«С вечера до полудня»

С вечера до полудня (fb2) - С вечера до полудня (пер. Мария Михайловна Виноградова) 1148K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Клэр Бреттонс

Клэр Бреттонс С вечера до полудня

1

Вот-вот это случится вновь. Она знала, она чувствовала это так же явственно, как аромат свежесваренного кофе на столе. И ничего не могла уже изменить.

Видения, возникающие в ее мозгу, были не менее жизненны и реальны, чем печенье в фарфоровой вазочке. Не менее реальны, чем облачко пара над кофейной чашкой. Именно из-за их реальности в ней проснулся холодный страх, настоящий ужас. Слишком хорошо она знала, что за этим последует, — знала и ничего не могла предотвратить.

По окнам барабанил дождь. Габриела невидящим взглядом смотрела на ползущие вниз по стеклу капли, отчаянно желая прогнать видение прочь. Но это было невозможно. Желай не желай, а оно уже захватило ее всю целиком… Маленькая девочка восьми, от силы девяти лет. Каштановые волосы до плеч. Огромные, широко распахнутые зеленые глаза, ставшие теперь почти черными от невыносимого, нечеловеческого ужаса…

Габриела тяжело вздохнула. Где же эта девочка, что с ней? Пока возникшая картина была тусклой и расплывчатой. Сконцентрировав всю свою волю и энергию на образе девочки и на том, что ее окружает, Габриела попыталась сделать видение более четким. Но чувство безысходности становилось все сильней и сильней, пока не вытеснило все остальное. По ее спине пробежал холодок, внутри все сжалось. Она пошатнулась и задрожала. Значит, все повторяется вновь, совсем как тогда, с Тельмой!

Стиснув зубы, Габриела из последних сил боролась с отчаянием и обидой, охватившими ее при мысли, что жизнь ее снова вырвалась из-под контроля, перевернулась вверх дном. А вслед за этим пришло и чувство вины. С тех пор как ей исполнилось семь лет, она привыкла считать видения карой небесной, проклятием, ибо всегда, даже в детстве, перед ее мысленным взором возникали не обычные люди, а жертвы преступлений.

Случай с Тельмой Нильсен лишь подтвердил ее правоту: она проклята. Тот случай, произошедший год назад, был последним, который она помогла расследовать Шелтону. Но после все вдруг переменилось. Наконец, после почти девятнадцати лет страданий, видения прекратились.

Теперь они вернулись вновь.

За что ей снова терпеть эту муку? За что?

Внезапно она ощутила острую потребность услышать чей-нибудь дружеский голос, неважно чей. Габриела с отчаянием посмотрела на телефон. Можно позвонить доктору Хоффман, ее аналитику, или тетушке Нэнси — кому угодно, только не матери. Мать никогда не могла взять в толк, почему это Габриела попросту не «игнорирует» видения. И никакие объяснения в мире не могли убедить ее, что это так же невозможно сделать, как, скажем, игнорировать боль при родах.

Габриела сжала пальцами виски. Шелтон, вдруг поняла она, нужно поговорить с Шелтоном! Судорожно схватив трубку, она набрала номер.

Казалось, телефон звонит вечно, но наконец гудки оборвались.

— Шелтон Уинтерс слушает.

От звука знакомого хрипловатого голоса судорога, перехватившая горло Габриелы, прошла, однако вздохнуть свободно она пока еще не могла.

— Шелтон… — И почему это даже теперь, после стольких лет знакомства, ей так трудно заговорить с ним? — Я еду в твой офис. Нам надо поговорить.

— Габи? — В его голосе слышалось удивление.

Еще бы ему не удивляться, ведь со времени ее последнего звонка прошел уже почти год.

— Да, это я.

— Что стряслось?

Заботливый тон его голоса действовал успокаивающе и помогал подавлять страх, столь хорошо знакомый ей по прошедшим годам. Она так надеялась, что этот страх никогда больше не вернется, но напрасно. Трубка в ее руке увлажнилась от пота. Слова душили ее.

— Это опять началось… — Голос ее дрожал. Чтобы не упасть, Габриела прислонилась к стене.

— Я заеду за тобой? Где ты?

— Нет. — Как ни была она напугана, но перекладывать свою ношу на другого не хотела. Она должна справиться сама — уж этому-то по крайней мере она научилась. Кровь бешено стучала в висках, Габриела заставила себя открыть глаза. — Нет, я сама к тебе приеду.

Дрожащей рукой она повесила трубку. Следовало быть сильнее и не обманываться ложной надеждой на то, что видения никогда не вернутся. Теперь ей придется сражаться в этой битве точно так же, как и во всех прежних, — в одиночку.

Схватив сумочку, Габриела метнулась к двери.

На улице на нее обрушился настоящий ливень. Втянув голову в плечи, она побежала к своему «шевроле», огибая на бегу черные лужи и маленькие озерца размокшей вязкой грязи. Вода потоками струилась вдоль тротуаров и с гулким плеском стекала в канаву чуть ниже по улице. Одним прыжком перемахнув через ручей, Габриела нырнула в машину и, пока разогревался мотор, успела как следует вытереть мокрое от дождя лицо.

Ей вспомнилось, как год назад, когда видения временно прекратились, она вдруг почувствовала себя словно голой. Должно быть, примерно то же ощущает мужчина, обнаружив, что начинает лысеть, — полнейшую беспомощность.

Габриела уронила насквозь промокший платок на пол. Да, с видениями все обстоит именно так: она бессильна остановить их. И хотя ей страстно хочется жить как все, учить своих учеников, она и впредь обречена разделять боль и потрясение жертв насилия, непрестанно гадать: за что, за что ей это наказание?

Раздался оглушающий раскат грома. Облетевший дуб справа по обочине превратился в небритого темноволосого мужчину со злобными зелеными глазами. Он рыгнул, и Габриела чуть не задохнулась от пивного перегара. Сверкнула молния, и видение исчезло так же неожиданно, как и возникло. Вся дрожа, она приоткрыла окно, и в машину резко ворвалась струя свежего воздуха. Ветер стонал и завывал в ветвях дубов, окаймлявших полоску газона перед окном. Корявые переплетающиеся сучья казались скопищем ухмыляющихся чудовищ, гротескных и таящих угрозу.

— Боже, помоги мне! — прошептала Габриела. — Я падаю в бездну!

В магазинчике на углу улицы раздался длинный протяжный гудок, и девушка нервно вздрогнула. Ища успокоения в обычных повседневных картинах, она крепко вцепилась в руль, следя, как за лобовым стеклом мерно двигаются туда-сюда дворники. Над магазинчиком переливалась желтыми огнями реклама, гласившая: «Два литра кока-колы за доллар и двадцать девять центов». Мимо автомобиля Габриелы, разбрызгивая воду из-под колес, промчалась машина и резко остановилась у магазина. Из окна ее высунулся парень и крикнул другому, только что появившемуся в дверях:

— Эй, Джимми, давай пошевеливайся, приятель!

Прежде Габриела не встречала этих ребят, но в тот момент она знала все их мысли и чувства, просто физически ощущала их. Джимми опаздывал на баскетбол. Тот, что высунулся в окно машины, дразнил его — мол, пропустит начало матча.

Нет, она не могла обрести успокоения.

Перед ее мысленным взором снова предстал образ той маленькой девочки. Габриелу вновь охватил страх, чувство безысходности и заброшенности, будто ее предали. Как можно игнорировать такое? Ей никогда не удавалось это прежде, не удастся и теперь. Приходилось смириться с неизбежным: видения вернулись, и она обречена жить с ними.

В ней заговорило чувство самосохранения, возникло желание убежать, спрятаться от всего этого кошмара. Но она не могла так поступить — ведь где-то страдала и буквально умирала от страха одинокая маленькая девочка, которую нельзя бросить на произвол судьбы.

Решительно выпрямившись, Габриела переключила скорость и вырулила на шоссе, спеша поскорее добраться до полицейского управления.

Остановившись возле офиса среди других припаркованных машин, она некоторое время еще оставалась на водительском месте, пытаясь совладать с тягостной тревогой и обрести хоть некое подобие душевного равновесия.

— Леди, вы просто прекрасны, особенно если поторопитесь уехать отсюда!

Вздрогнув, Габриела обернулась. Какой-то франт за рулем блестящего черного «порше» нетерпеливо махал ей рукой, предлагая освободить место на стоянке.

— Я приехала, я не уезжаю, — отрезала она, смерив нахала испепеляющим взглядом, и подогнала «шевроле» вплотную к тротуару. Может, это пижон и впрямь писаный красавец, но это не извиняет его сарказма.

Незнакомец кивнул и остановился рядом.

— Очаровательно, — пробормотала Габриела, выдергивая ключи зажигания и намеренно не глядя больше на решительно вышедшего из автомобиля язвительного субъекта. Подхватив с сиденья сумочку, она поспешила в офис.

Детектива Шелтона Уинтерса она нашла в хорошо знакомом ей унылом кабинете, где зеленые стены наводили тоску на посетителей, а стальные шкафы настолько перегораживали все проходы, что и сам хозяин с трудом мог развернуться, не задев обо что-нибудь уже наметившимся брюшком.

Шелтон сидел за столом, заживо погребенный горой папок с делами. В зубах его торчала незажженная сигара. По словам доктора Хоффман, он не зажигал ее с тех самых пор, как разразился национальный скандал в связи с событиями на Кубе. Мнения в парламенте резко разделились. Все ближайшее окружение сенатора штата, разделявшего взгляды проигравшей группировки, лишилось работы, а Шелтон был понижен в должности и отправлен корпеть в этой дыре, ожидая выхода на пенсию.

Выдавив из себя улыбку, Габриела скрестила руки на груди и прислонилась к косяку.

— Ну что, совсем погряз в бумагах, детектив?

Шелтон вскинул на нее глаза, прячущиеся за толстыми стеклами очков в черной оправе. Его лохматые светлые волосы торчали во все стороны — он имел обыкновение взбивать их растопыренной пятерней. На взгляд Габриелы, ему бы стоило отрастить их подлиннее и распроститься с очками и вечно смятой сигарой — это убавило бы ему добрый десяток лет.

На какое-то мгновение у него чуть отвисла челюсть, но в следующую секунду он протер очки и хлопнул ладонью по столу.

— Где же ты пропадала, детка?

Шелтону уже стукнуло пятьдесят. Для него двадцатишестилетняя Габриела по-прежнему оставалась той семилетней малышкой, с которой он когда-то начинал работать.

— Ох, да так особенно и нигде.

Она, конечно, понимала, что слова ее — пустая отговорка, но ей не хотелось делить с Шелтоном ни одного мгновения своей «нормальной» жизни. Ведь она всегда мечтала лишь о том, чтобы жить как все обычные люди, более того, она уже успела вкусить такой жизни. Теперь же, когда к ней вернулись видения, воспоминания об этом времени стали для нее еще дороже, еще сокровеннее.

Габриела прошла в глубь кабинета и только тут заметила, что Шелтон не один. В углу, едва втиснув широченные плечи в просвет между шкафами и засунув руки в карманы черной кожаной куртки, сидел какой-то незнакомец лет тридцати. При взгляде на него в голове сами собой возникали такие эпитеты, как «высокий», «мускулистый», «красивый». Но, взглянув на его лицо, Габриела с удивлением поняла, что она ему очень не нравится. Это открытие на миг выбило ее из колеи. Придя в себя, она кивнула незнакомцу.

— Простите, что прервала вас. Я думала, Шелтон сейчас один. — И тут она его узнала. Это оказался тот самый франт из черного «порше» на стоянке. Вспомнив его сарказм, Габриела нахмурилась, в свою очередь проникаясь к нему неприязнью. — Вот уж не думала, что мы еще встретимся.

Вместо ответа он внимательно посмотрел на нее. Взгляд его задержался на ее груди и лишь потом поднялся выше.

— Я друг Шелтона, — пояснил он тоном, ясно указывавшим, что увиденное его не впечатлило. — Частный детектив.

— Понятно.

Габриела залилась краской, сама толком не понимая отчего: то ли от ощущения некоторого чувственного волнения, то ли от негодования на то, что он смеет так бесстыдно глазеть на нее. Наверное, решила она, от всего понемножку. Будь они вдвоем, она бы уж сумела в этом разобраться. Но за ними во все глаза следил Шелтон. Обуздав свои чувства, она протянула незнакомцу руку:

— Я Габриела Вудс.

Казалось, он заколебался, но потом все же подал ей огромную, под стать его росту, ручищу. Ручка Габриелы буквально утонула в ней.

— Да, я знаю. — Пожатие его руки оказалось твердым и крепким, а глаза смотрели открыто и прямо. — Гордон Сазерленд.

Любая женщина сочла бы его весьма привлекательным мужчиной, однако Габриела ощущала исходивший от него поток враждебности. Никто еще не смотрел на нее с такой откровенной злобой. Но почему? Недавняя стычка на стоянке никоим образом не могла вызвать подобные эмоции, а прежде, она была уверена в этом, они никогда не встречались.

Пытаясь скрыть овладевшие ею смятение и неуверенность, Габриела сделала шаг назад.

Шелтон, откашлявшись, заметил:

— Я рассудил, что Гордона следует посвятить во все это.

Габриела попыталась убить Шелтона взглядом, но тот малодушно отвел глаза в сторону. Внутри у нее все словно оборвалось, однако она сумела взять себя в руки.

— Так ты рассказал ему обо мне? — Несмотря на все старания голос у нее звенел негодующе и обличительно.

— Мне пришлось, Габи, — начал оправдываться Шелтон. — Ради пользы дела.

Ремешок сумочки сполз с плеча Габриелы, и она сердито забросила его обратно. Ну почему каждый мужчина в ее жизни непременно предает ее? Может быть, между лопатками у нее прицеплена мишень, знак, гласящий «ударь сюда»?

— Я беспокоился, — закончил Шелтон, примирительно подняв руку.

По его лицу Габриела прочла, что он действительно тревожился. Но она не знала, радует ее это или огорчает. Само собой, по ее сегодняшнему звонку Шелтон должен был догадаться, что она мысленно видела жертву какого-то преступления. А позвал своего друга-детектива потому, что сомневался, совершилось ли это преступление на самом деле. Или решил, что ей необходим телохранитель? Но ведь он знал, что она не потерпит никакого телохранителя.

— Я работаю одна, — процедила Габриела сквозь зубы.

— Я тоже. — Ледяной голос Гордона мог сравниться разве что с его не менее ледяным взглядом.

— Тогда зачем вы здесь?

Не успел он ответить, как зазвонил телефон. Шелтон не спешил снимать трубку. В его выцветших голубоватых глазах мелькнула неуверенность, как он ни пытался замаскировать ее улыбкой.

— Это я попросил Гордона. Подумал, пусть послушает, вдруг он чем-то поможет.

Он потянулся к телефону, смахнул на пол груду записок о деловых звонках и нервно чертыхнулся. Ему явно было не по себе — он, разумеется, понимал, что присутствие Гордона Сазерленда придется Габриеле не по вкусу. Как ни странно, но это наблюдение слегка помогло ей примириться с его изменой, хотя она все еще продолжала злиться.

Дар ее, помимо всего прочего, имел еще два дополнительных аспекта: во-первых, ее старались использовать, во-вторых, что хуже, в людских глазах она часто выглядела смешной. По крайней мере так было раньше, и теперь ей совсем не хотелось, чтобы это повторялось.

Работать в одиночку было гораздо проще и лучше. Но разве она могла отвергать какую бы то ни было помощь после всего того, что случилось с Тельмой?

Испытывая душевный разлад, Габриела натянуто кивнула Гордону.

Тот ответил ей кивком, но выражение его лица не смягчилось. Да что с ним такое? Не мог же он так разозлиться лишь оттого, что она помешала его беседе с Шелтоном? Тем более что Шелтон и позвал-то его специально затем, чтобы он ее послушал. Так что же в ней настолько его бесит?

Она сосредоточилась, пытаясь понять его эмоции. Но, несмотря на их очевидную силу и глубину, выявить источник враждебности ей не удалось.

Габриела удивленно покачала головой, перестав вообще что-либо улавливать. Когда она смотрела в глаза Шелтона, ей казалось, будто его мысли окружены неким магическим куполом. Однако за годы их совместной работы она наконец научилась доверять ему. Гордон был закрыт для нее так же, и даже еще больше, — почему и как, она понять не могла… пока еще не могла.

Засунув сигару в переполненную пепельницу, которую он держал для посетителей, Шелтон вылез из-за стола и, полуобняв девушку, ободряюще потрепал ее по плечу.

— Доктор Хоффман не говорила мне, что ты снова в городе.

— Я еще не звонила ей. — Габриела обняла его в ответ, ощущая некоторую неловкость. Она все время чувствовала на себе испытующий взгляд Гордона. Ни у кого еще она не видела таких вопиюще беззастенчивых серых глаз, обрамленных густыми длинными ресницами. Черные брови вразлет придавали его взгляду еще большую лихость.

— А… Значит, не звонила. — Шелтон с явным облегчением выудил сигару обратно из пепельницы и лениво опустился в кресло. Пружины отчаянно заскрипели под ним. — А мне позвонила. Это ведь был просто дружеский звонок, да?

Габриеле ужасно захотелось, чтобы здесь не было Гордона и она могла бы подробно объяснить Шелтону ситуацию. Ведь никому постороннему этого просто не понять. Она часто замечала, что обычных людей ее дар просто пугает. Хотя трудно было представить, чтобы Гордон Сазерленд чего-то испугался. Казалось, этот человек скорее способен внушать страх, чем испытывать его.

— Ах, если бы это был дружеский звонок, Шелтон! Три дня назад я еще могла бы позвонить тебе просто по дружбе. — Она поймала взгляд Шелтона, на этот раз он не отвел глаза. — Но не сейчас.

— Что произошло? — Детектив подался вперед и занес карандаш над блокнотом.

Не в силах глядеть ни на него, ни на Гордона, Габриела усердно разглядывала каракули на бумаге.

— Мы можем поговорить наедине?

Сазерленд даже не шелохнулся. Собственно, она и не ожидала, что он выйдет.

Шелтон нервно потер челюсть.

— Я ведь специально позвал сюда Гордона. Вспомни, что случилось в прошлый раз. Он может помочь… если ты позволишь.

Как же он поможет? Ведь этот тип сразу невзлюбил ее и даже не старается это скрыть. Все его поведение, даже поза, совершенно недвусмысленно это показывает. Да у него это и на лице написано.

— Я работаю одна, — напомнила Габриела.

— И тем не менее я остаюсь, мисс Вудс. — Гордон бросил взгляд на часы. — Смиритесь с этим и поехали дальше.

— Полегче, Гор, — нахмурился Шелтон. Потом повернулся к Габриеле, и голос его смягчился. — Давай, детка, расскажи мне.

Девушка молчала, напряженно думая. В конце концов, она же не просила помощи Гордона. Если по каким-то причинам он ее терпеть не может — что ж, это его проблема, а не ее. Она сурово посмотрела на него — пусть-ка уяснит себе это. Тот и глазом не моргнул. Габриела разочарованно перенесла все внимание на Шелтона и начала рассказывать.

— Три дня назад ко мне стали возвращаться прежние ощущения.

— Ощущения? — Реплика Гордона была пропитана угрюмостью.

— Такое чувство, будто стоишь на краю обрыва, — пояснила она. — Будто вот-вот что-то случится.

— Что случится? — Угрюмость сменилась любопытством.

— Не знаю, просто такое чувство. — Заставив себя проявить терпение, Габриела повернулась к нему и тут же пожалела об этом. От его гримасы могло молоко скиснуть.

— Но ты, конечно, разобралась, в чем дело? — спросил Шелтон.

Она кивнула и, прислонившись к стене, устремила взор на потолок со следами потеков от воды.

— Сегодня днем. Я расплачивалась в бакалейной лавке. Протянула кассирше горсть мелких монет. «Ох уж эти покупатели со своей мелочью», — заявила она.

— Ну и что тут такого? — пожал плечами Шелтон. — Грубо, конечно, но ничего особенного.

Габриела устало понурилась. Она старательно отводила взгляд от Гордона, боясь увидеть его реакцию.

— Кассирша не произнесла ни слова, — пояснила она.

В глазах Шелтона зажглось понимание.

— Ты уверена?

— В том-то и дело. — Габриела поднесла руку к виску. — Она жевала резинку, и я видела ее губы. Они не раскрывались.

— Ты слышала ее мысли, — тихо заключил Шелтон, снова отправляя сигару в пепельницу.

От демонстративного вздоха Гордона Габриела внутренне содрогнулась.

— Да, — согласилась она. Оба они — и она, и Шелтон — прекрасно знали, что означает этот случай с кассиршей: время, когда Габриела могла наслаждаться жизнью, время внутренней свободы и мира прошло. Дар вернулся к ней.

— И что ты сделала?

Габриела невесело усмехнулась.

— Сама себе не поверила. Отказалась признать, что это случилось вновь. Отказалась принять это.

Она не стала говорить, что проплакала всю дорогу домой, скорбя об утрате своей «нормальной» жизни и своих учеников, заслуживающих лучшего педагога, чем она, одолеваемая видениями. Дар не был ей в радость. Хватит с нее, она уже достаточно «награждена» им!

Шелтон подался вперед.

— И как, получилось?

— Что?

— Прогнать свои видения, — вмешался Гордон. Он тоже нетерпеливо наклонился вперед, уперев локти в колени.

— Я пыталась…

Так оно и было. Но, уже раскладывая покупки по полкам буфета, она поняла, что спасенья нет. Как раз в тот момент ей в первый раз явился образ девочки и душу ее снова начали терзать все демоны ада.

Шелтон в явном недоумении покачал головой.

— Так ты, значит, можешь отогнать видения?

Бедняга, он еще надеялся, что у нее есть выход. Габриела была благодарна ему за сочувствие, но, увы, выхода у нее не было.

— Нет, Шел. Не могу.

— Еще бы. Это было бы слишком удобно.

В голосе Гордона слышалась самодовольная снисходительность. Габриела бросила на него взгляд, полный испепеляющей ненависти, но он никак не отреагировал. Шелтон испытующе смотрел на нее, потирая челюсть и почесывая затылок, а потом хлопнул ладонью по столу.

— Прости, Габи, это грубо, но я пойду напрямик.

— Хорошо.

Как будто когда-то было иначе, подумала она.

— Ты сможешь с этим справиться?

Вопрос, хоть и болезненный, бил в самую точку. Сколько раз она сама задавала его себе с тех пор, как осознала, что все повторяется. Она мучительно рассуждала, прикидывая и так, и этак, но, какими бы путями ни шла ее мысль, все дороги вели к одному.

— У меня нет выбора.

— Ну конечно же, нет, — хмыкнул Гордон, явно давая понять, что думает наоборот.

Эта насмешка переполнила чашу ее терпения. Совсем как та последняя соломинка, что сломала спину верблюда. Да что этот тип о себе воображает? Не тая гнева, она повернулась к нему.

— Мне, право, жаль, что вы этого не одобряете, мистер Сазерленд. Но я не прошу у вас одобрения, да и помощи тоже. Поэтому не будете ли столь любезны оставить ваш сарказм? — Она перевела взгляд на Шелтона. — Мне и так тяжело.

Гордон поднял брови, но ничего не ответил.

Его враждебность лишила ее остатков душевного равновесия. Желая перевести дух и успокоиться, Габриела подошла к окну и остановилась, вглядываясь в щелку между запыленными ставнями.

— Подумать только, опять дождь.

— Ты же знаешь, в Хьюстоне всегда так, — отозвался Шелтон. — Даже на Рождество. А ты не очень-то здорово выглядишь. Наверное, тебе стоит позвонить доктору Хоффман.

— Потом. — Услышав неровное царапанье карандаша по блокноту, Габриела повернулась к столу. — Когда будет время.

Выцветшие голубые глаза Шелтона светились состраданием. Словно чувствуя, что ей это не понравится, он отвел взгляд.

— Слушай, я знаю, как тяжело тебе далось последнее дело, — продолжал он, старательно избегая упоминать имя Тельмы. — Найти ее… найти ее такой. Я понимаю, как это было ужасно.

Габриела так и застыла, стараясь не отдаваться воспоминаниям. Гордон тоже весь напрягся. Даже косвенное упоминание этого имени заставило ее заново переживать случившееся. Видения и образы нахлынули бурным потоком и затопили ее разум. Холодное безжизненное тело Тельмы, изуродованное, неестественно выгнутое… Прыгающий по стенам огонь, пожирающий здание, где она страдала и умерла… Страшная телепатическая боль, испепеляющий жар, от которого Габриела чуть не погибла вместе с Тельмой.

Ощутив спазм во всем теле, она усилием воли оборвала череду воспоминаний. Руки ее тряслись, а колени стали слабей, чем чай тетушки Нэнси. Боясь упасть, она тяжело опустилась в кресло между столом Шелтона и стенкой.

Высунувшись из своего угла за шкафом, Гордон внимательно посмотрел на нее:

— Что с вами?

— Ничего, — заверила Габриела. — Все отлично.

Он недоверчиво поднял бровь и повернулся к Шелтону.

— Да она вся позеленела.

Если бы у нее оставались силы, она бы, наверное, влепила ему пощечину. Сочувствия у него ни на грамм.

Шелтон молчал, откинувшись в кресле и привычно потирая подбородок. Наконец он оторвался от спинки кресла и потянулся за очками. Пружины под ним снова заскрипели. Нашарив очки, он водрузил их себе на нос и облокотился о край стола.

— Ну, что мы имеем на этот раз?

На этот раз!

Будет ли такое повторяться вновь и вновь? Или «этот раз» — просто случайность? Габриела с трудом сглотнула. Ей больше прежнего хотелось, чтобы Гордон Сазерленд оказался сейчас где угодно, только не в офисе Шелтона. Теперь этот тип добавит к списку ее грехов еще и излишнюю нервозность.

Преодолевая бурлящее внутри негодование, она повернулась к Шелтону и начала излагать факты:

— Девятилетняя девочка. Каштановые волосы. Зеленые глаза. Слабенькая.

Шелтон откровенно боялся за нее. Боялся, что она не сможет вынести телепатической боли. Страх его был вполне оправдан. Но выхода не было. Она знала, что ей придется вынести все, что может произойти. Придется — ради ребенка.

— У нее… связаны руки. — Голос Габриелы еще не окреп.

— О Боже!

Она встретила взгляд Шелтона и прочла в нем то, что и ожидала прочесть, — страх за нее и дикий ужас при мысли о новой жертве.

— У вас есть какие-либо доказательства? — Губы Гордона скривились.

— Дай ей договорить! — В голосе Шелтона звучало предостережение, и Гордону было бы лучше внять ему.

Мужчины скрестили взгляды. И Гордон не отвел глаз.

Шелтон мигнул раза три, а потом нервно перевел дыхание и резко развернул кресло к столу.

— Чем связаны руки?

Габриела поняла, что Шелтон-мужчина сумел подавить свои эмоции. К делу приступил Шелтон-полицейский. Это обрадовало ее.

— Веревкой. — Она обхватила пальцами холодные ручки кресла. — Засаленной веревкой.

Запястья ныли. Она опустила взгляд, ожидая увидеть на них темные следы веревки, но, конечно же, ничего не обнаружила.

Шелтон начал печатать.

— Обрисуй мне всю картину целиком.

Как ни трудно ей было, но Габриела заставила себя посмотреть Гордону Сазерленду прямо в глаза. Он ей, безусловно, не верил. Но это, напомнила она себе, его проблема.

— Она съежилась в углу старого деревянного сарая. Стены ветхие и покосившиеся. В щели между досками пробивается свет. Внутри тесно, футов примерно восемь на десять, не больше.

— Что там вокруг? — хрипло спросил Шелтон.

Габриела не могла сосредоточиться. Неотрывный взгляд Гордона смущал ее, казалось, заглядывал ей в самую душу.

Она закрыла глаза, и видение стало резче. По дальней стене сарая ползет паук. Вот он перебрался на заляпанную засохшей грязью лопату, висящую на новеньком гвозде.

— Садовый инструмент, — продолжила она. — На полке над девочкой ржавые жестянки с краской и инсектицидами. Большая сумка с надписью… — буквы выцвели и Габриела напряглась, чтобы разобрать их, — «Мясопродукты». Она стоит на полу у дальней стены. Там, где девочка.

Мерный стук клавиш оборвался. Шелтон отпил глоток кофе.

— Что на ней надето?

Судя по его гримасе, кофе оказался холодным.

— Джинсы, такого же цвета, как на мистере Сазерленде. Порваны на левой коленке. — Она остановилась, сосредоточиваясь на ощущениях в своем левом колене под белым полотном брюк. Ни боли, ни жжения от царапины. Ткань износилась сама по себе, а не разорвалась. С коленкой было все в порядке. — И желтая футболка.

— С надписью?

— Там есть какая-то эмблема, но я не могу разглядеть. Девочка прижала руки к груди. — Может, она замерзла? Нет. Снова прикрыв глаза, чтобы лучше представить себе девочку, Габриела продолжала: — Черные теннисные туфли, грязные. И желтые носки.

Шелтон заносил в протокол каждое ее слово.

— Как насчет веса, роста и отличительных примет?

— Она сидит, скорчившись, но я думаю, в ней около четырех футов, а весит она примерно шестьдесят пять фунтов. Хрупкого сложения, худенькая.

Полностью открыв свое сознание потоку ощущений, Габриела постаралась представить эмоции и самочувствие девочки. И тут же все в ней словно оборвалось. Ее захлестнула волна боли. Кружилась голова, лихорадило. Вонь удобрений и химикалий лезла в ноздри и не давала дышать. Хватая ртом воздух, она поспешно открыла глаза.

Вскочив на ноги, Шелтон коснулся ее плеча.

— Эй, полегче, Габи!

— Со мной все в порядке. — Она жадно вдыхала прохладный воздух. По выражению лица Шелтона она поняла, что, как только она выйдет из его офиса, он позвонит доктору Хоффман, чтобы поделиться своими опасениями. — Девочка больна, Шел. Очень больна.

— Она ранена, ее били или что-то еще? — снова вмешался Гордон.

Как он может говорить так спокойно и бесстрастно? Габриела снова почувствовала исходящие от него недоверие и враждебность.

— Нет. — В голове у нее понемногу прояснялось. — Просто больна. — Отерев выступивший на лбу пот, она добавила: — Про мужчину я ничего толком не знаю.

— Какого мужчину? Теперь, значит, еще и мужчина? — буркнул Гордон. — А что дальше? Летающие тарелки?

— Черт возьми, Гор, прекрати! — Шелтон перевел взгляд на Габриелу и мягко попросил: — Расскажите-ка мне про этого мужчину.

Закрыв глаза, она снова увидела его лицо, его пронзительные зеленые глаза, такие же холодные, как у Гордона. Моргнув, она снова сконцентрировалась на Шелтоне. Голос ее предательски дрожал.

— Он привиделся мне по пути сюда. Может, он никак и не связан с этим. Я пока не уверена.

Тут ее словно громом поразило. У девочки были ямочки на щеках и у того мужчины — тоже.

— Нет, связан. Он… ее отец. — Хотя тут все же было что-то не то. Не уверенная в том, что правильно поняла свое видение, она пошла на попятную: — Наверное. Во всяком случае как-то он с ней связан.

Шелтон опять повернулся к пишущей машинке.

— С этим, похоже, пока все. Готова посмотреть кое-какие фотографии?

Габриела кивнула и наклонилась за упавшей сумочкой. Поднимая ее, она бросила быстрый взгляд из-под ресниц на Гордона. Тот отодвинул кресло от стены и сидел, опираясь о подлокотники и поддерживая голову руками. Вид у него был самый что ни на есть раздраженный и скучающий. Он не верил ни единому ее слову.

Она подавила тяжелый вздох. Видывала она уже людей такого сорта, и гораздо чаще, чем хотелось бы.

— Не ищи среди сбежавших из дому, — предупредила она Шелтона. — Она не сама сбежала. Ее похитили.

При этих словах на спине у нее выступил холодный пот.

Похищена. Совсем как Тельма Нильсен.

Шелтон мгновенно прекратил затачивать карандаш.

— Есть идеи? Откуда похищена?

Что-что, а это Габриела знала наверняка.

— Из магазина на западном берегу. Угол Нью-Грейт-хайвей и Пятнадцатой авеню. Там торговый центр, такое красное кирпичное здание. Она проезжала там на своем велосипеде. Он, кстати, бледно-лилового цвета.

— Быстро это на вас находит, да?

Смирившись, Габриела кивнула. Хотя Гордон и постарался выразиться пооскорбительнее, но видения и впрямь накатывали в мгновение ока.

Шелтон занес последние сведения в протокол.

— Имя ты знаешь?

Габриела помедлила в ожидании, но ничего не получилось. Имена ей никогда не открывались — ни с Тельмой, ни раньше.

— Нет.

— Пока ничего похожего нет. — Шелтон мотнул головой в сторону картотеки.

— Ничего? — Габриела нахмурилась. — Ребенка похитили. Как же в банке данных может не найтись никаких сведений? Ведь должны же были родители или кто-то еще заметить ее исчезновение!

— Но тут ничего. — Шелтон взлохматил волосы. На руке его виднелись шрамы от ожогов — еще одна памятка о случае с Тельмой Нильсен.

— Может, никто ее и не похищал? — Гордон поднял голову. — Может, ничего этого на самом деле и не было? Вдруг вы просто?..

— Хотелось бы мне, чтобы мои видения не отражали того, что происходит на самом деле. Вы и представить себе не можете, как сильно и как часто мне этого хотелось! — Габриела смерила его самым высокомерным взглядом, каким только могла. Что за досада: такой с виду привлекательный мужчина, а ей он как бельмо на глазу!

Как ни странно, но на лице его отразилось сочувствие. Однако он тут же сжал зубы и совладал с собой.

— Рискуя снова показаться саркастичным, осмелюсь все же задать свой прежний вопрос: есть у вас хоть малейшие доказательства?

Габриела снова залилась краской. На миг ей показалось, что он готов пойти ей навстречу, но увы. Он такой же, как и все. Она вздернула подбородок.

— Ничего такого, что вы могли бы обонять или осязать, мистер Сазерленд. Только видения.

Гордон взглянул на Шелтона.

— И никакого сообщения о пропаже?

Тот угрюмо кивнул. По спине Габриелы пробежала дрожь беспокойства. Раньше в таких случаях всегда появлялся рапорт. Теперь же его не было. На душе у нее стало неспокойно.

Гордон встал.

— Ну, насколько я понимаю, на том и делу конец.

Габриела изо всех сил постаралась удержать себя в руках. Этот человек оказался не только возмутительно груб — с тем же успехом он мог назвать ее лгуньей прямо в лицо, — но в довершение ко всему еще и несправедлив. Это привело ее в ярость.

— Послушайте, мистер Сазерленд…

— Нет, это вы послушайте, мисс Вудс, — холодно оборвал он. — Это вопрос чистой логики. Если бы у вас пропал ребенок, вы бы сообщили о пропаже?

— Разумеется, но…

— Итак, вы бы сообщили. Замечательное признание из уст экстрасенса. — Оперевшись на угол шкафа, он бросил на нее ядовитый взгляд, за который она бы с радостью свернула ему шею. — Нет рапорта — нет похищения. И нет дела. — Раздраженно пожав плечами, он выпрямился. — А теперь, извините, у меня есть настоящая работа. К ней я и вернусь.

Не удостоив их даже кивком на прощание, он развернулся и пошел прочь.

Габриела смотрела ему вслед.

— Вы ошибаетесь, Гордон Сазерленд. Ох, как вы ошибаетесь!

Он не остановился и не оглянулся.

— В чем-то Гордон прав, — со вздохом заметил Шелтон. — Ты уверена во всем этом?

После стольких лет совместной работы он начал сомневаться в ней! Это больно ранило ее.

— Да, уверена, — отрезала она. — Ты что, думаешь, мне хочется видеть, как эта крошка проходит через все муки ада? Или что мне самой хочется проходить эти муки вместе с ней?

— Пойми, я совсем не собирался оскорблять тебя. Просто… — Он мучительно покраснел. — Ты и я, мы оба знаем, какая у тебя была тесная связь с… Ну, в деле Нильсен. — В его голосе звучало отчаяние. — Ты ведь чуть не умерла, Габи. — Он невидящим взглядом смотрел на стол перед собой. — Это было год назад.

Год назад они нашли Тельму Нильсен. Мертвой. К горлу Габриелы подступили слезы.

— Я знаю.

Как ей не знать! Разве она когда-нибудь сможет забыть это? И то, что убийца Тельмы сидит в тюрьме, ничего не меняет.

— Может быть, с тех пор у тебя нарушилась восприимчивость ко всему этому?

Шелтон знал, о чем спрашивал. Тогда Габриела лишь чудом не погибла. Всю неделю, пока длилось расследование дела, она шла туда, куда уводили ее видения. И чем глубже проникала она в их мир, тем сильнее страдала от мучений, причиняемых Тельме Нильсен ее похитителем. А ведь Тельму пытали.

Рассеянно поглаживая пальцами узор на обивке кресла, она смотрела на Шелтона. В его глазах было сострадание.

— Поверь, это не ошибка. Уж лучше бы я ошибалась. Лучше бы ребенку не грозила опасность. Но все так и есть, клянусь тебе!

Шелтон в задумчивости щипал переносицу. Стекла его очков поблескивали на свету. Когда стало ясно, что отвечать он не собирается, Габриела вернулась к сути дела:

— Зачем ты пригласил Гордона Сазерленда?

Шелтон отвернулся.

— Я же объяснил тебе. Думал, он в состоянии помочь.

— Помочь? — Она чуть не засмеялась. — Да я в жизни не встречала такого мерзкого типа!

Детектив в нерешительности наморщил лоб.

— В его словах есть своя логика. Не спорю, Гордон последнее время постоянно пребывает в чертовски скверном расположении духа и он слишком уж резок на поворотах. Но, понимаешь, он лучший в своем деле.

Шелтон явно знал больше, чем говорил. И знал, что от нее это не ускользнуло. Он нервно улыбнулся ей.

— Ну, ты сможешь его вынести. Просто не принимай его выпады близко к сердцу. Я думаю, когда этот парень попадет на небеса, он перво-наперво попросит у Бога удостоверение личности.

— И Богу ничего не останется, как показать его, — откликнулась Габриела со слабым намеком на улыбку. Что толку враждовать с Шелтоном? А этот Гордон у нее еще поплатится… возможно.

— Уж это точно. — Просияв, Шелтон похлопал ее по плечу. — Давай-ка посмотрим фотографии из архива. Может статься, нам повезет.

Кивнув, Габриела вошла во внутреннее помещение и углубилась в работу.

Гордон Сазерленд сидел в своем «порше» на улице возле офиса Шелтона, терпеливо глядя на залитые дождем стекла. Эта девица все еще торчала там, дурила Шелтону голову.

Руки сжали руль еще крепче. Боже, только бы не провалить это дело!.. Да нет, пока что вроде бы не провалил. Не слишком ли груб был он с ней? Не то чтобы она того не заслуживала, но просто она пока и не подозревает, что вот уже год он выслеживает ее, собирая доказательства того, что Эванс, его бывший партнер, был прав: она такой же экстрасенс, как он архиепископ.

Правда, в суд на нее пока не подашь — он располагает лишь косвенными доказательствами. Но для самого Гордона этого более чем достаточно. Подумать только, леди как ни в чем не бывало преподавала целый год в Галвестоне, в шестидесяти милях отсюда, никак не проявляя своих способностей. Но, похоже, честная игра оказалась не по ней, вот она и решила снова взяться за старые фокусы.

Еще в самом начале своего расследования Гордон обнаружил, что от Шелтона никаких сведений о ней не получишь. За целый год ему удалось вытянуть из него всего лишь признание, что они с мисс Вудс друзья. Но теперь события приняли странный оборот. Сегодня утром Шелтон позвонил ему сам не свой от волнения и сказал, что Габриела собирается приехать к нему в управление. И, что самое странное, попросил его помочь ей.

Просьба совершенно ошеломила Гордона. Шелтон, без сомнения, неподдельно тревожился за эту девицу — Гордон слишком часто видел подобное же выражение на лице своей матери, чтобы не распознать его с первого взгляда. И тем самым, беспокоясь о ней, он становился ее жертвой. Не совсем так, как в свое время Эванс, но все равно жертвой.

Гордон стиснул зубы. Решимость его крепла и крепла. Эванс был прав: Габриела Вудс — мошенница. И во имя всего святого он остановит ее, пока из-за нее не погибли еще какие-нибудь невинные люди.

Габриела битый час рассматривала фотографии, но безрезультатно. Наконец картотека подошла к концу. Встав из-за стола, девушка потянулась и обернулась через плечо к двери.

Детектив находился в соседней комнате. Через полуоткрытую дверь было видно, что он разговаривает по телефону. Судя по интимности тона, это был сугубо личный звонок. Габриела приподняла бровь. Трудно вообразить Шелтона в роли пылкого любовника. Интересно, что за женщина на него польстилась?

Шелтон повесил трубку. Швырнув бумажный стаканчик из-под кофе в переполненную мусорную корзину, Габриела постучалась к нему. Когда он поднял голову, она уже стояла в дверях, прислонившись головой к косяку.

— Знаешь, уж лучше настоящие кружки, чем эти бумажные стаканчики.

— Это ты о чем?

Взгляд у него был какой-то потускневший, унылый. Должно быть, поссорился с подружкой. Перед мысленным взором Габриелы мелькнули широкие плечи Гордона Сазерленда. Мотнув головой, она отогнала навязчивый образ.

— А то пена на кофе оседает.

— Ах, это. — Шелтон отложил раскрытую папку и подпер рукой подбородок. — Непременно учту.

Конечно, забудет. Типичный детектив.

— Я не нашла ее фотографии. Пожалуй, пойду.

— Будь осторожна.

Габриела кивнула.

— Я тебе позвоню.

— Хочешь, составлю тебе компанию? Раз уж Гордон удрал от нас, я вполне могу прокатиться с тобой.

Что поделаешь, Шелтон о ней беспокоился. И могла ли она его винить? Как ему не беспокоиться после того случая с Тельмой? Габриела и сама нервничала, да так, что едва устояла перед искушением принять его предложение.

— Нет, не стоит, но все равно спасибо.

Стараясь скрыть охватившие ее дурные предчувствия, Габриела потянулась за сумочкой. Она была страшно напугана, ибо помнила, какими телепатическими болями сопровождаются видения. Сможет ли она выдержать?

И, что хуже всего, приходилось признать, что Гордон имел все основания сомневаться в ней. Насколько истинны ее видения на сей раз? Ведь впервые за многие годы ей не на что было опереться: ни рапорта о пропаже, ни еще каких-либо доказательств. Одни видения. Можно ли полагаться на них после той истории с Тельмой? Но ставка была слишком высока, чтобы так просто от них отмахнуться. Еще больше, чем за себя, Габриела боялась за девочку. Что может случиться с ней, если помощь опоздает?!

До боли сжав ремешок сумочки, девушка повернулась к выходу. Белая краска на двери уже пошла трещинами и начала отшелушиваться. Вид самый что ни на есть неприглядный. На душе Габриелы было точно так же неприглядно.

Надо предупредить Шелтона, подумала она. Конечно, пока, без сообщения о пропаже, он не может ничего предпринять. Но, возможно, сейчас на него повлияют ее опасения, если она выскажет их вслух.

— Она больна, Шел. Ей может стать еще хуже.

— Да, дорогая.

Взгляды их встретились. Они понимали друг друга. И как бы там ни сомневался Гордон Сазерленд, но Габриела знала правду. Девочка и в самом деле была похищена. Ей грозила опасность. И если она не сдвинет дело с мертвой точки, ребенок может погибнуть.

2

Над мостовой поднимались клубы пара. Стояла влажная духота, небо было затянуто тучами. Мерзостная погода для предрождественской беготни за покупками. После недавнего ливня уровень влажности чуть ли не перевалил за стопроцентную отметку. И на улице дышать было трудно… а что уж говорить о несчастном ребенке, запертом в пыльном, грязном сарае с протекающей крышей, на мокром полу, среди мешков с инсектицидами.

Когда Габриела садилась в машину, перед ней предстало новое видение. Девочка гуляет в парке с другим мужчиной — высоким, стройным, неброско, но дорого одетым. Он качает ее на качелях, и оба то и дело заливаются смехом. В его взгляде сияет любовь, от уголков глаз расходятся веселые морщинки. От этого зрелища, от звуков беззаботных голосов на Габриелу нахлынуло чувство тела, любви и веселья.

Резкий контраст между двумя привидевшимися ей мужчинами просто поразил ее. И неожиданно она вдруг поняла: этот, второй мужчина и похититель девочки — соперники. Но в чем? Каким образом девочка могла связывать их?

И почему Шелтон не обнаружил никаких упоминаний о ней в банке данных? Ведь туда поступает информация из всех ближайших районов и пригородов.

Так и не сумев найти ответ, Габриела завела мотор и бросила беглый взгляд в зеркальце заднего вида. Чуть позади виднелся сверкающий черный автомобиль. Она обернулась.

— Сазерленд, — пробормотала она. Мужество ее дало трещину, сердце бешено заколотилось. Да, это он, эти плечи она узнала бы где угодно. Но он ведь ушел из офиса Шелтона давным-давно. Почему же только сейчас отъезжает от здания? Уж, конечно, он не следит за ней. Он счел ее душевнобольной, не поверил ни единому ее слову. Так в чем же дело?

Пока она лихорадочно задавала себе эти вопросы, Сазерленд преспокойно свернул в сторону и скрылся из виду. Быть может, он работает над каким-то другим делом и просто так совпало?

Почувствовав в груди легкий укол разочарования, Габриела сама себе удивилась. Ей и без Гордона Сазерленда проблем выше крыши. Он способен вскружить ей голову одним взглядом. А порой его просто придушить хочется. Не хватало еще увлечься мужчиной, который считает ее полной идиоткой. Тем более что все душевные силы нужны ей сейчас для расследования этого дела — наверняка оно ее до дна высосет. Малейшая рассеянность — и последствия могут оказаться непоправимыми.

На Большом хьюстонском мосту она угодила в пробку. Машины стояли впритык и двигались как сонные мухи. Переведя взгляд с торчавшего над супермаркетом плаката с пожеланиями счастливого Рождества на часы, она застонала. Пятнадцать минут пятого. Самый час пик — опять она пропустит ланч. Желудок яростно запротестовал. Порывшись в сумочке, она выудила оттуда шоколадный батончик и поспешно развернула.

Габриела почти прикончила шоколадку, когда затор поредел. Переехав через мост, она свернула на Нью-Грейт-хайвей. Вскоре вдали, в нескольких кварталах, показалось здание из красного кирпича. Названия улицы пока видно не было, но ей это и не требовалось — она знала, что попала куда нужно. На углу, сразу за бакалейной лавкой, располагалась контора по торговле недвижимостью — здание точь-в-точь такое, как в видении.

Втиснув свой «шевроле» в узенький переулочек, ведущий за кирпичное здание, Габриела въехала туда и остановилась. Убрав обертку от батончика в сумочку, она закрыла глаза и погрузилась в мир видений…

Вскоре она уже ехала по маршруту девочки в день похищения. Два квартала вниз… Еще три… Поворот направо… Она поехала дальше.

На углу Габриела резко ударила по тормозам. Она оказалась перед неказистым зеленым домом. Во дворе стояли два грузовичка. Рядом с одним из них был припаркован новенький блестящий «линкольн», выглядевший здесь явно не на месте. Газон давно нуждался в стрижке — трава вымахала уже на добрых полфута. По бокам неприветливой передней двери, как часовые, возвышались две сосны. На стволах их виднелись глубокие рваные царапины. Присутствие весьма свирепого на вид добермана, бегающего на привязи возле двери, объяснило Габриеле происхождение этих царапин, а заодно предупредило о том, что она тут отнюдь не желанный гость.

Девочка здесь не жила. Но она, безусловно, то ли бывала здесь раньше, то ли была здесь сейчас. Этого Габриела пока не могла разобрать.

Она высунулась из машины и окликнула хозяев:

— Хэлло! Есть кто дома?

Никакого ответа. Зато доберман прямо-таки зашелся от лая, прижав уши и демонстрируя угрожающие клыки. Габриела поплотнее захлопнула дверцу машины, совершенно иррационально — вряд ли псу удалось бы открыть ее, но так ей было спокойнее.

Дверь отворилась, и оттуда, помахивая банкой пива, вышел первый из привидевшихся ей мужчин. От размашистого жеста пиво выплеснулось ему прямо на футболку. Когда-то, может, она и была белой, но ныне ее украшали пятна пота, грязи, теперь вот и пива — и Бог знает чего еще.

— Что вам надо? — спросил он заплетающимся языком.

Он был вдрызг пьян. Пес на привязи просто с ума сходил, стараясь выказать хозяину свою верность.

Дрожа с головы до ног, Габриела опустила стекло и, откашлявшись, прокричала в окно:

— Я ищу одного человека! Не могли бы вы…

— Заткнись, Киллер! — рявкнул мужчина. И потом ей: — Ни черта не слышу.

Пес перестал лаять и лишь глухо рычал.

— Я ищу Гордона Сазерленда! — прокричала Габриела, называя первое попавшееся имя. — Я думала, это его дом.

— Вовсе нет.

— Не знаете ли, где он живет?

— Нет. — Мужчина почесывал живот.

— А вы когда-нибудь слышали о нем?

Мужчина не ответил. Он бросил на нее хитровато-злобный взгляд, развернулся и скрылся в доме. Габриеле не оставалось ничего другого, кроме как уехать в надежде вернуться сюда как-нибудь в другой раз.

Проехав два квартала, она вдруг почувствовала ужасную боль в животе. Габриела опустила голову на руль и застонала. Когда ее чуть отпустило, она выехала на обочину и остановилась. Какая сильная боль! Неужели аппендицит? Какая болезнь поразила девочку?

Неожиданно на нее упала чья-то широкая тень.

— Габриела?

Гордон Сазерленд. О Боже, только не сейчас! Он был последним человеком на свете, кого она хотела бы видеть в этот момент.

Подойдя ближе, он спросил:

— С вами все в порядке?

Живот словно огнем горел, по спине градом катился холодный пот.

— Все отлично. — Габриела заставила себя поднять на него глаза. Высокий, мускулистый, красивый, снова пришло ей на ум. — Что вам надо, мистер Сазерленд?

Он заглянул в окно.

— Вы уверены, что все о’кей? Вы выглядите полумертвой.

А чувствовала она себя еще хуже.

— Все замечательно. — Боль наконец-то притупилась, хотя и не исчезла совсем. Достав из ящичка на щитке носовой платок, Габриела вытерла капельки пота с висков. — Что вы здесь делаете?

— Я хочу вам помочь.

Она выронила платок.

— Вы уже один раз вышли из игры. У меня нет времени на все эти штучки с уходами-возвращениями. Девочка попала в беду, а телохранитель мне не нужен.

— Но послушайте, я не был готов такое услышать. Видения, образы — все это, знаете ли, трудно проглотить и не подавиться. Так что сделайте мне скидку на первый раз, идет? — Он наклонился ближе. — И к сведению: я никогда не думал, что вам нужен телохранитель.

Последняя фраза, само собой, подразумевала, что Шелтон именно так и думал. Тут ее вновь пронзила резкая боль, и Габриела вздрогнула.

Стальной блеск глаз Гордона смягчился.

— Вы больны?

— Нет. — Она попыталась вздохнуть поглубже. — Просто телепатические боли.

На миг в его взгляде снова вспыхнул беспощадный огонь.

— Может, мы отправимся куда-нибудь, там и поговорим? — предложил он.

Когда боль немного отпустила, Габриела смогла взглянуть на него внимательно еще раз. С виду ничего угрожающего. Чарующая улыбка. Густые черные брови, серые глаза (сейчас в них застыл вопрос), длинные ресницы. На голове — хаос спутанных кудрей, едва касающихся воротника черной кожаной куртки. Широченные плечи, узкие бедра. А до чего же ему шли джинсы — у нее даже дух захватило!

Явно неплохо обеспечен, но не пижон. Вот разве что слишком роскошная машина.

— Думаю, нам нужно обсудить дело. — На лице его словно было написано: «Товар без обмана. Что видите, то и получаете».

Если вдуматься, все это еще далеко не убеждало. С чего бы вдруг такие повороты на сто восемьдесят градусов? Там, в офисе Шелтона, он ее и слушать не желал, так зачем же теперь так к ней подлизывается? Габриела улыбнулась, словно говоря, что тут-то она его и поймала. Однако в глубине души она по-прежнему чувствовала неуверенность.

— А зачем нам вообще о чем-то говорить, Гордон?

Он пожал плечами.

— Чтобы помочь девочке.

Габриелу не покидало ощущение, будто этот человек стремится к какой-то своей, очень для него важной цели. И цель эта не имеет ничего общего с благотворительностью.

— Послушайте, — продолжил он, словно уловив ее сомнения, — Шелтон старый друг моего отца. Время от времени он меня о чем-нибудь просит, и тогда я ему помогаю.

— Вы часто расследуете преступления, которые, по вашему мнению, даже не совершались?

— Когда просит друг семьи — да. Неужели у вас никогда не просили одолжения старые друзья?

Что было то было. И некоторые из этих одолжений дорого обошлись ей. Но откуда ему-то знать? Не мог же он пронюхать про ее отца, она никому об этом даже не заикнулась.

В глазах Гордона светилось понимание. Было ли оно искренним? Она не знала. Почему-то ей так же не удавалось читать его мысли, как и мысли Шелтона.

— Ну ладно, я не собираюсь торчать тут на улице, уговаривая вас позволить мне помочь вам. Если захотите, всегда к вашим услугам. — Он протянул ей визитную карточку. — Стоит только позвонить.

Габриела внимательно смотрела на него. Теперь он казался ей совершенно добросердечным и нисколько не враждебным. А вдруг он и впрямь в состоянии помочь? Шелтон ведь сказал, что он лучший в своем деле, а Габриела по собственному опыту знала, как трудно дождаться от Шелтона похвалы. Глупо отвергать помощь. Ведь если она будет работать одна и с девочкой закончится так же, как с Тельмой, то она до конца жизни не сможет обрести покоя, продолжая гадать, не мог ли Гордон Сазерленд спасти ребенка.

— Хорошо, — произнесла она тоном, в котором было значительно больше уверенности, нежели она чувствовала в себе на самом деле. — Давайте поговорим.

— Чудесно. На углу есть кафе. Там и встретимся, — бросил он, направляясь к своему черному «порше».

Габриела нахмурилась.

— Эй! А почему все-таки вы это делаете?

— Вы же телепат. — Вскинув брови, Гордон вызывающе улыбнулся ей. — Выясните это сами.

Выяснить самой? Ну вот, теперь он ее еще и дразнит.

Она вздрогнула. Нет, он и не думал ее дразнить. Он имел в виду именно то, что сказал… На ум ей снова невесть почему пришло имя Тельмы Нильсен.

Гордон завел «порше» на стоянку возле кафе и приглушил мотор. Да что он, совсем спятил? Сам призывает эту леди докопаться до причины, заставляющей его работать над этим делом!

Он знал, что есть люди, которые, если давить на них, принуждая к чему-то, поступают точно наоборот. Раньше этот номер всегда с успехом проходил у него с его матерью и младшей сестренкой Грейс. Но Габриела Вудс совсем на них не похожа. Уж не перестарался ли он? Он хотел ее заинтересовать, но если она слишком уж заинтересуется и примется разузнавать насчет него…

К черту! Что сделано, то сделано. Остается только надеяться на лучшее и действовать как задумано. Он бросил ключи в карман.

К стоянке подкатила ее машина. Гордон облегченно перевел дух, хотя до этой минуты и сам не замечал, что затаил дыхание. Она приехала — на этот раз он не промахнулся. В дальнейшем он будет осторожнее. К чему гладить ее против шерстки? Не стоит забывать старую добрую поговорку, которую он часто слышал от своей матери: ложка дегтя может испортить бочку меда.

Гордон достаточно разбирался в женщинах, чтобы понять, что в первый момент Габриела Вудс очень даже заинтересовалась им. Зрачки ее расширились, губы чуть приоткрылись. Но уже в следующую секунду она сделалась холодной и отстраненной. Тут-то все и полетело кувырком.

Да, неудачно вышло с этим инцидентом на стоянке. Зато, можно сказать, первая разведка боем. Он и не думал, что у нее окажется такая быстрая реакция. С ней надо держать ухо востро.

Габриела вышла из машины, заперла дверцу и пошла в кафе. Ветер раздувал ее длинные волосы. Эванс был прав: она потрясающая девушка… но мошенница.

Пропавший ребенок — и никакого сообщения о пропаже?

Да будь реалистом! — одернул себя Гордон. Эванс проиграл. Но он отомстит за него.

Габриела вошла в кафе. Краем глаза она заметила припаркованный под фонарем черный «порше», но, прикинувшись будто не видит его, прошла мимо. Прежде чем беседовать с Гордоном Сазерлендом — все же интересно, с чего это он вдруг так переменился? — она позвонит Шелтону.

Увидев в холле телефон, она выудила из сумочку монетку и набрала номер.

К ее удивлению, Шелтон тотчас же снял трубку. Обычно он терпеть не мог говорить по телефону. Наверное, решил, что та подружка хочет помириться. Перед глазами снова возник навязчивый образ Гордона, и Габриела раздраженно тряхнула головой.

— Я сердита на тебя, — с места в карьер начала она. — Ты же обещал никому про меня не рассказывать. Зачем ты рассказал Сазерленду?

— Мы уже говорили об этом…

До чего спокоен и рассудителен. Да как он смеет? Можно сказать, вонзает ей нож в сердце, да еще так спокоен при этом.

— А я-то тебе доверяла! Мне давно следовало знать, что не стоит этого делать. И вот что теперь получилось!

— Прости, солнышко. Я понимаю, как тебе трудно. Но, учитывая обстоятельства, я решил…

— Шел, умоляю тебя!..

Она не могла снова слушать это. Не могла вынести новых напоминаний о том, как она провалила дело Тельмы Нильсен. Не могла снова увидеть Тельму мертвой…

Разглядывая узор на ковре, чтобы успокоиться, Габриела старалась взять себя в руки. Дело сделано, и никакие извинения и объяснения тут не помогут.

— Я встретилась с Гордоном. Он предлагает мне помощь в этом деле.

— Видишь ли, — неожиданно заявил Шелтон, — я не уверен, что у нас вообще есть дело. Я тут продолжал рыться в данных, сверялся со всеми окрестными городками. Нигде ни единого случая похищения детей.

Ну вот, теперь и у него появились сомнения! Это ранило ее даже больше, чем то, что он рассказал Гордону о ее даре. И еще больше сердило. Уж кому, как не Шелу, знать, сколько дел она успешно расследовала.

Габриела в сердцах пнула стенку носком туфельки.

— Шел, девочку похитили! Но сейчас вопрос вовсе не в этом. Вопрос в Гордоне.

Шелтон колебался в нерешительности.

— Ну же!.. — настаивала Габриела.

— Позволь ему помочь.

Оказывается, Шелтон не просто сомневался в ней. Он считал, что она окончательно потеряла голову и может плохо кончить. Хотя она понимала, что злиться бесполезно, но гнев против воли все сильнее охватывал ее. Гнев и чувство, что ее предали. Шелтон пытается защитить ее, но ей не нужна защита. Ей нужно, чтобы он верил ей!

— Ты же знаешь, я работаю одна. Так было всегда… — Не хватало еще ему это объяснять, сам бы должен помнить.

— Я знаю еще и то, — перебил Шелтон, — что Сазерленд отличный детектив и умеет сводить все нити воедино. Если дело все-таки есть, то он может оказать тебе существенную помощь.

Но дело-то есть! Габриела досадливо зажмурилась. Год назад она так же считала, что помощь ей не нужна. Это была ее ошибка. А жизнью расплатилась Тельма.

— Так ты ручаешься за него? — спросила она.

Шелтон снова заколебался.

— Да. Ручаюсь. Я двадцать лет патрулировал улицы вместе с его отцом. Рейнер Сазерленд никогда никого не предавал. И его сын не может оказаться демоном, вылезшим из ада специально для того, чтобы погубить тебя. Гордон славный парень. Только дай ему шанс.

— Дать ему шанс? Это он не верит мне! — Габриела снова пнула ногой стенку. А ей так хотелось, чтобы он ей верил!

— Но ведь большинство людей тебе не верит, — резонно возразил Шелтон. — И тебя это никогда не останавливало. Так разве с Сазерлендом другое дело?

Да, Гордон Сазерленд и впрямь совсем другое дело, призналась себе девушка, сама не понимая, почему это так. Хотя в чем-то Шелтон и прав: ничьи сомнения ее никогда не останавливали, хотя и раздражали. Ей хотелось признания и одобрения ничуть не меньше, чем любому нормальному человеку.

Габриела оглядела холл. Там никого не было.

— Так и быть, Шел, — продолжила она, прикрывая трубку. — Я прощу его на первый раз. Но учти, если он окажется паршивым партнером, я его выставлю. Не могу позволить себе отвлекаться от основной задачи.

— Конечно, конечно.

Почему-то ей не понравился тон Шелтона. Что-то в нем явно было не так, но она не могла понять что. Ну ладно, если уж он ручается за Сазерленда, то для начала можно поговорить с этим типом, а там видно будет.

— Ну, пока.

— Держи меня в курсе.

Габриела наморщила лоб.

— Три-двенадцать, — повторила она на всякий случай код, дающий ей доступ к его записывающему устройству для сообщений. Так они всегда держали связь, работая над делом.

— Правильно.

Повесив трубку, Габриела юркнула в дамскую комнату, освежила холодной водой лицо и руки и вышла в зал.

Гордон стоял возле одного из отдельных столиков. Увидев ее, он махнул рукой. До чего же он все-таки высокий и широкоплечий, подумала она. Теперь, когда они стояли рядом, это особенно бросалось в глаза.

— Ну что, Шелтон дал мне зеленый свет?

Что ж, откровенно. Габриеле это понравилось. А вот блеск его глаз ей совсем не понравился. Гордон мог быть чертовски обаятельным, когда хотел, но сейчас, по ее мнению, это было вовсе не к месту.

— Да, он поручился за вас.

— Вот и славно. — Гордон сложил руки на поцарапанной столешнице и улыбнулся подошедшей официантке. Та расплылась в ответной улыбке.

Да, Гордон необычайно привлекателен, подумала, глядя на него, Габриела. Прядка волос выбилась ему на лоб, и ей захотелось дотронуться до нее и отвести ее назад.

— Габриела? — По его тону она поняла, что он уже о чем-то спросил ее.

— Простите? — Она даже слегка разозлилась на себя. Что за дурацкие фантазии? С чего бы ей дотрагиваться до его волос? Он ведь ей даже не нравится. Лицо ее залилось краской. — Вы что-то сказали?

— Что вы будете? — осведомилась официантка.

— Кофе.

— С сахаром и сливками?

— Нет. Черный. — Увидев, как у Гордона поползли вниз уголки рта, она добавила: — У вас есть шоколадные батончики?

— Нет. — Официантка указала кончиком карандаша на окно. — В «Сюрпризе» есть. Это напротив. Сэр? — Официантка повернулась к Гордону, и выражение ее лица сразу переменилось.

— Кофе, черный, — сказал он с улыбкой, которая могла вскружить голову любой, даже самой здравомыслящей женщине.

— Да, сэр.

Вдруг ногу Габриелы словно огнем обожгло. Сморщившись, она хлопнула по больному месту. Там ничего не было, но жжение не проходило. Неужели, подумала она, что-то с девочкой?

Официантка принесла кофе. Габриела обхватила свою чашку озябшими руками, чтобы согреть их.

— Итак, Гордон Сазерленд, теперь объясните мне, почему вы захотели со мной работать, хотя и не верите в похищение?

Его рука с чашкой замерла в воздухе. Но он все же отпил немного и лишь потом ответил:

— Вовсе нет.

Он что, издевается?

— Что нет? Вы не хотите со мной работать или не верите в похищение?

— И то, и другое, — пояснил он без тени смущения.

Его непринужденность раздражала Габриелу.

— Тогда зачем тратить время понапрасну?

— Вообще-то я предпочитаю работать в одиночку. — Гордон прищурился, глядя на пар, поднимающийся над чашкой. — Но я не хочу ошибиться в этом деле.

Что-что, а это она прекрасно понимала. Но все же у нее оставалось ощущение, что настоящую причину он ей не открывает. Он говорил вроде бы откровенно, но в то же время уклончиво, словно играл словами. Может быть, пора перейти от защиты к нападению?

— И поэтому вы беретесь за дело, в существование которого сами не верите? Только, умоляю, не говорите мне, будто делаете это ради вашего отца.

Отставив чашку, Гордон открыто посмотрел ей в глаза. И этот взгляд заставил ее почувствовать себя женщиной больше, чем все его улыбки, вместе взятые.

— Если вы ошибаетесь, то я всего лишь потеряю немного времени. Но если вы правы, то девочке действительно грозит опасность. У меня есть свои причины интересоваться случаями похищений. И если могу, я должен помочь.

Он сказал «должен», а не «хочу». Кто-то, кого он любил, был похищен. Догадка Габриелы перешла в уверенность. Она даже прикусила губу, чтобы не спросить кто. В конце концов, это не ее дело, она не имеет права совать сюда нос. Но все равно Гордон еще не сказал всей правды. А из всех людских недостатков она больше всего не терпела нечестности.

— Я действительно видела девочку, — сказала она твердо.

— Да, так вы говорите. — Его взгляд был не менее твердым, чем ее тон.

Кажется, наконец они пришли хоть к какому-то соглашению. Гордон еще не верил ей, но уже и не был абсолютно убежден, что она ошибается. И на том спасибо.

Допив кофе, он подал официантке знак снова наполнить чашку. Та чуть из кожи не вылезла, торопясь к нему с кофейником наготове. Гордон одарил ее еще одной чарующей улыбкой. Девица едва сдержала томный вздох, пышная грудь ее заколыхалась. Да, приходилось признать — этот человек действовал на женщин совершенно определенным образом.

Он задумчиво посмотрел вслед официантке.

— Тот тип, с которым вы разговаривали возле дома, и есть похититель?

Габриела чуть не выронила чашку. Она-то считала, что была там одна. Ей и в голову не приходило, что Гордон где-то рядом и видит ее.

— Какой еще тип?

— Около сорока пяти лет, рост примерно пять футов. Волосы черные с проседью. — Рассеянно вертя в пальцах сахарницу, Гордон приподнял бровь. — Продолжать?

— Нет. — Габриела обеими руками вцепилась в ручки кресла, стараясь справиться с удивлением. Трудно поверить, но Гордон и в самом деле там был. Он совершенно точно описал мужчину из покосившегося дома — первого из двух являвшихся ей в видениях.

— Я думаю, Габи, нам надо попытаться работать вместе — ради девочки. Одна голова хорошо, а две лучше, особенно когда на карте — третья.

Да, на карте была жизнь девочки. Беспомощного ребенка. Габриела вздрогнула. Она не доверяла Гордону Сазерленду. Но не доверяла и своей способности справиться в одиночку. Нельзя допустить ни единой ошибки — расплачиваться будет ребенок. Она должна сделать все возможное и невозможное, лишь бы девочка не кончила так же, как Тельма. А Гордон, по словам Шелтона, лучший в своем деле. Так можно ли отвергать его помощь?

— Ну как, рискнем? — Его взгляд становился все настойчивее. — По крайней мере узнаем, могут ли два одиночки работать вместе.

Что ж, значит, такова судьба. Видно, иного выхода нет. Габриеле оставалось лишь надеяться, что ей не придется горько пожалеть о своем решении.

— Рискнем.

Гордон облегченно вздохнул. Впервые с того момента, как Габриела подошла к нему, владевшее им напряжение чуть ослабло, туго натянутая внутри пружина распрямилась.

Эта девушка ошеломила его с первого взгляда, и он до сих пор все еще не мог прийти в себя. Правда, он целый год уже наблюдал за ней, но по большей части издали, а вот вблизи увидел только теперь. Она оказалась тоненькой и хрупкой, не выше пяти футов и семи дюймов. В ней было что-то такое, от чего у Гордона, как ни старался он совладать с собой, пробегал холодок по коже. Она казалась такой ранимой, а в глубине ее глаз застыла боль.

Ну да, а чего ты ждал? — одернул он сам себя. Что увидишь холодную и расчетливую особу? Или наглую кокетку? Следовало бы догадаться, что ничего подобного не будет. Весь год, что он следил за ней, она была просто воплощенной добродетелью, образцовой учительницей. Занималась со школьниками, вела математический кружок. Правда, она иногда ходила на свидания, но очень редко и никогда два раза подряд с одним и тем же спутником. Что, надо признать, было очень даже умно с ее стороны — а то вдруг бы они догадались, что она за птица. Словом, законченная лицемерка.

Он поднял чашку.

— С чего начнем?

— С того дома. — Габриела снова потерла ногу. — Девочка или сейчас там, или была там раньше.

— Неужели? — Не мог же он пропустить какие-то улики, которые она заметила.

Габриела выдержала его недоверчивый взгляд.

— Я это видела.

— Видели?

— Да, видела. — Откинув со лба волосы, она дотронулась до виска. — Мысленно, понимаете?

Она не собиралась сдавать позиции, но и не похвалялась своим даром. Гордона это приводило в недоумение. Ведь нет ничего более естественного, чем гордиться своими талантами, использовать их, причем в первую очередь ради собственной выгоды. Такова природа человека. Но эта девушка никакой выгоды от своего дара не получала, что тоже приводило Гордона в недоумение. Ну почему она не применяла свой дар для себя? Ведь она едва зарабатывала себе на жизнь, к тому же половину заработка всегда отсылала матери и тетушке Нэнси. Хотя что тут гадать? Просто у Габриелы Вудс никакого дара и в помине нет. Эванс был прав на все сто.

Гордон раздраженно выпрямился. Они сидели друг против друга. При его резком движении колени их случайно соприкоснулись, и рука девушки, скользнув по ноге, задела его бедро. Взгляды их встретились. Гордон почувствовал странное волнение. Ни за что, думал он, глядя в ее васильковые глаза, ни за что на свете нельзя позволить себе увлечься этой девицей!

Габриела поспешно отдернула руку. Несомненно, она тоже осознавала, что между ними возникло чувственное влечение. И так же несомненно, что ей это тоже не нравилось. Непонятно почему, но Гордона это задело. Вот болван, подумал он сам о себе.

— Что у вас с ногой?

— Простите?

Какая голубоглазая невинность! Но его так просто не купишь. Грейс, сестренка, освоила этот нехитрый фокус еще в младенчестве.

— Что с ногой? Вы ее все время потираете.

Габриела отвела глаза.

— Пустяки.

— Тогда почему вы снова до нее дотронулись?

Смерив его холодным взглядом, Габриела отчеканила:

— Я же сказала, все отлично.

Ее чрезмерное негодование изумило Гордона. Казалось бы, когда годами играешь роль, можно научиться получше владеть собой.

— Послушайте, Гордон, — продолжила она, — вам лучше с самого начала кое-что твердо уяснить.

Он подался вперед. Руки его лежали на столе так близко от ее рук, что чувствовали исходящее от них тепло. Странно, он считал, что она совершенно холодна и бесстрастна, а на поверку выходит — вовсе нет.

— Что я должен уяснить?

Габриела помолчала, обдумывая ответ.

— Когда я работаю над делом, я словно бы настроена на жертву. Сама не знаю, как это получается и почему. Просто получается — и все. Я испытываю те же эмоции, что и жертва, причем одновременно с ней.

Значит, понял Гордон, она все же владеет собой, и лучше, чем он думал. Она специально ждала, пока он спросит, чтобы тут же его огорошить.

— И тогда, в машине, было то же самое? — спросил он, чтобы проверить свои догадки. Ну разумеется, она скажет, что так и было. Он действительно считал, что на самом деле она просто слишком налегла на свои любимые шоколадные батончики, от этого, вероятно, и приключилась резь в животе.

Габриела кивнула.

Этого он и ждал. Однако вместе с уверенностью в том, что наконец-то подловил ее, Гордон почувствовал и легкий укол сожаления.

— А теперь нога?

— Да, жжет.

Он наморщил лоб.

— А вы осмотрели ее?

— На ощупь ничего нет. Просто жжет — и все.

— Значит, вы утверждаете, это все из-за девочки? У нее что-то случилось с ногой?

Она просто спятила, если считает, будто он спокойно проглотит такую чудовищную ложь.

— Именно это я и пытаюсь вам объяснить. — Отбросив длинные локоны за плечи. Габриела потянулась к чашке.

Гордон внимательно следил за ней. Ведь когда человек лжет, что-нибудь непременно выдаст его. Но девушка смотрела ему прямо в глаза, руки ее не дрожали, она не ерзала на месте — короче, не проявляла ни единого признака вранья. Либо она сказала правду, либо отлично натренировалась лгать. Гордон поставил бы на второй вариант.

Он откашлялся.

— Я записал номера обоих грузовиков и велел своей секретарше проверить их. А мы с вами будем следить за домом.

— Погодите. — Габриела растерянно заморгала. — Вы слишком торопите события.

— Если девочка похищена, а теперь у нее и с ногой что-то не в порядке, то, думаю, нам надо действовать быстро.

— Да, быстро. — Глаза Габриелы затуманились. — Но осторожно.

Она выглядела страшно напуганной. Гордону это не нравилось. А еще больше ему не нравилось то, что он не понимал причину ее страха. Опасается, что ее уличат в мошенничестве? Или боится допустить непоправимую ошибку?

За окном пророкотал гром. Черная туча словно раскололась надвое, и на землю сплошной стеной обрушился дождь. По стеклам застучали тяжелые капли. Габриела на минуту отвернулась к окну. Гордону показалось, будто эта минута длится целую вечность, но наконец девушка посмотрела на него. Взгляд ее был холоден и спокоен.

— Я должна рассчитывать каждый свой шаг. Мне нельзя ошибиться. Если я проиграю, ребенок может погибнуть.

Гордона словно молнией ударило. Дело было вовсе не в ее словах — ведь удачный довод может поразить в самое сердце независимо от того, насколько искренне он произнесен. Нет, дело было как раз в том, как искренне она говорила. Он видел, насколько трудно ей выговорить это, каких сил стоит это признание. Он в жизни не слышал ничего более искреннего. И если уж эта леди всего-навсего играет роль — значит, она непревзойденная актриса. Но он сумеет вывести ее на чистую воду.

— И как вы собираетесь браться за дело? — спросил он.

— Ну, думаю, сперва следует установить наблюдение за домом.

— Звучит вполне логично.

Хм, как будто он сам не предлагал это минуту назад — и натолкнулся на каменную стену.

— Отлично. Тогда вы займетесь этим. — Габриела встала. — А я выясню, кто там живет, и через полчаса присоединюсь к вам.

— Через полчаса не успеете. Вы что, забыли, ведь эти типы на телефонной станции копаются как сонные черепахи.

— Не забыла. Но мне их услуги не понадобятся. — Положив рядом с чашкой две долларовые бумажки, она выскользнула из-за стола. — Шелтон сказал, вы очень находчивы. — Она невесело усмехнулась. — Я, когда надо, тоже.

Габриела приветствовала девушку из конторы по продаже недвижимости широкой улыбкой.

— Простите, боюсь, с меня натечет на ковер.

— Ничего, как же иначе, по такому-то дождю! — Цокая высокими каблучками, миниатюрная брюнетка двинулась ей навстречу. — Я Кэтрин Барнс.

— Габриела Вудс.

Они обменялись рукопожатием.

— Вы подыскиваете себе здесь дом?

— Да, — согласилась Габриела, в глубине души радуясь, что это неправда. Район тут выглядел еще более уныло, чем ее собственный. — Мне бы хотелось получить кое-какую информацию о соседях.

— Прошу вас, садитесь. Я займусь вами через минутку.

Входная дверь отворилась, и где-то в глубине помещения звякнул колокольчик. По спине Габриелы пробежал холодок. Даже не оборачиваясь, она знала, что это Гордон — точно по расписанию.

Кэтрин глянула на дверь, и в ее глазах вспыхнули огоньки заинтересованности.

— Привет, — проворковала она.

— Здравствуйте. — Подойдя к столу, Гор дон одарил брюнетку одной из своих сногсшибательных улыбок.

— Будьте любезны, обождите секундочку. — Кэтрин перевела взгляд на Габриелу, и огоньки в ее глазах потухли.

— Простите, у вас есть дамская комната? — поинтересовалась Габриела.

— Разумеется. — Кэтрин встала, бросив Гордону на ходу: — Сейчас вернусь.

Тут зазвонил телефон, и она потянулась к трубке.

Подождав, пока она полностью погрузится в беседу, Габриела повернулась к Гордону и торопливо прошептала:

— Отвлекайте ее, а я раздобуду указатель улиц и домов.

— Хорошо, я ею займусь, — заверил он тоже шепотом.

Габриела едва удержалась от язвительной гримасы. Ну еще бы, он ею «займется», знает она эти штучки! Да та просто по уши в него втюрится.

Кэтрин повесила трубку.

— Сюда, — показала она Габриеле и быстро двинулась из комнаты.

Они прошли по коридору мимо двух пустых частных офисов, затем мимо загроможденного приборами помещения. Габриела чуть замедлила шаг. На длинном столе у дальней стены стояла пишущая машинка, рядом возвышалась груда бумаг, а сверху висела полка с книгами. Бегло проглядев названия, Габриела приметила нужный ей указатель.

— Сюда. — Возле дамской комнаты Кэтрин остановилась и подождала ее, а затем заговорщически кивнула в сторону приемной. — Потрясающий парень, правда?

— Н-да, потрясающий. — Габриела подавила вздох.

— Как-то я встречалась с похожим на него. — Кэтрин прикусила нижнюю губу. — Месяца три неземного блаженства, уж поверьте мне. — И она поспешно удалилась с мечтательным видом.

Окончательно растерянная, но зато наверняка позабытая, Габриела метнулась обратно к комнате с пишущей машинкой и схватила указатель. Оглядевшись по сторонам, она молниеносно запихнула его под плащ. Перед мысленным взором у нее пронеслись ужасные картины: вот ее арестовывают, сажают за решетку. Лицо ее приняло виноватое выражение. Воровство было ей совсем не по вкусу. В списке самых ненавистных ей грехов оно шло вторым номером, сразу вслед за нечестностью. Но что поделаешь? Ей срочно требовалась информация. Ничего, успокаивала себя Габриела, когда все кончится, она вернет книгу.

Возвращаясь в приемную, она услышала, как скрипнуло вертящееся сиденье Кэтрин и как та предложила Гордону сесть. Когда Габриела появилась в дверях, он как раз садился, выбрав себе стул рядом со столом секретарши.

Габриела фыркнула себе под нос. Свое обаяние Гордон пускает в ход, даже не задумываясь. Движения у него были плавные, как у кота… а сексуальности, вдруг подумала она, в нем куда больше, чем следовало бы допускать по закону.

Заливистый смех Кэтрин резал ей уши.

Украдкой бросив на Гордона взгляд, она ничуть не удивилась, обнаружив, что он пристально смотрит на Кэтрин. Это-то в нем и раздражает, поняла Габриела, — когда он смотрит на женщину, то уж смотрит только так: стопроцентное внимание, предельная концентрация. Такое внимание от такого мужчины не может не польстить любой женщине. И Кэтрин надо было бы приложить все усилия, чтобы оно не вскружило ей голову, но ей этого все равно не удалось бы избежать.

Габриеле не следовало наблюдать эту сцену. Ведь она уже раздобыла книгу, теперь пора сматывать удочки. Но любопытство пересилило, и она осталась.

Вот Гордон протянул руку, чтобы смахнуть с щеки Кэтрин какую-то совершенно незаметную (а по мнению Габриелы, и вовсе не существующую) пылинку. Секретарша закатила глаза с таким томным выражением лица, что Габриела даже зубами заскрипела от злости.

Внезапно Гордон подмигнул ей. Он знал, что она за ним наблюдает!

Габриела вздернула подбородок, всем своим видом демонстрируя, что ее вовсе не застали врасплох. В конце-то концов, она просто должна была посмотреть его в действии, ведь они как-никак партнеры.

Она сощурилась. Гордон пожал плечами, и уголок его рта пополз вверх в уже знакомой ей полуулыбке. Габриела начинала тихо ненавидеть эту полуулыбку. Гордон ведь прекрасно знает, как она действует на женщин. Да и кого он хочет обмануть этим своим невинным выражением — мол, что такого я сделал?

Габриела попыталась убийственным взглядом показать ему, как она ко всему этому относится. Проклятая полуулыбка переросла в самый настоящий смех. У нее перехватило дыхание, и она поспешно отвернулась. Такой взрывоопасный мужчина может нанести серьезный удар ее чувству собственного достоинства. Обидно, но приходилось признать, что она вовсе не безразлична к его хваленому обаянию, пропади оно пропадом. Но, что еще хуже, Гордон отлично понимал это.

Кэтрин записывала что-то на листке бумаги — должно быть, его телефон или место встречи. Наклонившись к секретарше, Гордон нашептывал ей что-то такое, от чего она начала хихикать, как последняя дурочка. Неужели эта женщина не понимает, к чему он клонит?

Габриела все больше раздражалась. От гортанного смешка Гордона у нее затряслись руки. Но ей-то что за дело до его любезности с Кэтрин? Она, Габриела, сама едва знает его. Знает только, какой он отвратительный лжец. Сначала солгал ей о причинах, по которым он занялся ее делом, а теперь на глазах у нее лжет этой доверчивой девице. Обстоятельства разные, но суть одна.

Ладно, с нее хватит. Не прерывая их тихой беседы, Габриела повернулась к двери, покрепче прижимая к себе книгу под плащом. Она до смерти боялась, что в последний момент указатель выскользнет на пол и ее застукают с поличным. Бросив беглый взгляд в окно, она заметила, что дождь не стихает. И тут же ее охватил озноб. Габриела сразу же принялась гадать: не оттого ли она дрожит, что девочка замерзла?

— Вижу, вы заняты, так что я, пожалуй, вернусь позже. — Она кивнула Кэтрин через плечо.

— Конечно. — Та не удосужилась проводить ее даже взглядом.

Не оглядываясь на Гордона, Габриела открыла дверь. Она знала, что он последует за ней, хотя бы для того, чтобы позлорадствовать на ее счет. А пока что ей надо было обдумать, насколько она может посвящать его в дело и в свои планы. У него есть какие-то личные причины принимать участие в этом расследовании. И пока она их не знает, можно ли рисковать? Можно ли полностью открываться перед ним?

Гордон и Кэтрин засмеялись над чем-то. Звуки их смеха словно полоснули Габриелу ножом по сердцу. Она захлопнула за собой дверь и пулей вылетела под дождь.

Снова она оказалась наедине со своей тревогой и страхом. Стоя на темном тротуаре, она с тоской смотрела на ярко освещенные окна офиса. Ведь Гордон обязательно выйдет вслед за ней, не так ли?

— Ну как, раздобыли? — спросил он.

— Вот. — Она похлопала по спрятанной под плащом книге. — Теперь нам нужен телефон.

— У меня в машине. — Он показал налево. — Вон там.

Габриела скользнула в «порше». Здесь приятно пахло кожей и слабо улавливался аромат мужского одеколона, от которого у нее екнуло сердце. Она приоткрыла окно и начала листать книгу. Гордон сел рядом с ней. Машина, казалось, съежилась. Владельцем того покосившегося дома значился некий Вильям Лоренс. Однако его телефона в справочнике не оказалось. Записав в свою рабочую книжку его имя, Габриела принялась методично переписывать имена и телефонные номера его соседей.

Гордон с каким-то странным выражением лица протянул ей телефон. Она позвонила Шелтону и была приятно удивлена тем, что он сразу же откликнулся.

— Привет, это я, Габи.

— С тобой все в порядке?

Тревожится.

— Конечно, — ответила она самым беззаботным тоном, надеясь, что Гордон ничего не поймет. Он-то не знал, что и Шелтон тоже сомневается, было ли похищение, а ей совсем не улыбалось рассказывать Гордону об этом. — Можешь проверить для меня Вильяма Лоренса? — Габриела продиктовала имя и адрес.

— Не вешай трубку.

Она слышала, как постукивают ящички картотеки. Гордон неотрывно наблюдал за ней — с тем же неослабевающим вниманием, что и десять минут назад за Кэтрин. От этого взгляда она чувствовала себя весьма неуютно — словно какой-то редкостный микроб под микроскопом. Но гордость не позволяла ей попросить его не глазеть на нее так.

Шелтон снова взял трубку.

— Лоренс, правильно?

Габриела сверилась с указателем.

— Да.

— На него у нас ничего нет. Даже штрафа за неправильную парковку.

— Спасибо. Созвонимся позже.

— На него ничего нет, так? — спросил Гордон.

Ох, как бы ей хотелось опровергнуть его догадку.

— Не вешайте нос раньше времени, — успокоил он.

Она задумчиво изучала список соседей Лоренса. Хильда Андерсон. У Габриелы появилось хорошее предчувствие. Судя по номеру, дом Хильды должен располагаться сразу за домом Лоренса, на Шестнадцатой авеню. Решившись, она набрала номер.

Ей ответил голос пожилой женщины.

— Добрый вечер.

— Хильда Андерсон? — Габриела уловила беспокойство собеседницы. Та не привыкла, чтобы ей звонили после наступления темноты. А гроза еще усиливала ее нервозность.

— Кто это?

— Мы никогда не встречались, миссис Андерсон. Меня зовут Габриела Вудс.

Прикрыв глаза, Габриела мысленным взором увидела распятие, висящее на стене у женщины в комнате. Хотя старинную мебель кое-где покрывал слой пыли, распятие было начищено до блеска, на нем не было ни единой пылинки. Хильде можно было довериться.

— Нам с партнером нужно поговорить с вами об одном очень важном деле. Оно касается вашего соседа, Вильяма Лоренса. Нам неудобно затруднять вас, но дело и вправду очень важное. Нельзя ли нам — моему партнеру Гордону Сазерленду, он, кстати, частный детектив, и мне — приехать к вам прямо сейчас?

— Гордон Сазерленд? — переспросила Хильда. — Он часом не родственник Рейнера Сазерленда, полицейского?

Габриела взглянула на своего спутника.

— Его сын.

Голос Хильды смягчился.

— Что ж, я знала Рейнера более двадцати лет. Конечно, сейчас я уже на пенсии, но раньше работала в прачечной. Как-то ночью один воришка обчистил мою квартиру, вот полиция и прислала Рейнера. Представляете, он нашел этого воришку. Ну и потом он время от времени заходил узнать как дела. — Хильда перевела дух. — Слишком уж он был скрытен, но все равно человек очень порядочный, любой вам скажет. Ох, когда я прочла в газете, что он умер, так прямо сердце остановилось. Подумать только, взяли и застрелили!

Габриела чуть не выронила из рук трубку. Неужели Рейнер стал жертвой похищения? И поэтому Гордон и принял участие в деле?

— Приезжайте прямо сейчас, слышите? — продолжала Хильда. — Я пока сварю кофе. Не тот нынче вечер, чтобы бродить по улицам, — гроза и все такое…

— Спасибо, миссис Андерсон. Мы сейчас будем.

Габриела протянула Гордону трубку.

— Она знала вашего отца.

— Его многие знали. — Гордон убрал телефон. — Он же был местным полицейским, причем довольно долго.

Она знала, что не следует проявлять лишнего любопытства, но что-то все же побудило ее спросить.

— Гордон?

Он молчал. Рука его лежала на колене. Габриела накрыла ее своей рукой.

— Рейнер был похищен?

— Нет. — Выдернув руку, он включил зажигание, а потом радио.

Ему явно не хотелось говорить на эту тему. Не успев сама осознать что делает, она убавила звук.

— Раз уж мы собираемся работать вместе, лучше вам перестать злиться на меня всякий раз, как я только коснусь неприятной вам темы.

Никакого ответа.

— Может, я должна объясниться?

— Было бы крайне мило с вашей стороны.

Ну вот, назад к сарказму. Но она не даст сбить себя с толку. Просто разговоры про Рейнера слишком задевают его за живое.

— Я знаю… кто-то из близких вам людей стал жертвой похищения. Я почувствовала это во время разговора в кафе. А когда Хильда упомянула о насильственной смерти вашего отца, я подумала, что это, может быть, он.

По-прежнему нет ответа.

— Ну хорошо, вы победили.

Откинувшись на спинку сиденья, она закрыла глаза. Не хочет откровенничать с ней — его дело, не заставишь же. Она ему не нравится, он ей не доверяет, так с какой стати ему открываться перед ней? Спору нет, для их совместной работы это очень плохо, но что тут поделаешь. Она снова прибавила звук. Следующий шаг — за ним.

Хильда, худощавая старушка в тускло-голубом халате, приоткрыла дверь, не сняв цепочку. На вид ей было около семидесяти.

— Добрый вечер, миссис Андерсон. Мы звонили несколько минут назад, Габриела Вудс и Гордон Сазерленд.

— Есть у вас удостоверения личности?

Радуясь, что хозяйка дома оказалась такой предусмотрительной, Габриела нашарила в сумочке водительские права. Гордон достал визитную карточку и шагнул на свет.

— Даю слово, ты вылитый отец.

От его дружеской улыбки на сердце у Габриелы потеплело.

— Да, все так говорят.

— И они правы. Так ты тоже полицейский, как твой отец?

— Нет, не совсем так. — В глазах Гордона мелькнула, но тут же исчезла обида. — Я частный детектив. Но я сотрудничаю с полицией. Габриела тоже. Поэтому-то мы и приехали к вам.

— Заходите. — Хильда сняла цепочку и пропустила их в дом. — Похоже, этот дождь никогда не кончится. — Она гостеприимно суетилась вокруг них. — На кухне есть горячий кофе. Идите, согрейтесь немного.

Скоро они уже сидели за столом у Хильды на кухне с кружками горячего кофе и увесистыми ломтями домашнего рулета с корицей.

Откусив небольшой кусок, Гордон мечтательно посмотрел на старушку.

— Изумительно, миссис Андерсон!

— Спасибо. И зовите меня Хильдой. — Она налила ему еще кофе. — Итак, ребятки, что я могу для вас сделать?

Габриела вопросительно посмотрела на Гордона. Тот жестом предоставил ей честь объяснить в чем дело.

— Видите ли, Хильда, у меня есть некая особенность… — Габриела издала нервный смешок. Обычно она как чумы боялась рассказывать кому-либо об этом своем даре и нарываться на насмешки.

— Это хорошо, — обрадовалась Хильда. — В наши дни женщине хорошо владеть хоть какой-то собственностью. Всегда так было. Правда, когда я была молоденькой, все казалось куда проще. Поэтому-то я и говорю…

Габриела тронула старушку за плечо.

— Не собственность, Хильда, а особенность. Ну, некий дар.

— Говори погромче, детка. Слух-то у меня уже не тот, что прежде.

— Я сказала, у меня есть дар.

Хильда недоуменно уставилась на Габриелу.

— Что еще за дар?

Набрав полную грудь воздуха, Габриела мужественно подставила себя под удар.

— Я что-то вроде медиума, телепата. Вижу всякие вещи.

— Вещи?

— Людей, — пояснила она, от волнения постукивая ногтем по чашке. — Людей, попавших в беду. Сейчас я вижу одну маленькую девочку, которую похитили, но мне никто не верит. Даже мой партнер. — Она покосилась на Гордона, но тот и глазом не моргнул. — Чтобы отыскать ее, мне надо сначала найти доказательства.

— Так-так, — пробормотала старушка. — Ясно. И чем я могу помочь? Да, а при чем тут Лоренс?

Габриела наморщила лоб.

— Вы мне верите?

— Да. — Хильда кивнула.

Гордон тихонько застонал. Должно быть, Хильда расслышала это, потому что посмотрела на него нахмурившись.

— Ну вылитый отец! Рейнер в жизни не поверил бы ничему, чего не видел собственными глазами. Ты, Гордон, должен запомнить одну вещь, которую твой папа никак не мог уяснить. Большинство людей не любят тех, кто не такой, как они. И поэтому никто не станет набивать себе цену, утверждая, будто он не такой, если это неправда. Ведь его просто заклюют. В этом нет смысла, понимаешь?

Гордон выглядел вполне пристыженным, однако в уголках его губ по-прежнему таилась все та же легкая усмешка. Габриеле же этот маленький выговор доставил огромное удовольствие. Во-первых, как хорошо, что хоть кто-то ее поддержал. А во-вторых, было ужасно приятно наблюдать, как Гордону задали головомойку.

— Спасибо, Хильда. — Она откусила еще кусочек рулета и сунула в рот выпавшую изюминку.

— За что? — от души изумилась старушка. — Доживешь до моих лет — поневоле начнешь понимать, что в мире есть куда больше всяких странностей, чем может уместиться у тебя в голове. И в этом нет никакой моей заслуги, это все реалии жизни. — Она положила руки на стол. — Ну, так что дальше?

— Только не рассказывайте никому то, что я вам сейчас сообщу, — предупредила Габриела. — Это может повредить девочке.

— Я умею держать язык за зубами, детка. — В голосе Хильды слышалось нетерпение. — Я вижу все, что происходит кругом… и никому об этом не рассказываю. Терпеть не могу сплетен.

Даже после таких заверений Габриела все еще не решалась начать рассказ — слишком уж велик был риск. Интуитивно она чувствовала, что на Хильду можно положиться, но ведь та могла сболтнуть что-нибудь соседям из самых лучших побуждений, желая помочь. А если слухи дойдут до Лоренса — пиши пропало: она сама, Габриела, станет его новой мишенью или, что еще хуже, он запаникует и что-нибудь сделает с девочкой.

Быстрый взгляд в сторону Гордона убедил ее, что тот все еще сомневается. Ну почему он так недоверчив?

— Поклянитесь на кресте, Хильда. Полная тайна.

— Нет, пока не услышу, что ты скажешь. Я, знаешь ли, не вчера на свет родилась. Я не стану клясться своим Создателем, пока не буду точно знать, в чем надо клясться. Если вам нужна моя помощь, вам придется мне довериться.

Раздираемая самыми противоречивыми чувствами, Габриела в растерянности облокотилась на стол.

— Вильям Лоренс… — тем временем начал Гордон.

— Дрянь-человек, — не задумываясь выпалила Хильда.

Габриела нахмурилась, но все же осмелилась спросить:

— Вы не видели в последние дни у него ничего необычного?

— Необычного?

— Ну, чего-нибудь странного, чего от него трудно было ожидать, — пояснил Гордон.

Хильда пощелкала языком.

— Пожалуй, во вторник вечером. «Странное» — это еще мягко сказано!

Габриела напряглась.

— Что именно?

— Ну, я лежала на диване перед телевизором и задремала во время ежевечернего шоу. Да, сказать по правде, без Чарли Брауна эти передачи уже не те. В общем, я услышала мяуканье. Даже, скорее, кошачий вопль. Он-то меня и разбудил. А у Бейкеров, что живут по ту сторону улицы, есть персидская кошечка, Черри. Я и подумала, что она снова забралась к Лоренсу во двор. Черри с Киллером, доберманом Лоренса, знаете ли, не очень-то ладят между собой, он частенько загоняет ее на крышу сарая. Я высунулась в окно спальни и увидела Лоренса, который что-то вытаскивал из грузовика.

Гордон подался вперед.

— И что это было?

— Понимаете, это, конечно, странно. У Лоренса нет ни жены, ни детей, только Кристина, сестра, она живет в городе. Но он вытащил из машины сиреневый велосипед.

У Габриелы сердце ушло в пятки. Ведь именно во вторник ей в первый раз привиделось, что девочку похитили и что перед похищением она каталась на светло-сиреневом велосипеде.

Плеснув себе еще кофе, Гордон потянулся за очередным куском рулета.

— Может, это был велосипед кого-то из детей Кристины?

— Да ты что, мальчик, у нее нет детей! Станет она портить себе фигуру, как же! И замуж выскочила за такого же сноба. — Хильда понизила голос до заговорщического шепота. — Говорят, он богат, как Крез, но правда ли это — Бог весть. Мы здесь его, почитай, и не видим. Вот Кристина, та приезжает каждый вторник, регулярно, как часы, и всегда разодета в пух и прах.

— А в прошлый вторник она приезжала? — Габриела кинула на Гордона взгляд из серии «я же вам говорила». Он нахмурился.

— Само собой, — подтвердила Хильда. — Когда она прикатила, я как раз работала в саду, готовила грядки для саженцев. Она, как всегда, была такая приветливая, улыбчивая. А вот когда уезжала, ей, казалось, было уже не до улыбок. Злая, как черт, Кристина вопила на Лоренса — что-то вроде того, что ты, мол, совсем спятил.

— А почему? — поинтересовался Гордон. — Вы не поняли?

— Нет, не поняла. Но Джорджия Леи — она живет с той стороны от Лоренса — божится, что этот скандал связан с муженьком Кристины. А Джорджия редко ошибается в таких вещах. Ее подруга, Зита Хармон, работает в ресторанчике возле его конторы. Мы там иногда перекусываем. И судя по всему, что я слышала от Джорджии, этот муженек — жулик первостатейный. — В подтверждение своих слов старушка многозначительно покачала головой. — Скользкий тип.

Габриела протянула ей визитную карточку.

— Вот мой телефон, Хильда. Если услышите или увидите еще что-нибудь странное, позвоните, хорошо?

— Ну конечно, если вы не проболтаетесь Лоренсу. С ним и так неприятностей не оберешься. Когда мы в прошлый раз поцапались, так он со зла потоптал мои ирисы. Скажу вам, хороший человек не станет нарочно мять ирисы.

Габриела от всего сердца согласилась с ней.

Гордон улыбнулся. Когда Хильда проводила их к выходу и закрыла за ними дверь, он сказал:

— Думаю, она умеет держать слово.

Габриела понимала, что надо бы что-нибудь ответить, но голос ей не повиновался. Она еще не видела Гордона таким спокойным и расслабленным. Он беззаботно улыбался, а в глубине серых глаз вместо беспощадных огней мягко сияли веселые искорки.

Гордон открыл перед ней дверцу автомобиля. Избегая смотреть ему в глаза, Габриела скользнула внутрь. Все в ней бунтовало, не желая признать свершившийся факт — она увлечена им. Нет! Только не Гордоном Сазерлендом! Он груб, резок, он даже не верит, что девочку похитили!

Гордон уселся рядом с ней. Ворвавшийся в тесное пространство салона запах дождя и изысканного одеколона смешивался с запахом кожаной обивки. Горло у нее сжалось. Что и говорить, этот человек отрицательный во всех отношениях. Но от его близости — впервые за долгое время — сердце Габриелы начинало биться сильнее, а голова кружиться.

Глупо было бы обманывать себя, делать вид, будто ничего не происходит. Но еще глупее, еще сумасброднее было бы позволить себе испытывать сексуальное влечение к Гордону Сазерленду, особенно с учетом сложившихся обстоятельств.

Габриела мгновенно приняла решение. Она переборет свое чувство, заглушит просыпающийся зов тела. Укрепленная этой решимостью, она смело подняла глаза.

Увы, при одном взгляде на Гордона у нее снова перехватило дыхание, внезапно ослабели руки. Он улыбнулся — и она почувствовала, как в крови бушует пламя. Никакой ошибки — она не на шутку увлечена этим мужчиной. Вот глупая сумасбродка!

3

Габриела дрожала от холода. Поплотнее завернувшись в плащ, она сидела в своем «шевроле», припаркованном примерно в трех домах от жилища Лоренса, и напряженно всматривалась в темноту. Улица была тиха и пустынна. Сквозь пелену дождя мерцали янтарными бликами окутанные дымкой фонари. Тускло светились огоньки за стеклами домов.

Она потянулась к ящичку и достала носовой платок. От ее дыхания стекла запотели, ничего не стало видно. После наступления темноты сильно похолодало, градусов на десять, не меньше.

В окно постучали. Габриела задохнулась от страха.

— Эй, это я.

— Гордон! — Она облегченно вздохнула. Он выходил раздобыть чего-нибудь поесть. Она отперла дверь. — Залезайте.

Она смотрела, как он обходит машину. В руках у него был бумажный пакет. Плюхнувшись на сиденье, Гордон захлопнул за собой дверцу и произнес глубокомысленно:

— Холодает.

От дождя его намокшие кудри завились еще круче. По лицу и шее стекали тоненькие струйки, исчезая под воротником. Габриела зачарованно смотрела на них. Внезапно у нее заурчало в животе.

Гордон усмехнулся.

— А вы и впрямь проголодались. — Порывшись в хрустящем пакете, он выудил оттуда что-то завернутое в белую бумагу. — Гамбургер.

Ноздри Габриелы уловили дразнящий запах мяса, горчицы и маринованного укропа. Она обожала маринованный укроп.

— Спасибо.

— Пожалуйста. — Гордон вытащил вслед за гамбургером закрытый стаканчик и протянул его девушке. — Кофе. Черный.

— Как любезно с вашей стороны!

Габриела поставила стаканчик на приборную доску и сняла крышку. Над кофе поднимался пар. Развернув промасленную обертку гамбургера, она откусила большой кусок Ох, до чего вкусно! Сочный, горячий. К тому же уже давно пробило девять часов и от съеденной на полдник шоколадки и пирогов Хильды осталось одно воспоминание.

Продолжая рыться в пакете, Гордон достал картонную коробку.

— Яйца, фаршированные креветками, — пояснил он. — Я не знал, любите ли вы их, поэтому для вас взял гамбургер.

— Вы угадали. — Она и впрямь их терпеть не могла. — В рот не беру.

Но, как ни была она голодна, теперь у нее просто кусок в горло не лез. В этом ужине на двоих в тесной машине, ночью, когда кажется, что кроме вас во всем мире больше никого не существует, было что-то очень интимное, сближающее.

Гордон сосредоточенно работал вилкой над своей порцией, время от времени облизывая испачканные в соусе пальцы. Габриела не сводила с него глаз. Большие руки, длинные, ловкие пальцы. Она отпила кофе От горячего напитка по всему телу разлилось тепло, и она наконец-то перестала дрожать. Хотя на самом деле у нее вовсе не было уверенности, что в жар ее бросило именно от кофе.

Она лукаво покосилась на Гордона.

— А вы сторонник здоровой пищи, да? Никакого мяса?

— Да не то чтобы… Но не могу же я двадцать четыре часа в сутки питаться одними шоколадками. — В подтверждение своих слов он подобрал с заднего сиденья обертку от батончика. — А вы кроме них хоть иногда что-нибудь едите?

— Если удается. — Габриела против воли не могла сдержать улыбки. Чуть не застонав от стыда за свою слабость, она перевела взгляд в окно, твердо решив смотреть только туда и не поддаваться атакам этого мужчины на ее чувства.

— Мне кажется, я должен перед вами извиниться.

Габриела невольно обернулась.

— Извиниться?

— За то, что так оборвал вас… насчет Рейнера.

Она вся обратилась в слух, но он молчал.

— Мне, право, очень жаль, что вы потеряли отца, Гордон, — сказала она мягко. Быть может, ему и вправду больнее, чем ей. Ведь у него остались воспоминания о многих счастливых годах, проведенных вместе с отцом. А у нее? Только семь лет.

— Он был очень хорошим. Я боготворил его.

Габриеле отчаянно хотелось сказать что-нибудь ободряющее, но она боялась, что тогда Гордон уйдет в себя и больше ничего не скажет.

— Его застрелили, — тихо добавил Гордон. — Вы же спрашивали, как он умер.

— Вам, наверное, было страшно тяжело. Даже не успели попрощаться с ним…

Гордон нахмурился. Взгляд его был прикован к тарелке.

— Кому пришлось по-настоящему тяжело, так это моей матери. И сестре Грейс.

Но Габриела понимала, что и ему было не легче. Осторожно протянув руку, она смахнула каплю дождя с его щеки.

— А сколько вам тогда было лет?

— Двадцать. А Грейс — пятнадцать.

В его голосе звучала затаенная горечь.

— Как это произошло?

Гордон передернул плечами.

— Грейс только-только начала бегать на свидания. Ее первый парень заехал за ней. Они собирались в кино. — Голос его прервался. Габриела не подгоняла его. — Рейнер узнал этого типа и запретил Грейс ехать с ним. Он был мерзавец, Габи. Рейнер не стал бы вмешиваться, если бы это был хороший парень.

— Конечно, он ведь оберегал дочь.

— Да. — Гордон поставил картонку на приборную доску. — Грейс была вне себя, она ужасно обиделась. И Рейнер, и мама пытались ее успокоить, но она не желала успокаиваться.

— Какая же девочка в пятнадцать лет потерпит такое бесцеремонное вмешательство в свою личную жизнь?

— В том-то и дело. — В голосе его сквозило облегчение. — Но как бы там ни было, когда Рейнер уходил на работу, Грейс все еще дулась и не хотела с ним разговаривать. А в четыре утра к нам приехали офицеры полиции и сказали, что Рейнер убит.

Габриела могла себе представить ужасную боль, потрясение, испытанные семьей. Она коснулась руки Гордона и, не почувствовав сопротивления, положила свою руку на его ладонь.

— Это все из-за того несостоявшегося свидания Грейс, да? Тот тип застрелил Рейнера?

Гордон молча кивнул. В глазах у него промелькнуло выражение боли. Но только на долю секунды. Габриела сначала даже решила, что ей это померещилось, но, почувствовав, как дрожит его рука под ее ладонью, все поняла. Гордон горячо любил своего отца и тяжело переживал утрату. Наверное, он до сих пор не мог даже ни с кем поделиться своим страданием. Она ошибалась, считая его холодным и бесчувственным. Он совсем не такой. Просто не выставляет напоказ свои переживания, загоняет их глубоко внутрь.

Штора на балконе соседнего с Лоренсом дома качнулась, из-за нее выбился сноп света.

— Уже третий раз, — проворчал Гордон.

— Правда? А я и не заметила.

— Вы смотрели на меня и ничего больше не замечали. Туннельное зрение.

Габриела от всего сердца пожалела, что это и вправду так. Смотри она по сторонам, она бы не сумела заглянуть Гордону в душу и не влюбилась бы в него еще больше.

— Ничего подобного! — солгала она. — Я слишком сосредоточилась на доме Лоренса.

— В самом деле?

Этот разговор отбил у нее остатки аппетита. Завернув недоеденный гамбургер в бумагу, она положила его на приборную доску.

— Ну ладно, и что еще я пропустила?

— Сзади нас, по левой стороне улицы, припаркована машина, а в ней сидят двое и о чем-то спорят.

Габриела обернулась и действительно увидела машину и сидящих в ней людей.

— Потом еще пес, — продолжал Гордон, указывая вперед, — который опрокинул чей-то мусорный ящик и разбросал его содержимое по всей округе.

— Какой еще пес?

Гордон склонился к ней.

— Вон тот.

Габриелу обдало жаром его тела, и она поспешила отодвинуться.

— Говорю же, я сосредоточилась на доме Лоренса, — неискренне запротестовала она, желая оправдаться. — Ведь, в конце концов, мы здесь именно затем, чтобы следить за этим домом.

В полутьме она не столько увидела, сколько почувствовала, каким взглядом окинул ее Гордон.

— Вам бы следовало научиться рассредоточиваться, Габи, — произнес он покровительственно. — Не зацикливаться на чем-то одном.

— Но мне просто необходимо быть сосредоточенной, — возразила она, нервно сжимая руль. — Иначе я рискую пропустить что-нибудь важное.

На балконе в четвертый раз вспыхнул свет, из-за шторы высунулась какая-то женщина.

— Она следит за нами.

— Да. — Запихнув опустевшую картонку в пакет, Гордон смял его и положил на заднее сиденье. — Того и гляди появится ее муж.

Словно в подтверждение его слов входная дверь распахнулась и на крыльцо вышел мужчина в желтом дождевике и грязных резиновых сапогах. Из-за плеча его выглядывала женщина. Он спустился по ступенькам и направился к их машине.

Подождав, пока он поравняется с калиткой и свернет на тротуар, Гордон схватил Габриелу в объятия и склонился к ее лицу. Изумленно ахнув, она попыталась оттолкнуть его.

— Тсс, поцелуйте меня, Габи, — шепнул он.

Словно поняв его замысел, она перестала вырываться и, положив руки ему на грудь, прижалась губами к его губам. Гордон чувствовал, как под ее пальчиками бешено колотится его сердце. Боже, подумал он, до чего же у нее нежные, мягкие губы. И вся она такая мягкая, теплая, ароматная. За этот день ему уже сотни раз хотелось поцеловать ее.

Он застонал и раздвинул языком губы девушки. Она снова начала вырываться, но он зарылся рукой в ее локоны на затылке и мягко, но твердо удерживал ее, все сильнее прижимаясь к ее губам.

— Гордон! — еле выдохнула она в промежутке между его страстными поцелуями. — Прекратите.

— Тихо. — Он чуть-чуть отодвинулся, голос его дрожал. — Постарайтесь выглядеть убедительно или приготовьтесь отвечать на вопросы мистера Грязные Сапоги.

Уголком глаза Габриела увидела, что мужчина уже подходит к машине, и поспешила снова припасть к нежным и горячим губам Гордона. Его поцелуи доставляли ей неизъяснимое удовольствие, от его близости кружилась голова. Гордон пах свежим ветром, дождем и каким-то неизвестным ей, но изумительным одеколоном. Да, Сазерленд был очень мужественный, очень страстный и чертовски привлекательный. Этого она теперь никак не могла отрицать.

Он глубже проник языком в ее рот. По телу Габриелы растеклась неудержимая жаркая волна, и, внезапно ослабев, она безвольно обмякла в объятиях Гордона. Он хрипло застонал. Решив, что наблюдатель может заподозрить неладное, если она останется внешне безучастной, Габриела обвила руками его шею, пропустив между пальцами пряди шелковистых кудрей. В жизни она не испытывала ничего столь волнующего, как прикосновения этих нежных завитков, ласкающих кожу.

В окно застучали, сначала нерешительно, но потом все сильнее и сильнее. Наконец Гордон, прервав поцелуй, опустил стекло.

— Да?

— Чем это вы тут занимаетесь?

Окна машины окончательно запотели. Габриела попыталась отстраниться — поцелуй уже сослужил свою службу, хватит, хорошенького понемножку. Однако Гордон продолжал прижимать ее к груди.

— У нас, видите ли, случилась небольшая размолвка, — прерывающимся от страсти голосом объяснил он. — Но теперь все наладилось.

Во взгляде незнакомца читалась истинно мужская солидарность.

— Ну так найдите себе мотель. Моя старуха чуть шею не свернула, высматривая вас.

Подняв стекло, Гордон взглянул на Габриелу. Она сидела, снова сжав руки в кулаки, и старательно отводила взгляд в сторону. Но даже царящий в машине полумрак не мог скрыть выступившего на ее щеках густого румянца.

— Никогда больше такого не делайте, — процедила она сквозь зубы, наконец-то отодвинувшись от него и так крепко вцепившись обеими руками в руль, что даже костяшки пальцев побелели. — Никогда!

— Ну что вы, это было не так уж плохо, — галантно запротестовал Гордон, делая вид, что не замечает ее убийственного взгляда. — Конечно, практики вам явно недостает. Но целуетесь вы очень даже ничего.

Честно говоря, Гордон еле сдержался, чтобы не овладеть ею прямо здесь, в машине. И это очень ему не нравилось, недостаток самоконтроля приводил его в ярость. Но самым удивительным было то, что несмотря на явное нежелание иметь с ней какие-либо дела, в том числе и любовные, он не мог устоять перед силой своего влечения к этой женщине. Вся беда заключалась в том, что его тело хотело именно ее. И очень хотело. Да что там говорить — он просто изнывал от желания.

— Заткнитесь, Сазерленд, — отрезала она.

— Да что я такого сделал? — На самом деле он, разумеется, понимал что. Девушка никак не могла отдышаться, и ему (точнее, неожиданно проснувшемуся в нем мужчине) это нравилось. Судя по всему, ей не часто доводилось попадать в мужские объятия.

— Может быть, вы все-таки заткнетесь? — Схватив платок, она принялась вытирать запотевшее стекло.

Теперь Габриела уже не выглядела хрупкой и легко уязвимой. Казалось, она вот-вот выцарапает ему глаза. Но он ее не винил. Поразмыслив, он решил на время спрятать жало. Да, спору нет, тело предало его. Но ведь и ее тоже. Они оба были повинны в одном и том же грехе. В обоих горело желание, настойчиво требующее выхода. Ладно, подумал Гордон, разберемся.

— Ну и что вы думаете? — спросил он невинным тоном.

— О чем?

Она так яростно терла одно и то же место на ветровом стекле, что казалось, вот-вот протрет в нем дырку. Накрыв руку девушки ладонью, Гордон мягко остановил ее.

— О поцелуе, Габи, о чем же еще?

Она чуть не задохнулась от негодования, но потом медленно перевела дух. Она больше не сопротивлялась, не пыталась выдернуть руку, казавшуюся в его ладони такой крошечной, такой нежной.

— Мне это не понравилось.

Чувствуя на щеке тепло ее дыхания, он улыбнулся и заглянул ей в глаза, в глубине которых все еще мерцала страсть. Нет, ей это понравилось… и даже слишком.

— Отлично. Мне тоже.

Габриела остолбенела.

— В вас нет ни капли здравого смысла. Вам это кто-нибудь уже говорил? Сперва вы целуетесь с жаром, похожим на пламя ада, а потом утверждаете, будто холодны, как айсберг. Вы всегда такой?

Вместо ответа он протянул руку и откинул прядь волос, упавшую ей на лицо. От этого прикосновения Габриела вздрогнула.

— Сами видите, солнышко, как оно получается.

— Я вам не солнышко.

— Само собой. Но по каким-то причинам, ни мне, ни вам неведомым, наши тела нашептывали друг другу милые пустячки весь день и добрую половину вечера. Нет, не спорьте. Я не слепой, и вы тоже.

— Ну хорошо, не буду. Я-то могу честно признаться, что чувствую. — Она недвусмысленно намекала, что он этого не может. — Вы потрясающе выглядите и держитесь. Как еще может женщина реагировать на такое? Но мне вы не нравитесь, Гордон. Я сама себе буду противна, если позволю себе увлечься вами, отлично зная, что вы из себя представляете. Да вы же просто фальшивка!

— Фальшивка? — В непритворном изумлении он нахмурился. — Я?

— Вы, — не сдавалась она. — Ведь Кэтрин Барнс понравилась вам ничуть не больше, чем я, а вы вели себя с ней так, будто она просто неотразима.

— Если вы уже забыли, Белоснежка, то напомню вам. Это был ваш план: я отвлекаю Кэтрин, а вы тем временем берете книгу.

— Вы не отвлекали, а охмуряли бедную девушку!

— Вовсе нет.

Да что она, ревнует? Невозможно… А вдруг?.. — пронеслось в голове Гордона.

— А как еще это называется? — Состроив преувеличенно любезную мину, Габриела протянула руку и сняла с его щеки невидимую соринку, а потом одарила его такой улыбкой, что мысли его тут же спутались, а в теле запылал жаркий огонь.

— Это называется «снять с щеки соринку». — Голос Сазерленда неожиданно стал хриплым.

— Ну конечно, так оно и было.

— Да, именно так. — Ему захотелось снова поцеловать ее, заставить разделить с ним каждую искру бушующего в нем пламени. Но вместо этого он откинулся назад и перешел в наступление. — С вашим-то даром вы могли бы это и сами знать.

— Мой дар распространяется только на важные вещи, — парировала она. — А вы в это понятие уж точно не входите.

Если это правда, подумал Гордон, с чего бы она так на меня взъелась?

— Значит, вы не можете читать мои мысли? — До сих пор он слегка тревожился на этот счет. Не то чтобы он верил, будто в ее байках о даре заключалась хоть крупица истины, но все же…

Опустив плечи, Габриела потерла висок.

— Не могу.

— А почему? — Гордона до глубины души удивило, что она так спокойно призналась в этом.

— Я же только что вам объяснила.

Потому что он для нее ничего не значит? Нет, так не пойдет. Ведь хотела же она заставить его поверить, будто видит образы людей, вовсе ей не знакомых.

— Но вы же читаете мысли других людей?

— Иногда.

Гордон понизил голос:

— А почему не мои?

— Не знаю! — Она с нескрываемым раздражением опустила голову на руль.

Но Гордон не сомневался, что она знает. Просто он слишком уж давил на нее. Конечно, кто из них двоих фальшивка, так это она. И ее, а не его надо было вывести на чистую воду. Но, напомнил он себе, она женщина. А к женщинам требуется деликатный подход. Нельзя лезть напролом.

— Может, мне стоит извиниться? — поинтересовался он.

Габриела посмотрела на него исподлобья. В голосе ее прозвучала надежда:

— Вы всерьез?

На взгляд Гордона, он пока не сделал ничего такого, за что действительно нужно было бы извиняться. Поцеловать красивую женщину с бездонными печальными глазами — это еще не преступление, а просто глупость, учитывая, что эта женщина — Габриела Вудс. Но чтобы добиться цели, разоблачить ее…

— Да.

— Тогда, конечно, стоит.

— Хорошо. — Нагнувшись вперед, он накрыл ее руку своей и почувствовал, как она снова вздрогнула. — Простите меня, Габи.

— Ладно.

Ее голос звучал напряженно, чуть ли не срывался, но руку она не убрала. Гордон ощущал трепет ее хрупких, крошечных и теплых пальцев и боролся с собственными чувствами. Он ведь знает, кто она на самом деле. Тогда почему же он испытывает такую нежность? Отчего так отчаянно хочет найти доказательства ее невиновности?

Они замолчали. По крыше и стеклам автомобиля стучал дождь, монотонно и убаюкивающе. Габриела следила за каплями дождя, которые разбивались о стекло, а потом скатывались вниз, поблескивая в свете фонаря. Поглаживая свободной рукой больную ногу, она гадала, почему Гордон все еще не выпускает ее руку. А почему она сама не отнимает ее? Быть может, просто некое чувство подсказывает им, что сейчас хорошо, а что дурно?

— Откуда вы родом? — спросил Гордон через некоторое время.

— Я родилась и выросла здесь. — Она снова потерла ногу, потом попробовала ущипнуть. Ей казалось, что нога распухает, но на самом деле ничего такого не было.

— Я тоже, — вздохнул он. — И вы одна, да?

— Что?

— Вы одна? — повторил он. — Муж не станет преследовать меня, пытаясь выяснить, чем это мы занимались вдвоем в темной машине?

— Хотелось бы мне быть замужем. Тогда бы вы, может, хоть капельку призадумались. Но увы…

Прислушиваясь к ощущениям в ноге, Габриела жалела, что на ней сейчас брюки, а не юбка. Ведь тогда можно было бы точнее определить, где именно болит. Должно быть, с девочкой что-то неладное. Ногу жгло все сильнее.

— А семья у вас здесь?

— В Канзасе. — Она взглянула на него. — А у вас?

— У меня здесь. Мама и Грейс. — Гордон откинул голову на спинку сиденья. — Вы мне ее напоминаете.

— Кого?

— Мою мать.

Габриела хмыкнула.

— Ну да, это именно то, что жаждет услышать любая девушка.

Он усмехнулся. Его усмешка оказалась сногсшибательнее, чем все очаровательные улыбки, вместе взятые.

— Да, пожалуй… Но моя мать совсем особенная.

— Почти все матери такие.

— Предположить ли мне продолжение — «кроме моей»?

— Нет. — Габриела поигрывала свисавшими ключами зажигания. — В том числе и моя.

— Хм. — Ее слова противоречили тону, каким были произнесены. Гордон готов был поспорить, что Габриела находится в натянутых отношениях с матерью. — А как насчет вашего отца?

Она окаменела.

— Я не видела его уже много лет.

В голосе ее слышалась боль. Гордон не мог заставить себя продолжить расспросы. Он ободряюще погладил ей руку.

Лишь через несколько минут, показавшихся ему нескончаемо долгими, он снова взглянул на девушку. В глазах ее все еще читалось напряжение, но она уже овладела собой.

— А вы ведь еще не рассказали, что сообщил вам Шелтон о Лоренсе.

Габриела немного замешкалась с ответом, но все же решила: чтобы Гордон мог принести хоть какую-то пользу, он должен знать, что, собственно, происходит.

В сотый раз она пожалела, что не может читать его мысли. С Шелтоном было то же самое, но совсем по-другому. Она и не пробовала пробиться сквозь его защитный барьер. С Гордоном такой проблемы не возникало. Однако она уже поняла, в чем дело. Это было так просто и вместе с тем так невероятно, что сначала она сама себе не поверила. И однако все объяснялось именно этим: физическое притяжение напрочь заглушало в ней психическую восприимчивость, а потому все ее попытки мысленного проникновения оборачивались полным крахом.

— Шелтон не нашел на Лоренса ровным счетом ничего, даже нарушения правил уличного движения. И все еще никакого сообщения о похищении.

— Значит, у нас так и нет твердых доказательств.

— Но Хильда же видела, как Лоренс вытаскивал из грузовика велосипед, бледно-сиреневый, совсем такой, какой мне привиделся.

— Ну… — Гордон потянулся и закинул руку на спинку сиденья позади нее. — Все же этого мало.

Конечно. Но по крайней мере он уже не оспаривал ее видений. Хоть какой-то прогресс. Только сейчас Габриела поняла, до чего же сильно ей хочется, чтобы он ей поверил.

У нее снова заурчало в животе.

— Не наелась? — осведомился Гордон.

Свободная рука озябла, и Габриела спрятала ее между коленями.

— Наелась, даже слишком.

— Тогда почему у вас все еще урчит в животе?

Второй рукой, закинутой на спинку сиденья, он обхватил ее затылок. Она опустила голову.

— Я не голодна.

— Мне так не кажется. — Он провел пальцем по тыльной стороне ее руки. — И вы никак не расслабитесь.

В этом он был прав. Причин для волнения хватало: возвращение видений, тревога за девочку, увлечение им. Как тут расслабиться? Но в другом он ошибался.

— Я не голодна, — повторила Габриела и посмотрела ему прямо в глаза. — Голодна девочка.

Он сжал зубы и убрал руку.

— Послушайте, а вам не кажется, что пора уже играть со мной в открытую…

Внезапно она прервала его, судорожно вцепившись ему в бедро.

— Смотрите, Лоренс уезжает!

Действительно, Лоренс выводил из гаража обшарпанный «плимут».

— Следуйте за ним на своей машине, — быстро прошептала Габриела. — А я обыщу дом.

— А как же доберман? Он вас живьем проглотит.

Она схватила недоеденный гамбургер.

— Он встретит меня с распростертыми объятиями.

— А вдруг там еще кто-нибудь есть? Вы сами не представляете, в какое логово можете угодить.

— Ну, надеюсь, я угожу туда, где сейчас девочка. — Габриела откинула волосы с лица. — Я чувствую, что она здесь, Гордон. Я должна идти.

Он замер в нерешительности. С одной стороны, следовать за Лоренсом, безусловно, лучше ему. Но с другой — сама идея, что Габриела одна пойдет в дом Лоренса, была ему ненавистна.

— Хорошо. — Он понизил голос. — Но будьте осторожны.

Пока Лоренс запирал наружную дверь гаража, Гордон бесшумно отворил дверцу машины, выскользнул из нее и, наклонившись, еще раз заглянул Габриеле в глаза.

— Вы будете здесь, когда я вернусь?

— Конечно. — Сердце ее забилось в сто раз сильней.

Гордон повернулся и направился к своей машине.

Подождав, пока отъехал Лоренс, а вслед за ним и Гордон, Габриела вылезла из автомобиля и понеслась к дому. В воротах ее встретил Киллер. Пес глухо рычал и скалил клыки. Отломив кусочек гамбургера, она швырнула ему. Ей было очень страшно: она всегда боялась собак, а Киллер казался ей чудовищно большим и злобным псом.

В мгновение ока слопав брошенный кусок, пес вернулся за новым. Габриела дрожащей рукой открыла ворота и шагнула внутрь, ожидая, что он в любую минуту кинется на нее. Увидев, что он нападать не собирается, она бросила ему вторую порцию, заискивающе уговаривая не кусаться.

Третий кусок дал ей возможность дойти до парадной двери. К ее глубокому удивлению, она оказалась незапертой — видимо, хозяин понадеялся на добермана. Положив остаток гамбургера на верхнюю ступеньку, она вошла в дом и закрыла за собой дверь.

Такого беспорядка она в жизни не видела. Телевизор орал во всю мощь, транслируя футбольный матч местных команд. На кофейном столике и на столе рядом с шатким креслом громоздились пивные банки.

Перешагнув через кипу газет, которые Лоренс явно даже не удосужился развернуть, Габриела вошла в кухню. Там было не лучше. На плите стояла кастрюля с недоеденным супом — судя по виду, недельной давности. Подоконник и буфет тоже были завалены банками из-под пива. Запихнуть в мойку еще одну грязную тарелку удалось бы разве что с помощью пресса. Все было покрыто слоем жирной пыли. На столе лежала разорванная обертка от чипсов. Заметив, что на ней что-то накарябано, а рядом валяется огрызок карандаша, Габриела наклонилась поближе. Это оказался номер телефона. Поспешно переписав его, она метнулась через кухню к внутренней двери, ведущей в гараж.

Гараж. Такой же грязный и захламленный, как и все остальное в доме. Бетонный пол залит машинным маслом. В дальнем углу блеснуло что-то яркое. Это был детский сиреневый велосипед.

Сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Подбежав к велосипеду, Габриела прочла имя, выгравированное на металлической пластинке между ручками руля: Лейси.

Велосипед девочки! Габриела знала это. Вся похолодев, она нагнулась и дрожащей рукой коснулась букв. Ее снова охватило чувство, что ее предали. Затем страх. Такой всепоглощающий, леденящий душу ужас ей довелось испытать лишь раз в жизни. Той ночью, когда убили Тельму Нильсен.

Глотая слезы, она попыталась отдернуть руку, но у нее ничего не получалось. Ее пальцы словно примерзли к пластинке. Тело сковал мертвенный холод. Пытаясь успокоиться, Габриела вдруг почувствовала, как начали пульсировать запястья, а ногу, где раньше ощущалось лишь жжение, словно охватило пламя.

Взвыл автомобильный гудок. Она очнулась. Лоренс! Он возвращается!

Наружные двери гаража начали медленно открываться. Габриела рванулась в дом. Если только поторопиться, она, может, еще успеет выскочить в переднюю дверь прежде, чем он войдет через черный ход из гаража.

Она рванула дверь. Перед ней, ощерив зубастую пасть и злобно рыча, стоял Киллер. Она захлопнула дверь. Куда же бежать?! Как отсюда выбраться?!

Габриела помчалась через ответвляющийся от гаража узенький коридорчик и юркнула в первое попавшееся помещение. Ванная. Но ведь здесь совершенно негде спрятаться! Заскрипела дверь, ведущая в кухню. Что-то тяжелое стукнуло о стол.

Охваченная паникой, Габриела залезла под душ и задернула занавеску. Все кругом было заляпано пятнами засохшей мыльной пены, на полу виднелись следы башмаков, грязные разводы. Нет, она не умрет в этом свинарнике. Такого просто не может быть!

Дверь ванной заскрипела, открываясь. Перед мысленным взором Габриелы пронеслась сцена в душе из фильма «Маньяк». Покрывшись холодным потом, не в силах сдержать дрожь, она прижалась к черной от грязи стене.

В щель за занавеску просунулась рука. Лоренс повернул кран. Боясь даже вздохнуть, Габриела ошалело глядела на его мясистые пальцы. Трубы взвыли, в них что-то зашипело, и на нее, мгновенно промочив с головы до ног, обрушились струи ледяной воды. Габриела даже не вздрогнула. Она застыла, не в состоянии ни двигаться, ни соображать. Она не могла даже пальцем пошевелить.

4

Вода стала горячей, почти нестерпимо горячей. Габриела стояла под обжигающими струями, мокрая одежда облепила ее. Словно загипнотизированная, не смея перевести дыхание, она смотрела сквозь занавеску на Лоренса. С его стороны клеенка, вероятно, не была столь же прозрачна, и он пока не замечал Габриелу. Занавеска искажала его и без того устрашающую фигуру, придавая ему еще большее сходство с быком. Он был высок, широк в плечах — просто груда мускулов, а не человек. Габриела не питала ни малейших иллюзий: чтобы скрыть свое участие в похищении Лейси, Лоренс непременно убьет ее. А если она попробует припугнуть его, то убьет и ее, и девочку. У всех лоренсов в этом мире тяжелые кулаки, и бьют они жестоко, очень жестоко.

Он начал расстегивать куртку.

Вся дрожа, Габриела заставляла свой оцепеневший разум работать. Когда Лоренс станет снимать брюки, она выпрыгнет, оттолкнет его и выскочит за дверь. Это единственная возможность выбраться отсюда живой и спасти Лейси.

Теперь Лоренс расстегивал ремень, казавшийся сквозь занавеску зловещей черной змеей. Прекрасное оружие. Схватив его за один конец, Лоренс уже приготовился выдернуть ремень из петель, как вдруг застыл, словно прислушиваясь к чему-то. Габриела вся обратилась в слух, но страх помутил ее чувства, она слышала лишь тяжелое биение своего сердца и неровный плеск воды.

— Проклятье! — пробормотал Лоренс и вышел из ванной.

Что происходит? Боязливо высунув голову за занавеску, Габриела услышала настойчивый звонок в дверь.

Гордон! Представив себе, как он ломится в дверь, она с трудом вылезла из ванны. Колени ее еще тряслись от страха. Она прокралась вдоль стены ко входу в переднюю комнату. На ковер с нее стекали струи воды, в туфлях хлюпало. Габриела осторожно сняла их.

Впереди, перед входной дверью, спиной к ней стоял полуголый Лоренс. Стоило ему хоть чуть-чуть повернуться — и он непременно заметил бы ее. За дверью слышался голос Гордона, на мгновение его лицо мелькнуло за плечом Лоренса. Габриеле показалось, что она в жизни не видела и не слышала ничего лучшего.

Проскользнув за спиной Лоренса, она метнулась через кухню к двери, ведущей в гараж.

Снаружи гаражных ворот ее уже поджидал Киллер. Ощерившись, он рванулся к ней с глухим рыком. Клацнули зубы. Испуганная до полусмерти, Габриела инстинктивно захлопнула чуть приоткрытую дверь перед его носом. Пес в ошеломлении попятился, но тут же принялся яростно, с клекотом лаять, пытаясь втиснуть морду в щель ворот.

Габриела шикнула на него из-за двери, но он и ухом не повел. И тут от переднего крыльца донесся хриплый рев его хозяина:

— Поди сюда, ты, проклятущая псина!

Киллер резко развернулся и понесся к переднему крыльцу прямиком через кусты, траву и лужи.

Габриела торопливо выскочила за дверь, снова влезла в туфли и побежала к боковой изгороди. Обдирая свои лучшие лодочки, она влезла на ограду и спрыгнула по другую ее сторону на территорию соседнего домика. Ноги ее по щиколотку погрузились в мягкую грязь.

— Тсс!

Откинув за спину налипшие на глаза мокрые волосы, Габриела повернулась на звук. В одном из окон домика стояла Хильда, облаченная в бледно-розовую фланелевую рубашку и замысловатый пурпурный тюрбан. Окно было приоткрыто.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Это я, Габриела.

— Я уже и сама догадалась, детка. Ты как раз помяла мои ирисы.

— Ох, простите! — Габриела подошла поближе к окну. — Лоренс вернулся совсем не вовремя.

На лице Хильды любопытство сменилось озабоченностью, вокруг глаз залегли глубокие морщинки.

— Наверное, тебе лучше зайти.

— Не могу. — Габриела опасливо посмотрела через плечо. Перед крыльцом все еще гавкал Киллер, но Лоренса видно не было. — Гордон будет тревожиться обо мне.

— Ну как знаешь, только поскорей обсушись, слышишь? Так ведь недолго и воспаление легких схватить, особенно в этакую ненастную ночь.

— Непременно.

Воспаление легких? Может, подумала Габриела, у Лейси как раз воспаление легких?

Хильда закрыла окно и отошла в глубь комнаты. Габриела отыскала калитку и вышла на улицу. Скрываясь в густой тени деревьев, она незаметно перебралась на другую сторону мостовой и подбежала к машине.

Чуть не рыдая от облегчения, она рухнула на сиденье, захлопнула за собой дверцу и, закрыв глаза, стала делать дыхательные упражнения, чтобы снять напряжение. Доктор Хоффман научила ее им много лет назад. Через несколько минут сердце ее перешло с бешеной скачки на легкий галоп.

— Смотрите не простудитесь, — раздался вдруг голос с заднего сиденья. — С вас ливмя льет.

Сдавленно ахнув, она развернулась. Разметавшиеся от резкого движения пряди мокрых волос облепили ее лицо.

— Черт подери, Гордон! Как вы меня напугали!

— Простите. — Нахмурившись, он внимательно осмотрел ее, а потом протянул накрахмаленный белый носовой платок. — Как вы умудрились так промокнуть?

Платок пах его одеколоном. У Габриелы сжалось горло. Она принялась тщательно вытирать лицо.

— Лоренс включил душ. Услышав, как он входит в дом, я решила, что ванна — единственное место, где я буду в безопасности. Но ошиблась.

Гордон хихикнул.

— Вовсе не смешно, — обиделась Габриела.

— Конечно-конечно.

— Да, не смешно, — повторила она. — Он бы наверняка…

— Но не успел же, — рассудительно заметил Гордон. — Ладно, Габи, не тратьте время на пустые мысли о том, что могло бы произойти.

— Дайте мне хоть минутку, а? — Сочувствия в этом типе не больше, чем в бревне. — Я насквозь промокла, замерзла, и нога страшно болит.

Подавшись вперед, он перегнулся через спинку ее сиденья.

— Вы напуганы.

Она ответила вызывающим взглядом.

— Ну да, напугана, конечно, он меня напугал. Я не такая уж глупая, Гордон, и отлично знаю, что бы Лоренс сделал со мной, если бы поймал в своем доме.

Гордон отвел волосы с ее лица.

— Но он же вас не поймал. Теперь все в порядке, успокойтесь.

Он вылез из машины и пересел на переднее сиденье.

— Поехали.

— Поехали? — Прижав платок к лицу, она блаженно вдыхала его чарующий аромат. Она не могла взять в толк, отчего это запах одеколона Гордона так ее успокаивает, а сам он просто бесит. — Но куда?

— Куда-нибудь, — нетерпеливо ответил он и ткнул пальцем в сторону дома мистера Грязные Сапоги. — А то на балконе снова зажегся свет. Занавески там просто ходуном ходили.

— И миссис Грязные Сапоги опять на страже, — прошептала Габриела, втайне надеясь, что он ее поцелует. Не дождавшись, она даже нахмурилась от разочарования. — Я отвезу вас к вашей машине. На кухне я видела упаковку с двенадцатью банками пива, так что на ночь Лоренсу хватит, вряд ли он до рассвета еще что-нибудь предпримет.

— Согласен.

Вскоре она остановила машину рядом с черным «порше». Открывая дверцу, Гордон напоследок обернулся к Габриеле:

— Встречаемся здесь в шесть утра.

— В шесть? Но это же так рано! — Она надеялась, что успеет чуть-чуть поработать в одиночку, а тут вон как получается. — Это же суббота, утром все спят, — старалась она переубедить его. — А сейчас уже за полночь.

— Кстати, что вы нашли в доме?

Можно было, конечно, помучить его и ничего не сказать, но все равно у него наверняка есть ее телефон, да и вообще лучше быть откровенной с ним. Даже если он и солгал относительно причины, из-за которой взялся за это дело, он все-таки хочет помочь и не желает ей вреда. Он доказал это, когда помогал ей спастись из дома Лоренса. Ему можно доверять… отчасти.

Во взгляде Гордона явно читалось, что он-то как раз не сомневается в том, что она солжет. Но Габриела не собиралась лгать.

— Велосипед девочки и чей-то телефонный номер. Не знаю, важен ли нам этот номер, зато на велосипеде было написано ее имя.

— И как же ее зовут?

— Лейси, — выговорила Габриела через спазм в горле. На нее снова нахлынул ужас, который она испытала, коснувшись велосипеда. — Ее зовут Лейси.

Взгляд Гордона смягчился. Вытащив из кармана бумажник, он протянул ей визитную карточку.

— Позвоните мне утром, когда будете готовы.

— Мы же договорились встретиться в шесть.

— Я передумал. — Его взгляд скользнул по ее лицу, задержался на губах. — Вам нужно отдохнуть. Вы чертовски скверно выглядите.

— Зато вы сама неотразимость, Гордон Сазерленд, — огрызнулась Габриела, подумав, правда, что если ее внешность отражает ее чувства, то она и впрямь должна выглядеть на редкость скверно.

— Знаете, — ответил он задумчиво, — неотразимость подразумевает классический набор качеств — «высокий», «красивый», «уверенный», «симпатичный». Но, честно говоря, все это и гроша ломаного не стоит.

Это замечание слегка повысило Гордона в глазах Габриелы. Значит, он сознавал свои внешние достоинства, но понимал, что этого мало. Ведь главное — какой ты внутри, а не снаружи.

— Гордон, — она уставилась на спидометр, — у Лейси мало времени.

Не удержавшись, она все-таки подняла взгляд — проверить, как он отнесся к ее словам.

Он стоял, сжав зубы и полуприкрыв глаза, словно стараясь скрыть от нее свои мысли.

— Да, она ведь больна, — наконец произнес он неожиданно мягко. — Вы же говорили.

Он все еще не верил ей; казалось бы, какое ей до этого дело? И все равно больно. Устав от постоянных поединков, она вздохнула.

— До встречи.

Гордон протянул было ей руку, но тотчас же отдернул. Он хотел что-то сказать, уже открыл рот, но, мгновенно передумав, сухо кивнул ей на прощание и зашагал прочь. Он снова оттолкнул ее…

Повинуясь неодолимому порыву, Габриела выскочила из машины и захлопнула дверь. Преградив Гордону путь, она бесстрашно встретила его негодующе-изумленный взгляд.

— Это невыносимо! Ну почему вы мне не верите?

— Потому что не могу. Потому… — Он замолчал.

— Ну же, давайте, выкладывайте все начистоту, что вам мешает? Может, тогда мы наконец сумеем найти общий язык.

— Не сумеем. — В голосе его звучало сожаление. — Я не хочу говорить об этом, Габи.

— Зато я хочу! — Она стиснула кулаки. — Вы вовсю пускаете в ход ваше хваленое обаяние и выведываете все секреты, а своими делиться не хотите. Так нечестно, Гордон! — На глаза ей навернулись слезы: он оказался таким же, как все. — Чего вы так боитесь?

— Хватит об этом, — отрезал он. — Вы сами не знаете чего просите.

— Тогда объясните мне. Я не полная идиотка, Гордон. Я знаю, что вы меня ненавидите. Но не знаю почему!

Резко мотнув головой, он зашагал к машине.

— Нет! — Бросившись за ним, Габриела ухватила его за рукав. — На этот раз — нет, Гордон Сазерленд! Вам не удастся уйти отсюда, пока вы не расскажете мне в чем дело.

Он застыл на месте. Мускулы на его руке были тверже стали. Габриела прислонилась головой к его плечу.

— Пожалуйста, Гордон. Скажите мне.

Сощурившись, он посмотрел на нее.

— Да вы плачете!

Казалось, он удивлен тем, что она вообще способна плакать.

— И не думаю.

По щеке Габриелы, словно уличая ее во лжи, скатилась слезинка. Гордон провел пальцем по мокрой дорожке.

— Ну да, вижу.

Она заглянула ему в глаза.

— Скажите мне.

Между бровями у Гордона появилась морщинка. Он был явно озабочен.

— Лучше не надо. — В его голосе снова звучала прежняя печаль. — Об этом лучше не говорить.

— Что я вам сделала? Ну хоть это-то скажите! — выкрикнула она в отчаянии.

До боли сжав руку девушки, Гордон не сводил глаз с ее лица. Во взгляде его боль перемешивалась с яростью.

— Вы заставили меня беспокоиться! Я чуть не умер от страха за вас! Вот что вы сделали, Габриела! Вот что вы сделали!

Владевшая ею ярость мгновенно испарилась. Она видела, чувствовала, как сильно он страдает. Голос ее смягчился.

— Значит, вы на меня злитесь только поэтому?

— Да! — Казалось, Гордон вырвал из себя это слово с кровью. Неожиданно он резко отпустил ее, точнее, чуть не отшвырнул в сторону. Габриела едва удержалась на ногах.

Лицо его казалось бледной маской отчаяния.

— Поезжайте домой, Габи. Прошу вас.

Испуганная накалом его эмоций, боясь лишиться помощи, необходимой ей, чтобы спасти Лейси, Габриела опрометью бросилась к машине. Не смея еще раз взглянуть на Гордона, она нажала на акселератор, и машина стрелой понеслась по улице.

Лишь переехав Большой хьюстонский мост, Габриела перестала дрожать. Но, когда она добралась до дому, ее снова начало трясти — уже не столько от страха, сколько от гнева. Она злилась на Гордона, но еще больше — на себя. Что толку от партнера, который ей не верит? Даже не хочет говорить с ней! Не стоило тратить время зря: нянчиться с ним, пытаться заглянуть ему в душу — и все только затем, чтобы обнаружить, что любой ее поступок, любое ее слово лишь усугубляют горечь и недоверие. Нет, не стоило тратить время — вся ее энергия должна быть сконцентрирована на Лейси.

Из подъезда выбивалась полоса блекло-желтого света. Злясь на весь мир, Габриела открыла дверь и побрела к себе на второй этаж. Сейчас ее все раздражало. Ну и перила — сплошные занозы! А стены? Все покрыты дурацкими надписями. И вообще — почему она не может довериться ни одному мужчине?

Ее мучило, что Шелтон не получил сообщения о пропаже. Ведь прежде, когда ей являлись видения, всегда находились доказательства. В душу ей закрадывались сомнения. А что, если Гордон прав? Может, и впрямь никакого похищения не было? Но от этих мыслей Габриела отмахнулась. Она еще не потеряла рассудок. Девочка на самом деле похищена. И больна.

— Нет ничего хуже, чем сражаться не на жизнь, а на смерть, когда у тебя связаны руки, — пробормотала она, отчищая грязные туфли перед дверью. После ее «удачного» приземления на грядку с ирисами лодочки были окончательно загублены: грязные, поцарапанные, они имени жалкий вид. О том, каков сейчас ковер в машине, Габриела предпочитала пока не думать.

Внезапно ее охватило смутное беспокойство. Она огляделась по сторонам. На дальнем конце лестничного пролета непрерывно мигала лампочка, уже не первый день. Это мигание всегда действовало ей на нервы. Приказав себе не распускаться, она прислонилась к стене и стала искать ключи.

Наконец она нащупала их в сумочке, но, вытаскивая, случайно задела рукой дверь. Та, скрипнув, отворилась. Габриела остолбенела — она отчетливо помнила, как запирала дверь перед уходом. Сердце чуть не выскочило из груди. Она осторожно заглянула внутрь. Темно. Прохладно. И вроде бы никого нет.

Напряженная, как туго натянутая струна, она включила свет и шагнула в прихожую. В квартире кто-то был. Она это чувствовала. Ей захотелось убежать, но она заставила себя остаться.

На первый взгляд ничего вроде бы не пропало. Телевизор, стереосистема — все находилось на своих местах. Но в квартире, несомненно, кто-то был.

В висках бешено стучала кровь. Дико озираясь по сторонам, Габриела крадучись прошла в гостиную, потом в кухню. Ничего подозрительного. Чашка с недопитым кофе стояла на том самом месте, куда она ее и поставила. На буфете, рядом с телефоном, лежали свертки с продуктами, привезенными накануне. Влажными от пота пальцами она судорожно схватила со столика у плиты огромный кухонный нож и повернулась.

Внезапный резкий стук заставил ее подпрыгнуть на месте. Но это всего лишь начал гудеть холодильник. Узнав знакомый мерный шум, Габриела облегченно вздохнула.

Когда ей удалось слегка успокоиться, она обыскала прихожую, затем чулан и двинулась к ванной, ежесекундно ожидая, что вот-вот кто-то выскочит на нее из-за угла. Но все было тихо. Однако ощущение неуюта, присутствия в квартире кого-то чужого — врага! — все крепло и крепло в ней.

Чуть более уверенно она вошла в спальню. Цветастое покрывало на постели было смято, но, скорее всего, она смяла его сама, когда переодевалась днем. На кресле валялись торопливо отброшенные джинсы и блузка.

Опустившись на колени, Габриела заглянула под кровать, потом проверила шкаф. Пусто. Она принялась обыскивать все закоулки квартиры. Ничего. Но ведь дверь была отперта и в квартиру, несомненно, кто-то заходил. Кто? И зачем?

Положив нож обратно на кухонный стол, она прошла в прихожую, чтобы запереть дверь. И тут у нее волосы встали дыбом. Ее грязные туфельки, которые она только что сняла и поставила, оказались сдвинуты! Одна лежала у самого входа, а другая валялась посредине прихожей. Она представила себе случившееся так ясно, словно видела все собственными глазами. Когда она вошла, непрошеный гость все еще был в квартире. Потом — точно так же, как она у Лоренса, — он прокрался у нее за спиной и сбежал.

В мгновение ока она заперла замок и задвинула засов, а потом привалилась к двери, хватая ртом воздух. Внезапно она ощутила на щеке что-то влажное и почувствовала ужасающе знакомый запах. Оцепенев от страха, она дотронулась до щеки. Пальцы окрасились чем-то красным. Кровь!

Со сдавленным криком Габриела отшатнулась и в ужасе увидела расплывающиеся на двери слова: «Ты следующая».

Свернувшись под одеялом, Гордон сладко потянулся и вздохнул. День выдался утомительный, зато плодотворный. После целого года неустанного труда он наконец почти заловил эту Габриелу Вудс. До сегодняшнего дня он недооценивал, что значит иметь дело с такой женщиной. Она чуть не заставила его устыдиться своей резкости.

Гордон в задумчивости запустил руку в волосы. Не знай он, кто она такая и что она сделала, не знай он, что смерть Эванса на ее совести, он бы ни за что не поверил в ее виновность. Она кажется такой чертовски искренней! Но он-то знает правду. Почему же тогда его раздирают столь противоречивые чувства?

Спору нет, она привлекательна — тонкая, гибкая, хрупкая. Но ведь ему доводилось встречать сотни красивых женщин и ни одна из них не заставляла его сердце сжиматься от боли и нежности. Может быть, дело в ее отчаянной смелости? Да, притворщица она или нет, но смелости ей не занимать. Страх имеет свою ауру, его ни с чем не перепутаешь. Когда Габриела входила в дом Лоренса, она вся была воплощенный страх. И все же вошла, одна, готовая противостоять всему, что могло ждать ее внутри.

Гордону не оставалось ничего, кроме как безоговорочно восхищаться ею — пусть даже в результате у него и прибавился десяток-другой седых волос. Он пережил несколько поистине жутких минут, пытаясь вытащить ее из дома прежде, чем Лоренс ее найдет. Но когда она уже снова оказалась в машине, его вдруг охватило подозрение: а что, если она работает в паре с Лоренсом? Правда, стоило ему бросить на нее один только взгляд, как эти подозрения отпали сами собой. Она вся дрожала от страха и выглядела такой потрясенной, такой чертовски беззащитной!..

Наверное, решил Гордон, все дело в ее глазах — загадочных, бездонных, сияющих. Такими они были, когда он целовал ее. Но стоило ей немного прийти в себя, как ее глаза тут же погасли, заволоклись прежней тенью недоверчивости. В глубине их таилась боль — обжигающая, душераздирающая. Что было ее причиной?

Вопросы. Сплошные вопросы. А ответов раз-два и обчелся.

Гордон беспокойно перекатился с боку на бок, пихнул кулаком подушку и попытался сосредоточиться на мерном гуле аэратора в аквариуме. Обычно этот гул успокаивал его, сегодня — раздражал.

Ох уж эта Габриела! Легко ему было раньше воображать, как он разберется с ней, — тогда он еще не заглядывал в глубины ее глаз. Может, виной тому была ее привлекательность, а может, что-то еще — Гордон сам не знал. Эта печаль в глазах сбивала его с толку. Ведь он считал ее искусной притворщицей, холодной, расчетливой мошенницей, а таких не очень-то легко ранить в самое сердце. Но ее сердце кровоточило, и это читалось в ее глазах. Потому она и казалась такой хрупкой и уязвимой.

— У тебя начинается размягчение мозгов, Гор, — пробормотал он, заставляя себя закрыть глаза. — Спи давай.

В конце концов, утро уже не за горами. Нужно выспаться. Эта мошенница быстра и ловка. Нужно опередить ее. Она и так уже злится на него. Во-первых, за то, как именно он отвлекал Кэтрин Барнс, а во-вторых, за то, что он не пожалел ее после вылазки в дом Лоренса. Но, собственно, тогда ему ничего и не оставалось, кроме как напустить на себя полнейшую суровость. Габриела просто умирала от страха и могла вот-вот впасть в истерику, а он, в свою очередь просто умирал от желания успокоить ее поцелуями. При одном воспоминании об этом все в нем сжалось. Столкнувшись с Лоренсом вплотную, Гордон не мог не разделить с Габриелой ее страх: было или не было похищение, Лоренс непременно убил бы ее, если бы поймал в своем доме.

Какая все же досада, в который раз размышлял он, что эта женщина так на него действует. Его с неимоверной силой влекло к ней, причем на каком-то подсознательном уровне. Единственное, что отчасти утешало его, это то, что и ее к нему тоже влекло. Однако она до сих пор не знает его, не думает о нем ничего плохого. А он-то ее знает, знает, что она отняла у него лучшего друга.

Гордон еще сильнее ощутил свою вину. Как он смеет увлекаться этой девицей! После поцелуя в машине он только и делал, что пытался внушить себе, что она ему ни капли не нравится. Но он лгал. Лгал самому себе. Она ему нравилась, и настолько, что если бы мистер Грязные Сапоги не забарабанил в окно машины, то еще неизвестно, чем бы все это закончилось. И тогда стыд и раскаяние мучили бы его до конца дней.

Страдая от угрызений совести, он ворочался на постели. Шелковая простыня неожиданно показалась ему грубой дерюгой. Да как он может до такой степени хотеть эту женщину, зная, кто она и что натворила?! Но в этом только ее вина. Он-то давно, уже много лет назад, покончил со всякими глупостями вроде жарких объятий на переднем сиденье автомобиля. Во всяком случае так он думал до сегодняшнего вечера…

Гордон застонал и уставился в потолок. Васильковые глаза, нежные локоны, манящие движения Габриелы — все это засело в нем как заноза. И она плакала — из-за него. Он довел ее до слез тем, что не захотел раскрыться и объяснить причины своей враждебности. Эти слезы ужасно растрогали его. Они так и подмывали признаться ей во всем… Он снова застонал от охвативших его разноречивых чувств.

И тут зазвонил телефон.

Сначала Гордон не хотел брать трубку, но сработало какое-то шестое чувство. Он потянулся к тумбочке с телефоном.

— Гордон…

Голос в трубке дрожал и срывался, но он мгновенно узнал его и подскочил на постели.

— Что случилось, Габи?

— Кто-то проник в мою квартиру. Они… они оставили мне послание.

Скинув одеяло, он одним прыжком соскочил на пол.

— Ты уверена, что они ушли? — Зажав трубку между плечом и подбородком, он принялся натягивать джинсы.

— Да. Я звонила Шелтону, но его не было…

— Скажи мне твой адрес. — Вообще-то Гордон его знал, но сейчас просто не мог сосредоточиться.

Габриела продиктовала адрес, и Гордон повторил его, чтобы убедиться, что ничего не перепутал.

— Буду через десять минут, — заверил он.

— Я подожду снаружи. Я… я не хочу оставаться здесь.

— Нет! — выкрикнул он. В ней говорили эмоции, а не логика. — Этот гость еще может быть где-то рядом.

— Не исключено, что это была женщина.

Поморщившись, Гордон запихнул в задний карман бумажник.

— Ну хорошо, пусть так, она тоже еще может быть где-то рядом. — Он натянул куртку. — Сиди тихо, слышишь? — Ох, а про рубашку-то он и забыл. Ну и черт с ней! Не до этого!

Ее голос был такой беспомощный, такой слабый. Она казалась напуганной до смерти. Повесить трубку было ужасно трудно. Прервать связь, свидетельствующую о том, что Габриела цела и невредима, — это было просто больно. Он и сам не знал, почему она вызывает в нем столь сильные эмоции, да, честно говоря, и не хотел знать. Он хотел лишь поскорее попасть к ней. Если он обнаружит послание, о котором она говорит, и не заметит никаких признаков обмана с ее стороны, значит, дело все-таки есть. Не обязательно похищение, но все же… Ведь за Габриелой может охотиться кто угодно. Подумать только, сколько случаев она уже помогла Шелтону расследовать!

Гордон заметался по дому. Пусть кто-нибудь только попробует хоть волосок на ее голове тронуть — пожалеет! Она принадлежит ему, Гордону, и если кто-то и должен разобраться с нею, так только он, и никто иной.

Габриела услышала звонок, но, как ни пыталась, не могла заставить себя прикоснуться к двери с запекшейся на ней кровью.

— Входите, — пролепетала она слабым голосом.

Гордон рывком распахнул дверь.

— Входите?! Черт побери, Габи, а если бы я оказался Джеком Потрошителем, ты тоже так запросто пригласила бы меня?

Она даже не шелохнулась. Скрестив руки на груди, она не отводила глаз от двери и видела Гордона лишь боковым зрением. Правда, она заметила, что он без рубашки.

Повернувшись, он прочел надпись и подошел к ней.

— Я думал, ты получила записку.

Из ее глаз брызнули слезы. Она часто замигала и посмотрела на Гордона взглядом, выражавшим одновременно смятение и беспомощность.

Голос его смягчился.

— А что это у тебя на лице?

Кровь. Она испачкалась в крови, когда прислонилась к двери. Габриела вся задрожала и опрометью бросилась в ванну. Она судорожно принялась смывать с лица кровавое пятно. Руки ее дрожали, так что она едва удерживала мыло. Она терла щеку с такой яростью, что скоро кожа загорелась огнем. Но она никак не могла остановиться, не могла даже взглянуть на себя в зеркало.

— Габи… — Гордон тронул ее за плечо.

— Нет! — Отбросив его руку, она продолжала тереть щеку. — Я должна смыть это…

— Габи! — сказал он резко. — Посмотри на меня.

Она повиновалась. В глазах ее застыл ужас, и внезапно Гордон отчетливо понял, что эта сцена не может быть частью какого-либо розыгрыша или игры. Габриела не притворялась. Она и в самом деле сходила с ума от страха и потрясения.

Воздух между ними был словно наэлектризован. Сняв с вешалки, Гордон медленно протянул ей полотенце. Голос его звучал мягко, успокаивающе.

— Ну-ну, все хорошо, все позади. — Он осторожно стер с ее лица мыльную пену. — Все прошло.

— Ничего не прошло, — выдохнула она.

Он ласково погладил ее по щеке.

— Все кончилось, Габи.

— Это никогда не кончится! — Глаза ее сверкали. — Ты просто не понимаешь!

Он намочил краешек полотенца и, аккуратно придерживая за подбородок, протер ей лицо. Она все еще дрожала, и эта дрожь задевала самые глубокие струны его сердца. Она была потрясена до такой степени, что Гордон недоумевал: ему казалось, что одно лишь «послание» не может вызвать такой эмоциональный срыв.

— Тогда объясни мне. Так, чтобы я понял. — Он заставил свой голос звучать по возможности спокойно, чтобы в нем не отразились истинные чувства.

— Ко мне кто-то вломился. Какой-то негодяй был в моем доме. Он трогал мои вещи. — Лицо ее стало бесцветным. — Мои… личные вещи.

— Какие личные вещи?

— Он вернется, Гор. — Из ее горла вырвалось рыдание. — Он вернется… И в следующий раз на двери будет моя кровь.

— Нет! — Острая боль пронзила сердце Гордона.

— Он вернется, вернется, черт подери! — Габриела задыхалась. — Я… я…

— Что? — Гордон потряс ее за плечо. Она была уже на грани истерики. — Ты что, Габи?

— Я… видела его! — Она запрокинула голову. Лицо ее исказилось. — О Боже! Я видела, как он убивает меня!

Колени ее подкосились. Гордон успел подхватить ее и прижать к груди. Она уткнулась лицом ему в плечо и заплакала беспомощным тихим плачем, идущим из глубины души. От ее слез у Гордона просто сердце разрывалось.

Не зная что делать, испытывая странную опустошенность, он нежно поглаживал Габриелу по спине. Сейчас он уже и сам не мог разобрать, кто из них дрожит сильнее. Когда он увидел угрожающую надпись у нее на двери, внутри у него все словно оборвалось. Но ему стало еще хуже, когда он увидел, что эта угроза сотворила с Габриелой. Сейчас он испытывал неодолимую потребность утешить ее, успокоить. Не успев даже подумать о последствиях, он прижался губами к ее лбу.

— Тсс… Все будет хорошо. Не плачь.

— Он догадался, Гордон, что я знаю о Лейси. — Габриела еще глубже зарылась лицом ему в плечо. — Мы должны остановить его прежде, чем он успеет причинить ей вред. — Она оторвалась от его груди и заглянула ему в глаза. — Я не хочу, чтобы она умерла!

Слезы хлынули из ее глаз с новой силой. Гордон почувствовал, как сжалось его сердце.

— Она не умрет, — успокаивал он, — и ты тоже. Я клянусь тебе. Слышишь? Клянусь!

Не в силах больше бороться с собой, он скрепил клятву страстным и нежным поцелуем.

Ее ответный поцелуй был таким же одержимым и отчаянным. Она до боли прижалась к нему губами и, когда он приоткрыл рот, застонала от страсти. Ворот куртки у Гордона был расстегнут, и она просунула туда руку. Ее пальцы ласкали его кожу, нежились среди волосков на его груди. С трудом сдерживая дрожь во всем теле, он крепче привлек Габриелу к себе. Их языки встретились и неистово сплелись. Сейчас в их объятиях не осталось места нежности — была лишь бурная страсть, в которой оба нашли забвение от всего случившегося. У Гордона все эмоции, которые он старался держать под контролем, вырвались наружу, в голове помутилось.

Габриела первая, словно опомнившись, оттолкнула его.

— Гор! — В голосе ее слышалось смятение. Она неуверенно провела кончиком пальца по его губам. Он вздрогнул, словно она коснулась его сердца. От поцелуя губы ее чуть припухли, лицо раскраснелось, а синева глаз стала еще темнее и глубже, словно небо ночью. Не в силах выразить словами обуревавшие его чувства, Гордон попытался взять себя в руки.

— Собери себе какие-нибудь вещи на первое время.

— Зачем? — Голос ее трепетал от волнения. Она одернула блузку. Намокший от брызг желтый шелк облепил тело, вырисовывая очертания лифчика.

Горло у него сжалось, и он с трудом произнес, пытаясь справиться с внезапной хрипотой:

— Не могу же я оставить тебя здесь, Габи. Так что ты собери вещи, ладно?

— И куда мы пойдем?

Гордон уже успел все обдумать. Как бы он ни сомневался в ней, но все-таки им предстояло совместное расследование. Вдобавок кто-то — неизвестно кто — угрожал Габриеле. Она в опасности.

— Мы поедем ко мне домой.

— Ты здесь живешь? — В ее голосе звучало неподдельное изумление.

Гордон бросил на свой дом беглый взгляд из окна «порше». Собственно говоря, дом ничем особенно не выделялся из ряда прочих домов, выстроившихся вдоль Голдривер-авеню, — три этажа белоснежного камня с балконами и террасой, ухоженные газоны. За черными узорными воротами — широкий подъезд к дому. Хитроумно расположенные светильники лили потоки янтарного света на высокие сосны и благоухающие магнолии. Для Гордона, как и для предыдущих поколений семьи его матери, это был просто дом, родное гнездо. Но он понял, что для Габриелы все тут вопиет о богатстве и роскоши.

Он поморщился, начиная уже раскаиваться в том, что привез ее сюда. Теперь она снова замкнулась в себе, держалась с ним отчужденно и настороженно, скорее даже испуганно. Сам Гордон уже успел справиться со своим душевным смятением, прийти в себя — по крайней мере настолько, чтобы понять, что ему нужно успокоить ее, уберечь от опасностей и в то же время, вопреки всем мыслимым и немыслимым сомнениям, доказать, что она мошенница и самозванка.

Да, спору нет, кто-то преследует ее, и он, Гордон, с этим непременно разберется. Но она все равно виновата в том, что случилось с Эвансом, и этого он ей никогда не забудет и не простит.

Сжав руль, Гордон успокоил совесть тем, что отделался полуправдой.

— Я здесь гощу, — сказал он улыбнувшись. Лгать, конечно, нехорошо, но данный случай был как раз из тех, когда цель оправдывает средства.

— Ясно.

В ее голосе не прозвучало даже тени изумления, и это удивило Гордона. Въехав в ворота, он остановил машину у фонтана, выбрасывающего вверх пенистые струи. Ну ладно, заговорила — и то хорошо. А то всю дорогу просидела, безжизненно уставившись в окно, чертовски близкая к коматозному состоянию.

Где-то в глубине сознания Гордона рождалось смутное предчувствие, словно он вот-вот поймет что-то очень важное, но предчувствие это постоянно ускользало от него. Отмахнувшись от одолевавших его мыслей, Гордон вылез из машины и помог выбраться Габриеле. Конечно, следовало бы десять раз все обдумать, прежде чем очертя голову бросаться головой в омут. Но что сделано, то сделано. По крайней мере не придется ничего объяснять маме и Грейс — они вернутся из Европы только после Рождества. И еще можно не беспокоиться о том, что, разоткровенничавшись с Габриелой, они невзначай выдадут его планы и тем сведут на нет результаты целого года упорных трудов.

Выйдя из «порше», Габриела не произнесла ни звука — она жадно осматривалась, стараясь ничего не упустить: дом, сад, озеро. Не выпуская ее руку из своей, Гордон достал с заднего сиденья саквояж и повел ее в дом.

Судя по выражению лица Габриелы, она с первого взгляда оценила редкостный антиквариат, составлявший убранство комнат, — турецкие ковры, устилавшие паркетные полы, старинную мебель, картины Боттичелли на стенах. Но она не проронила ни слова, пока они не вышли в сад.

В прохладном ночном воздухе витал аромат ирисов. Габриела робко, почти благоговейно коснулась белого цветка и только теперь заговорила:

— Хильда любит ирисы. А я их помяла.

Гордон поспешно шагнул в тень. Сейчас Габриела снова казалась такой хрупкой!

— Мы подарим ей новые, — успокоил он.

Она взглянула на него задумчиво, все еще поглаживая пальцами лепестки.

— Лоренс потоптал их нарочно, но я-то не знала… Я просто перелезла через ограду. — От ее взгляда у Гордона защемило сердце. — Как ты думаешь, Хильда поймет, что я это не нарочно?..

Она все еще не вышла из шока.

— Ну конечно же поймет.

Гордон снова взял ее за руку и повел за собой в дом. Поднявшись по дубовым ступенькам, он отворил перед ней дверь спальни, находившейся рядом с его комнатой.

Она стала осматриваться по сторонам. Взгляд Гордона скользил следом, он словно пытался увидеть комнату ее глазами. Мебель из белого дуба. Высокая кровать с балдахином, задрапированная нежно-розовой тканью. Круглый деревянный столик. Бледно-розовые обои с узором из цветов.

— Как тут мило! — воскликнула Габриела.

Это бесхитростное замечание отчасти ослабило напряжение, стеснявшее грудь Гордона. Теперь, когда он словно увидел дом ее глазами, он невольно испытал чувство вины за то, что ему так повезло с самого рождения, а ей нет. Габриела росла в небольшой квартирке в районе, населенном в основном проститутками и торговцами наркотиками. Благодаря тетушке Нэнси, познакомившей девочку с доктором Хоффман, Габриела стала помогать в расследованиях Шелтону. И в семье наконец-то начали появляться деньги — разумеется, из карманов законопослушных налогоплательщиков Хьюстона — гонорар за ее «консультации».

Эванс подозревал, что у Шелтона и матери Габриелы был роман, но сам Гордон в этом очень сомневался. С тех пор как отец Габриелы канул в неизвестность, семья была крайне стеснена в средствах, но, насколько Гордону было известно, Шелтон и мать Габриелы ни разу не встречались. И непонятно, на каком основании Эванс утверждал, что они любовники. Ответ на этот вопрос он унес с собой в могилу. Зато, по мнению Гордона, мать, угнетенная вечной нехваткой денег, запросто могла использовать способности своей дочери. Она могла заставить малышку притворяться, будто та «видит» разные вещи. Дети всегда хотят сделать приятное родителям. Разве сам он в свое время не доигрывал чемпионат по футболу со сломанной рукой — и все лишь для того, чтобы не разочаровать отца. Может статься, и Габриела именно потому и притворялась медиумом, чтобы не разочаровывать мать, покинутую отцом. А может, и ради денег, чтобы выбраться из нищеты.

Все это возможно, решил Гордон, но не очень-то похоже на Габриелу. Роскошная обстановка дома, конечно, впечатлила ее, но не сверх меры, разве что цветы в саду… Нет, честно говоря, погоня за деньгами — совсем не ее стиль. Но, тут же напомнил он себе, она ведь искусная лицедейка. Быть может, ее равнодушие к вещам чисто напускное?

Гордон запустил руку в волосы. Дьявольщина, ему-то что за дело до причин, заставляющих ее притворяться? Эванс мертв, и она в ответе за его гибель. Вот и все.

— Гордон?

На фоне высокого окна девушка казалась особенно маленькой и печальной. Белые брючки ниже колен были забрызганы грязью, на помятой желтой блузке виднелись пятна горчицы. Влажные волосы свисали поникшими прядями. А глаза… Ох, каким потерянным казался их взгляд! Ну как ей удается выглядеть столь беззащитной и трогательной?

— Я хотела поблагодарить тебя… за сегодня.

Она не лгала. Его снова охватило чувство вины. Уж лучше бы она злилась, лишь бы не смотрела на него так, словно только что потеряла лучшего друга. Он пожал плечами.

— А для чего же существуют партнеры?

— Я так испугалась. — Она вымученно улыбнулась. — Вообще-то я редко чего боюсь.

— Знаю. — Гордон ничего не мог с собой поделать. Он умирал от желания успокоить ее, взять на себя ее тревоги. Каким-то необъяснимым образом ей каждый раз удавалось растрогать его до глубины души, пробиться через все заслоны, что он выставлял на пути непрошеного чувства. — Почему бы тебе не лечь? А я принесу стакан горячего молока.

Габриела кивнула, и он вышел из комнаты.

К тому времени, как Гордон согрел молоко и позвонил в полицию, чтобы уведомить о взломе, он успел уже обо всем поразмыслить и окончательно запутаться. Все его эмоции по отношению к Габриеле Вудс оказались сплошным клубком противоречий. Он хочет ее — и знал, что ни в коем случае не должен поддаваться желанию. Он сомневался в возможности похищения ребенка и сердцем чувствовал, что похищение было. Он ненавидел Габриелу за ложь — и сам лгал ей. Знал, что она мошенница, — и, однако, она ни капельки не походила на мошенницу, а, наоборот, выглядела очень беззащитной и открытой. Она и была такой. Он твердо решил не поддаваться на ее уловки — и испытывал непреодолимую потребность защищать ее.

Заключив, что он вконец потерял рассудок, Гордон постучался в дверь.

Никакого ответа. Он постучался снова.

— Габи?

Молчание.

Он осторожно приоткрыл дверь. Девушка сидела на кровати, поджав под себя ноги. На ней была длинная фланелевая ночная рубашка, такая выцветшая, словно сто лет провалялась в комоде. Лицо ее застыло, превратилось в напряженную маску, а щеки стали белее молока.

— Габи? — Гордон подошел ближе, но она не шелохнулась. Поставив молоко на ночной столик, он присел на краешек кровати и ласково коснулся ее руки. — Габи, постарайся не думать о случившемся. Тебе сейчас необходимо успокоиться.

Казалось, в душе ее что-то надломилось.

— Но я не могу не думать об этом! — В глазах ее застыли отчаяние и боль. — Это сильнее меня!

— Я сообщил о взломе. Завтра тебе надо будет написать заявление. — Она ничего не ответила, и он погладил ее по плечу. Мягкая фланель ласкала пальцы. — Не бойся.

— Я не могу не бояться. — Зрачки ее сузились и потемнели. — Но еще больше я злюсь. Ко мне в дом вломились, Лейси похитили. Мы обе стали жертвами. Это несправедливо, Гордон. Такого не должно быть. — Ее голос окреп. — Лейси не может бороться, не может постоять за себя. Но я могу. И буду. За нас обеих.

Радуясь, что она понемногу приходит в себя, Гордон ободряюще пожал ей руку.

— Когда возвращается мужество, начинаешь думать о мести, да?

— Меня саму это удивляет. — Габриела посмотрела ему в глаза. — У любого из нас есть свои пороки. Но мне давно уже следовало бы знать, что существует немало абсолютно порочных людей, у которых в душе нет ничего святого. — Едва заметные морщинки на ее лице подтверждали, что она пережила много разочарований. Она невесело рассмеялась. — Что поделаешь, я медленно учусь. — Взгляд ее, твердый и испытующий, скрестился со взглядом Гордона. — И каждый раз нечестность застает меня врасплох. А тебя?

Неужели ей все известно? Холодок пробежал у Гордона по позвоночнику, во рту появился горьковатый привкус. Неужели она сумела вычислить его связь с Эвансом? Не зная, что сказать, он ответил вопросом на вопрос:

— Тебя часто обманывали?

— Сколько раз! — Она глубоко вздохнула и отвела глаза. — Как только узнавали, что я могу видеть, так сразу же начинали изобретать способы использовать меня, обычно с целью раздобыть денег. — Она отпила молока. — Поэтому тетя Нэнси и отвезла меня к доктору Хоффман.

Значит, Габриела ничего не знает. Значит, это тетя Нэнси, а не мать захотела разбогатеть таким образом. Интересно, мог ли Эванс перепутать их? Может, это тетя Нэнси была любовницей Шелтона? Возможно…

Руки Габриелы дрожали уже не так сильно, и Гордона это радовало.

— Сколько лет тебе было, когда впервые использовали твой дар?

— Семь. — Она отхлебнула еще молока. — Мой отец был заядлым игроком. Само собой, вся семья знала о моих способностях, хотя мама всячески внушала мне, что все это ерунда. Как-то вечером отец взял меня с собой на скачки. Я указала победителя. — Уголки ее губ изогнулись в печальной полуулыбке. — С тех пор мы его не видели.

Она снова потерла ногу в том самом месте, что и раньше. Гордон нахмурился.

— Значит, лошадь победила?

— Ну да.

— Тогда почему твой отец не вернулся хотя бы для того, чтобы и дальше узнавать победителей?

Габриела уныло покачала головой.

— Мама запретила ему даже приближаться ко мне. Он несколько раз звонил. Как-то даже я сама ответила. — Она печально смотрела в окно. — Но мама отобрала у меня трубку и сказала ему, чтобы больше не звонил.

У Гордона оборвалось сердце. С одной стороны, отец девочки был вправе общаться с ней. А с другой — мать, конечно, правильно поступила, не позволив ему использовать ребенка в своих интересах. Рассказ Габриелы многое объяснял. Неудивительно, что теперь она так боится довериться ему, довериться вообще какому-нибудь мужчине.

— И мать во всем винила тебя, да?

— И да, и нет. — Габриела снова откинулась на подушки. — Не то чтобы она обвиняла меня в ее разрыве с отцом, но я постоянно чувствовала свою вину. — Она прикусила губу. — Если бы у меня не было этого дара, ей бы не пришлось прогонять его.

— И она никогда не позволяла тебе забыть об этом, так?

Габриела не ответила, даже не посмотрела на него. Ей и не надо было отвечать, он и сам все понял. В нем разгорелся гнев на ее мать. Сколько раз Габриеле пришлось расплачиваться за одно и то же! Сколько раз ей пришлось выносить попреки, недомолвки и обвиняющие намеки! Он понял, что она до сих пор испытывает чувство вины, поэтому и посылает матери половину своего заработка.

— Габи, это не твоя вина, — сказал он твердо. — Это не ты разлучила отца с матерью.

Габриела вскинула брови.

— Ты что, психолог? Говоришь точь-в-точь как доктор Ида Хоффман.

Представив себе эту миниатюрную женщину, раз за разом отказывавшуюся отвечать на его расспросы о Габриеле, Гордон решительно запротестовал:

— Нет, я просто более или менее знаю человеческую натуру. Но это ничего не меняет. Твоей вины в том не было.

— Так мне уже говорили. Но мама могла бы с этим поспорить. — Габриела натянула на колени одеяло. — А потом видения стали появляться так часто, что мне не удавалось их истолковывать. А мама изображала страуса…

— Страуса?

— Зарывала голову в песок. И этим чуть не погубила меня. — Габриела прижала к груди подушку. — Знаешь, как лихорадочно работает детский мозг? Каково видеть всякие ужасы, которые не имеют к тебе ни малейшего отношения?

— Нет, не знаю. — Наклонившись, он оперся локтем о колено. Девица все-таки была первоклассной актрисой. Подумать только, послание на двери потрясло ее до глубины души, но она собрала всю волю в кулак и продолжает гнуть свою линию. И до чего убедительно! Точнее, было бы убедительно, не знай он всей правды. — Но, думаю, не слишком весело.

— Вот именно.

— Значит, ты поехала к доктору Хоффман?

Струи холодного воздуха из кондиционера колыхали кружевные занавески на окне и чуть вздували начавшие подсыхать волосы Габриелы, мягкими прядями обрамлявшие ее лицо. У Гордона потеплело в груди — девушка была так прелестна!

— Тетя Нэнси меня отвезла. Погаси верхний свет, пожалуйста! — Она зажгла ночник. Комнату залило теплое розовое сияние. — Само собой, она сказала маме, что мы идем в кино. Но она знала, что, если мне не помогут придать смысл всему, что я видела, беды не миновать.

Оказывается, подивился Гордон, тетя Нэнси познакомила Габриелу с Шелтоном вовсе не ради денег. Нахмурившись, он выключил верхний свет.

— Каждому следовало бы обзавестись такой тетушкой Нэнси.

— Да, пожалуй. Хотя чай она готовит прескверный. Такой слабый, что через него можно газету читать.

Морщины на его лице разгладились. Он снова посмотрел на девушку с нежностью. Улыбка, звучавшая в его голосе, грела ему Душу.

— А теперь ты расскажи о себе. — Она откинула волосы с лица. — У тебя была своя тетушка Нэнси?

В свете ночника волосы ее казались золотыми.

— Нет, хотя моя матушка очень похожа на нее. Она и сейчас не менее заботлива, чем в то время, когда я был совсем мальчишкой. «Никогда не полагайся на первое впечатление» — вот ее рецепт счастливой жизни.

Гордон подошел к окну. В ветвях деревьев играл легкий ветерок. Подстриженная лужайка была залита лунным светом. Чтобы добиться правды, надо самому быть искренним. А ему так хотелось — нет, было необходимо! — добиться правды от Габриелы.

— У матушки есть целый набор доморощенных философских изречений на все случаи жизни. У Рейнера тоже был.

— Почему ты называешь его по имени?

Гордон пожал плечами.

— Мы были скорее друзьями, а не отцом и сыном. — Он поскреб висок и улыбнулся. — Рейнер был немного странный. Он любил семью, но… как бы это сказать, не хотел, чтобы мы его сильно любили.

— Может, он предчувствовал, что рано покинет вас, и боялся, что вы будете сильно страдать?

— Может быть. — Гордона словно озарило: именно поэтому Рейнер разрешал им доходить лишь до какой-то определенной границы в их отношениях, а дальше не пускал. Гордон улыбнулся: — Ты что, психолог?

— Нет, — она ответила очаровательной улыбкой. — Просто тетя Нэнси тоже любила доморощенную философию.

— Как ты ласково говоришь о ней.

— Еще бы. Она весьма своеобразная леди, даже слегка эксцентричная, но всегда была на моей стороне.

И никто больше. Гордон гадал, каково это — расти с матерью, которая на тебя в вечной обиде из-за отца. Наверное, чертовски одиноко, решил он, рассеянно поглаживая стоящего на комоде хрупкого стеклянного голубя. А для ребенка — просто страшно, мучительно.

— Твоя мама пекла печенье? — вдруг спросил он.

— Что ты! Она считала, что кухня — просто помещение, через которое можно выйти в гараж. Вот тетушка Нэнси, та пекла. Шоколадное печенье с прослойкой из помадки.

Он состроил гримасу.

— Опять шоколад.

Габриела наморщила нос.

— Очень даже хорошо.

Гордон примостился в ногах кровати.

— Когда я учился в младших классах, мама встречала меня из школы с печеньем и молоком.

— Каждый день?

— Ага.

Раньше он об этом как-то не думал. Мать тратила на него и Грейс время, которое могла бы посвятить себе самой.

— Расскажи еще что-нибудь, — попросила Габриела.

Он увидел в ее взгляде жадный блеск. Ее детство прошло совсем иначе. Может, эти рассказы помогут отвлечь ее мысли от сегодняшнего кошмара.

— Но я устал.

Она похлопала ладонью по кровати.

— Приляг.

В приглашении не было абсолютно ничего сексуального, но Гордон колебался.

— Что? Боишься, не сможешь себя контролировать?

В глазах ее появился ласковый поддразнивающий огонек.

— Скорее, я боюсь за твой самоконтроль.

— Не думай об этом.

Он растянулся рядом с ней, ощущая аромат ее духов, запах ее тела.

— А ты маме рассказывал о том, что происходило с тобой в школе? — Подвинувшись ближе, она заглянула ему в глаза.

Внезапно у него перехватило горло. Кое-как справившись с неожиданным волнением, Гордон сказал:

— Ну да, разумеется.

— А о чем ты ей рассказывал? — Голос ее приобрел какой-то новый тембр, весьма сексуальный.

— Ну, к примеру, о том, как Тим Сандерс стащил завтрак у Мины Голдсмит. Она, кстати, была первой женщиной, разбившей мое сердце.

Габриела тихо рассмеялась.

— А сколько тебе тогда было?

— Восемь. — Хмыкнув, он сполз чуть ниже. — Я думал, что никогда больше ни в кого не влюблюсь. Но мама уверяла меня, что мое сердце разобьется еще раз десять, не меньше.

— И как? — Габриела прислонилась к его плечу.

— Не меньше, это точно.

— И у меня.

— Правда?

— Угу. — Она робко коснулась пальчиком его груди.

Гордон сжал зубы, чтобы удержаться и не обнять ее, ведь сейчас это было бы так просто, так естественно.

— Когда я была маленькой, папа рассказывал мне про старые времена. — Зевнув, она опустила голову ему на грудь. — Его отец эмигрировал из Швеции.

Ее волосы щекотали его плечо. Гордона охватывало все большее смятение.

— А мы все стопроцентные американцы.

— Стопроцентные американцы. — Она потерлась головой о его грудь. — Мне это нравится.

Вот дьявольщина! Поддавшись искушению, Гордон обвил рукой ее плечо. Габриела мурлыкала, как довольная кошечка, а он нежно улыбнулся ей, но она не видела этой улыбки.

— Ты все еще боишься?

— Да, но сейчас мне уже лучше. — Она легонько толкнула его. — Расскажи мне еще про свое детство.

Она лежала в его объятиях. Гордон подумал, что если ему теперь удастся произнести хотя бы несколько осмысленных предложений или, еще лучше, связать их между собой, то это будет настоящим чудом. Но она постепенно успокаивалась, и, раз уж его голос был сейчас для нее лучшим лекарством, выбора у него не оставалось.

Он начал рассказывать ей про свою учебу в старших классах, пока еще был жив Рейнер. Почему-то ей было очень важно услышать что-нибудь про его отца. Про детство, проведенное в Хьюстоне, про игру в футбол. Про то, как рыженькая Мина Голдсмит разбила его глупое сердце, бросив его, когда он не сумел забить решающий гол в матче с командой соседней школы. Не останавливаясь, он перешел к более поздним годам, вспоминая малейшие подробности, о каких никому еще не рассказывал, — о друзьях, о колледже, о том, как он переживал, получив диплом без отличия.

Лишь одной грани своей жизни он старательно избегал касаться. Ни словом не упомянув о дружбе с Эвансом и о расследовании, начатом после его смерти.

Когда он наконец остановился, веки Габриелы уже отяжелели.

— А знаешь, — сонно выговорила она, — ты такой славный… когда хочешь.

На лице ее плясали тени. Интересно, назвала бы она его славным, если бы знала, что он ее обманывает? Мучаясь от сознания вины, он нежно погладил ее по плечу.

— Гордон?

Он тоже уже начинал дремать.

— Мм?

— Завтра надо будет проверить тот номер, что я нашла у Лоренса. Это очень важно.

Гордон почувствовал беспокойство. Ему захотелось встряхнуть Габриелу за плечо.

— Откуда ты знаешь?

Она сонно посмотрела на него. Под глазами ее пролегли темные круги от усталости.

— Именно тот мужчина хочет меня убить.

Сердце Гордона пропустило один удар, а потом забилось со страшной силой.

— Лоренс?

Габриела засмеялась.

— Нет.

— Тогда кто?

— Я в этом не очень уверена.

Но Гордон не сомневался, что она знает. Как ни странно, но он вдруг почувствовал себя обманутым оттого, что она после такой доверительной беседы не хочет честно ответить ему. Прищурившись, он продолжал настаивать:

— Но ведь ты знаешь, что это мужчина.

— Ну да. — Облизнув губы, она спрятала лицо у него на груди. — Я его учуяла.

— Что? — Он так и сел.

Поморщившись, она толкнула его обратно на подушку и натянула одеяло на плечи.

— Знаешь, люди ведь… пахнут по-разному.

С этим трудно было спорить. Она, например, пахла… теплом и свежестью. Пьянящей смесью мыла и каких-то духов — «Страсть», что ли? Он еще раз принюхался. Ну да, «Страсть». Довольно неожиданный выбор духов для скромной и неприметной учительницы.

— Дай-ка мне этот телефон, — попросил он охрипшим голосом.

Габриела по памяти назвала цифры. Привстав, Гордон потянулся к аппарату на столике. От резкого движения туго затянутый ремень джинсов врезался ему в кожу. Гордон поморщился. Если уж между ним и Габриелой и должна сейчас оставаться какая-то преграда, то лучше бы это оказалось что-нибудь помягче жесткой джинсовой ткани.

Проблема, конечно, решалась просто — снять и все. Но на это он не отваживался. Собственно говоря, самым разумным в данной ситуации было бы отправиться к себе в комнату. Нет ничего глупее, чем спать в одной постели с Габриелой Вудс, пусть даже так невинно, как сейчас. Однако, взглянув на спокойное доверчивое лицо засыпающей девушки, он внутренне капитулировал. Можно подумать, что ему в первый раз приходится совершать глупый поступок!

Смирившись, Гордон набрал номер. Ему ответили сразу, после чего он бросил трубку и взглянул на Габриелу.

— Джозеф Мердок.

Она зевнула и, не открывая глаз, пробормотала:

— Утром свяжемся с Шелтоном и разузнаем про него.

— Не надо. — Гордон отвел с ее щеки упавший локон. Ох, ну почему она такая славная? Вся такая теплая, шелковистая… — Джозеф Мердок — владелец инвестиционной фирмы, Габи. Он имеет дело только с клиентами-миллионерами.

Она открыла глаза от удивления.

— И на что тогда Лоренсу номер его телефона?

— Не знаю. — Гордон осторожно прижал ее голову к своей груди. — И ночью нам это не выяснить. Отдыхай, ладно?

— А ты побудешь со мной… пока я не засну?

Гордона вдруг охватило такое чувство, будто ему настало время сделать выбор. Между верностью Эвансу и верностью Габриеле. Но ведь она ничего не знает об Эвансе и просит лишь немножко человеческого тепла и участия после тяжелого дня.

— Хорошо, побуду, — наконец выговорил он.

Выключив ночник, Гордон обвил рукой податливое тело Габриелы и уставился в темноту. Не нравилось ему это открытие насчет инвестиционной фирмы. А еще больше не нравилось то, что его тревога и забота о Габриеле растут не по дням, а по часам. И кроме того, он не мог понять, зачем вдруг Лоренсу понадобился номер Мердока. Это-то он и собирался выяснить в ближайшем будущем.

5

— Мне это вовсе не нравится. Гордон, — заметила Габриела, забравшись на мягкое сиденье белоснежного лимузина и кивнув шоферу, чтобы он закрыл дверцу. — Чувствую себя маленькой девочкой, изображающей взрослую. Ты уверен, что твоя мама не рассердится?

— Не бери в голову. Когда они с Грейс вернутся из Парижа, то приволокут с собой целую гору барахла. — Он улыбнулся. — Не нервничай. Ты выглядишь как картинка.

Легко говорить, не нервничай. Она, между прочим, не каждый день надевает костюм от Шанель. И сегодня не собиралась. Тем более что он принадлежит матери Гордона Сазерленда.

Она скользнула по его лицу сердитым взглядом.

— Зачем весь этот маскарад? Почему бы просто не пойти туда и не задать несколько вопросов?

— Предпочитаешь играть в открытую?

— Конечно. — Она пожала плечами и поспешно одернула жакет — не дай Бог помять. Если с костюмом что случится, она ведь всю оставшуюся жизнь будет за него расплачиваться. — Зачем врать, если с тем же успехом можно сказать правду?

— Отнюдь не с тем же успехом. — Он постучал в стекло и знаком велел Коулту, личному шоферу его матери, ехать, а затем развалился на сиденье. — В такое место, как контора Мердока, так просто не придешь с вопросами. Персонал там обучен как раз избегать ненужных расспросов. Особенно если это грозит потерей клиента, чей счет в банке перевалил за шестизначную цифру.

Вздохнув, Габриела покосилась на свое отражение в стекле машины, проверяя, хорошо ли сидит шляпка. Быть может, тулья чуть-чуть высоковата, но в целом впечатление очень неплохое. В этом костюме, да еще зачесав волосы назад, она выглядела богатой и самоуверенной. Другое дело, что себя такой не ощущала.

— Ну ладно, уговорил. Разыграем это представление. Но мне оно все равно не по душе.

— Хватит прихорашиваться. — Гордон окинул ее оценивающим взглядом. — Ты великолепно смотришься.

— Спасибо на добром слове.

Сегодня в их отношениях сквозила какая-то непривычная умиротворенность, которую до вчерашнего вечера Габриела и представить себе не могла. Сведя брови, она в свою очередь оценивающе посмотрела на Гордона. Сейчас он казался просто воплощением респектабельности — от дорогих итальянских ботинок до воротника не менее дорогого костюма. Не говоря уж о неизменно присущем ему шике… И этот богатый и независимый человек сделал ее, Габриелу, частью своей жизни. Вчера он рассказал ей то, что, как она инстинктивно чувствовала, до сих пор не открывал никому. Согретая этой мыслью, она поправила ему галстук.

— Да и ты неплохо выглядишь.

Гордон чуть заметно усмехнулся. Габриела не столько услышала этот смешок, сколько ощутила пальцами, касавшимися его шеи, едва заметную вибрацию в горле.

— Поосторожней, — предупредил он. — Не слишком уж льсти мне. А то ведь я могу решить, что нравлюсь тебе.

— Не задавайся. — В голосе ее зазвучали поддразнивающие нотки.

Гордон поднял бровь и с самым невинным видом осведомился:

— А ты ночуешь в одной постели со всеми мужчинами, которые тебе не нравятся?

Габриела небрежно смахнула с его рукава несуществующую пылинку.

— Нет, не со всеми. Только с теми, кого отшила Мина Голдсмит за проигрыш решающего матча.

— Так нечестно. Это удар ниже пояса. — На самом деле он вовсе не обиделся.

— Ну да. — Габриела с улыбкой чмокнула его в кончик респектабельного носа, готовая голову отдать на отсечение: если бы Мина Голдсмит сейчас его увидела, то горько пожалела бы о своем неразумном поступке.

Машина плавно остановилась у роскошного особняка. Коулт почтительно отворил дверцу. Выглядел он как и подобает солидному шоферу богатой семьи — высокий, сухопарый, неторопливый, лет около шестидесяти пяти.

— Мне подождать, мистер Сазерленд?

— Думаю, да. Мы с миссис Сазерленд долго не задержимся.

— Слушаюсь, сэр. — Коснувшись пальцами края форменной фуражки, шофер захлопнул дверцу и замер, стоя рядом с машиной.

Слегка смущенная, Габриела взяла Гордона под руку.

— Миссис Сазерленд? — спросила она с искренним изумлением.

— Разумеется. — Он искоса взглянул на нее. — Мы же спали вместе, в моем доме. Теперь я должен спасти твою репутацию, Габи.

— А, ну да… само собой. — Она пришла в восхищение оттого, что он повернулся к ней еще одной стороной своей необычной натуры. И какой восхитительной стороной! Гордон Сазерленд — такой потрясающий, сногсшибательный, а порой даже пугающий мужчина — оказался на диво старомоден.

Жалея, что не видит выражения его лица, Габриела направилась к офису.

— Боюсь, твое заявление шокировало Коулта. Он, правда, и глазом не моргнул, но я почувствовала его удивление.

— Вполне возможно.

Она оглянулась. Коулт по-прежнему стоял у машины.

— Если он так и будет все время торчать здесь по стойке смирно на такой-то жаре, то нам потом придется отскребать его от тротуара.

— Не придется, — успокоил ее Гордон. — Как только мы скроемся из виду, он отомрет.

Габриела не могла бороться с искушением и спросила, сама до конца не уверенная в том, что и вправду хочет это узнать:

— И скольких миссис Сазерленд видел Коулт?

В глубине души она понимала, что ей очень важен его ответ, хотя и внушала себе, что это совершенно неважно.

В глазах Гордона плясали черти.

— Одну.

— Ой! — У Габриелы перехватило дыхание.

Он улыбнулся.

— Что, удивлена? Ты и вправду считаешь меня отпетым сердцеедом, Габи?

Так оно, конечно, и было, и от этих слов она залилась краской.

— Тогда знай, что это не так.

Она уже и сама начала сомневаться. Правда, ее все же интересовало, как Гордон потом собирается объяснить Коулту, куда же пропала миссис Сазерленд, но это было уже не так важно. Поскольку от нее явно требовался хоть какой-то ответ, она вздернула подбородок и заявила:

— Время покажет.

— Точно. И это относится к нам обоим. — Его улыбка стала озорной. Перед высокой колонной с прибитой к ней бронзовой табличкой с названием фирмы Гордон остановился — как раз на таком расстоянии, чтобы их не услышал швейцар. — И зарубите себе на носу, миссис Сазерленд, что вы особа изрядно взбалмошная и сумасбродная… Нет, не возражай: если они будут считать, что у тебя ветер в голове, то станут менее осторожны.

Солнце било в глаза, Габриела прищурилась.

— Кажется, в твоих словах таится скрытый комплимент.

Во взгляде Гордона зажегся опасный огонек.

— Я помогу тебе отыскать его потом. А сейчас ты — вздорная пустомеля и по уши влюблена в меня.

Габриеле пришло в голову, что если он и дальше будет смотреть на нее столь же страстно, то изобразить влюбленность ей будет проще простого. И все же она запротестовала:

— Послушай, а нельзя ли мне оставаться самой собой?

Взгляд его вдруг стал суров, словно она сказала что-то лишнее. Но он сдержался и, театрально закатив глаза, произнес:

— Мы это уже обсудили и решили, что так будет лучше.

Что правда, то правда. Они обсуждали это и на рассвете, и позже, в семь утра. И оба раза Гордон приводил неоспоримые аргументы.

— Ладно, ладно. — Габриела натянуто улыбнулась. — Но я так не люблю лгать. Давай поскорее покончим с этим.

Швейцар распахнул перед ними дверь. От порыва холодного воздуха у Габриелы мурашки побежали по коже.

Изысканная обстановка внутри здания как нельзя лучше соответствовала дымчато-матовым стенам снаружи. Натертые до блеска белые полы пахли воском. Обитые черной кожей диваны и кресла стояли тремя самостоятельными группами, между которыми буйно зеленели искусственные садики. Сидевшая за столом у задней стены женщина могла бы составить честь рекламе любого бассейна из «Спортс иллюстрейтед» — высокая, с прекрасной фигурой, облаченная в элегантное платье цвета морской волны, отлично гармонировавшее с ее голубыми глазами.

Габриела выпрямилась. Значит, Гордон знал с самого начала, что это за место. Приди она сюда в повседневном плаще и джинсах, ее бы в два счета спровадили прочь. За годы своего учительства она начисто забыла одну простую истину: солидные фирмы имеют дело только с солидными клиентами. Впервые за сегодня она порадовалась тому, что все-таки надела этот дорогой кремовый костюм.

— Нам назначена встреча с вашими консультантами в одиннадцать часов, — обратился Гордон к секретарше. Голос его звучал добродушно, но властно.

Габриела еле сдержала возглас изумления. Это еще что за новости? Зачем им встречаться с консультантами? Вот если бы она не испытывала к Гордону никаких чувств, то, наверное, сумела бы заглянуть в его мысли и понять, что он задумал. Но, увы, это было ей неподвластно.

Она покосилась на Гордона. Тот сохранял полнейшую серьезность. Оценив ситуацию, она гордо вздернула подбородок и постаралась напустить на себя самый что ни на есть заносчивый вид. В глубине души, однако, боялась, что выглядит напыщенно и смешно.

— Мистер и миссис Сазерленд? Ах да! — Смерив Габриелу оценивающим взглядом, секретарша повернулась к Гордону, и глаза ее сразу же потеплели. — Пойдемте.

Габриела чуть не застонала. Ну неужели он столь неотразимо действует на любую женщину, которая попадается ему на пути? Похоже, так оно и есть, решила она, шагая вслед за секретаршей во внутренний офис.

Помещение оказалось уютным и старомодным, словно гостиная в каком-нибудь джентльменском клубе начала века. Никаких сверкающих полов и зеркал. Темно-коричневое дерево, темно-зеленые шторы.

Утопая ногами в мягком ковре, Габриела подвернула каблук и, чтобы не упасть, ухватилась за Гордона. Они опустились на кожаный диван напротив камина. За решеткой потрескивали поленья. Создают атмосферу, подумала она, но какая же бездарная трата хорошего дерева.

На стене мерно покачивался маятник старинных часов. Гордон вольготно развалился на диване. А у Габриелы с каждой секундой все больше разыгрывались нервы, она все сильнее сомневалась в своей способности хорошо сыграть роль. Ведь богатство — это особый стиль жизни, ему присущи свои манеры и жесты, сотни невыразимых словами пустячков. Гордон был в этой жизни как рыба в воде, но она-то нет. Однако теперь ей потребуются все эти качества, чтобы установить, какая связь существует между кем-то из служащих и Лоренсом, чтобы спасти Лейси.

В комнату вошли трое мужчин. Гордон жестом собственника положил руку на колено «жены». Она не возражала, ей это даже нравилось.

Пока секретарша представляла новоприбывших, Габриела во все глаза разглядывала их. Один — лет шестидесяти, моложавый, с запоминающейся внешностью. Она могла бы держать пари, что он носит исключительно костюмы-тройки различных оттенков серого. Ощутив исходящую от него ауру доброты, она мгновенно отмела его кандидатуру — нет, это не он.

Остальные двое походили друг на друга разве что возрастом — обоим под тридцать — и вкрадчивой, но напористой манерой держаться и разговаривать.

Смазливого блондина в отлично скроенном черном костюме и накрахмаленной белой рубашке звали Люком Берроузом. Он галантно поклонился им.

— Благодарю, Патриция. — Он кивком отпустил секретаршу. — Теперь я сам обо всем позабочусь.

Какой он пластичный, отметила про себя Габриела, наблюдая, как он за руку здоровается с Гордоном, а затем протягивает ладонь ей. Пожатие его оказалось неожиданно безвольным. Габриелу это насторожило. Она никогда не доверяла таким людям, всегда чувствовала в них неискренность.

— Приятно познакомиться. — Поспешно высвободив ладонь, она взяла Гордона под руку. Мускулы его были напряжены, но внешне он выглядел абсолютно спокойным. Если внезапно проявившаяся в ее словах плебейская интонация и резанула ему слух, то он этого никак не выказал.

— Позвольте представить моих коллег, Фреда Паркинсона, — Берроуз указал на брокера. — И Джилла Стингера.

Оба слегка поклонились, Габриела кивнула, отчаянно труся — вдруг они распознают в ней фальшь. Гордон ласково поглаживал ее руку большим пальцем. Скрывая внутреннюю дрожь, она посмотрела на Фреда Паркинсона.

Невысокий, смуглый. Когда он поднес руку к виску, поправляя волосы, на пальце сотнями колючих искр блеснуло кольцо. Бриллиант в пять каратов недвусмысленно намекал на богатство его обладателя. Пожав ему руку, Габриела, как и в случае с Берроузом, почувствовала его неискренность. Быть может, подумала она, это общее свойство всех дельцов?

Сохраняя безразличное выражение лица, она коснулась ладони Джилла Стингера. На нее нахлынуло вечно мучившее его сознание вины. И ему было в чем себя винить. У стоического с виду мистера Стингера оказалась любовная интрижка на стороне. Она в удивлении вскинула на него взгляд. Но если он и изменял жене, то фирме оставался верен — Габриела прочла это в его глазах.

Консультанты уселись в кресла напротив дивана и выжидающе посмотрели на Гордона. Тот, небрежно закинув ногу на ногу, заговорил:

— Не люблю напрасно тратить время, джентльмены, так что перейдем к делу.

— Да, сэр, — ответил за всех Берроуз. Габриеле он очень не нравился, как, впрочем, и Паркинсон, — почему, она сама не знала. А вдруг это имеет отношение к Лейси?

— Мы с женой, — Гордон с нежностью посмотрел на Габи, от его взгляда по всему ее телу разлилось блаженное тепло, — подыскиваем посредника, который поможет нам осуществить несколько сделок с акциями. Нам порекомендовали вас, всех троих. И теперь нам хотелось бы взглянуть на ваши персональные дела с отчетами о всех банковских операциях, проведенных вами за последние… как ты думаешь, дорогая? Скажем, пять лет?

Он держался так непринужденно, раскованно и решительно, что Габриела им просто восхищалась. Она кивнула.

— Думается, пяти лет вполне достаточно, милый.

Мистер Стингер приподнял кустистые брови.

— Но это будет нарушением секретности операций.

— Только в том случае, если раскрыто больше трети досье, мистер Стингер. Видите ли, типичные проспекты слишком уж сухи… Ты не заскучала, дорогая? — Не дожидаясь ответа, Гордон продолжал: — Мы не просим сообщать ни имена ваших клиентов, ни подробности сделок — лишь отчеты о том, как именно вы вели дела. — Он подался вперед. — Нам необходима эта информация. На кону без малого десять миллионов долларов, и мы должны быть уверены, что на выбранного нами посредника можно вполне положиться.

Берроуз приподнялся в кресле. Глаза его загорелись.

— Если вы подождете несколько минут, я подберу требуемые данные.

Фред Паркинсон не отстал в прыти.

— Я тоже.

Мистер Стингер поднялся.

— В настоящий момент у меня слишком много клиентов. Но все равно спасибо, что подумали и обо мне.

Гордон кивнул ему, избегая встречаться с Габриелой взглядом.

Она вполне понимала все затруднения Джилла Стингера. Дело в том, что семья его жены была связана с мафией — прямиком в Сицилии. Точнее, входила в мафию. Стингер же был в этой семье чужаком. К тому же жена его постоянно хворала, поэтому он был лишен неоспоримого права женатых членов «семьи» — права завести любовницу. Больше всего на свете он боялся гнева родичей жены, если они проведают о не верности. Расплата была бы жестокой.

Блеск, появившийся в глазах Берроуза и Паркинсона, она могла бы охарактеризовать одним словом — алчность. Вцепившись в руку Гордона, она пыталась уловить какую-либо связь между одним из них и Лоренсом. Но напрасно. Единственное, в чем она не сомневалась, — ради выгоды оба пойдут на все. К сожалению, ей не удавалось читать их мысли, и, должно быть, по одной и той же причине: оба настолько горели желанием заполучить выгодного клиента и провести предложенную сделку, что это напрочь вытеснило из их голов все прочие ощущения.

В дверь постучали, и на пороге появилась Патриция.

— Простите, — она посмотрела на Берроуза. — Вас просят к телефону.

— Спасибо. — Брокер поспешно встал. — Прошу извинить, но мне необходимо отлучиться.

Габриела смотрела ему вслед. Что-то в его чопорной походке, в манере наклонять голову настораживало ее. И, хотя у нее не было ни малейших доказательств, она инстинктивно чувствовала, что нашла связь с Лоренсом.

Заставив себя еще несколько минут терпеливо выслушивать беседу Гордона с Паркинсоном, она прервала их на полуслове.

— Милый, — проворковала она, — я скоро вернусь.

Мужчины вежливо привстали, и она покинула офис.

Судя по выражению глаз Гордона, он ждал от нее чего-нибудь этакого.

Миновав небольшой холл, она услышала голос Берроуза.

— Лилиан, — увещевал он, — ты кончишь паниковать?

Телефон, поняла Габриела. Он говорит по телефону. Бегло оглядев холл, чтобы проверить, не вошел ли кто следом за ней, она придвинулась ближе к двери, из-за которой доносился голос, делая вид, будто безумно интересуется барельефом на стене.

— Ну-ну, птичка, — заискивающе продолжал Берроуз, — не надо падать в обморок. Все уже почти закончилось.

Вдоль позвоночника Габриелы, возвещая приближение видений, пробежала дрожь. Сознание словно балансировало на грани грез и реальности.

— Миссис Сазерленд?

Габриела вздрогнула. Сделав вид, что осматривает туфельку, она лишь потом заглянула в холодные глаза внезапно возникшей перед ней секретарши.

— Да?

— Каблук сломался?

— Нет, просто великоваты. — Некая доля правды в этих словах была. К тому же Габриела редко носила туфли на высоких каблуках, и у нее ужасно устали ноги.

— Комната совещаний вон там. — Патриция указала в сторону внутреннего офиса, откуда Габриела только что вышла.

— Да, разумеется. Но дамская комната в той стороне. — Габриела показала пальцем в противоположном направлении, сопроводив свой жест сладчайшей улыбкой.

— Вас проводить? — Глаза Патриции не потеплели — она поняла, что клиентка подслушивала.

— Спасибо, я как-нибудь справлюсь, — с деланной храбростью отозвалась Габриела и пулей нырнула в дамскую комнату.

Когда, переждав минуту, она вышла, Гордон, Берроуз и Паркинсон уже стояли у дверей в коридоре.

— Уже уходим, милый?

— Да. — Гордон держал в руках две папки. — Я говорил еще раз с мистером Стингером, но он не переменил своего решения.

— Ну, я думаю, мы уже нашли посредника, — подчеркнуто покосившись на Берроуза, Габриела взяла своего спутника под руку.

— Я тоже в этом уверен. — Гордон смотрел на Паркинсона.

Хитроумия Гору не занимать, подумала Габриела. Стравить этих двоих в погоне за одной добычей — тут-то они все друг про друга и выложат. Еще хватило бы ему смекалки поманить их миллионной, и не десятимиллионной сделкой — цены бы ему не было. Тогда, наверное, у них остались бы в голове хоть какие-то мысли, кроме той, чтобы урвать громадный куш.

Гордон повел ее к двери. Габриела обернулась. Берроуз и Паркинсон смотрели им вслед. Уверенная, что они все слышат, она сладко пропела:

— Дорогой, мне больше по вкусу мистер Берроуз.

— Любовь моя, а я предпочел бы Паркинсона.

Она прижалась к нему, поигрывая торчащим из его кармана краешком носового платка.

— Придется мне тебя переубедить. Мне и вправду нравится Берроуз. Взгляни только, какие у него стрелки на брюках.

— Может, я смогу тебя переубедить? — Серые глаза Гордона озорно поблескивали. — У Берроуза стрелки на брюках, зато Паркинсон очень напористый. — В его голосе появилась легкая хрипотца. — Ведь ты любишь напористых мужчин?!

Остановившись, она зацепила пальчиком отворот его костюма.

— Ну, котик, я не сомневаюсь, что и мистер Берроуз не менее напористый.

Гордон понизил голос:

— Поцелуй меня, душечка, для вящей убедительности.

Правду сказать, поцелуй этот вовсе не предназначался для Берроуза и Паркинсона — и Габриела, и Гордон это знали. Но, поскольку она подыскивала удобный предлог еще с прошлого вечера, после инцидента с четой Грязные Сапоги, она с готовностью припала к его губам. Он крепче сжал ее талию и что-то одобрительно буркнул.

— Ну как на этот раз? — с искренним любопытством поинтересовалась Габриела.

— Уже лучше. — Гордон улыбнулся в ответ.

Она снова покосилась назад. Оба дельца все еще смотрели им вслед, расплывшись в самодовольных улыбках. Приходилось признать, что уловка Гордона сработала как нельзя лучше. Наверняка в папках у него находились персональные дела и того и другого.

Не успела дверь офиса захлопнуться за ними, а вышколенный Коулт уже распахивал дверцу лимузина. Рухнув на сиденье, Габриела скинула туфли и принялась разминать ступни. Как бы не привыкнуть ко всем этим услугам, подумала она с опаской. А еще хуже — привыкнуть к поцелуям Гордона.

Когда он уселся рядом, она облегченно вздохнула, радуясь, что представление окончено. Теперь ей не терпелось рассмотреть добычу.

— Я возьму Берроуза, — потянулась она к папке. — А ты Паркинсона.

— Не опережай события. — Он взял ее за руку. — Сумасбродка из тебя вышла препаршивая.

— Что-что?

— Предполагалось, что ты будешь разыгрывать дурочку.

Она нахмурилась, пытаясь сдержать негодование.

— Говорила же я тебе, терпеть не могу притворяться. Это не в моей натуре.

Гордон с сомнением поглядел на нее и усмехнулся.

— Пожалуй, нам стоит потренироваться еще и в этом.

Губы его снова искривились в уже знакомой ей полуулыбке. Габриела сама не знала, чего ей больше хочется — поцеловать эти губы или же укусить. Не успела она собраться с мыслями, как Гордон постучал Коулту в стекло. Оно с щелчком приоткрылось.

— В полицейское управление, — приказал он.

У Габриелы упало сердце. До сих пор она еще как-то удерживала мысль, что ее хотят убить, где-то на задворках сознания. Теперь же пришлось заглянуть в лицо действительности.

Гордон протянул ей телефонную трубку. Голос его был мягок, но настойчив.

— Скажи Шелтону, что мы едем.

Подсознательно Габриеле казалось, что, если она кому-нибудь расскажет о случившемся ночью в ее квартире, этот факт станет еще реальнее, еще страшнее. Медля брать трубку, она нервно облизала губы.

— Ты должна посмотреть фактам в лицо. — С трубкой в руке Гордон открыл папку и принялся листать страницы. — Только так ты сможешь исцелиться. — Он отлично понимал обуревавшие ее чувства.

— Да, я знаю. Просто я… — Габриела замялась, подыскивая подходящие слова, чтобы передать всю силу смятения, охватившего ее с того момента, как она узнала об еще одном, неизвестном враге.

— Выбита из колеи? — подсказал Гордон.

— Именно!

Он понизил голос.

— Ты ведь в любой момент можешь бросить расследование.

Габриела так и взвилась:

— И забыть Лейси? Она же в беде, Гор! Да кем я буду!

— Тогда звони.

Не отводя от трубки пристального взгляда, будто та таила в себе опасность, Габриела с усилием заставила непослушные пальцы обхватить холодный пластик. Рука ее дрожала. Проклиная эту предательскую дрожь, она набрала номер Шелтона.

Гордон отвел от нее глаза и задумчиво погрузился в изучение досье Фреда Паркинсона. Однако она не обманывалась на его счет — он ловил каждый произнесенный ею звук. На его месте она делала бы то же самое.

Габриела сидела, поджав ноги. Внезапно, перелистнув очередную страницу, Гордон положил ее ногу себе на колени и автоматически стал растирать лодыжку. Девушка чуть не замурлыкала от удовольствия. Интересно, он понимает, что делает? Похоже, нет, решила она, так как он с головой ушел в чтение.

Потянувшись, Габриела водворила трубку на место.

— Никто не отвечает.

— Вот этот нам нужен, — Гордон протянул ей папку, — Паркинсон.

Пальцы его все так же машинально поглаживали ее ногу. Бегло пролистав страницы, Габриела еще раз перечитала отдельные места.

— Я не так уж уверена. То, что он раньше попадал в переделки, еще не значит, что он и сейчас занимается чем-то противозаконным. — Она бросила папку на колени и потерла больную ногу. — Я ставлю на Берроуза.

— Почему?

— Интуиция. — Заметив пристальный взгляд Гордона, она поспешно отдернула руку от больного места. — Во-первых, он слишком рвется заключить сделку, он слишком жадный. А во-вторых, в его досье нет ни единого упоминания о жене, а он, несомненно, женат. На пальце у него обручальное кольцо.

— Станешь тут жадным, ведь цена сделки — десять миллионов.

— Стингер же не стал. — Вдыхая запах кожи, Габриела покачала головой. — Я что-то почувствовала в Берроузе. И уже почти…

— Что почти?

— Ко мне почти пришло видение. Не пойму толком, что именно. Он разговаривал по телефону с какой-то Лилиан. Судя по всему, они замешаны в чем-то сомнительном и Лилиан теперь паникует, просто в обморок падает. Берроуз сам так сказал.

Глаза Гордона сузились.

— В чем-то сомнительном?

— Я не уверена. Тут меня как раз засекла Патриция. Но что-то я почувствовала. А с Паркинсоном такого не было, я поняла лишь то, что он неискренен.

— То, что ты нечто почувствовала, еще не означает, что Берроуз замешан в похищении девочки. А может, он просто беседовал с мнительной владелицей акций, которая хотела закончить сделку быстрее, чем следовало. Тогда это обычный бизнес.

Габриела вздохнула. Каждый раз, когда она заговаривала о своем даре, в Гордоне мгновенно чувствовалось отчуждение. Он уходил от этой темы. Понятное дело, мысль обсуждать с ним свои видения не вызывала в ней энтузиазма. Но ведь они партнеры. С первой же встречи она испытывала к нему влечение, а вчера вечером приложила немало усилий, чтобы научиться уважать его и восхищаться им. Их сотрудничество должно основываться на твердой почве — почве взаимопонимания. И ей казалось, что подобно тому, как сама она должна была принять Гордона со всеми его достоинствами и недостатками, так и он должен был принять ее. А видения — это неотъемлемая часть ее личности, именно они сделали ее такой, какая она есть. Но кроме всего этого, призналась она себе, ей просто хочется, чтобы он понял ее — понял и одобрил.

Задумчиво поглаживая мягкую кожу сиденья, Габриела наконец решила, что скажет правду.

— Если я сумею установить связь между Лоренсом и Берроузом, то, значит, этот тип несомненно замешан в похищении.

— Если мы сумеем, — поправил он.

Даже его надменность сегодня уже меньше раздражала ее.

— Если мы сумеем, — послушно повторила Габриела. Она хотела объясниться, хотя и знала: если он снова не поверит ей, то она едва ли сможет скрыть свою боль и обиду, свой гнев.

Опустив ноги на ковер, она печально смотрела на проносящиеся за окном деревья.

— Ты просто не понимаешь, что такое мои видения. Я редко чувствую эмоции обычных людей. — Горло ее сжалось, но она заставила себя закончить фразу. — Я чувствую страдания жертв преступлений.

Гордон с такой силой сжал папку, что картон треснул.

— Выходит, Берроуз — жертва?

Габриела печально отвернулась.

— Он связан с жертвой.

— Ну да, понимаю. — Ослабив узел галстука, Гордон вздохнул и расстегнул две верхние пуговицы на рубашке.

— Нет, не понимаешь, — возразила она. — Пока еще не понимаешь, но обязательно поймешь.

— Мы опросили всех твоих соседей, — объяснил Шелтон Уинтерс, — но никто ничего не видел и не слышал.

Гордон шагнул в офис и коснулся плеча Габриелы.

— Это вы про вчерашнее?

Она кивнула. На ее лице застыла гримаса отчаяния. Не в силах видеть ее такой, Гордон ободряюще сжал плечо девушки. В глазах Шелтона сверкнуло подозрение — и Гордон не мог осуждать его за этот взгляд. Ведь он друг Габриелы и знает, что Гордон давно выслеживает ее. Так что его озабоченность более чем понятна. Несмотря на несомненное мужество и внутреннюю силу, в Габриеле было что-то бесконечно хрупкое, женственное, отчего любой нормальный мужчина рядом с ней не мог не испытывать желания стать ее защитником и покровителем.

— Теперь о похищении. — Откинувшись назад, Шелтон ткнул кончик очередной сигары в переполненную пепельницу. — Тебе виделось что-нибудь, Габи?

— Ничего важного. — Она не поднимала глаз.

Удивленный ее уклончивостью, Гордон все же сумел придержать язык. Он-то знал, что она видела еще много чего, например велосипед Лейси. И, помнится, вчера вечером она говорила, что без сообщения о пропаже ребенка Шелтон ни за что не поверит ей и не одобрит попытку обыскать дом Лоренса. Ведь вначале ей казалось, что Лоренс в родстве с Лейси, может быть, даже ее дядя. А что, если Габриеле всего лишь померещилось, что он причинил девочке какой-то вред? Эту возможность тоже нельзя было исключать. И все же сомнения Шелтона явно ранили сердце Габриелы, в ее глазах снова появилась боль. Уж не поэтому ли она сейчас утаила от него новую информацию?

Гордон инстинктивно придвинулся ближе к ней, к самой спинке ее кресла. Шелтон скривил губы.

— Я продолжаю следить за сообщениями о пропаже. Но пока ничего подходящего для нас не нашел.

Через голову Габриелы Гордон взглянул на испещренный рисунками, неразборчивыми надписями и значками настольный календарь Шелтона. Там было нацарапано несколько имен. Билл Сандерс. Кристина (звездочка). Миссис Хантс (знак вопроса). Снова Кристина (еще одна звездочка).

— А ты связался с полицией ближайших городков? — Откинувшись на спинку кресла, Габриела с отсутствующим видом похлопала Гордона по руке.

Шелтон снова недовольно поморщился — ему явно не понравился этот вопрос. Но почему? — гадал Гордон. Может, боится за Габриелу, опасается, что я буду мстить ей за Эванса? У него для этого есть все основания. Ведь я всячески стращал его, чтобы он, не дай Бог, не проговорился ей о моей дружбе с Эвансом. И это были не пустые угрозы: если бы Шелтон нарушил слово, ему бы небо с овчинку показалось.

— Послушай, Габи, — произнес полицейский, — может, тебе стоит выйти из игры? Я переговорил с доктором Хоффман, и она хочет, чтобы ты ей позвонила.

— Не сейчас. Позвоню, когда найду Лейси.

Гордон во все глаза смотрел на них. Габриела держалась вызывающе, Шелтон — чуть ли не заискивающе. Может, все не так просто? Может, Шелтон сам влюблен в нее? Гордон взвесил эту идею. Да, Шелтон смотрел на Габриелу вовсе не как любящий отец или заботливый дядюшка. Но и не как пылкий влюбленный. Собственно говоря, сейчас он на нее вовсе не смотрел — по крайней мере не глядел ей в глаза. Интересное наблюдение.

— Я не выйду из игры! Ведь ставка — жизнь ребенка. — Она с явным раздражением вытащила из сумочки карандаш и раскрыла блокнот. — Ты что-нибудь узнал про Берроуза и Паркинсона?

Выудив сигару из пепельницы, Шелтон прикусил ее кончик.

— Поговаривают, будто Паркинсон слишком печется о своей личной выгоде и меньше — о выгоде фирмы. Но это всего лишь слухи. Ничего определенного. — Он зарылся носом в груду желтоватых бланков. — Берроуз же чист как стеклышко.

— Совершенно?

В голосе Габриелы слышалось изумление: она была почти уверена в сговоре между Лоренсом и Берроузом. Сам же Гордон готов был поставить на Паркинсона вплоть до настоящего момента. Теперь же нечто неуловимое в поведении Шелтона пробудило в нем инстинкт детектива. Он сам пока не уяснил в чем, собственно, дело. Но этот инстинкт просыпался в нем не так уж часто и до сих пор еще ни разу его не обманывал.

Габриела поднялась.

— Спасибо, Шелтон. — Глаза ее были окружены тенью от недосыпания и усталости. — Если хоть что-то услышишь…

— То позвоню. — Шелтон кивнул, вставая.

Гордон не сомневался, что он позвонит. Но у него были веские основания сомневаться в мотивах, которые заставят его это сделать.

С телефонной трубкой около уха Гордон разбил два яйца на раскаленную сковородку и подождал, пока на другом конце провода не раздался голос Коулта.

— Резиденция Вудс, — доложил шофер.

Гордон не смог удержать улыбки. Коулт всегда так официален.

— Это я. Как там у вас дела?

— О, доброе утро, мистер Сазерленд! Полиция уехала час назад, новые замки уже вставлены, и Дора только что уведомила меня, что ей понадобится еще четверть часа, чтобы закончить уборку.

— Великолепно! — Представив себе мамину горничную, ее бьющую через край энергию и торчащие во все стороны седые волосы, Гордон снова улыбнулся. — Скажи Доре, что я ей должен.

— Да, сэр. Она так и говорит, сэр. Она просит шубу.

— Шубу? — Гордон посолил яичницу. С Дорой все сложно. Она не из тех, кто просит, — она требует. — Норковую, я верно догадался?

— Соболиную, сэр. И длинную, до пола.

Вспомнив запекшуюся на двери Габриелы кровь, Гордон согласился.

— Скажи ей — она получит шубу.

Уже много лет назад он научился не торговаться с Дорой, иначе в придачу к мехам она запрашивала еще и драгоценности.

Положив трубку, Гордон проверил готовность яичницы, перекинул через плечо полотенце и вышел из кухни. Остановившись у подножия лестницы, он оперся о перила и посмотрел вверх.

— Габи!

Никакого ответа. Почему она не отвечает?

— Габи!

Молчание.

А что, если она не может ответить? Если ей плохо? От этой страшной мысли он пулей взлетел по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Полотенце упало на пол.

Не переводя дыхания, он постучал в дверь.

— Эй, Габи!

Из комнаты доносились какие-то сдавленные звуки.

Страх удесятерил его силы. Гордон так пнул дверь, что она с треском распахнулась, ударившись о стену.

Габриела стояла к нему спиной, согнувшись, и бормотала что-то себе под нос.

— Это я! — закричал он. — Это я!

— Боже, Гордон! Ты напугал меня до смерти! — Она повернулась, и только тут Гордон понял в чем дело.

Габриела запуталась в широком свитере. Высокий воротник полностью закрывал ей голову, и она делала отчаянные попытки освободиться. Свитер задрался, обнажая живот девушки и лишь слегка прикрывая грудь. У Гордона зачесались кончики пальцев от желания дотронуться до ее нежной кожи.

— Я тебя звал, но ты не отвечала! — растерянно пробормотал он.

— И поэтому ты вышиб дверь? Стыдись, Гор!

Все еще ворча, Габриела резко отвернулась, налетела на кровать, ушибла коленку и вскрикнула от неожиданности. Гордон все еще не мог оторвать глаз от полоски ее кожи между джинсами и свитером. Какая же она белая, нежная!

Его бросало то в жар, то в холод. Скрестив руки на груди, он прислонился к дверному косяку и прищурился. Габриела походила на черепаху, пытающуюся выбраться из панциря. Сейчас он особенно остро ощущал себя мужчиной из плоти и крови.

— Рискуя показаться глупым, могу я все же спросить, что стряслось?

— Воротник зацепился… За сережку.

Он улыбнулся.

— Вижу.

— Хотела бы я хоть что-то видеть. Помоги же мне!

Усмехаясь про себя, он подошел к ней. Она только что приняла душ — от нее пахло мылом и каким-то ароматным кремом. Он запустил пальцы под воротник свитера — не кожа, а теплый шелк! — и потянул его вверх.

— Ой! — Габи схватилась за шею.

— Прости. Мне жаль, что тебе больно.

— Мне тоже. Я чуть не задохнулась до смерти.

Он вздернул брови.

— Я бы вернул тебя к жизни.

— О, еще бы! Ничуть не сомневаюсь.

Взгляд Гордона привлекло что-то блестящее возле рукава свитера. Габриела прислонилась к нему спиной, он почувствовал жар ее тела, колени его ослабли.

— Подожди. Не шевелись. Сейчас я тебя освобожу.

Она замерла в том же положении. На лбу у Гордона выступил пот, руки дрожали. И почему вызволение из свитера зацепившейся сережки так на него действует? За всю жизнь он еще не испытывал подобного возбуждения, даже в постели с женщиной.

— Отлично. Отцепи только поскорей сережку!

Голос Габриелы звучал тоже не очень-то спокойно. Гордона это радовало.

— Немного терпения, мисс.

— Оно не входит в число моих добродетелей.

Это Гордон успел уже и сам заметить. Одной рукой выпутывая из свитера сережку, другой он для надежности обвил талию Габриелы и принялся автоматически поглаживать обнаженную кожу. Тягучее тепло потекло вверх по его руке и разлилось по всему телу, концентрируясь внизу живота.

— У меня рука слишком большая, — пожаловался он срывающимся голосом.

— Ты и сам не маленький. — Тело Габриелы трепетало под его ладонью. — Но и у тебя есть свои приятные стороны.

Желание все сильнее овладевало им. Трясущимися пальцами он кое-как выпутал из петель свитера блестящую серебряную звездочку.

— Получилось! — Он сам себе не верил.

— Слава Богу. А то я уж подумала, что остаток своих дней обречена ходить в этом оригинальном тюрбане. — Со вздохом облегчения Габриела одернула свитер, накрыв им руку Гордона. По-прежнему прижимаясь к нему, она запрокинула голову и ухитрилась заглянуть ему в глаза. — Ага, попался!

Подозревая, что так оно и есть, Гордон кивнул. Он протянул ей сережку, но она даже не заметила этого — столь напряженно смотрела ему в глаза. Она всегда была прелестна, а сейчас, только что из-под душа, — особенно. Еще влажные локоны в дивном беспорядке спадали ей на лицо и на плечи. Гордон не мог отвести от нее глаз.

— Ты и впрямь так думаешь? — Пальцы его скользнули по животу Габриелы и поднялись выше. Она затаила дыхание, лишь маленькая жилка пульсировала под его рукой в такт участившемуся биению ее сердца.

— Что и у тебя есть свои приятные стороны? — Она облизала губы. — Ну да, есть кое-что!

— И на том спасибо.

Он уже не мог сдерживаться, так ему хотелось поцеловать ее, такую мягкую, нежную, ароматную, такую сексуальную. От сияния бездонных васильковых глаз голова Гордона пошла кругом, мысли смешались, а голос совести превратился в еле слышный шепот, который теперь было совсем легко проигнорировать. Гордон понял, что выбора у него нет.

— Габи, — прошептал он, наклоняясь к ее лицу, — можно я тебя поцелую?

— Мы ведь уже пробовали. — Она отрицательно мотнула головой и опустила глаза, губы ее невольно приоткрылись. — У нас плохо выходит.

И хотя ответ ее был отрицательным, но ее трепещущие пальцы, неровное дыхание, все ее тело говорили «да».

— Мне хочется снова попытаться. — Он провел пальцем вдоль голубой жилки на ее шее, бережно коснулся щек, залитых нежным румянцем. — В офисе Мердока получилось очень даже недурно.

— Ну да… — растерянно признала она. — Но целоваться сейчас, здесь… Благоразумно ли это?

Значит, он ошибался. Габриела вовсе не чувствовала всего того, что, как ему казалось, он прочел в ее глазах. И она, несомненно, права. В сложившейся ситуации еще большая близость стала бы не просто глупостью — она стала бы безумием. Другое дело, что он желал этого поцелуя так, как ничего больше в жизни не желал. Но можно ли принуждать ее? Стиснув зубы, он разжал руки.

Прикусив губу, Габриела вскинула голову. В ее взгляде бушевало смятение.

— Гор?

Он был не в силах отвечать. Он и так уже сказал слишком много. Да что же она с ним творит! Как умудряется так воспламенять его чувства?

— Я не Мина Голдсмит, Гор, я не играю тобой.

Габриела вся дрожала. Ей было явно нелегко обнажать перед ним свою душу. Гордон восхитился тем, как храбро она преодолела свой страх, как решительно и благородно сделала шаг к откровенности.

На него снова накатила жаркая волна желания. Как он ни проклинал, как ни корил себя, но сейчас оно пересиливало даже стремление отомстить за гибель Эванса. И к желанию примешивалось чувство вины — такое острое, что он еле мог дышать. Ведь Габриела начала доверять ему, а он… лгал ей, лгал с самого начала, с первого момента их встречи.

Прильнув к Гордону, она обвила руками его талию, скользнула ладонями по спине.

— Я вовсе не всегда благоразумна, — прошептала она, приподнимаясь на цыпочки и ища его губы своими.

Колени Гордона сделались мягче ваты, руки судорожно сжались. Да, они уже целовались раньше, но либо разыгрывая перед кем-нибудь посторонним комедию, либо в момент сильнейшего эмоционального напряжения, как вчера вечером в квартире Габриелы. Сейчас же поцелуй принадлежал только им и зависел только от их желания… от ее желания.

Не в силах больше сдерживаться, он наклонился к ней, и их губы слились в жарком поцелуе. Габриела тихонько вздохнула. По телу Гордона пробежала неистовая дрожь. Губы девушки оказались такими же сладкими и теплыми, как и в первый раз, — нет, даже лучше, ведь теперь она не думала ни о чем постороннем.

Гордон понял, что погиб.

Ее пальцы легонько перебирали его волосы, мягко поглаживали затылок. Другая рука, покоившаяся у него на плече, конвульсивно сжалась, словно говоря ему, что Габриела хочет большего.

Гордон теснее сомкнул кольцо своих рук, ближе привлекая ее к себе, пока она не прижалась к нему всем телом. Габриела что-то прошептала, невнятно, почти беззвучно, но он понял ее.

Ее приоткрытые губы таили в себе соблазн, обещание, страсть. Языки их встретились и соединились в сладостном горячем союзе. Она издала негромкий чувственный стон. Гордон понял, что летит в пропасть, полностью теряет контроль над собой. Но внезапно его пронзил леденящий холод. Боже, что он делает! Он не может предаться любви с нею, пока не расскажет ей все начистоту. А что тогда? В ее глазах он будет не лучше ее отца.

На него нахлынула горечь разочарования, обиды и на самого себя, и на нелепо сложившиеся обстоятельства, отнимавшие у него самое желанное в мире.

Он медленно разжал руки. Габриела замерла. Спустя бесконечно долгое мгновение она одернула свитер и смогла наконец поднять на Гордона взгляд.

— Что случилось?

В голосе ее звучали недоумение, стыд. У Гордона стало еще хуже на душе. Нельзя было заводить ситуацию так далеко.

— Хм… — Слова не шли ему на язык. Он так хотел снова поцеловать ее. Хотя бы разок, тогда наваждение рассеется и он снова сможет мыслить логически.

Но он лгал самому себе и понимал это.

— Гордон?

В глазах Габриелы снова появилось недоверие. Вероятно, она подумала, что отвергнута им, — ее поникшие плечи, растерянное выражение лица, жалобная нотка в голосе свидетельствовали об этом. Может, оно и к лучшему, решил Гордон, хотя сердце его сжимала безысходная тоска. Нет, нет, твердил он себе. Дружеская расположенность — вот то единственное чувство, которое он может позволить себе испытывать к Габриеле.

Она наморщила нос и принюхалась.

— Тебе не кажется, что где-то что-то горит?

— Горит? Да нет вроде… — И тут его осенило: — Черт! Да ведь это же твой завтрак! — Вылетев из комнаты, он рванул вниз по лестнице.

Габриела пошла вслед за ним. Подобрав валявшееся на ступеньке полотенце, она перекинула его через плечо. Подумать только, какое впечатление произвел поцелуй такой простой, ничем не примечательной девушки, как она, на Гордона Сазерленда, этого сногсшибательного мужчину! Мысль эта даже слегка пугала ее, но вместе с тем и радовала. Однако тут Габриела вспомнила, как неожиданно он остановился.

Радужное настроение как ветром сдуло. Зря, наверное, она вообразила, будто нравится ему. Просто еще никто и никогда не целовал ее так, как Гордон. А на самом деле он никаких особенных чувств не испытывал — она поняла это за мгновение до того, как он остановился. Между ними чуть было не возникло что-то огромное и прекрасное, но в последний миг Гордон отступил.

В очередной раз она открылась перед мужчиной — и была отвергнута. Но в прошлом она всего лишь испытывала горечь разочарования, сейчас же была ранена в самое сердце.

И все же она не падала духом. Быть может потому, что уловила боль и смятение Гордона в тот момент, когда он вдруг отстранился от нее. А что, если он так внезапно остановился по той же причине, по какой в свое время Рейнер держал сына на расстоянии, не позволяя ему слишком любить себя? А вдруг и она подошла очень близко к запретной черте? Во время поцелуя она испытала ни с чем не сравнимое наслаждение, и ей это понравилось. Наверное, и ему было бы столь же хорошо… если бы он позволил себе так же забыться.

Повернув на следующий пролет лестницы, Габриела снова нахмурилась. Уж не обманывает ли она сама себя? Вполне вероятно, Гордон вовсе и не был потрясен, как она. Может, он просто не хотел ее. Как ни больно признать, но он с самого начала ее недолюбливал. Да, они стали лучше относиться друг к другу, но вдруг для него дело ограничилось лишь мимолетным, ничего не значащим увлечением?

Габриела мучительно размышляла всю дорогу к кухне и наконец поняла простую истину: она ничего не значит для Гордона. Она влюблена в него по уши, а он — нет. Увы!

В кухне дым стоял столбом. У Габриелы мгновенно выступили слезы на глазах, в горле запершило. Она поспешно открыла окно, впуская в помещение свежий воздух.

Гордон стоял у раковины, отмывая остатки… чего?

— Гор?

— Что?

Судя по тону, он еще не успокоился. Злился, должно быть, на себя и за то, что сжег завтрак, и за то, что поцеловал ее.

Постояв в нерешительности, Габриела накрыла на стол, налила себе чашку кофе и, порывшись в холодильнике, выудила оттуда жареную куриную ножку. Откусив от нее, она уселась в уютное кресло рядом с дубовым столом. Гордон, стоя к ней спиной, отчищал сковородку. Габриела любовалась его широкими мускулистыми плечами. Как, наверное, приятно было бы гладить их. Жаль, что ей никогда уже не придется испытать это удовольствие.

Заняться любовью с Гордоном Сазерлендом — золотая мечта любой женщины. Габриела отложила недоеденную ножку. Уж ей-то это, увы, не светит. Сама мысль об этом абсурдна, и они оба это сознают. Что до Гордона, то ему даже целоваться с ней не нравится. Печально, но факт. По крайней мере, вздохнула она про себя, она привела его в не меньшее смятение, чем он ее. В этом было хоть какое-то утешение.

Гордон резким движением завернул кран. Внезапно он понял, что ему делать. Раз его тело так жаждет удовлетворения страсти, этого необузданного первобытного инстинкта, раз нельзя заглушить этот зов плоти — что ж, остается одно: встретить неизбежное лицом к лицу и потом расхлебывать последствия.

Он повернулся к Габриеле. Та сидела в кресле, поджав ноги, и доедала кусок курицы. Ему захотелось самому оказаться на месте этой куриной ножки. Тело его вновь властно напомнило о себе. Без единого слова Гордон схватил девушку за руку и поставил на ноги.

Уронив курицу на тарелку, Габриела вопрошающе посмотрела на него. Он обнял ее за плечи и попытался что-то сказать, но ничего не вышло. Его обуревало одно-единственное желание — утонуть, раствориться в ней без остатка и забыть все причины, заставляющие его ненавидеть себя за эту страсть.

Он властно и крепко поцеловал ее, чувствуя, как она приникает к нему всем телом, ощущая прикосновение ее упругой груди. Ее ответный поцелуй был наполнен чувственностью, что еще сильнее возбуждало Гордона. Вожделение, говорил он сам себе, это всего лишь вожделение, ничего серьезного.

Прервав поцелуй, Габриела уткнулась носом ему в шею.

— Так ты передумал? Ты все-таки хочешь меня?

Руки его скользнули по ее талии и спустились ниже. Он крепко прижал ее к своим бедрам, чтобы она могла ощутить силу его желания. Задыхаясь, Габриела посмотрела ему в глаза.

Сердце Гордона замерло в груди — так много прочел он в ее взгляде. О Боже, слишком много! В ее глазах впервые за все время не было и тени недоверия.

Вдруг Габриела отстранилась от него и медленно опустилась обратно в кресло. Она снова забалансировала на грани реального и призрачного миров. Не сейчас, взмолилась она, пожалуйста, только не сейчас!

Но это чувство не проходило, оно становилось все сильнее. Габриела бросила на Гордона умоляющий взгляд, ей хотелось позвать его на помощь. Но она знала — он ничем ей не поможет, не остановит ее видений.

Она уставилась на чашку с кофе, стоявшую на столе. На поверхности коричневой жидкости образовалась воронка, утягивающая Габриелу за собой в неизвестные бездны. И там, на дне, она увидела парк. Лейси на качелях. И тот добродушный мужчина раскачивает ее. Но теперь там присутствовала еще какая-то женщина. Лица ее не было видно, и вся сцена словно наблюдалась ее глазами. Сердце Габриелы гулко заколотилось, дыхание стало частым и резким. Ее охватило сильнейшее чувство ненависти. Злое. Черное. Угрюмое. Но была ли эта ненависть направлена на Лейси? Или на мужчину, раскачивающего качели?

— Габи, — услышала она издалека голос Гордона, — думаю нам надо поговорить. Я должен кое-что рассказать тебе. Габи, Габи, что с тобой?

Она не обращала на него никакого внимания. Голос его становился все тише, а видение обозначалось все резче и отчетливей. Габриела так и не могла разобраться, кого же ненавидит эта женщина, но ненависть была неподдельной. И пылкой.

— Мне пора. Пойду поработаю. — Мужчина из видения прекратил толкать качели, вместе с Лейси подошел к длинному черному автомобилю и достал из багажника сиреневый велосипед.

— Я люблю тебя, папа. — Чмокнув его в щеку, Лейси подбежала к женщине и взяла ее за руку. Габриела ощутила тепло детских пальчиков, подрагивания руки, пока девочка махала вслед отцу.

Отец тоже помахал ей и улыбнулся. Его улыбка, такая нежная и любящая, в прошлый раз согрела сердце Габриелы. Но теперь, когда она видела все глазами этой женщины, она ее разозлила. Значит, женщина ненавидела отца девочки.

Вдруг Габриела увидела в руках незнакомки… засаленную веревку.

— А зачем она тебе? — спросила Лейси, подняв голову. В доверчивых глазах девочки застыло любопытство. Легкий ветерок играл ее золотисто-каштановыми локонами. Отец ее к этому времени уже исчез из поля зрения. Женщина резко схватила девочку за руки и начала обматывать запястья веревкой, затягивая ее все туже и туже.

Габриела изнемогала. Ей чудилось, будто она сама затягивает эту веревку, но она знала, что все уже произошло и она не в силах ничего изменить.

— Что ты делаешь? — захныкала девочка, пытаясь вырваться. — Что ты со мной делаешь?

Теперь Габриела превратилась в Лейси. В запястья ее больно врезалась веревка. Отчаянно закричав, она вскочила с кресла.

Гордон стоял у раковины, по локоть опустив руки в мыльную воду. Он обернулся на крик, и Габриела упала в его объятия.

— Это женщина! Она похитила девочку!

— Тсс, успокойся. — Гордон погладил ее по голове и плечам мокрыми руками. — Я тебя не понимаю.

— Я думала, что Лоренс похитил ее из торгового центра. — Габриела облизала губы. Сердце ее было готово выпрыгнуть из груди. — Но Лейси связала какая-то женщина и потом уже привела ее к Лоренсу. И она хорошо знает и девочку, и ее отца.

Лоб Гордона прорезала глубокая морщина. Он внимательно смотрел Габриеле в глаза. Локтями она прижималась к его талии, но запястья ее безжизненно свисали по сторонам.

— Габи, что у тебя с руками?

Она посмотрела на него с отчаянием. Голос ее дрожал от готовых пролиться слез.

— Веревки такие тугие…

Гордон сидел рядом с ней на переднем сиденье «шевроле». Габриела настояла на том, что им лучше взять ее машину — так будет менее подозрительно. И теперь он был вполне с ней согласен: действительно, раз взглянув на них, никто не удостаивал их вторым взглядом.

Лоренс был дома. Должно быть, сидел, развалясь и задрав ноги, в своем кресле-качалке, пристроив на необъятном животе банку с пивом и настроив телевизор на футбольный матч.

Габриела дремала. Кисти ее рук безвольно лежали на коленях. В этой позе она провела довольно долгое время.

Гордон поморщился. За этот день он несколько раз пытался подловить ее, но она ни разу не попалась в ловушку. Ее взгляд, когда она говорила ему про веревки, мог любого убедить в ее искренности. Ни в чьих глазах еще не доводилось ему видеть такого выворачивающего душу страха. У него просто сердце разрывалось.

И все же он не поддался. Ведь Эванс был абсолютно уверен в том, что Габриела мошенница. Он клялся, что если бы Шелтон не послушал эту лжетелепатку, то…

Ладно, что толку переживать трагедию вновь и вновь? Гордон до боли в пальцах сжал руль. Во рту появился горький привкус.

За те двенадцать лет, что они были партнерами, Эванс ни разу не ошибся. Если он говорил, что кто-то виновен, так оно и было. Все его подозрения всегда оправдывались. Разве не он схватил убийцу Рейнера? И не он спас Гордону жизнь, когда ей угрожала опасность в связи с делом о разводе Симменсов? Симменс хотел вернуть компрометирующие фотографии, которые его жена отдала Гордону на хранение. И ради этого шел даже на убийство. Разве не в плече Эванса засела тогда пуля, направленная в сердце Гордона?

Список этот можно было продолжать и продолжать. Вспомнилась вечеринка у Гарри Дэвиса. Тогда Эванс силком вытащил Гордона из машины Билла Джонсона. Гордон был зол как черт и даже подрался с Эвансом, но тот был сильнее. Если бы дело происходило через пару лет, когда Гордон уже поднакачал мускулы и научился драться, то, чем черт не шутит, может, он и одолел бы Эванса — и погиб. Ведь Эванс утверждал, что Билл слишком пьян, чтобы вести машину. И оказался прав.

С того дня, как умер Рейнер, Эванс сделался для Гордона больше чем другом. Он стал его главной опорой в жизни и даже, хотя был старше Гордона всего на шесть лет, вторым отцом. Он ни в чем не стеснял младшего друга, предоставляя ему полную свободу действий, но по первому же зову, не раздумывая, бросался на помощь.

Раздавленный горьким чувством утраты, Гордон заглянул в зеркальце заднего вида и снова уставился в окно. И почему теперь все стало таким смутным, неясным? Почему теперь так трудно делить мир на черное и белое? Ведь Эванс обладал безошибочной интуицией — и подозревал Габриелу в мошенничестве.

Беда в том, что и Гордон обладал интуицией. И он-то как раз теперь уже ни в чем не был уверен.

Габриела что-то пробормотала во сне. Не удержавшись, он ласково погладил ее по голове. И как Эванс мог заподозрить в мошенничестве девушку, столь похожую на ангела?

Лаская пальцем мочку ее уха, он вдруг задумался. Приходилось признать, что перед ним встала серьезнейшая проблема. Ему следовало бы ненавидеть Габриелу, свирепеть при одном взгляде на нее — из-за Эванса. Иначе получается, что он предает память друга. И он старался — Господь видит, как искренне он старался, — возненавидеть ее, но тщетно.

Правда, он ее и не любил. Любовь просто не могла вырасти на почве взаимного недоверия, недомолвок и подозрений. Тогда что же он чувствовал? Одного лишь физического влечения недостаточно для того, чтобы так глубоко поразить его сердце. Быть может, вожделение приобрело неожиданную эмоциональную окраску и потому кажется чем-то большим?

Гордон снова покосился на девушку. Длинные ноги, великолепные белокурые локоны, очаровательное личико. Он ведь всегда питал склонность к длинноногим блондинкам, особенно интеллектуальным, у которых не ветер в голове гуляет. Чем дольше он обдумывал эту мысль, тем больше убеждался: да, так оно и есть. Это всего лишь вожделение. А его переживания по поводу Эванса придали возникшему чувству особый эмоциональный оттенок — только и всего.

Машина плавно катилась по шоссе. Габриела заставила себя открыть глаза. Она по-прежнему не ощущала онемевших кистей рук и не могла даже шевельнуть ими. Застонав, она оперлась на локти и выпрямилась на сиденье.

— Привет. — Гордон включил сигнал поворота.

Была уже ночь. Мерцавшие на приборной доске огоньки отбрасывали на лицо Гордона зеленоватые отблески, но даже эта причудливая игра теней и бликов не портила его.

— Где мы?

— На пути ко мне.

Колесо попало в рытвину, машина подпрыгнула. Желудок Габриелы вдруг пронзила острая боль, и тело покрылось холодным потом.

— Останови машину.

— Не могу. Мы на мосту.

— Останови машину! Пожалуйста! — Она привалилась к окну. Холод. Головокружение. Тошнота.

Свернув на полосу безопасности, Гордон затормозил.

— Что с тобой?

— Мне плохо. — Она задыхалась. — Открой окно.

Гордон поспешно повернул ручку с ее стороны. Лязгнули металлические шарниры, дверца приоткрылась, и Габриела чуть не вывалилась наружу. В лицо ей ударил свежий воздух.

— О Боже, Боже! — простонала она.

Желудок ее сжался. Она едва успела высунуться и опереться о раскрытую дверцу, как у нее началась неукротимая рвота.

— Ну как, отпустило? — спросил Гордон, когда приступ кончился.

Она еще не могла отдышаться, в голове у нее по-прежнему плавал туман.

— Вот, глотни. — Он поднес к ее губам колпачок от термоса с травяным чаем.

Она замотала головой. Холодная жидкость только смочила ей губы. Боясь, что ее снова начнет тошнить, она попыталась отвернуться. Но Гордон крепко держал ее.

— Это тебе поможет. Ну выпей, малышка, один глоточек.

«Малышка». Сколько нежности и сострадания в его голосе! Чтобы услышать это еще раз, она согласилась бы босиком пройти по раскаленным углям. С трудом она заставила себя отпить.

— Вот умница. — Гордон погладил ее по голове.

Сзади, отразившись в зеркальце машины, сверкнуло что-то красное, и через некоторое время к ним подошел офицер полиции и постучал в окно.

— Неполадки с машиной?

— Нет, — отозвался Гордон. — Жена плохо себя чувствует.

— Она не рожает?

— Нет. По-видимому, желудочная инфекция. Габи, ты уже можешь ехать?

От одной мысли об этом к горлу ее снова подступила тошнота.

— Да.

— Отлично. — Офицер вздохнул с видимым облегчением. — Просто замечательно.

Гордон прикрыл дверцу. Габриела облокотилась ему о плечо и с огромным усилием открыла глаза.

— Ты такой славный, Гор.

В глазах его полыхнул какой-то странный огонек. Поспешно отвернувшись, он сосредоточил все свое внимание на дороге, выводя машину обратно на главную полосу.

Неужели в его взгляде и впрямь мелькнуло что-то похожее на чувство вины? Должно быть, она ошиблась. С чего бы ему чувствовать себя виноватым перед ней? Ну да, конечно, он солгал ей относительно причины, заставившей его принять участие в расследовании. Одним стремлением помочь Лейси это явно нельзя было объяснить. Габриела знала, что кто-то из близких ему людей стал жертвой похищения. Гордон не признал этого, но и не отрицал. Но все равно он не виноват. Так в чем же дело?

— Как ты думаешь, чем ты отравилась? — спросил он.

Голос его звучал как-то странно. Габриеле совсем не хотелось отвечать. Но ведь он опять помог ей — в который уже раз! — и ему нужно доверять.

— Я не отравилась.

— Ну да. Ты не можешь шевелить руками, тебя только что вырвало, но ты не… — Оперевшись о подлокотник, он потер висок. — Это с девочкой, да?

— Именно так. — Откинувшись на спинку сиденья, Габриела прикрыла глаза. Может, если ни о чем не думать и заняться упражнениями, которым ее научила доктор Хоффман, спазм в желудке пройдет и голова станет меньше кружиться?

Нахмурившись, Гордон прибавил скорости, чтобы успеть на зеленый свет. Если она действительно симулирует телепатические боли, то на этот раз зашла слишком далеко. Но, с другой стороны, он своими глазами видел пот на ее лице, видел, как ей было плохо. Такое не сыграешь. Шоколадные батончики — вот единственное объяснение ее заболеванию. Конечно, никакой она не медиум, но больна по-настоящему. Точно. Перебрала шоколада.

— Ты сказал, мы едем к тебе?

— Да.

— Мне надо попасть ко мне домой.

— Но ты же больна.

— Но мне надо. — Она потерлась локтем о его бедро. — Ты же сам говорил — мне надо встретить опасность лицом к лицу.

— Это было до того, как тебя вывернуло прямо на улице.

— Поехали ко мне, — настаивала Габриела, потом закрыла глаза и стала бормотать что-то о ровных дорогах.

Сжав челюсти, Гордон развернул машину и поехал к ней. Стоянка рядом с ее домом пустовала. Припарковавшись, он выключил зажигание. Габриела спала у него на плече. Он сам на себя злился за это, но до того приятно было чувствовать ее рядом!

Ресницы спящей девушки чуть подрагивали. Гордон снова подумал, что от неправильного питания запросто могут возникнуть проблемы с желудком. Если бы он, к примеру, слопал за день целых три шоколадных батончика, ему бы тоже стало плохо. Наверняка она уже давно питается кое-как. Но это совсем не объясняет силу его переживаний.

Он выбрался из машины, обошел ее и открыл дверцу с той стороны, где сидела Габриела.

— Габи, — он потряс ее за плечо, — ты дома.

Она что-то пробормотала, но не проснулась. Решив не тревожить спящую, он взял ее на руки и вошел в подъезд, опасливо озираясь по сторонам. В прошлый раз он поднимался в такой спешке, что даже не обратил внимания на то, как здесь все ужасно. Теперь у него вдруг возникла мысль купить эту чертову развалюху, чтобы установить в подъездах коды и навести хоть слабое подобие порядка. Но он мгновенно передумал: Габриела не одобрила бы такого вмешательства.

Гордон всмотрелся в ее лицо. Она здорово вымоталась. Еле заметные с утра тени под глазами теперь превратились в черные круги. Ночью она спала — он проверял, но совсем не отдохнула, все время металась и ворочалась. Похищение Лейси обошлось ей дорого, даже если оно всего лишь воображаемое.

Порывшись в ее кошельке, он отыскал ключи и отпер дверь. Любой горе-грабитель, даже дилетант, мог бы отпереть новый замок простейшей отмычкой. Болт едва держался. Хотя если уж кому-то очень захочется залезть в квартиру, то тут никакой замок не помеха — стену выломает, а пройдет.

В раздражении Гордон пинком захлопнул дверь и сам вздрогнул от стука. Но Габриела не проснулась. Ее золотистые волосы разметались у него на плече — так красиво, так трогательно. Неудивительно, что ему никак не удавалось обуздать свои чувства.

Пройдя прямо в спальню, он остановился перед кроватью и прикинул, не следует ли раздеть Габриелу, прежде чем укладывать. Но тело его столь бурно отреагировало на одну лишь мысль об этом, что он счел за лучшее просто снять покрывало и опустить девушку на постель.

Стянув с нее туфли, он отошел на шаг и снова стал смотреть на нее. Сердце ее замерло. Она выглядела такой… спокойной. Мысль эта заставила Гордона нахмуриться. Только теперь он понял, что еще ни разу не видел Габриелу вот такой, как сейчас. Отчего бы это?

Когда она преподавала в Галвестоне, то выглядела вполне счастливой. Хотя лично ему ее жизнь казалась несколько одинокой. У нее не было близких друзей — только ученики, мать и тетушка Нэнси. Однако родные жили в Канзасе, слишком далеко, и навещать их ей удавалось не чаще одного раза в месяц.

Ресницы Габриелы дрогнули, но глаза не открылись. Там, в Галвестоне, ее все любили. Она была немного вспыльчивой, если незадачливые ученики медленно усваивали материал, но все равно очаровательной. Она всегда относилась ко всем тепло и открыто. Ее внешность привлекала к ней многих мужчин, но она никого не подпускала к себе слишком близко.

Гордон окинул взглядом комнату. Стена между гардеробом и письменным столом была увешана детскими рисунками, забавными и милыми. Один из них отдаленно напомнил Гордону лягушку, и он вспомнил, как однажды издали видел Габриелу, играющую с ребятами в «лягушку на дорожке». Она была прелестна, как майский день. Волосы, собранные в задорный хвост на затылке, розовый свитер, беззаботный смех… Этот смех и сейчас еще звенел в его ушах.

Ему становилось все труднее увязывать тот ее образ, который сложился у него под влиянием Эванса, с тем, что формировался по мере того, как он все больше узнавал ее сам.

Она спокойно спала, свернувшись в клубочек. Подавляя искушение улечься рядом с ней, он решительно шагнул к двери в гостиную. Но на полдороге остановился и, не успев даже подумать о том, что этого делать не следует, вернулся к постели, нагнулся и нежно поцеловал ее в лоб.

Услышав звук осторожно закрываемой двери, Габриела улыбнулась. Она не знала, о чем именно Гордон сейчас думает, — слишком сильно была взволнована его близостью, чтобы читать его мысли. Но его нежный поцелуй сказал ей, что все хорошо. Он не покинул ее. Быть может, он пока и не верит ей, но все-таки остался с ней. К тому же Лейси наконец-то уснула, и Габриела тоже могла отдохнуть. Обняв подушку, она погрузилась в крепкий, освежающий сон. И в первый раз со дня смерти Тельмы Нильсен она забыла помолиться о том, чтобы не видеть снов.

6

Гордон стоял у окна гостиной и меланхолически взирал на свой «порше», искренне надеясь найти его завтра утром на том же месте, причем не «раздетым».

Он задумчиво почесал в затылке. Утром Габриела будет злиться на него за то, что он остался. Но как он мог уйти? А вдруг ей снова станет плохо?

Припав к двери спальни, он прислушался. Ни единого звука. Приоткрыв дверь, он осторожно заглянул в комнату. Габриела все так же лежала, свернувшись в клубочек, — за все время она ни разу не пошевелилась.

Вернувшись к диванчику, он лег и закинул ноги на краешек кофейного столика, пытаясь найти удобное положение.

Но, как ни ворочался, было очевидно, что человеку ростом в шесть футов нечего надеяться с комфортом расположиться на пятифутовом диванчике.

Опустив голову на подлокотник, он поджал ноги и, отчаявшись отыскать место для рук, скрестил их на груди. О Боже, ведь руки и ноги наверняка теперь так затекут, что неделю в себя не придешь! Он перевернулся на другой бок и почувствовал под собой какие-то твердые бугры. В этом диване комков, наверное, не меньше, чем в соусах его матушки. Вот Дора, та умеет приготовить настоящий соус. Тут Гордон спохватился: ведь он сегодня так и не пообедал!

Закрыв глаза, он стал вспоминать День Благодарения, когда Дора слегла с гриппом и готовить пришлось его матери. Индейка получилась твердой как камень. Грейс наморщила веснушчатый носик и взяла с матушки обещание, что та к плите впредь и близко не подойдет, разве что для того, чтобы испечь печенье. Усмехнувшись, он попытался представить себе День Благодарения у Габриелы с ее матерью — должно быть, куда тоскливей. Недаром она так жадно слушала его рассказы о счастливом детстве.

При мысли о том, как изголодалась Габриела по обычному человеческому счастью и любви, у него болезненно сжалось сердце. Он попытался не думать об этом, но боль не проходила.

— Плохи твои дела, Гор, — сказал он сам себе. — Ой, плохи!

Вспыхивал и гас красный свет реклам, по ветровому стеклу автомобиля катились капли дождя. «Руе де Бурбон», — повторяла она про себя. Это название совсем недавно возникло в ее видениях. В глубине сознания Габриела понимала, что видит сон и что все это уже происходило с ней однажды… в ночь гибели Тельмы.

Но на сей раз все будет по-другому. Она не перепутает вывески. Тельма не умрет.

Уже пробило полночь. Темнота, холод, дождь. Неистовый ветер гудит в проводах и в кронах деревьев, издавая зловещие заунывные звуки.

Медленно ведя машину вниз по улице, Габриела заметила стоящего у фонаря мужчину в грязных джинсах. Он натянул козырек кепки пониже на глаза и, сложив ладони ковшиком, прикурил сигарету. Ее кончик ярко вспыхнул во тьме.

Потом она увидела бар и вывеску над дверью — «Руе де Бурбон». Оттуда вышли двое мужчин с девицей, ее длинные черные волосы сплетались с бахромой на короткой куртке. Все трое что-то пили из бумажных стаканчиков и весело смеялись, празднуя Рождество.

А вот Габриеле было совсем не весело. Она тряслась от страха и жадно хватала ртом воздух. Руки болели так, словно их давным-давно перетянули жгутом. Голова раскалывалась, грудь и бедра горели, как будто их жгли огнем, а челюсть саднило. Тельму снова ударили. В который раз.

Свернув направо, Габриела припарковалась у тротуара.

— Нет, — твердила она себе, ворочаясь на простынях. Какой-то частью разума она сознавала, что на самом деле находится у себя дома, в своей постели, ощущая прохладное прикосновение постельного белья. И однако происходящее с ней было слишком реально, чтобы оказаться простым сном.

Она почти физически ощущала под рукой металлическую ручку двери, слышала клацанье замка. Видела струящиеся по улице потоки воды.

«Не входи туда, не входи. Тельмы там нет!» — подсказывал ей внутренний голос. И все же она вошла в бар.

Горячие слезы обожгли ей глаза, покатились по лицу.

— Я ошиблась! — закричала она. — Это название улицы, а не бара. Это улица… — Глубокие всхлипывания перешли в безнадежные рыдания. — Тельма! О Господи, умоляю тебя! Я совершила ошибку!..

Услышав сквозь сон какой-то шум, Гордон с трудом разлепил веки, заворчал и, повернувшись, чуть было не скатился с дивана. Все тело онемело от неудобной позы.

— Я ошиблась! — раздался крик.

Габриела?! Вскочив, он бросился в ее комнату. Навстречу ему неслись ее отчаянные рыдания.

— Габи, что с тобой?! — Подскочив к постели, он принялся нашаривать выключатель, чтобы зажечь свет.

— Не надо, — простонала Габриела. — Не надо.

Он присел на краешек кровати. Дрожа всем телом, девушка потянулась к нему и положила руки ему на колени. Он накрыл ее ладони своими.

— Что такое? Тебе снова плохо?

Она не отвечала.

Гордон лихорадочно стал растирать ей руки и плечи.

— Ну скажи мне, что случилось?!

— Что случилось, того уже изменить нельзя, Гордон. И здесь мне никто не может помочь.

Ее тонкий дрожащий голосок надрывал ему сердце. Гордону хотелось обнять ее, прижать к себе, успокоить. Но как она к этому отнесется? Подумав, он решил, что это одинаково необходимо им обоим. Откинувшись на спинку в изголовье кровати, он притянул ее к себе.

— Иди сюда, Габи.

Прильнув к нему, она спрятала лицо у него на груди, и он понял, что поступил правильно. Но Боже, как же она дрожала! Уткнувшись подбородком ей в макушку, он принялся ласково нашептывать ей на ухо все, что только приходило в голову, лишь бы успокоить ее.

— Тсс… это просто сон. Не плачь, расскажи мне все. Не бойся. Что тебе приснилось?

— Это не просто сон. — Ее голос был еле слышен. — Это…

Над крышей дома, сотрясая шаткие стены, прокатился оглушительный гром. Снова полил дождь. Не торопя с ответом, Гордон гладил ее хрупкие плечи и спину. По потолку плясали тени. Отчего же, гадал он, из всех женщин мира только Габриела Вудс вызывает в нем такую нежность, только ее держать в объятиях для него так же естественно, как дышать.

— Это было одно из расследований, — наконец начала она. Голос стал чуть громче, но слезы все еще душили ее. — Тогда жертвой была женщина. Очень красивая. Белокурая, зеленоглазая, с очаровательной улыбкой.

Тельма. Сердце Гордона едва не остановилось. Она говорит ему о Тельме! Сохраняя внешнее спокойствие, он спросил:

— И что же случилось?

— Я пыталась найти ее. Она была такой милой и такой… несчастной. — Слезы хлынули из глаз Габриелы. — Она пошла на рождественскую распродажу и купила деревянную фигурку дикой утки. Все это было и в моем видении.

Гордон знал эту фигурку. Ее вернули с личными вещами Тельмы. Это был ее рождественский подарок Эвансу. Сердце его пронзила резкая боль.

— На стоянке машин какой-то мужчина ударил ее сзади по голове и втащил в фургон. Он привез ее в какую-то ужасную берлогу, там было грязно и мерзко пахло. Он там жил. Он связал ей руки… как Лейси.

Голос Габриелы срывался.

— Я видела ее в течение трех дней. Это было невыносимо. По ночам он приходил к ней и делал… просто ужас что. Первые два дня она еще сопротивлялась. Боролась так храбро, так отчаянно. Но на третий день затихла.

Гордон зажмурился. Дознание установило, что Тельму истязали три дня. От бессильной злобы у него кружилась голова, мутился рассудок. Ему хотелось заставить Габриелу молчать, чтобы его не терзала снова эта мрачная безжалостная правда, но он не мог. Ему необходимо было услышать эту историю из уст Габриелы. Глаза ему жгли непролитые слезы, на лбу выступил холодный пот. Он крепче прижал девушку, сам не зная, кого пытается успокоить — ее или себя.

Габриела чуть шевельнулась и сморщила нос.

— Потом я увидела неоновую вывеску — «Руе де Бурбон». На Гарден-стрит был бар с таким же названием. Я сказала об этом Шелтону, и мы поехали туда. — Ее снова начало трясти. — О Боже, Гордон, мы поехали туда! Осознание ошибки пришло чуть позже.

Он хотел сказать ей правду. Сказать, что не нужно ничего объяснять, что он и сам все знает. Он видел, как воспоминание об этой трагедии терзает Габриелу.

Ее хрупкое тело содрогалось от безутешных рыданий.

— На вывеске бара мигал красный свет. Мы вошли. Там было дымно и темно. От запаха пива и пота у меня закружилась голова. Тут снова пришло видение, и я ощутила резкую боль в горле. Шея огнем горела. Я… я стала задыхаться. Пыталась сказать Шелтону, что мы пришли не туда. Что нам нужна улица с этим названием, а не бар. — Дыхание ее стало хриплым и резким. — Но горло… — Она сглотнула. — Я не могла говорить. Я не могла сказать ему это, Гор. И… и Тельма умерла.

Гордон снова ощутил горечь, щемящую пустоту внутри, гнев оттого, что вмешательство Габриелы, возможно, замедлило полицейское расследование и привело к гибели Тельмы. Он снова пережил страшную боль, обрушившуюся на него в морге, где Эванс опознал тело Тельмы. Никогда ему не забыть этого. Руки и ноги ее были покрыты ссадинами, на груди и бедрах виднелись следы сигаретных ожогов. Но страшнее всего была рваная рана на ее горле.

Габриела заливалась слезами. Он провел по ее щекам тыльной стороной ладони. А стихнет ли ее боль хоть когда-нибудь?

— Мы нашли Тельму слишком поздно.

Охваченный леденящим страхом, Гордон стиснул плечи Габриелы.

— Ты ее видела?

Она кивнула и прижалась к его груди.

— Я кое-как написала, что это не бар, а улица. Мы поехали туда, и я указала дом. Потом Шелтон велел мне оставаться в машине, но я не послушалась.

— Ты пошла за ним? — Глаза Гордона налились слезами, и он поспешил опустить веки. — О Габи…

Изнемогая от стремления уберечь, защитить девушку, он так прижал ее к себе, что она чуть не задохнулась в его объятиях.

— Не знаю, что было дальше. Помню только, как вошла в эту жуткую комнату и увидела ее на постели. — Габриела задрожала всем телом. — Очнулась я в институте доктора Иды Хоффман. Мне сказали, что я два дня была без сознания.

В голосе ее уже не слышалось никаких эмоций, он стал тусклым и невыразительным. От этого неестественного спокойствия Гордону стало не по себе. Он понял, что Габриела уже видела этот сон раньше, и не один раз. Но он пока еще не уяснил, что заставляет ее так страдать — то, что она выдавала себя за экстрасенса и этим замедлила расследование, или то, что, будучи экстрасенсом, совершила ошибку, которая стала причиной гибели Тельмы. Но в том, что страдания Габриелы глубоки и искренни, он уже не сомневался. Ведь она, в отличие от него, видела Тельму не в стерильном морге, а в том жутком месте, где несчастная мучилась и умерла.

Гордон от всего сердца жалел, что его не было тогда рядом с Габриелой, что он не мог разделить с ней ее страдания, помочь ей справиться с невыносимым горем. А она страдала не меньше, чем Эванс. Бедный Эванс! Ведь Тельма была его женой. Подумать только, увидеть свою жену замученной до смерти! Такое может сломить человека на всю жизнь…

К его горлу подступили слезы. А Эванса горе и впрямь раздавило. Тем рождественским утром он сказал Гордону, что без Тельмы жизнь для него потеряла всякий смысл, что она была в его жизни всем, что лучше бы он умер вместе с ней. Только много позже Гордон догадался, что это был крик о помощи… но он его не услышал.

Слепо глядя в потолок, он сказал Габриеле то единственное, что только и мог сказать ей сейчас:

— В том нет твоей вины.

— Нет, это я виновата.

— Почему?

— Я совершила ошибку, и Тельма погибла.

В комнате повисла гнетущая тишина. В окно монотонно стучал дождь. По стеклам, поблескивая в отсветах фонаря, катились крупные капли.

Габриела винила себя в смерти Тельмы. А он, Гордон, винил себя в смерти Эванса, и эта вина была куда значительней, ибо к ней добавилась еще и ложь. Он все время лгал Габриеле. И сейчас, сидя рядом с ней на постели и держа ее в объятиях, он наконец сумел уловить ту мысль, что с самого начала витала где-то в глубине его разума: она ни разу не солгала ему. Единственное, чего она не открыла ему, — это имя Тельмы. Но во всем остальном она была с ним предельно откровенна. А он?

Гордон почувствовал страстное желание рассказать ей о Тельме и Эвансе, о проведенном им расследовании длиною в год. Слова сами просились ему на язык, но он не позволил им сорваться с губ. Как ни жгла его истина, но он не мог открыться ей теперь. Слишком поздно.

Хотя все указывало на то, что Габриела и впрямь экстрасенс, Гордон все еще не был в этом уверен. Она ведь, рассуждал он, вполне могла найти какие-то косвенные улики, указывающие местопребывание Тельмы, и выдать их за видения. Может статься, Шелтон о чем-то проболтался ей, позволил зацепить кончик ниточки, а ей большего и не требовалось, она ведь все схватывает на лету. Но сейчас ее давило чувство вины. Она отчаянно нуждалась в ком-то, кто разделил бы с ней ее ношу. И хотя у Гордона не было на то никакого права, но ему до смерти хотелось стать этим кем-то.

Потянувшись, Габриела с трудом открыла глаза. Комната утопала в солнечном свете. Но она чувствовала себя хуже некуда. Голова болела, в желудке какая-то тяжесть. И тут к ней вернулись воспоминания прошлой ночи. Гордон! Она рассказала ему про Тельму.

Застонав, она повернулась на бок. Руки ее дрожали. Если он до этой ночи не пришел к выводу, что она полная размазня, то теперь уже наверняка убедился в этом.

Тут она вспомнила о девочке, сбросила одеяло и соскочила с кровати. С кухни доносился какой-то странный запах, явно не кофе. Значит, Гордон остался здесь на всю ночь. Следовало бы, конечно, устроить ему хорошую головомойку, но, правду сказать, ее радовало это. Он успокоил ее после того кошмара. В его объятиях она чувствовала себя так надежно и безопасно, что вскоре снова уснула. А обычно после такого сна она плакала всю ночь напролет.

Она прошла в кухню. Гордон стоял у плиты и что-то помешивал в кастрюле. Не думая, она обвила его руками и прижалась щекой к спине.

— Доброе утро.

— Доброе утро. — Повернувшись, он ласково чмокнул ее в лоб, а потом смерил неодобрительным взглядом. — Тебе следовало поспать подольше.

Габриела достала из буфета чашки. Руки страшно болели, и она, не удержавшись, тихонько вскрикнула. Гордон налил что-то в одну из чашек.

— Это кофе? — Габриела не скрывала сомнения.

Гордон улыбнулся.

— Да, он самый. — Взяв за плечи, он легонько подтолкнул ее к столу. — Садись. Завтрак готов.

Послушно опустившись на стул, Габриела во все глаза уставилась на Гордона. Что сейчас, утром, что поздней ночью, что днем — он всегда выглядел одинаково великолепно. Она даже надулась. Так просто нечестно. Она чувствует себя сейчас ходячим трупом, а выглядит, надо думать, драной кошкой. А он цветет себе как майская роза.

Габриела смахнула с лица спутавшиеся после сна волосы.

— Спасибо тебе, Гор.

Продолжая помешивать в кастрюле, он изогнул бровь.

— За что?

— Конкретно? — А вдруг ей повезет, вдруг он не станет уточнять? Это было бы весьма благородно, даже милосердно с его стороны, особенно учитывая, что она еще не выпила кофе.

Он кивнул.

Не повезло. Габриела вздохнула и поморщилась: свет бил в глаза.

— За то, что посидел со мной ночью. — В горле у нее засаднило, глаза защипало. Он был с ней так чуток, так нежен. И как ни пытался скрыть навернувшиеся ему ночью на глаза слезы, но она видела — ее горе растрогало его. — За то, что не предал меня, как Том и Стенли, как мой отец.

Так, значит, и другие мужчины обижали ее, усугубляя тем самым зло, причиненное ей отцом.

Кивнув, Гордон снова отвернулся к плите и отвел душу в череде молчаливых проклятий. А когда обрел наконец способность говорить, не выдавая своих чувств, задал вопрос, мучивший его все утро:

— У тебя часто выдаются такие ночки, как эта?

— Бывает. — Так необычно было сознавать, что наконец-то нашелся человек, способный понять и успокоить ее.

Стоя спиной к ней, Гордон споласкивал руки в раковине. Рубашка туго обтягивала его мускулистые плечи. У Габриелы снова забегали мурашки по телу.

Он обернулся и испытующе заглянул ей в глаза.

— Часто?

— Часто. — Пытаясь скрыть, как заалели щеки, она поднесла чашку ко рту.

Недовольно поджав губы, Гордон принялся раскладывать по тарелкам овсянку.

— Выбирай: мед, корица, масло, молоко, сахар?

— Нет-нет. — Она скривилась. — Спасибо, мне только кофе.

— Габи, не можешь же ты питаться одними шоколадными батончиками. — Гордон вытер руки об импровизированный фартук — заткнутое за джинсы кухонное полотенце. — У тебя будет гипогликемия.

— Все что угодно, но эту гадость я все равно в рот не возьму.

Он вытащил полотенце из-за пояса.

— А что ты вообще можешь есть?

— В холодильнике вроде бы оставалась пицца. Я, пожалуй, съела бы кусочек.

Гордона передернуло от негодования, но что оставалось делать? Вытащив пиццу, он зажег газ.

— Я больше люблю холодную.

— О Боже, Габи! — Гордон с откровенным ужасом уставился на нее. — Холодную?!

— Именно. — Она отпила кофе. — Будь так добр, дай мне телефон и номер Шелтона.

Повиновавшись, Гордон протянул ей трубку, сел за стол напротив нее и принялся уплетать овсянку с медом.

Слушая Шелтона, Габриела рассеянно водила пальцем по крышечке из-под меда, время от времени облизывая палец. Повесив трубку, она вкратце пересказала Гордону суть разговора.

— По-прежнему никакого сообщения о пропаже и ничего нового о Лоренсе, Паркинсоне и Берроузе.

Но она-то знала, что они связаны с этим делом.

— А тебя здорово раздражает, что без сообщения он тебе не верит, правда?

— Да. Мы работали вместе с тех пор, как мне исполнилось семь лет. Если он до сих пор не узнал меня как следует, то уже никогда не узнает.

Гордон хмыкнул в знак согласия и добавил еще меда в овсянку.

— Все-таки почему он так нерешителен?

— Потому что я ошиблась год назад.

— Все мы совершаем ошибки, Габи.

Чем больше времени он проводил с ней, тем больше гадал — а не совершает ли и он сам величайшую ошибку в своей жизни?

— Знаю.

Габриела снова сникла и понурила голову.

— Тогда смирись с этим и продолжай жить как ни в чем не бывало. — Заметив, что она еще не притронулась к пицце, Гордон поднес отрезанный кусок к ее губам. — Но сначала поешь.

— Вечно ты меня чем-то пичкаешь. — Она вздохнула и погрузила зубы в хрустящую корочку.

Пицца исчезла в мгновение ока. Увидев, как Габриела облизывает с губ последние крошки и капельки томатного соуса, Гордон понял, что она до сих пор и сама не замечала, как проголодалась. Почему-то ему казалось, что, если бы ее удалось уговорить нормально питаться, это помогло бы ей не думать о Тельме.

— Готова ли ты приступить к выяснению связей Паркинсона?

Габриела с набитым ртом что-то протестующе промычала.

— Нам нужен Берроуз, Гор. Я это чувствую.

— Нет, Паркинсон. — Гордон намазал хлеб маслом. — Заметила ли ты этот булыжник у него на пальце?

— Стекляшка.

— Откуда ты знаешь?

— Уж больно он им щеголяет. — Встретив недоуменный взгляд Гордона, она пояснила: — У кого есть такой настоящий камень, тот не тычет его всем под нос. Он настолько привыкает носить кольцо, что просто забывает про него. — Она покачала головой. — Отрежь еще кусочек, пожалуйста.

Гордон послушно потянулся к пицце.

— Ну ладно, насчет кольца это ты верно подметила. Но я все же думаю…

Тут он заметил, что верхняя пуговка на ночной рубашке у Габриелы расстегнулась, обнажая ложбинку на горле.

— Так что ты думаешь?

— Паркинсон. — Уставившись на эту нежную впадинку, Гордон пытался собраться с мыслями. — Надо начать с него.

Габриела отпила кофе.

— Давай пойдем на компромисс.

Глаза ее сегодня были тусклее, чем обычно. Столь же красивыми, но не столь яркими. Интересно, подумал Гордон, найдутся у нее у квартире витамины?

— Гор, перестань так пялиться. Мне становится не по себе от твоих взглядов.

Он судорожно схватился за ложку и тут заметил, что Габриела улыбается. Уши его горели от стыда.

— Ты покраснел.

— Ну и что? Разве мужчины не краснеют?

Она рассмеялась.

— Прекрати, Белоснежка. Повеселилась — и будет.

— Ладно. — В голосе ее все еще звучал смех. — Как насчет того, чтобы с утра проверить Паркинсона, а после обеда заняться Берроузом?

— Звучит вроде бы разумно.

Габриела милостивым кивком приняла этот незатейливый комплимент. Гордона продолжала душить злоба на неизвестных ему Тома и Стенли, посмевших обидеть эту девушку.

Зазвонил телефон. Гордон, дожевывая тост, схватил трубку и приложил ее к уху Габриелы.

— Алло. — Она вздернула подбородок. — Это тебя.

Гордон взял трубку.

— Сазерленд слушает.

— Это Коулт, мистер Сазерленд. Только что звонила Берта из вашего офиса. Сказала имена владельцев тех двух машин, которые стояли у дома Лоренса.

— И?..

— Владельцем «плимута» является Вильям Лоренс. «Линкольн» принадлежит Люку Берроузу.

— Благодарю. — Гордон повесил трубку.

— Этот звонок имеет отношение к делу? — поинтересовалась Габриела.

Кивнув, он скрестил руки на груди.

— Что? Лейси?

— Нет. Это насчет тех машин.

— Чьи они?

Несколько секунд они мерились взглядами. Растрепанные волосы Габриелы мягкой волной спадали ей на лицо.

— Съешь еще кусочек пиццы, тогда скажу.

— Это гнусный шантаж!

Гордон ухмыльнулся.

— Разумеется.

— Знаешь, Гордон Сазерленд, меня уже шантажировали, хватит.

— Кто обидчик? Я готов намять ему бока.

— В первую очередь мой отец.

— Отца не вздуешь, — он гнул свое. — Мы говорим об ухажерах или любовниках.

— О том, что было до колледжа, упоминать не стоит. — Она положила руку ему на плечо. — А там я познакомилась со Стенли Блэкпулом.

— Угу. — Он выискивал в ее глазах следы недоверия, но их не было.

Она вскинула голову.

— Следовало бы мне сразу понять, что это за тип.

— Да, конечно. — Гордон мучительно думал, до чего же он сам похож на этого мерзкого Стенли. — И что сделал этот прохвост?

Взгляд ее слегка затуманился.

— В сущности, примерно то же, что и отец. Они, осознав мою привязанность к ним, начали меня использовать, чтобы получить то, что им было нужно.

Она непроизвольно сжала Гордону плечо. В ответ он ободряюще похлопал ее по руке.

— Все мы порой делаем глупости, Габи. Я вот несколько раз тоже оказывался в постели черт знает с кем…

— Тому и Стенли не тело мое было нужно. — Взгляд ее заледенел. — Как и отцу, им был нужен мой дар. Его они использовали.

В ее глазах застыл немой вопрос: не использует ли ее и он? Так оно и было на самом деле, но по-другому. Гордон не желал материальных благ, он желал обрести покой. Он не мог честно ответить ей и потому промолчал.

Поняв, что ответа не дождаться, Габриела вздохнула.

— Надо полагать, я медленно учусь. Но, пожалуй, я рискну.

Шагнув ближе, она нагнулась и целомудренно поцеловала его в щеку.

Гордону польстило то, что ради него она пошла на риск. Когда Габриела попыталась отстраниться, он обвил руками ее бедра и притянул к себе. Она упала ему на грудь.

— Давай-давай, моя радость, — прорычал он, — и я потеряю голову.

Габриела улыбнулась и поцеловала его в губы. В глубине души она боялась, что слишком уж привыкла проводить время с Гордоном Сазерлендом, есть с ним за одним столом. Он стал ей так близок! Ни один мужчина не знал о ней столько, сколько он. И он такой славный. Конечно, заядлый сердцеед с допотопным — как ни странно! — моральным кодексом, но все равно славный. Берегись, предупредила она себя, а то не успеешь и глазом моргнуть, как сама вконец потеряешь голову.

Прервав поцелуй, он потерся носом о ее шею.

— Одна машина принадлежит…

— Берроузу. — Она щелкнула его по носу. — Я же тебе говорила. — И потянулась за следующим кусочком пиццы.

— Двадцать четыре часа интенсивного расследования, а мы все еще не знаем, как они связаны. — Запустив руки в волосы, Гордон отодвинул свой стул от кухонного стола, встал и потянулся.

— Должно быть, связь проще, чем нам представлялось. Мы пропустили что-то совсем пустяковое, что лежит на поверхности. — Габриела потерла висок. — Дай-ка мне досье Берроуза.

— Ты читала его по крайней мере дюжину раз.

— Значит, будет чертова дюжина. — Увидев, что Гордон берется не за ту папку, она торопливо добавила: — Да не ту, нижнюю.

Открыв досье, он протянул его Габриеле.

— Ты сразу уцепилась за Берроуза потому, что он скрыл, что женат. Но ведь это еще не доказывает его виновность в похищении.

— Не доказывает. Но все равно. Никто не станет без причины скрывать, что у него есть жена.

— А может, он собирал это досье еще до женитьбы. Или, может, он и впрямь холостяк.

— Ну да, бывает, и дохлые свиньи летают, — саркастически отозвалась Габриела. — Ты знаешь много холостяков, носящих обручальные кольца? А ты бы мог написать в досье, что не женат, если бы был женат?

— Мог бы, наверное. — Гордон задумчиво отпил чаю. — Если бы считал, что признание этого факта может как-то повредить моей жене.

Габриела оторвалась от чтения.

— А ты когда-нибудь собирался жениться?

— Один раз. — Губы его изогнулись в полуулыбке. — На Мине Голдсмит.

— Она же тебя бросила!

Как он мог чуть не жениться на девице, которая его бросила?

— Да, было дело. Но потом я получил наследство от маминых родителей, и Мина попыталась вернуться.

— Правда? — Это многое объясняло. Во-первых, как семья Сазерлендов ухитрялась содержать такой особняк — не на зарплату же полицейского! Что бы там Гордон ни говорил, а дом принадлежал ему. Во-вторых, почему он не слишком-то доверял людям. Ведь Мина Голдсмит вернулась из-за денег — станешь тут недоверчивым. — И ты позволил ей вернуться?

— Почти. Но потом, чуть ли не перед самой помолвкой, до меня вдруг дошло, что если она уже один раз бросила меня, то повторит это снова, при первом же случае.

— А ты когда-нибудь всерьез мечтал жениться на ней?

И зачем она это спрашивает? Много ли радости услышать, что мужчина, от которого она без ума, мечтал жениться на другой?

— Нет. — Он зажмурился. — Быть может, иногда, когда ночи казались мне слишком долгими, я мечтал жениться… просто на ком-нибудь.

— Я тоже. — Габриела положила руку на стол. Холодильник мерно гудел, на стене тикали часы. — Доверие — хрупкая штука, правда?

— Да. — Он поднялся. — Мне надо заехать в мой офис, проверить кое-что. — Осушив чашку до дна, он выкинул пакетик из-под чая. — Поехали со мной?

Атмосфера близости ушла, но якобы небрежный тон Гордона не обманул Габриелу. Он не случайно предложил ей поехать с ним — боялся оставлять ее одну. Растрогавшись, она покачала головой.

— Я же говорила тебе, Гор, мне не нужен телохранитель. — Она попыталась смягчить отказ улыбкой. — Со мной все будет отлично.

— Ты забываешь про…

— Ничего я не забываю, — поспешила она прервать его, пока он не успел упомянуть об угрозе, написанной кровью на двери. Почему-то думать об этом ей было гораздо легче, чем говорить вслух или слышать от кого-то. Может, будучи произнесенной, угроза становится как бы реальной, слишком настоящей, слишком страшной?

— Я не хочу оставлять тебя одну. Пока мы не выясним…

От его неподдельной тревоги у нее сжалось сердце.

— Знаешь что? Подбрось меня к кафе рядом с офисом Берроуза.

— Зачем? — Прислонившись к буфету, Гордон с каменным выражением лица скрестил руки на груди. Он явно собирался вытрясти из нее ответ.

— Помнится, Хильда говорила, что там работает подруга Джорджии Лей. Вдруг она знает Берроуза? Он ведь вполне может забегать туда на ланч.

— Кто такая Джорджия Лей?

— Она живет на другой стороне улицы, напротив дома Лоренса.

— А почему я о ней ничего не знаю?

— Между прочим, Хильда нам про нее рассказывала. — Габриела обличительно направила палец ему в грудь. — Но ты был слишком занят — набивал рот рулетом.

Гордон поднял руки.

— Виноват, признаю.

— Да уж, виноват. А теперь набери номер ее телефона.

Он и мускулом не шевельнул.

— Чей?

— Хильды.

— Какое отношение соседка Лоренса имеет к…

— Можешь смеяться, — заявила Габриела, — но у меня… такое предчувствие.

— Ладно.

Она ожидала, что он выразит недовольство или по меньшей мере сердито буркнет что-нибудь.

— У меня тоже бывают предчувствия. — Пожав плечами, он протянул ей телефон.

Хильда сняла трубку довольно быстро. Габриела поздоровалась.

— Я уже гадала, как ты там, детка. Надеюсь, ты не заболела воспалением легких?

— Нет, все отлично. — Габриела зажала подбородком трубку, которую Гордон держал у ее уха. — Хильда, а как зовут сестру Лоренса?

— Кристина. Я же говорила, когда вы с Гордоном…

— А как ее фамилия, вы не знаете?

— Ах ты Господи! Я слышала ее, детка, но у меня дырявая память, я теперь все стала забывать. Могу спросить у Джорджии Лей. Она-то вспомнит. Память у нее, как капкан: что туда попало, уже не выскочит.

Габриела напряглась.

— А случайно не Кристина Берроуз?

— Да, да. Так и есть. Точно.

— Замечательно. — Улыбнувшись, Габриела кивнула Гордону. — А Кристина когда-нибудь привозила с собой к Лоренсу маленькую девочку?

— Да нет. У нее же нет детей. Мне казалось, я вам рассказывала.

— Конечно, Хильда. Я просто уточнила на всякий случай. — Габриела нахмурилась. — Мне бы надо с кем-нибудь поговорить о ней, и я вспомнила, что вы упоминали подругу Джорджии Лей, которая работает в ресторанчике.

Хильда называла кафе ресторанчиком.

— Зита Хармон.

— Зита Хармон, — повторила Габриела. Сердце ее забилось быстрей. — Да-да, точно. Не могли бы вы оказать мне огромное одолжение?

— Смотря какое. Никогда ничего не обещаю, пока не узнаю точно, что именно от меня просят.

— Всего лишь телефонный звонок. Не могли бы вы позвонить Зите Хармон и попросить ее со мной побеседовать?

— Следовало бы поинтересоваться, зачем тебе это. Но если твой Гордон такой же, как его отец, то, думаю, лучше мне не знать.

Габриела закусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Вы, вероятно, правы, Хильда.

— Ладно, позвоню. А ты поезжай прямо в ресторан. В это время она всегда там. И кстати, обрати внимание на ее яблочный пирог — просто объедение.

— Непременно. Спасибо, Хильда. Вы просто прелесть.

— Вы уже нашли девочку?

— Нет еще. — Улыбка сползла с лица Габриелы. У них оставалось так мало времени. На Рождество Лейси должна быть дома. Иначе это будет днем скорби, а не веселья. — Но надеемся скоро найти.

— Спроси, какой ее любимый цвет, — громко прошептал Гордон.

— Хорошо. Звоните, если я смогу еще чем-то помочь.

— Спасибо, — поблагодарила Габриела. — И еще, Хильда, Гордон спрашивает, какой ваш любимый цвет.

— Ах, и он тут? Я бы хотела с ним кое о чем потолковать. Подумать только — тискать тебя в автомобиле! Миссис Бейкер чуть шею себе не свернула, высматривая вас, а мистер Бейкер поругался с ней, потому что ему пришлось самому возиться на кухне. Так ты передай Гордону Сазерленду, что тискать леди в машине неблагопристойно, слышишь? — Не переводя духа, добросердечная пожилая леди понеслась дальше: — А еще передай, что я предпочитаю розовый. Не этот лиловатый, его я терпеть не могу, а чистый ярко-розовый.

— Ясно. Ярко-розовый. — Габриела покраснела. — Я скажу Гордону про… гм… что нельзя тискать. До свидания, Хильда.

Ухмыляясь во весь рот, Гордон положил трубку на место.

— Тискать?

— Это неблагопристойно. — Габриела изобразила Хильду. — Мистер Бейкер, он же мистер Грязные Сапоги, поругался с миссис Бейкер, она же миссис Грязные Сапоги, из-за того, что она чуть не свернула себе шею, наблюдая за нами, а ему в результате пришлось возиться на кухне.

Гордон расхохотался.

— Но ты сказала ей, что это не в счет?

— Что не в счет?

— Наши объятия и поцелуи.

— Что?

Временами этот тип бывал глуп как пробка.

— Нам же они не понравились.

Он пожал плечами.

— Заткнись, Гор.

Все еще хихикая, он набрал номеруй, услышав голос Коулта, заговорщически подмигнул ей.

— Коулт, окажите мне любезность. Сделайте так, чтобы Хильда Андерсон получила столько ярко-розовых ирисов, сколько ее душа пожелает, а газон вместит. — Он прикрыл трубку. — Мне нужен адрес Хильды.

Габриела, не в силах сдержать улыбку, продиктовала ему адрес. Он повторил его Коулту, поблагодарил и распрощался.

Габриела поднялась.

— Для того, кто так отвратительно целуется, ты слишком уж мягкосердечен, Сазерленд.

— Кто, я?

От его теплого взгляда у нее перехватило дыхание.

— Ты.

Он начал прибираться на кухне.

— Поехали со мной в офис, а потом вместе заглянем в кафе.

— Не могу.

Но до чего же ей этого хотелось!

Сполоснув тарелки, он выключил воду.

— Почему?

Габриела уже не улыбалась.

— У нас очень мало времени.

Кафе оказалось на удивление уютным, стилизованным под старину. На деревянных столах — керамические вазочки с белыми фиалками, пальмы в кадках были расставлены таким образом, что создавали у посетителей иллюзию уединения. И завершающий штрих — старинный патефон, должно быть, один из первых во всем Хьюстоне.

Габриела плавно опустилась на маленький стул. Если ее предчувствия оправдаются, то, уходя отсюда, она будет знать о Люке Берроузе несравненно больше, чем написано в этом горе-досье. Ей казалось, что пресловутое досье не только умалчивает о жене Берроуза, но и немало приукрашивает его брокерские успехи за последние пять лет. Ее, правда, мучило, что придется прибегнуть к таким методам получения информации. Но что оставалось? Лейси становилась все слабей и слабей не по дням, а по часам, все больше спала — точь-в-точь как Тельма за день до смерти. Времени было в обрез.

По кафельному полу прошаркали туфли официантки.

— Да, мэм, — почтительно сказала она. Ее увядшее лицо свидетельствовало, что она лет на тридцать старше Габриелы.

— Зита Хармон?

Женщина кивнула.

— Я Габриела, знакомая Хильды.

— О да, она звонила несколько минут назад. Что вам принести? Тут очень строго насчет гостей в рабочее время.

— Можно кофе и яблочный пирог? — поинтересовалась Габриела.

— Сегодня пекла Бетти. У нее обычно выходит недурно. — Официантка разгладила форменную розовую юбку. — Если, конечно, вы любите тарталетки с яблоками.

Габриела сконцентрировалась на Зите Хармон… Дома у той вышел из строя кондиционер. Ноги устали, и она с нетерпением ждала конца смены — осталось только десять минут. Но вот возвращаться в душную квартиру и изнывать там от жары ей совсем не хотелось. Чего ей хотелось, так это денег.

— Зита, — начала Габриела, — вы знаете некоего Люка Берроуза?

— Хильда сказала, с вами не будет связано никаких неприятностей, но… — Зита опустила веки. — Зачем вы спрашиваете? Вы друг ему или враг?

— Ни то ни другое. Объективная третья сторона. — Габриела выудила из кошелька пятьдесят долларов. Любое движение отдавалось сильнейшей болью в руках — от запястий до плеч. Вообще-то деньги предназначались на квартплату за следующий месяц, но отчаянные ситуации требуют отчаянных мер. А Лейси находится как раз в такой ситуации. И Зита Хармон, обреченная страдать от жары, тоже. И сама Габриела, совершившая роковую ошибку на прошлое Рождество, отчаянно боялась повторить эту ошибку на нынешнее. — Мне нужно кое-что разузнать про него. — Купюра легла на стол. — Когда вы закончите смену, мы сможем поговорить?

— Конечно. — Зита Хармон не спускала глаз с купюры. — Но мне не нужны ваши деньги.

Какой-то мужчина, пробиравшийся между столиками, толкнул Зиту в плечо, так что она чуть не упала на стол.

— Кофе и яблочный пирог, — повторила она, стараясь обрести равновесие. — Сейчас вернусь.

В ожидании Габриела принялась разглядывать входящих и выходящих посетителей кафе. Мальчик с большой корзиной переходил от столика к столику, методично убирая в корзину грязную посуду и использованные салфетки. По-хорошему, ему бы следовало сейчас находиться в школе. Кто-то со звоном уронил стакан, по кафельному полу разлетелись осколки.

— Ваш заказ. — Зита Хармон поставила перед Габриелой чашку и тарелочку с пирогом, а сама опустилась на стул напротив нее. — Что вы хотите услышать?

— Ну, сначала — насколько хорошо вы знаете Люка Берроуза.

Зита улыбнулась.

— Тут каждый знает про него и его жену куда больше, чем хотелось бы.

По спине Габриелы пробежали какие-то странные обжигающие мурашки.

— Почему?

Подавшись вперед, Зита понизила голос.

— Ну-ка, прикинем. Сегодня вторник, значит, это случилось в воскресенье. Люк зашел сюда на ланч. Обычно он забегает раза два в неделю.

— Один?

— По большей части. Но иногда захаживает и его рыжеволосая богачка. Хотя они приходят поодиночке.

— Вы знаете, как ее зовут?

— Нет, он всегда называет ее птичкой.

В офисе Берроуз назвал птичкой Лилиан, вспомнила Габриела. Или это его излюбленное обращение?

— С ней когда-нибудь была маленькая девочка?

— Нет, ни разу.

— Ну ладно, так что же случилось в воскресенье?

— Видите ли, нам с самого начала показалось странным, что он пришел в выходной. Выглядел он как-то неладно: то ли хандрил, то ли боялся чего-то — не поймешь. Тут появляется его жена, Кристина. — Зита Хармон сделала большие глаза. — Она была зла, как невеста перед свадьбой, которую пьяный кучер свалил в канаву. Правда-правда, а уж ругалась она, как последний ковбой! Не успели мы и глазом моргнуть, она уже вопила и швыряла в него посудой. Бесновалась, как припадочная. Вопила что-то чудное — он, дескать, втянул ее брата в темное дело.

Габриела так и застыла.

— А вы не поняли, о чем это она?

— Похоже, чушь всякая, гроша ломаного не стоит. Но она заявила ему, что если он не прекратит безобразие, то она сама это сделает. Что он сгниет в тюрьме за свои пять миллионов. — Зита хихикнула. — Представляете? В жизни ему не раздобыть пяти миллионов.

— Откуда вы знаете?

— Потому что он задолжал Джиллу за два месяца.

— Джиллу?

— Хозяину кафе.

— Понимаю. — Габриела легонько постучала по пятидесятидолларовой бумажке. — А с тех пор вы видели Берроуза или Кристину?

— Нет. И в офисе он тоже не появляется.

— О! Откуда, интересно, вы это знаете?

— Джилл сказал мне, Джилл Стингер, мой босс.

Габриела с неподдельным изумлением вскинула голову.

— Джилл Стингер — владелец этого ресторана?

Зита кивнула, удивившись в свою очередь.

— Так вы его знаете?

— Нет, но слышала, будто он очень достойный человек.

— Так и есть. — Щеки Зиты Хармон порозовели. — Знаете, его жена находится в клинике для душевнобольных.

Габриела вмиг поняла причину несколько фамильярного тона официантки в разговоре про босса: она была любовницей Джилла Стингера.

— И давно она там?

— Двенадцать лет. — Пригорюнившись, Зита Хармон подперла щеку рукой. — Ей оттуда в жизни не выйти, но Джилл никогда не разведется с ней. Он, знаете ли, католик.

Габриела знала, что Джилл связан с мафией, но не знала, что он в придачу еще и католик. Но почему же тогда он не купит своей подруге новый кондиционер?

— Спасибо за помощь.

— Я бы не взяла это, но у меня сломался кондиционер. — Зита запихнула доллары в карман. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о нашем разговоре.

Ах, значит, гордость. Она не позволяет Джиллу Стингеру помогать ей деньгами.

— Да-да, понимаю.

Проследив взглядом, как официантка выходит в парадную дверь, Габриела отвернулась к окну. К кофе и пирогу она даже не притронулась — так сильно болели руки. Вспомнив, как Гордон кормил ее, она жадно покосилась на пирог. Гордон должен быть здесь с минуты на минуту. Почему-то от этой мысли ей сразу стало лучше. Прими это наконец, сказала она себе. В Гордоне Сазерленде есть что-то необычное, особенное.

А Люк Берроуз — сплошная загадка. Он затеял какое-то темное дело. Втянул туда Лоренса. А сестра Лоренса, Кристина Берроуз, узнав об этом, начала страшно переживать. И эта Лилиан, кем бы она ни была, тоже переживает, чуть в обморок не падает.

Габриела принялась растирать запястья, но вдруг замерла, окончательно уверившись в пришедшем ей в голову предположении. Если бы у нее было еще пятьдесят долларов, она бы поставила их на то, что рыжеволосой богачкой, подругой Берроуза, была именно Лилиан. Она тоже участвовала в этом темном деле — похищении Лейси. К несчастью, Габриела готова была поставить не меньшую сумму и на то, что из разговора с Кристиной толку не выйдет. Та, конечно, ни за что не согласится отправить мужа и брата за решетку.

Так что же делать? Она могла бы, конечно, попытаться расспросить Стингера про Лилиан. Но он не станет откровенничать. Да плюс его связь с мафией. А ведь дело-то касается пяти миллионов, такой суммой шутить не станут. Нет, это слишком опасно — Лейси непременно убьют. Чтобы подтвердить свои подозрения, оставалось только одно — разговорить Кристину. Весь вопрос — как?

За стеклянной дверью кафе замаячил Гордон. Высмотрев Габриелу, он вошел и направился к ее столику. Все женщины провожали его взглядами. Настроение у нее поднялось, она заулыбалась. Гордон — есть Гордон.

Он уселся в «шевроле» рядом с ней.

— Итак, Белоснежка, Берроуз только что мне звонил. Я сказал ему, что прежде, чем решить, кого мы все-таки наймем для нашей сделки, мы хотим встретиться с женами — и его, и Паркинсона.

— А он не удивился, что ты знаешь о его жене? Ведь в досье про нее ни слова.

— Еще как удивился.

— Ну и как же ты это объяснил?

— А я не объяснял. Просто отчитал его как следует за то, что он умолчал о ней в досье. — Гордон злорадно ухмыльнулся. — Когда сомневаешься, нападай первым.

— Доморощенная философия твоей матушки?

— Именно. — Он бросил взгляд на часы. — Паркинсон не женат. Зато через пятнадцать минут я встречаюсь в кафе с Кристиной. Мне бы хотелось, чтобы, пока я с ней разговариваю, ты побыла с Коултом.

— Я останусь здесь. — Она поглядела мимо плеча Гордона сквозь стекло машины на дом Лоренса. Вдоль изгороди по своему привычному маршруту сновал Киллер.

— Габи, сделай одолжение, не упрямься. Лоренс никуда не денется. Ты же знаешь, он выходит только в магазинчик на углу за пивом и картошкой.

— Я остаюсь, Гор. — Она положила руки на руль.

— Черт побери, но мне нужно знать, что ты в безопасности.

Она с улыбкой посмотрела ему в глаза и погладила по подбородку. Конечно, Гордон беспокоится за нее, а он ведь совсем не привык за кого-нибудь беспокоиться. Да и она тоже тревожилась — она вовсе не забыла, что кто-то хочет ее смерти. Но вдруг Лоренс куда-нибудь отлучится? Необходимо знать куда. Он — их единственная связь с Лейси.

— Ты ведь долго провозишься, а я не хочу терять времени.

Гордон сощурился.

— Ну хорошо. Но завтра же утром ты установишь в своей распроклятой машине телефон. Попробуй только возразить — и я заклею тебе рот пластырем.

— Если уж тебе взбрело в голову тратить деньги на радиотелефон для моей машины — пожалуйста, — соизволила согласиться Габриела.

— Будь осторожна.

— Конечно, Гор.

Она смотрела, как он садится в свой «порше», бормоча на ходу что-то несвязное о женщинах, испытывающих мужское терпение.

Улыбаясь, она откинулась на спинку сиденья и, за неимением других развлечений, принялась наблюдать, как Киллер обнюхивает шины автомобиля Лоренса.

Чуть ниже по улице какой-то человек стриг лужайку возле дома. Легкий ветерок доносил запах свежескошенной травы.

В двадцать минут первого бурчание в ее животе перешло в неумолчный рокот. Габриела кое-как ухитрилась вытащить из сумочки очередной шоколадный батончик.

Внезапно в руках началось покалывание, потом жжение. Задохнувшись от неожиданности, она выронила шоколадку на колени и стала растирать кисти рук. Она страшно испугалась, но тут до нее дошло: покалывание, жжение — признаки восстановления кровообращения. Кто-то развязал Лейси руки и дал ей какие-то таблетки.

Перед мысленным взором Габриелы пронеслись ужасные видения гибели Тельмы. Поспешно заведя мотор, она вихрем помчалась к полицейскому управлению. Надо скорее поговорить с Шелтоном!

В полночь она с трудом подогнала «шевроле» в переулок за домом Лоренса и, остановившись возле «порше» Гордона, выключила мотор. Голова кружилась. В ноге пульсировала тупая неотвязная боль. Тошнило. По спине катился холодный пот.

Гордон в мгновение ока подлетел к окну ее машины, бледный как сама смерть.

— Где тебя черти носили? Я тут чуть с ума не сошел… Габи, что с тобой?

Она пыталась ответить, но с губ срывался лишь слабый шепот.

— Ей плохо… очень… Она больна.

Открыв дверцу, Гордон передвинул ее на соседнее сиденье и сел рядом с ней.

— Да ты вся горишь!

— Лейси! — Глаза ее затуманились. — У Лейси жар.

Гордон схватился за руль.

— Быть может, Лейси плохо, но ты немедленно отправишься в больницу.

С неимоверным усилием Габриела умудрилась схватить его за руку.

— В институт доктора Хоффман.

— Ладно, ладно, согласен. — Повернув ключи зажигания, он с огромной скоростью рванул по мостовой.

Через десять минут он вбежал в институт с Габриелой на руках.

— Доктора Иду Хоффман, — потребовал он у медсестры, сидевшей за письменным столом.

— Несите ее туда, — она показала направление по коридору.

Через несколько секунд Гордон внес Габриелу в комнату, полную приборов и инструментов.

— Где доктор Хоффман?

— Мы позаботимся о пациентке, сэр. Только заполним надлежащие бумаги.

Бережно опустив Габриелу на кушетку, Гордон угрожающе повернулся к пожилой медсестре.

— У вас три минуты на то, чтобы привести сюда доктора Хоффман. Иначе я куплю эту гнусную больницу и спалю ее к черту!

Расправив плечи, медсестра злобно уставилась на него.

— Да кто вы такой?

— Гордон Сазерленд. А пациентка, — он указал на девушку, — Габриела Вудс. А теперь пошевеливайтесь.

В комнату вбежала доктор Хоффман.

— Ах, мистер Сазерленд, мне так и показалось, что это вы, когда я случайно увидела подъехавшую машину. — Она внимательно посмотрела на него через сильно выпуклые очки. — Что с Габриелой?

— Ей плохо. Она утверждает, что все это происходит с Лейси — девочкой, которую вроде бы похитили. Но жар-то у нее!

Вставив в уши трубочки стетоскопа, доктор выслушала Габриеле сердце, проверила ее пульс, осмотрела горло.

Гордон страдальчески морщился во время этих процедур.

Наконец хрупкая австрийка повернулась к нему.

— С нею все в порядке.

— Что?! Да ведь она без сознания. Боже мой! Как вы можете утверждать, что с ней все в порядке?

— Мистер Сазерленд, больна не Габриела, а Лейси. Чтобы Габриела выздоровела, лечить нужно девочку. Мы можем всего лишь дать Габи лекарство, чтобы притупить боль, но не исцелить ее.

Габриела застонала. Вмиг оказавшись рядом, Гордон взял ее за руку.

— Все хорошо. Мы у доктора Хоффман. — Он надеялся, что это открытие доставит ей больше радости, чем ему самому. Он-то, честно говоря, считал, что доктор просто спятила. С Габи все отлично? Что за чушь?

— Доктор Ида, — прошептала Габриела, — объясните ему. Он не понимает.

— Конечно, Габи. Сейчас я выпишу тебе болеутоляющее. Попытайся отдохнуть. Я поговорю с твоим молодым человеком.

Доктор оторвала взгляд от медицинской карты, в которую что-то сосредоточенно записывала корявым детским почерком.

— Ну, мистер Сазерленд. Похоже, вы наконец-то получите ответы на все интересующие вас вопросы.

— Значит, вы говорите, что Габриела расследовала множество подобных случаев, и успешно? — хмуро спросил он доктора Хоффман полчаса спустя, стоя у окна в ее кабинете.

— Именно это я и пытаюсь вам втолковать. — Доктор налила себе еще чашечку кофе.

Гордон чувствовал полнейшую опустошенность. Эванс ведь был так уверен в том, что Габриела — ловкая притворщица. Да и сам Гордон не сомневался в этом. Он запустил руку в волосы. Да нет, сам он сомневался. С самого начала расследования ему никак не удавалось совместить образы той Габриелы, о которой говорил Эванс, и той, которая открылась ему. Она не мошенница.

О Боже, теперь ему придется сказать ей всю правду! А правда — это то, что мошенник он сам.

— Гордон. — Доктор Хоффман подошла к окну и встала рядом с ним. — Сейчас Габриела спокойно спит. Лекарство притупило боль. Но оно имеет побочный снотворный эффект, так что я оставлю ее в больнице на ночь.

— О’кей. — Приходилось признать, что где-то в глубине души он давно уже знал правду. В какой-то момент — сам не заметил в какой — он начал тревожиться о Габриеле, оберегать ее. Конечно, он ее не любил и никогда не позволит себе полюбить, но все же… — С ней все будет хорошо, не так ли?

Доктор покачала головой.

— Я не уверена, так она долго не выдержит. И, боюсь, Лейси тоже. Вы знаете, что мы чуть не потеряли Габриелу, когда погибла Тельма Нильсен?

Он резко обернулся.

— Чуть не потеряли? Ее?!

— Да, когда Шелтон привез ее сюда, она едва дышала — страдала от кислородной недостаточности. — Доктор заложила руки за спину. — Она слишком близко подступила к критической черте. Видите ли, связь Габриелы с жертвой настолько сильна, что она испытывает все ее страдания. — Доктор глубоко вздохнула. — Я надеялась…

— На что?

Гордон запустил руки в карманы. Господи, каким беспомощным он себя чувствовал! Он ведь ничегошеньки не понимал, не замечал. А винить было некого, кроме себя самого. Габриела пыталась ему объяснить, но он отказывался слушать.

— Я надеялась, что после того случая дар Габриелы не вернется к ней, ведь прошел уже год.

«Вернется». Это слово набатом прозвучало у него в мозгу и наполнило все его существо леденящим холодом. Гордон с трудом перевел дыхание.

— Что вы имеете в виду?

Доктор Хоффман потянула за стетоскоп на шее.

— С той ночи, когда она увидела мертвую Тельму, до начала инцидента с Лейси, Габриела преодолевала последствия тяжелейшей психической травмы. Вид замученной Тельмы настолько потряс ее, что она подсознательно блокировала свою способность принимать какие-либо психические сигналы, которые реализуются у нее в форме видений.

— О Боже! — Остатки сил покинули Гордона.

Доктор нахмурилась.

— Мистер Сазерленд, что с вами? Вы так побледнели.

— Вы говорите мне, что в течение года у нее не было никаких видений? Значит, она не притворялась? Она и вправду видела все, о чем говорила?

— Именно так. — Обеспокоенность доктора Хоффман сменилась любопытством. — И что вы теперь собираетесь делать?

Душа Гордона ушла в пятки. Он тяжело вздохнул.

— Поговорить с Габриелой.

— Я здесь, Гор, — прошелестел тихий голос.

Он обернулся. Габриела стояла в белой ночной рубашке в дверях кабинета. Рванувшись к ней, Гордон схватил ее за руку.

— Как ты?

Она слабо улыбнулась и нежно коснулась ладонью его щеки.

— Бывали у меня и лучшие дни.

Как он любил ее прикосновения! Накрыв ее ладонь своей, он прижал к губам тонкие пальчики.

— Тебе не следовало вставать. Выглядишь ты действительно не лучшим образом.

В глазах ее появилась озорная улыбка.

— Он такой любезный, не правда ли, доктор Ида?

— Это точно. — Подойдя к Габриеле, доктор внимательно осмотрела ее. — Но он прав. Тебе надо отдохнуть.

— Не могу. Мне надо ехать.

— Ехать? — Гордон помрачнел. — Куда?

— К Лоренсу. — Она строго посмотрела на него. — Мне нужно дотронуться до велосипеда Лейси.

— Видения становятся сильнее, когда она касается чего-нибудь, что принадлежало жертве, — пояснила доктор Хоффман.

Гордон сжал челюсти.

— Но ты не поедешь туда.

— Я должна, Гор.

— Тогда давай позвоним Шелтону и получим ордер на обыск. Можно сделать это законно, не подвергая себя опасности.

— Он на это не пойдет. Ты знаешь это не хуже меня. Без сообщения о пропаже он ничего не станет предпринимать, и ты не можешь винить его в этом.

— Будь рассудительней, сокровище мое. Не думаешь же ты, что я позволю тебе отправиться в дом к этому опасному типу? Может, именно Лоренс оставил надпись на твоей двери.

— А я и не прошу твоего позволения. Как ты не понимаешь, у меня нет выбора! Мне придется рискнуть. Посмотри на меня. Нет, черт побери, посмотри на меня внимательно!

Он так и сделал. Глаза Габриелы еще больше потускнели, под ними расплылись черные круги, щеки осунулись. Во взгляде застыло напряжение. Она выглядела просто изнуренной.

— Лейси все хуже, Гор. Если я не найду ее в самом скором времени, она умрет. — Габриела вздрогнула. — И на этот раз я тоже умру.

7

Габриела устало опустила голову на плечо Гордона, любуясь мелькающими в окне огнями улиц. Во всем Хьюстоне нет более красивого вида, чем тот, что открывается с этого моста. Легкая дрожь пробежала по ее телу: не исключено, что она видит это в последний раз.

— Холодно? — Держа руль одной рукой, Гордон легонько погладил ее по бедру.

— Нет. Страшно, — ответила она, удивляясь, до чего же просто делиться с ним самыми сокровенными чувствами.

— Мне тоже. — Он нажал на гудок и переехал в другой ряд.

На вид Гордон был не из тех, кто способен чего-нибудь бояться. Не без удовольствия Габриела подумала, что и у него могут быть маленькие слабости.

— Мне не хочется даже думать о том, что ты снова войдешь в этот дом, Габи.

Придвинувшись поближе, она взяла его руку. Он ответил ей горячим пожатием, пальцы их сплелись, ладони соприкоснулись. У Габриелы сжалось горло. Он так нежен!

Она сменила тему разговора.

— А знаешь, чего ты еще не сказал мне? — Сейчас она чувствовала себя значительно лучше. Но отчего? От лекарств доктора Хоффман? От нежного пожатия Гордона? Или стало лучше Лейси? — Как прошла встреча с Кристиной Берроуз?

— Эта женщина скрывает что-то и чем-то безумно напугана.

Как только Лейси завладела мыслями Габриелы, боль сразу же усилилась. Может быть, в том и состоит ключ к контролю над телепатическими болями?

— Может, она тревожится о брате?

— Мне так не показалось. — Гордон притормозил. — О черт, я даже не могу предположить в чем дело. Ты ведь у нас телепат, а не я.

Наконец-то он признал это. Габриела легонько сжала его пальцы.

— Может, беспокоится из-за Берроуза?

— Ну что ж, это достаточно правдоподобно, — согласился Гордон. — Знаешь ли, дорогая, я отнюдь не уверен, что у него и вправду интрижка с Лилиан. Его жена выглядит сногсшибательно и просто с ума по нему сходит. Да и, судя по ее наряду, денег у нее куры не клюют. — Гордон хмыкнул. — В конце концов, что еще мужчина может желать от женщины?

— Не знаю. — Габриела почувствовала странное удовлетворение. В подобной ситуации ей было с чего разозлиться, но злости она не испытывала. Признание Гордоном ее дара радовало ее, особенно учитывая, как естественно это признание слетело у него с языка. — У тебя нет какой-нибудь ее вещи? Чего-нибудь, до чего она дотрагивалась бы?

— Нет. — Гордон обогнал грузовик и вернулся в левый ряд. — Хотя подожди-ка. — Он порылся в кармане пиджака. — Вот, держи.

Габриела взяла спичечный коробок, закрыла глаза и сконцентрировалась. Ее охватил страх. Затем ярость. На этот раз видения сменялись так быстро, что она не успевала обдумывать их, а лишь впитывала как губка.

Выронив коробок, она открыла глаза. Гордон уже подъезжал к Нью-Грейт-хайвей.

— Не сворачивай, — твердо произнесла она.

— Почему? — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Что стряслось?

— Женщина, с которой ты встречался, — это не Кристина, Гор. Я не знаю, кто она, но только не Кристина.

— Но…

— Это та самая женщина, которая связала Лейси и отвезла в торговый центр к Лоренсу.

— О Боже!

— Она знает, где сейчас Лейси. — Сердце Габриелы чуть не выпрыгивало из груди. — Поворачивай обратно.

— Куда.

— Сначала ко мне домой.

Гордон свернул на обочину, выждал, когда образуется просвет в череде машин, и резко развернул «порше» обратно к мосту.

— Я не совсем понимаю…

Габриела чмокнула его в плечо.

— Если сомневаешься — нападай.

— Я так и делаю. — Он поднял брови. — Но на кого?

Гордон смотрел в окно из дома Габриелы. Высоко поднявшееся солнце заливало небо ярким светом. Полночи они провели за изучением документов. Несколько минут назад Габриела ушла в спальню и закрыла дверь, и ему просто нечего было делать. О цели их приезда она не проронила ни слова, так что оставалось только строить догадки — занятие, никогда не доставлявшее ему особого удовольствия. Интересно, и на кого это она предлагает нападать?

Доверяй ей. Эта мысль все больше укреплялась в его голове. Гордон разглядывал вывески на противоположной стороне улицы. Какое облегчение — думать, что Габриела больше не собирается попасть в дом Лоренса, чтобы дотронуться до велосипеда Лейси. Особенно после того, как доктор Хоффман сказала ему, что, когда умерла Тельма, Габриела тоже была на грани смерти.

При этой мысли он ощутил стеснение в груди. Да живи он вечно, никогда ему не забыть ту минуту, когда она сказала, что умрет, если погибнет Лейси. Он был готов кричать, упасть перед ней на колени, как Эванс тогда, в морге.

Нахмурившись, Гордон наблюдал за прохожими. Двое детей весело мчались на велосипедах. Человек в красных подтяжках позвонил из автомата, закрепленного на стене магазинчика, а потом медленно направился к стоящей поблизости скамейке. Мысли Гордона метались. Можно ли доверить Габриеле действовать по своему усмотрению? Ведь она намерена рисковать жизнью. Знает же, как ей опасно трогать велосипед, однако все равно собиралась сделать это. Ради Лейси.

Любой мог бы восхищаться ее храбростью. Но, когда речь шла о Габриеле, Гордон вовсе не чувствовал себя любым. Он безумно боялся потерять ее и в то же время не мог сказать ей о своих чувствах, так как с самого начала не был честен с нею. Вот дилемма!

Человек поднялся со скамейки, осмотрел вывески и снова сел.

— Я готова, — раздался голос Габриелы у него за спиной.

Гордон обернулся, и у него перехватило дыхание. На ней было белое платье, перетянутое на талии тонким пояском, глубокий вырез открывал шею. Гладкая кожа так и светилась, а волосы обрамляли лицо золотистым ореолом. Она выглядела чудесно!

Ошеломленный, он нахмурился.

— Что случилось?

— Прости? — Настал ее черед приходить в недоумение.

— Габи, несколько часов назад ты была почти без сознания, я боялся за твою жизнь. А теперь… — Его голос прервался.

— Что теперь. — Юбка легко колыхалась вокруг ее бедер.

— Теперь ты выглядишь… цветущей женщиной.

— Я осознала это в машине. Это настоящий фокус. Если я мысленно сосредоточиваюсь на состоянии Лейси, то меня охватывают телепатические боли. Но если я думаю о тебе, то их действие почти прекращается — вот как сейчас.

Если бы она думала о нем хотя бы вполовину столько, сколько он о ней, это сделало бы ее попросту неуязвимой.

— Я рад. — И он сказал ей то, чего никогда не говорил раньше, опасаясь, что это даст ей слишком большую власть над ним: — Ты напугала меня, Габи.

— Прости. — Она посмотрела на него с нежностью, понимая, что никогда не использует его признание как оружие против него.

— Что теперь?

— Пойдем выпьем кофе и обсудим наши планы. Шелтон первый на очереди.

В кухне Гордон заметил запись автоответчика.

— Может быть, ты сперва ответишь на звонки? — Он мотнул головой в сторону телефона.

Габриела сполоснула кофеварку и наполнила ее водой. Было просто здорово вот так хозяйничать вместе на кухне и улыбаться друг другу. Ночью спать им не пришлось, и сейчас каждый из них допивал уже четвертую чашку кофе.

И тут раздался звонок в дверь.

— Я открою. — Отодвинув стул, Гордон вышел в гостиную. Он бросил быстрый взгляд на часы и даже не удивился, обнаружив, что уже почти полдень.

— Если это коммивояжер, гони его в шею! — крикнула Габриела вдогонку.

— Хорошо. — Он открыл дверь и в удивлении отступил назад — перед ним стоял Шелтон. По выражению его лица Гордон понял, что тот пришел не просто со светским визитом.

— Где Габи?

Габриела узнала голос Шелтона, и волосы на ее голове встали дыбом. Вообще-то она чувствовала, что в данный момент опасность девочке не угрожает — ведь всего несколько минут назад она видела ее спокойно спящей. Но подсознание подсказывало ей, что и девочке, и ей самой, и Гордону грозит смертельная опасность. И так будет до тех пор, пока все причастные к похищению не окажутся за решеткой.

Она вышла в гостиную. Шелтон жевал огрызок сигары. Ей было известно — он никогда не притрагивается к сигарам вне офиса, разве что в минуты сильнейшего душевного волнения.

Лейси! Борясь с подступающей паникой, Габриела попыталась собрать всю свою энергию и всецело сосредоточиться на Шелтоне.

— Лейси… — она не смогла договорить.

— Мне нечего сказать о ней, Габи.

Гордону больно было смотреть на нее. Всего минуту назад она выглядела так хорошо, а теперь вновь была подавлена. В ее глазах застыл страх, подобного которому он не видел раньше ни у одного человека. Все ее тело сотрясала мелкая дрожь. Доктор Хоффман предупреждала его, что любой стресс может привести Габриелу в такое состояние. Но сейчас интуиция подсказывала ему, что ее реакция превосходит обычный стресс.

Чтобы снять напряжение, он предложил Шелтону кресло. Кивнув, тот уселся напротив дивана.

Ей становится все хуже прямо на глазах, подумал Гордон. Он отвел ее к дивану и усадил, чтобы хоть как-то выказать ей поддержку, а потом с чистой совестью соврал:

— Мы как раз собирались уходить, Шелтон. Ты пришел по делу или это просто светский визит?

— Я надеялся, вы расскажете мне, что происходит. Я несколько раз звонил вам, но…

— Нас не было дома, — заверил Гордон.

Габриела была бледна как мел и напряжена как натянутая струна. Она положила руку на плечо Гордону. Ее пальцы судорожно сжимались, но, когда она заговорила, голос был еле слышен.

— Мы знаем о Лоренсе, о Кристине и Люке Берроузах.

— Так я и предполагал. — Он глядел в окно.

В Гордоне с каждой секундой крепло убеждение, что Шелтона привело к ним что-то очень серьезное. Он взглянул на Габриелу, но та не сводила глаз с полицейского.

— Я пришел из-за нее… — Шелтон избегал смотреть в глаза Габриелы. — Думал, вы уже знаете… — Его голос упал, и он перевел взгляд на Гордона. — Кристина Берроуз была убита вчера, около двух часов.

Габриела вскрикнула.

— Ее мужа не было в городе, в воскресенье он уезжал по делам и вернулся домой около шести часов вечера.

Грудь Габриелы тяжело вздымалась. Гордон сжал ее руку. Он разговаривал с Берроузом вчера утром. Того, правда, по словам Стингера и Зиты Хармон, не было в офисе, но он перезвонил буквально через минуту после того, как Гордон звонил ему.

— Есть подозреваемые?

— Пока нет. — Шелтон вытащил изо рта огрызок сигары. — Она была убита за городом. Я говорил с коронером этим утром, он сказал, что, судя по всему, она сопротивлялась.

— Как ее убили? — еле выдохнула Габриела.

Шелтон поморщился.

— Задушили собачьим поводком.

Она нахмурилась. Руки Шелтона тряслись.

— Там была кровь?

— Много, и вся ее. Она была сильно избита.

Гордон хмыкнул.

— А в доме не было крови?

Он тоже был подавлен. Габриела погладила его руку.

— Нет, — ответил Шелтон. — И никаких отпечатков пальцев.

Гордон прищурился.

— И коронер определил время смерти как два часа ночи во вторник?

Шелтон кивнул и вновь сжал зубами сигару.

Гордон посмотрел на Габриелу и понял, что ее это известие просто подкосило. Ведь когда ей привиделась женщина, которая отвела Лейси к Лоренсу, она решила, что дело близко к завершению. Но увы! Пока они лишь скользили по поверхности.

— Пойду, пожалуй, — сказал Шелтон. — Я просто подумал, что вы захотите это знать.

Гордон проводил его до двери.

— Держи нас в курсе.

— Будь уверен. — Шелтон махнул рукой, спускаясь по ступенькам.

Гордон обернулся к Габриеле.

— Это произошло почти сразу же, как у меня перестали болеть руки, — проговорила она. — Тогда кто-то развязал Лейси.

— А в два сорок пять я ушел из кафе Джилла Стингера и встретился с женщиной, которая выдавала себя за Кристину Берроуз. И ты узнала это по спичечному коробку!

— Да. — Габриела попыталась приподняться, но поняла, что не устоит на ногах. — А теперь у нас есть доказательства.

Гордон нахмурился.

— Ты заметила, что Шелтон избегал смотреть тебе в глаза, когда ты сообщила о связи между Лоренсом и Берроузами?

— Да. — Как ни тяжело ей было признать это, но деваться было некуда. — Он знал, что между ними есть связь.

— Да.

Сочувствие в голосе Гордона ободрило ее. Неясные обрывки постепенно складывались в ее уме в единое целое. Вцепившись в спинку дивана, она продолжала:

— Он был глубоко взволнован ее смертью. Чересчур глубоко. — Она чувствовала это с такой определенностью, словно знала наверняка.

— Точно.

Как ни странно, но от сознания, что и Гордон разделяет ее уверенность в том, что Шелтон имеет какое-то отношение к этому делу, у Габриелы стало легче на душе. Поджав ноги, она удобнее устроилась на диване.

— Ты говорил с Берроузом вчера утром. Он назначил встречу тебе и Кристине. Он не уезжал из города.

— Я оставил ему сообщение, и он перезвонил мне. Но он мог быть где угодно.

— Не мог.

Гордон пожал плечами.

— Опять видения?

— Нет, догадки. — Габриела откинулась на спинку дивана. — А как насчет Лилиан? — Ей страстно хотелось идентифицировать загадочную женщину.

— Кто знает? — Гордон уселся рядом и обнял ее. — В то утро, когда мы были у Мердока, Люк Берроуз призывал ее не терять спокойствия.

Габриела с удовольствием вернула Гордону его же собственные слова:

— Возможно, речь шла просто о неудачной сделке с акциями. Обычный бизнес.

— Ага. — По его глазам она поняла, что он помнит этот разговор. — Или же речь шла о похищении Лейси.

Она опустила голову ему на плечо.

— Что теперь?

— Подожди минутку. — Он взял Габриелу за подбородок и заглянул ей в глаза. — Я так долго сомневался в тебе, Габи. Сожалею. Теперь я верю в твой дар. И хочу, чтобы ты меня простила.

Она прикрыла глаза и кивнула.

— Если ты сам не испытал, что значит быть экстрасенсом, в это, конечно, трудно поверить.

Так оно и было. Но теперь Гордон ощущал такой же страх за Лейси, какой с самого начала владел Габриелой. Слишком много всего успело произойти, и теперь надо было проявлять крайнюю осмотрительность, чтобы не оборвать тонкие нити, связывающие их обоих с Лейси. Ставка в игре была слишком высока — жизнь девочки.

— Сейчас-то с Лейси все в порядке? — спросил Гордон, мысленно проклиная себя за этот вопрос — ведь он мог вновь вызвать телепатические боли. Но иного пути не было.

Габриела слабо улыбнулась.

— Она по-прежнему больна, но сейчас ей уже лучше. Жар уменьшился, и нога болит не так сильно.

— Хорошо. — Он перевел дыхание. — Но мне не нравится, какой оборот принимает это дело.

— Мне тоже. Берроузу для каких-то непонятных целей понадобилось пять миллионов. И его приятельница — а Лилиан, видимо, и есть эта рыжая особа — знает отца Лейси и привела девочку к Лоренсу, шурину Берроуза. Так что, если их затея не удастся, Лилиан и Лоренс запросто могут угодить в тюрьму за похищение ребенка.

Гордон перехватил слово:

— А потом жена Берроуза, Кристина что-то узнала и выступила против кражи ребенка, после чего ее убили. Потом Берроуз «нашел» тело. Скорее всего, он врет о своей отлучке из города во время убийства.

Придвинувшись к Гордону, Габриела уткнулась подбородком ему в плечо.

— Логично предположить, что Кристину убил Берроуз. Но почему-то мне кажется, что это не так.

Гордон слегка массировал затылок девушки свободной рукой.

— Шелтон глубоко увяз в этой истории. Ты так не считаешь?

— Да, по самый кончик сигары. Но он не способен на убийство. — Она на секунду смолкла, а затем продолжила. — Убийцей мог быть Лоренс.

Гордон взвесил такую возможность.

— Он вполне может убить, но вряд ли принял бы участие в похищении ребенка без выгоды для себя.

— Кристина погибла во вторник. — Габриела смахнула нитку, приставшую к лацкану пиджака Гордона. — Хильда говорит, что она приезжала к Лоренсу каждый вторник. И у него есть пес, Киллер, а значит, есть и поводок — орудие убийства.

— Если Берроуз посулил Лоренсу часть выкупа, тогда все может быть. — Гордон поморщился. — Слишком у нас много всяких «если» и «может быть».

— Ничего, мы с ними разберемся. — Габриела похлопала его по плечу и поднялась. — Пойдем допьем кофе.

Гордон последовал за ней в кухню.

— Чем дальше мы продвигаемся, тем запутаннее кажется вся картина.

— Разве так происходит не каждый раз при расследовании? — Достав из ящика две чистые чашки, Габриела налила в них остывший кофе.

— В общем-то да. — Он придвинул стул к столу и сел. — Мы еще не выяснили, кто такая Лилиан. Может быть, она та самая рыжеволосая девица, которая, по словам Зиты Хармон, приходила в кафе с Берроузом.

Габриела села напротив и пододвинула ему чашку.

— Думаешь, она его любовница?

— А что, запросто. — Гордон мелкими глотками прихлебывал напиток. — Что, если Лилиан действительно любовница Берроуза? И что, если она решила изменить свое положение любовницы на положение жены?

Встряхнув головой, Габриела сбросила туфли.

— Женщина может пойти на убийство ради мужчины. — Она с облегчением вытянула затекшие ноги. — Что тут удивительного?

— Нужно точно узнать, кто она. — Поймав под столом ногу девушки, он положил ее себе на колено и начал медленно поглаживать стопу. — Зита Хармон ничего больше не знает?

Прикосновение его пальцев было просто божественным. Габриела покачала головой.

— Даже имени. Единственная наша нить — это ее рыжие волосы.

Рука Гордона скользнула с ее стопы на лодыжку. Лицо его приняло странное выражение.

— Нет, не единственная. У женщины, с которой я встречался, думая, что это Кристина, были рыжие волосы.

Чашка в руке Габриелы застыла в воздухе.

— А какого цвета были волосы у Кристины?

— Не знаю. — Не поднимаясь с места, Гордон нагнулся к телефону и протянул Габриеле трубку. — Но Хильда знает.

Сердце ее забилось чаще. Она позвонила, поговорила с Хильдой и, отставив трубку, обернулась к Гордону.

— Хильда благодарит за ирисы. Она от них в восторге.

— Кристина Берроуз не рыжая?

— Блондинка. — Габриела бросила на него быстрый взгляд. — А не могла она быть в парике?

— Нет.

— Сейчас делают очень хорошие парики, Гор. Ты совершенно в этом уверен?

— Я вырос с двумя женщинами, Габи. Поверь, я разбираюсь в таких вещах.

Она хотела засмеяться, но в этот момент его пальцы добрались до ее колена.

— Ладно. — Она старалась сохранять ровный тон. — Я знаю, что эта женщина участвовала в похищении девочки. Она связала Лейси в парке и привезла в торговый центр к Лоренсу. Она знакома с Лейси и ее отцом, и те ей доверяют. Вот и все, что я знаю.

— Мы знаем, Габи. Не ты, а мы. А теперь надо решить, что делать дальше. — В задумчивости он дернул себя за губу. — Ты уверена, что сейчас с Лейси все нормально?

Габриела сосредоточилась. Наконец перед ней возник образ девочки. Она лежала на полу в деревянном сарае и спокойно спала. У ее левой руки валялся пластиковый стакан, а рядом с ним лежал на тарелке недоеденный хот-дог. Габриела сконцентрировалась, пытаясь глубже проникнуть в видение, но больше ничего не увидела. Лейси дышала ровно и глубоко, нога у нее болела поменьше.

Габриела посмотрела на Гордона:

— Сейчас с ней все в порядке. Ей даже стало получше, но, мне кажется, ненадолго. Я пыталась увидеть, что происходило раньше, но внезапно все оборвалось.

— Сейчас все нормально. Надо радоваться хоть этому.

Габриеле хотелось расцеловать его.

— Что будем делать?

— Есть две вещи первостепенной важности. Вопрос в том, в каком порядке мы за них возьмемся. Надо вновь посетить Мердока и попробовать там выяснить что-нибудь о Лилиан — а вдруг она их клиент. А затем нужно пойти в морг и узнать, была убитая рыжеволосой или блондинкой. Или наоборот — сначала в морг, а потом уже к Мердоку.

— Патриция мне не слишком-то обрадуется. Боюсь, из нее теперь и слова не вытянешь. Она застукала меня, когда я подслушивала телефонный разговор Берроуза. Но и морг меня тоже не очень привлекает. — Она допила кофе. — Решай сам.

— Морг, — произнес Гордон. — Я хочу узнать, кого убили.

Пораженная, Габриела уставилась на него.

— Но ведь Шелтон сказал, что это Кристина Берроуз.

Гордон скользнул по девушке взглядом, от которого у нее внутри все так и заледенело.

— А кто опознал труп?

— Берроуз.

— Так кого он определил как жертву преступления — свою жену или любовницу?

Озноб пробежал по спине Габриелы.

— Это вполне могла быть любая из них.

Последний раз Гордон проходил по этим коридорам вместе с Эвансом — и до сих пор не мог забыть этого.

Сейчас они с Габриелой спустились в тот же подвал по той же лестнице. Через те же тяжелые двери прошли в ту же холодную комнату.

— С тобой все в порядке? — спросила она.

Он недоуменно уставился на нее.

— О чем ты?

— Тебя трясет.

Он хотел солгать в ответ — так было бы легче. Но не смог. Время, когда он ей лгал, миновало.

— Мне действительно не по себе здесь.

Габриела ласково коснулась его руки.

— Как и всем, кто способен к состраданию.

— Наверное, нужно подождать до утра.

— Мы не можем ждать, Гор. Мы уже обсудили это. Они не позволят людям с улицы так вот просто зайти и рассматривать трупы. Ты должен притвориться Шелтоном.

— А что, если дежурный знает его в лицо? Он ведь крутится там не первый год.

— Я почувствую это, — спокойно ответила она. — Просто доверься мне.

Гордон не принадлежал к числу слишком доверчивых людей. Но сейчас он хотел довериться Габриеле. Она пробудила в его душе чувства, на которые он не считал себя способным. И потом, после всей лжи, допущенной им по отношению к Габи, доверие было бы хоть каким-то искуплением.

— Ладно.

— Правда?

От ее улыбки у него защемило сердце. Даже когда он дарил другим женщинам бриллианты, в их глазах он не видел столько благодарности.

— Правда. — Он сжал ее руку.

Дежурного звали Бен Краус. Ему было около сорока, он привычно сидел на посту: слегка ссутулясь и пожевывая зубочистку. Он выглядит вполне дружелюбным, но педантичным, решил Гордон, обдумывая линию поведения.

После короткого разговора Габриела кивнула Гордону. Значит, Бен Краус не знал Шелтона. С облегчением Гордон закончил болтать и приступил к делу.

— Детектив Уинтерс, — представился он. — Мы можем взглянуть на труп миссис Берроуз?

— Конечно, он сейчас здесь.

Они прошли в помещение, где было еще холоднее, чем в офисе. Белые стены, белый пол, сверкающие квадратные холодные камеры с длинными блестящими ручками.

Дежурный остановился у третьей в среднем ряду.

— Берроуз, — прочел он, проверяя имя на оранжевом листке на дверце. — Отойдите-ка чуть-чуть влево.

Габриела дернула Гордона за руку, и он оцепенело шагнул за ней. В прошлом году тело Тельмы лежало ровно на две дверцы левее.

Выплюнув зубочистку, Бен открыл дверь и вытащил скользкий ящик, похожий на поднос. На нем было тело женщины, покрытое простыней. Гордон прочел надпись на ярлыке, привязанном к пальцу и торчащем из-под края покрывала: Кристина Берроуз.

— Готовы? — Дежурный смотрел на Габриелу.

Гордон услышал ее вздох и увидел медленный наклон головы. Сколько раз она уже стояла здесь в одиночку! Он придвинулся к ней и взял ее за руку.

Бен Краус откинул угол простыни.

Гордон в ужасе застыл. Ему казалось, что если посмотрит вниз, то увидит лицо Тельмы. Он просто не мог справиться с собой. Наконец он заставил себя опустить взгляд и нахмурился.

Тонкая темная линия прорезала шею убитой. Лицо почти не пострадало. Она была блондинкой, и очень красивой. Но в кафе он видел не ее.

Габриела сжала его руку.

— Это она?

— Та была рыжей, — хрипло вымолвил он.

— А если парик? — вновь предположила Габриела.

— Нет. Я уверен. Лицо было другой формы, скорее квадратное, чем округлое. И губы были другие. Это не она.

Гордон покрылся холодной испариной. Он кивнул, и Бен втолкнул поднос обратно в камеру и закрыл дверцу.

— Похоже, она потеряла много крови, — сказала Габриела.

— Так и было, — кивнул Краус. — Ее ударили сзади по голове чем-то тяжелым.

Габриела поблагодарила его. Гордон не мог вымолвить ни слова. Он вновь отчетливо вспомнил Эванса и его реакцию, когда тот увидел здесь Тельму. Человек был буквально уничтожен прямо на глазах Гордона. Вот тогда-то, рядом с опустившимся на колени Эвансом, он и решил сжечь дом, где была замучена Тельма.

Он не мог вернуть ее назад. Не мог лично отомстить ее убийцам — они уже находились за решеткой. Лишь одно мог сделать Гордон для Эванса — не допустить, если это будет хоть в какой-то мере зависеть от него, чтобы другие женщины страдали так же, как страдала Тельма, не допустить, чтобы другие мужья видели своих жен в морге, как Эванс видел Тельму. Лишь это мог он твердо обещать своему другу.

Габриела нахмурилась. О чем думает Гордон? Его лицо такое мрачное, взгляд такой отстраненный. Какие бы чувства ни владели им сейчас, он глубоко скрывает свои эмоции. По дороге сюда она предполагала, что ему будет тяжело. Но только сейчас она поняла, насколько тяжело. Габриела вспомнила про его отца. Может быть, Гордону пришлось опознавать и его в этом же помещении? Она надеялась, что он расскажет ей все, но не хотела настаивать. Когда он сам будет готов довериться ей, он заговорит. И это время уже не за горами.

Держа под руку, она вывела его из морга и провела через стоянку к машине.

— Дай мне ключи, Гор, я сама поведу.

Без единого слова он протянул ей ключи.

Она села на водительское место и захлопнула дверцу. Гордон уселся рядом. Он словно одеревенел и выглядел, как индейский божок. Нет, лучше все же спросить его. Зря она, видно, решила выждать. Уже прошло довольно времени, чтобы он мог хоть немного опомниться, но он продолжал молчать, загоняя внутрь свои переживания. На собственном опыте Габриела знала, как важно выговориться. Прятать эмоции — вернейший путь к стрессу.

Она накрыла рукой его руку.

— Ты опознавал здесь Рейнера?

Взглянув на нее с удивлением, он попробовал высвободить свою руку, но Габриела держала крепко.

— Не таись от меня, пожалуйста. Мы слишком много пережили вместе, чтобы ты таился от меня.

Долгое время он не отвечал. И лишь когда она совсем было уверилась, что он так ничего и не скажет, Гордон заговорил.

— Тельма была… больше, чем просто друг.

— Значит, ты ее опознавал в этом морге?

Гордон кивнул. У Габриелы защемило сердце. Придвинувшись ближе, она сжала его руку.

Безмолвное горе трогало ее больше, чем безудержные рыдания и стоны. Хотя глаза Гордона оставались сухими, сердце его рыдало навзрыд.

— О Боже, мне так жаль!

Ему была нужна передышка, чтобы успокоиться. Им обоим. На горьком опыте с Тельмой Габриела усвоила, что чрезмерное волнение приводит к непоправимым ошибкам.

Включив двигатель, она направила машину к своему дому. Лейси сейчас в безопасности. Они могут позволить себе несколько часов сна.

Во время поездки Гордон не проронил ни слова. Он молчал, даже когда Габриела, не знакомая с системой передач его «порше», тронулась не вперед, а назад. Молчал, когда она, проверяя управление, рванула вперед так резко, что колеса чуть не оторвались от земли. Молчал, когда она едва не врезалась в свой собственный дом, пытаясь объехать детей, мчавшихся через дорогу на велосипедах.

Войдя в квартиру, Габриела бросила сумочку на кресло в гостиной, направилась прямиком в кухню и, открыв холодильник, окликнула Гордона:

— Проголодался?

Он остановился у зеркала в прихожей. Всю дорогу он не видел ничего, кроме бушующего пламени горящего дома. Но теперь он уже пришел в себя. Под глазами у него пролегли темные круги, все кости ныли, но он вновь овладел своими эмоциями.

— Ага, — отозвался он.

Вытащив из холодильника пиццу, Габриела разрезала упаковку. Наполняя водой чайник, он заглянул ей через плечо.

— О Боже, ты пытаешься меня отравить?

— Если не хочешь пиццы, можешь сам поискать себе чего-нибудь по вкусу.

В этот момент зазвонил телефон. Габриела отложила пиццу и взяла трубку.

— Габи? — послышался взволнованный голос Хильды.

— Да, это я. — Габриела потянулась за стаканом колы. — С вами все в порядке? У вас такой голос…

— Я хочу рассказать тебе кое-что, — задыхаясь, выпалила Хильда. — Секунду, я была под душем.

— Я подожду.

— Ну вот. — Теперь Хильда дышала нормально. — Я звонила во вторник. Где ты была?

— Практически везде. — Габриела вспомнила вихрь событий, в котором они оказались с Гордоном в тот день. — Что произошло?

— Я обещала позвонить, если у Лоренса случится что-нибудь необычное. Ну и вот. Во вторник Кристина приехала навестить Лоренса, как обычно. Но в этот раз она была зла как сто чертей. Призывала на голову Лоренса столько проклятий! Раньше я и половины не слышала.

— А затем приехал мужчина в новеньком «линкольне». Разряженный как последний пижон. У меня не было особо много времени его разглядывать. Он дал гудок, Кристина с Лоренсом вышли, и все трое принялись спорить. А стояли, между прочим, рядом с гаражом мистера Бейкера, который в это время был на улице и, естественно, слышал, о чем они говорили. Они, конечно, его не видели за гаражом, а он, чтобы не смущать их тем, что явился невольным свидетелем семейной склоки, решил не обнаруживать своего присутствия.

— И о чем же они спорили?

— Я сама не слышала, а от мистера Бейкера ничего не добьешься. Своей жене он сказал только, что слышал такие слова: «лучше не полоскать грязное белье на людях». Она говорит, он всегда такой упрямый. Но Джорджия Лей вышла полить бегонии, хотя они и не нуждались в поливке после дождя. Она собственными ушами слышала, как Берроуз пригрозил Лоренсу и Кристине, что убьет их, если они не будут держать язык за зубами. Детка, ты что, совсем не слушаешь?

— Пригрозил собственной жене? — По спине Габриелы пробежал холодок.

— Ну да, — негодующе хмыкнув, подтвердила Хильда. — Джорджия Лей поняла, что это Берроуз, потому что он приехал на «линкольне». Зита Хармон говорила ей о нем и о том, что у него черный «линкольн».

Первый раз, когда Габриела приезжала к дому Лоренса, перед встречей с Гордоном, там рядом стоял черный «линкольн».

— А с тех пор вы видели Лоренса?

— Он был все время дома. Киллер загнал Черри на крышу сарая, и она перепачкалась как поросенок, потому-то мистер Бейкер и мыл ее во вторник у гаража. Но эта кошка настолько глупа, что прошлой ночью опять забралась туда, прямо на сарай Лоренса.

Габриела потерла висок.

— Но самого Лоренса вы видели?

— Как раз прошлой ночью. Ты действительно очень невнимательна, детка. Этот идиот достал двустволку и попытался подстрелить Черри на крыше.

— О Господи! Он ее не ранил?

— Нет, промазал на целую милю. Зато проделал дырку величиной с пенни в стене гаража Джорджии Лей. — Хильда хмыкнула. — Лоренс не способен попасть в цель, особенно если выпьет.

— Чересчур много пива, наверное?

— Это точно. Я вызвала полицию. Лоренс знает это. Я слежу за своими цветами и не хочу, чтобы мои ирисы опять были сломаны.

Габриела улыбнулась:

— Новые уже прижились?

— Да. Коулт сам посадил их. Просто прелесть. Скажи это Гордону, слышишь? Коулт очень мил. Ему понравился мой лимонад. Некоторые говорят, он слишком терпкий, но Коулт выпил два стакана за милую душу. Действительно замечательный человек.

— Как хорошо. — Габриела доела пиццу и запила ее колой.

— Ты уже нашла девочку?

— Нет еще, но нам кажется, что мы уже у цели.

— Коулт сказал, что семья Сазерленд не вернется до Рождества. Его мама и сестра сейчас в Европе. Я думаю, тебе тоже не с кем встречать Рождество?

— Не с кем. — Габриела вспомнила прошлый год. Тогда она все Рождество пролежала без сознания, а мама даже не позвонила ей.

— Ладно, — сказала Хильда. — Приходите вдвоем ко мне на Рождество в полдень. Передай Гордону, слышишь?

— Спасибо, я скажу ему.

— Если услышу еще что-нибудь, непременно позвоню. Я предупредила этого мерзавца, что вызвала полицию. Он наверняка вновь попробует сломать мои цветы, но я с них глаз не спущу.

— Хильда, будьте осторожнее. Лоренс может быть очень опасен. Держитесь от него подальше, ладно?

— Я, детка, еще не окончательно спятила. Я знаю, что лучше не подворачиваться бешеному быку.

— Вот и славно, — улыбнулась Габриела. — Увидимся на Рождество.

Она повесила трубку и повернулась к Гордону.

— Хильда приглашает нас на рождественский обед.

— Я — за. Всегда рад хорошему обеду. — Гордон меланхолично отправил в рот печенье.

Просто несправедливо! Даже с набитым ртом он выглядел великолепно.

— Что еще сказала Хильда?

— Около двенадцати во вторник Лоренс, Люк и Кристина Берроуз ссорились на улице перед домом. Люк угрожал убить Кристину и Лоренса.

Гордон даже поднялся с кресла.

— А через два часа она умерла.

Габриела прикусила губу.

— Да. — Схватив сумочку, она вытряхнула оттуда пилюли, которые дала ей доктор Хоффман, и проглотила две штуки. — Я знаю, что все улики вроде бы указывают на Берроуза, но… я чувствую, что это не так.

Гордон опустился обратно в кресло.

— Думаю, самое время навестить Лоренса.

Габриела кивнула и отпила колы.

— Да, но вряд ли он станет разговаривать с нами. Чего ради?

— А мы его запугаем. Нападай, помнишь?

— Чем скорее, тем лучше, Гор. Лейси проснулась.

— И она?..

— Испугана и больна. Но пока еще держится.

Как и сама Габриела.

Гордон постучал в дверь. Изнутри залаял Киллер.

— Открой, Лоренс! — закричал Гордон. — Мы знаем, что ты тут.

Хозяин чуть приоткрыл дверь. Киллер, грозно скаля зубы, загораживал его, готовый в любую минуту броситься на непрошеных гостей.

— Убирайся отсюда. — Лоренс отогнал пса и повернулся к Гордону. — Какого дьявола тебе здесь понадобилось?

В руке он держал открытую банку пива, из которой при каждом его движении на пол лилась пена. Предостерегающе сжав руку Гордона, Габриела отодвинулась в сторону.

— Серьезный разговор, парень, — мрачно процедил Гордон. — Ты помог Люку Берроузу и его рыжей в похищении девочки по имени Лейси. Ее велосипед лежит в твоем гараже. Твоя сестра Кристина обнаружила это, и ей это не понравилось. Теперь она мертва. Через несколько минут могут явиться копы и взять тебя за жабры. И сейчас только мы стоим между тобой и электрическим стулом. А теперь можешь отвечать.

— Я не убивал ее.

— По крайней мере ты был пособником Берроуза.

Лоренс прищурился.

— Кто вы, черт побери, такие?

Габриела вмешалась, избегая взгляда Гордона. Иногда правда бывает неуместна.

— Мы частные детективы.

— Я не стану разговаривать с вами.

— Хорошо, не станешь, — ответил Гордон. — Но ты по уши увяз в этом деле и любой коп в городе это знает. Мы твой единственный шанс и, возможно, единственные, кто верит, что ты не убивал Кристину.

На лице Лоренса появилось потерянное выражение.

— Я и не убивал.

— Но вы знаете, кто убил, — настаивала Габриела.

Лоренс, казалось, колеблется: то ли говорить с ними, то ли послать их к черту. Габриела поднажала:

— Кого-то скоро отправят за решетку за похищение Лейси и убийство вашей сестры, мистер Лоренс. Если вы не поможете нам, то будете этим кем-то.

Он почесал в затылке и отступил назад. Гордон открыл дверь и вошел внутрь. Габриела последовала за ним.

Лоренс уселся в свое привычное кресло. Габриела внимательно следила за Киллером. Пес прижался к ноге хозяина, злобно скаля зубы на гостей, но не рычал. Она не доверяла им обоим.

— Кроме Кристины у меня во всем белом свете никого не было. — Налившиеся красные глаза Вильяма Лоренса свидетельствовали о том, что он начал пить по крайней мере с утра, если не раньше. Он закрыл их руками.

Габриела хотела заговорить, но Гордон взглядом призвал ее к молчанию.

Грудь Лоренса тяжело вздымалась.

— Ее пришил этот проклятый коп. — Он стукнул кулаком по ручке кресла. — Я убью его! Как только найду этого поганого мерзавца, вырву сердце у него из груди и скормлю своей собаке.

Габриела сглотнула подступивший к горлу ком. Колени ее ослабли. Он явно говорит о Шелтоне. Она знала это так же хорошо, как и то, что Шелтон Уинтерс замешан в этом деле.

— Уинтерс? — В голосе Гордона не было и тени удивления. Он подошел к телевизору и взял с него фотографию в золотой рамке.

— Ага, Уинтерс. — Лоренс снова отхлебнул из банки.

Гордон показал на фотографию.

— Это Кристина?

Длинные светлые волосы, прекрасное лицо, которое было таким безжизненным в морге.

Лоренс облизнул губы и кивнул.

— Почему ты решил, что ее убил Уинтерс? — Сердцем Габриела никак не могла поверить, что Шелтон способен на убийство, должно было найтись другое объяснение.

— Он спал с ней. — Лоренс покачал головой. — Это давняя и запутанная история.

Почувствовав, что ноги ее не держат, Габриела прислонилась к стене.

— Ничего. У нас уйма времени.

— У Люка были небольшие проблемы на работе. Он провернул махинацию с чужими деньгами. Уинтерс пронюхал это и собирался арестовать его.

Гордон внимательно посмотрел на Лоренса.

— Похоже на правду.

— Они уже давным-давно знали друг друга — Уинтерс, Берроуз и Кристина.

— Как давно? — удивилась Габриела. — Шелтон старше Берроуза на добрых два десятка лет.

— И тем не менее это так. — Лоренс махнул рукой. — Люк уже давно рогат. Но он никогда не упускал своего. Как и Кристина.

Гордон хмыкнул.

— Однако это не объясняет, зачем Шелтону Уинтерсу убивать ее.

— Он ее любил. Всегда любил. И когда он прищучил Люка с его делишками, тот использовал это. Он сказал Кристине, что усвоил урок и никогда не повторит прежних ошибок. И послал ее к Уинтерсу все уладить и уговорить его умерить пыл.

— Послал ее? — Габриела тряхнула головой. — Что ты имеешь в виду?

Лоренс вздохнул.

— Люк сказал Кристине, что только она может спасти его от тюрьмы. И она притворилась перед копом, будто любит его, и убедила его дать Люку время устроить свои дела.

— Она сделала это? — Габриела не могла скрыть возмущения.

— Ага. — Лоренс усмехнулся. — Она с ума сходила по Люку. Делала все, что он ее просил. Всегда.

Гордон засунул руки в карманы.

— Так, значит, Кристина, воспользовавшись любовью Шелтона, убедила его помалкивать о махинациях Люка?

— Ага. — Лоренс сделал большой глоток пива и смял банку. — А потом Уинтерс обнаружил, что Крис его просто использует. Он поехал к ней. Считалось, что Люк в отъезде.

— Но он не был в отъезде? — уточнил Гордон.

— Нет. Он валялся с Крис на диване. Уинтерс видел их через окно. — Лоренс скривил рот. — Тогда коп решил подождать до утра, чтобы поговорить с ней здесь. Все вокруг знают, что Кристина приезжает ко мне каждый вторник. — Поймав улыбку Габриелы, он пояснил: — Во исполнение семейного долга воспитывать меня.

Габриела нахмурилась. Может быть, соседка Хильды видела, как с Кристиной и Лоренсом спорил Шелтон, а вовсе не Берроуз?

— И что же дальше? — Гордон поставил фотографию обратно.

— Когда он приехал, ее здесь уже не было. Она решила пройтись по магазинам. Я поговорил с ним. Он все время вертел в руках поводок Киллера. Сказал — это то, что нужно, чтобы держать Кристину в узде.

Габриела заморгала.

— А где поводок теперь?

Лоренс пожал плечами.

— Не знаю, тогда я видел его в последний раз.

— А потом Шелтон ушел? — спросил Гордон.

— Ага, но сначала позвонил Кристине и назначил ей встречу в их обычном месте. — Лоренс поднялся со стула. — Возьму еще пива.

— И где же это место? — Габриела насторожилась.

— Их обычное место! — Лоренс загоготал. — Коп считал, что это тайна. Черт возьми, решительно все вокруг знали, что они встречаются в старом рыбацком лагере. Даже Люк это знал.

Габриела осуждающе посмотрела на Лоренса, не в силах простить ему, что он не защитил сестру.

— И ты позволил ей встретиться с ним?

Лоренс снова загоготал.

— Крошка, сразу видно, ты не знала Крис. С тех пор как ей стукнуло шестнадцать и она связалась с Люком, никто не мог ей указывать. Я был не в силах остановить ее. Никто бы не смог. Но я поехал вслед за ней.

— И ты видел, как Уинтерс убил ее? — Гордон взял на полке с безделушками морскую раковину и поднес ее к уху. Его голос звучал спокойно, но руки подрагивали.

— Нет. По дороге я застрял в пробке и потерял ее. Когда я добрался до лагеря, Крис была мертва. Лежала на траве, лицом вниз. — Он откупорил очередную банку пива и присосался к ней.

— Когда это было?

Лоренс оторвался от банки.

— Около половины четвертого. — Он пожал плечами. — Может быть, в четыре.

Это было неправдой. Что-то тут не так. Но что? Габриела облизала губы.

— Объясни, как ты вляпался в историю с похищением ребенка?

— Из-за Кристины. Люк подделал бумаги таким образом, что все стало выглядеть так, будто это она украла деньги. Он сам сказал мне об этом. И сказал, что либо я вхожу в дело, либо Крис садится в тюрьму. И я согласился.

— Где теперь Берроуз? — Гордон положил раковину обратно.

— Понятия не имею. Может быть, помчался к своей рыжей, которая все это затеяла.

— Лилиан? — Габриеле захотелось проверить свои предположения.

— Откуда мне знать? Он не называл ее имени. Но деньги принадлежат ее старому дружку.

— А ты не знаешь, как его зовут? — Габриела напряженно прислушивалась к тону Лоренса.

— Нет. При мне о нем никогда не говорили.

Гордон придвинулся к ней, словно почувствовав, как ей сейчас необходима его поддержка.

— Лоренс, — сказал он, — кто такая Лейси и где она сейчас?

Сердце Габриелы билось так, словно хотело выскочить из груди. Она задержала дыхание и испуганно заморгала.

— Не знаю ни кто она, ни где она сейчас. — Лоренс покачал головой. — Клянусь, что, если бы мог, я бы освободил ее, как хотела Крис.

— Но Лейси была здесь, — категорически заявил Гордон.

— Да, пока ее не увидела Крис. Спустя пару часов Люк забрал ее отсюда. Я не знаю, куда он ее отвез.

Габриела сжала руку Гордона. Она верила Лоренсу. Он и вправду не знал, где сейчас Лейси. Но он был не прав насчет Шелтона, тот не убивал Кристину.

— А где этот рыбацкий лагерь?

— Ну, этого вы от меня не дождетесь. Берроуз убьет меня. Или Уинтерс.

Габриела уловила страх Лоренса и поняла, что больше из него ничего не выжмешь.

— Мы не скажем полиции о твоем участии в похищении, Лоренс. Пока не скажем. Но не вздумай смотаться, — предупредил Гордон.

— Завтра похороны моей сестры. Я буду здесь.

— Гордон, — Габриела кивнула на дверь.

Он удивленно посмотрел на нее, но послушно вышел.

На улице она ничего не сказала. Они подошли к машине и сели в нее.

Гордон посмотрел ей прямо в глаза.

— Лилиан — мать Лейси, — неожиданно заявил он.

— Что?!

— Это так очевидно.

— Гордон, ты, по-моему, слишком далеко заходишь в своих рассуждениях.

Он положил руку ей на талию.

— Выслушай меня, ладно? Если я не прав, ты первая скажешь мне об этом.

— Ладно.

— Лилиан и отец Лейси, по словам Лоренса, весьма богаты. Берроуз их поверенный. Он проворачивает различные махинации с деньгами клиентов, и ему не хватает пяти миллионов, как сказала Зита Хармон. Ему нужны деньги, поэтому он решает пощипать Лилиан. А та мечтает вывести из игры Кристину и завладеть Берроузом. Она считает, что добьется своего. Ему она этого, конечно, не говорит. Со своим любовником Лилиан похищает собственную дочь — теперь они могут вымогать нужные пять миллионов у отца Лейси. Но Берроуз боится слишком уж запачкать руки и — на случай если все сорвется — подыскивает себе партнера, которым может командовать, — Лоренса.

Габриела подхватила рассуждения.

— Но Берроуз не предполагал, что Кристина обнаружит похищение и устроит скандал. А когда она встретилась с ним в кафе и он понял, что дело неладно, то решил упрятать Лейси подальше, где та ее не найдет. Точно?

— Так, — кивнул Гордон. — Габриела, ты не чувствуешь, где сейчас Лейси?

— Нет. — Настроение у нее резко упало. — Я правда не чувствую.

Он слегка сжал ее талию, а потом взял за руку.

— Роль Шелтона в этом деле не слишком-то привлекательна, Габи.

— Это так, но Лоренс ошибается или лжет. Пожалуй, все-таки лжет. Шелтон не убивал Кристину.

Покачав головой, Гордон включил двигатель.

— Я знаю, что вы с ним давние друзья, но очевидно, что убийство — дело его рук. И что он утаил рапорт о похищении девочки из-за страха за Кристину — тоже ясно. — Гордон включил фары. — В конце концов, Шелтон не первый мужчина, решившийся на обман из-за женщины или убивший женщину, которая его морочила.

— Насчет рапорта я не уверена. Но Шелтон не убивал Кристину, — настаивала Габриела. — Я чувствую, что Лоренс лжет.

— Допустим. Но давай хотя бы обсудим такой факт. Лоренс упомянул, что Шелтон держал в руках поводок Киллера. Так ведь?

— Так.

— И похоже, что он это сделал сознательно. Ведь мы даже не заикнулись о поводке. Я думаю, он знал, что она была задушена именно им.

Габриела нахмурилась.

— Полиция пока не разгласила эту информацию. И Шелтон нарушил правила, рассказав это нам.

— А может быть, у Шелтона просто сорвалось с языка и он сказал о поводке и Лоренсу?

— Шелтон не говорил с ним. И он не убивал Кристину. Возможно, он спрятал рапорт о похищении. Но если бы он был убийцей, то не стал бы упоминать о поводке, никогда не сказал бы нам о нем. Просто Лоренс видел поводок, затянутый вокруг шеи Кристины, Гор. И было это не в половине четвертого или в четыре. Это было в два, как раз в то время, которое назвал коронер.

Гордон искоса посмотрел на нее.

— Ты знаешь, кто убил ее?

— Нет. Но я уже близка к разгадке. Осталось немного. — Порывшись в сумке, Габриела достала шоколадный батончик. — Я докопаюсь до сути.

— Нет. — Гордон остановил ее руку. — Никаких батончиков. Сейчас мы как следует поедим и передохнем.

— Но мы уже подошли так близко к Лейси!

— Мы держимся только на нервах. Всем необходимо горючее. Мы не можем допускать ошибок.

Габриела посмотрела сквозь ветровое стекло. На сверкающем освещенном помосте компания юнцов распевала Ночную тишину». Габриела подумала, что это добрый знак. Через три дня Рождество. При мысли об этом ей еще сильнее захотелось поскорее спасти Лейси.

— Ладно, не дуйся. — Гордон взглянул на часы. — Уже почти полночь. Мы поедим и пару часов передохнем, а затем вернемся к делам.

— Хорошо. — Габриела неохотно согласилась. Он прав. Еда и отдых им необходимы. От усталости и голода легко совершить непоправимые ошибки. А они уже подошли слишком близко к цели, чтобы позволить себе ошибиться. Она отвела взгляд. — Скоро Рождество, Гор. Я хочу, чтобы все закончилось до праздника. Мне просто необходимо мирное Рождество.

Взяв ее руку, Гордон поднес к губам тонкие пальцы.

— Да, по мне, это неплохая идея.

Всю дорогу они ехали молча. Но невысказанное стояло между ними. Расследование убийства Кристины затянулось. С тех пор как Берроуз обнаружил тело, он не мог не подозревать, что находится под наблюдением полиции. Это должно было на некоторое время удержать его от опрометчивых поступков. Но сыщики подошли к нему слишком близко, и, если он поймет, что его карточный домик развалился, нет сомнений, что он заставит свою жертву замолчать.

8

— Эй, Гор, проснись. — Габриела склонилась над софой и потрясла его за плечо.

Он открыл глаза.

— Что стряслось?

— Нам пора.

Его волосы растрепались, кудри торчали во все стороны. Не удержавшись, она еще больше взъерошила их.

Гордон взглянул на часы.

— Два часа ночи! — простонал он. — Самое время спать.

Но тут туман в его глазах рассеялся, и он резко сел.

— Что-то с Лейси?

Габриела еле успела отпрянуть, потом быстро отступила от софы. Если он вскочит, то просто-напросто собьет ее с ног, ведь он весит добрых двести двадцать фунтов. Нет, это было бы уж чересчур, особенно учитывая то, что она собиралась сказать. Ему, правда, ее слова явно не понравятся.

— Я должна дотронуться до поводка.

Его лицо отразило целую гамму эмоций — от тревоги до ярости.

— Габи, я же просил тебя не делать этого!

Прикусив губу, она коснулась его плеча, твердых и напряженных мышц.

— Я не стала бы этого делать без крайней необходимости, Гор. — Она с трудом преодолевала растущий в ней страх. — Да, ты просил. Но я подумала… Кто-то же развязал веревки Лейси и дал ей лекарство, чтобы снизить жар. Если это была Кристина, то, дотронувшись до поводка, я могла бы…

Он сжал ее запястье.

— Ты могла бы увидеть, почувствовать ее смерть. Ты что, все забыла? Лейси просто больна, но Кристина умерла, Габи! Умерла.

Обвив руками его голову, Габриела прижала ее к груди. Гордона сотрясала дрожь. Или дрожала она сама? Она не знала, но это и не имело значения.

После томительной паузы он поднял на нее глаза.

— Габи.

Одно слово. Но в нем таилось столько эмоций, столько силы, столько энергии, что Габриела еле удержалась от слез. Наклонившись, она прижалась губами к губам Гордона. Он привлек ее к себе и крепко поцеловал. Она ощущала владевшие им смятение, гнев, ярость, страх. Он терзал ее рот, его руки твердо и требовательно сжимали ее бедра. Габриела поникла в его объятиях.

Когда он ослабил хватку, медленно приходя в себя, она прижалась лбом к его лбу.

— Я беспокоюсь о тебе, Гор. Очень. Но если я отвернусь сейчас от Лейси, то никогда не смогу простить себе этого. Понимаешь?

— С Лейси опять что-то случилось? — Его взгляд был полон тревоги. — Так ведь?

— Да. — Габриела не хотела говорить, не хотела дать ему почувствовать сжимающий ее душу страх. Но и солгать она не могла. Во всяком случае ему. — Ей хуже. Она бредит.

— Отдел вещественных доказательств заперт, ребята, и не откроется до семи утра.

Прислонившись к плечу Гордона, Габриела пристально смотрела на плотного сержанта. От усталости у нее подгибались колени.

— Мы не можем ждать. Пожалуйста, позвоните детективу Уинтерсу. — Она уже несколько раз повторяла просьбу. Может быть, он наконец-то смягчится?

— Я уже сказал вам, жена Стива родила полчаса назад, а ключ есть только у него. И я не стану звать сюда Уинтерса в половине третьего утра, если у меня даже и ключа-то нет, чтобы впустить его. — Сержант пожал плечами. — Что тут поделаешь?

Стив был начальником отдела вещественных доказательств. И Гордон знал, что сержант пальцем не пошевельнет, чтобы помочь. Но слова Габриелы о том, что Лейси становится все хуже, не давали покоя. А уж от того, что Берроуз и эта рыжеволосая — Лилиан? — имеют полную возможность расправиться с девочкой, Гордон просто приходил в ужас. К тому же он панически боялся за Габриелу. Он ведь не забыл надпись на ее двери. А телепатические боли! А ее слова, что, если Лейси погибнет, она на этот раз тоже непременно умрет!

Шелтон, должно быть, по уши завяз, иначе бы уже давно арестовал Берроуза и Лоренса. Даже если сержант позвонит Шелтону, тот не пустит их в помещение, где хранятся вещественные доказательства. Он не хочет, чтобы на этот раз Габриела докопалась до истины. Или все-таки хочет? Может быть, поэтому он и сказал им… Да! Так и есть!

Гордон судорожно схватил Габриелу за руку.

— В любом случае спасибо, сержант. Мы вернемся в семь часов.

Тот с глубоким облегчением простился с ними.

Габриела посмотрела на Гордона так, словно сомневалась в его здравом рассудке. Прежде чем она успела запротестовать, он оттащил ее подальше, где сержант уже не мог их услышать.

— Гор, что ты делаешь?

— Шелтон не поможет нам. Почти наверняка. И сержант тоже.

— Нас словно прокляли! Но я должна попасть в комнату с вещественными доказательствами, Гор. Если я дотронусь до поводка, то смогу почувствовать, где сейчас Лейси.

— Я знаю. Мы попадем туда, не волнуйся. Но я хочу сказать тебе кое-что. Ты была права, Габи, — Шелтон не убивал Кристину. Он сказал нам о поводке, потому что хочет, чтобы ты до него дотронулась. Он хочет, чтобы ты нашла Лейси.

— Вот оно что! — Она чуть не закричала. — Это и ввело меня в заблуждение. За все годы, что мы работали вместе, Шелтон никогда не скрывал от меня информацию. — Она нахмурилась. — Но почему он просто не предложил нам прийти и посмотреть?

— Этого я не знаю. — Но Гордон имел подозрения на этот счет. Если они справедливы, то вполне понятно, почему Шелтон не арестовал Лоренса и Берроуза. — Следуй за мной.

Догадываясь, что он имеет в виду, она сжала его руку.

— Гор, мы не можем!

Двое проходящих мимо полицейских смерили их любопытными взглядами. Гордон и Габриела приникли друг к другу. Полисмены заулыбались и прошли дальше.

Когда они скрылись, Габриела снова вцепилась в Гордона.

— Ты сошел с ума!

— Вероятно.

— Не можем же мы взломать дверь в комнату с доказательствами!

— Хорошо, а что ты предлагаешь?

Он прекрасно знал, что предложить ей нечего.

— Ну, не знаю…

— У нас нет другого способа пробраться туда.

— Хорошо. — Все еще не желая сдаваться, Габриела уцепилась за подходящий, хотя и неубедительный, предлог: — Но я не знаю, где это.

Гордон поднял брови.

— Внизу, в подвале.

Она скривилась, и он легонько поцеловал ее.

— Я понимаю. Тебе нравится нарушать закон не более, чем лгать. — Полуобняв ее, он направился к лифту. — Просто так, к сведению: мне тоже.

Габриела и не подозревала, как много он вложил в эти слова. Как трудно ему было удерживать язык за зубами и не рассказать ей об Эвансе и Тельме, о том, что он следил за ней, Габриелой, целый год. Но если он признается, то потеряет ее. Теперь он знал это так же твердо, как и то, что Лейси грозит серьезная опасность. А потерять Габриелу… это… это… Мысль о том, что он может ее потерять, просто ошеломила его. Он остановился и ошарашенно уставился на нее.

— Что такое? У меня выросла вторая голова? — Габриела выпрямилась и пригладила волосы. Они взлохматились, и она подозревала, что Гордон сейчас скажет, до чего она кошмарно выглядит. Но нет. Он вообще ничего не сказал. И будь она проклята, если он сам не выглядит так, будто язык проглотил.

Дверь лифта открылась. Габриела вошла внутрь, но Гордон не двинулся с места. Она потянула его за рукав. Дверь начала закрываться, и ей пришлось нажать на кнопку. Дверь снова открылась. Гордон смотрел на Габриелу так, словно она находилась за тридевять земель от него.

— Да что с тобой стряслось?

Он шагнул к ней почти вплотную и взял ее за подбородок.

— Я должен сделать это, Габи. Я знаю, сейчас неподходящее время, но… я должен…

Его губы легко прикоснулись к ее губам, пробежали по подбородку и вновь вернулись к губам. Руки бережно легли ей на плечи и скользнули вниз по спине; Габриела оказалась в его объятиях. Он целовал ее и раньше, но так — никогда. Теперь в его прикосновениях появилась особая нежность, благоговейная страсть — она буквально исходила от его пальцев, скользящих по ее телу. На мгновение отклонившись назад, он пробормотал ее имя и вновь прижался к ее губам.

Атака на чувства Габриелы была так велика, что ее ноги ослабели, а сердце бешено забилось. Все ее тело, казалось, стремилось к нему, ощущая его притяжение, желая раствориться в нем.

Лифт с резким толчком остановился, и дверь открылась. Гордон отстранил девушку от себя. Выглядел он уже совершенно спокойным.

Габриела прислонилась к стене. Как может он после такого приступа чувств быть столь спокойным? Если этот мужчина, не испытывая желания, умудряется привести ее в такой экстаз, страшно даже подумать, что он сделает с ней, если и вправду ее захочет!

Гордон взял ее за руку.

— Ты в порядке?

— Угу, — только и сумела она пробормотать. Слова ее явно расходились с реальностью. К сожалению, его поцелуи подействовали на нее так, что в голове плавал сплошной туман.

— Правда?

— Угу. — Уже лучше, но еще не вполне убедительно. Губы Габриелы онемели и едва слушались ее.

Улыбнувшись, Гордон легонько ущипнул ее за нос.

— Пойдем, золотце. Надо спешить.

Спешить? Она не могла и пошевелиться.

— Хорошо.

— Нам сюда. — Он ткнул пальцем влево. — Комната с вещественными доказательствами там.

Туман рассеялся, но жар остался.

— Хорошо, — повторила Габриела уже более твердо и последовала за ним через холл.

Свернув в короткий коридор, Гордон остановился. Габриела увидела табличку на стене рядом с дверью: «Вещественные доказательства» — и бегло огляделась вокруг. Углубленная в стене проволочная сетчатая дверь в тяжелой деревянной раме и устрашающий замок. Сердце у нее так и упало. Без пилы или бочонка динамита тут никак не обойтись.

— Следи за холлом, — прошептал Гордон.

Как он собирается проникнуть внутрь? Решив, что ей это знать не обязательно, Габриела встала там, где сходились два коридора. Они были пусты. Серый кафельный пол блестел, будто его только что натерли.

Услышав позади шуршание, она обернулась. Гордону каким-то образом удалось отогнуть сетку снизу, замка при этом он даже не коснулся. Теперь он стоял уже внутри комнаты и вопросительно смотрел на нее.

— Ну как?

Она махнула рукой: все в порядке.

Но уже через секунду в коридоре раздался звук шагов. Заглянув за угол, она обнаружила, что в их сторону идут двое полицейских.

— Все! Мы попались, — прошептала она.

Надо было срочно принимать меры. Если их застукают на месте преступления, кто поможет Лейси?

— Ну что, значит, родилась девочка? — говорил один офицер другому. — Ты небось на седьмом небе от счастья?

— Ха! — Его собеседник расплылся в широкой улыбке. — В себя не могу прийти! Я стал отцом!

Стив, подумала Габриела. Наверно, вернулся из больницы.

Она шагнула навстречу полицейским.

— Я только что услышала последние новости. Дочка! Стив, это здорово! — Она пожала ему руку. — Ты должен гордиться.

— Еще бы.

Он пытался понять, кто она такая. Нельзя было дать ему время сообразить, что он никогда ее раньше не видел.

— Сержант ждет вас обоих у себя. Он просил заглянуть к нему. — Она улыбнулась. — Еще раз поздравляю.

— Спасибо. — Удивленно нахмурившись, Стив развернулся и вместе со вторым полицейским направился обратно к лифту. — Интересно, что ему понадобилось?

Его напарник пожал плечами.

— Может, хочет узнать о твоем ребенке?

Габриела бросилась назад по коридору к комнате с вещественными доказательствами. Гордон стоял там, держа в руках пластиковую сумку. В памяти Габриелы вновь вспыхнули воспоминания о Тельме. Во рту пересохло. На подгибающихся ногах она добралась до двери.

— Нужен только поводок. — Голос ее звучал слабо и болезненно.

Гордон вытащил поводок из сумки. Глаза его потемнели от тревоги. Габриела чувствовала его страх. Он боялся за нее, боялся того, что может случиться, когда она возьмет поводок. Да и у нее самой страха было не меньше. Слишком уж реальной была опасность, что кошмарные видения окажутся для нее роковыми, — ведь она так слаба сейчас. Гордон знал это.

— Ты не должна!.. — В его голосе звучало отчаяние. — Мы найдем другой способ.

Его взгляд проник ему в самое сердце.

— У нас нет времени!

Словно в последний раз она изучала его лицо. Гордон стиснул челюсти. Рука, держащая поводок, дрожала. Он не давал ей никаких обещаний раньше и не даст сейчас, но в глазах его Габриела читала, что она не одна в предстоящем ей испытании.

Гордон прищурился, лицо его исказилось.

— Нет, нет, ты не можешь! Габи, ты не должна этого делать!

Холодный страх сковал ее. Но через мгновение она сбросила оцепенение и сквозь решетку выхватила у него поводок.

Ей необходимо закрыть глаза. Вид Гордона, застывшего и такого испуганного, мешал ей сосредоточиться. Видения были уже близко, ее чувства ясно предсказывали это, и, будто напоследок, она впилась в него взглядом. Чудесные кудри, волевой подбородок, дерзкий рот. Сейчас губы были сурово сжаты, но Габриела помнила тот их изгиб в полуулыбке, который она сначала проклинала, а потом каждый раз так желала увидеть. Чувства переполняли ее сердце. Излить бы их, сказать ему все… Но ощущения усиливались. Времени не было.

Она прижала поводок к груди и крепко зажмурилась. Видения не заставили себя ждать.

Кристина переехала Большой хьюстонский мост, проскочила поворот к Лоренсу, миновала туннель. Резкая вспышка — и она уже мчится по узкой грязной дороге. Но что это за дорога? Она гонит так быстро, что Габриела не успевает рассмотреть окрестности. Два раза налево, крутой поворот направо, затем машина резко затормозила. Кристина вышла и побежала к небольшому сарайчику.

Изрядно повозившись с замком, она все же отперла его и швырнула на землю. Склонилась над Лейси. Развязав веревки, порылась в сумочке и нашарила баночку с аспирином. Вложила девочке в рот две таблетки и приподняла ее голову, чтобы ей было легче проглотить. Потом достала красную бутылочку, напоила ее и выпрямилась.

— Я должна снова запереть дверь, Лейси, — прошептала она. — Но всего на несколько минут. Я скоро вернусь и отвезу тебя домой.

Девочка не отвечала.

Габриела напомнила себе, что «видела» Лейси уже после этого, когда лихорадка у девочки стала спадать.

Кристина вышла из сарая. Раздался звук запираемого замка. Внезапно что-то тяжелое ударило ее сзади по голове. Потрясенная, она увидела на двери чью-то тень: поднятые руки и натянутый между ними узкий ремень.

Сердце Габриелы бешено забилось. Она захотела было отбросить поводок, чтобы не переживать смерть Кристины. Но не смогла позволить себе это. Если ей хватит сил, то она сможет узнать, кто убил Кристину. Она должна сделать это! И сделает! Ведь Кристина помогла Лейси.

Она чувствовала ветер, бьющий ей в лицо. Поводок обвился вокруг ее шеи. Удивление, страх… Кристина забилась, пытаясь высвободиться. Габриела боролась вместе с ней, но нападавший был так силен!

Теперь она была Кристиной. Свет в ее сознании начал меркнуть, в глазах заплясали цветные пятна. Она вцепилась в поводок, пытаясь оттянуть его от горла, разорвать. Воздуха!

Пятна начали расти, затягивая ее все глубже и глубже в темную клубящуюся тучу. Что-то тяжелое — большущий камень? — вновь обрушилось на ее затылок. По шее потекла горячая и липкая жидкость. Кровь.

Она умирала. Она почувствовала, как падает на землю ее тело. Ее мысли смешались, кровь все медленнее струилась по жилам. Гордон! Габриела закричала. Нет, о Боже, нет! Гордон!

Она умирает! Габи умирает! Не успев даже понять, что делает, Гордон моментально пролез под решеткой, вырвал поводок и подхватил Габриелу на руки. Кристина Берроуз была убита. Боже, как он только мог позволить Габриеле пойти на такой риск!

— Габи! — Его так трясло, что он боялся ее уронить. — Дорогая, ради Бога, ответь мне!

Но ответа не было. Пульс Габриелы бился слабо и прерывисто. Она неподвижно лежала на его руках с закрытыми глазами. На Гордона нахлынули воспоминания: безудержная тоска в глазах Эванса в морге, его рыдания, мольба о том, чтобы Тельма вернулась к нему. На глаза Гордона навернулись слезы, из глубины души поднялся леденящий ужас.

— Проклятье! Габи! Ты не смеешь умирать у меня на руках!

Ее ресницы вздрогнули. На самом деле или ему только показалось? Он затаил дыхание, словно боялся спугнуть ее. Выступивший на его лице пот смешивался со слезами, катившимися по щекам ко рту. Слизнув соль с губ, Гордон взмолился:

— Габи, дорогая, пожалуйста! Не оставляй меня!

Она положила руку ему на грудь.

— Гор…

Какое облегчение! Спазм отпустил его горло. Но он все еще не мог вымолвить ни слова. Его нервы были напряжены до предела. Подумать только, он чуть не потерял Габи!

— Все хорошо, — прошептала она.

Ее лицо чуть-чуть порозовело, глаза стали проясняться. За всю жизнь Гордон не испытывал такого счастья.

— Но ты чертовски плохо выглядишь, — пролепетала она.

Он рассмеялся от облегчения.

Она ответила ему слабой улыбкой.

— Но я так и не выяснила, где сейчас Лейси, не узнала самого важного для нас.

Гордон смотрел на нее, лежащую у него на руках, и его переполняла безумная нежность.

— Мы займемся Лейси только после того, как тебя осмотрит доктор Хоффман.

— Я прекрасно себя чувствую, — возразила Габриела. — Правда.

— Вовсе не прекрасно. Ты чуть не умерла. — Эта мысль снова резанула его по сердцу, заставив крепче прижать ее к себе.

Она обвила руками шею Гордона и уткнулась лицом в его плечо.

— Ладно, отнести меня домой, Гор.

С Габриелой на руках он прошел по коридору и нажал кнопку лифта. За все время их знакомства Габи ни разу не обращала внимания на свои или его жизненные потребности, когда речь заходила о девочке. То, что на этот раз она изменила себе, тревожило его. Она явно чувствовала себя далеко не так хорошо, как утверждала.

Когда они проходили мимо сержанта, тот окликнул их.

— Эй, что у вас там?

Гордон даже не замедлил шаги.

— Беременность.

Габриела захихикала и ущипнула его за шею.

— Замужество и беременность, Гор?

— А ты предпочитаешь быть не замужем и беременной? — По его телу разлилось тепло. Идея жениться на Габи и завести ребенка взволновала его. Они бы вместе просыпались по утрам. И любили бы друг друга ночью.

Он вышел на холодный ночной воздух и внимательно осмотрел Габриелу. На ее лице лежали полосы лунного света. В нем снова возникло чувство вины, которое заслонило собой грезы об их совместной жизни. Он солгал ей. Да, он хотел рассказать ей правду, должен был сделать это уже давно, но не смог. А теперь вряд ли уже удастся подобрать слова, которые не отпугнут ее, не оттолкнут от него. Она решит, что он ее предал. И его имя пополнит список мужчин, использовавших ее в своих целях. Он уже не может признаться ей. По крайней мере сейчас.

— Ты уверена, что нормально себя чувствуешь? — Гордон сидел напротив Габриелы за столом у нее на кухне.

— Да, абсолютно. — Ощущение, что скоро она узнает, где находится Лейси, позволило ей расслабиться и спокойно ждать рассвета. Ведь искать сарай лучше при свете солнца, а не луны. К утру надо отдохнуть и набраться сил. Вторая ее схватка со смертью если и не дала практического результата, то по крайней мере научила ее дорожить каждым мгновением. А сейчас каждое мгновение принадлежало ей и Гордону. — Я, должно быть, слишком устала. Голова немного кружится.

Порывшись в бумажном пакете, Гордон достал яйца, фаршированные креветками.

— А ну-ка, Белоснежка, попробуй.

Габриела откусила кусочек и опасливо прожевала.

— Ну как? — Гордон облокотился о стол, поигрывая вилкой.

— Вкусно. — Она протянула ему гамбургер. — Твоя очередь.

Скривившись, он отшатнулся и поставил подсвечник на середину стола между ними.

— Не пичкай меня этой гадостью. Я не ел мяса уже много лет.

Габриела рассмеялась.

— Ну тогда и я не буду.

С тяжелым вздохом он отхватил огромный кусок гамбургера, с задумчиво-грустным видом медленно прожевал его и наконец проглотил.

Боже, какой изумительный мужчина! — думала она. С суровым лицом и такими нежными руками. Он улыбнулся ей той самой улыбкой, которую он когда-то поклялся ненавидеть, и все в ее душе словно растаяло.

— Есть можно.

— Есть можно? — Она возмущенно посмотрела на него. — Это лучший гамбургер во всем мире, а ты — «есть можно».

— Можно — это значит хорошо. — Он поймал ее руку и начал медленно гладить кончиками пальцев вдоль ладони. — Особенно если речь идет о мясе.

Габриеле стало щекотно. Она попыталась высвободить руку, но Гордон не отпускал.

— Выкуп.

Глаза его потеплели. В их глубине плясало пламя свечей. Сердце Габриелы забилось медленно и глухо, и затаенное желание стало подниматься из самой глубины ее существа. Она никогда раньше не ощущала ничего подобного, и это новое чувство мистически завораживало ее, как мотылька пламя.

— Твои требования? — Голос ее внезапно охрип.

— Место в твоей постели на ближайшие несколько часов. Этот диванчик, боюсь, коротковат для меня.

Интересно, что он имеет в виду? Только длину дивана или…

— Не смотри на меня так, Габи.

— Как? — Поднявшись, она начала собирать мусор со стола и бросать его в ящик под раковиной.

— Как будто ты боишься, что я тебя съем.

Еще бы, так оно и было. Но еще больше она боялась, что он этого не сделает.

— Мы просто поспим несколько часов, пока не придет время начать поиски Лейси. Ладно?

— Ладно. — Испытывая одновременно облегчение и разочарование, она кивнула и пошла в спальню.

Гордон дал ей время умыться и переодеться. Она забралась в постель и до самых пяток укуталась в плотную фланелевую ночную рубашку, предварительно самым тщательным образом застегнутую на все пуговицы.

Он тоже умылся и вошел в спальню, уже без рубашки. Габриела никогда еще не видела такой широкой мускулистой груди. Покрывавшие ее жесткие черные волоски переходили на животе в узкую полоску. Она с трудом перевела дыхание.

Гордон выключил лампу, расстегнул молнию на джинсах и стянул их на пол. Интересно, что-нибудь на нем осталось? — подумала Габриела. В темноте ничего не было видно. Он улегся на кровать и вытянулся во весь рост. Матрас с его стороны прогнулся, и она почувствовала, что вот-вот скатится прямо на Гордона. Она вцепилась в край кровати, борясь с искушением коснуться его тела и выяснить, обнажен ли он полностью. Но тут же она рассудила, что лучше ей этого не знать.

— Спокойной ночи, Габи.

— Спокойной ночи. — Ее сердце билось с частотой миллион ударов в минуту. Она просто не сможет уснуть с ним рядом! Они и раньше спали в одной постели, но тогда он был в одежде. Ох, нет, он не может быть совсем голым!

— Габи? — Его голос звучал как обычно.

Ну что еще? Неужели этот глупец не понимает, что она практически не в состоянии говорить?

— Да?

— Я воспользовался твоей зубной щеткой. Надеюсь, ты не возражаешь?

Вот так. Ее зубная щетка интересует его больше, чем она сама. Да что это с ней — ревнует к зубной щетке? Габриела тяжело вздохнула.

— Все чудесно, Гор.

Он повернулся к ней спиной.

— Ты включила сигнализацию?

— Да. — Она вдыхала запах мыла, свежести и какой-то особый, едва уловимый и возбуждающий, типично мужской запах. Тепла его тела хватило бы, чтобы растопить все льды на полюсе. На обоих полюсах. Она никогда не сможет заснуть. Даже не сомкнет глаз. Это были ее последние связные мысли.

Зазвонил телефон.

С трудом разлепив веки, Гордон взглянул на часы. Четыре утра. Комната выглядела… как-то странно. Где же он, черт возьми?

Память медленно возвращалась. Габриела! Он у нее.

Второй звонок прорезал тишину.

Гордон потянулся, разминая руки и ноги, схватил телефонную трубку и стал трясти Габриелу за плечо.

Она протестующе заворчала и прижалась к нему. Даже во сне она стремилась оказаться поближе. Улыбаясь, Гордон снова потряс ее и прижал трубку к ее уху.

— Алло, — пробормотала она сонно.

Раздался щелчок. На другом конце провода трубку бросили.

— Тебе часто звонят посреди ночи?

— Нет. — Она открыла глаза. — Нет, никогда.

Габриела повернулась к нему. В ее расширенных, уже ничуть не сонных глазах вспыхнула тревога.

— Гор, я чую опасность.

Он вскочил с постели и, бросив Габриеле ее джинсы, стал быстро одеваться.

— Вставай!

— Куда мы пойдем?

— Подальше отсюда. — Он уже влез в джинсы и застегивал молнию. — Мы здесь легкая добыча, Габи.

Заглянув в стенной шкаф, он схватил первую попавшуюся блузку и тоже кинул ей.

— Ты собираешься подниматься?

Она вылезла из постели и стала натягивать джинсы.

— Что за спешка, Гор? Я сказала, что чую опасность, но не говорила, что дом уже горит.

Со свитером в руках он приблизился к ней и, отведя ее руки, быстро застегнул пуговицы на блузке.

— Имей в виду, я на печальном опыте научился доверять твоим предчувствиям. И если ты предчувствуешь опасность, я реагирую. Понятно?

Она засмеялась.

— Вполне.

Он дружески шлепнул ее.

— Вот и славно. Поторапливайся.

— Мне кажется, ты уже хватил через край, Гор. — Габриела перебежала через газон к ряду припаркованных машин. «Порше» стоял на своем месте. Черный и блестящий, с отражающимися на его глянцевой поверхности желтыми бликами уличных фонарей, он заметно выделялся из общего ряда машин. — Это мог быть просто ошибочный звонок, не имеющий никакого отношения к нашему расследованию.

— Возможно, так, а возможно, и нет. — Гордон остановился перед машиной. — Тот, кто оставил надпись на твоей двери, чертовски хорошо знал твой адрес.

Пока они были в ее квартире, он ни разу не напомнил ей об этой надписи. Габриела была ему за это благодарна. Она взялась за ручку дверцы.

Заскрипели шины. Она обернулась. Прямо на них на огромной скорости мчался черный автомобиль.

Гордон резким движением буквально перебросил ее через крышу «порше» за стоящие в ряд машины, к старому ржавому пикапу.

Громкий выстрел прорезал воздух. Зазвенели разбитые стекла ее «шевроле», стоявшего неподалеку. И тут же град выстрелов обрушился на ее дом. У Габриелы застучали зубы. Металлические щелчки слились в один оглушительный звук, эхом отозвавшийся в ночной тишине.

В соседних домах стал зажигаться свет. Закричали люди, заплакал ребенок. Из лавки напротив вышел ночной покупатель с полной сумкой продуктов. Увидев происходящее, он выронил сумку и метнулся обратно в лавку. Вокруг продолжали свистеть пули.

Почувствовав запах дыма, Габриела выглянула из-за плеча Гордона и увидела пламя. Горела ее машина.

Выстрелы оборвались так же внезапно, как и начались. Завизжали шины, машина рванулась прочь и скрылась за углом.

Габриела перевела взгляд на Гордона.

— Лоренс?

— Или Берроуз. — Гордон поморщился. — А может быть, и Шелтон.

— Нет, только не Шелтон! — В глубине ее сознания занозой сидела какая-то пока еще не оформившаяся мысль, но Габриела так и не смогла ее сформулировать для себя.

— Все равно он замешан в этом деле, Габи. Я знаю, что тебе больно сознавать это, но что еще я могу сказать?

Внезапно ее осенило.

— О Боже! — Она вскочила на ноги. — Боже!

Гордон схватил ее за руку.

— Что такое?

— Лейси!

Теперь, когда опасность миновала, из домов высыпали люди, они взволнованно обсуждали происшедшее.

— Сматываемся! — Гордон рванулся к своему «порше».

9

Уже светало, когда Гордон в третий раз свернул на проселочную дорогу.

— Ну как, узнаешь местность?

— Что тут можно узнать? — Габриела чувствовала, что ею овладевает паника. — Вокруг одни кусты да деревья.

— Немного терпения. — Он успокаивающе погладил ее по колену. — Ты найдешь правильный путь.

Она поняла, что Гордон думает сейчас о Тельме и о том, как в тот раз она перепутала указатели. Гордон не мог, конечно, знать имени Тельмы — только это она утаила от него, — но все равно она не сомневалась, что он вспоминает сейчас именно тот случай.

И она думала о том же. Ей вновь слышались крики Тельмы о помощи — пронзительные вопли, которые становились все слабей и слабей, пока наконец не сменились зловещей тишиной. Сгибающиеся под ветром деревья превратились в пламя, вздымающиеся столбы густого черного дыма застилали взор и обжигали горло. Место, где страдала Тельма, было уничтожено. Габриела по-прежнему не находила себе покоя.

Шелтон сказал, что здание поджег муж Тельмы. Она сомневалась в этом, хотя и сама не знала почему. Ведь сознание, что никто больше не будет мучиться в этом месте, могло принести ему если не покой, то хоть какое-то утешение. Для нее же утешения не было. Она ошиблась — и Тельма погибла.

И теперь Габриела мучительно вглядывалась в дорогу, боясь ошибиться во второй раз.

— Опять не то. Поворачивай назад. — Последний дорожный указатель, который привиделся ей, когда она держала поводок, был на Нью-гарден. Дальше ей приходилось полагаться лишь на интуицию.

— Ты уверена?

— Да. Там было только два поворота налево, а потом направо.

Гордон развернул «порше», и машина, поднимая клубы пыли, помчалась обратно по дороге.

Черный завиток вновь сбился Гордону на ухо. Теперь уже без колебаний Габриела протянула руку и поправила его. Гордон обернулся к ней. Лицо его смягчилось. Странно. Раньше она не замечала, сколько нежности было в выражении его глаз. Обычно в них отражались боль и тревога.

— Когда мы покончим с этим, нам надо будет серьезно поговорить. — Он так сильно сжал руль, что костяшки пальцев побелели. — Мне многое надо тебе рассказать.

В его голосе слышались странные нотки. Ей хотелось увидеть его лицо, но он смотрел в сторону. Столько невысказанного оставалось еще между ними! Гордону было так же нелегко заговорить об этом, как и ей. Но он это сделал. Один из них должен был первым сделать решающий шаг.

— Я тоже беспокоюсь за тебя, Гор! — прошептала Габриела.

Сердце бешено билось в груди. Она накрыла ладонью руку Гордона и крепко пожала.

Стоял туманный рассвет. Тучи лишь слегка порозовели, на небе заиграли первые золотые отблески. Но в душе Габриелы уже вовсю засияло солнце.

По левую сторону от машины мелькнуло что-то черное. Это оказалась проселочная дорога, почти скрытая зарослями высокой травы.

— Остановись!

Он ударил по тормозам.

Габриела выглянула из окна машины и увидела свежую колею.

— Это тут.

— Держись! — Гордон резко дал задний ход.

Габриела во все глаза смотрела сквозь лобовое стекло.

— Погляди, как примяты кусты. Это здесь, Гор!

Пошарив на заднем сиденье, он извлек откуда-то черный жилет.

— Надень.

Она натянула его поверх блузки, но жилет оказался чересчур велик и болтался на ней как на вешалке.

— Это бронежилет?

— Да.

— А как же ты?

— Обо мне не беспокойся.

Он больше тревожился за нее, чем за себя. Габриелу охватила нежность, и она поцеловала Гордона в щеку, чтобы показать, как много его забота для нее значит.

— Соберись с мыслями. — Гордон достал из-под сиденья черный никелированный кольт, проверил затвор и заткнул оружие за пояс джинсов. Потом кивнул на бронежилет. — Ты хорошо застегнула эту штуку?

— Да.

— Прекрасно, Белоснежка. — Он одарил ее умопомрачительной улыбкой. — Тогда идем выручать Лейси.

Габриела коснулась его руки, безумно желая сказать, что любит его. Кто знает, быть может, больше такого случая ей не представится, ведь неизвестно, что ждет их впереди.

— Я беспокоюсь о тебе, и мне нравится целоваться с тобой, Гор.

— Знаю, солнышко. — Он улыбнулся ей так нежно, что у нее защемило сердце. — Мне тоже.

С этими словами он включил первую скорость и нажал на акселератор.

Дорога вилась среди зарослей высокой травы. Габриела обернулась назад. За машиной поднимались тучи пыли.

— Давай помедленнее. А то нас можно будет за милю заметить.

Теперь они ползли как черепахи.

— Нам еще далеко?

Габриела припомнила видение.

— Поворот направо, а затем сразу будет сарай.

— Не проявляй героизма, — предупредил Гордон. — Держись рядом со мной, но всегда оставайся сзади.

Конечно, это было нереальное требование, но Габриела кивнула. Она вспомнила, как вошла в дом, где держали Тельму, хотя Шелтон велел ей оставаться в машине. Потом она горько жалела, что не послушалась его.

Слева от них в монотонный зелено-коричневый пейзаж вклинилось ярко-желтое пятно — поле подсолнухов. У Габриелы замерло сердце. Она вздохнула с искренним облегчением. Это здесь! То самое место.

Гордон остановил машину у широкой выбоины, развернул ее и выключил двигатель.

— Мне кажется, дальше нам лучше пойти пешком. — Он достал со дна машины черную сумку, в которой что-то звякало. — Согласна?

Габриела кивнула, пытаясь отогнать образ Тельмы. Но видения вихрем кружились в ее голове, и она не могла остановить их.

Трава оказалась хрупкой и ломкой, она колола ей ноги и руки. Заросли доходили до пояса, а местами даже выше. Самые высокие стебли цепляли ее за волосы. Она понимала, что это всего лишь трава, но воспаленному мозгу растения представлялись мучителями Тельмы…

Гордон, не поворачиваясь, протянул руку назад, и Габриела остановилась. Мягкое прикосновение его пальцев призывало ее сохранять тишину. Она и без того была так напугана, что ей и в голову не пришло бы заговорить; в утренней тишине было слышно лишь ее тяжелое дыхание. Что, если Лейси уже умерла? Что, если Гордона убьют? Вдруг она никогда больше не увидит его?

Гордон пригнулся, и Габриела тоже притаилась у него за спиной. Ее терзал невыносимый ужас. Выглянув из-за его плеча, она увидела небольшую поляну. Посередине, окруженный мшистыми дубами и чахлыми соснами, стоял деревянный дом, покосившийся от времени и выветренный почти до черноты; кое-где стены покрывала плесень. Перед крыльцом стояли два деревянных кресла-качалки, а в углу у двери виднелись удочки. В стороне был припаркован новый джип. Это был тот самый рыбацкий лагерь, что ей когда-то привиделся.

Гордон почувствовал, как пальцы Габриелы сжали его плечо. Даже не оборачиваясь к ней, он понял, что это за место.

Высвободив плечо, он начал медленно красться к опушке поляны. Габриела неотступно следовала за ним.

— Видишь сарай?

— Наверное, он за домом.

Гордон почти слышал удары ее сердца, бьющегося так же тяжело, как его собственное. Один промах, одно неверное движение — и Лейси умрет раньше, чем они успеют что-нибудь предпринять.

В доме орал телевизор, звуки разносились довольно далеко вокруг. «Любовный дурман», подумала Габриела, узнав музыку. Незатейливая мелодия сейчас резала ей слух.

Крадучись, Гордон переместился влево и остановился напротив домика, по-прежнему укрываясь в высокой траве. Хруст веток под их ногами показался Габриеле пушечной канонадой. Ее бросило в холодный пот.

— Оставайся здесь, — прошептал Гордон.

Она вцепилась ему в рукав и не отпускала, пока он не обернулся к ней.

— Что ты хочешь делать?

— Хочу узнать, кто там в доме. — Гордон потрепал ее по щеке. — Пригнись! — И он двинулся к краю лужайки.

У огромного куста шиповника он остановился, огляделся и короткими перебежками бросился к дому. Наконец он достиг цели, прижался к стене и достал кольт, черный ствол которого ярко блеснул на солнце.

Габриела поежилась. Вполне вероятно, Гордону придется пустить в ход оружие. В ее висках стучало, ноги подгибались. Не в силах долго оставаться в согнутом положении, она опустилась на колени и замерла в ожидании. Сколько прошло времени, она не могла сказать, но вдруг справа от нее раздался какой-то звук, и она резко обернулась.

— Тсс! — Гордон жестом позвал ее за собой.

На четвереньках они пробрались сквозь колючие кусты к задней стороне дома. Там стоял сарай. Серые доски его были изъедены временем и погодой. Лишь одна деталь нарушала общее впечатление ветхости и запустения — новенький медный замок, надежно запирающий дверь.

Из глаз Габриелы хлынули горячие слезы. Она почувствовала одновременно и облегчение и страх, с трудом удерживаясь от желания немедленно броситься вперед и попытаться взломать дверь.

Они бесшумно обошли сарай, и Гордон остановился.

— Лейси здесь? — спросил он.

Габриела поднялась на ноги. Колени у нее дрожали, грудь тяжело вздымалась.

— Да, я знаю, что она тут. Но сейчас я ее не вижу.

Он стер пот с лица. На щеках и подбородке остались грязные разводы.

— Здесь только одно окно, и оно обращено к дому. Неизвестно, сколько человек охраняют Лейси. — Гордон поставил сумку на землю. — В кухне я видел только одного, он что-то готовил. Но этот чертов телевизор так орал, что я не мог понять, есть ли там кто-нибудь еще.

Он покосился на Габриелу. Он выглядела такой взвинченной, что он даже не рискнул сказать ей о том, что на буфете в кухне лежит пистолет.

Если у него и оставались еще какие-либо сомнения относительно похищения девочки, то теперь они окончательно исчезли, уступив место фактам и холодному расчету. Этот человек, которого он видел в доме, явно собирался убить Лейси. И если они попытаются помешать ему, постарается убить и их тоже.

Габриела втянула ноздрями горячий и влажный воздух. Ее легкие с трудом вмешали его. А резкий выброс адреналина в кровь лишь усиливал удушье.

— Мы можем разбить замок? — спросила она.

— Нет, если не хотим привлечь сюда всю округу. — Гордон машинального стер грязь с лица. — Он слишком прочный, а у меня нет с собой необходимых инструментов. Я бы мог, конечно, попробовать, но нас обнаружат прежде, чем…

— Что же делать? — Габриела дотронулась до стены сарая. Внезапно на нее налетели видения, завладев всем ее существом. Обессилев, она упала на колени прямо в грязь. — Лейси здесь! — Она бросила на Гордона отчаянный взгляд. — Надо спешить.

— Нет, спешить никак нельзя. — Гордон схватил ее за руку и оттащил от стены. — Габи, нельзя рисковать. У этого парня в доме есть оружие. И потом, мы ведь даже не знаем, сколько у нас противников.

— Но Лейси…

— Если нас убьют, кто ей поможет?

Он был прав. Габриела решительно сжала зубы.

— Я хочу взглянуть на нее.

— Габи, окно сарая видно из дома!

Но Габриела оставалась непреклонной, и он сдался.

— Хорошо, я тебя прикрою.

Габриела осторожно подкралась к углу сарая и осмотрелась по сторонам. Над клумбой с геранью порхали бабочки. Квакала лягушка. Ничего подозрительного. Она медленно двинулась вдоль стены. Позади, держа ее ладонь в своей руке, шел Гордон. У переднего угла он вновь остановился. Почувствовав пожатие пальцев Гордона, она обернулась. Он ободряюще кивнул. Габриела обогнула угол и привстала на цыпочки, силясь заглянуть в пыльное окно над карнизом. Внутри было довольно темно, лишь узкие полосы света пробивались в щели между досками. К горлу ее подступил комок, и она еще плотнее прижалась лицом к пыльному стеклу.

В сарае, вытянувшись на грязном полу, лежала девочка. Спокойно. Слишком спокойно. Габриела всхлипнула и постучала пальцем по стеклу. Лейси не шевельнулась.

Помощь подоспела слишком поздно. Слишком поздно! Она, Габриела, как и в случае с Тельмой, слишком долго искала дорогу. Как и Тельма, Лейси заплатила жизнью за ее ошибки.

Габриела тихо застонала. Тельма! Только бы это не повторилось! О Боже милосердный, только бы не повторилось!

Внезапно Лейси подняла голову и посмотрела прямо в глаза заглядывающей в окно незнакомой женщины.

Гордон потянул Габриелу за руку. Она упала в его объятия, и он оттащил ее за угол.

— Она жива, Гор! — едва смогла прошептать Габриела. Слезы струились по ее лицу, оставляя грязные полосы. Она бессильно повисла на руках Гордона. — Жива!

Крепко прижав ее к себе, Гордон продолжал наблюдать за домом. Вскоре в дверях показался человек, которого он видел в окно. Постояв на заднем крыльце, незнакомец огляделся вокруг и вновь скрылся.

— Вот тебе оружие и смотри в оба. — Гордон сунул ей в руки кольт. — Если кто выйдет, стреляй. Кто бы это ни был.

Нагнувшись, он стал проверять прочность деревянных досок сарая. Наконец ему удалось обнаружить подходящую, и он резко рванул ее. Гвозди жалобно заскрипели и поддались. Гордон дернул еще раз.

Вытянув шею, Габриела выглянула из-за угла. Кругом не было ни души, лишь между ветвей старого дуба порхала малиновка.

Внезапно тишину разорвал громкий треск, и она обернулась. Гордон сжимал в руках вырванную перекладину. Кожа на его пальцах была разодрана. При виде крови к горлу Габриелы подступил комок. Она посмотрела на дом. Оттуда так никто и не вышел.

— Пустяки, царапина. — Гордон кинул доску на землю. Затем он заглянул внутрь сарая через образовавшийся в стене проем, отступил в сторону и вопросительно посмотрел на Габриелу. — Ты сможешь пролезть туда и вытащить девочку?

Габриела кивнула и передала ему кольт. Неровные края дыры царапали ей спину, впиваясь в кожу, как пики, но все же ей удалось проникнуть в сарай. Она мигом оказалась рядом с Лейси. Девочка шевельнулась и, увидев Габриелу, заплакала.

— Иди сюда, милая. — Моля Бога, чтобы с Гордоном ничего не случилось, она подняла девочку на руки. — Я отвезу тебя домой.

— У меня болит нога.

Борясь с подступающими слезами, Габриела заглянула в затуманенные глаза ребенка. Пылающее жаром тело Лейси говорило о том, что ей срочно необходим врач.

— Я знаю, маленькая. Потерпи немного.

Вздохнув, она попыталась выпрямиться. И тут на стену легла длинная тень.

Крепче прижав к себе девочку, Габриела подняла голову. В дверном проеме, полностью перекрывая выход, стоял незнакомец с пистолетом в руке. Дуло, угрожающе покачиваясь, было направлено прямо на нее. Габриела посмотрела незнакомцу в глаза — холодные, безразличные. Он убьет их не раздумывая! Во имя всех святых, где же Гордон?

Гордон тем временем бесшумно подкрался к двери сарая и остановился метрах в десяти напротив нее, направив кольт прямо в спину парня с пистолетом. Палец на курке дрогнул, но… Даже если он выстрелит, вдруг этот тип успеет в последнюю секунду послать пулю в Габриелу или девочку? Когда в крови солидная порция адреналина, реакция может быть чертовски быстрой.

Сознание, что Габриела там, внутри, что на нее нацелен пистолет, наполняло его яростью и ужасом. Любой звук, хруст ветки или скрип сухой травы под ногами, — и этот тип выстрелит. И тогда Габриела или Лейси погибнет.

В ушах Гордона, заглушая все прочие мысли, громко звучал голос Эванса, а перед глазами неотступно стояло лицо Габриелы. Пот катился у него со лба, но он не отваживался смахнуть его, не отваживался сделать ни малейшего движения, которое могло бы хоть на долю секунды отвлечь его от цели.

Вдруг он услышал щелчок взводимого затвора и резкий мужской голос. Почему Габи молчит? Почему не кричит, не зовет на помощь?

Гордон, не спуская глаз с противника, переложил кольт в левую руку, осторожно поднял с земли увесистый камень и начал мысленный отсчет. Пять, четыре, три, два — и он изо всей силы швырнул камень в противника.

Камень угодил тому в правую руку. Парень вскрикнул от боли и неожиданности, рука его бессильно повисла, но пальцы все же не разжались, продолжая удерживать пистолет. Улучив момент, Гордон бросился на него. Он ударил его дулом кольта в спину, и парень наконец выронил оружие. Противники сцепились и оба упали на землю, загораживая проход. Габриела отступила в глубь сарая, прикрывая собой Лейси. Звуки драки сводили ее с ума — стоны, выкрики, глухие удары. Это была смертельная схватка.

Габриела зачарованно смотрела на происходящее, не желая этого видеть, но и не в силах отвести взгляд. Противник Гордона не уступал ему ни ростом, ни шириной плеч, да в придачу еще явно владел навыками боевого единоборства. Этот мерзкий тип первым вскочил на ноги. Из горла его рвалось звериное рычание. Он бросился на мгновенно поднявшегося вслед за ним Гордона и нанес ему сокрушительный удар в подбородок. Габриела с ужасом подумала, что ее этот удар прикончил бы на месте.

Гордон отшатнулся, побледнел, но устоял на ногах. Холодная ярость, тихая и смертельная, отразилась на его лице. Габриела ужаснулась. Враг Гордона, видимо, тоже. Он медленно отступил назад.

С криком, от которого у Габриелы похолодела кровь, Гордон кинулся на противника и нанес ему мощный удар по ребрам. Тот отлетел назад, врезался в стену и медленно сполз по ней на землю. Гордон опустил кулаки и посмотрел на лежащего.

— Он… мертв? — едва слышно проговорила Габриела.

— Нет. Но когда придет в себя, у него будет чертовски раскалываться голова.

Гордон потянулся, глубоко вздохнул и посмотрел на Лейси, неподвижно лежащую на руках у Габриелы. Дотронувшись окровавленной рукой до лба девочки, он бережно погладил ее волосы.

— Она вся горит.

Габриела кивнула, не отводя глаз от его рук, которые только что наносили жестокие удары, а теперь снова стали такими нежными.

— Ей нужен врач. — Не желая пугать девочку, она лишь взглядом показала Гордону насколько безотлагательной должна быть помощь.

Издали, от покрытой гравием дороги, донесся скрип шин.

— Скорее уноси ее отсюда. — Гордон вытащил из кармана ключи от «порше» и протянул их Габриеле. — Проверь машину. Если я через три минуты не появлюсь, уезжай без меня.

Ее губы протестующе шевельнулись, но он коснулся их быстрым поцелуем и развернул ее за плечи.

— Помни, только три минуты.

Пробежав через поляну, она углубилась в высокие заросли. Здесь было жарко и душно, уже через несколько секунд ей стало трудно дышать. К тому времени, когда Габриела добралась до машины, она была уже полужива от удушья и от страха за Гордона.

Она положила Лейси на траву неподалеку от машины и, морщась от боли в плече, осмотрела «порше». Не обнаружив ничего подозрительного, вернулась к девочке, перенесла ее на заднее сиденье и поудобнее устроила там. Затем напряженно уставилась на кусты в надежде дождаться возвращающегося Гордона. Тишина.

Габриела потянулась к переднему сиденью и нашарила термос. Налив в колпачок горячего чая, она поднесла его к губам Лейси. Девочка была страшно бледна, лишь на щеках ее краснели пятнышки сыпи, а глаза лихорадочно блестели. Ей срочно требовалась медицинская помощь.

Габриела постаралась говорить как можно спокойнее:

— Попробуй выпить немного.

Лейси с трудом сделала несколько глотков и бессильно запрокинула голову. Габриела накрыла ее курткой и вновь впилась взглядом в заросли. Где же Гордон?

Нога Лейси распухла и покраснела.

— Что с твоей ножкой, детка?

— Меня укусил паук.

Габриела нахмурилась. Вероятно, у нее аллергия, подумала она, вряд ли тут водятся ядовитые пауки.

— Поехали же! — услышала Габриела над самым ухом.

Гордон! Она скользнула на пассажирское сиденье, рядом с Лейси.

Мгновение спустя они мчались обратно по проселочной дороге, оставляя за собой клубы пыли.

— Ей нужен врач, Гор. И побыстрей!

— Доктор Хоффман?

— Да.

Его лицо было в саже. Габриела не знала, каким образом он ухитрился так испачкаться, но не стала спрашивать.

Гордон обернулся и улыбнулся Лейси.

— Привет.

Девочка была слишком слаба, чтобы ответить, она лишь с трудом улыбнулась.

Габриела нахмурилась и отбросила с ее лба влажные от пота волосы.

— Что ты делал там так долго?

Улыбка сошла с его лица.

— Я подпалил сарай.

— Гор! Ты же уничтожил все доказательства!

— Да. Но прежде я кое-что вытащил оттуда.

— Хорошо, что он сгорел, — пробормотала Лейси.

Габриела сжала руку девочки и поймала ее воспаленный взгляд. Как наяву, она увидела языки пламени, лижущие крышу сарая, взбегающие по стенам. Черный дым, поднимающийся к небу. Совсем как тот дом, где держали Тельму. Он тоже сгорел дотла.

— Гор? — Габриела бросила на него быстрый взгляд, но Гордон сосредоточенно следил за дорогой. Нет, сказала она себе, он не мог поджечь тот дом. Он ничего не знал о Тельме Нильсен. А может, знал? Может, это и есть его мрачная тайна?

Сердце у нее так и упало. Она часто замечала, что Гордон почему-то испытывает чувство вины перед ней. Особенно заметно это было в морге. А что, если он когда-то опознавал там Тельму? Нет-нет, он рассказал бы ей. Она попыталась прогнать подозрения, но, как ни старалась избавиться от мрачных мыслей, мучительные сомнения не хотели уходить, терзая ее со все большей силой. Габриеле хотелось прямо сейчас расспросить Гордона, но по его сосредоточенному лицу было видно, что управление машиной, мчащейся по узкой и грязной дороге, поглощает все его внимание.

Сомнения разрастались. Она окинула мысленным взглядом прошлое. Пожалуй, эта версия все бы объяснила. Ненависть, которую он испытывал к ней вначале. Его горечь и недоверие, холодное презрение к ней и ее дару. Его отстраненность каждый раз, когда она упоминала о своих видениях. Он хотел что-то сказать ей по дороге к рыбацкому лагерю. Им нужно поговорить, когда все закончится, сказал он. Это все объясняет. А вдруг здесь кроется очередное предательство?! Она в ужасе беззвучно взмолилась: нет, нет, только не он, не Гордон! Я люблю его!

Остановись! — приказала она себе. Он не такой, как все. Не такой. Он не может поступить с ней так. Она доверяет ему и поэтому поделится с ним своими сомнениями. Она любит его, и он заслуживает доверия.

Услышав хрип Лейси, Габриела обернулась. Губы девочки совсем посинели.

В три часа дня Ида Хоффман вышла в приемную. Гордон нахмурился: понуро опущенные плечи доктора явно не предвещали ничего хорошего. Габриела вскочила с дивана.

— Она борется, — доктор смотрела на Гордона, — но много осложнений. Очень высокая температура, дыхание затруднено, сильное обезвоживание организма. Болезнь крайне запущенна. — Она потерла висок. — Габи, когда ты впервые ощутила боль в ноге?

Габриела облизала губы.

— Точно не помню.

— Восемнадцатого. — Гордон обнял ее за плечи. Ему казалось, она вот-вот сорвется. — Мы тогда сидели в кафе, помнишь?

— Да, ты прав.

— Значит, с момента укуса прошла уже почти неделя. — Доктор Хоффман покачала головой.

Страх исказил голос Габриелы.

— Она же может умереть!

Ида Хоффман не стала оспаривать это утверждение, и Габриелу бросило в дрожь. Гордон сильнее стиснул ее плечи.

— Здесь делают все возможное.

Доктор взяла Габриелу за руку.

— Гордон прав, я действительно делаю все возможное. Но я никогда не лгала тебе и не хочу этого делать сейчас. — Ее глаза были полны печали. — Девочка в критическом состоянии. Всех моих усилий может оказаться недостаточно, чтобы спасти ее. Только время покажет.

Габриела тяжело опиралась на Гордона. Он понял, что пора как-то отвлечь ее, иначе она расклеится окончательно.

— Вы уже связались с ее родителями? — поинтересовался он.

— Лейси не сказала нам, кто они.

— Габи, — Гордон дождался, пока она обратит на него взгляд, — наверное, именно тебе стоит поговорить с девочкой.

Габриела кивнула и, собравшись с силами, пересекла коридор и вошла в палату.

Гордон обеспокоенно следил за ней. Если что-нибудь случится с Лейси, он не был уверен, что Габриела перенесет это.

Ида Хоффман похлопала его по руке.

— Я ошибалась в вас, мистер Сазерленд.

Он вопросительно посмотрел на доктора.

— Габриела любит вас.

— Мне кажется, вы ошибаетесь. — От собственных слов его сердце болезненно сжалось.

— Нет, не ошибаюсь. — Ида подняла голову. — Взять хотя бы то, что сейчас она не ощущает состояния Лейси.

А ведь и вправду! Гордон обескураженно наморщил лоб.

— Ее чувства сейчас не так сконцентрированны, как прежде. Они распределены между Лейси и вами.

Габриела просто не может любить его! Как бы ему ни хотелось, чтобы доктор Хоффман оказалась права, она все равно ошибается.

— И вы вполне достойны ее.

— Я не достоин даже чистить ей башмаки! — От наплыва эмоций Гордон задохнулся. — Она… — Он не смог продолжить.

— Она не знает о вас и Тельме? И об Эвансе? — Доктор Хоффман сочувственно покачала головой. — Мне рассказал Шелтон.

Гордон стиснул кулаки.

— И вы собираетесь сообщить ей об этом?

— Нет, не я. — Доктор ласково смотрела на него сквозь толстые линзы очков. — Вы. Впрочем, я вам не завидую.

— Но ее это ранит!

— Да. — Доктор кивнула. — И разозлит. — Она направилась к холлу между приемной и палатой Лейси. — Оставайтесь поблизости, мистер Сазерленд. Если дела пойдут плохо, вы будете очень нужны Габриеле.

Гордон кивнул в ответ, стараясь сохранять самообладание. Но на сердце у него скребли кошки. Если дела пойдут плохо, он Габриеле не понадобится, а вот она нужна ему больше всего на свете.

В три часа ночи Габриела все так же беспокойно расхаживала по приемной больницы. Вытянувшись в кресле, Гордон наблюдал за ней.

— Иди сюда, солнышко. Попытайся отдохнуть.

Она мимоходом отщипнула пожухлый лист у растущего в кадке фикуса и повернула к двери.

— Я не могу отдыхать. Лейси борется за жизнь.

Прислонившись к дверному косяку, Габриела бросила на Гордона отчаянный взгляд.

— Почему она ничего не говорит мне? Почему не хочет, чтобы сюда приехал ее отец? Она же в нем души не чает.

Настало время снова браться за расследование.

— Ты позвонила Шелтону?

— Нет. — Габриела возобновила свои блуждания по коридору. — Позвоню утром.

— Мне кажется, лучше бы тебе сделать это прямо сейчас. — Гордон уперся локтями в колени и поднял лицо. — Тот тип все еще лежит связанный в доме. Я сломал ему несколько ребер.

— Лейси мучилась там почти девять дней. И будет мучиться еще долго — может быть, всю жизнь. По мне, так он может там валяться, пока веревки не сгниют.

В ее голосе слышалась злость, и Гордон перестал спорить. Он понимал, что в ней говорят эмоции, а не разум.

— Прекрасно. Я позвоню Шелтону сам. Но мне казалось, что тебе хочется засадить того типа в тюрьму. И Берроуза тоже.

— Да, мне очень хочется засадить их в тюрьму. — Габриела отбросила волосы с лица.

— Тогда звони Шелтону.

Она пристально посмотрела на него.

— Я не хочу разговаривать с ним!

Гордон сдался и пошел звонить сам.

Через полчаса доктор Ида Хоффман вышла в приемную. Габриела замерла. Гордон подошел к ней и обнял за талию.

Доктор начала было что-то говорить, но голос ее дрогнул и она замолчала. У Гордона оборвалось сердце: хороших вестей ждать не приходилось.

— Наши лекарства на Лейси не действуют, — все же сказала она. — Мне крайне необходимо знать, как ее лечили раньше. Нет времени экспериментировать, чтобы подобрать нужные лекарства. — Она дотронулась до руки Габриелы. — Вы должны найти ее родителей, Габи. Любым путем. Иначе девочка умрет.

10

Габриела и Гордон сидели у постели Лейси. Ночь близилась к рассвету. В комнате было тихо. Девочка лежала спокойно. Неестественно спокойно.

Габриела перехватила взгляд Гордона поверх головы Лейси. В его глазах застыл немой вопрос. Она взглядом показала, что намерена опять попытаться. Закрыв глаза, она постаралась сконцентрироваться в надежде увидеть хоть что-то, что позволило бы им найти родителей Лейси. Но видения не приходили.

Она слишком устала, слишком эмоционально перенапряглась. Ее охватило чувство беспомощности. Если они так ничего и не выяснят, Лейси умрет. Габриела устало посмотрела на Гордона и пожаловалась:

— Она сопротивляется мне, а я очень слаба сейчас.

Гордон изо всех сил старался скрыть тревогу. Он склонился к девочке.

— Лейси, солнышко, если бы ты была моей дочкой, я бы очень о тебе беспокоился. Тебе не кажется, что твой папа волнуется за тебя?

Глаза малышки затуманились.

— А вы можете сказать это ему?

Габриела осторожно коснулась щеки девочки. Она боялась и думать о том, что, кажется, знает ответ на уже давно мучающий ее вопрос. Неужели она права, подозревая мать Лейси?

— А почему ты не хочешь, чтобы и твоя мама сюда пришла?

Девочка зажмурилась.

— Я плохо себя вела. Она на меня рассердилась.

Габриела погладила волосы девочки.

— Я не хотела быть такой плохой. — Лейси с недетской серьезностью поглядела на Гордона.

— Ну конечно, — отозвался он, бережно сжимая ее руку. В его огромной ладони крошечная ручонка казалась еще меньше. — Но все же Габи права. Твоя мама так обрадуется, увидев тебя, что не станет сердиться.

В дверь постучали. Габриела взглянула на Гордона, тот отворил дверь и выглянул в коридор.

— Заходи, Шелтон, — произнес он, отступая назад.

Сердце Габриелы чуть замедлило свой бешеный ритм. Разумом она, конечно, понимала, что здесь Лейси в безопасности, но все равно не могла успокоиться, пока все до единого участника похищения не окажутся за решеткой.

— Не хочу беспокоить ребенка, — донесся из-за двери голос Шелтона. — Пусть Габи выйдет.

При первом же звуке его голоса Лейси вздрогнула и сжалась. Габриела, обескураженная, склонилась над ней.

— Что такое, малышка?

Лейси не ответила. Взгляд ее был прикован к двери.

И вдруг раздался пронзительный вопль. Указав пальцем на дверь, Лейси начала отчаянно кричать и биться на кровати.

Потрясенная, Габриела попыталась успокоить ее.

— Тсс, все хорошо, не бойся. Это Шелт, мой друг.

Глядя куда-то ничего не видящими, дикими от ужаса глазами, Лейси бешено вырывалась из ее рук.

— Он плохой! Плохой!

Габриела прижала девочку к себе, слыша, как колотится сердце у нее в груди. В голове пронесся обрывок видения, непонятного и устрашающего. Кровь. Ужас. Паника Лейси…

Оставив девочку на попечение Гордону, Габриела вышла. Щит, ограждавший сознание Шелтона, на мгновение растаял, и она нашла полное подтверждение всем своим страхам. Он сделал что-то очень, очень плохое. И Лейси это видела…

На то, чтобы успокоить девочку, ушло добрых полчаса. От ее стонов, выражающих страх и отчаяние, у Гордона сердце изболелось.

Когда Габриела вернулась, он с первого взгляда понял, что Шелтон ей так ничего толком и не объяснил.

— Да, он говорит, что здесь какая-то ошибка, — подтвердила она его догадку.

В ее взгляде отражались тревога и растерянность. Запустив руку в волосы, Гордон опустился на краешек кровати Лейси.

— А теперь, детка моя, давай поговорим начистоту. Расскажи мне…

Лейси упрямо покачала головой. Под глазами ее чернели впалые полукружья.

Баюкая в руке ее ладошку, Гордон доверительно зашептал:

— Я знаю, Лейси, как ты боишься. Мы с Габриелой очень стараемся помочь тебе, но без твоей помощи у нас ничего не выйдет. Расскажи все, что знаешь, ладно? Ты меня понимаешь?

— Да.

Ночник в изголовье кровати бросал золотистые отсветы на белые простыни, но лицо девочки оставалось в тени. Гордон ужасно боялся допустить хоть малейшую ошибку. Ведь до сих пор ему не приходилось общаться с детьми, только с Грейс, когда она была маленькой, да и то, понятное дело, совсем не в таких ситуациях. Насколько откровенным можно быть с таким ребенком?

Он вспомнил слова, что говорил ему когда-то, давным-давно, дедушка. Дети умеют распознавать ложь. Они рождаются честными и остаются такими, пока взрослые не научат их лгать.

Габриела отошла от постели и встала у окна. Гордон склонился к Лейси.

— Твои родные волнуются, солнышко. Должны же они знать, что все в порядке. Да и ты, думаю, лучше себя почувствуешь, когда увидишь их.

По щеке девочки скатилась слеза. Гордон вытер ее кончиком пальца.

— Ты их боишься?

— Нет…

Взяв со столика у постели телефонный аппарат, Гордон протянул его девочке.

— Тогда давай позвоним им, солнышко.

Но девочка не ответила. Ей явно очень хотелось позвонить, но почему-то — Гордон так и не понимал почему — она не отваживалась.

— Не могу.

— В чем дело? — Гордон заставил свой голос звучать спокойно и рассудительно. Это давалось ему нелегко.

Габриела уже поговорила с Зитой Хармон, и та утверждала, что Джилл Стингер не имеет ни крупинки информации о загадочной Лилиан. Эта полумифическая женщина — а Габриела подозревала, что она и есть мать Лейси, — по-прежнему оставалась серьезной и реальной угрозой для девочки.

— Лейси, я не знаю, что еще сказать, но нам надо позвонить твоим родным. Нам надо знать, как тебя лечить.

Габриела резко опустила жалюзи и повернулась к постели.

— Ну все, хватит! — процедила она сквозь зубы. — Послушай-ка, Лейси, я знаю, как ты любишь своего папу. Я видела вас вдвоем. Вы были счастливы. Ему было хорошо. — Она шагнула ближе. — Но сейчас твоему папе очень плохо. Сейчас он до смерти боится за тебя, боится, что ты лежишь где-то и умираешь. Ему очень плохо, он волнуется, он потерял тебя. А теперь скажи номер его телефона. Сию минуту!

Лейси, широко распахнув глаза, продиктовала номер. Гордон немедленно набрал его. Властность в голосе Габриелы просто потрясла его, хотя вроде бы удивляться было нечему — она же, в конце концов, учительница. Он понял, что девочка повиновалась чисто инстинктивно, а не сознательно.

— Лейси, а как зовут твоего папу?

— Филипп Доул.

— А маму?

— Не говорите ей! — С лица девочки сбежали последние краски. Голосок звучал еле слышно. — Только папе.

Гордон ласково похлопал ее по руке. Девочка таяла на глазах, слабела с каждой минутой. Он покосился на Габриелу. Та дрожала как осиновый лист, во взгляде ее застыла тревога.

Трубку сняла женщина.

— Квартира Доулов.

— Могу я поговорить с Филиппом Доулом? — спросил Гордон, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. — Я звоню насчет его дочери, Лейси.

Этот рождественский вечер принесет счастье по крайней мере одному человеку… если, конечно, Лейси выживет.

Трубку взял мужчина.

— Алло.

Одно слово. Но как много за ним скрывалось. Страх. Настороженность. Ожидание. Гордон прекрасно понимал это — ведь разговор мог принести Филиппу или безумную радость, или безумную же печаль.

— Вы Филипп Доул?

— Да. Вам что-нибудь известно о Лейси? — В голосе мужчины ужас преобладал над всеми прочими эмоциями.

Гордон приложил трубку к губам девочки.

— Это папа? — пискнула она.

Гордон подмигнул ей и взял трубку.

— Меня зовут Гордон Сазерленд. Мы с партнером нашли вашу дочь.

— Нашли?! Вы нашли Лейси? Как она?

Осторожно подбирая слова, Гордон рассказал ему о девочке и тут же выяснил, чем ее надо лечить. Габриела выбежала из палаты в поисках доктора Хоффман.

— Мы в медицинском институте, мистер Доул. — Гордон отвернулся от постели и прикрыл глаза. Ему до смерти не хотелось сообщать отцу девочки дурные вести, но выбора не было. Он понизил голос до шепота, чтобы Лейси не услышала. — Она в крайне тяжелом состоянии.

— Папа… — Девочка потянулась к трубке, но была так слаба, что ее рука, чуть приподнявшись, тут же вновь упала на кровать.

Гордон приложил телефон к уху Лейси.

— Доченька, это ты?

— Папа… — еле слышно прошептала она.

— О Боже! Боже! Доченька!

— Не плачь, папа, — всхлипнула Лейси. По ее щекам катились слезы. — Пожалуйста, не плачь.

Гордон отвернулся, пытаясь скрыть волнение. Габриела, поникнув, стояла у окна. Его пронзило острое желание подойти к ней, прикоснуться, ощутить ее ответное прикосновение. Он даже поднял руку. Но ведь тогда она увидит его слезы…

Доверяй ей, вновь прозвучал внутренний голос. Да, да! Он опустил руку на плечо Габриелы. Она обернулась. В глазах ее стояли слезы, но она выдавила из себя слабую улыбку. Гордон крепко обнял ее и прижал к груди. Ему так хотелось высказать ей свои чувства, излить все, что накопилось на сердце, но слова не шли. Единственное, что он смог, это только произнести ее имя:

— Габи…

Большего и не требовалось. Она прижалась к нему, и они замерли в объятиях.

— Не знаю, как и благодарить вас…

Габриела смотрела в серые глаза, так часто являвшиеся ей в видениях, и читала в них благодарность. Безграничную благодарность.

Филипп Доул сидел на кровати Лейси, баюкая дочку на коленях. На лице его застыла счастливая улыбка. Теперь он не выглядел таким ухоженным и домашним, как прежде. Но любовь, сиявшая на осунувшемся, изнуренном тревогой лице, полностью преображала его.

Погладив девочку по плечу, он поднял взгляд на Габриелу и Гордона.

— Не могу выразить, как я благодарен вам за то, что вы вернули мне дочь. Я… Я… — Голос его прервался. Он смог только растерянно улыбнуться. — Спасибо.

Гордон шагнул вперед.

— Можно вас на минуту, мистер Доул? — Он показал глазами на дверь.

Осторожно опустив Лейси на кровать, Филипп поцеловал ее в лоб и вышел следом за Гордоном и Габриелой.

— У нас есть несколько вопросов, — начал Гордон в коридоре.

— У меня тоже. Вы из полиции?

— Нет. — Габриела проигнорировала неодобрительную гримасу Гордона. На этот раз она собиралась играть в открытую. — Я экстрасенс, мистер Доул. Я увидела Лейси мысленно. Так мы узнали, что она попала в беду.

— Да-да, понимаю…

Ничего он не понимал. Просто по доброте душевной и из признательности не хотел противоречить спасителям дочери.

— Когда ваша дочь пропала, почему вы не сообщили об этом в полицию?

— Но я сообщил! — Наморщив нос, Филипп Доул водрузил на место очки. — Похитители заявили, что они… убьют, — на этом слове он споткнулся, — убьют Лейси, если я обращусь в полицию. Но я знаю все эти фокусы. Я понимал, что только с помощью полиции я смогу получить дочурку обратно. Поэтому сразу же отправился в управление. Детектив Уинтерс взял мое заявление и сказал, что обо всем позаботится. Я так понял, что информация будет передана всем офицерам полиции, но посторонние к ней доступа не получат.

— Когда похитили Лейси? — спросила Габриела. Неприятное сосущее чувство под ложечкой все усиливалось. Шелтон и впрямь завяз в этом деле по кончик сигары.

— Пятнадцатого. Днем мы гуляли в парке, а потом я вернулся на работу. Позже мне в офис позвонили и сказали, что она похищена.

— Они требовали выкуп?

— Разумеется.

Гордон нахмурился.

— И сколько?

— Пять миллионов.

Все сходится. Сердце Габриелы неистово колотилось. Все части головоломки вставали на свои места.

— Где ваша жена, мистер Доул?

— Не знаю, мистер Сазерленд. — Филипп опустил взгляд. Лицо и шея его покраснели. — Не видел ее уже несколько дней. Она сказала, что ей лучше уйти. И ушла. — Голос его был окрашен горечью.

— Когда это было? Не могли бы вы уточнить?

— Точно не помню. — Он печально улыбнулся. — Знаете, время так бежит! Кажется, во вторник.

Перед мысленным взором Габриелы вновь предстала картина. Парк. Женщина, связывающая руки Лейси. Ненависть…

— А как зовут вашу жену, мистер Доул.

— Лилиан.

Габриела и Гордон одновременно повернулись друг к другу.

— Я позвоню Шелтону, — сказал Гордон.

Габриела перевела взгляд на Доула.

— Мы знаем, кто похитил вашу дочь.

С этими словами она вернулась в палату и склонилась над Лейси.

Девочка все еще была белее снега, но ей уже явно становилось лучше.

Гордон вместе с Доулом тоже вернулись и стояли теперь у кровати Лейси. Габриела пристроилась на краешке постели рядом с девочкой.

— Это твоя мама отвела тебя к тому человеку, да, Лейси? — спросила она.

Девочка смотрела через ее плечо на своего отца.

— Лейси, взгляни на меня. — Габриела взяла ее за подбородок. В комнате стояла мертвая тишина.

Филипп шагнул к кровати и взял дочку за руку.

— Понимаешь, солнышко, это очень важно. Скажи правду, ладно?

Лейси доверчиво кивнула.

— Папа, мой велосипед вовсе не сломался. Мама сказала, будто шина прокололась, но это не так. Мы остановились за универмагом. Там был один человек, я его испугалась. Но мама сказала, что он починит мой велосипед и что я должна пойти с ним. Я не хотела, но мама сказала — он хороший. Она заставила меня идти.

Лицо Доула превратилось в маску боли. Только теперь он заметил на руках дочери следы веревок.

— Она связала тебя?

Лейси часто-часто заморгала, а потом зажмурилась. Из глаз брызнули слезы.

— Мама не хотела меня обманывать! — закричала она рыдая. — Она не хотела меня обижать!..

Вдруг девочка стала задыхаться и схватилась за грудь. Гордон вскочил и побежал за доктором Хоффман.

Время в комнате ожидания тянулось очень медленно. Габриела уже потеряла счет минутам и часам. Гордон и Филипп Доул сидели бок о бок на кушетке и о чем-то тихо беседовали. Габриела стояла у окна. Они слишком сильно надавили на Лейси, заставляя ее признать вину матери, думала она. И как только она не почувствовала этого раньше? Как не догадалась, что девочка не вынесет такого давления? Это она во всем виновата. Если теперь Лейси умрет, в ответе за это будет она, Габриела, как и тогда, с Тельмой.

На улице две медсестры в белых халатах, болтая и смеясь, пересекли стоянку машин. Ко входу приемного покоя на всех парах подкатил коричневый автомобиль. Из него выскочил мужчина и помог вылезти своей беременной жене. У них должен был вот-вот родиться ребенок. Габриела знала, что это будет мальчик…

В комнате царило напряженное ожидание. Но вот Габриела услышала у себя за спиной чьи-то едва различимые шаги и, вся похолодев, обернулась.

— Жар у Лейси спадает, и она снова может дышать самостоятельно. — Глаза у доктора Хоффман сияли. — Девочка поправляется!

Заливаясь слезами, Габриела упала в объятия Гордона.

— Мы не опоздали! — В груди ее теснились рыдания. — О Гор, мы не опоздали!

Гордон зажмурился. Как только он мог сомневаться в ней?! Неужели ярость и отчаяние Эванса настолько ослепили его, что он не сразу разглядел эту девушку? Теперь он не станет таиться, скрывать от нее свои чувства. Он тоже плакал — открыто и не стыдясь своих слез.

— Да, любимая. — Голос его охрип от волнения. Он прижался щекой к плечу Габриелы. — Мы успели вовремя.

— Отвезите ее домой, Гордон. — Доктор Хоффман окинула Габриелу материнским взглядом. — Вы оба совершенно вымотались, а здесь вы уже ничем не поможете.

— Но я не хочу… — запротестовала Габриела.

— Шлепнуться в обморок прямо в приемной, — докончила за нее доктор. — Ты свою работу сделала. Ты нашла Лейси, теперь с ней все будет хорошо. Ведь здесь ее отец, за дверью стоит охранник, а с минуты на минуту появится и детектив Уинтерс. Поверь, он и впрямь хотел, чтобы ты ее нашла. Теперь она в безопасности. О ней уже позаботились. А вот тебе надо отдохнуть.

Гордон кивком выразил полнейшее согласие и поскреб ногтями двухдневную щетину на своей щеке.

— Кстати, — заметил он, — раз уж на то пошло, может, вы как врач скажете что-нибудь по поводу ее питания? Она живет на одних шоколадных батончиках.

— Никаких шоколадок. — Доктор Хоффман погрозила Габриеле пальцем. — А теперь отправляйтесь домой.

— Ладно, — пробурчала Габриела. Она действительно почувствовала невероятную усталость. В голове шумело, ноги подкашивались.

— Ну пойдем, ты уже еле стоишь. — Гордон обнял ее за плечи. — Пора домой.

Гордон выключил плиту, разделил омлет на две части, разложил по тарелкам и придвинул одну из них Габриеле вместе с тостом.

— Ешь.

Она покорно взялась за вилку.

— И все же меня что-то настораживает.

Гордон сел на стул напротив нее.

— Мы свое выполнили, Габи. Дальше — дело полиции.

Габриела откусила кусочек. Тост с пряным томатным соусом и расплавленным сыром оказался очень вкусным.

— Ого, почти как пицца.

Гордон ухмыльнулся.

— И на том спасибо.

— А что, я люблю пиццу. — Габриела подцепила на вилку омлет и снова впилась зубами в тост. — По-моему, все это очень странно…

— Габи, солнышко, мы свое сделали. Давай на этом остановимся.

Она вздохнула и отвернулась.

— Ну хорошо. — Гордон отложил вилку. — Давай разберемся.

Габриела просияла. Какой же он все-таки славный!

— Отлично. Логика говорит о том, что Кристину убил Берроуз. Но почему же интуиция подсказывает мне, что это не так?

Гордон озадаченно посмотрел на нее.

— Потому что ты с самого начала не принимала в расчет Шелтона.

— Да. — Снова ощущая боль измены, Габриела медленно жевала очередной кусочек тоста. — Но, Гор, Шелтон не способен на убийство. Он… О Боже!

— Что?

— Он с самого начала знал, где Лейси. Знал, что она похищена.

Гордон поморщился. Быстро же она все схватывает. Не пройдет и минуты, как она доберется до сути дела.

— Не думаю. Он же сам попросил меня помочь тебе ее отыскать. Помнишь?

— Ну да, — признала она. Голос ее стал поспокойнее. Смахнув волосы с лица, она устремила на Гордона умоляющий взгляд. — А ты еще так и не сказал, почему согласился.

Глядя ей прямо в глаза, Гордон сделал то, чего поклялся себе никогда больше не делать, — он солгал.

— Я же говорил. Они с Рейнером были друзьями.

— Ясно.

Гордон проклинал невесть откуда взявшуюся в голосе виноватую нотку.

Габриела прочла в его глазах отчаяние и внезапно почувствовала прилив нежности к этому человеку. Она не отрываясь смотрела на него, ощущая себя одновременно могущественной и смиренной. Гордон Сазерленд, самый потрясающий, самый мужественный и — как ни странно — самый добрый мужчина, которого она встречала в своей жизни. И она любит его. Хочет она или не хочет, но теперь ей придется окончательно довериться ему.

— Ладно, когда-нибудь ты мне сам обо всем расскажешь, — заявила она, неожиданно усаживаясь ему на колени. — Я могу подождать.

Сам себе не веря, он коснулся губами ее губ, робко и нежно. Его большая, огрубевшая мужская ладонь прикоснулась к мягкой щеке девушки, отвела назад упавшую на ее лицо прядь волос.

— Милая, ты просто пугаешь меня. Ты так добра ко мне.

— Поцелуй меня. — Габриела прижалась к его рту полураскрытыми губами. Она видела, что слова сейчас даются Гордону с трудом, но он мог успокоить ее и без слов. Мог показать ей, что разделяет ее чувства и желания.

В его поцелуе зажглась страсть. Желание, охватившее обоих, становилось все сильнее, все непреодолимее.

— Габи? — пылко выдохнул Гордон.

— Да, Гор. — Она мгновенно поняла, о чем он. — Да!

Прижимая ее к груди, он поднялся так легко, словно нес ребенка, и пошел к спальне. Габриела обнимала его за шею и покрывала легкими поцелуями плечи и ключицы.

На пороге спальни он остановился и бережно опустил ее на ноги.

— Ты уверена, что хочешь этого?

Она крепко обняла его за талию и подняла на него решительный взгляд.

— Я никогда еще не приглашала мужчину в свою постель, Гор. У меня, правда, было несколько эпизодов такого рода, но не здесь.

Ее редкие встречи с мужчинами всегда были порождены отчаянной тоской по теплу и участию. Но и тепло, и участие ее мимолетных любовников угасали сразу вслед за вспышкой желания. Сама же Габриела ни разу еще не становилась инициатором подобных отношений, ни разу ее тело не жаждало любви, как сейчас. Однако именно поэтому она никогда и не подвергалась опасности быть отвергнутой и осмеянной.

— Мне важно знать, что ты хочешь именно меня, — она заставила себя посмотреть в глаза Гордону, — а не женщину вообще.

Он зажмурился от неожиданности, но тут же недовольная морщинка между его бровями разгладилась. Уголки губ изогнулись в знакомой и любимой ею полуулыбке.

— Я хочу только тебя, Габи. Тебя одну.

Откуда-то из глубин ее существа поднялась волна нежности и радости. Габриела знала, что не может жить без него, — и не собиралась скрывать свои чувства. Если даже он не любит ее и она обречена потом страдать — пусть, так тому и быть. Но сейчас она не отступит.

Перебирая дрожащей рукой его густые волосы, Габриела прошептала:

— Гор, я боюсь тебя.

— Почему? — Он обхватил ладонями ее лицо. — Разве ты не знаешь, как я мечтаю о тебе? Не видишь, что я от тебя с ума схожу?

Она покачала головой.

— Раньше все только ранили меня. — Свет горевшей в коридоре лампочки пробивался сквозь приоткрытую дверь и падал на кровать, но лицо Гордона оставалось в тени. — А ты… ты можешь меня убить, уничтожить окончательно.

Гордон так и замер, бессильно уронив сжавшиеся в кулаки руки. Теперь в нем не оставалось ничего чарующего, он ни капельки не походил на непобедимого соблазнителя, каким казался обычно. Сейчас он был беспомощнее ребенка.

— Нет, Габи! Ты очень нужна мне!

Прижав Габриелу к груди, Гордон покрыл ее лоб, щеки, глаза пылкими поцелуями. Он нашептывал ей сотни ласковых слов любви. В его объятиях она чувствовала себя прекрасной, желанной, обожаемой. Жажда прикоснуться к нему, высказать любовь не словами, а всем своим существом все сильнее охватывала ее.

Пальцы ее, нежно поглаживавшие шею Гордона, скользнули вниз. Но мешала одежда, и Габриела принялась неловкими, трепещущими пальцами расстегивать пуговицы его рубашки. Теряя голову от его горячих поцелуев, она крепче прижалась к нему. Гордон провел руками по ее телу, развязал пояс халата и сбросил с ее плеч. Халат с легким шелестом лег на пол.

Ослабив объятия, он неторопливо окинул ее взглядом с головы до ног. Габриела замерла и, скрывая смущение, позволила ему любоваться собой. Жаркое пламя этого взгляда еще сильнее возбудило ее страсть.

— Это неизбежно, Габи, — прошептал Гордон срывающимся голосом, таящим в себе обещание и соблазн. — Неизбежно!

Он бережно опустил ее на кровать и лег рядом. Они страстно припали друг к другу, тело к телу, грудь к груди. Два блаженных вздоха слились в один. Ладони Гордона заскользили вдоль тела Габриелы, лаская ее всю — от плеч до бедер, заставляя ее гореть на сладостном огне желания.

Просунув руки ему под рубашку, она ощутила его дрожь. Гладкая кожа, обтягивающая литые мускулы, напоминала на ощупь теплый шелк, облегающий сталь. Габриела упивалась его силой, его нежностью, дрожью твердых рук, прикасавшихся к ее телу. Прикосновения Гордона были столь красноречивы! В них соединилось все — неуверенность, желание, мольба. И доброта… невыразимая доброта.

Задыхаясь от наслаждения, Габриела принялась стягивать с него рубашку. Поведя плечами, Гордон помог ей. Рубашка упала на пол. Габриела пробежала пальцами по волоскам у него на груди, обвела соски, ласково ущипнула. Кончики пальцев у нее закололо от возбуждения, и рука сама собой спустилась вниз по животу, к застежке джинсов. Ей так хотелось, чтобы между ними наконец не осталось ни единой преграды и они могли слиться воедино — тело с телом, душа с душой.

Просунув руку под пояс джинсов, она коснулась тыльной стороной ладони живота Гордона. У него перехватило дыхание, по телу пробежала дрожь. Внезапно Габриела испугалась: вдруг она опережает события, вдруг желание Гордона далеко не так сильно, как ее собственное.

— Гор? — Она просила у него позволения идти дальше.

— Да! — Его горячее неровное дыхание обжигало ей шею. Поглаживая ее спину, он легонько куснул ее за плечо. — Да!

Пуговица поддалась. С хриплым стоном Гордон приник к губам Габриелы. Зачарованная магией, рождаемой сплетением их языков, она дернула колечко молнии вниз.

— О Габи… что ты со мной делаешь?! — прошептал он.

Губы его коснулись ее груди. Испытывая острое наслаждение, Габриела стянула вниз по мускулистым бедрам Гордона грубую джинсовую ткань…

С каждой секундой Габриела дышала все чаще и резче.

Гордон обжигал испепеляющими поцелуями ее грудь, возбуждающе покусывая основания нежных бугорков. Соски мгновенно налились и затвердели, Габриела тихо застонала и с силой прижала к себе его голову, погрузив пальцы в густые волосы.

— Если бы ты знала, сколько раз мне виделось это. Я только об этом и мечтал.

«Виделось». Улыбнувшись, она обхватила руками его широкую спину, поглаживая переливающиеся под ее пальцами мускулы.

— Знаю, — прошептала она. — Знаю…

Нежный шепот Гордона зачаровывал ее. Его трепещущие руки и губы блуждали по ее телу, славя и превознося его. Габриела чувствовала, как разгорается пламя ее желания. Все приводило ее в неописуемый восторг — сливающиеся звуки их учащенного дыхания, прохлада простыни, сладостное покалывание в кончиках пальцев, без устали скользящих по спине любимого мужчины, теплый пряный запах его кожи.

— Гор! — Ей хотелось большего. Хотелось ощутить его внутри себя. Она ущипнула его за плечо.

— Подожди. Еще немного.

— Нет, сейчас! — Из горла ее вырвался протяжный стон, она вновь запустила пальцы в волосы на голове Гордона.

Встав на колени, он потянулся мимо нее куда-то к краю кровати.

— Как я хочу тебя, Габи! Подожди секунду. — Дрожащими руками он надорвал пакетик с презервативом. — Я всегда тебя хотел…

Она притянула его к себе. Содрогаясь от наслаждения, Гордон вошел в нее и замер. Никогда еще занятия любовью не приносили ей такой радости, такой полноты чувств. Только теперь — грудь к груди, сердце к сердцу с Гордоном — она изведала самое прекрасное на свете чувство.

Склонившись над ней, он пощекотал языком ее ухо, приник губами к мягкой коже за мочкой, а затем зашептал, до чего она прекрасна, как он любит ее тело, какое необыкновенное удовольствие оно ему доставляет.

В нежных взглядах и ласковых поглаживаниях сквозило все больше и больше бурной радости. Требования плоти становились все настойчивей. Не в силах противиться им, Габриела выгнулась и жадным поцелуем припала к губам Гордона. Ему и не требовалось большего поощрения. В такт длинным размашистым толчкам, с его губ срывались долгие лихорадочные стоны.

Напряжение внутри тела Габриелы все нарастало по мере учащения движения Гордона и наконец достигло пика наслаждения…

— Габи! — простонал Гордон сквозь стиснутые зубы, весь дрожа. Тело его стало влажным от пота. Он все еще не достиг вершины. Габриела опустила руку и легонько погладила его по ягодицам. Он судорожно выгнул спину в завершающем рывке.

Она видела, как напряжение на его лице сменилось экстазом, и душу ее затопила глубокая всепобеждающая радость.

Все еще дрожа, он опустился ей на грудь и нежно и бережно поцеловал в губы. Потом хотел отодвинуться, чтобы дать ей отдохнуть, но Габриела обвила его руками и удержала.

— Нет, не покидай меня. Хотя бы сейчас.

В его глазах светилось понимание.

— Габи, я не убегаю. Не покидаю тебя. — Он снова крепко поцеловал ее. — Ты нужна мне.

Несколько упоительно долгих минут они лежали почти не двигаясь, лишь обмениваясь легкими любовными ласками. Потом Гордон перекатился на бок, увлекая Габриелу за собой. Она поднесла палец к его губам, но тут же отдернула, стараясь сосредоточиться. Сердце ее было так полно радостными чувствами, что грозило вот-вот разорваться.

— Гор, — прошептала она, поднимая взгляд. Ей хотелось видеть его лицо, горящие теплом глаза. — Я люблю тебя.

Гордон замер. Он не знал, что делать, его охватило чувство вины. Теперь ему отчаянно хотелось рассказать ей всю правду — хотелось даже больше, чем снова предаться любви с ней. Ведь он не имел права на ее любовь. Он лгал ей, шпионил за ней. Он не имел ни малейшего права рассчитывать на ее снисхождение, а тем более — на любовь.

Злясь на себя, он отстранил Габриелу и отправился в ванную. Отражение в зеркале укоряюще уставилось на него. Он не мог даже смотреть себе в глаза. Нет, надо все сказать ей. Немедленно.

Он вернулся в спальню и лег в постель. Габриела потрепала его по волосам. Гордон подумал, что ему никогда не надоест чувствовать прикосновения ее рук. Они были такими нежными и в то же время такими возбуждающими. Подумать только, Габриела так искренна с ним, так ласкова, а он… Взяв ее руку, Гордон поднес ее к лицу.

— Габи, знаешь, я…

— Тсс, — она прижала палец к его губам, — не надо ничего говорить. Я ничего и не ждала. Я просто хотела, чтобы ты знал, что я чувствую, Гор. Просто хотела, чтобы ты знал, что я люблю тебя. Вот и все.

Ему было нужно сказать ей так много! Но не успел он начать, как Габриела зевнула, перекатилась на бок и прижалась к нему спиной. Если сказать ей прямо сейчас, то она не сможет заснуть от потрясения и слез. А она так устала. Да и он тоже.

Гордон крепче прижал ее к себе и положил ладонь ей на грудь. Она замечательная! Она была воплощением всего того, что он мечтал найти в женщине. Он хотел сказать ей это. Но сначала надо сказать правду. Хотя он так долго тянул с этим, что, наверное, можно подождать и еще несколько часов. Но нет! — внезапно решил он. Ждать нельзя. Ни минуты. Габриела поднесла ему свое сердце и душу на ладони. Нельзя не оценить этот дар, позволяя лжи и недомолвкам по-прежнему разделять их.

— Габи, я должен сказать тебе… — Но она внезапно напряглась в его объятиях. — Радость моя, что такое?

— Лейси! — Габриела вскочила и стала лихорадочно одеваться. — Скорее, Гор! О Боже, скорее! Они хотят убить ее…

11

В больничном коридоре царила обманчивая тишина.

Габриела оглядела приемную — ничто не нарушало монотонной белизны обоев, потолка и кафельного пола. И все-таки она испытывала те же ощущения, что нахлынули на нее, когда она вошла в свою квартиру после взлома и обнаружила надпись на двери, — смесь опустошенности и ярости. У двери палаты Лейси не было ни Шелтона, ни охранника.

— Ты права. Тут что-то происходит, — прошептал Гордон.

Она кивнула, уже не удивляясь тому, насколько его инстинкт детектива совпадает с ее интуицией. Они остановились перед дверью, и Габриела приложила к ней ладонь. Дикий страх заставил ее тут же отдернуть руку.

Гордон и бровью не повел. Вытащив из наплечной кобуры револьвер, он прошептал:

— Найди медсестру. Пусть вызовет охрану.

Габриела кивнула и, пригнувшись, чтобы ее не было видно в окошко палаты, рванулась через холл. У дежурного поста она увидела двух мило беседующих медсестер.

— Позовите охрану и вызовите полицию! — выпалила она.

Те остолбенели.

— Пошевеливайтесь! — Убедившись, что одна из них потянулась к телефону, Габриела помчалась обратно.

Знаком приказав ей оставаться у двери, Гордон подкрался к окошку и заглянул в него через щелку меж занавесками.

— О Господи! — прошептал он отшатнувшись.

— Что там? — На Габриелу вновь обрушились воспоминания о Тельме и той ночи, когда она умерла. Она снова видела изуродованное тело несчастной жертвы, языки пламени, лижущие стены дома. Видения затуманили ее разум, не давали думать.

— Там Лилиан и Берроуз, — еле слышно сказал Гордон. — И он вооружен.

— Лейси! — Страх сковал грудь Габриелы. Только не это! Проклятье! Ведь они же думали, что девочка в безопасности, что все позади!

— Лилиан рядом с ней на кровати.

— А где Филипп и Шелтон? Они же должны быть там!

— Они там и есть. Оба связаны и лежат у стены.

Перед мысленным взором Габриелы промелькнул какой-то острый предмет.

— Скорей! Мы должны помешать Лилиан!

Гордон был не на шутку встревожен.

— Ты с ней справишься?

— Да! — Во имя всего святого, где же охрана? Где полиция?

Гордон двинулся к двери. Взгляд его теперь был тверд и решителен, даже жесток. Он ударил ногой в дверь, и она с грохотом распахнулась, врезавшись в спину Берроуза. Лязгнула сталь. Пистолет Берроуза вылетел из его руки, ударился о ножку кровати и скользнул по полу. Лилиан обернулась, в руке она сжимала шприц. Габриела рванулась к ней и со всей силы толкнула в плечо — шприц описал дугу в воздухе и разбился о кафельную плитку.

В следующий момент Габриела увидела, что Берроуз тянется к упавшему пистолету. Но Гордон оказался быстрее. Отшвырнув пистолет в дальний угол, он направил свой кольт прямо в сторону сердца противника.

— Не стреляй! — взвыл Берроуз. — Ради Бога, не стреляй!

Габриела тем временем быстро развязала Филиппа и Шелтона и подошла к Лейси.

Лицо девочки казалось белее мела, но она была цела и невредима. Габриела обняла ее.

Филипп Доул, вскочив на ноги, бросился к Берроузу.

— Я убью этого мерзавца! — закричал он.

— Нет! — Габриела вцепилась ему в рукав. — Он того не стоит! Лейси не может потерять еще и вас! Вы нужны ей!

Он посмотрел на дочь, на катившиеся по ее щекам крупные слезы — и ярость мгновенно покинула его. Бросившись к кровати, он обнял девочку, и она заплакала у него на плече слезами, дарующими облегчение и покой.

— Шелтон, приведи своих парней, чтобы они убрали отсюда эту дрянь. — Гордон по-прежнему держал Берроуза под прицелом. — А потом уж поговорим.

Шелтон направился в холл. Вскоре появились полицейские.

Габриела не сводила изумленных глаз с Лилиан. Как может такая яркая красота скрывать под собой такую непостижимую мерзость? Ведь у этой женщины было все, что только можно пожелать.

— Почему ты так поступила? — спросила она. — Я хочу знать — почему?

Та резко повернулась к Филиппу и Лейси.

— Взгляни на них! — Лилиан чуть ли не рвала на себе волосы. — С тех пор как она родилась, на меня он и внимания не обращает. Все для нее! Он всегда любил только ее!

Габриела с жалостью и отвращением смотрела на это чудовище. Оказывается, она ревновала к Лейси! Так ревновала, что хотела убить свою же собственную дочь!

— Ведь он ее отец. Он и должен ее любить.

Не дожидаясь ответа, Габриела подошла к Гордону, осторожно обогнув по пути Берроуза.

— Как ты?

— В полном порядке. — Он окинул ее внимательным взглядом. — А ты?

Она коротко кивнула и побрела в холл Когда Берроуз и Лилиан окажутся пол стражей, у них с Гордоном будет время наговориться. В холле, потерянный, сидел Шелтон. Габриела подумала, как дружили они все эти годы, как с самого детства она привыкла любить и уважать его. Он был ее другом и наставником, ее партнером во многих расследованиях. Он учил ее помогать людям. Ей показалось, что внутри у нее что-то умерло. Сердце неутешно оплакивало эту потерю, и она с трудом сдерживала слезы.

Справившись с собой, Габриела постаралась сосредоточиться и подвести некоторые итоги. Лилиан собиралась убить Лейси, но не убивала Кристину Берроуз. И муж Кристины тоже ее не убивал. Понурившись, Габриела прислонилась к стене коридора. Оставалось только два подозреваемых — Шелтон и Лоренс. Один из них убил Кристину Берроуз. И Габриела знала кто.

Следуя за машиной Шелтона в своем «порше», Гордон посмотрел на Габриелу.

— Я-то думал, теперь ты успокоишься. С Лейси все хорошо.

— Она еще не в абсолютной безопасности. — Габриела невидящим взглядом смотрела вперед. Голос ее дрожал. — Она видела убийство, Гор.

— Ну да, мы так и думали, но я надеялся… — Он боялся смотреть на нее, зная, что прочтет в ее глазах боль, такую же, какая терзала и его со дня смерти Тельмы. Но Гордон понимал, что выбора у него нет. Он не может разыгрывать из себя страуса, прячущего голову в песок, как всю жизнь делала мать Габриелы. Не может он оставить Габриелу наедине с ее терзаниями. — Ты ведь тоже видела убийство.

— Да. — Она потянулась к его руке. — Когда обняла Лейси.

Он ободряюще пожал тонкие пальчики. Автомобиль Шелтона свернул на Нью-Грейт-хайвэй, и Гордон последовал за ним.

— Я тоже знаю, что это был Лоренс, Габи.

— Откуда? — В ее голосе звучало изумление.

— Причина в поводке. Кристина Берроуз сказала, что, если Люк Берроуз не освободит Лейси, она сама это сделает. Помнишь, Зита Хармон слышала, как она клялась в этом. Благодарение небесам, Берроуз не знал, где девочка, в этом он не солгал. Знай он, что Лейси в том сарае, он бы убил ее. Мне кажется, Кристина приехала в рыбацкий домик, чтобы встретиться с Шелтоном, но нашла там Лейси и решила вернуть ее отцу. Так что, сама понимаешь, Лоренс ни за что бы не позволил ей сделать это!

Габриела призадумалась. Она вспомнила, что говорила Хильда: «Он знает, что я звонила в полицию. Но пока еще не топтал моих ирисов».

— Гор, я поняла, где сейчас Лоренс.

— Где?

— У Хильды. Он знает, что она звонила в полицию и…

— И хочет заставить ее замолчать навеки, — подхватил Гордон, нажимая на акселератор и подавая Шелтону сигнал следовать за ним.

Габриела осторожно кралась в темноте по саду. Под прикрытием тени от гаража она подобралась к окну, в котором видела Хильду тем памятным вечером, когда сбежала от Лоренса. Хотя еще не рассвело, но занавески уже были раздвинуты. Заглянув внутрь, она увидела Хильду, сидящую в кресле. Пальцы пожилой леди перебирали четки, губы беззвучно шептали слова молитвы.

Габриела приподнялась на цыпочки. Подняв взгляд от четок, Хильда заметила ее и мотнула головой в сторону кухни. Габриела кивнула, показывая, что все поняла, и двинулась обратно к Гордону и Шелтону.

Сердце ее билось со скоростью не меньше ста ударов в минуту.

— Она знает, что мы здесь. Лоренс в кухне.

Гордон проверил затвор кольта и обратился к Шелтону:

— Ты заходи спереди. А я пойду сзади.

Тот кивнул.

— Идет.

— Ты доверяешь ему? — Габриеле не хотелось этого говорить при Шелтоне, но она не смогла удержаться, ведь дело касалось Гордона. Ее Гордона! А что, если Лоренс и Шелтон заодно? Что, если?..

— Он не убивал ее, Габи. Шелт хотел, чтобы я позаботился о тебе, и он специально сказал нам о поводке, чтобы мы могли найти Лейси.

Шелтон прямо посмотрел ей в глаза — впервые с тех пор, как все это началось.

— Я не убивал, Габи. Да, я был в рыбацком лагере. Мы поспорили, и я ударил ее — вот что видела Лейси, но я не убивал Кристину. Я ее любил. Я всегда ее любил.

— Это ты оставил надпись у меня на двери?

— Да. Кристина умоляла меня дать ей немного времени, поэтому я скрыл сообщение о пропаже. Тут как раз появилась ты. Я знал Кристину. Знал, что она все сделает правильно и освободит Лейси. Она не была замешана в похищении и ничего не знала о нем, пока это не произошло. Габи, клянусь тебе!

Щит, заслонявший от ее Шелтона, растаял — и Габриела почувствовала, что он говорит правду.

— Ты защищал ее.

— Да. — Шелтон поскреб небритый подбородок. — Ей нужно было выиграть время. А ты приближалась к цели слишком быстро. — Он торжественно поднял руку. — Я написал эту угрозу, но я не собирался причинять тебе никакого вреда. Клянусь Богом, я хотел всего лишь немного задержать тебя.

— А где бы раздобыл кровь? — поинтересовался Гордон.

— В больнице. Стянул склянку по пути в лабораторию. — Шелтон разглядывал носки своих ботинок. — Вот и весь мой рассказ. Полное описание всего случившегося лежит у меня на столе. Как только все закончится, я сам сдамся властям.

— Нам пора идти. — Гордон чувствовал себя безмерно виноватым.

Шелтон предал ее, думала Габриела. Но еще хуже то, что он предал самого себя. И теперь заплатит за это годами, проведенными за решеткой.

Стоя у гаража, она смотрела, как они идут к дому — Гордон к черному ходу, а Шелтон к парадной двери.

Через некоторое время Габриела услышала звуки борьбы. Она бросилась к дому, вбежала на кухню и резко остановилась.

Гордон прижимал Лоренса к креслу возле стола. На столе стояла тарелка с едой.

Из гостиной появились Шелтон и Хильда.

— Как вы? — со страхом спросила Габриела.

Хильда, улыбаясь, трясла головой в красном тюрбане.

— Все хорошо, детка. Просто отлично!

Лоренс с яростью смотрел на Шелтона.

— Она была дрянью. Ты любил дрянь, Шелт! У Люка денег куры не клевали. Он вытащил ее из этой дыры. Но ты думаешь, мисс Богатейка хоть что-нибудь сделала для меня? Я не получал от нее ничего, кроме головомоек. А когда я просил помощи, она отказывала. Люк, дескать, все потерял. Но она врала. Я знал, что она врет, и заставил ее расплатиться сполна и за все.

Чувствуя, как к горлу подступают рыдания, Габриела вышла из дома. Слишком много событий за такое короткое время. Слишком трудно все принять и со всем смириться.

Напротив дома взвизгнули тормоза. Она увидела красную мигалку на крыше машины, услышала неразборчивые голоса по рации и безвольно опустилась на землю.

Близился рассвет, небо уже начало светлеть. Габриела закрыла глаза. Она думала о Лейси, о своих учениках в Галвестоне, потом снова вспомнила Тельму.

— Прости меня, — обратилась Габриела к женщине, которую не смогла спасти. — Я не оправдала доверия. — Она вздохнула, поглаживая стебелек травы. — Я и не говорила, что смогу. И никогда не забуду этого. Но я не могу всю жизнь ненавидеть себя из-за одной ошибки.

— Габи?

Она подняла голову. Перед ней стоял Гордон. В глазах его застыла неутешная боль.

— Ты плачешь. — Он опустился на землю рядом с Габриелой. — Я слышал, ты упоминала имя Тельмы.

Она заметила, как дрогнул его голос, и в ее сознании родилось подозрение. Значит, она была права!

— Откуда ты знаешь ее имя?

Он не отвечал.

— Я не говорила тебе, как ее звали, Гор.

Гордон умирал тысячью мучительных смертей одновременно. Он любил Габриелу Он и сам не думал, что способен так страстно любить. Он боялся таких чувств, особенно после того, как увидел на примере Эванса, какой дорогой ценой порой приходится платить за любовь. И теперь ему предстояло то же самое…

— Ответь мне.

Габриела попыталась вырвать свою руку из его ладони, но он не отпускал ее, словно пытался этим пожатием внушить ей всю силу своей любви. И почему он не рассказал ей всей правды раньше? Он хотел, честно хотел это сделать, даже пробовал два раза начать, но… похоже, время настало только сейчас.

— Я знал Тельму, Габи.

— Что? — Она попыталась встать.

— Нет, не уходи. Позволь мне все объяснить. Габи, умоляю тебя, не убегай вот так сразу, не покидай меня.

Слова эти охладили Габриелу словно ушат холодной воды. Она ведь и впрямь хотела обратиться в бегство, не успев даже подумать. Она снова безвольно опустилась на траву.

— Мы с ее мужем, Эвансом, были партнерами. Открыли совместное дело сразу после колледжа. Я был свидетелем на их свадьбе.

Гордон отчаянно хотел видеть, как Габриела воспринимает его признания, но он не осмеливался поднять на нее глаза.

— В тот вечер я сопровождал Эванса в морг, чтобы опознать тело Тельмы. Помнишь, когда мы с тобой там были, ты спросила меня, какую женщину я там видел…

— И ты сказал мне, что она была совершенно особенной. Из-за нее ты принял участие в этом деле, — подтвердила Габриела. — Я еще при первой нашей встрече почувствовала, что кто-то, кого ты любил, стал жертвой похищения.

— Это правда. — Он заставил себя встретить ее взгляд. — Но я взялся за это дело совсем по другой причине.

Габриела нахмурилась. Теперь она уже не могла оборвать его. Она знала, что это он поджег дом, где погибла Тельма, но не могла винить его за это. Только так он мог хоть отчасти успокоить свою совесть.

— После трагедии с Тельмой я целый год расследовал одно дело. Пытался доказать, что некая женщина — мошенница. Эванс обладал безошибочным нюхом на людей, просто шестым чувством. Он не сомневался в виновности этой женщины. И он был уверен, что ее вмешательство стоило Тельме жизни.

Гордон вздохнул.

— Но я не был так уверен. С самого начала. Однако чем дольше я следил за ней, тем больше убеждался… что она не мошенница.

Он посмотрел на Габриелу с отчаянием и надеждой.

— Ты говоришь обо мне?! — вскрикнула она. — Ты думал, что это я мошенница? Ты… О Боже, нет! Только не ты! Гор, только не ты!

— Пожалуйста, выслушай. Умоляю тебя, Габи.

— Я не желаю этого слышать, нет! — Она зажала уши руками. — Я не хочу этого слышать!

— Я понял, что ты вне подозрений, Габи. Что ты никогда не причинишь никому зла. Что ты самая замечательная, самая добрая и прекрасная девушка на свете.

Сердце его разрывалось на части. Габриела сжалась в комок, в глазах ее застыла боль.

— Габи, ну ради Бога!.. Я следил за тобой в Галвестоне и не видел ни единого признака того, что ты экстрасенс. Что бы ты подумала на моем месте?

Габриела притихла. Так притихла, что Гордон даже испугался. Ему безумно хотелось коснуться ее, попросить прощения.

— Ну накричи на меня, Габи! Ударь меня. Делай что хочешь, лишь бы тебе стало легче. Только не покидай меня.

— Ты сказал… — слабо начала она срывающимся голосом. — Ты сказал, что сначала ты и сам не верил. А Эванс верил. Так почему же он сам не взялся за расследование?

Сама мысль о том, чтобы рассказать ей это, казалась ему невыносимой. Он знал Габриелу — она непременно почувствует себя в ответе еще и за эту трагедию. Наверное, подумал он, именно поэтому Шелтон ничего не говорил ей раньше.

Но время недомолвок миновало. Пришел час истины.

— Однажды утром Эванс позвонил мне, — начал Гордон, стараясь не касаться временных рамок, в частности того, что дело происходило на прошлое Рождество. — Он тянулся за помощью, но я тогда этого не понял. Он слишком любил Тельму. Я считал, что все его высказывания — просто от горя, так всегда бывает. Мне и в голову не приходило…

Последняя полицейская машина откатила от ворот дома. Изнемогая от сознания вины, Гордон поднес руку к губам.

— В тот день Эванс покончил с собой.

Габриела закрыла лицо руками. По щекам ее катились слезы.

— Это была не твоя вина.

— Теперь я и сам это понимаю. Но тогда мне казалось иначе. Поэтому я начал проверять тебя. Вот почему…

— Я понимаю, Гор. Не скрою, мне больно. Но ведь ты не знал меня тогда. Единственное, что ты знал, — это то, что твой партнер потерял жену. А потом ты и сам потерял друга. — Габриела улыбнулась ему, но улыбка вышла жалкая. — Ты не хотел, чтобы такое повторилось еще с кем-нибудь.

К горлу Гордона подкатил комок.

— Значит, ты прощаешь меня?

— Я не Мина Голдсмит. — Габриела погладила его по щеке. — И я люблю тебя.

Схватив в объятия, Гордон принялся ее жадно целовать.

Но тут раздался какой-то звук.

Они обернулись и увидели мистера Грязные Сапоги.

— Хильда приглашает вас обоих в дом. Она приготовила завтрак.

Обвивая руками шею Гордона, Габриела наклонила голову.

— Вы мистер Бейкер?

— Разумеется. — Он приподнял густые седые брови. — Джесс Бейкер. Должен сказать, моя жена не знает, что это вы сидели в машине тем вечером. И я просил Хильду не сообщать ей это. — Заговорщически подмигнув, он направился обратно к дому. — Пусть это будет нашим маленьким секретом.

— Он все ей расскажет. — Габриела улыбнулась.

— Угу.

— Гор. — Она накручивала на палец ту самую дразнящую прядь его волос. — Я вот думаю…

— Что? — В его голосе звучала неуверенность.

— Из нас вышла неплохая команда.

— Ох, нет! Я тебе больше не партнер, Габи.

— А почему нет? — Она возмущенно щелкнула его по носу. — Мы ведь успешно довели дело до конца.

— Ну да. — Он слегка поцеловал ее. — Но я больше не хочу, чтобы ты была моим партнером.

Сердце ее дрогнуло. Он не любит ее! Ни капельки не любит ее!

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Габриела в радостном изумлении подняла на него глаза.

— В самом деле?

Он кивнул.

Ей захотелось кричать от счастья, но она согнала с лица улыбку и приняла строгий вид.

— Вот уж не знаю, как быть со свадьбой, Гор. Ты вышибаешь слишком много дверей. Ты возмутительно импульсивен.

— Импульсивен? — не на шутку изумился Гордон. — Я?

— А кто же еще? — Он был такой милый! Удивительно милый. — А что было той ночью, когда Шелтон написал мне угрозу на двери, ну-ка?

— Тебе грозила опасность. Что мне еще оставалось?

— Ты забыл надеть рубашку.

— Стыдись, Габи. — Он запустил руку себе в волосы, но вдруг замер и кинул на нее подозрительный взгляд. — Что это ты затеяла?

Габриела рассмеялась.

— Даю тебе время вспомнить кое-что, что ты забыл сказать.

Гордон непонимающе уставился на нее.

Она возвела глаза к небесам.

— Ты любишь меня, Гор?

— Само собой. — Он пожал плечами.

— Замечательно. — Она поднялась с земли и стала отряхивать юбку.

— Ну что я теперь-то не так сделал?

— Ничего.

— А почему злишься?

— Разве? — Она пошла в дом.

Схватив Габриелу за руку, Гордон резко развернул ее к себе.

— Нет уж, давай разберемся!

Довольная произведенным впечатлением, Габриела ткнула его кулаком в грудь.

— Так и быть, мы поженимся. — Она фыркнула. — Кто-то же должен наконец приструнить тебя. Ты слишком падок на всякие эксцентричные выходки, Гор. — Она неодобрительно покачала головой. — Я единственная женщина, которая сможет держать тебя в узде. Кроме того, твоя матушка столь любезно одолжила мне свой костюм и все такое прочее. Самое меньшее, чем я могу отблагодарить ее, — это дать ей внуков.

— Нечего сказать, всю жизнь мечтал. — Он скорчил гримасу. — И сколько?

— Двоих, наверно. Но прежде мы как следует попрактикуемся.

Взгляд его серых глаз снова приобрел бархатистую мягкость. Вся так и тая, Габриела стряхнула с его рукава соринку.

— И работать мы тоже будем вместе. Можешь не таращиться так, Гор. Ты меня не переубедишь. Мы будем работать вместе, но только когда мне будут являться видения.

— Ладно уж. — Он больше не мог изображать суровость.

— И никаких других женщин. Ни одной.

Гордон утомленно вздохнул.

— Я люблю только тебя, Габи.

Она улыбнулась и обняла его за шею.

— Вот и все, что я хотела услышать.

Он склонил к ней голову.

— Все ждешь доказательств?

— Да. Доверие — хрупкая штука, Гор. — Она подставила ему губы для поцелуя. — Но тебе я верю.

В дверях дома показалась Хильда.

— Гордон, Габи, детки, а ну-ка домой, слышите? Яичница стынет и превращается в подметку. А я не хочу, чтобы меня упрекали за то, что я кормлю гостей подметками. И переделывать я тоже не собираюсь. А рождественский обед уже стоит в духовке.

— Быстро она пришла в себя, — пробормотал Гордон.

— Кстати, ведь ей понравился Коулт. — Габриела ухватила Гордона за отворот куртки. — А где он справляет Рождество?

— Ох, нет! Никакого сватовства, Габи!

— Радость моя! — Обвив рукой его талию, она прижалась к нему. — Я хочу, чтобы сегодня все были счастливы.

Хильда снова показалась в дверях.

— Что же вы замешкались, детки? Советую поторопиться!

— Непременно, Хильда, — засмеялся Гордон. — Вот только поцелую еще разок мою нареченную. Сегодня ведь Рождество, вы помните?

— Нареченную? — Хильда чуть не ударилась головой о косяк. — Что ж, я рада, очень рада, как дохлая свинья на солнцепеке!

Она приложила руки рупором ко рту и во всю мочь закричала, повернувшись к изгороди:

— Джорджия Лей, вы слышали? Эти бесстыдники собираются пожениться!

— Слышала-слышала, — заверил старушку Гордон. — Любой в радиусе пяти кварталов отсюда слышал.

— Как ты думаешь, может быть счастлива дохлая свинья на солнцепеке? — Габриела повела бровью.

Хильда угрожающе замахнулась на них полотенцем.

— Я хоть и стара, но еще не совсем одряхлела и уж тем более не оглохла. И я отлично знаю, что сегодня за день. Сегодня Рождество.

— Пожалуй, я позову Коулта, — шепнул Гордон. — Он ее мигом умаслит.

— А ты мягкосердечен, Гордон Сазерленд.

— Да, бываю порой. — Он потерся носом о нос Габриелы. — Счастливого Рождества, радость моя!

Оно и было счастливым. Гордон и Габриела вместе сумели расстаться с прошлым и выбраться на свет из туманных теней.

— Счастливого Рождества, Гор!

Она улыбнулась и поцеловала его в губы.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg