У них уже стало традицией: первомайский праздник проводить всей командой на Вышневолоцких озерах, у Лёни и Маши Северовых. Эта супружеская пара владела большим домом на краю, считай, уже заброшенной деревни, жила почти натуральным хозяйством, видя смысл жизни в том, чтобы как можно реже сталкиваться с цивилизацией. Собственно, хозяйкой дома была Маша, унаследовавшая его от деда и бабушки. Еще от бабушки она получила в наследство знание грибных и ягодных мест, а от деда — рыболовные снасти и умение рыбачить. Лёня же был художником, настолько хорошим художником, что без всякого блата стал членом Союза художников России. Рисовал он пейзажи: горы, реки, лес. А еще — по добытым Леной, Машиной старшей сестрой, заказам, эротические сюжеты. Лена была не просто родственницей, но палочкой-выручалочкой Северовых: она-то характером и способностями пошла в родителей, всю жизнь проработавших в торговле и достигших еще в советское время постов значительных. Специально для Лёни и Маши имела Лена в своей торговой корпорации художественную галерею-магазин и кафе «Лесная поляна». Впрочем, не только ради них, ибо в галерее владычествовал муж Лены, Артур, искусствовед по образованию, а делами в кафе заправляли младшая сестра Лены и Маши, Алла и ее муж Петр. Лёня — один тех, кого Олег повел в тот первый поход на Кавказ тринадцать лет назад. Тогда они еще не были Отчаянной Дюжиной, а прозывались Великолепной Пятеркой. Песня была такая: «И все в порядке, если только на площадке великолепная пятерка и вратарь».
Олег улыбнулся: не часто так бывает в туризме, когда первый состав остается костяком команды. У них получилось. Лёня Северов, Лидка Смирнова — именно Лидка, так как эта женщина никаких иных вариантов своего имени не признавала. Пришлось с этим смириться и Олегу, с детства не терпевшего уменьшительно-грубоватых Ванька, Машка и тому подобное. Лидку он долго не хотел брать в поход, считая, что в горах женщинам не место и если и берут их, так в большие и схоженные команды для развлечения, для антуража, более мягкого психологического настроя а не как полноправных членов команды. А потому его еще только формирующейся группе рано иметь женщин. К тому же, и возраст у девушки младенческий — только школу закончила.
Лидка добилась-таки своего: Олег взял ее — и не пожалел. Крепкая, выносливая, неунывающая, надежная во всем. Но вот мягкости и теплоты отношений Лидка не создавала. Всегда была резкой, грубой. Мальчишка, а не женщина. Когда восемь лет назад Лидка вышла замуж за Тараса Руденко, Олег, по-человечески радуясь за нее, сокрушался, что теряет такого члена команды. Но Лидка пропустила только один сезон, родив сына. Тот сезон вообще в зачет команды не идет: сложилось так, что Олег пошел один. Первый и, как он надеется, последний раз. Он нахмурился, вспомнив, что выпало ему в то лето на Хамар-Дабане, достал сигарету, закурил. Когда потом друзья расспрашивали его о том злополучном походе, Олег отделывался одним словом: прошел.
Кроме Лёни и Лидки в ту пятерку входили еще двое: Арнольд Вайсман и Митя Буркин. И оба они остались в команде, как на то надеется Олег, навсегда. Митя — его правая рука, бессменный завхоз и комендант лагеря на дневках. Арнольд же спустя два года взял на себя проверку новичков в тренировочных походах. Взял не случайно: уж больно круто обломались они с Мишаней и сестрами Беликовыми. Спустя еще три года надежным напарником Арнольда стал Коля Привалов. Жаль, что в этом году Коля с ними не пойдет. Причина более чем уважительная: в середине мая уезжает Коля на полгода в Японию стажироваться. Впрочем, сегодня Коля непременно будет: пожелать удачи, попрощаться и вообще, «надышаться перед отбытием на восток».
Олег посмотрел на часы: минут через десять начнут подтягиваться остальные. Он же сегодня вынужден был приехать чересчур рано: на этот раз застолья в их отделе не было, не до застолья всем было, бушевал в отделе скандал. И что самое обидное, он, Олег, оказался в центре этих распрей. По вине Маши Кашиной, новой сотрудницы отдела, девицы вздорной, привыкшей, что все ее прихоти окружающие принимают как должное и исполняют с радостью. Наверное, первый раз обломалась: в их отделе человека оценивают не по смазливости мордашки, а по уровню компетентности. А вот с профессионализмом у Маши туго получается, мягко говоря, слабенький она специалист. Олег украдкой полуобернулся, почувствовав на себе чей-то взгляд: черт, две женщины лет тридцати — тридцати пяти восторженно смотрят на него. Он нахмурился: женское внимание к своей особе не переваривал настолько, что слыл женоненавистником. Были на то причины. Буркнув, черт с вами, глазейте, Олег нарочито погрузился в воспоминания.
Да, второй поход Команды был куда менее удачным: Мишаня Дудко оказался в полном смысле слова маменькиным сынком, а Инна и Света Беликовы явно были озадачены поиском вариантов замужества. И когда поняли тщетность своих помыслов, обратились в двух стерв. И тут же получили от насмешливого Арнольда меткое и унизительное прозвище «телки». Зато еще в том походе он, Олег, понял необходимость иметь вот таких телок: на них он вымещал раздражение и дурное настроение, придираясь к каждому пустяку, а то и попросту придумывая якобы сделанные ими прегрешения. Поскольку же Инна и Света чуть ли не с первого дня раздражали всех — и особенно Лидку — сочувствия они не встречали.
В том же году в поезде, уже возвращаясь, они познакомились с двумя туристскими группами: одна из западного Подмосковья, а вторая — из Вязьмы. Всех их роднила привязанность к северным и сибирским горам. Там же, в поезде, договорились и о встречах. Осенний слет назначили на первые выходные октября, а весенний — на предпоследние выходные апреля. Легко договорились и о месте проведения слетов: район станции Партизанская, всем удобно. К тому же у Льва Барашкина, руководителя вяземской группы, в тех краях жили друзья, туристская семейная пара, уже закончившая активную туристскую жизнь, но, уверял Лев, они с удовольствием займутся организацией слетов. Начатая тремя группами тусовка постепенно увеличилась. Сложилась и ее структура: восемь постоянных групп составили костяк тусовки, а все остальные, сиречь, любопытствующие, в своей массе способные сходить в один, максимум, в два похода, образовали массовку. Впрочем, были и приятные исключения: из массовки в Олегову Команду влились Петя, Ева, Леша и Настя. Хорошие ребята, особенно Ева, первая и пока единственная в их Команде, совмещавшая спортивность с женственностью. Но в основном из числа примкнувших к этой тусовке девиц Олег черпал телок-однопоходниц. Была в компании еще одна группа, державшаяся немного особняком: Кузьма и его девять женщин. Какой может быть горный туризм, пусть и с исследовательскими целями, в таком составе, Олег понять не мог. Горный туризм — занятие в основном мужское, женщин там единицы, причем, таких, как Лидка. Или Лиза, жена Левы, руководителя вяземской группы. У группы, в которой один мужчина и несколько женщин, не походы, а пошлая развлекаловка, щедро сдобренная женскими сварами и истериками. Но, тем не менее, Кузьму руководители групп ценили и уважали. И Олег не был исключением. У Кузьмы, действительно, была исследовательская жилка. Он собрал досье на все северные и сибирские горы, где были не только литературные данные, но и его собственные наблюдения и изыскания. А возможности проводить изыскания у Кузьмы были отменные: заработав в первые годы перестройки солидный капитал, он в девяносто седьмом году с выгодой продал все свои предприятия и фирмы и отдался целиком горному туризму. Жил он со своим женским кагалом где-то неподалеку от Партизанской, в коттедже, содержа и себя, и женщин на проценты с капитала. И всю благодатную пору, с первых чисел мая и до последних чисел сентября проводил в походах, тасуя состав группы, чтобы и дом был присмотрен и ухожен, и все женщины побывали в походах.
А в следующем, девяносто пятом году в их Команду пришел Тарас, сослуживец Арнольда, и сразу же влился в ее костяк. На весенний слет следующего года Тарас привел свою старшую сводную сестру Оксану.
— Понимаете, свалилась, как снег на голову, — сказал он Олегу и Мите. — И выгнать ее жалко, и оставлять ее одну в своей квартире не хочу. Можно, я ее возьму в поход? Под свою ответственность, разумеется.
Олег подумал немного — и согласился. В том первом походе Оксана вела себя так, как и положено всякому среднему новичку: в меру безалаберно, частенько смешила всех своими ляпами. И когда женщина попросилась с ними и в следующий поход, Олег не отказал. Может, и потому, что уж очень безропотной была Оксана, спокойно сносила все его, Олеговы, придирки, не огрызалась. Пошла она с ними и на следующий год, в оба похода. И уже в самом конце последнего похода произошла та история, которую ему так хочется забыть, и которая никак не забывается…
…Соня еще раз искоса посмотрела на мужчину с рюкзаком. А что, вполне соответствует Командору, как того им описали: «…строгая мужественность лица, взгляд жесткий, порой становящийся жестоким…». Вот и сейчас во взоре мужчины так и сверкает жестокость. Наверное, заметил ее чрезмерное внимание, осерчал. Соня поспешно отвернулась, чтобы скрыть свою улыбку…
«И чего эти фифочки на меня так пялятся?» — с раздражением подумал Олег. Но тут его окликнул Арнольд, потом подбежала Настя Киселева, Митя… Восклицания, смех, кто-то — он не заметил, кто именно — представил ему двух новеньких — черт, те самые фифочки, чье пристальное внимание столь достало его. Олег рассеянно кивнул, даже не запомнив их имена. Последними прибежали Лидка и Тарас.
— Увольнялась с работы, — радостно сообщила Лидка. — Представляете, не отпускали меня в отпуск. Ну, раз работа мешает походу, то пошла она…
Лидка сказала, куда именно. Тарас и Миша рассмеялись, Олег поморщился: к Лидкиной привычке беззастенчиво употреблять матерные словечки он привыкнуть не мог, не терпел он женской матерщины, прощая ее — и то со скрипом — только Лидке, прощая потому, что это Лидка, надежная во всем и никогда не унывающая. И еще его коробила та легкость, с которой Лидка меняла работы: в их команде только она и Миша Хвостов считали работу досадной обузой, живя исключительно походами. Для остальных же походы были заслуженным, но только отдыхом.
Ради справедливости Олег признавал, что и в этом аспекте ставить знак равенства между Мишей и Лидкой нельзя. Для Миши — в чем Олег был уверен — походы были единственным, всепоглощающим смыслом жизни, у Лидки был еще один, не менее важный — ее мама, ради ублажения которой она забывала обо всем. «Интересно, — вдруг подумал Олег, внутренне усмехаясь. — Что выберет Лидка, если скрестятся поход и мамин вопль: дочь, мне плохо, дочь, ко мне?»
Весело загрузились в электричку, весьма полную, несмотря на поздний час. Поначалу разговоры были сумбурны: некоторые не видели друг друга еще с рождественской встречи у Северовых. Лидка настойчиво уговаривала Колю уволиться и идти с ними в поход, Настя и Леша подкалывали друг дружку, Миша бренчал на гитаре. Только Арнольд обстоятельно расспрашивал о чем-то светловолосую новенькую, ту, что постарше.
— Слушай, Тарас, — неожиданно для самого спросил Олег. — А где сейчас Оксана?
— Не знаю, Командор, — рассеяно ответил тот. — Она же мне не родная сестра, сводная. Да и увидел-то я ее впервые, когда мне было двенадцать лет. А после того злополучного похода она стала все реже и реже встречаться со мной. Когда же мы с Лидой решили пожениться, то вообще, считай, пропала из виду. Даже на нашей свадьбе не была. Только позвонила накануне, поздравила. И с тех пор не объявляется. А с чего это ты ей заинтересовался?
— Пока ждал вас, вспомнилась та история. Ну и…
— Хорошо, что мы с Лидкой тогда удержали тебя.
— Ты уверен?
— Конечно, — рассмеялся Тарас. — Лидка умница: сразу оценила ситуацию и буквально вцепилась в Оксану. Представь себе, что было бы, если бы мы вас не утихомирили?
— Не знаю, — задумчиво сказал Олег. — Да и чего гадать: изменить же нельзя. Ладно, не будем об этом. Не знаю, что это на меня наехало. Что за новенькие-то?
— Впервые их вижу.
— Что ж, дней через десять Арнольд вынесет свой вердикт. Впрочем, в этот раз он будет более чем пристрастен: с ними выходит тринадцать.
Олег и Тарас рассмеялись: суеверность Арнольда была в команде постоянным предметом шуток и подначек. Тут Миша негромко запел Визборовскую: «Нас опять ведут куда-то…». Песню дружно подхватили, и разговор об Оксане, пресекшись, вновь не возобновлялся…
…Когда дружно лезли в вагон, Катя замешкалась. А потому выбора места у нее уже не было, пришлось сесть на единственное свободное, где сидели Командор и еще один парень, круглолицый, улыбчивый, прибежавший к вокзалу последним. И помимо своего желания Катя услышала их разговор о какой-то истории с какой-то Оксаной, сводной сестрой этого Тараса. «Раз они познакомились, когда Тарасу было двенадцать, то у них общие отцы,» — мигом сообразила Катя. Ей стало любопытно, что за история приключилась тогда, почему Тарасу и Лидке надо было удержать Командора. Но как спросишь-то… Катя вздохнула и принялась негромко подпевать…
От станции по знакомой тропинку вышли к дороге, где их уже поджидал Лёня. Быстро загрузились в вахтовый «Урал», купленный Северовыми задешево в самом начале перестройки и поехали.
На месте были уже за полночь и, наскоро перекусив, легли спать. Встали поздно, весело позавтракали и принялись обсуждать маршрут похода. Олег разложил карты, показывал свои наметки. Митя и Арнольд обсуждали варианты аварийных сходов, вносили уточнения. Лидка возбужденно вглядывалась в карты, видя в линиях и точках склоны, реки, вершины и предвкушая борьбу со скалами, камнепадами, покорение грозных вершин. Леня принес три небольшие картины.
— Вот. Чтобы можно было представить, — сказал он смущенно. — Мы же уже были в тех краях восемь лет назад, правда, не в июне, а августе. Сдается мне, ты решил повторить тот маршрут.
— Только заходную часть, — ответил Олег. — А потом мы перевалим через хребет и пойдем к озерам. И выходить будем иначе. Но это вынужденно, ибо четыре года назад станцию Водораздельную ликвидировали.
— Жаль, — вздохнула Ева. — Такая была симпатичная станция. И этот холм с плоской вершиной, где мы стояли. Чудо какое: сбегаешь по левому склону — быстрая речка с холодной водой, по правому — медленная с теплой.
— А какая рыбалка была на медленной речке, черт, запамятовал ее название, — в тон Еве проговорил Арнольд.
— На этот раз вряд ли удастся так покайфовать на выходе, — усмехнулся Олег. — Нынешний маршрут куда напряженнее того, десятилетней давности.
— Это и настораживает, — задумчиво произнес Леша. — Раскладка по времени напряженная.
— Все-таки за восемь лет мы набрались опыта, — отпарировала Лидка. — Можем позволить себе и более сложные маршруты.
— Но в группе две новенькие, — вставила свою реплику Настя. — Да и не в августе мы идем, а в июне. А это север.
Олег нахмурился: в июне на север они ходили всего два раза. И девять лет назад попали-таки в половодье. Конечно, куда лучше было бы идти на месяц позже, но Петя Самойлов просил назначить поход именно на июнь, поскольку потом у него не будет возможности вырваться аж до середины октября. А на их фирме осенью и зимой отпуска дают только в исключительных случаях, к которым желание сходить в поход не относится. Петю поддержал Митя: Маша, его жена, должна была в конце августа рожать, боялся Митя оставить жену перед родами одну, тем более, что у Маши родни не было, а сам Митя порвал всяческие контакты с родственниками восемь лет назад. Вопреки мнению Булгакова, квартирный вопрос испортил не одних только москвичей, но и жителей всех крупных городов нашей страны. Олег вник в проблемы друзей и сразу планировал поход на июнь. А теперь и ему самому ничего не переиграть: еще в январе Василий Романович, начальник их отдела, не без участия самого Олега сверстал план так, что с середины июля начинается разработка новых программ. А раз так, до конца года будет работы невпроворот, не до походов ему будет во второй половине этого года. Шутка ли: закладывается принципиально новая система, которая обеспечит фирму работой не менее, чем на пять лет…
— Резон в твоих словах есть, — проговорил он медленно. — Но неравный по опыту и силам состав группы я учел. Два достаточно сложных восхождения выполним радиалками, новенькие смогут отдохнуть, а еще одно — разделением группы: ударная семерка пройдет траверсом вершины, а остальные обойдут ее вот здесь, через несложный перевал. Встретимся же вот у этого озера…
Ева Штерн, самая слабая в команде, не сдержала смущенную улыбку: вполне можно и ей рассчитывать на две дополнительные дневки.
— …А об особенностях этого района я консультировался с Кузьмой. Как вы знаете, — Олег чуть не сказал все, но вовремя вспомнил о новеньких. — Так вот, многие из вас знают, что группа Кузьмы бывала в этих местах и в июне, и в мае. Кузьма подробно рассказал мне об особенностях тамошних погодных условий. Очень многое зависит от начала половодья и еще больше — от его пика. Маршрут составлен так, что за два дня мы уйдем на абсолютные высоты восемьсот метров и более, где никакое половодье не будет угрозой. Выходить же будем вот по этому водоразделу. Костяк группы у нас сильный и ответственный, так что при необходимости увеличить темп движения сможем, разгрузив тех, кто послабее.
После детального и досконального обсуждения маршрута с удовольствием пообедали: грибной суп, настоящий, насыщенный, жареная рыба с картошкой и пиво. Напитки покрепче пойдут в ход вечером, после бани, поскольку еще не закончили работу. Отобедав и передохнув малость — негоже серьезные вещи обсуждать на сытый желудок, перешли к снаряжению. Лёня и Маша осенью приобрели отличную шестиместную палатку: зимой она Маше нужна, на подледный лов ходить, а летом послужит в походах. Решили так: в новой шестиместке будут жить пять женщин, а мужчины разместятся в двух четырехместках: старой Олега и совсем новенькой Арнольда. Из артельного снаряжения берут два примуса, бензин, разлитый по двухлитровым бутылям, три пятилитровых кана, тент со стойками, чтобы укрывать на ночевках рюкзаки, да и самим в случае чего укрыться от непогоды на маршруте, альпинистское снаряжение, исходя из особенностей и задач маршрута. Еще ремнабор и аптечку. Еды из расчета на девятнадцать маршрутных дня плюс суточный аварийный запас — тринадцать килограмм на нос. Спальники…
— Спальники и рюкзаки у новеньких есть? — строго спросил Олег.
— Есть, — ответила одна из фифочек, черноволосая, ответила, как показалось Олегу, несколько смущенно.
— Арнольд, в тренировочном походе проверь, что за снаряга, лады?
— Проверю, Командор.
Олег впервые за этот день посмотрел на новеньких. На вид, лет по тридцать с гаком. Черноволосая выглядит немного моложе, та, что посветлее — чуточку старше. Впрочем, угадывать возраст женщин — затея пустая. Ясно одно: не девчонки, что его, Олега, радует. На зрелых женщинах проще срывать досаду, виня как в действительных, так и в придуманных ошибках и прегрешениях: новички-парни сразу же начинают огрызаться, а новички-девушки усматривают в придирках черт знает что, а то и истерики закатывают.
Знал Олег за собой этот недостаток: потребность выместить на ком-то раздражение, усталость или попросту плохое настроение, и Команда знала, а потому они охотно брали в группу новичков. Не будет новичков, найдет Командор козла отпущения из числа стареньких. Да и устраиваемые Командором разборки оплошностей новеньких развлекали Команду, давая психологическую разгрузку.
Естественно, кого попало не брали: кандидаты в Команду должны иметь опыт хотя бы двух пеших походов, достаточно выносливы и обладать покладистым характером. Проверяли кандидатов в новички Арнольд и Коля, даже время таких походов уже устоялась: на девятое мая и на двенадцатое июня, чтобы каждый раз получились две ночевки с полноценным ходовым днем. Кто-то на этих пригородных походах отсеивался, кто-то, сходив-таки раз в горы, более такого желания не выказывал, и лишь единицы приживались в их Команде.
Женоненавистничество Олега имело вполне реальные корни, уходящие еще в юность. В одном из школьных турпоходов одноклассница при всех обвинила Олега в том, что он подсматривал, когда та писала. Девушка, с которой у Олега к тому времени завязался роман, на следующий же день порвала все отношения. И объяснения выслушать не пожелала. В десятом классе Олег влюбился в восьмиклассницу. Поначалу все шло хорошо, они радостно строили планы на будущее, вместе отпраздновали Олегов выпускной. Через год Олега призвали в армию. Первое время письма приходили через день, потом раз в неделю, раз в месяц… Приехавши в отпуск, Олег узнал, что Настя уже три месяца замужем и ждет ребенка. Были и еще попытки выстроить серьезные отношения, жениться, но все неудачные. Сперва Олег видел причины разрывов в роковом стечении обстоятельств, позже — винил в своих неудачах себя, после провала шестой по счету попытки обзавестись семьей провозгласил виновными женщин и твердо решил: семейная жизнь — не для него. Но монахом он не стал, короткие романы завязывал регулярно, строго придерживаясь трех ограничений: не давать женщине и тени надежды на какое-либо развитие отношений, никаких приключений на работе и даже намека на заигрывание в походах. Нелегко ему достались эти истины: ценой изгнания из институтского турклуба, отказа в направлении в институтскую же аспирантуру — припомнили ту историю — и одним махом подписанного заявления об уходе по собственному желанию задолго до истечения срока работы по распределению. Да и объяснения в отделе кадров на новом месте работы, почему уволили менее чем через год после окончания института, были не из приятных…
…Соня и Катя пристроились в углу комнаты, внимательно слушая рассказ Командора о предстоящем походе. Рассказ этот как-то не очень соответствовал тому, что им говорили в марте, уговаривая провести июнь в нетрудном походе с хорошей кампанией в горах, и женщины переглянулись недоуменно и немного испуганно. Впрочем, деваться им было некуда, деньги на билеты они уже сдали, работу, считай, потеряли, жилья у них до последних чисел августа не будет. Так что пути назад нет…
…- Митя, раздай всем билеты. Ого, — проговорил Олег, разглядев номер поезда. — Как ты умудрился тринадцать билетов купить в один вагон, рядом, да еще в начале? И на самый удобный поезд, а не на треклятый скоро-медленный? Фантастика!
— Секрет завхоза, Командор, — усмехнулся Митя.
— Да, — протянул Арнольд. — Недаром тебя прозвали Магом. Кто не сдавал деньги — мигом гроши на стол. Наш завхоз маг, а не Ротшильд.
Завершала этот день традиционная баня: огромный дом Северовых строил еще Машин дед, потомственный помор. Строил по северному: все под одной крышей. И баня просторная, на большую семью. Это уже Маша и Лёня, когда их дом стал местом предпоходного сбора Олеговой Команды, разделили ее на две части: мужскую и женскую, раньше-то баня была общая. Напарившись, Олег вышел на крыльцо покурить. Почти тут же вышла из дома и Лидка.
— Красота, — удовлетворенно выдохнула она. — Что ни говори, нет ничего лучше Северовской бани.
— Лучше гор и походов? — насмешливо спросил Олег.
— Ну ты сказанул, — рассмеялась Лидка. — Горы и походы — это вообще вне сравнений. Я говорю о цивилизованном мире, в котором приходится существовать между походами.
— А, — протянул Олег. — Тогда ладно. А то я решил было, что ты с походами завязываешь и переселяешься к Северовым. Места-то у них в доме полно.
— К Северовым хорошо приезжать, но не жить, — серьезно сказала Лидка. — Так спокойно и безмятежно жить я никогда не смогу. Мне темп нужен, возможность поскандалить, выказать себя. И потом мама. Она же городская женщина.
Олег понимающе кивнул: мама для Лидки была второй страстью, вторым смыслом жизни. А может, и первым. Интересно, что она выберет, коли прижмет: поход или маму?
— Как новенькие? — спросил он затягиваясь.
— Клеевые женщины, — хмыкнула Лидка. — Телеса — закачаешься. С такими телесами не в поход, а в натурщицы к хорошему художнику. К Лёне, например…
Лидка, щедро употребляя соответствующие словечки, принялась детально описывать тела новеньких так, как описывала когда-то тело Евы, потом тело Насти. Вот такие Лидкины описания Олег всегда слушал, не морщась, считая, что без этих словечек тут не обойтись. Хотя ее цинично-издевательское отношение к другим женщинам удивляло: как-никак сама же женщина.
— Я не об этом, — хмыкнул Олег, с некоторым сожалением прерывая Лидкины откровенно натуралистические излияния.
— А что еще можно увидеть в бане, — усмехнулась Лидка. — Парились от души. Поговорила я с ними немного. Вроде все понимают.
— Надеюсь, ты объяснила им, что к чему. А то получится, как с Шурой.
С Шурой Долгиной в прошлом году получилось плохо. Весь поход терпела она придирки Олега, а уже в поезде обозвала его мужланом и солдафоном, а всей Команде сказала, что больше с такими выродками ходить не будет. А потом слушок пошел о Команде, нехороший слушок. Слава богу, знали Олега и его Команду все старики из их туристической компании, знали и уважали. Потому слушок и приглушили. Но повторения такого оборота ни Команде, ни ему, Олегу, не нужно.
— А как же, — хмыкнула Лидка. — Даже предупредила, что кликать их будешь телками. Ты же не удержишься.
— Не удержусь, — рассмеялся Олег. — Ну и что они на это сказали?
— Переглянулись, а потом та что потемнее говорит как бы сама себе: что ж, пусть прозывает телками. Вторая же только рассмеялась. Будем надеяться, что шуму после похода поднимать не будут. В общем, первое впечатление неплохое, а подробнее тебе дней через десять расскажет Арнольд. Да, рассказала я им для острастки, как ты тогда с Оксаной обошелся.
— Зачем? — нахмурился Олег.
— Не знаю, — пожала плечами Лидка. — Вспомнилось вдруг — и рассказала. Во всех подробностях, да от себя еще присочинила, чтобы уразумели, что бывает с нарушительницами дисциплины.
Олег помрачнел. Еще одну Лидкину черту он плохо переваривал — активное женоненавистничество. Любила Лидка смачно пересказывать почерпнутые, как она уверяла, из книжек описания унижений женщин, показывать соответствующие фотографии и рисунки. Олега это коробило: мужчина-женоненавистник — это еще куда бы ни шло, понять можно, но женщина-женоненавистница — это какая-то патология…
…Светловолосая, коренастая женщина подошла к Соне и Кате, оценивающе осмотрела их голых, хмыкнула презрительно. От ее взгляда Катя даже поежилась, почудилось, будто выставлены они с Соней на невольничьем торгу, а женщина эта из покупательниц, сейчас щупать будет: стоит ли купить, а если стоит, то за сколько.
— Так вот, девочки, — строго сказала женщина, наконец-то посмотрев им прямо в глаза. — Порядки в нашей команде строгие: никаких романов, никакого кокетничества, заигрываний. Так что на время похода забудьте о всех ваших матримониальных устремлениях и чаяньях. Понятно?
— На наших матримониальных надеждах мы давно поставили крест, — тихо сказала Соня.
— Хотелось бы верить, — ухмыльнулась женщина, переводя взгляд на Катины груди.
Взгляд был такой, что Катя не выдержала, покраснела.
— И еще усвойте: Командор наш — мужик суровый, к женщинам-новичкам строг до придирок, — продолжала женщина строгим голосом, совсем не вязавшимся с выражением ее глаз. — И Команда его в этом поддерживает. Звать вас будут телками, так уж у нас заведено. И каждой вашей оплошности спуску не будет.
— Что, могут и физическое воздействие применить? — фыркнула Катя.
— Командор — может, — взгляд женщины стал жестким. — И применил к одной такой.
— Как применил? — непроизвольно вырвалось у Сони.
— А вот так. Раздел догола и выпорол прутьями. При всех. Уж как та ни умоляла о пощаде, не смягчился Командор, не сжалился. Вот такой он, Олег. Но зато и положиться на него можно, как на каменную стену. Никого в беде не оставит, из любой передряги вытащит.
— А как выпорол? — вдруг вырвалось у Кати. — Как это произошло?
— Любопытно стало? — вновь усмехнулась женщина. — Что ж, расскажу во всех подробностях. Может, и на пользу мой рассказ пойдет. Произошло это на переправе…
…После бани все вновь собрались в большой зале на первом этаже. На столе появились бутылки с водкой, настоянной на лесных ягодах — клюкве, малине, бруснике. Разговоры стали веселее, вспоминали всякие походные истории и казусы, подшучивали друг над дружкой. Новенькие поначалу смущались, отмалчивались, но вот Леша, как бы ненароком, вовлек в общий разговор Соню, Ева о чем-то спросила Катю, и сковывающее обеих новеньких женщин смущение незаметно исчезло. Засиделись далеко за полночь.
…- Ну, как новенькие? — спросил Тарас Лидку, когда они остались наконец-то одни.
— А что тебя интересует? Телеса их?
— Не только, — усмехнулся Тарас.
— Не только поймем в походе. А на телеса их не очень-то заглядывайся, муженек.
— А все-таки?
— Ишь, ты, — не выдержав строгого тона, расхохоталась Лидка. — Ну и как тебе рассказывать: откровенно или по-книжному?
— Давай откровенно, — рассмеялся Тарас. — Да, об Оксане ты им рассказала? А то, сдается мне, та, что помоложе слышала наш разговор с Олегом. И чего это Командору эта дура припомнилась.
— Об Оксане рассказала.
— Присочинила?
— Еще как. Напоследок сказала, что только мы с тобой способны уберечь их от позора. Но кажется, так и не испугала. Ладно, слушай откровенно о телесах…
…- Соня, а как тебе показалось: то, что рассказывала эта женщина, действительно было, или она нас пугала?
— Не знаю, — сонно проговорила Соня. — Давай спать.
— А вдруг все так и было? Скажи, Соня, а ты бы позволила раздеть себя на глазах у всех?
— Я бы сама разделась.
— Думаешь, так лучше?
— Да. И спи. Все равно ничего уже не изменишь. В гостинице нам месяц не прожить.
— А может, поищем все-таки другое жилье?
— У нас времени нет. Если не закончим работу к концу мая, подведем и себя, и Алексея. И без денег останемся. Спи…
…Следующий день в основном отдали отдыху, как бы походя распределив обязанности по закупке продовольствия и медикаментов для похода. Новеньких поручениями, естественно, обошли: тут опыт нужен, понимание…
…Арнольд позвонил Олегу одиннадцатого мая в самом начале рабочего дня. Настроение у Олега было неважное: скандал на работе набрал вновь обороты. Кашину неожиданно поддержала Клавдия Васильевна, заместительница главбуха, через час предстояла разборка в кабинете у Генерального. Да еще накануне вечером позвонила Маша Северова: Лёня попал в больницу с гнойным аппендицитом, в поход идти не сможет. Олег в ответ только вздохнул: вот и первая неприятная неожиданность.
— Возможность говорить есть? — первым делом спросил Арнольд.
— На всякий случай говори коротко, самую суть.
— Если самую суть, то так: снаряга явно не новая, в походы с ней ходили. И отнюдь не в походы выходного дня. Но у меня создалось впечатление, что этих женщин кто-то, знающий мою систему проверки новичков, неплохо проинструктировал. Правда, это только мое мнение. Петя — он тоже ходили с нами — говорит, что я пытаюсь уберечься от тринадцати…
— Можешь более не опасаться, — грустно усмехнулся Олег. — Лёня не идет. Так что нас двенадцать.
— Да ты что! — ахнул Арнольд. — Что с ним случилось?
Олег коротко пересказал услышанное от Маши Северовой.
— А может, это все-таки тринадцать наколдовало?
— Брось, — усмехнулся Олег. — скорее уж кто-то оберегает нас от сего рокового числа. А чего это Петя рванул с вами в поход? Никогда с ним такого не случалось.
— А он еще у Северовых попросился, — ответил Арнольд. — Сказал, что с майским походом у него не сложилось, хоть с нами сходит. Ты же знаешь: у него на фирме эта идиотская майская повинность.
Олег усмехнулся: в фирме, где Петя работал старшим менеджером по рекламе, действовало глупейшее правило: между первым и девятым мая центральный офис не работал, объявлялся общий отпуск. Оставшиеся три недели сотрудники центрального офиса должны были отгулять летом, в крайнем случае, в сентябре. Поначалу это ограничение доставляло Команде массу неудобств: они уже привыкли ходить в походы дважды в год по две недели. У Олега даже было желание отчислить Петю из Команды. Но при трезвом размышлении он решил этого не делать: во-первых, парень в целом неплохой, хотя и не без недостатков. А у кого их нет, недостатков-то? Во-вторых, трехнедельный маршрут можно было проложить по местам более дальним, а потому и более интересным. И наконец, оставшуюся неделю от отпуска остальные члены Команды могли использовать для своих личных дел, снимая таким образом напряженности в отношениях с родными.
— Ладно, давай встретимся послезавтра, — сказал он. — Расскажешь все подробнее.
— Договорились. Где встретимся? Может, ко мне приедешь?
Олег замялся: Инга, жена Арнольда, считала походы угрозой для жизни своего обожаемого мужа. Ее статистике несчастных случаев позавидовала бы и КСС. Ехать к Арнольду — значит, спровоцировать неприятный разговор об опасной никчемности туризма. Еще хуже тащить Арнольда к себе, в Электроугли, с почти неизбежной перспективой оставить его ночевать: не любит Инга такие вот отлучки мужа. Не то, что ревнует, а просто на дух не приемлет.
— Давай на нейтральной. Встретимся в семь на выходе из метро «Менделеевская» и посидим в кафе неподалеку…
Не довелось им встретиться у станции метро «Менделеевская»: утром тринадцатого позвонила Инга и, захлебываясь слезами, сообщила, что ночью Арнольда увезла скорая. Диагноз — корь, заразился от племянника, когда они седьмого мая ходили на день рождения к сестре Арнольда.
— Вот, боялась все походов, — всхлипывая, говорила Инга. — А опасность пришла с той стороны, откуда и не ждала. Ну что за напасть. С самой свадьбы ждала беды и дождалась…
В течение дня Олег переговорил с двумя хорошо знакомыми ему врачами. Прогноз был для Олега беспросветный: если проболеет два месяца, то дешево отделался. Вечером он поехал к Инге.
— …внезапно проснулась ночью, а он хрипит. Я ему «Арнольд, Арнольд…», а он не отвечает. Вызвала скорую… Господи, лишь бы выжил… Кто ж знал, что Арнольд раньше корью не болел… Хотя Римка-то наверняка знала, не прощу ей этого…
Олег молча выслушал причитания Инги, подосадовав, что не умеет утешать рыдающих женщин. Когда же она смолкла, протянул ей листок с телефонами.
— Возьми. К этим врачам в случае чего можешь обратиться. Скажешь, что от меня, помогут. Прежде всего, ориентируйся на Артура Львовича, он и специализировался по детским болезням у взрослых.
Просидев еще минут десять, Олег распрощался с Ингой. Из электрички позвонил Пете, договорился на завтра встретиться: больше получить информацию не у кого, Коля уже в пути.
Петя пришел к месту встречи, опоздав минут на пять. Олег поморщился: эти Петины нарочитые опоздания на встречи, в которых более заинтересована другая сторона, коробили. Дошли до небольшого кафе в одном из близлежащих переулков, где — как точно знал Олег — можно было без помех и недорого поговорить.
— Не бери в голову, Командор, — сказал Петя, выслушав пересказ разговора с Арнольдом. — Ничего такого я не приметил. Ты же знаешь, Арнольд считает свою систему проверки новичков уникальной, хотя она основывается на элементарных походных требованиях. Да иначе и быть не может. Так что любой имеющий опыт маршрутных походов пройдет его тестирование. Это я накололся, поскольку ранее ходил с матрасниками. А Катя и Соня, похоже, ходили с более серьезными группами, вот потому все требования Арнольда воспринимали как вполне естественные. Мое же впечатление: девчонки, что надо, обузой не будут. И снаряга у них на уровне. Правда, спальники легковаты, да ведь не зимой идем.
Поговорив еще немного, разошлись. А на следующий день — новая неприятность: не может идти Настя Киселева, по работе не отпускают. За свою работу Настя, в отличие от Лидки, держалась зубами и когтями, упрашивать ее было бесполезно, поэтому Олег ограничился коротким:
— Жаль.
И дальше все шло в этом же духе. Миша Хвостов попался — по его словам — на грубом нарушении правил торговли. Подписка о невыезде. У Евы в Израиле умирает дядя, едет прощаться. Лешу тормознуло-таки начальство: фирма расширяется, его ждет назначение на руководящую должность… Олег стал даже вздрагивать, заслышав звонок мобильника. Числа двадцатого — Олег не запомнил точно дату — позвонила Инга, благодарила за то, что свел ее с Артуром Львовичем, сказала, что недели через две-три Арнольда выпишут из больницы. Олег грустно усмехнулся: в поход-то все равно пойти не сможет.
Вечером двадцать шестому мая позвонил Петя Самойлов и долго мямлил, мол, неожиданно узнали о международной фармацевтической выставке, их фирма будет обязательно участвовать, ему там быть руководителем экспозиции… Олег чертыхнулся: что ж, все ясно: идут они вшестером. Он сам, Лидка с Тарасом, Митя и две новенькие женщины, имена которых он в очередной раз забыл. Надо озаботиться обратными билетами. Впрочем, наверняка Митя уже занимается этим, у него и все паспортные данные в картотеке. А о том, что и Петя Самойлов не идет, он уже знает, не может быть такого, чтобы Петя не предупредил завхоза раньше, чем Командора, жаден Петя до денег. Но все равно, надо денька через два позвонить Мите. И надо собрать всех идущих, выяснить, что закуплено, что нет — как-никак, перед ним отчитались только Ева и Леша.
…Двадцать восьмого утром позвонил Митя.
— Командор, — по голосу чувствовалось волнение и тревога. — Ночью отвез Машу в роддом, схватки начались. — Не доносила она до срока. Час назад позвонили — родила. Сам понимаешь…
— Понимаю, Митя, — подавив тяжкий вздох, ответил Олег. — Обратные билеты еще не брал?
— Не брал. Извини уж, не до билетов было.
— И к лучшему. Кто родился-то?
— Мальчик.
— Что ж, расти будущего туриста. И не сходи с ума, все будет о’кей…
Так, обратные билеты ложатся на него. Жаль, что сегодня нет с собой денег: завтра ехать к заказчику, не до билетов будет. А время-то уходит. Тридцатого утром Олегу пришла гениальная мысль: поручить обратные билеты Тарасу. Или Лидке, благо она уже безработная, свободного времени навалом. Из электрички позвонил Тарасу.
— А я как раз собирался тебе звонить, Командор, — услышал он спокойный голос. — Не идем мы с Лидкой. Мама Лидкина заболела, что-то с сосудами. Так что Лидка — к ней, а я — с маленьким Лешей.
— А почему бы Лидке не взять с собой и сынишку? — поинтересовался Олег. — Заболевания сосудов не заразны.
— Ты что, с ума спятил! — раздался в трубке возмущенный Лидкин голос. — Ты понимаешь: мама больна! Как я туда заявлюсь с ребенком, маме же нужен уход и покой.
Олег молча отключился. Хотел узнать, что для Лидки существеннее? Вот и узнал. И в ситуации, когда надо бы хуже, да некуда. Он тяжело вздохнул и принялся искать в записной книжке телефоны новеньких: надо срочно встретиться с ними, поставить в известность о том, сколь сильно изменилась ситуация. Звали их Катя и Соня, это Олег установил методом исключения. Договорились встретиться в тот же день, вечером. Для себя он решил, что в поход пойдет даже один: слишком уж настойчиво добивался отпуска именно в июне. И хотя Кашина предстала в этом конфликте отменной дрянью, не будет Олег уважать себя, если вдруг выяснится. что все его веские доводы — туфта. Да и шепотки пойдут, почему это Олег Данилов принялся выживать Машу Кашину. Бухгалтерские дамы точно расстараются, а за ними и другие…
Новенькие оказались симпатичными и сложенными настолько женственно, что сразу же возникали сомнения в их спортивности. Выслушав Олега, они переглянулись и сказали дружно: в поход идем. Олег испытал разом три чувства: удивления, досады и радости. Удивления — потому, что не ожидал быстрого и однозначного ответа, досады — ну и команда ему досталась в этот поход, не дай бог еще раз такую. Ну а обрадовался он тому, что идет все-таки не один: шесть лет назад он рванул в одиночку на Хамар-Дабан и не чаял выбраться. После той авантюры заклялся ходить в походы без спутников, пусть хоть таких, совсем зеленых. Выпадет крайняк, так хоть перевяжут, накормят, а то и до людей дойдут с вестью, что там, в горах, гибнет человек, что помощь нужна…
…Соня с трудом удержала тяжкий вздох. Идут втроем. Тяжко же им придется. И вряд ли Олег ходил со столь беспомощными женщинами. И самое жуткое: он-то уверен, что кое-какой походный опыт у них с Катей есть. Будь неладен тот час, когда они согласились на эту ложь. А мосты-то сожжены напрочь: с работы уволены, сегодня перебрались в пригородную гостиницу, цены в которой им не по карману. Нет у них выбора. Даже признаться во лжи нельзя: скажет Олег жесткое «нет», и что им делать?
— Да, — твердо сказала Соня. — Мы идем.
Катя с мольбой посмотрела на подругу: неужели она согласится, неужели она не понимает, как Кате страшно. Но Соня твердо сказала: идем. И Катя послушно повторила:
— Мы идем.
А еще Кате вспомнились слова той женщины, что, мол, Командор способен и руку поднять на новичков. И особенно он строг к новеньким женщинам, потому как законченный женоненавистник. А защитить их могут только она, да какой-то Тарас. Теперь же выясняется, что ни эта женщина, ни Тарас в поход не идут…
И Соня вспомнила рассказ о наказании Оксаны. «Если по совести, то мы заслужили порку, еще не выехав из Питера, — грустно подумала она. — Тем, что солгали, переложили свои проблемы на плечи совершенно незнакомого нам человека, испортили ему отпуск»…
…Что ж, раз состав определился, надо брать обратные билеты. Невезуха продолжала править бал: билеты удалось взять на самый неудачный поезд, пресловутый скоро-медленный, да еще в купейный вагон. Хорошо хоть, что вместе, а то туда из-за всех этих пертурбаций со сдачей билетов едут в разных купе и на верхних полках. Впрочем, может и к лучшему, что поход сокращается на один день и вернутся они в Москву не в воскресенье, а в субботу.
Решив вопрос с билетами, Олег принялся за прокладку нового маршрута: никаких восхождений, по ущелью ручья Туманный поднимаются к озеру, а далее идут осыпными склонами к водораздельным хребтам…
Но вот и день отъезда, вокзал, призывный гудок электровоза, состав тронулся, по перрону побежали провожающие. Его спутниц, как и самого Олега никто не провожал, что немного озадачило. И вот уже мелькают за окном пригородные поселки, а мысли, обгоняя поезд, убегают в горы: каким же ты будешь, новый поход, какие принесешь находки, какими одаришь разочарованиями…
Только спустя сутки им удалось собраться в одном купе. И тут-то выяснилось, что Катя и Соня имеют, скажем так, весьма странные понятия об укладке рюкзаков. Вспомнив, с какими ладными рюкзаками женщины пришли на вокзал, Олег понял, что в Питере рюкзаки укладывал кто-то другой. Уж не тот ли, кто этих женщин ему и сосватал. Интересно, кто он, этот ретивый? А может не он, а она. Настя Киселева, к примеру. Уж больно странен ее отказ от участия в походе. Или Лидка: эта, конечно же, до последнего надеялась пойти, чтобы самой прикрыть неумелых подруг. «Ладно, вернусь домой — выясню, — подумал он. — Какой тут туристский опыт, если даже рюкзаки укладывать не умеют».
Тяжело вздохнув, Олег принялся переукладывать женские рюкзаки. И минут через пять чуть не грохнулся в обморок: что непромокаемых мешков для спальников и запасной одежды нет — понятно. Можно объяснить, хоть и с трудом, на кой лях взяли мягкие домашние тапочки, зато не взяли запасные толстые носки. Но ночные рубашки — это уже нечто. Неужели они не понимают, что горный поход — это не пикник в подмосковном лесочке. Ну и походец ему выпал, не дай бог повторения…
— Девчата, давайте-ка начистоту: этот поход какой у вас по счету?
— Второй, — смущенно ответила Соня.
— А в первый поход когда, куда и с кем ходили?
— Да в этом году, — удивленно сказала Соня. — С Арнольдом, Колей и Петей на Кендур.
Олег почувствовал, что сползает на пол. Мелькнула даже подленькая мыслишка: а не оставить ли этих спутниц в палатке у станции, а самому пойти-таки в одиночку с тентом? Олег тут же осерчал на себя: не потому ли он ушел от Павла Никодимовича, что тот так и поступил, причем при более надежном раскладе: оставались не две женщины без всякого походного опыта, а парень с девушкой, до этого по разу ходившие. А результате — два трупа. Что же это он сам-то? Нет уж, дорогой Олег, тащи этот крест до конца. Взял их в поход — неси теперь ответственность за них до самой Москвы.
Но уж теперь сомнений нет: кто-то из своих из каких-то еще неведомых Олегу соображений уговорил этих женщин идти в поход, помог им купить хорошую походную обувь, отдал им свои старые рюкзаки и спальники, а потом умыл руки. Ясно, что Лидка к этому не причастна. Неужели Настя? А что, вполне может быть. Она — женщина злопамятная. Решила и ему, Олегу, отомстить за то, что года три держал ее в телках, подсунув настоящих телок, и этим своим подругам за что-то насолить. Да им сам хорош, разозлился Олег на себя. С новенькими даже поговорить не удосужился, не то, чтобы расспросить обстоятельно. Снаряжение их не проверил. Одно слово — дурак. А еще руководитель группы…
Олег, вновь тяжело вздохнув, стал объяснять своим спутницам основы поведения в горах, упирая на жесткую дисциплину и необходимость безоговорочного исполнения всех его приказов. Проведя инструктаж, достал карты и принялся кардинально перекраивать план похода: какие тут вершины с такой группой, пойдут они в обход собственно горного массива, так, чтобы не выше пятисот метров. Сделают круг и с западной стороны выйдут к той же станции. Правда, последние три перехода будут потяжелее, там отроги круче и выше. Ничего: и новенькие уже обретут некоторый опыт, и рюкзаки будут полегче. Дневок надо предусмотреть три-четыре, чтобы и при самых непредвиденных обстоятельствах обязательно дать женщинам два дня отдыха. А какие могут быть непредвиденные обстоятельства? Самое неприятное: они придут в пик половодья. Что ж, это он заметит сразу: ручей Белокрылый наполняется водой только в половодье и при ливневых паводках. Если в этом ручье вода низкая, то или половодье еще не начиналось, или пик его уже прошел. Кузьма говорил, что в этих местах половодье редко начинается мощно, обычно недели две-три набирает силу, разгоняется. Да и обычный срок начала половодья — конец мая. Так что уровню воды в этом ручье вполне можно доверять. Если придут в самый разгар таяния снегов, то поднимутся к верховьям ручья Белокрылый и пройдут к верховьям ручья Вертлявый. Конечно, придется на сложных участках самому переносить женские рюкзаки, но тогда они не будут лимитированы временем. От верховьев Вертлявого сделают пару-тройку радиалок. Ну, остальные непредвиденные обстоятельства привычны: травмы, проливной дождь, плотный туман. В тучу на таких высотах они вряд ли попадут. Как бы то ни было, все эти обстоятельства сводятся к одному: отсидка. А при отсидке продукты тратятся, а силы берегутся. В случае чего возвращаемся старым следом. Главное — как можно раньше оценить стадию паводка. И не промедлить с решением возвращаться. Плохо, что такой вариант маршрута он не рассматривал даже как аварийный выход. А потому и Кузьму об этих местах не расспрашивал…
…Соня думала, как бы она повела себя на месте Олега. Оставила бы одних у станции или все-таки, изменив маршрут, пошла с ними в горы? Судя по тому, как сосредоточенно Олег работает с картой, он выбрал второй вариант. Она впервые подумала о мужчине, с которым ее так неожиданно и странно свела судьба, по-доброму, благодарно. И робко шевельнулась в груди симпатия. Ей даже захотелось сказать Олегу что-то ласковое. Соня вдруг смутилась и отвернулась к окну…
…Катя заворожено смотрела в окно. Вот уже и горы показались. Впервые она видит горы. Какие они грозные издали. Как воспримут они маленькую Катю?..
…Поезд опоздал почти на пять часов, что лишь усилило мрачность Олега. Но вот его щеки ощутили призывную шершавость ветра, глаза обрадовал горный пейзаж, пусть пока еще и незнакомый, ноги рвутся шагать…
Горы их встретили приветливо: несильный ветер приятно холодил кожу, легкие облачка неспешно скользили по небу. Нежарко, правда, градусов пять-семь тепла. Жаль, конечно, что дальние вершины закрыты частью ближними отрогами, а частью облаками, но и открывавшийся вид ошеломил женщин, впервые в жизни увидевших горы воочию…
…Катя несколько минут стояла, открыв рот, восторженными глазами глядя на открывшуюся панораму гор.
— Вот это да, — проговорила она, вдруг поняв, что ей не найти слов, способных выразить охватившие ее чувства. — Какая волшебная красота, Соня…
Соня стояла молча. Горы столь поразили женщину, что ей казалось кощунственным что-либо говорить. «Картины, фотографии, фильмы лгут, — вдруг поняла она. — Чтобы почувствовать горы, надо прийти к ним…»
Олег, давая женщинам полюбоваться горами, не торопил их, не вскидывал свой рюкзак. Стоял чуть поодаль, улыбался. Но все-таки надо идти. Он резким движением вскинул на плечи свой рюкзак. Обе женщины разом обернулись.
— В путь, девчата, — скомандовал Олег, помогая им надеть рюкзаки. — В горы…
В первый день шли небыстро: Олег щадил своих женщин, давая им пообвыкнуться, втянуться в ритм. Да и заходной вес его собственного рюкзака был значительным: более тридцати килограммов. Впрочем и женщинам пришлось нести почти по двадцать, многовато для первого горного похода. Сам собой установился порядок следования. Первым, разумеется, шел Олег. Второй — то и дело радостно восклицая — Катя. Слушая ее возгласы, Олег радовался тому, что хоть в одном ему точно повезло: восприятие гор этими женщинами созвучно его собственному. Нет этого, с некоторых пор ставшего раздражать его, спортивного дробления гор на элементы сложности, нет и всегда бесившего его страха, столь часто проявляющегося у других новичков.
Соня шла последней, нарочито поотстав от Кати: восторженные возгласы подруги мешали ей. Она вдруг поняла, что с горами можно общаться, они слышат и отвечают… Соня разом успокоилась, пришла вера: горы, принявшие ее как свою, оберегут ее, спасут…
Олег, словно угадав Сонин настрой, не корил ее за отрыв. Только время от времени останавливался и терпеливо ждал, когда Соня нагонит их.
Часов в семь вечера они подошли к небольшому, но быстрому ручейку, без труда перешли его по камушкам. Здесь Олег решил расположиться на ночлег, поскольку до следующей переправы им сегодня не дойти, а тащить на себе воду неразумно. Да и прошли все же несколько более четырех километров, неплохо для первого дня. Пусть и по вездеходной дороге, сворачивающей вниз почти у самого ручья, но все равно, неплохо. И уровень воды в ручье успокаивает, невысокий уровень. Может, им повезло, пик половодья прошел, и они без проблем обойдут западную часть горного массива.
— Сбрасываем рюкзаки, — скомандовал он. — Будем устраивать бивак.
Женщины с явным облегчением выполнили его команду.
— А как называется этот ручей? — спросила Соня, усаживаясь на большой камень.
— У него красивое название, — сказал Олег, давно взявший за правило помнить весь маршрут наизусть. — Белокрылый.
_ Белокрылый, — нараспев повторила Соня. — А почему он так называется?
— Не знаю, — улыбнулся Олег. — Может, кто из геологов так назвал в честь красавца-лебедя…
Хотя место для палатки Олег приглядел сразу же, он специально просмотрел еще четыре площадки, подробно объясняя Кате и Соне чем плохо вот это место, а чем — это. Объяснив, почему именно это место наилучшее из всех здесь имеющихся, стал учить женщин ставить палатку. Конечно, провозились куда дольше, чем если бы Олег поставил палатку сам, но зряшной тратой времени он не это не считал, понимая, что обстоятельства могут всяко повернуться. После того, как установили палатку, стал учить своих спутниц, как обращаться с примусом и как разжигать костер, благо сушняка в зарослях ольхи и ивы было много. Поужинав, еще больше часа сидели у костра: спать не хотелось, выспались в поезде впрок, разговор тоже не очень клеился: Олег пытался угадать, минуло половодье или нет. Судя по уровню воды в ручье — чуть выше щиколоток — можно надеяться, что вода уже спадает. Может, верно говорят, что новичкам и дуракам везет. Если так, то их шансы высоки: с точки зрения этой пословицы, состав группы оптимальный — две новенькие и дурак в качестве руководителя. Отменная, можно сказать, по составу группа.
Его спутницы заворожено глядели на вздымающиеся вокруг хребты.
— Какая чарующая красота, — чуть слышно прошептала Соня. — Неужели это явь, а не сон… Катя посмотри: облако медленно взбирается по склону горы…
Олег поднял голову и улыбнулся:
— Еще и не такие красоты увидите. Горы, это…
— Соня, Олег, смотрите: солнце зажгло облака, — восторженно вскрикнула Катя. — Вечер уже, а оно так высоко. Волшебство…
— В этих краях как раз сейчас начинается полярный день, — улыбнувшись, объяснил Олег. — Пусть и не столь долгий, как на Кольском. Солнце зайдет ненадолго около полуночи.
Однако поздно уже, пора спать. Завтра нам шагать и шагать…
И следующий день прошел достаточно успешно. Утро было тихим, как и вечер накануне, прохладным. От ручья стали подниматься на невысокий отрог, в середине дня спустились вниз, перешли через еще один ручей, Вертлявый — Олег упредил вопрос, сразу назвав ручей по имени — несколько более полноводный, вода на стремнине достигала середины голени. От ручья вновь начался подъем, заметно более крутой, поэтому шли серпантином. Но все чаще стала проявляться недисциплинированность и безалаберность обеих спутниц Олега: то одна решит спрямить путь и ее приходится медленно выводить с сыпухи, то другая отправится по нужде за бугорок, а за бугорком-то обрыв. Бросишься подстраховать ее, так тут же истошный крик «Не подходи!» и почти тут же еще более истошный «Ой, я падаю!». Олег хмурился, объяснял в который раз, что в горах не надо искать укромное местечко, достаточно сказать: «Не смотрите в мою сторону». Обе женщины согласно кивали головами, но спустя несколько часов все повторялось вновь. Тем не менее, они все дальше и дальше углублялись в горы, Катя то и дело восторженно ахала, восклицала, порой даже подпрыгивала от рвущегося восторга. Соня шла, тихо улыбаясь своим думам, радуясь знакомству с горами. Настроение Олега понемногу улучшалось, крепла надежда на благополучный исход похода. К вечеру перешли вброд ручей Студеный, столь же полноводный, как и предыдущий, прошли метров пятьсот вверх по течению, остановившись на ночлег в том месте, где от долины ручья ответвлялось идущее вправо с подъемом ущелье: по нему Олег рассчитывал миновать крутые осыпи и выйти почти на самый верх отрога. Олег нашел приемлемую площадку как раз на стыке обоих ущелий, поставили палатку.
— Вот что, Олег, — решительно сказала Соня. — Поскольку на тебя — из-за нашей неумелости — ложится большая нагрузка на маршруте, готовкой будем заниматься мы с Катей. Да и дело это более женское, нежели мужское.
— Будь по-вашему, — улыбнулся Олег. — Тогда готовьте ужин, а я пройду по боковому ущелью, посмотрю, нет ли неприятных сюрпризов.
Когда он вернулся, ужин был уже готов. Поели, болтая о пустяках. Девчата быстро сполоснули миски и забрались в палатку, намаялись за день. Олегу же, несмотря на усталость, не спалось. Сидел у костра, смотрел то на огонь, то на бегущие неподалеку воды ручья. «А ведь хорошие они женщины, — вдруг, ни с того, ни с сего, подумал он. — Ты же, дурак, живешь неприкаянный. Ведь уже пятый десяток разменял…». Осерчав на себя закурил. «Брось, — прикрикнул сам на себя. — Только походных романов тебе и не хватало. Лучше прикинь завтрашний отрезок маршрута»… Но о завтрашнем отрезке маршрута не думалось. Мысли вновь и вновь возвращали Олега к «его» женщинам. «Катя более озорная и более стыдливая. Соня на второй день усвоила: по нужде никуда не отходить, а Катя, похоже, не может себя переломить, ищет хоть какое укрытие, стыдясь не только меня, но и Соню. И частенько выбирает для своих делишек места, где не то что присесть, стоять не рекомендуется. Дважды чуть не сорвалась. И оба раза: сначала кидается мне на шею: спас, а потом вскрик ужаса: я же без трусиков. А уж озорство… По ее поведению, Кате больше двадцати не дашь. И ей все время кажется, что я нарочно преувеличиваю опасности, пугая их. Скажешь: на этом участке у каждой из вас постоянно должны быть две точки опоры, одновременно ногу и палку от земли не отрывать. Так Катя именно на этом участке не только демонстративно идет без палки, но и подпрыгнет где-нибудь посередине. Однажды подпрыгнула так, что чуть не покатилась кубарем по склону. Соня совсем другая, спокойная, рассудительная, но способна так глубоко уходить в себя, что уже не видит нас с Катей. Быстро поняла: отходить по нужде за камни опасно. Но теперь перехлест в другую сторону: чувствую, отстала, оборачиваюсь, а Соня сидит на корточках метрах в двадцати от нас. Потом выговариваю ей, что же не крикнула, не предупредила, чтобы не оборачивались. «Разве? — отвечает она отрешенно. — Впрочем, да, замечталась…». И ее отставания. Наверное, Катина восторженность и моя сосредоточенность на маршруте мешают Соне внимать горам. Но она так уходит в себя, что не следит, как именно я шел. Заметила: мы остановились, ждем. Улыбнется застенчиво и идет прямо на нас. А я здесь обходил курумник с неустойчивыми камнями. Кричу ей, но она не останавливается, идет, как и шла, словно не слышит. И на переправах то же самое: сколько ни говори, Соня не смотрит, где я иду, на какие именно камни ступаю. Поскользнувшись, размахивает руками, стараясь сохранить равновесие, вместо того, чтобы зафиксироваться палкой…
Он вздохнул, подумав: «И все же они очень хорошие женщины. И горы воспринимают также, как и я». Еще раз вздохнул и полез в палатку…
Последующие трое суток слились в один непрерывный кошмар. Впрочем, начало третьего дня не предвещало особых неприятностей, хотя утро встретило их моросящим дождем и довольно сильным холодным ветром с севера. Северному ветру Олег даже обрадовался: такой ветер притормозит половодье. Поначалу шли достаточно ходко, но спустя два часа моросящий дождь сменился ливнем с градом, пришлось пережидать, укрывшись тентом. Когда же стихия стихла, выяснилось, что сидевшая, как и он сам, сбоку, Катя умудрилась перекрутить тент, и внутренняя сторона его тоже намокла. Олег тихо выругался. Хорошо еще что дождь перестал, а ветер усилился. Олег объявил обед, и пока грели воду, тент почти просох. Быстро собрались и пошли дальше. Спустя часа полтора Олег заметил, что Катя прихрамывает.
— Ушибла ногу? — спросил он.
— Нет, натерла, — улыбнулась женщина.
— А ну, разувайся, — приказал Олег.
Увиденное лишило его дара речи: оказывается, Катя все это время шла не в толстых носках, а в тонких чулках. Точнее, в том, что от этих чулок осталось.
— Ты что, с ума сошла! — рявкнул он. — Живо снимай эту рвань. В толстых носках по горам ходят, в толстых носках. Одевай пока свои тапочки, пригодились. И ты тоже разувайся! — приказал он Соне.
Женщины беспрекословно подчинились. У Сони на ногах оказались тонкие, уже сильно драные гольфы.
«Сам хорош, — вдруг рассердился на себя Олег. — Надо было еще в Питере объяснить им, что должно брать с собой в поход!».
И непроизвольно покраснел, вспомнив, каким взглядом его одарила Света Гвоздичкина, когда пятнадцать лет назад он пытался ей и еще двум девушкам объяснять, какие по его, Олеговым, соображениям должны быть женские походные трусики и лифчики.
«Черт, неужели все-таки к этому причастна Настя? — зло подумал он. — Не понимает разве, что после такой выходки ей в Команде не быть? Стоп. А почему меня так зациклило на Насте? Ведь есть куда более реальная версия — Шура Долгина. Эта-то ничем не рискует. Более того, выигрывает, провоцируя конфликты куда как серьезнее. Она ведь не знает, не догадывается, что поход, считай, не состоялся, втроем мы в горах. Была бы здесь вся Команда, подумать страшно, чем бы обернулись злополучные чулки. А осенью, на традиционном слете, не одна Шура, а вся троица обвинила бы Команду в издевательствах. Такое может пробить стену доброжелательности: два года подряд конфликты. Но ведь все же кто-то из Команды привел их? Погоди, а если все проще? Шура была на весенней тусовке? Была. И наверное, привела с собой этих женщин. Те познакомились с кем-то из его Команды. Скорее всего, кто-то из массовочных девиц познакомил, эти всегда готовы оказать услугу таким, как Шура. Ну а дальше все понятно. И все равно надо разбираться, ибо нарушено основное правило: привел новичка в группу — отвечай за него».
— Ну что мне с вами делать, — вздохнул Олег и принялся ставить палатку.
Пока он обрабатывал и перевязывал Катину ногу, Соня решила вскипятить воду для чая. Снимая котелок с огня, она не удержала его и обварила бедро. Выскочивший на ее крик из палатки Олег только тяжко вздохнул и занялся лечением Сониного ожога. Покончив с перевязками, он напоил обеих страдалиц чаем, выдал из своих запасов по паре толстых носков и, велев обеим лежать и носа не казать из палатки, отправился на разведку. Вернулся он часа через два вполне довольный: ущелье вполне проходимо, самое его верховье сположено снежником, причем фирновым, по которому они без особых проблем выйдут завтра наверх. За снежником — неширокая каменная осыпь, плавно переходящая в курумник. Судя по карте, метров через шестьсот-семьсот вход в ущелье, по которому течет приток Заячьего ручья. После переправы через этот ручей вполне можно объявить первую дневку, как следует подлечить страдалиц, да и детально разобрать их ошибки. Сейчас же главное, чтобы у Кати и Сони к утру поджили ноги…
…Соне не спалось. Вроде и устала сегодня, даже спала перед ужином. А вот после ужина забралась в спальник — и сон как рукой сняло, не может уснуть, хоть плачь. Вот уже и Олег влез в палатку, забрался в спальник и уснул, тихо посапывая. И Катя спит безмятежно. А ей, Соне, все не спится. И на левом боку пробовала, и на правом, на спину легла, на живот. Нет сна. Осторожно, чтобы не потревожить спящих, вылезла из палатки, прошлась немного, стараясь не отдаляться от лагеря. Присела на камень, пригорюнившись: и устала, и уснуть не может. Да и как-то тревожно на душе. Все ей чудится: горы пытаются предупредить ее, остеречь. А она вроде и слышит все, но понять ничего не может. И вдруг Соня почувствовала, что засыпает, что еще немного — и уснет она прямо здесь, на этом камне. Она вскочила, быстро юркнула в палатку, забралась в спальник и тут же провалилась в сон, тягучий, липкий…
…Олег проснулся среди ночи, вылез из палатки, огляделся. Плотный туман полз вверх по ущелью, видимости, почитай, никакой. «Если к утру туман не рассеется, придется стоять, — с удивившем его спокойствием подумал Олег. — Вот уж некстати. Выбраться бы на отрог, оглядеться».
Он закурил, все еще удивляясь безмятежности своего настроя. «С чего бы это? — подумал он, безуспешно пытаясь рассердиться на самого себя. — Никаких причин для благодушия нет. Вчерашний день, считай, был неудачным: и прошли мало, и кто знает, смогут ли женщины идти завтра. Низкая облачность закрывает хребты и вершины, не дает понять, как там с половодьем-то. А ты сидишь, дурашливо улыбаешься, словно не в горах с двумя новенькими, а на тусовке на Партизанской. Что с тобой творится, Олег?». Но серьезность не приходила, более того, охватывало его какое-то незнакомое дотоле чувство. Может, этот настрой принес сон. Да, конечно, сон. Дай бог вспомнить, что же ему приснилось…
Олег наморщил лоб, припоминая, что же все-таки снилось. И вдруг вспомнил. Вспомнив же, тут же нахмурился: так вот что привело его в сие странное настроение. Поистине, человеческая психика — штука загадочная. Он попытался вырваться из цепких объятий этого дурацкого сна. Не смог. Оставалось одно: еще раз пережить этот дурацкий сон, разрушить его чары. Олег прикрыл глаза — и вновь увидел то, что случилось почти девять лет назад. Увидел так, как никогда раньше не видел: словно витает он над местом этой злополучной переправы и видит все и всех…
…Вот к правому берегу реки спускается с отрога группа туристов, впереди Командор, веселый — поход прошел хорошо, через три дня едут домой — уверенный в себе. Останавливает группу. Все сбрасывают рюкзаки, начинают раздеваться. Командор, раздевшись первым, выбирает место для переправы. Митя, тоже уже раздевшийся, спускается ниже по течению, готовится страховать. Оба не обращают внимания на вспыхнувшую вдруг перебранку: Лидка выговаривает Оксане: почему утром не надела купальник? Та огрызается: ее трусики куда скромнее, чем Лидкин купальник, неважно, что на самом интересном месте цветок.
Олег от неожиданности открывает глаза: вот тебе на. Неужели действительно была эта перепалка? Странно, что он никогда не вспоминал этот инцидент. Что же еще ему предстоит увидеть?..
Командор входит в воду, идет медленно, потом быстрее, вновь замедляет шаг, останавливается, с минуту стоит, рассматривая дно реки, противоположный берег, возвращается.
— Ну как? — окликает его Арнольд.
— Переправа несложная, — отвечает Командор. — Перейдем без сучка и задоринки. Давай стропу…
Видение вдруг перескочило вперед, пропустив большой кусок переправы. Командор опять на правом берегу. Оксана просит разрешения перейти реку самостоятельно. Ее поддерживает Лидка: как-никак, у Оксаны этот поход четвертый, пора. Командор, чуть подумав, соглашается: переправа несложная, да и пойдет без рюкзака.
— Пойдешь после Лидки, Тараса и Володи, — говорит он Оксане. — Будь внимательна: за буруном быстрина.
Через реку переходят Лидка и Тарас, быстро сбрасывают рюкзаки, отходят от переправы метра на два вверх по течению, усаживаются почти на самом берегу, о чем-то переговариваются, смеются.
Переправляется Володя. Когда он доходит до середины реки, в воду спускается Оксана, цепляет карабин за стропу. Командор внимательно следит за каждым шагом женщины: хоть переправа несложная, да идет-то Оксана самостоятельно впервые. С того берега за переправой Оксаны внимательно следят Лидка и Тарас. Даже разговор прервали. Лидка вдруг встает и взмахивает рукой, словно подает Оксане какой-то сигнал.
Володя уже выходит на противоположный берег. Оксана же подходит к буруну, останавливается. Затем… О господи, она что, рехнулась?! Женщина отцепляет карабин от стропы, поворачивается лицом против потока и делает шаг, другой, уходя от разведанной трассы переправы, разворачивается, чтобы идти к противоположному берегу, тут же спотыкается, несколько секунд беспомощно размахивает руками, пытается восстановить равновесие и, нелепо взмахнув руками, падает лицом вниз. Командор бросается в реку…
Сейчас Олег явственно видит: Лидке и Тарасу было сподручнее всех устремиться на помощь Оксане. Они и ближе к лежащей в реке женщине, и между ними и Оксаной каменистая, хорошо просматриваемая с берега отмель. Но они не двигаются с места. Более того, вновь весело разговаривают, словно не видят случившегося.
На помощь Командору бросается Володя. Вдвоем они вытаскивают Оксану на берег…
Снова разрыв. Теперь Олег видит концовку этого происшествия.
Уже все переправились, разожгли костер. Оксана сидит на корточках у огня, греется, сушится. Чуть поодаль стоит Володя. К костру подходит Командор. Оксана поднимает голову и говорит смущенно:
— Не устояла-таки. А казалось, легко перейду…
— Да за такие шуточки…, - взрывается Командор, понявший, что выходка Оксаны не была случайной. — Да за эту выходку…, - он на минуту запнулся и вдруг выпалил совсем не то, что собирался сказать. — Выпороть тебя надо за такую шуточку, вот что.
— Да уж, заслужила, — насмешливо бросает Володя.
— Коли считаете, что заслужила такое наказание, то выпорите, — спокойно говорит Оксана. — Сопротивляться не буду. А бросаться такими словами тебе, Командор, не к лицу.
— Не надо ее пороть, — насмешливо говорит Лидка, подходя поближе. — Много чести…
Сейчас Олег вспомнил: да именно так Лидка и сказала: много чести. Тогда он не обратил внимания на эту фразу, а сейчас вот вспомнил. Отчетливо вспомнил, словно все это было вчера… Почему она сказала именно эти слова? И почему все это вспомнилось именно сегодня? А перед глазами встают новые и новые нюансы, которым Олег тогда, не успевший остыть после случившегося, не придал никакого значения.
— Так не шутят, Командор, — говорит Ева, тоже подходя к костру. — Или извиняйся, или пори ее.
— Так как, Командор? — с насмешливой улыбкой говорит ему Оксана. — Ты всерьез решил меня наказать или брякнул ради красного словца?
— Выпорю! При всех! — говорит Командор, явно влекомый охватившим его бешенством. — Раздевайся!
— Как прикажешь, — тем же насмешливым тоном отвечает ему Оксана.
Женщина встает, небрежным движением плеч сбрасывает накинутую рубашку, заводит руки за спину, явно намереваясь расстегнуть лифчик. К ней бросается Лидка, хватает за руки. К командору подбегает Тарас, умоляет не позорить сестру. Какую-то реплику бросает Володя, какую — не слышно, видно только, что Лидка подбегает к нему и начинает что-то сердито выговаривать, топает ногой. Тарас бежит к Оксане, принимается сердито выговаривать ей. Лидка подбегает к Командору, принимается стыдить его… Вновь Тарас и Лидка меняются местами…
Сейчас Олег явственно видит: Оксана, Володя и Командор совершенно спокойны. Ева смотрит на все происходящее с осуждением и любопытством. А вот Лидка и Тарас явно в истерике … Почему?..
«К чему мне это все сегодня пригрезилось? — Олег наконец-то сумел преодолеть охватившее его благодушное любопытство и рассердиться на нелепость сна. — Что за чертовщина. Хватит копаться в этой чуши, хватит. Жалею я, что ли, что не выпорол тогда Оксану? Не только не жалею, но рад этому. И благодарен Лидке и Тарасу: удержали от такой идиотской выходки. Все, ставлю на точку и запрещаю себе впредь думать об Оксане, о той злополучной переправе. У меня есть заботы поважнее, чем эти глупости. Началось или не началось половодье?»
Олег достал из непромокаемой сумки несколько листков: распечатанные для него Кузьмой сведенья о половодьях в этих местах, принялся перечитывать их, вспоминая свой разговор с Кузьмой.
«Как правило, половодье начинается постепенно, набирая силу в течение недели, а то и полутора, — говорил тогда ему Кузьма, перелистывая свое досье по этому району. — И у тебя будет пять-шесть дней для того, чтобы уйти из ловушки. Уходить можно и вверх, на водораздельные хребты, и вниз: пока река Ивовая заливает свою широкую и плоскую долину, ее можно перейти: течение не быстрое, глубина не более семидесяти сантиметров. Но не промедли: как только Ивовая зальет свою долину, и скорость течения и глубины начнут быстро нарастать. Если ты к началу половодья переправишься через ручей Туманный, то тебе вообще ничего не страшно.
На памяти старожилов было только одно необычное половодье, когда пришедший с юга мощный грозовой фронт вызвал стремительный подъем воды во всех ручьях. Тогда в этих местах погибло семь туристов: трое попали в ловушку ручья Заячьего, двоих унес ручей Коварный. Еще двое сгинули в истоках реки Обманной, пытаясь выйти на дорогу. По рассказам очевидцев, в том числе и туристов, попавших в этот переплет, я попытался восстановить и проанализировать погодные условия, приведшие к этому катаклизму. Получилась вот какая картина. Ранняя весна, предпосылки раннего же половодья. Но май начинается с похолоданья: устойчивые минусовые температуры, обильные снегопады. В конце мая с севера надвигается влажный северный фронт: в этих местах такие тучи и летом беременны снегом. Холодный и важный воздух провоцирует образование плотной ледяной корки, снижающей интенсивность таяния почти до нуля. В первых числах июня с юга, навстречу ему, стал надвигаться теплый и столь же влажный фронт. В ту злополучную весну фронты схлестнулись южнее железнодорожной линии, вот у этого узла хребтов. Счастье, что в эпицентре людей не было. Но и севернее железнодорожной линии они натворили бед. Часов семь по всей округе бушевала гроза. Ну а в эпицентре вакханалия длилась более трех суток…»
Кузьма замолчал. Казалось, он еще и еще раз переживает это стихийное бедствие, видит гибнущих людей…
«Но такое явление маловероятно, — наконец, вновь заговорил Кузьма. — Из всех моих собеседников только старый путевой обходчик вспомнил, что о таком половодье слышал от своего деда. Мол, тогда тоже гибли здесь люди. Но произошло такое тогда, когда дед этого старика был мальчонкой…»
— Что ж, — тихо проговорил Олег. — Будем надеяться на теорию вероятностей. Жаль, что не догадался посмотреть перед отъездом реальную погоду в этих краях.
Он докурил сигарету, сладко зевнул и полез в палатку…
Утро следующего дня было хотя и пасмурным и холодным — ночью заиндевел тент и замерзли лужи, но без дождя и тихим. Ветер, наигравшись за ночь, стих совсем. Первым делом Олег осмотрел ноги обеих женщин: знакомый врач, порекомендовавший ему эти бальзамы, не подвел, и ожог и растертые раны не просто затянулись, поджили. Первые два часа шли бодро. Но вскоре в ущелье вползло облако, видимость ухудшилась, женщины то и дело спотыкались, падали. Впрочем, пока шли хотя и не быстро, но без особых происшествий, придерживаясь русла притока ручья Студеного. Правда, Катя оборонила часы, и Олегу пришлось возвращаться. К счастью, нашел он их легко: часы упали в воду возле самого берега. Сложности начались с выходом на снежник: сначала не удержалась Катя, упала, поехала вниз. Олег бросился ей на помощь, подхватил женщину, удержал ее. «Черт, — подумал он. — Как же некстати эта наледь. Хорошо хоть лопату взял. А ведь была мысль оставить ее. Мол, невысоко пойдем».
Олег оставил внизу Соню, велев ей все вещи переложить в один рюкзак, а сам повел Катю вверх. Выйдя на каменную осыпь, он пристроил рюкзак понадежнее, усадил Катю на большой плоский камень так, чтобы та не могла сорваться, и пошел за Соней. Когда они преодолели две трети снежника, женщина вдруг вспомнила, что оставила примус. Олег тихо чертыхнулся, довел Соню до Кати и пошел вниз, отклонив все просьбы Сони разрешить ей самой исправить оплошность…
…Дождавшись, когда Олег скроется в облаке, Соня негромко сказала Кате:
— Олег вернется не раньше, чем через час
— Ну и что?
— Поговорить бы надо, подружка.
— Давай поговорим, — согласилась та.
— Тебе не кажется, что в последнее время с нами творится что-то неладное?
— Кажется, — вдохнула Катя. — Ой, как кажется. И вроде стараемся делать все так, как Олег говорит. А выходит все наоборот. Оттого и настроение смурное.
— А Олег нас прощает и прощает, — задумчиво произнесла Соня. — Прощает и прощает…
— А что ему остается делать? — удивилась Катя.
— Мог бы уже и наказать нас, — голос Сони стал строже. — Нельзя нам принимать прощение, нельзя.
— Но раз сам Олег не заговаривает о наказании, то какой смысл самим напрашиваться? — недоуменно сказала Катя. — Ты что, забыла рассказ той женщины? Эта Оксана тоже сама стала напрашиваться. И что получилось? Не хотелось бы нарваться на такое.
— И мне не хочется, — грустно улыбнулась Соня. — Но…, - она помолчала немного. — Но лучше уж так, чем каждодневные пощечины прощения.
— Какая же ты правильная и принципиальная, — вздохнула Катя. — И все же я не хочу, чтобы с нами обошлись так же, как с этой Оксаной.
— А разве у тебя есть иные варианты? Лучшие?
— Конечно, есть, — не задумываясь, выпалила Катя. — Почему бы Олегу не выбранить нас хорошенько, наорать, обругать, как следует, пусть и самыми погаными словами?
— А на следующий день выдать новую порцию брани, еще похабнее, да? И превратить ругань и оскорбления в повседневный стиль общения. Пойми, Катюша: такое наказание оставляет рубцы не на попе, а на душе. Попа заживет быстро, а душа — никогда. После порки можно принять ласку, после нецензурной брани — нет. Такое общение приведет нас к полному отчуждению, а то и непоправимому. Разве не это привело к трагедии твоих родителей, Катя, сломало твою судьбу? Ты что, хочешь тоже пройти этим путем?
— Нет, — тихо ответила Катя, содрогнувшись всем телом. — Ты, как всегда, права: я и впрямь забыла то, что забывать нельзя. Наверное, потеряла голову от страха…
Она замолчала. Молчала и Соня. Вдруг Катя радостно встрепенулась.
— Но мне кажется, ты не к месту вспомнила об участи моих родителей. Они-то были супругами, а мы Олегу никто. Чужие, случайно встреченные женщины, о которых он забудет, еще не доехав до Москвы.
— Ты уверена? — спросила Соня, пристально глядя подруге в глаза. — А вот мне уже дня два мнится, что наша встреча — судьба. И что не случайно в этих горах мы оказались втроем…
— Если уж честно, и мне кажется все это неслучайным, — вздохнула Катя. — Словно кто-то всесильный ведет нас, подталкивая даже к провинностям. А вдруг это и впрямь так, а?
— Но тогда тем более нам нельзя губить все принятием прощения, ускользать от заслуженного наказания.
— Нельзя, — тяжело вздохнула Катя. — Хотя… Нас-то двое, а Олег — один. Так что судьба — для одной. А второй что делать?
— А мне чудится — для обеих, — чуть слышно проговорила Соня. — Или для тебя такое неприемлемо?
— Более чем приемлемо, — усмехнулась Катя. — Расставаться с тобой я не хочу.
— А раз так, — вздохнула Соня. — То выбора у нас нет.
— Но это же наше решение, — возразила ей Катя. — Примет ли его Олег?
— Не знаю, — растерянно проговорила Соня. — И не отшатнет ли его от нас наше жуткое прошлое? Но вдруг… Эх, как же все странно и сложно. И все-таки нам самим нельзя опускаться до вымаливания прощения. А раз так…
— Да права ты, права, — быстрой скороговоркой перебила подругу Катя. — Только скажи честно: неужели тебе не страшно, не противно быть выпоротой?
— И страшно, и противно, — проговорила Соня. — Но все идет к повторению случая с Оксаной. И защитить нас некому, втроем мы здесь. А потому…
— А потому, — горько улыбнулась Катя. — Надо настраивать себя на порку. Считай, что убедила. Ладно, я на пару минут отлучусь.
— Смотри, не потеряйся.
— Да я недалеко отойду. Покричу, если что…
…Вернувшись назад с примусом, Олег узнал, что потерялась Катя: отошла по нужде и пропала, не откликается. Через пятнадцать минут он нашел-таки перепуганную женщину, благо та сошла на край снежника и оставила следы.
— Я стала кричать, а никто не откликается, — оправдывалась Катя, всхлипывая.
— Хорошо, что все обошлось, — проговорил Олег. — Вы бы хоть друг дружку не стеснялись. И поймите, наконец: ваша стыдливость до добра не доведет. Сказала: не смотрите в мою сторону — можешь не сомневаться, никто смотреть не будет. Горы не прощают безалаберности и самонадеянности.
По каменной осыпи Олег также проводил женщин по очереди: на этот раз первой Соню, а второй Катю. И вновь не обошлось без происшествий: Соня уронила палку и бросилась, было, за ней вниз. Хорошо Олег увидел и остановил женщину окликом. Катя же, решив пройти, как ей казалось, более легким путем, оступилась и чуть не сорвалась.
К шести часам, когда поднялись на отрог, видимость стала еще хуже. И, как на зло, ни одной подходящей для ночлега площадки, сплошной курумник. Олег то и дело сверялся с компасом, моля всех святых, чтобы здесь не было магнитной аномалии, и шел, стараясь не терять высоту, но и не забирать слишком вверх. Он вел свою маленькую группу осторожно, пристально вглядываясь в густую пелену облака. Приметив же, наконец, небольшое зеленое пятно среди голых камней, с облегчением вздохнул. Все, останавливаемся, ночлег.
Ночью хлынул пришедший с юга ливень, бушевала гроза, порывистый ветер рвал палатку, гнул дуги. К утру ненастье стихло, небо разъяснилось. Когда же они вышли из палатки, горы впервые предстали перед ними во всей красе. Женщины, первые выбравшиеся из палатки, разом ахнули и застыли в изумлении.
— Ты только посмотри, Соня! — воскликнула Катя. — Темно-синяя туча, а ниже ослепительно белые снега. Такое и вообразить невозможно.
Олег глянул на северную часть массива — и обомлел: мощные снеговые поля лежали на склонах. Не было еще пика половодья, он только начинается, стремительно и грозно.
— Катя, а здесь красота какая! — тихо сказала Соня. — Вспышки зарниц, черные тучи и потоки дождя…
Олег обернулся назад — и похолодел: южный фронт, легко оттеснив своего северного собрата над отрогами, схлестнулся с ним у узла хребтов. Отсюда было видно, какое ненастье разыгралось вокруг вершин. И что самое страшное: по склонам в долины устремились могучие потоки. Назад им пути нет, не перейти им ручьи, обернувшиеся враз бушующими реками. Вот он, тот самый катастрофический вариант половодья, о котором говорил Кузьма как о событии крайне редком. Повезло же им. Теперь пока не стает снег на склонах, вода не пойдет на убыль. Разве что внезапно похолодает до устойчивого минуса. Но уповать на такое чудо нельзя: лето на носу, а не осень. Назад пути нет, и вниз пути нет, не обогнать им мчащиеся в Ивовую потоки. Обойти, как он замыслил, западную, невысокую, часть горного массива невозможно. Конечно, восточная часть этого массива им проработана куда детальнее, чем западная. Но проработана для Команды. Что же делать? Вперед идти опасно. Наверх? Но именно там, возле узла хребтов, что южнее вершины 1243 метров, схлестнулись фронты. Хорошо, что не пошли в верховья ручья Вертлявый: оказались бы сейчас почти в самом эпицентре стихии. А он, надо признаться, уже жалел, что изначально не избрал этот вариант. Можно, правда, никуда не идти, расположиться на этом отроге и ждать, когда вода пойдет на убыль. Только вот вопрос: сколько ждать? А как быть, если пойдут дожди? Продовольствие и топливо взяты в обрез, топлива даже меньше, чем в обрез: рассчитывал, что без проблем выйдут на восточные отроги, где дров много. И еще одно существенное возражение против отсидки: а вдруг девчатам кровь из носу надо вернуться в срок? Да и с билетами может выйти ой какая накладка. Можно, конечно, прямо спросить девчат. Но в такой ситуации они могут и уклониться от ответа. Черт, ну и влипли же в переплет. Какая досада, что столько времени потеряли впустую. Эх, стояли бы сейчас над ручьем Туманный… Красота, никаких проблем: этот ручей вытекает из озера, поэтому и в половодье, даже в такое, переправа через него вполне спокойная и надежная. А за этим ручьем — несложный подъем на водоразделы. Переправились — и пошли себе не торопясь. Но они-то стоят не над Туманным, а над Заячьим. А до вожделенного Туманного целых три переправы. При таком развитии половодья и со своей Командой он не рискнул бы предпринять такое. А потому… А потому, Олег, ты должен тщательно просчитать все варианты и выбрать один, оптимальный. Возможности что-то переиграть у тебя уже не будет…
— Девчата, — сказал Олег, стараясь не выдать голосом своей тревоги. — Сегодня нам во чтобы то ни стало надо перейти через Заячий ручей и подняться на противоположный склон. Прошу вас быть предельно собранными и дисциплинированными. Особенно на переправе. Она будет сложной. Очень сложной. А потому — никакой самодеятельности. Точно выполнять все мои приказы. Поняли?
— Поняли, — дружно откликнулись Соня и Катя.
— Тогда завтракаем, быстро собираемся — и в путь, — заставил себя улыбнуться Олег.
За завтраком Олег был молчалив. «Теоретически у нас целых пять вариантов, — размышлял он, механически поедая кашу. — Если скальный участок можно еще обойти по руслу Заячьего ручья, то так выйдем к его истокам, а затем по осыпному склону подняться на седловину. В этом случае на вершины лезть не придется. Но Кузьма говорил мне, что в сильные половодья эти осыпи подмывает вода, и он не знает, в каком они сейчас состоянии. Если по осыпям пройти нельзя, то это ловушка: назад мы точно не выберемся. Да и заминка при прохождении опасного участка по руслу ручья чревата серьезными последствиями. Сколько там метров теснины? По карте — около четырехсот. По данным Кузьмы — почти полкилометра. И любая ошибка непоправима. Да еще возможен резкий подъем воды. Не годится.
Второй вариант — сразу переправится через Заячий ручей, подняться на отрог и идти через безымянный перевал с выходом на осыпи в верховьях ручья. По осыпям мы выйдем на ту же седловину. Этот вариант сложнее, но надежнее: если даже осыпи непроходимы, мы можем пройти через вершину 1208 метров. Конечно, хотелось бы обойтись без такого восхождения, я и по первоначальному маршруту планировал его для радиалки, пусть и более сложным вариантом, но если прижмет, то все-таки это выход. Кстати, не исключено, что саму вершину можно обойти по предвершинной площадке. Я не просматривал этот участок детально, но возможно, там есть проход к фирновому снежнику.
Третий вариант — переправиться не только через Заячий ручей, но и через следующий, Коварный, и идти на перевал того же имени. Н-да, сами названия куда как красноречивы. И две переправы при постоянно прибывающей воде. Но все же оценим его объективно: подъем на перевал от ручья Коварного сложнее восхождения на вершину 1208 метров — это категория «один А», но в эту пору еще и со звездой. Данные Кузьмы точны, можно не сомневаться. А если подняться на перевал мы не сможем, то ловушка: вода успеет запереть нас в ущелье. И еще: в цирке, откуда берет начало этот ручей, достаточно большая вероятность схода снежно-водно-грязевых потоков. Не годится.
Четвертый вариант — не переправляться через ручей Заячий, а идти прямиком на перевал между вершинами 1243 метра и Скалистой, а затем через другой перевал выйти сразу на грунтовую, настоящую дорогу, где высокие мосты над всеми пересекающими ее реками и ручьями. Правда, дорога эта прозывается Гиблой, и Кузьма считает это название не случайным. Но ведь задерживаться на ней мы не будем. Спустились — и весело пошагали на станцию. Великолепно. И никаких более проблем. Одно только маленькое «но»: перевалы соединены узким гребнем. Не слабенькое «но». Эх, было бы их не трое, а четверо. Вот тогда, натянув веревку, можно было бы пройти гребень: двое держат веревку, а Олег проводит третью. Но их же только трое.
И пятый вариант — идти назад с набором высоты к истокам ручьев Студеный, Вертлявый и Белокрылый. Сложный вариант, очень сложный. Подвижные осыпи, потоки воды, бегущие со склонов цирков, крутые подъемы, надо полагать, переправ будет не меньше десятка. И каждая чревата сюрпризами. Но мы будем приближаться к железнодорожной линии. Это плюс, конечно. Вопрос в том, сумеем ли мы выбраться из этих цирков? Спорный вариант, очень спорный.
Итак, какое же решение. Вариант два, все-таки вариант два. Ну а если мы не сможем переправится через Заячий ручей, то вынуждено вариант пять. При таком раскладе выбора у нас не будет, а вот будет ли спасение… Надо во что бы то ни стало переправиться через Заячий. И именно сегодня…
Олег допил кофе и встал.
— За сборы девчата. Пакуем все вещи в два рюкзака. И хотя сегодняшнее утро подарило нам такую сказочную красоту, оно же загнало нас в цейтнот. Расточительно тратить время нам более нельзя. А потому соберитесь, будьте внимательны, осторожны и дисциплинированы. Договорились?
— Мы постараемся, — негромко сказала Соня.
— Мы очень-очень будем стараться, — улыбнулась Катя.
На спуске продолжался вчерашний кавардак: сперва Катя решила немного проволочь оставленный на ее попечение рюкзак и чуть не уронила его на находившихся ниже Олега и Соню. Потом Соня решила пройти немного самостоятельно и спустила на Олега и Катю камнепад. Затем опять-таки Соня решила повторить свое геройство и чуть не съехала вместе с рюкзаком в ручей. И наконец Катя захотела с ходу, самостоятельно перейти бурлящий весенний поток, с гулом стекающий в приток Заячьего ручья, и чудом была не унесена этим самым потоком в ручей. Но вот они внизу, рюкзаки вновь перепакованы на три. Олег внимательно огляделся.
— Да, — пробормотал он. — Ну и местечко. Увы, выбора нет.
Место для переправы и впрямь не внушало оптимизма. Метрах в двухстах выше ручей Заячий через небольшой уступ изливался из теснины. Метрах в пятидесяти ниже в ручей впадал полноводный сейчас приток, увеличивая массу воды раза в полтора. Переправляться можно было на участке, длиною метров в тридцать-сорок. На этом, левом, берегу — ни кустика, на противоположном, метрах в пяти от берега — заросли ольховника. Выдержат ли, если закрепить за них стропу? Вопрос. Две стремнины: одна ближе к их берегу, вторая, несколько более мощная — почти посередине. Одно хорошо: нижнее течение притока отделяет от ручья невысокая каменистая гряда, образуя тихую — даже и в нынешнее, буйное половодье — заводь.
— Вот от этой заводи и нужно начинать переправу, — тихо проговорил Олег. — Здесь можно будет проверить крепление девчат, успокоить их, дать привыкнуть к воде. А вот дальше… Как дальше, определит разведка. Девчата, — сказал он громче. — Сейчас я с одним из легких рюкзаков перейду этот ручей… Впрочем, сейчас он обратился в достаточно серьезную реку. Так вот, я перехожу эту реку, выбирая трассу понадежнее, переношу на тот берег стропу, если удастся, закреплю ее за кусты. Соня, ты страхуешь меня: держишь крепко другой конец стропы. Ни при каких обстоятельствах не заходи в воду. Если не можешь удержать, отпускай стропу, я выберусь. Катя, ты подстраховываешь Соню. Когда вернусь к вам, определим порядок переправы. Поняли?
— Да, — дружно отозвались обе женщины.
— Раз поняли, то снимайте штаны, ботинки, надевайте сандалии. Оба спальника в одном рюкзаке?
— Да, — ответила Соня.
— В чьем?
— В моем, — отозвалась Катя.
— Тогда я иду с Сониным. Да, вот что еще: подвяжите повыше рубашки. Вода высокая.
— А может, снять их? — озорно воскликнула Катя.
— Если хочешь — сними, — буркнул Олег, вдруг поняв, что и он сам хочет, чтобы девчата сняли рубашки.
Понял — и осерчал на себя: не о том сейчас нужно думать, не о том.
Соня так посмотрела на подругу, что та смутилась, покраснела.
Женщины принялись торопливо раздеваться. Олег постоял немного, стараясь угадать, где надежнее будет переправа. Из-за пены стремительно мчащейся воды дно просматривалось плохо. Зато хорошо было видно, как быстро прибывала вода. «Медлить нельзя, — подумал Олег. — Если застрянем на переправе, то придется уходить на пятый вариант. Так что не до поиска оптимального варианта. Приемлем первый — идем им».
Он вздохнул, снял ботинки, брюки, аккуратно сложил их на берегу, вскинул Сонин рюкзак и, взяв в руку стропу, шагнул в холодную воду, успев приметить, что трусики у его спутниц пусть и не по последнему писку моды, но весьма эротичные. Точно, уверился он, кто-то из женщин задумал и разыграл эту комедию: только женщина способна убедить подруг не брать в поход купальники. И эта неведомая Олегу женщина хотела более досадить Кате и Соне, нежели команде.
— Давайте прилаживать страховки, — негромко сказал Олег. — Мои наставления помните?
— Конечно, — бодро ответила Соня, пытаясь приладить верхнюю часть страховки вместо нижней.
Олег, вздохнув, приладил страховку на Соню.
— Не будем терять время, — сказал он. — Катя, прилаживай страховку самостоятельно. А я начну разведку. Еще раз напоминаю: никакой самодеятельности. Договорились?
— Конечно, — успокоила его Катя. — Ты не волнуйся, все будет в порядке.
— Еще раз напоминаю тебе, Соня: ни при каких обстоятельствах ты не заходишь в воду, — Олег строго посмотрел на женщину. — Ни при каких. Не можешь удержать меня — отпускай стропу. Ясно?
— Конечно, — улыбнулась Соня.
— Я буду помогать ей, — пообещала Катя.
Олег вздохнул, вскинул на плечи Сонин рюкзак и шагнул в ручей. Заводь оказалась глубокой, сразу же, как говорится, почти по самые ноги. Но зато течения почти нет. С другой стороны заводь ограничивалась каменистой грядой, где уровень воды был сильно ниже колен. Через эту гряду часть потока изливалась в заводь. За грядой сразу же начиналась первая стремнина, шириной метра два. За этой стремниной — каменистая отмель, сужающаяся по направлению течения. За отмелью — вторая, основная стремнина раза в два шире первой. Метрах в десяти выше устья потока обе стремнины сливаются в одну. За второй стремниной — опять каменистая отмель, тянущаяся уже до самого берега. Но вода прибывала, постепенно заливая дальнюю отмель.
Пройдя заводью, Олег поднялся на ближнюю гряду. Сделать это, вопреки его опасениям, оказалось нетрудно: каменный массив, отделявший заводь от основного русла, образовывал в прилегающей к заводи части ступени. Без особых проблем он пересек и каменистую гряду, где уровень воды был чуть выше щиколоток. Хотя отметил, что течение уже здесь быстрое. «Если кусты на том берегу держат, — решил Олег, — то Соню я переведу. Кате же придется идти одной. Но мы будем страховать ее с обоих берегов. К тому же она на переправах чувствует себя заметно увереннее, чем Соня. Да, так и сделаю: первой переведу через поток Соню, затем перенесу рюкзаки, после этого вернусь, и ручей перейдет Катя. А я налегке еще раз перейду этот поток, подстраховываясь закрепленной на том берегу стропой».
Уровень воды на ближней стремнине был по колено. Олег сразу ощутил силу напора, возникло сомнение в осуществимости переправы. И все же он решил дойти до конца. Может, даже, еще раз пройти переправу со вторым рюкзаком по закрепленной стропе: уж больно сомнительным был запасной вариант выхода. Преодолев первую стремнину, он легко прошел по отмели и вошел в дальнюю, более мощную…
…Катя, напрочь забывшая о своем обещании помогать Соне, с восторгом смотрела на пересекающего бурную реку Олега. Вот он взобрался на каменную гряду, преодолел ближнюю стремнину, вышел на отмель. «Как же ловко он идет, — с восхищением прошептала она. — Вот молодец. Да и река не столь уж страшная, как нам показалось вначале. А почему бы и мне не перейти ее следом за Олегом? Действительно, почему? Стропа же натянута, я буду держатся за нее. Олег, конечно, сперва нахмурится, но потом обязательно похвалит меня». Женщина решительно вскинула рюкзак на плечи и шагнула в воду. Разом позабыв все наставления Олега, она не только не прикрепила карабин к стропе, но и встала ниже стропы. «И вода не такая уж холодная, — подумала Катя. — А дальше будет мельче. Я же видела: самое глубокое место — у нашего берега. Главное — не поскользнуться». Она выбралась на гряду и, сделав еще пару шагов, вошла в стремнину. Мощный напор воды ошеломил ее. С трудом она сделала-таки шаг, попыталась шагнуть дальше, но даже не поняла, почувствовала тщетность своих усилий. "Вот тебе и нестрашная река, — успела еще подумать Катя. — Надо выбираться назад. Она попыталась развернуться, но поток воды оторвал ее от стропы, повалил, поволок…
…Соня, завороженная красотой и мощью потока, рвущегося через узкую щель между скалами, не следила за переправой Олега: стропа в меру натянута — ну и ладно. Не обращала она внимания и на Катю. Нет, если бы потребовалась помощь, она бы тут же позвала подругу. Но ее помощь пока не нужна, пусть попрыгает от восторга, пофотографирует… Стропа вдруг дернула ее руку. Соня нехотя отвела взгляд от ручья и… обомлела. Катя с рюкзаком на плечах браво идет по гряде. Соня хотела крикнуть, но язык будто к гортани прилип. Вот Катя сделала шаг, еще один, еще… Вдруг она, беспомощно взмахнув руками, повалилась на бок. Поток подхватил женщину и поволок ее.
Не отдавая себе отчет, что она делает, Соня, не раздумывая, прыгнула в воду: Катя гибнет, надо спасать. И тут же, поскользнувшись, упала, целиком погрузившись в воду. "Вот и конец, — вдруг поняла она. — Здесь я и останусь. Дочка моя, Верочка, прости свою непутевую мать. Прости и прощай…".
Жажда жизни спасла-таки уже простившуюся с дочерью Соню, заставив ее встать на колени, вынырнуть. В уши ударил крик Олега
— …стоять!…
Соня вдруг с изумлением осознала: жива. Более того, никакой опасности нет, она стоит на коленях у самого берега. Только вся вымокла и куда-то делась стропа…
…Олег уже почти достиг прибрежной отмели, когда почувствовал резкий рывок стропы назад. И почти тут же раздался отчаянный женский крик. Олег обернулся, и мороз пробежал у него по коже: поток тащил отчаянно барахтающуюся Катю. А с берега ей на выручку устремилась Соня.
— Стоять! — заорал Олег, расстегивая застежку рюкзака. — Соня, стоять!
И с ужасом увидел, как женщина, споткнувшись, упала и вся ушла под воду. Катю же поток прижал к прибрежной отмели, она лежала лицом вниз, не подавая признаков жизни. Которую спасать первой? О, черт, неужели они обе сейчас погибнут? Успеет ли он добежать до Сони, успеет ли вытащить ее живой?
Олег сбросил с плеч рюкзак, швырнул его на берег. Следом отшвырнул и бесполезную уже стропу. Бросился было к Соне. Но вот из-под воды показалась Сонина голова: женщине удалось-таки встать на колени. Поняв, что Соня сейчас вне опасности, Олег устремился к Кате, крикнув только:
— Соня, ради бога, так и стой. Не пытайся вылезти на берег сама.
Тут уж не до раздумий: стоит ли переправляться или пойти на запасной вариант. Катю на левый, их, берег не вытащить ни через две стремнины, ни — тем более — через одну объединенную. Да и жива ли она? Лежит без движения, левая нога в крови.
Олег добежал до женщины, рывком поднял ее. Слава богу, дышит. Он стащил с Кати рюкзак, швырнул его на берег, взял женщину на руки и понес ее к берегу. Катя застонала, приоткрыла глаза.
— Вот, доставила хлопот, — чуть слышно прошептала она.
— Да уж, — буркнул Олег, стараясь не споткнуться, не поскользнуться.
Он пристроил Катю возле зарослей ольховника, прислонил ее к большому камню и побежал выручать Соню, которая так и стояла на коленях в воде у самого берега, мокрая, дрожащая. Олег помог ей подняться, вытащил ее на берег и бросил взгляд на Катю: как она после такой встряски. Женщина полулежала у того же камня, широко расставив ноги, и, уткнув лицо в ладони, рыдала.
Переведя и Соню на правый берег и убедившись, что рюкзак, который нес он сам, не намок, Олег пошел за оставшимися вещами. Засовывая в рюкзак последнюю пару ботинок, услышал всплеск. Поднял голову, не чая увидеть ничего хорошо. И не ошибся: в ручье лежал Сонин рюкзак, а сама Соня пыталась вытащить его.
— Живо на берег, — истошным голосом заорал Олег.
Соня выпустила рюкзак, шагнула, поскользнулась и шлепнулась плашмя в поток. Олег отбросил рюкзак, не выбирая пути, перебежал ручей, ухватил Соню за волосы, рывком поднял ее, перехватил подмышки, прижал к себе, ощутив под мокрой рубашкой трепетание грудей, и вытащил на берег. Затем выволок из ручья и рюкзак, из которого струей вытекала вода.
— Что тебе понадобилось в рюкзаке, — устало спросил ее.
— Хотела достать себе и Кате сухое белье, — ответила Соня всхлипывая.
— Теперь все ваши вещи мокрые, — зло сказал Олег. — Никуда сегодня не пойдем, сушиться надо. Чтоб больше без моего разрешения с места даже и не вставали. Понятно.
— Понятно, — проговорила Соня.
Катя же только громко всхлипнула.
Вновь перейдя ручей, Олег обернулся. Катя сидела в той же позе и все так же рыдала. Соня стояла перед ней на коленях, гладила по плечам, утешая. Олег вздохнул, чувствуя, как темная и мрачная злоба закипает в груди, вскинул рюкзак и в очередной раз зашагал через ручей.
Итак, итоги переправы плачевны: две перепуганные, дрожащие от холода и пережитого ужаса женщины, два мокрых рюкзака и потерянных впустую полдня. Олег почувствовал, как внутри него закипает темная злоба. Но сейчас не время разборок: вода в ручье быстро поднимается, надо подниматься на отрог. Олег бережно, за руку отвел наверх Соню, усадил ее. Вернулся за Катей, все еще всхлипывающей после пережитого на переправе. Столь же бережно отвел наверх и ее, усадил рядом с подругой. Затем Олег втащил все три рюкзака, перевел дух и мрачно посмотрел на своих спутниц. Те сидели на камне рядышком, виновато понурив головы.
— Чего сидите? — прикрикнул он на них. — Выжимайте рубашки. А я пока поставлю палатку.
Катя и Соня торопливо скинули рубахи, принялись их выкручивать. Олег посмотрел на них, усмехнулся ехидно: сквозь тонкую мокрую ткань лифчиков просвечивали, алея, соски. Он быстро вытащил из своего рюкзака палатку и стал ловко устанавливать ее на небольшой относительно ровной площадке. Установив палатку, кинул туда свой, единственный, оставшийся сухим спальник и велел женщинам лезть в нее, швырнул им сухое полотенце — по счастью оно было в его рюкзаке — и флягу со спиртом.
— Растирайте друг друга. Катя, ты не ободралась о камни?
— Ободралась, — всхлипнула женщина.
Олег вернулся к рюкзаку, достал бальзам и просунул руку в палатку.
— Аккуратно смажь все раны и ссадины. Как я смазывал тебе натертые ноги. Что ободрала-то?
— Больше всего живот, — пролепетала Катя, рассматривая свое исцарапанное тело.
— Тогда побудь пока без трусиков, чтобы ткань не прилипла к открытым ранкам.
— Трусики все мокрые, — горестно проговорила Катя.
Пока женщины вытирались, разогревались, да смазывали бальзамом Катины ссадины, Олег разжег костер, затем спустился к ручью, набрал в котелок воды: надо же вскипятить чай. Ясно дело, сегодня они больше не пойдут, надо сушить вещи. Вновь подумав о потере половины дня и чертыхнувшись, Олег принялся распаковывать женские рюкзаки. Первым делом разложил на камнях оба спальника. Затем натянул над костром стропу, привязав ее концы к тяжелым камням, да еще сверху навалив несколько для надежности. На стропе аккуратно развесил мокрые женские вещички. Проверил: не достанет ли пламя, не подпалит ли сохнущие вещи. Остался доволен.
— Давайте сюда свою мокрень, — крикнул он женщинам.
Из палатки высунулась голая женская рука, протягивающая ему два насквозь мокрых лифчика и двое столь же насыщенных водой трусиков. Олег тщательно выжал все вещички и бережно повесил их на стропу. Ярость бушевала в его груди, мешала рассуждать трезво. Ярость — и еще какое-то чувство, понять которое Олег не мог. Он был готов избить их — и жалел их. Он ненавидел их — и молил все силы судьбы не разлучать его с ними… «Ведь могли погибнуть ни за понюшку табаку! — подумал он зло. — Экие идиотки». Тем временем вода начала закипать.
— Вылезайте чаевничать, — крикнул Олег в сторону палатки.
— Мы же совсем голые, нам и надеть-то нечего, — отозвалась Соня.
Олегу очень хотелось издевательски бросить им: ну и вылезайте голые, коли не додумались штаны с собой прихватить. Даже представил, как вылезают они из палатки голышом, пытаясь прикрыть свои прелести руками. Помедлив, он вздохнул, усмехнулся, достал из своего рюкзака аккуратно сложенные женские штаны, извлек оттуда же ночнушки, попавшие к нему еще при перераспределении вещей в ущелье.
— Держите! Катя, тебе пока можно надеть только ночную рубашку, а то разотрешь раны.
— Эх, — донесся из палатки Катин вздох. — Надо было мне все-таки снять рубашку.
Олег против своей воли улыбнулся.
Через пару минут из палатки выбрались обе женщины, смущенные, растерянные. Чай пили молча. В груди Олега клокотала, охватывая его всего, злоба.
— Выпороть бы вас обеих за такие шуточки, — буркнул он, не в силах сдерживать душившие его чувства.
— И выпори, — спокойно сказала Соня. — Заслужили. Только пори по-настоящему, а не в шутку.
— И за все провинности, с самого начала похода — смущенно вздохнула Катя. — Подозреваю, что много их набралось.
Олег опешил: такой реакции он никак не ожидал. Ну, лепет оправдания, слезы, мольбы простить, на худой конец, истерика. Но такое… Злоба пропала, пришла растерянность. Что же делать-то?
— Что ж, раз вы согласны, — пробормотал он растерянно.
И запнулся, с ужасом поняв, что разом перечеркнул все возможности разрешить ситуацию иначе.
— Давайте считать провинности, — проговорил, стараясь не очень заикаться.
— Давай, — улыбнувшись, тихо проговорила Соня.
Начали перебирать, высчитывать, за какую провинность какое наказание причитается. Поначалу более усердствовали сами женщины, Олег же отделывался небольшими репликами, относя ту или иную провинность к несущественным, но постепенно увлекся, стал сам припоминать, где и как проштрафились. Воспользовавшись ситуацией, он в который уж раз подробно разбирал каждый проступок, объяснял, к каким неприятными, а то и непоправимыми последствиями могли такие проступки завершиться. Женщины внимательно его слушали, то и дело краснея. Собственно, все это Олег говорил им и раньше, почитай, каждый вечер. Но до сегодняшнего разговора все разъяснения и нравоучения Олега были пустым сотрясением воздуха: ничего хоть чуточку похожего на опасность, как казалось обеим женщинам, не было. Особенно подробно разобрал Олег последний инцидент. И хотя он и ни слова не сказал о грозившем ему самому, Катя и Соня поняли: своими неправильными действиями приготовили они могилу всем троим.
— Да, — тихо молвила Соня. — А я-то была уверена, что поступаю правильно. А, оказывается, провинилась больше, чем Катя.
— Больше, — жестко сказал Олег. — Поскольку ты одна стояла устойчиво, только ты и могла обеспечить нам страховку. Ты же и не только не помогла нам, но сама оказалась в опасности.
Когда же подсчитали, кому сколько причитается, Олег, улыбнувшись, сказал:
— Чересчур много набралось. Давайте введем понижающий коэффициент.
— Не надо, — отвергла его предложение Соня. — Разделим наказания на несколько дней и получим все сполна. Надеюсь, ты, Катюша, не возражаешь?
И она с улыбкой посмотрела на подругу, у которой провинностей оказалось куда больше.
— Не возражаю, — ответила та зардевшись. — Все должно быть справедливым.
— Ну а чем пороть-то вас? — Олег решил ухватиться хотя бы за соломинку. — Разве что отшлепать вас рукой.
— Зачем же, — Соня вновь возразила ему, явно перехватывая инициативу. — Ольховник рядом, нарежь прутьев.
— Ладно, — вздохнул Олег. — Решайте пока, кого из вас наказывать первой.
Он взял нож и пошел вниз, к ручью…
…Соня, проводив Олега взглядом, повернулась к Кате и сказала негромко:
— А ведь наврала нам та особа. Не порол Олег ту Оксану, все это выдумка.
— Почему ты так считаешь? — рассеянно проговорила Катя, с ужасом думая о предстоящем наказании.
— А потому, милая моя подружка, — улыбнулась Соня. — Что будь та история хоть чуточку правдой, нас бы уже выпороли.
— А ведь верно, — изумленно проговорила Катя. — Ведь мы с тобой так учудили, что той Оксане и не снилось. Может, Олег нас таки пожалеет?
— Опять? — нахмурилась Соня.
— Все-таки, какая же правильная — вздохнула Катя. — Неужели тебе не страшно, не противно быть поротой?
— И страшно, и противно, — вздохнула Соня. — Но и прощения после сегодняшних наших выкрутасов принимать нельзя. После такого прощения я уж точно не смогу себя уважать. Или ты думаешь не так?
— Да все так, ты права, как всегда права. Но признайся: не заговори Олег о порке, смогла бы ты сама потребовать наказать нас?
— Не знаю, — честно ответила Соня. — Но раз уж так выпало, то хочу пройти до конца.
Они помолчали немного. Катя открыла косметичку и достала пачку сигарет. Соня нахмурилась.
— Ну, Соня. Раз предстоит такое…
— Ладно, — улыбнулась Соня. — Дай и мне.
Они закурили, помолчали, каждая думала о своем — и об одном и том же.
— Соня, — вдруг тихо проговорила Катя. — А ты расскажешь об этом дочери?
— Не знаю, — ответила та после долгой паузы. — Наверное… Нет, все же расскажу. Обязательно расскажу.
Она вдруг встряхнула головой, словно отгоняя от себя искушение, и повторила с ожесточением:
— Обязательно расскажу, — вновь помолчала, жадно затягиваясь дымом. — Нельзя мне скрыть такое, нельзя… Моей маме куда тяжелее было исповедоваться в том, последнем письме. И, с учетом всех обстоятельств, особенностей ее профессии, возможности умолчать о содеянном было куда больше. Но она же не пошла на это. И я ей очень благодарна за честность. Могу ли я, зная, как поступила в подобной ситуации моя мама, позволить себе солгать, дабы выглядеть в глазах дочери лучше, чем я есть… — Соня еще помолчала и спросила негромко. — А ты?
— Ох, не знаю, — пробормотала Катя, отводя взгляд. — Решусь ли…
Настал Катин черед жадно тянуть сигарету, выигрывая время.
— Впрочем, раз ты все расскажешь Вере… Тогда уж лучше мне самой во всем признаться…
Она горько усмехнулась, загасила окурок о камень.
— Ладно, давай решать, кого из нас первой…
— Могу я.
Катя помолчала немного, покачала головой.
— Нет, — сказала она тихо. — Увидев, как порют тебя, могу и оробеть. Пусть уж я буду первой. Ты как, не…
— Не, — усмехнулась Соня. — Пусть так и будет.
— А давай-ка, — вдруг озорно сверкнув глазами сказала Катя. — Сами разденемся. Чтобы уж все было так, как придумала та женщина. Давай?
— Давай, — улыбнулась Соня. — Как-никак, а мужчины все-таки любят глазами…
Они улыбнулись, еще помолчали.
— И вот что еще, — тихо сказала Соня. — Я хочу… Ну, в общем, мне хочется запечатлеть наше наказание… Ну, чтобы когда одну из нас будут наказывать, другая фотографировала. Впрочем, если ты не хочешь, я не настаиваю. Сфотографируй меня, а я тебя не буду…
— Да ладно, — тихо проговорила Катя. — Давай уж до конца на равных. И потом. В общем, я давно поняла: твои решения всегда правильны.
Соня еще ниже опустила голову, чтобы скрыть от подруги довольную, торжествующую даже улыбку: если честно, ей хотелось сфотографировать именно наказание Кати. Она не могла объяснить даже себе, почему вдруг обуяло ее такое желание. Но вот обуяло. И столь сильно, что совладать с ним она не смогла. А хотела… А действительно, хотела ли?.. Соня достала из пачки еще одну сигарету и нервно закурила…
…Спустившись к ручью, Олег сел на камень и закурил. Вообще-то в походах Олег курил мало, только в ситуациях сложных, требующих раздумья, нахождения единственно верного решения. Сейчас же он курил от полной растерянности.
— Как ты в поезде хотел сказать им? — пробормотал он. — «Это вам не пикник в подмосковном лесочке». Неплохо бы и тебе самому понять: этот поход не пикник в лесочке под Москвой. Ну что же ты наделал, а? Что?! А вдруг это был твой последний, а может и вообще единственный шанс в жизни. Как же все глупо, до слез глупо и нелепо. Простить, обратить все в шутку они тебе не позволят. Будешь настаивать — сделаешь еще хуже. А выпорешь их — как в глаза-то им потом смотреть? Экий ты дурак, сам все испортил…
Олег вдруг почувствовал чей-то взгляд, поднял голову и увидел Оксану. Вот она, сидит на большом камне и грустно смотрит на горы. Он лихорадочно замотал головой, но видение не исчезло. Более того, Оксана встала, строго и укоризненно посмотрела на Олега и проговорила негромко:
— Помнишь, как ты обидел, оскорбил меня? Смотри, не оскорби и их…
Сказала — и исчезла. Олег ошарашено смотрел на камень.
— Не оскорби…, - пробормотал он зло. — Слова-то уже сказаны, роковые слова…
Он жадно затянулся раз, другой и вдруг вскочил. Пришедшая в голову мысль ошеломила, поразила его.
— Но ведь она знает, что слова уже сказаны. Не может не знать. Да и саму Оксану обидело не намерение наказать, а… Что же обидело ее? Да, ее обиду я почувствовал позже. Когда? Да когда нас мирили, успокоив. А раз так… Получается, обидело ее не намерение наказать, а прощение…
— О, ч-черт.
Сигарета обожгла пальцы. Олег отбросил окурок и закурил еще одну.
— Эх, дурак я дурак, — проговорил он горестно. — Девять лет назад все испортил, ляпнув: выпорю. И сегодня такую же плюху отмочил. Только сегодня нет ни Лидки, ни Тараса, втроем мы сегодня… Погоди, а может и лучше, что мы втроем, что никто не встрянет. Слушай, а как бы ты сам бы чувствовал себя на месте Оксаны? Да, как? Пожалуй… Пожалуй, оскорбился бы… Слава богу, хоть не успел заикнуться о раздевании. И не заикнусь.
Олег загасил сигарету, вздохнул, поняв вдруг, что ему все же очень хочется увидеть обеих женщин нагими. Осерчав на себя на это желание, потянулся было к пачке. Но раздумал, встал. Подойдя к зарослям ольхи, быстро срезал несколько прутьев, очистил их от листьев и, понурив голову, зашагал вверх по склону. И хотя он убедил-таки себя, что отступать уже нельзя, надо довести начатое до конца, на душе было муторно…
…Обе женщины спокойно сидели у костра. Заслышав шаги, они повернулись к нему и радостно улыбнулись. Олег совсем смутился и, осердясь на себя, сказал нарочито весело:
— Ну, и кого наказывать первой?
— Меня, — тихо сказала Катя, краснея. — Меня, Олег.
Олег вытащил из палатки спальник, сложил его так, чтобы было мягче, выбрав место, где толстым слоем рос мох.
— Что ж, Катюша, ложись.
Специально сказал так, давая понять: ложись как есть, не раздеваясь. Но женщина встала и спокойно сняла ночнушку. У Олега аж в глазах потемнело, так красиво было ее нагое тело. Такие женские тела он раньше только на картинах видел. А Катюша покрасовалась немного, улеглась на спальник попой вверх. Не желая мучить женщину ожиданием экзекуции, Олег почти тут же стеганул ее.
— Раз, — раздался за его спиной Сонин голос.
От смущения и ошеломления Катиной красотой Олег даже не сразу заметил, что Соня не только считала удары, но и фотографировала всю эту процедуру. Заметив настороженный взгляд Олега, Соня рассмеялась:
— Не бойся, шантажировать не будем. Самим любопытно посмотреть, как выглядели, — и строго добавила. — А этот удар у тебя не получился, засчитывать его не буду.
Олег сдержал вздох, поняв, что женщины заставят-таки его выпороть их всерьез. Нанеся уже десятка полтора ударов Олег вдруг поймал себя на том, что испытывает удовольствие от истязания Кати. Понял это и устыдился…
— Что ж, Сонечка, теперь твоя очередь, — сказал Олег, отбрасывая прут.
— Повинуюсь, — с улыбкой ответила женщина и принялась стаскивать с себя ночнушку.
И вновь Олег смущен и ошеломлен ударом красоты. Соня вытягивается на спальнике, а Катя считает удары и фотографирует, следя, чтобы и ее подругу жалели не больше, чем ее саму.
Олег не сомневался, что ужин пройдет в столь же тягостном молчании, что и чаепитие после переправы. К его удивлению обе женщины вели себя столь непринужденно и весело, словно не их всего лишь час назад пороли. Олег и сам не заметил, как повеселел, разговорился. Хорошо ему было сейчас рядом с ними, так хорошо, что вновь представил их нагими и подумал крамольно: вот бы иметь счастье каждый вечер видеть их обнаженными… Подумал так и устыдился.
Костер, между тем, догорал. Олег вздохнул подошел к сушившимся на камнях спальникам, пощупал их, поморщился: сырые еще.
— Пора спать, девчата, — сказал он негромко, подходя к угасающему костру. — А спальники ваши еще не просохли. Собирайте все сухие вещи и устилайте ими коврик. Накроетесь вдвоем моим спальником, а я примощусь сбоку.
Катя с Соней переглянулись и юркнули в палатку. Олег отгреб в сторону угли, снял со стропы подсохшие женские вещички, аккуратно сложил их, подождал, пока камни не остынут настолько, чтобы можно было разложить на них сырые спальники без опаски подпалить их. Лезть в палатку он никак не решался, стыдно ему было, ох, как стыдно. Он вновь закурил, усевшись в стороне. Курил, смотрел на яркое полночное солнце над хребтом, корил себя и думал, научится ли он когда вести себя с женщинами по-человечески…
— Ну, хватит заниматься самокопанием, — рассердился он вдруг на себя. — Сейчас ты должен отдохнуть. Не хватало еще погубить Катю и Соню из-за того, что у тебя не будет сил переть на трудных участках рюкзаки, страховать женщин. А трудных участков впереди много, можешь не сомневаться. А ну не раскисать! Сделанное не исправишь, не вычеркнешь.
Он прислушался: в палатке было тихо. Тогда, бережно взяв стопку женских вещичек, он осторожно, страшась потревожить спящих, полез под полог. Сложив принесенное в углу палатки, Олег примостился спать так, чтобы и не касаться краев расстегнутого спальника. Но тут же почувствовал, как четыре руки бережно, но настойчиво тянут его. Он и сам не заметил, когда оказался посередине, между обеими женщинами. Его ласкали, целовали, и он ласкал и целовал горячие, трепетные женские тела. И наконец, повинуясь внезапному, неодолимому порыву, он привлек к себе одну из них, кажется, Катю и слился с ней в отчаянном любовном экстазе. Потом и вторая женщина подарила ему столь же сладостное наслаждение, а еще позже все трое разом погрузились в сон, слившись в едином страстном поцелуе…
Проснулись поздненько. Как ни странно, после столь бурной ночи Олег не чувствовал себя разбитым. Напротив, он ощущал необыкновенный прилив сил и радостное желание идти вместе, быть вместе.
Позавтракав, стали собираться. Промокшие накануне спальники почти высохли. Спустя час они уже шли вверх по отрогу. Олег вспоминал минувшую ночь и смущенно улыбался, шедшие за ним гуськом женщины негромко переговаривались, то и дело восклицаниями приветствуя новые красоты. И это щебетание, эти возгласы восторга, еще вчера если и не раздражавшие Олега, то уж точно казавшиеся ему не совсем уместными на оказавшимся столь непростым маршруте, сегодня радовали его.
В середине дня они без каких-либо происшествий и задержек переправились через безымянный приток Заячьего ручья. Поднявшись по склону, Олег остановил группу.
— Готовьте обед, а я схожу на разведку.
Сбросив рюкзак, он легко зашагал наискось к вздымавшимся справа скалам. Отойдя шагов на сто, он неожиданно для себя обернулся и помахал женщинам рукой…
Увы, высказанные Кузьмой опасения оправдались: осыпи на глазах опускались, подмываемые бурным потоком воды. Спускаться здесь нельзя, самоубийственно спускаться здесь. У них оставался один путь — через вершину. Олег пристально разглядывал круто поднимающийся гребень: одно дело все это представлять по карте и совсем иное — увидеть воочию.
— За два дня мы дойдем до конца отрога, — размышлял он, дробя предстоящий путь на переходы. — С ночевками проблем не будет, ровных площадок много. Послезавтра пойдем по крутому, но травянистому склону вверх. Весь сегодняшний, завтрашний и большую часть послезавтрашнего пути девчата пройдут с рюкзаками, только на самых крутых участках я буду перетаскивать все три рюкзака. А вот дальше сложнее, там крутые каменистые осыпи. И все-то надо пройти метров четыреста вверх, но какие эти метры. Так, девчат пугать не буду… Да что это я упрямо изображаю из себя поводыря слепых, — рассердился вдруг Олег на самого себя. — Не слепые они. Со мной идут хорошие девчата, не испугаются они. Хватит. Пора кончать с высокомерием мэтра.
Он достал из внутреннего кармана блокнот, набросал схему предстоящего восхождения, отметил ориентиры. За то время, что Олег провел в разведке, женщины приготовили обед. Поели. Сполоснули миски.
— Что ж, девчата, — негромко сказал Олег. — Давайте обсудим нашу ситуацию. Мои надежды спуститься по осыпям и выйти на ту седловину не сбылись, непроходимы осыпи. Придется нам идти вот через эту гору.
Олег показал на вздымающуюся перед ними вершину.
— Какая красивая, — ахнула Катя. — И высоченная…
— Влезем ли, — задумчиво проговорила Соня…
После большого, обеденного, привала Соня целиком отдалась горам. "Горы, милые мои горы, — вопрошала она. — Правильно ли я повела себя? Ту ли дорогу выбрала? Способен ли Олег понять нас с Катей? Не предаем ли мы своих дочерей? Ведь то, чего мы хотим, для чересчур многих дико, противоестественно".
Ей показалось, что горы призадумались.
— Естественно то, что ложится на душу, — вдруг услышала она беззвучный шепот гор. — Ты хочешь жить втроем? И ты уверена, что и Катя хочет того же? И потому хочешь, чтобы Олег принял твое и Катино желание как вполне естественное для себя. А готова ли ты принять желание Олега как вполне естественное для себя? И готова ли к такой жизни Катя?
Соня вздрогнула: ей вдруг почудилось, что чуть слышный шепот стал громогласным. Она даже вскинула голову, насторожилась: неужели ее общение с горами услышали все. Но Олег спокойно шагал впереди, Катя восклицала, фотографировала открывающиеся ее взору новые красоты, порой хлопая в ладоши от восторга. Только она одна слышала горы, только ей одной дано общаться с ними…
— А чего хочет Олег? — спросила она, ощущая, как в ее сердце закрадывается тревога.
— Мы не знаем, — ответили горы. — Можем только предполагать, гадать.
— И о чем вы догадываетесь, горы? — спросила Соня.
— К примеру, он может захотеть и в повседневной жизни наказывать вас так, как наказывает вас в походе. Во искупление вашего небезупречного прошлого. Примешь ли ты такое его условие?
— Приму, — ни секунды не колеблясь ответила Соня. — Лучше ноющая от порки попа, чем умирающая от брани душа.
— Ты умна.
Соне показалось, что горы улыбнулись. И впрямь, улыбнулись: облака разбежались, и солнечные лучи заискрились на скалах, на снежниках. Женщина приободрилась.
— Но и наивна, — продолжили горы, как показалось Соне, с усмешкой. — Ведь позволив наказывать себя так, как наказывает вас сейчас Олег, ты позволяешь мужчине относиться к тебе, как к маленькой девочке. А у тебя есть дочь. Как воспримет она маму-девочку? Или ты надеешься, что она не заметит своеобразия ваших отношений?
— Заметит, — растерянно прошептала Соня. — Обязательно заметит. А вот как отнесется… И как восприму недоуменные взгляды дочери я… Не знаю… И все равно хочу жить с Олегом. И с Катей.
— А как отнесется к этому Катя? — продолжали допытываться горы. — Ведь и сейчас в вашей паре Катя — младшая. Когда же к вам присоединится Олег, вы вдвоем можете обратить ее в своего ребенка. А она ведь сама мама. Как ей тогда строить отношения со своей дочерью.
— Я постараюсь не допустить этого. Постараюсь…
— А если не получится?
— Не знаю… Горы, зачем вы меня мучаете? Зачем?
— Рассердилась? А зря. Ведь ты не нас, на себя рассердилась…
Попытки девушек провести перед ужином второй сеанс наказания Олег решительно пресек.
— Сейчас не время, — твердо сказал он. — Вот спустимся с горы в котловину, к озеру, устроим длинную дневку, тогда, если не раздумаете, вернемся к этому разговору.
— Не раздумаем, — быстро сказала Соня и строго посмотрела на Катю.
Та дерзко посмотрела подруге прямо в глаза и рассмеялась.
— Если ты не передумаешь, то я и подавно, — с вызовом сказала девушка.
Соня смутилась, отвела взгляд, осознав вдруг правоту гор: ей, Соне, надо прежде всего справиться с самой собой, не видеть в Кате младшую, чуть ли не дочку. Чуть было не возникшую напряженность разрядил Олег, заговоривший о предстоящем им пути к вершине. Он так подробно и интересно рассказывал о предстоящем им восхождении, что девушки заслушались.
И еще день они поднимались по пологому отрогу к началу собственно хребта, увенчанного вершинами. Олег внимательно наблюдал за своими спутницами. Соня после переправы почти не изменилась, все так же молчаливо внимала горам, все так же, даже не замечая этого, отставала, погруженная в свои грезы. А вот Катя стала собраннее, строже к себе, да и к подруге. Теперь чаще Катя, а не Олег, замечала Сонино отставание, поторапливала ее.
Вечером, за ужином, Олег стал рассказывать своим спутницам о себе, втайне надеясь вызвать и их на откровенность. Обе женщины внимательно слушали его, изредка задавали вопросы, но о себе говорили вскользь, между прочим.
Утром они начали восхождение. Олег проложил маршрут так, чтобы в первый день сложных участков не было. Ведь при прохождении таких участков роль замыкающего велика, а потому нужно оценить возможности и способности молодых женщин. В первой половине дня Олег то и дело менял Соню и Катю местами, присматривался. К обеденному привалу выбор был сделан: Катя. Она и идет увереннее, и внимательнее Сони, не отвлекается, вся сосредоточена на маршруте. Да, произошедшее на переправе сильно изменило Катю, раскрыло дремавшие дотоле черты характера: умение быть собранной, не упускать из поля зрения группу, но при этом и видеть то, что сбоку, готовность в нужный момент подставить плечо. Уже начинало смеркаться, когда их маленькая группа подошла к первому сложному участку: довольно-таки крутая сыпуха. Ее предстояло пересечь наискось с выходом на явно видимую отсюда площадку, обходя как нагромождения скал внизу справа, так и нависающий слева скальный пояс. Олег остановил свой маленький отряд, задумался. Можно, конечно, отложить прохождение этой сыпухи на утро, отдохнут, восстановят силы. С другой стороны, Катя уже осваивается с ролью замыкающей, идет все увереннее, неплохо закрепить это прохождением первого серьезного участка, а вот завтра размяться на травяном склоне.
— Устали, девчата?
— Есть немного, — улыбнулась Соня.
— Хватит сил подняться на ту площадку?
— Конечно, хватит, — задорно воскликнула Катя.
— Только учтите: это сыпуха. А потому вы все время должны иметь две точки опоры. И вот что еще, Катя: тебе надо будет подстраховывать Соню. А тебя подстраховывать некому, потому будь осторожна и внимательна. Поняла?
— Поняла.
— Тогда пошли. Дистанция между идущими — полтора метра, чтобы при падении впереди идущая не сбила ту, что ниже ее. Но и не больше, потому что ты, Катя, должна успеть помочь Соне. Вперед, девчата.
Небольшая заминка возникла в самом начале подъема по сыпухе: Соня загляделась, оторвала от земли левую ногу раньше, чем оперлась на палку, и, не удержавшись на одной ноге, заскользила вниз. Катя не успела подхватить подругу, подъем пришлось начать сначала. Вторая попытка была успешнее. Они медленно поднимались по осыпи, забирая вправо. Еще раза два Соня оступалась, но и Катя была начеку, и сама Соня уже сосредоточилась на подъеме и быстро исправляла свои ошибки. Олег уже выходил на площадку, когда Соня сорвалась по-настоящему. Расслабилась, загляделась на открывшуюся вдруг панораму ущелья и зацепилась ногой за ногу. Упала на бок и, набирая скорость, покатилась вниз, туда, где зловеще вздымала острые грани скальная гряда. Обернувшийся на крик Олег быстро сбросил рюкзак и устремился вниз. Но Катя не сплоховала, не подвела. Жестко упершись ногами и палкой, она ухватила уже набравшую скорость Соню за клапан рюкзака, удержала ее. Подбежавший Олег рывком поднял Соню на ноги, прижал ее к себе. Соня уткнулась лицом в его грудь и расплакалась. В этих слезах и всхлипах излились и пережитый только что ужас показавшегося неотвратимым падения вниз, на камни, и охватившая вдруг женщину обида: все годы дружбы с Катей она, Соня, была сильнее, именно она выручала подругу. А вот сейчас впервые сильнее, надежнее оказалась Катя…
— Ну, не плачь, не плачь, — утешал ее Олег, гладя, как маленькую, по голове. — Все обошлось.
Но Соня уже не могла сдержать поток слез, ей было обидно, что она оказалась слабее подруги, обидно, что на переправе она ничем не смогла помочь Кате, а здесь, на осыпи, Катя спасла ее. И было стыдно от того, что все эти годы она считала Катю слабенькой, ни на что негодной, а себя сильной, что присвоила себе право быть старшей, относясь к подруге как к ребенку.
Следующий день прошел без происшествий. Катя все больше и больше помогала Олегу, когда Олег уходил разведать очередной сложный участок, Катя подтаскивала сброшенный внизу Сонин рюкзак. Пока Олег и Катя готовили прохождение следующего этапа пути, Соня покорно сидела камне, все больше смиряясь с тем, что в горах ей придется быть младшей. Во время одной такой остановки, когда Катя, скинув с плеч Сонин рюкзак, буквально рухнула рядом с подругой, Соня не выдержала.
— Катя, — тихо проговорила она, сдерживая слезы. — Катюша, похоже, выбор сделан. Вы с Олегом просто рождены друг для друга, вы будете чудесной парой. А я… Я не буду мешать вашему счастью, уйду…
— Что ты мелешь, Сонечка? Куда ты уйдешь? Ты чего, всерьез думаешь, что я тебя покину?! Нет, нет и нет!
Катя аж привстала от возмущения.
— Катюша, ну посуди здраво. Олег не может жить без гор, ты ему под пару, вы будете ходить вместе, с его Командой. А я… Я буду только обузой. Ведь так?
— А я разве не была тебе обузой?
— Но то мне…
— Соня, скажи честно: ты ни в чем не хочешь быть младшей.
— Не в этом дело…
— В этом, Сонечка, в этом, моя милая.
— Катюша, наш спор бессмыслен, — улыбнулась Соня. — Пока еще Олег не сделал предложение ни мне, ни тебе…
— Ни нам обеим, — рассмеялась Катя. — А вот и Олег идет.
Подошедший Олег подсел к женщинам, достал сигарету, закурил.
— Предстоящий участок проще, чем я ожидал, — сказал он негромко. — Но все-таки, Соня, иди-ка ты без рюкзака. И так сегодня намаялась. Поднявшись, выходим на предвершинную площадку. Там и ночевать будем. А перед ночлегом налегке поднимемся на саму вершину. Согласны?
— Конечно, — воскликнули обе женщины.
— Олег, а это настоящая вершина? — неожиданно для самой себя спросила Соня.
Спросила и смутилась, покраснела. Катя чуть заметно усмехнулась.
— Конечно, настоящая, — улыбнулся Олег. — И не такая уж маленькая, более тысячи двухсот метров. Для первого горного похода даже многовато. Пошли?
— Пошли, — сказала Катя, резко вставая.
Поднялась и Соня, смущенно посмотрела на свой рюкзак.
— Оставляй, — добродушно сказал Олег. — Я потом за ним сбегаю. А вы с Катей начнете ставить палатку.
Подъем, и впрямь, оказался не очень тяжелым. Даже Соня шла легко, правда, втайне радуясь, что идет без рюкзака. Не прошло и двух часов, как они вышли на пологий участок. Метрах в пятидесяти от откоса вздымалась сама вершина, крутая, показавшаяся Соне неприступной. Видевшая эти вершины только издали, она даже замерла от восхищения и овладевшего вдруг ею трепета. Неужели они дерзнут подняться на нее?
— Сбрасывай рюкзак, Катя, — негромко сказал Олег. — Я сейчас сбегаю за третьим рюкзаком. Потом мы слегка перекусим и пойдем на восхождение.
Он подмигнул женщинам и быстро пошел вниз. Катя и Соня расстегнули рюкзак Олега, достали палатку и принялись ее устанавливать. Женщинам очень хотелось не сплоховать, не только до возвращения Олега поставить палатку, но и приготовить перекус. И это им удалось. Когда Олег вернулся с Сониным рюкзаком, палатка уже стояла, а на плоском камне уже были расставлены миски и кружки. Олег аж присвистнул от изумления.
— Какие же вы молодцы, девчата. Ведь первый раз ставили палатку самостоятельно.
Женщины зарделись, смущенные похвалой.
— Прошу к столу, — с улыбкой сказала Катя.
Восхождение было нелегким, в некоторых местах Олег проводил женщин по одной, страхуя. Кое-где Олег забирался на скалы, подтягиваясь на руках, а потом втаскивал своих спутниц. Соне начало уже казаться, что подъему не будет конца. Но вот она с помощью Олега и подталкивающей ее сзади Кати одолела очередную глыбу, выпрямилась и ахнула. Вершина. Вот ты какая, вершина. Подошла Катя, обняла подружку и тоже застыла в восхищении. Далеко внизу узенькой полоской вилась река, к ней с горы устремлялись бурные в половодье ручьи. Вокруг же высились другие вершины, некоторые пониже, другие выше. Подошел Олег, обнял обеих женщин. Катя и Соня прижались к нему. Несколько минут они стояли молча.
— Девчата, не обижайтесь и не сердитесь, если то, что сейчас скажу, вам придется не по нраву, — вдруг тихо проговорил Олег. — Девчата, давайте и после похода не расставаться, давайте жить вместе, одной семьей.
Катя и Соня переглянулись, теснее прижались к обнимавшему их мужчине.
— Мы станем твоими женами, — тихо проговорила Соня. — И ты будешь нас пороть…
— Раз в неделю, по субботам, — рассмеялась Катя.
Олег густо покраснел, опустил голову, чуть отстранился. Катя и Соня рассмеялись, прильнули к нему.
— Мы согласны, Олег, — тихо сказала Соня. — И быть женами согласны, и на порку согласны. Только вот…
— Понимаешь, Олег, у нас Соней есть дочери. Моей восемь, а Сониной девять…
— Так это же чудесно, — воскликнул Олег, прижимая женщин к себе. — У меня сразу будут и жены и дочери. Спасибо вам, милые.
Соня чуть отвернулась, боясь, что Олег заметит выступившие слезы. А он прижал их к себе и принялся истово целовать.
— Прямо сегодня и сыграем свадьбу? — смущенно проговорила Катя. — Свадьба и первая брачная ночь. Ты согласен?
— Согласен…
И наступил этот необычный, такой счастливый для них вечер. Все сомнения отброшены, все стало легко и просто. Олег нарвал где-то небольшой букетик цветов, женщины из косынок сделали импровизированную скатерть. С глухим стуком соприкоснулись три кружки с горячим чаем. И все трое разом крикнули: горько.
А потом была ночь, напоенная любовью и нежностью. Они ласкали друг друга, сливались в любовной истоме, целовались.
Проснулись поздно. Женщины смущенно посмотрели на Олега.
— Ничего страшного, — рассмеялся Олег. — Грешно укорачивать брачную ночь. Да и спуск нам предстоит не очень сложный. С площадки есть проход на снежник. А по снежнику выйдем к кулуару, спустимся по нему на террасу, переночуем. Завтра же пересечем наискось склон и, пройдя по короткому карнизу, окажемся над озером. Правда, спускаться предстоит по крутой сыпухе.
Этот участок пути он знал хорошо, проработал его при подготовке маршрута. Это был аварийный сход, которым они должны были выходить, если при восхождении произойдет несчастный случай. Олег улыбнулся женщинам, и они ответили ему улыбками. Без спешки сложены рюкзаки, вздохнув разом, все трое с явным сожалением принялись снимать палатку.
— Пошли, милые мои жены, — негромко сказал Олег, с особым удовольствием называя их именно женами.
Идти по снежнику было нетрудно, и Соня приободрилась. Солнечные лучи размягчили ледяную корку, но не растопили ее полностью, снег под коркой был еще сухой. На обед устроились на груде камней. Отдохнув, пошли дальше. Часам к пяти вечера их маленькая группа подошла к входу в кулуар. Оставив Катю с двумя рюкзаками вверху, Олег вскинул на плечи Катин и повел Соню вниз. Проводив их, молодая женщина присела на камень и посмотрела на вершину. Самую первую вершину в ее жизни. Женщина печально вздохнула. Она вдруг поняла, как страстно ей хочется, чтобы возникшее хрупкое счастье не разрушилось, чтобы и следующим летом они вместе пошли в горы.
— А ведь все может враз исчезнуть, — печально прошептала она. — Враз. Но и лгать больше нельзя. Придется рассказать Олегу всю правду, постыдную правду.
И оставленная Олегом у выхода из кулуара Соня думала о том же, о чем и Катя. Пугающей их обеих исповеди уже не избежать. Но как Олег воспримет их грязное прошлое?..
Поднявшись наверх, Олег улыбнулся Кате, сел рядом с ней, закурил.
— Вот и завершается наш первый поход, — тихо сказала женщина. — Жалко…
— И мне жалко, — вздохнул Олег. — Но впереди у нас еще много встреч с горами. Ведь так?
— Так, — проговорила Катя и покраснела.
Они вскинули рюкзаки, Олег — свой, а Катя — более легкий, чем ее собственный, Сонин, и начали спуск. Время от времени Олег оборачивался: не нужна ли помощь. Но Катя шла уверенно. Пройдя еще метров пятьсот по террасе, они нашли удобную площадку и расположились на ночлег. В эту ночь обе женщины были особенно неистовы и нежны.
К середине следующего дня они подошли к обрыву. Внизу лежала поросшая редким кустарником котловина, голубело озеро.
— Вот мы и пришли, — улыбнулся Олег. — Снимай рюкзак, Сонечка.
Минут через тридцать они уже были внизу. Олег выбрал место для палатки: уютная полянка, окруженная березками, удобный спуск к озеру, и наказав своим женам ставить палатку, легко пошел вверх. Когда палатка была установлена, Катя озорно посмотрела на Соню.
— Давай-ка, подружка, нарежем прутья.
— А давай, — рассмеялась Соня.
Когда Олег спустился вниз, он увидел своих жен в ночных рубашках и босых. Поймав его удивленный взгляд, женщины смущенно переглянулись.
— Садись, Олег, — тихо сказала Соня. — Ужинать еще рано, а потому самое время нам исповедоваться. Ты же о нас ничего не знаешь.
Олег присел на камень. Обе женщины тут же опустились перед ним на колени. Смутившийся Олег с большим трудом усадил обеих рядом с собой.
— Давайте, милые мои, все-таки условимся, — улыбнувшись, сказал он. — Вы — не грешницы, а я не архангел Гавриил. И у меня в жизни не все было гладко и безупречно.
— Мы-то как раз грешницы, — вздохнула Соня, кладя голову на Олегово плечо. — Большие грешницы.
— Олег, дай честное слово, — негромко, но твердо сказала Катя. — Как бы ты ни решил нашу судьбу, порка должна состояться. Нам будет легче… Обещаешь?
— Обещаю.
И обе женщины, вздохнув, начали свой рассказ. Они вместе росли в детдоме, попав туда почти одновременно. Катины родители погибли, когда девочке еще не исполнилось и семи лет: не выдержав очередной площадной брани мужа, Катина мать в исступлении схватила нож и всадила его в спину Катиного отца. Тот рухнул замертво. Увидев содеянное, женщина выбросилась из окна. Обстоятельства гибели Сониных родителей были загадочны. Они были инженерами, работали по контракту заграницей, выполняя при этом и какие-то иные задания, и вместе покончили жизнь самоубийством. Немногое прояснило мамино прощальное письмо, полученное Соней уже в детдоме. Сонина мать просила у дочери прощения, писала, что они, ее родители, пусть и неумышленно, совершили преступление, что по их вине погибли люди и что они ненароком проговорились о том, о чем говорить было нельзя. Женщина молила дочь о прощении, просила помнить и ее, и отца. Соне тогда только-только исполнилось девять лет.
Когда Катя покинула детдом, в стране уже началась перестройка. Чиновники отмахивались от девушки-сироты, и Катя поселилась у Сони. С тех пор они уже не расставались. Соня, окончив ПТУ, работала на швейной фабрике, на эту же фабрику пришла работать и Катя. Но не проработала там и полугода: девяносто второй год, предприятия разваливались. В ноябре уволили Катю, а перед самым Новым годом потеряла работу и Соня. Подруги стали зарабатывать на жизнь проституцией. Первой забеременела Соня. Ребенка девушки решили оставить. Не прошло и года, как забеременела и Катя. Теперь они выходили на панель по очереди, до жути боясь подцепить срамную болезнь. В две тысячи втором году подружки попали на скамью подсудимых. Срок дали условно. Спустя еще год Соня и Катя пристроили дочек в тот самый детдом, в котором воспитывались сами, и подались в Москву, искать счастья. Работали продавщицами в ларьке, потом на стройке, малярами, первые месяцы жили в том самом ларьке, в каком и работали, потом мыкались по съемным комнатам.
— Ну, а что же вас подвигло в поход идти? — спросил Олег, закуривая.
— Племянник хозяина нашего последнего жилища и его невеста, — удивленно сказала Соня. — Ты разве не знал? Петя и Настя уверяли нас, что они с тобой обо всем договорились.
Олег аж зубами скрипнул.
— Рассказывайте, — хмуро сказал он.
Женщины переглянулись.
— Почти два года назад нам повезло: удалось договориться о проживании в летнем домике в садоводческом кооперативе. Платили мы за это жилье две тысячи ежемесячно. Хозяин домика, Виктор Денисович, жил там только летом. Неподалеку мы нашли и работу в строительной артели. Мы уже подумывали о перевозе своих девочек. Конечно, зимой в домике холодновато, но уж как-нибудь устроились. А в середине марта неожиданно приехал Виктор Денисович с Петей. И Петя объяснил нам, что отныне летом в этом домике будет жить он сам с женой, а поскольку женится он в июне, то все лето нам предстоит отдыхать. Мы растерялись: основная работа в строительной артели как раз летом. Но Виктор Денисович успокоил нас, сказав, что договорился с правлением кооператива: с сентября по май мы будем работать сторожихами, а лето проводить со своими дочками. А чтобы мы обрели опыт жизни на природе, Петя и Настя, его невеста, договорились с двумя туристскими группами. Нас возьмут в походы в июне и августе. Походы, говорили они, не очень сложные, группы опытные, мы не пропадем. Вот так мы и попали к тебе, — вздохнув, закончила Соня.
— Петя с Настей нам и свое старое снаряжение продали, — добавила Катя.
— Как продали? — ахнул Олег.
— Дешево. Четыре тысячи с обеих взяли. Олег, ты не…
Олег вновь скрипнул зубами.
— Нет, милые мои женушки, не передумал. Скорее, наоборот.
— Олег, мы не бездельницы, поверь. Как только вернемся, сразу же начнем искать работу. Так ведь, Соня?
— Э нет, — улыбнулся Олег. — Раз вы признали мое право пороть вас, то уж признавайте и мое право заботиться о вас, милые мои жены. А потому первым делом поедем за нашими дочерьми. Негоже им жить вдали от нас. А осенью я отправлю вас учиться на компьютерные курсы…
Соня и Катя разом уткнулись в грудь Олега и разрыдались.
— Так не бывает, — прошептала Соня.
— Только так и должно быть, — проговорил Олег, прижимая к себе обеих своих жен. — Может, все-таки, перенесем порку назавтра?
— Ни в коем случае, — рассмеялась Катя. — Мы уже и прутья приготовили. Сонечка, снимай рубашку. Сегодня начнем с тебя и тобой же закончим. Так ведь?
— Так, — улыбнулась Соня, вставая.
Она проворно сняла рубашку и на минуту застыла перед Олегом, прелестная в своей наготе. Потом подошла к растущей рядом березе, нагнулась, оперлась руками о ствол, подставляя Олегу свою попу. Катя подошла к подруге, раздвинула ее ноги так, чтобы обе дырочки открылись, затем подала Олегу березовый прут.
— Что ж, муж, начинай учить нас, твоих жен, уму-разуму.
Олег, догадавшись, что за время его отсутствия обе женщины в деталях обговорили сценарий порки, взял прут, подошел к Соне, погладил ее напрягшиеся ягодицы. Женщина смущенно улыбнулась. Олег отступил на шаг и, размахнувшись, стеганул женщину. Розга легла точнехонько между дырочек. Соня вздрогнула всем телом. Олег нанес следующий удар, повыше, потом еще один. Катя, присев на камень, монотонным голосом отсчитывала удары. Соня взвизгивала, стонала, крутила задом, из-за чего некоторые удары попадали и на бедра. Катя, насчитав двадцать, остановила порку.
— Остальные Соня получит попозже, после того, как выпорешь меня. Ну а мне, как договорились, все тридцать пять.
Олег кивнул головой.
— Сегодня ты сек сильнее, — тихо сказала Соня.
— Извини, — смутился Олег.
— Что ты, я даже рада, что ты порешь меня по-настоящему, — улыбнулась женщина. — Пусть в нашей семье будет порка, а не игра в порку. Так, Катя?
— Так, — рассмеялась женщина, снимая рубашку и подходя к дереву, возле которого только что Олег выпорол ее подругу. — Я готова.
Она тоже уперлась руками в ствол, но наклонилась не столь сильно, как Соня. Олег и ее похлопал по попе, взял протянутый Соней прут и принялся пороть вторую свою жену. В отличие от Сони, Катя всю порку стояла неподвижно, только вскрикивала. Соня, так и оставшаяся голышом, считала удары. Вот и последний. Катя рассмеялась, подошла к Олегу, прижалась к нему.
— Спасибо, что наказывал меня без снисхождения, — прошептала она, целуя мужа. — Сонечка, подставляй-ка попу!
Соня подошла к ним, прижалась. Олег обнял обеих своих жен и принялся целовать и ласкать их. Женщины зарделись.
— Не расслабляй меня, — прошептала Соня. — У нас еще ночь впереди.
— Ночи, — улыбнулся Олег.
— Да, именно ночи, — рассмеялась Соня. — Выпори меня, наш суженый.
За ужином строили планы на оставшиеся дни. Решили радиалками совершить еще два восхождения. Олег попросил своих жен выбрать вершины. Катя сразу же показала на ту, что правее кулуара, украшенную снежной шапкой. Поколебавшись — понимала, что на подъеме доставит Олегу и Кате только хлопоты — Соня смущенно показала на гору, замыкавшую котловину. Олег улыбнулся: восхождения, выбранные его женами, были несложными. Он закурил, вздохнул, посмотрел на своих жен и задал-таки мучивший его с самого объяснения на вершине вопрос.
— Девочки, а как наши дочери воспримут мое появление?
— С радостью, — улыбнулась Соня. — Они уже давно мечтают о папе.
— А то, что папа будет один на двоих?
— Так они и нас считают общими мамами, — рассмеялась Катя. — Мама Соня и мама Катя. Так что один папа на две мамы их ничуть не удивит.
Следующий день они посвятили отдыху. Проснулись поздно. Женщины первыми вылезли из палатки и голышом побежали к озеру, купаться. Олег присоединился к ним. Было много брызг, визга и смеха. Накупавшись вволю, позавтракали. День провели весело и беззаботно, ночь посвятили любви, а утром отправились на выбранную Соней вершину. Шли в том же порядке: первым Олег с полупустым рюкзаком, за ним Соня, а замыкающей Катя. К удивлению Сони, восхождение на «ее» вершину оказалось несложным. Поднимались по травянистому склону, вначале пологому, но постепенно набиравшему крутизну. Когда останавливались передохнуть, Соня оборачивалась и смотрела вниз, на их котловину с озером, на палатку, казавшуюся отсюда, с высоты, совсем маленькой. На самом подходе к вершине они перешли на снежник. Здесь снег был более рыхлым, местами насыщенным водой. За снежником начались скалы. Теперь они поднимались, лавируя между ними. Но вот Олег ловко и споро полез на одну из скал. Соня оторопела. Но Олег остановился, обернулся и с улыбкой протянул к ней руки. Соня ухватилась за них, снизу ее подпихнула Катя, и женщина неожиданно для себя оказалась рядом с Олегом. Олег протянул руку и Кате, но женщина помотала головой и вскарабкалась сама, хотя и неуклюже. И Соню вновь охватили стыд и досада на свою беспомощность и неумелость. Олег и Катя, подтягивая и подталкивая Соню, полезли выше. Взобравшись на очередной уступ, Олег улыбнулся Соне и посторонился, пропуская женщину вперед.
— Раз ты выбрала вершину, то тебе первой и ступить на нее, — сказал он негромко. — А мы с Катей тебе поможем. Не волнуйся, дальше путь попроще.
Смущенная Соня обогнала Олега и неуверенно полезла выше. Лезть, и впрямь, было не очень трудно, будто кто-то большой и добрый устроил на венчающей вершину скале уступы ступенями. Там же, где уступы были повыше, Олег подталкивал ее под попу. Когда его рука оказывалась между Сониных ног, женщина, к своему стыду и восторгу, аж замирала в сладостной истоме. Минут через двадцать Соня выползла на венчающую вершину площадку. Встать на ноги не хватило духа, и женщина села, аккуратно поджав ноги. Такой ее и сфотографировал Олег. Передохнув, двинулись в обратный путь и к вечеру вышли к озеру. До палатки было рукой подать. Уставшие за день женщины сразу же после ужина уснули. Олег же еще полчаса полулежал у догорающего костра, курил и улыбался, веря и не веря в свалившееся вдруг на него счастье.
Весь следующий день они отдыхали, купались в озере, дурачились. Под вечер, усевшись у костра, разговорились. Олег расспрашивал о девочках, Катя и Соня охотно рассказывали. Легли спать поздненько, а встали рано: Катина вершина была и подальше, и повыше Сониной. На подходе к вершине Олег поменялся с Катей местами. Зардевшись от смущения, Катя возглавила их маленькую группку. А Соня как-то неожиданно и легко вновь разговорилась с горами.
— Вот я и стала младшей, горы, — улыбнулась она горам. — Не без вашего участия. И восприняла это легко, без обиды…
— Вначале все-таки обида была.
— Нет, не обида, растерянность…
— Пусть растерянность. Но ведь хотела уйти. Хотела же?
— Хотела…
— А ушла бы?
— Не знаю… Наверное, нет…
— Не ушла бы. Поздно тебе уходить, поздно…
Подъем на Катину вершину тоже был несложным, только на подходе к снежнику они вышли на скальный пояс. И вновь Олег, подсаживая Соню, прикасался рукой к ее интимному местечку. Женщина ждала этих прикосновений, смущаясь и радуясь…
Следующий день они опять отдали любви и забавам. Только с самого утра переместили лагерь на берег вытекавшей из озера реки. Обе женщины веселились и резвились, как маленькие девочки. Еще одна ночь, напоенная любовью и нежностью. Утром же следующего дня они покинули полюбившееся им, ставшее родным озеро и вдоль реки пошли к станции. На ночлег остановились у перекинутого через реку моста. Утром же вышли на дорогу и вскоре после полудня пришли на станцию. До прихода поезда оставалась больше часа. Вышедшая из станционного здания женщина в железнодорожной форме посмотрела на них и, всплеснув руками, подбежала.
— Неужели живы? А наши мужчины уже собирались завтра или послезавтра идти искать вас. Тут же такое было. Две группы уже вытаскивали, хотя они в той стороне ходили. И все равно пострадали. Три трупа и пять покалеченных. Петро, смотри, эти отчаянные вернулись!
— Живы? — улыбнулся подошедший пожилой мужчина. — Видать, опытные вы. В тех-то группах новички были. В одной из семи двое впервые в горах, а в другой из шести одна девушка. Вот и она погибла. А вам, хоть и втроем ходили, хоть и в самый вертеп попали, помощь не потребовалась. Вот что значит-то опыт и слаженность.
Катя и Соня невольно покраснели…
…- Неужели поход кончился? — вздохнула, забираясь в вагон, Катя.
— Да, первый наш поход кончился, — улыбнулся Олег. — Следующим летом сходим дважды. И впятером.
— Но мы придем еще раз сюда, в эти горы, — тихо улыбнувшись, проговорила Соня.
— Конечно, придем. И не раз…
Лишь поздно вечером поезд, наконец, въехал в зону действия мобильной связи, и Олег позвонил Архипу, своему старинному, еще со школы, другу, попросил его взять три билета до Кирова и пять обратных.
— Сделаю, — усмехнувшись, сказал Архип. — Сбрось только паспортные данные.
— Конечно, сброшу. И ты мне будешь нужен с машиной. Надо перевезти ко мне…, - Олег замялся.
— О чем речь. Конечно, перевезу…
Последние дни отпуска Олега заполонило обретение семьи. К его изумлению и радости, девочки быстро стали звать его папой, втягивали Олега в свои незатейливые игры. Олег понимал, что надо обязательно позвонить Арнольду, успокоить его, рассказать о том, какими оказались Петя и Настя. Или Мите, Лёне. Но сделать это в последние отпускные дни, часы он был не в силах. И даже выйдя на работу, оттягивал звонок. Боялся нарушить овладевшее им чувство обретения семьи, не хотел никого пускать в свое счастье, боялся услышать недоумения, предостережения, совсем не нужные ему советы. В среду все-таки позвонил, уединившись на лестнице, попросил Арнольда — тот все еще был на больничном — приехать к концу рабочего дня. Когда Олег вышел на улицу, Арнольд уже ждал его.
— Живой, чертяка, — сказал он, обнимая Олега. — А мы уже, признаться, ждали худшего. Маша Северова звонила Кузьме, у него же спутниковый мобильник. Он был верстах в тридцати к югу от тебя. Его группе тоже лихо пришлось. Кузьма считал, что и сильной команде оттуда, где ты был, выбраться проблематично. А ты выбрался. Как твои спутницы? Доставили тебе хлопот?
— Выбрались, Арнольд. А мои спутницы…, - Олег смущенно улыбнулся. — Давай-ка сядем, Арнольд, на вон ту лавочку.
Сев, Арнольд вопросительно посмотрел на друга. Олег достал сигареты, закурил.
— Понимаешь, Арнольд, этот поход одарил меня семьей.
Он помолчал немного, улыбнулся как-то застенчиво.
— У меня теперь есть все: и жены, и дочки…
— Рад за тебя, чертяка, — рассмеялся Арнольд. — Искренне рад. Так чего же ты на меня время тратишь? Отметился бы телефонным звонком. Лети на крыльях домой, молодожен. На тусовку-то придете?
— На тусовку не придем мы, пока не впишемся, пойми.
— Понимаю. И из Команды уходишь?
— Ухожу, Арнольд. Вот записку ребятам написал, предлагаю тебя Командором. Но вот что я тебе сказать должен…
И Олег рассказал другу и, как он надеялся, преемнику своему об учиненном Петей и Настей.
— Да, к этой парочке спиной не поворачивайся, — задумчиво проговорил Арнольд. — Надо собирать Команду. Ладно, беги, тебя же ждут…
…Коля Привалов вернулся в Москву в первых числах декабря. Радость возвращения омрачалась тяжкими думами об Олеге, Командоре. В середине июня он позвонил Маше Северовой, представилась возможность дешево позвонить в Россию. Вот он и воспользовался этой возможностью. Позвонил тете, единственной своей родственнице, Никите Слухову, своему другу и сослуживцу, и Маше. Услышанное от Маши привело Колю в ужас: Олег пошел в поход не с Командой, а с двумя новенькими женщинами.
— Как только Лёня из больницы вышел, мы с ним каждый день прогноз тамошней погоды смотрели в интернете, — причитая, говорила Маша. — Плохо там было, Коля, очень плохо. Лёня весь с лица спал, говорит, и, что и наша Команда вполне могла в таких условиях угробиться. А уж таким составом шансов у Олега не было. Погибли они, тут никаких сомнений нет…
Коля оторопел. Конечно же, Олег не бросил этих женщин на произвол судьбы. А туристские способности обеих женщин Коля оценивал крайне низко. Он же сам, вместе с Арнольдом и Петей, водил этих фифочек на Кендур. На обратном пути обе женщины вышли из электрички на какой-то небольшой станции, еще до Железнодорожного, и тогда они втроем принялись обсуждать итоги тренировочного похода. Петя уверял, новенькие, что надо, обузой Команде не будут, он, Коля, соглашаясь с тем, что Арнольдовы тесты женщины прошли, был против их участия в походе, Арнольд же колебался. Все-таки Олег взял их. И обстоятельства повернулись так, что две эти фифочки и составили группу. Кошмар. Да, Олег погиб, сомневаться в этом не приходится. Остается только надеяться, что погибли они сразу, без лишних мучений, без долгого умирания в страданиях от боли и беспомощности. А тут еще в интернете промелькнуло сообщение о гибели в тех местах, куда отправился Олег с фифочками, трех туристов. Наверняка, о них…
За три дня, прошедшие после возвращения со стажировки, Коля много раз собирался позвонить своим товарищам по Команде, уже брал в руку мобильник, начинал набирать номер и сбрасывал. Боялся услышать жесткое: да, погибли они, боялся потерять призрачную надежду на чудо. Но сегодня, в пятницу, он жестко решил: хватит прятать голову в песок, позвонит он Арнольду. Но не с работы, с работы толком и не поговоришь. И не с дороги. Придет домой, чуточку отогреется, отвык он в Японии от холодов и позвонит. Ну, может, не сегодня вечером, а завтра утром…
— Коля, — вдруг услышал он удивленный девичий голосок. — Ты-то как сюда попал?
Обернувшись, Коля увидел Сольвейг, девушку из их тусовочной массовки, одну из немногих массовочных девушек, которых Коля привечал. Даже как-то предлагал Сольвейг сходить с ними в горы, но в тот раз у девушки не выпадал отпуск летом.
— Привет, Сольвейг, — улыбнулся он. — Я живу здесь неподалеку. А вот как ты сюда попала?
— Здесь где-то есть магазин женской одежды, в котором можно недорого купить модную одежду — смущенно сказала Сольвейг. — Девчонки на работе говорили. Одеваться-то хочется стильно, а с деньжатами у меня негусто.
— Есть такой. Немного не доходя до моего дома, — подтвердил Коля. — Пошли, тут недалеко.
— Коля, а почему тебя на тусовке не было?
— Да я три дня назад прилетел из Японии. Полгода стажировался там.
— Ой, как здорово. Расскажешь?
— Конечно, расскажу. Сольвейг, а на тусовке наши были? Командор был?
— Ой, да ты же ничего не знаешь! Ведь ваша Команда распалась, две группы образовались: в одной Командором Арнольд, а другой верховодит Лидка Смирнова. А Олег, как я поняла, погиб. Слышала, как Кузьма говорил Арнольду, что при таких обстоятельствах и более сильные команды погибают. Ты же знаешь, с нами, ну, с массовкой, особенно и не разговаривают. Слышала только обрывки разговоров…
Коля опустил голову, закусил губу. Раз Команда распалась, то Олег точно погиб. Тут и гадать нечего. Иных причин для ухода Командора быть не может, он же сам создавал Команду. А что теперь Коле делать? С Лидкой он точно в горы не пойдет, сумасбродная она, эта Лидка. С Арнольдом? А может, свою группу организовать? Никита давно уже просит взять его с женой и сыном в горы. Но в Олегову, черт, в Арнольдову Команду они не впишутся. А вот если пойти вчетвером… Или впятером: почему бы ему не позвать эту Сольвейг. Ведь неплохая девушка. Создаст новую группу, свою, не стремящуюся к спортивным подвигам…
Задумавшись, Коля рассеянно слушал щебетание Сольвейг. Девушка, перескакивая с одного на другое, пересказывала обрывки услышанных разговоров и домыслы, родившиеся в массовке. Порой одно противоречило другое. Вроде бы, кто-то что-то говорил и о каких-то погибших или пропавших девочках. Рассказывали и о том, что израненный Олег выполз-таки к станции и, умирая, пообещал расквитаться с подставившими его. И, мол, потому Команда и распалась… Пока Сольвейг, щебеча, пересказывала Коле тусовочные сплетни, они дошли до магазина, зашли внутрь.
— Коля, Черный Турист!
Сольвейг прижалась к Коле, схватила его руку.
— Ну что ты…
Коля поднял голову, и язык прилип к гортани. Прямо напротив них, возле стойки ячеек для хранения вещей стоял… Олег. А рядом… Рядом с ним стояла черноволосая женщина. Та самая, Катя. Коля вдруг вспомнил ее имя. Вот это да… Неужели не все Левкины рассказы о Черных Туристах вымысел, сказки для новичков? Как ни крути, иного предположения нет: Команда могла распасться только из-за гибели Олега. Да и в магазин женской одежды Олег, закоренелый холостяк и упертый женоненавистник, мог попасть, только полностью спятив. Но и глаза не врут: Коля трижды зажмуривался и открывал глаза, бормоча чур меня, чур. Не исчез Олег, стоит, как живой. И женщина не исчезла.
— Папа, папа!
К Олегу — или кто он там сейчас — подбежали две девчушки лет десяти, обняли его. Следом за ними подошла еще одна женщина, светловолосая. Одна из девочек потянула Олега за рукав. Тот наклонился, и девочка что-то сказала ему, лукаво поглядывая на стоящую чуть поодаль светловолосую женщину. Олег тоже посмотрел на эту женщину, улыбнулся и кивнул головой.
Коля почувствовал, что сходит с ума. Дочери Олега. Их нет же, нет! И родиться они не могли. Если бы не стоящая рядом и дрожащая от ужаса Сольвейг, Коля бы немедля бросился бы вон с криком: мама, нечистая. Неужели в рассказываемых Левкой легендах есть зерно правды? Говорил же он, что погибшие в одном месте мужчины, женщины и дети соединяются в семьи. И неважно, были ли они знакомы прежде. И встреча с такой Черной Туристской Семьей сулит… А вот что именно сулит, Коля не помнил. А может, и не дослушал тогда Левкины россказни. Да ну, чушь это. Просто похожие. Думал сейчас об Олеге, о погибших с ним женщинах, вот и принял немного на них похожих за Олега и Катю.
Тем временем, похожий на Олега мужчина сложил протянутые женщиной свертки в рюкзак, легко вскинул его на плечи и, взяв девочек за руки, зашагал к выходу. Женщины пошли за ними. Проходя мимо замерших Коли и Сольвейг, черноволосая женщина приостановилась.
— Здравствуй, Коля, — улыбнулась она. — Вернулся?
Коля смог только кивнуть головой. Олег обернулся.
— Привет, — сказал он. — Вернулся? Рад тебя видеть. Только, извини, некогда нам сейчас, и так припаздываем. Но мы еще обязательно свидимся.
И они вместе вышли из магазина. Следом за ними, повинуясь какой-то неодолимой силе, вышли Коля и Сольвейг. Площадь перед магазином, и до того не очень оживленная, сейчас была совсем пустынной. Ни души на площади. И ветер поднялся, злой, какой-то не городской, а горный, швыряющий в лицо колючий снег. И в этой снежной круговерти, удаляясь, не спеша шагали пять темных, почти черных фигур. И хотя они уходили от застывших в ужасе Коли и Сольвейг, меньше они не становились. Напротив, они становились все выше, выше. И зловеще. Коля и Сольвейг прижались друг к другу и оцепенели. Бежать бы, да какая-то неведомая сила прижала их к земле.
— А вдруг они решили подкараулить меня? — прошептала девушка.
Коля сжал ее руку. Ему самому пришла в голову та же мысль: он придет в свою пустую квартиру, а там…
— Сольвейг, — прошептал он. — Пошли ко мне. А утром позвоним Арнольду…
— Пошли, — безропотно согласилась девушка. — И давай помянем их, может, так надо. Лева же говорил, что иногда Черные Туристы и выручают, помогают. Особенно, если это загадочно погибшие в одном месте и не погребенные мужчины, и женщины, и дети. Только надо их помянуть…
— Конечно, помянем…
Коля и Сольвейг, прижавшись друг к другу, медленно побрели к темневшему в снежной круговерти Колиному дому…
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Роковое число (СИ)», Александр Валентинович Егоров
Всего 0 комментариев