«Идеальная ложь»

Идеальная ложь (fb2) - Идеальная ложь 1264K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лайза Беннет

Лайза Беннет Идеальная ложь

Посвящается моим сестрам Кейт и Эмили и, как всегда, W. Е. В.

Глава 1

26 октября, 11:35.

Бег обычно помогал Мэг Хардвик отключиться от всего, что ее беспокоило, будь то бизнес-презентация, которую никак не удавалось организовать, или одинокое утро после очередного неудавшегося свидания. Все, что ей было нужно, — пробежать три мили, сначала вдоль Риверсайд-драйв, потом через парк, петляя, спуститься вниз к лодочной станции, чтобы оставшиеся десятки ярдов бежать вдоль реки. Часто, возвращаясь в свою квартиру в доме на углу 86-й улицы и Риверсайд, мокрая от пота, запыхавшаяся Мэг спрашивала себя: «Ну, и из-за чего нужно было так волноваться?»

Мэг никогда не пыталась убежать от своих проблем. Одной из причин ее успеха была решимость открыто принимать любой вызов. Она знала, к чему может привести потакание своим желаниям. Когда она была подростком, она видела, как мечты и жизни ее родителей растворились в облаке алкоголя и отвращения, и тогда поклялась, что с ней такое не произойдет никогда. Однако через много лет Мэг осознала, что судьба не собирается дарить ей только подарки. Ей самой придется стать хозяйкой своей жизни. Брать в свои руки инициативу. Ловить момент.

Именно такой она и была. Целенаправленно улучшала свою внешность и физическую форму. Из ничего создала компанию «Хардвик и партнеры». Наблюдала за каждой фотосъемкой, просматривала каждую строчку рекламного текста. С головой погружалась в балансовый отчет, молясь о том, чтобы счета сошлись. Добивалась прибыли. Компания работала исключительно благодаря силе воли своей владелицы, а также тому, что слова «нет» для нее не существовало. Мэг знала только такие слова, как «да», «сейчас», «без проблем». Она требовала, чтобы все было сделано правильно. Таким образом, Мэг развила в себе своего рода эмоциональную силу, подтянутость, проворство, активное стремление идти вперед. Бросьте Мэг Хардвик вызов, и она (это подтвердит любой из ее рекламодателей) справится с ним в два счета!

Мэг и самой пришлось признать, что профессиональные вопросы она решает гораздо эффективнее, чем личные. Проблема, которая беспокоила ее в то утро, была самого что ни на есть личного свойства. Когда дело касалось сердца, она слишком часто обнаруживала, что ее ум — обычно такой острый и решительный — как будто затуманивался. Мэг всегда плохо справлялась с эмоциями. А в то утро эмоции просто захлестывали ее.

Медленно начав пробежку, Мэг заметила, что по крайней мере погода сочувственно откликается на ее настроение. Прогноз обещал, что днем ожидаются грозы. Действительно, в воздухе запахло озоном. Небо приобрело зеленоватый оттенок. Вдоль дороги стояли величественные платаны, и их листья, уже сухие после долгого жаркого лета, шелестели на ветру, как газеты.

«Нужно сконцентрироваться, — говорила себе Мэг. — Обдумай все тщательно, медленно, методично, так, как ты это делаешь всегда». Увеличивая скорость, она чувствовала, как учащается ее пульс, слушала свое размеренное дыхание. Для своих тридцати семи Мэг была в очень хорошей форме, и ей обычно давали лет на десять меньше. Над своей внешностью она работала так же усердно, как и над любым делом. Она наслаждалась самим процессом движения к цели, которую ставила перед собой.

Но эту проблему не могли разрешить ни размышления, ни усердная работа. Она была подобна настоящей катастрофе, землетрясению, которые всегда случаются внезапно. И сейчас, находясь среди обломков, Мэг недоумевала, как начать возмещать убытки. И насколько интенсивных «подземных толчков» можно ждать в будущем.

Возможно, если бы речь шла лишь о ее жизни, все было намного проще. Она бы знала, что делать, с чего начать и как все исправить. Но когда Мэг видела, что ее младшая сестра Ларк и три маленькие племянницы в беде, она теряла способность мыслить здраво. Выдержка покидала ее, когда людям, которых она любила больше всего на свете, грозила опасность…

Пробежав четверть мили, Мэг поняла, что слишком злится на Этана, чтобы найти выход из ситуации. Решив оградить Ларк от неприятностей, Мэг действовала из лучших побуждений, но, в конечном счете, ее усилия оказались тщетными.

Где-то к югу от Нью-Джерси прогремел гром. Мэг уже выбегала из парка, когда на западе небо окрасилось в красновато-лиловый цвет. Приближалась гроза. Пробежка ничего не изменила, но немного усмирила нарастающую тревогу. У нее нет выбора. Надо все рассказать Ларк.

Когда Мэг вышла из лифта, девчонки Эдлсон едва не сбили ее с ног. Катание на роликах было последним увлечением соседских детей, и редко когда Мэг не натыкалась на них по субботам.

— Простите! — прокричали они хором, проносясь мимо нее.

— Осторожнее, сейчас начнется дождь… — открыла было рот Мэг, но дверь захлопнулась раньше, чем ей удалось закончить. Дождь, конечно, их не остановит. Неразлучные и своевольные, они во многом напоминали их с сестрой. Такие же любящие, и всегда готовы поддержать друг друга. Лучшие подруги, которые могли доверить друг другу все, стояли друг за друга горой.

Мэг собиралась сначала принять душ и переодеться, но беззаботный смех девчонок Эдлсон заставил ее изменить решение. Она не в силах исправить положение. Эмоциональный кризис касался не только жизни Мэг, он мог также разрушить жизнь Ларк.

В тот самый момент, когда ее рука потянулась к телефону, чтобы набрать номер сестры, раздался звонок.

— Мэг? — голос Ларк звучал странно…

— Ты не поверишь, я только что собиралась тебе звонить. Все… в порядке?

— О Мэг! — сестра вздохнула, как будто переводя дух. Мэг знала, что это признак горького отчаяния. — Мэгги!..

— Ларк, малышка, ну давай, скажи мне, просто скажи.

— Мэг… Этан…

— Ну же… — Мэг приготовилась услышать, что Этан обо всем рассказал Ларк.

— Он мертв.

— Что?

— Этана убили. Сегодня утром. Жанин нашла его в мастерской. Перед печами. Кто-то воткнул раскаленный понтий[1]… — Ларк запнулась, — ему в сердце, — внезапно окрепшим голосом добавила она.

— Нет…

— Люсинда была в мастерской. Когда ее схватили, она сидела, сжавшись в комок, в углу, сжимая в руках прут. Ее арестовали.

— Ларк…

— Мне нужно идти. Так много надо сделать…

— Я приеду, как только смогу.

— Мэгги, — заплакала Ларк, — мне страшно. Я так…

— Я уже еду, малышка, — сказала Мэг.

В этот момент в унылом небе сверкнула молния, прогремел гром и на Манхеттен обрушился ливень. Мэг всегда защищала сестру. Какая бы опасность не угрожала Ларк, будь то привидения в темноте или родители, дерущиеся поздно ночью на кухне, Мэг всегда была рядом и находила слова утешения. И сейчас, в панике и с нарастающим чувством нереальности происходящего, Мэг снова пообещала Ларк, как обещала в детстве:

— Все будет хорошо.

Произнеся эти слова, Мэг почувствовала, что прозвучали они неубедительно и безнадежно.

Глава 2

Родители Мэг и Ларк состояли в «свободном браке» (как принято было в шестидесятые годы называть подобные отношения). Фрэнк и Сара, оба выходцы из небогатых консервативных семей, познакомились и поженились в конце пятидесятых. Когда сексуальная революция достигла апогея, они уже были семейной парой, но это не помешало им без стыда и с большим энтузиазмом присоединиться к движению «хиппи». Мэг родилась в 1963 году. Ее первые воспоминания были связаны с фестивалем «Лето любви». Она смутно помнила, как отец говорил серьезным голосом истинного верующего: «Будем действовать в открытую».

В течение нескольких лет после того позорного фестиваля их семья жила в коммуне хиппи недалеко от Вудстока, штат Нью-Йорк. Фрэнк разрабатывал макеты бредовых плакатов и обложек музыкальных пластинок для маленькой дизайнерской фирмы, офис которой находился в центре города, над магазином для наркоманов. В то время в округе было полно негодяев и хиппи, бродили толпы бездомных подростков, которые искали любовь, а находили вшей и венерические заболевания. Когда Мэг стала взрослее, она поняла, что для всех молодых родителей это было очень сложное время. Общество находилось под влиянием марихуаны и соблазнительных звуков беспорядочного секса, к которым очень быстро привыкали. Но большинство хиппи, в конце концов, взрослели, и, закончив колледж, уезжали на окраину города и воспитывали там детей. Родители Мэг никогда не смогли бы, да и не захотели, перерасти шестидесятые. До конца своих дней Фрэнк носил на правом бицепсе татуировку в виде пацифика[2].

Подрастая, Мэг старалась смириться с тем, что ее семья отличается от других. Только в ее доме на журнальном столике стоял кальян для курения гашиша. Среди родителей только ее отец носил длинные волосы и собирал их в хвост. Мать Мэг верила в лечебные свойства кристаллов и отказывалась везти дочерей к доктору в больницу. Для Мэг подобные странности стали обыденностью, и она очень скоро научилась с ними справляться не только эмоционально, но и практически. Когда Ларк заболела сначала корью, потом свинкой, а потом у нее развилась пугающая, не проходящая со временем апатия, именно Мэг позвонила в больницу и договорилась насчет обследования. Врачи поставили диагноз — тяжелая форма анемии, причиной которой стал вегетарианский рацион. Сара кормила семью исключительно овощами и фруктами. Помимо этого на столе бывала пицца, бутерброды с плавленым сыром и мороженое.

Фрэнк и Сара вели себя по отношению к детям халатно и безответственно, но нельзя сказать, что они делали это намеренно. В семье царили любовь и смех, в каком бы заброшенном доме или квартире они ни жили. Мэг искренне любила своих родителей. Но шли годы, Мэг взрослела, а ее родители — нет, и наступил момент, когда все это перестало ей нравиться. Захватывающие разум идеалы новой культуры, сформировавшие мировоззрение Сары и Фрэнка, когда Мэг была ребенком, стали всего лишь оправданием эгоистичного и безрассудного поведения. К тому времени Мэг уже была подростком.

«Я не пьяная, — говорила раздраженным голосом Сара, лежа на кровати в затемненной комнате в три часа дня, в то время как в раковине с завтрака лежали немытые тарелки, — я медитирую».

Мэг не удивляли ни наркотики, ни алкоголь: после дозы родители становились сонными и удовлетворенными, а после спиртного — шумными и веселыми. Они были совсем как дети, которые хотели, чтобы их оставили наедине со своими игрушками. Мэг не возражала против ежедневных «гуляний», только бы родители были вместе. Но когда мать или отец тащили домой незнакомца или незнакомку, она сходила с ума.

— Привет, девчонки, это Шерил, — говорил с гордой ухмылкой Фрэнк субботним утром за завтраком после ночной попойки. Напротив него сидела вызывающе одетая полная рыжеволосая женщина с одутловатым лицом, с размазанной тушью под глазом. Позже к ним присоединялась Сара и, улыбаясь, радостно приветствовала подругу Фрэнка.

— Ну и ну, у вас тут такие порядки! — восторгалась Шерил. — Я никогда не видела такой парочки!

Хотя «райская» атмосфера царила в доме только до тех пор, пока Шерил наконец-то не убиралась из дома, проблемы часто начинались еще до того, как ночная гостья успевала повернуть ключ в зажигании своего «форда-файр-лайн». Стены дома, который они снимали, были такие тонкие, что даже из спальни на втором этаже Мэг и Ларк слышали, как ругаются их родители.

— Господи, Фрэнк, — кричала Сара, — где ты нашел ее? Под стойкой бара «Сториз»?

— Я хоть кого-то нашел! А что случилось с твоим ковбоем с серебряной серьгой в ухе?

— Как будто ты хочешь это знать! Заметь, что у меня хватило ума не тащить такой мусор в дом, чтобы девочки не ели со всякими мымрами за одним столом.

— Да пошла ты! — Фрэнк хлопал дверью и уходил прочь из дома.

Фрэнк и Сара утверждали, что их отношения называются «свободной любовью». Но, в конечном счете, оказалось, что под шикарной вывеской скрывался дешевый секс, не больше. Что можно сказать о семье, о браке, спрашивала себя Мэг, если приходится все время искать возбуждения и удовольствия на стороне? Она видела, как живут ее школьные друзья. В их семьях здоровые, мирные отношения. Мэг тоже этого хотела. Ей не было дела до того, что Фрэнк насмехался над консервативным образом жизни этих семей, а Сара называла других женщин «второсортными женами». Мэг все бы отдала, чтобы ее жизнь была такой же, как у ее друзей, — скучной, спокойной, контролируемой капиталистическими правилами. Но они жили по-другому, и Мэг делала все возможное, чтобы хотя бы их дом выглядел прилично: готовила обед, водила машину, помогала Ларк с домашними заданиями, ходила за покупками и убирала. Она изо всех сил старалась приукрасить жизнь их семьи в глазах младшей сестры.

— Кто тот мужчина в маминой комнате? — спрашивала ночью Ларк, когда они с Мэг лежали в темноте и прислушивались к звукам, доносившимся из соседней спальни.

— Он ее друг, спи.

— Почему он так кричал?

— Взрослые всегда так делают. Это значит, что им весело.

— Так он не обижает нашу маму?

— О нет, малышка, маме приятно.

Возможно, Мэг перестаралась, стараясь скрыть от Ларк отвратительную сторону жизни родителей. Когда мать с отцом дрались, Мэг отправляла Ларк играть на улицу или наверх в комнату. Впоследствии, когда в дом приходили очередные «друзья», они с Ларк уезжали на машине в кино или просто катались по улицам.

— Почему мы не можем остаться дома, когда Карл приходит поиграть с мамой? — спрашивала Ларк, когда они с Мэг шли к машине.

— Ну, — объясняла Мэг, машинально приукрашивая суровую реальность, — мама же не заставляет твоих друзей играть с ней, правда? Ведь они твои друзья. А Карл — особенный мамин друг. Будет лучше, если они останутся одни.

— Карл лучший друг, чем папа?

— Нет, малышка, папа и мама всегда будут самыми лучшими друзьями. Запомни это, ладно?

Для сестры Мэг приукрашивала все события, и жизнь превращалась в конфетку, все выглядело «так, как надо». Ларк охотно верила, что отношениями их родителей можно гордиться, что к таким отношениям надо стремиться. Мэг понимала, что если бы у Ларк было время, она бы осознала, как много у родителей накопилось проблем. Но… Когда Сара и Фрэнк погибли в автомобильной катастрофе, Ларк едва исполнилось тринадцать. В воображении девочки они так и остались идеальной парой. За это и за многие другие моменты в воспитании Ларк Мэг чувствовала себя ответственной.

Если при жизни Сары и Фрэнка Мэг только заменяла младшей сестренке родителей, то после их гибели она полноправно заняла их место. Как и все люди, на плечи которых упала преждевременная ответственность, Мэг старалась защитить и оградить «свое чадо» от всех неприятностей.

Благодаря сбережениям покойной бабушки Мэг удалось поступить в Колумбийский университет. Потом она настояла, чтобы младшая сестра также пошла учиться, но для Ларк даже ультрасовременная и свободная атмосфера колледжа Беннингтон была невыносимой и удушающей. Мэг страшно разозлилась, узнав, что на втором курсе Ларк ушла из общежития и стала жить с адъюнкт-профессором художественного факультета, у которого были жена и маленький ребенок.

«И ты веришь, когда он говорит, что разведется?» — кричала Мэг в телефонную трубку из своего офиса в «Y&R». К тому времени она уже закончила университет и была подающим большие надежды младшим сотрудником рекламного бюро. В напряженной атмосфере мира рекламы амбициозная и энергичная Мэг чувствовала себя как рыба в воде. Она действовала ловко и умело, знала, как высказать свое мнение на собрании, легко могла удовлетворить требования клиента. Ее не беспокоило, что личной жизни у нее не было как таковой, не говоря уже о любви.

«Я приеду к вам на эти выходные, — объявила Мэг, — приготовьтесь объяснить мне кое-что, оба».

В феврале Беннингтон, штат Вермут, был похож на картинку в журнале «Courier & Print» — горы покрыты снегом, из заводских труб валит дым. По сравнению с Манхеттеном, жизнь в университетском городке текла так медленно, что Мэг даже показалось, будто она очутилась в другом столетии. Обед с Этаном и Ларк длился около трех часов. Мэг заметила, что в каждом из них было что-то не от мира сего. Хотя Мэг не была романтиком, она почувствовала, что эти двое влюблены — они никак не могли друг на друга наглядеться, держались за руки, постоянно целовались и прикасались друг к другу, как будто хотели убедиться, что это происходит на самом деле.

Их связывало нечто большее, чем хороший секс, хотя Мэг поначалу отказывалась это признать. Никто не знал Ларк лучше, чем старшая сестра, не знал о ее независимости, жажде самовыражения. Ларк всегда была творческой личностью, писала стихи и пьесы, строила уютные дома для любимого кукольного семейства. С раннего детства было понятно, что она станет художником. Ларк поступила в Беннингтон, чтобы раскрыть свой талант. Но, в конечном счете, у нее появился Этан и желание быть больше, чем просто художником. Она поняла, что может всю свою жизнь посвятить созданию творческой семьи.

— Ларк, знаешь, на кого ты похожа, когда говоришь о свободомыслии и самопознании? — спросила Мэг. — На маму.

— Может ли быть что-нибудь хуже? — спросил Этан, разворачиваясь в ее сторону.

Мэг очень не нравилось, когда кто-то смотрел на нее испытывающе — так обычно смотрят психиатры и ревнивцы восточных кровей. В пристальном взгляде Этана было что-то обескураживающее, он вызывал на откровенность и требовал внимания. При этом возникало впечатление, что этот человек все о тебе знает.

— Я не тебя спрашивала.

— Я знаю, но ты пыталась запугать Ларк, и мне это не нравится. Кроме того, твоя сестра тут не при чем, разве не так? Во всем виноват я. Ты мне не доверяешь.

— Ты на десять лет старше моей сестры. Ты женат. У тебя есть приемный ребенок, о котором надо заботиться. Ты адъюнкт-профессор. Сколько ты зарабатываешь? Тысяч тридцать в год?

— Если бы столько! — засмеялся Этан. — Если бы они платили мне такие деньги! Но ты совершенно права. На твоем месте я бы тоже мне не доверял, если бы только не почувствовал сердцем, что на всем белом свете нет лучшего мужа для Ларк, чем я.

— Хорошо, тогда я предлагаю тебе немедленно подать на развод.

— Все намного сложнее.

— Почему? Если я правильно поняла, ты любишь мою сестру, поэтому разведешься и женишься на ней. Я думаю, все довольно просто.

— Ты не знаешь деталей.

— Прекрати, это смешно. Ларк, неужели ты не видишь, что тобой пользуются?

— Нет, я не вижу, я чувствую, что встретила вторую половинку своей души.

— Ради всего святого! — Мэг бросила салфетку и отодвинула стул. — Делай все, что хочешь. Не забудь позвонить, когда он разобьет тебе сердце.

Глава 3

Мэг не смогла бы вспомнить точно, с какого момента Этан стал играть в жизни сестер главную роль, вызвав у нее стойкую неприязнь. Конечно, она и сама понимала, что основной причиной непонимания между нею и Этаном служило то, что он стал между сестрами. До знакомства с Этаном Мэг была единственной, кого любила, в ком больше всего нуждалась Ларк. С появлением у сестры возлюбленного Мэг пережила все то, что переживает каждая мать, когда ее дочь оставляет дом — острую боль и печаль разлуки. И как типичный папочка она изучила избранника маленькой дочери и решила, что он ее не достоин.

Высокий, широкоплечий, с длинными локонами вечного хиппи, Этан лучился первобытной мужественностью. Он был чертовски обаятелен — результат присутствия в его крови ирландских генов. Они с Ларк познакомились, когда ему было тридцать пять. Этан «сделал себя сам» и верил в то, что благодаря своим стеклянным скульптурам когда-нибудь прославится. Этан был художником с большой буквы. Его безграничная самовлюбленность раздражала Мэг. А вот сексапильность зятя, которую тот всячески старался подчеркнуть, волновала ее меньше всего.

Действуя медленно и решительно, Этан одержал над Мэг победу. Через два года после встречи с Ларк он развелся с первой женой. Трудности, о которых говорил Этан в Беннингтоне, были вполне реальными. Его бывшая жена Мими страдала от алкогольной зависимости, и у нее была дочь, которую Этан удочерил. Суд склонялся к тому, чтобы оставить дочь с матерью. По словам Ларк, Этан не хотел оставлять семилетнюю девочку в руках психически неуравновешенной матери. Мэг беспокоилась о Ларк, поэтому, когда был получен развод, она не особо вникала в разговоры об удочерении Люсинды.

Они прекратились сами по себе, когда стало понятно, что Ларк ждет ребенка. Свадебная церемония состоялась на три месяца раньше запланированной даты. Ларк и Этан думали устроить свадебный банкет на свежем воздухе, на ферме, которую только что купили в северной части штата Нью-Йорк, близ небольшого города Ред-ривер, но вместо этого обряд бракосочетания состоялся в приходской церкви того же городка. Мэг удивилась, увидев, как много людей собралось в церкви — она не предполагала, что у Этана и Ларк, несмотря на то что они совсем недавно переехали в город, было так много друзей.

Своих лучших друзей Мэг могла сосчитать по пальцам одной руки. Конечно, ей хотелось вести активную личную жизнь, но у нее просто не было на это времени. В тот же год, когда Этан и Ларк поженились, Мэг повысили в должности: ее назначили инспектором рекламного агентства. Она стала самой молодой сотрудницей за всю историю существования агентства, получившей такую должность. Следствием этой удачи были и четырнадцатичасовой рабочий день, и почти еженедельные поездки в Чикаго.

Мэг находилась в самолете где-то над штатом Иллинойс, на пути в Винди-сити, когда Ларк родила свою первую дочь. Ее нарекли Брук Мэган Мак-Гован в честь двух женщин, которые, по словам счастливых родителей, были для них очень дороги: матери Этана и сестры Ларк. С рождением Брук исчезли последние сомнения в порядочности Этана. Вопрос уже был не в том, впустит ли Мэг зятя в свою жизнь, а позволит ли ей Этан быть частью их семьи. Он позволил и всегда принимал свою свояченицу радушно.

Каждые выходные Мэг проводила в Ред-ривере. Возможно, именно это мешало ей устроить личную жизнь. Через два года после рождения Брук на свет появилась Фиби. Мэг так любила своих светловолосых, жизнерадостных племянниц, что и недели не могла прожить вдали от них. Вообще-то Мэг не особо стремилась к замужеству. Она была симпатичной женщиной, многие мужчины говорили ей, что она красавица. Достаточно было взглянуть на ее пышные волосы цвета меда, стройную, подтянутую фигуру, посмотреть в золотисто-зеленые глаза, чтобы почувствовать желание защитить ее. Однако не требовалось много времени, чтобы понять, что за привлекательной внешностью скрывается сильная натура.

«Можно мне вставить хоть слово? — спросил у Мэг на втором свидании представитель одного из журналов (как две капли похожий на Ричарда Гира). — Знаешь, у меня тоже был еще тот денек». Проблема заключалась в том, что Мэг не интересовалась жизнью других людей. Она хотела, чтобы ею восхищались, ее желали, но потом оставили в покое. В первые пять или шесть лет, последовавшие за замужеством сестры, Мэг меняла мужчин как перчатки. Интерес пропадал после одного-двух свиданий, и она находила повод разорвать отношения. Она всегда расставалась по-доброму, бывшие поклонники становились ее друзьями. Мэг, похоже, сердцем чувствовала, что это — не ее «половинка». Иногда ей казалось, что вся ее личная жизнь проходит в доме младшей сестры, поэтому на жизнь в Нью-Йорке у нее остается мало времени.

Мэг основала свою фирму в тот год, когда родилась Фиби. На свои небольшие сбережения, вознаграждения от прибыли в компании «Y&R» плюс банковский кредит она сняла комнату под офис и открыла рекламное агентство, наняв на работу двух человек. У них был один клиент-рекламодатель, который остался недоволен услугами компании «Y&R» и которому всегда импонировала смелость Мэг. В следующие два года много сил ушло, чтобы поставить компанию «Хардвик и партнеры» на ноги. Мэг, наконец, начала понимать, насколько уединенную жизнь она ведет, несмотря на то что никогда не чувствовала себя одинокой. Поделиться новостями и порадоваться успеху она могла только с Ларк и несколькими близкими друзьями. До рождения Ферн все это не имело значение. А потом, внезапно, не понятно, почему, но такое положение дел стало тревожить Мэг.

Рождение третьей дочери Ларк и Этана было неожиданностью — девочка появилась на свет через шесть лет после рождения Фиби.

— Мэгги, я снова беременна. Просто не верится! — сообщила Ларк в одни из выходных, когда сестра гостила в Ред-ривере.

Странно, Мэг даже не заметила, что сестра в положении. А ведь стоило лишь заглянуть в сияющие глаза Ларк, чтобы все стало ясно — беременность всегда ее красила.

— Я так за тебя рада! — радостно воскликнула Мэг, обнимая сестру. Но радость моментально омрачилась непонятной грустью, которую она никак не могла объяснить. — Этан доволен?

— Конечно! — сказала Ларк. — Он заявил, что будет мальчик. Но я уверена, что это будет девочка… я знаю.

Когда Ларк была беременна Ферн, депрессия Мэг усилилась. Со временем она поняла, что послужило причиной. Ей хотелось не только наблюдать за тем, как у ее сестры родится ребенок — она сама хотела иметь ребенка. И даже больше того: ей хотелось, чтобы рядом был надежный мужчина, хотелось иметь собственную семью. Обозначив проблему, Мэг стала искать решение. Сестра помогала ей в этом, как всегда. По совету Ларк она стала смотреть по сторонам в поисках состоявшегося, успешного мужчины, с которым можно построить долговременные отношения, а может, надеялась Мэг, и семью. Среди знакомых было много одиноких женщин «за тридцать». Мэг вскоре поняла: как только начинаешь искать пару, зрелые мужчины, за которых можно было бы выйти замуж, оказываются представителями вымирающего вида.

Она встречалась со старшим редактором журнала, представительным, как Клинт Иствуд, и умным, как Пи Ви Херман. За ним последовал телевизионный продюсер, который, хотя и был в разводе, на свиданиях говорил только о бывшей жене и детях. Следующий — спортивный комментатор, — утверждавший, что одинок и мечтает о семье, как выяснилось, был не только женат: в каждом городке, имевшем свою бейсбольную команду, у него была подружка.

— Ну, и какие уши у этого претендента? — спрашивала Ларк после очередного неудачного свидания. На этот раз речь шла о двоюродном брате клиентки, которого Мэг отрекомендовали «красавцем».

— Как блюдца, причем далеко не из кофейного сервиза.

— Разве это не значит, что кое-что у него тоже больших размеров?

— Сомневаюсь, малышка. Конечно, у него могут быть большие руки или ноги… В любом случае, не стоит даже тратить время на то, чтобы узнать.

С появлением Пола Стоукса долгие поиски, казалось, завершились.

«Я знаю, что всегда так говорю, но он идеально тебе подходит», — говорила Ларк во время очередного телефонного разговора. Этан всегда над ними смеялся: «Ради Бога, вы как дети!» Мэг понимала, что Ларк, как любая счастливая замужняя женщина, подталкивала сестру к семейным отношениям, но обе они мало смыслили в вопросе выбора достойного кандидата в супруги.

«Адвокат, миллионер, филантроп, разведен. Последнее мне больше всего нравится,» — говорила Ларк, читая статью о Поле в газете «Wall Street Journal», которую Мэг с гордостью отослала ей как бы между прочим.

Все шло хорошо до тех пор, пока Пол не пригласил Мэг на ежегодную корпоративную вечеринку фирмы «Стрейт-хорн, Риддик и Ковелс», в которой он был партнером. Для этого мероприятия выбрали ресторан, войти в который мужчина мог только в строгом костюме. Мужчины были с ней очень вежливы, вели светские беседы об индустрии моды. Женщины смотрели с нескрываемым любопытством. Почти все они были замужем и интересовались только тем, где можно найти распродажу от Донны Каран. Позже, когда подали кофе и сигары, Мэг попыталась разрядить атмосферу шуткой. Неожиданно разговор зашел о жестокости полицейских и Мэг услышала, как Пол сказал: «Либерально настроенная пресса снова мутит воду из-за какого-то пустяка».

Его высказывание никому не показалось обидным. И уж конечно не женщине, которая сидела с ней рядом. Мило улыбаясь, она спросила Мэг, сколько та заплатила за сиреневое вечернее платье без бретелек от «Скасси», которое было на ней в тот вечер. Окутанные табачным дымом мужчины с умным видом кивали и не обратили ни малейшего внимания на дерзкий ответ Мэг:

— Все дело в том, что они застрелили ни в чем не повинного темнокожего парня!

— Мэг, я забыл тебе сказать, что партнерский ужин — не место для демонстрации своих либеральных взглядов, — сказал Пол примирительным тоном, а потом, повернувшись к коллегам, добавил: — Типично женский подход…

Позже, в такси, ей хватило десяти секунд, чтобы объяснить Полу, какой он дурак. Тот, в свою очередь, обозвал ее крикливой мягкотелой сучкой. Мэг попросила остановить машину на ближайшем перекрестке Медисон и 59-й улицы. Она так злилась, что прошла пешком в черных велюровых туфлях на трехдюймовых каблуках от Сюзан Бенис прямо до своего дома на перекрестке 86-й и Ривер-сайд-драйв. На следующее утро пальцы ног были в мозолях, но сердце не болело.

На следующий вечер у нее совсем не было настроения идти на вечеринку в галерее Ханны Джадсон в Челси, устраиваемую по случаю открытия выставки Этана. Мэг думала, что Этан будет слишком занят своей первой выставкой в Манхеттене, чтобы заметить ее отсутствие. Однако она пообещала Ларк прийти на этот вечер вместе с Полом Стоуксом. Мэг нисколько не жалела о том, что послала этого негодяя куда подальше, но она не хотела снова разочаровывать Ларк.

Решив, что пары минут для «визита вежливости» достаточно, в семь часов, сразу после работы, Мэг взяла такси и поехала в город. По дороге к галерее Ханны Джадсон, которая находилась на пересечении 18-й улицы и XII-авеню, она напряженно соображала, как объяснить сестре свой разрыв с Полом. Она знала, что успела представить Пола Стоукса перед Ларк в весьма выгодном свете. И ошиблась. Наверное, она просто плохо разбирается в людях. В этот раз ей очень хотелось, чтобы их с Полом отношения переросли в нечто большее. Ей всегда нравилось быть старшей мудрой сестрой, всегда готовой дать хороший совет. Но сейчас Мэг беспокоило, что Ларк может догадаться, насколько беспомощной она бывает, когда дело касается мужчин. Но больше всего она боялась выглядеть в ее глазах достойной жалости.

Об Этане она даже не думала.

Глава 4

Сначала Мэг не узнала одетого в черное мужчину с густыми светлыми, тронутыми сединой волосами и короткой бородкой «а-ля Голливуд», который стоял в конце затемненного и уже почти пустого зала. В правой руке он держал бокал белого вина, а левую резко убрал с талии стоящей рядом блондинки и приветливо помахал кому-то. Да он машет ей! Ну и дела! Конечно же, это Этан. Мэг направилась к нему, минуя черные алюминиевые постаменты, на которых были установлены скульптуры из дутого стекла.

— Я думал, что ты уже не прийдешь, — сказал Этан, целуя ее в лоб, как обычно. И тут Мэг поняла, почему она его не узнала — на нем не было круглых очков, в стиле Леннона, без которых он был слеп, как крот. Наверное, он надел линзы и привел в порядок бороду, чтобы выглядеть моложе. Получился очень стильный образ, если он именно этого добивался. У Мэг тщеславие зятя вызвало лишь улыбку. Но эта выставка «произведений искусства», как он называл свои творения, много для него значила. Мэг поборола раздражение (смешно, когда симпатичный мужчина прихорашивается) и обратилась к зятю:

— Прости, у меня был трудный день. Мне повезло, что… — она быстро оглядела помещение, в котором находилось менее десяти человек. — Где Ларк и девочки?

— Ферн снова заболела. Ларк решила, что им лучше остаться дома.

— Жаль, — сказала Мэг, думая в первую очередь о себе. Ей так хотелось забрать Брук и Фиби домой! Этан, Ларк и малышка Ферн должны были остаться в Виндзоре. Они редко выезжали из Ред-ривера, поскольку Ларк не нравились загрязненный воздух и шум Манхеттена. Когда старшие девчонки гостили у тети, им разрешалось делать все, что угодно. Мэг нравилось развлекать племянниц, угощая их биг-маками и показывая фильмы и мультики Диснея, которые дома были под суровым запретом.

— С Ферн все в порядке?

— Конечно. Ты же знаешь Ларк, — Этан улыбнулся и пожал плечами. Да, они оба знали: Ларк — типичная мама-квочка, поднимающая тревогу при малейшей опасности для ее цыплят. Особенно для самых маленьких. Мэг заговорщически улыбнулась Этану. «И все-таки он правильно поступил, укоротив бороду, — подумала она. — У него сильная линия подбородка».

— Ханна, знакомься, это моя золовка Мэг Хардвик, — сказал Этан, отходя в сторону и легонько подталкивая вперед женщину, которую обнимал за талию, когда Мэг появилась в зале.

Ханна была потрясающе красива. Мэг была в курсе, что ее саму считают очень привлекательной, она также знала и то, что ее красота является результатом упорной работы, отличного вкуса и непоколебимой уверенности в себе. Сначала у нее было то, что дал ей Бог, — светлые волосы и типичная привлекательная американская внешность, — которые она потом приукрасила при помощи различных женских уловок. Ее парикмахер Мануэль тратил два часа в неделю, чтобы придать ее волосам чудный медовый оттенок. Ежедневно сорок минут уходило на то, чтобы привести себя в порядок. Это стало для нее ритуалом. Мэг так привыкла видеть себя красивой и ухоженной, что по утрам с удивлением замечала, насколько бледным и невзрачным выглядит ее лицо без макияжа.

Хотя Ханна запросто могла быть старше Мэг лет на десять, красота ее была естественной. Однажды увидев, ее было трудно забыть — миндалевидные глаза цвета морской волны под выразительными бровями, высокие округлые скулы и коротко остриженные серебристые волосы. На ней был строгий черный костюм, подчеркивающий красоту ее стройного, атлетически сложенного тела. Две верхние пуговицы пиджака были расстегнуты, выставляя на всеобщее обозрение полоску нижнего белья абрикосового цвета. Если у нее и был недостаток, так это ее рот. Губы у нее были тонкие и плоские, и она ничего не делала, чтобы скрыть это.

— Ах, да… прекрасные сестры Хардвик. — Ханна с силой, чуть не до боли, пожала ей руку, говоря протяжным, чванливым голосом и растягивая звуки: «Ха-а-а-а-р-двик».

— Ты произносишь наше имя как название музыкально-танцевальной группы, — с улыбкой сказала Мэг.

— Судя по тому, что говорит о вас Этан, вы с сестрой можете сделать все, что угодно. Я слышала о вашем агентстве. Филипп Джонас мой очень хороший друг.

Компания «Джонас Спортсвеар» была одним из самых крупных и требовательных клиентов Мэг. Ее рекламный слоган гласил: «Вы раздеты, если вы не в одежде от “Джонас”». За пять лет существования агентства Мэг встречалась с мультимиллионером Филиппом Джонасом дважды и оба раза он вел себя нахально и грубо.

— Выдающийся ум, — сказала Мэг. Обычно она так говорила о людях, с которыми невозможно работать.

— Ну, Джонас не идеал, у него полно недостатков. Но он умеет распознать талант. На него работают несколько отличных дизайнеров. Ваши работы просто великолепны.

— Ну что вы, спасибо, — Мэг умела отвечать на комплименты, даже когда чувствовала, как и в случае с Ханной, что слова неискренни. Она заметила, что зал совсем опустел и служащие начали уборку.

— Простите, что пришла так поздно, — извинилась Мэг, хотя на самом деле она думала, что это публика разошлась слишком рано. — Как открытие? — спросила она, повернувшись к Этану. Контактные линзы делали его глаза потрясающе голубыми.

— Прекрасно, по крайней мере, так говорила Ханна, когда ты вошла. Я продал только две работы.

— Продажа — не самое важное, — возразила Ханна, — важно то, что тебя заметили. Здесь были журналисты «Таймс», «Войс», «Пейпер». Представляя тебя, я сказала, что ты — замечательный художник и тебя нельзя упускать из виду. Даже если им непонятна или не нравится твоя манера, ее заметят. Как только твое имя появится в таких газетах, продажи пойдут. Причина и следствие. Не о чем волноваться, дорогой.

— Я не волнуюсь, Ханна, поверь. Это был самый прекрасный вечер в моей жизни. Я полагаю, мне надо быть более опытным в этих делах, но катись оно все… Мне бы только видеть всех их здесь, я так долго этого ждал…

Конечно, его скульптуры… Этан выдувал фигуры из стекла. На стеклодувную трубку набирается расплавленная масса, потом ее вращают, придавая форму, охлаждают, а потом снова нагревают — этот процесс казался Мэг бесконечным. Этан зарабатывал на жизнь, изготовляя посуду, стеклянные столики и пресс-папье. У него было два помощника — Клинт и Жанин Линдберг и собственная мастерская в Ред-ривере. «Ради пропитания» он трудился утром, а по вечерам возился с бесформенными массами переливающегося стекла, уходя в работу душой и телом. Этан занимался стеклом на протяжении десяти лет, оттачивая стиль, совершенствуя технику, решая проблемы с окрашиванием и приданием скульптурам равновесия. Мэг не совсем понимала, что имеет в виду Этан, когда говорит, что в последние три года в его творчестве произошел какой-то прорыв. По его словам, стеклянные фигуры (насколько позволял процесс) наконец-то стали принимать те формы, которые он и хотел.

Однажды, несколько лет назад, когда у Этана только появилась мастерская, Мэг выслушала одну из его пламенных речей о выдувании стекла. «Все начинается с куска бесцветного кристалла — капли стекломассы, которую раскаляют и помещают на стеклодувную трубку, потом в одну из газовых печей, где стекло плавят. Потом его выдувают, придавая определенную форму. Дальше все зависит от того, какой предмет делают: стаканы для воды, пресс-папье, бокалы для вина или скульптуры (изготавливая которые, Этан раскрывался как художник). Стекло беспощадно, — объяснял Этан. — Одна ошибка, одна трещина — и дни работы потрачены впустую. Но, с другой стороны, это и источник вдохновения. У стекла свои ограничения, свои требования. С масляными, акриловыми красками, камнем и деревом можно делать все, что угодно. Но стекло — совсем другое дело, оно расплавленное, подвижное, опасное».

Мэг никогда бы не сказала этого вслух, но скульптуры Этана казались ей отвратительными. Они напоминали ей длинные, тонкие цветные воздушные шары, переплетенные в форме жирафа или собаки, какие обычно дарят ребятишкам на детских праздниках. Конечно, они были больше, грубее и сделаны из стекла. Мэг не понимала, как их можно выставлять, а тем более покупать. Но так работали Баскиа и Клементе[3], не говоря о представителях школы абстрактного экспрессионизма. Мэг не имела права критиковать современное искусство и допускала, что скульптуры Этана могут быть его частью. Она уже давно решила держать свои язвительные замечания при себе.

Этан подошел к одной из своих скульптур — фигуре оранжево-красного цвета, которая смутно напоминала Мэг гигантский фонарь.

— Одна из двух скульптур, которые купили, — сказала Ханна.

— Кто покупатели?! — спросила Мэг. Возможно, тон, которым был задан вопрос, выдал ее с головой, поэтому Ханна поспешила ответить.

— Коллекционер, знающий в этом толк. Он сказал, что у Этана большое будущее. Я надеюсь, вы оцените его потенциал. От мысли, что он до конца своих дней мог выдувать бокалы для вина, мне становится страшно.

— Конечно, вся семья поддерживает Этана, — ответила оскорбленная Мэг. Она думала о том, сколько Ларк пришлось работать для того, чтобы Этан мог хотя бы полдня посвящать своему чертову «искусству». Ларк собрала все свои сбережения и начала печь натуральный хлеб и булочки, которые продавала на местном фермерском рынке. Несколько раз в неделю по вечерам она подрабатывала массажисткой в оздоровительном центре «Хоул лайф» неподалеку от Монтвиля. Годами писала тексты и придумывала иллюстрации к детским книжкам. Ни одна книга так и не заинтересовала издателей, но типография в Ред-ривере опубликовала ее рассказы, которые продавались теперь в местном универсальном магазине. Мэг считала, что Ларк не просто поддерживает начинания Этана, а скорее, потакает его прихотям.

За ужином Мэг открыла для себя «другого», нового Этана. Позже она поняла, что виной всему то, что в тот вечер она смотрела на него глазами Ханны. Втроем они отправились в ресторан в трех кварталах от галереи — небольшое французское бистро, которым заправляла пара гомосексуалистов, близких знакомых Ханны.

— Ну, дорогая, как все прошло? — спросили они Ханну, когда она в компании Этана и Мэг входила в ресторан.

— Генри, ты помнишь Этана?

— Конечно. Наш почетный гость. Как все прошло?

— Продал две скульптуры, — ответил Этан.

— Прекрасно. Но я спрашиваю о закусках, — ответил хозяин заведения. Этан изменился в лице. — Дэвид все утро провозился с теми маленькими закусками с оливками.

— Они были просто восхитительны, исчезли в мгновение ока. Генри и Дэвид поставляют закуски на все открытия в моей галерее, — объяснила Ханна, усаживаясь рядом с Этаном.

Мэг села по другую сторону освещенного свечами стола. Между ними на белой скатерти стоял стакан с мелками для рисования и ваза, полная чайных роз. Доносилось печальное пение Эллы Фитцджеральд: «Ты меня бросишь, захочешь остаться друзьями…»

— Все же я пошел на Биеннале, — сказал Этан, имея в виду выставку молодых художников в музее Уитни, проводившуюся раз в два года. — И не увидел там ничего особенного. Посмотрел на экспонаты и подумал, что я с другой планеты.

— Но это правда, ты действительно с другой планеты, — ответила Ханна, потягивая вино, которое им разлил один из владельцев заведения, даже не спросив, что они хотели бы заказать. — У тебя совсем другое восприятие. Многое из того, что ты увидел в музее Уитни, сделано под влиянием современной школы.

— Все выглядело таким безжизненным, эгоистичным…

— Да, конечно. Ведь ты романтик, дитя дикой природы. Это так свежо и актуально!

Этан посмотрел в стакан, потом на свои руки. Мэг в тусклом свете свечей различила на его лбу шрам.

— Только не надо этих высокопарных слов! Побереги их для друзей-критиков и клиентов.

— Я не восхваляю тебя, Этан. Я хочу помочь тебе определиться. Двенадцать лет ты бродил в темноте, и теперь надо, чтобы ты нашел свой путь в искусстве.

— Зачем? Ты сама сказала, что мне нет места в мире искусства, если понимать под этим словом то, что выставляют на Биеннале. Знаешь ли ты, кто является моими кумирами? Огюст Роден[4] и Луис Комфорт Тиффани[5]. Если бы только мне удалось соединить в своих работах гениальность одного и мастерство другого…

— Я думаю, ты именно этим и занимаешься. Считай, что это комплимент. Прошу тебя, не перебивай меня.

— Ханна, это я прошу тебя! — засмеялся Этан, качая головой и отгораживаясь от нее руками. — Эта выставка не идет из головы. Лучше, когда я работаю один и не ищу чьего-то одобрения.

— Знаешь, в этом я сомневаюсь, — ответила Ханна, подавая Генри знак, что они готовы сделать заказ.

Этан и Ханна беседовали на протяжении всего ужина, который был просто великолепен: артишоки, винегрет, мясо гриль. Мэг не следила за разговором. Она слушала и размышляла о том, что одна из ведущих галерей Манхеттена серьезно относится к таланту Этана. Этана, который принадлежит Ларк. Она была удивлена и ей было стыдно, что она в него не верила. Мэг всегда считала, что работа для Этана — что-то вроде хобби, и выставка в галерее Джадсон — всего лишь случайность. Она боялась, что на открытии им с Ларк придется стать свидетелями позора и унижения Этана, которого будет высмеивать Манхеттенский бомонд. Но на самом деле все было по-другому.

— С тобой хочет познакомиться Луиджи, — сказала Ханна почтительным тоном, не ускользнувшим от Мэг.

— Не может быть… из самого «Гуггенхайма»[6]?

— Только познакомиться, — ответила Ханна, вынимая ложкой лимон из своего «эспрессо». — Возможно, когда-нибудь за ужином. Через неделю-две я организую какую-нибудь вечеринку у себя дома. Но не обещаю.

— Ханна, я так тебе благодарен!

— Пойми, Этан, это касается не только тебя. Речь идет также обо мне, моей оценке, моем взгляде на творчество, о моей репутации и успехе моей галереи, в конце концов. Я ничего не делаю просто по доброте душевной.

Хотя Мэг очень устала и пыталась намекнуть, что пора бы расходиться по домам, после ужина Этан настоял на том, чтобы всем вместе пойти в джаз-клуб в Трибека.

— Ты просто обязана разделить со мной радость, — уговаривал он Мэг, когда Ханна пошла в дамскую комнату. — Ты нужна мне, я просто не могу переживать это счастье в одиночку.

И они праздновали! Этан заказал бутылку шампанского, как только они вошли в подвал «Войслес Войс», стены которого были выкрашены в черный цвет. По периметру небольшой комнаты были расставлены два десятка разваливающихся столиков, в воздухе стоял дым сигарет. Небольшое деревянное возвышение в дальнем конце комнаты представляло собой сцену, на которой, должно быть, выступал инструментальный ансамбль. На сцене стояли пианино и контрабас. Они были первыми посетителями, и Мэг почувствовала, что Этан разочарован — вечер внезапно стал терять обороты. Обычно Мэг не пила шампанского после десяти вечера, но в тот вечер приподнятое настроение Этана передалось и ей. Ханне, пожалуй, тоже. Несмотря на то что шампанское было просто ужасным, они выпили всю бутылку еще до того, как ансамбль заиграл старые знакомые песни с таким мастерством, с каким игрок перетасовывает карты. Прозвучали «Осенняя листва», «Звездная пыль», «День и ночь». В руках Этана появилась вторая бутылка шампанского. Музыка играла громко, и он не услышал, как Мэг сказала: «Мне хватит». Он наполнял ее бокал снова и снова. Музыканты играли на удивление хорошо. В какой-то момент шампанское стало казаться вкуснее, и Мэг поняла, что уже пьяна. Потом внезапно в ее руке оказалась сигарета. Ханны и Этана за столом не было. Они танцевали. Она обняла его за шею, он шептал ей что-то на ушко. Сделав шаг назад, он посмотрел на Ханну особым взглядом, который так хорошо знала Мэг. Она не видела лица Ханны, но слышала ее странный смех…

«Они пишут любовные письма, но не мне…»

Музыка Гершвина, казалось, была написана специально для Мэг, но что она сделала, чтобы заслужить ее? Почему Ларк так повезло, она сразу встретила своего мужчину, а Мэг так часто обжигалась, что уже сбилась со счета? Упиваясь жалостью к самой себе, Мэг наблюдала, как Этан танцевал с Ханной на площадке, которая постепенно заполнилась людьми. Ей казалось, что они прижимаются друг к другу слишком тесно. Гибкая и стройная Ханна очень хорошо смотрелась рядом с крупным, сильным Этаном. В какой-то момент ей показалось, что Этан целует Ханну в лоб, но она не была уверена. Точно так же он целовал своих дочерей и ее, Мэг. Это было невинное спонтанное выражение чувства, которое ничего не значило. Последнее, что запомнилось Мэг, — растущее чувство беспокойства.

— Эй, малышка, — кто-то теребил ее плечо, убирая волосы с лица. — Пора домой.

О Боже! Мэг резко выпрямилась. Она спала, опустив голову на сложенные на столе руки.

— Этан, я… должно быть… Который час?

— Два часа ночи. Ты типичная гуляка.

— Что я натворила?

Зал заметно опустел.

— Честно сказать? — Этан сел рядом. — Ты уверена, что хочешь это знать?

— Обычно я не пью так поздно…

— Это и так понятно.

— Скажи мне, что случилось?

Этан засмеялся, отклонился, поправил рукой волосы и сказал.

— Ты храпела.

— Я? — Она оглянулась вокруг. — Где Ханна?

— Я посадил ее в такси. Они скоро закрываются. Давай отвезу тебя домой.

В такси она снова задремала, положив голову Этану на плечо. Он обнял ее, чтобы ей лучше спалось.

— Дом, милый дом! — дверца открылась, и в салон машины проник свет. — Пойдем, ясные глазки.

В лифте сознание немного прояснилось. К сожалению, в голове шумело, а свет в холле вызывал боль, от которой, казалось, вот-вот расколется череп.

— Тебе помочь?

— Я не совсем беспомощна, — произнесла Мэг, мучаясь с замком. Наконец дверь открылась.

— С тобой все будет в порядке?

— Все будет хорошо. Сожалею, что выставила себя дурой в глазах Ханны, я просто пыталась…

— Мэг… — правой рукой Этан коснулся ее подбородка. Она посмотрела на него.

— Я думаю, мне лучше зайти, — сказал он.

Как все случилось? Как началось? Какая слепая сила притяжения толкнула одно тело к другому? Конечно, это было сделано неосознанно. Она не включила свет. Дверь за ними закрылась. Она оперлась о нее спиной. Он шагнул к ней, прижав ее своим телом к двери. Губы коснулись ее волос. Потом он поцеловал ее.

— Этан, — она резко отклонилась в сторону, — что происходит?

— Ты знаешь, — он снова приблизился к ней.

— Пожалуйста, будет лучше, если ты уйдешь.

— Мэг, брось, — сказал Этан, обнимая ее за талию. Он был возбужден, она это чувствовала. — Мы же всегда этого хотели.

— Ради Бога, Этан! Не смеши меня! — она оттолкнула его. Он облокотился о стену, глядя ей прямо в глаза.

— Я не боюсь сказать это, Мэг. Я хотел тебя с первой встречи.

— Хотел меня? Что, в конце концов, это значит?

Этан шагнул вперед и притянул ее к себе с такой силой, что голова ее откинулась назад. Она забилась в его объятиях. У нее было такое чувство, как будто земля ушла из-под ног. Она не могла дышать.

— Нет! — воскликнула Мэг, вырываясь. Включив свет, увидела, что руки ее трясутся. Она стояла, покачиваясь, посреди комнаты, теребя пальцами одежду. Она слышала, как он подошел к ней сзади. Чувствовала его дыхание на своих волосах.

— Я хочу, чтобы ты ушел, — сказала она. — И мы забудем об этом.

— Мы никогда не забудем. И это еще не конец.

— Продолжения не будет!

— Я бы не стал говорить так категорично…

Глава 5

— Этан сказал, что его там не было, — голос в трубке окончательно разбудил Мэг. На мгновение ей показалось, что Ларк говорит об Этане. Неужели он отрицает, что был у Мэг прошлой ночью?

— Кого? — спросила Мэг, приподнимаясь на локте, а потом снова опускаясь, прижав телефонную трубку к уху. Во рту пересохло, и она с трудом могла говорить. Шевельнувшись, Мэг тут же почувствовала приступ тошноты. Она уснула прямо на диване в гостиной, а сейчас утреннее солнце во всю светило в окно. Мэг закрыла глаза.

— Что с тобой? Пола Стоукса не было, вот кого! Как только Этан вернулся, я потребовала у него полный отчет о вчерашнем вечере, и он сказал, что Пола там не было.

— Пол… Ах, ну да… Я собиралась тебе объяснить, но… Как Ферн? Все в порядке?

— Я тоже хотела у тебя спросить. Как прошел вечер? Этан был молчалив, а это для него не характерно. Сейчас он спит, поэтому я подумала, что смогу у тебя кое-что выведать.

— Выставка имела успех. — Мэг старалась сконцентрироваться, поэтому говорила простыми предложениями.

— Ну, об этом я уже слышала. Расскажи мне лучше про Ханну. Она действительно такая красивая и классная девчонка, как говорит Этан?

— Этан так и сказал?

— А также холодная, расчетливая и амбициозная.

— Да, это все про нее. Очень элегантная, изысканная, как и все городские, но она уже давно не девчонка.

— Кстати о девчонках… Старшая сестричка, что у вас с тем парнем, в конце концов, произошло?

— Он оплошал, мы расстались очень быстро.

— Навсегда?

— Надеюсь, что да. Он назвал меня сучкой.

— Тогда, конечно, пусть катится подальше.

Ларк рассказывала сестре о Ферн, которой уже лучше, но она еще не совсем здорова, о Брук, которая спрашивала, можно ли ей уже брить ноги, хотя Ларк не видела на них и намека на «растительность». Рассказывала о Люсинде, которая постоянно причиняла ей беспокойство, о предстоящем праздновании Дня Колумба[7] и о своих планах на этот день. Мэг казалось, что Ларк будет говорить вечно, до тех пор, пока она медленно не умрет на собственном диване от алкогольного отравления, стыда и чувства вины.

Что такого она сделала? Во всем виноват Этан. О чем он думал? Должно быть, он слишком много выпил… Да, они оба хватили лишнего, и она не замечала этого, пока не стало слишком поздно. Раньше она никогда не видела Этана пьяным, но по опыту знала, что подвыпившие мужчины превращаются в неандертальцев. Мускусный запах Этана впитался в блузку, которая все еще была на ней. Ларк продолжала говорить, а Мэг вспоминала о том, как он прижал к ней свой эрегированный пенис, как будто предлагал его в качестве приза. К горлу подступила тошнота. Она постаралась сосредоточиться на том, что говорила сестра.

— Ты знаешь Риту Давенпорт? Она живет в городе по пути в Хантингтон. Она редактор издательства «Антенмейер» и часто приезжает на выходные. Так вот, она взяла мои новые рассказы и иллюстрации, сказав, что покажет их одной знакомой из отдела детских книг, некой Марсии Рубинштейн, я записала ее имя и номер телефона.

— Наверное, лучше подождать, когда она сама позвонит, — посоветовала Мэг.

— Она позвонила, оставила сообщение на автоответчике, я в это время была с Ферн в больнице. До самого вечера я не проверяла сообщения, было некогда, девчонки баловались.

— Ну, и что было на автоответчике? — Ларк всегда уходила от темы, разбивая рассказ на несколько мелких фрагментов, пока не доходила до самого главного. На работе Мэг привыкла принимать быстрые решения, придерживаться сроков, поэтому она была собранной и всегда направляла разговор с сестрой в нужное русло.

— Марсия сказала, что у меня очень необычный стиль, волшебный и милый.

— Она хочет, чтобы ты ей перезвонила? Это хороший знак.

— На самом деле она хочет… то есть «Антенмейер» хочет издать «Уолли с Уолл-стрит».

— Ларк, это прекрасно! «Антенмейер» — одно из крупнейших издательств в стране. Это невероятно. Радуйся! А что сказал Этан?

— У меня не было времени сказать ему. Он вернулся таким усталым. И я не хотела своими новостями испортить ему триумф с выставкой.

Мэг посмотрела на часы. Четверть девятого. Она вспомнила, чем занимался Этан в то время, пока жена ждала его с хорошими новостями, и представила, как наверняка расстроилась Ларк, когда Этан попросил отложить разговор на утро и завалился спать. Она представила, как сестра сидит в кухне, смотрит на часы и не решается ей позвонить, думая, что еще рано.

— Я горжусь тобой, — сказал Мэг. — Два успешных художника в одной семье!

— Ну… да, но все, что я делаю, просто…

— Мило и волшебно, кажется, так она сказала?

— Я думаю, мне надо перезвонить этой Марсии. Она оставила мне домашний номер телефона и попросила перезвонить чем раньше, тем лучше. Но сегодня суббота, наверное, ее лучше не беспокоить. Может, я просто позвоню ей на работу и оставлю сообщение на автоответчике.

— Ларк, она не просто так дала тебе свой домашний номер. Позвони прямо сейчас, пока дети спят и не бегают с криками по дому. Сделай это! Потом сразу перезвони мне и перескажи, о чем вы говорили.

Когда Мэг была в душе, она слышала, как звонил телефон, но решила не брать трубку. Решила перезвонить сестре позже, когда оденется и приготовит кофе. Она не торопилась, пытаясь не думать о том, что произошло прошлой ночью. Она приводила себя в порядок, концентрируя внимание на окружающих ее предметах.

Осеннее солнце залило светом небольшую кухню. Из окна было видно реку Гудзон и Палисад-парквей, ярко-зеленые лесные насаждения по ту сторону реки. Небо было ярко-голубым, облака напоминали надутые ветром паруса старых шхун. Если бы только можно было отправить воспоминания о вчерашнем вечере на таком корабле куда-нибудь далеко-далеко! Наконец она решила, что может снова слышать голос Ларк. И прослушала последнее сообщение на автоответчике. Но оставила его не сестра.

«Послушай, я виноват. Я… Мэг… Я не знаю, что и говорить. Я звоню тебе из универмага. Не мог уснуть. Никак не перестану думать о тебе. Просто хочу, чтобы ты знала. Я так долго сдерживался. Но вчера ночью… о, дорогая… что мне делать? Ну, вот… — его голос сошел на шепот, — кто-то ждет у автомата, я лучше пойду. Я… что же сказать? Мы еще увидимся».

К тому времени, когда закончилось сообщение, засвистел, а потом просто неистово заверещал чайник. Мэг выключила его, а когда наливала воду в чашку, телефон опять зазвенел, напугав ее. Она опрокинула чашку, залив кофе все четыре газовые конфорки.

— Мэг, ты меня слышишь?

— Да… да, подожди… — сказала она. — Привет!

— С каких это пор ты перестала брать трубку? — спросила Ларк.

— Я беру, — солгала она. — Я вылила кофе прямо на печку.

— Я только что поговорила с Марсией Рубинштейн. Ей так понравилась моя книга! Мне даже не верится. Она хочет прислать ко мне агента, подписать контракты на несколько книг…

— Это прекрасно…

— Она думает, что у меня особый талант, как она сказала «особое волшебное чутье», которое так нравится детям. Это она нашла Изу Полидора, ну, ты знаешь, автора книги «Маленькая Лори».

— Это великолепно.

— Его книги расходились тысячными, если не миллионными тиражами. Марсия сказала, что на деньги, заработанные от продаж «Маленькой Лори», Иза и его жена недавно купили остров в Нова-Скотии. Если все получится, можно будет рассчитывать на такой же доход. Я, конечно, не думаю, что будет именно так, но…

— Это просто прекрасно, правда!

— Она хочет, чтобы я приехала в город в эту среду на встречу с главным редактором. Представляешь, меня пригласили в «Антенмейер»! Боже, что же мне надеть!?

— Ты можешь взять что-нибудь у меня.

— Нет, Этан сказал, что мне надо купить что-то новое.

— Ты сказала ему? Он уже знает?

— Да, он сидит здесь, на кухне, рядом со мной. Светится как… гордый муж, правда?

Мэг услышала его голос через трубку, а потом Ларк засмеялась.

— Этан говорит, что он похож скорее на довольного кота. О Мэгги, я так рада! Люди, посмотрите, стоят ли мои ноги на земле или я уже лечу?

Глава 6

В «Хардвик и партнеры» среда была самым загруженным днем. Во-первых, большинство печатных агентств закрывалось в четверг, поэтому в последний момент всегда находилась работа по изменению дизайна или цветокоррекции. Во-вторых, в середине недели клиенты обычно звонили, чтобы узнать точное время демонстрации своих рекламных роликов телеканалами и уточнить, сколько денег они потратили на телевидение за последние полгода. Постоянно трещал телефон, у факса выстроилась очередь. В приемной только и слышно: «“Хардвик и партнеры”, подождите минутку».

Мэг звонила по мобильному из такси, представляя, что сейчас творится в приемной у Оливера, который одновременно пытался ответить на звонки и навести порядок.

— Алло? Чем могу помочь?

— Это я.

— Слава богу, ты уже едешь! Тебя все ищут. Подожди минутку…

Собрание в «Эден Ланжери» длилось дольше, чем обычно (Мэг ездила туда каждые две недели). Обед, устроенный по поводу выхода на рынок новых вечерних колготок (блестящих серебристо-черных изделий из спандекса), шел не так, как планировалось. Говорили о скидках, рекламных агентствах, о необходимости пересмотреть ключевые принципы кампании, о последних достижениях рекламных технологий. После того как каждый из присутствующих высказал свое мнение, к консенсусу так и не пришли. Финал Мэг предвидела заранее.

«Поживем, увидим, — сказала без четверти двенадцать директор по продажам Хиллари Ангер. — В следующем месяце будет понятно, на каком свете мы находимся. Спасибо, что пришла, Мэг. Ты нам очень помогла». Мэг только слушала, время от времени кивая головой, как психиатр на приеме, а потом сообщила, что они решили действовать согласно плану, с необходимой осторожностью, не выходя за рамки бюджета рекламной кампании.

— Тебе оставили девяносто два сообщения, — вновь сказал Оливер, — я тебе дам десять самых срочных. — Он зачитал имена, а Мэг записала самые важные. — Звонила твоя сестра. Она не может с тобой пообедать, ее пригласил на ланч редактор. Какой еще редактор?

Оливер гордился тем, что знал все о жизни Мэг, и не только профессиональной. Когда-то он танцевал на Бродвее, а офис-менеджером подрабатывал между выступлениями. К Мэг он попал через кадровое агентство. Когда ее бизнес только начинался, стало понятно, что единственный помощник не справится с телефонными звонками. Карьера танцора катилась к закату, в то время как в «Хардвик и партнеры» все складывалось как нельзя лучше. С каждым годом интервал между выступлениями увеличивался. Оливер больше времени посвящал «Хардвик и партнеры», и его помощь была Мэг необходима. Когда он потянул сухожилие во время летнего танцевального сезона в Беркшире, Мэг предложила ему перейти на полный рабочий день на должность менеджера-секретаря до тех пор, пока он не выздоровеет. Она давала ему возможность мечтать о том, что однажды он вернется на сцену, а работа в «Хардвик и партнеры» — временная. Через некоторое время он квалифицированно справлялся с делами, двигаясь по комнатам быстро и грациозно — с поднятой головой, расправив плечи, буквально на цыпочках.

— Она продала свою новую книжку издательству «Антенмейер».

— Прекрасно! Неудивительно, что она так взбудоражена. Сразу после нее из телефона-автомата звонил Этан. Я сказал ему, что ты вернешься в половине первого.

— Слушай, если он перезвонит, скажи, что я завалена работой. Я позвоню им вечером.

— Хорошо. — Мэг уловила в его голосе вопрос.

— Мне надо полностью переделать материалы для рекламы «СпортсТек». Джен и Спенсер опаздывают, а на какое число намечена встреча? Осталось две недели?

— Ты все и так знаешь. Я передам Этану твой ответ, если он перезвонит. Но Ширли перезвони прямо сейчас, у нее чуть не началась истерика, когда она говорила о январском «Вог».

Мэг перезвонила из такси. К тому времени, как она доехала до пересечения 14-й и 6-й улиц, где находился офис «Хардвик и партнеры», она успела поговорить почти со всеми, кто звонил. Заплатив за проезд, она открыла дверь, схватила портфель, сумку… И вдруг кто-то помог ей выйти.

— Привет.

— Эт… — Она сразу почувствовала отвращение. Ветер раздувал его волосы. На нем были джинсы и потертый кожаный пиджак, и выглядел он так, как будто ни о чем не жалел. Не говоря уже о том, что он должен был просить у нее прощения. Он был пьян, оскорбил ее, а потом еще оставил на автоответчике это возмутительное сообщение. Хотя с того дня прошла целая неделя, он ничего не делал, чтобы как-то загладить свою вину. Поэтому Мэг разозлилась. Как он посмел появиться в ее агентстве без предупреждения, уверенный в том, что она будет рада его видеть!?

— Позволь тебе помочь, — он потянулся к ее портфелю.

— Спасибо, я сама, — ответила Мэг. Забрав у водителя сдачу, она быстро вышла из машины. И поразилась, насколько спокойно и нагло он держался.

— Мэг, нам надо поговорить, — из-за солнцезащитных очков невозможно было увидеть выражение его глаз.

— Нет, — ответила она резко, перекидывая через плечо ремень сумки и направляясь ко входу. — Не говори ни слова, пока не извинишься.

— Хорошо, — Этан воздел руки к небу и упал на колени прямо на тротуар. В обеденное время на улицах было полно народу, и Мэг услышала, что над ними смеются. — Прости, прости, прости! — говорил Этан, глядя на нее поверх очков.

— Прекрати сейчас же, — сказал Мэг, — ты ведешь себя как полный идиот!

— Ты плохо на меня влияешь, — ответил Этан, медленно поднимаясь на ноги. — Мэг, правда, я сожалею, я действительно пришел сюда, чтобы извиниться. Но едва я тебя увидел, я…

— Пожалуйста, прекрати, — оборвала его Мэг, услышав в его голосе умоляющие нотки. — Ты уже извинился, а я сейчас очень занята, и мне совсем не нравится, когда ты ведешь себя, словно…

— Словно… что? — спросил он, скрещивая руки на груди.

— Как будто ты не женат, как будто у тебя нет Ларк и детей. Я не потерплю этого.

— Ты не потерпишь!? А кто ты такая?! Королева всего этого мира? — Этан провел рукой по волосам, еле сдерживая злобу. — Послушай, я извинился. Я не хотел. Я просто… Мэг, я начинаю понемногу сходить с ума. Как ты не понимаешь? Пожалуйста, давай сядем где-нибудь и поговорим.

Он больше не умолял, но в голосе звучали боль и сожаление. Мы давно друг друга знаем, уговаривала себя Мэг, и не важно, какие у нас проблемы. Если бы дело касалось только Этана, она давно бы послала его куда подальше. Но есть еще Ларк и ее дочери, для которых эта выходка может стать шоком.

Они перешли через улицу в Брайант-парк. Мэг села на скамейку перед аккуратно подстриженной лужайкой. Этан устроился рядом и теперь смотрел на свои руки. Возле них на лужайке расположились работники ближайших офисов: кто-то ел бутерброды, кто-то читал газету, кто-то дремал на солнце.

— Я догадываюсь, что шокировал тебя той ночью, правда? — спросил он приглушенным голосом.

— Знаешь, я думаю, что будет лучше, если мы больше не будем вспоминать об этом эпизоде. Ты был пьян. Я все понимаю. Можно потерять контроль…

— Нет, Мэг, все не так… Послушай… я не должен был так долго ждать. Я должен был открыться раньше.

— О чем ты говоришь?

— Только не говори, что не понимаешь! Ты все прекрасно знаешь! — он никогда не говорил раньше с такой яростью в голосе, и Мэг испугалась.

— Этан…

— Я любил тебя все эти четырнадцать лет. Не говори, что не замечала, я не поверю, что ты ко мне ничего не чувствовала.

У Мэг появилось ощущение, как будто кто-то с силой ударил ее в живот. Она не могла дышать… Мэг пристально посмотрела на Этана, не веря своим ушам.

— Нет, никогда! — сказала она ему. — Не понимаю, почему ты так думал. Это неправда!

— Мэг, перестань! Ничего не случится, если ты признаешься, — сказал Этан, поворачиваясь к ней. Когда он снял очки, Мэг заметила, что белки его глаз, обычно ярко-белые, немного покраснели. — Я постоянно об этом думаю. Между нами что-то происходит, какая-то неконтролируемая сила притягивает нас друг к другу. В течение многих лет я старался уйти от этого. Но в ту ночь все складывалось так хорошо…

— А мне кажется, за всю свою жизнь я не попадала в более неприятную ситуацию. — Мэг чувствовала себя ужасно оттого, что приходилось объяснять ему все это.

— Я тебе не верю.

— Так лучше поверь! — сказала Мэг сердито. Она недоумевала, откуда у Этана могли появиться сомнения относительно природы чувств, которые она к нему испытывала.

— Все эти годы ты была членом моей семьи, ты не могла найти достойного человека… Мэг, ты не спрашивала себя, почему так происходит? — Этан говорил откровенно. Мэг даже прислушалась, хотя ей давно уже надо было встать и уйти.

— Разве тебе не интересно, почему у тебя не складывались отношения? — продолжал он медленно, осознав, что она наконец-то слушает его. — Почему ты выбирала мужчин, которые совсем тебе не подходят? Я наблюдал, как ты играла в свидания все эти годы. Ты знакомилась с так называемыми успешными мужчинами — маклерами, адвокатами, банкирами. Сначала ты восхищалась ими, завоевывала, а потом ты их ненавидела. Ты никогда не была влюблена, Мэг.

— Да как ты смеешь!!!

— Ты так и не встретила настоящего мужчину. Того, который смог бы противостоять твоему характеру, которого невозможно было бы контролировать. Когда у тебя в очередной раз ничего не получается, я лучше всех понимаю причину твоих неудач. Ты не хочешь искать настоящего мужчину, потому что в глубине души ты знаешь, что такой мужчина есть и он рядом.

— Этан, прекрати!!! Ты слишком себя любишь!!!

— Послушай меня, крошка, — он обнял ее рукой за шею, а потом схватил за волосы. — Это касается нас, а не меня одного. Нас! Я говорю правду и знаю, ты тоже это чувствуешь. Нам надо подумать, что мы с этим будем делать.

— Пусти меня или я закричу! Я не шучу. — Этан отпустил ее волосы, и Мэг отодвинулась от него. — Ты прав, у нас есть общая проблема — ты ведешь себя как последний подонок. Разве ты не понимаешь, какое это было бы горе для Ларк? Ей будет очень больно, если она узнает о том, что ты мне сейчас говорил.

— Конечно, я понимаю, — Этан посмотрел на Мэг, но в глазах его не было сожаления. — По-твоему, почему я так долго ждал, скрывая свои чувства? Я знал, что случится с Ларк, если она узнает. Но как же я? Может, ты подскажешь, что мне делать со всем этим? Ты меня понимаешь?

— Нет, я ничего не понимаю, — ответила она, чувствуя отвращение. — Честно говоря, я не хочу ничего понимать. Ты все перепутал! Я заботилась о тебе как о брате, как о муже сестры. Этан, поверь мне, ты заблуждаешься. Ты много значишь для меня как муж Ларк, как отец моих племянниц. Я восхищаюсь вашим браком. Я люблю ваших дочерей, ты это знаешь. Я была счастлива, потому что могла быть частью вашей семьи. Ты все придумал, Этан. Все, что было раньше, становится ложью. Все, что мы пережили вместе. Пожалуйста, давай не будем больше говорить об этом.

Этан ничего не ответил. Мэг посмотрела по сторонам. Вокруг них кипела жизнь. Шумели машины на 6-й авеню, вдали раздавался вой пожарной машины, листья платана шелестели на ветру. Этан посмотрел на Мэг, в глазах его стояли слезы.

— Как скажешь, — сказал он тихо. — Что бы ты не решила, ты права. Но ты должна знать, что просишь невозможного. Я не могу обещать, что забуду тебя. Разве ты не видишь? Ты стала частью меня. Ты необходима мне как воздух.

— Этан, мне пора идти, я не могу больше это слушать. Ты знаешь, что нужно делать.

Она взяла портфель, сумку и пошла, хотя он продолжал говорить. Этан говорил с собой, а не с Мэг: «Ты была моим вдохновением, моей тайной, и ты просишь забыть об этом?..»

Глава 7

Мэг считала, что парковая магистраль Таконик — самая красивая автострада в стране, особенно осенью. Она проходит через долину реки Гудзон: на западе высятся голубые горы Катскилл, на востоке — предгорья Беркшир. День Колумба выпал как раз на самый расцвет осени, когда горы на фоне серого неба горят красными, оранжевыми и золотыми огнями. Было не по сезону тепло, и прогноз погоды обещал большие грозы. Мэг ехала в машине на пассажирском месте, окно было наполовину открыто, ветер трепал ее волосы. Изящные изгибы дорог и широкие долины были тронуты заморозками.

После аварии, унесшей жизни ее родителей, Мэг чувствовала себя за рулем очень неуверенно. Она довольно хорошо справлялась с машиной, если погода была ясная, но в этот день она испугалась, что дождь или заморозки застанут ее в дороге. Если на выходные погода была плохой, Мэг часто уступала настойчивым предложениям Эйба Сабина ехать в Ред-ривер вместе с ним. Эйб работал адвокатом и был давним другом Этана и Ларк. Каждые выходные он ездил в свой загородный дом, который находился на горе возле Ред-ривера. Именно там она познакомилась с ним и его очаровательной женой Беккой, но по-настоящему узнала Эйба и стала его уважать именно в Нью-Йорке.

Когда Мэг открыла свой бизнес, Эйб бесплатно проконсультировал ее в юридических вопросах, поскольку примерно в то же время начал свою практику. Агентство «Хардвик и партнеры» росло, фирма Эйба тоже процветала. Вскоре он стал официальным консультантом Мэг, профессионально помогая ей решать проблемы юридического характера.

За все десять лет знакомства они, наверное, раз сто ездили в Ред-ривер вместе. Эйб не позволял Мэг платить за бензин, но не возражал, чтобы она пополняла его обширную коллекцию аудиокассет. Мэг нравилось, что в течение двух с половиной часов езды Эйб бывал молчалив. Если надо было обсудить тот или иной вопрос, он слушал, а потом уверенно, как на заседании суда, давал комментарий. Эйб редко выступал инициатором разговора, и Мэг понимала, что за рулем он обдумывает свои проблемы. За последний год к обычным неурядицам добавился разрыв с женой, с которой он прожил пять лет. Она казалась совершенством. В разговоре Ларк и Мэг часто называли ее «красавица Бекка».

Мэг знала, что Бекка не выходит у Эйба из головы, даже когда он не говорил о ней, но она не приставала с расспросами. Ларк сообщила сестре по секрету, что Бекка отобрала у Эйба почти все его состояние, хотя он и сопротивлялся, как мог. Недавно суд вынес решение о разводе, очень выгодное для бывшей миссис Сабин…

Сегодня они обменялись всего лишь парой слов. Эйб был особенно тихим, и Мэг с головой ушла в собственные мысли. Для этой поездки она купила новую запись Джошуа Редмана. Вот уже полчаса она сидела, слушая музыку, казавшуюся звуковым отражением водоворота, в который попала ее жизнь.

Этан… Он не сдержал свое обещание забыть ее, не продержался даже один день. Мэг казалось, что он стал неуправляемым. Последние три недели он звонил ей каждый вечер. По звукам, служившим фоном для его голоса, можно было догадаться, что он звонит из ресторана или из бара. Поговорив с ним пару раз, Мэг перестала брать трубку. Но он продолжать наговаривать послания на автоответчик.

«Я не могу так больше, — начинал он, — мне надо тебя увидеть. Сегодня был просто кошмар. Я не могу работать, я все время думаю о тебе. Ты знаешь, какой ты становишься красивой, когда сердишься? Тогда, в Брайант-парке, твои глаза светились бесподобным зеленым цветом, я все пытался отобразить этот оттенок в стекле. Боже, Мэг, только работа и спасает меня от сумасшествия. Я ведь не сумасшедший? Возможно, ты права, я не в своем уме. Но в этом виновата только ты».

Он трижды являлся к ней в офис без предупреждения, приносил огромные букеты цветов. По требованию Мэг, Оливер каждый раз отправлял Этана обратно в лифт, объясняя ему, что Мэг сейчас некогда, но он передаст боссу такой прекрасный подарок.

«Что происходит с твоим зятем?» — спросил Оливер после второго визита Этана.

«Поверь, тебе лучше не знать», — отвечала Мэг, хотя ей давно хотелось поделиться с кем-нибудь. Мэг так беспокоилась, что не могла спать. Этан не думал сдаваться. Мэг понимала, что он обманывает себя, живет несбыточной мечтой, думая, что она разделяет его чувства.

Этан всегда был творческой личностью, настроение его часто менялось. В конце концов, он художник. Мэг пришла к выводу, что непостоянство является частью его творческой натуры. Но он продолжал ее донимать, не желая смириться с отказом, и тогда она решила, что у него проблемы с психикой. Может, эта ужасная история — результат кризиса среднего возраста или химического дисбаланса в мозге из-за повышенного уровня тестостерона? В любом случае для таких выходок должно существовать сколько-нибудь логичное объяснение… Надо рассказать обо всем Ларк…

Неделю назад Мэг решила встретиться с Этаном и поговорить по душам. Они договорились пообедать в одном из ресторанов в центре города, где всегда было очень много посетителей.

С самого начала он вел себя отвратительно. Пришел, поцеловал ее в щеку, а потом сел с ней рядом.

— Сядь, пожалуйста, напротив меня, — сказала Мэг, — и не давай воли рукам.

— Я так рад тебя видеть, — ответил Этан, пересаживаясь на указанный Мэг стул.

Когда он шел по залу, высокий, привлекательный, многие женщины смотрели ему вслед, и Мэг это заметила. Сейчас он сидел и смотрел на нее с таким нескрываемым восторгом, что женщина за соседним столиком улыбнулась и кивнула Мэг, по-доброму завидуя. Если бы она только знала, в чем тут дело, печально подумала Мэг.

Обед подходил к концу, но их разговор так и не сдвинулся с мертвой точки. Именно этого она и боялась.

— Если ты не перестанешь звонить, дарить цветы, мне придется все рассказать Ларк.

— Пожалуйста, Мэг, не делай это.

— Значит, ты прекратишь приставать. Сегодня мы обсуждаем эту нездоровую ситуацию в последний раз.

— Мне не удается добиться такого золотистого оттенка, — сказал Этан с улыбкой, которая обезоружила бы любую, но только не Мэг.

— О чем ты говоришь?

— О твоих глазах. На радужке есть золотистые пятнышки, которые как бы обрамлены в зеленый цвет.

— Этан, прекрати, пожалуйста, — сказала Мэг. Но все началось сначала.

Интересно, было бы ей проще решить эту проблему, если бы они с Ларк не были так близки? Может быть, но больше всех на свете Мэг любила сестру. Она делала все, чтобы оградить Ларк от неприятностей. Эта ужасная история с Этаном и Мэг могла причинить ей колоссальную боль. Что будет, если она узнает, Мэг не могла даже представить. Ларк продолжала пылко любить своего мужа. И была такой заботливой, любящей матерью… В конце концов, она так гордилась их с Этаном замечательной семьей… Она даже смогла «удержать» Люсинду, у которой очень сложный и требовательный характер. Ларк удалось сделать то, о чем они с сестрой так мечтали в детстве: она построила семью, дом. А сейчас со стороны могло показаться, будто Мэг захотела все это разрушить.

Мэг всегда обсуждала с младшей сестрой все события своей жизни, но из-за Этана она перестала ей звонить. Ларк быстро поняла, что с Мэг происходит что-то странное. Казалось, она знала старшую сестру лучше, чем сама Мэг. Не звонить совсем — неудачное решение.

«Эй, сестренка, что, в конце концов, с тобой происходит? — Ларк оставила сообщение на автоответчике, за два часа до того, как позвонил Этан. — Я знаю, если ты вот так прячешься, значит, что-то случилось. Неужели опять объявился этот Пол Стоукс и ты боишься мне рассказать? Я спросила Этана о том, какой ты была, когда вы вместе обедали. Знаешь, что он мне ответил? Он сказал: «По-моему, с ней все в порядке». Послушай, поверь мне, я вытяну из тебя все на этих выходных, так что считай, я тебя предупредила. Кстати, на ужин приедут Франсин и Мэт, а у меня совсем нет времени на то, чтобы что-нибудь испечь. Можешь привезти мне те вкусные голландские яблочные пирожки из кафе «Капкейк»? Люблю тебя. Увидимся в пятницу».

Мэг знала, что Ларк будет расспрашивать, неумолимо требовать рассказать ей все. В детстве Ларк всегда хотела знать все, что происходит со старшей сестрой. Мэг думала, это потому, что она была для нее как мать. Но когда Ларк сама стала матерью, она научилась прекрасно контролировать свои чувства и стала очень наблюдательной. Раньше такая забота сестры очень нравилась Мэг. Таким образом Ларк выражала свою любовь, и, Бог — свидетель, она была ей за это благодарна. Но сейчас им предстояло провести бок о бок три мучительных дня. Мэг боялась даже думать о том, что станет отвечать, когда Ларк задаст ей откровенный вопрос.

— Ну? Кто он? — спросил Эйб, когда они ехали через мост на границе с округом Колумбия. Низкие серо-зеленые холмы Беркшира виднелись сквозь туман далеко на востоке.

— Не поняла?

— Кто он, этот парень? Весь вечер я наблюдаю, как ты хмуришься. Мой опыт подсказывает, что это может означать только одно. — Задав вопрос, Эйб улыбнулся. Мэг знала эту милую, скромную улыбку. Он часто пускал ее в дело, чтобы получить желанный результат. Временами Эйб казался таким безобидным и добродушным, что легко можно было забыть о том, что ум его, острый, как лезвие бритвы, всегда начеку. Темные, непослушные волосы уже начали редеть на висках, многолетняя привычка играть в теннис сделала его фигуру стройной. Так что со стороны, не присматриваясь, его еще можно было принять за выпускника Гарвардского университета, работающего клерком на фирму «Джастис Реинквист». Но стоило посмотреть ему в глаза, и сразу становилось понятно, что он далеко не мальчик. Взгляд у Эйба усталый, веки немного опущены, как у мужчин, которые лет на двадцать старше него.

— Ты говорил с Ларк?

— Нет, я говорил с Полом Стоуксом. — Именно Эйб познакомил Мэг с Полом. Он с большим интересом наблюдал за их быстро развивающимся романом. — Пол сказал, что видел, как ты обедала с каким-то мужчиной, которого он не знает. Он сказал, что тому парню ты явно не безразлична, по крайней мере, так все выглядело.

— Вы, адвокаты, всегда не прочь посплетничать.

— Прости, если я задел твои чувства.

Мэг обратила внимание на странные нотки, прозвучавшие в его голосе.

— Почему ты расстроен, Эйб?

— Расстроен? Вовсе нет. Мне просто любопытно. С твоих слов я понял, что после расставания с Полом ты решила какое-то время не встречаться с мужчинами.

— Так и есть, — сказала Мэг, поднимая стекло.

Солнце спряталось за горами, и температура заметно понизилась. Мэг всегда была очень чувствительна к холоду. Если со стороны так заметно, что Этан оказывает ей знаки внимания, тогда у нее нет выбора — надо немедленно рассказать Ларк о том, что происходит.

— Ладно, не хочешь говорить, не надо.

— Что с тобой происходит, Эйб? Знаешь, такое чувство, будто ты на меня сердишься.

— Ты ошибаешься.

— Если ты злишься на меня из-за Пола, то возьми и скажи мне об этом прямо.

— Ты обвиняешь меня в том, что я что-то скрываю? — спросил Эйб смеясь. Он взглянул на нее, а потом вновь посмотрел на дорогу. — Ты же знаешь, я на такое не способен. Пол тут не при чем. Я уже говорил тебе, что удивился, узнав, как глупо вы расстались. А еще говорят, противоположности притягиваются и всякое такое… Думаю, что в эти дня я просто запутался в вопросах семейной жизни и любви… Когда что-то классное происходило в твоей жизни, ты всегда мне об этом рассказывала.

— Классное? Это так вы, мужчины, выражаетесь? — спросила Мэг, чувствуя громадное облегчение. — Я не рассказала тебе, потому что… потому что нечего рассказывать. Просто парень, который не понимает значения слова «нет».

— У тебя все в порядке? — спросил Эйб. Нежность в его голосе удивила Мэг. Эйб всегда был внимательным, мог помочь советом, но он никогда не заботился о ее чувствах. Он видел, что в делах она требовательна и строга, и обращался с ней в той же манере. Со временем Мэг поняла, что с Беккой и Ларк он обращался совсем по-другому — с ними он был джентльменом, очень галантным. Она думала, что Эйб считает ее другом, эдакой девчонкой-сорванцом. Им обоим нравилось общаться, подшучивая друг над другом.

— Конечно, не в первый раз.

— Почему-то мне кажется, что этот парень особенный, — сказал Эйб. Как только он снизил скорость, мотор «сааба» зашумел, они свернули на проселочную дорогу, которая вела к Ред-риверу. — Может быть, потому что ты ничего мне о нем не рассказываешь.

— Ох, Эйб, перестань! С этого момента обещаю, что буду рассказывать тебе о каждом мужчине, который удостоится моего взгляда!

Они молча ехали вдоль сверкающей темной реки, и полная луна осторожно следовала за ними сквозь деревья. Кто этот парень? Вопрос, который задал Эйб, остался без ответа и словно висел в воздухе между ними.

Пахло дымом костра и гнилыми листьями. Река, полноводная после недавнего дождя, шумела, протекая через водопропускные сооружения. Цикады протяжно пели свои грустные песни. Мэг слышала какие-то голоса, но воздух был таким сухим и чистым, так что люди могли находиться как в десяти шагах, так и в полумиле от нее.

Эйб высадил Мэг и она пошла к дому по посыпанной гравием дорожке, когда вдруг споткнулась о торчащий корень дерева и упала, сильно ударившись локтем.

— Черт! — выругалась она.

— Кто здесь? — спросил кто-то. Мэг узнала плаксивый голос Люсинды. Потом послышался шум удаляющихся шагов.

— Мэг, ты в порядке? — Люсинда присела рядом с ней. Мэг поднялась на ноги и стояла, потирая локоть, который очень болел, но раны, скорее всего, не было.

— Похоже, да. — Мэг заглянула в стеклянные глаза Люсинды и поняла, что она пьяна.

Люсинда, приемная дочь Этана от краткосрочного первого брака, была «очень беспокойной» — определение, данное ей учителем на последнем собрании в местной школе. В этом году она должна была закончить учебу, но в свои восемнадцать лет была такой ленивой и невнимательной, что еле-еле заканчивала средний класс. При небольшом росте она весила на десять килограммов больше нормы, красила тонкие волосы в красный цвет, а из-за бледного и неровного цвета лица местные подростки прозвали ее «клоун Бозо».

Люсинда появилась в жизни Этана и Ларк чуть больше года назад, когда власти Пенсильвании сообщили, что ее мать поместили в больницу. Мими злоупотребляла алкоголем и наркотиками, отец Люсинды бросил их очень давно. Девочку грозились отправить в приют, если только Этан и Ларк не возьмут ее к себе.

С первой минуты было понятно, какая катастрофа вошла в их дом вместе с крикливой, враждебно настроенной, пьющей пиво Люсиндой, агрессивно бросившей в угол свой грязный вещевой мешок. Однако Ларк время от времени рассказывала Мэг о том, каких успехов ей удалось добиться в воспитании подростка. Но на деле ни о никаких успехах не могло быть и речи. В комнате девочки всегда было грязно. Она пропадала из дома по ночам, прогуливала школу, отвратительно вела себя с детьми, дерзила Ларк. Водилась с плохими ребятами из Монтвиля — соседнего города, в котором было целых два театра и торговый пассаж, который притягивал подростков со всей округи. Однажды ночью начальник полиции Том Хадлсон арестовал Люсинду за то, что она справляла нужду прямо в центре города, у памятника. Но всю свою злость девчонка выплескивала на Этана.

«Это ужасно, — говорила Ларк после очередной ссоры между отцом и дочерью. — Такое чувство, что девчонка одержимая. Она становится невыносимой, когда речь идет об Этане, выкрикивает самые гнусные ругательства. Бедный Этан старается поговорить с ней, он ведь такой терпеливый! Я знаю, что он чувствует вину за то, что оставил ее с Мими на столько лет, но что он мог сделать? Мими выиграла процесс, и к тому же поначалу она старалась быть нормальной матерью. Ситуация ухудшилась, когда родилась Брук и мы переехали в Ред-ривер. Я думаю, до этого Мими надеялась вернуть его обратно».

Мэг очень хорошо помнила, что значит иметь безответственных родителей. Она могла представить, сколько боли и страдания выпало на долю Люсинды, которая провела детские годы рядом с матерью, постепенно скатывавшейся по наклонной к алкогольной зависимости. Возможно, девочка это чувствовала: если Ларк и Этан не могли повлиять на ее поведение, к словам Мэг она прислушивалась. Полтора месяца назад, когда Мэг гостила в доме младшей сестры, она решила даже, что убедила Люсинду не пить, пообещав показать ей Манхеттен на рождественских каникулах, если та сдержит свое слово. С того времени, по словам Ларк, девчонка не брала в рот спиртного, хотя вела себя все так же невыносимо. Но сейчас ошибки быть не могло — Мэг уловила запах пива.

— Люси, ты пила? Ты меня разочаровала.

— Нет, я не пила.

— Врешь! — разговаривая с Люсиндой, Мэг старалась контролировать эмоции.

— Ты ошибаешься, черт возьми!

— От тебя разит пивом, — сказала Мэг и, перекинув ремешок сумки через плечо, пошла по дорожке. Справа, сквозь деревья, виднелись огни небольшого домика Клинта и Жанин Линдберг. Раньше на этом месте была мельница и большая процветающая ферма, а их дом сдавался в наем. Но последние десять лет Линдберги жили здесь, помогая Этану в мастерской и выполняя грязную работу, в то время как хозяин дома выдувал столовое стекло и пресс-папье. По вечерам он работал над скульптурами, а Клинт занимался бумагами и отправкой товара. Жанин в это время помогала Ларк по хозяйству в «большом» доме, как все называли жилище Мак-Гованов.

— Мэг, пожалуйста, не надо… — взмолилась Люсинда, следуя за ней. — Это не считается! Всего лишь один раз, просто Этан, черт бы его побрал, так меня разозлил, и я не выдержала!

— Помоги мне с этими пирогами, хотя, думаю, что уже и так их помяла, — сказала Мэг, протягивая Люсинде пластиковые пакеты, чтобы освободить руку и потереть больной локоть. — Что натворил Этан?

— Он не пускает меня на баскетбол, матч будет в понедельник, в Монтвиле.

— Почему?

— Потому что он слабоумный, вот почему. У меня проблемы с малышней из Монтвиля, поэтому все, что касается этого города, под запретом. Мэг, но ведь это просто дурацкий баскетбольный матч!

В отличие от Ларк, которая постоянно делала замечания по поводу сленга Люсинды, Мэг за время их знакомства всего лишь раз сказала девушке, что вместо ругательных слов можно употреблять миллионы обычных, которые точнее передадут смысл. Позже стало ясно, что Люсинда умышленно старается шокировать окружающих своим поведением, поэтому реагировать на ее выходки означало играть по ее правилам.

— Думаю, для тебя важно попасть на этот матч, — сказала Мэг, когда они прошли мимо мастерской Этана и стали подниматься к дому.

Дом Ларк мог служить образцом идеального фермерского жилища Новой Англии: длинное крыльцо с белой решеткой, трубы из двойного кирпича, обнесенный частоколом сад на заднем дворе, увитый виноградом колодец… Но стоило подойти ближе, и становилось ясно, что многое нуждается в ремонте — парадные ступеньки надо починить, на перилах отсутствует перекладина, внутри не мешало бы все покрасить. От этого дом становился для Мэг еще дороже. В городе у Мэг была двухкомнатная квартира, но именно здесь ей удавалось отдохнуть.

На пороге лежали пять тыкв и стояла корзина с хризантемами. Она была рада, что решила обо все рассказать Ларк. Именно сейчас Мэг поняла, что невозможно войти в этот дом и промолчать. Когда открылась входная дверь, Мэг услышала его голос.

— Мэг? Это ты? Проклятый фонарь на крыльце не работает.

— Да, это мы с Люсиндой.

Этан наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. Она сделала шаг назад и чуть не упала. Тогда он взял ее под руку.

— Пусти! — воскликнула она, вырываясь. — Больно! По дороге к дому я упала.

— С тобой все в порядке? Дай я посмотрю. Люсинда, отнеси наверх вещи и попроси Ларк спуститься.

— Не приказывай мне, — огрызнулась Люсинда, но все же послушалась и стала поднимать по ступенькам, перекинув через плечо две дорожные сумки Мэг. Как раз в это время выбежала Ларк.

— Мэгги? Что случилось?

Сестра была ниже ростом и немного полнее, чем Мэг. Но пара килограммов, которые она набирала после каждых родов, в основном шли в грудь и бедра, тем самым делая фигуру округлой и сексуальной — именно о такой мечтали худенькие сестры Хардвик в подростковом возрасте. («Кормление грудью — вот что надо голливудским звездам, — заверяла Ларк. — Если бы они только об этом знали, пластические хирурги остались бы без работы»).

Хотя в целом Ларк была не такая симпатичная, как Мэг: нос у нее был меньше, а губы — больше и полнее. Однако несмотря на все различия, включая цвет глаз (у Мэг глаза зелено-карие с золотистым оттенком, а у Ларк — голубые, как октябрьское небо), не могло быть сомнений, что эти женщины — сестры. Если вы не догадаетесь об этом по их одинаковым позам — поднятый подбородок, скрещенные на груди руки — или по быстрой речи, одинаковому тембру голоса (высокому, звонкому), когда вы услышите их смех, последние сомнения рассеются как дым.

— Ради Бога, ничего особенного, — сказала Мэг, отталкивая Этана, чтобы обнять Ларк. Она надеялась, что сестра не заметит, как внимательно смотрит ее муж на свою свояченицу. — Прекратите эту суматоху! Я просто упала на этой чертовой тропинке. Не думаю, что моя жизнь в опасности.

— Но тебе надо приложить что-нибудь к ранке, — сказала Ларк, осмотрев локоть Мэг. — Баранью траву или окопник. Посмотрим, что у меня есть. — Обхватив Мэг за талию, Ларк повела сестру в кладовую, где хранила коробку из-под торта, полную всевозможных мазей, масел и настоек. Сухие цветы и травы, которые она выращивала или собирала, свисали с потолка в виде венков и букетов. Ларк была гомеопатом и знала толк в лечении природными средствами, в результате чего ее кухня превратилась в бесплатную местную лечебницу. Ларк даже одержала победу над скептицизмом Мэг относительно народных методов лечения. Дело было так: однажды летом Ларк потерла разрезанной долькой чеснока укус осы на шее старшей сестры, и через две минуты боль прекратилась.

— Так будет лучше, — сказала Ларк, перевязав бинтом локоть Мэг, чтобы компресс держался.

Этан отправился наверх, чтобы помочь дочерям с купанием. Сестры остались одни.

— Ты хорошо выглядишь, — сказала Ларк.

— Да, — Мэг подвигала рукой. — Так намного лучше.

— На самом деле ты выглядишь потрясающе. Мэгги, это из-за мужчины, разве не так?

— Ларк, послушай… — Мэг слышала, как бьется ее сердце. Она пообещала себе, что сделает это, но сейчас, стоя лицом к лицу с Ларк, она не могла найти слова, чтобы рассказать про Этана. Знакомая кухня, улыбка на лице сестры, доносящийся из кухни запах, обещающий вкусный ужин, — все было так естественно, прекрасно, спокойно… Казалось невозможным, что мужчина, который возился наверху, напевая глупые песни своим дочерям, мог быть человеком, преследовавшим ее последние несколько недель. Мэг чувствовала, как кровь приливает к лицу, когда думала о своем решении не откладывать разговор с Ларк.

— Мэг, невероятно, но ты покраснела! Это из-за него? И это серьезно, не так ли?

Мэг чувствовала, что сестра на нее смотрит. Ларк умела читать ее мысли. Она угадывала, когда сердце сестры в очередной раз бывало разбито, и знала, когда отношения складывались удачно. И в горе, и в печали она всегда была на ее стороне, давая советы, предлагая план мести. Ларк всегда была рада помочь и надеялась, что когда-нибудь с кем-нибудь Мэг будет так же счастлива, как они с Этаном. Вернее, она думала, что была с ним счастлива. Мэг почувствовала, как ком подкатывает к горлу.

— Ну, хорошо, — вздохнула Мэг, вперив взгляд в потрескавшийся кафельный пол. — Да, есть один мужчина. Но все это очень странно и запутанно…

— Я так за тебя рада! — Ларк обняла сестру, а потом, отступив на шаг, посмотрела на нее. — Но почему ты так расстроена? Он…

— Ларк, пожалуйста, — выговорила Мэг, проклиная себя за трусость. Но у меня впереди выходные, напоминала она себе. Сейчас не место и не время рассказывать Ларк, что произошло.

— Он женат, я права? — Ларк поправила волосы Мэг. Ее материнский инстинкт проявлялся всегда, если с теми, кого она любила, случались неприятности. — У него дети?

Мэг старалась собраться с мыслями. Она глубоко вдохнула и тряхнула волосами.

— Я не готова сейчас говорить об этом, малышка. Даже с тобой. Не верится, правда? — в глазах у нее стояли слезы.

— Я ненавижу, когда ты страдаешь, — сказала Ларк, снова обнимая сестру. — Но я все понимаю, правда. Я всегда готова тебя выслушать, если решишься рассказать. По собственному опыту я знаю, что, если людям суждено быть вместе, ничего, даже уже существующий брак, их не остановит.

— Я чувствую себя такой эгоисткой, устраивая для себя вечеринку, — сказала Ларк за ужином. Она приготовила шпинат с баклажанами и перцем. Ферн сидела рядом на высоком стуле, и Ларк кормила ее кашей из шпината. Вечеринка по случаю продажи детских книг была назначена на следующий день. Ларк готовилась к ней несколько недель. — Но ведь Этан устраивал вечеринку в честь открытия своей выставки! Я тоже заслуживаю праздника.

— Конечно, дорогая, — ответил Этан и улыбнулся Мэг.

— Кто придет? — спросила Мэг, даже не взглянув в его сторону.

— Мои самые дорогие люди на свете, — продолжала Ларк. — Вы с Этаном, Эйб, Франсин, Мэт и Жанин.

— Эта уродина, — достаточно громко пробормотала Люсинда, чтобы все, кто сидел за столом, это услышали. Брук и Фиби засмеялись.

— Люси! — строго сказал Этан.

— Как будто ты считаешь ее симпатичной! — Люсинда помрачнела. — Конечно, ты…

— Прекратите, — сказала Ларк, — у нас в гостях Мэг.

— Чем ты будешь потчевать гостей? — спросила Мэг.

— Копчеными устрицами! — пролепетала Фиби. Девочке уже исполнилось шесть лет, и она была похожа на маму — такие же голубые глаза, светлые волосы, круглое лицо, розовые щечки. И характер у нее был мамин.

— Кукурузный пудинг, фаршированные перцы, брюссельская капуста с каштанами… — Когда дело касалось развлечений, Ларк всегда выкладывалась на всю катушку.

— Терпеть не могу брюссельскую капусту! — как бы между прочим объявила Брук. В свои девять лет она была высокой и худенькой, как тростиночка. Волосы у нее были, как у отца, — густые, золотисто-рыжие. Она росла тихим, спокойным ребенком. Ларк с гордостью рассказывала Мэг о том, что Брук — лучшая ученица в классе, хотя и не прилагает к этому особых усилий. Глаза у нее были, как у тети, — зелено-карие. От нее же Брук унаследовала и характер.

— Три большие курицы, фаршированные лимонами и розмарином, — Ларк продолжала, как будто ее никто не перебивал. — Тертый лук, зеленые бобы с дробленым миндалем и… что же еще?

— Ого, я думаю, этого хватит, — сказала Мэг.

— Пюре! — прокричала Фиби звонким голосом. — С подливкой!

— Фиби, — строго сказал Этан. Девочки четко улавливали настроение матери и отца по голосу и жестам. Мэг поражалась, какими хорошими родителями они стали. Девочки росли в атмосфере любви и заботы. Этан и Ларк редко расходились во мнениях, когда речь шла о воспитании. Хорошо, что Этан работал недалеко от дома, — как и Ларк, он всегда был рядом с девочками. И даже сейчас, когда Мэг на него злилась, она не могла не признать, что он был для дочерей хорошим отцом — любящим, веселым, мудрым и терпеливым.

Когда тарелки были убраны со стола, Люсинда ушла к своим друзьям, а остальные члены семьи расселись в гостиной напротив огня. Кто-то читал, кто-то разговаривал… У камина было тепло и уютно, на полочке лежали высушенные тыквы и кукурузные початки, принесенные из сада. Пламя камина освещало лица, и Мэг стало казаться, что в этой семье все по-прежнему и ничего плохого не произошло. Но потом она почувствовала, что Этан смотрит на нее, и настроение у нее испортилось.

Около десяти часов, только после того, как Мэг пообещала прочитать им на ночь еще один рассказ, Брук и Фиби наконец-то пошли наверх, в спальню. Вслед за ними Ларк понесла наверх Ферн, напевая ей колыбельную. Хотя у каждой девочки была отдельная кроватка, Брук и Фиби улеглись на одной, чтобы послушать сказку «Сонная долина». Это была длинная история, и Мэг успела забыть, какая она страшная. Вместо того чтобы усыпить девочек, рассказ заставлял их бодрствовать. Когда сказка закончилась, Мэг пришлось объяснить Фиби, что все это выдумки и всадник без головы не приедет по разбитой дороге, чтобы схватить ее. Потом, чтобы их успокоить, она прочитала им свою любимую сказку «Ночная Луна». Дважды.

— Я и забыла, до чего же страшными бывают детские сказки, — сказала Мэг, когда вернулась в гостиную. Огонь уже превратился в угли. Ларк и Этан разговаривали, сидя на диване. По тому, как они сидели, и по тону их голосов Мэг поняла, что помешала очень важному разговору.

— Они тебе не надоели? — спросила Ларк, выглядывая из-за плеча Этана. Сам он не повернулся, внимательно глядя на затухающий огонь. — Мы уже и сами собирались идти спать.

— Я тоже, — сказала Мэг. Обычно, когда девчонки засыпали, они подолгу сидели втроем и болтали о жизни. Так приятно было общаться свободно и непринужденно! Этан все испортил. Хотя было немного непривычно ложиться в постель так рано, Мэг была этому рада. Она поняла, что они ждут ее ухода, чтобы продолжить разговор. — Тогда я пойду, — сказала Мэг, разворачиваясь и поднимаясь по ступенькам.

— Увидимся утром, дорогая, — сказала Ларк ей вслед.

— Спокойной ночи, — добавил Этан, не поворачиваясь.

Во всем мире не было такого места, где бы Мэг спала лучше, чем в доме сестры. Даже в собственной квартире ей не было так комфортно. Она всегда занимала спальню для гостей на втором этаже, окна которой выходили в сад, а внизу можно было разглядеть реку. Обычно она приоткрывала одно из трех больших окон. Белые шторы колыхались на ветру, а Мэг лежала на кровати и, засыпая, слушала шум реки.

Но сегодня все было по-другому. Температура резко понизилась, и в спальне было холодно. Мэг закрыла окна и достала из шкафа теплое одеяло. Но под одеялом ей стало очень жарко. Комната наполнилась лунным светом. Снова разболелся локоть, и она еле-еле нашла положение, при котором ссадина перестала ныть. В доме были слышны гул и скрип. Стоило ей задремать, как тишину нарушал какой-то звук — завывание ветра или ружейный выстрел, — и она просыпалась. Иногда среди ночи ей казалось, что кто-то тихо стучит в дверь. Мэг лежала на кровати, вся напряженная, сквозь темноту уставившись на дверь. Но она не открывалась. Наконец стук прекратился, и было слышно, как под чьими-то шагами скрипит пол. А, может, это скрипели брусья? Каким-то чудом Мэг все-таки уснула. И видела странные сны. В одном из них всадник без головы мчался по дороге лунной ночью…

Глава 8

«…Слава во веки веков. Аминь». Глубокий голос Франсин Верлинг звучал тихо и спокойно. Хотя Мэг казалось, что манеры Франсин были наигранно феминистскими, она все же уважала пастора ред-риверской приходской церкви. Уже пятнадцать лет Франсин проповедовала для двухсот человек. Мэг считала ее неутомимым работником, воплощением либерализма, правильности и ответственности перед обществом. Проработав помощником пастора в Вермуте, она приехала в Ред-ривер с двухлетним сыном, без мужа, и не отвечала на вопросы об отце ее ребенка ни по приезде, ни по прошествии многих лет.

Мэт совсем не был похож на мать. Он был высоким и тощим, лицо его было покрыто пятнами. Волосы у него всегда были грязные, и он завязывал их в хвост. Франсин тоже была высокой, у нее были пышные волосы, преждевременно поседевшие. Она была полноватой, а Мэт, напротив, очень худым. Выражение лица Франсин всегда было доброжелательным и открытым, но Мэг эта открытость казалась наигранной. Глаза Мэта сквозь очки без оправы обычно смотрели сердито. Он выглядел так, будто всю жизнь провел взаперти, хотя это так и было — дни напролет он сидел у компьютера, проводя свою жизнь в Интернете. Виртуальный мир казался ему куда интереснее реального. Мэт редко выходил на улицу без своего ноутбука. Он приехал на ужин вместе с матерью, неся компьютер подмышкой, сел на подоконнике как можно дальше от всех и целый час играл в игры.

Как и во всех маленьких городках, жители Ред-ривера очень любили посплетничать. О Франсин и Мэте слухи ходили годами. Был ли он незаконнорожденным? Была ли она лесбиянкой, а он родился из пробирки? Кто был его отец, и почему Франсин наотрез отказывалась говорить об этом? Кто-то даже связался с церковью в Вермуте, где она работала раньше, но Франсин приехала туда из Нью-Хемпшира с шестимесячным Мэтом, поэтому в Вермуте знали так же мало, как и в Ред-ривере. Без сомнения, Франсин была прекрасным лидером и духовным наставником. Поэтому общественность городка позволила ей сохранить свою тайну. История о загадочном треугольнике — Франсин, Мэте и его отце — навсегда осталась одной из самых любимых тем для пересудов. Но большей популярностью, несомненно, пользовались выходки Люсинды Мак-Гован.

«Спасибо, Франсин», — сказал Этан официальным тоном. Он сидел во главе стола, перед ним лежали огромные жаренные куры, которых предстояло разрезать. Франсин, сидевшая слева от него, холодно кивнула. Хотя между ними не было открытой враждебности, Мэг давно заметила, что они не были друзьями. И она догадывалась, почему. Она видела, как относился Этан к странной дружбе своей жены с Франсин. У них было много общего — всем сердцем преданные любимому делу, они участвовали в любом мало-мальски значительном мероприятии, будь то заседание молодежного фонда по вопросам защиты окружающей среды, собрание женской организации или местного филиала нью-йоркского демократического клуба. Словом, Ларк виделась с Франсин Верлинг чаще, чем со своим мужем.

Мэг подозревала, что если бы их отношения увенчались только дружбой, Этан даже поощрял бы это общение. Но Франсин стала для Ларк кем-то вроде духовного наставника. Они часами беседовали, вместе организовали женский читательский клуб, на заседаниях которого изучали и обсуждали книги о духовном мире человека и вселенском единстве. Почти каждый день они созванивались и обменивались впечатлениями. Этан всегда подшучивал над Ларк из-за ее неукротимой тяги к самопознанию и просвещению. За эти годы она изучила почти все философские течения, которые по-своему трактовали место человека во вселенной — восточную философию, суфизм, недавно возникшее течение «Новая эра». Во Франсин Ларк наконец-то нашла родную душу, искателя, что особенно раздражало Этана, отъявленного агностика.

Франсин, конечно же, чувствовала, как к ней относится Этан, но она и сама его недолюбливала. В отличие от Ларк и девчонок, Этан никогда не ходил в церковь и не принимал участия в общественной жизни города, игнорируя пикники, на которых жарили кур, ярмарки, на которых продавалась выпечка, танцевальные вечера. Однажды Ларк и Франсин уговорили Этана дать лекцию об искусстве выдувания стекла в подвале церкви, но он оперировал абстрактными понятиями и говорил так долго, что те двадцать человек, которые пришли его послушать в тот вечер, ушли еще более озадаченные, чем пришли. Со слов Ларк Мэг узнала, что Франсин считает Этана бестолковым человеком, который не умеет ставить перед собой конкретные цели. В любом случае рассказать о своей работе его больше не просили.

Помимо Франсин и Мэта на праздничный ужин были приглашены Эйб, который позвонил заранее, сообщил, что опаздывает, и попросил начинать без него, Жанин и Клинт Лидберги.

Жанин сидела между Франсин и Этаном. Довольно крупная блондинка с умным лицом, она могла бы сойти за жену первого переселенца — женщину, которая запросто смогла бы управлять крытым конным фургоном, несущимся по жарким равнинам. Хотя ей было за сорок, и «мощная» фигура не позволяла назвать ее красавицей, тем не менее кожа у Жанин была нежной и прозрачной, глаза — светло-голубыми, а зубы очень маленькими и белыми. Когда она улыбалась, на ее щеках появлялись ямочки. Она носила одежду, которая совсем не подходила ей по возрасту. Вот и в тот вечер на ней была кофточка в цветочек с пышными рукавами, украшенная тесьмой. Хотя Жанин и была доброй (а может, именно поэтому), Мэг она раздражала. Жанин, казалось, не замечала, что Этан и Ларк пользуются ее безотказностью: она мыла посуду, ждала телефонного звонка, если надо, сидела с Ферн в то время, как другие занимались своими делами. Конечно, Мэг напоминала себе, что Жанин и Клинт хорошо устроились, ведь в доме они были и друзья, и работники.

У Клинта характер был посильнее. Он был большим, медлительным, спокойным, похожим на медведя. Его густая рыжая борода начала седеть. У него был раскатистый смех, а если попросить, он мог рассказать интересную историю. Когда у Клинта не было дел в мастерской, он помогал своей жене делать уборку или играл, правда, очень неумело, на старинном органе в церкви. Он был добрым, и детям с ним было интересно. Девчонки Мак-Гован его обожали и называли «дядюшка Клинтбон». Они взбирались на него и свисали с его плеч, как с перекладины.

Жанин, которая по вечерам убирала в доме и сидела с детьми, они любили меньше. Особенно Брук. «Она как большая тупая корова, — делилась девочка с Мэг, — за последние три года ни разу не выиграла у меня в слова».

Люсинда, со своей стороны, неустанно издевалась над Жанин. Она высмеивала ее, обзывала «гигантской Жанин», «девочкой-пончиком», «земляной свинкой», причем достаточно громко, чтобы жертва это слышала. Когда Жанин пожаловалась на поведение подростка, Ларк применила воспитательные меры. Однако Люсинда все равно продолжала обзывать ее, но уже не так часто и гораздо тише. Мэг подумала, что, возможно, поэтому у Жанин сегодня были опухшие глаза, и она нервно покусывала нижнюю губу. За все время их знакомства Мэг впервые показалось, что Жанин выглядит на свой возраст.

— Я хочу сказать тост, — объявил Клинт. Он сидел в конце стола, возле Ларк. Отодвинув стул, он встал и поднял бокал вина в правой руке. — За нашу прекрасную хозяйку, пожелаем успеха ее новой книге! И, — он повернулся к Этану, — за нашего щедрого хозяина. Поздравляем с удачной выставкой! Жанин и я, мы очень гордимся тобой.

— Спасибо, Клинт, — ответил Этан с другого конца стола и поднял свой бокал. — За Линдбергов, благодаря которым работа движется.

Клинт, покраснев, сел за стол и уставился на стоявшую перед ним тарелку с едой.

— У меня тоже есть тост, — сказала Ларк, не вставая. В красном джемпере с черным шерстяным воротником и черных гетрах она выглядела как студентка, в которую Этан когда-то влюбился. Ее глаза блестели. Поворачиваясь к Этану, она подняла бокал.

— За семью и друзей! За домашний очаг и уют! Здесь и сейчас!

Мэг сидела напротив Франсин. Она видела, как, улыбнувшись, муж и жена переглянулись, и у нее чуть не разорвалось сердце. За целый день Этан и не взглянул на Мэг, хотя иногда она замечала, что он наблюдал за ней, когда никто этого не видит. Мэг почувствовала большое облегчение. Если он решил оставить ее в покое, прекрасно. Если он на нее злится или обижается — еще лучше. Только бы все вернулось на круги своя!

Возможно, чтобы компенсировать холодность по отношению к Мэг, с другими присутствующими Этан был внимательным и веселым. Во время ужина Мэг заметила, как он беседует с Жанин, сидевшей слева от него. Он то и дело подшучивал над ней, заставляя краснеть и глупо смеяться. Потом Этан повернулся к Брук и Фиби, которые сидели справа. У малышек от смеха началась истерика.

— Папа, папа, перестань! — Фиби смеялась так сильно, что начала икать.

— Над чем вы так смеетесь? — спросила Ларк.

— Папа рассказывал нам про… — Брук снова прыснула, потом повернулась к Этану и, дергая его за локоть, сказала: — Лучше ты расскажи.

— Не понимаю, о чем это они, — спокойно сказал Этан, — я просто рассказывал им о собрании, на котором куры обсуждали…

Этан продолжал говорить, когда хлопнула входная дверь. Все подняли головы. В дверях столовой появился Эйб.

— Почему вы не рассказали мне о планах Бекки? — строго спросил он. Мэг никогда не слышала, чтобы Эйб говорил в таком тоне. Его ироничное самообладание куда-то исчезло, вместо этого в голосе была слышна неподдельная ярость. — А я думал, вы мои друзья!

— Мы твои друзья, Эйб, — ответил Этан, взглянув на Ларк. — Не вини нас в том, что произошло между вами.

— Между нами? — Эйб направился к Этану.

— Только не в моем доме! — сказала Ларк.

Она быстро встала и схватила Эйба за руку. В ярости он попытался отодвинуть ее с дороги, но потом, видимо, понял, что не прав. Ларк воспользовалась моментом и добавила:

— Не здесь. Идем со мной! — Одной рукой она подхватила Ферн, которая сидела на высоком стуле, и, держа Эйба за локоть другой рукой, повела его в кухню.

— Что, черт возьми, происходит? — забывшись, воскликнула Мэг, поворачиваясь к Этану. Но он в это время успокаивал Брук и Фиби.

— Все в порядке, девочки. Эйб просто немного расстроен. Такое со всеми бывает.

— Он все узнал, — сказал Франсин, качая головой.

— Узнал что? — спросила Мэг.

— Про Бекку, — ответил Клинт. — При разводе она забрала деньги и купила десять акров земли к северу от Ред-ривера, по другую сторону реки. Эдди Сонесон уже и не надеялся продать тот участок. Теперь она собирается построить там дом.

— Я думала, что по решению суда она должна была уехать, — сказала Мэг, повторяя слова Ларк.

— Мы так думали, да и Эйб тоже, — сказала Франсин. — Бекка оставила ему загородный дом и даже не сопротивлялась, хотя отвоевала остальное. Он, наверное, подумал, как и мы все, что она собирается уехать.

— Бедный Эйб, — вздохнула Жанин.

— Эй, это свободная страна, — философски заметил Клинт. — Женщины могут строить дома, где захотят. Но тот участок полностью засажен лесом, я не знаю, куда она собирается втиснуть дом.

— Она уже заключила контракт с фирмой «Хаукинск и Ли» — архитекторами, которые проектировали дом Яроу в Монтвиле, — сказал Этан, отрезая себе еще мяса.

— Откуда ты узнал об этом? — спросила Франсин.

— Я случайно встретился с Беккой, когда мой джип был в гараже. Она везла меня от самого Хадсона. И показала мне проект. Это будет чертовски красивый дом. Похоже, она отвоевала у Эйба огромный куш.

— Я не понимаю, почему ты продолжаешь общаться с Беккой, — спросила Франсин, понизив голос.

— Она подвезла меня домой, чтобы Ларк не пришлось специально ехать туда за мной. Прости, Франсин, но тебя там не было, поэтому я не мог спросить разрешения.

— Ну, ребятки, — сказал Клинт, вставая из-за стола. — Кто будет помогать дядюшке Клинтбону убирать со стола?

— Когда ты снова начала курить? — спросила Мэг у сестры. Все уже ушли домой, а Этан укладывал детей спать. Ферн уже была в кровати. Мэг искала сестру по всему дому и нашла ее на ступеньках. Ларк сидела на крыльце у двери, которая вела из кухни на задний двор. На ней был старый свободный свитер Этана.

— Я баловалась время от времени, — сказала Ларк и показала Мэг пачку. — Это облегченные сигареты, если это улучшает дело.

— Не важно, — сказала Мэг, присаживаясь рядом с ней. — Если уж говорить о важном, скажи, что случилось с Эйбом? После того как вы поговорили, он ушел?

— Это едва можно назвать разговором. Я выслушала его монолог. Страшно, когда такой уравновешенный мужчина теряет самообладание. Но эта Бекка! Ты знаешь, что она задумала?

— Остаться здесь и построить новый дом?

— Да, прямо здесь, вверх по реке. Это сводит его с ума. Он так ее ненавидит, невозможно слушать. Знаешь, что он сказал мне? После развода он собрал все, что Бекка ему дарила — одежду, книги, CD — все, что даже отдаленно напоминало ему о ней, — и отнес на распродажу к Франсин. Он не мог жить среди всех этих вещей. А сегодня, когда он вошел в столовую? Он уже и так был взбешен из-за планов Бекки и вдруг увидел, что Клинт сидит в рубашке, которую бывшая жена подарила ему на день рождения в прошлом году. Клинт и Жанин покупают одежду на распродажах. Он был в ужасном состоянии! Представь, снова увидеть эту рубашку! Каково ему каждый раз видеть вокруг напоминания о Бекке!

— Бедный Эйб, — сказала Мэг. Сестры немного помолчали. Ночь была прохладной, воздух — сухим и чистым, на небе сияли красивые, холодные звезды. Сейчас был подходящий момент завести разговор об Этане, но с чего начать? «К слову, о жалости, Ларк…» Нет, а что если начать сразу так: «Этан пристает ко мне. Ларк, я просто хочу, чтобы ты знала». В голове вертелось много фраз, но ни одна из них не была убедительной.

Наконец, чувствуя, что пауза затянулась, Мэг не нашла ничего лучшего, чем сказать:

— Ужин был великолепный. Я никогда в жизни так много не ела.

— Ты всегда так говоришь. Я наблюдаю за тобой, ты всегда ешь очень мало. Ты съела, наверное, два кусочка яблочного пирога. Поэтому ты так классно выглядишь — подтянутая, стильная.

— Я и не знала, что за мной так внимательно следят! Если нас сравнивать, я бы все отдала за то, чтобы иметь такое тело, как у тебя.

— Давай не будем об этом, дорогая. Что случилось?

— Ничего. — Мэг положила руку на колени Ларк, чувствуя, как сердце наполняется любовью и жалостью к сестре.

— Я хочу сказать, что мы разные. Трудно об этом помнить, потому что ты мне очень близка. Но мы не одинаковые, мы разные, и думаем мы по-разному. Живем каждая по-своему. И знаешь, что? С того момента, как купили мою книгу, мне кажется, я стала понимать тебя лучше. Прекрасное чувство, просто пьянящее, когда тебя считают успешной. Когда важные люди делают тебе комплименты, восхищаются тобой. Теперь я понимаю, каково тебе одной управлять бизнесом, иметь дело с настоящими проблемами в реальном мире.

Мэг обняла Ларк за колени, словно хотела подбодрить ее. Совсем не об этом она хотела поговорить с сестрой.

— Знаешь, все эти годы мне казалось, — продолжала Ларк, — что я живу в твоей тени. Я всегда сравнивала себя с тобой. Сравнивала то, что имеешь ты, и, что есть у меня. Я с тобой соревновалась. Да, думаю, это правильное слово. Но сейчас у меня такое чувство, как будто гора упала с плеч. Мы стали равными. Разные, но обе успешные. О Мэгги! — она засмеялась, подняла голову и посмотрела на звезды. — Мне сейчас так хорошо!

Было ясно, что Ларк ничего не знает о том, что происходит с Этаном. Наверное, даже не подозревает. Что бы Этан ни делал, он скрывал это от своей жены. Поступал ли он правильно, вот о чем спрашивала себя Мэг. Похоже, прихоть Этана, подобно горячке, сошла на нет — весь день он избегал Мэг и за ужином почти с ней не разговаривал. Конечно, их отношения нельзя было назвать нормальными. Пройдут годы прежде чем они смогут непринужденно общаться. У Мэг появилось чувство, что самое страшное уже позади.

В конце концов Мэг пришла к выводу, что Этан осознал свою ошибку. Было бы неправильно рассказать Ларк обо всем сейчас, когда Этан старается самостоятельно справиться с этой напастью. «Я никогда не увиливала от сестринских обязанностей, — говорила она себе, — я просто приняла решение, ведь ситуация изменилась». Кроме того, она никогда не видела Ларк такой спокойной и уверенной в себе. Несомненно, ее младшая сестра заслуживала лучшего. Может, именно поэтому Этан решил скрыть от жены свои чувства. Пройдет время, и случившееся будет казаться страшным сном. Пусть это будет только ее кошмаром. Ларк это не нужно.

— Я рада за тебя, — сказала Мэг, обнимая сестру. Некоторое время они сидели молча и смотрели на манящее к себе небо.

— Смешно, мы обе сказали это друг другу в эти выходные, — сказала Ларк. — Разве плохо быть счастливым и радоваться друг за друга, как мы с тобой?

Глава 9

Город Ред-ривер[8] был основан английскими и голландскими фермерами в начале XVIII века. Построили его у изгиба одноименной реки, воды которой каждую весну приобретали ржавый оттенок из-за примеси ила (индейцы назвали эту реку Рокконик). Город раскинулся в небольшой плодородной долине среди высоких холмов. Хотя он не был изолирован от внешнего мира, в нем редко останавливались путники. Когда в восьмидесятые годы XIX века здесь проложили железную дорогу, многие останавливались в Монтвиле, а не в Ред-ривере. Наверное, поэтому город особо не разросся и сохранил первоначальные размеры. Здесь были: гостиница «Рокконик», универсальный магазин, ферма, первая приходская церковь, почтовое отделение. В двухэтажном, обшитом белыми досками здании, которое когда-то было кузницей, сейчас ютились муниципалитет и библиотека.

Вудсток и течение хиппи «Лето любви» распространились на северо-восток, ворвавшись в Ред-ривер. Коммуны расползлись по всей северной части штата Нью-Йорк, а вслед за ними — концепция «движения за мир». Под влиянием идеи массового возврата к природе хиппи обосновывались на старых семейных фермах, земли которых не вспахивались со времен Депрессии. В Ред-ривере, как и в большинстве маленьких городов, произошло смешение нового и старого, постоянного и преходящего. Трудолюбивые фермеры, длинноволосые артисты, люди, приехавшие отдохнуть на лето и на выходные, — они мигрировали почти с такой же периодичностью, как и перелетные птицы. С конца весны в город приезжали жители Нью-Йорка и прилетали птицы-ткачи. Наряду с пением экзотических птиц было слышно болтовню горожан и приезжих с севера, прогуливавшихся на свежем воздухе. Но к середине ноября с прилавков исчезала газета «Таймс», а кормушки переходили в распоряжение местных синиц.

Когда в конце восьмидесятых Этан и Ларк купили ферму и старую мельницу «Ренселаер», в городе уже было довольно хорошо налажено ремесленное хозяйство. Когда разлетелся слух о том, что Этан собирается переделать мельницу в мастерскую для выдувания стекла, семью Мак-Гованов стали приглашать на многие скромные городские мероприятия — вечера поэзии, проводимые в постройках, до недавнего времени служивших амбарами, презентации, устраиваемые в покинутых церквях, музыкальные концерты, посвященные движению «Новая эра», организованные на пастбищах для крупного рогатого скота… Со временем, обосновавшись на новом месте, они стали завсегдатаями всех вечеринок и праздников. Красивые белокурые Мак-Гованы всегда держались за руки в течение всего вечера. Но потом Этан с головой ушел в работу, а с появлением детей у Ларк осталось мало свободного времени, и они появлялись на людях все реже и реже.

— Когда, наконец, они поймут, что я не ремесленник! — возмущался Этан. Скомкав письмо, в котором его просили выставить свои работы на ярмарке, он выбросил его в окно джипа.

Было утро понедельника, продолжались празднования по случаю Дня Колумба. Этан, Ларк, Мэг и девочки ездили в город, чтобы забрать почту и купить в магазине продукты. Теперь они возвращались домой. Ларк с Ферн сидела на переднем сиденье возле Этана, Мэг со старшими девчонками ехала сзади.

— Этан, пожалуйста, — ворчала Ларк, укачивая Ферн, — ты еще хуже Люсинды.

— Простите, что потревожил вас, мадам! — ответил Этан, повысив голос. Обычно он говорил так, когда играл с Брук и Фиби, поэтому они обе захихикали.

— Ты издеваешься надо мной, — пробормотала Ларк так тихо, что Мэг даже засомневалась, что правильно расслышала.

— Да, ты права, извини, — ответил Этан, поворачивая к дому. Он выпрыгнул из машины, но двигатель продолжал работать. — Ладно, ребята, выпрыгиваем. — Ларк и Ферн сидели с пассажирской стороны, поэтому он сначала помог Брук и Фиби выбраться с заднего сидения. Мэг хотела выйти сама, но Этан взял ее за руку, как бы поддерживая, и незаметно вложил в ее ладонь сложенный лист бумаги. Удивленная, она посмотрела на него, но он отвернулся и стал помогать Ларк с покупками.

Пару дней Этана в доме не было видно. Он допоздна работал в мастерской, в то время как сестры и девчонки занимались выпечкой печенья и имбирных пряников для ярмарки в церкви. Мэг всегда знала, что у Этана свои «странности», как говорила Ларк, но раньше она их не замечала. Мэг чувствовала ответственность за то, что происходило сейчас в его душе, но, с другой стороны, ей стало значительно легче: Этан наконец-то одумался. Но все в доме попали в зависимость от плохого настроения Этана — у Ферн опять начались колики, и она постоянно плакала; Люсинда бродила по дому, в наушниках у нее громко играла рок-музыка. Все плохо спали. В субботу и в воскресенье ночью Мэг по нескольку раз просыпалась, и каждый раз ей чудилось, что кто-то стучит в дверь ее спальни.

— Увидимся за обедом, — сказал Этан, забираясь обратно в джип и уезжая в сторону мастерской.

В доме было много дел: надо было разобрать покупки, помыть посуду, рассортировать белье. Брук хотела показать Мэг свою коллекцию бабочек, а Фиби ходила за ними по пятам. Но Мэг все же удалось уединиться в ванной комнате наверху и прочитать записку Этана. Большими буквами, наклонным подчерком он написал:

«ПОЖАЛУЙСТА, ПРИХОДИ СЕГОДНЯ КО МНЕ В МАСТЕРСКУЮ. НАМ НАДО ПОГОВОРИТЬ — В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ».

Он был прав, им надо было все обсудить, думала Мэг, смывая записку в унитаз. Удивительно, но Ларк до сих пор не заметила, что между ее мужем и сестрой что-то происходит. Рядом с Мэг Этану было дискомфортно, и он вел себя по-хамски. С пятницы они не обменялись и парой слов. Он не обращал на нее внимания, когда они были в одной комнате. Мэг чувствовала, что «размолвка» нарушила гармоничную атмосферу дома. Наверное, это к лучшему — проблемы уладятся еще до завершения выходных. В конце концов, им надо найти способ вернуть прежние отношения.

Клинт и Жанин пришли на обед вместе с Этаном, как обычно. Потом Этан вернулся в мастерскую, Клинт поехал в Хадсон по делам, а Жанин осталась в доме помыть посуду и посидеть с детьми, чтобы Ларк могла спокойно поработать над книгой. Мэг незаметно вышла из кухни через заднюю дверь, спустилась по ступенькам, пошла через лес, вдоль берега реки, покрытого опавшей листвой.

Мастерская Этана располагалась на берегу реки в постройке, когда-то бывшей мельницей. Внутренний интерьер и трехуровневая крыша в виде арки остались нетронутыми. Этан только перекрасил деревянные стены и выложил пол мрамором. Южное крыло когда-то служило хранилищем зерна, бочек и соломы, а теперь там располагался кабинет Клинта и Жанин. «Центральная» комната окнами выходила на север, именно здесь Этан устроил мастерскую для выдувания стекла. Каменные жернова в центре служили ему столом. С южной стороны на стене висели деревянные полки, на которых выставлялись новые изделия из стекла. На каждом предмете стояла печать с логотипом «Мастерская Ред-ривера». Хотя все скульптуры Этана находились в галерее Ханны Джадсон, Мэг все же догадалась, что две фигуры, которые стояли на отдельных платформах под полками, были сделаны совсем недавно. Низкие, кубической формы, они напоминали сложный и запутанный стеклянный водопровод.

В тот вечер Этан, как обычно, работал над одной из своих скульптур. Отдельные ее части — тонкие закрученные полоски красного и желтого стекла — лежали, как саламандры на солнце, на раскаленной пластине на рабочем столе рядом с печью для обжига. На мгновение Мэг задержалась в дверях, наблюдая за тем, как Этан вертит длинную трубку с шариком расплавленного стекла на конце, а потом дует в нее с нежностью, с какой отец целует ребенка. Двигаясь медленно, он ловко управлялся со сложным материалом, как танцор балета или пианист, чьи мозг и тело, казалось, слились воедино.

Из-за шума печи он не мог слышать, как Мэг вошла, но все же обернулся, когда она направилась к нему через наполненную солнечным светом комнату. Он стоял напротив открытой печи, вращая трубку в самом центре пламени. Увидев Мэг, он медленно вытащил трубку, на конце которой находился кусок расплавленного стекла.

— Ты все же пришла. — Он осмотрел трубку, прежде чем опять сунуть ее в огонь. На нем были темные очки, которые защищали глаза от огня. Его светло-голубая футболка была мокрой от пота.

— Да, — сказала Мэг, — я думаю, ты прав, нам надо поговорить. — В очках Этан выглядел странновато, даже зловеще. Огонь от печи докрасна раскалил его тело.

— Черт тебя побери, Мэг! — выкрикнул он, поворачиваясь к ней лицом и держа раскаленную трубку между ними, как меч.

— Этан! — испугавшись, Мэг отступила назад.

— Ларк рассказала мне о твоем новом парне, — сказал он. — Что происходит, черт возьми? — Он повернулся к печи и бросил в нее трубку, как будто это был какой-то мусор. Из печи полетели искры. Он снял очки и швырнул их на каменный стол.

— Пожалуйста, успокойся, — сказала Мэг. — Что именно тебе сказала Ларк?

— Что ты с кем-то встречаешься, — ответил Этан, глядя ей в глаза. Завитки его мокрых от пота волос прилипли ко лбу. От жара печи и собственного гнева его лицо стало бордовым. — Он женат, у него есть дети. Что все это значит? Тебе нравится меня мучить?

Значит, Ларк пересказала Этану эту трусливую ложь! Вот почему он избегал ее все эти дни! Он не оставил свою идею насчет нее, а просто извратил ее еще больше…

— Ларк допытывалась, что со мной происходит, — медленно ответила Мэг, пытаясь догадаться, о чем он думает. — Я не разговаривала с ней несколько недель, потому что не знала, что ей сказать. Ты обещал, что расскажешь ей правду. Но ты этого не сделал. Ты врешь ей и обманул меня. Я просто прикрывала тебя, разве не понятно?

— То есть… это все неправда? — спросил он, жадно уставившись на нее.

— Конечно нет, — ответила Мэг. — Но что это меняет? Ты должен разобраться во всем. Ты должен поговорить с Ларк.

— О Боже, — произнес Этан, воздевая руки к небу. — Какой я кретин! Я чуть с ума не сошел от ревности, когда в пятницу вечером Ларк сказала мне об этом парне. А оказывается, он — это я! — Этан засмеялся и направился к ней.

— Нет, он — это не ты! — закричала Мэг. — Я ничего не чувствую к тебе, ты должен понять, что все выдумал. Это все твои фантазии!

— Мэг, пожалуйста, не будь такой, — сказал Этан, хватая ее руки.

— Этан, пусти! — спокойно сказала она, хотя чувствовала, что попала в ловушку. Но он не отпустил ее, и она начала вырываться. Гул печи, казалось, внезапно усилился. Он шагнул к ней, силой притягивая ее руки к своей талии. Протестуя, она сжала кулаки.

— Я — твоя любовь, Мэг, — шептал Этан, в то время как Мэг пыталась высвободить руки. Он сильнее сжал ее запястья, чтобы она не вырвалась. — Почему ты не хочешь это признать?

— Мне больно! — закричала она, стараясь вырваться. Боль делала происходящее еще ужаснее, но он не собирался отпускать ее. Казалось, он возвышался над ней, оставляя ее в своей тени. Мэг почувствовала, что сил у нее остается все меньше. Ею овладело чувство, с которым раньше она была не знакома — страх.

Потом Мэг услышала шум в соседней комнате. Хлопнула дверь или окно. Этан тоже это услышал и обернулся.

— Пусти меня сейчас же! — сказала Мэг, пытаясь сохранить спокойствие.

Он посмотрел на нее невидящим взглядом, как будто только что проснулся, кивнул в знак согласия, отпуская ее, и отступил назад.

— О Мэг, — вздохнул он, поправляя волосы. — Что мне делать?

— Ты все расскажешь Ларк, вот что! — сказала Мэг и почувствовала, что кровь приливает к пальцам. Она опять обрела уверенность. Этан был неконтролируемым, одержимым, он ставил под удар все и всех, кого Мэг любила больше всего на свете. Сомнений не оставалось — нельзя медлить ни минуты.

— Я скажу, — сказал Этан, глядя на Мэг. Боль в его глазах на этот раз нисколько не тронула сердце Мэг. Страх за других был сильнее, чем жалость. Этан стал сильным и опасным, и только Мэг знала, какую угрозу он собой представляет. Словно торнадо, поступки Этана закручивали жизни его близких в одну несущую разрушения спираль.

— Да, лучше расскажи, — сказала Мэг и направилась к выходу, оставив его в собственноручно созданном аду. — Иначе я это сделаю сама.

Глава 10

— Люсинда уже давно не ребенок, — сказала Мэг, в который раз пытаясь убедить Ларк, что с Люсиндой все будет в порядке. Уже была пятница, празднования Дня Колумба закончились. Люсинда не появлялась дома с понедельника. Ей удалось уговорить родителей (разумеется, не без помощи Мэг) отпустить ее посмотреть баскетбольную игру в Монтвиле. И оттуда она не вернулась. Начальник полиции Том Хадлсон разузнал, что на матче ее не было. Начиная со вторника, все домашние так волновались, что не могли заниматься делами. Хадлсон объявил пропавшую девушку в розыск, и это все, что можно было сделать. Оставалось только ждать и надеяться.

— В некотором смысле да, — сказала Ларк, — но по сути она все еще маленький ребенок. Во всем виноват ее испорченный характер. Она как бродяга. Что если она села в машину к какому-то маньяку и…

— Прекрати! — оборвала ее Мэг. — Люсинда не дура. И запомни — со своими друзьями она ведет себя совсем не так, как с тобой.

— С друзьями! Как будто у нее здесь есть друзья! Я хочу сказать, что со мной все окрестные подростки ведут себя вежливо, но совершенно очевидно, что Люси они на дух не переносят. Дружки из Монтвиля? Мы с Томом ездили туда, чтобы поговорить с теми, кто с ней водился. Том знает эту компанию, потому что у нее постоянно случаются неприятности с полицией. Они далеко не милые ребята. Говорят, что Люсинду не видели с начала октября. Где же она может быть? Я не могу работать над книгой, я так волнуюсь!

— Я знаю, каково тебе, поверь, — пыталась успокоить ее Мэг. У нее самой голова шла кругом. Судя по всему, Этан еще не говорил с Ларк, и она не знала, что ей делать. Может, Этан ждал, пока найдется Люсинда, не желая заставлять свою жену еще больше волноваться? Или решил воспользоваться ситуацией, чтобы подольше насладиться своей несбыточной мечтой?

— Что об этом думает Этан?

— Он в ужасном настроении, ты же знаешь, каким он бывает, когда расстроен. Он закрылся в мастерской, и я не хочу ему мешать.

— Малышка, что я могу для вас сделать? — спросила Мэг. Ее раздражало, что Этан снова и снова заставляет ее мучаться от неопределенности.

— Спасибо, Мэг, но ты помогаешь нам уже тем, что ты есть. Мне всегда становится лучше после разговора с тобой.

Когда Ларк повесила трубку, Мэг глубоко вздохнула и попыталась разобраться со своими мыслями. Сейчас было не время думать об Этане. Или о том, что Люсинда могла видеть их в мастерской тогда, в понедельник. Может, именно это и подтолкнуло подростка к побегу. Люсинду запросто мог подобрать на дороге какой-то извращенец, в этом она была с сестрой согласна. В голове ее роились сценарии неприятностей, которые могли случиться со своенравным подростком. Мэг подозревала, что Люсинда, несмотря на свою самоуверенность и браваду, была далеко не такой опытной, какой хотела казаться.

Мэг сделала еще один глубокий вдох, пытаясь хотя бы на время отодвинуть личные проблемы на задний план. На работе их тоже было немало. Мысленно она прошла все этапы подготовки презентации «СпортсТек», которая должна была состояться сегодня в три пополудни. Из-за звонка Ларк и возникших в последнюю минуту проблем с дизайном рекламного проекта времени у нее оставалось очень мало. Когда она говорила с сестрой, то слышала, как в приемной разрывался телефон. Из своего кабинета Мэг видела, как три ее арт-директора и их помощники творят чудеса, подготавливая новый проект, который должен был быть готов к половине одиннадцатого. Для Мэг создание новой деловой презентации было сродни подготовке к боевым действиям — надо устроить смотр войскам, проработать план сражения…

В небольшом агентстве «Хардвик и партнеры» сейчас работало пятнадцать человек, включая саму Мэг. Когда дела пошли вгору, Мэг арендовала помещение, прилегающее к первому небольшому офису, который находился в старом здании, построенном в начале столетия. Она приказала выломать стену и получилась одна большая, немного непривычного вида студия, рядом с которой ютились четыре маленькие комнаты: кабинет Мэг, небольшой обеденный зал, приемная Оливера и маленький кабинет творческого директора Эдуардо де Маркеса. Туалет был общим, и к нему приходилось идти по длинному коридору, лифты работали плохо, убирали редко, но размер ежемесячной арендной платы и местонахождение (самое сердце модного района) были просто идеальными.

Коллектив агентства работал слаженно, без конфликтов. И не потому, что так было выгодно для карьерного роста, — сотрудники ощущали себя членами одной большой, шумной, немного сумасшедшей и любящей семьи. В жестоком, помешанном на конкуренции мире рекламы «Хардвик и партнеры» был оазисом дружелюбия и гостеприимства. Разумеется, несмотря на отличную репутацию, клиенты приходили и уходили, как и везде, — если в руководящем звене компании-клиента происходили какие-то изменения, выливалось все это в смену партнеров по бизнесу, в частности — рекламного агентства. И никто не смотрел, оправданы такие изменения или нет. Все это время Мэг везло. За восемь лет, проведенных в «самостоятельном плаванье», от нее ушел только один клиент. Но теперь со стороны Медисон-авеню надвигалась беда — безнадежный должник.

Лос-анжелеская корпорация «Фрида Жарвис», производитель одной из лидирующих марок модной женской одежды, полгода назад была одним из самых любимых клиентов Мэг. Фрида, потомок первых нью-йоркских переселенцев, была такой же эксцентричной, как и ее одежда, — кричащей, яркой. Она умела уговорить самого требовательного покупателя. При поддержке своего нового мужа Фрида решила преобразовать фирму в открытое акционерное общество. Донна и Келвин[9] сделали это, так почему бы и ей не попробовать? Лично Мэг привела ей с десяток доводов, почему этого делать не следует, главным из которых был следующий: одежда Фриды была слишком специфической, чтобы претендовать на массовый рынок, а масштабные продажи являлись обязательным условием успешного существования акций компании на фондовых биржах. Все напрасно: Фрида с мужем уже потирали руки, предвкушая быстрые деньги и волну разговоров в деловых кругах.

К концу первых двух недель предложение по акциям достигло тридцати долларов и Фрида, ожидая увеличения доходов, попросила Мэг возглавить самую дорогую общенациональную кампанию за всю историю корпорации. Посыпались заказы, фабрика в Мехико работала сверхурочно. Осенняя коллекция Жарвис украсила витрины самых лучших бутиков, выставлялась в лучших отделах магазинов. Но среднестатистическая работающая женщина, напуганная яркой цветовой гаммой и непонятными силуэтами одежды, не отваживалась даже примерить ее. К концу августа сбор упал до четырех долларов, и Мэг с июня не могла дозвониться бухгалтеру Фриды, чтобы обсудить вопрос оплаты счетов.

Когда в газете, шесть месяцев назад во всю нахваливавшей одежду от Фриды Жарвис, вышла скандальная статья о текущем состоянии дел марки, Эйб настоятельно рекомендовал Мэг подать в суд, чтобы взыскать долги. Но Фрида была одним из первых ее клиентов… К тому же другом. Несмотря на долг, который существенно ограничил движение наличности «Хардвик и партнеры», Мэг продолжала писать немногословные, сухие письма и делать предупредительные звонки. Все, что ей было нужно сейчас, решила Мэг, так это хороший клиент и наличные. Поэтому, когда компания «СпортсТек» подтвердила свою заинтересованность в сотрудничестве, Мэг очень обрадовалась возможности заработать.

«СпортсТек» был для Мэг совсем не типичным клиентом. Эта компания из Нью-Джерси успешно занималась производством недорогой спортивной и рабочей одежды для всей семьи. Продукция отличалась высоким качеством и практичностью, но логотип был незаметным, а упаковка — скучной. «СпортсТек» был известен повсеместно, и купить его можно было в любом магазине, несмотря на то что он не был самой популярной маркой. Когда Мэг позвонила в офис компании, Винсент Голдман, директор по маркетингу, удивился и даже был немного озадачен — агентство Мэг славилось своими яркими и новаторскими креативными разработками.

— Не думаю, что мы входим в число ваших потенциальных клиентов.

— Я в этом не сомневалась, — ответила Мэг. — Именно поэтому вы обращаетесь в другие агентства. Но, с другой стороны, вы ведь решили попробовать что-то новое? Позвольте мне ознакомить вас с нашим предложением.

— Вы имеете в виду презентацию? Вот так, сразу?

Дело в том, что существовал установленный порядок общения заказчика с конкурирующими рекламными агентствами: сначала рекламщики показывали свои портфолио и дипломы, и только потом, когда количество претендентов сокращалось до трех-четырех, приходило время показать клиенту полную презентацию.

— Да, именно так, мистер Голдман. Если сначала я покажу портфолио вашему совету директоров, со многими случится припадок. Вы хотите попробовать что-то инновационное, а что касается меня, я заинтересована в расширении своей клиентуры. У нас общие цели, и это хороший повод для личной встречи.

Именно эта встреча должна была состояться менее чем через четыре часа, включая сорок пять минут езды до Парамуса. Поэтому, когда Оливер позвонил по внутреннему телефону, Мэг сказала:

— Я не буду принимать никаких звонков. Я буду у Эдуардо…

— К тебе пришли, — прервал ее Оливер.

— Я же говорю, что не могу.

— Думаю, будет лучше, если ты придешь в приемную.

Была четверть двенадцатого. Люсинда выглядела изможденной. Она стояла в приемной и нервно курила, облокотившись о стойку. Ее багровые грязные волосы спутались, лицо без макияжа выглядело бледным, на нем отчетливо были видны прыщи. На девушке была армейская куртка, голубые джинсы и фланелевая рубашка огромного размера. Одежда была мятая, грязная и неприятно пахла от долгого ношения. За последние дни Люсинда где-то проколола ноздрю, и теперь там, где была сережка, начался воспалительный процесс.

— Где ты шлялась?..

— Не здесь, — Люсинда шмыгнула носом, и Мэг поняла, что она с трудом сдерживается, чтобы не заплакать при Оливере.

— Ладно, идем ко мне в кабинет, — сказала Мэг и пошла вперед, показывая дорогу. Потом обернулась и попросила: — Оливер, скажи Эдуардо, чтобы он действовал по нашему плану. И закажи машину на четверть третьего.

— Кабинет так… Ну, я не знаю… — Люсинда бросила свой рюкзак на пол перед столом Мэг и осмотрела маленькую тесную комнату. Шкаф для документов, который был набит папками под завязку и поэтому не закрывался, стоял справа от двери. Рядом с ним находился стол «под дерево», на нем кучей лежали лоскуты ткани и книги в мягком переплете. Возле стола висела доска объявлений размером почти во всю стену, поверхность которой пестрела всевозможными рекламными плакатами и лозунгами.

— Кабинет так себе. — Закрывая дверь, Мэг закончила фразу за нее. — Ты ожидала, что обстановочка будет шикарнее?

— Да, наверное. — Люсинда упала в кресло напротив стола Мэг. — Ну, давай, кричи на меня, я уже готова.

— Я не собираюсь кричать, — ответила Мэг, садясь в прекрасное кожаное кресло, в котором было удобнее, чем в салоне «ягуара». — Я — не твои родители, которые, кстати, с ума сходят от волнения. Я только что говорила с Ларк.

— Ларк не моя мать, понятно?

— Перестань, Люси. Она заботится о тебе, они с Этаном волнуются. Своей выходкой ты привлекла их внимание. Теперь ты довольна?

— Я не этого хотела, — пробормотала Люсинда, обкусывая ноготь на большом пальце. — Мне начхать на них и на их заботу.

— Понятно, учтем, — сказала Мэг, постучав ручкой по столу. — Где ты была?

— Так… недалеко, — ответила Люсинда, с большим интересом рассматривая облупившийся лак на ногтях. — С друзьями.

— Понятно, — терпеливо сказала Мэг. Она давно заметила, что Люсина замыкается еще больше, если ее расспрашивать. — Зачем же ты пришла сюда? Если ты не заметила, то у меня как раз середина рабочего дня, больше похожего на сумасшедший.

— Мне надо где-то остановиться. У меня закончились деньги, — торопливо сказала Люсинда. — И когда-то ты говорила, что на Рождество я могу остаться у тебя. Ничего, что я приехала немного раньше?

— Ты могла бы остаться, если бы не пила и вела себя нормально. Но ты, как видно…

— Ладно. — Люсинда подняла с пола рюкзак. — По крайней мере я попыталась. Но ты такая же, как и все они.

— Сядь, — сказала Мэг. — Не поверю, что у тебя есть другие варианты. Боже, посмотри на себя! Куда же ты пойдешь без денег? Я думаю, тебе лучше переночевать у меня.

— Только переночевать? Я надеялась… — Люсинда не закончила предложение.

— Сначала надо позвонить Ларк, — добавила Мэг. — Этан тоже должен знать, что ты нашлась.

— Да пошел он! — пробурчала Люсинда. — Я с ним не разговариваю, с этим козлом.

— Я позвоню Ларк, — сказала Мэг, поднимая трубку. — А ты сядь там и подумай, может, решишь-таки, что должна быть мне благодарна.

* * *

Встреча прошла хорошо, даже очень. Винсент Голдман оказался мужчиной средних лет. Голова его начала лысеть, а ниже талии примостился животик величиной с баскетбольный мяч. Сначала он, как и положено лояльному сотруднику, рассуждал о целях компании, но потом поделился с Мэг своими крамольными соображениями относительно политики, проводимой новым вице-президентом, который во всем ему, Винсенту Голдману, противоречил.

В итоге они с Мэг около часа говорили о проблемах, возникших в управленческом звене «СпортсТек». По его мнению, многие менеджеры среднего возраста чувствовали, что на рынке труда их активно теснят «талантливые» молодые специалисты со своими компьютерами и кучей новомодных слов, часами рассуждавшие о «вертикальном маркетинге» и «брендинге». Но только под его непосредственным руководством работа делалась. Где-то в половине пятого Мэг наконец-то установила свой ноутбук на столе Винсента и показала три презентации, которые были выдержаны в духе прежних рекламных кампаний, но графическое исполнение отличалось четкостью и актуальностью. Винсент отреагировал с заметным энтузиазмом и даже сказал ей по секрету, что в наступающем году «СпортсТек» выделит на рекламу шесть миллионов, не считая оплаты сопутствующих расходов.

Было начало шестого, когда Винсент устал изливать ей душу, и Мэг смогла уйти. Она села на заднее сиденье в такси и впервые за всю неделю поняла, что ей есть на что надеяться. Такой заказчик как «СпортсТек» не только компенсирует убытки, нанесенные компанией Фриды Жарвис, но и принесет реальную прибыль. К тому же нашлась Люсинда, которая, похоже, не сильно пострадала, и Ларк теперь не будет плакать. Оставался Этан. Теперь, когда ушли другие проблемы, Мэг вновь почувствовала необходимость расставить все точки над «i».

Час спустя машина Мэг все еще находилась в миле от въезда на мост Джорджа Вашингтона из-за пробки на дорогах и аварии на мосту Трибороу.

Она позвонила Оливеру по мобильному телефону.

— Мне кажется, что в этом веке мы до Манхеттена не доедем. Было что-то срочное?

— Нет, только несколько сообщений. Ничего такого, что не может подождать до понедельника. Люсинда звонила из твоей квартиры, как ты просила. Она зашла без проблем.

— Хорошо. Я боюсь даже представить, как сейчас выглядит моя кухня.

— На твоем месте я бы проверил, на месте ли столовое серебро, — посоветовал Оливер, и по голосу было слышно, что он улыбается. Потом он добавил: — Да, и Этан звонил через минуту после твоего ухода. Похоже, это все.

— Тогда закрывай офис. И поблагодари всех от меня. У меня чувство, что на этот раз мы поймали большую рыбку.

— Как только я увидел ее, я понял, что эта девчонка — настоящая катастрофа!

Сальваторе Аригаро уже пятнадцать лет работал привратником в доме Мэг. Невысокий, плотный, самоуверенный, со вспыльчивым характером, Сал часто действовал Мэг на нервы. Он считал, что женщина не должна жить одна, тем более в одной из лучших квартир многоэтажного дома. В тот вечер он поджидал Мэг возле почтовых ящиков.

— Ты говоришь о моей племяннице? — спросила Мэг, доставая корреспонденцию из ящика. Она громко хлопнула металлической дверцей и направилась по коридору к лифту. Сал последовал за ней.

— Ага, о девушке с кольцом в носу.

— Надо ли сообщать тебе, что она — мой гость? — сказала Мэг, выпрямляясь во весь рост и становясь на полголовы выше него. — Это я пригласила ее.

— Сейчас ее нет, она ушла. Она наделала здесь столько шума! Мне не нравится, когда в доме беспорядок, мисс Хардвик.

Мэг надеялась, что истинные чувства не отразились у нее на лице. Она вошла в лифт и нажала на кнопку с номером своего этажа. Она могла представить, в каком беспорядке была квартира после визита Люсинды, не говоря уже о скандале. Только выйдя из лифта, она подумала о том, что, если Люсинда ушла с ее ключами, она не сможет войти в квартиру и надо будет просить привратника о помощи. И все-таки она позвонила. За дверью, к счастью, послышались шаги. Сал ошибся, Люсинда была дома!

Дверь открылась. Напротив Мэг стоял Этан.

— Мне надо было тебя увидеть, — сказал он, — я звонил.

— Я уже позвонила Ларк. Ты не был дома? Разве она тебе не сказала?

Этан облокотился о стену и покачал головой. В его глазах притаилась тревога. Все было точно, как в тот вечер: они стояли в прихожей, глядя друг на друга. Только на этот раз, закрыв дверь, Мэг быстро прошла в гостиную, а он последовал за ней.

— Скажи мне, что здесь случилось, — попросила она, оглядывая комнату. Шкаф с музыкальным центром был открыт, напротив него валялись диски. На пакистанском ковре темнело какое-то пятно. Потом стало понятно, что это диетическая кока-кола — открытая бутылка валялась под столом.

— Мне надо поговорить с тобой. Мне надо видеть тебя. Когда пропала Люсинда, я не находил себе места от беспокойства. Я думал, что она была тогда в мастерской, когда мы услышали шум. Возможно, она видела нас и слышала, что я орал, как мартовский кот. Я увидел себя ее глазами, со стороны. Я возненавидел себя. Мэг, я…

— Я спрашиваю, что произошло сегодня, Этан, — оборвала его Мэг, разозлившись, что и на этот раз его волнуют только собственные проблемы. — Что с Люсиндой?

— Ну… — медленно начал Этан, — я приехал сюда, думая, что ты на работе, и решил подождать в холле, но потом услышал музыку и позвонил в дверь.

— Люсинда открыла?

— Да. Когда она увидела меня, то просто взорвалась, — сказал Этан, глядя на входную дверь. — Потребовала, чтобы я держал свои грязные руки подальше от тебя. Просила оставить вас с ней в покое. Она словно сошла с ума. Я пытался успокоить ее. — Пальцы Этана нервно стучали по дивану.

— Она видела нас в мастерской?

— Да, она сказала, что все видела. Сказала, что я пытался изнасиловать тебя. Это неправда, я сказал ей. Я пытался поговорить с тобой. Хотел увидеть тебя…

— Куда она пошла? — строго спросила Мэг. Ярость в ее голосе была слышна так отчетливо, что Этан замер и посмотрел на нее.

— Я не знаю. Она пулей вылетела из квартиры, и это все, что я могу тебе сказать. Что за нелепость! — Он нервно провел рукой по волосам. — Какого черта…

— Этан, — остановила его Мэг, — надо все рассказать Ларк.

Мэг позвонила сестре.

— Я не понимаю… — ответила Ларк после того, как выслушала Мэг. — Этан оставил мне записку, что ему с утра надо быть в галерее. Что он делал у тебя дома?

— Он… он… ему надо было поговорить со мной, — неуверенный тон говорил больше, чем любые слова. Последовала томительная пауза.

— О, Мэгги, только не ты, — сказала Ларк и повесила трубку.

Глава 11

26 октября, 13:15.

После разговора с Ларк Мэг долго не могла заснуть. Она все время ждала, что раздастся звонок и Ларк скажет, что они с Этаном все обговорили и правда наконец-то раскрыта. Но телефон молчал.

Утром она проснулась разбитой и больной, и только хорошая долгая пробежка в парке могла привести ее в нормальное состояние. Но это не помогло. Все надежды исправить положение рухнули в одночасье. Случилась беда.

«Мэгги… Этана убили. Сегодня утром».

После разговора с сестрой Мэг сразу же позвонила Эйбу, но автоответчик сообщил, что он за городом. По радио обещали сильные грозы с ветром в течение всего дня. Стало душно, небо помрачнело. Когда она шла к 88-й улице, чтобы вывести машину из гаража, ветер сыпал пылью в глаза и швырял под ноги листья.

К северу от города вновь началась гроза. Она словно преследовала Мэг, неистово бушевала до тех самых пор, пока она не въехала в Ред-ривер. Ладони у Мэг вспотели, и приходилось все время наклоняться вперед, чтобы видеть дорогу сквозь ливень. Колеса утопали в воде, ветровое стекло заливало грязью каждый раз, когда навстречу проезжали машины. Она ехала так медленно, насколько это было возможно, пытаясь сконцентрироваться на Этане, думая о том, что он натворил за последние недели. Внезапно все произошедшее обрушилось на Мэг, как огромная волна. Ее лихорадило, она промерзла до костей, и одновременно ей было жарко.

Внезапно она осознала, что молится. Слова сами возникали в голове: «Отче наш, царствующий на небесах…» Проехав несколько миль, она поняла, что кричит: «Нет, Боже, нет». Слезы полились из глаз. Что-то, не прекращая, болело в груди, словно давило на диафрагму, мешая дышать. Но потом она поняла, что это не физическая боль. Она просто чувствовала свою вину. Она проявила слабость, побоялась сказать Ларк о проблемах с Этаном. Пытаясь защитить младшую сестру, уверяя ее в том, что все в порядке, Мэг разрушила и превратила в хаос мир, который так берегла.

Ей никогда не нравилась самонадеянность и эгоистичность Этана, но, оглядываясь назад, она понимала, что вела себя не лучше. Где были ее принципы? Вера? Уважение к младшей сестре? С самого начала Мэг решила, что Ларк ничего не надо знать или что она, возможно, не переживет такого удара. Она позволила Этану действовать, контролировать ситуацию, а Ларк, которая больше всех пострадала бы от предательства их обоих, оставалась в неведении. Да, Этану не надо было врать Ларк! С другой стороны, Мэг должна была помешать ему.

Хорошо ли Ларк знала мужчину, за которого вышла замуж? Рассказал ли Этан жене о своих чувствах к Мэг? Догадывалась ли она об истинных причинах его нестабильного душевного состояния? Знала ли, почему в последнее время он вел себя так странно? Должно быть, эти сумасшедшей силы эмоции, которым Этан дал волю, сбили Мэг с правильного пути, а Люсинду подтолкнули к припадку слепой ярости.

Люсинда. Разъяренная, испуганная, несчастная. Люсинда, которая всегда считала Мэг своим другом, а возможно, и наставницей. Год назад, когда они познакомились, между ними сразу возникла эмоциональная связь. Мэг чувствовала, что племянница, которая часто жаловалась на жизнь в нищете, восхищалась стильным «манхеттенским» гардеробом, дорогой прической Мэг, самой «изысканной городской жизнью». Побывав у Мэг на выходных, Люсинда стала более открытой.

— Классная машина, — сказала она, когда прошлым летом Мэг приехала на новенькой «акуре». Она выбрала именно эту модель потому, что фирма-производитель славилась надежностью своих автомобилей, к тому же половину ежемесячных расходов на ее содержание оплачивала компания.

— Прыгай внутрь, — пригласила ее Мэг, — при желании можем проехать тридцать шесть тысяч миль.

Тем вечером Люсинда впервые говорила с ней откровенно, хотя Мэг не понимала, почему. Возможно, девочка решила, что Мэг, которая живет в лучших условиях, будет более благосклонным слушателем. Или, что более вероятно, одинокому подростку просто надо было излить душу перед взрослой женщиной.

— У тебя в городе есть друг, мужчина? — спросила Люсинда после того, как пожаловалась, что в Ред-ривере не осталось нормальных парней. Бросив беглый взгляд на ее фигуру (для своего роста Люсинда была полновата), Мэг подумала, что у Люсинды нет парня не только потому, что мужчины так уж плохи. Плохо стриженные, ярко крашенные волосы, нездоровый цвет лица без сомнения не прибавляли ей привлекательности в глазах парней, если не делали одной из самых «непопулярных» девушек города.

— Я недавно рассталась с одним, — ответила Мэг. Разговор состоялся за месяц или два до того, как в ее жизни появился Пол Стоукс. Тогда она тоже не верила, что на свете найдется хотя бы один достойный представитель сильного пола.

— Я думаю, он хотел слишком много, — сказала Люсинда.

— Ну, и я не ангел, честно говоря. Мне просто не везет на любовном фронте.

— Ты, наверное, слишком хороша для многих из них, — ответила Люсинда.

Услышав слова поддержки из уст молодой девушки, Мэг была тронута.

— Не обязательно, — сказала Мэг, пытаясь быть правдивой и надеясь дать Люсинде хороший совет. — Я искренне верю, что найти любовь — большая удача. Как говорят, нужно появиться в нужный час в нужном месте.

— Да, но в этом вся проблема, — сказала Люсинда, — в этом чертовом Ред-ривере я никогда не попадаю в «нужное место».

Это был их первый откровенный разговор. Наконец-то Мэг чувствовала, что Люсинда открылась и говорит о том, что накопилась у нее в душе.

— Знаешь, я никому не нравлюсь, потому что я полная, — говорила она уже при их следующей встрече. — Но когда я ем, я чувствую себя так хорошо! За раз я могу съесть целую пачку печенья «Орео».

— И сколько времени занимает еда, около двадцати минут? Думаю, это не так уж долго для счастья. Но ты права, Люси. Если ты похудеешь, станешь симпатичней и стройнее, парни будут виться вокруг тебя.

— Я не говорю, что за мной никто, ну, не вьется, — схитрила Люсинда. — Есть другие способы привлечь внимание, если ты догадываешься, о чем я.

Мэг решила для себя, что не станет читать подростку лекции, потому что твердо знала — Люсинда не будет ее слушать. Вместо этого она пыталась выразить свое мнение опосредованно. Люсинда была довольно сообразительной, чтобы сделать из услышанного собственные выводы.

— Знаешь, я всегда думала, что никому не буду нравиться, если сама себя не полюблю. Показывать, как ты себя не любишь, — значит открыто занижать себе цену.

Мэг не знала, прислушается ли Люсинда к ее советам. Она всегда находила время поговорить с ней, когда приезжала в Ред-ривер на выходные. Ларк отметила, что субботними вечерами, когда Мэг гостила в доме сестры, Люсинда всегда оставалась на семейный ужин. Мэг прекрасно отдавала себе отчет в том, что в ее отсутствие Люсинда вела себя отвратительно: она пила все больше и все сильнее отставала в школе. Мэг также знала, что подросток доверяет ей больше, чем кому-либо в Ред-ривере. Доверяет и любит ее. Но, не остановив Этана несколько недель назад, дав его чувствам выйти из-под контроля, Мэг заставила Люсинду стать свидетелем того, чего она не должна была видеть. Убежав, она вернулась именно к Мэг. Она искала убежища. Но Этан, как ночной кошмар, преследовал ее. И в этом тоже была вина Мэг.

Как ангел-мститель, Люсинда сделала то, что должна была сделать Мэг несколько недель назад — она остановила Этана, помешав ему разбить жизни близких ей людей. Но поступок девочки-подростка оказался судьбоносным. Не известно, собиралась ли она убить отчима, или нет, но свое будущее она разрушила. И сейчас Мэг казалось, что никто, кроме нее самой, не знал, что подвигло Люсинду совершить преступление.

Когда Мэг свернула с автострады, дождь немного стих. Проезжая через Ред-ривер, Мэг на минуту задумалась. Может, все это происходит не на самом деле? Город был таким же, как и раньше. Может, это просто был кошмарный сон? Может быть, Этан сейчас дома, может быть, он, как раньше, откроет ей дверь. Ларк и дети будут стоять за его спиной и, смеясь, поприветствуют Мэг? Люсинда будет где-нибудь рядом и не сможет сдержать улыбки.

Однако эта иллюзия испарилась, как только Мэг подъехала к дому Мак-Гованов — масса людей приехала, чтобы посочувствовать и успокоить скорбящую семью. Мэг узнала «шевроле-пикап», машину Франсин, которую та поставила на возвышении возле дома, рядом с «саабом» Эйба; вдоль подъездной аллеи стояло еще с десяток машин и грузовиков. Мэг пришлось остановиться рядом с мастерской, которую окружили полицейские машины. Сейчас окна ее светились на фоне проясняющегося неба. Хотя дождь наконец-то прекратился, ей все равно пришлось идти по грязи до крыльца.

Дом был пустым и холодным. Утром, похоже, никто не включал отопления. Мэг сняла грязные туфли и поставила рядом с обувью, кучей сваленной за входной дверью. Плащ она оставила на стуле в прихожей, где висела верхняя одежда пришедших. Обычно, когда Ларк устраивала вечеринку, она освобождала в прихожей шкаф, чтобы гости могли повесить туда свои пальто. Она старалась содержать дом в порядке, насколько это было возможно, так как дети всегда все разбрасывали. Однажды Мэг видела, как Ларк аккуратно раскладывала журналы на столике в гостиной, а по всей комнате были раскиданы куклы, игрушки, кубики и другая мелочь.

Мэг услышала голоса. Она прошла через коридор, потом через гостиную к просторной застекленной веранде с другой стороны дома, из которой открывался вид на реку. Хотя Этан и Ларк хотели сохранить фермерский дом XIX столетия в первоначальном виде, им казалось, что комнаты первого этажа очень темные и низкие, что было особенно ощутимо в зимние месяцы. Тогда Ларк придумала построить веранду, и Этан сам взялся за реализацию идеи жены. Он разработал для веранды оригинальный дизайн — высотой в два этажа, она была полностью построена из стекла. Стена, смотрящая в сторону реки, была сделана из ромбовидных стеклянных фрагментов бледно-зеленого цвета, которые он сделал в мастерской. Стекло было украшено рисунками в виде цветов, листочков, колибри или лягушек. Когда солнце светило сквозь голые деревья, как в этот вечер, веранда наполнялась ярким светом.

Мэг остановилась в дверях. У нее на пути стоял незнакомый мужчина, своими широкими плечами загородивший ей обзор. Ларк с заплаканным лицом сидела рядом с Франсин на небольшом, обтянутом красным вельветом диване. Фиби примостилась рядом и сосала большой палец. Брук тоже была здесь, она сидела прямо и покрасневшими от слез глазами следила за взрослыми.

Жанин сжалась в углу, в кресле-качалке, то и дело сморкаясь в платок. Рядом с бывшим почтмейстером стоял Эйб. Слушая пожилого мужчину, он сочувственно кивал головой. Хотя Мэг не знала имен, она многих узнала — соседей, друзей, чьи пироги и печенья стояли на шведском столе. Посреди стола возвышалась алюминиевая кофеварка на двадцать четыре чашки, которую Франсин выставляла во время городских пикников и распродаж. Рядом стояли одноразовые стаканы и салфетки с рисунком в виде улыбающегося медведя.

— Я понимаю, ты столько вынесла!

Мэг услышала голос Полы Йодер, как раз входившей в комнату. Они с мужем Майком владели универсальным магазином, и все про всех знали. Ни для кого не было тайной, что Пола терпеть не может Люсинду, потому что та дважды пыталась украсть блок «Мальборо» из ее магазина. — Столько вынесла!

— Мы все так думаем, — подытожила Франсин. В прошлом Пола несколько раз выговаривала Ларк, что та распустила Люсинду, а теперь не может с ней справиться. После второй попытки украсть сигареты Пола написала жалобу Тому Хадлсону и запретила Люсинде появляться в своем магазине.

— Некоторые люди… Они просто… — говорил Ивар Дисон, друг Этана, у которого была козья ферма к северу от дома Мак-Гованов. Этан совсем не был похож на своего соседа: Ивар немногословен, консерватор, член национальной стрелковой ассоциации. Хотя Этан часто подшучивал над владельцем молочной фермы, было очевидно, что он уважает его. Девчонкам нравились пастбища Дисона и его постоянно увеличивающееся стадо. Когда Ивару не хватало работников, Этан помогал ему с доением, после чего мужчины играли в шахматы в ярко освещенном уютном сарае. Они играли на равных, поэтому иногда засиживались часами.

— Мы знаем, знаем, — сказала Франсин, успокаивая Ивара, которому слова давались с трудом. — Это несправедливо, это ужасно. Но мы никогда не поймем, почему так происходит, почему люди так поступают.

Внезапно Мэг почувствовала к Франсин неприязнь. Та была явно в своей стихии. То, как она обняла Ларк за плечи, как удобно устроила на диване свои тучные телеса, свидетельствовало о том, что она прекрасно владеет ситуацией. Страдальческое выражение ее лица как бы говорило: смерть, несчастье — это моя епархия. Франсин Верлинг была экспертом в таких вопросах: давала советы, утешала несчастных горемык. Мэг не впервые беспокоило чувство, что Франсин втайне наслаждалась чужими трагедиями. Она гордилась тем, что может показать свой талант утешителя, что может быть мудрой, когда все вокруг оглушены горем.

— Мэг, когда ты приехала? — окликнул ее Эйб.

Ларк позвала ее: «Мэгги…» Мэг прошла через комнату и присела у дивана. Ларк наклонилась, чтобы обнять ее. «О, Мэгги, что с нами теперь будет?» — прошептала Ларк, и Мэг постаралась обнять ее крепче. Со стороны их объятия выглядели нежными, но Мэг чувствовала сопротивление — казалось, мышцы Ларк вибрировали от напряжения. Мэг хотела посмотреть ей в глаза, хотела узнать, как много ей известно, но сестра отводила взгляд. Глаза ее болезненно блестели, взгляд блуждал по комнате, на губах застыла улыбка.

— Мэг, дорогая, спроси, может, еще кто-то хочет кофе, — спросила она голосом «самой гостеприимной хозяйки».

— Наверное, будет лучше, если Мэг позаботится о Брук и Фиби, — предложила Франсин. — На улице наконец прояснилось, а девочки целый день просидели дома.

— Я с радостью погуляю с ними, — ответила Мэг. Франсин могла бы и не напоминать ей о племянницах. Фиби не вынимала палец изо рта с тех пор, как вошла Мэг, а у Брук взгляд был, как у раненого зверя. — Эй, малышки, пойдем погуляем! — позвала их Мэг неубедительно веселым голосом.

Девчонки послушно пошли за ней в комнату за кухней, где она помогла им надеть ботинки и курточки. Снаружи температура понизилась на десять градусов, но небо было чистым, и на западе сквозь удалявшиеся облака проглядывало солнце. С деревьев еще капала вода, а река бушевала в своих берегах. Стайка синиц, чирикая, кружилась вокруг кормушек, которые развесил Этан на заднем дворе. Мэг казалось неправильным, что день внезапно стал таким спокойным. Она хотела, чтобы все остановилось, замолкло, чтобы вокруг царило такое же уныние, как у нее в душе.

Они втроем гуляли по берегу реки, грязь хлюпала под ногами. Мэг хотела как-то успокоить их, хотела уменьшить боль и страдание их молодых сердец. Вдруг Фиби подняла палку и воткнула в кучу гнилых листьев.

— Вот так Люсинда поступила с нашим папой? — спросила она, поворачиваясь к Мэг за ответом. Девочка была очень похожа на Ларк в детские годы: такое же миловидное круглое личико, ясные голубые глаза… Брук была совсем не такой. Мэг тоже в детстве не была похожа на Ларк. Брук была серьезной, любознательной, всегда требовала доказательств и объяснений. Фиби же всегда смело шла в жизнь, смеясь, готовая ко всему, что будет. Уж лучше бы Брук задала этот вопрос.

— Мы не знаем точно, — начала Мэг, глядя то в широко открытые глаза Фиби, то в затуманенные раздумьем — Брук. Она не могла им врать. — По крайней мере, все выглядит именно так.

Глава 12

В воскресенье вечером Мэг начало казаться, что гости никогда не уйдут. Прошлой ночью она плохо спала, а следующий день, как и все домочадцы, провела на ногах. Она добросовестно работала по дому и делала то, чем обычно занималась Ларк. Утром, в церкви, Франсин объявила о смерти Этана, попросила помолиться за его душу и помочь скорбящей семье, кто чем сможет. Оказалось, что помощь выражалась в основном в подношениях пирогов и сладостей, которые гости сами же и поедали.

Во второй половине дня визитеров стало еще больше. Приезжали новые люди и несли новые подносы с печеньем, а Мэг следила за тем, чтобы все было разогретым и стояло на столе в комнате. Когда подносы пустели, она приносила из кухни следующую порцию. Казалось, труд невелик, но от Мэг это требовало больших усилий. К тому же Ларк избегала ее, обращаясь за моральной поддержкой к Франсин, Жанин, словом, к любому чужому человеку, только не к сестре.

Позже Эйб увез Ларк на встречу с полицейскими. Жанин помогала Мэг кормить девочек на кухне. Но они почти ничего не ели. Франсин заняла место хозяйки и приветствовала вновь прибывших со спокойствием, которое очень раздражало Мэг. Разговор зашел о мельнице, о самом происшествии. Когда Мэг ставила очередную партию тарелок в посудомоечную машину, она услышала обрывки фраз, доносившиеся из холла.

— Кровь была повсюду!

— Бедный старина Том! Раньше он имел дело только с дорожными происшествиями, не больше.

— Его помощник Воберг сказал, что Том вызвал помощь из штата.

— Да, я видел полицейские машины возле мастерской.

Ларк с Эйбом вернулись в половине девятого. Ларк поднялась к девочкам, а Эйб пришел к Мэг на кухню.

— Я не знаю, каким чудом Ларк еще держится, — сказал он, наливая себе кофе. Эйб выглядел усталым, под глазами у него были круги. — Хадлсон встретил нас приветливо, но детективы из штата крайне щепетильны. Они уже заняли все свободные кабинеты в полицейском отделе.

— Зачем? — спросила Мэг. — Все уже знают, что Этана убила Люсинда.

— Это дело об убийстве, Мэг, — объяснял Эйб. — Независимо от обстоятельств смерти, должно быть проведено расследование. А в таком маленьком городе для этого нет ни специалистов, ни оборудования. Делом будет заниматься особый отдел. Вызвали специально обученных детективов. Они уже опечатали мастерскую.

— Да, я знаю, — сказал Мэг и устало повернулась к раковине. Потом она задала вопрос, который давно ее беспокоил. — Ты видел Люсинду? С ней кто-нибудь говорил с тех пор… как это случилось?

— Они забрали ее в больницу, в Монтвиль, — ответил Эйб, поставил кружку с кофе на стол и взял полотенце, чтобы помочь ей с посудой. — Насколько я понял, девчонка еще не пришла в себя. Она сильно обожгла себе руки. Том сказал мне, что она была «под градусом», когда они ее взяли.

— О боже, Эйб, — сказала Мэг со вздохом, облокотившись о раковину. — Я так… так…

Когда Эйб обнял ее, Мэг почувствовала, что должна дать волю чувствам, терзавшим ее все весь день. Она заплакала. Эйб подвел ее к столу, придвинул стул и сам сел рядом. В самом центре круглого, деревянного стола несколько лет назад Этан и Ларк вырезали свои инициалы и сердце, а когда девочки научились писать, им тоже разрешили написать на дубовой столешнице свои имена. Достав платок, Эйб протянул его Мэг. Она прочитала вырезанное по дереву неровными буквами имя «БРУК» и снова печаль захлестнула ее. Убийство Этана было больше, чем потеря одной жизни, — его дочери никогда больше не будут такими невинными. То, что произошло, навсегда изменит беззаботную девочку, которая нацарапала на столе свое имя. А Люсинда окончательно потеряет надежду обрести любовь и понимание, в которых она так нуждалась.

— Ты в порядке? — спросил Эйб, убирая волосы, чтобы было видно ее лицо.

— Не совсем, — ответила Мэг. Ей хотелось поговорить с Эйбом, рассказать ему о том, какой виноватой она себя чувствует и как сожалеет о случившемся. Он всегда умел ее выслушать, открыто и беспристрастно. Она сидела напротив него и думала, с чего начать.

— Все обвиняют Люсинду. Я слышу большую ненависть в их голосах. Неужели я единственная, кому ее жалко?

— Все жители города очень расстроены, — сказал Эйб, — они думают о себе, о том, какую опасность представляла собой Люсинда. Со временем они успокоятся.

— Надеюсь, что так. Я весь день слушала, как Франсин говорила о терпении и прощении. В душу закралось чувство, что… мне неудобно говорить об этом. Мне кажется, она слишком спокойно восприняла известие о смерти Этана и о том, что его убила Люсинда.

Эйб отклонился на стуле и скрестил руки на груди. Даже когда он был во фланелевой рубашке и джинсах, было понятно, что он не местный. У него была модная прическа, а кожа — ровная и светлая, как у всех, кто работает в офисе. И вел он себя, как человек, который знает себе цену.

— В этом городе не все относились к Этану и Ларк так, как ты.

— Что ты хочешь этим сказать?

— В маленьком городе много чего происходит, и ты не можешь видеть все, приезжая сюда только на выходные. Этот город похож на картину Нормана Роквела, правда? Все такие доброжелательные… Совсем не такие, как жители большого города. И невольно начинаешь думать, что здесь люди намного приветливее, лучше, чем в других городах. Не обманывай себя, Мэг. Люди везде одинаковы.

— Они завидовали Этану? Его успеху?

— Завидовали, может быть… но… — Этан подумал, прежде чем сказать. — Слушай, уже поздно. Мы все устали. Я постараюсь разогнать толпу, а вы с Ларк идите спать.

— Подожди, Эйб, — Мэг коснулась его руки. Она колебалась минуту, вглядываясь в его усталое лицо. Со своими проблемами она может повременить. — Ты пытаешься объяснить мне что-то, чего я никак не могу понять?

— Просто будь осторожна, следи за своими поступками и словами. Тут могут говорить… ты можешь услышать то, что тебе не понравится. Помни, это не твой город, Мэг. Это не город Люсинды. И даже в каком-то роде Ред-ривер никогда не был городом Этана. Скорее всего, для коренных жителей он навсегда остался «приезжим». — Эйб встал. — Поговорим завтра.

Франсин, что не удивительно, ушла последней. Ларк проводила ее до двери, и Мэг видела, как они обнялись. Франсин что-то прошептала на ухо Ларк и еще раз ее обняла.

— Спокойной ночи, Мэг, — сказала Франсин, застегивая молнию куртки. — Ты была невероятно сильной.

Ларк закрыла за ней дверь. Прошлой ночью она уснула, приняв успокоительное. Сегодня у нее был сумасшедший день: дети, посетители, бесконечные звонки, полиция.

Сейчас, впервые после убийства Этана, сестры оказались лицом к лицу. Они устроились в гостиной у камина, в котором догорали угли. Ларк села, подогнув ноги, на диване, а Мэг опустилась рядом в деревянное кресло-качалку. Младшая сестра казалась спокойной, но когда она убрала волосы от лица, Мэг поняла, что она дрожит.

— Длинный был день? — сказала Мэг.

— Да, ужасный, и одновременно прекрасный, как ни странно. Все были такими внимательными, открытыми. Рядом со мной, с нами, те люди, которые редко проявляют свои чувства. Франсин сказала, что это было облегчением для всех.

— Облегчением? Смерть Этана? Не могу поверить, что ты на самом деле так думаешь.

— Не указывай мне, что я должна думать! — Хотя слова были колкими, голос остался ровным и спокойным, как будто Ларк выдала заученную фразу. — Я стараюсь справиться с этим… злом… с любовью. Я сдерживаю ярость, чтобы она не захлестнула меня. Чтобы не завязнуть в том горе, которое мне причинили. Мой семье. Я хорошо понимаю, о чем мы говорим.

— Я сожалею.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказала Ларк. — Я могу представить, как, должно быть, ужасно себя чувствуешь ты. Но я не хочу ничего слышать. Не хочу знать о твоих чувствах. Или о том, что произошло между тобой и Этаном.

— Так Этан все же рассказал тебе, — сказала Мэг, чувствуя, что подтвердились ее опасения насчет Ларк. Еще вчера, когда она обнимала сестру, было понятно, что отношения между ними не будут такими, как раньше. Ларк отвернулась, стянула с дивана шерстяное покрывало и укуталась в него.

— Этан сказал тебе, что у нас с ним ничего не было? — спросила Мэг, стараясь помочь сестре справиться с болью и унижением, причиненными супружеской изменой. — Я до сих пор не понимаю, что с ним происходило. Может быть, виной всему кризис среднего возраста или нездоровая фантазия.

— Его задело то, что издательство купило мою книгу, — сказала Ларк. — Он не смог бы принять мой успех. Таким образом он пытался самоутвердиться. Я думаю, все предельно ясно.

Если бы это было так, думала Мэг… Ведь Этан начал приставать к ней еще до того, как узнал о книге. Но сейчас было неподходящее время разубеждать Ларк, надо было обсудить другие вопросы. Но Мэг все же решила, что раз уж Ларк должна когда-то узнать правду, нельзя, чтобы она продолжала выдумывать свою реальность. Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Наверное, — спокойно сказала Мэг, качаясь в кресле. — Но у него точно были серьезные проблемы, с которыми он не мог справиться. Я была слишком шокирована его поведением, чтобы хоть как-то ему помочь.

— Ты не должна была помогать, — сказала Ларк резко. — Я не хотела об этом говорить, но, думаю, сейчас самое время. Я знаю, что мой муж… — она запнулась, и Мэг заметила, что у нее трясутся руки. Сестра поглубже закуталась в плед. — Мой муж был невероятно привлекательным. Женщины вешались ему на шею. Но я и не думала, что ты, моя сестра…

— О чем ты говоришь? — Мэг перестала раскачиваться.

— Что у тебя были чувства к Этану, — сказала Ларк, уставившись на огонь. — Я не знаю, почему я так удивилась, ведь он такой обаятельный! А ты одинока, ты была так расстроена…

— Замолчи сейчас же, — сказала Мэг, вставая. — Я никогда не думала отвечать на чувства Этана взаимностью. Он говорил тебе об этом? Да что же он сказал тебе?!

— Пожалуйста, Мэг, — Ларк встряхнула головой. — Не кричи. Дети… — Она подобрала ноги к груди. — Этан был мужчиной, к которому женщины так и тянутся. Я знаю, я годами за ним наблюдала. Для меня это никогда не было проблемой…

— Но для меня это проблема, — Мэг прервала ее снова и села рядом на диван. — Я не хочу, чтобы ты думала, что у меня были какие-то чувства к Этану, кроме сестринских.

— Все в порядке, Мэг, — сказала с грустью Ларк. — Это не важно по сравнению с тем, что случилось. Боже, Люсинда! Это не укладывается у меня в голове. Столько событий, — она замолчала. — Ты знаешь, что Люсинда украла у тебя деньги из шкафа, чтобы купить билет на автобус?

— Нет, я была слишком расстроена, чтобы…

— Она приехала в Олбани, — продолжала Ларк, — и позвонила мне со станции, чтобы я забрала ее. Это случилось через час после того, как вы с Этаном позвонили. Поэтому я уже знала, что произошло, когда ехала за ней. — Ларк отклонилась назад. — По дороге домой мы с ней откровенно поговорили. Смешно, но это был наш единственный нормальный разговор. Мы понимали друг друга. Мы обе решили, что все мужики сволочи. На них нельзя рассчитывать, всегда надо полагаться только на себя. Мы говорили… В общем, она не говорила конкретно про Этана. Я поняла, что она хочет уберечь меня от правды, и я была тронута. Я думала, что никогда не давала ей шанс, которого она заслуживала…

— Ты делала все, что могла, — Мэг пыталась переубедить сестру, но Ларк не давала сказать ни слова.

— Нет, подожди! Послушай. Все намного сложнее… намного хуже, чем ты думаешь. — Ларк сделала глубокий вдох, а потом медленно выдохнула и сказала: — Люсинда была беременна. Прошлой ночью, в тюрьме, у нее случился выкидыш. Об этом со мной хотели поговорить в полиции сегодня днем.

— О Боже!

— Да уж, — сказала Ларк, уставившись на потухший камин. — В такие моменты непонятно, есть ли Бог на небе. Разве Бог может позволить, чтобы все было так ужасно? Я говорила Франсин о том, что только ненависть поддерживает во мне жизнь. Я чувствую, что моя кровь, дыхание, я вся наполнилась яростью.

— Но как беременность Люсинды связана с убийством Этана?

Ларк промолчала.

— Ты же не думаешь, что… — Мэг не решалась закончить фразу.

— Да, я думаю, что, возможно, именно Этан был отцом несчастного малыша… Вспомни, он был ее отчимом, не настоящим отцом, а зная Этана… В любом случае, у них всегда были странные напряженные отношения. Она вела себя так, как будто ненавидит его, она демонстрировала это всеми возможными способами. У них была очень странная любовь-ненависть. За последние месяцы она стала такой агрессивной… Гормоны так и бушевали.

— Я не верю.

— Ты не знаешь, как все это было. Люсинда вела себя очень провокационно. Она выходила из ванной наполовину голая и постоянно поддевала его. Насмехалась над его самолюбием, над его… его мужественностью. Могу себе представить, как злился Этан и как он возбуждался. Бедный Этан, он не может сопротивляться… — Ларк на секунду закрыла глаза. — Вернее, не мог.

Но Мэг могла рассказать совсем другой сценарий. Она вспоминала Этана, которого она боялась, его грубость, внезапные вспышки эмоций. Она могла представить, как Люсинда бессознательно провоцировала его, а он терял контроль. Она вспомнила, как он грубо схватил ее, вспомнила чувство беспомощности, овладевшее ею, когда она поняла, что Этан гораздо сильнее. Мэг повезло, а что, если Люсинде — нет? Что, если Этан действительно изнасиловал ее? Мэг могла только представить, в каком отчаянии Люсинда потянулась за прутом…

— Ларк, послушай, — Мэг коснулась руки сестры, — между мной и Этаном ничего не было… но я достаточно натерпелась, чтобы понять, насколько он может быть агрессивным и…

— Я сказала тебе, что не хочу об этом слышать! — Глаза Ларк вспыхнули, и Мэг заметила в них скрытую ярость. Мэг всегда думала, что она знает свою сестру лучше, чем кто-либо другой. Они понимали друг друга без слов. За годы они отработали свой метод общения. Приподнятая бровь Ларк говорила Мэг больше, чем внушительный аргумент другого человека. Но сегодня, пытаясь оценить по взгляду сестры глубину ее печали, Мэг осознала, что из-за смерти Этана и всех предыдущих событий их отношения с сестрой коренным образом поменялись. Убийца нанес тяжелый удар, разрушил их связь, и их отношения больше не будут прежними. Мэг хотела быть с Ларк, разделить ее печаль, помочь излить душу, но почувствовала, что рядом сидит чужой человек.

— Я слишком нуждаюсь в тебе, чтобы ненавидеть, но именно этому чувству я готова уступить, — сказала Ларк. — Единственное, что меня удерживает, так это то, что ты совсем не понимаешь… не понимала наших с Этаном отношений.

Эти слова задели Мэг за живое.

Глава 13

Монтвиль был самым большим городом в округе, но в масштабах страны он был «лиллипутом». Летом население увеличивалось вдвое за счет приезжих, но в межсезонье в городке проживало не больше пятнадцати тысяч человек. За последнее десятилетие широкие улицы, засаженные кленами, очень изменились. С ростом фондовой биржи в город потянулись покупатели. Они приобретали дома, вкладывали деньги в обустройство города. Появились модные бутики, магазины кухонной посуды, винные магазины, вдоль главной улицы — рестораны на любой вкус и кошелек. Заброшенный железнодорожный вокзал переделали в мини-маркет. У здания суда, построенного в восьмидесятых годах XIX столетия, парадный вход был аккуратно увит зеленью, что придавало сооружению в целом торжественный вид.

Недалеко от здания суда находился медицинский центр Монтвиля — современная больница, в которую обращались со своими хворями жители окрестных местечек. В понедельник утром автомобильная стоянка для посетителей была наполовину пуста.

— Ты идешь со мной? — спросила Мэг, когда Эйб остановил машину возле главного входа. Его помощь много для них значила. Вот и сегодня утром он пришел к Ларк, принес пирожные для девочек и помог с решением юридических вопросов. Ему рассказали, что у Люсинды был выкидыш. И хотя неприязнь Ларк к Люсинде уже успела перерасти в ненависть, Эйбу все же удалось убедить ее нанять для девочки адвоката. Он предложил воспользоваться услугами своего друга Питера Бордмана, который работал в Олбани. Ларк с неохотой согласилась.

— Да, — сказал Эйб, выходя из машины. — Я хочу, чтобы Люсинда поладила с Бордманом. С тобой все в порядке? Выглядишь так, как будто тебе нужна помощь.

Мэг не удивилась, услышав, что у нее усталый вид. Прошлой ночью она почти не спала, все думала о том, что произошло перед смертью Этана и какова ее роль в этой трагедии. Мысли о своей нерешительность в те дни, медлительности, поисках оправдания своей трусости не давали ей покоя. Будучи на грани физического и морального истощения, Мэг стремилась действовать, пыталась исправить то, что случилось не без ее участия. На рассвете она решила поехать к Люсинде и послушать ее версию этой истории. Она не изменила своего решения, даже когда Ларк сказала, что ей понадобится помощь Мэг в домашних делах. Похороны были назначены на завтра, надо было и последить за детьми, и помочь с приготовлениями и приемом посетителей, поток которых не иссякал. Было очевидно, что Ларк расстроилась, когда Эйб сказал, что они вместе с Мэг едут в Монтвиль.

Хотя Мэг была настроена решительно, из-за предстоящей встречи с Люсиндой она очень волновалась и нервничала. Она сомневалась, что сможет хоть как-то помочь ей в такой ситуации. Она хотела, чтобы Эйб поехал вместе с ней, так как по дороге в больницу думала рассказать ему о том, что происходило между ней и ее зятем. Но он все время разговаривал по телефону с Бордманом, посвящая его в детали дела.

В приемной они узнали, что Люсинда находится под охраной в специальной палате тюремного отделения больницы на втором этаже. После телефонного звонка спустился охранник и проводил их к Люсинде. Их обыскали, а потом они пошли вслед за медсестрой через вращающиеся двери в изолятор.

Девушка лежала на кровати в самом конце комнаты, полной пустых коек. Руки ее, обмотанные бинтами наподобие боксерских перчаток, были сложены на животе. Рядом с кроватью стоял штатив для капельниц.

— Люсинда, к тебе пришли, — сказала медсестра, когда гости подошли к кровати.

— Я не хочу никого видеть, — пробормотала Люсинда, отворачиваясь к стене.

Эйб остановился в ногах, не решаясь подойти. Мэг быстро обошла койку и присела рядом с Люсиндой.

— Хай, Люси, — поздоровалась Мэг. Сердце ее готово было разорваться от жалости.

— Уходи, — ответила девушка. Ее лицо распухло от слез. Она сделала попытку спрятаться под простыней.

— Сядь ровно, — приказала ей медсестра. — Игла может выпасть.

Люсинда послушалась. Медсестра и охранник подошли к двери.

— Люсинда, — снова обратилась к ней Мэг, — мы пришли не за тем, чтобы тебя обвинять. Мы просто хотим понять, что случилось.

— Я не могу, правда, не могу, — она закрыла глаза. — Я не помню. — Из ее глаз полились слезы. Она так искусала нижнюю губу, что она распухла и кровоточила.

— Послушай, Люсинда, — обратился к девочке Эйб. — Это не игра. Все очень, очень серьезно. Ты должна рассказать нам, что случилось в субботу утром.

— Простите, — Люсинда начала плакать.

— Мы знаем, — сказала Мэг. — Мы знаем, что ты сожалеешь. — Она села на край кровати и убрала с лица Люсинды грязные волосы.

— Я хочу сказать, простите… я не помню! — Она тихо заплакала, ее плечи содрогались от всхлипываний.

— Послушай, Люси, — начала Мэг. Она пыталась скрыть волнение в голосе и все думала, какими словами начать разговор. — Я думаю, что лучше понимаю, какие отношения были у вас с Этаном. То есть то, что он с тобой сделал. Я понимаю, что ты могла решиться на такой поступок в приступе ярости. Я думаю, многие могут посочувствовать тебе, а возможно, и простить, зная, что Этан… Ты была беременна…

— Но именно об этом я пытаюсь тебе сказать, Мэг. Я не знала. Я не догадывалась о том, что со мной происходит.

— Ты не знала о том, что была беременна? — спросил Эйб.

— Нет, никто не сказал мне, пока все… не закончилось, — ответила Люсинда.

— Тогда почему? — спросила Мэг. — Почему ты…

— Я не помню, — сказала Люсинда, теребя спутанные волосы забинтованными руками. — Я помню, что решила пойти в мастерскую. Я собиралась откровенно поговорить с ним. Сказать ему, чтобы он держался от тебя подальше, что ты совсем не такая. Я собиралась сказать ему прямо в лицо все, что я о нем думаю. Он так грязно обошелся с моей мамой, Ларк, тобой. Я не верила, что он успел до тебя добраться, я была возмущена до предела. Признаю, я была совершенно пьяной, поэтому не совсем понимала, что делаю.

— Что произошло? — настаивала Мэг. — Что он сделал с тобой?

— Этан? Так вот, что вы все думаете? Что Этан изнасиловал меня, я забеременела и потом убила его? — Ее плечи затряслись от смеха.

— Это не смешно, Люсинда, — сказал Эйб, переминаясь с ноги на ногу рядом с кроватью.

— Это еще как смешно! Если бы вы только знали, как Этан ко мне относился, об изнасиловании никто бы и не подумал! Он считал меня свиньей, большой и уродливой свиньей. Он довольно ясно давал это понять. Ему было противно даже прикасаться ко мне. Но в городе полно парней, которым я нравилась. Для них я была симпатичной, несмотря на то что мой отчим считал меня уродиной. Из-за такого отношения ко мне его можно было ненавидеть, правда? Я не отрицаю, я терпеть его не могла.

— Но ты не убивала его? — снова спросила Мэг.

— Не думаю, что я могла его убить, но откровенно говорю тебе: если бы и убила, то никогда не пожалела бы об этом. Конечно, я бы не гордилась собой. Но я не способна на убийство, я мухи не обижу. Я люблю ловить их, поднимать за крылья, но потом я выхожу на улицу и отпускаю. Ты понимаешь? Я даже представить не могу, как я могла проткнуть сердце Этана прутом.

— Люси, когда они нашли тебя, ты держала в руках тот самый прут, — сказала Мэг печально. — Он был в твоих руках. Посмотри на повязки.

Они все втроем посмотрели на руки Люсинды.

— Знаешь, о чем я думала? — сказала Люсинда. — Что, если я нашла его уже таким? Что, если прут уже был в его сердце? — Она говорила быстро, как будто уже не раз обдумывала этот сценарий. — А что, если его уже кто-то убил, прямо перед тем, как я пришла? Я увидела умирающего Этана с прутом в сердце. Что, если я вытащила эту чертову штуку?

— Именно это ты помнишь? — спросил Эйб скептически.

— Нет, — Люсинда тяжело вздохнула, отвернулась от Эйба и посмотрела прямо в глаза Мэг. — Я не буду врать. Я знаю, в каком ужасном положении нахожусь. Я ничего не помню после того, как выпила пол-литра водки и выбросила бутылку возле мастерской. Я даже не помню, как поднялась по ступенькам. Как будто все стерлось из памяти.

— Ты можешь поклясться, что Этан не трогал тебя даже пальцем? — спросил Эйб.

Люсинда кивнула головой, в ее глазах опять появились слезы.

— Как ты думаешь, ты могла бы сделать это? — Мэг замешкалась и посмотрела на Эйба, а потом повернулась в Люсинде. — Ты могла бы это сделать… из-за того, как Этан поступал со мной?

— Я уже говорила, я пошла туда, чтобы предупредить его. Не для того, чтобы убить! Это большая разница. Я не знаю, что произошло, но в одном я уверена — я не убивала Этана. А если это сделала не я, тогда убийца находится где-то здесь и надеется, что никто не поверит ни единому слову такого ничтожества, как я. Ты должна мне верить, Мэг, ты должна мне помочь.

— Я нанял для тебя адвоката, — сказал Эйб, — завтра он приедет из Олбани, чтобы встретиться с тобой. Прежде чем уйти, мы позвоним и дадим ему твой номер телефона в больнице.

— Мне нет дела до адвоката, — сказала Люсинда, испуганно глядя то на Эйба, то на Мэг. — Мне нужна твоя помощь, Мэг.

— Я сделаю все, что смогу, — сказала Мэг, вставая. Она похлопала Люсинду по плечу. — Но сейчас мы бессильны.

— Нет, Мэг, не говори так, — заплакала Люсинда. — Ты должна послушать меня, ты единственная, кого не было в то утро в Ред-ривере. Ты не убивала Этана, Мэг, ты — единственный человек, у кого нет причин вешать это дело на меня.

— Возможно, она говорит правду о том, что ничего не помнит, — сказал главный ординатор доктор Сутфин, когда Эйб и Мэг пришли к нему в кабинет на первом этаже. Позже к ним присоединился психиатр доктор Фридрикс.

— Это верно, — сказал доктор Фридрикс. Он был небольшого роста, голова его уже начала лысеть. Он носил очки с тонкими стеклами в красной оправе. Движения его были суетливыми. — Кстати, меня бы насторожило, если бы она утверждала, что хорошо помнит события до убийства. Она все еще находилась под воздействием алкоголя, когда ее привезли сюда, а это было через час после ареста.

— Она была пьяна? — спросил Эйб. — Это установлено экспертизой?

— Мы сразу взяли образец крови и зафиксировали сильное отравление водкой и перкоданом. Это очень опасная смесь. Часто приводит к отравлению, а иногда становится причиной смерти.

— Это и послужило причиной выкидыша, — добавил доктор Сутфин. — А также недосыпание и истощение. Даже молодой организм не выносит такого обращения, он дает сбой.

— Расскажите нам, — сказала Мэг, — что конкретно произошло?

Доктор Сутфин посмотрел на Фридрикса.

— Меня не бывает здесь на выходных, поэтому, возможно, доктор Фридрикс может…

— Лично на приеме пациентки я не присутствовал. Вы знаете, мы работаем в тюремном отделении по сменам. По субботам я на вызовах и… — начал доктор, но Мэг перебила его:

— Можем ли мы найти кого-нибудь, кто был здесь в тот момент? Мы хотели бы знать, что происходило, из первых уст.

— Меня детально проинформировали, — сказал доктор Фридрикс. — Я могу подробно рассказать вам о том, что происходило. Мы обследовали Люсинду Мак-Гован, результаты обычных анализов показали, что у нее повышенное содержание алкоголя в крови. Мы отослали образцы крови в лабораторию для дальнейшего исследования, чтобы определить наличие конкретных отравляющих веществ: алкоголя, наркотиков… В то время никто и не догадывался, что она беременна, хотя позже, по результатам анализов, мы могли бы узнать это. Медсестра заметила, что у пациентки началось кровотечение, решила, что это начало менструального цикла и дала ей специальную прокладку.

— Никто не догадался спросить? — удивилась Мэг.

— Они спрашивали, здесь это обычное дело, но она сказала, что не беременна.

— Ночью кровотечение усилилось, это было очевидно, — продолжал доктор Фридрикс. — Медсестра подумала, что это — результат перенесенного стресса. Сама Люсинда даже не усомнилась в правильности ее предположения. Она попросила обезболивающее, жалуясь на периодические боли внизу живота.

— И это не вызвало у вас подозрений? — спросил Эйб.

— Честно говоря, со слов персонала я понял, что она вела себя грубо, вызывающе. Ни по ее словам, ни по действиям нельзя было понять, что она в положении.

— Вы же понимаете, как для нас важно знать все детали, — сказала Мэг.

— Послушайте, в этой больнице всегда много работы, — продолжал доктор Фридрикс. — В субботу мы делали все, что было в наших силах.

Мэг встала. Она взглянула на Эйба, который последние несколько минут не двигался и не сказал ни слова, с задумчивым видом наблюдая за Мэг и доктором Фридриксом.

Доктор Сутфин тоже встал, обошел стол, взял Мэг под руку и учтиво направился вместе с ней к двери.

— Сообщите нам, если мы можем хоть как-то вам помочь. Вы можете звонить в любое время.

Эйб встал и тоже собрался уходить. Они уже открыли дверь, когда Мэг остановилась.

— Можно спросить? — сказала Мэг, поворачиваясь к доктору Фридриксу. — Что случилось с… ребенком?

— Простите?

— Когда произошел выкидыш, — спросила Мэг, — куда вы дели эмбрион? Мы хотим определить, кто был отцом ребенка.

— Как я уже говорил вам, — медленно заговорил доктор Фридрикс, — дежурная медсестра думала, что у Люсинды просто тяжелые месячные. Только в воскресенье утром, когда пациентку обследовали, стало понятно, что у нее случился выкидыш.

— Так где же остатки эмбриона? — потребовала Мэг. Вопрос имел первостепенное значение. Если Этан был отцом ребенка, тогда Люсинда солгала про отношения с отчимом, а из этого можно было бы сделать вывод, что относительно самого убийства она тоже говорила неправду.

— Очевидно, — ответил доктор Фридрикс, — основываясь на фактах, мы можем утверждать… — он откашлялся и продолжил, — мы не уверены, что Люсинда действовала осознанно, но она смыла выделения в унитаз.

Глава 14

Как только они выехали из Монтвиля, Эйб спросил:

— Ты расскажешь, что происходило между тобой и Этаном?

Под его взглядом было легко смутиться — он смотрел так, как будто оценивал, чего ты стоишь как личность.

— Я хотела это сделать раньше, — ответила Мэг, — но не так уж легко рассказать постороннему человеку, что к тебе пристает собственный зять.

— Это с ним тебя видел Пол в тот день? — спросил Эйб, глядя на дорогу. Прогноз погоды передавал, что разыгравшаяся в день смерти Этана гроза ушла на север, но в ближайшие дни погода тоже будет нестабильной. Ветер срывал с деревьев оставшиеся листья. Был полдень, но небо казалось серым, вечерним.

— Да, — вздохнула Мэг. Они миновали тихие кварталы Монтвиля, и за окном замелькали фермерские поля, леса и горы. Она смотрела на деревенский пейзаж и думала, сможет ли когда-нибудь, как раньше, восхищаться всей этой красотой. — Все началось в день открытия выставки. Он проводил меня домой. Он поцеловал меня и попытался… Боже, Эйб, он тогда был очень пьян.

— Как ты… отреагировала?

— Я разозлилась.

— Ты рассказала об этом Ларк?

— В то время мне казалось, что в этом не было необходимости. Я боялась причинить ей боль. Я решила, что он просто был пьян и потерял контроль.

— Но на самом деле все было гораздо сложнее? — спросил Эйб, замедляя ход машины близ закусочной на пересечении двух дорог. Это было популярное место, в котором останавливались местные фермеры и водители грузовиков. Эйб предложил Мэг пообедать. Используя свое мастерство адвоката, пока они пили кофе с сэндвичами, он вытащил из Мэг всю историю до конца.

— А ты не думала рассказать Ларк о том, каким Этан был на самом деле? — спросил он, когда Мэг пересказала вчерашний разговор с сестрой. — Вы с ней так близки. Я не понимаю, Мэг, почему ты защищала его?

— Сейчас, думая об этом, — сказала Мэг, вертя в руках салфетку, — я пришла к выводу, что не хотела быть причиной ее горя. Этан легко причинял боль, именно в нем была проблема. Но ты же знаешь, как Ларк к нему относится. Или относилась… Я никак не привыкну говорить об Этане в прошедшем времени. Я думала, что она во всем станет винить меня. В действительности именно так все и случилось, я оказалась права.

— Я знаю Ларк уже много лет, она мне всегда нравилась, — сказал Эйб, глядя на полупустую стоянку. — Что касается меня, то я думаю, что единственным ее недостатком являлась ее любовь к этому негодяю.

Мэг и думать забыла о той ссоре между Эйбом и Этаном в тот вечер, когда праздновали День Колумба. Позже Мэг припомнила, что на протяжении многих лет у них были странные отношения. Когда все началось? И почему? Много выпили воскресным вечером? Разногласия в вопросах искусства или политики? Они оба были амбициозными, по-своему высокомерными. Никто из них не держал своего мнения при себе. Иногда казалось, что они спорили по любому вопросу. Шел ли разговор о налоговой реформе, или месте погребения отцов рок-н-ролла, можно было смело утверждать, что они отстаивают различные мнения. Когда Эйб говорил об Этане, в голосе совершенно недвусмысленно звучало презрение.

— Я думаю, ему удалось убедить Ларк, что я сама за ним бегала, — сказала Мэг, нарушая тишину. — Это возмутительно! Такая явная манипуляция фактами! Она не видела, как он вел себя, не хотела принимать его таким, какой он был. Ларк сказала мне, что другие женщины, даже Люсинда, вешались Этану на шею.

— В этом Ларк права, — ответил Эйб, делая знак официанту, чтобы принесли чек. — Этан несомненно был очень обаятельным. Он на самом деле нравился женщинам. Я не раз убеждался в этом. Видишь ли, у него была особая внешность, очень яркая. Я не говорю, что Люсинда обманывает нас относительно ее чувств к Этану, но нельзя утверждать, что она говорит правду относительно того, что случилось. Ну, что она не помнит, как все было на самом деле.

— Но она не врала, рассказывая, какие чувства к ней испытывал Этан, — настаивала Мэг. — Для нее было бы лучше, если бы она утверждала, что он на самом деле приставал к ней. Тогда все могли бы, по крайней мере, понять ее.

— Как ты объяснишь то, что она смыла остатки эмбриона в унитаз? — спросил Эйб.

Этот вопрос застал Мэг врасплох.

— Она не знала, что беременна, — быстро ответила Мэг, не будучи уверена в том, что дала правильный ответ. И правда, подозрительно, что Люсинда уничтожила доказательства того, кто на самом деле был отцом ребенка. — По ее поведению это было очевидно.

— Может быть, слишком очевидно?

— Ты только и знаешь, что ее обвинять! — Даже самой Мэг ее голос показался оскорбленным. — Даже когда речь идет о Люсинде, помни о презумпции невиновности.

Эйб потянулся через стол и коснулся руки Мэг.

— Послушай меня, ладно? — попросил он. — Мы наняли для Люсинды прекрасного адвоката. Целая команда детективов рыщет по всей округе. У них впереди несколько месяцев работы, и только потом они представят результаты окружному прокурору. Я знаю Артура Пирсона, окружного прокурора, он очень требователен и настойчив. Он рассмотрит все аспекты этого дела. Суд состоится через несколько месяцев, не раньше.

— Что ты этим хочешь сказать? — спросила Мэг.

— Позволь профессионалам заняться своим делом и держись подальше, не вмешивайся.

— Не вмешиваться? Закрыть на все глаза? Надеяться на лучшее? — переспросила Мэг. — Именно так я действовала в ситуации с Этаном. Поэтому все и произошло! Потому что у меня не было мужества, не было силы отстаивать правду.

— Я понимаю, — сказал Эйб, качая головой. Он взял чек, который принесла официантка, и стал постукивать им по столу. — Неужели в том, что Этана убили, только твоя вина? Как и Люсинда, ты несешь ответственность за случившееся, потому что вовремя не смогла изменить его повадки? Не в твоих силах было освободить мир от боли и страдания, но тебя все же можно обвинить в том, что ты приумножила несправедливость на этой планете?

— Прекрати, пожалуйста, ты знаешь, что я хочу сказать, Эйб, — сказала ему Мэг.

— Да, знаю, — ответил он, вставая. — Ты сожалеешь. Ты чувствуешь себя виноватой. Ты так привыкла принимать важные решения, справляться с проблемами, что просто не можешь смириться с фактом, что есть вещи, которые тебе неподвластны. Люсинде придется смириться с последствиями своих действий, оправданных или нет.

— Но это же несправедливо, Эйб, — сказала Мэг, когда они оба направились к кассе.

— Мэг Хардвик, — засмеялся Эйб, но в голосе его была слышна грусть. — Когда ты перестанешь думать, что жизнь справедлива?

Подъехав к дому Ларк, они увидели у порога машину темно-красного цвета.

— О Боже! — выдохнул Эйб.

— Что случилось? — спросила Мэг, наклоняясь вперед, чтобы рассмотреть, что происходит.

Игнорируя ее вопрос, Эйб выключил двигатель и сказал, обращаясь к самому себе: «Я не позволю ей выгнать меня отсюда. Это также и мой город. Это мой дом. Я обещал Брук, что сыграю с ней в слова, когда мы вернемся. Вот неудача!»

Бекка уже шла к машине. Или скорее подкрадывалась, решила Мэг, наблюдая за приближением высокой темноволосой красавицы. Черные как смоль волосы до плеч переливались на солнце, как мех норки. Если Мэг правильно запомнила, когда-то Бекка была моделью. Для этого у нее были все данные — рост, стройное, гибкое тело. У нее была немного угловатая фигура мальчика, узкие бедра и высокая, пышная грудь.

Мэг всегда считала, что Эйб и Бекка были великолепной парой — оба темноволосые, стройные, сильные. В отличие от Эйба, Бекка не обладала ни чувством юмора, ни острым умом, но она была уверена в себе и ей было присуще внутреннее чувство стиля. Эти качества служили прекрасным дополнением для солидного имиджа ее мужа. Эйб ее обожал и не стыдился заявлять об этом на весь мир. Она была на десять лет его моложе, поэтому он баловал ее, как отец любимицу-дочку. Мэг никогда еще не видела, чтобы муж и жена на людях так открыто выражали свои эмоции. Они постоянно целовались и ласкали друг друга. У них был целый список уменьшительных имен, среди которых «милый зайчик» и «лапочка» употреблялись наиболее часто.

Мэг не могла понять, что произошло после пяти лет брака, казавшегося идеальным. Ларк как-то намекнула о том, что вмешался кто-то третий, не удивительно, если со стороны Бекки. Как бы то ни было, но разрыв был стремительным и непоправимым, как взрыв. Всем было ясно, что пострадавшей стороной оказался Эйб. Невозможно было смотреть на его страдания. То, что он отказывался обсуждать проблему, которая съедала его изнутри, лишь усугубляло дело.

Мэг так и не удалось подружиться с Беккой. Нельзя сказать, что она не пыталась, ведь Эйб всегда помогал ей в профессиональных вопросах. Но потом Мэг стала замечать, что Бекка ревнует к их дружбе. Она завидовала их разговорам, их общим шуткам. На незамужних привлекательных женщин Бекка смотрела, как на соперниц. «Руки прочь!» говорил ее взгляд, когда она шептала что-то Эйбу на ушко на одной из вечеринок.

Мэг никогда не доверяла женщинам, которые относятся к мужчинам как к завоеванной территории, или женам, которые рассматривают брак как форму собственности. Она старалась избегать встреч с Беккой, но поддерживала дружбу с Эйбом и встречалась с ним в основном в городе. Откровенно говоря, ей нравилось общаться с Эйбом, когда поблизости не было его жены, и было грустно смотреть на то, как он изо всех сил старался сделать Бекку счастливой и веселой.

— Она хорошо следит за своей внешностью, — отметил Этан, когда поздно вечером они с Мэг и Ларк втроем обсуждали вечеринку.

— Эй, да она красавица! — защищала Бекку Ларк. — Эйб прекрасно понимал, на ком женится. Он говорил мне, что, как только увидел ее, сразу понял — с ней будет сложно.

— Нет, красавица — это ты, — поправил Этан жену. — Она — не более чем копия красивой женщины. Я не уверен, что кровь течет в ее жилах.

«Кровь в жилах», вспомнила Мэг, когда Бекка подошла к машине со стороны Эйба и нетерпеливым движением правой руки попросила опустить стекло. Вместо этого он резко открыл дверь и вышел из машины так стремительно, что она споткнулась, уходя с его пути. Они еле слышно обменялись скупым приветствием. Потом Бекка повысила голос, чтобы хлопанье дверей не заглушило ее слова.

— Теперь ты доволен, ублюдок? — кричала она, делая попытку ударить его в грудь, но он ловко отступил в сторону.

— Прекрати притворяться, Бекка, — сказал Эйб своей бывшей жене. Мэг с удивлением заметила на его лице улыбку.

— Снова чувствуешь себя мужчиной? — прошипела Бекка.

Они говорили меньше минуты, но в этом разговоре, казалось, отразились месяцы бесконечной ненависти. Мэг считала, что у любой семейной пары время от времени возникают ссоры из-за денег, семейных проблем или личных амбиций. Эти вопросы не дают людям покоя на протяжении всей совместной жизни. Это было понятно из поведения Бекки и Эйба. Они разыграли целое представление прямо на лужайке перед домом. Впервые после их разрыва Мэг видела бывших мужа и жену вместе, и было очевидно, что их брак не просто распался, но перерос в ненависть.

— Эйб, Бекка!

Мэг не заметила, как Ларк вышла из-за дома. В одной руке у нее была корзина с листьями салата, а другой рукой она держала Ферн. Брук и Фиби шли вслед за ней.

— Глазам своим не верю, вы деретесь прямо на улице!

— Прости, — Эйб пришел в себя и оглянулся на стоящих рядом женщин. — Будет лучше, если я пойду. Брук, мы поиграем в слова в другой раз, — сказал он, открывая дверцу машины. — Ларк, позвони мне, если тебе будет что-нибудь нужно.

— Мэг, отведи, пожалуйста, девочек в дом, — попросила Ларк, передавая корзину Брук, а ребенка отдавая Мэг. Повернувшись к Бекке, она сказала: — Я собиралась сделать салат, все эти дни мы живем только на пирогах и печеньях, которые нам приносят люди.

— Прости, я и не подумала принести что-нибудь, — извинилась та. Ларк взяла ее под руку.

— Мэг, ты покормишь девочек? — попросила Ларк, вздыхая с облегчением, и они с Беккой направились к машине.

В гостиной стоял запах сырой золы и затхлости. Дом выглядел заброшенным, мебель была покрыта слоем пыли. Мэг подумала, это из-за того, что в нем не было жизни. Каждый, кто находился в этом доме, жил наедине со своим горем. Сейчас все выглядело серым, совсем не таким, как раньше.

У девочек не было аппетита, хотя Мэг приготовила много салата и разогрела запеканку из макарон с сыром. Как только Брук и Фиби сели за стол, Мэг взяла Ферн и пошла по коридору в столовую, откуда было хорошо видно лужайку перед домом. Бекка включила мотор, из выхлопной трубы появилось облачко дыма. Окна запотели, и Мэг не удалось разглядеть, что происходило в салоне. Но было похоже, что женщины курили. Они говорили примерно двадцать минут. О чем? Мэг была озадачена. Разве Бекка не понимает, что сейчас не время надоедать Ларк со своими проблемами?

В отличие от Мэг, Ларк находилась с Беккой в дружеских отношениях. Не то чтобы они были близкими подругами, проводили вместе время и вместе развлекались, Ларк скорее всего была для Бекки своего рода психиатром, личным исповедником. Бекка зависела от Ларк, которая, в свою очередь, за советом и помощью обращалась к Франсин. Казалось, они всегда обсуждали одну и ту же проблему, но когда Мэг спросила, о чем они целый час говорили по телефону, Ларк ответила: «Она нуждается в том, чтобы ее выслушали. Я знаю, мы называем ее «красавица Бекка», но, поверь мне, быть красивой нелегко. За всем этим шиком скрывается ранимая отзывчивая душа. Я стараюсь помочь ей раскрыться».

Ларк — прирожденная спасительница. Она пойдет на все, чтобы мир стал лучше. Мэг видела, как дверца открылась и Ларк вышла из машины. Сердце наполнилось любовью к сестре. Ей было жаль, что именно сейчас, когда Ларк нужно было утешение и сочувствие, она не могла быть с ней рядом.

Она почувствовала себя еще более бесполезной, когда вечером пришла Франсин, чтобы окончательно обсудить детали предстоящей похоронной церемонии. Люди звонили и продолжали приходить. Клинт и Жанин тоже зашли, принесли уже готовый обед, потом Жанин осталась, чтобы помочь убрать посуду.

— Тебе помочь? — спросила Мэг у Жанин. Ларк повела дочек наверх, а Франсин ждала в гостиной.

— Нет, спасибо, Мэгги, дорогая, — ответила Жанин. Лицо ее раскраснелось от пара. — Я хочу быть занятой чем-нибудь, мне так легче. Я пекла все утро, чтобы не думать постоянно об этом ужасе. Я сделаю чай. Если можешь, отнеси его Франни вместе с печеньем.

Франни! Для такой солидной, серьезной женщины это уменьшительное прозвище совершенно не годилось. Но Жанин любила уменьшать все, начиная с имен людей и заканчивая маленькой рожицей, которой она украшала свою личную подпись. Это никого не волновало, Мэг даже думала, что никто и не замечал этого. Жанин так старалась угодить другим людям, что легко можно было забыть о том, что у нее тоже есть чувства и потребности.

— Что ты об этом думаешь? — спросила Мэг.

— О! Я просто… — забормотала она, но потом ее голос оборвался. — Все это так печально! — Жанин покачала головой, и хотя она стояла к Мэг спиной, было понятно, что она плачет. Она потеряла не только друга — в один миг изменилась вся ее жизнь. Дела в мастерской шли успешно благодаря работе Этана, его мастерству. Не известно, смогут ли Клинт и Жанин справиться без него.

— Прости, — сказала Мэг, подходя к ней ближе. Но что-то все же удержало ее от того, чтобы протянуть руку и успокоить ее. — Это тяжелое время для всех нас, я понимаю.

— Нет, никто не может знать, как все на самом деле! — Жанин вздохнула. Было видно, что она пытается взять себя в руки. — В любом случае, спасибо, что спросила.

Когда Мэг с подносом вошла в гостиную, Ларк с Франсин уже были там.

— Спасибо, — сказала Франсин, протягивая руку, чтобы взять чашку.

— Ты так много сделала сегодня, Мэгги, — быстро сказала Ларк. — Ты, наверное, устала?

Мэг поняла намек сестры: ее просили уйти. Младшая сестра искала утешения у Франсин, хотя Мэг с радостью могла бы помочь. Поднимаясь по лестнице, она чувствовала, как тень Этана преследует ее. Даже сейчас он стоял между сестрами. Он скрывал от жены правду, и сам не хотел смириться с ней, без зазрения совести втягивая Мэг в свои грязные дела. А сейчас ревность и недоверие, которые он посеял между сестрами, укоренились и все больше портили их отношения.

Позже, услышав, что Ларк плачет в гостиной, Мэг поднялась с постели. Но потом раздался монотонный голос Франсин, слов нельзя было разобрать. Казалось, она будет говорить бесконечно долго, объясняя и давая советы. Мэг лежала в кровати и слушала бессмысленный поток звуков, а в душе нарастало непонятное чувство страха. Она была уверена в том, что Ларк рассказала Франсин про их с Этаном отношения. Ситуация утопала во лжи, и Мэг была не в состоянии это исправить.

Мэг не могла объяснить, но у нее было чувство, что Франсин знает обо всех черных делах в городке. Она смотрела на прихожан сверху вниз, когда головы их склонялись в молитве, она знала грехи и потаенные мысли каждого. Дрожь пробежала по телу Мэг. Она боялась, что Франсин попытается глубже вбить клин между сестрами, пока недоверие и боль, посеянные Этаном, не лишат Мэг тепла и дома, в котором, как она думала, ей всегда будут рады.

Глава 15

Белое, с красными арочными дверями здание первой приходской церкви Ред-ривера могло служить образцом классической религиозной архитектуры Новой Англии середины XIX века. Окна украшали простые витражи, позади кафедры проповедника находились орган и хоровая капелла. Один главный проход разделял скамьи, сделанные из местного клена и тсуги[10]. Над органом висел пурпурный стяг. В двадцатых годах прошлого века прихожанки вышили на нем золотыми нитками двух голубей, которые клювами держали надпись «ТЫ ЕСТЬ ПУТЬ ЖИЗНИ».

Несмотря на то что жители города неохотно ходили в церковь, Франсин за время своего служения удалось существенно увеличить количество прихожан путем проведения общественных мероприятий. Она организовывала кружки для школьников, обеды для престарелых и больных. Церковь была построена на холме, поэтому подвалом считался первый этаж, куда можно было войти прямо с удобной парковки, вымощенной камнем. Этот подвал стал общественным центром всего города. Каждую неделю на доске объявлений справа от парадных дверей под стеклом вывешивалась программа: регистрация свадеб, городские встречи, продажа домашней выпечки, пикники, чтение лекций.

Несмотря на то что был будний день, в церкви готовились к похоронам Этана, которые должны были состояться после обеда. Утро было ветреным и холодным, а к двум часам, как раз к началу церемонии, на город обрушился сильный град. Комочки льда с такой силой стучали о витражи, что казалось, кто-то яростно, с силой кидает на стекло целые пригоршни камней. Каждый раз, когда открывались входные двери, ветер с завыванием врывался в здание, носился по рядам, теребил ленточки на похоронных венках, стоящих у алтаря. Из-за плохой погоды многие не пришли, но среди пришедших были и те, кто десятилетиями не посещал церковь. Например, Ивар Дисон, сосед Этана, владелец фермы. Он даже надел свой единственный выходной костюм, который на несколько размеров был ему мал.

Жизнь в таких небольших сельских городах, как Ред-ривер, никогда не останавливалась, если кто-то умирал. Но убийство — это было что-то неслыханное. Новость о том, что жизнь Этана была прервана так внезапно и так трагично, была сродни торнадо, который когда-то в далеком 1970 или 1971 году пронесся по округе. Такие события шокировали, выбивали из обычного ритма жизни.

В тот день прихожане были подавленными и взволнованными. Многие говорили о Люсинде, о ее плохом поведении и о негативном влиянии, которое она оказывала на местную молодежь. Некоторые заявляли о том, что семья сама накликала на себя беду.

Утром в магазине Мэг слышала, как Пола Йодер говорила своим покупателям:

— Возможно, Этан и Ларк пытались поступить правильно. Но нам всем доставалось от этой девчонки.

Когда из-за кражи сигарет Пола запретила Люсинде входить в магазин, маленькая преступница пригрозила: «Когда-нибудь ты получишь!» Эту угрозу Пола приняла слишком близко к сердцу.

В церкви царила атмосфера недоумения и грусти. В воздухе повис вопрос, люди требовали объяснения.

Первый ряд по правую сторону от прохода был зарезервирован для членов семьи. В четверть третьего желающие попрощаться с Этаном прибыли в церковь. Клинт вошел в небольшую комнату у входа, где ждали Мэг, Ларк и девочки. Мэг не видела Клинта со дня убийства, но она знала, что он выполнял их с Франсин поручения и проделал огромную работу по приготовлению церкви к похоронам. Он был церковным органистом, хотя в его исполнении в произведении звучало больше фальшивых нот, чем чистых. Но он был прилежным и старательным музыкантом и не обращал внимания на шутки и насмешки.

— Вы готовы? — спросил он учтиво. На нем был черный костюм, напоминающий перешитый смокинг, но несмотря на это, пиджак сидел на его широких плечах на удивление хорошо. Он подравнял бороду и аккуратно уложил редеющие волосы. Его даже можно было назвать симпатичным. Он всем улыбался и нежно хлопал Фиби по плечу, но покрасневшие глаза выдавали его истинные чувства. Мэг показалось, что она даже услышала исходящий от него запах пива.

— Я сейчас иду к органу. Когда вы услышите первые аккорды, выходите.

Невозможно заранее предугадать, какие чувства овладеют душой в определенный момент. Мэг думала, что спокойно переживет похороны. Это был не ее город, она не была частью их жизни. Но когда Мэг шла рука об руку с Ларк, несшей на руках Ферн, а за ними следовали Брук и Фиби, держась за руки и рыдая, она поняла, что является неотъемлемой частью Ред-ривера. В какой-то момент ее сердце словно разорвалось в груди, заставляя посмотреть правде в глаза. Перед ней стояло много людей, которых она знала, а также приезжие из города. Тут была Ханна, Бекка, Жанин, Эйб… Цветы на алтаре и гроб с телом Этана… Ну, почему Мэг не подумала об этом раньше и не подготовилась? Сейчас ее душа нестерпимо болела. Этан мертв, его больше нет. Несмотря на то что за последние месяцы она радикально поменяла свое к нему отношение, он все-таки оставался частью ее жизни. Его смерть казалась невозможной, но все же она думала, что позже сможет смириться с этим фактом. Истина предстала перед ней, как огромная черная гора, и у Мэг не было другого выбора, как только покорить ее.

— Друзья! — начала свою речь Франсин, раскидывая руки, как бы желая обнять всех присутствующих. — Дорогие родственники! — она посмотрела в сторону семьи. На ней была белая ряса с красной накидкой и золотистым поясом. Когда она смотрела на прихожан поверх очков, казалось, что от ее пристального взгляда не скроется ни одна темная мысль.

— Этан Мак-Гован не был религиозным человеком. — Франсин посмотрела в свои записи, а потом вновь подняла взгляд. — Он был не тем человеком, которого можно охарактеризовать одним словом. Для некоторых горожан он был хорошим другом. Для дочерей он был самым лучшим отцом на свете. А для Ларк… я думаю, мы все понимаем, какая особенная это была пара…

Она старается, думала Мэг. Франсин действительно прилагала массу усилий, чтобы ее голос звучал достаточно грустно и искренне. Только тогда, когда она отдала надлежащие почести Этану и приступила к заранее подготовленной проповеди, ее лицо приняло характерное выражение, а слова, всегда тщательно продуманные, говорили сами за себя. Мэг вслушивалась не только в смысл сказанного, но и в звучание голоса. Франсин, казалось, убаюкивала присутствующих, гипнотизируя их своей речью.

— Но как нам справиться с болью утраты, как заживить раны? Как отнестись к жестокой несправедливости, в результате которой он покинул нас… наш город в руинах?!

Франсин отступила назад, словно отдавшись во власть скорби. Помолчала минуту, давая присутствующим возможность задуматься над этим вопросом, потом продолжила:

— Друзья… родные! Эта потеря — не дело рук Бога. Смерть так не приходит. Это благородный естественный процесс, завершение жизни. Как писал один известный поэт, «смерть — это источник красоты». Уход Этана был не таким. Его смерть была нарушением естественного процесса. Смириться с таким горем намного сложнее, все так запутанно, непонятно…

Мэг чувствовала, что проповедь слушают все до единого. Несмотря на то что присутствовало много детей, никто не плакал, не было слышно ни звука. Они сидели как завороженные и слушали голос Франсин.

— Мы должны набраться смелости и посмотреть правде в глаза. Даже самые подлые поступки человека совершаются под всевидящим оком Бога. Мы должны осознать, что существует великий план для нас… для всего живого. Мы должны понять, что даже у самых безумных поступков всегда есть смысл. Господь видел, как рука ненависти вознеслась над Этаном Мак-Гованом. Он видел это… но бездействовал. Бог позволил этому свершиться… Но почему? Зачем?!

Вопрос прозвучал яростно, гневно. Ноздри Франсин раздулись, и она закрыла глаза. Она наклонила голову и покачала ею из стороны в сторону. Потом снова медленно подняла голову и пристально посмотрела на прихожан.

— Мы никогда не получим на этот вопрос убедительного ответа. Но я знаю, что существует много версий, и каждый из нас носит их в себе. Каждый раз, когда ненависть переполняет наши сердца… когда мы чувствуем ревность… пренебрегаем истиной… лжем… мы все прекрасно знаем, что тоже действуем против Бога. Мы можем так же, как Каин, Иуда или убийца Этана, в порыве ненависти поднять руку на ближнего своего. Каждый день, каждую секунду своей жизни мы делаем выбор, быть ли нам с Богом или идти своей дорогой. Выбор дан нам Господом. Он позволяет нам принять решение, потому что знает, как и присутствующие сегодня здесь родители, что дети учатся только методом проб и ошибок.

Франсин посмотрела на гроб, украшенный гладиолусами, гвоздиками и лилиями.

— Но как нам смириться со смертью этого человека? Как понять этот бессмысленный акт жестокости? Где нам искать ответы и утешение? Позвольте вам посоветовать, друзья: не спрашивайте у своего сердца, не следуйте своим инстинктам. Потому что немедленная, эмоциональная реакция на убийство — это еще больше крови. Око за око! Месть, обвинение, расплата! Давайте все прислушаемся, к чему призывают наши сердца! Давайте сдержим наш пыл. Библия гласит: «Не суди, да не судим будешь». Среди нас нет ни одного человека, в котором нет греха… Друзья! Родные!

И Франсин торжественно завершила свою речь:

— Мы должны забыть о нашей ярости. Нам надо выйти из тени отчаяния и… осветить душу мудростью Бога. Как бы ни было сложно, мы должны понять, что смерть Этана — это часть божественного замысла. Справедливость должна восторжествовать! Не вините никого!

Франсин завершила свое обращение высокопарной фразой, которой она заканчивала каждую проповедь:

— Я поднимаю глаза к небу, откуда снисходит помощь. Господь помогает мне. Господь, который сотворил небо и землю.

Проговорив последние слова, Франсин некоторое время не поднимала головы. Мэг тронула ее речь, ведь в ней нашлись слова поддержки в адрес Люсинды. Но все же проповеди чего-то не хватало. Только в конце церемонии Мэг поняла, что Франсин на самом деле не жизнь Этана восхваляла и оплакивала. В своей речи она даже не упомянула о его харизме, смехе, голосе, о бурном, иногда неуправляемом энтузиазме. Она говорила о том Этане, которого знали Ларк, дочери, друзья и соседи. Она восхваляла его общественную работу, его достижения в искусстве. Хотя она и упомянула все достоинства Этана, было такое чувство, что она говорила о совершенно незнакомом ей человеке. Она даже не упомянула о волевом, самоуверенном Этане, с которым у них были разногласия.

Мэг, погрузившись в собственные мысли, даже не заметила, что пауза затянулась надолго. Все присутствующие ждали, когда Клинт начнет играть фугу Баха, которую он всегда исполнял после молитв, но в церкви было тихо. Заплакал ребенок. По залу пронесся шепот, люди стали поворачиваться друг к другу. Франсин вышла из-за кафедры и вопросительно посмотрела в сторону органа.

Когда все стали подозревать, что что-то произошло, Клинт заиграл. Ноту за нотой, аккорд за аккордом, он играл с вдохновением, с самоотдачей… Это было странно и не похоже на Клинта, но Мэг показалось, что он играл… идеально.

Глава 16

В подвале церкви было так много народу, что Мэг несколько минут не могла спуститься по ступенькам. К тому же мешали три стола с закусками, которые Жанин поставила справа от лестницы. С одной стороны, это было удобно, так как они стояли близко к кухне, но, с другой стороны, возле лестницы толпились люди, которые хотели взять напитки и печенье. Поэтому вновь пришедшим приходилось буквально локтями прокладывать себе путь.

— Простите, — сказала Мэг. Протискиваясь сквозь толпу, она наступила на пятку женщине, которая шла впереди.

— Ничего, — ответила женщина. Голос показался Мэг знакомым, поэтому она решила рассмотреть ее лучше. На ней были черная вельветовая шляпка, жемчужные бусы с застежкой в виде бабочки с логотипом «Микимото», сшитый по индивидуальному заказу черный костюм из крепа. Мэг разглядела туфли, которые стоили долларов триста, не меньше.

— Ханна? — позвала Мэг.

— Да? — ответила женщина. Шляпка мешала разглядеть цвет ее волос. Из-за тесноты она смогла повернуться только вполоборота. Взглянув на Мэг, она сказала: — Это ты! Мэг, я так тебя искала! Ты знаешь…

Из-за шума голосов Мэг слышала лишь обрывки фраз: «Ужасный град… машину так и водило… Я боялась, что не успею… в отчаянии…»

Наконец Мэг решилась спросить:

— Что теперь будет с выставкой Этана? Было так много дел и забот, что я ни разу не вспомнила о тебе и о галерее.

— Что?! — раздраженно выкрикнула Ханна. — Я ни черта не слышу в этом бардаке!

— Я тоже, — ответила Мэг. — Давай поищем более спокойное место. — Она указала в дальний угол зала, где стояла вешалка.

— Такая толпа! — возмутилась Ханна, когда они в конце концов туда добрались. — Кто все эти люди?!

— В основном, жители этого города, — ответила Мэг, оглядываясь и пытаясь увидеть друзей и соседей Этана глазами Ханны. Возрастом от тридцати до сорока, располневшие и безвкусно одетые, если исходить из стандартов Манхеттена… Рядом с ними стояла женщина, на которой был голубой брючный костюм из тонкого трикотажа с розовой окантовкой и белые кроссовки «Reebok». В таком виде житель Нью-Йорка не вышел бы даже на пробежку. Свои редкие крашеные белые волосы она завязала сзади в хвост. Мэг видела эту женщину в городе, в машине у нее всегда сидело много детей. Возможно, ей было чуть больше тридцати, но выглядела она намного старше.

— Тогда понятно, — сказала Ханна, оглядывая комнату. — Очень интересно. Это совсем не то, что я ожидала. По рассказам Этана я представляла себе более красочную картину, ты понимаешь. Природа во всей ее дикой красе! А на деле магазин «Стоп-н-шоп» находится в пятнадцати минутах езды отсюда, я видела, когда проезжала мимо.

— Ты проезжала через Монтвиль, — сказала Мэг, а потом, пытаясь оправдать мнение Этана о городе в глазах Ханны, продолжила: — Ред-ривер считается провинциальным городком. Некоторые фермы здесь размером с небольшие графства. Жизнь здесь довольно сложная. Люди много и тяжело работают. И они здесь… незаметные, что ли.

— Да, я это вижу, — сказала Ханна.

— Произошедшее шокировало их, — продолжала Мэг, — это тихий городок, здесь каждый знает каждого. Для них убийство — это что-то неслыханное.

— Убийство — шок для любого человека, Мэг!

— Правда, — ответила Мэг. Они помолчали минуту, но вокруг них все еще было шумно. После торжественной службы в церкви дети почувствовали себя освобожденными и носились по залу, оглушительно хохоча. Чтобы хоть что-то услышать, приходилось кричать. Сквозь общий шум до Мэг долетали обрывки фраз:

— Я же его только в среду видела, у Агвей, вместе с девочками…

— Я слышала, что ее мать алкоголичка.

— Первая жена… совсем пропащая. Им надо было от нее избавиться, правда?

— Да уж. Вы знаете, когда такие вещи происходят в семье…

Мэг очнулась и поняла, что Ханна пытается ей что-то сказать. Она почувствовала на щеке ее дыхание, когда та наклонилась ближе и сказала:

— Я знала о вас с Этаном.

— Что? — спросила Мэг, уставившись на Ханну. Впервые она заметила у нее под глазами паутинку морщин и складки у рта.

— Этан рассказал мне о том, что происходило до того… до того, как он был убит.

— Происходило?! — прокричала Мэг. — Ничего не происходило! Этан все выдумал. — Мэг почувствовала, что у нее сильно забилось сердце. В комнате сразу стало слишком жарко. Ей показалось, что голова готова расколоться от гнева. Этану с его самоуверенностью, похоже, очень легко было сделать вывод о том, что она отвечает ему взаимностью. Стоило ему загадочно улыбнуться, пожать плечами на какой-то вопрос, заданный Ханной, и вывод готов: как может одинокая женщина устоять против такого мужчины, как Этан? Для людей, имеющих современные взгляды на жизнь, к которым относилась Ханна, тот факт, что Этан был зятем Мэг, не имел никакого значения.

— Мэг, не волнуйся, — сказала Ханна, беря ее под локоть. — Ты можешь мне доверять. Я очень осторожна в таких вопросах. Бог знает, но я очень хорошо тебя понимаю. Для меня он тоже много значил. Когда я его увидела, я поняла, что в нем есть особое обаяние, которое привлекает людей.

— Возможно, так и было, — ответила Мэг, — но меня никогда не влекло к нему. Я не знаю, что он сказал тебе, Ханна, но это все неправда.

Ханна держала в руке пластиковый стакан. Делая глоток, она как бы оценивала Мэг.

— Ты слишком разволновалась, — произнесла она протяжным голосом. — Я подняла эту тему только из-за того, что подумала, что ты, должно быть, очень расстроена и тебе хочется поговорить с кем-нибудь. Я думала о тебе, как о друге Этана, а следовательно, и моем друге. Надеюсь, я не расстроила тебя. Искренне говоря, меня все это так угнетает… Это был для меня такой шок! Знаешь, мы встречались с ним в пятницу вечером. Он сказал мне, что между вами произошла любовная ссора…

— Ханна, мы не были любовниками, — прошептала Мэг, оглядываясь по сторонам. Но, похоже, никто не интересовался их беседой. Мэг и Ханна были приезжими, и в любое другое время они непременно оказались бы в центре событий. Но в тот вечер жителей Ред-ривера интересовала только одна тема — убийство Этана Мак-Гована.

— Как скажешь, — прошептала Ханна в ответ. — Говори, что считаешь нужным. Я понимаю, в каком ты положении, правда. Мэг, я только хочу, чтобы ты знала — я понимаю больше, чем ты думаешь. Я знаю, каким особенным мужчиной был Этан. И если ты когда-либо захочешь поговорить со мной об этом…

В подвале было слышно много голосов. Мэг понимала, что Ханна все еще говорит с ней. Вокруг все двигалось: люди пили, жевали, говорили, смеялись. Она почувствовала запах бурбона. Пришла тошнота, как будто выпила она сама. Комната преобразилась, перед глазами все поплыло. Мэг с трудом удерживала равновесие.

— С тобой все в порядке, дорогая? — спросила Ханна.

— Да, думаю что… — Мэг повернулась в сторону двери, которая вела на автомобильную стоянку. — Мне надо выйти на воздух.

Гроза прекратилась, и уже наступали сумерки. Была почти половина пятого. Сквозь ветви сахарного клена, который рос возле церкви, был видны звезды. На стоянке было много машин, они блестели, так как на металлических поверхностях после дождя образовалась тонкая корка льда. Лед под ногами хрустел, как стекло. Было сыро и холодно, но Мэг не хотелось искать пальто. Несмотря на то что на ней был легкий костюм из шерсти, когда она вышла на улицу, то почувствовала, что ноги и руки как-будто занемели. Потом появилось ощущение, что не только руки и ноги, но и все тело словно заснуло.

Она бесцельно бродила вдоль стоянки, обнимая плечи руками, чтобы согреться. Ей надо было обдумать то, что сказала Ханна. Надо было смириться с отвратительным обманом, который оставил после себя Этан. Он умер, но та сила, которая толкала его на безрассудства, все еще действовала. Он понемногу лгал Ларк и Ханне, а теперь капли этой лжи проливались на жизни всех людей, которые так или иначе были с ним связаны. Возможно, он не хотел никому причинить вреда. Мэг представляла, какие слова Этан подобрал бы, чтобы оправдать себя: «…Я просто предположил, что Мэг отвечает мне взаимностью, а это не преступление. Вряд ли это можно назвать грехом…» Его эго не принимало правды, поэтому он придумал себе собственную реальность. Он изменил факты, сделал их более приемлемыми для себя.

Но теперь Мэг понимала, что ложь Этана перерастает в нечто угрожающее вне зависимости от того, готова она это признать или нет. Странно, отношения с Ларк испортились, а в лице Ханны у нее появился нежданный союзник. Если бы Этан был жив, Мэг потребовала бы признаться, что он лгал каждой из них. Но он был мертв, а она оказалась в ситуации, которая день за днем усугублялась и становилась все опаснее.

Рядом с парковкой находилось кладбище, их разделяла покрытая мхом каменная стена, вокруг которой плелся виноград и росли сорняки. Здесь никого не хоронили с 1918 года, когда после эпидемии гриппа после Первой мировой войны количество могил увеличилось вдвое. Новое кладбище, на котором на следующий день должен был быть похоронен Этан, находилось к югу от Ред-ривера. Оно было ухоженным, кустики вокруг могил были аккуратно подстрижены.

Несколько лет назад Этану пришло в голову нарисовать углем некоторые надгробные камни возле церкви. Он даже вставил свои картины — печальных херувимов и плывущие корабли — в рамки и хотел повесить их в коридоре, который вел к кухне. Но Ларк запротестовала. Мэг тогда присутствовала при их разговоре.

— Они такие страшные, — сказала Ларк. — Я не хочу постоянно вспоминать о смерти, когда буду проходить по коридору.

— Я не согласен с тобой, любимая, — ответил Этан. — Я считаю их дьявольски смешными, как комиксы. Это словно шутка человечества над самим собой. Словно это правда, что ангелы запоют, когда корабль смерти причалит на небесах. Я считаю забавным то, что люди никак не смирятся с мыслью, что когда они умрут, они просто будут мертвы. Превратятся в пепел, в пыль.

Мэг не помнила, чем закончился спор, но, в конечном счете, картины украсили мастерскую Этана.

На кладбище грунт покрылся льдом, надгробные камни перекосились, некоторые даже раскололись пополам и нависали над могилами, как великаны. Мэг слышала голоса, доносившиеся из церкви. Она не понимала, что привело ее сюда. Луна светила сквозь тонкие ветви разросшейся ивы, корни которой подняли несколько надгробных камней с южной стороны кладбища. Мэг провела рукой по еле заметной надписи на плите. В бледном лунном свете можно было прочесть только имя — «Мэри Эллен». Остальные слова под воздействием времени, осадков и ветра исчезли.

Мэг постаралась представить, кем была эта женщина, к чему она стремилась, что ее радовало. Но разве может кто-то знать такие вещи о другом человеке? Жизнь других людей была загадкой, как и жизнь Этана, в которой она принимала непосредственное участие. Этан жил на широкую ногу, он очень много требовал от мира, но, в конце концов, и от него останется лишь имя, так же как это, выгравированное на камне имя. Страсть, потребности, эго — не более чем воспоминания, оставшиеся после него. Другим приходится справляться с хаосом, который он оставил, уходя. Пытаться понять умершего было так же сложно, как и разобрать слова на камне. Жизнь Этана, как и выгравированная на надгробии надпись, распадалась на мелкие части мозаики, которую Мэг надо было расшифровать и собрать заново. Она снова провела рукой по камню, нащупывая надпись, но ее там не было.

Глава 17

— Я хочу сказать, что тут не нужны приезжие, которые будут нам рассказывать то, что мы и так знаем, — медленно и невнятно произнес Лестер Фридландер.

Он стоял, расправив плечи, всем своим видом напрашиваясь на неприятности. Фонарь возле лестницы, у входа в церковь, освещал автостоянку. Там находились: Лестер, владелец собственной строительной компании, Вилли Скилар, ремесленник и менеджер вокзала, работающий на полставки, и еще полдесятка мужчин, которые стояли вокруг пикапа Вилли. В Кузове грузовика виднелся бочонок с пивом. Мэг поняла, что они уже порядком напились. Она возвращалась в церковь, но остановилась в тени, чтобы послушать их разговор.

— Да ты просто не любишь полицейских, — ответил ему Карл Йодер, младший брат Майка. — С тех пор, как Том поймал тебя в прошлом году.

— Я не об этом, — продолжал Лес, едва не свалившись от усердия, с каким он удерживал тело в позе смельчака. — Ко мне лично это не имеет никакого отношения, понятно? Это касается всех нас. Вы знаете, кто платит этим парням из штата, которые приехали сюда и заняли половину номеров в «Рокконик»? Кто платит им за то, чтобы они копались в мусоре и грязи в мастерской Этана Мак-Гована? Мы! Вот кто! Это наши кровно заработанные доллары, вот! А для чего? Мы все и так знаем, что случилось.

— Эй! Надо чтобы преступление расследовали профессионалы, Лес, — сказал Вилли, наливая пиво в пластиковый стакан.

— Как будто нам нужна печать или подтверждение штата? — не успокаивался Лес. — Послушайте, это смешно! Люсинду Мак-Гован нашли с орудием убийства в руках, ради всего святого! Неужели нужен Коломбо или Метлок, чтобы помочь Тому расследовать дело?

— Я думаю, что Том без чужой помощи даже свои очки для чтения найти не сможет, — отметил Теодор Визель, учитель математики, которые жил в Ред-ривере и преподавал в средней школе в Монтвиле. Он любил иронизировать и строил из себя всезнайку. Он явно был доволен, что вслед за его комментарием раздался смех.

— Но они наверняка на нем были, когда он допрашивал Бекку Сабин, — предположил Вилли, улыбаясь и кивая головой. — Вы бы видели, как он вчера помогал ей выйти из машины возле полицейского участка! Как будто она важная особа!

— Я бы сам не отказался помочь ей кое с чем, — прокомментировал Карл Йодер. — Ну и тело у этой женщины! Если, конечно, вы понимаете, что я имею в виду.

— Ребята из штата тоже разглядывали ее во все глаза, — добавил Вилли, — я забирал разрешение на охоту, когда Бекка приехала на допрос. Они из кожи вон лезли, чтобы принести ей кофе или что-нибудь еще.

— Это лишний раз подтверждает мои слова, — сказал Лес, стоя на ногах уже увереннее. Все знали, какое наслаждение Лес испытывает, просто слушая свой голос. После драматичной паузы он продолжил: — Вы только представьте, как детективы беседуют с Беккой: «Мэм, что вы делали в то утро, когда Люсинда Мак-Гован воткнула раскаленный металлический прут прямо в грудь своего отчима? Спали? А что на вас было надето? Конечно, это очень важно для раскрытия дела. А вы можете подробно описать ваше красное шелковое белье…»

Раздался смех, и Теодор Визель добавил:

— Этан уж точно мог бы его описать.

— Да уж, это точно, — добавил Вилли, хихикая.

— Этан мог бы дать подробное описание многих спален в этом городе, — сказал Карл.

— Да, и спальни твоего брата тоже, — сказал Лес, подталкивая Карла локтем.

Повисла пауза. Мэг почти слышала, как скрипят их мозги. Болтун Лес Фридландер! Накачавшись пивом, он просто не в состоянии держать язык за зубами.

Карл отступил в сторону.

— Что ты хочешь этим сказать, Лес?

— То, что уже многие из нас знают на протяжении многих лет, — начал было оправдываться Лес. Но потом, оглядевшись по сторонам, понял, что на поддержку рассчитывать не приходится. — Вы, братья Йодеры, слишком праведные, чтобы признать, что у Полы были чувства к Этану, и еще какие! А так как мы все знали этого парня, то несложно предположить, что он воспользовался ее слабостью.

Без предупреждения Карл с силой ударил Леса Фридландера кулаком в грудь. Стакан с пивом взлетел в воздух и приземлился на ветровое стекло стоящей неподалеку машины. Мужчины упали на землю и, пиная друг друга, стали кататься у задних колес машины Вилли. Мэг их не видела, но слышала проклятия и прерывистые вздохи.

— Что там происходит? — неожиданно на площадке появилась Франсин. Большое пальто, которое она накинула на плечи, придавало ей немного комический вид. Но тон ее голоса был далеко не веселым.

— Ничего, — пробормотал Вилли Скилар, делая шаг вперед и закрывая от глаз Франсин бочонок с пивом. — Просто небольшое недоразумение. Правда, ребята?

Лес и Карл выбрались из-под грузовика и теперь стояли поодаль друг от друга, бормоча что-то себе под нос.

— Вилли Скилар, ты привез пиво на территорию церкви без моего разрешения?

— Нет, Франсин, — начал оправдываться Вилли. Его голос звучал искренне. — Когда я пришел на службу, бочонок уже был в машине. Я не специально принес его. Мы здесь просто разговаривали, ты же знаешь, как бывает. Мы тут ждем жен и детей. Не думаю, что мы кому-то мешаем.

— Вы — взрослые мужчины, вам должно быть стыдно, — ответила Франсин. Мэг поняла, что гнев ее утихает. — Уберите этот бочонок прочь с глаз моих! Идите домой, пока вы в состоянии это сделать. На дорогах скользко, я бы не хотела, чтобы кто-нибудь из вас, дураков, врезался в дерево. За эти несколько дней у меня было достаточно проблем.

— Слушаемся, — ответил Вилли, а Карл и Лес между тем стряхивали с себя осколки льда и снег. — Прости, что потревожили.

— И еще одно, Лес, — добавила Франсин. — Иногда мне кажется, что нам забыли оставить одиннадцатую заповедь: «Не суй нос не в свое дело». Ты понимаешь, о чем я?

Мэг оставалась в тени, не желая, чтобы выяснилось, что она подслушивала, до тех пор, пока мужчины не разъехались. Франсин вернулась в помещение.

Вилли Скилар влез в машину. Прежде чем включить зажигание, он открыл окно и обратился к Лесу, который счищал лед с лобового стекла:

— Вам не кажется, что прут ему воткнули не случайно? Учитывая, сколько раз он сам это делал в свое время…

В холодном ночном воздухе раздался громкий смех Леса и Тео Визеля, услышавших этот каламбур.

* * *

— Мэг, надо отвезти девочек домой, — сказала Ларк, когда Мэг вошла в церковь.

Внизу людей стало заметно меньше, в основном они толпились возле вешалки. Маленькие дети, усталые и притихшие, сидели на складных стульях, в то время как родители надевали им зимние ботинки. Мэг заметила, что во время похорон и на приеме Ларк сохраняла удивительное спокойствие. Глаза ее сияли, голову она держала прямо. По крайней мере на публике Ларк достойно переживала убийство мужа. Она говорила, что расставание с любовью не может сопровождаться бурными эмоциями. Но теперь, когда многие вещи нашли свое логическое объяснение, Мэг мимо воли задавала себе вопрос: от какого чувства брала начало выдержка ее младшей сестры? Совершенно ясно, что Этан никогда не был тем прекрасным мужем и отцом, каким Ларк привыкла его изображать. Мэг — далеко не единственная женщина, которую он пытался соблазнить. Этану не удалось добиться желаемого, но разве ей, Мэг, от этого легче? Теперь под сомнение встало все, что она знала о браке сестры. Все было намного запутанней и сложнее, чем хотела показать Ларк. Сестра, которая посвящала Мэг в мельчайшие детали обыденной жизни, умудрилась скрыть истинную проблему — своего мужа.

— Я сейчас тоже иду, — ответила Мэг, пытаясь по глазам понять, о чем думает сестра, но та отвела взгляд. Усталая и раздраженная, Ларк смотрела на уходящих людей.

— Я хотела попросить тебя остаться и помочь Франсин с уборкой. Я рассчитывала, что это сделает Жанин, но, похоже, Клинт много выпил, и ей надо отвезти его домой. Откуда вообще здесь появилось спиртное?!

— У Вилли Скилара в машине был бочонок пива, — начала Мэг. — А закончилось дракой… — Она хотела рассказать Ларк о случившемся, но, бросив взгляд на идущих вслед за мамой сонных Брук и Фиби, передумала.

— Ох уж эти мужики! — сказала Ларк надменно, но потом выражение лица стало мягче. Она кого-то увидела в толпе. Обернувшись, Мэг поняла, что сестра смотрит на Эйба, в руках у которого были пальто.

— Ну, девчонки, — сказал Эйб, передавая Брук и Фиби их пальто, — пора отправляться домой.

— Эйб отвезет нас, — сказала Ларк. — Франсин предложила подбросить тебя домой, когда вы закончите уборку.

Мэг знала, что у нее не было выбора. Придется ответить на просьбу Ларк согласием, хотя в душе поднималась волна протеста. Ларк никогда не рассказывала сестре о выходках своего мужа, а теперь нарочно делала так, чтобы Мэг чувствовала себя виноватой и несчастной. Для Мэг семья Ларк всегда была хранилищем божественной любви, а теперь все рухнуло в один миг, как карточный домик. Разве она не достаточно мучилась, пытаясь образумить Этана, чтобы сохранить их с Ларк семью? Теперь она понимала, что брак ее сестры был ни чем не лучше несчастливого союза их родителей. Все эти годы Мэг завидовала тому, что есть у Ларк. Быть может, сердце обманывало ее?

Еще две женщины остались помочь убрать в церкви, но Мэг их не знала. Они умели обращаться с тремя большими промышленными посудомойными машинами, поэтому работали на кухне, а Мэг и Франсин убирали в главном зале: складывали стулья, собирали в пакеты мусор.

— Давай уберем столы, — сказала Франсин, когда стулья уже стояли в кладовой за вешалкой. Они перевернули стол, отсоединили и сложили металлические ножки. За все время работы они перекинулись всего лишь парой слов. Мэг не удивилась, когда Франсин наконец-то заговорила. Было такое чувство, как будто все это время они общались, обмениваясь мыслями.

— Я видела тебя на стоянке. Я помню выражение твоего лица, Мэг. Неужели ты до сегодняшнего вечера ничего не знала об Этане?

— Я знала, что у него были проблемы, но даже не догадывалась о масштабах.

— Разве интуиция ничего тебе не подсказывала?

— Когда я впервые увидела Этана, примерно десять лет назад, у меня возникли кое-какие сомнения. — Мэг посмотрела через стол на Франсин и впервые увидела нежность в ее спокойном, обезоруживающем взгляде.

— Да, — одобрительно кивнула Франсин, — Ларк рассказывала мне про Беннингтон.

— Но с годами, — продолжала говорить Мэг, чувствуя растущее облегчение, — их брак креп, потом родились девочки, и я поверила в него, их семью. Более того, я даже стала завидовать. Они казались мне такими дружными, полностью посвящали себя друг другу и дочерям…

— Ну да, я понимаю, — сказала Франсин, кивая головой. Они взялись за другой стол. — Трава соседа всегда зеленее. Желание, страсть… могут быть созидательными силами. Это своего рода эмоциональное топливо, благодаря которому мы двигаемся с места на место. Но что мы находим там, куда прибыли? Да, в жизни все не так, как бы нам хотелось, правда?

— Неужели все в городе знали правду?

Франсин постучала пальцам по столу и посмотрела Мэг в глаза.

— Правду? Когда речь заходит о поступках и стремлениях человека, мне кажется, слово «правда» неприменимо. Правда у Бога. У нас что-то более приземленное. Но, отвечая на твой вопрос, я могу лишь представить тебе факты. Ты уверена, что хочешь их знать?

— Да.

— У Этана Мак-Гована, похоже, было хобби — бегать за самыми привлекательными и соблазнительными женщинами этого городка. Как много их было за то время, что я здесь? Я полагаю, до десятка. Он волочился за ними, несмотря на то что был женат, да и пассии его тоже часто были замужними. Я думаю, он не отдавал себе отчета в том, что делает. Некоторые люди говорят, что это зависимость, как алкоголизм или наркомания. Кстати, в Олбани работает группа помощи для страдающих одержимостью сексом. Однажды я посоветовала Этану сходить туда. Ты догадываешься, что он мне ответил, правда? Он посмеялся надо мной. Я очень часто размышляла, пытаясь найти ответ на вопрос: можно ли простить Этану его поведение, ведь он не контролировал себя, как не может себя контролировать мертвецки пьяный человек?

— Он тебе не особенно нравился, разве не так?

Франсин пристально посмотрела на Мэг, но у нее было такое чувство, что пастор смотрит сквозь нее, и видит что-то такое, чего обычный человек увидеть не может.

— Когда я познакомилась с Ларк и Этаном, — заговорила Франсин, покачивая головой, как бы вспоминая, — я была так тронута. Как ты только что сказала, они казались идеальной парой, но в них не было ничего показного. Они были естественными — умные, творческие, преданные друг другу… Я чувствовала, что они счастливы. С первых дней нашего знакомства мы с Ларк болтали часами. С Этаном отношения были ровные. Конечно, потом я поняла, что он был атеистом скорее из-за собственных убеждений, а не из-за лени. Мы спорили с ним по этому поводу. Этан прекрасно аргументировал свои взгляды на религию, цитировал Кьеркегора[11], Ортега-и-Гассета[12], Спинозу, в дискуссии был прекрасным, яростным соперником. Спорить с ним — одно удовольствие… — Франсин прервала свою речь и засмеялась. — А однажды летом он провожал меня домой и на полпути, прямо возле дома Линдбергов, обнял меня и поцеловал. О Боже, да, так оно и было! Поцеловал меня! Я была в таком шоке! Но… я не испугалась. Я никогда… я не из чувствительных людей. Эта его вспышка страсти захватила меня врасплох. Наконец я оттолкнула его, сказала, что он смешон и чтобы он никогда больше так не делал. Но он сказал мне, что хотел меня поцеловать с того момента, как увидел, сказал, что влюбился в… мой ум! Теперь ты видишь, как он был умен? Он знал, что я никогда не поверю, что его тянуло ко мне физически, но надеялся, что если похвалит мой ум, дело выгорит. И я поверила. На несколько дней.

Мэг затаила дыхание. Этан так же омерзительно вел себя с ней.

— После этого, через пару дней, ко мне пришла одна из моих прихожанок, молодая женщина, которая недавно вышла замуж. Местная девушка из фермерской семьи. Симпатичная, рыжеволосая, с пышной грудью. Она явно была чем-то обеспокоена, целый час собиралась с духом, а потом призналась, что полюбила другого мужчину. К чему тянуть? Ты и так знаешь, о ком шла речь, — конечно, об Этане. С ней он действовал по-другому. Она любила рисовать акварелью. Мечтала стать художницей. Похоже, он начал давать ей уроки. Сказал, что у нее особый талант, что его надо развивать. Конечно, ее деревенщина-муж ничего не понимал в искусстве. Этан действовал правильно. Он, видишь ли, влюбился в ее творческую натуру. И это было только начало, Мэг…

— И все они приходили к тебе? — спросила Мэг, представляя, как, должно быть, тяжело было Франсин выносить все это. — Чтобы рассказать о наболевшем?

— Приходили те, кто посещал мои службы, — продолжала Франсин. — Даже после того, как у Этана в городе сложилась соответствующая репутация. Это не имело значения. Он был очень ловок в этом деле и обладал каким-то сверхъестественным шестым чувством: умел найти в женщине уязвимое место, знал, где находится заветное желание, которое он мог бы использовать. Этану было недостаточно заполучить тело, ему также надо было овладеть чувствами. Он, конечно, желал тело, но больше всего ему нужно было сердце. Он делал все возможное, чтобы убедить женщину, что она от него без ума, что она его любит телом и душой, заставлял бросать мужа, детей, все равно кого… Они полностью отдавали себя ему. После чего он переходил к другой жертве.

— Ты ненавидела его, — сказала Мэг.

— Да, и это мой самый большой грех. Я ненавидела Этана Мак-Гована всем сердцем на протяжении многих лет. Я ненавидела его так, как ненавижу самого дьявола.

Глава 18

Погода во вторник стояла ясная, и похороны Этана на новом кладбище, к югу от города, прошли спокойно. На церемонии присутствовали только Ларк, Мэг, Клинт, Эйб, Франсин и работники кладбища. Ларк решила оградить детей от лишних негативных эмоций, поэтому оставила их дома под присмотром Жанин. Прощание было коротким. Франсин прочитала Псалом 23, и электронные подъемники стали опускать гроб в могилу. «Если я пойду и долиною смертной тени…»

Мэг слушала без эмоций, без слез. Кроме огромной усталости во всем теле она ничего не чувствовала. Она знала, что очень много времени пройдет (если это вообще возможно) прежде, чем она поймет человека, которого они хоронили сегодня. Многие годы Этан был частью ее мира, она не рассматривала его как мужчину, отдельно от Ларк и девчонок. А потом он внезапно появился из ниоткуда и сломал ее жизнь, оставил за собой разбитые сердца. Только когда он умер, она поняла, какие страдания он причинял своим близким. Мэг обвела взглядом присутствующих на похоронах, словно оценивая моральный ущерб.

Рядом с Ларк стоял Эйб в дорогом черном костюме и в пальто, которые выделялись на фоне деревенского пейзажа. Перед церемонией он сказал Мэг, что сразу после похорон поедет в город, где его ждут срочные дела. Она чувствовала, что он остался только для того, чтобы поддержать Ларк, которая за последние дни очень сблизилась с ним и отвернулась от Мэг. Эйб и Ларк всегда были дружны, но только за эти выходные Мэг заметила, насколько близкими они стали. Он был внимательным с Брук и Фиби, которые его просто обожали, а с Ларк — нежным и заботливым. Мэг испытала чувство, отдаленно похожее на зависть, когда он обнял Ларк за плечи, в то время как работники стали засыпать гроб землей.

В последние дни Эйб был очень любезен и с Мэг, но все же иногда она замечала, что он сидит, погруженный в свои мысли, и не замечает, что она за ним наблюдает. Это было непохоже на Эйба, который сам был очень наблюдательным. Он много времени проводил в доме, помогая Ларк с поминками и похоронами, делал все возможное, чтобы девочки не грустили, но Мэг чувствовала, что его веселость была наигранной. Конечно, всем им приходится нелегко, когда душой овладевает горе и возникает чувство, что против тебя ополчился весь мир, но все же Мэг чувствовала, что Эйба грызет тайная тревога.

Ларк плакала, ее тело сотрясалось от громких всхлипываний. Если бы это случилось несколько дней назад, при виде подобной картины сердце Мэг готово было бы разорваться. Сейчас же она чувствовала только замешательство. Как Ларк могла любить мужчину, который обманывал ее все эти годы? Почему она не чувствует облегчения от того, что его больше нет? Среди всех вопросов относительно жизни и смерти Этана эти два мучили ее больше всего. Почему Ларк так сильно любила Этана? Она должна была ненавидеть его за все то горе, которое он причинил ей и их семье…

Клинт выглядел ужасно: глаза его распухли, а лицо стало красным. Он неподвижно стоял возле Франсин и держал ее сумку, в то время как она читала строки из Библии. Его редкие волосы растрепались на ветру. Мэг слышала, как он спросил Ларк, можно ли прийти после похорон к ней в дом.

— Нам с Жанин надо поговорить с тобой кое о чем, — сказал он на стоянке у кладбища, ожидая, пока привезут гроб.

— Конечно, — ответила Ларк. — Но тебе не обязательно заявлять об этом так формально, Клинт. Вы всегда свободно заходили в дом, с тех самых пор, как я вас знаю.

— Да, но это важный вопрос, — ответил он. — Я бы хотел заранее договориться о встрече.

Они собираются сказать Ларк, что уходят, догадалась Мэг, наблюдая, как Клинт склонил голову, когда Франсин читала «Отче наш». Конечно, они переедут, ведь их жизнь крутилась вокруг «Мастерской Ред-ривера». На протяжении почти десяти лет они работали незаметно для всех: Жанин занималась отправкой заказов, счетами, оборудованием, Клинт помогал в мастерской, поднимал тяжести, содержал помещение в порядке, занимался работой, которой Этан не хотел себя утруждать. И что же они получили в результате? Мэг сомневалась, что Этан позаботился об их пенсии или что они сами задумывались о том, что с ними случилось бы, если бы не Этан. Ей было жаль Линдбергов, в них она видела еще двух жертв легкомыслия Этана и его бессмысленной жизни.

Но у безрассудного поведения Этана была еще одна жертва. Люсинда, которая была одна в больнице и которую уже осудил весь город. Непослушная, запутавшаяся, никем не любимая Люсинда в самый сложный период своей жизни попала к Этану и Ларк. Надеясь обрести приют в тихом деревенском городке Ред-ривер, она получила отчима, который когда-то покинул ее мать, а теперь обманывал свою новую семью. Ей надо было смириться с тем, что место ее отца занял… монстр. В те годы, когда проблемы большинства подростков в основном касаются их внешности, Люсинде пришлось иметь дело с проблемами взрослых: похотью, изменой, предательством. Мэг вспомнила рыдающее создание, едва похожее на девушку, которое она видела в больнице, и сердце наполнилось жгучей ненавистью к Этану.

«…И прости нам грехи наши, как и мы прощаем должникам нашим».

Голос Франсин был спокойным и четким, но Мэг задумалась о том, была ли она искренней. Она не могла простить Этана, когда он был жив, и Мэг сомневалась, что смерть освободила его от грехов, свидетелем которых была Франсин. Женщина-пастор замолчала и оглядела присутствующих. Мэг посмотрела на нее, слабо улыбнувшись.

Франсин кивнула ей в ответ.

«Аминь!» — сказала она и захлопнула Библию.

Клинт поехал домой вслед за ними. Когда Ларк остановилась у дома, она повернулась к Мэг и сказала: «Я бы хотела, чтобы ты тоже присутствовала при разговоре с Клинтом и Жанин. Я не знаю, чего они хотят или что обещал им Этан. Чтобы там ни было, мне понадобится совет, что делать с мастерской».

Впервые после смерти Этана Ларк обратилась к старшей сестре за помощью. Мэг одновременно почувствовала облегчение и тревогу. Сейчас, когда сестра вновь проявила интерес к общению с ней, Мэг понимала, что ей придется сдерживаться, чтобы не выразить свое истинное отношение к событиям последних дней.

Они сели за кухонный стол. Клинт принес толстые манильские сигары. Ларк сразу закурила, а Жанин стала откашливаться и отмахиваться от дыма.

— Прости, — извиняясь, сказала Жанин, — ты же знаешь, у меня аллергия.

— А у меня нервный срыв, — резко ответила Ларк, — и мне надо покурить.

— Конечно, — со вздохом сказала Жанин, — я все понимаю. На самом деле это не так уж важно.

— Дело в том, — прямолинейно начал Клинт, — что мы с Жанин знаем, как управлять мастерской, а тебе надо, чтобы ее содержали в порядке. Мы говорили об этом, Жанин и я, и у нас есть хороший план, как сделать так, чтобы мастерская работала, по крайней мере, как раньше. Конечно, без произведений искусства.

— Вот так сразу? — спросила Ларк. — Этан был мастером своего дела. Я не хочу быть невежливой, Клинт, прости, если слова мои звучат неблагодарно. У Этана был довольно хороший бизнес, многие хотели бы занять его место.

— Я думал, что ты это скажешь, — сказал Клинт. Опустив голову, он посмотрел на бумаги, которые лежали на столе перед ним. — Но на самом деле стаканы, которые продаются под маркой «Мастерская Ред-ривера», делал я. Все три вида. И вазы, и тарелки, и многое другое я делал сам на протяжении двух лет.

— Клинт, неужели это правда? — Ларк была шокирована. — Этан никогда не говорил мне…

— Мы были уверены, что ты этого не знаешь, — ответил Клинт. — Я думаю, Этан рассчитывал, что так будет продолжаться недолго, что я временно буду этим заниматься. Со временем он собирался сам приступить к выдуванию бокалов. Но после шоу он перекинул на меня всю основную работу. И сказал, чтобы я никому об этом не говорил. Я думаю, он боялся, что покупатели будут чувствовать себя обманутыми, если узнают о том, что мастер не наблюдает за изготовлением каждого изделия. Я никогда не понимал, почему. Ведь каждая вещь была сделана по эскизу Этана. И использовалась его технология. В конце концов, это важно, это никак не подделаешь. Я знаю немало мастерских, где помощники делают большую часть работы. В любом случае, до сегодняшнего момента я все делал сам, и это совсем не вредило бизнесу, насколько я могу судить.

— А что делал Этан? — спросила Ларк.

— Он работал над своими скульптурами, — ответил Клинт. — Я думаю, не надо говорить, что только это его и волновало. Когда он понял, что я могу выполнять заказы, он просто перекинул эту работу на меня. Одно время я чувствовал себя обманутым, я имею в виду, что он не повысил мне зарплату или что-то в таком роде… Но потом я понял, что это можно рассматривать как благословение. Я отточил свое мастерство. Поверь, я не предлагал бы возглавить мастерскую, если бы не был уверен, что справлюсь. Я не из таких.

Мэг не сказала ни слова, но согласилась с тем, как оценил себя Клинт. Как и его жена, Клинт был скромным человеком, не любил выделяться, но был добросовестным, решительным и трудолюбивым. Мэг поразили слова Клинта о том, что то, что он выучил ремесло, пришлось как раз кстати и играло на руку Ларк. Тайное благословение. Благодаря тому, что у Этана пропал интерес к коммерческим вопросам, у Ларк сейчас был управляющий, который мог его заменить.

— Об этом стоит подумать, — ответила Ларк.

— Мы не только думали об этом, — продолжал Клинт, передавая Ларк аккуратно сложенную стопку печатных страниц. — Здесь наше предложение. Это то, над чем я думал все это время. Когда-нибудь я бы показал это Этану, если бы не…

Ларк быстро просмотрела страницы.

— Что это за розничный магазин? — спросила она, указывая на строчку на второй странице.

— Это магазинчик, который мы могли бы открыть. Там было бы несколько отделов и помещение для занятий, — ответил Клинт, и впервые за весь разговор голос его прозвучал неуверенно. — Мы могли бы продавать свой товар и зарабатывать дополнительные деньги, давая уроки. Что-то вроде распространения учения о выдувании стекла.

— Я сомневаюсь, что Этан разрешил бы это делать, — нерешительно сказала Ларк. — Он ненавидел все, что превращало искусство в коммерцию.

— Для него это было искусство, — ответил Клинт, кивая головой в знак согласия. — Но для других, для меня, это просто ремесло. Работа. Я не художник, Ларк, и никогда не претендовал на это звание. Я могу делать только стаканы, простые пресс-папье и вазы, я никогда не смог бы замахнуться на создание скульптур, подобных тем, что делал Этан. Нам надо будет компенсировать эту работу посредством магазина и частных уроков. — Он наклонился и указал пальцем на страницы, которые лежали перед Ларк. — Это все написано здесь.

— Ты будешь получать пятьдесят процентов от всего, что мы сделаем, — робко добавила Жанин. — Это с продаж, не с прибыли. Мы возьмем все расходы на себя.

— Но по договору вы собираетесь использовать мастерскую, правда? И вы всегда платили минимальную арендную плату за дом. Я не знаю…

— Ларк, послушай, — вмешалась Мэг, увидев разочарование в глазах Линдбергов. — Это прекрасное решение для всех. Я не понимаю…

— Мне надо немного подумать об этом, — сказала Ларк, закуривая еще одну сигарету. — Все происходит так… быстро.

— Мы понимаем, — сказал Клинт, поднимаясь, чтобы идти. Он отодвинул стул Жанин, давая ей понять, что пора уходить. — Мы хотим, чтобы ты знала, что мы поддерживали отношения с ремесленническим центром в Нью-Хемпшире. У них может найтись для нас выгодное предложение, они сказали, что подумают об этом. Поэтому ответ нужен нам как можно скорее.

Ларк с подозрением посмотрела на него сквозь сигаретный дым. Мэг показалось, что в глазах сестры стоят слезы.

— Вы получите ответ через неделю.

— Хорошо, я сдаюсь, — сказала Мэг. Проводив Линдбегов, она вернулась в кухню. — Я была под впечатлением того, что тебе понадобился мой совет. Что тебе еще нужно от меня? Если Клинт будет управлять мастерской, у тебя будет хороший доход и ты сможешь продолжить работу над детскими книжками. Все могло бы быть по-старому…

— Речь не идет о моих желаниях, — сказала Ларк. — Я думаю, хотел ли этого Этан. Он знал о том, что зарабатывал бы гораздо больше, если бы открыл магазин, преподавал, если бы превратил мастерскую в коммерческий центр. Он знал об этом, но наотрез отказывался от этой идеи. Он хотел, чтобы работа его оставалась незапятнанной. Начни давать уроки людям этого города или туристам, приезжающим на лето, и каждый станет выдувать стандартные вазы. Это унизит настоящих мастеров, искусство превратится в обычное ремесло, которому любой сможет научиться дождливым вечером.

— Хорошо, — сказала Мэг, — но, может быть, лучше поступиться принципами, чем полностью потерять доход?

— Конечно, но речь идет не о твоих принципах. Когда дело касается того, чтобы побольше нахапать, ими можно пренебречь, так? Этан знал это. Он глубоко верил в то, что делал. Я не думаю, что ты понимаешь, что я хочу сказать.

— Я многое не понимала в Этане до этих выходных. Но у меня наконец-то стала вырисовывать полная картина. К сожалению, ты мне в этом не помогала.

— Что ты имеешь в виду?

— Ларк, ты говоришь мне о принципах, о честности Этана? Ради всего святого, он обманывал тебя с каждой привлекательной женщиной, которую мог найти. Как ты можешь говорить о доброй памяти человека, который так поступал с тобой?

После убийства Этана Мэг заметила, что ее сестре с трудом удается сфокусировать взгляд. Но сейчас, глядя ей прямо в глаза, Ларк сказала:

— Ты ничего не знаешь обо мне и Этане.

— Потому что ты делала все, чтобы скрыть от меня ваши отношения, — ответила Мэг. Сейчас было самое время сказать все, что она думала о так называемом «счастливом» браке сестры. — Ты прекрасно знала о том, чем занимался Этан за твоей спиной. И могла бы многое рассказать. Но мне самой пришлось узнать обо всей этой грязи. Как долго все это продолжалось, я узнала от Франсин и других жителей этого города, от ваших соседей. Но не от моей сестры, от самого близкого человека на все белом свете! Мне не верится, что ты все эти годы скрывала от меня правду.

— Я знала, что ты не поймешь, — Ларк встала и подошла к раковине. Она наклонилась вперед и посмотрела через окно на однообразный пейзаж. — Ты… Франсин… никто не может знать, как это было. Каким был Этан на самом деле. Как он нас любил, защищал, мы были его домом, его семьей. Ради нас он работал, только нас он любил по-настоящему.

— Не хочу показаться жестокой, но если это правда, то что ты скажешь по поводу всех этих женщин?

— Они ничего для него не значили. Я знала это. Он постоянно убеждал меня, но на самом деле в этом не было необходимости. Я верила ему. Послушай, я знаю, что Этан был далеко не идеальным, у него были недостатки. В нем было что-то — энергия, пыл, неуправляемая страсть, — которую никто и ничто не могло удовлетворить. Мы много говорили об этом, особенно в самом начале наших взаимоотношений. Мне было больно наблюдать за происходящим. Как ты, наверное, знаешь, я замечала все: измены, предательство. Но мы говорили об этом, старались разобраться, потому что я знала, как он любил меня. Как обожал девочек.

— И меня тоже, Ларк, вспомни? Он всем своим видом пытался дать мне понять, что я ему небезразлична. Послушай, он даже пытался изнасиловать меня, слышишь? Если ты еще думаешь, что я могла испытывать к нему хоть какие-то чувства, тогда подумай еще раз, и хорошенько! Никогда в жизни я не переживала такого унижения и страха!

— Я любила Этана! — заплакала Ларк. — Я любила его больше всех на свете!

— Но он предавал тебя снова и снова. Малышка, скажи, почему ты не пришла ко мне? Почему ничего не рассказала?

— Что? Рассказать? Тебе? Которая предупреждала о том, что он разобьет мне сердце? — Ларк покачала головой. — Помнишь, именно так ты и предсказывала? Когда стало ясно, что ты была права, я просто не могла смотреть тебе в глаза. Я хотела, чтобы ты в меня верила. Хотела, чтобы ты нас уважала. Я не знала, как заговорить об этом с тобой или с другим человеком. Только с ним мы говорили, анализировали. Мы поняли, почему так происходило. Всему виной его творчество, его желание создавать, владеть. Таким образом он искал вдохновение, посредством женщин…

— Они были частью его творческого процесса? — спросила Мэг с печалью в голосе. — Все равно что разжечь печь? Или вращать трубку? Прости, дорогая, но мне надо пойти и соблазнить доверчивую девчонку, чтобы появилось вдохновение? Его поведение можно оправдать, потому что он был художником?

— Видишь? — тихо ответила Ларк. — Ты не понимаешь, я так и знала. Я и не думала, что будет по-другому. Наши отношения с Этаном… были вне понимания других людей. Я позволила ему делать все, что он захочет, дала ему полную свободу. Я понимала, что именно так я могу показать ему, насколько сильно я его люблю. Такого мужчину нельзя было запереть в клетке. Невозможно было наложить какие-то ограничения на наш брак.

— Да ты только послушай себя! Ты так спокойно его оправдываешь! — Мэг отодвинула стул, поцарапав пол. Она была слишком рассержена и не могла больше сидеть на месте. Ларк тоже поднялась и пошла в кладовую. Мэг наблюдала, как она ищет что-то в буфете. Потом Ларк достала бумагу и стала скручивать сигарету.

— Он обманывал тебя, разве не так? — продолжала Мэг. — Франсин рассказала мне, что у него был талант находить у женщин слабые места, что он умел воспользоваться их тайными желаниями. Твои он прекрасно знал, знал, что ты мечтала быть свободной, оригинальной, нетребовательной. А если ты была в душе такой свободной, то почему бы и ему не быть свободным в любви? Но знаешь что, Ларк? Я ни на секунду не поверю, что ты спокойно к этому относилась. Я думаю, каждый раз, когда ты узнавала, что он бегает за новой жертвой, боль терзала свою душу, и ты мучилась.

— Когда Этан был не со мной, он делал все, что ему захочется, — ответила Ларк. — Это не касалось меня, нас. Я не оправдывала его, но я прощала. Мы были семьей. — Ее голос дрожал, но Мэг не могла понять, что было тому причиной — злость или откровенность.

— А Люсинда? Она не была частью вашей семьи? Посмотрела бы ты на нее сейчас!

Ларк подкурила сигарету и сделала сильную затяжку. Пробежала глазами по шкафу, на полках которого аккуратно были выставлены бутылочки голубого и зеленого цвета с настойками домашнего производства. Рядом, над двойной фарфоровой раковиной, висели высушенные букеты из трав. Потом она повернулась к Мэг. Неудивительно, что после смерти Этана она похудела — она не ела ничего существенного, казалось, только пила зеленый чай и курила травку. Но в тот момент Мэг заметила, что Ларк потеряла не только в весе. Она утратила энтузиазм, который оживлял ее лицо. Сейчас черты ее лица словно окаменели, превратились в темную маску неуверенности и горя. Хотя у Ларк было три дочери, до смерти Этана Мэг всегда ее саму считала девочкой. Порывистой, беззаботной девочкой, на которую всегда можно положиться. Ларк была щедрым, почти безрассудно оптимистичным человеком. А теперь все это исчезло. Женщина, стоящая напротив Мэг, больше никогда не засмеется, ощущая всей душой безграничное счастье. Если Ларк думала, что после смерти Этана ее жизнь пошла под откос, то Мэг считала, что катастрофа началась еще тогда, когда Этан Мак-Гован впервые появился в ее жизни.

— Мне нужен был твой совет, — сказала Ларк, — а не твое сочувствие.

— Хорошо, — Мэг тронула Ларк за плечо. Ларк не отстранилась, и Мэг не убрала руку. — Пусть Линдберги возьмут мастерскую на полгода. Посмотришь, что получится. Ты всегда сможешь передумать, если что-то не понравится.

— Может, ты и права.

— Так ты сможешь сконцентрироваться на своей работе, на книгах, на девочках. Твоя жизнь наладится.

Мэг знала, что говорит банальные вещи, но Ларк кивнула в знак согласия. Они стояли рядом, на расстоянии вытянутой руки. А потом, вздохнув, шагнули навстречу и обнялись. Возможно, они никогда не смогут простить или понять то, что случилось, но они все еще были нужны друг другу. Мэг это знала. И только это имело значение.

Глава 19

На следующий день после похорон Этана, возвращаясь в Нью-Йорк, Мэг не планировала останавливаться, чтобы встретиться с Люсиндой. Обычно, чтобы выехать на оживленную обсаженную деревьями автостраду, она выбирала живописные, извилистые пустынные дороги. Но сейчас она должна была попасть на Манхеттен сразу после обеда, чтобы разобраться с накопившимися в офисе делами, поэтому она выбрала более короткий путь через Монтвиль. Оказавшись возле больницы, она остановилась, говоря себе, что это произошло импульсивно. Однако позже ей стало ясно, что, вероятнее всего, она приехала туда с определенной целью. В голове у нее крутилась масса вопросов, и она знала, что сначала придется найти ответ на самый неотложный из них: верит ли она в заявление Люсинды о ее невиновности? Верит ли она, что девушка не убивала Этана?

По словам медицинской сестры, которая встретила Мэг у лифта и проводила в изолятор, Люсинда все еще находилась на пятом этаже из-за инфекции, распространившейся по организму из-за ожогов третьей степени на ее ладонях. Сестра заверила Мэг, что в таком положении дел не было ничего необычного, но, тем не менее, им пришлось принять определенные меры предосторожности.

Питание Люсинда получала внутривенно, и поэтому немножко похудела. Это, в сочетании с новой короткой стрижкой, бесплатно предоставляемой пациентам за счет правительства, резко изменило внешность Люсинды. Цвет ее лица оставался бледным и неровным, на подбородке выскочил прыщ, но похудение выявило структуру ее лица — высокие скулы, широкий выразительный лоб. Рыжая краска почти сошла с ее волос, и теперь они были тусклого серовато-каштанового цвета. Короткая челка подчеркивала жидкий янтарь ее карих глаз. В выражении лица Люсинды теперь появилась уязвимость, взгляд — обнаженный, ранимый, не обманывающий — человека, которому почти нечего терять.

— Мэг? Большое спасибо, что зашла… — при виде приближающейся Мэг Люсинда широко раскрыла глаза от удивления. Девушка вся напряглась, когда Мэг наклонилась над ней, чтобы поцеловать в лоб. В ее поведении что-то изменилось — Люсинда испытывала чувство благодарности. Мэг обратила внимание, что повязки на ее руках были менее объемными, чем во время ее прошлого визита два дня назад; тугие витки бинта напоминали перчатки без пальцев, которые носит поп-звезда Майкл Джексон.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Мэг.

— Ужасно, — прошептала Люсинда. — Мне кажется, что они доберутся до меня, Мэг. Я думаю, что именно это они и собираются сделать.

— Бордман — прекрасный адвокат по криминальным делам, — заверила ее Мэг, повторяя слова Эйба. — Он выиграл множество дел несовершеннолетних. Ты в хороших руках.

— Правда? — В глазах Люсинды заблестели слезы. — Он приезжал вчера, и у нас опять был длинный разговор. Я снова пережила вместе с ним все сначала. Можно сказать, что он сделал опись, запечатал пакет и даже доставил по месту назначения. И поставил крест. Он обсуждал со мной отсрочку наказания. Говорил о хорошем поведении, способах заслужить снисходительность. Знаешь, что я об этом думаю? Я думаю, что все вы должны потратить немного времени, чтобы найти эту чертову правду.

— А в чем же, ты считаешь, эта правда состоит? — спросила Мэг, подвигая стул и усаживаясь рядом с ее кроватью.

— Не знаю, — сказала Люсинда. — Я продолжаю перебирать в уме всех людей, которых я знаю в этом городе и которые не любили Этана. Мэг, их масса. Думаю, что об уродливой стороне жизни Ред-ривера я знаю больше, чем многие. Знаешь, все видели во мне источник неприятностей, дурное семя. И одна из главных причин, почему они не любили меня, — я имею в виду, просто так, без всякого повода, — это то, что они знали: я пришла из прошлого Этана. Забудь, что я не была даже родственницей этого ублюдка. Я виновна по ассоциации.

— И все-таки такой человек существует? Кто-нибудь, у кого, по-твоему, был четкий мотив?

— Ну, давай начнем с мужей всех женщин, с которыми Этан спал. Уже это даст нам список длиной в полметра.

— Да, но все эти связи были в прошлом, — заметила Мэг. — Насколько я знаю, Этан заводил себе женщин по одной. И мы обе знаем, куда он направил свое внимание перед смертью. Не думаю, чтобы какой-то из этих мужей вдруг стал так бешено ревновать, что это подтолкнуло его к преступлению — тем более спустя месяцы после свершившегося факта.

— Ладно, а как насчет самих женщин? — спросила Люсинда, немного привстав на постели. — Может, у одной из них до сих пор на Этана зуб, она не может простить, что он от нее свалил!

— Такое возможно. Но Этан должен был ее по-настоящему взбесить — и при этом она должна быть в него серьезно влюблена. Ну, не знаю… ты бы смогла кого-нибудь убить за то, что он тебя разлюбил?

— Ты думаешь о том же, о чем и я думаю?

— Ты имеешь в виду Ларк? — сказала Мэг, поймав встревоженный взгляд Люсинды. — Я думаю о ней с того момента, когда ты два дня назад сказала Эйбу и мне, что не убивала Этана. После того как Ларк рассказала мне, что у тебя был выкидыш, и намекнула, что отцом мог быть Этан, я была уверена, что это ты его убила. И я прекрасно понимала, почему. Я знала, каким он может быть агрессивным, как умеет манипулировать людьми. Я была готова и на суде давать такие показания. Но когда ты рассказала, что Этан даже не прикасался к тебе…

— Мэг, я готова поклясться на целой стопке Библий, — с жаром сказала Люсинда.

— У меня такое чувство, что, по крайней мере, на одной Библии тебе клясться придется, — сказала Мэг. — Дело в том… Я вдруг поняла, что в твоем сценарии есть смысл. К тому же, почему ты держала обжигающий конец понтия? Я думаю, что руки твои обгорели, потому что ты на самом деле вытаскивала его — ты скорее пыталась спасти жизнь Этана, чем отнять ее.

— Так ты действительно веришь мне, Мэг? — Глаза Люсинды наполнились слезами, а лицо озарила надежда.

— Думаю, что да, но у меня по-прежнему остается масса вопросов. Почему ты спустила недоношенный плод в туалет?

— Потому что не знала, что беременна.

— Хотела бы я этому поверить! Но не думаю, что смогу. Насколько я понимаю, ты это скрывала. Ты, конечно же, знала, что беременна, а когда потеряла ребенка, испытала чувство облегчения. Ты думала, что никто не сможет узнать, что с тобой произошло. Ты надеялась, что смываешь в унитазе то, с чем больше никогда в жизни не будешь иметь дело.

Крепко зажмуренные глаза Люсинды все же не могли сдержать слез. Она опять легла на подушки и, не открывая глаз, сказала, всхлипывая:

— А вот это не твое собачье дело, правда? Все, что тебе следует знать, так это то, что Этан к этому никакого отношения не имел.

— Я знаю, — мягко сказала Мэг. — В этом я тебе верю. И не стану — теперь, по крайней мере — больше ни о чем тебя спрашивать. Но в какой-то момент, Люси, я собираюсь во всем разобраться. Во всем. И если ты хочешь мне помочь, мне понадобится твоя искренность.

Глаза Люсинды тут же открылись.

— Так ты собираешься мне помочь?

— Пока не знаю, как, — ответила Мэг, — но я все-таки попробую.

Разумеется, Мэг понимала, почему все обвиняют Люсинду в смерти Этана. Это было так просто и даже удобно — иметь в качестве обвиняемого «проблемного» человека, который не приходится тебе ни родственником, ни приятелем! Теперь все знали о выкидыше Люсинды, и многие, подобно Ларк, могли предположить, что Люсинда убила Этана потому, что забеременела от него. Теперь город мог безнаказанно заявить: прекрасное избавление от ненужного отребья! Одним выстрелом — два зайца. Это и Мэг могло существенно облегчить жизнь, поскольку в таком случае у убийства появлялся смысл, а Люсинда в глазах закона сама превращалась в жертву. Далее пришло бы время для предсказанной Бордманом снисходительности судей. Да, несомненно, Люсинде пришлось бы провести какое-то время в тюрьме. Но при хорошем поведении она вышла бы оттуда как раз вовремя, чтобы собрать осколки своей разбитой жизни и двигаться дальше. Совсем как двигался вперед Ред-ривер — быстро, спокойно, какую бы уродливую правду все они ни старались скрыть.

Все время по пути назад в город Мэг мысленно возвращалась к следующему стоявшему на очереди вопросу, гораздо более сложному и опасному. Если Люсинда не убивала Этана, кто же это сделал?

Мэг перебирала в уме людей, которых знала лично и которые не любили Этана. Сразу же в голову пришли Франсин и Эйб. Но оба они выказывали свое недовольство Этаном совершенно свободно и откровенно; конечно, если бы кто-то из них собирался убить человека, то не делал бы это так открыто. Потом Мэг подумала о тех, кто переживал об Этане, кто, казалось, любил его или, по меньшей мере, им восхищался: Ханна, Клинт, Жанин. Этан был человеком, который вызывал в других сильные эмоции, провоцировал бурную реакцию на свои поступки. Высокомерный, требовательный, очаровательный, невозможный, он либо любил тебя, либо прогонял от себя прочь. У него не было терпения на промежуточные варианты. И среди близких ему людей, казалось; не было ни одного, кто не отвечал бы на его страсть такой же страстью. Мэг по себе знала, как легко любовь может превратиться в ненависть, а восхищение — в ярость.

Она знала, что наиболее очевидным подозреваемым всегда является супруг жертвы убийства. И в этом случае она прекрасно понимала, что, поскольку полиция уже начала опрашивать людей в городе, доказательства любовных похождений Этана заставят представителей власти вернуться и повторно допросить Ларк. Да, Люсинду застали с орудием убийства в руках. Но мотив-то был как раз у Ларк: это она начала развивать мысль о том, что отцом погибшего ребенка Люсинды был Этан. Почему Ларк это сделала? Факт, что Люсинда вела беспорядочную половую жизнь, не требовал доказательств. Но одно дело беспорядочные связи, и совсем другое — спать со своим отчимом. Хотела ли Ларк сбить всех со следа? Или просто она сама пришла к ошибочному выводу в момент крайнего эмоционального напряжения?

Обдумывая все эти проблемы, Мэг снова и снова возвращалась к самому важному вопросу. Хватит ли у нее сил, решимости, мужества, чтобы продолжить поиск настоящего убийцы Этана… даже если в конце пути она встретит собственную сестру?

Глава 20

От Музея искусств «Метрополитен» офис Мэг около Брайант-парка отделяло больше сорока кварталов, но когда Мэг поняла, что такси в час пик взять не удастся и что у нее остается еще целый час до назначенной в музее встречи с Ханной, она решила пройтись. Она срезала угол, пройдя по диагонали через парк позади Публичной библиотеки Нью-Йорка, и пересекла огромную прямоугольную лужайку. В сгущающихся сумерках высокие окна офисных зданий, окружающих парк, мерцали маняще интимным светом. Мэг очень нравился ночной город, особенно в будни, когда каждый мог почти физически ощутить пульс городской жизни, наблюдая за пассажирами, бегущими к сабвэю[13], заядлыми театралами, спешащими на ранний ужин; вокруг нее пульсировали чужие миры внутри других миров, со своими приливами и отливами. Коллективная энергетика толпы всегда очень сильно воздействовала на нее: когда она слушала национальный гимн на стадионе, полном фанатов, по спине пробегала дрожь, она чувствовала себя комфортно, когда находилась среди людей, когда знала, что рядом с ней стоят другие, когда понимала, что они знают наизусть те же слова.

В эти дни Мэг решила, что будет выкраивать для себя пару минут отдыха везде, где представится возможность. Она ненадолго остановилась перед скамейкой, на которой они сидели с Этаном. Сейчас совершенно невозможно было поверить, что это было всего шесть недель назад. С тех пор ее мир изменился. Нет, поправила себя Мэг, изменился не мир, изменилась она. Она чувствовала, что почти во всех сферах своей жизни стала более осмотрительной. Она дважды обдумывала свои слова, перед тем как высказать свое мнение. Она стала уделять больше времени размышлениям над проблемами своей фирмы. Теперь она знала намного больше о тех вещах, которые раньше считала само собой разумеющимися: о персонале своего агентства, о самом бизнесе, о друзьях и, возможно, в большей степени, чем обо всем остальном, о своей семье.

После возвращения с похорон Мэг, по меньшей мере, раз десять говорила с сестрой по телефону, иногда часами. Она отчаянно пыталась понять, испытывала ли Ларк по отношению к Этану чувства — гнев, обиду, унижение, — которые могли заставить ее убить его. Но Ларк тщательно избегала любых, хоть сколько-нибудь гнетущих моментов. Эти звонки были похожи на их прежние разговоры, с постоянной сменой темы. Речь шла в основном о повседневных заботах Ларк — девочках, Линдбергах, мастерской, ее новых книгах.

— Так тяжело опять вернуться во все это, — призналась она Мэг во время их телефонной беседы в тот же день после обеда. — Я столько пережила… а мои маленькие персонажи совершенно не изменились. Они кажутся такими чистыми, такими привлекательными — возникает чувство, будто я даю им пинка под их очаровательные задницы.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — сказала Мэг. Безусловно, убийство Этана что-то изменило в их отношениях, где-то едва уловимым, а где-то и разрушительным образом.

В один из вечеров Мэг позвонила старая подруга по колледжу, чтобы пожаловаться на проблемы со своим парнем, с которым они давно были вместе: он не понимает, что значит быть по-настоящему близкими; он проводит слишком много времени в своей брокерской фирме; он забыл о двухлетней годовщине их первого свидания. Было ли Мэг действительно интересно слушать все это хныканье раньше? Сейчас же ей просто хотелось крикнуть: «Когда ты повзрослеешь?! Ты понятия не имеешь, какими бывают настоящие проблемы!»

«Старая» Мэг, вероятно, гораздо меньшей обеспокоенностью отреагировала бы на поступающие плохие новости о Фриде Жарвис. Мэг «новая» становилась все более и более встревоженной. Пока ее телефонные звонки своенравному модельеру оставались без ответа, а письма игнорировались, в изданиях, связанных с бизнесом и торговлей, появилось еще три статьи о Жарвис, причем в каждой говорилось, что фирма по выпуску одежды, испытывающая финансовые затруднения, ищет перспективных инвесторов, чтобы поправить свои дела. Самые оптимистичные оценки доходов Жарвис за последние несколько кварталов, которые приводились в одной из статей, едва составляли половину того, что она задолжала Мэг за последние полгода. В конечном счете это заставило ее позвонить Эйбу.

— А что, если у нее уже не осталось денег? — спросила она. — Я подозреваю, что Фрида медлит с тем, чтобы заплатить мне, потому что знает — я буду более терпеливой, чем другие кредиторы. Теперь я уже боюсь, что ждала слишком долго.

— Добро пожаловать в реальный мир, — ответил Эйб. — Только не говори, что я тебя не предупреждал.

— О, прекрати, сама знаю, что предупреждал. Но, послушай, Эйб, я волнуюсь. Два месяца я отбиваюсь от поставщиков. Не плачу некоторым крупным изданиям в надежде, что они этого не заметят. Но так продолжаться больше не может. «Плохая платежеспособность» — для рекламного агентства это звучит как похоронный звон по покойнику.

— Мы должны подать на нее в суд, — без колебаний заявил Эйб. — Я уверен, что пока мы говорим об этом, другие уже выстроились в очередь. Но Фрида Жарвис должна тебе большие деньги, больше, я полагаю, чем кому-то из своих поставщиков. Мы в спешном порядке подготовим все бумаги. К концу недели у нас все должно быть уже готово.

Мэг не ответила, и Эйб продолжал уже более миролюбивым тоном:

— Мне очень жаль, что все так складывается. Я знаю, что вы начинали вместе как друзья. Но теперь, выражаясь образно, других рычагов, кроме закона, уже не осталось. Я уверен, что это очень тяжело для тебя, но…

— Единственное, что для меня действительно очень тяжело, так это понимать, что мне следовало бы тебя послушать еще три месяца назад.

— Ты становишься жесткой.

— Уже стала, — сказала Мэг. — И в отношении очень многих вещей.

— Знаешь, одним из качеств, которые меня в тебе всегда восхищали, — сказал Эйб, — являлось то, что ты делала свой бизнес по своим собственным правилам. Правда, особой практичностью ты не отличалась. Ты оставляла людям преимущество сомневаться тогда, когда тебе этого делать не следовало бы. Но ты оставалась сильной, не теряя — готов дать голову на отсечение, — не теряя своей женственности. Я считаю, что именно по этой причине так много твоих клиентов сохраняют лояльность. Ты — это ты. А не одна из многочисленных деятелей рекламы.

— И что ты хочешь этим сказать?

— Не становись слишком жесткой.

После столпотворения на углу 57-й улицы и 5-й авеню толпа начала редеть. У отеля «Плаза» Мэг перешла на восточную часть 5-й авеню и направилась на север по улице, где недвижимость была одной из самых дорогих в мире. Когда Мэг широкими шагами проходила мимо парадных входов с навесами, портье кивали ей; за их спинами в отделанных мрамором вестибюлях сияли массивные люстры. Мэг выглядела так, что вполне могла относиться к кругу людей, живущих в таких домах. С ее хорошим вкусом и доступом к образцам одежды от лучших модельеров, она одевалась в консервативном стиле. Цвета — черный, беж, темно-синий. Кашемир, лен, шелк. Огромное значение имели линии: волшебство идеального разреза, распахивающегося на колене, воротник жакета, лежащий на плечах словно мантия…

Деньги. В холодном ночном воздухе чувствовался их запах. Едва уловимые духи, ничего слишком сильного или запоминающегося, но нечто томительное, ускользающее, как выложенный подушечками интерьер управляемого шофером «мерседеса», который остановился, когда Мэг проходила мимо. Дверь автомобиля открывается, на ручке появляется рука в тонкой перчатке, на тротуар непринужденно опускаются черные каблуки — сначала один, потом другой. Да, деньги. И досуг.

А вот досуга у Мэг как раз и не было. Беззаботность фирменных пакетов от «Бенделс» в коричневую с белым полоску, безукоризненная осанка женщины, никогда в жизни не сталкивавшейся с безысходностью, убежденность, что торопиться некуда — мир вас подождет, а когда вы будете готовы, кто-то просто свистнет и к бордюру тут же подкатит такси или «лимузин». Ничего такого у Мэг просто никогда не было. Чтобы куда-то добраться, она сама садилась за руль. Ей пришлось научиться со всем справляться самой. Даже в ее манере держаться и двигаться чувствовалась компетентность, свойственная только работающему человеку — и работающему много. Именно это навсегда разделило ее и женщину, которая возникла из «мерседеса» и медленно прошла через сияющие двойные двери, отделанные бронзой, не сказав ни слова водителю и не улыбнувшись портье.

«Не становись слишком жесткой», — сказал ей Эйб. И все же, хотя Мэг всегда считала, что человек сам является кузнецом своей судьбы, жизнь иногда норовила ударить исподтишка. Именно таким ударом казалось ей теперь все происшедшее с Этаном — ужасный эпизод, оставивший ее физически и эмоционально разбитой. Мэг, которая никогда и никого не боялась, теперь весьма подозрительно стала относиться к человеку, на которого, как она считала, она всегда могла положиться, — к себе самой. Как она позволила Этану одурачить себя, как она в действительности могла поверить, что он подходит ее сестре? Этого ей, вероятно, уже никогда не понять. Совсем не утешало и то, что она была далеко не одинока в своих заблуждениях относительно истинного характера Этана. Тот факт, что он годами манипулировал бесчисленным количеством женщин, ничего не упрощал для нее именно потому, что Мэг всегда гордилась своим пониманием мужчин. Обычно она могла «раскусить» любого мужчину в первые три минуты после встречи с ним. И при этом редко ошибалась. Как вышло, что ее интуиция была так умело усыплена Этаном? Как она позволила ему проникнуть в свою жизнь? Этот испорченный человек оставил за собой огромное количество разрушений — шлейф подозрений, измен и душевной боли, масштабы которых Мэг только теперь начинала в полной мере осознавать.

Мэг пообещала Люсинде, что поможет ей, хотя и призналась, что пока не знает, с какой стороны к этому подойти. Ред-ривер и все, кто был связан с этим убийством, находились в двух с половиной часах езды к северу от Нью-Йорка. Хотя Мэг и собиралась приехать к Ларк в наступающий уик-энд Дня Благодарения, за все эти дни она смогла найти время всего на один случайный телефонный звонок Люсинде для моральной поддержки. Девушка оставалась в больнице, медленно поправляясь. Ее руки еще были забинтованы, а мысли вертелись вокруг убийства и его последствий.

В последнее время Мэг много думала о Ханне Джадсон. На похоронах она, казалось, очень хотела поговорить с Мэг об Этане — возможно, именно Ханна могла бы пролить какой-то свет на последние недели его жизни. Она позвонила Ханне, и они поболтали по телефону. В конце разговора владелица галереи пригласила Мэг на частную экскурсию по новой выставке в музее «Метрополитен».

— В основном, Буше[14] и Фрагонар[15], — пояснила Ханна со слегка скучающими нотками в голосе. — Французская живопись середины XVIII века. Не самое мое любимое, но моя приятельница является куратором этой экспозиции и она пустит нас посмотреть эту коллекцию после общего посещения. Чтобы получить настоящее удовольствие, такого рода вещи нужно смотреть, когда народ не толпится вокруг.

Они встретились с Ханной, как и договаривались, возле служебного входа со стороны 83-й улицы. С ней была высокая, очень худая женщина лет пятидесяти, с овальным, землистого цвета лицом. Ее длинные черные волосы были заплетены в толстую косу, свисавшую до пояса. Ханна представила ее Мэг — Фредерика Гомес, «очень-очень старая и очень-очень дорогая подруга». Но когда Мэг протянула Фредерике руку, куратор, казалось, не заметила ее жеста и, не говоря ни слова, повела их по длинному, отделанному мрамором коридору. Экспозиция располагалась на третьем этаже, но еще до того, как Фредерика ввела их в роскошные комнаты с высокими потолками, Мэг смогла ощутить головокружительный восторг при виде вздымающихся ввысь полотен великих художников. Преобладающие тона — лазурно-голубой и нежно-розовый… Пирующие нимфы и сатиры, множество круглолицых, вечно улыбающихся крылатых мальчиков…

Мэг услышала, как Фредерика невнятно прошептала Ханне:

— У вас есть минут сорок.

— Спасибо, дорогая, — ответила та, и обе женщины обменялись полувоздушными поцелуями в европейском стиле: каждая дунула другой в щеку.

— Я преклоняюсь перед ней, но… — начала Ханна, когда Фредерика уже не могла ее услышать. Она взяла Мэг под локоть и подвела к огромному полотну, выполнявшему роль центрального экспоната, с которого начиналась экспозиция. — Она такая настойчивая. При этом очень знающая. И обладает огромными связями: она знает буквально всех.

Мэг едва удержалась, чтобы не поинтересоваться, кто входит в число этих «всех» и относится ли она сама к числу избранных, но воздержалась от вопросов, чтобы не наступить на любимую мозоль своей собеседницы — снобизм. В ее планах не было входить в антагонизм с человеком, которого она хотела понять.

Они медленно переходили из зала в зал, рассматривая чарующие ландшафты Буше, эффектные пейзажи Фрагонара, интимные сцены на картинах Шардена. Время от времени Ханна со знанием дела вставляла свой комментарий о холсте или художнике.

— Говорят, что Шарден начал рисовать бытовые сюжеты, — говорила она Мэг, когда они остановились перед портретом двух женщин за шитьем, — потому что у него вызвало раздражение, когда кто-то сказал, что рисовать натюрморты легко. Спасибо, Господи, за того идиота, который сделал такое заявление. Я обожаю интерьеры Шардена.

Мэг все время пыталась найти повод вставить в разговор пару слов об Этане. Но когда они вошли в последний зал галереи и остановились перед большим красочным полотном Фрагонара, Ханна сделала это за нее.

— В последнее время я много думала об Этане, — сказала она, когда они оказались перед картиной. На холсте была изображена сцена в спальне. Откуда-то сверху свешивался красный бархатный полог, его мягкая ткань и насыщенный глубокий цвет занимали почти всю левую часть полотна. Слегка смятые белые простыни и подушки ярко выделялись на темном фоне под свешивающимися складками сочного бархата. В правой части картины были изображены мужчина и женщина в домашних одеждах восемнадцатого века. Мужчина левой рукой обнимал женщину за талию. Она отталкивала его, и ее голова с белокурыми напудренными волосами, казалось, уже отклонилась от его тела, но все же, если присмотреться повнимательнее, под складками ее атласного халата было видно, что ноги ее разведены и ее бедра уже тянутся к его напряженным мускулистым ногам. Эта часть картины была ярко освещена, белый свет разливался полукругом, акцентируя внимание на правой руке мужчины, которая только что дотянулась до кончика засова на двери спальни. Рука женщины под его рукой также тянулась, стараясь нащупать замок, но было трудно сказать, было ли это движение протеста или одобрения. Это было очень страстное полотно, со сложной структурой, исполненное двусмысленности. Как просто неправильно истолковать сигналы других людей, заметила Мэг про себя.

— Я думаю, что всё мы о нем много думали, — ответила она.

— Я вспоминала наш разговор на похоронах, — продолжала Ханна. — Этот ужасный шумный полуподвал… Вы были удивлены, Мэг. Удивлены тем, что Этан рассказал мне о ваших отношениях.

— Нет, я была удивлена тем, что вы могли подумать, что у нас вообще были какие-то отношения, — поправила ее Мэг.

— Это уже позже меня осенило, что вы ничего не знали про меня и Этана, — продолжала Ханна, — что вы не понимали, что мы с ним тоже были любовниками.

Мэг повернулась и пристально посмотрела на эту женщину, которая была на много лет старше нее. Выражение лица Мэг с очевидностью выдавало ее удивление. Мысленно она почему-то ограничивала любовные похождения Этана районом Ред-ривера.

— Пожалуйста, не смотрите так ошеломленно! — Ханна нервно рассмеялась. — Зная, что он был за человек, я бы не поняла, чему именно вы так удивляетесь, если бы не мой возраст. И это, честно говоря, я считаю обидным.

— Извините, — сказала Мэг, стараясь собраться. — Но я действительно не знала. Здесь вы правы: я должна была бы догадаться.

— Так или иначе, мне стало легче оттого, что я это рассказала, — произнесла Ханна. — Хотя где-то в самой глубине души я все-таки надеялась, что Этан говорил вам об этом — что он разговаривал с вами обо мне… о нас.

В ее обычно звучном бесстрастном голосе Мэг теперь ясно слышала боль и печаль.

Они обедали в верхней части Медисон-сквер в североитальянском ресторане, который был таким новым, что у него даже еще не было вывески. Ханна заверила Мэг, что еда здесь изысканная, и что им лучше насладиться ею сейчас, так как на следующей неделе «Таймс» уже запланировала поместить об этом месте отзыв в ярких тонах. За бокалом вина, перед тем как сделать заказ, Ханна рассказала Мэг о том, как они с Этаном впервые встретились.

— Он зашел, чтобы оставить слайды своих работ, — сказала Ханна с тонкой улыбкой. — Обычный визит художника. Он искал возможность выставляться, но я раньше никогда не видела таких, как он, я имею в виду, кого-нибудь с таким абсолютным отсутствием связей. Мой секретарь вышла на ленч, и я сама находилась в приемной. Он притворился, что принял меня за мою секретаршу, и все говорил, что слыхал, какая Ханна Джадсон замечательная, какой у нее острый глаз, как она шестым чувством определяет талант. Разумеется, он знал, что я знаю, чего стоит его лесть… но, Господи, он был таким обворожительным! Я начала смотреть его работы только, чтобы он замолчал. Как же я была удивлена, когда увидела, насколько они хороши.

— И вы смогли сделать такой вывод? Просто глядя на слайды?

— Ну, поначалу, конечно, меня немного сбивал с толку… сам Этан. Из него так и била жизнь… он был таким обезоруживающим. Признаюсь, что сначала так и было: меня больше интересовал он сам, чем его работы. Что было в самый первый месяц? Когда мы обсуждали, как смонтировать его экспозицию, что туда включить, как представить работы? Я заметила, как тесно он связан с искусством. В большой степени он сам является частью своих работ. Это то, что давало ему его ярость, его страсть. И я начала видеть то, что видел в этих работах он, — сконцентрированную энергию, риск, мужское начало.

— А если бы он не был таким… привлекательным? Предоставили бы вы ему возможность устроить персональную выставку?

— О, вероятно, нет. Но вы не считаете, что грань между талантом и личностью всегда размыта? Одно питает другое, одно загорается от другого. Возьмем, к примеру, Пикассо или Хемингуэя. Конечно же, их внешний вид, их сексапильность играли свою роль — и очень важную роль — в поддержании их культового статуса. Сильные, вдумчивые фотографии работ художника способствуют продажам картин не хуже, чем рецензия в радужных красках. Люди хотят видеть и ощущать креативность художника — его боль, его любовь, вы понимаете. Люди, покупатели, хотят иметь это у себя — чем бы ни было то, что управляет процессом, — подчас так же сильно, как и сами произведения искусства. А Этан? Он был воплощением художника. Моя клиентура была готова есть у него из рук.

— Мальчик с очередного плаката в поддержку творческого начала?

— Это немного цинично с вашей стороны. Я просто говорю, что эти два понятия — талант и личность — мне симпатичны.

Еда, как и обещала Ханна, была просто великолепна.

— А Этан знал обо всем этом? — спросила Мэг после того, как они закончили обед. Они обе заказали еще по эспрессо. Мэг подождала, пока перед ними появятся две белые чашечки, после чего добавила: — Я имею в виду, знал ли он, что вы при этом чувствовали?

Ханна издала странный смешок, как бы долетавший издалека.

— А что, собственно, я при этом в действительности чувствовала? Я рассказала вам некоторые вещи, потому что вы просили. Это только грубый набросок, но далеко не вся правда. Я сделала Этана своим любовником, поскольку он казался таким диким — и таким свежим, — только чтобы выяснить, что он также является еще и по-настоящему талантливым человеком. Ну, и что это о нас говорит? Мы взрослые люди. До определенного момента я считала, что мы оба точно знаем, что делаем — и что еще можем сделать друг для друга. Но нет, не думаю, что он когда-нибудь понимал, что для меня это значило нечто большее. Он был таким страстным мужчиной! — Ханна поигрывала своей ложечкой. В выгодном освещении ресторана сейчас она выглядела более молодой и уязвимой.

— А то, что у него были другие женщины, — это вас не беспокоило? — спросила Мэг. — Вы не испытали ревности, когда услыхали о его чувствах ко мне?

— Грустно, наверное, но я с самого начала понимала, что Этан из себя представляет. И почему я должна была подходить к нему с мерками, которые отличаются от тех, что я установила для себя? Я верю в жизнь в ее самом полном проявлении, безо всяких ограничений. Мою жизнь направляет природа — времена года, сменяющиеся циклы покоя и обновления. Я считаю так: вскочи, хватай, что можешь, отдай, что должна, — и получи от всего этого удовольствие. Мне нравится та часть Библии о сотворении мира, когда Господь заканчивает каждую фразу, начинающуюся с «Да будет…», словами «…и увидел он, что это хорошо». Это на самом деле хорошо, Мэг. И этим нужно наслаждаться.

— Так вот как вы интерпретируете то, что делал Этан! Он просто получал от жизни удовольствие?

— Совершенно верно. Он делал то, что в действительности хочет делать каждый мужчина. Просто у него были силы и энергия, чтобы реализовать свои желания. Именно за это я так любила Этана. У него был такой напор! Он был романтиком в истинном смысле этого слова: полностью эмоциональный, невероятный повелитель своего естества.

— Подумайте о людях, которым он причинил боль, — сказала Мэг. — О женщинах, чьи жизни он исковеркал. О семьях, которые он разрушил.

— Ну, и кем же они были — овечками на убой? Так вам это все видится? Толпы невинных, бессловесных девиц без всяких возражений, без всякого сопротивления направляются к Этану под топор? Я вас умоляю! Не будьте так наивны. Эти женщины, — жизни которых, как вы говорите, Этан исковеркал, — насколько я понимаю, именно об этом и просили. И меня не удивит, если окажется, что Этан был единственным и самым волнующим эпизодом в жизни каждой из них.

Официантка принесла счет, его взяла Мэг.

— Должна сказать, что не разделяю вашего энтузиазма в отношении шарма Этана.

— Конечно, не разделяете, — ответила Ханна. — Но вы никогда не знали, что значит по-настоящему любить его, разве не так?

Глава 21

— Когда все это успело произойти? — спросила Мэг у Эйба, когда тот провел ее в конференц-зал, отделанный красивыми деревянными панелями. Одну длинную стену занимали стеллажи с полками, на которых выстроились бесчисленные тома юридической литературы. На дальней стене возле длинного стола из фактурного кленового дерева висела литография в стиле Ротко с яркими цветными прямоугольниками. Источники освещения были утоплены в нишах и не бросались в глаза. За время, прошедшее после последнего визита Мэг, были обновлены и эта комната, и приемная, и целый ряд кабинетов, расположенных вдоль холла углового многокомнатного блока апартаментов Эйба. Хотя она и разговаривала с Эйбом о делах по телефону минимум раз в неделю, прошел уже целый год с того момента, когда она побывала в его офисе в Рокфеллер-центре.

Была среда, канун Дня Благодарения, почти шесть часов вечера. И тем не менее у Мэг создалось впечатление, что большинство служащих Эйба продолжают работать. Звонили телефоны. В холле слышалось попискивание факса и звук периодически включавшегося ксерокса.

— Уверен, я говорил тебе, что у нас планируется реструктуризация, — сказал Эйб, подвигая к столу обитый мягкой кожей стул для Мэг. Чтобы отгородиться от шума снаружи, он прикрыл стеклянную дверь.

— А как же расширение? Увеличение персонала? В заголовках статей, посвященных твоей фирме, я видела имена еще как минимум двух новых партнеров.

— Ну, в общем, да, — вздохнул Эйб, усаживаясь на начальственное место за столом и роняя перед собой папку с документами. — Это был один из нескольких положительных побочных эффектов развода. Приходится отдавать работе всю свою энергию. И, к счастью для меня, мы сейчас живем во времена, когда все судятся со всеми. Так что сегодня мы — Сабин, Рейнхард, Тучман и Херрингтон — проворно делаем деньги.

— Твой голос звучит не слишком оптимистично. Ты счастлив? — спросила Мэг, стараясь почувствовать настроение Эйба. Это была непростая задача: его цинизм выводил людей из равновесия и заставлял держать дистанцию. Но Эйб не всегда был таким «непроницаемым». Когда они оба начинали говорить, каждый о своем бизнесе, он был гораздо более открытым и любезным. В день, когда она переехала в свой собственный офис на 40-й улице, он прислал ей огромную связку кричаще раскрашенных, надутых гелием воздушных шаров, на каждом из которых было слово «ПОЗДРАВЛЯЮ!» Мэг подумала, что прошло уже очень много времени с тех пор, как он в последний раз делал что-то столь же спонтанное и эксцентричное. Иногда, когда он улыбался или смеялся, Мэг замечала в его глазах по-мальчишески жизнерадостный блеск, совсем как раньше. Но в последнее время куда чаще перед ней представал только серьезный, обеспокоенный мужчина.

— Счастлив? — Эйб откинулся на спинку своего стула, сцепив пальцы на затылке. — Я помню, в колледже мы, бывало, вели эти долгие философские дискуссии о счастье. Аристотель против Платона. Ты знаешь, о чем речь, — какова конечная цель человечества? Для меня сегодня счастье — не более чем концепция, аргумент, абстракция. А что же реально? Я думаю, что способен испытывать гордость при виде всего этого, Мэг, — Эйб обвел взглядом великолепно обставленную комнату. — Это дает мне чувство достигнутого успеха. Я продвигаюсь вперед. Я двигаюсь, ухожу.

— От Бекки? — не задумываясь, спросила Мэг.

— Теперь о Жарвис. — Эйб резко подался на стуле вперед.

— О Эйб, извини.

— Ты платишь за время, которое здесь проводишь, а расценки мои сейчас возросли. Ненавижу тратить твои деньги на болтовню по личным вопросам.

Мэг ничего не понимала в бумагах по иску к Жарвис, подготовленных Эйбом. Они были написаны юридическим языком, что вызывало у нее желание «клюнуть носом» в середине каждой фразы. Но, тем не менее, она прочла-таки страниц двадцать этого иска и просмотрела подтверждающие документы, в основном утвержденные графики работ с последующими выставленными счетами, которые Жарвис не оплатила. Пока Мэг читала, в конференц-зале несколько раз звонил телефон, и Мэг вполуха слышала, как Эйб отвечал на звонки.

— Нет, нет, Джейкоб. Это как раз момент, когда голова должна оставаться холодной. Они рассчитывают, что вы в страхе броситесь бежать. Просто держитесь твердо и не подписывайте никаких чертовых бумаг, пока мы не встретимся с ними лицом к лицу на следующей неделе.

Через несколько минут телефон зазвонил снова.

— Это тебя, Мэг.

— Мне очень жаль, что я таким образом тебя выслеживаю, — сказала Ларк. — Но Оливер сказал мне, что ты у Эйба, а я точно не знаю, когда ты приедешь на эти выходные. Ты успеешь появиться здесь завтра к обеду?

— Конечно. Я уже говорила тебе, что рассчитываю добраться к десяти утра. — Мэг взглянула на хмурого Эйба. — Это все, что ты хотела узнать? Только когда я завтра попаду в Ред-ривер?

— Нет, Мэгги. Мне просто нужно было услышать твой голос. Я… со мной что-то вроде шока.

— В чем дело, малыш?

Когда Эйб услыхал тон, которым Мэг произнесла это, он встал со своего стула, обошел вокруг стола и склонился над ней. Пока Ларк объясняла, Мэг смотрела на него снизу вверх.

— Я провела полдня в полицейском участке. Уже в третий раз они меня туда вызывают. В этот раз Тома там даже не было, только эти чертовы детективы из штата. Они продолжали спрашивать меня об одном и том же. Снова и снова. Они знают про Этана все…

— Теперь успокойся, — сказала Мэг утешительным тоном. — Все будет хорошо. Они просто действуют основательно.

— Основательно?! Да они собрали по кусочку все грязные сплетни об Этане, какие только можно было найти! Каждый мельчайший мерзкий факт! И у них хватило нервов воспроизвести все это мне полностью, добавив: «А теперь расскажите нам, миссис Мак-Гован, вы знали, что ваш муж месяц назад был вместе с вашей собственной сестрой?»

— Так они и обо мне знают? — спросила Мэг, в то время как Эйб сочувственно закивал головой.

— Должно быть, эта маленькая шлюха им рассказала, — сказала Ларк, и Мэг услышала, что она плачет. — Я так расстроена! Не могу поверить, что они продолжают задавать вопросы. Они и с тобой тоже хотят поговорить, Мэг. В следующий раз, когда ты появишься в нашем городе. Я не сказала им, когда ты собираешься приехать.

— Все в порядке. Завтра утром я первым делом еду к вам…

— Я еду в Ред-ривер сегодня вечером, — прервал ее Эйб, и Мэг поразила настойчивость, прозвучавшая в его голосе. — Сразу же после работы. И ты едешь со мной.

В двадцать один тридцать, когда они, наконец-то, выехали, на дороге уже практически не было машин. Эйб задержался в офисе, а Мэг заехала в свою квартиру упаковать кое-какие вещи. Она встретилась с ним возле его гаража рядом с Линкольн-центром. Первые полчаса они ехали молча, слушая любимую нью-йоркскую джазовую радиостанцию Эйба.

— Ларк ничего тебе не рассказывала о слушании дела Люсинды? — наконец спросил Эйб, когда сигнал станции стал слабеть. Он выключил радио.

— Ничего. И Люсинда тоже, — сказала Мэг, поворачиваясь к нему в темноте.

— Так ты с ней виделась?

— Да. Я заехала, чтобы повидать ее, после похорон Этана, на обратном пути. И еще мы говорили по телефону.

— Тогда она должна была рассказать тебе, что у них с Бордманом отношения не сложились.

— Она называла его старым пердуном. Мне кажется, что это прекрасный показатель того, как она к нему относится.

— Он очень ловкий адвокат, Мэг, — сказал Эйб. — Ей повезло, что она попала к нему. Но она предоставляет ему очень мало данных, от которых можно было бы оттолкнуться. Ничего не может вспомнить про день, когда был убит Этан. Говорит, не знала, что была беременна. Понятия не имеет, кто был отцом этого ребенка. Если ты пытаешься ей помочь, дай ей совет — скажи, чтобы она сотрудничала с Бордманом.

— Я не думаю, что Люсинда намеренно старается создавать трудности. Думаю, что она действительно не может вспомнить. В памяти могла образоваться «дыра» либо потому, что она была очень возбуждена, либо она видела что-то настолько ужасное, что ее мозг просто не смог с этим справиться.

— Ты много над этим думала, — констатировал Эйб. Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, потом взгляд его вернулся на дорогу.

— Достаточно, чтобы понять, что Люсинда не убивала Этана.

Эйб молчал какое-то мгновение, затем спросил:

— И доводами защиты является…

— То, что она сказала нам в тот день, когда мы оба навещали ее. Она спустилась, чтобы напрямую спросить у него обо мне… и нашла его уже с понтием в сердце. Мертвого. Она обожгла руки, вытаскивая прут.

— Ты понимаешь, она могла обжечься и когда втыкала его! Этан был крупным мужчиной, и потребовалась бы большая сила, огромный импульс, чтобы пробить его одежду, кожу, ребра. Не позволяй одной детали этой головоломки ввести тебя в заблуждение!

— Есть довод и существеннее, — сказала Мэг. — Это сама Люсинда. Какой был у нее мотив? Она спускалась вниз в мастерскую, чтобы просто сказать ему оставить меня в покое. Да, она была разгневана. Расстроена. Но не одержима мыслью об убийстве!

— Это она тебе так говорит, — ответил Эйб. — К тому же остается открытым вопрос о беременности. Так или иначе, нет подтверждений, что он не изнасиловал ее. И кроме всего, именно Люсинда уничтожила доказательство…

— Я знаю. Дело можно повернуть как в ее пользу, так и против нее. Но лично я верю, что она не виновна — интуитивно, инстинктивно, я это просто чувствую. Может, я и ошибаюсь, но, тем не менее, не перестаю задавать себе один вопрос: почему я являюсь, по-видимому, единственной, кто оказался на ее стороне?

Некоторое время они молчали. Эйб сосредоточился на дороге. Молодая луна вырезала в ясном звездном небе над спокойно проплывавшими мимо холмами свой хрупкий серп. Катясь по скоростному шоссе, шины пели свою песню.

— Нельзя сказать, что я не согласен с некоторыми твоими соображениями, — сказал Эйб. — Или собираюсь оспаривать некоторые твои выводы. Но, будь я на твоем месте, я бы очень осторожно относился к тому, чтобы принимать чью-то сторону.

— Что ты имеешь в виду?

— Сторон существует всего две. Обвинение и защита. Если ты принимаешь сторону Люсинды, то в суде вы с сестрой окажетесь по разные стороны «барьера». Ты именно это готовишься сделать?

— Ты действительно думаешь, что все может так обернуться?

— Может. Скоро придет время предварительного слушания дела Люсинды, и есть шанс вытащить ее под залог. Я просто хочу, чтобы ты знала, что делаешь, Мэг. Весь город в курсе того, как ты относишься к Люсинде. Ты окажешься сидящей на пороховой бочке.

Ларк оставила гореть свет на парадном крыльце, но остальной дом был погружен в темноту. Эйб заехал на место для поворота, остановился, не выключая двигатель. Мэг потянулась на заднее сидение за своей сумкой. Она поблагодарила его за поездку и уже готова была выйти из машины, когда решила задать вопрос, который ее волновал.

— А почему ты ненавидел его, Эйб? Потому что он был бабником? Некоторые говорят, что он просто делал то, что втайне мечтает делать каждый мужчина.

— Спать со множеством красивых женщин — да, этим можно было бы осчастливить массу парней. Но манипулировать ими? Заставлять их поверить, что каким-то образом здесь присутствует любовь? Секс — это мне понятно. Но трахаться с кем попало, держа в уме еще кого-то? Это мерзко!

— Я все еще не могу поверить, что так ошибалась в Этане. Что не замечала просто очевидных вещей.

— Знаешь, на работе я слышу это каждый день: «Не могу поверить, что не понимал, что мой деловой партнер грабил меня, как слепого» или «Как я не мог понять, что моя жена делает это с тренером наших детей по футболу?» Люди видят то, что хотят видеть, что им нужно видеть. Начиная с определенного этапа в отношениях тебе нужно доверять своему парню — твоему лучшему другу, твоей жене или, как в данном случае, твоему зятю, — верить, что то, как он выглядит в твоих глазах, является его истинным лицом. Нельзя прожить жизнь, подозревая каждого. И нужно знать следующее: время от времени тебе придется встречать кого-то вроде Этана — кого-то очень умного, кого-то, кто очень хорош в своем деле, кого-то очень опасного.

— Но как я узнаю, Эйб? В этом и заключается моя проблема: я чувствую, что если бы это произошло с Этаном завтра, я бы отреагировала точно так же.

— А разве при виде Этана маленький колокольчик не звенел внутри, предупреждая об опасности? Где-то глубоко внутри? Я не имею в виду все эти моральные соображения, которые должны были у тебя появиться по поводу Ларк и детей. Я имею в виду предупреждение в отношении него. Разве внутри ничего не шептало тебе «берегись!»?

— Много лет назад, да.

— Помни об этом в следующий раз. Доверяй таким ранним предупредительным сигналам. Слушай свои инстинкты. После многих лет адвокатской практики, выслушав сотни рассказов о неурядицах в семье и бизнесе, я пришел к выводу, что люди всегда знают, когда их обманывают, они просто не хотят этому верить. Они могут говорить, что не знали, но они знали, это бесспорно! Твоя жена приходит домой поздно, и от нее пахнет так, как будто она только что вышла из-под душа? А ты думаешь: как здорово, что от нее всегда исходит запах чистого тела. Как прекрасно, что она такой аккуратный человек, заботится о своей гигиене! Даже если ты говоришь себе все это, ты-то знаешь… Знаешь, что она грязная, как преисподняя.

Уже позже Мэг поняла, что Эйб не просто пересказал ей байку из своего профессионального опыта. Он сам пережил измену, и судьба обошлась с ним очень жестоко. Но в тот момент поток ее мыслей был остановлен прикосновением его руки к ее плечу. Мэг уже приготовилась выходить из машины.

— Что? — она повернулась к нему. Он притянул ее ближе. Потянулся к ней, коснулся ее левой щеки, кончика подбородка. Потом быстрым, импульсивным движением обнял ее. Они целовались и раньше — быстрые поцелуи приветствия, поцелуи признательности, — но так — никогда. До этого момента Мэг не знала, как много она теряет, если ее не обнимают, если она не чувствует рядом с собой мужское тело, не понимает безошибочно и мгновенно, что ее хотят, что она желанна. Это ощущение застало ее врасплох, но все же, хоть это и довольно странно, она не была удивлена, как будто она ждала чего-то такого уже давно. Ждала прикосновения его губ… его вкуса на своем языке. За всем этим стояла более глубокая и сильная необходимость.

— Ничего, — ответил он, слегка коснувшись ее щеки и опять откидываясь на спинку своего сидения. — Просто будь осторожна, хорошо? С этого момента я хочу, чтобы с тобой происходило все только хорошее.

Глава 22

Когда в субботу утром Мэг выглянула из окна спальни для гостей, она увидела припаркованный перед домом белый «форд-минивэн». На боковой дверце элегантными сине-зелеными буквами было написано «ГАЛЕРЕЯ ДЖАДСОН».

Мэг приняла душ и оделась. Со Дня Благодарения в доме кипела жизнь, было полно людей. Друзья и соседи заезжали сюда, чтобы выразить поддержку и быть в курсе последних слухов. Хоть Мэг не теряла надежды увидеть среди машин, заезжающих на дорожку к дому, «сааб» Эйба, каждый раз ее ожидало разочарование.

Когда она отправилась на звук голосов на веранде, не было еще и половины десятого, но залитая солнцем комната уже была полна посетителей: за длинным фермерским столом сидели Ханна с Клинтом и Брук с Фиби. Ферн пластиковой ложкой молотила по бананам, взгромоздившись на высокий стульчик скраю стола. Из кухни зашла Ларк с блюдом французских тостов, сразу за ней — Жанин с большим кувшином апельсинового сока в одной руке и бутылкой кленового сиропа в другой.

— Эй, Мэг, я не хотела тебя будить, — сказала Ларк и протянула блюдо Клинту. — Тут Ханна привезла новости по поводу работ Этана.

— Я подумала, что будет забавнее рассказать вам об этом лично, — сказала Ханна, улыбаясь всем присутствующим одновременно.

Забавно? Мэг знала, что Ханна не была женщиной, которая с утра пораньше будет тратить два с половиной часа на то, чтобы где-то кого-то развлечь.

— Ну, давайте, принимайтесь за еду, — сказала Ларк, усаживаясь позади Ферн. Она отобрала у ребенка ложку и пыталась засунуть хоть немного раздавленного банана дочке в рот. Мэг с изумлением наблюдала, как Ханна старается не показать, насколько она шокирована, когда Фиби, сидевшая слева от нее, взяла своими липкими пальцами кусочек французского тоста и положила его на тарелку Ханны.

— Это вам, — сказала Фиби, с гордостью улыбаясь Ханне.

— Что ж, спасибо, дорогая, — ответила Ханна. — Но я уже позавтракала. Пусть это будет тебе, а я возьму себе немного сока.

— Я больше не могу ждать ни минуты, — сказала Жанин. Голос у нее был, как у маленькой девочки. Казалось, что с момента, когда Мэг видела ее в последний раз, она еще больше поправилась. Хотя цвет лица ее оставался прекрасным, тона персиков со сливками, над воротником ее английской кофты вырисовывалась складка жира, а вокруг пуговиц расписанного цветами платья ткань некрасиво натянулась.

— Где же ваши новости?

Ханна Джадсон не привыкла торопиться. Она потянулась за своим соком, сделала маленький аккуратный глоток и снова поставила стакан на стол. Потом промокнула свои идеально чистые губы бумажной салфеткой. Кашлянула, прочищая горло, и, глядя через стол на Мэг, произнесла:

— Одну из работ Этана принял решение взять «Гуггенхайм».

— Музей «Гуггенхайм»? — удивилась Ларк. — Как это произошло?

— Они считают, что ваш покойный муж был уникальным новатором в своей области, — ответила Ханна, четко произнося слова, словно говорила с кем-то, у кого есть проблемы со слухом. Мэг могла поклясться, что Ханна ожидала, что такую новость примут с гораздо большим энтузиазмом.

— Это просто великолепно, — сказала Мэг. — И это должно означать, что акции Этана как художника уже растут в цене. Вместе с ценой на его работы, я правильно понимаю?

— Разумеется, — сказала Ханна. — Это ключевой момент в карьере любого художника. Печально лишь то, что в случае с Этаном… когда он ушел от нас… его работы становятся еще более ценными. Древний вопрос спроса и предложения. Мне уже звонили несколько покупателей и спрашивали, какие еще из его работ я могла бы им предложить.

— В погребке рядом с мастерской есть еще, по меньшей мере, штук двадцать скульптур, — сказал Клинт. — Занимают кучу места, которое можно было бы использовать для нового магазина.

— Мне бы очень хотелось взглянуть на то, что осталось, — сказала Ханна, адресуя свою безукоризненную улыбку Клинту.

Мэг знала, как сильно ей хотелось прибрать к рукам остальные работы Этана, и сомневалась, что торг тут пойдет только из-за денег. Как Мэг было известно, Ханна считала, что это именно она открыла Этана, дала ему шанс для большого прорыва, помогла ему состояться. В ее голосе, когда она объявила о покупке работы музеем «Гуггенхайм», звучали нотки личной гордости. Но показать ей оставшиеся работы Этана она попросила таким властным тоном, будто уже имела право ими распоряжаться.

— Мне кажется, что у тебя сейчас нет возможности сделать их опись, не так ли, Ларк? — спросила Мэг, стараясь переключить внимание сестры от кормления Ферн к более актуальной сейчас теме.

— Буду счастлива вам помочь, — вежливо вставила Ханна, мельком взглянув на Мэг. — Я с собой привезла распечатку последних продаж Этана. В определенный момент мы должны будем обсудить новую ценовую стратегию. Не хочу, чтобы меня обвинили в жульничестве, но те пять тысяч, которые мы просили раньше, в свете факта покупки одной из скульптур «Гуггенхаймом», — непростительно низкая цена.

— Пять тысяч за?.. — вопросительно произнес Клинт и, когда Ханна утвердительно кивнула, даже присвистнул сквозь зубы. — Черт побери, мне уже это представляется огромной кучей денег.

— У Этана был большой талант, — ответила Ханна. — И должна сказать, я испытываю чувство огромного облегчения, что, произнося это, не чувствую себя уже совершенно одинокой.

В Ред-ривере, и особенно у Мак-Гованов, было обычным делом, когда кто-то заходит в дом без предупреждения. Франсин Верлинг чувствовала себя здесь настолько комфортно, что перед тем как присоединиться ко всем на веранде в это утро, зашла сначала на кухню налить себе чашку кофе. За ней тащился Мэт в наушниках, из которых доносился агрессивный ритм, с огромным пакетом для покупок от магазинов «Кмарт».

— Ханна, — Франсин протянула ей свою руку. Ханна дернулась — от энергичного рукопожатия пастора у нее хрустнули кости. — Рада снова увидеть вас так скоро.

— Взаимно, я тоже рада.

Когда же она, услыхав новости о покупке скульптуры Этана «Гуггенхаймом», бросила короткое «Вот и хорошо», Мэг почувствовала, что враждебность Ханны по отношению к Франсин растет. Не способствовало установлению нормального контакта и то, что Франсин мгновенно взяла нити разговора в свои руки. Не важно, где она была или чем занималась: каким-то чудом она всегда оказывалась на трибуне, возвышаясь над всеми, раздавая советы и свои оценки.

— Мы с Мэтом едем в Монтвиль, — улыбаясь, сказала Франсин. — Мы собираемся навестить Люсинду. Передать ей кое-что. Мы уже собрали несколько книжек и журналов, которые, как нам кажется, ей понравятся.

— Это очень мило с вашей стороны, — сказала Мэг, глядя через стол на Ларк. Та рассеянным взглядом смотрела в окно поверх голов своих дочерей.

— Я чего-то не понимаю, — сказала Ханна. — Почему вы должны дарить этой девочке подарки? Не думаю, что вы хотите наградить ее за такое поведение.

— Я тоже так не думаю. — Эти слова Ларк произнесла слишком поспешно.

— Бог милостив, Ларк, — глядя на нее, ответила Франсин. Иногда ее спокойствие выглядело просто пугающе; ее чувства находились под сверхконтролем. Мэг могла ощутить огромный резерв эмоций, которым управляла Франсин, и могла только догадываться, что произойдет, если когда-нибудь она позволит им прорваться наружу. — Мы должны учиться следовать Его примеру. Мы всегда должны помнить, что в Библии сказано: «Не судите, да не судимы будете».

— В Библии также что-то говорится про «глаз за глаз», — сказала Ларк, отодвигая свой стул и поднимаясь. Она смяла бумажную салфетку, бросила ее в свою тарелку и начала убирать со стола.

Мэг показалось, что Клинт вступил в разговор в этот момент в первую очередь, чтобы рассеять напряжение, возникшее между Франсин и Ларк. Он руководил бизнесом Этана всего несколько недель, но уже казался более уверенным и компетентным. Он всегда был большим и несколько неуклюжим, но теперь его массивность выглядела более «компактной». Этому способствовало и то, что он недавно подстригся, а также подрезал бороду.

— Я все собирался спросить про Люси. Что с ней происходит?

Перед тем как ответить, Мэг подождала, пока Ларк выйдет из комнаты:

— Эйб сказал мне, что слушание назначено на следующую неделю. Чтобы пересмотреть дело и, я полагаю, назначить ей дальнейшую госпитализацию и экспертизу психического состояния.

— Ей действительно необходимо оставаться в больнице? — спросила Жанин.

— В ее ожоги попала инфекция, — пояснила Мэг. — Но я не думаю, что это серьезно.

— Инфекция должна беспокоить ее в последнюю очередь, — кисло сказал Мэт. Он не сидел за столом вместе со всеми; вместо этого он, ссутулившись, устроился на низкой кушетке, обращенной к реке; на коленях его балансировала тарелка с французским тостом. Он говорил так редко, что Мэг поначалу даже не узнала его голос. Глубокий и приятный на слух, этот голос мгновенно привлекал внимание слушателей. И в том, что он сын своей матери, ошибиться было нельзя. Когда он заговорил, все за столом повернулись к нему.

— Только Богу известно истинное умственное состояние, Мэт, — сказала Франсин, отворачиваясь от сына. — Мы действительно должны постараться воздерживаться от того, чтобы судить самим.

За этим заявлением Франсин последовал хриплый смех Мэта. Парень резко встал. Он был высоким, стройным, с необычной подпрыгивающей походкой. В том, как он подошел к столу и резко поставил пустую тарелку рядом с рукой Мэг, сквозила агрессия.

— Мы идем? Или мы тут будем сидеть и болтать целый день? — спросил он.

— Сейчас идем, — ответила Франсин. — Я только хотела спросить, не хотите ли вы с нами что-нибудь передать Люсинде?

— Я собираюсь одолжить ей мои комиксы про Арчи и Веронику, — объявила Фиби и соскользнула со своего стула.

— Глупая, она их не захочет, — сказала Брук, стараясь остановить свою маленькую сестру. — К тому же, не думаю, что маме понравится…

— Что мне не понравится? — спросила Ларк, занося в комнату новый кофейник со свежим кофе; она натужно улыбалась и, как заметила Мэг, пыталась изобразить на лице любезность.

— Что мы передаем что-то для Люсинды, — ответила ей Брук.

— Это был бы богоугодный поступок, — сказала Франсин, когда увидела, что Ларк начинает хмуриться. — Мы все говорили и говорим об этом. Пришло время действовать. Подставить вторую щеку.

Ларк поставила кофе на стол и вытерла руки о джинсы.

— Я слышу, что ты говоришь, Франсин, — сказала она, прямо глядя на свою подругу и советчика. — Я знаю, что ты хочешь добра. Но я тебе скажу прямо сейчас — если хоть одна вещь из этого дома уйдет к Люсинде… то только через мой труп.

В тишине, охватившей комнату, Мэт вставил:

— Зуб за зуб.

— Мэтью! — резко оборвала его Франсин. Она перевела взгляд с Ларк на своего сына. — Веди себя прилично.

Тон ее голоса был таким же, как у человека, пытающегося приструнить непослушного щенка. Мэт, понурив голову, отреагировал на это во многом так же, как реагировал бы щенок.

— Пойдем, — сказал он матери хнычущим голосом. — Давай уже к черту выберемся отсюда.

Глава 23

После того как Франсин и Мэт ушли, Ларк и Клинт повели Ханну в помещение старого погребка рядом с мастерской, который Этан использовал как склад. Клинт уже успел поработать со старой деревянной конструкцией: он занялся ремонтом стен и починкой провисшей крыши. Это было место, которое Ларк согласилась отдать Линдбергам, чтобы они оборудовали там магазинчик для розничной продажи изделий из Стекла. С мастерской, как заметил Клинт, было связано слишком много дурных воспоминаний. В настоящее время она была опечатана полицией. Жанин осталась в доме, чтобы убрать после завтрака и присмотреть за Ферн и девочками. Мэг, оставшись в одиночестве, набрала номер, записанный большими жирными цифрами рядом с телефоном на кухне.

— Отделение полиции Ред-ривера. У телефона Хадлсон.

— Алло, это Мэг Хардвик, сестра Ларк. Она сказала мне, что вы хотели со мной поговорить.

— Мэг?! Да, конечно, — сказал Хадлсон. — Мы с вами несколько раз встречались. Будет здорово, если вы зайдете к нам. Когда вам удобно?

— А что, если прямо сейчас?

— Ну… — он на мгновение замялся. — Двое парней из нашей команды сегодня утром уехали в Монтвиль, но я думаю, что мог бы справиться и сам. Если вы не будете возражать, чтобы я время от времени подходил к телефону. По субботам дежурство у нас очень напоминает шоу одного исполнителя.

Идти нужно было минут десять вглубь города. Утро было прохладным и ясным, поля и лужайки покрывал тронутый морозом ковер зелени. В четверти мили после поворота к аллее дома Ларк речку Рокконик пересекал бетонный мост, который вел прямо в город. Здесь на участках размером в пол-акра располагались двухэтажные дощатые дома. На каждой второй подъездной дорожке царил хаос из велосипедов и игрушек. Теперь, когда листва на кленах вдоль Мейн-стрит отсутствовала, было видно, что многие выходящие на улицу помещения и дома нуждались в покраске или новой кровле.

Мэг знала, что городок Ред-ривер, хоть и не был процветающим или престижным, все же являлся приятным и спокойным местом для семейной жизни. Дети могли здесь свободно бродить где угодно, играть друг у друга во дворе, приходить домой после захода солнца, а их родители не беспокоились, что с ними что-то случилось. Тут все друг друга знали — человека здесь определяли как сына или дочь такого-то и такой-то. Посторонних тут не было, хотя новым людям требовалось некоторое время, чтобы почувствовать себя здесь своими. Однако если вас узнали и полюбили, как это произошло с Ларк и девочками, вы становились частью общины, с которой вас связывали своеобразные узы, которая заботилась о вас, как большая семья.

Встречались здесь и такие, как Этан, — люди, которые по-настоящему так и не были никогда приняты. Но, разумеется, он и не предпринимал попыток что-то изменить. Он приехал в Ред-ривер, потому что ферма в этом районе была хорошей покупкой, да и для стеклодувной мастерской место было идеальным. Сам город, его уникальный характер и его обитатели никогда много для него не значили. За исключением множества привлекательных женщин. Нет, решила Мэг, проходя мимо универсального магазина Йодера с целой шеренгой пикапов перед ним, Этана здесь никогда не любили — не будут по нему и скучать.

Люсинду же, с другой стороны, активно презирали. Она несла с собой разрушение и была непочтительной с первого дня своего появления в городе. Поскольку репутация у нее была девчонки неуравновешенной и неразборчивой в связях, родители предупреждали своих детей, чтобы те даже не разговаривали с ней. В городах масштаба Ред-ривера плохие новости распространяются быстро. За последний год ей удалось пополнить свой счет новыми проступками. Неудивительно, и Мэг это понимала, что горожане сейчас отвернулись от нее. Люсинда Мак-Гован умудрилась превратиться в идеального козла отпущения.

Полицейский участок располагался в центре города. По обе стороны потертой передней двери безвольно болтались флаги Соединенных Штатов и штата Нью-Йорк.

Том Хадлсон был в участке один. Он сидел за металлическим письменным столом и занимался тем, что разбирал бумаги. Ему было за пятьдесят. При некоторой склонности к полноте, у него было хорошо очерченное лицо бывшего спортсмена и пышная шевелюра седых, со стальным отливом волос. В передней части офиса на столе высилась груда листовок с фотографиями разыскиваемых, а на стене висели полки, прогибавшиеся под весом тяжелых скоросшивателей. Над факсом в яркой рамке висел портрет последнего шефа полиции, пожимающего руку губернатору штата.

— Извините за беспорядок, — сказал он, убирая какие-то бумаги с вертящегося стула рядом со своим письменным столом и кивая на него Мэг. — Чашку кофе?

Запах, исходящий из угла, где стояла кофеварка на два кофейника, позволил Мэг предположить, что этот кофе стоит там уже несколько часов.

— Нет, спасибо, — сказала она, усаживаясь.

— У меня к вам несколько вопросов, — продолжал Хадлсон. Из ряда папок за своим столом он вынул одно дело и открыл его.

— Кое-кто рассказывал нам, что Этан и вы… — У шефа полиции была манера говорить, взвешивая каждое слово, заранее обдумывая каждую фразу. — Вы… уф… встречались.

— Этан пытался меня соблазнить — ему это не удалось, — поправила его Мэг. — В первый раз это случилось вечером в день открытия его выставки на Манхеттене в прошлом сентябре. Потом он настойчиво продолжал свои попытки до самого момента своей гибели. Я никогда это не приветствовала.

— Понятно. — Хадлсон что-то записал очень корявым почерком, который с того места, где сидела Мэг, нельзя было разобрать. — Вы злились на него из-за этого?

— Да. Я была в бешенстве. Это уже потом я узнала, после его убийства, какая у него была репутация. В любом случае, я была шокирована. Ради всего святого, он все-таки был моим зятем!

— Конечно. — Хадлсон сочувственно закивал. — Но чуть позже вы узнали о выкидыше Люсинды, правильно? И о том, что отцом ребенка, возможно, был Этан? Люсинда, после того как сбежала, поехала к вам в Нью-Йорк. Что она хотела?

— Денег. И места, где остановиться, — ответила Мэг. — Несколько месяцев назад я говорила ей, что она может ко мне приехать — если как-то исправит свое поведение.

— Но вы знали, что с ее «поведением» как раз не все вполне в порядке? — Хадлсон посмотрел на Мэг поверх своих очков с половинками стекол. — Вы знали, что она беременна?

— Нет, не знала. Я понятия об этом не имела, пока Ларк не рассказала мне про выкидыш.

— Время от времени Люсинда обращалась к вам за советом, не так ли? Поделиться своими чувствами и все такое?

— Да, я бы сказала, ей нравилось со мной разговаривать.

— Она говорила вам о своих чувствах к Этану? Вообще делилась с вами своими мыслями?

— Я знаю, что у них были напряженные отношения. Хотя в подробностях она мне никогда не рассказывала.

— Но она была ужасно раздражена, когда узнала, что вы стали предметом любовных устремлений Этана, правильно? — Хадлсон внимательно изучал лежащую перед ним папку. — Ссора произошла в вашей нью-йоркской квартире, когда туда заехал Этан и вместо вас застал там Люсинду.

— Да, она была расстроена, — сказала Мэг, думая о том, что Ларк наверняка уже рассказывала полицейским об этом эпизоде во время допросов.

— Не просто расстроена! Судя по тому, что нам говорили, она была в ярости. От ревности.

— Нет, она не ревновала. Она расстроилась из-за того, что Этан заезжал ко мне.

— Простите, но для меня это звучит как проявление ревности, — сказал Хадлсон. Он отложил ручку, снял свои очки для чтения и потер переносицу.

— Нет, все было совсем не так, — постаралась объяснить Мэг, усаживаясь прямо. — Люсинда не хотела, чтобы Этан испортил мне жизнь — как он это сделал с ее матерью. Она расстроилась, потому что он продолжал обманывать свою семью — Ларк и девочек — и, как продолжение, и саму Люсинду. Но это была не сексуальная ревность — это было возмущение. Она чувствовала, что он ее предал, — и переживала за меня.

— Но откуда вы все это знаете? Она, что, говорила вам о своих чувствах?

— Не так уж и много, — честно ответила Мэг. — Но она рассказала мне, что Этан никогда не пытался ее соблазнить. Ему даже не нравилось прикасаться к ней. Она говорила мне, что он считает ее уродливой.

— А когда это было?

— Когда я навещала ее в больнице.

— После убийства.

— Да.

— А где были вы, когда он был убит?

— Должно быть, на пробежке в парке — в Нью-Йорке, — сказала Мэг, стараясь припомнить.

— Кто-нибудь видел вас там? Кто-то может подтвердить ваше местонахождения?

— Дети моих соседей, — ответила Мэг, вспоминая, что за ней на роликах ехали сестры-близнецы Эдлсоны. — Ну, и Ларк, конечно. Она позвонила мне сразу же, как только нашли Этана. Вы что, меня подозреваете?

— Нет, по крайней мере, до тех пор, пока не выясним, что вы лгали о своем пребывании на Манхеттене в момент убийства. — Хадлсон закрыл папку и встал. — У моих коллег из штата может быть к вам пара вопросов, хотя я считаю, мы с вами все обсудили. Мне только еще потребуются отпечатки ваших пальцев, если вы не возражаете.

— Вы, похоже, ведете очень тщательное расследование, — заметила Мэг, стараясь по максимуму сократить время той вынужденной близости, когда Хадлсон помогал ей медленно прокатать пальцы по прохладной черной печатной краске. В его дыхании чувствовался кислый запах кофе.

— Обязан. Окружной прокурор в этом графстве много лет не проигрывал дел. Не собирается проигрывать и это, могу вас заверить. И это уже зависит от меня — и моих друзей из полиции штата — обеспечить, чтобы у него было все, что нужно для вынесения приговора.

— Приговора Люсинде, вы имеете в виду? — спросила Мэг. Он протянул ей влажное бумажное полотенце, и она оттирала пятна на подушечках своих пальцев, пока они ни стали чистыми, хотя после такого допроса чувствовала себя испачканной на более глубоком уровне. Несмотря на свои добрые намерения, Мэг понимала, что ее рассказ только добавился к собранным существенным свидетельским показаниям против подростка.

— Я знаю, почему вы беспокоитесь, — доброжелательно сказал полицейский, провожая ее до дверей. — Детективы штата загнали вашу сестру в угол. Вы понимаете, они просто действуют по букве закона, у них совсем другая задача. Они не могут видеть того, что вижу я, — я знаю этот город и людей в нем, как свои пять пальцев. Я знаю Ларк много лет и восхищаюсь ею. А вы должны были быть просто слепой, чтобы не видеть, как она любит Этана. Детективы штата не могли этого знать. Они видят просто жену, которую много лет водили за нос.

— Они считают, что Ларк убила Этана?

— Хотите знать, как обстоит дело? — Хадлсон продел большие пальцы рук под свой пояс, и Мэг впервые обратила внимание, что он вооружен пистолетом. — Эти парни считают, что это мог сделать кто угодно — они не делают предположений. Они ищут доказательства. Собирают алиби. Посылают образцы волос и кожи в судебную лабораторию в северной части штата. Для них это как наука. Своего рода математическая задачка. Они считают, что все, что они должны сделать, это выстроить все цифры в ряд; и вот тут-то и появляется лицо убийцы. Как будто рассматриваете некий рентгеновский снимок через подсветку. Дальше. Я не говорю, что они не правы. Очень может быть, что убила эта девочка, которая сейчас в больнице. Но с моей точки зрения, распутывание этого дела гораздо больше похоже на религию — вы берете все, что знаете, добавляете к этому все, во что верите, исторический фактор и свой опыт. И получаете что-то вроде безошибочного чувства истины — своего рода веры, я полагаю.

— Вы уверены, что это сделала Люсинда?

— Я этого не сказал. — Хадлсон придержал для нее открытую дверь. — Понимаете, я не собираюсь выходить и заявлять об этом. Все, что я хочу вам сказать, так это, что вы можете возвращаться и сказать своей сестре, чтобы она не беспокоилась. Этот город знает, через какие испытания ей пришлось пройти. Мы многое понимаем инстинктивно — сердцем, — чего не могут понять посторонние, вроде этих детективов из полиции штата. Пусть они работают по своей науке. Пусть проводят свои тесты. В конце концов, я думаю, все это дополнит одну и ту же картину. Мы обязательно получим ее, переступив через колебания и сомнения…

Глава 24

Двухэтажный, крытый шифером коттедж Линдбергов напоминал Мэг тот обветшалый, сдаваемый внаем дом, в котором она жила подростком. По дороге назад в город Мэг увидела его белый выцветший фасад сквозь голые ветви деревьев, и ее потянуло туда. Она свернула с главной трассы и поехала по короткой грязной дороге к дому, где Клинт и Жанин жили последние десять лет. Хотя этот почти столетний коттедж уже нуждался в капитальном ремонте, Клинт недавно местами залатал крышу и укрепил водосточные трубы. Мэг слишком хорошо знала нравы жителей городка, чтобы не пытаться войти в дом через парадную дверь. В Ред-ривере большинство таких дверей не открывались по двадцать лет. Вместо этого она прошла к боковой двери, которая вела на маленькую веранду, примыкавшую к кухне. Жанин, которая возилась у раковины, увидела Мэг еще до того, как та успела постучать.

— Мэгги! — Жанин превратила ее имя в короткий удивленный возглас. Она вытерла руки полотенцем для посуды и добавила уже более сдержанным тоном: — А все еще остались в большом доме.

— Собственно, я хотела с тобой поговорить, если у тебя найдется минутка, — сказала Мэг, осматриваясь. На кухне было тепло, из печи тянулся сладкий запах какой-то выпечки. Но, не считая этого, как подумалось Мэг, дом производил угнетающее впечатление. Она не была здесь несколько лет, и за это время ничего в доме не обновлялось и не ремонтировалось. Покрытый линолеумом пол был чистым, но сильно потертым; овальный тряпичный коврик перед раковиной не мог полностью прикрыть место, где во время каких-то водопроводных работ были вырваны куски настила, которые так никогда и не были поставлены на место. Покрытые шпоном дверцы буфетов местами были выщерблены, и прессованные опилки выбивались наружу, точно кожа из-под рваной одежды. Прерывисто хрипел холодильник, обклеенный картинками животных и цветов, которые Жанин вырезала из старых журналов и календарей. Свет флуоресцентной лампы под потолком придавал всем предметам в комнате голубоватый оттенок.

— Садись тут, — сказала Жанин, выдвигая для Мэг один из разнокалиберных кухонных стульев. — Это так здорово, так неожиданно, что ты зашла! Я как раз готовила кофе, или ты, может, хочешь чаю? Вода кипит, так что проще простого приготовить или то, или другое.

— Клинт дома? — спросила Мэг.

— Ну да, он наверху, моется перед ленчем. Знаешь, обычно мы не собираемся днем здесь, чтобы обедать вместе, потому что я нужна в большом доме. Но сегодня Франни взяла девочек, чтобы Ларк могла помочь Ханне. Как это любезно с ее стороны! Тебе нужен Клинт? Если хочешь, могу его позвать, хотя уже через минуту он спустится. Но я его все рано позову. Кли-инт! Кли-инт!

Ее пронзительный голос возымел немедленное действие. Над ними хлопнула дверь. На лестнице зазвучали тяжелые шаги. В комнату ввалился Клинт в до половины застегнутой фланелевой рубашке. В одной руке он сжимал полотенце.

— Что?..

— Дорогой, посмотри, кто к нам пришел, — сказала Жанин, переводя сияющий взгляд с мужа на Мэг.

— Я уж было решил, что-то случилось, — извинился Клинт, кивая Мэг и застегивая рубашку. — Ты так вопила, дорогая.

— Клинт такой паникер, — ответила Жанин, направляясь к буфету и доставая три зеленые стеклянные чашки с блюдцами. Мэг узнала в них образцы продукции «Мастерской Ред-ривера». — Он беспокоится по всяким пустякам. Ничего, что я налила тебе кофе, Мэг? Или все-таки предпочитаешь чай?

— О, большое спасибо, все в порядке, — заверила ее Мэг.

Клинт и Жанин уселись наискосок от нее. Какое-то время в комнате висела неловкая тишина, нарушаемая только стуком ложек о чашки — когда Клинт и Жанин размешивали сахар в своем кофе.

— Чем мы можем тебе помочь, Мэг? — наконец спросил Клинт. Лицо его выражало доброжелательность.

— Последний час я провела в полицейском участке, прокручивая это еще раз с Томом Хадлсоном. Я думаю, он и с вами тоже беседовал?

— О да, — ответил Клинт, поглаживая бороду. — Вместе. Отдельно. Том. Детективы штата. У них была масса вопросов. Мы делали все, что могли, чтобы помочь. Хотя то, что они закрыли мастерскую, нанесло серьезный удар по нашим планам. Но мы понимаем, такая у них работа.

— Как вам… — Мэг на мгновение запнулась, переводя взгляд с мужа на жену. — Как вам видится их работа?

— Что ты имеешь в виду? — спросила Жанин.

— Думаю, мне бы хотелось знать вот что: вы убеждены, что это Люсинда убила его? — задала Мэг прямой вопрос.

— Я собственными глазами видела ее с понтием в руках, — ответила Жанин, голос ее при этом опустился до шепота. — Именно я увидела ее первой.

— Так вы были там? — спросила Мэг. — Вы оба все время были там? Тогда, пожалуйста, расскажите мне, что там произошло.

Клинт и Жанин обменялись взглядами.

— Что тебя интересует? — спросил Клинт. — Мы уже столько раз пересказывали…

— Да, я знаю, — Мэг на мгновенье замешкалась, пытаясь сообразить, как унять их беспокойство. — Просто… я ни от кого по-настоящему не слышала полного рассказа. Не могу себя заставить расспросить Ларк о подробностях. Вы понимаете, после всего, что ей пришлось пережить. Все эти вопросы, которые Том задавал мне — я сама действительно хочу понять, что произошло на самом деле. Вот я и решила спросить, может быть, вы не откажетесь мне немного помочь и рассказать.

— О чем конкретно?

— Приходил ли кто-нибудь еще в мастерскую в то утро? Кроме Люсинды.

— Ладно, — Клинт откинулся на спинку стула и закинул сцепленные руки за голову. — Хорошо, рассказываю еще раз. Была суббота. Жанин завтракала с девочками и Этаном наверху в большом доме, а я пошел к Йодеру за своей яичницей с ветчиной. Знаешь, люблю иногда поболтаться там с парнями.

— Я вернулась в мастерскую раньше тебя, дорогой, — сказала Жанин. — И начала приводить в порядок и чистить список адресатов для рассылки по электронной почте. Я точно помню, потому что столько раз откладывала и теперь гордилась, что взялась-таки серьезно за эту работу.

— Правильно, — сказал Клинт и опять сел прямо. — Когда я вернулся из города, ты была за компьютером. А еще через некоторое время действительно кто-то приехал. Я подумал, что это может быть служба доставки, поэтому направился было в мастерскую, но Этан крикнул, что он сам обо всем позаботится.

— Обычно он так и поступал? — спросила Мэг. — Сам общался с поставщиками и заказчиками?

— Полиция штата тоже спрашивала меня об этом, — ответил Клинт. — И вот, что я им сказал: нет, как правило, нет. Предполагалось, что всю рутинную работу для Этана будем выполнять мы. Но я не помню, чтобы мне показалось необычным, что в тот день он сделал это сам.

— Вы видели машину? — продолжала Мэг. — Вы помните, как она выглядела?

На этот раз ответила Жанин.

— Я видела ее. Я встала и пошла к боковой двери, чтобы посмотреть. Это была машина сливового цвета. «Бимер», я думаю.

— То есть «BMW»? спросила Мэг. Жанин кивнула. — А почему ты пошла проверять?

На мгновение она заволновалась, кровь сразу же прилила к ее щекам.

— Думаю, мне хотелось отвлечься. Я действительно не хотела делать этот список адресов. А еще я подумала, может это Бекка, если она по какой-то причине приехала рано. Но у Бекки нет «бимера».

— Бекка Сабин? — спросила Мэг. — Она что, была заказчиком?

— Зависит от того, что ты под этим подразумеваешь, — ответила Жанин. — У Этана точно было то, что нужно Бекке.

— Не надо, дорогая, — предупредил Клинт.

— Я говорю сейчас только то, что все в этом городе и так уже знают. Знают годами. Бекка была по уши влюблена в Этана Мак-Гована. Я хочу сказать, сходила по нему с ума. Даже после того, как он бросил ее. Даже после того, как сказал, что все кончено. Она не могла от него отцепиться. Она отказывалась верить, что он не хочет ее. Не хочет ее, такую красивую. Но…

— Жанин, прекрати сейчас же! — Голос Клинта был четким. — Мэг не хочет выслушивать всю эту кучу старых надоевших сплетен. И я не хочу. В то утро были только поставщики. А потом, где-то через полчаса или около того, подъехала другая машина — как я вспоминаю, она поехала потом к большому дому. Вот так. Это же я рассказал и в полиции. — Клинт отодвинул свой стул и встал. — Теперь, если это все, мне нужно забрать пиломатериалы из Монтвиля.

— Это действительно все, спасибо, — сказала Мэг; мысли ее были заняты новой информацией относительно Этана и Бекки. — Ты мне очень помог, Клинт.

— Теперь, дорогая, — сказал Клинт, выуживая из заднего кармана джинсов связку ключей, — пора идти. Наверное, Ларк уже начала беспокоиться, думая, что с тобой что-то могло случиться. — И он вышел, на прощанье кивнув Мэг.

— Я помогу тебе убрать, — сказала Мэг, вставая и начиная собирать чашки с блюдцами. Ей пришло в голову, что теперь, когда Клинт ушел, она сможет вытянуть из Жанин больше информации. Она пошла за ней к мойке.

— О, я сама могу справиться, — сказала Жанин и открыла кран. Мэг услышала удаляющийся звук мотора грузовичка-пикапа Клинта.

— Я понимаю, что Клинт имел в виду, когда говорил о сплетнях, — заметила Мэг, опираясь на стойку, пока Жанин мыла посуду. — Но ты, конечно, знаешь, что в этом также была и большая доля правды об Этане и его…

— Других женщинах? — спросила Жанин, нервно хихикнув. — Конечно, знаю.

— И что ты об этом думаешь?

— Что меня это никоим образом не касается. — Ее чопорный ответ никак не согласовывался с ее предыдущими излияниями насчет Бекки. — Этан был нашим работодателем. Хорошим работодателем. Он предоставил нам для жилья этот дом. Он обучил Клинта ремеслу. Мы испытываем к нему только благодарность за все, что он для нас сделал.

— Ты знаешь, что многие в городе думают иначе? — спросила Мэг.

— Я не понимаю всех этих выпадов против Этана, — сказала Жанин, пристально глядя на бегущую струю воды. — Он был хорошим человеком. Внимательным, щедрым. Он хорошо о нас заботился — и о Ларк с девочками тоже. Ты же это знаешь, Мэг.

— Да, знаю, — ответила Мэг. — Я также знаю, что в нем бушевали страсти. И что иногда он не мог их контролировать. Он когда-нибудь… заигрывал с тобой, Жанин?

— Со мной? — Жанин повернулась к Мэг, ее горящее лицо было пунцовым. — Нет. Никогда, абсолютно. Со мной он всегда был джентльменом. А тебе это ни о чем не говорит? Я имею в виду, несмотря на то что говорят люди, ты сама не думаешь, что на самом деле именно женщины заигрывали с ним! Ты же знаешь, он был таким привлекательным. И некоторые из них, такие как Бекка, просто не смогли устоять. Теряли всякое чувство приличия.

— Возможно, — сказала Мэг, решив, что не в ее интересах настраивать Жанин против ее бывшего работодателя.

— Мэг, там было что-то такое, чего Клинт не видел. — Жанин закрутила кран и потянулась к посудному полотенцу, чтобы вытереть руки. — Что-то такое, о чем я сказала только Тому Хадлсону и больше никому.

— Ты хочешь мне рассказать? — спросила Мэг.

— Это про упомянутую Клинтом машину, которая подъехала после «бимера», — сказала Жанин. — Про вторую. Она не поехала дальше к большому дому, как думает Клинт. Но она также и не выезжала на подъездную дорожку. Она поехала вверх по дороге и свернула в лес, где ее никто не мог видеть. Но я видела. Конечно, я ее узнала. Я ожидала этого.

— Кто же это был?

— А ты не догадываешься? Бекка.

Глава 25

Мастерская Ларк находилась на четвертом этажа дома и выходила окнами на север. Это была небольшая комната с выступающими балками на потолке, которая раньше была частью чердака. Потолок повторял крутой уклон крыши. Ларк покрасила ее стены ярко-желтой краской. Первые наброски иллюстраций к ее книге, последовательно прибитые гвоздиками к деревянным опорам, опоясывавшим комнату, создавали в комнате видимость яркого, несколько беспорядочного веселья детской. На последнем пролете лестницы ковра не было, ступени были расшатаны, и Ларк должна была услышать, как Мэг поднимается наверх, с первого ее шага. Но она не повернулась, даже когда старшая сестра, несколько запыхавшись из-за подъема, нерешительно остановилась в проеме открытой двери.

— Франсин привезла девочек домой, — сказала ей Мэг. — А Жанин приехала вместе со мной. Мы уложили Ферн спать.

— Спасибо, — сказала Ларк, бросая кисточку в стакан. Она откинулась на своем стуле и потянулась. — Ханна, наконец, уехала удовлетворенной. Я видела, как подъезжала Фран. Отсюда мне видно все. Ты хорошо пообщалась с Линдбергами?

Хотя окно мансарды, к которому был обращен мольберт Ларк, было маленьким, открывавшийся оттуда вид был живописным и масштабным; листва не ограничивала обзор, и было прекрасно видно и подъездную дорожку перед домом, и мастерскую, и заросли кустов вокруг погребка, и передний двор дома Линдбергов.

— Отсюда у тебя действительно хороший обзор, — сказала Мэг, проходя через комнату и останавливаясь за спиной Ларк. — Ты сидела здесь и наблюдала, как каждый день после обеда к Этану приезжала Бекка Сабин?

— Я смотрю, Жанин снова треплет языком направо и налево.

— Ларк, — Мэг сжала правое плечо сестры, но оно было напряженным и неподатливым, твердым, как камень. — Почему ты мне ничего не говорила? — спросила она. В комнате сестры они были вдвоем, но оставались одинокими, так же, как и большую часть жизни.

— Потому что не хотела, чтобы ты знала, — сказала Ларк. — Все другие были достаточно плохи. Но Бекка… Бекка и Этан… хуже этого не было ничего.

— Послушай, малыш, — Мэг села на маленькую скамеечку для ног рядом с мольбертом и взяла руки сестры в свои. — Поговори со мной хоть сейчас, хорошо? Расскажи мне, что произошло?

Ларк мгновение смотрела на их соединенные руки, потом перевела взгляд на окно. С глубоким вздохом она начала рассказывать: — Бекка Сабин представлялась мне опасной с самого начала, когда я ее встретила. Она, казалось, была полна презрения к этому городу, несмотря на то что Эйбу здесь нравилось. Ей «полегчало», когда дом, построенный Эйбом, расхвалили на страницах газеты «Нью-Йорк Таймс». Такого рода вещи — внешний блеск, шик, награды — очень много для нее значили. Я помню, как на вечеринке в честь новоселья, которую они с Эйбом устроили, когда строительство было полностью завершено, Бекка прислонила эту раскрытую журнальную статью к большому стеклянному кубу, который служил им столиком для кофе.

Мэг видела, как Ларк нахмурилась, вспоминая эту сцену.

— В тот вечер стояла обычная для позднего бабьего лета погода — жаркая, переменчивая, — продолжала Ларк. — Другие женщины на вечеринке были одеты так же, как обычно одеваюсь я, — ты знаешь, платья с узором из цветов или черные брюки с шелковой блузкой. Но Бекка! Она была в манхеттенском наряде — тонкое багряно-красное платье, плотно облегающее все изгибы тела, босоножки цвета бронзы на высоких каблуках, массивная золотая цепочка, выглядевшая как ожерелье. Единственное, чего на ней не было, это лифчика.

Я видела, как Этан следил за ней. Я видела, как он будто кружил вокруг нее. Примерно в середине вечера он нашел повод, чтобы к ней приблизиться. Я видела, как они начали беседовать. Потом я наблюдала, как она начала завоевывать его. Как начали покачиваться ее бедра. Ты помнишь, как Этан обычно запускал пальцы в волосы? Я всегда узнавала этот жест, один из его призывных сигналов. И я была уверена, что она начала его «заводить».

— О, малыш! — Мэг сжала руки сестры. Ларк печально кивала головой.

— Знаешь, Мэгги, к тому времени я уже привыкла закрывать глаза на «штучки» Этана. Именно так я это для себя называла. Я привыкла к его увлечениям — они продолжались не более двух-трех недель, может быть месяц, и всегда сопровождались большой и интенсивной работой в мастерской. Я пришла к выводу, что это манера Этана работать. Флирт, секс, творчество — все это было для него связано воедино. А потом Этан всегда возвращался к нам, обновленный, расслабленный. Я чувствовала, что эти интрижки каким-то образом давали выход его внутренним демонам. Поэтому, когда я увидела, как Бекка и Этан двигаются навстречу друг другу в тот вечер, я посчитала, что знаю, чем это закончится. К тому моменту Этан несколько месяцев трудился без устали. Он становился все несноснее и требовательнее. У него были неожиданные вспышки плохого настроения. Я пробовала все, что только могла придумать, чтобы помочь ему выбраться из черной дыры, в которую он попал, но на этот раз почувствовала свою полную беспомощность. Мне казалось, что эти связи ничего не значат, как он всегда утверждал, и нужны ему только для постели, чтобы снять напряжение. Это помогало мне держать себя в руках, когда я чувствовала, что у него скоро появится новая пассия.

— Мне страшно подумать, что тебе пришлось справляться с этим одной, — сказала Мэг. Тон Ларк был таким бесстрастным и сухим, что Мэг не могла не удивиться мужеству сестры, которой удалось укротить боль и ярость.

— Ну, в конце концов я немного привыкла, — ответила Ларк и кротко улыбнулась. — Бедный Эйб, у него не было таких доводов, чтобы смириться с унижением. Позже он рассказывал мне, что взорвался, когда последние гости разошлись. Он упрекнул Бекку в том, что она в открытую заигрывала с Этаном, разве что ширинку на его брюках не расстегивала. Он умолял ее никогда больше этого не делать. Очевидно, за Беккой и раньше водились такие грешки — это была одна из причин, почему Эйб хотел, чтобы они больше времени проводили в деревне. Бекка часто уезжала на съемки или выездную работу, накачивалась кокаином и спала с кем попало. Он считал, что Ред-ривер решит его проблемы. Я думала, что, по крайней мере, поначалу это помогло. А потом Бекка встретила Этана.

Позже мне Бекка говорила, что пыталась, — продолжала Ларк, переводя взгляд обратно на окно, — не видеться с Этаном, я имею в виду. Не думать о нем. Но ты же знаешь, как мы тут живем, Мэг. Всех приглашают на одни и те же вечеринки, через день сталкиваемся друг с другом в магазине у Йодера. С этим ничего нельзя поделать. И в какой-то момент Бекка делать больше ничего не захотела. Она переехала в Ред-ривер на зиму, потом на весну и лето, тогда как Эйб приезжал сюда из города только на выходные. Бедный Эйб… Он-то думал, что она пытается сделать ему приятное, внести свою лепту в сохранение их брака.

На самом же деле она старалась как можно чаще попадаться на глаза Этану. Она вычислила, когда он обычно забирает почту, и стала в это же время приезжать в почтовое отделение — ну, словом, всякие детские уловки. Но она на него запала. Жанин была права: это было своего рода умопомешательство, потому что она привыкла всегда получать то, что хотела. Бекка Великолепная! Но было кое-что, чего она об Этане не знала. Он ненавидел, когда его домогаются. Ему нравилось, чтобы роман был тайной, танцем, цепочкой едва заметных сигналов, как отблески молнии летним вечером: «Я здесь, где же ты?»

Иллюзия погони… — Ларк покачала головой. — Вот в чем он действительно преуспел. Как трюк на канате под куполом цирка, который он выделывал со своими скульптурами — не зная до последнего момента, какой выйдет его очередная сумасшедшая вещь (если вообще выйдет). А здесь Бекка — и конец любым неожиданностям. Этан игнорировал ее, обходил стороной. Он даже мне жаловался, что жена Эйба становится невыносимой. Поэтому, когда нас пригласили на вечеринку к Олдриджам по случаю Дня Труда и он услыхал, что там также будут Сабины, он хотел отказаться от приглашения. Ты знаешь дом Олдриджей на Эденкрофт-роуд? Вычурный, в колониальном стиле, с плантацией многолетних растений, которые стоят зелеными круглый год? Оуэн Олдридж — большой надутый дурак с Уолл-стрит; они с женой Миррой выложили миллионы, чтобы привести в порядок дом и весь участок. На этой вечеринке они хотели показать новшества гостям. А обслуживание… Свинговая группа из Бостона. Это я уговорила Этана пойти.

Там были все, кто хоть что-то из себя представлял в этом графстве: все преуспевающие приезжие-на-выходные, местная элита, пара телезвезд, снимающих летние материалы в Беркшире. Была великолепная ночь, кристально чистая. Миллионы звезд. Я помню, как смотрела на их отражение в огромном, олимпийских размеров бассейне, который отгрохали Олдриджи. Обед и коктейли подавали у бассейна, танцевали на помосте под полосатым тентом. Все было очень изысканно. Мы с Этаном избегали Сабинов, благо сделать это было совсем нетрудно — вокруг было много народу.

После обеда мы танцевали. Этан прекрасно танцует… Вернее, танцевал. В его движениях была особая пластика… Мы были счастливы, что так прекрасно проводим время, а потом появился Эйб и спросил, может ли он присоединиться. Потом я узнала, что Бекка подтолкнула его к этому. Эйб, должно быть, забыл или — кто знает? — подавил воспоминания о том, что случилось в ту ночь на их вечеринке. Их разделял почти год. Сейчас мы все должны были стать друзьями, по крайней мере, так ему казалось.

Я не могу вспомнить, о чем мы тогда говорили с Эйбом, но помню, что думала, как он мне, оказывается, нравится. Тогда моим персональным барометром в оценке людей были девочки — если они к кому-то идут, я автоматически доверяю этому человеку. Брук и Фиби обожали Эйба — ну, ты сама видела их всех вместе. А Эйбу всегда удавалось меня рассмешить, даже если дела были по-настоящему плохи. Чтобы ни произошло, у меня такое чувство, что у Эйба такое уже бывало, — не важно, насколько сложна твоя ситуация, — к тому же он умеет сопереживать; думаю, это как раз правильное слово. Вот почему так ужасно было видеть его лицо, словно окаменевшее тело, когда он увидел, чем они заняты. Кстати, к истории о занятии любовью на танцполе: Бекка просто липла к Этану, двигая бедрами, словно «подмахивая» ему. А Этан… Что ж, не скажу, что он отталкивал ее от себя, но именно она навязывала ему себя, иначе и не скажешь. Гости с удивлением смотрели на них. И потихоньку пересмеивались. Мне было больно, я была в замешательстве, мне просто хотелось плакать. Эйб увидел все это и вышел из себя. Он пошел выяснять отношения.

Эйб на три дюйма ниже Этана и на двадцать фунтов легче. Смешно. Этан теснил его, но Эйб не хотел сдаваться. Это выглядело ужасно. Эйб затеял настоящую драку. Мы с Беккой, конечно, старались их остановить. Наконец Оуэн и еще двое других гостей растащили их. Хозяин дома попросил нас всех уйти. Совершенный кошмар! Но это было только начало. Этан был в бешенстве, злился на Эйба за то, что тот публично обвинил его в приставаниях к Бекке, тогда как в течение последних девяти с лишним месяцев она откровенно липла к нему. Поэтому он отыгрался единственным образом, который гарантированно причинил бы Эйбу больше всего боли.

— Он начал крутить с Беккой роман, — угадала Мэг.

— Из чувства мести. Примерно два месяца и очень интенсивно. Вполне достаточно, чтобы развалить любой брак. Нельзя сказать, что семейный корабль Сабинов плавал далеко от рифов, пока не появился Этан. Но Этан постарался, чтобы он разбился вдребезги.

— Так вот почему они разошлись… И почему Эйб ненавидит Этана.

— Это все равно не могло длиться долго. Я узнала, чего стоят и Бекка, и Эйб, и что их брак был как раз тем случаем, когда притягиваются противоположности — до поры до времени. Бекка полностью увлечена только собой — для нее не существует ничего более интересного и важного, чем драма под названием «моя жизнь». Сначала я думала, что Эйбу это нравится, нравится ее энергия, ее самолюбование. Эйбу казалось, что Бекка — словно натянутая струна, немного психически неуравновешенна, — ты знаешь, эдакий избыточно чувствительный экзотический цветок. Но он также думал, что она его любит, тогда как ее чувство к нему было не более чем отражением его собственных чувств — угодливое, комфортное зеркальное отражение.

Этан стал первым из мужчин Бекки, который оторвал ее от самой себя, который заставил ее взглянуть на себя и задаться вопросом: «А чего мне не хватает?» На первых порах, когда он не реагировал на ее заигрывания, она сходила с ума. Но это заставило ее задуматься, пересмотреть свои действия. Она пришла к мысли, что ей уже не хочется, чтобы ее просто обожали. Она захотела, чтобы возлюбленный изучил ее внутренний мир — чтобы восхищался ею, снова и снова учился ее ценить, — словом она хотела вызывать в нем чувства, которые способна вселить в сердце только глубокая страсть. Что она действительно старалась сделать, — теперь мне это понятно, — так это вырасти. А Эйб все стремился ее защищать, сохранить ее в качестве холеной женщины-ребенка. А Бекке было нужно совсем другое.

— Жанин сказала, Бекка не могла смириться с тем, что Этан решил положить конец их роману. Что она продолжала его преследовать, когда всем уже стало понятно, что все кончено, — попробовала прозондировать почву Мэг.

— Жанин… — Ларк нахмурилась. — Для определения наших с ней взаимоотношений существует специальное слово: взаимозависимость. Она вошла в нашу семью, и все наши проблемы стали ее проблемами. Она как бы подпитывается от нас — эмоционально, я имею в виду. Но это ее выбор. И она права: когда Этан бросил Бекку во второй раз, она действительно очень тяжело это переживала. Она не могла поверить, что после того, как она ради Этана разрушила свой брак, он ведет себя так, словно он тут и не при чем. Несколько месяцев спустя Этан окончательно к ней охладел, а когда заполучил свою выставку в галерее «Джадсон», он просто порвал с ней.

В Нью-Йорке у Этана была масса дел, — продолжала Ларк, разглядывая свои руки. Она взяла со стола резиновую ленту и по мере рассказа закручивала ее все туже и туже. — А в Ред-ривере не было ничего, что могло помешать Бекке уехать, отвлечь от навязчивых мыслей о случившемся. Мне пришлось выслушать ее исповедь. Она обратилась ко мне за поддержкой. Из всех она выбрала именно меня. Но ты знаешь, мы с Франсин много беседуем о прощении и терпимости, о том, как учиться уживаться с окружающим миром так, как нам предписано свыше. Я решила, что действительно могла бы помочь Бекке. Я знала, что за человек Этан. Если он рвал с кем-то — тут уже ничего не поделаешь. Я уже больше не ревновала его к Бекке. И чем больше я выслушивала рассказов о ее боли, тем сильнее ее жалела. Она была такой трогательной, Мэг… Эта красивая, эффектная женщина унижалась ради того, чтобы что-то узнать об Этане. Она все спрашивала меня, не появилась ли у него другая женщина. Новая женщина. Кто бы это мог быть? Кто?

— Как ты смогла все это пережить, Ларк? — спросила Мэг. — Я думаю, я бы убила Этана, если бы…

Глава 26

Было воскресное утро. Мэг слушала, как Ларк и девочки собираются в церковь. Брук уговаривала Фиби поторопиться, иначе они опять опоздают. Накануне вечером Мэг попросила ее не будить. Она сказала сестре, что работа совсем измотала ее и утром ей просто необходимо выспаться. На лестнице Ларк шепотом уговаривала дочерей вести себя тише — тетя Мэг еще спит.

Фактически «тетя Мэг» проснулась уже несколько часов назад. Она лежала на постели, смотрела в потолок и обдумывала все, что ей удалось узнать об убийстве Этана. Но мысли обрывались, начинали водить ее кругами, без толку метались между мотивами и возможностями и возвращались к вопросу, который она задала Люсинде: могла бы ты кого-нибудь убить, потому что он разлюбил тебя? Могла Ларк или Бекка убить Этана по этой причине? Решишься ли ты уничтожить предмет своей страсти — или приложишь еще больше усилий, чтобы вернуть его? Воспоминание о страсти увело мысли Мэг совсем в другом направлении.

Эйб. Абрахам Леонард Сабин. Она вспомнила, как изучала его визитную карточку, когда он много лет назад впервые предложил ей позвонить, если потребуется совет или если она решит открывать рекламное агентство. Тогда они оба находились на ранних стадиях развития собственных компаний. На следующей же неделе она откликнулась на его предложение.

После невыносимо трудно дававшегося Мэг рассказа в своем банке, она сказала ему:

— Они хотят знать, какой бизнес я собираюсь вести. Я сказала, что создаю рекламное агентство, но, по-видимому, они имели в виду не это. Мне нужно подать какие-то документы в штат. Они сказали, юрист должен знать.

— И к счастью, они правы, — сказал Эйб и рассмеялся. — Существуют различные виды корпоративных субъектов — «Глава С», «Подглава С»… Давай обсудим детали. На деле все это очень просто.

У него все получалось весело. Он был способен без всякой чопорности объяснить так, что все становилось понятно: вопрос аренды ее офиса, выбора типа кредитования в банке, подготовки регистрационных документов. В первые двенадцать месяцев «самостоятельного плавания» Мэг обращалась к Эйбу Сабину по меньшей мере дважды в месяц.

— Мой новый клиент, компания «Джонас Спортсвеар», хочет узнать, когда я собираюсь прислать им наш контракт. А у меня его просто нет, Эйб, — ты меня знаешь, я предпочитаю вести бизнес, полагаясь на слово.

— Такой клиент, как «Джонас», выводит тебя в высшую лигу, — подчеркнул Эйб. — И, похоже, пришло время составить для тебя типовой контракт. Я позвоню их юристам и точно узнаю, чего они ожидают от этого документа. И я также считаю, что мне пора начать брать с тебя плату по моим обычным расценкам.

— Господи, Эйб, какую же чертову уйму денег вы, адвокаты, должны зарабатывать?

— Это отвратительно, не правда ли? Но я видел твой финансовый отчет за третий квартал. Так что полностью я тебя не разорю.

Большинство их разговоров на протяжении нескольких лет были посвящены бизнесу. Обсуждению новостей. Событиям в Ред-ривере, куда они часто ездили вместе. Постепенно, по мере того как Эйб становился близким другом Ларк, и особенно после его женитьбы на Бекке, она стала посвящать его в некоторые свои проблемы с противоположным полом.

— Я уже начинаю думать, что родилась без радара, которым природа, похоже, снабжает большинство женщин, — рассказывала ему Мэг после своего фиаско со спортивным радиокомментатором. — Я говорю о способности правильно расшифровывать сигналы мужчин. Он может успеть буквально улечься на меня, пока до меня дойдет, что я имею дело с законченным эгоистом.

— Твои родители были счастливы в браке? — спросил Эйб. — Существует огромная масса выученных нами линий поведения, которые мы переняли от них. Я начинаю понимать, что часто поступаю, как отец.

— Что это означает для тебя, Эйб?

— Я романтик. Я безрассудно влюбляюсь.

— По-моему, это великолепно, — сказала Мэг, удивляясь унылому тону его голоса.

— Конечно. Пока не разочаруешься.

Теперь они оба стали старше и мудрее. Мэг сомневалась, что после того, как Этан разрушил его брак, у Эйба еще остались иллюзии насчет любви и счастья. А она сама? Ей так много пришлось пережить в последнее время… Способна ли она верить, что, в конечном счете, найдет настоящее чувство? Положа руку на сердце, уверена ли она, что, узнав столько гадостей о единственной супружеской паре, которой восхищалась и уважала, сможет когда-нибудь быть счастлива в браке?

Наверное, нет. И все же… Начиная с вечера пятницы, мысль об Эйбе пряталась позади размышлений о событиях последних недель. Она могла вспомнить, почувствовать его вкус на своих губах. Ощутить его прикосновение к своей щеке, его дыхание на своих волосах. Конечно, он знал, что недавно она прошла через ад. Что она была напугана. Они были друзьями. Он, без сомнения, о ней заботился. Он поцеловал ее, чтобы таким образом заверить, что все, в конечном итоге, будет хорошо. Он просто старался быть добрым. И он, вероятно, будет шокирован, решила Мэг, вставая, наконец, с постели, если узнает, какой чувственный отклик в ней вызвал этот единственный поцелуй.

В Ред-ривере был еще один человек, о котором Мэг точно знала, что он не придет на воскресную утреннюю службу к Франсин. Как говорили, вот уже несколько лет Мэт не показывался в Первой Конгрегационной церкви.

— Он вынужден слушать ее проповеди каждый день своей жизни, — сказал Этан на прошлое Рождество, когда они с Ларк обсуждали поведение подростка. — Это больше, чем может вынести любое человеческое существо.

Дом приходского священника располагался на холме над церковью. Западная граница усадьбы примыкала к внушительному по размерам земельному участку Мак-Гованов. Два землевладения соединяла грубо прорубленная через лес тропинка. Она извивалась вдоль берега реки, а потом взбиралась по склону холма. Это был короткий путь, который Ларк и Франсин часто использовали, когда ходили друг к другу в гости. В это утро Мэг легко нашла дорогу через неподвижный, лишенный листьев лес.

Как и большинство домов в Ред-ривере, дом Франсин был построен в середине восьмидесятых годов XIX столетия из обшивочных досок, хотя, вероятно, были предприняты усилия, чтобы придать этой важной резиденции элегантность. Переднее крыльцо и скаты крыши были украшены вычурной резьбой, вставка из цветного стекла в форме ромба придавала изящество маленькому чердачному окошку.

Мэг три раза позвонила у бокового входа, пока услышала внутри какое-то движение. Наконец на лестнице послышался глухой звук тяжелых шагов, потом топот. Дверь распахнулась рывком.

— Что вам нужно? — Мэт в упор смотрел на нее из-под тяжелых век. Его верхняя губа с полоской намечавшихся редких усиков была искривлена в усмешке.

— Минутка, чтобы поговорить с тобой, — сказала Мэг. — Я хотела узнать, как у вас вчера прошла встреча с Люсиндой.

— Мы ее не видели, — резко ответил Мэт. — Мы просто оставили передачу. Знаете, Франсин больше ничего и не хотела делать. Только широкий жест…

— Твоя мать знает, что ты спишь с Люсиндой? — спросила Мэг, когда он уже начал закрывать дверь.

Мэт замер.

— Откуда вы знаете? — Когда он задавал этот вопрос, его глубокий голос напрягся от волнения.

— Если честно, то я догадалась. После того как все это случилось, я много разговаривала с Люсиндой. Мы говорили по телефону — по крайней мере, раз в неделю. Твое имя звучало слишком часто, чтобы я могла сомневаться в том, что у вас с ней происходит.

— Ну и что теперь? — Мэт шагнул на крыльцо, закурил сигарету и глубоко затянулся.

— Так как насчет Франсин? — настаивала Мэг. — Она знает про вас с Люсиндой?

— Несмотря на стремление моей матери «творить добро», фактически она считает Люсинду недостойной даже презрения. Я уверен, вы поймете, почему я не рассказал ей, что мы с Люсиндой занимались сексом.

— Но ты мог быть отцом ребенка Люсинды! Ты мог признаться и рассказать нам, что происходит. Ты же знал, что Этан тут ни при чем.

— Это правда. Но она могла забеременеть от любого другого парня отсюда до Монтвиля.

— Она намекала, что у нее было много парней, — согласилась Мэг, но что-то в тоне Мэта ее заинтриговало. Ей показалось, что под тщательно подобранными словами она почувствовала злость.

— Это она еще поскромничала, — продолжал Мэт. — Для нее это было способом самоутверждения, как выразилась бы Франсин. Она знала, что Этан о ней думает, — и ее это действительно задевало. Она спала с кем попало, чтобы показать ему, что другие парни находят ее привлекательной. Что она того стоит.

— А что ты о ней думал?

— Вот это уже не ваше дело, разве не так?

— Это стало моим делом, — сказала Мэг. Она смотрела на однообразный ландшафт из деревьев, верхушек крыш, печных труб и вереницы холмов вдалеке и старалась придумать, как привлечь этого мальчика на свою сторону. Хотя, чем больше она его слушала, тем больше понимала, насколько он близок к тому, чтобы стать мужчиной. В Мэте была глубина, зрелость, которых она поначалу не заметила. Она также почувствовала, что он может стать важным союзником в ее битве за справедливое слушание дела Люсинды.

— Как она? — спросил Мэт после долгого молчания.

— Перепугана до смерти. Что ты будешь делать? — сказала Мэг и уже более мягко добавила: — Ведь ты за нее переживаешь, правда, Мэт?

— Переживал в какой-то момент, — ответил он, глядя в сторону. — Я думал, что чувства взаимны.

— А ты уверен, что это не так?

— Да, я уверен. Я был сопляком, ясно? Это для меня много значило — больше, чем я мог себе признаться, — быть действительно близким кому-то, заниматься любовью, разговаривать полночи. Люди думают, что Люсинда жестокая, но это не так. Просто она не ханжа, как почти все в этом проклятом городе. Она честная. Знаете, я бы отдал что угодно за то, чтобы это был мой ребенок. Чтобы он жил. Быть папой… Я никогда не знал, кто был моим отцом.

— Извини. Франсин никогда не говорила тебе, кто…

— Я думаю, ей нравится верить, что это было непорочное зачатие. Я имею в виду, если она фактически не может быть Богом, вторым лучшим вариантом для нее может быть вынашивание Его ребенка.

— Я не верю, что Этана убила Люсинда, — Мэг повернулась к Мэту лицом.

— Вижу. Люсинда сказала вам что-то другое? Опровергла какое-то существенное доказательство? Она может быть очень убедительной, когда захочет вашей помощи.

— Она нуждается в моей помощи, Мэт, — сказала Мэг. — В нашей помощи. Я изо всех сил пытаюсь понять, почему все так хотят обвинить ее. У меня масса вопросов по поводу того, что же в действительности произошло в мастерской в то утро. Люсинда была не единственным посетителем Этана.

— Что вы имеете в виду?

— Жанин узнала две машины, приезжавшие в разное время незадолго до убийства.

— Да, но ведь Этан там работал, правда? Если у него были посетители, значит, у них в мастерской было какое-то дело.

Мэг рассчитывала заручиться симпатией и поддержкой Мэта, но поняла, что парень принял твердое решение ни во что не вмешиваться. Тогда она попробовала действовать иначе.

— В Ред-ривере полно людей, которые не особенно страдают из-за того, что Этан умер.

— Это точно, — сказал Мэт, щелчком выбрасывая окурок сигареты с крыльца.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Почему бы не повесить это на Люсинду? — ответил Мэт, поворачиваясь к двери. — Пусть все считают, что Люсинда убила отчима, потому что забеременела от него. Они все ненавидели Этана. Хотя он был способен на все, даже на такое. Этот город презирал их, и отчима, и дочь. Облить их грязью и разом покончить с обоими. Зачем разбираться? Все знали, что многие имеют на Этана зуб. Может быть, каждый боится, что кто-то из его близких мог не выдержать и сделал это. — Мэт кивком указал на крыши, видневшиеся за лужайкой и лесом. — Любой из нас мог бы это сделать, — сказал он, отступая назад в дом и закрывая дверь. Разговор был окончен.

Никто не лгал Мэг намеренно, по крайней мере так ей казалось. И все-таки, куда бы она ни обращалась, с кем бы ни говорила, ее не покидало ощущение, что никто не говорит ей всей правды. Вспыхнувший взгляд. Многозначительные интонации. Ударение на некоторых словах, казавшееся неестественным. Позже в тот же день, проезжая с Ларк и девочками по Мейн-стрит к универсальному магазину за продуктами, Мэг смотрела на город, который, защищаясь, настойчиво стремился сохранить свои секреты. Конечно, все сплетничали, но что стоят разговоры! Зато когда вы подходите вплотную, когда начинаете задавать трудные вопросы, вам в ответ пожимают плечами, бормочут что-то невнятное, извиняются.

Когда она вслед за Ларк и девочками зашла в магазин Йодера, внезапно все разговоры вокруг стойки гастрономического отдела (впервые на памяти Мэг) прекратились. Мэг почувствовала на себе все взгляды. Она догадывалась, о чем они думают и что говорят. Мэг была чужаком, который крутился в городе, раздувая беду и предлагая взглянуть на случившееся — вы только подумайте! — глазами Люсинды. Как будто они сами не в состоянии разобраться в этой грязной истории! И это родная сестра Ларк, можете себе представить?

Но если и Ларк почувствовала со стороны горожан враждебность, она не подала виду. Если она и была в курсе, что Мэг решила добиться для Люсинды объективного слушания ее дела, она делала вид, что ничего не знает. Мэг поняла, что ее сестра часто просто не хотела видеть того, что находилось прямо у нее под носом. Как хорошо ей было жить в мире, который она сама себе построила! В конце концов, Мэг сама научила ее это делать еще ребенком.

— Спасибо тебе большое, что приехала к нам на этот уик-энд, — сказала ей Ларк, крепко обнимая, когда Мэг вечером собралась уезжать. Эйб ждал ее в машине. Ларк была слишком занята собственными размышлениями, чтобы заметить — или, по крайней мере, прокомментировать странный факт — за выходные Эйб даже не зашел к ним. — И что выслушала меня. И что просто побыла здесь, старшая сестричка. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, — сказала Мэг, обнимая Ларк и прижимая к себе. Она всегда старалась быть ответственной, думать за них обеих. Сейчас, впервые в жизни, Мэг чувствовала, что разрывается между противоречивыми желаниями — защитить Ларк, как это бывало прежде, и сделать то, что считала правильным.

— Помни об этом, малыш, — сказала Мэг, отступая. — Что бы ни случилось!

Глава 27

— Хочешь, пообедаем вместе у меня? — спросила Мэг, когда они с Эйбом подъехали к боковому входу ее дома.

Это была странная, напряженная поездка с рваным разговором, который вел в никуда, и длинными паузами неловкого молчания, которые никто из них, казалось, не мог заполнить. Большую часть пути Мэг не отпускало чувство опасности, которое возникало всякий раз, когда она начинала действительно интересоваться мужчиной. Сумев добиться больших успехов в своем бизнесе, она постоянно терпела неудачи в романтических делах. Но не об этом думал Эйб, когда поцеловал ее предыдущей ночью, напоминала она себе. Ему не нужно чего-то большего, чем их беспечная дружба — та самая, которую она сейчас портит своими странными печалями.

Связь Этана с Беккой разрушила брак Эйба. И все-таки, несмотря на то что она жаловалась Эйбу на свои проблемы с зятем, он ни разу не упомянул об этом грустном эпизоде своей жизни. Может быть, он слишком страдал из-за предательства Бекки? А может, его молчание — подтверждение того, что он до сих пор любит свою бывшую жену?

— А ты, собственно, умеешь готовить? — спросил он, заезжая на парковку. — В последний раз, когда я был у тебя, в холодильнике не было ничего, кроме банки маслин и недоеденного йогурта.

— Не беспокойся, я же не сказала, что сама буду готовить, — ответила Мэг, отстегивая ремень безопасности. — Я живу по соседству с лучшими в мире забегаловками, где можно заказать еду с доставкой на дом. Что-нибудь из тайской кухни, к примеру…

— Я приду, — сказал Эйб. — Если смогу найти место, куда поставить машину.

Я веду себя очень смешно, думала про себя Мэг, торопливо проходя по комнатам и наводя порядок. Следующие пять минут она провела в ванной: чистила зубы, расчесывала волосы… Совсем как влюбленный подросток. Она еще рылась в ящике стола в поисках меню кафе, доставляющего еду по адресу клиента, когда он позвонил в дверь.

— Я остановился за углом и принес приличное пиво, которого у тебя, кажется, никогда не было, — сказал Эйб, заходя в прихожую, пока она запирала дверь. Когда она покупала эту квартиру, он был ее адвокатом и помогал торговаться во время оформления закладной. С тех пор он много раз бывал здесь на вечеринках и обедах, но в первый раз Мэг захотелось узнать, что он об этой квартире думает. Она оглядела гостиную, стараясь увидеть ее его глазами, и решила, что разбросанные повсюду маленькие подушечки нужно убрать.

Эйб вернулся с кухни и протянул ей бутылку.

— Все в порядке? Ты все время о чем-то напряженно размышляешь…

— Я в порядке, — сказала она и потянулась за пивом. Но вместо этого он поставил обе бутылки на край стола и взял ее руки в свои.

— Я никого не обманываю, правда?

Выражение его лица перестало быть дружелюбным. В его ладонях она почувствовала силу.

— О чем ты?

Не ответив, он поцеловал ее. Мэг ощутила резкий прилив желания. Она поняла, как сильно она нуждалась в этом, как хотела ощутить, что он мог, возбуждаясь, быть таким ласковым, касаться ее так нежно, будто она была хрупкой стеклянной вещицей. Эйб поцеловал ее в губы. Потом в кончик носа. Потом в мочки ушей.

— Что тебе говорит твой радар? — прошептал он ей на ухо.

— Не понимаю…

— Я про способность читать мысли мужчин, которой, как ты утверждаешь, у тебя нет, — сказал он, продолжая целовать ее в шею. — Ты можешь уловить какой-нибудь сигнал прямо сейчас?

— Улавливаю какой-то царапающий звук, — улыбаясь, ответила ему Мэг. Она никогда не видела его лицо таким живым и открытым. — Но вполне может быть, что это просто мой свитер трется об обивку дивана.

— Мы можем его снять, — сказал он, отклоняясь назад, чтобы лучше ее видеть.

— Эйб! Я не уверена, что готова к чему-то такому, — сказала Мэг, уже не на шутку разнервничавшись, ведь дело зашло так далеко… Она мысленно сравнивала свое красивое тело с прекрасным, безукоризненным телом Бекки. Она так хорошо знала Эйба… Между ними уже существовало чувство близости, и это обстоятельство только повысило интенсивность чувств, когда они сошлись. Только на этот раз это был не просто новый роман, который можно без жалости потерять, здесь была еще и дружба, которую Мэг ценила очень высоко. «Я должна остановить его прямо сейчас», — сказала она себе, когда почувствовала, как что-то твердое упирается в нижнюю часть живота.

— Все о’кей, — сказал он. Губами он снова нашел ее губы. — Я к этому тоже не готов. — Его руки погладили ее по волосам, опустились ниже, прошлись по плечам и рукам, вокруг талии, осторожно подтягивая ее к себе. Его поцелуи были глубокими и неспешными. Он продолжал прикасаться к ней — к ее волосам, плечам, щекам, — как будто не вполне веря, что она действительно находится здесь.

Опыт может быть опасной штукой, когда дело касается секса, и Мэг это знала. Слишком часто тени ее бывших любовников возникали в уголках ее сознания, напоминая о прошлых удовольствиях или подавленной неудовлетворенности. Она понимала, что никто не вступает в отношения с гарантией, что получит удовлетворение; и не важно, как сильно тебе этот человек нравится. Синхронизация во времени бывает коварной. Подъемы чувств и энергии мужчины могут приходиться на спады у женщины. Все это очень напоминало Мэг азартную игру. Поэтому в ее поведении в постели был тот же замысел, что и в бизнесе, — направлять действия партнера и внимательно анализировать результаты.

Мэг чувствовала, что, как и большинство вещей в своей жизни, она держит свое тело под тотальным контролем. Она умела сдерживать свой аппетит, умела заставить себя делать зарядку, даже если находилась во власти апатии. А когда дело доходило до секса, Мэг сама определяла, когда и как она будет удовлетворена. Хотя она в полной мере наслаждалась удовольствием от занятий любовью, но даже в моменты высшей страсти не теряла головы.

С Эйбом, однако, она почти сразу ощутила, что ее власти брошен вызов. Точнее, она уже побеждена. Вначале она пыталась помешать ему задавать тон в игре: он тратил так много времени на поцелуи, а ей это было не нужно. Но он был таким упрямым и… мгновение-другое спустя она подумала: «Ну ладно, почему бы и нет?» А потом, еще через какое-то время, обнаружила, что полностью отдалась чувственности. В его объятиях она расслабилась.

— Эйб… — Мэг вдруг вспомнила, что должна была задать ему очень важный вопрос. О Бекке и Этане. Но еще до того, как вопрос оформился в слова, она почувствовала, что ее опять уносит мощное, настойчивое подводное течение желания. Его прикосновения были такими нежными, такими легкими, что она поначалу даже не понимала, что он с ней делает. Он ласкал ее спину, покрывал легкими, как прикосновение перышка, поцелуями ее шею… Его руки опускались по ее бедрам, потом опять поднимались вверх. И вдруг, когда Мэг этого совсем не ожидала, ее томление превратилось в настойчивое желание разрядки. Она осознала, что сознание унесло ее далеко за ограничительные буйки здравого смысла. Они были вместе и двигались вперед к цели, которую Мэг не могла определить словами. Казалось, именно этого она ждала всю свою жизнь…

Они нашли дорогу в ее спальню. Его движения перестали быть нежными. Никто из них не хотел сейчас разговаривать. Подтолкнув ее к кровати, он резким движением откинул покрывало.

— Нет, — сказал он, когда она начала стягивать свитер.

Он опустился перед ней на колени, а затем со сводящей с ума медлительностью стал поднимать мягкую шерсть свитера, целуя ее живот, натянутую ткань бюстгальтера. Потом встал, одним нетерпеливым движением снял с нее свитер, помог расстегнуть бюстгальтер и прижал к постели, положив свои ладони ей на грудь.

Она смотрела, как он нервно борется со своей одеждой — рубашка, которая не досчиталась пары пуговиц из-за его спешки, пояс, который, казалось, никогда не расстегнется. Она улыбнулась, когда увидела его обнаженным — более мускулистый, чем можно было бы ожидать, и очаровательно уязвимый из-за полной, дрожащей эрекции.

— О господи, ты смеешься, — сказал он, усаживаясь на край кровати и оглядывая себя. — Неужели настолько плохо?

— Нет, — сказала она, наблюдая, как он надевает презерватив. — Это восхитительное зрелище!

Вряд ли можно было сказать, что они совсем чужие люди — и все-таки сейчас друг в друге все было для них ново. Его прикосновение, его вкус, приятный запах свежести, исходящий от его кожи. Так приятно исследовать его тело — более худое и твердое, чем она могла предположить, — таившее массу милых сюрпризов: соленую область шеи, пологое плато живота, упругую арку спины… Она улыбнулась в темноту, услыхав, как участилось его дыхание, когда ее рука нашла его возбужденный член. Она обхватила его пальцами и, сжав их в плотное кольцо, стала совершать осторожные движения вверх и вниз. Он повернулся к ней, целуя ее груди, и они лежали рядом, бок о бок, изучая, узнавая друг друга.

Его губы передвинулись вниз, к животу, потом еще ниже, к бедрам. Она почувствовала, как ноги ее раздвигаются, и застонала, ощутив, как его язык разделяет ее. Ее пальцы вцепились в простыни, когда его рот сомкнулся над ней. Не имело значения, кем был каждый из них по отдельности — сейчас они превратились в единство прикосновения, вкуса, желания.

— Нет, — закричала Мэг. Ей хотелось получить все, она желала почувствовать его внутри себя. Она потянула его вверх, направляя его. Когда он полностью вошел в нее, заполнил ее и начал двигаться медленно, очень медленно, чтобы она поняла, как это прекрасно. Прекрасно, когда не один партнер, а оба получают удовольствие. Прекрасно, что одному не нужно требовать, а другому — подчиняться. Они отдавали себя друг другу и делали это осознанно, сдерживались и отдавали опять, приходя в восторг, когда партнер вскрикивал от наслаждения, пока, наконец, во всем мире не осталось ничего, кроме ускоряющегося, требовательного, самого важного ритма двух тел, которые двигались, как единое целое.

Чуть позже десяти часов они все-таки заказали свой ужин с доставкой, который съели в жуткой спешке, стоя на кухне. Но они оба были слишком голодны в отношении совсем других вещей, чтобы сконцентрироваться на фаршированных блинчиках и рисовой вермишели. Поэтому вскоре они опять оказались в спальне.

— Итак? — Она свернулась в его объятиях и прижалась щекой к его плечу. Она чувствовала себя великолепно, и в то же время ужасно. Вернулись все старые опасения, а ведь не прошло и десяти минут после того, как они во второй раз любили друг друга. Почему Эйб не рассказал ей о том, что его жена, пусть даже бывшая, путалась с ее зятем? Было почти двенадцать ночи, и охваченная сомнениями Мэг почувствовала, что тело ее начинает сотрясать нервная дрожь.

— Это риторический вопрос, — сказал Эйб, зевая и гладя ее волосы. — Если ты спрашиваешь, было ли мне хорошо, то я не смогу найти слов, чтобы описать, как это было здорово.

— Я думаю, задавая тебе этот вопрос, я хотела узнать, выдерживаю ли я сравнение, — ответила она, целуя его грудь. Кожа была соленой на вкус. Она вдохнула его глубокий мужской запах.

— Ты имеешь в виду Бекку? — спросил он и, когда она легонько кивнула, вздохнул. — Ты ведь не хочешь во всем этом копаться, правда?

— Не хочу, — нервно ответила Мэг. — Но думаю, что, в конечном счете, мне придется.

— Можно не сегодня ночью? — спросил он, целуя ее волосы. — Не хочется все портить.

— А если говорить о ней — испортим?

— К черту ее, Мэг.

— Извини, просто у меня в голове вертится масса вопросов.

— И это не самая привлекательная черта твоего характера, — сказал Эйб. — Давай с этим покончим — раз и навсегда.

Но что-то в его тоне, какая-то горечь, которую ей было ужасно слышать после такой всеобъемлющей близости, заставила ее засомневаться в правильности своего решения. «Он прав, — подумала Мэг. — Мои вопросы о Бекке и Этане подождут». Ей невыносимо больно было видеть лицо Эйба, искаженное злостью, его губы, плотно сжатые в твердую линию. Она протянула руку и провела пальцами по линии его скул, поворачивая его лицо к себе.

— Извини, — сказала она. — Ты прав. Давай оставим всех этих несчастных людей там, в Ред-ривере. Здесь нам нужны только счастливые.

— Хотел бы я, чтобы ты оказалась права, — сказал Эйб, вытягиваясь. — Но оказывается, Бекка вернулась в Нью-Йорк. И опять занялась модельным бизнесом.

— Она позвонила и рассказала тебе? — спросила Мэг, презирая свою ревность и надеясь, что голос ее не выдал.

— Нет, это сделал ее адвокат, — сказал Эйб, опять устраиваясь рядом с Мэг. — Он сказал, что Бекка не хотела бы, чтобы я удивился, если столкнусь с ней. Не хочет больше никаких проблем. Она утверждает, что я оскорбил ее словами перед домом Ларк в тот день, когда мы вернулись после встречи с Люсиндой. Знаешь, когда мы развелись, я думал, все закончено…

— Разве это не так? — спросила Мэг, натягивая простынь и успокаиваясь. Его отвращение ко всяческим разговорам о Бекке было очевидным.

— Нет, боюсь, теперь это будет продолжаться вечно.

Глава 28

Теперь, куда ни глянь, у Мэг были проблемы. Питер Бордман, адвокат, представляющий интересы Люсинды, позвонил ей в понедельник вечером после уик-энда Дня Благодарения и спросил, появится ли она на слушаниях, которые состоятся на следующей неделе, чтобы поддержать Люсинду.

— А что это конкретно означает? — спросила Мэг.

— Люсинда говорила мне, что вы в этой истории принимаете ее сторону, — ответил ей Бордман. — Что вы с ней близки. Мне нужны люди, которых я мог бы пригласить — друзья, члены семьи, — которые поддержат ее.

С тех пор она старалась убедить себя, что помощь Люсинде совсем не обязательно должна означать, что она отвернулась от остальных участников трагедии. Конечно, Ларк и девочки поймут, что ею движет справедливость. Она хотела только помочь Люсинде, а не причинять им боль. Мысленно она вела с Ларк долгие разговоры на эту тему, но когда они на самом деле начинали говорить по телефону, Мэг понимала, что не в состоянии заговорить со своей сестрой об этом.

В агентстве ситуация тоже накалилась. Помимо своей обычной работы, — а четвертый квартал всегда был для фирмы самым напряженным периодом — они в жуткой спешке готовили креативные разработки для фирмы «СпортсТек», контракт с которой соблазнительно маячил впереди.

— Большой дядя любит заставлять народ попрыгать через обручи, — сказал Мэг Винс Голдман во время их телефонной беседы. Он позвонил сообщить, что «СпортсТек» сузил свои поиски до трех рекламных агентств и что одним из них является «Хардвик и партнеры». — Поэтому каждый из участников тендера получит на проработку проект, и выполнить его надо будет от начала до конца. Я предлагаю вам лакомый кусочек: рекламную кампанию по запуску нашей новой дружественной потребителю линии для девочек подросткового возраста. Я посылаю вам все материалы для промоушена и полдюжины образцов. Успешное продвижение этой линии со складов и в розницу указывает на то, что при правильной рекламной кампании она могла бы стать новым большим прорывом нашей марки на рынок.

Винс, естественно, не знал, что все знания Мэг о подростковой моде легко поместились бы на отрывном листке для заметок. Агентство «Хардвик и партнеры» специализировалось на розничной продаже высококачественной женской одежды, которая продавалась в магазинах «Блумиз», «Бэнделз» и «Сакс». Мэг сделала неутешительный вывод — может статься, теперь будущее ее бизнеса зависит от мотивации той части населения, с которой они, насколько могла понять Мэг, так же похожи, как землянин с марсианином.

Но худшие новости принес Эйб в среду утром: Фрида Жарвис объявляет о своем банкротстве. Это вынудило Мэг, которой и так не хватало средств в связи с задолженностью Жарвис, сделать то, что она ненавидела делать — взять ссуду. Нестабильное в финансовом отношении детство сделало Мэг консерватором в денежных вопросах, и слова «в долг» до сегодняшнего дня просто не было в ее лексиконе. Именно незапятнанная кредитная история помогала ей сохранять кредитную линию в своем банке. Дружеские отношения Эйба со служащим кредитного отдела позволили пройти процедуру очень быстро. Через двадцать четыре часа после получения дурных новостей у Мэг уже было извещение о согласии банка дать ей ссуду. Но в ходе встречи с банковским чиновником и Эйбом в четверг Мэг пришлось отказаться от прав на квартиру и на растущий в цене пакет первоклассных акций в придачу.

Когда Эйб и Мэг вышли из банка, чтобы вместе вернуться в город, он сказал:

— Ты ведь понимаешь, что если тебе не удастся вновь поставить свой бизнес на нормальные рельсы, банк может отобрать все, ради чего ты так упорно трудилась?

— Я знаю, но у меня все будет хорошо, — ответила ему Мэг, стараясь вложить в свой голос как можно больше уверенности. Они каждый день общались по телефону, но увидела она его после воскресной ночи сегодня в первый раз. Она изо всех сил старалась вести себя профессионально, хотя именно сейчас ее терзало смешное детское желание: просто прижаться к нему и попросить обнять ее — крепко-крепко.

— Не получится, если ты будешь продолжать в том же духе.

— А что, собственно, я делаю неправильно? — спросила Мэг официальным голосом, уязвленная его тоном. Ей от него нужны были слова утешения, а не критика.

Они стояли на углу 42-й улицы и 5-й авеню, их обтекала толпа, спешащая на поздний ланч. Женщина, на плече у которой болтался ремень портативного компьютера, пробираясь мимо Мэг, раздраженно бросила:

— Ради бога, люди, почему вы устраиваете свои любовные разборки посреди тротуара?

— Пойдем, — сказал Эйб и потянул Мэг вдоль по улице к одному из боковых входов в Брайант-парк.

Огромная территория парка лежала под одеялом из плотно утоптанного снега. Кроме нескольких бездомных, ютившихся на скамейках вместе со своими пожитками, и садовника, срезавшего плющ у корней платана, парк был пуст. Мэг и Эйб пошли наискосок по лужайке.

— Я говорю это, потому что беспокоюсь о тебе, понимаешь? — начал Эйб. Снежный наст скрипел под его ногами. — Ты должна очень внимательно присматриваться к людям, которые тебя окружают. Должна решить, кому ты действительно можешь доверять. На кого можешь рассчитывать.

— Я знаю, что в деле с Жарвис я оказалась не на высоте, — сказала Мэг, полностью осознавая, что Эйб прав. — Я слишком поздно поняла, что происходит. Я считаю, это важный урок, урок, который меня многому научил. В следующий раз я буду знать, как с этим справляться.

— Ты только послушай себя! Ты действительно собираешься справляться со всем самостоятельно? Ты и вправду являешься единственным человеком, кому по-настоящему можешь доверять, зная, что он все сделает правильно?

— Мы ведь сейчас говорим не о Жарвис, правда?

— В понедельник вечером сразу после разговора с тобой мне позвонил Бордман. Чего, по твоему мнению, ты можешь достичь, взяв на себя решение проблем Люсинды?

— Это касается только меня, — сказала Мэг, которую резкость Эйба застала врасплох. — Это касается Люси. Этот перепуганный ребенок может лишиться своего единственного шанса вернуть свою жизнь в нормальное русло только потому, что она так здорово смотрится в качестве объекта всеобщей ненависти и… обвинения.

— Здорово смотрится, говоришь? — Эйб остановился и повернулся к ней. Они дошли до южной части парка и сейчас стояли ярдах в двадцати от скамейки, где она сидела с Этаном. — Она была в стельку пьяна! В руках у нее был понтий. Вряд ли можно утверждать, что окружающие к ней несправедливы, предполагая, что она имеет отношение к убийству Этана. Иногда ты бываешь настолько, черт возьми, уверена в себе, что не можешь разглядеть врага даже тогда, когда он смотрит тебе прямо в лицо.

— Люсинда просила меня о помощи… — начала Мэг, но Эйб остановил ее, поднеся свою руку в перчатке к ее губам.

— Я говорю не о Люсинде. Я говорю об Этане. Мне кажется, ты хочешь отомстить ему за все, что он сделал с Ларк. Думаю, ты чувствуешь себя виноватой перед Люсиндой. Именно эта вина движет тобой, Мэг. Почему ты этого не понимаешь?

— Да, но это только часть правды, — сказала Мэг, глянув через плечо. На одной из скамеек, расположившихся вдоль лужайки, Этан сказал, что влюблен в нее вот уже четырнадцать лет. Она вспомнила слезы в его глазах. Как настойчиво он уверял ее в своей искренности — и в том, что она заставляет его страдать! Тогда как в течение многих лет он проделывал тот же трюк с огромным количеством женщин — Франсин, Беккой, Ханной — манипулировал ими, использовал их, а потом оставлял их всех по очереди. Бросал их на обжиговый стол своей непомерно большой страсти, как фрагменты своих неудавшихся скульптур, — чтобы отправить в переплавку и сделать материалом для своих следующих работ по обольщению. — Я рассержена. Чувствую себя пристыженной. И виноватой. Не могу тебе этого сейчас объяснять.

— А я тебя и не прошу.

— А о чем ты просишь? — Но она сама уже почувствовала это, до того как он успел что-то сказать. Она увидела это в его глазах.

— Пусть слушания дела Люсинды идут своим чередом, — сказал Эйб. Он шагнул к ней. Она скучала по нему с того момента, когда в понедельник утром проснулась и поняла, что он успел выскользнуть из ее постели и уйти, оставив ее отсыпаться. В морозном воздухе от его тела исходило такое тепло и спокойствие… В обнявших ее руках она почувствовала себя сильной, она была в безопасности. Его поцелуи стали ответом на все ее тревоги.

— Это не твоя проблема, Мэг, — сказал он ей. — И если ты все-таки сделаешь ее своей, поверь мне, закончится тем, что потеряешь многих людей, которыми дорожишь.

В холодном свете зимнего дня ей были видны все мельчайшие черточки его лица — глубокие складки вокруг рта, смешливые морщинки, расходившиеся из уголков глаз, шрам на правой щеке после падения в раннем детстве, который выглядел как ямочка и часто придавал его лицу обманчиво приветливое выражение. Его темные жесткие волосы немного поредели на висках, а широкие выразительные брови слегка посеребрила седина. Но до самой смерти он все равно будет выглядеть по-мальчишески. Мэг осознавала, что влюбляется в это лицо, это тело, этот ум, в этого мужчину. Больше всего на свете ей хотелось сделать так, чтобы он был счастлив и мог гордиться ею. Она страстно желала поцеловать и разгладить хмурую складку, залегшую между его бровей. Но складка останется на месте. Она это знала заранее, потому что ответила:

— Я уже пообещала Люсинде, что помогу ей.

Как обычно, Оливер записывал для Мэг сообщения, которые считал важными, на розовых липких стикерах для заметок, а менее срочные звонки — на автоответчик.

— Как все прошло? — спросил Оливер, протягивая ей полдюжины записок. — Ты выглядишь заторможенной. Это хороший знак или плохой?

Хотя Мэг не посвящала Оливера в детали своего конфликта с Фридой Жарвис, не говоря уже о том, что ею был подан иск, он каким-то образом умудрился извлечь достаточно информации из телефонных разговоров и своих проницательных наблюдений, чтобы по кусочкам сложить для себя общую картину.

— Мы еще не вышли из лесу, — ответила Мэг, сортируя записки. — П. Бордман, тема: судебные слушанья. В. Голдман, тема: отправка пакета. X. Джадсон, тема: открытие галереи. Твоя сестра, тема: позвонить как можно скорее… Но, выражаясь образно, волк уже не стоит под нашей дверью.

— Для меня это хорошая новость. А как, интересно, я должен интерпретировать тот факт, — Оливер рассматривал ее с натянутой улыбкой, — что у тебя на подбородке губная помада? С ней ты действительно выглядишь по-новому, Мэг. Актуальная тенденция в макияже?

— Ты дерзкий, невозможный человек, — сказала Мэг шутливо, вытирая руками нижнюю часть лица, и направилась в приемную своего офиса. — Занимайся своими делами.

— Я слишком занят, чтобы думать о твоих! — крикнул Оливер ей вслед и потом, уже тихим голосом, добавил: — Но кому-то придется…

Мэг была немного сбита с толку тем, что Бордман лично ответил по телефону — и с первого же звонка.

— Алло, Мэг, спасибо, что перезвонили. — У него был теплый, вселяющий надежду голос, который напоминал ей голос Уолтера Кронкайта. — Вы еще не говорили со своей сестрой?

— С Ларк? Нет, — ответила Мэг, глядя на сообщения, которые передал ей Оливер. Звонок от Ларк следовал за звонком Бордмана с интервалом в несколько минут.

— В общем, боюсь, что это я приложил к этому руку. Я позвонил Ларк по поводу некоторых сопутствующих вопросов — я думал, что семья разделяет ваши взгляды в отношении расследования убийства. Я упомянул, что вы собираетесь присутствовать на слушаньях. И поддержать Люсинду.

— Она расстроилась?

— Это мягко сказано.

Похоже, Ларк также ждала ее звонка у телефона, и по тому, что голос ее был хриплым, Мэг поняла, что она плакала.

— Это я, — сказала Мэг.

— Почему ты это делаешь?

— Что делаю?

— О, ради Бога, Мэг! Ты вдруг принимаешь сторону Люсинды. Почему? Потому что я тебе сказала про Этана и тебя? Ты так на меня обиделась?

— Это здесь совершенно ни при чем, клянусь тебе, малыш. Дело в том…

— Я тебе не малыш, Мэг. Я твоя сестра. Мы равны. Не смей ко мне относиться снисходительно. Раньше я действительно смотрела на тебя снизу вверх. Думала, что ты намного умнее меня. Более увлеченная. Более собранная. Но это не так. Ты была такой, Мэг. Люсинда начала врать мне сразу, как появилась в этом доме. Она у нас воровала. Она приходила домой с запахом спиртного — в дом, полный маленьких детей. Она манипулировала нами, вела себя аморально. И она убила Этана. Таковы факты. Плюс еще вот что: сейчас она использует тебя — твое скрытое чувство вины, твое подавленное желание материнства, — чтобы добиться освобождения. Это она умная, Мэг. А не ты.

— Скрытая вина? Кто внушил тебе этот психологический бред? Франсин?

— Франсин переживает за меня, поддерживает. Она никогда не будет ничего делать за моей спиной, никогда не предаст, как это делает моя родная сестра.

— Я тебя предаю? Почему все, кто замешан в этой истории, постоянно бросаются в крайности? У тебя никогда не возникал в голове вопрос, что, может быть, кто-то другой убил Этана, не Люсинда?

— Не возникал. И если бы ты в меня хоть немного верила, если бы ты воспринимала меня как думающего, зрелого, взрослого человека — ты бы без колебаний приняла в этом деле мою сторону. Ты бы не ходила кругами, раскапывая грязь обо мне и Этане. Что вы с этим Бордманом планируете сделать? Притащить в суд всех женщин, на которых Этан когда-нибудь глянул, чтобы они давали показания относительно его характера? Разве ты не понимаешь, как это отвратительно?

— С чего ты взяла, что такое может произойти? Кто вбил тебе в голову все эти страхи?

— К счастью, здесь меня окружают настоящие друзья, Мэг. Люди, которые Любят меня и девочек.

— Ларк, послушай! Разве тебе не кажется странным, что это убийство стараются повесить на Люсинду? Не кажется странным, что никто, ни один человек, не захотел трактовать сомнения в ее пользу?

— Не кажется. Странно для меня то, что единственным человеком, который это делает, являешься ты. Не знаю, что тобой движет. Единственное, что приходит в голову, это что ты, должно быть, гораздо сильнее обижена на Этана, чем я могла себе предположить. И это твой способ отыграться на мне.

— Ты серьезно думаешь, что…

— Это может тебя удивить, Мэг, но я могу серьезно думать. Самостоятельно, без помощи моей старшей сестры. А в настоящее время я думаю, что не хочу видеть тебя, говорить с тобой, иметь с тобой дело, пока ты в этом вопросе принимаешь сторону Люсинды. Имей дело с Бордманом и этой маленькой шлюхой. В остальном я умываю руки.

На всю оставшуюся часть дня Мэг погрузилась в работу, хотя какая-то часть ее мозга продолжала прокручивать разговор с Ларк — снова и снова. Насколько легче принимать простые решения — и иметь дело с решаемыми проблемами. Она отказала в повышении оплаты одному ответственному сотруднику агентства, который, как она знала, недавно распечатывал ее резюме. Просмотрев глянцевый рекламный проспект, приняла решение отказаться от модернизации компьютеров художественного отдела, пока официально ни появится новая операционная система. Она дошла до бумаг, лежавших на дне ящика для входящих документов, когда около половины седьмого в ее дверь постучал Оливер.

— Я закончил. Все объявления, у которых сегодня закончился срок действия, изъяты. Что-нибудь нужно?

— Нет, все в порядке.

— Честно говоря, я так не думаю. Но мне кажется, тут я помочь ничем не смогу.

— Мог бы ты снять с меня мои сомнения?

— Ты не того просишь, — ответил Оливер. — За исключением маленького черного платья, я думаю, ничто не выставляет женщину в выгодном свете лучше, чем хороший набор сомнений.

«Если бы все было так просто, — подумала Мэг, когда Оливер ушел. — Ты просто выступаешь за то, во что веришь. Делаешь то, что, по твоему убеждению, является наилучшим. А весь мир восхищается твоей прямотой…» Но теперь, хотя все инстинкты говорили ей, что она поступает правильно, почти все, кого она любила, старались убедить ее в обратном.

Она думала над тем, что сказал Эйб. Просто отпустить ситуацию. Она все еще могла это сделать. Она могла найти какие-то поводы не делать этого на слушании. Могла перезвонить Ларк и сказать то, что так хотела сказать: что она любит ее и сделает все, чтобы ей помочь. Могла дать Эйбу знать, что воспользуется его советом. Она вспоминала его объятья, как его руки сжимали ее талию, его частое дыхание, когда она притягивала его поближе. Вспоминала, как он смотрит на нее, когда делает шаг назад, — в его глазах стоит вопрос. Могу ли я тебе доверять? Разве не этот вопрос волновал мужчину и женщину во все времена? Ты поможешь мне или причинишь боль? Любишь или ненавидишь?

Она продолжала думать о нем и десять минут спустя, когда в ответ на ее звонок, который она сделала сразу после своего разговора с Ларк, ей перезвонил Бордман. Мэг была в офисе одна и взяла телефон ночной линии.

— Я бы позвонил вам раньше, — сказал он ей, — но консультировался с врачом — я часто использую свидетельство эксперта — о совместном эффекте алкоголя и перкодана.

— Ну и?

— Мгновенное действие. Она вполне могла отключиться.

— Тогда она говорит правду.

— Да, но эта история включает в себя и невозможность вспомнить главное. Запутанный сценарий. Слушанье по пересмотру дела и назначению залога за Люсинду состоится в следующую пятницу в Монтвиле в половине третьего. Вы говорили с сестрой? Сможет ли прийти кто-нибудь от семьи?

— Поэтому я и звонила вам раньше, — ответила Мэг. Тогда она была готова уступить, выбрать легкий путь — объяснить адвокату, что передумала, что Люсинда будет предоставлена сама себе. Но сейчас все снова встало на свои места. — Я там буду, — сказала она.

— Прекрасно. Знаете, очень даже возможно, что мне удастся вытащить ее под поручительство, если удастся убедить судью, что имеется ответственный член семьи, который желает ее забрать.

— Понятно.

— Вы согласны?

Мэг никогда не думала, что дело зайдет так далеко. Она просто хотела убедиться, что с Люсиндой поступят по справедливости. Меньше всего ей хотелось посадить трудного подростка себе на шею, чтобы осложнить свою и без того наполненную напряжением жизнь еще и чужими проблемами и нуждами. Этого она не просила. То же самое было и с Этаном: она этого также никогда не просила. Он налетел на нее, требовал ее внимания, перевернул ее мир вверх тормашками. Ее ошибка состояла в том, что у нее не хватило мужества вовремя его остановить. И Этан встал между сестрами, разрушил их любовь и доверие друг к другу. Мэг пришло в голову, что, поступив правильно по отношению к Люсинде, она таким образом возместит ущерб, который позволила нанести Этану.

— Посмотрим, что получится, — наконец сказала Мэг, но она знала, что даже Бордман понял: она встала на сторону Люсинды. Пути назад не было.

Глава 29

Хотя агентство «Хардвик и партнеры» было маленьким, в индустрии моды у него была великолепная репутация. Мэг была известна как человек порядочный, прямой, человек, которому можно доверять. Она знала, что для ее бизнеса было очень важно, чтобы ее агентство сохранило подобное реноме. Поэтому она постаралась, чтобы никто не узнал о масштабе ее проблем с Жарвис, тогда как сама активно способствовала распространению слухов, — а они действуют на клиентов в мире моды, как валерианка на кошек, — что «Хардвик и партнеры» может выиграть большой контракт со «СпортсТек». Это означало, что Мэг разнообразит свою деятельность, отступив от небольших, изящных торговых марок в пользу товаров для массового рынка. Ее обороты должны возрасти, нужно будет увеличить штат. Несмотря на обычное злословие и мелочную зависть, процветающие в сообществе этого туго переплетенного, замкнутого бизнеса, почти все ее партнеры, коллеги и конкуренты соглашались, что Мэг заслужила такой успех.

Мэг была лояльна к поставщикам, с которыми работала, — модельным агентствам, фотографам, печатникам и компаниям пост-продакшн, с помощью которых макеты и раскадровки Хардвик превращались в полноцветные печатные рекламные материалы и телевизионные ролики. Она возвела в ранг политики работать только с теми, кого считала лучшими, даже если это означало, что ее производственные затраты будут несколько выше, чем у конкурентов. За многие годы электронное периодическое издание Мэг превратилось в пользующийся спросом у творческой братии от мира моды вариант «кто есть кто». И когда в эти дни Мэг кому-нибудь звонила, ей неизменно отвечали.

— Как поживаешь, Хильда? — Мэг звонила директору одного из модельных агентств, женщине, с которой была дружна почти десять лет.

Было утро понедельника. Значительную часть уик-энда Мэг провела в борьбе с собственной совестью, решая, делать этот звонок или нет. Эйб в прошлую пятницу улетел в Лос-Анджелес на конференцию, которая продлится неделю, поэтому у нее была масса времени, чтобы поразмышлять, почему он скрыл от нее связь Этана и Бекки. Мэг была отрезана от сестры, племянниц, всего городка Ред-ривер, так что в ее распоряжении оказались два полных дня, чтобы обдумать тот факт, что она теряет семью и нескольких друзей. Известие о том, что Мэг придет на слушание, привело Люсинду в состояние эйфории. У Мэг было достаточно свободного времени, чтобы решить, как эмоционально подготовиться к тому, чтобы справиться с потребностями и проблемами Люсинды. В конечном счете, у нее появилось чувство, что ее личная жизнь перетекает в трясину забот, вопросов и проблем, и любая ее надежда на собственное счастье зависит от того, решит она их или нет.

— Хорошо, Мэг. Тебе что-то нужно? — сказала Хильда, которая, как обычно, была очень занята. — Я слыхала, у тебя размещается молодежная линия для «СпортсТек». У меня есть три замечательные новые девочки — совершенно неизвестные и абсолютно потрясающие.

— Собственно, Хильда, я пытаюсь разыскать одного человека. Модель, которая на время отставила этот бизнес, но теперь, насколько я понимаю, работает опять.

— Конечно, дорогая, — сказала Хильда. — Я могу взять ее для тебя в качестве свободного агента, если у нее нет собственного. И если ты считаешь, что она хороша, мы сами ее посмотрим.

— Бекка Сабин, — сказала Мэг. — Это имя тебе о чем-нибудь говорит?

— Боюсь, что да, — фыркнула Хильда. — Перегоревший вариант, Мэг. Такая манерная штучка, ты не поверишь. Говорят, ненадежная. И даже хуже. У меня есть сотня девочек, на которых тебе следует взглянуть, прежде чем…

— Речь идет не о работе, Хильда, — пояснила Мэг. — Мне нужно просто с ней поговорить.

— А, ну ладно… В последний раз я слышала, что она работает с этим аморальным типом Рэндольфом Перроло.

— Это не его задерживали за?..

— Конечно, об этом я и пытаюсь тебе сказать. Наркотиками он занимается так же, как девушками. Будь осторожна, Мэг. Перроло — настоящая свинья.

После этого найти Бекку не составило труда. Хотя большинство модельных агентств тщательно скрывают информацию и расписание своих клиентов, разговорчивой девушке в приемной агентства «Перроло Герлз», казалось, доставляло удовольствие рассказывать Мэг, где работает Бекка.

— Она занята в каталоге «Сексуальные и Шелковистые», — хрипловатым голосом сообщила она Мэг. — Всю неделю. А что за срочность, а?

Замаячившая возможность работы на рекламное агентство, на которую Мэг даже не собиралась намекать, привела к тому, что ей даже рассказали о подробностях этих съемок:

— Студия Дэнни Халлована на углу 24-й и 8-й улиц. Знаете это место?

Да, Мэг его знала. Все знали Дэнни. «Поговорить о “перегоревшем варианте”», — подумала она, останавливая такси, чтобы добраться до центра города. Проблемы Дэнни никогда не были связаны с наркотиками или алкоголем — он умудрился загубить многообещающую карьеру модельного художника из-за своего неконтролируемого настроения. Дэнни не любил выполнять заказы. Он считал, что ему не дают развернуться, когда арт-директоры вносили свои предложения по поводу освещения или ракурса камеры. Он вопил, если кто-нибудь — даже важный клиент — просил его что-то переснять. С течением времени талант Дэнни ушел в тень, отбрасываемую его склочным характером, его репутация испортилась, и агентства потихоньку от него отвернулись. Он продолжал работать, но теперь в основном для каталогов прямой рассылки — плата была не слишком высокой, но зато Дэнни мог требовать почти полной автономии. Мэг слышала, что Дэнни немного подрабатывал тем, что организовывал заказы бывшим моделям или девушкам, только пытавшимся прорваться в этот бизнес — и брал свой процент от гонорара.

Хотя она уже давно прекратила свои попытки работать с ним, Мэг все-таки удавалось поддерживать с Халлованом дружеские отношения. Прошлым летом она даже разместила у него какие-то заказы.

В то утро Дэнни, казалось, как обычно, был очень рад ее видеть.

— Что ты здесь делаешь, черт побери? — закричал он жизнерадостно, пока Мэг пробиралась к нему через кабели и отражающие экраны, беспорядочно разложенные в откликавшейся эхом просторной студии. Модели, нагота которых была в различной степени подчеркнута или скрыта шелком, скучали на кушетках с разбросанными на них подушками.

— Привет, Дэнни. — Мэг позволила этому огромному, как медведь, мужчине, который настойчиво завязывал оставшиеся у него волосы в маленький хвостик на затылке, себя обнять. — Моя приятельница занята в твоем каталоге. Я решила, что заеду и, возможно, приглашу ее на ленч.

— Рад видеть тебя, Хардвик, — сказал Дэнни, вертя в руках фотофильтр. — Ты одна из немногих приличных женщин в этом полностью проклятом Богом бизнесе. Ты только посмотри на эти чертовы одежки — у меня ощущение, будто я снимаю порнографию.

Мэг оглядела комнату в поисках характерной темной шевелюры Бекки. Возле декорации находилось семь моделей, но Бекки Мэг среди них не увидела.

— А Бекка Сабин что, не работает на этой сессии? — спросила Мэг.

— Работает, если не находится в дамской комнате, занимаясь сама-знаешь-чем, — сказал Дэнни, наклоняясь, чтобы заглянуть в видоискатель камеры. — Думаю, можно сказать, что она работает. Эй, Фредди, где, черт побери, Бекка? Мы уже тут почти готовы сворачиваться.

Когда Бекка, наконец, появилась, выглядела она восхитительно. Возможно, она была чуть худее, чем во время их последней встречи, но для модели это только плюс. Темный шлем ее волос сиял. Ее совершенное лицо в форме сердца было невозмутимым, словно его вылепили из гипса. Ее улыбка была высокомерной и провоцирующей одновременно. Мэг не знала, что видел в камеру Дэнни, но догадывалась, что Бекка Сабин чрезвычайно фотогенична. Они еще поснимали чуть больше часа, а потом Дэнни объявил перерыв на ленч.

— Бекка? — Мэг перехватила ее на полпути в заднюю часть студии, где, как предполагала Мэг, находилась ванная комната. На близком расстоянии кожа Бекки под толстым слоем макияжа выглядела нездоровой. Ее прекрасные глаза были красными, зрачки расширены.

— Что? — Бекка настороженно посмотрела на Мэг, но через секунду-другую узнала ее. — Что вы здесь делаете?

— О, просто заехала повидать Дэнни. — Мэг медлила. — Мы собираемся возобновить контакты.

— Очень хорошо, — сказала Бекка, стараясь проскользнуть мимо Мэг. — У меня всего тридцать минут на ленч. Я должна идти.

— Было здорово столкнуться с вами таким образом, — сказала Мэг, следуя за ней. — Позвольте мне угостить вас ленчем. Я знаю прекрасное местечко, где подают суши, здесь рядом.

— Я занята, — сказала Бекка.

— Очень жаль. Когда я увидела вас сейчас, я подумала, было бы прекрасно, если бы мы смогли поговорить…

Но Бекка продолжала идти.

— О вас с Этаном, — сказала Мэг.

Это привлекло ее внимание. Она остановилась и повернулась к Мэг.

— Об Этане?

— Вы были любовниками.

— Ну и что? Весь проклятый мир теперь уже знает об этом.

— Вам сейчас, наверное, очень тяжело, — Мэг старалась, чтобы в голосе прозвучало сочувствие. — Потерять Этана таким ужасным образом…

— Послушайте, Мэг, — сказала Бекка, и тон ее стал вульгарным. — Бросьте вешать мне лапшу на уши! От Ларк я знаю про Этана и вас. И я прекрасно знаю, что он бросил меня ради вас.

— Мы никогда не были любовниками.

— Ларк вы можете врать сколько угодно, но не сомневайтесь ни на секунду, что со мной это пройдет. Я знаю Этана. Знала… Этана.

— Извините, Бекка, — сказала Мэг, удивленная тем, что чувствует жалость по отношению к этой несчастной женщине, стоявшей перед ней. — Это тяжело, я знаю.

Бекка склонила голову. Руки ее тряслись, когда она старалась утереть слезы, которые внезапно наполнили ее глаза.

— Вы понятия об этом не имеете, — сказала она. — Знаете, ведь у меня было все. Муж, дома, автомобили, все эти прекрасные вещи — и еще у меня был Этан. Мой Этан, моя любовь. А теперь прошел год, господи, а у меня уже нет ничего! Все ушло. Мой брак распался. Этан мертв. Мне едва хватает денег на жизнь…

— Но Ларк говорила, что дела в поселке у вас шли неплохо, — мягко сказала Мэг.

— Я купила всю эту дурацкую собственность в Ред-ривере, чтобы быть рядом с Этаном. — Тон Бекки стал горьким. — Теперь его убили. И я привязана к этому месту. Вы бы не поверили предварительным сметам на строительство, которые мне предоставил мой архитектор. А теперь… Я даже не хочу. Я также не могу продать это за те деньги, которые заплатила, из-за каких-то чертовых доходов с капитала. Поэтому я опять на работе.

Они дошли до ванной комнаты, и Бекка обернулась, чтобы презрительно фыркнуть в сторону пустой декорации.

— Почему вы были в мастерской в то утро, когда Этана убили? — выпалила Мэг.

Бекка посмотрела на Мэг, руки ее согнулись в защитном движении.

— А почему вы задаете мне все эти вопросы? Я уже рассказывала об этом в полиции. Мне нечего скрывать.

— Почему вы были там, Бекка? Что там произошло?

— Это не ваше собачье дело, — резко ответила Бекка. Она принялась открывать дверь ванной комнаты. Мэг остановила ее, уперев ногу в дверной косяк.

— Я не верю, что Люсинда убила Этана, — сказала Мэг. Она внимательно следила за тем, как лицо Бекки выразило сначала удивление, а потом страх.

— Но это смешно. Все считают, что это сделала она.

— Из этого не следует, что это правда.

— Неужели вы серьезно думаете, что я?.. — Бекка медленно покачала головой, пытаясь угадать, о чем думает Мэг, по выражению ее лица.

— Я стараюсь выяснить, что в действительности произошло в то утро, Бекка.

— Вы ведь неслучайно меня здесь встретили, не так ли?

— Неслучайно, — подтвердила Мэг. — Но я не была уверена, что вы будете со мной говорить, если узнаете, что я вас разыскивала.

— Что ж, вы были правы, — сказала Бекка, протискиваясь мимо нее. — Я не буду с вами говорить. Оставьте меня, ради бога. Вы и так уже достаточно испоганили мою жизнь.

Глава 30

Когда Мэг познакомилась с Ханной Джадсон, ее привел в ужас ослепительный внешний лоск и известные имена, которые та мимоходом вставляла в разговор. После более тесного общения Мэг увидела, что владелица галереи была далека от совершенства. Хотя ее красота имела «драматический» оттенок — высокие скулы, копна серебристых волос, темные брови дугой, — ее черты казались похожими на маску, производили впечатление нарисованных. Мэг не была специалистом в таких вопросах, но догадывалась, что Ханна, по-видимому, делала подтяжку кожи лица. Мэг также выявила изъяны и в ее личности. Она была снобом, интеллектуально заносчива и — что очень удивило Мэг — нуждалась во внимании и одобрении, как ребенок.

Даже после убийства Этана Ханна забрасывала Мэг приглашениями то на открытие выставок, то на небольшой обед, который устраивала, то на благотворительный сбор средств в музей «Уитни», где, по мнению Ханны, Мэг могло понравиться. Хотя Мэг и льстило внимание женщины, которая старше нее, обычно она находила вежливый повод отказаться от множества заманчивых предложений. Когда она перезванивала Ханне в среду вечером, она уже была готова отклонить ее очередное приглашение.

— Это просто небольшой вернисаж одного открытого мною очаровательного нового таланта, — сказала ей Ханна. — Он работает с латексным каучуком. Литые мягкие скульптуры. Совершенно замечательная вещь.

— Мне очень жаль, я…

— Я даже еще не сказала, когда он пройдет, — прервала ее Ханна. — Полагаю, я должна прийти к заключению, что вы просто не хотите поддерживать дружбу.

— Ханна… — начала было Мэг, но прямота этой женщины удивила ее. Она решила быть такой же откровенной. — Сейчас голова у меня занята другими проблемами. Ларк со мной не разговаривает. Я должна ехать на слушание дела Люсинды в Монтвиль в эту пятницу, и нельзя сказать, что я жду этого с нетерпением.

— Похоже, вы теряете сторонников, Мэг, — заметила Ханна. — Думаю, в такой момент вам нужно во что бы то ни стало искать новых друзей, а не отталкивать их. На какое время назначено слушание?

— На два тридцать.

— У меня на этой неделе запланирована поездка в Колд-спрингс — там есть художественная галерея, с которой меня связывает кое-какая работа. Если хотите, я подвезу вас потом до Монтвиля, это почти по пути.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Это вы, фактически, оказываете мне любезность, — сказала Ханна. — Мне не нравится в одиночестве ездить на машине так далеко. И нам есть о чем поговорить.

Мэг пришла в свой офис в пятницу рано утром и проработала там несколько часов, перед тем как направиться домой, куда Ханна согласилась за ней заехать. Она поглядывала в окно в ожидании белого «минивэна» с надписью «Галерея Джадсон» и была удивлена, когда на улице просигналил автомобиль, и она увидела Ханну, махавшую ей из припаркованного красно-коричневого «седана-BMW».

«Это была машина сливового цвета. «Бимер», мне кажется».

День для середины декабря выдался не по сезону теплым. Небо было чистым, не считая дымки высоких перистых облаков. Большая часть снега растаяла, обнажая вдоль шоссе яркие полосы зелени из травы и подлеска, которым, видно, так и не сообщили, что их время уже прошло. Хорошая погода навевала тревожные мысли. Мэг уже успела привыкнуть к холодному, унылому ландшафту, он соответствовал ее настроению. Сейчас от яркого зимнего солнца у нее немного кружилась голова и на душе было неспокойно — из-за появившейся вдруг уверенности, что Ханна ей лжет.

В смягченной и сокращенной форме Мэг сообщила Ханне, как ее борьба за справедливость в деле Люсинды заставила всех остальных от нее отвернуться.

— Теперь я в Ред-ривере персона нон грата.

— Я уверена, вам больно это осознавать, — сказала Ханна, переводя взгляд с зеркала заднего вида на дорогу впереди. Она была быстрым и опытным водителем и импульсивно объезжала машины, двигавшиеся медленнее. — И хотя вряд ли можно утверждать, что я люблю Люсинду, должна сказать, что меня скорее восхищает то, как вы стоите на своем, защищая слабого. Для меня вы никогда не ассоциировались с человеком, который имеет столь твердые убеждения.

— Из ваших уст это звучит как своего рода болезнь.

— Да, действительно, — Ханна засмеялась гортанным смехом, который уже не казался Мэг странным. — Знаете, я из тех, кто предпочитает не будить спящую собаку. Я не вмешиваюсь не в свое дело, и, если это значит, что мир при этом покатится к черту, то так тому и быть.

— А вы своим делом занимались, когда приезжали к Этану в день, когда его убили?

— Что вы говорите?.. — Ханна не отрывала взгляд от дороги.

— Жанин видела вашу машину перед мастерской в день убийства. Я думаю, вы там были. Но в день похорон Этана вы, конечно, посчитали необходимым разыграть передо мной сценку «ах, я в Ред-ривере первый раз».

— Я протестую против такого тона, — ответила Ханна, косо взглянув на Мэг. Ее тонкие губы сложились в сбивающую с толку улыбку.

— Но вы были там?

— Была, — сказала она.

Ханна рассказала ей, что Этан оставил свой «джип» возле ее галереи в последний день своего пребывания в Нью-Йорке, хотя она и узнала об этом только потом. Они провели час или два в маленькой квартирке над галереей, где была одна спальня. Ханна держала ее для приезжих художников или дилеров, которым нужно было место, чтобы остановиться на несколько ночей.

— Это удобно также и для других вещей, — сухо сказала Ханна. — И Этан никогда не упускал возможности этим воспользоваться.

Вечером, когда он уехал, Ханна решила, что он отправился назад в Ред-ривер. Она пошла на званый обед в ресторан, находившийся в одном-двух кварталах от галереи.

— Фактически, счастливое совпадение. Обычно в это время вечером я направляюсь в мою голубятню в Сохо, но в тот день я оставила машину перед галереей и после ужина возвращалась, чтобы забрать ее. И тут увидела его. У него были неприятности. Я даже думаю, что он плакал.

Обеспокоенная, Ханна пригласила его в квартирку над галереей, и он заговорил с ней о том, о чем раньше не говорил никогда.

— Он открыл шлюзы своих эмоций. Наружу изливались все его мысли про долгие годы обмана Ларк, про всех женщин — как они ему необходимы, каких высот позволяют достичь, какого подъема. Это каким-то образом поддерживало его здравый рассудок, не давало скатиться в темную бездну. Он знал, что я являюсь единственным человеком, способным его понять. Я дала ему выговориться, хотя сама уже давно перестала кому бы то ни было исповедоваться. Но что я могла поделать? Ему было больно. И, наконец, он рассказал мне о вас и о том, что случилось с Люсиндой. Мне кажется, что вы значили для него больше, чем другие. Чем еще можно объяснить такую его реакцию? Я не большой знаток в сердечных вопросах, но вы, похоже, заставили его соприкоснуться, как сейчас говорят, с настоящими чувствами — и он внезапно не смог совладать с нереальной жизнью, которую сам создал.

Этан боялся оставаться в одиночестве в эту ночь, хотя очень хотел вернуться домой и поговорить обо всем с Ларк. В конечном итоге Ханна согласилась последовать за ним до Ред-ривера в своем «BMW», сопровождая его «джип» Она проследила, чтобы он благополучно доехал до дома, а потом переночевала в гостинице «Дейз Инн» в Монтвиле. Утром, продолжая о нем беспокоиться, она решила заехать в его мастерскую на обратном пути в Нью-Йорк.

— Я полагаю, что именно тогда Жанин увидела машину, — сказала Ханна, поворачивая с Таконик на Колд-спрингс. — Кстати, я все это рассказала в полиции. Они тоже слышали о моем пребывании там в то утро, а также нашли в мастерской отпечатки моих пальцев.

Ханна решила все вопросы с галереей «Самовыражение» в Колд-спрингс менее чем за десять минут. Мэг ожидала в машине, анализируя услышанное. К тому времени, когда они зашли в кафе рядом с галереей, чтобы на скорую руку выпить по капуччино, Мэг приготовила для нее вопросы.

— Что вы имели в виду, когда сказали, что Этан что-то выяснял с Ларк той ночью?

— Он сказал ей, что уходит. Навсегда. С него достаточно ее пассивно-агрессивного раздражения. Выставлять его сущим дьяволом, чтобы самой играть роль святой. Что за вздор!

— У Ларк были все основания сердиться, — запротестовала Мэг. — Я бы только хотела, чтобы она в открытую говорила то, что думает.

— О, прошу вас, — сказала Ханна, посыпая сахаром пенку на кофе. — Ларк кипела от ярости и использовала любой повод, какой только могла найти, чтобы продемонстрировать это Этану. Прекрасный пример — то, что она не пришла на открытие его выставки.

— Это просто смешно, Ханна. Ферн была больна, а Ларк очень заботливая мать.

— Ладно, но Этан сказал мне, что она легко могла оставить детей с Жанин. По словам Этана, та ухаживала за детьми не хуже, чем мать. Но нет, дело было в том, что Ларк не хотела видеть успех Этана. Она хотела, чтобы он оставался там, где он был, — в тесном маленьком ящике виновности в супружеской измене. Она считала, что так крепко привязала его угрызениями его совести, что он никогда не уйдет. И когда он сказал ей, что уходит, она взбесилась. Просто взбесилась, сказал мне Этан, когда я заехала к нему в мастерскую в то утро.

Мгновение Мэг молчала. Потом спросила:

— В мастерской вам ничего не показалось странным?

— Я там никогда раньше не была, поэтому мне трудно сказать. Но достаточно странным был сам Этан. Эмоционально кровоточащий, все нервы обнажены. Казалось, он хотел рассказать тогда, что столкнулся лицом к лицу со своими демонами. Он рассказал мне некоторые интересные вещи…

Ханна смотрела вниз на свой кофе и поигрывала ложечкой, водя пальцем по кромке ее серебряной ручки.

— Он сказал, что никогда не мог по-настоящему глубоко любить что-либо, кроме своей работы. Или кого-либо — Ларк, девочек, всех тех женщин. Меня. Что он все искал и искал, но это «нечто» — женщина, что бы то ни было — всегда было недостижимо. Кроме искусства. Я действительно думаю, что он был в отчаянии. Называл себя чудовищем.

Ханна подала знак, чтобы принесли счет.

— Было ли там еще что-нибудь странное? В каком состоянии вы его оставили?

— Могли бы и не спрашивать. Он сказал мне, что между нами тоже все кончено. Он сказал «мы доиграли до конца» — как хорошо это выражение описывает ситуацию, правда? В любом случае, все, что мы делали, если задуматься, было игрой. Притворство, развлечение. Он сказал, что теперь со всем этим покончено. Что хочет начать быть настоящим, прекратить все игры. Так грустно, если задуматься… Учитывая тот факт, что очень скоро все «игры» действительно прекратились.

— Вы обо всем этом рассказали полиции? — спросила Мэг.

— Что Этан бросил меня? — ответила Ханна. — Нет, дорогая, не рассказала. Они так нервировали меня своими вопросами… Начнем с того, что я не часто имею дело с властями. И к тому же они подозрительно отнеслись к тому, что я первой побывала в мастерской в то утро. Не думаю, что они поверили мне, когда я объясняла, что ехала позади Этана, чтобы он чувствовал себя спокойнее — я считаю, они решили, что я выслеживала его или что-то в этом роде. Все это заставило меня нервничать. Я даже наняла адвоката. — Ханна увидела выражение лица Мэг и предвосхитила ее следующий вопрос:

— Нет, я не убивала Этана. День, когда я убью мужчину за то, что он меня разлюбил, будет, могу вас заверить, днем, когда я убью себя.

Глава 31

Мэг сама точно не знала, чего ожидала от этого слушанья в Монтвиле, но определенно не того, что случилось в реальности. Слева от ступеней здания суда собралась небольшая кучка протестующих, за которой надзирали два офицера полиции. Оттуда доносились выкрики, но Мэг не смогла ничего разобрать, пока Ханна выруливала по изгибающейся подъездной дорожке. На нарисованных от руки плакатах было написано: «БЕЗОПАСНОСТЬ ДЛЯ НАШИХ ГОРОДОВ!» и «ОСТАНОВИТЬ НАСИЛИЕ СРЕДИ ПОДРОСТКОВ!».

— О нет, она должна уйти! — Мэг, наконец, услышала голоса скандирующих, когда Ханна припарковывалась позади пустого школьного автобуса. Мэг узнала Полу Йодер и еще несколько матерей из Ред-ривера. Всего собралось, вероятно, человек тридцать, большинство из которых — женщины.

— Не возражаете, если я туда не пойду? — сказала Ханна, поворачиваясь к Мэг. — Мне действительно не хочется во все это вмешиваться. Или противоборствовать с Ларк — по чисто эгоистическим деловым соображениям.

— Я понимаю, — сказала Мэг, заметив двух фотографов, стоявших по диагонали от главного входа и беседовавших между собой. Поблизости был припаркован фургон агентства местных новостей. — Но вы подождете меня? Понятия не имею, сколько времени это займет.

— Со мной все будет хорошо. При условии, что мне больше не придется общаться с полицейскими, — сказала Ханна, а потом добавила, когда Мэг уже начала выбираться из машины: — Удачи вам.

Удача была еще не все, что ей могло понадобиться, решила про себя Мэг, поставив ногу на первую ступеньку. Еще пригодилась бы небольшая кольчуга. Или пуленепробиваемый жилет.

— Как вам не стыдно, Мэг Хардвик! — выкрикнула Пола Йодер, когда узнала ее. Мэг слышала быстрое щелканье камер за своей спиной. Она заторопилась и, толкнув одну из тяжелых передних дверей, вошла в величественный вестибюль здания суда. Здесь также была толпа, и она быстро пробежала взглядом по лицам, стараясь найти хоть одно дружелюбное. Питер Бордман сказал, что будет ждать ее возле переднего входа и она узнает его по завязанному бантом темно-синему галстуку. Но она узнала его по успокаивающему голосу, какой бывает у дедушек.

— Вы, должно быть, Мэг, — сказал Бордман, взяв ее под локоть. Это был высокий мужчина с сутулыми плечами, чуть старше пятидесяти, с редеющими волосами песочного цвета. Он носил очки с половинками стекол, и у него были проницательные голубые глаза. — Давайте выберемся из этого зверинца. С минуты на минуту начало.

Он повел ее через толпу по коридору к главному залу суда с высокими окнами бутылочно-зеленого цвета. В комнату врывался послеполуденный свет, придавая всем предметам бледно-зеленый оттенок. Мэг мгновенно увидела Ларк, сидевшую между Франсин и Жанин. Франсин что-то прошептала, и сестра коротко взглянула в сторону Мэг, медленно и печально кивнула головой, а затем демонстративно отвернулась.

— Вон Артур Пирсон, окружной прокурор, — сказал Бордман в надежде отвлечь Мэг. Он указал на маленького элегантно одетого мужчину, увлеченно беседовавшего с двумя помощниками — мужчиной и женщиной, — каждый из которых буквально возвышался над ним. У Пирсона была шапка темных волос, таких пышных и ухоженных, что Мэг заподозрила, что это накладка.

— Кстати, нам повезло, — продолжал Бордман, обращаясь к Мэг так, будто они знали друг друга долгие годы. Было что-то такое в его голосе и манерах, что заставило Мэг почувствовать немедленное облегчение — и благодарность, что Эйб направил Люсинду к нему. — Не думаю, что судья Марин доброжелательно относится к пропагандисткой тактике Пирсона.

Бордман провел ее в первый ряд, где рядом с офицером суда сидела Люсинда, не накрашенная и выглядевшая изнуренной.

— Это он организовал снаружи этот маленький комитет по встрече? — спросила Мэг, улыбаясь Люсинде. Кто-то, видимо, Бордман, мудро посоветовал ей не вставлять в нос кольцо. От рыжей краски на волосах Люсинды осталось всего несколько полосок, а ее новая более короткая стрижка, с покрашенной перьями челкой, делала ее похожей на беспризорника. Люсинда, когда-то поражавшая своими бунтарскими, шокирующими манерами, сжалась на своем месте в комочек. Она выглядела юной и уязвимой — и очень испуганной.

— Не знаю, — сказал Бордман. — Но местные газеты действительно публикуют красочные обзоры, посвященные тому, как он раскусил это дело. До меня дошли слухи, что в следующем году прокурор будет выставлять свою кандидатуру в сенат штата. И это для нас, скорее всего, хорошие новости. Судья ненавидит политиков «от юриспруденции».

— Эй, Люси, — позвала Мэг. Девушка повернулась, встала и импульсивно заключила Мэг в крепкие благодарные объятия. Мэг не могла удержаться, чтобы мельком не взглянуть в ту сторону комнаты, где находилась Ларк, хотя сейчас чувствовала, что все по ту сторону прохода следили за ней.

Судья, женщина за пятьдесят, с живой, деловой манерой держаться, заняла свое кресло, и Бордман, оставив Мэг сидеть позади Люсинды, подошел туда, чтобы проконсультироваться с ней и окружным прокурором. После короткой дискуссии, сопровождавшейся со стороны Пирсона большим количеством кивков, суд приступил к рассмотрению дела.

— Ваша честь, — обратился к суду Пирсон. Для такого маленького роста голос у него был громкий — выразительный баритон, сдобренный чрезмерным количеством апломба. — Дело, которое мы сегодня рассматриваем, является очевидным случаем убийства. Подзащитная была обнаружена в момент фактического обладания предметом, позднее идентифицированным как орудие убийства. Это было на месте преступления в момент наступления смерти, зафиксированный коронером. Ее арестовали в состоянии оцепенения, вызванного большой дозой алкоголя. Она признает, что была «не в себе», чтобы отдавать себе отчет в том, что происходило во время убийства. За те недели, когда я занимался расследованием этого дела, я выяснил, что Люсинда чрезвычайно беспокойная и неблагополучная девушка…

— Господин прокурор, — сказала судья, прерывая Пирсона, — пожалуйста, ограничьте свои рассуждения о характере подозреваемой фактами, а не предположениями.

— Разумеется, — сказал Пирсон с улыбкой, кивая головой и заглядывая в одну из карточек, которые держал в руках. — В этом семестре подозреваемая прогуляла в местной средней школе в общей сложности десять дней занятий. Она подозревается в порче собственности графства и провоцировании нарушений общественного порядка…

— Заведено ли на нее досье, мистер Пирсон?

— По существу, нет, ваша честь… — начал тот, но судья оборвала его.

— Я предлагаю перейти к рассматриваемому преступлению, которое представляется достаточно запутанным и неоднозначным. Прогулы оставим для другого случая.

В конце зала суда послышалось хихиканье, которое, казалось, вывело окружного прокурора из равновесия сильнее, чем замечание судьи. Он взял паузу для консультации со своими помощниками, прежде чем убедительным и самоуверенным тоном заключил:

— Я считаю, что это очевидный пример убийства второй степени. Настаиваю, что обвиняемая представляет опасность для общества и для себя самой, и требую, чтобы она была оставлена под стражей без освобождения под залог вплоть до рассмотрения дела судом присяжных.

Мэг не помнила, в какой момент она положила руку на плечо Люсинды, но когда окружной прокурор закончил свое выступление тяжелым взглядом в сторону девушки, она почувствовала, что Люсинда задрожала. Мэг наклонилась к ней и прошептала:

— Все будет хорошо. Судье он не нравится. Держись.

По сравнения с отполированной и явно заготовленной речью Пирсона, выступление Бордмана было сдержанным и построенным в форме диалога.

— Я склонен согласиться с окружным прокурором — это очевидный случай убийства. Но кто убил Этана Мак-Гована? С моей точки зрения, на этот вопрос не отвечает ни один из фактов, которые нам удалось собрать. Очевидцев преступления нет. Косвенные улики, о которых все мы знаем, — орудие убийства в руках подзащитной, ее близость к месту совершения преступления, — можно легко объяснить.

Я не утверждаю, что суд графства ошибается, расследуя вопрос о присутствии Люсинды в мастерской в то утро. У нас у всех есть вопросы в этой связи, включая саму Люсинду, которая не может вспомнить, что произошло.

Произнося свою маленькую речь, Бордман расхаживал взад-вперед, бросая быстрые взгляды то на судью Марин, то на полный слушателей зал суда, то на окружного прокурора и Ларк. Теперь он повернулся и обратился к Люсинде:

— Да, в тот день она выпила. Плюс к этому находилась в состоянии наркотического опьянения. Она, в свои семнадцать, пыталась справиться со вспышкой эмоций, с которой не должны сталкиваться даже самые опытные взрослые люди. Люсинда пыталась справиться с изменой — в самом центре ее жизни — и, увы, ей это не удалось. Поэтому она постаралась искусственно заглушить боль в надежде, что спиртное и наркотики сделают ее сильнее. Но они не сработали. Разыгрывая из себя взрослую, решая вопросы, как взрослый человек, она потерпела неудачу. А теперь она признается нам, что не может вспомнить, что произошло в мастерской в то утро.

Позвольте, я вам кое-что скажу. Я не верю, что Люсинда убила своего отчима. Но даже если она это сделала, — во что, повторяю, я не верю, — она могла бы это сделать лишь в силу экстремальных эмоциональных обстоятельств и, возможно, в целях самозащиты. Я не собираюсь углубляться в обсуждение хорошо известной в городе репутации жертвы преступления, но…

— Я согласна, в данной ситуации это мудрое решение, — прервала его судья Марин. — Пожалуйста, продолжайте ваше выступление.

Бордман кивнул ей.

— Хорошо. Обсудим этот вопрос позднее. Я не хочу вносить еще больше слухов в дело, которое и так уже ими перегружено. Факты таковы: очевидцев нет; улики являются косвенными и могут быть интерпретированы различным образом. И еще: Люсинда Мак-Гован достаточно долго жила в этом аду. Она ни для кого не представляет опасности, досье регистрации задержаний на нее нет. Ее единственное преступление, если это вообще преступление, заключается в том, что она оказалась не способна вынести бремя взрослой жизни в самом неудачном месте и времени.

Мэг почувствовала, что плечи Люсинды трясутся. Она заплакала, голова ее поникла.

— Теперь подними взгляд, Люси, — сказала Мэг, когда увидела, что судья просит Пирсона и Бордмана подойти и проконсультироваться с ней. — Посмотри судье в глаза.

Люсинда быстро вытерла лицо и высморкалась, потом выпрямилась и сделала то, что сказала ей Мэг. Щеки Люсинды были в пятнах, челка намокла и растрепалась. Но взгляд ее был прямым и покорным.

Обсуждение было долгим и, по-видимому, горячим; для тех, кто внимательно за ним наблюдал, как это делала Мэг, было понятно, что окружной прокурор проигрывает судье важный спор — и проигрывает основательно. Его лицо покраснело от гнева, его жесты становились все развязнее — руки на поясе, плечи отведены назад, нога нетерпеливо притопывает… Наконец раздраженным жестом судья Марин остановила дискуссию.

— Это суд закона, — медленно сказала она, переводя взгляд с окружного прокурора на Ларк, а потом на зал. — Это место, где мы пытаемся прийти к истине — а потом свершить правосудие. Сегодня мы проводим предварительное слушание. И только. И, тем не менее, мне кажется, что слишком многие пришли сегодня в зал суда с предубеждением и заранее вынесенным приговором. Снаружи находятся протестующие, которые используют это дело в своих целях. Я не позволю никому, — судья пристально посмотрела на Пирсона, — использовать эту сложную ситуацию в его или ее личных целях. Мы рассматриваем дело судом закона — и никогда судом общественного мнения.

В зале воцарилась тишина, а судья резко добавила:

— Я устанавливаю залог в размере ста тысяч долларов и разрешаю выпустить подозреваемую под надзор ответственного взрослого, проживающего на Манхеттене. Я удовлетворяю требование окружного прокурора, что касается прохождения подозреваемой психиатрического обследования согласно разделу 73, пункт Q. Защита согласилась предоставить своему клиенту соответствующие консультации в Нью-Йорке при условии получения моего разрешения. О дате следующего заседания суда всем вам сообщат по почте.

Этот разговор для обеих стал неожиданностью. Бордман предложил забрать Люсинду с собой в служебное помещение суда, пока он будет по телефону решать вопрос с залогом. Мэг должна была найти Ханну и вместе с ней подогнать машину на маленькую персональную стоянку за зданием суда. Предполагалось, что Люсинда и Мэг ускользнут незамеченными. Но когда Мэг торопилась вниз по лестнице, она натолкнулась на Ларк и Франсин, выходящих из других дверей.

— Ты действительно забираешь ее? — спросила Ларк. Голос ее дышал злостью.

— Ларк, послушай… — Мэг старалась рассуждать здраво. — Ей просто больше некуда идти.

— Есть. Она может отправиться прямиком в преисподнюю, — сказала Ларк.

Франсин сжала локоть Ларк.

— Репортеры смотрят, — прошептала она. — Ты же не собираешься устраивать сцен…

— Нет, собираюсь. Поскольку это касается меня, имею право бунтовать, — сказала Ларк, вырываясь от Франсин и поворачиваясь к Мэг. — Не могу поверить, — ну просто не могу, — что ты действительно забираешь эту маленькую шлюху в свою квартиру. Что ты вносишь за нее залог. Что ты приютишь ее! Я видела, как ты обнимала ее. Господи! От этого зрелища меня тошнило. Как ты можешь? Ты, Мэг! После всего, через что мы с тобой прошли, — целая жизнь вместе, — как ты можешь предпочесть ее, эту змею, мне?

— Это не вопрос предпочтения… — начала Мэг, но Ларк оборвала ее.

— Вот здесь ты сильно заблуждаешься! Нельзя быть безликой в вопросе преданности, Мэг. Там, где речь идет о том, на чьей ты стороне, нет серых зон. Когда дело касается настолько важных вещей, как убийство. Когда дело касается меня и девочек. Если ты не с нами, тогда ты против нас.

Ларк опять направилась к лестнице, но Мэг схватила ее за руку.

— Это неправда, — сказала она.

— Извини, старшая сестричка, — медленно ответила Ларк. — Яд наполнял каждое слово. — Но ты больше не в праве говорить мне, в чем заключается правда. И не в праве думать, что я должна благоговеть перед землей, на которую ступила твоя нога.

Отбросив руку Мэг, она пошла вниз по ступенькам, сопровождаемая Франсин, лицо которой было грустным.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Мэг Люсинду, поворачиваясь к ней с переднего сидения. Люсинда внимательно смотрела в окно на унылую ленту рекламы «KFC» и моторного масла «Джиффи Люб» вдоль дороги из Монтвиля до магистрали, соединявшей штаты.

— Ну, вроде как устала. — Голос ее звучал печально.

— Инфекцию тебе вычистили?

— Да. — Порыв благодарности, который Люсинда продемонстрировала в зале суда, прошел, его место заняло настроение, которое Мэг не могла разгадать. Может быть, Люсинда опасается Ханны? Или слушание отняло у нее больше сил, чем Мэг могла предположить? Все молчали те десять минут, которые понадобились, чтобы доехать до скоростного шоссе, ведущего на юг. Люсинда закурила сигарету.

— Только не в машине, Люси, — сказала Мэг, снова поворачиваясь к ней. — И сначала, пожалуйста, спрашивай разрешения.

— О, извините меня, — ответила Люсинда, держа сигарету между средним и указательным пальцами продуманным жестом и делая вид, что ищет пепельницу.

— Все в порядке, — сказала Ханна. — Но откройте окно.

Прошло еще десять минут, прежде чем кто-то решился нарушить молчание.

— Есть какие-нибудь мысли по поводу того, чем бы ты хотела заниматься в Нью-Йорке? — спросила Ханна.

— Спать.

— Люси, не груби, — сказала Мэг. — Ханна была исключительно любезной, проехав такое расстояние, чтобы забрать тебя.

— Да, я знаю. И смелой тоже, со всеми этими домохозяйками, которые хотели меня посадить. — Страх в ее голосе внезапно объяснил, почему девушка настроена так воинственно.

Глядя вперед на дорогу, Люсинда продолжила:

— Ты слышала, как судья сказал, что они пытаются использовать этот случай в своих целях? Я уверена, они хотят меня линчевать.

— Думаю, они планируют связать нас с тобой вместе, — заметила Мэг, стараясь не придавать особого значения угрозе, которая, как она чувствовала, становилась уже очень реальной. Она вспомнила выражение праведного гнева на лице Полы Йодер, шокирующие оскорбления, на прощание сказанные Ларк.

Через двадцать минут Люсинду унес сон, и весь дальнейший путь в город она шумно сопела. Мэг, благодарная Ханне за все, что та в этот день для них сделала, поддерживала беседу, которая могла ей понравиться и польстить: задавала вопросы о галерее и круге ее друзей-художников.

Они вернулись в город около семи — очень быстро, насколько могла судить Мэг. Она начинала понимать, как слабо подготовлена, чтобы справляться с обузой, которую на себя взяла. Любой подросток потенциально является источником хлопот, но Люсинда, со своей проблемной историей и неопределенным будущим, начинала казаться Мэг непосильной ношей.

Мэг пригласила Ханну присоединиться к ним на пиццу с доставкой на дом, но Ханна отказалась.

— Спасибо, нет. Я уверена, что найду для обеда другой вариант, не предусматривающий еду пальцами, согнувшись над картонной коробкой.

Жирный, но очень вкусный обед, однако, произвел на Люсинду целительное действие. Расправившись с двумя последними кусками пиццы с дополнительной порцией сыра, она сказала:

— Это самая лучшая пицца, которую я ела.

— Ладно, но не рассчитывай на такой способ домашнего приготовления пищи каждый вечер, — сказала Мэг. — И кстати, об ожиданиях. Я думаю, нам нужно обсудить некоторые основные правила.

— Это круто, — сказала Люсинда, закуривая сигарету.

— Например: в квартире не курить.

— Вот блин… — Люсинда пристально посмотрела на нее.

— Не ругаться. Не пить. Никаких наркотиков. И не забывать за собой убирать. Мы должны справляться со всем сами.

— Ради бога, даже Ларк разрешала мне курить.

— Что-то сегодня днем я не видела, чтобы Ларк была на твоей стороне в зале суда или подписывала чек на твой залог. Я — это все, что у тебя на настоящий момент есть, Люси, так что лучше постарайся со мной ладить.

— Н-да, — Люсинда бросила зажженную сигарету в свою открытую банку с диетическим пепси. Раздалось шипение. — Я тебя слышу, не беспокойся.

— Будешь спать в кабинете. Там есть матрац. Постель я тебе дам.

— О’кей, — сказала Люсинда, зевая. Она даже не шевельнулась, чтобы убрать после обеда, но Мэг решила сейчас не обращать на это внимания. Люсинда выглядела истощенной и не особенно здоровой, несмотря на то что, по ее словам, раны заживали. Когда Мэг вернулась, чтобы сказать Люсинде, что постелила ей, она увидела, что девушка уже уснула. Она мягко разбудила ее и проводила в кабинет.

— Спасибо, Мэг, — пробормотал Люсинда, укладываясь. Два коротких слова… Но готовясь ко сну сама, Мэг вдруг поняла, как ей было необходимо их услышать. Будет совсем непросто жить в одной квартире с Люсиндой, и теперь она отдавала себе в этом отчет. Уже имели место первые конфликты: когда они ждали пиццу, то не сошлись во мнении, что смотреть по телевизору, потом эта проблема с курением… Мэг негодовала по поводу того, что Люсинда лишила ее права на уединение — подросток физически и психологически занял место, которым она так дорожила. Но это «спасибо» Люсинды — каким бы оно ни было недовольным и запоздалым — вызвало у Мэг теплое чувство.

Она залезла под одеяло. Блаженство длилось почти минуту — достаточно долго, чтобы успел зазвонить телефон.

Это был Эйб. Он почти целый вечер звонил ей из Лос-Анджелеса.

— Как все прошло? — спросил он. Мэг говорила ему о дате слушания.

— И хорошо, и плохо, — запнулась Мэг. — Смотря для кого.

— Я имею в виду для тебя, конечно. Что произошло?

— Бордман сумел вытащить Люсинду под залог.

— Я же говорил тебе, что он хорош. Ну, и что? Где она? Могу себе представить, Ред-ривер вряд ли ждет ее с распростертыми объятьями.

— Именно об этом подумала и я, — торопливо проговорила Мэг. — И ей необходимо побыть с кем-то близким, кого судья может посчитать благонадежным. Поэтому…

— О боже, Мэг, не может быть! Она с тобой?

— Ну, в общем… да.

— Она и сейчас у тебя? Она собирается у тебя жить? Как долго?

— Думаю, до суда… — В своем планировании будущего Мэг продвинулась не намного дальше того, чтобы накормить Люсинду и уложить в постель. Одежда, школа, юридическая консультация — в течение нескольких недель или даже месяцев — всеми этими вопросами она еще и не начинала заниматься.

— Больше никто не мог этого сделать? Кроме тебя в жизни Люсинды не нашлось другого «благонадежного» человека? Могу себе представить, как эту новость восприняла Ларк.

— Не очень хорошо, — призналась Мэг. — Я просто стараюсь…

Но он прервал ее, голос его звучал устало и обеспокоенно.

— Делать правильные вещи. Я знаю, ты мне уже говорила. Сейчас я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что никогда не смогу тебя отговорить. Не имеет значения, какой вред, с моей точки зрения, это может принести тебе и другим. Я уже предупреждал тебя быть осторожной в вопросе наживания врагов, Мэг. Я думаю, тебе нужно быть еще более осмотрительной по отношению к тем, кого ты выбрала в качестве друзей.

Глава 32

В течение следующих полутора недель Мэг выяснила для себя, что настроение Люсинды может скакать и менять направление с импульсивностью игрушечной машинки, переворачивающейся и вновь встающей на колеса, — от раздражительного и необщительного утром, когда Мэг отправлялась на работу, до добродушного и доверительного вечером, когда они обе приезжали домой. С помощью Бордмана она нашла в верхнем Ист-Сайде психиатра, которого суд утвердил для консультаций. Ей также удалось пристроить Люсинду в качестве временного учащегося в публичную среднюю школу неподалеку от своего дома. Но если о том, что происходит на ее терапевтических сеансах, Люсинда молчала, как рыба, то о своей новой ситуацией с учебой она высказывалась очень резко.

— Ненавижу все это, — заявила она уже в конце первой недели.

— Мне очень жаль, я знаю, что условия в средних школах города могут быть довольно жесткими, — посочувствовала ей Мэг. Она попыталась устроить ее в одну из частных школ в их районе, но там просто не оказалось мест.

— Не в этом дело, — поговорила Люсинда с недовольной гримасой. — Я сама еще жестче их.

— Тогда в чем же? — спросила Мэг. Эта поза «плохой девочки» из всех вечно меняющихся настроений Люсинды нравилась Мэг меньше всего.

— Все надо мной смеются.

— Что ты имеешь в виду? — Мэг очень не хотела, чтобы о том, что против Люсинды возбуждено уголовное дело, каким-то образом узнали ее одноклассники. Она посоветовала Люсинде не распространяться о своем деликатном в юридическом смысле слова положении, если она хочет завести друзей и постараться обеспечить себе более или менее нормальное существование здесь.

— Выходит так, что мне нечего одеть, — мрачно ответила Люсинда. — Каждый чертов день я прихожу в одних и тех же уродливых шмотках.

— Ради бога, Люсинда, и это все? — Мэг одновременно испытывала и раздражение, и облегчение. — Я посмотрю, что мы можем с этим сделать.

На следующее утро она позвонила Франсин из офиса и спросила, не может ли она как пастор организовать, чтобы из Ред-ривера прислали одежду и вещи Люсинды.

— Я уверена, вы знаете, что Ларк со мной не разговаривает, — пояснила Мэг. — И я помню, как добры вы были к Люсинде, когда она находилась в больнице. Кроме того, у меня есть подозрение, что Ларк сама не хочет, чтобы вещи Люсинды находились в ее доме.

— Мэг, я бы рада помочь, — ответила Франсин, хотя в тоне ее голоса Мэг уже услышала большое «но». — Ситуация сейчас очень напряженная. После слушаний окружной прокурор подлил масла в огонь полицейского расследования, когда нам казалось, что он уже начал угасать. Теперь все об этом только и говорят. Мэта вызывали на повторный допрос. Очевидно, его алиби считают ненадежным.

— Мэта?

Мэг никогда серьезно не рассматривала парня в качестве подозреваемого. Хотя с учетом того, что она знала о его чувствах к Люсинде, она уже сама удивлялась, почему эта мысль не приходила ей в голову раньше.

— Он утверждает, что в то утро бродил по Интернету, — ответила Франсин. В ее обычно спокойном и твердом голосе звучала озабоченность. — Но распечатка наших телефонных соединений не зафиксировала подключений модема в то время.

— Мне очень жаль, — сказала Мэг. — Мне также неудобно добавлять к вашим проблемам свои, но, как вы думаете, вы бы могли поговорить с Ларк насчет вещей Люсинды?

На другом конце провода на мгновение воцарилась тишина, и Мэг представила себе, как пастор взвешивает все за и против, все положительные и отрицательные моменты этой просьбы.

— Не могу, Мэг, — наконец ответила Франсин. — Но не из-за чувств Ларк. Я так беспокоюсь о Мэте! Он отказывается объяснить мне, что произошло в то утро. Я думаю, он был с Люсиндой. Я знаю, что он переживает за нее и, вполне возможно, любит. Это единственная причина, по которой я попыталась потянуть ей руку. Потому что, видите ли, я боюсь, что мои настоящие чувства к ней не… они просто далеки от христианских.

Мэг проанализировала новость про Мэта и решила не говорить об этом Люсинде, пока ее эмоциональное состояние не стабилизируется. Следующую субботу Люсинда и Мэг потратили на покупку одежды — изнурительный и чрезвычайно разочаровывающий опыт для Мэг. Она была щедра как на деньги, так и на советы по поводу того, что Люсинде идет, но девушка даже не делала вид, что слушает ее. Вещи от «Сакс», «Блумингдейл», «Лорд и Тейлор» были… «совершенно некрутыми». Наконец у «Маси», после короткой остановки для ленча в близлежащем «Макдональдсе», Люсинда обнаружила пару ботинок, которые ей понравились: страшные платформы с гротескными закругленными носками и волнообразной пластиной в качестве задника.

— Можно я их прямо сейчас надену? — спросила она, пока Мэг подписывала чек.

— Если считаешь, что действительно сможешь ходить в них, не падая, — ответила Мэг, но увидела в выражении лица Люсинды нечто, чего не видела раньше, — неконтролируемый детский восторг.

Прорыв в их шопинге произошел, когда, по пути к сабвэю, они подошли к магазину дешевых распродаж.

— Круто, — сказала Люсинда, останавливаясь перед витриной, разглядывая облегающие брюки-клеш цвета лайма и блузку в тон из какой-то сверхсияющей и, как подозревала Мэг, легковоспламеняющейся ткани.

— Ты шутишь, — простонала Мэг.

— Как будто ты можешь понять, что по-настоящему классно! Могу я это, по крайней мере, примерить? Пожа-а-а-алуйста!

И только когда Люсинда гордо нацепила искристый, дешевый наряд в комплекте со своими новыми ботинками, Мэг осознала, насколько эта одежда близка по настроению к «дружественной потребителю линии», рекламную компанию для которой «СпортсТек» поручил разработать агентству «Хардвик и партнеры».

— Нравится? — спросила Люсинда с широкой ухмылкой, хотя было ясно, что, по ее мнению, она выглядит просто сногсшибательно. По правде говоря, мягкая ткань брюк только подчеркивала тяжелые бедра Люсинды, а блузка, хоть и не представляла собой ничего особенного, была узковата в груди — главном предмете ее гордости. Задумчивый взгляд Мэг, по-видимому, обеспокоил Люсинду, которая быстро продолжила: — Зато это в десять раз дешевле, чем эта чушь, которую ты хотела купить мне в «Сакс».

— Дело не в деньгах, Люси. Я просто удивляюсь, почему тебе понравились именно эти вещи, вот и все.

— Потому что, — Люсинда повернулась кругом, чтобы получить максимум удовольствия от собственного отражения в трехстворчатом зеркале, — так все одеваются.

А когда стало ясно, что Мэг собирается-таки купить для нее эти вещи, Люсинда великодушно объяснила, кто такие эти «все» — и солист группы, чей последний компакт-диск Мэг готова была сжечь, и молодежная звезда безвкусного телешоу, которое Мэг была вынуждена смотреть с Люсиндой вечером по средам. Другими словами, образцы для подражания, ничем не лучше идолов семидесятых, которые в аналогичном возрасте диктовали вкусы на моду для Мэг. Она помнила реакцию матери на лохматую прическу, которую ее дочь сделала под влиянием группы «Фарра Фосетт Майорз».

Они зашли еще в три похожих магазинчика распродаж и сделали, в общей сложности, шесть покупок. Мэг понимала, что это относительно недорогой способ приобретения благодарности Люсинды, но после эмоционального бичевания, испытанного ею в течение нескольких недель совместного проживания в одной квартире с подростком, она решила, что заслуживает передышки. Она много работала, чтобы поддерживать хотя бы поверхностное равновесие в ее новой жизни с Люсиндой, но это было нелегко. В эти дни ей ничего не давалось легко.

Ритмы жизни в сельской местности, к которым она успела привыкнуть, — ее беседы с Ларк, ее близость с Брук и Фиби, частые поездки в Ред-ривер на уик-энд, — все это внезапно исчезло. Но, как человек, который продолжает ощущать движение волн, уже выбравшись на сушу, Мэг чувствовала нарушающую спокойствие тягу к тому, от чего вынуждена была отказаться. Мелодичность голоса Ларк… Запах свежескошенного сена в полях за фермой…

Но что хуже всего, она чувствовала, что ее отношения с Эйбом, у которых даже не было шанса по-настоящему начаться, заканчиваются. Он заявлял, что очень занят. Он возвратился в Нью-Йорк на несколько дней, а потом должен был снова лететь в Лос-Анджелес. Несколько раз он говорил, что скучает по ней. Тем не менее, Мэг не даром была «ветераном романтических войн», чтобы определить, когда противник подает сигнал к отступлению. Эйб уходит, она это знала. И мысли об этом наполняли ее сердце такой грустью и таким сильным желанием, что она почти была благодарна за возможность отвлечься бесконечным ссорам, которые ей обеспечивала Люсинда.

Новая одежда вызвала у Люсинды подъем. Она была исполнена добрых намерений и по дороге домой объявила, что обед сегодня вечером приготовит сама и угостит Мэг своим фирменным блюдом — лазаньей с индейкой. Несмотря на то что готовка заняла у Люсинды три часа и наложила тяжелый отпечаток на маленькую кухню Мэг, лазанья получилась очень вкусной — сладкий томатный соус, посыпанный перемолотой индейкой и луком, мягкие слои итальянской пасты и рикотты, хрустящая корочка из подрумяненной моцареллы и пармезана… Мэг приготовила зеленый салат.

Они ели в небольшой обеденной нише, примыкавшей к кухне. В качестве фона звучала музыка, которую им обеим нравилось слушать — последний компакт-диск Сары Мак-Лэчлан. Мэг налила себе бокал вина.

— Дай и мне немножко, — сказала Люсинда.

— Ни в коем случае.

— Ты же знаешь, я, вроде, совсем выросла.

— Юридически ты — несовершеннолетняя, которую выпустили под залог.

— Ну и что, ты расскажешь судье, что я выпила глоточек вина?

— И непременно расскажу, что ты куришь косяки у меня на кухне. — Мэг в первый раз учуяла запах травки ночью, после того как Люсинда опять пошла в школу. Посреди ночи Мэг вышла на кухню за стаканом воды и столкнулась с ароматом, который мгновенно перенес ее в детские годы — сладковатый печальный запах, который поднимался с первого этажа их дома вместе со смехом взрослых.

На мгновение это закрыло Люсинде рот. Потом она сказала:

— Мне не спится.

— Ну и что? Почитай книжку. Сделай что-нибудь по дому. Ты говорила об этом доктору Марковиц? — Доктор Марковиц — психиатр, которого власти штата утвердили для лечения Люсинды. Единственной обязанностью девушки было ежедневно в четыре приходить на ее сеансы. Раньше на неделе Мэг непосредственно от врача узнала, что на половину этих сеансов Люсинда опаздывала.

— Да, она сказала, что после травмы это нормально. Хотя не дала мне никаких таблеток. От меня ожидается, что я использую время, чтобы думать. И буду пытаться вспомнить. Но я только это и делаю. Усаживаюсь и стараюсь вспомнить что-то, что я, скорее всего, полностью забыла. Я не хочу возвращаться к этой чертовой теме. На этих сеансах меня гипнотизируют, и когда я просыпаюсь, меня тошнит. Клянусь, мне просто хочется вывернуть все булочки, которые я ела, на персидский ковер доктора Марковиц, который стоит десять тысяч долларов.

— Ты ей это говорила?

— О, да! Я ей все говорила. Она ответила, что это часть процесса. Мое подсознание борется с моим сознанием или что-то такое.

— Любопытно, на каком моменте начинается провал в твоей памяти? Ты помнишь, что была с Мэтом в то утро?

— Что ты хочешь этим сказать? — Мэг уже знала Люсинду достаточно хорошо, чтобы по ее выражению лица определить, что она старается что-то скрыть.

— Франсин сказала мне, что Мэта снова вызывали для допроса, — пояснила ей Мэг. — Похоже, он не может сказать, где был в то утро. А когда я несколько недель назад говорила с ним в Ред-ривере, он был очень скрытным в отношении тебя — и себя, — а также того, что он думает об убийстве. В то утро вы были вместе: такова моя догадка.

Люсинда внезапно перегнулась через стол, налила себе бокал вина и осушила его одним глотком.

— Хорошо, хорошо, — сказала она, вертя пустой бокал на поверхности стола. — Это вроде не государственная тайна, но полиции мы решили не говорить. Я имею в виду, что это не имеет отношения к убийству, хотя выглядит «обличительно». Теперь мне это ясно. Ну да, мы были вместе. Ладно.

— Это было после того, как Ларк забрала тебя из Олбани? Ты улизнула, чтобы увидеться с Мэтом?

— Да, мы уже сто раз так делали. Мы околачивались в лесу — за мастерской, может, с полмили на гору. Там есть заброшенная лачуга, которую Мэт укрепил досками, брошенными Клинтом. У нас там был матрац и одеяла, такой маленький карцер. Мы пили пиво и разговаривали. Мы и другими вещами занимались, ну, ты знаешь. Это было единственное место, где мне было по-настоящему хорошо. Хотя в ту ночь я так дергалась… Сердилась из-за Этана. Я достала в Нью-Йорке немного перкодана, а Мэт спер у Йодера кварту водки. Оторвались по полной. Я имею в виду на всю катушку. Большую часть времени я просто изливалась Мэту про Этана. На самом деле выложила все. Помню, что засыпала, когда солнце всходило — или, скорее всего, заходило, я думаю. Потом я помню, что проснулась с жуткой головной болью. Я взяла еще таблеток и запила их остатками водки. У меня всплывает какое-то неясное видение, как кто-то идет через лес. Звук трескающихся веток. Качающаяся мастерская, которая выглядит странно, как на фотографии. Думаю, это была я — как будто шатаясь иду к мастерской. Потом… в общем, темнота.

— А где был Мэт? — спросила Мэг.

— Позади меня, я думаю, — сказала Люсинда, хмурясь. — Должен был быть. Я помню звук его смеха долетел откуда-то сзади из леса.

Через два дня, за неделю до Рождества, Мэг обнаружила реальный «масштаб» отношений Люсинды и Мэта. Пришел ежемесячный счет за телефон, и он почти вдвое превосходил обычную сумму: увеличение шло за счет звонков поздно ночью на номер Франсин в Ред-ривере. Вечером она устроила Люсинде очную ставку.

— Какого черта ты говорила по телефону, — Мэг скользнула глазами по строчке счета, где стояло время разговоров, — шестьдесят пять минут ночью восьмого декабря? А потом еще пятьдесят семь минут на следующую ночь? Что происходит, Люси?

— Ну… — обычно бледное лицо Люсинды приобрело розовый оттенок. — Мы просто… О, Мэг, он такой… он единственный, кроме тебя, конечно, кто стоит за меня. Когда я была в больнице, он писал мне каждый день. Звонил мне, когда только мог… Когда рядом не было Богоматери, чтобы помешать ему.

— Богоматери? — переспросила Мэг.

— Мы так называем Франсин, — пояснила Люсинда. — Ты же знаешь, она меня ненавидит. И всегда ненавидела. Но мы с Мэтом — мы не осуждаем. Ни ее, ни кого-то еще. Все это делает нас по-настоящему близкими.

— Ты хочешь сказать, что влюблена в Мэта?

— Мы вместе! — ответила Люсинда с вызовом. — Мы… просто вместе. Знаешь, что? Он отказывается рассказывать полиции о нашей ночной попойке. Он это держит от них в секрете. Он старается меня защитить, Мэг. Разве это не круто?

— Послушай, Люсинда, — сказала Мэг. — В этой ситуации нет абсолютно ничего крутого, как ты этого не понимаешь? Убийство Этана раскололо мою жизнь — испортило мои отношения с Ларк, оторвало от племянниц, которых я нежно люблю, отрезало меня от Ред-ривера. Часть моего мира разрушена. А почему? Потому что я стараюсь тебе помочь — и безуспешно пытаюсь докопаться до правды о том, что случилось в то утро. Как ты можешь, черт побери, даже думать, что врать о происшедшем и препятствовать следствию, это круто?

— Это был последний чертов раз, когда я тебе вообще что-то рассказываю, — сказала Люсинда. — А я, дура, думала, что ты хочешь что-то узнать обо мне, о моих чувствах. И не понимала, что речь идет только о тебе!

— Как ты смеешь так говорить! После всего, что я для тебя сделала!

— Ну вот! Опять поехали! Ты говоришь, как раньше говорили Этан с Ларк, — обо всем, что все вы сделали для меня. Вроде я вам какая-то чертова коробка для милостыни. Какое благое дело! Я думала, ты меня любишь, Мэг. Не могу понять, как я могла быть такой дурой и поверить, что кто-то из взрослых сможет меня когда-нибудь действительно полюбить. Такова хренова история моей жизни.

Вскоре после этого она ушла из квартиры, громко хлопнув дверью. Мэг была в нише на кухне и не видела, как она уходила. Она подумала, что Люсинда вышла покурить, успокоиться. Они обе хорошенько спустили пар, и сама Мэг чувствовала себя усталой. Она начала беспокоиться только через полчаса, когда Люсинда не вернулась. Мэг накинула куртку и вышла поискать ее. Было очень холодно, со стороны реки дул пронзительный ветер. Тротуар был пуст. Мэг вновь поспешила наверх и вошла в кабинет, который Люсинда превратила в свою спальню. Шкаф был распахнут, ящики стола приоткрыты, новых вещей Люсинды не было. На столе была оставлена написанная корявым почерком записка:

«Мне жаль, что я тебе все испортила. Похоже, я всегда это делаю. Это уже вторая такая история в моей жизни. Извини. Правда.

Люси»

Глава 33

Той ночью Люсинда так и не вернулась. Не вернулась и на следующее утро. Мэг позвонила Франсин. Мэта тоже дома не оказалось. Полиция составила на обоих подростков словесный портрет. Люсинда, которая считалась официально выпущенной под залог, превратилась теперь в разыскиваемого беглеца.

— Вы бы оставили меня в покое, Мэг, — позже в тот же день сказала ей пастор, когда перед ее домом остановилась полиция. Это был голос изможденного и глубоко потрясенного человека. — Если бы Люсинда оставалась под стражей, она была бы защищена от города, а мы — от нее. Люди здесь очень взволнованы. Озабочены тем, что она может вернуться и принести беду. Пола Йодер требует от полиции защиты. Том Хадлсон только что спросил меня, не считаю ли я Мэта опасным. Они относятся к моему сыну, как к преступнику, и — мне жаль, что приходится это говорить, — я виню во всем этом вас.

Следующие несколько дней представляли собой бесконечную серию телефонных звонков: Бордман, Хадлсон, двое других детективов штата, Франсин каждые несколько часов проверяли, нет ли у Мэг каких-то новостей о Люсинде. В течение этого ужасного периода Мэг видела, как исчезает филантропическая маска Франсин, обнажая ее истинную, болезненную, мощную любовь к сыну.

— Я просто хочу, чтобы он вернулся, — однажды сказала Франсин Мэг. — Если Мэт и Люсинда позвонят вам, скажите ему от моего имени, что для меня не имеет значения, что он сделал. Я буду с ним. Невзирая ни на что… если только он придет домой.

Хотя Мэг и не была матерью, она понимала, что приходится переживать Франсин — чувство вины, беспомощность, внутренние сомнения. Мэг пообещала взять на себя ответственность за Люсинду и потерпела неудачу. Она позволила подростку спровоцировать себя, дала своему характеру встать на пути здравых суждений. Она упустила Люсинду, и теперь, как и Франсин, ей хотелось только одного: чтобы она вернулась невредимой. Но, она мало что могла сделать, разве что постоянно справляться о ней в полиции. Только ждать и беспокоиться.

Сейчас Мэг, как никогда, чувствовала себя отрезанной от нормальной жизни. Эйб тоже не звонил. Был ли он так занят на своем процессе в Лос-Анджелесе? Или он узнал о последнем случае с Люсиндой и решил умыть руки по отношению одновременно и к ней, и к ее проблемам? Конфискация залоговых денег только усугубляла ее финансовые трудности. Новая презентация фирмы «СпортсТек» была отложена на начало января. Все в ее жизни, казалось, пребывало в состоянии какой-то кошмарной неопределенности.

Это был неудачный момент, чтобы думать о ежегодной рождественской вечеринке агентства «Хардвик и партнеры», но Оливер продолжал намекать, где они могли бы устроить ее в этом году. Стремительно приближалось Рождество. Мэг обычно организовывала для своих сотрудников интересные вечеринки в разных популярных местах Нью-Йорка. В прошлом году она пригласила всех на рождественское шоу в «Рейдио-сити Мьюзик-холл», а потом на коктейль в «Радужную Комнату» с великолепным видом на город на фоне неба.

В четверг вечером, за три дня до Рождества, в дверь офиса Мэг постучал Оливер с целой пачкой меню в руках.

— Я прошу прощения, что врываюсь к вам без приглашения, мистер Скрудж. Но знаете ли, завтра у вас будет последняя возможность признать, что данное время года традиционно рассматривается как праздничное. Можно нам заказать в закусочной хотя бы пару двухметровых бутербродов?

Мэг сходила за огромными бутербродами, она же заплатила за содовую, пиво, чипсы и конференц-зал, полный веселых ярких рождественских украшений, которые Оливер нашел в магазине распродаж товаров для вечеринок. Благодаря Оливеру на стенах агентства висели сияющие пластиковые Санта-Клаусы и гирлянды елочных лампочек. Изюминкой декорации стал фриз с изображением восьми северных оленей, запряженных в сани, причем олень Рудольф с огромным горящим носом, мерцающим ярким красным светом, бежал впереди.

Несмотря на свою депрессию, Мэг не могла не втянуться в атмосферу праздника. Они работали все вместе в связке, и часто под таким прессингом, что их товарищеские узы вполне напоминали отношения в пехотном взводе. А этой осенью в группе к тому же выработался определенный «осадный» менталитет. Хоть Мэг и старалась замалчивать, насколько серьезно банкротство Жарвис повлияло на ее бизнес или сколько личных проблем отнимает ее время и внимание, — у нее было ощущение, что они все знают. Оливер не умел хранить секреты, а художественный отдел, часто хитрый и конфликтный, умудрялся распространять слухи с щедрой развязностью творческих людей. В любом случае, они все старались выпутаться из этой ситуации — работая внеурочно, сохраняя самообладание, когда ломались компьютеры, отчего рутинная ежедневная работа начинала казаться развлечением. Учитывая проблемы с Жарвис, компания в этом году едва заработала прибыль, но Мэг сумела выплатить каждому премию, урезав свою зарплату.

Вечеринка началась в четыре и только после шести начала сходить на нет.

— Все в порядке, я закончу сама, — сказала Мэг Оливеру, после того как он помог ей собрать пустые банки и бутылки и упаковать мусор в пакеты. — Я в любом случае еще немного побуду здесь.

— Зачем?

— О, просто нужно еще закончить дела…

На самом деле ей больше было некуда пойти. Последний десяток лет она встречала Рождество в Ред-ривере. Традиции этих длинных, укрытых снегом уик-эндов сейчас настолько стали частью ее мыслей и воспоминаний, что сама идея находиться на эти праздники где-либо еще казалась ей невозможной. Закончив убирать, Мэг вернулась в свой офис и попыталась сконцентрироваться на лежавших перед ней документах. Вместо этого мысли ее поплыли… в город, который ее теперь презирал.

Передняя веранда магазина Йодера, должно быть, уставлена рождественскими елками и увешана праздничными венками из остролиста. Газовые фонари на Мейн-стрит перевязали красными лентами, чтобы придать им сходство с огромными конфетами. Старая голубая ель рядом с «Мемориалом павшим» украшена «Ассоциацией ветеранов иностранных кампаний», а перед Конгрегационной церковью установлены рождественские ясли из библейского сюжета почти в натуральную величину и все основные персонажи из папье-маше одеты в реальную одежду, пошитую вручную женщинами-прихожанками. В прошлом году паства, приехавшая на рождественскую утреннюю службу, была возмущена, увидев на голове у Иосифа шлем монтвильской футбольной команды.

Хотя снега не было уже неделю или две, прогноз обещал сильную бурю. В канун Рождества Ред-ривер обычно оказывался брошенным на произвол судьбы: голоса и звуки шагов приглушены, город кажется на время отрезанным от остального мира и при этом находится в полной безопасности. В канун Рождества Франсин совершает семейную службу. Последний рождественский гимн всегда «Тихая ночь», а потом Клинт приглушает огни, окружающие алтарь горящие свечи подрагивают, и высокие, хрупкие голоса взволнованных детей заполняют маленькую церковь. В такой момент Мэг, прямая и настойчивая бизнес-леди, неизменно испытывала внутренний трепет. А в этом году она всего этого не увидит — не увидит Брук и Фиби в новых платьях, которые Ларк шьет им к каждому Рождеству, не увидит их лиц, чистых и изумленных, когда они будут петь знакомые слова…

Примерно в половине восьмого Мэг услышала шум у входной двери. Обычно по вечерам уборщики не добирались до этажа Мэг раньше восьми, и, хотя здание вообще считалось безопасным, Мэг, уходя домой позже обычного, частенько видела, как ночной охранник дремлет, поклевывая носом. Мэг привыкла жить одна, ее ментальный радар был высокочувствительным к постоянным предупредительным сигналам опасности городской жизни. Ее кабинет был единственным, где горел свет, и его легко было увидеть из коридора. Поэтому, когда она услышала, что кто-то идет по холлу, она почувствовала страх и прилив адреналина в крови.

— Эйб!

Он был одет как будто собирался на работу: расстегнутое черное кашемировое пальто, строгий темно-синий костюм, сшитая на заказ рубашка, шарф, как у школьника, накинутый на плечи. Его волосы были немного влажными, и Мэг догадалась, что пошел снег. Она поняла и то, что очень рада его видеть. Слишком рада. Она сделала шаг назад.

— Ты меня до смерти напугал!

— Прости. — В руках он держал брезентовую сумку, которую теперь поставил у дверей. В ней лежали три свертка одинакового размера в подарочной упаковке. — Мне бы лучше позвонить, но я только утром появился в городе. Все пытался с тех самых пор… Я развозил подарки и заезжал на вечеринку к Спелмену. — Он окинул взглядом ее офис: бумаги на столе, а рядом с ними — наполовину пустой стаканчик колы и маленькая пачка соленого печенья, оставшегося после вечеринки. Мэг сняла туфли на каблуках и была в очках для чтения, которые тщеславие позволяло ей носить только, когда она оставалась одна. Ей показалось, что в глазах его была жалость.

— Ты одна? — спросил он.

— Мы были так загружены, — сказала она, снимая очки и надеясь, что без них будет выглядеть более беспечно. — Я пытаюсь сделать что-нибудь с этими чертовыми бумажками.

С того дня, когда он поцеловал ее в парке, они больше фактически не виделись. Мэг поразило, насколько сдержанным и собранным он выглядел — полностью контролирующий себя и сознающий, что происходит вокруг. Этан был очень экспрессивен в своих движениях — сплошные мышцы и грубая мощь, — часто не отдавая себе отчет в собственной силе. Эйб каждую секунду осознавал, где находится и с кем. Его жесты были сдержанны. Его поднятые брови в зале суда могли посеять сомнение в голове самого упорного присяжного. Рука сгибается, предваряя вопрос, — потом резко падает в сторону: слишком много вопросов, чтобы на них можно было ответить.

Она ощутила, как сильно ей хочется почувствовать эти руки на своем теле, и защитным движением прижала ладони к груди. Где же он был эти последние две недели, когда она нуждалась в нем больше, чем в ком-либо еще в своей жизни? Мэг не привыкла хотеть того, до чего не могла дотянуться, не привыкла быть зависимой от другого человека — и от этого чувствовала себя уязвимой и смущенной. Она хотела потребовать от него объяснений — полный отчет о его «ненадежном» поведении и одновременно ей хотелось попасть в теплое уютное убежище его рук.

Он вынул один из запакованных подарков. Из опыта предыдущих лет Мэг знала, что это должно быть очень хорошее шампанское.

— Бордман рассказал мне про Люсинду несколько часов назад, — сказал он, протягивая ей подарок. — Мне очень жаль.

— Но ты не можешь сказать, что не предупреждал меня. — Мэг попыталась улыбнуться, но подозревала, что это выглядит не слишком убедительно.

— Как ты справляешься?

— Прекрасно, — Мэг повернулась и положила подарок на стол. Она не хотела, чтобы он видел ее лицо, когда она лжет. — А ты? Ты выиграл дело в Лос-Анджелесе?

— Между прочим, да, — сказал Эйб, делая шаг к ней. — Но не благодаря мне. Я не вкладывал в это свое сердце. Просто, слава богу, адвокат с противоположной стороны оказался полным идиотом.

— А где… — Мэг продолжала стоять спиной к нему, теребя пластиковую ручку коробки. — Где было твое сердце?

— Я думал, ты должна это знать.

Она почувствовала его руки на своей талии, тепло его губ на своей шее. Он притянул ее к себе за спину, а потом медленно повернул к себе лицом. Ей казалось, что она видит его насквозь — его страстное желание, его разочарование. Когда она сейчас смотрела на него — в его глаза, слишком знающие, слишком старые для этого подвижного мальчишеского лица, — ей пришло на ум, что все, что он отдавал Бекке, — это блеск его любви, чистой и идеализированной, и что он не допускал ее в темные уголки своей психики. Он отдал ей все — а она швырнула все это назад на глазах у всего света.

Возможно, именно этого он боялся и сейчас, именно поэтому сдерживался. Любовь для Эйба означала поклонение. Он вознес Бекку на пьедестал — он боготворил ее, но всегда на расстоянии вытянутой руки. В течение долгих лет Мэг и сама не хотела от мужчины большего. Но убийство Этана все изменило. Она уже не могла получать удовлетворение только оттого, что брала.

Мэг ничего не сказала, когда он снимал пальто. Она услышала звук удивления — быстрый шумный вдох, — когда, держа его за руку, отступила к двери и щелкнула выключателем. Отраженный свет из приемной освещал некоторые предметы в комнате: верхушку стэплера, телефонную трубку, металлические ручки на ящиках картотеки. В подступившей темноте стал виден падающий на улице снег — мягкие хлопья, бессистемно плывущие во тьме. Где-то слышался отдаленный шум пылесоса, приглушенные звуки улицы.

— Мне нужно кое-что спросить, Эйб, — сказала она, убирая волосы с его лба. — Почему ты не рассказал мне об Этане и Бекке?

Он долго смотрел на нее. Сначала прямо в глаза. Потом на ее губы. Это был задумчивый взгляд, озабоченный и испытывающий.

— Я думал, что ты уже слышала об этом, — сказал он наконец. — Предполагал, что Ларк говорила тебе. А когда я понял, что ты не знаешь про Этана, я просто не мог себя заставить. Мне хотелось этого избежать. Двигаться дальше, Мэг. С тобой.

В полутьме она рассматривала его лицо, надеясь увидеть на нем правду. Но это был человек, представлявший аргументы, от которых зависела жизнь людей, который знал, как манипулировать фактами, как спрятать реальность ради достижения своих собственных целей. Видел ли он сомнение, мелькнувшее в ее взгляде?

Эйб склонил голову и поцеловал ее, прижав к себе. Было что-то страстное и требовательное в том, как он перевел свои руки с ее волос вниз по спине, сжал ее ягодицы.

— Эйб… — Мэг отстранилась, встревоженная силой его желания. — Что случилось?

— Мне не хотелось с этим торопиться.

— Почему?

— Потому что сейчас все стало очень запутанно, — сказал он несчастным тоном. — Я хотел, чтобы мы пришли к этому постепенно. Я так хотел… чтобы это сработало.

— А теперь не сможет?

— Не знаю. Есть столько других вещей, о которых надо подумать. Так много опасностей…

Но еще до того, как он закончил свою мысль, она своими губами вновь жадно нашла его губы. И несмотря на то, что он был прав — для того, что с ними происходило, было не время и не место, — очень скоро они позабыли обо всем, кроме прикосновений и дыхания мужчины и женщины, которые вновь открывали друг друга, наслаждались друг другом.

— Без тебя там будет одиноко.

— Будет одиноко и здесь. Прошло уже не помню сколько лет с тех пор, как я проводила праздники где-то еще. Мне необходимо быть в городе — на случай, если позвонит Люсинда. В любом случае, там меня явно не ждут с распростертыми объятиями.

— Я бы остался в городе, Мэг, но я обещал Ларк, что приеду на обед — ради Брук и Фиби, как ты понимаешь. Кроме того, у Линдбергов прием.

От Ханны Мэг уже знала о приеме — вино, сыр, — в день Рождества, который Клинт и Жанин решили устроить в обновленном помещении погребка по поводу открытия новой мастерской и небольшой галереи. Ханна давала этой супружеской паре советы, как лучше разместить экспонаты и, действительно, проявила реальный интерес к их предприятию. Ханна даже планировала посетить их. Мэг пришло в голову, что там будет кто угодно, кроме нее и Люсинды с Мэтом.

— Как все? Я по ним так скучаю! Просто не могу тебе описать.

Они сидели на маленьком округлом диванчике в ее офисе и смотрели на увеличивающиеся хлопья снега за окном. Его рука обнимала ее за плечи. Он нагнулся и поцеловал ее в висок. Его губы все еще находились там, когда он сказал:

— Они по тебе тоже скучают, я уверен.

— Франсин сказала мне, что девочкам запрещено даже упоминать мое имя.

— Я не собираюсь стоять между вами. Особенно сейчас.

Она знала, что он прав, когда говорит это, но услышать она хотела совсем другое.

— Ты знаешь, я также виновата в том, что Люсинда ушла, как и…

— Даже не говори об этом, — предупредил Эйб. — Она поступила бессовестно.

— Мы поссорились, — постаралась объяснить Мэг. — И я наговорила такого, чего, вероятно, не следовало бы.

— Прошу тебя, Мэг, — рассмеялся Эйб, но как-то невесело. — Я знаю, что ты до боли беспокоишься о ней, но не обманывай себя. Она втянула тебя и себя в этот процесс.

Ее голова лежала на сгибе его руки, и она могла слышать, как через рубашку бьется его сердце. Боль между ног затихла. В этот раз он удивил ее, правда, она и сама себя удивила. Ей казалось, что между ними опять произошло нечто сверхъестественное, что секс был лишь малой частью этого чуда. Мэг было интересно, что он чувствует, но она решила не спрашивать.

Ее тело было легче воздуха. Она, должно быть, ненадолго задремала, хоть это и казалось невероятным, учитывая то, насколько живой она себя ощущала. Она услышала только самый конец какого-то его вопроса.

— Что?

— Мы можем оставить у тебя на автоответчике мой номер на случай, если она позвонит. Из Монтвиля мы поедем по грунтовой дороге.

— В Ред-ривер?

— А почему бы и нет? Никто даже не узнает, что ты там.

— Я бы с удовольствием, Эйб, но…

— Почему бы и нет? — продолжил Эйб. — Бесполезно сидеть в своей квартире в одиночестве. Ты у меня уже бывала. За эти дни я так замотался с этим проклятым делом! А у меня там есть целая гора, куда зимой никто не приходит. Подышим свежим воздухом, может быть, покатаемся на лыжах и попытаемся вычислить, куда подевались Люсинда с Мэтом.

Хотя Мэг скорее предпочитала старые постройки — фермерские дома, как у Ларк, или большие коробки строений в колониальном стиле, усевавшие ландшафт Новой Англии, — если бы ей пришлось поселиться в современном здании, она бы выбрала такое, как у Эйба. Дом, представлявший собой прямоугольную конструкцию из стекла и дерева, был построен на вершине холма, откуда открывался максимально широкий вид на речку, город и высившиеся позади него горы. Небольшие закругленные террасы и защищенные веранды обрамляли северное и южное крыло здания, а с восточной стороны была стеклянная стена высотой в два этажа, неограниченная ничем, кроме манящего горизонта. С того единственного раза, когда Мэг была здесь с Ларк и Этаном, она помнила, как пах чистый ночной воздух, какими близкими казались звезды.

Расценив ее молчание как колебание, он добавил:

— Это как если бы ты оказалась «неизвестно где», Мэг. Никто не узнает, что ты там. Ты будешь в полной безопасности, я обещаю.

Глава 34

В то субботнее утро снег шел всю их долгую поездку до Ред-ривера, днем, когда они добрались до дома Эйба, и даже вечером, когда они сидели возле камина из необработанного камня и играли в «скрэбл», составляя слова. Мэг постоянно отвлекалась от игры. Она была слишком занята своими мыслями, поскольку увидела Эйба с новой стороны — перед ней сидел хозяин «образцового» дома с блестящими полами из твердых пород дерева и восточными коврами сочных расцветок. Хотя он включил термостат, как только они вошли, и огонь в камине горел целый вечер, Мэг чувствовала, как в просторных, нежилых комнатах гуляют сквозняки. Сначала она думала, что это из-за снега — снаружи к большим окнам гостиной подступили огромные сугробы. Потом поняла, что причиной ее дискомфорта является не озноб. Дом просто был холодным — полная очаровательных вещей красивая оболочка, где никто не живет.

Она тосковала по уютному беспорядку и шуму гостиной Ларк — книжки и журналы, разбросанные на видавшем виды журнальном столике; повсюду маленькие подушки, чтобы Брук и Фиби могли ими кидаться, когда на них находило соответствующее настроение; кушетка, которая, в зависимости от сиюминутных желаний маленьких обитателей дома, то становилась батутом, то превращалась в плывущий по морю корабль… Длинный белый кожаный диван Эйба, с его элегантными линиями и небольшими плотно обитыми подлокотниками, был одной вещью и только одной: местом для сидения, желательно с прямой спиной и бокалом для коктейля в руке. Мэг не могла себе представить, как по этим комнатам носятся дети, и эта мысль навевала грусть.

— У меня такое чувство, что тебе не очень интересно играть, — сказал в какой-то момент Эйб, вставая, чтобы подбросить в гаснущий огонь еще одно полено.

— А мне казалось, что я так хорошо притворяюсь, — сказала Мэг. — Откуда ты знаешь?

Ей нравилось смотреть, как он двигается. Эйб был в джинсах и выцветшей рабочей рубашке — хотя, вероятно, самой серьезной физической нагрузкой, с которой ему приходилось сталкиваться, была доставка дров из поленницы к камину. Все, что он делал, было тщательно спланировано. Эйб производил впечатление человека, поступками которого руководит не сердце, а разум. Его мозг никогда не прекращал свою работу. Хотя в течение всего дня они вели легкие, ни к чему не обязывающие разговоры, шутили, она знала, что Эйб ни на секунду не позволяет себе расслабиться. И даже когда они в дружелюбном тоне поспорили за обедом о политических интригах в Вашингтоне, она чувствовала, что мысли его на самом деле где-то очень далеко.

— Ты во второй раз составляешь слово «ток». Ты могла бы выбрать другое, «кот», например. — Он опять сел рядом с ней. — Я всегда стараюсь обращать внимание на мелочи, они могут рассказать о многом.

— Именно так ты узнал о Бекке и Этане?

Мэг надеялась, что переход к новой теме разговора получился не слишком грубым. В течение всего уик-энда она ждала, не заговорит ли Эйб об этом по собственной инициативе. Прошлой ночью он отвечал на ее вопросы односложно. Но запутанные обстоятельства измены Бекки не давали Мэг покоя с тех пор, когда Ларк рассказала ей, как Бекка бросалась Этану на шею. Какой муж может выдержать подобное унижение? Оставить такого умного и внимательного мужчину, как Эйб! Ей очень хотелось услышать, что об этой истории скажет он сам.

— Ты можешь не отвечать… — начала Мэг.

— Могу? — Он повернулся к ней, брови его иронично поднялись. — Правда? И ты счастливо проведешь уик-энд в доме, который Бекка помогала проектировать и отделывать, где каждая вещь носит отпечаток ее вкуса и индивидуальности, — действительно не нуждаясь в том, чтобы услышать, что же произошло? Будешь спать со мной на огромной кровати, которую выбирала она? На черном белье, которое она специально заказывала?

— Ларк говорила мне, что ты выбросил все, что ей принадлежало, и то, что она тебе дарила.

— Ну, сделать это довольно сложно, разве не так? — Эйб встал, чтобы подбросить полено в огонь, хотя в этом не было никакой необходимости. — Что принадлежало только Бекке? А что было нашим? Наполовину моим? Тут не может быть четкого разделения. Этот дом? — Он развернулся и воздел руки к высоченным, как в соборе, потолкам. — Мы построили его вдвоем. Вместе принимали решения относительно отделки из фактурного клена, моравской черепицы — мне бы пришлось развалить тут чертову уйму всего, чтобы избавиться от воспоминаний о ней.

— Поэтому постель ты оставил?

— Я не ответил на твой вопрос, да? — сказал он, поняв ее намек.

Она наклонила голову и улыбнулась.

— Ты выглядишь сейчас такой расслабленной, такой очаровательной, — продолжал он. — Тебе действительно хочется говорить об этих отвратительных вещах?

— Мне казалось, я тебе объяснила. Если мы собираемся попробовать, я хочу, чтоб это было по-настоящему. За последнее время мне пришлось иметь дело со слишком большим количеством лжи и полуправды.

— Хорошо, тогда позволь тебя кое о чем спросить, — сказал Эйб, скрестив руки на груди. — Тебе нравится Бекка?

— Я ее почти не знаю.

— Это не имеет значения. Первое впечатление редко бывает обманчивым. Когда ты впервые увидела Бекку, что ты подумала?

— Что она сногсшибательная. Правда. Она по-настоящему красивая женщина. Очень изящная. С естественной элегантностью.

— Но тебе она не понравилась.

— Мне казалось, что она никому не оставляла места вокруг себя. Она была слишком занята собственной персоной. Но кто мог бы винить ее? Или тебя? Могу себе представить, как это выглядело. Я имею в виду, что, по-видимому, большую часть времени тебе было достаточно просто на нее смотреть.

— Именно так, — сказал Эйб, улыбаясь своим мыслям. — Как будто живешь с изображением белой лилии кисти Монэ. Я любил ее красоту так сильно, как ничто другое в своей жизни. Я знаю, что это характеризует меня не с лучшей стороны, но я не мог думать без ее улыбки, без ее глаз. И, знаешь, очень важным для меня было сознание того, что она была моя. Это вопрос обладания. Я чувствовал себя собственником. Этот невероятный шедевр висел в моей гостиной. Я не хотел, чтобы кто-нибудь еще смотрел на нее. Это была одна из причин, почему я хотел переехать сюда. Чтобы изолировать нас. Помешать людям на нас таращиться.

— Но тебе нравится это место, — заметила Мэг, стараясь направить критику Эйба с собственной персоны на бывшую жену. — И у вас с Беккой были проблемы. Мне Ларк говорила.

— Бекка продолжала работать моделью. Самая «разъездная» профессия в Европе. Мы ссорились с ней, потому что я ненавидел, когда она от меня уезжала, и потому что она всегда возвращалась «под кайфом». Каждый раз, черт побери! Я бы мог помочь ей поправить ситуацию к тому времени, когда ей пришло время улетать — в обоих смыслах этого слова. Но дело еще в другом: когда мы поженились, она говорила, что хочет иметь детей. Мы стараемся сделать малыша, а она нюхает кокаин! Действительно, у нас с Беккой были проблемы.

— Я не знала, что ты хочешь иметь детей.

— А вот как я, в конце концов, узнал об Этане. Хотя на подсознательном уровне я знал — знал уже давно. Я понял, в чем дело, когда у меня появилось какое-то новое взаимопонимание с Ларк. Я чувствовал, что она — на вечеринках, у Йодера, на почте — как бы тянется к общению со мной. Я не знал, почему. Я не понимал, что это часть ее поразительного сострадания, этой невероятной поддержки, которую она оказывала Этану. В какой-то момент я даже неправильно истолковал ее сигналы, думал, что я ей нравлюсь, и попробовал мягко объяснить, как я люблю Бекку. Сейчас я вспоминаю тот ее печальный, понимающий взгляд, и мне хочется плакать.

— Когда ты все выяснил?

— Около года назад Бекка сказала мне, что была беременна.

— Беременна?

— Да, беременна. Она не была уверена, чей это был ребенок, мой или Этана, — но она его не захотела. По какой-то причине счет из больницы попал ко мне. Типичная неразбериха в бумажной работе страховиков — Бекка оплатила аборт в тот же день, когда ей его сделали.

— О Эйб!

— Н-да. Бедный глупый Эйб, — сказал он, поворачиваясь к огню. На этот раз пламя действительно нуждалось в его помощи, хотя Мэг почувствовала, что он возится, раздувая его, возвращая к жизни, дольше, чем это было необходимо. — Когда я пришел к ней с уликами, она не отпиралась. Рассказала мне правду. В лицо. Она думала, что большую часть этого я уже знаю. Что она уже больше года крутит роман с Этаном. Она была удивлена, когда новость меня шокировала. Она думала, что я обо всем знал, но просто закрывал на это глаза. Вот так мы объяснились.

— Извини…

— Знаешь, ведь она тогда знала, что теряет его, — продолжал Эйб так, как будто не слышал Мэг. — Она мне этого не говорила. Это мне Ларк потом рассказывала. Он уже уехал, устал от ее домогательств. Я не сомневаюсь, что Бекка любила Этана. Сейчас я могу испытывать к ней настоящую жалость. На самом деле он водил ее за нос точно так же, как она водила меня. Аборт она сделала потому, что знала, что Этан посматривает на сторону, и не хотела потерять свою фигуру, особенно тогда, когда ей нужно было быть «во всеоружии», чтобы вернуть его. Не думаю, что она хоть на миг задумалась, что по этому поводу скажу я.

— Я заезжала к ней на днях, — сказала ему Мэг. — Мне было необходимо спросить у нее, что она делала в мастерской в то утро, когда Этан был убит.

— Ты ездила к Бекке? — Он, насупившись, посмотрел на нее.

— Я нашла фотографа, с которым она работает на съемках для каталога. Судя по тому, что мне рассказали, она здорово налегает на кокаин. Она была не в лучшей форме.

— Она по-настоящему не была в нормальном состоянии с момента убийства Этана, — сказал Эйб. — Она действительно была в мастерской в день, когда его убили? Откуда ты знаешь?

— Ее видела Жанин, хотя вряд ли это секрет. Бекка сама рассказала об этом в полиции.

— Интересно, что она там делала?

— Она мне не сказала. Но, судя по тому, что говорят Ларк и Жанин, не думаю, что Бекка когда-либо отказывалась от надежды вернуть себе Этана.

— Только теперь, — печально заметил Эйб. — Она отказалась от нее только теперь.

Периодически в течение всего дня и вечера Мэг проверяла сообщения на своем автоответчике в надежде узнать новости о Люсинде. Были звонки от Питера Бордмана, Ханны и Франсин, были какие-то щелчки и молчание, но ничего не было от человека, которого Мэг хотела услышать больше всего…

Сейчас она следовала за Эйбом по великолепной витой деревянной лестнице, раздумывая над тем, что Люсинда, в отличие от нее, будет ночевать в какой-нибудь грязной забегаловке.

В одном Эйб ошибался: оттого, что Мэг узнала, что произошло между ним и Беккой, ей не стало легче ложиться в кровать, которую они когда-то делили. Как и все остальное в этом доме, она была выбрана с безупречным вкусом: низко расположенная рама из тикового дерева, японское покрывало с выбитым на нем изящным бело-голубым рисунком и разрекламированные Эйбом черные простыни и наволочки. Весь день она с нетерпением ждала, когда они, наконец, займутся любовью, но теперь, ожидая его в постели, она поняла, что страсть ее утихла. Лежа обнаженной под простыней, она ощущала слабый томный цитрусовый аромат — наверное, запах ее духов. Он, как и сама Бекка, впитался в полотно жизни Эйба, и ему от этого уже никогда не освободиться. И все же Мэг продолжал мучить вопрос — а хотел ли он этого сам?

— Что-то не так? — спросил он, укладываясь рядом с ней.

— Это была ее сторона?

— Да.

— Тогда давай поменяемся.

После этого стало лучше, а вскоре это обстоятельство уже не играло никакой роли. Эйб, возможно учтя некоторые замечания Мэг, казалось, старался сделать так, чтобы она почувствовала себя любимой. Медленно и нежно он целовал и ласкал все ее тело. Она извивалась от наслаждения, когда его губы охватили ее правый сосок, потом левый. Каждая клеточка ее тела была напряжена, готова, пылала страстным желанием.

— Пожалуйста… — простонала она. — Ну пожалуйста, Эйб…

— Ты просишь меня, Мэг Хардвик? — От желания его глаза стали черными.

Застав его врасплох, она, смеясь, выскользнула из его объятий, быстро развернулась и перешагнула через него, широко расставив ноги. Ее волосы падали ей на плечи. Он был возбужден, на таком же подъеме, как и она. Когда она взяла его член в рот, он застонал и выгнулся дугой в порыве наслаждения.

— Теперь моя очередь просить, — сказал он, глядя на нее снизу вверх со слабой улыбкой. Надев презерватив, он сжал руками ее бедра и мягко приблизил ее лоно к своему члену. Сначала медленно, а потом все быстрее она двигалась на нем вверх и вниз, пока они не превратились в единое целое. Наконец, когда ритм ускорился, он столкнул ее, так что она оказалась рядом с ним, развел ее колени и вошел в нее. Они кончили одновременно, глядя в глаза друг другу, — улыбка еще долго не сходила с лица Эйба после такого великолепного оргазма.

Он обернулся вокруг нее, обхватив ее плечи руками и спрятав лицо в ее волосы. Она почувствовала, что его дыхание стало глубоким.

— Эйб?

— Мммм?

— Что ты думаешь о Бекке теперь?

— Не кажется ли тебе, что тебе об этом поздновато спрашивать?

— Только не мне.

Несколько секунд он молчал, и Мэг чувствовала, как напряглись его руки, в тело вернулась настороженность.

— Мне ее ужасно жаль, ужасно. Она потеряла единственного человека в мире, которого по-настоящему любила.

Поздно ночью зазвонил телефон. Его звук ворвался в сон Мэг, как церковный колокольный звон. «Люсинда!» — подумала она еще не полностью проснувшись, вскакивая с постели. Но Эйб уже снял трубку.

— Нет. Говорю же вам, вы ошибаетесь.

Он старался говорить тихо, но Мэг слышала в его голосе тревогу. — Этим утром. Нет… только я. Извините, но вы ошиблись. И перепутали. Это вам нужно…

Эйб мягко положил трубку на место. И вздохнул.

— Кто это был?

— Ошиблись номером, — сказал Эйб, поглаживая ее по волосам. — Не о чем беспокоиться.

Глава 35

На Рождество рассвет выдался молочно-серым. Солнце светило через просветы между кучевыми облаками. Снег прекратился, но продолжал висеть в воздухе: мерцал в легком утреннем ветерке на длинном поле перед домом, упорно постукивал в окна.

Мэг встала первой, оставив Эйба лежать на смятых простынях, свернувшись калачиком, как маленький мальчик. Она сделала кофе, потом оделась потеплее, насколько это было возможно (благо, куртку и шапку она привезла с собой), и одолжила перчатки Эйба. Она вышла на улицу. Похоже, это было единственное достаточно большое место, чтобы вместить ее вновь приобретенное счастье.

Она была влюблена в Эйба. В последние несколько недель она была слишком поглощена своими мыслями и озабочена, чтобы отдавать себе отчет в том, как часто она о нем думала. Она была отрезана от стольких людей, которых любила, что боялась анализировать свои чувства по отношению к нему. Когда же это началось? Когда он поцеловал ее в машине? Нет, еще раньше, решила она. Многие годы им нравилась компания друг друга. Они вместе смеялись над анекдотами, понимали друг друга с полуслова, как люди, которым хорошо работается вместе. Но никогда их отношения нельзя было назвать «сугубо профессиональными». Во время своих многочисленных поездок в Ред-ривер и обратно они рассказывали друг другу курьезные случаи из рабочих будней, обсуждали прочитанные книги, обменивались впечатлением о спектаклях. Словом, говорили о вещах, которыми, возможно, у них не было времени поделиться с кем-то еще. Сексуального влечения между ними тогда не было, потому что Эйб был не свободен. И если Эйб давал ей советы относительно мужчин, это всегда делалось с братской заботой. Именно он представил ее Полу Стоуксу. Но сейчас ей вспомнилось, что реакцией Эйба на разрыв с Полом — человеком, с которым они были слеплены из разного теста, было раздражение. И как его задел ее отказ рассказать ему о новом мужчине в ее жизни… Думал ли он о ней уже тогда — возможно, даже не осознавая этого?

Эйб. Снег был глубоким и мягким, набивался в ботинки с каждым ее новым тяжелым шагом. Эйб Сабин. Ей потребовалось немало времени, чтобы дойти до вершины холма к северу от дома. Выход отложений известняка сделал строительство в этом месте невозможным, зато отсюда открывался лучший панорамный вид на город, на петляющую через него реку, на озеро, пристроившееся на его восточной окраине, и громады гор, возвышавшихся за ним в своем призрачном величии. Позади Мэг вздымалась, как застывшая волна, остальная часть участка собственности Эйба, образовывая заостренный скалистый пик.

Она знала, что еще слишком рано думать, к какому финалу они придут. Прошли десятилетия с тех пор, как она в последний раз блуждала в романтических мечтах. Но на этот раз все было по другому. В отличие от остальных романов Мэг, которые не заканчивались ничем хорошим, она знала, кто такой Эйб, знала историю его жизни, его характер, его разочарования, его надежды. Между ними оставалось очень мало секретов, и все же она чувствовала, что друг в друге им предстоит открыть много нового. И разделить это новое. С легкомысленным всплеском радости она вспомнила, что прошлой ночью он говорил ей о том, что хочет иметь детей. Могло ли так случиться, чтобы после долгих и тяжелых поисков мужчины, с которым она могла бы разделить свою жизнь, она нашла его так близко?

Когда Эйб в первый раз поцеловал ее, она была удивлена, но это казалось очень естественным, неизбежным. Его прикосновение успокоило ее. Его поцелуй был мягким и понимающим. Эйб отдавал, ничего не прося взамен. Всю свою взрослую жизнь Мэг была в состоянии контролировать мужчин — и секс был всего лишь еще одним видом оружия в ее хорошо подобранном арсенале. Но с Эйбом не было нужды в оружии, не возникало даже мысли о соперничестве. Он занимался с ней любовью, реагируя на любой мельчайший сигнал ее тела, и необходимости в применении оборонной тактики не возникало.

Она смотрела на длинную долину, на белый шпиль Первой Конгрегационной церкви, на дым, струившийся из трубы фермерского дома, который стоял вниз по дороге, и была поражена эффектом «дежа-вю»: она словно уже была здесь когда-то и все это уже видела… В тот момент вся ее жизнь раскрылась перед ней, такая же чистая и незапятнанная, как этот пейзаж.

Телефонный звонок — однообразный далекий звук, доносившийся через покрытые снегом поля — вернул ее в настоящее и заставил вспомнить о звонке накануне ночью, который разбудил ее. У нее осталось смутное воспоминание о том, как Эйб после этого вставал с постели и спускался вниз. Может быть, он тоже звонил? Она тогда заснула снова и, проснувшись, нашла его крепко спящим рядом с ней. Тело его было расслабленным, но на нахмуренном лбу отражались тревоги его снов.

Ко времени, когда Мэг вернулась в дом, Эйб уже встал и пил кофе на кухне. Он был свежевыбрит и опрятно одет: вельветовые брюки, куртка из твида, синяя рубашка и галстук с темным узором, который она подарила ему на день рождения несколько лет назад. И хотя ее тронуло, что он подумал о том, чтобы надеть именно этот галстук, яркость этого утра начала блекнуть. Мэг просто забыла, что он собирался встретить Рождество с Ларк и девочками, а потом побывать на вечеринке в честь открытия демонстрационного зала Клинта и Жанин.

— А вот и прекрасная снежная королева, — воскликнул он, пристально глядя на нее. Как она раньше не замечала этот шрамик на его правой щеке, который виден, когда Эйб улыбается?

— Ты все еще собираешься ехать в город? — спросила Мэг. — Дорога плохая, выпало не меньше двух футов снега.

— У меня на пикапе есть снегоочиститель, — ответил Эйб извиняющимся тоном. — Я обещал Ларк. Но скажи мне, ты бы хотела, чтобы я остался?

«Конечно же, идиот», — хотелось сказать в ответ, но Эйб обладал умением пробуждать в ее душе самые лучшие качества. Особенно хорошо ему это удалось этим утром.

— Правда, тебе уже пора ехать.

Эйб занимался юридическими вопросами нового предприятия Линдбергов.

— Да и, кроме того, разве люди не подумают, что это странно, если ты не приедешь?

Она подошла к нему и сделала вид, что поправляет его воротник и галстук, хотя это был просто повод побыть рядом с ним.

— Вероятно, — сказал Эйб, поставив на стол кофейную чашку. — Извини. Ты знаешь, я бы охотно остался дома, но только что звонила Ларк, чтобы убедиться, что я приду, ведь я обещал… — Он замолчал, улыбнулся и пожал плечами.

После того как Эйб надел пальто и высокие ботинки, Мэг последовала за ним в гараж. Они были разделены толстой шерстью, но он обнял ее и прижал спиной к своему грузовичку.

— А ты, — сказал он, целуя ее в шею, — ты чувствуешь то же, что чувствую я?

— Я не знаю. Тебе в спину тоже упирается дверная ручка?

— Ой! — Он остановился, поменялся с ней местами и начал целовать ее снова.

— Эйб…

— Что? Мне перестать, правильно? — спросил он, отступая и чмокая ее в макушку.

— Я чувствую то же самое.

В гараже было холодно, и их дыхание вырывалось изо рта облачками пара, как дымовые сигналы. А то, что они пытались друг другу сказать, напоминало эти же дымовые сигналы — разрозненные слова, исполненные слишком глубокого смысла.

Когда Эйб уехал, Мэг попыталась что-то съесть на завтрак, но без его подтрунивающего и обнадеживающего присутствия огромные комнаты вызывали в ней чувство беззащитности. Снежный ландшафт, который раньше казался ей великолепным, теперь угнетал. Проблески солнечного света сменились полупрозрачной завесой облаков. К одиннадцати часам день стал совершенно угрюмым.

Мэг еще раз позвонила к себе в квартиру, чтобы проверить автоответчик. Два телефонных звонка и ни одного сообщения.

После полудня снова пошел снег. Мэг пыталась читать роман, но поймала себя на мысли, что ее отвлекает вид из окна. Она встала перед окном в гостиной и долго смотрела, как приближается горизонт — блекнут силуэты гор, исчезает линия деревьев, и, наконец, весь мир исчезает в белом водовороте. В три уже начало темнеть, медленно наступал вечер. Вновь Мэг ощутила царящий в доме холод, почувствовала себя беззащитной. И ей стало казаться, — хотя она была уверена, что это не боле чем нелепая выдумка, — что за ней кто-то наблюдает. Она попыталась развести огонь, чтобы он составил ей компанию, но он отказывался разгораться.

Первый пронзительный звонок буквально заставил ее подскочить на месте. Сердце бешено заколотилось. Она даже не поняла сначала, что звон исходит от телефонного аппарата, стоящего тут же, на боковом столике рядом с ней. Когда раздался второй звонок, Мэг уже пришла в себя и даже улыбнулась. Похоже, у нее назревает нервный срыв.

Она сомневалась, стоит ли ей брать трубку. Но это мог быть Эйб или даже Люсинда… Может, она пытается найти ее здесь.

Автоответчик сработал после четвертого звонка. Мэг немедленно узнала женский голос.

— Я знаю, что ты здесь, — Бекка выдержала паузу, ожидая, когда поднимут трубку. — Слушай меня, Эйб, я знаю, что ты здесь. — В словах ее звучала издевка. Мэг услышала стук льда в стакане.

— Ладно, ладно. Иди вперед и играй в свои маленькие игры. Но я говорю тебе, ты не сможешь уйти с этим. Слышишь меня, ублюдок? Я не позволю тебе уйти с этим.

Бекка разрыдалась. Ее всхлипывания эхом отдавались в гостиной — звуки глубокого, бесконечного горя. Мэг подавила в себе импульсивное желание поднять трубку и попытаться ее успокоить. Все еще всхлипывая, Бекка сказала:

— Сначала я думала, что мне лучше держать язык за зубами. Но когда Мэг Хардвик сказала, что не верит, что Люсинда убила Этана, тогда я подумала, что полиция тоже пришла к такому выводу. Я не хочу терять твою помощь, Эйб, — видит бог, ты даешь мне единственную реальную финансовую поддержку. Но я не собираюсь врать ради тебя. Ублюдок, я тебя видела. Я вернулась, чтобы заставить его поговорить со мной. Слушай, я видела тебя. Видела тебя стоящим над его телом, как чертов Святой Георгий, поражающий дракона. Точно так, как ты и обещал. Говорю тебе еще раз… Подожди секунду… Кто здесь? Послушай, я должна идти, но я предупреждаю тебя, Эйб: скажи им или я сделаю это сама.

Глава 36

Нет, этого не может быть! Это невозможно! Только не Эйб! Только не человек, которого ей довелось узнать и полюбить! В течение всех этих ужасных дней после убийства Этана он так много для нее сделал! Был таким отзывчивым… Не только по отношению к Мэг. Он прилагал массу усилий, чтобы помочь Ларк, когда той не было дома, играл с Брук и Фиби, возил Мэг к Люсинде. Направил к Люсинде Бордмана. Слушал. Давал советы. Стоял рядом с Ларк возле могилы, обнимая за плечи новоиспеченную молодую вдову. Нет, это не может быть Эйб. Человек не может быть таким двуличным. Бекка просто истеричка — злая, ревнивая, выжившая из ума от горя. Это просто ее способ вернуться в его мир.

Мэг еще хранила в памяти уютное ощущение обнимавших ее рук Эйба. Прикосновение его губ. Она бродила по дому, анализируя сказанное Беккой… Расследование дела и результат… Правда и ложь. Она надела свою длинную куртку с капюшоном и ботинки. Она должна двигаться, что-то делать, кого-то искать. Чтобы выбросить из головы обвинение Бекки. «Я видела тебя, Эйб…»

Она оказалась на улице. Спотыкаясь, двинулась прямиком в снежную бурю. Мир кружил голову белым вихрем, а за снегом прятался вечер. Ей казалось, что она идет вверх по склону, к тому месту, где она стояла еще сегодня утром, когда прекрасные перемены в жизни представлялись возможными.

Любовь… потребность… страсть… ревность… ненависть. Для большинства людей эти чувства накатывали и откатывали, как волны, струились в сердце и вытекали из него, двигаясь и постоянно изменяясь. Но что, если страсть и ревность накапливаются, потребность растет, не получая удовлетворения… а ненависть становится постоянной? Мэг постаралась представить себе, как это — настолько сильно любить одного человека, чтобы убить другого. Она вспомнила ярость в голосе Эйба на обеде у Ларк, когда у них с Этаном дело почти дошло до драки. И уже не в первый раз… Им и раньше доводилось разбираться с помощью кулаков — Ларк описывала ей отвратительную сцену на вечеринке, когда Этан и Бекка откровеннейшим образом сплетали свои тела на танцполе. Но нет, этого не может быть! Только не Эйб! Бекка — больная и несчастная женщина. Она слепо бьет наотмашь, — обвиняя, осуждая, — в надежде облегчить сою собственную боль.

Мэг даже не думала о том, что может замерзнуть, пока не поняла, что пальцы на руках и ногах онемели. Она споткнулась о каменную оградку и чуть не упала. Обледенелый провод линии электропередач, как ожерелье, свисал между двумя столбами, а потом прятался в зарослях присыпанных снегом вечнозеленых растений по ту сторону стены. Она пришла не туда, куда направлялась. Перед ней в белесой дымке плыли два теплых пятна света. Мэг так растерялась, что поняла, что это автомобильные фары, только тогда, когда грузовичок почти наехал на нее.

— Мэг! Ради бога! — Эйб подбежал, чтобы помочь ей подняться. Теперь она увидела, что находится у подножия холма на подъездной дороге. Еще до того, как она смогла спросить, как он здесь оказался, он уже усадил ее в машину и энергично растирал ее руки.

— И куда ты, по твоему мнению, направлялась?

— Я искала… — с дрожью в голосе сказала Мэг, — тебя. Эйб, я так волновалась…

— На улице настоящая, сильная метель, — сказал Эйб. — Я ушел с приема пораньше, когда понял, что дорогу скоро занесет. Сказал Ларк, что должен вернуться. С твоей стороны безумие выходить из дома в такую погоду.

Как только они опять попали в дом, Эйб развел сильный огонь и поставил Мэг перед ним, укутав в покрывало.

— Ты все еще дрожишь, — сказал он. Она стояла лицом к огню, а он встал позади нее и обнял за талию. — Я сейчас сбегаю и принесу еще одно одеяло.

Эйб был наверху, когда вновь пронзительно и резко зазвонил телефон. После первого звонка Эйб поднял трубку. Как можно аккуратнее Мэг взяла отводную трубку в гостиной.

— …просто ужасно. Не могу поверить, что кто-то мог сделать такое.

Мэг узнала хриплый и перепуганный голос Ларк.

— Но как? Когда? — голос Эйба доносился до Мэг одновременно из трубки и из комнаты наверху. Говорил он настойчиво и раздраженно.

— В квартире, которую она снимала возле Монтвиля. Кто-то ужасно ее избил. Полиция считает, что нападавший оставил ее умирать. Сейчас она в пункте скорой помощи в Монтвиле.

— О боже! Ты не догадываешься, почему это произошло?

— Наверное, из-за того, что она хотела мне о чем-то рассказать. Бекка уехала с приема пораньше, еще до того, как приехал ты. И сказала, что должна рассказать мне что-то очень важное об убийстве. Но она была пьяна, и тогда я не придала этому большого значения. Но кто-то из гостей мог ее услышать.

Мэг подождала, пока Эйб повесит трубку, чтобы положить свою. После этого она услышала, как он прослушивает сообщение Бекки. Мэг и не думала его стирать. Ей хотелось ему доверять. Нет, ей было необходимо ему верить. После бодрого «бип-бип», сигнализировавшего, что сообщение закончилось, наверху воцарилась долгая тишина. Потом Мэг услышала, как Эйб медленно спускается по лестнице. Она повернулась к нему. Его лицо было мертвенно-бледным, глаза — темными и неспокойными. Страх или смущение были тому причиной, но Мэг поймала себя на том, что не сводит взгляда с галстука, который она подарила ему много лет назад. Какая-то мысль вертелась у нее в голове. Одежда Эйба… Бекка и одежда Эйба…

— Почему ты не сказала мне, что звонила Бекка?

— Я собиралась, — ответила Мэг, хотя ее мысли были заняты поисками следующего кусочка мозаики. — Но это казалось таким странным…

— Это неправда. — Он стоял перед ней, но она не поднимала глаз. Она все еще не могла оторвать глаз от темно-синих и ярко-малиновых диагоналей.

— То, что сказала Бекка, — неправда, Мэг. Я не знаю, что ею движет. Это началось около недели назад — думаю, после того как ты с ней поговорила. Она стала оставлять мне такие сообщения. Я полагаю, что это, должно быть, из-за наркотиков или депрессии… Но сейчас она утверждает, что видела меня там, в мастерской. Это чистейшей воды абсурд. Безумие. По-видимому, она начала рассказывать об этом и другим людям. А теперь — я не могу этому поверить — мне звонит Ларк и говорит, что на Бекку напали. Кто-то, судя по всему, хотел ее убить. Я не знаю, что происходит.

— Думаю, я знаю, — внезапно сказала Мэг, глядя ему в лицо. Конечно, теперь ей все было понятно. И она может объяснить, как могла Бекка допустить такую ошибку — ошибку, чуть было не ставшую фатальной.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Бекка не лгала. Она действительно верит, что видела там тебя.

— О чем ты говоришь?

— Я тебе немножко позже объясню, — сказала Мэг. — У меня еще не полностью сложилась картина произошедшего. Я расскажу тебе, что смогу, в машине.

— Мы никуда не поедем в такую метель.

— Поедем. Должны. Если напали на Бекку, боюсь, что следующей может стать Ларк.

Выходившие в сторону дороги три окна с маленькими стеклами излучали теплое радушие, когда Мэг толкнула тяжелую дубовую дверь погребка и оказалась в небольшой прихожей. Она пошла на свет. Большая комната, окрашенная в темно-зеленый цвет, была увешена полками с расставленными на них стеклянными изделиями «Мастерской Ред-ривера». На широкой деревянной стойке, где также располагался кассовый аппарат, стоял огромный букет сухих цветов — бледно-голубые гортензии, пыльные розовые эхинацеи, веточки с ярко-красными ягодами. Два длинных банкетных стола располагались вдоль стен обновленной комнаты. На нескольких сбившихся белых хлопчатобумажных скатертях беспорядочно располагались остатки «роскоши»: десятки рифленых стаканчиков для шампанского с эмблемой Ред-ривера, смятые коктейльные салфетки, на разделочной доске черствела не съеденная еда. Справа, на дальнем конце стола, стоял большой электрический кофейник Франсин: верхняя его часть была снята, а электрошнур свисал из подставки, как развязанный галстук. Новый, растапливаемый дровами открытый очаг наполнял комнату особым сиянием пламени — мягким, угодливым, мерцающим светом, создававшим иллюзию присутствия в комнате живых существ. Мэг почти могла слышать звон бокалов и неясный шум голосов.

А потом она услышала голос совершенно реального человека.

— Черт побери, — выругался Клинт, поднимаясь из-за стойки и потирая затылок. Он увидел Мэг и замер. Его румяное лицо вдруг побледнело.

— Клинт? — Мэг сделала шаг к нему, потом остановилась. Она не разговаривала с ним с того дня, когда заезжала к нему и Жанин домой. Она знала Клинта много лет, но во время ее приездов в Ред-ривер он всегда оставался на втором плане — доброжелательный, тихий человек, с которым у нее не было общих точек соприкосновения, кроме ее семьи. Но он так любил ее маленьких племянниц, так хорошо с ними ладил, что у Мэг было чувство, будто она может заглянуть прямо ему в сердце. Она наблюдала, как он часами играл с Брук, возводя миниатюрный деревянный коттедж для коллекции ее оранжевых саламандр, а потом покорно помогал ей закопать то, что осталось от деревянного домика, когда девочка забыла убрать его с обогревателя. Когда уже никому не хотелось участвовать в одной из бесконечно повторяющихся игр Фиби, на Клинта можно было рассчитывать — он продолжал прыгать вокруг малышки, как наседка, спрашивая у нее «Кто там?» до тех пор, пока сама Фиби не потеряет к игре всякий интерес.

— Что случилось? — К нему вернулось спокойствие, и он шагнул к Мэг со скоростью, не соответствовавшей его большому весу. Он снял свой жилет, но Мэг заметила, что он не успел переодеться после приема: на нем все еще была накрахмаленная белая рубашка, слишком короткие, но тщательно отутюженные широкие шерстяные брюки и своеобразные подтяжки с ярким рисунком, от которых недавно сходила с ума вся Уолл-Стрит. — Ты в порядке? Выглядишь замерзшей. Давай, проходи сюда.

Он проводил ее к печи, поддерживая своей большой рукой под локоть.

— Раздевайся, — сказал он, помогая ей снять влажную от снега куртку. — Откуда ты появилась? Я не думал, что ты, уф, приедешь в этом году…

— Где Ларк? — спросила Мэг, осматривая помещение. — И где девочки?

— Наверху, в доме, — сказал Клинт, глядя на нее сверху и склонив голову набок. Его улыбка выглядела неуверенной, а взгляд бегал по комнате словно в поисках подтверждения своих слов. — А что?

— Клинт… — начала Мэг, изучая его нахмуренное лицо.

— Что такое, Мэг? — спросил он.

— Я знаю, кто убил Этана.

— О, Мэг, — сказал Клинт, делая шаг назад. В голову пришла мысль, что он держит в руках куртку так, как будто это ребенок. — Давай не будем об этом говорить… Пожалуйста.

— Но это была не Люсинда, Клинт! — Огонь в камине вдруг показался слишком горячим, слишком близким. Она заметила, что он, казалось, съежился, как будто ее слова причиняли ему физическую боль.

— Пожалуйста, не нужно, Мэг. Я просто этого не выдержу.

— Я знаю, что это ужасно. Для всех. Но это была не Люсинда.

— Пожалуйста… — Слегка покачиваясь, он стоял перед ней. Редкие пряди волос спадали ему на лоб. — Не говори…

— Это был Эйб.

— Эйб?

— Он пригласил меня к себе на уик-энд, — начала Мэг, делая шаг по направлению к Клинту. — Когда он сегодня днем пришел сюда на прием, Бекка звонила ему домой. Она сказала, что видела, как он убил Этана. Она была здесь, в мастерской, когда Этан был убит.

— Да, но Бекка…

— И я убежала. За помощью. Но тут вернулся Эйб… Тогда я и узнала, где он был на самом деле. Не на приеме.

— Но он был здесь, — прервал ее Клинт, теребя бороду и пытаясь вдуматься в то, что говорила Мэг.

— Возможно, какое-то время был. Но потом он уехал и напал на Бекку. Ларк звонила ему около часа назад, и я снимала вторую трубку внизу. Он сделал вид, что удивлен. Но я-то знаю! Он должен был заткнуть Бекке рот. Она требовала, чтобы он признался — если он этого не сделает, она сама обо всем расскажет. Думаю, она достаточно от него натерпелась. А теперь я так боюсь — за всех.

Клинт пристально смотрел на нее, прижав руку ко рту. Голова его была наклонена, как будто он старался лучше ее рассмотреть.

— А Бекка… она еще жива?

— Да, слава богу. Когда Ларк ушла к себе домой? Мы должны убедиться, что они в безопасности.

— С ними все в порядке, — сказал Клинт успокаивающим тоном.

— Ты не понимаешь, — сказала Мэг. — Мы должны попасть к ним — и в полицию. Мы должны помешать Эйбу.

Что-то привлекло внимание Клинта — быстрое мелькание силуэта за окном, отблеск света на экспозиции стекла, дрожащий блик на электрической кофеварке. Клинт развернулся, уронив на пол куртку, как раз в тот момент, когда Эйб, входя в комнату, произнес:

— Помешать мне сделать что, Мэг?

Глава 37

— Ты убил Этана. — Мэг обнаружила, что ее голос звучит удивительно спокойно, хотя он испугал ее. Она не учла, что он может последовать за ней сюда. — И ты пытался убить Бекку, потому что она была единственным человеком, который видел, как ты это сделал.

— Все будет хорошо, Мэг, — сказал Эйб, как будто не слыша ее. Он смотрел на Клинта, стоявшего прямо позади нее.

— Но Бекка рассказывала людям, что стала свидетелем убийства, — продолжала Мэг. — Она собиралась рассказать Ларк, кого она видела. Мы все знаем, Эйб. Что же ты теперь собираешься делать?

— Бекка звонила мне днем и ночью, — словоохотливо объяснял Эйб, делая шаг в их сторону. — С тех пор, как ты в городе поговорила с ней, Мэг. Она звонила мне в офис. Домой. Сюда. Обвиняла меня. Я думал, что она сходит с ума. От горя, я полагаю. И она снова слишком много пьет.

— Она видела тебя, Эйб, — возразила Мэг, резко повышая голос. Она почувствовал, как рука Клинта скользнула по ее талии, как будто он старался защитить ее. Она чувствовала запах его пота и ощущала спиной влажную ткань его рубашки. Она знала, что сейчас ей лучше не двигаться. — Она видела, как ты с понтием в руках стоял над Этаном.

— Я знаю, — сказал Эйб. — Она напилась сегодня на приеме еще до моего приезда, правда, Клинт? Напилась и шепталась у меня за спиной.

— Я не знаю, — ответил Клинт, успокаивающе сжимая талию Мэг.

— А я думаю, что ты должен бы знать. Ларк говорила мне, что Бекку слышали многие. Я думаю, что ты был одним из тех, кто слышал. И поэтому ты на нее напал? — спросила Мэг у Эйба. — Потому что она начала говорить всем то, в чем сам ты не признаешься?

— Знаешь, Клинт, — продолжал Эйб, игнорируя вопрос Мэг, — сначала я не мог понять, почему она так уверена, что это был я. Бекка не глупа. У нее острое зрение. И я никогда не считал ее особенно истеричной. Почему она была твердо убеждена, что именно меня она видела с орудием убийства в руках? Ничто из того, что говорил ей я, не могло изменить ее мнения, когда, в конце концов, она решила рассказать людям о том, что она, как ей казалось, видела. Откуда у нее эта навязчивая идея, что Этана убил я? Днем все стало на свои места, Клинт. Эти нелепые подтяжки, которые ты носишь. Ты знаешь, что раньше они принадлежали мне. Мне их подарила Бекка.

— Я не знал, что ты… — Рука Клинта крепче обхватила Мэг, когда он заговорил, но Эйб перебил его.

— В тот день, когда ты убил Этана, на тебе была моя рубашка. Теперь я вспоминаю, что видел тебя в ней в то утро в универсальном магазине. Она очень приметная: оранжевые и желтые клетки с нелепыми маленькими зелеными ананасами. Бекка считала, что она выглядит по-спортивному. Я ненавидел эту вещь. Никогда ее не надевал. Отдал ее Франсин на благотворительную распродажу подержанных вещей, когда мы с Беккой расстались. Но, разумеется, Бекка этого не знала. Она подумала, что ты — это я.

— Не будь глупцом…

— Нет, нет, глупец — это ты, — опять оборвал его Эйб, постепенно продвигаясь к ним. — У тебя, вероятно, была веская причина убить Этана. И знаешь, что? Мы все смогли бы тебя понять, Клинт. Мы могли бы помочь тебе справиться с этим. Если бы у тебя хватило характера признаться. Вместо этого ты повесил все на Люсинду! А потом, когда Бекка начала говорить… Ублюдок! — Эйб схватил стакан, бросил его на горящие поленья очага в попытке отвлечь Клинта и ринулся вперед.

Но Клинт был сильнее и не уступал в скорости.

— Не подходи, — сказал Клинт, притягивая Мэг к своему боку. Действуя второй рукой, он на ощупь нашел позади себя большой стеклянный кувшин, разбил его о стол и стал размахивать осколком. Его острые края грозно блестели. — Ближе не подходи.

— О’кей. — Эйб поднял обе руки вверх. — Послушай, о’кей. Не нужно, чтобы кто-то еще пострадал.

— Я… старался договориться с Беккой. — Голос Клинта надломился. — Я поехал к ней, когда началась метель. Пытался заставить рассказать мне, что она знает. Но она была такой… надменной. Слишком хороша для таких, как я. Вбила себе в голову, что я к ней пристаю. Я словно с ума сошел. Понимаешь, все ведь шло так хорошо… Точно, как я и рассчитывал. Потом она начала говорить, что видела, как ты убил Этана. К такому повороту событий я тоже был готов, Эйб. Конечно — на мне была твоя рубашка. Когда полиция это вычислит, оставалось только вопросом времени. Я действительно не думал бить ее так сильно… — Голос его замер.

— Но Этан — совсем другое дело? — сказал Эйб.

— Тут ты, черт побери, прав! — Тон Клинта стал жестким. — У меня была причина убить Этана. У меня были годы и годы причин, накапливавшихся вокруг меня, как мусор. Вы не можете себе этого представить! Вы, люди, — никогда не давали себе труда заметить меня. Или Жанин. Все, что мы сделали для него и для Ларк с девочками. Он отклонял любые приличные идеи, которые у меня возникали, черт возьми! Он… насмехался над моими предложениями о создании демонстрационного зала, групп по обучению мастерству. О, конечно, они делали вид, что любят нас, что мы все друзья. Но кого они обманывали? Если разобраться, мы были просто наемными рабочими. Даже после того, как я стал выполнять тут всю настоящую работу. Содержал все в рабочем состоянии, чтобы он имел возможность заниматься своим искусством! — Клинт выплюнул это слово, будто оно было ругательством.

— Так почему же ты оставался? — спросил Эйб с того места, где находился. Их с Клинтом разделяло три фута. Он поймал взгляд Мэг — всего один твердый взгляд — и увидел короткий кивок.

— Из-за нее. Из-за Жанин, — ответил Клинт. Из-за наплыва эмоций его дыхание ускорилось, но он продолжил: — Знаете, она жила и дышала только для него. Жила и дышала. Этан то, Этан се. Годами. Она сделала его своим идолом. Этан, который не мог ошибаться. Наверное, я должен был уйти от нее — так она о нем переживала. Но я не такой. Я знал, кем мы были, что у нас было. Этан? Он просто был несбыточной мечтой Жанин. Я знал, что из этого никогда ничего не выйдет. Он делал ее счастливой самым безвредным из всех способов. Так я решил.

Но потом я — мы перестали верить в этого ублюдка, а он об этом так никогда и не узнал. Его эго было таким большим — он в действительности не признавал, что мы существуем. Наши жизни не имели никакого значения. Мы были просто маленькие люди, не особенно яркими и привлекательными. Скажу вам правду, я не возражал против того, что у нее было по отношению к нему, поскольку это был ее секрет, наш секрет. Но когда все это всплыло… Он просто переступил через ее чувство. Как будто это было ничто. Как будто она была…

— Что произошло? — мягко спросил Эйб. — Что произошло в то утро в мастерской?

Клинт сначала не отвечал. Он посмотрел вниз на осколок кувшина в своей руке, как будто внезапно задумался, зачем он его держит.

— Он становился все надменнее, — наконец ответил Клинт. — Выставка подняла его самооценку на заоблачную высоту. Он полностью сосредоточился на собственной работе. Можно сказать, что он даже не хотел, чтобы мы были с ним рядом. Мы вставали на его пути, хотя и следили за тем, чтобы все в мастерской работало. Он едва смотрел на мои изделия. Отказался подписать осенний каталог для заказов по почте, даже не прочтя последнюю корректуру. Забросил все дела. Уезжал в Нью-Йорк при первой возможности. А Жанин ненавидела, когда он уезжал. Не то, чтобы она мне об этом говорила. В этом не было нужды. Жанин и я, уже очень давно мы приняли решение не говорить о болезненных вещах. Мы оба все понимали. Что за вопрос? Но я всегда знал о ней и Этане. О том, что она чувствовала. Тут и слепой бы заметил… а я не слепой.

В то утро он вернулся из Нью-Йорка. Я понимал, что что-то не так. Он швырял вещи и жутко ругался. Когда приехала Ханна, я услышал, как он рыдает. Я не мог поверить собственным ушам. Мы с Жанин все слышали из подсобных помещений. Этан даже не старался сдерживаться. Вы бы только видели выражение лица Жанин! Казалось, что ее мир тоже раскалывается на куски.

Когда появилась Бекка, Жанин пробралась в коридор. Я видел, как она там подслушивала. Она качала головой, слушая все эти ругательства и рыдания. А после того, как Бекка ушла, я помню, что вдруг испугался. Было слишком тихо. Как будто я знал, что что-то должно произойти. Мне нужно было выйти, чтобы принести немного дров, а когда я вернулся по задней лестнице, я случайно услышал их. Жанин зашла в мастерскую, чтобы проведать его. Попытаться его успокоить. «Этан, что-то случилось? — спросила она. — Что с тобой?» И тогда он ей ответил: «Убирайся отсюда к чертовой матери». «Но, Этан, я не могу смотреть, как ты страдаешь!» Она просила его разрешить ей ему помочь. Тогда он заорал на нее: «Не прикасайся ко мне, корова! Как ты смеешь надо мной сюсюкать!» Он назвал ее… коровой. Мою жену.

С этого момента у меня в голове уже не было никаких вопросов. Я подождал, пока она вернется в офис. Он меня не слышал. И не видел. Он снова повернулся к столу, а я вошел и достал из печи самый горячий понтий, какой нашел. Должно быть, здесь не обошлось без шума, потому что он обернулся. Он смотрел, как я иду к нему. И тут… странная вещь… У него было время, он не был слабее меня, но он абсолютно ничего не сделал, чтобы меня остановить. Это выглядело так, будто он просто ждал удара…

Казалось, все произошло мгновенно. Стук за окном. Распахивается передняя дверь. Клинт дергается, чтобы посмотреть, что происходит. В комнату врывается холодный ветер. Эйб кидается ему под ноги, стараясь оттолкнуть Мэг. Клинт бьет Эйба ногой в грудь, потом в лицо, удерживая Мэг так крепко, что она едва могла выкрикнуть имя Эйба…

Теперь Эйб стоял на коленях, стараясь подняться на ноги; руки и лицо его были в крови. Клинт снова ударил его ногой, — жуткий звук удара ботинка о кости и тело, — и Эйб упал. В следующее мгновение трое мужчин в форме ворвались в комнату, а Клинт отступил к стене. Одним из вошедших был Том Хадлсон с пистолетом наголо, двух других офицеров полиции Мэг видела впервые.

— Оставайся на месте, приятель, — сказал Том мягко, обращаясь к Клинту. Они всю жизнь были друзьями. — Просто стой, где стоишь. Отпусти Мэг, и никто не пострадает.

Мэг думала, что ей удастся задержать Клинта в погребке, сбить его с толку, делая вид, что она верит рассказу Бекки, быть с ним до тех пор, пока Эйб не привезет полицейских. Она не учла, что Клинт очень силен. К тому же, чего можно ожидать от человека, которого просто загнали в угол? Еще она поняла, что Эйб никогда не смог бы оставить ее надолго одну с убийцей. Он плевать хотел, что разработанный ими по дороге план не предусматривал его появления в демонстрационном зале. Он был готов к драке. Эйб… Теперь она больше боялась за него, чем за себя.

— Отойди, Том, — сказал Клинт. Слова его были похожи на всхлипывания.

— Ну давай, приятель! — Начальник полиции медленно шагнул в сторону Клинта. — Не делай ситуацию хуже, чем она есть.

Клинт стукнулся обо что-то твердое. Сперва Мэг решила, что о стену. Потом он швырнул в Тома разбитый кувшин, подхватил Мэг на руки и выскочил через заднюю дверь погребка. На верхней площадке лестницы Клинт на мгновение замешкался, накладывая дверной засов и стараясь перевести дыхание. Это все, что было нужно Мэг, — она изо всех сил ударила его каблуком ботинка в правую голень и вырвалась.

Она бежала по хлипким ступенькам задней лестницы, направляясь к украшенному снегом подлеску. Она слышала, как Клинт выругался и бросился за ней. Она не оборачивалась. Под ногами было скользко, склон круто обрывался к реке. Мэг наполовину бежала, наполовину скользила вниз по берегу. Снегопад прекратился. Сквозь голые ветки сияли звезды. Она слышала за спиной шум, эхом отдававшийся в неподвижном, засыпанном снегом лесу. Хадлсон кричал Клинту, чтобы тот остановился. Послышался треск полицейских раций, а потом более далекие, но знакомые голоса Ларк, Ханны, Жанин и — она чуть не остановилась, чтобы убедиться в этом, — Люсинды и Мэта.

Река — замерзшая лента — изящно извивалась между деревьев, устремляясь к городу. За ней в звездном свете мерцало овальное зеркало пруда, сделанного Этаном. Голоса следовали за ней. Ларк выкрикивала ее имя, что-то кричала Люсинда. В морозном воздухе было трудно определить, откуда они доносятся — и она не могла остановиться, чтобы выяснить это. Она слышала, как трещат прутья и ветки под ногами Клинта, который продирался через подлесок, следуя за ней по пятам.

Она соскользнула на ледяную поверхность реки и… упала, всем телом ударившись о лед. Он выдержал, но на скользкой поверхности найти точку опоры оказалось нелегко. Она встала. Сделала шаг. Поскользнулась. Поднялась на колени. Встала и снова упала. До пруда было рукой подать. Но, обернувшись, она увидела, что Клинт достиг кромки берега и уже сделал шаг, чтобы вслед за ней перебраться через реку.

Раздался выстрел. По крайней мере, этот звук был похож на выстрел. Выстрел, отдавшийся эхом в ночной тиши. Потом еще и еще один. Это треснул лед, и его поверхность рассыпалась на куски. Послышался гул безжалостной реки, которая поджидала снизу — холодной, проголодавшейся и бесконечной. Она поглотила Клинта. Навсегда.

Глава 38

Это, вероятно, последняя ее пробежка на старом месте жительства, думала Мэг, медленно направляясь вниз по Риверсайд-драйв. Как быстро все меняется… Со дня смерти Этана прошло десять месяцев, и сложный период, предшествовавший убийству и последовавший за ним, уже казался Мэг эпизодом из прошлой жизни.

«И все «вчера» безумцам освещали путь к пыльной смерти…» Такую цитату из Шекспира привела несколько воскресений назад Франсин Верлинг во время проповеди в своей церкви. И Мэг мысленно согласилась с ней — жизнь мимолетна. Жизнь — это трепетная тень, а не важное шествие бедных глупцов, похожих на марширующих солдат. Этан сошел с этого неумолимого круга, и судьбы людей, которых он оставил, изменились почти до неузнаваемости.

«Уолли с Уолл-стрит», детская книжка Ларк, поступила в продажу в апреле и мгновенно стала хитом. Как и многие работы доктора Сьюсс, простое лирическое повествование Ларк и великолепные иллюстрации вызвали у взрослых такой же восторженный отклик, как и у их детей. Мэг волновалась, что известность и повышенное внимание толпы сделают Ларк нервозной, но и на шоу местного телевидения, и на презентациях, раздавая автографы, младшая сестра вела себя так естественно, как будто разговаривала с подругой на собственной кухне.

— Скупость, жажда вещей и денег — вот против чего сегодня борются и дети, и взрослые, — ответила Ларк, когда интервьюер спросил ее, почему, с ее точки зрения, книга стала такой успешной. — Именно об этом узнает Уолли — и именно этому мы можем у нее научиться.

Мэг помогла Ларк написать комментарии к книге, точно так же как помогала справляться с ее неожиданным успехом. В первый раз в маленький домик в Ред-ривере потекли деньги — и как раз вовремя. После того как утонул Клинт, признавшись, что это он убил Этана и напал на Бекку, Жанин закрыла мастерскую и демонстрационный зал и переехала в Вермонт.

На первых порах потеря доходов, которые приносила «Мастерская Ред-ривера», очень беспокоила Ларк. Но когда вышла книга, у нее появились другие заботы.

— Я хочу сделать все одновременно: привести в порядок дом, превратить мастерскую в свой кабинет, вложить остаток денег в образовательный фонд для детей. Я не знаю, с чего начать.

— В конце концов, вопрос инвестиций могу взять на себя я, — предложила Мэг. Она находилась в своем агентстве и говорила с Ларк по телефону. Утро было беспокойным: новый сотрудник, которого она наняла для работы над проектом «СпортсТек», как раз заглянул в ее кабинет с озабоченным лицом — в художественном отделе устанавливали новые компьютеры Макинтош. В эти дни, однако, производственные проблемы ушли в тень, а на передний план вышли проблемы личного характера. — А остальное со временем утрясется.

— Но ты сама установила мне дату, к которой дом следует привести в порядок.

— Ларк, правда, я не хочу, чтобы это выбивало тебя из колеи.

— Твое свадебное торжество выбивает меня из колеи? Ты, должно быть, шутишь — это самая важная просьба, с которой ты ко мне когда-либо обращалась. А действительно, Мэг, ведь ты очень редко меня о чем-то просила… Можешь мне поверить, такого роскошного праздника Ред-ривер еще не видел!

Ларк делала все возможное и невозможное, чтобы сестра поскорее забыла о недавних ссорах и безосновательных обидах, о том, как несправедливы были ошибочные суждения младшей сестры по отношению к ней, к Этану и многому другому в ее жизни. Хотя Мэг уже давно простила Ларк, потому что думала, что и сама несет ответственность за ту боль, которую они обе испытали, — она знала, что они никогда не позволят себе забыть о случившемся. Этан навсегда останется важным уроком в их жизни, напоминанием о том, что любовь может сделать слепым любого. Даже самые лучшие намерения могут подтолкнуть человека к совершению наитяжелейших ошибок…

Возможно, поэтому их с Эйбом отношения развивались так медленно. Хотя на физическом уровне он страдал только из-за сломанной ключицы и порезов кожи, столкновение с Клинтом потрясло его. В течение нескольких недель он продолжал корить себя за то, что не сумел помешать Клинту так жестоко обойтись с Мэг. И несмотря на то что она постоянно повторяла, что испытала всего лишь нервный шок, в то время как он бежал за ней, Эйб не унимался.

— Но все могло случиться, — мрачно настаивал он.

Да, все они счастливо избежали нескольких очень серьезных «могло случиться», до которых оставался один шаг. Люсинда и Мэт, которые после побега скрывались в дешевом мотеле в Монтвиле, пытались сами сложить мозаику с картиной смерти Этана. Люсинда много рассказывала Мэг о той долгой, гнетущей неделе, когда двое подростков пришли к заключению, — бесспорному, с их точки зрения, — что это Ларк убила своего мужа. Они отправились к Ларк, чтобы сказать это ей в лицо, но наткнулись на Эйба, который сказал им, что вызвал полицию.

Франсин испытала такое облегчение после возвращения Мэта домой живым и невредимым, что сумела сохранить контроль над собой, когда на вечере в честь окончания средней школы он объявил, что снова собирается покинуть дом. Бостонский университет предложил ему полную академическую стипендию, и он, не сказав Франсин, принял это предложение. Люсинда уезжала вместе с ним.

— Я собираюсь найти какую-нибудь работу, — гордо сказала она Мэг. — И думаю учиться, чтобы сдать экзамен на аттестат о среднем образовании.

— Это здорово. Но не слишком ли вы молоды, чтобы жить вместе?

— Какое возраст имеет к этому отношение? Я считаю, что когда находишь кого-то, кто делает тебя счастливой, — не важно когда или где, — ты просто должна стремиться быть с ним рядом.

Устами младенца глаголет истина, подумала Мэг, и последовала совету Люсинды. Прошли месяцы, прежде чем жизнь Мэг начала вращаться вокруг жизни Эйба. Первыми ласточками перемен стали зубная щетка, фен и ночная сорочка, оставленные в квартире Эйба. Они часто коротали вместе вечера в его просторной современной кооперативной квартире в западной части 50-й улицы, откуда было рукой подать до его офиса. Ночи они проводили каждый у себя, но часто часами говорили по телефону. На выходных очень часто они выезжали в Ред-ривер и жили в доме Эйба, каждый метр которого он решил переделать. Об этом никогда не говорилось вслух, но Мэг воспринимала эти перемены как своего рода ритуал изгнания злых духов — попытку изгнать из сердца горечь разочарования в Бекке.

А вот Бекка, похоже, оказалась единственным человеком, который решил сделать это убийство центром своей жизни. Нападение Клинта и предыстория этого нападения попали на первые полосы местных газет и были подхвачены бульварной прессой Нью-Йорка. Внезапно карьера Бекки получила новый толчок. Она даже смогла попасть на телевизионное ток-шоу, посвященное моделям, которых преследовали и избивали, хотя, как заметил Эйб, нападение на нее не имело никакого отношения к ее профессии.

Мэг была уверена — Эйб оставил Бекку в прошлом. Хотя иногда ей начинало казаться, что от некоторых людей полностью отделаться не удастся никогда. Вы двигаетесь вперед, а прошлое остается похороненным в вашем сердце — тайная боль, нечто, с чем необходимо жить дальше. Теперь медленно, иногда болезненно она училась жить с кем-то и для кого-то, помимо самой себя. К концу весны она вдруг осознала, что заходит домой только чтобы переодеться. В июне, за обедом по поводу открытия выставки в галерее Ханны, Эйб спросил Мэг, будет ли ей удобнее переехать к нему.

— Это только вопрос удобства? — спросила она.

— Нет, — ответил он. — Это всего лишь уловка с моей стороны, обращение к твоей практической натуре. Потому что я чувствую, что к некоему слову, которое начинается на «о», ты относишься… несколько подозрительно.

— Обязательство? Это тебе нужно?

— С тобой лучше быть откровенным. Мне нужно гораздо больше. Я хочу настоящего супружества. Я хочу ребенка, может быть, даже двух. И я хочу, чтобы ты была их матерью.

Что касается Мэг, то это были не просто сомнения. Это был всеобъемлющий, парализующий страх. Эйб предлагал ей с такой очевидной любовью именно то, чего она хотела больше всего в жизни. То, чего, как она думала все эти годы, у нее никогда не будет. Сейчас она поняла, что кое-что из того, о чем Этан говорил ей почти год назад, действительно было правдой. В прошлом она сознательно вступала в романтические отношения, прекрасно зная, что они с партнером изначально исходят из неверного посыла. Говоря себе, что хочет любви и ответственности, она снова и снова выбирала мужчин, которые могли предложить только «временную дружбу». Она искала любовь там, где ее никогда не было, сердцем понимая, что поиски ее напрасны.

Почему? Теперь она поняла, что причиной всему был страх. В своей жизни Мэг часто приходилось сталкиваться с таким количеством разочарований и брать на себя столько ответственности, что она научилась ограничивать свои ожидания. Если не желать слишком многого, — непьющие, внимательные родители и нормальный, удобный дом, — тогда не слишком расстроишься, если эти надежды не сбудутся. На этом пути она никогда сильно не ошибалась. Если мысли и чувства другого человека вас мало заботят, что с того, что отношения не складываются? Но теперь она осознала — Эйб стал ей так близок, что все старые механизмы, удерживавшие ее от настоящей любви, — страх получить отказ, ужас потери, — просто перестали работать и потеряли всякий смысл.

Поэтому она переехала к Эйбу и выставила свою квартиру на продажу. В конце июля, когда Эйб официально попросил ее руки во время их романтического отпуска в Сан-Франциско, она без колебаний ответила согласием. Она сделала решительный шаг и открыла для себя, как здорово быть счастливой.

Они попросили Франсин обвенчать их в Первой Конгрегационной церкви после длинных выходных на День Труда. Брук и Фиби должны были нести шлейф, а Люсинда — сыграть роль подружки невесты. Младшего брата Эйба, который Мэг ужасно понравился, выбрали главным шафером. Шаферами были друзья-мужчины Эйба и Мэг из Манхеттена и Ред-ривера, включая Мэта, которого Эйб пытался уговорить идти на подготовительное отделение юридического факультета. Ханна и ее новая страсть — скульптор латексных каучуковых фигур — решили устроить презентацию в самом модном ресторане Монтвиля. Фрида Жарвис, несмотря на все финансовые и деловые проблемы своего бывшего мужа, настояла на том, чтобы разработать эскиз свадебного платья для Мэг — бесплатно, разумеется. Мэг напомнила себе, что должна позвонить Фриде по поводу этого эскиза: нужно было внести несколько изменений.

Последние полмили своей дистанции Мэг бежала медленно, трусцой. Хотя было еще раннее утро, солнце уже палило вовсю, отражаясь от поверхности залива. Она чувствовала себя сильной и здоровой, но знала, что ей не следует переутомляться. У них с Эйбом впереди был длинный день. Нужно было упаковать вещи, оставшиеся в ее квартире. Через три дня туда планировал въехать новый жилец, поэтому большую часть мебели нужно было отдать на хранение. Теперь им с Эйбом предстояло найти новый общий дом. Но он сказал, что спешить некуда, ведь впереди масса времени, чтобы подобрать что-то просторнее, чем его единственная спальня.

На самом деле, времени было меньше, чем ему казалось. В один прекрасный день, после бега, делая упражнение на растяжку, Мэг почувствовала легкую тошноту и пришла в лихорадочное возбуждение. Несколько недель она только строила предположения, но сегодня утром ярко-синяя трубка теста подтвердила: она беременна. Она собиралась сказать об этом Эйбу сегодня вечером за обедом в честь продажи ее квартиры. Она не могла дождаться, чтобы увидеть выражение его лица, когда она скажет ему, что у них есть еще один повод для радости.

Мэг гадала, на кого будет похож их ребенок: она — неяркая блондинка, он — смуглый брюнет. Какого человека они совместно произведут на свет, с ее энергией и его острым умом и упрямым и требовательным характером у обоих? Когда она входила в вестибюль, из лифта, смеясь и перешептываясь, вышли сестренки-близнецы Эдлсон. Этим летом они переросли свою страсть к роликам. Теперь они полировали ногти. Девчонки проскочили мимо Мэг, бросив быстрое «Привет!», слишком занятые своим разговором, чтобы замечать что-то вокруг себя.

«Они растут так быстро, — размышляла Мэг, нажимая кнопку своего этажа. — Но и мы растем тоже, разве не так?» — с довольной улыбкой сказала она самой себе, скрестив руки на своей прекрасной новой тайне. Двери закрылись, и лифт стремительно взметнулся ввысь.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

Понтий — железный стержень, используемый для придания изделию формы при свободном выдувании стекла.

(обратно)

2

Символ мира в виде взятой в круг ноги голубя.

(обратно)

3

Баскиа Жан-Мишель (1960–1988) и Франческо Клементе (р. 1952) — представители современной школы авангардизма.

(обратно)

4

Роден Огюст (1840–1917) — выдающийся французский скульптор.

(обратно)

5

Тиффани Луис Комфорт (1848–1933) — американский художник, дизайнер и бизнесмен, лидер стиля «модерн» в национальном искусстве.

(обратно)

6

Музей Соломона Р. Гуггенхайма в Нью-Йорке (Solomon R. Guggenheim Museum).

(обратно)

7

День Колумба в США — государственный общенациональный праздник. Отмечается с 1492 года в первый понедельник октября.

(обратно)

8

Ред-ривер (Red River) в переводе с англ. «Красная река».

(обратно)

9

Речь идет о знаменитых американских модельерах Донне Каран и Келвине Кляйне.

(обратно)

10

Американское хвойное дерево.

(обратно)

11

Кьеркегор Серен (1813–1855) — датский философ, теолог и писатель, основатель европейского экзистенциализма.

(обратно)

12

Ортега-и-Гассет Хосе (1883–1955) — испанский философ, один из наиболее известных западных мыслителей XX века.

(обратно)

13

От англ. subway — метрополитен.

(обратно)

14

Буше Франсуа (1703–1770) — французский живописец, рисовальщик, гравер и декоратор.

(обратно)

15

Фрагонар Жан Оноре (1732–1806) — французский живописец и график. Учился живописи в Париже у Шардена и Буше.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg