«Ледяная синева»

Ледяная синева (fb2) - Ледяная синева (пер. Дамский клуб LADY | переводы Группа) 983K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Энн Стюарт

Энн Стюарт Ледяная синева

Перевод осуществлён на сайте

Переводчик: — Tess-

Редакторы: Amica, LuSt, Нюрочек

Автор обложки: Сирена Питерская

Принять участие в работе Лиги переводчиков

«Ледяная серия», книга 3

Предисловие автора

Источником вдохновения для создания «Братства торжества истины» и его главы Сиросамы в некотором роде послужила секта «Аум Синрикё» и её харизматичный лидер Сёко Асахара. Многие помнят зариновую атаку в токийском метро двенадцать лет назад, когда теракты были ещё не настолько частыми, и секты, подобные «Храму народов» в Джонстауне, представлялись мрачными и завораживающими. Можете верить или не верить, но реальные люди поступали так же плохо, как и выдуманные мною персонажи — иногда даже хуже. Я просто использовала секту «Аум» как отправную точку для создания собственного психа, одержимого бредовыми идеями.

Для тех, кто захочет узнать эту историю получше, есть несколько отличных книг. Среди них «Разрушить мир во имя его спасения» Роберта Джея Лифтона, «Ядовитый коктейль?» Яна Ридера и «Подземка» Харуки Мураками.

Мой роман посвящается трём великолепным природным красотам Японии — Эцуси Тоёкава[1], Йосике Хаяси[2] и Гакту Камуи[3].

Благодарю Карен Харбо за помощь с техническими вопросами, дочь за вдохновение и мою сестру Тэффи Тодд, которая жалуется, что я никак не посвящу ей книгу. Вот и она, Тэффи.

[1] Эцуси Тоёкава (род. 18 марта 1962, Осака, Япония) — японский актёр. Снялся в 66 фильмах.

[2] Йосики Хаяси (род. 20 ноября 1965, Татеяма, Япония) — культовый японский музыкант, песенник и продюсер. Прежде всего известен как ударник и клавишник известной японской рок-группы «X Japan».

[3] Гакт Камуи (род. 4 июля 1973, Окинава, Япония) — японский знаменитый автор-исполнитель песен и актер, мультиинструменталист: может играть на фортепиано, ударных, трубе, тромбоне, электрогитаре, бас-гитаре, а также традиционных японских музыкальных инструментах. Бывший участник музыкальных групп «Cains: feel» и «Malice Mizer», с 1999 года начал сольную карьеру. Владеет японским, английским, французским, китайским и корейским языками.

Глава 1

Саммер Хоторн улыбалась и говорила нужные слова нужным людям, но нельзя было сказать, что она хорошо проводила время. Кто-то следил за ней. Она чувствовала это весь вечер, но никак не могла понять, кто это. И зачем он это делает.

Приём по случаю открытия выставки в шикарном Сансонском музее был небольшим и предназначенным лишь для избранных — только очень богатых и влиятельных пригласили в крошечный музей в горах Санта-Моники для знакомства с коллекцией превосходной японской керамики. Даже если она не особо жаловала одного из гостей, у него не было причины следить за ней.

Её личный помощник Мика Джонс, выглядевший великолепно в тёмно-фиолетовом костюме, незаметно подошёл к ней сзади.

— Я покидаю тебя, моя дорогая. Официальная часть подходит к концу, и никто не будет по мне скучать. Кажется, всё идёт как надо, а я получил предложение, от которого не могу отказаться. — Он усмехнулся.

От неожиданности Саммер аж вскочила.

— Ну, ты и паршивец, — мягко сказала она. — Оставляешь меня, когда так нужен. Но делай как знаешь: у меня всё под контролем. Даже его святейшество.

Мика посмотрел на почётного гостя и демонстративно поёжился:

— Я могу остаться и оградить тебя…

— Ни за что! «Братство торжества истины» и его скользкий лидер — просто кучка безобидных психов. Всего лишь новая голливудская религия света. Кроме того, у тебя слишком долго никого не было. По крайней мере, ты на это жаловался.

— Если наденешь что-нибудь не чёрное, может, тебе тоже повезёт, — как всегда откровенно заявил Мика. — Но даже в этом ты чудесно выглядишь.

— Лгунишка, — стараясь справиться с тревогой, возразила Саммер. — Но всё равно я люблю тебя. Даже несмотря на то, что ты так рано меня оставляешь.

Мика ослепительно улыбнулся.

— Настоящая любовь никого ждать не будет. — Он наклонился и слишком уж пылко её поцеловал. — Если решишь переночевать у меня, не стесняйся. Просто не обращай внимания на стоны удовольствия из моей спальни.

— Гадкий мальчишка, — ласково сказала Саммер. — Даю слово, я в порядке. Можешь идти развлекаться.

Мика послал ей воздушный поцелуй и стал проталкиваться через толпу, а Саммер смотрела ему вслед, пытаясь игнорировать внезапный и необъяснимый приступ беспокойства. Она по-прежнему чувствовала, как чей-то взгляд сверлит ей спину.

Был соблазн вернуть Мику, попросить его подождать. Приём закончится через каких-то полчаса. Тогда Саммер тоже сможет уйти следом за ним из музея, и странное чувство напряжённости исчезнет.

Но она не добилась бы в жизни столь многого, если бы уступала беспричинным страхам. Наверняка всё дело в их почётном, весьма уважаемом госте — его святейшестве Сиросаме. У него имелась причина высматривать Саммер своими бесцветными глазами: она стояла между ним и желанной добычей, которую глупая мать Саммер, Лианна, пообещала ему. А Сиросама — глава всемирного религиозного движения — не занимал бы своё нынешнее положение, если бы не знал, чего он хочет и как именно заполучить желаемое.

Сейчас он желал завладеть её японской вазой и, вероятно, хотел этого так же сильно, как Саммер — помешать ему. Эту вазу ей отдала няня-японка незадолго до своей гибели в автокатастрофе. А теперь её эгоцентричная мать пообещала вазу Сиросаме! Очередное предательство, которое уже даже не вызвало удивления.

Так что Саммер на время отдала вазу в тот частный музей, где работала, просто чтобы как можно дольше не давать этому религиозному шарлатану шанса подобраться к драгоценной для неё реликвии. Конечно, рано или поздно мерзкий, но умеющий очаровывать Сиросама получит вазу, и она едва ли сможет его остановить… Но всё же ей удалось сберечь эту дорогую ей вещь до сегодняшнего дня.

Но, насколько могла судить Саммер, не Сиросама высматривал её и не его последователи в белых одеждах. Она спиной чувствовала этот настойчивый взгляд. Повернувшись, Саммер попыталась понять, кто же это. Уж конечно не пожилая азиатская чета, стоящая у курильниц четырнадцатого века. И не высокий, стройный мужчина в солнечных очках, которого, казалось, гораздо больше, чем выставка, интересовало впечатляющее декольте собеседницы-блондинки.

Может быть, у неё разыгралось воображение?

Саммер узнала только половину элегантно одетых гостей, которые заполнили галерею в честь открытия выставки, и ни у кого из них не было причины проявлять интерес к скромному младшему куратору Сансонского музея. Её родство с Лианной и Ральфом Ловиц и таким образом причастность к Голливуду оставались тайной; выглядела же она по южно-калифорнийским стандартам очень заурядно — что было осознанным усилием с её стороны.

— Его святейшество желает говорить с вами.

Саммер очень хорошо умела скрывать свои эмоции, и она спокойно повернулась лицом к монаху, если того можно было так назвать. Для аскетов последователи «Братства торжества истины» были уж слишком откормленными, и пухлый молодой человек, стоящий перед ней, в этом отношении ничуть не отличался от остальных. Такое же круглое лицо, бритая голова и лучащийся самодовольством вид, как у всех «братьев и сестёр»… Саммер нестерпимо захотелось наступить на его обутую в сандалию ногу.

Совершенно детское желание, и она это знала. Саммер могла бы придумать отговорку, но приём подходил к концу, сотрудники музея провожали расходящихся гостей, и у неё не было правдоподобной причины, чтобы избежать встречи с почётным гостем.

— Конечно, — согласилась она, стараясь добавить в голос теплоты.

Три дня назад кто-то учинил погром в доме Саммер, при этом ничего не взяв, и она инстинктивно понимала, что именно они искали. Японская ваза — предмет их желаний — сейчас стояла прямо перед ними, защищённая превосходной системой безопасности.

Чувствуя себя как узник, идущий на казнь, Саммер пересекла комнату. Чьи-то глаза по-прежнему жгли ей спину, но вся шайка Сиросамы, включая его самого, была перед ней. Она оглянулась, но не заметила никого, кроме блондинки и её пассии. Должно быть, она сходит с ума. К тому же кто оглядывается в поисках неприятностей, когда они прямо перед тобой?

— Доктор Хоторн, — мягким тоном приветствовал Саммер его святейшество. — Вы оказали мне честь.

Это была едва заметная колкость, ведь Сиросама прекрасно знал, что был на приёме единственным, кто «оказал честь», по крайней мере, в общепринятом смысле. Он был очень популярен, и заполучить его на мероприятие считалось большой удачей. В отличие от своих последователей, он не брил голову — чистые и светлые длинные волосы спадали ему на плечи и идеально сочетались с белой, как снег, кожей и бледными, розоватыми глазами. Белая одежда драпировала округлое тело, руки были мягкими и пухлыми. Само обаяние для людей легко внушаемых, вроде её легкомысленной матери. Безобидный… пока ему не перечили, а Саммер именно это и делала.

Но она знала правила игры.

— Напротив, это вы оказали нам честь, ваше святейшество. — Ни единой заминки в голосе.

— Это и есть та ваза, о которой говорила ваша мать? — мягко спросил Сиросама. — Занятно, что вы включили её в выставку, хотя происхождение вазы неизвестно.

Он знал так же хорошо, как и Саммер, что она поместила вазу на видное место, дабы та не попала ему в руки.

— Мы проводим исследования, ваше святейшество. — Что было чистой правдой. — Предмет такой редкой красоты заслуживает того, чтобы им любовались. И мы как раз готовились к открытию выставки японской керамики. Казалось логичным включить в экспозицию и вазу.

— Всего-навсего логичным, — эхом отозвался Сиросама. — Мне будет интересно услышать всё, что вы узнаете об этом предмете. Я в некотором роде эксперт по керамике, но никогда не видел такого необычного оттенка синего. Может быть, вы позволите мне позаимствовать вазу, изучить её поподробнее и помочь вашим исследованиям?

— Вы очень добры, — пробормотала Саммер. — Но я уверена, что ваза стоит не так уж много — это всего лишь подарок моей няни, и потому я ею дорожу. Но если окажется, что она действительно ценная, я верну её японскому правительству.

Сиросама по-прежнему доброжелательно улыбался.

— Вы столь же щедры и великодушны, как и ваша мать.

Саммер поборола искушение фыркнуть. Значит, недостаточно того, что Лианна вкладывала огромные суммы в «Братство торжества истины», у которого, казалось, прямо-таки неутолимая потребность в наличных. Они не получат вазу Саммер, как бы того ни хотели. Саммер знала, почему Лианна стремилась избавиться от вазы. Ральф рассказал ей, что это ценная вещь. К тому же Лианна всегда ревновала дочь к няне. Хана-сан была той матерью, которой у Лианны никогда не было времени быть. Японка любила Саммер и защищала её, учила тому, что нужно было знать, выслушивала девочку. И когда Лианне удалось уволить Хану, а Саммер отправить в школу-интернет, няня передала своей подопечной на хранение несколько предметов, в том числе и вазу. Девочка пообещала, что сохранит вазу в целости и сохранности до тех пор, пока няня не вернётся за ней. Но Хана неожиданно умерла.

И прекрасная, но мелочная Лианна захотела вручить вазу своему нынешнему гуру… Только через её, Саммер, труп!

— Вашей матушке очень жаль, что в последнее время вы с ней совсем не видитесь, — добавил Сиросама мягким раскатистым голосом. — Она хочет помириться с вами.

— Как мило, — пробормотала Саммер. Лианна Ловиц предпочитала, чтобы дочь находилась как можно дальше, ведь чертовски трудно убедить мир, что тебе чуть-чуть за сорок, когда рядом почти тридцатилетний отпрыск.

Если Сиросама ожидал, что Саммер добавит что-то ещё, то просчитался: её отношения с матерью — не его дело.

Почётный гость, обернувшись, взглянул на яблоко раздора.

— Вы знаете, что она пообещала вазу мне?

Вот так бы сразу — прямо к делу.

— А вы знаете, что она не имела права этого делать, ваше святейшество, — предельно вежливо сказала Саммер.

— Понимаю, — пробормотал Сиросама, хотя Саммер не сомневалась, что Лианна рассказывала ему, что дочь не захочет отдать вазу. — Но разве вы не думаете, что вазу следует вернуть на законное место, в Японию? В храм, которому она принадлежит?

— Почти всё в этой комнате следует вернуть в Японию, — ответила Саммер. «В том числе и вас», — про себя добавила она. — Может быть, мне нужно связаться с Департаментом изящных искусств и выяснить, заинтересованы ли они в этом?

Редко можно увидеть, как человек с настолько бледной кожей становится ещё бледнее.

— Сомневаюсь в необходимости этого шага. Я вскоре вернусь в Японию и могу навести справки, если вам будет угодно.

Саммер поклонилась так, как научила её Хана.

— Это было бы очень любезно с вашей стороны, — ответила она с изысканной вежливостью. Ходили слухи, что о Сиросаме и его «Братстве» в Японии были не особо хорошего мнения. Вероятно, причиной был теракт, который совершили фанатики культа Судного дня. Более десяти лет назад они устроили серию отравлений газом зарином в токийском метро, и теперь японское правительство настороженно и недоверчиво относилось к альтернативным религиям, даже если они, как «Братство торжества истины», исходили патокой, пропагандируя добрую волю своих адептов во всем….. Но Сиросама был хорош в том, чем занимался, и наверняка мог похвастаться, что среди одураченных им учеников были и министры. Если Саммер передаст кому-нибудь вазу, та сразу же попадёт в руки Сиросамы.

Сиросама продолжал разглядывать вазу, сидя в свете ярких ламп и являя собой полнейшую невинность.

— Я обещал вашей матушке, что вы придёте с нами после приёма, — сказал он вдруг. — Она очень хочет увидеть вас и уладить все недоразумения.

— Боюсь, это невозможно, — отозвалась Саммер. — Я слишком занята сегодня вечером. Я позвоню ей и узнаю, сможем ли мы вместе пообедать через пару дней.

— Она хочет увидеться с вами сегодня. Я не могу пренебречь своим долгом помочь воссоединиться отдалившимся друг от друга матери и дочери.

В богатом и звучном голосе Сиросамы послышался лишь еле заметный намёк на резкость. Неудивительно, что ему удалось заворожить тысячи людей. Но этому скользкому старику не удастся проделать такой же фокус с Саммер Хоторн.

— Сожалею, — отрезала она. — Я занята.

И прежде чем Сиросама смог сказать ещё хоть слово, Саммер развернулась и поспешила к буфету — месту весьма сомнительной безопасности — чтобы скрыться от назойливого гостя. Сиросама же медленной плавной походкой направился к выходу, окружённый своей свитой. У Саммер возник соблазн собрать бокалы из-под шампанского и отнести их на кухню, чтобы хоть чем-нибудь себя занять, но на приёме работала целая армия официантов, и такой поступок выглядел бы странно. Гости музея ушли, в том числе высокий мужчина и его красотка, и сверлящее ощущение между лопаток пропало. Однако теперь оно переместилось в живот, и она точно знала, кто наблюдал за ней с плохо завуалированной враждебностью. Сиросама.

Сотрудники обслуживающего приём ресторана чертовски хорошо справились со своей работой, убрав всё в рекордно короткое время и оставив Саммер одну в здании за добрых полчаса до того, как должна была прибыть ночная охрана. Приём закончился рано, но в Сансоне была установлена превосходная сигнализация, поэтому у Саммер не было повода беспокоиться за бесценные произведения искусства. Беспокоиться за вазу, которую Хана оставила на её попечении. Сиросама знал, где ваза. Никто больше не попытается проникнуть в дом и не побеспокоит её, раз они знают, что нужная им вещь не там. Это был упреждающий удар — выставить сокровище на всеобщее обозрение. Весьма неплохой удар.

Саммер выключила последние лампы, включила сигнализацию с инфракрасными лучами и тепловыми датчиками. А затем, скинув туфли на высоких каблуках, в которые ей пришлось влезть, пошла босиком через огромный мраморный зал, имитирующий греческую виллу, к парадному входу. Взошла луна; полумесяц навис над горами, и даже огни раскинувшегося внизу бесконечного города не мешали ему сиять ясно и ярко. С минуту Саммер смотрела на месяц, глубоко дыша и наслаждаясь безмятежной красотой. День выдался долгим и напряжённым, но он почти закончился. Всё, что ей нужно сделать, — забраться в старый «вольво»-универсал и поехать домой, где она сможет раздеться, выпить бокал вина и понежиться в деревянной ванне, которая была её единственной причудой.

Вдруг Саммер поняла, что не одна. Она вновь почувствовала на себе чей-то взгляд, почувствовала напряжение, подобное физической тяге. Она нарочито небрежно осмотрелась, но никого не заметила. Музей располагался в таком месте, что здесь было где прятаться: кто-нибудь вполне мог находиться сейчас справа, в беседке восемнадцатого века посреди английского сада, или же скрываться за кустарником слева.

Саммер припарковала машину подальше, чтобы гостям хватило места, поэтому её «вольво» стоял в тени нависающих деревьев. На мгновение струсив, она подумала было вернуться в музей и дождаться приезда охраны. Но она валилась с ног от усталости и потому решила, что воображение, должно быть, играет с ней злую шутку.

После того, как к ней залезли в дом, Саммер спала у Мики; сейчас же ей меньше всего хотелось вторгаться в недавно возродившуюся личную жизнь лучшего друга. Кроме того, она скучала по своей постели.

Охранники скоро приедут, и даже если здесь появится армия воров-домушников, она всё равно с ними не справится. Можно, конечно, подождать ещё немного, но тогда её, скорее всего, сморит за рулём. Нет, она ведёт себя глупо, как параноик. Никто не появится, чтобы схватить её — никто, даже жадный Сиросама. Она ему не нужна. Он хотел вазу. Зачем? Неизвестно.

Саммер пошла по дороге. Крошечные белые кусочки гравия впивались в её голые ступни, поэтому она ругалась себе под нос. Ничто не заставит её снова втиснуть ноги в туфли на высоких каблуках, но, возможно, теперь ей всё-таки удастся уговорить совет директоров заасфальтировать парковку, а не разбрасывать по ней мелкие камушки в качестве украшения.

Машина Саммер была слишком старой, чтобы оборудовать её электрическими замками. Сунув ключ в дверь, она вдруг что-то услышала. Какие-то тихие звуки. Настолько тихие, что даже не была уверена, что действительно слышала их. Саммер резко подняла голову, вглядываясь в окружающую темноту — она вновь чувствовала взгляд тех глаз! — когда внезапно, от одного удара, дверь «вольво» распахнулась и кто-то прыгнул на неё, прижав к земле. Крошечные камни впились ей в спину, ткань накрыла лицо, и Саммер почувствовала приближение удушающей темноты.

Глава 2

Она не сдастся без борьбы. Саммер начала яростно брыкаться, но босые ноги не очень-то помогали обороняться. Тот, кто прятался в её машине, был сильным — он крепко держал её в покрывале и тащил по гальке. Саммер стала громко звать на помощь, и похититель ударил её по голове. Она услышала низкие, приглушённые голоса, а секундой позже — неприятный звук открывающегося багажника.

Саммер отбивалась, но на помощь незнакомцу пришёл кто-то ещё, и её бросили в багажник, захлопнув крышку прежде, чем она смогла им помешать.

Саммер отбросила покрывало и принялась пинать и колотить по крышке багажника. Она лежала в каком-то роскошном автомобиле (если судить по огромному пространству и ковровому покрытию), и у неё почти не было сомнений, кто за этим стоит. «Братство торжества истины» славилось умением получать то, что ему нужно, а, кроме Сиросамы, от неё никто ничего не хотел. Она снова стала стучать и кричать, пытаясь привлечь внимание, пока кто-то изо всех сил не стукнул по багажнику. Такой удар погнул бы корпус машины подешевле.

Через секунду автомобиль тронулся с места и помчался по длинной, изгибающейся подъездной дорожке, ведущей из «Сансона». Помчался с опасной скоростью, отчего пленницу швыряло по багажнику, словно мешок с картошкой. Она ударилась головой о металлический угол. Саммер попыталась взять себя в руки. Кричать бесполезно — никто её не услышит из-за шума транспорта и звукоизоляции. Нужно поберечь силы для побега.

Саммер почувствовала, что машина свернула на главную дорогу — автомобиль выровнялся, и тот, кто был за рулём, повёл спокойнее, явно не желая привлекать к себе внимание, учитывая, что в багажнике у него женщина. Она попыталась услышать хоть что-то, что поможет ей понять, чего от неё хотят, куда везут, но в салоне стояла тишина. Неизвестно было, один человек в машине или больше. В багажник её укладывали двое, но это не означало, что оба сели в машину. Если ей придётся иметь дело всего с одним человеком и она как следует подготовится, то, может быть, у неё есть шанс на успех. Если он решит остановиться и…

Неожиданно водитель прибавил газу. Саммер бросило вглубь багажника. Колено врезалось в механизм блокировки. Она вскрикнула, но звук заглушил коврик.

— Возьми себя в руки, — вслух приказала она себе, и голос её прозвучал в темноте слабо и неуверенно. Саммер сделала глубокий вдох, затем ещё один. Она просто не могла позволить, чтобы её так и швыряло из стороны в сторону по багажнику. Ей нужно придумать план.

Интересно, нет ли под толстым ковром домкрата или монтировки? Её пальцы скользнули под покрытие, к защёлке, но когда она попыталась приподнять крышку, ей помешал собственный вес. Тогда Саммер прижалась к одной стороне багажника, чтобы занимать как можно меньше места, и ей удалось поднять крышку и просунуть под неё руку. Так, хорошо, есть покрышка. И домкрат! Значит, монтировка тоже должна быть.

Саммер едва не пропустила кожаный мешок с инструментами. В нём отыскался хороший стальной прут, которым при правильном применении можно было сломать пару-тройку костей. Одна мысль об этом вызывала отвращение, но не такое, как мысль о похищении глубокой ночью. Саммер опустила крышку, перекатилась на неё и спрятала тридцатисантиметровый прут в длинный, широкий рукав платья. Если понадобится, она даже сможет ткнуть им кому-нибудь в глаз.

Теперь они ехали даже быстрее, чем когда уносились прочь от музея — так быстро, что Саммер едва могла удержаться на одном месте в огромном багажнике. Она почувствовала, как автомобиль занесло, когда водитель не притормозил перед поворотом. Вырулив же, похититель даже прибавил скорость. Только услышав звук другого двигателя, Саммер поняла, что за ними погоня. И это не полиция — не было слышно пронзительного завывания сирен. Только рёв машины — очень, ну очень близко от них, что отнюдь не добавляло ей спокойствия.

Раздавшийся громкий треск нельзя было спутать ни с чем другим, и Саммер перекатилась на живот, прикрывая голову руками. Кто-то стрелял, и она искренне сомневалась, что к ней на помощь спешит рыцарь на белом коне. Когда её заталкивали в багажник, поблизости никого не было, так что если бы кто-то и попытался спасти её, вряд ли бы он стрелял из пистолета, подвергая её ещё большей опасности.

Саммер почувствовала толчок, когда преследующая их машина врезалась в место её заточения. Дальнейшее произошло в мгновение ока. Время, казалось, остановилось. Звуки выстрелов, скрежет металла, визг шин в момент, когда водитель всеми силами пытался справиться с управлением. Машину занесло.

— Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! — забормотала Саммер себе под нос то ли молитву, то ли заклинание. Она чувствовала, как всё вертится вместе с ней. Машина полетела вниз по насыпи и, наконец натолкнувшись на что-то, остановилась. Саммер швырнуло о стенку, отчего у неё вышибло дух. Потрясённая, она лежала и едва верила, что эта бешеная гонка закончилась. Было тихо, лишь едва слышно гудел двигатель. Возможно, машина загорится и взорвётся, пока она внутри, но сейчас ей было уже всё равно. Она продолжала лежать, переводя дыхание и ожидая взрыва.

Вместо этого двигатель заглох, и внезапная абсолютная тишина потрясла Саммер. Голосов не было слышно, но зато она вдруг различила шаги рядом с машиной, что лишило её остатков мужества. Она попыталась сесть и достать монтировку, которая до этого свободно перекатывалась по багажнику. Машина лежала почти на боку, и Саммер чувствовала себя так, будто последние полчаса провела в блендере — сплошная боль и синяки. Причём ей всё ещё угрожала опасность. Кто-то с пистолетом бродил вокруг машины, и не было причин думать, что он не применит оружие против неё.

Саммер шарила по багажнику в поисках монтировки и нашла её под собой как раз тогда, когда крышка багажника открылась.

Было темно, хоть глаз выколи. Кто-то стоял около машины, но они, видимо, оказались на пустынной дороге, и свет фар толкнувшей их машины выхватывал лишь тени. Саммер никогда бы не подумала, что рядом с Лос-Анджелесом встречаются такие безлюдные дороги, но каким-то образом похитителю удалось отыскать одну.

Саммер не могла вытащить из-под себя монтировку, поэтому просто крепко зажмурилась и стала ждать пули.

Вместо этого она почувствовала, как чьи-то руки вынимают её из багажника навстречу прохладному ночному воздуху и ставят на подгибающиеся ноги, удерживая до тех пор, пока дрожь не прекратится. Это был тот человек из музея, высокий мужчина в солнечных очках… точнее, уже без них. Саммер запаниковала ещё больше, когда поняла, что он азиат, по крайней мере, частично, как и её заклятый враг Сиросама. Это же не могло быть совпадением?

Даже в темноте Саммер разглядела, что он изысканно красив: высокие, идеально вылепленные скулы; экзотические глаза неопределённого оттенка; узкое лицо и полные губы… Его чёрные волосы были длинными и шелковистыми, и он возвышался над Саммер. Ещё один наёмник Сиросамы? Он действительно выглядел как наёмный убийца — то есть как, по её представлению, должен выглядеть человек подобного рода занятий.

— С вами всё в порядке? — спросил он таким тоном, словно интересовался, положить ли ей сахар в кофе.

Саммер попыталась ответить, но не справилась с голосом и просто молча смотрела на него.

— Садитесь в машину, — сказал незнакомец.

Этого оказалось достаточно, чтобы вывести Саммер из ступора. Не сядет она ни в какую машину!

— Нет.

— Вам решать. Я могу оставить вас здесь, но не поручусь, кто найдёт вас первым. Если вас не дождутся в штаб-квартире Сиросамы, то приедут и наверняка увидят вас тут.

— Это они пытались похитить меня?

— Если только у вас нет других злейших врагов, в чём я сомневаюсь. Садитесь в машину.

Особого выбора не было, и Саммер, слегка прихрамывая, вскарабкалась по склону к машине. Остановившись, она оглянулась на автомобиль похитителей. Тот накренился набок, а внутри кто-то лежал на руле. Кто-то, чьё ранее белоснежное одеяние усеивали пятна крови.

— Может, нам стоит проверить, в порядке ли он? — нерешительно спросила Саммер.

— Вас это волнует?

— Конечно, волнует. Может, он и хотел причинить мне боль, но это всё-таки человек и…

— Он мёртв.

— О!..

Саммер было очень холодно. В Лос-Анджелесе стояла тёплая ночь, а она замерзла.

— Садитесь в машину, — повторил мужчина, открывая пассажирскую дверь как образцовый шофёр.

Саммер села. Сиденья были кожаными, удобными, и ей понадобилось много времени, чтобы пристегнуть ремень безопасности. Руки тряслись, и казалось, она никогда не сможет унять эту дрожь.

«Надо бы обращать больше внимания на то, что происходит», — сказала себе Саммер. Так она сможет предоставить полиции полный отчёт. Но сосредоточиться было невозможно. Она понятия не имела, что это за машина, хотя и опознала автомобиль похитителей — то был один из всем известных белых лимузинов Сиросамы.

— В машине был только водитель? — спросила она тихо, когда мужчина сел с ней рядом и завёл двигатель. Низкий, сексуальный гул… должно быть, это спортивная тачка. Внутри салона Саммер не заметила никаких опознавательных знаков. Никудышный из неё свидетель! И это при условии, что она вообще попадёт в участок.

Незнакомец включил задний ход, немного проехал, а затем сорвался с места и помчался в ночь так быстро, что дорога казалась размытым пятном. Место аварии исчезло в темноте.

— На самом деле вы не хотите этого знать, — ответил азиат.

Может быть, он прав. Почувствовав головокружение, Саммер откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза.

— Куда мы едем? В полицию?

— А зачем?

Саммер с ужасом посмотрела на него.

— Чтобы составить рапорт. Какие-то люди пытались меня похитить. Они не могут остаться безнаказанными.

— На самом деле они не просто пытались — им это удалось. И они не остались безнаказанными.

Саммер сразу же представила мужчину, навалившегося на руль, и алую кровь на белом хлопке. «Спокойно, — велела она себе. — Дыши глубоко и ровно. Думай о более важных вещах».

— Вы стреляли в них? Я слышала выстрелы.

Ей даже не верилось, что она об этом спросила, но незнакомец просто покачал головой.

— Это они стреляли. Не любят, когда им перебегают дорогу.

Саммер подумывала, не спросить ли его про кровь, но ей вдруг расхотелось что-либо узнавать.

Борясь с приступом паники, она заставила себя посмотреть на бесстрастный профиль водителя.

— А кто вы такой? Только не пытайтесь меня убедить, что случайный прохожий — в это я не поверю.

— Если бы я был случайным прохожим, то не знал бы о Сиросаме, так? — задал азиат вполне логичный вопрос.

— Вы были на приёме. Я вас видела.

— Да, был.

— Где ваша подружка?

— Какая подружка?

— Грудастая блондинка. И слепому было ясно, что вы глаз не сводите с её декольте… вот только следили вы за мной, верно? Я чувствовала это, но каждый раз, когда оборачивалась, никого не видела. Это ведь были вы? Но зачем?

— Если быть кратким, я предполагал, что случится что-то вроде этого. Сиросама и его свита истекали слюной, пытаясь заполучить урну Хаяси, а вы её им не отдавали. Догадываюсь, что после того, как его святейшество поговорил с вами, они решили, что смогут заставить вас открыть для них музей.

— Не понимаю, о чём вы говорите. Урна Хаяси? Вы имеете в виду мою керамическую вазу?

Спаситель покосился на Саммер в полумраке машины. Казалось, он чувствовал себя вполне комфортно на той огромной скорости, с которой ехал автомобиль. Руки его сжимали руль без всякого напряжения. Красивые руки с длинными, изящными пальцами. Причём все целы, что исключало правильность её внезапного подозрения, будто он может быть членом японской мафии. Большинство якудза[1] теряли, по крайней мере, часть пальцев — расплата за допущенные ошибки… Если только её спаситель никогда не делал ошибок?

— Вы ведь даже не знаете, чем владеете? — полуутвердительно спросил он. — Откуда эта вещь, какая у неё история?

— Я знаю только, что урну хотят заполучить другие люди и что я не собираюсь её отдавать. Что она такое?

— Часть японской истории, которая для вас не имеет никакого значения.

— Имеет — с тех пор, как ваза стала моей. Я хотела бы знать, что в ней такого. В конце концов, кто-то пытался похитить меня — и лишь для того, чтобы заполучить её.

— Вам это не поможет — урна недолго пробудет вашей. И не нужно притворного удивления. Вы же сами отдали её на выставку, только чтобы не дать Сиросаме завладеть ею. Решили, что лучше всего спрятать урну у всех на виду. К сожалению, вы недооценили своего врага. Сиросама совсем не тот духовный лидер-филантроп, каким он предстаёт перед миром. Ради того, что ему нужно, он убьёт, не моргнув глазом.

— И вы тоже. — Саммер не знала, зачем сказала это.

— Если это необходимо, — отозвался он, никак не ответив на обвинение.

— Так куда вы везёте меня?

Незнакомец не отрывал глаз от дороги.

— Я ещё не решил.

Было что-то в этом ровном, безразличном тоне, из-за чего её желудок сжался.

— Просто ответьте на мой вопрос, — попросила Саммер. — Мне безопаснее быть с вами, чем с теми людьми?

Мгновение азиат молчал, и Саммер уже подумала, что не дождётся ответа. Наконец тот сказал, даже не взглянув на неё:

— Зависит от вас.

И в первый раз за эту ужасную, безумную ночь Саммер почувствовала, что по-настоящему испугалась.

Така видел, как Саммер сжалась в кресле, и не винил её за это. Он не собирался ей лгать, если только в крайнем случае. Этой девушке каким-то образом удалось пережить похищение и тряску в багажнике лимузина, заработав лишь несколько синяков. Он думал, что придётся иметь дело со слезами и истерикой. Вместо этого Саммер была потрясена, но достаточно спокойна, что облегчало дело. Наверное.

Она была помехой, а Така уже давно понял, что, когда ставки так высоки, не стоит переживать из-за одной человеческой жизни. Был такой старый дзэнский коан[2] — потребности многих перевешивают потребности немногих, и если бы ему пришлось выбирать между массовым уничтожением и жизнью одной испорченной калифорнийской блондинки, он бы не колебался.

Только вот Саммер оказалась совсем не такой, какой он её представлял. В досье значилось: дочь жены голливудской звезды, училась в школах и колледже в восточной части Штатов, получила степень по азиатскому искусству; в скандалах не замешана. Вела довольно спокойную жизнь — может быть, даже слишком спокойную. И она же не виновата, что ей в руки попал ключ к тому, что может разнести весь мир на кусочки.

Его давний приятель Питер стал бы дразнить Таку, говоря, что именно эта бесподобная азиатская загадочность делает его таким хладнокровным. Забавная мысль, ведь Питер Мэдсен был самым уравновешенным человеком из всех его знакомых. До того, как связался не с той женщиной, из-за которой сам Такаши едва не лишился жизни. И он не собирался наступать на одни и те же грабли дважды. Если Саммер Хоторн суждено умереть, Така сделает это максимально быстро и безболезненно. Если повезёт, она даже не успеет понять, что произошло. Она же не виновата, что где-то в её памяти хранятся сведения о местонахождении древнего японского храма. Что люди будут убивать, чтобы его обнаружить. Так что да, он убьёт её, лишь бы она не смогла никому раскрыть этот секрет.

Можно было бы съехать на обочину, успокаивающе положить руку на шею Саммер и сломать её. Смерть наступила бы мгновенно, и Така бросил бы тело в багажник белого лимузина. Скандал, который разразился бы вокруг лживой секты Сиросамы, оказался бы дополнительным бонусом.

Прежде всего, Таке не следовало забирать Саммер оттуда. Нужно было ещё тогда со всем покончить. Если бы он колебался и дальше, кто-нибудь мог наткнуться на разбитую машину с двумя телами на переднем сидении. Насколько Така мог судить, Саммер Хоторн в целом не представляла особой ценности. Теперь, когда он знает, где урна, достать её будет достаточно просто для человека с его талантами.

Сохранить же Саммер жизнь — значит сделать ситуацию ещё более опасной. Ей известно, где находятся руины храма. Одна недалёкая американочка, которую никогда не заносило западнее Гавайев, знает ключ к столь ценному месту, что от этого зависят сотни тысяч жизней. Лучше уж её смерть, а вместе с ней и её секрета, чем наступление Армагеддона. Всё осложнялось тем, что она даже не знала, что она знала. Хана Хаяси доверила ей свою тайну, но так хорошо спрятала, что никто не сможет ничего найти, в том числе и Саммер.

Комитет не мог так рисковать. Лучше ликвидировать Саммер Хоторн и любую возможность найти храм, чем позволить Сиросаме продвигаться вперёд со своими смертельно опасными взглядами.

Таке не нужно было съезжать с автострады, чтобы сделать это. Да даже сбрасывать скорость с его нынешних ста двадцати километров в час не нужно. Техника проста и опробована далеко не один раз. Просто перестать думать — и сделать это.

Но его рефлексы всё ещё не вполне восстановились после несчастного случая — провала, в результате которого Такаши оказался в лапах садиста. Нет необходимости рисковать, чтобы просто доказать себе, что он всё ещё на коне.

Така свернул с автострады на следующей развилке и поехал в западном направлении, а его пассажирка продолжала спокойно сидеть, не задавая вопросов и не ведая, что вскоре умрёт.

Он выехал на менее людную улицу, остановил машину на обочине и повернулся, чтобы посмотреть Саммер в лицо. У неё синие глаза, и она симпатичнее, чем ему думалось. Саммер была не накрашена, и нос её усыпали веснушки. Такаши ещё не убивал человека с веснушками.

— Что же дальше? — спросила Саммер, и Така подумал, не догадалась ли она.

Он положил руку ей на шею, под толстую косу, которая уже слегка растрепалась после столь бурной ночи. Такаши почувствовал, как она напряглась, уловил бешеное биение пульса, хотя не знал, был ли это страх перед ним или воспоминание о пережитом. В глазах Саммер было что-то, чего он не понимал, о чём не мог позволить себе думать. Её кожа была мягкой и тёплой, и его большая рука могла с лёгкостью обхватить девичью шею.

— Вы собираетесь меня поцеловать? — спросила Саммер так, будто такой исход был хуже смерти. — Я, конечно, понимаю, что вы спасли мне жизнь и, вероятно, считаете, что, будучи рыцарем в сияющих доспехах, заслуживаете награды. Но я бы предпочла, чтобы вы этого не делали. Лучше расскажите, зачем следили за мной, зачем последовали за этими людьми и что вы намерены делать теперь.

— Я не собирался вас целовать.

— Мне сразу полегчало, — сострила Саммер, но лёгкий румянец всё же выступил у неё на щеках. — Так кто вы и что от меня хотите?

Ему не придётся сильно сдавливать. Можно было даже поцеловать Саммер, если она того хотела, и к тому времени, как он отнял бы рот от её губ, она была бы мертва. Всё так просто. Так логично, так разумно.

Ему не нужна помощь Саммер, чтобы добыть урну Хаяси из музея: он был одним из признанных экспертов Комитета в вопросах проникновения со взломом. Когда Саммер умрёт, то заберёт свои тайны с собой — это самый безопасный вариант из всех возможных. Пока она жива, велика вероятность, что Сиросама доберётся до неё и секретов, которые хранит эта ни о чём не подозревающая гайдзинка[3]. С её смертью исчезнет и опасность разглашения.

Такаши крепче обхватил шею Саммер, слегка надавив пальцами, и увидел внезапное сомнение в её глазах. Нужно действовать быстро, потому что он не хочет, чтобы сомнение росло, обернувшись ужасом до того, как наступит забвение. Сомнения только заставят её страдать.

— Полагаю, вы — частный охранник, нанятый моей матерью, — продолжила Саммер, не дождавшись ответа на свои вопросы. — Видимо, она хорошенько поразмыслила на досуге. Зная, каким решительным может быть её драгоценный гуру, когда чего-то хочет, мама могла решить, что я в опасности. Как всё сложно! «Братство» просто не поняло, с какой лёгкостью может выкрасть вазу из музея.

Така немного ослабил давление, совсем чуть-чуть. Саммер этого, конечно, не заметила.

— Что вы имеете в виду? В Сансоне установлена новейшая система безопасности.

— Ну, они, по крайней мере, могли хотя бы попытаться достать вазу, — объяснила Саммер. — Основная часть системы сосредоточена на охране более ценных предметов. Ваза же почти не охраняется, ведь я рассчитывала, что рано или поздно они придут за ней.

— Рассчитывали, что они её украдут? — Такаши был совершенно сбит с толку. — Почему?

— Потому что это подделка, — пояснила Саммер раздражающе спокойным голосом. — Настоящая ваза спрятана. Извините, но я не верю, что моя мать не предаст меня. Я действительно очень тронута, что она наняла вас…

— Я не знаю вашу мать.

Улыбка Саммер поблекла.

— Тогда почему вы следили за мной? Почему гнались за похитителями? Кто вы?

«Ваш худший кошмар», — хотелось ответить ему. Но игра ещё не закончена, и он по-прежнему должен выполнить свою работу.

Придётся убить её позже.

[1] Якудза (яп. ヤクザ, やくざ) — традиционная форма организованной преступности в Японии, группировки которой занимают лидирующее положение в криминальном мире страны.

[2] Коан (ко: ан, японская калька кит. 公案, гунъань) — короткое повествование, вопрос, диалог, обычно не имеющие логической подоплёки, зачастую содержащие алогизмы и парадоксы, доступные скорее интуитивному пониманию.

[3] Гайдзи́н — сокращение японского слова гайкокудзин, означающего «иностранец».

Глава 3

— Где урна Хаяси?

Саммер взглянула на невозмутимый изящный профиль водителя, едва различимый в полумраке автомобиля. Сейчас, когда адреналин, вызванный похищением, спал, она яснее понимала происходящее. Кажется, ночь, полная опасностей, ещё далеко не закончилась. Чрезвычайно тревожная мысль. Чёрт, и зачем только она призналась, что ваза в музее — подделка?

— В надёжном месте, — ответила Саммер. — Думаю, теперь вы должны отвезти меня домой.

— Вряд ли это хорошая идея, — сказал он, заводя машину. — Разве что урна спрятана там. Впрочем, тогда её, скорее всего, уже забрали.

— Я не идиотка. Кто-то уже обыскивал мой дом. Она хранится там, где её никто не отыщет.

— Где?

Ну отлично! Она влипла по-крупному — попала из огня да в полымя и даже не поняла этого. Японец снова вёл машину на большой скорости, поэтому Саммер не могла открыть дверь и выпрыгнуть, пусть и видела, как этот трюк проделывали во многих фильмах. Всё закончится её смертью под колёсами автомобиля… Уж лучше рискнуть и попытаться договориться с этим привлекательным незнакомцем. Не похоже, что он собирается навредить ей.

— Послушайте, я не знаю, кто вы и зачем слонялись по музею, если это не мать вас наняла, но я ни черта вам не скажу. Я и так выболтала слишком много. Или отвезите меня домой, или высадите на ближайшем перекрёстке. Уж как-нибудь сама доберусь.

Незнакомец ничего не ответил, продолжая внимательно смотреть на дорогу. Они снова направлялись к шоссе. Там она точно окажется в ловушке. Может, всё обойдётся парой синяков, если выскочить из машины сейчас? Саммер протянула руку к защёлке ремня безопасности, но мужчина отреагировал пугающе быстро: сжал своей рукой её руку и отвёл в сторону.

— Даже не думайте об этом, — предупредил незнакомец, и машина помчалась ещё быстрее.

Он держал руку Саммер мёртвой хваткой. Наверное, нужно бороться, ударить его, сделать хоть что-нибудь, чтобы отвлечь от дороги. Этим вечером она уже пережила одну автокатастрофу; может, выживет и в другой, если та произойдёт прежде, чем они слишком сильно разгонятся. Саммер просто не знала, что было бóльшим риском — вылететь кувырком с дороги в маленькой машинке или же остаться с этим человеком.

«Он не причинит мне вреда, — сказала она себе. — Не тронет. Он спас меня». Просто нужно помнить об этом. Тогда она не запаникует и не наделает глупых ошибок.

— Хорошо, — сказала Саммер, расслабив руку, которую машинально сжала в кулак.

Через мгновение азиат убрал свою ладонь. В мерцающем свете фар проезжающих машин Саммер чётко видела его профиль. И никак не могла отвести взгляд. Он заворожил её. Такой красивый человек просто не мог быть убийцей!

Смущающая мысль. Саммер постаралась от неё отмахнуться.

— Куда вы меня везёте?

— Вы же хотели вернуться домой, верно?

Он выехал на шоссе, и Саммер прикрыла глаза, уверенная, что в конце концов умрёт. Но через мгновение они сбавили скорость, всё ещё в целости и сохранности, и она облегчённо выдохнула. Добравшись до дома, она закроет все двери, сорвёт с себя одежду, залезет в бочку и никогда оттуда не вылезет.

Саммер привыкла гонять на своём «вольво», и если бы она была за рулём, то доехала бы до своего маленького бунгало[1] за пятнадцать минут. Незнакомец управился за десять. Остановился у захудалого коттеджа и не стал глушить двигатель.

С того момента, как они свернули на её улицу, Саммер отчаянно пыталась придумать предлог, чтобы избавиться от своего спасителя и не дать ему узнать, где она живёт. Напрасная трата времени, он и так это, оказывается, знал. Что было чрезвычайно странно — она не говорила ему своего адреса.

— Мы на месте, — заявил он и поставил машину на нейтралку. — Я бы проводил вас до двери, но, думаю, вы так ещё больше разнервничаетесь.

— Значит, вы вот так запросто позволите мне уйти? — спросила Саммер со смесью недоверия и надежды.

— Похоже, что так.

— И не станете рассказывать, кто вы и зачем следили за мной? Или откуда узнали, где я живу?

Он молча покачал головой.

— Наверное, мне следует радоваться такой удаче? — спросила Саммер, потянувшись к ремню безопасности.

На этот раз незнакомец её не остановил и не шевельнулся, когда она открыла дверь и вылезла из машины. Саммер ещё немного шатало, но ей удалось это скрыть, когда она на мгновение крепко вцепилась в дверь. Марку машины — низкой, отполированной и быстрой — она так и не определила. Да уж, истинной калифорнийкой её не назовёшь, машины её совсем не интересуют. Придётся хорошенько подумать, что именно рассказать полиции, но прямо сейчас её мозги совсем не работали.

За все двадцать восемь лет жизни мать Саммер не научила её ничему стоящему, но Хана привила ей хорошие манеры, и о них не следовало забывать, независимо от обстоятельств. Цепляясь за дверь, Саммер наклонилась и вгляделась в сумрак машины.

— Э-э… Спасибо, что спасли мне жизнь, — неуклюже пробормотала она.

Красивые полные губы мужчины дрогнули в едва заметной улыбке.

— Пустяки, — откликнулся он. Печальная правда заключалась в том, что это он и имел в виду. Её жизнь была для него пустяком. «Не то чтобы это имело значение», — напомнила себе Саммер. Она предпочитала быть невидимкой.

Саммер чувствовала его взгляд, пока шла по узкой дорожке к входной двери. Её охватили знакомые чувства посягательства, вторжения и одновременно защиты. Все три составляли безумную комбинацию, и она не совсем понимала, откуда взялось чувство защищённости. Может, просто потому, что он сначала спас её и лишь затем напугал?

Саммер заперла за собой дверь на три замка и прислонилась к ней, чтобы отдышаться. Услышала шум машины, уезжающей… из её жизни. Напряжение наконец оставило её, колени подогнулись, и она осела на пол, прижавшись к дверному косяку и опустив голову на колени. По телу её прошла дрожь.

Саммер понятия не имела, как долго сидела у двери, свернувшись калачиком, охваченная бессмысленной паникой… Но, по крайней мере, она не плакала. В последний раз она плакала в пятнадцать лет, когда ей сообщили, что Хану сбила машина. И за прошедшие с того дня тринадцать лет она не пролила ни единой слезинки и собиралась продолжать в том же духе.

Что ж, хватит жалеть саму себя. Саммер вцепилась в дверную ручку и поднялась на ноги, стараясь не обращать внимания на лёгкую дрожь в ногах. Она выглянула из окна, но не заметила никаких следов сверкающего спортивного автомобиля с низкой посадкой и своего безымянного спасителя. Он уехал. Если бы только можно было избавиться от чувства, что его глаза всё ещё наблюдают за ней!

Она включила свет и поморщилась из-за его ослепляющей яркости. Прямо сейчас полумрак был бы предпочтительнее, но в тени её подстерегали разные ужасы, а она не собиралась и дальше бояться. Однажды Саммер уже столкнулась с подобным, и вновь расклеиваться не входило в её планы.

Ступни болели, и она запоздало поняла, что где-то потеряла туфли… дорогие, но неудобные… Ну и скатертью им дорога! Нужно выбросить и одежду — избавиться от всего, что напоминало бы об этом отвратительном вечере. Но сначала она должна съесть что-нибудь — что угодно! — выпить бокал вина и постараться освободиться от навязчивого чувства, что незнакомец опять наблюдает за ней.

На мороженом «Бен энд Джерриз»[2] появились ледяные кристаллики, у малинового йогурта закончился срок годности, сыр заплесневел. Саммер не смогла найти штопор, а единственная бутылка пива, стоящая в холодильнике, была марки «Саппоро»[3]. Нет уж, спасибо! Она не хотела даже думать ни о чём японском, поэтому отвернулась от холодильника и прошла в гостиную, отодвинув экран-ширму[4].

Саммер ничего так не желала, как сорвать с себя одежду и залезть в бочку с горячей водой, но Хана-сан хорошо её воспитала. На кровоточащих ступнях остались пятна от травы, и ей хотелось почувствовать, что этот вечер действительно закончился до того, как вода окутает её блаженным теплом. Саммер быстро приняла душ и забралась в большую кедровую бочку, которая стояла рядом со спальней.

Блаженство… Она закрыла глаза и позволила тёплой, исцеляющей воде окутать себя. На несколько минут все мысли и тревоги исчезли. Несколько благословенных мгновений покоя она могла просто жить…

Пытаясь одновременно избавиться от абсурдного чувства, что где-то там её незнакомец по-прежнему наблюдает за ней.

«Для умной женщины Саммер Хоторн раздражающе безмозгла», — думал Така, обходя бунгало сзади. Он уже осматривал дом несколько дней назад и знал, какой ненадёжной была система безопасности. К ней в дом недавно вломились, а она до сих пор не предприняла никаких мер для своей защиты. Все три замка на двери чёрного хода легко взламывались, цепочка рвалась одним хорошим ударом, к тому же ни датчиков движения на улице, ни сигнализации. Така мог бы скользнуть за дом и спрятаться там в разросшемся кустарнике, и никто бы этого даже не заметил.

Шторы в доме тоже производили жалкое впечатление. Оттенка псевдо-азиатской синтетической рисовой бумаги и совершенно бесполезные. Саммер оставила зажжённым свет на кухне и в гостиной, когда зашла в ванную комнату. Выйдя оттуда мокрая и нагая, она залезла в деревянную бочку и с видимым блаженством закрыла глаза.

Значит, можно с уверенностью предположить, что она не лгала: урны Хаяси у неё нет. Он провёл достаточно тщательный поиск, когда последний раз был здесь — конечно, гораздо более аккуратный, чем головорезы Сиросамы. Вряд ли бы он пропустил урну, хоть и не искал её в тот момент специально. Ибо был уверен, что она уже в музее.

Предметом же его поисков была хоть какая-нибудь зацепка, которая привела бы к храму. Найди он святыню раньше Сиросамы, Комитету удалось бы сразу же сорвать планы лидера секты. Сиросаме нужно священное место для проведения своих сумасшедших обрядов. Этот духовный лидер и его последователи слишком суеверны для того, чтобы претворять свои планы в жизнь без подобной поддержки.

Осталось всего несколько дней до Нового года по лунному календарю — именно эту дату Сиросама выбрал как наиболее благоприятную для проведения своего таинственного ритуала, и, по крайней мере, в этом году его время на исходе. Если бы только Комитету удалось застопорить планы Сиросамы ещё на чуть-чуть и не дать ему добраться до Саммер Хоторн и урны Хаяси следующие несколько дней, то потом у них был бы целый год, чтобы понять, как остановить безумца.

И тогда не будет никакой необходимости заставлять Саммер молчать из опасения, как бы она не выболтала правду, хранительницей которой невольно стала.

Урна в музее была превосходной подделкой — Таке хватило познаний в керамике, чтобы узнать руку мастера. Конечно, следовало заметить, что льдисто-синяя глазурь слишком однородна, но тогда он был сосредоточен на другом.

Жаль, что нельзя оставить всё как есть. Тогда Сиросама забрал бы из музея подделку и никогда не узнал о подмене… Но ему по-прежнему была бы нужна Саммер Хоторн.

По правде говоря, она могла оказаться даже более ценной частью уравнения. Така же получил точные указания. В случае необходимости он должен уничтожить бесценный предмет японского искусства, культуры и истории, а также ликвидировать женщину, у которой есть ключ к месту, где прежде хранилась урна.

Предполагалось, что Така не станет долго раздумывать над приказом.

Но именно в словах «в случае необходимости» и заключалась проблема. Комитет и безжалостно практичная мадам Ламбер доверили ему самому решить, когда возникнет эта самая необходимость. Но Така был совсем не уверен, что может доверять себе в данном вопросе.

А всё потому, что он не хотел убивать Саммер Хоторн.

Если бы её нашли мёртвой в бочке с водой, Сиросама понял бы, что ничего уже не изменит, и отказался бы от своего замысла.

Просто. Практично. Неизбежно. Только этот сценарий означал, что урна Хаяси останется ненайденной…

Но зато она будет в целости и сохранности. И, рано или поздно, может, не одно десятилетие спустя, когда все они уже давно будут мертвы, бесценная урна вновь появится. Этого факта должно быть достаточно, чтобы удовлетворить Комитет.

Така вскрыл замки меньше, чем за тридцать секунд. В абсолютной тишине прошёл по дому. Можно было бы подойти к Саммер сзади, надавить на голову и держать под водой, пока… У неё не было бы шансов выжить.

Но утопить её — скверный выбор. Не получится замаскировать убийство под несчастный случай; всё займёт чертовски много времени; к тому же Саммер успеет понять, что происходит, и испугается. Чего он совсем не хотел. Он просто желал, чтобы всё закончилось. Если так и должно быть.

Саммер сидела в бочке спиной к нему, её распущенные длинные волосы потемнели от воды. Она мурлыкала какую-то песенку, что делало этот чёртов приказ ещё более трудным. Но Така не мог себе позволить колебаться. Он приблизился так быстро, что Саммер не успела оглянуться и узнать его, скользнул рукой под густое покрывало волос, нашёл нужную точку и сильно нажал. Через какие-то доли секунды она потеряла сознание, и Така толкнул её под воду.

Саммер Хоторн спокойно лежала под его руками, волосы веером окружали её лицо — неподвижное, умиротворённое и зловеще прекрасное. Така знал, что она ничего не чувствует.

Но он не мог. Не мог её убить.

Он вытащил обнажённую неподвижную Саммер, с которой стекала вода, из бочки и забросил себе на плечо. Сколько воды она успела проглотить, неизвестно. Явно недостаточно для смертельного исхода. Войдя в спальню, бросил её на кровать, порылся в комоде и вытащил подходящую, по его мнению, одежду. Только чёрное — похоже, у мисс Хоторн нет ничего цветного, даже нижнего белья. Така уже собирался одеть Саммер, как вдруг услышал шум снаружи. Видимо, Сиросама понял, что упустил добычу, и послал за ней ещё нескольких своих «шестёрок».

Така завернул ещё не очнувшуюся Саммер в покрывало, бросив выбранную одежду в получившийся кокон, и снова поднял свою ношу. Она была чертовски тяжёлой. Американки, независимо от того, какая у них фигура, почему-то всегда оказывались увесистее других женщин. Может, у них просто кости тяжелее? Хотя не то чтобы Саммер Хоторн можно было назвать хрупким цветком. На задании он, разумеется, не допускал ничего личного, но важной частью его работы являлось умение наблюдать. И он не мог не заметить, что у Саммер было мягкое тело со всеми полагающимися изгибами. Обычно такие женщины его не привлекали.

Забросив Саммер себе на плечо, Така через мгновение растворился в ночи, как раз тогда, когда братья в белых одеждах взломали парадную дверь.

Саммер было холодно и мокро, она чувствовала себя жалкой и не понимала, где находится. Что-то мешало ей двигаться. Резко шевельнувшись, она ощутила, что задыхается, и, закашлявшись, выплюнула воду. Отдышавшись, хотела было убрать с лица мокрые волосы, но обнаружила, что руки её прижаты к телу с двух сторон. Она замотала головой, с внезапным ужасом осознав, что опять едет в этой проклятой машине с этим проклятым мужчиной. Опять мчится куда-то в ночь.

— Какого чёрта?.. — умудрилась выдавить из себя Саммер слабым голосом. Она была завёрнута в собственное покрывало — руки, оказавшиеся внутри кокона, были вытянуты вдоль тела — и пристёгнута ремнём безопасности. Мужчина за рулём даже не удостоил её взглядом.

— К вам заявились нежданные посетители. Я подумал, что вам будет лучше со мной, чем со святыми братьями.

Саммер попыталась заговорить, но вместо этого, содрогаясь, снова зашлась в мучительном кашле.

— Должно быть, они пытались убить меня, — умудрилась произнести она. — Как вы узнали?

— Наблюдал за домом. Подумал, что они так легко не сдадутся.

Мгновение Саммер молчала.

— Сколько человек вы убили?

Така взглянул на неё.

— Думаете, я хладнокровный убийца?

— Не имею понятия, кто вы такой и чем занимаетесь.

— Такаши О’Брайен. Я работаю на японский Департамент древностей. Мы долго… целую вечность искали урну Хаяси.

Саммер удивлённо моргнула. Он точно не подходил под её представление о японских чиновниках, но сегодня ничто не соответствовало её давно сложившимся стереотипам.

— Тогда почему вам было просто не прийти в «Сансон» и не спросить, знаем ли мы что-нибудь о ней?

— Мы не хотели привлекать внимания «Братства торжества истины». Нам нужно было найти урну прежде них.

— Почему? — Её зубы стучали. Он протянул руку и включил обогрев. Саммер бросила взгляд на часы на приборной панели. Чуть больше часа ночи. Прошло меньше трёх часов с тех пор, как она вышла из музея. И за эти три часа вся её жизнь перевернулась с ног на голову.

— Об этом вы сможете поразмыслить позже. А пока нам нужно доставить вас в место, где вы будете в безопасности и тепле.

— И сухой, — сказала Саммер. — И одетой, — с внезапным ужасом добавила она. — Под покрывалом на мне ничего нет, да?

— Так как у вас нет привычки купаться в одежде… да, вы голая. Я захватил кое-какую вашу одежду, когда вытаскивал оттуда. Она где-то между вами и покрывалом.

Теперь Саммер было не холодно, а жарко. По причинам, о которых думать не хотелось, она привыкла быть крайне сдержанной в поведении и облике. Тем более, что у её матери вошло в привычку расхаживать вокруг дома, демонстрируя своё совершенное тело. Степень обнажённости была разной — в зависимости от того, оказывались ли поблизости мужчины. И мысли о том, что этот изысканный, загадочный человек тащил на себе её мокрое нагое тело, было достаточно, чтобы Саммер пожалела, что тем монстрам не удалось утопить её.

Но в таком случае она бы лежала в бочке голая. «Пожалуйста, Боже, если я умру, то могу я, по крайней мере, сделать это одетой?», — горячо взмолилась Саммер. Особенно если в момент её смерти рядом окажется мужчина со странным именем Такаши О’Брайен.

Хотя, если он будет поблизости, есть шанс, что она не умрёт. Такаши уже дважды её спас. Нравилось ему это или нет, но он стал её ангелом-хранителем. Видимо, придётся смириться с тем, что О’Брайен видел её голой.

— Ладно, — произнесла она глухо. Он снова гнал машину во весь опор, и Саммер оставалось лишь стойко держаться. — Куда мы едем?

— Ко мне в гостиницу.

«Он защищает меня», — напомнила себе Саммер, подавляя приступ вновь возникшей ненужной паники.

— И вы полагаете, что я войду туда в одном покрывале? — спросила она.

— Я же сказал, что взял вашу одежду. Можете переодеться, пока мы едем.

Саммер оглянулась, но в его крошечной спортивной машине не было заднего сиденья.

— Я так не думаю, — отозвалась она. — Отвезите меня за город, где я смогу одеться в кустах.

— Я уже видел вас, Саммер, — заметил О’Брайен скучающим тоном. К несчастью, ей это не помогло.

— Тогда вы знаете, что я не пытаюсь лишить вас какого-то впечатляющего зрелища. Найдите тёмную улицу и несколько кустов, и всё будет отлично.

Такаши взглянул на неё, и она на мгновение подумала было, что он собирается спорить. Саммер решила опередить его, но вновь закашлялась и, наконец совсем обессилев, привалилась к спинке кожаного сидения.

— Хорошо, — согласился О’Брайен. — Я найду кусты. — Должно быть, ей почудилась странная виноватая нотка в его тихом бесстрастном голосе.

С чего бы ему чувствовать вину? Он же снова её спас.

Разве нет?

[1] Бунгало (англ. bungalow, от инд. bangla — дом в бенгальском стиле) — лёгкая загородная постройка с верандами, сельский дом в тропических странах, гл. обр. в Индии.

[2] Ben & Jerry’s (Бен энд Джерриз) — марка мороженого, замороженного йогурта, сорбета и продуктов на основе мороженого, производимая компанией «Ben & Jerry’s Homemade Holdings, Inc.» со штаб-квартирой в Саут-Бёрлингтоне, штат Вермонт.

Глава 4

Его святейшество Сиросама, глава «Братства торжества истины», медитировал, одновременно просчитывая возможности. Его духовные практики сильно отличались от традиционных. Когда он освобождал разум, к нему приходили видения, формировались планы, а истинное просветление манило подобно яркому белому свету.

Сиросама знал, что нужно cделать, чтобы навсегда сохранить достигнутое состояние. По его стопам следовали тысячи хорошо обученных и организованных верующих. За ним стояли лучшие учёные, доктора, военные… Все необходимые запасы были собраны и готовы к использованию. Братья ждали лишь сигнала.

Его зрение становилось все хуже и хуже — верный признак того, что заветный час близок. Сейчас глаза у него выцветшего карего цвета, и он всё ещё не мог обходиться без контактных линз. Но осталось уже недолго. Он больше не проводил ритуальное лечение кожи и долгое время не обесцвечивал волосы. Они перестали расти, а то, что осталось, было чистейшего белого цвета. Трансформация почти завершилась.

И происходящее для него было предельно ясно. Просто в игру вступили и другие силы. Но он терпелив. Научился за долгие годы.

Сиросама знал своё предназначение. Карма привела его в это место и время. Его задача — вернуть людям их заблудшие души, перенести своих учеников в новую жизнь, по ту сторону боли, нужды и страданий. Он поможет им попасть в земли белоснежной чистоты, покажет дорогу, станет маяком правды и возмездия. Чем больше они будут страдать в ходе своего освобождения, тем драгоценнее станет награда. И уклоняться от того, что должно быть сделано, недопустимо.

Боль и смерть — лишь временные состояния, через которые нужно пройти с наименьшей суетой. Тем же, кто не пожелает принять изменения, поможет армия его последователей. Предлагаемый им дар неизмеримой ценности — дар очищения души и новой жизни в новом мире.

Потребности лидера просты, и божественное провидение пошло ему навстречу. Ему нужны были последователи — истинно верующие, никогда не задающие вопросов. Юные и сильные, старые и мудрые. Ученики с решительным характером, которые бы делали то, что он просит, и не спрашивали, нравственно это или нет. Были времена, когда дар смерти считался ценнейшим, ведь благодаря нему человеку удавалось миновать состояние алчности и страстей и попасть в следующую жизнь — жизнь чистых помыслов.

У него были ученики. Равно как и средства — токсины и газ — которые превратят метро и железнодорожные станции в каждом городе мира в инструменты болезни и смерти. Такой метод уже применялся раньше и не оправдал себя из-за слабости последователей и недальновидности лидера.

Или, быть может, просто теперь пришло его время. Остальные наставники руководствовались неправильными причинами, боролись за неправильную веру.

Час почти пробил. Новый год по лунному календарю стремительно приближался, и Сиросама знал, что вот оно, наконец его время. Прежде год шёл за годом, ничего не происходило, но теперь всё становилось на свои места, как и было предначертано. Сиросаму поддерживали сторонники, в его руках оказалось оружие, он разработал план.

Всё, что ему сейчас нужно, — лишь урна Хаяси. Бледно-синяя керамическая ваза, которая сотни лет принадлежала семье Сиросамы. Урна, в которой когда-то хранились кости и прах его предка.

Тысяча шестьсот шестьдесят третий год — время переворотов в период Эдо[1]. Среди враждующих кланов, даймё[2] с их армиями самураев и воинственных служителей церкви жил один человек, один бог… Первый Сиросама, Белый Господин — полуслепой альбинос, дитя клана Хаяси, которого сначала считали демоном, а позже — провидцем и спасителем. Он предсказал бедствия, постигшие современный мир, кровавые междоусобицы, борьбу за власть и создание нового культа — культа алчности и стяжательства. Но Белый Господин был слишком могущественным, а его видения — слишком чистыми, и в конце концов он совершил ритуальное самоубийство по приказу сёгуна[3]. Его тело сожгли, а кости и прах поместили в урну и оставили в развалинах храма в горах под охраной членов клана Хаяси.

Необходимые шаги были известны — первый Сиросама изложил их в свитках, спрятанных его семьёй. Кости и прах должны вернуться в урну на место смерти первого Сиросамы, и тогда его дух переместится в новое вместилище. В тело своего потомка.

И это станет сигналом к разрушительному пожару, который, охватив весь мир, очистит его.

Армагеддону, после которого выживут лишь люди с незапятнанной грехами душой.

Но слишком много было препятствий. Долгие годы нынешний Сиросама не знал, что сделала с семейной реликвией эта сумасшедшая старуха, его тетка. Когда же он выяснил, что урна у американки, оказалось практически невозможным добраться до священного предмета.

В случившемся Сиросама мог винить злополучную войну, которая разорила его семью и страну. Только старейший мужчина клана Хаяси знал расположение древнего храма, но он умер, передав знание лишь своей юной дочери. Чтобы защитить сокровище, кости и прах вынули из урны и спрятали в доме семьи, а Хану Хаяси отправили в страну их врагов с бесценной урной и знанием о местонахождении руин храма.

Поняв, что это последнее его испытание, что он должен доказать, чего стоит, Сиросама смиренно принял его. Когда его сторонники доставят женщину и урну, останется лишь как-то найти руины древнего святилища. По крайней мере, у него есть кости и прах предка. Последние семь лет он подмешивал пепел в чай, способствуя своей трансформации, но куски побелевших костей всё ещё целы. Когда их поместят в урну и поставят в месте ритуального самоубийства Белого Господина, свершится предначертанное. Даже первый Сиросама был лишь пробой сил. Судьба же нынешнего — завершить то, что начал его предок.

Сиросама сел и позволил глазам закатиться, не обращая внимания на то, что их больно царапали контактные линзы. Скоро.

Остановив в конце концов свой выбор на небольшом парке в обветшалом районе, Такаши свернул к обочине. Вероятно, вокруг рыскают наркоманы в поисках дозы. А может, и бандиты, но их гораздо больше заинтересует его дорогая машина, а не женщина. Но даже если по чистой случайности они сочтут Саммер более интересной, об этом он тоже позаботится.

Поскольку, конечно же, он наблюдал за ней. Саммер, завернувшись в покрывало, скрылась в кустах, но перед этим заставила его торжественно поклясться, что он не будет подглядывать. Неужели она настолько наивна? Пока Саммер принимала всё за чистую монету, и он без труда мог продолжать травить байки о Министерстве древностей. О'Брайен мог прикинуться кем угодно, и ему верили безоговорочно. Он часто работал под прикрытием, играя роль то латиноамериканца, то итальянца, то азиата любой национальности. Роль индейца и русского также числились в его репертуаре. То, что Такаши был полукровкой, или аиноко, как назвал бы его дед, давало ему преимущества. Он был настолько непохож на других, что, подчёркивая то одну свою черту, то другую, с легкостью копировал представителей многих национальностей.

Если же говорить о насущном… Нужно принять решение раньше, чем зашевелится «Братство». И как только он закончит работу здесь, то сможет убраться подальше и вернуться к жалкому подобию той нормальной жизни, которую устраивают для него назойливые родственники. Правильная японская невеста, правильное будущее.

Люди, работавшие на Комитет, не вели нормальную жизнь, хотя Така вряд ли смог бы объяснить это деду, не одобрявшему жизнь внука. К тому же он время от времени выполнял поручения своего другого деда, двоюродного, дяди матери, который возглавлял одну из крупнейших семей якудза в Токио, что приводило его родного деда- предпринимателя в ужас. Хотя не то чтобы это имело значение. Ему никогда не заслужить одобрение старика, и неважно, чем он занимается. Американское происхождение отца и самоубийство эгоцентричной матери навсегда определили его положение в семье. Синтаро Ода никогда не посмотрит на своего единственного наследника как на равного.

Дядя матери, наставник Такаши, подозревал, что племянник занят не только работой на якудзу, но мудро не задавал вопросов. Пока Така не забывал о семье, все молчали, даже его чокнутый кузен Рено.

Саммер шла обратно к машине, вода с длинных волос капала ей на плечи. Таке не хотелось думать, почему он не закончил начатое. Перспектива утопить кого-то, пускай даже этот кто-то находится в это время без сознания, вызывала у него инстинктивное отвращение. Кроме того, такая смерть могла привлечь нежелательное внимание. Второй принцип работы Комитета: делай то, что необходимо, не моргнув глазом, без колебаний или раздумий. И делай это незаметно.

Саммер, дрожа и не выпуская из рук одеяло, села в машину. Надо было сказать ей выбросить эту тряпку, но тогда она могла бы догадаться, что в ближайшее время не вернётся в своё маленькое бунгало. Если вообще вернётся.

— Полагаю, туфли вы не захватили? — спросила она, не глядя на О'Брайена, и начала заплетать мокрые волосы в косу.

— Под сиденьем.

Она потянулась за обувью, слегка задев водителя в тесном пространстве переднего сиденья автомобиля, и Такаши почувствовал странную дрожь. Отклик, которого просто не могло быть. Ему нравились статные американки с длинными ногами, хрупкие японки с крошечными грудями, спортивные англичанки и изобретательные француженки. Он любил красивых женщин, а мокрую мышь, которая сейчас сидела рядом с ним, даже наряженную для приёма в музее, никто бы и никогда не назвал классической красавицей.

Кроме того, Саммер — его задание, а Така привык разделять работу и личную жизнь. Он делал то, что необходимо, и некоторые его поступки заставили бы мисс Хоторн содрогнуться от ужаса. Но если нужно будет, он снова сделает то же самое и не задаст ни одного вопроса. Сделает с ней.

— Что дальше? — в её голосе слышалось напряжение, и ему стало интересно, когда же Саммер сломается. Он уже давно ждал, что она вот-вот разразится рыданиями, но его пассажирка продолжала держаться необычайно стойко.

— Я живу в отеле в Маленьком Токио[4]. Там вы сможете поспать, а я — решить, что делать дальше.

— Маленький Токио? Разве это не первое место, где Сиросама станет вас искать?

— Эти религиозные фанатики ищут не меня. Они даже не знают о моём существовании.

— Но вы ведь дважды спасли мне жизнь… — Саммер умолкла, охваченная внезапной тревогой, и Така понял, что должен развеять её опасения.

— Те двое в лимузине погибли при столкновении, они меня не видели. И из дома я вас вытащил так, что этого никто не заметил.

Объяснение вышло корявым — наверное, любой здравомыслящий человек понял бы, что не те двое пытались её утопить. Но Така рассчитывал, что Саммер слишком измучена, чтобы сопоставить факты. К тому времени, когда она немного отдохнёт, он придумает правдоподобное объяснение. А пока нужно спрятать её в каком-нибудь укромном месте, чтобы не думать постоянно о её безопасности. Арендуемое им маленькое бунгало на территории отеля в качестве убежища было ничуть не хуже любого другого варианта.

— Кроме того, этот район — слишком уж очевидное место, чтобы прятать там человека, связанного с наследием японской культуры. В Маленьком Токио вас станут искать в последнюю очередь. К тому же никто не узнает, что вы там; я проведу вас незаметно.

Саммер молча кивнула и откинулась на кожаном сидении.

Вряд ли её пассивность продлится долго. Лучше подготовиться к тому моменту, когда она начнёт задавать вопросы, на которые невозможно ответить.

Отель «Мацура» относился к достопримечательностям Лос-Анджелеса. Входить нужно было через оснащённые системой безопасности резные ворота; окружающий ландшафт хоть и выглядел достаточно скудным, но позволял жить уединённо. Проезжая мимо камер наблюдения, Така заставил свою заложницу (хоть она и не подозревала о своей роли) пригнуться. Около бунгало можно было не осторожничать — здесь её никто не увидит.

Така провёл Саммер в двухкомнатный домик, стараясь не думать, как будет увозить её отсюда.

Саммер стояла посреди гостиной, и Така понял, что её наконец-то начало накрывать. Он был не в настроении выслушивать истерики или отвечать на неудобные вопросы, поэтому просто взял её за руку и провёл в спальню, не обращая внимания на то, что Саммер вздрогнула при его прикосновении.

— Вам нужно поспать, — сказал он.

Саммер смотрела настороженно, как загнанная лисица.

«Красивые глаза», — рассеянно подумал Така. Она не произнесла ни слова, но он знал её мысли словно собственные.

— Я буду в гостиной. Может быть, вздремну на диване, но не беспокойтесь — я проснусь при малейшем шорохе. Вы в безопасности. — Пока.

Саммер по-прежнему не шевелилась, и Така взял её за плечи и развернул лицом к кровати. Ему не хотелось раздевать свою спутницу — скорее всего она сделает неправильный вывод, и это лишь всё осложнит. Такаши не интересовало её мягкое, пышное тело или полный, чувствительный рот. Ему просто было нужно, чтобы она ушла спать и дала ему спокойно подумать.

— Да, — хрипло пробормотала Саммер, взявшись за подол чёрного спортивного свитера, который захватил для неё Така. Он предположил, что эта толстовка громадного размера принадлежала ее бывшему парню, хотя, по имеющимся у них сведениям, у мисс Хоторн был всего один возлюбленный, да и то много лет назад.

Саммер начала стягивать свитер через голову. Вслед за ним последовала футболка, что стало для Такаши сигналом: пора уходить, прежде чем его гостья останется стоять в одном нижнем белье, глядя на него всё тем же оцепеневшим взглядом.

— Позовите меня, если вам что-нибудь понадобится, — сказал он, выскакивая из комнаты и закрывая дверь, прежде чем Саммер успела произнести хоть слово.

Вытянувшись на диване, Така закрыл глаза. Как жаль, что нельзя выпить. Это был чертовски трудный день, но, учитывая, в каком дерьмовом положении они оказались, надо быть начеку. Когда всё закончится, он, может быть, прикончит целую бутылку односолодового виски — напитка, к которому весьма пристрастился. Да, именно так он и сделает.

Его сверхнавороченный телефон был полон сообщений от мадам Ламбер, но пока Така их игнорировал. Однако долго так продолжать нельзя. Рано или поздно ему придётся связаться с главой Комитета. Она захочет узнать, почему Саммер Хоторн до сих пор жива, и, скорее всего, не примет никаких отговорок. Ничто не трогало Изобел Ламбер, не омрачало совершенные черты красивого лица и выражение ясных бесстрастных глаз. Она была воплощением того, к чему все они стремились, — безжалостной практичности и отсутствию слабых мест. Мадам Ламбер дала бы фору даже самураям.

Така точно не знал, мудрость или слабость остановила его руку сегодня вечером. Он слышал, как в спальне кашляет Саммер. Она проглотила больше горячей воды из бочки, чем он предполагал, но у него не было времени делать искусственное дыхание, поскольку в её дом ломились головорезы Сиросамы. При других обстоятельствах Така отвёз бы Саммер в больницу, чтобы не допустить развития какой-нибудь лёгочной инфекции. В данной же ситуации это было бы даже лучше: если она заболеет острой формой пневмонии, тогда уже не нужно будет… убивать её самому.

Пока ситуация более-менее стабильна. Настоящая урна Хаяси недосягаема, хотя нужно выяснить, где она, и — чёрт побери! — как можно скорее. Он не представлял, насколько достоверна копия в «Сансоне». Если «Братство» решит заняться поисками урны, начнётся настоящий ад.

Проведя рукой по волосам, Така застонал. В Лондоне обязательно захотят узнать, почему он до сих пор ещё не позаботился обо всём. Как он даст им ответ, если сам его не знает? Такаши закрыл глаза, прислушиваясь к окружающим звукам. Он распознавал их, а потом выбрасывал из головы — машины за стеной пышной растительности, окружающей отель; дыхание Саммер за закрытой дверью, медленное и спокойное — значит, она уснула; шёпот ветра; размеренное биение собственного сердца. Така лежал неподвижно и слышал абсолютно всё. А потом, отбросив все мысли, позволил себе краткое мгновение передышки.

Изобел Ламбер стояла у окна в своём кабинете, наблюдая за лондонским рассветом, с сигаретой в одной руке и мобильным телефоном в другой. Начинался ещё один безрадостный, серый день, с холодным, колючим дождём, что впивается в кожу, подобно ледяным иглам. Она ненавидела январь. Но прямо сейчас мадам Ламбер ненавидела всё: свой маленький изысканный офис в Кенсингтоне, к которому она так долго стремилась… Лондон… Но больше всего — Комитет и тот выбор, который ей каждый раз приходилось делать.

Раз уж на то пошло, она также ненавидела и Питера Мэдсена. Её заместитель был дома — в постели с женой. У него есть человек, помогающий смыть зловонный запах смерти и беспощадных решений. Жена, которая, чёрт возьми, слишком много знает, но с этим ничего нельзя поделать. Если Изобел нужен Мэдсен — а он ей нужен — то придётся мириться с осведомлённостью Женевьевы Спенсер. И если уж Питер полностью доверяет своей жене, то же приходится делать и ей, потому что Питер верил на все сто очень немногим.

Мадам Ламбер повернулась, погасила сигарету и приоткрыла окно, чтобы проветрить офис, прежде чем приедет Питер. Изобел ненавидела курение, сотню раз пыталась бросить, но в такие дни, как вчера, привычка опять брала над ней верх. «Могло быть и хуже», — подумала мадам Ламбер. Люди, с которыми она когда-то начинала работать, уже или пили по-чёрному, или принимали наркотики, или же превратились в бездушных тиранов, злоупотреблявших служебными полномочиями, как Гарри Томасон. Хорошо, что её душа ещё болела. Это доказывало, что под той бесчувственной оболочкой, которую она довела до совершенства, еще оставалось хоть что-то человеческое.

Резкий ветер вихрем ворвался в её кабинет, и Изобел задрожала, но не стала закрывать окно. Внутри она уже заледенела, так что температура снаружи не имела значения.

Они с Питером спорили о девушке, но оба знали, что, в конечном счёте, выбора у них нет. Сохранить ей жизнь — значит поставить весь мир под угрозу. В случае необходимости мадам Ламберт умела принимать трудные решения. Саммер Хоторн понятия не имела, почему так опасна и почему непременно должна умереть. Но даже если бы она знала об этом, ничего бы не изменилось.

Хана Хаяси оставила ей урну, сообщив о месте, где расположены руины древнего храма. Сиросаме нужно и то, и другое, чтобы завершить свой ритуал… Безумный обряд, который станет сигналом для начала Армагеддона или же чего-то очень похожего, что смогут претворить в жизнь один могущественный маньяк и сотни тысяч его последователей.

История человечества свидетельствует о том, что подобный расклад может привести к катастрофическим последствиям.

Она не сомневалась, что Такаши О’Брайен сделает всё, что необходимо. Он такой же реалист, как и все они. В сумрачном мире Комитета не выжить, если не смотришь на вещи ясно и бесстрастно и не делаешь трудный выбор. Саммер Хоторн — лишь ещё один сложный выбор в его послужном списке; выбор, который Така сделает, не моргнув глазом.

Конечно, подобные решения не могли не сказываться. Питер больше не мог работать в «поле», в то время как другие оперативники умышленно вели себя беспечно, подставляясь под пули. Прочие превращались в холодные, бездушные машины. И никто — даже Питер Мэдсен — не знал, что бурлило внутри самой Изобел.

Она откинула светлые волосы со своего прекрасного лица. Догадаться, сколько же ей на самом деле лет, было трудно — по роду занятий агенты пользовались услугами лучших пластических хирургов, — и мадам Ламбер знала тот образ, в котором представала перед окружающим миром. Хорошо сохранившаяся красота, возраст от тридцати пяти до шестидесяти, лучшее лицо, какое только купишь за деньги. Если бы кто-то увидел её обнажённой, то тело показало бы, что всё это ложь… Но пока никому не представилось такого случая.

Сейчас же мадам Ламбер чувствовала себя девяностолетней старухой… такой же уродливой, как и сумятица внутри. Так больше нельзя. Подобные решения были частью её повседневной жизни; нельзя позволить им погубить себя. Саммер Хоторн должна умереть, и точка. Всё просто.

Мадам Изобел Ламбер вновь потянулась за сигаретами — равнодушная, практичная, хладнокровная. А если рука её и задрожала едва заметно, то этого никто не увидел.

Саммер никогда бы не подумала, что уснёт в таких обстоятельствах, причём так крепко. Проснулась она непонятно во сколько — её часы остались где-то в её собственном доме, а в этой затемнённой спальне их не наблюдалось. Приглушённый неясный свет пробивался из окна в верхней части стены, и Саммер не знала, что тому было причиной — погода или время суток. Чувство реальности странным образом ускользало от неё. Сейчас могло быть любое время с пяти утра до пяти вечера. Тело не подавало ей никаких сигналов.

Откинув простыню, Саммер выбралась из постели. Спала она в нижнем белье, что — если как следует поразмыслить — было смешно. Надо было просто остаться в мешковатой чёрной футболке и джинсах, которые Такаши взял у неё дома. Хорошо ещё, что он прихватил джинсы для толстух. У неё в гардеробе было три размера: джинсы для полных, в которых Саммер тонула, нужного размера и в облипку. Узкие стали бы настоящим испытанием: в них она чувствовала себя хоть немного комфортно, только когда была на пять килограмм худее. А вот джинсы для толстух на ней болтались, но сейчас ей даже нравились лишние складки ткани, скрывающие её тело. И в такой одежде было бы достаточно удобно спать.

Саммер не помнила, когда Такаши оставил её в комнате одну. Помогал ли он ей раздеваться? Вряд ли; она бы запомнила, ведь прикосновения красивого мужчины были ей в диковинку. Саммер вообще не привыкла к прикосновениям и хотела, чтобы всё так и оставалось.

Что касается событий вчерашнего дня, она почти ничего не могла вспомнить. В одно мгновение она едет в его машине, завёрнутая в покрывало, а в следующее — лежит в нижнем белье на кровати Такаши О'Брайена.

Его вкус оставлял желать лучшего, по крайней мере, в том, что касалось её одежды. Хотя сам Такаши выглядел элегантно и походил на фотомодель, то, что он захватил с собой, оказалось слишком большим и мешковатым, включая простые чёрные старомодные трусики и огромный бюстгальтер, оставшийся у неё с того времени, когда она сидела на таблетках и перешла с C на D, и всё благодаря гормонам. Должно быть, взглянув на неё один раз, О'Брайен заключил, что она мокрая толстуха. Это не должно было её волновать, учитывая обстоятельства. Но почему-то волновало.

Однако гораздо большей проблемой стал дикий голод. Вечером у неё не хватило времени на ужин: она была слишком занята последними приготовлениями для приёма в музее. А во время самого приёма слишком сосредоточена на общении с гостями и попытках держаться подальше от скользкого гуру своей матери. Какие тут мысли о еде. И, конечно, потом, когда дела стали совсем плохи, Саммер искренне думала, что уже никогда не захочет есть.

И вот теперь она умирала от голода.

Саммер натянула мешковатую одежду, огляделась в поисках туфель и вспомнила, что сняла их перед бунгало. Ей нужны эти туфли.

Чем больше Саммер думала, тем больше склонялась к мысли, что удрать от своего спасителя было так же важно, как и ускользнуть от Сиросамы и его последователей. У неё не было причин сомневаться, что за похищением стоял Его Толстейшество, но и доверять своему ангелу-хранителю на все сто она тоже не могла. Такаши О'Брайн, может, и вырвал её из лап смерти два раза, но сознательно доверить ему свою жизнь Саммер пока не решалась. С чего бы японскому чиновнику появляться из ниоткуда, подобно Джеймсу Бонду, и спасать злополучного куратора музея? Это не имело смысла.

Первым делом следует от него сбежать. Но Саммер не могла вернуться домой, равно как не могла обратиться к своей красивой и безмозглой матери, которая наверняка просто отдаст дочь любимому учителю. Её отчим, Ральф, позволял Лианне делать всё, что она хотела, пока это не мешало Джилли, её сводной сестре. Саммер научилась заботиться о себе задолго до того, как Лианна познакомилась с мужчиной, который стал её третьим мужем. К тому же мать и отчим — едва ли те люди, от которых стоит зависеть. Лучшим укрытием мог стать дом на острове Бейнбридж[5]. Вероятно, удастся проскользнуть туда незамеченной, а потом ждать, пока «Братство» или украдёт поддельную вазу и исчезнет, или откажется от своей затеи. Наплевать, что они предпримут, пока настоящая урна надёжно спрятана — подальше от их загребущих лап.

У Саммер не было сумки, удостоверения личности, денег, что делало побег весьма проблематичным. Но не невозможным. Покинув своего спасителя, она сможет связаться с несколькими людьми. Глава Сансонского музея Уильям Четсворт был бесстыдным подхалимом и любителем саморекламы, но он безумно обрадуется возможности избавиться от Саммер — обрадуется настолько, что без вопросов выложит деньги. Ещё был её ассистент и лучший друг Мика — и это более надёжный вариант. Паспорт Саммер лежал в ящике письменного стола в её кабинете — единственный необходимый документ до тех пор, пока она не захочет арендовать машину.

Если связаться с Микой не удастся, то можно обратиться к сводной сестре — но этот вариант она оставит на самый крайний случай. Шестнадцатилетняя Джилли Ловиц была умным и циничным подростком. Она безоговорочно любила старшую сестру и питала серьёзные сомнения насчёт благоразумия их общей матери, но Саммер не хотела вовлекать Джилли или привлекать к ней внимание. Опасность и насилие вчерашнего вечера казались не вполне реальными, но всё произошло на самом деле, и Саммер отказывалась втягивать младшую сестру в эту заваруху. Нет, нужно найти другой способ.

Но Мика поможет ей, не задавая вопросов. И не придётся беспокоиться за Джилли. Отчим Саммер не обращал внимания на приступы энтузиазма у своей жены, но он не позволит, чтобы что-то случилось с его дочерью, и Лианна наверняка знала об этом. Миссис Ловиц могла без колебаний принести Саммер в жертву своему божеству, но Джилли, хвала небесам, неприкосновенна. А ничего важнее Джилли просто нет.

Ей нужны ответы. Что такого чертовски ценного в этой фарфоровой вазе, что люди готовы похищать и убивать за неё? Что такое эта «урна Хаяси»? И что, чёрт возьми, происходит?

Но, оказавшись перед выбором, сбежать или же получить ответы на свои вопросы, Саммер решила, что сбежать будет мудрее. Если есть шанс избежать этого, то лучше не встречаться со своим так называемым спасителем. Он пробудил в ней какие-то чувства, которые противоречили здравому смыслу, чувства, о которых она не хотела думать. Ей нужно исчезнуть, исчезнуть быстро, потому что слишком много людей хотели её поймать.

И Саммер не могла поручиться, что мистер Такаши О'Брайен — если это вообще его настоящее имя — не один из них.

[1] Пери́од Э́до (яп. 江戸時代 эдо-дзидай) — период (1603–1868) в истории Японии, время правления клана Токугава.

[2] Японский владетельный князь, средневековый японский феодал.

[3] Титул военных правителей Японии до 1868 г.

[4] "Маленький Токио" — квартал в центре г. Лос-Анджелеса, шт. Калифорния. Здесь проживает самая крупная в США община американцев японского происхождения, это ее деловой, культурный и религиозный центр. Около семидесяти ресторанов, магазины, комплекс Культурного центра японской общины.

[5] Остров Бейнбридж (англ. Bainbridge Island) — островной город в округе Китсэп штата Вашингтон. В июле 2005 года CNN/Money журнал Money назвали его вторым лучшим местом для жизни в США.

Глава 5

Его святейшество Сиросама допил колу, поправил белые одежды и, молитвенно опустив голову, прошёл в зал собраний храма на окраине Маленького Токио. От контактных линз глаза сохли и не переставая зудели; казалось, все капли мира ему не помогут. Было бы легче, если бы у него были голубые глаза: переход от тёмно-коричневого к розоватому цвету оказался болезненным, но эту цену он заплатил охотно. Да это и неважно, ему необязательно хорошо видеть. Пока всё под его контролем, есть другие, чтобы видеть за своего учителя. Его же зрение было острым там, где требовалось — в божественной миссии очищения мира.

Легко ступая босыми ногами по соломенной циновке, Сиросама величаво вплыл в комнату. Его ближайшие последователи уже собрались. Они полукругом сидели на пятках и в смиренном поклоне почти касались головой пола.

Полны раскаяния. И правильно, ведь они разочаровали его самым печальным образом. Двое из братьев мертвы, и если он добьётся своего, то остальные четверо последуют за ними.

Сиросама занял своё место. Несмотря на тучность, он изящно встал на колени и склонил голову с должным уважением, сохраняя на лице безразличное выражение.

— Кто желает рассказать мне о бедствиях, что постигли нас сегодня ночью? — нараспев спросил духовный наставник.

Первым заговорил мужчина, известный как брат Генрих. Он относился к любимчикам Сиросамы — бывший восточногерманский бандит, который нашёл спасение в «Братстве торжества истины». На брата Генриха можно рассчитывать даже в делах, где требовалось проявить жестокость. И он не задавал вопросов. Но на этот раз не справился даже он.

— Мы не знаем, где она сейчас, учитель, — тихо сказал немец. — Машина съехала с дороги. Двое братьев мертвы, и никаких следов мисс Хоторн.

— Как умерли братья Самуэль и Кага?

— У обоих сломаны шеи — скорее всего, от удара. Должно быть, они влетели в лобовое стекло: весь салон машины в крови.

— Какое совпадение! — Сиросама позволил себе немного ехидства в голосе. — И девушке удалось самостоятельно выбраться из багажника? Лимузины оснащены замком изнутри?

Брат Генрих смутился:

— Не знаю…

— Не оснащены, — любезно разъяснил Сиросама. — И, конечно же, братья умерли не от несчастного случая. Кто-то следил за ними и девушкой. А ведь я говорил им быть предельно осторожными и проконтролировать, чтобы их никто не увидел.

Брат Генрих ещё ниже опустил голову, всем своим видом выражая смирение и стыд. За каких-то двадцать два года своей жизни он убил уже по меньшей мере семерых человек, причём троих из них — по велению Сиросамы. Жалко будет расставаться с немцем; лишь у немногих последователей столь слепая преданность сочетается с опытом, необходимым для выполнения подобных деликатных заданий.

— Таким образом мы можем предположить, что кто-то помог мисс Хоторн вырваться из-под нашей защиты, — заключил Сиросама. — Вы возвращались в её дом, чтобы проверить, была ли она там?

— Да, ваше святейшество, — жалко ответил брат Джапур. Пожертвовать им гораздо легче, чем Генрихом, тем более, что этот провал у него не первый. Может быть, удастся сделать из него пример для остальных братьев.

— Дом пуст, но она точно была там недавно. Вокруг ванны разбрызгана вода, а в спальне беспорядок.

— Если женщина бежит от того, что она ошибочно принимает за опасность, то не станет медлить, чтобы принять ванну. Должен был быть кто-то ещё… Боюсь, доктор Хоторн в очень большой опасности. Наш святой долг — найти её и взять под защиту, — пропел Сиросама. — Если ей причинят вред, то мы должны будем понести наказание. — Взгляд его молочно-белых глаз медленно скользнул по всем четырём провинившимся, давая понять, что «мы» — лишь фигура речи.

У брата Джапура хватило глупости заговорить:

— Разве нельзя просто забрать урну Хаяси и позволить девушке самой о себе позаботиться? Неужели она так нам нужна?

Сиросама повернулся и посмотрел на Джапура — долго, многозначительно и с таким упрёком, что даже смуглый цвет лица брата не смог скрыть резко проступившей бледности.

— Мы должны позаботиться обо всех несчастных, что ещё не увидели света. Должны любым путём привести их в рай. Случайностей не существует: если по какой-то причине ей доверили заботу об урне Хаяси, мы должны это уважать. — Сиросама не собирался рассказывать, зачем ему нужна девчонка. Не их ума дело. Братья должны верить, что его мудрость безгранична и всеобъемлюща. Да и к тому же план спасения мира действительно пришёл ему в видении, только вот главное оказалось скрыто — где именно произойдёт его окончательное воцарение.

Но Сиросама точно знал, у кого был ответ. Как только он доберётся до Саммер, то, если придётся, заставит её истекать кровью, пытками получит желаемое.

— В таком случае её побег был предопределён судьбой, — заметил Джапур.

Белые руки Сиросамы были скрыты под складками одежд, поэтому никто не увидел его сжатых кулаков. Выражение же лица его святейшества оставалось спокойным.

— Брат Джапур, едва ли это побег. Ведь мы хотели только защитить её, — мягко пожурил Сиросама. Брат Генрих мог бы задушить монаха — наставник учил юного немца, что выдавить из сомневающихся предательское дыхание — акт великодушия, помогающий тем уйти от кармы и перейти на новый уровень. К тому же Генриху очень нравилось пользоваться руками.

— Мы не делаем ошибок, но недостойные и некомпетентные последователи могут попасть в сети зла и позволить силам грешников победить. Если подобное случается, мы должны вернуть таких недостойных и направить на путь истинный.

Все четверо падших монахов понурили головы. Они не станут противиться наказанию: кара Сиросамы проложит им самый быстрый путь в рай. Но если Джапур не столь важен, то Саммо и Телеф — блестящие химики, беззаветно преданные ему. Смерть брата лишь заставит их быть более внимательными.

— Мы должны найти бедную девушку, — внушал Сиросама своим самым гипнотическим голосом. — Ищите знаки, и наш путь прояснится. Я навещу её мать и выясню, связывалась ли с ней дочка, и заодно встречусь с младшей сестрой. Она может помочь убедить доктора Хоторн в нашей искренности. Между тем, вы должны выяснить, кто ей содействовал и где она прячется. Мы не можем позволить чему-либо встать на пути Истинного Вознесения.

Братья поднялись, и Сиросама почувствовал, как в комнате разлилось их явное облегчение, когда они стали пятиться в униженной покорности. Он наслаждался моментом, пока намеченная жертва не дошла до двери.

— Брат Джапур, — нежнейшим голосом пропел Сиросама. — Останься.

Никто из выходящих даже не посмотрел на несчастного Джапура — он уже оставил их и шёл по дороге в рай. Генрих, не дожидаясь слова или знака, встал сбоку от обречённого. Он знал, что потребуется. Нет, Сиросама не мог обойтись без немца. Пока. Тот был по-своему столь же ценен, как и химики. Кто бы подумал, что подобное учение привлечёт и немецких уличных бандитов, и блестящих учёных? Когда наступит его царствование, всё станет кристально чистым. До того же ему просто придётся обходиться малым.

Последний послушник закрыл дверь. В комнате остались только Сиросама и двое братьев. Стояла тишина.

— Брат Генрих, — мягко сказал Сиросама.

Джапур не закричал, а принял судьбу и шагнул к своей небесной награде с блаженной уверенностью, что всё хорошо и мучительная боль очистит его.

Генрих встретился глазами с учителем над трупом брата, ища одобрения, подобно бездомной собаке. Сиросама благосклонно кивнул.

— Найди девушку, брат Генрих, — приказал он. — Приведи её в безопасную обитель нашего братства. И убей всех, кто будет с ней.

— Будет сделано, ваше святейшество.

Сиросама толкнул тело Джапура босой ногой.

— И скажи кому-нибудь из братьев, чтобы убрали это. Его душа уже в раю, мы можем избавиться от оставшегося мусора.

Не следовало позволять себе такую резкость. Но теперь, когда они знают, где урна, его переполняло нетерпение. Осталось лишь несколько коротких дней до наступления Нового года по лунному календарю. Но ему также нужна и девушка, чтобы закончить ритуал и установить своё царствование на Земле.

Он устал ждать.

Саммер медленно и максимально тихо открыла дверь спальни. Если Такаши О’Брайен спит, она не хотела его разбудить. Передняя комната пустовала: никаких признаков его пребывания. Подушки на диване выглядели нетронутыми, так что либо он не спал там, либо очень любил порядок. На улице стемнело, и шёл небольшой дождик. Она поняла лишь то, что день клонится к вечеру. А ещё — нигде не видно её спасителя.

Не раздумывая, Саммер босиком пробежала через гостиную и схватила туфли, аккуратно стоявшие у двери. Его обуви там не оказалось — значит, он ушёл. По крайней мере, на это есть надежда. Но далеко и надолго ли?

Она открыла входную дверь и огляделась. Ни малейшей идеи о том, куда пойти… Можно, конечно, поискать полицейских, хотя копов Лос-Анджелеса никогда не оказывается поблизости, когда они нужны. Или попробовать уехать автостопом? Но, скорее всего, такой план ничем не лучше похищения Сиросамой. Может, нужно просто найти работающий телефон-автомат? Хотя не то чтобы их много осталось, после упадка города за последние года. Но этот вариант всё же лучше, чем пытаться найти главное здание беспорядочно спланированного гостиничного комплекса. Не хочется рисковать натолкнуться на О’Брайена!

Ей не так уж часто приходилось бывать в Маленьком Токио, но если он похож на «Чайнатаун», то относительно безопасен, хорошо освещён и неплохо сохранился. К сожалению, у «Братства торжества истины» есть своя штаб-квартира и в этом небольшом районе, а натолкнуться на неё совсем не хотелось.

Но Саммер не могла оставаться здесь и ничего не делать. К тому же, чем больше она думала, тем менее правдоподобной казалась история О’Брайена. Для начала: как он нашёл её, спас и при этом остался незамеченным людьми Сиросамы? Почему кто-то хочет ей навредить? Хотя Лианна и Ральф Ловиц были столь же могущественны и богаты, как и большая часть высшего общества Лос-Анджелеса, многие понятия не имели о старшей дочери Лианны. В ней же самой не было ничего ценного — кроме загадочной японской вазы, которая сейчас явно находилась не у неё.

Нет, это вычёркиваем. Она же по глупости проболталась, что ваза поддельная! Значит, Такаши нужна именно она, чтобы найти желаемое, и будет совсем не удивительно, если окажется, что он так же смертельно опасен, как и гуру матери. А может быть, даже и больше. Она просто нужна «Братству торжества истины»; насколько ей известно, эта секта не собиралась причинять ей вреда. А её спутник убивал. И, кажется, при необходимости О’Брайен не раздумывая убьёт снова.

Для сомнений не осталось времени. Саммер пошла по извилистой дороге, стараясь держаться как можно ближе к аккуратно рассаженным кустам, обходя другие бунгало, пока не достигла главного входа на территорию отеля, охраняемого ярко-красными японскими воротами тории[1]. Дорожное движение было, как всегда, плотным. Перейдя через первый же перекрёсток, Саммер направилась в сторону маленьких магазинчиков и ресторанов. Кто-нибудь или позволит ей воспользоваться своим телефоном, или объяснит, где телефон-автомат.

Единственная ценность, которая всё ещё была при ней, — голова. Зная номера в своём телефоне, она могла позвонить Мике в музей — вероятно, он уже гадал, куда же она провалилась — и попросить, чтобы он приехал за ней, привёз паспорт и достаточно денег, а ещё перегнал машину. В столе у Саммер был второй комплект ключей, и если повезёт, то, вероятно, «вольво» всё ещё стоит на парковке в горах Санта-Моники.

Саммер не везло до третьего ресторана, маленького магазинчика лапши. К тому времени она уже насквозь промокла. Женщина за прилавком не понимала английского, но с помощью жестов и настойчивости нужные сведения были получены — телефон-автомат находился в задней части ресторана, рядом с кухней.

Саммер едва не падала от голода — запахи сводили её с ума, — но что делать без денег? Только ждать. По крайней мере, Мика сразу же ответил и после «ахов-вздохов» успокоился, сел писать список и пообещал приехать как можно скорее — где-то через час, учитывая дождь и час пик. Придётся довольствоваться этим.

Она не думала, что сможет объяснить владелице, что через час получит более чем достаточно денег для того, чтобы заказать все пункты в меню. Первоначальное их общение прошло с трудом, да и в целом разговаривала пожилая женщина с большой неохотой. Саммер нырнула назад, в тень. Люди входили и выходили из магазинчика, поток английской и японской речи невнятным гулом доносился до неё, запахи еды дразнили и мучили. Но что делать? Приходится терпеть, ожидая подмогу.

Саммер так внимательно следила за происходящим в передней части магазинчика, что не услышала, как открылась дверь в кухню. Теперь же было слишком поздно…

— Что вы здесь делаете? — Поваром оказался подросток с несколькими пирсинг-украшениями, обесцвеченными волосами и дружелюбным выражением лица. Он говорил так, словно вырос около Вэлли[2]. Ну, по крайней мере, не придётся мучиться из-за языкового барьера.

— Жду одного человека, — ответила Саммер. — Не возражаешь, если я побуду здесь?

— Моя мама шкуру с вас спустит, если поймает, — весело сказал он, и у Саммер сжался желудок. — Но сейчас она у прилавка, потому что не доверяет никому, кроме меня. И то не всегда. Пройдите на кухню. Можете подождать там.

— Спасибо! — выдохнула Саммер. Наверняка быть рядом со всей этой едой окажется даже большим мучением, но, по крайней мере, там её никто не увидит.

На самом деле кухня, полная запахов и пара, представляла собой лишь разделочный столик и несколько огромных газовых плит. Саммер села на табуретку в углу, чтобы держаться подальше от искушения. Когда паренёк вернулся, то бросил на неё взгляд и усмехнулся:

— Хотите есть?

Гордость требовала отказаться, но после последних двадцати четырёх часов этому качеству не было места в её жизни.

— Умираю от голода, — призналась она. — У меня нет денег, но придёт друг и заплатит…

— Без проблем, — отмахнулся поварёнок, положил на тарелку дымящуюся лапшу с кальмарами и передал блюдо Саммер вместе с палочками. Та не стала терять времени. Хотя всю жизнь она пыталась избегать щупалец, но сейчас съела бы и лошадь.

Её очередной спаситель суетился, готовя лапшу; он ещё раз наполнил тарелку, когда Саммер опустошила первую, и на этот раз, слава Богу, наполнил лапшой с курицей. Он несколько раз выходил из столовой, а она всё ела — до тех пор, пока больше не могла двигаться. Саммер прислонилась спиной к стене и в первый раз с начала всего этого кошмара почувствовала себя человеком. Почувствовала надежду. Со времени звонка прошёл почти час. Мика мог приехать в любую минуту, поэтому она должна быть настороже.

Парень вернулся на кухню с подносом, полным пустых тарелок, и положил их в раковину. Только Саммер захотелось предложить помощь с посудой, как дверь снова открылась.

— Простите, — сказал подросток, и в его голосе прозвучало искреннее сожаление. Двое братьев в белых одеждах направились прямо к ней.

Саммер тотчас же подумала, что не надо было есть кальмара — захотелось выплюнуть этот деликатес прямо им на ноги. Но и мысль, и желание оказались мимолётными. Саммер научилась не медлить, и, пока двое мужчин шли к ней, быстро попятилась к плите.

На конфорках стояло два огромных чана с кипящей водой. Они оказались тяжелее, чем можно было предположить, но отчаяние придало ей сил. Толкнув их на пол, она отпрыгнула в сторону, чтобы не обжечься самой. Весь кипяток попал на её преследователей. Саммер оставалось только толкнуть парнишку-повара в сторону и бежать. Вслед ей неслись вопли боли.

Уже совсем стемнело, и дождь по-прежнему лил как из ведра. Женщина за прилавком разразилась воплями, когда Саммер ринулась на улицу. Кипяток ненадолго задержит братьев — ходили слухи об их тренировках, — и она понимала, что должна действовать быстро. На улицах было очень людно — достаточно для того, чтобы замедлить её, но не чтобы спрятать; она быстро прокладывала себе дорогу, опустив голову и одновременно стараясь разглядеть очертания своего старенького зелёного «вольво». Мика уже должен быть здесь. Если повезёт, он вот-вот покажется, и тогда нужно только успеть прыгнуть на пассажирское сидение и скрыться. Мика водил машину так быстро, что его трижды лишали прав. Если уж он приедет, никто не сможет их поймать. Ему просто нужно добраться сюда.

Саммер показалось, что краем глаза она уловила нечто белое, и она заторопилась. Люди обычно не носят белое в январе, даже в Лос-Анджелесе. К ней приближались как минимум три «белых» человека. Она не осмеливалась оглянуться, лишь слепо шла вперёд, а они были всё ближе. Саммер могла бы побежать — и побежит, если придётся, — но у неё уже болел живот. Они же не схватят её среди бела дня?! Только вот день совсем не белый, а тёмный и дождливый, а городские жители привыкли думать о своих делах и не обращать внимания на несчастья других. Впереди виднелся переулок, и на решение оставалась доля секунды… Рискнуть или нет? Нужно спасаться без «вольво», не рассчитывая на Мику!

Саммер бросилась в переулок, подальше от приглушённого света уличных фонарей, и услышала, что преследователи бегут за ней. «Облажалась», — в отчаянии подумала она, оглянулась и увидела трёх бритоголовых мужчин в белых одеждах, в сумерках последовавших за ней. Это конец?

Слишком занятая тем, что постоянно оглядывалась, Саммер не заметила внезапно появившегося перед ней мужчину и врезалась в него со всей силой. Он поймал её за руки и толкнул себе за спину. На мгновение растерявшись, Саммер упала. Необязательно было вглядываться в тёмный переулок, чтобы узнать, кто оказался там в последнюю минуту, чтобы её спасти. Саммер прижалась спиной к кирпичной стене и, застыв от страха, смотрела, как три здоровенных мужика напали на стройного и прекрасного Такаши О’Брайена.

А затем она в ужасе закрыла глаза. Одно дело, когда видишь насилие по телевизору — оно не имеет ничего общего с реальной жизнью. От медленных движений и жуткого танца смерти у Саммер закружилась голова. Она не может, не станет смотреть. Звуков более чем достаточно.

Будь у неё хоть капля здравого смысла, она бы вскочила и рванула отсюда прочь. Три против одного, и к этому одному доверия чуть больше, чем к той очень опасной троице. Они быстро с ним разделаются, и нужно воспользоваться выпавшим шансом и сбежать.

А затем наступила тишина. Слышен был лишь шум дождя да движение машин. Открыв глаза, Саммер увидела стоящего над ней Такаши О’Брайена. Она посмотрела на два тела, лежащих в грязи, под дождём и в крови. Интересно, где третий?

О’Брайен протянул руку, и Саммер ухватилась за неё, позволяя поднять себя на ноги. На красивом и холодном лице азиата не отражалось ничего — ни намёка на осуждение или вообще какие-либо эмоции.

— Больше не сбегайте, — предупредил он. — Или в следующий раз я позволю им добраться до вас.

И Саммер ни на секунду не усомнилась, что именно так он и сделает.

[1] Тории — священные японские ворота. Их функция — охранять вход на сакральную территорию.

[2] Вэлли — район Лос-Анджелеса, штат Калифорния.

Глава 6

Если бы Такаши знал, что шайка Сиросамы убьёт Саммер и на этом всё закончится, то отпустил бы её — и скатертью дорога! Он был в бешенстве. Она знала лишь, что Така дважды самым благородным образом спас ей жизнь, и что он получил в ответ? Девица удрала, стоило лишь отвернуться.

На самом деле злился Така, конечно, на себя. В своём обычном состоянии он бы не совершил ошибку, оставив ее так надолго одну, чтобы поменять машины. Впрочем, в своём обычном состоянии ему бы вообще не пришлось брать её в расчёт — она была бы мертва.

Если он хочет жить, то не может позволить себе таких ошибок. А Така очень хотел — он упорно боролся, когда тот безумец закончил с ним; выжил тогда, когда от других бы ничего уже не осталось.

Ледяная мадам Ламбер, вероятно, гадает: что же, чёрт возьми, происходит?

Ночью Таке пришёл в голову достаточно простой план — поменять машину на менее заметную, выяснить, где Саммер припрятала настоящую урну Хаяси, получить её и попытаться разузнать, что ещё знает пленница.

Его основное задание — держать урну подальше от Братства, найти недостающую часть головоломки, а потом стереть все следы своего присутствия. Но Саммер Хоторн, кажется, ни забывчивостью, ни уступчивостью не отличается. Она и не подумает забыть о событиях последних суток. У него есть распоряжения насчёт неё — неважно, нравятся они ему или нет. И он больше не может тратить время, пытаясь обойти их. Секта Сиросамы повысила ставки, приближается Новый год по лунному календарю. Малейшая ошибка может обернуться катастрофой.

Така пристально смотрел на Саммер, не пытаясь скрыть раздражения. Она снова выглядела как мокрая мышь, но он уже начал привыкать. В самом деле лучше, чтобы она оставалась такой; у него досадная слабость к светлым волосам. Когда же она промокала, то волосы её змеились по плечам тускло-коричневыми слипшимися прядями, а не струились обычным солнечным золотом. Но что цвет волос: его никогда не интересовали веснушчатые!

Саммер старательно отворачивалась от лежащих в проулке мужчин, и это даже хорошо. Один уже мёртв — Така сломал тому шею, бросив об стену; другой тоже вскоре последует за ним — умрёт от потери крови, раненный собственным ножом. Третий улизнул — очередная его ошибка, — но он узнал фанатика. Генрих Мюллер был одним из самых известных сторонников Сиросамы, а также его самым опасным оружием. Пойми он сразу, что среди бандитов есть этот молодой немец-убийца, то сосредоточился бы на том, чтобы убрать его первым.

Только в этом случае Саммер Хоторн была бы уже мертва. Так что вместо этого он занялся человеком, который собирался напасть на неё с ножом, и к тому времени, как очередь дошла до Генриха, убийцы с невинным личиком, было слишком поздно. Така действовал инстинктивно, этим опять усложнив себе жизнь.

Взяв Саммер за руку, он пошёл обратно. Она благоразумно молчала. Не сказала ни слова, даже когда увидела шикарный чёрный внедорожник. Забираясь на сидение, она вздрогнула, и Така задался вопросом, успел ли он подоспеть на помощь до того, как ей причинили слишком большой вред. Но, по крайней мере, она всё ещё цела… а если у неё что-то болит, то это её чёртова вина!

Така поехал в дождливую ночь, не глядя на Саммер и сохраняя абсолютно безразличное выражение на лице. Он не так часто терял терпение, особенно в подобных ситуациях, но прямо сейчас с трудом сдерживался, чтобы не разразиться бранью в её адрес. Хотя, конечно, его реакция смешна и нелепа. Неважно, насколько он был вежлив, скорее всего инстинкты подсказали Саммер, что он так же опасен, как и преследующие её мужчины. Да он сам говорил ей это открытым текстом! И инстинкты её не подвели.

— Куда вы меня везёте? — Пока они ехали по многолюдной улице, Саммер искала что-то взглядом и казалась гораздо внимательнее, чем раньше. — Обратно в отель?

— Нет. И не думайте, что выпрыгнете, как только я остановлюсь. Вам вряд ли захочется ещё сильнее меня разозлить. — Така говорил спокойно, почти задумчиво, но инстинкт самосохранения подсказал ей, что надо испугаться, что она и сделала.

Только после его красноречивого взгляда, немного скривившись, Саммер пристегнула ремень безопасности. На руках у неё алели пятна крови, и штанины намокли не только от дождя. Но заниматься её ранами некогда. Важнее уехать подальше от Маленького Токио.

— Не понимаю, почему вы злитесь, — помолчав, заметила Саммер. — Вы не несёте за меня ответственность. Я могу сама о себе позаботиться… — Её голос затих, когда она поняла, какую очевидную чушь говорила. Саммер предприняла ещё одну попытку: — Вы просто могли бы подбросить меня к другу и не затруднять себя…

— Никуда я вас не подброшу. Вы просто втянете в это дело и его тоже.

— Правда? — Саммер, казалось, пришла в ужас.

Чёрт.

— Что вы натворили?

Мгновение Саммер молчала, и он подумал было, не придётся ли ему силой вытягивать правду. Не пришлось.

— Попросила своего друга Мику пригнать машину и привезти несколько вещей из моего рабочего стола.

— Чёрт. — На этот раз Така выругался вслух.

— Не похоже, чтобы кто-то мог выследить меня. Я звонила с телефона-автомата.

— И где друг должен был встретить вас?

— Рядом с лапшичной.

— Там, где вас нашли братья? Вы что, совсем не понимаете, в какой опасности находитесь? Это не кино и, тем более, не игра. Эти люди ни перед чем не остановятся, чтобы получить желаемое.

Саммер казалась потрясённой до глубины души.

— Вы преувеличиваете…

— Видели, что случилось в аллее?

— Я не смотрела.

Така покачал головой, видимо, решив не продолжать бесполезный разговор, и нажал несколько кнопок на мобильном. Сказав лишь свой идентификационный номер, он выслушал сообщение, выключил телефон, чтобы никто не смог поймать сигнал, и резко повернул налево.

— И что, кроме «вольво», должен был доставить вам Мика Джонс?

— Паспорт, деньги, парочку кредиток… — Её голос затих. — Как вы узнали его фамилию?

— Тёмно-зелёный «вольво» девяносто шестого года выпуска был только что обнаружен на дне ущелья рядом с Санта-Моникой. Водитель, афро-американец Мика Джонс, погиб. Машина съехала с дороги.

У Саммер участилось дыхание, и Така ругнулся себе под нос. Она или упадёт в обморок, или её станет рвать, а поскольку они собирались оставаться в этой машине ещё какое-то время, его не прельщал ни один из вариантов. Но и ехать медленнее он не мог. Взяв Саммер за шею, Така наклонил её голову так низко, как только позволял ремень безопасности.

— Дышите медленно, — приказал он, не сбавляя скорости.

Така ладонью чувствовал её бешено бьющийся пульс. Если Саммер заплачет, то успокоится. Она старалась быть сильной, но всё же оставалась гражданским человеком, не привыкшим к ужасам, из которых состояла повседневная жизнь агента. Слёзы помогут ей расслабиться.

Но Саммер лишь дрожала и позволяла держать себя в согнутом положении. И только когда у него возникли непрошеные эротические фантазии, как он слегка передвигает девушку и её голова оказывается около его промежности, Така отпустил её, будто обжегшись.

Саммер откинулась на спинку сидения, невидяще глядя прямо перед собой.

— Это я его убила, — бесцветным голосом проговорила она. — Я не понимала…

— Да, не понимали, — согласился Така, стараясь забыть, как прикасался к тёплой коже её шеи. Совсем не хотелось успокаивать Саммер, но он не удержался и добавил:

— Вы оказались не в том месте не в то время, и все, кого вы ещё вовлечёте, так же рискуют.

— Я не хотела никого вовлекать… Мне просто нужно было уехать отсюда…

— Для этого вам нужен я.

Повернувшись, Саммер пристально посмотрела на него:

— А кто вы такой, чёрт побери?

Интересно, не прокатит ли история с Министерством древностей ещё раз? Вряд ли. Стадию этой невинной лжи они уже давно прошли. Его объяснение должно быть гораздо правдоподобнее и беспощаднее, или она снова сбежит.

А этому нельзя позволить случиться. Сейчас Саммер избавилась бы от него только в одном случае — если бы была в полной безопасности от Братства, но такое возможно, лишь если она умрёт.

— Тот, кто не даст Сиросаме добраться до вас, — сказал он, и это было истинной правдой. Она просто не знала, насколько далеко он готов ради этого зайти.

Бледная в отражённом городском свете, Саммер откинулась на сиденье. Она не спросила, куда они едут, а Така не стал откровенничать. Он ехал быстро и уверенно, двигаясь в потоке машин с непринуждённостью человека, который научился вождению в одном из самых перенаселённых городов мира. Саммер молчала, погрузившись в свои мысли.

Така всё ещё не мог понять, почему она ни разу не заплакала. Ни разу с вечера открытия выставки! Она прошла через испытания, с какими большинство американок не столкнутся ни разу за всю свою жизнь, стала свидетельницей насилия, была потрясена этим, но не проронила ни слезинки. Он не привык к такому. Её самоконтроль слишком необычен. Пока Саммер остается такой жутко спокойной, она способна в любой момент сбежать. Чего нельзя допустить.

Её нужно сломать. Полностью. И если событиям последних двадцати четырёх часов не удалось этого сделать, то придётся самому закончить работу. Рыдающая и беспомощная Саммер перестанет быть угрозой.

Така взглянул на её бледный, неподвижный профиль. Огни встречных машин танцевали на её лице осколками света и тени. Да, он должен её сломать. Или убить.

Или, может быть, и то, и другое.

Изобел Ламбер погасила сигарету, ненавидя привкус во рту, запах на пальцах — ненавидя всё на свете. Нужно снова обратиться к врачу, узнать, появилось ли что-нибудь новое, что можно попробовать. Она уже прошла через пластырь, жевательную резинку, назальный спрей, гипноз, когнитивную терапию, сигареты с гвоздикой — всё на свете, — но толку ноль. Изобел могла обойтись без курения день, неделю, один раз даже три месяца, а потом что-то случалось, и она опять хваталась за сигареты.

Врач объяснял всё просто — работа. Вся жизнь мадам связана со смертью. Изобел убивает сама и приказывает убивать другим. Куря же, она бессознательно приносит себя в жертву, стремится к своей смерти — медленной и более коварной.

Какой невозможный бред! Именно так она и сказала доброму доктору. Если бы курение помогало ей принимать тот трудный выбор, который приходится делать, то она дошла бы до двух или трёх пачек в день. Но оно не помогало. Просто от него переставали трястись руки.

О’Брайен не выполнил задание, а трупов становилось всё больше. Какой-то человек погиб, упав со скалы в машине девушки. Такаши пришлось убрать Бог знает сколько глупых головорезов этого чокнутого Сиросамы. Изобел спрашивала Таку, что, чёрт возьми, он, по его мнению, делает, но тот избегал её сообщений.

Но, в конце концов, это дело О’Брайена. У него есть опыт и ледяная решимость, и если он сохранил девушке жизнь, то тому должна быть веская причина.

Может, она слишком рано вернула его к оперативной работе, но выбора особо не было. О’Брайен словно создан для дела — может говорить и читать по-японски, у него есть связи, знание культуры. Все остальные не идут ни в какое сравнение. Его тело уже довольно хорошо оправилось от самых передовых пыток, какие только могли придумать в современном мире, а хладнокровие никогда ему не изменяло. Так почему же он медлит? Должно быть, думает, что всё ещё есть способ спасти положение, но и на расстоянии в полмира Изобел не видела надежды. Не видела надежды, но понимала стратегию. Понимала, что единственный способ остановить сумасшедшего, одержимого манией величия, — если нельзя к нему подобраться и убить — это отобрать у него игрушки. Саммер Хоторн и понятия не имела, что именно такой игрушкой и была… Пешкой в руках нескольких очень опасных людей, и обе стороны опытны, неумолимы и готовы убить её, прежде чем до неё доберётся противник.

Должно быть, Такаши убеждён, что есть некая выгода в том, чтобы сохранить ей жизнь. Иначе он бы уже покончил с этим делом, и Изобел могла бы докурить свою порцию в открытой пачке сигарет, вернуться в изысканную квартиру и что-нибудь разбить. Она пробовала дешёвые тарелки, бокалы из универмага… Не срабатывало. Чтобы прекратить боль, нужно было уничтожить что-то ценное, красивое, незаменимое. Подобное человеческой жизни, которую она приказывала оборвать.

И тогда можно успокоиться, налить бокал вина, и никто не будет знать, почему по её лицу катятся слёзы. Потому что на следующий день идеальный, абсолютно безупречный цвет лица не выдаст ничего. Догадается только Питер, который знает её лучше других.

Изобел взяла телефон и нажала на кнопки, которые окольными путями направят её к соответствующему устройству Такаши. Она не ждала, что сможет связаться с ним, но должна была попытаться. Ей нужны ответы, любые новости. Хоть слабенькая надежда, что они ещё не в полной заднице.

Она оставила ещё одно сообщение, пытаясь избавиться от тревоги, что сжимала ей плечи под бледным шёлком костюма. Если агент не отмечается, должна быть очень веская причина, и Изобел научилась жить с тишиной и вопросами без ответов до должного момента.

Конечно, есть вероятность, что Саммер Хоторн уже нет в живых. Така мог быть очень нежен, жертва наверняка даже не поняла, что происходит. Способность безболезненно убивать и опыт работы в Южной Калифорнии — ещё два фактора, определившие его в качестве идеальной кандидатуры для этого дела. И тот факт, что Сиросама и его секта, стремящаяся устроить конец света, планируют нанести удар по самому дому Таки, лишь поднимает ставки.

Может быть, слишком поднимает. Изобел могла бы послать кого-то другого — кого-то без личного отношения к тому Армагеддону, что апокалиптический лидер секты планировал обрушить на Токио и все крупные города мира.

Но Изобел руководствовалась инстинктами, и инстинкты говорили ей, что Такаши О’Брайен просто создан для этого задания, и чем скорее она перестанет сомневаться в своём решении, тем лучше.

Пока Така не позвонил с докладом о смерти Саммер Хоторн, остаётся лишь сидеть в офисе и курить, рассматривая в туманном свете улицы Лондона и — проклятье! — жалея, что не занялась чем-нибудь другим. Не стала, например, туристическим агентом или бухгалтером. Не занялась тем ремеслом, что давало бы ей спать по ночам.

Навороченный телефон завибрировал в руке Изобел, и она вздрогнула от неожиданности, гася ещё одну сигарету. Кто-то оставил сообщение — закодированное текстовое сообщение — и по использованному каналу она поняла, что это мог быть только Така. Всё, что ей нужно сделать, — установить устройство на базу и прочитать новости. И тогда можно двигаться дальше.

Долгое время Изобел не шевелилась. Она никогда не была человеком, избегающим горькой правды, и не собиралась становиться такой, но сейчас ей нужно сделать глубокий вдох, прежде чем узнать, что ещё одна человеческая жизнь принесена в жертву во благо мира.

И ещё ей нужна очередная сигарета. И чашка кофе. Прежде чем очередная часть её души будет выжжена дотла.

Глава 7

На руках Такаши была кровь. Саммер не отрываясь смотрела на его изящные и тонкие, но сильные запястья. Он мчался по оживлённым улицам ночного Лос-Анджелеса, а её глаза были прикованы к засохшей крови на тыльной стороне его ладони, к длинным пальцам, державшим руль слишком небрежно для такой умопомрачительной скорости.

Саммер хотелось ругаться, кричать, ударить что-нибудь. Ударить можно было только О’Брайена, но в итоге они наверняка бы врезались в другую машину. Пусть в таком танке им ничего не страшно, разве что «хаммер», Саммер не хотела рисковать. Слишком много людей уже погибло… И Мика в их числе. Милый, добрый Мика, который никому не доставлял хлопот, только жаловался на личную жизнь, и цену на газ, и погоду. Мика, который больше никогда не будет беспокоиться об этом. И всё потому, что хотел ей помочь.

Саммер замёрзла, мышцы задеревенели так, что она даже дрожать не могла. Она не хотела привлекать внимание Такаши без крайней необходимости, особенно учитывая, что он и так уже на неё зол. Саммер мечтала исчезнуть, кануть в небытие. Если не двигаться, не дышать, не говорить, то она просто испарится — и не будет больше крови, боли… — Перестаньте! Саммер со свистом выдохнула; напряжённые мышцы немного расслабились. В машине работала печка, и от горячего воздуха ногам было невыносимо больно. Должно быть, кипяток попал не только на преследователей, но и на неё.

Саммер посмотрела на руки, которые были в грязи, а потом повернулась к спасителю:

— Вы о чём?

— Дышите глубоко и спокойно, думайте об океане. Ещё не хватало, чтобы вы прямо сейчас впали в истерику

— Я не собираюсь никуда впадать, — бесстрастно заметила она. — Просто пытаюсь решить, что делать дальше.

— И что придумали?

— Ничего.

Така кивнул:

— Ну и отлично, поскольку всё равно вряд ли бы сказали что-то дельное.

— Вы расскажете, куда меня везёте?

— Может быть. Сначала мне нужно самому это понять.

— Замечательно, — заметила Саммер без особого энтузиазма. — Мой рыцарь в сияющих доспехах даже не знает, куда мы направляемся.

— Не совсем так.

— Вы знаете, куда мы едем?

— Я не ваш рыцарь в сияющих доспехах. — Глубокий голос Таки не выражал никаких чувств. — Думая так, вы сильно ошибаетесь.

Ливень сменился моросящим дождиком, и машин на дороге стало меньше. Парадокс — Саммер перестало тошнить, и она снова страшно захотела есть. Просто-таки начала умирать от голода. Они проносились мимо забегаловок с фаст-фудом, и Саммер, которая верила в пользу цельных злаков и вегетарианства, неудержимо потянуло в «МакДональдс».

Так они и ехали молча, пока Такаши не повернул направо. Тогда мысли о еде напрочь вылетели у неё из головы.

Он снова свернул за угол, и теперь она уже не сомневалась в их пункте назначения.

— Пустая трата времени — везти меня в дом матери, — заявила Саммер. — Вазы там нет.

— Где она?

Вот зачем её чёрт дёрнул сказать, что ваза в музее — подделка? Если бы она не проболталась, то он, вероятно, оставил бы её в покое. Но, с другой стороны, тогда Така не пошёл бы за ней и не спас из ловушки в переулке, и только Господь знает, где в таком случае она была бы сейчас. На дне пропасти вместе с бедным Микой?

Нельзя думать об этом! Слишком больно.

— Что такого особенного в этой вазе? Конечно, она красивая и очень старая, но не стоит того, чтобы из-за неё убивали.

— Это ваша точка зрения. Очевидно, довольно многие с вами не согласны.

— Тогда, может, мне следует просто передать им вазу и закончить этот кошмар?

Выражение лица Такаши не изменилось.

— Я не могу вам позволить это сделать.

— Почему? Она моя. Её оставила мне няня.

— Я верю, что Хана Хаяси оставила вам вазу на хранение, но не как подарок. Урна принадлежит Японии, а не некой калифорнийской гайдзинке[1], которая не понимает её ценности.

— Вы и сами наполовину гайдзин, так что задирать нос не обязательно, — язвительно заметила Саммер. — Урна сделана в семнадцатом веке, период Эдо — примерно между тысяча шестьсот двадцатым и шестидесятым годами. На рынке она должна стоить около ста пятидесяти — трехсот тысяч долларов… Наверное, скорее даже триста из-за необычной льдисто-синей глазури. Люди не убивают меньше, чем из-за полмиллиона.

— Вы так наивны? В некоторых уголках мира убьют и за горсть монет. Вы жили замкнуто, в безопасности, но остальной мир не так хорошо защищён. — В его холодном и глубоком голосе не было эмоций, даже намёка на неодобрение. Простая констатация факта.

Не справившись с собой, Саммер вздрогнула. Она сделала всё, чтобы забыть жизнь до Ханы, но воспоминания то и дело всплывали на поверхность. Сейчас их вызвали слова этого надменного, волнующе-прекрасного мужчины.

— Не так безопасно и защищённо, как вы могли бы подумать, — наконец сказала Саммер, глядя, как капли дождя стекают по тонированным стёклам машины. Они по-прежнему ехали к дому её матери, и Саммер не знала, как остановить его. Но она должна была!

— По-видимому, нет, — после паузы согласился чертовски наблюдательный О’Брайен. — Иначе вы уже сошли бы с ума. Не видел, чтобы вы плакали — ни после известия о смерти друга, ни от страха. Впечатляет.

Его слова были подобны удару кулаком в живот.

— Я не плачу. Неважно, насколько всё плохо — я никогда не плачу. Незачем попусту тратить время. Слёзы не вернут Мику, ничего не изменят. Вы бы предпочли, чтобы я сидела здесь и рыдала навзрыд?

— Да.

В полумраке салона Саммер пристально посмотрела на изящный профиль Таки.

— Почему?

— Потому что это странно, а я не люблю странностей.

— А не пошли бы вы…

Должно быть, ей привиделось слабое движение его губ, которое у другого человека было бы подобием улыбки. Однако все мысли о губах Такаши исчезли, когда он повернул на широкую улицу, которая вела к охраняемому особняку отчима.

— Нет! — запаниковав, громко крикнула Саммер. — Вазы здесь нет.

— Тогда где она?

О’Брайен подъехал к воротам и остановил машину. Набрал секретный код и повернулся к ней.

Ворота начали открываться, и тревога Саммер достигла пика.

— Послушайте, говорю же вам, её здесь нет, — нетерпеливо повторила она в тысячный раз. — Нет причин идти туда. Не нужно вовлекать мою семью в неприятности, не нужно подвергать их опасности.

— Вы подверглись опасности в первую очередь из-за своей идиотки-мамаши, преданной последовательницы Сиросамы. Ваши родные уже вовлечены. Если люди Сиросамы здесь ещё не побывали, то скоро будут.

— Нет! — ужаснулась Саммер. — Мы не можем… Я отдам им вазу…

— Чего вы так боитесь? Только не говорите, что стараетесь защитить мать. Она уже скормила вас волкам, и нетрудно представить, как она поступит так же ещё раз.

Саммер не стала спорить.

— Тогда зачем давать ей шанс сделать это? Давайте просто уедем отсюда.

— Её здесь нет.

— Правда? — с беспокойством в голосе спросила Саммер.

— Утром ваш отчим увёз её на Гавайи, чтобы держать подальше от Сиросамы. По-видимому, не захотел тратить пятьдесят тысяч долларов на воду из ванны духовного учителя.

— Что?! — в ужасе воскликнула Саммер. — С чего ей вдруг захотелось получить воду после его мытья?

— Чтобы выпить. Это часть посвящения в «Братство торжества истины». Нужно выпить воду из ванны, чтобы впитать сущность Сиросамы. Они также продают его кровь, но это стоит немного дороже.

— Я вам не верю, — решительно отрезала она.

— Не верите? — Така откинулся на сидение, чуть придерживая руками руль. В тусклом свете он казался очень привлекательным и одновременно смертельно опасным.

— В активах «Братства торжества истины» более миллиарда долларов, и сумма растёт изо дня в день. Продажа крови, воды из ванны, лент, книг — хороший, но не основной источник доходов. Большую часть денег они получают из пожертвований отрекшихся от мирской жизни. И они делают всё возможное, чтобы привлечь самых богатых из тех, кто еще не встал на путь истинный. Им нужны бедные студенты для научных исследований и рутинной работы и богачи для пополнения денежного запаса. Их тактика приносит свои плоды — «Братство торжества истины» выросло из горстки последователей Сиросамы, какой было десять лет назад, до одной из самых могущественных новых религий, как они любят себя называть.

— Религия, которая оправдывает убийство?

— Большинство религий оправдывают убийство, пока верят, что их дело правое. А верят в это все. — Такаши приоткрыл дверь машины, и Саммер положила руку на его, стремясь остановить. Странное ощущение: он много раз прикасался к ней, вырывая из когтей опасности, но она не помнила, чтобы хоть раз касалась его сама.

Рука Такаши была твёрдой и сильной, и он легко мог высвободиться, но вместо этого замер, глядя на Саммер.

— Пожалуйста, — тихо сказала она. — Я беспокоюсь не за мать.

— Ваша младшая сестра тоже уехала.

На мгновение почувствовав облегчение, Саммер тотчас заподозрила неладное.

— Как вы узнали, что у меня есть сестра?

— Я знаю о вас всё. Ваша сестра у друзей за городом, и в ближайшее время она не вернётся. По крайней мере, пока всё не утрясётся. Мы проследили за тем, чтобы её нельзя было отыскать. Она понятия не имеет, что происходит. Не нужно тревожиться за неё.

Саммер уставилась на него.

— Мы проследили? — эхом отозвалась она. — Чёрт возьми, кто это «мы»?

Такаши промолчал, да Саммер и не ждала ответа. Но теперь она была уверена, что О’Брайен — не японский чиновник.

А ещё Такаши собирался вломиться в особняк отчима — и это только привлечёт нежелательное внимание к сестрёнке. Защита Джилли важнее выполнения обещания, данного Хане, и в этом она не напортачит.

— Ваза в доме Мики, — выпалила Саммер.

Така, казалось, не особо обрадовался её внезапному приступу честности.

— А почему она там?

— Потому что это Мика сделал… копию. — Запинка была секундной, и оставалось надеяться, что Така её не заметил. Ему совсем не нужно знать, что подделок несколько.

— Хорошо, — сказал Такаши, вновь заводя машину.

— Мы не можем туда ехать. Там же повсюду будет полиция. Они не позволят нам незаметно проскользнуть в дом и начать искать вазу. И его друзья, наверное, тоже там… — Её голос сорвался. Нет, не из-за слёз. Никогда из-за слёз. Просто рана была ещё слишком свежа.

— Его личность ещё не установлена. А когда её установят, кто-нибудь проследит, чтобы без моей команды полиция не обнародовала данные. Нас никто не побеспокоит.

Така вернулся на главную дорогу и с безошибочной уверенностью поехал на запад к захудалой вилле Мики, возведённой в испанском стиле.

Мгновение Саммер собиралась с мыслями.

— То есть как личность не установлена? Вы же только что сказали мне…

— Мои люди знают. Урок для вас, доктор Хоторн: мои люди знают всё.

— И ваши люди контролируют полицию Лос-Анджелеса?

Его полуулыбка была живым воплощением цинизма.

— Многие контролируют полицию этого славного города. Как вы могли прожить двадцать восемь лет и остаться при этом такой невинной?

Саммер уже даже не удивилась, что Такаши известен её возраст… он ехал прямиком к дому Мики. Что ещё знал этот человек?

Саммер покрылась холодным потом. Он действительно знает всё, в том числе отвратительные подробности её детства? Посвящён ли он в тайны, погребенные столь глубоко, что даже ей удаётся почти не вспоминать о них?

— Я не невинна, — сдавленным голосом пробормотала Саммер.

Слава Богу, Такаши на неё не смотрел.

— Может, и нет. Но в академии вы жили безопасной, замкнутой жизнью, а потом заперли себя в музее, спрятавшись в своём мирке. Один короткий роман ещё не свидетельствует об огромном сексуальном опыте.

Паника Саммер всё росла, и она знала, что должна сменить тему, потому что если Такаши всё известно, она этого просто не перенесёт. Но остановиться не получалось.

— Может, я не ищу сексуального опыта, — заявила она. — Может, я ищу любовь.

Такаши быстро и резко рассмеялся.

— Не думаю, что вы сами верите в это. История вашей жизни показывает, что вы не очень-то старались найти любовь.

«Какая ещё история моей жизни?», — с болью подумала Саммер.

— Я люблю сестрёнку. И любила Хану.

— Но ведь мы говорим не о такой любви, верно? Мы говорим о настоящей, сексуальной любви, когда живут долго и счастливо.

— Живут долго и счастливо? — эхом отозвалась она. — Нет, в это я не верю.

«Что ещё? — думала Саммер. — Что ещё ты знаешь?»

Такаши остановил машину, и она с удивлением осознала, что они уже на месте.

Полуразрушенная вилла Мики находилась далеко от голливудского особняка Ральфа Ловица. Но поездка показалась Саммер до смешного короткой. Частично объяснением этого мог служить бешеный стиль вождения её спутника. Об остальном позаботилось его умение занимать Саммер нежелательными вопросами.

Десять лет назад Мика купил этот старый дом, и за это время ему не удалось хоть как-то приостановить разрушение здания. Саммер знала из личного опыта, что на несколько фонарей были установлены датчики времени. Мика ненавидел темноту и нехватку света в зимние месяцы, и когда жил один, то не хотел возвращаться в неосвещённый дом.

Саммер увидела, что одна из кошек Мики шныряла по улице — обычно к этому времени он уже был дома, и три бродячих кошки, которых он приютил, питались вкусной кошачьей едой.

«Нужно будет с ними что-то сделать, — подумала Саммер. — Если, конечно, выберусь из этой передряги живой».

— У меня есть ключ, — призналась Саммер. — Иногда я остаюсь на ночь.

— Удобно. Мне ключ не требуется, но это упрощает дело. — Такаши вылез из машины и встал рядом, ожидая её, и на мгновение она задумалась, а не попробовать ли уехать. Саммер не волновало, что О’Брайен найдёт подделку — оригинал-то она хорошо спрятала. Распрощавшись же с ним, она больше не будет подвергать опасности семью и сестру.

Это было бы разумное решение. У Саммер не было оснований доверять О’Брайену больше, чем Сиросаме. Равно как и желания выяснять, что он задумал сделать с ней самой, когда найдёт урну. Но если откровенно, он беспокоил её и тревожил те струны души, о которых Саммер не хотела думать. Половина из того, что Такаши сказал ей, — ложь, а сказал он очень мало.

— Даже не думайте.

Такаши не нужно было больше ничего говорить. Казалось, он читал мысли Саммер ещё до того, как они появлялись у неё в голове. Она ему не ровня. Ещё две причины, по которым он тревожил её. И если она решится сбежать, ей придётся придумать что-нибудь получше спонтанного порыва.

Саммер выбралась из машины, тихо закрыв за собой тяжёлую дверь. Она не знала, чего ради старается сохранить их присутствие в тайне — если бы соседи заподозрили, что в дом кто-то влез, они бы вызвали полицию, и это ведь было бы хорошо? Хотя если они уже выглянули и увидели Саммер, то знают, что всё в порядке. Она провела здесь так много времени, что обзавелась не только ключом, но и собственной комнатой. И сменой одежды, поняла она с запоздалым облегчением.

— Я точно не знаю, где находится ваза. — На этот раз Саммер говорила правду. — Нам нужно будет поискать её. Могу я переодеться в сухое? В спальне есть моя одежда.

Его глаза подозрительно сверкнули:

— Выглядите как утопленный котёнок.

— А вы откуда знаете? Доводилось топить котят?

— Не котят.

Ровный голос Такаши заставил Саммер вздрогнуть.

— Ну, по крайней мере, вы так же хорошо спасаете людей от утопления, — заметила она.

— У меня свои таланты. Идите переоденьтесь, но не слишком задерживайтесь. Просто скажите, где начать поиски.

— Думаю, в студии Мики в задней части дома. Либо там, либо в спальне — это большая комната прямо после кухни. Я знаю, что в моей комнате вазы нет.

— Да? И зачем вам здесь комната? Не для любовных утех… Он был геем.

Саммер со страшной силой захотелось побить его. Хотя замечание и не содержало пренебрежительного оттенка, но его холодное всеведение выводило из себя.

— Мика иногда спал с женщинами.

— Но не с вами. — Такаши ничуть в этом не сомневался, и отрицать было бы пустой тратой времени.

— У меня… проблемы со сном. Так сказать, ночные кошмары. Я люблю мой маленький домик, но временами мне нужно находиться рядом с кем-то.

Така пристально посмотрел на неё.

— И что же могло стать причиной кошмаров у столь обыкновенной молодой женщины? Кажется, мы что-то пропустили в вашей биографии.

Они шли по заросшей дорожке, и мрак помог ей скрыть выражение лица. Саммер не нуждалась в зеркале: она и так знала, что стала бледной как полотно, а в глазах отразилось страдание. Хорошо, что Такаши не мог этого видеть. Она передала ему ключ.

Такаши молчал. Саммер хотелось знать, о чём он думает. Что бы это ни было, она готова была побиться об заклад, что мысли не из приятных, хотя это никак не отражалось на его строгом экзотично-красивом лице.

— У вас десять минут, — предупредил О’Брайен. — И не делайте ошибку, снова пытаясь сбежать. — И он вошёл в мрачный дом, не обращая больше внимания на Саммер.

Трясущимися руками она покормила кошек. По крайней мере, с приоритетами у неё всё в порядке. Призрак, Виолончель и Пуська остались довольны. Такаши занимался поисками в спальне Мики, но делал это совершенно бесшумно. Саммер почти ничего не знала о человеке, с которым провела последние двадцать четыре часа, но была уверена, что когда он закончит, то не останется никаких следов его пребывания. В отличие от братьев, порывшихся в её доме.

Саммер прошла в свою маленькую спальню и по дороге в ванную захватила черные джинсы и футболку. Она быстро приняла душ и, завернувшись в полотенце, принялась осматривать ожоги на голенях и руках. Она даже не заметила, что обожглась. Неудивительно — была слишком занята, спасая свою жизнь.

Саммер натянула простой чёрный бюстгалтер и трусики, села на закрытый унитаз и, бормоча себе под нос проклятия, достала тюбик с мазью. Мазь, конечно, вряд ли поможет. Было чертовски больно, и уже начали появляться волдыри. Даже свободные джинсы станут больно тереться о ноги, но разве у неё есть выбор?

Саммер не заметила, как открылась дверь. Не заметила и Такаши, появившегося в проёме и разглядывающего её своими тёмными непроницаемыми глазами, пока он не заговорил:

— Что, чёрт побери, вы с собой сделали?

[1] Гайдзи́н (яп. 外人) — сокращение японского слова гайкокудзин (яп. 外国人), означающего «иностранец». Иероглифы, составляющие слово гайкокудзин (外国人), означают 外 «вне», 国 «страна» и 人 «человек». Таким образом, буквально слово означает «человек из внешней страны». В просторечии может употребляться грубая сокращённая форма гайдзин (яп. 外人), содержащая только иероглифы 外 «вне» и 人 «человек»; таким образом, это слово означает «человек извне».

Глава 8

Вскрикнув, Саммер схватила отброшенное полотенце и завернулась в него.

— Уходите!

— Не говорите ерунды. — Такаши пересёк комнату, схватил полотенце за край и дёрнул. — Как вы поранились?

— Дайте мне одежду…

— Мне абсолютно наплевать, одеты вы или нет, — отрезал он. — Нужно осмотреть раны и убедиться, что вы и дальше сможете ехать со мной.

Саммер обхватила себя руками в бесполезном усилии оградиться от равнодушного взгляда. Она знала, что её непримечательное пухлое тело вряд ли заинтересует Такаши. И не то чтобы — Боже упаси! — она хотела чего-то подобного. Просто эти безразличные тёмные глаза не должны видеть её голой!

Но Такаши был сильнее, решительнее и нетерпеливее. Значит, чем дольше она будет сопротивляться, тем дольше ей придётся оставаться в неловкой ситуации.

— Я была на кухне в лапшичной, когда туда пришли братья. Пришлось опрокинуть чан с кипятком, чтобы их остановить. Видимо, вода случайно выплеснулась и на меня, хотя тогда я ничего не почувствовала.

— Дайте ваши руки.

Если она протянет руки, то больше не сможет прикрываться. Но нельзя сказать, что даже сейчас ей это хорошо удавалось, поэтому Саммер втянула живот и выставила ладонь.

— Обе.

Она решила не перечить, по крайней мере, пока, и вытянула руки. Они не тряслись, так что можно собой гордиться. Учитывая, что она сидела в одном белье перед незнакомцем — очень красивым незнакомцем — и что недавно её пытались убить, это было большое достижение.

Такаши взял её руки в свои, перевернул, чтобы получше рассмотреть ожоги… Увидел шрамы. Пояснений не понадобилось — даже дурак распознал бы следы неумелой попытки самоубийства. Как ни странно, но он воздержался от замечаний.

— Когда мы приедем, то я найду какое-нибудь лекарство.

— Куда приедем?

О’Брайен не обратил внимания на вопрос, выпустил её руки и присел на корточки, чтобы осмотреть лодыжки. Саммер с трудом подавила порыв отпрянуть. Мужчина, стоящий перед ней на коленях, вызывал странные и непривычные эротические мысли.

Она готова была отдать десять лет жизни, лишь бы оказаться одетой.

Раньше ей удавалось жить осмотрительно, избегать страстей. Саммер знала, что может заниматься сексом: три месяца со Скоттом наглядно это продемонстрировали. Хотя, конечно, нельзя сказать, что она жаждала предаваться любви, так что последние несколько лет прошли совсем без постельных утех. Но по какой-то совершенно безумной причине этот мужчина будоражил в ней чувства, которые либо давно умерли, либо никогда раньше не существовали. И Саммер это не нравилось.

Такаши же, казалось, ничего не замечал. Или просто вся эта ситуация его вообще не волновала.

— Здесь чуть похуже, но это не должно помешать. — Он посмотрел ей в лицо, не меняя положения, его руки всё ещё обхватывали её лодыжки.

Не смей об этом даже думать!

— Скажите мне, где на самом деле урна, и мы уберемся отсюда до того, как кто-нибудь появится.

— Не знаю.

Он молниеносно поднял руку и пугающе крепко обхватил её шею.

— Не хочу опять это слушать, — спокойно сказал он. — Больше никаких увёрток.

— Это правда. — Голос Саммер звучал приглушённо из-за того, что Така сдавил ей горло. — Мика изготовил копию. Я думала, он оставит оригинал где-то в доме.

Така немного ослабил хватку.

— Но он не оставил. Поверьте мне, если бы урна была здесь, я бы её нашёл. Куда ещё он мог её деть?

— Я не… — Мужская рука опять сжалась, и её голос пресёкся. Саммер нервно сглотнула. Ладонь на горле ощущалась очень остро. — Он мог отдать вазу кому-то ещё, чтобы спрятать.

— Нет.

— Мне тяжело дышать, — с трудом прохрипела Саммер.

— Может, вы отдали урну младшей сестре, — размышлял тем временем Такаши. — Никто бы не подумал, что вы способны подвергнуть её опасности, но иногда люди могут удивлять. Может, вы волнуетесь о ней не так уж сильно, как думаете, особенно если на кону триста тысяч долларов?

— Вы отвратительны, — прошипела она в ответ.

— Тогда скажите, где урна. Или придётся спросить вашу сестру?

Их взгляды встретились. Глаза Такаши были тёмными, холодными, неумолимыми, и Саммер спросила себя: как она могла хоть раз подумать о нём как о спасителе? Не будь она такой уставшей и напуганной, не сиди в одном белье, то, возможно, и поборолась бы с ним. Но сейчас она ему не ровня, и самое важное — нужно любой ценой не впутать в это дело сестру. Чёрт, да зачем вообще с ним бороться? Она проиграла, и ставки оказались выше, чем она изначально предполагала. Теперь речь шла не просто о сохранении вазы почти неземной красоты — подарка от человека, который больше других любил и защищал Саммер, — но и о безопасности младшей сестрёнки. И тысяча бесценных ваз — ничто по сравнению с её жизнью.

— Я могу найти вазу, — прошептала Саммер.

Такаши сразу же ослабил хватку и опустил руку.

— Так сделайте это.

— Я могу сначала одеться?

Он позволил взгляду пройтись по её телу с головы до пят.

— Если хотите.

Конечно, Такаши не собирался оставлять Саммер одну. Как и не думал отводить от неё глаз. Саммер натянула джинсы, закусив губу, — лишь бы не вскрикнуть, когда мягкая ткань прошлась по ожогам. Резким движением надела футболку. Та была слишком лёгкой; лучше было бы взять что-нибудь потеплее. Но один взгляд на его непреклонное лицо, и вопрос отпал сам собой.

Такаши загораживал дверь в спальню. Странно, он такой стройный… а занимает столько места.

— Мне нужны туфли, — заметила Саммер.

— Кроссовки. Может, придётся побегать. И наденьте свитер — на улице холодно.

Подумать только! Саммер до сих пор чувствовала его руку на горле. В какой-то момент она подумала, что Такаши может легко задушить её. И сделает это, если она вздумает сопротивляться. А теперь он беспокоится, как бы она не замёрзла!

Такаши отодвинулся, и Саммер, кивнув, направилась к шкафу. Хоть следов обыска не было заметно, она знала, что он и там искал. Саммер взяла старые кроссовки и мешковатый свитер. От тщеславия, которое и так никогда не входило в перечень её недостатков, теперь не осталось и следа. Такаши уже видел её практически голой и остался равнодушным. Не то чтобы она хотела произвести на него впечатление — это последнее, что ей сейчас было нужно! — но так грустно чувствовать свою неуклюжесть и заурядность, столкнувшись с подобной красотой.

А Такаши был красив. У неё не было времени задуматься об этом — она спасала свою жизнь. Но со своими шелковистыми прямыми чёрными волосами, тёмными непроницаемыми глазами, сочным ртом он был почти столь же великолепен, как и предмет его отчаянных поисков.

Но в его красоте было что-то тревожащее. Саммер провела среди голливудских красавчиков большую часть жизни и знала, что хорошие внешние данные обычно служили лишь своего рода валютой. Скотт был одним из самых привлекательных мужчин, которых она когда-либо встречала, и, будучи ценительницей прекрасного, она потому и выбрала его в качестве партнера — чтобы переспать и побороть страхи.

Такой план, конечно, не мог привести к чему-то хорошему. Она использовала Скотта, одновременно надеясь, что влюбится, но в конце концов поняла, что разрешённый «взрослый» секс сильно переоценивают, и неважно, насколько нежен партнёр. Можно спокойно прожить и без постельных утех!

Так почему же сейчас она смотрела на необычное, прекрасное лицо Такаши О’Брайена и неожиданно чувствовала себя потерянной? Но, в конце концов, всё это неважно: когда он получит вазу, то — если повезёт — оставит её в покое. И наверняка будет счастлив, что избавился от неё. А она позабудет все неразумные желания, которые, по её собственному мнению, была не способна чувствовать.

Поскорее бы!

— Ваза не здесь.

Такаши выключил свет, и комната погрузилась во мрак. В коридоре продолжала мягко гореть лампа.

— Вы же не собираетесь играть в кошки-мышки? Это было бы не очень мудро.

— Ничего не знаю насчёт своей мудрости. Что вы собираетесь сделать с вазой?

— Я уже говорил — отвезу в Японию.

— А со мной? Убьёте?

Саммер удалось его удивить.

— Разве в последние двадцать четыре часа я не делал всё возможное, лишь бы спасти вашу жизнь? Даже несмотря на все ваши усилия помешать этому?

И ведь не поспоришь!

— Я готова, — отозвалась Саммер.

— Тогда давайте заберём вашу чёртову урну.

Конечно же, её придётся убить. Такаши всегда это знал, но ему совсем не нравилось, что Саммер, кажется, тоже. Пару раз он был близок к цели, но в последнюю минуту раздумывал. Но как только урна окажется у него, разумнее всего будет прикончить Саммер. Быстро, безболезненно… Она даже не поймёт, что случилось.

К сожалению, Саммер уже подозревала его. Будет ли она бороться, когда придёт время? Така надеялся, что нет, ведь только ей же будет больнее. Пусть лучше просто сдастся! В случае борьбы он с лёгкостью победит: ей свойственна мягкость, ему — твёрдость и решительность. Тогда, в ванной, он позволил себе отвлечься и из-за этого чуть переборщил с силой. Не нужно было так крепко хватать её за горло.

Наблюдательность у Таки была развита гораздо лучше, чем у обычных людей, и тем коротким взглядом, что он себе позволил, он впитал каждый сантиметр её обнажённой кожи. Шрамы на запястьях его не удивили: он знал, что подростком, вскоре после гибели Ханы Хаяси, Саммер пыталась покончить жизнь самоубийством. Но неожиданно бледная, кремовая кожа Саммер — гладкая и мягкая — его прямо заворожила. Над левой грудью у неё была родинка, и будь он проклят, если татуировка, выглядывающая из-под белья, была только плодом воображения. Кто бы мог подумать, что такие девушки делают татуировки! Интересно взглянуть на рисунок. Конечно же, он сможет посмотреть… после её смерти.

При этой мысли Така почувствовал непривычную ему лёгкую тошноту. Виновато ли его последнее задание в том, что он никак не мог решиться устранить Саммер? Возможно. Может, сам побывав на волосок от смерти, он стал больше уважать её… и бояться.

Нет, не совсем так. За последние сутки он убил четырёх человек, и эти преступления вряд ли оставили след в его душе, точнее в том, что от неё осталось. Эти люди были опасными животными, которых необходимо было убрать. Так что совесть его по-прежнему спала.

Саммер Хоторн — другое дело. Да, она тоже опасна, но понятия не имеет, почему. Не знает о тайне, что скрыта в её голове и может привести к гибели тысячи людей. Не подозревает, что Така просто не может оставить её в живых.

Он последовал за Саммер через дом, выключая по дороге свет. За ними вырастала тьма.

Было уже далеко за полночь. Если бы Саммер привела его прямо к урне, Така смог бы закончить дела и вылететь первым утренним самолётом, проследив, чтобы Сиросаме передали, что именно Такаши забрал с собой и что — точнее кого — уничтожил. До этого дня они не представляли, кто помогает их жертве, но теперь Генрих Мюллер сможет его описать, а людей, которые с легкостью сложат дважды два, в «Братстве торжества истины» достаточно. Его начнут искать, и, хотя он легко мог трансформироваться в иные свои ипостаси, — к тому же с ним уже не будет Саммер, которая привлекает внимание, — всё же нужно быть очень осторожным.

Нет, Така не мог себе позволить разводить сантименты с мягкой маленькой гайдзинкой, в которой было больше ума, чем здравого смысла.

Похолодало. Саммер вздрогнула, когда они вышли из дома. Така подавил порыв дать ей свою куртку. Нельзя было рисковать запачкать одежду кровью. Он не задавал вопросов, когда Саммер повела его вокруг дома. С кем-нибудь другим Така мог бы и заподозрить ловушку, но не в этом случае. В их отношениях он — воплощение опасности, не она.

Формально, конечно, у них не было никаких отношений… разве что охотника и добычи. Поработителя и угнетённой невинности. Преступника и жертвы, как говорят в полицейских телесериалах. Убийцы и трупа.

Они пришли к старому гаражу Мики, у которого уже частично отсутствовала черепичная крыша. Что бы ни находилось внутри, оно подвергалось воздействию непогоды. Очередная ложь?

Внутри стояла только одна большая, непонятной формы машина, закрытая брезентом, да ещё лежала кучка опавших листьев.

Саммер пошла прямо к машине и стянула брезент. На мгновение Така замер от благоговения. Вообще ему особо не было свойственно приходить в восторг от вида машин. Он всегда больше интересовался мощностью, нежели красотой. Но дураком он не был и распознал представшего его глазам зверя.

— Машина досталась Мике вместе с домом. Тогда это была просто куча ржавчины, однако Мика работал над ней последние пять лет. — Голос Саммер прервался, но в нём не слышалось слёз — только боль. — Бедный Мика, — прошептала она.

— Побеспокойтесь лучше о себе, — отрезал Така.

Это был «дуйзенберг», где-то тридцать пятого года выпуска, прекрасно сохранившийся, с сияющей поверхностью, тёмного, насыщенно-синего цвета, с кожаными сидениями в тон.

— Он на ходу?

Саммер открыла боковую дверь, даже не взглянув на него.

— Не всё ли равно? Мы же не собираемся никуда ехать. Если повезёт, из него, наверное, можно выжать восемьдесят километров в час. — Саммер исчезла на заднем сидении, только ноги торчали из машины, и Така мог видеть движения её ягодиц. Она явно что-то искала. И по какой-то грёбаной причине он возбудился. В ожидании Така прислонился к стене. Злиться на себя — пустая трата времени: у него здоровое отношение к женскому телу. И хотя он не считал себя любителем женских задниц, не было смысла отрицать, что её даже в этих выцветших чёрных джинсах восхитительна.

Но возбудиться из-за женщины, которую намереваешься убить, — двигаться в таком направлении Така совсем не хотел. Он знал мужчин и женщин, которые наслаждались сексом и смертью, заводились при мысли о том, чтобы соединить приятное с полезным — занятия любовью и убийство. Такие мысли и реакции — первый шаг к неизлечимой болезни души. Саммер Хоторн была работой, запретным плодом, и если она выберется из этой машины-бегемота с урной Хаяси, то станет очередной невинной жертвой этой войны.

И тогда, после завершения всей этой истории, он подумает, а не найти ли ему обманчиво хрупкую гайдзинку со светлыми волосами, бледной кожей, веснушками и прелестным задом, чтобы утолить свою страсть. Так будет разумнее и полезнее для здоровья. Проще, в конце концов. Он ведь практичный человек!

К счастью, Саммер полностью залезла в машину, так что Таке больше не пришлось наблюдать за её виляющей пятой точкой. Через мгновение она перевернулась и села на пол «дуйзенберга».

— Она у меня.

Ему везло как утопленнику. Они могли бы проискать урну всю ночь, и он был бы доволен. Могли бы поехать на юг и выследить её сестру. Но урна — вот она, прямо здесь, и больше нет причин медлить. Есть распоряжения, работа, и он её сделает.

Така оттолкнулся от стены и подошёл к «дуйзенбергу», заполнив дверной проём и закрыв свет. Увидел, что давно потерянная урна Хаяси стоит на сиденье. Даже в темноте она была прекрасна. А потом Така посмотрел на Саммер, и все мысли о старинном сокровище, за которым он охотился несколько месяцев, а другие — века, вылетели у него из головы.

У неё были голубые глаза — не такого насыщенного цвета, как глазурь урны — но всё же ярко-голубые. Мокрые волосы начали высыхать. Саммер неподвижно сидела на полу машины, будто бы зная, что случится теперь, когда она наконец отдала ему то, что он хотел.

Выбора не было: Така залез в машину, а Саммер попыталась отползти к задней двери. В её глазах плескалась паника. Она всё понимала.

Но он не мог позволить этому остановить его.

Джиллиан Мари Ловиц, единственная дочь Рафаэля и Лианны Ловиц, вытянула руку и подняла большой палец. Саммер пришла бы в ужас при мысли, что её младшая сестренка путешествует автостопом, но нищим выбирать не приходится. А сейчас Джилли определённо была нищей — в её кармане лежало ровно тридцать семь центов.

Почему кто-то хоть на мгновение мог подумать, что она так вот запросто отправится к Питерсенам, — этого она никак не могла понять. Автор этого маленького плана совсем её не знал.

Её сводная сестра Саммер относилась к небольшому числу людей, которые по-настоящему разбирались в характере этого бесёнка в юбке. Родители слепо обожали Джилли, и она их тоже любила. По-матерински. У её родительницы был интеллект тостера, отец зациклился на деньгах, и оба думали, что их милая доченька — невинная принцесса. Джилли лишилась иллюзий, когда в двенадцать лет случайно увидела, что с матерью делал садовник… и что отец за ними наблюдал.

Слава Богу, никто тогда её не заметил. А Джилли повела себя как ребёнок: убежала, чтобы побыть у Саммер, пока во всём не разберётся. Саммер всегда была для неё как мать, хоть разница в возрасте у них — всего двенадцать лет. Лианна видела в старшей дочери обузу, мешающую ей молодиться, а в младшей — модный аксессуар. Ральф вообще особо не обращал на Джилли внимания — только давал деньги.

Что было неплохо: они полностью ей доверяли и не доставляли хлопот. Тем временем Джилли тщательно распланировала свою жизнь. Она была одной из тех пугающе умных подростков, которые в шестнадцать лет уже переходили на второй курс в колледже. А ещё Джилли была намерена переехать в собственную квартиру через несколько месяцев. Единственной проблемой было вынудить аспиранта, своего напарника в лаборатории, соблазнить её, но работа в этом направлении активно продвигалась!

Но тем временем её выдернули с занятий и отправили на юг с весьма сомнительными объяснениями. Мол, Питерсены — друзья отца Джилли (хотя она даже не помнила, чтобы встречалась с ними раньше) и что они уберегут её от преследований какого-то ненормального, о котором она никогда и не слыхала. Уберегут, как же! Глядя на Питерсонов, никому бы и в голову не пришло такое ляпнуть.

Ей даже не дали шанса возразить и воспротивиться! Добравшись до отдалённой хижины в пустыне, Питерсены следили за ней, словно коршуны. Джилли пришлось ждать два дня, чтобы те расслабились и подумали, что она им верит.

Преодолеть запертые двери и собак, особо не шумя, оказалось очень трудно, поэтому и не получилось порыться в кошельке Милдред и взять такие нужные деньги. Сейчас же главной её целью было убраться отсюда и вернуться в Лос-Анджелес.

Джилли решила, что, как только доберётся до телефона-автомата, то позвонит родителям и узнает, что происходит. Или — так даже лучше — позвонит Саммер, которая тотчас же приедет и заберёт её. У Питерсенов были только мобильные, которые они всё время держали при себе, поэтому ей не представилось возможности позвонить из хижины. Когда же она в открытую попросила телефон, они лишь сказали «слишком опасно» и предложили ещё шоколада.

Ей не понадобилось много времени, чтобы понять, что в конфетах наркотик. Питерсены знали о её слабости к «Ролло», и первые два дня Джилли провела как в тумане, просыпаясь на время, достаточное лишь, чтобы вновь наесться шоколада. А потом в ней проснулась паранойя. В её жизни было много жертв, но выплёвывать «Ролло», когда Питерсены отворачивались, было сложнее всего. Вернувшись домой, она станет есть любимое лакомство снова и снова, пока не заболит живот.

Но прямо сейчас Джилли была на пустынном участке шоссе, причём даже непонятно где. Она замёрзла, проголодалась и была дико зла. Джилли запретила себе бояться; её вообще было не так легко напугать. Но если, когда она поймает машину, у водителя окажутся какие-то нехорошие мысли, она с этим справится. Саммер зачем-то училась самообороне и в свою очередь научила Джилли, как в считанные секунды вырубить человека весом с центнер. Зачем сестре понадобились такие уроки, Джилли не знала, но подозревала, что это как-то связано с детством сестры. Когда придёт время, Саммер сама ей всё расскажет.

Увидев вдалеке фары машины, Джилли облегчённо выдохнула. Спасение близко, даже если придётся за него побороться. Когда машина была совсем рядом, Джилли опустила палец и подождала, пока белый лимузин остановится рядом. Водитель опустил стекло и высунул из окна бритую голову.

— За тобой приехал его святейшество, малышка.

Джилли терпеть не могла, когда её называли «малышкой», а одутловатый белый Сиросама казался ей омерзительным. Но, как она уже решила, нищим выбирать не приходится.

— Слава Богу, — сказала Джилли и забралась на заднее сиденье лимузина.

Глава 9

В машине было очень темно. Саммер попыталась отползти от Такаши, но даже в огромном автомобиле, предназначенном для дальних поездок, было не так много места, поэтому он легко поймал её и подмял под себя. Саммер не боролась. Даже во мраке Така видел прозрачные голубые глаза, внимательно наблюдавшие за ним, и страх, который та пыталась скрыть. Чем дольше он будет тянуть, тем тяжелее ей придётся. Така обхватил ладонями девичье лицо и стал поглаживать её подбородок и горло большими пальцами. Он знал, что должен надавить сильнее.

Тело Саммер было таким мягким. Ему же нравились крепкие тела, худые и мускулистые. В обычных обстоятельствах она бы явно не привлекла его внимания, но сейчас эта мягкость была невероятно притягательна. Ему захотелось поцеловать Саммер — просто для того, чтобы проверить, так же ли мягок её рот, как и всё остальное. Он бы мог поцеловать её и одновременно выполнить приказ, и она бы даже не поняла, что умирает.

Саммер знала своё будущее. Не могла не знать. Она закрыла глаза, отгораживаясь, признавая своё поражение. Медленно дыша, Така придвинулся ближе, коснулся лбом её лба. Его пальцы обхватывали шею Саммер, поглаживали горло. Он подумал о шрамах на её запястьях, о мраке её глаз. Может, он делал то, чего Саммер по-настоящему желала? Но, может, и нет. Ему лишь известно, что выбора нет. Он хотел сказать, что ему жаль. Но какая нелепость — ведь раньше он никогда не жалел!

Саммер лежала абсолютно неподвижно, но Така чувствовал бешеное биение её сердца, которому вскоре суждено было затихнуть.

Он коснулся губами её губ — словно в знак благословения и напутствия — и уже начал было сдавливать горло, как в кармане завибрировал телефон.

Така, словно обжёгшись, резко отпрянул и вылез из машины, раскрывая мобильный, который был далеко не заурядным средством связи.

Он повернулся к ней спиной, ожидая, что Саммер попробует сбежать. Ему совсем не хотелось устраивать погоню — это только усложнило бы всё — к тому же сейчас нужно сосредоточиться на полученном сообщении. Но с другой стороны — вероятно (конечно, очень сомнительное вероятно), но вдруг он сможет отпустить свою пленницу…

Но тогда кто-нибудь другой доберётся до Саммер и, стремясь найти храм, причинит ей намного больше вреда, чем когда-либо причинил бы он. Да и отнюдь не факт, что Саммер вообще знает, где храм расположен, и тогда она напрасно умрёт в мучительной агонии. Если же знает и расколется, то не избавится от боли, но ещё больше людей погибнет, и разверзнется ад.

«Сейчас не время для милосердия — вспомни, куда это привело тебя в прошлый раз».

Прочитав сообщение, Така прервал соединение и повернулся к автомобилю. Саммер всё ещё сидела у открытой двери, но из-за мрака он не мог понять выражение её лица. Ну и ладно. У него нет времени гадать, о чём она думает и что чувствует.

— Пора ехать, — сказал он.

Саммер встала, на мгновение опёрлась на машину и сделала шаг вперёд. Потрясённая, но всё ещё сильная. По крайней мере, она не станет его задерживать.

Когда Така собрался слазить за урной, Саммер отодвинулась в сторону, так что они даже не задели друг друга. Взяв вазу, он вытащил её на свет. Снял куртку и старательно завернул.

Саммер не пыталась сбежать — она ждала. Така вывел её из гаража, закрыл дверь и услышал, как щёлкнули замки. Взял за руку. Та была холодной, да и сама девушка тоже. И она явно не собиралась смотреть на него. Не важно. Главное, что не сопротивляется. Впрочем, она и не будет бороться. Така был воплощением смерти, и он подозревал, что именно её Саммер искала большую часть своей жизни.

— Давайте выбираться отсюда, — сказал он. Не ответив, Саммер позволила ему отвести себя к машине.

«Ад и проклятие», — думала Изобел Ламбер. Дело превращалось в одно огроменное фиаско, несмотря на все усилия Комитета. Взломали музей «Сансон». Это ещё ладно, но погибло двое охранников, а поддельная урна лежала разбитая на мелкие кусочки на мраморном полу. Нельзя сказать наверняка, что это было: или случайность при неудачной попытке грабежа (что интересно, все другие экспонаты остались на месте), или же воры распознали подделку. Если верно последнее, то Комитет в дерьме по самые, самые уши.

Надо отдать должное Хоторн: замена вазы правдоподобной подделкой — решение, достойное настоящего гения. Может, Саммер не так простодушна, как кажется, раз изготовила столько искусных подделок? Если она действительно не имела понятия о ценности урны, то почему затратила столько сил, чтобы уберечь какую-то керамическую вазочку? Вряд ли здесь только сентиментальная привязанность к няне.

Первоначально все эти домыслы и соображения не имели значения. У Таки был приказ ликвидировать Саммер, прежде чем до неё сможет добраться «Братство торжества истины». Если бы он подчинился и убил её, то сейчас было бы уже неважно, знала она что-то или нет. Но О’Брайен не выполнил приказ. И у Изобел не было агента, которого она могла бы сейчас послать за ним, к тому же Така был одним из лучших. Так что разбираться во всей этой путанице придётся ему самому.

Одна невинная жизнь, жизнь мисс Саммер Хоторн, — приемлемая потеря, особенно если учесть опасность знания, спрятанного в её памяти. Смерть же её друга и коллеги лишь напоминала о том хаосе, что наступит, если Саммер будет позволено выжить и Сиросама доберётся до неё.

Но шестнадцатилетняя девочка — это совсем другое. Изобел могла принять достаточно большое количество смертей, но это чересчур. Нужно вытащить её из переплёта скорее, чем братья успеют опробовать на ней свои изощрённые фокусы по «промыванию мозгов», превратив Джилли Ловиц в пустую оболочку.

К тому же, если Саммер Хоторн узнает, что её сестру держат в заложниках, то сделает всё что угодно для её спасения.

Жизнь была бы намного проще, если бы мисс Хоторн уже умерла. Сиросаме пришлось бы самому искать древний храм — чем он безуспешно занимался уже более десяти лет. И не было бы смысла держать в заложниках Джилли Ловиц. Лианна и так готова дать своему гуру всё, что тот хочет, а её муж Ральф потворствует всем желаниям жёнушки, не задавая вопросов.

Если бы Така просто выполнил приказ, всё бы закончилось. По крайней мере, до следующего нового года по лунному календарю. Но сейчас у секты на руках очень сильный козырь, и нельзя позволить братьям ускользнуть с добычей.

Мадам Ламбер откинулась в кресле и закрыла глаза. Отвратительно играть в шахматы, используя людей в качестве пешек. Это нехорошо даже в том случае, если с обеих сторон просто бойцы, убийцы и бесчестные воины. Иногда приходилось приносить пешки в жертву, и Изобел невозмутимо подписывала смертный приговор. Но она становилась старше, и принимать такие решения было всё труднее.

Должен быть кто-то, кого Изобел могла смело послать, чтобы подстраховать Такаши и выполнить работу, если он по какой-то причине не способен на это. Но не Бастьена — его уже раз привлекли для помощи Питеру Мэдсену, хотя у него новая, мирная жизнь с женой и детьми очень далеко отсюда. Бастьен сделал даже больше, чем должен бы — теперь нужно его отпустить.

Питер тоже не мог: он всё ещё ходил с тростью и дал обещание жене и самому себе. Сейчас, став её заместителем, Питер работал в офисе и прекрасно справлялся с теми тяжёлыми решениями, которые ежедневно принимала Изобел.

Других её агентов разбросало по миру, причём большинство находились под прикрытием.

Оставался лишь один человек.

Изобел запустила руки с идеальным маникюром в искусно уложенную шевелюру. Чёрт. Она ненавидит летать. Ненавидит многочасовую тягу к сигарете, которую невозможно удовлетворить. Ненавидит закрытое пространство. Но больше всего ненавидит, когда кто-то другой полностью контролирует её жизнь и безопасность.

Но выбора не было. Девочка — это слишком. Кому-то нужно забрать Джилли Ловиц у Сиросамы, прежде чем его люди сломают её или навредят. Прежде чем Саммер Хоторн сама отдаст ему всё, что необходимо для начала Армагеддона.

Придётся ехать самой.

Господи, как же она замёрзла. Лишь цепкая хватка О’Брайена не давала ей дрожать. Крепко, словно в тисках, держа её руку, он повёл Саммер к внедорожнику, который где-то раздобыл. Така, как истинный джентльмен, открыл ей дверь, и Саммер чуть не засмеялась. Но, засмеявшись, она могла и заплакать. Саммер не помнила, когда в последний раз плакала. Прошло столько лет… И слезами горю не поможешь.

Крайне осторожно неся вазу, Такаши подошёл к заднему сидению, положил её на него, а затем сел за руль. На Саммер он не смотрел.

— Пристегните ремень, — велел он, поворачивая ключ зажигания. — Мы поедем быстро.

— Ах, значит, раньше мы плелись как черепахи? — Голос не совсем её слушался, но — о чудо! — он ещё был.

О’Брайен не ответил, что, впрочем, было и неплохо. Саммер не хотелось говорить с ним. По крайней мере, до тех пор, пока она не разберётся, что только что случилось в старом «дуйзенберге».

Наверное, она выжила из ума. Этот мужчина появлялся снова и снова, спасая её от смерти. Саммер понятия не имела, почему, но он словно назначил себя её личным спасителем. Лучшее доказательство тому — она всё ещё цела.

Так что же произошло в машине? Его твёрдое и сильное тело лежало на ней, красивые руки гладили лицо. Она не закричала, не заплакала и не впала в ступор. Только смотрела в тёмные беспощадные глаза и понимала, что умрёт. Но её это не волновало. Не хотелось двигаться и бежать. Не было страха. Только ощущение тяжести его тела.

А потом Така поцеловал её. Мягко, почти незаметно коснулся её губ своими… и всё. Как только он отстранился, её снова затрясло, и она не знала, сможет ли взять себя в руки.

Хорошо хоть, он ничего не заметил! Вероятно, Така подумал бы, что она сумасшедшая. Чёрт, да она и правда сумасшедшая, и неудивительно. Похищения и смерти не были обычными явлениями в её жизни, и хотя Така не сказал прямо, она знала, что спасает свою жизнь, и он — единственное звено между ней и вечным забвением.

У Такаши уже есть ваза, но она, Саммер, всё ещё с ним. Это что-то да значило, но что? Было безумием думать, что он хочет навредить ей.

Выехав на улицу, Такаши включил печку на полную мощность. Саммер быстро взглянула на него. Он завернул вазу в свою куртку, а сам остался лишь в тонкой тёмной рубашке. Должно быть, он замёрз даже больше её, но не обращал на это внимания, в то время как она сама с трудом удерживалась от дрожи.

Саммер закрыла глаза. Она так сильно старалась держать себя в руках, что у неё даже кожа болела; сейчас же она начала медленно и осторожно расслабляться. Дрожь наконец ушла — лишь в спине всё ещё чувствовалось напряжение, и через секунду Саммер выдохнула, откинувшись на кожаное сидение.

Така мчался с опасной скоростью. Если бы они попали в аварию, то наверняка погибли бы.

Саммер это не волновало. Ей не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что Така за ней наблюдает. Отлично знакомое чувство. С него и начался весь этот кошмар — когда Такаши следил за ней на приёме в музее. Всё, что она хотела сейчас, — забыться, сделать память чистым листом. Что он там говорил… подумать об океане? Бирюзовые волны, веками катящиеся к берегу, постоянные, неизменные, неменяющиеся… Она слышит их успокаивающий шёпот…

Вой сирены вырвал её из транса. Саммер открыла глаза. В отражённом свете мигалок лицо Такаши было невероятно прекрасным и абсолютно непроницаемым. Он свернул на обочину и заглушил двигатель.

О’Брайен держал руки на руле — так, чтобы они были видны — и сохранял абсолютное спокойствие. Видимо, привык иметь дело с копами. Двое полицейских замаячили перед окном.

— Права и регистрацию на машину. Без резких движений.

Такаши потянулся к бардачку, и на мгновение Саммер с ужасом подумала, что он достанет пистолет. Но внутри не было ничего, кроме бумаг. О’Брайен достал их и передал полицейскому, который включил яркий фонарик, осветивший машину и лицо Саммер.

«Должно быть, я выгляжу как испуганный олень, попавший в свет фар», — подумала Саммер и попыталась собраться с мыслями. Это же её спасение, безопасность! Она было открыла рот, чтобы заговорить.

И тогда Такаши взял её руку в свою. Стороннему наблюдателю этот жест показался бы знаком поддержки. Только Саммер знала, что в его прикосновении таилось предупреждение.

— С вами всё в порядке, мисс? — спросил один из полицейских, пока другой проверял документы. — Кажется, вы чем-то расстроены.

Така не мог помешать ей говорить, а полицейским — броситься ей на помощь, если она попросит. Не нужно раздумывать, она ведь не знает ровным счётом ничего о своём спутнике. Кроме того, что тот очень опасен.

— Я… в полном порядке. — Её голос немного прерывался из-за нажатия руки Таки. — Мой парень просто пригласил меня прокатиться, а едет он немного быстрее, чем хотелось бы.

Да господи ты боже мой, зачем она это сказала?! Почему назвала Такаши именно так, своим парнем, как будто они старшеклассники? Зачем вообще сказала о каких бы то ни было отношениях с ним? Саммер посмотрела на Таку, но выражение его лица так и осталось безразличным. И тут вернулся другой полицейский:

— Он чист, — сказал он напарнику, игнорируя их. — Дипломатическая неприкосновенность. Отпустим их. Нужно добраться до Сансонского музея. Туда кто-то вломился, погибло двое охранников.

Они убрали фонарик, поэтому не заметили, как Саммер потрясённо дёрнулась, не услышали тихого возгласа, что сорвался с её губ прежде, чем Така вновь сжал её руку.

— Нужно ездить помедленнее, мистер Ортис, — строго сказал полицейский. — Вы — гость этой страны, и, конечно, не хотите, чтобы вам вдруг отказали в гостеприимстве.

— Я сделаю всё что в моих силах. Благодарю вас, офицер. — Такаши говорил ровным и мелодичным голосом с лёгким испанским акцентом и свете фонарика выглядел почти что латиноамериканцем. Поражённая, Саммер не могла отвести от него глаз.

Синие и красные огоньки мигалок скользнули по его лицу, полицейская машина выехала на дорогу и направилась к холмам, по-прежнему мерцая огнями.

Такаши выпустил её руку, и Саммер машинально согнула пальцы.

— Почему вы не попросили помощи?

— Вы же не хотели, чтобы я это сделала, верно? Я думала, что ваша мёртвая хватка — знак молчать.

— Я не был уверен, что это вас остановит.

— Не остановило бы. — Саммер не знала, зачем сказала это. — Мистер Ортис?

— Люди видят то, что хотят видеть, — ответил он. — Парень?

Теперь ей стало жарко от смущения, которое казалось до смешного банальным, учитывая события последних суток.

— Я просто сказала первое, что пришло в голову. Мне не послышалось то, что они сказали о музее?

— Его взломали, — подтвердил Такаши. — Я получил это известие раньше.

— Знаете, что они взяли?

Сейчас поддельная ваза волновала её меньше всего. Уникальные сокровища залов Сансона были для Саммер почти как дети. Если с ними что-то сделали, её сердце будет разбито.

— Ничего.

— Но…

— Подделку разбили. Дураку понятно, что они искали именно её — остальная часть коллекции нетронута.

— Слава Богу, — выдохнула Саммер. — Это значит, что они отказались от своей затеи. Они уронили вазу, и теперь им придётся забыть о ней.

— Может быть, — откликнулся Така. — Или же они поняли, что наткнулись на фальшивку, как только взяли её в руки. И это заставит их хотеть ещё сильнее, чем раньше, добраться до вас или того, кто вынудит вас отдать им желаемое.

— Что вы хотите этим сказать?

Он взглянул на Саммер:

— Никогда не стоит недооценивать религиозного фанатика. — С этими словами, не успела Саммер и рта раскрыть, Така выехал на дорогу.

Глава 10

Время проходило как в тумане, а Така всё ехал и ехал куда-то на север от города. Саммер не обращала внимания на дорожные знаки. Ни на что не обращала внимания. Тепло печки, шуршание шин, мягкий гул мощного двигателя — всё это погружало её в полудрёму. Всяко лучше, чем чувство полного бессилия, что приходило с пробуждением. У неё же нет ничего, кроме одежды: ни мобильного телефона, ни денег, ни водительских прав, ни кредитных карточек. Даже если удастся сбежать от своего спутника, кому она позвонит? Мика уже заплатил за то, что был её другом, и теперь вот мертвы ещё два охранника. Из-за неё? Саммер знала большинство из них. Хорошие люди, с семьями. Кто же был убит группой религиозных фанатиков из-за какого-то дурацкого куска керамики?

Урна была дорога ей как память, как часть детства и Ханы, но теперь казалась почти ненавистной. Если бы Саммер сразу отдала её своей пустоголовой матери, ничего бы этого не произошло. Мика бы не погиб, а сама она была бы в безопасности у себя дома, в постели, и чувствовала бы всего лишь невольную обиду из-за того, что мать снова использовала её. Да, она пообещала Хане сохранить урну в безопасности, держать при себе до тех пор, пока няня не попросит вернуть её. Но никто не ожидал, что Хана погибнет. И она наверняка не хотела, чтобы кто-нибудь пострадал.

Саммер же упорно держала слово, и в результате её мир перевернулся, она оказалась посреди бурного океана без каких-либо ориентиров, в компании смертельно опасного мужчины.

Хотя «посреди бурного океана» — это ещё мягко сказано о том, кто мчится со скоростью почти сто пятьдесят километров в час.

— Если вас снова остановят, то точно оштрафуют, — тихо сказала Саммер.

— Я думал, вы спите.

— Не сплю.

Тёмные глаза быстро скользнули по лицу Саммер.

— У меня дипломатический иммунитет.

— Вы дипломат?

— Нет.

— В Японии есть что-то вроде спецслужбы? А вы вообще японец, мистер Ортис?

— Наполовину гайдзин, — поправил он, и ей послышалась слабая нотка презрения в его голосе. — Во многих странах есть спецслужбы. Но я не один из них.

— Тогда кто же вы?

— Ваш лучший шанс. Знать остальное излишне.

— Шанс на что?

— На выживание.

Саммер вспомнила руки, поглаживающие её горло, прикосновение губ, вес его тела. Она сомневалась, что верит ему.

— Куда мы едем? — Она задавала этот вопрос раз десять с тех пор, как познакомилась с Такаши О’Брайеном, и, честно, уже не ждала ответа. Но Така удивил её.

— В Бельмонт-Крик.

— Никогда о таком не слышала.

— Это маленький городок в самом сердце Калифорнии. Там мы будем в безопасности.

— Вы наколдовали его из воздуха?

— Это безопасный дом.

— Дом для кого? Вы полицейский?

— Едва ли.

Саммер откинулась на сидении и смежила веки. Он не собирается отвечать на её вопросы, и она перестанет спрашивать. По крайней мере, сейчас.

Саммер проснулась, как от толчка. Взглянула на электронные часы на приборной панели. Половина четвёртого. Такаши затормозил у какого-то дома, и даже в темноте она разглядела очертания таунхауса, где обычно живут с двумя целыми тремя десятыми ребёнка[1] и воюют с соседями из-за неухоженного газона. Совсем рядом соседей не было. Саммер видела похожие домики, освещённые фонарями, дальше по улице; их же стоял на отшибе, достаточно далеко, чтобы избежать любопытных глаз. Таунхаус окружали ещё дома — некоторые недостроенные, но все одинаково огромные и слишком плотно расположенные. Но пока они здесь точно будут одни, и их никто не заметит. Саммер не знала, к добру это или нет.

Така направил мобильный на дверь гаража, и та тихо поднялась. Они заехали внутрь, и дверь за ними закрылась. Автоматически включился верхний свет, и оказалось, что они находятся в обычном гараже жилого дома — с коробками, газонокосилкой и садово-огородным инвентарём. Даже с морозилкой. Он бросит её в эту камеру?

— Вы уверены, что мы в нужном месте?

— Дверь гаража ведь открылась? — отозвался Така, выбираясь из машины и обходя кругом. Саммер подумала, что он достанет вазу, но вместо этого Такаши открыл ей дверь.

— Вы можете идти?

Глупый вопрос. Даже если у неё и подгибались колени, она не собиралась докладывать ему об этом. Саммер ухватилась за дверь машины и вышла, вызывающе посмотрев на Таку. Он отступил и, не предлагая помощи, позволил ей ковылять самой. Направил телефон на дверь дома, и та открылась, погрузив гараж во мрак, — теперь свет загорелся в доме.

— Господи, что же это за телефон такой?

— С многозадачным режимом, — коротко ответил Така, дожидаясь, пока Саммер пройдёт вперёд.

В дом вело несколько ступенек, и Саммер споткнулась, но у Такаши хватила ума, чтобы не пытаться поддержать её. Может, он понимал, что его спутница на пределе, и если он коснётся её, то в ответ получит пронзительный крик. А она уже очень давно не кричала.

Поднявшись за Саммер, Така закрыл дверь.

— Тут есть еда, если вы проголодались. Дом всегда готов к заселению.

Саммер огляделась. Ну прямо картинка из телешоу — самого обычного вида мебель стоит точно там, где нужно. Абсолютно стандартно, но жутко искусственно.

— А где же семейка Брэди[2]? — пробормотала она.

— Что?

Саммер взглянула на него. На этот раз Такаши был точно не в курсе. Только вот вряд ли факт, что она знает старые телесериалы лучше него, могло быть поводом для радости.

— Не берите в голову, — отозвалась Саммер. — Где я буду спать?

— Выбирайте любую спальню. Посмотрите в шкафах одежду вашего размера. Там ещё должен быть чемодан, так что упакуйте вещей на неделю.

— На неделю? Мы тут не останемся?

— Мы нигде не будем надолго задерживаться.

— Вы скажите, куда мы едем?

— Далеко.

Саммер захотелось чем-нибудь в него кинуть.

— И я просто должна довериться вам?

— А у вас есть выбор?

Такаши прав. Ей не хотелось быть рядом с ним ещё хоть минуту, не то что неделю. Он смущал, пугал и выводил её из равновесия. И причины этого были совсем не те, что лежали на поверхности. Безумие, совершеннейшее безумие! Но с другой стороны, учитывая сложившиеся обстоятельства, неудивительно, что она сходит с ума.

Нет, дело было не в том безумном переплёте, в который она попала… а в хмуром, тревожащем и мрачно красивом мужчине. В животе у неё порхали бабочки каждый раз, когда Такаши приближался. И такая реакция на мужчину была у неё впервые в жизни. Этот отклик тела беспокоил Саммер даже больше, чем то, что её жизнь уже никогда не станет прежней.

И она сомневалась, что сможет выдержать этот водоворот эмоций и чувств ещё неделю.

— Зачем вы это делаете? — наконец спросила Саммер. — Почему поставили перед собой задачу спасти мне жизнь?

— Я и не ставил. Вы — моё задание.

Саммер будто получила пощёчину, но быстро оправилась от удара.

— Задание от кого?

Така помедлил, в первый раз за всё время проявив нерешительность.

— От Комитета.

— Какого комитета?

— Просто Комитета. Это всё, что вам нужно знать… и даже больше.

— Тогда зачем вы сказали мне?

Он промолчал.

Что ж, есть Саммер хотелось даже больше, чем вытянуть из него ответы на свои вопросы. Она пошла прямо к холодильнику и открыла морозилку.

— Мороженое… — выдохнула Саммер, прислонившись к открытой дверке. — Я сейчас расплачусь.

— Вы плачете над мороженым, но не над убитым другом?

Казалось, Таке просто любопытно, так откуда же возникло желание оправдаться? Лишнее, совсем не к месту.

— Слезами горю не поможешь, — жёстко сказала Саммер.

— Верно.

— Мороженое же… творит чудеса! — Саммер потянулась к контейнеру, сняла крышку и пошла за ложкой. Найдя оную, она стала есть прямо из контейнера. Через секунду взглянула на Таку.

— Делиться не буду, — предупредила она, сидя за идеальным столиком в идеальной маленькой столовой.

— Я и не рассчитывал. — Он подошёл к холодильнику, достал пиво «Саппоро» и чёрную тарелку и сел напротив, словно идеальный муж в идеальном доме.

На тарелке были суши и палочки для еды. Она подняла бровь:

— А вы не боитесь есть сырую рыбу? Неизвестно же, сколько она здесь пролежала.

— Меньше шести часов, — ответил он. — Вы бы тоже могли попробовать, но она плохо усваивается с мороженым.

Саммер не собиралась говорить ему, что очень хочет отведать хорошего сашими[3] и даже готова пожертвовать мороженым ради него. Лучше избегать того, что может сблизить её с Такой.

— Не думаю, что в холодильнике есть диетическая кола.

— Диетическая кола с мороженым?

Да, мистер, она тоже может быть загадкой.

— Да.

К её удивлению, Така встал, подошёл к холодильнику и вернулся с какой-то жестяной банкой цвета фуксии.

— Диетической колы нет, но это похоже на неё.

Саммер выронила ложку. «Таб»[4] было почти невозможно найти в южной Калифорнии — она знала лишь одно место, где можно было его купить, и потому привыкла к диетической «Коке». В редких случаях могла даже вынести диетическую «Пепси».

Никто не мог случайно достать «Таб». Тот, кто укомплектовывал дом, точно знал, что нравится Саммер, даже такие мелочи, как её любимое мороженое или предпочитаемые безалкогольные напитки. Она не сомневалась, что шкаф будет заполнен одеждой её размера, белого, серого и чёрного цветов, возможно даже, из её любимых магазинов. Кажется, они знают о ней всё, в том время как она сама не представляет даже, кто эти «они» есть. Мужчина, сидящий рядом, спокойно поедал нигири[5], его сдержанное привлекательное лицо ничего не выражало. Может, стоит поблагодарить его за еду и одежду, которую она точно найдёт в шкафах. Он наверняка передаст её благодарность этим загадочным «они».

Внезапно почувствовав себя плохо, Саммер отодвинулась от стола.

— Пойду спать, — сказала она, пристроив крышку к контейнеру с недоеденным мороженым.

— Разве вы больше не хотите есть?

Саммер не хотела спрашивать, что ещё здесь есть. Всё и так понятно: её любимый йогурт, вино, все те приятные и ранее неизвестные другим мелочи, привязанность к которым вырабатывалась у неё годами. Саммер не хотелось этого видеть. Они слишком много о ней знали.

— Я не голодна, — сказала она, лишь наполовину солгав. Но «Таб» нужно взять с собой — сейчас ей необходимы все удобства нормальной жизни, которые только можно получить.

— Так, вы говорите, любая спальня?

— Любая. Только не запирайте дверь.

— На дверях есть замки? Вот удивили! Хотите нанести неожиданный визит? — За этот вопрос надо было бы себя треснуть! И почему она снова и снова заводит разговор о сексе — последнем, о чём ей хотелось бы думать?

Така ответил долгим взглядом.

— Я стараюсь защищать вас, — сказал он. — А вы, в свою очередь, мне лишь мешаете. Не запирайте дверь на случай, если нужно будет срочно убираться отсюда.

У Саммер не осталось сил спорить. Она нашла комнату с подходящей одеждой — с вещами точно такими же, как в её гардеробе. Небо светлело, и Саммер, отгораживаясь от обманчиво заурядного пригорода, закрыла жалюзи, разделась до белья и улеглась в постель. Она не собиралась спать в стягивающей тело одежде. Также не было шансов заснуть голой. Вообще не факт, что она сможет заснуть, и дело было вовсе не в глотке холодной соды с кофеином.

Дверь она заперла, несмотря на предупреждение Такаши. Она знала, что он не войдёт в комнату, пока она спит: несмотря на тот странный поцелуй, Саммер понимала, что не заинтересовала его — он только хочет сохранить ей жизнь.

В доме не было слышно ни звука. Ни шум машин, ни даже пение птиц не нарушали тишину. Ещё один рассвет в этом незнакомом, ужасном мире, с которым Саммер пришлось столкнуться. Лучше уж закрыть глаза, чем встретить его.

— Ваше святейшество, этот ребёнок несчастен. — Мягкий голос брата Кенно прозвучал неуверенно.

Сиросама открыл глаза и часто заморгал. Давно пора было поменять линзы. Каждый раз, когда он вспоминал, что нужно это сделать, он надеялся, что глаза его уже изменили цвет. И когда он видел в зеркале свои настоящие, красные и воспалённые глаза, каждый раз для него это было потрясением.

Но он знал, знал, что процесс идёт. Зрение его становилось расплывчатым, ему было трудно сфокусировать взгляд — всё это было частью идущего и предопределённого изменения. К моменту его воцарения оно завершится, и останется он… Сиросама телом, разумом и духом.

— Разве не все дети несчастны? — ответил он. — Разве не все люди несчастны? Это карма. Её душа борется, и чем больше она сражается, тем несчастнее становится. Ты сделал что-нибудь для неё?

— Ваше святейшество, она отказывается. Она ударила брата Саммо и теперь отказывается носить белые одеяния и слушать вашу священную речь. Я говорил ей, что предложенный нами дар бесценен, но она упрямится. Может, с ней поработать брату Генриху?

Сиросама покачал головой, и его белые волосы рассыпались по плечам.

— Пока она не будет готова перейти на следующий уровень, не нужно. Сейчас просто держите её в тишине и спокойствии. Она всё ещё в комнате для новичков?

— Да, ваше святейшество. Она пыталась отключить громкоговорители, но не смогла до них добраться.

— Хорошо. Рано или поздно мои слова проникнут в её упрямый разум, пройдут сквозь завесу иллюзии, что правит человечеством. Когда она будет готова, то станет слушать.

Брат Кенно поклонился. Сиросама не мог разглядеть выражения его лица, но это было не важно. Верный Кенно был с ним последние пять лет, и его преданность не вызывала сомнений.

— И тогда вы благословите её?

— Тогда она присоединится к своей сестре на следующем уровне, и все мирские заботы закончатся. Они вознесутся до Армагеддона — а это настоящий дар.

— Настоящий дар, — торжественно повторил брат Кенно. Он попятился из комнаты, а Сиросама остался раздумывать о будущем… кровавом, славном, неотвратимом будущем.

И о том, нужно ли будет Джилли Ловиц пройти обучение у него самого, прежде чем она примет предопределённую ей судьбу.

Джилли не совсем ребёнок, но всё же молода. Она не будет бороться, только не после того, как брат Саммо удостоверится, что она выпила правильное сочетание лекарственных средств, необходимых для истинного просветления.

Сиросама не мог позволить себе удовлетворить потребности ребёнка сейчас. Сначала нужно выяснить, где её сестра, и дать той знать, что Джилли под его защитой.

Эта новость сломит любое сопротивление, и Саммер сама придёт к нему с вазой.

Он также вытянет из Саммер рассказы, которыми тётя Хана наполнила ей голову. А потом убьёт.

Часть его кармы будет жить с этим просчётом. Тринадцать лет назад Сиросама позволил разочарованию и гневу взять над ним верх и действовал сгоряча. Но в действительности ошибок не существует — всё происходящее предопределено, и ему на роду было написано убить эту раздражающую старуху, которая стояла между ним и судьбой.

Также судьбой был предопределён и этот труд — собирать по порядку части головоломки, что нужны для завершения его воцарения. За тринадцать лет Сиросама собрал сторонников и богатство, обрёл власть, что должна была по рождению принадлежать ему. Тысячи, сотни тысяч людей исповедовали его взгляды. Его предназначение, роль — дар и бремя, с радостью им принятые.

Наконец все старания начали приносить плоды. Новый год близок. Сиросама знал, что ему нужно, и у него был козырь, который приведёт Саммер к нему.

В блаженной медитации он вновь закрыл глаза, и пред ним предстало золотое будущее, яркое и ужасное.

[1] Среднестатистическое количество детей в американской семье.

[2] «Семейка Брэди» (англ. The Brady Bunch Movie) — комедийный телесериал 1969-74 годов.

[3] Саши́ми (яп. 刺身 сасими, [saɕímí]) также саси́ми — блюдо японской кухни. Сасими готовится из филе разнообразных сортов рыб, других морепродуктов и даже мяса, порезанного на небольшие кусочки. Продукты используются только в сыром виде. Подается вместе с соевым соусом, васаби, тонко нарезанным дайконом и листами сисо.

[4] Таб — безалкогольный напиток, диетическая кола, которая производится компанией «Кока-Кола».

[5] Нигиридзуси (握り寿司: суши, сделанное с помощью рук). Наиболее часто встречающийся вид суши. Он состоит из продолговатого комочка риса, спрессованного ладонями, небольшого количества васаби и тонкого кусочка начинки, которая покрывает рис (нэта). Нигири могут также быть связаны тонкой полоской нори.

Глава 11

Конечно же, Саммер заперлась. Она даже не представляла, насколько предсказуема. По крайней мере, в некоторых вопросах. Така тихо открыл отмычкой замок, распахнул дверь и посмотрел на пленницу. Та крепко спала. Длинные волосы распущены, покрывала отброшены. Он ничуть не удивился, увидев, что спит она в белье. Хотя стоило ей поискать, и нашлась бы точная копия её обычной пижамы. Комитету хорошо удавались такие штучки.

Така никогда бы не подумал, что чёрное бельё настолько практично. На Саммер был простой бюстгальтер безо всяких кружев и трусики, отлично прикрывавшие её немаленький зад и ещё много чего в придачу. Прислонившись к дверному проёму, Така представил её в сексуальном бюстгальтере и стрингах. Чувствуя отвращение к себе, отбросил эту мысль.

Бесшумно закрыв дверь, Такаши решил, что можно дать ей ещё несколько часов. Хотя сам он не рискнул бы лечь. Засни он, и Саммер наверняка удерёт. Казалось, упрямица никак не хочет понять, в каком опасном положении находится.

Така мог днями обходиться без сна, что, конечно, большое преимущество. Вот и сейчас, когда им оставалось только ждать, этот навык пришёл ему на выручку. Саммер в последнюю минуту получила отсрочку смертного приговора, ибо похищение её сестры всё изменило. Непонятно только, почему. В прежние времена Гарри Томасон не колебался бы: любое осложнение быстро и безжалостно устранялось. Томасон уничтожил бы и его — за то, что работа не сделана вовремя.

Если не брать в расчёт определённые вероятные сложности, Така знал, что Саммер не представляет опасности. Она сама не понимает, что что-то знает, так что вряд ли сможет эти знания кому-нибудь передать. Джилли Ловиц тоже безвредна — она имеет ценность только в качестве заложника. Они могут оставить её в толстых белых руках Сиросамы. Чёрт, да может и стоило бы: это научит их легкомысленную мать уму-разуму. Но только вот если Саммер сама попытается найти сестру…

Така ещё раз взглянул на мобильный. Новых сообщений нет — а в последнем мадам Ламбер велела ехать в Белмонт-Крик и оставаться там.

Вообще Изобел — нетипичный босс. Ей нравятся варианты. Смерть — не всегда её ответ, и когда казалось, что для Саммер нет другой судьбы, мадам Ламбер хотелось ликвидировать её не больше, чем ему самому. Но приказать она приказала.

И вот теперь Изобел сказала ждать. Пожалуй, он ничего не имеет против. Только вот чем дольше он будет рядом с Саммер, сохраняя ей жизнь, тем тяжелее будет её убить.

Вообще очень странно, что с самого начала — того момента, как он вытащил её из багажника — он всё колебался и никак не мог выполнить приказ.

Господи, он её поцеловал. А почему? Просто захотел. Прежде Така никогда настолько не сближался с человеком, которого предстояло убить. Он знал, что сделает это, если получит приказ — ведь он машина, Властитель Смерти. Просто не совсем понятно, как после этого жить.

Если сна не планируется, то ему нужен душ и смена одежды. Через несколько часов они опять будут далеко, направляясь Бог знает куда. Но сначала удостовериться, что урна надёжно упакована. Ему приказали оставить её здесь, и кто-то — предположительно, тот человек, который принёс «Саппоро», и сашими, и его любимый тёмный поджаренный эфиопский кофе — её заберёт. Совсем не хотелось уезжать без урны: чтобы найти её, он преодолел столько препятствий! Но пока реликвия у них, Сиросама ничего не сможет сделать.

А потом Така впервые внимательно посмотрел на вазу.

Многие люди не распознали бы очередную подделку, но у них не было его познаний в древней японской керамике. Така подумал, что удивляться-то в принципе нечему, и поставил урну на кухонный стол, под яркое искусственное освещение. Если для Саммер изготовили одну подделку, то почему не сделать и вторую? Красивая копия, но глазурь чуточку слишком равномерна, линии слишком гладкие, а насыщенно-синий цвет недостаточно прозрачен и чуть даже мутноват.

Не удержавшись, Така засмеялся. Саммер — находчивая женщина, и хорошо, что он не выполнил приказ. В противном случае они были бы по уши в дерьме, особенно учитывая, что у Сиросамы её сестра. Братство разорвёт Джилли на куски, лишь бы найти урну.

Рассматривая подделку, он намолол кофе и заварил его во френч-прессе. Он решил последовать приказу и завернуть фальшивку так, словно та подлинник. Нужно на несколько дней отвлечь внимание Комитета от своей персоны. Нужно время, чтобы разобраться в том, что же, чёрт возьми, дальше делать. И чтобы Саммер рассказала ему, где настоящая урна.

Така всегда без проблем разделял жизнь и работу. Секс — это повседневная часть его деятельности, то, чем он занимался со своим обычным мастерством. Говорили, что ему под силу соблазнить и семидесятилетнюю лесбиянку, причём ей понравится. Сам он ни на секунду не сомневался в этом.

У каждого есть особые навыки. Питер — снайпер, прирождённый убийца. Бастьен Туссен мог принять любое обличие и смертоносно владел ножом.

Така же знал, как нужно трахаться. Он мог получить от женщины всё, что хотел, вне зависимости от её возраста и ориентации. Его умения и Казанову заставили бы покраснеть. Тело было его самым опасным оружием: он убивал голыми руками, соблазнял и уничтожал с неумолимой решимостью.

По сравнению с некоторыми экземплярами Саммер — детская забава. Выбора, похоже, не предвидится, и Така спокойно и невозмутимо принял этот факт. Начинается игра под названием «предательство»: нужно получить желаемое, используя всё имеющееся в его арсенале оружие. Саммер не поддалась угрозам, не размякла из-за спасения в последнюю минуту, не испугалась опасности. А время истекает. Нужно выяснить, где же проклятая урна, а то он слишком долго позволял ей врать и увиливать.

Можно было бы сказать, что Сиросама похитил Джилли, но тогда Саммер запаникует, а в состоянии паники женщины непредсказуемы. С другой стороны, она и так очень необычна — владеет собой в таких обстоятельствах, когда другие уже бились бы в истерике. Нужен беспроигрышный вариант.

Секс. Этим средством он ещё не воспользовался и не понимал, почему именно в данном случае проявил щепетильность. Откуда эти колебания? Така представил бледную и непокорную Саммер, подумал о её простом чёрном белье под мешковатой одеждой. Здесь были копии нарядов из её гардероба, так что понятно, что Саммер не носит откровенной одежды — ничего обтягивающего, цветного, и он опять задумался, почему? У неё хорошее тело. Така видел её в ванне, а наблюдать он умел первоклассно. Ей нечего стыдиться, незачем закутываться в тёмные балахоны. Может, её бёдра и попа и крупноваты, а тело отличается мягкостью; оно не крепкое и мускулистое, какие в моде в последнее время. Но у Саммер тело настоящей женщины — округлое и успокаивающее. С такими и остаются мужчины.

Така видел встревоженное выражение её глаз, которое появлялось, когда Саммер думала, что он не смотрит на неё. Она разглядывала его и была очарована. Напугана. Он привлекал её, а ей этого совсем не хотелось. Если его инстинкты не врут, то потребуется совсем немного усилий, и Саммер окажется на спине. Совсем чуть-чуть, и он будет между её ног и выведает всё, что нужно.

Така до последнего надеялся, что получит сведения другим путём. Если всё закончится тем, что придётся делать ей больно, это будет настоящим предательством. Он не хотел добавлять к этому выуживание информации подобным способом.

Но выбора не осталось, так что деваться некуда. Така подумал о ней, бледной и дерзкой, и позволил себе ослабить контроль над телом. Представил её и начал возбуждаться.

На что отзовётся Саммер? На силу? На приказы? Некоторые женщины сходили от этого с ума, а Така не сомневался, что она увлечена им ещё и потому, что никогда раньше не встречала таких, как он. Чёрт, совсем немного людей вообще знали подобных ему.

Или она лучше отреагирует на мягкость? Нежность, даже с оттенком нерешительности, которые дадут ей иллюзию контроля над ситуацией? Можно заставить её думать, что она делает это для него, благородно жертвует телом ради его удовольствия, а правду она узнает, только когда задрожит под ним в оргазме.

А может, и то, и другое. Саммер умна — и это проблема. Чёрт, слишком умна. Она сразу распознает непродуманную попытку обольщения. Если он хочет достичь своей цели, нужно забыть обо всех ограничениях.

В конце Саммер наверняка пожалеет, что он просто не убил её. Но это только её ошибка. Така испробовал всё, но она хранила свои секреты, и слишком много жизней зависело от этих тайн.

Может, способность Саммер хранить тайны объясняет то, что в остальном её очень просто раскусить. Она боится секса. Вроде как интимная сторона отношений её вообще не интересует, но, тем не менее, она не может перестать его рассматривать. Возможно, даже не знает, что хочет его. Саммер будет в ужасе, если он скажет ей, если начнёт действовать.

Если он захочет, она будет есть у него из рук. Встанет перед ним на колени, будет делать всё, что он скажет. При этом Саммер даже не представляет, насколько уязвима. А он это видит, чует нутром.

Така привык к тому, что женщины его хотят. Его потрясло другое: то, что он сам хотел Саммер.

Не горячего и динамичного секса. Не неумелого минета. Он хотел её с той озадачивающей мощью, что не чувствовал уже много лет. Он был Властителем Смерти, а она — его соправительницей.

И к чёрту здравый смысл.

На воде можно было не экономить, и Така долгое время стоял под душем, позволяя той струиться по телу. Ему хотелось оказаться в традиционной японской бочке. Спокойно посидеть в горячей воде и позволить мыслям исчезнуть, но эта роскошь ему не светит до возвращения в Японию. А там его ждут уже совсем другие проблемы.

Не глядя в зеркало, Така вытерся. Он привык к своей внешности, этому сочетанию изысканной азиатской красоты матери и привлекательности отца. Мать превыше всего ценила внешность, и, конечно, выбрала спутника с подходящим лицом. Така не знал этого наверняка — он не видел не то чтобы отца, но даже его фотографий. Всё, что ему было известно, — фамилия зачавшего его человека и то, что отразилось в собственном лице. И что дед заплатил за убийство зятя.

Давняя история. Така натянул джинсы, которые оставили по его просьбе, застегнул молнию и тут посмотрел в зеркало. Увидел отражение напуганной Саммер, которая уставилась на его спину.

Така резко обернулся, но было слишком поздно.

— И сколько времени вы… — начал он, но та уже пустилась наутёк.

Така поймал её, прежде чем она добежала до входной двери. Схватил за плечо, когда Саммер оказалась у подножия лестницы, дёрнул назад, и она упала на него так, что они оба оказались на ступеньках. Така крепко обхватил её руками, заключив тем самым в ловушку сопротивляющееся тело.

Саммер пнула его, но была босиком, поэтому все усилия стали лишь пустой тратой сил. Его руки были подобны железным оковам; бороться оказалось бесполезно. Через секунду она затихла и расслабилась, однако Така так её и не выпустил.

— Через дверь проходит тысяча ватт, — прошептал он на ухо Саммер. — Выйди вы, наверняка бы погибли.

Она вздрогнула, и через мгновение Така ослабил хватку. Он встал и помог Саммер подняться. В неверном свете утра она уставилась на него.

Он был без рубашки, в одних джинсах, и внутри Саммер всё сжалось. Как кто-то настолько опасный может казаться таким притягательным? Така был тонким и сильным, с гладкой и золотистой кожей. И своим видом ничуть не прояснял того, что было у него на спине.

— Я видела татуировки, — призналась Саммер.

— Знаю. И что?

— Я в курсе, что они означают.

— Что я японский байкер?

— Что вы бандит. Член якудзы.

— Якудза, — поправил её Така. — Вы насмотрелись фильмов.

— Может быть. Но за последние сутки я видела трупы, была похищена, спасала свою жизнь, моего лучшего друга убили… По мне, так это очень похоже на организованную преступность, даже если у вас все пальцы на месте.

— Опять кино, — беспечно повторил он. — Разве важно, кто я, пока я сохраняю вам жизнь?

— В зависимости…

— От чего?

— Как долго вы намерены этим заниматься.

Така всё ещё как в тисках держал её руку, так что Саммер не могла убежать. Она и не собиралась: выбор очевиден, если задуматься о том, убьёт ли тебя током или же ты останешься с этим человеком.

— Как минимум, пока вы скажете, где спрятана настоящая урна. Мика же сделал больше одной подделки, верно?

Чёрт. Может, он и правда работает в Министерстве древностей? Эта фальшивка была первоклассной.

— И тогда я умру? Звучит не как стимул к действию.

Така отпустил её запястье, и Саммер обхватила руку в месте его хватки, рассеянно потирая её и пытаясь стереть ощущение его пальцев.

— Двери и окна укреплены, и если вы попытаетесь выйти, не зная кодов, то умрёте. Имейте это в виду. Я же пока оденусь.

Саммер промолчала и постаралась как можно дальше отодвинуться от него.

— Но лучше идёмте со мной. Я вам не доверяю.

— Я не… — Така взял её за руку и, позволяя прекрасно разглядеть его спину, поволок по лестнице на второй этаж, к своей спальне.

Рисунок был красивым и замысловатым — длинный и тонкий азиатский дракон, который, защищая что-то маленькое и уязвимое, свернулся клубком вокруг него. Ангельские крылья дракона заходили на лопатки Таки. Татуировка спускалась по рукам и спине, исчезая за поясом джинсов с низкой посадкой, и Саммер подумала было, а где же кончается картинка? Но тут же, яростно покраснев, подняла глаза выше его талии.

Должно быть, Саммер резко остановилась, потому что Така толкнул её вперед в спальню и на кровать. Она немедленно вскочила, но он толкнул её обратно.

— Не делайте поспешных выводов, — сказал Така. — Я просто не хочу за вами бегать.

Саммер ничего не ответила, хотя в голове у неё проносилось множество мыслей. Он или не ложился, или заправил кровать — подушки и покрывала казались нетронутыми. Така натянул рубашку с длинными рукавами, прикрывая затейливые татуировки, которые показывали, что его тело… что он… очень опасен.

— Не понимаю, отчего вы так поражены, — сказал Така, проводя рукой по влажным волосам. — А с кем, вы думали, имеете дело? Я хоть раз произвёл на вас впечатление безобидного человека?

— Нет, — сдавленно ответила Саммер.

Не застёгивая рубашку, Така накинул поверх чёрную кожаную куртку прекрасного покроя, что лежала на кресле. Она была так хорошо подогнана, словно сделана специально для него. Саммер опять полюбопытствовала, где же, чёрт возьми, они находятся и кто их снабжает. Сама она нашла копию своих любимых чёрных брюк, причём того же размера и марки, и подходящие рубашки. И даже чёрные джинсы трёх размеров — всё, как у неё дома.

Такими темпами ей скоро будут впору узкие джинсы: она не помнила, когда в последний раз нормально ела. Сейчас же она так нервничала, чтобы не могла даже подумать о пище.

— Попробуйте посмотреть на это иначе, — предложил Така, опёршись о комод и наблюдая за ней тёмными непроницаемыми глазами. — Если я хоть как-то связан с организованной преступностью, то этот факт вам только на пользу. Мне не нужно беспокоиться о пустяках вроде законности, чтобы защитить вас.

— Правда? Вы действительно хотите меня защитить?

Саммер ожидала быстрого и уклончивого ответа, но Така молчал.

— Я хочу урну, — наконец признал он. — Прежде всего хочу знать её происхождение, где она хранилась прежде. Именно из-за этого Сиросама с таким упорством пытается заполучить вас. Если бы ему была нужна лишь урна, он бы вас убил и забрал её из музея. Вы — единственная, кто знает расположение древнего храма.

— Не смешите меня. Я вообще ничего не знаю о храме и не сказала бы, что знаю больше об урне. Ради Бога, да я же хранила в ней печенье! И с чего бы Сиросаме думать о каком-то мифическом храме? Он хочет урну из-за обещания моей матери и большой стоимости, а ещё потому, что я её не отдаю. Для него я только лишь средство достижения цели — то есть получения урны. Я знаю, каким безжалостным может быть Сиросама, и поэтому сделала копии в надежде его запутать. Но сама я для него ничего не значу.

— Вы знаете больше, чем думаете. Хана Хаяси не умерла бы, не попытавшись передать эти сведения. И вы единственная, к кому она могла обратиться.

— Она не могла знать, что погибнет в автокатастрофе, — возразила Саммер.

— В очень вовремя случившейся автокатастрофе. Она знала. — Така оттолкнулся от комода. — Где урна?

— Я не…

Он действовал так быстро, что Саммер не успела ничего сделать. Швырнув её на кровать, Така склонился над ней, дрожа от ярости.

— Не продолжайте, — низким и угрожающим голосом предупредил он. — Я больше не играю в эти игры. Скажите, где грёбаная урна, или пожалеете.

Его руки держали её за плечи, прижимая к кровати, и Саммер почувствовала нарастающую панику. Ничего похожего на то, что было много лет назад — там было приторно-сладкое обращение, подарки и прикосновения, причинявшие боль.

— Отпустите меня, — шепнула Саммер так тихо, что подумала — Така не услышит. Но он услышал и стал долго и задумчиво рассматривать её.

А потом слез, отодвинулся и повернулся спиной. Саммер вся тряслась — просто не могла остановиться. Это не то же самое, это не…

— Что с вами произошло?

Голос Таки внезапно ворвался в её вызванную ужасом мантру и напугал. Он снова повернулся и увидел, что в свете расцветающего утра Саммер кажется ещё более испуганной.

Но не из-за него, а собственных непонятных желаний и стремлений.

— Ответьте, — резко приказал он. — Что с вами случилось? Вас изнасиловал любовник?

— Нет! — воскликнула Саммер. — Он любил меня и никогда не причинил бы боли.

— Тогда кто это с вами сделал?

Она притворилась, что не поняла вопроса.

— Понятия не имею, о чём вы говорите.

— Вы хоть когда-нибудь говорите правду? — спросил Така одновременно раздражённо и устало. — Кто-то сделал вам больно.

— Это было давно. Я об этом больше даже и не думаю.

— Конечно, думаете. И, осознаете вы это или нет, случившееся — часть вашей жизни. Каждого её дня. Разве Хана Хаяси не защищала вас?

— Конечно, защищала! — немедленно вступилась за няню Саммер. — Это случилось до… — её голос прервался.

— Вам было шесть лет, когда вас поручили заботе Ханы Хаяси.

— Да. — Ожидая увидеть на лице Такаши жалость и отвращение, Саммер продолжила, прежде чем он успел вставить хоть слово: — Не велика трагедия — девочек растлевали во все времена. Всё в прошлом. И Хана проследила, чтобы подобное больше никогда не происходило.

— Кто?

Саммер покачала головой.

— Даже не знаю. Друг матери. Я должна была называть его дядя Марк. Он был старый, волосатый и пах табаком. Мне не нравятся сигареты. — Её голос был почти пугающе спокойным. Она не могла вспомнить, когда в последний раз говорила об этом. Скотт не знал подробностей — только то, что должен быть предельно нежен. Лианна не желала ничего слышать, несмотря на храбрые попытки Саммер объяснить всё так, как только могла девочка в свои шесть лет.

— Да, могу представить, — отозвался Така.

— Он приносил подарки, — продолжила Саммер. — Милые розовые платьица и разноцветные шары. И почти не касался меня. Мне просто приходилось… смотреть на него.

— Хотите, я убью вашу мать? — поинтересовался Така таким тоном, будто спрашивал, не добавить ли ей в кофе молока.

Теперь настала её очередь удивляться.

— Она не знает.

— Чушь собачья. Она знала, что делала, когда оставляла вас с ним наедине.

— Ну, так она забыла об этом. — Саммер с трудом, но постаралась взять себя в руки. — И я уже говорила — это было давно. Хана проследила, чтобы я была под надёжной защитой, а я, в свою очередь, защищала младшую сестрёнку. Я нормальная, здоровая женщина.

— Которая одевается только в чёрное и белое и у которой был лишь один неумелый любовник.

— Скотт не был неумелым!

— Если бы он был умелым, после него у вас были бы другие.

— Я говорила вам, что не ищу любви!

— Вы говорили, что не ищите секса.

— И этого тоже.

— Вы уверены? — Спокойный вопрос Таки вызвал реакцию, которую Саммер не могла скрыть.

— Не делайте этого! — предупредила она низким и яростным голосом.

— Не делать чего?

— Просто не надо.

Така пересёк комнату и скинул кожаную куртку, оставшись в незастёгнутой рубашке, которая скрывала сложные и красивые татуировки. Всё, что видела Саммер, — лишь гладкую золотистую кожу.

— Не надо чего? — низким голосом повторил Така. Он стоял близко… слишком близко, и Саммер чувствовала тепло его тела так, словно он касался её.

— Не надо этого, — сказала Саммер. — Может, вы думаете, что мне просто нужен секс с хорошим мальчиком, чтобы избавиться от пунктиков, но вы глубоко заблуждаетесь.

Така подавил желание улыбнуться.

— Не помню, чтобы предлагал тебе секс, Саммер. И ещё — я определённо не хороший мальчик.

— Прямо полегчало, — сказала она, пытаясь казаться собранной и практичной. Стадию смущения она уже давным-давно миновала. — Не то чтобы я действительно думала, что ты меня хочешь, но этот разговор немного сбил с толку.

— Но я хочу тебя, — небрежно заметил Така.

Сердце Саммер на бесконечно долгое мгновение перестало биться.

— Нет, — отрезала она. — Ты мне не нравишься.

— Наверное. Но это не значит, что ты меня не хочешь. Я обучен наблюдать. Ты разглядываешь меня, когда думаешь, что я не смотрю, трепещешь от моих прикосновений. Думаю, прямо сейчас ты жутко напуганная. И мокрая.

Её глаза шокированно расширились.

— Ты омерзителен.

— Секс не для брезгливых. Разве ты не узнала хотя бы этого от своего единственного растяпы-любовника?

— Ты не будешь заниматься со мной сексом.

Така вздохнул:

— Верно, не буду. Кончишь только ты.

— Мечтай дальше! Если думаешь, что соблазнишь меня и так узнаешь, где урна, то ты слишком высокого мнения о своих сомнительных прелестях.

На этот раз он улыбнулся, и его глаза коварно засияли.

— Сомнительные прелести? — повторил он с усмешкой. — Ты скажешь, где урна, и получишь секс. Где урна?

— Не скажу.

— Конечно, скажешь, — заверил Така, беря её за руку. Саммер попыталась вырваться, но безрезультатно. — Скажи, где настоящая урна. Ты вела игру «вокруг да около» слишком долго, и я больше не могу попусту тратить время. Не хочу причинять тебе боль, но ты должна сказать, где урна.

— Нет.

Боль была настолько внезапной, резкой и пронзительной, что Саммер едва удалось сдержать крик; а потом всё прошло. Така нежно провёл ладонью по её лицу. Ошибки быть не могло — на его красивом и строгом лице отчётливо читалось сожаление.

— Не заставляй меня снова делать это, Саммер. На кону жизнь многих людей, и я не дам чувствам встать на моём пути. Где урна?

— Я не… — Она замолчала, снова задыхаясь от боли. Потом Така ослабил грубую хватку, и его пальцы нежно погладили красные отметины на её запястье. — Где урна, Саммер?

Саммер посмотрела в его спокойные, неумолимые глаза. Он сделает это. Независимо от своих желаний Така будет мучить её до тех пор, пока она не расколется. И больше всего на свете она хотела, чтобы он убрал от неё руки. Не те, которые мучили… нет, те, что успокаивали, утешали своими прикосновениями. Она сделает и скажет всё что угодно, лишь бы заставить Таку отпустить её.

— В Бейбридже, — призналась она, выдёргивая руку. Запястье онемело и подрагивало. Саммер не представляла, что он с ней сделал. Понимала только, что Така не остановился бы.

— Каком Бейнбридже? В штате Вашингтон? Комитет не нашёл ни одного упоминания, что у тебя или твоей матери есть там дом.

— Это дом бабушки по отцовской линии. Бабуля не хотела, чтобы Лианна знала, что она отдала его мне. Она ей не доверяла.

— Могу себе представить, — сухо вымолвил он.

Почему Така не застёгивает рубашку? Почему не отворачивает от неё своего прекрасного лица предателя?

— Настоящая урна на полке в шкафу вместе с кимоно и книгой хайку[1], что оставила мне Хана.

Така замер.

— Она оставила книгу? О чём она?

— Книга написана на кандзи[2]. Не знаю, о чём — там просто несколько рукописных хайку. Я её сохранила только потому, что она принадлежала Хане.

Така кивнул, и Саммер подумала, что почти видит, как он обрабатывает информацию в голове. Слава Богу, он больше не думал о ней.

— А кимоно? Как оно выглядит?

— Два кимоно, — поправила Саммер. — Одно — древняя реликвия. Другое — обыкновенный дешёвый наряд. Важности не представляет.

— Всё важно, — рассеянно заметил он.

Она не будет бороться с ним. Пусть берёт всё, что хочет, всё, что передала ей Хана — только бы оставил в покое.

— Можешь поехать и забрать их, — беспечно сказала Саммер, сразу же почувствовав себя в безопасности. Он и думать про неё забыл! — Я расскажу, где это. И не беспокойся, что я опять вру. На этот раз я говорю правду.

— Знаю, — ответил Така. — А теперь снимай рубашку. Мне не нравится, как ты выглядишь в чёрном.

Саммер непонимающе уставилась на него.

— Что? Я же сказала, где урна!

— А я говорил, что ты признаешься. И что тогда у тебя будет секс. Снимай рубашку.

[1] Ха́йку (яп. 俳句) — жанр традиционной японской лирической поэзии вака, известный с XIV в. В самостоятельный жанр эта поэзия, носившая тогда название хокку, выделилась в XVI в.; современное название было предложено в XIX в. поэтом Масаока Сики. Одним из самых известных представителей жанра был и до сих пор остаётся Мацуо Басё.

[2] Кандзи (яп.: 漢字 (инф.); дзи — буквы, Кан — Хань; букв. «ханьские буквы») — китайские иероглифы, используемые в современной японской письменности наряду с хираганой, катаканой, арабскими цифрами и ромадзи (латинским алфавитом).

Глава 12

Саммер не двигалась. Она замерла, словно Така приказал ей превратиться в тыкву. Бедная малышка даже не представляет, с кем или с чем столкнулась.

Но возражать она пыталась, жалко и неубедительно:

— Я не хочу, чтобы ты меня трогал.

— Хочешь.

— Я вернусь в комнату и запрусь. А ты держись от меня подальше. Я же дала тебе то, что ты хотел?!

— Не совсем, — не согласился Така. — Но давай, вперёд, попробуй.

Конечно, Саммер так и сделала, чем облегчила ему задачу. Така и не хотел, чтобы это случилось на кровати — говоря, что секс будет только у неё, он был кристально честен. На кровати было бы очень трудно контролировать себя. Конечно, он смог бы сдержаться. Но так гораздо проще.

Саммер не успела даже добраться до двери, как Така схватил её и прижал спиной к себе. Она не боролась. Он обхватил её рукой за талию, удерживая в неподвижном положении. Теперь Саммер не могла вырваться, даже если бы захотела.

Така очень хорошо знал женщин. Знал даже эту, хоть она и была другой. Саммер боялась секса, боялась отдаться чувствам — и этот страх был так силён, что делал её непредсказуемой. Нужно пробить её броню, чтобы он смог контролировать её. Зачем? Просто потому, что ему этого хотелось.

Потихоньку пододвигая Саммер к стене, Така начал расстёгивать её рубашку. Ей понадобится опора. К тому же сейчас она не борется, руки опущены по бокам, но всё может измениться. Пока Саммер просто позволяла себя прижимать, и он знал, что она чувствует, как тепло его тела передаётся и ей.

Така вытянул рубашку Саммер из штанов и накрыл ладонью обнажившуюся грудь. В ответ раздался судорожный вздох. Но сосок затвердел от прикосновения.

Ни к чему было чувствовать прилив удовлетворения — он ведь никогда не ошибался в подобных вещах и знал, что Саммер хочет его. Просто её реакция стала для него дополнительным удовольствием. Единственным удовольствием, которое он намеревался себе позволить.

Саммер сменила бюстгальтер. Этот тоже был чёрным, но более откровенным и застёгивался спереди. Така расстегнул его, и её нежные и полные груди вырвались наружу.

Он отдал бы всё, лишь бы повернуть её в своих руках, прижаться ртом к соску в пылкой, яростной ласке. Но не сейчас. Не в этот раз.

Саммер изогнулась с приглушённым звуком: её груди оказались очень чувствительными.

— Неужели он так не делал? — шепнул Така ей на ухо. — Неужели не знал, что тебе нравится? — Его палец слегка коснулся соска, надавив ровно столько, сколько было нужно, и она застонала — звук вышел низким и сексуальным.

— Надо было сказать ему, — пробормотал Така. — Большинство мужчин не могут сами в этом разобраться, им требуется руководство. — Он снова надавил, и на этот раз стон Саммер был ниже, гортаннее. Она прижалась к нему.

— Держись поближе к стене, — сказал Така, но, казалось, Саммер его не слышит. Он жалел, что не подвёл её к зеркалу — хотелось видеть лицо пленницы, когда он вынудит её испытать оргазм — но он и так знал Саммер достаточно хорошо, чтобы это представить. Доказательств не понадобится.

Така взял её руки и прижал их ладонями к гладкой, окрашенной стене спальни. А потом начал расстёгивать её брюки.

И тут Саммер испугалась и начала бороться. Оторвала руки от стены, но Така просто вернул их на прежнее место и, несмотря на её судорожные движения, расстегнул мешковатые чёрные джинсы.

— Не сопротивляйся, Саммер, — прошептал он. — Ты знаешь, чего хочешь. Хочешь с момента, как впервые увидела меня. И ты желала этого много лет. Перестань бороться.

Саммер не ответила. Така скользнул пальцами под резинку трусиков, и волна напряжения прошла через её тело. Он не знал, что стал бы делать, если бы она сказала «нет».

Но Саммер не проронила ни слова. Когда рука Таки скользнула ей между ног, она задрожала и прижалась к нему. Напряжённая. И податливая.

Она не собиралась бежать, и поэтому то, что он держал её перед собой, больше походило на объятие, чем на плен. И если голова её ещё хоть немного да работала, она наверняка чувствовала, как сильно он возбужден — его твёрдый член упирался прямо в пышные ягодицы. Но вряд ли Саммер думала о чём-либо, кроме прикосновений его пальцев.

— Я знал, что ты будешь мокрой, — прошептал Така и поддался искушению, куснув её за ушко.

Саммер задрожала.

— А теперь я хочу, чтобы ты раздвинула ноги. Совсем чуть-чуть. Вот так, — вполголоса напевал он ей на ухо. — Идеально. Ты — само совершенство. Красавица.

Не удержавшись, Така поцеловал её в шею. Он хотел, чтобы его пальцы были внутри неё, а ещё лучше член, но это невозможно. Если он повернёт Саммер лицом к себе, сорвёт с неё штаны и повалит на пол, то его ничто не остановит. А всё это должно быть для неё, неё одной.

Он скользнул пальцами по клитору, и быстрая, сладкая дрожь пронзила её тело.

Будет даже легче, чем он ожидал.

— О да, — шепнул Така. — Тебе нравится, я знаю. И ты хочешь большего. Такое сладкое, порочное удовольствие. Позволь мне дать тебе его. Никто не узнает, только ты и я.

Така слегка наклонил её, и теперь лбом Саммер упиралась в стену, руки были там же, и Така едва сдерживался, чтобы не начать тереться своим налившимся, болезненно возбуждённым членом о её нежные ягодицы. «Для неё, — напомнил он себе. — Только для неё».

Саммер тяжело дышала, дрожала и едва не кончала, и если бы он был хорошим мальчиком, то быстро бы помог ей достичь оргазма. Но Така был плохим и понимал, что чем дольше продлится напряжение, тем мощнее станет разрядка. А он хотел, чтобы она не могла справиться с собой, чтобы рыдала и растворилась в тех ощущениях, что он вызвал.

— В следующий раз это будет мой член, — выдохнул Така. — Я войду в тебя, заполню, кончу внутри тебя. Кончу так сильно, что ты не сможешь думать. Только чувствовать. Именно этого ты хочешь, именно это тебе нужно. Но не сейчас. Сейчас только для тебя.

Вся покрывшись испариной, Саммер дрожала, и Така знал, что долго не продержится. И тогда, впервые с тех пор, как он расстегнул ей рубашку, она заговорила.

— Пожалуйста, — с нескрываемой болью прошептала она.

— Что «пожалуйста»?

Саммер была так невероятно близко, и Така просто не мог поверить, что в ней осталась хоть капля сопротивления.

— Пожалуйста… не…

Така замер: ещё одна ласка — и Саммер достигнет оргазма. Но отпустить её? Нет, он не мог, просто не мог этого сделать.

— Пожалуйста… не… останавливайся. — В её словах слышалась глухая мольба, они же стали последним рубежом. Така подвёл её к самому пику и почувствовал, как Саммер содрогается в его объятьях. Её долгий и молящий вопль полной капитуляции уничтожил остатки его самоконтроля. Но всё же ему удалось поддерживать Саммер, пока её тело билось в волнах оргазма, до тех пор, пока не понял, что она больше не выдержит. Тогда он убрал руку.

Наконец-то он заставил её плакать. Надо было держать её. Заключить в объятия и держать, пока она плачет.

Но он не мог. Вместо этого Така позволил Саммер — смешение рук, ног и боли — медленно сползти на ковёр и пошёл в ванную, оставив её одну. Он захлопнул дверь и пристально посмотрел на себя в зеркало. Властелин Смерти, Великий Соблазнитель. Он выглядел так, будто получил удар по голове.

Така был настолько захвачен её телом, её реакцией, продлением её бесконечного экстаза, что даже не обратил внимания на собственный отклик. Впервые в жизни он испытал оргазм, когда его даже никто не касался. И он даже не осознал, что происходит! Така снял мокрые штаны, чувствуя ярость и отвращение. Не из-за физического доказательства своего возбуждения. Из-за своей слабости. Он не мог понять, как это произошло, как он потерял самоконтроль, который раньше никогда… вообще никогда не терял.

Но каким-то образом Саммер удалось прорваться через последние рубежи его обороны. Когда она, дрожа, испытывала оргазм, он тоже делал это.

Бесконечно долгое мгновение Саммер, свернувшись калачиком, лежала на полу, пока её тело медленно возвращалось в подобие обычного состояния. Она перестала плакать и яростно вытирала слёзы. Первое, что ей нужно сделать, — восстановить контроль над предательским телом. Тогда она сможет собраться с мыслями.

Дверь ванной открылась, и Така — уже в другой одежде — вошёл в комнату. Его рубашка была застёгнута, куртка накинута.

— Мы уезжаем через полчаса. Если хочешь принять душ, лучше сделать это сейчас, — сказал он ровным и холодным голосом. Голосом незнакомца.

Пока Така был в ванной, Саммер удалось сесть и прислониться к стене, но одежду она не поправила.

— Куда мы едем? — Хотя голос был знаком, её голос, но тело, обуревавшие чувства были совсем чужими.

— Забрать урну Хаяси, чтобы я смог завершить задание. Не смотри на меня так. Ты знаешь, что ты — работа. Было проще, чем я ожидал, но, в конце концов, это теперь неважно. Все могут пойти в расход, даже твоя сестра.

— Моя сестра? — эхом отозвалась Саммер, прорываясь через ослепляющую дымку боли.

— Она у Сиросамы, и он очень быстро добьётся от неё всего, чего хочет. И не таким приятным способом, как я. Нам нужно добраться до урны, прежде чем он это сделает.

— Нет… — запротестовала Саммер, но Така просто подошёл, взял её за руку и поднял на ноги. — Она ничего не знает.

— Сиросама не поверит до тех пор, пока от неё не останется ничего, чтобы это доказать. Ты можешь принять душ и попытаться смыть случившееся или же ехать так, — сказал он. — В любом случае, мы уезжаем через двадцать семь минут.

— Откуда мне знать, что ты поможешь ей? Что, если я откажусь ехать?

Така пожал плечами — такой красивый, такой холодный.

— Тогда, думаю, придётся бросить тебя здесь… Я могу сделать это быстро и безболезненно — ты не будешь страдать. Но живой я тебя не оставлю.

Комната была подобна морозильнику. Холод, исходящий от Таки, пробирал Саммер до костей. Если бы она выдохнула, то, наверное, увидела бы облачко пара. Но она не могла дышать.

— Я буду готова.

Така смотрел, как Саммер уходит. Когда она скрылась в ванной, он всё равно продолжал, не мигая, глядеть туда, где она только что стояла. Он сказал ей чистую правду. В конце концов, гордость одной калифорнийской принцессы — не такая большая цена за безопасность тысяч, а, может, и миллионов людей.

Хотя на самом деле Саммер и не была такой уж принцессой. Возможно, она и связана с самыми могущественными людьми Голливуда, но вокруг неё не видно той атмосферы привилегированности и вседозволенности, которую он замечал у самых красивых из знакомых ему женщин — и американок, и японок.

С другой стороны, Саммер и не красавица. Просто симпатичная, но ничего особенного. Милые глаза, милый мягкий рот, который Таке хотелось бы исследовать, тёплая кожа и нежные изгибы. Симпатичная, но ничем не примечательная. Идеальная японская невеста, что для него выбрал дед, даст ей сто очков вперёд.

Но то была другая жизнь, с которой он будет разбираться, когда придёт время. Пока же у него задание, и единственно важное — выполнить его, невзирая на цену.

Така схватил небольшую мягкую сумку, которую нашёл в шкафу, и пошёл в коридор. Он слышал, как в душе льётся вода, и остановился, задумавшись, плачет ли Саммер под водными струями. Когда он тогда вышел из ванной, её глаза были уже сухими. Интересно, он сделал достаточно, чтобы вновь добиться от неё слёз?

Спускаясь по лестнице, Така покачал головой. «Она сильнее этого», — напомнил он себе. Саммер наверняка восстановила чувство собственного достоинства и выбросила из головы то, что он только что проделал с ней. Сам же он сейчас должен думать о ней только как об обузе. Не скрывает ли она что-то ещё? Два кимоно и книга. Они могли быть единственным, что осталось от Ханы Хаяси, или же чем-то более важным. «А в ситуации, когда всё оказывается не тем, чем казалось, наследие Ханы наверняка важнее, чем думает Саммер».

Он сварил свежего кофе и доел сашими. Услышал, как она спускается по ступенькам, но не обернулся, а пошёл к холодильнику за жирными сливками.

— Хочешь кофе? — спросил он безразлично.

— Нет. — Голос Саммер звучал так же бесстрастно, и когда Така оглянулся, лицо её было спокойным и застывшим. Глядя на неё, он вспомнил тот дикий и страстный звук, что сорвался с её губ при оргазме, но тут же строго одёрнул себя за непрошеный образ.

Саммер надела мешковатые чёрные джинсы и просторную футболку — только в такой одежде Така её и видел до этого. Кто бы мог подумать, что под всеми этими слоями скрывается столь мягкое и отзывчивое тело? Если в ближайшие дни Саммер не погибнет, ей нужно будет найти кого-то, кто станет правильно за ней ухаживать. Кто приоденет её и обеспечит тот секс, что ей необходим.

Секс больше не проблема, и Таке нужно выбросить его из головы. Он не сомневался, что подарил ей первый настоящий оргазм. Хотя если честно, то, пожалуй, первые два или три оргазма. Может, Саммер ненавидит его за это, но, по крайней мере, теперь она знает, что не фригидна.

Саммер подождала, пока он ушёл с дороги, и, открыв холодильник, достала оттуда йогурт и банку содовой. Така думал, что придётся заставлять её есть, но она казалась потрясающе спокойной и собранной. Нашла ложку и стала есть йогурт, стоя от него как можно дальше.

Саммер практична — это хорошо. Она не будет рыдать и стенать. Она вообще не собиралась признавать, что произошло между ними совсем недавно. Женщины в любой точке мира хорошо умеют объявлять бойкоты, и так ему будет даже легче сконцентрироваться на том, как быстрее добраться до острова Бейнбридж.

Желательно сделать это до того, как Сиросама разорвёт Джилли Ловиц на мелкие кусочки, которые уже никому не под силу будет собрать.

Пока они оставили её в покое. Джилли сидела на узкой койке в своей камере. В общем-то, ей было удобно. Но девушку непреодолимо тянуло на фастфуд, а его-то здесь явно не наблюдалось.

А наблюдались мутная вода, которую она не хотела пить, и бросающий в дрожь голос Сиросамы, который пускали через невидимые динамики. Невидимые, потому что если бы она нашла их, то разбила бы.

Джилли не знала, чего они от неё ждут. Монотонный голос вещал на пяти языках — ни одного из них она не понимала. У Джилли был неплохой разговорный испанский, но с акцентом Сиросамы слова было почти невозможно расшифровать. И если они идентичны английской версии, то Джилли не хотела знать, что он говорит. Просто куча напыщенных и непонятных слов, что заставляли её тосковать по предсказуемости и безопасности науки. У Джилли в университете было сразу две специализации — физика и химия, и та псевдонаучная чепуха, которую Сиросама нёс через крошечные динамики, действовала ей на нервы.

Растянувшись на койке, она просчитывала возможности. Они одели её в белую пижаму, которая напомнила ей о психиатрической больнице в стиле «кун-фу», дали несколько батончиков мюсли, которые Джилли терпеть не могла, и сказали ждать, пока Сиросама найдёт для неё минутку. Хорошо, она подождёт. Старый пузырь ничего из неё не вытянет. И если Сиросама думает, что её родители будут сидеть, сложа руки, пока любимая дочка в беде, он скоро осознает, как глубоко ошибался.

Несправедливо, что Джилли стала любимицей, но, как часто указывала ей Саммер, жизнь вообще штука несправедливая. Пустышка Лианна могла много чего провернуть в своих поисках просветления, но когда дело доходило до второй дочки, она спускалась с облаков и превращалась в тигрицу. И никто не хотел связываться с Ральфом Ловицем. Отец терроризировал даже мафию. Какой-то надутый лидер секты, страдающий манией величия, будет для него детской игрушкой.

На самом деле волноваться не о чем. Представителей «Братства торжества истины» слишком интересовало местонахождения Саммер, но так как Джилли понятия об этом не имела, всё это было неважно. А когда они стали болтать о какой-то японской урне, то совсем её запутали.

Они сказали, что дают Джилли убежище, и она не могла спорить с тем, что загадочные Питерсены держали её как накачанную наркотиками заложницу. Хотя не сказать, чтоб это так уж отличалось от сидения здесь, во владениях Сиросамы и в его пижаме. Единственная разница — Питерсены кормили её шоколадом.

Джилли не особо торопилась выбираться отсюда. Рано или поздно, но отец заставит его святейшество пожалеть, что тот когда-то родился на свет. Ну а пока ей всё равно некуда деваться. Если Джилли и было даровано ещё одно ценное качество, кроме мозгов, так это гиперактивное воображение. И она могла долгие счастливые часы валяться на койке во власти грёз. И ждать момента, когда придёт отец и разорвёт это новоявленное святейшество на мелкие кусочки.

Хотя прямо сейчас она готова была убить за сэндвич.

Глава 13

«Разум — удивительная вещь», — думала Саммер, рассматривая из окна машины проносящийся мимо южно-калифорнийский пейзаж. Её сестра в лапах социопата, возомнившего себя мессией, гибнут люди, но сама она, однако, может спокойно сидеть в машине рядом с предателем и не реветь. Поразительно.

Саммер по-прежнему не понимала, зачем Така это сделал. Он ведь выяснил всё, что хотел; какая выгода ему низводить её до такого животного уровня?

Просто чтобы доказать, что ему это под силу?

Если она выживет, то, может быть, в конечном итоге украсит головой Такаши О’Брайена какую-нибудь пику.

Если бы дело было в ней одной, она бы сдалась. Но Саммер не могла допустить, чтобы что-то случилось с сестрёнкой. Така сказал, что Джилли у Сиросамы. Однако сам он, кажется, не собирался вызволять её.

Саммер намеренно не смотрела в его сторону. При одной взгляде на него она так вскипала, что не могла ясно мыслить. А нужно сохранять спокойствие, держать себя в руках. Спустя какое-то время она сможет выпустить пар; сейчас же необходимо быть такой же абсолютно отстранённой, как Така.

— Моя сестра, — бросила она, глядя в окно.

— Да?

— Разве ты не собираешься ей помочь? Ты снова и снова спасаешь меня. Это у тебя хорошо получается.

— Мне приказано держать тебя подальше от Сиросамы. Твоя сестра — не моя забота.

На мгновение Саммер закрыла глаза, представив любимое упрямое лицо Джилли. Надо придумать план. Они поменяли внедорожник на заурядного вида «седан», который стоял в гараже; но под непримечательным внешним видом у него был двигатель гоночного автомобиля.

А Така склонен к быстрой езде.

По крайней мере, они были не на автостраде, а на дороге поспокойнее и явно углублялись в сельскую местность. Если она выпрыгнет, у неё будет шанс — а вот выживет ли он, ей наплевать. Нужно сбежать от Таки и отправиться за сестрой. Дать Сиросаме желаемое в обмен на свободу Джилли.

Саммер исподволь огляделась в поисках оружия. С пустыми руками ей с ним не справиться. Единственный шанс — застать его врасплох, что не так-то просто сделать.

— Не стоит, — сказал он ровно и холодно.

Саммер не отрывала глаз от пейзажа за окном. Она не станет поворачиваться!

— Что?

— Даже не думай об этом. Я глаз с тебя не спущу.

— Что, если мне нужно будет в ванную комнату?

— Пойду с тобой.

— Чёрта с два!

Така промолчал, да слова и не требовались. Он был как горилла весом килограмм в четыреста: мог делать всё, что хотел, и у неё не было сил с ним бороться. И Саммер приняла бы это, сдалась, если бы не сестра.

Есть ли у него в машине пистолет? Она вдруг поняла, что за эти два бурных дня ни разу не видела Таку с оружием. Для убийств, казалось, оно ему и не нужно было. От этой мысли её сердце ушло в пятки. Така убивал вовсе не для её защиты, а чтобы уберечь знания, которые скрыты в ней.

Саммер недоумевала: зачем оставлять её в живых? Ему теперь известно, где подлинная урна. Разве только Така очень мудро ей не доверяет. Удалось же уже два раза обмануть его подделками. Может, он не избавится от неё до тех пор, пока не убедится, что забрал настоящую урну. А вот ответить на другой его вопрос — откуда произошла ваза — Саммер никак не могла. Хана никогда не говорила об этом. Действительно ли урна из некоего таинственного японского храма — загадка сия ушла с няней в могилу.

Саммер посмотрела себе под ноги. Ничего. Может, если она неожиданно ударит Таку локтем в лицо, то сможет отвлечь его? Хотя он выше и до лица трудно добраться, да ещё ремень безопасности держит её крепко. На переднем сиденье можно было передвинуть разве что его стальную кружку с кофе и её банку от «Таб». Особого вреда они не причинят, но кружка больше и тяжелее. Если бы удалось швырнуть её Таке в лицо, ему бы пришлось отвести глаза от дороги и убрать ногу с акселератора. Она же бы в это время открыла дверь и выпрыгнула. При таком раскладе вероятность смертельно разбиться меньше.

Колебаться нельзя, иначе выйдет только хуже. Она потянулась за кружкой, и Така мгновенно выбросил руку вперёд. Каким-то невероятным образом он схватил оба её запястья. Боже, как больно! Саммер тотчас же вспомнила, как несколько часов назад он мучил её, чтобы вытянуть правду… и что сделал после.

— Я же говорил — не думай, — повторил Така. Он не снизил скорость даже на чуть-чуть, и они по-прежнему мчались где-то сто тридцать километров в час. Верная смерть.

— Я просто захотела кофе.

— Тебе не нравится кофе.

— Почему это? То, что утром я пью содовую, не значит…

— У тебя дома нет кофе.

— Откуда тебе знать, что есть у меня дома, а чего нет?

— Хочешь пари? Я знаю всё, в том числе то, где ты припрятала порнуху.

— У меня нет порнухи…

— Ладно, тогда эротику, раз уж ты такая брезгливая. Тебя привлекает научно-фантастический секс — межпланетный и очень нестандартный. Скажи, то, что делал я, было лучше? Я для тебя достаточно пришелец?

— Думаю, говорить, как сильно я тебя ненавижу, — пустая трата времени, — с трудом выдавила Саммер.

— По крайней мере, ты честна. — Така отпустил её руки, и Саммер отодвинулась, потирая запястья.

Он взглянул на неё:

— А если ты хочешь меня отвлечь, то вот тебе метод получше. Можешь сделать мне минет и посмотреть, вынудит ли меня это сбавить скорость настолько, чтобы ты выпрыгнула.

— Какой же ты ублюдок, — сказала Саммер. От одной этой мысли ей стало плохо. Почему? Да потому что почувствовала отклик на его слова у себя между ног. Потому что захотела наклониться и посмотреть, что именно Така станет делать, если она воплотит его предложение. Воплотит не ради его реакции, а удовлетворяя собственное желание.

Домов становилось всё меньше, расстояние между ними всё больше, и обширная равнинная местность казалась заброшенной. Если ей каким-то образом удастся ускользнуть от него, то некуда будет идти, негде спрятаться. Зачем он везёт её в эту глушь?

Глупый вопрос. Теперь их с сестрой можно пустить в расход. Така везёт её куда-то, где сможет убить, где никто не услышит её криков, где легко избавиться от тела…

— Перестань.

От испуга Саммер даже посмотрела на него. Така же не сводил глаз с почти пустой дороги.

— Что?

— Хватит думать о смерти. Мне больше нравилось, когда ты думала о сексе.

Саммер не стала спрашивать, откуда он знает её мысли. Она долго и упорно работала над умением скрывать чувства: слишком опасно показывать ранимость, когда у тебя мать вроде Лианны. Но у Таки, казалось, была способность видеть её насквозь. И способность эта появилась у него даже прежде, чем он познал её тело.

— Почему твои симпатии и антипатии должны иметь для меня хоть какое-то значение? И не нужно говорить, что ты — единственный, кто стоит между мной и Сиросамой. Сейчас я приветствовала бы его с распростёртыми объятьями.

— Не сомневаюсь. Но это стало бы ошибкой.

— Ах, я забыла! Ты же намного добрее его.

— Доброта тут ни при чём.

— Я заметила.

Така почти незаметно сбросил скорость и свернул на грунтовую дорогу. «Я труп», — подумала Саммер. Если она выпрыгнет из машины, то умрёт, избавив его от необходимости убивать её самому. Но она не особо хотела упрощать ему задачу, и если Така сможет, глядя в глаза, выдавить из неё жизнь, то Саммер вернётся из мира ушедших, чтобы преследовать его.

— И как ты планируешь это сделать?

— Сделать что? — Така почти не обращал на неё внимания, сосредоточившись на пустынном пейзаже.

— Убить меня. Я никогда не видела, как ты убиваешь, только была свидетельницей последствий. Задушишь меня? Сломаешь шею? Заколешь?

Смотреть на него, чтобы оценить реакцию, было ошибкой. Их взгляды встретились, и слабая улыбка появилась на губах Таки. Красивых губах. По которым хотелось ударить палкой потолще!

— Наверное, порежу на мелкие кусочки, сварю и съем.

— Очень смешно. Так ты не собираешься меня убивать?

Така отвёл глаза.

— Если это будет в моей власти, то нет. Но только если не станешь сильно мне надоедать.

— Раз ты везёшь меня непонятно куда не чтобы убить, то зачем мы здесь?

— На что тебе глаза, Саммер?

Ей не нравилось, когда Така называл её по имени, но ответ «для тебя я доктор Хоторн» будет словно взят из комедии братьев Марксов[1]. Така притормозил, и Саммер, оглядевшись, поняла, что представляло собой огромное и пустое поле. Аэродром. За обветшалой металлической постройкой было несколько маленьких самолётов.

— Я в самолёт не сяду, — сдавленно предупредила Саммер.

— Боишься летать?

Она боялась, но не собиралась признаваться.

— Я не оставлю сестру. Никуда не полечу, пока не буду уверена, что она в безопасности.

— Ты будешь делать, что я скажу. — Он подъехал к лачуге и заглушил двигатель.

— Сначала тебе придётся меня убить.

Така вздохнул, и на долю секунды Саммер поверила, что он так и сделает.

— О твоей сестре позаботятся, — наконец сказал он.

— Кто? Сиросама? Я так не думаю.

— Её вытащит мой коллега. Тебе не нужно беспокоиться.

— Коллега? Один из якудза с лёгкостью проникнет туда и заберёт её?

— Ты забываешь, что «Братство торжества истины» начало деятельность в Японии и почти треть его членов во всём мире — японцы. У них не возникнет сложностей слиться с братьями.

— Пока не видно их татуировок.

— Достаточно большая часть братьев — преступники из разных стран. Японским бандитом их не удивишь. А сейчас перестань со мной спорить. Ты ещё жива, твоя сестра тоже. С ней всё будет в порядке.

— Так почему ты не сказал мне об этом раньше? Со мной было бы меньше неприятностей.

— Ты и неприятности — это синонимы, — устало заметил Така, расстёгивая ремень безопасности. — Вылезай из машины. Попытаешься сбежать — пристрелю.

— У тебя нет при себе пистолета.

— Есть, — возразил он. — И я без колебаний использую его.

В этом Саммер не сомневалась ни на минуту.

Джилли Ловиц оказалась особенно трудным учеником. Она отказывалась пить святую воду, которую ей приносили; ей как-то удавалось закрывать разум для Святого Слова, что звучало в её пустой комнатушке. На него работали, его пути следовали некоторые из самых одарённых молодых учёных в мире: химики, эксперты по взрывчатым веществам, врачи, инженеры, а ещё враждебно настроенная молодёжь, жившая на улицах. Сиросама предложил им всем путь к спасению, и они с радостью приняли его. Однако Джилли Ловиц сопротивлялась.

Сложно поверить, что её родила Лианна Ловиц, в хорошенькой белокурой голове которой вряд ли вообще были извилины. Джилли гораздо больше походила на сестру — Саммер. Слишком умна, слишком цинична, слишком подозрительна. Последнее качество, без сомнения, приобретено благодаря матери: Лианна и святого сделала бы мнительным. А в «Братстве торжества истины» было немного настоящих святых.

И девчонка не ела. Она смеялась, когда ей приносили шоколад. А ведь ему докладывали, что это её слабость. В самом деле он знал очень мало женщин, что могли устоять перед шоколадным искушением. Но шестнадцатилетняя Джилли Ловиц во многом его поражала.

Но в конце концов всё это не имеет значения. Она была в одной из индукционных секций, преданные ученики следили за каждым её вздохом. И хотя в этом мире возможно всё, он сомневался, что женщина, подобная Саммер Хоторн, подвергла бы опасности младшую сестру, поделившись с ней тайнами. Нет, девчонка — только козырь. Как только эта гадина Хоторн поймёт, что сестра в опасности, она явится с урной и всеми своими секретами. Нужно лишь подождать.

Хотя теперь в игру включились якудза, и Сиросама не знал, радоваться ему или стенать. Такаши О’Брайен — внучатый племянник Хиро Мацумото. У него впечатляющие связи, и кто ещё мог его послать? Неважно, что у братства с якудза одна цель — снова сделать Японию одной из сильнейших держав в мире. Единственной при новом мировом порядке. Но якудза, похоже, больше думают о возможной прибыли, в то время как Сиросама знал: есть лишь одно настоящее будущее — то, что наступит, когда он без остатка вычистит эту землю.

Якудза, конечно, проблема, но незначительная. Саммер Хоторн была выбрана не случайно. Хана Хаяси никогда бы не доверила такое сокровище человеку, который не смог бы держать его в секрете, никогда бы не поделилась знанием. Как жаль, что тогда он не смог расколоть старуху. И это его грех, что он позволил гневу обуять себя и лишил её жизни до того, как выяснил нужное.

Но тогда он был намного моложе и только начинал понимать своё предназначение. С начала времён ему было предопределено задавить тётку машиной и лишь потом найти семейное достояние, которое обеспечит его господство и преображение.

Оглядываясь назад, Сиросама понимал, что тогда время ещё не настало. В тот момент у него было лишь несколько сотен последователей, и его путь не был так ясен, как сейчас.

Нет, всё развивалось, как должно, и каждая новая трудность лишь проверяла готовность Сиросамы к надвигающейся буре. Каждое же новое препятствие будет преодолеваться и уничтожаться.

Эта девчонка выплеснула святую воду брату Кенно в лицо — столь неслыханное преступление и богохульство, что его святейшеству оставалось лишь радоваться, что то был не брат Генрих. Но ещё раньше он решил держать Генриха подальше от девочки. Его орудия — братья — разнообразны и хорошо отточены, но не нужно использовать топор, когда достаточно кинжала. Сейчас ничего не выиграть, если подвергнуть Джилли Ловиц изобретательному обращению Генриха.

Может, когда всё встанет на свои места, она будет наградой верному последователю. Хотя на самом деле Сиросама обещал Генриху старшую сестру. Немец, возможно, предпочёл бы более мягкое и девственное тело младшей, но ненависть к Саммер обеспечит его удовольствие.

Сиросама покачал головой. Генрих всё ещё так юн, так движим мимолётным удовлетворением. Он не готов к тому высшему предназначению, что написано ему на роду. Но это изменится. Всё становится на свои места. Сиросама чувствовал, как вокруг него начинает кружиться ветер власти, и знал, что срок его смертной жизни уже отмерян. Близятся, близятся время и день, наиболее подходящие для церемонии воссоединения. «Братство торжества истины» получит настоящую урну. Найдёт развалины старого храма. Саммер Хоторн — единственная, кому доверилась его тётка, хотя она, кажется, об этом и не знает.

Сиросама поможет ей вспомнить — как только избавится от якудза и сломает младшую сестру. А дальше всё пойдёт как по маслу: его сценарию больше ничто не сможет помешать, и план конца света претворится в жизнь. Он обретёт власть, последует хаос — а потом ничего, лишь благословенная пустота.

Сиросама сложил руки на животе, позволил векам опуститься и предался блаженной медитации.

Всё будет так, как предначертано.

Если только удастся найти необходимые составляющие.

Через спартанские залы «Братства торжества истины» целенаправленно шагала женщина. Признанный эксперт в деле получения информации с помощью пыток и без оных, она прибыла из Германии. Вызвали её за большие деньги. В руках у неё была сумка от Эрме, в которой лежали завёрнутые в шёлк инструменты.

Обученные должным образом братья не обратили на неё внимания: они безоговорочно верили решениям наставника. Большинство женщин в Братстве были скромно и просто одеты, головы их были обриты. Эта же носила полагающийся белый цвет, но если присмотреться, то можно было понять, что это дизайнерский костюм. Гладкий пучок тёмных волос, умело накрашенное лицо — всё это противоречило их жизненному укладу.

Даже туфли были оскорблением: резкий стук высоких каблуков по плиточному полу, казалось, насмехался над босыми последователями. Тем не менее она здесь по делу и, очевидно, следует учению Сиросамы, несмотря на грубое пренебрежение правилами благопристойности.

Братья отвернулись и пошли дальше, а женщина остановилась у камеры, где держали шумную девочку. Ученики знали, когда лучше не задерживаться: его святейшество терпеть не мог сомнений, а девочка могла начать кричать. Некоторые из них были слабы в своей вере и могли инстинктивно ответить на крик о помощи. Лучше не проверять своей твёрдости.

Коридор опустел, и женщина отперла дверь. Когда она, с сумкой на боку, шагнула внутрь, в южном крыле штаб-квартиры «Братства торжества истины» стояла полная тишина.

[1] Братья Маркс (Marx Brothers) — популярный комедийный квинтет из США, специализировавшийся на «комедии абсурда» — с набором драк, пощёчин, флирта и «метания тортов». Сыновья еврейских эмигрантов, братья играли в водевилях и театральных постановках, но мировую известность обрели благодаря кинематографу. Братьев Маркс ставят в один ряд с такими звёздами немых комедий, как Чарли Чаплин и Бастер Китон.

Глава 14

Такаши не мог не думать о спутнице. Безусловно, то, что он сделал с Саммер, ещё «цветочки» по сравнению с некоторыми другими его поступками. Он подарил ей лучший в жизни не совсем секс. Так почему же это грызёт его?

Может, потому, что никак не получается от неё отделаться. Как правило, получив желаемое, он мог избавиться людей, но до цели их назначения — фамильного дома на острове Бейнбридж — они скованы одной цепью.

Хорошо хоть, Саммер, явно злая как чёрт, подчёркнуто игнорирует его. И она уже не такая нервная и испуганная, как раньше. Видимо, ошибочно верит, что он сделал с ней всё, что хотел. Как бы ни так.

Такаши впечатлял её самоконтроль, достойный Комитета. Ему в голову то и дело закрадывалось подозрение, что Саммер совсем не тот невинный свидетель, каким её все считают, но каждый раз он прогонял эту мысль. Его жизнь стала бы намного проще, если бы Саммер была явной угрозой, тайной сторонницей Сиросамы, водящей его, Такаши, за нос. Тогда не возникло бы ни малейшего намёка на столь непривычное чувство вины.

Но Саммер не такая. Она именно та, кем кажется. Обычная, почти тридцатилетняя женщина со среднестатистическими внешностью и телом, слишком образованная и слишком хорошо себя контролирующая.

Если забыть о том мгновении, когда он заставил её дрожать в оргазме.

А ещё заплакать. Поступок этот был жестоким по отношению к ней потаканием собственной слабости. Ведь поступил он так из чистой прихоти, даже несмотря на то, что уже выяснил нужные сведения.

— Я в него не сяду, — отрезала Саммер, уставившись на маленький гидросамолёт, к которому они приближались.

Самолёт был не самым впечатляющим летательным аппаратом, но Така знал, что в техническом отношении тот идеален. Он никогда не рисковал по мелочам.

— Тебя не спрашивают, — бросил Така через плечо, на мгновение задумавшись, хватит ли у Саммер глупости попытаться сбежать. Стоял жаркий даже для января день, и у него не было настроения за ней гоняться.

В трёх метрах от самолёта Саммер остановилась.

— У тебя хотя бы есть лицензия?

— Я буду не управлять самолётом, а сидеть сзади с тобой. Но да, у меня есть лицензия.

— Вовсе необязательно составлять мне компанию, — нарочито сладким тоном сказала Саммер. — На самом деле я бы предпочла побыть одна.

— Не сомневаюсь, — заявил Така. — Но беда в том, что я тебе не доверяю.

Она не двинулась ни на сантиметр.

— Здесь нет сидений.

— Это грузовой самолёт.

Саммер промолчала, и Така подумал, не придётся ли применить силу. Заставить её. Этого ему не хотелось. Он пытался не вредить Саммер больше, чем должен, но время на исходе. Если не будет другого выхода, он сделает ей действительно очень больно.

Должно быть, Саммер об этом знала. Через мгновение она забралась в заднюю часть самолёта и отодвинулась к поручням на стенах — как можно дальше от него. С потолка, с перекладин, свисали ремни. Така схватил один из них, обернул им запястья Саммер и зацепил крюк на конце ремня за поручень.

— Я не собираюсь прыгать, — съязвила Саммер.

— Это местный аналог ремня безопасности.

Така сел напротив, обернул собственные запястья ремнём и закрепил его так же. Вскоре в самолёт забрался пилот.

— Извините за условия, — сказал он. — Пристегнулись?

— Да.

Саммер посмотрела на него со странным выражением на лице, и Така понял, что разговор вёлся на русском языке. Но она отвела взгляд, и объяснений не понадобилось.

И не было причин для желания что-либо объяснять.

Когда они вырулили на неровное поле, Саммер, ухватившись за ремни, закрыла глаза. Лучше бы он пристегнулся рядом с ней — мог бы смягчить некоторые удары. Отвлечь её. Потому что, как становилось понятно с каждой секундой, она боялась полётов почти так же сильно, как и секса.

Мертвенно побледнев, она крепко, до судорог в руках, держалась за ремни.

— Может, в конце концов, я всё же предпочту выпрыгнуть, — прошептала Саммер, и Така подумал, потеряет ли она от страха сознание. Обморок облегчил бы её муки, но Саммер была напряжена, поэтому обморока не предвиделось. Когда самолёт взлетел, она вцепилась в ремни. Интересно, сколько времени ей потребуется, чтобы расслабиться?

Но времени, дабы это выяснить, у него не было. От неимоверного напряжения она аж дрожала, от чего Така нервничал. Нужно что-то сделать. Ради себя, не ради неё. Высвободив свои ремни, он скользнул к ней по полу самолёта. Саммер была в слишком большой панике и никак не среагировала на его внезапную близость.

— Так только в маленьких самолётах? — спросил Така, почти в полной уверенности, что Саммер продолжит его игнорировать.

Но мелкие барьеры вроде гордости и ярости остались далеко позади.

— В любых, — выдавила она сквозь сжатые зубы.

Перебираясь к Саммер по полу трясущегося самолёта, Така успел запустить руку в карман и зажать между пальцами иголку. Сейчас же он, протянув руку, сделал ей быстрый укол в шею, и лишь секунду она пыталась отпрянуть, а потом транквилизатор подействовал в полную силу, и Саммер рухнула на пол.

Поймав соседние болтающиеся ремни, Так обернул их вокруг талии, закрепив себя к борту самолёта, взмывающего всё выше в ветреное небо Калифорнии. И, устроив Саммер между своих вытянутых ног, прижал её к себе.

Выбора-то у него не было. Оставь он её висеть на ремнях, она бы постоянно билась о борт. Это плохо и для неё, и для устойчивости самолёта. Груз всегда нужно пристёгивать, а не оставлять его кататься по грузовому отсеку.

«Вот и всё, что я делаю», — сказал себе Така, обнимая обмякшее тело Саммер. Её голова мягко легла ему на плечо. «Вот теперь груз в безопасности».

А что он вновь возбудился — только его собственная грёбаная вина.

Саммер, окутанная бархатной тьмой, медленно покачивалась в объятиях нежных и любящих рук. Она была в полудрёме и грёзах, в неком магическом мире, где не существовало битв и страхов — лишь теплота, любовь и уют. Её мягко убаюкивали, и Саммер хотела навсегда остаться в этом безопасном коконе.

Она спала и видела много странных, перетекающих из одного в другой снов. Некоторые вселяли ужас: в них Саммер бежала, пытаясь найти сестру, но повсюду оказывались жуткие братья в белых одеждах. А она всё бежала и плакала, плакала так, как никогда не делала в реальной жизни.

Но ведь она уже рыдала, верно? Последнее предательство. Саммер почувствовала руку на лице, утирающую слёзы, и, повернувшись, прижалась к ней губами. И сон тотчас же стал эротическим — с красным шёлком, порочными прикосновениями, горячей золотистой кожей под её телом. Данное видение испугало её не меньше предыдущего.

Но теперь она спокойна, в объятиях тёплых и сильных рук… в безопасности. Саммер чувствовала себя как дома — хотя прежде она ощущала себя чужой везде и всегда. Она могла отдохнуть, послушать тихий стук его сердца, почувствовать дыхание, касающееся волос, немного их раздувающее, и дрожь самолёта под собой…

Глаза Саммер распахнулись, тело внезапно напряглось, и на мгновение Така сжал её в объятиях… А затем резко отпустил.

Она не могла далеко отодвинуться — запястья всё ещё стягивал ремень, и Саммер упала на его вытянутые ноги, головой Таке на колени. В отчаянии она отпрянула, благодарная тому, что их окружает мутная тьма. Слава Богу, удалось отодвинуться и не касаться его!

По крайней мере, они больше не в воздухе. Самолёт мягко вибрировал, вокруг шумела вода. Саммер вдруг поняла, что всё может быть намного хуже.

— Мы разбились? — голос прозвучал слабо даже для её ушей. — Мы что, посреди океана?

— Не разбились, а приземлились. Несколько часов назад. Это гидросамолёт, помнишь? Я просто ждал твоего пробуждения.

— Какой заботливый, — потирая шею, отозвалась она. Кто-то её ужалил. Когда — непонятно, но шея до сих пор болела.

— Вообще-то нет. Ты просто вырубилась. Тебе нужно было отдохнуть.

— Я почти не спала прошлой ночью.

Едва с её губ сорвались эти слова, Саммер закашлялась. Если бы она могла, то хлопнула бы ладонью по своему предательскому рту. Но попытка только приблизит её к Таке, а Саммер хотела держаться подальше.

— Да, — бесстрастно проговорил он, что было едва ли не хуже ухмылки. — Ты готова выйти?

— Какая вежливость! Что, если я скажу «нет»?

Така потянулся к ремням, связывающим её.

— В таком случае я сделаю всё возможное, чтобы переубедить тебя. Придвинься.

Саммер не хотела без необходимости приближаться к нему.

— Нет.

— Но так я не смогу освободить тебе руки.

— Сама справлюсь… — Саммер как раз пыталась развязать узел, когда Така ругнулся себе под нос и она почувствовала, как ремни поехали в его сторону. И вот уже через секунду она рядом с ним. Ремни не тянулись, сопротивляться не получилось.

— Перестань со мной бороться, — сказал Така, распутывая узел с обидной лёгкостью.

— Ага, когда-нибудь в скором времени перестану, — язвительно откликнулась она.

— Утром ты не боролась.

Тишина наполнила тёмное брюхо мягко покачивающегося на воде самолёта.

— Все совершают ошибки, — наконец ответила Саммер.

— Да, — согласился Така. — Все.

Он прошёл мимо неё и распахнул дверь. Снаружи было темно и сильно пахло морем. Получится ли вытолкнуть Таку за дверь и захлопнуть её, подобно Гензелю и Гретель, бросившим злую ведьму в топку? Только вот вряд ли всё закончится тем, что он станет пряником.

— Поплывём?

— Мы пришвартовались рядом с доком, ты даже ноги не замочишь. Пошли.

— Как мне повезло, — пробормотала Саммер, пытаясь встать. Места, чтобы подняться, было достаточно, но у неё тряслись коленки, и ничто не могло удержать её от падения.

Ничто, кроме руки, которая поймала её, крепко обхватила за талию и с удивительной быстротой пробудила воспоминания об утре. Саммер даже слышала мягкие, искушающие слова Таки в голове.

— Я бы предпочёл, чтобы ты не утонула, — заметил он, поднимая Саммер над порогом самолёта и ставя её на широкий док. И вспрыгнул на доски раньше, чем она успела даже просто подумать о побеге.

— Правильно, ведь ты уже спас меня от водной могилы, так? — опомнившись, спросила Саммер. — Зачем?

— Чтобы найти урну.

Задала глупый вопрос — что ж, получи достойный ответ. Така так и не разжал рук, и будь у неё хоть один-единственный шанс столкнуть его в ледяные воды Пьюджет-Саунда[1], она попыталась бы.

— Далеко идти?

— У меня есть машина.

— Конечно. Где пилот? Ты перерезал ему горло и сбросил в воду?

— Если бы я постоянно так делал, мне было бы трудно находить пилотов.

— Вдруг ты просто отыгрался на нём. Потому что не можешь убить меня.

Тишина, глубокая и темная как тихоокеанская ночь, пролегла между ними. Начал опускаться легкий туман.

— Я могу тебя убить, Саммер. Если придётся.

Поблизости не было освещённых домов, что довольно странно. Саммер ожидала, что каждый сантиметр береговой линии Бейнбриджа уже освоен. В эту секунду выглянул серп луны, и она смогла разглядеть лицо Таки, столь же невозмутимое, как его голос. Никаких сомнений: он легко сделает то, что сказал.

Така взял её за руку, и Саммер не стала утруждать себя попытками высвободиться. Повёл её по крутому склону к дороге — узкой грунтовой тропинке на самом деле — и запихнул в машину, которую она толком и не разглядела.

Постепенно начало отступать оцепенение. Оцепенение, которое овладело ею в тот момент, когда Така разрешил ей пойти в спальню, и что полностью захватило её в маленьком самолёте. Вспыхнул гнев, стрелы ярости разрывали оторопелое спокойствие. Така всё время лгал. Так почему он не мог соврать и насчёт сестры? Может, Джилли всё ещё в толстых белых лапах Сиросамы, и, может, Саммер должна предпринимать отчаянные шаги, чтобы спасти её. Шаги, несомненно, связанные с посадкой по доброй воле в ещё один самолёт.

Она сделает это для Джилли. Ради сестры она способна на всё. В том числе вырубить сукиного сына, сидящего рядом, и сбежать.

Така, как всегда, вёл слишком быстро, но Саммер уже почти привыкла. Она не собиралась показывать ему, где находится хорошо спрятанный дом, но, конечно, ему это и не нужно. Со спокойным смирением Саммер смотрела, как Така сворачивает на длинную заросшую подъездную дорожку.

Много месяцев дом пустовал. Лианна забыла о его существовании, и Саммер была единственной, кто владел им, любил и ухаживал. Пусть даже она не возвращалась сюда с самой осени.

Поделом Таке будет, если кто-то уже вломился в дом и забрал урну или другие ценные вещи. Поделом, если Сиросаме первому удалось отыскать это место.

Отец Саммер умер много лет назад, как и его немногие родственники. Но дом и правда принадлежал ей, пусть только благодаря трастовому фонду, основанному бабушкой ещё до смерти отца. Она ни разу не прикоснулась к деньгам, впрочем, как и к подачкам отчима. Но дом забрала.

Така остановил машину перед старым зданием, скрытым высокой травой и нависающими кедрами, и Саммер вышла, на этот раз не дожидаясь его. Дождь усилился, но её это не заботило. Несмотря на потрясения только Бог знает скольких часов или даже дней, Саммер не могла избавиться от чувства, что приехала домой…

Гуськом они поднялись на широкое крыльцо. На нём валялись листья и сломанные сучья, шторы были плотно задёрнуты.

Никто не приезжал сюда в поисках утерянного японского артефакта. Сюда вообще никто не приезжал.

— Собираешься разбить окно или взломать замок? — невозмутимо поинтересовалась Саммер.

— У меня есть ключ.

Она не стала спрашивать, откуда, ведь у Таки на всё готов ответ. Он отпёр тяжёлую дверь и распахнул её. Саммер замерла.

Она не хотела идти с ним внутрь. Дело не в страхе, этот идиотизм остался в прошлом. Он уже совершил самое плохое, что только мог, и она выжила. Но это место — её святилище и убежище, пусть даже она слишком редко сюда заглядывает. И если она перешагнёт порог с Такаши О’Брайеном, то её дом станет навсегда запятнан.

— Я, пожалуй, подожду здесь…

Така втолкнул её внутрь и захлопнул дверь, погрузив их во мрак. Пахло как в нежилом доме — нафталином и сыростью. Кто-то приходил раз в месяц, чтобы проветрить помещение, и, должно быть, давно сюда не наведывался, потому что внутри было затхло и пыльно.

Саммер же стояла посреди тёмной прихожей наедине с мужчиной, который заставил её разлететься на куски, лишил всей защиты. И думала, какого чёрта она хочет, чтобы Така снова её коснулся.

Когда женщина вошла в камеру, Джилли не потрудилась поднять глаза. Она уже решила, что лучшая защита — не обращать на них внимания. Ни на гудящий из динамиков голос, ни на мутную воду, которую они упорно приносили — она не пила, как бы ни хотелось… ни на что. Кажется, прошёл как минимум день, хотя здесь не было окон — ничего, что подсказало бы, который сейчас час. В закутке — тоже без окон — был душ и туалет. За лампой легко могла скрываться видео-камера, но её это не волновало. Она выросла с Лианной, которая любила разгуливать почти голой, и поэтому не страдала от излишней скромности. Если головорезы Сиросамы хотят наблюдать за ней в туалете, пусть смотрят.

За очередным незваным гостем захлопнулась дверь, и Джилли повернула голову. На этот раз это была женщина; конечно же, в белой одежде, но от такого дизайнеркого костюма даже Лианна не стала бы фыркать. Незнакомка была очень красива — совершенное лицо, скрученные в аккуратный узел тёмные волосы. Белая кожаная сумка. А на руках перчатки.

Внезапно желудок свернуло тревожным узлом, но Джилли попыталась подавить предательское чувство. Она не позволит этим людям терроризировать себя. Никому, даже только вошедшей стерве.

Женщина холодно улыбнулась:

— Мисс Ловиц, меня зовут доктор Вильгельм. Меня привезли, чтобы помочь с вашей реинтеграцией.

О, чёрт. С этим немецким акцентом она была почти пародией на нацистского палача из старого чёрно-белого фильма. Джилли рывком села на узкой койке.

— Большое спасибо, мне это не нужно.

Женщина резким движением открыла сумку, вытащила маленький мешочек и положила его на металлический столик возле кровати. Мешочек зловеще звякнул.

— Наш разум омрачён туманом прошлых жизней и земных желаний, — сказала она. — Если вы позволите, я помогу освободиться от всего этого.

На мгновение Джилли задумалась, скрыто ли что-то за жуткими, якобы милосердными словами. Свобода — вот этого она точно хотела, но не думала, что её вызволят руки приспешницы Сиросамы.

— Нет, спасибо.

Женщина открыла сумку, и Джилли собралась с духом, ожидая увидеть скальпель. Она не боялась боли: у неё был достаточно высокий болевой порог. Джилли поняла это, когда несколько лет назад сломала ногу. И она не страшилась рубцов: если они порежут её, отец наймёт лучших пластических хирургов мира… Джилли ничего не боялась.

Кроме шприца, который вытянула женщина.

— О, чёрт, — пролепетала Джилли. И ещё очень долго она не могла сказать ни слова.

[1] Пьюджет-Саунд (англ. Puget Sound) — система заливов на территории штата Вашингтон, США.

Глава 15

Така щёлкнул выключателем. Ничего.

— Электричество выключено, — объяснила Саммер. — Могу показать, где…

— Не надо. В темноте даже лучше. — О’Брайен достал из кармана нечто размером с небольшой карандаш, постучал им по двери и был сразу же вознаграждён ярким лучом света.

— Кто же ты такой? Джеймс Бонд? — спросила Саммер, зачарованно рассматривая крохотную вещицу.

— Не совсем.

— Так почему бы не включить свет?

Така промолчал, и ответ со всей неудобной ясностью вдруг сам пришёл ей на ум.

— Думаешь, за нами могут следить?

— Осторожность никогда не помешает. Где ты спрятала урну?

— Значит, о погоде говорить не будем, — пробормотала Саммер. — Я же уже сказала — в шкафу в моей спальне.

— Отведи-ка меня туда.

Ей не понравилась двусмысленность этой простой команды, но Саммер знала, что просто смешна. Она и спальня — или она в спальне — Таку не интересуют, ведь своего он уже добился. Саммер до сих пор не понимала, почему, проснувшись в самолёте, обнаружила себя в его объятьях. Но не спрашивать же! О’Брайен ответил бы холодно и пренебрежительно. Кроме того, ей и не хотелось, чтобы Така держал её, прикасался. Как только она очнулась, то сразу же отодвинулась. Пусть этот японец к ней вообще не приближается!

Старый коттедж в миссионерском стиле[1] построили в начале прошлого века. Как только Саммер привыкла к влажному запаху, то смогла также уловить успокаивающий и знакомый аромат кедровой отделки, полировочной жидкости с лимоном и тягучий привкус океана. Чудесные запахи детства, напоминающие о временах, когда она проводила лето здесь, с Ханой. Тут у Саммер были и друзья — другие семьи с детьми жили неподалёку. Бейнбриджский дом всегда представлялся безопасной, гостеприимной гаванью, и Саммер было ненавистно, что Такаши О’Брайен вторгся в этот мир, ненавистно, что ещё худшие угрозы могли таиться где-то рядом.

— Сюда, — сказала она, идя к спальне по узкому, обшитому деревянными панелями холлу. Она нашла бы дорогу и в темноте, но яркий луч фонарика освещал путь. Дверь в комнату была приоткрыта, и Саммер её распахнула, не желая входить внутрь. Только не с ним.

— Урна в сундучке, на верхней полке в шкафу.

Закрыв путь к отступлению, Такаши толкнул её в спальню. Да уж, он, как всегда, считается с её мнением! О’Брайен прошёлся по комнате фонариком, и Саммер попыталась взглянуть на неё его глазами. Ей было как-то неуютно понимать, что рядом кровать — огромная, дорогая. Саммер никогда ни с кем на ней не спала. Она вообще практически ни с кем не спала. Но, конечно, его не интересует кровать. Луч прошёлся по постели, по стенам и остановился на висящем там старинном кимоно.

Это настоящее произведение искусства — с ручной росписью, вышивкой, конца девятнадцатого века — Хана подарила ей на четырнадцатилетие. Конечно, Лианна тогда пришла в ужас. Настолько красивая и ценная вещь должна быть в её гардеробе, но никак не у дочки-неряхи! Но даже Лианну пугала железная воля Ханы-сан. Чтобы не возникло каких-либо препирательств, кимоно, насыщенные цвета которого сияли и были наполнены жизнью, повесили в спальне Саммер.

— Мне нужна не просто урна, — заявил Така, направляя луч фонарика на кимоно. — Я хочу получить все вещи, которые тебе оставила Хана Хаяси.

— Я уже говорила — урна, книга и два кимоно.

— Я заберу всё.

— Ты не можешь… — Глупое возражение, и Така даже не потрудился ответить. Он мог делать всё что угодно.

— Поступай как знаешь, — наконец устало отозвалась она. — Я посижу в гостиной. Чем скорее мы уйдём отсюда, тем лучше.

Така промолчал, но отодвинулся, позволяя ей выйти. Саммер не представляла, что когда-нибудь почувствует себя здесь в безопасности. Без кимоно не останется ничего, что напоминало бы о Хане. Вместо этого комната наполнится ненавистным человеком, который вначале спас её, а потом похитил. Может, со временем ей таки удастся стереть следы его пребывания в Бейнбридже. Она откроет все окна, позволит морскому воздуху ворваться в дом, сожжёт палочки с шалфеем, которые ей подарил Мика — поклонник Нью Эйджа[2]. Он тоже любил это место.

Саммер вошла в тёмную гостиную и подтащила тяжёлую дубовую скамью к окну. Яркая луна освещала комнату; потянувшись, Саммер открыла одну из оконных створок, впуская прохладный ночной ветерок с запахом морской соли и кедра. Она сидела очень тихо и смотрела в ночь, пытаясь не слушать шум из спальни… Пытаясь справиться с неразберихой в голове.

Нужно бежать. Она наконец-то дала Таке желаемое, и он слишком занят поисками и не следит за ней. Кроме того, она больше не представляет собой никакой ценности. Если сбежит, то, вероятно, Такаши не станет её преследовать.

Так почему же она всё ещё здесь?

Он сказал, что кто-то поможет сестре, которая тоже оказалась замешана в эту хрень. Можно ли ему верить? Вообще-то Такаши хорошо удавалось спасать— он сберёг ей жизнь как минимум три раза, и даже больше, если считать, что её едва не убило током в том загородном доме. Безопасном доме, как он выразился. Да она в жизни не была в большей опасности! Наверное, он снова спасает её, просто уберегая от Сиросамы. Если тот, кто должен помочь Джилли, так же хорошо подготовлен, то сестре нечего бояться.

Но, возможно, Така солгал. Он почти не лгал раньше, но позволял делать неправильные выводы. Например, что он здесь, чтобы помочь.

На самом же деле он выразился чётко и ясно — он не спаситель и не ангел-хранитель. Тогда она предпочла не поверить. Идиотка.

Когда всё останется позади, они с Джилли приедут сюда, в любимый Бейнбридж, и исцелятся от прошлого. Они будут далеко от Лос-Анджелеса, последних материнских увлечений и лап Сиросамы. Далеко от Маленького Токио, Сансонского музея и гор Санта-Моники… От всего, что напоминает о Такаши О’Брайене.

Сундучок был воплощением красоты. Така очень осторожно снял его с верхней полки. Забавно, что вещица — китайская. Хана Хаяси выбрала сундук не случайно, зная, что уязвит гордость предков. Така поднял крышку. Урна лежала внутри, сияя ледяной синевой.

Он осторожно взял сокровище, повертел в руках. Как можно было принять те урны за подлинники?! Ведь эта переливалась почти неземным светом, едва не заставляя поверить в связанные с ней легенды.

На дне сундука лежала книга хайку, написанная на кандзи. Почему Саммер сохранила её? Так велела Хана? Или же из сентиментальности?

Она солгала о кимоно, но ничего иного он и не ожидал. Така долго смотрел на прекрасную вещь, вышитую и расписанную хризантемами.

Хризантемы… Ещё одна загадка. Это цветы императорской семьи. Пока не разысканные земли, на которых стоял храм, когда-то принадлежали ей? Сколько же частей у этой головоломки, а времени искать ответ почти не осталось! Така ещё раз посмотрел внутрь шкафа и заметил висящее на крючке светлое шёлковое кимоно. Второе. Она явно носила его, и оно не представляло исторической ценности. Но вещица симпатичная. Повинуясь внезапному капризу, Така завернул в него урну и положил драгоценную вещь в сундучок. Отнёс тот к машине, а потом вернулся за старинным кимоно.

Саммер сидела в гостиной, спиной к нему. Почему, чёрт возьми, она не сбежала? Ведь он уже решил, что если она сделает это, он не станет её преследовать. На свой страх и риск — если Сиросама поймает её, прежде чем узнает, что урну не достать, то Саммер не позавидуешь. Но если она останется с ним, то рано или поздно придётся выполнить приказ. А он по-прежнему не мог решиться.

Пока у Сиросамы нет урны, неважно, где храм. Пока урна у него — а он не собирается её отдавать — Сиро Хаяси, называющий себя Сиросамой, не начнёт проведение запланированного Армагеддона.

— Скажи ещё раз, как Хана-сан со всем этим связана? — задумчиво спросила Саммер.

Така поморщился.

— Твоя так называемая няня произошла из одной из самых древних и могущественных японских семей, появившихся в эпоху феодализма. В период разрухи, последовавший за Второй мировой войной, Хану отослали к калифорнийским родственникам в надежде, что она скроется среди людей, которые вернулись из лагерей, а потом, когда всё уладится, приедет в Японию. Но большая часть её семьи погибла, и она оказалась здесь надолго, храня свой секрет.

— Что за секрет?

Така помолчал.

— Хочешь услышать длинный рассказ или короткий? — спросил он наконец. — В начале семнадцатого века в горах Японии родился монах и провидец. Он был альбиносом и потому взял себе имя Сиро-сама — то есть Белый Господин. Создал собственную религию — смесь буддизма, синтоизма и культа Кали-разрушительницы. Он верил, что Япония должна быть уничтожена, чтобы достичь всей полноты величия в чём-то вроде постапокалиптического существования. У Сиросамы были тысячи последователей, и это в то время, когда очень немногие ставили под сомнение заведённый порядок.

— Никогда о нём не слышала.

— Я и не сомневался в этом. Что ты знаешь из японской истории?

— Я читала «Сёгуна»[3], — ехидно ответила она. — Не говоря уже о степени доктора наук по азиатскому искусству.

Така этот выпад проигнорировал.

— Конечно, первый Сиросама потерпел неудачу, и император приказал ему совершить ритуальное самоубийство в стенах его собственного горного монастыря. Сиросама повиновался; последователи же кремировали тело и положили кости в священную урну, дабы сохранить до времени его возрождения.

— Урна Ханы-сан — погребальный сосуд? — воскликнула Саммер. — И в нём лежало моё печенье?

— Кости, по-видимому, у нынешнего Сиросамы. Не думаю, что твоё печенье пострадало.

Саммер его замечание, казалось, не сильно успокоило.

— Почему урна была у Ханы? И зачем она Сиросаме?

— Хана — потомок одного из самых могущественных последователей древнего Сиросамы, и храм был построен на земле, когда-то принадлежащей её семье. Никто не знает наверняка, где находятся руины — только она знала тайну — но Братство намерено заполучить урну и вернуть в храм.

— И что плохого? Ты сам говорил, что это сокровище принадлежит Японии.

— Да, японцам и правительству, которое будет охранять её. Но не группе фанатиков, которые гораздо более опасны, чем все думают.

— Какой вред может причинить древняя керамическая урна?

Така прислонился к стене.

— Не будь наивной. Урна не более чем катализатор, символ. Нынешний Сиросама с последователями собираются вернуть её в Японию, найти руины храма и останки древнего Сиросамы и воссоединить кости и урну.

— И что?

— Согласно легенде, новый Сиросама получит безграничную власть над Вселенной. Случится Армагеддон, и мир очистится огнём и кровью.

— Так… Они складывают кости в урну, ничего не происходит… — обернувшись, сказала Саммер. — И тогда все расстроенные отправятся по домам, и всё будет хорошо. Или ты в самом деле веришь в пророчества о конце света?

— Проблема с такими пророчествами, особенно современными, в том, что фанатики недостаточно верят в судьбу и стремятся немного ей помочь. Воссоединение костей и урны станет сигналом для начала терактов, которые будет очень трудно остановить. Ты знаешь, на что способны религиозные фанатики — вспомни Ближний Восток — и поверь, японцы всегда были более чем готовы умереть во имя господина.

— Тогда нужно разбить урну, и все заживут долго и счастливо. Проблема решена.

Легче сказать, чем сделать. Предполагается, что по приказу он может убить невинную молодую женщину, но заставить себя уничтожить прекрасную часть японской истории — нет. Неоспоримый факт.

— А ты бы смогла разбить её?

На секунду их взгляды встретились, и Саммер снова отвернулась к окну.

— Не думаю. И ты считаешь, что у меня есть ключ к разгадке местоположения храма? Я никогда не была в Японии, хоть и мечтала об этом. Я собиралась поехать с Ханой, но когда она умерла, даже думать об этом стало невозможно. Может, если бы мы поехали, она бы мне рассказала, но так-то она никогда не говорила о семье. Не любила. Война была слишком мучительным воспоминанием.

— Тем не менее она оставила тебе эту информацию. В книге, кимоно… Где-то.

Саммер повернулась на скамейке; лунный свет очёрчивал её силуэт. Така не видел лица и не понимал, хорошо это или плохо.

— А что они рассказали тебе?

— С этим мы разберёмся, — загадочно ответил он.

Саммер отвернулась. Таке же пришлось бороться с внезапным чувством вины. Если бы она сбежала и оказалась в лапах Сиросамы, тот бы узнал, что искать нужно не только урну и девушку. В этой головоломке были и другие части.

— Что ты собираешься делать?

— Остановлю Сиросаму, прежде чем он организует такую волну атак, что на их фоне одиннадцатое сентября[4] покажется незначительным происшествием.

— Почему бы просто не убить его, если он так опасен?

— Хуже культа лидера-полубога лишь культ лидера-мученика. У него сотни тысяч последователей по всему миру, а ещё всё необходимое для массовых терактов. Его убийство станет сигналом к началу всего этого. Возможно, число погибших будет и меньше — десятки тысяч вместо сотен — но всё равно оно неприемлемо.

Саммер надолго замолчала.

— А сколько людей гибнет сейчас? Мика и те последователи, которых ты… убил. Может быть, ещё мы с Джилли. Сколько людей умрёт, прежде чем его остановят?

— Не знаю, — просто ответил Така, ничего не отрицая.

Саммер отвернулась к окну.

— Скажи, когда будешь готов ехать, — бросила она, отгораживаясь.

Чёрт побери, беги же! Уходи от меня, пока можешь! Но Саммер не двигалась, и он видел поражение в линиях её тела, узких плечах. Разве она не поняла, что никуда не поедет? Ему она больше не нужна. Он получил, что хотел. Самый разумный и предусмотрительный вариант — заставить Саммер замолчать навсегда, а он и разумен, и предусмотрителен.

С этой мыслью Така пошёл в спальню за вторым кимоно. Сорвал с кровати простыню, завернул в неё драгоценное одеяние. Он делал всё возможное, дабы очистить голову от лишнего — чтобы остался лишь его долг.

Только вот не представлять Саммер с распущенными волосами, спящую на этой огромной старинной кровати, было сложно. В ком, чёрт побери, проблема — в нём или же в ней? Саммер — никто, часть трудной работы, и всё же она проникла ему в душу. Может, виновато долгое восстановление после последнего провального задания. Или же ему противна даже мысль об убийстве невинной женщины. Это не входит в его обычные обязанности. Отторжение вполне естественно.

Когда Така вернулся с улицы, Саммер по-прежнему сидела в гостиной и смотрела в тёмное окно. Дождь усилился, и луны не было видно. Дом полнился тенями. Некоторые вещи легче делать в темноте. Он подошёл к ней сзади, посмотрел на влажный лес. Несмотря на холодную ночь, окно было открыто, и Така услышал трели ночных птиц, шелест ветра и мягкий стук дождя.

— Люблю этот дом, — тихо призналась Саммер.

Её слова удивили Таку. С тех пор, как они вышли из спальни того загородного дома, по своей воле она говорила мало.

— Он очень красивый. Такой спокойный. — На нём нет перчаток, но это неважно. Его отпечатков не найти в базах данных, да он и не собирался уходить просто так. Он уже активировал устройство, которое взял из машины. После взрыва не останется никаких следов. Вероятно, даже тело не смогут идентифицировать. А он уже будет на пути в Японию — пожалуй, даже раньше, чем рассеется дым. И он не станет оглядываться.

Саммер ничего не почувствует. У него больше нет оправданий и причин для отсрочки. А она всё не двигалась, лишая его выбора. Если оставить её в живых, то братья могут схватить её и выяснить, что она знает. Если такое случится, то у Комитета не будет шансов помешать планам Братства.

У Сиросамы были запасы химического оружия — достаточно зариного газа, чтобы отравить метро всех крупных городов. Биологическое оружие для сельской местности — и грузовики для его воздушного распыления. Он проводил тесты в Нигерии, японской префектуре Тиба, на одном из небольших гавайских островов и на юго-западе США. Ни у кого не было улик, слишком разнообразны симптомы — споры чумы в Аризоне, геморрагический вирус в Нигерии, опасный и быстро перемещающийся штамм туберкулёза на Гавайях. Только лучшие учёные работали на Братство, и результатом становились смертоносные шедевры. Одна маленькая женщина — не такая уж большая цена за то, чтобы обезопасить мир от подобного бедствия.

Така положил руки на плечи Саммер. Нужно, чтобы она потеряла сознание, прежде чем он сломает шею. Тогда она не поймёт, что происходит, и будет в своём спокойном и прекрасном доме на острове. Не её вина, что она оказалось не в том месте не в то время. Что слишком хорошо хранила тайны Ханы Хаяси.

Почувствовав его руки, Саммер едва ощутимо вздрогнула, а потом замерла. На ней был всё тот же мешковатый чёрный свитер. Така хотел коснуться её кожи, увидеть её в цветной одежде, в чём-нибудь не траурно-чёрном. Но это ему было нужно в последнюю очередь.

Така чувствовал напряжение Саммер, её бешено-стучащий пульс.

А потом она откинулась назад. Осела, опёршись спиной на его ноги; голова её касалась его живота. Саммер повернулась, подняла взгляд, и в неверном лунном свете Така ясно увидел бесстрашные и всё принимающие глаза.

Ощущение её тела потрясло Таку до глубины души. Глядя на неё сверху, он руками обхватил девичью шею и сделал невероятное: наклонившись, приник к губам.

Саммер потрясённо вздрогнула, но вырываться не стала. Закрыв глаза, она позволяла себя целовать, и Така осознал, что за недолгое, но кажущееся бесконечным время, что он знал её, он впервые по-настоящему её целует. Раньше он лишь быстро касался губами.

И вдруг этого стало мало. Ему всегда будет мало. Он перестал думать и потянул Саммер со скамьи, разворачивая. Обхватив лицо ладонями, Така страстно поцеловал её, и ответ был мгновенным, мощным. Податливая женщина исчезла. Она обхватила его за шею, потянула к себе, требовательно и низко застонала, когда их языки соприкоснулись.

Он поднял Саммер, а она обхватила его руками и ногами. Пронёс через тёмную гостиную в спальню, положил на расправленную кровать и накрыл её тело своим.

Вдруг Така понял, что делает, и начал высвобождаться, но Саммер ещё крепче вцепилась в него.

— Нет, — прошептала она. — Останься со мной.

Потянувшись, она попыталась коснуться его члена, но Така перехватил её руку и отвёл в сторону. Скатившись, лёг рядом. Он не мог этого сделать. Не мог даже понять, зачем начал. Понимал только, что боролся с влечением с тех пор, как оставил Саммер в спальне утром.

Тут Саммер сделала запоздалую попытку сбежать и попыталась скатиться с кровати. Но Така поймал её прежде, чем она ударилась об пол, и, подмяв под себя, прижал к кровати. Закрыв глаза, она отвернулась.

— Хватит, — выдохнула Саммер.

— Что «хватит»?

Её глаза распахнулись, наполненные яростью и болью от предательства.

— Хватит притворяться. Утром ты всё ясно показал, доказательств больше не нужно. Ты не хочешь меня, можешь заставить сделать всё, что пожелаешь, а я, жалкая я, буду благодарна за оказанное внимание, в то время как ты не почувствуешь ничего…

— Идиотка! — взбешённо рявкнул он. — Как можно быть такой слепой?!

— Уйди.

Така раздвинул ноги Саммер и прижался к ней возбуждённой плотью. Её глаза потрясённо расширились.

— Чувствуешь, да? И вот так весь день. Почти постоянно с тех пор, как я впервые коснулся тебя. Ты сводишь меня с ума. Но сделать то, что я хочу, прямо сейчас — значит почти наверняка убить нас обоих.

— Нет, — упиралась она. — Ты лжёшь. Утром ты не…

Така качнул бёдрами, и дрожь стала её нежеланным ответом.

— Утром я был настолько возбуждён, что кончил, даже не прикоснувшись к себе. А через пять минут опять возбудился. Ты нужна мне. Мне нужно быть в тебе, войти в тебя, соединиться, а это слишком опасно. — Така толкался в неё, чувствовал ответную дрожь и знал, что не сможет остановиться, пока не доведёт её до оргазма, а потом ещё одного и ещё…

Саммер пылко поцеловала его, обхватила ногами его бёдра, прижимаясь ещё теснее. Плотный материал между ними сводил с ума. Така наклонился, чтобы расстегнуть ширинку, но застыл: он услышал, как кто-то пробирается сквозь кусты.

[1] Миссионерский стиль (или арт-энд-крафт) — был популярен в конце XIX в. — начале XX в. Провозглашал чистоту простых линий, прямоугольную и часто блочную форму, видимые соединения и швы.

[2] Нью Эйдж (англ. New Age, буквально «новая эра»), религии «нового века»— общее название совокупности различных мистических течений и движений, в основном оккультного, эзотерического и синкретического характера. Всех сторонников движения объединяет то, что они возвещают «великое преобразование», наступление новой эпохи (New Age), которая должна прийти на смену современной культуре.

[3] «Сёгун» (англ. Shōgun) — роман-эпопея американского писателя Джеймса Клавелла, 1975 г. издания. Роман повествует о судьбе английского моряка, который первым из своих соотечественников оказался в Японии XVII века. В романе красочно описываются исторические и политические события в Японии того времени. В 1980 г. по роману снят одноимённый фильм.

[4] Террористический акт 11 сентября 2001 года (иногда именуемый просто 9/11) — серия четырёх скоординированных террористических атак, произошедших в США. Ответственность за эти атаки лежит на террористической организации «Аль-Каида».

Глава 16

Саммер сразу же почувствовала перемену. Така оторвался от её губ и едва слышно выдохнул:

— Там кто-то есть. Не шевелись.

Скатившись с неё, он бесшумно встал, в то время как её тело продолжало гореть и ныть.

И тут Саммер тоже услышала шорох: кто-то крался через разросшийся кустарник. Кто бы это ни был, он даже опасней Таки.

— Вниз! — воскликнул Такаши и стащил Саммер с кровати на пол, закрыв её своим телом, когда окно с частым переплётом разлетелось на кусочки, и что-то с грохотом влетело в комнату. Она вдохнула жгучий и едкий дым, лёгкие наполнились огнём. Услышала шёпот: «Выбирайся отсюда!», после чего Така вскочил и бросился куда-то в сторону.

Саммер попыталась сесть, но непрекращающийся кашель мешал ей; дым был таким густым, что она видела начавшуюся схватку как в театре теней. Така перемещался между противниками в беззвучном танце смерти. Схватившись рукой за кровать, Саммер хотела подняться, но ноги её не держали, и она вновь упала на пол. Окутанная дымом, медленно поползла к двери. В ушах стоял непонятный звон.

Вдруг её схватили чьи-то грубые руки. И хотя глаза её сильно слезились из-за дыма, Саммер узнала одного из братьев, пусть тот и был одет в непривычную чёрную одежду — точь-в-точь ненормальный ниндзя. Он был очень силён и делал ей больно, но она не могла бороться. Могла лишь позволить ему тащить себя, пока внезапно лицо фанатика не стало каким-то пустым, невыразительным, и он, застыв, её не отпустил. Потом он рухнул на пол, и Така отпихнул тело в сторону.

Саммер хотелось зареветь, завыть, закричать, бежать прочь от огня и смерти, но вместо этого она просто позволила Таке взять себя за руку и вытащить из дымящейся комнаты на улицу, в дождливую ночь.

Машина стояла на прежнем месте; рядом с ней в грязи лежали двое мужчин. Они не выглядели так, будто погибли в драке, но явно были мертвы. Така направил телефон на машину, и в той зажёгся свет.

Оттолкнув тело одного из мужчин, Така усадил Саммер на пассажирское сидение, захлопнул дверь и сел за руль. Из её любимого дома валил дым, зато их больше никто не преследовал. Машина сорвалась с места, и Саммер услышала тошнотворный звук: они переехали одно из тел. Напоследок Така обернулся и направил телефон на дом, который через секунду с оглушающим грохотом взорвался. Они же понеслись по длинной, изрытой колеями дороге.

Они ехали по дороге, а навстречу им спешили полиция и пожарные, разрывались сирены, сверкали мигалки, но никто не обращал внимания на тёмную машину, мчащуюся в противоположном направлении. В какой-то момент Саммер всё-таки обернулась. Языки пламени поднимались высоко в небо, забирая с собой её детство.

— Сколько человек ты убил за сегодня? — монотонно спросила она.

— Троих в доме. Двое погибли из-за системы безопасности, установленной в машине, — она бьёт током любого, кто притронется к автомобилю.

— Как-то крутовато для противоугонной системы, нет?

Така посмотрел на Саммер, явно удивлённый спокойным тоном её голоса. Он понял, что она ничего не чувствует, абсолютно ничего. Лишь благословенное оцепенение. В один миг она почти испытала оргазм от того, что просто тёрлась об него, полностью одетого, а в следующий столкнулась с огнём, дымом, смертью и… в итоге оцепенение.

— Может быть, — ответил он и сосредоточился на дороге.

— Ты забрал урну и другие вещи? Или оставил их в доме?

— Они у меня.

— Отлично, — отозвалась Саммер. — Не хотелось бы, чтобы мы прошли через всё это зазря. Так почему ты взял меня с собой? Почему опять спас? Оставил бы в доме, я бы взорвалась вместе со всем остальным. И не подкопаться.

Така нахмурился:

— Не хотел причинять тебе боль.

Саммер засмеялась. Почему-то не смогла себя сдержать. Бредовость его ответа была столь прекрасной, что только и оставалось смеяться. Второй вариант — заплакать, но она же не плачет.

— Прекрати! — рявкнул Така.

Невозможно. Разве он сам не понимает, какую глупость только что ляпнул? Вне зависимости от её поступков смерть преследует её, как голодный стервятник, и любая отсрочка — просто обман, короткая передышка на этом неизбежном пути боли и мрака. Так что только и остаётся хохотать над этой нелепой…

Лишая дыхания, останавливая сердце, её пронзила сильнейшая боль. Саммер замолчала. Така положил руку обратно на руль, и она уставилась на него, зная, что её лицо покинули все краски.

— Так-то лучше, — невозмутимо заметил он. — Всё и так плохо, я не хочу, чтобы ты ещё и рехнулась.

Она не сразу смогла вдохнуть и заговорить.

— Рехнулась? — повторила она. — Я потеряла всё: работу, машину, лучшего друга, наследие Ханы и даже любимый дом. И, по всей видимости, вскоре лишусь сестры и жизни. Думаю, нет ничего удивительного в небольшой истерике.

— Я могу сделать тебе гораздо больнее, — предупредил Така. — Не хочу, но сделаю. Мне нужно сосредоточиться, а твои психи только мешают.

— Или убей меня, или отпусти. И не надо говорить, что в твои планы не входило меня убивать. Я слепа и глуха, но не настолько же.

— Нет.

— Что «нет»? — рявкнула Саммер.

— Не буду ничего такого говорить. Мне дали приказ тебя убить. Но я не стану этого делать. И не отпущу. — В его голосе слышалась странная, почти покорная нотка. Это было непривычно — обычно он не показывал эмоций.

Саммер похолодела.

— Тогда что же ты со мной сделаешь?

— Чёрт его знает, — ответил Така и включил радио, чтобы избежать дальнейших расспросов.

Джилли спала. В белой пижаме она парила над узким матрацем, устремляясь в звёздное небо. Стены, полы, мебель — всё растворилось, и она свободно плыла над землёй.

Она знала, что не должна чувствовать себя так спокойно. Это всё благодаря игле прекрасной неонацистской докторши. Джилли пыталась с ней бороться, но в силе и решительности она значительно уступала этой женщине. Немка сказала ей что-то со своим ужасным акцентом, но Джилли уже где-то парила и почти не осознавала, что та утешающе поглаживала ей руку.

Если они по-прежнему собираются держать её в плену, то она с радостью не станет просыпаться, пока не появится возможность сбежать.

Докторша села рядом и, наблюдая за пленницей, принялась делать пометки в своей записной книжке с кожаной обложкой. Время от времени в комнату заходили люди, задавали вопросы и уходили.

Через некоторое время Джилли начала выходить из своего блаженного состояния. Докторша была занята записями и не видела, что её пациентка приходит в себя, и Джилли не собиралась давать ей преимущество. Её мог спасти только элемент неожиданности. Если стерва узнает, что она просыпается, то просто вколет очередную дозу.

Вдруг открылась дверь комнаты, и Джилли пришлось собрать все силы, чтобы не выдать себя. Она приказала мышцам расслабиться, а векам не дрожать. Особенно когда узнала тихий голос его святейшества.

— Она ещё спит?

Джилли лежала не двигаясь и прислушивалась к происходящему. Добрая докторша поднялась, положив записную книжку на пол, и Джилли почувствовала напряжение в комнате. Хотя, вероятно, оно исходило лишь от неё самой.

— Спит, — отозвалась женщина на английском с акцентом. — Вы должны доверять мне, ваше святейшество. Эту конкретную девочку очень трудно сломать, но я мастер своего дела. К тому времени, как я с ней закончу, она полностью освободится от прошлых заблуждений и станет открыта вашему руководству. Расскажет всё, что вы пожелаете узнать. Но нужно время.

— Не знаю точно, сколько времени у нас есть. — Мать Джилли сравнивала глубокий и мягкий голос Сиросамы с гласом Божьим, но у самой Джилли самой он вызывал чувство гадливости. — Мы не смогли уберечь её сестру от якудза. Пытаясь сделать это, многие братья лишились жизни. Пусть они покоятся с миром.

Не шевелясь, Джилли впитывала его слова как губка. Её сестра у японских бандитов, сама она у отвратительного Сиросамы, и эта нацистская femme fatale, готовый персонаж какого-то второсортного фильма, колет ей что-то, чтобы сделать покорной. Но даже будь она в сознании, ей не выбраться отсюда — уж слишком пристально за ней наблюдают.

— Пусть они покоятся с миром, — эхом отозвалась женщина. — Я ускорю процесс, насколько смогу. Нам поможет темнота — это увеличит степень её изоляции.

Сиросама долго молчал.

— Вам это не помешает?

— Нет. Я привыкла так работать. Но темнота должна быть абсолютной. Никакого света от камер системы безопасности или из-под двери. Дайте мне двенадцать часов кромешной тьмы, и девчонка будет готова служить вам.

Молчание. Джилли хотелось закричать, возразить. Она не хотела оказаться в ловушке в темноте, да ещё с этой психопаткой. Уж лучше попробовать договориться с Сиросамой. Но наркотики ещё действовали, и она, заключённая в тиски молчания, не могла сказать ни слова.

— Как вам будет угодно, — подумав, наконец согласился Сиросама. — Ваши методы очень хвалят. Что ж, моё доверие и это бедное заблудшее дитя находятся в ваших руках.

— Это честь для меня.

Джилли тошнило. Она не могла двигаться и открыть глаза — поделом будет докторше, если она захлебнётся в собственной рвоте. Надо постараться сделать это бесшумно, просто чтобы досадить стерве!

Джилли услышала, как за Сиросамой закрылась тяжёлая дверь и защёлкнулся замок. Женщина опять копалась в сумке. Видимо, ещё одна игла на подходе, и ничего нельзя с этим сделать. И без действия наркотиков немка её сильнее. Джилли не смогла остановить её даже в первый раз, когда у неё ещё были силы.

Свет погас. Странно, что она поняла это, хотя глаза у неё закрыты. Джилли почувствовала, что докторша наклонилась над ней и стало ещё темнее, мрак чёрным коконом окутал её. Она ждала укола и возвращения беспамятства.

Вместо этого Джилли почувствовала, как женщина встала на колени на матрац. Вдохнула аромат духов, когда та наклонилась ближе. Пленнице оставалось только надеяться, что она отключится раньше, чем ведьма начнёт к ней приставать — если до этого дойдёт. Выдержать можно всё, да и не время проявлять брезгливость, но приобрести первый сексуальный опыт в руках мучительницы? Увольте!

Вдруг Джилли ощутила губы докторши рядом со своим ухом:

— Теперь они ничего не могут увидеть, но всё ещё могут услышать. Делай, что я говорю, и ни звука!

«Ага. То есть я должна просто лежать и позволить тебе забавляться со мной, ты, мерзкая…» И тут Джилли поняла, что у женщины исчез немецкий акцент.

Ей удалось открыть глаза, но в кромешной тьме невозможно было что-либо разглядеть. Однако никакого укола или там неприятных прикосновений. Только прохладная рука на её собственной руке.

— Ты можешь сесть? Сожми мои пальцы, если можешь.

Джилли попыталась, но мышцы не двигались.

— Тогда подождём, — решила женщина. Теперь у неё был еле уловимый британский акцент, и Джилли стало любопытно, такой же ли он поддельный, как и немецкий, или нет. Может, она проживёт ещё достаточно, чтобы выяснить это.

Нацистская стерва исчезла, а эта женщина — кем бы она ни была — казалось, очень хотела помочь. И у Джилли не оставалось иного выбора, только довериться ей.

В этот раз Така сказал чистую правду. Он не собирался убивать Саммер. Он не знал, когда точно понял это — может, как только впервые увидел? Он столько раз был близок к этому, но спасал её ещё чаще. Когда он почувствовал угрозу в летнем домике, то первым его инстинктом было защитить Саммер, спасти её.

Такаши полагался на инстинкты, чтобы не погибнуть. И сейчас он не мог игнорировать их и надеяться выжить. Чутьё говорило, что нужно защищать Саммер, и каждый раз, когда он уговаривал себя убить её, всё в нём сопротивлялось.

В его жизни сейчас слишком много битв, чтобы бороться ещё и с собой.

Она будет жить. Стареть, толстеть, рожать детей, жить долго и счастливо, нравится ей это или нет. И как можно дальше от него. Он позаботится об этом.

Когда Саммер окажется в безопасности, он сможет сосредоточиться на задании: остановить фанатично верящих в конец света, прежде чем они перейдут от планов к действиям. Мадам Ламбер, может, и устроит ему разгон, но, в конце концов, решение всё равно остаётся за ним. Он только должен как можно быстрее удостовериться, что Сиросама обезврежен. Только так Саммер будет в безопасности.

Сейчас она не разговаривала с ним, а с каменным лицом смотрела в окно. Но это всё же лучше, чем тот смех — жуткий признак того, что она больше себя не контролирует. Как же хотелось остановить машину, сжать Саммер в объятьях и держать до тех пор, пока истерика не сойдёт на нет. Безумный порыв, особенно если учесть, что они должны как можно быстрее отсюда уехать.

Но во всём происшедшем была и хорошая сторона — теперь Саммер страстно ненавидела его. Он опозорил её и отверг, уничтожил дом её семьи. Она даже узнала, что в его планы входило убить её. Все нежные чувства, которые она могла испытывать к нему, должны были сгореть и оставить после себя лишь пепел ненависти.

Безумные инстинкты раз за разом заставляли Таку спасать Саммер. И он знал, что убережёт её ещё один раз. Спасёт от самого себя. А потом, если в этом мире есть хоть капля милосердия, он её забудет.

Глава 17

Джилли медленно просыпалась, выныривая из сна в чернильную темноту. Она не видела ничего, даже силуэта своей тюремщицы — промывательницы мозгов? спасительницы? — однако знала, что находится в комнате не одна. Действие наркотиков быстро проходило, жизнь обратно вливалась в тело, и Джилли принялась медленно сгибать руки и ноги, проверяя свою способность двигаться. Осторожно, осторожно, чтобы докторша ничего не заметила. Отозвались даже пальцы — они были плотно прижаты к телу, но она всё же заставила их двигаться.

Сейчас нужно решить, что предпринять. Тюремщица меньше ростом, но при этом невероятно сильна, и попытка сразиться с ней, вероятно, закончится ещё одним уколом. С другой стороны, докторша не утверждала, что собирается помочь, но любой человек, солгавший гнусному Сиросаме, скорее друг, чем враг.

Тут женщина зашептала ей на ухо, и Джилли дёрнулась от удивления.

— Ты готова, — сказала она, и Джилли задалась вопросом, откуда незнакомка это знает. — Делай в точности то, что я говорю, и сохраняй спокойствие, что бы ни случилось.

Не самое вдохновляющее предупреждение, но Джилли всё равно села, утешаясь тем, что голова полностью прояснилась. Женщина взяла её за руку и помогла встать. Внезапно Джилли охватила паника. Вдруг всё это лишь часть плана по промыванию ей мозгов?! Они наверняка решили заставить её выболтать то, что, по их мнению, она скрывала, — местопребывание сестры. Она не знала его, а даже если бы и знала, то ни за что бы не рассказала. Лианну она сдала бы сразу, хоть и любила свою бестолковую мать. Саммер же — совершенно другое дело.

У Джилли не было туфель, лишь свободная белая пижама, в которую её обрядили, не очень-то подходящая для пряток в темноте. Она ничего не видела и не слышала, но неожиданный приток прохладного воздуха дал понять, что докторша успела открыть дверь комнаты. Через мгновение они вышли, неслышно ступая в кромешной мгле; Джилли держала незнакомку за руку, потому что та уверенно двигалась вперед, показывая дорогу.

Снаружи было не сильно светлее из-за смога находящегося рядом большого города, но Джилли смогла хорошо рассмотреть женщину, когда они остановились в тени здания. Очки исчезли, но темные волосы всё ещё были уложены в аккуратный пучок на затылке. Несмотря на каблуки, она каким-то образом умудрялась идти бесшумно.

— Придётся пробежаться, — прошептала спутница Джилли на ухо. — Они ничего такого не ждут, но всё равно у нас есть только двадцать секунд. Видишь жёлтый внедорожник под тем деревом?

— А вам это не кажется… — Женщина закрыла ей рот рукой, призывая к молчанию. Когда она убрала руку, Джилли прошептала: — … слишком очевидным?

— Доверься мне. Я профессионал, — прозвучал насмешливо-снисходительный шёпот. — Машина заводится дистанционно, но едва я ее заведу, они нас увидят. Подожди моего сигнала, а потом беги к джипу что есть мочи.

«И получи пулю между лопаток», — мрачно закончила про себя Джилли.

Вряд ли шавки Сиросамы носят оружие. Вероятно, они просто надоедают своим жертвам. До смерти. Но разве у неё есть выбор? Нет, только следовать указаниям. Джилли кивнула. Женщина направила телефон на машину, и двигатель ожил.

— Беги!

Джилли рванула босиком по полю, чувствуя себя мишенью. Вдалеке она слышала крики, чувствовала, что докторша рядом. Беглянка почти добралась до машины, когда её спутница упала.

Джилли оглянулась.

— Беги! — крикнула женщина. — Выбирайся отсюда!

Машина была уже совсем близко, мотор урчал, но Джилли не колебалась. Увидев братьев в белых одеждах, приближающихся к углу поля, она рванула обратно, схватила лежащую в траве женщину и подняла её.

— Оставь меня и беги! — воскликнула та.

Джилли как будто не услышала: обхватила «профессионала» за тонкую талию и почти силком затащила во внедорожник, а сама прыгнула на место водителя. Через мгновение она вырулила со стоянки и помчалась прямиком в сторону ярких огней Лос-Анджелеса.

Внезапно раздался какой-то треск и звон разбитого стекла. Всё же эти святоши вооружены. Джилли быстро посмотрела на докторшу. Та побледнела, тёмный пучок оказался париком — он упал ей на колени, открыв платиновые волосы. На белом костюме не было следов крови, только грязь и пятна от травы. Одна туфля на шпильке осталась где-то в поле.

Женщина выругалась, причём настолько красочно, что Джилли понадеялась вспомнить эти бранные словечки в будущем. Поразительно, что такая элегантная мадам употребляет выражения, от которых и рэпер бы покраснел.

— С вами всё в порядке?

— Думаю, лодыжка сломана, — пробормотала та и выстрелила очередным потоком ругательств. — Как можно быстрее езжай на южную автомагистраль. Если разгонимся, то зомби Сиросамы нас не догонят.

— Кстати, — вдруг вспомнила Джилли, — у меня нет прав.

Женщина откинула голову на сиденье и застонала.

— Я думала, все калифорнийцы умеют водить. — Определенно британский акцент. А ещё она была моложе, чем сначала подумала Джилли.

— Я очень хорошо вожу. В прошлом году получила права. К сожалению, ненадолго. Люблю погонять.

— Ну, это меняет дело, — улыбнулась пассажирка. — Знаешь, как добраться отсюда до международного аэропорта Лос-Анджелеса?

— Да.

— Тогда рви туда. Я сделаю так, что мы обе выберемся отсюда.

— Не хочу показаться неблагодарной, но вы собираетесь сказать, кто вы? — спросила Джилли, выруливая на автостраду со скоростью, от которой отец точно побледнел бы даже под слоем своего загара.

— Зови меня Изобел. Это всё, что тебе пока нужно знать. Просто веди машину.

Желания спорить не было. Во рту стоял привкус опилок — вероятно, последствие уколов, — а кровь бушевала от адреналина. Наверное, она дура, раз доверяет незнакомке, но кто угодно лучше Сиросамы. К тому же Джилли всегда хорошо чувствовала людей. Сейчас главное побыстрее уехать из этого ужасного места, а всё остальное уж как-нибудь утрясётся.

Така взял телефон и сказал какой-то номер. Саммер не слышала звонка, но Така всё же как-то заметил вызов.

Он отвечал односложно, и Саммер не понимала, плохие или хорошие новости он получил, пока он не повернулся:

— Твоя сестра в безопасности.

Облегчение накатило так неожиданно и быстро, что аж закружилась голова. Она гнала прочь все мысли о Джилли, страшась даже подумать о её судьбе, но теперь, когда ужас остался позади, нахлынула тошнота.

— Где она?

— Моя начальница её вызволила. Они встретят тебя в аэропорту Сиэтл-Такома. Потом вы поселитесь в безопасном доме неподалёку от Лондона. Будете там, пока мы не справимся с Сиросамой.

— И я должна тебе поверить? Вот просто так?

— Нет, — ответил Така и сказал в трубку: — Позови к телефону девчонку. — Через секунду он передал Саммер маленький серебристый сотовый.

Саммер запаниковала — в конце концов, этот крошечный телефон открывал двери, блокировал смертельные ловушки и взрывал дома. Только Богу известно, что произойдёт, если она нажмёт не ту кнопку. А потом она услышала голос Джилли, слабо доносящийся из трубки, и ей стало совершенно наплевать.

— Ты в порядке? — воскликнула она. — Этот сукин сын что-нибудь с тобой сделал?

— Со мной всё нормально. — Голос сестры звучал, как обычно, сдержанно и невозмутимо. Саммер поразило, как девочка, которой ещё и семнадцати не исполнилось, могла говорить настолько хладнокровно, но Джилли всегда была такой. Она родилась словно бы со взрослой душой. — Я исполняла роль Джеймса Бонда, но Изобел подоспела как раз вовремя. Мы бежали, а вслед нам летела куча пуль. Было круто!

Саммер же стало совсем плохо.

— Где ты?

— Веду машину в объезд Лос-Анджелеса. Изобел вывихнула лодыжку и не может сесть за руль, но я же умею водить. Кроме того, сейчас середина ночи и машин почти нет. Ты знаешь, что мы едем в Англию?

— Да, я…

Тут Така забрал у неё телефон.

— Передай трубку мадам Ламбер.

Саммер могла только догадываться о реакции Джилли на сухое требование Такаши. Обладай она хоть каплей сил, поспорила бы сама с собой, через какое время сестрёнка подчинится приказу. Но прямо сейчас Саммер не могла ни о чём думать, так сильно было её облегчение. Джилли в безопасности, и они увезут её из страны, подальше от опасного и безумного Сиросамы.

Нет, они собираются увезти из страны их обеих. Ей никогда больше не придётся видеть Такаши О’Брайена, и осознание этого почти компенсировало утрату дома. Другие же утраты она даже не собирается считать.

К её удивлению, Джилли, похоже, передала телефон, и через минуту Така закончил разговор. Хотя, возможно, тут нечему удивляться. Джилли дала бы отпор запугиванию, но спокойная властность в голосе Таки была очень… обольстительной.

— А что с моим паспортом? Если твой босс отправляет нас в Англию, как она сделает паспорта? Паспорт Джилли в сейфе у её отца.

— Липовые документы — детская забава, — усмехнулся Така. — А мадам Ламбер любит в поездках пользоваться дипломатической неприкосновенностью. Никто не станет слишком уж приглядываться к её спутницам, особенно если они молоды, симпатичны и невинны.

— Джилли под это описание подходит, но я? — Саммер не могла поверить, что в самом деле сказала это вслух. Как будто напрашивалась на комплименты и заверения, в которых не нуждалась. Категорически не нуждалась.

Така засмеялся. Саммер нечасто доводилось слышать его смех. Своей мягкостью он моментально вскружил ей голову, пока она не вспомнила о том, что должна его ненавидеть.

— Хорошо, хорошо, ты уродливая старая кляча, — пробормотал он. — И как я мог забыть?

— Будь у меня пистолет, я бы тебя пристрелила, — выпалила она.

В одно мгновение Така сунул руку под сиденье, вытащил маленький пистолет и положил его на колени Саммер.

— Принцип действия очень прост. Сначала взводишь курок, потом направляешь пистолет и стреляешь. Но на твоём месте я бы подождал, пока мы съедем с автострады. Если ты убьёшь меня на такой скорости, то, вероятно, тоже погибнешь, а мне казалось, ты уже переросла подростковое стремление к самоубийству. Разве что у тебя есть какое-то романтическое представление об убийстве и следующем за ним суициде.

Саммер взяла холодный пистолет.

— Если таким способом ты меня отговариваешь, то получается у тебя хреново.

— Если хочешь, могу съехать на обочину. Так ты просто выбросишь меня и поедешь дальше. Мозги разлетятся по асфальту…

— Прекрати! — Саммер уже хотела бросить оружие ему на колени, но Така быстро перехватил её за запястье. Она выронила пистолет, и тот упал на пол, под педали. Не снижая скорости, Така пнул его под сиденье, но руку Саммер не отпустил. Она сжала её в кулак, но не пыталась вырваться. Даже когда Така поднёс её ладонь к губам и поцеловал тыльную сторону запястья.

— Всего несколько часов, и ты от меня избавишься, — тихо сказал он. — А потом сможешь забыть, что я вообще существовал. Так будет лучше. У мадам Ламбер даже есть лекарства, которые тебе помогут, так что в скором времени последние события покажутся тебе лишь плохим сном.

— А что я буду думать о доме, который ты взорвал? — Почему она не вырывается? Почему от прикосновения его губ к запястью резко стало жарко и влажно между ног?

— Как о необходимой потере, — сказал он и отпустил её руку. — Иногда, чтобы выжить, приходится жертвовать чем-то, что дорого и любимо.

— А тебе приходилось?

Така посмотрел на Саммер опасно долго, но, видимо, вождение было у него в крови, и они никуда не съехали и не врезались.

— Скоро придётся, — ответил он и отвернулся, гоня машину навстречу медленно расцветающей заре.

Глава 18

Така не мог дождаться рассвета. Нужно как можно скорее избавиться от Саммер, оказаться от неё подальше. Эта цель стала важнее всего — важнее дыхания, самой жизни. Потому что отпускать её не хотелось.

Какое помешательство им завладело? Их едва не убили в Бейнбридже — а всё потому, что он не сдержался! Он мог придумать миллион оправданий — правдоподобных, но лживых. Всё сводилось к одному простому объяснению: он хотел быть внутри неё, хотел снова заставить кричать. Саммер сводила его с ума, но он хотел её. Отпустив же, потеряет навсегда.

Отказывался ли он когда-нибудь от любимого и дорогого, чтобы остаться в живых? Губил то, что любит? Почему она задала этот вопрос и почему он сразу выложил то, что раньше как-то удавалось скрывать? Ответ очевиден — всему причиной она.

Саммер вновь замкнулась в себе, и, когда машину залил утренний свет, Така позволил себе краем глаза понаблюдать за пассажиркой. Бледная, напряженная, под глазами лиловые круги, на носу россыпь веснушек, а на плечах лежат спутанные пряди. Она заплела свои длинные волосы в косу, но та успела растрепаться. Он хотел распустить ей волосы и зарыться в них лицом, вдыхая запах.

Чёрт, да она наверняка пахнет дымом и пеплом взрыва, от которого они каким-то чудом сумели спастись. Вероятно, от ее кожи пахнет страхом. Но он всё равно хотел ощутить её аромат.

Безумие. Саммер же и не представляет, что лишила его рассудка. И лучше ей об этом не догадываться.

Просто нужно немного времени, чтобы избавиться от наваждения. Стоит только расстаться, и он быстро о ней забудет.

И Саммер явно тоже с нетерпением этого ждала. Она сидела, отвернувшись, прямая как палка, с упрямо сжатыми губами. Ему так и не представилось возможности оценить её рот и то, на что он способен. Что ж, спасибо Господу и за малые милости.

Дальнейшие шаги продуманы до мелочей. Мадам Ламбер заберёт Саммер и её сестру в Англию и спрячет их у Питера с женой, а Така тем временем отправится в противоположном направлении, в Японию, чтобы передать чёртову урну правительству через двоюродного дедушку Хиро. Это сразу же остановит бурную деятельность Сиросамы и даст им достаточно времени, чтобы найти храм и уничтожить всё, что там осталось. Даст время обнаружить тайный склад биологического и химического оружия, которое накопило научное подразделение Братства. Время, чтобы спасти мир.

Оставалось только надеяться, что мадам Ламбер приготовит для Саммер один из тех препаратов, что так эффективно стирают неприятные воспоминания. Ей не нужно помнить его, Такаши, и если в будущем она по непонятным ей причинам станет сторониться азиатов, то ни за что не догадается, почему.

На рассвете из международного аэропорта Лос-Анджелеса вылетало достаточно много самолётов, поэтому движение было плотным. Заметив полицейский автомобиль, Така сбросил скорость до дозволенной. Он с лёгкостью мог бы отмахнуться от копов любым из фальшивых документов и уехать, получив лишь неодобрительный взгляд, но зачем усложнять? Хотя он больше не волновался о том, что ему скажет Саммер. Она не станет вынуждать его провести в своём обществе хотя бы одну лишнюю минуту. Она хочет увидеться с сестрой, хочет убраться от него подальше, хочет безопасности и спокойствия, и мадам легко создаст видимость всего этого. Босс, если захочет, наверняка без проблем примет вид заботливой матери, ведь она играючи справляется с любой ролью.

Саммер с сестрой будут в безопасности, под охраной и в конце концов счастливы. А он перестанет думать о ней, как только развернётся и уйдёт. У него очень хорошо получалось уходить — хоть от вещей, хоть от людей.

Саммер не проронила ни слова, когда он заехал в подземный гараж для особо важных персон. Вслед за ним вышла из машины. В ярком электрическом свете она казалась выдохшейся. На скуле темнело грязное пятно. Така поднял руку, чтобы стереть его, но тут же опустил. Без крайней необходимости он не собирался снова к ней прикасаться.

— Не сиди с таким скорбным видом, — пробормотал Така. — Ты наконец-то от меня отделаешься. Это должен быть самый счастливый день в твоей жизни.

Она не поддалась на провокацию. Было бы проще, если бы Саммер язвила, но, казалось, весь её боевой настрой испарился. Она выиграла, ведь мадам Ламбер ни слова не сказала, когда Така без обиняков заявил в последнем разговоре, что не станет убивать Саммер. Ещё несколько минут, и он сможет уйти.

Така взял Саммер за руку, когда они прошли на нижний уровень аэропорта, и она не попыталась вырваться, а просто позволила вести себя по почти пустым коридорам к более оживленным залам. Она оставалась спокойной, когда прошла с ним через металлоискатель для работников аэропорта. После быстрого взгляда на пропуск Таки ни один сотрудник Управления транспортной безопасности не сказал ни слова, не обращая внимания на Саммер и пропуская их. Она, безмолвная и жалкая на вид, не отставала, и Така подумал, что может отпустить её руку, но не стал. Больной ублюдок, он хотел к ней прикасаться. Он не хотел отпускать её до последнего.

Они дошли до одиннадцатого выхода на посадку. Кросби — мужчина, с которым договорилась Изобел — ждал их, одетый уборщиком, в надвинутой на глаза кепке и с ведром и шваброй. Така мог только догадываться, какая огневая мощь припасена в этом ведре на случай, если кто-то приблизится к Саммер. Но никто не станет — в этот раз они слишком хорошо замели следы, но то, что он сам был здесь и мог за всем проследить, успокаивало.

В аэропорту было ровно столько людей, сколько нужно — достаточно для безопасности, но не настолько много, чтобы вмешаться или создать проблемы. Зал ожидания перед одиннадцатым выходом пустовал (следующий рейс намечался только через пять часов), и Така усадил Саммер на твёрдое пластиковое сиденье, расположенное лицом к проходу. Он мог бы спрятать её в одном из бизнес-залов, но там её и будут разыскивать люди Сиросамы. Лучше быть на виду. Это место выбрала мадам Ламбер, а она лучше всех знала, как найти самый оптимальный вариант.

Наконец Така отпустил Саммер, потому что больше не было повода к ней прикасаться. Взглянул на часы, понимая, что нужно уходить. Причём быстро.

— Мадам Ламбер появится через сорок пять минут. Тем временем Кросби — вот этот тип со шваброй — будет поблизости. Он за тобой присмотрит. Никто тебя не побеспокоит. Если кто-то попробует, просто кричи как можно громче.

Саммер пристально посмотрела на него, и он замер.

— Почему ты так на меня смотришь? Скоро ты получишь всё, что хочешь. Сестру, безопасность, и тебе больше никогда не придётся со мной встречаться. Почему у тебя такой убитый вид?

— Ты не поймёшь, — сказала она, опустив глаза.

Така, не удержавшись, взял её за подбородок и повернул лицом к себе.

— Ладно, твой дом взорвали, лучшего друга убили, ты лишилась дорогой сердцу вазы для печенья и старинного кимоно. Но ты жива, твоя сестра тоже, и так и будет в дальнейшем. Плюс в твоей жизни больше не будет меня. Ты едешь в Англию, я — в Японию, и если ты попросишь, то с помощью мадам Ламбер забудешь, что я вообще существовал. Даже если не попросишь, она, вероятно, сама об этом позаботится. Так что у тебя осталось совсем немного времени, чтобы насладиться ненавистью ко мне.

— Я тебя не ненавижу.

Господи. Он смотрел в её голубые глаза — глаза женщины, которая никогда не плакала, — и видел в них слёзы. Невозможно, но ошибки быть не могло — в них застыло потерянное выражение сломленного человека.

— Перестань, — грубо скомандовал он.

— Что «перестань»?

— Перестань так на меня смотреть, или я…

— Или ты что?

Така действительно не знал, что бы сделал. Поцеловал ее. Пристрелил. Саммер сводила его с ума, а этого он не мог допустить.

— Чего ты от меня хочешь? — яростно прошептал он. Кросби наверняка слушает каждое слово, да ещё записывает на плёнку.

Саммер молчала, но он и не ждал ответа. Своих желаний она не понимала и была слишком измучена и растеряна, чтобы начать с ними разбираться. Сейчас он был единственной константой в её жизни, и потому она боялась его отпускать. Это он мог понять. Ничего личного: как раз тот случай, когда свой чёрт ближе.

Больше он не сказал ничего — лишь попрощался и пошёл, не оглядываясь, по пути кивнув Кросби.

Такаши быстро продвигался в толпе, направляясь к машине. Его контактное лицо, Элла Фэнчер, дожидалась его, одетая стюардессой. Така передал ей ключи.

— Упакуй всё и доставь на борт моего самолёта, — пробормотал он. — Не знаю, что там важное, а что — нет.

Она кивнула и передала ему пакет с бумагами, которые он запросил. Новый паспорт, билет до Нариты, аэропорта Токио, новые кредитки.

— Где ты оставил девочку?

— Почему ты думаешь, что я её не прикончил?

Они были знакомы добрых пять лет, короткое время были любовниками и остались друзьями.

— Потому что я тебя знаю, Така. Надо нечто большее, чем приказ Изобел Ламбер, чтобы вынудить тебя убить невинного человека. И она тоже это понимает. Потому и выбрала тебя для этого задания.

— Она выбрала меня из-за моей биографии. И «девочка» сидит у выхода на посадку и ждёт, когда её заберёт мадам Ламбер. Кросби следит, чтобы её никто не побеспокоил.

— Кросби? — Элла побледнела. — Кросби мёртв.

Така почувствовал, как кровь заледенела в жилах.

— Что?!

— Кросби убили в той перестрелке в Лейк-Эрроухэд. Кто тебе сказал, что здесь будет Кросби?

— Мадам Ламбер прислала сообщение, — резко ответил он и засунул бумаги в карман.

— Это не она, — мрачно ответила Элла. — Тебе лучше пойти…

Но Такаши уже сорвался с места. Он мчался по пустым залам, сердце лихорадочно билось в груди. Он оставил её, настолько полный решимости сбежать, что даже не проверил должным образом обстановку, безопасно ли там. Саммер умрёт из-за его дурацкой слабости. Он боялся, что вообще не сможет уйти, и поэтому бросил её.

Поэтому она умрёт. А он не знал, как будет с этим жить.

Саммер ёрзала на неудобном пластиковом сиденье и разглядывала почти пустой зал. Казалось, охранявший её мужчина вовсю мыл пол и, когда приближался, не обращал на неё внимания. Следовало бы вздохнуть с облегчением, ведь теперь её защищает кто-то другой, кто-то заурядный, а не экзотически красивый и жестокий Такаши.

Чёрт, как она до такого докатилась? Глядя ему вслед, она едва сдержалась, чтобы не начать умолять взять её с собой. Почему? Да, он едет в Японию, а она всегда хотела там побывать, ещё с тех пор, как Хана-сан рассказывала ей истории из своего детства, но не с наёмным же убийцей-якудза, да ещё в разгар некой миссии по спасению мира!

И с каких это пор организованную преступность интересует спасение мира? Разве Така сейчас не должен больше волноваться о том, как продать урну подороже, а не как вернуть её японскому правительству?

Если уж на то пошло, кто сказал, что он убийца из якудза? Она ведь пришла к вполне логичному заключению о его профессии, основываясь на количестве его жертв с тех пор, как он вытащил её из багажника белого лимузина, и татуировках на спине. Но в действительности Така убивал, только чтобы защитить её.

И что такое Комитет, который он мимоходом упомянул? Кто такая мадам Ламбер, которая должна встретить её и отвезти в Англию вместе с Джилли?

Ей нужно воссоединиться с сестрой и оказаться наконец в безопасности, подальше от Сиросамы и его людей. А желание последовать за Такой просто временное помешательство. Равно как и желание узнать, как закончатся их отношения. Идиотка, да они уже закончились!

И нет никаких причин для слез. Потому что, начав рыдать, не остановится, а этого она не может себе позволить. Нельзя, пока она благополучно отсюда не выберется.

Саммер быстро огляделась в поисках своего ангела-хранителя, но его нигде не было видно. Тем не менее его тележка всё ещё стояла у стены. Её охватил было приступ ледяной паники, но тут она услышала голос охранника прямо за спиной:

— Мисс Хоторн?

Саммер с облегчением обернулась и посмотрела в лицо телохранителя. Увидела лысую голову под фуражкой, пустой взгляд. И пистолет в руке.

— Нам нужно сделать это очень осторожно, — пробормотал он с акцентом, который не удалось определить. — Если мне придётся вас пристрелить, пострадают люди, а вы же не хотите быть за это в ответе? Не после того, как уже стали причиной стольких смертей?

— Я тут ни при чем.

— Вы отвергли покровительство его святейшества, ваш спутник — наёмный убийца из тех, кто безжалостно делает своё дело. Вам нужно уйти из этого места со мной, дабы он не убил кого-то ещё.

— Он уже ушёл. Его не волнует, где я… Можете просто оставить меня здесь…

— Женщина, которая придёт за вами, столь же опасна. Она уже расправилась с вашей сестрой, а теперь убьёт и вас.

— Так вы угрожаете меня пристрелить, чтобы она меня не убила? — спокойно и холодно спросила Саммер. Она не станет верить его ужасным словам! — Какая мне тогда разница?

— Пистолет оснащен глушителем, так что никто ничего не услышит. И я просто положу вас на сидение, как будто вы спите, и никто ничего не поймёт, пока не заметит под сиденьем лужу крови.

Она медленно поднялась, понимая, что фанатик абсолютно серьёзен.

— Куда вы меня отвезёте?

— Туда, где вам самое место — под защиту его святейшества.

— Урна не со мной, — сказала она. — Её забрали. Так что у меня нет ничего из того, что нужно Сиросаме.

— А вот это пусть определяет его святейшество. Идите очень медленно и не делайте глупостей вроде попытки привлечь внимание. Приказ моего господина очень прост. Если возможно, передать вас под его опеку, но главное — не позволить силам зла снова вас забрать.

— Силам зла? — повторила она, всем сердцем желая, чтобы её могла развлечь эта театральность. — Я никуда не пойду и ни на секунду не поверю, что моя сестра умерла. Я знаю, что это не так. Я бы почувствовала, будь иначе.

Но тут ей под ребра уперлось дуло пистолета.

— Вы пойдёте со мной, мисс Хоторн, и прекратите спорить.

Саммер огляделась. Зал всё ещё был практически пуст — никаких охранников в век продвинутых систем безопасности, только несколько бесцельно слонявшихся путешественников, явно прибывших слишком рано.

— Сюда, — сказал мужчина, подталкивая её пистолетом, и у неё не осталось иного выбора, кроме как шагать впереди него к идущей под уклон цементной дорожке с надписью «Только для персонала». Возможно, он собирался привести её к Сиросаме, но, скорее всего, просто хотел пустить ей пулю в лоб и оставить в тёмном проходе. Было слишком поздно кричать, как велел Така. Слишком поздно бежать.

— Стойте здесь, — сказал мужчина, когда они оказались в узком плохо освещённом коридоре, полном закрытых дверей.

Саммер прислонилась к стене, зная, что сейчас произойдёт. По крайней мере, Джилли в безопасности — несмотря на зловещие слова незнакомца, Саммер была абсолютно в этом уверена. И Така тоже в безопасности на пути в Японию с урной и кимоно. Может, он никогда не узнает, что с ней произошло. Немного хотелось, чтобы он помнил о ней и чувствовал хотя бы лёгкий отголосок вины или сожаления. Но Така не из тех мужчин, что страдают угрызениями совести. Кроме того, для неё он старался изо всех сил. Просто удача наконец ей изменила.

Она бесстрашно посмотрела на бритоголового, и тут ей показалось, что в тёмном проходе мелькнул другой силуэт. Похоже, бандиты работают парами.

— А Сиросама притащит сюда свою жирную задницу, чтобы меня встретить? — растягивая слова, спросила она.

Приступ неподдельной ярости исказил бледное лицо мужчины.

— Как ты смеешь оскорблять учителя?

— Этот гад ползучий не собирается показываться, да? Вы и не думали вести меня к нему — только убить. Так почему бы не покончить с этим? — ей удалось задать вопрос скучающим тоном.

— Мне велено убить вас, если вы не станете сотрудничать. — Его толстые руки стиснули пистолет. Тот был больше, чем она думала — вполне мог проделать в ней приличную дырку.

— Но мы-то с вами знаем, что на самом деле это не важно, правда? У вас есть оправдание, чтобы убить меня, и вы это сделаете. А потом просто скажете его слизнейшеству, что я пыталась сбежать.

— Вы отправитесь в мир чище нашего, — сказал мужчина. Пистолет немного дрожал в его руке. — Вам следует благодарить Сиросаму за милосердие.

— Так убить меня — милосердие? — усмехнулась Саммер. Тень позади мерзавца шевельнулась, но глаза Саммер были сосредоточены на стоявшем перед ней фанатике.

— Вы избавитесь от грехов и мирских забот и перейдёте на новый уровень сознания.

— Спасибо, меня и этот как-то устраивает, — ответила она. Кто же маячит за этим подонком? Спасение или точно конец? Она умрёт? Скорее всего, и больше никогда не увидит Таку. Что не так плохо. Если бы они снова встретились, она, вероятно, показала бы себя настоящей дурой, потому что, хоть жизнь и была на исходе, сейчас она могла думать только о нём. И хотелось верить, что Лианна почувствует себя виновной в смерти старшей дочери!

— Вы заслуживаете смерти, — сказал бритоголовый. — Как минимум за неуважение.

— А вам не кажется, что нужно спросить разрешения Сиросамы, прежде чем действовать? Предполагаю, что вашему учителю не нравится, когда ему перечат.

Что бы она ни видела в проходе, больше этого там не было. Ничего не двигалось. Никакого спасения и счастливой развязки. Никакого Таки.

Теперь всё зависело только от неё самой, но если она бросится на негодяя, он просто её пристрелит.

— Рискну, — сказал он и направил пистолет ей в центр лба.

«Третий глаз, — подумала Саммер, испытывая лёгкое головокружение. — Может, в конце концов, на меня снизойдёт просветление».

Глава 19

Раздался знаомый хлопок выстрела из пистолета с глушителем, который Саммер так часто слышала в фильмах и по телевизору. Она ничего не почувствовала, но ведь все говорят, что некоторое время ничего не ощущаешь из-за болевого шока, верно же?

Хотя если он выстрелил ей в голову, она уже должна быть мертва, так? А если нет, то лицо должно быть залито кровью?..

— Можешь перестать строить из себя невинную жертву. Он тебя не убьёт.

Саммер открыла глаза и в тёмном коридоре взглядом выхватила Таку. Посмотрела на тело, растянувшееся под ногами (она даже не слышала, как сектант упал), а потом опять на спокойное лицо Таки.

— Почему ты так долго? — её голос даже не дрогнул.

— Я так спешил избавиться от тебя, что не стал внимательно проверять обстановку, — сдержанно и бесстрастно ответил спаситель. — Кажется, ещё какое-то время тебе не удастся от меня отделаться.

Саммер замерла. Она боялась пошевелиться, зная, что тут же бросится в его объятия и заплачет. «Нельзя», — напомнила она себе.

— Я думала, ты отказался от должности моего ангела-хранителя.

— А я думал, что уже говорил тебе: я им никогда не был.

О да, говорил. Да и вообще навешал достаточно лапши на её бедные уши. И пусть раньше он всегда оказывался рядом, снова и снова выхватывая её из лап смерти, в этот раз она не верила, что он успеет. И сейчас из-за потрясения ей пришлось привалиться к стене, дабы удержаться на ногах.

— Он сказал, они убили мою сестру.

— Нет. По дороге сюда я проверил сообщения. С твоей сестрой всё прекрасно, они с мадам Ламбер летят в Англию. Без тебя.

— Ты возвращался спасти меня от убийцы, в лапах которого сам нечаянно и оставил, и еще успел на ходу в сообщения заглянуть? — Кровь снова горячо и яростно заструилась по жилам.

— Я умею заниматься несколькими делами одновременно. Ты сама отойдёшь от стены или тебя понести?

Она вздёрнула подбородок и оттолкнулась от стены.

— Тронешь хоть пальцем, и тебе крышка.

— Тогда пошли. Наш самолёт вылетает меньше чем через полтора часа.

— Какой ещё самолёт? Я с тобой никуда не полечу.

— Я в Японию, а тебя здесь оставлять явно небезопасно, — устало ответил Така. — Пошли.

— И ты за это время умудришься достать мне билет и поддельный паспорт? А что с урной?

— Она уже в самолёте. Документы тоже будут в терминале, откуда вылетает «Оушн Эйр», когда мы туда доберемся.

— Так быстро?

— Вероятно, они прибудут даже раньше нас. Ты готова?

Саммер совсем не собиралась падать и давать ему повод прикоснуться к себе, что он и сам наверняка хотел в последнюю очередь. Она расправила плечи и с королевским достоинством выпятила подбородок.

— Всегда хотела посмотреть Японию, — сказала она, переступая через тело на полу.

— На это не рассчитывай, — пробормотал Така. — Я спрячу тебя у дяди, пока сам буду разбираться с урной, а потом отправлю в Лос-Анджелес. Тогда ты уже никому не будешь нужна.

Неудачный выбор слов.

— Не думаю, что я даже сейчас кому-то нужна, — беззаботно сказала Саммер, опуская взгляд на тело. — Сколько человек ты убил с нашего знакомства?

— Он жив.

Она не могла отрицать, что почувствовала облегчение, хоть оно и противоречило здравому смыслу. Этот человек собирался продырявить ей голову — он заслуживал смерти. Но не от и без того обагренных кровью рук Таки.

— Хорошо, — кивнула Саммер. Откинула волосы с лица, зная, что выглядит просто ужасно, что ей нужна ванна и что всё это ровным счётом ничего не значит для Такаши О’Брайена. — Ну что, идём?

Така больше не дрожал. Он не помнил, чтобы когда-либо в жизни трясся, но, примчавшись за Саммер (к тому моменту адреналин просто зашкаливал) и увидев два силуэта, исчезающие внизу наклонной дороги, он почувствовал, что трясётся. Без сомнения, от ярости и облегчения одновременно.

Надо было действовать очень осторожно. Издай он хоть малейший шорох, мужчина бы инстинктивно выстрелил, и в пустынном коридоре осталось бы два тела. Замешкайся на секунду, тоже было бы слишком поздно. Но Така идеально рассчитал время, и сектант осел на пол, получив пулю в спину.

Вероятно, он умрёт. Таку это ничуть не волновало, но Саммер он всё-таки солгал. Для неё мертвецов было уже чересчур, и ещё один труп мог повергнуть её в истерику, а им ещё нужно как можно спокойнее и незаметнее сесть в самолёт.

Вот тебе и душ, и чистая одежда! Придется лететь тринадцать часов, благоухая дымом и химикатами, и ничего с этим не поделаешь.

На этот раз молчаливая и покорная, Саммер поспевала за его широким шагом, пока они шли к терминалу. Така и глазом не моргнул, когда врезался в Эллу, которая быстро передала ему конверт с документами и зашагала дальше, катя за собой маленький чемодан.

Хорошо, что Элле нравится летать; её нынешнее прикрытие в качестве стюардессы оказалось весьма кстати.

— Сюда, — сказал Така, когда Саммер уже направилась было в сторону охраны. Она пошла за ним к частному лифту, и он быстро нажал на кнопку закрытия дверей, пока попутчиков не прибавилось. Затем остановил лифт между этажами, нажав на кнопку своего мобильного. Очень полезное маленькое устройство: что лифт вышел из строя, заметили бы только через час, а столько времени им и не нужно.

— Что ты вытворяешь? — возмутилась Саммер. Она отошла от него как можно дальше, хотя в условиях такого маленького пространства говорить о расстоянии просто смешно.

— Проверяю документы, — невозмутимо ответил Така.

— Где ты их достал?

— Секрет фирмы.

Он вытащил конверт от Эллы и открыл его. Достал два паспорта, американский и японский, проверил свой японский. Хитоши Комору, тридцать два года. В паспорте оказались также визитки из «Сантору Корпорейшн» — кто-то решил несмешно пошутить. «Сантору» принадлежала его дедушке, который считал внука позорным пятном на чести семьи.

Открыв американский паспорт, Така напрягся. Документ выписали для Сьюзен Элизабет Комору, его двадцатишестилетней жены, и на фото Саммер улыбалась. Мгновение он растерянно смотрел на снимок. Така ни разу не видел ее улыбки. Неудивительно — он особо не давал ей поводов для радости.

— Что-то не так?

Така отдал ей паспорт. Она пристально посмотрела на документ.

— Как они достали это фото? — наконец спросила Саммер.

— Не спрашивал. Это важно?

Она несколько секунд помолчала и спросила:

— Кто такая Сьюзен Комору?

— Моя жена.

Саммер выглядела так, словно получила удар в живот.

— Ты женат?

Странная реакция для женщины, которая его ненавидит.

— Я имею в виду, ты будешь изображать мою супругу. Я Хитоши Комору, а ты — моя американская жена.

Саммер продолжала таращиться на него, словно информация не укладывалась у нее в голове. Чтобы она не увидела его глаз, Така опять сосредоточился на документах, засовывая их обратно в конверт. Не то чтобы она могла что-либо прочитать в его глазах — в отношении него Саммер казалась напрочь лишённой проницательности.

Така хотел подойти к ней и заключить в объятья, прижать голову к своему плечу и сказать, что всё будет хорошо. Он хотел успокоить её, тогда как она всеми силами старалась показать, что ей этого не нужно.

Не надо было целовать её на острове! Это смешало ему все карты в момент, когда его решимость и так дрогнула. Можно было вытянуть из неё сведения другими, более неприятными путями, хотя потом его замучила бы совесть. Но Така и без того считал себя виноватым.

Особенно когда выяснилось, что он ни черта не притворялся.

Така снова нажал на кнопку нужного этажа, и лифт, дёрнувшись, поехал вверх.

Усадить Саммер в самолёт несложно, и, оказавшись в воздухе, он наконец сможет отдохнуть. Целых двенадцать часов ему не придётся думать о том, кто он такой и что ему делать. Целых двенадцать часов она точно будет в безопасности. Целых двенадцать часов он сможет поспать.

Первый класс на самолётах этой авиакомпании заслуживал своего названия. Текущая рекой выпивка, раскладывающиеся сидения, массаж прямо в полёте. Така усадил Саммер в кресло, вручил ей стакан скотча и стоял над душой, пока она не выпила всё до капли. Подлил еще, и Саммер, скривившись, заглотила и вторую порцию. Он не хотел подмешивать ей снотворное в такой толпе, хотя стюардессы особо и не следили за тем, чем занимаются пассажиры.

Кроме того, когда они летели в Бейнбридж, он неправильно рассчитал дозировку, и потому пришлось держать её в объятиях долгие часы, пока она не очнулась. Долгие часы самолёт качался на воде, а он прижимал Саммер к себе и думал — что всегда было опасно. Така не хотел снова так рисковать. Когда они приземлятся в Нарите, нужно сразу же отправляться в путь. В Японии у Сиросамы больше последователей, чем где бы то ни было, и все они станут искать беглецов.

Нет, он просто хотел, чтобы при перелёте через Тихий океан Саммер вела себя тише воды, ниже травы. И, может быть, тогда он тоже позволит себе поспать.

Саммер пыталась сохранять спокойствие, но Така видел, что даже после двухсот граммов скотча на неё начинает накатывать паника.

Странно — за последние несколько дней она много раз смотрела в лицо смерти, так что полёт в безопасном самолёте в хорошую погоду должен был быть меньшей из её забот. Но он уже понял, что Саммер нельзя назвать очень логичной женщиной.

Её мир разбился вдребезги, а сам он овладел её душой и телом. Но Така видел выражение её глаз, когда уходил от неё.

Сумасшедшая!

Она запуталась и перестала понимать, где хорошие парни, а где плохие. Неудивительно. Иногда Така сам сомневался, что между добром и злом есть какая-то разница. Может, он и сохранил ей жизнь, но хуже знакомства с ним с Саммер никогда и ничего не случалось. И ему оставалось лишь идти вперёд, не колеблясь и помня о главной цели — успешно выполнить задание. Он должен сделать все, чтобы она выжила — это решение он принимал скрепя сердце.

Така пристегнулся в соседнем кресле, пытаясь игнорировать Саммер, выбросить её из головы. Когда самолет начал выруливать на взлетную полосу, он быстро взглянул на спутницу и увидел, что её глаза закрыты, лицо побледнело, а руки сцеплены в замок на коленях — ее мучил отчаянный страх. Но ей хорошо удавалось с ним справляться. Не важно, какие неприятности подкидывали ей Така или судьба — Саммер выдерживала всё.

Така взял её за руку, когда самолёт начал набирать высоту. Саммер даже не посмотрела на него, не открыла глаз, но повернула руку ладонью вверх и переплела свои пальцы с его. Она держала его руку, пока они не оказались высоко над Тихим океаном и она не заснула, ослабив хватку.

А Така продолжал держать её руку. До тех пор, пока впервые за семьдесят два часа не отключился сам.

Вокруг сгустилась тьма, давящая, подобная бархатной пелене. Вздрогнув, Саммер проснулась и заморгала, пытаясь понять, где находится. Она странно себя чувствовала — как будто где-то парила. А потом поняла, что и правда парит. Она же в ловушкев реактивном самолёте где-то над Тихим океаном!

Дышать не получалось. Демон сидел на груди и выталкивал воздух из лёгких, повсюду были тени. В тусклом свете едва удавалось разглядеть очертания людей и предметов. Казалось, исчезли даже шустрые стюардессы, а все люди, включая Таку, спали мёртвым сном.

Дыхание не возвращалось.

Саммер отстегнула ремень безопасности, пытаясь действовать бесшумно, но её руки так дрожали, что она всё равно загремела пряжкой. Така, растянувшийся в откинутом кресле, зашевелился, но не проснулся, и она выбралась из своей небесной тюрьмы.

Прямо позади их сидений располагался туалет, к счастью, сейчас свободный, и Саммер бросилась туда, пытаясь справиться с дыханием. Она захлопнула дверь и, вцепившись в раковину, уставилась в зеркало на сумасшедшую, неспособную даже дышать!

Нет, она всё же дышала — в своей борьбе она слышала резкие, граничащие с удушьем вдохи, судорожные выдохи. Саммер сполоснула лицо водой из крошечной раковины, но лучше не стало.

Она чувствовала, как надвигаются стены, и понимала, что или потеряет сознание, или начнёт вопить — и непонятно, что хуже. И сможет ли она сама сделать выбор.

Нет, кричать нельзя. На крик примчится Така, и она подвергнет их обоих опасности.

Она засунула в рот кулак, пытаясь заглушить свою борьбу за воздух, но только усугубила дело. С губ начали срываться тихие всхлипы.

Обычно Саммер удавалось сдерживать приступы паники. Она потратила кучу денег и времени, работая над лечением аэрофобии, и знала, как успокоиться, вообразив безопасное место и начав безмятежно дышать. Но после взрыва несколько часов назад ее безопасное место исчезло.

Она не представляла, который был час, да и это не имело значения. Обрети она способность дышать, всё было бы в порядке, но горло не пропускало воздух, а паника раздирала на части.

И кто-то толкал дверь, пытаясь войти.

— Occupado, — сказала Саммер, используя первый пришедший на ум язык. Дверь же заперта на щеколду? Не хотелось, чтобы кто-то видел её в таком состоянии: она едва сдерживается и вот-вот закричит…

Она забыла, что для её спутника закрытые двери — совсем не проблема. Туалет был крошечным, хотя по сравнению с кабинками в эконом-классе казался просто роскошным. Такапротиснулся внутрь, закрыл за собой дверь и взял её за руки.

— Не могу… — она одновременно икала и задыхалась. — Не могу дышать

Така прижал её к себе и зажал рот рукой. Саммер хотела сказать, что это явно не поможет, но не могла. В горле зарождался панический крик. Все разобьются, а они двое заперты в этой комнатушке, и вот-вот превратятся в пепел. Огонь выжжет её лёгкие, и…

Не говоря ни слова, Така поднял Саммер и усадил на край раковины. Она потрясенно хватала ртом воздух, не в силах вымолвить ни слова. Одной рукой он сдёрнул с неё брюки и трусики, она услышала вжик расстёгиваемой молнии, и вот он уже вошел в неё с таким напором, что спиной Саммер врезалась в зеркало.

В тусклом свете он казался диким зверем. Но, убрав руку с губ Саммер, Така поцеловал её, даруя воздух. Его глубокие толчки вызвали её немедленный и поразительный отклик.

Инстинктивно Саммер ухватилась за крошечную раковину, и в то же мгновение Така поднял её ноги себе на бёдра. Тогда, отпустив раковину, Саммер вцепилась в него и отдалась его резким движениям, забыв обо всем. Лёгкие открылись, она глубоко вдыхала прекрасный воздух, и сердце её билось в унисон с толчками Таки.

Он почти полностью вышел, и Саммер застонала, прижимаясь ближе, пытаясь вернуть его и получить ещё больше, сейчас, прямо сейчас. Она хотела чувствовать его глубоко-глубоко в себе, достичь разрядки, не думать, но только ощущать его трепет и толчки. Она крепче обхватила его ногами.

— Не кричи, — жарко и голодно прошептал ей на ухо Така. Он говорил что-то ещё, слова, которых Саммер не понимала, пока ее затопляло всё возрастающее удовольствие. — Ни звука.

Он поднял её с раковины, опустил на себя. И тело Саммер словно взорвалось, каждый мускул, клетка, частичка разрослись в жгучем удовольствии. Она открыла рот и молча сотряслась в оргазме, пока Така не последовал за ней, изливаясь внутрь.

Лишь тогда с её губ сорвался тихий стон.

Така поставил её на пол, и она задрожала, чувствуя влагу на внутренней стороне бёдер. Саммер не хотела смотреть на него, но, отвернувшись, увидела бы своё отражение в зеркале, а это было даже хуже. Она прислонилась к перегородке и, дрожа, закрыла глаза.

Саммер думала, что Така уйдёт. Услышав вжик застёгиваемой молнии, она ждала, что он выйдет, оставив её собираться с силами. Но он этого не сделал, а нежно отодвинул её и открыл кран в раковине. А потом руки Таки оказались у неё между ног, и он мыл её, а она была слишком потрясена, чтобы возразить. Он вытер её бумажными полотенцами, потом поднял с пола одежду и помог влезть в трусики и брюки, терпеливо ожидая, пока она поднимет одну ногу, а потом другую. Она дрожала, слабая и послушная, а он, закончив, намочил другое полотенце и нежно, словно возлюбленный, обтёр ей лицо.

Оцепеневшим взглядом она с недоверием смотрела на него.

— Мы приземлимся через два часа, — сказал Така. — Возвращайся на место и постарайся уснуть.

Слова не шли с языка. Саммер хотелось на него наорать. Зачем он это сделал? И почему она позволила? Но, по правде говоря, ей совсем не хотелось его останавливать, а теперь она снова может дышать.

Просто не знает, хочет ли?

Все по-прежнему спали, когда Така открыл дверь туалета, и хотя, чтобы не упасть, Саммер пришлось держаться за стену, она вернулась к своему креслу целой и невредимой. Но сев, не могла пошевелить ни одним пальцем. Даже когда Така перегнулся через неё и застегнул ремень безопасности. Когда прижался к её губам в глубоком одурманивающем поцелуе.

— Это был просто секс, Саммер, — прошептал он. — Чтобы отвлечь тебя от неприятных мыслей.

Она внимательно посмотрела в тёмные безжалостные глаза и на мгновение подумала, что заметила что-то в их чёрной глубине. Что-то человеческое.

Но это было невозможно. И тогда — что совсем уж невероятно — она закрыла глаза и уснула.

Глава 20

Когда Саммер вновь открыла глаза, самолет уже приземлился. Она уже несколько дней ходила без часов и чувствовала себя так, словно голова набита липкой и непроницаемой сахарной ватой. Может, это стресс последних дней наконец-то её одолел. Или это же худший из известных человечеству случаев расстройства биоритмов, вызванного сменой часовых поясов. Саммер перевела взгляд на Таку, который спокойно держал её руку и прекрасно выглядел, даже несмотря на то, что ему не мешало бы побриться.

Спокойно, как будто в туалете между ними ничего и не произошло. Неужели ей приснилось?

Саммер резко вырвала руку. Така и не пытался её удержать. С лёгкой улыбкой он повернулся к спутнице:

— Проснулась. Всё-таки тебе удалось поспать.

Она даже думать не хотела о причине своего хорошего сна!

— Который час? — голос её едва слушался.

— Какая разница? По местному времени два дня. Ты проспала почти десять часов, но мучилась из-за кошмаров, поэтому я, успокаивая, держал тебя за руку.

Он будет притворяться, что они не занимались сексом? И почему он оправдывается, что держал её руку? Неужели в туалете и правда ничего не произошло?

— Ты спал?

— Да.

— Тогда, может, тебе будет меньше хотеться кого-либо убить, — пробормотала Саммер.

На лицо Таки легла тень.

— Здесь есть англоговорящие, — тихо сказал он. — Так что следи за языком.

— Они решат, что я шучу, — возразила Саммер и посмотрела на него. В искусственном свете катящегося к терминалу самолета Така был всё так же спокоен и красив, но чувствовалось в нём нечто хищное. Многие сочли бы его безобидным и ошиблись бы. Саммер видела его лицо в тусклом свете тесного туалета, мрачные глаза. Всё ещё чувствовала его у себя между ног — доказательство того, что произошедшее ей не приснилось. Но если ему угодно притворяться, что ничего не было, пусть. Так даже проще. Она искусно играла в игры — в конце концов, она же дочь Лианны.

— Что дальше? — сменила Саммер тему разговора.

Если Така и удивился, что она не стала продолжать выяснение отношений, то не подал виду.

— Мы пройдём через таможню, и ты будешь держать рот на замке в полном соответствии с образом миленькой покорной жёнушки. Потом я возьму наш багаж…

— Какой багаж? — перебила Саммер. — Ты имеешь в виду… — Она запнулась, испуганная вспышкой в его глазах. — Прости.

— Может, тебе лучше просто послушать, пока я говорю, — сказал он. — Так безопаснее. Мы возьмем наш багаж — чемоданы и мои клюшки для гольфа, которые тщательно упакованы из-за их ценности. Затем пойдём в комнату отдыха первого класса, где примем душ и переоденемся, а потом приедет мой кузен Рено и отвезёт нас в Токио. Понятно?

— Да, — неожиданно кротко ответила Саммер. — Я буду паинькой.

Он тихо фыркнул.

— Просто делай, что я говорю, опусти голову и не издавай ни звука — и всё у нас будет отлично.

Люди вокруг переговаривались по-японски, и на Саммер вдруг накатила щемящая тоска такой силы, что защипало в глазах. Хана говорила с ней на родном языке, пела песни и успокаивала, когда ей было больно. Какой странный язык — он может быть жёстким и сердитым, а может тихим и лиричным. Саммер вспомнила слова, которые даже забыла, что когда-то знала.

— Hai, — сказала она. — Wakarimasu. Я поняла.

Така с неподдельным ужасом уставился на неё:

— Ты говоришь по-японски?

Она покачала головой:

— Нет. Знаю только несколько слов от Ханы.

— И ты только сейчас решила мне это сказать?

— Я забыла.

— Забудь снова.

— Разве твоя жена не должна немного знать японский? — возразила Саммер. — Я бы не подумала…

— Думать и говорить тебе необязательно. Ты моя жена из Америки, мы живём в Сиэтле, и это твоё первое путешествие в Японию. Ты не знаешь языка, за исключением нескольких жарких словечек, которые я говорю тебе в постели.

Саммер покраснела. Она хотела его ударить, но, вероятно, американские жены не бьют своих японских мужей, равно как не говорят и не думают.

— Да, дорогой, — противным голосом отозвалась она.

Така не оценил сарказма, отстегнул свой ремень безопасности и, когда она не пошевелилась, потянулся к её. Саммер дала ему по рукам, сама расстегнула пряжку и встала. Голова тут же закружилась, и она словно бы потерялась в пространстве. Впрочем, ей это было уже в привычку. Половина мира отделяла её от всего родного и привычного. Прошлое лежало в руинах. Что ж, по крайней мере, Джилли в безопасности. Нужно об этом помнить.

Стюардессы ходили туда-сюда, и Саммер впервые заметила, как они вьются вокруг Таки. Интересно, ревнуют ли японские жены? И можно ли мужьям флиртовать с другими?

По-видимому, нет. Така повернулся, обвил сильной и тёплой рукой её талию, и это было так чудесно, что Саммер даже не вспомнила про предыдущий раз, когда он так же её держал. Ей просто захотелось положить голову ему на плечо.

— Идём, дорогая, — сказал он так, чтобы слышали окружающие. — Пора познакомиться с твоей новой семьей. — Саммер испуганно посмотрела на него и на мгновение заметила в его взгляде горечь, которую он быстро скрыл под привычной маской. — Они полюбят тебя так же, как я, — добавил Така с немного преувеличенной нежностью.

Значит, ей крышка.

— Я так этого жду, — елейно отозвалась она и ласково добавила: — Така-чан[1].

Така грозно посмотрел на неё, а стюардессы тихо и одобрительно забормотали. Он наклонился и прошептал что-то по-японски, но так, чтобы другие услышали. Когда он отодвинулся, зазвучали смешки, а Саммер нежно улыбнулась, жалея, что у нее на ногах не шпильки, которые можно было вонзить ему в ногу. Она не представляла, что он сказал, но точно что-то непристойное.

— Пойдём, дорогой мой, — процедила сквозь зубы Саммер и позволила вывести себя из самолета в новый мир — совершенно чужой, как и её жизнь последние несколько дней.

Когда Саммер вышла из раздевалки, Така ждал её в комнате отдыха и не поднял глаз. Это дало ей возможность незаметно его рассмотреть. Така выглядел другим. Он принял душ и побрился, собрал свои длинные волосы в хвост. Надел тёмный костюм — вероятно, наикрутейший из тех, что ей доводилось видеть, — и казался далёким и элегантным, как будто впитал японский шарм, только ступив на родную землю. Теперь он стал для неё ещё большим незнакомцем, чем когда-либо раньше.

Рядом с ним стоял чехол для клюшек. В этой неприметной упаковке хранились в безопасности сокровища семьи Хаяси. Така читал местную газету и выглядел как любой нормальный мужчина, терпеливо дожидающийся жену. Если только не смотреть в его тёмные беспощадные глаза.

Он сложил газету и поднял взгляд. Конечно, Така знал, что Саммер за ним наблюдает — он всегда был в курсе всего. Но это не значило, что его невозможно удивить. Если бы Саммер не вглядывалась, то могла не заметить его реакцию, но Така повёл себя точно так, как она ожидала.

Её кожаные итальянские туфли на высоких каблуках не стучали по полу из-за толстого ковра. Саммер сомневалась, что стоило их надевать, но стюардессы были в туфлях, и она предположила, что комната отдыха первого класса, несомненно, международная территория. Кроме того, в них её ноги в чулках (шелковых, конечно же) выглядели великолепно.

Чулки дополнялись кружевным бельём, в сравнении с которым дорогущий комплект от «Виктория сикрет» показался бы купленным в средненьком универмаге. Всё сочеталось просто идеально под красным шерстяным платьем от Анны Суи. В чемодане оказались даже косметика и духи «Шанель». Вместо обычной косы Саммер уложила волосы в аккуратный низкий пучок на затылке. Она выглядела прекрасной иностранкой в этой чужой стране — вся, от бриллиантовых серёжек-гвоздиков до бриллиантового кольца, которое Така надел ей на руку прямо перед таможней. Она была Сьюзен Элизабет Комору, готовящейся к первой встрече с японскими родственниками. Неудивительно, что она волновалась.

Така встал, на этот раз не возвышаясь над ней. На каблуках в семь сантиметров она была почти одного роста с младшей сестрой, но всё же немного ниже Таки.

Душ вернул Саммер к жизни, помог мозгу вновь заработать, и тотчас же нахлынули все её чувства и сомнения. Но она спрятала их подальше. Что ж, очень скоро придётся всем этим заняться, но потрясённое, хоть и быстро скрытое, выражение его глаз стало достаточной наградой.

Така стоял, не сводя с неё взгляда.

— Что? — тихо спросила она. — Не думал, что меня можно отмыть?

Така положил ладонь ей на шею, и она не стала вырываться — не смогла. На краткий миг он прижался красивым ртом к её губам, и Саммер почувствовала, что тело запело от его прикосновения, и на мгновение прильнула в ответной ласке.

Потом он отпустил её.

— Моя семья тебя полюбит, — умело изображая искренность, сказал он. — Особенно мама. Она так долго ждала, когда наконец-то станет бабушкой. — Он положил руку на плоский живот Саммер, и та нервно дёрнулась. Возбуждённая.

Саммер не знала, пытался ли Така раздразнить её или же просто призывал полностью вжиться в роль. Ей это не нравилось, хотя она не понимала, почему. Возможно, потому, что было бы так пронзительно сладко, будь его чувства настоящими.

Она обратилась к единственному оставшемуся оружию.

— Надеюсь на это, Така-чан, — сказала она.

Его улыбка была необычайно нежной.

— Тебя очень просто полюбить, Су-чан.

Использование им ласкового имени было достойным ответом. Ответом, который было тяжелее вынести, потому что его слова звучали очень правдоподобно.

Така отступил.

— Кузен уже должен подъехать. Ты готова?

Он не мог одновременно держать Саммер, чехол с «клюшками» и свой чемодан. Она сможет сбежать, когда они выйдут в зал прилёта, и Такаши придётся выбирать между ней и сокровищами Хаяси.

Но она смирилась с тем, что не станет этого делать. Она в ловушке, в чужой стране с мужчиной, который убивал людей, но всё ещё оставался её лучшим шансом на выживание.

Кроме того, куда она пойдёт? У неё поддельный паспорт, кредитки и куча наличных, которые, по-видимому, были частью маскировки. Она почти не знает японского, и даже в Штатах, где у неё были все ресурсы, оказалась беспомощной перед Такаши и Сиросамой. А здесь, в их стране, будет даже хуже. У неё нет иного выбора, лишь доиграть эту партию до конца. Делу не помогало и то, что губы всё ещё жёг поцелуй Таки.

— Я должен предупредить тебя насчет моего кузена, — сказал он, прежде чем они вышли в зимний день.

— Он похож на тебя?

— Рено не похож ни на кого на Земле. Ему не очень нравятся американцы.

— Вряд ли это так уж его выделяет. К нам мало кто питает безумную любовь, и совершенно обоснованно.

— Его причина нелюбви к вам немного более… личная. Просто не ведись на его подначки, а я уж с ним разберусь.

«Явно не те слова, что вселяют уверенность», — подумала Саммер, проходя через автоматические двери и впервые за долгое время вдыхая свежий воздух, в котором разливался запах моря. Она минуту постояла, дыша полной грудью, пока Така не заговорил.

— А вот и он.

Обернувшись, Саммер первым делом увидела белый лимузин — точно такой же, как у Сиросамы и его сектантов. Она замерла, готовая рвануть со всех ног, но тут заметила человека, прислонившегося к машине.

Явно не из братьев. Одет в чёрную кожу, большую часть лица закрывают солнечные очки. Шевелюра пламенеет неестественным ярко-красным цветом. Когда мужчина оттолкнулся от машины, Саммер увидела, что его волосы ниспадают ниже талии.

Он сдвинул очки на лоб, смеряя Саммер надменным взглядом, и она заметила татуировки у него под глазами. Красные капли. Как кровавые слёзы.

Увиденное его явно не впечатлило. Он опустил очки, повернулся к Таке и обнял его, всё ещё глядя на Саммер словно на досадное недоразумение.

— Как дедушка? — спросил Така по-английски.

Рено пожал плечами, ответил по-японски и наклонился, чтобы взять чемодан. Така остановил его.

— Этот я сам возьму. Можешь взять чемодан моей жены.

Губы Рено изогнулись в усмешке, и он пробормотал что-то явно нелестное. Така рассмеялся, и Саммер начала подумывать, что всё-таки надо было выбрать Сиросаму. Тут Така повернулся к ней:

— Су-чан, это мой непутёвый кузен Рено, внук моего деда Хиро. Он плохо воспитан, но уверяю, радушно принимает тебя в семью.

Саммер предполагала, что Рено не говорит по-английски, но он фыркнул — звук, понятный везде. Взял её чемодан и пошёл к багажнику. Тот, казалось, открылся сам по себе, и Саммер огляделась в поисках суперсовременного мобильного, который, по-видимому, служил пультом управления миром. Не увидев ничего подобного, Саммер поняла, что кто-то сидит на месте водителя, почти неразличимый за тонированными стёклами. Однако — шофёр сидит в машине вместо того, чтобы разобраться с багажом! В голову опять полезли мысли о Сиросаме. Она быстро взглянула на Таку. Если бы он собирался передать её его слизнейшеству, то сделал бы это в Штатах, а не стал бы преодолевать весь этот путь. Кроме того, такой экзотический парень, как всем своим видом выражающий недовольство Рено, ну никак не мог входить в Братство.

Внутри лимузин был огромным, и Саммер, забравшись в него, стала перебираться в дальний угол, стараясь совладать с коротким платьем и высокими каблуками. Она даже не заметила мужчину напротив, пока Така не последовал за ней и не поздоровался с этим человеком, смыкая руки и кланяясь.

— Дедушка, — пробормотал он.

— С приездом, внук, — ответил мужчина. Одетый так же безукоризненно, как Така, он был очень стар, морщинист и почти лыс. На его руках с ухоженными ногтями недоставало двух пальцев.

Якудза. За доброжелательной улыбкой скрывался крёстный отец японской мафии. Когда Рено сел и закрыл дверь, старик посмотрел на внука неодобрительно, но с любовью, а Саммер исподтишка покосилась на пальцы молодого японца. Ногти накрашены чёрным лаком, но все пальцы на месте. Значит, если верить тому, что рассказывал о якудза Така, его кузен ещё ни разу не провалил дело.

Она бы подумала, что одна только его внешность стоила как минимум большого пальца — Рено явно не соблюдал дресс-код якудза, если тот соответствовал одежде Таки и его дедушки. Но это не её забота.

— А вы, должно быть, доктор Хоторн, — приветливо сказал старик. — Добро пожаловать в нашу страну. Надеюсь, племянник не причинил вам много затруднений.

Саммер бросила нервный взгляд на Таку. Да затруднения — наименьшее из того, что он сделал!

— Он был очень добр, — машинально вежливо ответила она и почувствовала, как дёрнулся Така.

— Дедушка, я сохранил ей жизнь. О доброте я особо не думал.

Рено откинулся на спинку бокового сидения лимузина, и Саммер, несмотря на тёмные очки японца, поняла, что его глаза выражают презрение. Он сказал своему деду что-то явно уничижительное, но тот ответил по-английски:

— С нашей стороны невоспитанно говорить по-японски в присутствии гостьи. Мы будем говорить на её языке.

По-видимому, ему удалось приструнить Рено, ибо тот промолчал и лишь с молчаливым презрением скрестил руки на груди.

— Така-сан, у нас проблема, — сказал пожилой мужчина. — Не хотелось бы обсуждать дела при твоей подруге, но я не могу отвезти вас к себе. За домом наблюдают.

Саммер почувствовала, как Така напрягся. Он сидел ближе, чем требовалось, — лимузин был огромным, старик расположился напротив, а Рено сбоку, так что заднее сидение занимали только они вдвоем. Но Така сидел достаточно близко, хоть и не вплотную, и она чувствовала жар его тела, подрагивание мышц и, как бы это ни было глупо, некоторую поддержку, исходящую от него, её единственного союзника.

— Наш источник в правительстве сообщил, что они решили не вмешиваться в дело Хаяси. Новые религии весьма переменчивы, к тому же было высказано немало критики в связи с недавними преследованиями неформальных верований. Власти решили, что угроза преувеличена, а последователи Сиросамы — просто кучка безвредных фанатиков.

— И сколько людей должно на этот раз погибнуть в токийском метро, чтобы они поменяли своё мнение?

Старик покачал головой.

— И они, и я знаем, что никто не погибнет. Ты и люди, на которых ты работаешь, об этом позаботитесь, и вообще не понадобится втягивать наше правительство. И поэтому японцы никогда не узнают, как близка была трагедия.

— На этот раз не только японцы, дедушка. Сиросама планирует теракты на всех главных транспортных узлах мира.

— В таком случае твои друзья должны его остановить, верно? Они на это способны — я один из тех немногих, кто знает, как близко мы подошли к катастрофе с Ван Дорном в прошлом году. У тебя получилось сорвать его планы, и с Сиросамой тоже получится.

— Ты переоцениваешь мои заслуги. Я не имею к этому никакого отношения.

— Не стоит стыдиться того, что злодей тебя надул. Я просто счастлив, что ты выжил.

Чёрт, что происходит? Злодеи, агенты, спасение мира?

Така промолчал.

— Разве ты не рассказывал об этом своей подруге? Кажется, она растеряна.

— Я рассказал только то, что ей нужно знать.

— Подозреваю, что ей нужно знать больше. Особенно когда вижу, как ты на неё смотришь.

Така резко дёрнулся, но не повернулся. Что старик увидел в его взгляде? Кровожадность? Раздражение? Или что-то ещё?

— И она смотрит на тебя таким же взглядом, — добавил японец, и тут уже дёрнулась Саммер. Значит, определённо, раздражение. И что-то ещё. — Тебе нужно самому привезти урну на место, — продолжил он, как будто и не переходил от дела к личному. — Правительство отказывается взять на себя ответственность, а наших людей нельзя сюда вмешивать.

— Я не знаю, где находится храм, дедушка.

Ящероподобный взгляд старика обратился к Саммер.

— Она тебе скажет.

Саммер нахмурилась.

— Я? Я тоже не знаю, где это место. Поверьте, если бы знала, то давно бы ему рассказала.

— И всё-таки именно ты ему это расскажешь. Я чувствую.

Така повернулся и посмотрел на неё, как всегда загадочный.

— Известно, что мой почтенный дедушка видит то, что другим не дано. Если он говорит, что так будет, то это случится.

— Но я не знаю, где это место! — в отчаянии воскликнула Саммер. — Почему нельзя просто поверить? И что ты собираешься делать — силой выпытать из меня ответ?

— В этом нет нужды. Ты расскажешь мне, как рассказала и раньше.

По телу прокатилась волна жара. Если его дедушка на самом деле «видит», то он точно знает, на что именно намекает Така. А как можно не догадаться? Она отвернулась и принялась смотреть в окно на пригород Токио, через который они проезжали.

— Она не врёт, Така-сан, — мягко заметил старик.

— Знаю, — отозвался Така.

«Слабое утешение», — с горечью подумала Саммер.

— Я довезу вас до твоей квартиры. Рено возьмет чехол и перепакует ценности, а потом вы договоритесь, где и когда их заберёте.

Саммер ожидала, что Така станет возражать, но тот просто кивнул. Дальше они ехали молча, и лишь когда машина остановилась, старик сказал:

— Надеюсь, мы ещё встретимся, доктор Хоторн, но в более благоприятных обстоятельствах. Уверен, что так и будет.

Саммер инстинктивно склонила голову, игнорируя смех Рено. Молодого японца остановило резкое замечание деда, и она ясно представила взгляд, брошенный на неё из-под зеркальных очков.

Така выскользнул из машины и протянул ей руку; через мгновение они стояли на оживлённой токийской улице, а машина уже отъехала.

— Они забрали чемоданы, — после паузы заметила Саммер.

— Чемоданы нам не нужны, — рассеянно отмахнулся Така.

— Ты доверил кузену… клюшки для гольфа?

Это привлекло его внимание. Он пристально посмотрел на неё темными глазами.

— Я доверю ему свою жизнь.

— Тогда зачем ты предупреждал меня насчет него?

— Потому что твоюжизнь я Рено не доверю.

Саммер замерла. Мимо проходили люди, и все они вежливо игнорировали чужачку, оказавшуюся в этой чужой для неё стране.

— А она так важна для тебя?

Така промолчал. Было очень холодно, в воздухе парили снежинки. Саммер никогда не приходило в голову, что в Японии может быть холодно, но в середине января мороз пробирал до костей, а в её маскировку не включили пальто.

Она посмотрела в глубокие тёмные глаза Таки, и на одно мгновение голова странно закружилась. Саммер подумала, что может в них утонуть. Просто раствориться, припасть к нему и…

Така схватил её за руки, помогая удержаться на ногах.

— Идём.

— В твою квартиру? — Это хорошо. Она как будто опьянела. Если они останутся вдвоём, она обовьётся вокруг него, пока не согреется, а ещё…

— Нет. Там небезопасно. Я отведу тебя поесть.

— Поесть? — эхом отозвалась она, пытаясь отогнать странные, неуместно эротические мысли

— Не помню, когда в последний раз тебя кормил. Тебе станет лучше, когда ты поешь, и тогда нам нужно будет поискать безопасное место для ночлега.

— Я прекрасно себя чувствую, — мечтательно откликнулась Саммер. Значит, она голодна? Так голодна, что даже не может толком стоять? Что ж. Он так чертовски красив, и прямо сейчас, ненадолго, она тоже красива. Когда Така поведёт её по улице, она сможет прижаться к нему, его рука будет на её талии, а дыхание станет овевать щеку. Теперь, когда у неё появилось оправдание, она собиралась делать всё, что захочет.

А потом она будет паинькой, ибо что бы ни сказал безымянный дедушка, во взгляде Таки на неё не было ничего особенного.

Насчет же неё самой старик был прав. Даже слишком. Она смотрела на Таку и чувствовала ярость, разочарование, страх и непонятную признательность. И что-то ещё, что-то непреодолимое… Чему она категорически отказывалась давать название. Может, похоть? Безумие? Неважно. Она поест, ей станет лучше, и они отправятся дальше.

А пока Така вёл её по улице, и Саммер слышала биение его сердца под тканью дорогущего костюма. Она выбросила из головы всю напряженность последних дней, и её губы сами собой изогнулись в улыбке.

[1] «Чан» чаще встречается как уменьшительно-ласкательный суффикс. Применяется для обращения взрослых к детям, к любимым девушкам, подружек друг к другу. Указывает либо на младший возраст, либо на доверительность и близость отношений. Употребить «чан» в обращении к незнакомым людям, равным по возрасту и социальному статусу, значит нанести оскорбление.

Глава 21

Его святейшество благословенный Сиросама пребывал в состоянии редкостного возбуждения. Можно было бы назвать это бешенством, не покинь подобные кармические эмоции его чистейшую душу давным-давно. Он не испытывал ни вожделения, тренируя юных представителей Братства, ни радости мщения, когда те, кто стремились ему навредить, отправлялись на следующий уровень бытия. Он не разозлился, когда нарушились планы и чужак проник в самое сердце его веры на Западе, похитив важного человека прямо на глазах у самых рьяных его последователей. Даже то, что ответственные за этот колоссальный промах покорились кармической судьбе, не принесло ему удовлетворения, ведь зло свершилось. А Новый год по лунному календарю — предопределённое предком время прихода к власти — быстро приближался. Если он не найдёт урну Хаяси, то придётся придумать что-то другое.

Когда братья ворвались в музей, брат Саммо поступил опрометчиво, разбив подделку, но он ещё не научился сдерживать эмоции и чересчур распалился, убив двух охранников. Подделка… Да, была настолько хороша, что он сам ничего не заподозрил на приёме, так что одурачить ею можно было кого угодно. Но у него есть кости и прах предка — да так ли вообще нужна настоящая урна? Разве он не придёт к власти, воспользовавшись сносной копией?

Это бы сработало, и можно было бы не переживать, если бы не два раздражающих субъекта: Такаши О’Брайен и названая дочь его тётки, у которых подлинная урна.

Доберись он до девчонки, она провела бы его к руинам древнего храма, где ему предстоит обрести власть. Как только он выяснит, где руины, его последователи сразу же перевезут туда запас химического и биологического оружия. Ведь это идеальное место для того, чтобы вызвать разрушение, которое породит новую жизнь.

Однако у О’Брайена много друзей — теневая организация, на которую он работает, якудза, японское правительство. Поодиночке они не помеха его предназначению и вере его паствы. Но вместе вполне могут стать проблемой.

О’Брайен забрал девчонку и урну в Японию — плохой знак. Но они в Токио, так что пока беспокоиться не о чем. Ещё два дня до лунного Нового года, когда всё встанет на свои места.

Когда О’Брайен и его американская шлюха перестанут быть угрозой.

Така наблюдал, как прекрасная незнакомка напротив жадно уплетает оякодон[1] с неожиданной и пугающей ловкостью. Он привёз Саммер в маленький ресторанчик на перекрёстке и уже собрался было в двух словах объяснить особенности японского меню, как Саммер сразу же направилась к блюду с цыплёнком и яйцами и супу из водорослей, овощей и тофу. Ничего удивительного, если подумать, ведь её няней была Хана, так что для Саммер мисо-суп так же привычен, как куриный бульон, а оякодон для японцев — еда на все случаи жизни. Но Така всё же почувствовал себя не в своей тарелке, особенно когда Саммер поблагодарила повара, сказав “arigatogozaimasu” с верной интонацией. Тот лучезарно ей улыбнулся и получил сердитый взгляд от Таки.

На щёки Саммер вернулся румянец. Тогда, на улице, Така испугался, что она потеряет сознание — не лучший способ избежать нежелательного внимания. У них осталось два дня до лунного Нового года, и силки Сиросамы затягивались всё туже. Времени поднимать её с тротуара и объяснять услужливым полицейским, что не так с его американской женой, не было.

Теперь он понимал, что не стоило привозить Саммер в Японию. Приложи он чуть больше усилий, то нашёл бы для неё безопасное место где-нибудь ещё. Он делает одну ошибку за другой, что в его положении опасно. И мнимый Кросби. В любое другое время он никогда бы не доверился ему, инстинкты предупредили бы о подвохе.

Но Саммер удалось блокировать его радар, так что он просто бросил её, не удосужившись принять меры предосторожности. Из-за этого она чуть не умерла.

После же он от страха так слетел с катушек, что даже не подумал о возможных вариантах, а просто потащил Саммер с собой на самолёт, полагая, что дома найдёт, где её спрятать.

Ещё один промах. К дяде нельзя, к собственной квартире опасно приближаться, а в большинстве хороших отелей работают люди Сиросамы.

В ту секунду, когда посреди ночи в самолёте Саммер сорвалась с места, Така понял, что везёт её в Японию не по необходимости, а по собственному выбору. Он понимал это, когда шёл за ней в уборную первого класса и закрывал за собой дверь. Понимал, когда занимался с ней сексом, доводя до состояния полной покорности. Убеждал себя, что делает это ради её успокоения, но знал, что сам страстно этого желает.

Есть две альтернативы — риокан[2] или квартира Рено. Второе — лучший выбор, хотя Рено прямо-таки пышет враждебностью. Не Таке рассказывать Саммер, почему Рено ненавидит американцев, пусть просто спишет это на расизм. А вот риокан — плохая затея: традиционные гостиницы — одни из последних уголков старой Японии, которую Сиросама так хочет вернуть, поэтому там наверняка есть его адепты.

Ванна подождёт. Надо ехать к Рено. И не обращать внимания на то, что квартира кузена — верх «токийской роскоши»: две крохотные комнатушки, забитые разными вещами, включая любимый «харлей».

— Всё?

Саммер с удивительным проворством пыталась захватить палочками последнее зернышко риса. «Вероятно, она знает, как правильно налить саке и сделать икебану», — угрюмо подумал Така.

Еда вернула Саммер боевой дух. Взгляд обращенных на него тёмно-синих глаз был твёрд. Она не забыла, что случилось в туалете, даже если бы хотела задвинуть эти воспоминания подальше.

— Куда поедем?

— К Рено. Безопаснее места я придумать не могу, — тихо ответил он.

— Мне это ни о чём не говорит. Я ему не нравлюсь.

Така пожал плечами.

— Я же сказал: ему не нравятся американцы. Побудем у него. Хотя места там немного. Поспим вместе на футоне[3].

Её лицо окаменело.

— Этому не бывать.

Така наклонился через стол.

— Не думай, что я не смогу сдержаться просто потому, что ты вступила в «Клуб десятитысячников»[4]. Я не собираюсь заниматься с тобой сексом, когда кузен в полутора метрах от нас. — Он говорил чуть громче шёпота, и Саммер вспыхнула.

— Ты вообще не будешь заниматься со мной сексом, — рявкнула она. — Никогда. Только попробуй, и ты труп.

Така тихо засмеялся, хоть и знал, что этим приведёт её в бешенство. Но Саммер сильнее, когда злится, а ему она нужна сильной.

— Меня сложно убить, — парировал он. — Кстати, не слышал, чтобы в самолёте ты говорила «нет».

Как же хорошо, что у неё в руках палочки, а не вилка, иначе Саммер точно проткнула бы ему руку. Вместо этого она нацепила личину полной достоинства доктора Хоторн и молчанием выразила своё презрение.

— Ладно, — сказал Така, очищая тарелки. — В следующий раз, если не захочешь, просто скажи.

Когда они выходили на людную улицу, лицо Саммер было абсолютно бесстрастно.

Темнело, и Така взял её за локоть, уводя с дороги какого-то рано подвыпившего рабочего; споткнувшись о спутника, Саммер острым каблуком наступила ему на ногу.

Така подпрыгнул, проклиная внезапную боль, и в ответ увидел на её лице самодовольную улыбку.

— Sumimasen, — нарочито сладко прощебетала она. — Я такая неловкая.

Така потрясённо на неё уставился. Уже давным-давно никому не удавалось застать его врасплох и сделать больно. Ещё одно доказательство того, что надо пошустрее сматываться от Саммер! С ней он опасно уязвим, а такого нельзя допускать, иначе им обоим же будет хуже.

Она точно не успела привыкнуть к высоким каблукам и разнице во времени, поэтому Така повёл её к квартире Рено длинным путем, много раз переходя пешеходные мосты, тянущиеся через оживлённые улицы. Он ждал, когда же Саммер начнёт жаловаться, но она молчала, даже когда они во второй раз прошли мимо Токийской башни. Его кузен жил в квартале Роппонги[5] среди высотных отелей и стрип-клубов — оттуда было удобнее наблюдать за многочисленными и разнообразными финансовыми интересами деда. Даже сейчас он, скорее всего, зависает в каком-нибудь бильярдном клубе, но неважно, что его нет дома: у Рено нет нужды запирать двери. Ни один дурак не станет связываться с внуком оябуна[6].

Саммер покорно, не жалуясь, поднялась на три лестничных пролёта — она скорее отрежет себе язык, чем признается в слабости. Така распахнул дверь, ожидая, что она пройдёт вперёд, но вместо этого увидел, как она сначала машинально сняла туфли. Она реально начинала его бесить! Он не хотел, чтобы ей было уютно в его мире. Он хотел, чтобы она была незваной гостьей, гайдзинкой и поскорее ушла.

Чехол для клюшек, открытый и пустой, стоял в углу захламленной квартиры. Рено предельно аккуратно расстелил на столе тяжёлое старинное кимоно и разложил футон, оставив на нём остальные сокровища — урну и современное дешёвое кимоно. Должно быть, он знал, что они придут, что одновременно и раздражало, и успокаивало.

Саммер пришла в такое бешенство, что снова заговорила.

— Он взял и оставил вещи Ханы?! После всего, через что мы прошли, он просто положил урну на матрац и ушёл, не закрыв дверь?!

— Никто не осмелится войти.

— У Сиросамы и его зомби на всё смелости хватит!

— Да, но они не знают, где мы. Пока не знают.

— Вот именно что «пока», — повторила Саммер. Она села на матрац рядом с урной, внимательно разглядывая её, и Така увидел, насколько она устала. Но он желал отбросить в сторону бесценное сокровище и накрыть тело Саммер своим. Снять дорогую одежду, из-за которой она выглядит незнакомкой, снять с неё всё.

Ага, и чтобы Рено застукал его за этим делом? Нет уж!

Но и оставаться с ней, соблазнительно зевающей и потягивающейся, как сонный котёнок, он тоже не мог.

— Пойду поищу Рено, — отрывисто сказал Така. — Нам нужно решить, что делать дальше. Почему бы тебе не переодеться и не поспать? Не знаю, когда мы вернёмся и куда потом пойдём.

— Во что переодеться? Не думаю, что мне подойдёт одежда Рено, а в чемодане, который для меня упаковали, кроме белья, особо ничего нет. Японское отделение твоей маленькой организации далеко не так эффективно, как калифорнийское.

Така кивнул на старое кимоно, лежащее на футоне рядом с ней, — то, в которое он заворачивал урну.

— Надень его. По крайней мере, оно твоё. Или вообще надень старинное — мне плевать.

— Оно мне не подходит. Я примеряла, когда была моложе. Оно для лилипутки.

— Японки вообще миниатюрные.

— А я — нет, — отрезала Саммер.

Нельзя, чтобы она заметила его веселье. Саммер так чувствительно относится к своему телу, его мягким эротичным изгибам. Она и не подозревает, как на него действует, а он тому и рад. Проблем с ней и так предостаточно. Когда они найдут руины старого храма и остановят Сиросаму, Така отправит её прямиком в Лондон к сострадательной мадам Ламбер и хулиганистой младшей сестре. А потом сосредоточится на желаниях деда. В первый раз дед обратился к никчемному внуку с просьбой. Он нашёл идеальную японскую невесту, и Таке оставалось лишь заключить соглашение.

— Я запру дверь. Никого не впускай.

— Ты что, действительно считаешь меня тупой?

«Нет», — подумал он. Саммер даже слишком умна и страдает слепотой лишь в отношении него самого и его неожиданной слабости к нежным американкам. К одной в особенности — она делает его безумным и глупым.

Он не ответил.

— Позади тебя ванная комната. Не пугайся туалета.

— У Рено страшный туалет?

— У Рено самый навороченный из известных человечеству туалет. Ты не привыкла к изобретательности японцев в ванной комнате.

— Я бы так не сказала, — пробурчала Саммер себе под нос.

Повисшая между ними тишина была оглушительной. Заперев дверь, Така ушёл, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Быстро. Чтобы не поддаться искушению вернуться.

— Ублюдок, — громко сказала Саммер. Наконец-то она может выговорить, что накипело! — Мерзкий, гадкий, паршивый ублюдок.

Почему-то прозвучало неубедительно, но она над этим поработает.

Она одна, совсем одна — в первый раз за всё время, которое помнит. В первый раз с тех пор, как сбежала из отеля в Маленьком Токио прямиком в руки Сиросамы.

Хотя и очень хочется, но больше убегать она не станет. Просто скажет «нет».

Много-много раз.

— Нет, — сказала громко, смакуя слово. Звучит правдоподобно. Она подумала о прикосновениях Таки, об его губах на своей коже. — Нет, — повторила Саммер, но голос прозвучал совсем неубедительно.

— Гадкий, паршивый ублюдок, — пробормотала она и пошла в страшную ванную Рено. Така не солгал — этот туалет, наверное, умел всё, от поджаривания тостов до пения арий, — но Саммер всё равно воспользовалась им по назначению, а затем сняла одежду и аккуратно сложила её, прежде чем надеть кимоно, которое сшила для неё Хана-сан.

Хана говорила, что оно не имеет никакой ценности, но сделано с любовью. На спине она нарисовала пейзаж в традиционном стиле. На боку неровные пики горы и низко летящий белый журавль. Мягкий шёлк скользнул по коже, и Саммер внезапно ощутила прилив силы и спокойствия. Да, это и есть она — не испуганная женщина в бегах и не утончённое создание, ослепившее Таку. Вот это и есть Саммер или то, что от неё осталось.

Она вынула шпильки, тряхнула головой и смыла макияж. В квартире было холодно, и Саммер дрожала, когда шла обратно в гостиную, чтобы найти какое-нибудь одеяло и завернуться в него.

Квартира была завалена вещами, львиную долю места занимал «харлей». Повсюду громоздились стопки книг: конечно же, манга, но и толстые тома, похожие на учебники. На стене висели дорогущие старинные мечи. И подлинная гравюра Хокусая[7]. На столе высилась кипа порножурналов.

Саммер взяла один и посмотрела на обложку. Судя по картинке, бондаж и анальный секс. Невероятно гибкую азиатку связал и тарабанил какой-то злой на вид мужик. Саммер рассеянно листала журнал, гадая, произойдёт ли с бедной девушкой что-то более приятное, как вдруг поняла, что больше в квартире не одна.

В полуметре от неё стоял Рено. Саммер не слышала, как он вошёл — конечно, он снял ботинки и теперь просто стоял, глядя на неё с почти нескрываемой враждебностью.

Все японские слова испарились из головы. Есть много способов извиниться: sumimasen — это «прости, я пролила саке на пол» или «прости, я убила твою мать»?

— Извини. — Сказать это на английском — выход из положения. Она протянула Рено журнал.

Кузен Таки взял его. Посмотрел на картинку, потом на Саммер, долго и испытующе. Потом опять на картинку, словно просчитывая пригодность Саммер для такого извращённого занятия. Внутренности словно завязались узлом. Така её предупреждал, а теперь взял и оставил наедине со своим кузеном!

Рено опять взглянул на неё и пожал плечами. Бросил журнал на стол и пошёл к углу, служившему кухней, с крошечным холодильником. Взял стакан и бутылку пива и уселся в кресло перед Саммер, не сводя с неё глаз.

Ей бы самой не помешало выпить: японец её нервировал. Она села на футон, придерживая кимоно, чтобы полы не распахнулись, и услышала насмешливое фырканье, будто говорящее «зачем так утруждаться»? «Гадкий, паршивый ублюдок-младший», — пронеслось у неё в голове.

— Така? — Саммер вздрогнула от звука его голоса. Рено впервые к ней обратился.

— Пошёл искать тебя.

Он медленно и зловеще улыбнулся. Ему лет двадцать пять — меньше, чем ей. Слишком молод, чтобы быть таким пугающим.

— Я к тебе не притронусь.

Саммер подскочила:

— Ты говоришь по-английски?

— Когда хочется. — Рено снял солнечные очки и положил их на стол рядом с порножурналом. У него были очень необычные глаза: ярко-зелёные, неестественного оттенка, подчёркнутые красными татуировками в виде капель крови.

— Контактные линзы, — сказал Рено, нервируя её ещё больше.

— Ты, как и кузен, тоже читаешь мысли?

— Ты… как же это называется? Вот — как открытая книга. Зачем Така привёз тебя сюда?

— Думал, что здесь мы будем в безопасности.

— Нет, я имел в виду, зачем он привёз тебя в Японию? Его деду это не понравится. Как и жене.

Почему она почувствовала себя так, словно её пнули в живот? Едва ли то, что Така скрыл свой брак, худшее из его преступлений.

— Его жене не о чем беспокоиться.

Рено склонил голову набок.

— Возможно, но не уверен, что она согласится. Дед с трудом устроил этот брак, и она наверняка попытается воспользоваться этим предлогом, чтобы отказаться. У Таки грязная кровь.

— Ты же сказал, что она уже его жена?

— Рано или поздно ею станет. Пока Така будет делать то, о чём его просит дед. А тут ещё ты мешаешься. Почему бы тебе не рассказать, где развалины храма, и я тогда посажу тебя на самолет домой?

— Я уже говорила: понятия не имею, где храм. Хана-сан часто рассказывала мне о северной части Хонсю. Ты думал проверить там?

— Это не очень сужает область поисков. Может, я помогу тебе вспомнить?

— Ты не поможешь мне вспомнить то, чего я не знаю, — нервно сказала Саммер. Чёрт, где же Така? Почему он оставил её с этим мелким психом?

У Рено леденящая душу улыбка. И чудо, а не лицо — не такое изысканное, как у Таки, но более молодое, более озорное. Только вот в его характере озорства не было ни грамма.

— Я очень хорошо умею помогать людям вспомнить то, чего, как они думают, они никогда не знали. Может, у Таки и есть идиотские принципы по поводу пыток, но меня совсем не так заботят манеры. — Рено опять пробежался по ней взглядом. — Думаю, много времени не понадобится. Проблема в том, что я не так опытен, как Така, и оставляю следы. Могу даже ошибиться, зайти слишком далеко, и тогда у нас будут проблемы.

— Как избавиться от тела? — овладев собой, парировала Саммер.

Рено покачал головой.

— В этих делах у меня куча помощников. Нет, проблема в том, что Таке это придётся не по душе.

— Кажется, ты разочарован.

— Ага. Ты мне не нравишься. Мне не нравится, что ты сделала с кузеном, и из-за этого я бы с радостью причинил тебе боль.

— Ничего я с ним не делала!

Рено налил пива и поднял стакан в насмешливом тосте.

— Kampei[8]. Ты его трахнула. — Он усмехнулся. — Чему ты так удивляешься? Естественно, не в буквальном смысле. Конечно, это он тебя трахнул — для американки ты довольно-таки симпатична, а у Таки доброе сердце.

— Доброе сердце? Да ты вообще знаешь своего кузена?

— Добрее моего, — поправился Рено. — Не будь он так щепетилен, уже давно выяснил бы всё, что ему нужно.

— Я не знаю, где храм.

Рено поднялся из-за стола, отодвинув кресло.

— Давай посмотрим, получится ли у меня помочь тебе вспомнить, — сказал он, устремляясь к ней.

— Отойди от неё, — остановил его резкий голос Таки.

Невинно улыбаясь, Рено повернулся и ответил что-то по-японски. Така стоял в дверном проёме, и Рено вдруг стал выглядеть шаловливым ребёнком по сравнению с кузеном, выражающим угрозу всем своим видом.

— Говори по-английски, раз уж начал, — рявкнул Така. — Чем ты тут занимаешься?

— Пытаюсь напугать её, чтобы она рассказала всё, что знает. Кузен, времени в обрез, а всё остальное ты уже перепробовал, не так ли?

— Она не знает.

— Откуда такая уверенность?

— Секс не хуже пыток помогает выведать информацию, малыш, — коротко ответил Така, сбросил ботинки и закрыл за собой дверь.

— Эй! — слабо возразила Саммер.

— Так, может, нам обоим её отыметь, просто чтобы убедиться, не забыла ли она чего. Она не мой тип, но я могу пожертвовать стандартами…

Удар. Такой быстрый и неожиданный, что Рено не успел увернуться.

Ярость словно стала осязаемой, и Саммер бросилась вниз, чтобы закрыть собой урну, боясь, что начнётся драка.

Но Рено стоял как стоял, и кровь капала из его разбитой губы.

— Ладно, кузен, она твоя, — легко отступил он. — А я и не догадывался, что ты такой собственник. Хочешь пивка?

Така тяжело дышал, и на мгновение Саммер задумалась, а не ударит ли он Рено ещё раз? А ещё о своей реакции на внезапное насилие. Поступок был таким примитивным и собственническим. И невероятно эротичным.

Така расслабился.

— Да. А ты, Су-чан?

Они все разом замерли. Така инстинктивно использовал ласковое обращение, и это потрясло всех троих. Рено пошёл к шкафчику и достал ещё два стакана. Сел, разлил пиво по стаканам для Таки и Саммер и поставил бутылку.

Саммер поднялась с футона, придерживая кимоно, подошла к столу. Вместо того чтобы взять протянутый Такой стакан, взяла бутылку, передала Рено его стакан и наполнила. Он моргнул своими необычными фальшиво-зелёными глазами и слабо улыбнулся.

— Kampei, — сказал он опять, и в этот раз насмешки в голосе почти не чувствовалось.

Саммер взяла свой стакан и пошла было к футону, когда её остановил внезапный присвист Таки.

— Ну ни хрена ж себе! — потрясённо воскликнул Рено.

Саммер резко повернулась, едва не пролив пиво на кимоно.

— В чём дело?

Така передал её стакан Рено, взял Саммер за плечи своими сильными руками и развернул.

— Я идиот, — тихо сказал он. — Это было не то кимоно!

— О чём ты говоришь?

Его руки безразлично трогали её, очерчивая линии картины на спине.

— Оно всё время было здесь. — Така провёл рукой по изгибу её бедра, и Саммер вздрогнула. — Вот Гора Белого Журавля. — Ладонь обхватила ягодицу. — Вот ворота, ведущие к храму, и даже белая птица. У тебя есть карта?

— Конечно, — сказал Рено, отталкиваясь от стола.

— Снимай кимоно, Саммер, — приказал Така и тут же схватил её за плечи, чтобы стянуть одеяние.

Она потянула шелк обратно к себе, запротестовав:

— У меня же под ним ничего нет!

— Американцы, — пробормотал себе под нос Рено, выходя из комнаты. Он быстро вернулся и бросил ей хлопковый юката[9].

— Надень это, а я найду твоему парню карту.

Саммер схватила бело-синий хлопок, собираясь идти в ванную, но Така не убрал рук с её плеч.

— Можешь переодеться здесь.

— Нет!

Но он уже стянул кимоно с её плеч, и, взвизгнув, Саммер быстро надела юката Рено на голое тело.

Засмеявшись, Рено сказал что-то по-японски. «Конечно, ещё одно оскорбление», — подумала Саммер, завязывая пояс на талии.

— Я вроде ясно выразился — руки прочь, — по-английски ответил Така.

«Ну, может, и не оскорбление», — поворачиваясь, решила Саммер. Рено бросил на пол бесценное старинное кимоно, а Така расстелил на его месте подарок Ханы-сан. Изображение, знакомое Саммер большую часть её жизни, неожиданно приобрело новый смысл, когда Така положил рядом карту.

— Дед был прав, — сказал Рено. — Она таки рассказала тебе, где святилище.

— И я был прав. Она не знала, — парировал Така. — Посмотри, Саммер. Гора, которую Хана-сан нарисовала, прямо здесь, — он указал на карту, — а ворота пониже, за городком Тонацуми. Руины храма должны быть где-то между ними.

— Хорошо, хоть зима была теплой. В горах мог бы до сих пор лежать снег, — сказал Рено.

— Думаешь, какой-то там снег остановит такого, как Сиросама?

— Этого сумасшедшего старого глупца? Он безвреден.

— Нет, — возразила Саммер. — Не безвреден.

Рено долго и задумчиво смотрел на неё, а потом перевёл взгляд на Таку.

— Я ухожу. Вернусь утром. Тогда и обсудим подробности. — Он уже подошёл к двери, надел ботинки и закрыл солнечными очками свои яркие глаза. — Можете воспользоваться моей кроватью, — ухмыльнувшись, добавил он и ушёл, закрыв за собой дверь.

[1] Оякодон — одно из любимых блюд японцев. В переводе с японского «оякодон» означает «родители и дети» — ведь в его составе есть и курица, и яйцо. Готовится оно быстро и просто, а продукты, которые нужны для этого блюда, всегда под рукой. Его едят дома, продают в закусочных на обед, готовят в ресторанах. Оякодон относится к так называемым блюдам домбури, или домбуримоно. Блюда домбури — это чаша (дон) с рисом, на котором лежит еще что-то: кусочки говядины или свинины, жареный угорь, креветки темпура.

[2] Гостиница в традиционном японском стиле.

[3] Футон — традиционная японская постельная принадлежность в виде толстого хлопчатобумажного матраца, расстилаемого на ночь для сна и убираемого утром в шкаф.

[4] «Клуб десятитысячников» — обозначение группы людей, которых объединяет один специфический признак: все они занимались сексом в самолётах.

[5] Роппонги (яп. 六本木, «шесть деревьев») — квартал района Минато в Токио. Известен как бизнес-центр и центр ночной жизни. Многие посольства расположены в Роппонги, и в ночной жизни квартала активно участвуют иностранцы.

[6] Оябун — «шеф», центральная фигура в иерархии якудза.

[7] Кацусика Хокусай (1760–1849) — великийяпонский художник, иллюстратор, гравёр периода Эдо. Работал под множеством псевдонимов. Является одним из самых известных на Западе японских гравёров.

[8] Современный японский тост.

[9] Лёгкое мужское кимоно для дома.

Глава 22

— Я лягу на кровати Рено, — рассеянно сказал Така, всё ещё пристально разглядывая кимоно. — А ты можешь на футоне.

— Почему? Его кровать так же страшна, как и туалет?

Така повернулся к Саммер. Казалось, её не испугала неожиданная встреча с Рено, но, впрочем, она вообще не из пугливых. Ему было не по душе видеть её в юкате кузена. Снова эта собственническая хрень, которая в последнее время кипит у него в крови. Он всё ещё не мог поверить, что ударил Рено за предложение заняться тем, что они практиковали в юности. Но то был просто секс втроём с готовой на это молодой женщиной. Секс Така понимал очень хорошо. А вот что происходит между ним и Саммер, он не понимал.

Наверное, в этом можно винить его таинственного американского отца. Японская сторона Таки была гораздо прагматичнее: секс полезен для здоровья и физической формы, и его ни в коем случае не следует смешивать с прозой жизни — браком, бизнесом и другими важными делами. Он предпочитал, чтобы секс не был разбавлен эмоциями и чувствами, и до настоящего времени у него всё так и получалось.

Его будущая жена прекрасно вписывалась в эти правила. Она прелестна, изящна, управляема и неплоха в постели. У них был бы идеальный брак, и даже если дед не смог принять Таку, то правнуки наверняка смягчат его сердце.

Жаль только, что всего час назад Така вежливо предложил деду катиться куда подальше. Старик, благодаря своим связям (включая брата, двоюродного деда Таки Хиро), сразу же узнал номер сотового внука, едва тот ступил на японскую землю. Вот только зря он это сделал. Така был слишком озабочен тем, как бы попасть в квартиру Рено, прежде чем кузен обнаружит там Саммер, и брачный контакт отнюдь не являлся для него делом первой важности. «Как и одобрение деда, в котором тот так долго мне отказывал», — внезапно понял Така. Свадьба отменилась, так что невеста, не желавшая с ним брака, вздохнёт с облегчением.

Но Така и сам вздохнул свободно, выбросив старика из головы. Наконец-то поняв, чего хочет.

Саммер стояла в одной юкате Рено, и, будь у неё нож, заколола бы его. Такая женщина ему по вкусу.

— Чему ты улыбаешься? — нахмурилась она.

— Неважно, — ответил он. — Почему бы тебе не переодеться? На твоем месте я бы не стал носить вещи Рено.

— Фу-у… И что же мне надеть?

Така бросил ей шёлковое кимоно.

— Оно уже рассказало всё, что мне нужно было узнать. Можешь надеть. — Перед его глазами возник образ обнажённой Саммер, когда он срывал с неё кимоно. Он не должен был обращать на неё внимания, должен был думать лишь о поиске разгадки. Но он обратил. И Рено тоже.

— Теперь-то я могу пойти в ванную? — Ответ ей не требовался, впрочем, он все равно сказал бы «нет», хотя особой причины на то не было. Разве что их перепих в санузле самолёта.

К её возвращению Така нашёл подушку и стёганое одеяло для футона. На широкой кровати Рено ей наверняка было бы удобнее, но декор спальни мог её… смутить.

Саммер посмотрела на футон и подушку, вероятно, думая: «Слава Богу». Особо счастливой она не казалось, но, возможно, Така принимал желаемое за действительное.

У него нет веских причин прикасаться к ней, хотеть её. Но он хотел.

— Я буду там, — Така мотнул головой в сторону крохотной спальни Рено. — Если что, зови. Спать не буду, надо кое с чем поработать.

— Не позову.

Он и не сомневался. Двери между комнатами отсутствовали, но футон из спальни хотя бы не было видно. Большая американская кровать занимала почти всю спальню Рено, стены украшала разношёрстная подборка постеров кровавых боевиков, хентая[1] и классических гравюр, и даже плакат со злодеем из видеоигры, у которого Рено позаимствовал имя. В углу стояла надувная кукла, которую кузен любил забавы ради связывать, придавая ей неестественные позы. Да, пожалуй, необычные вкусы Рено действительно оказались бы чересчур для человека, который и так уже ощущал огромную эмоциональную нагрузку.

Нужно поскорее вытащить отсюда Саммер. Должен же быть какой-то способ обезопасить её, пока они не заманят Сиросаму в ловушку. Какой-то способ отправить её подальше, пока он не усложнил всё ещё больше.

Така разделся и лёг на чистую кровать. На самом деле он обманул Саммер, говоря об одежде Рено: кузен помешан на чистоте. Така просто не хотел видеть её в одежде другого мужчины. Он хотел, чтобы Саммер сейчас лежала под ним, здесь, в кровати кузена, но это невозможно. Всё зашло слишком далеко.

В самолёте он мог бы утешить её словами, но вместо этого действовал инстинктивно, успокоив и остановив прежде, чем её истерика взбудоражила бы весь самолёт. Очень благородно с его стороны. Но больше ни-ни. Пока не придумает хоть какое-нибудь слабенькое оправдание своей страсти.

Его мобильный почти сел, несмотря на суперсовременную батарею: в самолёте он не смог его подзарядить. Заряда хватило только на отправку сообщения мадам Ламбер, но когда пришёл ответ, экран погас на середине предложения, так что Така понятия не имел, сколько не успел прочитать. Можно, конечно, покопаться в квартире и выискать какой-нибудь старый мобильный Рено, но будет очень сложно получить доступ к сети Комитета, и попытки эти любой профессионал с лёгкостью перехватит. А профессионалов у Сиросамы вагон и маленькая тележка.

Ему придётся просто надеяться на лучшее. И верить, что завершение задания зависит от него одного.

Сиросама вернулся в страну и наступал им на пятки, потому Таке было неспокойно. Пока он искал Рено, краем глаза успел заглянуть в газету, и оказалось, что его святейшество планирует грандиозное празднество в честь лунного Нового года, на котором он намерен сделать важное заявление. О, Така прекрасно себе представлял это важное заявление.

Теперь, зная, где расположен старинный храм, Така отлично понимал замысел Сиросамы. В древние времена празднование лунного Нового года начиналось на второе новолуние после зимнего солнцестояния и завершалось через пятнадцать дней, в полнолуние. Достаточно времени, чтобы ублюдок с помощью верных сторонников распределил свои запасы оружия по отдалённым уголкам мира. Достаточно времени, чтобы устроить Армагеддон.

Така положил разряженный телефон на стол и откинулся, дабы получше разглядеть постер на стене. «Королевская битва»[2] — мёртвые подростки и кровавая баня. Очень в духе Рено.

Така щелкнул выключателем. Через жалюзи просачивался таинственный неоновый свет с улицы, но он мог заставить себя спать в любой ситуации; к тому же инстинкты подсказывали, что несколько часов отдыха отнюдь не помешают. Не совсем даже сна, просто полежать с закрытыми глазами.

И открыть их, услышав, как в соседней комнате ворочается Саммер. Ей не спалось, и он знал причину её бессонницы.

За всю свою размеренную жизнь Саммер никогда не совершала ничего настолько безумного. Годами она избегала боли, предательства — всего, что могло разбить ей сердце.

И эта стратегия была мудрой. В двадцать один год она выбрала безопасного, очень ласкового любовника, чтобы доказать себе: тени прошлого остались позади. Три месяца они занимались нежной любовью — приятно, конечно, но отнюдь не незабываемо. И когда Скотт ушёл, зная, что она никогда его не полюбит, Саммер поняла, что повторять подобное ей не хочется. Галочка поставлена: она знала, что в случае чего может это сделать.

Вместо любви она наполнила жизнь друзьями, которые ничего от неё не требовали, и присматривала за своей чересчур смышлёной младшей сестричкой.

Но эта спокойная жизнь разрушена, а тело и душу Саммер захватил околдовавший её мужчина, который сейчас спал в соседней комнате. Тот, кто показал, на что способно её тело, хотя она предпочла бы этого не знать.

Он спас её, угрожал ей, разрушил то, что она любила, и забрал всё остальное. Он думал о ней лишь как о задании, использовал секс как оружие и убивал без сожалений. А завтра он отправит её восвояси и больше никогда о ней не вспомнит.

Если она ему позволит. Но ведь это самый быстрый и надёжный способ вернуться к подобию безопасной жизни. Она больше никогда не будет работать в Сансонском музее. Пока Джилли в Лос-Анджелесе, уехать оттуда не выйдет, но можно найти что-нибудь ещё, хоть какой-нибудь иной источник заработка.

Она, может, и трусиха, но кто станет её в том винить? В последние сумасшедшие дни она раз пять была на волосок от смерти, и, конечно, сейчас имеет право просто взять и спрятаться в своём маленьком тихом мирке. Удастся ли Таке остановить Сиросаму, в любом случае станет известно: или мир погрузится в хаос, или секта исчезнет. Может, Такаши О’Брайен умрёт, и ей никто об этом не скажет. У него опасная жизнь, и он нисколечко себя не бережёт. Может, он умрёт, а она поймёт это по зияющей ноющей ране в груди, которую ничто и никогда не излечит.

Может, она потеряла рассудок. Слабость из-за перелёта, недосып, все эти люди, пытающиеся её убить, — казалось, всё вокруг стремилось её сломать.

Однако она не чувствовала себя слабой или потерянной. Скорее наоборот: сильной и уверенной в себе как никогда раньше.

Саммер встала с футона и завязала пояс шёлкового халата. Последнее послание Ханы-сан. Оставила бы любимая няня это кимоно и урну, если бы ведала, сколько несчастий они принесут? Насколько они опасны?

Саммер знала ответ. Хана защищала её, когда она была ребёнком, и отдала бы за подопечную жизнь. Но ведь именно Хана сделала из неё сильную женщину. Хана Хаяси защищала своё наследство и от Саммер ожидала того же, безо всяких оправданий.

Что она подумала бы о мужчине в соседней комнате? Одобрила бы? Смирилась бы с тем безумным, но неизменным фактом, что Саммер, как дурочка, влюбилась в того, кто мог её убить? Или одёрнула бы, велев прекратить страдать ерундой? Скорее всего последнее: для Ханы-сан здравый смысл всегда был превыше сантиментов. Хана никогда не стала бы прятаться от правды, какой бы горькой та ни была.

А горькая правда заключалась в том, что Саммер полюбила не того мужчину. Не нежного, почти боготворящего её Скотта, а мужчину с руками, совершающими ужасные вещи, и губами ангела. Саммер не могла больше себя обманывать. Не так её воспитала Хана-сан.

В квартире было темно, лишь неоновый свет пробивался с улицы через жалюзи. Обходя сваленные на пол вещи, Саммер осторожно прошла к спальне. Пурпурные, красные и жёлтые полосы мерцающих огней ночного города танцевали по фигуре на постели. Така неподвижно лежал на спине, и Саммер подумала, что он спит. Отлично! Тогда она просто минутку посмотрит на него, а потом прокрадётся обратно к своему твёрдому матрацу.

Потом она заметила, что глаза его открыты и абсолютно спокойно за ней наблюдают. А чего она ждала? Что всё будет просто.

— Иди сюда, — позвал Така.

А, может, и просто. Саммер хотела было возразить, но он не дал.

— Иди сюда, — терпеливо повторил Така. — Ты знаешь, чего хочешь. Осталось лишь сказать это вслух.

Вот этого она не сможет сделать. Не в силах противиться, она подошла ближе, но слова будто застряли в горле.

Он лежал без одежды. До талии на нём была простыня, но Саммер знала, что под ней ничего нет. Если бы он потянулся к ней, затащил в постель, поцеловал, тогда бы не пришлось вообще говорить.

Но он не двигался. Волосы обрамляли красивое изысканное лицо, кожа напоминала расплавленное золото. Саммер вдруг поняла, что ни разу не прикасалась к нему сама, не целовала его. И ей стало страшно.

— Тебе придётся сказать. — Тихий, манящий и такой глубокий голос проникал внутрь её тела, пропитывал её всю, вызывая жар между ногами. — Я не могу исполнить твои желания, не зная их.

Она могла бы развернуться и уйти. Из комнаты, от него, улететь завтра в Штаты. Это же так просто и безопасно, и он не станет её останавливать.

— Чего ты хочешь, Саммер? — Тёмные ясные глаза смотрели уверенно в мерцающем свете.

— Тебя.

Така на секунду закрыл глаза, словно бы от облегчения. Но он ещё не закончил.

— Что ты хочешь, чтобы я делал? Обнимал тебя, пока ты спишь? Доводил тебя до экстаза, а ты станешь притворяться, будто меня вообще не существует? Затащил в постель и показал то, о чём ты не смела даже мечтать?

— Да. Нет…

— Чего ты хочешь? Смелее. Просто скажи. Я сделаю всё, что пожелаешь.

Нет, не сделает. Не сможет. Не полюбит её, не станет частью её «жили они долго и счастливо», в которое она даже не верила.

Но Така может дать ей эту ночь. Бесконечную, ослепляющую, запретную. Нужно лишь попросить.

Саммер протянула к нему трясущуюся руку — своё волнение она никак не могла скрыть.

— Наверное, я не такая уж и смелая, — дрожащим голосом сказала она.

— Смелость — это когда боишься, но всё равно делаешь. — Така взял её за руку, передавая своё тепло. — Скажи.

Кровать была большой и высокой. Взобравшись на неё, Саммер встала на колени, ноги скрыли полы шёлкового кимоно. Така не подвинулся — он просто ждал, наблюдая за ней.

Саммер развязала пояс, и халат распахнулся. Распущенные волосы падали ей на плечи. Она была абсолютно открыта перед ним и очень уязвима.

— Хочу целовать тебя, — едва слышно шепнула она. — Везде. Прикасаться. Узнать твоё тело, понять, что тебе нравится, чего ты жаждешь. Хочу, чтобы ты, как и я, обезумел от желания. Хочу тебя. Всего, что ты можешь мне дать. Всего, что я могу дать. И чтобы эта ночь не кончалась. Ты готов?

— Да, — ответил он и, приподнявшись, стянул халат с её плеч, обнажая тело. — А догадаться, чего я жажду, чего хочу, очень просто. Тебя.

Как же хотелось заплакать, но Саммер держала себя в руках.

— Тогда позволь узнать тебя, — попросила она, кладя руки ему на грудь. Та была гладкой и горячей. Она пробежалась пальцами по его груди, плоским тёмным соскам, по впадинам и выпуклостям, и Така откинул голову назад, закрывая глаза, позволяя себя исследовать.

У него были шрамы. Некоторые совсем свежие, другие старые и почти невидимые. Обманчиво стройный, однако Саммер знала, какой он на самом деле сильный. Но не знала его вкуса.

Она наклонилась, задев длинными волосами лицо любимого, и прижалась губами к шее, царапнула зубами трепещущую жилку. Это его жизнь билась под натиском её губ, и она хотела большего.

Ямка между ключицами была мягкой, очень уязвимой, и, проведя по ней языком, Саммер почувствовала, как Така содрогнулся. Она спустилась по мускулистой груди к тёмному соску и не раздумывая втянула камешек плоти в рот.

Раздался приглушенный вздох, сосок затвердел под её языком, но Така не пошевелился. Он лежал, вытянув руки, позволяя изучать своё тело.

Его гладкая, совсем без волос, кожа словно оживала, откликаясь на движения её губ. Така был таким изысканно прекрасным, что Саммер недоумевала, как оказалась с ним в постели. Но она оказалась там. В постели с ним. По собственному выбору.

Саммер локтем сдвинула простыню. На плоском животе Таки змеилась тонкая полоска тёмных волос, и Саммер попробовала её языком, играя с шелковистыми завитками.

«Сжал кулаки», — удовлетворённо поняла она. Он горел, был возбуждён. Саммер окончательно стянула с него простыню.

Его член был больше, чем она ожидала, и на одно мгновение Саммер засомневалась. Но она уже знала, что они друг другу подходят. Настало время экспериментировать.

Она дотронулась до него, обхватила горячий член прохладной ладонью, и в ее ласковой руке он, казалось, вырос ещё больше. «Какой красивый», — подумала она, не понимая, чего же боялась раньше. Это для неё кровь пульсировала в мощной плоти, для неё все эти жар, мощь и размер. Для неё, и Саммер приняла дар, языком лаская мраморные вены, танцуя по коже, касаясь и пробуя, пока не захотела большего и не сомкнула губы на головке члена, беря его в рот.

Така выгнулся дугой, и Саммер услышала звук рвущихся простыней.

Надо было бы сжалиться над ним, но он стал рабом её ненасытных губ, и это было чудесно. Ей хотелось большего. Саммер почувствовала сладость на языке и попыталась вобрать его глубже, желая получить всё, что он хотел ей дать. Нуждаясь в этом.

А потом Така выпустил простынь, бережно обхватил руками её голову, запустил пальцы в волосы, и она ощутила прилив такого счастья, что даже испугалась.

В то же мгновение, прежде чем Саммер поняла, что он делает, Така отстранил её и опрокинул на спину. Яростный протест застыл на её губах, и этот протест он подавил своим ртом. Язык Таки ворвался туда, где ещё недавно находился член, и она с горячей радостью приняла замену.

Глубоко дыша, Така склонился над ней. Глаза его были прикрыты.

— Ты быстро учишься, но к такому ещё не совсем готова.

— Готова! — возразила Саммер, пытаясь перевернуть его на спину. — Я хочу этого. Хочу…

— Чего ты хочешь, Су-чан? — Теперь настала его очередь трогать её, пробовать на вкус. Он сомкнул губы вокруг соска, и с каждым тянущим движением её удовольствие росло и ширилось.

— Хочу тебя, — прошептала Саммер. — Хочу тебя внутри. Хочу чувствовать тебя…

— Скажи это. Ты снова хочешь ощутить, как я в тебя изливаюсь? Этого хочешь? Хочешь мой член?

— Да, — выдохнула она.

Така улыбнулся.

— Хорошая девочка, — промурлыкал он. — Но ещё не время.

Не успев возразить, она судорожно вздохнула, когда он быстро опустился вниз, раздвинул её дрожащие ноги и коснулся губами заветного местечка.

Саммер подняла руки, пытаясь его оттолкнуть, а потом уронила их на разорванную простыню, двигая бёдрами в такт движениям его чертовски порочного языка. Он скользил пальцами внутри неё, вызывая дрожь, прикасался к ней, дразнил, уводя всё дальше в незнакомое тёмное место, полное звёзд.

Саммер смутно осознавала, что он отодвинулся, но её тело продолжало содрогаться снова и снова. Бесконечная волна оргазмов сделала её слабой, лишила способности дышать. Така вытер простыней рот и лёг на бок, увлекая её за собой, лицом к себе, и закидывая одну её ногу на себя. Головка члена тёрлась о Саммер, и она снова обезумела от желания.

— Пожалуйста, — выдохнула она.

Така толкнулся в неё, и ее внутренние мышцы сжались, пытаясь вобрать его глубже, но он был безумно далеко.

— Ещё? — низкий голос гипнотизировал.

— Ещё.

Он продвинулся совсем на чуть-чуть и вышел, и эти томительные неглубокие толчки были даже хуже, чем если бы он вообще в неё не проник.

— Ещё, — задыхаясь, простонала Саммер, обхватывая любимого за узкие бедра, пытаясь вобрать его на всю длину. Но Така был сильнее и вошёл лишь капельку глубже.

Ей хотелось закричать, ударить его.

— Ещё, — повторила она, и он протолкнулся дальше, погрузив член уже наполовину.

И снова вышел, почти полностью, и Саммер застонала от отчаяния.

— Ещё, — прохрипела она. — О Боже, пожалуйста, ещё. Ещё. Ещё!

С каждой мольбой Така проталкивался всё дальше, пока наконец не вошел полностью, и Саммер прильнула к нему, вцепившись пальцами в его руки, рыдая от облегчения и желания. Она словно была пустой всю жизнь, а теперь чувствовала себя полной, целой и хотела, чтобы это длилось вечно. Она желала быть ещё ближе к нему, раствориться в нём. Внутри неё нарастало напряжение, и Саммер пыталась бороться с ним, растянуть удовольствие как можно дольше. Внезапно Така навалился на неё, входя ещё глубже, так глубоко, как ей вообще не представлялось возможным, а потом всё закончилось — осталось лишь потное липкое тело любимого в её объятиях и его член, наполняющий, изливающийся. А Саммер, казалось, разлетелась на куски, сломленная и потерянная.

А потом, рыдая у него на груди рядом с бешено бьющимся сердцем, она поняла, что Така обнимает её и гладит, целует мокрое от слёз лицо и шепчет на незнакомом языке, казалось, ласковые, любящие, хвалебные слова.

И когда Саммер уже почти спала, когда все её оборонительные рубежи пали, она сказала. Она не знала, что за слова шептал ей Така, и ответила единственно возможной фразой:

— Я люблю тебя, — пробормотала Саммер, проваливаясь в глубокий сон утомлённого страстью человека. На мгновение ей показалось, будто Така напрягся, но потом всё исчезло: она заснула.

[1] Хента́й — жанр японской анимации (аниме), комиксов (манги), а также изображений соответствующей стилистики, основным элементом которых являются содержащиеся в них эротические или порнографические сцены.

[2] «Королевская битва» — фильм-боевик японского режиссёра Киндзи Фукасаку, поставленный по одноимённому роману Косюна Таками.

Глава 23

Когда Саммер наконец проснулась, Така уже ушёл, и она почти этому обрадовалась. Ибо как смотреть ему в глаза после сегодняшней бесконечной ночи, она не знала.

У неё было смутное чувство, что что-то не так. Неужели она сглупила и призналась ему в любви? И он правда замер, показывая этим резкое неприятие её слов?

Нет, должно быть, ей приснилось. Потому что Така снова и снова будил её, уводя в тёмные неожиданные места, где не было запретов, пока всё тело её не заболело, плоть не затрепетала и она то ли заснула, то ли потеряла сознание.

Теперь же, в одиночестве, она пыталась при ярком свете дня вернуть хоть какое-то подобие спокойствия. Оборонительных рубежей не осталось — Така уничтожил их все. Впрочем, Саммер не стала бы их возвращать, даже если бы могла.

Впрочем, нельзя весь день валяться в постели, дожидаясь его возвращения.

Така ушёл, и урны тоже не было. Интересно, зачем нужно было куда-то везти вазу, если он всё равно вернётся? Конечно же, он вернётся. А она будет его ждать.

«Даже душ здесь немного страшный», — подумала Саммер, стоя под горячими струями воды, которая лилась на неё из самых неожиданных мест. Явно увлечённый новыми технологиями, Рено избавился от ванны, оставив только душевую кабину. Лучше бы он этого не делал. Сейчас ей больше всего на свете хотелось подольше поотмокать в ванне. У неё всё болело. Можно сколько угодно объяснять это долгим перелётом, но она отлично знала, что путешествие тут ни при чем. Разве что время, проведённое в туалете самолёта. Она узнала о существовании мышц в бёдрах и ягодицах, которым раньше не находила применения, и мечтала часок понежиться в горячей воде. А потом использовать их снова.

Возможно, Така вернётся с Рено, который им только помешает. Несмотря на проведённую вместе ночь, Така, похоже, попытается уговорить её подождать здесь, а сам отправится в горы на поиски Сиросамы. Что ж, он уже должен был понять, что слушать она не станет. Она будет с ним, потому что уже прошла через слишком многое, чтобы просто сидеть в тылу и ждать новостей с фронта.

Он, конечно же, способен связать её и запереть в шкафу — да ещё скажет, что всё это для её блага. Ну, она не против замкнутого пространства, но только если её запрут вместе с Такой.

Саммер вышла из душа, посмотрела на своё отражение в зеркале и поразилась. Она выглядела по-другому. Здоровой и сияющей, несмотря на потрясения последних дней. Как человек, нашедший то, чего ему всю жизнь не хватало.

Да, она дурочка, потому что влюбилась в мужчину, использующего секс как оружие. Влюбилась в того, кто бесчисленное множество раз спасал её, защищал, приводил в бешенство, лгал, соблазнял и подарил множественные оргазмы.

Она может найти любовника не хуже. Ну или, по крайней мере, просто достаточно хорошего. Опытного. Однако привлекательность Таки не только в его технике. Да, он знает толк в прикосновениях, чувствует, когда нужно надавить, а когда погладить, умеет ласкать ртом, руками, бёдрами, всем телом, даруя потрясшее всё её существо удовольствие.

В глубине души Саммер подозревала, что любой мужчина способен освоить те же движения, а она все равно останется холодной и неудовлетворённой. Её чувства к Таке не имели ничего общего с сексом.

Для Саммер чувства были всем. И Така её околдовал. Тело, ум и душу. Поглотил её, и она понятия не имела, сможет ли когда-нибудь освободиться от этой зависимости.

Но она не в силах изменить его отношение к себе. Она — часть его задания. Саммер хватало уверенности в себе, чтобы понять: ему с ней тоже хорошо. Но, вероятно, все свои приёмчики он может при желании продемонстрировать любой другой женщине. Включая ту, на которой должен жениться.

Придётся учиться жить без него, и как можно скорее. И, как и при любой зависимости, первый шаг к исцелению — признать, что проблема есть.

А следующий — побороть её.

Надевать одежду Рено было очень странно. За последние несколько дней она похудела, а Рено любил мешковатые джинсы и тесные кожанки, так что ей не составило труда натянуть штаны на свою пышную американскую задницу. Увидев нижнее бельё, которое откопал Така, она засмеялась: у Рено обнаружилась тайная слабость к тигровому принту и пастельным тонам. Саммер надела свой дорогой бюстгальтер, слегка поморщившись из-за чувствительности груди, и натянула кислотно-зеленую футболку с надписью «На грани уничтожения». Не совсем её цвет, но надпись прямо в точку. Да и копаться в вещах Рено в поисках чего-то более подходящего не хотелось.

Ей даже удалось найти пару оранжевых кроссовок — конечно, слишком больших, но если надеть две пары носков и потуже затянуть шнурки, будут в самый раз. Она не собиралась отправляться в горы на высоких каблуках, каким бы прекрасным оружием они ни были.

Конечно, Така вообще не думает, что она поедет в горы. Что ж, его ждёт неприятный сюрприз.

Саммер пошла на кухню, приготовила себе чашку растворимого супа мисо и достала немного риса из рисоварки. Не очень питательно, но хотя бы насыщает.

В ящике она нашла маленький нож с кривым лезвием, больше подходящий для уличных разборок, чем для работы на кухне. Очень пригодится, если Така попытается её бросить. Нож легко разрежет верёвку или клейкую ленту. Она спрятала его в лифчик.

Дверь открылась, когда Саммер мыла посуду, но она не стала оборачиваться. Рено её больше не пугал — он старался преувеличенно. А если это Така, то он подойдёт, прижмётся к ней сзади, и она прислонится к нему, ощущая его жар и силу, сдаваясь…

Всё случилось так быстро, что она не смогла среагировать. К её рту и носу что-то прижали, и она вдохнула, не успев отпрянуть. «Нож, — ощущая головокружение, подумала Саммер. — Нужно достать нож».

Саммер почувствовала, что падает, что ей на голову надевают мешок, лишая света, лишая всего, и её последней мыслью было: «Чёрт, разве не с этого всё началось?»

— Что ты собираешься с ней делать? — спросил Рено. — Меня это не сильно волнует, но дед захочет знать.

— Отправлю обратно в Америку, как только всё закончится, — мрачно ответил Така, положив кредитную карточку с именем Хитоши Комору на стопку верхней одежды, которую только что выбрал в магазине.

— Поедешь с ней?

— Нет. Она вернётся к прежней жизни. А я отправлюсь на следующее задание.

— С Комитетом? Ты всё ещё думаешь, что спасёшь мир, кузен?

— Стоит попробовать,

— Я в этом совсем не уверен.

— Ты молод, — парировал Така. Он был в плохом настроении. Учитывая бурно проведённую ночь, он должен был чувствовать себя умиротворённо, но вместо этого ему хотелось что-нибудь сломать. В крайнем случае врезать Рено.

— Всего на пять лет моложе тебя, старый пердун. С возрастом ты становишься скучнее, а не умнее.

Така свысока посмотрел на кузена.

— А тебе так нравится работать на деда? Быть смотрящим за игорными притонами и борделями?

Рено пожал плечами.

— А что ты предлагаешь? Примкнуть к твоей теневой организации и тоже спасать мир? Совсем не мой стиль. Что, героев не хватает?

— Текучка, знаешь ли. На моей работе слишком легко погибнуть.

Рено усмехнулся.

— Соблазнительное предложение, кузен. Весьма, но недостаточно. И пока спасением мира занят ты, я, пожалуй, сосредоточусь на сексе и азартных играх. Лучше придерживаться простых удовольствий. Кроме того, деду не понравится, если ты меня туда заманишь.

— Он тебя отпустит. Я его спрашивал.

Рено поднял солнечные очки вверх, пронзая кузена взглядом.

— Занимайся своими грёбаными делами, — низко и угрожающе велел он. — Только ты у нас расстраиваешь деда, трахаясь с гайдзинкой.

— Ты забыл, что я сам наполовину гайдзин.

— На этот твой недостаток я пытаюсь закрывать глаза.

— А ты…

— Заткнись, — предупредил Рено.

Что ж, сказано достаточно. Кассир протянул ему поднос с чеком и кредитной картой, и Така, положив их в задний карман, повернулся к пышущему бешенством Рено.

— Просто подумай на досуге, — сказал он.

Мадам Ламбер сделает из малыша фаршик, и за то, чтобы на это посмотреть, Така был готов заплатить хорошую цену. К тому же, с Рено, усложняющим ему жизнь, у него будет меньше времени думать об ошибках, живущих в Лос-Анджелесе.

Рено ответил таким красочным эпитетом, что кассир покраснел, а Така стукнул кузена по руке.

— Веди себя прилично.

В ответ Рено, выходя из магазина на холодный утренний воздух, фыркнул.

— Ты не купил одежды для своей подружки.

— Она со мной не едет.

— И со мной не останется, — предупредил Рено. — Ради тебя я её терпел, но если тебя не будет поблизости, я, скорее всего, её задушу.

— Её сложнее убить, чем ты думаешь.

Рено вытаращил на него глаза:

— Охренеть. Ты влюбился в гайдзинку.

— Влюбился? — повторил Така, выдавливая пренебрежительный смешок. — Ты с ума сошёл.

— А я-то тут при чём? Если ты влюбился в неё, то это ты сошёл с ума. Любовь — пустая трата времени. Любовь как нож, она отрежет тебе яйца и ударит в спину.

— Мой маленький кузен, а что вообще ты знаешь о любви? — тихо спросил Така.

— Я держусь от неё подальше и раньше думал, что ты достаточно умён, чтобы поступать так же. Дед нашёл женщину, готовую выйти за тебя замуж, и рано или поздно ты станешь хорошимслужащим корпорации, чего он всегда хотел. Он мог бы почти забыть о твоём происхождении, и хотя не оставил бы компанию человеку с нечистой кровью, по крайней мере, тебе досталась бы куча денег и недвижимости. И, если тебя интересует моё мнение, у Мицуко очень миленькая задница.

— Да, миленькая, — согласился Така. — Но я её не хочу. Как не хочу ни недвижимость, ни компанию.

— Ты же не имеешь в виду, что хочешь американку?

— Нет, — сказал Така, стараясь не задумываться, ложь это или нет. — Рано или поздно она сведёт меня с ума.

— Скорее рано, — съязвил Рено. — Так куда ты собираешься её спрятать на то время, что мы будем в горах? Не думаю, что успеем посадить её на самолёт домой, куда ей, в принципе, и надо.

— Мы?

— Разве ты не помнишь тот американский фильм? «Что это за мы, бледнолицый?» Я иду с тобой. Так куда мы её спрячем?

— Ты со мной не поедешь, — решительно заявил Така. — Не волнуйся, с тобой я её не оставлю. Среди твоих знакомых найдется тот, кто сможет за ней присмотреть? Человек, не понимающий английский, чтобы она не выносила ему мозг. Человек, который не отвлечётся и не упустит её из виду…

— Может, псих Джамбо подойдёт. Бывший борец сумо, не слишком умён. Если она его достанет, он просто на неё сядет.

— Я не…

Его прервал гитарный запил, и Рено достал из кожаной куртки телефон.

— Что? — прорычал он.

Выражение лица Рено изменилось, он понизил голос и поспешил туда, где было меньше людей. Когда Така его догнал, Рено уже закончил разговор и выглядел ошеломлённым. А чтобы удивить Рено, надо сказать поистине что-то особенное.

— Это был дед. Су-чан у них.

Така даже не заметил, что Рено употребил ласковое имя.

— У кого? — убийственным тоном спросил он.

— А как ты думаешь? Если верить записке, которую получил дед, им нужна урна. В противном случае американочку переведут на иной кармический уровень. Ты должен принести им урну.

Кровь Таки хлынула по венам, словно холодный зимний ветер по улицам шумного мегаполиса.

— Где?

— Эй, ты же это несерьёзно? Нельзя отдавать им урну. Они так или иначе убьют твою цыпочку, а если ты отдашь им реликвию, они начнут свою священную войну. Ни в коем случае!

Така выпустил пакет с вещами, схватил Рено за кожанку и впечатал кузена в стену.

— Где?

— Сегодня вечером на развалинах храма. Или твоя подружка им рассказала, или они прослушивают мою квартиру. Неважно, откуда информация — теперь они знают, где древний храм, и хотят, чтобы ты туда пришёл. А ты просто играешь им на руку, Така-сан. Они убьют вас обоих. Каким бы профессионалом ты ни был, один человек против сотни обречён.

— Два, Рено. Ты идёшь со мной.

Рено высвободился из хватки кузена и лениво отвёл его руку.

— Я верил, что рано или поздно ты со мной согласишься. Идём.

Саммер было нехорошо. Но в этот раз её хотя бы швырнули на заднее сидение, а не в багажник. Только толку-то? На голове у неё по-прежнему мешок, в какой-то момент её переодели, и теперь она красовалась в чём-то просторном и светлом. И холодном.

Руки связали за спиной, рот заклеили, чтобы она не кричала, и уложили в углу какой-то машины. Трясло так, словно они ехали по брёвнам и пням. В машине стоял знакомый неприятный запах. В «Братстве торжества истины» жаловали приторно-сладкое благовоние, и его аромат намертво въедался в одежду последователей. Она опустила голову к плечу и принюхалась к одежде, в которую её облачили. Та же противная вонь.

Кто же ещё мог преодолеть столько трудностей, чтобы её захватить? Она только не понимала, зачем. Предположительно её оставили в живых лишь для того, чтобы она провела их к руинам храма.

Но вроде они уже знают место. Остаётся лишь надеяться, что она не выболтала лишнего во время возможно забытого допроса с применением наркотиков. Им нет смысла её похищать; разве что они думают, что урна до сих пор у неё.

Но если они сумели отследить её перемещения до квартиры Рено, значит, у них точная информация и они знают, что урны у неё нет, что она у Таки.

— Думаю, она проснулась, ваше святейшество.

Чёрт. Не надо было двигаться. Было бы намного лучше тихо сидеть в углу, где никто не обращал на неё внимания. С головы сняли мешок, и Саммер заморгала от неожиданно яркого дневного света. А потом сфокусировала взгляд на своём заклятом враге, сидящем в медитативной тишине на сидении напротив. Его белые волосы струились по плечам, высветленная кожа была мертвенно-бледной, а глаза — молочно-белыми.

Сиросама повернулся в её сторону. Он же почти слеп, поняла Саммер. Поможет ли ей это как-то?

— Убери ленту с её рта, брат Генрих, чтобы я мог услышать её мысли, — пропел Сиросама.

Громила так резко сорвал клейкую ленту, что она чуть не вскрикнула.

Саммер помнила его — единственного из тех, в переулке, кому удалось сбежать. У него были бесстрастные холодные глаза яркого, по-немецки голубого цвета и тонкие губы, а волос вообще не наблюдалось.

И она до чертиков его боялась.

— Хотите, чтобы я её развязал, ваше святейшество? — с сильным немецким акцентом спросил сектант.

— Думаю, не нужно, сын мой. Сомневаюсь, что у нас есть поводы для беспокойства, даже если она разбушуется, но если оставить её связанной, она обретёт покой, к которому стремится.

— Мне не нужен покой, и бушую я только в тех случаях, когда меня похищают, — хрипло сказала Саммер. — Какого чёрта вы творите?

Тыльной стороной ладони брат Генрих ударил Саммер по лицу, и её голова откинулась назад под тяжестью пощёчины.

— Ты будешь уважительно обращаться к его святейшеству.

— Катись к чёрту! И его прихвати!

Кулак врезался в другую скулу, и охваченная слепящей болью Саммер как-то отдалённо подумала, что, по крайней мере, синяки будут симметричны. Но японцы предпочитают асимметрию, а единственный мужчина, который ей нужен, единственный, которого она сдуру полюбила, наполовину японец. Ему не понравится симметричный труп.

— Не перестарайся с девочкой, брат Генрих, — сказал Сиросама своим жутким голосом. — Ей промыл мозги негодяй, который похитил её и не дал нам о ней позаботиться.

— Похитил из багажника вашего лимузина, верно? Зачем меня туда засунули, если вас так заботило моё благополучие?

Сиросама доброжелательно ей кивнул.

— Пожалуй, мои последователи немного погорячились. Они просто хотели не дать тебе ступить на путь зла. Они знали, что этот мужчина следит за тобой, и пытались спасти тебе жизнь.

— Спасти мне жизнь? — фыркнула Саммер. — Именно вы и хотели меня убить.

— О нет, дитя. Это не мы чуть не утопили тебя той ночью в твоём собственном доме. Думаю, немного поразмыслив, ты вспомнишь и другие случаи, когда едва не погибла от рук О’Брайена. Случаи, когда ты думала, что он тебя спас. Не стыдись своей наивности — он опасный злодей, и обвести вокруг пальца невинную девушку вроде тебя ему ничего не стоит.

— Не такую уж и невинную, — отрезала Саммер. Живот скрутило ледяным узлом. Така сказал, что не собирался её убивать, и она больше об этом не задумывалась. Получается, именно его руки держали её под водой, пока она не потеряла сознание?

— Припоминаешь, да? Я так и думал. Жизнь никогда не бывает такой простой, как кажется, и те, кого считаешь врагами, часто оказываются лучшими друзьями. А те, кому доверяешь жизнь, могут предать.

Она не будет, не может об этом думать. Сиросама пытается играть на её чувствах. Убеждение — его конёк, и нельзя позволить ему на себя повлиять.

— Чего вы от меня хотите?

— Всего лишь предоставить безопасное убежище.

— Ну конечно. Куда мы едем?

— Ты очень мудрая молодая женщина, Саммер. Даже твоя мать это признаёт. Ты будешь очень полезна нашему движению.

— Куда вы меня везёте?

Сиросама вздохнул.

— Думаю, тебе это известно. Мои люди везде, так что едва ты раскрываешь какую-то загадку, они сразу же узнают ответ. Мы едем к горе Белого Журавля, и ты уже должна была это понять. Конечно, ты не такая одарённая, как твоя младшая сестра. Мы надеялись, что она внемлет моему учению, но ты же знаешь, какая она, молодёжь. Никогда не прислушивается к голосу мудрости.

— Наверное, я моложе, чем думала. Потому что ваше учение — чушь собачья.

Наградой стал ещё один удар Генриха. Так, теперь симметрия нарушена.

— Прекрати её бить, брат Генрих, — тихо сказал Сиросама.

«Он начинает напоминать японскую отбелённую версию Трумена Капоте», — подумала Саммер, подавляя желание захихикать. Должно быть, накатывает истерика, а Таки, который бы её успокоил, поблизости нет.

— Но я ещё не потерял надежду насчёт твоей сестры, — продолжил Сиросама. — В предстоящем пожаре выживут самые лучшие и талантливые, и она должна стать одной из них. Тогда она обратится к свету, если ещё не сделала этого.

— Если под «обратится к свету» имеется в виду «перестанет считать вас жирным психом-шарлатаном», то могу сказать, что скорее рак на горе свистнет, чем это случится.

— Генрих. — Тихий голос Сиросамы вовремя остановил приспешника. — Неудивительно, что бедная девочка в замешательстве. Мы помогли многим потерявшимся и сбившимся с пути найти выход из кармической ловушки. Поможем и ей.

— И каким же образом вы находите выход из кармической ловушки, ваше святейшество? — саркастически осведомилась Саммер.

Сиросама повернул к ней белое, как бумага, лицо и доброжелательно улыбнулся:

— Помогая им оказаться в следующей жизни, дитя. Как же ещё?

Глава 24

Городишко Тонацуми словно остался в прошлом столетии. Когда Така наконец разобрался, куда ехать извилистыми узкими дорогами, почти стемнело, и время было на исходе.

Деревня у подножия горы Белого Журавля наверняка редко видела туристов, но её обитатели приветствовали прибытие двух чужаков из столицы, в том числе и такого экстравагантного, как Рено, с вежливым равнодушием. Пока те не упомянули Сиросаму.

— Сегодня ночь лунного Нового года, — сказал старик в лапшичной. — Там много чего происходит. Вам лучше не вмешиваться.

— У него моя подруга. Мне нужно кое-что ей сообщить.

— До конца празднования нельзя. На всех главных подъездах к горе выставлена охрана — ритуал, который они собираются проводить, священный, потому посторонние там нежелательны.

— Тогда что здесь делает грузовик спутникового телевидения? — спросил Така.

Старик покачал головой.

— Мы не задаём вопросов. Последователи новой религии не причинят нам вреда и помогут нашей деревушке не захиреть. Взамен мы должны позволить им делать то, что они хотят.

Така посмотрел на грузовик. Все чувства покинули его час назад — в его жизни для них не осталось места, — и теперь реакции были холодными и выверенными. Грузовик принадлежал Братству, и если они заморочились спутниковым каналом, то явно планируют нечто вроде прямой трансляции. Закрытое вещание для легионов последователей или же они договорились с радиотрансляционными сетями Токио? Или, хуже того, планируют прервать эфир всей Японии?

У Сиросамы имелись последователи, способные такое провернуть. Така понятия не имел о планах Братства, но всё это наверняка нужно для сигнала к началу кровавого конфликта, который навсегда изменит мир. Чего он, чёрт побери, не допустит.

Така поднял взгляд на тёмную заповедную гору. Потухший вулкан, за последние несколько лет пару раз пробуждавшийся, идеально подходил для такого любителя показухи, как Сиросама. Отличный фон для задуманного бреда. Но вопрос так и оставался без ответа: что же именно готовится сегодня вечером? Мучить Саммер перед камерой безумец точно не станет — уж слишком этот поклонник зрелищ умён. Но он может обколоть её наркотиками и сделать послушной и, на первый взгляд, добровольной участницей любого ритуала, который только придёт в его ненормальную башку.

Конечно, есть шанс, что за прошедшие пару часов он уже промыл ей мозги. Но Така сомневался: Саммер слишком любила спорить, чтобы сдаться без боя, особенно человеку, которому уже и так не доверяла. Если за последние несколько дней он что-то понял о своей строптивой спутнице — а он хорошо её узнал, — то Сиросама пожалеет, что считал её тузом в рукаве. Ценность Саммер Хоторн несоизмерима с количеством неприятностей, что она доставляет. По крайней мере, для человека, у которого хватит ума это понять.

К сожалению, казалось, что ум и здравый смысл совсем покинули его самого.

— Если на всех главных подъездах охрана, отваживающая посторонних, то должны быть дороги поменьше, которые не так хорошо охраняются, — сказал он морщинистому старику.

— Так и есть.

Така ждал. Рено раздраженно вышагивал туда-сюда чуть поодаль. Чего-чего, а терпения ему всегда не хватало. Старик расскажет всё, когда захочет сам, и токийскому панку из якудзы не удастся добыть сведения быстрее.

— Есть дорога наверх рядом с водопадом, но не до самого храма. Нужно будет ещё пройти пешком, но большую часть пути вы по ней проедете.

Така не стал спрашивать, как тот узнал о скрытом храме, — казалось, старику известно всё.

— Когда сюда приехал Сиросама? Он был один?

Мужчина пожал плечами.

— Я стараюсь не обращать на это внимания. Ему не нужны такие последователи, как я. Он хочет, чтобы они были молодыми и умными, либо же старыми и богатыми. Говорят, видели, как его лимузин поднялся в горы где-то в обед, но это всё, что мне известно.

Така низко поклонился. Он не сделает ошибку, оскорбив старика предложением денег. Если ночь закончится более-менее хорошо, он проследит, чтобы в шишковатые руки лапшичника попало какое-нибудь вознаграждение. Тонацуми — бедная деревенька, а Сиросама явно не собирается находиться здесь настолько долго, чтобы что-то изменить.

— Придется полпути идти пешком, — сказал он Рено, поравнявшись с кузеном. — Главные дороги охраняются.

— А почему бы просто не перестрелять охрану?

— Потому что они могут убить Саммер, — терпеливо ответил Така.

Рено мудро промолчал.

Примерно на середине горы виднелось странное свечение, едва различимое за вечнозелёными деревьями. Телекамеры для большого шоу Сиросамы.

К счастью, самого главного у Сиросамы не было. Урна Хаяси была надёжно упакована в кожаном рюкзаке Таки. Если даже у лидера секты есть останки первого Сиросамы, но нет надлежащей ёмкости, то какой в них прок?

Разве что у него есть подделка. Священные останки, скорее всего, тоже поддельные. Така очень сомневался в сохранности костей и пепла четырехсотлетней давности.

Но если у Саммер получилось сделать три отличные копии урны, то Сиросама точно так же мог достать горстку пепла и кусочки белых костей. Но в таком случае зачем он держит Саммер в заложниках и требует обменять её на настоящую урну? Какой, к чёрту, смысл? Задуманное им уже начали приводить в исполнение, наступил канун первого полнолуния года, появление же настоящей урны завтра или послезавтра не сыграет особой роли — слишком поздно. Вечером будет подан сигнал к началу; по крайней мере, на этот счёт их информация точна. Оружие, где бы оно ни пряталось сейчас, распределят по пунктам, в следующие несколько дней метро и вокзалы наводнят токсины, и никакие сигнализации и предупреждения ничего не изменят. Слишком много уже было ложных тревог.

Впервые в жизни Така чувствовал себя абсолютно неспособным остановить катастрофу. Всё шло по плану Сиросамы, и если у этого психа всё получится, то их ждёт Армагеддон.

Но нет, он остановит безумца, даже если сейчас это кажется невозможным. Пустит пулю прямо промеж заплывших жиром почти слепых глаз Сиросамы, вызволит Саммер и отправит её в безопасное место, туда, где никто больше не будет ей угрожать.

Включая его самого.

Они бросили машину на полпути в гору, взяли рюкзаки и зашагали на свет.

Стоял легкий мороз, пахло снегом. Пока земля была сухой и голой, но если пойдёт снег, то трудное станет невозможным.

Даже на расстоянии Така видел очертания старинных ворот тории[1], ведущих к землям храма, и широкое ровное поле чуть в стороне. Идеальная посадочная полоса.

Что составляло неотъемлемую часть безумной игры Сиросамы в Судный день. Рано или поздно покажется самолёт. В свете взлётно-посадочной полосы Така увидел составленные друг на друга ящики и понял, что наконец нашёл оружие. Разве можно придумать лучшее место для его распределения, чем сам священный храм на горе? Сиросама собирался отправить оружие со своими последователями в разные уголки мира, а Така должен его остановить.

В его рюкзаке лежала не только надёжно закутанная урна, но ещё и взрывчатые вещества, и огнестрельное оружие — достаточно, чтобы уничтожить половину горы. Рено нёс такой же набор. Им нужно найти укрытие, подождать, пока самолёт приземлится, и захватить его. Остановить кровавую расправу ещё до её начала. Спасти мир.

Но это значит оставить Саммер на жестокую милость Сиросамы.

Всё идёт к выбору — одна женщина или тысячи людей, десятки, может, сотни тысяч. Последующий хаос неизбежно увеличит число жертв.

У Таки не было выбора, и он всегда это знал. Только потому он так старался ни к кому не привязываться, потому же сразу понял, насколько опасна Саммер Хоторн. Ведь теперь он не мог ею пожертвовать, не мог просто бросить. И плевать, сколь высоки ставки. Сам он может умереть за то, во что верит. Но позволить умереть ей — никогда.

Така шагнул к кузену, который стоял с непроницаемым выражением на лице.

— Захвати самолёт, — приказал Така. — Убей всех, кто попытается попасть на борт, и всех, кто попытается сойти. Плевать, кто они. Мы не можем позволить им уйти с этим оружием.

— Ты за ней?

— Да.

— Ещё оружие есть?

Така открыл рюкзак, достал запакованную урну, высыпал оставшееся на землю и вновь уложил свёрток в рюкзак.

— Подожди. Ты же не можешь пойти безоружным, — запротестовал Рено.

— Если я приду с оружием, они просто его заберут. У меня есть руки, и я знаю, как ими пользоваться.

— Сумасшедший ублюдок, — пробормотал Рено. — Приведи её с собой, и мы улетим отсюда все вместе.

— Не знаю, получится ли.

В тусклом свете Рено улыбнулся.

— Получится. После того, как ты спасёшь мир, мой благородный кузен. Иди и выручи Су-чан. А я тут обо всём позабочусь.

Така посмотрел на кузена долгим взглядом. Рено был единственным братом, которого он знал, и он привёл его с собой почти на верную смерть. Но тот, казалось, наслаждался моментом. Така крепко обнял его и пошёл в темноту, оставляя посадочную площадку далеко позади.

Саммер замерзала. Она думала было пожаловаться, но в последний раз, когда открыла рот, получила по рёбрам от брата Генриха. Всем действительно наплевать, замёрзнет ли она до смерти или нет, и это значит, что она в любом случае умрёт. Ну, упрощать им задачу определённо не стоит.

Молчать она тоже не собиралась, а противный брат Генрих забыл взять моток клейкой ленты с собой на ледяную гору. Он пытался прилепить старую, но та не липла, любой же кляп, который он засовывал ей в рот, Саммер просто-напросто выплёвывала. Он уже дошёл до той кондиции, чтобы засунуть ей в рот кулак и таким образом заставить заткнуться, когда Сиросама остановил его, отправив по какому-то делу. Саммер в ожидании присела на корточки на мёрзлой земле. Чего ждала, она и сама не знала.

— Не серди брата Генриха, дитя моё, — сказал его слизнейшество бархатным гипнотическим голосом. — Ему ещё предстоит долгий путь к просветлению, и мне очень грустно это говорить, но он часто возвращается к своим старым методам. Брат Генрих очень огорчается, когда кто-то не оказывает мне должного почтения.

— Пусть привыкает, — как могла, рыкнула Саммер. — Вы всё ещё не сказали, зачем привезли меня сюда. Знаете же, что урны у меня больше нет. И многие уже знают, где расположен храм. Они придут за мной.

— На это я и рассчитываю. Такаши О’Брайен принесёт мне урну в обмен на твою жизнь, и обряд вознесения пройдёт так, как и было предопределено.

— Сумасшедший, — выплюнула Саммер, не думая, что, пожалуй, это не самое умное, что можно сказать настоящему психу. — Така не станет обменивать урну на меня. Я всего лишь часть его задания, которое состоит в защите наследия Хаяси-сан. Вы уже не раз говорили, что он пытался убить меня с самой первой нашей встречи. Зачем ему ни с того ни с сего рисковать всем ради моего спасения?

Казалось, от улыбки Сиросамы стало ещё холоднее.

— Потому что я знаю, что он поступит именно так. Это противоречит его принципам, но он придёт за тобой и принесёт урну, и можно будет проводить церемонию вознесения.

— И, конечно, мы с ним вдвоём спокойно уйдём с горы, да? — фыркнула Саммер. — Думаете, Така хоть на секунду в это поверит?

— Конечно, нет. Но ради тебя он рискнёт.

— По вашим словам, этот мужчина снова и снова пытался меня убить. Он наконец-то получил искомое, а теперь возьмёт и всё бросит ради меня? Да вы витаете в облаках ещё больше, чем я думала.

— Бедное дитя, — вздохнул Сиросама. — Я почти непогрешим. И это «почти» скоро превратится в «совсем».

— А что если Така забьёт на ваше сообщение? Если ему вообще плевать, что вы со мной сделаете?

— Я практичен, а ты оставила превосходную подделку. Мы принесли её сюда. По картинке на экране телевизора никто не сможет понять, что это ненастоящая урна Хаяси. И я позволю брату Генриху закончить то, что он начал. Подходящая кульминация для его короткой жизни.

— Кульминация? Он тоже умрёт?

— Мисс Хоторн, мы все умрём.

Саммер пристально посмотрела на него.

— Да, когда-нибудь.

— Нет, сегодня вечером. Очищение будет проходить как написано. Во всём мире люди трудятся и страдают напрасно, только чтобы умереть в муках. Я пришёл, дабы освободить людей от бесконечного колеса кармы и горя. И мои последователи с радостью ко мне присоединятся.

— А как насчёт тех, кто не с вами? Они тоже присоединятся?

— Единственный способ спасти мир — уничтожить его.

— Вы такой же псих, как тот придурок, устроивший теракт в токийском метро.

Губы Сиросамы слегка дёрнулись.

— «Аум Синрикё» действовали слишком поспешно, хотя их идеи были правильными. Тогда время ещё не пришло. Оно наступает сейчас.

По спине Саммер прошёл холодок. Она решила съязвить.

— Как настоящий тёмный властелин, вы расскажете мне, что задумали?

— Не понимаю.

— Это американская шутка. Тёмный властелин, думая, что жизнь героя в его руках, рассказывает ему о своих коварных планах, а герой, освободившись, мешает претворить их в жизнь.

— Ах, мисс Хоторн. Я совсем не тёмный властелин, а благословенное воплощение надежды для человечества. И ты не героиня — просто попала не в то место не в то время. Если я расскажу о том, что случится, это ничего не изменит, даже если твоя карма позволит тебе сбежать. Слишком поздно, процесс уже не остановить.

— Какой процесс не остановить?

— Меньше чем через час прилетит грузовой самолёт с учёными и солдатами, лучшими из моих учеников. Они возьмут ящики с наркотическими веществами и газовым оружием и улетят. Потом распределят эти ящики между другими моими последователями, во всех уголках мира. И начнётся Армагеддон.

— А что будет с нами? Мы тоже полетим?

Он покачал головой, и его белые волосы рассыпались по покатым плечам.

— Пока камеры работают, я помещу прах и кости моего предка в урну. Потом совершу сэппуку[2], моя кровь смешается с его пеплом, и я переживу возрождение.

— Мне кажется, бред какой-то.

Блаженное выражение лица Сиросамы на мгновение дрогнуло.

— Брат Генрих будет моим кайсяку[3] и отделит мою голову от тела, а потом откроет канистры с газом. На открытом воздухе токсины будут распределяться немного дольше, чем бы мне хотелось, но даже когда упадёт оператор, камера продолжит работать, и мир увидит, насколько далеко божественное провидение готово зайти, дабы наверняка спасти мир.

— Но вы же умрёте. Как вы узнаете, что всё пойдёт как надо?

— Смерть — это просто ещё одна стадия жизненного пути.

— Ох, увольте. Вы умрёте, все остальные тоже, и в результате получится какой-то жалкий мини-Джонстаун[4]. Тем временем Така — или тот, на кого он работает — перехватит самолёт, не дав вашему мерзкому грузу даже покинуть Японию.

Сиросама расплылся в своей ужасной улыбке: единственное, что в его внешности не было белым — это гнилые зубы со сколами.

— Может быть, — уступил он. — Если это предопределено. Но, думаю, твой Така будет занят другим делом и не сможет вмешаться в мои хорошо продуманные планы.

— С чего вы взяли?

— Потому что он уже здесь. Я не вижу его, но чувствую его присутствие. Неужели твоя слепота больше моей?

Саммер огляделась по сторонам. Они с Сиросамой сидели на поляне, окружённой четырьмя небольшими недавно построенными воротами тории, с горящим костром и софитами, готовыми освещать предстоящее действо. Её оставили наедине с духовным лидером Братства, и если бы она думала головой, то постаралась бы достать из бюстгальтера нож. Они не нашли его, когда переодевали её, и она чувствовала, как острие царапает ей грудь, и перед слепым могла бы попытаться вытряхнуть его, перерезать путы, а там и горло этой твари. Теперь же слишком поздно. К ним приближались трое мужчин — два одетых в белое головореза Сиросамы, а между ними шёл Така с урной Хаяси в руках.

[1] Тории — ритуальные врата, устанавливаемые перед святилищами японской религии синто. Традиционно они представляют собой выкрашенные в красный цвет ворота без створок, из двух столбов, соединённых поверху двумя перекладинами. В настоящее время тории является одним из самых легкоузнаваемых символов Японии.

[2] Сэппуку— ритуальное самоубийство методом вспарывания живота, принятое среди самурайского сословия средневековой Японии.

[3] Кайсяку— помощник при совершении обряда сэппуку (харакири). Кайсяку должен был в определённый момент отрубить голову совершающего самоубийство, чтобы предотвратить предсмертную агонию. В роли помощника обычно выступал товарищ по оружию, воин, равный по рангу, либо кто-то из подчинённых (если рядом не было специального человека, назначенного властями).

Глава 25

— Если не хочешь, чтобы настоящая урна раскололась на тысячу кусков, вели своим парням меня отпустить. — Голос Таки был холоден и спокоен. Казалось, ему плевать на стоящих по обе стороны от него монахов. И он даже не взглянул в сторону Саммер, отчего ей стало легче.

Она же смотрела на Таку и не знала, смеяться ей или плакать.

Он пытался её убить. Саммер об этом знала — всегда знала, — хоть и старалась выбросить эту мысль из головы. Словно ядовитая змея, он искушал её, заманивая навстречу смерти. Она понятия не имела, почему Така продолжает её спасать, почему он передумал. Даже не была уверена, что это имеет значение. Эти красивые руки держали её под водой, пока она чуть не утонула. Сжимали горло. Но они же ласкали её, любили, разрушали до основания и возрождали.

Сиросама поднялся во весь рост, едва дойдя Таке до груди, и протянул руки.

— Отдай урну, — выдохнул он.

Така отпустил бесценный предмет.

Брат Генрих бросился к урне и поймал до того, как та упала на замёрзшую грязь, а лидер секты, неприязненно морщась, отступил.

— Так ты свою девушку не спасёшь, брат Такаши, — явно разочарованно произнёс он.

— Не называй меня так, — голос Таки был низок и угрожающ.

— Почему? Ты же знаешь так же хорошо, как и я, — тихо и певуче ответил Сиросама, — что на самом деле хочешь к нам присоединиться, просто боишься прислушаться к своему сердцу, брат Такаши. Прислушайся к нему сейчас. Стань одним из нас. Ещё не слишком поздно. Не трать время, пытаясь меня остановить, — это невозможно.

Саммер не сводила глаз с лица любимого — предательски красивого лица.

— Я принёс урну, — сказал Така. — Теперь передайте мне девушку, и мы уйдём.

— Не дури, дитя, — ответил Сиросама. — Ты прекрасно знаешь, что я и не собирался отдавать её тебе. Конечно, ты не настолько наивен.

Тёмные глаза Таки беспристрастно и пристально смотрели на главу секты.

— Всё возможно, — сказал он. — Может, ты успел стать человеком слова.

— Моё слово — священная воля Бога, — заявил Сиросама.

— Значит, Бог велел тебе похитить беспомощную американку и убить тысячи людей?

— Мы никого не убьём. Мир очистится. Будет окрещён, если хочешь. Только те, кому я больше всех доверяю, сопроводят меня в моё последнее путешествие.

Така прищурился.

— Какое ещё последнее путешествие?

— Ты же не думаешь, что я попрошу о такой жертве своих последователей, но сам не поступлю так же?

— Я думаю, что ты лживый коварный психопат, находящий оправдания всему, что бы ни сделал.

— А я думаю, тебе пора составить компанию своей подруге, — парировал Сиросама. — Сейчас новолуние, и всё идёт как надо. Слышишь гул?

— Самолёт? Слышу. Могу предположить, что это твои головорезы прилетели забрать посылочки с ядом и развезти их по всей планете.

— Мои лучшие последователи освободят все её уголки.

— Земля круглая, ваше святейшество.

— И спрятаться негде, — пробормотал Сиросама. — Свяжи его, брат Генрих, пусть посидит рядом с женщиной, которую пытался убить.

Така никак на это не ответил. И это показывало, что он виновен, яснее, чем если бы он начал отнекиваться.

Брат Генрих грубо связал ему руки и ноги и толкнул на землю рядом Саммер, так что она чуть не упала. Не глядя на Таку, она быстро отодвинулась.

— Видишь? — пробормотал Сиросама. — Я рассказал, что это ты пытался её утопить. Даже сейчас ты, наверное, считаешь, что нужно закрыть ей рот навсегда. Вскоре вы оба замолчите и, возможно, в следующей жизни для вас всё сложится лучше.

Ничего не говоря, Така сел.

— Так быстро промыл ей мозги? А я-то думал, что с ней тебе придётся повозиться подольше.

— Я сказал ей правду, и она всё правильно поняла. Брат Генрих, сходи к самолёту и убедись, что он загружен и братья на борту. Потом возвращайся с последней порцией лекарств. Перед решающими действиями мне нужно удостовериться, что всё идёт по плану.

Прежде чем исчезнуть в темноте, брат Генрих пристально посмотрел на Таку.

Казалось, Сиросама забыл о своих пленниках. Он начал мелодично бубнить какой-то странный речитатив на мешанине языков, в которой было мало известных Саммер слов, высыпая серую пыль в огонь перед собой. В воздухе разлился тот самый надоедливый запах.

Братья в белых одеждах начали выходить из леса; некоторые были вооружены, другие — нет. Они сложили пистолеты в кучу и встали вокруг Сиросамы, подхватив бессмысленную песнь.

Когда Таку швырнули на Саммер, нож выскользнул из-под её бюстгальтера и теперь был под просторным рубищем. С руками, связанными за спиной, она никак не могла его достать. Придётся прибегнуть к помощи своего так называемого убийцы.

— Ваше святейшество! — Саммер повысила голос, заставляя себя говорить слезливо и умоляюще. — Раз мы умрём, можно я в последний раз его поцелую?

Она почти ждала, что Така как-нибудь отреагирует на её необычное поведение, но он не двигался и не смотрел на неё. Лишь стоял рядом на коленях на мёрзлой земле, напряженный до предела, и, вероятно, о ней думал в последнюю очередь.

— Хочешь поцеловать мужчину, который пытался тебя убить? Ты очень глупая девушка, — сказал Сиросама. — Ну давай.

Така в ожидании повернулся к ней. Выражение его глаз было невозможно понять. Саммер привстала, прижалась к его губам и прошептала:

— Сукин сын, у меня спереди под одеждой нож. Посмотрим, сможешь ли ты его достать. — Прикасаться к его губам было нестерпимо. Но какая-то часть внутри неё, больная часть, хотела его поцеловать, и неважно, что он натворил.

Через секунду он зарылся ей в колени, бормоча невнятные слова раскаяния и любви. И как-то, в темноте, со связанными руками, ему удалось забраться под её просторное одеяние и достать нож.

Сиросама устремил в их направлении полуслепой взгляд и скривился.

— Я вас переоценил. Вы недостойны той великой чести, которую я вам уготовил.

— Какой великой чести? — спросила Саммер.

Така всё ещё мастерски играл горе и несчастную любовь, и требовалось удержать внимание Сиросамы, пока её несостоявшийся убийца разрезает верёвки.

— Великая честь умереть вместе со мной, мисс Хоторн. Твоя мать это бы оценила и, как одна из моих самых щедрых сторонниц, должна была бы оказаться на твоём месте. Но кто-то её увёз, а у меня нашлись дела поважнее поисков.

— Дела? Вроде похищения моей сестры? — съязвила Саммер. Така замер. Она ждала, когда он к ней наклонится, сделает что-нибудь с верёвками, из-за которых её руки онемели.

Но Сиросаме было больше неинтересно спорить с ней или с кем-то другим.

— Убери их из круга, брат Шинья. Пусть наблюдают со стороны.

«Чёрт», — подумала Саммер, когда один из братьев устремился к ним. Если он увидит, что у Таки нож, пропадёт последняя надежда на спасение.

Но она недооценила неприязнь брата к нечистым людям, особенно женщинам.

Он встал над ними, морща бледный нос, как будто рядом что-то воняло.

— Назад, — приказал он.

Со связанными руками и ногами это оказалось сложным манёвром, примерно как проползти змейкой, но Саммер давным-давно забыла о достоинстве — наряду с доверием, любовью и маловероятной возможностью счастливого конца. Она всецело доверилась убийце.

Им удалось отползти на целых полтора метра от круга, и братья заняли их места, встав полукругом на колени вокруг своего божества. Сиросама поставил урну на древнее кимоно, и в другой ситуации Саммер возмутилась бы, узрев подобное святотатство.

Должно быть, похитив её саму, сектанты забрали и кимоно. Если бы Рено оставил в квартире и урну, всё было бы кончено. По крайней мере, для неё. Адепты Сиросамы получили бы всё, что хотели, и, вероятно, убили бы её. Однако если в ближайшие минуты Така не сообразит, что делать, то вскоре её так и так не станет в живых и больше никакого беспокойства о древнем кимоно, старинной керамике или чём-то ещё.

Но даже если у него есть план, нет никаких гарантий, что спасение глупой гайдзинки в него входит.

Сиросама сел в медитативную позу. Ничего. Речитатив прекратился, и теперь они все просто молча ждали.

И тут в свете огня вновь возник брат Генрих.

— Они здесь, ваше святейшество. Брат Невилл и его жена проследили за загрузкой самолёта, и передовая группа уже на борту. Они хотят получить ваше благословение, прежде чем отправятся на исполнение священного долга.

— Конечно, — любезно согласился Сиросама. — Подведи их ко мне, я прикоснусь к ним и отправлю в путь. — Он повернулся к Саммер и Таке: — Брат Невилл — один из лучших учёных Англии, эксперт по биохимическому оружию, и он позволил жене помогать ему. Такие преданные сторонники, как они, обеспечивают успех моей миссии. Смерть — лишь ворота в рай, и мои последователи постигли эту правду. Мои люди везде, так что помешать нам никак не получится.

Така по-прежнему молчал и сидел неподвижно, как истукан. Или он отказался от попыток перерезать свои верёвки, или уже освободится от пут и выбирал подходящий момент, дабы сорваться с места.

В любом случае он ничего не сделал, чтобы освободить Саммер, и явно не собирался ей помогать.

Если Така сможет остановить их до пуска газа, она, возможно, выживет. В противном случае останется успокаивать себя тем, что, по крайней мере, Джилли в безопасности. И тем, что если она умрёт, то Таку ждёт та же медленная и мучительная смерть.

Тихо подошли британские последователи Сиросамы. Высокий мужчина в очках, того типа, что легко растворится в толпе. Женщина тоже невзрачная — скучная одежда, очки, блёклые волосы, незапоминающееся лицо. Старше своего спутника. А потом Саммер с ужасом поняла, что они явились не одни: позади них двое братьев тащили кого-то ещё. Кого-то с пламенно-красной шевелюрой, одетого в чёрную кожу. Должно быть, Така взял кузена в горы с собой, наплевав на вероятные последствия.

Сначала к Сиросаме подошёл мужчина и осторожно опустился перед ним на колени, сгибая длинное тело пополам, так что его лоб почти коснулся земли. Саммер почувствовала, что Така весь напрягся. Должно быть, увидел Рено.

— Приветствую и благословляю вас, святой отец, — сказал мужчина, чьё произношение выдавало аристократа.

— Приветствую и благословляю тебя, брат Невилл. Также приветствую и сестру Агнес. Вы хорошо мне служили.

— И дальше будем служить, ваше святейшество. Кровью и огнём очистится мир, и вы станете лицом нового порядка.

Саммер больше не могла молчать — привет, её вечный недостаток. Брат Невилл словно олицетворял персонажа Диккенса: тощий как шпала, опирающийся на трость, как будто недавно болел. Его невзрачная жена походила на тюремную надзирательницу, и, чёрт побери, она не собиралась тихо сидеть и смотреть, как они поздравляют друг друга с приближающимся Армагеддоном.

— Я думала, это будут чума и яд, а не кровь и огонь, — выкрикнула она со своего места за пределами священного круга.

Брат Невилл взглянул на неё, и в ярком свете костра Саммер увидела пронзительные синие глаза, холодные, как лёд.

— Не обращай на неё внимания, брат Невилл, — мягко сказал Сиросама. — Она скоро будет в лучшем мире. Кого ты с собой привёл?

— Вы не видите, ваше святейшество?

— Моё восхождение завершается. Я почти потерял зрение и стал похож на своего предка. Но я чувствую, что с тобой кто-то есть.

Глаза брата Невилла скользнули по Таке, и на мгновение Саммер подумала, что увидела лёгкий кивок. Но это чистое безумие. Разве что Така на самом деле сторонник Сиросамы, и всё, что было, — ложь.

— Думаю, молодой человек пришёл с двумя вашими гостями. Мы поймали его при попытке захватить самолёт. Боюсь, он мёртв, но мы подумали, что нужно принести его сюда для участия в вашем восхождении. Великодушие и милосердие вашего святейшества не знают границ.

— Безусловно, — выдохнул Сиросама. — Перенеси его к друзьям. Они скоро к нему присоединятся, и души их станут свободными.

— Как бы мне хотелось, чтобы мы с сестрой Агнес тоже были здесь, — сказал мужчина.

— Брат Невилл, ваши действия в мире более важны. Я рассчитываю на вас, рассчитываю, что вы распределите материалы должным образом.

— Всё будет, как предопределено, — ханжеским тоном пробормотал англичанин. Саммер собралась было что-то сказать, но Така ткнул её локтем, веля молчать.

Двое братьев протащили безвольное тело Рено по твёрдой земле, и Саммер уставилась на него, борясь с подступающими слезами. Он её презирал, всячески высмеивал, но вид его тела на земле стал для неё последней соломинкой. Из горла исторгся тихий болезненный всхлип.

Така быстро взглянул на неё, а потом снова бесстрастно посмотрел на любимого кузена. И именно в этот момент Саммер поняла, что Рено ещё дышит.

На самом деле крови не было, как и признаков повреждений. Его глаза были закрыты, а тело неподвижно, за исключением грудной клетки, которая еле заметно поднималась и опускалась. Он был жив.

Она отвела взгляд, испугавшись, что выражением лица выдаст своё открытие, и вновь посмотрела на людей в круге.

— Господин, мы можем остаться на первую часть церемонии? — елейным тоном спросил брат Невилл.

— Да. Время пришло. Брат Генрих?

Немец встал, поднимая руки, и всё внезапно оказалось залито ослепительным светом. Саммер увидела двух одетых в белое операторов, которые снимали Сиросаму, сидевшего перед кимоно и священной льдисто-синей урной Хаяси.

Он начал громко говорить нараспев, высыпая в урну нечто вроде земли и гравия. С опозданием Саммер поняла, что это, должно быть, останки первого Сиросамы, и в ожидании следующего шага подумала: а может, из пепла и дыма появится джинн, многословный, как Робин Уильямс?

Ничего не произошло. Остатки костей и пепел оказались в урне, пыль затанцевала в огненном свете, и Сиросама опять заговорил на безумной мешанине языков.

Один из братьев сел рядом с вождем, жестикулируя, и Саммер поняла, что он для камер переводит услышанное на язык жестов. Брат Генрих, верный соратник Сиросамы, сидел с другой стороны, и в ярком свете она увидела то, что не заметила раньше: на кимоно лежал сияющий серебряный клинок.

Она уже и забыла слова Сиросамы. Ей предстояло увидеть ритуал сеппуку, и, если она всё правильно помнила, Генрих потом должен обезглавить бездыханное тело. Саммер замутило. Не то чтобы она не хотела, чтобы Сиросама покинул этот бренный мир, но наблюдать за ритуальным самоубийством? Увольте. Да и отрубленные головы — зрелище совсем не для её глаз. Кроме того, он же зальёт кровью бесценное кимоно!

Но Саммер молчала. Така рядом с «трупом» кузена был неподвижен, так что или всё абсолютно вышло из-под его контроля и они все умрут, или же она просто не понимает, что на самом деле происходит в его голове, и есть хрупкий шанс на спасение.

В любом случае она всё равно не сможет ничего сделать, потому что Така явно не собирается её освобождать. Саммер сидела на пятках и думала, что на самой кровище закроет глаза, как делала, когда смотрела «Место преступления».

Из темноты появились другие братья, формируя ещё один круг вокруг коленопреклонённых монахов. С одной стороны стоял англичанин со своей мышкой-женой. Когда речитатив зазвучал громче, Сиросама начал развязывать мантию, и Саммер решила, что смотреть на его мягкое дряблое тело даже хуже, чем увидеть, как он себя зарежет. Она отвела взгляд и обнаружила, что смотрит прямо в тёмные безжалостные глаза Таки. Который беззвучно прошептал нечто совершенно невероятное.

«Я люблю тебя».

Значит, она всё-таки умрёт, и он пожалел помешанную на любви к нему гайдзинку. Она умрёт с его ложью в сердце, но даже ложь её успокоит.

Саммер закрыла глаза. И открыла их снова, ощутив ветер: это Така вскочил на ноги и перепрыгнул через коленопреклонённых монахов, прежде чем Сиросама воткнул меч себе в живот. Разразился хаос. Все вокруг кричали. Така был сильнее и легче Сиросамы, но безумие дало сектанту фору, и они стали кататься по земле, по великолепному кимоно, в пылу схватки перевернув бесценную урну.

Брат Генрих вскочил, но прежде чем смог помочь своему господину, Рено воскрес из мёртвых и сбил его с ног. Саммер яростно дёргала свои верёвки, но узлы были очень тугими, и получилось только неуклюже откатиться от места, вот-вот готового стать полем битвы. Почти все сражавшиеся были одеты в белые одежды Братства, хотя, казалось, все дерутся друг с другом, и она не могла сказать, кто выиграет, пока Рено не упал на бок. Взметнулись красные волосы, и больше он не шевелился.

Таке удалось оседлать Сиросаму, но лидер секты всё ещё боролся. Он выкрикивал слова, которых Саммер не понимала; казалось, глава секты окончательно съехал с катушек. Брат Генрих снова поднялся, держа в руках длинную церемониальную катану с острым стальным лезвием. На мгновение Саммер подумала, что немец вонзит меч в неподвижное тело Рено, но он повернулся к Таке.

Предупреждающий вопль Саммер потонул в шуме битвы, а Така был слишком занят Сиросамой и не слышал приближения смерти.

Когда брат Генрих поднял катану, Саммер снова закричала, и тут немец замер. Меч выпал из его руки, он упал на колени и боком повалился на расстеленное кимоно. Кровь из отверстия между его глаз залила старинный шёлк.

Рядом вдруг оказалась невзрачная британка, и Саммер попыталась отползти, но тут поняла, что это её муж, брат Невилл, застрелил Генриха. Высокий англичанин уже склонился над телом Рено, больше не походя на серого призрака.

— Прекрати извиваться, Саммер, — с ясным британским акцентом сказала женщина. — Не могу тебя развязать, пока ты дёргаешься.

Саммер замерла, глядя на Таку, который сжимал руками горло Сиросамы, да так, что тот выпучил свои блеклые глаза.

— Он его убьёт, — прохрипела она.

Женщина быстро взглянула на них.

— Нет, не убьёт. Самая большая мечта Хаяси — стать мучеником. А Така знает, что делает.

Теперь руки Саммер были свободны, и, хотя запястья очень болели, она сама начала развязывать узлы на лодыжках.

— Чёрт, да кто вы? — воскликнула она.

Вдруг стало ясно, что битва закончилась. Саммер больше не видела ни Таку, ни Сиросаму — взор загораживали побеждённые молчаливые братья. Казалось, что всем руководит брат Невилл, и Саммер вдруг испугалась, что это всего лишь религиозный переворот, и один псих просто сместил другого. Но англичанин подошёл к ним, она посмотрела в его ледяные голубые глаза, и он протянул ей руку.

— Вы в порядке, доктор Хоторн?

Саммер позволила ему помочь себе встать.

— Кто, чёрт побери, вы такие? — повторила она. Она по-прежнему не видела Таку за толпой братьев, и от паники её подташнивало.

— Такаши работает на нас, — просто сказал он. — Это всё, что вам нужно знать. Нам придётся увезти вас и кузена Такаши с горы. Сейчас. Самолёт ждёт.

— Самолёт с отравляющими веществами?

— Они нейтрализованы, — поднимаясь, сказала женщина, внезапно обретя очень авторитетный вид. — Этому молодому человеку нужно в больницу, а тебе — выбраться из страны и присоединиться к сестре.

На мгновение Саммер забыла о Таке.

— Джилли у вас?

— Это я вывезла её из Лос-Анджелеса. Сейчас она с женой Питера, и они тебя ждут. — Женщина кивнула в сторону мнимого брата: — Кстати, это Питер. Питер Мэдсен. А я — мадам Ламбер.

— Глава Комитета, — кивнула Саммер.

Мадам Ламбер помрачнела.

— Такаши слишком распустил язык. Обычно он более сдержан. Что между вами произошло?

— Не твоё дело, Изобел, — усмехнулся Питер. — Кроме того, Такаши никогда не заводит интрижки на заданиях. Он умеет разделять жизнь и работу.

«А Саммер Хоторн — это работа».

Ошеломлённые, сокрушённые братья отодвинулись, и Саммер увидела место драки Такаши и Сиросамы. Ни того, ни другого там не было — осталось только тело Генриха, чья кровь впитывалась в кимоно.

— Где они?

— Неважно, — сдержанно сказала мадам Ламбер. — Всё закончилось, и чем скорее ты забудешь последние несколько дней, тем лучше. Сейчас главное доставить мальчика в больницу и вывезти тебя из Японии — до того, как это дело получит политическую огласку. Уверена, тебе не терпится уехать.

Саммер оглядела замёрзшую поляну. Одни из церемониальных ворот тории были разрушены, а драгоценная урна Хаяси лежала в стороне, всеми забытая.

Саммер уже давно потеряла чувство времени, но казалось, что она только-только приехала в Японию. И уехать из страны значит больше никогда не увидеть Таку.

— Не терпится, — невыразительным голосом подтвердила она.

Два брата в белом погрузили Рено на носилки; они явно работали на Комитет, а не на Сиросаму. Голова Саммер готова была вот-вот взорваться.

— Можете ответить лишь на один вопрос?

— Сомневаюсь, — сказала мадам Ламбер, беря Саммер за руку и ведя её вверх по склону, огибая тела убитых.

— Кто — хорошие парни, а кто — плохие?

Женщина остановилась и посмотрела на тела, а потом — на Саммер.

— Оттенки серого, доктор Хоторн. Всё это оттенки серого.

Глава 26

Синдром посттравматического стресса, так это называют? Неважно, что она сидит на подоконнике красивого старинного дома в часе езды от Лондона и что сад даже зимой красив и навевает умиротворение. Неважно, что её младшая сестрёнка ростом с топ-модель, кажется, ничуть не пострадала из-за выпавших на её долю приключений и проводит сейчас время или на кухне с хозяйкой, или за изучением сложных учебников, которые удалось раздобыть Питеру Мэдсену. Джилли счастлива и, чувствуя себя в безопасности, постепенно привыкает к жизни здесь. Женевьева оказалась идеальной хозяйкой, гостеприимной, но не навязчивой, а Питер был само очарование. Вначале Саммер сомневалась насчёт него, но напрасно — он совсем не внушал страха.

Мадам Ламбер не появлялась, что полностью устраивало Саммер. Изобел была холодной, отлично владеющей собой женщиной, начисто лишённой эмоций, — идеальная попутчица для показавшегося бесконечным перелёта в Англию. Но сейчас Саммер было очень важно сохранять спокойствие, а мадам Ламбер одним своим видом напоминала о событиях на горе Белого Журавля.

Сиросаму доставили в японскую психиатрическую больницу. Он, совсем съехав с катушек, постоянно бормотал что-то бессвязное. Саммер подумала бы, что он симулирует, если бы не видела абсолютного безумия в глазах сектанта, когда тот катался с Такой по земле. Злосчастную урну Хаяси выставили на всеобщее обозрение в Киото, а в «Братстве торжества истины» царило смятение.

Казалось, никто и не подозревал, как близко был мир к катастрофе.

Питер и Женевьева не упоминали Таку, и Джилли, должно быть, попросили не задавать слишком много вопросов. И она не станет о нём думать. Ни секунды не потратит. Вместо этого она будет сидеть у окна, смотреть на зимний сад и учиться вязать.

Глупость, конечно, но её это успокаивало. Пока пальцы перебирали самодельную пряжу, мысли постепенно приходили в порядок, а раны, о существовании которых она даже не подозревала, излечивались.

Ей даже удалось вытерпеть короткий визит якобы сожалеющей обо всём Лианны. Что оказалось несложно — вину мать чувствовала в основном по отношению к Джилли и, приняв показное спокойствие Саммер за чистую монету, отправилась в Индию на новые поиски просветления. Саммер даже смогла посмеяться над матерью вместе с Джилли.

Только вот ночами она лежала без сна в большой мягкой постели, с сухими глазами, беспокойно ворочаясь, чувствуя пустоту и запрещая себе даже мысленно произносить его имя.

— Пора уже домой, — однажды утром сказала она, пока Джилли вгрызалась в текст по физике. Женевьева была в кабинете, безвозмездно консультируя по юридическим вопросам через интернет, и за кухонным столом из старого дуба сидели только они вдвоём.

Джилли подняла взгляд.

— Я не спешу. Учебники у меня есть, так что, думаю, получится без проблем пропустить остаток семестра. Кроме того, мне здесь нравится.

Саммер посмотрела в сад. Они жили в Англии уже почти два месяца. Потеплело, деревья и трава начинали зеленеть. На открытых солнцу лужайках даже зацвели нарциссы. Всё снова оживало. Пора и ей тоже ожить.

— Мне нужно найти работу. Сансонский музей не хочет иметь ничего общего со мной или этим скандалом, и я совсем не в обиде. Но вакансий намного меньше, чем квалифицированных кураторов, и чем скорее я начну поиск, тем скорее вернусь к нормальной жизни.

— Тебе хочется именно этого?

— Да, — ответила Саммер. Если она не ошибалась, то была её первая ложь сестре.

Она не хотела нормальной жизни. Не хотела работы в Лос-Анджелесе. Не хотела ехать на запад. Она хотела на восток, обратно в Японию, чтобы найти Таку, прижать его к стенке и выяснить, почему он ей лгал. Зачем сказал, что любит, и исчез? Она хотела, чтобы он молил о прощении у её ног. Хотела, чтобы он был сверху, снизу, сзади, внутри неё. Хотела протянуть руки и дотронуться до него, твёрдого, тёплого. Хотела прижаться губами к его красивому рту, хотела, чтобы его глаза, не отрываясь, смотрели на неё, полные желания. Хотела попробовать на вкус его татуировки.

Хотела невозможного.

Он солгал. Когда смерть дышала в лицо, он солгал, доказывая, что в его холодном и прекрасном теле есть, по крайней мере, хоть одна добрая жилка.

Женевьева в низко сидящих на носу очках впорхнула в кухню.

— Сегодня будет тепло, — объявила она. — Думаю, почаёвничаем в саду. Питер вернётся рано и, возможно, приведёт Изобел. Нам всем нужны платьица.

— Платьица? — смеясь, повторила Джилли. — Да ни в жизнь вы не засунете меня в платьице от Лоры Эшли! Я крупнее вас и знаю грязные приёмчики.

— Изобел придёт? — спокойно спросила Саммер.

— Не знаю, чем она тебе не нравится, — сказала Джилли. — Она спасла мне жизнь.

«А меня приказала Таке убить», — могла бы добавить Саммер, но промолчала.

— Изобел хорошая, — вступилась Женевьева, наливая кофе, который любила пить по утрам. — Отчасти ледышка, но всегда делает что надо.

— Не думаю, что у меня есть платье, — сказала Саммер, пытаясь притвориться, что ей хоть чуточку нравится эта затея.

— Зато у меня их куча, — бодро ответила Женевьева. — Сделаю булочки, подам к столу взбитые сливки, и мы отлично проведём время.

— Отлично, — эхом откликнулась Саммер. За два месяца здесь она похудела на пять килограммов. Не потому, что хозяйка плохо готовила — наоборот, превосходно, — а потому что пропал аппетит. Любое из платьев Женевьевы будет висеть на ней как на вешалке, но всегда можно повязать пояс и состроить из себя английскую пастушку — просто чтобы порадовать хозяйку.

Забавно, но Саммер носила пастельные тона, отказавшись от чёрного, — и это сейчас, когда на душе у неё как раз черным-черно. Глупо звучит, но чёрный цвет вгонял её в депрессию, а ей и так было достаточно хреново.

Завтра она зайдёт в интернет, забронирует билет домой и оставит всё позади.

Потому что он не придёт. Саммер даже не осознавала, что ждала его, глядя на зимний сад и занимая руки пряжей и спицами.

Женевьева права — отличный день, не по сезону тёплый. Хозяйка выставила стол в пробуждающийся сад, накрыла его скатертью в цветочек и достала красивый старый фарфор. Саммер слишком нравилась жена Питера, чтобы возмущаться игрой в маскарад. Бледно-синее платье с цветочным принтом, что она взяла у Женевьевы, было именно «платьицем» — с плавным силуэтом, женственное, с оборками и шнуровкой. Она даже распустит волосы и станет британской дебютанткой из тридцатых или кем-то ещё, кого вообразит себе Женевьева.

Выйдя в сад, Саммер увидела, что Джилли тоже захотела принять участие в маскараде. Сестра надела платье цвета лаванды, подпоясалась чёрным поясом (несколько готический контраст) и выкрасила кончики своих коротких ершистых волос в такой же синевато-сиреневый цвет. Присовокупив к наряду мартенсы, она сияла и была откровенно счастлива, и на какое-то короткое время только это и имело значение.

Кофе на завтрак, чай лапсанг сушонг после обеда. «Хорошо бы выпить что-нибудь японское», — садясь на один из элегантных стульев с вязанием на коленях, подумала Саммер, но тотчас же мысленно осадила себя. Воистину, пора домой.

Питер пришёл первым. Он немного хромал, но Саммер сдержалась и не стала спрашивать о причинах. От Таки она знала, сколь опасная у них работа, и просто не хотела об этом думать.

Питер поцеловал Женевьеву в щёку, и та посмотрела на него с таким обожанием, что у Саммер сжался желудок. Не слепое обожание, а мудрый и знающий взгляд, как будто она уже заглянула в сердце тьмы и приняла то, что там клубится.

Сделала бы Саммер то же самое? «Похоже, проверить не дадут», — подумала она, концентрируясь на сложном узоре.

— Изобел скоро будет, — сказал Питер, беря из рук жены чашку чая. — Ей надо сделать пару остановок по пути.

— Могу поставить чайник, — предложила Женевьева.

— И так пойдёт — ты же знаешь, она любит очень крепкий чай. Просто подогреешь потом в микроволновке.

— Кощунство! — воскликнула Женевьева. Она сидела лицом к подъездной дорожке и внезапно прищурилась.

— Помоги мне на кухне! — потребовала она.

— Сейчас? Я же только пришёл, — удивился Питер.

— И ты, Джилли, — настаивала она. — Поможете мне с булочками.

Джилли сидела на стуле по-турецки, держа на коленях учебник. Моргнув, она подняла глаза.

— Так их тут уже куча.

— Джилли, мне нужна твоя помощь, — своим самым строгим адвокатским голосом повторила Женевьева. Джилли очнулась от ступора, вызванного физикой, и поднялась.

— Прости, — сказала она. — Конечно. Мы скоро вернёмся.

— Я тоже могу помочь, — сказала Саммер, но все трое в унисон сказали твёрдое «нет».

Чёрт. «Сегодня что, мой день рождения?» — подумала она, когда все исчезли в доме.

Значит, они приготовили маленький сюрприз. Жаль, она для этого явно не в настроении. Последние недели они следили за ней, будто ожидая взрыва, но она проживала день за днем в абсолютном спокойствии; лишь оставаясь одна в своей комнате, часами лежала без сна, несчастная, с глазами, полными непролитых слез. Сознавая, что её душа рвётся на куски.

«Синдром посттравматического стресса», — снова подумала Саммер. Вероятно, в её состоянии нужны таблетки, а Лос-Анджелес — это место, где можно найти любое лекарство. Нужно просто трескать пилюли два раза в день, и Такаши останется в прошлом.

Нет, её день рождения в мае. Так что празднование-сюрприз вряд ли запланировано. Оставалось только надеяться и молиться, что это не Лианна вернулась, дабы «по-матерински» о них заботиться. Актерское мастерство никогда не было её сильной стороной.

Саммер положила на колени вязание и потянулась за чаем, когда на неё упала тень. Она подняла голову.

Такаши О’Брайен. Конечно. Стоит и смотрит на неё. Саммер расплакалась.

Упав на колени, Таки скинул вязание на газон, обхватил её за талию и уткнулся лицом ей в живот. Саммер почувствовала его дрожь. Слёзы струились по её лицу, пока она гладила его длинные шелковистые волосы и рыдала. Рыдала, всхлипывая и задыхаясь, вся трясясь от облегчения. И ей было плевать, как это выглядит со стороны.

Така сел на пятки и стащил её со стула в свои объятия, обнимая так крепко, что более слабая женщина не выдержала бы, шепча по-японски нежные слова любви, позволяя плакать.

Саммер была сильной женщиной, и эти слёзы, которым она так долго не хотела давать волю, только сделали её сильнее. Сердце Таки билось рядом с её, крепкие и нежные руки отводили волосы с залитого слезами лица. Когда он поцеловал её, она не могла дышать, но ей было всё равно.

— Охренеть.

Саммер резко подняла голову и увидела, что позади Таки стоит Рено с лихой повязкой поверх красной шевелюры и смотрит на них с отвращением.

— Как вы можете так позориться?

Она наконец перестала плакать. За стройной фигурой Рено маячила мадам Ламбер, как и всегда, безупречно одетая.

— Привет, Рено, — сиплым от рыданий голосом сказала Саммер.

— И тебе привет, гайдзинка. Просто чтобы ты знала: я не одобряю, что ты станешь частью нашей семьи. Я смирюсь, но любить тебя меня никто не заставит.

— Веди себя прилично, Рено, — бросил Питер, неся из дома поднос с бокалами с шампанским. — Ты совсем не такой суровый, каким хочешь казаться.

— Я ем гайдзинов на завтрак… — Рено запнулся, когда из дома вышла Джилли в своём «платьице» и армейских ботинках, с коротко стрижеными волосами и совсем юным лицом. Он не шевелясь смотрел на неё, будто кто-то стукнул его по голове молотком.

Джилли тоже застыла на месте, уставившись на экзотическое красноволосое создание в чёрной кожаной одежде, которое внезапно появилось в саду.

— Не двигайтесь, — сказала Женевьева Таке и Саммер, подавая им бокалы с шампанским. — Вы так уютно смотритесь.

Така крепко прижимал Саммер к себе, обнимая за талию, и если её рука немного тряслась, когда она брала бокал, то и его тоже.

— За всё, что хорошо кончается, — сказал Питер, поднимая тост.

— За настоящую любовь, — добавила Женевьева.

— За мою сестру, — сказала явно потрясённая Джилли, стараясь не пялиться на Рено.

— Охренеть, — пробормотал Рено, взяв себя в руки и стараясь не пялиться на Джилли. — Вы все психи.

Саммер посмотрела в тёмные прекрасные глаза Таки.

— Да, — согласилась она, — мы психи.

И Така её поцеловал.

Оглавление

Энн Стюарт Ледяная синева Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg