«Дитя любви»

Глава 1

– Ты помнишь, что частенько говаривала тетушка Глория? «Рано или поздно, а грехи наши тяжкие всегда выплывают наружу». Так она права: я вернулся.

Голос был хрипловатый, довольный и до боли знакомый. На мгновение Мэгги Форрест показалось, что все вокруг словно провалилось в немую темноту: и дубовая стойка бара, на которую она опиралась, и привычное веселое бренчание небольшого оркестрика, и прокуренный зал ночного клуба – все вдруг исчезло.

В ушах звучал только голос Ника.

Невольно сжав рукой медную окантовку стойки, она медленно повернулась. Нет, это не ошибка, память не изменила ей. Прежде чем поднять глаза, она уже каким-то шестым чувством знала, что увидит густую копну черных, жестких, вьющихся волос и знакомую широкоплечую фигуру.

Ник.

Высок и по-прежнему красив. Порочно красив, как она всегда считала, хотя резкие черты лица этого драчуна и задиры трудно было назвать красивыми: слишком широкие скулы, тяжелый подбородок, тонкие губы – все в нем выражало откровенную агрессивность. Переломанный нос чуть скошен влево – результат одной из множества уличных потасовок, еще с ранней юности. И блестящие зеленовато-карие глаза. Много лет назад она поняла, как действовал, казалось бы, небрежный взгляд этих полуприкрытых глаз на женщин. Однажды она тоже не смогла устоять перед этим взглядом.

– Здравствуй, Магдалена.

Даже улыбка осталась прежней – сексуальная, порочная и в то же время нежная. Да, и она когда-то попалась на эту улыбку.

Ах, Ник, Ник… Сейчас, глядя на него, ей казалось, что не было этих двенадцати лет. Она забыла, что ему уже тридцать два, а ей самой почти тридцать. Неудержимой волной нахлынули воспоминания: держа в руках сумку с продуктами Ник входит в крошечную квартирку, где она жила вместе с отцом; Ник помогает втащить на лестницу ее пьяного отца: иногда он падал прямо на улице; Ник отливает бензин из чужой машины, чтобы заправить ее полуразвалившуюся колымагу, которую ему каким-то чудом удалось починить, чтобы она могла ездить на работу, – тогда ей исполнилось шестнадцать; Ник, поджидающий у подъезда и отгоняющий назойливых ухажеров, когда она тайком выходила к нему вечером. Он всегда охранял и защищал ее. Единственная твердая опора в жизни. Она всегда, всегда любила Ника.

Ник. Осознав, что перед ней действительно он, Мэгги, не отдавая себе Отчета, улыбнулась, и в ее глазах засветилась радость. Но так же внезапно вернулась реальность, а вместе с ней ледяной ужас: Ник вернулся. Ее руки, поднявшиеся было, чтобы обнять его, бессильно повисли. Улыбка померкла, но потом вновь появилась. Но это была уже не та улыбка.

От него никогда ничего не ускользало, не ускользнуло и на этот раз.

– Ты не рада видеть меня? – Он широко улыбнулся и посмотрел на нее, как кошка, играющая с мышью, – Ну что ты, Магдалена, обижаешь!

– Конечно, я рада. Прошло… столько лет. – Она произнесла это со светской интонацией, заученной во время занятий с лингвистом, после того как вышла замуж за Лайла. Глаза Ника сузились.

– Двенадцать. И все это время ты – жена Лайла Форреста. Подумать только! Женушка номер три в своей роли! Я слышал, ты родила ему сына.

О Господи! Словно железной беспощадной рукой сжало сердце, она не могла вздохнуть. Справившись с волнением, она спокойно ответила:

– Да, у нас сын.

– Я видел его.

– Видел? – Мэгги была ошарашена.

– Да, сегодня днем. В Уиндермире. Я заезжал, но тебя не оказалось дома.

Она была в парикмахерской. При мысли, что Ник появлялся в Уиндермире в ее отсутствие, у нее сжалось сердце. Ведь там был Дэвид, а может, и Лайл.

– Заезжал? – Какая нелепость! Она как попугай повторяет его слова, но ничего не может с собой поделать. Смотрит на него, раскрыв рот, и в то же время не может отвести взгляд. Все эти годы подсознательно Мэгги знала, что когда-нибудь снова встретится с ним. Но к такой встрече она была не готова. Нет, не сейчас! Он застал ее врасплох.

– Оказаться в Луисвилле и не зайти к тебе? Как ты могла подумать? – Его глаза светились насмешкой. – Ведь мы старые друзья! А мальчик – Дэвид, правильно? – очень похож на тебя. Старина Лайл может гордиться.

– Да. Я… мы гордимся, Лайл и я… мы очень гордимся Дэвидом. – При упоминании о своем одиннадцатилетнем сыне она почувствовала прилив материнской нежности. Так же, как и она, он был высок и строен, имел такие же золотисто-каштановые волосы, карие глаза и брови вразлет; вокруг его живого подвижного рта временами возникали едва заметные ямочки, от чего он почему-то очень расстраивался. В теннисных туфлях и белой одежде для гольфа Дэвид выглядел настолько благородно, что Мэгги казалось невероятным, что этот мальчик – ее сын, сын девушки далеко не благородного происхождения.

Во внешности и поведении Дэвида Лайл, безусловно, видел исключительно свою заслугу.

– А ты хорошо выглядишь, Магдалена. Этого не отнимешь. – Ник окинул ее оценивающим взглядом. Она поняла, что он имел в виду: замшевые джинсы за девятьсот долларов, ботинки из крокодиловой кожи и такой же ремень, легкая шелковая рубашка цвета слоновой кости, золотое кольцо с огромным – в шесть каратов – бриллиантом и золотые часы-браслет. На вид все выглядит обманчиво просто, но, даже если забыть о кольце и часах, ее одежда стоит больше, чем она когда-то зарабатывала за год. Когда была Магдаленой Гарсиа. До того, как вышла замуж за Лайла.

Ник, конечно, не может знать, сколько стоит ее одежда, хотя наверняка заметил – не мог не заметить – кольцо: даже в полумраке огромный бриллиант сверкал и переливался сотнями бело-голубых лучиков. Если бы не паника, охватившая ее сейчас и оттеснившая все остальные чувства, Мэгги стало бы стыдно перед Ником за свое материальное благополучие.

– А что ты здесь делаешь? – Руки ее невольно сжались, и во рту пересохло, пока она ждала ответа на мучивший ее вопрос.

Он улыбнулся своей неотразимой улыбкой.

– Угадай.

Их взгляды встретились, и у нее перехватило дыхание. Ответ мог быть самым непредсказуемым, и эта непредсказуемость пугала, вселяла ужас.

– Так вот ты где, а мы тебя повсюду ищем, – раздался неподалеку беззаботный голос Сары Бэйтс, племянницы Лайла, и Мэгги увидела, как она вместе со своей приятельницей Баффи Макдермотт пробирается сквозь толпу к стойке бара. Мэгги смотрела на них со смешанным чувством страха и облегчения. С одной стороны, она обрадовалась, что теперь ей не придется быть один на один с Ником, но, с другой стороны, что они подумают? Что будет говорить Ник? Наверняка ничего такого, что бы выдало их отношения, по крайней мере, теперь, когда они не одни.

Саре было двадцать семь, на два года меньше, чем Мэгги, хотя сейчас, несмотря на молодежный джинсовый жакетик с бахромой и короткую юбку, она выглядела старше. Ее неприятный бракоразводный процесс затянулся, она сильно похудела, да к тому же перекрасила волосы в ярко-рыжий цвет. Ни худоба, ни новый цвет волос ее явно не украшали. Сара хотела развлечься, и именно благодаря ее отчаянному стремлению поехать куда-нибудь они втроем оказались в этом малоизвестном сельском баре в ночном клубе штата Индиана, по другую сторону реки.

– Ох, наконец-то! – растягивая слова, произнесла Баффи, втискиваясь между Мэгги и Сарой и одновременно поворачиваясь к Нику. Пока она переводила взгляд с него на Мэгги, ее ярко накрашенные губы слегка приоткрылись.

– Вот что я скажу вам, красавчик: напрасно вы теряете время с Мэгги. Она уже замужняя старушка, а вот я – нет.

– Я учту. – И он улыбнулся ей, только совсем по-другому, не так, как секунду назад улыбался Мэгги. Это была проверенная коронная улыбка, от которой у девушек неизменно перехватывало дыхание. Мэгги казалось, что она давно забыла, как на застигнутых врасплох действует эта улыбка, но реакция Баффи вновь вернула воспоминания прошлого. Значит, все-таки не забыла, как ни старалась вычеркнуть из памяти Ника и все, что с ним связано. А иначе разве смогла бы она прожить эти долгие двенадцать лет?

– Меня зовут Баффи Макдермотт, – пропела Баффи, протягивая Нику тонкую ухоженную руку с ярко-красными ногтями. – А вы в городе недавно? – И она кокетливо подняла к нему свое белоснежное, с мелкими чертами и искусно наложенным гримом, лицо, обрамленное коротким каре черных волос. Стройная и привлекательная, Баффи привыкла нравиться мужчинам. Черная кожаная мини-юбка и такой же жакет поверх красной шелковой короткой кофточки – все было направлено на то, чтобы возбуждать.

Пожав ей руку, Ник рассмеялся и покачал головой.

– Меня зовут Ник Кинг. Родился и вырос в Луисвилле. Я просто уезжал на время.

– Вы, случайно, не родственник Кингов, которые жили в Мокингберд-Вэлли?

Тем временем Ник выпустил ее руку. Не сводя с него глаз, Баффи прикоснулась ею к шее у ворота рубашки. А поскольку Баффи уже пустила в ход свои чары, то Мэгги ничего не оставалось, как стиснуть зубы: нельзя забывать, что Ник больше ей не принадлежит.

– Нет. Я вырос в Портленде. В новостройках.

– Вот как? – Не ожидая такого ответа, Баффи опустила руку. Портленд составлял самую непрезентабельную часть Луисвилля, там жила беднота и сомнительный сброд белого и черного населения. Любой человек, претендующий на респектабельность, наверняка скрыл бы подобный факт своей биографии. Мэгги не могла сдержать улыбки. Как это похоже на Ника: невзирая ни на что сказать правду!

– Так, значит, вы всего добились сами. Как интересно! – пытаясь выйти из неловкого положения, воскликнула Баффи, быстро окидывая Ника взглядом. На нем были джинсы и оливкового цвета пуловер, на плечи небрежно наброшена коричневая кожаная куртка – обычная одежда для бара, не дающая никакого представления о материальном положении ее обладателя. Это, однако, не смутило Баффи.

– Неужели? – Усмехнувшись, Ник вновь улыбнулся своей коронной улыбкой, и Мэгги увидела, что она достигла цели: глаза Баффи призывно заблестели, а Мэгги вновь почувствовала укол ревности.

– Мистер Кинг, мистер Кейси только что вошел. – Какой-то пожилой, нервного вида, человек дотронулся до плеча Ника. – Он в кабинете управляющего. Извините, но я думал, вы ждете его.

– Верно, Грэг, я жду его. Дамы, прошу извинить меня. – Глаза его сделались серьезными, но он улыбнулся Баффи и Саре и затем взглянул на Мэгги.

– Магдалена, подожди меня. Я скоро вернусь.

Мэгги не успела сообразить, что это – угроза или обещание, как Ник и пожилой человек уже начали пробираться к двери в дальнем конце зала. Продолжая смотреть ему вслед, она почувствовала головокружение, затем как в тумане повернула голову и встретилась с пристальными взглядами Сары и Баффи. «Надо стряхнуть с себя это состояние, сделать так, чтобы они ничего не заметили», – подумала Мэгги, но это было выше ее сил.

Дверь за Ником закрылась, и она словно очнулась от забытья. Смех, звон стаканов, хриплый мужской голос, поющий под гитару, сигаретный дым, тепло сгрудившихся вокруг тел – все это вдруг обрушилось на нее. Когда Ник был здесь, все вокруг исчезло, а с его уходом неожиданно вернулось.

– Магдалена? – послышался насмешливый голос Сары.

– Кто он? – спросила Баффи, не давая ей опомниться.

– Да так, никто. Мы когда-то были знакомы, еще до того как я вышла замуж. – Мэгги изо всех сил старалась говорить небрежно. Единственное, чего ей сейчас хотелось, это скрыться, повернуться и убежать, но показать, что встреча с Ником взволновала ее, значит еще больше распалить любопытство своих спутниц.

– И тем не менее ты вышла за Лайла? – Хихикнув, Баффи прикрыла рот рукой и, как бы извиняясь, закатила глаза, в которых не было и тени смущения. Затем, хитро улыбнувшись, добавила: – Хотя, конечно, даже я понимаю, что деньги делают Лайла сексуально привлекательным.

– Баффи! Это бестактно! – упрекнула Сара, мельком взглянув при этом на Мэгги.

– Знаю. Слава Богу, что вам с Мэгги известно, какой я бестактный человек. Извини, Мэгги. Я ведь не имела в виду ничего плохого.

– Конечно. – Слова Баффи вывели ее из оцепенения, и она улыбнулась. – Все в порядке. Я не обиделась.

– Он похож на разбойника. Божественно сексуального разбойника. Когда я на него смотрела, у меня даже мурашки выступили. – Ободренная словами Мэгги, Баффи вновь перевела разговор на Ника. Взобравшись на высокий табурет у стойки бара и положив ногу на ногу, она склонилась к Мэгги. – Ну, расскажи мне о нем. Он что, действительно вырос в новостройках?

Мэгги чуть было не сказала «и я тоже», но, к счастью, не успела: в этот момент прозвучал оглушающий заключительный аккорд, и музыканты, собрав инструменты, покинули крошечную, сцену. Тут же появился ведущий и схватил микрофон.

– Леди и джентльмены или как вы там себя называете! Сегодня у нас в «Литтл Браун Кау» небольшое любительское представление. Я обращаюсь к вам, девушки, ко всем девушкам в зале! У вас есть возможность покрасоваться на сцене и одновременно заработать. Наши завсегдатаи знают, что это значит. Мы приглашаем на сцену желающих, и они танцуют. Хотите раздеться, подразнить нас, покрутить попкой – прекрасно, мы не возражаем. Правда, ребята?

Большинство мужчин зааплодировали, послышались свист и одобрительные возгласы.

– Присутствующие в зале хлопают тем красоткам, которые им понравятся, остальные удаляются со сцены. Та, что останется, получает двести долларов! Ну как, подходит? Желающие, пожалуйста на сцену!

Несколько девушек направились к сцене, кого-то подталкивали, некоторые сопротивлялись, в зале раздавались женский смех, визг.

Мэгги все еще не могла прийти в себя после пережитого волнения от встречи с Ником и в душе была даже благодарна такому неожиданному повороту событий. Этой возможностью стоило воспользоваться. Она взглянула на Сару.

– Нет, это зрелище не по мне. Я ухожу.

– Я с тобой, – с чувством отозвалась Сара и, повернувшись, вслед за ней направилась к двери.

– А как же твой сексапильный приятель? Если мы уйдем, то разминемся, – воскликнула Баффи, увидев, что Мэгги и Сара действительно пробираются к выходу, протискиваясь сквозь толпу людей, уже начавших окружать сцену.

До Мэгги донеслись ее слова, но она сделала вид, что не услышала их. Тут же грянула музыка, и все остальные протесты Баффи потонули в невообразимом гуле. Баффи ничего не оставалось, как слезть со стула и последовать за приятельницами.

Оказавшись на улице, Мэгги глубоко вдохнула прохладный ночной воздух. Был ранний апрель, а погода стояла необычно теплая, но после заката – а до полуночи оставалось всего несколько минут – температура ощутимо падала. Через открытую дверь до Мэгги доносились бухающие удары музыки и шум голосов, но внезапно стихли и они: почти вслед за ней из клуба вышли Сара и Баффи, и дверь за ними захлопнулась.

Неподалеку у фонарного столба стоял «роллс-ройс», за рулем которого сидел Типтон. Как только Мэгги заметила его, темно-синий блестящий автомобиль мягко подкатил к тротуару.

– Не беспокойтесь, Типтон, – быстро сказала Мэгги, увидев как он выходит, чтобы открыть ей дверцу. Но водитель словно не слышал, и выражение его бледного лица не изменилось. Это был невысокого роста аккуратно одетый мужчина лет пятидесяти, его лысый как яйцо череп скрывала форменная фуражка. Типтон – человек Лайла, а значит – ее враг. Проще говоря, он шпионил за ней, и то, что он последовал за ней, объяснялось просто: чтобы доложить хозяину, ему надо было знать, куда она ездила. Мэгги всегда делала вид, будто ни о чем не догадывается. Признать и показать, что она знает, но бессильна что-либо изменить, означало бы потерять последнее достоинство, которое ей еще удавалось сохранить. И она опять сделала вид, будто Типтон просто не слышал ее просьбу. Она прекрасно понимала: в любом столкновении с Типтоном или другими прислужниками Лайла она проиграет. Уж он-то позаботится об этом.

Сара и Баффи, слава Богу, не догадывались об этой скрытой борьбе и с удовольствием устроились на мягких кожаных подушках.

Мельком взглянув на Типтона, Мэгги молча села в машину и пристегнула ремень.

– Так расскажи нам о своем приятеле, – вновь начала Баффи, как только автомобиль, сделав широкий круг, въехал на мост через Огайо. Мэгги посмотрела на Типтона. И, хотя между водительской и пассажирской секциями была перегородка, а сам он, казалось, ничего не слышал и не видел, кроме дороги, Мэгги давно усвоила, что все предусмотреть невозможно. Мысленно проклиная Баффи и сделав над собой усилие, она невозмутимо ответила:

– Да и рассказывать-то особенно нечего.

– Ну конечно. Если учесть, что только сейчас ты стала похожа на саму себя, а до этого была бледная как привидение. А после того как он ушел, все смотрела ему вслед. Интересно, почему? Старая любовь? Нам довериться можно. Мы не скажем Лайлу.

Как бы не так! Баффи была неисправимой сплетницей, и Мэгги знала это. Лично Лайлу она, может, и не скажет, но при этом поделится новостью с достаточным количеством людей, так что рано или поздно до Лайла все равно дойдет. То, что Ник в Луисвилле, уже не секрет, и безнадежно пытаться скрыть это. Остается только смириться. Да Лайл и без нее наверняка знает, что Ник в городе. Ник говорил, что заезжал к ней и видел Дэвида, а Лайлу становилось известно обо всем, что происходило в Уиндермире, будь то непрополотая от сорняков цветочная грядка или слишком большой счет от бакалейщика. О Появлении же личности, подобной Нику, Лайлу докладывается в первую очередь. Однако хоть это, несомненно, и вызовет его гнев и неудовольствие, но просто появления Ника еще недостаточно, чтобы случилась беда, та беда, в ожидании которой она живет долгие годы.

И от безнадежности у нее даже защемило сердце: многим, а точнее, слишком многим стало известно о ее встрече с Ником в «Литтл Браун Кау». От, мужа этого не скроешь. Лучше всего, если она сама расскажет ему об этом, так, походя, словно случайно вспомнив, и лучше всего до того, как он услышит новость от других.

Ее бросило в жар.

– Мэгги! – раздался нетерпеливый голос Баффи. Мэгги неслышно вздохнула.

– Это человек из прошлого, вот и все.

– Ну конечно, ведь ты тоже родилась и выросла в новостройках, верно? Помню, еще давно Сара рассказывала мне. Тогда ходило столько разговоров о том, что Лайл женился на ком-то из того района! Сейчас, конечно, никто бы и не догадался, – торопливо добавила она.

– Как бестактно, Баффи, – упрекнула Сара. По ее голосу чувствовалось, что ей стыдно за приятельницу. Подобная беспардонная прямолинейность была у той в крови, и друзья, поняв, что это безнадежно, смирились.

– Нет, не бестактно. Я только сказала, что сейчас никто бы и не догадался, правильно? Точно так же, как никому и в голову бы не пришло, что этот секс-красавчик тоже из новостроек.

– Может быть, потому, что у тебя несколько предвзятое мнение о новостройках, что не всегда соответствует действительности, – мягко возразила Мэгги. Она бы скорее предпочла поговорить о новостройках, чем о Нике.

– Значит, по-вашему, я скобка? Так? – И на лице Баффи появилась искренняя улыбка, что, как правило, обезоруживало людей. – А что я могу поделать? Я – продукт своего окружения. Ну все равно, расскажи мне об этом красавце.

Мэгги едва не застонала. Баффи действовала как бульдог: если уж во что вцепится, то мертвой хваткой, пока не получит своего.

– Да, собственно, не о чем и рассказывать. Мы знали друг друга детьми. А это было давно.

– Вы знали друг друга? И это все, что ты можешь сказать? При том, что он называет тебя Магдаленой, да еще так сексуально произносит?

– Это мое полное имя, – с ноткой раздражения ответила Мэгги, но тут же взяла себя в руки. Пусть Баффи думает, что она что-то скрывает, надо подлить масла в огонь. Все в Луисвилле, по крайней мере, те, кто хоть что-то значит, начнут болтать. Наступление – лучший способ обороны. И она продолжила: – К тому же все, что он говорил, похоже, кажется тебе сексуальным.

– И вообще, Баффи, даже неловко было смотреть, как ты перед ним распустила слюни, – поддержала ее Сара, но потом улыбнулась: – Он, конечно, очарователен. Мэгги, если он позвонит, не могла бы ты дать ему мой телефон?

– Не думаю, что он позвонит. Но если позвонит, то непременно дам.

Посмотрев в окно, она облегченно вздохнула: машина подъехала к воротам Уиндермира. За время пути, который показался ей пыткой, она даже не заметила, как после моста, оказавшись уже в Кентукки, они свернули с главного шоссе и проехали около шестнадцати километров вдоль по Ривер-Роуд до скрытого среди деревьев въезда в поместье. Замедлив ход, машина повернула вправо и, обогнув брошенную сторожку, на несколько секунд остановилась перед воротами с дистанционным управлением. Железные створки открылись, и они проехали между каменными столбами, за которыми начинался длинный асфальтированный подъем. Дорога была узкая, крутая и извилистая. Первое время, когда Мэгги ездила здесь, у нее от страха сжималось сердце, она боялась, что, не рассчитав поворот, свалится со стометровой крутизны прямо в протекавший внизу Уиллоу-Крик. Со временем она привыкла к этой дороге, а сейчас и вовсе не заметила подъема, лишь подсознательно отметив, что фонари, обычно освещавшие наиболее опасные участки, выключены; Типтон же, знавший дорогу как свои пять пальцев, даже не сбавил скорость. Через несколько минут они оказались на ровной лужайке перед домом, стоявшим на вершине холма. Мягко прошуршав шинами по изогнутой подъездной дорожке, автомобиль остановился перед широкой каменной лестницей, ступени которой вели к массивному портику, опиравшемуся на шесть колонн, и тяжелой дубовой двери.

Фонари перед домом освещали фонтан, еще не распустившиеся кусты роз вокруг него и полукруглую асфальтированную дорожку, огибавшую лужайку, их свет неровными пятнами ложился на белокаменный фасад трехэтажного дома, погруженного в темноту. Через фигурное стекло над дверью поблескивали лишь лампы, горевшие в просторном холле.

Типтон открыл перед ней дверцу, и, выйдя из машины, Мэгги почувствовала облегчение: взглянув на окна, она поняла, что Лайл уже спит. Значит, она не увидит его до самого утра.

Сара и Баффи остались в машине. В Уиндермир они приехали погостить и собирались пробыть целый месяц: начинались торжества по случаю дерби. Сами скачки были назначены на субботу в первую неделю мая, но все, что им сопутствовало, по традиции считалось в Луисвилле главным событием года и праздновалось даже шире, чем Рождество. Женщины остановились у Люси Драммонд, матери Сары. Последние полгода Люси, единственная оставшаяся в живых близкая родственница Лайла, жила в доме для гостей, очаровательной двухэтажной деревянной постройке неподалеку от основного поместья. Она обосновалась в Уиндермире, потому что Вирджиния, ее мать и мать Лайла, занимавшая роскошные апартаменты в крыле, главного дома, была тяжело больна. Доктора предсказывали, что она вряд ли доживет до осени.

– Спокойной ночи! – крикнули из окна «роллс-ройса» Баффи и Сара и помахали Мэгги.

Когда Типтон садился в машину, Мэгги с напускной веселостью махнула в ответ и продолжала махать до тех пор, пока «роллс-ройс», медленно проехав по дорожке, не скрылся за поворотом. Дом для гостей находился за бассейном и теннисным кортом, отделенный от главного дома сарайчиком для собак и разросшимся декоративным кустарником. Мэгги смотрела вслед удаляющейся машине, пока во тьме можно было различить красные огоньки задних фар. Наконец-то ей не надо больше улыбаться. От напряжения у нее даже заболели щеки.

Вдруг на руку ей упала большая холодная капля. Она не успела поднять голову, как почувствовала вторую, третью, – начинался дождь, а через секунду хлынул настоящий ливень. Бросившись вверх по ступеням и на ходу вытащив ключ, Мэгги оказалась у портика в считанные секунды, но за это время промокла до нитки. От нее потребовалось немало ловкости, чтобы быстро открыть и снова запереть за собой входную дверь, добежать по скользкому паркетному полу до шкафчика в столовой, где была скрыта сигнализация, и отключить ее, прежде чем сигнал поступит в полицейский участок. Привычным движением набрав код, она даже успела проделать все это на две секунды быстрее, чем требовалось.

Сделав это, Мэгги перевела дух и прислонилась к роскошным, ручной росписи, обоям столовой, даже не подумав, что от мокрой одежды может остаться пятно и, когда Лайл обнаружит его, он придет в бешенство. Дрожа от холода и обхватив себя руками, она закрыла глаза.

И тут же из темноты возникло знакомое лицо: Ник. Он вновь был с ней.

Как же ей теперь жить дальше?

Глава 2

Ее богато убранная спальня помещалась в основном здании и окнами выходила на огромную каменную террасу с задней стороны дома. За то время, что Мэгги шла туда, она успела немного успокоиться. Нет, даже если Ник все еще сердится, он не сделает ничего, что могло бы повредить ей. По крайней мере, тот Ник, которого она знала и помнила.

Но всякий раз, воскрешая в памяти горечь их расставания и последовавшие затем долгие двенадцать лет полной неизвестности, она начинала сомневаться.

Ник никогда ничего не забывал и не прощал.

«Догадайся», – сказал он, когда она спросила его о цели приезда. Причины могли быть самые разные, и это заставляло сжиматься ее сердце.

По мягкому ковру, застилавшему пол спальни, Мэгги прошла к столику возле кровати, на котором стоял маленький ночник из белого оникса. Начав расстегивать блузку, она одновременно включила свет и тут же с испугом отпрянула: в углу комнаты на стуле сидел мужчина.

– Хорошо провела вечер, дорогая? – улыбнулся Лайл, видя, как она испугалась, и явно получая от этого удовольствие. Его редеющие светлые волосы тускло поблескивали в свете лампы. В свои пятьдесят два он был все еще красив: худое вытянутое лицо, рельефный нос, четко очерченный подбородок. Высокий, сухощавый и подтянутый, он даже в халате сохранял прямую осанку и элегантность, чем очень гордился, замечая, как Дэвид старается подражать ему. Дэвид. Ее сын. Их сын.

По спине пробежала дрожь. Наклонив голову, она посмотрела ему в глаза: голубые, холодные, словно кусочки льда, насмешливо злобные.

– Да, неплохо.

– Встретила кого-нибудь?

Как он все узнает так быстро? Он поистине обладал сверхъестественной способностью. Иногда он казался Мэгги колдуном, каким-то злым гением, которому известно все, что она делает и говорит, он знал даже ее мысли, и ей становилось жутко.

Чтобы унять волнение, она глубоко вздохнула.

– Приехал Ник Кинг. Я… мы случайно встретились с ним в Индиане.

Затем она отвернулась и с нарочитым спокойствием, которого вовсе не ощущала, направилась в гардеробную, продолжая расстегивать блузку. Мысль о том, что ей придется раздеться в присутствии Лайла, повергла ее в ужас, но и остановиться она не могла, это было бы непростительной ошибкой. Лайл внушал ей страх и отвращение, но за долгие годы она научилась скрывать свои чувства. Урок достался ей дорогой ценой. И все же ей не удалось сдержать дрожь, оставалось надеяться, что он не заметит этого, а влажная одежда в любом случае послужит объяснением ее состояния.

– Ага.

Итак, он все знает и ожидал, что она будет лгать. Уже то, как он произнес это «ага», подтверждало ее опасения. Ей стало страшно.

– И что же он говорил?

– Сейчас, одну минуту. – Ей необходимо было собраться с мыслями. Слава Богу, что Лайл не пошел за ней в гардеробную, она догадалась оставить дверь открытой, иначе он наверняка последовал бы за ней. Он получал удовольствие от всего, что унижало ее.

Быстро сняв мокрую одежду, Мэгги надела белый бархатный халат и, туго затянув пояс, вернулась в спальню. Подойдя к большой кровати под балдахином, она остановилась и взглянула на мужа.

– Я спросил, что он говорил.

Мэгги сжала рукой деревянную спинку кровати.

– Ничего особенного. Просто поздоровался.

– Он сказал, что заезжал сюда? Я играл в теннис, но он видел Дэвида.

– Да, он сказал. Дэвид ему очень понравился.

Лайл выругался и так резко встал со стула, что Мэгги невольно сделала шаг назад. С искаженным от бешенства лицом он обошел вокруг постели и приблизился к ней вплотную. Отступать ей было некуда. Длинными сильными пальцами он грубо схватил ее за подбородок и запрокинул ей голову. Их глаза встретились.

– Что ты сказала ему, черт возьми?

– Н-ничего. Я ничего не сказала ему! Ты же знаешь, что не сказала! – Она боялась этого человека, но в то же время впервые за долгие годы почувствовала, как жаркой волной в ней нарастает ярость, ярость, приносящая облегчение. После встречи с Ником в ней вновь проснулась девушка из прошлого, та самая Магдалена Гарсиа, которая не боялась ни мужчин, ни Бога, ни черта. Да, она была такой, пока Лайл не прибрал ее к рукам, и тогда она узнала, что такое настоящий страх.

Не говоря ни слова, он молча сверлил ее взглядом, от которого у нее замирало сердце, но уроки Лайла научили ее не выдавать ни страха, ни отвращения.

– Я не желаю его больше здесь видеть! Избавься от него как хочешь!

Но на этот раз Мэгги решила, что теперь ее не запугать. Она даже усмехнулась.

– Я его сюда не приглашала и выгнать из города не могу. Это свободная страна.

Пальцы Лайла впились ей в лицо. Изо всех сил она старалась сдержать слезы. Нет, она не доставит ему такого удовольствия. На мгновение их взгляды снова встретились.

– Если ты не сделаешь этого, тогда это сделаю я!

Разжав наконец пальцы, он с силой оттолкнул Мэгги так, что она ударилась о кровать, а сам, клокоча от бешенства, направился к двери. Затем, неожиданно остановившись, повернулся и в упор посмотрел на нее.

– Запомни: я не потерплю, чтобы этот мусор из твоего прошлого появился в нашей жизни. Ни в моей, ни в твоей, ни в жизни Дэвида.

Мэгги выпрямилась. Выражение лица Лайла говорило о том, что его угроза вполне реальна. До сегодняшнего дня все ее мысли, забота, любовь были направлены только на Дэвида, и вдруг в ней проснулось почти забытое чувство: желание защитить другого человека, Ника.

– Он ничего не знает, Лайл. – Внезапно вспыхнувшую ярость сменили усталость и ставший привычным страх. Если бы дело дошло до прямого столкновения между Лайлом и Ником, Мэгги не сомневалась, кто выйдет победителем. Ник моложе его на двадцать лет, он сильный и умеет драться. Но Лайл никогда не пойдет на это, он привык действовать по-другому. Он нанимает бандитов, и они делают свою грязную работу.

– И не дай Бог, если узнает. – В словах звучала неприкрытая угроза, она читалась и в его пронзительном взгляде, которым он словно пригвоздил ее к полу. Затем Лайл повернулся и, выйдя из комнаты, неслышно закрыл за собой тяжелую дверь. Это пугало еще больше, чем если бы он просто хлопнул дверью.

Наученная горьким опытом, Мэгги не отрываясь смотрела на дверь и лишь через несколько минут, убедившись, что Лайл не вернется, на цыпочках подбежала к ней, как можно тише задвинула засов и с облегчением присела на постель. Холодными как лед пальцами она потрогала щеки и подбородок там, где в них впивались пальцы Лайла, и только тогда заметила, как дрожат ее руки.

Возникшие было из прошлого чувства Магдалены Гарсиа вновь превратились в призрак и исчезли в самом дальнем уголке памяти, где хранились столько долгих лет. Она снова была Мэгги Форрест, женой мультимиллионера, вызывающей всеобщую зависть. Самое смешное заключалось в том, что теперь ее казавшаяся невероятной мечта юности сбылась: она богата настолько, что отвыкла думать о деньгах, может купить себе и сыну все, что хочет. Еда для нее по-прежнему оставалась проблемой, но только не такой, как раньше: ей уже не надо беспокоиться о том, чтобы хоть чем-то утолить голод, напротив, приходится следить за диетой, чтобы не располнеть. Теперь у нее было все: дорогая одежда, драгоценности, автомобили, уважение. Все, о чем она когда-то так мечтала.

И в то же время она была до отчаяния несчастна. Судьба жестока.

В сущности, внезапное появление Ника ничего не изменило, и она должна помнить об этом, ради себя и ради сына.

Глава 3

Из задумчивости ее вывел царапающий звук. Подняв голову, она увидела, что дверная ручка поднимается и опускается. Вздрогнув, Мэгги вскочила и направилась к двери. На какое-то мгновение она даже оцепенела, подумав, что вернулся Лайл.

– Мама, ты здесь?

Слава Богу, это Дэвид. Она облегченно вздохнула. Но, что бы ни случилось, он не должен видеть, что она расстроена. Стараясь выглядеть как обычно, она пригладила волосы, расправила халат и впустила сына.

– Почему ты еще не спишь? – спросила Мэгги, закрывая за ним дверь. Чуть отойдя и прислонившись к стеце, она с улыбкой и нежностью, от которой даже закололо сердце, смотрела на Дэвида, просто видеть его уже доставляло радрсть. Он был такой красивый: со светлыми взъерошенными волосами, чистой смуглой кожей, высокий и прямой, как деревце. Со смешанным чувством восхищения и одновременно сожаления, что сын так быстро растет, глаза матери уже различали в нем черточки будущего взрослого мужчины.

На мальчике была детская пижама с ярким рисунком, но он явно вырастал из нее. Хоть Мэгги и сама была довольно высокой, макушкой он уже упирался ей в подбородок, а ноги и руки стали почти как у нее. Глядя в темно-карие глаза с длинными ресницами, она узнавала в них свои – так они были похожи, временами ей даже казалось, что она смотрит в зеркало, и эти глаза таили в себе такое, о чем она могла лишь догадываться. Она любила его так сильно – частицу своей крови и плоти, – что порой при взгляде на сына испытывала щемящую боль. Ей хотелось обнять его, как когда-то, но она сдержалась: в последнее время он больше принадлежал Лайлу, нежели ей, подражая ему в поступках и образе мыслей, восхищаясь и выказывая рабскую преданность. В отношении же сына к ней – только в мягкой форме – теперь все чаще проскальзывала презрительная враждебность, так напоминавшая манеру Лайла.

Мэгги провела рукой по волосам сына.

– Не надо. – Дернув головой, Дэвид недовольно поморщился. – Зачем приходил папа? Вы что, опять ссорились?

– Нет, что ты, мы не ссорились. Просто… необходимо было кое-что обсудить.

Как странно: ей надо объясняться перед собственным сыном. Но Мэгги не сердилась, она еще не совсем понимала, как же ей следует теперь вести себя с ребенком, который все больше отдаляется от нее.

– Вы говорили о том человеке который заезжал сегодня?

– О каком человеке? – Мэгги невольно вздрогнула. Она тут же поняла, кого Дэвид имеет в виду: Ника.

– Сегодня к нам заезжал какой-то человек, он спрашивал тебя. Он назвал свое имя, но я забыл. Он сказал, что он твой давний друг, но папа называет его твоим поклонником.

– Дэвид, папа хотел сказать, что это мой бывший поклонник. Ты знаешь, я встречалась с ним до того, как вышла замуж за папу.

– А у тебя было много парней? – Очевидно, Дэвиду трудно было представить свою мать молодой девушкой, которая ходила на свидания, и он глядел на нее с любопытством.

– Да нет, не особенно. Я ведь была совсем молоденькая, когда мы с папой поженились. Мне было всего восемнадцать.

– Но ты встречалась с этим парнем. – В его голосе звучала ревность, ревность сына и ревность за отца.

– Да, – вздохнув, согласилась Мэгги. – Я встречалась с ним.

– Папа наверняка считает, что ты и сейчас с ним встречаешься.

– Уверена, что он так не считает.

– А я уверен. Говорю тебе, он думает, что сегодня ты ездила к нему.

– Дэвид, я не убегаю по ночам. Ты ведь знаешь, я почти все время дома.

– Папа говорит, что ты убегаешь тайком, когда я сплю. Ему не нравится, что по вечерам тебя нет. Он говорит, что это скверно, что ты вечно бегаешь по барам, по вечеринкам и оставляешь меня одного.

– Дэвид! Это неправда! – Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Все эти годы она оберегала Дэвида, старалась, чтобы он не догадался о скрытой войне между ней и Лайлом, делала все возможное, чтобы не причинить боль сыну. И что же? Оказывается, Лайл самым бессовестным образом использовал Дэвида в качестве оружия против нее! Это была его тактика: именно Дэвид прочнее любой цепи связывал их друг с другом и одновременно мог ранить ее в самое сердце.

– Ты уходила сегодня вечером! – Сын обвинял ее.

– Сладкий мой, ведь ты был не один. С тобой были папа, и бабушка, и Луэлла, и Херд.

– Но ты уехала в бар. – Его тон был под стать прокурорскому.

Мэгги решила набраться терпения.

– Послушай, Дэвид, я поехала вместе с Сарой и ее приятельницей, чтобы составить им компанию. Ты ведь знаешь, как она расстроена после развода с Тони.

– Вы с папой тоже хотите развестись? Он говорит, что если ты будешь убегать по ночам, то это возможно. Он говорит, что не знает, сколько еще сможет выносить твои выходки.

В грубой, язвительной интонации Дэвида звучал страх, который он не смог скрыть, и Мэгги почувствовала, как в ней нарастает гнев. Если на свете существует справедливость, то когда-нибудь Лайл Форрест сполна ответит за все страдания, которые он причиняет Дэвиду.

– Папа не то хотел сказать, Дэвид. Мы не разведемся. Обещаю. А теперь, дорогой, тебе пора спать. Завтра надо встать пораньше.

– Почему? Ведь завтра суббота.

– Завтра у тебя соревнования по гольфу. Ты забыл?

Дэвид застонал.

– Хотелось бы. Я ненавижу гольф! Не понимаю, почему я должен участвовать в этом дурацком соревновании. У меня ни черта не получается!

– Следите за речью, молодой человек. – Мэгги нахмурилась и шутливо погрозила ему пальцем. Как бы извиняясь, Дэвид пожал плечами. – И, пожалуйста, не скромничай.

Дэвид помрачнел и покачал головой.

– Папа говорит, что если я буду тренироваться, то дела пойдут лучше. Он говорит, что все Форресты хорошо играют в Гольф. А вот я – нет. Точнее, все Форресты, кроме меня.

По его глазам было видно, что он очень переживает. Мэгги хотелось прижать сына к себе, утешить, но, зная, что он будет сопротивляться, она лишь вздохнула и сложила на груди руки.

– Ты вовсе не должен играть так же хорошо, как пала или кто-то из Форрестов, Дэвид. Ты – это ты. Ни на кого не похожий человек, который не обязан отлично играть в гольф. Вероятно, ты можешь играть хорошо, хотя бы потому, что тебе просто нравится эта игра.

– Вот именно! Скажи это папе. – Дэвид был подавлен. Отвернувшись, он взялся за ручку двери.

– Конечно, скажу, если ты хочешь. Я поговорю с папой. – Сказав это, Мэгги отступила в сторону, чтобы дать ему пройти. Дэвид искоса взглянул на нее.

– Нет, не надо. Я не хочу, чтобы вы с папой ссорились. Вы и так все время ссоритесь. – Голос его вновь стал сердитым, и это больно кольнуло Мэгги.

– Ты так считаешь? Очень жаль.

– Но ты вовсе не жалеешь. Ты виновата.

И снова боль. Она пыталась не обращать внимания на слова сына и не могла. Именно Дэвид, которого она любила больше всего на свете, способен уязвить ее как никто другой.

На мгновение они оба замолчали.

– Мама. – Дэвид стоял не оборачиваясь, глядя прямо перед собой и все еще держась за ручку двери.

– М-м-м? – Она посмотрела на его взъерошенный затылок, понимая, что и на этот раз проиграла. Лайл, как всегда, вышел победителем, Дэвид на его стороне. Но вдруг, не говоря ни слова, Дэвид резко повернулся и, крепко обхватив ее руками, уткнулся головой ей в грудь. Мэгги обняла его и, шепча что-то неразборчивое, прижала к себе, целуя светлые спутанные волосы.

– Я люблю гебя, мама. – Слова прозвучали глухо и сдавленно, словно яростный вызов кому-то. Мэгги стало еще больнее. Ребенок не так должен говорить матери, что любит ее. Что же она сделала – ему и себе? Какую ошибку совершила в тот дождливый вечер двенадцать лет назад, когда навеки связала свою жизнь с Лайлом? Дэвид принадлежит ей, только ей, но Лайл всегда будет стоять между ними. Лайл, которого она ненавидит, и Дэвид, дороже которого у нее нет.

– Знаю, мой дорогой. Я тоже люблю тебя. – Больше она не могла вымолвить ни слова, иначе расплакалась бы, но ради сына надо быть сильной. Ему только одиннадцать лет, и она не хочет, чтобы он испытывал ту боль, которая должна достаться ей одной.

Дэвид крепко прижался к ней, затем, оттолкнув, рывком открыл дверь и выбежал из комнаты.

От неожиданности и от того, с какой силой он вырвался, Мэгги попятилась, но тут же вышла в холл и увидела, как он исчез в детской, через две комнаты от ее спальни. Раньше эта небольшая комната принадлежала няне, взятой по настоянию Лайла, когда Дэвид был совсем маленьким. Два года назад мисс Хэдли ушла, и теперь ее комнату превратили в детскую.

Дэвид убежал к себе, ни разу не обернувшись, дверь его так и осталась незапертой. Несколько минут, сжав руки и глядя перед собой невидящими глазами, Мэгги стояла неподвижно. Затем, вернувшись к себе, она привычным движением заперла дверь.

Дэвид сказал, что любит ее. И она его тоже любит. Этого достаточно, чтобы пойти на все и отказаться от всего. Да, ради его любви она готова отказаться от всего. Порой ей казалось, что она это уже сделала.

Глава 4

На следующий день в воскресенье, 11 апреля, был день рождения Мэгги. Ей исполнилось тридцать лет. Встав, как обычно, в шесть часов, она прошла в ванную и сделала короткую гимнастику, затем, почистив зубы и умывшись, нанесла на лицо тонкий слой защитного крема. Принять душ, уложить волосы и одеться как положено она успеет позже, потому что только сейчас она могла побыть одна, и ей жаль было тратить эти утренние часы на такие несущественные вещи, как туалет. Наскоро проведя щеткой по спадавшим на плечи волосам, она стянула их на затылке черепаховой заколкой и прошла в гардеробную. Там она натянула старые, побелевшие на коленках джинсы, водолазку и просторный белый свитер и, схватив куртку с капюшоном, выскользнула из дома. Высокие, почти до колен ботинки на толстой подошве защищали ее от сырости, когда она, ступив на лужайку, направилась к сарайчику для собак. Почувствовав приближение хозяйки, два огромных ирландских волкодава Симус и Брайди встретили ее нетерпеливым радостным лаем. Было немногим более половины седьмого. Солнце только что взошло, и его диск низко висел над горизонтом в начинающем светлеть небе, едва успев подняться над поросшими лесом холмами, там, где река Огайо разделяла два штата – Кентукки и Индиану. К середине ночи дождь кончился, но воздух был холодным и при дыхании вылетал изо рта маленькими облачками пара. Отперев замок, Мэгги выпустила собак, и они, повизгивая, прыгали вокруг нее, предчувствуя долгожданную утреннюю прогулку.

– Тихо, тихо, – приговаривала она, по очереди поглаживая резвящихся собак. Затем, резко свистнув, пошла по дорожке. Собаки послушно последовали за ней. Вообще-то сегодня у нее не было настроения гулять, но ей не хотелось разочаровывать своих любимцев: ежедневная утренняя прогулка доставляла им особенную радость. Мэгги чувствовала себя усталой и измученной, и не просто потому, что мало спала в эту ночь. Она ощущала не столько физическую, сколько душевную истощенность. Она устала от своей жизни, устала так, что, осознавая безвыходность своего положения, оказалась на грани отчаяния. Так чувствует себя заключенный, потерявший надежду быть услышанным. Именно это и лишало ее жизненных сил.

С земли медленно поднимались легкие облачка белого тумана. Свернув с дорожки, Мэгги направилась к холмам, раскинувшимся почти по всей территории их усадьбы. Лес был густой и запущенный, лишь в некоторых местах вглубь вели протоптанные или специально прорубленные тропинки. Она ступила на свою любимую тропинку; которая сначала спускалась вниз, а затем, огибая брошенную сторожку и делая большой крюк, вновь выходила к лужайке. Оказавшись под деревьями, Мэгги набросила капюшон: там, где ветви заслоняли солнце, было заметно прохладнее и темнее. И все же лучи светлыми косыми столбами пробивались сквозь раскидистые кроны, разгоняя мглистый сумрак и бросая на землю мягкие желтоватые отсветы, и тогда лес вокруг становился как бы прозрачным и необыкновенно красивым, поэтому Мэгги и любила эти утренние прогулки. От естественного, неброского очарования природы у нее всегда делалось легче на сердце, даже если жизнь не сулила ничего хорошего. Вот сейчас чувство безнадежности несколько ослабло.

Громко и заливисто лая, Брайди и Симус стремительно носились по подлеску, перепрыгивая через кусты и гоняясь за белками, прошлогодними сухими листьями и всем, что двигалось и издавало звуки. Собаки хорошо знали дорогу, и Мэгги не волновалась, что они потеряются. Большую часть территории, составлявшей около 10 квадратных километров, окружала каменная стена метровой высоты, поверх которой проходил почти такой же высокий железный забор. Лайл, будучи владельцем и издателем солидного журнала «Кентукки тудэй», со страниц которого вот уже около ста лет жители штата узнавали разнообразные сплетни, новости, факты из жизни выдающихся людей местного общества и последние события, заботился о своей безопасности, потому и не скупился на такие меры предосторожности, как двойной забор и охраняемый въезд с воротами. В его адрес нередко сыпались угрозы, особенно после написанной лично редакционной статьи, в которой отстаивались непопулярные среди населения взгляды. Однако же в последнее время ничего нового он не написал, и ненависть его врагов пока тлела на обычном уровне, так что, зная это и находясь на своей территории, Мэгги могла не опасаться неожиданного вторжения.

Поэтому, заметив в тени деревьев чуть дальше по тропинке огонек сигареты, она не замедлила шаг и продолжала идти вперед, прежде чем ясно разглядела фигуру мужчины. Он спокойно курил и наблюдал за ней.

Мэгги остановилась как вкопанная. По характерному лаю собак вдалеке она поняла, что они учуяли кролика и пустились за ним в погоню. И лес вдруг как-то странно затих, ни шороха вокруг.

– Доброе утро, Магдалена.

Еще до того как мужчина отошел от дерева, она уже знала кто это: Ник. Сердце ее учащенно забилось от страха перед неизвестностью. Он стал еще сильнее, когда она увидела, как Ник, бросив сигарету и наступив на нее, медленно двинулся навстречу. В черных густых волосах и на светлой кожаной куртке, искрясь на солнце, вспыхнули капельки влаги. Также, как и она, он был в видавших виды джинсах, плотно облегающих его мускулистые ноги; старые кроссовки промокли насквозь: значит, в лесу он находится уже давно.

– Что ты здесь делаешь?

Несмотря на инстинктивное желание повернуться и убежать, Мэгги стояла неподвижно; пройдя еще несколько шагов, Ник остановился в тенистой части тропинки. Внезапно где-то над их головами застучал дятел, и оба невольно взглянули вверх.

– Ты уже второй раз спрашиваешь меня об этом. Если бы ты вчера задержалась, я, может быть, и ответил бы. А сейчас, пожалуй, тебе лучше подумать самой. – Он улыбнулся, но это была нехорошая улыбка.

– Ник… – начала она и тут же замолчала, увидев, что он опустил руку в карман и вытащил какой-то квадратный сверток из толстой коричневой бумаги. Чуть помедлив, он протянул ей сверток.

– С днем рождения, Магдалена. – Слова прозвучали как выстрел.

– Что это? – Осторожно взяв пакет, Мэгги с любопытством разглядывала его. Он был очень легкий, но что-то в лице Ника насторожило ее – глубокая складка на лбу и блеск в глазах. Другой бы не обратил внимания, но Мэгги слишком хорошо его знала. То, что находится внутри, явно не принесет ей радости.

– Мой тебе подарок по случаю твоего тридцатилетия. – Сунув руку во внутренний карман куртки, Ник вытащил пачку «Уинстона» и спички, затем, одним движением вытряхнув из пачки сигарету, закурил.

– Ты раньше не курил, – удивилась Мэгги, явно не одобряя новую привычку. Всего на какую-то долю секунды в ней вновь заговорила Магдалена, та Магдалена, а Ник опять был ее защитником. Если бы сейчас здесь стояла та Магдалена, она бы с негодованием выхватила сигарету и растоптала ее, а он бы при этом сердито ворчал. Но тот Ник, которого она знала, не курил. Конечно, он не был ангелом, но он никогда не тянулся к наркотикам, не напивался и не курил. А если бы, как случилось несколько раз, когда она тайком от него пробовала спиртное и марихуану, поймал за этим ее, то просто отшлепал бы или, по крайней мере, попытался, а она бы в ответ затеяла драку.

Ах, Ник, Ник… При мысли о том, как все могло бы быть, у нее защемило сердце. Если бы… если бы только… но судьба распорядилась иначе, и к прошлому возврата нет. Она сделала свой выбор двенадцать лет назад и теперь, как бы тяжело это ни было, должна жить с тем, что имеет.

Мэгги вспомнила еще одно любимое изречение тетушки Глории: «Господь терпелив, но если карает, то сурово». И сейчас она чувствовала на себе всютяжесть этой кары.

– Я раньше много чего не делал, – отозвался Ник, засовывая спички в карман, и кивнул на сверток в ее руке. – Не хочешь посмотреть, что там?

И опять его глаза странно блеснули, когда она принялась разворачивать бумагу. Да, ее интуиция не подвела: она увидела видеокассету и сложенный вдвое большой желтый конверт, а в нем – четыре цветные фотографии, на которых была семнадцатилетняя Мэгги, танцующая обнаженной.

Мэгги отбросила сверток, словно это была ядовитая змея. Фотографии рассыпались по земле, но от одной, упавшей изображением вверх, невозможно было оторвать взгляд, она завораживала и притягивала, как кобра, готовая броситься на свою жертву.

На снимке, стоя на сцене в забегаловке, по сравнению с которой «Литтл Браун Кау» казался просто первоклассным ночным клубом, она застыла в сексуальной позе: поднятые над головой руки, манящий изгиб тела, тяжелая волна густых с медным отливом волос, рассыпавшихся по бедрам, на которых различалась лишь узенькая полоска блестящей ткани; в свете ламп хорошо видны ее белая матовая кожа, яркий полный рот и полуприкрытые, с дремотой во взгляде, глаза. Менеджер обещал платить по сто долларов за каждый вечер, и, чтобы отважиться выйти на сцену и проделать то, что от нее ожидали, она одурманивала себя марихуаной. Это было целое состояние, во всяком случае тогда для нее эти деньги казались состоянием, требовалось только шесть дней в неделю потанцевать обнаженной перед тремя десятками полупьяных мужчин.

Менеджер еще раньше заверил, что приставать к ней в баре не будут, так как владелец боится потерять лицензию на торговлю спиртным, поэтому за соблюдением правил строго следили, ну а если ей захочется «встретиться» с клиентом после выступления и подработать, так это уже ее личное дело. Но Мэгги знала, что никогда не пойдет на это, она никогда не станет шлюхой, она будет только танцевать, и больше ничего.

Так она уговаривала себя, стараясь убедить, что ради таких денег можно преодолеть стыд, сжигавший еевсякий раз, стоило лишь подумать о выходе на сцену, не говоря о большем. Выступая в баре, она получит в четыре раза больше, чем работая по полсмены официанткой в гостинице «Хармони Инн», где приличные чаевые платили только по вечерам во вторник, потому что тогда подавали фирменное рыбное блюдо. Со свойственной ей практичностью и упрямством она твердила себе, что глупо молодой девушке, да, к тому же если она стройная и симпатичная, упускать такую возможность и отказываться от заработка, И все же она не осмеливалась поделиться с Ником своими планами, хотя ему она рассказывала все, он был для нее и самым близким другом, и семьей. Если Ник узнает, он придет в бешенство.

Когда наступил четверг и ей впервые предстояло вечером выйти на сцену – в будние дни посетителей бывало немного, – она поняла, что никогда не сможет решиться на это. Так бы и произошло, но другая танцовщица, девушка более искушенная в жизни, видя, что Мэгги насмерть перепугана, сжалилась над ней и накачала ее наркотиком.

В течение трех вечеров Мэгги была одной из девяти хорошеньких и трех уродливых девушек (так говорилось о них в газетной рекламе), составлявших танцевальную группу «Розовая киска». И каждый раз, когда она готовилась к выступлению, к горлу подступал тошнотворный страх, каждый раз она говорила себе, что больше никогда не выйдет на сцену. Но марихуана помогала преодолеть страх и отвращение. Гримируясь перед выступлением в тесной комнатушке, служившей им артистической уборной, все девушки курили травку, передавая друг другу сигарету. Мэгги обкуривалась до такого состояния, что уже не соображала, где находится. Только тогда она могла выйти на сцену.

А дальше все уже было нетрудно. Всходя на крошечный помост под слепящим светом прожекторов, ей казалось, что она плывет в воздухе. Раздеваясь под музыку в самом начале выступления, она представляла, что находится одна в своей комнате, затем грохот музыки усиливался, она уже звучала словно у нее в голове, и Мэгги автоматически начинала двигаться, повинуясь ритму. Перед выходом девушки закалывали ее волосы в высокий пучок, и свой номер Мэгги начинала с того, что распускала волосы, и они падали вниз тяжелой струящейся волной. Затем она медленно развязывала пояс, стягивающий красный шелковый и украшенный перьями халатик, который практически и составлял весь ее костюм. В первый же вечер, почувствовав, что халат вот-вот соскользнет и она останется почти голой, ее буквально парализовал ужас. Кроме туфель на высоких каблуках, черных чулок и узенькой блестящей подвязки на ней ничего не было, а из зала слышались аплодисменты и выкрики полупьяных мужчин. Опустив глаза и увидев свои твердые розовые соски и изгиб обнаженного живота, она чуть не умерла от стыда. Мэгги быстро запахнула халат и повернулась к залу спиной, высоко запрокинув голову, – тогда длинные волосы скроют ее наготу. Глядя на пыльные стропила, она шепотом молилась, чтобы все это побыстрее кончилось, в то время как ставшие вдруг словно ватными ноги продолжали двигаться в некоем подобии танца. Из зала слышались свист и подбадривающие выкрики. Высунувшись из-за кулис, в лицо ей яростно шипел менеджер: покажи им, покажи! И, когда она обернулась к нему, волосы на секунду открыли ее голую попку. В зале одобрительно заревели. Вздрогнув, она повернула голову в другую сторону, и зал ответил новым взрывом одобрительных возгласов. Снова раздался свистящий шепот менеджера, он яростно жестикулировал, показывая, что она должна повернуться к залу лицом. Она застыла в оцепенении, затем бессильно повиновалась. Когда, повернувшись, она взглянула в зал, к горлу подступила тошнота. Быстро перебросив волосы вперед, Мэгги закрыла ими обнаженную грудь. За сценой вновь послышалась ругань, в зале затопали ногами. Испытывая одинаковый ужас перед менеджером и толпой, Мэгги, закрыв глаза, медленно раскачивалась в такт музыке, стараясь не слышать ни свиста, ни топота, ни выкриков, сопровождавших ее танец. Вдруг совсем рядом сердитый голос произнес: «Покажи им свое тело», и она открыла глаза. Она стоит на сцене, и бежать ей некуда: сзади – разъяренный менеджер, сбоку – грохочущий оркестр, впереди – хохочущие пьяные мужчины… Если она не будет танцевать, ей не заплатят.

Внезапно в зале наступила тишина. Мужчины с вожделением облизывали губы, на их лицах выступил пот, когда Мэгги, словно в полусне, чувственно изгибаясь, медленно двигалась по сцене, время от времени бессознательным движением рук поднимая и опуская свои длинные струящиеся волосы. Все взгляды неотрывно следили за ней, мужчины сходили с ума, но Мэгги, одурманенная марихуаной и парализованная страхом, ничего не видела. За деньги она показывала им свое тело, но настоящая Магдалена, ее сознание, были далеко.

На третий вечер, в субботу, когда в баре было особенно многолюдно, в середине выступления в зал заглянул Ник. Позже она узнала, что кто-то из друзей осторожно намекнул ему, чем она занимается. К тому времени, когда он пришел, она уже сбросила халат, и ее наготу прикрывали лишь волосы. Она стояла на помосте, повернувшись спиной, и не видела, как он вошел, как пробирался между столиками, остановился у сцены и, скрестив на груди руки, молча смотрел, как она, поднимая и опуская волосы, на виду у всех «виляла голой задницей». Так он потом сказал ей. Она уже не испытывала такого всепоглощающего страха, как в первый вечер, и, как обычно, до одурения накурившись марихуаны, медленно поворачивалась на сцене, вызывая одобрительный рев зала, и улыбалась сонной улыбкой в лицо стоявшего ближе всех мужчины. И вдруг постепенно – но тем сильнее был ее ужас – до нее дошло, что она видит перед собой знакомые, горящие яростью зеленые глаза.

Ник.

Моментально придя в себя, она застыла на месте. Не говоря ни слова, Ник вскочил на сцену, схватил с пола халат, завернул в него Мэгги и, перекинув ее через плечо, как пожарный шланг, спрыгнул в зал.

И тогда началось нечто невообразимое. Владельцам «Розовой киски» явно не понравилось, что у них на глазах похищают танцовщиц, да еще прямо со сцены. Когда они наконец поняли, что произошло, двадцатилетний Ник успел пробраться к выходу, отбившись на ходу от трех дюжих вышибал, дежуривших в клубе, и раскидав с десяток других любителей подраться. Оба глаза у него были подбиты, из носа текла кровь, он получил несколько сильных ударов по ребрам и едва избежал ареста: Мэгги успела протащить его через запасную дверь за секунду до прибытия полиции, вызванной для наведения порядка.

Сказал ли он ей за это спасибо? Как бы не так!

Когда они удирали в его допотопной машине, между ними произошла настоящая супружеская ссора. Сидя-за рулем, Мэгги в негодовании кричала, что он не заслуживает того, чтобы она его выручала, хватит с нее неприятностей, что он навлек на ее голову. Если бы он уже не получил свое, она бы сама поколотила его как следует! И нечего совать нос в чужие дела! Она, черт возьми, сама распоряжается своей жизнью и телом! А если ей вдруг захочется среди бела дня танцевать голой на шоссе, то так и будет! В ответ, запрокинув голову на подголовник и пытаясь остановить кровь, он лишь обозвал ее маленькой глупенькой дурочкой и велел ехать потише.

После этого они ругались еще минут десять.

Но, как бы она ни злилась, ей было жаль его, и вскоре, остановив машину у заброшенного склада, она принялась вытирать перьями от халата его окровавленное лицо. Отбросив ее руку, он схватил Мэгги за плечи и крепко прижался к ее губам. Так он поцеловал ее впервые, не как прежде. И от этого поцелуя у нее закружилась голова.

Лишь на короткое мгновение эти воспоминания вспыхнули в ее сознании. Но она не позволит себе вспомнить все. Не имеет права. Этот поцелуй был давно, в другой жизни и с другой девушкой. И ее больше нет.

Теперь, глядя на фотографию, Мэгги поняла, что этот образ будет преследовать ее всю жизнь: красивая юная девушка с полной грудью с яркими сосками, стройное тело, чувственный изгиб бедер и узенький в блестках треугольник ткани в низу живота, длинные ноги в прозрачных черных чулках. Застывшая на лице полусонная манящая улыбка словно говорила о том, что ей все это нравится.

– Ты помнишь, Магдалена? – тихо произнес Ник. Сердце ее обливалось кровью.

Не помня себя от гнева, она выкрикнула:

– Нет, не помню! И не хочу помнить!

Она повернулась и побежала назад. Он тут же догнал ее и, обхватив за плечи, закрыл рукой рот, как будто боялся, что она снова закричит. И она бы закричала, не подумав, что на крик могут прибежать люди и увидеть ее с Ником. Пытаясь вырваться, она колотила его в грудь, а он просто поднял ее над землей и держал так, пока она не успокоилась. Затем спокойно поставил у дерева.

– Не кричи, – сказал Ник, все еще закрывая ей рот. Его руки тесно прижимали ее к себе, так что она не могла шевельнуться, грудью и бедрами она чувствовала его тело и только сейчас по-настоящему вспомнила, какой он высокий и сильный. Ростом около метра девяноста, он еще юношей весил более восьмидесяти килограммов, а теперь в нем было и того больше. Она замотала головой, и он осторожно убрал руку.

– Так ты за этим пришел? Чтобы шантажировать меня? – Мэгги уперлась ему в грудь, пытаясь освободиться. – Потому что теперь у меня много денег, верно? Сколько же ты хочешь?

Одной рукой он все еще держал ее за талию, и Мэгги почувствовала, как мышцы его напряглись. Запрокинув голову и взглянув на него, она заметила, что глаза его холодно блеснули, сжавшиеся губы побелели. Значит, ей удалось разозлить его? Прекрасно. Она хотела разозлить его. Нет, она хотела причинить ему боль так же, как и он причинил ей боль.

Секунду он молча изучал ее.

– Миллион долларов, или я покажу снимки и пленку Лайлу. Там полная запись твоего выступления. Ну как, идет?

– Я… я не могу достать миллион. У меня нет таких денег. Даже близко нет.

Их взгляды встретились, и он улыбнулся ленивой дразнящей улыбкой.

– Уверен, что Лайл достанет. Можно пригрозить, что я отправлю копии всем местным дельцам и вымогателям. Да и телевидение заинтересуется. Представляю, как на экране под конец чего-нибудь вроде «Текущих событий» появятся твои танцульки. Как ты на это смотришь?

– Ты просто сукин сын.

– Мне всегда не нравилось, когда ты ругалась. Мне и сейчас не нравится. Может, мне брать с тебя штраф за каждое бранное слово?

– Убирайся к черту!

– Поосторожней, Мэгги Мэй, это тебе дорого обойдется.

– Не смей называть меня так! – Это ласкательное имя, которым он когда-то называл ее, резануло, словно удар хлыста.

– Насколько мне известно, шантажисты называют свои, жертвы, как им нравится.

– Так, значит, у тебя уже есть опыт? Вот как ты теперь зарабатываешь на жизнь – шантажируешь невинных людей!

– Магдалена, вряд ли тебя можно назвать невинной. Ни тогда, ни сейчас.

Мэгги охватила бешеная ярость – знакомое, но давно позабытое чувство. В западном районе Луис-вилля, где прошла ее молодость, она славилась своим горячим нравом, и с Ником у них частенько доходило до драки. Но, с тех пор как она вышла за Лайла, любое проявление чувств в ней методично искоренялось.

– Сколько тебе нужно? – Ее била дрожь, переполняли возмущение, гнев и боль. Невероятно, чтобы Ник, которого она когда-то любила без памяти, мог так измениться. Значит, такое возможно. Но разве не познала она на горьком жизненном опыте, что люди, даже самые близкие, даже те, кому доверяешь, оказываются не такими, какими их видишь? Что их сущность скрывается за множеством постоянно меняющихся масок?

– А если я скажу, что мне не нужны деньги? Глаза его блеснули, и Мэгги, поняв, что он имеет в виду, неестественно громко рассмеялась.

– Секс? Тебе нужен секс? Прекрасно. Ну что ж, действуй. Давай, вали меня на землю и отведи душу. Это не дорогая цена, чтобы ты убрался из моей жизни ко всем чертям.

Глаза его сузились и потемнели.

– Вот теперь я слышу мою Мэгги Мэй. Ругань и безрассудство.

Он насмешливо улыбнулся и еще крепче прижал ее к себе. Мэгги уже не сопротивлялась, она по опыту знала, что если Ник по-настоящему злился – а сейчас он действительно вышел из себя, – то сокрушал все на своем пути, но взгляд ее горел яростью, не находившей выхода все эти долгие годы. Еще минуту он не отрываясь смотрел на нее, а затем наклонил голову, чтобы поцеловать.

Глава 5

Только ему это не удалось. Напрягшись, Мэгги изо всех сил уперлась ему локтями в грудь. Отпустив ее, Ник отступил в сторону.

– Фотографии и пленка – мой подарок, – произнес он, скрестив руки на груди. Склонив голову набок, он смотрел на нее так, как собака смотрит на загнанного в нору кролика. – В конверте ты найдешь и негативы. Я получил их от человека, который и в самом деле хотел шантажировать тебя, моя дорогая миссис Форрест. Но тебе повезло: я успел выкупить их – а это обошлось недешево, – прежде чем они попали бы к другим людям, и теперь отдаю их тебе, просто так.

Не в состоянии проронить ни слова, Мэгги смотрела на него во все глаза. Теперь она понимала, что вела себя ужасно. Но ведь она давно забыла, что такое, доверять людям, даже Нику.

– Почему? – Внезапно она почувствовала озноб и засунула руки в карманы куртки.

– А почему бы и нет? – с вызовом бросил он.

– Это не ответ.

– Другого просто нет.

– Ник… – Мэгги неуверенно взглянула на него. Знакомое лицо, которое она помнила и любила: черные густые брови, слегка скошенный нос и маленькая горбинка в том месте, где он был сломан в ту роковую ночь, широкие скулы, тяжелый подбородок… Даже ямочка на правой щеке около рта… Но появилось и то, чего раньше не было: по углам глаз залегли морщинки, в лице появились суровость и какой-то неуловимый цинизм в блеске каре-зеленых глаз. Да, это был Ник, ее Ник, но он изменился, изменился внутренне, а это не сразу заметишь. Но ведь и она тоже изменилась. – Я должна извиниться перед тобой.

– В общем – да, но можешь и не извиняться. Мне больше нравится, когда ты злишься, а не произносишь прописные истины. Совсем как в старые времена. – Он обернулся, привлеченный лаем собак, появившихся из-за деревьев. – Не забудь подобрать фотографии, прежде чем на них наткнется кто-нибудь еще.

– Ник… – Но было уже поздно, он уходил. Обернувшись, он слегка поднял руку.

– С днем рождения, Мэгги Мэй, – произнес он и исчез среди деревьев.

Она молча смотрела ему вслед, чувствуя, как вновь тоскливо заныло сердце. Ах, Ник… Она так любила его, что даже воспоминания причиняли боль. Как это похоже на него – через двенадцать лет появиться из ниоткуда и дразнить, смеяться и выводить ее из себя, при этом желая и делая добро. Как же она могла забыть, что он не способен причинить ей вред? В глубине души она знала это, но давно отвыкла прислушиваться к голосу сердца.

Симус и Брайди выбежали из-за кустов и теперь радостно прыгали вокруг нее.

– Ну, хватит, хватит, – прикрикнула она, похлопывая собак и радуясь, что они отвлекают ее от мыслей о Нике. Неужели, сделав то, ради чего приехал в город, он вновь исчезнет из ее жизни еще на двенадцать лет? Ей хотелось плакать и кричать от отчаяния.

– Да перестаньте же вы! – сказала вслух Мэгги, пытаясь успокоить собак и сосредоточиться на повседневных заботах. Она давно поняла, насколько опасно поддаваться сентиментальному настроению. Стоит начать жалеть себя, и слезам не будет конца, а от этого будет плохо всем, и прежде всего – Дэвиду и ей.

Надо собрать снимки, видеопленку и негативы и поскорее избавиться от них, ведь страшно подумать, что произойдет, если они попадут к Лайлу.

Мэгги не сомневалась, что он использует их против нее, она не знала как именно, но была уверена, что он поступит именно так. Он даже может показать их Дэвиду. Одна эта мысль внушала ей ужас, и она поспешила к тому месту, где бросила фотографии на землю. Не глядя на снимки и испуганно озираясь по сторонам – соглядатаи Лайла могут быть повсюду, – она торопливо запихнула постыдное свидетельство своего прошлого в разорванный конверт и спрятала под куртку. Постоянная боязнь, что за ней следят, явно становилась навязчивой. Ведь сейчас раннее утро, а в Уиндермире встают позже.

Поднявшись с колен, Мэгги прикусила губу: теперь надо подумать, как избавиться от фотографий, пленки и негативов. Несмотря на охватившую ее нервозность, она не смогла сдержать улыбку: как когда-то Ричарда Никсона, теперь ее тоже мучил вопрос – сжечь или сохранить изобличающие доказательства? Но, по крайней мере, в ее случае любой, даже самый маленький, костер непременно привлечет внимание, а этого-то ей как раз и не нужно.

В конце концов, зайдя подальше в лес, она камнем, и руками выкопала ямку под свисающими до земли ветвями дикого шиповника и положила все туда, забросав сверху землей и прошлогодними листьями, а сверху, чтобы запомнить место, привалила куском полусгнившего дерева. Со временем она перепрячет пакет в более надежное место, но сейчас это было единственное, что она могла сделать. Принести фотографии и пленку в дом даже на несколько часов, пока она не придумает что-нибудь получше, Мэгги не решилась из боязни, что их найдут. Она подозревала, что в надежде обнаружить нечто, свидетельствующее о том, что у нее роман, Лайл время от времени обыскивает ее комнаты. И вовсе не потому, что его волновала ее личная жизнь, просто это дало бы ему в руки еще одно оружие против нее.

Но поиски его не увенчались успехом, со времени замужества в ее жизни не было ни одного мужчины. От этой мысли ее охватывал ужас. Уж если Лайлу что и удалось, так это отучить ее от секса.

Когда-то ей это нравилось, даже слишком нравилось. Когда у нее был Ник. Ослепляющая страсть, окончившаяся столь быстро и несчастливо, была, казалось, в жизни совсем другой девушки, которая навсегда осталась в прошлом, и, если воспоминания становились непереносимыми, она гнала их прочь, ибо, как научила ее жизнь, нет смысла горевать о том, что безвозвратно прошло.

Теперь у нее есть Дэвид. Всякий раз Мэгги мысленно возвращалась к сыну, и тогда призрак из прошлого, призрак веселой, жадной до любви девушки постепенно тускнел и возвращался в самые отдаленные уголки ее памяти. Дэвид для нее важнее всего на свете, ради него она готова вынести что угодно.

Возвращаясь домой, она сунула испачканные землей руки в карманы, чтобы, если встретится с кем-нибудь, избежать ненужных расспросов. Подойдя к сарайчику для собак, она кликнула их, украдкой оглянувшись, открыла кран с водой: со стороны можно было подумать, что она поит водой Симуса и Брайди. Быстро подставив руки под ледяную струю, она смыла с них засохшую землю и прилипшие листья и наскоро вытерла о джинсы. Собаки пусть еще порезвятся. Она любила этих огромных волкодавов, но Лайл запретил держать их в доме или где-нибудь поблизости.

Иногда ей казалось, что Дэвид – единственное существо, которое Лайл любил своей странной, неестественной любовью.

Солнце поднялось выше, и Мэгги поняла, что время приближается к восьми. Так что она даже не опоздала. Теперь она может спокойно вернуться в дом, переодеться и заняться своими обычными делами, словно ничего и не изменилось.

Действительно, ничего и не изменилось. Несмотря на возвращение Ника, она по-прежнему привязана к Лайлу до конца жизни. Если же попытается вырваться, то непременно погубит Дэвида.

Она в ловушке, в ловушке. Это слово звучало в голове, наполняя ее отчаянной безнадежностью, она – словно бабочка, которая бьется о стекло, не находя выхода. В ловушке, навсегда!

– Черт возьми, Дэвид, внимательнее! – В голосе Лайла слышались неприкрытая досада и раздражение. Через секунду раздался звук разбитого стекла.

– Я же говорил – внимательнее! Посмотри, что ты наделал! Этому стеклу более ста лет, а ты разбил его, потому что был недостаточно сосредоточен!

– Извини, папа! Я старался!..

– Старался, старался!.. Я не хочу, чтобы ты старался, я хочу, чтобы ты сделал! Слово «старался» – для неудачников! И ты станешь одним из них, если не сосредоточишься!

– Я сосредоточусь, папа. Дай мне еще раз попробовать. – В голосе Дэвида звучала такая мольба, что Мэгги, стиснув зубы, почти бегом обогнула высокий декоративный кустарник, отделявший дорожку от лужайки позади дома, и остановилась. Как она и ожидала, Дэвид и Лайл, оба с клюшками, повернувшись к ней спиной, стояли в начале поля для гольфа рядом с внутренним двориком. Они отрабатывали удары, и один из мячей, пущенных Дэвидом, полетел в неправильном направлении. Лайл, как всегда, был одет безукоризненно: темные в клетку брюки, белая с открытым воротом спортивная рубашка и синий свитер; Дэвид, старавшийся во всем подражать ему, был одет почти так же, только в белом свитере и темно-зеленой водолазке. На низкой каменной ограде, опоясывающей внутренний дворик, лежали две набитые сумки, рядом стояла чашка с дымящимся кофе – для Лайла. Она не видела лица мужа, но, когда Дэвид смотрел на него, на лице сына она читала страдание и мольбу. Сердце ее болезненно сжалось.

– Тренируетесь, джентльмены? – непринужденно спросила она, подходя к ограде и желая отвлечь внимание Лайла.

– Ты похожа черт знает на кого.

Слава Богу, ей это удалось. Лайл окинул ее ледяным взглядом. Одно из его «правил» состояло в том, что она всегда должна быть хорошо одета. Его жена не имеет права выглядеть неряшливо.

– Я гуляла с собаками, – не обращая внимания на его тон, ответила Мэгги, глядя на Дэвида. – Ты за-втракал? – спокойно обратилась она к сыну.

– Еще нет. – Чуткое материнское ухо тут же уловило в голосе Дэвида нотки отчаяния.

– Сейчас он больше нуждается в практике, нежели в пище. Если ты забыла, так я напомню: сегодня днем в клубе мы участвуем в соревнованиях, где выступают отцы и сыновья, и, если он будет стараться, мы можем выиграть. – Лайл вновь перевел взгляд на нее, и глаза его сузились. – Надеюсь, ты придешь не в этом.

– Ты же знаешь, что нет. Ведь соревнования начнутся только после ленча. – Она говорила спокойно, не отрывая глаз от Дэвида. – Почему бы тебе не пойти в дом и не позавтракать?

Но Лайл опередил сына.

– У него нет времени, а в девять ему надо быть на тренировке в клубе.

– А тебе не кажется, что от этого будет больше вреда, чем пользы? – Она старалась говорить ровно. – По-моему, хороший завтрак не повредит, а если он успокоится, то будет только лучше играть.

Лайл презрительно раздул ноздри.

– Это по-твоему. К счастью, Дэвид умнее. Так же, как и я, он понимает, что ему надо как можно больше тренироваться. Он недостаточно хорошо играет, не так, как мне хочется, а я намерен выиграть.

Мэгги скорее почувствовала, чем увидела, как Дэвид сжался. Бросив на Лайла ненавидящий взгляд, она все же сдержалась и промолчала. Если она выскажет все, что у нее накопилось, то Лайл обрушится на нее со злобной руганью, а это расстроит сына больше, чем невнимание отца к его состоянию.

– Все в порядке, мама. Мне действительно необходим урок.

Он быстро посмотрел на нее, и в его взгляде она прочла немую мольбу.

И она уступила, решив не возражать.

– Но все равно тебе надо что-нибудь перекусить. Быстренько беги и поешь. Слышишь? Прямо сейчас. – Голос ее звучал мягко, но это был приказ. Прежде чем уйти, Дэвид посмотрел на отца. Лайл недовольно кивнул.

Повернувшись, Дэвид направился к дому, и, когда Мэгги хотела последовать за ним, Лайл схватил ее за руку. Она остановилась, зная, что сейчас начнется скандал, но не желая, чтобы эта отвратительная сцена произошла на глазах у сына, не вырвала руку. Несколько минут они молча стояли рядом и смотрели, как Дэвид засовывает клюшку в сумку; затем он вскинул ее на плечо и, пройдя вдоль каменной ограды, исчез за углом дома.

– Буду очень благодарен, если ты перестанешь повсюду совать нос и указывать мне, как вести себя с сыном. – Он бросил на нее угрожающий взгляд.

Мэгги больше не могла сдерживаться, она должна сказать ему, хотя и догадывалась, что дорого заплатит за такое своеволие.

– Ты слишком на него давишь. Ему только одиннадцать.

– Если он хочет преуспеть, то давление необходимо. Да разве ты знаешь, что такое успех? Где бы ты сейчас была, если бы я не женился на тебе? Голодала бы где-нибудь в ночлежке! Ты – паразит, и я не допущу, чтобы твое плебейство проявлялось в Дэвиде. Чего бы это ни стоило, но я сделаю из него мужчину! – Конечно, ты ведь знаешь, что такое быть мужчиной, не так ли? – Как только Мэгги произнесла эти слова, она поняла, что зашла слишком далеко. Дикий огонь вспыхнул в глазах Лайла, и от ненависти они стали почти бесцветными. Он сильно сжал ее руку. Боль пронзила запястье, и она почувствовала, как внутри что-то хрустнуло.

Глава 6

От боли и неожиданности Мэгги вскрикнула.

– Извини, дорогая, я сделал тебе больно? – с фальшивой озабоченностью спросил Лайл, отпуская ее руку. Губы его слегка искривились в довольной улыбке.

Поддерживая свободной рукой уже начавшее распухать запястье, Мэгги смотрела в холодные насмешливые глаза, когда-то показавшиеся ей добрыми и нежными. Конечно, именно цвет этих глаз ввел ее в заблуждение. Разве бывают на свете голубоглазые дьяволы? Теперь, после двенадцати лет совместной жизни, она представляла себе Лайла только так, в образе дьявола, являвшегося к ней даже во сне. Один и тот же кошмарный сон повторялся уже несколько лет: она умирает и попадает в ад, но ее еще не приговорили к мукам в огнедышащей пропасти, откуда доносятся крики заблудших душ, обреченных на нескончаемые страдания. Она стоит на песчаном берегу, который ведет прямо в пропасть, и вдруг видит дьявола, и он гонится за ней, подняв свой страшный трезубец, и. вот-вот столкнет ее в пропасть, где ей суждено гореть в огне вечного проклятия. И она в ужасе бежит от него, а он догоняет и смеется… она просыпается. Потом она, напуганная, в холодном поту, лежит в постели, пытаясь прийти в себя после кошмара, и лицо, преследовавшее ее во сне, постепенно приобретает черты Лайла.

– Похоже, у меня сломано запястье. Надо быстрее поехать в больницу и сделать рентген. Конечно, меня могут спросить, как это случилось. Интересно, как они поступят, если сказать им правду?

В памяти снова возник образ дьявола, и она вдруг осознала, что впервые за долгие годы посмела произнести эти дерзкие слова.

– Ты мне угрожаешь, дорогая? – Тонкие губы Лайла сжались в хищную усмешку. – А мне казалось, что я отучил тебя от подобных мыслей. Если это не так, буду рад преподать тебе еще один урок. Кстати, для информации могу сказать, что произойдет: тебе никто не поверит. А если поверят, если тебе все-таки удастся обвинить меня в жестоком обращении и мне придется защищаться, уж будь покойна – я сделаю это весьма умело. Нет нужды говорить, что заодно всплывут и кое-какие подробности из твоей жизни.

Слушая этот вкрадчивый голос, Мэгги, не отводя глаз, с ненавистью смотрела в лицо мужа, отчетливо понимая, какой ужасный смысл таится в этой угрозе, и сознавала свое бессилие.

– А ты и вправду злодей, – проговорила она. Рот Лайла растянулся в улыбке.

– А вот наш сын так не считает.

Мэгги молча отвернулась. Никакие слова не могут тронуть Лайла, его ничто не может тронуть. А в том, что касалось сына, все козыри были у него, и он прекрасно понимал это. Прижав сломанную руку к груди, выпрямившись и гордо подняв голову, она направилась к дому. Вдогонку прозвучали слова:

– Почему бы тебе не надеть днем желтый льняной костюм? Ты ведь знаешь, как ты мне нравишься в желтом!

Она сделала вид, что не слышала его.

Едва повернув за угол, она тут же пожалела, что выбрала этот путь: на застекленной веранде с западной стороны дома, за столом, накрытым для завтрака, сидела ее свекровь. За столом также сидели ее дочь Люси и ее зять Гамильтон Ходжес Драммонд Четвертый, который, чтобы побыть с женой, часто прилетал в Луисвилль на собственном самолете. В тот момент, когда Мэгги поравнялась с верандой, кухарка и экономка Луэлла Пакстон, жившая в доме уже много лет, как раз ставила на стол большую плетеную вазу с домашними печеньями.

Увидев их всех, Мэгги внутренне подобралась и, несмотря на пронзившую запястье боль, от которой она невольно стиснула зубы, быстро опустила руку. Эти люди теперь приходились ей родственниками, но никогда не были друзьями, и гордость не позволяла показать им, что ей больно. Двенадцать лет она считалась официальной хозяйкой дома, но на самом деле по-прежнему оставалась чужаком в этом узком семейном клане; вот уже несколько столетий Уиндермир был фамильным гнездом Форрестов, и ее терпели здесь только из-за Дэвида. Мэгги считала такое положение справедливым, потому что и она, в свою очередь, терпела их только из-за сына.

Итак, подбородок кверху. А что еще ей остается? К сожалению, она не может просто повернуться и уйти, а именно это ей и хотелось сделать.

– Доброе утро, Вирджиния! Доброе утро, Люси, доброе утро, Гамильтон! Я и не знала, что вы приехали. – Последнее относилось к деверю, приятному на вид человеку пятидесяти девяти лет. Ростом не намного выше Мэгги – чуть более метра семидесяти, он сохранил по-юношески стройную фигуру; лысую голову прикрывала накладка из волос естественного темного цвета, усы он тоже подкрашивал. Сегодня утром на нем был спортивного покроя синий блейзер, расстегнутая у ворота белоснежная рубашка и серые брюки, и, глядя на него, складывалось впечатление, что пожилой щеголь прилетел сюда прямехонько с нью-йоркской Мэдисон-авеню, а не из Хьюстона.

– Я приехал вчера поздно вечером. Как поживаешь, дорогая?

Когда Мэгги впервые познакомилась с Гамильтоном, его сильный акцент уроженца южных штатов – он говорил, растягивая слова, – очаровал ее, но она больше не заблуждалась на этот счет, так как слишком хорошо узнала, что скрывается за элегантной внешностью и напускным добродушием. Больше того: подавив гримасу отвращения, она даже подставила щеку для обязательного родственного поцелуя, когда Гамильтон, галантно встав при ее появлении, отодвинул стул и сделал шаг навстречу.

Подумать только! Когда-то это семейство казалось ей таким культурным, таким любящим и благожелательным – взаимная предупредительность, воздушные поцелуи! Но это было давно, тогда молоденькая девушка еще не научилась отличать напускное от настоящего. С тех пор она поумнела.

– Дэвид только что поднялся к себе. Ты его ищешь?

Люси прекрасно знала, что ей нечего опасаться Мэгги как соперницы, но стоило Гамильтону проявить к кому бы то ни было хоть малейшее внимание, как это вызывало у нее патологическую ревность. Потому в ее голосе было столько же холода, сколько и во взгляде, устремленном на невестку. Сестра Лайла, крупная ширококостная женщина, угловатая и неуклюжая в движениях, с презрением отказывалась красить свои тусклые седые волосы, уложенные в короткую молодежную прическу, что совсем не украшало ее, равно как и яркое свободное клетчатое платье. В отличие от Лайла, Люси, которая была всего на два года старше него, для своего возраста выглядела плохо, но главное – казалась старше своих лет, и болезненно это переживала. С самого начала она невзлюбила молодую невестку и не старалась скрыть свою неприязнь, хотя внешне была неизменно вежлива, что Мэгги вполне устраивало.

– Я действительно искала Дэвида, – ответила она, выдавив подобие улыбки. – Извините, но я поднимусь к нему.

– Ты не позавтракаешь с нами?

Судя по тону, Гамильтон был неподдельно разочарован, но Мэгги не обратила на него внимания и, покачав головой, прошла через большие стеклянные двери, ведущие с веранды на кухню.

– Мэгги, ты поранила руку? – вдруг резко прозвучал голос Вирджинии. Вздрогнув от неожиданности, Мэгги обернулась и посмотрела на свекровь. Это была хрупкая, худая женщина, и в инвалидном кресле, где из-за обострившейся болезни сердца она проводила теперь большую часть времени, выглядела совсем маленькой и усохшей. Подобно Люси, она была когда-то высокой и крупной, но преклонный возраст и два сердечных приступа за последний год сильно подкосили ее физически и морально. Но, как всегда, ничто не ускользало от ее внимания, а ведь Мэгги казалось, что она прекрасно справилась со своей задачей и никто ничего не заметил.

– Я… вывихнула запястье.

Их взгляды встретились, и Мэгги заметила, как на мгновение глаза Вирджинии наполнились болью и в них мелькнула горькая догадка. Возможно, она как никто на свете, знала, что собой представляет ее единственный сын, и все же любила его, хотя не исключено, что во многом и осуждала его взгляды и поступки. Люси как-то сказала, что если бы Лайл совершил убийство, то Вирджиния собственными руками похоронила бы тело, а тайну унесла с собой в могилу. Она проговорила это с легкой улыбкой, но вполне серьезно. Мэгги подозревала, что именно ее, Мэгги, тело имела в виду Люси.

– Хотите, я дам вам эпсомскую соль? – остановившись в дверях, обеспокоенно спросила Луэлла.

– Нет-нет, я сама все сделаю. Пустяки. – И Мэгги с благодарностью улыбнулась одетой в белое форменное платье негритянке. Луэлле, маленькой худенькой женщине с только-только начавшими седеть волосами, стянутыми в тугой пучок на затылке, было почти шестьдесят, но расторопности в ней не убавилось, и она по-прежнему ловко управлялась на кухне. Она и ее муж Херд служили у Форрестов вот уже сорок лет, и, как Мэгги узнала из разговоров с соседями, их по Праву можно было считать членами семейного клана. С самого первого дня, когда Мэгги появилась в Уиндермире, еще не зная ни привычек, ни уклада семьи и чувствуя себя не в своей тарелке, Луэлла и Херд отнеслись к ней доброжелательно, и с тех пор она питала к ним теплые чувства.

– На кухне вы найдете кофе и булочки, – добавила Луэлла.

Махнув всем на прощание рукой, Мэгги последовала за ней на кухню и, еще раз отказавшись от предложения попарить руку в теплом растворе соли, поднялась оттуда наверх, решив, что позавтракает позже. Она боялась, что ее просто стошнит.

В комнате Дэвида не оказалось, вероятно, Типтон уже отвез его в клуб. Перед соревнованиями Мэгги хотела поговорить с сыном, но теперь разговор придется отложить. Да и сможет ли она снять его нервозность, ослабить желание угодить Лайлу? Если Дэвид проиграет, он будет переживать, и любые слова здесь бессильны. Что бы он ни делал, и как бы хорошо он это ни делал, Лайл всегда требовал от него большего. Если Дэвид получал за контрольную пятерку, Лайл непременно спрашивал, почему не пять с голосом.

Будь у Мэгги хоть малейшая возможность, она бы не колеблясь сию минуту забрала сына и убежала прочь из этого дома. Но, к сожалению, это было нереально, да и Дэвида сейчас нет. Она знала, что он будет сопротивляться, если она попытается увезти его от отца, которого он боготворил, и рано или поздно Лайл все равно найдет их. В этом Мэгги не сомневалась. И тогда она потеряет сына нав5егда.

Вновь потерпев поражение, Мэгги вошла в свою комнату и заперла дверь. Затем, приняв две таблетки аспирина, намочила в холодной воде полотенце и обернула им распухшее запястье. Проделав так несколько раз и почувствовав небольшое облегчение, она порылась в бельевом шкафу и, достав эластичный бинт, туго обмотала руку, решив не обращать внимания на боль. Она уже подошла к гардеробной, чтобы выбрать костюм для поездки в клуб – что угодно, только не желтое, – как вдруг заметила на постели неумело перевязанный сверток.

Даже не взглянув на приколотую карточку со словами «С днем рождения!», она уже догадалась, что это от Дэвида. Развернув яркую узорчатую бумагу, она невольно застыла от изумления, а приглядевшись, на секунду перестала дышать.

Это была маленькая акварель в рамке, изображавшая ее, Дэвида и Лайла. Обнявшись, они сидели на скамейке среди розовых кустов и улыбались – идиллическая картинка счастливой семьи, которой они никогда не были. Лица всех троих выглядели очень похожими и реальными, но радостное выражение и то, как они сидели, должно быть, отражали затаенную мечту маленького художника. И это нарисовал Дэвид, ее мальчик, чудесный талант которого Лайл называл не иначе как «слюнтяйством».

Еще несколько минут она глядела на акварель, затем опустилась на краешек кровати и, закрыв лицо руками, заплакала.

Глава 7

На предстоящие события дня и вечера Мэгги смотрела как на нечто, что просто следует пережить. Боль в запястье постепенно стихала, и если не делать резких движений рукой, то можно было не обращать на нее внимания. Несколько дней домашних процедур – и все пройдет. Мэгги знала это по своему горькому опыту. И опять никто не догадается, что Лайл Форрест жестоко обращается с женой.

Клубное поле для гольфа представляло собой прекрасную площадку с коротко подстриженной ярко-зеленой травой, и, чтобы жаждущие спортивной славь! члены клуба могли играть на нем чуть ли не круглый год, квалифицированные работники неукоснительно поддерживали его в безукоризненном состоянии. Сам клуб имел название «Уиллоу-Крик», но между собой завсегдатаи называли его просто клубом, подразумевая, что другого загородного клуба в городе просто не существует. По крайней мере, для луисвилльской элиты. Не нужно было даже устанавливать огромный первоначальный взнос, чтобы закрыть доступ в клуб всем плебеям: претендент должен был сначала получить приглашение, затем рекомендацию кого-то из членов клуба, позже он подвергался тщательной проверке, и уж потом его утверждали. Даже один голос «против» закрывал доступ в клуб. Из этого, однако, вовсе не следовало, что Форрестам в свое время пришлось проходить эту досадную процедуру, – все Форресты еще с самого основания клуба, то есть с прошлого века, являлись его членами. И членство передавалось по наследству, из поколения в поколение.

К нескрываемому неудовольствию Лайла, Мэгги не любила гольф, играла плохо, а после нескольких неудачных попыток, окончившихся полным провалом еще в начале замужества, когда она старалась угодить мужу, перестала играть вовсе. Но в этот солнечный весенний день она бы с удовольствием смотрела на игру вместе с другими матерями, женами и родственниками, собравшимися у края поля, если бы не знала, какое мучение доставляет Дэвиду гольф. Стоя у семнадцатой лунки и закусив губы, она слышала, как муж «ругает его, потому что из-за неловкого удара Дэвида они оказались на шестом месте.

Нагнувшись за мячом, Дэвид выпрямился и, встретив взгляд отца, застыл на месте. Он побледнел. Для тех, кто не знал, выражение лица Лайла казалось вполне обычным, но Дэвид хорошо знал своего отца. Видя это и сознавая свое бессилие, Мэгги в тот момент, как никогда, ненавидела Лайла, но хуже всего было то, что она ничем не могла помочь сыну. Высокий и как всегда элегантный, Лайл слегка изогнулся и нанес точный удар по мячу. Прочтя в глазах сына, что он чувствует себя полным ничтожеством, Мэгги ощутила прилив бешеной злобы, злобы настолько сильной, что тело ее напряглось, и на какое-то мгновение она пожелала смерти Лайла. Тогда бы все их с Дэвидом неприятности кончились…

– Прекрасный удар! – Стоявшая рядом Мэри Гиббонс, чей муж и младший сын постоянно занимали десятое место, в знак восхищения подняла большой палец, наблюдая, как посланный Лайлом мяч точно упал в лунку.

– Спасибо, – улыбнулась Мэгги, делая вид, что ей приятна похвала в адрес мужа, и вновь сосредоточила внимание на игре. Следующим ударом Дэвид загнал мяч в лунку – метко и сильно. Мэгги облегченно вздохнула. Последовавший затем удар Лайла отличался всегдашней безукоризненностью. Переходя вслед за ними к восемнадцатой лунке, Мэгги молилась, чтобы Лайл промахнулся.

Сыну Мэри Гиббонс удалось сравняться с отцом лишь после шестой попытки, хотя требовалось всего две, и, когда Джон Гиббоне в шутку укоризненно покачал головой, сын, нисколько при этом не расстроившись, лишь рассмеялся в ответ.

– Адам теперь играет намного лучше. – Мэри вновь повернулась к Мэгги. – Во всяком случае, он получает от игры удовольствие, и мы с Джоном считаем, что это главное.

Не отрывая глаз от лунки и пробормотав в ответ что-то подходящее к случаю, Мэгги с нетерпением ждала следующего удара. Была очередь Лайла. Мяч находился метрах в девяти от лунки, и он сосредоточился, рассчитывая траекторию удара.

Мэгги ничего не могла с собой поделать. Устремив взгляд на Лайла, она словно хотела пробуравить его насквозь и мысленно повторяла: промахнись, промахнись…

Выбрав позицию, Лайл замахнулся и мастерским ударом точно загнал мяч в лунку. Зрители издали радостный возглас, а Мэгги с трудом сдержалась, чтобы не выругаться вслух. На всем поле она, должно быть, оказалась единственным зрителем, который не радовался его успеху. Лайл тем временем достал мяч из лунки и, высоко подняв его над головой, одарил болельщиков широкой улыбкой.

Следующим играл Дэвид. Пока он выбирал позицию, его красивое юное лицо даже помрачнело от напряжения и сосредоточенности. Мысленно она так же сильно хотела помочь сыну, как за минуту до этого желала Лайлу промахнуться. Господи, помоги ему, помоги, помоги…

Дэвид ударил по мячу, мяч покатился к лунке и в самый последний момент, едва заметно вильнув влево, остановился в нескольких сантиметрах от цели. Зрители сочувственно вскрикнули.

Вот тебе и сила психологического воздействия! Несмотря на страстные уверения тетушки Глории, что она существует, Мэгги явно ею не обладала. Заметив, как Лайд вновь перехватил взгляд Дэвида, она невольно сжала кулаки.

Как он может быть таким жестоким по отношению к сыну, которого любит?

По результатам соревнования Дэвид и Лайл заняли седьмое место. Принимая почетную ленточку за участие в турнире, Лайл улыбнулся и обнял Дэвида за плечи, но Мэгги знала, что добродушие это напускное, исключительно для публики, знала она и то, что сын также понимает это. Дэвид выглядел удрученным и жалким, и сердце ее переполняла боль. Он старался изо всех сил и теперь мучительно переживал неудачу, ведь он не сумел добиться того, чего ожидал от него отец. Она уже представляла, что за этим последует: холодность Лайла по отношению к сыну, которая будет продолжаться несколько недель, бесконечные, изнуряющие занятия и еще более тягостные наставления…

Она сама прошла через это, еще в первые месяцы замужества, когда Лайл решительно заявил ей, что, намерен сделать из нее такую жену, какую ему нужно, и Мэгги из кожи вон лезла, чтобы угодить ему. Но уже очень скоро она поняла, что ему угодить невозможно. Никто не может достичь совершенства. Никто, кроме него.

Спустя некоторое время дети уже играли на лужайке перед клубом, а взрослые расположились на стульях во внутреннем дворике неподалеку от бара; многие заказывали по третьему разу.

Мэгги, как всегда, пила чай со льдом. Наконец ей удалось уйти под благовидным предлогом – якобы в дамскую комнату, в действительности же она хотела разыскать Дэвида. Они с Лайлом рано уехали в клуб, чтобы размяться перед соревнованиями, и Мэгги не смогла поговорить с сыном. Она тогда хотела сказать ему, что жизнь настолько многообразна, что не стоит оценивать ее события однобоко – победа или поражение, – смысл жизни в другом. Теперь она могла лишь утешить его. Ведь жизнь продолжается, даже если ты проиграл в соревнованиях по гольфу.

После долгих поисков она наконец увидела его неподалеку от автомобильной стоянки. Обхватив колени руками, он сидел на траве, прислонившись спиной к огромному мусоросжигателю, странно выглядевшему на фоне стоявшего позади него массивного кирпичного особняка, построенного в начале века и лет сорок назад переделанного под клуб.

Дэвид выглядел таким несчастным и одиноким, что у нее разрывалось сердце.

Не обращая внимания на неприятный запах, шедший из мусоросжигателя, и не боясь испачкать о траву светлые шелковые шорты, Мэгги присела рядом. Ее изысканный костюм – кремовый пиджак и белая шелковая блузка – не подходил для того, чтобы сидеть у дымящего мусорника, но она не думала об этом и села, так же, как и он, обхватив колени руками.

– Привет!

Дэвид искоса взглянул на нее. Едва заметные, но предательски проступившие на щеках пятна и припухлость вокруг глаз говорили о том, что он плакал, а этого в последнее время с ним не случалось; он считал, что плакать в одиннадцать лет – стыдно и недостойно. Мэгги стало еще больнее. Ей хотелось обнять его, но она лишь плотнее обхватила колени и улыбнулась.

– Что тебе нужно? – резко бросил он в ответ.

– Хочу поблагодарить тебя за подарок. Он чудесный и очень мне нравится.

Еще один косой взгляд, уже менее враждебный.

– Папе он не понравится. Он говорит, что рисуют только слюнтяи.

Мэгги промолчала, с трудом сдержав слова, вот-вот готовые сорваться с губ. Ей всегда нелегко было определить, до какой степени она может не соглашаться с мнением Лайла. Стоит сказать лишнее слово, как Дэвид тут же примется защищать его, но и оставлять подобные высказывания без ответа тоже нельзя.

– Видишь ли, Дэвид, иногда папа может быть не прав, не во всем прав, ты ведь знаешь, – тихо проговорила Мэгги.

Повернувшись, он зло посмотрел на мать.

– В этом он прав. Я – слюнтяй! Я даже не умею как следует играть в гольф!

Вот они и добрались до сути. Отбросив лишние слова, она решила сказать главное.

– Ты очень хорошо играл. Из двадцати пар вы с папой заняли седьмое место. Это хорошо.

– «Хорошо» не значит «отлично»! Папа сказал, что мы могли выиграть, если бы я все не испортил!

Мэгги даже стиснула зубы, чтобы не высказать все, что она думала о Лайле.

– Ты ничего не испортил, Дэвид, ты просто промахнулся. Игроки часто промахиваются, даже самые известные. Поверь мне, даже твой отец делал неверные удары. В игре это Неизбежно.

– Я подвел папу, – еле слышно произнес Дэвид. Мэгги хотелось прижать его к себе, утешить, и опять она не осмелилась. Помолчав минуту, она сказала:

– Дэвид, а может быть, это папа подвел тебя? Ты не задумался над этим? Ведь он должен гордиться, что ты играл так хорошо и вы заняли седьмое место, а не сердиться из-за того, что не заняли первое!

Какое-то время он не отрываясь смотрел на мать, и на мгновение у Мэгги мелькнула надежда, что ей удалось снять с него розовые очки, через которые он смотрел на Лайла, но затем страшная гримаса исказила его лицо и он вскочил на ноги.

– Да что ты в этом понимаешь? – срывающимся голосом выкрикнул Дэвид. – Папа говорит, что там, где ты выросла, вообще не знают, что такое гольф. Он сказал, что, когда он на тебе женился, ты была чуть ли не проституткой, а проститутки не играют в гольф!

– Что? – с трудом выговорила она.

Дэвид не ответил. Как-то странно посмотрев на нее, он повернулся и, не говоря ни слова, убежал. Через секунду он уже скрылся за стеной клуба, затем пересек лужайку, откуда доносились крики и смех детей, и вскоре исчез за небольшим холмом. Мэгги сидела не двигаясь, словно ее ударили в живот.

Как смеет Лайл говорить о ней такое ее сыну! Ослепляющая злость обрушилась на нее горячей волной, и в душе она проклинала его, называя всеми бранными словами, какие только могла вспомнить. Это был не первый случай, когда Лайл проявлял исключительную жестокость в войне, которую они вели за Дэвида. Она должна посмотреть правде в лицо: Лайл использует любые средства, даже самые грязные, чтобы окончательно и бесповоротно настроить против нее сына. Чтобы одержать верх, он не пощадит даже его чувств. Но сказать мальчику, что его мать была чуть ли не шлюхой? Такое не прощается!

Вспомнив о «подарке», который утром ей передал Ник, она похолодела.

Лайл не знает, что несколько раз она выступала в ночном баре, и никогда не должен узнать. Пленка и фотографии не должны попасть в его руки. Если это случится, то первым делом он покажет их Дэвиду. Представив, что может подумать Дэвид, она внутренне содрогнулась.

У нее остается лишь одно средство, чтобы защитить себя и вырвать Дэвида из рук Лайла: сказать правду, а значит – заставить страдать самого Дэвида, но этого она допустить не может. Да и для правды слишком поздно.

– Миссис Форрест, ваш муж послал меня найти вас. Он просит вас вернуться в клуб, скоро начнут собираться гости.

Подняв «глаза, Мэгги с удивлением увидела, что перед ней с непроницаемым лицом стоит официант. Она настолько погрузилась в свои мысли, что даже не заметила, как он подошел. В честь дня ее рождения Лайл устраивал прием для членов семьи, друзей и коллег. Каждый год этот прием служил как бы официальным началом торжеств по случаю скачек, ну и, конечно, Лайл не упускал возможность лишний раз показать всем, какой он внимательный муж. От этой фальшивой показухи Мэгги тошнило, но ей ничего не оставалось делать, как улыбаться и терпеть. Она хотела только одного: не слышать произносимых вполголоса слов о том, как на удивление удачно сложился у Лайла брак, а ведь поначалу… Она боялась, что при этом ее вырвет.

– Который час? – спросила Мэгги и поразилась, как быстро летит время. Вокруг уже сгущались сумерки. Задумавшись о Дэвиде, она и не заметила, что солнце скрылось за горизонтом.

– Начало седьмого, мэм.

Заранее упаковав платье, которое Мэгги выбрала для приема, и положив соответствующие туфли и необходимые украшения, Луэлла передала все Типтону, который затем привез вещи в клуб, и теперь они ждали ее в дамской гардеробной. Он же должен забрать Дэвида и отвезти его домой. Там с ним будут Луэлла и Вирджиния, которая еще несколько лет назад отказалась присутствовать на приемах, заявив, что уже слишком стара для них. Так что о сыне она могла не беспокоиться, скорее всего, вечером он будет играть с бабушкой в карты у нее в комнате и смотреть телевизор. Вирджиния, возможно, не слишком благоволит к ней, но Дэвида она обожает, а заметив, что он расстроен, наверняка развеселит его.

С ним все будет хорошо. Он, наверное, уже забыл их последний разговор, ведь детям не свойственно долго помнить неприятности, а утром она поговорит с ним о том, что сказал ему Лайл. Мальчик знает, что она росла в бедности, что из семьи у нее никого не осталось и что у нее никогда не было того, что всегда было у Форрестов. Вот, собственно, и все, что ему было известно о своей матери. Видимо, пришло время, когда она должна сама рассказать ему о себе, вернее, рассказать то, что может.

Позже она еще раз обо всем подумает, а теперь, чтобы не вызвать ярости Лайла, она должна улыбаться счастливой улыбкой.

Достаточно одного скандала в день, два – это уж слишком. Мысленно посылая проклятия в адрес мужа, Мэгги поднялась с травы.

– Передайте мистеру Форресту, что я одеваюсь и скоро буду готова.

Поклонившись, официант поспешил в клуб.

Немногим более часа спустя Мэгги вышла из роскошной клубной гардеробной. Она приняла душ, помыла и высушила феном волосы, и теперь они спадали ей на спину пышной каштановой волной; в ушах голубыми брызгами вспыхивали бриллиантовые серьги. Длинное без бретелек платье, казалось, было сделано из мерцающей чешуи диковинной рыбы – тонкая шелковая ткань цвета морской волны, расшитая полупрозрачными блестками, сияла и переливалась в свете ламп; на ногах – темно-зеленые атласные туфли на высоком каблуке. Чтобы скрыть распухшее запястье, Мэгги надела широкий золотой браслет с драгоценными камнями. Она знала, что выглядит великолепно, даже чуть вызывающе, и очень дорого, что доставит Лайлу больше чем просто удовольствие.

Он испытывал какое-то патологическое наслаждение, демонстрируя свою красивую, избалованную молодую жену. Точно такое же чувство он испытывал и терроризируя ее, но уже дома.

По широкому паркетному коридору она направилась в зал, откуда доносился приглушенный шум голосов, свидетельствующий о том, что либо она запоздала к началу, либо гости начали собираться слишком рано. Стараясь остаться незамеченной, она, пройдя через широкие двойные двери, устремилась в дальний конец зала.

– А вот и наша именинница! С днем рождения, Мэгги! – послышался слева от нее голос Сары. Обернувшись, она улыбнулась, в то время как еще добрая сотня гостей выкрикивала: «С днем рождения!»

Сара в черном облегающем платье выглядела еще более изможденной, чем обычно, слева от нее стояли Баффи, вся в красном, и незнакомая женщина в светло-голубом вечернем костюме; рядом с ними, повернувшись спиной к двери, – двое мужчин в темных костюмах, лиц их она разглядеть не могла. Подняв руку с наполовину пустым бокалом, Сара сделала приглашающий жест, и Мэгги, которая на подобных приемах среди местных представителей голубой крови всегда чувствовала себя несколько скованно, направилась к ней, сияя улыбкой и на ходу принимая поздравления. На минуту она задержалась, чтобы беспечно произнести какую-нибудь банальную бессмыслицу в ответ на столь же бессмысленный вопрос вроде того, как ощущает себя хорошенькая женщина, когда ей перевалит за тридцать; она уже почти подошла к Саре, как вдруг один из мужчин обернулся и взглянул на нее.

Подняв голову, Мэгги почувствовала, что медленно бледнеет: сквозь кольца сигаретного дыма на нее в упор смотрели каре-зеленые глаза Ника.

Глава 8

Место, куда попал Ник, поразило его своей роскошью, и он вынужден был признать это. До сих пор ему редко случалось бывать в загородных клубах, но, приглядевшись внимательнее, он понял, что они обладают рядом неоспоримых достоинств: если хочешь произвести сногсшибательное впечатление и завести необходимые связи, элитарные клубы для этого – идеальное место.

Взять хотя бы тот, где он сейчас находится. Может, они называют это помещение бальным залом, а может, восточным залом или просто малым залом, в таком клубе он наверняка не единственный. В длину зал достигал не менее двенадцати метров; с одной стороны Ник увидел камин из натурального мрамора, с противоположной – стол, уставленный серебряной и фарфоровой посудой и изысканными деликатесами; высокие, метра четыре в высоту, стены благородного серебристо-серого цвета заканчивались сверкающим белизной потолком, на темном, до блеска натертом паркете яркими пятнами выделялись несколько восточных и, как показалось неискушенному в таких вопросах Нику, до безобразия дорогих ковров; две огромные хрустальные люстры заливали ярким светом все это великолепие. Шампанское текло рекой, а закуски были такие, что он даже не мог определить, что есть что. В углу зала, рядом с небольшой площадкой, предназначавшейся для танцев, за роялем сидел пианист в черном смокинге и негромко наигрывал приятную мелодию. На вечеринках, которые до этого посещал Ник, обычно включали магнитофон, но присутствие музыканта, разумеется, имело свои преимущества: можно заказать любую мелодию, за соответствующее вознаграждение, конечно. Значит, сегодня, заплатив двадцать долларов, он может быть уверен, что в необходимый момент пианист сыграет то, что ему нужно.

Мысль о том, что прошлое, словно призрак, будет преследовать Магдалену даже здесь, заставила его улыбнуться.

– Посмотрите, какое у Мэгги платье! Жаль, что у меня нет такого мужа, который одевал бы меня в наряды от Валентино! – И женщина, в голосе которой слышалась зависть – а это была Баффи, – встав на цыпочки, заглянула ему через плечо. Ник обернулся и, как только увидел Мэгги, забыл обо всем.

«Русалка, – подумал он, – настоящая русалка с медными волосами». От одного взгляда на Мэгги у него подкашивались ноги. К такому он был не готов. Он стоял в каком-то оцепенении, не в силах произнести ни слова. Он не подозревал, что спустя двенадцать лет любит ее так же сильно, как в юности. Нет, он ни на минуту не забывал ее и вряд ли когда-нибудь сможет забыть.

Ведь он вернулся в этот город ради нее. Он может сколько угодно убеждать себя, что приехал-отомстить Лайлу Форресту, и отчасти это было правдой. Он хочет уничтожить его, исковеркать его мир так же, как когда-то Лайл исковеркал его жизнь. И он сможет сделать это, он только ждет своего часа.

В его руки попали не только пленка и фотографии Магдалены, но и кое-что другое, не менее интересное. Ник пустил слух, что собирает компромат на Лайла Форреста, и хлынувший поток информации и самых отвратительных и грязных фактов поразил даже его, а выплыви хоть что-то наружу – и старина Лайл обречен, для респектабельного южанина с такими средствами и связями, какими обладал Лайл, это означает крах. Ну что ж, приятель, и за тобой кое-что есть.

Разглядывая присутствующих, Ник пришел к выводу, что это сборище напоминает ему результат кровосмешения, а проще говоря – все они варятся в собственном соку, и налицо все признаки вырождения… Подобно породистым собакам, старые аристократические семьи, к которым принадлежал и Лайл, на протяжении нескольких поколений роднятся только между собой, и в конечном итоге то, что потом производится на свет, нельзя назвать биологически чистым материалом. На каком-то этапе, рассуждал Ник, неизбежно появляется человек «со стороны», простолюдин, как, например, Магдалена. Хотя, глядя на нее сегодня, никому бы и в голову не пришло такое.

В том, как она держится, сквозят одновременно гордость и презрение к занимаемому положению, невольно отметил Ник, а рядом с большинством «упакованных» женщин, находящихся в зале, она в этих бешено дорогих шмотках и подавно смотрится «одной из них». Конечно, Мэгги всегда была красивой. Когда они росли в новостройках, даже тогда грязная семилетняя оборванка отличалась от остальных детей врожденной грацией и чертами лица, а теперь, имея все, что только способны дать деньги, она просто ослепительна.

И она, черт возьми, вновь будет принадлежать ему, как принадлежала всегда. Они с детства были неразлучны – заброшенные вечно пьяными родителями малолетки, всегда и повсюду вдвоем, одни в огромном жестоком мире. Ее замужество, обычная ошибка молоденькой девушки – теперь он понимал это, – чуть не погубило его. Но он больше не винит ее. Долгие годы, мучаясь от злости, что она бросила его, он ненавидел Мэгги почти так же сильно, как его, любовь и жгучая ненависть разрывали сердце, и все же он понимал, почему она поступила так: во всем виноваты деньги. Когда в кармане у тебя едва ли сыщется больше пятидесяти центов, то мысли о деньгах преследую! тебя постоянно, они становятся для тебя всем.

Дни напролет они с Мэгги проводили в поисках еды, каждый месяц умирали от страха, что их вышвырнут из дома за неуплату. Глаза его, скользнув по роскошному платью Мэгги, потемнели от горьких воспоминаний. Одежда? Одежду им давала Армия Спасения, если, конечно, выпадал счастливый случай, если же нет – носили что придется.

С возрастом, когда она стала девушкой, Магдалене приходилось особенно трудно. Она очень переживала, что вынуждена ходить в обносках, и несколько раз он приносил ей новые, красивые, модные вещи, Как он их доставал? Воровал в дорогих магазинах. Она принадлежала ему, а если она принадлежит ему, значит у нее должно быть все. Он обязан достать, чего бы это ни стоило.

Он понимает, почему она вышла за Лайла Форреста. И, черт возьми, мог ли он поручиться, что, если бы тогда какая-нибудь богатая старуха предложила ему безбедную жизнь, он смог бы сказать «нет»?

Но теперь все изменилось. Он больше не грязный оборванный подросток, который когда-то воровал машины и залезал в чужие дома, таскал из магазинов вещи и готов был на что угодно, лишь бы прокормить себя, мать, сестренку, да еще Магдалену и ее отца. Ему удалось покончить с той жизнью и обрести независимость. Поначалу, возможно, он добился ее не совсем честными методами, но теперь занимается вполне законным бизнесом, и ни у кого не может быть к нему претензий.

Ну а со стариной Лайлом они еще встретятся.

Магдалена получит развод, это несложно. Надо только убедить ее. Уж он постарается. Она принадлежит ему и всегда принадлежала только ему. Об этом говорили ее глаза, лицо, ее тело. Стоит им взглянуть друг на друга – и тех двенадцати лет больше не существует.

Он готов даже взять ее сына и воспитать как своего собственного. При этой мысли Ник едва заметно улыбнулся. Насколько он знает Магдалену Розу Гарсиа, а когда-то он знал ее очень хорошо, она ни за что не согласится убежать с ним и оставить сына. Уж если она любит, так любит без остатка. Как когда-то любила его.

Неправда, не любила, а любит и сейчас, и всегда будет любить. Она просто не хочет себе в этом признаться, но рано или поздно ей придется. Теперь он не упустит ее. Чего бы это ни стоило.

Вытащив пачку сигарет, с которыми теперь не расставался, он привычным жестом вышиб одну и, глубоко затянувшись, уже не отрывал глаз от приближающейся Магдалены.

Глава 9

На мгновение у Мэгги подкосились колени, ей словно не хватало воздуха. Застыв от ужаса, она не могла поверить, что действительно видит Ника, здесь, у себя на дне рождения, в нескольких шагах от Лайла, который, стоя к ним вполоборота, разговаривал сейчас с одним из своих деловых партнеров и его женой. Если он заметит Ника, то будет вне себя от бешенства. Похолодев, Мэгги в смятении переводила взгляд с Ника на Лайла и обратно. «Пресвятая Дева Мария…» – мысленно произносила она молитву, которую так часто повторяла в детстве.

– С днем рождения, красавица! – рядом стоял Джеймс Брин, президент банка «Блуграс» и близкий друг Лайла. Улыбнувшись и непринужденно подставив щеку для поцелуя – на помощь пришла многолетняя практика, – она несколько минут поболтала с ним и его женой Эллен. О чем они говорили, Мэгги не смогла бы вспомнить даже под пыткой.

И все это время Ник не отрываясь смотрел на нее. Пробормотав слова извинения, что, мол, надо поговорить и с другими гостями, и как бы в шутку воздев руки – увы, ничего не поделаешь! – ей удалось наконец отойти от них, и, улыбаясь, она направилась к Нику. Его взгляд притягивал, и она шла к нему, словно пойманная на крючок рыбка.

Гости между тем прибывали, и в зале уже находилось не менее двухсот человек; они подходили к столам с закусками, смеясь и переговариваясь, брали напитки с серебряных подносов, услужливо подставленных снующими по залу официантами, и все же, рано или поздно, Лайл неизбежно должен заметить Ника. На приемах он слыл внимательным хозяином и каждому уделял хотя бы несколько минут, следуя своему правилу – постоянное движение и поддерживание контактов, – поэтому он неминуемо столкнется с Ником.

«А может, ей удастся уговорить его уйти?» – мелькнуло в голове у Мэгги.

– Поздравляю! – раздался веселый голос Сары, когда Мэгги подошла к ней и стоящим вокруг гостям. Это приветствие вернуло ее к реальности, и она улыбнулась.

– Спасибо. Я очень рада, что вы пришли. – Мэгги даже удивилась, как беспечно прозвучал ее голос и как естественно она всем улыбнулась.

– А мы, в свою очередь, благодарим за приглашение, – отозвалась женщина в голубом костюме, которую она заметила раньше. Как же ее зовут? Но, прежде чем она вспомнила ее имя, женщина, увидев запястье Мэгги, удивленно подняла брови. – Что у вас с рукой?

Мэгги коротко рассмеялась.

– Представляете, играла с собаками и упала! Пустяки, легкое растяжение.

Женщина сочувственно покачала головой.

– Воображаю ваши ощущения. Помню, как-то спускаясь по лестнице, я споткнулась о кошку. Мало того, что я упала, так еще вывихнула колено и недели три ходила на костылях!

– И все это время убеждала нашу дочь, что у нее аллергия на кошек, – усмехнувшись, вставил стоящий рядом мужчина. – Правда, безуспешно.

Все вежливо рассмеялись.

– Ты ведь знакома с Майком и Джоан Салливанами, не так ли? – запоздало представила их Сара, которая, кажется, не заметила в поведении Мэгги ничего необычного. Живя с Лайлом, Мэгги научилась на людях скрывать эмоции за непринужденной беседой. Благодарно посмотрев на Сару, она ответила:

– Конечно. И очень рада снова видеть их у себя. – Пожимая руку Майку и затем Джоан, Мэгги добавила, что ей очень нравится ее костюм, и в особенности цвет, а та в ответ выразила восхищение платьем Мэгги.

Мэгги стоило некоторых усилий поддерживать подобный разговор; от природы молчаливая, она, в противоположность Лайлу, не отличалась искусством произносить ничего не значащие фразы, а присутствие Ника еще больше смущало ее. Сердце ее бешено колотилось, он же, глядя на нее, спокойно стоял рядом и не вмешивался в разговор. Мэгги не смела взглянуть в его сторону и, едва соображая, продолжала светский обмен любезностями.

– Как поживает Бекки?

Десятилетняя дочь Салливанов и, как догадалась Мэгги, владелица злополучной кошки, ходила в ту же закрытую частную школу, что и Дэвид, поэтому Мэгги очень обрадовалась, что вовремя вспомнила ее имя.

– Все хорошо, – просияла Джоан. – А как дела у Дэвида? Он поедет в этом году в летний лагерь?

Последующий разговор с четой Салливанов продолжался от силы еще минуты две, но они показались Мэгги вечностью. Краем глаза она видела, что Лайл движется в их сторону и вот-вот заметит Ника, а она надеялась улучить момент и уговорить его уйти.

– Думаю, ты не сердишься, что я привела с собой гостя? – вмешалась в разговор Баффи, в то время как Джоан повернулась за бокалом вина. Обращаясь к Мэгги, Баффи взяла Ника под руку и при этом лукаво посмотрела на Мэгги. Непроизвольно отметив про себя ее ярко накрашенные ногти, Мэгги отрицательно покачала головой. А как иначе она могла отреагировать?

– Я так и думала. В конце концов, Ник действительно твой старый приятель. А когда я сказала, что приглашаю его на твой день рождения, он с радостью согласился.

– От всей души поздравляю, Магдалена, – тихо произнес Ник, когда Мэгги взглянула на него. Глаза его улыбались, но лишь она могла разглядеть в них скрытую насмешку.

– Надо же, мистер Кинг, а я и не знал, что вы знакомы с Форрестами! – удивленно воскликнул подошедший Джеймс Брин, пожимая руку Нику и одновременно беря с подноса бокал шампанского. – Как идет бизнес с ночными клубами?

– Великолепно, – затягиваясь сигаретой, ответил Ник. – Мы расширяемся. Только что оформили покупку «Литтл Браун Кау» в Индиане и подумываем еще о двух клубах, но уже на этой стороне реки.

– Если решите обратиться в мой банк за кредитом, дайте знать.

– Уверена, что вы говорите это всем состоятельным людям, – пропела Баффи, вскинув глаза на Джеймса Брина и одновременно сжимая руку Ника. Вероятно, Брин не понял, что это своего рода пробный камень, но Мэгги сразу разгадала ее замысел: Баффи упорно пыталась прощупать финансовое состояние Ника и решить для себя, стоит ли заняться им всерьез.

Но, как ни странно, ей и самой было любопытно, чем же он занимается. Он сказал, что купил «Литтл Браун Кау», а на самом деле? На чьи деньги? Неужели на свои? Вряд ли. Когда она знала его, у него за душой не было ни гроша. А может – такую возможность нельзя исключать, – он занимается какими-нибудь махинациями? Выглядит и говорит он как вполне преуспевающий человек, да и в самой манере держаться явно чувствуется уверенность в себе, а это приходит только с деньгами, уж она-то знает, а впрочем, ничего удивительного: с его склонностью к авантюризму он всегда умел казаться таким, каким хотел. Никто не знает его лучше, чем она, по крайней мере, знала когда-то. А коли это в его интересах, так он может соврать и глазом не моргнуть, да так, что комар носу не подточит.

Но, в, конечном итоге, все сводится к одному вопросу: что он делает в Луисвилле? Не выскочил же он как чертик из табакерки только для того, чтобы отдать ей фотографии и пленку, в этом она не сомневалась. Она сердцем чуяла, что он что-то затеял, причем затеял недоброе. Но для кого? Если он замыслил одурачить Брина и местных банкиров, выдавая себя за бизнесмена и убедив их, что у него есть средства для покупки ночных клубов, ради Бога, это ее не касается. Но даже если он и вправду занимается законным бизнесом и у него действительно есть средства, то это также не имеет к ней никакого отношения. Как говорится – всего наилучшего. Только пусть оставит ее в покое.

Но оставит ли?

Стоило ей сопоставить факты, и она похолодела: если бы он действительно хотел оставить ее в покое, то не пришел бы сегодня в клуб.

Что ему от нее надо? Может, просто хочет завести нужные связи? Может быть, а может, и нет.

– Далеко не всем, – усмехнулся Брин. – Только тем, на ком мой банк имеет возможность заработать.

– Вы, по крайней мере, говорите напрямик, – рассмеялась Джоан Салливан, в то время как Эллен Брин укоряюще легонько толкнула мужа. Баффи же одарила Ника соблазнительной улыбкой.

Вдруг раздался звон вилки по стеклу, и все обернулись на звук. Подняв глаза, Мэгги увидела, что у стола, держа бокал и широко улыбаясь, стоит Лайл.

– А сейчас нас ждет великолепный торт, и я лично очень хочу его попробовать, – начал он. – Но прежде мы поздравим мою жену с днем рождения и пожелаем ей счастья, не так ли? Мэгги, дорогая, где ты?

Он обвел глазами зал, и Мэгги пошла ему навстречу.

– Ах, вот ты где! Иди сюда! – Он нашел ее глазами, затем его взгляд скользнул дальше и замер. Даже не оборачиваясь, Мэгги поняла: за ее спиной он увидел Ника. Взгляды мужчин встретились. На какой-то момент наступила тишина, и ей показалось, что сейчас она услышит электрический разряд и над головой блеснет молния: так бывает, когда в грозовом небе сталкиваются тучи.

Она застыла на месте, видя вокруг улыбающиеся лица гостей, которые ждали, пока она подойдет к Лайлу. Ощущая почти физически, как эти двое пожирают друг друга глазами, Мэгги невольно обернулась. Медленно подняв бокал и в упор глядя на Лайла, Ник улыбнулся ему невозмутимой, дерзкой, вызывающей улыбкой. Быстро посмотрев на мужа, она – и остальные двести человек – увидели, как его лицо побледнело, и он, чуть отступив назад, оперся рукой о стол.

– Все в порядке, Лайл? – Гамильтон поддерживал его под руку, обеспокоенно заглядывая в лицо. Тут же подошли еще человек десять, а Люси, бесцеремонно работая локтями, уже пробиралась к брату.

Мэгги подоспела в тот момент, когда Лайл, сбросив руку Гамильтона, выпрямился и, досадливо поморщившись, сказал:

– Да, все хорошо. И перестань кудахтать. Легкое головокружение, просто мне надо поесть.

– Да сядь ты, ради Бога! – Гамильтон был искренне обеспокоен.

– Говорю тебе, все хорошо. Где Мэгги?

– Я здесь. – Протиснувшись между Гамильтоном и Люси, она встала так, чтобы Лайл видел ее. На секунду он задержал на ней взгляд, и ее пронзил ледяной ужас: внутренне содрогнувшись, она прочла в этих холодных голубых глазах, что вечером ее ждет жестокое наказание.

Стиснув ей локоть, Лайл повернул Мэгги лицом к гостям. Глядя на обращенные к ней лица, она улыбалась, хотя кровь стыла в жилах. До сегодняшнего вечера он только раз смотрел на нее так; это случилось через несколько месяцев после рождения Дэвида, когда она еще не подозревала, какое чудовище скрывается под маской элегантности и напускной доброжелательности. В тот жуткий вечер она впервые по-настоящему увидела и узнала своего мужа. С тех пор воспоминания неотступно преследовали ее.

И сейчас, когда рука Лайла стискивала и прижимала ее к себе, она не сопротивлялась и, словно манекен, продолжала улыбаться. Не дай Бог, если кто-нибудь что-нибудь заметит! Держать стиль, работать на публику – вот семейное кредо Форрестов, и сейчас, как все они, она следовала ему неукоснительно.

– Как вы знаете, мы собрались здесь, чтобы поздравить мою жену с днем рождения. Тридцать лет назад она появилась на нашей грешной земле. Так давайте отбросим формальности и, выражаясь словами Марии-Антуанетты, поедим от души!

Лайл сделал знак пианисту, и тот заиграл традиционную мелодию «Желаем счастья в день рождения!». Гости дружно подхватили, а Мэгги, сияя улыбкой и изображая счастливую, горячо любимую жену, испытывала в этот момент совершенно противоположные чувства, стиснутая, словно железным обручем, рукой Лайла.

Стоило ей представить, что ждет ее вечером, когда они с Лайлом останутся одни, как от страха у нее на глазах выступили слезы.

Под завершающие аккорды гости зааплодировали, и Лайл, достав из внутреннего кармана пиджака маленькую плоскую коробочку, завернутую в блестящую серебристую бумагу и перевязанную серебряной ленточкой, торжественно вручил ее Мэгги. Не переставая улыбаться, она приняла подарок и, стараясь унять дрожь в руках, принялась развязывать ленточку. Все, что делал Лайл, включая женитьбу на молодой девушке, на которую он смотрел как на приобретение, и празднование, устроенное по случаю рождения сына, делалось «на публику», и ежегодная демонстрация подарков жене не была исключением. Мэгги прекрасно понимала, что если бы он не жаждал поразить многочисленных знакомых, коллег и деловых партнеров, показывая, как он заботится о жене и какие деньги тратит на подарки, то никогда и не вспомнил бы о ее дне рождения.

В кожаной коробочке лежала бриллиантовая брошь в виде пантеры.

– Когда-то она принадлежала герцогине Виндзорской, – довольный собой, громко произнес Лайл, пока Мэгги, как положено, подняв коробочку, демонстрировала подарок гостям. Повсюду слышались восторженные восклицания. Следуя установленной процедуре, Мэгги посмотрела на мужа и улыбнулась.

– Какая изумительная брошь! Спасибо. – И, презирая себя, она встала на цыпочки и быстро поцеловала Лайла в щеку. Его кожа была холодной, как у какого-нибудь земноводного, и Мэгги с трудом сдержалась, чтобы не передернуться от отвращения, но она сыграла отведенную ей роль в этом спектакле и, когда вновь повернулась к гостям, отметила, что глаза Лайла довольно блестят.

– Пусть пока побудет у меня, а когда вернемся домой, положим в сейф. – И с этими словами Лайл взял у нее коробочку с брошью и вновь убрал во внутренний карман. Мэгги не удивилась, она знала, что наденет брошь только тогда, когда Лайл захочет произвести на кого-нибудь впечатление. Все драгоценности, которые он покупал ей, он хранил под замком, преследуя все ту же цель – поставить ее в полную от него зависимость. И не потому, что всерьез опасался, что она уйдет, нет, Дэвид по-прежнему был его главным козырем, а так, на всякий случай, чтобы не создавать прецедента.

С сияющей улыбкой Мэгги разрезала огромный пятислойный шоколадный торт и, как это делает невеста на своей свадьбе, первый кусок протянула Лайлу. Таков был ритуал, установленный Лайлом, причем он настоятельно требовал, чтобы такой порядок неукоснительно соблюдался каждый год. Поначалу она с ума сходила от фальшивости и ханжества, а с годами привыкла и к большему – вся ее жизнь превратилась в сплошное ханжество. Если бы только показуха и ханжество составляли корень ее несчастий? она была бы рада.

После того как Лайл съел свою порцию и дал кусочек Мэгги, пианист заиграл снова. Она едва успела вытереть губы, как Лайл, схватив ее за руку, чуть ли не бегом поволок к площадке для танцев, поскольку танец после разрезания торта тоже входил в установленный ритуал. Лайл прекрасно танцевал и, как и в остальном, не упускал случая продемонстрировать свое искусство. Выделывая разнообразные па, он то быстро кружил Мэгги, так, что ее длинное, до пола, платье, развевалось, то, элегантно отставив ногу, ронял ее на колено и вновь кружил. Положив руку ему на плечо, она с застывшей улыбкой продолжала играть предписанную роль, роль, которую играла вот уже двенадцать лет. Танец окончился, и гости восхищенно захлопали в ладоши. – Веселитесь, друзья! Буфет в вашем распоряжении, а танцплощадка ждет вас! – крикнул Лайл. Ритуал закончился. Вернувшись к столу, он выпустил ее руку. Мэгги на секунду задержалась, чтобы выслушать похвалы в адрес мужа. Наконец все слова были сказаны, и, оглянувшись, она увидела, что множество пар, смеясь и разговаривая, отходят от буфета и направляются к площадке, где уже начались танцы. Официанты между тем подавали креветки по-креольски, бифштекс а-ля Веллингтон и другие закуски, а также обносили тортом гостей. Лайл и Джеймс Брин в окружении бизнесменов что-то обсуждали в дальнем углу зала. Имея миллионы, Лайл никогда не останавливался в своей неустанной погоне за деньгами, и его деловая активность не прекращалась ни на минуту. Получив временную передышку, Мэгги с тоской посмотрела на дверь. Ей совершенно необходимо было глотнуть свежего воздуха и обдумать, что же делать дальше.

А что она может сделать?

Высокий мужчина в дорогом темно-синем костюме внезапно преградил ей дорогу. Ник. Еще до того как она взглянула в его лицо, она уже знала, что это он. Он был серьезен, но искорки в его глазах говорили, что он догадывается, как ей неприятна эта встреча.

Невольно бросив взгляд в дальний конец зала, она с облегчением заметила, что Лайл, повернувшись к ним спиной, по-прежнему разговаривает с друзьями и не видит их.

Глава 10

– Шампанского? – спросил Ник, протягивая ей узкий хрустальный бокал с золотистым искрящимся напитком. В другой руке он держал второй бокал, лениво покачивая им в ожидании ответа.

– Пожалуйста, уходи, – тихо, стараясь сохранить небрежное выражение лица, проговорила Мэгги, не обращая внимания на протянутый бокал и вновь бросая взгляд на Лайла.

Не говоря ни слова, Ник залпом выпил свое шампанское (если бы Лайл увидел такое пренебрежительное отношение к дорогому вину, он бы пришел в бешенство), а затем одним глотком опрокинул и содержимое ее бокала. Слегка кивнув проходящему мимо официанту, он не глядя поставил на поднос пустые бокалы, с непроницаемым лицом официант тут же исчез.

– Как? Уйти просто так с твоего дня рождения? Да ни за что в жизни!

– Пожалуйста, Ник.

– Боишься, что старина Лайл расстроится? – Глаза его сузились. – И справедливо: очень может быть. А разве тебя это волнует?

– Да, волнует. – «Вот уж что правда, то правда», – мелькнуло у нее в голове. Она была в панике. Ник не понимает, да и никто здесь не понимает.

– Почему? Ведь ты не любишь его, разве нет?

– Нет, не люблю. – Она больше не могла лгать. По крайней мере, Нику. От страха она чуть не падала в обморок, и сейчас, как никогда, ей вдруг захотелось прижаться к его груди, чтобы он крепко-крепко, как когда-то, обхватил ее руками. Он всегда защищал ее, но теперь, увы, это невозможно. Она сама сделала так, что это стало невозможно. – А сейчас, пожалуйста, уходи. Ты осложняешь мне жизнь.

– Ну, если не любишь, то почему не уйдешь от него? Ведь не деньги же тебя держат, за двенадцать лет у тебя их скопилось достаточно. Или он заставил тебя подписать добрачное обязательство? – Она ясно различила в его голосе язвительные нотки.

– У меня Дэвид.

– Ну и что? Масса родителей, у которых есть дети, разводятся. И он привыкнет.

– Сейчас не время и не место обсуждать это. Во всяком случае, тебя не касается, почему я предпочитаю не разводиться.

– Ты так думаешь, Магдалена? – Ник произнес эти слова очень тихо. Мэгги подняла глаза, и их взгляды встретились. Он напряженно следил за ней, словно стараясь прочесть ее мысли, а его губы, готовые сложиться в горькую усмешку, слегка подергивались.

Ах, Ник, Ник! Как хорошо ей знакомо это выражение, это лицо, такое родное, любимое, дорогое… Сердце ее болезненно сжалось.

– Уходи, – проговорила она сквозь сжатые губы и уже повернулась, чтобы отойти.

– Только с тобой. На этот раз только с тобой. – И он схватил ее за руку выше локтя. Невольно взглянув вниз, она заметила его загар, который выглядел еще темнее на фоне ее белой кожи и крахмальной манжеты его рубашки, черные волоски на запястье, дорогие золотые часы. Сильная, горячая, с чуть грубоватой ладонью рука властно держала ее так, словно он имел все права на это. О, как бы она хотела, чтобы так и было!

– Пожалуйста, отпусти. – Боясь привлечь внимание гостей, Мэгги не пыталась вырвать руку, она даже повернулась к нему, чтобы сделать его жест менее заметным, и слабо улыбнулась.

– Не могу. – И рот его искривила горькая улыбка, которую он пытался сдержать раньше. – Мне кажется, и ты не хочешь этого. Хоть раз скажи правду, Магдалена. Ты действительно хочешь, чтобы я уехал? – Он разжал пальцы, и теперь они почти ласкали ее. В этот момент она вырвала руку.

– Да, – ответила она тихо, но с холодной твердой решимостью. – Ты осложняешь жизнь, а мне этого совсем не надо.

Ник неожиданно рассмеялся.

– Знаешь, а ведь и ты не делаешь мою легче!

– Значит, сделай так, чтобы было лучше для нас обоих, оставь меня в покое.

Но, несмотря на такой ответ, он вновь поймал ее руку и, сплетя ее пальцы со своими, повел к танцплощадке, на ходу похлопав пианиста по плечу.

– Черт возьми, Ник, отпусти! – яростным шепотом проговорила она, когда они достигли площадки и он повернул ее к себе, все еще держа за руку. Оказавшись в гуще танцующих и заметив, что многие уже посматривают в их сторону, она широко улыбнулась, понимая, что улыбка эта не введет в заблуждение Ника: ведь как никто другой он умел читать по ее глазам.

– Не ругайся, Магдалена, – нежно упрекнул он, как только зазвучала новая мелодия. Затем он обнял ее и начал танцевать.

«…Где мы бродили под дождем и где когда-то так смеялись…» – чуть слышно напевал он ей в ухо. И почувствовав, как земля уплывает из-под ног, она положила голову ему на плечо.

Как давно она не слышала эту песню, целых двенадцать лет! Иногда, когда она ехала в автомобиле, мелодия звучала по радио, но она тут же просила выключить приемник, потому что песня рождала в душе невыносимую боль, рождала столько воспоминаний… Прекрасных и в то же время мучительных. От них разрывалось сердце. И он знал это. Знал, черт возьми, и намеренно заказал эту песню, понимая, что она вспомнит то, о чем хотела забыть.

Нику всегда нравилась эта песня, как он говорил, под нее он думал о ней и называл ее «ее песней».

Мелодия обволакивала, унося в прошлое, руки его все крепче прижимали Мэгги к себе, и она, не соображая, что делает, обняла его за шею. Забыв обо всем на свете, она медленно кружилась в его объятиях. Уже было поздно что-либо предпринимать, она боялась, что, сделав попытку освободиться – ас Ником это вряд ли будет возможно, – она лишь больше привлечет к себе внимание.

Все же она попыталась хоть чуть-чуть отстраниться от него, но напрасно – он плотно прижимал ее к себе. Повернув голову, она посмотрела на него испепеляющим взглядом, в ответ он лишь подмигнул ей и блаженно улыбнулся. Никакой совести. Мэгги ничего не оставалось, как продолжать танцевать. Господи, повторяла она, хоть бы Лайл не видел.

Ник никогда не умел танцевать, единственное, на что он был способен, это топтаться почти на одном месте, делая два шага в сторону, и потом, повернувшись, еще два шага, вот и все. Но главное всегда состояло в другом: его руки крепко обнимали ее, и она замирала, чувствуя его грудь и бедра. В юности все окрестные девчонки хотели танцевать с Ником, и он не отказывал никому, и лишь в последние несколько месяцев, когда они по-настоящему любили друг друга, она, стала единственной…

«…Ты, моя кареглазая…» – прошептали его губы вслед за песней, а руки сжали ее еще крепче, и, сделав неуклюжий поворот, он вновь произнес эти слова.

Как Мэгги ни старалась, она больше не могла сопротивляться нахлынувшим воспоминаниям. Банкетный зал исчез, и они вновь танцевали на весеннем балу в ее школе. Они проникли туда тайком, потому что билеты по двадцать пять долларов были для них так же недосягаемы, как бриллианты сказочного магараджи. Ей было тогда шестнадцать, ему – восемнадцать. Она надела белое платье с пышными воздушными юбками, в волосах – серебряный цветок, все – благодаря воровскому искусству Ника. Сам он явился в черном смокинге, одолженном у приятеля, владельца похоронного бюро. Ник был так красив, что от одного взгляда на него у н»е начинало бешено колотиться сердце, а когда он пригласил ее танцевать, она задрожала. И это происходило в то время, когда он относился к ней, как к любимой, но маленькой и бесполой сестренке. Ей казалось, что он совершенно не замечает, как она сходит по netoy с ума, вернее, не замечал до того самого вечера.

Этот волшебный вечер она запомнила на всю жизнь. Прощаясь с ней у дома, он поцеловал ее в губы, и это прикосновение еще долго заставляло учащенно биться ее сердце и мечтать о том, что казалось тогда несбыточным.

– Ты помнишь школьный бал, Магдалена? – прошептал Ник. Ее удивило, и в то же время она приняла как должное, что думали они об одном и том же. С Ником всегда так было. Он почти мгновенно угадывал ее мысли.

Закрыв глаза, она молча положила голову ему на плечо.

Так они и закончили этот танец.

Музыка стихла, но она не заметила этого и открыла глаза, когда почувствовала, что Ник, по-прежнему держа ее за талию, слегка отстранился. Все еще находясь в каком-то полусне, она растерянно заморгала, а он лишь улыбался, глядя ей в глаза.

Люди вокруг открыто смотрели на них. Поймав на себе несколько удивленных взглядов, Мэгги покраснела, затем ее охватила паника. О Господи, только бы не видел Лайл…

– Не подходи ко мне больше, – с трудом проговорила она, сбросив его руки, и, повернувшись к нему спиной и улыбаясь светской улыбкой, направилась к краю танцплощадки. Ник шел следом за ней, она даже ощущала на себе его неотступный взгляд. Пианист заиграл следующую мелодию, и все снова начали танцевать, не обращая на них внимания. Только бы ей уйти от него, тогда Лайл ничего не узнает. Выйдя за пределы танцплощадки, она повернулась к Нику.

То, как она смотрела в его дразнящие каре-зеленые глаза, заставило бы отступиться любого, но Ник, зная ее неуравновешенный характер, лишь спокойно сложил на груди руки и приготовился к атаке.

– Мэгги! – От этого ледяного голоса, раздавшегося за спиной, она вздрогнула и испуганно обернулась. Посмотрев в лицо Лайла, она сразу поняла, что он видел, как она танцевала с Ником. Гнев тотчас пропал, и его место занял ужас, заполнивший все ее сознание. Возвращая к реальности, железные пальцы сдавили локоть, и от страха на ее коже выступили мурашки.

– Да, Лайл? – Кровь стучала в висках, и она почувствовала, что покрылась испариной. Держа ее за локоть, Лайл подошел к ней вплотную. Мэгги с удивлением заметила, что из-за его плеча, весело улыбаясь, на нее смотрит Джеймс Брин, а рядом стоят его жена Эллен и Баффи. И все они улыбаются. Даже губы Лайла искривились в подобии улыбки, только глаза оставались холодными. Слава Богу, что они не одни!

– Как не стыдно, Мэгги! Хочешь увести моего кавалера? – игриво проворковала Баффи и, протиснувшись к Нику, взяла его под руку, по-кошачьи лукаво заглядывая ему в лицо. Затем перевела взгляд на Лайла. – Лайл, ты ведь знаешь Ника Кинга? Наверняка знаешь, если он давнишний приятель Мэгги.

«Действительно ли в голосе Баффи прозвучали злорадные нотки или мне это только показалось?» – подумала Мэгги.

– Мы знакомы, – отозвался Ник после минутного молчания, – но это было короткое знакомство и к тому же очень давно. – Сделав паузу, он оскалил зубы в улыбке и посмотрел Лайлу прямо в глаза. – Приятно возобновить его.

– Мне тоже очень приятно.

В ответе Лайла Мэгги послышалась скрытая угроза. Даже Ник, казалось, не уловил ее, может быть, потому, что Лайл при этом вежливо наклонил голову. Ну конечно, ведь он не знал Лайла так, как она.

– Мистер Кинг только что купил ночной клуб в Индиане, он был заложен, и мы как раз хотели лишить владельца права выкупа. Ты, кажется, тоже хотел купить его, Лайл? Клуб «Браун Кау»? – И Джеймс Брин взглянул на Лайла.

– «Литтл Браун Кау», – невозмутимо поправил Лайл. – Но в отличие от мистера Кинга, который, насколько я понимаю, зарабатывает на жизнь, приобретая сомнительные заведения, меня интересует собственность как таковая, для меня это всего лишь форма инвестиции. И я к тому же считаю, что цены на землю и недвижимость вдоль береговой линии сильно занижены.

– Спасибо за подсказку! – рассмеялся Брин, снимая напряжение, которое чувствовали только Мэгги, Лайл и Ник. – Будь у меня сейчас несколько сот тысяч свободных, я бы немедленно начал скупать там недвижимость. Как ты думаешь, как отреагирует банк, если я сам себе дам ссуду?

– Не смей даже шутить так! – воскликнула его жена и для убедительности ткнула ему в плечо пальцем.

– Да все понимают, что я шучу! Не воспринимай все так серьезно, – шутливо возмутился Брин, потирая плечо.

– Так, значит, вы купили «Литтл Браун Кау»? Это… такое уютное местечко! Там так самобытно! И вы сами будете вести дела? – восторженно тараторила Баффи, во все глаза глядя на Ника.

– Пока клуб не начнет приносить прибыль, придется вести дела самому, а потом найму новых управляющих. – С этими словами он вытащил сигарету и закурил.

– Вот как… – Баффи была очарована.

– И сколько же вы намерены пробыть в Луисвилле? – поинтересовался Лайл.

Ник глубоко затянулся и выпустил дым колечками.

– Столько, сколько нужно.

По телу Мэгги опять пробежала дрожь, когда она увидела, как Лайл и Ник посмотрели друг на друга. Неужели остальные ничего не чувствуют? Ей казалось, что почти нескрываемую враждебность должны заметить все.

Как только Ник произнес эти слова, пальцы Лайла еще сильнее стиснули руку Мэгги, и она чуть не вскрикнула. К горлу подступила новая волна страха, и она закусила губы. Вечером, дома, когда они останутся вдвоем, Лайл будет вне себя от ярости, и от одной этой мысли все поплыло у нее перед глазами.

– Вы неважно себя чувствуете, Мэгги? Вы даже побледнели, – с беспокойством спросила Эллен Брин.

Мэгги уже открыла рот, чтобы сказать, что все в порядке, но вдруг поняла, что у нее появилась сщси-тельная соломинка. Во что бы то ни стало надо сделать так, чтобы не оставаться наедине с Лайлом. Она знала его характер, и это пугало ее больше всего.

– А ведь я действительно заболеваю. Скорее всего, у меня начинается грипп. Дэвид переболел на прошлой неделе. – И она улыбнулась Лайлу своей лучшей улыбкой. – Думала, что смогу продержаться вечер, но, увы… Боюсь, придется поехать домой и лечь в постель.

– Мэгги, ты действительно так плохо себя чувствуешь? – Баффи едва заметно улыбнулась. Конечно, она будет только рада, если Мэгги уедет, а Ник останется с ней.

– Не хочешь же ты уйти со своего дня рождения? – бросил Лайл. В его голосе прозвучали слышимые только ею предупреждающие нотки. Он понимал, что она хочет ускользнуть от него, но в присутствии гостей ему вряд ли удастся ей помешать.

– Я отвезу тебя домой. – Предложение Ника было неожиданным. Этого она предугадать не могла. Подняв на него тревожный взгляд, она покачала головой.

– Нет, я…

– Я сам тебя отвезу, – перебил Лайл. Будучи слишком уверенным в себе, он даже для приличия не поблагодарил Ника, но то, как напряглось его тело, показало Мэгги, насколько он раздосадован. Или она ошиблась?

– Ты должен остаться с гостями, – твердо ответила Мэгги. – И речи быть не может, чтобы ты тоже уехал. Это будет слишком бестактно. – Затем она бросила на Ника быстрый взгляд. – И я вовсе не хочу портить твое свидание. Я возьму машину Сары, а она поедет с Люси и Гамильтоном. Или с Лайлом. – При этих словах Мэгги посмотрела на мужа.

Всего лишь на мгновение он задержал на ней свой взгляд, но успел сказать этим взглядом, что ее ожидает дома. Затем, чуть улыбнувшись, вежливо произнес:

– Если ты действительно больна, то ехать самой тебе не следует. Ты права: мы не можем уехать оба. – Глаза его торжествующе блеснули. – Типтон отвезет тебя. Извините меня, я позвоню.

Вытащив из кармана переносной телефон, с которым он никогда не расставался, и чуть отвернувшись, Лайл набрал номер. Мэгги понимала – он разрешил ей уехать лишь потому, что был уверен: Типтон отвезет ее прямо домой. Она будет под наблюдением и, кроме того, не сможет сбежать, поскольку все машины уже заперты в гараже. Лайл уедет с приема, когда захочет, в полной уверенности, что найдет дома провинившуюся жену.

Представив, что ее ожидает, Мэгги содрогнулась.

Глава 11

Когда Типтон высадил ее у дома, часы не показывали еще и девяти – необычно раннее время для возвращения с приема. Как правило, гости расходились с такого грандиозного празднества уже под утро. Не сказав Типтону ни слова, Мэгги выскользнула из машины и вошла в дом, водитель – так же молча – наблюдал за ней, пока она не закрыла за собой дверь. Конечно, по приказу Лайла.

Первым делом Мэгги включила сигнализацию: Лайл всегда требовал, чтобы ее включали на ночь. Сложную систему установили, чтобы защитить хранившиеся в домашнем сейфе ценности от взломщиков, но, как подозревала Мэгги, на самом деле с помощью сигнализации Лайл контролировал ее возвращение домой. У его кровати стоял подсоединенный к компьютеру датчик, и всякий раз, когда открывались окна или дверь, он издавал звуковой сигнал, одновременно фиксировалось время подключения и отключения сигнализации. Таким образом, Лайлу будет точно известно, когда она сегодня вернулась и что больше не выходила.

Небрежно бросив пальто в холле на первом этаже – его потом уберет Луэлла, – она направилась в западное крыло, где располагались комнаты Вирджинии. Ей прежде всего хотелось повидать Дэвида.

Поместье было огромным и насчитывало двадцать одну комнату, включая и восемь спален с примыкавшими к ним отдельной ванной и гостиной. Много лет назад, впервые осматривая дом, она испытала благоговейный трепет. Ей было восемнадцать лет, и она уже три месяца прожила с человеком, который с каждым днем становился ей все более и более чужим. Мэгги чувствовала, что совсем не знает Лайла Форреста, хотя по закону считалась его женой.

Но хуже всего было то, что она начинала замечать перемены и в себе самой. Словно глядя на себя со стороны, она видела другую, чужую Мэгги. Чужая женщина в незнакомом, чужом окружении. Это было странное ощущение: дом, муж, ее беременность, она сама – все казалось каким-то нереальным. Порывистая, беззаботная девушка, которая умела смеяться, ругаться и открыто говорить то, что думает, куда-то исчезла. Впервые в жизни Мэгги не могла разобраться, что с ней происходит. Она больше не была Магдаленой Гарсиа, но и Мэгги Форрест тоже не стала.

Она превратилась в ничто, а точнее – в ничтожество. Лайл безжалостно отнял у нее индивидуальность, так же, как когда-то приказал служанке нью-йоркского отеля, в котором они остановились, выбросить ее одежду. А затем он просто вызвал продавщицу из лучшего магазина, чтобы та подобрала для Мэгги полный гардероб, и Мэгги, несмотря на досаду, вызванную таким произволом, вынуждена была признать, что в новых нарядах выглядит великолепно. Чуть позже она с горечью поняла, что душа приспосабливается к новой оболочке куда труднее, чем тело. Как это ни удивительно, но оказалось, что она дорожила теми качествами своего характера, которые теперь так бесцеремонно подавлялись, а осознание того, что Лайл вообще не находит нужным хоть-как-то считаться с ней, было для нее болезненным и сильным ударом.

И все же двенадцать лет назад она была еще слишком молода, слишком многого ей хотелось, слишком ослепительным казалось ей такое невероятное превращение из Золушки в принцессу, чтобы отношение к ней и поступки Лайла вызвали негодование. Ведь когда-то она была бедна, а сейчас вдруг стала так сказочно богата! Не надо думать, чем заплатить за жилье, не надо беспокоиться, на что купить поесть, – одним словом, деньги больше не проблема. Их было много, очень много. Горы денег внезапно отгородили ее от печальной и жестокой реальности мира, в котором она когда-то жила. Все заботы остались позади, в Другой жизни. У Лайла дома, автомобили, слуги, инвестиции… А значит, как у его жены у нее тоже все это есть. Столь внезапная перемена жизни ошеломила ее и мешала теперь видеть вещи в истинном свете. Как добрый принц из сказки, Лайл спас ее, и она была благодарна. И, если принц требует, чтобы она превратилась в достойную его принцессу, что ж, это справедливо.

Однако превращение давалось ей с трудом. Она уже не имеет права гордиться примесью мексиканской крови, наоборот, ей прямо дали понять, что это надо скрывать, потому что так хочет муж. Ее отец – по словам Лайла, пьяница и никчемный человек – не должен появляться в Уиндермире, а в приличном обществе упоминать о нем и вовсе запрещалось. Выяснилось, что она не понимает, как надо одеваться, все эти джинсы и спортивные рубашки, а в особенности блестки и тому подобная мишура для нарядных платьев, неизменно служили предметом презрительных замечаний и насмешек; даже волосы ее были слишком пышными и длинными, и прическу пришлось изменить. Вскоре у Мэгги создалось впечатление, что, так же, как и волосы, ее постоянно подрезают и укладывают, как нужно, как того требуют правила, но, чувствуя, что Лайл прав, она не протестовала: ведь она недостойна быть его женой. Уже одно то, что он вообще женился на ней, расценивалось как чудо.

Впоследствии с горькой усмешкой Мэгги не раз думала, что и вправду произошло чудо, оно случилось, потому что она молилась Сент Джуду, прося помощи у покровителя несчастных и обездоленных, и – кто бы мог подумать! – буквально через несколько минут рядом остановилась шикарная тачка – «ягуар» цвета шампанского, и из него вышел Лайл. В ресторан «Хармони Инн», где она подрабатывала, он приходил регулярно, встречаясь за обедом с состоятельными бизнесменами, и официантки рассказывали ей, что он до неприличия богат. С ней он всегда обходился хорошо, давал щедрые чаевые, и она относилась к нему с симпатией. И когда, увидев, что она плачет, он остановился рядом и пригласил в свою машину, спрашивая, может ли чем-то помочь, она, ничего не соображая, забралась на роскошные лимонного цвета кожаные сиденья и, захлебываясь от рыданий, выложила ему все. То, что он предложил, ошеломило ее, и все же она не удивилась. Ну конечно, ведь она молилась Сент Джуду! А он известен тем, что творит чудеса, вот и послал доброго красивого мультимиллионера, который тут же захотел жениться на ней.

Таким образом, произнеся благодарственную молитву доброму святому, она в тот же день вышла замуж за своего миллионера. И как только золотое кольцо оказалось у нее на пальце, жизнь ее молниеносно изменилась. Она, как Алиса, которая провалилась в кроличью норку, стремительно вступила в Страну Чудес. У нее все теперь будет другое, даже имя.

– Магдалена? – Прочтя ее настоящее имя в свидетельстве о браке, Лайл произнес его с явным неодобрением. – В ресторане тебя называли Мэгги.

– Да, иногда.

– Теперь ты моя жена, и я хочу, чтобы тебя звали Мэгги. У Форрестов не может быть имени Магдалена.

И все равно она вышла за него, даже неприкрытое презрение к ее имени не насторожило Мэгги, хотя более взрослая и умудренная жизненным опытом женщина наверняка увидела бы в этом первое предупреждение.

Имя? Пустяки! Тогда у нее были куда более важные проблемы. Лайл знал, какая жена нужна ему, и отнюдь не церемонился, безжалостно переделывая ее, подгоняя под свои мерки. Не прошло и суток с того момента, как они поженились, а Мэгги уже поняла, что жизнь ее будет сносной только в том случае, если она станет беспрекословно выполнять все его желания: стоило ей в тот же день лишь заикнуться, что она не хочет расставаться со свадебным платьем (Лайл приказал его выбросить), как он тут же пришел в бешенство, Лайл оказался не кем иным, как патологическим моральным уродом, которым владела всепоглощающая страсть – жажда власти. С годами она узнала и многие другие, куда более опасные, черты его характера. Позже, вспоминая, какой наивной она была и сколько тратила сил и времени, чтобы задобрить его и доставить удовольствие, она не уставала удивляться. Медовый месяц они провели, разъезжая по прекрасным, поистине фантастическим местам, о которых она прежде даже не осмеливалась мечтать; они «были в Лондоне, Париже, Риме, Женеве, Нью-Йорке. Лайл открыто говорил ей, что она невежественна, необразованна, а о культуре вообще не имеет никакого понятия, и что он не намерен с этим мириться. В результате она почти не видела городов, где они бывали. Днем, пока он занимался делами, она в сопровождении нанятого экскурсовода ходила по музеям, соборам и картинным галереям. В перерывах между экскурсиями к ней приходили преподаватели и учили ее этикету и хорошим манерам: как вести себя за столом, как правильно ходить и сидеть, как одеваться, как накладывать макияж, как здороваться; ей даже был преподан краткий урок о том, как, находясь в Европе, пользоваться туалетом. Выяснилось, она не знает, что такое биде; правда, узнав, она решила, что оно ей вряд ли понадобится. Ее учили, как вести светскую беседу ни о чем, какие книги читать (или говорить, что читала), о каких художниках, писателях, политических деятелях и кинофильмах следует высказываться с одобрением или с неодобрением.

Вечера она коротала в одиночестве, но это не приводило ее в отчаяние. Поскольку они останавливались только в пятизвездочных отелях, то в ее распоряжении имелись всевозможные мыслимые и доселе немыслимые роскошные услуги и развлечения, которые можно позволить себе за деньги, и она с удовольствием пользовалась ими. Это доставляло ей радость. Но, как только она оставалась одна, ее охватывала тоска по дому. Правда, Лайлу она никогда не говорила об этом. «О чем скучать?» – презрительно рассмеявшись, воскликнул бы он, тут же придя в ярость.

По вечерам, за ужином, Лайл встречался со своими деловыми партнерами и коллегами, а то, что не брал ее с собой, он объяснял тем, что она еще «не готова» к таким встречам. В те редкие дни, когда они ужинали вместе, он презрительно кривил губы: она неспособна оценить превосходную кухню и изысканные вина; он осуждал то, с каким удовольствием она ела, считая, что к еде надо относиться разборчиво, как гурманы, к каковым себя причислял.

Он был не в состоянии понять одно: она все еще помнила, как добывала еду, роясь в отбросах на помойке. Теперь, вспоминая первые месяцы своего замужества, Мэгги вынуждена была признать, что за столом и вправду выглядела не в лучшем свете: ведь просто достаточное количество еды, не гастрономические изыски, а обычная еда, сдобренная сметанным соусом, да еще с грибами, была для нее царской роскошью. Посмотрев, как она ест, Лайл даже пригрозил ей крайними мерами (а развод тогда казался ей именно такой мерой), если она располнеет от подобного обжорства. Срок беременности увеличивался, живот становился больше, и угроза начала казаться ей еще более реальной, вскоре лаял уже с открытым отвращением смотрел на ее живот.

Теперь же ее опасения по поводу возможного развода представлялись Мэгги почти смехотворными.

Но тогда она этого просто не знала. Выйдя замуж за Лайла, она еще не осознала, какой шаг сделала. Она была слишком молода и, как правильно заметил Лайл, слишком невежественна. Однако образование здесь было ни при чем, она не знала истинных ценностей жизни.

Ну что ж, зато потом узнала, и это было медленное и мучительное узнавание.

Попав из ужасающей бедности, где будущее с каждым новым днем рисовалось все более мрачным, в мир невообразимой роскоши, она оказалась в нем беззащитной, не готовой воспринять то, что на нее обрушилось, она попросту испугалась и потому решила сделать все, чтобы стать хорошей женой для мужа, который, несмотря на отвращение к ее округлившемуся телу, радовался ее беременности: он отчаянно хотел ребенка.

Она не могла бы сказать, что была очень счастлива в те давние дни, но и несчастной себя не чувствовала; как того требовал Лайл, она изо всех сил старалась забыть прошлую жизнь, но, против ее воли, Ник и отец слишком часто занимали ее мысли. Как ни странно, но ей не хватало самых, казалось бы, нелепых вещей, она скучала даже по запаху тушеной капусты, которую так часто готовили соседи по лестничной площадке в ее старом доме. И все же такой крутой поворот в жизни не мог не ошеломить ее, не вскружить голову. Ну разве не удовольствие бездумно тратить деньги? Ей казалось, что это занятие ей никогда не наскучит. Заказывать вещи даже по каталогам, ходить по магазинам и покупать все, что захочется, а потом небрежно бросить «посчитайте», да просто иметь деньги, чтобы когда угодно купить пломбир или трусики, – все это было настолько необычно, что заставляло закрывать глаза на многое. И потом она уже ощущала в себе новую жизнь, и вскоре ребенок целиком завладел ее мыслями. У него будет все, что только есть в этом мире, все, чего не имела она и о чем так страстно мечтала. Ее ребенок будет маленьким принцем.

Итак, туманным ноябрьским днем они с Лайлом вернулись в Уиндермир. Когда «мерседес» подъехал к дому и шофер почтительно открыл перед ней дверцу, она буквально лишилась дара речи. До этого она никогда не бывала здесь. Словно это случилось только вчера, она хорошо помнила, как с округлившимися глазами стояла на мощеной дорожке и смотрела на это великолепие, на свой новый дом.

– Ну? – нетерпеливо спросил Лайл, взглянув на нее сверху вниз, когда они вышли из машины.

– Как красиво! – произнесла она. Великолепный дом не только поразил, он напугал ее своей красотой. Такие дома она видела только в кино и в журналах. Крытая синим шифером крыша со множеством декоративных фронтонов, светлый каменный фасад, обвитый зеленым плющом, десятки сверкающих окон, огромные круглые белые колонны в два этажа, поддерживающие внушительный портик, – это было прекраснее любой самой дерзкой мечты. И она теперь будет жить в этом доме, в комнате с четырехметровыми потолками, среди восточных ковров и блестящей мебели красного дерева (позже она узнала, что мебель антикварная); она, Мэгги, выросшая в маленькой двухкомнатной квартирке с вечно подтекающими кранами, в дом», где жильцы шутили, что единственные домашние животные, которых разрешает держать муниципалитет, – это блохи и тараканы.

Да, вот что сделал для нее Сент Джуд. Когда она впервые осматривала комнаты в Уиндермире, она мысленно дала клятву, что на следующий же день опубликует в газете благодарность доброму святому.

Еще раньше Лайл сказал ей, что она говорит по-английски хуже, чем те, для кого он является вторым языком, а тогда, проводя ее через анфилады комнат, он сообщил, что уже нанял для нее преподавателя по дикции и устной речи. В тот раз она едва успела что-либо рассмотреть как следует, так как внимательно слушала Лайла. На стенах, которые были либо покрашены, либо оклеены изысканными дорогими обоями, висели картины, украсившие бы любой музей; повсюду стояли изящные резные шкафчики и витрины, заполненные сверкающей фарфоровой и хрустальной посудой; чудесная мебель, обтянутые бархатом банкетки, с изогнутыми спинками стулья по обеим сторонам массивного мраморного камина – все выглядело безукоризненно и так, словно никому никогда и в голову не приходило присесть на них. У нее осталось впечатление, что она видела камины, огромные люстры и большие вазы со свежими цветами в каждой комнате. В этом окружении она почувствовала себя песчинкой и вскоре потеряла всякую способность соображать. Она не могла поверить, что этот особняк, который Лайл показывает ей так небрежно, отныне станет ее домом.

Затем, откуда-то из недр дома, появилась Вирджиния…

– Лайл… – При виде их пожилая женщина удивилась не меньше, чем Мэгги, увидев ее. Мэгги даже не знала, кто она такая, – Лайл никогда не рассказывал о других обитателях дома и о том, что мать живет с ним.

На мгновение глаза Вирджинии задержались на Мэгги, затем вновь остановились на сыне. Мэгги же, напуганная внезапным появлением седоволосой патрицианки, молча взирала на нее, чувствуя, как подкашиваются колени.

– Мама, это Мэгги, моя жена и будущая мать твоего внука.

Так Мэгги узнала, что Лайл даже не удосужился сообщить семье о своей женитьбе и о том, что она ждет ребенка.

Старая женщина побледнела и схватилась за горло.

– Боже мой, что ты наделал? – едва слышно прошептала она.

С тех пор эти слова Вирджинии и выражение смятения и ужаса на ее лице неотступно преследовали Мэгги.

Конечно, Вирджиния знала о Лайле все, гораздо больше, чем Мэгги могла себе представить, но тогда ей показалось, что свекровь просто осуждает выбор своего сына. Если бы Мэгги была одна, если бы уже не ждала ребенка, она, наверное, тут же убежала бы из Уиндермира, как побитая собака. Но она должна думать о ребенке. Никто, никто на свете не сможет заставить ее считать, что в жизни есть что-то важнее ребенка. Мэгги всегда была убеждена, что ребенок – это главное, и ради него она готова, на все. Так вот, пусть эти двое теперь больше не думают, что они для нее – самое главное. С этим покончено. Ее ребенок будет одним из Форрестов, а Форресты – самые богатые и влиятельные в Луисвилле. И ради своего ребенка она будет стоять до конца. Подбородок ее гордо поднялся, колени перестали дрожать.

– Здравствуйте, миссис Форрест! Как поживаете? – сказала она самым светским тоном, как ее недавно учили на одном из уроков по этикету, и с этими словами протянула свекрови руку. Лайл и его мать молча уставились на нее. Вирджиния была удивлена, а Лайл просто-напросто ошарашен. Затем, рассмеявшись, он одобрительно положил Мэгги на плечо руку, а Вирджиния, все еще не оправившись от шока, медленно пожала протянутую ладонь.

Да, если бы Мэгги могла знать то, что знает теперь, она, не раздумывая ни минуты, убежала бы из этого дома куда глаза глядят.

Но она не знала и потому позволила Лайлу повести себя в столовую, где они вместе с матерью сели обедать. И с этого дня цепкая паутина начала опутывать так неосторожно попавшуюся в нее жертву.

И вот сейчас она стоит перед дверями той самой комнаты, где обедала в первый день своего приезда в Уиндермир. Подождав секунду, она постучала.

– Войдите, – послышался голос Вирджинии.

Открыв дверь, Мэгги вошла в комнату.

Глава 12

Вирджиния занимала просторные апартаменты: гостиная, две спальни, небольшая кухня, ванная комната. Мебель в гостиной была обита английским вощеным ситцем вишневого цвета, середину комнаты закрывал пушистый ковер бледных пастельных тонов. Занавеси с розовым цветочным рисунком по темно-зеленому полю были раздвинуты, открывая высокие узкие окна, выходящие на лужайку позади дома. У одного из них, утопая в подушках, в розовом шелковом халате сидела Вирджиния. Ноги укутаны голубым шерстяным пледом. Она читала при свете стоящей рядом напольной лампы, остальная комната тонула во мраке. Когда Мэгги вошла, она подняла глаза.

– Дэвид уже лег спать? – Мэгги с беспокойством оглядела комнату. Дэвид никогда не ложился раньше девяти.

Вирджиния удивленно покачала головой.

– Он ночует у Трейноров. Я думала, ты знаешь.

Митчелл Трейнор был самым близким дру/ом сына, и Мэгги не имела ничего против, чтобы он переночевал у него, но ей не понравилось, что ей даже не сообщили об этом.

– Нет, не знаю.

– Когда Дэвид вернулся из клуба, Митчелл позвонил ему и пригласил к себе. Дэвид позвонил Лайлу, и тот разрешил.

– Просто Лайл не сообщил об этом мне.

Вирджиния спокойна посмотрела на нее.

– Мужчины часто бывают забывчивыми.

– Неужели? – невесело рассмеялась Мэгги. Вирджиния нахмурилась и вернулась к книге, затем вновь подняла глаза на Мэгги.

– Ты очень рано вернулась. Где Лайл? Что-нибудь… случилось?

Секунду Мэгги смотрела на свекровь. Ей очень хотелось разрушить стену притворства, существовавшую между ними долгие годы, и рассказать жестокую правду. Слова уже готовы были сорваться с языка, но она сдержалась. Вирджиния стара, плохо себя чувствует и на самом деле не хочет ничего знать.

А кроме того, разве она может помочь ей? Она не имеет власти над сыном, и, даже если и не одобряет какие-то его поступки, все равно она на его стороне, поддерживает его во всем в ущерб ей, Мэгги, и кому угодно, когда этот кто-то становился на пути Лайла. Мэгги слишком хорошо знала свою свекровь и почти не сомневалась, что любая серьезная жалоба будет тут же передана Лайлу, не буквально, конечно, а с материнской укоризной, мол, неужели такое могло произойти. Безусловно, Вирджиния сделает это из лучших побуждений, но вред, который она тем самым причинит ей, будет огромным.

Ответ Мэгги прозвучал легко и непринужденно:

– Я просто неважно себя чувствую. А вернулась домой одна потому, что не хотелось портить людям вечер. Поскольку Дэвида нет, я сейчас приму снотворное и лягу спать. Когда Лайл вернется, скажите ему, чтобы не пытался разбудить меня, после таблетки это бесполезно.

Перед тем как лечь спать, Лайл всегда заглядывал к матери. Сначала Мэгги думала, что это нежная привычка, но потом, когда Лайл проявил по отношению к ней, своей жене, поистине жестокое равнодушие, подобная процедура стала вызывать у нее неприязнь.

Теперь же она воспринимала все спокойно и даже находила удобным: можно общаться с Лайлом через мать, по возможности избегая личных встреч. Вирджиния пристально посмотрела на нее.

– Хорошо, я скажу. Как твоя рука?

– Спасибо, лучше.

– Мэгги…

– Да?

– Нет, ничего.

Внезапно Мэгги увидела, как устала и постарела Вирджиния. Темные серые круги под глазами стали еще явственнее и выглядели как огромные синяки; яркий свет лампы делал ее неестественно белую, покрытую сетью мелких морщин, кожу еще более безжизненной; рот втянулся, губы почти обескровились, тонкая, как у птицы, шея казалась жалкой, а вид выпирающих под тонкой бумажной кожей ключиц больно поразил Мэгги. Она почувствовала внезапную жалость и беспокойство.

– Как вы себя чувствуете, Вирджиния? Свекровь взмахнула рукой, словно отгоняя вопрос.

– Все хорошо. Просто немного устала. Почему ты не идешь спать, если ради этого вернулась так рано? Я хочу почитать.

Ответ прозвучал почти грубо, но Мэгги не обиделась – она понимала, как Вирджинии, которая всю жизнь была стойкой, сильной, спортивного склада женщиной, неприятно признавать, а тем более показывать, что сейчас она слаба и немощна. Это смущало ее. Мэгги тепло улыбнулась свекрови.

– Конечно. Вам ничего не нужно?

– Нет. Если что-то понадобится, позову Луэллу. – Вирджиния взглянула на невестку, и глаза ее потеплели. – Спасибо, что спрашиваешь. Спокойной ночи, Мэгги.

– Спокойной ночи.

Прежде чем выйти, Мэгги остановилась у двери и помахала Вирджинии на прощание. Оказавшись в коридоре, она на мгновение загрустила. Жаль, что отношения со свекровью не шли дальше взаимной вежливости, если бы замужество сложилось иначе, они могли бы стать друзьями. Но при существующем положении она ничем не могла помочь Вирджинии, так же, как и Вирджиния ничем не могла помочь ей. Постояв еще минутку, Мэгги по длинным коридорам направилась в центральную часть дома и вскоре думала уже совсем о другом.

В конце широкой изгибающейся лестницы, ведущей на второй этаж, она уже почти бежала. Еще несколько минут – и она свободна! От этого ощущения у нее, словно у заключенного, перед которым вот-вот раскроются ворота тюрьмы, даже закружилась голова, но, по крайней мере, два часа у нее есть. Потом все будет по-прежнему, рано или поздно ей придется встретиться с Лайлом.

При воспоминании о Лайле в ней шевельнулся страх, но, твердо решив насладиться глотком свободы, она прогнала мрачные мысли, то, что неминуемо должно случиться, все равно произойдет, вот тогда она и подумает об этом.

Если бы Лайл узнал, что она иногда делает вечерами, якобы приняв снотворное и рано ложась спать, то задохнулся бы от злости, но, Бог даст, он этого не узнает. Теперь он редко появлялся в ее комнате. А если бы даже и решил заглянуть к ней, то она надеялась, что, не достучавшись, он в конце концов уйдет. Вполне возможно, что именно сегодня вечером Лайл и придет, так как он в бешенстве от того, что произошло в клубе, поэтому к тому времени, как он вернется, она должна быть дома, но при этом запереть дверь. Мэгги знала, что Лайл не станет поднимать шум, чтобы войти к ней, а утром она всегда сможет сослаться на снотворное и сказать, что не слышала, как он стучал. Она установила еще один замок, мотивируя это дополнительной мерой предосторожности, но на самом деле лишь для того, чтобы защититься от Лайла, поскольку ключа от второго замка у него не было. Мэгги предполагала, что у него нет ключа, хотя, имея дело с Лайлом, ни в чем нельзя быть уверенной до конца. Хорошо еще, что ей удалось уехать домой без него, в противном случае скандал был бы неизбежен.

Завтра ей придется увидеться с ним, но она постарается сделать так, чтобы они не оставались одни. Вместе с другими членами семьи они поедут в церковь, потом в клуб на ленч, затем он останется играть в гольф, так что, если повезет, она опять успеет запереться в спальне прежде, чем он вернется домой.

Но сейчас эти несколько часов принадлежат ей. Раз десять в году, заперев дверь и выключив свет, она умудрялась выскользнуть из дома через окно. Вот и сейчас она уже считала минуты, когда сможет потихоньку убежать.

Сегодня ночью она должна это сделать во что бы то ни стало: надо выкопать «подарок» Ника и спрятать в единственно надежном месте, где его никто не найдет, в том месте, где ее любили и готовы были защитить, – в доме тетушки Глории.

Когда-то Мэгги купила этот небольшой домик для отца. Даже сейчас, спустя почти девять лет после его смерти, ей приятно было осознавать, что, несмотря на свое, мягко говоря, неудачное замужество, она смогла поддержать отца, и последние два года жизни он провел ни в чем не нуждаясь. Вскоре после рождения Дэвида, снимая деньги со своей кредитной карточки и откладывая все, что щедро давал ей Лайл, обрадованный появлением наследника, она сумела скопить достаточно, чтобы купить небольшой обветшавший домик на берегу Индианы; она знала, что отец всегда мечтал жить у реки. Затем она перевезла его из муниципальной квартиры, где выросла сама и где продолжал жить отец. Он расплакался, когда она передала ему купчую. Так ее отец, Хорхе Луис Гарсиа, первый представитель семьи, родившийся в Соединенных Штатах, стал домовладельцем. Его мечта сбылась.

Сын кочующих с места на место сельскохозяйственных сезонных рабочих, которыми стали его родители, после того как нелегально перебрались из Мексики через границу в поисках работы, Хорхе всю жизнь прожил в нищете. Семья постоянно переезжала: отработав сезон по сбору апельсинов во Флориде, они ехали в Джорджию, где к тому времени поспевал арахис, затем дальше, в Кентукки, на табачные плантации. Так проходили годы, дети взрослели, женились и выходили замуж, оставаясь жить там, где в то время работали родители, а те с малышами двигались дальше. Потом, почти одновременно, родители умерли, найдя свое последнее пристанище в красной, выжженной солнцем земле Джорджии. После их смерти Хорхе, самый младший, продолжал переезжать из одного южного штата в другой, пока однажды, работая на табачных плантациях Кентукки, не влюбился в третью из пяти дочерей владельца фермы. Мэри Крамер в то время было семнадцать, Хорхе – двадцать пять. Они убежали и поженились.

Если бы Крамеры поймали Хорхе, они бы линчевали его.

Через год родилась Магдалена Роза, дитя их любви. Мэри Крамер, отвергнутая родителями, потрясенная суровой реальностью и наступившей вслед за страстным романом бедностью, тем не менее не унывала и, засучив рукава, делала что положено. Поняв после первого же летнего сезона, что бродячая жизнь не для нее, она настояла, чтобы Хорхе бросил эту работу, и их маленькая семья перебралась в Луисвилль в родном для нее штате Кентукки. Чтобы прокормиться, Хорхе работал на двух работах – ночью на молокозаводе, а днем убирал улицы. Мэри растила Магдалену и подрабатывала стиркой на дому. В воспоминаниях Мэгги образ матери был всегда одним и тем же: бледная рыжеволосая женщина, устало склонившаяся над стиральной машиной. Она крутит ручку ручного пресса для отжима белья, из-под которого выползают бесконечные белоснежные простыни. И так день за днем. Даже сейчас запах стирального порошка заставлял ее вспоминать о матери.

Она погибла, когда Мэгги было всего четыре года. Ее сбила машина. От горя Хорхе чуть не лишился рассудка, и тогда он начал пить. Уже через год он потерял обе работы, и их выкинули из собственного маленького домика за неуплату. Если бы не помощь местного священника, они бы просто оказались на улице, но отец Джон, пожалев малышку и ее убитого горем отца, добился для них квартиры в муниципальных новостройках. Несмотря на свой гордый характер, Хорхе принял благотворительную помощь, он не мог представить, чтобы Мэгги не имела крыши над головой. Позже, когда отец Джон выхлопотал для них пособие, он тоже не протестовал: спиртное окончательно поглотило его гордость.

Хорхе так и не оправился после смерти жены, и Мэгги не помнила, чтобы отец оставался трезвым больше двух дней, но она любила его. Она не сомневалась, что и он любил ее. Просто он не мог забыть жену, не мог справиться с неутихающей болью.

Сейчас, вспоминая о том времени, она понимала, что, если бы не Ник, с которым она впервые столкнулась, роясь в мусорных контейнерах позади «Макдоналдса», они с отцом вряд ли бы тогда выжили, ведь Мэгги едва исполнилось шесть.

Его первые слова, обращенные к ней, были: «Эй, малышка, вылезай из помойки! Там крысы!»

Уже стемнело, и время близилось к двенадцати, так что закусочная в конце их улицы, где она промышляла, уже закрылась, но красно-желтая неоновая «М» все еще горела, освещая свалку. Стояло лето. Она помнит, что было тепло. Вылинявшее розовое платьице едва прикрывало ей попку, а короткие рукава врезались в подмышки. Она взобралась на шаткую, готовую вот-вот рухнуть, пирамиду ящиков в темном углу автостоянки и, стоя на четвереньках, шарила в куче наваленных сверху разорванных стаканчиков и упаковок, выискивая что-нибудь съестное. Она уже нашла вполне пригодный чизбургер и половину кулечка жареного картофеля. Это для себя, но надо было найти еще что-нибудь для папы, который в этот момент валялся на полу их квартиры, приходя в себя после недельного запоя.

– Не суй свой поганый нос, куда не надо! – огрызнулась она, после того как, испуганно оглянувшись, поняла, что ей ничего не угрожает, потому что это был всего лишь худющий черноволосый мальчишка ненамного старше нее. И она вновь сосредоточенно принялась ворошить отбросы.

– А у тебя в трусах дырочка, и я вижу попку! – ехидно прозвучало в ответ. Такое оскорбление ее достоинству она снести, разумеется, не могла и, схватив первое, что попалось под руку (это оказался почти полный стакан кока-колы с приклеенной крышкой и торчащей трубочкой), развернулась и с криком запустила в обидчика. И попала. Точно в цель.

Мальчишка взвизгнул – стакан угодил ему в лоб и разорвался, холодное содержимое пролилось за шиворот. Убедившись, что одержала победу, но понимая, что возмездие неминуемо, Мэгги спрыгнула с ящиков и припустилась домой.

Догнав ее в два счета, мальчишка сделал подножку, и она грохнулась на асфальт. Из глаз посыпались искры. Но жизнь научила ее защищаться. С визгом перекатившись на спину, она принялась царапаться, кусаться и брыкаться, как кошка.

В конце концов победила сила. Усевшись на нее верхом и прижав ей руки к земле, этот чертенок неожиданно рассмеялся. Черные волосы на лбу, куда угодил стакан, слиплись, из расцарапанной щеки сочилась кровь.

– А для девчонки ты неплохо дерешься.

– Катись к черту!

– Ты ведь живешь на Паркуэй-плейс? И мы тоже – я, мама и брат. Я тебя видел.

– Не твое дело, где я живу!

– Хочешь есть?

– Не. Я лазила здесь, потому что мне нравится.

– У нас дома есть спагетти, могу сварить. Дома никого. Мама на работе, она официантка, работает по ночам, а брат куда-то ушел. Хочешь спагетти?

При слове «спагетти» в животе у Мэгги заурчало, так как она не ела со вчерашнего вечера, а спагетти очень любила.

– Мне надо принести домой для папы.

– Для кого?

– Ну, для папы. Он… болеет, и я ухаживаю за ним, – Тот самый старый пьянчуга, который вечно валяется на лестнице, да? Один раз мне даже пришлось перепрыгивать через него, потому что он загородил вход в дом.

– Папа не пьяница! – Все ее расположение, вызванное упоминанием о спагетти, тут же исчезло, и, сверкнув глазами, она напряглась, вновь готовая вступить в драку.

– Да моя мама тоже бывает пьяная, конечно, не так, как твой папа, но я знаю, что это такое. А спагетти у нас много, могу сварить и на его долю. Хочешь, пойдем?

– Тогда возьми свои слова обратно, насчет папы.

– Ладно, беру обратно.

Мэгги чуть подобрела. Мальчишка слез с нее, и она, встав на ноги, молча смотрела на него, не зная, то ли остаться, то ли убежать. Так они стояли, освещаемые вспышками красно-желтой вывески.

– Так ты хочешь спагетти или нет?

Соблазн оказался слишком велик, голод не тетка.

– Ага.

– Тогда пошли. – И мальчишка двинулся в сторону блочных домов в дальнем конце улицы, время от времени оглядываясь, проверяя, идет ли она за ним.

– Как тебя зовут?

– Магдалена. А тебя?

– Ник.

Ник… С тех пор он постоянно заботился о ней, пока она не бросила его, чтобы выйти замуж за Лайла.

Как он, должно быть, возненавидел ее! Если бы он так поступил, она бы тоже его возненавидела.

И вот теперь он вернулся. Его лицо вновь возникло перед ней: смуглое, излучающее опасность, напряженное, оно в то же время притягивало. И, хотя оно сохранило черты человека, которого она когда-то любила, теперь это было лицо нового, незнакомого мужчины. Она не имеет права забывать, что тот парень, так же, как и та Магдалена, исчез навсегда, их обоих поглотило время. А может быть, что-то и осталось в нем от того Ника, память о прошлом… так же, как и в ней жило еще что-то от Магдалены Гарсиа…

Память – опасная вещь, и пренебрегать ею нельзя…

Глава 13

Оказавшись у себя в комнате, Мэгги заперла дверь на ключ, задвинула засов и, собираясь с мыслями, прислонилась к стене. Затем торопливо принялась стаскивать с себя одежду, словно она жгла ее. Сбросив шелковые туфли, она сняла колготки и оставила их на ковре, небрежно швырнула на стул вечернее платье за четыре тысячи долларов, не глядя сорвала длинные бриллиантовые серьги и, достав из гардеробной, надела черные брюки, черную водолазку, спортивные туфли и черную кожаную куртку. Быстро проведя щеткой по волосам, сколола их на затылке заколкой и подошла к окну.

Еще несколько лет назад, в отчаянии пытаясь найти способ выйти из дому незамеченной, она обнаружила, что к верхним окнам сигнализация не подключена. С самых первых дней замужества, объясняя это соображениями безопасности, Лайл настоял, чтобы Типтон возил ее повсюду, на тот случай, если какому-нибудь ненормальному вдруг вздумается похитить ее. Поначалу она противилась, и иногда ей удавалось брать машину и ездить одной, отец в то время был еще жив, и она навещала его и тетушку Глорию. Ради возможности хоть изредка видеться с единственными близкими ей людьми, она даже преодолевала страх перед Лайлом.

Сначала она ездила к ним открыто – либо сама, чибо с Хилтоном, думая тем самым успокоить Лайла. Иногда даже привозила с собой маленького Дэвида навестить дедушку Хорхе, и тогда Лайл приходил в бешенство и – как следствие – всякий раз после этих поездок находил разные способы, чтобы наказать ее. Способы были изощренные и жестокие, хотя со стороны все выглядело так, словно не имеет никакого отношения к поездкам, а если она брала с собой Дэвида, то Лайл умудрялся причинить ей и физическую боль. Вскоре это превратилось в настоящую пытку, и Мэгги перестала брать Дэвида; постепенно ее визиты стали редкими настолько, что отец попенял ей, считая, что она просто забыла о них. Позже, обнаружив упущение в сигнализации и, соответственно, возможность убегать через окно в спальне, а потом узнав и о существовании «Леди Дансер», она решила воспользоваться своими открытиями, чтобы продолжать поездки к отцу и тетушке Глории.

«Леди Дансер» представляла собой небольшую, около пяти метров длиной, моторную лодку, вот уже лет двадцать стоявшую на приколе у пристани на Уиллоу-Крик, частично протекавшей по территории Уиндермира. Лодкой пользовался только Херд, поскольку любил рыбачить в этом небольшом, впадавшем в реку притоке, а нередко и выходил по нему на саму реку. Летом Луэлла часто готовила на ужин принесенную им рыбу. Мэгги была уверена, что Лайл давно забыл о существовании лодки, так как теперь у него была огромная роскошная яхта, где он устраивал приемы; яхта стояла на отдельном причале километров на семь выше по реке.

Мэгги ненавидела яхту и обожала «Леди Дансер». В этой роскошной яхте она видела немое воплощение всего, чем так гордился Лайл, – богатства, социального положения, власти; яхта как бы олицетворяла образ ненавистного мужа, поэтому она была на ней буквально считанные разы. К счастью, он не настаивал. Люди, которых Лайл приглашал на «Айрис», были исключительно его гостями.

Пора уходить, подумала Мэгги. Она выключила свет, и спальня погрузилась в темноту. Отодвинув в сторону тяжелые бархатные темно-бордовые занавеси, которые, по утверждению дизайнера, прекрасно гармонировали со стенами, оклеенными бледно-розовыми обоями (у Мэгги на этот счет было противоположное мнение), она слегка приоткрыла узкую створку крайнего левого из шести окон спальни. Ниже находились огромные, с покатым верхом эркеры окон библиотеки. Расположенные попарно многостворчатые эркеры служили величественным украшением дома, и крыша одного из них начиналась как раз сантиметрах в шестидесяти ниже ее окна.

Окна спальни были высокими – около двух с половиной метров, и узкими, не более шестидесяти сантиметров, и, хотя Мэгги приоткрыла створку всего на чуть-чуть, вылезти, как оказалось, было совсем легко. Мэгги не раз приходило в голову, что через такие окна воры могли бы проникнуть в дом без особого труда. Хотя – и здесь Мэгги отдавала должное инженеру по установке сигнализации, за чьи услуги Лайл заплатил немалые деньги, – забраться в дом снаружи без предварительно открытых окон было бы намного сложнее, чем вылезти.

Присев на корточки, Мэгги просунула в приоткрытую створку ногу и, нащупав крышу эркера, протиснулась наружу. Прижавшись к стене, она оглянулась и с удовольствием вдохнула прохладный ночной воздух, чувствуя, что вновь оживает, оказавшись за стенами своей тюрьмы.

Сверху открывался великолепный вид. Высоко в небе плыли редкие перистые бледные облака, а еще выше мерцали первые звезды; узкий белоснежный серпик молодой луны низко повис над темными купами деревьев, заливая призрачным светом каменный внутренний двор. Чуть поодаль, за низкой оградой, черными стрелами выделялись высокие нераспустившиеся розовые кусты, все еще присыпанные холмиками перегноя на случай весенних заморозков, а между ними – та самая белая чугунная скамейка, на которой, счастливо улыбаясь, сидела их дружная семья, изображенная Дэвидом на своем рисунке… Сейчас, в неверном лунном свете, голая скамья выглядела как нелепый скелет. Лужайка вокруг, покрытая недавно зазеленевшей травой, казалась серебристой. Чуть повернув голову, Мэгги посмотрела в сторону темной стены леса.

Никого. Вжавшись спиной в выемку окна, Мэгги как можно плотнее прикрыла створку и, присев на край покатой крыши, осторожно начала спускаться вниз, нащупывая ногой выступы в каменной кладке. Больная рука тут же дала о себе знать, но Мэгги не обращала внимания на боль. Двенадцать лет жизни с Лайлом научили ее терпеть и не такое.

На стыке эркера и стены камни были неровные, образуя небольшие выступы и углубления, и за эти годы она хорошо изучила их. Через минуту она уже стояла на земле, спрятавшись за высокими кустами, образующими естественную изгородь позади дома.

Вокруг тишина, нарушаемая лишь звуками ночных обитателей леса да шорохом деревьев. Было довольно тепло, но Мэгги знала, что позже станет холоднее.

Стараясь ступать осторожно, она пошла по лужайке вдоль подъездной дорожки, затем, боясь, что собаки могут почуять ее присутствие и залаять, сделала небольшой крюк вокруг сарайчика и направилась к тропинке, ведущей в лес. Сначала надо выкопать «подарок» Ника.

От луны была довольно светло, но, как только Мэгги углубилась в лес, она вынула маленький фонарик. Приходилось идти почти на ощупь, так как держать его постоянно зажженным она боялась: могли заметить Типтон или другие соглядатаи Лайла, поэтому время от времени она освещала себе путь вспышками. Один раз она ошиблась, сойдя с тропинки не в том месте, но, вернувшись на несколько шагов назад, вскоре нашла дерево, под которым, закопала сверток. Включив фонарик, она убедилась, что полусгнивший ствол, который она положила сверху, лежит на том же месте, и, облегченно вздохнув, убрала фонарик и принялась разрывать землю.

В лесу было намного темнее, чем на лужайке. Бледный свет луны почти не проникал сквозь ветви деревьев, и обступившие ее черные тени казались угрожающими, почти зловещими. Прервавшись на минуту, она оглянулась, напряженно всматриваясь в темноту и стараясь отогнать невольный страх. «Как нелепо, – подумала она, – ведь я никогда не боялась темноты. Так в чем же дело? Почему мне должно быть страшно сейчас?»

В лесу шла невидимая ночная жизнь, и он был полон странными, непривычно пугающими звуками. Где-то что-то скрипело, потрескивало, совсем рядом слышались шорохи, а некоторые звуки напоминали жалобные стоны… Среди прошлогодней травы и сухих листьев в окружающих зарослях стрекотали какие-то насекомые, вдруг вскрикивала птица, иногда слышалось хлопанье крыльев, перебегая с места на место и шурша листвой, скреблись в земле маленькие, невидимые днем животные. Да, днем было бы забавно и интересно понаблюдать лесную жизнь, подумала Мэгги, но ночью от этих звуков у нее по спине пробегали мурашки.

Решительно отогнав от себя страхи, она вновь взялась за работу и через минуту уже держала в руках сверток. Пленка, фотографии, конверт – все было на месте. Похоже, Лайл и его приспешники не так уж и вездесущи.

С облегчением вздохнув, Мэгги встала на ноги.

Расстегнув куртку, она принялась засовывать сверток во внутренний карман, как вдруг тишину ночи разорвал резкий звук. От страха и неожиданности она даже подпрыгнула на месте, потом ей стало стыдно. Ну конечно, ей просто показалось. Наверное, какое-то крупное животное наступило на сухую ветку. Но что же это за крупное животное в уиндермирском лесу?

Звук послышался слева. Застегивая «молнию», она оглядывала темно-серые заросли кустов, пытаясь понять, что может скрываться за ними, но кусты отбрасывали такую черную тень, что, хоть глаз выколи, ничего не видно. Она различала лишь темные стволы дубов и кленов и чуть дальше – орешника и уходящих ввысь сосен. За ними – непроглядная тьма.

Звук повторился, она не ошиблась, так ломается сухая ветка, когда на нее наступают. Мэгги была почти уверена в этом. От страха ей показалось, что у нее даже волосы встали дыбом. Кто-то или что-то неизвестное находится сейчас поблизости. Она чуяла это нутром. Она даже не могла решить, что было бы лучше: столкнуться лицом к лицу с Лайлом и его помощниками или с ужасным ночным чудовищем. Но, вспомнив про пленки и фотографии, поняла: уж лучше с чудовищем. Словно кролик, внезапно ослепленный светом фар, она стояла так, застыв на месте, минуты две, затем, крадучись, быстро стала отступать назад. Взгляд ее не отрывался от черной тьмы за кустами, где притаилась опасность.

Когда она отступила метра на полтора, звук снова повторился, на этот раз немного правее, но зато гораздо ближе. Мэгги резко повернула голову и пыталась что-то разглядеть. Кровь стучала в висках, сердце выскакивало из груди. Теперь она не сомневалась: кто-то или что-то прячется в темноте, и очень близко.

Прижав для надежности рукой засунутый под куртку сверток, она перевела дыхание и повернулась, а затем со всех ног бросилась бежать.

И тут же перед ней возникла огромная черная фигура.

Не в силах совладать с собой, она закричала что было сил. Через секунду кто-то обхватил ее сзади, и невидимая рука крепко зажала ей рот.

Глава 14

Сердце ее остановилось, и кровь, казалось, застыла в жилах. От ужаса она замерла словно парализованная, не в состоянии сопротивляться.

– Господи, Магдалена, кого ты ожидала увидеть? Ведь это я.

Услышав знакомый голое, она обмякла, ноги ее подкосились, и она бессильно повисла на руках Ника.

Придя в себя, Мэгги почувствовала, что буквально задыхается от злости. Она не забыла, как он заставил ее танцевать в клубе, а теперь еще и испугал до смерти, и она с силой впилась зубами в его ладонь. Ник вскрикнул и отдернул руку, а она тем временем вывернулась из-под сжимавшего ее локтя.

– Да я чуть не умерла со страху! – прошипела она и, повернувшись, несколько раз больно ударила его в живот, так же, как делала это много лет назад. Мышцы были твердые, но, не ожидая такой реакции, он не успел увернуться.

– Ой! – выдохнул он и тут же вытянул вперед руки, опасаясь следующего нападения.

– Ты хотел, чтобы я в штаны написала?! – возмущалась Мэгги.

Ник лишь весело и раскатисто рассмеялся, что привело Мэгги в бешенство.

– Перестань смеяться, сукин сын! – И она ударила его снова, но кулак ее наткнулся на подставленную руку, тогда, не думая, она стукнула его ногой в коленку. Он тут же отпрыгнул в сторону.

– Я сказала, перестань смеяться!

– Она нисколько не изменилась, – послышался сзади одобрительный голос.

Мэгги совсем позабыла про огромную фигуру, которая возникла перед ней на тропинке.

– Да, пожалуй, – согласился Ник, все еще посмеиваясь. Мэгги обернулась, и от удивления даже рот рас»рыла.

– Линк! – Мэгги всплеснула руками и уставилась на него во все глаза. В темноте она не могла рассмотреть его лица, но внушительные размеры не оставляли сомнения в том, что перед ней действительно он, Трэвис Уокер, брат Ника по матери. Он был на пять лет старше Ника, но в отличие от брата откровенно некрасив, и окрестные мальчишки, уважая его размеры и отмечая внешность, дали ему кличку Линк[1].

– Это ты, Линк? Я думала, тебя отправили отдохнуть лет на тридцать.

– Так оно и было. Промышлял понемножку наркотой, ну, попался три раза за четыре года, и меня записали в закоренелые преступники. И, главное, я не был каким-то крупным делягой, Боже упаси! Но жить-то надо! Так и влепили мне срок, но Ники-братишка достал толкового адвоката, и тот вытянул меня. Приговор изменили и сократили, так что отдыхал я только восемь лет.

– Я очень рада, что вышло именно так!

– А я и подавно. – Линк окинул ее взглядом с головы до ног, хотя, подумала Мэгги, непонятно, что он может увидеть в такой темноте. – Как ты, детка? Последний раз, когда мы виделись, ты была, вроде, совсем малышкой. Ники говорил, что жизнь у тебя теперь что надо.

Последний раз она видела Линка в джесупской тюрьме, где он отбывал срок. Ник ужасно переживал за судьбу брата и был настолько расстроен, что просто не мог собраться с силами и поехать навестить его один, поэтому они отправились вдвоем с Мэгги. Двенадцать лет назад его посадили на несколько месяцев.

– У меня все в порядке.

– Вот и хорошо.

Вдруг до Мэгги дошло, насколько странно звучит их разговор в подобных обстоятельствах.

– Ник Кинг, а что это вы с Линком делаете в моем лесу среди ночи? – И она сердито посмотрела на Ника.

В темноте огонек его сигареты то вспыхивал, то угасал.

– И, пожалуйста, перестань курить! Могут увидеть! – раздраженно добавила она.

– По-прежнему любит командовать, – прошептал Линк.

– Сегодня Линк… как бы это сказать… мой шофер. Я ушел из клуба вслед за тобой и попросил его ехать за твоей машиной, чтобы убедиться, что ты благополучно добралась.

– Угу. А потом он заставил меня оставить машину и карабкаться по этому чертову холму, потому что ему, видите ли, захотелось посмотреть на твое окно и удостовериться, что все в порядке и ты спокойно легла спать.

– Заткнись, Линк. – Ник затянулся сигаретой, и в тусклом отсвете Мэгги увидела, что он недовольно взглянул на брата.

– Но, как оказалось, ты решила вылезти в окно, – ухмыльнулся Линк, не обращая внимания на Ника. – Мы пронаблюдали, как ты это сделала, и пошли за тобой в лес.

– Ты всегда притворяешься больной, чтобы удрать с банкета, а потом вылезаешь в окно? – поинтересовался Ник.

– Коли муженек чего не узнает, значит, и не расстроится, верно? – В голосе Линка Мэгги уловила Намек, который ей не понравился.

– Я всего лишь хочу навестить тетушку Глорию. Лайл… ему это не нравится, поэтому иногда приходится уходить тайком. И скандалить не надо.

– Тетушку Глорию? – удивился Ник. – Ты хочешь сказать, старушка еще жива?

– И прекрасно себя чувствует. Именно сейчас я как раз собираюсь к ней. Если, конечно, вы, джентльмены, позволите.

– Ну и ну! Говорит так, что и на кривой козе не подъедешь! – пробормотал Линк. – Настоящая аристократка.

– Неправда! – Разозлившись, Мэгги резко повернулась и пошла сквозь деревья в противоположную сторону. Выбравшись из леса и пройдя вниз по склону, пока дом не исчез из виду, она обернулась. Ник и Линк следовали за ней по пятам.

– Уходите, – бросила она.

– Да никогда в жизни, – ответил Ник. Линк лишь дружелюбно усмехнулся.

Не оборачиваясь, Мэгги продолжала идти. Нужды оглядываться не было, она и так знала, что они не отстают ни на шаг.

Поместье «Уиндермир» стояло на вершине лесистого холма. С восточной стороны дома проходила дорога, а сзади, как раз там, где они сейчас шли, пологий склон заканчивался скалистым обрывом, и стены, огораживающей остальную территорию, здесь не было. Спуск уходил вниз метров на девяносто, внизу протекал Уиллоу-Крик, и там же была крохотная пристань, где Мэгги ждала лодка «Леди Дансер».

– У тебя здесь машина? – В голосе Линка послышалось замешательство, когда он увидел, что они остановились перед обрывом.

– Не машина, а лодка.

– Ты ездишь к тетушке Глории на лодке? – поразился Ник, – Я же говорила, Лайлу не нравится, что я вижусь с ней, а если я доберусь к ней по реке, то он ничего не узнает.

– К черту Лайла, – зло бросил Ник.

– Тебе легко говорить.

– Ты и раньше в штыки встречала любой совет. Как интересно, неужели старина Лайл, заплатив двадцать долларов за свидетельство о браке, ухитрился купить себе рабыню?

– А где же лодка? – быстро спросил Линк, увидев, как Мэгги посмотрела на Ника. Еще много лет назад, когда эти двое, молодые, упрямые, не желающие ни в чем уступать друг другу, начинали свои бесконечные препирательства, готовые перерасти в ссору, он в нужные моменты обычно разряжал обстановку. И сейчас с легкостью вошел в прежнюю роль. Это получилось так же естественно, как и то, что общение Ника и Мэгги начинало принимать знакомый оборот. Даже после такого долгого перерыва.

– Там, внизу. – И Мэгги, обрадовавшись вопросу, показала на черную сверкающую ленточку реки, казавшуюся с такой высоты совсем узкой. Каменистые крутые склоны обрыва, белесо отсвечивающие в лунном свете, выглядели неприступными.

– Там, внизу? – ужаснулся Линк.

– Ты повторяешь слова, совсем как попугай Горацио. – Мэгги кинула на него удивленный и недовольный взгляд.

– Горацио? – отозвался Ник. – Ты хочешь сказать, что эта ужасная птица все еще живет у тетушки Глории?

– Он тебя тоже не особенно жаловал, – фыркнула Мэгги. Затем, не в силах сдержаться, захихикала. Горацио, большой амазонский желтоголовый попугай, всегда был любимцем тетушки Глории и находился при ней неотлучно. Ему, должно быть, как и ей, перевалило за пятьдесят. Непонятно почему, но с самого первого раза, как попугай увидел Ника, он невзлюбил его, и тот платил ему тем же.

– А ты помнишь, как он гнался за тобой по лестнице? – и она вновь рассмеялась.

– Еще бы не помнить! – давясь от смеха, произнес Линк. – Ники с воплями вйскочил из дома, как будто ему фитиль вставили, а эта птичка орала вслед «Плохой, плохой!», да еще пыталась вцепиться в шею! А когда попугай все-таки сел ему на спину, я думал, что братишка умрет со страху! Смешнее ничего в жизни не видел.

– Ха-ха-ха, – мрачно передразнил его Ник.

– И чего ты ему такое сделал, а, Ники?

– Он запустил в него мячом, а когда Горацио погнался за ним, Ник получил по заслугам. И мальчишки еще долго дразнили его после этого.

– Пока я их не поколотил, – улыбнулся Ник. – Если бы он не напугал меня так, быть бы ему поджаренным на обед. Так, значит, это чудовище все еще живо?

– Очень даже.

– Жду не дождусь встречи.

– Что-то я не помню, чтобы приглашала тебя.

– Ну, вот опять снова-здорово, – пробормотал Линк.

– Магдалена, ты действительно не хочешь, чтобы мы поехали с тобой? – тихо спросил Ник.

Мэгги колебалась. По опыту она прекрасно знала, что этот тихий мягкий голос ровно ничего не значит и что все равно Ник сделает так, как захочет, не важно, нравится ей или нет. Она понимала, что, по крайней мере, должна попытаться остановить его, заставить уйти, ради себя и ради Дэвида. Но ей было так весело, так приятно вспоминать старые времена, посмеяться, и так хорошо чувствовать его рядом, хоть ненадолго. Сейчас они были одни, ей не надо следить за каждым словом, за каждым жестом, бояться, что Лайл может заметить. Что случится, если они вместе поедут к тетушке Глории? Когда-то, давным-давно, она обожала его, и, хоть с тех пор немало воды утекло, Ник для Глории по-прежнему оставался другом. Ну разве не может она побыть с ним, совсем чуть-чуть, вдали от посторонних глаз? И Мэгги вдруг осознала, что сейчас ей больше всего на свете нужен друг. И осознание это было болезненным и горьким: ведь Ник всегда был ее самым близким другом. – Ты все еще в вечернем костюме, – проговорила она, словно выдвигая причину, почему ему не стоит ехать. Как ни странно, она только сейчас обратила на это внимание. – Тетушка Глория не узнает тебя.

Да и она сама вряд ли могла сказать, что знает теперешнего Ника. За все время, что они были вместе, она не помнила, чтобы он надевал костюм, за исключением одного раза, когда он пришел на школьный бал. Тогда это был смокинг с чужого плеча, сейчас костюм сидел так, словно его сшили на заказ. Еще в клубе Мэгги обратила внимание, что даже в строгом деловом костюме, который, как правило, не подчеркивает физические особенности – широкие плечи, узкие бедра, – вся его крепкая мускулистая фигура отнюдь не утратила своей мужественности, наоборот, он выглядел еще сексуальнее. Сейчас его черные волнистые волосы растрепались, на щеках стала заметна слегка отросшая щетина, верхняя пуговица рубашки расстегнута, галстук слегка приспущен, и Ник был так опасно привлекателен, что от одного взгляда на него у нее начинало учащенно биться сердце.

– А я напомню. – Глядя сверху вниз, он улыбнулся, прочтя в ее глазах все, что она пыталась скрыть. Лицо Мэгги не дрогнуло, но глаза засветились улыбкой, когда, тряхнув головой, она молча повернулась и решительно направилась к самому краю обрыва. Ну что ж, если он такой умник, то она ему покажет, кто чего стоит.

– Эй! – Ник схватил ее за руку в тот момент, когда она подошла к краю. – В темноте не видно, но ты сейчас свалишься!

– Там тропинка, дурачок, – вырывая руку и не оборачиваясь, бросила она, и затем, сев на землю, свесила вниз ноги. Под ними была почти стометровая пропасть. Она улыбнулась и, не говоря ни слова, оттолкнувшись руками, съехала метров на девять вниз по сухой глинистой ложбинке между камнями – единственному пути, по которому можно было спуститься до скалистого выступа, откуда начиналась тропинка, ведущая на дно ущелья.

– Магдалена! – раздался отчаянный крик. Видимо, Ник хотел удержать ее, но не успел. Ее стремительный и неожиданный спуск сопровождался градом камней и комьев глины. Оказавшись на выступе, она с вызовом взглянула вверх и увидела, что он сидит на корточках у самого края, вытянув руку, словно все еще пытаясь поймать ее. На фоне темного неба лицо его казалось неестественно бледным.

– Ну давай, спускайся! – поддразнила она, отряхивая джинсы. – Ты ведь хотел повидаться с тетушкой Глорией, не так ли?

– Ах ты, негодница! Ты сделала это нарочно, чтобы напугать меня. – Она промолчала, поскольку Ник был прав. Она широко улыбнулась ему, а он глядел вниз, как бы раздумывая, стоит ему последовать за ней или нет. Глинистый откос действительно был крутым, но вовсе не таким страшным, как показался ей когда-то, когда Херд впервые провел ее этим путем. Кроме того, это был кратчайший путь к реке. Мэгги уже открыла рот, чтобы поднять Ника на смех за трусость, но тут он оттолкнулся и поехал вниз. Она едва успела отступить в сторону, как, высоко подняв колени, он шлепнулся рядом.

– Молодец! – захлопала она в ладоши и тут же придвинулась ближе, поскольку места было мало.

– Черт, я в клочья порвал брюки, – проворчал он, вставая и ощупывая себя сзади.

– Дай я посмотрю. – Сдерживая смех, Мэгги протиснулась за его спиной и подняла полу пиджака. Действительно, задняя часть его темно-синих шерстяных брюк была изорвана, и сквозь дыры проглядывали не только короткие белые трусы, которые тоже пострадали, но и ягодица.

– А у тебя на трусах дырка, и я вижу твою попку, – произнесла она дразнящим голосом маленькой девочки – точь-в-точь, как когда-то он.

– Что? – Ник еще раз ощупал себя и, обнаружив большую дыру, расхохотался. Мэгги уже не могла сдерживаться и тоже громко засмеялась.

– Жаль, что нет стаканчика с кока-колой, чтобы запустить им в тебя!

– Славу Богу!

Она перестала смеяться, но улыбка не сходила с ее лица. Внезапно на сердце стало легко и беззаботно, и она почувствовала себя счастливой и молодой. Как давно у нее не было такого ощущения и как прекрасно, что оно вновь вернулось!

– И что мне теперь делать? Не могу же я ходить, сверкая задницей!

– Если ты не будешь снимать пиджак, то даже не видно, что порваны брюки, – сказала Мэгги, но слова ее прозвучали неубедительно.

– Ну да, конечно, а если нагнуться? А если станет жарко и мне захочется снять пиджак? А вдруг тебе взбредет в голову повеселиться, и ты всем расскажешь?

Мэгги снова засмеялась.

– С какой стати? Неужели я способна на такое?

– Именно на это ты и способна.

– Если ты передумал, то все очень просто: надо всего лишь влезть обратно. – И она показала наверх. С того места, где они стояли, сухая глинистая ложбинка, казалось, поднималась почти отвесно и выглядела абсолютно гладкой.

– Черт, – выругался Ник, подняв голову.

– Выбирай.

– А ты, – произнес Ник, пристально глядя на Мэгги, – радуешься.

Мэгги даже удивилась, поняв, насколько эти слова отражают ее состояние.

– Да, радуюсь. Ник улыбнулся.

– Я тоже.

Минуту они смотрели друг на друга сияющими глазами, чувствуя одно и то же, как два озорника, как два сообщника. Так было всегда. И годы, разлучившие их, вдруг исчезли, словно их и не было, и они вдруг снова стали прежними – Ник и Магдалена, Магдалена и Ник, самые близкие друзья, одно целое, одна семья, а это значит – огромный бесконечный мир. Они всегда любили друг друга.

– Я рада, что ты вернулся, Ник, – тихо проговорила Мэгги. Лицо ее стало серьезным, чувства стесняли грудь. – Мне не хватало тебя.

Он потянулся к ней, но, будто передумав, в последний момент опустил руки. Только глаза его вспыхнули, и он некоторое время молча смотрел на нее.

– Мне тоже тебя очень не хватало, Мэгги Мэй.

При звуке этого имени – а он произнес его не случайно – она отшатнулась, хотела повернуться и убежать, только бежать было некуда. Она – один на один с ним и воспоминаниями, которые он вернул к жизни. Воспоминаниями о той ночи, когда они стали больше чем самыми близкими друзьями, они стали одним целым. В ту ночь они по-настоящему полюбили друг друга. Из автомобильного приемника Ника звучала песня Рода Стюарта «Мэгги Мэй». Она помнит, как потом тихо лежала в его объятиях и слушала песню, а Ник пел вместе с Родом Стюартом, он всегда считал, что хорошо поет. С тех пор он и называл ее Мэгги Мэй. Пусть это длилось и совсем недолго.

Сейчас она всматривалась в его глаза: помнит ли он? Да, он все помнит. Она стояла не двигаясь, потому что эти глаза говорили ей, как неразрывно они связаны. Но он так и не прикоснулся к ней. Стоял, сложив на груди руки, и она тоже не могла дотронуться до него. Маленькая площадка разделяла их, но ей казалось, что еще никогда они не были так близки, ей казалось, что она ощущает каждую клеточку его тела. Они стояли так всего минуту, но за это время успели вновь пережить то, что когда-то сделало их столь близкими.

Их разделяла площадка, но сердца были вместе.

Им не потребовалось слов: глаза Мэгги говорили, что ее сердце открыто для него, и он так же молча ответил, что с радостью принимает этот дар.

Глава 15

– Эй, ребята, погодите-ка! Если вы думаете, что я собираюсь съезжать с этой вот горки на заднице, то у меня на этот счет другие соображения. Кто-кто, но только не я. Недовольный голос Линка, который, сидя на корточках, смотрел вниз, вывел их из оцепенения. Как только Ник отвел от нее глаза и взглянул на брата, Мэгги неожиданно потеряла ощущение пространства, у нее даже закружилась голова. Ей показалось, что она была где-то не здесь, а теперь вдруг ее грубо вернули на землю.

– Он боится высоты, – объяснил Ник, сказав это так, чтобы его слышал Линк.

– Со мной-то все в порядке, – проворчал Линк. – Только влюбленный дурак, у которого в голове вместо мозгов солома, может кувыркаться отсюда, потому что ему так велела девчонка. Стоит промахнуться и не попасть на уступ – и прости-прощай!

– Я же говорил, что он боится высоты, – повторил Ник.

– Да черт побери, Ники, не собираешься же ты заставлять меня съезжать на заднице! Я подожду тебя в машине.

– Но послушай, Линк, мы можем отсутствовать часа два, – возразила Мэгги, которая к тому времени уже пришла в себя.

– Значит, я поеду перекусить, а потом вернусь. И буду ждать в машине на прежнем месте.

– До скорого, братишка! – По голосу было ясно, что Ник не особенно расстроился. В ответ послышалось недовольное кряхтенье, затем Линк встал, и голова его исчезла за краем обрыва.

И Мэгги вдруг почувствовала беспокойство, осознав со всей ясностью, что теперь она совсем одна с Ником.

– Ну, тогда пойдем, – произнесла она резко неожиданно севшим голосом и, повернувшись, направилась к концу уступа, где он сужался и переходил в каменистую тропинку. По словам Херда, который показал ей этот путь в то лето, когда родился Дэвид, тропинка существовала уже лет сто, люди просто улучшили природное углубление в круто спускающихся вниз скалах. Шириной не более полуметра, она извивалась вниз в виде буквы Z, заканчиваясь метрах в трех от того места, где была причалена «Леди Дансер».

– Господи, да это самоубийство, – бормотал Ник за спиной Мэгги. Обернувшись, она улыбнулась, наблюдая, как он осторожно пробирается вслед за ней. Прижимаясь левым боком к скале, он не отрываясь смотрел под ноги.

– Не так страшно, как кажется на первый взгляд. Я все время пользуюсь только этим путем.

– Я всегда говорил, что ты сумасшедшая.

Несколько минут они молчали. Мэгги легко и беззаботно прыгала по каменистой тропинке, за долгие годы ставшей такой знакомой, а Ник медленно, шаг за шагом, продвигался следом. Затем она остановилась и, обернувшись, подождала, пока он спустится.

– А что Линк имел в виду, когда обозвал тебя влюбленным дураком? – Вопрос прозвучал помимо ее воли, но она знала, что рано или поздно все равно задала бы его. Она действительно хотела знать ответ.

Ник на секунду поднял глаза, потом вновь уставился под ноги.

– Что он на меня злится и хотел разозлить меня.

– Но почему влюбленный дурак?

Ник снова взглянул на нее. Она повернулась, и глаза их встретились. В этот момент он споткнулся о камень, тот выскочил из-под ноги, а Ник выругался и застыл на месте, наблюдая, как камень с грохотом покатился вниз.

– Послушай, Магдалена, я нахожусь на высоте метров семидесяти, и единственное, что отделяет меня сейчас от пропасти, это узенькая каменистая тропинка. Может, поговорим, когда спустимся на твердую землю?

– Да, конечно.

Оставшуюся часть пути они проделали молча. Такой поворот в разговоре не очень сильно расстроил ее, она понимала, что коснулась того, о чем лучше пока не говорить, но, подобно Пандоре, ей трудно было устоять против соблазна. Ну почему же нельзя поговорить с Ником о чувствах? Хотя бы сегодня? А потому, безжалостно напомнила она себе, чувства, как и воспоминания, слишком опасная материя.

Спустившись до конца тропинки и ступив на землю, Мэгги обернулась и подождала Ника. Она смотрела, как он продвигается вниз, медленно и осторожно, прижимаясь к скалистой стене и хватаясь руками за выступы. Луна поднялась выше, мягкий бледный свет придавал черным волосам Ника синеватый отблеск, серебрился на лице, сглаживая широкие выступающие скулы. В своем элегантном костюме этот Ник совсем не походил на ее Ника, которого она всегда знала. Да и неудивительно, он перестал быть «ее» Ником двенадцать лет назад. Спрыгнув на землю и заметив, что она наблюдает за ним, он улыбнулся. Поймав его взгляд, она поняла главное: в том, что ей так дорого, он не изменился, и он по-прежнему жил в ее сердце, которое никогда не принадлежало другому, не могло принадлежать.

– У меня только один вопрос: как, черт возьми, мы поднимемся обратно? – спросил он, подходя к ней.

Мэгги старалась успокоиться, сдержать начинавшие рваться наружу чувства. Позволить себе снова влюбиться в Ника означало вновь изменить жизнь, ее жизнь и Дэвида. Она не имеет права забывать о Дэвиде.

– Обратно пойдем по другой тропинке. Надо спуститься чуть ниже по реке, перелезть через стену и потом – через лес.

Двинувшись вперед по узкой грязной дороге, ведущей к причалу, эти слова она сказала уже на ходу, слегка бравируя своей якобы забывчивостью.

– Так ты хочешь сказать, что есть другая тропинка? И что если бы мы пошли по ней, то не надо было бы рисковать свернуть себе шею?

– Ага, – безмятежно улыбнулась Мэгги, поворачивая голову. – Но наш путь гораздо быстрее и короче.

– Вот черт. В следующий раз я пойду именно тем путем.

Когда он поравнялся с ней, она не удержалась и рассмеялась. Зная, что Ник самый дорогой и близкий для нее друг, вернее, опять может им стать, она не испытывала угрызений совести.

– Так, значит, ты хочешь поговорить о том, почему Линк считает меня влюбленным дураком? – Эти слова он прошептал ей на ухо, когда до причала оставалось несколько шагов. Мэгги вздрогнула, повернулась и, замотав головой, отшатнулась.

– Нет, нет!

Глаза его сузились.

– Я не должна была спрашивать, – торопливо добавила она и обхватила себя руками, показывая, что не хочет, чтобы он дотрагивался до нее. Ник сунул руки в карманы. – Наша встреча вызвала воспоминания о старых временах, о том, что было. Ну, ты понимаешь. И потом этот танец… – Она глубоко вздохнула. – На какое-то время я даже забыла, что замужем, что у меня ребенок.

Она сказала это, чтобы напомнить скорее самой себе. Дэвид, ее сын, именно он заставлял ее жить той жизнью, которой она жила, и был талисманом, охранявшим ее против любого вторжения в эту жизнь.

– Если я тебя правильно понял, ты выбираешь старину Лайла, так? Не важно, любишь ты его или нет. – Слова Ника прозвучали на удивление тактично. Она посмотрела ему в глаза, затем отвела взгляд в сторону. Лицо Ника было задумчивым, весь его вид говорил о том, что он не сердится, но она чувствовала себя так, словно ей вывернули наизнанку душу.

– Да, именно это я и хочу сказать. И… мне кажется, будет лучше, если я поеду к тетушке Глории одна. Если ты торопишься, то, наверное, еще успеешь догнать Линка.

– Но я ведь и пальцем тебя не тронул, верно? – Он произнес это совершенно спокойно.

– Я… да, конечно.

– Тогда что тебя беспокоит? Ты же не нарушаешь верность мужу только потому, что стоишь здесь со мной и разговариваешь? Ведь так?

– Ты прав.

Он опять все перевернул с ног на голову, подумала Мэгги, впрочем, ему всегда это удавалось. Опасный собеседник, с ним надо держать ухо востро. Еще минуту назад она знала, что надо делать, чтобы всем было лучше, а сейчас™

– Мы ведь старые друзья, разве ты забыла? Практически, семья. И сейчас обсуждаем, как повидаться с другими членами нашей семьи. Что в этом плохого?

– Лайлу бы это не понравилось. – Слова вылетели как-то сами собой, прежде чем она успела сообразить, и она ожидала, что Ник опять скажет «к черту Лайла». Она даже была бы рада ссоре, так ей легче расстаться с ним…

– Тогда не говори ему, – произнес он, лишая ее последнего аргумента. Мэгги поджала губы. – Так ты едешь или нет? Не забывай: тебе надо избавиться от «подарка».

От удивления она раскрыла глаза и невольно дотронулась до свертка под курткой.

– Как ты догадался?

– Я читаю тебя, как книгу, Магдалена, неужели ты забыла? – Он улыбнулся. – И потом я почувствовал его, когда схватил тебя там, в лесу.

– Обманщик! – не могла сдержать улыбку Мэгги.

– Так мы едем или нет? Она все еще колебалась.

– Не волнуйтесь, милая девушка, со мной вы в полной безопасности. – Его театральный шепот заставил ее рассмеяться.

– Против этого трудно устоять. Поехали! – И она отвернулась, зная, что совершает ошибку.

В тот момент у нее просто не было сил, воли, а может, и времени, чтобы сопротивляться Нику. Если ему надо было чего-то добиться, он шел напролом как танк, а именно сейчас она была к этому не готова. И, кроме того, ей необходимо спрятать пленку и фотографии в надежное место и успеть вернуться домой, прежде чем обнаружится ее отсутствие.

Маловероятно, что ее могли хватиться, но, зная Лайла, она не хотела рисковать.

Мягкий плеск волн и отдаленный шум реки, в которую впадал Уиллоу-крик, заглушили остальные звуки ночи. Они находились практически в, его устье, и, глядя влево, Мэгги различала темную мощную гладь Огайо. В ночном воздухе ясно ощущалась близость большой реки: чувствовался характерный запах водорослей, прибрежной растительности и рыбы, легкий ветерок был пропитан сыростью, доносились гудки проходящих барж.

Подняв глаза к синему полуночному небу, Мэгги увидела, что луна уже достаточно высоко, ее дрожащий лик плавал в темном зеркале реки, в котором отражались и ставшие уже яркими огромные звезды.

Противоположный берег Уиллоу-Крик, в отличие от скалистого и обрывистого, на котором стоял Уиндермир, был пологим и лесистым. Часть территории относилась еще к одному поместью, «Хэганс Блафф», но огромный и пустовавший сейчас кирпичный дом располагался на большом удалении от берега. Его владелица, вдова, старая миссис Хэган, умерла в начале осени, и вскоре дом должны были выставить на продажу. Спускавшийся к реке берег покрывала буйная растительность, за территорией не ухаживали долгие годы, и только тропинка, ведущая к причалу, содержалась в порядке. Юный внук миссис Хэган очень любил кататься на лодке, поэтому заботился только о причале. Сейчас там стояли две лодки – одна примерно такого же размера, как «Леди Дансер», вторая чуть побольше. Обе новенькие, поблескивающие свежей краской, и на их фоне «Леди Дансер» выглядела допотопной развалиной.

Причал на берегу, принадлежавшему поместью «Уин-дермир», тоже был не в лучшем состоянии, и лишь постоянные усилия Херда не давали ему обрушиться в воду. Щелистые доски уходили от берега метра на три, в конце тихо покачивалась «Леди Дансер». В ширину Уиллоу-крик был не больше двенадцати метров, но достаточно глубок, чтобы пятиметровая «Леди Дансер» могла выйти по нему в Огайо.

Мэгги с Ником пришли к концу причала.

– Прыгай! – Мэгги старалась говорить спокойно и дружелюбно. Когда она наклонилась, чтобы отвязать лодку, Ник встал рядом.

Увидев, что он не залезает в лодку, она выпрямилась и удивленно посмотрела на него. Прищурив глаза, он стоял на краю причала, переводя взгляд с нее на лодку и обратно.

– Прыгать?

– Да, да, прыгай.

– А ты?

– Я потом. Просто не хочу отвязывать лодку, пока ты не заберешься, иначе своей тяжестью ты оттолкнешь ее. Если залезешь первым, то я потом отвяжу ее и впрыгну за тобой. Понял? – В подтверждение своих слов она отвязала носовой конец, в то время как кормовой оставался привязанным к причальному кнехту. Ник колебался.

– Ник, залезай в лодку!

Он скорчил гримасу, потом подчинился.

– Я верю тебе, Магдалена, не вздумай шутить.

– Ну, молодец!

Ник неловко ступил в лодку, хватаясь за борта и приседая, потому что лодка тут же начала раскачиваться. Как и предполагала Мэгги, под тяжестью Ника «Леди Дансер» скользнула в сторону, но кормовой конец удерживал ее вблизи причала.

– Магдалена… – в голосе его послышалось отчаяние, когда, согнувшись и держась руками за края лодки, он взглянул на нее.

– Сейчас! Держись крепче! – Отвязав веревку и зажав ее в руке, она впрыгнула к нему. Оказавшись в середине, она согнула колени, чтобы сохранить равновесие, так как «Леди Дансер» опасно накренилась. Чертыхнувшись вполголоса, Ник вцепился в борта, а Мэгги грациозно, как кошка, прошла на корму.

– Ты уверена, что все делаешь правильно? – Сиди спокойно и держись. Сейчас мы выплывем на середину, и я запущу мотор. Ты что, никогда на лодке не ездил? – бросила она не оборачиваясь.

– Нет. – Такой простой ответ заставил Мэгги замолчать и одновременно напомнил ей, где они оба выросли. Если бы она не вышла замуж за Лайла, то, вероятно, и сама бы не знала, что такое находиться в лодке. В западном районе Луисвилля лодки были редкостью.

Обмотав веревку вокруг крюка, специально для этого вбитого Хердом, Мэгги пробралась к двигателю. «Леди Дансер» представляла собой старую деревянную лодку, служившую когда-то для того, чтобы добираться на ней с берега до прежней яхты Форрестов. Когда яхту продали, лодка стала не нужна, и Херду разрешили пользоваться ею для личных нужд. Содрав внутреннюю обшивку и закрепив два простых поперечных сиденья – одно на корме, второе – на носу, – он приспособил «Леди Дансер» для рыбной ловли. Руль он также установил на корме. Двигатель запускался с помощью обычной веревки, как газонокосилка. Мэгги несколько раз дернула веревку, двигатель взревел и заработал.

– Сиди, – сказала она Нику, когда, увидев, что двигатель не запускается с первого раза, он встал, чтобы помочь ей. Как только «Леди Дансер», сделав рывок, плавно заскользила по Уиллоу-крик в сторону большой реки, Ник не удержался и шлепнулся на сиденье напротив Мэгги. Взорвавшись ревом после запуска, двигатель заработал равномерно, и стук его перешел в глухое тихое урчание.

– А ты уверена, что мы должны выплывать на этой штуковине на реку? Для купания несколько прохладно. – В голосе Ника явно слышалось сомнение, когда он оглядывал старую лодку.

– Она прекрасно ходит по реке. Поверь мне.

– Ты это уже не раз говорила, только я почему-то не уверен.

– Потому что ты привык командовать и не любишь подчиняться. Ник улыбнулся.

– Ты меня так хорошо знаешь!

– Конечно.

В устье Уиллоу-Крик плавали бревна, а когда они подошли к месту, где он непосредственно соединялся с рекой, помимо бревен появились еще и стволы полусгнивших деревьев, ветки и прочий мусор, собиравшийся вокруг мелководий, что несколько осложняло вход в реку и требовало определенной ловкости. Когда Мэгги только начала проделывать эти путешествия на «Леди Дансер», она не раз застревала на мелководьях, но, после того как дважды ей пришлось вылезать из лодки и, стоя по шею в грязной воде, сталкивать ее с мели, она научилась держаться чуть правее от середины водного прохода. Именно там было глубже и безопаснее.

– Достань фонарь из ящика слева от тебя, включи его и закрепи в скобе на носу, ладно?

Ник подозрительно посмотрел на нее.

– Зачем?

– У нас нет сигнальных огней, значит, другие суда нас не видят. А учитывая, что по реке ходят баржи и другие лодки, не очень-то хорошо, если в темноте тебя не видно. Не знаю, как тебе, а мне бы не хотелось, чтобы в меня врезалась баржа.

– О Господи, – только и произнес Ник, но сделал, как ему велели, в то время как Мэгги, пряча улыбку, отвернулась.

Чтобы освещать путь, фонарь, конечно, не годился, но он и не использовался для этого, зато даже в самую темную ночь вода отражала достаточно света, чтобы лодку заметили со стороны. И Херд сделал на носу приспособление для закрепления фонаря исключительно в целях безопасности, на случай, если кому-то вздумается выйти на «Леди Дансер» после наступления темноты. Он, правда, никогда этого не делал, и, насколько было известно Мэгги, никто другой, кроме нее, этого не делал.

Ни разу не зацепившись за плавающие ветви и не сев на мель, они спокойно вышли из устья Уиллоу-Крик на простершуюся перед ними черную гладь Огайо.

Дул свежий ветер, и река покрылась довольно сильной рябью, но на этот раз волнение было не таким ощутимым, как в предыдущие разы, когда она ездила к тетушке Глории одна. Плескавшиеся вокруг волны не закручивались белыми гребешками, и Мэгги без особого напряжения удавалось вести лодку в северо-восточном направлении, следуя которому, если принять во внимание относившее их течение, они причалят точно к нужному месту.

Вдалеке, на расстоянии шести-семи километров, показались движущиеся желтые огоньки, и по их положению Мэгги вскоре смогла различить огромную, низко сидящую в воде баржу, шедшую им навстречу. Через несколько минут между «Леди Дансер» и баржой из темноты вырос небольшой крестообразной формы островок – его называли Шестимильным, расположенный ближе к берегу штата Индиана; в жаркие летние дни, когда люди выезжали на пикники или просто отдохнуть на природе, вокруг него собиралось множество лодок. Этот островок, полюбившийся окрестным жителям своими песчаными пляжами, близко подступавшими к воде зарослями и деревьями, с которых молодежь прыгала в реку, естественными небольшими пещерками в скалах, удобными для разведения костров, был одним из двух островов, находившихся на этом отрезке Огайо. Его более крупный двойник, Двенадцатимильный, находился чуть дальше, в нескольких километрах от Цинциннати. Летом пароходы и баржи обычно выписывали вокруг них «восьмерки», снижая скорость в узком проходе между берегами Индианы и Шестимильного, чтобы затем, выйдя на полном ходу на середину, сделать следующий полукруг. Шестимильный не пользовался популярностью среди таких состоятельных людей, как Форресты, но для молодых семей, которым по карману была лишь небольшая лодка, он был излюбленным местом. Сейчас у островка не стояло ни одной лодки, и неудивительно: холодный весенний воздух не располагал к ночевкам, все ждали наступления лета.

– Мне кажется, Херд держит здесь смену одежды. Посмотри вон в том ящике. Это на тот случай, если ты действительно не хочешь появляться перед тетушкой Глорией с дыркой на штанах.

– Какой Херд? – Повернувшись, Ник заметил у борта нечто вроде деревянного шкафчика и, встав со скамьи, подобрался к нему на полусогнутых ногах, чувствуя себя на воде явно не в своей тарелке.

– Садовник.

Ник присвистнул.

– Круто!

– Да что ты говоришь! – Мэгги смотрела, как он, открыт и порывшись в шкафчике, вытащил джинсы и старый армейский китель. – Подойдет?

– Вполне. Думаю, твой садовник не будет возражать, если я на время позаимствую его вещички, – отозвался Ник, продолжая рассматривать джинсы и китель.

– Нет, не будет.

– Ему же хуже. Одно слово – и голову с плеч.

– Да нет. – Мэгги натянуто рассмеялась. – Форресты считают Херда и Луэллу – это его жена и экономка – членами семьи. Они и не помышляют о том, чтобы отпустить их. А даже если бы они их и отпустили, то не думаю, что Херд и Луэлла уйдут. Они будут работать в поместье, как всегда, до тех пор пока кто-нибудь из Форрестов не образумится и не поймет, что в Уиндермире без них просто невозможно.

– Ты говоришь о Форрестах так, словно сама являешься одной из них. – Снова усевшись на носу лицом к ней, Ник сбросил мягкие кожаные туфли.

– Да, в общем, нет. Я для них – посторонняя, и всегда ею и останусь. Не столько потому, что родилась не в их семье, а потому, что родилась в другом мире. Когда я только вышла за Лайла, я… не знала, например, чем отличается нож для рыбы от ножа для мяса. От таких вещей они просто бесятся.

– Ты хочешь сказать, у них есть специальные ножи для рыбы? А для арахисового масла? Для этого что, тоже существует особый нож? И для маргарина? – Ник снял пиджак и развязал галстук.

– Форресты, – вздернула нос Мэгги, – не едят такие плебейские продукты, как арахисовое масло, не говоря уж о маргарине.

– Какая тоска.

– Да. – Она неожиданно улыбнулась. – С ними скучно.

– Тебе скучно, я бы сказал. – Ник расстегнул молнию. Звук получился на удивление громкий, его не заглушил даже плеск волн и глухой стук мотора. – Так стоило оно того, Магдалена?

Он спросил это небрежно, снимая брюки и вновь усаживаясь перед ней в ожидании ответа. Сейчас на нем были только рубашка и трусы, и Мэгги не могла отвести глаз от его сильных мускулистых ног, выступающих икр, покрытых черными волосами, слегка натянувшаяся белоснежная ткань рубашки подчеркивала его широкую грудь, крепкие, такие мужские руки… Она видела перед собой его жесткое красивое лицо, и ей хотелось закричать: «Нет! Не стоило!»

– Что чего стоило? – стараясь не выдать волнения, переспросила Мэгги, отводя глаза в сторону, когда Ник начал натягивать джинсы.

– Брось притворяться, Магдалена. – Украдкой скосив глаза, она увидела, как, просунув сначала одну ногу, потом другую, он легко натянул джинсы. На секунду снова мелькнули белые спортивные трусы – этого было достаточно, чтобы пробудить в ней то ощущение, которого она не испытывала долгие годы.

Что это? Желание? Нет, Лайл давно «вылечил» ее. Уже давно она не чувствовала сексуального влечения, и теперь вновь вспомнить, что это такое? Нет.

Пока Ник заправлял рубашку, застегивал молнию и продевал ремень, она опять принялась внимательно всматриваться в береговую линию.

– Ну как, подошли? – поинтересовалась она как можно спокойнее.

– Чуть коротковаты, чуть велики в поясе, но сойдет.

Она обернулась и увидела, что, полностью переодевшись, он сидел перед ней в джинсах и армейском кителе и надевал туфли.

– Так что, стоило ради миллионов выходить замуж за старика?

Ник не собирался сдаваться. Мэгги знала его слишком хорошо, чтобы не уловить в голосе решительные интонации.

– В то время мне казалось, что стоило, – как-то отрешенно ответила она.

– А сейчас? – нисколько не смутившись ответом, продолжал он. Да она и не ожидала ничего другого. Ник есть Ник.

«Сейчас я в ловушке!» – хотелось ей крикнуть ему в лицо, но вместо этого она лишь проговорила:

– Что сделано, то сделано.

– Можно и поправить.

– Нет.

– Магдалена! – Он встал и сел рядом с ней. Только рычаг руля, на который она положила руку, отделял их друг от друга.

– Лодка оседает на корму, – запротестовала она.

– До этого ты спрашивала, почему я вернулся в Луисвилль.

– Ты не можешь пересесть обратно?

– Хочешь знать ответ?

– Нет. – И, взглянув на него в этот момент, она сделала ошибку. Его глаза, отливая зеленью в лунном свете, неотрывно следили за ней.

– Не лги мне, Магдалена. Ты никогда не умела врать. Я всегда знаю, что ты думаешь. Ты хочешь знать ответ. Ты просто боишься его услышать.

Тряхнув головой и облизав губы, она попыталась отвернуться, но не смогла.

– Ну хорошо, скажи мне: зачем ты вернулся? – Она хотела произнести это небрежно, беззаботно, но совсем не была уверена, что ей это удалось.

Голос его прозвучал тихо:

– За тобой, Магдалена. Я вернулся за тобой.

Глава 16

Ах, Ник… Мэгги облизнула губы и судорожно сглотнула, затем против своей воли опустила глаза. Какая разница, видит он их или нет: он всегда обладал непостижимой способностью читать ее мысли. И лучше бы ему не знать, что творится сейчас в ее душе.

Как ей хотелось положить голову ему на грудь, почувствовать его сильные руки, выплеснуть все свои горести!.. И он все уладит…

Только он не сможет. Он бессилен. В ее жизни ничего не изменится, как в сказке, с приходом чудесного рыцаря в сияющих доспехах, даже такого сильного рыцаря, как Ник. И она понимала это. Вот только ее рвущееся сердце отказывалось смириться с реальностью.

– Надеюсь, что это не так, – наконец вымолвила она как можно спокойнее. Уроки жизни в обществе в качестве жены Лайла помогли ей – все ее поведение говорило о» том, что она не принимает такой ответ.

Но и он не принимал отказов.

– Это правда, Мэгги Мэй, и ты знаешь, что это правда. Неужели ты действительно сомневалась, что в один прекрасный день я приду за тобой? – Нежность, звучавшая в его голосе, делала ее беспомощной.

– Надеялась, что не придешь.

До какой-то степени она говорила искренне, и он, должно быть, почувствовал это, так как глаза его потемнели.

– Мне больно слышать такие слова, – помолчав, ответил он. – По крайней мере, мне было бы больно, если бы я прверил тебе. Но я не верю, Магдалена.

– Придется поверить. – Она глубоко вздохнула и, обернувшись, чтобы проверить, не сбились ли они с курса, вновь посмотрела ему в глаза. Из-под полуприкрытых век он неотрывно следил за ней, руки его спокойно лежали на коленях. Только человека, знавшего его так хорошо, как она, это спокойствие не могло обмануть – оно скрывало невероятное напряжение.

– Ведь ты любишь меня, Магдалена. – Он произнес это очень тихо, пристально глядя ей в глаза. – И всегда любила.

Набрав в грудь воздуха и даже не изменившись в лице, она приготовилась произнести самую ужасную ложь в своей жизни.

– Я любила тебя двенадцать лет назад. Это было очень давно, и с тех пор столько воды утекло! – С этими словами она сжала рычаг руля и слегка повернула его, направляя лодку левее. За несколько секунд она хоть немного успокоилась.

– Значит, ты говоришь, что больше не любишь меня.

Он ни за что не поверит, если не услышит прямого ответа.

– Я этого не говорила. Я говорю, что да, я люблю тебя как очень дорогого мне старого друга. Вот и все.

С минуту Ник молча смотрел на нее, и по выражению его лица Мэгги ничего не могла понять. Не в силах больше выдерживать этот взгляд, она отвернулась и невидящими глазами уставилась на медленно проплывающий мимо темный берег. Она думала только о Нике.

– Чушь, – услышала Мэгги.

Она удивленно обернулась: губы Ника решительно сжаты, еще четче обозначились скулы, а в глазах вспыхнули зеленые искорки. Видно было, что он весь подобрался и настроен агрессивно, даже подбородок вздернулся вверх. Нет, она не позволит сбить себя с толку, хоть ему всегда это и удавалось. Раньше.

– Хочешь верь, хочешь не верь, – произнесла она как можно равнодушнее.

– Ты уже призналась, что не любишь его.

Мэгги проклинала себя за излишнюю болтливость. Но мне ничего другого не оставалось. Ведь я имею дело с Ником.

– Ну и что? Следует ли из этого, что я люблю тебя?

– Ты всегда любила меня. Еще с тех пор, как была сопливой девчонкой. И никогда не переставала любить. Ты всегда будешь любить меня. – Голос Ника звучал спокойно и уверенно.

– А ты всегда был чересчур самоуверенным. Считаешь себя подарком для любой женщины, так? – Она бросила на него уничтожающий взгляд.

– Иногда. – От Мэгги не укрылась знакомая дразнящая улыбка. – А ты всегда злилась, помнишь? Еще когда мы были совсем юнцами, и я начал встречаться с девушками. Каждый раз ты шипела и бросалась на меня, как кошка. Дралась, ногами топала от злости, а когда тебе удавалось, застукать меня, как только не обзывала. Раз, помню, ты даже следила за мной и ударила девчонку, с которой я был. Как ее звали? Мелинда… как там дальше?

– Мелисса Крэйг, – ледяным тоном процедила Мэгги, только потом сообразив, что выдала себя с головой, показав, как хорошо она помнит ту пышногрудую блондинку. Прикусив язык, она пожалела, что проболталась.

– Ах да, Мелисса. – Словно припоминая, Ник вздохнул. – Всего шестнадцать лет, а уже полный четвертый номер! И такая знойная!

– Да она просто подстилка! – не выдержала Мэгги. Одного воспоминания о том, как эта Мелисса Крэйг вешалась на Ника, было достаточно, чтобы в ней снова вспыхнула злость. Ник хитровато улыбнулся.

– Ты просто умирала от ревности, потому что она носила четвертый размер, а у тебя тогда и намека на грудь не было.

– Мне было только четырнадцать лет! И я вовсе не ревновала! Просто пыталась уберечь тебя! Не хотела, чтобы ты совершил непоправимую ошибку.

– С точки зрения шестнадцатилетнего парня, Мелисса Крэйг отнюдь не была непоправимой ошибкой. Секс из нее так и пер.

Мэгги фыркнула.

– Ты только об этом и думаешь.

– Даже тогда я думал не только об этом. Если бы я только об этом и думал, то давно бы начал спать с тобой. И не воображай, будто это не приходило мне в голову. Вспомни, как ты строила мне глазки. Но ты была слишком молоденькая, и я слишком любил тебя. Я бы ни за что не поступил так. И не поступил.

– Нет, поступил. – Произнеся эти слова, она опять пожалела и теперь не смела поднять на него глаза, но почувствовала, как он посмотрел на нее.

– К тому времени ты стала уже взрослой, а до этого я тянул, как мог. Поверь, последние два года были для меня сущим адом. А ты нарочно сводила меня с ума, ведь так? Но, когда я увидел, как ты выделываешь танец живота… это было последней каплей. Тогда я понял, что ты больше не маленькая девочка и что если я не сделаю этого, то потеряю тебя. Вот я и сделал.

Мэгги глубоко вздохнула, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями.

– Я не хочу говорить об этом. – Устремив глаза на черную воду, она задумалась.

– Нам было потрясающе хорошо вместе. Ты – лучшая, кого я знал.

Тело ее напряглось, и она вновь взглянула на Ника.

– И именно этого ты добиваешься? Еще более потрясающего секса? – горько усмехнулась Мэгги. Он покачал головой.

– Если бы все было так, как ты говоришь, то еще вчера я бы воспользовался твоим предложением там, в лесу. Помнишь? Ты сама предложила мне повалить тебя и отвести душу.

– Ох, заткнись! – Она покраснела.

– Мне нужна ты, Магдалена, а не потрясающий или какой-то еще секс.

– В таком случае ты теряешь время.

– Не думаю.

– Неужели тебя не волнует, что у меня могут быть из-за тебя неприятности? С Лайлом. – В ее голосе появились нотки отчаяния.

– Да, знаю. – Похоже, он решил не жалеть ее и продолжать неприятный разговор. – Что же ты ему такого наговорила, что он буквально возненавидел меня?

Сжав губы, она с трудом произнесла:

– Ничего особенного.

– Судя по всему, он знает, что когда-то мы были любовниками. В противном случае не вижу причины…

– Да, он знает.

– По-моему, делать такое признание в медовый месяц не очень умно. Или ты сказала позже? Раньше у тебя просто не было времени.

Мэгги чуть не до крови прикусила губу.

– А почему ты думаешь, что я вообще сказала об этом Лайлу? Он и сам мог узнать, мог навести справки.

– Возможно, – пожал плечами Ник. – Но ты всегда была слишком честной. Ты говорила, как сильно мы любили друг друга, или рассказала только про секс? Знаешь, такие признания в конечном счете всегда оказываются ошибкой.

– Я не обязана отвечать. – Неожиданно в ней поднялась злость.

– Он знает, что ты вышла за него из-за денег? – продолжал нажимать Ник. Не дождавшись ответа, он, на секунду задумавшись, ответил сам: – Конечно, знает. Он полный говнюк, но совсем не дурак.

Мэгги вновь не сказала ни слова, и Ник задумчиво продолжал:

– Возникает вопрос: почему же он женился на тебе? Ты была молода, красива, но вряд ли в его вкусе. А может, ему самому нужен был потрясающий секс? А?

– Иди к черту!

– Интересно, что же у вас стряслось? Секс с мужчиной старше твоего отца превратился для тебя в пытку? Или у него пропал к тебе интерес?

– Мой брак – не твоего дурацкого ума дело!

– Не увиливай, Магдалена, я хочу знать, что произошло.

– Я тоже много чего хочу, но знаю, что никогда не буду это иметь.

С минуту он молча изучал ее.

– Так когда же все пошло плохо, а, детка? Скоро? – Тихий ласковый голос лишал ее последних сил.

– Я не хочу обсуждать с тобой свое замужество. – И снова, как несколько минут назад, ей захотелось сдаться, прижаться к его груди и выложить все, но она тут же безжалостно напомнила себе, что этим лишь подольет масла в огонь. Если она не расскажет ему всего, Ник никогда не позволит ей вернуться к Лайлу. Но, если расскажет – другое дело, потому что тогда, вероятно, он возненавидит ее навсегда.

– Дело в деньгах? Ты не хочешь уходить от него из-за денег?

– Нет! – Безжалостная настойчивость Ника заставляла ее давать поспешные ответы. И он знал это, черт бы его побрал, знал так же хорошо, как знал ее! Именно этого он и добивался, желая докопаться до правды. – Э-э-э… да. Отчасти.

– Отчасти? – Он шумно втянул воздух. – У меня теперь есть деньги, Магдалена! Не так много, как у него, но достаточно. За последние двенадцать лет я кое-чего добился. Ты ни в чем не будешь нуждаться. И мальчик тоже.

– Его зовут Дэвид.

– Хорошо, Дэвид. И не бойся, я с удовольствием приму его.

Мэгги было очень приятно услышать имя Дэвида из уст Ника, и это ощущение заглушило даже боль, которую ей причинял разговор. Слава Богу, что сейчас темно и Ник не может видеть ее лица. Ведь он знает ее так хорошо, что мог бы догадаться… Но он никогда не должен догадаться.

– Ник… – Мэгги перевела дух. – Ник, я никогда не смогу уйти от Лайла. Пожалуйста, ради нас всех, пойми это.

Он молчал. Оторвав от него взгляд, она посмотрела вперед, пытаясь определить, далеко ли еще осталось плыть. Вопреки всему она надеялась, что эти простые слова заставят его прекратить разговор. Конечно, ей следовало бы подумать об этом заранее, да только она наперед знала, что все так и будет.

– Как странно ты сказала: я никогда не смогу уйти от Лайла. Не то что ты не уйдешь, и не то что ты не хочешь, но не сможешь. Ты боишься его?

Он подобрался к истине настолько близко, что Мэгги вздрогнула. В ужасе от того, что, сопоставив факты, он может догадаться, какой была ее жизнь за эти годы, она выпалила:

– Нет, конечно, нет!

– Только меня это, почему-то, не убеждает, вот что интересно. Магдалена, он бьет тебя? Если так, то тебе надо просто сказать мне. И поверь, больше он этого не сделает.

Он произнес это так тихо, что у нее даже мурашки на спине выступили. Ник убьет его голыми руками, если узнает правду. Он всегда берег то, что принадлежало ему.

Но только она ему больше не принадлежит. И она обязана убедить в этом и его, и себя.

– Ник, дело не в деньгах и не в том, боюсь я Лайла или нет. Все гораздо сложнее. – Она замялась, потом решила сказать правду, но не всю. – Дело в Дэвиде. Он боготворит Лайла.

– Ну и что? Лайл останется его отцом, и мальчик будет видеться с ним.

Мэгги покачала головой.

– Лайл будет добиваться опеки и, возможно, выиграет дело. Все судьи в Кентукки его друзья. Если я уйду от Лайла, то, скорее всего, потеряю Дэвида. А этого я не вынесу.

– Я всегда знал, что ты будешь именно такой матерью, – с трудом выдавил он после минутного молчания.

Боясь взглянуть на него, Мэгги затаила дыхание.

Заметив, что расстояние между ними и баржой сократилось, она, чуть отпустив руль, направила лодку на середину реки: лучше не рисковать и не застревать между берегом и баржой. Волной от баржи легко могло разбить о скалы такое утлое суденышко, как их «Леди Дансер».

– Расскажи мне о… Дэвиде. Это было неожиданно, и Мэгги вначале заколебалась, а затем медленно начала:

– Он… потрясающий ребенок. – Затем, пока переводила дыхание, подумала: а почему бы и не рассказать ему о Дэвиде? Совсем немного? – Учится прекрасно, в школе его любят, он красивый и забавный! И… он чудесно рисует и пишет маслом! Видел бы ты его рисунки! Учителя говорят, что у него исключительный талант.

– Должно быть, это у него от Форрестов. Насколько я помню, ты рисовать совсем не умела.

– Определенно, это у него не от меня. – Голос ее дрогнул.

– Ты его очень любишь.

– Он – единственная моя радость в жизни.

– Я рад, что он у тебя есть. Правда, не хотелось бы думать, что в жизни у тебя нет никаких других радостей. – Ник изучающе посмотрел на нее. – Ты ведь несчастлива, да?

– Иногда да. – Это признание со всей его недосказанностью было тем не менее для Мэгги облегчением, она словно сняла с души камень.

– Ты сделала это ради денег. – Ник как будто поставил наконец диагноз.

– Да, – без колебаний подтвердила она.

– Понимаю. Если бы мне подвернулась такая возможность, я, вероятно, поступил бы так же.

– Спасибо, что сказал. – Мэгги слабо улыбнулась. Несколько минут они сидели молча. Затем Ник тихо заговорил:

– За день до того, как ты убежала с ним, мы поссорились, помнишь? И здорово поссорились. Я принес тебе подарок, зимнее пальто – у тебя ведь не было, а ты посмотрела и принялась орать, что, мол, я украл его и что кончу в тюрьме, как мой брат, а ты хочешь от жизни большего и не намерена связываться с бандитом вроде меня. Меня это прикончило. Я и раньше приносил тебе массу вещей, и ты никогда не спрашивала, откуда они. Ты знала, черт возьми.

– Да, знала, – тихо проговорила Мэгги, вспомнив ту ссору во всех мучительных подробностях. Ник принес ей чудесное пальто – черная мягкая шерсть с крашенным в тот же цвет лисьим воротником и манжетами, внутри – этикетка дорогого магазина. Она тут же поняла, что оно стоит кучу денег. Ник работал на стройке, когда подворачивалась работа, и не упускал случая заработать где можно, законно или нет, но она также понимала, что он не мог купить такое Пальто. Он украл его, как крал раньше для нее множество вещей, но когда-нибудь его поймают и он попадет в тюрьму, как Линк. Но, несмотря на все ее доводы, он отказывался признать это. Положив перед ней пальто» он гордился собой, как всякий парень гордится своим подарком девушке, и, хотя на улице стояла летняя жара, настаивал, чтобы она тут же примерила его. Тогда она швырнула это пальто ему в лицо, потом запустила в него туфлей и разразилась бранью.

– А на следующий день, вечером, – продолжал Ник, – я зашел, чтобы узнать, успокоилась ли ты после той истерики. Тебя не было, а отец сидел за столом, пил виски и плакал. Ты ведь помнишь, как он всегда плакал по матери, когда напивался? Сначала я подумал, что все, как обычно, и у меня ушло добрых полчаса, прежде чем я смог из него вытянуть, что ты уехала в Индианаполис, чтобы выйти замуж за какого-то богача, которого он и в глаза не видел. Потому он и плакал.

Он смотрел на нее и ждал, но Мэгги не могла вымолвить ни слова. Позже отец рассказал ей, как Ник заходил и как он потом пришел в бешенство. Мысленно она тысячу раз представляла, как все было…

– Когда отец рассказал мне все, ты просто не представляешь, что со мной сделалось. Я не мог поверить. А потом я вскочил в машину и погнал в Индианаполис. Километрах в ста от Луисвилля эта развалина сломалась, ни в какую, и все тут. Остаток пути я голосовал. В Индианаполис добрался уже за полночь. Я понимал, что если твой муж решил действовать по-честному, то я опоздал. Мне пришло в голову, что первую ночь вы проведете в отеле. Я зашел в несколько отелей, поднял скандал, потому что мне не позволили просмотреть регистрационные журналы, и в результате какой-то менеджер вызвал полицию и меня арестовали. Неделю я просидел в тюрьме по обвинению в нарушении порядка. А денег, чтобы выпустили под залог, у меня не было.

Он замолчал, но неотрывно продолжал смотреть на нее. Она съежилась и сидела, не смея поднять глаза. Господи! Как она хорошо представляла его злость, его мучения, словно пережила все это сама… В каком-то смысле так оно и было.

– Querida, ты хоть вспоминала обо мне, когда уехала со своим богатым стариком на медовый месяц? – В голосе его опять послышались прежние злость и обида. Он нарочно произнес это ласкательное имя, которым когда-то называл ее отец и которым он тоже стал называть ее, произнес нарочно, чтобы сделать ей больно. Но Мэгги понимала, что если Ник намеренно старается причинить ей боль, то только потому, что страдает сам. Очень страдает.

– О, Ник! – Она не могла больше сдерживаться, сердце ее разрывалось, на глазах выступили слезы. – Конечно, вспоминала! Постоянно, даже тогда, когда старалась не вспоминать.

– Старалась… – с горьким сарказмом произнес он. – Я тоже долго старался не думать о тебе, но в конечном итоге не мог думать ни о чем другом.

– Но ведь у меня был Дэвид… – Она почти умоляла его.

– Ах да, Дэвид. Дэвид, который родился в результате непорочного зачатия. Скажи мне, Магдалена: как ты себя чувствовала в постели со старым Лайлом, когда была влюблена в меня без памяти?

Ее словно ударили в живот. Глаза широко раскрылись, кровь отхлынула от лица. Не в силах вымолвить ни слова, она молча смотрела на него.

– Тебе хорошо было с ним сначала? Тебе нравилось? Когда я думал об этом, то просто с ума сходил.

– Прекрати, Ник!

– Ладно. Как ты сказала, с тех пор много воды утекло. Да. После тебя у меня тоже были девушки, да, детка, были, но я все равно не смог выкинуть тебя из сердца. Думаю, что и ты тоже не смогла. Разве не так? Слишком мало прошло времени. О чем это говорит? Что мы должны быть вместе. Ты принадлежишь мне. Мы потеряли двенадцать лет. Так давай больше не будем терять времени.

– Слишком поздно, Ник.

Взгляд его стал жестким. Он смотрел на нее, не мигая, и она, не в состоянии выносить эту пытку, отвернулась. Баржа была уже совсем рядом, между «Леди Дансер» и берегом.

– Ты все еще спишь с ним? – Вопрос, как выстрел, нарушил ее полузабытье. Она резко повернулась.

– Что?

– Ты все еще спишь с ним? С Лайлом? – Ни один мускул на его лице не дрогнул, только глаза вспыхивали бешеным зеленым огнем.

– Я… нет. – И она снова уставилась на реку. Уж лучше смотреть на баржу.

– Нет? С какого времени?

– Уже много лет. – Она перевела дыхание. – Послушай, может, хватит об этом?

– Нет, не хватит. Я был почти уверен, что ты не спишь с ним. Ты не похожа на женщину, которую любят. И у тебя никого нет, верно? У тебя ведь нет любовников?

– Нет!

– Так. – По голосу было слышно, что он удовлетворен. Подняв глаза, Мэгги увидела мрачную улыбку. – Помнишь, как это было? У нас с тобой?

– Ник, я же сказала, что не хочу больше говорить об этом.

– Ничего не поделаешь, querida, зато я хочу, так что поговорим. Значит ты, как я понимаю, собираешься жить дальше и больше никогда этого не испытать? Ты больше не хочешь почувствовать, как закипает кровь, как распаляется твое тело, словно вот-вот взорвется? Ты ведь была такой страстной! Помню, тебе нравилось то, что я делал с тобой. И как ты просила: не останавливайся, Ник, не останавливайся, пожалуйста…

– Да перестань же, черт бы тебя побрал! – не помня себя закричала Мэгги. Она даже передернулась всем телом – от ярости и навязанных ей воспоминаний.

– …пожалуйста, не останавливайся! И как ты обнимала меня за шею, как обхватывала ногами, как прижималась, потому что не хотела отпускать меня…

И тут Мэгги ударила его. Отпустив руль, она вскочила и ударила его по лицу. Все произошло так быстро, что он даже не успел пригнуться. Лодка резко качнулась, и ледяная волна залила ей ботинки и джинсы. Потеряв равновесие, Мэгги зашаталась, и Ник, схватив ее за руку в тот момент, когда она вот-вот готова была упасть за борт, с силой потянул назад. Она упала ему на колени.

– Страсть жива, querida. Ты вновь чувствуешь ее, здесь, сейчас, со мной…

Он склонился над ее лицом. Его руки, не позволяя шевельнуться, крепко сжимали ее тело, язык раздвинул губы и заполнил рот. Последнее, что мелькнуло у нее в мыслях – что от него пахнет зубной пастой и шампанским. Мэгги почувствовала на груди его руку, даже сквозь куртку и рубашку она словно жгла ее тело. Грудь тут же набухла и стала твердой. От неожиданности реакция Мэгги была вполне естественной: она выгнула спину и застонала, потом обхватила Ника за шею и ответила ему таким же поцелуем.

Рука скользнула под куртку, но Мэгги была готова к этому, желала этого. Он нежно сжимал и ласкал ее грудь, а она целовала его с жадностью и страстью, которая спала в ней, дожидаясь своего часа, все эти годы.

Он еще несколько раз сжал ее затвердевшие соски, затем, продолжая целовать, убрал руку и переложил ноги Мэгги на скамью. Затем, просунув руку ей под куртку, нащупал застежку на брюках и коленом раздвинул ноги. На какое-то мгновение она вся подалась вперед, желая его, губами, руками говоря, что тоже хочет этого. Но вдруг, как в дурном кино, в памяти пронеслись ужасные воспоминания. Нет, они были связаны не с Ником, а с другим человеком – той жуткой ночью, когда Лайл впервые по-настоящему показал ей, что значит страх. И этот кошмар будет преследовать ее всю жизнь.

– Нет! – задыхаясь, крикнула Мэгги и начала отбиваться.

Ночь прорезал предупреждающий гудок баржи.

– Господи! – Ник отпустил ее и схватился за руль. От резкого поворота лодки Мэгги упала, больно ударившись сломанным запястьем о скамью. Пронзительная боль мгновенно вернула ее к реальности. Вновь настойчиво проревел гудок. «Леди Дансер» увернулась от надвигающейся баржи, и Мэгги увидела проплывающие мимо сигнальные огни, через секунду скрывшиеся за бортом лодки.

– Прости, родная. Как ты? – Ник протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Словно не замечая его руки, она села на корточки, потирая запястье и зло глядя на Ника. В темноте ее лицо казалось абсолютно белым.

Глава 17

– Больше никогда не смей ко мне прикасаться, слышишь?

Он дернулся как от удара и нахмурился.

– Если ты не хочешь – не буду. Ты сильно ушибла руку?

– Нет.

Мэгги осторожно опустила руку и подняла на него измученные глаза. Посидев на корточках еще минутку и успокоившись, она пересела на скамейку. Потянулась было к рулю, но тут же отдернула руку, чтобы не коснуться его руки. Она понимала, что перед ней Ник, а он никогда не причинит ей боли или зла, но разбуженные воспоминания были слишком ярки, слишком ужасны, чтобы она могла сейчас прислушаться к голосу разума. Она дала себе слово никогда не вспоминать о событиях той ночи, но они продолжали жить глубоко в подсознании. И именно поцелуи Ника вернули их к жизни.

Она почувствовала, что, если сейчас ей придется дотронуться до Ника или до другого мужчины, она потеряет сознание.

– Дай руль, – грубо сказала Мэгги. Он молча убрал руку. Не глядя на него, но чувствуя на себе его взгляд, она положила ладонь на то место, где только что лежала его рука, и принялась сосредоточенно вглядываться в берег. Ей было необходимо привести в порядок чувства, справиться с внезапно всплывшим кошмаром, загнать его обратно в небытие. Чтобы вновь осознать, что рядом Ник, ей нужно время…

Но времени не было. Он продолжал неотрывно смотреть на нее, и в его взгляде были ожидание и любопытство, даже отвернувшись, она чувствовала это. Он потребует объяснений, а она просто не с состоянии говорить о том, что случилось много лет назад, даже если от этого будет зависеть ее жизнь.

Ее била дрожь, но не от холодного ночного воздуха. Слава Богу, дом тетушки Глории был прямо за поворотом реки, и они уже приближались к нему, – Магдалена… – впервые в его голосе послышалась неуверенность.

– Оставь. Я прошу, – резко бросила она.

– Я не хотел напугать тебя.

– Ты не напугал.

– Да нет же, напугал, и мы оба это знаем. Но почему?

– Я не желаю говорить на эту тему. – Она ответила зло, и, когда подняла на него глаза, в них тоже была злость. А он смотрел на нее так, как исследователь смотрит на объект своего исследования. Интересно, сколько ему потребуется времени, чтобы докопаться до правды? Он всегда был очень сообразительным во всем, что касалось его. И ее тоже.

Увидев, как он смотрит на нее, Мэгги взяла себя в руки. Она не готова к тому, что может произойти, даже если он только заподозрит, чем вызвана ее реакция.

– Просто не люблю, когда меня заставляют что-то делать силой, вот и все. Этот пещерный метод не для меня. – И Мэгги вздернула подбородок.

– Понятно, – мягко прозвучало в ответ, но по глазам Ника она видела, что он напряженно думает.

Ей стало неловко, и она вновь уставилась на воду. «Леди Дансер» находилась уже на повороте, и вдали показался дом тетушки Глории.

Это был маленький смешной домишко метрах в шести от берега. Первый этаж занимали гостиная, кухня и ванная, второй – две крошечные спальни. Все пять комнат были каким-то непонятным образом втиснуты в постройку, которая, вопреки законам архитектуры и симметрии, продолжала, тем не менее, довольно устойчиво существовать. Снаружи второй этаж выглядел больше первого, окна были самой причудливой формы – круглые, восьмиугольные, треугольные, квадратные – и располагались совершенно бессистемно. Создавалось впечатление, что, стоя перед чертежами, проектировщик собрал модельки всех видов окон, подбросил их и потом расположил окна там, где упали модельки. Сам дом был деревянным, его никогда не красили, и за долгие годы доски под воздействием ветра и дождя приобрели серебристо-серый оттенок. Крытая дранкой крыша круто вздымалась вверх, а черная неровно закрепленная металлическая труба как палец торчала под каким-то немыслимым углом. Кроме того, на случай подъема воды – а это происходило раз в год – дом был поднят над землей на сваях (сделанных из телеграфных столбов) метра на три. Как только Мэгги первый раз увидела этот дом, она тут же окрестила его «Домиком на курьих ножках», потому что в памяти неизменно всплывал стишок, который она очень любила в детстве:

Жил на свете хромоножка,

бегал, прыгал по дорожке.

А однажды этот Джонни

в покосившейся ступеньке денежку нашел.

Он купил себе кота, дыбом шерсть и без хвоста,

тот поймал глупышку-мышку,

и втроем в кривом домишке они стали поживать.

– Вот он, – сказала Мэгги, указывая на дом.

– Это?

Лодка приближалась к берегу, и Ник пристально вглядывался в очертания того, что в темноте напоминало скворечник. Когда из-за чахлых деревьев, сразу за грязным пляжем, на фоне ночного неба показался этот странный дом, глаза Ника широко раскрылись.

– Мы называем его «Домик на курьих ножках», – объяснила Мэгги и прочитала ему стишок.

– Название подходит.

– Папе нравилось.

– Еще бы! – неожиданно хохотнул Ник. – Ему всегда нравилось что-нибудь необычное. И он любил реку. Отсюда, должно быть, потрясающий вид. – Он вдруг стал серьезным и искоса взглянул на нее. – Я бы приехал на похороны, но, к сожалению, узнал об этом только через два месяца.

В голосе его не было упрека, но Мэгги тем не менее покраснела. Ей следовало бы известить Ника, ведь папа считал его членом семьи. Но она не знала, куда писать, а даже если бы и знала, то вряд ли у нее хватило бы смелости. И, кроме того, существовало непреодолимое препятствие – Лайл.

– Это случилось… так неожиданно. Сердечней приступ. С ним была тетушка Глория. Они ужинали на веранде, болтали, любовались закатом, и вдруг он просто упал. Он умер еще до того, как его привезли в больницу.

– Ты, должно быть, очень переживала. Я знаю, как ты любила его.

– Да. – Сдерживая слезы, Мэгги глубоко вздохнула. С тех пор как похоронили отца, она больше не плакала по нему. В душе по-прежнему оставались горечь и боль утраты, и она знала, что не избавится от них до конца жизни. Но со временем они стали не такими острыми, их смягчали дорогие сердцу воспоминания и сознание того, что теперь, когда он соединился с матерью, отцу наконец хорошо, намного лучше, чем было после смерти его любимой Мэри. Ник заставил ее вспомнить и об отце… Хорхе любил его как сына. В те дни, когда Ник и Магдалена были неразлучны. И теперь, если она заплачет, он начнет утешать ее, а она не сможет вынести его прикосновения.

– А твоя мать… как поживает твоя мать?

– Все хорошо. Она живет в Детройте, с мужем номер четыре. Мы с Линком навещали ее в ноябре, в День Благодарения. Роб, ее новый муж, неплохой человек, хорошо к ней относится, и она счастлива.

– Я рада.

Специально для «Леди Дансер» ее отец построил на берегу маленький причал, и, подходя к нему, Мэгги почти совсем сбавила обороты, так что теперь они едва двигались по черной воде. За эти годы она научилась за считанные минуты точно причалить, приготовить веревку и заглушить двигатель.

– Пошли, – бросила она не глядя и, прежде чем он успел ответить или дотронуться донее, спрыгнула на причал.

– Похоже, у нее гости, – заметил Ник, следуя за Мэгги и увидев несколько машин, припаркованных у гравиевой дорожки позади дома.

Из восьмиугольного окошка струился слабый свет – остальной дом был погружен во мрак, однако Мэгги не удивилась.

– Наверное, у нее сеанс.

– Ага. – Кого-нибудь другого ее замечание, вероятно, и озадачило бы, но Ник отнесся к нему спокойно. Он помнил, что когда-то тетушка Глория провозгласила себя провидицей и специалистом в области мистики. – Она все еще берет По десять долларов?

– Нет. – Мэгги сошла с причала и направилась по усыпанному галькой пляжу к ступенькам, ведущим в дом. – Она перестала этим заниматься, когда переехала к папе. Сейчас у нее нет клиентов, остались просто друзья.

– Потрясающе!

Не обратив внимания на его кислое замечание, Мэгги быстро взбежала по ступенькам.

– Ну что, постучим? А то еще подумают, что это призраки явились. – Они поднялись на веранду, опоясывающую дом, и Ник остановился у входной двери.

– У меня есть ключ, – Мэгги сунула руку в карман. – Тсс, не надо мешать, может, сеанс уже начался.

Стараясь не шуметь, она отперла дверь и жестом пригласила Ника следовать за собой. В маленькой кухне, где они оказались, было совершенно темно, если не считать тусклого света луны, падавшего через полуоткрытое окно; раздвижная дверь, отделявшая кухню от гостиной, была задвинута, только снизу пробивалась узкая полоска света.

– Я чувствую себя мелким воришкой, – прошептал Ник, после того как Мэгги закрыла за ними дверь. Теперь в кухне стало еще темнее. Мэгги повела носом – пахло чем-то печеным.

Из гостиной послышалась погребальная музыка.

– Вызываю духов… Я вызываю духов… – раздался высокий стонущий голос, в котором Мэгги с трудом узнала голос тетушки Глории. – От имени присутствующего здесь я вызываю дух безвременно ушедшей и горячо любимой. Я вызываю дух Алисы Каннапел. Алиса Каннапел, говори со своей племянницей!

После этого заклинания воцарилось гробовое молчание, только играла музыка. Это подействовало даже на Мэгги, которая как раз на цыпочках двинулась в крошечную кладовку, чтобы зажечь там маленькую лампочку. Прислушиваясь, она замерла, затем, мысленно усмехнувшись собственной доверчивости, отправилась, дальше.

– Слава, слава, слава… – произнес вдруг где-то совсем рядом незнакомый хриплый, трескучий голос. Подпрыгнув на месте, Мэгги резко обернулась, но ничего и никого не увидела, кроме Ника, который тоже застыл в нескольких шагах от нее. Судорожно сглотнув, Мэгги с бешено колотящимся сердцем ощупью принялась отыскивать выключатель.

– Что за чертовщина?.. – проворчал Ник, делая шаг ей навстречу. Она чувствовала, что он стоит совсем близко. Да где же этот выключатель? Она шарила руками по стене, с трудом сдерживая истерический смех.

– …Господь наш Всемогущий!.. – грянуло с новой силой.

– Ты слышишь?

– Это любимый псалом тети Алисы!

– А запах?

– Сера!

– Ей-богу, Глория, мне кажется, тебе в конце концов удалось! Наконец-то ты вступила в контакт с настоящим духом!

– О чем ты говоришь, старый тупица? Я всегда вступаю в контакт с настоящими духами!

В тот момент, когда из комнаты послышался хор возбужденных голосов, Мэгги наконец нашла выключатель.

– …един в трех лицах…

Вспыхнула крошечная желтая лампочка, мощностью не более десяти ватт, и в ее подслеповатом свете Мэгги увидела лицо Ника. Оно было белым как полотно. Он уставился на нее, широко раскрыв глаза, а не далее чем в метре за его спиной сидел сам «дух», наполнявший отвратительными звуками весь дом.

– …Святая Троица! – Это победное заключение, настолько оглушительное, что от него рухнули бы стропила, если бы они здесь были, тут же перешло в безумный хохот.

Едва сдерживаясь, Мэгги тихо произнесла:

– Обернись.

Ник обернулся и увидел большую металлическую клетку, а в ней попугая. Склонив голову набок и распушив желто-зеленые перья, птица расхаживала по жердочке и что-то возбужденно бормотала,

– Здравствуй, Горацио! – Мэгги широко улыбнулась и, проскользнув мимо Ника, подошла к клетке.

– Чертова птица! Я должен был догадаться. – Смутившись, Ник сунул руки в карманы, при этом уши его слегка покраснели.

– На кухне свет!

– Там кто-то есть!

– Это тетя Алиса!

– Скорее всего, воры.

– Вы чувствуете запах? Может, это запах потустороннего мира?

– А по-моему, что-то горит.

Вместе с голосами послышался звук поспешно отодвигаемых стульев. Музыка прекратилась, и сидевшие в комнате направились к двери.

Когда дверь открылась, Мэгги с Ником увидели на пороге несколько сбившихся в кучку людей: единственного джентльмена престарелого возраста, потрясающего тростью с серебряным набалдашником, окруженного пятью дамами лет по шестьдесят. Одна из них была вооружена отороченным мехом зонтиком, другая угрожающе размахивала высоким медным канделябром.

– Магдалена! – послышался безмятежно-спокойный голос, и группа пожилых гладиаторов, расстугйщ, – шись, пропустила тетушку Глорию. Все еще сохранявшая пышность форм, облаченная в фиолетовые шелковые брюки и тунику, украшенную серебряными полумесяцами, с высокой, по моде, прической из светлых волос, напоминавшей улей, тетушка Глория, широко раскинув для объятий руки, неторопливо проплыла через кухню. Задохнувшись от аромата духов «Хлоэ», плотным облаком окружавших маленькую женщину, Мэгги радостно обняла ее. Между ними не существовало кровного родства, зато сердечная привязанность соединяла их гораздо крепче. Еще с детства Мэгги считала Глорию членом семьи. И только когда Глория переехала в этот дом к отцу, она поняла: конечно, все эти годы они были любовниками. Как ни сильно Хорхе тосковал по жене, его мужская сила не умерла вместе с ней. Хорхе очень нежно относился к Глории, а она глубоко и преданно любила его. Единственная цель ее жизни состояла в том, чтобы убедить Хорхе жениться на ней.

Однако Хорхе умер прежде, чем ей удалось этого добиться. После смерти отца, по настоянию Мэгги, Глория осталась в доме. С тех пор прошло почти десять лет, но, насколько было известно Мэгги, у Глории больше никогда никого не было.

– Ты получила мое послание, – просияла тетушка Глория, отстраняясь от Мэгги. Посторонний человек подумал бы, что она говорит о телефонном звонке или письме, но Мэгги поняла, что имеет в виду тетушка Глория. Подразумевалось, конечно, некое телепатическое послание, которое должна была получить Мэгги, и, зная эксцентричность Глории, она лишь утвердительно кивнула в ответ.

– Твой отец был здесь и тоже оставил для тебя послание. Так, куда же я его положила? – Глория озадаченно оглянулась, словно ожидая, что записка материализуется из воздуха. Заметив краем глаза, с каким выражением Ник наблюдает за происходящим, Мэгги не могла сдержать улыбку: он давно не общался с тетушкой Глорией и наверняка забыл о ее склонности к аномальным явлениям.

– Но этот запах… – Одна из женщин громко втянула носом воздух.

– Мое печенье! – взвыла другая, бросаясь к духовке.

– А я что говорил? Это не из потустороннего мира! – произнес престарелый джентльмен и в подтверждение своих слов повернулся к третьей даме.

– Хм, – фыркнула дама, в то время как вторая, открыв духовку и разгоняя дым, вытаскивала противень с обуглившимися кусочками теста.

– Ну, вот вам и чай с печеньем, – проворчал джентльмен.

– Но мы все равно выпьем чаю, – с достоинством произнесла третья дама и дернула плечом, выражая свое презрение к занудству кавалера.

Некоторое время тетушка Глория спокойно взирала на эту суету, потом вновь обратилась к Мэгги:

– Я вижу, ты не одна. Как я и ожидала. Помнишь, месяца два назад я говорила, что скоро в твоей жизни появится высокий красивый брюнет? Это, безусловно, он, не так ли? И ты привела его. Все, как они и говорили. Духи никогда не ошибаются. – И она внимательно посмотрела на Ника. – О Боже! Неужели это… Ник? Ник Кинг, это и вправду ты? – От изумления глаза ее расширились, рот раскрылся, и она бросилась к Нику.

– Да, это я, Глория, – произнес Ник, принимая ее в свои объятия. Рядом с ним тетушка Глория казалась маленьким пухлым комочком. Засмеявшись, она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. На щеке остался след от помады, который она тут же стерла пальцем.

– Я не видела тебя… сколько же я тебя не видела? Годы. Годы! Ах ты, скверный мальчишка! Хорхе так скучал ло тебе, и ты был нужен Магдалене! Где ты пропадал?

– Э-э, то тут, то там.

– А ты поздоровался с Горацио?

– Я уже кое-что сказал глупой птице.

– Не называй его так, – сказала тетушка Глория с укоризной. – Ты обижаешь его, а он очень чувствительный.

– Плохой! Плохой! – не замедлил среагировать попугай. Мэгги и остальные обернулись и увидели, что Горацио, вцепившись когтями в прутья клетки, уставился на Ника. Зрачки его оранжевых глаз то расширялись, то сужались. Просунув клюв сквозь прутья, он, казалось, пытался открыть задвижку.

– Горацио помнит тебя! – Тетушка Глория сияла от удовольствия. – Сейчас я его выпущу!

– Нет! – отшатнулся Ник.

Увидев, как обескураженно посмотрела на него тетушка Глория, Мэгги не выдержала и рассмеялась.

– Ах да, все правильно, – спохватилась Глория, – ты ведь всегда его боялся. Но ты теперь большой, – пожурила она Ника. – Он не тронет тебя. Верно, Горацио?

– Плохой, – изрек Горацио, работая над задвижкой. – Плохой, плохой мальчик.

– Не надо было бросаться в клетку мячом, – ехидно прошептала Мэгги. От взгляда, который Ник метнул на Мэгги, она должна была умереть на месте, но она лишь улыбнулась.

Глава 18

– Ну ладно, не буду, раз ты не хочешь, – примирительно сказала тетушка Глория. – И потом, если он сообразит, то и сам может открыть клетку. Проходи, Ник, и ты, Магдалена, садитесь! Печенье сгорело, но у меня в кладовке есть кофейный торт, а Лоис делает превосходный зеленый чай. – И она кивнула на одну из женщин. – Ой, я вас еще не познакомила. Друзья, это Магдалена, дочь Хорхе. – Она повернулась к Мэгги. – Все эти годы они слышали только мои рассказы о тебе, а теперь наконец получили возможность удостовериться, что ты – не фантазия полоумной старухи. А это – Ник Кинг. Помните, я рассказывала вам про Ника? – Она обменялась с подругами многозначительными взглядами.

– О, да, – хором ответили дамы, и по выражению их лиц Мэгги оставалось только догадываться, что же им рассказала тетушка Глория. Они посмотрели на Ника так, словно готовы были упасть в обморок.

– Это – Лоис Брэнсон, Рене Шэрер, Бетти Никольс, Харви Никольс и Дотти Хэган.

Все кивнули друг другу и пробормотали подходящие к случаю вежливые слова. Будь у Мэгги возможность, она бы воспротивилась этой церемонии, но возможность эту ей просто не предоставили: взяв Мэгги и Ника за руки, тетушка Глория силой повела их в маленькую гостиную.

Гости расступились, а потом проследовали за ними.

– Плохой! – Хлопанье крыльев за спиной заставило всех пригнуться. Выпустив когти, Горацио стремительно спланировал на Ника. Тот быстро закрылся рукой.

– Пожалуйста, снимите с меня эту глупую птицу! – взмолился Ник. Мэгги безудержно хохотала. Остальные тоже смеялись, видя, как Горацио отважно спускается вниз по руке и подбирается к лицу. Ник съежился и втянул голову в плечи. Тетушка Глория поспешила на помощь попугаю.

– Иди ко мне, – ласково позвала она, подставляя два пальца. С минуту Горацио смотрел на Ника огненным глазом.

– Плохой! – трескучим голосом выкрикнул попугай и переступил на руку тетушке Глории. Сочувственно поцокав языком – это относилось, конечно, к Горацио, – она направилась с ним в кухню.

Мэгги продолжала давиться от смеха, в то время как Ник бросал на нее уничтожающие взгляды.

Через минуту тетушка Глория вернулась, и компания расположилась в гостиной.

Небольшая комната выглядела очень уютно: просторный коричневый диван с мягкими кожаными подушками, овальной формы ковер, вдоль стен столики для кофе в стиле начала века, лампы с оранжевыми абажурами, телевизор. Большой круглый обеденный стол, обычно стоявший в углу, сегодня был выдвинут на середину и покрыт зеленым сукном, вокруг – в беспорядке отодвинутые стулья. Установленная в центре стола короткая толстая свеча в стеклянном подсвечнике в виде шара, отбрасывала на сукно тусклый свет, остальная комната была погружена во мрак.

– Мы пытались вызвать дух тети Дотти, – объяснила Глория, заметив удивленный взгляд Ника.

– Она куда-то спрятала свои драгоценности, и я никак не могу их найти, – пожаловалась одна из женщин, вероятно, Дотти. – Уже три месяца Глория старается войти с ней в контакт, но тетя Алиса не хочет разговаривать с нами.

– Зато с нами говорил твой отец, – радостно объявила тетушка Глория. – Ему пришлось улизнуть от твоей матери, которая, ты уж меня извини, похоже, очень ревнивая жена. Но уже два раза ему это удавалось. И в последний раз он оставил для тебя послание.

Ника это начинало забавлять, Мэгги же, которая за эти двенадцать лет по-прежнему продолжала находиться в курсе общения тетушки Глории с духами, приняла сообщение как должное.

– Правда? – спокойно отозвалась она, в то время как ее и Ника неуклонно продолжали сдвигать друг к другу на диване.

– Да, конечно… да вот оно. Я же помню, что оно где-то здесь.

«Где-то здесь» оказалось печкой, топившейся обычно дровами, однако, к счастью, в настоящий момент на улице было тепло. С торжествующим видом тетушка Глория взяла белый конверт, прикрепленный магнитом к железной дверце, и протянула его Мэгги. На конверте было ее имя. Внутри Мэгги обнаружила сложенный втрое желтый листок бумаги с клейким краем, так что «послание» было запечатано. Она развернула его.

– Твой отец пишет тебе письма? – наклонившись к ней, прошептал Ник. В голосе его слышались одновременно недоверие и заинтересованность.

– Запись с голоса, – так же шепотом ответила Мэгги. – Знаешь, когда медиум, сидя за столом, впадает в транс, то дух входит в его тело и говорит через него. Папа постоянно так общается со мной.

Ник закатил глаза. Мэгги тем временем прочитала записку. Она гласила: «Магдалена! Опасность близко. Остерегайся беды…» Записка была написана так называемым беспрерывным письмом, как обычно писала тетушка Глория со слов духа. Последнее слово, «беды», практически невозможно было разобрать.

Хоть она и привыкла к причудам тетушки Глории, но эта подействовала даже на неб. Читая записку во второй раз, она почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Сложив бумагу, Мэгги сунула ее в карман.

– Он, конечно, не говорит точно, что именно имеет в виду, – досадливо посетовала тетушка Глория. – Какой беды тебе надо остерегаться? Я попросила его объяснить, но тут его позвала твоя мать, и он ушел. Сказал только, что если она застанет его здесь со мной, то у него будут большие неприятности.

– Она не должна быть такой ревнивой, – вмешалась одна из женщин – Бетти? – так, словно компания уже не раз обсуждала эту тему.

– Женщины всегда ревнуют, – пробормотал Харви. Судя по тому, какими взглядами они обменялись при этом, Мэгги заключила, что они муж и жена.

– Если у них есть причина, – огрызнулась Бетти.

– Не исключено, что тебе грозит какой-нибудь несчастный случай, – нахмурившись, продолжала тетушка Глория, не обращая внимания на перепалку, – Хорхе оставил это послание месяц назад, так что, если что-то и должно случиться, может, оно уже и случилось. Знаешь, они ведь не могут далеко заглядывать в будущее. Во всяком случае, не беспредельно, как считают многие, так, на несколько недель вперед. У тебя был какой-нибудь несчастный случай?

– Она поранила запястье, – вмешался Ник. Мэгги удивленно посмотрела на него. А она-то думала, что он и не заметил.

– Правда, дорогая? – И тетушка Глория вперила в Мэгги пронизывающий взгляд.

– Я упала с лестницы, – непроизвольно дотрагиваясь до больной руки, ответила Мэгги.

– А я думал, ты споткнулась о собаку, – раздался неожиданно резкий голос Ника.

Застигнутая врасплох, Мэгги замялась, но тут же взяла себя в руки.

– Действительно, я споткнулась о собаку, потому и упала с лестницы. – Она совсем забыла, что рассказывала Салливанам в клубе, и Ник это слышал. Черт бы побрал его память! И что он цепляется к словам? Никто никогда всерьез не относился к ее выдумкам, которыми она объясняла свои синяки и вывихи, так что» порой она могла позволить себе кое-что и перепутать. Значит, Ника это волновало по-настоящему?

– Какой ужас! – поцокала языком тетушка Глория. – Ты растянула связки? Надеюсь, ты попарила руку в настое ромашки? Тогда не так сильно распухает.

– Конечно, – соврала Мэгги, испугавшись, что если она скажет правду, то Глория немедленно заставит ее парить руку. – Все в порядке, ничего особенного.

– С какой это лестницы ты упала? – небрежно спросил Ник. Глаза его при этом настороженно блеснули.

– С той, что ведет от подъездной дорожки к входной двери. – Не исключено, что ему известно о запрете Лайла держать собак в доме. – На днях заезжала приятельница и привезла приглашение, которое не успела отправить по почте. Я побежала по ступенькам, чтобы оставить его на столике внизу, у двери, и не заметила, что собаки тоже бегут за мной, а когда повернулась, то не увидела их, споткнулась об одну и упала.

– Кто это был?

– Симус, – зло посмотрев на него, с вызовом ответила Мэгги. – Что еще ты хочешь знать?

– О, массу вещей! – И он улыбнулся ей такой улыбкой, от которой ей стало не по себе. Ей почему-то показалось, что он знает все подробности ее жизни. Конечно, это ерунда, такого просто не может быть. Если бы он знал, то не сидел бы сейчас здесь так спокойно. Он всегда умел дать понять, будто знает больше, чем есть на самом деле, и таким образом заставлял ее сознаться в своих проступках. Но сейчас он точно не знает, и она должна помнить об этом. Он все это время… ничего не знал. И не узнает. Пока она сама ему не скажет.

А на этот раз она ему не скажет.

– Кто хочет чаю?

Обрадовавшись вопросу, Мэгги облегченно отвернулась от Ника и увидела, как одна из приятельниц тетушки Глории – кажется Лоис? – вносит в комнату поднос с чашками и чайником.

– Мы еще продолжим этот очень интересный разговор, – многозначительно прошептал Ник, когда начали передавать чашки и разливать чай. Мэгги невольно напряглась, судорожно сжала ручку тонкой фарфоровой чашки и пролила ароматный чай на блюдечко.

Тут она вспомнила, что должна сделать, и, поставив чашку, встала из-за стола.

– Извините меня, я на минутку поднимусь наверх.

Это прозвучало вполне естественно, поскольку единственная ванная находилась на втором этаже. Еыйдя из гостиной и поднявшись по узкой лестнице, Мэгги направилась прямо в спальню, которую когда-то занимал отец.

Все годы до его смерти тетушка Глория жила с ним как жена, но тем не менее у них были отдельные спальни. Мэгги всегда подозревала, что каждый из них был по-своему очень щепетилен. После смерти отца тетушка Глория призналась ей, что все это время он боялся, что покойная жена, мать Мэгги, следит за ним с небес, и поэтому решил не рисковать – пусть лучше в его постели не будет другой женщины. И, по мнению Глории, оказался прав: жена точно приглядывала за ним. Так что очень хорошо, что у них не было общей спальни, не то гореть бы ему в аду. Он и так порядком нагрешил хотя бы потому, что в его жизни была Глория, а уж жена его покойная – да простит Мэгги – просто ревнивая ведьма. Тетушка Глория «е могла понять, как Хорхе мог так любить ее.

Мэгги не обиделась на такое признание, напротив, не могла скрыть улыбку: духи для тетушки Глории были такими же живыми, как и окружающие люди, и благодаря подобной убежденности Мэгги тоже чувствовала, что родители ее живы.

В спальне Хорхе, по обе стороны от двери, было встроено по книжному шкафу, он сделал их сам. В левом было ложное дно, так что если приподнять его, то обнаруживалось небольшое пространство между последней полкой и полом, вполне достаточное, чтобы спрятать там «подарок» Ника. Быстро вытащив с нижней полки журналы и книги, Мэгги, поднатужившись, подняла и саму полку. Как она и ожидала, внутри было пусто, только пыль да обрывки паутины. Тетушка Глория никогда не пользовалась тайником, но знала о его существовании, поскольку Хорхе, опасаясь воров, прятал туда мелкие ценные вещи. И неудивительно – ведь он прожил столько лет в муниципальном доме, а там кражи случались довольно часто. За городской чертой, где стоял «Домик на курьих ножках», в дома не влезали, но для Хорхе это не имело значения. По его понятиям, воры могли быть везде.

Тетушка Глория, напротив, даже когда жила в новостройках, никогда не прятала своих украшений Да ее ни разу и не обворовывали, возможно, из-за пользовавшегося дурной славой Горацио. Ни один вор, знавший о его существовании, не хотел с ним связываться – уж лучше иметь дело с немецкой овчаркой, чем с этим дьяволом в перьях, потому что любому было известно, как Горацио нападал на всех, кто ему не нравился, да при этом еще и на помощь мог позвать.

Мэгги нередко приходило в голову, что на месте воров она бы рассуждала точно так же.

Расстегнув куртку, она вытащила фотографии и пленку и положила их под полку, затем вернула ее на прежнее место. Она уже раскладывала журналы и книги, когда в дверях появилась тетушка Глория.

– Не волнуйся, здесь никто не найдет, – спокойно проговорила она.

– Что? – вздрогнув, Мэгги подняла глаза.

– Все, что ты хочешь спрятать, конечно. Никто не знает о тайнике, кроме тебя, Хорхе и меня, а мы с Хорхе не из болтливых. – И она подмигнула Мэгги. – Значит, ты опять с Ником? Так и должно быть. Ведь он – твоя вторая половина. Вы и должны быть вместе, как… как яичница с беконом, как карандаш с ластиком, как вода и масло, как…

– Вода и масло не смешиваются, – отрезала Мэгги, поднимаясь с колен. – Так и мы с Ником, мы только старые друзья. Я замужем, забыла?

– Но у тебя неудачный брак, – нахмурилась Глория. – Все не так. Ты должна быть с Ником. И не говори мне, что ты думаешь по-другому.

– Я и не говорю. – Мэгги застегнула куртку, – И что дальше?

– А дальше я должна ехать домой. Без Ника. Если Лайл узнает, что я была с ним, ему это не понравится. Он… он ревнует меня к нему. И ты понимаешь почему. Ник красив, а Лайл… Лайл. старше. И я хочу попросить тебя кое о чем.

– О чем угодно, дорогая.

– Ты не мргла бы отвезти Ника домой? Он приехал со мной в «Леди Дансер», но лучше мне уехать одной. Повторяю, если Лайл пронюхает, что я была с ним… одним словом, мне бы этого не хотелось. Знаешь, Лайл… большой собственник.

– Ты хочешь сказать хитер и коварен, как дьявол? – Мрачно подытожила тетушка Глория.

– И это тоже, – усмехнулась Мэгги. Если бы Глория знала, насколько она близка к истине!

– Ну конечно, я отвезу Ника домой. А ты уверена, что он не разозлится?

– Может, и разозлится. – Сейчас она об этом не думала. Мэгги никогда не боялась Ника. Он никогда не причинит ей зла… – Пожалуйста, просто скажи ему, что мне надо было уйти, ладно? Он поймет.

– Если бы существовал человек, который бы так меня хотел, я бы бросилась к нему сломя голову!

Мэгги промолчала. А что она могла ответить? Если бы у нее была такая возможность, она бы тоже бросилась к Нику сломя голову. Но такой возможности не было.

– Мне надо идти. Извини, что не могу остаться дольше.

– Все в порядке, дорогая. Я понимаю.

Но Мэгги знала, что в действительности она не понимает. И, хотя Хорхе догадывался, что Мэгги несчастлива, она никогда ничего не рассказывала ему, даже самую малость. Он ничем не смог бы помочь ей, так зачем его зря расстраивать? Он так радовался переменам в своей жизни, которые произошли благодаря ее браку с Лайлом. Даже возможность каждый день покупать газету доставляла ему радость. Разве имела она право омрачать ее? Конечно, нет. А после смерти отца, Мэгги и тетушке Глории ничего не сказала, так что ее беспокойство было основано исключительно на интуиции.

– Я постараюсь приехать снова.

– Знаю, что постараешься. Может, в следующий раз нам удастся поговорить.

Глория открыла ей дверь, и Мэгги быстро спустилась по лестнице.

Среди других голосов, доносившихся из гостиной, выделялся голос Ника. Облегченно вздохнув, Мэгги тихонько прошла через холл, мимо двери в гостиную, и скрылась на кухне.

– Ты уверена, Что не передумаешь насчет Ника? – прошептала тетушка Глория, кивнув головой в сторону гостиной.

– Уверена, – ответила Мэгги, целуя ее в щеку. – И дай Горацио от меня лишний орех, хорошо?

– Будь уверена. – Тетушка Глория подошла с ней к двери. – А ты, Магдалена, побереги себя, слышишь? Может, Хорхе имел в виду совсем не запястье.

– Хорошо, хорошо. Пока. – И, махнув на прощание рукой, Мэгги быстро пошла через пляж к причалу. Она хотела-выйти на реку, прежде чем Ник хватится ее. Сегодня она больше не могла быть с ним.

Все время, пока Мэгги отвязывала лодку и заводила мотор, тетушка Глория стояла в дверях – маленькая фигурка в контуре света. Отойдя от причала, Мэгги помахала ей еще раз. Глория тоже взмахнула в ответ рукой и закрыла дверь.

Оказавшись одна в маленькой лодке посреди реки, в холодную темную ночь, Мэгги вдруг почувствовала себя покинутой. Раньше у нее никогда не возникало такого ощущения. Теперь она была одинока, и ей было страшно.

Может, из-за записки? Глупо, конечно, но ей казалось, что отец сейчас здесь, в лодке. А что, если он и вправду видит ее оттуда? Тетушка Глория была твердо убеждена в этом. С другой стороны, и сама Мэгги никогда не была стойким атеистом. Католическое воспитание в детстве приучило ее верить во всякие тайны и чудеса, да и пророчества тетушки Глории не раз попадали в точку. Мэгги, например, помнила такое послание: «В ваш дом придет болезнь», и на следующий день Дэвид заболел ветрянкой. Ида другое: «Ожидайте хорошего известия». Вскоре позвонила Сара и сказала, что нашла ее обручальное кольцо с бриллиантом, которое Мэгги забыла в доме для гостей и уже начала придумывать объяснения на случай, если Лайл хватится его. Но это послание, как, впрочем, и первое, было достаточно неопределенным и могло относиться к любому – в данном случае, приятному событию. Вообще эти послания всегда были туманными, двусмысленными, и это больше всего заставляло сомневаться в них. Если отец действительно наблюдал за ней и видел ее будущее, почему он не написал чтонибудь вроде: «Не беспокойся о кольце. Оно найдется». Так бы и написал. Несомненно.

В то же время Мэгги не считала, что тетушка Глория намеренно старается сбить людей с толку. Она искренне верила, что Хорхе разговаривает с ней, заставляя водить ручкой по бумаге. Разумом Мэгги все понимала, но одновременно какая-то часть ее «я» – доверчивая, стремящаяся к чуду, – хотела верить.

«Опасность близко. Остерегайся беды…» У Мэгги по спине побежали мурашки. Опасность – Ник, беда – Лайл… То, что подсознательно мучило ее в последнее время, обрело форму, нашло выражение в одной короткой фразе.

Вздор. Чушь. Ерунда. Но ей было не по. себе, и она даже передернула плечами, отгоняя навязчивую мысль. Затем принялась ругать себя. Нужно быть полной идиоткой, чтобы поверить в этот бред. И она вспомнила, что, когда ей было пятнадцать лет, какая-то гадалка, взглянув на ее ладонь, сказала, что она счастливо выйдет замуж и у нее будет шестеро детей, причем пять из них – мальчики. Затем, покопавшись в памяти, Мэгги вспомнила гадание на картах с изображением цветов, по которым выходило, что она будет жить далеко отсюда. Потом вспомнила, как гадала на чайной гуще, и получалось, будто через год она разведется или овдовеет, а это было семь лет назад. И ничего не сбылось.

Все это чепуха. Полнейшая чепуха, она знала это. Перебрав в уме несбывшиеся пророчества тетушки Глории и ее друзей, Мэгги наконец сумела немного успокоиться и прогнать страх, который уже начал проникать в сознание.

Письмо с голоса. Ну, конечно, примерно такое же, как ее мысленные приказы Лайлу во время соревнований по гольфу. И что из этого вышло?

Неужели она была так глупа? Вероятно, да, и даже очень. И все же Мэгги не могла полностью избавиться от охватившего ее предчувствия чего-то плохого. Мысль ее металась подобно голодному зверю, готовому в любую минуту броситься на свою жертву. Да и кто, скажите, не испугается, если луна висит над головой как привидение, пронзительный ветер вспенивает волны и обдает ледяным душем? И кому не примерещатся призраки в клочьях рваных летящих облаков, в черной, как деготь, воде?

Только человеку, лишенному всякого воображения, но она, Мэгги, к таковым не относится.

Поэтому весь обратный путь Мэгги старалась подсмеиваться над собой. Благополучно достигнув причала, она с облегчением вылезла из лодки, привязала ее и быстро пошла прочь от реки.

К счастью, чтобы добраться до дома, ей не надо было уже идти через лес, и к тому времени, как Мэгги свернула на подъездную дорожку, она почти совсем пришла в себя.

Прокравшись за кустами с задней стороны дома, она вскарабкалась к своему окну… Ей было грустно, но, в общем, ничего, жить можно.

Письмо с голоса… вот уж действительно!.. Мэгги невесело усмехнулась, влезая в окно и мечтая только о том, чтобы тут же лечь на пол и отдышаться.

– Ах ты глупая, лживая сучка! Где, черт побери, ты была? – из темноты, прямо над ее головой раздался хриплый голос. Лайл. Мэгги словно пронзило током. Стоя на коленях и упираясь руками в пол, она в панике вглядывалась в темноту, стараясь рассмотреть…

Ей так и не удалось подняться на ноги: в следующее мгновение Лайл нанес ей жестокий удар в грудь, и она упала.

Глава 19

Наутро Ник простоял в лесу под холодным моросящим дождем почти два часа, но Мэгги так и не появилась. Собаки сидели в сарайчике, никто не вывел их погулять. Они вели себя неспокойно взаперти, лаяли, скулили – так же, как и он, не могли дождаться ее прихода.

Не вывести собак на прогулку? Это на нее не похоже. У него была совершенно достоверная информация: утром, между шестью тридцатью и семью, миссис Форрест всегда гуляет с собаками. Да он и сам в этом убедился.

Так где же она?

Он беспокойно бродил по лесу, раздумывая. Может, она просто спит, в конце концов, сегодня воскресенье. С другой стороны, она всегда была жаворонком, а не совой, и накануне вернулась домой не так уж поздно, а в том, что она отправилась прямо к себе, он готов был поклясться. Сам он приехал не позже полуночи, и это после того, как, отказавшись от предложения тетушки Глории отвезти его, вызвал Линка по радиотелефону и еще дожидался его. Так что чрезмерная усталость исключалась.

А может, заболела? Вряд ли. Всего несколько часов назад с ней было все в порядке. Магдалена всегда отличалась завидным здоровьем. Нет, это тоже исключается.

Не избегает ли она его?

Вероятно. Вполне возможно. Ведь она вчера удрала, бросила его у Глории, прекрасно понимая, что он будет не в восторге. В то же Время ей известно, что от него не так-то просто избавиться, и сегодня утром он наверняка будет поджидать ее в лесу. Вот что – ее испугала легкость, с какой возобновились их отношения. И произошло это еще раньше, прежде чем он сделал ошибку и поцеловал ее. При этой догадке лицо Ника вытянулось.

А ведь он не хотел. Но она разозлила его, а потом упала к нему на колени, и соблазн оказался слишком велик! Еще когда он увидел ее в «Литтл Браун Кау», он уже через секунду сгорал от желания прижаться к ее губам, к ее телу! И в лодке она ответила ему так, словно чувствовала то же самое. Он чуть не потерял сознание, а потом она принялась отбиваться. Да, конечно, он испугал ее. Но кто, черт возьми, мог предположить, что она начнет царапаться как кошка, которой прищемили хвост?

Когда-то она как порох вспыхивала от одного его прикосновения. Так кто же теперь внушил ей такой страх перед сексом?

Ответ напрашивался сам собой, и при одной мысли об этом Ника начинал душить гнев. Лайл Форрест, этот сукин сын, этот извращенец!.. Если так, то он убьет его!

Но Магдалена не из слабых, таких еще пойди поищи! Попробуй ущипни, и тут же получишь сдачи, а уж если дашь волю рукам, то берегись! Нет, он не Мог представить ее в роли жертвы. В ней слишком много огня, слишком много энергии – одним словом, не тот характер.

Такой, по крайней мере, она была двенадцать лет назад. Неужели что-то произошло с тех пор?

Но он руку готов дать на отсечение, что она почти не изменилась. Да, конечно, она не похожа на ту девушку, которую он знал когда-то, однако это все внешнее. Она шикарно одевается и держит себя как изысканная дама, что одновременно и раздражает, и делает ее еще более желанной, но внутренне она все та же девчонка из новостроек. Такая же сорвиголова, спуску не даст!

Так почему же все-таки она не выходит?

Ник выругался, выкурил сигарету, а затем тут же закурил другую. Взглянув на часы, он увидел, что уже почти половина десятого, значит, скоро она должна поехать в церковь. Она всегда ездила в церковь с Лай-лом, его матерью и сыном. Это у них своего рода семейная традиция. При этой мысли он криво усмехнулся.

Приторно-сладкий, но насквозь фальшивый образ счастливой семьи, одним словом – показуха, и Магдалена совсем не вписывается в эту благообразную картину. Она принадлежит ему и должна быть с ним.

Подсознательно Ник уже не только ненавидел одного Лайла, но начинал презирать всех Форрестов вообще.

Чтобы удобнее было наблюдать за входной дверью, он перешел в другое место под деревьями. Через несколько минут он увидел, как точно в назначенное время к дому подъехал синий «роллс-ройс», дверь открылась, и на пороге, рука об руку, показались две женщины, постарше и помоложе, судя по всему, мать и дочь. Так вот, значит, какая эта Люси Драммонд. Крупная, костистая, она словно башня возвышалась над усохшей матерью, помогая ей спуститься по ступеням. Обе они были одеты по-воскресному, в шляпах. Следом шли еще две дамы и мужчина. Приглядевшись повнимательнее, Ник узнал Гамильтона, мужа Люси, и их дочь Сару. Четвертой оказалась Баффи Макдермотт, та самая, что пригласила его вчера в клуб и которую он так бесцеремонно покинул, даже не попрощавшись.

Подняв плечи и сунув руки в карманы, Ник, приготовившись увидеть Мэгги, отступил подальше за деревья.

Шофер вышел из машины, поднялся по ступенькам и протянул руку матери Лайла. Ее усадили в машину, затем сели женщины, Гамильтон Драммонд занял место рядом с шофером, входная дверь закрылась, и машина отъехала.

А где же Магдалена? Ник с трудом удержался, чтобы не подбежать к двери и не потребовать немедленного ответа. Героизм – это прежде всего осторожность, вспомнил он чьи-то слова.

Сжав губы, Ник повернулся и, обойдя вокруг дома, направился через дорогу к месту, где стояла его машина.

Слава Тюгу, что теперь существует такая полезная вещь, как радиотелефон.

За рулем его ярко-красного «корветта», покуривая сигарету и уставившись на реку, сидел Линк. Несколько месяцев назад некто предпринял весьма грубую попытку убрать Ника. Он догадывался, кто мог стоять за нападением, но, поскольку конкретных фактов не было, ему не оставалось ничего другого, как проявлять осторожность и надеяться, что попытка не повторится. С тех пор Линк вызвался быть его телохранителем и повсюду следовал за ним, не оставляя ни на минуту. Он настолько серьезно относился к своим добровольным обязанностям, что порой просто выводил Ника из себя. Поэтому то, что Линк позволил ему вчера одному поехать с Магдаленой, следовало, наверное, расценить не иначе, как чудо.

Такая опека поначалу забавляла Ника, потом начала раздражать, но от Линка можно было избавиться, только стукнув по голове чем-нибудь тяжелым, например, бейсбольной битой. Увещевания не помогали. Если кто-то начинал иронизировать по поводу столь чрезмерной братской любви, то обычно Линк отвечал: а кто мне будет платить деньги, если с Ником что-нибудь случится?

– Долго ты, – не поворачивая головы, проворчал Линк, когда Ник уселся рядом. Но Ник, хорошо зная своего брата, ничуть не смутился: тот прекрасно видел, что он возвращается, еще с той минуты, когда Ник только вышел из лесу. Линк всегда замечал, что происходит вокруг, сказывался тюремный опыт, он постоянно был настороже и в любой момент был готов постоять за себя, а если надо, то и за Ника. Неизменное полусонное выражение на его лице было лишь маской.

Ничего не сказав, Ник взял маленький сотовый телефон, лежавший между двумя откидными сиденьями, и принялся набирать номер.

– Ну что, поцеловались и помирились? – Краем глаза Линк продолжал наблюдать за братом.

– Я не видел ее.

– Что? Да ведь ты проторчал там почти три часа! Что же ты там, черт возьми, делал, если не видел ее?

– Ждал.

– Упаси меня Бог от такой любви! – с чувством пробормотал Линк в тот момент, когда после соединения в трубке раздались гудки.

– Дом мистера Форреста, – ответила женщина, но не Магдалена, а скорее всего, экономка.

– Будьте любезны пригласить к телефону миссис Форрест!

– Старшую или младшую?

– Младшую.

– Она сейчас не может подойти.

Ник растерялся, затем, нахмурившись, продолжал:

– Она ведь дома, не так ли? Так почему же не может подойти? Она здорова?

Голос женщины на другом конце из спокойно-равнодушного превратился в ледяной:

– Вы можете оставить сообщение.

– Никакого сообщения, – с трудом сдерживаясь, буркнул Ник и нажал кнопку отбоя.

– Магдалена не хочет говорить с тобой? – хмыкнул Линк. – Плохо твое дело, мальчик.

– А может, заткнешься? – Ник едва не запустил в брата телефоном, но взял себя в руки: не драться же им, в самом деле, когда и так ситуация вышла из-под контроля.

– Мы сегодня не в духе, да? – Продолжая улыбаться, Линк повернул ключ зажигания, завел двигатель и дал задний ход. – Тебе просто надо поесть, братишка. Недаром говорят: любовью сыт не будешь!

– Нечего судить по себе, – огрызнулся Ник.

Промычав что-то в ответ, Линк направил машину к ближайшей закусочной: его аппетит разгулялся не на шутку. Ник был убежден, что брат ест в два раза больше нормального человека, да к тому же – чтобы съесть побольше – в два раза медленнее.

В течение дня Ник еще дважды звонил Магдалене, но слышал все тот же ответ: младшая миссис Форрест не может подойти к телефону. Когда он звонил последний раз, то попросил передать, чтобы миссис Форрест позвонила мистеру Кингу, и оставил номер своего телефона.

Она не перезвонила. Он прождал почти до полуночи, а когда лег в постель, то долго не мог уснуть. Ночью он постоянно просыпался: злость и беспокойство не давали ему покоя. Она намеренно избегает его, или с ней действительно что-то случилось? К утру он был весь на нервах и в отчаянии грыз ногти.

– Вставать на заре и мчаться к даме сердца… ты так долго не протянешь, братишка. – Линк в противоположность брату выглядел почти безмятежно. Когда они выехали из дома, часы показывали четверть седьмого.

– А тебя никто и не просил. Вообще-то я бы предпочел ехать один.

– Не исключено, что без меня тебе придется туго. – Линк резко развернулся и остановился. – Знаешь, тот, кто пытался убить тебя в январе, разгуливает где-то поблизости.

– Это было в Сиракузах, – отмахнулся Ник, хотя не хуже Линка знал, что опасность, скорее всего, не миновала.

– А в Луисвилле, по-твоему, в магазинах нет патронов?

Решив не обращать внимания на сарказм Линка, Ник вышел из машины.

– Почему бы тебе не поехать куда-нибудь и не подкрепиться? – предложил он, наклоняясь к окну. – Неизвестно, сколько я буду отсутствовать.

– Будто я сам не знаю. – Скрестив руки на груди, Линк откинулся на сиденье с таким видом, словно собирался вздремнуть. – Не торопись, Ромео. Я подожду здесь.

Ник с такой силой хлопнул дверцей, что голова Линка подпрыгнула на подлокотнике, а Ник, не без злорадного удовлетворения, подумал, что так ему и надо.

На этот раз он ждал только два часа. Вернувшись в машину и взглянув на брата так, что у того сразу же отпала охота насмешничать, Ник потянулся к телефону.

Снова подошла экономка, снова он оставил сообщение, и снова Магдалена не позвонила.

Он уже знал, что она не выйдет из дома и во вторник утром, и оказался прав. Линк, поняв по лицу брата, когда тот в девятом часу сел в машину, что сейчас с ним лучше не связываться, молча направился к своей любимой закусочной.

В начале второго, когда они, договорившись о покупке одного из здешних ночных клубов, ехали на деловую встречу в центр города, Ник неожиданно выругался и снова взялся за телефон.

Набирая номер Магдалены, наверное, в двадцатый раз за последние три дня, он метнул на брата предупреждающий взгляд. В трубке послышались знакомые слова: младшая миссис Форрест не может подойти к телефону, но ей готовы передать все, что нужно. Ник был вне себя от бешенства. Что ж, если она готова, так он, черт возьми, скажет, что нужно передать.

– Передайте младшей миссис Форрест, что звонит Ник Кинг. Скажите, что если она через пять минут не снимет трубку и не поговорит со мной, то еще через пять минут, черт побери, приеду лично. Вы можете передать ей это?

На другом конце возникла пауза.

– Подождите, пожалуйста, – услышал он мрачный голос экономки, затем наступила тишина.

– Ничего себе – просить передать такое! – укоризненно произнес Линк. – Ты что, забыл про мужа?

– Хотел бы я забыть про этого подонка, – сквозь зубы процедил Ник. – Да вот не получается.

– Чувствую, у них там все неплохо устроено – шофер, экономка и все такое. А не приходило тебе в голову, что Магдалена просто не хочет отказываться от этого ради тебя?

– С чего ты взял, что я просил ее?

– Я тебя знаю, парень.

Ник сердито уставился на молчащую трубку.

– Что-то там не так. Я чувствую.

– Может, муж от злости с ума сходит. Ты вьешься вокруг нее, как пчела вокруг варенья. Будь я на его месте, тоже разозлился бы, – неожиданно сухо закончил Линк.

– Ты говоришь мне, что я должен отступиться? – Ник перевел взгляд на брата, и тот, защищаясь, поднял руки. – Э, остынь-ка, парень, мы ведь братья, ты что, забыл? Я помню, что у вас было когда-то. Но это было давно. И потом я не слышал, чтобы Форрест силой заставил ее выйти замуж. Она сделала это добровольно. Я хочу сказать, что с этим надо считаться, и если она говорит, чтобы ты оставил ее, так, может, так и надо сделать. Может, стоит оставить ее в покое.

– К черту! Она вышла замуж за него только из-за денег.

– А может, она хочет и остаться с ним тоже из-за денег. – Голос Линка звучал мягко, он всегда так разговаривал с братом, когда приходилось сообщать тому неприятные вещи. Точно таким же тоном он объяснил Нику, почему у них разные фамилии: потому что у них разные отцы, И так же он сообщил, что его сажают в тюрьму, вероятно, надолго. Так же мягко и осторожно он в свое время сказал, что Магдалена ушла навсегда, и посоветовал привыкнуть жить без нее.

Услышав этот голос, Ник поморщился, словно от боли, и заставил себя собраться.

– Что-то там не так, – упрямо повторил он, и в этот момент в трубке раздался голос Магдалены.

– Ник?

Сомнений не было: это она. Ник с облегчением выдохнул. Он даже не заметил, что бессознательно задержал дыхание. У него появилась мысль, что Форрест в приступе гнева убил ее и все семейство теперь старается скрыть преступление. Он не понимал, почему у него вдруг возникла эта бредовая мысль, может, из-за того дурацкого послания, которое передала Магдалене тетушка Глория, но он готов был поклясться, что дело неладно. Всякий раз, думая о Мэгги, он ловил себя на этой мысли. Теперь, разговаривая с ней, он немного успокоился, но тем не менее странное, суеверное предчувствие не покидало его. В голове постоянно вертелись обрывки воспоминаний о «призрачном» доме тетушки Глории, и он изо всех сил убеждал себя, что все это бред и безумие, которое надо поскорее забыть.

Вероятно, Магдалена и вправду избегала его. Что ж, теперь подобное предположение не только не огорчало его, а напротив – приносило облегчение.

– Магдалена! Прошло столько времени, наконец-то! – За напускной приветливостью он старался скрыть пожиравшее его беспокойство.

– Что такого ты сказал Луэлле? Она просто вне себя.

– Что, если через пять минут ты не снимешь трубку, я тут же приеду сам.

От неожиданности она прерывисто вздохнула.

– В чем дело?

– Невозможно. – Мэгги произнесла это быстро и с нажимом. Ему показалось, что слово вылетело прежде, чем она успела что-либо сообразить.

– Почему?

– Лайлу это не понравится. – Она снова контролировала себя, но было в ее интонации что-то такое, чего он пока не улавливал. И именно это что-то его и настораживало.

– К черту Лайла, – как можно беззаботнее произнес Ник и напряженно прислушался.

Она коротко рассмеялась – мол, хорошо бы! – и он ясно расслышал горечь в этом смехе. Ник насторожился еще больше.

– Ты сегодня не выходила гулять с собаками, ни вчера, ни в воскресенье.

– Откуда ты знаешь?

– А как по-твоему? В воскресенье я добрых три часа простоял в твоем чумовом лесу, да еще под дождем, а в понедельник чуть не замерз. Хорошо, что хоть сегодня светит солнце.

– В воскресенье дождя не было.

– В половине седьмого утра дождь был.

– О Боже! – Голос ее стал мягче. – Жаль, что тебе пришлось прождать понапрасну. Дело в том, что какое-то время я не буду гулять с собаками. Я лежу в постели, у меня грипп.

– Ты в постели? Грипп? – Он не верил ей. Страшное подозрение, зародившееся в нем почти сразу же, как только он увидел ее после двенадцати лет разлуки, крепло с каждой минутой. – Ты действительно лежишь в постели?

– Да, и телефон стоит рядом.

– Да ты в жизни не болела гриппом! – Невероятно! Эта девушка никогда не болела ни ветрянкой, ни корью, ни свинкой. Он помнил, как в детстве у него на глазах в коридоре взорвалась лампочка и осколки посыпались ей на голову. Она потеряла много крови, ей наложили пятнадцать швов, и в тот же день она уже играла на улице в мяч! Да не может быть на свете такого гриппа, из-за которого она слегла бы в постель на три дня!

– А вот теперь заболела. – По голосу он понял, что теперь она злится.

– Ну хорошо. – Он решил попробовать по-другому. – И когда ты собираешься опять выйти гулять с собаками? Ты можешь сказать точно? Тогда мне не придется попусту, бродить в твоем лесу каждое утро.

На другом конце возникла пауза.

– Ник…

– Ммм?

– Я не хочу, чтобы ты бродил по лесу. Я… я больше не хочу тебя видеть.

– Но почему? – Он не рассердился, не почувствовал себя задетым, примерно такие слова он и ожидал услышать.

– Ты сам знаешь почему.

– Может, ты объяснишь? Знаешь, я иногда тебя не понимаю, – Ты сам знаешь почему, – сердито повторила она.

– Ты прогоняешь меня, Магдалена?

– Называй как хочешь, – ледяным тоном ответила она.

– Тогда тебе придется сделать это лично.

– Что?

– Ты слышала. Если ты хочешь избавиться от меня, то тебе придется сказать мне это лично, не по телефону. Я приеду через двадцать минут. И тогда можешь сказать мне, чтобы я убирался к черту, если ты действительно этого хочешь. И знаешь что? Если ты так скажешь, то я уйду.

– Ник… – Она была в панике. – Я не хочу, чтобы ты приезжал сюда Я не хочу, чтобы ты приезжал сюда. Ты понимаешь?

– Но почему, Магдалена? Чего ты боишься? Лайла? – Он говорил тихо и опять услышал, как она прерывисто вздохнула. И он понял. Все просто. Теперь он знал.

Она три дня лежит в постели не из-за гриппа, он должен увидеть ее, убедиться, что с ней все в порядке, проверить, насколько она пострадала. И потом сделать так, чтобы это больше не повторилось. Во что бы то ни стало.

– Если ты приедешь, то я не выйду.

– О нет, Магдалена, я приеду. – Голос его звучал мягко, но непреклонно. – Ты можешь выйти ко мне или вызвать полицейских и отправить меня в тюрьму. Иначе тебе от меня не избавиться.

– Ник, я не одета!

– Оденься, – зло произнес он и отключил телефон. Линк взглянул на него и нахмурился.

– Меньше чем через час у нас встреча в Голт Хаузе.

– Отмени.

– Послушай, парень, там будут те самые фраера из Лексингтона. Все уже договорено.

– К черту встречу! Я сказал – отмени!

– Дерьмово, – проворчал Линк и взял трубку. Через секунду он уже объяснял кому-то, что брат заболел гриппом и лежит в постели. Ник был настолько поглощен своими мыслями, что даже не обратил внимания на то, что Линк слово в слово повторяет то, что минуту назад говорила ему Магдалена.

– Послушай, приятель, по-моему, тебе ясно говорят «нет»? – Тоном, не терпящим возражений, Линк добавил, что они перезвонят относительно новой встречи, повесил трубку и повернулся к Нику. – Судя по всему, она не хочет тебя видеть, братишка.

– Он бьет ее. Этот подонок бьет ее.

– Что? – Глаза Линка округлились.

– Ты слышал что.

– Сукин сын! – Лицо Линка стало медленно наливаться кровью. – Ты уверен?

– Еще бы! Жми на газ.

– Жму, братишка.

Несколько минут они ехали молча, потом Линк не выдержал:

– Но ведь она сама не говорила, нет? Может, ты неправильно понял?

– Может быть, хотя вряд ли.

– Ты душу из него вытрясешь.

– А ты как думаешь?

– Да, черт возьми. – Линк неожиданно повеселел. Они проехали указатель на Ривер-роуд. – Если понадобится помощь, только скажи.

– Нет. Но все равно спасибо.

– В любой момент, братишка. С удовольствием. Любой засранец, осмелившийся поднять руку на нашу девочку, будет иметь дело и со мной тоже.

– Не сомневаюсь, Линк.

Путь вдоль берега Огайо братья проделали молча. Подъехав к Уиндермиру, они с удивлением переглянулись, увидев, что ворота не заперты. Пожав плечами, Линк свернул на круто уходящую вверх подъездную дорогу.

Когда они выбрались из-за деревьев на вершину холма и оказались на лужайке, первое, что бросилось им в глаза, это десять – пятнадцать дорогих машин, припаркованных перед домом.

– Это не полицейские машины, – отметил Линк.

– Угу, – отозвался Ник.

Все автомобили стояли справа, двумя колесами на траве, так что «корветт» свободно проехал по дорожке и остановился у ступеней. Братья вышли.

– По крайней мере, мы соответственно одеты, не стыдно будет перед богачами. – Обойдя вокруг машины, Линк в стекло оглядел сначала себя, а затем брата – Ник совсем забыл, что, собираясь на встречу, оба надели костюмы.

– Ага, – бросил он, и вместе с Линком они поднялись по ступеням к массивной двери.

Глава 20

Слава Богу, что Лайл не успел как следует «поработать» над ее лицом: на правой щеке и над глазом она с помощью грима без труда замазала начавшие уже желтеть синяки, так что даже если присмотреться, то ничего не было-заметно. Стоя в гостиной на первом этаже и придирчиво рассматривая себя в большом зеркале, Мэгги решила, что выглядит вполне нормально. То место на голове, куда он ударил ее, она умело прикрыла волосами; высокий стоячий воротник белой шелковой блузки, заканчивавшийся шарфом, надежно скрывал следы от пальцев на шее. Сильнее всего пострадала грудь – он несколько раз безжалостно ударил ее ногой по ребрам, но просторный, цвета морской волны кардиган скрадывал опухшие бока, а синие в обтяжку брюки создавали впечатление, что ей вообще нечего скрывать. Закончив этот печальный «обзор». Мэгги подумала, что, скорее всего, Ник ничего не заметит, но, подходя к одному из окон, выходящих на подъездную дорожку, из суеверия на всякий случай поплевала через плечо: Ник слишком хорошо ее знал да к тому же начал уже кое о чем догадываться.

Увидев подъезжающий ярко-красный «корветт», она сразу поняла, что это его машина. Никто из знакомых Форрестов не будет ездить на таком бросающемся в глаза автомобиле, и потом она помнила, что Нику всегда хотелось иметь именно красный «корветт». При этом воспоминании на ее губах появилась тень улыбки и тут же исчезла. Она принадлежала другой девушке, а та жила в другом времени. И не ей теперь вспоминать о нем.

Она должна убедить Ника уйти, немедленно исчезнуть и никогда не возвращаться, иначе цена, которую ей придется заплатить, будет слишком велика. Она просто не выдержит.

Горло Мэгги сжалось от непролитых слез, когда она увидела, как Ник вышел из машины. Стоял чудесный весенний день: в высоком безоблачном небе сияло солнце, зеленела молодая трава, вокруг журчащего фонтана, окруженного изумрудным ковриком, яркими пятнышками проступили желтые нарциссы и алые тюльпаны. Из окна ей хорошо было видно все, что происходило внизу. Ник был одет в темно-серый костюм, белоснежную рубашку и темно-бордовый галстук. Строгая одежда, под стать банкиру или адвокату, в сочетании с черными волосами и загаром делала его неотразимо привлекательным. Все в нем было таким знакомым, родным, дорогим… На мгновение душевная боль стала настолько сильной, что физическая отошла на второй план.

Но она не имеет права плакать. И не будет. Слезами горю не поможешь, а сейчас, когда, перешагивая через две ступеньки, Ник поднимался к двери, это и вовсе недопустимо. Не зря же она двенадцать лет была женой Форреста! Подбородок ее поднялся, спина распрямилась. Уж если ничего хорошего не вышло из ее замужества, то, по крайней мере, она научилась держать себя в руках.

Раздался звонок. Вздрогнув, она отошла от окна и встала у мраморного камина в дальнем конце гостиной, прямо напротив двери. По обеим сторонам камина располагались легкие, обитые зеленым бархатом, стулья, но о том, чтобы присесть, не могло быть и речи. Если опираться на подлокотники, то сидеть она могла, но, когда надо было встать, боль в груди затрудняла движения, и это сразу бросалось в глаза.

– Миссис Форрест в гостиной.

Голос Луэллы звучал сердито, с явным неодобрением. После трех дней настоятельных звонков и переговоров по телефону, а в особенности после последнего заявления, Ник вряд ли мог рассчитывать на приветливость экономки. Мэгги улыбнулась, представив, как, наверное, посмотрела на него сейчас негритянка. В этот самый момент Ник вошел в комнату.

Пройдя несколько шагов, он остановился, внимательно изучая ее. На лице Ника читались мучившие его подозрения, и настроен он был агрессивно. Но Мэгги не сомневалась, что он ничего не заметит, а значит, и ничего не узнает, поэтому встретила его спокойно.

Позади Ника, возвышаясь над ним на полголовы, стоял Линк, казавшийся невероятно огромным даже в просторной форрестовской гостиной. Как забавно, она так была поглощена Ником, что даже не заметила в машине Линка. Однако его присутствие говорило о многом: значит, подозрения Ника настолько сильны, что он приготовился к серьезной схватке с Лайлом.

Если бы только это было возможно! Но это невозможно. Его даже нет в доме, а если бы он и был здесь… Нельзя забывать о Дэвиде.

При этой мысли сердце ее вновь болезненно сжалось.

Да, именно ради Дэвида она должна как можно лучше сыграть свою роль. Разве это так уж трудно? Ведь она столько раз играла ее!

Но никогда в присутствии Ника, который так хорошо знает ее… Луэлла все еще стояла в дверях, явно не решаясь оставить Мэгги наедине с двумя столь настырными визитерами. Поймав ее взгляд, Мэгги слегка кивнула. Луэлла фыркнула и закрыла дверь.

– Так вот, я говорю тебе лично: уходи, – произнесла Мэгги, как только они остались одни. Лучший способ обороны – нападение. Эту жестокую истину она постигла еще в детстве. С гордо поднятой головой, глубоко засунув в карманы сжатые кулаки, она не мигая смотрела ему в глаза – холодная и неприступная, насколько это возможно.

– Что бы ни случилось – здравствуйте, проходите, садитесь. Так ведь? – Ничуть не смутившись подобным приемом, Ник направился к ней упругой походкой пантеры. Несмотря на яркий солнечный день, в комнате, где они находились, было сумеречно, поэтому она и решила встретиться с ним здесь. Она видела, как зеленые глаза его настороженно поблескивают, внимательно изучая ее лицо, шею, руки, стараясь отыскать подтверждение своим подозрениям. Но он их не отыщет.

– Ты говорил, что если я велю тебе убираться ко всем чертям, то ты так и сделаешь. Так вот, я говорю: убирайся.

Теперь он стоял совсем близко, глядя на нее сверху вниз и насмешливо улыбаясь.

– Ты ведь знаешь, как я не люблю, когда ты ругаешься. – Улыбка немного смягчила его лицо. – Я просто обязан поправить тебя.

Обескураженная его шутливым тоном, Мэгги поджала губы.

– Зачем ты все усложняешь? Я же говорю, что не хочу тебя видеть. Пожалуйста, уходи и больше не возвращайся.

– Можно подумать, что ты действительно этого хочешь.

– Я действительно этого хочу! Ну что еще сказать, чтобы ты поверил? Вон отсюда, мотай, сваливай, исчезни!

– Он бил тебя, Магдалена, да?

Такой прямой атаки она не ожидала. То, как тихо и осторожно он произнес это, лишило ее последних сил.

– Нет! То есть я не понимаю, о чем ты говоришь! Ты обещал, что уйдешь!

– Я соврал. – Он вплотную подошел к ней, и глаза его с пугающей внимательностью принялись исследовать каждый миллиметр ее кожи. Спиной она упиралась в камин, и отступать было некуда.

– Не смотри на меня так, болван несчастный, отойди – не выдержала Мэгги.

– Скажи правду, Магдалена. Это я, Ник. Я с тобой, разве ты забыла? – Обхватив ее голову, он повернул ее лицом к себе, так, чтобы она не могла избежать его взгляда.

Когда он коснулся раны на голове, Мэгги, не выдержав, вскрикнула и дернулась.

Глаза их встретились. Секунду, потрясенные неожиданным разоблачением, они молча смотрели друг на друга.

Мэгги лихорадочно соображала. Лгать уже нет смысла. С самого начала она прочитала по его лицу, что он знает. То, как он стоит, как задерживает дыхание, – все говорит об этом.

– Дай я посмотрю, – глухо произнес Ник.

– Не надо! – Она понимала, что сопротивляться безнадежно, и все-таки сопротивлялась. Обняв Мэгги за плечи, он притянул ее к себе.

– Не глупи, Магдалена. – Голос его звучал нетерпеливо и нежно, он как можно осторожнее старался преодолеть ее сопротивление. Позади она увидела хмурое лицо Линка.

– Пусть он посмотрит, девочка, – ласково сказал Линк. – Ведь мы оба любим тебя, ты забыла?

Нет, она не забыла и никогда не забывала, и у нее больше не было сил сопротивляться. Ник бережно раздвинул ее волосы, обнажив шрам, на который, она знала, было страшно смотреть, – длинный, неровный, побелевший. Когда Лайл ударил ее, сразу же хлынула кровь. Перед тем как уйти, он швырнул ей полотенце и велел замотать голову, – а то будет в крови с ног до головы и перепачкает ковер.

– Взгляни-ка, – повернулся Ник к брату. Линк подошел поближе, и братья мрачно переглянулись.

– Куда еще он ударил тебя, querida?

– Не важно. Правда, не важно. – Больше она не могла произнести ни слова. Теперь, когда Ник все узнал, она вдруг почувствовала себя смертельно усталой и слабой. И она понимала почему: как только раскрылась самая страшная и темная тайна ее жизни, тут же начали рушиться и ее решимость, сила воли, годами помогавшая ей хранить эту тайну, – словно некий сосуд вдруг дал течь.

– Нет, важно. Ты для меня – самое важное.

Да, это правда, она не сомневалась в его словах. Об этом говорили его лицо, глаза, руки, голос. Ноги у нее подкашивались, она уже не могла сдержать чувств, которые подавляла в себе годы. Наконец кто-то узнал, наконец появился кто-то, кого волнует, что с ней происходит, что она выстрадала.

Это Ник. Его это волнует.

Бессознательно она потрогала грудь, шею.

– Тебе здесь тоже больно? Можно расстегнуть?

В ответ Мэгги лишь молча кивнула. Ее била дрожь, и она еле держалась на ногах. Очень осторожно, стараясь не причинить ей лишней боли, Ник потянул вверх блузку, а когда начал расстегивать воротник, Линк, как джентльмен – кто бы мог подумать? – отвернулся.

– Он душил ее. – И Ник потрогал синеватые отметины от пальцев. Расстегнув блузку и увидев под тонким кружевным лифчиком багрово-желтые кровоподтеки на ребрах, он зло выругался. Он произнес только одно слово – короткое и грязное. Никогда раньше Мэгги не слышала, чтобы он так ругался.

– Что такое? – спросил Линк, все еще стоявший к ним спиной.

– Он избил ее до полусмерти. – Голос Ника звучал почти спокойно, но на лицо, ставшее пепельным, страшно было взглянуть. В глазах застыла смертельная ненависть, в эту минуту он готов был даже на убийство. Ни разу в жизни Мэгги не видела его таким, он пугал ее. Она запахнула блузку. Их глаза встретились.

– Где он?

Она поняла, о ком он спрашивал. Опустив глаза, Мэгги принялась застегивать блузку, но пальцы дрожали так сильно, что она никак не могла попасть пуговицей в верхнюю петлю.

– Где он, Магдалена? – Тихий вкрадчивый голос прозвучал страшнее любых ругательств и угроз.

– Он уехал. Уехал рано утром в воскресенье, на три недели. И взял с собой Дэвида. – При имени сына ее голос дрогнул. – Они подыскивают подходящую школу за границей. Лайл сказал, что если я не заставлю тебя исчезнуть и не буду вести себя прилично, то уже в июне он отдаст Дэвида в пансион и сделает так, что я больше не увижу его, пока он не вырастет.

– Сукин сын! – Линк резко повернулся. Лицо его покраснело, руки сжались в кулаки.

– Он этого не сделает, – произнес Ник. Услышав эти слова, Мэгги поняла, что у нее нет больше сил сдерживать свои чувства. Нижняя губа предательски задрожала, глаза наполнились слезами, и, когда он притянул ее к себе, она уже не сопротивлялась. Оказавшись в его сильных руках, ощутив его тепло и. такой знакомый, родной запах, почувствовав себя под защитой, она, как усталый ребенок, прижалась к его груди. Целуя ее волосы, Ник тихо произнес:

– Не волнуйся, детка, он не сделает этого. Даю слово. Ты веришь мне? Он не сделает этого.

– Лайл Форрест может сделать все, что захочет, – не разжимая губ, прошептала Мэгги. И из глаз ее полились слезы.

Она услышала, как открылась дверь, но не осмелилась обернуться. Так долго сдерживаемые слезы лились безудержно, и она никак не могла остановиться. Плечи ее сотрясались от рыданий, пальцы вцепились в рубашку Ника.

– Я, должно быть, здесь оставила очки… – произнес раздраженный женский голос. Почувствовав, что тело Ника слегка напряглось, Мэгги представила, как они выглядят: младшая миссис Лайл Форрест, которая, знаете ли, не вполне является членом семьи, в расстегнутой блузке, рыдает в объятиях – вообразите себе! – какого-то высокого брюнета с внешностью бандита, притом рядом стоит еще такой же громила! Высший свет Луисвилля долго будет обсасывать смачные подробности этой сцены, но сейчас Мэгги просто не могла об этом думать.

Впервые за двенадцать лет она потеряла над собой контроль.

– Черт с ними, – прошептал Ник. И вдруг она почувствовала, как он поднял ее на руки и, прижимая к груди, так, чтобы не было видно ни расстегнутой блузки, ни заплаканного лица, понес к двери.

Он уже легко сбегал вниз по ступенькам, когда она, случайно подняв глаза, увидела столпившихся у парадной двери людей, в оцепенении наблюдавших за происходящим, – свекровь, Люси и еще человек двадцать женщин, приехавших на партию в бридж. Все они, раскрыв от изумления рты, застыли с округлившимися глазами.

Тем временем Линк открыл дверцу «корветта», и Ник сел в машину, держа Мэгги на коленях. Дверца захлопнулась, Линк включил двигатель, и «корветт» рванул с места.

Глава 21

Мэгги не могла остановиться. Всю дорогу она просидела, уткнувшись носом в плечо Ника и содрогаясь от рыданий, так что лишь смутно, каким-то шестым чувством, поняла, что они пересекли мост на Индиану, а затем принялись петлять по бесконечному количеству дорог, ведущих бог знает куда. Нет, она не была встревожена. Она доверила Нику свою жизнь и даже больше, чем жизнь.

– Ну-ну, все хорошо, – на разные лады бормотал Ник ей в ухо успокаивающие слова, баюкая ее в своих объятиях, но она продолжала рыдать. Ник с Линком обменялись парой каких-то фраз, но смысл их ускользнул от сознания Мэгги. Сейчас она могла только плакать.

Когда автомобиль, наконец, остановился, Ник выскользнул наружу, не выпуская ее из своих объятий. Последнее обстоятельство пришлось весьма кстати, поскольку Мэгги не в состоянии была оторваться от спасительного плеча и крепко обхватила руками шею Ника, словно вознамерилась никогда в жизни не отпускать его от себя. Он держал ее на руках, просунув одну ей под спину, а другую под колени.

– Слушай, забери все отсюда, ладно? – попросил Ник брата, который, распахнув перед ним дверцу автомобиля, смотрел на него поверх поникшей головы Мэгги.

Ответа Мэгги не расслышала, но, судя по тому, что Ник развернулся и, не говоря больше ни слова и не выпуская ее из рук, двинулся по поросшему травой двору, Линк ответил утвердительно. Как в тумане, Мэгги заметила древний двухэтажный сельский дом, явно нуждавшийся в побелке, а также пару-тройку странного вида мужчин на парадном крыльце, сосредоточенно изучавших какую-то карту. Завидев Ника, поднимавшегося по пологим ступенькам, они вскинули на него удивленные глаза, светившиеся поразительно одинаковым любопытством. Что-то удержало их от комментариев (или просто Мэгги не расслышала?) – то ли выражение лица Ника, то ли тот факт, что он нес на руках рыдающую и беспомощную женщину. Судя по всему, Линк шел следом, поскольку дверь чудесным образом мгновенно распахнулась перед ними, пропуская внутрь, а потом так же быстро закрылась. Ник, все так же держа ее на руках, пересек мрачный холл и направился в некое подобие гостиной, где наконец-то смог опуститься в огромное глубокое кресло с потертой обивкой, бережно устроив Мэгги у себя на коленях.

Она еще минут десять продолжала всхлипывать, прижимаясь к нему и хватая ртом воздух. Ник терпеливо ждал, не разжимая рук, нашептывая ей на ухо что-то вроде: «Тс-с-с, малышка», «Ну же, ну», – и одновременно нежно поглаживая ее по голове и спине.

Даже когда она успокоилась, он продолжал держать ее в своих объятиях. Мэгги приникла к нему, подобно измотанному плачем ребенку, обессиленно уронив руки и закрыв глаза. Скорее всего, потом она заснула, потому что, когда она вновь смутно начала различать окружающее, комната оказалась погруженной во мрак. Бросив взгляд на окно, слабо светившееся за спинкой кресла, Мэгги поняла, что и на дворе тоже темно.

Она все еще оставалась в его объятиях, уткнув лицо куда-то во впадину между плечом и шеей и полностью расслабившись. Ее левая рука безжизненно покоилась на плече Ника, правая, согнутая колечком, приткнулась между их телами. Крепкие руки Ника нежно прижимали ее к себе.

Постепенно приходя в себя, Мэгги медленно, в мельчайших деталях начинала осознавать происходящее. Она чувствовала под головой широкое и сильное плечо Ника. Ее ухо различало ровное биение его сердца. Мягкий хлопок рубашки прикрывал грудь, широкую и крепкую, источавшую тепло. Руки, сомкнутые на ее талии, были мускулистыми и, казалось, столь же надежными, сколь нежными. Вес ее тела уверенно приняли на себя его ноги, плотно стоявшие на полу. Ник сильный, подумала Мэгги. Мужчина, который сумеет постоять за свою собственность. А она была его собственностью. Всегда.

Еще плотнее прижавшись к нему, она вдруг подумала: «Ну, вот я и дома…», и эта мысль ее потрясла.

Она шевельнулась, затем выпрямилась и села, обнаружив, что Ник пристально наблюдает за ней.

Мэгги бросила на него смущенный взгляд, и Ник, загасив сигарету, улыбнулся в ответ. В глазах его светилась нежность. Его голова покоилась на спинке кресла, обитого выцветшей цветастой тканью; тело казалось тяжелым и расслабленным. Вид у него довольно усталый, отметила про себя Мэгги.

– Тебе получше? – спросил он, и она утвердительно кивнула в ответ.

Будь на его месте любой другой мужчина, ей пришлось бы просить прощения за свои бесконечные слезы. Но только не с Ником. Ему извинения ни к чему – они ведь единое целое. А значит, просить у него прощений – все равно что просить прощения у себя самой.

– Наверное, тебе неудобно, – проговорила она. – Мне кажется, я спала вечность.

– Всего часа три, – улыбнулся Ник. – Если кухонные часы не врут, значит, сейчас начало шестого.

– Надо было меня разбудить или хотя бы не держать на руках. Вот и кушетка рядом. – Слева от кресла и впрямь высилось громоздкое сооружение, покрытое старым золотистым бархатом. Несмотря на свою древность, выглядело оно достаточно привлекательно.

– Это если бы я захотел.

– Где мы? – Откинувшись назад, к его плечу, словно к спинке кресла, Мэгги обвела глазами комнату.

– Старлайт, штат Индиана. Мы с Линком арендуем эту ферму.

– А-а… – сонно протянула Мэгги. Казалось, тело ее обмякло, лишившись остова, словно вместе со слезами вытекли и последние силы. Грудная клетка ныла, но боль не имела ничего общего с той, прежней, и Мэгги решила не обращать на нее внимания. – Помнишь; детьми мы все время мечтали пожить на ферме?

– Помню. – Он улыбнулся. Голова Мэгги покоилась у него на плече, так что лицо его она видеть не могла, но безошибочно уловила чуть заметное движение губ. Подбородок и щеки оставались в тени, и, когда Ник слегка поворачивал голову, ее висок царапала легкая щетина. – Твоим самым большим желанием было кормить по утрам цыплят. – А что, прекрасное и скромное желание, разве не так? – Мэгги вздохнула, вспомнив о мрачной реальности. – Жаль, что мне не удалось его осуществить. Я только все испортила…

– Не настолько, чтобы нельзя было исправить. – Ник крепко, но осторожно, так, чтобы не навредить ее истерзанной груди; прижал Мэгги к себе. Несмотря на все случившееся, она чувствовала себя в его объятиях необъяснимо спокойно.

– Хотелось бы и мне такой же уверенности… Не нужно было нести меня на руках. Тут неподалеку клуб матери Лайла, так что можно побиться об заклад: весь город теперь о нас только и говорит.

Ее бы воля, она могла бы сказать и по-другому. Это дерьмо все испортит. Но ей не хотелось, чтобы Ник упрекнул ее в сквернословии. В данный момент ни к чему раздражать его.

– Ну и что? Развод ты получишь. – Слова прозвучали невыразительно, сдержанно: обычное утверждение, не оставляющее места для спора.

Мэгги промолчала: она чувствовала, как напрягся Ник.

– Черт побери, Магдалена, ты и в мыслях не должна допускать, что можешь вернуться к этому ублюдку! Я запрещаю тебе даже думать об этом. Ты слышишь?

И снова совершенно неожиданно для себя она улыбнулась.

– Ты всегда отдавал приказы.

Руки его разжались, отпустив ее, и Мэгги, наблюдая, с какой силой – так, что побелели костяшки пальцев, – они впились теперь в ручки кресла, поняла: Ник выпустил ее лишь потому, что боялся причинить боль. Она безошибочно определила, что тело его напряглось от ярости. Вот тебе и не хотела раздражать… Ей даже не нужно ничего говорить: он и так знает, что у нее на уме. Он слишком хорошо ее знает.

Ее голова по-прежнему лежала на плече Ника, и, слегка повернувшись, Мэгги заметила, как на его скулах вспыхнули яркие алые пятна, как загорелись от ярости кончики ушей. Эти приметы она давно знала по опыту: Ник начинает окончательно выходить из себя.

– Я предлагаю тебе сделать выбор, – взгляд Ника скользнул по ее лицу. – Либо ты – разведенная жена, либо – вдова. Все очень просто.

– Ник, – мягко проговорила Мэгги, – есть ведь еще Дэвид.

– К черту Дэвида!

– Не нужно так. Прошу тебя, никогда-никогда больше так не говори. Он ведь мой сын.

– А ты – его мать, – пробормотал Ник сквозь зубы. – Хотел бы я знать, что, по-твоему, он почувствует, если узнает, как его отец поступил с тобой? Думаешь, ему понравится видеть тебя, избитую до синяков и ссадин? Если бы вам пришлось поменяться ролями, и, для того чтобы остаться с тобой, Дэвиду пришлось терпеть негодяя, который использует его как подвесную грушу в боксе, как бы ты хотела, чтобы он поступил?

Мэгги молчала. Подобный поворот событий ей в голову не приходил.

– Но это же совсем другое…

– Какое, к черту, другое!

Уж если Ник начинал сыпать проклятиями, значит, дело серьезно. Подобное случалось с ним только в приступах неуправляемой ярости. Уж что-что, но сквернословие в присутствии женщин к его порокам не относилось. Даже когда Мэгги изредка позволяла себе резкие выражения, Нику это было не по душе. Когда они были детьми, Мэгги, случалось, с откровенным удовольствием вспоминала при нем какое-нибудь выразительное запретное словечко из тех, которые она когда-либо слышала. И так же запросто могла отпустить нечто подобное по его адресу, чтобы вывести Ника из себя.

– Обычно все было не так уж плохо. Так же сильно он избил меня только один раз, давным-давно. Дэвид был еще крошкой. Иногда Лайл мог меня ударить, мог дать пощечину. Ну, еще крепко сжать запястье и вывернуть руку, как в тот раз, но подобной дикости раньше не было. Ему больше нравится держать меня в страхе.

– О небо, я убью его! – Ник был вне себя. – Почему ты не ушла от него раньше?

– Из-за Дэвида, – устало проговорила Мэгги, сознавая, что Ник не хочет ее понимать. – Он бы никогда не позволил мне взять Дэвида.

– Он бьет мальчика? – Вопрос прозвучал так, словно Ник с трудом владел собой. Мэгги коротко и сухо рассмеялась.

– Да посмей он только поднять руку на Дэвида, он бы дорого поплатился. Я бы ни секунды с ним больше не осталась, забрала бы сына – и будь что будет. Но я убеждена – абсолютно и полностью, – что Лайл и пальцем его не тронет. По-своему он любит мальчика, да и Дэвид его обожает. Иногда мне даже кажется, что Дэвид, скорее, его сын, чем мой.

Слова эти ранили ее, особенно в присутствии Ника, но что делать, если это чистая правда. Она могла бы признаться, что слегка побаивается забирать мальчика у Лайла, опасаясь, что Дэвид, представься ему шанс, мог бы предпочесть ей отца. Лайл был прекрасным спортсменом, который легко добивается успеха в любом виде спорта: гольф, теннис, плавание, парусный спорт или лыжи. И внешне он приятен, всегда уверен в себе: за ним как за каменной стеной. Стоило ему только произнести слово прыгнул, как каждый в Луисвилле спрашивал: «Высоко?» Дэвида это все восхищало, весь этот флер силы и непобедимости. Да и воспитывался он как наследник, как отпрыск царя зверей. Уиндермир и все, что к нему относится, в один прекрасный день перейдут Дэвиду, и мальчик прекрасно это знает. Ну разве можно состязаться со всем этим на том лишь основании, что она – мать Дэвида и любит его?

Мэгги ненавидела Лайла, боялась его и в замужестве была откровенно несчастна. Она опасалась влияния Лайла на мальчика. Ах, как бы хотелось ей обладать даром тетушки Глории, той хваленой таинственной силой, способной вычеркнуть Лайла из ее жизни! Но ей этого не дано, и во всех схватках с мужем, включая развод, в побежденных окажется она, Мэгги. Все козыри на руках у Лайла, тогда как у нее от силы один, самый мелкий. Слабовато для борьбы. Да и как этот козырь использовать? Только беду накличешь, смертельно ранишь Дэвида, чтобы в результате опять остаться ни с чем.

Она не могла рисковать счастьем сына ради собственного. И не сможет.

– Кто-то еще знает, что он тебя избил? Его мать, экономка?

– Не думаю… – Мэгги покачала головой. – Мне… мне не хотелось бы, чтобы знали… Следы крови в том месте, где он меня ударил, я убрала, а когда поняла, что не могу свободно двигаться, легла в постель. Насколько мне известно, считается, что у меня грипп.

– Ты даже не крикнула? Не позвала на помощь?

– Мне не хотелось, чтобы услышала Вирджиния. – Мэгги говорила едва слышно, и Ник с трудом понимал слова. – Или кто-нибудь другой…

Усилием воли сдержавшись, Ник что-то невнятно пробормотал.

– Может быть, следует показаться врачу? – произнес он через мгновение, словно рассуждая вслух. – Нужно осмотреть раны на голове и проверить, не сломано ли ребро.

– О нет! – быстро отозвалась Мэгги.

– Почему?

– Потому что я не хочу! – Секунду Мэгги колебалась, затем решилась. – Мне будет стыдно, – добавила она уже спокойнее.

– Стыдно? Тебе? – повторил Ник, словно не расслышал ее слов, оглушенный яростью. – Разве ты в чем-то виновата?

– Нет, но… – Мэгги вздохнула, поняв, что разговор измучил ее и что этот бесплодный спор может продолжаться до утра. – Может, оставим обсуждение на потом? Пожалуйста. У меня болят ссадины, мне необходимо принять душ, и я умираю от голода.

– Ты не вернешься к Форрестам, даже если для этого мне придется приковать тебя к себе наручниками на всю оставшуюся жизнь. – Голос Ника дрожал от ярости, которую он пытался сдержать.

– Меня это устраивает, – слабо улыбнулась Мэгги, надеясь, пока у Ника окончательно не лопнуло терпение, слегка разрядить атмосферу.

– Я серьезно, черт побери!

– Я знаю. Я тоже серьезно. Ник посмотрел на нее в упор.

– Магдалена, у тебя жуткая рана на голове и все тело в кровоподтеках. Мы также установили, что твой ублюдок муж сумел крепко напугать тебя сексом, отвратив от него. Так какого дьявола ты таращищь на меня свои огромные удивленные глазищи и воркуешь со мной, словно провоцируешь на поцелуй?

– Возможно, старые привычки живучи, – рискнула ответить Мэгги, и в глазах ее вспыхнул озорной огонек. Ник надежен, как вера, и прочен, как скала. Она знала точно, что он никогда не швырнет ее на пол и не бросится на нее диким зверем. А значит, отчего бы немножко и не подразнить его? Она настолько устала от вечной подавленности, от страха. А последние три дня оказались самыми тяжелыми за всю ее жизнь. Так почему же не испытать счастье, когда это возможно? Поскольку половина Луисвилля все равно уже знает о том, как Ник вынес ее на руках из автомобиля, а остальные будут знать об этом к утру, значит, и Лайлу это станет известно. И тут уж он окончательно рассвирепеет, можно не сомневаться. Подобная перспектива пугала Мэгги, но в ней можно было найти и положительный момент: Лайл настолько потеряет голову от услышанного, что, какой бы безумный шаг она ни предприняла сейчас, хуже уже не станет.

Лайла не будет в городе еще две с половиной недели, и она выкрадет у судьбы это время для себя. Для себя и для Ника. А уж потом будет думать, что натворила. Если ей придется забрать у Лайла все свое, она это сделает. Но сейчас, хотя бы ненадолго, она намерена выбросить из головы Лайла вместе со всеми другими проблемами. Она намерена ухватить для себя хоть капельку счастья.

Право же, две недели – не слишком высокая цена за двенадцать лет страданий.

– Прочь с моих колен, ведьма.

Почуяв перемену в ее настроении, Ник капитулировал, однако, когда фраза эта слетела с его губ, Мэгги поняла, что он продолжит борьбу на следующий день. Ник шутливо и мягко наподдал ей с тыла – и Мэгги вычислила, что удар был бы сильнее, не опасайся он, что и там у нее синяки. Сбскользнув с его колен, она встала на ноги, с удивлением обнаружив, что они могут ее и подвести. Ник тоже поднялся, потягиваясь и морщась от боли, пока кровь возвращалась в затекшие мышцы, слишком долго пробывшие в одном положении. Чтобы сохранить равновесие, он положил руки ей на плечи.

– Ванная там, – кивнул он в сторону двери, едва заметной в темноте холла. – А я пока пойду на кухню, поищу, что мы можем съесть. Если почувствуешь слабость или закружится голова, крикни мне.

– Слушаюсь, господин. – Мэгги кинула на него через плечо искрящийся взгляд и отправилась в ванную.

Сделав все необходимое, она привела в порядок блузку, вымыла руки и, рассматривая себя в зеркало, состроила рожицу. Ну чистое пугало! Волосы взъерошены, словно беличье гнездо, свитое из ярко-красных осенних листьев. Глаза от слез припухли и покраснели, а лицо хранило смертельную бледность, словно после встречи с Дракулой. Пудра, которой она тщательно постаралась замаскировать синяки, осыпалась, скорее всего, на костюм Ника. От губной помады не осталось и следа, зато под одним глазом красовались черные разводы: неоспоримое доказательство того, что тушь для ресниц вовсе не водостойкая, как утверждала реклама.

Этого Мэгги стерпеть не могла.

Скрутив волосы узлом на затылке, она сполоснула лицо холодной водой с мылом, мало заботясь о том, что Ник заметит синяки на лбу и щеках. Чистый пустяк по сравнению с тем, что он уже видел. Затем прополоскала рот и, обнаружив на туалетном столике расческу, осторожно, поскольку рана на голове оставалась чувствительной, принялась причесываться. В аптечке, висевшей тут же, Мэгги попыталась отыскать какую-нибудь косметику, но в этом удача ей отказала. Ничего подходящего, кроме таблеток тиленола, две из которых она тут же проглотила, запив водой. Зато теперь появилась надежда, что через несколько минут боль в висках утихнет.

Впервые за три дня Мэгги почувствовала себя лучше. Она вышла из ванной, ориентируясь на единственную полоску света, пробивавшуюся из-под какой-то двери.

Это оказалась кухня, типичная для сельского домика: выкрашенные белой краской шкафы и полки, покрытый линолеумом пол, красные дешевые занавески, на окнах. В одном конце, под узкими окнами, стоял огромный стол с хромированными ножками – гордость убранства родом из пятидесятых годов. Ник уже водрузил на него пару тарелок и пластиковую бутыль с водой, а в центре, как украшение, поместил картонную подставку с солонкой и перечницей. Сейчас он что-то пристально изучал в духовке, согнувшись над ней с кухонной прихваткой в одной руке и вилкой на длинной ручке в другой. Мэгги внимательно наблюдала, как он переворачивает один из шипящих стейков и вновь задвигает сковородку в духовку, закрывает дверцу. На нем были серые брюки от костюма и распахнутая у ворота белая рубашка с закатанными рукавами, выставлявшими на обозрение крепкие, покрытые волосами руки. От кухонного жара он раскраснелся, волосы спутались, а подбородок и щеки потемнели от пробившейся, щетины.

Сейчас он казался ей привлекательнее всех мужчин, которых она встречала в жизни.

– Какой запах… – проговорила Мэгги, переступая порог.

Ник поднял на нее глаза и улыбнулся.

– Да, в отличие от тебя, я прекрасный кашевар, помнишь? Разве что ты поднабралась опыта после тех сгоревших бифштексов.

– Едва ли, – призналась Мэгги с любопытством заглядывая через его плечо и изучая содержимое кастрюль на плите. В одной булькали кукурузные початки, в другой плавилась на разогретом масле фасоль.

– Я потрясена, – промолвила Мэгги, и ее желудок согласно заурчал.

– Тогда садись. Все будет готово через минуту. Мэгги направилась к столу, потом на мгновение приостановилась.

– Нужно позвонить в Уиндермир, сказать им, что меня не похитили и со мной ничего не случилось. Пока они не всполошились и не натворили глупостей, например, позвонив в полицию или Лайлу.

Сейчас даже думать о Лайле ей было противно, и уж тем более говорить о нем без крайней необходимости. Но сообщить о себе необходимо, а звонить домой за спиной у Ника она не хотела. Никогда больше она не скажет ему ни слова лжи.

Ник повернулся, не выпуская из рук вилку, взглянул на нее и нахмурился. Не моргнув глазом, Мэгги выдержала его взгляд.

– Ну что ж, звони, – наконец согласился он. – Но назад ты не вернешься.

– А разве я говорила, что вернусь? – Телефон на стене. – Слегка скривив губы, Ник снова повернулся к плите.

Глава 22

– Кто был тот человек? – резко и требовательно спросила Люси, едва Мэгги назвала себя.

Услышав голос золовки, Мэгги поморщилась: ей тут же захотелось бросить трубку. Уж лучше поговорить с Вирджинией. А может, и нет. Возможно, Вирджиния задала бы ей вопросы, отвечать на которые Мэгги в данный момент была не готова.

– Приятель. – Голос ее прозвучал холодно.

– У тебя с ним роман?

– Нет. Хотя это вовсе не твое дело, согласись.

– Все вокруг считают иначе. Видела бы ты лицо Линды Брэнтли! А Конни Мейсон! Они просто шокированы. Шокированы! Как и все мы. Мама настолько подавлена этими разговорами, что почти лишилась сил и лежит в постели. Это в шесть часов! Нет, я ее не виню – это ты обнималась в нашем доме с тем человеком, едва одетая. А потом он нес тебя на руках на глазах у всех знакомых – нет, мы этого не переживем! Лайл просто умрет, когда узнает. Я уже пыталась до него дозвониться, но он сейчас в дороге, так что мое сообщение найдет его дня через два. Мама все время умоляет меня ничего ему не говорить, но я считаю это своим долгом. Я вовсе не хочу навлекать на тебя беду, Мэгги, но рано или поздно он все равно узнает, поверь мне, так что пусть уж лучше информация придет из его семьи.

– Люси, – остановила ее Мэгги, не в состоянии продолжать разговор и чувствуя, что нервы ее напряглись как струны. Она почти физически ощущала, как тянутся к ней щупальца Лайла, словно он мог схватить ее и вернуть к себе даже по телефону. – Я звоню, чтобы сказать Вирджинии, что меня не будет дома несколько дней. Я собираюсь пожить у друзей.

– У друзей! – фыркнула Люси. – Не принимай меня за дурочку. Ты сейчас вместе с тем мужчиной! Но кто же он, в конце концов? Сара говорит, это твой старый дружок, которого привезла на твой день рождения Баффи, но не может вспомнить, как его звали. Она даже собиралась позвонить Баффи.

– Скажи ей, пусть не утруждает себя. – Голос Мэгги стал ледяным. – Его зовут Ник. Ник Кинг. Поняла? Или повторить по буквам? Да, именно у него я и остаюсь. Так что можешь все это пересказать Лайлу.

– Ты… ты просто наглая изменница! – Казалось, у Люси перехватило дыхание.

– Пожалуйста, скажи Вирджинии, что я буду ей звонить, – спокойно проговорила Мэгги и нажала на рычаг. Едва только пальцы, державшие трубку, разжались, Мэгги обнаружила, что они дрожат. – Вот дрянь, – проговорила она, адресуясь к стене. И повторила с яростью: – Дрянь!

– Э-эй! У тебя все в порядке? – Крепкие руки Ника обняли ее, притянув к себе. Мгновение она стояла неподвижно, замерев в его объятиях, затем обессиленно приникла к его груди. От рук его шло согревающее тепло. Почти бессознательно она положила свои руки поверх его, отметив, какие они теплые и крепкие, порадовалась шелковистости пушка, покрывающего кожу, величине и силе его ладоней.

– Это сестра Лайла. Она его точная копия.

– Дрянь, – охотно согласился с ее определением Ник. Что-то рассмешило Мэгги в этой его готовности, и она улыбнулась.

– Это уж точно.

– А я не сомневался.

– Она хотела знать, кто ты такой.

– Я слышал. Ты очень мило ей все объяснила.

Секунду поколебавшись, Мэгги решила облечь в слова одну мысль, не дававшую ей покоя после разговора с Люси:

– Ник, может, мне лучше поехать в гостиницу? Я не хочу, чтобы тебе пришлось объясняться с Лайлом. Он может быть… очень жестоким.

– Магдалена, выбрось эти мысли из головы. Я вовсе не боюсь Лайла Форреста. Так что ты останешься здесь. Если только… Ты что, хочешь поехать в гостиницу? – Вопрос прозвучал так, словно Нику только сейчас пришло в голову, что она может и не захотеть с ним остаться.

– Нет, – поспешила заверить его Мэгги.

– Вот и отлично. – Голос Ника зазвучал веселее.

– Она назвала меня изменницей. – Мэгги понимала, что это смешно, но обвинение задело ее.

– Вот как? – Похоже, Ник никак не мог отделаться от мысли о ее синяках, и, хотя объятия его не стали крепче, она почувствовала, как напряглись его руки и затвердели мышцы. – Не думай об этом. Это неправда.

– Жаль, если так. – Внезапно страсть дала о себе знать, прорвавшись наружу в этой фразе и полыхнув в глазах Мэгги, когда она обернулась, чтобы встретить его взгляд. Ник был выше нее почти на голову, хотя и Мэгги не считалась крошкой. Широкие плечи, сильные руки, мускулистое тело. Что бы ни говорили о типе его лица, Ник несомненно красив: черные волосы, зеленовато-карие глаза с поволокой на четко очерченном бронзовом лице. И очень сексуален. Настоящий мужчина. Любая нормальная женщина с ума сходила бы от желания. Когда-то сходила с ума и она. Но только не сейчас. Жестокость Лайла, похоже, выбила из нее даже намек на желание. – Мне бы так хотелось стать изменницей. Хотелось бы сгорать от страсти вместе с тобой.

Ее руки покоились на плечах Ника, в то время как его скользнули вверх по ее спине.

– Это возможно.

Он склонился к ней, приблизив лицо. Мэгги взглянула на» него снизу вверх – твердый колючий подбородок, высокие скулы, крупный рот и гордый нос, – затем перевела взгляд на широкий лоб, отливающие чистым изумрудом глаза, смотревшие на нее из-под тяжелых век. Она встретилась с ним взглядом и прочла в нем страсть. Нет, перед ней не возбужденный мужчина-хищник, перед ней – ее Ник. Сердце Мэгги забилось быстрее, руки потянулись к его шее.

– Я люблю тебя, Ник.

– Я знаю. – Губы его, едва касавшиеся ее губ, слегка отстранились. – Я тоже люблю тебя.

– Я хочу, чтобы у нас был роман.

– Поверь мне, я хочу этого еще больше. – Его глаза светились нежной грустью.

– Поцелуй меня.

– Магдалена… – Если он и пытался возразить, она помешала ему, прильнув к его губам. Просто приподнялась на цыпочки и прижалась к нему, радостно отметив, что губы Ника теплые и плотные. Очень теплые и очень плотные. Просто созданные для поцелуя. Губы ее раскрылись, и Мэгги коснулась его губ кончиком языка. Он крепче сжал ее в объятиях, страстно и требовательно перехватывая инициативу. Прижав ее к себе, одной рукой он нежно поглаживал ее затылок, другой, приподняв за подбородок, притянул к себе ее голову. Мэгги жадно откликнулась на теплую негу его губ, готовясь принять его язык и в то же время плотнее обвивая руками шею Ника.

Он осторожно исследовал языком сначала ее губы, небо, внутреннюю сторону зубов, потом ненадолго остановился. И вдруг с новой силой и страстью провел кончиком языка по волнующей шероховатой поверхности, как бы приглашая ее включиться в игру. Она охотно приняла условия, и, скользнув языком в глубь его рта, задрожала от страсти. Глаза ее оставались открытыми.

Словно почувствовав тяжесть ее взгляда, Ник тоже открыл глаза. Всего лишь на мгновение, на одно мгновение Мэгги показалось, что взор его затуманился. Затем он вновь стал пристальным, под конец засветившись улыбкой.

Он продолжал целовать ее, все еще требовательно исследуя ее рот и все это время не спуская глаз с Мэгги, в свою очередь внимательно наблюдавшей за ним. Руки Ника крепко сжимали ее в объятиях, грудь ее, казалось, вот-вот расплющится на его груди, но сознание этого было сладостным, и тело Мэгги немедленно отозвалось, сыграло в унисон: грудь набухла, соски стали твердыми. Она чувствовала ответную жадную реакцию его тела, устремившегося к ней.

Внезапно, словно осознав, что с ним происходит, Мэгги на мгновение застыла. Затем, еще не понимая, что делает, отодвинулась, освобождаясь от его губ и сражаясь одновременно с собственным сопротивлением, идущим глубоко изнутри.

Его руки, все крепче и крепче, пропорционально растущему желанию, сжимавшие ее, разомкнулись. Безжизненно, как подрубленные крылья, они метнулись вниз, к. ее бедрам. Неуверенным движением Ник отодвинул от себя Мэгги.

Она готова была пожалеть о том, что он остановился. Как нарочно, именно теперь, в этот момент. Но она поняла, что Ник не хочет форсировать события. Словно протестуя, ее руки по-прежнему обвивали его шею, отказываясь отступить. Пальцы скользнули вверх, к затылку, в густоту волос, наслаждаясь упругостью завитков и теплом кожи.

Мгновение Ник пытливо всматривался в лицо Мэгги, затем с едва уловимой усмешкой прижался лбом к ее лбу. Дыхание его участилось, лицо до самых скул скрыла темнота. Тело еще хранило напряжение, а руки, лежавшие на ее бедрах, оставались нетерпеливыми.

– Все оказалось не так уж плохо, – пробормотала Мэгги, успокаиваясь: паники внутри нее нет. Внезапно Них расхохотался.

– Я был уверен, что ты именно так и думаешь.

– Тогда почему же ты остановился?

Он поднял на нее глаза.

– Потому что у нас все должно быть еще лучше. И очень скоро. А вот спешить нам некуда: впереди у нас вся жизнь. Мы снова вместе, Магдалена, и это наш счастливый шанс. Я не дам тебе уйти.

– О, Ник… – Сердце ее сжалось, как от физической боли, руки плотнее сомкнулись у него на спине. Откинув голову, она прижалась губами к его колючему подбородку. – Я так не хочу, чтобы ты меня отпускал!

– Отлично, – прошептал он, снова жадными губами отыскивая ее губы. На этот раз поцелуй был коротким: быстрая атака, а затем отступление.

– Стейки! – Ник бесцеремонно, словно тряпичную куклу, отодвинул Мэгги в сторону, кинулся в кухню и рывком распахнул дверцу духовки – почти тотчас же исчезнув в клубах дыма. Он попытался вытащить горячую сковороду, застонал от боли и схватил прихватку. Спустя секунду спасенные стейки были водружены на подставку рядом с плитой.

Мэгги перевела взгляд со стейков на Ника, не отрывающего от них глаз, и закатилась в хохоте.

– Кто это говорил о сгоревших бифштексах?

– Ты нарочно отвлекла меня. – Ник выключил огонь под кастрюлькой с соусом, затем взял вилку и удрученно ткнул ею в обуглившееся мясо. – Не исключено, что они все же съедобны, если соскоблить подгоревшее.

Мэгги подозрительно уставилась на стейки.

– Слушай, а нельзя заказать пиццу на дом?

– Боюсь, что нет. – Ник усмехнулся и покачал головой. – Но, если хочешь, можем поехать куда-нибудь и съесть по кусочку.

Мэгги не была в пиццерии сто лет: Форресты пиццу не ели, за исключением Дэвида, да и то в том лишь случае, если забредали с ним вдвоем в «Пиццу Хат», чтобы быстро перекусить, либо когда он ночевал у кого-нибудь из друзей..

– Прекрасная идея, – согласилась она и тут же с сомнением поднесла к губам палец. – Я же забыла: я не взяла с собой косметику. Как жаль, что ты не подумал о моей сумочке, когда выносил меня из дому!

– Уж извини, но о сумочках я думать не привык. Кстати, зачем тебе косметика? Ты просто великолепно смотришься без нее. На все пятнадцать лет.

– Спасибо. – Комплимент прозвучал неожиданно и искренне, и Мэгги с удивлением отметила, что он ей приятен. Возможно, дело в том, что все последние годы Лайл постоянно твердил ей одно: она быстро стареет и должна благодарить Бога за изобретение косметики, поскольку без нее она так же привлекательна, как ее бродячие псы. Немного поколебавшись, Мэгги спросила: – А как же мои синяки? Они не слишком ужасны?

Глаза Ника посуровели.

– В ресторане будет темно. – Он ниже склонился над ней: – Да и ничего ужасного я в них не вижу. Неужели он решился ударить тебя по лицу?

– Да. – Мэгги прошептала эти слова, почувствовав, как ее захлестнуло унижение, и отвела глаза в сторону.

– Магдалена, – мягко проговорил Ник, подходя еще ближе. Одной рукой он обнял ее за талию, другой, подхватив за подбородок, приподнял голову, заглядывая в глаза. – Посмотри на меня.

Она с трудом подчинилась.

– Если бы тебя сбила машина, ты стыдилась бы того, что переходила улицу в тот момент, когда она проезжала мимо?

– Н-нет…

– А случись крушение самолета, ты стыдилась бы, что купила билет именно на этот рейс?

– Нет.

– А если бы тебя ограбили под дулом пистолета, тебе было бы стыдно, что грабитель выбрал именно тебя?

– Конечно, нет.

– А почему нет? – Прежде чем она успела раскрыть рот, Ник ответил за нее сам: – Ты не стыдилась бы, произойди с тобой один из этих несчастных случаев, поскольку ты тут ни в чем не виновата. Но случай с твоим ублюдком-мужем относится к той же категории. Это у Лайла Форреста должны быть проблемы, и это ему нужно стыдиться, а вовсе не тебе.

– О, Ник… – Слабая улыбка, едва родившись, погасла. Знакомая боль, та, что предвещала рыдания, снова перехватила ей горло. Мэгги казалось, будто ее затянул и кружит бесконечный водоворот; кружит уже столько лет, что их трудно даже точно сосчитать, и вот наконец-то появился он, подхватил ее и вернул обратно, на твердую землю. Наконец-то она обрела равновесие, а вместе с тем и будущее. Если не сердцем, то умом она понимала, что Ник прав.

О, как она благодарна ему за это открытие! Но если она второй раз за сегодняшний день разразится слезами, едва ли это можно будет назвать наилучшим способом выражения благодарности. Судорожно глотнув, Мэгги страстно пожелала, чтобы боль исчезла.

Ник пристально наблюдал за ней.

– Я хочу, чтобы ты произнесла следом за мной: «Этот ублюдок Лайл Форрест – грубое животное с больной психикой, и во всем виноват он, а не я. Я не сделала ничего плохого, чтобы стыдиться».

Слабая улыбка коснулась губ Мэгги.

– Да ну, это глупо.

– Вовсе нет. Повтори.

– Мне смешно.

– Не имеет значения. Повтори.

Мэгги опять судорожно глотнула: казалось, слова застревали в горле и она с трудом выталкивала их наружу:

– Этот ублюдок Лайл Форрест – грубое животное с больной психикой, и во всем виноват он, а не я. Я не сделала ничего плохого, чтобы стыдиться.

– Ты согласна? – Глаза Ника пытливо впились в ее лицо.

Потянувшись, Мэгги сжала пальцами запястье его руки, державшей ее подбородок, и кивнула.

– Согласна.

– Вот это моя девочка. – Подбородок Мэгги оказался на свободе, а его рука накрыла ее пальцы. – Каждый раз, когда ты почувствуешь стыд, оттого что он ударил тебя, повторяй эти слова. Идет?

– Идет. – Все еще дрожа, Мэгги улыбнулась ему, и его глаза потемнели. Он подтянул к губам ее сжатые в кулачки руки, быстро поцеловал их, потом провел костяшками ее пальцев по своей щеке. Наждачной бумагой царапнула щетина. Это ощущение колючей щетины поверх теплой и нежной кожи показалось Мэгги самим воплощением мужественности, и сердце ее защемило. Высвободив руку, она прижала ее к щеке Ника. Для нее этот жест таил больше интимности, чем любое другое прикосновение. В нем было самое главное – доверие.

Ник, казалось, и на этот раз прочел ее мысли. Положив свою руку поверх ее, он еще крепче прижал к лицу ладонь женщины. Устремленный на Мэгги взгляд излучал чувственность и покой. На мгновение Мэгги подумала, что сейчас он снова поцелует ее, и поймала себя на мысли, что страстно этого хочет, но Ник сдержался.

– Все еще мечтаешь о пицце? – проговорил он вместо этого. Мэгги кивнула, и Ник, взяв ее за руку, повернулся и зашагал сквозь полутемный холл к выходу. Мэгги вынуждена была следовать за ним, подчиняясь силе его руки. Он остановился лишь на секунду, чтобы прихватить брошенный на спинку кресла в гостиной пиджак.

Когда они вышли на крыльцо, Ник быстро огляделся. Неожиданный порыв прохладного воздуха подхватил остатки осенней листвы, еще сохранившейся вдоль ограды, и, закружив, погнал ее через ровный, пестрый дерн переднего двора.

– А тут холоднее, чем я думал, – сказал он, высвобождая ее руку. Но, вместо того чтобы поплотнее запахнуть пиджак, как решила было Мэгги, Ник накинул его ей на плечи. Она попыталась была протестовать, но он лишь сверкнул глазами в ее сторону. Мэгги слишком хорошо знала этот взгляд и проглотила готовые уже было сорваться с языка возражения. Никакого смысла объяснять, что на ней толстый вязаный кардиган, а на нем – всего лишь рубашка с короткими рукавами. Ника прежде всего беспокоило, чтобы удобно было ей, а не ему.

Вечер и вправду выдался холодный. Не то чтобы леденяще холодный, но градусов тринадцать, не больше, да плюс ко всему еще восточный ветер. Дожидаясь, пока Ник закроет дверь, Мэгги с наслаждением куталась в пиджак, радуясь теплу.

– Тебе, должно быть, холодно, – заметила она, не в силах отвести глаз от закатанных рукавов рубашки, расстегнутого ворота и темных волос, которые безжалостно трепал ветер.

Сунув в карман ключи, Ник обнял ее и усмехнулся.

– Когда ты рядом, мне не может быть холодно. – Фраза развеселила ее своей нелепостью, но Ник, похоже, этого и добивался.

Удивительно, но Мэгги чувствовала себя на удивление согретой.

Глава 23

За ужином они болтали обо всем и ни о чем. Вместо обычной пиццерии Ник привел ее в небольшой симпатичный ресторанчик, который содержала семья итальянских эмигрантов. Ресторанчик каким-то невероятным образом примостился на перекрестке всех дорог, где поблизости не было ни одного подобного заведения. Даже во вторник вечером в нем было полно народу, и, когда им удалось заполучить столик в углу, Мэгги была счастлива. Бесхитростный ужин, который подала им молоденькая дочь хозяина, оказался превосходным. Мэгги смаковала каждый кусочек. За последние три дня она почти ничего не ела и теперь радовалась здоровому чувству голода и возможности утолить его. Какое блаженство просто сидеть тут, за простой, но восхитительной едой, смеясь и болтая обо всем, что приходит в голову! Какое удовольствие напрочь позабыть о страхе и не думать, что ожидает ее дома. Как восхитительно не-вспоминать обо всех этих манерах и правилах приличия, не обращая внимания на волокна расплавившегося сыра, которые тянутся от пиццы ко рту! И уж совершенно потрясающе, что можно не волноваться по поводу не накрашенного лица, отсутствия помады и туши, да просто синяков, «украсивших» ее лицо.

Какое счастье быть тут вместе с Ником!

– Расскажи мне, чем ты занимался последние двенадцать лет, – приказала Мэгги, впиваясь зубами в пиццу.

– Ты хочешь сказать, помимо того, что крутился вокруг тебя как привязанный?

– Точно! – Мэгги рассмеялась.

Рассказ Ника был недолгим: сначала пошел служить, немного подзаработал, уволился и занялся своим бизнесом. Вот, пожалуй, и все.

– А где ты служил?

Такое сдержанное описание проведенных вдали от нее лет было не похоже на Ника, наделенного изумительной памятью на мельчайшие детали и даром рассказчика.

– Во флоте, – коротко отозвался Ник, самозабвенно поглощая пиццу.

– Ты был на флоте? Представляю, как ты смотрелся в этой белой форме! – игриво проговорила Мэгги.

– Возможно. Ты, наверное, слышала старую присказку о том, что у моряка в каждом порту по жене? Так вот, у меня было по три.

Мэгги понимала, что он поддразнивает ее, а потому, слегка ударив его ногой под столом, снова невозмутимо принялась за еду.

– А сейчас чем ты зарабатываешь на жизнь? – Любопытство Мэгги возрастало пропорционально той скоррсти, с какой исчезала с ее тарелки пицца.

– Покупаю ночные клубы, – Ник глотнул пива, – которые разоряются, раскручиваю их и продаю за большую цену, чем купил.

Мэгги посмотрела на него с подозрением. Она давно знала Ника и научилась понимать, когда он «говорит серьезно. Ответ получился уж слишком коротким и слишком гладким. Что он недоговаривает?

– Правда? – Слово сорвалось с ее губ автоматически, и Мэгги сама удивилась, услышав его. Затем, внутренне улыбнувшись, подумала, что рядом с Ником она вновь возвращается в детство. Этим вопросом они часто озадачивали друг друга, будучи детьми, и часто в ответ клялись в истинной правде.

– Ты мне не веришь? Но почему? – Ник настороженно взглянул на нее. Похоже, он забыл о той детской клятве.

– Да потому, что я хорошо тебя знаю, Ник Кинг, и все это не в твоем духе.

– Но мце уже больше тридцати лет, Мэгги. Я изменился.

– Бывает, что и свиньи летают… – шутливо проговорила Мэгги.

Он рассмеялся и откусил еще кусок пиццы.

– Ну, а ты поверишь, если я скажу, что в смысле денег у меня все в порядке? Я не богат, но зарабатываю неплохо. Достаточно, чтобы позаботиться о тебе, о нас обоих и о твоем ребенке, да еще и отложить немного на старость.

– Деньги меня больше не интересуют, – совершенно искренне ответила Мэгги. – Поверь мне. Я слишком дорогой ценой заплатила за одну истину: деньгами счастья не купишь. Все эти годы у меня было больше денег, чем мы могли вообразить в наших детских мечтах, но я была несчастна. Это был просто кошмар…

– Теперь все позади. – Ник дожевывал последний кусочек пиццы, глаза его пристально смотрели на Мэгги. – Ты никогда больше туда не вернешься.

Мэгги отпила немного коки.

– Почему ты не женился? – Этот вопрос интересовал ее давно, к тому же ей не терпелось сменить тему. Меньше всего Мэгги хотелось сейчас думать о своем будущем. Одна мысль о возвращении к Лайлу заставляла все внутри сжиматься, а кожа покрывалась мурашками от отвращения. Единственное, что ее смущало – это Дэвид. Она не может оставить Дэвида и никогда не пойдет на это. Да и Лайл его никогда не отпустит. Но сейчас она не будет думать об этом. Подумает потом, позже, через неделю, когда сможет спокойно все взвесить и принять решение. Но только не сейчас. Она пока не готова.

– А как ты думаешь почему, Магдалена? – Ник искоса взглянул на нее, проглотил остатки пива и махнул рукой официантке.

– Это не ответ.

– Потому что я так и не встретил женщину, которая могла бы занять в моем сердце твое место.

Лучшего ответа она не могла бы и пожелать, только…

– Правда? – снова с улыбкой спросила Мэгги.

– Лопни мое сердце, и пусть его сожрут дикие псы, если я вру!

Наконец-то он вспомнил их детскую клятву! Ту самую, которую они давали, чтобы подчеркнуть абсолютную, неоспоримую правдивость своих слов. Пока Ник изучал счет и протягивал двадцатидолларовую бумажку официантке, которая подошла как раз к моменту окончания разговора, Мэгги не спускала с него глаз.

Значит, он все помнит. Следовательно, в том, что касается его работы, он все-таки что-то от нее скрыл. Мэгги не могла не думать об этом, лелея в душе слабую надежду, что Ник не вор, не мошенник и не кто-нибудь похуже. Под конец она пришла к выводу, что, в конце-то концов, особого значения это не имеет. Если Лайл даст ей развод, она всегда сумеет найти для себя работу. Двенадцать лет назад лучшей, чем она, официантки было не сыскать во всей «Хармони Инн».

Значение имело только одно: к добру или лиху, богатству или бедности, к честности или обману, но она бы хотела всю оставшуюся жизнь прожить вместе с Ником. Как жаль, что подобная мысль не пришла ей в голову двенадцать лет назад! Это всех бы избавило от многих бед и печалей.

– Готова?

Мэгги кивнула. Ник поднялся, пропуская ее к выходу.

На стоянке поджидал их пыльный «форд-пикап» – единственный транспорт, оставшийся на ферме. Судя по всему, «корветт» понадобился Линку, и Ник, обнаружив это, вполголоса отпустил в его адрес серию пылких определений. К счастью, ключ оказался в замке зажигания, иначе им пришлось бы довольствоваться сгоревшими стейками.

Кабинка пикапа находилась настолько высоко над землей, что Мэгги буквально пришлось карабкаться туда. Слишком быстро нагнувшись, она невольно поморщилась: резкая боль в ребрах дала о себе знать, но, к счастью, едва лишь она заняла место на сиденье, боль утихла. Поплотнее закутавшись в пиджак Ника – надежную защиту от сквозняка, – Мэгги скользнула на обтянутое голубым винилом сиденье водителя, распахивая дверцу для Ника. Ник сначала помог сесть ей, и теперь обходил машину, направляясь к своей дверце. Он сел за руль, и Мэгги собралась было вернуться на свое место.

– Стоп. – Ник остановил ее на полпути, обхватив рукой за плечи и хитро улыбнувшись. – Разве ты не заметила, как ездят в пикапе местные парочки? Люди решат, что мы чужаки, если ты будешь жаться к дверце.

– Ну уж этого удовольствия мы им не доставим. – Мэгги прекрасно знала, что вокруг ни души и, что Нику наплевать на то, что о нем подумают, так что довод его не выдерживал критики. Но удовольствие прижаться к нему, быть рядом с ним оказалось сильнее. Ник отстегнул ремень безопасности со своей стороны, и Мэгги пристегнула его справа от себя. Автомобиль двинулся одновременно со щелчком пристегнутого ремня. Почти тотчас же в кабинку стал поступать теплый воздух, и Ник выключил обогреватель. Его собственное тело могло служить обогревателем не хуже, и Мэгги вскоре согрелась. Она скинула пиджак, положив его на свободное сиденье у дверцы. Теперь каждый раз, когда Ник поворачивал руль, она могла без помех наслаждаться прикосновением его руки. Это прикосновение захлестывало ее восторгом.

– Хочешь немного прокатиться?

– Куда именно?

– По тропе памяти.

– Если ты хочешь… – Мэгги не очень хорошо понимала, о чем он говорит. Ник ничего не объяснял, ну и ладно. Куда бы он ни повез ее, она безропотно последует за ним. Хоть на край света. Они добрались до границы штата и пересекли мост на Кентукки, не обменявшись ни словом. Только когда автомобиль проскочил развязку на Элгонквин-паркуэй, Мэгги поняла, куда они едут.

– Паркуэй-плейс. – Она не была там целую вечность, с тех самых пор как перевезла отца из новостроек. Да она никогда не думала о возвращении: оно могло бы оказаться слишком болезненным. Не только из-за того, что она перестрадала, живя там, но также из-за того, что потеряла, уехав оттуда.

– Я проезжал мимо, когда впервые вернулся в город. Там ничего не изменилось. Ни капли.

– Я не была здесь десять лет. Ник посмотрел на нее.

– Корни, Магдалена, – мягко проговорил он. – Иногда нужно возвращаться к своим корням.

Она ничего не ответила, лишь с возрастающим нетерпением вглядывалась в знакомый ландшафт. Вот, например, здесь на углу была церковь Успения, где когда-то главенствовал отец Джон.

Сейчас окна ее заколочены, а то, что некогда было крышей, потемнело от времени и разрушилось. Маленький деревянный шпиль, когда-то служивший маяком всей округе, попросту отсутствовал.

– Ник, посмотри на церковь! – Она схватила его за руку, указывая за окно кабины.

Кинув взгляд в указанном направлении, Ник покачал головой.

– Сгорела.

– Странно, почему они не отстроили ее заново или, напротив, не разобрали полностью?

– Здесь так не делается, малышка. Ты слишком долго жила в другом мире, привыкла к другой жизни. А здесь не до того. Не до реставрации.

Он был прав. Настолько прав, что Мэгги не нашлась, что ему возразить, Прильнув к окну, она жадно изучала окружающее, вновь окунувшись в свое прошлое. Потрепанные домишки постепенно вытеснялись фабриками, магазинами и складами. Похоже, что часть их уже забросили и жильцы. На некоторых, как на церкви, виднелись следы пожара, другие были заколочены. В воздухе пахло гарью от расположенных поблизости заводов и фабрик, и запах этот проникал повсюду, умудрившись пробиться даже за поднятое стекло кабины. На долю зеленых просторов приходился лишь абсолютный минимум земли, но и то немногое, что осталось, было ревниво обнесено ржавыми решетками оград. Неровные тропки бежали вдоль дорог, и, хотя было только еще девять часов, улицы оставались пустынными. Место это считалось неспокойным; лишь какие-то мрачные личности шныряли в темноте, подальше от улиц, там, где побольше шансов остаться незамеченным. Честные жители сидели по домам, подальше от опасных переулков.

Мэгги уже успела забыть, что представляло собой это место.

Внезапно впереди, чуть слева, замаячил Паркуэй-плейс. Мэгги жадно впилась взором в казарменного вида здания. Выложенные из желтого кирпича дома, построенные вокруг небольшого внутреннего дворика, на котором удалось вырасти лишь скудным пучкам травы, оказались куда отвратительнее, чем она помнила. Однообразные, как коробки, здания украшали уродливые алюминиевые окна, некоторые из которых выставляли напоказ изношенные кондиционеры, свесившиеся с подоконников, как тупые металлические носы. Не менее убогим украшением служили и потертые бетонные ступеньки под мрачно нахохлившимися навесами. С того времени, что Мэгги не была здесь, местные обитатели захватили еще больше зеленого пространства, и теперь бетон вокруг домов не оставлял места ни былинке, ни, упаси Господи, деревцу.

Резкий хлопок, донесшийся со стороны 7-й Стрит-роуд, 1 заставил ее инстинктивно замереть в напряжении. Звук был удивительно знакомым, хотя Мэгги не слышала его уже несколько лет: пистолетный выстрел. Когда-то эти внезапные выстрелы неподалеку были обыденной частью ее существования.

Со следующей улицы донесся грохот; этот звук тоже был частью ее детства: если ты жил на Паркуэй-плейс, постоянный грохот проносившихся мимо грузовиков служил тебе колыбельной.

Откуда-то из проема между домами появился сутулый старик, толкавший перед собой тележку, набитую каким-то хламом, и медленно зашагал по улице, подслеповато уставившись на тропинку под ногами. Позади, всего в нескольких шагах от него, возникли трое подростков в джинсовых куртках и шапках-бейсболках, надетых козырьками назад. Раздавая друг другу тычки и толкаясь, мальчишки громко, на всю улицу, хохотали.

Не требовалось много воображения, чтобы сообразить: еще немного, и, быть может, перед закрытым складом или брошенным магазинчиком произойдет столкновение, которое может окончиться для старика плачевно.

– А вон твой дом, – повернувшись к Мэгги, сказал Ник. Мэгги взглянула вверх, на три освещенных окна на четвертом этаже, за которыми прошло ее детство, и вздрогнула. Внезапно пробудившаяся память услужливо вернула воспоминания о давно забытом, и Мэгги четко, до мучительных деталей вспомнила, что значит быть ребенком в этом месте, вспомнила, как сжималось ее сердце, когда отец, войдя в дом, валился без сознания на пол, а в доме не было ни крошки хлеба, вспомнила холод и голод вкупе с одиночеством, вспомнила свой страх… Но помнила она и счастливые времена, когда отец был трезвым. Но самое главное, здесь был Ник.

– А ты жил там. – Мэгги указала куда-то за дома. Окна его бывшей квартиры тоже были ярко освещены. Свет горел сейчас почти во всех окнах. Квартирки здесь были бедными, маленькими и плохонькими, но отличались одним, решительно искупавшим все эти недостатки, достоинством: немыслимой дешевизной. Плата за них устанавливалась исходя из реальных возможностей обитателей. Ее отец должен был платить смехотворную сумму – пять долларов в месяц. Конечно, с тех пор плата должна была возрасти, но явно ненамного. Ну, а потому здесь едва ли пустовала хоть одна квартирка.

– Немногое тут изменилось, правда? – грустно заметий Ник, и лицо его стало задумчивым и печальным: на этой бетонной пустоши они выросли. – Мальчишкой я не чаял отсюда выбраться.

– Я тоже, – кивнула Мэгги. Пока Ник объезжал квартал, выбираясь обратно на дорогу, они не произнесли ни слова.

– А вот футбольное поле. – Ник кивком указал ей налево. – Помнишь, ты частенько приходила сюда поглядеть, как мы гоняем мяч.

– Прекрасно помню. Никто из вас, мальчишек, не хотел брать меня в свою команду только потому, что я девочка. – В ее голосе послышалось шутливое обвинение, и она легонько, шутя, ткнула его в бок кулачком. – А я не хуже вас била по мячу, а уж бегала быстрее любого мальчишки.

– Поэтому мы тебя и не брали, – улыбнулся Ник. Справа от них возникла желто-красная неоновая вывеска.

– Смотри, «Макдоналдс» все еще тут! – воскликнула Мэгги. Как и все прочие, ресторан, в котором они с Ником впервые встретились еще детьми, оказался чуть более грязным и обветшалым, но в основном остался прежним. Огромный синий мусоросборник на задах по-прежнему оставался гордой достопримечательностью этого места. Рядом крутилась тощая черная дворняга, полная надежд.

– Неужели это тот самый мусоросборник? – Ник тоже его заметил.

– Ну что ты… – Мэгги передернула плечами. – У этого есть крышка.

– Хорошая мысль. Любой ценой не подпустить близко голодных маленьких девочек.

Эти слова вернули Мэгги на землю.

– Интересно, здесь по-прежнему бродит много голодных детей?

Она вспомнила Дэвида, ее прелестного, любимого, прекрасного мальчика, и снова вздрогнула. Какими бы невзгодами ни обернулись ее действия – а уж лишений и невзгод было немало, самых разных, – по крайней мере, ее ребенок вырос не в той изнурительной бедности, какая выпала на ее долю. Уплаченная ею цена оказалась высока, но она спасла от нужды сына.

Может быть, ее решение, в конце концов, не так уж ужасно? Да, оно было неверным, сейчас она знала это точно, каждой клеточкой своего тела, но, может быть, не столь уж непростительным. Она сделала шаг, который, как считала, в то время был необходим, чтобы обеспечить будущее ребенка. И это ей удалось. У Дэвида всегда было все самое лучшее. Даже любовь. Много любви, и от матери, и от бабушки, и от Лайла. Он в своей жизни не знал, что такое нужда.

Затем взгляд ее остановился на Нике, и мысли мгновенно побежали в ином направлении. Все же она чувствовала, что на душе стало легче, – видимо, оттого что наконец-то начала прощать себя.

– Помнишь это место? – мягко спросил Ник. Погруженная в свои размышления, Мэгги не заметила, что он снова съехал с дороги.

– Склад. – Быстрая смена окружающего пейзажа подсказала Мэгги, где они находятся. Склад, вблизи которого устроились они с Ником после драки в «Розовой киске», когда она пыталась остановить кровь, хлеставшую у него из носа. Склад, где он впервые поцеловал ее.

– Я же сказал, тропа памяти, – усмехнувшись, заметил Ник, разворачивая пикапчик и паркуя его в глубине, подальше от единственной желтой лампочки, которая висела где-то под крышей. Отстегнув ремень, он нагнулся, чтобы помочь Мэгги, затем осторожно и нежно притянул ее к себе на колени.

Глава 24

Мэгги в любой момент могла его остановить, но не сделала этого. Их поездку в Гиркуэй-плейс вполне можно было бы назвать путешествием назад во времени. Несмотря на то, что прошло столько лет, она снова чувствовала себя Магдаленой Гарсиа, которая без ума от Ника.

Он поцеловал ее, и Мэгги обвила руками его шею. Когда его губы скользнули вниз, к подбородку, она откинула голову, предоставляя ему большую свободу действий. Рука Ника потянулась к прикрытой шелком груди, и Мэгги, задрожав, изогнулась от желания.

Рука была сильной, теплой и властной. Он нежно погладил ладонью соски, и желание, захлестнувшее Мэгги, стало настолько невыносимым, что, казалось, даже пальцы ног свело судорогой.

Она поцеловала его в ответ, жадно ища полуоткрытыми губами его губы и раздвигая их чувственным языком. Ник как бы поддавался ей, уступая, оставляя за ней инициативу в этой игре. Мэгги чувствовала, как нарастает в нем напряжение, хотя он и старался контролировать себя, следуя заданному ею темпу.

Ник никогда не стал бы принуждать ее к тому, чего она делать не хочет. Мэгги не сомневалась, что он постоянно помнит об этом, и сейчас эта уверенность помогала ей ощутить новое чувство свободы. Она полулежала у него на коленях, положив голову на заботливо поддерживающие ее руки и прижав согнутые ноги к боку. Затылком она упиралась в боковое стекло, но даже не замечала его холодной тверди. В плечо впился руль, но Мэгги и на это не обращала внима-ния, как не хотела отвлекаться и на легкое нытье в области ребер, которое возникало при малейшем движении.

Каждой клеточкой своего существа она была устремлена к Нику.

– Какой от тебя прекрасный запах, – тихо прошептал Ник, лаская губами мочку ее уха.

– «Белый лен», – ответила Мэгги; рассудок еще работал, хотя голос уже начинал срываться.

– Что? – не понял Ник, полностью поглощенный своим занятием.

– Это название моих духов.

– А-а. Ими надо подушить за ухом.

– Я так и делаю.

– Я понял. – Его губы коснулись нежной точки под ухом, а значит, нос пришелся именно на то место, где наиболее ощутим аромат дорогих духов, которыми Мэгги автоматически, как губной помадой, пользовалась каждое утро. Только раньше она это делала для себя – Мэгги обожала эти духи. Теперь же она будет доставлять ими радость Нику.

– Этот запах кружит мне голову. Ты кружишь мне голову.

– Правда? – едва слышно выдохнула она, и Ник, не дав ей договорить, снова впился губами в ее губы. Он продолжал целовать ее, губы его были горячими и страстными, язык стал более настойчивым. Она различила запах сигарет и пива. Последний вызвал давно забытые воспоминания: когда Ник впервые поцеловал ее, здесь, на этом самом месте, от него тоже пахло пивом. Воспоминания вспыхнули, так внезапно и горячо, тут же развернувшись в сознании яркими образами, что Мэгги почувствовала, как одновременно с волной тепла на нее накатило страстное ощущение размягченности, покорности. Ник продолжал целовать ее, нежно, сдержанно, контролируя каждое движение, и эти поцелуи, казалось, пронимали ее до самых костей.

Ее рука потянулась вверх, по мягкому хлопку рубашки, к распахнутому вороту. Пальцы коснулись шеи Ника, нащупали нежное углубление у ее основания и скользнули вниз, в густую поросль волос, покрывавших грудь. Дальше скользить было трудно: мешали плотно застегнутые пуговицы. Она поиграла с одной из них, не зная, что делать дальше. Внезапно она почувствовала, что дыхание Ника, обжигающее ее ухо, участилось, стало прерывистым. Отодвинув в сторону ее руку, он быстро «расстегнул пуговицы на рубашке.

– Погладь меня, – прошептал он, прижимая ее руку к своей груди. Мэгги, слышала, как бьется его сердце. Он продолжал прижимать к себе ее руку, и на мгновение – всего лишь на одно мгновение – Мэгги почувствовала панику, страх, что ее принудили к этому. Ник глубоко вздохнул и опустил руку. Рука Мэгги не двинулась с места.

Кожа под ее ладонью была теплой и слегка влажной, грудные мышцы, покрытые густыми вьющимися волосами, едва заметны. Она осторожно двинулась дальше. Увидев, что ничего страшного не произошло, Мэгги стала смелее, уже более свободно перемещая руку по его груди, исследуя все ее углубления и бугры скрытых под теплым покровом кожи мускулов, их величину и силу.

Любопытные пальцы обнаружили левый сосок и поиграли с ним, тут же ощутив, как он напрягся. Как завороженная, Мэгги взглянула на территорию, которую исследовала, и поводила пальчиком с розовым ноготком вверх-вниз по крепкому бугорку.

Ник, наблюдавший за ней, не смог сдержать сдавленного стона и схватил ее за руку.

– Не нужно, – проговорил он незнакомым голосом.

– В самом деле? Но почему? – Мэгги смотрела на него снизу вверх невинным и плывущим взором, хотя прекрасно понимала, что с ним происходит. Он тоже знал, что ей это известно. Мэгги поняла это по жаркому блеску в его глазах, по жесткой линии его губ. Она дразнила его, играя, возбуждая в нем страсть, и он не сопротивлялся, позволяя ей все и не требуя вознаграждения.

– Потому что ты и вправду выворачиваешь меня наизнанку. – Ник осторожно отвел руку Мэгги в относительно безопасную зону где-то у плеча. Мэгги радостно улыбнулась, и Ник состроил ей гримасу. Пока она решала, какой еще рискованный шаг, таящий в себе восторг, предпринять, он снова склонился над ее лицом.

В первый момент поцелуй показался ей грубоватым. Он целовал ее так, словно не мог насытиться, словно вот-вот умрет, если не прикоснется тотчас же к ее губам. Поцелуи были жаркими и страстными, казалось, еще мгновение – и он подхватит ее на руки и унесет куда-нибудь.

Мэгги напряженно застыла. И тут же, как бы стремясь опередить первые робкие проявления нараставшего в ней страха, Ник изменил тактику, осыпав ее мягкими и нежными ласками.

Мэгги хорошо понимала, какой ценой далась ему эта мягкость. Конечно, она полностью обязана ему, его доброте. Ради нее он держал себя в железной узде. Задумавшись над этим открытием, Мэгги поняла, какой глубины и силы должно быть чувство, способное вызвать такое самопожертвование. Почти угасший было огонь полыхнул в ней, мгновенно разрастаяеь в жаркое пламя, которое могло бы, наверное, расплавить ее кости.

Она снова обвила руками его шею и с внезапным волнением страстно поцеловала его. Прижимаясь грудью к его обнаженной груди, Мэгги закрыла глаза: от наслаждения голова шла кругом. Она запустила пальцы в упругую шевелюру Ника и едва не лишилась сознания от пьяняще-сладкого прикосновения его кудрей.

Потом она почувствовала горячую волну где-то в низу живота: этот симптом требовал немедленного внимания. Мэгги плотнее прижалась к Нику, но, со смешанной радостью и разочарованием, ничего, кроме твердой поверхности его бедер, не обнаружила. Подчиняясь древнему, как мир, инстинкту, она потерлась об эту неоткликающуюся плоть.

– О Господи! – простонал Ник с нескрываемой болью. Губы его жарко скользнули вниз, по шее, лаская, впиваясь и покрывая поцелуями ее призывное тело. Руки его в одно мгновение, так что она не успела даже удивиться, легли на ягодицы Мэгги. Стараясь найти положение поудобнее, Ник почти полностью вытянулся на сиденье, продолжая крепко сжимать в руках упругие мячики. Не выпуская ее из рук, он подтянул Мэгги на себя, располагая ее так, чтобы она легла на него всем телом, прижимаясь грудью к его груди, а ее ноги оказались бы между его согнутых ног. Когда он принялся целовать пульсирующую ямку на ее шее, Мэгги крепче вплела пальцы рук в его волосы.

Ник скользнул руками ей под мышки и подтянул ее повыше к себе. Губы его начали путешествие вниз, к вырезу блузки, к округлости ее правой груди, и остановились, лишь достигнув вершины. На мгновение Ник застыл, как бы отдыхая, прижимаясь к ее груди полураскрытыми губами, но с места не двигался. Мэгги даже сквозь два слоя ткани чувствовала жар его губ, и не смогла сдержать дрожь. Грудь ее вздымалась в страстном ответном желании, соски затвердели л отчетливее обрисовались под блузкой, словно горя желанием поскорее испытать наслаждение, обещанное его губами. Он замер над ее соском, и Мэгги-до кончиков пальцев пронзила сладко щемящая боль.

Она застонала, глубже запуская пальцы в его волосы. Ник слегка прикусил сосочек, упиваясь им, втягивая в глубину рта. Это ощущение жадных губ, впившихся в ее грудь, смешанное с жаркой влагой блузки и бюстгальтера, плотно облепивших возбужденный сосок, было настолько изысканным, что она почувствовала внезапный жар в паху.

Оставив грудь, Ник двинулся губами вверх, к горлу, слегка стягивая Мэгги вниз, вдоль тела. От этого соприкосновения с его телом Мэгги снова застонала, откровенно и страстно, и тут же испугалась этих звуков. Ник взглянул на нее, и жар его зеленоватых глаз растопил, казалось, последний лед, оставшийся в ней. Что-то невнятно пробормотав – то ли проклятие, то ли стон, – Ник прильнул губами к ее губам.

Он целовал ее страстно, жарко, водя жадными руками по телу. Руки то принимались нежно гладить ее ягодицы, то вдруг резким движением сводили их вместе, так что пальцы сходились над ложбинкой между двумя полушариями. Ник все крепче и крепче обнимал Мэгги, плотно прижимая к себе, так что она безошибочно смогла определить, как нарастает его возбуждение.

– Я хочу тебя… Господи, как я хочу тебя… – Он словно вдохнул в нее эти слова, и Мэгги с готовностью проглотила их, втянула в себя вместе с поцелуем. Голова кружилась настолько, что она не могла ни р чем думать. Тело дрожало и выгибалось в приступах страсти – прекрасной, восторженной, сжигающей страсти.

Она тоже хочет его. Эта мысль, праздничным фейерверком по случаю Дня независимости, взорвалась в сознании Мэгги.

Сжимавшие ее объятия ослабли, руки скользнули вниз. Не прикасаясь к обнаженной коже, Ник осторожно гладил сквозь ткань трусиков ее живот, пока, не сознавая, что делает, Мэгги инстинктивно не разомкнула ноги, как бы умоляя его продолжать. На лбу Ника блеснула испарина, язык жадно ворвался в глубины ее рта, сердце, казалось, готово было выскочить из груди.

Одной рукой он продолжал ласкать ее, наслаждаясь этой эротической игрой, и тонкая полоска ткани только усиливала возбуждение. Другая рука его внезапно порхнула назад к ее груди, сжимая ее, и снова принялась за соски.

Казалось, время повернуло вспять. Все это уже было однажды, давным-давно. Она словно вновь превратилась в девчонку-подростка, по уши влюбленную в соседского парня. Она хотела его – и Ник подыгрывал ей, сводя с ума руками, губами, кожей.

Внутри Мэгги уже полыхало пламя. Ноги расслабились, уступая его настойчивости, бессильно скользнули в стороны, подпуская его все ближе. Казалось, голова сейчас взорвется от нахлынувших чувств. Мэгги властно сомкнула руки на шее Ника. Поцелуй, которым она ответила на его поцелуи, в одно и то же время дышал страстью, был ненасытен и молил о снисхождении.

Когда Ник отвел руку от ее груди, все в ней отозвалось на это движение почти физической болью, пока она не почувствовала снова его осторожные прикосновения к животу. Это ощущение теплых сильных пальцев, сначала исследовавших плотно прилегающий к телу край трусиков, а затем быстро скользнувших под них, невозможно было стерпеть. Она изогнулась всем телом, в едином выдохе-стоне, разделив с ним сжигавшую ее страсть.

Рука уже по-хозяйски осваивала пространство под трусиками, поглаживала треугольник, пробуждая в ней неодолимое и властное желание.

Боль внутри нарастала, заставляя тело отзываться на каждый ее приступ, дыхание стало прерывистым. Еще мгновение – и Ник обнаружил крошечную точечку, способную наградить женщину величайшим наслаждением, и нежно коснулся ее.

Мэгги окунулась в море блаженства.

Она таяла и плавилась под его все более требовательными и настойчивыми поцелуями. Объятия его стали крепче, не позволяя ей двигаться, а пальцы коснулись нежного лона, осторожно и настойчиво завоевывая ее. Она задержала дыхание, подчиняясь его движениям, и тело его резким броском взмыло навстречу ей…

– Нет! – выдохнула Мэгги ему в губы, стараясь освободиться от цепких рук, пленивших ее, языка, готового задушить, и пальцев, пронзающих насквозь. Он вновь метнулся всем телом навстречу ей, и Мэгги поняла, что всего мгновение отделяет ее от того момента, когда, перевернув ее на спину, он окажется сверху. – Нет, Нет, нет!..

– О, Господи! – то ли молился, то ли проклинал Ник. Мэгги не могла поверить, что рука, еще секунду назад владевшая ею, может так послушно оставить ее, а другая, цепкой хваткой прижимавшая ее к нему, – тотчас же ослабит захват и слегка оттолкнет ее в сторону. Все еще пребывая во власти непонятного страха, Мэгги встала на колени и быстро, пока Ник тоже поднимался с сиденья и устраивался на месте водителя, откатилась к дверце пассажирского отсека. Ник бросил на нее быстрый, сверкнувший огнем взгляд, открыл дверцу и рывком выскочил наружу, в темноту склада. Вжавшись в спинку сиденья в самом дальнем углу машины, Мэгги наблюдала, как он жадно втягивает в себя холодный воздух.

Глава 25

Рубашка на Нике была расстегнута до самого пояса, обнажая мускулистую грудь, поросшую темными волосами. Его мощные плечи казались почти такими же широкими, как распахнутые дверцы пикапа. Торс, поджарый и плотный, и длинные крепкие ноги. Сильные руки вздымались горами мускулов, а кисти, сжатые сейчас в кулаки, казались огромными и всемогущими.

Если бы он не хотел, чтобы она остановила его, она ничего не смогла бы сделать. Эта мысль тупо сверлила ее мозг. От этого факта никуда не денешься. Но он отпустил ее, несмотря ни на что подчинился, принял ее протест.

Мысли путались и метались в голове Мэгги, пока она устало наблюдала за Ником. Постепенно она начала замечать, что в его облике немало и другого, менее угрожающего: черная, как ночь, волна волос, растрепанная ее руками, залита серебром выплывшей из-за туч луны, твердые симметричные черты лица, глубокие складки по обеим сторонам рта. Настоящая, истинная, жесткая мужская красота.

Ник.

– О Господи, извини меня, – тихо проговорила Мэгги, прижав руки к щекам.

При этих словах. Ник обернулся, опершись одной рукой на открытую дверь, и взглянул на нее. Мэгги вжалась в угол машины, подтянув колени к груди, и лица ее почти не было видно.

– Все в порядке. – Он еще раз втянул в себя холодный ночной воздух. – Со мной все в порядке. Ч-черт. Вопрос в другом: все ли в порядке у тебя?

– Я ничего не могу поделать. – Голос ее дрожал. – Просто так… получилось… Дело не в тебе.

– Я знаю. И я не сержусь. Просто дай мне еще минутку, чтобы прийти в себя, хорошо?

– Хорошо. – Он закрыл дверцу, и она через стекло кабины смотрела, как Ник быстро пробежал до конца стоянки и вернулся обратно. Когда он снова открыл дверь, щеки его по-прежнему горели, а волосы были растрепаны, но в целом он казался спокойнее.

– Сейчас я сяду за руль, и мы поедем обратно. Ни очемне беспокойся. – Ник произносил слова осторожно, успокаивающим тоном: так обычно обращаются к раздраженному и опасному дикому животному.

– Я и не беспокоюсь. – Она была слишком удручена, чтобы заметить легкую насмешку в настороженном взгляде, которым наградил ее Ник, прежде чем сесть за руль.

– Пристегни ремень. – Захлопнув дверцу, Ник снова взглянул на нее. Мэгги, по-прежнему свернувшаяся калачиком в самом дальнем углу сиденья, спустила ноги на пол и перекинула через плечо ремень. К тому моменту, когда Ник завел машину, их разделяли добрые полметра синего винила.

Долгое время они ехали молча. Пикап пересек мост, под которым невозмутимо катила темные воды Огайо. На другом берегу реки гигантским залитым огнями театральным задником восставал сверкающий контур Луисвилля, и только тут Ник посмотрел в ее сторону.

– Порядок? – мягко спросил он. Мэгги кивнула.

– Магдалена… – Мэгги подняла на него глаза. – Тебе не кажется, что пришло время рассказать мне все. Каким образом ему удалось внушить тебе такой страх перед сексом? – Голос был очень мягким, а глаза Ника светились согревающим и сочувственным огнем. Мэгги съежилась.

– Я не могу.

– Я считаю, что это просто необходимо.

– Я не смогу вынести даже воспоминания об этом…

– Я очень прошу тебя. Ради нас обоих.

– Ник… – Обращение прозвучало слабым призывом сжалиться.

– Тебе будет легче, если я скажу то, что мне известно? Я знаю, что он голубой.

– Что? – Мэгги изумленно впилась глазами в Ника.

– Лайл Форрест – голубой.

– Нет, это неправда, – проговорила Мэгги.

– Магдалена, я видел фотографии…

– Это неправда, он не голубой, – невыразительным тоном проговорила Мэгги. – На самом деле, он даже не бисексуал. Я бы сказала, что он просто асексуален. Извращенец – возможно, это слово подойдет лучше. Ему нравится наблюдать и… и причинять боль.

– Я видел фотографии…

– Тогда посмотри на них еще раз, – тихо сказала она. – Я уверена, что нет ни одной, на которой Лайл совершал с кем бы то ни было половой акт. Ведь так?

Ник нахмурил лоб, вспоминая.

– На фото он весь в коже, с какими-то… секс-приспособлениями, я бы так сказал. Причем на каждом снимке с разными. На одном он заснят с голым мужчиной, привязанным к непонятной хитроумной штуковине, которая практически складывала его пополам как раз перед носом Лайла. Кто был этот голозадый мистер, я не могу сказать, поскольку снимок сделан с тыла. – Слабая усмешка мелькнула на лице Ника и тут же исчезла. – Но старину Лайла ни с кем не спутаешь. Вот тогда-то, судя по этому снимку и еще кое-какой информации, мы и поняли, что он голубой, да еще и со своими выкрутасами.

– Кто это «мы»? – Вопрос прозвучал резко: Мэгги хваталась за любую соломинку, чтобы отложить, оттянуть время своей исповеди Нику. Нервы Мэгги были напряжены до предела, поскольку она понимала, что рано или поздно ей все же придется обо всем ему рассказать. Рассказать о том, о чем молчала столько лет, ни словом не обмолвившись ни одной живой душе. О чем и помыслить никогда не могла. О происшествии, одно воспоминание о котором вызывало тошноту.

И все же она расскажет о случившемся Нику. Возможно, не все сразу. Одну часть этой головоломки она оставит при себе. Всего одну, и будет скрывать ее так долго, как только сможет, пока – если все же решится – не найдет наилучший способ рассказать ему и об этом.

Ей придется рассказать; она уже знала это, независимо от того, насколько страшила ее реакция Ника. Да, она боится его реакции, поскольку то, что Ник рядом и что он любит ее, уже сродни чуду, посланному ей Богом за долгие-долгие годы. И она не хочет рисковать этим – ни мгновением раньше рокового часа.

– Мы с Линком. – Голос Ника звучал ровно, но взгляд, которым сопровождались эти слова, был настороженным. Казалось, «мы» сорвалось с его языка случайно, и он пытается загладить ошибку. Но Мэгги настолько была занята другим разоблачением, что ничего не заметила. Даже почувствовав легкий обман, она тут же отшвырнула подозрения в сторону, не задерживаясь на них дольше чем долю секунды.

– Как тебе удалось раздобыть эти… эти фотографии Лайла? Он очень… скрытен в своих сексуальных привычках. Очень немногие лишь догадываются, что он представляет собой на самом деле. А уж позволить кому-либо делать такие снимки…

– Он никому и не позволял. Он даже не знал о них.

– Значит, ты следил за ним? Когда? Где?

– Не я. У него врагов и без меня хватает. – Ник смотрел прямо перед собой. Они пересекли уже границу штата и двинулись по извилистым дорогам, ведущим в глубь Южной Индианы. Пологие холмы, мимо которых они проезжали, пестрели фермами, на которых соотношение коров и кур к численности их владельцев равнялось примерно пятьдесят к одному. Темноту тихой, бархатной ночи, окутавшей окрестности, лишь изредка нарушали огни отдельных ферм или амбаров, тут же исчезавшие вдали. Ник вел машину осторожно, как человек, который не привык еще к тому, что в любой момент перед ним может возникнуть какой-нибудь представитель многочисленной домашней скотины, свободно бродящей вокруг. Яркие фары грузовичка освещали пространство дороги впереди, но были бессильны выхватить из кромешной тьмы предмет, находящийся в шести метрах от них.

– Наверное, изначально снимки планировали использовать как средство для достижения какой-то цели, ну, знаешь, для шантажа. Как те, на которых ты танцуешь, хотели использовать, чтобы шантажировать тебя. Но парень, который делал эти снимки, сбежал еще до того, как появился случай предъявить их. Оставив, правда, снимки, и, когда я занялся расследованием, заинтересовавшись твоим мужем, они всплыли на поверхность. Влетели мне в копеечку, но они того стоят.

– Так же, как всплыли и записи моих разговоров и фото?

– Да, именно так. – Он бросил на нее быстрый тяжелый взгляд.

– Что ты здесь делаешь, Ник? – тихо спросила она. – Скажи правду.

– Я уже говорил тебе, детка, – приехал за тобой.

– Ты сам этому не веришь.

Он снова бросил в ее сторону быстрый и настороженный взгляд.

– Это правда, Мэгги, клянусь Богом.

– Не лги мне, Ник, прошу тебя.

– Ну хорошо. – Он вздохнул. – Ты хочешь знать всю правду? Да, я действительно вернулся сюда из-за тебя. Чтобы снова увидеть тебя, проверить, действительно ли ты все так же прекрасна, умна, весела и сильна, как я помнил, проверить, осталось ли еще хоть что-то от нас прежних. Я знал, что это возвращение закончится одним из двух возможных вариантов: ты так долго была за ним замужем, что в тебе не осталось ничего от той девчонки, которая жива в моей памяти, либо же ты есть ты. Моя. Моя девочка, всегда и навечно. Да ты сама это знаешь.

Мэгги сочла за лучшее пока не признаваться в последнем, хотя ни на йоту не сомневалась в том, что Ник абсолютно прав. Разве она и вправду не была его девочкой? Двенадцать лет, которые они провели врозь, сейчас казались ей всего лишь сном. А если точнее, кошмаром. Но уж никак не реальностью.

– И все же, я не понимаю, каким образом, зачем к тебе попали те снимки? Те, с Лайлом, и другие, со мной. Где ты их взял? И что собираешься делать с» ними?

– В игорном бизнесе полным-полно грязных типов, и слухи распространяются тут, как огонь по сухостою. Стоило мне только заикнуться, что меня интересует информация о Лайле, за которую я хорошо заплачу, как на меня обрушился водопад фактов. Все эти фото – только верхушка айсберга. Того самого, связанного с тобой, айсберга, который – тут уж я позабочусь – никогда не всплывет на поверхность. И другого, айсберга Лайла, – ну уж этот я использую по назначению. Они – наше оружие, Магдалена, не менее мощное, чем пистолет.

– Это шантаж.

– Это убежденность – и реванш. Ты знала, что я приезжал сюда сразу после вашего медового месяца, чтобы увидеть тебя? Неужели ты думала, что я так просто тебя отпущу, не важно, замужем ты или нет? Я был готов ко всему – взбеситься от ревности, увезти тебя и все прочее, – но мне не повезло. Тебя совершенно не было видно, нигде, чего не сказать было о твоем муже. Он вышвырнул меня со своей территории. По-моему, я даже решился на какой-то безумный поступок, раз десять изо всех сил прокричал твое имя, пока меня тащили прочь.

– Я этого не знала… – Все внутри Мэгги сжалось. Одна мысль о том, что Ник возвращался за ней, а она даже не знала этого… А если бы они встретились, могла бы эта встреча все изменить?

– Все ясно. Я довольно быстро понял, что он ни о чем не скажет тебе. Он боялся потерять тебя. Но он все равно потерял бы тебя, раньше или позже, не важно. Ты бы пришла в чувство, поняла бы, что принадлежишь мне, а не ему. Я знал это и не собирался сдаваться. Я был намерен возвращаться вновь и вновь, пока не смогу хотя бы поговорить с тобой. Сказать тебе, что я обязательно изменюсь, что сделаю все, чего ты ни захочешь, лишь бы ты вернулась ко мне.

Взглянув на Мэгги, словно проверяя, какую реакцию вызовут в ней его слова, Ник продолжал:

– Однажды ночью, когда я вышел из дома и сел в автомобиль, меня поджидали четверо громил. Они ворвались в автомобиль следом за мной, под дулом пистолета швырнули на заднее сиденье и повезли на север. Сначала я подумал, что это одно из ваших бессмысленных местных преступлений. Я так ничего и не понял, пока мы не миновали Кливленд и не въехали в «пустынный парк, выходящий к реке. Вытащив меня из автомобиля, они сказали: „Это тебе послание от мистера Форреста – держись подальше от его жены“, и принялись обрабатывать меня. Когда они остановились, я был уже без сознания. Они усадили меня за руль, поставили ногу на педаль газа и включили мотор. Автомобиль стоял на выступе, метрах в шести над водой. А река там не мелкая? Когда машина вместе со мной полетела вниз, уверен, они решили, что больше мне дневного света не видать. Однако удар о воду привел меня в сознание, и мне удалось выбраться наружу. Больше я ничего не помню, но позже мне рассказали, что какой-то рыбак обнаружил меня неподалеку от берега уцепившимся за бревно и отправил в больницу. Мне потребовалось полгода, чтобы прийти в себя и снова вернуться в Луисвилль. Первое, что я сделал, – это стремглав помчался в Уиндермир. Над входными воротами развевались голубые шары с лентами: у тебя только что родился ребенок.

Ник глубоко вздохнул при этом воспоминании. Мэгги не сводила с него глаз, которые все шире и шире распахивались от нараставшего в ней ужаса. Она не знала. Она ничего этого не знала!

– Тогда я решил больше не вмешиваться. Ты родила от него ребенка. Теперь ты больше принадлежала ему, чем мне.

Сердце Мэгги раздирали боль и чувство вины. Она окончательно потеряла дар речи, но, видимо, какое-то из одолевавших ее чувств отразилось в ее глазах, поскольку Ник как-то криво улыбнулся ей.

– Я не мог выбросить тебя из головы. Не было ни дня за все эти двенадцать лет, когда бы я не думал о тебе. Ни одна женщина из тех, кого я знал, ничего не значила в сравнении с тобой. Однажды я едва не женился, пока не понял, что оставлю девушку с разбитым сердцем, едва только та Магдалена, которую я помнил, поманит меня пальцем. Потом я понял: то, что было между нами, необходимо забыть, или же мне придется вернуть тебя силой. На это ушло время: мне нужно было разработать план – и вот я снова здесь. Как я и говорил, я вернулся, чтобы забрать тебя.

– О, Ник… – Мэгги не могла больше сказать ни слова. Да и существовали ли на свете слова, способные выразить нахлынувшие на нее чувства: любовь и благодарность, стыд и вина – все смешалось воедино.

– Ты рада? – спросил он, стараясь придать вопросу легкомысленный оттенок и заранее зная, что обречен на провал.

– Да, – прошептала она, едва сдерживая слезы. – О, да…

Освободившись от сковывавшего ее ремня, она скользнула к нему, чтобы обнять его и «прижаться губами к царапающей щетине его щеки.

Ник обнял ее за плечи и наклонил голову, чтобы поцеловать. Пикапчик занесло в сторону, и Ник тотчас же перевел взгляд на дорогу, выравнивая машину. Почти в ту же минуту сзади раздался гудок. Слева в слепящем свете фар промчался автомобиль, полностью игнорируя тот факт, что на этом участке пути обгон запрещен.

– Чертовы сосунки! – проорал из окна водитель. Издав еще один победный рев, автомобиль исчез в ночи.

– Линк, – с отвращением проговорил Ник. – В моем автомобиле. Если он его разобьет, я сверну ему шею!

Мэгги, почти слившаяся в объятии с Ником, не узнала ни машины, ни водителя. Однако тон Ника заставил ее расхохотаться, хотя смех звучал не слишком уверенно. Обеими руками она вытерла с лица брызнувшие было слезы. Ну нет, она уже исчерпала весь запас слез, отпущенных на ее жизнь. В любом случае, сегодня она больше рыдать не будет.

– Мне так нравится, когда вы подтруниваете друг над другом, – постаралась проговорить она самым легкомысленным тоном. – Без тебя тут была скука смертная.

– Та-ак, значит, мы только на то и годимся, верно? Чтобы смешить вас?

Мэгги опять шутливо ткнула его кулачком в бок. Ник отпрянул в сторону, уворачиваясь от ее пальцев, стрельнул на нее глазами и улыбнулся.

Глава 26

Когда они подъехали к дому, в нем горели все огни, а «корветт» уже стоял на стоянке. Выключив мотор и погасив фары, Ник скорчил гримасу.

– Если нам повезет, он будет один.

– А если нет?

– Притащит с собой компанию девчонок. Он говорит, что «корветт» больше подходит для этой цели, чем пачка стодолларовых бумажек. – Взглянув на Мэгги, Ник улыбнулся. – Но не думаю, что сейчас, когда здесь ты, он привезет сюда кого-нибудь.

– Отлично. Ты меня обнадеживаешь. – Мэгги быстро освободилась из его объятий и потянулась к дверной ручке.

– Магдалена, – мягко остановил ее Ник, беря за руку.

– В чем дело? – Она оглянулась.

– Подожди минутку, пожалуйста. Я хотел спросить об этом, когда мы будем дома, но присутствие Линка все меняет. Я хочу знать, что сделал Лайл, чтобы отвратить тебя от секса.

Рука Мэгги застыла на дверной ручке.

– Я не хочу говорить об этом, Ник, – слабо ответила она. – Прошу тебя.

– Querida, ты не можешь сказать об этом мне?

Глубоко вздохнув, Мэгги закрыла глаза. Она не хотела, чтобы в памяти всплыли те картины, – но ведь она собиралась обо всем рассказать Нику. Это неизбежно. Если не сейчас, значит, завтра. Так почему не сейчас? По крайней мере, с этим будет покончено, и, возможно, если он не будет постоянно бередить эту рану, ей удастся опять похоронить этот кошмар в глубинах подсознания, где он таился все это время.

– Он избил меня, бросил на пол и позволил своему деверю меня изнасиловать, – проговорила она пустым и безжизненным голосом, затем, освободив свою руку из его, внезапно ослабевшей, вышла из машины. Холодный воздух сковывал, словно ледяной кулак, но Мэгги даже не почувствовала этого.

Ник оказался рядом раньше, чем она успела сделать хоть один шаг. Схватив Мэгги за плечи, он повернул ее лицом к себе.

– О Господи, Магдалена, ты говоришь о Гамильтоне Драммонде?

– Именно о нем, – горько усмехнулась Мэгги. – Ты можешь в это поверить? Я – не могла. И до сих пор не могу.

– О Господи, – опять повторил Ник, не менее потрясенный, чем она сама.

Мэгги страшно не хотелось вспоминать сейчас о пережитом за все эти годы. Она резко захлопнула дверцу памяти, отсекая ужасные кинокадры, начавшие было раскручиваться против ее желания в сознании, крепче обхватила себя руками, чтобы отгородиться от воспоминаний как от пронизывающего холода, и спрятала от Ника лицо. Невыносимо видеть его глаза, когда она будет рассказывать.

– Я хочу рассказать тебе все, чтобы больше никогда к этому не возвращаться, хорошо? – Мэгги с трудом выговорила эти слова: горло сжимала невыносимая боль. – Когда я была беременна, Лайл ко мне не прикасался. Никакого секса, понимаешь? Я думала, дело в том, что он боится навредить ребенку, а возможно, ему внушало отвращение мое тело. Кто знает? Но во время беременности большого значения это не имело. После родов я была настолько поглощена Дэвидом, что месяцев восемь вообще ни о чем не думала. Потом это стало меня беспокоить. Я хотела настоящей семьи, брака, а как это могло быть, если Лайл даже не прикасался ко мне? Нет, в то время он не был груб со мной физически – я была хорошей девочкой, делала все, что он хотел, кроткая, тихая и обожающая. Да к тому же еще и Дэвид. По глупости я решила, что Лайл сдерживается, щадя меня. Нет, я не была влюблена в мужа, но считала, что, если наш брак нормален, со временем я могла бы научиться этому. И вот тогда я попыталась соблазнить его. Ну, ты знаешь, все эти ночные рубашечки и прочее. Но и это не помогало. Однажды вечером я надела красивое черное белье, уложила волосы, подкрасилась, надушилась и отправилась в его комнату. Было часа два ночи, и я намеревалась забраться к нему в постель и разжечь его, так, чтобы он перестал думать обо мне просто как о матери Дэвида. Он всегда запирал дверь на ночь – я знала это, поскольку уже предпринимала однажды ночной набег, – но я обо все позаботилась заранее. Я выманила у Луэллы ключ.

Мэгги перевела дыхание, устремив невидящий взгляд в ярко освещенное фронтальное окно дома. Она еще крепче обхватила себя руками, но причиной тому был не холод. Картины прошлого ввергали в ужас, и она боялась взглянуть на Ника, опасаясь, что этот ужас отразится и на его лице. Ник тоже стоял, не шелохнувшись, обняв ее за плечи и не отрывая глаз от низко опущенного лица Мэгги. Она чувствовала этот взгляд затылком, ощущала его тяжесть. Сейчас она не смогла бы, да и не хотела смотреть ему в лицо. Только так она сможет продолжить рассказ.

– Тихо как мышь я открыла дверь и скользнула внутрь. У него свой комплекс комнат, ты знаешь, кабинет и прилегающая к нему спальня. В кабинете было темно, но из-под двери спальни пробивалась тонкая полоска света. Я подумала, что Лайл, похоже, читает, лежа в постели, и еще подумала, что это очень приятно. Я уже собиралась было на цыпочках выбраться обратно, раз он не спит, затем решила остаться. Ради Дэвида я стремилась быть настоящей женой своему мужу.

Мэгги опять помолчала, собираясь с духом, затем бросилась как в прорубь.

– Я прокралась через кабинет, тихо, как только могла, приоткрыла дверь спальни – и едва не умерла от увиденного. Да, Лайл не спал. Он стоял в углу комнаты, голый, наблюдая, как Гамильтон орудует в его постели, согнувшись над одним из мальчишек-садовников.

Ник пробормотал что-то сквозь зубы, и Мэгги, не в силах взглянуть на него, глубже впилась ногтями в собственные локти и глубоко, судорожно вздохнула.

– Они заметили меня – да и как иначе? Я бы убежала, но Лайл перехватил меня. Мальчишка, схватив в охапку одежду, сбежал. Я что-то сказала Лайлу, не помню точно что именно. Я была в шоке. Он ударил меня по лицу. Я ударила его в ответ, а потом он избил меня. Ну и все остальное.

– Он разрешил деверю тебя изнасиловать. – Слова Ника звучали ровно, но сквозь это спокойствие пробивались ярость и потрясение.

– Да. А он наблюдал за ним, приказывал, что делать дальше, подбадривал Гамильтона. А потом сказал, что, если я расскажу об этом хоть одной душе, он убьет меня. Тогда я поняла, что он это сделает. Когда они… отпустили меня, я кое-как добралась до своей комнаты. Я плохо помню детали, видимо, шок был слишком сильным. Помню только, что я накинула пальто, надела туфли и взяла сумочку, в которой было немного денег. Затем вернулась в холл, чтобы забрать Дэвида. Без сына я не могла уйти. Начинался рассвет, и сквозь жалюзи пробивался тусклый свет. Лайл остановил меня, когда я выходила из детской. Забрав ребенка, он снова дал мне пощечину и заявил, что я могу убираться куда угодно, но только без сына. Дэвид принадлежит ему, и я никогда больше его не увижу, если уйду. Затем он вошел с мальчиком в детскую и захлопнул за собой дверь. Мэгги закрыла глаза.

– Разве я могла уйти без Дэвида? Конечно нет. Я вернулась в свою комнату, намереваясь тихонько ускользнуть на следующий же день, как только мне удастся выкрасть Дэвида. Но Лайл разгадал мои намерения. Он нанял женщину, настоящую змею, по имени мисс Хэдли. Она должна была нянчить Дэвида. Лайл приказал ей не спускать глаз с ребенка, поскольку я немного не в себе и могу что-нибудь с ним сделать. Мисс Хэдли сторожила Дэвида день и ночь, была с нами все время.

Пережитое полностью, во всем объеме и ужасе, воскресло в памяти Мэгги. Внутри у нее все сжалось, голова грозила лопнуть от напора страшных образов и картин, лавиной обрушившихся на нее.

– Я позвонила адвокату, не называя себя, и спросила, какие у меня права. Лайл узнал и об этом – он всегда обо всем узнавал, и сказал, что, если только я позволю просочиться наружу хоть единому сомнительному слуху о нем, он добьется того, чтобы меня поместили в психиатрическую лечебницу. И он бы сделал это. Он и сейчас может это сделать.

При последних словах голос Мэгги дрогнул, и, рывком высвободившись из объятий Ника, она бросилась к дому. Она не знала, идет Ник за ней или остался стоять на месте. Линк, видимо, ожидая их возвращения, не запер дверь, и Мэгги ворвалась внутрь, стремглав промчалась мимо изумленного Линка и едва успела добежать до туалета, как ее сотрясла рвота.

Мэгги оставалась там долгое время, даже когда приступ рвоты прошел, стоя на коленях у унитаза, закрыв глаза и прислонив голову к прохладному кафелю стены. Едва живая, она хотела только одного: так же полностью очистить от воспоминаний голову, как только что очистила желудок.

Нет, воспоминания о той ночи никогда не оставят ее. Единственное, на что она может рассчитывать, – это заново похоронить их, надеясь, что время постепенно смягчит удар. Сколько прошло уже с той поры? Десять лет? Наконец-то она смогла рассказать о случившемся хоть кому-то, рассказать Нику. И даже не расплакалась при этом.

Возможно, пройдет еще год или два, и эта ужасная рана заживет?

Но тут-она снова почувствовала страх: а что, если теперь, когда Ник все знает, он изменит к ней отношение?

Нет. Кто угодно, но только не Ник. Сердце поняло это инстинктивно, тотчас же. Ник придет в ярость из-за нее, а не на нее. Как он уже сказал, он на ее стороне. Мэгги потребовалось еще много времени, прежде чем, собравшись с силами и слегка подуспокоив нервы, она смогла выйти.

Ник сидел в гостиной. Большое переносное кресло было сдвинуто так, чтобы он мог видеть дверь туалета. Комнату освещал единственный торшер, стоявший позади кресла. Работал телевизор. Она слышала шум голосов, хотя не могла разглядеть экран. Она видела только Ника. Он не спускал глаз с двери, ожидая, когда появится Мэгги, и показался ей усталым и мрачным. – Все хорошо, малышка, – сказал он, быстро поднимаясь и делая шаг навстречу «и. Нетвердо ступая, Мэгги преодолела разделявшее их пространство. Едва она приблизилась, Ник широко распахнул объятия, и Мэгги, невнятно пробормотав что-то, рухнула в них. Руки Ника сомкнулись, он крепко прижал ее к себе и зарылся лицом в ее волосы. Затем, подхватив Мэгги на руки, вернулся к креслу, сел и, нежно прижав ее к себе, устроил на коленях.

Так они просидели довольно долго, крепко прижимаясь друг к другу, не говоря ни слова и не двигаясь, озаренные лишь вспышками телеэкрана. Если Ник и отдавал себе отчет в том, что там происходит, то Мэгги совершенно не видела и не слышала окружающего. Да и Ник, скорее всего, тоже.

– Сделай ей ванну, хорошо? – услышала она спустя какое-то время голос Ника. Мэгги легонько шевельнулась, все еще не желая ничего видеть, но уже сознавая, что просьба Ника обращена к Линку. Ответа она не расслышала, но спустя несколько минут откуда-то сверху до нее донесся шум воды – ванная, судя по всему, находилась на втором этаже.

– Магдалена, – сказал Ник, словно появление в комнате Линка и звук льющейся воды вернул его из тех далей, куда унесли его мысли. – Ты знаешь, что я люблю тебя?

Все еще не поднимая головы, Мэгги кивнула. Она всегда знала это.

– Ты доверяешь мне? Она снова кивнула.

– Тогда слушай. Тебе не придется больше бояться ни Форреста, ни его головорезов. Даю тебе слово. Обстоятельства складываются так – не спрашивай меня; какие именно, поскольку я пока не могу объяснить, – что скоро проблема эта будет решена. Они получат свое – может, не в полном объеме, но получат. Тебе не придется Даже встречаться больше с Форрестом. Более того – он больше не сможет даже заикнуться о попечительстве над Дэвидом.

– Ник… – Осознав сказанное, Мэгги нахмурилась и выпрямилась. – О чем ты? – В ее сознании возникло жуткое подозрение. Она знала Ника почти всю жизнь, и, поскольку он не относился к разряду вспыльчивых и, соответственно, отходчивых людей, его ярость, уж если ей суждено возникнуть, могла быть страшной. Он никогда ничего не забывал. Ни доброту, ни злобу. Так неужели он забудет то зло, что причинил ему Лайл, не говоря уже о всем ужасе ее жизни? – Ты не убьешь его, правда? И не станешь никого нанимать, чтобы отомстить? – Мэгги была явно встревожена. Ник рассмеялся.

– А это заманчиво. Страшно заманчиво.

– Ведь если тебя поймают… Ник, я не переживу, если тебя поймают…

– Успокойся. Я не собираюсь попадаться, поскольку никого не собираюсь убивать. Есть другие способы заняться Форрестом и его дружками. Совершенно законные.

– Но какие?

– Пока я не могу тебе ничего сказать. Просто доверься мне. Я не стал бы вообще ничего говорить, но я не хочу, чтобы ты продолжала бояться. Никогда больше, слышишь?

– А ты уверен… по поводу Лайла? – прошептала Мэгги, страстно желая поверить Нику, но не осмеливаясь сделать это.

– Уверен. И ты поверь мне, Магдалена. Я уверен.

– Ванна готова, – сверху спускался по лестнице Линк.

Ник взглянул в сторону открытой двери, затем перевел взгляд на Мэгги. Глаза его потеплели, хотя Мэгги была уверена, что вид у нее сейчас ужасный: бледная, взъерошенная, удрученная и совсем не привлекательная. Он потянулся, чтобы убрать упавшие ей на лоб и щеки волосы, затем, просунув одну руку ей под спину, а другую под колени, поднялся, держа ее в руках.

– Я могу подняться сама, – возразила Мэгги, когда он двинулся вместе с ней в холл.

– Знаю, – ответил он мягко и, чтобы остановить готовое сорваться с ее губ возражение, поцеловал ее.

Позже, уже после ванной, Мэгги натянула на себя огромную футболку, которую Ник предложил использовать в качестве ночной сорочки. Судя по размеру (футболка свисала до колен и запросто дважды оборачивалась вокруг ее тела), Мэгги рассудила, что она принадлежит Линку. Она причесалась, почистила зубы, обнаружив в ванном шкафчике новую зубную щетку, и быстро выстирала белье, чтобы утром надеть свежее.

Развешивая тонкие кружевные вещицы над душем, она вдруг с особой остротой осознала, что оказалась на одной площади с двумя мужчинами, – не важно, что знает их обоих с детства, – а в одного из них страшно влюблена. Поскольку выбора все равно не было, Мэгги, пожав плечами, поспешила выкинуть из головы соображения о женской скромности. В контексте всего случившегося это не самое страшное.

Выходя из ванной, Мэгги с изумлением отметила, что решение забыть о неприятностях ей по душе. Эта мысль слегка обеспокоила ее.

Ник поджидал ее в узком холле, прижавшись спиной к стене. Едва завидев ее, он выпрямился и протянул ей небольшую пластмассовую чашечку с какой-то ядовито-зеленой жидкостью. В другой руке он держал бумажный стаканчик.

– Вот, – сказал он, – прими-ка это.

– Это что? – Мэгги с глубоким подозрением рассматривала жидкость.

– А я-то думал, что ты мне доверяешь. – Нику удалось изобразить улыбку.

– Свою жизнь – да. И свое будущее тоже. А вот что касается лекарств… Так что это?

– Можно сказать, снотворное. Как правило, ни Линк, ни я бессонницей не страдаем, но две недели назад он простудился…

– Я не нуждаюсь в снотворном.

– У тебя был трудный день. Тебе нужно выспаться. А ты не заснешь. Не забывай, я хорошо тебя знаю, Магдалена. И в лучшие-то времена ты плохо спала, а уж сейчас… Не выпьешь – промаешься без сна всю ночь.

Мэгги искоса взглянула на Ника. Конечно, он прав, но это вовсе не означает, что она с готовностью выпьет эту сомнительную микстуру.

– Ну пожалуйста, – допросил Ник с задабривающей улыбкой. Подозрение Мэгги только усилилось, но она взяла чашечку и залпом проглотила содержимое.

Ник принял из ее рук чашечку и передал ей бумажный стаканчик с водой. Воду Мэгги выпила с большим удовольствием.

– Ну а теперь, когда ты меня опоил, – сказала Мэгги, глядя, как он ставит чашку и стакан в ванной, – скажи, где я буду спать?

– Здесь. – И Ник направился в одну из верхних спален. Комнатка была маленькая, с минимумом обстановки: двуспальная кровать с накрахмаленным до хруста постельным бельем и бело-голубым стеганым лоскутным одеялом, прикроватный столик с голубым ночником на нем, зеркальный шкаф и плетеное кресло-качалка. По стенам развешены небольшие морские пейзажи в недорогих золоченых рамках. Вся мебель в спальне была выкрашена в белый цвет, возможно, потому, что собирали ее по отдельности и предметы обстановки не подходили один к другому. Окна украшали скромные кружевные занавески, скрывавшие опущенные белые жалюзи. Широкие доски соснового пола закрывал бело-розово-голубой тряпичный коврик.

Мэгги особенно растрогал вид постели. Совершенно очевидно, что ее только что застелили свежим бельем, поскольку прежнее, которое не успели убрать, было свалено в холле. Она видела, что подушки взбиты и расправлены, а угол покрывала заботливо отогнут в сторону. И все это великолепие – дело рук Ника, который до сих пор только одну из домашних забот признавал достойной мужчины – готовку. Стелить постели он терпеть не мог.

– Спасибо, Ник, – сказала она мягко, повернувшись к нему. Ее глаза были куда выразительнее слов.

– За что? – Голос Ника звучал грубовато, но руки, взметнувшиеся к ее затылку, чтобы притянуть ее поближе k себе, были нежны.

– За твою заботу обо мне.

– Всегда к твоим услугам, малышка. – Он шутливо поцеловал ее в нос и развернул, мягко подтолкнув к кровати.

– А ну, забирайся, – скомандовал он.

Мэгги подчинилась, поскольку взгляд Ника был выжидательно-требовательным, а она – слишком усталой, чтобы сопротивляться.

– А где ляжешь ты? – Устраиваясь поудобнее под простынями, Мэгги вдруг подумала, что это, скорее всего, его постель. Разве что он задумал пристроиться рядышком, но едва ли. Это не в духе Ника. Он знал, что она пока еще не готова.

– У Линка. У него двухэтажная кровать. Не беспокойся. Нам и раньше случалось спать в одной комнате.

Похоже, так оно и было. Детьми Ник с Линком могли спать даже в одной постели, поскольку второй в их квартирке не было. Мать стелила себе на диване.

Вспоминая об этом, Мэгги глубже зарылась головой в мягкую подушку, с наслаждением вытянулась, почувствовав себя более удобно, чем когда бы то ни было. Боль в груди постепенно утихла, успокоенная горячей ванной. Тошнота тоже отступила, а вместе с ней исчезло и сопровождавшее ее мучительное покалывание в висках. Но что еще лучше – начала ослабевать самая невыносимая боль, психологическая. Теперь, после того как она рассказала Нику о той ночи, воспоминания о которой так долго преследовали ее, Мэгги наконец-то почувствовала облегчение. И даже ее страх перед Лайлом, страх за себя и за Дэвида, стал менее острым.

Ник просил довериться ему, и она с готовностью ему подчинится. Если он говорит, что беспокоиться не о чем, значит, так оно и есть.

По крайней мере, сейчас ей точно не о чем беспокоиться. Она и не будет.

Дав самой себе это обещание, Мэгги вздохнула, потянулась и повернулась на левый бок, с удовольствием впитывая запах свежести и прохлады, исходивший от простыней. Все это время Ник не сводил с нее глаз, полуприкрытых тяжелыми веками, но выражения его лица Мэгги разобрать не могла. Когда она, наконец, устроилась, он заботливо подоткнул вокруг нее одеяло и выключил свет.

– Спи крепко, Мэгги Мэй, – прошептал он и быстро поцеловал ее. Затем, повернувшись, вышел из спальни и закрыл за собой дверь.

Она заснула глубоким сном раньше, чем дверь за ним закрылась.

Прошло несколько часов. Часы на кухне пробили полночь, потом час ночи. Вскоре после этого Мэгги приснился сон.

Глава 27

Это был старый сон. Он часто ей снился. Где-то в глубине сознания Мэгги понимала, что спит, что это все ей только снится. Но все равно каждый раз ее охватывал жуткий ужас. Она начинала умирать от страха, едва только видела себя на том песчаном берегу.

В двух метрах от нее разверзалась пропасть, гигантская, зловещая пропасть, извергающая черный дым и рыжее пламя. Из пропасти доносились жуткие вопли, от которых хотелось сжаться в комок и зажать уши руками.

Однако она не сделала этого. Как обычно, вместо этого, вытянув шею, Мэгги посмотрела вниз, пытаясь рассмотреть, что там, под ней Мгновенно ее охватил ужас, перерастающий в панику: Мэгги поняла, что смотрит в преисподнюю. Вопли, которые доносились из пропасти, были воплями пропавших душ. Бесконечная череда мужчин, женщин и детей вздымали вверх руки, взывая о помощи, которой не будет, и извивались в агонии, когда их настигало адское пламя. И в этот момент в волне ужаса, доводившего ее до тошноты, она вдруг осознала, что может стать одной из них – одной из проклятых.

Затем сзади раздался какой-то звук, и Мэгги обернулась. Открывшаяся ее взору картина ледяным панцирем сковала сердце. Навстречу ей мчался дьявол, уставив на нее вилы, чтобы швырнуть в преисподнюю, к остальным. Она понимала, что, если это произойдет, назад ей не выбраться никогда. Дьявол, рыжий, с рогами и длинным хвостом, разразился безумным хохотом. Но самым жутким было его лицо.

У дьявола было лицо Лайла. И его бледно-голубые глаза.

Мэгги бросилась бежать. Из груди вырвался вопль, она не могла остановиться и только продолжала кричать, кричать…

– Магдалена! Магдалена! О Господи, Магдалена, что с тобой?

Услышав эти слова, она осознала, что сидит в постели, в которую рухнула замертво несколько часов назад, и кричит, переворачивая вверх дном весь дом.

В настольной лампе мерцал огонек. Над постелью склонился Ник, вглядываясь в ее лицо и тряся за плечо, а Линк, держа в руках пистолет, который, похоже, уже бывал в деле, прислонился к дверному косяку, подозрительно оглядывая темные углы спальни.

– Ты что-то увидела? Ты не ранена? – быстро спрашивал Ник. Судя по тому, как он был бледен, она здорово его напугала. Его руки крепко сжимали ее за плечи, а устремленный на нее взгляд потемнел от тревоги.

– Это страшно, – проговорила Мэгги, все еще во власти ужаса. – Господи, Ник, как это было страшно!

– Что было страшно? – Голос Ника звенел от напряжения. Линк, открыв дверцу шкафа, отскочил в сторону, словно ожидал увидеть там злоумышленника.

– Сон…

– Сон? – повторил Ник. Он начинал понимать, что произошло, и руки, державшие ее за плечи, постепенно ослабили хватку. – Какой сон, малышка?

Мэгги сонно потянулась к нему, зная, что только в его объятиях будет чувствовать себя в безопасности. Он наклонился, и ее руки коснулись обнаженных плеч, потом, скользнув вниз, сомкнулись на его шее, притягивая с такой силой, какой Мэгги в себе и не подозревала.

– Какой сон, девочка? – снова спросил Ник. Голос го был мягким, и, поддаваясь ее настойчивости, он присел рядом с ней на кровать, кинув многозначительный взгляд на брата. Линк фыркнул и, прекратив осмотр спальни, вышел в холл, плотно закрыв за собой дверь. Едва только щелчок замка возвестил, что они одни, Ник перевел взгляд на Мэгги.

– Я здорово испугался, – низким, гортанным голосом проговорил он. Ее руки крепко сжимали его, словно она решила никогда больше не отпускать его от себя. Откинув в сторону одеяло, он прилег рядом с ней и, притянув к себе Мэгги, укутал ее простыней. Одной рукой он обнимал плечи женщины, другой, обхватив ее за талию, крепко, всем телом, прижал к себе. Жар, исходивший от его тела, казалось, обжигал, но Мэгги все еще продолжала дрожать.

– Можешь рассказать мне свой сон? – Ник успокаивающе погладил ее растрепавшиеся волосы.

– Это Лайл… Лаял – дьявол…

– Я знаю. – Голос прозвучал сухо.

– Во сне, – настаивала Мэгги, и дрожь ее усилилась при одном воспоминании о взгляде бледно-голубых глаз. Ник плотнее прижал ее к себе, успокаивая. Мэгги тоже крепче обхватила его руками, стараясь как можно ближе прижаться к нему.

– Расскажи, – повторил он. Мэгги начала говорить, изливая на него сбивчивый рассказ о ночном кошмаре, и все это время Ник не выпускал ее из рук, нежно поглаживая по голове: Когда, она сказала, что у дьявола было лицо Лайла, ее вновь начала колотить дрожь, и Ник снова успокаивающе прижал ее к себе. Закончив рассказ, Мэгги зарылась лицом во впадинку у него под подбородком, протяжно, тревожно вздохнула и закрыла глаза.

– Этот сон постоянно возвращается вот уже долгие годы, – прошептала Мэгги, чувствуя, как при этих словах ее губы касаются теплой кожи Ника. Он откинулся на подушку, устраиваясь в постели поудобнее и прижимая Мэгги к себе. Руки Мэгги, судорожно обнимавшие его, сомкнулись в замок на его спине на уровне подмышек. – Он пугает меня до смерти.

– Помнишь, querida, я сказал тебе, что ты не должна больше, бояться Лайла? Ты освободилась от него навсегда. Я буду защищать тебя и скоро у него не удет возможности пугать тебя или кого-то еще.

– Ты уверен в этом? – Как бы ей хотелось поверить ему! Мэгги казалось, что она уже поверила, но после ночного кошмара обнаружила вдруг, что в броне ее веры в Ника есть трещинки. Нельзя забывать, что Лайл Форрест – человек влиятельный. Ник очень симпатичен, силен и умен – просто чудо, с какой стороны ни смотри, – но хватит ли у него сил вырвать жало у такого ядовитого и злобного гада, как Лайл?

Чтобы обрести уверенность и покой, требовалось нечто большее, чем просто вера: необходима решимость, подобная прыжку в воду. – Уверен. Больше он никогда не причинит тебе зла. Повтори за мной, Мэгги: «Лайл Форрест никогда больше не причинит мне зла. Так сказал Ник».

Мэгги колебалась, крепче впиваясь пальцами в сильную, упругую спину. Да, она верит в Ника, в его способность защитить ее. Поняв это, она наконец-то решилась, покорно повторив вслед за ним: «Лайл Форрест никогда больше не причинит мне зла. Так сказал Ник».

К немалому своему удивлению, Мэгги обнаружила, что эти слова ее успокаивают.

Все еще дрожа, она свернулась калачиком рядом с ним, положив голову ему на грудь. Страх постепенно оставлял ее, напоминая о себе лишь черным безмолвным провалом, который сковывал душу. Руки Ника согревали, успокаивали ее, гладили по волосам.

Постепенно, мало-помалу она начала расслабляться. Мэгги всем телом приникла к Нику, чувствуя себя удобно и в безопасности. Легкий запах мускуса, исходивший от него, был истинно мужским, и она вдыхала его с наслаждением. Она уловила запах мыла, которым пользовалась в ванной, и сделала вывод, что Ник, по-видимому, недавно принял душ. Густая поросль на груди приятно щекотала лицо.

Она провела рукой по его телу и на секунду замерла, коснувшись мускулов, служивших ей чем-то вроде подушки, затем поиграла с колечком темных волос на груди. И только сейчас, впервые за это время, ее словно пронзило сознание, что грудь под ее головой обнажена.

Мэгги слегка нахмурилась, скользнув взглядом вниз по его телу. Заботливо укутав простыней ее плечи, он совершенно забыл о себе. Мэгги увидела, что на Нике только короткие белые шорты. Все остальное – грудь, ноги, ступни – было абсолютно голым.

Казалось бы, открытие это должно было смутить ее, вывести из себя, но этого не случилось. В конце концов, ведь это Ник. Она еще плотнее вжалась в успокаивающее тепло, глубже зарылась лицом в мягкую подстилку волос, продолжая жадно изучать его тело.

Как он прекрасен! Именно эта мысль ясно и отчетливо сформировалась в сознании Мэгги, пока взгляд ее скользил по телу Ника. Она словно в полусне отмечала, какие у него прямые плечи, возвышавшиеся над ней, сильные бронзовые руки, сжимавшие ее в объятиях, широкая грудь, классическим треугольником уходившая вниз, к мускулистому животу, полускрытому шортами. Вот здесь начинается самое интересное, подумала Мэгги. Мягкий хлопок, из которого были сделаны шорты, соблазнительно повторял каждую впадину и извилину его тела, совершенно не скрывая таящегося под ними богатела.

После столь тщательного исследования Мэгги отвернулась в сторону и тайком сама себе улыбнулась, отметив возрастающее возбуждение Ника. Он опять страстно желал ее, это было очевидно. Но Ник, ее Ник, готов терпеть даже адские муки, только бы не причинить ей боль. Чего бы это ему ни стоило, на первое место он всегда ставит ее желание. Так было всегда. Ее взгляд проследовал дальше, к крепким, покрытым пушком ногам, мощным икрам и крупным, разработанным ступням. А затем быстро вернулся обратно.

Припухлость в области шорт не исчезала, и Мэгги внимательно изучила ее. Ну и что с того, что подобное изучение слишком добродетельным не назовешь, – ей страшно хочется немного подразнить его. Ну самую чуточку.

Она потерлась щекой о его грудь. Ник напрягся.

– Тебе лучше? – Она едва разобрала слова, слетавшие с его губ, одновременно руки разжали свои объятия.

– У-у-у… – Мэгги с нарочитой наивностью придвинулась ближе, крепче обнимая Ника. Ник не спешил вернуть руки в столь пришедшееся ей по душе прежнее положение, и она требовательно прошептала: – Обними меня.

Ей показалось, что он медленно, слишком медленно, но подчинился.

Мэгги снова потерлась щекой о скрывавшие его грудь волнистые заросли, прикрыв глаза и наслаждаясь легким покалыванием волосков. Ее руки медленно двинулись вдоль его спины, слегка царапая ноготками кожу, проверяя силу и упругость скрытых под ней мускулов.

Ник пошевелился, сменил неудобную позу. Мэгги усмехнулась про себя.

Ее глаза были открыты, хотя она всячески старалась скрыть это от Ника, опустив их и прикрыв ресницами. Он не мог видеть вспыхивавших в них огоньков, когда Мэгги оценивала степень его возбуждения. Он был уже полностью готов, и Мэгги могла различить все очертания устремленной к ней сквозь эластичную ткань плоти. Она подумала, что ее вполне можно было бы обвинить в жестокости и даже обозвать подходящим к этому случаю неприличным словом. Но как восхитительно и легко вновь почувствовать себя свободной, раскованной, увлеченной сексуальной игрой с мужчиной! Ник не станет лишать ее радости, мешая наслаждаться за его счет, она была уверена в этом. Напротив, если это пойдет ей на пользу, поможет выздороветь, он будет только рад.

Голые ноги Мэгги были прижаты к его ногам. Футболка, в которой она спала, почти непристойно задралась, и Мэгги чувствовала под ногами обжигающий жар его поросших волосками ног. Она намеренно подвинулась ближе, чтобы коснуться бедрами его бедер, и тут же отметила, как напряглись его ноги. Быстро проверив, что происходит с шортами, она поняла, что до предела натянутая ткань едва сдерживает Ника.

– Мне лучше оставить тебя, чтобы ты могла заснуть. – Если в голосе Ника ей и послышалась нотка отчаяния – а она и вправду прозвучала в нем, – Мэгги постаралась ее не заметить.

– Не оставляй меня, Ник, – жалобно пробормотала она. Мэгги показалось, что она услышала скрежет зубов Ника, но руки его вновь сжали ее в объятиях, хотя на этот раз весьма сдержанных.

Мэгги, довольная, расслабилась, позволив себе всем телом прижаться к мужчине. Она чувствовала себя все более и более уютно, словно кошка, свернувшаяся калачиком на теплой батарее. Именно здесь, в объятиях Ника, ее убежище. Его близость, крепость его тела рядом с ней, его тепло, запах дурманили голову не меньше, чем стакан прекрасного виски. Даже его сдержанность волновала, завораживала. Сомнений не осталось: он безумно жаждет ее – и ничего не может сделать, не может позволить себе пойти дальше любовной прелюдии, поскольку не чувствует, что она готова ответить ему. Эта уверенность развеяла последние робкие следы страха, сидевшего в Мэгги. Рядом с ним она может делать все, что захочет.

Волосы на его груди щекотали щеку, так что пришлось, сморщив нос, сдуть их в сторону. Мягкая бархатистость его кожи поверх стальных мышц восхищала, и Мэгги с любопытством и интересом трогала ее пальцем. Какое удовольствие вот так просто прикасаться к нему! Неужели она могла забыть, как приятно почувствовать под своими пальцами крепкую мужскую грудь? Медленными, почти сонными движениями она провела рукой по груди, скользнула вниз, погладив тугой живот, потрогала ямку на животе. Пока Мэгги занималась исследованием его тела, возбуждение Ника еще более возросло, превысив, казалось, все мыслимые границы.

Она прекрасно понимала, что толкает его к краю, и упивалась этим пониманием. Она знала, что в любой момент может приостановить то, что сама же затеяла. Ник никогда не принудит ее – и никогда ни в чем не обвинит.

Он терпеливо сносил прикосновения ее любопытных пальцев, не двигаясь и не произнося ни слова, просто лежал рядом, непроницаемый, как доска. Руки, покоившиеся на ее плечах, напряжены, сердце, со все возрастающей силой, колотится где-то у нее под ухом.

Лоб Ника блестел от легкой испарины, тело, там, где его касались пальцы Мэгги, было влажным. Мэгги слышала раньше, что пот – соленый на вкус, и теперь решила проверить, так ли это. Повернув голову, она прижалась губами к его груди, коснувшись языком кожи.

Поцелуй получился легким, как мановение крыла бабочки, и нежным, как капля росы.

– Не нужно, – резко отстранил ее Ник, проведя рукой по груди и отодвигаясь.

– Ник?.. – она удивленно подняла на него глаза.

– Ч-черт, – в сердцах проговорил он, не в силах унять дрожь.

Глава 28

Она просто сводит его с ума. Достаточно одного лишь сознания, что она рядом, что ее нежная грудь прижимается к его груди, отделенная только полоской тонкого хлопка – одной из футболок Линка. Все в ней – шелковистость бедер, прижатых к его голым ногам, тяжесть головы, покоящейся на его груди… Ее сладкий, успокаивающий запах, нежное свечение ее кожи, почти прозрачной рядом с его бронзовым загаром, каскад золотисто-каштановых волос, упавших ему на грудь, бледный нежный профиль, прикосновение рук…

О Господи, прикосновение ее рук…

Именно тогда он понял, что готов проиграть: когда Мэгги принялась касаться его тела тонкими белыми пальцами, слегка царапая кожу розовыми ноготками, такими же яркими и влекущими, как леденцы. Это уже было свыше его сил, свыше того, что он мог вынести. В конце концов, ему не чужды нормальные человеческие желания, и он нормальный полнокровный американец.

Но ведь он любит ее. Отчаянно, страстно, с той дикой силой, которая способна своротить горы, встань они на его пути. Слишком любит, чтобы позволить кому-либо причинить ей боль. Невероятно сильно, чтобы самому причинить эту боль.

Проклятье, как же она боится секса! Она словно обезумела там, в пикапчике, закричала так, будто забыла, с кем она, кто он такой, приняв его за насильника.

Вспомнив об этом, Ник помрачнел. Черт, у нее есть на то основания. Переживаний, выпавших на ее долю, любой другой женщине хватило бы на двадцать жизней, и он не намерен дополнять этот список. Он будет с ней ласковым и нежным. Он терпеливо дождется своего часа, избавит ее от кошмарных воспоминаний, сделает ее счастливой и бесстрашной, и только после этого заговорит о сексе. Да, он намерен сдержать слово, даже ценой собственной жизни.

Похоже, что сейчас именно такой момент.

Но нет, ему прежде нужно расправиться с Гамильтоном Драммондом и этим ублюдком Лайлом.

Так что же он делает? – с отвращением спрашивал себя Ник. Почему лежит тут радом с ней, на этой полыхающей жаром постели, нежно обнимая ее, пока она приходит в себя после кошмара, столь страшного, что своим жутким криком, проснувшись, Мэгги переполошила весь дом? Он честно изо всех сил старается думать о чем угодно, только не о сексе, в то время как все его достоинства твердеют и пухнут, как телеграфный столб.

Тот, кто сказал, что разум у мужчины в штанах, знал свое дело туго. Можно или нельзя, тут не разберешься. Захотел – значит вынь да положь.

Легкие, как паутинка, прикосновения ее ноготков, бегущих по его животу, заставили Ника сжать руки, поглаживающие ее по волосам, в кулаки, но не сильно, так, чтобы Мэгги не догадалась. Он попытался сдерживать дыхание – вдох-выдох, вдох-выдох, – надеясь совладать с желанием.

Вдох-выдох: я не буду думать об этих ноготках-конфетках, трогающих живот. Вдох-выдох: я не буду думать о том, как хорошо, чтобы эти ноготки скользнули немного ниже. Вдох-выдох: я не буду думать о том, как мягкое, нежное прикосновение ее губ к моей груди переворачивает меня…

О Господи, он этого не вынесет.

Чтобы хоть как-то защититься, Ник просунул руку между своей грудью и губами Мэгги, легонько оттолкнув ее, но это оказалось чертовски поздно.

В низу живота ломило. Казалось, им можно забивать гвозди. Нику отчаянно хотелось стащить с нее эту дурацкую футболку, перевернуть на спину и вонзиться в нее, спасаясь от боли и желания. Но он сдержался. Сдержался, скрипя зубами.

Вот только дрожь, как у семнадцатилетнего сосунка, выдавала его с головой.

– Ч-черт, – проскрежетал Ник сквозь зубы. Не может быть, чтобы она не понимала, что происходит. Не может быть, чтобы не знала, ища в его объятиях успокоение, на каком он свете и о чем думает.

Магдалена взглянула на него, откинув голову, и их глаза встретились. Огромные прекрасные карие глаза ее сияли сквозь длинные черные ресницы, словно теплый и мягкий бархат, такие невинные и такие обеспокоенные. Будь он способен мыслить здраво, он бы заподозрил, что слишком уж невинные.

– Тебе холодно, Ник? – спросила Мэгги.

Холодно? Проклятье, какое там холодно! На вершине действующего вулкана холоднее, чем у него внутри. Эта мысль вытеснила из его сознания все другие, в том числе и внезапное подозрение, что Мэгги попросту развлекается, наблюдая за ним.

– Немного, – солгал ой, не разжимая губ и не в силах сдержать новый яростный приступ дрожи.

– Тогда ныряй под одеяло, – проговорила Мэгги, откровенно улыбаясь и скользя ладонью к вершине вулкана в низу его живота… Затем она двинулась дальше, коснувшись тонким пальцем восставшей плоти.

– О небо, – простонал Ник, отбрасывая ее руку.

– Обычно тебе нравилось, когда я к тебе прикасалась, – заметила Мэгги, переплетая его пальцы со своими. Он впился пальцами в ее руку, чтобы окончательно не потерять сознания. Она дразнит его, теперь он был в этом уверен, а это уже неплохой знак. Ему просто необходимо сейчас овладеть собой: больше всего на свете он боялся спугнуть ее. Но эту игру необходимо прекратить – на время. Сейчас он уже на грани.

– Магдалена, детка, querida, мне и сейчас нравится. Очень нравится. Настолько нравится, что, если ты еще раз тронешь меня, я не отвечаю за то, что может произойти. – Ник сжал зубы, заботясь лишь о том, чтобы не расплющить ей руку. – Мне необходимо уйти.

– А может, я не хочу, чтобы ты отвечал за то, что произойдет. И не хочу, чтобы ты уходил.

– Господи, ты меня убиваешь… – пробормотал Ник и до боли сжал зубы. Он знал, что лучше всего отодвинуться, подняться с постели прямо сейчас, но не мог шевельнуться.

– Правда? – Она снова улыбнулась невинной полусонной улыбкой. И в этот момент Ник окончательно понял, что все это – театр. Эта маленькая ведьма прекрасно понимает, что она с ним делает, и делает нарочно. Сердце заколотилось с удвоенной силой. Приподняв спрятанную у него на груди голову, Мэгги тряхнула волосами, откидывая их с лица, так что они взметнулись над плечами величественным золотым ореолом, и убрала руку. Она смело обвела его взглядом, с головы до ног, не пропуская ни единой детали. Затем снова положила ему руку на низ живота.

– Магдалена, ради Бога! – пророкотал Ник, когда ее рука, скользнув под резинку, была уже внутри, но останавливать не стал. Просто не было сил. Желание в буквальном смысле парализовало его.

– Возьми меня, Ник, – прошептала Мэгги, прикрывая рукой гранитный монолит, грозивший вот-вот взорвать все преграды – Пожалуйста… Я хочу тебя…

– Магдалена… – Ник в последней тщетной попытке силился обуздать желание.

– Пожалуйста… – Теплая, мягкая, бархатная рука продолжала свой путь.

Ник отреагировал на ее прикосновение, словно залитый бензином костер на брошенную в него спичку. Сдерживать себя дальше было невозможно, не помогали даже самые добродетельные намерения. Проклятье! Только ради нее он терпит эту пытку столько времени!

– Я люблю тебя, – выдохнул он, приподнимая с постели плечи, и в голосе его смешались вина и нежность. Подхватив Мэгги под руки, он перевернул ее, уложил на спину, и, едва владея собой, рывком сорвал с себя шорты. – Люблю, люблю, люблю…

– Я тоже тебя люблю, – эхом отозвалась она, устремляясь ему навстречу.

Он едва не задохнулся при мысли, что это Мэгги, нагая и страстная, ничего не страшась, раскинулась здесь на белоснежных простынях, светясь нежным шелком кожи, широко распахнув сияющие глаза, улыбаясь ему, стремясь ему навстречу.

Он не хотел спешить, страстно желая доставить ей удовольствие, медленно подвести к той грани, когда она не сможет больше думать ни о чем, кроме них двоих.

Ник ворвался в нее. Никогда в жизни он не испытывал такого наслаждения. Простонав от радости и утонченного восторга, он совершенно потерял голову.

Все произошло быстро, с диким напором и неизведанной прежде страстью. Ее тепло, нежность сводили его с ума. Подхватив ее ноги, он обвил себя ими, жадными губами раздвинул ее губы, коснулся языком твердой эмали зубов и быстро и яростно принялся за дело.

Все получилось просто прекрасно.

Когда пришло освобождение, он все еще оставался в ней, содрогаясь в конвульсиях счастья и экстаза.

Никогда в жизни ничего подобного он не испытывал.

Прошло уже несколько минут, после того как все кончилось, а Ник все еще не мог прийти в себя.

Одновременно с прояснившимся сознанием на него накатило раскаяние.

Что, если он испугал ее? Быстро восстановив в памяти все детали происшедшего, он не мог вспомнить ни единого стона, ни мольбы отпустить ее, ни малейшего признака, что ей не нравится то, что происходит. Ни намека на то, что она несчастна.

Может, она в обмороке? Нет, это не похоже на Магдалену. Она не из слабонервных девиц. Но тогда почему она так затихла? Собравшись с духом, Ник поднял голову и робко заглянул ей в глаза.

Глава 29

Все кончено, торжествующе подумала Мэгги. Она решилась. Нет, это Ник. Ник сломал барьеры, годами подавлявшие ее сексуальность. Она снова нормальная женщина, которая вольна любить и радоваться любви.

Эта мысль вселяла в нее силы. Оказывается, пока не удалось сбросить давивший на нее груз, она до конца не осознавала, насколько он тяжел.

Когда Ник, подняв голову, взглянул на нее, Мэгги улыбнулась. Он выглядел таким виноватым, что она не могла сдержаться, хотя с удовольствием подразнила бы его еще чуть-чуть. Нависнув над ней так, что вся тяжесть верхней части тела пришлась на налитые мускулами руки, он почти полностью загораживал широченными плечами остальную комнату. Его грудь оказалась всего в нескольких сантиметрах от ее лица, и Мэгги полюбовалась ею несколько секунд, прежде чем поднять глаза. Она еще раз с нежностью отметила резкие, мужественные черты его лица, квадратный подбородок, почти почерневший от щетины, крупный серьезный рот: ни тени улыбки. Потом перевела взгляд на широкий шх;, высокие скулы, густые брови и взъерошенные черные волосы. И только после этого встретилась с ним взглядом. Зеленовато-карие глаза Ника потемнели от сжигающего его беспокойства.

И вот тут-то Мэгги и улыбнулась.

– С тобой все в порядке? – спросил он, не слишком доверяя выражению ее лица. Она кивнула.

– Я не сделал тебе больно, правда? Я даже думать забыл про твои синяки: Мэгги покачала головой.

– Я тебя испугал? – Брови сошлись в плотную темную полосу над носом, придавая лицу Ника еще более виноватое выражение.

Мэгги снова покачала головой.

– Черт возьми, Магдалена, скажи же хоть что-нибудь, – взмолился он. – Я чувствую себя последним негодяем, а ты не хочешь мне помочь.

С этими словами Ник откатился в сторону и лег на спину, подложив одну руку под голову и глядя в потолок.

– Извини, – мягко проговорила Мэгги, приподнимаясь на локте, чтобы видеть его. Его глаза снова обратились к ней.

– Ну уж нет. Это мои слова: извини, – отозвался Ник с искренним раскаянием. – Я не хотел, чтобы так произошло.

– Все было хорошо, – С каждой секундой Мэгги чувствовала себя все лучше.

– Ну, спасибо тебе преогромное. – Голос Ника, напротив, прозвучал откровенно сердито. Он снова/ отвел глаза, продолжая изучать потолок.

– Я даже не думала, что это так, – умиротворенно проговорила Мэгги, коротко рассмеявшись. Вот этого, возможно, ей делать не следовало. Судя по выражению его лица, его мужская гордость была уязвлена. Последнее обстоятельство по целому ряду причин показалось Мэгги забавным. – На самом деле все было прекрасно. Просто прекрасно. – Ник в ответ лишь скрипнул зубами, и Мэгги снова не удержалась от смешка.

– Не старайся успокоить меня. – Если лицо Ника и оставалось непроницаемым, то терпение иссякало быстрее, чем скисает вчерашнее молоко. Лучше постараться взять себя в руки и перестать хихикать. Иначе он, чего доброго, оскорбленно двинет отсюда в чем мать родила, не дав ей времени объяснить, что она имеет в виду. Но что же делать, если она вдруг почувствовала себя такой восхитительно молодой и нормальной, что не в силах сдержать радостный смех?

– Правда, великолепно, – мягко повторила Мэгги. Потом, когда он недоверчиво отвел глаза от потолка и взглянул на нее, пояснила: – Я не испугалась. Я даже не вскрикнула. Я просто ни о чем не могла думать, только о тебе. Вот поэтому все было великолепно.

Загнанные вглубь чувства на мгновение отразились в сверкнувших глазах Ника, потом он улыбнулся. Медленно, как бы нехотя, но улыбнулся.

– Ты хочешь сказать, что не почувствовала полного восторга. – Слова прозвучали как обвинение, пусть и не слишком серьезное.

– В другой раз. – Признание было кротким. Шаловливая улыбка снова мелькнула в уголке ее губ, и Мэгги, не удержавшись, подмигнула ему. – В пикапчике все было по-другому.

– Правда? – Он с интересом поднял брови, глядя на нее.

– Да, – кивнула Мэгги и снова улыбнулась.

Ник внезапно резко сел на постели, схватил край футболки, сползшей Мэгги куда-то на бедра, и принялся стаскивать ее. Мэгги помогала ему, подняв руки, а потом тряхнула головой, чтобы привести в порядок взъерошенные волосы. Швырнув на пол ставшую ненужной спальную принадлежность, Ник посмотрел на Мэгги, обнаженную и улыбающуюся.

– Мои женщины всегда получают сполна, – пророкотал он и, положив руки ей на плечи, распластал на постели. – Ты же не захочешь испортить статистику?

Секунду он не отпускал ее, с насмешливо-свирепым выражением рассматривая спутанные волосы, словно вуалью окутавшие ее тело, нежные черты лица, смеющиеся глаза, мягкие очертания губ. Затем взгляд переместился дальше, к белой шее и узким плечам, и еще ниже – к прочим щедрым дарам природы. Будучи худощавой, женскими прелестями Мэгги отнюдь обделена не была, и сейчас, расцветая в согревающем тепле его глаз, она чувствовала, как внутри нее поднимается, разгораясь, горячая волна. Полные, круглые, нежные груди с розовато-коричневыми сосками уже налились, откликаясь, требуя его внимания. Мэгги понимала, что означает его взгляд. И наслаждалась этим.

Внезапно Ник застыл, не двигаясь и, казалось, едва дыша. Лицо его помрачнело.

На мгновение Мэгги растерялась. Затем, опустив глаза, проследила за направлением его взгляда. Синяки на ее груди сияли во всем своем фиолетово-желтом великолепии, особенно подчеркнутые матовой белизной кожи. Так вот что послужило причиной этого странного взгляда! Надо же, а она почти о них забыла.

– Уже не болит, – словно оправдываясь, сказала Мэгги. – Сейчас не болит.

Затем, потянувшись, выключила ночник. Комната немедленно погрузилась в темноту, такую густую и плотную, что Мэгги не видела кончика собственного носа, не говоря уж о Нике.

– Ну-ка, за дело, – скомандовала она, поднимая руки, чтобы обнять его и притянуть к себе. – Подтверди-ка свои достижения. Негоже отставать от собственных рекордов.

– Магдалена… – Ник слегка откинулся назад, голос его звучал почти мрачно.

– Замолчи, глупыш, лучше поцелуй меня, – прошептала она настойчиво, и он подчинился. Мэгги почувствовала, как его большое нагое тело доверчиво прижимается к ее телу.

Его губы, отыскав губы женщины, прикоснулись осторожным любящим поцелуем. Язык уже принялся исследовать сладостные глубины рта, наслаждаясь его влажной темнотой и играя ее языком. Не торопясь, она ответила на поцелуй поцелуем, наслаждаясь сознанием полной и радостной свободы. Руки ее гладили его плечи, продвигаясь вниз. Теплая влага его кожи дразнила и манила одновременно. Ей нравилось прикасаться к нему.

Ник положил руки ей на грудь, любуясь и играя с сосками, и у Мэгги перехватило дыхание. Мягкие холмы набухли, а вершины их затвердели.

Губы, покинув ее губы, словно приняли эстафету из его рук. Он наслаждался, жадно и страстно, сначала одной, затем другой грудью. Прикосновение губ Ника горячей пульсирующей волной отозвалось в святая святых ее тела.

Словно почувствовав это, Ник позволил одной руке начать движение вниз. Мэгги затаила дыхание, наслаждаясь нежным скольжением его пальцев по шелковистой коже живота, затем замерла одновременно с тем, как они достигли чувственного треугольника. Ник продолжал нежно поглаживать ее, играя завитками волос и не отрывая жадных губ от щедрой груди.

Простонав от наслаждения, Мэгги прижала его голову к груди, запуская пальцы в густую шевелюру. Глаза ее закрылись, а ноги задрожали, бесстыдно выдавая нарастающее возбуждение и беспомощно, с надеждой, ожидая его разрешения.

Губы Ника опять перехватили инициативу у его рук. Мэгги почувствовала на животе их теплую влагу: язык Ника слегка задержался там, исследуя пупочную впадинку. Ее пронзила дрожь, но тут же, едва губы его продолжили свой путь, Мэгги замерла. Пальцы, запущенные в его волосы, судорожно сжались, когда Ник зарылся лицом в заветный треугольник и подвел руки вниз, под нее, чтобы, завладев ягодицами, приподнять, притянуть Мэгги к себе навстречу.

– Пожалуйста, Ник… – взмолилась Мэгги, почувствовав обжигающее тепло его губ и нежность его языка. Она и сама не смогла бы сейчас ответить, что означают эти слова: протест или просьбу.

Она забыла обо всем, отдаваясь движению его губ, подчиняясь силе сжимавших ее рук и задыхаясь от нестерпимого, граничащего с болью, восторга, который разгорался и рос внутри нее.

Она опустила руки на простыни, стиснув их, натягивая на себя дрожащими пальцами прохладный хлопок. Глаза ее были по-прежнему закрыты, губы разомкнулись, голова беспомощно металась из стороны в сторону.

Боже, как ей нравится все, что он с ней делает! Только бы он продолжал…

Ник остановился как раз в тот момент, когда Мэгги решила, что больше не выдержит. Он приподнялся, постепенно двигаясь вверх и оставляя раскаленные, пышущие жаром отпечатки своих поцелуев по всему ее телу, требовательному, взывающему к нему. Он задержался на мгновение, снова наслаждаясь ее грудью, и она не смогла сдержать слабого возгласа.

Потом его тяжелые бедра оказались между ее ног. Странно, она не чувствовала никакого дискомфорта, словно его тело специально изготовляли, подгоняя под нее. Ее обожгло горячее прикосновение у самых врат, только что требовательно отворенных его губами. И вот он уже внутри – с губ ее сорвался стон. Мэгги услышала его, не узнавая голоса, не сознавая, что стонет она сама.

– Не сейчас, малышка, – прошептал Ник, и губы его припали к ее губам. Она ответила на поцелуй, с готовностью подчиняясь его власти: сомкнув руки у него на спине и вонзаясь в нее ногтями. Не нужно торопиться – сейчас ему по силам медленно, очень медленно, скользящими движениями внутри нее разжечь Мэгги, заполнить ее сантиметр за сантиметром, пока она не выгнется под ним от страсти, всем телом устремляясь навстречу и задавая свой, более быстрый темп.

Нет, он не станет торопиться. Не выпуская из рук ее грудь и не отрываясь от ее губ, Ник продолжал ритмично двигаться, неспешно и расчетливо сводя ее с ума.

Когда она взорвалась, страсть захлестнула ее с головой, удвоила силы, так что Мэгги буквально оплела его своим телом, выгнув спину и повторяя:

– О, Ник, да, да, да…

Волны экстаза, в которых купалась Мэгги, докатились и до Ника. Она почувствовала, как он напрягся, затем его сотрясла дрожь. Она поняла, что и он достиг верха блаженства, и его наслаждение дополняло ее собственное, усиливая его.

После этого они долго лежали неподвижно, слившись воедино, не размыкая объятий. Тяжесть тела Ника, казалось, вот-вот расплющит ее, вдавит в постель. Она не размыкала рук, продолжая гладить его волосы, губы ее раскрылись в блаженной улыбке. Потом, повернув голову, она коснулась губами его небритой щеки.

– Получилось, – прошептала она ему на ухо.

– А то! – отозвался он с такой откровенной мальчишеской гордостью, что она не могла не улыбнуться. Приподняв голову, чтобы поцеловать ее еще раз, Ник откатился в сторону, не размыкая объятий, покачивая ее, как младенца, и быстро натянул поверх одеяло. Нащупав подушки, сбившиеся к спинке кровати, он подсунул одну себе под голову, а другую расправил для Мэгги, поцеловав ее в кончик носа.

Спустя несколько минут по его ровному дыханию Мэгги определила, что он заснул.

«Устал, бедняжка», – успела подумать она, и тут же заснула сама, не успев погасить довольную улыбку и убрать голову с его груди.

Глава 30

Мэгги проснулась от мысли, что они забыли о противозачаточных таблетках. Глаза ее широко распахнулись, а сознание всего безумия совершенного ею поступка обрушилось на голову с беспощадностью бейсбольной биты. Уж ей-то прежде всего следовало об этом побеспокоиться! Если Ник за последние двенадцать лет не прошел стерилизацию, в чем она весьма сомневалась, значит, он способен к деторождению. И она тоже.

С тех пор как она в последний раз задумывалась о сексе, прошло уже немало лет. Так стоит ли удивляться, что она и думать забыла о предохранении? Мэгги судорожно принялась подсчитывать, когда закончились последние месячные. Восемь дней назад. Значит ли это, что она в безопасности? Непонятно.

Ник открыл для нее огромный новый мир, подумала она невесело. Незапланированная беременность, предохранение, венерические заболевания – ей не приходилось волноваться по этим поводам очень и очень давно.

Необходимо сегодня же поговорить обо всем с Ником.

Придя к этому выводу, Мэгги вдруг обнаружила, что она в постели одна. Лежавшая рядом подушка еще хранила отпечаток головы Ника, как бы в подтверждение того, что он был с ней. Одеяло с его стороны отброшено в сторону, и самого Ника в комнате нет.

День был уже в полном разгаре. Одинокий луч яркого солнца сумел пробиться в щелку сквозь жалюзи, где их не слишком плотно закрывали занавески. В дорожке света лениво плавали пылинки.

Снаружи до Мэгги донесся звук захлопнутой дверцы машины, а затем, чуть позже, хлопок входной двери. Мужской голос что-то быстро спросил – слов она не разобрала, но ошибиться в том, кому принадлежал голос, тоже не могла. Еще мгновение – и Мэгги услышала, как кто-то быстро, перескакивая через две ступеньки, поднимается вверх по лестнице.

Конечно, это Ник. Насвистывает что-то себе под нос. Мэгги быстро нырнула глубже под одеяло, натянув его как можно выше и тщательно подоткнув со всех сторон, так что снаружи оставались только обнаженные плечи. Что бы ни произошло между ними прошедшей ночью, не может же она сидеть тут абсолютно голая, дожидаясь его!

Как она и ожидала, Ник ворвался в спальню, не постучав. Просто повернул дверную ручку, распахнул дверь и вырос на пороге. Он был одет в голубую фланелевую рубашку, заправленную в облегающие джинсы; костюм дополняли ковбойские сапоги и тисненый кожаный ремень. Его волосы, по которым явно только что яростно прошлись щеткой, глянцевой волной спадали на лоб, а свежевыбритое лицо сияло.

– Сонюшка, – сказал он, прерывая бравый мотивчик, который только что насвистывал, и весело улыбнулся ей.

– Ты забыл о резинке, – пригвоздила его к месту Мэгги прокурорским тоном. Ее раздражение усиливалось еще тем, что она, должно быть, выглядит не лучшим образом: неумытая, без грамма косметики, волосы напоминают спутанную копну. Подхватив прядь, упавшую на лицо, она отбросила ее назад и сердито посмотрела на Ника.

Ник молчал, устремив на нее твердый взгляд, словно взвешивая степень ее недовольства, потом вошел в спальню, плотно закрыв за собой дверь.

– У меня ее с собой и не было, – отозвался он с прежним весельем, пересекая разделявшее их пространство, чтобы запечатлеть поцелуй на ее непокорных губах, и одновременно опуская ей на колени небольшой пакет из коричневой бумаги, который она сначала даже и не заметила.

– Не волнуйся, querida, со мной ты в безопасности.

Из этого заявления Мэгги сделала вывод, что речь идет о здоровье, о том, что Ник ничем не болен. Но ее-то беспокоило совсем другое. Зная Ника, она прекрасно понимала, что, будь у него хоть малейшие сомнения на этот счет, он бы ее и пальцем не тронул. Нет, Мэгги сейчас прежде всего беспокоила возможность забеременеть.

– Я не принимала таблетки. – От его откровенной беззаботности Мэгги только больше злилась.

– Я тоже.

– Ты можешь быть серьезным? – Мэгги готова была лопнуть от ярости.

– Я совершенно забыл, какой ты умеешь быть маленькой мегерой. – Ник засунул большие пальцы за пояс и задумчиво посмотрел на нее. – Неужели я добивался всего этого, чтобы всю оставшуюся жизнь на меня кричали, не дав даже сначала выпить чашку кофе? – Казалось, он на мгновение задумался, затем в углу его рта появились глубокие ямочки. – Что ж, ради тебя я готов все стерпеть.

Мэгги выдернула из-под себя подушку и запустила ею в Ника. Он, смеясь, отскочил в сторону и, уже выходя их комнаты, крикнул ей через плечо:

– Кофе внизу, а завтрак будет готов через пятнадцать минут. Пожалуйста, не перегрызи до этого всю мебель.

Животное! Но даже при этой мысли Мэгги не смогла сдержать улыбку.

В пакете, который Ник положил на кровать, оказались желанная косметика, шампунь, зубная паста со щеткой, расческа и щетка для волос. При виде этих богатств глаза у Мэгги засияли. Значит, ради нее Ник ездил в аптеку! Как она благодарна ему за это. Когда у женщины чистые волосы и подкрашенные губы, весь мир у ее ног.

С одеждой дело обстояло хуже. Она могла бы надеть старую, в которой приехала сюда, но, обнаружив, что она помятая и несвежая, Мэгги передумала. Какое-то время она пыталась найти решение, затем выбралась из постели, подняла с пола футболку и натянула ее через голову, чтобы не бродить по дому голой, пока будет искать что-то подходящее. Поскольку спальня принадлежала Нику, можно предположить, что тут найдется какая-то одежда. Что ж, придется что-нибудь у него позаимствовать.

На полочке в шкафу она обнаружила джемпер и брюки, и то, и другое из плотного черного хлопка. Прихватив их с собой в ванную вместе с привезенными Ником сокровищами, Мэгги приняла душ и вымыла волосы, затем насухо вытерлась и завершила туалет, накрутив на голову наподобие тюрбана толстое махровое полотенце. Еще бы один приятный сюрприз: найти у Ника или Линка такую роскошь, как фен. Но, оглядевшись по сторонам, Мэгги, конечно же, ничего подобного не увидела.

Вместо этого она заметила, что ее белье аккуратно сложено в стороне, и, надевая его, залилась краской при мысли, что Ник – хотелось бы надеяться, что именно Ник, – держал его в руках. Конечно, это глупо, ведь он держал в руках ее всю, все ее тело.

Мэгги натянула на себя брюки, слишком широкие для нее. Хорошо, что на штанинах были эластичные манжеты, а на поясе – шнурок. Поплотнее затянув завязку на талии, она оказалась в просторном теплом одеянии, вполне, кстати, удобном. Джемпер тоже оказался велик: болтался свободно на плечах, а нижний край свисал почти до середины бедер. Да и рукава придется здорово подвернуть. Раньше, пока она не надела одежду Ника, Мэгги и не задумывалась, какой он крупный. Возможно, потому, что всегда сравнивала его с Линком, а тот был еще больше.

Ничего, если закатать рукава по локоть, проблема будет решена. Наряд получился свободноватый, но вполне приличный. Дополнить его ее собственной обувью – и вполне можно показаться на улице.

Взглянув на себя в зеркало, Мэгги с удовольствием отметила, что синяки на лице побледнели, и, слегка припудрившись – спасибо Нику! – подкрасила губы помадой. Тушь он купить не догадался – да и чего требовать от мужчины? – но ресницы у нее длинные и темные от природы, да к тому же глаза сегодня широко распахнуты и сияют сами по себе, без дополнительных ухищрений. И даже щеки порозовели. О румянах, судя по тому, что он и их не купил, Ник тоже не подозревает, но кожа почему-то приобрела прежнюю бархатистость, утерянную сутки назад.

Мэгги вдруг поймала себя на мысли, что самая лучшая косметика – это состояние влюбленности. Улыбнувшись своему отражению, она размотала полотенце на голове.

Поскольку фена не было, пришлось просто расчесать тяжелую массу волос, а затем пальцами попытаться уложить их естественными волнами там, «где она сочла это необходимым. Затем, надев туфли, Мэгги поспешила вниз, ориентируясь на дразнящий запах жареного бекона.

Ник стоял у плиты, самозабвенно разбивая яйца над скворчащей жиром сковородой. Рядом с плитой на блюде, прикрытом бумажным полотенцем, горкой возвышались кусочки бекона. Над столом склонился Линк, жуя кусок бекона и что-то рассказывая брату.

Мэгги на секунду остановилась в дверях, и они обернулись в ее сторону.

– Одно яйцо или два? – спросил Ник, в то время как Линк смерил ее взглядом сверху донизу и широко улыбнулся.

– Одно, – отозвалась Мэгги, чуть насторожившись.

– Сегодня утром, девочка, ты выглядишь несравненно лучше. – Линк заговорщицки подмигнул ей, принимаясь за второй кусок бекона. Ник предостерегающе взмахнул вилкой, как бы настоятельно советуя не трогать еду раньше времени.

– Я чувствую себя лучше, – ответила Мэгги, делая вид, что не замечает подтрунивания.

– Вот что значит хороший сон, – понимающе кивнул Линк.

Это уже было слишком.

– Замолчи, Линк, – не выдержала Мэгги, стрельнув в него испепеляющим взглядом и открывая холодильник, чтобы достать сок.

Линк опять ухмыльнулся, но мудро решил промолчать, занявшись поджариванием хлеба в тостере. Мэгги, подойдя к столу, разлила сок по стаканам. Только когДа она ставила пакет обратно в холодильник, она узнала мелодию, которую сейчас весело напевал себе под нос Линк: «Привет, влюбленные, повсюду вижу вас…»

– У него есть подружка? – спросила Мэгги, ткнув пальцем в отвратительного братца Ника. – Вот посмотришь, что я сделаю, когда увижу ее.

– Да у него их целый взвод. Я же рассказывал тебе, что они особенно клюют на мой «кррветт».

– Ну-ну, не на «корветт», а на меня. Я просто не-от-ра-зим. – Линк опять улыбнулся во весь рот. – К тому же какой прок в таком клевом авто, если ты никогда им не пользуешься? Твой младший брат столько лет болтался у тебя на хвосте, что до конца так и не реализовал всех своих возможностей.

– Заткнись, Линк. – Пришло время Нику метнуть на брата хмурый взгляд. Тот в ответ только ухмыльнулся. Ник разложил яичницу на тарелки, в то время как Линк кинул каждому по тосту. Мэгги едва успела подхватить свой, прежде чем он свалился бы на пол, затем уселась за стол. Мужчины проделали то же самое.

Они завтракали, болтая обо всем и ни о чем. В давние времена им нередко приходилось делить трапезу всем вместе, и сейчас они детально и с удовольствием вспоминали старые привычки. Удивительно, но Мэгги даже не испытала особого неудобства при мысли о том, что Линк прекрасно знает, как они с Ником провели эту ночь. Линк всегда все знал о них.

– Куда это ты спешишь? – спросил Ник, когда брат, едва успев прожевать последний кусок, поднялся из-за стола. Мэгги еще и половины своей порции не съела, да и Ник ненамного обогнал ее. Правда, это они в основном болтали, пока Линк сосредоточенно расправлялся с едой.

– Масса дел, масса забот. Знаешь, о чем я, братишка? – ответил Линк, передернув плечами.

– Угу. Скажи там, что я подключусь позже. – Ник взглянул на Мэгги. – Немного попозже.

– Не-а. – Линк потряс головой и ухмыльнулся. – Я скажу, что ты свалился в постель. С гриппом. Пока.

Махнув рукой, Линк исчез. Мэгги слышала, как он шагает вверх по лестнице. Минут через десять, когда Ник вымыл посуду, а она вытерла ее и расставила по местам, Линк появился снова и, поймав ее взгляд, махнул рукой, кинув на прощание.

– Привет гриппу!

Спустя секунду он растворился, и они услышали, как открылась и снова закрылась за ним дверь. А еще через минуту до них донесся шум мотора.

– Вот черт, он опять берет мою машину! – прорычал Ник, выглянув в окно и обнаружив пустоту там, где стоял «корветт». От неожиданности он замер на месте, держа в руках стакан, который только что вымыл до блеска.

– У него что, нет автомобиля? – Мэгги не смогла сдержать усмешки при этой типичной немой сцене, столь частой между братьями. Она как раз приподнялась на цыпочки, чтобы поставить на полку тарелку, так что Ник, к счастью, ничего не заметил.

– Полгода назад он купил новую модель «рейндровера». Знаешь, четырехцилиндровый, еще та работка. Он ездил на нем повсюду – правда повсюду – по лесам, через ручьи, в горы и долины. А в прошлом месяце нахально поехал вверх па склону, оказавшемуся слишком крутым. Ну и перевернулся, соскользнув на крыше в долину. К счастью для Линка, его выбросило наружу, иначе сегодня он бы над нами не подшучивал. Покореженный автомобиль с тех пор в мастерской. Линк хочет, чтобы подсчитали полную сумму страховки, а потом собирается купить новый, но они говорят, что и этот еще не так плох. Обещают поправить. Похоже, он успеет состариться, прежде чем это произойдет, но все же решили повозиться. А пока что Линк приобрел старый пикап, чтобы болтаться на нем по округе. И что же? Болтается в результате на моем автомобиле.

– Ох, – не сдержалась Мэгги и хихикнула, но тут же прижала к губам руку.

– Ты считаешь, это смешно? – Обернувшись, Ник передал ей чистый стакан, чтобы она его протерла.

– Немножко… – кротко отозвалась Мэгги, не умея найти слова, чтобы объяснить, как приятны ей эти родственные перепалки. Какое наслаждение снова оказаться в самой гуще нормальной семейной жизни, где люди подсмеиваются, подтрунивают, спорят друг с другом – и делают все это любя. Она всегда мечтала о такой жизни для себя и для Дэвида.

Протерев стакан, она убрала его в шкаф. Когда же она снова обернулась к Нику, он протягивал ей небольшой кулек из коричневой бумаги.

– Что это? – Мэгги осторожно взяла тщательно закрытый кулек в руки. Для своего размера он был довольно тяжелым.

– Малышка, мое предназначение в этой жизни – осуществлять все твои желания, – сказал Ник, подхватывая ее под руку и увлекая к двери. – Пойдем.

Глава 31

Заметив стайку цыплят, под присмотром курицы что-то пощипывающих в пыли вокруг амбара, Мэгги рассмеялась. Усмехнувшись в ответ, Ник открыл металлические ворота, отделявшие скотный двор от остальной территории, и провел ее туда. Цыплята, попискивая, продолжали заниматься своими делами, не обращая внимания на посетителей.

– Ты же всегда мечтала покормить цыплят, ну так, пожалуйста, вот тебе цыплята. А в пакете корм для них. – И Ник сделал широкий жест в сторону шумной стайки.

– Чьи они? – Все еще смеясь, Мэгги не двигалась с места и не спешила открывать пакетик, который держала в руках. Построенный из старых, побитых непогодой серых бревен амбар был частью фермы. Ни у Ника, ни у нее никакого опыта общения с животными не было, если не считать нескольких бездомных кошек и собак, которые время от времени появлялись на Паркуэй-плейс, да еще Горацио. Но уж Горацио определенно не относился к созданиям, способным внушить особую любовь к своим крылатым собратьям.

– Они принадлежат хозяину фермы. Он спросил, может ли оставить их здесь, ну, мы не стали возражать. У него есть еще коровы, на пастбище. Два раза в день он поручает кому-нибудь приглядеть за ними. А его дом вон там, за холмом.

Ник кивнул в сторону горизонта. Открывшаяся взору Мэгги картина была типичной для здешних мест. Деревьев вокруг было немного, лишь вокруг дома высилось несколько дубов и кленов, да еще отдельные деревца мелькали то там, то тут вдоль равнинных пастбищ. Поля сияли новой зеленью, лишь кое-где виднелись темно-коричневые пятна: последние участки прошлогодней травы, которые колыхал ветер. Окидывая взглядом вслед на Ником бескрайние просторы, Мэгги заметила неподалеку от амбара дюжину черных коров, мирно и удовлетворенно жующих свежую траву. Затем взгляд ее двинулся дальше, в сторону пологого возвышения, которое Ник назвал холмом, туда, где ярко расцветшая земля встречалась с мягкой голубизной неба. Осмотревшись, Мэгги поняла, что ферма расположена в самом центре чаши, дно которой выстлано зеленеющими полями, а края со всех сторон окаймлены небом. За исключением дома и амбара, никаких других строений поблизости не было.

Эта местность, подумала она, специально создана словно для того, чтобы можно было полностью изведать утонченное чувство уединения.

– Ну, так вперед. – Ник снова кивнул на цыплят. Сложив руки на груди, он прислонился спиной к воротам, приготовившись наблюдать.

– Хорошо. – Неуверенно поглядывая на рассыпавшихся по двору пернатых, Мэгги начала разворачивать пакет.

– Цып-цып-цып, – мягко позвала она, приблизившись с полной горстью зерна к роскошной рыжей курице. Но, когда она подошла слишком близко, та встревоженно раскудахталась и ринулась в сторону. Мэгги, не зная, что предпринять, бросила зерна ей вслед. Под этим градом курица закудахтала еще громче, затем остановилась и принялась подбирать упавший на засохшие комья глины корм.

– Видишь? – гордо проговорила Мэгги, повернувшись к Нику и демонстрируя свою отвагу.

Он похлопал в ладоши, усмехаясь, потом указал куда-то ей за спину.

– По-моему, она хочет еще.

Обернувшись, Мэгги обнаружила, что рыжая курица в компании со своими разноцветными товарками, не переставая клевать, постепенно приближается к ней. Всего их было там штук двадцать, не меньше – рыжие, белые, а также пеструшки, но особенно выделялась среди них одна, огромная и черная, с ярко-алым хохолком на голове, отчего Мэгги заподозрила в ней петуха. Она швырнула в самый центр этой стаи еще одну пригоршню, и куры с радостным квохтаньем кинулись на щедрые россыпи, тщательно подбирая зерна с земли, а когда они кончились, ожидающе уставились на молодую женщину. Несколько самых отчаянных из них вознамерились проверить, не осталось ли зерен вокруг ее ног, и Мэгги торопливо отступила назад, откупившись от нахальной стаи очередной порцией зерна.

Незаметно отступая таким образом, она проделала весь обратный путь до стены амбара и, ощутив спиной преграду, слабо крикнула Нику:

– На помощь! – В руках у нее оставалось совсем немного корма, даже и пригоршни не наберется, а эти ненасытные создания, склевав все, что она набросала им раньше, явно требовали добавки. Мэгги внезапно задумалась: а что они предпримут, если больше ничего им не давать? Именно в этот момент она и взмолилась о помощи.

Ник двинулся к ней, очищая пространство от голодных птиц и с веселой улыбкой наблюдая за ее подвигами.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – Он остановился, не спеша помочь ей, просто стоял на месте, по-прежнему скрестив руки на груди, со своей идиотской усмешкой.

– Отгони их. – В голосе Мэгги прозвучала легкая паника: она швырнула курам последние зернышки.

– Малышка, если я что и знаю о пернатых, так лишь о тех, что приносят на кухню в фирменной картонной коробке. А ты хочешь, чтобы я отогнал их. Как? На твоем месте, я бы сбежал.

Мэгги обожгла его взглядом, но тут же, когда наиболее жадная пеструшка принялась клевать землю из-под ее ног, решила, что совет не так уж и плох. Отшвырнув в сторону пустой пакет – Мэгги отчасти надеялась, что куры примут его за самое крупное и вкусное из зерен, – она метнулась прочь от амбарной стены.

Цыплята и куры квохчущей и кудахтающей массой взметнулись в воздух, подняв истошный крик.. Мэгги вскрикнула, обхватила голову руками и стрелой помчалась ко входу в амбар. Окруженный взбудораженной стаей, Ник коротко охнул и ринулся следом. Он был уже в полушаге от нее и от безопасной, как казалось Мэгги, точки, но тут парочка особенно злобных птиц прорвалась следом за ними за амбарную дверь.

По сравнению с сияющей ясностью дня в амбаре было темно. Мэгги понадобилось несколько секунд, чтобы различить какие-то предметы, но, едва глаза привыкли, они тотчас же обнаружили ведущую наверх лестницу. В секунду оказавшись рядом, молодая женщина с проворством испуганной обезьянки взобралась по ней вверх. Ник не отставал ни на шаг. Едва они оказались на чердаке, в безопасности, преследующие их птицы с протестующим кудахтаньем захватили ступеньки, которые они только что освободили.

– Мы в ловушке, – сказала Мэгги. Она стояла на четвереньках, осторожно выглядывая за край чердака.

– Похоже на то. – Ник был уже рядом. Они переглянулись, и он неожиданно широко улыбнулся: – Ну как, твоя мечта каждое утро, проснувшись, кормить цыплят не исчезла?

– Что ж, я городской житель, можешь надо мной посмеяться. – Мэгги откинулась назад, на пятки, и огляделась. Чердак был построен и занимал примерно три четверти амбара. От чердачного пола к стене проходили деревянные балки, предназначенные для сушки табака. Несколько десятков золотисто-коричневых пучков его и сейчас свисали с них чуть ли не до земляного пола. На чердаке пахло сеном – земной, пусть немного пыльный, но в то же время необыкновенно приятный запах. Сено было собрано у стропил в старомодные квадратные скирды, которые начинались примерно в полуметре от того места, где сидели Мэгги с Ником, и заканчивались у самой дальней стены. Не забранное в скирды сено было свалено на деревянном настиле. От настила примерно каждые полметра поднимались грубо обтесанные стойки, поддерживающие остроконечную металлическую крышу, и узкие лучи солнечного света, пробиваясь сквозь множество тонких, как волос, щелей в тех местах, где соединялись между собой листы металла, тянулись от крыши к полу. Под крышей и в углах чердака, подобно кружевному пологу, раскинулся целый город, сотканный из паутины. На другом конце сеновала скирды сена образовывали своего рода дверь с колесным блоком. Дверь была распахнута, и из-за нее потоком лился свет, открывая взору безыскусное, но на удивление уютное убежище художника. Изумленно распахнув глаза, Мэгги рассматривала мольберт, стул и небольшой столик, чем-то уставленный.

– Здесь кто-то рисует? – Мэгги обратила удивленный взгляд на Ника. Она знала, что он скажет, еще до того, как услышала ответ.

– Я. – Судя по тону, Ник приготовился к обороне.

– Ты? – Признайся Ник, что он – марсианин, Мэгги была бы поражена меньше. Правда, он давно, еще с самого первого момента их знакомства, когда накатывало настроение, любил сделать легкий набросок – дурацкий, как ей казалось, – на первом же попавшемся листке бумаги. Но заподозрить в нем талант художника… Мэгги это и в голову не приходило. Для этого занятия Ник был слишком мужественным и слишком… заурядным. – И давно?

Ник пожал плечами.

– Несколько лет уж. Девушка, с которой я встречался, зарабатывала на жизнь сюжетами для поздравительных открыток. Она постоянно ходила в какую-нибудь изобразительную студию. Чтобы доставить ей удовольствие, я тоже начал похаживать в одну из них. Ну и затянуло. Времени свободного у меня особенно не было, но занятие мне понравилось. К тому же оно удерживало меня от глупостей. – Он опять широко улыбнулся, но Мэгги могла бы поклясться, что Ник испытывает некоторую неловкость, опасаясь, что она сочтет его хобби не слишком подходящим для мужчины.

– А сейчас ты над чем-то работаешь? Можно мне посмотреть?

Ник кивнул, но Мэгги, не дожидаясь разрешения, уже шла к мольберту.

Ник писал маслом. Едва Мэгги подошла поближе, она уловила сильный запах льняного масла и скипидара еще до того, как успела разглядеть на столике тюбики с краской.

– Очень неплохо. – На холсте был изображен незаконченный знакомый пейзаж с фермой в центре. Посмотрев в сторону двери, Мэгги поняла, что преимущество этого места в том, что Ник может писать с натуры.

– Спасибо. – Ник стоял рядом, наблюдая за реакцией Мэгги, пока она рассматривала картину. Полуобернувшись, Мэгги бросила через плечо быстрый смущенный взгляд. – Дэвид тоже рисует, – коротко заметила она и тут же пожалела о сказанном: уж лучше бы она промолчала! Но теперь поздно жалеть. Слова повисли в воздухе между ними, словно обрели плоть, и теперь медленно, подобно пылинкам в дуче солнца, оседали на землю.

– Ты однажды уже говорила об этом. – Он слегка нахмурился, и Мэгги почувствовала, как защемило сердце. Она еще не готова, нет, нет, нет… – Он пользуется маслом?

– В основном акварелью. – Собственный голос показался Мэгги чужим.

– Он брал уроки?

– Да, много. – Она кивнула. – Массу уроков. Мы еще давно заметили, что у него определенно талант.

– Это прекрасно. По крайней мере, нам будет теперь о чем говорить, помимо тебя. – Ник обнял Мэгги за талию. – Хочешь еще что-нибудь посмотреть?

Мэгги кивнула, не доверяя своему голосу.

Потянувшись через ее плечо, Ник вытащил огромный кусок парусины, прислоненный к стене, и Мэгги оказалась лицом к лицу со своим собственным портретом, сделанным в полный рост. Она была изображена в полуоборот, прислонившейся бледным плечом к какой-то кирпичной стене. Вокруг нее клубились, сгущаясь, какие-то мрачные тени, на лице – ни тени улыбки, глаза смотрели печально и строго. На портрете она была совсем юной, лет шестнадцати, в белом кисейном платьице, волосы украшала серебристая роза.

– Я написал его по памяти, лет шесть назад, – мягко объяснил Ник, не разжимая объятий. – Вот такой я тебя навсегда и запомнил.

Мэгги еще мгновение стояла не шелохнувшись; руки ее, словно сами по себе, подчиняясь собственной воле, легли поверх его рук. Она не могла ни двигаться, ни говорить – просто смотрела на свой портрет, не в силах отвести глаз. Затем, повернувшись к Нику, обвила руками его шею.

– Я люблю тебя, – страстно прошептала она и, приподнявшись на носки, поцеловала в губы. Он на мгновение сжал в ладонях ее лицо, внимательно рассматривая его, черту за чертой, словно старался выучить их наизусть. Наконец взгляды их встретились, и от тепла его лучащихся глаз у Мэгги перехватило дыхание.

– Боже мой, как ты красива, – тихо проговорил Ник. Руки его плотным кольцом сомкнулись на ее теле, словно он намеревался так и простоять тут всю жизнь, не отпуская ее. Затем он осторожно прильнул к ее губам, лаская и нежа их языком. Мэгги отозвалась на эту нежность со стремительно возрастающей, жадной страстью, не размыкая рук, обвивших его шею, и откинув голову на его плечо. Колени вдруг подозрительно ослабли, и она испугалась, что не устоит, как будто Ник позволит ей упасть. Нет, подобной опасности не существовало. Мэгги чувствовала, что страсть его разгорается, желание растет, тело превращается в упругую, натянутую пружину, губы жадно впиваются в ее губы, и, забыв обо всем, она ответила ему тем же.

Через мгновение – или вечность? – жаркие губы Ника оторвались от ее губ и скользнули вдоль шеи к уху. Когда он коснулся мочки, Мэгги судорожно глотнула воздух.

– Ведьма, – пробормотал он хрипло, обдавая ее теплым дыханием. – Чем ты околдовала меня?

– Тем же, чем и ты околдовал меня, – прошептала Мэгги, чувствуя под губами его подбородок. – По-моему, это называется любовью.

Она приникла к нему всем телом. Положив одну руку на затылок Мэгги, он слегка приподнял ее голову так, чтобы полностью завладеть ее губами. Соломинка солнечного света, пробившись сквозь щель, окрасила золотистыми искорками паутину высоко под крышей, и Мэгги бессознательно прикрыла глаза, отдаваясь рукам и губам Ника, подчиняясь его телу, плотно прижавшемуся к ней.

Его губы требовательно, по-хозяйски, двигались вниз, по горлу, лаская, целуя и упиваясь. Наконец, достигнув теплой выемки на шее, на мгновение приостановились, словно считая, бившийся здесь пульс. Она чувствовала твердость подбородка, упиравшегося ей в ключицу, царапанье небритой щеки, влажность полуоткрытых губ… Ник полностью погрузил лицо в ответную негу ее плеча. Затем рука его коснулась ее груди.

Сосок, мгновенно затвердев, уперся в его ладонь через двойной слой ткани – белья и свитера, и Мэгги испытала изысканную полуболь-полунаслаждение, заставившую ее дыхание прерваться. Ник зажал нежно-требовательный бутон большим и указательным пальцами, ласково потирая его. К удивлению Мэгги, наслаждение было настолько нестерпимым, что колени ее подкосились.

Ник опустился вместе с ней на твердый, устланный соломой пол, не спеша занять решающую позицию и оставаясь рядом. Он продолжал целовать ее, а рука уже скользила по свитеру к отвороту, затем продолжила свой путь по коже. Нащупав бюстгальтер, он, легко касаясь, провел пальцами по кружевному рисунку чашечек, затем скользнул под спину, нащупывая застежку. Спустя пару секунд от оторвал губы от губ Мэгги. Она широко распахнула глаза, не понимая, что остановило его, и, обнаружила, что Ник, улыбаясь, внимательно смотрит на нее.

– Как, черт побери, снимается эта штука? – спросил он, слегка оттягивая и вновь отпуская эластичный бюстгальтер.

Мэгги села, потянула за ворот свитер и сняла его через голову. Затем негнущимися пальцами ухватила крошечную застежку на груди и нажала на специальную кнопочку.

– Вот так, – прошептала она, потом, высвободив грудь, скинула лямки и отбросила бюстгальтер в сторону.

Глава 32

– У меня просто дыхание перехватывает, – выдохнул Ник.

Мэгги почувствовала, как все внутри нее сжалось, едва она поймала его взгляд, остановившийся на пышных кремовых бутонах с сосками-клубничками. Глаза Ника потемнели, веки сонно полуопустились, на скулах зажглись жаркие пятна. Сквозь приоткрытые губы вырвалось хриплое дыхание. Он не двигался с места, только все мускулы напряглись.

Мэгги с волнением наблюдала за Ником, отмечая явные признаки нарастающего в нем возбуждения, и внезапно почувствовала, как неистовая дрожь охватывает ее тело.

Он придвинулся ближе, еще ниже склонился над ней. Когда его губы коснулись ее левой груди, дыхание у Мэгги оборвалось. Тепло и влажная мягкость его губ сводили с ума, были невыносимы. Казалось, она начинает плавиться изнутри. Она посмотрела вниз, на кудрявую темноволосую голову, короткие, но густые ресницы, на темную щетину, начавшую пробиваться на подбородке, хотя сейчас едва перевалило за полдень, а Ник утром брился, на твердое мужественное очертание губ, приникших к прозрачной белизне ее кожи, и не смогла сдержать стон.

Не отрываясь от груди, он взглянул вверх, встретился с Мэгги взглядом и положил руки ей на плечи, осторожно укладывая на колючее сено.

Затем он занялся ее спортивными брюками, осторожно стягивая их, и Мэгги беспомощно закрыла глаза, послушно изгибаясь всем телом в безоговорочной капитуляции. Она так страстно хотела его, что была потрясена силой своего желания.

Раздев ее, Ник снова прильнул губами к груди, продолжив сладкую пытку. Когда рука его, лаская, заскользила по изгибам ее тела, задержавшись на мгновение в пупочной выемке, а затем замерла на шелковистом треугольнике волос, Мэгги начала задыхаться, жадно ловя губами воздух. Погибая от сладкой истомы, вызванной его прикосновениями/, она подалась всем телом навстречу его теплой ладони, намереваясь остановить это мучение.

– О Боже ты мой… – сорвался с губ Ника слабый вздох, и тут же его руки прекратили свое путешествие. Мэгги протестующе что-то пробормотала и открыла глаза. Ник уже поднялся на ноги и теперь, возвышаясь над ней, изучал ее. Глаза его лучились изумрудным сиянием.

Словно став на мгновение им, Ником, Мэгги увидела открывшуюся его взору картину: худенькая белокожая и, несмотря на синяки, обольстительная женщина, обнаженная, раскинулась на сеновале, устремив навстречу любимому розовые пики нежных белых холмов, налившихся и затвердевших под ласками его губ; мягкий изгиб живота, плавно нисходивший к золотисто-каштановому треугольнику, слегка повлажневшему от страсти; узкие бедра, полураспахнувшиеся в безудержном желании; пальцы с розовыми ногтями, впившиеся в колючее соломенное ложе, с бесстыдной жадностью ожидая и требуя его возвращения к ней. Длинные каштановые волосы Мэгги веером раскинулись вокруг головы, резко контрастируя своей сияющей роскошью с теплой позолотой сена. Полуприкрытые глаза, в глубине которых тлели коричневые угольки, украдкой наблюдали за Ником, скулы полыхали румянцем – последнее воспоминание о скромности; вызывающе алые, словно раскрывшаяся роза, губы распухли от поцелуев.

Негнущимися пальцами Ник начал расстегивать рубашку. Мэгги наблюдала, как резким движением плеч он не глядя скинул ее на пол. Потом принялся за ремень, расстегнул его, оставив свободно болтаться концы, затем расстегнул молнию на джинсах. Замерев на мгновение, он небрежно положил руки на бедра, не отрывая глаз от Мэгги. Заметив на ее лице смущенно-восхищенное выражение, он медленно развел губы в улыбке.

– Хочешь, чтобы я остановился? – хрипло спросил он. Мэгги, забыв о стыде, беззастенчиво затрясла головой, и в его глазах полыхнул какой-то темный и яростный огонь.

Чтобы снять ботинки, Нику пришлось сесть, затем единым порывом он освободился от брюк и белья, и голый, подполз к ней, оседлав ее призывное тело.

– Вот теперь ты моя, – сказал он, и от звука его голоса и ликующего света глаз у нее пересохло во рту.

Руки Ника властно коснулись бедер Мэгги, раздвигая их. Еще мгновение, и он уже стоял на коленях между ними. Мэгги почувствовала прикосновение его сильных покрытых пушком ног к своим ногам, ощутила обжигающее касание его плоти, устремленной к ней. Глотнув воздуху, она потянулась навстречу ему, чтобы указать дорогу, но он опередил ее, мощными бросками своего сильного тела вминая в пол, одновременно нащупав ее грудь и упиваясь нежностью сосков.

– Давай, Ник, прошу тебя, – простонала Мэгги, сжимая руками его плечи и обвивая ногами торс в бесстыдной попытке отдаться, раствориться в его власти над ней, о которой мечтала.

Ее мольба, словно сухие поленья, подброшенные в костер, смела железную крышку контроля с бурлящего котла эмоций, которые до сих пор ему удавалось сдерживать. Ник быстро ворвался в нее, словно норовя пронзить насквозь. Она опять судорожно втянула в себя воздух и застонала, прошептав его имя. Пальцы ее отчаянно впились в его волосы, отброшенные с лица на затылок.

В страстном порыве, который мог бы испугать Мэгги, будь она в состоянии чувствовать хоть что-нибудь, кроме безудержной страсти, Ник прижал ее к себе. Наконец он подвел ее к самому пику чувственного наслаждения, и его стон слился с ее возгласами. Мэгги впилась ногтями в стальные бугры мышц на его плечах, подчиняясь единому с ним ритму страсти.

– Да-да-да! – стонала она, принимая мощные и властные, словно удары молота по наковальне, порывы. Ник сомкнул руки на ее бедрах, последним рывком завершая победную атаку. Зарывшись лицом в мягкий душистый шелк ее волос, он все еще содрогался всем телом, отдавая ей всего себя. Мэгги взметнулась навстречу и замерла, прижавшись к нему и тихо застонав. Пронзивший ее свет и острая волна наслаждения, более яркая, чем все, что она испытывала прежде, возвестили об освобождении.

Потом, много-много позже, когда к ней мало-помалу начала возвращаться способность трезво мыслить и рассуждать, Мэгги быстро натянула на себя теплый свитер и подняла на Ника строгие глаза. Он, голый, как в первый день творения, растянулся во весь рост на куче сена, уверяя исколотую соломинками Мэгги, что оно мягче самого пуха. Что ж, им выпала сегодня возможность проверить это на себе. Правда, Мэгги, отстаивая свое мнение, мудро заметила, что ему-то не пришлось держать на себе колосса весом в девяносто килограммов.

– Мы опять забыли о предохранении, – сокрушенно вздохнула она спустя какое-то время. Ник задумчиво пожевал соломинку.

– Я купил утром резинки, но они остались дома. Откуда мне было знать, что ты накинешься на меня в амбаре?

Он бросил на нее косой взгляд, чтобы проверить ее реакцию, и, поймав ответный возмущенный взор, улыбнулся своей всегдашней насмешливой улыбкой. Но Мэгги уже научилась определять, когда он подтрунивает над ней, и на этот раз лишила его удовольствия поиграть с ней как с клюнувшей на наживку рыбкой.

– Одевайся, – скомандовала она быстро. – Я голодная.

– А я слишком устал, чтобы двигаться, – нарочито лениво отозвался Ник. – Попробуй-ка вытащить меня отсюда.

Скорчив ему рожицу, Мэгги выдернула зажатую у него в зубах соломинку.

– Быстро одевайся, – повторила она, принявшись тормошить его и покалывая соломинкой, как рапирой. Когда он попытался схватить ее за руку, она быстро вскочила на ноги и со смехом отступила к лестнице.

– Все-все-все. Я уже иду, – прорычал Ник и, поднявшись, потянулся за одеждой.

Послушно прекратив атаку, Мэгги с беззастенчивым интересом наблюдала, как он одевается. Пока Ник надевал брюки, Мэгги, в который раз оценивающе оглядев его плечи, грудь и бедра, словно высеченные резцом скульптора, пришла к выводу, что голый он еще сексуальнее, чем в одежде. Баффи, помнится, говоря о Нике, заметила, что это божественно сексуальный головорез, и Мэсги сейчас повторила эти слова про себя с тайной улыбкой. Пожирая жадными глазами резкие черты его лица и восхищаясь его телом, Мэгги признала, что определение Баффи совершенно уместно.

Она продолжала с нескрываемым любопытством наблюдать, как он застегнул молнию на брюках, затем ремень. Его узкие бедра и длинные ноги могли служить отличной рекламой джинсам. Даже фланелевая рубашка, когда он запахнул ее на груди и принялся засовывать концы за пояс, смотрится на Нике совсем не плохо, решила Мэгги, опять улыбнувшись.

В общем, голый или в одежде, но он просто молоток.

Не скрывая провокационной улыбки, она объявила об этом Нику как раз в тот момент, когда он надевал ботинки. Не слишком высоко оценив комплимент, Ник скорчил гримасу, схватил пучок сена и решительно двинулся в ее сторону. Мэгги вскрикнула, развернулась и вихрем бросилась к лестнице.

И тут же замерла, увидев, что ожидает их внизу.

Глава 33

В амбар набились коровы, лениво помахивая хвостами и стуча копытами. Одна, самая огромная, терлась круглым боком о подножие лестницы. Мэгги смотрела вниз как зачарованная, и животное, задрав голову, встретилось с ней взглядом и протяжно замычало. Связка сена, которую Мэгги случайно задела ногой, спланировала вниз, и корова, стратегически точно рассчитав момент, распахнула огромную пасть и схватила сено в воздухе, не дав ему приземлиться. Звучно, со смаком, и очень медленно она принялась пережевывать добычу, и с обеих сторон бархатно-черной морды задвигались в такт челюстям, торча в разные стороны, золотистые соломинки.

Мэгги отпрянула назад.

– Что, черт возьми… – Заметив ее реакцию, Ник шагнул вперед, глянул вниз и тоже попятился. По выражению его лица Мэгги поняла, что можно ничего не объяснять.

– И что же теперь делать? – спросила она.

– Попа-ались… – Ник пожал плечами. Схватив Мэгги за руку, он рывком притянул ее к себе и сжал в объятиях. – Придется провести здесь остаток дня, предаваясь разгулу.

Мэгги стрельнула в него суровым взглядом. Человека менее уверенного он мог бы испепелить, но только не Ника. Лицо его расплылось в широченной улыбке, но, когда Мэгги обиженно стряхнула с плеч его руки, он послушно отпустил ее.

– Я голодная, – жалобно проговорила она. – Выгони их как-нибудь, пожалуйста…

– Да они же меня в три раза больше. А один из них – явно бык.

– Ник… – предупреждающе проговорила Мэгги. Опять он ее дразнит!

– Ну хорошо, хорошо. Я спасу тебя, но при одном условии: пообещай, что выйдешь за меня замуж.

Казалось, сердце ее остановилось, перестав биться. Ник, совсем рядом, в двух шагах от нее, ждал ответа, прислонившись плечом к грубо обтесанной балке, сложив на груди руки и скрестив ноги. На его губах играла легкая усмешка, глаза светились.

– Это что, предложение? – спросила она, пытаясь сохранить хладнокровие и сдержать внезапно накатившую на нее дрожь.

– Похоже на то.

– Подумать только, за столько лет знакомства наконец-то получить предложение!

– Ну, раньше, мне казалось, все и так между нами было понятно. Наверно, я ошибался. Но больше я не хочу испытывать судьбу. Так как же? – Едва заметное напряжение сквозило сквозь старательно изображенное спокойствие. Мэгги чувствовала это. Во-первых, она достаточно хорошо изучила Ника, а во-вторых, у нее и самой все внутри напряглось, готовое оборваться. Крепко обхватив себя руками, она слегка поежилась, как от холода, потом грустно, коротко рассмеялась.

– Ты знаешь, мое сердце говорит «да».

– Сердце? – повторил он медленно, изумленно поднимая бровь. – А как же все остальное?

– А все остальное напоминает, нравится мне это или нет, что я все-таки замужем.

– А я и не прошу тебя стать женой двух мужей. Я прошу тебя развестись с Форрестом и выйти за меня замуж.

Ну вот они и подошли к основному вопросу, которого она всячески хотела избежать, оттянуть с тех самых пор, как он увез ее из Уиндермира. Она постоянно возвращалась к нему в собственных мыслях, и тут же гнала эти мысли прочь. Как ей хорошо с Ником! Они просто созданы друг для друга. И она любит его – любит больше всего на свете. Не считая, конечно, Дэвида.

При мысли о сыне сердце сжала болезненная тоска.

Ей придется рассказывать Нику о Дэвиде. Эта перспектива начинала пугать Мэгги. Не физически, как пугал ее Лайл, но где-то в глубине ее сердца затаился страх. Больше всего терзал ее один вопрос: сможет ли Ник любить ее, как прежде, когда узнает всю ужасную правду о том, что она сделала? Если она потеряет его любовь, зачем тогда жить? Это так же страшно, как потерять Дэвида.

И все же рассказывать Нику правду еще рано. Не сейчас. В грубой реальности ее жизни ей дарована короткая передышка – возможно, раскаявшимся Святым Джудом, который только теперь, похоже, понял, в каких тисках держал ее все эти годы. Так разве не вправе она распорядиться ею, как хочет? Впереди у нее еще две недели счастливого блаженства, а может, и больше. Не такая же она дура, чтобы испортить все раньше, чем потребуют обстоятельства!

Когда гром грянет, тогда она и перекрестится, а раньше-то зачем? Так ли уж многого она хочет – позволить себе несколько мгновений радости после двенадцати лет этого жалкого замужества?

Храбро глядя на Ника, хотя поджилки у нее и тряслись, Мэгги выдавила из себя улыбку.

– Предложение опоздало на двенадцать лет, но я его принимаю.

Его глаза сузились. Одним движением качнувшись от балки, Ник пересек разделявшее их расстояние. Рука, нежно коснувшись подбородка Мэгги, подняла его вверх, чтобы он мог видеть ее глаза. Какое-то время он внимательно и пристально изучал ее, словно старался прочесть ее мысли, постичь, что скрыто там, в этой головке. Его молчание и изучающий взгляд слегка испугали Мэгги, но она не попыталась высвободиться и даже бровью не повела, боясь выдать бушующую в ней бурю чувств. Напротив, легонько ухватив Ника за воротничок рубашки, Мэгги притянула его к себе.

– Я выйду за тебя, как только стану свободна, – пообещала она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы запечатлеть на его устах нежный поцелуй. И это чистая правда, поспешила успокоить себя Мэгги. Она готова подписаться под каждым своим словом. Она выйдет за Ника замуж, выйдет с огромной радостью – но только когда станет свободной, – если, конечно, он сам не передумает.

Даже себе самой Мэгги не признавалась, насколько важны, учитывая все обстоятельства, эти короткие слова – только и если.

Осторожно ответив поцелуем на поцелуй, Ник отпустил ее, заметив:

– Надеюсь, ты понимаешь, что от этого камня лучше избавиться.

На мгновение Мэгги недоуменно застыла, затем, проследив за его взглядом, все поняла: Ник не сводил глаз с огромного бриллианта, украшавшего подаренное ей Лайлом кольцо. Своего рода знак могущества мужа, его власти над ней, гордо сверкавший в сумраке чердака. Она настолько привыкла к кольцу, что даже и думать о нем забыла.

– Но мы всегда можем его заложить, – предположила Мэгги со слабой надеждой, и тут же поняла всю ее тщетность. Когда-то заклад был для них единственной возможностью выжить. Как правило, хотя и не всегда, заложенную вещь удавалось выцарапать обратно – пусть в самый последний момент, за несколько мгновений до того, как она была бы безвозвратно потеряна.

Ник опять улыбнулся, с сомнением покачав головой.

– Не очень-то надежно. Ты можешь и передумать.

– А-ах, так тебе чего-нибудь ненадежнее? – В голове Мэгги зрела идея. – Сейчас получишь.

Мэгги стянула с пальца вместе с бриллиантовым кольцом обручальное и, захватив пригоршню сена, принялась накручивать на тонкие золотые кольца соломинки. Затем, полюбовавшись результатом, добавила еще немного соломы, чтобы прикрыть бриллиант полностью, и подошла к краю чердака.

– Смотри, – сказала она, делая Нику знак рукой. Он нахмурился, явно заинтригованный, и, послушно подойдя к Мэгги, стал рядом, вглядываясь вместе с ней в коровьи головы.

– Э-эй, коровки, сюда, – позвала Мэгги и, когда несколько пар сонных глаз – в том числе и того чудища, что проглотило сено прямо на лету, – уставились на нее, бросила вниз пучок соломы, таивший в себе ее сокровища.

«Вот тебе, Лайл», – подумала она, с мрачным удовлетворением следя за траекторией полета. Ага! Еще мгновение, и пучок соломы вместе с кольцами исчез в коровьей пасти.

– Вот так надежнее, – согласился Ник, наблюдая, как движутся коровьи челюсти.

– Ты знаешь, как я рада от них избавиться!

Удивительное дело: расставшись с кольцами, которые она не снимала двенадцать бесконечных лет, Мэгги словно сбросила с рук – и с души – тяжелый груз. И как ей раньше в голову не пришло, что эти кольца так давят на нее?!

Внезапно ее пронзила тревожная мысль, и Мэгги с ужасом взглянула на Ника:

– Послушай, а эти кольца не навредят корове?

– Не-а. – Ник взглянул вниз, на проглотившее кольца животное, и весело улыбнулся, взял ее левую руку и долго рассматривал две бледные тонкие полоски, оставленные кольцами. Затем поднес руку к губам и прижался к ее нежной коже. Потом, не выпуская руки, Ник поднял голову и встретился с Мэгги взглядом. – Я подарю тебе другое кольцо. С таким же прекрасным камнем. Обещаю.

– Совершенно незачем, – решительно затрясла головой Мэгги. – Мне вовсе не нужны бриллианты. – Она прильнула к Нику и, высвободив руку, обняла его. Коснувшись губами бронзовой кожи в расстегнутом вороте рубашки, Мэгги тихо пробормотала: – Мне нужен ты.

Ник так же молча прижал ее к себе, покачивая в объятиях. Затем еще раз нежно приподнял подбородок.

– Так, значит, дело сделано. Мы помолвлены. – Внезапно он широко улыбнулся. – Дай мне еще сутки, чтобы покончить с твоим мужем, потом рванем в Индианаполис и там поженимся.

– Это не смешно. – Мэгги быстро высвободилась из его объятий. – Прошу тебя, не надо так шутить. Ты ведь не?.. – И, не докончив вопроса, сама же себе ответила: – Да нет, конечно, нет.

В ярости Ник мог бы придушить Лайла одной рукой, но нанимать кого-то вместо себя, организовывать убийство… Нет, это скорее в духе Лайла, но только не Ника.

Ник рассмеялся.

– Поверь мне, Магдалена, все будет сделано как надо. Ну, а пока что я проголодался. Как ты сказала, нам грозит сегодня обед?

– Но там же коровы…

– А ну, смотри сюда. – Ник сделал шаг вниз по лестнице, намеренно громко стуча ботинками по перекладинам. К немалому изумлению Мэгги, ближайшие животные мирно отступили в сторону, пропуская его. – Теперь ты. – Он протянул ей руку. С некоторым сомнением Мэгги взглянула на огромных коров, переминающихся с ноги на ногу в двух шагах от Ника, – никакого намерения нападать на него животные не выказывали. Скорее, напротив: вообще едва замечали его присутствие. Повернувшись спиной, Мэгги слетела стрелой вниз» по лестнице.

Ник подхватил ее на последней перекладине. Затем, взяв за руку, потянул к открытой двери, мимоходом шлепая по задам задумчивых коров, не слишком спешивших расступиться.

– Надо же, какая находчивость… – заметила Мэгги с нескрываемым негодованием: он что, не видел, как она перепугалась, когда они застряли на чердаке?

– Я уже как-то сидел тут в ловушке, собравшись однажды порисовать. Похоже, по их разумению, каждый, кто входит в амбар, пришел их кормить. Клоп-тон, ну, тот, кто за ними присматривает, обычно сбрасывает сено вниз прямо с сеновала.

– Поня-атно… – протянула Мэгги. То-то они норовят проглотить все, что валится на них с неба, вернее, с чердака.

Двор был залит ярким солнечным светом, и по нему озабоченно сновали куры, подбирая с земли какой-то корм. Рыжая толстуха, преследовавшая Мэгги, тут же заковыляла им навстречу, зазывно и гортанно квохча, словно призывая не скупиться.

– Извини, подруга, больше ничего нет, – объяснил наседке Ник и, распахнув ворота, выпустил Мэгги на свободу. Закрыв ворота на засов, они, взявшись за руки и по-детски переплетя пальцы, двинулись к дому.

Те несколько дней, которые Мэгги с Ником провели на ферме, вполне тянули на настоящий медовый месяц, идиллический и безмятежный. Линк, громко демонстрируя презрение к тому, что называл «тошнотворным сюсюканьем», предусмотрительно являлся домой только под вечер и тотчас же заваливался спать, чтобы исчезнуть утром с первыми петухами. Мэгги уже начала забывать, как он выглядит, а Ник едва успевал, вскочив с постели, поймать брата на пороге, чтобы обменяться парой слов. Мэгги знала, что Линк замещает Ника в каких-то его делах, но не брала это в голову. Столько есть других вещей, поважнее, и прежде всего секс…

Совершенно неожиданно для себя она обнаружила, что секс ей нравится. Может быть, даже больше: очень нравится. Похоже, что ее исповедь Нику о том невыразимом ужасе, который она пережила по вине Лайла и Гамильтона, каким-то таинственным образом лишила прошлое гнетущей власти над ней. Тот внутренний барьер, который, как ей казалось, будет мешать ей, преследуя всю жизнь, вдруг рухнул. Она не только перестала бояться секса рядом с Ником – она ждала этих минут с нетерпением, объясняя его самой себе исцеляющей силой любви.

Мэгги была дико, до беспамятства, влюблена. Влюблена в Ника, как и Ник был влюблен – в нее.

Они занимались любовью в самых неожиданных местах и в самое неожиданное время. В кровати, на кушетке в гостиной, на полу в кухне, в душе – Ник прижимался голой спиной к мокрой кафельной стенке, капитулируя перед натиском Мэгги. Они предавались страсти безустанно и радостно, пока наконец Ник не вымотался окончательно, а у Мэтти под глазами не появились от недосыпания темные круги. Они занимались любовью спокойно и уверенно, до тех пор, пока коробка презервативов, предусмотрительно приобретенная Ником, не опустела, вынудив его снова отправиться в ближайшую аптеку. Они любили друг друга до полного изнеможения – и до полного удовлетворения, пусть временного. А потом начинали сначала.

Для Мэгги наступило время открытий. Впервые за всю свою взрослую жизнь она получила возможность познать глубину собственной сексуальности. Раньше, едва Сара, Баффи или еще кто-нибудь из знакомых женщин заводили разговор о том, что не прочь покувыркаться в постели, чего им до жути хочется, и что, похоже, они просто умрут, если немедленно этим не займутся, Мэгги ничего, кроме отвращения, не чувствовала. Говори они с ней на китайском языке – она точно так же их бы не поняла.

Теперь же она, наконец, осознала, какого рода зуд мучил ее подружек. Но этим тайным открытием, чувственным и восхитительным, она готова была поделиться только с Ником.

Однажды ночью, бесстыдно восседая в постели, совершенно нагая, с нахально-счастливой улыбкой на лице, она вдруг заявила Нику, что хочет его постоянно. Ник, завернутый в полотенце, только что после душа, который они всего лишь несколько минут назад использовали на полную катушку, взглянул на нее, не веря своим ушам. Затем, расхохотавшись, сбросил на пол махровое одеяние и рухнул на ее ненасытное тело, пообещав на этот раз разобраться со всеми ее проблемами досконально. Мэгги только успела взмолиться, чтобы дикий стон пружин под их телами не донесся до слуха Линка.

Каждый новый опыт на фронтах любви будоражил ей душу. Страстное и быстрое сплетение их тел на переднем сиденье пикапа оказывалось по-своему не менее сладостным, чем часы, проведенные в неспешном изучении каждой изгиба и складочки на теле. Мэгги даже не подозревала, что существует такое море чувственных наслаждений, которое вдруг приняло ее в свои объятия. Ник, подобно скрипачу-виртуозу, находил в ее теле редкие струны, в совершенстве научившись играть на них, так что Мэгги никак не могла насытиться. Ей достаточно было просто взглянуть на него, чтобы тело ее заполыхало огнем. Она сгорала от нетерпения без его поцелуев, без его прикосновений. Она сходила по нему с ума.

Да что же это с ней происходит? Конечно, Ник очень сексуален. Наверняка и слово-то это придумали применительно именно к Нику. Каждая черточка в нем, будь то волосы, сонно-зеленые глаза, грудь или насмешливая улыбка, отдавалась в сердце Мэгги щемящим чувством счастья. Одна мысль о любимом воспламеняла, кидала в жар. Но самое высшее счастье – сознавать, что он принадлежит ей, а она – ему. Они снова вместе. Ник и Магдалена. Магдалена и Ник.

Как-то среди недели полил дождь и погода испортилась. Мэгги, настолько поглощенная своим счастьем, даже не заметила, когда именно. Дождь лил как из ведра, пока внутренний двор фермы не превратился в непроходимую трясину, а скотный двор – в бурлящий поток. Ну и пусть себе льет, думала Мэгги. Когда еще вода доберется до кровати! Звук струек, монотонно колотящих по крыше и подоконнику, казался ей уютным, успокаивающим, а сопутствующая дождю прохлада – удобным поводом, не покидая постели, покрепче прижаться к жаркому телу Ника.

Да ей даже и повод-то особый не был нужен.

Воскресным утром – это было второе воскресенье ее пребывания на ферме – Ник рано вскочил с постели, и Мэгги еще во сне почувствовала, как ей его не хватает. От этой мысли она и проснулась. Минутку понежившись в кровати, Мэгги вдруг ощутила невыносимое одиночество. Наверное, Ник на кухне, за чашкой кофе обговаривает с Линком свои дела. А значит, надо побыстрее накинуть на себя Что-нибудь и присоединиться к ним. Любовь, полыхавшая в Мэгги, оказалась настолько сильна, что никакие поддразнивания Линка ее больше не беспокоили. Хотя Линк, заметив, что она ходит за Ником, как нитка за иголкой, не упускал случая над ней подтрунить.

Брата Линк окрестил Ромео. Ника это прозвище злило, но Мэгги находила, что в нем что-то есть.

Быстро проведя щеткой по волосам, Мэгги накинула белый махровый халат Ника и быстро спустилась по лестнице.

Утро выдалось мрачным и серым. Казалось, еще только светает, хотя часы показывали десять. За окном тонкой серой пеленой висел дождь. От бурных дождевых потоков, не прекращающихся уже несколько дней, все вокруг, похоже, пропиталось влагой и сыростью.

Как она и предполагала, Ник с братом были в кухне. Там горел свет, и желтая полоска его пробивалась из-под двери, освещая небольшое пространство пола в прихожей. Спускаясь по лестнице, Мэгги уже могла различить их голоса. Сначала она услышала Линка:

– Надо действовать пошустрее. Этим бугаям не по вкусу, что ты сидишь тут с девчонкой. Боюсь, нам будет не до смеха, когда они усекут, что это жена Форреста.

– Ч-черт, вот уж некстати. Но назад она не вернется, – в голосе Ника звучала решимость.

– Да я не о том. Ты же знаешь, Мэгги так же мне по душе, как и тебе. Ну, не так, конечно, но девчонка она хорошая. И все же, согласись, переплет получается идиотский. Вот поэтому и надо пошевелиться.

Мэгги замедлила шаг, а потом, перед кухонной дверью, замерла вовсе, затаив дыхание и прислушиваясь к разговору.

Братья немного помолчали, потом Ник заметил:

– Ну ладно. Все, что нужно, у нас есть. Форрест с сыном прилетают домой в следующую субботу. Вот в аэропорту мы его и прижмем… Нет, там слишком людно. Значит, на следующее утро, в Уиндермире. – Даже не видя лица Ника, по его голосу Мэгги поняла, что он криво усмехнулся, добавив: – Если мы окажемся там часов в девять, он успеет встать и побриться. Для торжественной мессы.

– Ну ты поэт, – фыркнул в ответ Линк.

– А что, не так?

– Ники… – мгновение Линк колебался, затем голос его зазвучал необычно серьезно. – Может, мне заняться этим самому, без тебя? Учитывая твои отношения с Магдаленой, боюсь, что это будет смахивать на личную месть.

– Ну да? – с горечью проговорил Ник. – Наверно, ты прав. Когда мы туда ворвемся, мне трудно будет сдержаться и не всадить этому сукину сыну пулю в лоб.

Мэгги судорожно глотнула воздух и прижала руки к губам. Может, она ослышалась?

– Вот именно поэтому… – Линк не закончил фразу.

– Магдалена, это ты? – резко окликнул ее Ник. Ноги Мэгги словно вросли в пол: она никак не могла сдвинуться с места.

На кухне заскрипел стул – кто-то поднялся из-за стола. Распрямив плечи и крепко сжав губы, Мэгги распахнула дверь.

Мужчины были уже на ногах, и Ник направлялся к двери, намереваясь выяснить, что за звуки доносились до них из холла. Увидев Мэгги, он остановился, приветствуя ее улыбкой, с готовностью появившейся на лице. Но едва он встретился с Мэгги взглядом, как эта улыбка исчезла без следа, – Может, объясните мне, какого дьявола вы тут задумали? – требовательно и страстно проговорила женщина.

Глава 34

Братья быстро переглянулись.

– Мы оставили тебе пару тостов и яйца, – примирительно проговорил Ник, делая шаг ей навстречу, чтобы взять за руку и усадить за стол. Он даже не упрекнул ее за грубость, отметила Мэгги. Значит, у самого рыльце в пушку… – Давай-ка, садись.

– Не нужны мне эти проклятые тосты! – Мэгги стряхнула его руку и вонзила в Ника полыхающий взор. Она уже не сомневалась – или почти не сомневалась – братья обсуждали покушение на Лайла. Да, конечно, Лайл это заслужил, да Мэгги и сама не раз готова была убить его, но наблюдать, как хладнокровно замышляется убийство… Пусть даже такого негодяя, как ненавистный ей Лайл! Ведь это грех. Смертный грех, за который всем им гореть в аду, и ей тоже, коль скоро она знала, но не помешала задуманному. А Дэвид? Каким ударом это станет для мальчика! Воскресным утром, когда сын точно будет дома!

– Я хочу знать, о чем вы тут говорили?

– Ни о чем таком, что может тебя беспокоить, querida, – Ник шутливо дернул ее за длинный локон, упавший на плечо. – Линк, налей Магдалене соку, ладно?

– Не заговаривай мне зубы своим соком… – Мэгги яростно ударила его по руке и глубоко вздохнула. Ее обвиняющий взор переключился на Линка, послушно наливающего сок. – Черт побери, я же сказала, что не хочу соку! Слышишь?

– Ладно-ладно. – Линк поспешно отставил пакет с соком в сторону и шутливо поднял вверх руки, признавая свое поражение. Он снова бросил быстрый взгляд на брата. Судя по едва заметному движению плеч, все детали миротворческого процесса он с готовностью перекладывает на Ника.

– Я слышала, как вы договаривались «прижать» Лайла в воскресенье в Уиндермире. Я слишком долго живу в этих краях, не забывайте, и хорошо знаю, что значит «прижать». Это убийство! – Мэгги, бледная, уперев руки в бока, произнесла эту тираду, обращаясь к Нику. – Если вы задумали именно это, то я запрещаю! Вы меня поняли? Я запрещаю вам, обоим вместе и каждому в отдельности, даже думать об этом!

Глаза Ника подозрительно сузились.

– Ты что-то вдруг очень о нем забеспокоилась. Забыла, как он с тобой обошелся?

В словах Ника звучала ревность, но Мэгги была слишком расстроена, чтобы обратить на это внимание.

– Не валяй дурака, Ник. Меня волнует не Лайл, ты же знаешь. Если ты убьешь его, ты погубишь свою душу, а заодно и нас с Линком! – Мэгги была вне себя. – А ведь есть еще Дэвид. В воскресенье утром Дэвид непременно будет дома! Как же ты мог даже подумать об убийстве, когда рядом может оказаться мальчик?

Секунду Ник молчал, затем решился:

– Магдалена, я уже говорил тебе, что ни малейшего желания убивать твоего подонка-мужа у меня нет. Так что, может, ты все же сядешь, черт возьми, и выпьешь свой сок?

Похоже, ее ярость передалась Нику. Мэгги поняла ото по алым пятнам, вспыхнувшим на его скулах, а также по заполыхавшим огнем мочкам ушей. Не говоря уже о проклятии, которое он себе позволил.

Но остановиться она не могла. Она своими ушами слышала, что они тут с Линком замышляли! А если вспомнить еще те обещания, которые он дал ей пару дней назад, – и зловещая картина готова.

– Если вы не собираетесь его убивать и не планируете убийство, тогда о чем же вы говорили? Только не надо отвечать мне «ни о чем». Я требую, чтобы мне все объяснили!

– Магдалена… – начал было Ник, всем своим видом показывая, что терпение его вот-вот лопнет.

– Ники… – предостерегающе проговорил. Линк. Ник сделал брату знак, мол, все будет в порядке, не сводя с Мэгги глаз.

– Ты должна довериться мне, детка, – тихо проговорил он.

– Значит, вы все же задумали что-то против Лайла в Уиндермире! – Мэгги перевела дыхание. – Но вы не посмеете! Вы не посмеете ничего сделать, пока там Дэвид! Не посмеете его тронуть, поняли? И, если вместо ответа вы еще раз предложите мне выпить соку, обещаю, что запущу им в ваши упрямые идиотские головы!

– Ну да? – косо взглянул на нее Ник.

– Увидишь. – Она вернула ему не менее грозный взгляд.

– Слушайте, ребята… – Голос Линка, все это время предусмотрительно державшегося на безопасном расстоянии, за столом, звучал устало. – Остыньте, а?

– Заткнись, Линк, – в унисон огрызнулись оба, даже не взглянув в его сторону.

Затем Ник медленно и многозначительно произнес:

– Обещаю тебе: мы не причиним вреда твоему сыну.

Это обещание безопасности лишь половине ее семьи только еще больше встревожило Мэгги. Ник не собирается отказываться от своих планов, несмотря на все ее увещевания. И не собирается ей ничего объяснять.

А это значит, что задумал он что-то недоброе. Сделав это открытие, Мэгги еще больше ужаснулась.

– Я говорю сейчас не о физической травме Дэвида, а о травме душевной. Ему всего одиннадцать, и Лайл для него – центр вселенной. – Голос Мэгги звенел jot напряжения.

Ник, казалось, наконец-то понял всю глубину ее тревоги и попытался разрядить обстановку. Успокаивающе подняв руку, он проговорил:

– Ну все, querida, мы обещаем не причинять никакой травмы твоему сыну.

Мэгги показалось, что она услышала в его словах снисходительно-покровительственную нотку, и эта капля переполнила чашу. Перед быком взметнули алой тряпкой.

– Это твой сын, – сорвалось с ее губ. Это был последний довод, который мог его остановить, и она решилась на этот шаг, зная, что признание может оказаться не менее разрушительным для их чувств, чем атомная бомба для Хиросимы. – Неужели ты еще не высчитал этого, глупец безмозглый? Если ты хоть что-то сделаешь с Лайлом на глазах у Дэвида, ты убьешь собственного сына!

Какое-то время Ник просто смотрел на нее, нахмурив лоб, пытаясь осмыслить услышанное. Затем замер, словно пригвожденный к месту, и только глаза распахнулись так, будто собрались выскочить из орбит.

– Что-о? – хрипло выдавил он.

– О-о, черт… – простонал Линк, уронив голову на руки.

Не обращая на него внимания, Ник с Мэгги смотрели друг на друга, не в силах отвести глаз. Прошло всего мгновение – ужасное, казавшееся вечностью мгновение, пока они осознавали, что произошло, потом Ник, схватив Мэгги за локоть, притянул к себе. Это движение не было ни жестким, ни ранящим, а вот взгляд… У Мэгги похолодело внутри.

Не нужно было заводить разговор о сыне так внезапно, в пылу ссоры! Она намеревалась постепенно, в ближайшие дни, ну, может, в ближайшую неделю, подготовить почву для признания. Ну, в крайнем случае, в ближайший месяц. Как только подвернется подходящий момент. Но жизнь распорядилась иначе, выдвинув неожиданные обстоятельства. А как еще заставить Ника понять, что важно не впутывать Дэвида в их разборки с Лайлом? Ради нее, ради ее безопасности Ник готов на все, но по отношению к Дэвиду, хотя он ее сын, у него этих чувств нет… Ник не знал Дэвида и не мог его полюбить. А ей нужна была гарантия. Надежная гарантия, что он позаботится о ее сыне» которую обеспечивало только признание.

– Ты сказала, что Дэвид – мой сын? – Ник выговаривал каждое слоео медленно и орторожно, словно боясь, что Мэгги его на поймет. – Наш сын? Твой и мой?

Вся ярость и готовность бороться внезапно оставили ее, опустошив душу. Секунду Мэгги молчала, затем кивнула.

– Ему одиннадцать лет, он похож на тебя, а не на Форреста, он любит рисовать… – Ник /словно тщательно взвешивал, перечисляя все эти факты. – Когда у него день рождения?

Мэгги сказала. Казалось, она своими глазами видит расчеты, производимые Ником в уме.

– О Пресвятая Дева… – Глаза Ника гневно вспыхнули, и он тряхнул ее за локоть. – Мне нужно было раньше догадаться, правда?.. Еще несколько лет назад! Но мне и в голову не приходило… О Господи, Мэгги, что ты наделала!

– Я сейчас все объясню… – Она как-то внезапно успокоилась, и все то, что раньше болело и жгло ее изнутри, теперь словно покрылось холодным серым пеплом. Пеплом страха.

– Да что уж тут объяснять. Что ты носила моего сына, когда выходила замуж за Форреста? И что за все эти годы даже не побеспокоилась сообщить об этом мне? Ведь ты же знала, что беременна, когда выходила за него? Знала? Знала? – Он снова яростно тряхнул ее за руку.

Мэгги взглянула на него. Он чуть наклонился вперед, пристально глядя на нее с высоты своего роста. От ярости сонно-зеленые глаза словно проснулись, рот искривила усмешка, плечи напряглись. Теперь уже пальцы, впившиеся ей в локоть, больно ранили. Но, как ни странно, ее страх пропал. Она не боится его, ее не страшит его ярость. Что бы ни случилось, Ник не позволит и волоску упасть с ее головы.

Невероятно, но эта мысль сейчас больше уязвляла Мэгги, чем утешала.

Она обидела его, страшно обидела.

– Да, я знала, – слетело с ее губ очередное признание.

– Ты вышла за него сознательно?

– Да.

– Но почему, Магдалена? Объясни, ради Бога! – В голосе Ника слышалась боль, как в стоне раненого животного. Пальцы еще глубже впились в ее руку, а на щеках и мочках ушей заполыхали знакомые пятна, выдававшие с трудом сдерживаемый гнев.

– Потому что двенадцать лет назад ты был пустым мальчишкой, бродягой и вором, а мне хотелось, чтобы у моего ребенка был достойный отец! – как бы пытаясь снять с себя вину, выпалила она ему в лицо эти слова.

– И для этого ты выбрала Лайла Форреста? – Имя ее мужа Ник выговорил с отвращением.

– Но он был богат! Я плохо его знала, и… Я думала, что он добрый! По крайней мере, Дэвид рос не в бараках, у него были собственная крыша над головой, своя одежда и достаточно еды!

– И ты считала, что я не смогу обеспечить тебя и своего сына?

Они стояли лицом к лицу, яростно выплескивая друг другу обвинения. Ник крепко держал ее за локоть, откровенно клокоча от злости. Мэгги, несмотря на накатывавший волнами страх и понимание того, чем обернулся для всех них этот ее шаг, чувствовала, как нарастает в ней ответная злость, и не желала уступать. Ну да, она совершила ошибку. Задним умом все сильны. А тогда какой у нее был выбор? Пусть попытается хотя бы встать на ее место и хоть что-то понять!

– Ну конечно, ты бы обеспечил! Ты бы нас обеспечил – тем, что удалось стянуть в магазине. Или толкнул бы порцию дури. Или угнал бы тачку и продал на запчасти механикам, чтобы получить чуточку денег. А знаешь, чем бы ты кончил, рано или поздно? Тюрьмой, как и твой брат! Помнится, он уже с год сидел там, когда я забеременела! Неплохой папочка для будущего сынули!

– Знаешь, ты брата не трогай…

– Нет уж, позволь! Разве это неправда? Ты знаешь, как я забеременела? О черт, ты же был при этом. Ни тебе, ни мне и в голову не пришло предохраняться. Мы были детьми, влюбленными детьми. Когда я поняла, что случилось, я была в шоке. От страха чугь-с ума не сошла. Правда-правда. Я как раз собиралась сказать тебе – в тот самый день, когда ты приволок мне то дурацкое пальто, помнишь? Ну, то, что удалось стащить. Так вот. Как только я увидела это пальто, украденное в магазине, потому что купить ты мне ничего не мог, я поняла, что так мы и проживем всю нашу жизнь. Да, мы бы поженились, а после рождения ребенка до конца дней сидели бы в новостройках, влача жалкое существование и едва сводя концы с концами. А у малыша, возможно, не всегда была бы еда… – Голос Мэгги сорвался, но, прежде чем предательские слезы брызнули из глаз, она усилием воли сдержала их и смело взглянула на Ника. – И это еще не самое худшее. Ужаснее всего, что у тебя не было других шансов изменить к лучшему нашу жизнь, кроме одного – втянуться, как Линк, в незаконный бизнес. И тебя тоже бы посадили, и я бы осталась одна с младенцем на руках… Как тогда жить? – Судорожно, прерывисто вздохнув, Мэгги добавила: – Тогда-то я и решилась на аборт.

Бросив в его сторону быстрый взгляд, она вызывающе вздернула вверх подбородок. Она знала, как относится Ник к этому предмету, ну и что? В конце концов, ему не приходилось бывать в подобной ситуации. И забеременела тоже она, а не он.

– Да, вот именно! – вызывающе ответила она на вопрос, который он ей не задавал, – Я уже обо всем договорилась, поехала в больницу и… Ну, и так далее. Но когда меня положили на кресло – я поняла, что это конец. Я не смогла. Слышишь? Я не смогла сделать этого. Я вскочила с кресла, заорав «нет!», а потом быстро оделась и сбежала оттуда.

Глаза Ника вспыхнули, а губы слегка приоткрылись, как бы для того, чтобы прервать ее рассказ, но Мэгги резко остановила его:

– Ну нет, уж позволь мне закончить! Губы Ника снова сомкнулись, образовав жесткую, ровную линию, и Мэгги продолжила:

– Едва я спустилась по ступенькам больницы, как поняла, что не оставила себе никакого выхода. Вот тут-то я и расплакалась. Я все глаза там проревела, моля небо о помощи. И вдруг услышала скрип тормозов и автомобильный гудок. Я подняла глаза – напротив стояла огромная машина, потом уж я узнала, что это «ягуар», а водитель махал мне рукой. Это был Лайл. Я знала его по «Хармони Инн». Он был одним из самых щедрых клиентов. Ну, вот, утерев глаза подолом, я поплелась к автомобилю. Он предложил подбросить меня до дому, или куда мне нужно. Я села, он принялся расспрашивать, в чем дело, ну, я все ему рассказала. Сейчас я даже не могу сказать почему. Может, я была слишком расстроена, а Лайл казался таким внимательным, к тому же он был человек посторонний. Я рассказала ему обо всем: как сбежала «из больницы, и все прочее. К тому времени он уже припарковал машину в каком-то месте и все поглаживал меня по руке, пока я рыдала, и приговаривал: „Ну же, ну“.

Еще раз глубоко вздохнув, Мэгги взглянула на Ника.

– А когда я закончила свой рассказ, Лайл предложил нам пожениться. Он сказал, что всегда мечтал о ребенке, но что-то с ним не в порядке, так что детей он иметь не может. Он сказал, что женится на мне и воспитает ребенка как своего, если только я пообещаю никому ни слова об этом не говорить. Он сказал, что ребенок будет обеспечен всем самым лучшим: вниманием, одеждой, едой и получит самое лучшее образование. А потом унаследует Уиндермир и все прочее имущество. Разве я могла отказаться в той ситуации? Скажи, могла? – Рвущий душу вопрос вырвался, казалось, из самого сердца Мэгги. Губы Ника опять приоткрылись, он хотел было ответить, но Мэгги снова опередила его, спеша выговориться и наконец-то выплеснуть все, что в ней накопилось.

– Уже позже я узнала – после рождения Дэвида мне рассказала об этом мать Лайла, Вирджиния, – что с ее сыном произошел в детстве несчастный случай. Он упал с гимнастического снаряда, и мошонку зажало металлической рамой, едва не оторвав полностью. Лечивший Лайла врач высказал опасение, что в результате случившегося Лайл окажется стерильным. Вирджиния тогда заметила, что это – трагедия всей ее жизни. Вот почему она так обрадовалась рождению Дэвида. Не сразу, а позже, как следует поразмыслив, Вирджиния все поняла – ну, поняла, что Дэвид Лайлу не сын. Поняла, что Лайл стерилен и всегда был таким, что он не может вести сексуальную жизнь. Совсем. У него просто не бывает эрекции. Вот поэтому в первые месяцы после свадьбы, ну, когда я пыталась как-то все… уладить, он так злился на меня.

Поэтому распались и два его первых брака. Те женщины родом не из Луисвилля, и он попросту откупался от них, отправив подальше и заплатив за молчание. Когда он встретил меня, ему уже было за сорок, и единственное, чего ему отчаянно не хватало, – это ребенка. – Голос Мэгги зазвучал тише и мягче. – Вот в этом и была моя ошибка. Я не поняла, что, выходя за него, в залог отдаю сына. Решись я хоть на какой-то шаг против его воли, например, оставить его, либо рассказать кому-нибудь о его тайне, да просто попросить помощи, он использовал бы Дэвида как оружие против меня. Иногда он грозил навсегда забрать мальчика, а меня засадить в психушку или еще куда-нибудь. А иногда, когда Дэвид подрос, угрожал, что расскажет ему всю правду, откроет, что по крови он не Форрест. Так он терроризировал меня долгое время: я страшно боялась, что если Лайл исполнит свою угрозу и все расскажет Дэвиду, у мальчика будет испорчена вся жизнь. И еще я боялась, что он возненавидит меня. Я никогда до конца не верила, что Лайл решится сказать правду, но если это произойдет, то прежде всего пострадает Дэвид. Лайл никогда не отпустит его от себя. А я никогда его не оставлю. Так что именно Дэвид оказался моим слабым местом.

Какое-то время они молчали. Мэгги не могла отвести глаз от лица Ника, надеясь отыскать в нем хотя бы слабое подтверждение того, что он все понял. Почувствовал, почему она решилась на этот шаг и чего он ей стоил. Но надежда ее не оправдалась.

– И ты позволила этому подонку, Лайлу Форрес-ту, воспитывать моего сына. – При всем внешнем спокойствии Ника слова прозвучали угрожающе. Да и выражение лица было не лучше. Мэгги охватило отчаяние. Значит, нет ей прощения, как нет в этих жестких глазах и понимания ее поступка.

– Я хотела как лучше… – Но слова эти прозвучали довольно жалко даже для нее самой.

– Ты вышла за другого, зная, что носишь моего сына, двенадцать лет скрывала, что у меня есть сын, и позволила мальчику думать, что его отец – этот ублюдок Лайл Форрест. И это ты называешь лучшим ? – На последнем слове голос Ника звенел от негодования, и он с трудом перевел дыхание. – Не могу поверить… А я-то считал, что знаю тебя. Но нет, та Магдалена, которую я помню, ни на что подобное была не способна.

Ник резко, едва закончив фразу, выпустил ее локоть, словно само прикосновение к ней внушало ему отвращение, и, повернувшись к Мэгги спиной, вышел из кухни. Она смотрела ему вслед, умоляюще протянув руку, едва живая от острой боли, словно клинком пронзившей ее сердце. С трудом ей удалось выговорить:

– Ник…

Он не остановился, и его непреклонная, гордо выпрямленная спина не оставляла никакой надежды, словно пощечина. Боясь, что он вот-вот исчезнет в темноте холла, Мэгги жалобно выдохнула ему вслед:

– Не тебе осуждать меня, Ник Кинг! Не смей меня осуждать!

Вместо ответа она лишь услышала, как открылась и закрылась за ним входная дверь.

– Лучше пока не трогай его. – Линк, прошествовавший мимо нее вслед за братом, выглядел таким же суровым, как и Ник. – Сейчас ты от него жалости не добьешься. Но и винить его в этом я бы не стал.

С этими словами Линк исчез в глубине холла. По стуку двери Мэгги поняла, что он тоже вышел из дома. А еще чуть погодя шум мотора подсказал ей, что кто-то из братьев решил воспользоваться «корветтом».

Мэгги застыла посреди кухни, забыв о времени. Потом, когда ей стало ясно, что ни один их них возвращаться пока не собирается, ушла в гостиную и, закрыв лицо руками, рухнула на древнюю бархатную кушетку, дав волю слезам.

Только в половине пятого вечера она услышала, как снова отворилась входная дверь. Все это время, ожидая возвращения Ника, Мэгги терзалась неизвестностью. Выплакав все слезы, которые скопились в ней за эти дни, она долго лежала неподвижно, перебирая в уме пережитые унижения и несчастья. Затем поднялась, натянула на себя огромный мешковатый спортивный костюм Ника, на этот раз удивительно соответствовавший по цвету ее настроению, и еще немного подождала. Но это ожидание было активным. Мэгги выдраила дом сверху донизу и как раз принялась переставлять на кухне баночки со специями, когда услышала, как хлопнула входная дверь.

Вытерев руки о тряпку, которой собирала пыль, она поспешно бросилась навстречу пришедшему. Но приближаясь к входу, в сомнении замедлила шаги. Она так любит Ника! Нет, он не может не понять и не простить ее. Ни на какое другое решение она не согласна.

Подготовившись таким образом к бою, Мэгги достигла прихожей и застыла, не веря своим глазам.

– Ну, вот и вы сами, миссис Форрест, – вежливо заметил Типтон. – А я уж боялся, что придется обыскивать весь дом.

Мэгги смотрела на Типтона, потеряв дар речи. Запустив руку в карман промокшего плаща, Типтон извлек оттуда небольшой, но вполне достойный уважения пистолет.

Глава 35

Дождь продолжал лить не переставая, поэтому до Уиндермира они добрались уже в полной темноте. Типтон сопроводил Мэгги внутрь дома. Вокруг было тихо, в прихожей пустынно. Великолепная люстра ледяным холодом заливала сцену, пока Типтон, не выпуская из рук локоть Мэгги, тянул ее за собой в глубину дома.

Лайл был внизу, в своем кабинете – сидел за столом в глубоком, обтянутом зеленой кожей кресле. Он выглядел безукоризненно, как и всегда: кашемировый пиджак цвета слоновой «кости поверх голубой рубашки и темно-синие брюки. Зеленая настольная лампа – единственное освещение в комнате – отбрасывала веселые блики, играя на его светлых волосах.

Когда Типтон втолкнул Мэгги в кабинет, Лайл даже не поднялся ей навстречу – подобными любезностями перед женой он себя уже давно не обременял, – лишь смерил, окинув с головы до пят, холодным взглядом. В блекло-голубых глазах мелькнуло беспокойство.

Встретившись глазами с мужем, Мэгги ощутила, как горло снова сжимает страх, но из чувства протеста надменно вздернула вверх подбородок и гордо расправила плечи.

– Как ты посмел послать за мной этого… мерзавца, да еще с пистолетом? Пусть скажет спасибо, что я не отправилась прямиком в полицию и не заявила на него за то, что угрожал мне!

Всплеск ее ярости подействовал на мужчин примерно так же, как на гуся вода.

– Все прошло как по-писаному, сэр, – ровным голосом доложил Типтон, оставаясь за спиной Мэгги.

– Да я и не сомневался. Главное – выбрать удачное время. Отправляйся наверх и принеси сюда вещи, ее и Дэвида. Через пятнадцать минут мы отправляемся.

– Слушаюсь, сэр. – Типтон исчез, плотно прикрыв за собой дверь.

– Отправляемся? – резко переспросила Мэгги. В том, что именно Лайлу пришло в голову пригрозить ей пистолетом, Мэгги не сомневалась: это был типично его приемчик – запугать и унизить. Но она решила, что оружие понадобилось им лишь для того, чтобы заставить ее вернуться без сопротивления. Теперь же Мэгги начала подозревать, что дело принимает крутой оборот. Они явно что-то замышляли.

– Ну да, в милое небольшое путешествие, дорогая. В Южную Америку. Все трое – ты, я и Дэвид.

Ее первым желанием было заявить мужу прямо в лицо, что она ни за что не отправится с ним дальше заднего двора, а не то что в Южную Америку, но привычная осторожность заставила ее сдержаться.

– Почему именно в Южную Америку?

– Это уж позволь решать мне, а тебе предстоит помучиться неизвестностью. – Лайл коротко хмыкнул, и от этого смешка волосы у нее на голове стали дыбом. Лайл был заметно встревожен и одновременно напряжен, казалось, он с трудом сохранял самообладание. Что-то в его внешности неуловимо переменилось: он выглядел более жестким, не таким джентльменом, как прежде. Мысль о том, что он отправит их с Дэвидом в Южную Америку, где ей уж точно рассчитывать не на кого, испугала Мэгги. В сознании отчетливо всплыли пророчества тетушки Глории: «На пороге у тебя опасность. Остерегайся беды…» Значит, недаром тетушка ее предостерегала…

– А как же дерби? Ты не забыл о приеме в субботу вечером? – Мэгги судорожно ухватилась за первую пришедшую ей в голову соломинку. Важно заставить Лайла еще раз как следует подумать, прежде чем вот так увозить их на край света. Дерби, которое открывалось в следующую субботу, считалось в Уиндермире важнейшим событием, и клан Форрестов неизменно занимал особые почетные места в заранее заказанных ложах, чтобы посмотреть скачки, а заодно и отдать дань непременному для всех особ голубой крови светскому общению, сопутствующему этим состязаниям. После этого, как правило, в Уиндермире давали ежегодный Жемчужно-бриллиантовый бал. Эта традиция уходила корнями в далекое прошлое, соблюдалась десятилетиями, и должно было случиться непредвиденное, чтобы Лайл решил ею пренебречь.

– Ты хочешь сказать, что я совсем одряхлел, Мэгги? Конечно, я все прекрасно помню. На этот раз маме и Люси придется справляться без нас. Кстати, их дома нет. По-моему настоянию Люси увезла маму в Нью-Йорк, показаться специалистам. А Луэллу я отправил домой. Так что мы здесь одни – ты, я и Дэвид. Ах да, еще Типтон. Это я говорю на тот случай, если ты вздумаешь выкинуть какую-нибудь из твоих дурацких штучек. – Он улыбнулся ей знакомой крокодильей улыбкой, которая всегда сковывала Мэгги леденящим ужасом, и, поднявшись из-за стола, направился к ней. Однако, к ее безмерному облегчению, на полпути Лайл остановился и; присев на краешек стола из красного дерева и упершись в него руками, не спеша окинул ее взглядом с головы до ног: – Ну», расскажи, радость моя, как ты провела это время? Кувыркалась в постели с любовничком, пока меня не было в городе?

От тона, которым Лайл произнес эту фразу, кровь застыла у Мэгги в жилах. Она не могла произнести ни слова, только молча и настороженно смотрела на мужа. Лайл ободряюще кивнул.

– Очень мудро, что ты хотя бы не отрицаешь этого. Неужели ты надеялась, что я ни о чем не узнаю? Да нет, конечно же, ты все понимала. Должен сказать, я одобряю твой вкус. Прекрасный образчик призового жеребца. Как ты думаешь, он не станет возражать против маленького представления? Мне бы страшно хотелось понаблюдать, как его станет натягивать один из моих молодцов. – Глаза Лайла снова зашныряли по ее телу. – Ты сказала ему, кто отец Дэвида?

Вопрос прозвучал нарочито небрежно, как бы между делом. Но Мэгги судорожно вздохнула, смертельно побледнев. Она почти физически ощущала, как вместе с румянцем ее покидает жизнь. Только сейчас она по-настоящему поняла, насколько опасен Лайл. Все унижения, выпавшие на ее долю за годы замужества, ничто по сравнению с тем, что ожидало ее впереди. До настоящего времени Лайл прятал свое истинное лицо под маской приличий, сквозь которую лишь изредка проглядывала его чудовищная сущность. И вот теперь пробил час, и чудище, не видя больше нужды скрываться, выпрямилось в полный рост, представ во всей своей отвратительной неприглядности. Одно понимание этого повергало в ужас.

– Сказа-ала.

Лайл сам знал ответ на свой вопрос.

– Ну что ж, может, это не так плохо. Это дает мне в руки очередное преимущество над ним, помимо тебя. Ну как, на этот раз вы позаботились о противозачаточных, Мэгги? Надеюсь, нет. Мне страшно хочется одарить Дэвида братиком или сестричкой. Может, мы поработаем над этим, как только доберемся до места?

Мэгги молила небо, чтобы Лайл не заметил сотрясавшую ее изнутри дрожь.

– Где Дэвид? – спросила она, чтобы сменить тему. Лайл пугал ее. Какое-то шестое чувство подсказывало ей, болью отдаваясь в висках: сейчас она и вправду в смертельной опасности. Ник обещал защитить ее от Лайла – и где же он? И близко нет рядом. Что бы они с Линком ни задумали против Лайла, теперь это не имело значения. Слишком поздно. На целую неделю позже, чем нужно им с Дэвидом.

– Дэвид дома, – улыбнулся Лайл. – Ну и как, твой дружок сильно расстроился, когда ты ему рассказала? Вы с ним поэтому разбежались?

– Ник… все понимает. – Это была ложь, но Мэгги инстинктивно встала на защиту любимого. В конце концов, это личное дело Ника, и нечего обсуждать его с посторонними.

– Ой ли? – Лайл расплылся в улыбке. – Вот уж сомневаюсь. Похоже, он расстроен сверх меры. Твой приятель непроходимый болван. Я понял это еще двенадцать лет назад, когда он шлялся тут, вынюхивая о тебе. Проклятый слюнявый болван! Не думаю, что он за эти годы поумнел. По крайней мере, не настолько, чтобы оценить твое решение воспитывать его сына в моем доме! Ну давай, Мэгги, выкладывай все как на духу. Сегодня утром ты обо всем ему рассказала, и он взъярился, так ведь? Мне прекрасно известно, что он выскочил из этого вашего гнездышка, где вы прятались, как ошпаренный и рванул куда-то на своем пижонском авто. Видишь ли, за вами все это время следили мои люди. Ждали минутки, чтобы вернуть тебя в родные пенаты. А вам это и в голову не пришло, правда? Ни тебе, ни им. – Лайл укоризненно покачал головой. – Итак, ты все ему рассказала, и он чуть с ума не сошел. Ну, разве не правда?

– А если и правда?

– Не нужно со мной так разговаривать, Мэгги-птичка. – Во взгляде, который Лайл устремил на нее, сверкнули ненависть и угроза. Мэгги поежилась. Заметив ее реакцию, Лайл удовлетворенно хмыкнул, а в глазах мелькнул довольный огонек. Прорвавшееся было напряжение снова спало, и он раскинулся за столом.

– Пусть так. Да, он немного рассердился. – Быть может, ее признание хоть немного смягчит его?

– Я так и думал. Такие люди не умеют скрывать своих чувств. Он же обычный хлам, отброс общества, ты ведь знаешь. Каким был двенадцать лет назад, таким и остался. И ничего тут не поделаешь – это у него в крови. И у тебя тоже. Остается уповать на то, что хотя бы Дэвид будет свободен от этого, благодаря воспитанию. Ты слышала об этих вечных спорах, Мэгги? Ну, что сильнее: природа или воспитание. Что касается Дэвида, по-моему, мы доказали, что последнее, ведь правда? Дэвид – Форрест до мозга костей, потому что я этого хотел и этого добивался. Он – мой сын. Мой.

– Я никогда не сомневалась в том, что он тебя любит.

– Вот именно. Любит. Видишь, оказывается я не так уж и плох, дорогая. Согласна? – Лайл опять ухмыльнулся. – Ну и что твой дружок, обо всем узнав, намерен теперь делать? Ворваться сюда и украсть у меня из-под носа жену и сына? Ну да, он именно того и хочет. Я даже знаю, как он думает это осуществить. Да только ничего у него не выйдет, дорогуша моя, поскольку мы вот-вот упорхнем отсюда. Сегодня же.

Господи, да о чем он? Что между ними происходит, между Ником и Лайлом, какой раскручивается сценарий, в который она не посвящена? Похоже, они оба знают друг о друге нечто, чего не знает она…

Но попытки Мэгги решить эту загадку оказались прерваны деликатным стуком в дверь.

– Чемоданы уже в машине, мистер Форрест.

– Спасибо, Типтон, – громко откликнулся Лайл. – Теперь отправляйся за Дэвидом, идет? Он у-себя, играет. Скажи ему, что пора ехать.

– Хорошо, сэр.

Мэгги прислушалась, как стихают вдали шаги Тип-тона.

– А знаешь, – внимание Лайла вновь переключилось на жену, – я почти рад, что твой дружок узнал о том, что он произвел на свет Дэвида. Теперь эта мысль будет глодать его до конца дней. Никаких реальных прав на мальчика у него нет – ты об этом знаешь? Поскольку мы женаты, а Дэвид родился в законном браке и я признал его своим сыном, то по закону он и есть мой сын. Так знаешь или нет? – Лайл опять укоризненно покачал головой. – Тебе и вправду не мешало бы посоветоваться с юристом, прежде чем заваривать эту кашу, Моя дорогая.

– А что будет с учебой Дэвида? Нельзя же так просто сорвать его посреди семестра? До конца его еще целый месяц, а мальчик и так уже пропустил две недели. – Мэгги в очередной раз попыталась отыскать спасительную соломинку, однако мысли от нараставшей паники путались, и она едва понимала, что говорит. Еще несколько минут, и они двинутся в аэропорт, где наверняка уже поджидает личный самолет Лайла. А уж там, где они скоро окажутся, на краю света, она целиком будет во власти Лайла. И Ник никогда ее не найдет.

– О моем сыне можешь не беспокоиться. О нем я позабочусь. Ты лучше побеспокойся о самой себе. Ты знаешь, у меня появилось сильное желание убить тебя!

Глядя в хищное лицо Лайла, в его сияющие голубые глаза, Мэгги поняла, что он говорит правду. В такие минуты нетрудно в это поверить. Собрав всю свою волю, Мэгги сдержалась, чтобы не броситься к двери. Этот дом знаком ей до последнего уголка. При первой же возможности она попытается сбежать, но только что будет с Дэвидом?

Дэвида она ему не оставит. Иначе никогда больше не увидит сына. Но, если не попытаться бежать, значит, погибнуть?

– Я говорю серьезно, можешь не сомневаться. Дэвид уже большой, мать ему больше не нужна, а через несколько лет он вообще начнет тебя стыдиться.

С другой стороны, он тебя любит, бедняга, а причинять ему боль без крайней необходимости я не хочу. А тут еще этот твой преданный дружок… Быть может, зная, что ты у меня, он поостережется в будущем совать нос в мои дела. Так что, по здравом размышлении, придется оставить тебе жизнь. Пока. Но мы должны условиться: ты будешь делать только то, что я скажу, для Дэвида и для всего мира между нами все должно остаться по-прежнему. Если же хоть один твой шаг заставит меня пожалеть о моем решении, я долго сомневаться не буду. Может, например, произойти несчастный случай: возможно, ты поскользнешься и упадешь со скалы, или утонешь в заливе, а то и попадешь под автомобиль… Уж о деталях я позабочусь, если ты доведешь меня до крайности.

Лайл опять любезно и доверительно ей улыбнулся. Он нимало не сомневался в своем праве решать ее судьбу – кстати, так было всегда. Мэгги поняла, что самообладание вот-вот покинет ее и последним усилием воли попыталась не поддаться отчаянию, в которое повергала ее перспектива, обрисованная Лайлом.

– Да, и еще одно, дорогая. Если все же по твоей вине у меня будут неприятности, то, прежде чем ты попадешь к своему создателю, я сделаю так, чтобы Дэвид увидел пленку. Тогда он поймет наконец, что ты собой представляешь, и, может быть, не станет слишком переживать.

Лайл взял со стола дистанционный пульт управления и нажал кнопку. В ту же минуту сверху спустился огромный, во всю стену, экран. Лайл нажал другую кнопку, и на экране появилась девушка. Вполне узнаваемая. Она сама, полуобнаженная, танцующая на сцене под громкие звуки «Рожденной для страсти».

Видя, как она потрясена, Лайл усмехнулся и убрал звук. Девушка на экране продолжала танцевать, но уже без музыки. Мэгги смотрела на себя, юную, на то, как с заметным удовольствием вертела голым задом перед толпой распустивших слюни мужчин, и почувствовала, как к горлу подкатила дурнота.

– Что подумает Дэвид о своей матери, когда увидит это, как ты думаешь? – спросил Лайл, приподняв одну бровь. – Должен признаться, я лично был потрясен. Я знал, что ты потаскушка, когда на тебе женился, но не предполагал, что профессиональная.

– Где… ты… взял ее? – Мэгги задыхалась.

– У твоей очаровательной… э-э-э… тетушки. Сначала она посопротивлялась немного, но Типтону удалось ее убедить.

– Если ты что-то сделал с тетей Глорией… – Мэгги сковал ужас.

– Ну? И что тогда, дорогая?

Ничего. Мэгги прекрасно это понимала. Ничего она изменить не может. Разве что продолжать тихо ненавидеть его. Подумать только, и она еще испытывала угрызения, совести, узнав, что Ник собирается разделаться с Лайлом. Она почувствовала, что близка к истерике. Если бы под рукой сейчас оказалось хоть какое-то оружие… Она сама убила бы Лайла, не задумываясь!

– Я так и думал, – не дождавшись ответа Мэгги, произнес Лайл с довольной интонацией в голосе. Он снова поднялся и обошел стол, даже не взглянув в ее сторону. Открыв один из ящиков стола, он достал оттуда пистолет. Темно-синяя сталь холодным блеском сверкнула в свете лампы. По спине Мэгги пробежали мурашки.

– На всякий случай, – беззаботно сказал Лайл, проследив за ее застывшим взором. – Но чж мне не понадобится, правда? Ты же у меня умница. Сейчас мы проследуем все вместе в автомобиль, как образцово-показательная семья, а потом в аэропорт. Мы ведь образцово-показательные, правда? А ну, улыбнись, радость моя. Улыбнись!

Мэгги подчинилась. Пока за Лайлом остается власть над Дэвидом, за ним остается власть и над ней. Он попрежнему держит ее в железных тисках. Без сына она и шага не посмеет ступить. Лайл прекрасно знает это. Нажав опять на пульт управления, Лайл убрал экран и вынул из видеомагнитофона пленку, которую тут же опустил в карман пиджака. Затем подошел к Мэгги и, схватив за руку выше локтя, потянул за собой к двери.

– На борту тебе придется переодеться, – бросил он брезгливо и повернул узорного литья бронзовую ручку, открывая дверь. – Вид у тебя как у нищенки. Во что ты одета? В его барахло? Ах, как это мило. Ну просто умилительно до слез!

Он подтолкнул ее вперед, в прихожую. Мэгги молилась, чтобы Дэвид, вместе с Типтоном поджидавший их в пустом холле, ничего не почувствовал и не испугался. Наружная дверь распахнулась, впуская в дом порыв холодного, влажного воздуха. У подножия парадной лестницы их уже поджидал «роллс-ройс».

– Послушай, ма, папа сказал, что мы едем в Бразилию! И мне даже не обязательно заканчивать учебный год! Это точно?

– Точно, – подтвердила Мэгги с нежнейшей улыбкой, какую только сумела изобразить, высвобождаясь из клещей мужа и делая шаг навстречу сыну, чтобы обнять его. Дэвид покорно принял объятия, не отвечая, но и не отталкивая ее. Глядя вниз, на его смеющееся невинное лицо, на рыжевато-красные отблески, вспыхивающие в его волосах под ярким светом люстры, она почувствовала, как сжалось ее сердце.

Чтобы сохранить Дэвида, ей придется пожертвовать Ником. Ником, которого она любит больше всего на свете – за исключением сына.

Мэгги никогда не смогла бы объяснить, какая тайная сила, словно толкнув, заставила ее отвести взгляд от сына и посмотреть на дверь. Какое-то шестое чувство? Подняв глаза, она застыла как вкопанная.

По лестнице поднимался Ник в сопровождении Линка, за которым у подножия лестницы веером раекинулся еще целый полк, как показалось Мэгги, незнакомых мужчин. Уверенно, словно в свой дом, братья прошли в дверь и остановились в холле. Ник был одет в облегающие джинсы и кожаную куртку, в черных волосах поблескивали капли дождя. В руке он держал револьвер.

Глава 36

– Отдел по борьбе с наркотиками! Не двигаться! – произнес Ник, сверкнув бляхой, которую сжимал в левой руке.

Дуло револьвера было нацелено прямо на Лайла. Он даже не взглянул в сторону Мэгги, потрясенно застывшую в двух шагах, не сводя с него глаз. Ник в полиции? Изумление было столь сильным, что она даже с трудом реагировала на происходящее. Неужели это возможно? Но даже если и так, то на каком основании полицейские врываются в Уиндермир? Насколько ей известно, никто из Форрестов наркотиками никогда не баловался. А вот об одном из незваных гостей этого, к сожалению, с уверенностью не скажешь.

– Подожди минутку, – бросил Ник через плечо следовавшему за ним Линку. – Убери отсюда ребенка.

– Ма!.. – в широко распахнутых глазах Дэвида мелькнул страх. Мэгги обхватила его за худенькие плечи и, подняв голову, встретилась взглядом с Линком. Тот быстро кивнул, словно обещая, что позаботится о мальчике.

Мэгги склонилась к сыну и прошептала ему на ухо:

– Все в порядке. Можешь идти с ним. Его зовут Линк, он добрый.

Дэвид еще раз неуверенно взглянул на нее, затем перевел взгляд на Линка. Мэгги снова обняла его, прижав к себе, и быстро поцеловала в щеку. Затем легонько подтолкнула к Линку.

– Пошли, приятель. Ты когда-нибудь сидел в полицейской машине? Я разрешу тебе, пожалуй, немного поиграть с сигнализацией. – Взяв мальчика за руку, Линк мягко, но настойчиво потянул его к выходу.

– А мне это совсем не интересно, – слабо сопротивлялся Дэвид. – Я уже большой. – И, обернувшись к Мэгги, спросил: – Что случилось, ма?

– Я тебе все объясню в машине, – пообещал Линк и вывел его из дома.

Как только они ушли, Ник быстро кивнул, и четверо мужчин окружили Типтона, что-то сказав ему (слов Мэгги не расслышала), а затем, защелкнув наручники, уложили на пол. Ник вместе с тремя другими двинулся к Лайлу. Взгляды их встретились, и на губах Ника появилась жесткая, недобрая усмешка.

Один из его спутников проговорил ровным, без эмоций, голосом:

– Лайл Форрест, вы арестованы. За нарушение статьи…

Мэгги так и не узнала, какой именно, поскольку в это мгновение жесткие пальцы впились ей в горло, перекрыв дыхание, а неведомая сила, сбив с ног, рванула назад, прижав к жилистому и гибкому, как плеть, телу. Чтобы удержаться, она ухватилась за грубую руку и тут же почувствовала у виска холодную сталь. Пистолет Лайла! Она поняла это сразу. Лайл взял ее в заложницы.

– Назад! – угрожающе бросил Лайл, и Мэгги едва узнала его голос. Рука, сжимавшая ее горло, напряглась, и Мэгги еле могла дышать. Из последних сил стараясь удержаться на ногах, она все глубже впивалась ногтями в теплый кашемир его пиджака. Лайл ткнул дулом пистолета ей в висок, и Мэгги обдала леденящая волна ужаса. – Назад, или я убью ее! Ты знаешь, я сделаю это, Кинг!

Ник застыл на месте, смертельно побледнев.

– Вы слышали? – рявкнул он своим спутникам, предостерегающе подняв руку. – Ни с места!

Мужчины, окружившие было Лайла, застыли, как восковые фигуры. Затем, подчиняясь приказу, медленно отступили к двери.

– Прикажи им выбросить оружие за дверь. И сам тоже выброси!

Видя, что Ник медлит, Лайл заорал, едва сдерживаясь:

– Делай, что я сказал! Я не шучу! Ну же!

Ник отшвырнул свой револьвер и жестом приказал помощникам сделать то же самое. С явным нежеланием те подчинились. Звук металла, ударяющегося о каменные ступеньки, отдавался в ушах Мэгги похоронным звоном. Теперь уже ничто не помешает Лайлу убить ее, если он захочет. Ее и Ника.

Сжимавшая ее горло рука не ослабла, висок по-прежнему леденило прикосновение пистолета. Ник, безоружный, не спускал с Лайла встревоженных глаз. Мэгги подумала, что они с Ником еще живы лишь потому, что Лайл прекрасно понимает: убей он их – и за его собственную жизнь никто не даст и гроша ломаного. Вокруг слишком много вооруженных мужчин: хотя бы один из них успеет воспользоваться оружием, до того как Форресту удастся сбежать. Пусть Лайл уразумеет это, тихо молилась Мэгги. Пусть…

– Отпусти ее, Форрест, – проговорил Ник. С губ Лайла сорвался резкий смешок, – Чтобы она досталась тебе? Ну уж нет.

– Сейчас против тебя – лишь обвинения в организации наркобизнеса. Ни убийств, ни увечий. Наймешь себе ушлого адвоката и еще поборешься. С твоими деньгами сможешь даже и выпутаться.

– Может, смогу, а может, и нет. Так что лучше не рисковать. – Рука Лайла еще крепче сжала горло Мэгги. Она заметила, как быстро метнулся в ее сторону встревоженный взгляд Ника, и, не в состоянии скрыть охвативший ее ужас, умоляюще впилась глазами в его лицо.

Подбородок Ника затвердел: единственный знак, выдававший его истинные чувства. Затем Ник вновь перевел взгляд на Лайла.

– Отпусти. Она не имеет никакого отношения к делу.

– Неужели? А я думал, имеет. Из-за этой чертовой куклы все и началось. Разве ты сунулся бы в мои дела, если бы не эта потаскушка? – Лайл грубо ткнул дулом пистолета в висок женщины так, что она вскрикнула. Ник опять бросил в ее сторону быстрый взгляд, и выражение его глаз наполнило душу Мэгги безумным страхом. Он и сам был в отчаянии. В отчаянии из-за невозможности помочь ей.

Заметив это, Лайл довольно усмехнулся.

– Боишься, что я вышибу ей мозги прямо здесь, у тебя перед носом? Я бы мог. Хотя бы просто для того, чтобы проучить тебя. Но, если у тебя хватит ума выпустить меня, я оставлю ее в живых. По крайней мере, сегодня.

– Форрест… – Голос Ника прозвучал хрипло. На лбу Мэгги выступила испарина, сердце неистово колотилось – так сильно, что его стук заглушал все остальные звуки, мешая ей воспринимать окружающее. Она знала Лайла лучше всех прочих, лучше Ника. Знала, что он способен на самое страшное.

– Прикажи им уйти, – рявкнул Лайл, дернув головой в сторону двери, у которой толпилось с десяток человек. – Пусть убираются! Немедленно!

– Пропустите его, – напряженным голосом приказал Ник.

Мужчины неохотно расступились. Не выпуская Мэгги, Лайл потащил ее к выходу.

– Пусть идут! – резко бросил кому-то Ник. Мэгги не видела, что происходит, только почувствовала, как вдруг напрягся Лайл. Закрыв глаза, она взывала к небу в беззвучной молитве и открыла их, только когда Лайл рывком, приподняв, перенес ее через порог. Когда он тащил ее вниз по каменным ступенькам, она споткнулась, и Лайл так же рывком, не отпуская ее горла, поднял ее на ноги. Задыхающаяся, беспомощная, полностью во власти его жестких рук, Мэгги едва помнила, как оказалась у «роллс-ройса».

– Увидимся в аду, Кинг! – крикнул Лайл, открывая переднюю дверцу и впихивая Мэгги на сиденье. Потом сам быстро вскочил в автомобиль, уселся с ней рядом и захлопнул за собой дверь. Пистолет по-прежнему был направлен в ее сторону. Еще секунда – и, повернув ключ, Лайл запустил мотор и врубил передачу: услужливый Типтон по привычке, подавая машину, оставлял ключ в замке зажигания. После чего со смехом торжественно нажал на газ.

– Идиоты! Пистолет не заряжен! Все это время он был не заряжен! – радостно прокричал он.

Мэгги успела только кинуть быстрый взгляд в зеркальце заднего вида, заметив, как Ник с группой мужчин, которых он привел с собой, выскакивают на крыльцо, глядя вслед стремительно уносящемуся по дорожке автомобилю. Затем все вокруг погрузилось в туман.

Прежде чем Мэгги успела опомниться, на голову ей обрушился сокрушительной силы удар пистолетом, так что искры посыпались из глаз. Она закричала, инстинктивно вытягивая вперед руку, чтобы защитить себя от второго удара.

– Ну, готовься к смерти, паскуда, – прошипел Лайл. Машина резко вильнула вправо, в первый же поворот, и почти в ту же минуту Мэгги поняла, что он задумал. Въезд в поместье преграждал полицейский автомобиль – даже отсюда Мэгги видела мигалку на крыше, – так что единственным выходим оставалась смерть. И Лайл намеревался прихватить с собой на тот свет и ее.

– Не-ет! – закричала Мэгги, и очередной мощный удар едва не лишил ее сознания. Она рванулась к дверце, надеясь, что сумеет выскочить на ходу, но Лайл, схватив ее за ворот свитера, резко притянул обратно, надавив ногой на газ. Навстречу им из мрака ночи несся предательский поворот.

– Прощай, дорогая, – промурлыкал Лайл и снова ударил ее. На этот раз Мэгги боролась и вырывалась, так что удар, вместо того, чтобы полностью нейтрализовать ее, как рассчитывал Лайл, рикошетом пришелся по голове. Для того, чтобы действовать, у нее оставались считанные секунды.

Мэгги с изумлением успела подумать, что ужас перед грядущим словно придал ей силы, странным образом заставив позабыть о страхе. Она метнулась влево, к мужу, одновременно вонзая ногти ему в щеки, а зубы куда-то в нос. Лайл дико вскрикнул, дернулся, чтобы оттолкнуть ее, и в это мгновение Мэгги ринулась к дверце.

Нащупав ручку, она распахнула дверь и выпрыгнула наружу, в холодную, сырую ночь.

Она упала на поросшую травой лужайку, но ей показалось, что это был асфальт, а не трава. Перекатившись на спину, Мэгги застыла, судорожно дыша и подставив пылающее лицо прохладным дождевым каплям.

Спустя секунду, она услышала звук оглушительного удара: «роллс-ройс» протаранил столетней давности стену, ограждавшую дом. Стена была сложена из крупных камней, не скрепленных известковым раствором, и при той скорости, на которой мчался Лайл, было ясно, что она его не задержит. Мэгги взглянула в ту сторону как раз вовремя, чтобы увидеть, как мощный автомобиль, пропахав стену, пронесся дальше и исчез за оградой, описав хвостовыми огнями в темноте дикую кривую.

Мгновением позже последовал завершающий аккорд: глухой всплеск возвестил о том, что машина упала в воду с обрыва за домом.

– Магдалена! О Господи, Магдалена! – Мэгги услышала торопливые шаги. Ник, не помня себя, мчался в ту сторону, куда исчез автомобиль. Следом за ним бежали другие, однако дистанция между ними не сокращалась, а увеличивалась. Ник беспрестанно выкрикивал ее имя, и в его голосе звенела невыразимая тревога. С трудом вдохнув немного воздуха, Мэгги слабо откликнулась:

– Я здесь… – Перекатившись на живот, она попыталась было встать на четвереньки. – Я здесь, Ник!

На этот раз он ее услышал. Мэгги удалось уже сесть на корточки, когда Ник подбежал к ней, опустился на колени и встревоженно заглянул ей в лицо.

– О Пресвятая Дева, благодарю тебя! – выдохнул он, трясущимися пальцами касаясь ее щеки. – Я думал, что все кончено.

Затем он притянул ее к себе. Обхватив Ника за шею, Мэгги прильнула к его груди, и на какое-то время они просто застыли, не двигаясь, сжимая друг друга в объятиях и не замечая ни проливного дождя, колотящего в асфальтированную дорожку, ни мокрой травы, смешанной с грязью под ногами. Чуть позже кто-то из людей Ника окликнул его по имени, и он поднял голову.

– Иду-у! – прокричал он в ответ и выпрямился, поднимая Мэгги на руки. Дрожа не столько от холода, сколько от пережитых волнений, она послушно подчинилась и, сжавшись в комочек, крепко прижалась к нему. Ник нес ее к дому мимо суетившихся и что-то кричавших мужчин, не обращая внимания ни на них, ни на автомобили, двинувшиеся к пролому в стене и осветившие его фарами. Сцена казалась какой-то потусторонней, нереальной. Единственно надежным островком в этом всеобщем смятении и беспорядке был Ник: уверенный и сильный.

Глава 37

Им так и не удалось найти тело Лайла. От беспрерывных дождей вода в заливе поднялась, и, когда полиция наконец добралась до «роллс-ройса», он был полностью залит водой. Крыша и капот смяты, все стекла, включая и ветровое, выбиты, но Лайла внутри не оказалось. Судя по всему, сделали свой вывод полицейские, быстрое течение вынесло тело из кабины и затянуло в один из водоворотов на реке. Где-нибудь со временем оно да окажется. Рано или поздно – возможно, летом – всплывет на поверхность.

Учитывая высоту, с которой произошло падение, и состояние автомобиля, полицейские, даже не найдя труп, не сомневались, что Лайл мертв.

Джон Харден, шеф полиции и давний друг их дома, конфиденциально сообщил Мэгги, Люси и Гамильтону, что подобный поворот событий значительно упростил дело. Скандал, который непременно разразился бы, не решись Лайл на самоубийство, был бы грандиозный.

У себя в офисе, в центре города, на четырнадцатом этаже тридцатиэтажного здания с большими окнами, выходящими на реку, Харден собрал всех участников событий, дабы объяснить, что же произошло. Встреча состоялась в два часа на следующий день после смерти Лайла. Слушая шефа полиции и других сотрудников, Мэгги не отрывала взгляда от окна. Она никак не могла прогнать от себя мысль, что, словно по иронии судьбы, именно сегодня засияло солнце. И это после почти двух недель непрерывного дождя! Наконец-то весна взяла свое, представ во всем великолепии.

Если бы Лайлу удалось осуществить задуманное, ей не пришлось бы любоваться сейчас сияющим днем. Мэгги по-прежнему не сомневалась, что Лайл намеревался прихватить ее с собой в это последнее совместное путешествие.

Поежившись, она попыталась сосредоточиться на словах Хардена.

– Хотите верьте, хотите нет, но, судя по всему, мистер Форрест возглавлял одно из крупнейших в стране предприятий по выращиванию марихуаны. Речь идет о миллионах долларов в год. Земли вокруг плодородные, для марихуаны очень подходят, как вы понимаете, а «кентуккская голубика», как они ее называли, сейчас весьма в ходу. Журнал господина Форреста давно увяз в долгах, и, когда он получил его в наследство, других источников дохода у него не было. Поэтому, как мне представляется, он и решился на этот шаг: чтобы поправить благосостояние семьи. Вам еще повезло, что он проделывал все это… весьма изобретательно, я бы сказал. Тысячи акров его марихуаны выросли на государственных землях. Не похоже, что федеральный закон о конфискации может быть применим к этому делу.

Далее. Поскольку собственность Форреста была приобретена не на доходы с наркобизнеса и никакие средства от сделок с наркотиками не перекачивались в недвижимость, дом покойного и прилегающие к нему земли конфискации тоже не подлежат. Однако мы ищем и в других направлениях. Форрест располагал крупными наличными суммами и делал большие вложения: в транспортные средства, произведения искусства и драгоценности. Некоторые из них могут стать объектом конфискации. Об этом вас уведомят позднее.

Следующим выступал подтянутый молодой человек в безукоризненном пиджаке. Звали его Чарлз Адаме, и Харден представил его как ведущего следователя по борьбе с наркотиками.

– Поскольку мистер Форрест мертв и, учитывая слабое здоровье миссис Вирджинии Форрест, я думаю, что это дело удастся не предавать широкой огласке. Правильно, мистер Адаме? – обратился шеф полиции к следователю.

– Похоже на то. – Согласие мистера Адамса прозвучало несколько кисло, но у Мэгги не было времени долго над этим раздумывать. На обратном пути из офиса ее перехватил Линк – в костюме, при галстуке, а потому почти неузнаваемый – и затянул в какой-то укромный уголок полицейского управления. Люси с ней не разговаривала, а с Гамильтоном Мэгги и сама держалась подчеркнуто холодно, отчего встреча у Хар-дена, где всех троих свели обстоятельства последних дней, получилась не из приятных. Люси с Гамильтоном быстро покинули кабинет, и Мэгги осталась одна. Вот тут-то взявшийся невесть откуда Линк и схватил ее за руку.

– Все в порядке, малышка? – поинтересовался он, закрывая за собой дверь.

– Где Ник? – Наконец-то Мэгги смогла задать вопрос, который не давал ей покоя с прошлой ночи: Ник, бережно доставив ее домой, тут же исчез в промозглой ночи, чтобы возглавить поиски Лайла.

Линк покачал головой.

– Ему строго-настрого приказано держаться от тебя за километр, вот где. Он крепко вляпался со всей этой историей. Здешние заправилы считают, что он лажанул следствие, засветившись в неформальных отношениях с женой подследственного, то есть с тобой. Я предупреждал его, что так и будет: ему навешают личную месть, если он займется Форрестом. Так и вышло. Они говорят, хорошо еще, что Форрест мертв, а то Ник здорово подпортил бы им процесс.

– Поверить не могу, что вы работаете в полиции! – Мэгги опустилась в кресло с металлическими подлокотниками и взглянула на Линка, пристроившегося на углу черного металлического стола.

– Не очень-то тянем на законников, так что ли? – Линк усмехнулся. – Что ж, люди меняются. Никки уже служил, ты же знаешь.

– Где служил?..

– Ну, во флоте. Он ушел туда вскоре после твоего замужества. Не знаю уж, что пекло крепче: желание убежать от всего или найти себе применение. Ну да, как бы там ни было, им удалось вколотить в него понятие о дисциплине и завербовать. Когда он уволился – ему предлагали остаться, но он не захотел, – он уже не был мальчишкой. Он стал мужчиной. Ему нужна была приличная работа, а потому он пошел в полицию Кливленда.

– Ник? В полицию? – Если бы Линк сказал, что Ник слетал на Луну, Мэгги была бы удивлена меньше. Когда-то давно для юных нарушителей закона, каковыми являлись они с Ником, полиция и полицейские олицетворяли собой все самое ненавистное и яростно презираемое.

– Да, Ник. – Линк фыркнул. – Правда, хватило его ненадолго. От арестов его тошнило. Так что он ушел и оттуда, и с помощью денег, которые сумел подсобрать, купил по дешевке Ночной клуб, находившийся на его участке. Дела там шли кое-как, клиенты были случайными – ну, в общем, все на грани разорения. Никки решил, что сумеет развернуться.

– Вот об этом отрезке своей биографии он мне не рассказывал, – сухо заметила Мэгги. Линк внимательно посмотрел на нее.

– Ну, могла бы и догадаться, что всю правду он рассказать тебе не мог. И так не фонтан, что он бегал за тобой, когда мы принялись пасти твоего мужа. А если бы он еще проболтался о слежке и ты бы проговорилась… Совсем уж пиши пропало. Слишком многое повисло бы на волоске.

– Я бы ни слова никому не сказала, – неуверенно протянула Мэгги.

– Да я-то не сомневаюсь, малышка, и Никки тоже. Но ты сама могла не заметить и что-нибудь сказать, что насторожило бы Форреста. Риск был чересчур велик. Никки не мог на это решиться.

– Я понимаю. – Признание Мэгги прозвучало скупо, но зато искренне. Она и вправду кое-что поняла – по крайней мере, несколько вещей. Первое – это обещание Ника, что все будет в порядке, второе – его сдержанность в объяснении того, как он зарабатывает себе на жизнь. – Так что продолжай. Что произошло потом?

– Он только-только стал вставать на ноги, как тут какие-то типы потребовали, чтобы он отмывал через свой клуб деньги от наркобизнеса. Ты знаешь Ника, на пушку его не возьмешь, короче, он отказался. Ну вот тут-то все и понеслось. То в клубе начнется пожар, то прорвет воду. И прочая дребедень в том же духе. Ну, он сунулся к знакомому полицейскому, а тот привел с собой ребят из отдела по борьбе с наркотиками. Эти спросили Ника, нельзя ли устроить в его заведеньице засаду. Ник согласился, они загребли подонков, и все вышло так здорово, что решили повторить операцию в другом городе. Ника попросили подобрать для них подходящее местечко, предложили ему работу и бабки, которые куда как превосходили весь доход от клуба. Ну, он согласился на определенных условиях. Вот так он вытащил меня. Я был частью его сделки. С тех пор мы не расставались и вместе провернули не одно крупное дело. Так что ребята из отдела за свои деньги получили немало. – Линк улыбнулся. – Ну и, в свою очередь, смотрели сквозь пальцы на всякий наш идиотизм. Обычно мой, а на это»! раз – Никки.

– Но как они вышли на Лайла? Линк посерьезнел.

– Это целиком заслуга Ника. Пару лет назад, как раз в то время, когда он вбил себе в голову вернуться сюда и проверить, нельзя ли еще раз попытаться все наладить с тобой, как-то за стаканчиком вина он услыхал, что в Кентукки процветает крепкий наркобизнес с марихуаной. Парня, который этим занимался, знали здесь под именем полковника Сандерса. Этот полковник Сандерс, похоже, был из богатых мерзавцев, аристократ, входил в высший свет, а в наркоту ввязался не из-за денег, а просто для развлечения. Никки стал выяснять, что там о нем еще известно, а когда узнал настоящее имя этого ублюдка, его чуть удар не хватил. Им оказался Лайл Форрест! Сначала Ник своим; ушам не поверил, а потом кое-кому намекнул… Вскоре выяснилось, что за Форрестом чего только ни тянулось. Ну, тут Никки завихрился. – Линк фыркнул, заметив, с каким напряженным вниманием слушает его Мэгги. – Пошел куда надо и рассказал все, что удалось выяснить. А заодно предложил устроить засаду в Луисвилле. Рассказ его здорово впечатлил тех ребят, ну, короче, дали нам «добро». Одного только они не учли, потому что не знали, – личного интереса Ника в этом деле. Тебя. Ну а теперь, когда узнали, им это пришлось не по вкусу.

Какое-то мгновение Мэгги обдумывала рассказ Линка, затем тихо спросила:

– У него большие неприятности? Линк состроил гримасу.

– Немалые. Возможно, придется с работкой расстаться, хотя в паре других дел он нужен им как свидетель. В тех, где его показания не запятнаны. – Ехидный тон, каким Линк произнес это последнее слово, не оставлял ни малейших сомнений: он цитирует кого-то из полицейских начальников.

– Он все еще на меня злится? – Вопрос прозвучал еще тише, чем предыдущий. Глаза Линка стали жесткими.

– Спроси его об этом сама. Я знаю одно: когда мы вернулись на ферму и не нашли там тебя, я думал, что он свихнется. Там был парень, что присматривает за коровами, – как его, Клейтон, Клоптон? Ну, он сказал, что, когда подъезжал к ферме, заметил отъезжающий огромный мерседес. Ну, мы-то сразу поняли, чей он, и кинулись следом, заскочив по дороге за помощью. Начальству это тоже здорово не понравилось. Им подавай все по плану, заранее все подготовив. Ну и началось, конечно: если бы Ник не был замешан в этом деле, если бы он с самого начала передал его человеку незаинтересованному и не использовал государственную службу как орудие мести – ты понимаешь, я повторяю дословно, – тогда бы справедливость восторжествовала и Форрест предстал бы перед судом. И все было бы четко и ясно. А по мне, так они просто злятся, что не могут ухватить Уиндермир. Тут нужно отдать должное твоему муженьку, малышка. У него хватило ума не пугать дела семейные с бизнесом. Насколько нам известно, из дома он даже по телефону компаньонам не звонил.

– У него был радиотелефон, которым он пользовался куда чаще, – вспомнила Мэгги. Раньше она не обращала на это внимания. Пристрастие Лайла к радиотелефону, где за каждую минуту разговора тотчас же приходил счет, казалось ей нормальным. Как и многое другое. Она просто ничего не видела и не понимала!

– Ну да, сейчас они выясняют, с кем он по нему разговаривал.

– А у тебя тоже неприятности? – спросила Мэгги. Линк пожал плечами.

– Ну, меня им пока еще не за что прихватить, если ты об этом. По-моему, они придерживаются мнения, что старший брат не отвечает за младшего.

– Ник сейчас на ферме? – Мэгги так хотелось с ним увидеться! Его объятия прошлой ночью были такими крепкими, словно он намеревался никогда больше не отпускать ее от себя. И вдруг исчез. Правда, Линк все объяснил. Просто Ник подчинился приказу не вмешиваться. Эта мысль вселяла некоторую надежду, пусть и слабую. Может быть, он больше на нее не злится. Возможно, он все понял и готов простить ее.

– Мне трудно ответить. – Пожав плечами, Линк соскользнул со стола. – Пошли, Магдалена, я провожу тебя до машины. Пока нас не поймали тут вдвоем и не выкинули из дела еще и меня.

Кивнув, Мэгги тоже поднялась. Ей ни к чему навлекать неприятности на Линка.

Взяв Мэгги под руку, Линк, несмотря на ее уверения, что необходимости в этом нет, проводил ее к лифту, а затем и к машине. Мэгги приехала на бежевом «вольво», выбрав его из целого парка машин, имеющихся в поместье, причем, отпустив шофера, вела машину сама. Забыв на время о безрадостных обстоятельствах последних дней, она с наслаждением села за руль и даже поймала себя на мысли о том, как прекрасна, оказывается, может быть жизнь без Лайла. Наконец-то она свободна – после двенадцати лет страха, гнета и бесконечных страданий!

– Спасибо, Линк. Скажи Нику… – начала было она, усаживаясь в автомобиль, дверцы которого галантно распахнул перед ней Линк.

– Сама скажешь, – не дослушал тот, расплываясь в широкой улыбке, и захлопнул дверцу. Ответ его удивил и озадачил Мэгги настолько, что, наморщив лоб, она еще какое-то время смотрела на него сквозь стекло, пока краем глаза не уловила на сиденье рядом с собой какое-то движение. Вздрогнув от неожиданности, она быстро обернулась, чувствуя, как тиски страха снова сжимают ей горло.

– Не мешало бы проверять автомобиль, прежде чем садиться в него, – суховато заметил Ник.

– О Господи, Ник! Ты меня до смерти напугал! Что ты здесь делаешь? Линк сказал, что у тебя неприятности и до конца расследования тебе приказано держаться от меня подальше.

– Правильно, все так и есть. А я ответил, что пока своими глазами не увижу Форреста мертвым, буду ходить за тобой как приклеенный. Если им не нравится – пусть меня выгоняют.

– Ну и как? Я хочу сказать, выгнали? Ник пожал плечами.

– Да я не стал дожидаться ответа. Вышел из комнаты и сбежал вниз по лестнице – как раз вовремя, чтобы увидеть тебя и твоих родственников, гордо марширующих к кабинету шефа местных головорезов. Я попросил Линка глаз с тебя не спускать, а сам вышел на улицу и сел в твой автомобиль. Служитель на стоянке был настолько любезен, что указал мне, в какой машине ты приехала, и даже прибавил, что приехала ты одна. Я счел, что за такую службу пяти баксов не жалко.

– Ты думаешь, Лайл жив? – По спине Мэгги пробежал леденящий холодок страха.

– Я этого не сказал. Все свидетельствует об обратном. Но ты знаешь, всегда остается шанс, пусть даже ничтожный, что он не погиб. Он пытался убить тебя, Магдалена, он же псих. И если он все-таки жив, то нельзя исключать вероятность того, что он захочет вернуться и завершить начатое. Или выкрасть мальчика.

Последнее ей и в голову не приходило.

– Дэвид… – Внезапное желание немедленно оказаться рядом с сыном заставило Мэгги резко нажать на газ. Машина, взвизгнув шинами, рванула со стоянки на полном ходу. – Я отправила его в школу. Мне казалось, будет лучше, если он снова станет вести привычную жизнь, вместо того чтобы мучиться и… переживать.

– Эй-ей-ей! Пожалуйста, помедленнее! – Ник едва успел ухватиться за ручку пассажирского сиденья, от неожиданного маневра резко качнувшись в сторону двери. – Дэвид под прикрытием, поняла? Адаме вовсе не дурак, просто чересчур блюдет законы и правила. Всегда действует по инструкции. Но, когда я объяснил ему, что если Лайл жив и вернется за мальчиком, то ему на своем месте не усидеть, он согласился приставить к нему охрану. Так что в школе сейчас дежурит один из людей Адамса.

– Ты меня пугаешь…

– Вот уж чего не хотел. Как я уже сказал, вероятнее всего, Форрест мертв. Если даже и нет, он достаточно умен иищет сейчас какое-нибудь безопасное место. А Форрест умен, этого у него не отнять. Один из самых умных мерзавцев, с которыми мне приходилось иметь дело.

– О Боже… – Мэгги закрыла глаза, но через мгновение, когда Ник, охнув, выхватил у нее руль, снова открыла их.

– Пожалуйста, смотри, куда едешь, идет? – Учитывая, что они едва не снесли одну из колонн, подпиравших четвертый этаж автостоянки, Ник еще слишком мягко выразился. – Слушай, Магдалена, давай поменяемся местами, а? Я сяду за руль.

Глубоко вздохнув, Мэгги покачала головой.

– Да нет, со мной все в порядке. Мне нравится вести машину. Не так уж часто за эти годы мне удавалось посидеть за рулем.

Ник поморщился, пробормотав что-то себе под нос, однако вслух произнес:

– Тогда постарайся нас не прикончить. Договорились?

– Договорились.

Пока Мэгги выезжала со стоянки, расплачивалась и выруливала по Второй улице в сторону реки, Ник молчал. Только когда они повернули на Ривер-роуд, спросил:

– Ты не голодна?

Мэгги помотала головой. Обеими руками она крепко сжимала руль, так что даже побелели костяшки пальцев. Если же принять во внимание ее состояние, то и щеки у нее сейчас должны быть такого же цвета. Совсем немного, всего несколько драгоценных часов удалось ей понаслаждаться свободой. Теперь же, после опасений Ника, что Лайл мог остаться в живых, она снова почувствовала страх. Знакомый страх и отчаяние.

– Ты что-нибудь ела? – настаивал Ник. – Нет? Значит, должна быть голодной. Давай-ка, притормози у ресторанчика, перехватим по бутерброду.

– Занятия у Дэвида закончатся в половине четвертого. Домой он возвращается вместе с приятелем, но мне нужно быть там не позднее трех сорока пяти.

– Ну и будешь. Не волнуйся. Тебе совершенно не о чем беспокоиться, поняла? – Ник взглянул на нее, и лицо его осветила улыбка: – Считай меня своим телохранителем, ладно? Просто не исчезай из поля зрения, и я буду тебя защищать.

– А Дэвида? – Мэгги была слишком встревожена, чтобы откликнуться на его шутливый тон.

– И Дэвида, – тут же отозвался Ник совершенно серьезно. Тон, которым он произнес эти слова, подсказал Мэгги, что рана, которую она ему нанесла, еще не затянулась. Направляя машину на стоянку около ресторанчика, она мельком бросила взгляд в его сторону.

– Ник, – начала она, останавливая автомобиль. – Что касается Дэвида…

– Не нужно, – быстро ответил он, догадавшись, о чем она хочет с ним говорить. – До тех пор пока ситуация не прояснится полностью, не думаю, что нам стоит затевать обсуждение этой проблемы. В последний раз ты меня очень расстроила, я даже оставил тебя одну, чем немедленно воспользовался Форрест, и ты едва не погибла. Поэтому сейчас я не хочу, чтобы между нами произошло еще одно объяснение, которое снова может все усложнить. Так что давай пока оставим личное в стороне. Пока все не закончится. Идет?

С этими словами он открыл дверцу и вышел из машины.

Глава 38

Сколько бы Мэгги мысленно ни возвращалась к событиям, случившимся за последующие три недели, стройной картины не получалось: отрывочные воспоминания наплывали одно на другое, складываясь в хаотичный коллаж. Самым ярким пятном в этой картине было распухшее и покрытое синяками лицо тетушки Глории, которую Мэгги навестила в больнице. Типтон здорово отделал ее, прежде чем ему удалось вытянуть из нее причину поспешного визита к ней Мэгги, а заодно и заставить сказать, где находится тайник с видеокассетой. Учитывая тяжкое испытание, выпавшее на ее долю, тетушка Глория держалась молодцом и даже успокаивала собравшуюся вокруг ее постели небольшую группу друзей, упоенно предвещавших ужасный конец Лайлу Форресту и Типтону. Врачи считали, что какое-то время ей все же придется провести в больнице, и, обещая навещать ее каждый день, Мэгги клятвенно заверила тетушку, что позаботится о Горацио, Таким образом, первым подвигом Ника, объявившего себя ее телохранителем, стал перевоз в комнату Мэгги в Уиндермире самой птицы, ее клетки и прочих принадлежностей. Когда Мэгги думала об этой мрачной веренице дней, она не могла удержаться от улыбки при воспоминании о выражении лица Ника, осторожно транспортировавшего яростно негодующего попугая.

Другим ярким воспоминанием стала траурная церемония, которая состоялась через неделю после несчастного случая и на которой настояла Вирджиния вне зависимости от того, будет найдено тело Лайла или нет. На церемонию собрались все сливки местного общества. Бизнесмены, политики, местные аристократы и столпы общества, журналисты – все сочли необходимым отдать последний долг тому, кто был одним из них. Мэгги в черном платье, подставляя щеку для бесконечных Поцелуев и выслушивая соболезнования и похвалы ее мужеству перед лицом столь ужасных обстоятельств, чувствовала себя последней проходимкой. Однако за ее спиной велись совсем иные разговоры: собравшиеся злорадно перебирали детали тех десяти дней, которые она провела с Ником, а также взахлеб обсуждали слухи о том, что смерть Лайла – это самоубийство, вызванное изменой жены. Многие считали, что Лайл, скорее всего, впал в ярость по поводу все той же неверности Мэгги, слишком резко взял на поворот, отчего и произошло несчастье. Лишь малая часть участников церемонии придерживалась версии о неосторожности Лайла. И уж совсем единицы шептались о том, чтр тут не обошлось без наркотиков. Но в одном все были едины: случилось невероятное! Кто-кто, но только не Лайл Форрест! Вот уж на кого это совсем не похоже!

Но какой бы причиной ни объясняли смерть Лайла, она стала сенсацией, которая была у всех на устах. Даже ежегодному дерби событие это придавало особый оттенок: впервые на памяти собравшихся в них не принял участие ни один из Форрестов. Мэгги не могла избавиться от ощущения, что большая часть соболезнований, выраженных ее приятельницами по поводу смерти Лайла, относится на самом деле к отмене основного события светской жизни Луисвилля – Жемчужно-бриллиантового бала. Уж если их что и вправду интересует, так это ее отношения с Ником. Дамы считали себя слишком воспитанными, чтобы спрашивать напрямую, но они так и сверлили любопытными взорами ее и Ника, когда видели их вместе. Мэгги догадывалась, что от всех этих разговоров, если бы она их слышала, могли бы завянуть уши. Баффи, провозгласив себя главным экспертом в этом романтическом вопросе, была нарасхват на всех светских раутах и приемах, столь частых в это время года. Мэгги узнала об этом от другой своей подружки, когда та выражала ей соболезнование по телефону.

Сквозь мозаичные кусочки безумного коллажа этих дней отчетливо также проступало бескровное, с запавшими щеками, лицо Вирджинии. Мать Лайла была убита горем, и, когда ее врач настоял, чтобы она покинула дом, постоянно напоминавший ей о потере, все с облегчением вздохнули. После погребальной службы Сара на неопределенный срок увезла бабушку в Техас, к Драммондам. Люси и Гамильтон продолжали жить в гостинице, уверяя, что могут понадобиться в Уиндермйре, пока «все» не устроится. Мэгги поняла, что речь идет о финансовой стороне дела. Официального оглашения завещания не последовало, поскольку официально и не было объявлено о смерти Лайла». Адвокаты сходились на том, что при отсутствии тела до официального заявления о смерти могут пройти годы. В любом случае, заинтересованные лица и так знали, что вся собственность Лайла после его смерти переходит к Дэвиду, за исключением одной трети, которая по закону должна перейти к Мэгги как его жене. Однако расследование, проводимое полицией, усложняло дело. Какая часть имущества подлежит конфискации? А тут еще подняла шум налоговая служба. Словом, бесконечная суета, в которой Мэгги бы с удовольствием не принимала участия.

Но основной ее заботой оставался Дэвид. Мальчик только однажды не смог удержаться от слез: на поминальной службе, когда упала в обморок бабушка. Время от времени ему снились кошмары, но, когда Мэгги, разбуженная его криками, принималась допытываться; какие именно, он утверждал, что не помнит. Однажды в середине ночи он попросил у Мэгги позволения спать вместе с ней, а это значило, что он был напуган до смерти. Мэгги взяла его в свою постель и крепко прижала к себе: только так Дэвид проспал всю оставшуюся ночь, не просыпаясь. Если днем он оставался дома, то старался все время держаться поблизости от матери, словно боялся потерять ее из виду. Казалось, в школе или у кого-то из друзей он чувствовал себя лучше. Мэгги пришлось сделать над собой усилие, чтобы побороть смертельный страх расставания с сыном, хотя бы ненадолго. При мальчике, шел ли он в школу, играл ли с друзьями, делал домашние задания или отправлялся в спальню, постоянно находился полицейский, которого Мэгги пришлось выдать за шофера, нанятого, чтобы заместить Типтона. Мэгги изо всех сил старалась сделать так, чтобы Дэвид по возможности жил прежней привычной жизнью, но от охраны отказаться не могла.

Все это время Ник держался рядом, следуя за ней, словно тень. Когда она отправилась на поминальную службу, он скромно устроился в задних рядах церкви, где и просидел всю церемонию. Он старался держаться на некотором расстоянии, но так, чтобы его всегда можно было позвать на помощь, – даже когда оставался на ночь в комнате для гостей. Люси как-то заметила, что поведение Мэгги – это откровенный скандал и что, по ее мнению, грешно принимать в доме Лайла любовника, когда тело мужа не успело еще остыть. На это Мэгги в сердцах ответила, что теперь это ее дом и вести себя в нем, черт их всех побери, она будет так, как ей нравится. Люси залилась краской от возмущения, но благоразумно умолкла. Судя по всему, до этого ей и в голову не приходило, что Уиндермир принадлежит теперь Мэгги с Дэвидом, а не вообще Форрестам. После подобного обмена любезностями Люси вне себя покинула дом и больше уже не возвращалась. С тех пор Мэгги видела ее только издали, обычно когда золовка входила в гараж или выходила из него. Гамильтона она не видела вовсе, что, впрочем, ее вполне устраивало. Сейчас, когда Лайл умер и больше никто не принуждал ее вежливо обращаться с Гамильтоном Драммондом, ее единственным желанием было забыть о его существовании. Ник, с опаской полагала Мэгги, был настроен куда решительнее, но в настоящее время, пока он отвечал за ее безопасность, судя цо всему, готов «был сдерживаться. По крайней мере, до тех пор, пока их пути с Гамильтоном не пересекутся.

Дэвид тоже знал о присутствии в доме Ника – да иначе и быть не могло, – но, когда мальчик был вместе с матерью, Ник старался держаться в стороне. Как раз в это время полицейский, охранявший Дэвида, взял отпуск, и Ник принял под свою ответственность и мальчика, и его мать. Он старался не мешать им, просто шел следом, когда они выходили из дома, или держался в комнате поблизости, когда они оставались в Уиндермире. Однажды после обеда, когда они пошли прогуляться в уиндермирский лес, прихватив с собой собак, а следом за ними на некотором расстоянии как обычно последовал Ник, Дэвид спросил у матери:

– Почему он все время ходит за нами?

Мэгги быстро бросила взгляд на Ника, чтобы проверить, слышал ли он вопрос. Ник, с хмурым видом засунув руки в карманы джинсов, казалось, был полностью поглощен своими мыслями. Лучи солнца, пробиваясь сквозь плотные ветви деревьев, играли в его черных волосах. В джинсах и белой рубашке, оранжевой ветровке и легких парусиновых туфлях он до боли напоминал того прежнего Ника, которого она всю свою жизнь так любила. Какой уж из него секретный агент или полицейский!

– Он очень добрый, Дэвид, правда, – попыталась сгладить ситуацию Мэгги.

Где-то поблизости однообразно колотил по дереву неугомонный дятел. Пара полевок, почуяв приближение собак, встревоженно пискнули. Стояла середина мая, и деревья вокруг победно зеленели. Серовато-зеленые гирлянды мха свисали с сучковатых серых ветвей, и первые белые, словно восковые, головки цветов уже проглядывали сквозь глянцево-зеленую листву магнолий. Воздух был теплым, ароматным, напоенным нежными весенними запахами. Розовато-белые облака цветущего кизила радужными пятнами украшали зелень высоких дубов, кленов и ореховых деревьев. Бутоны ярко-желтой форситии и бело-розовой азалии вместе с веселыми головками пионов там и тут освежали ландшафт. За зарослями деревьев Мэгги заметила розу, растущую только в садах Кентукки. Из-за каменной стены кивали соцветиями голубовато-сиреневые флоксы, а поблизости, прямо под деревьями, соткались в разноцветный ковер нежно-алые примулы. Упиваясь запахами, звуками и видами этого прекрасного дня, как бы заново обретая с каждым глотком воздуха силу духа, Мэгги, исполнившись счастьем, решила, что Уиндермир весной просто волшебно хорош.

– Он твой дружок, да?

Мгновенно слетев с небес на землю, Мэгги обратила к сыну изумленный взор, минуту колебалась и только потом ответила:

– Он очень хороший мой друг.

– Папа говорил, что ты хочешь бросить нас и убежать с ним.

У Мэгги перехватило дыхание.

– Не может быть… Папа ошибался… Я никогда бы тебя не бросила, Дэвид. Ты же знаешь.

– А папу бросила бы.

Мэгги вздохнула. Трудно скрыть что-либо от сообразительного одиннадцатилетнего мальчика. Может, настало время осторожно рассказать ему правду?

– Ты же знаешь, у нас с папой не всегда все было гладко.

Дэвид фыркнул.

– Ты хочешь сказать, что вы жили как кошка с собакой?

– Пусть так. – Мэгги выдавила из себя улыбку. – Иногда я подумывала о том, чтобы уйти от него. Но это не значило уйти от тебя, и этого я бы никогда не сделала. Мы же с тобой одной крови. Значит, должны и держаться вместе.

Она обняла сына за плечи, и на этот раз Дэвид не сделал попытки уклониться. Какое-то время они шли обнявшись, потом Дэвид высвободился из-под ее руки и взглянул на нее снизу вверх.

– А зачем нам вообще нужны телохранители?

Мэгги удивленно посмотрела на сына. Она изо всех сил старалась сделать так, чтобы он не задумывался, почему Ник всегда ходит за ними по пятам и почему Боб Джеймсон, полицейский, он же шофер, повсюду сопровождает мальчика. Но, похоже» Дэвида не проведешь.

– Почему ты решил, что Ник и Боб телохранители? – осторожно спросила она.

– Да ладно, ма. – Дэвид бросил на нее многозначительный взгляд. – Я знаю, что Ник твой приятель, но он еще и телохранитель. Как и Боб.

– Ну что ж, – вынуждена была признать Мэгги, решив, что эта тема все-таки безопаснее, чем предыдущая. – Ты прав. Они проводят с нами столько времени, чтобы обеспечить нашу безопасность.

– От кого? От папы? Но ведь он же мертв. Ведь так?

Все-таки Дэвид самый умный ребенок в мире. Мэгги вздохнула и, вглядевшись в вопрошающие глаза сына, заметила в них, внешне спокойных, глубоко скрытое волнение и снова решила сказать только часть правды.

– Думаю, что так, Дэвид. Все так думают. Но… Тело его еще не найдено, ты же знаешь, так что на все сто процентов утверждать это нельзя.

– Он хотел тебя убить, правда;

От неожиданности. Мэгги замедлила шаг.

– Почему ты так решил?

– Я же видел, как он выволок тебя из дома, приставив пистолет.

– Как ты мог это видеть?

– Мы с тем парнем – Линком – так и не дошли до полицейской машины. Мы пошли по тропинке, а не по длинной дороге, и тут я оглянулся и увидел папу. Он тащил тебя из дома. Он так держал тебя и так страшно смотрел, словно собирался разнести твою голову вдребезги.

– Ох, Дэвид… – Мэгги почувствовала приступ слабости. Она просто не знала, что ответить. – Извини. Ты не должен был этого видеть.

– Я здорово перепугался. Я боялся, что он тебя убьет. – Это признание было сделано едва слышно.

– Дэвид… – Мэгги снова остановилась и, притянув к себе сына, крепко обняла его. – Ты знаешь, я думаю, что под конец у папы… слегка помутился рассудок. Он был готов на такие поступки, каких в нормальном состоянии никогда бы не сделал.

– Он был просто псих.

– Псих? Почему ты так думаешь?

– Он просыпался посреди ночи с проклятиями, а иногда вдруг ни с того ни с сего начинал хохотать. И постоянно говорил о том, как мы поедем в Бразилию. Обещал, что начнем выращивать кофе. А мне вовсе не хотелось в Бразилию.

– А мне показалось, ты обрадовался.

– Да это я нарочно, чтобы не злить папу. Ты же знаешь, какой он, когда сердится.

Мэгги погладила мальчика по голове и закрыла глаза. Внезапно она ощутила острую радость от того, что Лайла больше нет. Кто знает, какую психическую травму мог нанести он в таком состоянии Дэвиду.

– Я вижу его во сне, ночью. Вижу, как он входит ко мне в комнату и касается моего лица. Меня это просто жутко пугает. Это так страшно…

– Значит, именно с ним связаны твои кошмары? – Мэгги слегка отстранила от себя сына, чтобы видеть его глаза.

Дэвид кивнул.

– Но ведь это просто сны, дорогой, очень скоро они забудутся и исчезнут.

– Надеюсь. – Он высвободился из ее рук и быстро зашагал по тропинке. Мэгги старалась не отставать. Они уже подошли к опушке леса неподалеку от дома, и Симус с Брайди помчались сквозь буйную зеленую траву к своим конуркам, где их поджидали миски с водой и пищей.

– Ну а мне-то зачем телохранитель? – внезапно вернулся Дэвид к прежней, очевидно, не дававшей ему покоя теме. – Меня же он не собирался убивать?

Голос мальчика прозвучал вдруг так испуганно, что Мэгги схватила сына за руку и крепко сжала ее.

– Нет, конечно же, нет. Возможно, сейчас папа уже на небесах, и думает, что мы тут все раздуваем из мухи слона. Но, если все же это не так – ну, просто вдруг он где-то здесь и снова собирается увезти нас в Бразилию, – он может захотеть взять с собой тебя. Вот поэтому тебе нужен телохранитель. Чтобы, если папа жив и хочет тебя похитить, он не мог бы этого сделать.

– Ой! – Рука мальчика крепче сжала ее руку. – Я не хочу никуда уезжать с ним. Я хочу быть с тобой.

– Я знаю, малыш. Так и будет. – Мэгги улыбнулась сыну, проглотив комок в горле, и, взявшись за руки, они вышли из лесных зарослей на лужайку перед домом. Оттуда навстречу им поспешно двигалась какая-то фигура, и Мэгги, чтобы разглядеть, кто это, пришлось поднести руку к глазам, защищаясь от яркого света. Луэлла! Служанка, похоже, была чем-то явно встревожена, Мэгги почувствовала, как у нее засосало под ложечкой, а сердце тревожно сжалось: что-то не так.

– Миссис Форрест, пожалуйста, поспешите! Он забрался в дом, загнал Херда в шкаф и не выпускает оттуда!

– Кто «он», Луэлла?

– Да попугай этот, ну, вашей тетушки!

Глава 39

Ник вошел в дом следом за ними. Слегка рассеянно он провожал глазами стройную женщину в мешковатых джинсах и свитере, которую любил. Вот она вбежала в дом, держа за руку их сына. Два гибких тела, две темно-каштановых с золотистым отливом головки, почти одинаковые, только одна – с длинными, развевающимися по ветру волосами, а другая – коротко, по-мальчишески стриженная. Две судьбы, каждая из которых мучительно-сладкой болью заполняла его сердце.

Дэвид – его сын. В сознании Ника эта истина укладывалась пока еще с трудом, хотя сердцем он уже принял ее безоговорочно. Стоило ему только взглянуть на мальчика, как его переполняла гордость. Он испытывал еще легкое сожаление и немалую злость на Мэгги – за то, что она столько лет скрывала от него сына, и все же гордость и радость обретения оказывались сильнее, затмевая все прочие чувства. Он смотрел на Дэвида, и сердце птицей рвалось у него из груди. Но странная штука жизнь: Дэвид его не любил. Мальчик поглядывал на Ника с подозрением, видя в нем только соперника, крадущего у него внимание матери. Похоже, должно пройти много времени, прежде чем им удастся стать хотя бы друзьями. Ник боролся с искушением во всеуслышание заявить о своем отцовстве – инстинкт подсказывал ему, что лучше пока этого не делать.

Рано или поздно настанет час, когда все тревоги будут уже позади и Дэвид узнает правду. Но как мальчик воспримет ее? Что, если он так и не сможет простить родителей, по вине которых жизнь слишком рано повернулась к нему своей неприглядной стороной?

Переступив порог дома, Ник услышал звонкий смех Магдалены. Просторный холл был пуст, и звуки ее голоса скатывались, казалось, откуда-то далеко сверху. Прислушавшись, Ник улыбнулся. С каждым днем Мэгги становилась все веселее, превращаясь в прежнюю девчонку-хохотушку, которую он так хорошо помнил. Оскорбленная женщина, постепенно сбрасывавшая оковы страха, – так охарактеризовал бы он восстановительный процесс, который переживала сейчас Мэгги. И Ник поклялся про себя, что, пока он жив, ей никогда больше не придется ничего бояться.

– Где вы? – громко позвал он.

– Наверху! – весело прозвучало в ответ с верхнего этажа. – Горацио удалось выбраться из клетки И загнать Херда в шкаф! Поднимайся, посмотри, сам.

– У меня есть дела поважнее, чем ловить эту глупую птицу! – прокричал он в ответ.

– Трус!

«Проклятье, а ведь она права», – подумал Ник с мимолетной улыбкой, и в этот самый момент раздался женский визг. Голос принадлежал не Мэгги – наверное, экономка.

– Смотри, смотри! Вот он! Закрывайте» дверь! – на этот раз кричала Магдалена.

– Мам, он улетает!

Сделав несколько шагов в глубь дома, Ник замер, оглушенный хлопаньем крыльев и раскатами сумасшедшего хохота. Проклятой птице снова удалось улизнуть.

Входная дверь оставалась раскрытой настежь, предоставляя этому крылатому демону полную свободу вырваться из дома прямо в роскошь весеннего дня. Сообразит ли попугай воспользоваться этой возможностью? Но Ник не успел найти ответ на этот вопрос – глупое пернатое летело прямиком на него. Ник присел, обхватив голову руками, но было поздно. Проклятая птица истребителем метнулась вниз, атаковала его, затем взмыла к потолку и снова бросилась, оттуда, на свою жертву, вцепилась когтями в ветровку и дико захлопала крыльями. Полуприсев в ожидании худшего, Ник почувствовал, как по телу поползли мурашки.

– Дрянной мальчишка! – проскрипел попугай, устроившись у него на спине. – Дрянной, дрянной, дрянной!

Какая жалость, что он уже не тот прежний дрянной мальчишка, который недолго думая бросился бы бежать отсюда сломя голову. Сейчас за ним следили четыре пары глаз: экономка с мужем и Магдалена с Дэвидом. Вся эта живописная группа повисла на перилах лестницы, с любопытством смотря вниз и держась за животы от хохота.

Чтобы доставить Магдалене и мальчику удовольствие, можно вытерпеть и не такое.

– По-моему, больше ты его дурной птицей не назовешь, – удалось выговорить Мэгги между приступами смеха.

Ник осторожно выпрямился, стараясь, чтобы зрители не заметили, как он морщится и вздрагивает. Попугай сидел теперь на его плече, время от времени поклевывая его в ухо. Публика на галерке уже просто стонала.

– Дрянной мальчишка! – снова прохрипела птица, и Ник был рад, что хотя бы на это короткое время попугай оставил его ухо в покое.

– Разве Горацио вас знает? – вьщавил Дэвид, чуть успокоившись. Насколько Ник помнил, мальчик в первый раз обращался к нему лично. Он кивнул и, тут же получив удар в ухо, снова застыл неподвижно.

Дэвид давился от смеха. Ник кисло улыбался, слушая, как Магдалена рассказывает сыну о том, каким образом в детстве, примерно в возрасте Дэвида, Ник заслужил неприязнь попугая. Когда Мэгги закончила свой рассказ, у галерки не Осталось сил даже смеяться.

Попугай продолжал атаковать ухо, не обращая внимания на попытки Ника стряхнуть его с плеча. Еще немного, и, окончательно рассвирепев, он, чего доброго, может и отщипнуть кусочек!

– Магдалена, – не выдержав, обратился Ник к своей развеселившейся возлюбленной. – Как ты думаешь, не спуститься ли тебе вниз, чтобы освободить меня от этой гадости?

– Но ты выглядишь так прелестно. Настоящий пират! – отозвалась Мэгги, смеясь.

– Магдалена, он сейчас оторвет мне ухо!

– Как ты считаешь, – повернулась она к Дэвиду, – будем его спасать?

Дэвид уже собрался было ответить, но тут глаза его округлились, а плечи затряслись от хохота.

– Глядите, глядите, что он делает!

Магдалена зажала рукой рот, Дэвид согнулся в три погибели, а экономка с мужем снова покатились со смеху. Ник мрачно взглянул на бело-зеленое пятно, расплывающееся по ветровке, и нахмурился.

– Ну все, – проговорил он. – Теперь тебе конец, птица.

– Дрянной мальчишка! – продолжал орать попугай, еще крепче впиваясь когтями в плечо Нику, который с помощью всевозможных уловок пытался оторвать его от себя.

– Стой спокойно! Сейчас я его сгоню! – И Магдалена, все еще смеясь, помчалась вниз по лестнице, похоже, больше озабоченная судьбой попугая, чем участью Ника.

– А ну, давай сюда! – скомандовала она Горацио, оказавшись внизу и протягивая руку, чтобы забрать его. Дьявольское создание не задумываясь мирно перекочевало на руку женщины и, повернувшись вполоборота, уставилось на Ника злобным оранжевым глазом.

– Дурная птица, – пробормотал тот, с отвращением рассматривая испорченную ветровку.

– Дрянной мальчишка! – тут же с чувством отпарировал Горацио.

– Не. беспокойтесь, мистер Кинг, я выведу это пятно, – намного теплее, чем прежде, проговорила экономка, спускаясь с лестницы и озаряя собравшихся широкой улыбкой. Мэгги понесла Горацио наверх, а Ник, сняв куртку, передал ее Луэлле. Дэвид вместе с Хердом тоже спустились в холл.

– А вы и вправду знали мою маму; когда она была маленькой? – с интересом спросил Дэвид.

– Конечно, – осторожно ответил Ник, боясь спугнуть мальчика какой-нибудь неловкой фразой. Внезапно Дэвид весело ему улыбнулся.

– Держу пари, вы здорово разозлились, когда все стали дразнить вас Младшим Птицеловом!

– Точно, – согласился Ник. – Я был вне себя.

– А вы их побили? – с ожиданием спросил мальчик.

– Ну, кое-кого. Только тех, кто ненамного был больше меня. Но хуже всех была твоя мама, а я ее не мог даже пальцем тронуть. Она же девчонка.

– Да-а, – понимающе протянул Дэвид. – В школе всегда так. Вреднее всех эти девчонки, и ничего с ними не поделаешь!

С этими словами он собрался было уйти, но, поколебавшись, обернулся и посмотрел на Ника.

– Мы с Хердом собираемся сейчас пойти копать черйяков. Хотите с нами?

– Еще бы, – быстро согласился Ник, тут же посылая ко всем чертям как ветровку, так и свои ближайшие планы. – Еще как хочу. А банка у тебя есть?

– У Херда есть. – Дэвид кивнул в сторону садовника, державшего в руках большую консервную банку. Шагая рядом с сыном и чернокожим слугой и улыбаясь своим мыслям, Ник чувствовал, как радостно бьется, вырвавшись наконец, подобно этой глупой птице, из тисков на свободу, его сердце.

Глава 40

С этого дня в отношениях Ника с Дэвидом наступил заметный перелом. Каждый раз, когда Мэгги видела их вдвоем, она не могла сдержать радости. Совершенно ясно, что Ник понравился мальчику; что же касается любимого, то Тут не нужны никакие слова: она и так знает, какие чувства питает он к сыну. Представься ему такая возможность, подумала Мэгги, он оказался бы куда лучшим отцом для мальчика, чем был Лайл. За эти разделившие их двенадцать лет повзрослела не только одна она – Ник тоже стал взрослым.

Дэвид же, каким-то шестым чувством угадывая в Нике скрытую гордость за него, просто расцветал. Лайл похваливал мальчика, но лишь когда тот проявлял успехи в тех занятиях, которые казались важными старшему Форресту. Ник же интересовался всем, что интересовало Дэвида, не особенно заботясь о том, чтобы результаты были обязательно превосходными. Если Лайл любой ценой стремился к победе, то Ника это не интересовало. Когда Дэвид выиграл у него в теннис, Ник только широко улыбнулся, наблюдая за ликующим сыном. Потом Дэвид пригласил Ника с собой в клуб, где выяснил, что новый приятель не знает даже, с какой стороны подступиться к гольфу, пожелал его немедленно обучить и тут же дал первый урок. Мэгги, наблюдавшая за тем, как Ник, трижды подряд ударив по мячу, трижды попал лишь в воздух, начала волноваться. Кстати, и Дэвид тоже. Из них троих лишь один Ник на редкость легко отнесся к тому, что Лайл непременно назвал бы унижением. А в результате гольфом вскоре увлеклась и Мэгги: чего стесняться, когда худшего игрока, чем Ник, все равно не найти. В те дни и родилась их крепкая команда из трех человек, и они замечательно проводили вместе время, загоняя мяч во все концы поля. Больше всех радовался Дэвид: он неизменно выходил победителем. Однажды в субботу Ник повез их на ферму. Накануне позвонила Сара и сообщила, что Вирджиния страшно тоскует по Уиндермиру, Люси, такта у которой было столько же, сколько у танка, объявила в присутствии Дэвида, что забирает Луэллу и Херда (дабы за Вирджинией ухаживали верные слуги) и улетает к матери, чтобы провести вместе с ней ее последние дни. Врач Вирджинии подтвердил, что никакой непосредственной опасности для нее нет, но Дэвид все же был сильно расстроен. Вот тогда-то Ник и предложил всем вместе съездить на ферму, немножко подбодрить мальчика. Идея оказалась удачной. Дэвид страшно обрадовался, увидев животных. Куда проворнее, чем в свое время его мать, он сумел накормить кур и совершенно не боялся коров, хотя Мэгги по-прежнему предпочитала держаться на отдалении от них. Линк был дома, и, когда Ник приготовил на обед гамбургеры, они все вчетвером, усевшись за стол, с удовольствием поели. Казалось, мечта Мэгги наконец-то сбылась.

После обеда Ник задержался, чтобы о чем-то переговорить с Линком, а Мэгги с Дэвидом опять отправились к амбару. Мальчику очень хотелось взглянуть на сеновал, и Мэгги решила составить ему компанию. Там, устроившись на куче соломы, поджав под себя ноги, они болтали о том, о сем, наблюдая за пауком, который медленно, но неустанно плел свои шелковые сети между балками. За этим занятием и обнаружил их Ник.

– Ну как, готовы ехать обратно? – спросил он, глядя на них с высоты своего немалого роста.

– А что, уже пора? – зевнул Дэвид, укладываясь на спину.

– По-моему, кто-то спешил к четырехчасовому кино.

– А-а, точно… – Речь шла о «Терминаторе-2», и Дэвид сгорал от нетерпения, мечтая его увидеть. Правда, удовольствие слегка подпортило то обстоятельство, что смотреть фильм предстояло на маленьком экране: полгода назад, когда «Терминатор» только появился, Мэгги не разрешила сыну пойти в кино. На этот раз Ник уговорил ее уступить мальчику, и Мэгги поймала себя на мысли, что, оказывается, Дэвид страшно признателен Нику за эту поддержку.

– А может, лучше сначала показать ему твои картины? – подчеркнуто ненавязчивым тоном предложила Мэгги.

– Ты думаешь?.. – Ник пристально взглянул на нее. Мэгги улыбнулась. Она понимала, чего он боится: слишком назойливого и слишком быстрого давления на Дэвида. Но она так же хорошо знала и переживания Дэвида, поскольку его любимое занятие считалось не мужественным. Когда он узнает, что Ник, этот крутой парень, тоже рисует, репутация живописи будет спасена.

– Ты рисуешь? – недоверчиво спросил мальчик.

– Конечно.

– И я тоже!

– Я знаю. Твоя мама сказала. Говорит, ты очень способный. – Ник протянул Дэвиду руку, помогая подняться, и Мэгги радостно отметила, что мальчик не колеблясь принял ее.

На чердаке они зашагали нога в ногу, так что Мэгги пришлось отправиться следом. Дверь в закуток, где находилась мастерская Ника, была закрыта, и комнатка тонула в тени. Ник потянул за какую-то веревку, дверь распахнулась, и яркий солнечный свет залил мольберт, стол с кистями и красками и составленные лицом к стене картины.

Подойдя к мольберту поближе, Мэгги заметила, что Ник все еще работает над пейзажем с видом фермы. Мужчины, казалось, с головой ушли в обсуждение холстов, красок и кисточек, которые мало ее интересовали. Вместо этого, прислонившись к соломенной двери, Мэгги с удовольствием вдыхала густой, ароматный воздух.

Она перевела взгляд на отца с сыном, внимательно наблюдая за ними. Смуглое лицо Ника выражало такой же неподдельный интерес, как бледное Дэвида, и Мэгги поймала себя на мысли, что она счастлива. По-настоящему счастлива.

Похоже, еще немного – и Ник сумеет забыть нанесенную ею обиду. Она поняла это, хотя он ни слова ей не сказал. Все это время они держались на расстоянии друг от друга, но в том, как беззаветно оба стремились скрасить и облегчить жизнь сына, было не меньше близости. Дэвид начал уже привыкать к Нику. Наверное, Святой Джуд, желая исправить допущенную ранее по отношению к ней несправедливость, наконец-то смилостивился.

– А можно посмотреть другие ваши работы? – спросил Дэвид.

В ответ Ник перевернул стоявшие у стены картины. Дэвид что-то говорил о его работах, Ник отвечал ему, а потом они оказались перед портретом Мэгги.

– Это мама! – восторженно ахнул Дэвид, быстро обернувшись и переводя взгляд с портрета на Ника.

– Точно.

Только Мэгги, хорошо изучившая любимого, могла заметить, что Ник нервничает, ожидая реакции мальчика.

– Совсем молодая, – заметил Дэвид, слегка удивленный, как и все дети, вдруг обнаружившие, что и их родители когда-то были маленькими.

– Ей тогда было шестнадцать.

– Очень красивая. – Слова прозвучали почти обвиняюще, а взгляд Дэвида теперь был прикован к, улыбающемуся лицу Мэгги на картине.

– Верно.

– Вы были ее приятелем?

– Да.

– А почему вы не поженились?

– Я очень хотел этого. Но мама вышла замуж за другого.

– За моего отца.

Ник ничего не ответил, и Дэвид немного помолчал.

– Если бы вы тогда поженились, вы были бы моим отцом, так ведь?

– Думаю, что так, – ответил Ник с непроницаемым видом.

Секунду Дэвид смотрел на него, затем состроил гримасу.

– Вот уж спасибо, не надо!

– Дэвид! – в ужасе ахнула Мэгги, отступая от стены. Но Дэвид, быстро развернувшись, бросился к лестнице. Она побежала было за ним, но Ник остановил ее, взяв за руку.

– Оставь его.

– Извини, – проговорила Мэгги, поднимая на него глаза.

– У него есть право на собственное мнение. – Несмотря на деланно небрежный тон, каким были сказаны эти слова, Мэгги поняла, что Ник уязвлен.

– Извини, – еще раз беспомощно повторила она. – Наверное, он почувствовал, что предает Лайла.

Рука Ника, сжимавшая ее руку, внезапно напряглась.

– Как ты могла, Магдалена? – не сдержался он, и зеленовато-карие глаза, впившись в ее лицо, полыхнули знакомым огнем. – Как ты могла лишить меня сына?

И, выпустив ее руку, Ник двинулся к лестнице, предоставив Мэгги в скорбном молчании плестись сзади.

Обратный путь в Уиндермир приятным назвать было трудно. Позже, готовя ванну для мальчика и укладывая его в постель, Мэгги держалась непривычно замкнуто. Быстро склонившись над сыном для привычного поцелуя перед сном, она собиралась уже уйти, но тут Дэвид схватил ее за руку.

– Слушай, ма, – сказал он со вздохом. – Я понимаю, ты на меня злишься.

– Ты был непозволительно груб с Ником, – сухо заметила Мэгги.

– Я знаю. Но я просто не мог сдержаться. – Секунду Дэвид молчал, потом его словно прорвало: – Просто, понимаешь, мне показалось, что ты любишь его больше, чем папу. Когда ты с ним, ты всегда улыбаешься. И я… Мне… Мне он тоже нравится… Разве это справедливо?

– Но ты обидел Ника.

– Я не хотел! Просто так получилось. Мне вдруг захотелось, чтобы он был моим отцом! Потом я вспомнил о папе, и мне стало стыдно.

Они помолчали.

– Дэвид, – тихо проговорила Мэгги, – а ты никогда не думал, что если папа и вправду любил нас, то сейчас, когда его нет, он больше всего хотел бы, чтобы мы были счастливы?

Минуту Дэвид обдумывал ее слова, потом медленно согласился:

– Да. Точно…

– А я счастлива рядом с Ником. И ты, по-моему, тоже.

– Да, – неохотно подтвердил мальчик.

– Вот и прекрасно. – Мэгги шутя легонько щелкнула его по носу. – Я тебя прощаю. Но на будущее будь с Ником повежливее.

– Ладно. – Дэвид улыбнулся.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мама.

Мэгги выключила свет и ушла к себе, в свою комнату. Горацио покорно сидел в клетке, спрятав голову под крыло. Когда она зажгла ночник у постели, он высунул голову и недовольно уставился на нее одним глазом.

– Извини, Горацио, – шепнула она попугаю и отправилась в ванную. Приняв душ и почистив зубы, Мэгги расчесала волосы и натянула на себя ночную сорочку и халат. Наверное, прошло уже с полчаса после их разговора с Дэвидом, Насколько она может судить, сейчас он должен спать без задних ног.

Босиком, ступая как можно тише, она пересекла холл и направилась к комнате сына. Немного постояла в темноте, прислушиваясь к его ровному дыханию. Она была права: Дэвид крепко спал.

Можно спуститься вниз и повидать Ника.

Глава 41

Ник был обижен и зол на весь свет – вполне достаточно, чтобы оправдать набег на запасы бренди, обнаруженные, им у Форреста. Он сидел в элегантной, уставленной книжными полками комнате, которую они называли библиотекой, раскинувшись на мягком, обитом тонкой кожей диване и водрузив ноги в белых спортивных носках на кофейный столик стоимостью в тысячу долларов, не меньше. Глубоко затянувшись, он стряхнул пепел с сигареты в граненую хрустальную пепельницу, которую, судя по всему, ни разу по назначению не использовали. Диван располагался ровно напротив мраморного камина, который сейчас не горел. Над камином висела картина, изображавшая двух безукоризненно и роскошно одетых аристократов. Работа была прекрасная и стоила, наверное, целое состояние. Да любая вещь, принадлежавшая Лайлу Форресту, стоила целое состояние, нужно отдать должное этому слизняку, подумал Ник, опрокидывая очередной стаканчик, наполненный золотистым ароматным напитком, и вновь принимаясь задумчиво изучать картину. На всем, что ему принадлежало, лежала печать богатства и совершенства. Прекрасные картины, прекрасная мебель, одежда, автомобили, напитки. Прекрасная женщина. Прекрасный ребенок.

Правда, эта женщина и этот ребенок по праву принадлежат ему, Нику.

Ник помрачнел и плеснул себе в стакан еще бренди. Хрустальные бокалы тонкой работы стояли рядом, несмотря на отсутствие аристократического воспитания, он знал, для чего они предназначены, но сейчас ему доставляло особое, необъяснимое удовольствие наливать отличное форрестовское бренди в маленький грубовато сработанный стакан и залпом опрокидывать его.

Своего рода «за здоровье» старины Лайла. Он не слышал шагов Мэгги, но, ненароком подняв глаза, вдруг увидел ее в дверном проеме: она рассматривала его, не скрывая своего осуждения. Он еще раз затянулся и с нарочитой дерзостью встретился с ней взглядом. Судя по всему, сейчас последует нагоняй – либо за пьянство, либо за курение.

Однако Мэгги молчала, остановившись в дверях; скрестив на груди руки и слегка склонив набок голову, она мерила его оценивающим взглядом с головы до ног. Он ответил ей тем же, но картина, представшая его взору, ничего, кроме одобрения, вызвать не могла. На Мэгги был стеганый атласный халат, цвет которого наверняка определялся каким-нибудь замысловатым словом, но, на его взгляд, вполне соответствовал бледно-зеленому; у горла халат был как бы оторочен зеленоватыми, в тон, кружевами – но нет, похоже, кружева относились уже к ночной рубашке. Мэгги стояла босая, волосы безыскусно собраны на затылке, и лишь несколько локонов, выбившись, падают на ухо, а лицо сияет первозданной, без косметики, чистотой. Только что из ванной, додумал Ник. Сейчас ей никак не дашь больше шестнадцати – прекрасная воительница. Он почувствовал, как ему становится жарко.

– Мне нужно поговорить с тобой, – сказала наконец Мэгги, очевидно, раздумав устраивать сцену.

– Ну так вперед. – Чтобы подразнить ее еще больше, он в очередной раз глубоко затянулся и плеснул себе еще бренди.

Магдалена сделала несколько шагов по роскошному персидскому ковру в его сторону.

– Ты что, пьешь? – словно не веря себе, проговорила она, оказавшись напротив.

– А разве похоже? – отпарировал он, одним глотком осушая стакан.

– Похоже.

– Тогда, пью.

– Ты пьян? – Она стояла перед ним, уперев руки в бока и подозрительно всматриваясь в его лицо.

– Такого со мной еще не случалось.

– Но выглядишь пьяным. И от тебя несет.

– Это не от меня. Это так пахнет бренди.

Нет, явно не убедил. Ник снова наполнил стаканчик, однако Мэгги быстро перехватила инициативу, одним движением смела со стола бутылку и поставила ее на полку, подальше от Ника.

– Поставь назад, – раздраженно приказал он.

– Ни за что.

– Ладно, – согласился он, допивая свое бренди и поднимаясь. – Сам возьму.

К его удивлению, Магдалена быстро оказалась рядом и, ткнув его рукой в грудь, заставила опуститься назад на диван. Но еще больше его удивило то, с какой легкостью она с ним справилась. Очевидно, он все же чуточку перебрал.

– Я хЪчу поговорить с тобой, – четко проговорила она, возвышаясь над ним, словно добившийся победы завоеватель. Ник потирал грудь, не сводя с нее глаз и признавая, что пока, похоже, придется подождать с намерением вернуть бренди. Похоже, на сегодня выпивки с него хватит.

– Ну так начинай, – повторил Ник и закурил. Вне себя от ярости, Мэгги выхватила сигарету у него изо рта и со всего маху впечатала ее в пепельницу.

– Да перестань же! – ей злостью крикнула она. – Прекрати, понял? Ты мне уже все глаза намозолил, с меня хватит. Ты хочешь, чтобы я извинилась перед тобой? Хорошо, извини! Извини, что скрывала от тебя Дэвида. Я и правда страшно жалею. Но этого уже не исправишь! Дело сделано, обратного хода нет, понимаешь ты? Так что давай с этим покончим. Сейчас, с этого самого момента, мы должны начать строить семью, а о какой семье может идти речь, если ты будешь злиться на меня из-за Дэвида?

Темно-карие глаза Мэгги, широко распахнутые, были полны гнева и сверкали, как когда-то в прошлом. Его девочка снова была рядом с ним. От этой мысли на душе у него потеплело.

– Ты считаешь, что я не имею права злиться?

– Хорошо, пусть имеешь. Но пора наконец разобраться: либо забыть об обиде, либо продолжать портить то, чего мы уже добились. Дэвид признался мне, почему он сказал эту глупую фразу на ферме! Потому что вдруг почувствовал, как ему хочется, чтобы его отцом был ты.

– Я и есть его отец. Вот в чем дело. Вот чего ты лишила и меня, и Дэвида.

Секунду Мэгги молчала. От злости она готова была грызть ногти, и Ник вдруг к немалому своему изумлению обнаружил, что чем больше она злится, тем быстрее тает в нем последняя обида. Внутренне он уже готов был признать, что, как бы ни было тяжело оскорбление – а этого не убавить, – пора перешагнуть через него. И дело тут не просто в прощении. Дело в том, чтобы остаться вместе. Узы, связывающие их, настолько крепки, что никакие проступки, кем бы они ни совершались, не в состоянии разорвать их. Он еще немного позлится, а потом все забудется и они начнут все сначала. Разве не так складывались их отношения все время?

– Значит, ты намерен продолжать дуться? – нарушила молчание Мэгги, глядя на него так, словно собиралась испепелить, а затем отвернулась. – Ну и дуйся. Мне наплевать.

Она направилась к выходу, но Ник быстро поднялся с дивана.

– Магдалена, – мягко проговорил он. – Иди сюда.

– Да ну тебя к черту! – в сердцах проговорила она, не оборачиваясь.

– Магдалена, – повторил он, и в голосе послышались веселые нотки.

Яростно взмахнув подолом атласного халата и гордо подняв голову, Мэгги, не говоря ни слова, исчезла за дверью.

– Иди сюда, маленькая ведьма, – крикнул ей вслед Ник, слегка уязвленный. Он двинулся следом и неожиданно для себя обнаружил, что ноги плохо его слушаются. – Магдалена!

Она была уже на полпути к холлу. Видя, что Мэгги не обращает на него внимания, Ник прибавил шагу. Очевидно, услышав его шаги, смягченные ковром, Мэгги бросила через плечо быстрый взгляд и, подхватив длинный подол халата, метнулась к лестнице. Она преодолела уже почти половину ступенек, когда он настиг ее, подхватил на руки и, перескакивая через две ступеньки, понес наверх. Теплое, податливое и неожиданно тяжелое тело женщины источало запах чистоты и мыла, и, судя по его реакции, более мощных возбуждающих запахов в мире в тот момент не существовало.

– Отпусти меня!

– Тс-с! – прошептал он. – Мальчика разбудишь.

Затем, окончательно подчиняя ее своей воле, он закрыл ей рот поцелуем. Секунду-другую ее губы оставались плотно сжатыми: молчаливый протест против его власти, но вскоре Мэгги сдалась и, чуть слышно простонав, обвила руками его шею, отвечая поцелуем на поцелуй. По спине Ника пробежал радостный холодок.

– Я люблю тебя, – выдохнул он, внося ее в мягкий полумрак спальни и плечом захлопывая за собой дверь. – Люблю…

Опустив ее на кровать, он лег рядом, и долгое время ни один из них не говорил ни слова.

Глава 42

Мэгги разбудил резкий поток света. Сонно моргая, она старалась понять, где она и что происходит. Она у себя в спальне, а рядом спит Ник…

Но кто же тогда зажег свет?

– А ну, вставай, шлюха! – прорычал знакомый голос, и, когда жесткая рука, грубо схватив ее, рванула с постели, Мэгги обуял смертельный ужас. Лайл!

Одного короткого взгляда на безумное бледное лицо мужа и пистолет у него в руке было достаточно, чтобы все понять. На Лайле была незнакомая ей одежда: темно-коричневые вельветовые брюки, слишком широкие и короткие, и коричневая водолазка. Грубая, дешевая одежда, которую сам Лайл никогда бы не купил. Интересно, где он ее взял, мелькнуло у Мэгги в голове, и она тотчас же подумала, как это глупо.

Лайл что-то пробормотал – она не разобрала, что именно, не в силах оторвать взгляда от его лица, искаженного яростью и ненавистью. Где-то внутри нее нарастало знакомое гнетущее чувство: ощущение грозящей ей смертельной опасности.

Кроме Лайла, в комнате оказались еще трое. Двоих она видела впервые, а третьим бы Гамильтон. Все вооружены. Гамильтон… Значит, он тоже замешан?.. Предчувствие ужаса все нарастало. Она лучше чем кто-либо знала, на какую мерзость и жестокость способны Лайл и Гамильтон, стоит им только объединиться.

Один из незнакомцев, приставив револьвер к уху Ника, заломил ему руку за спину. Ник, неподвижный и молчаливый, лежал на животе, и его загорелая спина резко контрастировала с бледно-розовой простыней, обернутой вокруг тела. Настороженная неподвижность Ника подсказала Мэгги, что он тоже отдает себе отчет во всей серьезности происходящего. Рядом с кроватью в своей клетке что-то бурчал, чистя перышки и бочком передвигаясь по перекладине, Горацио; его оранжевый глаз то широко распахивался, то вновь сужался, фиксируя необычное полуночное оживление в спальне. Движения попугая привлекли внимание Лайла, и он быстро обернулся в его сторону. Убедившись, что никакой опасности нет и что это просто-напросто птица, Лайл вновь занялся Мэгги.

– Надеялась, что я мертв, так ведь? – прошипел он с нескрываемой злобой, и губы его искривила Довольная усмешка, а лицо приобрело бордовый оттенок. – Ну, шлюха, наконец-то я с тобой покончу!

Только в этот момент Мэгги осознала, что стоит перед ним совершенно голая.

– Пусть оденется, – донеслось у нее из-за спины: голос Гамильтона звучал начальственно-резко.

Трое мужчин занялись Ником, выволакивая его из постели, а Лайл повел ее в гардеробную и пристально, со сверкающими глазами следил за тем, как она одевается. Трусики. Бюстгальтер. Джинсы. Свитер. Быстро скользнув в туфли на резиновом ходу, Мэгги обернулась к мужу. Он посмотрел на нее с ледяной усмешкой на тонких губах – той самой усмешкой, которая пронзала до мозга костей, леденила кровь.

– Ну и как он в постели? – произнес Лайл, но Мэгги, не в силах побороть ужас, не издала в ответ ни звука. Лайл протянул руку и больно ущипнул ее за грудь. Она поморщилась и вскрикнула.

– Магдалена! – Резкий возглас Ника тут же оборвался после глухого удара. Мэгги, не дожидаясь, пока Лайл прикажет ей следовать обратно, бросилась в спальню.

Ник был уже полностью одет: все то же самое, что накануне вечером, когда он нес ее на руках по лестнице, – джинсы, рубашка, носки. Руки, закованные в наручники, заломлены за спину, а по лбу струится кровь. Всего лишь на мгновение их взгляды встретились, и Мэгги прочла в его глазах, что он, как и она, прекрасно понимает: сейчас они оба на волосок от смерти.

– Я так и знал, что ты жив, – спокойно проговорил Ник, глядя на Лайла. – Ты успел выпрыгнуть из машины, прежде чем она рухнула вниз, так ведь? Я понял, что если это получилось у Магдалены, то почему не могло получиться и у тебя? Освещения на том повороте не было, да и дождь лил как из ведра. Когда ты понял, что удрать не удастся, ты начал соображать быстрее. Что ж, отличный план и отличное исполнение. Но ты все испортил, вернувшись обратно.

Лайл рассмеялся.

– Да я и не уезжал отсюда, придурок. Все это время я был в доме, прямо у вас под носом. Как правило, на чердаке, правда, раз-другой ночью приходил навестить сына. Я бы давным-давно исчез отсюда, если б ты не въехал в мой дом. Можешь представить мое настроение там, на чердаке, в собственном доме, пока ты кувыркался тут каждую ночь с моей женой? Я терпеливо ждал своего часа! Я знал, что рано или поздно это случится: ты потеряешь бдительность. И вот дождался. Я позвонил Гамильтону – ему-то все было известно – и сказал только одно: сегодня. Так что сейчас мы выберемся отсюда и сведем наконец старые счеты.

Так вот что это были за кошмары, с болезненной ясностью вдруг поняла Мэгги. Кошмары, которые мучили Дэвида по ночам: его отец, восстав из мертвых, касается его лица. Значит, это был не он! Кровь стыла у нее в жилах при мысли, что все это время Лайл прятался в доме, наблюдая за ними.

– Где твои башмаки? – обернулся Гамильтон к Нику, не опуская пистолета. Двое подручных тоже держали Ника на мушке.

– Внизу, – отозвался тот, глядя Гамильтону прямо в глаза. Даже сейчас, в одних носках, с заломленными, в наручниках, руками, со стекавшей по лбу из-под спутанных волос, упавших на глаза и мешавших смотреть, струйкой крови, Ник казался куда сильнее и опаснее Гамильтона. Тощий, с франтоватыми усиками Гамильтон, в сшитом на заказ костюме и в туфлях стоимостью в тысячу долларов, рядом с ним напоминал щеголя, схватившегося с бандитом. За одним исключением – револьвер был все же у Гамильтона.

– Так, значит, ты и есть Джон Уай? Тот самый, кто командует полковником Сандерсом? – уверенно проговорил Ник. Гамильтон метнул в сторону Лайда полыхающий огнем взгляд.

– Я ничего ему не говорил, – запальчиво проговорил Форрест.

– Да мне его слова и не нужны. – Для человека, в голову которого нацелены три дула разом, Ник держался даже чересчур спокойно. – Я давно уже слышал, что, помимо Форраста, в деле замешана птица покрупнее. Главная фигура. Хозяин. Он шел под кличкой Джон Уай. Так что вкладывал денежки ты. Сначала, чтобы заставить его работать. А потом, когда понял, какими запахло барышами, и сам втянулся. Признаться, тех, кто знал о твоем участии, можно по пальцам пересчитать.

– Заткнись! – Гамильтон шагнул вперед и ткнул Ника пистолетом в спину. – Лучше двигайся! Спустимся вниз за твоими ботинками. А то как-то неудобно, если твой труп обнаружат разутым.

Лайл рассмеялся. Схватив Мэгги за руку, он выволок ее из спальни следом за Ником. И, пока пленники, подталкиваемые в спину, передвигались по верхнему коридору, Мэгги, затаив дыхание, вслушивалась в окружавшую их давящую тишину – тишину огромного пустого дома.

– Подожди минутку. Надо забрать Дэвида, – повернулся Лайл к Гамильтону, когда они шли по коридору. Тот кивнул, и в ту же секунду один из подручных отделился от основной группы и направился к комнате, на которую указал ему Гамильтон.

Мэгги взглянула на мужа.

– Прошу тебя, не причиняй зла ребенку! – прерывающимся голосом взмолилась она.

– Не волнуйся, дорогая, – самодовольно отозвался Лайл. – Своего сына я никому в обиду не дам. Я заберу его с собой, в Европу.

– Замолчи, Лайл! – оборвал его Гамильтон.

– А какая разница? Они уже никому ничего не расскажут.

– Интересно, что скажет Дэвид, когда узнает, что ты убил его мать? – спросил Ник.

Губы Лайла снова скривились в усмешке.

– Я же не стану убивать ее у него на глазах. Он просто будет считать, что Мэгги исчезла. Скажу ему, что она сбежала с тобой.

Они как раз поравнялись со спальней Дэвида. Мальчик стоял в дверях в пижаме, волосы всклокочены, в глазах застыл ужас. Подручный крепко держал его за руку.

– Ма… – Увидев Мэгги, мальчик рванулся к ней, но тут же мощная рука вернула его обратно. И в следующее мгновение он заметил Лайла и помертвел: – Папа?..

– Привет, Дэвид. – отозвался Лайл обычным тоном, словно они с сыном расстались только накануне за ужином. – Готов путешествовать?

Дэвид метнул быстрый взгляд в сторону Мэгги, потом улыбнулся. Эта улыбка – жалкое подобие привычной улыбки мальчика – лучше всяких слов говорила о том, как он напуган.

– Ну конечно… – Дэвид изо всех сил старался изобразить радость.

Несмотря на весь этот кошмар, Мэгги почувствовала гордость за сына. Он оказался достаточно умен и достаточно смел, чтобы не растеряться и выбрать правильную линию поведения. Лайл, похоже, был доволен.

– Отпусти его, – приказал он подручному и обратился к Дэвиду: – Иди сюда, сын.

Подручный взглянул на Гамильтона, тот кивнул, и только после этого громила выпустил руку мальчика. Дэвид шагнул к Лайлу, и в этот самый момент Ник громко сказал:

– Он хочет расстрелять нас, Дэвид. Я не думаю, что это следует делать, а ты как считаешь? Я думаю, что лучше расстрелять ту глупую птицу.

– Заткнись! – сорвался Лайл, и Мэгги перевела взгляд на Ника: сначала она недоумевала, затем постепенно начала догадываться… Лайл обнял мальчика за плечи, и тут Мэгги услышала долгожданное хлопанье крыльев.

– Дрянной мальчишка! – заорал хриплый голос. – Дрянной, дрянной, дрянной!

Горацио вырвался из спальни Мэгги, подобно зеленой пуле, выпущенной из пистолета.

– Это еще что такое? – Лайл, а вместе с ним и вся вооруженная банда принялись изумленно озираться, и, когда Горацио метнулся к Нику, все четверо как один прикрыли головы руками.

– Бегите! – крикнул Ник, резко толкнув плечом в бок Гамильтона. Тот, потеряв равновесие, в свою очередь сбил с ног одного из подручных. Ударом головы Ник вырубил второго, и тот рухнул на пороге спальни Дэвида. Мэгги тоже изо всех сил ударила Лайла локтем, вырвала руку и, схватив Дэвида, припустилась вниз, словно по пятам за ней гнался сам дьявол. Хотя, похоже, именно так оно и было.

– Дрянной мальчишка! – снова заорал Горацио, с безумным хлопаньем крыльев взмывая под потолок – одновременно с выстрелом, от которого, как показалось Мэгги, у нее вот-вот лопнут барабанные перепонки. – Дрянной, дрянной, дрянной!

Мэгги с Дэвидом скатились вниз по лестнице, прикрываемые с тыла Ником. Мальчик не колебался ни секунды – он крепко вцепился матери в руку и страстно мечтал, как и она, лишь об одном – убежать от Лайла подальше.

– Да это всего лишь птица!

– Вот ведь ублюдок! Хватай их!

Еще рывок – и они будут у двери. Мэгги успела бросить назад быстрый взгляд: следом бежал Ник, за ним по лестнице мчались Лайл и Гамильтон с компанией. Лайл опередил остальных, и его пистолет по-прежнему был нацелен на беглецов.

– Дрянной мальчишка! – заходился Горацио, снова планируя с потолка на Ника. Когда он пулей промчался над головами действительно дрянных мальчишек, те, в который уже раз, опять инстинктивно пригнули головы. Этого мгновения для Мэгги оказалось достаточно, чтобы широко распахнуть входную дверь.

Они вырвались наружу – она и Дэвид – как раз в то мгновение, когда прогремел второй выстрел. Мэгги показалось, что рука шлепнула по телу. Ник за их спинами тихо пробормотал проклятие…

– С тобой все в порядке? – бросила она на ходу, оглянувшись и даже в серебристом свете луны заметив, какой смертельной бледностью покрылось лицо Ника. Закованному в наручники, с вывернутыми за спину руками, ему было трудно бежать, и все-таки он несся за ними в спасительную темноту. Дэвид тоже бежал так, как никогда до этого ему бегать не приходилось. Рука мальчика мертвой хваткой сжимала руку матери, а она только молила Бога, чтобы страх придал ему силы. Ни за какие блага на свете она не оставит здесь Дэвида!

– Вперед! – отрывисто скомандовал Ник, когда она еще раз обернулась, чтобы проверить, тут ли он. – Бегите к утесу!

Мэгги рванулась за угол дома, увлекая за собой сына. Ник старался не отставать. Через лужайку, отделявшую дом от леса, они устремились к тропинке, уводящей к утесу.

– Куда они подевались? Ч-черт! Не могли же они раствориться!

– Проверьте их повсюду! Необходимо их разыскать!

Ночь выдалась звездная, с крупной, яркой луной. В другой ситуации Мэгги порадовалась бы этому, но только не сегодня, сегодня она готова была проклясть эту красоту. Окрестности заливал лунный свет, и по-настоящему темно под сенью деревьев да еще за домом, отбрасывавшим не слишком густую тень на задний двор. К этому часу луна проделала уже долгий путь по западной половине неба и теперь висела прямо над домом. Спасительная тень на какое-то время скрыла беглецов, и Мэгги продолжала молиться, чтобы преследователи не заметили, в какую сторону они побежали.

– Вот они!

Мэгги показалось, что небо за их спинами взорвалось фейерверками – это один за другим прогремели несколько выстрелов. В ужасе она еще крепче сжала руку мальчика и прибавила шагу.

Они почти уже добежали до леса. Ветви деревьев тянулись им навстречу, словно заботливые руки, готовые защитить, предлагая убежище и покой. Верхушки вековых дубов и раскидистых кленов образовывали надежный шатер над головой, посеребренный лунным светом. Мягкая трава на лужайке за домом сменилась твердой, комковатой землей: они нырнули в лесные заросли.

– К лодке! – выдохнул Ник у нее за спиной. Он тяжело, прерывисто дышал, и сердце Мэгги болезней» но сжалось, однако помочь ему она ничем не могла.

У нее же самой словно выросли крылья. Она мчалась, не чувствуя усталости и увлекая за собой Дэвида. Вокруг безмятежно звенели цикады, пронесся, жужжа, какой-то жук, а ветви плюща цеплялись за волосы, руки и одежду.

– Ой, мама, нога! – вдруг простонал Дэвид, и Мэгги почувствовала, что он споткнулся. О Господи, мальчик ведь не обут! Из них троих только она успела надеть туфли. А тропинка выдалась не самая ровная: вся в каких-то древних корнях и рытвинах.

– Вставай! – Она резко дернула Дэвида за руку, не позволяя ему упасть, и продолжала бежать. Мальчик еще раз охнул, но на ногах устоял и, спотыкаясь и прихрамывая, припустился следом. С тыла его как бы подстегивало тяжелое и громкое дыхание Ника. Мэгги казалось, что она отчетливо слышит и топот их преследователей.

Они выскочили из леса на поросшую травой опушку, и Мэгги устремилась к утесу. Как и верхушки деревьев, он был весь залит лунным светом.

– Присядь, оттолкнись от земли – и скатывайся вниз! – задыхаясь, приказала Мэгги сыну, опускаясь на край утеса и притягивая к себе поближе Дэвида.

– Но, ма… – Дэвид, который никогда раньше и не догадывался о столь неожиданном спуске к реке, изумленно озирался, с недоверием поглядывая вниз.

– Делай, что говорят! – Подтолкнув сына, Мэгги двинулась следом, скользя руками по глине. Надо отдать ему должное, Дэвид не издал ни звука, ни стона. Он оказался внизу, на плоской площадке утеса, секундой раньше нее и тут же вскочил на ноги.

– Ого! – воскликнул он, когда рядом приземлился Ник, съехавший почти на спине. Мэгги видела, что наручники сильно мешали его движениям, но времени, чтобы попытаться хоть как-то с этим справиться, не было. Да она все равно не знала, как к ним подступиться. Она только надеялась на то, что Лайлу этот путь к реке неизвестен.

Ник поднялся, и все трое заспешили вперед по тропинке, змейкой убегавшей вниз по утесу. Мэгги возглавляла шествие, не выпуская руки Дэвида из своей, Ник шел сзади. Держался он довольно устойчиво, в самых опасных местах прижимаясь спиной к скалистым стенам утеса.

Казалось, прошла вечность, прежде чем они достигли берега. От смертельной усталости и жуткого страха, сопровождавшего эту гонку во имя жизни, Мэгги прошиб пот. В любую минуту сзади могли появиться Лайл с Гамильтоном.

– Слушай, ма, это было здорово! – воскликнул Дэвид, спрыгивая на твердую землю. Мэгги, которая, боясь остановиться, уже тянула его дальше за собой, на секунду замедлила шаг и взглянула на сына. Дэвид широко улыбнулся ей, глаза его блестели.

– Ты просто замечательный парень, – проговорила она, быстро прижала к себе мальчика, и они побежали к причалу.

С помощью Дэвида она уже почти отвязала «Леди Дансер», стоявшую на приколе, когда к ним присоединился Ник. Он едва дышал, и, разматывая веревку, Мэгги окинула его тревожным взглядом.

– Забирайся в лодку, – приказал Ник Дэвиду, и тот послушно шагнул через борт. Ник, с трудом сохраняя равновесие, двинулся следом, и мальчик бросился навстречу, чтобы помочь ему. Ник тяжело опустился на скамью. Дэвид присел с ним рядом. Не выпуская из рук веревку, Мэгги тоже прыгнула в лодку и, перебравшись на нос, запустила стартер на полную мощность.

Мотор завелся с первой попытки, и Мэгги с облегчением вздохнула.

– Ма, – вдруг позвал ее Дэвид каким-то странным голосом, когда она направляла «Леди Дансер» на середину реки. – Посмотри на мою руку.

И он протянул к ней ладонь. Пальцы, освещенные светом луны, были темными, резко контрастируя с белой кожей руки.

– По-моему, это Ник, – сказал он, прежде чем она успела задать вопрос. – Это его кровь.

Глава 43

– О Господи! – выдохнула Мэгги. Ник держался невозмутимо.

– Просто обо что-то ударился. Ничего серьезного.

– Дай мне взглянуть! – Мэгги приподнялась со своего места.

– Нет! – быстро остановил ее Ник, сверкнув в темноте глазами. – Немного кровоточит, но от этого не умирают. Занимайся лодкой. Если мы не выберемся отсюда…

Он оборвал себя на полуслове, не желая, видно, расстраивать Дэвида. Но Мэгги и сама могла закончить эту фразу: если они не выберутся, вот тогда и случится самое худшее. Для них всех.

Внезапно раздался резкий звук, буквально вспоровший тишину ночи. Мэгги нахмурилась.

– Смотри, ма! – Дэвид обернулся и показал рукой в ту сторону, откуда они только что убежали.

На верхушке утеса Мэгги увидела две фигуры, четко вырисовывавшиеся на фоне начавшего светлеть неба. Они казались совсем маленькими. Прежде чем в тусклом свете луны сверкнуло холодным блеском оружие, Мэгги поняла: вне всяких сомнений, это их преследователи, больше некому. Но где же еще двое?

– Не волнуйся, они в нас не попадут, – успокоил ее Ник. – Видно, мы их здорово вывели из себя, если они стреляют с такого расстояния. Но нам это только на руку. Чем больше шума, тем безопаснее. Может, кто-нибудь услышит выстрелы и позвонит в полицию.

Что-то он непривычно многословен, подумала Мэгги, и слова звучат как-то странно. Она с тревогой посмотрела на него. Может, рана очень серьезная? Даже если Ник будет умирать, ей он ни за что не признается. Особенно в подобной ситуации.

– Они ушли, ма, – сообщил Дэвид. Мэгги перевела взгляд на утес: фигуры и вправду исчезли.

Ночь, а вернее, уже утро, стояло тихое и на редкость теплое. Единственными звуками, тревожившими тишину, были плеск воды да гул мотора. Над их головами навис прекрасный небесный купол, черный бархат которого украшали бриллиантовые россыпи звезд. В самом центре его сияла луна, такая яркая, словно ее изготовили по заказу местной киностудии, снимающей фильм о бессмертной любви. Впереди простирались безмятежные просторы реки.

Мэгги любовалась представшей ее взору картиной, но в глубине души все нарастала, не давая покоя, тревога. Поскорее бы оказаться на большой реке!

Дул встречный северный ветер, препятствуя движению лодки и мешая набрать нужную скорость. Мотор «Леди Дансер» захлебывался от натуги, а лодка, казалось, едва продвигалась вперед.

Самым опасным местом у них на пути было устье. Довольно узкое, оно лишь посередине имело достаточную для лодки глубину.

И если где-то поблизости, на берегу, их поджидает вооруженный бандит…

Им удалось все же благополучно проскочить устье, и лодка вырвалась на широкие речные просторы. Облегченно вздохнув, Мэгги почувствовала, как полноводная река подхватывает «Леди Дансер», торжественно унося ее вниз по течению. Того, чего она так боялась, к счастью, не произошло.

Ривер-роуд тянулась вдоль всей реки по берегу Кентукки, но Мэгги побоялась пристать к берегу. Что, если Лайл с Гамильтоном и помощниками уже рыщут по ней? Стоит им только причалить, и они тут же перехватят их! Не исключено, что именно сейчас из какого-нибудь укромного местечка они следят за лодкой. Ну и ладно, пусть даже так – все равно они ничего им не сделают! Лайл со своей бандой не успеет проделать весь путь до города, пересечь мост и достичь Индианы раньше, чем «ЛедиДансер» причалит к плавучей лодочной станции, которую Мэгги избрала конечным пунктом их маршрута, правда, станция еще будет закрыта… Но и это не страшно: там есть телефон. Хотя за телефон нужно платить, а у нее едва ли найдется при себе монетка… Ну да не важно. Всегда можно позвонить по «телефону спасения».

Они проплыли уже полпути, не зажигая огней, как вдруг заметили на воде тень какого-то крупного судна; судя по всему, оно двигалось наперерез «Леди Дан-сер». Определить, что это за судно, пока еще было трудно, но Мэгги уже поняла…

– «Айрис», – обреченно выдохнула она, вглядываясь в быстро приближающуюся темную громаду. Судно шло между ними и берегом. Обратного пути не было. Быстро распрощавшись с мыслями о спасительном телефонном звонке, Мэгги резко повернула руль вправо. Придется причалить к ближайшей точке на побережье Индианы, куда они успеют добраться, а потом снова мчаться бегом.

Но сможет ли Ник бежать? Придется смочь. На это сейчас единственная надежда. Хорошо хоть одно: «Айрис», чтобы причалить, требуется глубина. Значит, ей нужно поискать мелководье. Тогда Лайлу придется спустить на воду шлюпку, а на это уйдет время.

Ник с Дэвидом затихли. Похоже, они не хуже нее понимали; какой опасности подвергается их маленькая команда. Быстроходная «Айрис» легко настигнет «Леди Дансер». Достаточно ли они оторвались, чтобы надеяться на спасение?

Очередная волна, накатив, подхватила лодку и плавно понесла вперед. Казалось, что они не плывут, а летят по воде. Мэгги наклонилась вперед, словно надеялась тем самым прибавить лодочке скорость. Она забыла о страхе, забыла обо всем на свете: сейчас ею руководило только одно желание – спасти сына и человека, которого любит.

Она не допустит, чтобы Лайл победил.

Впереди замаячил Сикс-Майл-Айленд. Мэгги поборола в себе искушение причалить к нему: внутренний голос тотчас же просигналил об опасности. Вот там-то они точно попадут в западню.

Но ведь можно использовать этот остров как укрытие» спрятаться за него. Резко вывернув руль, Мэгги направила лодку вдоль береговой линии: густые заросли кустарника надежно скроют их от «Айрис».

– Теперь они нас не поймают! – взволнованно воскликнул Дэвид. Затем, обернувшись к матери, спросил уже менее уверенно: – Правда?

На «Айрис» заметили ее маневр, и судно прибавило ходу, пустившись вдогонку. Мэгги не знала, как успокоить сына. Дэвид и сам уже знал, что вскоре случится, с упавшим сердцем она прочитала это на потускневшем лице сына.

Ник с Дэвидом выглядывая из-за ее плеча, мрачно следили, как приближается быстроходное судно. Сама же Мэгги с головой ушла в решение одной-единственной задачи: как выжать из «Леди Дансер» все, на что она способна? Они уже почти добрались до берега… Окидывая взглядом скалистый ландшафт побережья Индианы, Мэгги судорожно прикидывала, куда можно причалить. Позади все громче и громче стучал мощный мотор «Айрис». Еще десять минут, и они будут на берегу…

Нет, похоже, им не успеть! Мэгги поняла это еще до того, как увидела сбоку огромный темный силуэт настигающей их «Айрис». От ужаса перед неизбежным и от безнадежности она застонала. Дэвид, бледный, с широко распахнутыми глазами, не спуская глаз с яхты, тихонько заскулил, как побитая собачонка. Побледневшее лицо Ника с отвердевшим вдруг подбородком оживляли лишь глаза – темные, горящие. Но что мог сделать Ник – раненый, скованный наручниками?

«Айрис», обойдя лодку сбоку, перекрыла им путь к берегу. Мэгги, не сдержавшись, чертыхнулась и снова вцепилась в румпель. Они двинутся в другую сторону, будут плыть всю ночь, если потребуется!

Внезапно мощные прожектора осветили лодку, пригвоздив всех троих к месту слепящим лучом.

– Выключи мотор! Выключи мотор, говорю, или мы пристрелим мальчишку! – донесся сверху хриплый голос.

Мэгги застыла. «Леди Дансер» продолжала мчаться вперед на полной скорости, но «Айрис» так и будет висеть у них на хвосте, слепя прожекторами. По звуку мотора она поняла, что Лайл снизил обороты: высокая скорость ему теперь ни к чему: беглецы и так загнаны в угол. Судорожно озираясь по сторонам, Мэгги поняла, что выхода нет. «Айрис» отрезала ей путь к берегу, а на открытом пространстве реки он легко их догонит.

Вопрос теперь в том, действительно ли Лайл решится выстрелить в Дэвида? Едва ли. Этому Мэгги не верила. Но, судя по тому, что сказал Ник, Лайл здесь не главный. Если же Гамильтону для своих целей придется убить ребенка, он сделает это не колеблясь.

«Леди Дансер», взметнув веером пену на воде, развернулась…

– Даю вам последний шанс – потом мы начнем стрелять! Если ты опять что-то выкинешь, Мэгги, я убью мальчика! Ты меня знаешь. – Этот голос, даже искаженный мегафоном, Мэгги узнала сразу: Гамильтон.

– Выключай, – мрачно сказал Ник. Мэгги секунду беспомощно смотрела на него, затем нехотя подчинилась.

– Вот и умница, – снова донеслось до нее с яхты.

Прикрыв рукой глаза, чтобы защититься от слепящего света, Мэгги смотрела на смутный силуэт «Айрис», покачивающейся на воде рядом с ними. Резкий звук выстрела вспорол тишину, Мэгги, вздрогнув, втянула голову в плечи, успев только заметить, как Ник бросился к мальчику, чтобы заслонить его своим телом.

Под ложечкой у нее защемило, на спине выступил холодный пот. Вне себя от страха Мэгги не решалась обернуться и взглянуть на Ника с Дэвидом: о Господи, неужели попали?

Тут с яхты раздался бодрый голос Гамильтона:

– Не бо-ойся… На этот раз мы целились в мотор. У меня просто нет времени играть с тобой всю ночь в кошки-мышки. Поднимайтесь на борт! Мальчишка первым, за ним ты, Мэгги. Потом Кинг.

Мэгги подняла голову – прямо над ней высилась темная палуба. Несмотря на свет, бьющий в лицо, она различила на ней три фигуры: Гамильтон с мегафоном, рядом с ним Лайл, чуть поодаль еще один человек. Но раньше она его не видела – в доме явно были другие. Этот шире в плечах, приземистый.

На дне лодки завозился Дэвид, пытаясь подняться и сесть. Из глаз его текли слезы, рот судорожно кривился. Ник, неподвижный, с закрытыми глазами, лежал рядом, крепко сжимая мальчика. Мэгги бросилась к ним, не обращая внимания на спущенную с яхты лестницу и на мужчину, спрыгнувшего в лодку.

Под его тяжестью «Леди Дансер» качнулась, и Мэгги обхватила сына, прошептав ему на ухо:

– Иди к папе. И держись рядом с ним. Он о тебе позаботится.

– Ма… – Дэвид обнял ее за талию и крепко прижался к матери, откровенно всхлипывая.

– Я люблю тебя… – прошептала Мэгги, чувствуя, как по щекам заструились слезы. При мысли о том, что она, быть может, в последний раз видит мальчика, сердце ее болезненно сжалось.

– Давай, парень! – Мужчина потянул Дэвида от матери, помогая ему забраться на лестницу. Дэвид стал медленно подниматься, пока чьи-то руки не подхватили его и не водрузили на палубу яхты.

Закрыв глаза, Мэгги прочитала про себя молитву о его спасении. Об их спасении. Сент Джуд, о, Сент Джуд…

– Миссис Форрест… – на удивление уважительно обратился к ней форрестовский подручный и, взяв за руку, помог подняться на ноги. Она всмотрелась в покрытое оспинами неприметное лицо: темно-голубые глаза смотрели невыразительно, но вовсе не зло.

– Незнакомец легонько ткнул ее в бок пистолетом.

– Теперь вы взбирайтесь по лестнице.

Мэгги взглянула на Ника. Он по-прежнему лежал на дне лодки, не двигаясь, поджав под себя ноги и закрыв глаза. Может, он без сознания? Или…

– Он ранен, – сказала она, утирая слезы тыльной стороной ладони. – Он не сможет…

– Ч-черт… – Мужчина присел рядом с Ником, стараясь нащупать пульс за ухом. – Живой… – произнес наконец он.

Потом встал, широко расставив ноги, чтобы сохранить равновесие в покачивающейся на воде лодке, и направил на Мэгги пистолет.

– Поднимайтесь.

Бросив последний взгляд на Ника, Мэгги послушно начала карабкаться по лестнице.

– Кинг без сознания, – крикнул мужчина Гамильтону как раз в ту минуту, когда чьи-то руки подхватили ее и поставили на палубу.

– Затащи его!

– Ч-черт, – опять огрызнулся подручный, пытаясь поднять Ника по лестнице, и Мэгги поймала на себе его короткий взгляд. Тут Лайл, схватив ее за руку, притянул к себе.

Другой рукой он обнимал Дэвида, стоявшего рядом. Быстро взглянув на мать, мальчик перевел взгляд на Лайла.

– Пожалуйста, не убивай маму, – проговорил он срывающимся голосом.

Сердце Мэгги, превратившееся, как ей казалось, в кусок льда, сейчас, при этой жалобной просьбе сына, словно взорвалось, раскололось на миллионы кровоточащих осколков. Слезы снова подступили к глазам, мешая видеть сына.

– Не буду, – отозвался Лайл, расплываясь в лицемерной крокодильей улыбке и крепче обнимая Дэвида за плечи. – Отправляйся пока вниз, в каюту. Я скоро тоже спущусь.

– Ма… – Глаза мальчика, встретившиеся с ее глазами, от страха были почти черными. Судя по всему, он так же не верил обещаниям Лайла, как и сама Мэгги. Но что мог сделать ребенок, чтобы спасти ее? Хуже всего, что и она не могла спасти сына.

– Иди, – просто сказала она, кивнув в сторону каюты. Опустив голову и еле передвигая ноги, Дэвид подчинился. Что бы ни произошло, лучше, если он будет подальше отсюда. Подальше от выстрелов.

– Утопи лодку!

Ник, поднятый наконец на «борт, скорчился на палубе, не подавая признаков жизни. Подручный двинулся к лестнице, чтобы вернуться на лодку и выполнить приказ Гамильтона, а Лайл, не отпуская Мэгги, шагнул по направлению к корме, походя ткнув Ника в бок носком ботинка.

– Надеюсь, он оклемается вовремя, чтобы понять: через секунду я вышибу его дурацкие мозги!

Подручный, видимо, исполнив порученное, снова появился на палубе. Гамильтон бросил на него вопросительный взгляд, тот в ответ кивнул. Тогда Гамильтон повернулся к Лайлу.

– Быстро уходим отсюда!

– Есть! – отчеканил тот со своей всегдашней усмешкой.

Выпустив руку Мэгги, он двинулся к пульту управления, и спустя минуту «Айрис» уже легла на курс. От резкого толчка Мэгги потеряла равновесие и ухватилась за металлические поручни, чтобы устоять. Гамильтон тут же направил на нее пистолет, а подручный почти в ту же секунду рухнул у ее ног на Ника.

– Где мальчишка? – спросил Гамильтон, нахмурившись.

– Я отослал его в каюту, – спокойно бросил через плечо Лайл. Он был в своей стихии: ветер трепал, отбросив с лица, его светлые волосы, взгляд сосредоточен и устремлен в ночь. Больше всего в жизни Лайл любил яхту, любил управлять ею. Вот и теперь он, несмотря ни на что, наслаждался судном и собой.

– Приведи его! – отрывисто, словно выстрелил, приказал Гамильтон.

Помощник направился в каюту, а Мэгги застыла как парализованная.

– Я не хочу, чтобы мой сын видел, как мы будем кончать этих… – проговорил Лайл, нахмурившись.

– Болван безмозглый… – буркнул сквозь зубы Гамильтон.

– Этот гаденыш сидел за передатчиком! – Подручный тащил за собой Дэвида, крепко ухватив его за ворот пижамы. У мальчика, перепуганного до смерти, был тем не менее победный вид. Кровь застыла у Мэгги в жилах.

– Твою мать!.. – рявкнул Гамильтон, с размаху пнув ногой деревянную обивку палубы. Он повернулся к Лайлу – казалось, Драммонда вот-вот хватит удар. – Идиот проклятый, ты отправил мальчишку в каюту, где есть радио?

– Да это же просто коротковолновка. Никогда не поверю… – И Лайл бросил на, Дэвида взгляд, не предвещавший ничего хорошего. – Ты связался с кем-нибудь, сынок?

Вопрос прозвучал обманчиво мягко. Дэвид, которого подручный по-прежнему держал за шиворот, отрицательно покачал головой.

– Вот видишь? Ничего страшного. – Лайл, похоже, вполне успокоился.

– Ничего страшного? – Гамильтон был по-прежнему на взводе, – Говоришь, ничего страшного? Да ты просто одержимый! Ты одержим этим чертовым мальчишкой, который тебе никто, и из-за него готов всех нас подставить! Ну нет, со мной это не пройдет. Не пройдет, слышишь, сукин ты сын? Не пройдет!

И Гамильтон бросился к Лайлу, продолжая выкрикивать обвинения. Рука его судорожно взметнулась вверх, затем прогремел оглушительный выстрел. Ошеломленная, Мэгги увидела, как невидимая сила оторвала Лайла от палубы и бросила назад. С глухим жутким стуком он рухнул на спину и замер в неподвижности – теперь уже навсегда. Бескровное лицо с широко распахнутыми застывшими глазами белело в лунном свете, а на лбу отчетливо, словно нарисованное, выделялось крошечное черное пятнышко – отверстие, проделанное пулей. Под головой Лайла постепенно натекла темная лужица…

Кровь.

Едва Мэгги успела осознать, что произошло, как Дэвид, вырвавшись из тисков подручного, бросился к ней.

– Мама!

– Не смотри туда, Дэвид! – быстро сказала она, хватая мальчика в охапку и прижимая его лицо к себе. Затем дыхание ее оборвалось: револьвер Гамильтона был нацелен прямо на них с сыном…

И вдруг, подобно выпущенному из пушки снаряду, с диким криком Ник одним прыжком вскочил на ноги и всей своей тяжестью обрушился на Гамильтона. Удар сбил тщедушного человека с ног, и револьвер, вылетев из его рук, покатился прямо под ноги Мэгги.

Подручный кинулся на помощь к своему хозяину, а Мэгги, отстранив Дэвида, бросилась к оружию. В одно мгновение она схватила револьвер, рванулась вперед и, приставив дуло к затылку подручного, спустила курок.

Револьвер дернулся в ее руках, грохот выстрела оглушил до потери сознания. Кровь, смешанная с мозговым веществом, залила сцепившихся в смертельной схватке мужчин, словно мякоть лопнувшего арбуза. Подручный рухнул на палубу. Перешагнув через распластанное тело, Мэгги секунду-другую взвешивала соотношение сил и позиций сражающихся.

Гамильтону удалось взять верх, и он намертво вцепился в горло противнику. Лицо Ника от недостатка кислорода стало бордовым, но он всеми силами, резко бросая тело вверх, пытался сбросить соперника.

Мэгги ткнула дулом пистолета Гамильтону в спину.

– Слушай, – проговорила она тихим голосом, не оставлявшим, однако, сомнений в ее решительности, – отпусти его, иначе умрешь!

Гамильтон замер на мгновение, затем неохотно разжал пальцы.

– Мэгги… – проговорил он с трудом, осторожно поворачивая голову, чтобы взглянуть на нее.

– Отойди назад, Магдалена, – чуть отдышавшись, крикнул ей Ник. – Держись поодаль, но не спускай с него револьвера! Если у него хотя бы мысль мелькнет дернуться, прямиком отправляй его в преисподнюю!

Мэгги, крепко держа оружие обеими руками, послушно отступила назад. Расставив ноги, она старалась сохранить равновесие: яхта неслась вперед, хотя у руля никого не было. Указательный палец застыл на спусковом крючке. Она не спускала глаз с Гамильтона, который медленно поднялся и повернулся в ее сторону, глядя ей в лицо. Палуба под ногами была скользкой – от крови. Крови Лайла и того, второго, мужчины.

Если слегка нажать сейчас на этот маленький металлический крючок – к ней добавится еще и кровь Гамильтона.

Наблюдая за этим ненавистным ей человеком, согнувшимся в три погибели рядом с телами сообщников, она с мучительной ясностью, до мельчайших деталей, вспомнила ту ночь, когда он надругался над ней. Гамильтон тоже, судя по всему, вспомнил… Он облизал пересохшие губы, и в глазах его вспыхнул страх.

Всего лишь слегка нажать на курок…

Внезапно ее ослепил яркий луч света.

– Береговая полиция! – раздался уверенный голос. – Не двигаться!

И Мэгги увидела приближающееся к ним большое белое судно, похожее по размерам и очертаниям на «Айрис».

– Магдалена! – прокричал в мегафон другой голос. – Я вижу тебя и ребенка, а где Никки? Линк!

– Спасательный отряд, – коротко пояснил Ник, стараясь подняться на ноги.

Гамильтон, очевидно, поняв, что игра проиграна, окончательно сник.

– Эге-эй, братишка! – закричал, увидев Ника, Линк. Еще мгновение – и на палубу «Айрис» спрыгнул, вооруженный полицейский.

Только сейчас, опустив револьвер, Мэгги обернулась к Дэвиду. Бросившись к ней, мальчик крепко обхватил ее руками.

Они были спасены.

Эпилог

Спустя три дня Мэгги с Дэвидом поднимались на больничном лифте на шестой этаж, чтобы навестить Ника. Было четыре часа дня, среда, и Мэгги только что забрала сына из школы. В руках мальчик держал пакет, в котором лежал подарок для Ника: Дэвид сделал его своими руками на занятиях. Мэгги представления не имела, что именно приготовил Лику сын, на все ее расспросы мальчик только таинственно качал головой.

Надо сказать, что все эти дни, учитывая то, что с ними случилось, Дэвид держался молодцом. Несколько недель назад, когда Лайл сымитировал самоубийство, Дэвиду довелось испытать горечь утраты и недетскую, тяжелую печаль. Трагические же события недавней ночи мало что добавили к прежней скорби: человек, погибший на борту «Айрис», имел мало общего с тем, кого мальчик когда-то любил.

Мэгги попыталась объяснить сыну, почему Лайла нельзя считать человеком вполне здоровым и как это все случилось. Тот факт, что Лайл был не в себе, сомнений не вызывал: разве нормальный человек решился бы хладнокровно на все эти преступления? Правда, Мэгги и сама не все тут понимала, а потому решила попросить совета у специалистов. После первой же беседы с Дэвидом психолог назвал его «на редкость жизнерадостным ребенком» и предложил провести с ним несколько встреч. Хотя никаких особых проблем, добавил он, не предвидится. Судя по всему, мальчик легко адаптируется к переменам.

Наконец-то Мэгги решилась сказать сыну правду о том, кто его отец. Дэвид прекрасно слышал, как, впрочем, и все, кто находился тогда на яхте, слова Гамильтона, что Лайл «одержим проклятым мальчишкой, который ему никто».

– Ма, а дядя Гамильтон сказал правду? Папа мне не родной отец? – было первое, о чем спросил ее Дэвид по дороге домой из полицейского участка, куда их всех забрали для дачи показаний о событиях той ужасной ночи.

Мэгги, измотанная, обессиленная и страшно встревоженная состоянием Ника, которого с яхты отправили прямиком в больницу (оказывается, пуля застряла у него под правой лопаткой), услышав этот вопрос, в который уже раз почувствовала, как похолодело у нее под ложечкой.

Секунду она колебалась, тревожно всматриваясь в лицо сына. Бедняга, он выглядел таким же измотанным, как и она сама: всклокоченные волосы, бледное лицо, огромные темные круги под глазами. На Дэвиде была все та же пижама, а ноги по-прежнему оставались босыми, правда, один из сердобольных полицейских укутал его в плед, чтобы унять дрожь.

Но, как бы то ни было, прошедшая ночь доказала, что ее замечательный мальчик уже не ребенок. Дэвид задал ей вопрос, и он заслужил правдивый ответ.

– Нет, не родной, – коротко отозвалась Мэгги. Дэвид секунду обдумывал услышанное.

– Но ты ведь мне мать? Настоящая, я хотел сказать? Родная? – И он взглянул на нее со скрытым беспокойством.

Мэгги кивнула, проглотив застрявший в горле ком. «Господи, – подумала она, – чтобы убедиться в этом, достаточно просто посмотреть в зеркало».

– А мой родной отец – Ник, так ведь?

Мэгги вздрогнула и в недоумении уставилась на сына. Подчас его проницательность ставила ее в тупик.

– Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это, – спокойно заметил Дэвид, угадав ее чувства. – Ник, правда?

– Дэвид… – начала было Мэгги, но тут же остановила себя: – Да.

– А он знает об этом?

– Да. Знает.

– Я так и понял. То-то он на меня так странно поглядывал, когда думал, что я не вижу.

– Он любит тебя, – с трудом нашлась Мэгги.

Она оказалась не готова к разговору: не было времени на обдумывание. Как же попытаться помочь сыну все понять?..

– Все нормально, ма, – сказал Дэвид, успокаивающе поглаживая ее руку. – Я ничего не имею против. Просто ты совершила ошибку, когда была молодая, и все такое.

Мэгги обняла сына и крепко прижала его к себе.

– Ты не можешь быть ошибкой, – страстно проговорила она. – Никогда.

В тот же самый день она сказала Нику, что Дэвид все знает, но ни тот, ни другой напрямую этой темы не касались. Оно и понятно: больничные посещения обычно коротки и не слишком удобны для объяснений. Ника обещали выписать в пятницу. Вот тогда-то придется обо всем поговорить. Всем вместе.

И вдруг, без всякой подсказки с ее стороны, Дэвид приготовил Нику подарок. Разве это не добрый знак?

Едва они вышли из лифта, как Мэгги услышала знакомое гудение: Линк! Дэвид тоже узнал его голос и, к удовольствию Мэгги, радостно прибавил шаг. Линк ему нравился.

– А-а, вот и наш герой! – объявил Линк, едва Дэвид вошел в палату. – Мы уже шли по реке, только не знали, где именно вас искать. Тут-то он и вышел на связь со своими позывными.

Мэгги, здороваясь с Линком и приветствуя тетушку Глорию, заметила, какой гордостью засветилось лицо сына при этих словах. Тетушку выписали из этой же самой больницы всего пару дней назад, и теперь она охотно примчалась сюда снова, но уже в качестве посетителя, прихватив с собой огромный букет нарциссов «для раненого». Подойдя к Нику, Мэгги быстро поцеловала его в небритую щеку и повернулась к Линку.

– А вообще, каким образом вы оказались на реке? Не во сне же нам это приснилось? Ну, весь ход событий?

– А это уже моя заслуга, – с достоинством вступила в разговор тетушка Глория. – В ту ночь, стоило мне только подумать о вас, меня охватывали дурные предчувствия. Причем настолько тревожные, что сил больше не было, и в два часа ночи я решилась позвонить в Уиндермир. Звонила долго, но ответа так и не получила. Я знала, что вы должны быть дома, все трое. Вот тут-то я поняла: что-то случилось! Ну и отправила сообщение Линку.

Теперь наступила очередь Линка.

– Я помчался прямо в Уиндермир, но, кроме дверей нараспашку, ничего не нашел. Свет гОрел во всем доме, но людей не было. Тогда я снова вскочил в машину и бросился к причалу. Гляжу – маленькой лодки Мэгги на месте нет. Значит, вы где-то тут, на реке. Ну, позвонил в береговую полицию, и они прихватили меня с собой. Мы как раз начинали поиски, когда услышали позывные Дэвида.

– И все же у меня вопрос, – повторила Мэгги, весело сверкнув глазами в сторону тетушки Глории. – Ты хочешь сказать, что послала – а Линк получил – телепатическое сообщение?

– Дорогая, – важно отозвалась Глория, глядя на нее поверх очков, – когда дело не терпит отлагательств, я пользуюсь телефоном.

Все расхохотались, затем Линк положил руку на колено Нику и сказал:

– Ну, мне пора, братишка. Ты же знаешь, кто-то должен зарабатывать на жизнь.

– Передай Адамсу, что я скоро вернусь. Примерно через месяц.

– Передам. – И, махнув на прощание рукой, улыбающийся Линк исчез.

– Да и мне, пожалуй, пора, – спохватилась тетушка Глория, ставя вазу с цветами на залитый солнцем подоконник. – Если ты не возражаешь, дорогая, то сегодня попозже я загляну в Уиндермир, чтобы забрать Горацио. Боюсь, он страшно страдает от пережитых волнений. А от этого у него могут начать выпадать перья.

– Магдалена нисколько не возражает, – с жаром опередил Мэгги Ник, и тон его голоса заставил Мэгги и Дэвида заговорщицки переглянуться.

Когда тетушка Глория ушла, Дэвид робко посмотрел на Ника. Тот ободряюще подмигнул мальчику…

– Что это? – спросил он, кивнув на пакет, который Дэвид держал в руках.

– Я принес тебе подарок. – И Дэвид протянул Нику сверток.

Тот осторожно принялся разворачивать бумагу, а мальчик несмело подошел поближе к кровати. Мэгги внимательно наблюдала за выражением их лиц.

Когда Ник снял последний слой оберточной бумаги, воцарилось молчание, столь глубокое, что Мэгги замерла от любопытства: что же такое принес Дэвид?

А Ник с замирающим сердцем изучал карандашный набросок, изображавший их всех вместе – Ника, Дэвида и Мэгги – на ступеньках фермы. Взявшись за руки и улыбаясь, они лучились счастьем, как единая и дружная семья.

– Спасибо, Дэвид, – мягко проговорил Ник, и что-то в его взгляде, которым он, улыбаясь, посмотрел на сына, в очередной раз заставило Мэгги проглотить ком в горле. Тут же она вспомнила другую картину Дэвида, на которой были изображены они с Лайлом в розовом саду. Новая удивительным образом напоминала ту, прежнюю: счастливая семья, деревенский пейзаж, сияющее солнце над головами.

«Но главное, что их отличало, – подумала Мэгги, – это уверенность в том, что на этот раз все так и будет».

Она прикрыла глаза, стараясь удержать готовые предательски брызнуть слезы, и обратила к небесам краткую благодарственную молитву:

«Благодарю тебя, Сент Джуд!»

Примечания

1

В буквальном переводе «link» означает «недостающее звено».

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Эпилог . .