«Алмазный тигр»

«Свалишься с тигра — будешь съеден заживо…»

Посвящается Эвану — за все хорошее и за любовь

Пролог

«Если Эйб Уиндзор еще не подох, тем хуже для него: своими руками убью мразь…»

Так сказал себе Джейсон Стрит, и в этих словах были и обещание, и надежда. О чем только он не передумал за десять часов, прошедших после того, как его агент позвонил ему из Западной Австралии, где находилась ферма Сумасшедшего Эйба. Стрит потратил уйму времени, чтобы поскорее добраться до заброшенных на край света алмазных рудников, известных под названием «Спящая собака». Путь был неблизкий: поначалу пришлось четыре часа кряду лететь чартерным рейсом из Перта, а затем бесконечно долго крутить баранку изрядно потрепанной «тойоты». Стрит на предельной скорости гнал машину по грязной проселочной дороге, направляясь к Богом забытой дыре едва ли не в самой глуши континента.

Впрочем, Джейсон Стрит психовал вовсе не из-за этой гонки, хотя она и могла закончиться печально на любом повороте. Его бесила мысль о том, что десять лет терпения и ухищрений пошли коту под хвост из-за того, что старый черт Эйб допился до ручки.

На небе медленно угасал Южный Крест. Горизонт все более светлел и золотился, предвещая восход солнца. На юго-востоке Кимберлийского плато дневная температура начинала расти с отметки 87 градусов по Фаренгейту. Чем выше поднималось солнце, тем жарче становилось. С каждой минутой рассветало, солнечные лучи, поначалу выхватившие из тьмы высокие спинифексы, теперь позволяющие рассмотреть и низкорослые камедные деревья, и устилавшую все вокруг рыжую пыль, и нагромождения тут и там разбросанных камней. Надо всем этим сейчас полновластно царило светило, вечное солнце, во все времена озарявшее просторы Западной Австралии.

Джейсон выжимал из мотора все, на что только тот был способен. Машина летела подобно выпущенному из пращи камню. Попадавшийся под колеса гравий протекторы выстреливали со скоростью пули. Накренившись, закидывая зад, трясясь на рытвинах, «тойота» стремительно неслась по дороге, которая скорее существовала в воображении водителя, нежели на самом деле. Однако Стрит был совершенно уверен, что едет в правильном направлении. За эти десять лет уже не раз доводилось ему добираться до фермы Сумасшедшего Эйба, где Стрит из кожи вон лез, чтобы выжать из старика его секрет. Теперь, спустя годы, одно лишь Стрит мог утверждать наверняка: если только Сумасшедший Эйб еще не разучился говорить, то Стрит сумеет выколотить из него тайну раньше, чем Южный Крест вновь взойдет над австралийскими просторами.

Взметая тучи пыли, «тойота» подскочила на плоском бугорке и легко преодолела по воздуху несколько метров. Впереди показалась неказистая ферма Эйба. Старик давно уже обнес изгородью свой участок, однако все постройки на его земле были откровенно убогими. Издали казалось, что здесь произошла авария и части неизвестного механизма разбросало по сторонам. Ветхий дом под жестяной крышей, несколько выбеленных солнцем хозяйственных построек, давно не работавшие в поле и порядком подзаржавевшие трактора, сломанное рудничное оборудование, заброшенные вездеходы, а также останки рухнувшей неподалеку от фермы незадолго до окончания второй мировой войны «дакоты» — вот что открывалось взору каждого, приезжавшего сюда.

Неожиданно из-за железной крыши дома в воздух поднялся вполне современный вертолет. Его ровная гладкая поверхность отражала солнечные лучи, а двигатель издавал оглушительный рев. Стрит изо всех сил нажал на педаль тормоза. Не ожидавшая такого бедная «тойота» несколько раз подпрыгнула, прошлась юзом и наконец встала. Вертолет пролетел над самой головой Стрита. Он вскинул глаза вверх, но заметил лишь красные проблески маяка, ярко вспыхивавшие на брюхе машины. Стрит рассчитывал увидеть щит — эмблему полиции Западной Австралии или условные обозначения австралийских Сил обороны. Не удивился бы он, и обнаружив на вертолете знак медицинской «скорой помощи».

Но, увы, ничего подобного. На брюхе вертолета не было решительно никаких опознавательных знаков, машина походила на гладкое яйцо неведомой птицы. Из него следовало, что владелец вертолета, спешно прибывший на ферму Эйба, не менее Стрита хотел сохранить в тайне свой визит. Взбешенный и в то же время несколько струхнувший Стрит в сердцах шарахнул кулаком по рулю. Затем врубил скорость и покатил вниз по холму.

Едва только автомобиль, подмяв рыжую землю протекторами, остановился у хибары Эйба, Стрит распахнул дверцу и соскочил на землю, предусмотрительно вооружившись полуавтоматическим пистолетом. Он двигался, как бравый коммандос: считанные секунды стоял, притаившись за своей «тойотой», затем в несколько прыжков очутился под прикрытием ржавой толчеи для дробления руды, откуда легко добежал до угла дома. С риском для жизни он отважился заглянуть в грязное окошко.

В большой комнате фермерского дома горела одна-единственная керосиновая лампа. Посреди комнаты стоял длинный стол, на котором лежал труп, прикрытый куском видавшего виды брезента. Из-под брезента торчали босые нога. Все в комнате оставалось недвижным, если не считать обычного роя мух.

Выматерившись сквозь стиснутые зубы, Стрит тотчас же забыл о всяческой предосторожности. Протаранив дверь своими мощными ботинками, он мигом сорвал ее с верхней петли. Еще удар — и задвижка не выдержала: дверь, зашатавшись, отворилась. К душному воздуху тотчас же примешался сильный трупный запах. Выставив вперед руку с пистолетом, Стрит оглядел комнату. В ней все было вверх дном.

Скривившись от удушливого запаха, Стрит быстро подошел к столу и откинул край брезента. В воздух поднялась новая туча мух.

Судя по состоянию трупа, с момента смерти Эйба Уиндзора уже прошло некоторое время. Сделав поправку на жару и влажность — а октябрьскую влажность не худо было бы определить словом «сырость», — можно было установить, что старик отдал концы дня три тому назад, если не раньше. Однако в том, что под брезентом находился именно Эйб Уиндзор, у Стрита не было никаких сомнений. Большой рваный шрам на левом запястье покойника оказался более прочным, чем уже начавшая разлагаться плоть вокруг рубца.

С возгласом отвращения Стрит оглядел комнату; Он очень сомневался, что гости, прибывшие сюда на вертолете, оставили после себя хоть что-то, за исключением роя мух. Хотя, может быть, его приезд спугнул незваных следопытов и они убрались восвояси, не успев обшарить дальние углы. С брезгливой гримасой Стрит сдернул брезент, расстегнул грязную нательную рубаху в поисках бархатного мешочка, всегда висевшего у Эйба на шее. Но сейчас мешочка не было. Стрит взглянул на деревянную полку над креслом-качалкой, в котором любил сиживать покойный. Старой жестяной коробочки тоже не было на месте.

— Э, старина, так, стало быть, перед смертью ты в последний раз отправился побродить в буше? — пробурчал Стрит. — А как же жестянка? Взял с собой, как обычно? И что же выходит? Неужели твоя тайна умерла вместе с тобой? Вот бы еще узнать, кто, кроме меня, пас тебя в последнее время!

Ответом на все эти вопросы был лишь смертельный оскал, застывший на лице покойника. На мгновение Стриту почудилось, что Эйб вовсе не отдал концы, а просто притворяется умершим и сейчас гнусно ухмыляется, как нередко делал при жизни.

— Но ведь ты отлично понимал, на что все эти годы я рассчитывал? Черт, как же ты любил водить меня за нос! Старый хрен! Зато ты подох, а я живехонек, вот оно как!

Из-за кухонной двери послышался какой-то скрип. Кто-то в эту минуту покидал дом, и старые половицы под ногами сигнализировали об его уходе.

Стрит в два прыжка оказался у двери, ударом распахнул ее и вломился в полутемную кухню. Краем глаза Стриту удалось заметить фигуру, выскользнувшую из дома через задний ход. На этот раз раздался топот босых ног по сухой пыльной земле.

Стрит подбежал к входной двери, рванул ее и наскоро огляделся, почти мгновенно нажав на курок. Пуля настигла беглеца за несколько метров от угла одной из хозяйственных построек, где тот мог бы скрыться. Он упал лицом в грязь. Осторожно приблизившись, Стрит обыскан его в поисках оружия. Затем носком ботинка перевернул тело лицом вверх. В глазах Чу, повара Эйба, смотревшего на Стрита, застыла боль. Стрит направил дуло прямо в переносицу повара.

— Ну, китаеза, где коробка, говори!

Сквозь плотно сжатые зубы Чу промычал что-то нечленораздельное, лицо его исказилось судорогой боли. Но он ничего не сказал.

— Спрашиваю еще раз. — Стрит надавил ботинком на плечо Чу, как раз на то место, куда попала пуля. — Где коробка и бархатный мешочек?

Чу застонал от боли и произнес что-то по-китайски: может быть, просил милости и снисхождения, а может, посылал Стриту проклятие.

Стрит наступил на плечо Чу сильнее. Уголком глаза он заметил быстрое движение: из-за ближайшего строения кто-то выскочил. Инстинктивно Стрит повернул голову, и тут Чу согнулся и изо всех сил ударил ногой в пах австралийцу. Отвлекающий маневр и последовавший удар были мастерски выполнены, и Стрит понял, что угодил в ловушку, расставленную опытными профессионалами. Стрит судорожно дернулся и тотчас же вслепую выстрелил в Чу.

Пуля оказалась проворней, и мгновение спустя после выстрела пятка Чу слабо коснулась бедра Стрита. Стрит успел увернуться и навел дуло пистолета на второго нападавшего. Дважды прогремели выстрелы: стрелять пришлось в падении. И хотя ни одна пуля не попала в цель. Стрит сумел увернуться от сокрушительного удара ногой в голову. Не упади он, ему бы размозжило череп.

Нападавший пролетел мимо сгруппировавшегося Стрита. Тот прицелился и в ту секунду, когда нападавший плюхнулся на землю, дважды — выстрелил ему в спину. По раздавшемуся стону, а также по тому, как тело шлепнулось на землю, Стрит понял, что нападала женщина и теперь она мертва. Эта мысль пришла в голову Стриту, продолжавшему откатываться в сторону в ожидании новой атаки. Несколько раз перевернувшись, он оказался на ногах, спиной к стене. Его пистолет готов был поразить любую цель: двор отлично просматривался.

Метрах в пятидесяти стайка вспугнутых какаду оживленно щебетала в ветвях чахлых деревьев. Но через несколько секунд попугаи расселись по веткам, успокоившись, и над домом, где покоились сейчас останки Эйба Уиндзора, нависла смертельная тишина. Не угомонились одни только вездесущие мухи, разбуженные октябрьским солнцем.

Стрит спешно обыскал тела только что убитых им людей. Никаких следов жестянки из-под леденцов или бархатного мешочка. Заставляя себя не спешить, Стрит вторично, на сей раз с большим тщанием, обыскал трупы, надеясь выяснить, кто именно послал этих людей и с какой целью. Однако ни у Чу, ни у китаянки не оказалось никаких бумаг для их опознания. Не было не только документов, но даже фирменных этикеток на одежде. Не было, впрочем, и оружия.

Нахмурившись, Стрит присел на корточки и принялся внимательно разглядывать тела убитых. Чу жил на ферме много лет, однако Стрит что-то не замечал на руках и ногах повара трудовых мозолей. Мозоли у него были, даже на ногах, но совершенно особые — от длительных занятий боевыми искусствами. Руки женщины также хранили следы упорных тренировок. Несомненно, эти двое китайцев работали в паре: они всегда были готовы к схватке не на жизнь, а на смерть.

И вот теперь они мертвы. Однако их смерть ни на йоту не приблизила Стрита к ответу на вопрос, на кого они работали, а также к разгадке местонахождения рудника Эйба.

Стрит сплюнул на рыжую землю и повернулся спиной к трупам. Едва ли можно было надеяться отыскать здесь хоть что-нибудь ценное. Но он долгие годы, как кошка, следил за мышиной норой и уйти просто так, с пустыми руками, отнюдь не собирался. Оставалась надежда, что жестянка с виршами старика и его завещанием припрятана и все еще находятся где-то на ферме.

В доме стоял густой трупный запах. Стрит обошел его с небрежностью, свидетельствовавшей, что он уже не раз за долгие годы предпринимал поиски. Но, увы, ничего нового обнаружить не удалось. Жестянка как сквозь землю провалилась. Отерев потное, с налипшей грязью лицо, Стрит подошел к телу старика, который сумел в свой смертный час всех перехитрить, так же, впрочем, как это ему удавалось при жизни.

— Десять лет ты мне морочил голову, — прохрипел Стрит, и голос его был подобен звериному рыку. — Десять лет ты смердел, а я слушал, как ты всех пытаешься провести. Будь ты трижды проклят, Эйб Уиндзор! И пусть будет трижды проклят тот, кому достанется рудник «Спящая собака»!

Глава 1

— Чтобы мне заполучить вот это, погибли двое.

Коул Блэкберн взглянул на потертый бархатный мешочек.

— Неужели он стоит таких жертв?

— Еще бы, — сказал Чен Уинг.

Уинг нетерпеливо вывалил содержимое мешочка на свой стол черного дерева. С негромким стуком на столешницу выкатились девять полупрозрачных камешков, от которых исходило благородное сияние. Казалось, будто высыпались шарики для детской игры, однако они казались уж очень грубо обработанными, в некоторых местах просто обломанными. Среди девяти бесцветных камней лежали три розоватых. И еще один — глубокого зеленого цвета, словно вода в омуте.

Ладонь Коула тотчас же накрыла зеленый камень размером не меньше, чем ноготь на его большом пальце. Для своей величины камень был на удивление тяжел. Коул покатал его меж указательным и большим пальцами. На ощупь он казался скользким, словно его натерли ароматическим маслом. Повертев камень в руках, Коул нашел довольно плоскую грань, подышал на нее, поднес к глазам. На гладкой поверхности не осталось и следов дыхания.

Внезапно Коул ощутил сильное волнение. Ни слова не говоря, он подошел к стоявшему у стены сервировочному столику на колесах. Взяв в руки хрустальный бокал, он взглянул на Уинга. Тот согласно кивнул. Коул легким движением провел камнем по хрусталю.

На стекле осталась глубокая царапина, а камешку это не причинило вреда. Коул принялся наугад водить по бокалу другими рассыпанными на столе камешками. На хрустальной поверхности появлялись все новые и новые следы, а сами камни оставались прежними. Вытащив из кармана старенькую лупу, какими пользуются ювелиры, Коул повернул настольную лампу так, чтобы свет падал поудобнее, и принялся рассматривать темно-зеленый камешек.

Ему казалось, что он погружается в омут ослепительно зеленого, скорее даже изумрудного света. Но перед ним был отнюдь не изумруд. Даже без огранки и шлифовки камень сверкал так, как сверкают только алмазы. При любом движении большого и указательного пальцев зажатый меж ними камень ярко сиял. Свет, частично отражаясь от необработанных и шероховатых граней, казалось, собирался в центре. В камне не было никаких изъянов — лишь два незначительных пятнышка, не влиявших на его возможную стоимость, ибо они находились близко к поверхности и в процессе обработки неизбежно должны были исчезнуть, так что об их существовании никто потом и не догадался бы.

Через увеличительное стекло Коул изучил еще несколько алмазов, потом сунул лупу в карман и сказал:

— Бумагу.

Уинг выдвинул один из ящиков стола, вытащил бланк фирмы и протянул его Коулу. Тот вынул из кармана небольшой замшевый мешочек и достал оттуда отменный алмаз.

Хотя камень Коула был еще не обработан и не отшлифован, он имел четко выраженную октаэдральную форму, с ровными гранями. По сравнению с неограненными алмазами из мешочка Уинга камень Коула казался нерукотворным чудом. Коул положил камешки на чистый лист бумаги. Один из алмазов изменил свой цвет, из розового сделавшись коралловым. Цвет бледно-розовых вдруг стал гуще. Большинство камней, ранее казавшихся совершенно прозрачными, приобрели голубоватый оттенок, сделавшись тем самым похожими на алмаз Коула. Несколько казались желтоватыми, однако желтизна была столь незначительна, что никто, кроме настоящих экспертов, ее бы и не заметил.

Зеленый камень на белой бумаге еще больше потемнел, сверкая, как брошенный на снег изумруд.

Коул вновь вооружился лупой и принялся то одним, то другим глазом рассматривать камень, излучавший свет — теплый и вместе с тем холенный. Много лет тому назад, в Тунисе, ему довелось видеть нечто похожее. Контрабандист, владелец неограненного алмаза, утверждал, что камень найден в Венесуэле, однако последнее вызывало у Коула определенные сомнения. Но пока Коул собирал деньги на его приобретение, кто-то другой оказался проворнее: перерезал тому контрабандисту горло и таким образом навсегда похоронил тайну происхождения зеленого алмаза.

Убийство контрабандиста не явилось для Коула полной неожиданностью, ибо среди тех, кто занимался добычей драгоценных камней, равно как и среди дельцов черного рынка, внезапная смерть была самым что ни есть рядовым событием. Когда речь шла о драгоценных камнях высшей пробы, особенно об алмазах, человеческая жизнь ничего не значила. А если исчезал кто-нибудь из дельцов, другие только выигрывали, освобождаясь от конкурента.

Коул был даже удивлен, что все эти камни обошлись лишь в две человеческие жизни. Ему никогда раньше не доводилось видеть одновременно столько крупных алмазов. Камни лучились особым светом, который в большей мере определялся их собственной структурой, нежели окружающими предметами и источниками освещения.

Отложив в сторону свой алмаз, Коул изучал темный бархатный мешочек, лежавший перед ним на столе черного дерева. Бархат был старый, такой старый, что от времени и от трения камней в некоторых местах вытерся до полупрозрачности и сделался похожим на тончайший шелк. Впрочем, что с него взять: тряпка она тряпка и есть.

Камни же были живые, их не коснулось старение. Казалось, в их сиянии отражается и время, и ненасытная людская страсть к редкостям.

— И что же тебе от меня нужно? — поинтересовался Коул, продолжая в раздумье смотреть своими серыми глазами на рассыпанные драгоценности.

На мгновение Уингу показалось, что прозвучавший вопрос адресован одному из камней. Хотя он знал Коула уже многие годы, бизнесмен из Гонконга никогда не мог отгадать, что же через секунду придет в голову американскому геологу, мысли которого бывали подчас непредсказуемы.

— Это ведь алмазы? — негромко поинтересовался Уинг.

— Да.

— Не какая-нибудь подделка?

Коул пожал плечами, чуть шевельнулся, и угол падения света несколько изменился. Спортивного покроя черный пиджак из тонкой чесучи слегка заблестел. Волосы Коула были того же цвета, что и пиджак, и так же блестели. Его кожа изрядно огрубела от скитаний под солнцем и ветром в пустынных и необитаемых уголках мира. У глаз лучились глубокие, четко прочерченные морщины — как память о пребывании под жарким солнцем и под землей, при свете шахтерской лампы. На левом виске отчетливо серебрились седые волосы. Он выглядел много старше своих тридцати четырех лет, да и во многих отношениях был старше своего возраста.

— Всегда рискуешь нарваться на искусную подделку, — сказал Коул. — Но если предположить, что такие камешки — дело рук человеческих, то сотворивший их был бы настоящей погибелью для всех, кто связан с добычей алмазов.

Уин г улыбнулся только губами.

— Если ты сомневаешься, — предположил Коул, — я мог бы найти в Дарвине человека с терминально-инерционным тестером. Этот прибор обмануть еще никому не удавалось, во всяком случае, до сегодняшнего дня.

На этот раз пожал плечами Уинг.

— Если бы ты захватил тестер с собой… Времени в обрез, вот в чем дело. Буквально через считанные часы камешки отправятся своей дорожкой.

— И куда же это они отправятся?

— В Америку.

— А откуда они?

— Из Кимберли.

Коул некоторое время молчал. Когда он заговорил, его голос звучал совершенно бесстрастно.

— В Южной Африке все перерыто-перекопано, вряд ли такое отыщешь!

— Да я не про африканский Кимберли, — поправил его Уинг. — Я имел в виду Кимберлийское плато, это здесь, в Австралии.

Уинг улыбался. Ему, казалось, доставил немалое удовлетворение случай показать, что он очень хорошо понимает разницу между тем и этим Кимберли. Многие их путали. Ведь обычно добычу алмазов связывают именно с Южной Африкой — и это несмотря на то, что крупнейшие алмазные разработки в Аргиле находятся у черта на рогах, в Богом забытой тропической пустыне на северо-западе Австралии.

Коул ответил улыбкой — если можно так назвать чуть приподнятые уголки губ, и в этой улыбке не чувствовалось ни капли веселья.

— Что же, семья Чен вложила деньги в разработку здешних месторождений только потому, что там были обнаружены вот эти камешки?

— Я не говорил про Аргиль. Я назвал только Кимберли.

Коул некоторое время обдумывал услышанное. Если камешки обнаружены в Аргиле, значит, синдикат, контролирующий мировую добычу алмазов, сумел открыть новую кимберлитовую трубку и стал от этого еще немного богаче? Но если камни добыты в другом месте, следовательно, на поле алмазных игроков появилась новая фигура, и последствия ее появления могут быть непредсказуемы.

Как бы то ни было, но человеку, обладающему вот этой пригоршней превосходных камешков, в ближайшее время скучать явно не придется.

— Кимберли, Австралия… — произнес Коул и взглянул своими ясными серыми глазами на Уин-га. — Стало быть, именно там были обнаружены эти камни?

Впервые за все время разговора Уинг чуть заколебался, прежде чем ответить.

— Да, ко мне они попали оттуда, но что касается места, где их нашли… — Он развел руками, давая тем самым понять, что не берется ничего утверждать.

— Это все, или есть еще камни? — Коул кивнул в сторону разбросанных алмазов.

— У меня только эти, — осторожно сказал Уинг.

Коул подошел к окну и посмотрел на пальмы, обрамлявшие газон у фасада государственного казино в Дарвине, центре Северных территорий Австралии. Отсюда до Кимберлийского плато было тысяча пятьсот миль. Безжалостное тропическое солнце и насыщенный влагой воздух, казалось, превращали Тиморское море в массу расплавленного алюминия.

Солнце так пекло, что жара проникала через двойные стекла, и Коул, стоя у окна, ощущал идущий с улицы зной. Прислушавшись, можно было уловить монотонное жужжание: это кондиционеры очищали наполненный табачным дымом воздух в игорных комнатах и залах казино, одновременно пытаясь по мере своих механических сил бороться с тропической октябрьской жарой. Стояла весна, как раз начинался тот длительный период, когда от жары гибнут животные, а люди сходят с ума.

Коулу все это было очень хорошо знакомо. В каких только уголках земли он не побывал, но среди множества мест со скверным климатом выделял австралийские тропики в октябре: в это время жить здесь невозможно. Неизвестно, почему жара и влажность в здешних зарослях акаций и эвкалиптов переносились тяжелее, нежели примерно такие же жара и влажность где-нибудь, скажем, в Венесуэле или Бразилии.

Только и можно было жить, что внутри казино Дарвина — благодаря кондиционерам, создававшим под его крышей искусственный климат. Если бы не росписи на стенах в манере художников-аборигенов, невозможно было бы угадать, где именно находится казино: подобный воздух и подобные залы могли быть в Гонконге и в Йоханнесбурге, в Лондоне и в Лос-Анджелесе, в Тель-Авиве и Бомбее. Мебелы была изготовлена в соответствии с восточными традициями. Одежда людей отличалась свободным покроем, свойственным итальянской моде, но сшита была из тканей явно местного производства.

— Эти алмазы обнаружили в Кимберли? — спросил Коул напрямик, чувствуя, что окольным путем он едва ли чего добьется.

— А я думал, что именно ты мог бы мне об этом сказать.

Глаза Коула под черными бровями прищурились. Уклончивость вовсе не была в характере Уинга, особенно когда, тому что-то было нужно. Впрочем, у Уинга раньше не было таких камней, и он не мог рассчитывать на приобретение действительно большого состояния. Как и все его семейство, Уинг был большим прагматиком и предпочитал не влезать в дела отлично организованного Алмазного картеля. Ранее семейство Чен позволяло себе заниматься лишь добычей и обогащением металлических руд с такими труднопроизносимыми названиями, что они были известны разве что исследователям космоса или конструкторам современного вооружения.

— Я не могу с уверенностью сказать, где именно найдены эти алмазы, — сказал наконец Коул. — Могу лишь утверждать, что они вовсе не из Аргиля.

— Это тебе камни рассказали? — скептически спросил Уинг.

Коул не ответил.

— На чем основана твоя уверенность? — поинтересовался Уинг. — В конце концов и в Аргиле попадаются розовые алмазы.

— Аргильское месторождение дает в основном технические алмазы. Конечно, там иногда встречаются и розовые камни, но они более темного оттенка, более чистые и гораздо большие по размерам, чем все то, что когда-либо было обнаружено на Австралийском континенте. А чтобы из камней Аргиля сделать конфетки, нужно адово терпение, присущее разве что индийским гранильщикам.

Уинг перебирал рассыпанные по столу камни. Свет переливался в них, словно алмазы были влажные.

— Стало быть, ты говоришь, что эти алмазы не австралийские?

— Нет. Точнее, это камни не из Аргиля. Черт, Уинг, ты ведь и сам отлично знаешь, что Кимберлийское плато копают не менее семи десятков различных компаний. Если кто и находил там камешки, то исключительно для промышленного использования. — Коул замолчал, затем добавил: — По крайней мере так утверждает Конмин.

Уинг крякнул. Его скептицизм был не меньшим, чем у Коула. Конмин доводил до сведения всех заинтересованных стран лишь то, что считал нужным. Только и всего.

— Ладно, а что еще нашептали тебе эти камешки?

— Они аллювиальные.

— Поясни, пожалуйста.

— Они из россыпи. Когда-то камни находились в кимберлитовой трубке, но много лет тому назад они оказались разбросаны в результате почвенной эрозии.

— Это хорошо или плохо? Коул покачал головой.

— Черт возьми, неужели ты так и не научился отличать, где повидло, а где дерьмо?

— Когда мы были партнерами, ты, как мне помнится, не позволял себе меня унижать.

— Когда мы были партнерами, ты не рассыпал передо мной пригоршнями первоклассные алмазы, как мне помнится, — парировал Коул. — Эти камешки — шедевры, найденные в какой-то старой кимберлитовой трубке, которая скорее всего давно подверглась эрозии. Все маленькие камешки со временем оказались попросту уничтоженными, они расплавились. А у тех, что выжили, несколько закругленные края и формы, соответствующие их кристаллическому строению.

— А это хорошо или плохо? — с сомнением в голосе спросил Уинг.

— Хорошо для гранильщиков. Ведь если добывают сравнительно молодой алмаз, то половина его объема уходит в пыль при шлифовке и огранке. Аллювиалы же теряют при обработке не более двадцати процентов, прежде чем окажутся на пальчике какой-нибудь дамочки.

— Стало быть, по сравнению с другими камнями такого же веса эти, получается, на треть дороже? — тотчас же задал вопрос Уинг.

Коул улыбнулся. Уинг из тех, кому о камнях ничего вообще знать не нужно: он силен в бухгалтерии, вот где его конек. Именно потому, что Уинг отлично считал, Коул и доверял своему бывшему партнеру. Он знал, что всеми поступками Уинга движет выгода.

— Если еще принять во внимание цвет камней и их размер, — добавил Коул, — то можно смело сказать, что на твоем столе сейчас рассыпан миллион долларов, не меньше. После огранки и шлифовки они будут, разумеется, стоить намного больше.

— Сколько именно?

— Это будет зависеть от того, захочет ли кто-то в скором времени купить камни. Например, «капризы»…

— «Капризы» — что это? — перебил его Уинг.

— Цветные алмазы. Они редко встречаются, а темно-зеленые едва ли не реже всех прочих. Откуда бы твой темно-зеленый камушек ни пришел, это Божий дар.

— А в Австралии есть копи, где находят подобные камни?

— В Австралии? Я что-то о таких не слыхал.

— А где-нибудь еще? — не унимался явно возбужденный Уинг.

— Тебе доводилось когда-нибудь слышать про Намакалэнд? Это на юго-западном побережье Африки, к северу от устья Оранжевой реки? — спросил Коул.

Уинг отрицательно покачал головой.

— Лет шестьдесят тому назад геолог по имени Ганс Меренски проводил там изыскания на землях Британской короны. И прямо на поверхности обнаружил неподалеку друг от друга несколько алмазов. Камешки лежали, ровно яички в гнезде перепелки.

Уинг машинально распрямился и подался вперед к Коулу.

— Этот Меренски куда бы ни пошел, всюду находил алмазы, — сказал Коул. — Столько нашел, что вскоре у него находки не умещались в руках. Большинство из найденных камней были такими крупными, что не проходили в горлышко фляги. Пришлось ему складывать алмазы в коробки из-под монпансье.

Издав негромкое восклицание, Уинг взглянул на горсть своих алмазов и попытался представить себе значительно более крупные камни, притом в большем количестве.

— Да, — продолжал Коул своим низким голосом. — Вот и я думал так же, когда впервые узнал об этом случае. Всякий старатель спит и видит, что вот он идет — и вдруг находит этакую шкатулку с драгоценностями.

— Неужели и вправду все так было?

— Да, это была настоящая шкатулка с сокровищами. Нора, набитая алмазами. Называй как хочешь. Есть такие места на земле, где время, вода и закон тяготения сделали за человека самую трудную работу: размыли мягкие горные породы, унесли все лишнее, а чистенькие алмазы уложили рядком.

— Не представляю…

Коул, сдержавшись, продолжил свои объяснения.

— Видишь ли, алмазы тяжелее и тверже большинства других минералов. И потому они находят себе местечко на дне рек, там, где спокойное течение, под каким-нибудь валуном или под корнями деревьев. Застревают в гравии. Золото ведет себя точно так же и по тем же причинам. Ведь самородки тяжелые. Не случайно многие алмазы найдены именно золотоискателями.

— Ну а с этим Меренски что приключилось?

— Он наполнил алмазами полдюжины коробок из-под леденцов, причем некоторые камни тянули каратов на восемьдесят. Все алмазы были высшей пробы. Найденный участок он продал за миллион фунтов, по тем временам это была баснословная сумма.

— А кому продал?

— Брось, Уинг, ты ведь и сам отлично это знаешь.

Уинга передернуло, он только и сумел выдохнуть:

— Черт их подери!

— Это твое мнение. Тогда как акционеры очень хорошо отзываются о деятельности Конмина.

— Ты полагаешь, к этим алмазам картель имеет отношение? — спросил Уинг и кивнул на сверкающую россыпь на столе.

— Едва ли.

— Ты уверен? Здесь нет ошибки?

— Чтобы вытянуть из Алмазного картеля такие прекрасные камни, тебе пришлось бы пожертвовать не двумя, а двадцатью двумя жизнями, — без обиняков сказал Коул.

— А как ты думаешь, картель заинтересуется этими камешками?

Коул в ответ лишь засмеялся.

— Если все эти камни найдены в одном месте, если они из нового месторождения, картель пойдет на что угодно, лишь бы только наложить свою лапищу на эту землю. Архимед как-то сказал, что, будь у него в руках рычаг достаточной длины, он перевернул бы землю. Так вот, месторождение алмазов, вроде тех, что лежат у тебя на столе, — это как раз и есть рычаг необходимой длины.

Уинг крякнул.

— Что еще ты мог бы рассказать об этих камешках? Хоть что-нибудь?

— Скажу, что они не похожи на африканские алмазы. Во-первых, они другого цвета. Слишком много в них розового, нет характерной желтизны. Некоторые из твоих камней — маклы, иначе говоря, двойники. Такие нередко находили в Австралии. А зеленый алмаз совершенно не похож на зеленые же африканские алмазы. Может, он из Бразилии, да и то вряд ли. Твой камень ярче по цвету, чем даже известный Дрезденский алмаз, а это лучший из всех, какие когда-либо находили в Бразилии.

Одним словом, — подвел итог Коул, — если эти камни из загашника какого-нибудь старателя, алмазы не африканские. Другой крупный поставщик Конмина — Россия, но она не может похвастаться величиной алмазов, тем более камнями прозрачно-голубой воды. У русских алмазов очень характерный слегка зеленоватый отлив.

— Значит, все эти алмазы могли быть найдены в Австралии?

— Не исключено. В Эллендейле находили крупные камни зеленого окраса. Правда, такие крупные « такого густого цвета не встречались. В противном случае австралийское правительство разрабатывало бы в первую очередь Эллендеил, а не Аргиль.

— Насколько я могу судить, из твоих слов следует, что камни, возможно, найдены в Австралии, в одном месте?

Одного взгляда было достаточно, чтобы Коул пришел к выводу: больше Уингу доверять нельзя. У него с этими алмазами, очевидно, связана не только денежная выгода. Коул и прежде видел лицо Уинга, которого распирала жажда наживы. Но если тогда в его глазах был азарт, то теперь и следа азарта не отражалось на его лице. Перед Коулом стоял алчный хищник, движимый одной мыслью.

— Тебе это что, так важно знать? — спокойно поинтересовался Коул.

— Не мне, а нам. Мне и тебе. Лицо Коула вытянулось, выражение глаз стало жестче.

— Нам?! Но мы с тобой уже давно не партнеры. Пять лет назад мы продали твоему дяде свою компанию.

— Думаю, пришло время нам снова объединиться. — Уин г выдвинул еще один ящик стола и достал оттуда кипу документов. — Я составил новое соглашение о партнерстве. Примерно такое же, как и то, что мы подписали, основав «Блэк Уинг».

Коул заглянул в бумаги, однако даже не попытался взять их в руки.

— Я медленно читаю, Уинг, — с невинным лицом солгал он. — Так что потрудись перевести все заковыристые слова на обычный язык, чтобы было понятнее. Только сразу прошу, свои китайские штучки и юридическую тарабарщину можешь вслух не произносить. Не то я немедленно покину твой кабинет и с первым же самолетом вернусь в Бразилию.

Не колеблясь, Уинг разложил перед собой документы. Правой рукой он разгладил листы бумаги Это походило на изъявление нежности. Уинг заговорил, и его слова звучали медленно, тягуче, так говорят люди, вынужденные взвешивать каждое слово.

— Десять лет назад мы создали компанию «Блэк Уинг». Твои познания в геологии были подкреплены моими деньгами. Получилось весьма неплохое сочетание, я бы сказал, прибыльнее. Каждый из нас отдал делу лучшее, что имел.

— Успех нам сопутствовал еще и потому, что нанятые тобой геологи проверяли мою работу, а мои бухгалтеры проверяли отчетность, — не преминул заметить Коул.

Уинг согласно кивнул.

— Верно, мы приглядывали друг за другом. Как говорят, доверяй, но проверяй. И вот пришло время, когда семейству Чен вновь понадобились твои знания. Ты нам необходим.

— Интересно, зачем?

— Мы хотели бы видеть тебя одним из совладельцев месторождения, где были обнаружены эти камешки.

Коул внимательно смотрел на Уинга. В кабинете стояла почти полная тишина, нарушаемая только мягким урчанием кондиционеров.

— Видишь ли, в своей жизни мне довелось покупать, продавать и обменивать множество алмазоносных участков. Уж не хочешь ли ты сказать, что существует лакомый кусочек, о котором я не ведаю ни сном, ни духом? — спросил Коул, нарушив молчание.

— Подпиши документы о нашем партнерстве, и я охотно отвечу на твой вопрос. Пока же ни единого словечка из меня не вытянешь.

Уинг сгреб со стола все алмазы и один за другим отправил их в бархатный мешочек. Коул следил за его руками до тех пор, пока в недрах мешочка не скрылся темно-зеленый камень. Только тогда он взял бумага и принялся внимательно их изучать.

Глава 2

Полярная звезда висела над тундрой, освещая реку и горные вершины. Она казалась бриллиантом, вокруг которого царила в ледяном величии ночь. Луна добавляла речной воде серебра. Черный ветер еще не наступившего дня продувал насквозь долину реки, нашептывая ей о древних ледниках и о грядущей полночи, не ведающей о рассвете.

Именно это пыталась запечатлеть Эрин Шейн Уиндзор: утонченность и холодок вечности в лунном свете, отражавшемся в зеркале медленно замерзавшей реки. Не чувствительная к холоду, не ощущая своего одиночества на обширных просторах Аляски, Эрин делала последние приготовления к съемке, прилаживала камеру. Затем чуть отошла от треножника и взялась за затвор — окоченевшие пальцы не чувствовали спусковой кнопки.

В аппарате клацнула шторка, приоткрывшись на мгновение, соответствующее заданной экспозиции. Для подстраховки Эрин сделала еще несколько снимков. В гробовой арктической тишине слабое пощелкивание автоматического затвора казалось преувеличенно громким.

Сделав последний снимок, Эрин тотчас же переставила аппарат и принялась выискивать новый эффектный ракурс. Наконец она нашла его. Эрин мягко чертыхнулась — изо рта вылетело не облачко пара, а язычок серебряной изморози. Она торопилась: оставалось совсем мало времени, а она хотела снять именно этот пейзаж. Луна освещала ландшафт под таким углом, что были хорошо видны причудливые изгибы реки, с которыми гармонировали эффектно освещенные горные вершины, как бы вторя речным поворотам.

Но Земля вращалась, ветер собирал тучи в сплошную облачность. С каждым мгновением изменялась главная составляющая ландшафта — освещение.

Стрелка часов служила Эрин предупреждающим сигналом. Впрочем, сейчас девушка не обращала внимания на часы. Стоило ей начать фотографировать, как она теряла всякое представление о времени. Она умела сосредоточиться на любимом деле, но такая способность была, что называется, палкой о двух концах. Когда все ее внимание было поглощено съемкой, принятое в мире деление времени на часы и минуты уходило прочь: для нее существовал выбранный ею для съемки пейзаж — и только.

Часы пискнули.

Эрин тотчас же нажала на кнопку, заглушая противный сигнал, но в глубине сознания не могла забыть о том, что, помимо местности, где она фотографировала, существует иной мир, куда можно легко добраться самолетом, мир цивилизации, которого она вот уже почти семь лет избегала. Подобно гусям и другим береговым птицам, гнездившимся в тундре, и китам, о которых она слышала, выходя в море на утлых лодчонках, Эрин всей душой стремилась в более южные широты. Но в отличие от птиц и китов она томилась без цивилизации, без календаря, без дней, состоявших из часов, складывающихся из минут и секунд, тосковала по приятному времяпрепровождению в выходные и во время отпуска, ее тянуло к многообразному миру людей.

Она нажала на спуск, промотала кадр, затем нажала на спуск еще раз — и послушный аппарат принялся, мягко урча, делать снимок за снимком, негромко отщелкивая свой механический пульс.

Всецело поглощенная работой, терпеливо, не замечая, что она совсем окоченела, Эрин возилась с камерой, очарованная серебристо-черным ландшафтом. Она взахлеб фотографировала, словно прощаясь с землей, которую так полюбила. В Арктике была какая-то неотразимая дьявольская прелесть, с первого взгляда захватившая Эрин. И незамысловатый быт эскимосов и алеутов, среди которых ей довелось жить, был по-своему самобытен и прекрасен.

Вместе со здешними мужчинами-китобоями она выходила в море на обтянутых кожей легких лодках, сидя бок о бок с ними, она вблизи изучала местных жителей. Ее поразило, как эти первобытные люди боятся, любят и благоговеют перед животными, на которых охотятся. В цивилизованном мире человек, если ему нужно было кого-то убить, использовал технологически совершенные орудия убийства, ничем при этом не рискуя. Ему не было нужды учиться узнавать что-то о своей жертве, равно как он ничего не знал о жизни и смерти, о переходе из одного состояния в другое. Эрин хорошо знала эту породу современных цивилизованных людей, на них она вдоволь насмотрелась. Отношение же к животным жителей Севера было ей ближе и понятнее.

Ее часы подавали один сигнал за другим. Они напоминали Эрин о телеграмме, которую сегодня утром ей прочитали по радио: СРОЧНО ВОЗВРАЩАЙСЯ ПО СЕМЕЙНЫМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ ТОЧКА ПОДРОБНОСТИ ПОТОМ ТОЧКА ДЖЕЙМС РОЗЕН ЭСКВАЙР

— Спокойно… — шептала она себе под нос. — Не торопись…

Онемевшим до бесчувствия пальцем Эрин надавила на кнопку, заставляя часы замолчать. Однако она понимала, что уже слишком поздно. Внимание безнадежно рассеивалось между тем, что она видела в видоискатель, и мыслями о Джеймсе Розене, эсквайре. И эти мысли нельзя было отключить нажатием кнопки. СРОЧНО ВОЗВРАЩАЙСЯ

Эрин постаралась не думать о телеграмме. Семь лет она плевала на цивилизацию с высокой колокольни. И еще лет семь отлично бы обошлась без людей.

Собственно говоря; она вообще не вспоминала бы об остальном мире, но увы: ее пребывание в Арктике подходило к концу. Эрин понимала это. Хотя на Севере оставалось еще много такого, чего она не успела запечатлеть на фотопленке, однако для ее собственных нужд материала было более чем достаточно. Побуждения, которые привели ее в эту страну дикой природы, за семь лет развеялись. Да и сама она уже не была той, какой прибыла сюда семь лет назад. Ответы на вопросы, которые прежде мучили Эрин, совершенно не удовлетворяли ее.

«Джеффри будет в восторге», — подумала она, надеясь, что эта мысль согреет и ее сердце: Джеффри Фишер, нью-йоркский редактор, решительно не понимал, какого черта она отправилась в это захолустье, в стужу и дикость. Не мог понять он и непоседливости, которая гнала ее с места на место, заводя подчас в совершенно безлюдные места. Джеффри очень нравилось ее искусство фотографа, ее взгляд художника, но он все время пытался склонить ее к, как он выражался, «цивилизованным» съемкам: английские фермы, французские виноградники, античные греческие статуи и современные курорты Средиземноморья.

Поначалу Эрин пыталась объяснить Фишеру, почему ей не нужны командировки в Европу. Она старалась доказать ему, что цивилизация, устранив крайние нагрузки на человеческий организм, вместе с тем сделала человека и психически более неустойчивым. Фишер решительно был не в состоянии понять это. Она предпочитала снимать суровую природу побережья Тихого океана, особенно в его северной части. Именно там она встречала следы древних культур, которые были так далеки от Манхэттена и в то же время достаточно доступны и утонченны, чтобы Фишер мог врубиться. Восточное побережье — это Атлантика, здесь чувствуется влияние европейской культуры и богатое прошлое. Западное же — это почти не тронутые цивилизацией просторы Тихого океана. Там все устремлено в будущее.

К сожалению, Эрин исчерпала все предлоги, чтобы объяснить свое нежелание работать в Европе, снимать сельские домики, виноградники, винные подвалы и литое серебро при свете мерцающих свечей. Она так составила свое расписание, чтобы, уехав на несколько месяцев или даже на год, избежать чьего бы то ни было назойливого присутствия. Она умела делать все, но без всякого энтузиазма снимала мирные европейские красоты. Ведь на свете столько интересного, куда более интересного, что бы она могла запечатлеть с помощью фотокамеры.

Ей уже доводилось много раз бывать в Европе, и каждый приезд туда вызывал тоску, а не радость от новых впечатлений. Отчасти, должно быть, потому что прежний жених Эрин был европеец. По крайней мере так он утверждал. ПО СЕМЕЙНЫМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ ТОЧКА

Отчасти же потому, что Европа для нее ассоциировалась с работой отца, дипломатией, секретами и предательством, после которого в душах людей остаются непреходящие раны, незаживающие рубцы, даже если люди достаются в живых. Если, конечно, это можно вообще назвать жизнью. ПОДРОБНОСТИ ПОТОМ ТОЧКА

Подробности, увы, это не правда. Человек и цивилизацию придумал лишь затем, чтобы заслониться ею от настоящей правды жизни. Как и время он придумал для того, чтобы проще было справиться с человеческой ложью. ПО СЕМЕЙНЫМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ

Эрин стояла неподвижно. Глаза слепил алмазно-серебристый свет. Ничто не нарушало первозданную тишину. Казалось, сама вечность царила вокруг в этом мерцающем свете, и ей было решительно наплевать на все придуманные человеком благоглупости вроде, например, правды, лжи, жизни, смерти, справедливости, несправедливости. СРОЧНО ВОЗВРАЩАЙСЯ

В настоящей жизни нет справедливости или же несправедливости. В крайнем случае речь может идти о чем-то, оказавшемся неожиданным для конкретного человека. Порой жизнь может удивить с приятной стороны. Так не раз бывало в Арктике. Иногда же — преподнести чудовищно жестокие сюрпризы вроде Ганса. Но любая неожиданность — это суровая правда жизни, с которой каждый, кто любит жизнь, должен смириться.

В очередной раз заткнув глотку своим часам, Эрин принялась собирать вещи, чтобы отметить этим начало своего возвращения в Лос-Анджелес.

Глава 3

Сколько времени тому назад погибли эти двое бандитов-китайцев?

Голос, несколько искаженный космической связью, звучал отчетливо, и Джейсон Стрит уловил в нем типично итонские пренебрежительные нотки. Гуго ван Луйк был крепко сбитым голландцем с копной седых волос на голове. Его манера выговаривать слова резала австралийское ухо. Стрит сделал изрядный глоток, поставил огромную пивную кружку на стол и лишь затем произнес в трубку:

— Часов двенадцать, а может, и больше.

— И ты столько времени молчал об этом?

— А ты бы хотел, чтобы я по обычному телефону рассказывал о подобных вещах? — парировал Стрит. — Запомни, тут Австралия. Любой, купивший телефонную трубку, может подслушивать разговоры, особенно по радиотелефону. Я все закопал, все перерыл вверх дном в доме у Эйба, вернулся в Перт и вот звоню.

На расстоянии десяти тысяч миль от Австралии, на шестом этаже серого невзрачного здания, расположенного на Пеликанстраат, главной улице квартала алмазных дельцов в Антверпене, Гуго ван Луйк прикрыл глаза, пытаясь хоть немного унять головную боль. В своем офисе он был один и потому позволил себе раскинуться, почти полулежать в кресле. У него было сейчас такое чувство, словно ему в самое нутро всадили гигантский рыболовный крючок. Тошнота временами подступала к горлу. Он часто и глубоко дышал, чтобы справиться с отвратительным ощущением. Ван Луйк был здоровым, сильным физически человеком, крепким профессионалом. Однако за все приходилось расплачиваться, и с годами цена росла.

— Ладно, — сказал ван Луйк. — Значит, гологра-фическое завещание, бархатный мешочек и жестяная коробочка — все это испарилось к моменту твоего приезда. Десять лет труда пошли прахом.

— К сожалению, это именно так. Не сдерживай вы меня, я прижал бы Эйба Уиндзора, и он бы все мне рассказал как миленький. Не стал бы запираться, сделай я то, что предлагал.

— Все может быть. Хотя скорее всего в его годы и при его здоровье старик бы не выдержал истязаний. и умер, а все его тайны прямиком перешли бы по наследству. Тогда мне казалось, что рисковать чрезвычайно опасно.

— Зато теперь опасности никакой.

— Задним умом все крепки.

На это Стрит ничего не ответил. Он терпеть не мог въедливого голландца, скрывающего свою власть под ничего не значащей для непосвященных должностью Директора специальных операций при Отделе по продаже алмазов Конмина. Но даже в своей ненависти Стрит не переставал опасаться ван Луйка.

— Ладно, — сказал ван Луйк. — А теперь расскажи-ка еще раз все с самого начала.

Это была излюбленная тактика ван Луйка, когда ему приходилось иметь дело с людьми вроде Джейсона Стрита. Повторение ставит подчиненного на место, да и позволяет найти некоторые несоответствия с предыдущим его рассказом, что может свидетельствовать об утайке отдельной информации или о том, что человек говорит неправду.

Все это было отлично известно не только Стриту, но и ван Луйку. Австралиец, отхлебнув пива, сказал в трубку:

— Да что уж там, собственно, рассказывать? Эйб несколько дней кряду пил без просыху. Допился до чертиков. Все как обычно. Три дня назад он вдруг очухался, схватил лопату и пошел в буш с криком, что сам выроет себе могилу.

— Для него это обычно?

— Да о чем ты! Не реже раза в месяц, как у баб месячные, он устраивал подобные представления. Но на этот раз Эйб говорил сущую правду. Там, в буше, он, должно быть, и окочурился. Тело его выглядело так, будто его со всех сторон обжаривали на вертеле. Он был мертвее мертвого, а уж вонища от него шла такая, что я чуть было следом за ним не отдал концы.

Ван Луйк почувствовал тошноту. Но не из-за рассказа Стрита. Голландца не интересовали вопросы смерти и продажности. Ему стало нехорошо при мысли о своем абсолютном бессилии что-либо изменить.

— Как же тело Уиндзора оказалось в доме? — поинтересовался ван Луйк.

— Косоглазые нашли труп скорее всего.

— Какие еще косоглазые?! О чем ты? — Косоглазые, желторожие, китайцы, в общем, — раздраженно объяснил Стрит. Хотя ван Луйк говорил на четырех языках, он не понимал подчас самых простых слов из лексикона Стрита. Хотя, кажется, весь мир знает, кто такие желторожие. — Они и оттащили труп.

— Ты знаешь это наверняка? Твой осведомитель с фермы рассказал?

— Это Сара-то?! Еще чего! Они так надрались с Эйбом, что она полностью отключилась. А чуть протрезвела, видит — нет старика. Она и позвонила мне первой. А потом принялась разыскивать Эйба.

— Зачем?

— Она знала, что я прибью ее, если Эйб вдруг даст дуба.

— Так почему же ты решил, что китайцы обнаружили Уиндзора?

— Потому что не было никаких новых следов, по которым можно было определить, что на ферму кто-то приходил или приезжал. Наверняка повар позвонил в мясную лавку узнать, не там ли Эйб. А может, было по-другому: пошел вслед за Эйбом, и в буше случилась у них разборка из-за рудника.

Ван Луйк вздохнул, и его вздох облетел половину земного шара.

Стрит между тем продолжал:

— Проклятый кашевар наверняка был наводчиком, как и Сара. Ведь многим было известно, что в загашнике у Эйба имеются очень неплохие камешки. Не мы одни пытались разнюхать его секрет.

Ван Луйк потер пальцами переносицу.

— Продолжай.

— В общем, я думаю, что именно слуги обнаружили Эйба где-нибудь в буше неподалеку от фермы. Притащили труп, затем перерыли весь дом. А это значит, что Эйб и перед смертью не проговорился.

— Bo всяком случае, я очень на это надеюсь. К сожалению, эти самые слуги знали достаточно, если они сумели завладеть жестянкой с алмазами, не так ли?

Джейсон Стрит отпил пива и ничего не ответил. Он надеялся, что ван Луйк не сразу врубится, что может означать пропажа коробки из-под леденцов.

— Ведь так, я спрашиваю?! — повторил свой вопрос ван Луйк, и в его голосе зазвенел металл.

— Да, скорее всего они и забрали эту чертову жестянку.

— Следовательно, они не хуже нас с тобой знают, что содержимое мешочка — ничто по сравнению с содержимым жестянки.

В трубке послышалось мягкое гудение: космическая связь словно подталкивала Стрита признать очевидное.

— Вероятно, — согласился австралиец без особенного, впрочем, воодушевления.

Ван Луйк посмотрел в окно на влажные серые крыши, под которыми в этот час трудились самые опытные гранильщики алмазов и самые бездушные торговцы драгоценными камнями в мире. Порой, когда он останавливал взгляд на каком-нибудь предмете вдалеке, головная боль утихала. А иногда приходилось сжимать зубы и терпеть.

Сейчас он прикрыл глаза и стиснул зубы, пытаясь думать о чем-либо ином, только не о мучительных приступах боли, которые повторялись с частотой сокращения сердечной мышцы. Десять лет назад Джейсон Стрит с превосходными рекомендациями поступил на работу в Конмин. Тогда Стриту было лет тридцать, не больше. За прошедшие годы у Луйка не было причин усомниться в квалификации или преданности Стрита.

До сегодняшнего дня.

Сегодня же что-то было не так, как всегда. Стрит явно тянул время: либо врал, либо в лучшем случае не договаривал чего-то очень существенного. Ван Луйк не мог пока определить, в чем дело. Может, Стрит боялся навлечь на себя гнев Конмина? А может, у него были особые причины.

— Скажи, тебе удалось разузнать хоть что-то о том вертолете? — сдержанно спросил ван Луйк.

— Я проверил все записи чартерных авиарейсов как в Западной Австралии, так и в Северной Территории. Увы. В службе наземного слежения также нет записей о том, что на ферму Уиндзора кто-то прилетал. Скорее всего это был частный вертолет.

— Нужно разыскать его! — выпалил ван Луйк, почувствовав, что теряет над собой контроль. Дыхание ван Луйка участилось, его распирал гнев. Он заставил себя замолчать и успокоиться. Когда же вновь заговорил, его голос был спокойным и властным. — Любой ценой нужно узнать, у кого могут находиться стихи Эйба и его камешки!

Ван Луйк перебросил телефонную трубку в левую руку, а правой принялся растирать свой правый висок. Пальцы у ван Луйка были длинные, хорошо обработанные умелой маникюршей. На мизинце правой руки сверкало кольцо с зеленым бриллиантом безупречной чистоты весом в пять каратов. Камень был в платиновой оправе. Это было единственное ювелирное украшение, в котором нуждался и которое носил ван Луйк. В Антверпене такой камень заменял визитную карточку, свидетельствовавшую о том, что его обладатель — член международного алмазного братства.

— У тебя, надеюсь, есть экземпляр «Заморочки»? — спросил ван Луйк.

— Сара раздобыла его приблизительно за неделю до смерти Эйба. С тех пор как я в последний раз посылал тебе копию, в тексте ничего не изменилось.

— Лучше бы она скопировала завещание, — произнес ван Луйк спокойным тоном, в котором, правда, слышались легкие обвинительные нотки. Стрит ничего не ответил. Тогда голландец добавил: — Скажи, ей хоть краем глаза удалось когда-нибудь взглянуть на завещание?

Стрит поглубже вздохнул, намереваясь рассказать ван Луйку то, что тот уже знал.

— Эйб оставлял «Заморочку» на своем ночном столике. А завещание старик прятал, и никому не довелось видеть эту бумагу. Камни свои он так не охранял, как это завещание.

Ван Луйк недовольно хмыкнул. Он придвинул к себе папку, открыл ее и принялся рассматривать находившиеся там фотографии. Это были не очень четкие снимки, переснятые и увеличенные с негативов крошечного «Минокса». На всех были запечатлены аккуратным почерком заполненные листы разлинованной бумаги, почерк всюду был старомодный. Может, это были упражнения праздного графомана. А может, покойник ловко зарифмовал секрет о том, где искать таинственный алмазный рудник. Загадку этих стихов еще предстояло выяснить.

— У тебя тоже есть копия? — спросил ван Луйк. Впрочем, его вопрос был скорее утверждением.

Стрит хотел огрызнуться, но вовремя сдержал свой длинный язык и произнес вслух лишь одно слово:

— Да.

— Начинай.

— Довольно, ван Луйк, мы с тобой уже столько раз все это обсуждали.

— Я говорю, начинай, — холодно повторил ван Луйк.

На другом конце молчание порой прерывалось шуршанием бумаги. Стрит листал страницы с удивительно красивым почерком Сумасшедшего Эйба.

— Какое место привлекло твое внимание? — спросил Стрит с раздражением. Ему было хорошо известно, что текст «Заморочки» бесил ван Луйка даже больше, чем невозможность разгадать зашифрованную в ней тайну.

— На этот раз попробуем разгадать четвертый стих.

— Отлично. — Стрит принялся читать вслух, стараясь произносить слова совершенно бесстрастным тоном:

Попробуй отыскать, коль сможешь

И коль отважишься пойти туда.

Куда? Туда, где мудрый черный лебедь

Плывет по моря мертвого костям,

Где все мужчины силою гордятся,

Где что ни леди Джейн — то драгоценность.

Стрит кончил читать и счел за лучшее помолчать.

Молчал и ван Луйк.

Тихо выругавшись, Стрит принялся объяснять голландцу прочитанные строки. Он столько раз уже разжевывал ему всю эту абракадабру, что сейчас ему даже не надо было смотреть на стих — до такой степени он въелся в память.

— Ну, первая строка…

— Говорит сама за себя, — прервал его ван Луйк. — Равно как и вторая. Давай сразу третью.

— Ладно. Собственно, черных лебедей тут повсюду полным-полно, также, как на восточном побережье медведей-коала. Это такие сумчатые медведи, их тут раньше много было. В общем, не исключено, что Эйб имел в виду выход на поверхность жилы или алмазоносного водоема, образовавшегося на месте пересохшего речного русла.

— Поясни.

— Видишь ли, в сухой сезон некоторые реки пересыхают и на месте русла остается цепочка водоемов. — Стрит говорил почти что механически, как хорошо выученный урок.

— Продолжай.

Стрит покрепче ухватил телефонную трубку. Из всех отвратительных привычек ваш Луйка самой омерзительной была склонность заставлять людей по сто раз повторять одно и то же. Это воспринималось Стритом как прямое оскорбление. Но поскольку подобная тактика оказывалась весьма эффективной для обнаружения скрытой лжи, Стрит отдавал должное этой методике и сам нередко пользовался ею в отношениях со своими подчиненными.

— Может, Эйб как раз и нашел жилу у какой-то речной заводи, но дело в том, что на участках, где он вел поиски, да и у него на ферме нет больших водоемов, — монотонно объяснял Стрит. — Единственное место, где он мог брать воду круглый год, — это колодец неподалеку от его собственного дома.

Ван Луйк что-то промычал. Впрочем, Стрит понимал: это означало, продолжай, мол, объяснять.

— Но тут еще какие-то чертовы «моря мертвого кости», — продолжил Стрит. — Поскольку у нас нет реки, где могли бы плавать лебеди, неудивительно, что у нас нет и водоемов, на дне которых встречались бы окаменелости, указывавшие на расположенный рядом с ними алмазный рудник.

— Дальше.

Стрит холодно улыбнулся. Он очень сильно подозревал, что ван Луйк считает секс отвратительным. Эйб, однако, придерживался противоположного мнения. Только когда он напивался до чертиков, только тогда засыпал без бабы, потому как вскарабкаться на нее оказывался не в состоянии.

— Словом, Эйб как бы говорит: идите и найдите шахту, если у вас, мол, духа хватит. «Где все мужчины силою гордятся, //Где что ни леди Джейн — то драгоценность», — процитировал на память Стрит. — А теперь попытайся отгадать, что такое эта «леди Джейн»?

Ван Луйк крякнул. Ему незачем было догадываться. Он слышал уже не раз эту идиому.

— Получается, Эйб приглашает нас туда, где мужчины всегда готовы заняться сексом, а женщины млеют от желания, — лапидарно пояснил Стрит. — Иначе говоря, добро пожаловать на девственные просторы Австралии. Район поисков таким образом сужается до нескольких тысяч квадратных километров неизведанных земель.

— Перейдем к следующему стиху, — перебил его ван Луйк.

— Пожалуйста.

В постели я лежу, а петушок стоит,

Будь ты Диана, Бриджет иль Ингрид,

Садись-ка на него, не бойся в самом деле

И дай почувствовать моей дрянной постели,

Что ты сильна не только врать,

Но, криком исходя, мужчин ласкать.

Стрит перевел дух и насмешливо продолжил свои объяснения:

— Там есть и другие словечки, которые не худо бы знать. Целый перечень имен — это названия не городов или городков, поселков или дорожных пересечений, не имена троп, тропинок или ферм. Ничего подобного. Их австралийцы используют для обозначения интимного дамского места — вульвы. Не исключено, что старый хрен отождествлял поиск алмазов и бурение шурфов с сексом. Хотя вполне возможно, что ничего подобного он не имел в виду. В любом случае этот стих лишь морочит голову, но не раскрывает секрета, где следует искать его камешки.

— Давай девятый стих, — распорядился ван Луйк.

— Теперь ты читай, его вирши мне и так мозги задурили.

— Начни с четвертой строки.

От такой наглости Стрит невольно сжал трубку так сильно, что даже костяшки пальцев побелели. Но он тотчас же осадил себя, вспомнив, что сейчас далеко не лучшее время для выяснения отношений. Хотя не было никакой его вины в том, что тайна местонахождения рудника «Спящая собака» никак не давалась в руки, слова просачивались сквозь пальцы как вода. Так что если Стриту в наказание за тупость придется еще раз перечитать «Заморочку», это еще не самое страшное наказание.

Дырка в камне, ты всели надежду

Секреты разгадать, что люди знали прежде,

Кто правду знает и проговорится,

Умрет иль что другое

С ним случится.

Стрит подождал, не скажет ли чего ван Луйк. Однако голландец молчал.

— «Дырка в камне» — это скорее всего шахта, ведь так? Лет шесть-семь назад, разбирая эти вирши, мы с тобой решили, что, когда Эйб пишет «вульва», «женщина» и «шахта», — это одно и то же. Расскажи Эйб при жизни, где находятся его копи, это значило бы подписать себе смертный приговор. Сумасшедший Эйб так прямо и пишет.

— «Но расскажу я все тебе, дитя обмана, //Ты — только слушай».

Стрит не сразу нашелся, что ответить, когда ван Луйк с выражением прочитал отрывок из «Заморочки», опостылевшей им за эти годы:

Пусть спит секрет мой мирным сном,

Настанет час — раскроется обман.

Во множестве коробочек конфетных

Раздастся перелив камней заветных.

Телефонная трубка молчала, а на душе у Стрита стало совсем невесело.

— Он говорит о наследниках, я почти уверен. Именно о наследниках, а не о случайном проходимце, сумевшем прочитать его «Заморочку». Значит, когда он писал эти строки, то имел в виду настоящего наследника, его, что называется, родную плоть и кровь.

— Думаю, что в данном случае ты совершенно прав. Он пишет «дитя обмана».

— О проклятие… — прорычал Стрит. — Ума не приложу, что уж этот его наследничек сможет почерпнуть из виршей такого, чего не в силах постичь мы с тобой?!

Ван Луйк представил себе девственный австралийский ландшафт. Его интересовало, успел или не успел перед смертью Сумасшедший Эйб шепнуть ближайшему спинифексу свой секрет? Впрочем, какое это может иметь значение! У спинифекса нет ушей, чтобы слышать, и рта, чтобы поведать кому-нибудь эту тайну. О Джейсоне Стрите ван Луйк мог сказать пока лишь то, что австралиец знает о существовании топографического завещания и что он досконально изучил поэтическую стряпню Эйба. А кроме того, от пьяного Эйба Стрит не единожды слышал разглагольствования об алмазах, зеленых, как вода в речной заводи, затененной камедными деревьями; об алмазах розовых, как соски белой девушки, а также о камешках прозрачных, как родниковая вода.

Страстно и тщетно желал сейчас ван Луйк повернуть время вспять: нужно было много лет назад позволить Стриту применить к Абеляру Уиндзору крутые меры. Стрит сумел бы, без сомнения, выпотрошить Эйба и выведать его подноготную. А лучше всего было бы — при соответствующих, разумеется, обстоятельствах, — если бы Эйб попросту отдал концы, унося с собой в могилу тайну алмазного рудника.

— Никто пока еще не смог доказать, что это волшебное место вообще существует, — чуть слышно произнес ван Луйк, не вполне осознавая, что говорит вслух. — Если уж на то пошло, он ведь был полным психом.

— А вот это ты напрасно, старина, — сказал Стрит. — Алмазная дыра не вымысел. Пусть его прозвали Сумасшедшим Эйбом, пусть в некотором смысле он и был не в себе, но не до такой же степени! Алмазы были для него равно что дети, как женщины, как родина, как Господь Бог. В жизни мне довелось услыхать много лжи; правды я слышал куда меньше. Когда при мне Эйб говорил об алмазах, я чувствовал себя священником на исповеди. Я ни разу не прикоснулся к камешкам, что он носил на шее в бархатном мешочке, но готов поспорить, что камни там были стоящие.

— Скажи, у тебя не возникает предположений, какому наследнику Эйб адресовал свои стихи?

Стрит, поколебавшись, вздохнул.

— Увы, никаких новых идей. Но я сильно сомневаюсь, что китаезы сумеют лучше нас с тобой разобраться в стихах Эйба. Наверное, им хотелось бы найти карту или образцы породы, то, что могло бы подтолкнуть их в правильном направлении. Ферма у него была большая, что и говорить. А кроме того, он вел проходку еще в нескольких местах.

— Но кому-то эти стихи должны быть понятны! Наследник Уиндзора должен разгадать их! — сказал ван Луйк. — И нам нельзя не учитывать эту возможность.

— Ты знаешь, кто его наследник?

— Пока нет, но очень скоро узнаю.

— Да, это нужно выяснить, — сказал Стрит. — Я уж о нем позабочусь. Так что не волнуйся. Если наследник будет мертв, а шахты заброшены, правительственные службы вряд ли будут против перехода владений Эйба в другие руки. Мы с тобой постараемся сделать все возможное, чтобы шахта от нас не уплыла. Не волнуйся, она никуда не денется.

— Даже если ты и получишь разрешение разрабатывать земли Эйба, все равно это не приблизит тебя к отгадке.

— Только без паники. Я обязательно разыщу его вульвочку! Для этого нужно иметь время, деньги и оборудование.

Ван Луйк слабо улыбнулся. О, если бы все и вправду оказалось так просто!.. Но, увы, все было намного сложнее. Решительно все. Алмазы влекли к себе, как пение сирен, и в то же время сулили гибель — стоило их только обнаружить!

Пение сирен, как правило, — вымысел, фантазия. Тогда как опасность, исходящая от алмазов, вполне реальна.

— Что ж, твои слова нужно хорошенько обдумать, — сказал ван Луйк.

— Не очень затягивай с обдумыванием. Для успеха нужно думать быстро, поступать безошибочно.

По гудкам в трубке Стрит понял, что ван Луйк закончил разговор.

Глава 4

Несмотря на обилие в тексте юридических терминов, Коул Блэкберн с первого же раза уловил смысл документа, и перечитывать контракт не было нужды. Тем более что великолепная память Блэкберна порой могла сослужить ему добрую службу, хотя гораздо чаще причиняла боль. В его жизни было слишком много такого, что он предпочел бы забыть.

Само по себе соглашение было предельно понятным. По этому контракту Коул мог приобрести половину акций, принадлежащих «Блэк Уинг Ресорсес», всего за один доллар. В ответ он должен был дать согласие на перевод в пользу «Блэк Уинг» своих собственных акций австралийских горнодобывающих предприятий или своих лицензий на разработку месторождений. В настоящее время у Коула не было ни того, ни другого. А «Блэк Уинг» тянул не меньше, чем на десять миллионов американских долларов еще пять лет назад, когда Коул продал свою половину акций семейству Чен. С тех пор стоимость компании как минимум удвоилась.

Так что, в сущности, выходило, что Коулу предлагали десять миллионов долларов в виде имущества компании всего за один доллар плюс права на разработку горнорудных участков, которыми в настоящее время он не владел. Контракт был составлен по всем правилам, отсутствовала лишь собственноручная подпись Коула.

Все было ясно. Все, за исключением причин такого щедрого предложения. Именно поэтому Коул последние девятнадцать минут тщательно вчитывался в контракт, надеясь найти между строк возможный ответ. Правда, обстоятельства разрыва между Коулом и Уингом были не вполне обычными. Семейство Чен выплатило Коулу пять миллионов отчасти для того, чтобы возместить ему потерю любовницы, которая была сестрой Уинга. В настоящее время клан контролировал значительную часть Гонконга и Макао и, кажется, намеревался к прежней своей ошибке прибавить новую.

Коул не был юристом, но он сразу понял, что в договоре не было ничего, что со временем позволило бы семейству Чен вытянуть из него остающиеся 9 999 999 долларов.

Не подписывая, Коул положил бумагу на стол.

— Для рождественского подарка больно уж рановато.

Уинг пожал плечами.

— Речь идет вовсе не о подарке. Люди, нанятые компанией «Блэк Уинг» в качестве геологов-изыскателей, либо недостаточно опытны, либо уже кем-то подкуплены. Они не в состоянии отыскать то, что нам нужно.

— А что именно следует искать?

— Алмазные копи, — просто ответил Уинг.

— Зачем они тебе? У тебя полдюжины предприятий, которые приносят куда больше прибыли, чем таинственные рудники.

Уинг потер ладони, затем мотнул головой.

— Ты следил в последнее время за ценами на нефть? На золото? На железо? На уран? Я следил и могу сказать одно: дерьмо! — Он улыбнулся, очевидно, радуясь тому, что появилась возможность произнести подобное слово в разговоре.

— Имея дело с алмазами, приходится сталкиваться с весьма специфическими проблемами, — заметил Коул. — Поверь, дружище, я очень тщательно изучил все, связанное с алмазами. За последние полвека ничто так не дорожало, как алмазы и бриллианты.

— Благодаря политике Конмина.

Уинг вздохнул.

— А что, парни отлично работают, не так ли? Когда, например, представители разных стран встречаются на сессиях Организации Объединенных Наций, они только спорят, а толку от этих споров никакого! А соглашения, заключаемые «Консолидейтед минералз, Инк.», обеспечивают весомые прибыли. Конмин — едва ли не первая монополия в истории человечества, которой удалось направить людскую жадность в нужное русло. Цены хотя и медленно, но верно растут, обеспечивая длительный период стабильности вместо сиюминутных барышей.

— У них влияние.

— Тоже верно, — мягко согласился Уинг. — Влияние — едва ли не главный их козырь.

— Стало быть, семейству Чен понадобился старатель, независимый от Алмазного картеля?

Уинг мгновенно напрягся. С тех пор, как пять лет назад сестра Уинга Лай, помолвленная с Коулом, отказалась выйти за него замуж, Уинг и Блэкберн виделись от случая к случаю. Уинг подзабыл, что Коул не только крепок физически, но и неплохо соображает.

— Да, именно в этом мы сейчас нуждаемся, — тотчас же признался Уинг.

Коул откинулся на спинку кресла и прислушался к своему внутреннему голосу. Когда на кону оказывались не только деньги, он часто прислушивался к своему тайному советчику. Именно он подсказал Коулу прилететь в Дарвин после загадочного телефонного звонка Уинга.

Внутренний голос… Или его врожденная неугомонность?

Одно из двух. Коул готов был следовать советам и того, и другого. Он пока так и не понял, чего именно добивается Уинг. Правильнее было бы сказать немного иначе: Коул не вполне представлял, зачем это вдруг он понадобился семейству Чен: Однако простое прикосновение к темно-зеленому алмазу внезапно придало Коулу больше энергии, чем все события последних десяти лет.

Вслушиваясь в тишину, что переполняла его, в ожидании, когда же наконец раздастся тайный голос и предупредит о возможных, пока не замеченных ловушках и капканах, Коул еще с минуту сидел молча, не двигаясь. Внутренний голос молчал. Коул слышал лишь удары собственного сердца. Он искал алмазы и их месторождения по всему миру, зарабатывая на этом иногда небольшие, а порой и большие деньги, когда как получалось. Но еще ни разу не доводилось ему встречать чего-либо, похожего на зеленый алмаз Уинга.

И вот теперь судьба предоставила ему шанс отправиться на поиски месторождения подобных алмазов, чего-то вроде шкатулки с сокровищами самого Господа Бога.

Коул вытащил из кармана авторучку и быстрым, размашистым почерком подписал оригинал и дубликаты контракта. По-прежнему молча, он сложил контракт и сунул бумагу в карман. Затем достал из портмоне долларовую купюру, присоединил банкноту к дубликатам контракта и бросил бумаги на стол эбенового дерева.

— Да будет так, компаньон, — сказал Коул. — А теперь рассказывай об этой алмазной дыре, которую я должен найти.

На лице Уинга играла довольная улыбка.

— Семейство Чен нанимает тебя не только потому, что ты классный изыскатель. Мы привлекли тебя еще и потому, что Абеляр Уиндзор как-то пообещал тебе пятьдесят процентов прибылей со своих рудников для погашения своего карточного проигрыша тебе однажды ночью, поскольку денег он так и не заплатил.

Несколько секунд Коул сидел молча.

Улыбка Уинга сделалась еще более широкой. Едва ли не впервые он видел столь явное изумление на лице Коула.

— Это было лет двенадцать тому назад, — сказал Коул. — Черт, мы ведь с тобой тогда не были даже знакомы!

Уинг сделал жест, означавший что-то вроде «а, пустяки…»

— Скажи, вернул ли тебе мистер Уиндзор должок?

Коул свирепо прорычал что-то, и этот звук даже с натяжкой нельзя было бы назвать смехом.

— О чем ты говоришь?! Сумасшедший Эйб подчас не помнил того, что происходило накануне. Он напивался в дымину! Впрочем, и я тоже не был тогда трезвенником. На ферме все пили до чертиков.

— У тебя есть его расписка?

— Старина Эйб был не так глуп, чтобы давать расписки, — сдержанно заметил Коул. — Кроме того, мы тогда с ним играли вроде понарошку. Просто хотели убить время. Пережидали в его халупе нашу первую бурю, за окнами хлестал ливень…

— Вот что удалось отыскать на его ферме, — сказал Уинг. Он открыл один из ящиков письменного стола и вытащил оттуда потертый клочок бумаги. Очень осторожно он взял бумагу за самые уголки, словно опасался разорвать ее или же оставить на ней отпечатки пальцев. Коул подался вперед и прочитал слова, выведенные выцветшими буквами:

«Я должен Коулу Блэкберну половину доходов от всех „Спящих собак“, потому как до черта продулся ему в карты!»

В самом низу листка четким почерком викторианской эпохи были выведены дата и подпись Эйба Уиндзора.

— Семейство Чен обратилось к двум графологам, и оба они подтвердили подлинность документа, тебе не следует опасаться подделки, — рассудительно заметил Уинг. — Эту бумагу можно считать имеющей силу документа, хотя она и не заверена. В случае если ты представишь бумагу в суд, австралийское правительство непременно признает обоснованность твоих претензий к покойнику.

— Но я вовсе не намерен обращаться в суд, — тихо, но решительно сказал Коул. — Каким бы мерзавцем ни был Сумасшедший Эйб, меня он ни разу не подставил. Кормил меня, когда я бывал голоден, давал мне приют под своей крышей в ненастье, а уж пивом поил от души. — Затем голос Коула сделался более официальным. — Мне довелось видеть рудник «Спящая собака-I». Кроме черных алмазов, там нет ничего стоящего. Если старик сумел найти свои камешки в другом месте — что ж, тем лучше. Уверяю тебя, что вовсе не собираюсь требовать возврата карточного долга, который я за настоящий долг и не принимал.

— Да, но Сумасшедшему Эйбу его копи больше ни к чему. Вчера его обнаружили мертвым неподалеку от дома.

Коул на мгновение прикрыл глаза. Когда же он вновь взглянул на Уинга, они сделались цвета зимнего дождя.

— Боже, упокой его грешную душу. Ведь с ним бывало так непросто иметь дело… Рядом с Эйбом у меня возникало чувство, что время повернулось вспять. В чем-то он был настоящим дикарем. Несмотря на то, что получил образование в Европе.

— Я так и подумал, когда прочел его стихи. Он оставил после себя кучу стихов, довольно бездарных.

Уинг вытащил из среднего ящика стола видавшую виды жестянку из-под леденцов. В коробке лежали какие-то документы. Взяв один из них, Уинг наскоро пробежал текст глазами.

Коул криво усмехнулся.

— Похоже, он был рифмоплетом. Как хоть это все называется?

— Он назвал этот опус «Заморочкой». Мне рассказывали, будто покойный Уиндзор рассматривал свою писанину как своего рода шифр, используя который можно обнаружить тайные сокровища. Некий путеводитель, с помощью которого наследник Уинд-зора смог бы открыть местонахождение алмазной россыпи.

Коул наскоро просмотрел страницы, исписанные убористым почерком.

— У меня много таких листков. — Уинг хотел, чтобы голос его прозвучал оптимистически, однако в его словах слышалось скорее уныние. — Боюсь, что стихи столь же сложны для расшифровки, сколь таинственны по смыслу.

— Что ж ты хочешь, ведь их псих сочинял. Не зря его прозвали Сумасшедшим Эйбом. Лучшего имени и придумать нельзя. Этот старик порой сам не понимал, что и почему он делает.

Уинг горестно вздохнул.

— Мы, впрочем, это подозревали. Я лишь надеялся, что, может, тебе его стихи скажут хоть что-то конкретное.

— А если мне посчастливится обнаружить это месторождение, то в соответствии с только что подписанным контрактом половина всего, что будет там обнаружено, принадлежит вам как совладельцам «Блэк Уинг Ресорсес». Иначе говоря, семейство Чен нисколько не сомневается, что я буду искать для вас шкатулку с сокровищами Сумасшедшего Эйба?

Уинг коротко кивнул.

— В таком случае могу лишь уверить тебя в том, что ты впустую потерял десять миллионов, — спокойно сказал Коул. — Даже если эта шкатулка и вправду существует, ее нужно искать где угодно, только не на руднике «Спящая собака». Так как это обычная алмазная трубка, надеяться на обнаружение алмазных россыпей там — бессмыслица. «Собака» — это место, где нет аллювиальных алмазов. Там надо вести добычу с помощью кайла. Копать и копать, снимая слой породы за слоем, чтобы добраться до алмазов. Времени и сил на это уйдет уйма. А добыть там можно лишь борты, черные алмазы.

Эти слова не произвели никакого действия на Уинга. Коул сделал нетерпеливый жест. Его партнер решительно не видел разницы между первосортными камнями, что лежали сейчас в потрепанном стареньком мешочке, и дерьмом, которое Сумасшедший Эйб извлекал из своих «Спящих собак». Для Уинга, как и для подавляющего большинства людей, алмаз — он и есть алмаз. Король минералов, самый ценный среди драгоценных камней, встречающихся в природе.

— Пойми, Уинг, самый крупный камень, который Эйб когда-либо добыл в своих шахтах, весил четырнадцать каратов, был весь в пятнах и трещинах и цветом напоминал кофейную бурду.

Уинг молчал.

Коул чуть подался к нему.

— Ты меня не слушаешь? — Он выхватил из своего кармана подписанный контракт и швырнул его на стол. — Разорви это к чертовой матери. А заодно можешь выбросить и ту расписку. Я вовсе не хочу ни за что, ни про что отнимать у семейства Чен десять миллионов долларов.

— Мы полагали, что эти деньги будут чем-то вроде инвестиции.

— Инвестиции во что? В борты? — насмешливо поинтересовался Коул.

— В будущее.

Коул обратил внимание на то, что лицо Уинга оставалось совершенно серьезным. А это означало, что семейство Чен и вправду намеревалось отдать ему эти миллионы. При игре с подобного рода ставками могло существовать лишь одно объяснение этому. Кто-то был совершенно уверен в том, что шкатулка с драгоценностями Эйба и вправду существует.

— А почему, собственно, ты уверен, что я сумею найти эту россыпь, если могущественное семейство Чен так и не нашло ее? — поинтересовался Коул.

— Ты убежден, что мы ничего не сумели найти?

На самоуверенном лице Коула отразилось некоторое изумление.

— Если бы ты мог сам найти рудник, какого черта стал бы прибегать к моей помощи?! Да, прежде мы были с тобой партнерами, но никогда не швырялись вот так миллионами долларов. Мы друг друга знаем. Так что давай-ка прекратим валять дурака. Выкладывай все как на духу!

— Наследник мистера Уиндзора — женщина. Чуть не сказал «девушка».

— Между девушкой и женщиной большая разница, — сухо заметил Коул.

— С точки зрения американца, может быть, и большая. — Уинг пожал плечами. — По мне, она просто особа manque. He то баба, не то мужик.

— И что ей нужно?

— Ей нужен мужик.

— А тебе доводилось слышать пословицу: современной бабе мужик — как рыбке зонтик?

Уинг рассмеялся.

— Она не из тех современных вешалок, которым ничего не нужно, кроме авторитета и влияния. Однажды она уже была обручена. Говорят, что она вполне нормальная баба, разве что в данное время живет одна.

— А что случилось?

— Считается, что ее жених в последний момент решил, будто еще не созрел для семейной жизни.

— А на самом деле?

— На самом деле он был советским агентом, который пытался через эту бабу получить доступ к секретной информации. Ее отец и брат работают в американской разведке. Но все это было лет семь тому назад. С тех пор она сторонится мужиков.

— Вот умница!

— Из прошлого нужно уметь извлекать соответствующие уроки. — Уинг с некоторым колебанием добавил: — Эта молодая особа очень осторожна. То же самое, впрочем, я мог бы сказать и о тебе.

Коул поджал губы. Он и Уинг понимали, что последнее замечание касается отношений Коула с Чен Лай, сестрой Уинга, женщиной необыкновенной красоты и с чудовищно грязной душой.

— Много лет назад я понял, что алмазы более постоянны, чем женщины.

— И более… соблазнительны, — подсказал Уинг.

На это Коул ничего не ответил.

— А если бы какая-нибудь женщина стояла между тобой и этакой ювелирной лавкой Господа Бога, что тогда?

Несколько секунд Коул представлял себе темно-зеленый алмаз, необъяснимую красоту которого нельзя было выразить в денежном исчислении.

Не дождавшись ответа, Уинг извлек из нагрудного кармана снимок размером с ладонь. Он протянул глянцевую цветную фотографию Коулу, взглянувшему на нее, словно игрок в покер, которому удалось подсмотреть последнюю идущую карту. Взгляд Коула был совершенно бесстрастным, острым, ухватистым.

У женщины на снимке были длинные, ниспадавшие на плечи волосы цвета красного дерева. Там, где волосы выгорели, они стали каштановыми. Кожа была смуглой, вероятно, от длительного пребывания на свежем воздухе, причем такого оттенка, который позволял внимательному наблюдателю заключить, что женщина на воздухе работала, а не просто лежала под солнцем, намазавшись кремом для загара. Губы у нее были четко очерченные, полные, улыбающиеся. Глаза женщины отливали радужной зеленью, так что Коул тут же подумал о зеленом алмазе.

Затем Коул припомнил то, что Уинг сказал про эту девушку, или женщину, или, как он выразился, особу manque.

— Не баба, говоришь, не мужик… Сомневаюсь, — сказал Коул. — Это женщина что надо. Ты только погляди на ее лицо. Она держится немного напряженно. В глазах какой-то подсознательный страх. Но остались и чистота, и невинность, свойственные детям… Она определенно честный человек, прямой и правдивый.

Уинг удивленно приподнял брови.

— Портрет, конечно же, хорош, но ты преувеличиваешь!

— Я ее знаю, — внезапно заявил Коул.

— Откуда?!

— Нет, я никогда прежде не встречался с нею, но отлично знаю ее работы. Я узнал эту женщину. Видел однажды ее фотографию на суперобложке книги «Арктическая одиссея». Кажется, ее фамилия Шейн или Уиндзор.

— Эрин Шейн Уиндзор, — поправил его Уинг. — Она внучатая племянница Абеляра Уиндзора.

Несколько секунд Коул молчал, припоминая фотографии, сделанные этой самой женщиной, и в то же время, казалось, слышал оставшийся в его памяти волчий вой в тундре. Волки пели песню, понятную лишь зверям и скитальцам. Ну и разве что некоторым женщинам. Очень немногим. Эрин Шейн Уиндзор была из их числа. Он почувствовал это по ее фотографиям. Это привлекло его внимание, произвело впечатление, заставило запомнить ее имя.

В последнее время «Арктическая одиссея» доставила ему большое удовольствие. Коул запомнил тайную чувственность снимков Эрин Уиндзор, которая заставляла работать воображение. Фактура льда, солнечные лучи, бархатные тени разных оттенков словно просили зрителя: потрогай меня. Но было еще что-то в ее снимках, что произвело очень сильное впечатление на Коула. Фотограф четко ощущал грань между жизнью и смертью, светом и тьмой, льдом и палящими солнечными лучами. Снимки были отнюдь не сентиментальны, а били по нервам, говорили об интеллектуальном видении фотографа и не были рассчитаны на то, чтобы потрафить зрителю. Они как бы уводили его туда, где не существовало ни цивилизации, ни языка слов, ни лжи.

— Ты рискуешь, ставя на кон десять миллионов баксов, я вряд ли способен соблазнить Эрин Шейн Уиндзор, — сказал Коул. — Судя по ее работам, она не дура и совсем не наивна. А женщина такой красоты вряд ли может пожаловаться на отсутствие мужского внимания.

— Соблазнишь ты ее или нет, это твое дело. Ты же должен проследить, чтобы ее не укокошили, пока она выясняет секреты Сумасшедшего Эйба. А еще лучше — найди сам его наследство. После этого нам будет решительно все равно, что станется с мисс Уиндзор. Алмазное месторождение — вот что действительно важно. Его необходимо найти и завладеть им во что бы то ни стало.

— Даже ценой жизни Эрин Уиндзор, так надо понимать?

— Ее жизнь. Твоя. Моя. По сравнению с алмазами все это ничего не значит. Ничего!

Коул внимательно посмотрел на Уинга. Прозвучавшие слова более подошли бы не высоколобому выпускнику Гарварда, а Чен Ли-Цзяо, дядюшке Уинга. Чен-старший был расположен сильно принижать ценность человеческой жизни. Но Уинг совсем не такой. Он всегда казался более добрым и мягким — в значительной мере эти качества были следствием полученного на Западе образования. Именно в мягкотелости, как не раз слышал Коул, дядюшка Ли и обвинял своего племянника.

Да, что ни говори, а Уинг за пять последних лет сильно изменился.

— Насколько я понимаю, семейство Чен давно уже разрабатывает этот проект? — раздельно произнося слова, поинтересовался Коул.

— С тех пор как мы убедились, что англичане и вправду собираются уйти из Гонконга и вернуть его Китаю. Один из моих дядюшек жил у Абеляра Уиндзора дольше, чем ты знал Эйба.

Коул порылся в памяти…

— Повар! Тот самый повар, которого Эйб прозвал «чертова уродина-китаеза». А ведь он был в доме тогда, когда мы с Эйбом перепились. Так вот, значит, откуда тебе известно про карточный должок?!

Уинг никак не отреагировал на слова Коула.

Призадумавшись, Коул принялся связывать в одно ранее казавшиеся ему разрозненными факты, и получавшийся ответ был таков, что дух захватило.

— Черт побери! — тихо воскликнул он, глядя новыми глазами на Уинга. — Да ты, парень, обведешь вокруг пальца даже сам картель, вот что я тебе скажу. Мне и раньше было известно, что семейству Чен амбиций не занимать, но и предположить не мог, что они могут достичь подобных высот. Это же мировой уровень!

— Ну уж, скажешь тоже, мировой… Это просто-напросто уровень Конмина.

— А это одно и то же, Уинг. Тому, кто сможет взять за яйца и дядю Сэма, и русских, — тому по силам пошерстить и гонконговский клан.

— А причины такой влиятельности картеля следует искать в алмазах, — холодно заметил Уинг. — Их влияние на соотношение международных сил так велико, что можно сказать: оно соизмеримо с эффектом от взрыва атомной игрушки в Аламогордо полвека назад. Однако в отличие от атомной бомбы алмазы куда как более деликатная штука. Их цель не разрушение в буквальном смысле, хотя, обладая ими, можно легче добиться желаемого.

Коул сухо улыбнулся.

— Не в том, дескать, дело, чем ты владеешь, — важно другое: что ты контролируешь.

Несколько удивленный столь точным сравнением, Уинг сказал:

— Совершенно верно. Дипломатия вместо войны. Обходной путь вместо прямой атаки. Алмазы позволяют установить контроль, не вызывая враждебности со стороны государства. Нельзя же серьезно ненавидеть императора, которого никто не слышал, не видел, у которого и имени-то нет.

— А я мог бы дать ему имя. К примеру. Алмазный тигр. Осторожнее, Уинг. Ты можешь упасть с его спины, и тогда он сожрет тебя.

— Или же я удержусь и приду к власти, — сказал Уинг.

— Всегда существует определенный соблазн, не так ли?

— Ты и сам отлично это понимаешь. Ты ведь катался раньше на Алмазном тигре?

— Ну, едва ли это можно так назвать. — Коул пожал плечами. — Во всяком случае, не в том смысле, который ты имеешь в виду. Международные силовые игры никогда не прельщали меня.

— Но ведь в прошлом ты играл в подобные игры, и играл, насколько я знаю, очень неплохо?

— Только затем, чтобы меня оставили наконец в покое, — заметил Коул.

Уинг слегка улыбнулся.

— Американцы, пожалуй, единственная нация в мире, верящая, что они свободны. Это придает им некоторую пикантность.

Не глядя на собеседника, Коул уставился на снимок Эрин Шейн Уиндзор. До сего дня Коул и сам готов был утверждать, что алмазные копи Сумасшедшего Эйба стоят любых усилий, чтобы завладеть ими.

Но сейчас Коула поставили перед выбором, и ответ его был столь же необычен, как и цвет зеленого алмаза: жизнь женщины, способной создать «Арктическую одиссею», стоит много больше, чем думает Уинг. А за этой мыслью пришла и другая: чтобы выжить, Эрин Шейн Уиндзор, несмотря на то что она приходится наследницей Сумасшедшему Эйбу, понадобится любая помощь.

Коул отлично знал семейство Чен. Если он не примет предложения дядюшки Ли, клан постарается заманить в свои сети следующего изыскателя из их списка. И нет никакой уверенности, что на него произведут впечатление фотографии дикой природы Севера, которые могут немало рассказать мужчине о его собственной душе.

Не говоря ни слова, Коул взял со стола расписку и снимок Эрин. И положил в карман, стараясь при этом не смотреть на фото. Он не хотел сейчас видеть тайную чувственность в лице Эрин и ее скрытую усталость. Знала она о том или не знала, на спине Алмазного тигра ей уже уготовано место. А на спине у тигра — одно правило: не падать. Потому что упавших тигр пожирает с потрохами.

А чистые душой люди обычно падают первыми.

— Ладно, Уинг, можешь сказать дядюшке Ли, что ты нашел нужного человека.

Глава 5

Коул Блэкберн летел самолетом компании «Кванас». Пилот был вынужден совершить посадку с западной стороны, потому что дувший со стороны Санта-Аны ветер пронизывал всю лос-анджелесскую бухту. Теперь, четыре часа спустя, ветер понемногу ослабел. Можно было отчетливо разглядеть на восточной стороне бухты горы Сан-Габриэль. Смог, который перед тем переместился к океану, понемногу вновь наползал на центральные кварталы города. Загрязнение здешнего воздуха было столь значительным, что небо приобрело отвратительный оранжевый оттенок.

Коул попытался стряхнуть с себя усталость от двух перелетов через Тихий океан. Стоя у окна, с высоты тридцать восьмого этажа он смотрел на центр Лос-Анджелеса. Главный город на Тихоокеанском побережье простирался перед взором Коула, словно аккуратный архитектурный макет. Неподалеку возвышались небоскребы, где размещались офисы крупнейших банков Юго-Запада Соединенных Штатов. Повсюду виднелась реклама крупнейших компаний, представляющих семь наиболее развитых стран мира, Семь Сестер. В отличие от Алмазного картеля воротил нефтяного бизнеса в Соединенных Штатах всячески привечали. Хотя кому-кому, а Ко-улу было отлично известно, что оба синдиката действовали одинаковыми методами. Единственное различие, пожалуй, заключалось в том, что нефть была необходимостью, тогда как алмазы и бриллианты — излишеством.

За стайкой небоскребов, растянувшись на четыре квартала вдоль Хилл-стрит, располагался Ювелирный рынок, где старинные здания офисов стояли рядом с отдельными многоэтажными новостройками. Ювелирный рынок вполне мог соперничать с Манхэттеном по своему значению в области торговли золотом и драгоценными камнями.

Те несколько алмазов, которые находились сейчас у Коула в кейсе, должны были произвести эффект гранаты, разорвавшейся в гуще торговли драгоценными камнями.

Улыбнувшись при этой мысли, Коул опустил металлические жалюзи, чтобы вид за окном не отвлекал его внимания. Он потянулся к кружке с кофе, надеясь, что кофеин позволит ему быстрее сосредоточиться. Он чувствовал некоторую рассеянность, будто за время перелета над Тихим океаном лишился способности быстро соображать.

Коул принялся одну за другой сворачивать расстеленные на столе карты и укладывать их в специальное отделение. За последние два часа он только тем и занимался, что изучал тщательно выполненные карты Западной Австралии, пытаясь найти хоть намек на то, где следует искать алмазные копи — наследство Сумасшедшего Эйба. Поиски эти, однако, ни к чему не привели. Карты, выполненные «Блэк Уинг», были главным образом предназначены для обнаружения мест возможного залегания полиметаллических руд, а также урана и золота. На картах не было никаких геологических подробностей, по которым можно было бы определить возможное нахождение алмазной трубки.

Коул взглянул на часы, однако его взгляд в эту секунду внезапно привлек экземпляр «Арктической одиссеи», лежавший на столе. Он не однажды обращался к этой книге, словно она могла помочь ему понять ту женщину, с которой ему предстояло вскоре встретиться. Снимок, который его особенно потряс, занимал в книге целый разворот. На нем был запечатлен восход солнца в тундре и гнездовье полярных гусей на арктическом льду. «Ранней весной» — такой банальной могла бы быть подпись. Но снимок был без названия. На нем была изображена жизнь, которая изо всех сил цепляется за малейшую возможность уцелеть, не желая уступать суровой арктической природе.

Коул медленно провел пальцами по снимку, будто одного взгляда было недостаточно и фотографию нужно было еще и потрогать. На снимке был стылый летний восход солнца. На заднем фоне, в окружении снежных глыб, виднелись неподвижные силуэты — скорее призраки, нежели живые гуси, — причем каждая птица делала все возможное, чтобы защитить свое гнездо.

А на переднем плане, среди льдин, лежал гусенок, которому уже не суждено узнать тепло солнечных лучей. Смерть крошечного существа была, судя по всему, мучительной, мучительно поднималось над горизонтом солнце, а взрослые гуси прилагали отчаянные усилия, чтобы охранить и уберечь своих малышей.

При взгляде на эту фотографию Коул сразу понял, что Эрин отлично понимает зыбкость, пожалуй, даже абсурдность самой жизни. Впрочем, ему казалось, что благодаря работам Эрин у него появился новый взгляд на жизнь, в том числе и на жизнь самой Эрин. Если она сможет воспользоваться предложением фирмы «Блэк Уинг», то получит сразу три миллиона долларов — независимо от того, будет ли когда-нибудь обнаружен алмазный рудник, или нет.

Коул подумал о том, понимает ли сама Эрин Уиндзор опасность быть владелицей уникального месторождения, не подвластного Конмину. Разумеется, Мэтью Уиндзор осознает риск, которому подвергается нынче его дочь. Всякий профессиональный разведчик без особого труда мог бы подсчитать, во что обойдется обладание таким алмазным рудником.

Коул надеялся, что в свои двадцать семь лет Эрин все еще прислушивается к родительским советам. Если это так, она будет вполне удовлетворена предложением, исходящим от «Блэк Уинг». В противном случае ей придется заплатить, возможно, такую цену, о которой она и не догадывается.

Он взглянул на свой «Ролекс». Затем перевел взгляд на жестянку с драгоценными камнями и на кипу листов со стихами. Коробочку он положил в кейс с кодовым замком и специальной металлической браслеткой для запястья. Мрачно улыбнувшись, он защелкнул браслетку на руке, понимая, что сделался заложником содержимого своего кейса. Затем вышел, заперев за собой дверь на ключ.

Тридцать восьмой этаж здания компании «Блэк Уинг» занимали офисы руководящих сотрудников фирмы. Оно было солидным на вид, хотя все было выдержано в спокойных тонах. Здание напоминало саму компанию. Коул спустился на лифте и сразу же оказался в толчее просторного вестибюля. Лос-Анджелес — громадный город, из множества офисов сейчас выходили сотрудники. Фойе заполняли разного рода клерки, брокеры, торговцы.

Коул с пристегнутым к руке кейсом ни у кого не вызвал повышенного интереса. Помимо фирмы «Блэк Уинг», в этом же здании располагались и другие компании, занимавшиеся сбытом драгоценных камней, и дилеры по продаже ювелирных изделий. В холл постоянно входили и выходили из него люди самых разных национальностей. У многих в руках были точно такие же, как у Коула, кейсы. Все это свидетельствовало о тщательности, с какой Чен Ли-Цзяо поставил свое дело, намереваясь усесться на спину Алмазного тигра.

У входа стоял черный «мерседес». Шофер поджидал пассажира, прислонившись к решетке радиатора с профессиональным безразличием на лице. Едва только Коул показался в дверях, шофер мгновенно выпрямился и распахнул заднюю дверцу лимузина.

— Добрый день, мистер Блэкберн. Значит, сначала в Беверли-Хиллз?

— Да.

Шофер был молодой парень крепкого сложения, очевидно, китаец. Руки у него были мощные, с твердыми мозолями, свидетельством длительных занятий боевыми искусствами. У него был характерный для жителей Южной Калифорнии выговор. Даже не взглянув на водительскую карточку, Коул мог наверняка сказать, что одно из имен шофера — Чен. Семейство Чен обосновалось в Америке еще в середине прошлого века.

Шофер не поехал по бульвару Санта-Моника, где обычная полуденная пробка почти достигла апогея. Ловко маневрируя, он окольным путем за двадцать минут доехал до Беверли-Хиллз. Только что зажглись фонари вдоль бульвара Уилшир. сияли витрины бутиков на Родео-драйв. «Мерседес» мягко подкатил и остановился у входа «Беверли Уилшир отеля». Швейцар в униформе тотчас же распахнул пассажирскую дверцу.

— Я могу задержаться, — предупредил шофера Коул.

— К вашим услугам. Буду ждать сколько нужно.

Вот уж в этом Коул ничуть не сомневался. Отныне семейство Чен будет усердно следить за развитием игры, на кон которой поставлено десять миллионов долларов.

Глава 6

Эрин Уиндзор томилась, сидя в обитом парчой кресле в углу переполненного людьми вестибюля. Со своего места она наблюдала, как с улицы в роскошный отель заходила разнообразная публика. Эрин бы предпочла выбрать более тихое место, чем «Беверли Уилшир» и подальше от Беверли-Хиллз. Но адвокатская контора забронировала ей номер именно в этом отеле — наверняка не без желания поразить Эрин роскошью обстановки. Эта мысль показалась девушке забавной. Хотя она и решила расстаться с Арктикой, однако, приехав в мир цивилизации, тотчас же поняла, что город скучнее и утомительнее, чем даже в прежние годы.

Чтобы как-то убить время, она попыталась представить себя владелицей отдаленного заброшенного ранчо в Австралии. Хотя ей очень нравились те края, собственно в Австралии она так никогда и не была. И вот теперь Джеймс Розен, адвокат их семьи с весьма прибыльной практикой, уведомил ее о том, что она сделалась владелицей ранчо и нескольких земельных участков, богатых полезными ископаемыми. Все это Эрин получила в наследство от человека по имени Абеляр Уиндзор, ее дядюшки, которого она не то что в глаза ни разу не видела, но о существовании которого даже не догадывалась. Розен показал ей на карте местонахождение земель Уиндзо-ра и даже дополнил свой рассказ фотографиями с видами штата Западная Австралия, явно из туристического буклета.

Из фотографий было ясно, что Кимберлийское плато не самое уютное место на планете. Некоторую известность оно приобрело благодаря коровам мясной породы: она называлась «Кимберлийские короткорогие». Известно было Кимберлийское плато и экзотической фауной: там водились кенгуру, длиннохвостые коршуны и чрезвычайно опасные и очень ядовитые змеи «мулгасы». Если что и понравилось Эрин, так это удаленность ранчо от мест более цивилизованных, а то она уже почти смирилась с необходимостью надолго поселиться в Европе.

Правда, информация, полученная от Розена, была весьма обрывочна. Она пыталась задавать ему вопросы, однако он сразу же сказал, что Коул Блэкберн, курьер, который доставит ей завещание Абеляра Уиндзора, наверняка сможет куда полнее удовлетворить ее любопытство.

Девушка уныло следила за мельтешащей толпой, пытаясь представить себе, как может выглядеть этот Коул. Розен ничего о Коуле не знал, за исключением того, что тот был геологом, однако почему-то представлял юридическую фирму, причем очень крупную, с отделениями в Австралии и Гонконге, которая занималась всеми вопросами, связанными с наследством Уиндзора.

Когда Эрин особенно его допекла. Розен был вынужден признать, что хотя сложившаяся ситуация и не совсем обычна, но беспокоиться Эрин решительно не о чем: эта юридическая фирма была весьма солидной и уважаемой.

Но несмотря на уверения Розена, Эрин предпочла занять такой наблюдательный пост, чтобы увидеть Коула раньше, чем он увидит ее. Это было отчасти подсознательным решением: Эрин всякую встречу с мужчиной старалась обставить так, чтобы не быть застигнутой врасплох. Это до какой-то степени объяснялось ее характером. Кроме того, такой осторожности ее научила жизнь.

В вестибюле отеля толпились туристы с огромными чемоданами, бизнесмены с элегантными кожаными кейсами. Многие мужчины, хорошо загоревшие, излучали ауру экономического благосостояния. Однако никто из всех этих людей не стоял, опираясь, и не всматривался в лица окружающих. На секунду Эрин подумала, что небрежно одетый, с огромным рюкзаком, длинноволосый мужчина может оказаться Коулом. Кожа на его лице была того характерного загара, какой Эрин встречала на Аляске и который свидетельствовал о пребывании под палящим солнцем северных широт, — да, впрочем, и весь облик этого мужчины говорил о его принадлежности к геологам. У него было весьма приятное лицо с правильными чертами и мягкая улыбка. Этакий скромный мужественный герой. Когда Эрин оказывалась в Нью-Йорке или где-нибудь в Европе, ее почти всегда окружали такие мужчины. Мужчина стоял у стойки администратора и несколько минут обозревал публику, очевидно, кого-то поджидая. Эрин намеревалась было уже покинуть свой наблюдательный пост, как вдруг приятная женщина средних лет, в вечернем платье, подошла и обняла мужчину. Хотя на Аляске Эрин редко смотрела телевизор, с первого взгляда она узнала в женщине ту самую сучку, которая снимается в еженедельном сериале и пользуется бешеной популярностью. В жизни актриса выглядела лет на десять старше, чем в своем сериале.

Парочка немного поворковала, затем, взявшись за руки, направилась к бару, где уже начиналась какая-то званая вечеринка. Эрин успела еще подумать, что эта актриса всем своим видом демонстрирует: мужчина является ее полной собственностью. И вела она своего спутника, как ведут дорогого пса: слишком уж напоказ. При этом, даже если мужчине подобное обращение и не нравилось, он никак этого не выказывал.

Впрочем, домашней собачонке и не пристало показывать зубы.

На лице Эрин не отразилась ни одна из ее мыслей. Когда странная парочка проходила мимо Эрин, она заметила, что загар на лице мужчины был явно искусственного происхождения, из салона красоты. Да и рюкзак его тоже был больно уж чистенький, без малейшего пятнышка — будто только что из магазина. Мужчина дефилировал откровенно пижонской походочкой — геологи так не ходят.

Парочка скрылась из глаз, и тут Эрин обратила внимание на несколько необычного мужчину, оказавшегося в гуще многоцветной толпы. Мужчина был темноволос, одет в черный пиджак из тонкой чесучи и в расстегнутую на груди белую рубашку. Его обветренная и загорелая кожа не имела ничего общего с косметическим салоном. Мужчина двигался с врожденной грацией. К запястью браслеткой был пристегнут черный кожаный кейс.

Мужчина смотрел на Эрин.

В первое мгновение пульс Эрин участился, впрочем, это была обычная женская реакция на эффектного представителя противоположного пола. Затем волнение перешло в раздражение, которое, в свою очередь, на мгновение превратившись в гнев, сменилось чувством страха. Этот элегантный, направлявшийся к ней мужчина с хорошо тренированным телом проницательно смотрел на нее. Таким типам Эрин старалась никогда не доверять. Этому она научилась у отца и у собственного брата.

И у Ганса.

Эрин попыталась скрыть свои ощущения. Она признавала иррациональную основу собственных эмоций. Мужчина, с которым она должна была встретиться, был не другом и не любовником, а их встреча носила сугубо деловой характер. Предстояло всего-навсего переговорить с курьером, с посыльным. Мужчина подошел к ее креслу, несколько отгороженному зеленой растительностью от глаз разношерстной толпы. Однако ничто не помешало бы Коулу Блэкберну увидеть девушку.

Когда Эрин встала ему навстречу, Коул, давно ее заметивший, уверенно подошел к ней. Рядом с крашеными женскими и мужскими головами волосы девушки пылали, словно костер. На ней была черная хлопчатобумажная блузка и слаксы: все это производило впечатление случайно выбранной и только что вытащенной из чемодана одежды. Странным образом сочетались черная ткань блузки, огненно рыжие волосы и гладкая светлая кожа лица. Коул, впрочем, подумал, что одежда скорее всего была выбрана из соображений элементарного удобства, а вовсе не для того, чтобы подчеркивать цвет лица и волос.

Эрин сделала шаг навстречу Коулу и кивнула, как бы подтверждая, что именно его она и поджидает. Коул мысленно крякнул: у него было такое чувство, словно неожиданно для себя он угодил в засаду.

Фотография Эрин, которую он видел, не передавала общего впечатления от ее облика, очень сексапильного, так что Коул сразу почувствовал некоторое возбуждение. Он не испытывал подобного с тех пор, как расстался с черноглазой, с золотистой кожей и музыкальным смехом Чен Лай. Коул тогда чудом избежал сладостного капкана китаянки, спутав элементарную похоть с любовью и отдавая ей гораздо больше, чем получал. Подобная ошибка больше не повторится. Что бы там ни было.

Они шли навстречу друг другу. Коул не сводил с Эрин глаз, пытаясь по ее лицу отгадать, известно ли ей о собственной сексуальной привлекательности. Но даже если сексапильность и была деланной, женщина вела себя с предельной естественностью. Она не посматривала по сторонам, чтобы удостовериться, какое впечатление производит на мужчин. Не было у нее на лице умело нанесенного макияжа, ее ногти не были тщательно ухожены и наманикюрены, не было и нарочито неряшливых свисающих прядей и как бы невзначай расстегнутой пуговицы. А вот сексапильность Лай была построена именно на намеках и полутонах. У Эрин и в помине не было ничего подобного, что делало ее еще более очаровательной.

Глаза девушки отливали той же невероятной зеленью, что и похожий на изумруд алмаз: за такой блеск отдавали жизнь люди в прошлом и не раз еще погибнут в будущем.

При этой мысли Коул криво усмехнулся. Ему не раз доводилось быть свидетелем гибели людей по всяким поводам. Сколько людей положили свои жизни во имя идеологии, теологии, философии!

— Если не ошибаюсь, вы Эрин Уиндзор? Меня зовут Коул Блэкберн.

Когда он остановился рядом, Эрин была несколько удивлена тем, каким рослым и хорошо сложенным оказался этот Блэкберн.

Подобная реакция была, впрочем, для Коула привычной. Он протянул для приветствия руку. Чуть помедлив, Эрин пожала ее.

— Мистер Блэкберн, — сказала Эрин, отпуская его руку, — я почему-то ожидала, что вы должны выглядеть совершенно… гхм… иначе. Мистер Розен, мой адвокат, назвал вас «курьером»…

— Ну, знаете, меня иногда называли и гораздо худшими словами. Где мы могли бы с вами спокойно побеседовать?

— Непременно нужно беседовать в спокойном месте?

Он пожал плечами.

— Лично мне все равно. Я просто подумал, что, когда я буду передавать вам алмазы на сумму более миллиона долларов, лучше избежать посторонних глаз.

— Смеетесь, да? — спросила Эрин.

— Разве я похож на любителя посмеяться? — С этими словами Коул приподнял кейс, демонстрируя Эрин браслетку на своем запястье. — Я готов хоть сию минуту предъявить вам алмазы, однако полагаю, что лучше сделать это в более укромном месте.

Эрин развила в себе мгновенную реакцию, которая не раз спасала ее в Арктике. И сейчас она моментально приняла решение. Учитывая, кем был Коул Блэкберн, она подумала, что остаться с ним наедине в номере менее опасно, чем в переполненном холле отеля получить из его рук алмазы на столь кругленькую сумму.

— Мой номер на десятом этаже, — сказала она и направилась к лифтам.

Коул двинулся следом. Мысленно он попенял себе за то, что возбуждается, как мальчишка, от очертания ее бедер. Что бы, однако, в этот момент он ни думал, тело Коула отказывалось подчиниться голосу разума. Двери лифта мягко сомкнулись, отрезав их от многоголосого шума. Эрин нажала кнопку своего этажа, и кабина пошла вверх.

— Что вам сказал ваш адвокат? — спросил у нее Коул.

— Сказал, что одна солидная юридическая контора связалась с ним и сообщила, что я являюсь единственной наследницей человека, имени которого я раньше никогда не слышала. Он также мне передал, что некто мистер Коул Блэкберн прибудет ровно в пять часов в вестибюль «Беверли Уилшир», привезет с собой текст завещания и будет готов ответить на все мои вопросы.

— Ваш юрист лишь наполовину прав.

— Что вы хотите сказать?

— Я действительно привез вам завещание. Но полагаю, у вас возникнет больше вопросов, чем у меня ответов.

— Почему вы так уверены? — спросила Эрин.

— Женщина, которая делает такие фотографии, может задать вопрос, на который нет ответа.

В зеленых глазах Эрин сквозило нескрываемое удивление.

— Вы назвали меня Уиндзор. Как же вы догадались, что я — Эрин Шейн?

— На суперобложке «Арктической одиссеи» есть ваше фото.

Лифт остановился, двери растворились. Эрин устало взглянула на Коула, словно намеревалась передумать и не впустить его к себе в номер.

— Первичный инстинкт подсказал вам правильное поведение, — лишенным эмоций голосом сказал Коул. — Я не из тех, кто может прикоснуться к женщине без явной просьбы с ее стороны. — Двери лифта начали автоматически закрываться. Коул взялся огромной ручищей за створку и с силой раздвинул ее. Затем, глядя Эрин прямо в глаза, произнес: — А вы, насколько понимаю, не та женщина, которая будет настаивать на приглашении?

— Вы правы, — призналась она. — А вы всегда так прямолинейны?

— Это экономит подчас массу времени. У вас еще есть четыре секунды, затем дверцы лифта закроются. Итак, решайте: у вас, или в моем лимузине, или в каком-нибудь нейтральном месте!

Эрин заглянула в его чистые серые глаза, светившиеся умом. У нее было чувство, будто ее вынуждают принять решение, причем последствия этого решения остаются для нее тайной за семью печатями. Еще несколько лет назад ей и в голову бы не пришло пускаться в игру с таким количеством неизвестных. Она попросту бы вернулась к привычным суровым опасностям Арктики. Но, если уж на то пошло, несколько лет назад ее не мучила странная неприкаянность, не было чувства, что нечто очень важное проходит мимо нее, мимо ее жизни. Даже еще год назад мужчина вроде Коула напугал бы ее до полусмерти. Но если Эрин сейчас и ощущала дрожь в коленках, то разве что самую малость. Эта мысль позволила ей почувствовать некоторое освобождение от собственных прошлых опасений. Это освобождение было чем-то сродни рассвету после долгой арктической ночи.

— Пойдемте в мой номер, — сказала Эрин и двинулась вдоль по коридору.

Когда они вошли, Эрин закрыла дверь, бросила сумочку на ближайшее кресло и лишь тогда обернулась к Коулу. Он пристально посмотрел на нее, затем принялся набирать на замке кейса необходимую комбинацию. Кейс наконец открылся. Взяв лежащий в нем ключ, Коул расстегнул свою браслетку. Тотчас же он вытащил жестяную коробочку и протянул ее Эрин, предварительно достав оттуда потертый бархатный мешочек.

— Завещание Эйба составлено предельно просто, — сказал он. — Все, чем он владел, Эйб завещает вам. А на большей части этих листков его стихотворные упражнения.

Эрин несколько раз моргнула.

— Стихи?!

— Ну, стихами, насколько я могу судить, это едва ли можно назвать.

На слова Коула Эрин ответила улыбкой.

— Не самая, вы хотите сказать, высокая поэзия?

— Не хотел бы упреждать ваши впечатления, ведь вам стихи вполне могут и понравиться. Многим нравится есть гоанну, поджаренную на углях костра.

— Гоанна — это что?

— Ящерица.

Эрин невольно улыбнулась, припомнив, какую мерзость подчас ей доводилось есть в Арктике. Она развернула завещание и принялась читать то, что было написано старомодным, полувыцветшим от времени почерком:

«Я, Абеляр Джексон Уиндзор, находясь в здравом уме и доброй памяти, настоящим документом передаю все, чем владею, включая имеющиеся у меня права на разработку земельных участков, Эрин Шейн Уиндзор, дочери Мэтью Маквина Уиндзора, являющегося законным сыном моего брата, Натана Джозефа Уиндзора.

Все мое имущество, за исключением тринадцати алмазов и бумаг, что находятся в данной жестянке, перейдет к Эрин Шейн Уиндзор в одном из двух случаев:

1) Если в течение пяти лет она будет проводить на ферме не менее одиннадцати месяцев в году или же

2) Если она отыщет месторождение, где были найдены эти тринадцать алмазов, — в зависимости от того, что произойдет раньше.

В случае если ни одно из этих условий не будет выполнено, все мое имущество надлежит пустить на благотворительные цели за исключением тринадцати алмазов, которые в любом случае переходят в собственность Эрин Шейн Уиндзор, а мои права на земельные участки при этом аннулируются.

Подписал Абеляр Джексон Уиндзор в присутствии отца Майкла Конроя»

О Эрин, послушай, скажу я любя:

С Конмином кто связан — обманет тебя.

Алмазы ты в наследство получаешь,

Ты камни, как умеешь, сторожи.

Стихи откроют то, чего пока не знаешь.

Теперь прощай же, Королева Лжи.

Ну а король — это, конечно, я сам.

Эрин еще раз перечитала весь текст завещания, потом с явным недоумением посмотрела на Коула.

— Какие-то вопросы? — поинтересовался он.

— Конмин — это что еще за зверь такой?

— «Консолидейтед минералз. Инк.».

— Алмазы, — кратко сказала она, и на мгновение ее взгляд задержался на кейсе Коула.

— Да, именно благодаря алмазам Конмин более всего и известен в мире, — согласился он. — Но алмазы — это лишь часть того, чем занимается Конмин. Конмин также связан с добычей едва ли не всех полезных ископаемых от железной руды до руд редких металлов. Специальность Конмина — минералы, имеющие стратегическое значение. Это самый, пожалуй, влиятельный, самый прибыльный и самый осмотрительный картель в мире.

Эрин наскоро пробежала глазами страницы со стихами, затем возвратилась к тексту завещания и прочитала вслух:

— «О Эрин, послушай, скажу я любя: с Конмином кто связан — обманет тебя».

Коул никак не прокомментировал прочитанное ею.

— Скажите, а вы сами работаете на Конмин? — поинтересовалась девушка.

— Нет. Дело в том, что я вообще ни на кого не работаю. Не люблю от кого-нибудь зависеть.

Подумав над сказанным, Эрин расплылась в улыбке. Они и сама придерживалась такой же точки зрения.

— И поэтому Эйб послал сюда именно вас?

— Ваш дядюшка вообще никуда меня не посылал. Я уже много лет не видел его.

Вновь зашуршала бумага: Эрин перелистывала листки со стихотворными строчками.

— Вы что же, адвокат? — спросила она, не отрывая взгляда от записей Эйба.

— Я изыскатель, ищу алмазы. Вы что-нибудь знаете об алмазах, мисс Уиндзор?

— Ну, знаю, что они очень твердые и стоят очень дорого, что их крайне трудно находить.

— И что некоторые из них — настоящее чудо, — негромко добавил Коул. — За иной алмаз кого хочешь убить не жалко.

Эрин смерила его долгим взглядом, не произнося ни слова.

— А те алмазы, что оставил мне дядюшка, они обычные или особенные?

— У него дома я видел лишь борты, черные алмазы. Они очень низкого качества, это — технические алмазы.

— Они ничего не стоят?

— Ну почему же ничего. Однако это не те камни, при виде которых учащается пульс.

Эрин вдруг подумала, какими же должны быть алмазы, чтобы у этого сдержанного, прекрасно владеющего собой мужчины сильнее забилось сердце.

— Значит, если я правильно поняла, алмазы моего дяди — самые что ни на есть обыкновенные?

— Протяните руку.

— Зачем?

— Ну протяните же, мисс Уиндзор.

— Идите к черту, мистер Блэкберн.

На его лице не дрогнул ни один мускул.

Эрин показалось, что над ней подтрунивают, хотя в чем именно это заключалось, она не понимала. Она испытывала неопределенное чувство: то ли ее испытывают, то ли она не выдержала проверки, то ли собираются подвергнуть испытанию.

Двигаясь с поразительной ловкостью — удивительной для такого крупного мужчины, — Коул распахнул кейс, вытащил старенький бархатный мешочек и высыпал себе на ладонь его содержимое. Эрин с интересом наблюдала, как внутри небольших камешков заиграл свет, а сами камни казались влажными, как будто скользкими от воды или масла. В основном они были бесцветными. Некоторые — великолепного цвета. А один, зеленый, был и вовсе восхитителен.

Машинально Эрин протянула руку к зеленому камню. На полпути ее рука застыла в воздухе, и она вопросительно взглянула на Коула. Впервые она заметила, что его глаза вовсе не бледно-серые: по радужке было рассыпано множество голубых, золотистых, зеленых и серебряных точек, из-за чего взгляд казался сверкающим, завораживающим.

— Дайте свою руку, — мягко попросил Коул.

На этот раз она подчинилась.

Взяв в свои ручищи аккуратную ладонь Эрин, Коул высыпал на нее камни. Когда они соприкасались друг с другом, раздавался негромкий мелодичный стук.

— Неужели это и есть алмазы? — прошептала она.

— Необработанные, но редкой красоты. Это и есть алмазы, Эрин. И они ваши, не знаю уж, на радость ли или на горе.

Девушка принялась наугад разглядывать камни, словно желая убедиться в том, что все это ей не снится. Она смотрела на свет то через один алмаз, то через другой. Они притягивали лучи, как магнит — металлические предметы. Камни казались на редкость прозрачными и искрились.

— Они или почти, или вовсе без изъянов, — сказал Коул.

— Да?

— Практически идеального качества. Если и есть дефекты, то совсем крошечные.

— Да я и не искала в них никаких изъянов. Просто… у них такой цвет… — восхищенно сказала Эрин. — Боже, я и не знала, что бывают такие чистые цвета. Такие дьявольски прекрасные!

— Это потому, что вы, должно быть, нечасто смотритесь в зеркало.

— То есть?

— Этот алмаз такой же зеленый, как ваши глаза.

При этом замечании Эрин подняла голову. Внезапно она осознала, что стоит в опасной близости к незнакомому мужчине. Что мужчина держит ее за руку, и их дыхание смешивается. От подобной близости недолго и испугаться.

Несколько секунд Эрин прислушивалась к своим ощущениям, пытаясь понять, страшно ли ей. Она думала, что испытает тот самый ужас, что поселился в ее душе семь лет назад.

Но как она ни прислушивалась, в ее душе не было страха, а лишь возбуждение, вызванное тем, что совсем близко стоит привлекательный мужчина. Подобно лучу солнца во тьме, ее мозг вдруг пронзила мысль, что не все женское в ней задавлено, что она еще способна что-то почувствовать. Это было так внове!

— С какой же шахты Эйба все эти камни? — глухим от волнения голосом поинтересовалась она.

— Не знаю.

— А там есть еще такие же?

— Не знаю.

— А кто-нибудь это знает?

— Не знаю.

Эрин взглянула на хорошо сложенного, поразительно спокойного незнакомца, стоящего почти к ней вплотную.

— Что же вы в таком случае знаете, мистер Блэкберн?

— Знаю, что мне больше нравится обращение «Коул».

Она подошла к окну, раздвинула шторы и посмотрела на здания разнообразной архитектуры, сотканные, казалось, из хмурых туч.

— Что же вам известно о происхождении этих камней, Коул Блэкберн?

— Скорее всего они найдены в Австралии, но ни на одной из мне известных шахт таких алмазов не отыщешь. Много лет тому назад они вышли из кимберлитовой трубки. Зеленый алмаз — камень уникальный, редкостный. Розовые алмазы высочайшего качества. Чистой воды и все бесцветные камни. — Чуть помедлив, он добавил: — Сразу хочу предупредить, что если вы намерены оставить у себя камни, полученные в наследство от дядюшки, придется уже сейчас отвыкать стоять близко к окну.

Эрин обернулась и удивленно посмотрела ему в глаза.

— Что это значит?

— Спросите у своего отца.

— Отец далеко, с ним непросто связаться. А вы тут, рядом. Поэтому я предпочла бы услышать ответ от вас.

— Если я отвечу, — сказал Коул, — вам в голову тотчас же придет тысяча других вопросов и вы будете во всем сомневаться. Если же услышите ответ от собственного отца, то сразу же поверите его словам. А это сбережет вам массу времени.

— Я сберегу куда больше времени, сейчас же услышав ответ от вас.

— Кто бы ни владел месторождением «Спящая собака», он всегда будет движущейся мишенью, — без обиняков сказал Хоул. — В данном случае я имею в виду вас.

— Но — почему?!

— Цветной алмаз — огромная редкость. У Конмина нет в загашниках ничего подобного.

— Ну так и?..

— Если существует шахта, где добывают подобные алмазы, Конмин во что бы то ни стало попытается взять ее под свой контроль. Иначе будет подорвана его монополия на рынке драгоценных камней. А монополия — это власть. В настоящее время у Конмина достаточно сильное влияние, чтобы картель мог на равных разговаривать с крупными мировыми державами, будучи при этом в состоянии на корню покупать страны третьего мира. А шахты «Спящая собака» как раз угрожают подорвать власть Конмина, — бесстрастным голосом продолжал Ко-ул. — В свою очередь, это означает, что существует угроза интересам многих государств, связанных с Алмазным тигром. Стоит кому-то сесть на этого тигра, как вступает в силу главное правило: выжить любой ценой. Конмин сидит на спине тигра уже более сотни лет.

Эрин смотрела на переливающиеся всеми цветами радуги камни.

— Судя по вашим словам, мое наследство не подарок судьбы, а скорее проклятие?

— Так оно и есть. — Коул посмотрел на часы. — Позвоните отцу. Наверное, первое, что он захочет сделать, это оценить алмазы. Постарайтесь обратиться к ювелиру, не связанному с Конмином. В противном случае проку от такой оценки будет мало, зато возникнут проблемы. Могу сообщить имя надежного специалиста. Правда, вашего отца это может навести на мысль, что существует некий сговор.

— Должно быть, вы хорошо знаете моего отца?

— В глаза его не видел. Но знаю других людей вроде него. Я, например, в сущности такой же, как и он.

— Тоже из ЦРУ?!

— Тоже из тех, кто выжил.

Когда Коул поднял глаза от циферблата часов, Эрин внутренне похолодела. В его глазах читалось напряжение. Он смотрел на нее так же внимательно, как она смотрела в видоискатель в поисках соответствующего ракурса. В этот момент ничего и никого, кроме Эрин, для Коула Блэкберна не существовало. Оказаться в центре столь пристального внимания было для Эрин и жутко, и волнующе.

— Вы не терпите, когда вам приказывают, — мягко сказал Коул. — И сами, судя по всему, не склонны приказывать другим. Но дело в том, что мне известны ставки в этой игре, а вы пока еще их не представляете. Чтобы вы могли держать в руках эти алмазы, уже погибли как минимум двое. Надеюсь, вы не намерены не повиноваться лишь затем, чтобы потешить собственное самолюбие. Если я в чем-то окажусь неправ, то сам я выживу. А вы — нет. Но у вас есть выбор. Положитесь на своего отца, на меня и молите Бога, чтобы у соседа за стенкой не было пистолета в одной руке и исправленного в его пользу завещания Сумасшедшего Эйба — в другой.

— Непременно подумаю об этом.

— Да, пожалуйста, Эрин Шейн Уиндзор. Подумайте хорошенько. А пока будете думать, вспоминайте иногда ваш снимок, где восходит солнце и лежит среди льда замерзший гусенок.

На мгновение Эрин припомнила, как набрела в час восхода солнца на великолепную сцену: крошечные гусята лежали под искрящимися арктическими льдинами. Когда эти синие существа силились выбраться из-под глыб, Эрин плакала навзрыд. Но прежде, чем слезы высохли у нее на щеках, она схватила камеру и сняла эпизод, исполненный неподдельной правды жизни, изумительно подсвеченный лучами восходившего солнца и ничего общего не имеющий с миром цивилизации.

— Жизнь всегда связана со смертью, и наоборот. — не спуская глаз с Эрин, сказал Коул. — И всякий, кто, так же как и вы, хорошо это понимает, в состоянии сам определить, на сколько может потянуть алмазный рудник, пусть даже и несуществующий. Даже и призрачный, он может оказаться ценой в чью-то жизнь. Как только вы поймете эту нехитрую истину, то с радостью продадите все полученное наследство кому-нибудь более опытному.

— Вроде вас, да?

— Да.

— И сколько же вы соблаговолите мне выплатить за алмазный рудник, который, по вашим словам, может вовсе и не существовать?

— Больше, чем вы сможете потратить. Хотя меньше, чем стоит ваша жизнь. — Коул направился кдве-ри. — Я позвоню в конце недели, — сказал он, выходя. — Если захотите связаться со мной раньше срока, позвоните в «Блэк Уинг». Номер я записал на коробке, где лежали все бумаги.

Дверь за ним закрылась. Эрин осталась наедине с горстью алмазов.

Несколько секунд она оставалась недвижимой, разглядывая лежавшие на ладони камни и наблюдая за их загадочной поверхностью, вбиравшей и преломлявшей лучи света. Казалось, камни втягивали в себя свет. Подобного никогда прежде ей не доводилось видеть.

Из любопытства она коснулась зеленого камня языком. Алмаз был холодным, чуточку солоноватым, удивительно чистым. Она лизнула свою руку, чтобы почувствовать разницу: рука была не такой соленой. Лизнула прозрачный алмаз: вообще безвкусный.

Внезапно она подумала, что Коул Блэкберн не раз касался зеленого алмаза, держал его в руке, перекатывал между пальцами, наблюдая за тем, как внутри камня играет свет. Неожиданно она сообразила, что соленый вкус — это вкус его кожи. Эрин даже испугалась, когда поняла, что больше всего хочет еще раз почувствовать вкус этого зеленого камня. Почувствовать на своих губах вкус Коула.

Эрин поспешно засунула камни в выцветший бархатный мешочек. Затем схватила первую страницу со стихами и принялась сосредоточенно вчитываться, пытаясь найти хоть какой-то ключ к разгадке. Внимательное прочтение ничего не дало. Тогда она начала просматривать одну за другой все записи, заставляя себя не спешить и читать медленно и вдумчиво. Не отдавая себе в том отчета, читая, она медленно покачала головой. Сущая белиберда… Хотя в стихах несколько раз упоминались алмазы, хотя в них речь шла о пьянках, мочеиспускании и постоянных занятиях любовью, смысл их был недоступен. Об алмазном руднике вообще не упоминалось ни разу.

Ругнув старого дурака, Эрин собрала листки и сложила их в жестянку, после чего вновь взяла в руки завещание. Прочитав весь текст и загадочные предупреждения Эйба, Эрин не почувствовала облегчения. Как не принесло ей облегчения и общение с Коулом.

«Кто бы ни владел шахтами „Спящая собака“, он всегда будет движущейся мишенью…»

« — Судя по вашим словам, мое наследство — не подарок судьбы, а скорее проклятие?

— Так оно и есть… положитесь на своего отца, на меня и молите Бога, чтобы у соседа за стенкой не было пистолета в одной руке и исправленного в его пользу завещания Сумасшедшего Эйба — в другой».

Слова Коула и ее собственный ответ накрепко засели в памяти Эрин. В тишине комнаты она вновь и вновь прокручивала услышанное. Тайны — это как раз то, без чего ее отец не мыслил себе жизни. Он жил в таком измерении, где всякое действие разлагалось на составляющие, подвергалось тщательному анализу, исследовалось чуть ли не под микроскопом, а результаты взвешивались на высочайшем государственном уровне. В том измерении всякий человек имел не одну, а несколько теней, а имена людей менялись чаще парижских мод. В том измерении если чему-то до конца верили, то лишь предательству. Это и был мир ее отца. Мир ее брата Фила. Мир ее несостоявшегося жениха.

Эрин резко тряхнула головой, и длинные пряди волос упали ей на лицо. Машинально отбросив их, она как бы избавилась и от воспоминаний, оказавшихся сейчас совершенно лишними. Да, в мире существуют предательство и вероломство. Эрин принимала все это как непреложную данность. Но она не желала иметь дела ни с тем, ни с другим.

Семь лет назад она сделалась жертвой необъявленной войны. Теперь она уже не была ничьей жертвой. Она усвоила старинную и современную технику защиты собственного тела. Научилась охранять свой внутренний мир, открыв для себя иные миры, в существование которых было трудно поверить, где лед был живым и горные вершины излучали свет, где радостные люди готовы были поделиться с голодным незнакомцем последним куском хлеба. Там, конечно, существовала и смерть, однако она была вполне естественным продолжением жизни, а вовсе не результатом дикого произвола или столкновения политических сил.

Может, есть на свете и такое место, где мучившее Эрин беспокойство исчезнет, где она сможет опять доверять мужчинам.

Если она никогда не сможет верить всем мужчинам, то, может быть, поверит хоть одному из них…

— Непростой вопрос? — спросила себя тихо Эрин. — В одиночку ты едва ли сумеешь на него ответить. Ведь важно будущее, а вовсе не прошлое.

Она взяла телефонную трубку и внезапно ощутила контраст между исключительно гладкой искусственной поверхностью и живой и очень чувствительной ладонью, контраст холода и тепла. Эрин уже не раз обращала внимание на то, что так называемая цивилизация упорно выравнивает и сглаживает все природные и любые другие шероховатости, стремясь к ложному совершенству, как называла это девушка. Ведь под внешним лоском таятся неизвестные силы, только и ожидающие появления малейшей трещинки: обнаружив ее, эти силы незамедлительно вырываются наружу. Первобытный мир построен по иному принципу: под шершавостью скрываются светлые чувства. Но у первобытного мира и цивилизации есть одно общее: всех слабаков, неудачников и глупцов поджидает неминуемая смерть.

Но всегда и всюду теплится жизнь, и под толщей льда пылает огонь.

Эрин набрала номер, всегда один и тот же, независимо от того, где в данный момент находился ее отец. Когда ей ответили, она раздельно, четко и спокойно произнесла в трубку несколько слов и положила ее на рычаг.

Затем села на постель и уставилась на алмазы. Они могли быть настоящими, а могли оказаться и стекляшками. Она ждала, когда же биппер известит Мэтью Уиндзора о том, что ему звонила дочь.

Глава 7

Просто так, от нечего делать люди не приходят к кому-нибудь и не вручают по миллиону на блюдечке с голубой каемкой. По крайней мере в жизни так не бывает. Даже в хваленом «Беверли Уилшир отеле». Держу пари, что в следующий раз этот парень Блэкберн позвонит и сообщит, что готов продать тебе карту с координатами алмазного месторождения.

Эрин смотрела на трубку телефона, только что положенную ею на рычаг. Спокойный голос Мэтью Уиндзора все еще звучал у нее в ушах. Слова отца вызвали у Эрин приступ раздражения. В пользу того, что камни настоящие, говорил и такой довод: ведь Блэкберн был не привидением, а настоящим человеком из плоти и крови.

И даже слишком настоящим.

Выругавшись сквозь зубы, Эрин отвернулась от телефона. Ее отец все-таки согласился, какой выразился, «провентилировать вопрос по своим каналам». Для пущего спокойствия Эрин. Если — и как только — он сумеет обнаружить что-нибудь интересное, то непременно позвонит. Она не спорила. Ее отец, старший офицер Центрального разведывательного управления, мог пользоваться едва ли не самым полным банком данных, которым располагало правительство.

Минут через двадцать телефон зазвонил. Эрин сняла трубку, и Уиндзор поспешно заговорил, глотая окончания слов:

— Опиши внешность Коула Блэкберна.

— Крупного телосложения… — начала припоминать Эрин, стараясь наскоро рассовать впечатления по полочкам. — Пожалуй, даже мощнее Фила. Хотя не толстый. Целеустремленный. Белый. Говорит с американским акцентом. Можно сказать, интеллектуал. Уверен в себе. Отлично двигается. Волосы черные. Глаза серые. Хорошо очерченный рот. Кривая улыбка. На левой челюсти едва различимый шрам. Рубцы от ран на руках. Между прочим, у него очень большие ладони. Пальцы длинные. Кольца не носит. Одевается добротно, но не модно. Ничего примечательного во внешности. Думаю, что врагу этого человека не поздоровится, если у него есть враги. Уиндзор крякнул.

— Ты весьма наблюдательна. Я как будто его увидел своими глазами.

— Ты забываешь, я ведь фотограф. Зарабатываю на жизнь тем, что внимательно смотрю вокруг. — Эрин замолчала, в трубке было тихо. — Что это за человек, отец? Какой-нибудь мошенник?

— По телефону я не могу об этом говорить, детка.

Эрин почувствовала раздражение. Отчасти его причина коренилась в том, что она оказалась в мире, которого избегала целых семь лет, но в основном причина ее гнева осталась с отдаленных времен, когда Эрин пыталась разузнать хоть что-то о загадочном мире шпионажа, в котором жил ее отец, но ей это не удалось.

— Этот Блэкберн предъявил тебе хоть какое-нибудь удостоверение?

— Нет, просто сам явился. Ему и тому, что он говорит, я могу верить?

— Детка, сейчас не время…

— Я спрашиваю тебя: да или нет?! — оборвала его Эрин. — Одно слово!

— Видишь ли, все далеко не так просто, не так однозначно. Завтра я прилечу в Лос-Анджелес. Тогда и поговорим.

Эрин подозрительно покосилась на телефон.

— Ты прибудешь в Лос-Анджелес?!

— А почему это тебя удивляет? Я ведь почти год не видел собственную дочь. — Его голос сделался более жестким. — И чтобы мы с тобой не разминулись, прошу тебя не выходить из номера отеля. Захочешь есть — позвони в ресторан, они принесут. А пока отдыхай. Ты все поняла, детка?

— Да, — ответила она, понимая, что отец не хотел, чтобы она выходила из комнаты. — Но мне все это не по душе.

— Не скажу, что я и сам в восторге от всего, — без обиняков ответил отец.

После небольшой паузы Эрин добавила:

— Ладно. Я буду здесь сидеть и никуда не выйду.

— В своем номере.

— Да, в своем номере, — сжав зубы, произнесла она.

Отец удовлетворенно вздохнул.

— Спасибо. Это исключительно важно для меня. Я люблю тебя, детка.

Прежде чем Эрин успела хоть что-то ответить, он повесил трубку. Уиндзор много раз говорил, что любит ее, но за последние семь лет не слишком часто интересовался, а любит ли его дочь.

Она медленно положила трубку и принялась расхаживать по гостиничному номеру: задернула шторы, включила свет. Эрин никак не могла понять, почему это вдруг отцу понадобилось, чтобы его дочь безвылазно торчала в номере. Может, завтра он сам ей об этом расскажет. А может, и нет. Всю свою жизнь он провел в мире кривых зеркал, придуманных для того, чтобы обманывать весь мир. Осмотрительность и осторожность сделались его второй натурой. Ведь не случайно большую часть своей жизни он провел в таких местах, о которых никогда не сможет рассказать своей жене и дочери, и даже сыну, хотя и тот стал кадровым офицером ЦРУ.

Эрин понимала, что работа ее отца также необходима. Но его работу она всегда ненавидела, — главным образом за то, что она сделала с интеллигентным, задумчивым, мягким человеком, каким раньше был ее отец. Секретность составляла суть его работы, а там, где господствует тайна, нет места доверию между людьми. А Эрин хотела верить отцу, верить всему миру.

Однако если всем подряд верить — можно лоб расшибить. И потом тот, кто всем верит, как правило, умирает страшной смертью. Пока Эрин везло. Но так вряд ли будет всегда.

Глава 8

Окна гостиничного номера выходили на запад, и через любое из них можно было видеть, как с наступлением вечера загораются огни витрин, окна домов, рекламы. Лучи заходящего солнца упали на столешницу, и на ней тотчас же вспыхнули тринадцать огоньков. Эрин Уиндзор стояла у стола, облокотившись на свою камеру, и зачарованно разглядывала алмазы. Ее восхищала чистота их цвета. Эффект усиливался, когда Эрин смотрела на алмазы через объектив фотоаппарата. Остаток дня она провела, любуясь загадочным и чарующим блеском, исходившим от драгоценных кристаллов.

Она несколько раз пожалела, что не удастся запечатлеть на пленку эту игру света, удивительные цвета и блеск, крошечные радуги, которые можно было различить через увеличительное стекло. Она пыталась по-своему расположить камни, но алмазы, словно живые существа, все делали наперекор ее воле. Как ни старалась Эрин совместить уличный свет и сияние, исходившее от камней, всякий раз получалось так, что либо побеждал заоконный свет, либо же камни, подобно огням, светились в полумраке.

— Неужели вы и вправду алмазы?! — со смесью отчаяния и любопытства обратилась к камням Эрин.

Солнечный свет изменился, сделавшись более глубоким, густым, золотистым. В его лучах алмазы горели, словно маленький пожар. На мгновение Эрин оторвалась от камеры и застыла, пораженная игрой света и изменившимся обликом алмазов. Это была песнь цвету, которую камни пели молча: песня была нечеловечески прекрасна, сродни прозрачным слезам некоего бога Радуги.

Внезапно Эрин стало наплевать, алмазы ли эти камни, или же это цирконий, кварц, что угодно… Она принялась лихорадочно колдовать над камерой, составляя композиции, компонуя камни, и снимала, снимала… Ею владела одна мысль: запечатлеть первозданную красоту камней в тот момент, когда блеск алмазов и солнечный свет, сливаясь, преображают друг друга.

Эрин успокоилась только тогда, когда зашло солнце и камни уснули. Она отложила камеру, сцепила пальцы рук и потянулась, пытаясь несколько расслабить напряженные от длительной работы в три погибели мышцы спины. Она чувствовала свинцовую усталость, но в то же время испытывала сильный душевный подъем, словно только что возвратилась из путешествия в неизведанные земли. Мозг еще никак не мог переварить увиденное и в то же время требовал новых сильных впечатлений.

Оторвавшись от камней, она посмотрела на часы. А что, если попытаться сделать несколько снимков при искусственном освещении? Впрочем, скоро уже должен приехать отец, и тогда он ответит на ее вопросы… Но, в свою очередь, задаст ей вопросы, касающиеся ее прошлого, которые Эрин не хотела бы сейчас обсуждать. Может, у отца есть ответы на вопросы относительно ее будущего? И она сможет выслушать его не раздражаясь?

Послышался негромкий стук в дверь.

— Детка, это я. Открой.

Поначалу ей не удавалось справиться со всеми замками и задвижками. Но она подавила волнение и открыла дверь.

В дверях стоял отец, высокий и, как всегда, необыкновенно красивый. Он был в темном деловом костюме, белой рубашке и шелковом галстуке: традиционная униформа бизнесменов и дипломатов.

— Не прочь стиснуть тебя в объятиях, если ты, конечно, не против, — с широкой улыбкой на лице сказал он. При этом его глаза оставались совершенно серьезными, без искорки веселья.

Не раздумывая, Эрин сделала шаг навстречу и обеими руками обхватила отца. Прикрыв глаза, он, в свою очередь, обнял ее, приподняв над полом.

— Объятия больше тебя не раздражают? — мягко спросил он.

В первое мгновение Эрин удивилась, но поняла, что в словах отца есть доля правды. Ей вдруг пришло в голову, что, когда физически сильный мужчина сжимает ее в объятиях, она воспринимает это совершенно нормально.

— Ты прав, хотя я об этом даже и не задумывалась, — с явным удовлетворением в голосе произнесла она.

— Именно поэтому ты и решилась оставить Арктику? Переболела наконец своим Гансом? Слава Богу…

Прежде чем Эрин что-то ответила, Уиндзор выпустил дочь из объятий и чуть отстранился, пропустив вперед женщину, дожидавшуюся своей очереди.

— Хелло, Эрин Шейн Уиндзор. Меня зовут Нэн Фолкнер.

Не ожидавшая никого увидеть, кроме отца, Эрин пожала протянутую ей широкую ладонь. Пальцы у женщины были сильные, рукопожатие было сродни характеру женщины: кратким, сугубо официальным, сдержанным. Нэн была одета в деловой костюм с очень узкой юбкой, почти черный, даже темнее, чем у отца. Галстука, правда, у этой женщины не было. Она выглядела не толстой, но плотной, крепко сбитой. В левой руке была зажата тонкая дамская черная сигара. В той же руке она держала черный ящик с какой-то палочкой, торчащей сбоку.

Уиндзор, пропустив даму вперед, сам вошел последним, прикрыв за собой дверь. Не задумываясь, он ловко запер ее на все засовы. Фолкнер, увидев рассыпанные по столу камни, не сдержалась:

— Боже праведный!

Она торопливо подбежала к столу, швырнула недокуренную сигару в чашку Эрин, где еще оставался кофе, затем отдернула шторы, чтобы впустить хоть немного света в комнату, и привела в действие свой черный ящик. Уверенно и быстро она по очереди прикасалась концом палочки к алмазам, начиная с самого маленького и кончая самым крупным.

— Господи! — воскликнула она, когда прибор раз за разом показывал, что очередной камень тоже настоящий алмаз. Затем Нэн прикоснулась к темно-зеленому камню. И он оказался настоящим алмазом. — Боже… о Боже мой…

Проверив таким образом все камни, Фолкнер отложила прибор и вытащила из нагрудного кармана лупу. Изучив все алмазы, она повернулась к Уинд-зору.

— Все бесцветные камни, кроме одного, — чистейшей воды, — сказала она. — Никогда раньше мне не доводилось видеть ничего подобного.

— О черт! — выдохнул Уиндзор.

— Камни так и лучатся, — продолжала Фолкнер. — Готова поспорить: это самые что ни на есть настоящие первоклассные «капризы».

Уиндзор что-то пробормотал про себя. Затем уже более явственно произнес:

— Насколько это серьезно?

— Хуже не придумаешь. Вряд ли можно сравнить другие алмазы с этими великолепными камнями.

— Я что-то не пойму, — вмешалась в разговор Эрин.

Фолкнер отложила в сторону все камни, кроме темно-зеленого алмаза.

— Возьмем для примера среднюю, самую обычную алмазную трубку. Только двадцать процентов всех добываемых алмазов — ювелирные камни. Менее одного процента из этих двадцати после огранки и шлифовки будут весить хотя бы один карат. То есть менее двух десятых процента всех добытых алмазов — камни, о которых стоит говорить. И из всего этого ничтожно малого количества алмазов буквально единицы можно отнести к категории камней чистой воды. Без дефектов во внутреннем строении.

Эрин, моргнув, посмотрела на камни. Они были весом намного больше одного карата.

— Не берусь спорить, — продолжала Фолкнер, — но я почти уверена, что, кроме одного, все это камни высочайшей пробы. Судя по цвету, это чрезвычайно редкие алмазы, чертовски, я бы даже сказала, редкие.

Уиндзор крякнул.

— Да, — продолжала Фолкнер. — Но это еще не самое худшее. Когда имеешь дело с «капризами», тут слово «редкий» не подходит, требуется найти какую-то более превосходную степень, нежели «редчайший». Именно поэтому я и говорю, что данная кучка алмазов — штука чрезвычайно опасная. Будь они просто крупными и чистыми, это еще полбеды: Конмин добывает отличные крупные и чистые алмазы в Намибии. Но по цвету никакие намибийские камни не могут поспорить с этими. Я даже не знаю, что можно было бы с ними сравнить. Например, этот зеленый алмаз — просто уникум.

После некоторого молчания Фолкнер оторвала взгляд от опасных камней и взглянула на Уиндзора.

— Нужно было бы захватить с собой пару морских пехотинцев для безопасности. Я и не подозревала, что ситуация может оказаться настолько серьезной, впрочем, кто мог такое предположить? И, кроме того, — она неприятно ухмыльнулась, — в сложившейся обстановке есть и свои плюсы. Ведь я давно мечтала прищучить ван Луйка.

— Насколько я понимаю, вы эксперт из Управления по драгоценным камням? — осведомилась Эрин.

Фолкнер, чуть призадумавшись, пожала плечами.

— Мэтт говорит, что вам можно доверять… Надеюсь, что это так. В настоящее время я являюсь правительственным консультантом крупнейшей в Америке ювелирной торговой ассоциации. По условиям договора я могу сотрудничать с компанией, которая не имеет разрешения выходить напрямую на американский рынок, так как тут действует антимонопольное законодательство.

Эрин почувствовала, как пол уходит из-под ее ног: ее втягивали в мир международной политики, мир ее отца. Тот самый мир, что чуть было не уничтожил ее.

— Вы уже показывали эти камни кому-нибудь из специалистов? — спросила Фолкнер, кивнув в сторону алмазов.

Эрин отрицательно покачала головой.

— Вот и отлично, — сказала Фолкнер. — Мир драгоценных камней очень тесен, там все про всех знают, и новости распространяются мгновенно. Стоит вам зайти в ювелирный магазин где-нибудь в Санта-Монике или в крошечную контору ювелира на Хилл-стрит и показать там свои камешки, и поднятая волна в считанные часы докатится до Лондона или Антверпена. Конмин использует компьютеры для того, чтобы отслеживать маршруты всех мало-мальски крупных камней в мире. Можете поверить: ваши камни их очень бы заинтересовали. В экономике десятков стран мира алмазы играют весьма существенную роль. Вы даже не представляете, на что готовы пойти многие государства, чтобы получить доллары или другую твердую валюту, особенно если эти страны пытаются жить по Карлу Марксу, а не по Адаму Смиту. Когда уходил мой предшественник на этой должности, он сказал мне: «Мир вращается вокруг алмазной оси». И хотя это и не следует понимать буквально, однако подобное высказывание способно напугать язычников вроде меня, — сказала Фолкнер.

— Вот почему, детка, я хочу, чтобы ты позволила мне заняться твоим наследством, — сказал Уиндзор. — Ты однажды уже попала в историю, и я не хочу, чтобы подобное повторилось.

Эрин посмотрела на отца. Впервые она заметила, что его лицо избороздили морщины, в некогда черных волосах серебрятся тонкие нити седины, а под глазами у него темные круги. Он выглядел очень уставшим. Казалось, он чувствует себя весьма в затруднительном положении, разрываясь между отцовским долгом и обязанностями офицера разведывательной службы.

— А к алмазам не прилагалось ли какой-нибудь записки или, может, документа о продаже? — спросил Уиндзор. — Чего-нибудь, позволяющего узнать, откуда вдруг появились эти камни?

— Все лежало в старой жестяной коробке, ее мне и передали.

— Кто, тот самый Блэкберн?

Эрин утвердительно кивнула.

— Он сказал, чтобы я оценила алмазы, но ни в коем случае не у ювелира, связанного с Конмином. — Эрин взглянула на Нэн Фолкнер. — И хотя я не вполне уверена, что вы подходите под это определение, но по крайней мере я знаю, что вы не состоите на службе у Алмазного картеля.

— Блэкберн рассказал тебе что-нибудь об этих камнях?

— Сказал, что раньше они принадлежали Эйбу и что двое людей погибли, прежде чем алмазы ко мне. Он сказал, что и я могу погиб буду предельно осторожна. И я позвонила тебе.

— Спасибо ему за это. Впрочем, ты молодец, что позвонила. Не исключено, что он спас тебе жизнь. Позволь, я займусь твоим наследством, Эрин.

— Сама я так или иначе не могла бы справиться с этим. Ведь по условиям завещания я должна жить пять лет на ферме и лишь тогда получу все, что мне причитается. Если, конечно, рудник не будет обнаружен раньше этого срока.

— Нет таких денег, ради которых стоило бы рисковать собственной жизнью.

— Дело не в деньгах, — тихо сказала Эрин. — Нет ни малейшей уверенности в том, что мне удастся найти хотя бы один-единственный алмаз. Ведь, судя по всему, никто, кроме Эйба, и не догадывается о местонахождении алмазного рудника. А он до самой смерти так и не открыл, где его искать. Даже не оставил карты или плана.

Уиндзор гнул свою линию.

— Если не ради наследства, зачем тогда ты едешь в Австралию?

— Это совершенно неизвестный мне континент. Совсем новый мир! Я хочу изучить, почувствовать его, сделать серию фотографий. Пожить там, в конце концов.

— Все это хорошо. Но дело в том, детка, что ты можешь там погибнуть.

— Когда я отправилась в Арктику, мне говорили то же самое. — Не желая затевать спор с отцом, Эрин попыталась сменить тему разговора. — Скажи, а что тебе известно об Абеляре Уиндзоре?

Отец отрицательно покачал головой.

— Мой отец никогда не произносил этого имени.

— Имени собственного брата?!

— Знаешь, Эрин, в жизни чего только не бывает. И подчас в семьях случается разлад.

«Так было со шпионом Гансом Шмидтом…»

Однако эту мысль ни отец, ни дочь не произнесли вслух.

Эрин поднялась, вытащила из своей большой сумки жестянку из-под алмазов, вынула оттуда листы со стихами.

— До тех пор, пока я не узнала, что алмазы настоящие, — сказала Эрин, — я подумывала о том, что все мое наследство может вдруг оказаться ловким розыгрышем. Когда я прочитала эту «Заморочку», мне, признаюсь, пришло в голову, что дядя Эйб мог в подпитии и в благодушном настроении где-нибудь на краешке карточного стола сочинить всю эту белиберду. Вот, сам почитай. Предположительно в этих виршах скрыт ключ, позволяющий отыскать алмазное месторождение.

Несколько секунд единственным звуком в комнате был шорох переворачиваемых страниц: Уиндзор знакомился с текстом, после чего протягивал листы Фолкнер. Просмотрев первые пять страниц, он поднял голову.

— И так всюду? — спросил он у Эрин.

— Слова только разные. А так сплошная абракадабра.

Прищелкнув языком, Уиндзор наскоро перелистал оставшиеся страницы, затем протянул руку и взял у Фолкнер первый листок.

— Даже перечитав это несколько раз, совершенно невозможно понять суть дела, — заметила Эрин. — Я читала, перечитывала, вспоминая всякие хитрые штучки, которые слышала, когда училась в университете.

— Ну и?.. — осведомился Уиндзор.

— Во всяком случае, никакого скрытого смысла я не смогла тут разобрать. Лирический герой этих стихов жрет сырую крокодилью печенку, пьет до положения риз, болтает о черных лебедях, не пропускает не только женщин, но и все, что движется, снова жрет сырую крокодилью печенку, опоражнивает переполненный мочевой пузырь где придется… И так на всех страницах.

— Это может быть закодированным текстом, своего рода шифром, — предположила Фолкнер. — Что, если мы сделаем копию и пошлем ее в Вашингтон тамошним аналитикам?

— Полагаю, нам куда больше помог бы австралиец, а не эксперт по дешифровке из Вашингтона, — предположила Эрин.

Уиндзор пожал плечами.

— Черт побери, детка, зачем тебе вообще понадобилось ввязываться во все это?! Что Австралия может дать тебе такого, чего ты лишена в Америке? Мифическое алмазное месторождение какого-то старого психа?! Это тебе так необходимо?!

— Ну, для начала и это сгодится, — парировала Эрин. Она вздохнула и попыталась сформулировать то, что давно уже не давало ей покоя, но что она не могла облечь в конкретные слова. — После выхода «Арктической одиссеи» не было серьезного дела, которым бы мне хотелось заняться. В Арктике я успокоилась душой, вряд ли я бы могла и дальше жить там. Может, Австралия — это как раз место для меня. А может, и нет. Пока не побываю там, ничего наверняка сказать не могу.

— А как же Америка?

— Во всяком случае, с тобой я буду встречаться не реже, чем тогда, когда жила в Арктике.

— Детка…

— Я уже решила, — мягко перебила его Эрин. — Я вовсе не детка. Семь лет живу собственным умом.

Уиндзор на мгновение прикрыл глаза, затем посмотрел на дочь. Эрин сейчас так напоминала ему жену, которую он любил и потерял из-за пьяного ухаря-водилы, не сумевшего справиться с машиной на скорости девяносто миль в час.

— Я же говорил тебе, Нэн, — сказал после паузы Уиндзор. — Такая вот она у меня.

Он подошел к окну, демонстративно повернувшись спиной к двум женщинам, как бы давая понять, что отныне умывает руки.

— И у меня есть ребенок, — сказала Фолкнер, зажигая сигару. — Попади он в переплет, я тоже стояла бы сейчас у окна, давая возможность вашему отцу рассказать вам кое о чем, что не худо бы иметь в виду. Ваш отец — замечательный человек. Но он сторона заинтересованная.

Эрин молча наблюдала за тем, как Фолкнер несколько раз затянулась табачным дымом и продолжила.

— Давайте прикинем пару сценариев, — сказала Фолкнер. — Предположим, что Эйб был попросту выжившим из ума стариком, что у него на ферме, кроме коров и мух, ничего нет. тогда никаких проблем. Поезжайте в Австралию и уже там, на месте, решите, останетесь ли вы там жить, или вернетесь домой. Думаю, вы предпочтете второе, не так ли?

Эрин согласно кивнула.

— Сам по себе сценарий неплох, — сказала Фолкнер, взглянув в окно. — Я была бы только рада, если бы все так и получилось. Но интуиция мне подсказывает, что выйдет по-другому.

— Почему? Неужели только лишь потому, что вы и мой отец живете в мире, полном предательства и лжи?! Неужели именно поэтому и мой мир должен быть таким?!

— До тех пор, пока вы не сделались наследницей Эйба, у вас был выбор. Нынче выбора нет. Рассмотрим другой сценарий. Может быть, эти камни вовсе не из Австралии. Может, их вывезли из Намибии?

— Как же тогда они оказались у Эйба?

— Разве это важно? Обычно алмазы переправляют в Европу и Америку через Египет, особенно если речь идет о контрабанде. Не исключено, что кто-нибудь из бывших приятелей Эйба как раз и занимается нелегальной переправкой камней. А может, я и этого не исключаю, — может, Эйб и сам был контрабандистом. Ты как думаешь, Мэтт?

— Очень бы хотелось в это верить. Потому что в таком случае Эрин в Австралии ничего особенно не должно угрожать. Не станут же контрабандисты предлагать ей купить, продать или временно сохранить алмазы. Если камни контрабандные, тогда понятно, почему Эрин предупредили, чтобы не вздумала обращаться к картелю. Ведь в конечном итоге именно Конмину достанутся тогда эти алмазы.

Эрин совсем не понравилось то, что она услышала. Однако в сказанном была своя логика, отмахнуться от которой просто так Эрин не могла.

— Но этот сценарий оставляет открытым вопрос о целой сокровищнице краденых алмазов? Намибийских, например. В таком случае, окажись Эрин в Австралии, ей будет грозить опасность, так как другие люди, точнее говоря, другие контрабандисты могут знать о том, что у Эйба имелась кое-какая заначка камней.

— Ваш отец совершенно прав, — сказала Фолкнер, обернувшись к Эрин. — Если Эйб и вправду занимался нелегальной переправкой камней из страны в страну, тогда опасность для вас существует. Конечно, вам можно обзавестись надежной охраной и по прибытии в Австралию начать публичное рас-следование, чтобы выяснить, что же именно находится на бывших землях Эйба. Но в этом случае вы скорее всего ничего не найдете. А отправившись на съемки тамошней природы, в один прекрасный день сгинете бесследно, и о вас вскоре все позабудут.

Из полуоткрытых полных губ Фолкнер вырвался длинный шлейф табачного дыма.

— Еще один сценарий. Представьте, что Эйб был и вправду сумасшедшим. Предположим, что у него и в самом деле было месторождение, набитое алмазами под самую завязку. Из которого не штуками, а фунтами можно было бы черпать камни, подобные тем, что лежат у вас на столе.

Фолкнер проследила за тем, как недоумение на лице Эрин сменилось заинтересованностью и затем грустью.

— Вот именно, — подтвердила Фолкнер, сопроводив свои слова кивком головы. — Речь идет о деньгах, которые составляют крупное состояние и дают ощутимую власть. Грубую политическую власть. Власть, за обладание которой людей, корпорации и целые нации могут запросто уничтожить.

— Вот уж чего мне даром не нужно! — сказала Эрин.

— Что вы хотите получить и что вы в итоге получаете — это две совершенно различные вещи, — продолжала Фолкнер свои рассуждения. — Сценарий номер четыре. Вы хоть немного представляете, сколько за последние полвека появилось шахт, на которых добывались бы ювелирные алмазы?

— Нет.

— А вот мне это хорошо известно, — сказала Фолкнер. — Новые разработки появились в Советском Союзе, в Австралии и в ряде африканских государств. Последние рано или поздно окажутся под пятой картеля. Бывшие Советы могут попытаться изобразить хорошую мину при плохой игре, но их алмазы в итоге также окажутся под контролем Кон-мина хотя бы потому, что алмазы из России поступают на мировой рынок только по каналам картеля. Такая же ситуация и с Австралией. В итоге получается, что новые шахты если и открываются, то по одной в десятилетие. И так по всему миру.

— Неудивительно. Алмаз — штука редкая.

— Именно это при всяком удобном случае твердят нам представители Конмина, — заметила Фолкнер. — Сотни геологов картеля по всему миру роют землю. Это сливки изыскателей, лучшие из лучших, элита своей профессии. И все они еще никогда — я повторяю, никогда — не сумели обнаружить хотя бы одну-единственную кимберлитовую трубку. За последние полвека алмазные копи были обнаружены лишь геологами, не работавшими на Конмин. Теми, кто исследовал территории, не подвластные Конми-ну. Вам это о чем-нибудь говорит?

— Либо геологи Конмина не так уж сведущи, либо Конмину просто не везет. А может, Конмину просто ни к чему открывать новые месторождения, — предположила Эрин.

— Быстро, точно и по делу, — призналась Фолкнер. — Очень жаль, что вам не по душе работа, которой занимается ваш отец. Я могла бы прекрасно использовать ваш интеллект. Вы только представьте, как заманчиво: анонимные алмазы, предупреждения, Конмин, Сумасшедший Эйб, его ювелирная шкатулка… Какой набор! Конмин так или иначе контролирует положение дел на любом новом руднике, где бы он ни находился. Речь, понятное дело, идет о разработках, где могут быть обнаружены ювелирные алмазы. Конечно, помимо чисто алмазных, нельзя не учитывать и экономических, и даже политических сторон проблемы.

— Вы опять про алмазную ось?! — спросила Эрин, не желая всему этому верить, но в то же самое время не имея возможности усомниться в правоте концепции.

— Вот именно! — подтвердила Фолкнер. — Когда речь заходит о подобного рода вещах, не требуется много усилий, чтобы опрокинуть лодку. В настоящее время Соединенные Штаты едва ли в чем-нибудь нуждаются так сильно, как в установлении контроля над новой алмазной шахтой, чтобы хоть как-то противостоять картелю. Впрочем, многие другие страны хотели бы того же.

— Поняла теперь? — спросил дочь Уиндзор своим спокойным рассудительным голосом. — Если у Сумасшедшего Эйба и вправду было алмазное месторождение, кто бы ни был наследником, он автоматически превращается в ходячую мишень. Я не уверен, что у тебя достанет выдержки и умения долгое время жить на положении живой цели. Вот поэтому я и прошу разрешения заняться твоим наследством, детка.

Эрин молча подошла к окну. Вспомнив о предупреждении Коула, она встала так, чтобы все видеть и в то же самое время быть незаметной с улицы. Ночной город напоминал светящуюся чашу озера у подножия темной горы.

— Вы оба говорите, как Коул Блэкберн, — сказала после некоторого молчания Эрин. — Он тоже хочет, чтобы я вышла из игры. Завтра у меня с ним встреча. Я должна буду ответить, согласна я или нет продать свои права на поиски рудника.

— И сколько он предлагает?

— Три миллиона долларов.

— Вместе с тринадцатью алмазами это целое состояние, — тотчас же заметил Уиндзор. — Тогда тебе не придется заниматься тем, что тебе не по душе. А сколько, по-твоему, денег тебе вообще нужно?

— Если трех миллионов не хватит, — заметила Фолкнер, — то я знаю людей, которые выложили бы больше, чем этот Блэкберн. Иметь дело с американцами куда лучше, чем людьми вроде него.

Несколько мгновений стояла тишина. Эрин рассматривала мерцавшие на столе алмазы. Даже при слабом освещении камни лучились удивительным светом, словно выбалтывали друг другу свои секреты. Эти кристаллы поразили Эрин даже больше, чем блеск арктического снега.

— Спасибо, но едва ли, — мягко заметила Эрин. — Я оставлю за собой полученное наследство. Все, и даже то, что еще пока не найдено.

Глава 9

Коул Блэкберн сидел, положив ноги на расстеленную на столе карту, Поверх крыш Лос-Анджелеса он смотрел во тьму, которая в действительности была Тихим океаном, удаленным на двенадцать миль от его окна.

Коул изучал сделанные со спутника карты Западной Австралии.

Взглянув на часы, он подумал, что остается еще целый час до встречи с Эрин и ее отцом в здании «Блэк Уинг». То, что она придет с отцом, вовсе не казалось ему странным. Хотя ситуация несколько усложнялась. Коул надеялся, что Уиндзор посоветует дочери не связываться с Алмазным тигром, а продать участки — и дело с концом.

Но в то же время Коулу было известно, что Уиндзор из ЦРУ, а ЦРУ весьма интересуется делами Алмазного картеля.

Если Мэтью Уиндзор — образцовый офицер ЦРУ, то вполне очевидно, что он попытается использовать наследство дочери в интересах американского государства. Если же он аморален настолько, что сможет использовать в своих целях собственную дочь, то не поставит ее об этом в известность.

Темнота подступила к окнам тридцать восьмого этажа, и стекла превратились в зеркала. Вид из окна остался прежним, однако отражение офиса в стеклах делалось все более чистым, заслоняя собой вид на город.

Легко приподнявшись с кресла, Коул вскочил на ноги. В руке его сверкнуло лезвие ножа. Неслышной походкой он двинулся к двери, которая разделяла надвое его офис.

— Что ж, впечатляюще, — раздался голос из соседней комнаты. — Хотя по мне, так пистолет лучше, у него куда больший радиус действия. Между прочим, я Мэтью Уиндзор. Если не возражаете, я докажу это. Мне лишь потребуется сунуть руку в карман.

Коул взглянул на высокого, крепко сложенного мужчину в темном костюме. Мужчина стоял в дверях, ведущих в холл. Выглядел он уверенным, спокойным, знающим, что делает. Его глаза были такого же цвета и разреза, что и глаза его дочери.

— Рановато вы, — сказал Коул, убирая нож в рукав, где находился специальный тайник.

— Зато никто не знает, что я здесь. А я как раз и хотел сохранить свой визит в тайне.

У Коула немного подскочило содержание адреналина в крови.

— А как вы обошли охрану?

— Не волнуйтесь, в шкаф никто не заперт. Охранник на первом этаже у лифта был со мной чрезвычайно предупредителен. Он пошел за стаканом воды, чтобы я мог запить сердечное лекарство.

— Распоряжусь, чтобы ему напомнили о его обязанностях. А может, его лучше будет отправить на работу в лазарет. — Коул сделал неопределенный жест и добавил: — Вслед за вами.

— Вы предусмотрительный человек.

— Я хочу дожить до того возраста, когда нужно будет принимать сердечные лекарства.

Уиндзор негромко рассмеялся и вышел в холл. Коул проследовал за ним, большим пальцем правой руки показал куда-то вправо и объяснил:

— Нам туда. Конференц-зал — пятая дверь слева.

Когда они проходили мимо других офисов, Уиндзор на всякий случай поглядывал по сторонам. У пятой двери он остановился, подергал ручку, затем отступил на полшага.

— Закрыто.

— Прежде закрытые двери не были для вас препятствием, — заметил Коул, открывая дверь ключом.

Когда Коул включил свет, Уиндзор увидел, как деревянные панели, которыми был отделан зал, вспыхнули различными оттенками розового и рыжего.

Уиндзор обернулся к Коулу и напрямик произнес:

— Если бы только знать, на кого вы работаете… Мне было бы куда проще. Я знал бы, что делать: то ли просто не обращать на вас внимания, или же постараться вывести вас из игры.

Коулу и в голову не пришло, что отец Эрин блефует. Несмотря на седеющие волосы, Уиндзор был еще исключительно крепким орешком. За его спиной было двадцать лет упражнений в самых что ни на есть грязных играх. У Коула ничего подобного не было и в помине.

— Ни на кого я не работаю, — без обиняков сказал он. — Мне нравится быть независимым. И так будет и впредь.

— Совершенно свободных людей нет и быть не может.

— Кто это говорит, Уиндзор? Уж не тень ли отца Эрин?

— Ну, можете считать, что именно тень. — Уиндзор не возражал против такого определения. — Эта тень видит массу красных закладок в досье Коула Блэкберна. Потому что вы, во-первых, убийца. Может, хотите что-нибудь сказать в свое оправдание?

— А какой именно эпизод из моего прошлого вас беспокоит? — поинтересовался Коул.

— Я бы начал с того, когда восемнадцатилетний убийца пошел в военно-морской флот, вместо того чтобы — как и положено — отбывать срок тюремного заключения за убийство человека.

Коул подошел к кожаному креслу, стоявшему у торца длинного стола для совещаний, сел и подумал, почему это Уиндзор пытается залезть к нему в душу, и, как ни странно, это ему вполне удается.

— Выражаясь точным юридическим языком, это было непредумышленное убийство, а не просто убийство, — заметил Коул. — Драка в баре, и вот так обернулось…

— Но человек-то мертв!

— А что касается корабельной службы, то в тех местах, откуда я родом, многие парни уходили служить на флот, чтобы избежать возникших в их жизни неприятностей.

— Так, значит, все-таки вы ушли, чтобы избежать неприятностей? — холодно подытожил Уиндзор. — Что ж, хорошенький выход для убийцы.

— Ну, довольно! Не вам тыкать меня носом в пролитую кровь. Подумайте, сколько ваших парней вы отправили за железный занавес!

— Но некоторым нравится проливать кровь. Кому-то все равно. Вы лично к какой из двух категорий принадлежите?

— Ни к той, ни к другой, — заявил Коул.

Секунду подумав, Уиндзор согласно кивнул, словно его вполне удовлетворил ответ.

— Давайте-ка тогда заполним несколько белых пятен в вашей биографии. Скажите, с чего это вдруг раскаявшийся в содеянном молодой человек, новоявленный моряк, подался в геологи? Вы ведь не успели даже и в колледже поучиться?

Воцарилось молчание: Коул раздумывал, стоит ли вообще отвечать на этот вопрос. Решив, видимо, что принципиального значения это не имеет, он пожал плечами и произнес:

— У меня был сержант, так он в разное время служил в армиях чуть ли не дюжины стран мира. Специально нигде не учился, но тем не менее сумел очень много узнать о драгоценных камнях и вообще о геологии. И так ее полюбил, что с кем угодно был готов беседовать только об этом, лишь бы его слушали. Я это делал с удовольствием. Он подарил мне первый в моей жизни компас, и он же прочитал мне вводный курс в геологию. Необыкновенно талантливый был парень.

Уиндзор согласно кивнул.

— Марсель Артур Кнудсен, если не ошибаюсь?

Впервые за все время разговора Коул был не на шутку удивлен.

— Вот, значит, что означала первая буква его имени! Сам он никогда мне так и не рассказал.

— Он никому об этом не рассказывал без крайней необходимости.

— Вы его хорошо знали?

— Знал тех, кто его знал, — сказал Уиндзор. — До сих пор в Пентагоне работают те, кто хорошо его запомнил. Насколько я знаю, после того, как сержант ввел вас в курс дела, вы много путешествовали по свету. Были в Заире, например.

— Да, и в Заире тоже. — Коул хитро улыбнулся. — Интересно, во сколько вам обошлась операция по извлечению Томпсона из той тюряги в Киншасе?

— Я бы так ответил: Управление вовсе не было удивлено создавшейся ситуацией. Если бы политическая полиция выяснила, кем в действительности был Томпсон, его бы растерзали. Он и так, можно сказать, чудом остался жив.

Улыбка Коула сделалась такой же ледяной, как и его взгляд.

— Вы делаете мне больно. Томпсон пытался убить меня. И все уже сделал для этого. Еще немного, и ему бы это удалось. Если он еще когда-нибудь попытается меня уничтожить, то я втопчу его живьем в землю, чего бы мне это ни стоило.

Уиндзор крякнул.

— Что ж, у вас свое понятие о взаимности, я бы сказал. Вы что же, и с советскими агентами КГБ так обращались в 1982 году в Каире?

— А разве Шмеллинг и вправду работал на КГБ? Мне почему-то казалось, что он всего лишь грязный дилер, занимавшийся беспошлинной торговлей.

— Он был резидентом советской разведки, — сказал Уиндзор.

— Знай я тогда об этом наверняка, он стал бы одним из тех трупов, которые так интересуют ЦРУ.

— Это был бы опрометчивый шаг. Ведь он был двойным агентом, работал и на нас. Черт возьми, да Шмеллинг, если уж на то пошло, был во сто раз ценнее всех Томпсонов, вместе взятых.

— Но не для меня. Для меня он был ничуть не ценнее моего бразильского партнера.

— Того, которого потом вы убили?

— Того, кто вонзил мне нож в спину, однако убить не сумел, о чем впоследствии ему пришлось несколько пожалеть.

— Недолго же он жалел, — сухо напомнил Уиндзор.

— Как сказать… По мне, два месяца — срок немалый.

— Вы, кажется, считаете себя очень крутым, не так ли?

Коул в раздумье покачал головой:

— Да что я? Я всего лишь живой человек, который хочет, чтобы все оставили его в покое. А это многих раздражает. Подчас ужасно их раздражает. Они начинают ходить вокруг меня кругами, а я, признаться, терпеть не могу толпы. И тогда все, что еще совсем недавно выглядело вполне благопристойно, превращается в какой-то кошмар. Как говорится, краток путь от меда до дерьма. И вот как раз в связи с этим я и хочу спросить у вас, Уиндзор, почему это вы сейчас ходите вокруг меня кругами?! Или ЦРУ вдруг захотелось убрать меня из игры? Может, чтобы перекупить наследство Эрин?

— Мне ничего не известно. Могу лишь сказать, что я лично просмотрел ваше досье и многое там мне очень не понравилось. Вы человек ненадежный, а встреча с вами вполне может окончиться летальным исходом. Никто, похоже, так и не понял, каким образом можно повлиять на ваше поведение. Разве что за исключением того сержанта военно-морского флота. Что касается меня, то я предпочел бы видеть вас подальше от моей дочери.

— Но ведь я, кажется, в зятья к вам не набиваюсь?! А всего-навсего пытаюсь приобрести земли Сумасшедшего Эйба.

Уиндзор, вздохнув, чуть помедлил и сказал:

— В этом и проблема, Блэкберн. Я не уверен, что Эрин захочет уступить свои права на земельные участки. Она отказалась от моей помощи, не желает, чтобы я вмешивался в ее дела. Закусила удила, что называется, и тут уж я решительно бессилен как-то на нее повлиять.

В первую секунду Коул не знал, радоваться или нет такому обороту дела. Он уже понял, что Эрин — чрезвычайно самостоятельная и самолюбивая женщина, которая, как и сам Коул, без посторонней помощи привыкла определять границы своего поведения. Коул-прагматик испытал разочарование, отлично понимая, что за стремление к свободе Эрин вполне может заплатить собственной жизнью.

А также и его, Коула Блэкберна, жизнью, если уж на то пошло.

— Проклятие! — выругался он и прищурился, уловив в глазах собеседника гнев и восхищение.

— Вот именно, — подтвердил Уиндзор. — Именно проклятие. Моя дочь — восхитительная, замечательная, талантливая, умная, однако ее абсолютно не интересует деятельность корпораций и целых государств, она ни черта в этом не смыслит. Более того, вплоть до сегодняшнего дня она так строила свою жизнь, будто бы живет одна-одинешенька на всей планете.

— Вы ставите ей это в упрек?

— Нет. Бывают моменты, когда этот мир так мне противен, что я тоже готов бежать на край света. Но не я получил в наследство алмазные разработки. Не я, а моя Эрин. Если она не разделается с этим наследством, то ей придется иметь дело с настоящим жестоким миром, какого она, в сущности, не знает.

— Или ей придется умереть при соприкосновении с ним.

— Надеюсь, что этого не случится. Вы как думаете?

— Полагаю, что женщина, сумевшая создать «Арктическую одиссею», стоит больше, чем горсть пусть самых что ни на есть первоклассных «капризов».

Возникшая было пауза разрядилась смехом Уиндзора.

— Да, правильно о вас говорят: вы тот еще субъект!

— Говорят? Это кто же говорит? — сухо поинтересовался Коул. — Привидения, на которых вы работаете?

— Я работаю в ЦРУ уже тридцать два года, — сказал Уиндзор. — За эти годы мне доводилось слышать очень жесткие суждения по целому ряду вопросов. Приходилось выполнять такие задания, о которых лучше и не вспоминать. Но несмотря ни на что, я горжусь своей работой, своим послужным списком, горжусь своей страной.

Коул издал неопределенное восклицание.

— Впервые за все эти годы я позволил себе поставить свои личные интересы и интересы моей семьи выше интересов службы. — Эти слова у Уиндзора прозвучали без всякой аффектации.

Коул был уверен, что его собеседник сейчас говорит сущую правду. Однако он не сбрасывал со счетов и того, что Уиндзор был опытным, отлично подготовленным специалистом по тайным операциям.

— Весьма благородно с вашей стороны, — не преминул заметить Коул. — Но вы забываете, что мне известно, как вы зарабатываете себе на жизнь.

Собеседник Коула криво усмехнулся.

— Я совсем не спал прошлой ночью, все читал и перечитывал ваше досье. И пришел к выводу, что во многом мы с вами очень похожи. Вы тоже никогда не предавали друзей и не спускали обид врагам. Именно поэтому я и хочу, чтобы Эрин стала вашим другом. Я хочу, чтобы вы помогли ей, даже если она откажется продать вам свое право на наследование земельных участков. В свою очередь, я постарался бы тогда сделать все, что в моих силах, чтобы помочь вам. Я не собираюсь действовать против государственных интересов, но всюду, где только окажется возможным, постараюсь вас подстраховать — в зависимости от того, что именно вам потребуется: информация или моральная поддержка. А когда Эрин наиграется в. добытчицу алмазов, гарантирую, что все ее земельные участки перейдут вам. Лишь бы только с ней самой ничего не стряслось.

— Сделаю все, что только в моих силах.

На мгновение Уиндзором овладел гнев, но когда он взглянул в глаза Коула, то понял, что это не пустая отговорка, что Коул буквально понимает произнесенную фразу. Что постарается сделать все, что в его силах.

— Хорошо, — спокойно сказал Уиндзор. — И все же остается еще несколько касающихся вас вопросов, которые мне до сих пор непонятны.

— А нужно ли их понимать?

— Наверное, необходимо. Каким образом у вас оказалось завещание Эйба?

Коул покачал головой.

— Так и думал, что вы мне не скажете, — холодно заметил Уиндзор. — Но ответьте мне на такой вопрос: как сочетается то, что человек кичится своей независимостью и в то же время принадлежит к одной из самых безжалостных банд в Азии?

— Тут и объяснять нечего. Я никогда не принадлежал и не принадлежу к семейству Чен.

— А им это известно?!

— Мне наплевать.

— Но вам будет отнюдь не наплевать, если вы решите, будто интересы Эрин в деле о наследстве совпадают с интересами семейства Чен.

— Да мне глубоко наплевать на интересы дядюшки Чена, — деловито сказал Коул.

Обдумав только что услышанный ответ, Уиндзор понимающе кивнул.

— Отлично. Это весьма упрощает мою задачу. Не нужно будет выводить вас из игры и придумывать, кому еще можно было бы поручить охрану Эрин и ее интересов. Я предпочитаю воспользоваться услугами человека, чьи действия могу предвидеть и до некоторой степени контролировать. В нашем Управлении есть, конечно, несколько таких геологов…

— Из них действительно толковый, пожалуй, один Бейкер, — заметил Коул. — А у него свои счеты с Конмином. Так что если уж ЦРУ и вправду вознамерилось отыскать алмазный рудник, никто лучше меня с этим заданием не справится. Понадоблюсь — звоните.

Уиндзор, улыбнувшись, заметил:

— Кажется, я обратился именно к вам. Не так ли?

Дверь открылась, затем закрылась.

Коул остался один в конференц-зале. Он вздохнул и подумал о том, как это у Эрин хватило смелости пойти наперекор своему отцу.

Глава 10

Эрин уже собралась выйти из номера, когда внезапно зазвонил телефон. Она подняла трубку, полагая, что это либо отец, либо Нэн Фолкнер, которая настояла на своем праве прийти на встречу с Коулом Блэкберном, но по характерному зуммеру в телефонной трубке Эрин догадалась, что звонят из другого города. Вскоре она услышала голос Джеффри Фишера, ее нью-йоркского редактора. Он был ровесником Эрин и считался восходящей звездой в книгоиздательском деле, занимаясь главным образом альбомами и иллюстрированными книгами. Судя по всему, он был настолько взволнован, что едва мог говорить.

— Как ты там?! — спросил он. — Слушай, скажи честно, ты ведь самая настоящая ведьма, правда?! Даже за Полярным кругом ты умудряешься очаровывать людей. Ты колдунья, да? Мне раньше казалось, что твое равнодушие задевает только меня, но теперь я пришел к выводу, что таких, как я, очень много. Толпы людей, оказывается, мечтают познакомиться с тобой и увенчать тебя бессмертной славой и богатством.

— Джефф, я решительно не могу понять, что ты бормочешь? Успокойся и говори по существу.

— Успокоиться, говоришь? Я не могу сейчас это сделать. Ты тоже лишишься покоя, если я тебе расскажу, что сам только что узнал. Такое бывает один раз в жизни! Эта книга сделает тебя самым знаменитым фотографом в мире. Это прямо-таки фантастика, это невероятно, это… — Он запнулся, подбирая самое подходящее слово.

— Ну? Рожай же скорее, Джефф? Это — что?!

— Алмазы! — сдавленным шепотом наконец выговорил он.

Холодок прошел по спине Эрин.

— Что?!

— Алмазы! Только что мы получили предложение, суть которого в том, что тебя персонально приглашают сделать альбом о самой прекрасной вещи на Земле — об алмазах.

— Персонально приглашают?! — Она прочистила горло. — Вот как? Кто же предлагает? И когда?

— Предлагают те, кто владеет в сущности всеми алмазами мира, вот кто! «Консолидейтед минералз», картель, контролирующий деятельность всех мало-мальски перспективных алмазных компаний и рудников. Конмин организует самый обширный и самый серьезный проект, цель которого — альбом об алмазах. Никогда еще не издавалось ничего подобного! И они сразу же заявили, что им нужен один-единственный фотограф: Эрин Шейн. Наверняка кто-то из них видел «Арктическую одиссею» и решил, что если изо льда ты смогла сделать конфетку, то уж из алмазов у тебя получится шедевр.

Эрин, прикрыв глаза, задумалась о случающихся в жизни совпадениях.

Между тем Фишер, прислушавшись к тишине на другом конце провода, понял, что Эрин решительно не разделяет его волнения и радости.

— Эй, послушай, — сказал он. — Ты слишком много времени провела на арктическом холоде. Твои мозги заледенели. Издатель Гарри Коннер чуть не спятил от радости. Конмин предлагает очень солидный аванс — шестизначную сумму как минимум. Если ты с умом распорядишься такой возможностью, то твоему агенту удастся увеличить эту сумму еще на порядок. Семизначная цифра, ты только пораскинь мозгами. И еще права на издание во всем мире.

Неопределенное восклицание Эрин могло означать что угодно: от дикой радости до отчаяния.

— Джефф?

— Конечно, я понимаю, это очень…

— Когда Конмин сделал это предложение? — прервала его Эрин.

— Первый телефонный звонок был примерно час тому назад. Звонил какой-то парень с голландской фамилией, Гуго ван Лук или как-то в этом роде. Сейчас они вместе с Гарри согласуют условия контракта.

— Понятно.

— Да нет же, тебе ровным счетом ничего не понятно. Иначе ты, как я сейчас, прыгала бы до потолка от радости! — захлебываясь, продолжал Фишер. — Помнишь, несколько лет тому назад ты хотела сделать книгу? Ну так это предложение покруче. Ты только представь: «Алмазы: от рудника до драгоценностей». Конмин непременно позволит тебе заглянуть в их лондонское хранилище. Все, что только может тебе понадобиться, они предоставят без слов. И кроме того, заплатят королевский гонорар. И спешить особенно не придется. Конечно, в этом случае твоя книга, что должна выйти в Европе, задержится, однако я думаю, вряд ли это для тебя так уж существенно.

Эрин еще некоторое время слушала его разглагольствования, затем задала несколько вопросов и повесила трубку. Ей очень хотелось верить, что все это — обыкновенное совпадение. Однако в подобного рода совпадение было очень трудно поверить. Интересно, как это Конмину так быстро стало о ней известно.

Может, отец смог бы ответить на этот вопрос? Или Коул? Впрочем, от этого было бы не легче…

Эрин приехала в офис «Блэк Уинг», полная решимости во что бы то ни стало услышать ответы на интересующие ее вопросы. Коул встретил ее у лифта. Увидев его, она вдруг подумала, что, как и Коул, пришла в той же самой одежде, что была на ней вчера. Ее рубашка, как и его сорочка, явственно сохраняли следы пребывания в гостиничной прачечной. Это, в свою очередь, доказывало, что, как и Эрин, Коул предпочитал путешествовать налегке. Эта мысль почему-то была ей приятна.

— Мой отец уже пришел? — спросила она.

— Охрана ничего не сообщила о его прибытии, — ответил Коул, предпочитая полуправду. Он нахмурился, разглядев морщинки в уголках ее глаз и губ: Эрин было явно напряжена. — А что, собственно, случилось?

— Да я и сама не знаю. И не узнаю, покуда не услышу ответы на свои вопросы.

Прежде чем Коул ответил хоть слово, зазвонил телефон. Он поднял трубку и кого-то выслушал. Ни слова не говоря, положил трубку.

— Ваш отец уже в пути. С ним будет еще женщина.

— Нэн Фолкнер. Она занимается алмазами.

Через несколько минут охранник ввел в офис Мэтью Уиндзора и Нэн Фолкнер. Мужчины бесстрастно пожали друг другу руки и уселись в кресла конференц-зала. Села и Фолкнер. Эрин же осталась стоять. Она пристально посмотрела на троих людей в креслах.

— Скажите, если будет известно, что именно я — наследница Эйба, какая сторона может выиграть от этого известия? — поинтересовалась Эрин.

— Что вы имеете в виду? — спросила ее Фолкнер.

— То, что спросила. Кто от этого может выиграть? Я сама? Конмин? Коул?

— Пожалуй что Конмин, — ответил Коул.

Фолкнер и Уиндзор переглянулись.

— Да, скорее всего Конмин, — сказала Фолкнер.

Эрин повернулась к Коулу:

— Они предлагают мне миллион. А сколько они платят вам?

— Ни цента.

— Эрин, да объясни в конце-то концов, что все это значит! — потребовал Уиндзор.

Не отводя взгляда от Коула, она ответила:

— Представитель Конмина связался с моим издателем и предложил мне интересную работу, сопряженную с доступом в такие фонды, за право попасть в которые многие фотографы перегрызли бы друг другу горло. Дескать, я такая талантливая и единственная в своем роде, что они решили предложить именно мне сделать альбом об алмазах. Конмин, мол, настолько заинтересован в выходе подобного альбома, что готов выплатить едва ли не миллион долларов аванса.

— Господи! — выдохнул Уиндзор.

— Не уверен, что это обычное деловое предложение, — заметил Коул. — Как фамилия человека, который звонил вам?

— Джефф Фишер, мой редактор. Гарри Коннер, издатель, в настоящее время изучает все детали будущего договора. Старина Гарри на седьмом небе от радости, а Джефф уверен, что заказ такого рода ознаменует важный этап в истории всего издательства.

— А вы как думаете? — поинтересовался Коул.

Эрин махнула рукой.

— Сама по себе идея неплохая. Лет пять тому назад я и сама предлагала Джеффу сделать альбом о том, какой путь проходят алмазы, прежде чем сделаться бриллиантовыми украшениями и попасть на прилавок ювелира. Тогда он ответил, что вряд ли сумеет заручиться согласием Конмина на подобный проект. Сказал, что в этом нет решительно ничего, связанного лично со мной. Дескать, Конмин дает от ворот поворот каждому фотографу и издателю из Нью-Йорка. Это, мол, линия картеля. — Она вздохнула. — Непонятно, с какой стати они вдруг решили изменить свое отношение.

— Тут-то как раз все ясно, — сказал Коул. — Они узнали, что вы наследница Эйба, вот и пригласили вас сотрудничать.

— Восхитительно, доктор Ватсон! — воскликнула Эрин. — Остается лишь выяснить, кто из нашей четверки, посвященной в подробности, сообщил новость представителю Конмина.

Нэн Фолкнер негромко прищелкнула языком. Эрин сурово посмотрела на нее.

— Мэтт, ты явно недооцениваешь свою девочку, — сказала Фолкнер. — Она у тебя такая сообразительная, что сможет выйти сухой из воды. Кроме меня и тебя, никто из сотрудников ЦРУ не знал о происшедшем, а мы ни с кем этот вопрос не обсуждали.

— Да, но ведь и я ни единой душе об этом не обмолвился, — сказал Коул.

— Докажите, — тотчас же попросила его Фолкнер.

Он пожал плечами.

— Мне было известно, где именно находится Эрин. Конмин же должен был минимум дня два потратить на розыски, ведь искать ее они стали бы через ее издателя. Знай они, где находится Эрин, то, не прибегая к посреднику, вышли бы прямо на нее. Кроме того, я намерен купить права на те земельные участки, которые Эрин получила в наследство от своего дяди. Этого же хочет и Конмин. А им бы я не уступил.

Эрин призадумалась над только что сказанным, затем согласно кивнула.

— Хорошо. Кто же в таком случае разболтал?

— Вот уж чего не знаю. — Коул взглянул на Фолкнер, затем вновь перевел взгляд на Эрин. — А кто, собственно, представляет Конмин?

— Какой-то Гуго ван Лук или что-то в этом роде.

Фолкнер неумело присвистнула.

— Это же Гуго ван Луйк! Первый подонок во всем Конмине! Директор специальных операций ОПА — Отдела по продаже алмазов. Он занимает еще с полдюжины сомнительных должностей, но суть его деятельности одна: он должен устранять любые препятствия для деятельности Конмина. Как только картель оказывается в неприятной ситуации, тотчас же обращаются к нему, а он свое дело знает туго.

— Так он вам известен?! — недоуменно спросила Эрин.

— Я имею честь лицезреть его каждый пятый понедельник на протяжении всего года. Собственно говоря, прямо отсюда я вылетаю в Лондон на встречу с ним.

Коул взглянул на Уиндзора.

— Как давно мисс Фолкнер работает на Конмин?

— Ничего подобного! — тотчас же возразила она. — Я представляю алмазную промышленность Соединенных Штатов, а вовсе не Конмин! И это большая разница!

— Каждый пятый понедельник… — вслух произнесла Эрин, припомнив, как пять лет назад она готовилась сделать альбом об алмазах и как эту идею ее редактор не сумел протолкнуть через Гарри Кон-нера. — Видеть такое общество!

— Да, такое общество! — жестко подтвердила Фолкнер, и ее подведенные черным карандашом брови гневно взлетели. Она закурила. — По понедельникам, десять раз в году, все воротилы алмазного бизнеса собираются в Лондоне. Там Отдел по продаже алмазов информирует собравшихся о реализации камней. — Фолкнер гневно выдохнула табачный дым. — Как и эксперты из других стран, я там узнаю, сколько именно алмазов согласен закупить Конмин. В то же самое время гранильщики и брокеры знакомятся с выдающимися экземплярами алмазов и договариваются о ценах.

— Расскажите ей о переговорах, — иронично заметил Коул.

— Каких переговорах?!

— Вот как раз это я и имел в виду. — Коул взглянул на Эрин. — Никакие это не переговоры. Конмин просто собирает людей и в форме ультиматума информирует их о своем решении. Там все очень жестко. Алмазодобытчики просто узнают, что именно Отдел по продаже алмазов намерен продать и по какой именно цене. А фирмам, которые занимаются обработкой камней, и брокерским фирмам в категорической форме объявляют, сколько алмазов они смогут купить и по каким ценам. Если те согласны, то сразу же выкладывают денежки. Если кто-нибудь хоть раз позволит себе взбрыкнуть, то его в дальнейшем уже никогда не приглашают в Лондон. В сущности, это означает, что фирму на веки вечные изгоняют из алмазного бизнеса.

— И Конмин хочет, чтобы я оказалась в курсе всего этого?! — поинтересовалась Эрин. — Если они именно так ведут свои дела, то для их же собственного спокойствия было бы куда лучше держать все это в строжайшем секрете. Зачем же приглашать меня да еще заказывать мне альбом об их деятельности?!

Фолкнер отмахнулась.

— Они настолько сильны, что им не за что извиняться и нечего бояться. До тех пор, пока они остаются за пределами Соединенных Штатов Америки и, следовательно, пока к ним нельзя применить антимонопольный закон Шермана, Конмин волен делать все, что только ему заблагорассудится.

— Но если Конмин и вправду так силен, зачем им понадобилась эта затея с альбомом?

Фолкнер не затруднилась с ответом:

— Люди, управляющие Конмином, исключительно сильны, но вовсе не глупы. Если бы вы не были дочерью Мэтью, то скорее всего умерли бы раньше, чем сумели сосчитать, сколько же именно алмазов вам оставил в наследство старый Эйб. Но вы дочь Мэтью, и потому Конмин вынужден прибегнуть к совершенно иной тактике. Они делают вид, что всего-навсего спонсируют художественный проект, абсолютно не связанный с открытием нового алмазного местонахождения. Конмин предлагает вам сделать альбом, который, кроме денег, может существенно повлиять на всю вашу карьеру фотографа. А на другой чаше весов — то, что предлагает вам Коул.

— То есть три миллиона долларов, — сказал Коул.

— Предположим, вы предпочтете три миллиона, — усмехнувшись, продолжила Фолкнер. — На вашем месте я бы не стала с ним связываться. Он кажется мне человеком, от которого того и жди разных неприятностей. И это несмотря на то, что он носит костюмы из тонкой чесучи и вообще чертовски импозантен. На вашем месте я бы позволила Конмину немного поиграть с вами. Ведь никакого вреда от этого не будет. А пока вы будете тянуть время, я и ваш отец снарядили бы экспедицию на ферму Сумасшедшего Эйба, и эта экспедиция попыталась бы разведать местонахождение алмазных копей. — Она в упор посмотрела на Эрин. — Как вам мой план? Он должен устроить всех, ну, может, за исключением Блэкберна.

Последовавшая затем тишина была такой глубокой, что Эрин слышала гул турбин самолета, взлетавшего с полосы Лос-Анджелесского аэропорта. Эрин внимательно посмотрела на отца, затем перевела взгляд на Нэн Фолкнер. Побудительные мотивы их поведения были очень понятны, позиция — более чем откровенна. Эрин могла разделять или не разделять их точку зрения — это ее дело. Она посмотрела на Коула, который казался ей не менее загадочным, чем доставленные им алмазы. Затем вновь перевела взгляд на отца.

— Скажи, Коул работает на Конмин?

— Наверняка я не могу тебе ответить, — сказал Уиндзор.

— А точнее?

— Нет, он не человек Конмина.

— Можно ли назвать Коула искателем алмазов, или, как иногда говорят, изыскателем?

— Вполне.

— Хороший ли он изыскатель?

Уиндзор кивнул.

На несколько секунд в конференц-зале опять повисла тишина: Эрин обдумывала сказанное отцом. И трое остальных как бы перестали для нее существовать.

Но, поразмыслив, она ничего и никого не выбрала.

Эрин открыла свою сумочку, вытащила оттуда ветхий бархатный мешочек и, слегка тряхнув им, высыпала себе на ладонь алмазы. Несколько мгновений она наслаждалась сиянием камней, затем высыпала все алмазы обратно — за исключением темно-зеленого камня. Она перевела взгляд с камня на мужчину, который передал ей алмазы, оставив на твердой поверхности темно-зеленого кристалла вкус своего тела.

— Я не намерена передать вам права на владение земельными участками, — сказала она, обратившись к Коулу. — Но я согласна отдавать вам половину всех алмазов, которые будут найдены на руднике…

— Эрин, ради Бо… — начал было Уиндзор.

— …или рудниках, если вы поможете мне их отыскать, — закончила она, не обращая внимания на попытку отца прервать ее. — Едва ли кто-нибудь сделает вам более выгодное предложение, потому что немногие захотят расстаться сразу с половиной добытых камней и, стало быть, с половиной власти. А для того, чтобы — в случае, если вы согласитесь, — скрепить наше сотрудничество, я хочу подарить вам вот это.

И она протянула ему темно-зеленый камень, который сверкал и переливался у нее на ладони. Коул мягко присвистнул. Он пристально смотрел в глаза Эрин, словно хотел пробуравить ее взглядом и добраться до самых потаенных мыслей.

— Если я помогу вам найти? — повторил Коул. — Стало быть, вы хотите поехать со мной?

Эрин кивнула в знак согласия:

— Естественно!

— Вы способны повиноваться?

Раздался неприятный смех Уиндзора, впрочем, другого ответа и не требовалось.

— Как я и предполагал, — сказал Коул. — Увы, Эрин, из-за этого могут возникнуть неприятности. Ведь мы с вами окажемся в таких местах, где мне придется приказывать и где я не всегда смогу повторить свой приказ. Хотя бы потому, что на это попросту не останется времени.

— Ничего, я как-нибудь переживу.

Коул едва заметно улыбнулся.

— В таком случае собирайте чемодан, нас ждут в Лондоне.

— Почему?

— Потому что так Конмин будет чувствовать себя лучше. Если они решили сотрудничать с вами, это означает, что более радикальные меры они пока не склонны применять.

Слова Коула вовсе не пришлись Эрин по душе, и она скривилась, вслух же произнесла:

— Хорошо.

— Теперь второе: с этой минуты и вплоть до обнаружения алмазного рудника мы с вами будем жить под одной крышей. Пока не найдем месторождения или же пока вы не продадите свои земли, независимо от того, что произойдет раньше.

Опять стало очень тихо. Эрин не отрываясь смотрела на Коула.

— Ну что ж! — сказал наконец Уиндзор, обратившись к дочери. — Если у тебя не хватило мозгов воздержаться от этой авантюры, рядом непременно должен быть кто-то вроде Блэкберна.

— Но спать мы будем в разных комнатах, — безапелляционно уточнила Эрин.

— При том непременном условии, что дверь между нашими комнатами постоянно будет открыта, — со своей стороны добавил Коул. — Все время, Эрин, без исключения.

Она учтиво кивнула, затем без предупреждения бросила Коулу темно-зеленый алмаз. Он легко поймал камень.

— Договорились, — сказал Коул.

Фолкнер метнула на Коула гневный взгляд.

— Ох, смотрите не оступитесь…

Глава 11

Эрин сидела у окна своего нового номера и смотрела, как на Лос-Анджелес опускается вечер. Она любовалась улицами и тротуарами, по которым в этот час шел сплошной поток людей и автомобилей. Новый номер состоял из двух спален и просторной гостиной: места было вдоволь, но тем не менее Эрин чувствовала себя взаперти. Она не привыкла делить свое жилище с кем бы то ни было, тем более с таким большим и мощным субъектом, как Коул Блэкберн. Тот факт, что на другой половине номера находился мужчина, раздражал и вместе с тем возбуждал Эрин.

Внезапно девушка поднялась, резкими движениями выдавая свое беспокойство. Она принялась расхаживать по комнате, даже не замечая роскошной мебели во французском стиле и шикарного, синего цвета, дорогого ковра. Однако от хождения взад-вперед лучше ей не стало. У нее было сейчас такое чувство, словно ее навсегда заточили под бетонные своды. Ей вдруг захотелось, чтобы вокруг простиралась необъятная арктическая пустыня или чтобы перед глазами ширилась бескрайняя даль Тихого океана.

Эрин подошла к двери, ведущей в спальню Коула. Он сидел за столом и рассматривал разложенные перед ним карты, изготовленные по заказу «Блэк Уинг». На звук ее шагов Коул поднял голову.

— Не могли бы мы с вами… — начала было Эрин, однако голос изменил ей.

Тело Коула тотчас же отозвалось на чуть хриплое контральто, которым были произнесены эти слова. И хотя они не свидетельствовали о сексуальной озабоченности Эрин, у Коула возникло ощущение, что стоявшая сейчас в дверях женщина при малейшем интересе с его стороны готова прыгнуть в его постель. Так было с момента их самой первой встречи, и желание Эрин ссориться было разве что дополнительным указанием на ее интерес к нему.

Коул, впрочем, не слишком-то хотел держать ее на расстоянии. Одного взгляда на Эрин оказалось достаточно, чтобы тело Коула высказалось в пользу самого что ни на есть тесного контакта с Эрин Шейн Уиндзор. Он давно бы и сам мог подтолкнуть события, но его останавливало смущение, которое Эрин испытывала от факта присутствия в ее номере представителя иного пола. Да и вела она себя не совсем так, как ведет себя женщина, готовая отдаться мужчине.

Но сейчас ее глаза говорили, что Эрин определенно хочет близости.

— Не могли бы мы с вами — что? — переспросил Коул.

— Я хочу уйти отсюда, погулять. Сходить на пляж, например. Я понимаю, что уже темно, я знаю, вы скажете, что прогулки в этот час небезопасны. Но я должна отсюда вырваться хоть ненадолго. И я сделаю это. С вами или без вас.

Ее голос звенел от напряжения, и Коул понимал, что раз уж она так говорит, стало быть, ее допекло. Несколько секунд Коул обдумывал возможные варианты. Если бы он чувствовал нависшую опасность, то попросту привязал бы Эрин к постели. Но опасности он пока не ощущал. Конмин в конце концов был деловым партнером Эрин, а не правительственной структурой и не бандитским кланом. Прежде чем убить Эрин, Конмин попытается купить ее.

А кроме того, Коул вынужден был признать, что близкое соседство Эрин не позволяет полностью сосредоточиться на делах. Если он будет оставаться в номере отеля, пока Эрин расточает вокруг себя неспокойные флюиды, ему придется сдерживать свои чувства. Делать же в ее сторону откровенные пассы также представлялось Коулу делом несколько сомнительным, так как он не был до конца уверен в расположенности к нему Эрин. Захоти она прыгнуть к нему в постель, уж наверняка сумела бы дать ему это понять. Видимо, до прыжка в его постель она пока не доросла.

— Да я и сам, честно говоря, с удовольствием подышал бы свежим воздухом, — сказал Коул.

— Через три минуты я буду готова, — сказала Эрин и проворно скрылась на своей половине.

И правда, менее чем через три минуты, когда Коул вытаскивал из шкафа черную ветровку, она, не дожидаясь его, пошла к двери.

— Эрин…

Ей так хотелось поскорее вырваться на свежий воздух, что она даже не замедлила шаг. Пришлось Коулу почти бегом догонять ее. Она уже приоткрыла входную дверь, когда Коул ухватил ее за плечи и пинком захлопнул дверь. Эрин удивленно посмотрела на него. Сильные большие руки Коула лежали у нее на плечах. Он, в сущности, обнял ее, она была у него в руках, как в западне.

У Эрин душа ушла в пятки: ей вспомнилась другая дверь и другой мужчина, так же обхвативший ее за плечи. Эти воспоминания всплыли из тьмы подсознания, куда были загнаны довольно давно.

— Вы хоть думаете, прежде чем что-то сделать?! — воскликнул Коул. — Пора отвыкать вот так беззаботно открывать двери и выходить!

С неопределенным возгласом Эрин повернулась и с кулаками набросилась на Коула. Ребром правой ладони она бы дала ему по горлу, не успей Коул вовремя выставить блок. Но Эрин успела заехать головой ему в челюсть. Рассерженный и несколько даже сбитый с толку, подавляя желание дать ей сдачи, Коул принялся давить девушке на плечи, пока она не оказалась распростертой на ковре у ног Коула.

Эрин сопротивлялась молча и отчаянно, пытаясь пустить в ход многие из приемов, что ей довелось узнать за последние семь лет. Но, увы, силы были очень уж неравны. Все ее удары Хоул легко отражал, да и вообще перевес был на его стороне. Он вел себя так, чтобы Эрин ни себе, ни ему не смогла нанести травму. Очень скоро девушка поняла, что понапрасну теряет время и силы. Она затихла, дожидаясь, когда ее неподвижность Коул примет за капитуляцию.

Зеленые глаза Эрин оказались прямо у лица Ко-ула. От подобного соседства у него пошел мороз по коже.

— Эрин, послушайте, я не хочу причинять вам вреда. Но и не позволю вот так беззаботно выходить из номера, пока сам не проверю обстановку в коридоре и в холле. Я заинтересован в вашей безопасности, и потому едва ли стоило на меня нападать.

Он повторил последнюю фразу еще и еще раз, несмотря на бешеный взгляд, которым Эрин так и сверлила его.

— Понятно, — прошептала она наконец. — Можете слезть с меня. Чтобы я могла встать…

— Не раньше, чем вы ответите, почему еще минуту назад пытались убить меня?

— Извините. Это я… немного нервы сдали.

— Это я понял. А почему?

Поняв, что ей не вырваться из рук Коула, Эрин сникла. Коул по-прежнему всем телом прижимал ее к полу. В другое время это вселило бы в душу Эрин ужас. Но теперь никакого ужаса она не испытывала. Но не его слова, не его тон, а именно сдержанность Коула успокаивающе подействовала на Эрин. Хотя она первая напала на него, он все это время лишь защищался. И даже сейчас, когда из его расцарапанной губы и подбородка сочилась кровь (Эрин постаралась, ее работа), он вел себя с ней предельно осторожно.

— Вы не причинили мне ни малейшего вреда, — прошептала Эрин.

В ее голосе слышалось такое удивление, что Коул даже опешил, — но, прежде чем он успел спросить, что именно она имеет в виду, Эрин сама попыталась объяснить ему свои слова.

— Когда вы захлопнули передо мной дверь, я вспомнила, как то же самое однажды сделал Ганс: я так же тогда устремилась к двери, а он нагнал меня, схватил, потом отпустил, я снова рванулась, он снова схватил меня — и так без конца…

— Ганс?! — переспросил Коул. Его глаза смотрели на девушку не отрываясь.

В первую секунду Эрин не знала, что и ответить.

— Расскажите мне обо всем, Эрин. Нам предстоит жить бок о бок, и будет лучше, если мы как следует узнаем друг друга. Иначе я рискую рано или поздно вновь оказаться, сам того не ведая, на минном поле.

Она прикрыла глаза. Коул был прав.

— Ганс был моим женихом семь лет тому назад. Он был такой же большой, как и вы. И такой же сильный. О Боже, какой же он был сильный… — При этом воспоминании Эрин даже передернуло, и она продолжала бесстрастным глухим голосом: — Однажды я увидела, как он роется в сейфе моего отца. Оказалось, он не просто там рылся, а фотографировал каждую страницу всех документов. Увидев это, я хотела убежать, но было поздно. Он действовал стремительно, вроде вас.

Коул внимательно слушал. Зрачки его расширились.

— Когда я попыталась кричать, Ганс ударил меня по горлу, — чуть слышно продолжала Эрин, — Затем по плечам. Не то чтобы крикнуть, я едва дышала. Руки затекли, пальцы не двигались. Он позволил мне добежать до двери, но открыть ее я не смогла. Просто не могла поднять руку, шевельнуть пальцами. Он подошел и прижал меня коленом к двери. Я и пошевелиться не могла, только смотрела на него. Но стоило мне закрыть глаза, как он делал мне больно.

Голос ее сорвался, но через несколько мгновений Эрин вновь заговорила, и было что-то жуткое в ее бесстрастном рассказе. Коулу хотелось, чтобы она замолчала, не он через силу продолжал слушать. А слушать, как Эрин механически повествует о том, как бывший жених едва не убил ее, ему было невыносимо.

Во рту у Коула появился неприятный привкус. Он сжал зубы, удивившись столь примитивной реакции своего организма на рассказ девушки. Ему доводилось слышать и видеть вещи пострашнее, просто бесчеловечные — ведь многие люди не представляют себе, как низко может опуститься им подобный. Ко-ул понимал, что удивляться рассказу Эрин нечего, не от чего содрогнуться, и, если Эрин найдет в себе силы досказать свою историю, он не придет в ярость.

Однако ярость все же поднялась в его душе.

Чем дольше он слушал девушку, тем сильнее сжимал зубы: его переполняли отчаяние и жажда убийства. Подобное он в последний раз испытал, узнав, что Лай сделала аборт и убила его ребенка, а потом вышла замуж за одного из влиятельных членов ее же клана.

Эрин замолчала, наступила тишина. Только теперь она сообразила, что Коул давно уже лежит рядом и порой только гладит и гладит ее по волосам. Заглянув ему в глаза, она увидела там гнев и горечь. Рыдания подступили у Эрин к горлу. Неосознанно, так получилось само собой, она придвинулась поближе к Коулу: ей хотелось ощутить убаюкивающее тепло, исходившее от его большого тела. «А бывает ли так, что этот сильный человек тоже нуждается в том, чтобы его согрели и успокоили», — подумала Эрин.

— Вы как? В порядке? — спросил наконец Коул.

Эрин кивнула.

— Мне казалось, что все в прошлом. Но увы. Ничто не забыто. Сейчас мне гораздо лучше. Легче. Я будто лечу куда-то. — Она потерлась щекой о его грудь, вздохнула. — Спасибо вам, что были так… так добры…

— Вы первая женщина, отметившая мою доброту, прежде никто не обвинял меня в подобном. — Коул как-то странно улыбнулся.

Эрин подняла глаза и увидела, что с его нижней губы вот-вот сорвется капелька крови. Она прикоснулась пальцами к царапине.

— Извините меня.

— Пустяки.

Она коснулась пальцами его подбородка, нащупав то место, куда ударила его головой.

— И тут тоже… Это я вас ударила.

Коул попытался подавить в себе естественное желание, вызванное прикосновением Эрин. Она, нахмурившись, смотрела на царапину. Затем вновь пальцами коснулась его губ, на сей раз почти неуловимым, очень нежным движением. Он прикрыл глаза и подумал, что эта женщина не ведает, что творит.

— Простите меня. Не понимаю, как это я… — сказала Эрин и, почувствовав, как напряглось его тело, поспешно убрала руку. — Наверное, вам больно от моего прикосновения?

Из его горла вырвался неопределенный возглас, который можно было расценить и как смех, и как проклятие.

— Совсем не больно, а очень приятно. Необыкновенно приятно, — сказал Коул.

— Что?

— Приятно, когда вы прикасаетесь к моей коже. Мне это очень нравится. А вам?

Эрин, поколебавшись, опять подняла руку и дотронулась до Коула. Без слов она дала ему понять, что именно ласкает его, а вовсе не пытается найти другие царапины. Коул чуть подался вперед и прикоснулся к ее волосам. Потом его пальцы медленно прошлись по щеке Эрин, коснулись уголка ее губ. Она издала звук, похожий на стон, и взглянула на него. Глаза Коула были закрыты, его лицо сохраняло решительное выражение. Он, казалось, полностью ушел в себя, сосредоточившись на ощущениях, которые испытывал, касаясь Эрин. Пальцы Коула едва дотронулись до ее губ.

— А ведь ты улыбаешься, я чувствую, — произнес он, не открывая глаз.

— Мне щекотно.

— В самом деле? — уточнил Коул, проводя пальцем по пухлой нижней губе Эрин. — И поэтому ты затаила дыхание? — Он подался еще чуть вперед, почувствовав, как напряглось ее тело. — Не бойся, дорогая, — прошептал он. — Больно не будет, я обещаю. Я просто хочу почувствовать вкус твоих губ!

Сбитая с толку, Эрин была уверена, что к ней вновь вернется страх. Однако страх не приходил. Ей было очень приятно ощущать на своих губах дыхание Коула. Первыми отреагировали на возбуждение ее соски, потом отозвалось все тело, так что у Эрин мурашки пошли по коже.

— Боишься? — шепотом спросил Коул.

— Я просто…

Он ждал.

— После Ганса… — Она глубоко вздохнула. — В общем, психиатры мне потом объяснили, что если девушек насильно лишают девственности, то из них потом выходят или шлюхи, или монашенки. За прошедшие семь лет у меня не было ни одного мужчины. И я могу опять сорваться.

— Я готов рискнуть, — сказал Коул.

— А ты будешь… будешь нежным?

— А ты как думаешь?

Эрин заглянула в его серые глаза, которые сейчас оказались всего в нескольких дюймах от ее лица. Почему прежде ей казалось, что у него холодные глаза?!

— Я думаю, да, — прошептала она.

Кончиком языка Коул провел по верхней, особенно чувствительной губе Эрин. При этом прикосновении она чуть слышно застонала. Ласка Коула была совершенно неожиданной, нежной, удивительной: ничего подобного Эрин никогда не испытывала. Постепенно напряжение проходило, ее тело расслабилось, стало податливым. Эрин неосознанно тянулась к Коулу, к его теплу. Он вновь нежно провел языком по ее губам. Эта простая, почти целомудренная ласка доставила ему необычайное удовольствие.

Когда Эрин почувствовала кончик его языка на своих губах, она вздрогнула и инстинктивно прикрыла глаза, желая всецело сосредоточиться на его прикосновении. А Коул продолжал исследовать языком ее губы, задерживаясь в их уголках, будто хотел узнать, где именно рождается ее улыбка. Голова у Эрин закружилась, страх улетучился без следа, и осталось только единственное желание: ощущать его теплое тело. Вдруг она почувствовала его упругие мышцы под своей ладонью и не сразу поняла, что протянула к Коулу руки и обняла его.

— Коул…

— Да, вот именно так… — подтвердил Коул, и их губы слились. — Хочу почувствовать, только почувствовать тебя. Ничего больше. Я не сделаю тебе больно. Ты и сама это понимаешь, не так ли?

Коул продолжал нежно прикасаться губами и языком к ее губам. При этом он не обнимал Эрин, а дотрагивался до нее только кончиком языка, губами да обдавал своим горячим дыханием.

Коул так явственно ощущал линию ее рта, получая от легчайших прикосновений такое удовлетворение, что сам себе удивлялся. И действительно, эти прикосновения были чем-то совершенно необычным. Он провел языком по откинутой назад шее Эрин, устремляясь дальше и ниже, туда, откуда исходил столь явственно ощущаемый им жар. Никогда прежде он не получал такого наслаждения, лаская женщину, никогда как гурман не вкушал женского тела.

Огромным усилием воли Коул заставил себя остановиться. Легким движением он поднялся на ноги. Еще несколько секунд, и он мог бы окончательно потерять голову, схватить Эрин в охапку, распластать на себе. Он не привык целовать женщину, не чувствуя при этом ее тела.

Глаза Эрин с усилием приоткрылись. Перестав чувствовать тепло тела Коула, она ощутила неприятный холодок в своих ладонях.

— Коул! — сдавленным голосом произнесла она.

— Идем погуляем, дорогая.

Коул протянул ей свою огромную руку. Эрин ухватилась за нее, он помог ей подняться на ноги, затем переплел ее пальцы своими. Его ладонь была снаружи теплой и твердой, но внутри горячей и мягкой. Он не понимал, что прикосновение его ладоней опять возбудило девушку. Когда он хотел уже было отпустить Эрин, она попросила:

— Подожди.

Коул застыл на месте.

Дрожащим пальцем Эрин дотронулась до пореза на его нижней губе, затем провела им вокруг рта Коула. В абсолютной тишине она трогала его брови, скулы, подбородок, затем вернулась к губам. Он прикрыл глаза, позволяя ей продолжать эту нежную пытку, и решил, что будет терпеть, пока это окажется возможным.

— Ну хватит, — сказал наконец Коул.

Он раскрыл глаза, и они стали ледяными. Эрин инстинктивно отступила на шаг. Но ее руку он не выпускал.

— Извини, — торопливо сказала она. — Мне казалось, что тебе приятно.

— В этом все и дело. Потому что мне слишком приятно. — Он посмотрел ей в глаза, даже не пытаясь скрыть свое явное и понятное желание. — Как только я впервые увидел тебя, то сразу же захотел. И все, что происходило с нашей первой встречи, не могло никак повлиять на мое к тебе отношение. Но с тех пор, как мне исполнилось лет четырнадцать, я не целовал женщину, не обладая ею.

— Четырнадцать?! — переспросила его Эрин. Эти слова показались ей чудовищными.

— Когда мне было четырнадцать, моей подружке девятнадцать. И мы прекрасно отдавали себе отчет в том, что делаем. — Коул поднес указательный палец к ее подбородку и осторожно прикрыл ей рот. — Не смотри так удивленно. Там, где я рос, это считалось даже слишком поздно. Хотя, признаюсь, несмотря на свой поздний старт, я очень скоро наверстал упущенное. Ну а поскольку у меня не было намерения жениться, то я и не связывался с такими девушками, которые после поцелуев могли сказать «нет». Девушки, с которыми я тогда проводил время, такого слова вообще не знали. Был даже своего рода ритуал: поужинать, сходить в кино и затем забраться на заднее сиденье автомобиля.

— Ну, кино-то наверняка было необязательным.

Коул, криво усмехнувшись, прижал свою ладонь к ладони Эрин и неосознанно притянул женщину к себе.

— Да и ужин, если уж на то пошло, — признался он.

— Не пойму, ты бахвалишься или, наоборот — жалуешься?

— Ни то, ни другое, — сказал он, поднося руку Эрин к своему рту. Взяв губами ее указательный палец, он слегка прикусил его и сразу же отпустил. — Я все это рассказываю, чтобы ты поняла: в некотором смысле эта любовная игра для меня внове, как, впрочем, и для тебя. Или, может, ты позволяла себе еще девочкой подсматривать в запотевшие окна автомобилей?

Эрин попыталась было усмехнуться, но у нее перехватило дыхание.

— Нет. Мне было тринадцать лет до тех пор, пока не исполнилось девятнадцать. Я была дикой, застенчивой и некрасивой. Фил, мой брат, не слишком-то стремился мне в чем-то помочь. У меня однажды произошла жуткая стычка с одним парнем постарше меня года на три. Фил поговорил с этим парнем и сказал, что если, мол, тот попытается хотя бы поцеловать меня, он ему кости обломает. Настала суббота, и этот парень не появился. Уже потом я узнала, что у него был бзик, он был подвинут на девственницах. Даже вел своего рода картотеку.

— Странно, насколько подчас разнятся мужчины. До тех пор, пока тебя не встретил, я девственниц за версту обходил.

Эрин прикрыла глаза.

— Не смешно, тем более что я давно уже не девственница.

— Но ведь ты раньше никогда по доброй воле не отдавалась мужчине, — деловито, будто просто констатируя факт, сказал Коул. — В моем представлении это и превращает тебя в девственницу. — Он выпустил ладонь Эрин. — Стой здесь, а я осмотрю холл.

В холле не было ни души. В вестибюле также было почти безлюдно. Служащий подогнал для Коула арендованный автомобиль. Они двинулись на запад от Уилшира в сторону пляжа. Коул рассеянно управлял машиной, сначала ехал очень медленно, потом увеличил скорость. Он постоянно посматривал в зеркало заднего вида, приглядываясь к автомобилям, которые мчались примерно с такой же скоростью. На океанском берегу Коул проехал несколько полупустых автостоянок, пытаясь определить, не преследуют ли их. Наконец он поставил машину на городском пляже.

Эрин потянулась было, чтобы открыть дверцу, затем взглянула на Коула. Он смотрел в боковое зеркало и зеркало заднего вида. Как ни хотелось Эрин поскорее выбраться из машины и насладиться видом семи тысяч миль водной глади, она сдержала свое нетерпение.

— Хорошая ученица, — похвалил ее Коул.

— Еще бы! Особенно если постигаешь премудрость на собственной шкуре.

— Ты уж извини, но л и вправду не хотел сделать тебе больно.

— Ты вовсе не сделал мне больно, — поспешила заметить она. — Именно поэтому я сразу и перестала сопротивляться. Я ожидала, что будет больно. Ведь весишь ты целую тонну, по-моему?

Коул слегка улыбнулся.

— В следующий раз сверху будешь ты.

Поначалу она выразила на лице удивление, затем оно сменилось подобием интереса. Эрин тоже улыбнулась.

— Предлагаю два варианта на выбор, — сказал он. — Или мы пойдем прогуляемся, или откроем окна в машине и просто посидим и подышим.

В ответ она улыбнулась и сказала:

— Не искушай без нужды.

— Почему же?

Несколько секунд в машине стояла тишина. Затем Эрин обернулась к мужчине, который в считанные минуты научил ее чувственному наслаждению. Но гораздо важнее то, что он помог ей понять, какое чувство заставило ее покинуть Арктику.

Убедившись, что ее собственная чувственность никуда не делась, а лишь до поры до времени притаилась, Эрин удивилась ничуть не меньше, обнаружив, каким нежным может быть с ней Коул.

— Я бы ответила: интересное предложение, — заметила Эрин. — Но дело в том, что я пока и сама не уверена, какой выбор сделать, чтобы и тебе тоже было хорошо.

— Видишь ли, дорогая, в этой жизни все так устроено, что одному всегда бывает лучше, чем другому. Иначе этому Гансу вынули бы кишки задолго до того, как ему пришла в голову мысль причинить тебе зло.

Эрин была поражена тем, что, хотя тон Коула оставался абсолютно спокойным, его глаза сверкали холодным огнем.

— Но дело в том, что жизнь сама по себе — несправедливая штука, — продолжал рассуждать Коул. — И все в ней происходит совершенно неожиданно. Когда мы были в номере отеля, ты вдруг преподала мне урок такой чувственной нежности, о которой я даже и не подозревал. Мы можем в любую секунду умереть, а можем прожить долго и научить друг друга тому, как надо любить. Так что я стараюсь относиться к жизни по принципу: будь что будет, и нечего оплакивать упущенные возможности. А ты. что думаешь об этом?

— Я… да я, собственно, ничего не думаю.

— А ты подумай. Подумай и еще вот о чем. Человек, не умеющий контролировать свои эмоции, зависит от человека, который их сдерживает. Я ни от кого не завишу. Если ты, скажем, захочешь, то можешь раздеться догола и лечь на меня, но если вдруг передумаешь и скажешь «нет», я совершенно спокойно встану, оденусь и слова не скажу. — Он говорил, а его глаза неотрывно следили за дорогой. — Подумай над моими словами, пока мы будем гулять. Мы давно уже не разминали ноги.

Эрин дождалась, когда Коул обойдет машину и откроет ее дверцу. Не этикет, а простое благоразумие руководило его действиями.

Когда он опять обвил своими пальцами ее пальцы, Эрин неожиданно для себя улыбнулась. Увидев, как в лунном свете на лице Эрин вдруг появилась светлая полоска зубов, он улыбнулся ей в ответ.

— Приятно, когда тебе на голову не давит потолок, правда? — спросил Коул.

— Да, конечно, только я не поэтому улыбнулась. У меня такое чувство, словно мне снова семнадцать лет и у меня первое свидание. — Она стрельнула глазами в его сторону. — А тебе, наверное, было лет шесть, когда ты начал ходить на свидания, признайся?

Он тихо рассмеялся.

— Наслаждайся, пока возможно… Когда приедем в Австралию, тебе не захочется даже стоять рядом с каким-нибудь мужчиной при лунном свете.

— Почему?

— Там чудовищная жара. Кимберли — самая высокая часть всего материка, тропики.

— Тропики? Тогда почему же на фотографиях Кимберли выглядит почти пустыней?

— Да, там чертовски сухой климат, большую часть года стоит жуткая сушь. Но потом все вдруг меняется. С Индийского океана приходят дождевые тучи. Человек начинает ужасно потеть, причем пот не испаряется с поверхности кожи, отчего делается еще жарче. А пот не испаряется, так как воздух и без того уже перенасыщен влагой. Тело не остывает, а лучи солнца воздействуют на кожу, словно лезвие бритвы. Температура поднимается выше сотни градусов по Фаренгейту, влажность приближается к отметке дождя, но его все нет и нет. И это так тяжело для организма, что многие не выдерживают и буквально впадают в неистовство.

Эрин удивленно воскликнула, а Коул продолжал:

— Увы, это сущая правда, дорогая. Для этого помешательства у австралийцев есть даже свое название. В таких случаях они говорят: «Тропики достали человека». Я и сам несколько раз чуть было не впал в такое состояние. И только со временем научился более или менее спокойно переносить влажность в жару.

— Да, но, судя по твоим же словам, от этого никуда не денешься.

— Погоди, ты еще узнаешь, что это далеко не худшее, — сказал Коул и с наслаждением вдохнул прохладный воздух, пахнущий океаном. — Когда наступит влажный сезон, страна становится непроходимой. Многие и многие месяцы можно перемещаться только по воздуху.

— А на вездеходах?

— Только на амфибиях.

— Там что же, нет мостов?

— Только на основных автострадах, — сказал Коул. — Но в разгар сезона дождей и эти мосты большую часть времени остаются под водой. Видишь ли, мосты там низкие, со съемными боковинами, чтобы они не задерживали всю ту мерзость, что плывет по рекам. Но все равно паводок часто смывает мосты. — Он посмотрел поверх головы Эрин. — Теперь ты хоть немного представляешь, что именно предлагает тебе Конмин, приглашая пересечь полмира и снимать в алмазных рудниках. Они отлично понимают, что если в ближайшие недели ты не прибудешь на ферму Сумасшедшего Эйба, то едва ли сможешь оказаться там раньше, чем летний зной немного подсушит землю. Мне нужно тогда отправиться как можно скорее, чтобы успеть хоть что-нибудь разузнать и разведать, прежде чем воздух прогреется до ста двадцати градусов и влажность не позволит дышать полной грудью.

— Стало быть, нам вовсе не нужно ехать в Лондон?

— Если мы поедем, это собьет с нашего следа как Фолкнер, так и ван Луйка, а тем временем Уинг все сумеет там для нас подготовить.

— Уинг?!

— Мой партнер.

— Ах да, конечно. Блэк Уинг!Отец что-то рассказывал мне.

— Ну еще бы! — Коул посмотрел на Эрин. — Ты только не волнуйся, ради Бога. Если существует твой рудник, я непременно отыщу его.

— Да, отец мне говорил то же самое.

Некоторое время Коул шагал молча, затем остановился и нежно привлек Эрин к себе. Почувствовав, что она не оказывает ни малейшего сопротивления, Коул нагнулся и прикоснулся губами к ее рту.

— Знаешь, нечего тебе делать в этой Австралии, ей-богу. Оставайся-ка ты лучше со своим отцом. У него седые волосы, но он еще очень крепкий парень.

Эрин хотела было возразить, но Коул провел языком по ее губам, затем заговорил, обдав ее своим горячим дыханием:

— Тамошние климат и земля убили немало людей, причем людей много более опытных и подготовленных, чем ты. Кимберлийское плато, между нами говоря, не самое подходящее место для белой женщины.

— Когда я отправлялась в Арктику, мне говорили почти то же самое, — сказала Эрин. Почувствовав, что может себе это позволить, она коснулась языком подбородка Коула, попробовав его на вкус, как раньше она лизнула зеленый алмаз. — Соленый. Мужской. Теплый. Ты ничего на вкус, Коул.

Его дыхание участилось. Он взял в ладони лицо Эрин.

— Женщина, неужели тебе нравится рисковать?

— Рисковать? — Она подняла на него темные глаза, которые при лунном освещении казались глубокими и таинственными. — О чем ты?

— Я мог бы оставить тебя в отеле. Я мог бы так измучить тебя ласками, что ты сама попросила бы пощады.

Эрин притихла, изучающе глядя в глаза Коула, которые сейчас светились серебристым светом. Затем она вздохнула и как-то печально улыбнулась.

— Вчера это тебе, возможно, и удалось бы. Я еще совсем тебя не знала. Но сегодня вряд ли. Сегодня я уже знаю, что ты крутой, но вовсе не жестокий. Ты совсем не такой, как Ганс.

— Многие едва ли согласились бы с тобой, — откровенно признался Коул.

— Я не из их числа. Я женщина, которая лежала под тобой, будто овечка для заклания. Но ты всего лишь погладил мои волосы да еще поцеловал меня — поцеловал так нежно, что я едва не расплакалась. После случая с Гансом я поклялась никогда больше не верить ни единому мужчине, и вот теперь приходится признать, что я поспешила с клятвой. — Она прикоснулась к его губам кончиками пальцев. — Слишком поздно начинать тебя бояться, Коул. Я еду в Австралию и намерена всюду следовать за тобой, куда бы ты ни отправлялся.

Коул почувствовал сожаление, что не смог как следует напугать Эрин своими рассказами. Несколько минут Коул держал Эрин в объятиях, прислушиваясь к шуму волн и втайне надеясь, что несколько преувеличил сложность жизни и работы в Кимберли. Но едва ли его слова были преувеличением. Сезон дождей — опасное время, когда люди теряют над собой контроль, когда пробуждаются кровожадные инстинкты и словно возвращаются времена каменного века. Самые, казалось бы, элементарные вещи становятся тогда сложными. Сложным становится даже выжить.

Да, особенно сложным оказывается выжить.

Глава 12

— Я присутствовал на похоронах. — Измененный расстоянием голос Чена, пройдя через космос, достиг слуха Коула. — Они дурно подействовали на людей.

Коул мрачно усмехнулся.

— Надеюсь, ты не предполагал, что можно воевать с Конмином и при этом обойтись совершенно без потерь?!

Уинг ответил не сразу. Он помолчал, затем счел за лучшее переменить тему разговора.

— Как твои успехи?

— Об этом пока рано говорить.

Уинг сдержанно выругался по-китайски.

— Расслабься, — сказал Коул. — Это, пожалуй, сейчас лучшие новости, которые я могу сообщить. Последние три дня я только тем и занимался, что очень тщательно изучал карты, сделанные по заказу «Блэк Уинг».

— Ну и?..

— Ничего. И это уже хорошая новость. Если бы с помощью этих карт я смог за считанные часы отыскать ювелирную лавку Уиндзора, это удалось бы любому геологу, включая тех, кто на тебя работает. Ведь ты сам говорил, что им не повезло?

— Да.

— Поверь мне, они сказали правду. Карты ничего не говорят. А может, твои геологи что-то скрывают, чтобы продать информацию кому-то еще. Но я решительно не представляю, что именно они смогли обнаружить.

— Если уж ты не сумел ничего найти, вряд ли удалось им. Ты отличный специалист. Тебе везет в поисках алмазов, но не везет в любви.

— Ну, во-первых, пословица звучит иначе, — заметил Коул. — А во-вторых, моя личная жизнь тебя совершенно не касается.

Тишину на другом конце провода через минуту нарушил вздох: Уинг заговорил, при этом его голос был чуть громче шепота:

— На меня эти похороны тоже подействовали. Одним из тех, кого хоронили, оказался мой кузен, другим был свояк, Цзеонг Ли.

В памяти Коула всплыли картины прошлого… Страстная темноглазая женщина, приходившаяся сестрой Уингу… Оказалось, что свое семейство и власть она любила больше, чем любого мужчину, в том числе и Коула Блэкберна.

— Цзеонг был очень хорошим, порядочным человеком, — сказал после паузы Коул. — Мне жаль, что он погиб.

— Вот как? Помню, было время, когда ты сам с радостью убил бы Цзеонга да еще поплясал бы на его могиле.

Коул ничего не ответил.

— Если ты намерен возобновить свои отношения с Чен Лай, — продолжил Уинг, — на сей раз семейство Чен не будет вам препятствовать.

На сей раз…

Слова эхом отозвались в мозгу Коула, напомнив ему о событиях, которые он предпочел бы забыть. Вскоре после того, как он впервые подписал соглашение с фирмой «Блэк Уинг», Лай бросила его, поскольку ее семейство настаивало, чтобы у нее был муж-китаец. Коула терпели как любовника Лай до тех пор, пока он был нужен, — ведь он консультировал семейство Чен в том, что касалось развития горнодобывающей промышленности. Но как только речь зашла о женитьбе и наследниках, оказалось, что зов крови сильнее.

И вот теперь Цзеонг Ли в могиле. Лай сделалась вдовой, и семейство Чен предлагало Коулу ту самую женщину, которую они же когда-то у него отняли.

— Нет уж, благодарю, — спокойно ответил Ко-ул. — Ядовитым плющом люди подтираются лишь однажды, неглупые люди, я хочу сказать.

На другом конце линии молчали, затем послышался громкий, но совсем не веселый смех.

— А ты ничуть не изменился.

— Такой уж я… Главное, Уинг, что я выжил, что за все эти годы меня не смогли задавить.

— Скажи, а что именно ты рассчитываешь найти на ферме Эйба?

Коул принял такой резкий поворот разговора.

— Мне будет нужен вертолет, чтобы сделать фотографии. Радар мне также понадобится, кроме того, результаты магнитных исследований земельных участков, принадлежавших Эйбу. Работы слишком много, я один со всем скоро не управлюсь.

— У нас тут есть подходящие специалисты, которые вполне могли бы… — предложил было Уинг.

— Нет, это слишком увеличит возможность утечки информации.

Уинг на это ничего не ответил. Коул, пожав плечами, предложил:

— А нельзя ли обеспечить спутниковую связь прямо на земле Уиндзора? Это позволило бы напрямую получать от тебя информацию, не боясь ее разглашения.

После непродолжительной паузы Уинг сказал:

— Через несколько дней я смогу, тебе ответить. И сам буду заниматься вводом информации.

— Отлично, — сказал Коул. — А как насчет остальной техники, которая мне понадобится?

— Не переживай, мои люди позаботятся.

— Надеюсь, им можно доверять?

— Они из семейства Чен.

Коул удовлетворенно улыбнулся. Ему было ясно, что Уинг понимает под словом «доверие». Доверие для него — чувство взвешенное и выверенное самым тщательным образом.

— В таком случае остается едва ли не главная проблема — вертолет.

— Что же касается вертолета, я готов немедленно навести справки. Тебе понадобится пилот?

— Нет, я буду вести машину сам. Хорошо бы иметь под рукой еще и специалиста, который мог бы все наладить, подключить и охранять, когда меня на ферме не будет. Ведь я же специалист по Добыче, а не электронщик. И кроме того, большую часть времени я буду в разъездах.

— Об этом не беспокойся. Что-нибудь еще?

— Ну, неплохо было бы иметь самые минимальные удобства. У Эйба были несколько странные, мягко говоря, представления о том, какой должна быть в доме мебель.

— Сделаем. Тебе как, обычную постель или супружескую?

Ничего не ответив, Коул положил трубку, но тут же набрал номер Мэтью Уиндзора.

Самое время было узнать, что же именно отец Эрин намерен предпринять для защиты собственной дочери.

Глава 13

— И ради этого нужно было укладывать чемоданы и пересылать все вещи в Лондон?! — возмущенно спросила Эрин.

— Нет, — ответил Коул, не отрываясь от изучения карт. — Ты сделала это для того, чтобы Конмин подумал, будто ты клюнула на их приманку. Сбить с толку, направить по ложному следу, заморочить голову — вот наш девиз. Только так и можно выжить.

— Прочитаю «Заморочку» еще разок, и мне будет уже решительно все равно, выживу я или нет, — парировала она.

Эрин в сердцах швырнула листки с виршами Эй-ба. Она сидела у окна в номере отеля «Дарвин». Порой поднимая голову, она любовалась роскошным тропическим ландшафтом. Ни стихи, ни вид за окном — ничто не могло привлечь ее внимание.

Коул поднял голову. Кальки топографических и геологических карт Австралии лежали перед ним на столе, в гостиной номера на двоих. Поверх были разостланы кальки Кимберлийского плато и Западной Австралии. Компас, линейка и карандаш находились тут же, под рукой. Рядом лежал и блокнот.

Собственно говоря, Коул и не рассчитывал вот так, за рабочим столом, разрешить загадку рудника «Спящая собака». Но, разглядывая карты, Коул получал пищу для размышлении, — не слушать же ему было, что болтает Эрин, комментируя его действия.

— Да это и неудивительно, — сказал Коул. — «Заморочка» — она такая, кого хочешь вывернет наизнанку.

— А я-то, дура, считала, что ты расцениваешь стихи моего дядюшки Эйба как высокую поэзию.

Легкая улыбка Коула была ей ответом. «Заморочка» — это самое мягкое слово из тех, что обычно употреблял старина Эйб. Имей Эрин хоть самое отдаленное представление об австралийском сленге, а, стало быть, о том, что там, в виршах Эйба, которые она уже несколько раз перечитывала вслух, то, как пить дать, покраснела бы до корней волос. Эйб оставался циником до своего последнего вздоха.

— Который час? — спросила она.

— Пора на боковую.

— Черт возьми…

Широко зевнув, Эрин поднялась с мягкого кресла, подошла и встала рядом с Коулом, стараясь заглянуть через его плечо, что же именно он так внимательно изучает.

— А почему бы тебе не рассказать мне, что изображено на этих картах? — Она наклонилась, положив одну руку ему на плечо. — На сей раз я уж не стану зевать тебе в ухо, будь уверен.

— Садись, пока не упала, — мягко сказал Коул, усаживая Эрин себе на колени.

Эрин сразу напряглась. Спокойным деловым тоном Коул принялся объяснять ей условные значки на верхней карте. По мере того как он говорил, Эрин расслабилась, чувствуя тепло, исходившее от Коула. И хотя Коул наслаждался подобием близости, говорил он исключительно о карте и об условных обозначениях.

— Я немного разбираюсь в топографических картах, — сказала Эрин. — А на эту смотрю — и ничего не понимаю.

Коул подался вперед, к столу: Эрин чуть поерзала у него на коленях, отчего член Коула вздыбился и дыхание участилось. Чертыхнувшись по поводу того, что его тело живет своей собственной жизнью, Коул попытался сконцентрировать все свое внимание на кальке, которая вдруг заинтересовала Эрин. Прозрачная пластиковая копия размером четыре фута на четыре, в точности сохраняющая масштаб топографической карты, была разрисована во все цвета радуги, и неискушенный зритель мог подумать, что цветовые пятна нанесены как попало.

Обхватив Эрин за плечи, Коул свободной рукой наложил прозрачную пластиковую пленку на топографическую карту. При этом он задел предплечьем ее сосок. От прикосновения Эрин резко вздохнула. Дыхание ее, совсем недавно такое ровное, участилось, но она и не подумала отодвинуться. Он еще раз поправил карты, и опять его рука дотронулась до ее соска. Объясняя Эрин смысл значков, он водил по карте пальцем.

— Синие линии — это песчаник. В Кимберли песчаника полным-полно. Желтые диагональные линии — это вулканические породы. Розовые точки — границы водоемов. Белые точки — ветры. Особенно важны для нас водоемы, ведь именно на их берегах обычно находят россыпи алмазов.

Когда глаза Эрин привыкли смотреть и на кальку, и сквозь нее на карту, она увидела, что границы водоемов почти всегда соответствуют рекам или береговым линиям, изображенным на топографической карте. Но были и такие участки, где розовые точки виднелись вдали от реки, океана или даже озер.

— Это что, подземные воды? — спросила она. — Странно, что на поверхности нет никакого водоема.

Коул посмотрел на ее красивый палец с чистым, без всяких следов маникюра ногтем. Как только он сообразил, что именно она имеет в виду, то сразу же мысленно похвалил ее за острый глаз.

— Это то, что геологи называют палео-водоемами. Когда-то там протекали полноводные реки и образовали наносы. Рек в тех местах давно уже нет, но под землей, в толще наносов, остались внутренние водоемы.

— Означает ли это, что в таких местах можно найти алмазы?

— Если древняя река протекала через алмазоносный грунт, то да.

— А вот, например, в этом месте?

— Здесь, думаю, вряд ли. Тут древняя река не пересекала никаких вулканических пород.

Эрин чуть нахмурилась.

— А я и не знала, что на Кимберлийском плато есть вулканы.

— Вулканы Кимберли очень древние. Они давно уже почти сровнялись с землей, а в последующие эпохи их еще и порядком позасыпало сверху. И сегодня там ничего не найти, кроме разве что отдельных фрагментов некогда живой и яростной природы. Когда начинаешь вгрызаться в землю в поисках алмазов, зачастую копаешь сам себе могилу. Так-то, дорогая.

— Изумительное сравнение, — проворчала Эрин. Коул протянул руку, взял еще одну кальку и положил ее поверх остальных карт. На сей раз Эрин никак не отреагировала на его прикосновение к ее соскам.

— Но если нет следов вулканической деятельности на поверхности земли, — продолжал он лекторским тоном, осторожно приобнимая ее, — приходится заглянуть поглубже.

— Куда это?

— А вот смотри. На этой карте обозначены участки, рудники и залежи минералов на Кимберлийском плато. Участки отмечены зеленым цветом, активно разрабатываемые месторождения — красным, а синим — заброшенные копи и участки, на которых работы еще не велись.

Эрин поморщилась, увидев обилие направленных в разные стороны и зачастую переплетающихся линий.

— Кимберлийское плато и не видно за всем этим… Кажется, что каждый метр кто-то уже прошел и исследовал.

— Изыскатели приобретали права на участки, начинали поиски, затем чаще всего забрасывали эти земли. А это совсем другое дело. — Коул чуть сжал ее в объятиях, как бы усаживая поудобнее, и осторожно прикоснулся губами к ее волосам. — Мне, собственно говоря, вовсе не нужны нетронутые земли, потому что большинство изыскателей ни черта не видят у себя под носом.

От горячего дыхания, которое Эрин чувствовала у себя на шее, ее кожа покрылась мурашками. То была скорее реакция на удовольствие, а вовсе не страх. И потому Эрин поплотнее прижалась к Коулу. Чуть заметно улыбнувшись, он прикоснулся губами к ее волосам и все тем же ровным голосом продолжал объяснять, словно, кроме карт, у него и не было иного интереса в жизни.

— Большинство участков Эйба расположено там, где еще в 1920-х годах старатели пытались отыскать золото. Но поскольку ничего стоящего там не нашли, участки были заброшены. И с тех пор никто вообще там не бывал, за исключением, может быть, аборигенов или случайного путешественника.

Эрин разочарованно уставилась на кипу карт, где было полно условных обозначений, линий, закрашенных участков, цифр, но не было никаких ответов.

— Проблема не в том, что плато слишком исхожено, — сказал Коул, вытаскивая еще одну кальку и укладывая ее поверх всех остальных. При этом как бы невзначай он коснулся груди Эрин и обдал ее своим жарким дыханием. — Я бы сказал: проблема в том, что мы знаем слишком мало.

Эрин хотела было что-то ответить, но слова застряли у нее в горле. Тепло Коула, его жаркое дыхание, ощущение мужской силы — все это со всех сторон охватило Эрин.

Но, как ни странно, единственное, чего ей сейчас больше всего хотелось, так это еще теснее прижаться к нему.

— Благодаря калькам мы можем видеть, чего можно здесь ожидать, — сказал Коул, опять прикоснувшись губами к шее Эрин. — Очень многое зависит от высоты местности над уровнем моря, от почвы и иных параметров. На этих картах можно видеть, что находится под верхним слоем почвы: песчаник, или известняк, или вулканическая порода.

Коул положил на самый верх еще одну кальку. Он тщательно разглаживал и выравнивал лист, потому что всякое движение позволяло ему дотрагиваться до Эрин.

— Здесь нанесены дороги и тропы, дамбы и воздушные пути, поселки, отдельные фермы, колодцы, электрические подстанции и вообще все то, что homo sapiens счел необходимым привнести в природу. Ты только посмотри сюда. Хорошенько посмотри.

Коул незаметно разжал свои объятия и выпустил Эрин. Она уставилась на верхнюю из расстеленных карт, пытаясь сосредоточиться и в то же самое время мелко вздрагивая от всякого прикосновения тела Коула. С трудом она сообразила, что на этой верхней карте почти совсем отсутствуют условные обозначения.

Человек слишком незначительно освоил Западную Австралию, а что касается Кимберлийского плато, то оно осталось вовсе не обжитой землей.

— Здесь почти все, что мы знаем о Кимберли, — сказал Коул. — Положи на карту руку. В любое место.

Эрин осторожно положила на бумагу ладонь, недоумевая, зачем это могло понадобиться Коулу.

— У тебя под ладонью оказались сразу несколько тысяч квадратных метров территории. А теперь убери руку и скажи, много ли нам известно о том участке, который только что был прикрыт?

Эрин, убрав руку, всмотрелась в мутную прозрачность.

— Асфальта нет и в помине, — принялась она перечислять. — Одна грунтовая дорога. Несколько подъездных путей, которые наверняка немногим лучше тех троп, по которым животные ходят на водопой. — Она нагнулась, чтобы лучше видеть. — Пять ферм… Но три из них покинуты хозяевами… Несколько ветряных мельниц. — Она еще ниже опустила голову, стараясь разглядеть самую нижнюю из расстеленных карт. — Из растительности трава, кустарники, камедные деревья.

Коул убрал две самые верхние карты, чтобы Эрин могла лучше видеть остальные.

— Возле трех ферм, — продолжала она, — участки с месторождениями полезных ископаемых. Всего их семь, и эти участки как бы вытянуты в линию вдоль реки, — добавила она. — Да, вдоль реки, но некоторые расположены в стороне, Эрин вновь сосредоточенно склонилась к карте.

— Рельеф почти плоский. Сплошь пески и песчаник. Никакой воды.

— Еще что?

Эрин ответила не сразу, она долго шелестела картами, прежде чем подняла голову и взглянула на Коула.

— Да все вроде бы.

— А теперь подумай. Тысячи квадратных миль, а все сведения об этих территориях уложились в твой трехминутный рассказ.

Эрин изобразила на лице удивление.

— Если бы ты назвала владельцев ферм пионерами, то попала бы в самую точку, — сказал Коул. — До Кимберли нынешний век еще почти не добрался. Западная Австралия — совершенно особое место, земля, которая живет в своем, необычном времени. Тут цивилизацию понимают как то, что ты можешь привезти на собственном горбу.

Немного подумав. Эрин спросила:

— А сколько лет было Эйбу?

— Лет восемьдесят, должно быть.

— А как у него было со здоровьем?

— Мог сутками идти по пересеченной местности, молодым было за ним не угнаться, — сказал Коул. — И никто в округе не сумел бы перепить его за столом.

Она нахмурила лоб.

— Стало быть, нечего надеяться, что есть такое место на его землях, куда он из-за возраста не сумел бы дойти?

— Не сомневаюсь, что подобных мест нет.

— Ну хорошо, а как насчет его «Спящих собак»? — спросила Эрин. — Почему ты уверен, что там совсем уж ничего не найти?

— Я бывал на «Спящей собаке-I». Это обычная трубкообразная шахта, алмазоносный пласт довольно бедный, встречаются одни только борты. Алмазы из этой жестянки обнаружены в другом месте, где значительно больший процент ювелирных камней.

— А что это — борты?

— Технические алмазы, — объяснил Коул. — Их используют при изготовлении абразивов или для головок буров.

— И там нет настоящих алмазов?

— В том смысле, как ты это понимаешь, — нет. Эйб находил лишь желто-коричневые камни, все в трещинах, неправильной формы.

— И так во всех шахтах Эйба?

В голосе Эрин звучало такое разочарование, что Коул не сдержал улыбки.

— Увы, боюсь, что именно так. Ни один из его рудников не располагается вблизи современного речного русла. Так что едва ли в его «Собаках» могут быть найдены более крупные камни.

Эрин мрачно уставилась на карты.

— Что ты имеешь в виду под «современным речным руслом»? А какие еще русла могут быть?

Коул принялся разглаживать бумаги, задумавшись о том, какие следы время оставляет на поверхности земли, как оно видоизменяет планету, стирая одни горы и вместо них возводя другие.

— Есть еще палео-реки, проще говоря, древние реки, — сказал после длительной паузы Коул. — Старые, как горы, а может, и еще более древние.

— Не понимаю.

— Вот уже на протяжении полутора миллиардов лет Кимберлийское плато находится над уровнем моря. Это древнейшая часть суши на поверхности нашей планеты. С тех пор и все прочие части Австралии, как и остальные континенты, так или иначе стали выше.

Коул, чуть отстранившись от Эрин, взял большую карту Австралии, лежавшую в самом низу, и разложил ее перед Эрин.

— Вот взгляни, — сказал он. — Австралия — самый плоский из всех обитаемых материков Земли. И самый безводный к тому же. Кимберлийское плато — это едва ли не единственная территория, где можно отыскать хоть какие-то возвышенности. На других континентах их назвали бы разве что холмами.

Эрин, подняв брови, нагнулась поближе к карте.

— В самом центре Австралии, — продолжал меж тем Коул, — земля настолько плоская, что, когда идут дожди, вода собирается, как капли на огромном столе для пикника.

Его длинный указательный палец отметил на карте некоторое возвышение на территории Кимберлийского плато.

— Вот эта территория расположена повыше, и потому тут всегда сухо. Другое дело — центральная часть Австралии и в особенности юго-запад: большую часть времени здешняя земля находится под водой. Там залегают песчаники и известняки.

Когда Коул взглянул на Эрин, она была всецело поглощена разглядыванием карты, забыв, казалось, обо всем на свете.

— По краям Кимберлийское плато немного неровное. Местные жители гордо называют эти неровности «горами», хотя они тянут разве что на холмы. Это как раз то, что осталось от известняковых, по-научному выражаясь, пустых сланцев, окружающих алмазоносную брекчию.

— Кости мертвого моря? «Плывет по моря мертвого костям»?! — процитировала Эрин строку одного из стихотворений Эйба.

Коул прищурился. Он спешно отложил карту континента и вместо нее расстелил карту Кимберлийского плато, принявшись изучать область залегания песчаника вокруг Кимберли: когда-то, много лет тому назад, этот песчаник грядой рифов окружал нынешнее плато. Семь из участков Сумасшедшего Эйба как раз приходились на обнаженные пласты песчаника. Причем три из них располагались на территории его фермы. Ни один из семи даже близко не подходил к какой-нибудь из «Спящих собак».

— Эй, Коул!

Вместо ответа он схватил еще одну карту. На сей раз ту, на которой были изображены все современные водные артерии. И хотя в данной местности не было рек, которые текли бы круглый год, но в сезон дождей тут выпадало столько осадков, что поглотить такое количество воды иссушенная и растрескавшаяся земля не могла. В результате возникали случайные реки, которые в действительности оказывались едва ли шире и мощнее обычных ручьев.

Эрин терпеливо наблюдала за тем, как глаза Ко-ула обшаривают карту, как он замеряет расстояния и записывает какие-то цифры. Он работал так быстро и с такой уверенностью, что за всем этим угадывался интеллект столь же мощный, как и тело Коула.

Чем дольше Эрин наблюдала за действиями Коула, тем большее волнение испытывала. Ей хотелось плотно прижаться к нему сейчас, именно сейчас, когда он весь — интеллект и устремленность. Она отдавала себе отчет в том, что стать любовницей такого мужчины очень опасно, поскольку Эрин не умела делать что бы то ни было наполовину. Если уж она отдастся ему телом, то и душой, и помыслами будет принадлежать Коулу. Но не было никакой гарантии, что Коулу нужна была Эрин целиком, а не только ее тело. Не было ни малейшей гарантии, и на сей счет она не заблуждалась. Но тем не менее с каждой минутой, проведенной рядом с Коулом, Эрин все сильнее желала его.

Коул внезапно поднял глаза и увидел восхищение, струившееся из зеленых глаз Эрин. Как только она осознала, что поймана с поличным, то поспешила отвести взгляд.

— Ну и что там? — И Эрин кивнула в сторону карты.

Он пожал плечами.

— Едва ли не две трети всей территории Австралии могли бы претендовать на звание места, где покоятся кости мертвого моря.

— Да? — В голосе Эрин звучало разочарование.

— Хотя, с другой стороны, если проверить все ныне разрабатываемые земли, то я остановился бы на районах, где известняк выходит на поверхность.

На лице Эрин появилась улыбка.

— Значит, я чем-то смогла помочь тебе?

Коул улыбнулся.

— Похоже на то. Но все равно нам придется исследовать огромные территории.

— А там есть река?

— Никакой реки в твоем представлении нет. Там были палео-реки. Они опустились, ушли на те уровни, где некогда сформировались пустые сланцы. Остались отмели, может, даже такие, как Намибийская отмель, где стоит лишь копнуть лопатой, и алмазы сами потекут тебе в карман.

— Где же эти земли Эйба, под которыми могут быть такие вот древние реки?

— Пока мне не удалось обнаружить ничего подобного, — признался Коул. — Но они должны там быть. Обязательно должны!

— Почему ты так уверен?

— Потому что Кимберлийское плато всегда располагалось на одном и том же месте, и тут находилось море, а воды всегда устремляются к морю.

Эрин чуть прикусила губу. Она обычно так делала, когда нервничала или крепко о чем-то задумывалась.

— А как велики алмазные трубки?

— Большинство не шире нескольких сотен квадратных акров. Но есть и более компактные. Хотя бывают, наоборот, и более крупные.

— Это как искать иголку в стоге сена?

— Вроде того, — с усмешкой сказал Коул. — Будь это иголка, я при помощи мощного магнита вытащил бы ее откуда угодно.

Взгляд его вновь обратился к карте. Он сделался напряжен и сосредоточен; Эрин могла лишь смутно догадываться, какие мысли занимают сейчас Коула. Она теперь уже откровенно разглядывала его, сожалея, что нет под рукой фотокамеры. Хотя она исключительно редко снимала портреты, предпочитая непреходящую прелесть живой природы, а не мимолетную человеческую красоту, — ей сейчас очень захотелось снять Коула. Подобно пейзажу, лицо Коула было многозначительнее, чем просто совокупность внешних черт.

Эрин еще раздумывала над этим, как вдруг неожиданно к ней подкрался сон: так, на коленях у Коула, она и задремала, прижавшись щекой к его шее. Ей снилось, будто в руках она держит фотокамеру.

Глава 14

Гуго ван Луйк бесшумно, словно привидение, прошелся по холлу. Роскошный зеленый ковер, гобелены и тяжелые шторы поглощали любой звук. Глаз телекамеры, встроенной в стену, внимательно фиксировал все перемещения ван Луйка. В зависимости от времени года в офисе находились необработанные алмазы на сумму от двух до трех миллиардов долларов.

Подойдя к тяжелой, украшенной ручной резьбой двери в дальнем конце холла, он ловко набрал четыре цифры кода. Замок щелкнул, и ван Луйк, толкнув дверь, оказался в длинном коридоре, вход в который также был закрыт на электронный замок. Отперев еще одну дверь, он наконец очутился в конференц-зале.

Ван Луйк посмотрел на часы. Будь на то его воля, он бы с удовольствием перенес встречу на пять недель, то есть пропустил бы очередную. К тому времени сезон дождей в Западной Австралии уже начнется, и, стало быть, вопрос об опасном наследстве Абеляра Уиндзора потеряет актуальность еще как минимум на полгода. Но, увы, отменить встречу уже невозможно.

Ван Луйк резко обернулся к мажордому в дверях:

— Можно приглашать.

Первым вошел представитель Израиля Моше Арам. Алмазная торговля занимает столь важное место в экономике этой страны, что ее никак нельзя оставить на откуп ювелирам или даже политикам.

Представитель Соединенных Штатов Нэн Фолкнер вошла сразу вслед за Арамом. Фолкнер села, налила себе воды со льдом, выпила и налила еще. Затем она закурила свою любимую сигару.

Ван Луйк сел в свое кресло у торца длинного стола и с этой командной позиции следил за тем, как рассаживаются остальные участники встречи. Каждый из приглашенных считал главной целью обеспечить интересы своей страны в диалоге с картелем.

Представитель России выглядел почему-то на редкость угрюмым. Аттар Сингх, выступающий о. имени Индии в картел:е, был вежлив и сдержан. Индия больше не производила алмазов, и потому к этой стране уже не было прежнего внимания. Все, что Индия теперь могла дать Конмину, — это лишь дешевый труд своих гранильщиков, которые за гроши были готовы без устали полировать и гранить алмазы, с тем, чтобы впоследствии обработанные технические алмазы были проданы за четверть цены, которые вообще существовала на подобные камни.

Интересы европейских стран ограничивались огранкой и шлифовкой алмазов: добыча на континенте практически не велась.

Австралия разрабатывала Кимберлийское плато своими силами, не прибегая к помощи геологов Конмина. Результат — открытие Аргильского месторождения. Аргиль, расположенный в Богом забытом месте, требовал чудовищных средств на свое развитие, и Австралия прибегала к внешним займам. Но как только банки разузнали, что Австралия не является членом картеля и у нее нет гарантированных рынков сбыта для аргильских алмазов, — у многих ранее заинтересованных банкиров желания финансировать австралийцев заметно поубавилось.

Однако игра на этом не закончилась. Индия, недовольная политикой картеля, предложила австралийцам гарантированный рынок сбыта аргильских алмазов. После этого предложения Австралия вновь обратилась к банкам, теперь уже имея гарантии сбыта своей продукции. Но индийскому правительству ненавязчиво дали понять, что результатом сделки явится наводнение прежних: индийских рынков такими же австралийскими алмазами, как и те, что Индия поставляет сама.

Собственно говоря, ни одна страна не могла сравниться по запасам алмазов с тем, что имелось в лондонских хранилищах. И потому Индия сразу же взяла свои слова назад, а Австралии пришлось поступить так, как поступил бы владелец алмазного рудника: Австралия пошла на поклон к Конмину.

Ван Луйк открыл лежавшую перед ним папку, обтянутую сафьяном, положил ее перед собой и подал знак, означавший, что очередная встреча считается открытой. В ту же секунду все участники принялись передавать ему листки бумаги. Каждый месяц добывающие алмазы страны указывали, сколько именно камней они рассчитывают произвести в следующем месяце. Точно так же ежемесячно страны, занимающиеся огранкой и шлифовкой алмазов, со своей стороны представляли ориентировочные объемы необходимого им сырого минерала. И именно ван Луйк должен был находить компромиссные решения^ приемлемые для обеих сторон.

Ван Луйк собрал так называемые «молитвы», представленные каждым из членов картеля, но все эти бумаги в действительности были всего лишь формальностью. Все данные уже поступили к нему по факсу за сутки до встречи. В любом случае поданные «молитвы» не могли сыграть решающей роли в обсуждении; ван Луйк уже неделю назад знал, каким именно образом будут распределены алмазные запасы.

Быстрыми и вместе с тем ловкими движениями ван Луйк сложил «молитвы»: от производителей — в одну сторону, от обработчиков — в другую. Он наскоро просмотрел цифры, сравнил их с теми, которые и так держал в голове. Похоже, что сегодня несколько человек, принимающих участие во встрече, выйдут отсюда крайне расстроенными. Впрочем, такое случалось периодически, и ван Луйк, отнюдь не дурак, знал, что и в будущем такие ситуации неизбежны.

— Мистер Макларен, — внезапно сказал ван Луйк, обращаясь к представителю Австралии, — в настоящее время не представляется возможным гарантировать рынок сбыта для продукции алмазных шахт Эллендейла. Сейчас не самое подходящее время для того, чтобы открывать новые месторождения.

— Можно ли ожидать увеличения закупочных цен на наши технические алмазы? — вкрадчиво поинтересовался Макларен.

— К сожалению, нет. Потому что, если цены на технические алмазы поднимутся выше, Япония развернет широкое производство искусственных алмазов. А это будет означать, что Австралия окажется на руках с чрезвычайно дорогостоящим и весьма неприбыльным алмазным рудником. В скором будущем я приеду в Аргиль, и мы вместе обсудим долговременные планы на будущее.

Ван Луйк перешел к рассмотрению проблемы, содержавшейся в следующей «молитве».

— Мистер Сингх, вы можете рассчитывать на получение двух третей от того объема, который вы запрашиваете. У вас имеются главным образом специалисты по огранке небольших камней, — заметил ван Луйк. — Но если Индия согласится на уменьшение объема поставляемого ей сырья, мы готовы пойти навстречу вашим пожеланиям. Китай интересуется торговлей крупными алмазами. Мы ответили им, что весь объем добываемых алмазов распределяется без остатка. Конечно, мы были вынуждены сказать, что будем иметь в виду их просьбу в случае изменения общей ситуации.

Лицо Сингха густо покраснело, что особенно бросалось в глаза по контрасту с его белоснежным тюрбаном. Однако когда он заговорил, голос его оставался спокойным и бесстрастным:

— Индия не имеет претензий к выделяемым ей объемам продажи.

— Отлично. Ваша сговорчивость не будет забыта, смею вас уверить. Мистер Фейнберг, все ваши просьбы будут удовлетворены в полном объеме.

Фейнберг кивнул.

— Мистер Яраков, мы сожалеем, что не сможем принять сырье от России.

Яраков гневно посмотрел на председательствующего, но вслух не сказал ни слова.

Ван Луйк сделал небольшую паузу, очевидно ожидая, что последуют возражения. Но их не прозвучало. И тогда он произнес:

— Мистер Арам, что касается вашей просьбы, то, по-моему, она просто безрассудна. Если мы продадим вам столько крупных алмазов, сколько вы просите, то ни в Индии, ни в России у огранщиков просто не останется работы.

Мягкий негромкий голос ван Луйка был хорошо слышен во всех уголках конференц-зала. В 1970-х годах Израиль обрабатывал до восьмидесяти процентов всех средних и крупных алмазов. Но к началу 80-х именно Израиль инициировал спекуляции на алмазном рынке, которые едва не лишили Конмин контроля над мировым производством и распределением алмазов. И картель ничего этого не забыл. Не забыл и не простил Израилю. Картель взыскал чудовищную по сумме ретрибуцию, перекрыл кислород для полутора сотен израильских ювелиров и таким образом почти уничтожил алмазную промышленность Тель-Авива. Большинство камней, которые ранее шли в Израиль, теперь распределялись между русскими и индийцами.

— Вы получите около 40% запрошенных вами объемов, — продолжил ван Луйк. — Россия — почти 90%.

— Не кажется ли вам, что ваше наказание несколько подзатянулось? — напрямик спросил Арам. — Что дает вам право разрушать экономику маленькой, борющейся за свою независимость страны и отдавать наши алмазы тем, кто преследует евреев в России?

— Мы торгуем алмазами, а не занимаемся решением идеологических проблем, — ровным голосом заметил ван Луйк, подсовывая израильскую «молитву» вниз, под остальные бумаги. — Вы можете, конечно, просить об увеличении поставок сырья на следующей нашей встрече.

— Но…

— Нейтральная позиция Конмина всем хорошо известна, — сухо заметила Нэн Фолкнер, перебив Арама. — Все присутствующие отлично понимают, что происходящее на наших совещаниях имеет далеко идущие последствия, затрагивающие не только алмазный рынок, — продолжала она. — Если Израилю урезают квоты, мне придется рекомендовать американским промышленникам уменьшить количество получаемых ими алмазов.

Этот выпад Фолкнер явился для ван Луйка полной неожиданностью. Но он не выказал ни малейшего удивления.

— Вы вправе поступать, как вам будет угодно. Однако хочу заметить, что мы не будем против того, чтобы откликнуться на просьбы розничных торговцев ювелирными камнями.

Фолкнер улыбнулась, но ее улыбка была столь же холодка, как лед, брошенный в бокал с водой. Отхлебнув воды, Фолкнер сказала:

— Для нашего правительства не составит большого труда поднять налоги на вое операции с алмазами. Через год-другой все алмазные изделия на американском рынке резко вздорожают, и люди перестанут их приобретать.

Что же до сантиментов, — продолжала Фолкнер, не давая ван Луйку возразить, — то очень многие американцы последуют примеру принцессы Дианы: они начнут приобретать обручальные кольца с самоцветами, особенно если ювелиры будут делать эти кольца с подобающим шиком. И вполне возможно, что политики со своей стороны начнут кампанию бойкота алмазов из страны апартеида — ЮАР. Большинство людей ассоциируют алмазы и Алмазный картель именно с Южной Африкой. Лет через пять вы потеряете половину американского рынка. А то и три его четверти.

Фолкнер принялась попыхивать своей сигарой, давая понять, что ей нечего добавить к сказанному. Да ничего и не нужно было добавлять: в США продавалось до трети всех алмазов мира с наивысшей прибылью.

— Но есть ведь еще и Япония, — заметил ван Луйк.

— Правильно, — участливо сказала Фолкнер и опять добавила в свой бокал льда. — Американцы приучили японцев покупать обручальные кольца с алмазами. И американцы же в состоянии отучить их от этой привычки. А это будет означать, что половину нынешнего алмазного рынка вы потеряете, я все страны, что представлены сегодня за этим столом, сократят доходы от продажи алмазов и изделий е бриллиантами ровно наполовину. Едва ли это все стоит того, чтобы в очередной раз дергать за израильскую веревочку. Не так ли?

— Но вам известно, мисс Фолкнер, что «Консолидейтед минералз» контролирует не только рынок алмазов.

— Именно поэтому до сих пор американские политики не протестовали против алмазов, ввозимых в страну, — парировала Фолкнер. — Вы нуждаетесь в нашем рынке алмазов, нам необходимы ваши стратегические минералы. Так что давайте-ка закончим наши препирательства и займемся подысканием более приемлемого компромисса, чем тот, что вы предложили.

Ван Луйк прикрыл глаза. У него так сильно болела голова, что каждое биение его сердца отзывалось острой болью. Ведь он предупреждал свое начальство, что с Соединенными Штатами, возможно, будет сложно договориться, если как следует наступить на хвост Израилю. Его никто и слушать не захотел. Что ж, теперь у них попросту не будет иного выбора.

— Возможно, потерю рабочих мест и иностранной валюты в Израиле можно будет компенсировать за счет иных источников, — сказал ван Луйк, глядя на Сингха.

— Не выйдет, — сказала Фолкнер. — Израилю не нужны подачки за счет Индии. А почему бы не позаимствовать немного у Медведя?! На протяжении последних девяти лет каждые полгода русские получают дополнительно десять процентов средних и крупных алмазов.

Яраков обернулся к Фолкнер и, не дав ван Луйку и рта раскрыть, сказал:

— В результате последних политических изменений у нас возникли серьезные проблемы с безработицей и иностранной валютой. Ваша страна поддерживает политику гласности в средствах массовой информации, но мы и по сей день вынуждены за американское зерно расплачиваться американскими долларами.

— Господа, — резко вмещался ван Луйк. — Я уверен, что основа для взаимоприемлемого компромисса существует. Россия и впредь будет получать свою долю алмазов, потому что она в состоянии за небольшие деньги делать огранку наилучшим образом.

Арам грустно взглянул на ван Луйка, однако смолчал. То, что говорил ван Луйк, было правдой.

— Россия гарантирует хорошие цены для израильских ювелиров, которые занимаются изготовлением бриллиантовых украшений, — продолжал ван Луйк, глядя на Яракова. — Более того, Израиль согласился принять на учебу ряд русских мастеров, чтобы научить их изготовлению высококлассных украшений.

— Соединенные Штаты не будут возражать до тех пор, покуда конечный результат не повлияет на положение Израиля в мировой экономике, — заметила Фолкнер, выпуская табачный дым.

Ван Луйк понимающе кивнул, почувствовав некоторое облегчение. Все зависело от позиции Фолкнер. И тот факт, что она воздержалась от принципиальных возражений, означало, что и сегодня на встрече главными будут сугубо экономические мотивы.

— Мистер Арам? — Ван Луйк повернулся к израильскому представителю.

— Мы со своей стороны просим заключить на двадцатилетний период соглашение о сотрудничестве, — резко сказал Арам. — Мы готовы обучать русских искусству огранки и изготовления изделий. Но не получится ли так, что потом русские выживут нас с мирового рынка?

— На пять лет, — сказал Яраков, пристально разглядывая свои ногти и при этом нарочито не глядя на Арама.

— Ну хоть на пятнадцать.

— На пять!

— На тр…

— На пять, я сказал, — оборвал его Яраков. — Это мое последнее слово.

— Может, ваше и последнее, но вот вопрос: сумеете ли вы заручиться поддержкой Москвы? — поинтересовалась Фолкнер. Она перекладывала бокал со льдом из руки в руку, и ледышки тихо позвякивали, ударяясь друг о друга и о стекло. Яраков ничего не ответил. Тогда Фолкнер повернулась к Араму. — Так как насчет двадцати лет?

Голос ее был таким, будто она спрашивала о некоей малозначительной подробности. Однако в ее словах все всегда было важным. Арам, поколебавшись, согласно кивнул. Яраков с кислой миной на лице также кивнул, давая понять, что вынужден принять данное условие.

— Мисс Фолкнер, должен заметить, что просьба вашей страны на удивление скромна, — сказал ван Луйк.

— Так ведь и наш рынок невелик.

— С этим мы не согласны. Проведенные нами исследования позволяют говорить о том, что в мире увеличивается потребность в бриллиантах. Мы полагаем, что и американский рынок расширится, особенно учитывая то, что американские ювелиры намерены в ближайшем будущем развернуть новую рекламную кампанию в масштабах всей страны.

Сбив пепел с сигары, Фолкнер скептически посмотрела на ван Луйка.

— А тема грядущей рекламной кампании — «Настало время показаться во всем блеске. Подари любимому человеку бриллиант, равный твоей любви». Особый упор будет сделан на продажу камней весом от одного карата, — добавил ван Луйк.

Фолкнер покачала головой, отчего в ее серьгах заплясали превосходные бриллианты.

— Чтобы как следует раскрутить подобную кампанию, понадобится немало времени. Большинство дорогах ювелирных изделий будут дожидаться своего часа. Дайте нам хоть годовую отсрочку!

Ван Луйк что-то записал в своем блокноте.

— Даем три месяца, мисс Фолкнер.

Фолкнер сбила в пепельницу пепел и ничего не ответила.

— Ну что же, будем считать, что мы обо всем договорились? — уточнил ван Луйк, оглядывая собравшихся за столом. Никто не выказал ни малейшего протеста.

Фолкнер отодвинула свое кресло и направилась к выходу. В одном она была сейчас уверена: до зарезу необходимо новое месторождение ювелирных алмазов. Причем такое, контроль над которым находился бы в руках Соединенных Штатов, а не у Конмина.

Глава 15

Эрин подняла голову от тарелки и увидела подходившего к ней Коула. Вокруг шумел ресторанный зал, но Эрин почти ничего не слышала, сосредоточенно наблюдая за тем, как размеренно и красиво шагал Коул. Так же, затаив дыхание, она всегда прислушивалась к тому, что он говорил ей, так же внимательно смотрела в его серые глаза. Ей даже нравилось вдыхать воздух, сохранявший запах его тела. Вчера вечером она заснула, сидя у него на коленях. При том, что ей в бедро упиралось вполне достаточное доказательство возбужденности Коула. Утром она проснулась одетая, одна-одинешенька в своей постели. Хотя возбуждение Коула было чрезвычайно сильным, воли рукам, однако, он не дал.

Мысль об этом не выходила у Эрин из головы, заставляя по-новому взглянуть на некоторые эпизоды из их прошлого: эта мысль одновременно и успокаивала ее, и наполняла душу женщины сладким предвкушением.

Хотя подобное чувство не покидало Эрин, она знала, что не следует преувеличивать выдержку Коула. Он хотел ее, но был достаточно умен и отлично понимал, что, ускоряя ход событий, никогда ее не добьется. Впрочем, ее тоже тянуло к Коулу. Но Эрин понимала, что при этом рискует. Она была уверена, что Коул Блэкберн не из тех мужчин, которые позволят даже очень сильному чувству возобладать над прочими его устремлениями. Но и она была не из тех женщин, кто отдается без любви первому встречному.

— Ну как, готова? — спросил Коул, протянув ей руку.

Эрин поднялась из-за стола и накрыла его руку своей ладонью.

— Они с тобой?

— Я спрятал их на поясе. Снял номер в другом отеле и уже перевез туда все наше барахло.

— И сумку с моими камерами? — спросила она.

Он мягко улыбнулся.

— Там надежнее. В номере есть сейф. Но только снимать тебе пока не придется. Кто бы за тобой ни следил, все равно не примет тебя за обычную туристку.

Она вздохнула.

Коул чуть пожал ей руку, желая приободрить.

— Мы возьмем машину, предъявим наши новые паспорта и завтра утром отправимся в путь. Как только выедем из города, можешь фотографировать сколько угодно.

— Не забудь же о своих словах. Иначе я напомню о данном тобой обещании.

Улыбаясь, Коул и Эрин вышли из ресторана, держась за руки. Они выглядели парочкой влюбленных, которые решили провести вечерок в центре. Погода была теплая и сырая, воздух был пропитан малоприятными запахами большого города, к которым примешивался аромат свежей зелени.

Когда они вышли из круга света, отбрасываемого уличным фонарем, их силуэты сразу же слились с темнотой, ибо на Коуле были легкие летние слаксы, рубашка и модные туфли — все черного цвета. Так же в черном была и Эрин. По настоянию Коула вечерами они носили черное, а днем одежду цвета хаки. И поскольку он купил все необходимое, в том числе и нейлоновые туристические рюкзаки для багажа, у Эрин не было оснований для недовольства. Из прежних вещей у нее осталась старая сумка для фотопринадлежностей и алмазы, которые она прятала у себя на поясе, под одеждой.

С океана подул легкий бриз.

— Ну хоть теперь-то позволишь мне увидеть Индийский океан? — спросила его Эрин.

— Точнее говоря, Тиморское море.

— Какая разница!

Негромко рассмеявшись, Коул взглянул на грациозную женщину, вышагивавшую рядом. С тех пор как она заснула у него на коленях, что-то в Эрин изменилось. Она очень свободно вела себя в его присутствии и взяла привычку слегка подтрунивать над ним. Все это лишь разжигало его желание. Разжигало желание и выражение одобрения, с которым она смотрела на него.

— Иди сюда, — сказал Коул. — Тут можно спуститься к морю.

К воде зигзагами вела тропинка, невидимая сейчас в темноте и остро пахнущая водорослями. До пляжа оставалось всего несколько футов, когда Коул, вдруг резко остановившись, с силой прижал Эрин к стволу ближайшего дерева. Он всем телом навалился на нее, словно они были влюбленной парой, нашедшей наконец-то уединенное местечко. После того, как прошел первоначальный страх, вызванный грубым мужским натиском, Эрин успокоилась и расслабилась. Хищный взгляд Коула был устремлен вовсе не на нее. Он смотрел на тропинку, по которой они только что спустились.

— Мне показалось, я услышал за спиной шаги, — сказал Коул на ухо Эрин.

Он ослабил свой натиск и медленно выпустил девушку из объятий. Лишь в глубине души Эрин еще оставалось что-то, отдаленно напоминавшее страх. Все ее существо сейчас охватило новое чувство — желание.

Слабого лунного света оказалось вполне достаточно, чтобы Эрин могла разглядеть на шее Коула напряженные жилы, тень от подбородка и сильно, ровно пульсирующий лимфатический узел. В его прикосновении не было ничего сексуального, оно было скорее безличным. От тела Коула шло не возбуждение, а скорее успокоение.

— Пойдем, — чуть слышно сказал Коул. — Через несколько шагов на берегу будет другая тропинка, по которой можно вернуться в город.

Под их подошвами громко шуршал песок. Справа, подобно огромному серому камню, внезапно выглянуло море. Небо было затянуто чередой кучевых облаков, которые все более скрывали Луну и звезды, пока на небе не остался лишь размытый лунный абрис, отражавшийся светлыми блестками на морской глади. Там, где над песчаной поверхностью земли возвышались деревья, их прежде контрастные тени стали менее четкими. Сочетание света и тени показалось Эрин великолепным. Никогда прежде не доводилось ей наблюдать такую игру света.

— Подожди меня здесь, — тихо приказал Коул. — Если заметишь впереди какое-нибудь движение, окликни меня и беги во весь дух.

— А что ты намерен делать?

Ответом было звяканье металлического лезвия, которое Коул вытащил из кожаных ножен, укрепленных на запястье руки. Подобно тени скользнул он туда, откуда они только что пришли. Эрин напряженно всматривалась в ночную темноту, пытаясь разглядеть его фигуру.

Вдруг в темноте ее схватили чьи-то руки. Даже не успев испугаться, Эрин принялась защищаться.

Схвативший Эрин мужчина торжествующе закричал, однако этот крик тотчас же перешел в сдавленный вопль: в эту секунду Эрин сильным ударом пяткой в колено сбавила нападавшему спеси. Отпустив руку, мужчина отскочил в сторону, держась за колено. Она позвала Коула и попыталась ребром ладони ударить нападавшего по руке, чтобы тот отпустил ее. Мужчина, падая, увлек Эрин за собой. Как ее и учили, Эрин легко упала, успела сгруппироваться и почти сразу же оказалась на ногах, готовая при первой возможности бежать, так как бегство было лучшей для нее защитой. Однако нападавший успел схватить ее за лодыжку. Инстинктивно она ударила его в лицо. От боли он даже замычал.

Неожиданно ее окружили сразу несколько человек. Они схватили Эрин за руки и за ноги. Она отбивалась, используя приемы, которым ее научили, хотя и понимала, что при таком соотношении сил шансов на успех у нее почти никаких. Нападавшие были сильными и опытными — не какие-нибудь обычные хулиганы. Если первого она взяла врасплох тем, что принялась умело и ловко защищаться, то глупо было надеяться на то, что тем же приемом она разделается с остальными. Они, во-первых, видели, что произошло с их дружком, а кроме того, их было слишком много.

В отчаянии Эрин продолжала молча бороться, помня о том, как семь лет назад дала себе слово, что будет защищаться до последнего, если понадобится — до самой смерти, но не позволит ни одному мужчине изнасиловать себя. Внезапно ее так сильно ударили в солнечное сплетение, что она буквально застыла на месте: дышать было невозможно. Она краем уха услыхала, как один из нападавших, истошно вскрикнув, рухнул на песок. После короткой борьбы другой охнул и, сбитый с ног сильнейшим ударом, рухнул на землю, тяжело дыша.

Трое оставшихся отчаянно крутили во все стороны головами, пытаясь понять, что за невидимка выводит из строя их дружков.

— Беги! — приказал Коул.

В первое мгновение Эрин даже не узнала его голоса. Он говорил таким беспрекословным тоном, какого Эрин прежде не слышала. Слева от нее раздался шум, она повернула туда голову.

— Беги, я сказал, черт возьми!

В неясном свете луны Коул выглядел прямо-таки гигантом. Его руки и все его тело были в движении, ожидая новую атаку нападавших. Он постоянно перемещался, готовясь наброситься на головорезов и защищаться, при этом нападавшие не могли знать заранее его намерений. Нож, который Коул держал наизготовку, поблескивал в темноте, как ртуть. Коул медленно пятился, стараясь оттянуть бандитов от места, где находилась Эрин.

Придя в себя, бандиты неровной линией принялись наступать на Коула. Эрин увидела две вспышки ртутного света и догадалась, что двое из них готовы пустить в ход ножи. Она хотела крикнуть, предупредить Коула, но у нее перехватило дыхание. Она отчаянно боролась с нехваткой воздуха — не менее отчаянно, чем ранее с бандитами: нужно было что-то сделать, хоть чем-то помочь Коулу. Не лежать же вот так бесчувственно на прохладном песке.

Коул спокойно следил за тем, как его окружали. Он мысленно разрабатывал план уничтожения противника. Все в нем выдавало бывалого человека, которому не раз и не два доводилось принимать участие в схватках, причем далеко не всегда в самой выигрышной позиции. Он знал два своих главных преимущества. Во-первых, он не опасался по ошибке ранить друга. Во-вторых, все нападавшие были уверены, что он попытается защищаться и едва ли кто предполагал, что он намерен атаковать.

Двое с ножами в руках выступили вперед. Между ними было как раз такое расстояние, что при необходимости Коул мог сразиться лишь с кем-нибудь одним из них. Коул уже выбрал себе жертву: более крупного, державшего себя как опытный боец. Коул сделал ложный выпад в сторону низенького, затем круто развернулся и набросился на высокого. Одновременно ребром правой ладони он нанес ему сильный удар по горлу: здоровяк более не представлял угрозы.

Воспользовавшись ситуацией, Коул изо всех сил кулаком ударил в лицо второго из нападавших. Раздался сырой хлюпающий звук. Неизвестный упал лицом вниз и затих.

Третий из бандитов готовился к атаке, тогда как двое его дружков поднимались на ноги, собираясь продолжить схватку.

— Эрин! — крикнул Коул.

Она и хотела бы ему ответить, но так и не могла вздохнуть.

— Эрин!

Ответом ему была тишина. Коул взглянул на трех нападавших и сказал:

— Считайте себя покойниками.

С гортанным возгласом один из троицы сунул руку в карман куртки и вытащил странного вида пистолет.

Коул, неожиданно пригнувшись, набрал пригоршню песка и швырнул его в лицо бандита с пистолетом. Двое других в этот момент рванулись к Коулу. Тот прыгнул им навстречу, намереваясь повалить хотя бы одного, пока человек с пистолетом успеет протереть глаза.

Эрин с трудом поднялась на колени и через силу хватала ртом воздух. Она видела, как на Коула навалились двое, и услышала, как бандит с пистолетом принялся материться с явным акцентом лондонского кокни. Стоя на коленях, он пытался протереть глаза. Он совершенно ничего не видел и отчаянно ругался. У Эрин не было сил подняться, потому она сделала единственное, что могла: подползла поближе, схватила две пригоршни песка и швырнула их в лицо бандита. Глаза у него оказались буквально полны песка. Он вскочил на ноги и, как слепой, тыкал во все стороны дулом пистолета.

Эрин подумала было попытаться вырвать у бандита оружие, однако вовремя поняла, что для подобного нападения она еще слишком слаба. И тогда она вновь швырнула две горсти песка ему в лицо. В темноте и, судя по звукам, совсем близко послышались сдавленное кряхтенье, ругань, затем раздался хруст кости. Вдруг наступила тишина, было так тихо, что негромкий металлический звук взведенного предохранителя прозвучал как гром.

— Ложись!

По этой команде Коула Эрин плюхнулась на живот, откатилась на несколько метров и замерла, — как раз вовремя, потому что ослепленный бандит принялся палить во все стороны, где слышался скрип песка. Эрин ожидала громких выстрелов, однако из пистолета раздавались только приглушенные хлопки.

Коул тоже припал к земле, понимая, что криком выдал собственное местонахождение и что именно на звук его голоса будут направлены очередные выстрелы. Секунду спустя сразу две пули полетели в его сторону, что доказывало одну простую вещь: даже будучи на время ослепленным, стрелявший не был ни дураком, ни тем более глухим.

Эрин лежала, не смея шевельнуться. Она старалась при этом не дышать, понимая, что при малейшем звуке пуля полетит в ее сторону. Было так тихо, что Эрин решила, будто Коул также лежит, затаив дыхание. Затем краем глаза она уловила какое-то легкое движение. Она осторожно обернулась. Ей понадобилось все ее самообладание, чтобы не вскрикнуть при виде того, что предстало ее взору.

Медленно и неотвратимо соразмеряя каждое свое движение с накатом на берег очередной волны, Коул приближался к вооруженному бандиту.

Страх охватил Эрин. Допусти Коул малейшую оплошность — его убьют, и ничего нельзя будет поделать. Тогда и ей самой не спастись. Выход для нее и для Коула заключался в неподвижности и тишине. Но в то же время, чтобы выжить, они должны двигаться. Ведь не вечно же человек с пистолетом будет ослеплен несколькими горстями песка.

Эрин погрузила пальцы в зернистый песок, намереваясь вновь швырнуть пригоршню в лицо мужчины. Она перевела взгляд с пистолета на Коула, пытаясь прикинуть расстояние между ними. Коул молча покачал головой, запрещая ей предпринимать что-либо. Коул видел, что Эрин набрала полные пригоршни. Он вовсе не хотел, чтобы она нечаянным звуком выдала себя, не имея возможности никуда убежать от выстрелов.

Коул подвинулся еще ближе. Он хотел подобраться к бандиту на такое расстояние, чтобы можно было выхватить у него оружие. Меж тем тот оказался между Коулом и Эрин. Если Коул бросит в нападавшего нож или что-нибудь еще, велика вероятность, что тот упадет и выронит при этом оружие. А это значит, что Коул должен находиться от него на расстоянии вытянутой руки. При такой позиции звуки накатывавшихся на берег волн не могут больше маскировать его движения. Да и дышать громко Коул тоже не сможет, не рискуя выдать себя с головой.

Пальцы Эрин сжали песок с такой силой, что даже занемели. Она осторожно начала готовиться к развязке. Коул слышал, как его сердце, прежде бившееся спокойно, под напором адреналина вдруг застучало часто и гулко. Если бандит услышит, как шевелится Эрин, он вполне может выстрелить в нее раньше, чем Коул сможет что-то предпринять. Если же она будет лежать тихо, скорее всего с ней ничего не произойдет. Однако Эрин явно пыталась подкрасться к бандиту и еще раз швырнуть песок ему в глаза.

Нападавший обернулся, и его спина оказалась обращенной к Эрин. Он вслепую мотал головой, одновременно размахивая пистолетом. Он явно был готов выстрелить в любое мгновение. Бандит тяжело и часто дышал и вообще был на пределе, понимая, что пришел конец охоте кошки за мышкой. Его пистолет, подобно маятнику, ходил из стороны в сторону, держа под прицелом большое пространство.

Когда человек обернулся в сторону океана, Эрин увидела, как в его глазах отразились лунные блики. Более всего она боялась, что вскоре к нему вернется способность видеть. Силуэт Коула застыл на фоне мерцающей воды. Он представлял собой такую крупную мишень, что даже при плохом зрении промазать было очень трудно.

Набрав две пригоршни песка, Эрин тотчас же отскочила в сторону. Бандит обернулся на звук и выстрелил, не вполне различая цель. Пуля угодила в песок, который фонтанчиком взметнулся вверх. Тотчас же нападавший обернулся в сторону океана: хотя Коул не издал ни звука, скорее всего это движение подсказала ему интуиция. Прогремел еще один выстрел.

Коул с гортанным возгласом ребром ладони ударил нападавшего по лицу. Тот сильно дернулся, и из носа у него потекла обильная черная кровь, хорошо заметная при лунном свете. Не издав ни звука, он тяжело рухнул на песок.

— Эрин, ты в порядке?

— Да, разве что слегка ноги дрожат.

— Внимательно следи за дорожкой, по которой мы сюда пришли.

Коул подобрал с земли пистолет, ловким движением проверил, сколько пуль осталось в магазине, затем сунул нож в свои потайные ножны. После этого он принялся обходить одно за другим распластанные тела, пытаясь определить, не пришел ли кто-нибудь из нападавших в сознание.

— Никто не идет? — спросил он Эрин, нагибаясь над первым бандитом. Коул с силой встряхнул его, однако тот не выказал никаких признаков жизни.

— Нет. А что, собственно, ты там делаешь?

— Пытаюсь понять, не притворяются ли эти гады.

Эрин молча следила за действиями Коула. Ее мелко трясло, но в то же время она ощущала какое-то необычное, странное спокойствие. Все увиденное не слишком взволновало Эрин. Она вынуждена была бороться за свою жизнь, но при этом не получила ни малейшего ранения. Она спокойно размышляла о случившемся. Эрин не была столь наивной, чтобы полагать, будто после отражения нападения ее жизни не будет угрожать опасность. Позже она может обливаться слезами и стонать, но только не сейчас. Сейчас она думала только о том, чтобы выжить…

Когда Коул тряхнул четвертого бандита, тот застонал.

Коул рывком поднял и усадил его.

— Если ты меня слышишь, открой глаза. Или по яйцам получишь.

Мужчина открыл глаза.

— Кто вам нужен, я или девушка?! — спросил Коул.

Мужчина ничего не ответил. Тогда Коул сделал какое-то неуловимое движение, мужчина дернулся и вскрикнул.

— За кем вы охотились? — повторил Коул свой вопрос.

— За тобой, — прохрипел мужчина.

Коул почувствовал облегчение. Он не мог бы долго защищать Эрин, если бы кто-то вдруг решил разделаться с нею. Судя по всему, в данном случае объектом охоты был он.

Развернувшись, Коул швырнул пистолет в океан.

— Что, огреб свое? — спросил он.

Мужчина что-то прохрипел и простонал:

— Прямо в коленную чашечку.

Дыхание Эрин участилось при мысли, что главной целью нападавших был именно Коул, именно его они хотели убрать.

— Кто тебя нанял?! — спросил Коул.

— Не знаю.

Ответ показался Коулу вполне правдоподобным. Как правило, наемным убийцам сообщают только имя жертвы и путь ее следования. Коул двумя пальцами сильно обхватил шею мужчины, надавив на сонную артерию. Тот почти сразу же отключился. Коул убрал руки.

— Никто не идет? — спросил он.

— Никого нет, — ответила Эрин.

— Тогда можем вернуться тем же путем. Там кто-то стоял в темноте, но не принимал участия в схватке.

— Почему?

— Кто знает? Может, он побежал за копами. Надо уходить.

Коул поднялся на ноги и помог встать Эрин. Обычно такие размеренные и точные, его движения сделались резкими. Эрин показалось, что над его правым коленом она заметила на брюках следы крови.

— Ты ранен?

Он выругался.

— Коул! — окликнула его Эрин.

— Хорошо хоть не в коленную чашечку. Пару дней придется немного похромать, но хорошо, что не до конца жизни.

— Но…

— Потом. Шок — прекрасное обезболивающее. Жаль, что он быстро проходит. Когда я отойду, мне хотелось бы уже быть в безопасности.

— А тут есть такое место?

Коул отвернулся, и этот жест сказал Эрин больше, чем она хотела бы знать.

Глава 16

— И все же я думаю, ты должен позволить мне сводить тебя к врачу, — горестно произнесла Эрин.

Коул молча вошел в номер отеля. Его нога болела и кровоточила. Впрочем, он был уверен, что полученная рана не серьезнее царапины. Единственное, что ему сейчас было нужно, это некоторая помощь со стороны, чтобы промыть его рану и перевязать ее.

Эрин захлопнула входную дверь. Номер в этом отеле был сравнительно небольшой, скромно меблированный. Недавно купленная, совсем еще новенькая сумка для фотопринадлежностей и прочие ее вещи, а также вещи Коула лежали сейчас на постели.

— Позволь я сама тебе… — Эрин только теперь увидела, что у него повреждено бедро, и невольно воскликнула: — О Господи!

— Только без причитаний, пожалуйста, — сказал Коул. — Кровь, ну и что?!

На черных слаксах Коула проступили темно-кровавые пятна. Если бы ткань была другого цвета, то было бы невозможно скрыть его ранение. Эрин с ужасом смотрела, как алый ручеек из-под штанины стекал на ботинок Коула.

— Если не собираешься все здесь испачкать кровью и измазать ковер, иди-ка лучше в ванную, — сказала Эрин, и ее голос прозвучал слишком уж напряженно и казался непривычно высоким.

Коул нетвердым шагом направился в ванную, опустил крышку унитаза и тяжело уселся, намереваясь сначала снять ботинки и носки. Ни слова не говоря, Эрин опустилась перед ним на колени и начала снимать с него обувь. На пальцы ей капала кровь. С тревожным возгласом она попыталась как можно скорее справиться со своим делом.

— Расслабься, детка, — сказал Коул. — Вот если бы у меня и вправду было что-то серьезное.

— Просто царапина, да? — сердито спросила Эрин, как бы подделываясь под его тон. В первую очередь она злилась на себя: Коул был ранен, а она ничем не могла облегчить его страдания. — Если хочешь знать, силач, из царапин не выливается столько крови.

— Но если кровь не выходит толчками, стало быть, не задеты жизненно важные точки.

Пока Эрин снимала с него ботинки и носки, Коул расстегнул рубашку и швырнул ее подальше в угол, чтобы Эрин не испачкалась в крови. А ее было полно повсюду. Затем Коул быстро расстегнул молнию слаксов и начал стягивать брюки. Как только ткань задела рану, острая боль пронзила тело Коула и он тихо замычал.

— Сам себе делаешь больно. Лучше штанину отрезать.

— Ну уж нет. Не хочу потом ходить по магазинам в поисках новых штанов. В полете я должен быть в этих брюках.

Эрин подняла на него глаза.

— Что? Мы улетаем назад, в Калифорнию?!

— Вовсе нет. Мы полетим в Дерби. Если повезет, эти гады будут нас повсюду разыскивать — от Дарвина до фермы Эйба. А мы тем временем объявимся там, где нас никто не ждет. Слушай, детка, давай разорвем наволочку на бинты.

— У меня в сумке аптечка.

Когда она вернулась, Коул стоял в одних трусах, уперевшись раненой ногой в край ванны, и пытался рассмотреть рану. По внутренней стороне его мускулистого бедра шел красный рубец. У Эрин и без того чувства были напряжены до предела. Сильное, мускулистое тело Коула произвело на нее неотразимое впечатление. Груда хорошо тренированных мышц, не прикрытая одеждой, выглядела внушительно. Она припомнила сейчас чувство страшного гнева и беспомощности, которые испытала, когда более сильный соперник подмял ее под себя. Затем она услышала голос Коула, давшего обещание отомстить за все ее беды, — услышала и поняла, и вправду поняла, что на этот раз ей не придется сражаться в одиночку. На этот раз мужчина намерен помогать ей изо всех сил, используя свою физическую мощь ей во благо, а не во зло.

Коул повернулся к Эрин. Он сдвинулся с места, и угол падения света изменился, на буграх мышц образовались новые тени. У Эрин вдруг возникло неодолимое желание схватить фотокамеру и запечатлеть мускулистые очертания тела Коула. Ведь он был так прекрасен сейчас.

Эта внезапно пришедшая ей в голову мысль повергла Эрин в изумление.

— Садись, — глухо произнесла она. — Я помогу тебе.

Коул сощурился, уловив изменение в голосе Эрин. Если совсем еще недавно в нем звучали злость и раздражение, то теперь он вдруг потеплел. Да и смотрела на него Эрин так, словно видела впервые. Ее изумительные зеленые глаза были широко распахнуты, и в них отчетливо читалось такое неприкрытое восхищение, что у Коула даже учащенно забилось сердце.

Ни слова не говоря, Коул опять сел. Эрин смочила тампон в холодной воде и склонилась над Коулом. От близости обнаженного мужского тела и осторожных прикосновений к нему у Эрин появилась слабость в коленках. Она старалась внушить себе, что Коул — всего лишь человек, нуждающийся в ее помощи. Она гнала от себя всякие мысли о том, что перед ней сидит почти голый ее защитник и что она сама оказалась сейчас у него буквально между ног.

Сосредоточившись на ране Коула, она позабыла о его наготе.

— Всегда так бывает: рана не так опасна, как выглядит, — сказал Коул, заметив, как щеки Эрин подернулись бледностью.

— Да, но столько крови…

— Я как-то видел твои снимки, сделанные во время охоты на китов. Уж наверняка тебе пришлось по уши выпачкаться в крови, чтобы сделать те фотографии.

Эрин вспомнила, как отщелкивала тогда кадр за кадром и как ей вдруг сделалось дурно. Но после приступа тошноты она вновь зарядила фотоаппарат и принялась за работу.

— Ты бы видел, как я там у них все вокруг заблевала, — призналась Эрин, осторожно прикладывая мокрый тампон к ране и стараясь остановить кровь.

— Когда тебя вывернет наизнанку, нужно хорошенько за собой подтереть, детка. Это первое правило «Ведения хозяйства по Блэкберну».

Взглянув на Коула и увидев его улыбающиеся серые глаза, она подумала, как это ей вообще когда-то могло прийти в голову, будто они у него холодные и тусклые.

— Больно? — спросила она, чуть сильнее притрагиваясь к ране.

— А как ты думаешь?

Она виновато улыбнулась.

— Думаю, что больно.

Указательным пальцем он слегка дотронулся до ее щеки.

— Бывало куда больнее, — выдохнул он, как только Эрин отняла тампон. — Если уж на то пошло, иногда я чувствовал себя и много лучше, — скромно признался он. — Хуже всего — боль от ожогов.

Ее руки, прежде дрожавшие от испуга, стали спокойными и уверенными.

Коул прижал рукой наложенную повязку, тогда как сама Эрин тампоном принялась вытирать кровь с его ноги.

— Вот теперь и я могу подтвердить, что ты стопроцентный краснокровный американец, — пробурчала себе под нос Эрин, в пятый раз меняя тампон. — И волосатый к тому же…

Коул усмехнулся.

Эрин тоже попыталась изобразить улыбку. Еще немного, и придется очищать собственно рану. Как бы нежно ни старалась Эрин прикасаться к ней, все равно Коулу будет больно.

— Да, знаешь, о чем я вдруг подумал? — спросил он. — Все так и должно было быть, собственно говоря. Глупая история. Ничего особенного, в общем. И рана ерундовая.

— Не рано ли делать выводы? — сквозь сжатые губы произнесла она. — Ты даже еще не видел своей раны.

— Да что там смотреть? Можно подумать, я никогда не видел резаных ран. А тут даже порез неглубокий. Но если тебе неприятно, я сам встану под душ и промою рану.

Эрин, протянувшая было руку к горячему крану, остановилась и повернулась к Коулу. Со всех сторон его обливал электрический свет. При ярком освещении явственно выделялся каждый мускул его тренированного тела, каждое сухожилие, каждый сустав. Коул буквально заполнял собой всю небольшую комнату.

— Если уж ты порежешься, то обязательно пострадают мускулы, они у тебя повсюду. — сказала она, подставив полотенце под струю горячей воды. Движения ее были резкими: она боялась, что ему будет больно, и сердилась на себя за собственный страх.

— Если попытаешься этой штуковиной протереть мне ногу, я перекину тебя через колено, так и знай, — предупредил он.

— Посмей только, силач, и окажешься на полу.

— Первый раз приходится ухаживать за победителем? — спросил Коул.

Она согласно кивнула.

В ответ он криво усмехнулся.

— Не бери это в голову, детка. Я так скажу: если бы приказали нас с тобой уничтожить, мы лежали бы сейчас, уткнувшись лицом в песок. Когда я крикнул тебе «Беги!», нужно было удирать со всех ног.

Отрицательно покачав головой, Эрин опустилась перед Коулом на колени, так что его сильные ноги оказались по обе стороны от нее. При каждом движении ее волосы отливали медью и красным деревом, сверкали золотом. Как только теплое полотенце прикоснулось к ране, дыхание Коула стало неровным. Она делала все осторожно, нежно, не спешила: очистить рану следовало очень тщательно.

— А ведь я именно это имел в виду. Сказал: «Беги!» — значит, беги, — произнес Коул, поглаживая ее волосы. — Это первое правило самозащиты.

— Вот сам бы и следовал этому правилу.

— Ко мне оно никак не относилось. Я ведь не себя защищал.

Она шумно выдохнула.

— Знаю, ты меня защищал.

Коул почувствовал, как ее голова увернулась от его ладони. Прежде чем подняться и еще раз смочить водой полотенце, Эрин поцеловала его ладонь. Тем самым она выражала Коулу свою благодарность, ибо не могла найти подходящих слов, которые при этом не были бы глупыми и безнадежно наивными. Собственно, Эрин вообще не знала, какими словами она могла объяснить, что значила для нее его защита. Она тщательно подыскивала подобные слова и никак не могла найти.

В одном она была совершенно уверена: что бы ни произошло, она ни за что на свете не могла бы бросить Коула и убежать, чтобы остаться целой и невредимой.

Она опять опустилась на колени и продолжила очищать рану. Слезы подступили у нее к глазам, когда Эрин вдруг услышала, что дыхание Коула сделалось прерывистым и что он чуть слышно матерится сквозь зубы.

— Извини, — прошептала она, ненавидя себя за то, что делает ему больно. Очень осторожно она вытерла края раны, стараясь понять, глубока ли она и не попала ли туда какая-нибудь нитка от его слаксов. — Ты не мог бы чуточку повернуться влево?

Коул повернулся. Он подумал, понимает ли Эрин, каково ему сейчас, когда концы ее волос щекочут внутреннюю поверхность его бедер, когда ее ладони прикасаются к его ноге, когда ее дыхание овевает самые нежные участки его кожи. Эрин неосознанно возбуждала его, отвлекая мысли от раны, от нестерпимой, раздирающей ногу боли. Коул отлично понимал, как легко и дешево удалось ему отделаться.

— Ну как там? — спросил он, повернувшись, чтобы свет падал прямо на рану.

— Более или менее.

Эрин положила свою руку ему на бедро, чтобы Коул не вертелся. Усилием воли она заставила себя всецело сосредоточиться на ране Коула, словно видела эту рану в видоискатель фотокамеры и даже не подозревала, кому она принадлежит. Эрин подалась чуть вперед, вплотную приблизив лицо к порезу. Она поворачивалась и так, и этак, но всякий раз в глубине раны оказывалась тень и рассмотреть ничего не удавалось. Зажатая между ногами Коула, она вынуждена была положить свою голову на его туловище. При этом ее плечо и прядь волос оказались почти в паху Коула.

Его тело пронзило внезапное и острое желание. Мощное тело мгновенно сжалось в комок.

— Ну как, больно? — участливо спросила она.

— Не совсем… ничего.

Голос Коула был глухим, глаза смотрели на волосы Эрин, а вовсе не на ее руки. Он вдруг задумался о том, может ли быть шелк, или бархат, или огонь именно такого оттенка. Ее волосы были похожи одновременно и на шелк, и на бархат, и на пламя, особенно когда соприкасались с его кожей, — тогда их пряди казались нежными, холодными и вместе с тем на удивление горячими.

— Чуть-чуть приподнимись, если можешь, — попросила Эрин, обеими руками обхватывая бедро Коула. — Вот хорошо… — Она посмотрела на рану и удовлетворенно промычала: — А ведь ты был прав. Кажется, и вправду ничего серьезного. Хотя какое-то время нога будет болеть.

Коул не стал спорить.

— У тебя в аптечке есть бинт?

— Твоего размера? Сомневаюсь, — сказала она без тени иронии в голосе, поднимаясь с пола.

— Погоди, детка, — сказал он, поддерживая своей рукой Эрин. — Я сам сейчас достану.

Как только Коул подался вперед, его большие сильные ноги оказались у нее подмышками, а ладони Эрин коснулись мягких волос, покрывавших его тело. Она почувствовала совершенно особое мужское тепло, исходившее от Коула. Это тепло заполонило все существо Эрин, так что ей сделалось тяжело дышать. Она глубоко вздохнула и попыталась успокоиться, убедить себя в том, что все ей пригрезилось. Не может же она и вправду чувствовать все то, что чувствовала сейчас. Не может быть, чтобы Коул был сейчас так сильно возбужден.

Перед глазами Эрин появился тюбике мазью-антибиотиком. Эрин принялась как можно нежнее накладывать лекарство на рану. Коул что-то выдавил сквозь зубы: ей показалось, то были слова на каком-то иностранном языке. Она была только рада, что не поняла их смысла.

При каждом новом прикосновении к его ране пульс Коула неистово прыгал. Боль в ноге даже близко нельзя было сравнить с тем ощущением, которое разливалось по всему его телу, будоража кровь. И поскольку Коул оказался бессилен перед этим чувством, ему осталось лишь ругаться на том чудовищном португальском языке, на котором говорят алмазодобытчики в Бразилии, и произносить такие богохульства, от которых уши вянут.

Пока Коул матерился сквозь зубы, он убеждал себя, что все дело, мол, в древнейшем возбуждающем средстве, в адреналине. Коул и прежде испытывал нечто подобное, когда спадало напряжение битвы, когда все его существо охватывала неуемная радость от осознания того, что он не погиб, а выжил и победил. Именно тогда и возникало чувство сильного сексуального голода: организм хотел отпраздновать победу. Будь сейчас перед ним не Эрин, а какая-нибудь другая женщина, Коул не задумываясь притянул бы ее к себе со всей силой пробудившейся страсти. Но увы, перед ним была именно Эрин, которая и без того уже достаточно натерпелась от мужчин — так натерпелась, что может никогда больше не впустить никого в свое горячее лоно.

Коул сделал строгое лицо и попытался не думать о нежных руках девушки, прикосновения которых буквально лишали его рассудка. Равно как и дыхание Эрин, нежное и горячее. И исходивший от нее запах. И ее грудь, время от времени касавшаяся его тела, особенно когда она подавалась чуть вперед, чтобы дотянуться до дальнего края раны. Ее нежная упругая грудь обжигала Коула. Он морщился и матерился, пытаясь вместе с тем понять, отчего эта женщина возбуждает его, как ни одна другая. Возбуждает так, что ему даже стало больно.

— Что это вдруг сделалось с нашим молчуном? — поинтересовалась Эрин и, опомнившись, закусила нижнюю губу.

— Спроси что-нибудь попроще, — сказал Коул и добавил что-то нечленораздельное, судя по всему, сдержанные ругательства.

Когда Эрин закончила обрабатывать рану, на ее нижней губе отчетливо виднелись следы от зубов. Рана почти перестала кровоточить. Перед глазами Эрин как бы сами собой появились два перевязочных пакета.

— Хорошие бинты, я всегда ими пользуюсь, — сочла нужным сказать Эрин.

Как только она поменяла позу, чтобы перевязать рану, их тела вновь слегка соприкоснулись, и это пробрало Коула до костей. Он даже на мгновение затаил дыхание. Эрин же, по-своему истолковав его реакцию, решила, что нечаянно сделала ему больно. И замерла.

— Знаешь, перевяжи-ка рану сам, — печально сказала она. — Я такая неловкая. Не хочу сделать тебе больно.

Коул с нежностью посмотрел на сидевшую рядом женщину. Ее глаза еще были взволнованы, но невыразимо прекрасны. Всякий раз, когда она смотрела на него, у нее болезненно сжималось сердце.

— Да ничего подобного, ты очень ловкая, — и с этими словами он вложил бинты ей в руки. — И потом, знаешь, так здорово чувствовать твои прикосновения.

Эрин рывком подняла голову.

— А ты разве этого не ощущаешь, Эрин? — спросил он, глядя ей в глаза. — Разве тебе не приятно касаться меня?

— Я не хочу причинять тебе боль. — Глаза Эрин наполнились слезами, придав ей еще больше очарования. — Извини, Коул, но я и вправду не хочу, чтобы из-за меня тебе было больно.

Он осторожно погладил ее по щеке.

— Надо же, кто бы мог подумать, что эта юная симпатичная барышня может оказаться такой храброй!

— Вовсе я не храбрая. Я так перепугалась, меня всю трясло.

— Слушай, а как ты понимаешь слово «храбрый», детка? Храбрый — это и есть тот, кто боится, но поступает вопреки страху. А все другие разговоры об этом — чушь собачья.

Своими грубыми пальцами он осторожно вытер ее готовые пролиться слезы, после чего приложил палец к своим губам, словно пробуя ее слезы на вкус, — Соленые и очень-очень вкусные. Знаешь, Эрин, ведь из-за меня еще никто никогда не плакал. Ни одна живая душа, правда!

Она прикрыла глаза, будучи не в силах справиться с охватившими ее чувствами. Когда же вновь открыла, то опять занялась раной Коула. Эрин осторожно принялась накладывать повязку, стараясь не задеть, не сделать больно, что было вовсе не так просто. Она не могла выкинуть услышанное из головы, не могла забыть, что ее голова находится почти между его ног и что сам Коул полуголый и очень возбужден, хотя при этом и не прикасается к ней.

Но более всего мешало сейчас Эрин сосредоточиться чувство удивительного покоя. От близости сильного возбужденного мужчины у нее, по логике вещей, душа должна была уйти в пятки. Однако ничего подобного не происходило. Она испытывала сейчас множество различных ощущений, но страха не было в помине.

— Ужас… — только и смогла вымолвить Эрин.

Она торопливо поднялась и прошла в спальню. Эрин не слышала, что Коул тоже встал. Внезапно она ощутила на своих плечах его ладони. Коул чуть заметно сжал их.

— Спасибо тебе большое. — Голос его изменился, стал более жестким. — Но, детка, умоляю тебя, в следующий раз, если я крикну тебе: «Беги!» — ты уж беги, пожалуйста.

— Я не могла бы убежать, даже если бы и захотела, — сказала Эрин, начиная сердиться. — Тот подонок так меня ударил, что не то что бегать, я вздохнуть не могла…

— Он ударил тебя?! — Он развернул Эрин к себе, не дав договорить. — Куда ударил?

— Вот сюда, — сказала она, указав себе на подвздошье.

Ни слова не говоря, Коул принялся расстегивать ей блузку.

— Коул, ты что это делаешь?! — спросила она, пытаясь остановить его руки.

— Не дергайся.

Теперь его голос звучал сухо и жестко, как тогда, когда Коул разговаривал с нападавшими. И Эрин мгновенно покорилась, хотя причиной этого был не страх, а скорее всего изумление. Не веря своим глазам, она следила, как грубые пальцы Коула одну за другой расстегивают пуговицы на ее блузке. Она открыла было рот, но ничего не сказала.

— Что, и сейчас больно? — бесстрастным голосом поинтересовался он.

Эрин почувствовала нежное прикосновение его руки к ее ребрам. Странный приятный холодок пробежал у нее по спине.

— Больно? — требовательно переспросил Коул, увидев выражение ее глаз.

Она вновь открыла рот, но лишь отрицательно помотала головой.

— А здесь?

Его горячие, немного неловкие пальцы прошлись по ребрам, остановившись у подвздошья.

— Капельку, — прошептала она.

Эрин увидела, как Коул нахмурился и нажал сильнее.

— А так?

— Больно, хотя и не очень.

— Вздохни поглубже, — скомандовал он.

Эрин подчинилась.

— Как ребра?

Она покачала головой, давая понять, что с ребрами все нормально.

— А вот так?

— Ой-й…

— Черт, я так и думал! Ребра целы, но удар пришелся на диафрагму. — Он коснулся места, где виднелся кровоподтек. — Что ж, придется немного походить с синяком. Если заболит — скажешь.

Коул принялся застегивать блузку Эрин, стараясь не замечать, как торчат в разные стороны ее соски под бюстгальтером, как обольстительно пахнет ее кожа. Когда он коснулся ее груди, Эрин непроизвольно вздохнула.

Она ожидала, что Коул не преминет воспользоваться случаем и хотя бы еще раз коснется ее груди. Эрин не сомневалась, что он хочет ее. Стоя к ней вплотную, в одних трусах, он никак не мог скрыть своего возбуждения.

Но Коул уверенно застегивал пуговки одну за другой, боясь остановиться и потому немного торопливо.

Эрин прикрыла глаза, уверяя себя, что очень рада подобному исходу дела и вовсе не расстроена.

— Если хоть где-нибудь заболит, непременно скажи мне, слышишь? — и он отвернулся от Эрин. — Пойду постираю слаксы.

— Коул?!

Стоило только ему обернуться, как горло у Эрин вмиг пересохло, слова разбежались. Он был таким большим и сильным рядом с ней, да к тому же почти обнаженным, а его глаза горели скрытым огнем.

— Знаешь, детка, ложись-ка и отдохни. Кажется, ты немного перенервничала сегодня.

Тянулись секунды, а Эрин так и не могла сказать что-либо в ответ. Она легла, закрыла глаза и услышала доносившийся из ванной шум льющейся воды.

Глава 17

Когда Коул вышел из ванной в накинутой на плечи рубашке, Эрин лежала с открытыми глазами, глядя в потолок. Перед ее мысленным взором стоял Коул: он был обнажен, его грудь покрывали негустые волосы, уходившие под резинку белых спортивных трусов…

— Не могу уснуть, — пожаловалась она. — Только глаза прикрою, сразу вижу… — Эрин не договорила.

— Драку? — участливо спросил Коул.

Она отрицательно покачала головой.

— Тебя.

Он крепко сжал губы.

— И что же тебя пугает? Неужели мой вид?

— Ну… не совсем так…

Коул пересек комнату и остановился возле ее постели, внимательно глядя на Эрин.

— Ты что-то хочешь мне сказать?

Она повернула голову и взглянула на Коула своими зелеными глазами. Ее губы искривила невеселая усмешка.

— Знаешь, мне больше нравится, когда ты без рубашки.

— В самом деле? А мне казалось, что моя нагота тебя смущает.

— Когда ты без одежды, тебя… так сказать… слишком много, что ли… — сказала она и посмотрела на Коула сквозь полуопущенные ресницы.

— Что ж… — неопределенно произнес он. — Видишь теперь?

Когда Эрин поняла, куда именно оказался устремлен ее взгляд, она покраснела до корней волос.

— Ты этим еще более все усложняешь.

— Не я, а ты со мной делаешь это. И не впервые.

— Я заметила, — пробормотала она.

Коул усмехнулся, вновь пораженный тем, как удивительно сочетается у Эрин чистота души и прямота. Однако потом он шумно вздохнул, ибо в эту секунду рука Эрин коснулась его ноги. Ее ногти мягко царапнули по его коже. Эрин проверила, хорошо ли наложена повязка, поправила край бинта.

— Ты вступаешь на весьма опасную территорию, детка. Если я подойду, то окажусь у тебя в постели. Ты этого хочешь?

— Я… — Голос Эрин оборвался. Она с усилием проглотила слюну. — Я и сама не знаю. Знаю лишь, что мне нравится касаться твоего тела. Нравится смотреть на тебя. Очень приятно, когда ты меня обнимаешь, когда целуешь. Мне нравится, как пахнет твоя кожа. Нравятся твои руки. — Она с неосознанным вызовом взглянула на Коула. — И вообще я хочу тебя так, как никогда не хотела другого мужчину. Ну, ты доволен?

— Да, нечего сказать… — сказал он задумчиво. — Неплохо бы узнать, что еще тебе нравится.

Не раздумывая, Эрин подвинулась, освобождая место для Коула. Под его весом матрас сразу же прогнулся. Раздираемая страхом и желанием, Эрин прикрыла глаза в ожидании того мгновения, когда наконец он заключит ее в свои могучие объятия. Однако ничего подобного не произошло. Тогда она открыла глаза. Коул расстегивал на себе рубашку и одновременно разглядывал ее. Глаза Коула были такими проницательными, что, встретив его взгляд, Эрин даже затаила дыхание.

— Коул…

— Чего изволите? — поинтересовался он, отбрасывая снятую рубашку. — Ради Бога, скажи мне, Эрин, чего ты хочешь. Гадать и потом ошибиться я вовсе не хочу. Не хочу напугать тебя.

Она как-то странно усмехнулась.

— Меня уже как-то пугали тем, чего я жду сейчас от тебя.

Он медленно растянул губы в улыбке.

— Что ж, заманчивое начало. Может, с этого я сейчас и начну? Или оставить на потом?

— Ты… ты поцелуй меня.

С этими словами Эрин бессознательно остановила свой взгляд на губах Коула и только сейчас осознала, до какой степени жаждет его поцелуя. Коул продолжал внимательно смотреть на нее, размышляя, не изменит ли ему всегдашняя выдержка. Он надеялся, что не изменит. С этой мыслью Коул улегся в постель и сцепил руки над головой.

— А почему бы тебе не поцеловать меня? — поинтересовался Коул.

Эрин удивилась и застеснялась. Девушка полагала, что Коул будет главенствовать в постели. Она была немного разочарована, но вместе с тем совершенно успокоилась. Коул лежал совсем рядом на спине, и возбуждение его было более чем очевидно. Медленно, осторожно она приподнялась на локте и потянулась к губам Коула. Это был даже не поцелуй, скорее легчайшее прикосновение. Но тут Эрин решилась и осторожно провела кончиком языка по его губам, горячим и восхитительным. Когда же Коул в ответ коснулся языкам кончика ее языка, у Эрин внутри все сладостно сжалось. На каждое новое прикосновение его языка Эрин, не отдавая в том себе отчета, отвечала тихими гортанными стонами. Язык Коула дразнил и распалял ее, она испытывала невыразимое наслаждение. Эрин принялась поглаживать Коула рукой — от огромного запястья до могучих бицепсов и плеч. Затем, набравшись смелости, принялась осторожно перебирать волосы на груди Коула. Она наслаждалась буграми его могучих мускулов, его мощью. Когда рука Эрин коснулась его соска, из груди Коула вырвался чуть слышный стон наслаждения.

— Тебе это нравится? — спросила Эрин, вновь прикоснувшись к его соску, и почувствовала, как он под ее пальцами напрягся и отвердел.

— Даже не знаю… — шепотом ответил ей Коул. — Ты не спеши, не убирай руку, чтобы я хоть смог распробовать, что к чему…

Она не сразу поняла, о чем он говорит. Затем до нее наконец дошло, и Эрин улыбнулась.

— Издеваешься?

— Не стану оправдываться, конечно, и охотно прощу тебя, если ты…

Он замолчал, так как в это мгновение рука Эрин проникла под резинку его трусов и замерла. Но стоило руке Эрин вернуться на его грудь, как Коул едва не застонал от разочарования. Она нагнулась и поцеловала его сначала в шею, затем коснулась губами груди, добравшись до самой подвздошной впадины. Дыхание Коула вновь сделалось неровным, что лишь вызвало у нее улыбку.

— Вот это мне нравится, — сказала Эрин. — Приятно сознавать, что это как-то может повлиять на тебя.

— В таком случае дай рукам чуть большую свободу, и ты увидишь, какой будет эффект, — подсказал ей Коул, деланно улыбаясь и стараясь не показать, как он сейчас напряжен.

Смех Эрин был подобен тихому пламени, языки которого словно лизали Коула изнутри. Несколько секунд ладонь Эрин скользила по телу Коула, заставляя его учащенно дышать.

— Коул… — прошептала она, обдав его своим горячим дыханием. — А ты разве не хочешь дотронуться до меня?

Он разжал руки, которые давно уже изнывали от желания ощутить упругое тело Эрин.

— Где прикажешь? — сдавленным голосом поинтересовался он.

Эрин выразила удивление неопределенным гортанным восклицанием.

— Я хочу знать, где именно ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе? — Поскольку голова Эрин лежала на его груди, он почувствовал, как сразу же запылали ее щеки: этот жар он ощущал своей кожей, что заставило его улыбнуться. — Хорошо. Есть одно местечко, куда руки сами так и просятся.

Но даже и после этих слов он еще помедлил, поддразнивая Эрин: гладил ее щеку и шею, растирал ей руки от плеч до запястий. Эрин наслаждалась. Она прикрыла глаза и лежала неподвижно, затем ее дыхание участилось, и вот она наконец выдохнула имя Коула, застонав от удовольствия. Эрин хотелось, чтобы он сжал ладонями ее грудь. Соски затвердели от охватившего ее желания.

— Коул, пожалуйста, — с трудом вымолвила она.

— Пожалуйста — что?

Вместо ответа она положила его ладонь себе на грудь. В первое мгновение она вздрогнула от удовольствия. Эрин инстинктивно подалась вперед, стремясь крепче прижаться к его ладони, чтобы зуд сосков уменьшился. Коул видел и чувствовал происходившие с ней перемены и сам возбуждался еще сильнее.

У него даже начали дрожать руки. Изящная женская ладонь легла поверх ладони Коула, но вовсе не для того, чтобы убрать его руку. Эрин плотнее прижалась к нему всем телом.

— Тебе хорошо? — спросил Коул.

— Да, но…

Он стиснул зубы и убрал с груди Эрин руку. И тотчас же она сделала такое движение, словно хотела опять почувствовать на своей груди его ладонь.

— Все нормально, — сказал Коул. Но тут он вдруг понял, что Эрин вовсе не передумала, что она пытается расстегнуть свою блузку, но руки у нее дрожат, и это дается ей с трудом. Безумное желание охватило Коула, и он даже задрожал — до такой степени он хотел сейчас Эрин. Взяв ее руку, он провел губами по запястью, затем положил ее ладонь себе на грудь. — Позволь уж, я сам.

— Извини, сама не пойму, что со мной. Меня всю трясет, но это вовсе не означает, будто я боюсь. Ничего подобного. Правда, не боюсь.

— Взгляни на мои руки.

Эрин увидела, что и пальцы Коула явственно дрожат. Она удивленно подняла брови.

— Да, я и сам удивлен, если сказать правду, — произнес он. — Ни разу еще я не хотел женщину так, чтобы даже руки дрожали.

— Может, именно поэтому и я нервничаю? — спросила она.

— Кто знает? — сказал он. — Я, во всяком случае, сейчас немного боюсь.

Эрин оглядела все его тело.

— Не знаю, конечно, какое слово употребить, но это вовсе не называется бояться.

Коул улыбнулся в ответ — и тут желание судорогой охватило его. Он сбросил с нее блузку, и его глазам предстала высокая грудь Эрин, прикрытая розовым бюстгальтером.

— Ты хочешь, чтобы я снял и это? — спросил он, осторожно просовывая кончики пальцев под бюстгальтер.

Прежде чем ее покинула храбрость, Эрин поспешила сама расстегнуть застежку бюстгальтера. Коул, пораженный, безмолвно любовался тем, что увидел. Кровь бешено стучала у него в висках. Он даже представить себе не мог, что у Эрин такая восхитительная грудь, полная и высокая, с темно-розовыми от возбуждения сосками. Кожа ее тоже порозовела, и шрамы на ней побелели и стали хорошо заметными. Только тут Коула посетила неожиданная догадка, от которой холодок пробежал у него по спине.

— Он что же, с ножом на тебя?!

Эрин не сразу поняла, что он имеет в виду.

— А, шрамы… Я и думать про них позабыла, — прошептала она. — Теперь они не такие страшные, как прежде…

Эрин не успела докончить фразу, так как Коул провел языком по одному из шрамов, затем еще по одному, еще… Он так нежно прикасался к телу девушки, что ее глаза наполнились слезами, и, перелившись через край, они потекли по щекам. Его слова были очередным проявлением нежности, тронувшей Эрин до глубины души. Слова, как мерцающий огонь, охватили ее тело и душу. Эрин понимала, что нравится Коулу, что он восхищается ее телом, исходящим от него жаром и возбуждением.

Самообладание Коула и его неожиданная нежность потрясли Эрин. Она забыла все свое прошлое, забыла о времени, забыла обо всем на свете, кроме необыкновенного ощущения, которое переполняло ее существо с каждым движением рук Коула, с каждым касанием его тела, его губ. Эрин чувствовала, что буквально задыхается. Она стонала, прижималась к Коулу и с готовностью отвечала на любое его прикосновение.

Эрин явно была из числа неопытных и очень эмоциональных женщин. Кровь так быстро мчалась по жилам Коула, что у него в ушах зашумело. Нагнувшись, он припал губами к груди Эрин, а свободной рукой принялся срывать с нее остатки одежды.

Как только его рука легла на покатый островок в центре ее тела, Эрин тотчас же напряглась. Но стоило только Коулу убрать руку, как Эрин незамедлительно и страстно запротестовала. Коула охватила жаркая волна, и он застонал. Теперь-то он был совершенно уверен, что не страх, вовсе не страх, а невероятное удовольствие было причиной такого напряжения Эрин. И тогда он уверенно двинулся туда, где находилась горячая нежная плоть.

— Коул…

— Внимательно тебя слушаю, — тотчас же откликнулся он, не убирая руки и осторожно дотрагиваясь кончиком языка до ее соска. — Может быть, ты хочешь, чтобы я остановился?

Эрин издала короткий нервный смешок, который превратился в стон удовлетворения, как только чувственное наслаждение овладело всем ее существом. Она инстинктивно придвинулась к Коулу, вдохновляя его на новые подвиги. Совсем недавно Эрин и сама не подозревала, до какой степени нуждается в его нежных руках.

— Так я не понял, да или нет? — уточнил он, нежно покусывая сосок Эрин.

Ее пронзила новая волна удовольствия.

— Да, — наконец выговорила она. — То есть я хочу сказать, ты не останавливайся, — проговорила Эрин. — Мне… нравится это, — призналась она.

Коул сжал зубы. Простота и чувственность Эрин не могли не удивлять его. Ее откровенность и смелость лишали его последних остатков самообладания. А в ее зеленых бездонных глазах и вовсе можно было утонуть. Но сила желания распаляла его нетерпение. Эрин повернулась, и он понял: она видит, что он так же обнажен, как и она. Коул лег на спину, уже не скрывая своего возбуждения и закрыл глаза.

— Коул… — прошептала Эрин.

Он открыл глаза.

— Что, испугалась?

Она медленно покачала головой.

— Уверена?

Она кивнула.

— Тогда в чем же дело, детка?

Будучи не в состоянии выдержать его напряженный взгляд, Эрин потерлась губами о его плечо и спросила:

— Ты не будешь против, если и я немного приласкаю тебя?

— Сколько тебе заблагорассудится.

Ее рука неуверенно скользнула вдоль тела Коула.

— Что, и тут можно?

Его дыхание участилось.

— Даже нужно.

Холодные пальцы Эрин неуверенно двигались по горячему, не знакомому ей и исходившему желанием телу Коула.

— Слышу, как бьется твое сердце, — прошептала она, беря в руку его мужскую плоть.

Коул Вздрогнул всем телом и издал сдавленный стон.

— Прости, — поспешила она и отняла руку.

— Сделай еще раз то же самое, тогда прощу. — Его дыхание стало прерывистым и шумным. Эрин опять провела ладонью по его паху… — Да, вот так…

Воспарившему от наслаждения Коулу понадобилось какое-то время, чтобы овладеть собой.

— Есть еще одна хорошая штука, — сказал Коул, и его голос прозвучал почти грубо. — Уверен, она подойдет нам с тобой. — Взглянув на Эрин и увидев выражение ее лица, он улыбнулся. — Не пугайся, детка, это не совсем то, о чем ты подумала. Ты должна мне верить и ничего не бояться, и тогда тебе понравится.

Эрин согласно кивнула. Коул приподнял ее и посадил к себе на колени так, что ее ноги оказались по обе стороны от его ног. Коул не предпринимал ничего, чтобы овладеть ею, но Эрин при каждом движении, при каждом повороте их тел испытывала ощущение, от которого у нее стесняло дыхание. Коул осторожно приподнимал и опускал колени, упиравшиеся в ее ягодицы. С уст Эрин сорвался сдавленный вскрик. Коул старался не забыться, не потерять над собой контроль, не заиграться, но не переставая раскачивал Эрин. Да и сама она теперь не желала и не могла остановиться. Дыхание ее сделалось шумным, прерывистым. Ее всю трясло, лицо пылало, она была полна нетерпения.

— Коул… — прошептала Эрин и потянулась к нему, чтобы привлечь к себе, слиться с ним в единое целое. Пока страсть не захлестнула ее, Эрин и представить себе не могла, что ее может захватить такое сильное желание. — Помоги мне.

Он положил ее ладони на свою плоть, потом поцеловал Эрин.

— Вот так… — сказал он. — Вот так…

Их губы и тела слились. Стон наслаждения вырвался из груди Эрин, как только она ощутила Ко-ула в себе. И так мягко, так осторожно и нежно он взял ее, что Эрин совсем не испугалась. В какой-то момент она ощутила, что более тесного контакта между ними и быть не может. Она раскрыла было рот, намереваясь сказать Коулу о своих необыкновенных ощущениях, но не смогла вымолвить ни слова и лишь теснее прижалась к нему.

Слова так и остались невысказанными. Эрин старалась двигаться в такт движениям Коула, что доставляло ей особенно сильное наслаждение. С каждым вздохом, с каждым новым движением у нее возникало ощущение, что она парит над землей. Так продолжалось до того момента, пока Коул не прорычал и не замер. Она почувствовала судорогу его мощного тела и, в свою очередь, вздрогнула всем телом, ощущая, словно она балансирует на грани неизвестного.

Рука Коула легла на самое чувствительное ее место. От его нежных прикосновений Эрин ощутила новую волну наслаждения. Неясные звуки сорвались с ее губ, она напряглась и конвульсивно прижалась к Коулу. Он губами поймал ее губы, с которых еще слетали последние стоны удовольствия. Но и после того, как все было кончено, Коул не разжал объятий, продолжая целовать ее губы и соленые от слез глаза.

— Детка, — выдохнул Коул. — Тебе не было больно?

Она покачала головой.

— Ты плачешь?

— Я? — Она провела рукой по своей щеке и хмыкнула. — И вправду слезы. — Вздохнув, она прижалась щекой к его груди. — Знаешь, я сейчас чувствую себя такой счастливой, Коул. Вот уж не предполагала, что могу быть так счастлива. После того, что было у меня с Гансом, я не думала, что смогу кого-нибудь полюбить. И вот неожиданно встретила тебя.

Рука Коула, гладившая ее по спине, замерла.

— Знаешь, не нужно путать то, чем занимаются любовники, с любовью. Иначе тебя ждут немалые разочарования и огорчения. А я вовсе не хочу, чтобы ты огорчалась, Эрин, совсем не хочу.

Она прикрыла глаза. Эрин надеялась, очень надеялась, но не была уверена, что Коул окажется в состоянии вернуть ей способность любить.

— Я верю, — сказала она и тяжело вздохнула. — Жаль, что я не из тех, кто умеет все делать наполовину. Но ты не волнуйся. Я не буду требовать от тебя обещаний. Хотя это вовсе не означает, будто я не стану время от времени, что называется, пытаться положить тебя на лопатки.

Он рассмеялся в ответ и поцеловал Эрин в голову.

— Буду только рад.

Кончиком языка Эрин прикоснулась к его горячему телу, словно втайне от Коула пробуя его на вкус. Затем она вздрогнула, удовлетворенно вздохнула и прижалась к нему. Это доверчивое движение тронуло Коула до глубины души. Он лежал, поглаживая Эрин по волосам, и раздумывал о том, что произошло, и о том, что ожидает их в туманном будущем.

Но больше всего Коул размышлял о том, как сохранить Эрин жизнь, когда Конмин всерьез возьмется за нее, чтобы не дать ей возможности прокатиться на Алмазном тигре.

Глава 18

Гуго ван Луйк сидел в своем кабинете с телефонной трубкой в руках и пытался сосредоточиться. Однако Джейсон Стрит вливал ему в ухо потоки австралийского сленга, и сосредоточиться было не так и просто. За окном простиралась ночь, а болеутоляющих таблеток ван Луйк выпил уже столько, что голова у него сделалась тяжелой и туго соображала.

Ему нужно было что-то делать с Коулом Блэкберном — и задача эта представлялась ван Луйку чем-то вроде школьного наказания. Ван Луйку все уже смертельно надоело, и он хотел лишь одного — чтобы все закончилось. Чтобы больше об этом не думать.

— Они все еще торчат в Дарвине? — поинтересовался Стрит, и слова его перелетели через половину земного шара.

— Они покинули отель раньше, чем наши люди сумели проследить за их передвижением. Известно, что среди постояльцев других дарвинских отелей их тоже нет. Не исключено, что Блэкберн мог быть ранен.

— Огнестрельное ранение?

— Да.

— Значит, он попробует избежать обращения к врачу.

— Но мы полагаем, что они все еще в Дарвине.

— Вполне вероятно, — согласился Стрит. — Хотя они могли воспользоваться подложными документами. Ее папаша может раздобыть для них этого добра сколько угодно.

— Не спорю. Я попросил Макларена подключиться к этому делу.

— Не тот ли это Макларен, что вербовал тех баб, которых Блэкберн разбросал, как котят? — саркастически поинтересовался Стрит.

— Этот Блэкберн, судя по всему, крутой парень.

— Это по их словам. А чего ты еще ожидал? Что они будут уверять, будто он дрался, как старая баба?

Ван Луйк хотел было выругаться, но из-за боли в голове сдержался.

— В следующий раз я попрошу именно тебя, персонально, заняться Коулом Блэкберном.

С удовольствием, коллега. Только сначала нужно будет найти этого мерзавца.

— Каким путем ему удобнее всего добраться до фермы Уиндзора?

— Туда можно попасть только двумя путями: или по воздуху, или взять напрокат джип и добираться посуху. Держу пари, что он выберет джип. Ведь так или иначе там ему джип необходим.

— А как насчет автобуса?

— До фермы? Это немыслимо. От фермы до единственной в тех местах автострады черт знает сколько нужно пилить.

— Хорошо, а если он решит идти пешком?

— Только не в это время года. Уже к концу первого дня такой прогулки он свалится замертво от разрыва сердца.

Последовала пауза, затем голос ван Луйка:

— Стрит! Разыщи их. Сделай все возможное, чтобы до муссонов они ничего не нашли. Если же это не удастся, постарайся уничтожить прииск.

— А если он будет размером с этот чертов Агриль, тогда как?

— Ну, это маловероятно. Скорее всего это небольшое месторождение, уничтожить которое не составит труда.

— Откуда у тебя такая уверенность?

Ван Луйк, скривившись, прикрыл глаза.

— Знаешь, Стрит, за тобой водится немало грехов, однако твою компетентность в геологии никто не оспаривал. Неужели ты и вправду веришь, будто Абеляр Уиндзор целых десять лет мог прятать от тебя что-нибудь столь же большое, как, скажем, намибийские копи?

— Нет, такого, конечно, быть не может. Об этом даже и говорить-то смешно…

Ван Луйк мрачно продолжал:

— Вполне возможно, что сезон дождей — это только для нас серьезное основание для отсрочки. За пять долгих месяцев может многое измениться. В том числе и баланс сил внутри картеля. И потому повторяю: сделай так, чтобы Блэкберн не сумел добраться до фермы.

— А вот это будет совсем не просто, старик. Правда, всякое может случиться с ним по дороге. Но как бы мне не пришлось еще и девчонку убрать…

— Знаешь английскую пословицу: «Нищим не дано выбирать»? — Ван Луйк потер переносицу. — Что бы там ни случилось, сделай так, чтобы все выглядело как самая обычная автокатастрофа. А уж если придется убрать и женщину, постарайся, чтобы ее тело не обнаружили. В общем, буду ждать твоего звонка.

Стрит открыл было рот, чтобы еще что-то добавить, но тут в трубке раздался щелчок, означавший конец связи. Он в сердцах бросил трубку. Но, немного подумав, вновь подошел к телефону, набрал номер и, дождавшись ответа, спросил:

— Здравствуй, любовь моя. Скажи-ка, не приходили ли к тебе какие-нибудь янки, чтобы взять напрокат «ровер»?

Стрит внимательно выслушал ответ, подумал, затем переспросил:

— Канадцы?

— Именно так.

— Мужчина и женщина?

— Да. По фамилии Маркхэм.

— А когда они сделали предварительный заказ? Не в прошлом ли месяце?

— Нет. Они всего несколько часов назад позвонили из Перта. Летят на «Ансетте». А в чем, собственно, дело?

Стрит принялся спешно соображать. Не исключено, что речь шла о простом совпадении и действительно каким-то туристам из Канады вдруг захотелось побывать на неисхоженной земле Западной Австралии. Он мог в это поверить: ведь Уинджана-Гордж, объект внимания туристов, находится на пути к ферме Эйба. А Блэкберн и Эрин преспокойно отсиживаются где-нибудь в Дарвине, залечивая раны.

Стрит мог во все это поверить. Но нужно быть совсем уж идиотом, чтобы не взглянуть на эту канадскую парочку.

— Слушай-ка, любовь моя, — сказал он. — Очень буду тебе признателен, если ты их немного задержишь. Скажем, до завтрашнего утра.

— А что я с этого буду иметь?

— Пятнадцать сантиметров самого высокого качества.

— Ты что ж, такой гигант, а?

— А то ты не знаешь, — ответил он.

— А когда расплатишься? — со смехом поинтересовалась она.

— Буду у тебя еще засветло.

— Ну что ж, я жду.

Стрит с улыбкой положил трубку, испытывая уже вполне проснувшееся желание. Нора была самой хорошенькой среди всех одиноких женщин в Дерби. Это значило, что красавицей она, мягко говоря, не была, но уж, во всяком случае, от ее вида не тошнило. У нее были некоторые странности в постели, они отпугивали подавляющее большинство мужчин. Стрита это, однако, не испугало. Больше того, он находил, что ее изобретательность и фантазия только подстегивают.

Тихонько насвистывая, он принялся укладывать небольшой рюкзак. Стрит очень надеялся, что Коул Блэкберн — если это вообще был Блэкберн — будет добираться посуху, а не самолетом. Ведь из Дерби до фермы Сумасшедшего Эйба ведут всего несколько дорог.

И Джексон Стрит знал каждую их пядь.

Глава 19

Дерби расположился на пологом склоне. Казалось, этот город сполз, подобно лавине, с вершины горы. Здания стояли беспорядочно на специальных опорах, будто местность регулярно затоплялась океаном. Хотя улицы были довольно широкими, с движением в несколько рядов, асфальтом были покрыты лишь две полосы, по одной в каждом направлении.

На разделительном газоне росли баобабы с неохватными стволами и длинными тонкими ветвями, напоминающими корни. Асфальт плавился от зноя. Никаких автомобилей, грузовиков и автобусов не было видно. Здешний климат, казалось, лишал людей едва ли не всех способностей, кроме разве что способности постоянно и обильно потеть.

Хотя и в Дарвине было жарко, подобно другим цивилизованным городам, он спасался от изнурительной жары с помощью систем кондиционирования воздуха. В отличие от Дарвина Дерби был захолустным городком, и жара там была убийственной.

«Ровер», которого Коулу и Эрин пришлось дожидаться больше половины суток, был под стать Дарвину: грязноватый и не слишком привлекательный.

Машина знавала лучшие дни: она дребезжала, корпус был сильно поврежден, однако ездить на ней было еще вполне возможно. В машине почему-то валялись черт знает на какой помойке подобранные тормозные колодки, домкраты, всякая металлическая дребедень вроде болтиков и винтиков и Бог знает что еще. И многое из этого богатства было рассовано по углам и ящичкам, причем каждый ящичек был заперт на гвоздь или на проволочку. По всей длине крыши тянулся багажник. Крылья автомобиля при движении сотрясались. Но вот перегородка, отделяющая пассажиров от грузового отсека, была еще крепкой, — такую бы не сломал и мощный буйвол.

Прежде чем выехать из города, Коул как следует обследовал автомобиль. Между Дерби и развязкой, где они должны были свернуть к ферме, то есть на протяжении нескольких сотен километров, не было решительно никаких населенных пунктов, даже поселков, не говоря уже о станциях техобслуживания и грузовиках технической помощи. Встречались только заросли колючих камедных деревьев и длиннолистные акации, как повсюду в Западной Австралии.

Спрятавшись в тень, отбрасываемую «ровером», Эрин следила затем, как тщательно Коул осматривал двигатель машины. Если даже его и беспокоила рана, то вида он не подавал. Ни раньше, ни этим утром, когда Коул разбудил ее нежными поцелуями и затем ласками довел до такого состояния, что было немыслимо не соединиться. Им было так хорошо вместе, что боль вынуждена была отступить.

Улыбаясь при этих воспоминаниях, Эрин совершенно не обращала внимания на жару. На ней была майка с короткими рукавами и весьма глубоким вырезом. Под трикотажем собирался пот, капельками стекавший ей в шорты. Шорты, еще недавно выглядевшие вполне пристойно, постепенно превращались в бесформенную коричневую тряпку. Несмотря на чудовищную влажность воздуха в Дерби, приходилось вдыхать немало рыжей пыли. Между порывами соленого ветра Коула и Эрин донимали тучи мух. Эрин инстинктивно пыталась прогнать их с лица. Коул, склонившись над стареньким двигателем, также меланхолично отмахивался от настырных насекомых.

Жара не переставала удивлять Эрин. Она была очень признательна Коулу, настоявшему, чтобы их гардероб состоял главным образом из шортов, просторных маек, легкого белья и удобных шляп. Единственной уступкой приверженности Эрин к европейской одежде были носки и мощные, на толстой подошве, ботинки-вездеходы. Широкополая панама Эрин выглядела так, словно была изготовлена из больших капустных листьев. Солнцезащитные очки и яркий нейлоновый рюкзак, стоявший сейчас у ее ног, — все было совсем новым, прямо с иголочки. Даже лежавший в дорожной сумке канадский паспорт и тот был новехоньким. Во всяком случае, так считала Эрин, хотя документ имел вид бывшего в употреблении. Паспорта ей и себе раздобыл Коул, как только они приехали в Перт. Мистер и миссис Дэниэл Маркхэм из Нанаимо, Британская Колумбия.

Для Эрин нашлось даже подержанное, хотя и вполне добротное, золотое обручальное кольцо. На кольце стояло имя ее матери: Эрин чувствовала некоторую неловкость при мысли, что у нее на пальце материнское кольцо. Вместе с паспортами явились также и семейные фотографии, в том числе фото бабушки Эрин — Бриджет Маккуин Уиндзор.

Имелась еще записка от отца, где он написал «Вот и все, что я раздобыл. Только это и сохранилось с тех пор, как мой отец жил в Австралии. Будь осторожна, Эрин. Любящий тебя папа».

Золотое кольцо тускло поблескивало в лучах тропического солнца, напоминая Эрин о фотографиях, лежащих сейчас в рюкзаке. Она порылась в нем и достала конверт.

Быстро перебрав фотографии, она принялась более пристально их рассматривать. Самые ранние были сделаны в то время, когда братья Уиндзоры были еще совсем молодыми и вместе занимались изысканиями на нетронутых австралийских просторах. Черно-белые изображения запечатлели не знавшую обработки землю, скучную и не слишком живописную. Однако снятые на ее фоне мужчины улыбались, особенно когда рядом с ними оказывалась мисс Бриджет Маккуин.

Внимание Эрин привлек один снимок. На нем была изображена молоденькая Бриджет в платье по моде того времени. Она стояла на какой-то скале, окруженной чахлыми, странного вида деревцами и необычного вида камнями. Бриджет улыбалась озорной и даже, пожалуй, дерзкой улыбкой, глядя из-под длинных ресниц в объектив. Рядом с ней стоял мужчина с густыми прямыми бровями, лохматый, с выражением неприкрытого желания на лице. Он застыл, обернувшись в сторону женщины, распущенные волосы которой в момент съемки подхватил легкий бриз.

На оборотной стороне была надпись: «Кто-то любит ради серебра и злата, мы же любим по сердечному влечению». Почерк был аккуратный, красивый, даже элегантный и явно старомодный. Видимо, для многих членов семьи Уиндзоров были характерны хороший почерк и пристрастие к поэзии.

— Ну вот вроде бы и все, — сказал Коул. — Можно отправляться в путь-дорогу.

Он захлопнул капот «ровера», как бы поставив жирный восклицательный знак в конце своего заявления. Эрин сунула снимки в конверт и положила его в сумку с фотокамерами. Жара была удушливой. У Эрин было чувство, словно она вдыхает воздух через плотно прижатое ко рту несвежее банное полотенце.

А ведь была только весна, даже не лето. Эрин невольно задумалась о том, как же жарко в Дерби летом, когда солнце палит в полную силу.

Внутри «ровера» кресла раскалились. Жара усугублялась огромным количеством пыли, толстым слоем покрывавшей весь салон. Двигатель завелся с полуоборота. Эрин, усевшись, тотчас же стала обильно потеть.

— Ты был прав, — сказала она.

— В чем?

— Когда говорил о жаре. Тут ужасно потеешь, и ничего с этим не поделаешь.

Коул мрачно улыбнулся.

— Уж лучше бы я ошибся. В сухой сезон я просто ненавижу эту страну.

Когда «ровер» двинулся в путь, влетавший в раскрытые окна ветер несколько охладил Эрин. Через четверть часа жара и влажность уже не воспринимались как невыносимые, хотя и продолжали действовать Эрин на нервы. В зеркале заднего вида пропали последние дома Дерби, невзрачные здания, разбросанные по плоскому местному ландшафту как Бог на душу положит. Земля была абсолютно гладкая, и, насколько хватало глаз, ничто не нарушало этого ровного, плоского однообразия. Даже на горизонте не было видно каких-либо гор или хотя бы холмов. Чахлые деревца можно было пересчитать по пальцам. Если где и попадалась трава, она была редкой и росла клоками.

Рыжая, словно бы проржавевшая земля обступала деревья.

Не сразу, очень медленно Эрин привыкала к местным условиям.

Коул постоянно поглядывал в зеркало заднего вида. Хотя в такой зной вообще нельзя быть в чем-то уверенным, тем не менее Коулу подчас казалось, будто на приличном расстоянии их преследует какая-то машина. Поскольку никаких дорожных пересечений они еще не проезжали, это могло означать лишь то, что второй автомобиль движется из Дерби. При этой мысли Коул нахмурился, посмотрел в боковое зеркало и нажал на газ.

Тут и там у дороги начали появляться муравейники термитов. Иногда небольшие, иногда — громадные. Большинство термитников было приблизительно им по колено, с острым верхом. Самые большие достигали футов шести в высоту, с очень широким основанием. Эти внушительных размеров строения из красноватой земли казались миниатюрными соборами, которые кто-то вылепил из воска и выкрасил в цвет ржавчины, а затем испепеляющее солнце оплавило воск, и от былых построек остались лишь развалины.

Воздух был пропитан зноем и влажностью. Слева и справа от мчавшегося «ровера» простиралось голубоватое небо, такое же раскаленное солнцем и такое же влажное, как и все вокруг. За машиной поднимались тучи многоцветной пыли, от белой до черно-сизой. Эта полоса пыли, висевшая в воздухе, постепенно расползалась по сторонам, — и так же по небу ползли влекомые неведомой силой облака.

— Откуда здесь берутся облака? — поинтересовалась Эрин.

— С Индийского океана.

Эрин взялась за ворот майки и немного оттянула ее, рассчитывая хоть немного высушить покрывавший тело пот. Коул заметил ее движение и повернул к ней голову. Намокшая от пота майка прилипала к телу, рельефно обозначая грудь и острые бугорки сосков.

Соблазн просунуть руку в вырез майки был так велик, что Коул даже отвел взгляд — от греха подальше.

Под ослепительно яркими лучами солнца скорее угадывались, чем могли быть видны Коулу сполохи, сродни молниям, время от времени появлявшиеся позади «ровера». Но грома даже вдалеке слышно не было.

— А я думала, что сейчас тут сухой сезон, — сказала Эрин, повернувшись к Коулу.

— Так и есть.

— Тогда почему же идет дождь?

Коул неопределенно хмыкнул:

— Никакого дождя нет.

Эрин энергично сдула со своего лица непослушную прядь волос.

— Тут нет. Дождь идет в стороне.

— Погода нас дурачит. Вот когда наступит влажный сезон, ты поймешь, что такое местный дождь: облака неподвижно висят над головой, молнии сверкают от края до края, а сверху сплошной стеной льется вода.

— Должно быть, надоедает до чертиков. — Она вздохнула и опять оттянула майку от тела.

— Довольно тебе. Глядя на тебя, я начинаю думать о том, о чем в жару и думать-то немыслимо.

Она искоса взглянула на Коула. Понимающая улыбка приподняла уголки ее губ, лицо зарделось от воспоминаний.

— Так что перестань отвлекать меня, лучше сиди, смотри, изучай страну. — С этими словами он протянул Эрин карту. Впрочем, Коул улыбался.

Разложив карту у себя на коленях, наперекор влетавшему в окна со скоростью 60 миль в час ветру, она изредка отрывалась от нее и погладывала по сторонам дороги, где виднелись только низкорослые деревца и чахлая трава.

Через некоторое время после выезда из Дерби дорога раздваивалась: одна шла на север, другая уходила на восток. Между ними не было никаких дорог, соединявших обе автострады. Ведущая на север дорога была, в сущности, грунтовой. Она шла вдоль Кимберлийского плато и там же кончалась. Пространство, которое она прорезала, было почти пустынным, если не считать отдельных тут и там разбросанных ферм да нескольких горных разработок.

Когда они подъехали к развилке, Коул свернул на север, на Джибб-роуд. Из-под протекторов «ровера» поднялись тучи пыли.

— Я почему-то думала, что ферма Эйба ближе к той дороге, что ведет на восток, — сказала Эрин.

— Так оно и есть. Но ведь мы туристы и направляемся в Уинджану, не забыла? — Коул не счел нужным добавить, что на пыльной проселочной дороге было много проще замести следы, нежели на современной автостраде.

Эрин вновь углубилась в изучение карты. Получалось, что через каждые тридцать — пятьдесят километров от двух основных дорог ответвлялись какие-то проселки.

— А как называются эти проселочные дороги? — поинтересовалась Эрин. — На карте нет никаких обозначений, нет и нумерации.

— А у них нет ни названий, ни даже номеров. Большинство из них обрывается возле какой-нибудь фермы или горных разработок и никуда не ведут.

Впереди показалось облако пыли, привлекшее внимание Эрин. Из этого облака вдруг возник автомобиль. С того самого момента, как Эрин и Коул покинули Дерби, это был первый встречный автомобиль. У нее даже дыхание захватило при виде того, как две машины несутся лоб в лоб по узкой дороге, причем водители не намеревались уступать и до последнего старались не съезжать с накатанной полосы. Никто не сбавлял скорости. Эрин взглянула на спидометр: скорость, с которой машины шли на сближение, превышала сто двадцать миль в час.

Однако по какому-то таинственному сигналу, понятному обоим водителям, они разъехались в дюйме друг от друга. Встретившись взглядами, оба шофера подняли вверх указательные пальцы правой руки, отдавая тем самым должное ехавшему навстречу.

Так случилось раз, другой, третий. Когда третий автомобиль промчался мимо, оставив за собой тучи пыли, Эрин сказала:

— К этим гонкам еще нужно привыкнуть.

Коул улыбнулся и погладил Эрин по щеке. Но стоило ему посмотреть в зеркальце заднего вида, как улыбка сразу же исчезла с его лица.

— А почему у встречных машин круглая труба вместо переднего бампера? — поинтересовалась Эрин.

— Здешние водители называют это «бычьей перекладиной». В более отдало иных местах вместо «бычьей» говорят «кенгуровой». Почти на всех местных автомашинах есть подобная штуковина.

— А зачем она нужна?

— Это дешевле, чем обычный бампер, — объяснил он. — Бычья перекладина отбрасывает все, что встречается на пути машины. Ведь попади что под колесо, машина попросту может перевернуться.

— А что, собственно говоря, может попасть под машину? Ну, допустим, термитник, это я понимаю. А что еще?

Коул повернул голову в направлении темно-красных, цвета металлической ржавчины костлявых коров, улегшихся в куцей тени невысоких деревьев.

— Это кимберлийские короткорогие коровы.

— Уж очень они маленькие. Не крупнее среднего оленя, — сказала Эрин.

— Они достаточно велики, чтобы тебя убить. А кроме того, здесь водятся не только коровы. В этой стране совсем нет оград. Кого тут только не встретишь: и кенгуру, и диких лошадей, диких ослов и быков. И любое из этих животных вполне может попасть под колеса, допустим, нашего «ровера».

— И такое часто случается?

— Если колесишь по здешним дорогам по ночам, то рано или поздно налетишь на что-нибудь довольно крупное. — Коул опять взглянул в зеркало заднего вида и нахмурился. — И по той же самой причине я неизменно беру с собой в дорогу короткоствольный револьвер всякий раз, когда выезжаю из больших городов. Никогда нельзя быть уверенным, что после столкновения с твоей машиной животное непременно сдохнет. Особенно, если налетишь на быка.

Эрин вновь посмотрела на отдыхающих коров. Они были тошими, размером не крупнее пони и очень неопрятными на вид…

— Во-он там, это что же, бык?

— Может быть. Хотя, вообще-то говоря, местные быки немного другие. Их правильнее называть дикими водными быками.

Эрин с крайним удивлением посмотрела из окна на простиравшуюся по сторонам пустынную местность.

— Водные быки?!

— В окрестностях Дарвина выпадает до шестидесяти дюймов осадков в год. Причем в основном осадки приходятся на четыре самых дождливых месяца, так называемый сезон муссонов. Вот уж когда тут бывает настоящая мокредь.

— Это что же, по пятнадцать дюймов каждый месяц?!

— В январе и того больше. В остальные три месяца чуть меньше. Ты видела на карте множество пунктирных линий? В сезон муссонов все эти линии превращаются в настоящие реки, могучие, несущие всякий хлам. Едва ли не из каждой складки на поверхности земли начинает сочиться вода. Все броды делаются совершенно непроходимыми. А несколько построенных мостов оказываются под водой. Грунтовые дороги и подъездные пути к фермам становятся совершенно непролазными. — Коул скосил глаза и секунды три пристально смотрел в зеркало заднего вида. Лишь затем он заставил себя переключить внимание на дорогу.

— Если здесь выпадает столько дождей, почему бы не построить дамбы, плотины, чтобы круглый год не было недостатка в воде? — поинтересовалась Эрин. — Можно было бы по крайней мере орошать поля, увеличить плодородие земли, а сеном кормить коров. А то у них — сам видел — одна кожа да кости.

— Здесь слишком плоский рельеф почвы. Даже если вырыть огромный резервуар для воды, здешняя земля чрезвычайно рыхлая, и вода все равно просочится через верхний слой, а резервуар как был, так и останется сухим.

Разговаривая с Эрин, Коул все время украдкой посматривал в зеркало и незаметно поддавал газу, надеясь, что девушка ничего не замечает.

Эрин повернула голову и посмотрела на пустынный ландшафт за окнами автомобиля. Она попыталась вообразить, как день за днем здесь не переставая идет ливень.

— И куда же девается вся вода? — спросила она после некоторой паузы.

Нахмурившись, Коул опять глянул в зеркало заднего вида. Не оставалось никаких сомнений: кто-то все время следовал за ними по пятам, на одинаковом расстоянии от «ровера». Коул вновь был вынужден поднажать.

— Немного влаги испаряется, большая часть проходит в почву и, просачиваясь через подземные пласты, как через губку, в конечном итоге вливается в океан. Здесь в основном известняк или песчаник. Иногда в местах разломов известняка можно видеть сочащуюся воду. Это чистейшая вода, отфильтрованная за множество веков. На поверхности земли все идет своим чередом, и вода находит пути, чтобы просочиться в глубь земли. В результате возникают настоящие подземные реки, например, как в Карлсбадских пещерах в Нью-Мексико.

— И что же, ты полагаешь, нечто подобное имеется и в Кимберли и только и ждет пытливого исследователя, который обнаружит подземную реку подобно тому, как были обнаружены сокровища Эйба?

Коул расслышал охотничий азарт в голосе Эрин и постарался сдержать улыбку.

— Видишь ли, сразу очень трудно сказать, тем более что пещеры существуют, как правило, не более шести миллионов лет.

— Всего-навсего? Боже, давай уж тогда поедем побыстрее, чтобы успеть.

Он взглянул в простодушное лицо Эрин и против воли рассмеялся, несмотря на то, что в такую жару смеяться не очень-то хотелось.

— В масштабах человеческой жизни пещеры существуют вечно, но по сравнению с алмазами любая пещера — бабочка-однодневка. Те камни, что припрятаны у тебя на поясе, — это, пожалуй, самое древнее, что есть на Земле.

Эрин была поражена.

— Почему?

— Долго объяснять. — Коул глянул в зеркало.

— Так ведь и путь у нас тоже долгий, — с улыбкой напомнила она.

Увидев улыбку Эрин, Коул страстно захотел сейчас оказаться в любой другой точке земного шара, лишь бы только им ничто не угрожало. Сейчас он не чувствовал себя в безопасности. Всякий раз, когда Коул менял скорость движения, то же самое проделывала и преследовавшая их машина. Кто бы ни сидел в ней за рулем, в его планы не входило ни обгонять «ровер», ни отставать от него. Не исключено, что тот водитель лучше чувствовал себя на трассе, следуя за другим автомобилем. Но, может быть, причина была не столь безобидна.

Как бы там ни было, Коул ничего не мог поделать.

Оторваться или пропустить машину не удавалось. Была всего лишь одна дорога, и обе машины были обречены ехать по ней.

Глава 20

Коул посмотрел в зеркало, затем глянул на Эрин, не заметила ли она чего-нибудь. Но нет, кажется, девушка ни о чем не догадывалась.

Постепенно, почти незаметно местность за окном изменилась. Коул знал, что через несколько минут покажутся пологие, вытянутые вдоль дороги холмы и она разделится надвое. Одно из ответвлений уйдет в сторону Уинджана-Гордж, другое — к заштатному поселку на Джибб-роуд. Если пыльное облако свернет в сторону Джибб-роуд — значит, все прекрасно. Если же пыльный шлейф последует за ними к Уинджана-Гордж — тогда совсем иное дело.

— Коул…

Он оторвался от зеркала заднего вида.

— Да?

— Скажи, а как алмазы попадают в вулканы?

— Говорят, алмазы выкристаллизовываются из расплавленной магмы в процессе ее остывания, — сказал Коул. Его голос звучал спокойно, ничем не выдавая внутреннего напряжения, с которым он свернул на дорогу, ведущую к Уинджана-Гордж. — В вулкане создается чудовищно высокая температура. Алмазы тают, точно льдинки в горячем кофе.

Он украдкой взглянул, не смотрит ли Эрин в боковое зеркало. Нет, она смотрела на Коула. Ее большие восхитительно-зеленые глаза были полны внимания, кроме него, она никого и ничего не замечала. В том числе и тянущийся за «ровером» пыльный шлейф.

У первого за пятьдесят миль дорожного знака на развилке Коул свернул на дорогу, ведущую вправо.

— По моему мнению, — продолжал Коул, — где-то очень глубоко под землей есть особая алмазная зона. На такой глубине температура могла бы расплавить металл, и там самые прочные скальные породы тают, словно воск в лучах жаркого солнца. Температура и давление достигают там чудовищных величин. С тех пор, как четыре миллиарда лет назад наша планета стала остывать, алмазы как бы выдавливаются из недр на поверхность.

Машинально Эрин потрогала рукой матерчатый пояс, где были спрятаны двенадцать древнейших кристаллических кусочков материи.

— Когда Земля остыла до определенного предела, — сказал Коул, — условия для образования алмазов исчезли, причем навсегда. Но ранее образовавшиеся алмазы остались, образуя как бы тончайшую вуаль на внутренней стороне нашей планеты.

— Каким же образом алмазы поднимаются на поверхность, что мы в состоянии находить их?

— Время от времени земляная кора трескается, и тогда происходит локальный выброс магмы. Магма, поднимаясь, проходит через алмазную зону, причем проходит так быстро и создает при этом такое мощное давление, что алмазы не успевают растаять. А порода вокруг них начинает охлаждаться. Хотя в большинстве случаев алмазы как раз тают. При том, что только одна из примерно двадцати трубок содержит алмазы.

Эрин сидела молча, пытаясь представить драгоценный наряд Земли, которому миллионы лет и который возник едва ли не одновременно с образованием планеты.

— Надо же! — воскликнула наконец она. Коул оторвался от зеркала.

— Это ты про алмазы, которые навсегда потеряны для людей?

— Я про то, что алмазы с таким трудом выживают, их так тяжело добывать — а потом они украшают грудь какой-нибудь драной кошки.

Коул улыбнулся, что вообще с ним случалось крайне редко. Улыбка получилась жалкой. Облако пыли за вторым автомобилем свернуло на Уинджанскую дорогу.

Выругавшись про себя, Коул принялся рыться в своем рюкзаке, брошенном на заднее сиденье. Некоторое время он так и ехал: одна рука на руле, другая — за спиной.

— Может, помочь? — спросила Эрин.

— Скорее обувайся, — сказал Коул. — Потом ты порулишь, а я тем временем обуюсь.

Эрин только взглянула на него и не задала ни единого вопроса. Она быстро обулась, затем села за руль, дав Коулу возможность сделать то же самое, — «ровер» несколько притормозил.

— Спасибо, — сказал Коул, вновь садясь за руль, но не спеша при этом набрать прежнюю скорость. — Возьми бинокль и посмотри, нет ли кого позади нас.

Эрин подкрутила винт регулировки резкости и принялась внимательно изучать дорогу позади «ровера».

— Да, вижу, за нами идет какая-то белая машина.

— Догоняет нас?

Несколько секунд она вглядывалась назад, затем уверенно ответила:

— Нет.

Коул выругался сквозь стиснутые зубы.

— В чем дело, Коул?

Он крепче стиснул руками руль.

— Нас преследуют из самого Дерби. Парень, что едет сзади, по-моему, далеко не простак: мы поднажмем — и он поддаст газку. Мы чуть притормозим — притормаживает и он. Не видишь, сколько человек в машине?

— Она далеко, да и видимость плохая, чтобы сосчитать.

Коул сунул руку под сиденье, вытащил короткоствольный револьвер и передал его Эрин.

— Когда-нибудь доводилось держать в руках такую штуку?

— Все бывало.

— Вот и прекрасно. Пусть будет под рукой. Может, им не придется воспользоваться, но все равно, пусть лежит.

— Что будем делать?

— Жать на газ, пока есть такая возможность.

Не добавив ничего к своим словам, Коул заставил машину подпрыгнуть на ухабе, затем надавил на газ с такой силой, что педаль ушла в пол, где и осталась. Машина резко увеличила скорость, мотор взревел во весь голос. Стрелка спидометра быстро одолела оставшуюся часть циферблата и застыла на отметке сто тридцать километров в час.

Эрин старалась не думать, что в этой стране без ограждений на дороге можно встретить какое угодно зверье.

Красноватая, цвета металлической окалины дорога убегала под колеса «ровера». Стремительно вращавшиеся колеса автомобиля легко оттолкнулись, подкинули вверх машину, перелетевшую через небольшую лощину, и после приземления она опять помчалась вперед. Дорога шла под уклон, что позволило Коулу несколько снизить скорость. Впрочем, даже и сейчас он сильно давил на газ и постоянно следил за показаниями температуры двигателя и давления в маслопроводе. Он старался объезжать встречавшиеся на пути ухабы и рытвины. Вместе с тем Коул озирался по сторонам, чтобы случайно не налететь на какое-нибудь дикое животное.

Когда «ровер» подпрыгнул еще на одном ухабе, в зеркале заднего вида уже не было видно клубов пыли из-под преследовавшей их автомашины. Коул вновь до предела утопил педаль газа, безжалостно выжимая из «ровера» все, на что был способен автомобиль. Вскоре дорога начала стремительно сужаться. Колея была глубокой, а обочина выглядела так, будто ее густо посыпали смесью ржавчины и песка. Дорога петляла между низкими деревьями и островками травы. После бесконечных поворотов Джибб-роуд полностью исчезла из вида.

Эрин сжимала в руке револьвер. Подобно Коулу, она время от времени смотрела на приборную доску.

— Сколько еще «ровер» выдержит подобную гонку? — поинтересовалась она.

— Недолго. Уверен, что и тот парень отлично понимает это. Похоже, он играет с нами в «кошки-мышки».

— Что же нам делать?

Коул невесело усмехнулся.

— А что делать мышке?

— Вдруг все это лишь простое совпадение, и он вовсе не преследует нас?

— В таком случае я побрею ноги и буду носить пачку, как балерина.

«Ровер» в очередной раз подпрыгнул на дорожном ухабе. Эрин крепко обняла себя за плечи, пытаясь хоть как-то воспротивиться сильной тряске на ужасной дороге. В ней крепла уверенность, что всякий последующий прыжок может оказаться последним и автомобиль попросту развалится, однако всякий раз Коулу каким-то чудом удавалось продолжать путь. «Ровер» ловко перепрыгивал через выбоины и мягко скользил по песку.

На протяжении многих километров только рев двигателя «ровера» нарушал тишину. Эрин с растущим беспокойством следила за показаниями температуры воды в радиаторе.

— Коул, — сказала она наконец, — мотор перегрелся.

— Знаю. Если возле Уинджаны сейчас есть туристы или изыскатели, мы пристанем к ним, как банный лист. Убивать людей несложно. Куда сложнее убить и при этом не быть пойманным, особенно если один из трупов принадлежит дочери высокопоставленного сотрудника ЦРУ. Конмин вовсе не заинтересован в свидетелях.

Коул поглядывал на показатель температуры охлаждающей жидкости двигателя, одновременно изучая окрестности.

Нигде нельзя было укрыть «ровер». Миновав открытую местность с редкими и разбросанными деревьями, машина выехала на песок былого речного русла. За ним возвышался каменный гребень. После того, как они столько времени ехали по совершенно ровной местности, известняковый холм казался миражом. Этот известняк прорезало русло Леннард-ривер. Самой реки видно не было, однако о ее присутствии свидетельствовал разлом в каменном массиве.

— Нет ли впереди других машин? — спросил Коул, направляя «ровер» к узкому ущелью.

— Пока не видно, хотя вполне могут быть. Это ведь национальный заповедник.

— Могут быть, а могут и не быть.

— А как же егеря и работники парка?

— Видишь ли, это Западная Австралия, — напомнил ей Коул. — Если сюда приезжают туристы, то они, как правило, отдыхают сами по себе.

Эрин, приложив руку козырьком к глазам, напряженно всматривалась вдаль. «Ровер» проскочил выцветший дорожный щит, сообщающий о въезде на территорию Уинджанского национального заповедника. Заповедник оказался безлюдным и столь же пустынным, как и прилегающие к нему территории. Видны были небрежно обозначенная автомобильная стоянка и несколько выгоревших от солнца летних строений без крыш. Никакой возможности хоть где-нибудь спрятаться. И насколько хватало глаз — ни души…

Дорога раздвоилась. Коул поехал по той, что уводила их от въезда на территорию заповедника. Их путь шел параллельно южной стороне древнего каменного рифа, когда-то подвергшегося длительному воздействию воды: на известняке возникла своего рода каменная бахрома, состоявшая из небольших, очень узких расщелин. Высокие мощные деревья здесь образовали настоящий лес, протянувшийся у подножия каменной гряды. Небольшие камедные деревья и колючие кустарники росли в расщелинах среди камней там, куда ветер забросил семена и подсыпал хоть немного земли. Повсюду были видны следы диких животных.

Дорога петляла слегка, так что нельзя было видеть, что происходит Далеко позади. Коул резко свернул влево, направляя «ровер» в сторону от дороги, к каменной гряде. Он ловко лавировал, огибая большие деревья, так что Эрин подчас казалось: еще чуть-чуть, и машина потеряет управление. Деревья сомкнулись за ними, отгородив «ровер» так, что его нельзя было видеть с дороги. Неожиданно перед автомобилем вырос каменный утес. Коул резко ударил по тормозам и выключил зажигание.

— Возьми из моего рюкзака коробку патронов, — распорядился Коул, выхватив из рук Эрин револьвер. — Беги вдоль этой стороны гряды, я догоню тебя. Шевелись!

Налетевший ветер услужливо развеял пыль, поднятую «ровером». Эрин припустила во весь дух по мягкому песку вдоль каменной гряды. Уже через несколько секунд она покрылась обильным потом. Через минуту у нее было ощущение, что она дышит расплавленным свинцом. К. тому моменту, когда Коул догнал ее и втиснул в узкое углубление в утесе, Эрин была чуть жива.

— Я замел наши следы… Пригнись, чтобы тебя не увидели, — приказал Коул, с трудом выговаривая слова.

Коул повернул голову и внимательно осмотрел ноздреватую, изъеденную водой каменную породу, окружившую сейчас их с трех сторон. Ни слова не говоря, он засунул себе револьвер сзади за пояс и полез вверх по камням. Коул осторожно выбирал, за что ухватиться рукой и куда надежнее и лучше поставить ногу. Он карабкался выше, двигаясь не спеша. Через полминуты он взобрался так высоко, что мог наблюдать за дорогой. Коул втиснулся в одну из каменных щелей, вытащил револьвер и принялся ждать.

Минут через пять после того, как Коул занял свою позицию, на дороге показалось пыльное облако. Случайные порывы ветра быстро рассеивали клубы пыли. Скрытый в тени расщелины, Коул притаился в ожидании.

Уже можно было различить и преследовавший их автомобиль. Коул успел заметить, что, кроме водителя, в кабине японского «джипа» никого не было. Машина стремительно промчалась мимо того места, где Коул свернул с дороги. Сверившись с часами, Коул принялся ждать. Следующие десять минут покажут, оправдал ли себя предпринятый маневр, или же Коулу придется убить преследователя и спрятать тело в песке, — если, конечно, преследователь первый не расправится с ними и не закопает в песке их трупы.

Хотя Эрин не видела проехавшего «джипа», она прекрасно слышала шум его мотора. Подняв голову, она увидела на фоне голубых небес притаившегося Коула. Тело его было заметно напряжено, и это говорило о том, что дело плохо. Эрин прижалась к камню и застыла в ожидании.

Ждать пришлось долго.

Наконец Коул спустился вниз.

— Проскочил и даже не взглянул в нашу сторону.

— Слава Богу.

— Погоди, еще не все. Нам нужно вновь вернуться на дорогу, доехать до первой развилки, и тогда мы двинемся на восток.

— Почему?

— Потому что в данную минуту он как раз находится между нами и фермой Эйба. Допустим, у него хватит бензина добраться до фермы.

— А у нас? — перебила она его.

— У нас не хватит, — ответил Коул и продолжил: — Как только он сообразит, что потерял наш след, ему придется решать, что делать дальше. Он может по проселочной дороге пробираться на ферму Эйба и ждать нас там. Или же свернет с наезженных путей в надежде, что догонит нас на Фитцрой-Кроссинг.

— А что это такое?

— Единственная бензозаправка на ближайшие три сотни миль. Именно туда нам и нужно добраться.

Глава 21

Коул и Эрин добрались до Большой Северной автострады к вечеру. Они не были уверены, удалось ли им обогнать своего преследователя, или же, напротив, он сумел опередить их. Коул выжимал из «ровера» все, на что был способен двигатель машины. После езды по проселочной, изобилующей кочками и рытвинами дороге Большая Северная автострада казалась на удивление ровной, и автомобиль двигался как по маслу: ничто не летело из-под колес и не ударялось в поддон, никакой пыли не поднималось за машиной.

Ландшафт вновь сделался плоским. Белоствольные баобабы возвышались над чахлым кустарником и невысокими эвкалиптами. Движение по единственной полосе автострады было довольно оживленным. Примерно каждые двадцать минут мимо них проносились машины. В основном это были легковушки или грузовые пикапы. Время от времени какой-нибудь дизель — дальнобойщик с двумя прицепами сигналил им, оглашая округу мощным ревом. Когда впервые раздался такой рев, Эрин увидела надвигающийся на них здоровенный грузовик.

— Господи, это еще что такое? — спросила она.

— Дальнобойщик.

— Дальнобойщик, — повторила Эрин незнакомое слово.

— Трейлер, который возит грузы на большие расстояния, — пояснил Коул. Он убрал ногу с газа, вынуждая «ровер» снизить скорость до шестидесяти миль в час.

Несколько минут Эрин молчала. Дальнобойщик приближался, занимая всю ширину полосы. Из-под его колес вылетал гравий. Дальнобойщик двигался примерно с такой же, что и «ровер», скоростью.

— Нам не разминуться, — сказала Эрин.

— Не бойся, все будет нормально, — ответил Коул и улыбнулся, постаравшись этой улыбкой успокоить Эрин. — Тут широкие обочины.

С этими словами Коул взял влево. Увидев этот маневр «ровера», влево взял и грузовик. «Ровер» затрясло на неровной обочине. Наконец дальнобойщик промчался мимо.

Коул включил фары, затем нажал на какую-то кнопку на приборной доске. Мощный, расположенный на крыше «ровера» прожектор осветил широкую полосу раза в полтора дальше, чем фары автомобиля.

— Справа корова, — предупредила Эрин, заметив блики, которые могли отбрасывать лишь большие коровьи глаза.

— Вот дурное животное, — в сердцах выругался Коул. Он резко ударил по тормозам, одновременно вырубая верхний прожектор. — Да отойдут они все в лучший из миров.

— Отойдут, конечно, когда их всех пустят на гамбургеры.

Коул проворчал что-то неопределенное, огибая корову и обдавая ее грязью из-под колес. Вновь выехав на дорогу, он поднажал. Коул ехал с максимальной скоростью, однако далеко уехать им не удалось. Кимберлийские короткорогие, как по команде, выходили из кустов и выстраивались вдоль дороги, по обочинам, куда стекала основная часть дождевой воды и где поэтому росла густая и сочная трава/ Время от времени Коулу приходилось тормозить, выключать прожектор и переключать фары на ближний свет. Плотные тени неспешно двигались по дороге перед автомобилем. Когда какая-нибудь корова поворачивалась в сторону «ровера», ее глаза жутковато светились отраженным светом фар.

— А почему ты всякий раз выключаешь свет? — спросила, не выдержав, Эрин.

— Он слепит животных, И если они в такой момент оказываются на дороге, то застывают на месте. Если же стоят на обочине, велика вероятность того, что они бросятся под машину. Животное редко убегает от света фар. Я также стараюсь не давить на звуковой сигнал: клаксон пугает коров, и они в панике бросаются под колеса.

И хотя Эрин зареклась задавать подобные вопросы, она все же не удержалась:

— Нет ли за нами огней?

— Никаких.

— А может, он едет без света?

Коул криво усмехнулся.

— Надеюсь, что он не сможет ехать с выключенными фарами. Потому что его маленькая «тойота» весит не более коровы.

Далеко впереди в темноте, которая поначалу вос-принималась как продолжение ночного неба, обозначилась россыпь огоньков. С тех пор, как Эрин покинула Дерби, впервые среди местного ландшафта она увидела электрические огни.

— Это и есть Фитцрой-Кроссинг? — спросила Эрин.

— А тут ничего другого нет и в помине.

Фитцрой-Кроссинг был тем самым местом, где Большая Северная автострада пересекала Фитц-рой-ривер. Географическое положение, а также то, что тут круглый год имелась вода, запертая в огромном естественном бассейне, образованном талыми водами, поддерживали жизнь нескольких солен белых людей, непостоянного количества аборигенов и бессчетных крокодилов.

Коул подъехал к древней бензозаправке, выключил двигатель и, вылезая из салона, сказал:

— Оставайся в машине. Если увидишь что-нибудь подозрительное, сразу дай сигнал. Револьвер под водительским сиденьем.

— Но я паршиво стреляю.

Коул сверкнул белозубой улыбкой.

— Это роли не играет. Главное, что эта штуковина хорошо помогает при отражении противника, численно превосходящего обороняющихся. Пули крупные, заряд в гильзах мощный. Прицелишься, нажмешь курок — и ситуация выправится, если что…

Не говоря ни слова, Эрин засунула руку под водительское кресло и положила револьвер себе на колени. Коул наполнил бензином бак и все порожние канистры, опустошенные длительной гонкой. Кроме того, он долил в мотор масла и воды, проверил электропроводку, радиатор и лишь затем отправился расплачиваться.

Эрин внимательно смотрела по сторонам. Поблизости находился лишь один абориген с копной немытых и нечесаных волос, мозолистыми ногами и с грузом жестянок пива.

Коул показался из стеклянной будки, выполнявшей роль бакалейной лавки, кафетерия и (мри В руках он держал! пакет сандвичей и стаканчики с тепловатой газированной водой, хранившейся в гигантском холодильнике. На несколько секунд он остановился возле аборигена, обменялся с ним несколькими словами, отдал ему один сандвич, после чего вернулся в машину.

Через несколько секунд Коул и Эрин снова были в пути. Она чувствовала, что Коул явно рад снова оказаться под покровом спасительной темноты.

— Километров через тридцать отсюда будет придорожная площадка для отдыха, — сказал Коул. — Там есть столы для туристов, на которых мы сможем поспать. А если хочешь, продолжим путь.

— А что безопаснее?

Коул пожал плечами.

— Тут японских малолитражек хоть пруд пруди. Весь город ими набит. Если у того, кто нас преследует, есть хоть капля мозгов, он поедет вперед вместо того, чтобы разворачиваться и ехать назад в поисках наших следов. То есть не исключено, что он давно уже нас обогнал. Он уверен, что мы постараемся как можно быстрее добраться до фермы Эйба, где у нас будет преимущество. А легче легкого посреди ночи устроить нападение из-за кустов.

— Знаешь, я всегда мечтала поспать на столе для пикника.

Коул тихо засмеялся.

— Не переживай, детка. У меня в багажнике есть брезент и спальные мешки. Мы выроем в песке удобные ямы и уснем как сурки.

Лишь минут через десять показалась какая-то машина, двигавшаяся им навстречу. Ее огни были хорошо видны в ночи. До встречного автомобиля оставалось с полмили. По количеству фар и их расположению Коул догадался, что навстречу им едет дальнобойщик. Передние фары горели ослепительно белым светом. Их лучи были направлены прямо в лоб.

Коул машинально убрал газ и принялся осматривать обочины, вглядываясь в придорожные тени, чтобы не пропустить блеска одинокого коровьего глаза. Эрин старалась не смотреть на встречные фары и тоже изучала обочину. Но дистанция между двумя автомобилями стремительно сокращалась. Коул выругался и погасил прожектор на крыше «ровера». Встречный автомобиль никак не ответил на эту шоферскую учтивость. Дальнобойщик продолжал мчаться им навстречу с ярко пылающими фарами, с каждой секундой увеличиваясь в размерах и все сильнее ослепляя их.

— Черт, у этого парня, должно быть, фары на миллион свечей, — пробурчал Коул.

Он поморщился и прикрыл глаза козырьком ладони. В то же время он потихоньку прижимался к обочине, оставляя встречному большую часть автострады.

Далънобойщиктоже чуть сместился к обочине, но не уменьшил при этом скорость. Казалось, на них несется товарный поезд.

— То ли он невнимательный водитель, то ли попросту наглец, — сказала Эрин и несколько раз переключила свет, напоминая дальнобойщику об элементарных приличиях.

За двести ярдов до них мощные огни грузовика потухли.

— Наконец-то, сукин ты сын, — прокомментировал Коул.

Но пока их глаза привыкали к темноте, мощные фары опять вспыхнули, осветив все в округе. Голубоватые лучи упирались в лобовое стекло «ровера». Огромный трейлер мчался буквально на них, некуда было свернуть, некуда уклониться, негде было спрятаться. Свет, как бритвой, резал глаза Коула. Почти ослепленный, он резко свернул влево, заставив «ровер» ехать по саванне, увертываясь, чтобы не наскочить на муравейники термитов, и снося трубой-бампером попадавшиеся на пути невысокие эвкалипты.

Пролетев таким образом несколько сотен ярдов, «ровер» врезался в большой термитник. Машину швырнуло в сторону, она ударилась о ствол высоченного баобаба, наехала на невысокое жилище термитов и чуть не перевернулась. Передние колеса висели в воздухе и отчаянно вращались, а сам автомобиль безжизненно застрял между небом и землей.

В последние секунды бешеной гонки Коул ударился головой о боковое стекло. Некоторое время он сидел оглушенный. Затем радужные огни перед глазами потухли. Он помотал головой, стараясь возвра-титьсебе способность сосредоточиться. Все предметы вокруг двоились и даже троились у него в глазах. Коул вновь потряс головой — и опять никакого эффекта, С автострады слышался отчаянный скрежет тормозов: заблокированные колеса грузовика скользили по дороге, и от трения резина протекторов дымилась, — Эрин, — сдавленным голосом позвал Коул. — С тобой все в порядке, детка?

— Я испугалась, очень, — слабым голосом ответила она. — А так вроде все цело, все на месте, — Бери револьвер и беги.

— Но…

— Беги, я сказал! — начал было Коул.

— Я не могу оставить тебя одного! — крикнула она, стараясь перекрыть вой тормозов грузовика. — Вылезай из машины!

Коул скатился с сиденья, встал на ноги, но не удержался и чуть было не упал. Эрин вовремя поддержала его. Коул, едва восстановив равновесие, тотчас же бросился вперед, вслед за Эрин, уступив ей роль гида по ночному ландшафту.

Через несколько мгновений четыре темных силуэта, которые видел Коул, превратились в два, затем в один. В своем сознании он все еще словно слышал отчаянный скрежет тормозов, скрип и визг протекторов грузовика. Затем, когда огромный трейлер наконец застыл на месте, наступила оглушительная, давящая тишина.

Луч мощного прожектора, подобно лезвию длинной шпаги, принялся шарить по придорожным кустам. Луч шарил левее места, где находились Коул и Эрин, но легкого передвижения было бы достаточно, чтобы осветить их и «ровер».

Не говоря ни слова, Коул сбил с ног Эрин, прижал ее к земле позади термитной кучи и прикрыл своим телом. Он рассчитывал на то, что пыльная одежда защитного цвета сделает его незаметным.

Эрин расслабилась. Коул тихо выдохнул и еле слышно произнес:

— Только не двигайся. И не поднимай головы. Не то в глазах отразится свет, как у тех коров, что мы встречали на дороге. Понимаешь?

— Да, вполне.

Коул очень осторожно прикоснулся губами к ее щеке и прошептал:

— Ты изумительная женщина. Такая же сильная, как и твои фотоснимки. И храбрая. Мне бы хотелось, чтобы ты ко всему была бы еще и умной. Что бы ни происходило, оставайся неподвижной. Очень не хотелось бы по ошибке пристретить тебя Ну так как, могу я надеяться, что ты не станешь шевелиться?

— Да.

Эрин почувствовала, что Коул скатился с нее и вытащил из ее руки забытый револьвер.

Он по-пластунски пополз в сторону. Прожектор трейлера продолжал шарить по кустам. Вот он осветил «ровер», перекинулся чуть дальше, затем вернулся, обдав неподвижную автомашину ярким светом. Сейчас «ровер» походил на первобытное животное, поднявшееся на задние ноги и задравшее морду к небу. Осторожно, стараясь не смотреть на яркий свет прожектора, Коул подползал все ближе и ближе. Он знал, что рано или поздно убийца из трейлера выйдет из кабины, чтобы удостовериться, все ли он сделал так, как ему велели.

Когда луч прожектора пополз по направлению к Коулу, тот зажмурился, чтобы блеск глаз не выдал его местонахождение. Луч прошелся по нему и пополз дальше. Коул открыл глаза. Через несколько секунд он разглядел, что слева от него, за кустами, в бледном свете луны движется чья-то тень. Это вполне мог быть элементарный обман зрения вследствие удара по голове. Но тень могла быть человеком.

Коул замер, затем очень осторожно повернул голову, следя за тенью. Он нутром чуял, что в зарослях кто-то есть. Это был, без сомнения, человек опытный: под прикрытием тени он легко перемещался, прячась то за одним, то за другим предметом, — двигался ловко и бесшумно. Коул несколько раз моргнул, стараясь, чтобы у него прояснилось в глазах.

Убийца исчез, слившись с тенью, но спустя несколько мгновений вновь появился, на этот раз поближе к «роверу», но все же достаточно далеко, чтобы можно было наверняка достать его пулей крупного калибра. Стрелять в ночное время нужно с предельной осторожностью, так как у ночи есть в запасе немало уверток и трюков. Короткий ствол револьвера и болезненно отзывающаяся на любое движение голова были сейчас плохими помощниками Коулу.

Внезапно силуэт мужчины застыл у ветрового окошка «ровера». Коул одним прыжком вскочил на ноги, вскинул револьвер и почти не целясь выстрелил. Красно-белое пламя вырвалось из короткого ствола. Коул выстрелил еще раз, целясь чуть правее от места, где стоял убийца. Затем, не мешкая, сделал выстрел влево. После этого он немедленно рванулся в сторону, по собственному опыту отлично зная, что вылетевший из дула огонь — прекрасная наводка.

Звуки выстрелов, подобно громовым раскатам, раскололи ночную тишину. Птицы, мирно отдыхавшие на соседних деревьях, заголосили, выражая неудовольствие. Но мало-помалу опять воцарилась тишина.

Коул не слышал ни предсмертных стонов, ни ответных выстрелов — нельзя было наверняка определить, достигли ли его пули цели.

Коул выжидал, не двигаясь и стараясь при этом не дышать. Нервы его были напряжены до предела, он весь обратился в слух и улавливал даже малейший шорох одежды, зацепившейся за колючий куст; он слышал самый тихий скрип песка под подошвой, скорее догадывался, чем видел, как неясная тень медленно отступает. Коул бросился на землю, упал, несколько раз перекатился по земле и снова выстрелил. Потом он так же стремительно откатился в противоположную сторону и застыл в ожидании.

Тишина.

Коул вставил в барабан еще три патрона и лишь тогда беззвучно двинулся по направлению к трейлеру. Внезапно все его чувства, прежде дремавшие, будто проснулись: он ощутил жаркую влажную ночь, обволакивающую тишину — такую неподвижную, что было очевидно: друг на друга ополчились настоящие хищники. Или ты убьешь — или убьют тебя. Жизнь или смерть. Все это старо, как мир. Если и была разница, то только в необходимости для Ко-ула защищать не только свою жизнь. Склонив голову, он прислушался, не выдаст ли Эрин каким-нибудь неосторожным звуком свое присутствие. Но нет, вокруг было тихо. Эрин неподвижно лежала на земле, вслушиваясь в тишину. Ей очень хотелось позвать Коула, но она сдерживалась. Столько раз ей доводилось подкрадываться в зарослях к диким животным и птицам с фотокамерой в руках! Случалось фотографировать за трапезой волков. Но никогда не приходилось видеть смертельную схватку людей, один из которых должен неминуемо погибнуть. Ей так хотелось иметь сейчас более весомое, более внушительное оружие, чем сжатые кулаки.

Хлопнула дверца. Тотчас же заработал мощный дизель трейлера. Клацнули рычаги, грузовик отъехал назад, с каждой секундой все более и более набирая скорость. Габаритные огни, фары и прожектор были выключены, будто таким банальным способом преследователь намеревался отвести от себя огонь.

Шатаясь, Коул отступил к «роверу». Подойдя к месту, где он оставил Эрин, Коул шепотом позвал ее.

— Я здесь, — так же шепотом ответила она ему.

Коул, опустившись на землю, обнял Эрин и сжимал в своих объятиях до тех пор, пока она не перестала дрожать. Но Коул все еще не выпускал Эрин из кольца своих рук, и продолжал гладить ее по волосам, вслушиваясь в звуки ночи. Постепенно вновь послышалась негромкая трескотня, издаваемые насекомыми: ночная жизнь возвращалась в свои права. Коул теперь мог сказать наверняка, что никто не притаился на обочине дороги, никто не сидел в засаде, рассчитывая при первом удобном случае метнуться к «роверу».

— Весь день тебе очень хотелось посидеть за рулем, — спокойно напомнил Коул. — Как, не пропало еще желание? Сядешь за руль?

Эрин согласно кивнула.

— Оставайся пока здесь, я пойду осмотрюсь. Если все спокойно, попробуем стащить наш «ровер» с термитника.

— Он вполне может организовать засаду где-нибудь дальше на дороге, — сказала Эрин.

— Он ехал в сторону Фитцрой-Кроссинг. Нам туда не нужно.

— А что, если их было двое? Один уехал, а второй остался.

— Уж поверь мне на слово, этот парень не дурак.

Эрин уточнила:

— Ты как будто расстроен?

При лунном свете холодно сверкнули зубы Коула.

— Как же мне хочется вогнать этого подонка в землю по самые уши. — Улыбка пропала с его лица. — На сей раз они охотились не только за мной. И ты чуть не угодила под колеса трейлера. И потому, я думаю, сезон охоты можно считать открытым.

Прежде чем Эрин успела хоть что-нибудь ответить, Коул сильно и страстно поцеловал ее в губы, затем так же внезапно оторвался от нее.

— Пять минут, — сказал Коул. — Если через пять минут не вернусь, а ты за это время ничего подозрительного не услышишь, попытайся снять «ровер» с термитника, если сумеешь. Я вернусь раньше, чем ты успеешь вырулить на автостраду.

Эрин подождала условленные пять минут, затем подошла к «роверу». Машина была вздыблена под неудобным углом, поэтому оказалось не так-то просто залезть в кабину. Очутившись на водительском месте, Эрин сразу же завела двигатель. Переключение передач требовало больших физических усилий. Эрин включила заднюю передачу и поддала газу. «Ровер» нехотя сдвинулся на несколько дюймов. Затем она переключила скорость на первую и, проехав вперед несколько дюймов, тотчас же дала задний ход. На этот раз передние колеса соприкоснулись с землей.

С ревом и натужным скрежетом «ровер» плюхнулся на землю, такую рыхлую, что возникла новая опасность — забуксовать и увязнуть. Эрин вновь включила первую передачу и продвинулась чуть вперед. Затем, не зажигая огней и медленно работая рулем, она сумела развернуться и выехать на дорогу. Из темноты, подобно тени, у дверцы внезапно возник Коул.

— Я поведу машину, — сказала, притормозив, Эрин. — А ты будешь сидеть рядом с револьвером, чтобы в случае чего обе руки были свободны.

Коул обошел автомобиль и уселся впереди на пассажирское кресло.

— Ладно, поезжай до поворота к ферме. Там сяду за руль я.

— Разве ты передумал ночевать на столиках для пикника?

— Не сегодня. Пока у меня башка болит и в глазах двоится, лучше быть поосторожнее. Заночуем где-нибудь в кустах.

— А не безопаснее ли было бы поскорее добраться до фермы?

— Безопаснее? — Коул рассмеялся, хотя его смех был отнюдь не веселым. Резко выругавшись, он уставился на Эрин. В его глазах отражались разноцветные лампочки приборной доски. — Неужели ты еще не врубилась?! На ферме очень опасно: там охотится Алмазный тигр.

Глава 22

Коул проснулся раньше, чем в южном небе погасли первые звезды. Воздух был влажный, слегка туманный и полон разнообразных звуков, сопровождающих зарождение нового дня. Эрин во сне пошевелилась и плотнее прижалась к Коулу, наслаждаясь островком тепла в утренней прохладе. Коул обеими руками обнял ее.

Головная боль, столь досаждавшая ему накануне, прошла. Эрин прижалась к Коулу, и его сердце учащенно забилось. Коул подумал было о том, чтобы, как и вчера, разбудить Эрин, растормошить ее осторожными прикосновениями, пробудить в ней столько лет дремавшую чувственность. Но он сказал себе, что нынче не время.

Сказать-то он сказал, но его руки, помимо воли, осторожно освободили тело Эрин от мешающей одежды. Наконец Коул добрался туда, куда хотел, и начал осторожно, медленно ласкать ее, чувствуя, как тело Эрин отзывается на каждое его движение, и раздумывая о том, какие сны она сейчас может видеть.

Дыхание девушки участилось, она открыла глаза, и ее загадочный взор устремился к звездному небу.

— Это уже вошло в привычку, — с улыбкой, сонно потягиваясь, пробормотала Эрин.

— Могу прекратить.

— Вот как? — Ее руки тотчас же нашли его набухшую плоть. — И когда же именно?

— Как только ты того пожелаешь.

Эрин заглянула ему в глаза и поняла, что он не шутит. Стоит ей лишь захотеть, и Коул немедленно остановится. Но только ей вовсе этого не хотелось. Едва пробудившись ото сна, во власти инстинкта, она страстно желала Коула.

В ответ на его ласки живот Эрин сделался горячим, а сама она вздрогнула. Ресницы Эрин трепетали, дыхание сделалось неровным и шумным. Она таяла от наслаждения, как воск, в руках Коула. Глядя на него, Эрин поняла: она любит, любит этого человека.

Когда Эрин приняла его в себя, Коул издал негромкий удовлетворенный стон. Их тела слились воедино. Коул не спеша приближал взаимный экстаз. В последний момент он накрыл своими губами ее рот и как бы выпил ее сдавленный вскрик, раздавшийся в ответ на его финальный бросок. Он держал Эрин в объятиях, пока ее дыхание не выровнялось, а сердце не прекратило свои бешеные прыжки. Он чувствовал, что Эрин засыпает, ее тело становилось тяжелым и податливым.

— Э, нет, — сказал он. — Пора вставать.

Эрин пробурчала что-то нечленораздельное, затем оттолкнула Коула. Он встал, быстро оделся, свернул спальные мешки, брезент и сложил все это в багажник «ровера». Затем взобрался на отлогую насыпь и огляделся, насколько ему позволяли лунный свет и лежавшие вокруг зыбкие тени.

Путь к ферме Эйба проходил внизу справа. Смутно видневшаяся неширокая дорога в этот час была почти незаметна. Кое-где ее скрывали колючие заросли. Только тот, кто был хорошо знаком с местностью, мог пробежать по ней взглядом. Или же такой человек, как Коул с его уникальной памятью.

Пыльная разбитая проселочная дорога была совершенно пустынна. В предрассветной темноте было тихо.

— Кажется, этому подонку надоело за нами гоняться, — сказал Коул, увидев подходившую к нему Эрин.

— Ну и слава Богу.

Коул сверкнул ослепительной белоснежной улыбкой.

— Бог не имеет с ним решительно ничего общего.

— Как твоя голова?

— Пока на месте.

— Погоди-ка…

Он застыл неподвижно, и пальцы Эрин принялись ощупывать его правый, поврежденный висок. Потом Эрин осмотрела всю его голову.

— Шишка уже почти прошла, — сказала она.

Он провел ладонью по ее щеке.

— Пошли к машине. Не то мне опять придет в голову какая-нибудь глупость. — В его голосе безошибочно чувствовалось напряжение. Коул добавил: — Знаешь, а ты по-особому влияешь на мою выдержку и самообладание.

Эрин поспешила следом за Коулом, стараясь не оступиться и не упасть. Поначалу спуск был пологим, но затем сделался круче. При сумрачном свете луны было нелегко разглядеть, куда ставишь ногу. Эрин поскользнулась, но сумела удержать равновесие. Затем поскользнулась еще раз. Пришлось разуться и дальше идти босиком.

Вокруг серебрились листья кустов, которые шевелил ветерок. Где-то вдали невидимое животное издало странный резонирующий звук.

— Это еще что такое?! — спросила Эрин.

— Корова с луной переговаривается.

Раздался еще один трубный звук.

— А это? Может, луна корове отвечает? — сухо поинтересовалась Эрин.

Коул улыбнулся.

— Быстро усваиваешь, молодец!

Дверцы «ровера» захлопнулись одновременно: в ночной тиши звук оказался слишком громким. Коул дал задний ход и выехал на разбитую грунтовую дорогу. Машина долго двигалась при свете луны, прежде чем Коул отважился включить фары. Внимательно глядя перед собой на дорогу, он смог разглядеть следы трейлера и придорожные кусты, ветви которых были безжалостно обломаны громадной машиной. Виднелись и другие следы, доказывавшие, что совсем недавно тут проезжал мощный грузовик, — например, не стертый еще ветром тормозной путь.

— Много следов от автомобиля, — сказала Эрин.

— У тебя зоркий глаз.

— Я бы сказала — нервный глаз. Особенно после вчерашнего.

— Пока я не вижу ничего неожиданного, — заметил Коул. — Такие следы и должны быть на подъездной дороге к ферме Эйба.

— Хорошенькая подъездная! Километров шестьдесят в длину, не меньше.

— В вороний перелет длиной. Или — раз уж мы в Кимберли — лучше сказать: в перелет какаду. Вот видишь узкую колею? Она принадлежит автомобилю с меньшим развалом колес, чем у нашего «ровера». Может, это следы одного из тех джипов, которыми пользовался Эйб. Когда я был тут в последний раз, у Эйба было три джипа.

— Ты как думаешь, сейчас кто-нибудь есть на ферме?

— Должны быть люди из «Блэк Уинг». Я на это очень надеюсь. В противном случае нам с тобой до окончания сезона дождей ничего не светит. Там также должна сейчас находиться Сара. Может, ее дети или внуки. Мужчины после смерти Эйба скорее всего разбрелись кто куда.

— А Сара — это кто?

Коул как-то странно улыбнулся.

— Никто не знает. Она была маленькой девочкой, когда Эйб и его брат застолбили самый первый участок земли. Ее племя непонятным образом исчезло: или в межплеменных распрях, или вымерло из-за какой-то болезни. А может, племя снялось с насиженных мест и ушло, забыв о девочке. Как бы там ни было, а она прибилась к Эйбу.

«Ровер» швыряло на ухабах, так что Эрин приходилось крепко держаться. Коул включил первую передачу и осторожно преодолел пологую высохшую лужу, края и дно которой сделались прочными, как железобетон.

— А как ты думаешь, может ли Саре быть что-либо известно о прииске? — спросила Эрин.

— Честно говоря, сомневаюсь. Но даже если она что и знает, ей до всего до этого какдо фонаря. Ведь алмазы — это игрушка для цивилизованных людей. А аборигены совершенно другие, им такие веши ни к чему.

— Но ведь с момента прихода англичан здешняя жизнь не могла не измениться!

— Англичане тут не слишком задержались. Первые австралийцы пригоняли свой скот из Квинлен-да в Кимберли чуть более века тому назад. А сам по себе путь занимал года два. Они отправлялись сюда со стадом в десять тысяч голов. В пути половина животных погибала. И потому никто особенно не спешил предпринимать такое путешествие. За последние лет двадцать тут возникло больше поселений, чем за первые сто лет.

«Ровер», резко накренившись, преодолел мутный ручей.

— Вот тебе и речка, — сказал Коул.

— Неужели вода?

— Изредка тут можно такое увидеть.

— С тех пор, как мы лриехали в Австралию, я впервые вижу свободно текущую чистую воду.

Коул резко рванул «ровер» в сторону, уклоняясь от столкновения с каким-то зверьком размером со среднюю собаку, который перебегал дорогу автомобилю.

— Это что еще такое? — спросила Эрин.

— Валлеби — малый кенгуру.

Эрин уставилась в ночь за окном. Она ничего не ответила, только вздохнула и откинулась на спинку кресла.

— Скажи, когда-нибудь Эйб рассказывал о своем брате?

— Во всяком случае, не мне. Напрямую никогда не говорил. По здешней легенде, после того, как твой дед уехал вместе с Бриджет Маккуин, Эйб какое-то время жил так, как живут туземцы. Выучил язык аборигенов, жил рядом с ними, и они видели в ном помесь бога и дьявола. Аборигены тогда запросто приходили к нему на ферму. Он сиживал у их костров. Аборигены отсылали к нему молодых женщин, а когда готовили изысканные национальные блюда из крокодила или ящериц, то всегда посылали ему лучший кусок.

Некоторое время стояла тишина. «Ровер» скрежетал и трясся на дорожных ухабах, — А тебе нравился Эйб? — спросила Эрин.

— Я бы так ответил: мне нравилось, что он такой крутой. Я восхищался его знанием Австралии. Но симпатизировал ли ему? — Коул пожал плечами. — Никто, наверное, не любил Эйба, и меньше других аборигены, которые хорошо его знали. Ведь нельзя же в буквальном смысле любить бога или дьявола, в которых веришь. Ты просто пытаешься ужиться с ними — насколько это возможно. Он был одержим сексом, но при этом я не знал большего женоненавистника, чем он.

— В таком случае, зачем он завещал мне свою ферму? Мог ведь оставить ее моему отцу или, скажем, Филу.

Коул обернулся и стрельнул в ее сторону глазами, которые на фоне затемненного лица казались неестественно бледными, словно выцветшими.

— А если все дело в том, что он их недостаточно ненавидел для этого?

— Чем же ему так женщины досадили? — поинтересовалась она.

На губах Коула появилась недобрая ухмылка.

— Да скорее всего самые обычные вещи.

— Что ты имеешь в виду?

— Затрахали они его, вот что.

— Но ты ведь сам говорил, что Эйб очень любил секс. Ему бы, казалось, жить да радоваться…

— Знаешь, когда ты любишь и когда тебя любят — что совершенно разные вещи.

— Это я понимаю, — грустно согласилась Эрин.

Коул тотчас же вспомнил Ганса.

— Извини, дорогая, я не подумал… — Он невесело улыбнулся, — Иногда я жалею, что Гансу не встретилась сестра Уинга. Вот уж они-то были созданы друг для друга. Но, увы, справедливость слепа, а милость — та и вовсе не предсказуемая шлюха.

Помолчав, Коул перевел разговор на менее опасный предмет:

— Я и сам не знаю, отчего Эйб так ожесточился против женщин. Он никогда об этом не рассказывал. Если судить по фотографии в твоей сумке, проблема, возможно, заключалась в том, что братья никак не могли поделить меж собой женщину, которая в конце концов досталась не Эйбу, а Нату.

— То есть бабушку?

Коул кивнул.

— Когда Бриджет уехала, кто-то из белых соседей Эйба поинтересовался, отчего это Нат Уиндзор решил податься в Америку. Эйб в ответ хорошенько отделал любопытного соседа кнутом. Будь он в тот момент не настолько пьян, наверняка спустил бы с бедолаги кожу. И подобное происходило всякий раз, стоило лишь кому-то упомянуть про его брата, твоего деда. Эйб выходил из себя, его глаза наливались кровью. Через некоторое время все зареклись упоминать про Ната Уиндзора. Вместо этого заговорили про Сумасшедшего Эйба.

На дороге, ведущей вверх по холму, внезапно появился трейлер. Сумев разглядеть грузовик раньше, чем «ровер», одолел невысокий склон, Коул успел выключить фары. «Ровер», натужно ревя мотором и сотрясаясь всем своим металлическим телом, взобрался наконец на вершину. Там, наверху, Коул выключил двигатель.

Далеко внизу были хорошо видны неподвижные бледные огни.

— Что это? — спросила Эрин.

— Ферма.

— Так рано, а там уже вовсю полыхает свет.

— В сильную жару людям приходится вставать, до восхода солнца, чтобы успеть сделать все необходимое по хозяйству. Как только солнце взойдет, становится совсем невмоготу.

Коул вытащил из сумки коробку патронов и отсыпал десятка полтора в карман.

— На случай каких-нибудь неприятностей. Я пойду на ферму, осмотрюсь и, если все нормально, дважды мигну тебе светом в окне. Мне понадобится на это примерно час. Если к тому времени сигнала не будет, отправляйся в Фитцрой-Кроссинг, позвони отцу, затем иди в ближайшее отделение полиции и жди, когда он за тобой приедет.

— А как же ты?

— Это уж мои проблемы. Для тебя главное — остаться в живых. Что бы ни случилось, не смей приходить мне на помощь. Как только я вылезу из «ровера», все движущееся вокруг будет моим врагом.

— Слушай, Коул… — начала было Эрин.

— Обещай, что останешься здесь, — перебил, подавшись к ней, Коул. — Иначе я сдохну от страха за тебя.

Эрин почувствовала его дыхание, легкое касание его горячих губ.

— Обещай же, — прошептал он.

Ощутив у себя во рту его язык, она испытала невыразимо приятную дрожь.

— Обещаю…

Она скорее выдохнула это слово, но Коул расслышал и понял.

Он крепко поцеловал Эрин, затем распахнул дверцу и вышел в ночь. Темнота сомкнулась и поглотила Коула.

Он бесшумно двинулся вниз по склону, используя каждое естественное укрытие для того, чтобы со стороны его передвижение было не слишком заметным. Минут через двадцать он был у цели. Подойдя ярдов на десять к дому, Коул забрался под камедное дерево и принялся выжидать.

Вокруг все было неподвижно. Даже ветер и тот стих. Откуда-то из-за дома доносилось урчание мощного генератора. На крыше в ожидании известий покоилась тарелка спутниковой связи.

Коул, стараясь держаться на почтительном расстоянии, обогнул дом. На задворках были припаркованы два грузовых пикапа, выделявшиеся своей новизной на фоне старого хлама и видавших виды джипов. Ничто не двигалось во тьме. Лишь по аро матному дымку сигареты можно было догадаться о присутствии охранника. Миновав его, Коул стал подкрадываться к кухонному окну. Он почти уже был возле него, как вдруг задняя дверь немного приоткрылась.

Оттуда вырвался яркий луч света, отчего Коул мгновенно ослеп. Глаза, привыкшие к темноте, потеряли способность видеть. Оказавшись слишком близко к открывшейся двери, Коул мог теперь лишь атаковать, — и поэтому бесшумно двинулся навстречу неизвестности. Кто-то вышел, прикрыв дверь. Коул бесшумно впился руками в чье-то горло.

— Молчать, не двигаться, — тихо приказал Коул.

Раньше, чем он успел произнести последнюю фразу, ему в нос ударил запах экзотических духов. Он был хорошо, слишком хорошо знаком Коулу. Как и фигурка, оказавшаяся у него в руках.

— О, приветствую, Лай, — по-прежнему тихо сказал Коул, — Сколько лет, сколько зим… Давненько, давненько мы не виделись.

Глава 23

После многочасовой гонки по Большой Северной автостраде Джейсон Стрит приехал наконец в Кунунурру, где находился его офис, в котором была установлена спутниковая связь. Припарковав машину и войдя в офис, он не услышал ни единого вопроса о том, где это он был в охотничьем костюме, перепачканном так сильно, словно Стрит всю ночь ползал по земле на брюхе. Никто не спросил и о причине появления ссадины на правой руке, как раз там, где кончался короткий рукав. Никто не задал никаких вопросов по той простой причине, что люди в Кунунурре ложились спать с курами. Бодрствовали разве что в городских кабачках, да еще на городской окраине, где собиравшиеся вокруг большого костра аборигены медленно, но верно, со знанием дела, напивались до зеленых чертей в глазах. Их предки называли это состояние «сном наяву» и достигали его хитроумными способами, — нынче же все превратилось в постоянную банальную пьянку. В офисе Стрита было так душно, что можно было задохнуться. Включив кондиционер, он тотчас же направился к компьютеру. Набрав код. Стрит закурил сигарету и просмотрел информацию, пришедшую за то время, пока он гонял по дорогам и бездорожью. Все было, как обычно. Офицер охраны появился на дежурстве в пьяном виде. Клиент жаловался на непомерную сумму последнего взноса. Консорциум шахты хотел узнать мнение Стрита о том, явилось ли снижение прибыли результатом добычи бедной руды или же причину следует искать в шахтерах и качестве их работы.

Звонил Гуго ван Луйк.

Стрит пустил длинную струю табачного дыма, выругался и посмотрел на часы. Ван Луйк скорее всего еще сидел в своем антверпенском офисе. Стрит поднял телефонную трубку. Ван Луйк ответил со второго гудка.

— Добрый день, приятель, — сказал Стрит, и эти слова с австралийским выговором прозвучали более радушно, чем он сам того хотел.

— Ну как, получилось?

— В следующий раз, посылая меня на охоту, нужно предупреждать, что противником окажется настоящий тигр.

— А разве я когда-нибудь посылал тебя на пуста ковые дела?

— Он слишком крут для обычного охотника за алмазами. Ты не думаешь часом, что он из ЦРУ?

— К сожалению, знаю, что он не оттуда. С ЦРУ можно было бы договориться.

Стрит, подавив зевок, почесал потную голову.

— Словом, сейчас он на ферме Эйба.

— Стало быть, этот мистер Блэкберн — на редкость везучий.

— Везучий? — протянул Стрит, расслышав в словах ван Луйка упрек в свой адрес: ведь он выполнил задание не лучшим образом. — Что уж говорить, этот парень и впрямь не промах. У него и паспорт поддельный, и водительская лицензия на чужое имя, да и вообще он, кажется, неплохо упакован.

— Что же тебя подвело?

— Черт возьми, да ровным счетом все на свете! Вот что меня, как ты выразился, подвело. Он так газовал на своем «ровере», будто блоху пытался догнать. Все, что только можно, он использовал себе во благо. Ему машину специально подготовили, он своими руками там все отремонтировал. Нора даже пожалела, что нельзя нанять его в качестве механика. Так что с аварией ничего не вышло.

— Ну и?..

— Я преследовал их черт знает сколько миль. Как только свернул на проселок, Коул тотчас же засек меня и помчался в сторону Уинджаны. У моей машины больше мощность, чем у «ровера», что Нора ему сплавила. Я рассчитывал настигнуть их в заповеднике. Даже сценарий придумал: взятая напрокат машина терпит аварию, и двое американских туристов погибают так же, как раньше погиб Сумасшедший Эйб. Чудовищная трагедия, но что поделаешь? И не такие люди гибли в схватке с дикой природой Австралии. И сколько еще погибнет в будущем! Словом, не они первые, не они последние. И все шито-крыто, приятель.

Ван Луйк тяжело вздохнул, представив себе неизбежное разбирательство обстоятельств гибели Эрин Шейн Уиндзор, независимо от того, сколь невинными могли бы выглядеть эти обстоятельства. И хотя его прошиб холодный пот, ван Луйк не мог не восхититься завидной простотой ужасного плана, родившегося в голове Стрита. Все узлы разрубались одним махом.

— Что же тебе помешало? — помолчав, поинтересовался ван Луйк.

— Блэкберн схоронился где-то в Уинджанском заповеднике, а я промчался мимо. Затем он вернулся на Джибб, замел следы и нашел фунтовую дорогу, ведущую к Большой Северной автостраде. Поняв, что окончательно потерял его, я поехал к Фитцрой-Кроссинг, где пришлось заправиться. Приезжаю туда, смотрю — стоит здоровущий трейлер: водитель пошел, наверное, пожрать. Темно и рядом — никого. Я и решил: вот он, случай, раздавлю мерзавца. Врубил зажигание и отправился вдогонку за Блэкберном. Я видел, как он отъезжал, но парень оказался очень уж проворным. Когда я его настиг, он свернул прямиком в кусты, чудом не врезался в дерево и в итоге налетел на термитник.

Стрит, прервав свой рассказ, сбил пепел с сигареты. Ван Луйк на другом конце провода молчал.

— Мне было не так-то просто остановить этот трейлер. Затем какое-то время ушло на то, чтобы подобраться к «роверу». Тоже было непросто. Не слишком-то мне светило налететь в темноте на ствол Блэкберна. Он ведь вполне мог устроить засаду. Хорошо еще, что я проявил максимум осторожности. У него зверская пушка. Чудом я не остался там с дыркой в животе.

— Как думаешь, он сумел разглядеть тебя? — спросил ван Луйк.

— Исключено. Было темно, а кроме того, я не засветился и не подходил слишком уж близко. Иначе бы он свалил меня из пушки.

— А девчонка?

— Я вообще ее не видел.

— Она не могла, случаем, получить ранение?

— Мне удалось обыскать «ровер». В машине девчонки не было. Наверное, он спрятался с ней где-нибудь в кустах. Этот парень нюхом чует опасность.

— Тебя могут обвинить в угоне трейлера?

Стрит сдержанно хохотнул.

— Аборигенам только что выплатили пособие. Сейчас никто из них родную мать не узнает.

— Не понял, — сказал ван Луйк.

— Австралийское правительство выплачивает пособие аборигенам, чтобы не сдохли с голоду. Они берут эти деньги, спешат в ближайшую лавчонку и так наливаются пивом, что вообще забывают про голод. Ни один трезвый белый вообще меня не видел.

— Где ты сейчас?

— В Кунунурре. Отправлюсь на ферму Эйба, как только мне позвонят относительно его участков. Может, это будет уже завтра, если секретарша хоть пальцем пошевелит. Ну, в самом крайнем случае — послезавтра.

Ван Луйк подумал и сказал:

— Австралийское правительство продолжает настаивать на оценке участков, где находятся «Спящие собаки». И это несмотря на то, что ты обсуждал контракт Абеляра Уиндзора с Конмином и ОПА в течение последних десяти лет.

— Ах, мать их! — не сдержался Стрит. — Девчонка, случаем, еше не решила официально подтвердить свои права на наследство?

— Этим занялся Мэтью Уиндзор. А уж коли он влез в это дело, оно в инстанциях не задержится.

Стрит зажег новую сигарету, затянулся, выдохнул табачный дым и сказал:

— Мы не можем ждать, когда наконец оценят участки старика. Партнер Блэкберна притащил туда столько электроники. Самая что ни на есть современная аппаратура. Наверное, не зря!

— Мы как раз договариваемся с американцами об оценке, — сказал наконец ван Луйк. — Они пока колеблются. Я полагаю, что скоро разрешение для тебя будет получено Ван Луйк, помолчав, продолжал: — Имей в виду, если Эрин Уиндзор начнет добывать на своем прииске алмазы, можешь считать себя покойником.

Связь прервалась. Стрит посмотрел на телефонную трубку и выругался.

— Тварь! А если я один буду добывать там алмазы?! Кретин несчастный!

Глава 24

Проснувшись, в первое мгновение Эрин не могла сообразить, где находится. Но удушливая жара, отсутствие матраса, запах не то норы, не то могилы сразу ей все напомнили. Она была на ферме Уиндзора, в спальне своего дяди. Точнее, в комнате, некогда служившей спальней. Коул осмотрел хозяйское ложе и без лишних слов выбросил его на задний двор — вместе с матрасом и постельным бельем. Затем он притащил из «ровера» брезент и спальные мешки и соорудил в комнате Эйба два ложа. Он лег возле Эрин, подперев своим телом дверь.

Эрин вспомнила, как, едва войдя в дом, Коул вынужден был прилагать немалые усилия, чтобы сдерживаться и не выплеснуть своих эмоций. Он представил ее китаянке по имени Лай, которая голодным взором так и пожирала Коула. Он, впрочем, не представил Эрин шестерым мужчинам, тоже китайцам, находившимся в доме. Они совершенно не знали английского или делали вид, что не знают.

Лай говорила по-английски. У Эрин было такое чувство, что эта женщина давно и хорошо знает Коула Блэкберна.

Эрин беспокойно ворочалась с боку на бок на жестком полу. Несмотря иа усталость, она не могла больше уснуть, как ни пыталась. Спальный мешок Коула оказался пуст. Дверь была заперта. Глядя на дверь, Эрйн вдруг представила себе Коула вместе с Лай, в объятиях ее гибких рук, в плену черных глаз. Видеть его рядом с красоткой китаянкой было невыносимо. Девушку охватило ранее ей незнакомое чувство ревности.

— Эрин, вертолет почти готов, — услышала она голос Коула за дверью.

Она быстро вскочила и села, затем тяжело вздохнула. Дверь с треском распахнулась. На пороге стоял Коул, решительный и грозный, как нацеленный пистолет. Взгляд его светло-серых глаз обошел комнату, но ничего, кроме унылой обстановки времен Эйба, не заметил.

— В чем дело? — спросил Коул, пристально глядя на Эрин. За исключением жеваной майки и мятых шортов, ее вид был вполне приличным.

— Ни в чем. Просто после ночи, проведенной на полу, побаливают бока.

Коул несколько расслабился.

— Прямо принцесса на горошине!

— Я бы сказала, не на горошине, а на шаре для боулинга.

Он помог ей подняться, привлек к себе и жадно поцеловал. Эрин тотчас же позабыла про боль в теле.

Раздался какой-то шорох. Эрин вздрогнула от неожиданности. Хотя Коул стоял спиной к двери, ему не было нужды оборачиваться, чтобы выяснить, кто может их подслушивать. Он и без того прекрасно знал, что Лай шла за ним от самой кухни.

— В чем дело, Лай? — не поворачивая головы, поинтересовался он.

Эрин удивленно раскрыла глаза при виде перемены, происшедшей с Коулом, а она была разительной. Вся его мягкость, чувственность, казалось, вмиг исчезли. Когда Эрин попыталась высвободиться из его объятий, Коул удержал ее взглядом и не выпустил из рук.

— Только что звонил Чен Уинг, — сказала Лай. — Он хочет поговорить с тобой.

Голос Лай звучал негромко, мягко. Это был голос человека, который хорошо владеет собой. Она говорила, а ее черные глаза жадно ощупывали тело Коула. Лишь на мгновение ее взгляд задержался на Эрин: она смотрела твердо, решительно. Затем Лай опустила глаза в ожидании ответа Коула, демонстрируя традиционную покорность китаянки.

Эрин чувствовала себя неловко. Теперь у нее не осталось ни малейших сомнений: Коул и Лай давно знают друг друга.

И знают хорошо. Они были близки.

— Передай, я подойду через минуту, — сказал Коул.

Лай повернулась и ушла, цокая по полу высокими каблуками. Возможно, ее покорность была традиционной, воспитанной с детства. Но в ее облике, особенно в одежде, чувствовалось сильное смешение Востока и Запада. Традиционные черные шелковые шаровары не выглядели на ней мешковато, как обычно у китаянок. Они плотно облегали ее ноги: такие мог сшить лишь хороший портной. Ее шелковая блузка была так расстегнута, что это позволяло видеть округлости смуглой груди. Блестящие черные волосы ниспадали волной до талии.

Проснувшийся в Эрин фотограф вынужден был признать, что более красивой женщины ей не доводилось видеть.

— Она очень эффектна, — произнесла Эрин.

— Да.

Слово прозвучало совершенно бесстрастно, просто как констатация. Лицо Коула тоже было бесстрастным. Впрочем, Эрин не знала, какие чувства таятся под его внешним безразличием. Она интуитивно понимала, что Коул вынужден приложить немало усилий, чтобы не выказать своих истинных чувств.

— Как давно ты ее знаешь? — спросила Эрин, не сдержавшись.

— Достаточно давно.

— Для чего достаточно?

— Я пойду переговорю с Уингом. Не могла бы ты принести мне кофе? Извини, если я задержусь. — Коул уже в дверях остановился и обернулся к Эрин. — Как бы там ни было, но с этого момента постарайся не исчезать из моего поля зрения более чем на три минуты. И никогда не уходи далеко, чтобы я мог докричаться до тебя. Это, надеюсь, не слишком обременительно?

Эрин заморгала.

— Ты что же, не доверяешь Лай и этим китайцам?

— Я не доверяю ни одной живой душе. И поэтому все еще жив. Старайся быть рядом. Всегда. Если я когда-нибудь отправлюсь тебя искать, знай: я буду готов на убийство.

С этими словами Коул пошел в комнату, служившую для телефонных переговоров. Там уже было установлено и отлажено электронное оборудование для передачи Уингу и получения от него всевозможной информации.

Коул снял телефонную трубку.

— Да, Уинг, непростая мне выпала работенка. Я, собственно, собирался отстучать свое сообщение по факсу.

— Спасибо. Сожалею, что к твоему приезду кое-что еще осталось недоделанным. Знаю, что пока там даже спать негде, да и еще не работает водопровод. Лай сказала, что подстегнет моих людей. А как с остальным? Все в порядке?

— Наверное, чтобы привезти и установить здесь все, тебе понадобилась небольшая армия специалистов, — сказал Коул, оглядываясь вокруг.

— Я сумел найти нескольких пилотов, которые за тройную плату готовы были перевезти что угодно и куда угодно, несмотря на отсутствие мало-мальски приличной посадочной площадки. Сразу хочу сказать: не теряя времени даром, я сразу же осмотрелся и кое-что сумел найти. Пока мы тут с тобой беседуем, эти специалисты изучают находки. Но если вдруг ты заподозришь моих людей в некомпетентности или засомневаешься в летчиках, вертолет всегда к твоим услугам.

— Что это вдруг ты решил начать поиски, не дожидаясь меня? — без околичностей поинтересовался Коул.

— Нам удалось выяснить, что еще чей-то вертолет успел побывать на ферме Эйба. Так что кто бы ни были эти люди, они располагают той же информацией. Поэтому в сложившихся обстоятельствах я посчитал недопустимым терять время.

— А кто мог сюда прилететь, как ты думаешь?

— Вот как раз это мы и пытаемся выяснить. Вертолет был нанят в Международной службе охраны горнодобывающей промышленности. Эта компания принадлежит австралийцу по имени Джейсон Стрит. Он занимается тем, что заключает контракты на разработку перспективных участков, обеспечивает безопасную работу шахт и рудников. К сожалению, эта служба безопасности работает без нареканий. Пока нам не удалось выяснить, кто и для чего зафрахтовал вертолет. Что могут знать простые исполнители? Им приказали, они сделали.

— А ты не знаешь, нет ли у этой службы приисков в Австралии?

— Вроде нет. Этот Стрит некогда служил в австралийских особых частях.

— Что значит некогда? Тот, кто однажды там служил, навек останется на крючке, — заметил Коул.

— Да, такая возможность не исключена. Как бы там ни было, но, поскольку австралийское правительство намерено на некотором этапе сотрудничать с «Блзк Уинг» в осуществлении нашего проекта, я сомневаюсь, что мистер Стриг может представлять для тебя прямую угрозу.

— Не спускайте глаз со Стрита и его службы, — потребовал Коул.

— Хорошо. — Уинг глубоко вздохнули — Лай сказала, что ты ранен.

Коул недобро стрельнул глазами в сторону Лай. Она смотрела на него так, словно он был сошедшим к людям божеством. Некогда Коул так верил ее глазам. Теперь же все ее взгляды, по его мнению, были попытками возобновить любовную игру, и всякий раз Лай тщательно определяла, в какой момент и как именно взглянуть на него. Все ее попытки были скроены не менее тщательно, чем изысканные туалеты из шелка.

— Немного ногу задело, еще в Дарвине, — начал было объяснять Коул.

— Ах, вот как, еще в Дарвине… — пробурчал Уинг. — Но, надеюсь, ты в порядке? Дядюшка Ли был очень доволен, должен тебе сказать. А местная полиция до сих пор не смогла прийти в себя.

— Прекрасно!

— Но Лай упомянула еще об одном инциденте… — осторожно начал Уинг.

— Да, какой-то дальнобойщик пытался нас протаранить неподалеку от Фитцрой-Кроссинг.

— Полагаю, ты подскажешь, как лучше объясниться с местными властями?

— Нечего объясняться, этот подонок не успел в нас врезаться.

— Понимаю… — Уинг, немного поколебавшись, сказал: — Как ты и просил, я распорядился выяснить обстоятельства смерти Абеляра Уиндзора. Ничто не вызывает особых подозрений. Он вообще-то никогда не был крепкого здоровья, я бы так сказал. Люди видели, как он с банкой пива и лопатой на плече ушел в ближайшие заросли. С тех пор его никто не видел живым.

— Может, его доконала жара? — предположил Коул. — Боже, кто бы знал, до чего я ненавижу эту жарищу. — Он вытер пот со лба. — Еще какие новости?

— Да вроде никаких…

— А кто именно выяснял подробности смерти Эйба?

В трубке послышалось шуршание страниц: Уинг перелистывал свои бумаги.

— Видимо, те, кто жил вместе с ним на ферме и кто мог бы обратить внимание на его отсутствие, — все они были в стельку пьяны. В конце концов одна туземка по имени Сара первой протрезвела и сообразила, что что-то не так. Она связалась с Джейсоном Стритом. Но когда тот вернулся на ферму, было уже слишком поздно.

— Вернулся? То есть как вернулся? Он что же, жил на ферме Эйба?!

— Он и мистер Уиндзор частенько вместе поддавали. Они давно знали друг друга. Если верить злым языкам, у них было много общего. Мистер Стрит явно предпочитает цветных женщин. Он известен также как очень крутой малый. Именно мистер Стрит обнаружил наших людей, обследующих ферму. Двоих он уложил на месте, а сам остался без единой царапины.

Брови Коула поползли вверх.

— Двоих, говоришь, уложил? Да, ловок, нечего сказать. Что же об этом думает австралийская полиция?

— Ничего не думает. Мистер Стрит поймал этих людей, когда они пытались залезть в дом. Они первые открыли стрельбу. Он в ответ уложил двоих на месте. Жаль, конечно, хотя, с другой стороны, это были всего-навсего желторожие.

Коул уловил в тоне Уинга сдержанную ярость. Многие австралийцы, в основном фермеры, не считали цветных за людей. В особенности китайцев, которые подвергались чудовищной дискриминации.

— А что говорится в медицинском заключении о вскрытии тела Эйба? — поинтересовался Коул.

— Если даже его и вскрывали, результаты вскрытия не попали в отчет. Тут просто сказано. «Смерть наступила в результате упадка сил, вызванного погодными условиями». Ведь тело Эйба было обнаружено не сразу.

— Мне не нравится, что этот Стрит, как пресловутый пострел, повсюду успел.

— Да и мне это не по душе. Но выводы пока делать рано. В Кимберли малолюдно, и потому неизбежно повторение фамилий. Тем более этот Стрит был очень тесно связан с Уиндзором. Больше того, Стрит в свое время даже принимал участие в разработке контракта по «Спящим собакам» с Конмином. Не сомневаюсь, что именно ему австралийское правительство поручит заняться оценкой участков покойного Уиндзора.

— Постарайся, чтобы духа Стрита здесь не было, — настойчиво сказал Коул.

— Сделаем все от нас зависящее.

— Аты уверен, что Стрит не работает на Конмин?

— Я полагаю, Стрит потому связан с некоторыми представителями картеля, что он не работает на нас.

— А всякий потенциальный конкурент — потенциальный друг наших врагов.

— Вот именно.

— Ты ведь записываешь разговор? — поинтересовался Коул.

— Как всегда…

— Хорошо бы получить фотопринадлежности, которые мы с Эрин для отвода глаз отослали в Лондон.

— Все это я уже послал на ферму с нарочным. Он все доставил, пока вы спали. — Уинг тихо рассмеялся. — Таможенники рассчитывали обнаружить в багаже Эрин тайное бурильное оборудование, — продолжил Уинг. — А вместо этого нашли только обыкновенные фотокамеры, объективы и фотопленку. Представь, как у них вытянулись морды.

— А как ты объяснишь, для чего пришлось завезти на ферму такое количество электроники?

— В ближайшее время офис компании «Блэк Уинг» в Дарвине будет расширяться. Мы всего лишь закупили оборудование заранее и сложили его там до поры до времени, чтобы иметь под руками при первой же необходимости.

Коул усмехнулся, поскольку в каждом слове Уин-га гак и сквозило самодовольство. Затем он холодно сказал:

— Да, и еще вот что. Первым же рейсом убери отсюда Лай к чертям собачьим, чтобы и духу ее тут не было.

— Это весьма огорчит дядюшку Ли.

— Переживет!

— А кроме того, Лай очень хорошо изучила специальные средства связи, освоила компьютерные программы, сориентированные на поиск полезных ископаемых. Она может оказаться для тебя бесценным помощником.

— Мне такой помощницы не нужно.

— Судя по твоим словам, ты слишком уж близко к сердцу воспринимаешь ее присутствие. Может, ты все еще к ней неравнодушен?

Хорошо, что его и Уинга разделяет огромное расстояние, подумал Коул. Иначе тому могло бы весьма и весьма не поздоровиться, а это, в свою очередь, огорчило бы дядюшку Ли.

— Куда бы я ни пошел, где бы ни оказался. Лай так и норовит прижаться ко мне. Только все попусту. Пусть дядюшка Ли не надеется, что она может разжечь потухший огонь. Так ему при случае и передай, — напрямик заявил Коул. — От меня семейство Чен ровным счетом ничего не получит, кроме половинной доли добычи с прииска. Скажи также дядюшке Ли, что он меня недооценил.

— Не думаю, что стоит без необходимости раздражать его. Ведь, посылая ее на ферму, он имел в виду только обеспечение оптимальной связи с семейством Чен.

Коул холодно рассмеялся. Он вспомнил жаркие ночи и смуглую женщину, которая извивалась под ним в пароксизме страсти.

…Много всего о любви говорится людьми,

Вам же, коварные жрицы, отлично известно,

Можно ли верить гортанным признаньям экстаза.

— Обеспечение связи, говоришь? — язвительно переспросил Коул. — Так теперь называется в Гонконге обычная проституция?

Ответом на его слова было молчание.

— Запомни хорошенько, Уинг. Твои люди, как и твоя превосходно подготовленная сестра, должны относиться к Эрин Уиндзор и к обеспечению ее безопасности так, как если бы от ее благополучия зависело благополучие семейства Чен. Ведь так оно и есть, даже если ты пока этого не понял. И потому передай дядюшке Ли, чтобы он тщательно изучил мое досье. Все ясно?

— Меня чрезвычайно огорчает, что ты нам совсем не доверяешь.

— Еще бы! Тут и спорить не о чем. Использовать Лай в качестве приманки было вашей ошибкой. Так что желаю здравствовать, Уинг. Не буду посылать тебе ежедневных отчетов, надеюсь, твои шпионы сделают это за меня.

Коул бросил телефонную трубку на рычаг, затем обернулся к стоявшей у него за спиной женщине Когда он взглянул на нее, его лицо было совершенно бесстрастным. На смуглую кожу женщины сейчас падал сноп света из открытой двери. Коул подумал, что всю жизнь Лай, вероятно, тщательно просчитывает каждый свой шаг и жест, каждый поворот головы и любое слово. Что и говорить, Лай умела подчеркнуть свою красоту. Он до сих пор помнит ее буйную страстную чувственность и постоянный сексуальный голод, испытываемый ею.

Коул с грустью подумал о том, каким молодым был он когда-то и какой опытной была уже в то время Лай. Коул одним стремительным движением вскинул руку и ухватил Лай за горло, сделав это не грубо, а почти нежно. Она не шевельнулась и никак не отреагировала, — только ее пульс под большим пальцем Коула участился.

— Полагаю, ты все хорошо слышала? — поинтересовался он.

— Да, — негромко сказала она.

— Передай это своим людям.

— Передам.

Серые глаза Коула смерили взглядом изящно сложенную, изумительно красивую женщину, стоявшую перед ним. А ведь было время, когда он спал и видел Чен Лай в своих объятиях. Уинг наверняка догадывался о его желаниях. И все это прекрасно понимал дядюшка Л и. И вот теперь семейство Чен ре-шило помочь воплощению мечты Коула в жизнь. До тех пор, пока не найден алмазный прииск, Коул может делать с Лай все, что только ему заблагорассудится, бить, унижать, насиловать.

Он мог даже убить ее.

Лай понимала свою физическую уязвимость. Понимал это и Коул. Она дрожала мелкой дрожью, ускорился пульс на ее шее под большим пальцем Коула, дыхание, которое он чувство ват на своем лице буквально в нескольких дюймах от ее губ, тоже участилось Лай молча глядела на него в ожидании своими черными блестящими глазами.

В глазах Лай не было страха. Она смотрела так, словно Коул был куском мяса, а она — изголодавшимся без еды человеком. Пряный аромат ее духов смешивался с примитивным, древним как мир и куда более сильно действующим на обоняние запахом неудовлетворенном женщины. Через тонкую шелковую материю проступали ее затвердевшие соски.

Она явно хотела его.

Большой палец Коула двинулся вдоль ее напряженного горла. Этот жест можно было расценить и как ласку, и как скрытую угрозу.

— Надо же, какие мы нынче покорные!

Она прикрыла глаза.

— Спасибо тебе, — сдавленно сказала она, осторожно поводя подбородком и отвечая таким образом на его прикосновение. Лай едва заметно, насколько позволила ей сильная рука Коула, подалась вперед. Она подняла свою руку и медленно, осторожно провела пальцем по его щеке. — Нам всегда бывало очень хорошо вдвоем, Коул. Я так мечтала о встрече с тобой!

В дверях с двумя чашками кофе в руках появилась Эрин. Она заметила, как Лай подалась в сторону Коула, видела, как тот погладил китаянку по шее. В первое мгновение Эрин была до такой степени поражена, изумлена и шокирована, что не знала, как себя вести: выражения лиц и жесты Коула и Лай были так красноречивы и однозначны, что не требовалось никаких комментариев.

— Вижу, у тебя сейчас заняты руки, — сдержанно произнесла Эрин. — Я поставлю твой кофе на кухне.

— Останься.

Его голос был подобен удару хлыста. К своему немалому удивлению, Эрин подчинилась. И эта неожиданная собственная покорность рассердила ее.

— Ты что, приручаешь женщин и делаешь из них фавориток? — деревянным голосом поинтересовалась она.

Коул, повернув голову, посмотрел в глаза Эрин.

— Фавориток, ты сказала?

— Ну да, которым достаточно скомандовать: «Сядь», или «Останься», или «Перевернись на живот».

Он криво усмехнулся, отпустил Лай и взял из рук Эрин чашку кофе.

— Нет, детка, никаких фавориток я не развожу. Ничего такого даже и в помине нет.

— Ах, вот как? А мне-то казалось, что на тебя женщины собираются, будто мухи на мед.

Коул засмеялся, однако его смех внезапно заглушил невероятный грохот вертолетного двигателя.

— Скажи, что через минуту мы будем готовы, — крикнул Коул.

Его слова были адресованы Лай, однако, произнося их, он неотрывно смотрел на Эрин. Лай демонстративно повернулась и вышла из комнаты, так ни разу и не взглянув на Эрин.

Отпив глоток кофе, Коул попытался сообразить, насколько Эрин была взбешена всем увиденным. Ему было чрезвычайно жаль, что все так вышло, но делать было нечего. Да и вообще время и обстоятельства не располагали к объяснениям. Коула бесило и то, что Эрин не верила в его отношение к ней. Маленькими глотками он потягивал горячий, но не обжигающий кофе. Звук вертолетного двигателя затих: это означало, что машина приземлилась и пилот остановил мотор.

Ну как, полетели? — спросил он Эрин. — Может, когда вернемся, армия Уинга сумеет хотя бы водопровод починить и подключить стиральную машину.

Эти обычные слова, сказанные что ни на есть будничным тоном, возмутили Эрин до глубины души. Первым ее желанием было вообще ничего не отвечать. Но она тотчас же сообразила, что в таком случае будет выглядеть еще глупее, чем в минуту охватившей ее ревности.

— Когда исправят душ и пойдешь мыться, не снимай с себя одежду, — сказала Эрин, пытаясь, чтобы ее слова звучали вполне нейтрально. Впрочем, в этом она не слишком преуспела. Да если уж: на то пошло, она никогда не была хорошей актрисой. — В душе одежда достаточно хорошо отстирывается. На Аляске я всегда именно так и поступала.

— Мылась сама и одновременно стирала одежду? Занятно звучит.

Его подтрунивание, столь неожиданное в этсй ситуации, еще более возмутило Эрин.

— Это особенно удобно, когда ты один и живешь отшельником.

— Мне что-то не слишком по душе такое мытье.

— Не волнуйся, я не единственная в Кимберли женщина, чья одежда требует стирки.

— Но ты единственная в Кимберли женщина, чью одежду я хотел бы стирать.

Эрин почувствовала, что ей стало трудно дышать.

— Господи, Коул, я понимаю, что с моей стороны было жуткой глупостью вообще заговаривать о любви, но поверь, у всякой глупости есть границы. Я ведь не совсем еще ослепла, как ты думаешь?! Приди я на несколько минут позже. Лай уже буквально висела бы на тебе.

— Но я же не висел на ней.

— Перестань болтать, — гневно оборвала она Коула.

Эрин даже и не догадывалась о том, какое завораживающее впечатление она производит на Коула. Он молча восхищался, разглядывая ее. Внезапно он с такой силой захотел Эрин, что ему пришлось даже отвести глаза. Иначе надо было бы просто сгрести ее в объятия. Последнее, впрочем, было сейчас немыслимо: Эрин ни за что бы не далась в такой ситуации. А за последствия отказа Коул не поручился бы. Жара делала его несдержанным и подчас раздражительным. И об этой своей особенности он хорошо знал.

— Не нужно подыгрывать дядюшке Ли, — сказал Коул, овладев собой настолько, что его голос сделался привычно спокойным. — Он ведь пытается поссорить нас с помощью Лай.

— Раньше нужно было думать об этом. Насколько я могу судить, еще несколько минут назад ты был не против того, что она вешается тебе на шею.

Коул издал негромкий звук, очень похожий на рык хищника. Давненько уже он не выходил из себя, а тут вдруг почувствовал, что выдержка изменяет ему. Голова у Коула болела, засохшая рана при всяком движении саднила. После того, как покинул Лос-Анджелес, он спал всего лишь несколько часов. Температура у него перевалила за сотню градусов, а чудовищная влажность воздуха самочувствия не улучшала. А тут, ко всему прочему, еще и Эрин глядела на него волком, словно они никогда не были близки и она не шептала ему о своей любви.

— Послушай-ка… — начал было Коул.

— Я давно уже тебя слушаю, — перебила она его. — И давно смотрю на тебя. Причем мне нравится далеко не все из того, что я вижу. — Эрин хотела поставить здесь точку, но против собственной воли неожиданно выпалила: — Кто эта женщина?!

— Присланный сюда Уингом специалист по средствам связи, — через зубы ответил Коул.

— Ты отлично понял мой вопрос. Я имела в виду, кто эта женщина тебе?

Коул с такой силой стукнул о стол кружкой, что она разбилась. И пока осколки падали на пол, Коул вплотную подошел к Эрин. Ей пришлось задрать голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Его взгляд был холодным и злым, но это не испугало Эрин.

— Имей в виду, — сказал Коул хриплым низким голосом, — что лично для меня Лай — живое напоминание о том, какими глупцами бывают мужчины, поверившие женской любви. Эйб отлично понимал женщин и знал, чего стоят все их слова. С женщинами можно спать, но их нельзя любить. — Коул резко повернулся и прошел вглубь комнаты. — Лай в курсе, где твоя новая фотокамера. Возьми ее, и через три минуты я жду тебя.

Глава 25

Прежде чем Эрин успела сказать, что не намерена общаться с Лай, Коул уже вышел из комнаты. Рассерженная, она прошла в спальню, схватила потрепанную сумку с фотоаппаратами и вышла из дома.

Солнце грело немилосердно, и Эрин сразу же сникла. В доме было очень жарко, но снаружи попросту невыносимо.

Казалось, человек вдруг попадал в жаркую сауну без окон и дверей. Мухи тотчас же облепили Эрин. Машинально отмахиваясь, словно это могло прогнать тучи насекомых, Эрин прошла к вертолету, приземлившемуся сразу за домом. Если когда-то у машины и имелись двери, сейчас они были сняты.

Коул разговаривал с пилотом. После недолгих переговоров тот спустился на землю. Его место в кабине занял Коул. Он огляделся, покрутил штурвал, взял его на себя. Лопасти начали вращаться более интенсивно, вздымая тучи пыли из-под корпуса вертолета. Подмятый ими ураган прошелся по свалке, устроенной Эйбом. Со двора стаей унеслись банки из-под пива и осели в ветвях близких зарослей.

Когда Коул проверил основные системы вертолета, он знаком пригласил Эрин садиться. Увидев, что в руках у нее всего-навсего одна старенькая еумка с аппаратурой, Коул нахмурил брови. Ведь фотография была не просто, ее профессией, а подлинной страстью. И тем не менее она так и не обратилась к Лай, не спросила, где взять новую сумку с аппаратами. Уже по одному этому можно было определить, до какой степени Эрин взбешена. Как ни грустно было это осознавать, Коул понимал, что, несмотря на заверения в любви, Эрин ему совсем не верит.

Поведение Эрин взбесило Коула, хотя он и пытался держать себя в руках.

«Никак нельзя позволить дядюшке Ли вбить между нами клин», — говорил себе Коул, отлично помнивший старое правило: «Разделяй и властвуй». О, черт бы побрал дядюшку Ли!

— Пристегнись хорошенько и надень шлем, — сказал Коул, пытаясь перекрыть грохот работавших лопастей. — На спинке сиденья в кармашке лежат темные очки. И опусти солнцезащитный фильтр.

Эрин поднялась в кабину, пристегнулась ремнем безопасности, надела шлем и осмотрелась. Неужели нет переговорного устройства, чтобы задать вопрос Коул у?

— «Выключение переговорной системы», — крикнул Коул, надевая солнцезащитные очки.

Эрин понимающе кивнула, приладила микрофон, затем достала и надела темные очки. Когда глаза оказались защищены от яркого света, возникла иллюзия тени и прохлады. Впрочем, иллюзия — она и есть иллюзия. Эрин опустила солнцезащитный фильтр, который также защищал от насекомых.

— Готова? — спросил Коул.

Его голос четко прозвучал в наушниках. Эрин снова кивнула. Видя, что она не расположена с ним разговарить, Коул непроизвольно скривился, но вслух ничего не сказал.

Он взял штурвал на себя. Вертолет задрожал всем корпусом, подобно гончему псу, рвущемуся навстречу зверю. А еще через секунду, мягко оторвавшись от земли, машина взмыла в воздух.

— Сначала мы слетаем к восточной границе фермы, — сказал Коул, нарушив молчание. Он швырнул карту на колени Эрин. — Затем полетим на север. «Собака-I» как раз расположена вблизи северной границы земель Эйба. У меня прежде не было возможности взглянуть на них с высоты, — продолжал Коул, стараясь избегать раздраженных интонаций. — Когда смотришь сверху, есть шанс увидеть то, чего с земли не увидишь никогда. Пока мы летим, постарайся ориентироваться по карте.

Эрин кивнула, давая понять, что так и сделает, разложила карту и попыталась сосредоточиться на ее изучении. Куда лучше было заниматься картой, нежели терзаться мыслями о мнимом предательстве Коула.

Вертолет одолевал воздушное пространство, а Эрин внимательно наблюдала за меняющимся ландшафтом. После утомительного однообразия равнин сегодня пейзажи были довольно разнообразны. На земле, принадлежавшей Эйбу, имелись невысокие каменные гряды и остроконечные черные утесы, а между ними причудливо располагались островки травы и редкие деревья. Вокруг поросших травой участков были хорошо заметны многочисленные следы животных.

— Они приходят на водопой к ручейкам и родникам, — объяснял Коул, заметив явный интерес Эрин. — А вот эти черные вершины — выходы на поверхность древнего, со времен мезозойской эры, известняка.

Эрин рассеянно кивнула, разглядывая проплывавший внизу ландшафт.

Когда Эрин вновь ему не ответила, Коул обернулся и пристально посмотрел на нее. Явно, она уже не очень сердится, как тогда, когда устраивалась в вертолетном кресле. Да и ее губы уже не такие злые. Гнев прошел, и теперь она попросту увлечена красотами здешней местности.

Эрин показалось, что прошла уйма времени, прежде чем вертолет Достиг границы фермы и повернул на север, чтобы облететь восточную границу земель Эйба. Она замечала все новые каменные гряды и лощины, выплывавшие из-за горизонта. Красно-коричневые холмы, небрежно разбросанные тут и там, напоминали скомканные и брошенные за ненадобностью скатерти, на которых отобедали участники неких пикников. Дорог здесь не было и в помине. Не было даже следов автомашин. Не было видно ни построек, ни каналов, ни ветряных мельниц — ничего, что указывало бы на присутствие цивилизованного человека в здешних местах.

Время от времени Эрин удавалось разглядеть одинокого кенгуру или коров местной короткоро-гой породы. Как коровы, так и кенгуру в ужасе разбегались при виде тени вертолета, стремительно скользящей по земле. Однажды Эрин заметила внизу небольшой темный круг, окруженный какими-то сверкающими на солнце белесо-серебристыми блестками.

— А это что такое? — спросила Эрин.

Коул проследил за направлением взгляда Эрин.

— Это бывший лагерь аборигенов, — сказал он. — Черное пятно — кострище.

— А что там сверкает?

— Осколки бутылок и пустые банки из-под пива.

Возле костра, где вчера, или неделю, или месяц назад сидели аборигены, сейчас не было ни души. После них осталась лишь загаженная земля.

— Где же аборигены? — поинтересовалась Эрин.

— Ушли. Может, вчера, а может, год назад. Отсюда не могу сказать более точно.

— А где их жилища?

— В сухой сезон они спят под открытым небом. С началом дождей аборигены прячутся под каменными навесами. Те же, кто живет в резервациях, в прямом смысле получают крышу над головой: правительство строит им дома.

Вертолет летел вдоль северной границы обширных прямоугольных владений Эйба. Они уже давно находились в воздухе, но не облетели еще и половины его земель. Чем дальше, тем больше удивляли Эрин размеры фермы. Она подумала о том, каких чудовищных усилий потребует эта земля от того, кто решится на ней хозяйствовать.

Эрин медленно, но верно падала духом. Несмотря на все, что ей говорили, она до самого последнего момента не принимала близко к сердцу предупреждения о том, что здешний климат весьма коварен, не менее коварен, чем климат Аляски. Ей трудно было поверить в то, что обработка небольшого клочка земли под названием «Ферма Уиндзора» потребует неимоверных затрат человеческих сил.

Эрин не понимала, какой иссохшей была вся земля, как негостеприимна встречала она любого желавшего поселиться в этих краях. На Аляске, например, был океан, реки, кишащие лососем и дававшие обильную пищу местным жителям. Здесь же, на Кимберлийском плато, не было ни океана, ни настоящих больших рек. Не паслись стада кочующих с места на место животных, не летали стаи годных в пишу птиц. Не было и богатой флоры с разнообразными ягодами и съедобными плодами.

Но самое главное, на плато не было постоянных источников питьевой воды.

Чем дальше наблюдала Эрин за расстилавшейся внизу фермой Уиндзора, тем больше приходила в уныние. Она поняла, что была слишком наивна.

— Господи Боже мой, — воскликнула она. — Как вообще люди могут жить в этих краях?

— Если соблюдать осторожность, то жить можно.

Она недоуменно покачала головой.

— Все не так трагично, как может показаться поначалу, — заметил Коул. — Тут есть небольшие ручьи с пресной водой, а также большие змеи, которых можно употреблять в пишу.

Эрин с горечью усмехнулась.

— Когда ты объяснил мне, что до прихода сюда белых древняя культура аборигенов оставалась практически нетронутой, я тебе не верила. А теперь верю безусловно.

Он с некоторым удивлением взглянул на нее.

— Когда ты рассказывал, что австралийские аборигены в течение сорока тысяч лет топтали землю, в недрах которой находились громадные залежи железной руды, но не умудрились открыть железа, я спрашивала: «Как же так?» Когда ты говорил, что они буквально ходили по золоту, но так и не научились делать золотых украшений или статуэток, я тоже думала: «Как же так?» Не понимала я также, почему они не научились приручать животных, плести себе обувь, не изобрели письменности. Теперь я не задаю подобных риторических вопросов. Аборигены могут считаться счастливыми людьми хотя бы потому, что умели рожать детей, которые, в свою очередь, оказывались способными производить потомство и так далее, и так далее.

— Судя по твоим словам, на тебя уже подействовала жара, — заметил Коул, посмотрев на пылавшие щеки и потное лицо Эрин. — Когда так жарко, кажется, что и жить-то не стоит. Но начнутся дожди, и ты сразу же изменишь свое мнение о Кимберли.

Эрин перевела взгляд с земли на небо. Наползавшая со стороны Индийского океана гряда облаков становилась темной низкой тучей, которая, все увеличиваясь в размерах, постепенно превратилась в сплошной свинцового цвета полог, затянувший горизонт. Без сомнения, надвигалась гроза. Белые сверху и грязно-серые снизу тучи обещали покончить с невыносимой жарой и влажностью.

— Скорее бы тучи перестали бесцельно кочевать по небу и начался бы дождь, — мечтательно произнесла Эрин.

Коул криво усмехнулся в ответ.

— Напрасно торопишь события. Как только начнутся дожди, нам придется свернуть поиск. Будем дни напролет торчать в доме.

С этими словами Коул внимательно посмотрел на приборную доску. Нахмурившись, он ткнул указательным пальцем в прибор, показывающий уровень топлива в баках. Стрелка поднялась, потом резко опустилась, затем вновь поднялась, указывая на почти полные баки.

— Какие-то проблемы? — спустя некоторое время поинтересовалась Эрин.

— Пилот предупреждал, что прибор работает паршиво. Не проверь я вручную уровень горючего, сейчас пришлось бы возвращаться. Когда стрелка у верхней отметки, начинаются какие-то странные колебания.

— А когда стрелка внизу?

Коул бросил взгляд на Эрин.

— Ты только не беспокойся, детка. Вертолет вполне надежен, я бы даже сказал, работает как часы.

— Ты откуда знаешь? — спросила она. — Ты же не проверял его в отличие от нашего «ровера».

— Пилот только сегодня прилетел на ферму с прииска «Собака-III». Он запасся горючим, что называется, под завязку, ведь готовился возить нас целый день. А когда я сказал ему, что полечу сам, то проследил, чтобы он не сумел открутить ни одной гайки.

Эта фраза раздосадовала Эрин.

— Ты что же, и впрямь ни одной живой душе не доверяешь?

Коул взглянул на нее.

— А ты? Ведь ты тоже мне не доверяешь.

— Я доверила тебе поиск алмазных копей, — парировала она.

— Но не доверяешь мне, увидев, что я прикоснулся к Лай. Так ведь?

— Ну, после всего, что я видела утром, излишняя доверчивость не сделала бы мне чести.

— Эрин, черт тебя побери!..

— Перестань, — жестко оборвала она его. — Ведь в конце-то концов ты пообещал мне сделать все возможное, чтобы обнаружить алмазный прииск. Ничего больше. Все другое не имеет значения. И потому давай не будем больше говорить на эту тему…

— Черт побери, ты что же, и вправду добиваешься, чтобы я вышел из себя? Если ты думаешь…

Эрин махнула рукой и, откинув спинку кресла, удобно устроилась в нем.

Коулу хотелось сорвать наушники и запустить ими в Эрин: надо же, до чего упрямая баба! Впрочем, его сейчас удивила сама мысль, что этой женщине удалось так легко вывести его из равновесия. Усилием воли он заставил себя успокоиться. Пот стекал по его вискам, щипал глаза. Промокнув лицо рубашкой, Коул отер влажные ладони о шорты. Но уже через минуту лицо и ладони опять покрылись потом.

А ведь дальше будет еще хуже. Многие часы, дни и ночи им предстоит терпеть эту невыносимую, изматывающую жару, эту ужасную влажность и солнце, которое било по головам людей своими лучами, словно молотом.

— Черт бы побрал здешний климат! — с чувством сказал Коул.

Эрин его не слышала. Наушники лежали у нее на коленях, что позволяло при необходимости не разговаривать с человеком, которому она отдала всю свою душу, всю себя. Такой уж максималисткой была Эрин! Жила по принципу: «Или все, или ничего». Половинчатых вариантов она решительно не признавала. И даже былая жестокость Ганса не смогла изменить ее отношение к жизни. Никто и ничто не могли этого изменить, ибо уж такая она была, Эрин Уиндзор.

Пейзаж внизу резко изменился, как только Коул заложил вираж и двинулся вдоль короткой северной границы фермы. Удивленно взглянув на Коула, Эрин поудобнее разложила карту на коленях и принялась сверять ее с местностью. Изменившийся пейзаж оказался приятным сюрпризом — у нее даже настроение поднялось.

Прежде она видела внизу лишь выжженную солнцем пустыню под слоем влажного горячего воздуха.

К своему крайнему огорчению, она вынуждена была признать, что полученная ею в наследство ферма Сумасшедшего Эйба не радовала, а вызывала чувство страдания и горечи. Поначалу ферма и сам Коул обещали, казалось, открыть ей совершенно новый мир, способный изгнать из ее души все кошмары прошлого, освободить ее и научить вновь радоваться жизни. Этот мужчина и полученное от Эйба наследство вселили в ее душу надежду. Однако и то, и другое в действительности не оправдали ожиданий. Ферма оказалась пыльным, невозделанным куском раскаленной земли, а Коул — слабаком: будучи любовником одной женщины, он не устоял Перед доступностью другой, пусть даже, и более сексапильной.

Эрин пошире развернула карту и отгородилась ею от потока горячего воздуха, который врывался через открытую дверь кабины. Она вновь принялась сверять пометки на карте с тем, что видела внизу. Единственными заслуживающими внимания значками оказались те, что были нанесены рукой Коула. Он отметил основные источники питьевой воды, границы геологических участков, высохшие русла рек, выходы известняка на поверхность. Сверху же пейзаж казался плоским и малопримечательным.

И вдруг, неожиданно для Эрин, вертолет повернул, и внизу показались редкие купы деревьев, чья зелень на фоне бурой земли приятно радовала глаз. Присмотревшись, она обратила внимание на то, что деревья растут не как попало, а располагаются по берегам небольшого ручья, зажатого между черных вытянутых известняков. Она сверилась с картой, нахмурилась и вновь посмотрела на землю. Через несколько секунд, надев наушники, она спросила Коула:

— Мы все еще летим вдоль северной границы фермы?

Коул глянул на нее. Глаза Эрин под солнечными очками были вне пределов его досягаемости.

— Да.

— Направляемся к «Собаке-I»?

— Да. Вот здесь, — и Коул энергично уперся пальцем в карту, — я хочу кое-что посмотреть.

— Что именно?

— Эти известняковые гряды. Подозреваю, что они представляют собой остатки древнейшего пласта, но, может, я и ошибаюсь.

— А какая разница?

— Если гряды древнего происхождения, значит, где-то здесь неподалеку находится береговая линия, — ровным голосом сказал Коул. — А там, где береговая линия, должна быть отмель. Не скрою, мне бы хотелось открыть вторую Намибию. Но только со временем песок тут был утрамбован и превратился в сплошную массу, если, конечно, за многие века не произошел обратный процесс.

— А разве такое возможно?

— А как ты думаешь, откуда в пустынях столько песка? Ведь всякая песчинка — крошечный кусочек камня.

Эрин подняла брови.

— Я, собственно, никогда не задумывалась об этом. Ты что же, хочешь сказать, что все время происходит следующее: камни превращаются в песок, песок — в сплошной монолит, а затем из монолита образуются песчинки, так, что ли?

— Мир бесконечен, — подтвердил ее мысли Коул. — Континентальные пласты сталкиваются и крушат друг друга, Правда, что касается Кимберлийского плато, то вот уже полтора миллиарда лет оно остается в сравнительно неизменном виде. Это самый старый геологический пласт на Земле. Выдавленные из кимберлитовых трубок алмазы поднялись на поверхность и только ожидают, притаившись, того часа, когда кто-нибудь их обнаружит.

Коул направил вертолет вниз, рассчитывая посадить его между грядами неровных холмов. Как только машина коснулась земли, в воздух поднялась туча пыли. Двигатель сбавил обороты, лопасти вращались с явной неохотой, словно вдруг обленились. Эрин хотела было отстегнуть ремень безопасности, но Коул остановил ее.

— Погоди.

Прищурившись, чтобы что-то разглядеть в дымчато-оранжевом мире за солнцезащитными стеклами очков, Коул внимательно всматривался в тени под деревьями и в те, что отбрасывали ближайшие каменные утесы. Одна из теней вдруг разделилась надвое, и ее половинка направилась в сторону вертолета. Коул тотчас же взялся за штурвал.

— Видишь? — спросил он.

Какое-то время Эрин неотрывно смотрела туда, где под акациями и камедными деревьями земля была испещрена пятнами света и тени. Затем ее дыхание участилось: она увидела, как из тени деревьев вышел водный буйвол с толстыми, в человеческую руку, рогами. Животное наклонило голову, намереваясь сразиться с вертолетом.

— Боже, — выдохнула Эрин, — ну и громадина.

— И к тому же настроен агрессивно.

Коул потянул на себя штурвал, и вертолет поднялся на несколько футов. Звук мотора и перемещение машины вынудили буйвола насторожиться. Животное остановилось, явно не зная, что предпринять.

— Может, тут есть и другие великаны? — спросила Эрин.

— Вряд ли. Как правило, буйволы не ходят стадами, кроме брачного периода. Это одиночные животные.

— Вроде мужчин, — не преминула заметить Эрин.

Но прежде чем Коул смог ей ответить, буйвол решился пойти в наступление. Он подбежал и с силой вонзил рог в шасси вертолета, так что машину хорошенько тряхнуло. Животное проскочило под машиной, остановилось, затем обернулось и уставилось на необычного противника. Коул снизил машину таким образом, чтобы лопасти отбрасывали максимальное количество грязи и пыли в морду животному. Через несколько секунд столь странного противостояния буйвол с отвращением повернулся и затрусил прочь.

— Похож на покойного Эйба, — сказал Коул, перекрывая шум двигателя. — Злой, одинокий и делает все возможное, чтобы сохранить подобное положение дел.

— Когда гнев Эйба стихал, он, должно быть, чувствовал себя страшно одиноким.

— Почему ты думаешь, что его гнев когда-то проходил?

— Но нельзя же злиться вечно!

Коул пристально посмотрел в лицо Эрин, однако солнечные очки служили ей надежной защитой.

— Поэтому ты и решилась покинуть свою разлюбезную Аляску? — спросил он. — Неужели твой гнев на все и вся испарился, и ты почувствовала себя одинокой?

Эрин вскинула голову, словно пытаясь прочитать ответ где-то наверху.

— Знаешь, в твоих словах есть доля правды. Но как ты можешь объяснить, что сделался бирюком? С тобой что жизнь сделала?

— Я верил женщине, твердившей, будто она любит меня.

Эрин на мгновение застыла.

— Эта женщина — Лай?

— Лай, — согласно кивнул он.

— А что у вас произошло?

— То же, что у многих других… Она меня не любила.

— А ты? Ты любил ее?

Он пожал плечами.

— Что значит это слово? Я хотел ее.

Отвернувшись, Эрин посмотрела в окно, за которым простирался невзрачный ландшафт ее наследственных земель.

Коул мягко приземлился, но прежде, чем выключить двигатель, внимательно посмотрел в сторону зарослей, где скрылся буйвол. Ничто, казалось, не двигалось, разве только листья, трепетавшие от воздушной волны. Через несколько секунд двигатель заработал вхолостую. Ни одна тень не отделилась от теней деревьев, никто не направился в их сторону. Никто не пытался оспорить их право на посадку именно в этом месте.

— Оставайся в кабине, — распорядился Коул.

Эрин хотела было возразить, но двигатель работал чуть слышно, не создавая больше эффекта опахала, жара вмиг сделалась невыносимой и отбила желание спорить. Эрин вовсе не улыбалось выходить под палящие лучи солнца, — и все это лишь для того, чтобы поступить наперекор Коулу.

Стараясь краем глаза посматривать на заросли, в которых скрылся буйвол, Коул подошел к одному из выходов горных пород на поверхность. Специальным геологическим молотком он отбил кусочек породы для образца. Под верной поверхностью камень оказался светлым, почти кремовым. Коул взял еще несколько проб и только потом вернулся к вертолету.

Когда он забрался в кабину, вся его одежда была насквозь мокрой, словно он только что искупался.

— Ну? — поинтересовалась Эрин.

— Внешне похоже на то, что это пласт пустых сланцев. Но чтобы быть уверенным, нужно посмотреть образцы под микроскопом.

— А у тебя есть микроскоп?

— На ферме. Уинг — человек исключительно обстоятельный. Все предусмотрел. Ну а если о чем забудем, дядюшка Ли ему подскажет.

— Лишь бы их изыскатель алмазов ни в чем не испытывал нужды? — Эрин постаралась, чтобы ее язвительная интонация была не слишком явной.

— Совершенно верно, — миролюбиво поддакнул Коул. — В отличие от других семейство Чен из тех людей, которые превосходно знают, с какой стороны следует намазывать булку маслом.

Вертолет взмыл в горячий влажный воздух на тысячу футов. Десять минут спустя они уже приземлились возле неправильных очертаний отверстия в земле. Эрин сразу поняла, что эта выемка — дело рук не природы, а человека. Она напоминала вход в туннель.

— «Собака-I», — лаконично произнес Коул.

Как только он выключил двигатель, их обступила невидимая, но тем не менее ощутимая жара. Коул стянул с себя рубашку и швырнул ее на спинку кресла. Эрин оттянула на груди майку, пытаясь создать подобие вентиляции.

— Да сними ты ее к чертовой матери, — посоветовал Коул. — На сотни миль вокруг, кроме нас, нет ни души.

Эрин искоса посмотрела на него и сказала:

— Ничего, я уж как-нибудь так…

— Как тебе угодно.

Коул нагнулся и принялся что-то искать под креслом. Эрин старалась сейчас смотреть куда угодно, только не на его мощное, тренированное, волосатое тело. Когда он распрямился, в руках у него оказалась весьма объемистая фляга. Коул отвернул крышку и протянул Эрин.

— Глотни.

Вода была теплой, с едва заметным затхлым вкусом. Сделав несколько глотков, Эрин вернула флягу. Коул отрицательно покачал головой.

— Больше пей, — сказал он. — Ты ведь привыкла к условиям Аляски. А тут все по-другому. Пока твой организм не приспособится к Кимберлийскому климату, тебе нужно пить гораздо больше, чем хочется.

Когда Эрин отпила из фляги еще несколько глотков (лишь бы только не спорить с Коулом), он взял у нее из рук флягу и напился сам. И только тогда вылез из кабины и направился к дыре в земле — единственному, что указывало на присутствие «Спящей собаки-I». Он ни разу не оглянулся, чтобы выяснить, идет за ним Эрин или нет. Она отстегнула ремень безопасности, схватила свою сумку с фотокамерами и бросила ее на разогретый песок. Почти сразу же капли пота выступили по всему ее телу. У нее было такое чувство, словно ее втолкнули в раскаленную печь.

Не было ни табличек, ни каких-либо иных знаков, ни забора или чего-нибудь в этом роде, что указывало бы на близость прииска. Лишь отвалы пустой породы служили памятником тщетности человеческих усилий. «Собака-I» была давным-давно выработана, после чего заброшена хозяином. Рядом с дырой в земле ржавела металлическая подъемная бадья. В кустах валялись полуистлевшие кайло и лопата. Куча давно насыпанной породы у входа в один прекрасный момент могла засыпать отверстие в земле.

— Да, не очень-то вдохновляет, — сказала Эрин.

— Верно.

В подземной выработке не доступный для солнечных лучей воздух был немного прохладнее. Эрин положила солнечные очки в карман и выждала, пока глаза привыкнут к полутьме. Когда же она обернулась и взглянула на входное отверстие, то была зачарована удивительным контрастом: с одной стороны — яркий солнечный свет, с другой — почти сплошная темень подземелья. Эрин тотчас же наощупь вытащила из сумки фотокамеру и принялась делать снимки. Ей хотелось запечатлеть контраст между бархатной тьмой и солнцем. Она была не в состоянии выразить свой восторг словами и прибегла к единственно доступному ей языку фотографий. Позабыв обо всем на свете, она так и прилипла к видоискателю.

Пройдя дальше вглубь туннеля, Коул обернулся, чтобы узнать, что задержало Эрин. Когда же он увидел, чем она занята, то включил фонарь и начал самостоятельно обследовать стены подземелья. На них были видны грубые следы кайла и лопаты, однако все сохранилось на удивление хорошо. В чем ином, но в горном деле Эйб, безусловно, знал толк.

Удовлетворенный мыслью об относительной безопасности туннеля, Коул двинулся дальше, стараясь идти по старым следам Эйба. Ничто не изменилось с тех пор, как Коул в последний раз побывал на «Собаке-I». Туннель неожиданно закончился: в какой-то момент Эйб понял, что количество и качество найденных алмазов не возмещают затрат на их поиск, ведь только ювелирные алмазы приносят прибыль.

Возвращаясь, Коул внимательно изучил все рукава туннеля, особенно стены ответвлений. Он старался найти какие-либо меты, оставленные Эйбом. Но увы, ничего примечательного отыскать так и не удалось.

В темноте раздался голос Эрин.

Осветив фонарем свои часы, Коул увидел, что прошел уже целый час. Он даже покрутил головой от изумления: как быстро идет время… Но было и еще одно откровение. Похоже, Коул нашел наконец женщину, которая не будет умирать от скуки вовремя его геологических изысканий.

— Иду, иду, — крикнул он в ответ и, светя под ноги фонарем, быстрым шагом вернулся назад.

— Ну как, нашел хоть что-нибудь? — поинтересовалась Эрин, когда он вышел из тьмы туннеля, очерчивая перед собой фонарем геометрически правильный круг света.

— Ничего интересного.

На ходу Коул небрежно провел лучом по небольшой куче породы у стены туннеля. В ней что-то странно блеснуло — и этот блеск привлек внимание Эрин.

— А это что? — спросила она.

Коул осветил фонарем отвал и сказал:

— Алмазоносная порода.

С удивленным возгласом Эрин присела на корточки и подобрала несколько камешков. В желтом луче электрического фонаря руда выглядела как обычные комья грязи. Несколько странных вкраплений, впрочем, вносили принципиальное различие: в толще породы проглядывали грязнаватые, цвета кофейных зерен кристаллы.

— Совсем не похожи на алмазы, — сказала Эрин.

— Для тебя алмаз — это обязательно украшение. А тут — борты.

Несколько секунд Эрин разглядывала странные частицы руды, в которой виднелись не менее странные алмазы.

— Я что-то не вижу здесь ни одного зелененького.

— Если бы тут можно было найти цветные алмазы, Эйба давным-давно атаковали бы скупщики драгоценных камней. Но такие редко встречаются в здешних местах.

— Скажи, а сам Эйб когда-нибудь покидал свою ферму?

— Он не уходил дальше магазина, Что возле Фитцрой-Кроссинг. У него вполне хватало денег на оборудование, на еду и на море пива. А от цивилизованного мира ничего другого ему и не требовалось.

— Он что же, и вправду был таким мизантропом?

— Видишь ли, люди всегда пытаются использовать, а затем предать тебя, это закон жизни, — сказал Коул. — А тут Эйб познал такую свободу, которая действует на человека как наркотик.

— Ты сам очень похож на Эйба. Ведь недаром, обжегшись на молоке, дуют на воду.

— Тебе следовало бы не забывать, детка, что ты я сама уже обожглась горячим молоком. — Коул повел лучом фонаря в сторону выхода. — Тут нам больше делать нечего. Идем отсюда.

Ни слова не говоря, Эрин повернулась и зашагала на солнечный свет, заполнивший входное отверстие прииска «Собака-I».

Глава 26

— Нет, — ответил Мэтью Уиндзор, — этот Стрит на кого только не работал. Я не верю человеку без четкой политической ориентации. А этому Стриту все едино.

Фолкнер пробурчала что-то невнятное, зажгла новую сигару и уставилась на собеседника, сидевшего по другую сторону ее огромного письменного стола.

— Я ведь могу и приказать…

— У тебя на столе мое заявление об отставке. В любой удобный момент можешь дать бумаге ход.

Фолкнер нервно забарабанила пальцами по столу, затем, видимо, что-то решила. Открыв средний ящик стола, она вытащила магнитофон и поставила его на стол.

— Послушай.

Она включила магнитофон, кассета закрутилась.

Уиндзор неприязненно взглянул на Фолкнер, затем стал внимательно слушать. Первый голос принадлежал какому-то мужчине и был вроде бы ему не знаком. Другой был явно голосом Коула Блэкберна. Из записи становилось ясно, что Коулу поручают отыскать алмазный рудник — независимо от затрат, каких могли бы потребовать подобного рода поиски, даже если бы для обнаружения рудника потребовалось пожертвовать жизнью Эрин.

— Узнаю Блэкберна, — сказал Уиндзор, когда пленка закончилась. — Думаю, что его собеседником является Чен Уинг.

— Правильно думаешь. — Фолкнер слегка улыбнулась. — Впрочем, ты всегда хорошо делаешь все, в чем смыслишь. Да, вторым был именно Уинг.

Уиндзор ждал продолжения.

— Ты умный человек, Мэтт, — откровенно сказала Фолкнер, — и отлично понимаешь, что все это значит.

— Хорошо, скажи, что, по-твоему, это значит.

— А то, что Коул Блэкберн не какой-то там перекати-поле, солдат-одиночка, как мы первоначально считали. Он играет на стороне амбициозного гонконгского клана, во главе которого стоит хитрый, жестокий старый хрыч, он же — дядя Чена Уинга. — Фолкнер умолкла, но высокий мужчина, сидевший напротив, по-прежнему оставался невозмутимым. Она затянулась сигарой и негодующе продолжала: — Жизнь твоей дочери на волоске, а тебе и сказать нечего?!

— Ее жизнь оказалась на волоске в тот самый момент, когда Эрин сделалась наследницей Абеляра Уиндзора.

— Черт! — Фолкнер сильно затянулась, и кончик ее сигары ярко вспыхнул. — Наша ошибка, что с самого начала мы не вывели Коула Блэкберна из игры. Наш грех, и ты сам отлично понимаешь это.

— Нет, вот как раз этого я и не понимаю. Все, что я о нем знаю, противоречит предположению, будто он мог ввязаться в игру как будущий убийца Эрин.

Фолкнер презрительно взглянула на Уиндзора.

— Уин г говорит, что, как только прииск будет обнаружен, все остальное уже не важно. А Блэкберн ни слова не возразил ему.

— Но это еще ничего не доказывает, — начал было Уиндзор.

— Господи, Мэтт, — гневно оборвала его Фолкнер. — Я-то думала, ты обрадуешься, когда узнаешь, что мы направляем своего человека для охраны Эрин. Ведь иначе она погибнет, как только найдут рудник и семейство Чен сделается потенциальным владельцем половины всех добываемых алмазов. Ты отлично должен это понимать.

— Австралийское правительство…

— Нет! — оборвала его Фолкнер. — Австралийцы в этом случае даже и пальцем не шевельнут. Местные политики будут чрезвычайно рады, если картель получит пинок под зад. Они все еще никак не могут простить ему месторождения в Аргиле.

— Но это еще не означает, будто Блэкберн — убийца. Всю свою жизнь он старается быть независимым, никто и ничто не могли заставить его покориться. С чего бы это он вдруг в корне поменял свои жизненные идеалы?

— Деньги, — сказала Нэн и прищелкнула языком.

— Но ему и раньше предлагали деньги. Кучу денег. Он отказывался от подобных предложений.

— Послушай, хватит прятать голову в песок! Если в «Спящих собаках» будет обнаружена хотя бы половина того, что там может быть найдено, то в этом мире очень многое стремительно изменится. И если Блэкберн работает на определенную группу людей, эти люди в мгновение ока приобретут чудовищное влияние.

— И все-таки я никак тебя не пойму.

— Тем хуже для тебя, — заметила Фолкнер. — Я же хочу сказать только одно. Европа сейчас переживает крупнейшие экономические преобразования за последние полвека. России чрезвычайно нужна твердая валюта. А картель — самая большая дойная корова, которая есть у русских. Если он потерпит крах, и русским не миновать краха. Нам бы этого очень не хотелось, пойми же ты наконец. Нам до зарезу нужно заполучить эту чертову шахту! — Она гневно выдохнула последние слова вместе со струей табачного дыма. — Я и так уже получила нагоняй из-за твоего несогласия с тем, чтобы Томас сделался экспертом по алмазным делам твоей дочери.

— Томас — работник ЦРУ.

— Вот именно! В этом ведь и заключается смысл этой затеи.

— Нет. В этом случае он не задумываясь сдаст Эрин в обмен на рудник, если, конечно, у него будет возможность совершить подобного рода обмен. — Уиндзор видел, как на лице Фолкнер появилось выражение еще большего раздражения. — Скажи, кто именно на тебя давит?

— Ты и сам прекрасно знаешь. Так что отвечать на твой вопрос — пустой звук.

Несколько мгновений Фолкнер, прикрыв глаза, молча попыхивала своей сигарой и только потом произнесла:

— Мне, конечно, не следовало бы говорить, но если я тебе не буду доверять полностью, то мне самое время пойти и перерезать себе горло. — Она загасила в пепельнице окурок. — Одно из двух. Или мы даем рекомендательное письмо Джейсону Стриту для Эрин, или же Штатам придется забыть о стратегических минералах, которые нам поставляет Конмин. Южная Африка не будет нам их продавать. И русские тоже. А это значит: Соединенным Штатам придется, мягко говоря, чрезвычайно худо.

Ответом на эти слова было молчание Уиндзора.

— Скажи хоть что-нибудь, Мэтт.

— Что тут скажешь? Мне, честно говоря, трудно поверить, что Конмин готов так далеко зайти, не будучи даже уверенным, что алмазный рудник вообще существует.

— Они готовы пойти еще дальше. Не то чтобы им самим очень уж этого хотелось, но тем не менее они вполне готовы. Ты отлично знаешь, где сейчас Эрин. Свяжись с ней. Можешь прямо сейчас, по моему телефону.

— Нет.

Фолкнер в крайнем недоумении уставилась на него.

— То есть как?

— Прежде я был полон амбиций. Дошел до того, что решился использовать собственную дочь в качестве источника дезинформации. С помощью Эрин я снабжал дезами советскую разведку. В частности, русского агента, известного под именем Ганс Шмидт. И едва не угробил собственную дочь.

Фолкнер слушала, не шелохнувшись. Ей была известна эта история, и ее интересовала истинная роль в ней Уиндзора. Теперь она узнала правду.

— Я уверял себя, что все будет нормально, — продолжал Уиндзор. — Тщательно изучил досье Шмидта, так тщательно, что запомнил его почти наизусть. Кроме этого, у меня были другие источники информации. Не будь он советским шпионом, лучшего зятя для своей дочери ни один отец и пожелать бы не мог. Он был умен, честолюбив, энергичен, словом, настоящий мужчина. Мне казалось, что он по-настоящему любит Эрин. Да и она была влюблена в него.

— А если бы удалось его завербовать, ты сразу приобрел бы прямой выход на Кремль, — сказала Фолкнер. — Причем как раз тогда, когда США тратили слишком много сил и времени для предотвращения желтой опасности.

— Да, — согласился Уиндзор. Он прикрыл глаза, понимая, что от проницательного взгляда Фолкнер наверняка не укроется его боль, вызванная былыми, но не забытыми до сих пор гневом, стыдом, ужасом.

Она вздохнула.

— Не нужно укорять себя. Ты ведь не мог знать, что он убежит, ранив твою дочь.

— Не мог. Но если бы я открыл Эрин то, что Ганс — советский агент, она непременно разорвала бы их помолвку. Ну, а так… — Уиндзор не докончил.

— Ну, а так твоя дочь очутилась в больнице. Но это не твоя вина. И кроме того, ты ведь с ними поквитался, — заметила, холодно улыбнувшись, Фолкнер. — Я бы даже сказала, хорошо поквитался.

Несколько секунд висела тишина. Фолкнер ждала. Вдруг Уиндзор сказал:

— Я больше не верю в такие категории, как абсолютное добро и абсолютное зло. Я делал то, что было нужно делать, и даже получил за свою работу знак отличия, — маленькую Золотую звезду. Потому что благодаря той информации, что Эрин невзначай выбалтывала своему жениху, русские оказались сбитыми с толку в том, что касалось наших секретных переговоров с Ираком. Целых три недели русские даже ни о чем не догадывались.

— Да, три недели — большой срок. Там каждый час был на вес золота, — заметила Фолкнер. — Это позволило нам добиться немалых успехов, Мэтт. Мы чуть было не привели к власти более умеренных лидеров.

— Чуть — не считается. Но за это мою дочь избили, изнасиловали, пытали. И все это проделал изощренный садист. С того дня Эрин не любит и не верит ни одному мужчине на свете. Семь лет! А ей нет еще и тридцати. И впереди у нее лишь кошмары, неверие, одиночество — до конца жизни.

Фолкнер скривилась, но спорить не стала.

— Все время, что я проводил у нее в больнице, я твердил себе, что никогда больше, ни при каких обстоятельствах не буду использовать невинных людей — кто бы они ни были — для достижения своих целей. Мы ведь с тобой играем в жестокую игру для взрослых. — Он посмотрел в черные глаза Фолкнер. — И потому мой ответ прежний: «Нет».

Дверь в кабинет Фолкнер открылась. Двое вошедших встали по бокам Уиндзора. Огромным усилием воли он заставил себя подавить гнев, превративший его тело в сплошной комок нервов и мускулов. Если он потеряет над собой контроль, то никогда не сумеет помочь Эрин.

— Домашний арест? — сдавленным голосом спросил он.

— Сожалею, — ответила Фолкнер. — Еще вчера твоей дочери было отправлено письмо. Завтра Джейсон Стрит будет на ферме. И Эрин, таким образом, будет под его защитой.

Глава 27

Гуго ван Луйк забыл, в каком захолустье могут находиться алмазные рудники и алмазоносные участки. Например, Аргиль — такое пустынное, отдаленное место, что рабочих приходилось перебрасывать туда по воздуху, полностью обеспечивать им бытовые удобства, а после окончания срока, опять-таки по воздуху, возвращать их и посылать другую вахту. Это место могло похвастаться тем, что здешняя технология добычи алмазов шагает в ногу с принятой во всем мире: бараки, столовка, механические землечерпалки, устройства для дробления руды, конвейерные ленты, столы для просвечивания рентгеновскими лучами. Аргиль производила алмазы с завидной регулярностью. Хотя бывали и досадные оплошности, в результате которых раскалывались камни, из которых могли бы получиться бриллианты.

Ван Луйку хотелось бы, чтобы таких случаев было еще больше. Алмазная крошка чрезвычайно нужна. А хорошие ювелирные алмазы в настоящее время не пользуются спросом.

Вздохнув, ван Луйк откинулся на неудобную спинку самолетного кресла. Он был рад, что утомительное, хотя и необходимое посещение Аргиля подошло к концу. У него в папке уже лежали фотографии, на которых солидного вида мужчины в костюмах, улыбаясь в объектив фотокамеры, пожимали друг другу руки. Ван Луйку давным-давно осточертели все эти бесконечные рукопожатия и заверения в том, что благополучие мистера Икса и мистера Игрека чрезвычайно важно для мировой экономики.

Но тем не менее в который уже раз он с блеском и талантом хорошего актера отыграл свою роль. Не случайно ван Луйк в юности хотел быть артистом. Однако на шахту Аргиль он прибыл не из чувства уважения к предприятию, на котором добывается огромное количество бортов и небольшой объем желтых и розоватых ювелирных алмазов. Недаром вокруг Аргиля уже ходили кругами, вынюхивая, представители японского синдиката. Ван Луйк мог пожелать японцам только удачи.

Япония разрабатывала более дешевые технологии получения технических алмазов, что было на руку Конмину. Если японцы купят Аргиль, это несколько разрядит ситуацию. Они более умные, тонкие и терпеливые люди и смогут лучше австралийцев лавировать между интересами членов картеля.

Закрыв глаза, ван Луйк попытался отогнать головную боль, начинавшуюся, казалось, сразу за опущенными веками. Самолет набирал высоту, разрезая фюзеляжем разогретый полдневный воздух. Стояла ужасная жара, вместе с высокой влажностью воздуха вызывавшая постоянную головную боль. Ван Луйк прикрыл глаза. Ему оставалось только терпеть.

Только когда двухмоторный «Оттер» оказался над переливающимся внизу искусственным водоемом под названием Аргиль и зашел на посадку в Куну-нурре, ван Луйк открыл глаза и вытер платком влажное лицо и потную шею.

Начинался важнейший этап его поездки, ради которого он и прибыл в Австралию.

Скривившись при особенно сильном приступе боли, он взглянул в иллюминатор. Заболоченная земля, невысокие скалистые образования красно-коричневого цвета, колючие заросли — в таком обрамлении вдруг появился город. Когда самолет пошел на снижение, жара в салоне стала невыносимой.

Здешний климат неимоверно тяжел для человеческого организма. Первые английские поселенцы, которые избрали Западную Австралию для постоянного проживания, были, по мнению ван Луйка, едва ли не сумасшедшими.

«Оттер» мягко приземлился на размягченную солнцем полосу гудрона и подрулил к стоянке горнодобывающей компании рядом с пассажирским терминалом. Стюард открыл дверь и спустил трап.

— Вы успели вовремя, сэр, — сказал стюард, указав в направлении появившегося с юга самолета, заходившего на посадку. — Он отлетает через полтора часа.

Ван Луйк издал неопределенный звук, должный означать, что он все понял, и направился к терминалу. Настоящая цель его приезда займет буквально считанные минуты. Правда, ван Луйк не без основания полагал, что предстоящий разговор окажется не более приятным, чем поездка в Аргиль. Будь его воля, он никогда и близко бы не подошел к Джейсону Стриту.

Однако выбирать не приходилось. Привезенное им письмо было очень важным, его нельзя было переправить с обычным курьером. Но гораздо важнее, что начальство ван Луйка чрезвычайно недовольно тем, как он вел дело о наследстве Абеляра Уиндзора. Его отправили в эту поездку как мальчика на побегушках, не предоставив персональный самолет и полагавшихся по чину удобств. Уже одно это говорило о том, сколь сильно недовольство Конмина. В сущности, если ван Луйк не сумеет разрешить этот вопрос к удовлетворению картеля, то он будет конченым человеком вроде Джейсона Стрита.

В здании аэропорта голландец почувствовал приятный холодок на своем лице. Здесь воздух был кондиционированным. Контраст температур был приятен, однако вызвал мучительный приступ головной боли. Ван Луйк направился к двери с надписью «Бар». Внутри был относительный полумрак. Джейсон Стрит сидел на одном из пяти высоких стульев у обитой металлом стойки бара. Он беседовал с невысокого роста плотно сбитой женщиной — барменшей. Ван Луйк с несчастным видом оглядел крупного, в пыльных брюках защитного цвета и нечищенных ботинках мужчину. Шляпа Джейсона с широкими полями и ленточкой из змеиной кожи на тулье была заломлена на затылок, открывая почти ровную линию, отделявшую загорелое лицо от белого лба, всегда остававшегося закрытым.

— Вижу, вижу усталого туриста, — сказал Стрит. — Эй, приятель, не заинтересует ли тебя экскурсия в здешнюю глубинку?

Ван Луйк выдавил из себя улыбку.

— Только не сейчас. Вот в следующий раз приедем с супругой, тогда другое дело. Хорошо бы выработать такой маршрут, чтобы не надорваться.

Стрит улыбнулся и повернул голову к барменше.

— Две банки эля, красавица, и одну тебе.

Женщина выставила две банки эля «Кастльмэн», открыла их и пододвинула к клиентам. Стрит взял эль и направился с ван Луйком к небольшому столику в углу тесного бара. Барменша открыла свою банку и уселась за кассовый аппарат.

— Здесь нам никто не помешает, приятель, — сказал Стрит.

— Какой, к черту, я тебе приятель, — злобно прошептал ван Луйк сквозь зубы, чтобы, кроме Стрита, никто не расслышал его слов.

Стрит развязно опустился на стул, отпил из банки и осклабился.

— Нервничаем? Жара давит?

Голландец уселся спиной к двери, так что его слова никто не мог подслушать.

— Тише говори, ты, foutre[1]!

Стрит в достаточной мере знал французский, чтобы понять: его грубо оскорбили. И потому он еще шире улыбнулся.

— Уж не намерен ли ты, приятель, уволить меня?

— Вокруг кишмя кишит всякими паршивыми консультантами по безопасности, — заметил ван Луйк. — Как знать, может, я уже кого-нибудь взял на твое место.

Улыбка застыла на лице Стрита.

— Можешь нас свести. Я даже готов отдать ему право первого выстрела. Но этому человеку понадобится немало везения, так как второй возможности стрелять у него не будет. А вот когда я с ним разделаюсь, то возьмусь за тебя. Ты хорошо меня понял, приятель ?

Несколько секунд они пожирали друг друга глазами. Ван Луйк первым не выдержал, отвел взгляд и отпил зля, который был тепловатым и чуточку горчил.

— Ну, как успехи? — осведомился он.

— Какие, к черту, успехи?! Мне как минимум нужно пробраться на ферму. Только там я могу что-то сделать, но никак не раньше. И тебе это отлично известно.

— Думаю, у тебя есть какое-нибудь более эффективный план, чем автокатастрофа? — парировал ван Луйк.

Стрит широко улыбнулся.

— Конечно, приятель, можешь не сомневаться.

Головная боль внезапно усилилась настолько, что у ван Луйка даже занемели кончики пальцев.

— Ну и где же они сейчас? — неторопливо поинтересовался ван Луйк.

— На ферме, — ответил Стрит. — Где же еще им быть? Они проводят что-то вроде рекогносцировки, сличают данные карты и местность.

— Ну и?..

— Попотели как следует и успокоились.

— Уверен?

— У них ужасная радиосвязь, — с готовностью пояснил Стрит. — Скремблер в точности такой, как у меня в дарвинском офисе. А когда они пользуются спутниковой связью, вся их информация попадает прямиком ко мне.

Ван Луйк вновь отпил зля и подумал: откуда у него такая уверенность, что Стрит лжет?

— Как девчонка переносит здешний климат?

— Жара быстренько сбила с нее спесь. Она шипит, как кошка, которую моют. С Блэкберном у них понемногу дело разлаживается.

— А они что, были близки.

— Спали вместе.

Ван Луйк поморщился.

— А не удалось ли ей, случаем, найти ключ к «Заморочке»?

— Она постоянно перечитывает тексты.

— Отлично.

— А что?

— Если бы задачка была решена, над ней незачем было бы ломать голову. Как поживает мистер Блэкберн?

— Сущий змей, — весело констатировал Стрит. — Ему бы на голодном пайке посидеть.

— На голодном пайке? Разве на ферме не хватает провизии?

— Что жратва? Жратва не проблема. Секс — вот в чем вопрос. Они спят в одной комнате, но по разным углам.

— А ты, оказывается, умеешь собирать информацию.

— Это ведь моя работа, — скромно заметил Стрит. — Если не веришь, поезжай сам на ферму и убедись.

— Вот это удовольствие я лучше оставлю тебе. — С этими словами ван Луйк вытащил из кармана пиджака тонкий пакет в ярко-желтом пластике и бросил его на стол. — Только пока не открывай.

Стрит взглянул на пакет.

— Это еще что?

— Пропуск на ферму. Рекомендательное письмо к мисс Уиндзор. — Ван Луйк вытащил из другого кармана какую-то бумагу. — А это фотокопия.

Ни слова не говоря. Стрит прочитал бумагу и поднял на собеседника глаза.

— Настоящее? — без обиняков осведомился он.

— А разве это важно?

— Да нет, если подпись подделана профессионально.

— За подпись ты можешь быть спокоен.

— Интересно знать, кто это так стремится натянуть нос ЦРУ? Может, Конмин? — Стрит многозначительно посмотрел на ван Луйка. — А, может, правительство?

Ван Луйк забрал фотокопию, поднялся из-за стола и молча вышел.

Только когда самолет взмыл над Тихим океаном, таблетки несколько успокоили головную боль ван Луйка. Он даже задремал, и тут мысль, долгое время обретавшаяся в его подсознании, всплыла наконец на поверхность. Никогда прежде Стрит не упоминал ни о каком спутниковом скремблере в Дарвине. У него была всего одна линия, та самая, которую поставили по распоряжению ван Луйка.

Глава 28

Ежедневный рассвет знаменовался нестерпимо ярким светом и наступлением ужасной жары. Обитавшие на Кимберлийском плато большие хищные птицы лениво отчаливали с ветвей высоких деревьев и, несколько раз взмахнув крыльями, поднимались в самое пекло. Эрин торопливо переходила от одного штатива к другому, непрерывно нажимая на спуск фотоаппаратов, меняла фокусировку и камеры и вновь отщелкивала очередные кадры. Она действовала так быстро, что фотоаппараты едва успевали пожирать скармливаемую им пленку, отвечая Эрин непрерывными звуками «клик… клик… клик…». Наконец пленка кончилась, и наступила тишина. Эрин потянулась было к заранее заряженному третьему фотоаппарату, но поняла, что момент, когда черные пернатые хищники пробуждались, и улетали, к сожалению, прошел.

Эрин выпрямилась и со вздохом принялась снимать фотокамеры со штативов.

— Закончила? — поинтересовался Коул, выходя из тени акации.

Эрин вздрогнула от неожиданности. Она была так поглощена работой, что совсем забыла о присутствии Коула, о том, что он наблюдал за нею с револьвером в руках.

— Да, пока все.

Эрин взвалила всю свою технику на плечо и огляделась. Поднимавшееся над горизонтом солнце стремительно изменяло окрестный пейзаж. Мало-помалу девушка начинала жить в совершенно особом ритме, характерном для здешних жителей. Она уже привыкла рано вставать, чтобы насладиться относительной утренней прохладой. Бывали такие минуты, когда она чуть ли не с вожделением ожидала восхода солнца.

Несмотря на то, что светило взошло только минут пять назад, температура уже перевалила за восемьдесят девять градусов. Плотная пелена горячего воздуха не позволяла земле как следует остыть в ночные часы. Каждый последующий день был более жарким и влажным, нежели предыдущий, каждый день на небе собирались тучи, однако пока не пролилось ни капли дождя.

Сощурившись от яркого света, Эрин смотрела в небо, где грациозно парили птицы.

— Интересно, — негромко спросила она, глядя на них, — хищные птицы проводят столько часов подряд в воздухе потому, что могут, или потому, что должны?

— Наверное, они могут, потому что должны. Желая помочь Эрин, Коул хотел взять у нее сумку с камерами и задел ее руку. Эрин поморщилась, давая понять, что не нуждается в его помощи, а его прикосновения ей неприятны.

Коул, сжав губы, отошел. И хотя Эрин не решалась оспорить некогда выдвинутое им условие, чтобы она всегда была у него на глазах, тем не менее она давала понять, что отныне отношения между ними будут сугубо деловыми. Коулу все это, по правде говоря, не очень нравилось, но он решил не спорить, понимая, что если проявит излишнюю настойчивость, то лишь сильнее оттолкнет от себя Эрин.

Когда они шли к дому, с каждой акации слышались громкие крики неведомых птиц. Родник на участке Эйба и заросли левкоев превращали ферму в настоящий рай для разнообразных диких животных. В свою очередь, это существенно облегчало для Эрин поиски натуры для фотографий. За те два дня, что она провела на ферме, ей удалось запечатлеть четырнадцать различных представителей здешней фауны. Только теперь она поняла, почему в засушливых местах над источиками воды постоянно планируют хищные птицы: именно там легче всего подкараулить добычу.

— Какую шахту будем осматривать сегодня? — поинтересовалась Эрин.

— «Собаку-IV».

— Как, опять?

Коул кивнул.

— Но почему? — не удержалась Эрин от вопроса.

— Хотя бы потому, что шахта расположена неподалеку от одного местечка, куда мне не терпится заглянуть.

— Не там ли мы встретили ящерицу?

— Именно там.

— А, тогда отлично. Вдруг повезет, и я смогу ее снять крупным планом.

— Будем надеяться, нам подвернется самая хво-статая и самая зеленая, — сказал он.

Эрин улыбнулась, хотя раньше и давала себе слово держаться в разговоре с Коулом сугубо официально. Впрочем, с официальностью ничего не получилось. И виной тому были юмор Коула, его добродушие и интеллект. Его юмор действовал на Эрин сильнее, чем его мускулистое спортивное тело.

К чести Коула надо признать, что он не делал скоропалительных попыток затащить ее в постель. Хотя причина этого ей была неизвестна. Может, ласковая Лай окружила его своей заботой настолько, что в близости с Эрин у него не было никакой необходимости?

Хотя подобного рода мысли нередко приходили ей в голову, интуитивно Эрин понимала, что ничего у Коула с китаянкой быть не может. Все время, что они жили на ферме, Коул постоянно находился рядом. Они спали в одной комнате, летали вместе на вертолете.

Правда, Эрин порой думала, что Коула волнует не только ее безопасность. Может, он боялся оказаться наедине с китаянкой.

Губы Эрин сложились в горькую усмешку. Она хорошо помнила, что Коул отнюдь не выглядел испуганным, когда она застала его с Лай. Правда, нельзя сказать, что он ласкал китаянку с какой-то особой страстью. Он выглядел, как человек… уверенный в себе, терпеливый, немного любознательный, неторопливый.

Словом, форменный хищник!

Чувство неловкости охватило Эрин. Что бы там ни происходило меж Лай и Коулом в прошлом, их чувства, очевидно, были серьезными. Любили ли они, или ненавидели друг друга, или же то была любовь-ненависть — все это уже не играло никакой роли. Коул отдавал китаянке не только свое тело. Тогда, наверное, он не желал верить Эйбу, утверждавшему, что сплошь все женщины — лгуньи.

Эрин нашла для себя тень погуще. Было такое ощущение, словно ее все плотнее и плотнее укутывали горячими одеялами. Все ее тело покрылось испариной, а на груди и под мышками пот стекал тоненькими струйками. Мухи тучами носились в воздухе, но почему-то избегали ее. Может, из-за спрея против насекомых, которым Эрин нещадно обливалась.

Она очень жалела, что у нее нет какой-нибудь жидкости и против здешней чудовищной жары. Она уже начала замечать, что стала угрюмой, напряженной и раздражительной без причины.

Она полагала, что и Коул чувствует себя точно так же, но только ему удается лучше скрывать свои истинные чувства. Это тоже раздражало Эрин, которая хотела лишить его внешней невозмутимости.

— Сколько обычно длится здешняя жара? — спросила она.

— Пока не начнутся дожди.

Она раздраженно хмыкнула.

Коул искоса взглянул на девушку. Еще недавно очень бледная, Эрин уже немного загорела. На потемневшей коже хорошо заметны капельки пота. Коул снял свою шляпу и накрыл ею огненную копну красно-рыжих волос Эрин.

— Где твоя панама? Я же говорил тебе…

— И я тебе тысячу раз говорила, что не могу работать, когда шляпа налезает на глаза и закрывает мне поле зрения, — оборвав Коула, сказала Эрин. — А кроме того, мне отлично известно, что под палящими лучами солнца мы бываем только тогда, когда идем к дому, ведь снимаю я в тени.

Эрин, сорвав шляпу, вернула ее Коулу. Тот, однако, вновь водрузил шляпу ей на голову.

— Пусть будет у тебя, — сказал Коул. — Ведь еще какие-нибудь две недели назад ты сидела на леднике на противоположном краю земли и готовилась к очередной зимовке. А теперь забралась в печку, в самое ее нутро, и ожидаешь лета. Твой организм сбит с толку, ничего не может понять.

— Но ты здесь, кажется, чувствуешь себя отлично, — с отвращением сказала Эрин.

— Я перед этим был в Бразилии. Печки разные, но примерно та же температура и то же время года. И давай договоримся, что ты перестанешь тратить свою энергию, пытаясь доказать, будто можешь переносить здешний климат так же, как и я. Пока это тебе не удается. И, ради Бога, дай мне штативы.

Коул, не дожидаясь ответа, выхватил у нее увесистые треноги. Остальной путь они прошли молча. Когда наконец добрались до фермы, Лай поджидала их за столом, предусмотрительно поставленным под тент. Тент тянулся вдоль всего заднего двора. Под ним жили шестеро китайцев. Формально они должны были налаживать и обслуживать электронную связь. Однако Эрин не без основания подозревала, что китайцы также и охраняли всю эту электронику.

Лай выглядела загорелой и изящной, как фарфоровая статуэтка, насколько об этом позволяли судить шелковые слаксы и блузка цвета индиго. Она вежливо поклонилась Коулу и только затем удалилась в дом.

— Слушай, неужели она никогда не потеет? — вполголоса поинтересовалась Эрин.

— Камень никогда не потеет. Садись. Я принесу завтрак. Кофе, что ты варишь, такой крепкий, что мне иногда кажется: капни его на нержавеющую сталь — останется дырка.

— И ты готовишь точно такой же.

— Да, в этом смысле мы очень похожи друг на друга.

Посмотрев на Коула, Эрин уселась за стол, положила сумку и штативы, затем прошла на кухню. Она знала, что Коул из комнаты мог ее отлично видеть. Устало выругавшись, Эрин оттянула пальцами свою майку, чтобы охладиться, но впустую.

Оставив это бесполезное занятие, Эрин принялась рыться в своей сумке, где наряду со стихами Эйба хранила некоторые старые фотографии. Наконец конверт отыскался. От избыточной влажности воздуха он стал мягким, будто из поролона. Фотографии внутри были привычно твердыми, с жесткими краями. Вынимая за уголки снимок за снимком, Эрин внимательно разглядывала их.

— Ты что же, думаешь, что тайна алмазного рудника в этих фотографиях? — раздался вдруг тихий голос Лай.

От неожиданности Эрин вздрогнула. Она подумала: или Лай нарочно подкралась на цыпочках, или же она настолько изящна и легка, что движется бесшумно.

— Нет, я вовсе так не думаю, — сказала Эрин. — Но эти снимки могут мне раскрыть тайну Сумасшедшего Эйба: зачем он жил, кого ненавидел и отчего умер.

— Он умер от солнечного удара, — сказала Лай и через плечо Эрин посмотрела на снимок.

Это была едва ли не самая любимая фотография девушки, та, где ее бабушка была снята на фоне пологого холма, усеянного темными, странного вида камнями. Вокруг росли акации, образующие настоящие заросли. Справа от бабушки стоял высокий мужчина и страстно смотрел на нее. С помощью Коула Эрин смогла установить, что многие из снимков были сделаны в одном и том же районе Бриджетс-Хилл, хотя фотограф использовал для съемки различные ракурсы и расстояния. Одна из фотографий запечатлела белую женскую юбку, взметнувшуюся вверх от ветра. Сама женщина взобралась на невысокий утес, и ее наряд на фоне неба издалека казался огромной звездой. Эрин подумала: «Интересно! Наверное, фотограф был чем-то занят, и бабушка, воспользовавшись случаем, решила сама выбрать необычное место для съемки:

— А это кто? — спросила Лай.

— Моя бабушка.

— А мужчина — твой дедушка?

Эрин пожала плечами.

— Понятия не имею.

— Они сейчас живы?

— Нет.

Китаянка, еще раз взглянув на снимок, перевела взгляд на Эрин, затем вновь уставилась на фотографию. Некоторое время спустя, удовлетворив свое любопытство. Лай отвернулась.

— Человеческие тайны сами по себе ничего не значат. Важны только те, с помощью которых можно приобрести влияние и власть, — сказала Лай и, не интересуясь мнением Эрин, направилась к выходу из комнаты. Возле двери она обернулась и добавила: — Открывать тайны мертвецов — бесполезное занятие. Мертвых нельзя подчинить себе.

Эрин удивленно вскинула голову, однако китаянка вышла так же неслышно, как и вошла. Почувствовав явное облегчение, Эрин углубилась в изучение полюбившейся ей фотографии. Когда-то люди, запечатленные на ней, были совсем молодыми, полными жизненных сил. Они стояли на пороге важных решений, которые должны были определить их судьбу и судьбу их потомков. Она вновь перевернула фото и прочитала слова на обороте: «Кто-то любит ради серебра и злата, мы же любим по сердечному влечению».

Эрин, не отрывая взгляда от этих строк, опустила в сумку руку и вытащила сложенный экземпляр «Заморочки». Расправив листы, она положила их рядом с фотографией. Неожиданно ей в голову пришла невероятная мысль, и у Эрин даже мурашки побежали по спине.

Когда к столу подошел Коул, Эрин была поглощена очередным изучением строк «Заморочки»

— Упражняешься в мазохизме? — поинтересовался он, поставив для нее на стол чашку горячего кофе.

Эрин подняла голову. В рассеянном свете под тентом глаза Эрин лучились такой чистой зеленью, что Коул не мог не залюбоваться ею. Никогда он не видел ничего более восхитительного, даже зеленый алмаз по своей красоте не мог сравниться с глазами девушки.

— Интересно, изменяется ли почерк человека на протяжении всей жизни? — спросила она.

— В основном все изменения происходят до двадцати пяти лет. Потом вряд ли. Если, конечно, человек не заболевает, не спивается, не получает какого-либо увечья. А почему ты спросила?

— Я думаю, слова на обороте этой фотографии написаны рукой Эйба.

Коул подошел и принялся сличать стихотворную рукопись с надписью на фотографии. Чем дольше он сравнивал, тем более убеждался в правоте догадки Эрин. Многие буквы были настолько похожи, что нельзя было списать это на стиль почерка викторианской эпохи.

— Не исключено, — сказал он наконец. — А какое все это имеет значение?

— Я и сама пока еще не знаю. Просто мне показалось странным, что дед всегда таскал с собой фото, подписанное рукой Эйба.

Коул хмыкнул.

— Ничего особенного и странного, если они спали с одной и той же женщиной.

— Что?!

— Ой, только не надо такого удивления, не надо. Может, они тебе и родственники, но ведь прежде всего они были нормальными живыми людьми со всеми слабостями. Она не первая женщина, имевшая связь и с одним, и с другим братом.

— «…Хозяйка лжи…» Так ведь, кажется?

— Вот именно.

— И в таком случае это объясняет, почему они оба уехали в Америку.

— Да, действительно. Особенно если она в тот момент была беременна от другого.

Эрин возмущенно посмотрела на Коула.

— Ну, это маловероятно, как мне кажется.

— А почему, собственно, и нет? В те времена аборты делались дедовским способом, о контроле за рождаемостью никто не слыхивал. А похоть всегда была похотью, еще со времен Адама и Евы.

— У тебя весьма странное мнение о женщинах, должна сказать.

— Как у тебя о мужчинах, если уж на то пошло.

Не отвечая Коулу, Эрин повернула фото и вновь принялась разглядывать выцветшее изображение.

— Это, наверное, известняк? — спросила она, указав на камни странной формы. Некоторые из них доходили до колен, другие торчали выше головы Бриджет Маккуин Уиндзор.

— Должно быть.

— А вот это?

— Думаю, что тоже известняк.

— А может, это и есть «моря мертвого кости»?

Коул крякнул.

— Когда делались эти снимки, Эйб был занят поисками воды для домашнего скота. Алмазы в ту пору он еще не искал.

— И все же интересно, где были сделаны эти фото.

— Почему?

— Да потому, что это очень похоже на настоящий высокий холм, каких я тут вроде не встречала, — мрачно пояснила Эрин. — Хотелось бы взобраться на его вершину и оттуда взглянуть окрест.

На несколько секунд серые глаза Коула были прикованы к фотографии, лежавшей на столе перед Эрин. Коул напрягал память, припоминая различные холмы, которые ему доводилось видеть на землях Эйба. Через несколько секунд он пришел к выводу, что Эрин в некотором смысле права. Правда, Коул решил, что на ферме такого ландшафта не найти. Не было такого и на других землях Эйба, в этом он также был почти уверен хотя бы потому, что все другие участки были еще более плоскими.

— Странно, — произнес Коул, вновь вперившись взглядом в ряд фотографий. — С уверенностью могу сказать, что этот холм находился где-нибудь неподалеку от лагеря или поселка. Посмотри на ее платье. Оно чуть измятое, но вовсе не запачканное грязью.

Он взял фото, снятое с большого расстояния, вытащил из кармана шортов лупу и приблизил лицо к фотографии.

— Будь я проклят, но этот красавчик — не кто иной, как наш Эйб.

— Уверен?

— Я разглядел шрам на левом запястье. Точно такой же был у Эйба, именно на этом самом месте. Остался в память о том, как он, будучи молодым и горячим, заарканил однажды дикого буйвола, который чуть его не покалечил. Хорошо еще, что ему руку не оторвало.

— Он с такой страстью смотрит на Бриджет!

— Бедолага, он еще ничего не знает.

— То есть?! — не удержалась от вопроса Эрин.

— Да ты только посмотри на эту хитренькую ухмылку на ее мордашке. Женщина явно думает о том, кто держит фотоаппарат, а вовсе не об Эйбе.

— Фотографировал дед. Скорее всего они были отличной парой. Она с ним прожила всю жизнь.

На Коула ее слова не произвели никакого впечатления. Он медленно повел лупой, изучая остальную площадь снимка.

— Не вижу ничего такого, что могло бы напоминать родник или ручей. Но поскольку они снимались в жаркий сезон, то очевидно, что их путь шел от одного водного источника к другому.

— Они что же, шли пешком?

— В такой-то обуви?! Ты что? Тем более что Эйб всегда старался избегать пеших переходов и чаще всего ехал в фургоне. Скорее всего он, его брат и Бриджет ездили верхом: уезжали куда-нибудь в живописное местечко на пикник, фотографировались. Может, даже подыскивали место, где счастливая парочка могла бы свить свое гнездышко.

Эрин чувствовала явную неловкость, читая между слов Коула то, что подразумевалось, хотя и не произносилось вслух. Эрин понимала, что Коул исподволь выстраивает ряд, включающий ее саму, ее бабушку, Лай и даже легендарную Еву, то есть тех женщин, которые предали своих возлюбленных.

«Хотя, если уж на то пошло, Коул никогда не любил меня», — сказала себе Эрин. И потому логический ряд не вполне выстраивался. А кроме того, Эрин была не из тех женщин, кто раздувал золу тлеющего костра, чтобы опять зажечь его.

Коул неожиданно издал возглас удивления, уселся поудобнее и повернулся так, чтобы на фотографии не было бликов. Он уставился через лупу на один из снимков.

— Нашел что-то? — спросила его Эрин.

— Я же говорил, что они выехали на пикник. В тени одного из деревьев можно рассмотреть лошадь под грузовым седлом и запас провизии. Правда, никаких следов источника воды или хотя бы каких-нибудь насаждений, для которых необходима вода.

— Может, воду они захватили с собой?

— Вот уж сомневаюсь. Вода — тяжелый груз, а у них — лошади, на которых и без того порядком навьючено всякой всячины.

Эрин внимательно наблюдала за тем, как тщательно Коул продолжал свои изыскания. Ее так и подмывало запечатлеть его за этим занятием. Но она передумала, взяла чашку кофе и одну из принесенных Коулом из кухни ячменных лепешек. Она ела и одновременно лениво перелистывала рукопись «Заморочки». Тут она вспомнила, что полностью она называлась «Заморочка из бочки», что на грубом австралийском сленге означало пищу, съеденную и затем отторгнутую желудком. Блевотину, иначе говоря. Имелась в виду блевотина из Австралии, то есть как бы местного разлива. И только тут ее осенило: а ведь алмазы поднимаются на поверхность земли в результате того, что магма из недр планеты толчками выплескивается на поверхность.

— Как ты думаешь, у Зйба было чувство юмора? — спросила Эрин.

— Своеобразное, я бы сказал. А, в чем дело?

— Могли он рассматривать алмазы как своего рода блевотину из чрева планеты?

Брови Коула черными дугами взлетели на лоб. Он резко обернулся к Эрин, отчего у нее мгновенно возникло ощущение, что ее осветил луч прожектора.

— Мог, вполне мог, — сказал Коул. — Еще какие-нибудь догадки?

Она чуть заколебалась.

— Ты, должно быть, решишь, что я спятила, но вот эти камни на снимке чем-то напоминают черных лебедей.

Эрин указала на фото, где Бриджет Маккуин стояла на скале и ветер трепал ее волосы. На несколько секунд Коул окаменел. Затем взял снимок и вооружился лупой.

— Нет, не так нужно смотреть, — сказала Эрин. — Оставь лупу и попытайся расслабиться, посмотри затуманенным взглядом.

— Словно я пьян, что ли? — спросил он.

— Что-то вроде этого. Ведь Эйб большую часть своей жизни был под градусами.

Через несколько секунд Коул сказал:

— Что же, и впрямь есть некоторое сходство с лебедями. Но этак почти любой камень с неровными краями и потемневший от времени можно представить лебедем или кем-то еще.

— Но ведь мы говорим именно о той скале, на которую взобралась Бриджет Маккуин. Бриджет улыбается человеку, который впоследствии сделался ее мужем, а стоявший рядом Эйб тогда, наверное, думал, что она — его женшина.

— Маккуин… Королева, Королева лжи… — Коул нахмурился, обдумывая сопоставление. — Все, знаешь, может быть. Но только в то время Эйб алмаз от кварца не смог бы отличить.

— Ты говоришь, он был влюблен в мою бабушку?

— Скорее всего. И мысль о ней терзала его всю жизнь. Да это и понятно, тем более если она сама его бросила. Такое не забывается.

Эрин опустила глаза на фото, но увидела там Лай с ее изумительным телом и правильными чертами лица. Да, действительно, преданная любовь часто вызывает к жизни жажду мести. Подняв взгляд на Коула, она чуть было не спросила его: «А может, не любовь вовсе, а лишь жажда мести и ненависть связывают тебя и Лай?» Однако это был бы очень интимный вопрос, а таких Эрин старалась никому не задавать.

— А может, — сказала она, глядя на фото и тщательно подбирая слова, — Эйб неоднократно впоследствии возвращался на это место, где его так унизили?

— Вполне может быть. Это на него похоже: приехать, напиться до бесчувствия, повспоминать и отключиться.

Эрин чуть было не спросила, а нет ли у Коула собственного места былого унижения.

— Сколько у твоего отца было братьев и сестер? — поинтересовался Коул.

Она была несколько удивлена его вопросом.

— Нисколько. Он был единственным в семье ребенком.

— Если мы правы насчет Бриджет и Эйба, ты, надеюсь, понимаешь, что это значит? — И прежде, чем Эрин успела сказать хоть слово в ответ, Коул процитировал стихи из «Заморочки»:

Когда-нибудь придешь в сии края,

О, внученька коварная моя,

Плоть плоти, крови кровь, душа моя.

Ты скорее всего никакая ему не внучатая племянница, а самая что ни на есть внучка. Это про тебя он написал: «Потомок одного обмана».

— Замечательно, — сказала она холодно. — Только этого мне и недоставало для полного счастья: предка, который явно был сумасшедшим.

Коул криво усмехнулся.

— Ты не переживай. Если у Эйба и были другие гены, твой отец явно их не унаследовал, ибо другого человека с таким умом, как у него, я, пожалуй, не знаю.

Эрин принялась вновь, в который уж раз, просматривать стихи Эйба.

Попробуй отыскать, коль сможешь

И коль отважишься пойти туда.

Куда? Туда, где мудрый черный лебедь

Плывет по моря мертвого костям…

Что ж, тут вроде бы понятно. Но вот следующие строки совершенно не поддаются расшифровке.

— Может, хочешь, чтобы я еще разок растолковал их тебе? — предложил Коул.

— Уволь, — поспешно сказала она. — Я уже и так узнала столько словечек из австралийского сленга, что на всю оставшуюся жизнь хватит.

— Как знаешь…

Эрин состроила гримасу.

— Поговорим лучше о том, как из всей этой белиберды извлечь что-либо полезное. Видно, Эйб был из числа тех людей, что любят и умеют придавать словам двойной и даже тройной смысл. Сам посмотри на название. Это можно воспринимать и как эпиграф ко всем стихам, и как образную метафору, обозначающую процесс выхода алмазов на поверхность, и даже метафору, собственна обозначающую алмазы. Не скажу, что это высокая поэзия, но все это, право, совсем недурственно. Не скажешь, что только глупость.

Коул молча наблюдал за Эрин. Ее длинные красивые пальцы лежали на листах со стихами, взгляд был полон беспокойства. Он понимал, что ее внутреннее напряжение сродни тому, какое она испытывает, занимаясь своей фотографией или любовью.

— Скажи, пожалуйста, ты абсолютно уверен, что на землях Эйба нет пещер или чего-нибудь в этом роде? — спросила Эрин.

— Во всяком случае, я ничего такого не видел.

Эрин огорченно вздохнула.

— Жаль, а то мне одна идея пришла в голову.

— Что за идея?

— Если бы тут имелись пещеры или, скажем, остатки высохшего водоема и если бы у тебя был такой же, как у Эйба, взгляд на жизнь, то ты вполне мог бы рассматривать проникновение в пещеру в сексуальном преломлении. И тогда для пещеры можно было бы использовать весьма расхожую метафору — матери Земли.

Коул удивленно посмотрел на Эрин.

— В колледже я была лучшей по английской литературе, — объяснила Эрин. — И вообще обожала словесность. Я увлеклась фотографией позднее… А Эйб, насколько я знаю, немного разбирался в литературе.

— Он неплохо в ней разбирался, когда бывал трезвый. Часто цитировал Мильтона и других поэтов, когда нам случалось вместе выпивать.

— Бедняга…

— Не знаю, поверишь ли, но он превосходно декламировал.

Эрин посмотрела на Коула. Что ж, она вполне могла поверить, в этом не было ничего невозможного. Видимо, Эйб отличался непредсказуемой разносторонностью познаний.

— Но мне кажется, ты не очень верно толкуешь его стихи, — продолжил Коул. — По крайней мере некоторые строки.

— Например?

— Ну, например, про пещеры. Никаких пещер искать не следует.

— То есть как?! Мы уже отыскали одну.

— Отыскали, правильно, — заметил он. — Но это не имеет отношения к поэзии Эйба.

— Не понимаю.

— Про таких, как он, говорят еще: «Никогда не просыхал». Это в точности соответствует действительности.

— Он что же, вообще никогда не бывал трезвым? — спросила Эрин.

— Именно так. Вот это-то как раз меня и беспокоит. Помнишь, как звучат последние стихи в его завещании?

Эрин отрицательно покачала головой и принялась листать рукопись.

— Не ищи, — сказал Коул и наизусть прочитал:

Алмазы ты в наследство получаешь,

Ты камни, как умеешь, сторожи.

Стихи откроют то, чего пока не знаешь.

Теперь прощай же, Королева Лжи.

Ну а король — это, конечно, я сам.

Эти слова можно расценивать, как издевательство Эйба.

— Но ведь он оставил мне настоящие камни!

— Настоящие, как смерть, — мрачно заметил Коул и продолжал:

…А также подарит секреты,

Что хуже, отчаянней смерти.

А правда ведь, в сущности, это

Лишь смерть, говорящая с миром.

Я ныне взываю к тебе:

Послушай, родное дитя…

Это к тебе, Эрин, именно к тебе обращается Эйб. И в другом месте он тоже обращается к тебе:

Дитя обмана и дитя подлога,

Не нужно никогда меня жалеть.

Меня, в душе не знающего Бога,

Меня, успевшего до срока околеть.

— Учись ты вместе со мной, считался бы лучшим по английской литературе. Ты понимаешь толк в чтении между строк. — Она взглянула на наручные часы Коула. — Когда мы снова отправимся на поиски?

Наступила тишина. Коул попытался осмыслить столь резкую смену темы разговора.

— Нужно посмотреть, что там с вертолетом.

Коул повернулся и зашагал к машине. Эрин вздохнула, допила кофе, который оказался той же температуры, что и воздух.

Двигатель вертолета легко завелся, лопасти принялись неспешно разрезать воздух. В какое-то мгновение произошел сбой, затем раздались странные звуки, после чего мотор заработал ровно и слаженно. Через несколько минут Коул выключил двигатель, вылез из кабины и начал копаться в моторе.

Когда Эрин допивала вторую чашку кофе, Коул появился под тентом. По его походке и выражению лица она поняла, что он чем-то рассержен. В руке он держал металлический цилиндр.

— Из-за этой штуки в один прекрасный день мы могли бы разбиться к чертям собачьим! — сказал Коул, показывая ей цилиндр. Затем поднял голову и посмотрел на небо. Кое-где уже собирались тучи. И хотя для наступления сезона дождей время еще не пришло, облачность затянула горизонт. Дождь мог начаться в любой момент, и тогда возможность найти шахту Сумасшедшего Эйба откладывалась на неопределенное время. — Лай!

Она появилась так стремительно, будто все это время стояла за дверью, только и ожидая зова (или, может быть, подслушивая).

— Да? — спросила она, глядя на Коула.

— Свяжись с Уингом, пусть пришлет полный комплект бензиновых фильтров для вертолета. Нет, даже не один, а три комплекта. Эти запчасти буду возить с собой.

Лай кивнула и что-то добавила по-китайски.

— Говори по-английски, — резко сказал Коул.

— Но ты отлично понимаешь по-китайски, — проворчала Лай.

— Да, но Эрин не понимает.

— А почему бы тебе не научить ее? Ведь я научила тебя.

Этот на первый взгляд простой вопррс напомнил о времени, когда молодые любовники постоянно бывали вместе, учась друг у друга множеству вещей, никакого отношения не имеющих к языкознанию. Легкое грациозное движение руки Лай показалось Коулу многозначительным, словно китаянка сжимала мужскую плоть. Жест был исполнен явной сексуальности, так что Эрин от стыда вынуждена была отвести глаза.

— Свяжись с братом, — глухо распорядился Коул.

На лице Лай не отразилось ровным счетом ничего. Молча кивнув, она удалилась.

— А в чем дело? — спросила его Эрин.

— В горючем какая-то грязь.

— Это как?

Коул открутил крышку фильтра и вытащил прокладку.

— Вот, потрогай.

Поначалу она ничего не почувствовала, кроме жирной пленки между пальцами. Но постепенно там осталась какая-то грязь. Эрин вопросительно посмотрела на Коула.

— Конечно, в горючем всегда есть примеси. На то и существуют фильтры, — сказал Коул. — Но такое ощущение, будто через наш фильтр прошла вся пыль континента.

— А почему горючее такое плохое?

— Может, я крышку фильтра не совсем плотно прикрутил, — с сомнением в голосе сказал Коул.

— Вряд ли.

— Спасибо на добром слове.

Эрин пожала плечами.

— Но это правда. Ты ухаживал за вертолетом лучше, чем иная мать за своим ребенком.

— Вертолет был нашим единственным шансом обнаружить рудник до наступления сезона дождей. Кто-то, кроме нас, тоже это понимал и покопался в бензопроводе.

— Диверсия?

— Я почти в этом уверен. То же самое сделал бы и я, пытаясь остановить конкурента.

— Но ведь конкурента можно и убить?

— Можно.

Эрин взглянула на Коула и ужаснулась выражению его глаз.

— Они еще не раз попытаются нас остановить, можешь быть уверена, — откровенно заявил Коул. — Лучше бы тебе, Эрин, бросить все это к чертовой матери: рудник, ферму и вообще Австралию, Нет ничего ценнее человеческой жизни. Умирать не стоит даже ради ювелирной лавки Всевышнего.

— Арктика научила меня, что отступление подобно смерти. Сюда я приехала ради того, чтобы научиться выживать в новых условиях. И никуда отсюда убегать не собираюсь.

Ни тени сомнения не было в голосе и взгляде Эрин. Спорить с ней было не просто впустую: спорить означало углублять и без того широкую разделившую их трещину. А это, в свою очередь, привело бы к тому, что Эрин сделалась бы легкой добычей для потенциального убийцы.

— Как ты думаешь, кто это мог быть? — спросила Эрин предельно спокойно, хотя и была не на шутку взволнована.

— Могли привезти плохо очищенное горючее. Но скорее всего кто-то подмешал грязь прямо здесь, на ферме.

Эрин машинально взглянула на дверь, за которой скрылась Лай.

— Вполне возможно, — сказал Коул, словно прочитав ее мысли. — Хотя я так не думаю. Дело, конечно же, вовсе не в том, что Лай неспособна убить во благо своей семьи. Очень даже способна и уже доказывала это на практике. Но мы с тобой — главная надежда семейства Чен. Надежда на то, что им удастся вскочить на спину Алмазного тигра. А Лай точно исполняет приказы своей семейки.

— Лай что, убивала людей? — с ужасом в голосе спросила Эрин.

— Она была на седьмом месяце, когда дядюшка Ли приказал ей сделать аборт и избавиться от моего ребенка, чтобы выйти за китайца, способного укрепить позиции семейства Чен в Коулуне. И она в точности исполнила дядюшкино приказание.

Эрин хотела что-то сказать, но не смогла. Только прошептала через силу:

— Прости меня.

— А ты здесь при чем? Ты совершенно ни при чем.

Она лишь беспомощно качала головой, будучи не в состоянии объяснить, почему так близко приняла к сердцу давнюю боль Коула. Пока Эрин подбирала необходимые слова, в дверях появилась Лай.

— Уинг хочет поговорить с тобой.

Коул взглянул на Эрин.

— Пойдешь со мной, потому что из аппаратной я не могу тебя видеть.

Глаза Эрин расширились, но она молча поднялась и последовала за ним в душный дом.

— Ну что там еще? — недовольно спросил Коул, взяв телефонную трубку.

— Джейсон Стрит вскоре пожалует на ферму.

Коул запустил пятерню в волосы и сдержанно простонал.

— А что произошло?

— Мы полагаем, что американцы решили швырнуть Австралии кость.

— Что ж, худо дело, Уинг, худо. Стрит когда-то был неплохим изыскателем, но все изменилось, как только он связался с охранным бизнесом.

— Могу сообщить и кое-что хорошее. Спутники не обнаружили ничего, способного резко изменить погоду. Муссоны еще не сформировались.

— Прекрасно. На вертолете заниматься розысками куда сподручнее, чем на «ровере». Еще есть новости?

— Нет, — сказал Уинг.

— Хорошенько подумай, сегодня я больше не выйду на связь, — сказал Коул. — И вообще в следующий раз я свяжусь с тобой тогда, когда мы отыщем шахту или пойдут дожди. В зависимости от того, что случится раньше. У Эрин тут родилась одна идея, и я хочу ее проверить.

— Это насчет алмазного рудника? — тотчас же откликнулся Уинг. — Неужели удалось что-то обнаружить?

— Можно сказать, что мы были близки к разгадке, пока нам чего-то не подсыпали в бензопровод. Проверь хорошенько досье людей, которых ты прислал сюда, Уинг. Уверен, кто-то из них получает второе жалованье.

— Проверю, хотя и сомневаюсь. Людей я подбирал очень тщательно. Я вот думаю, разумно ли с твоей стороны на столь долгий срок прерывать связь со мной?

— Эрин хочет продолжать охоту, а я не могу оставить ее одну. У меня попросту нет другого выбора. Мы сделаем все возможное. Никого не сажай нам на хвост, Уинг. Тем более что после очередных похорон родственника у тебя безнадежно ухудшается настроение.

Глава 29

Солнце и влажный воздух сделали свое тихое дело — и салон «ровера» превратился в управляемую, с четырьмя ведущими колесами сауну. Прошлой ночью Эрин и Коул разбили лагерь под какой-то акацией. Их разбудили зной и тишина: до ближайшего источника воды было так далеко, что не слышалось птичьих голосов. Тишину сразу же нарушил заработавший двигатель «ровера». И вот теперь жара словно пыталась расплавить, вобрать в себя «ровер». По ровному участку ехали на приличной скорости. Коул и Эрин направлялись к «Собаке-IV», самой продуктивной из пяти шахт Сумасшедшего Эйба. Дорога была в хорошем состоянии. Езда была ровной, за исключением тех случаев, когда приходилось давить на тормоза, чтобы не сбить корову, не спеша переходящую дорогу.

— А после «Собаки-IV» куда мы с тобой двинемся? — спросила Эрин.

Коул искоса посмотрел на нее и перевел взгляд на дорогу, которая то и дело норовила исчезнуть, сгинуть, окруженная термитниками и кустарниками.

— От «Собаки-IV» проедем еще минут двадцать — там будет одно место, как раз на границе фермы и изыскательских участков Эйба. Я там никогда не бывал. Если верить карте, там вообще вряд ли кто бывал. Судя по снимкам со спутника, там возможны даже карстовые пещеры. Подземные воды сильно размывают известняк, образуя в нем пустоты.

Коул не очень переживал, удастся или нет до дождей обнаружить алмазный рудник. Куда больше его беспокоила безопасность Эрин. То, что Джейсон Стрит направлялся на ферму, означало, что либо мнения американцев о том, как следует распорядиться наследством Эрин, разделились, либо картель объединил все свои силы и бросил против Эрин Джейсона Стрита. Хотя могло быть и то, и другое одновременно. Независимо от конкретных причин Эрин грозила опасность. А в такой ситуации ей бывать не доводилось, и потому едва ли она могла выработать правильную линию поведения. Одно Коул мог сказать почти наверняка: ее пока не убили только благодаря связям и положению ее отца.

…Когда мы вместе — мы стоим,

Поодиночке — падаем…

Они сейчас падали.

— Кажется, жара усиливается, ты не находишь? — спросила Эрин, заметив, как нахмурилось лицо Коула.

— И это неудивительно. Сейчас на солнце, думаю, не меньше ста десяти градусов. А у самой земли, на уровне мотора, и того больше. — Он посмотрел на Эрин. — Да не переживай ты так. В Африке «роверам» достается куда больше.

— Да я и не переживаю. — И она вновь оттянула от тела майку, что уже вошло у нее в привычку: хоть немного, хоть как-то уменьшить жару.

— Мне нравится, как ты сложена. Стройная, женственная, красивая. Сижу и думаю, сколько еще ты намерена наказывать меня за то, что произошло задолго до нашей встречи с тобой.

В первую секунду Эрин не поверила своим ушам. Ей казалось, что все это — затяжная слуховая галлюцинация. Затем ее щеки зарумянились, сердце заколотилось. С тех пор как они перестали спать вместе, ее реакция на все, что говорил и делал Коул, значительно обострилась.

— Доведись тебе стать свидетелем нежной сцены между недавними любовниками, застань ты их в разгар ласк, что бы ты подумал на моем месте? — поинтересовалась Эрин.

Последовала недобрая длительная пауза.

— Учись мне верить, — наконец сказал Коул.

— Не верь я тебе, не сидела бы сейчас с тобой в этой печке на колесах.

— А как же в таком случае можно объяснить твою нынешнюю холодность?

— Холодность?! И это в такую-то жару?!

— Ты отлично поняла, что я хотел сказать.

— Можешь считать это периодом адаптации.

— Это еще что такое?

— У меня куда меньше опыта в любовных делах, чем у большинства женщин моего возраста, — откровенно призналась Эрин. — Когда речь заходит о том, что можно и чего нельзя ожидать от любовника, я как бы делаюсь девятнадцатилетней наивной девочкой.

Впервые за последние дни Эрин заговорила о личном. Коул искоса посмотрел на нее, как бы заклиная продолжать. Она сделала неопределенный жест рукой и вновь оттянула от тела вырез майки.

— Будь я такой же, как мои ровесницы, — сказала Эрин, — то вполне могла бы пойти и лечь с любым, кто был бы мне симпатичен. Но, увы, я не такая, как остальные. Вот и сейчас: смотрю на тебя, а в мыслях — твоя связь с Лай. С такой женщиной, разумеется, я не в состоянии состязаться.

— Ты сумасшедшая, — грубо сказал он. — Я ни капельки не люблю ее.

— Я и не говорила, что любишь. Ненависть подчас объединяет лучше всякой любви. Как бы там ни было, любовь это или ненависть, но Лай имеет на тебя определенное влияние.

— Глупости! — Коул, сняв шляпу, вытер пот, застилавший ему глаза, Затем снова надел ее. — Неужели ты не понимаешь, что подставляешься, позволяя семейству Чен вертеть тобой, как им хочется? Ты овечка среди хитрых матерых волков. Но будь я проклят, если позволю им тебя сожрать. Что же касается Лай. стоило мне только захотеть, и мы лежали бы с ней сейчас в постели. Но в том-то и дело, что я вовсе не хочу этого. Мне нужна только ты. И я уверен, что могу заставить тебя захотеть того же.

Жара усиливалась. Некоторое время они ехали молча, наблюдая, как от земли струятся потоки разогретого воздуха. Влага, испаряясь, поднималась вверх, образуя облака, которые постепенно затягивали небосклон. Погода, и так трудно переносимая, сделалась просто нестерпимой. В воздухе виселс предощущение дождя. Без конца сверкали молнии. Но дождевые капли не достигали земли, испаряясь где-то по пути с небес. В такое время года дружба и любовь, ранее казавшиеся незыблемыми, распадаются с необычайной легкостью, а кровь ударяет в голову горячим мужчинам, толкая их на безрассудные поступки.

«Поодиночке — падаем…»

В этой ситуации Коул решительно ничего не мог предпринять, кроме того, что уже сделал: взял с собой Эрин и отправился в невыносимое пекло.

Перед поворотом Коул ударил по тормозам. Они сработали как-то неохотно, что, впрочем, не удивило Коула. После того, как «ровер», уходя от столкновения с дальнобойщиком, нырнул в кусты, тормозная система немного подтекала. Коулу пришлось дважды надавить на педаль.

«Ровер» остановился рядом с термитником, высота которого не уступала росту Коула. Выскочив из кабины, Коул взял с собой геологический молоток и взобрался на вершину ближайшего жилища муравьев. Снаружи муравейник был белым, но под слоем птичьего помета оказался цвета ржавчины. Эрин, вытащив фотокамеру, вылезла из машины и сощурилась от сильного солнечного света. Она уверенно шагала в поисках лучших ракурсов и через несколько минут уже позабыла о жаре и влажной пелене воздуха. Ей хотелось запечатлеть во всей красе враждебный, иссушенный солнцем мир, в котором миллиарды насекомых выстроили для себя из земли настоящий высотный город из муравейников.

Когда Коул обошел окрестности, он огляделся в поисках Эрин. Ее нигде не было видно.

— Эрин, — позвал он. — Черт побери, где ты?!

Слабый влажный и теплый ветерок чуть заметно шевелил ближайший к Коулу куст. Стебли травы чуть колыхнулись, словно что-то прошептали в ответ.

— Эрин!!!

— Сейчас, минуточку! — откликнулась девушка.

Судя по звуку, Эрин находилась в нескольких сотнях футов от Коула, за строениями термитов. Коул посмотрел на часы. Он уже полчаса впустую исследовал местность. Коул надеялся, что Эрин за это время сумела хоть что-то сфотографировать. Сняв шляпу, он отер лоб краем своей рубашки. Ткань тут же намокла от пота. Коул расстегнул рубашку, промокнул ею грудь, затем разделся и швырнул мокрую рубашку в кабину «ровера».

— Нам пора! — крикнул он.

Ответа не последовало.

— Эрин!

— Да иду, иду. Подожди минуту!

Минут через десять Коул отправился на поиски и обнаружил Эрин, сросшуюся с фотокамерой. Ее шляпа валялась на земле. Эрин напряженно смотрела в видоискатель, позабыв обо всем на свете.

Коул поднял ее панаму, отряхнул и принялся терпеливо ожидать, когда кассета закончится. Наконец Коул встал перед объективом и надел на голову Эрин шляпу.

От неожиданности Эрин вздрогнула, подняла голову и только тут осознала, что она не одна.

— Сколько раз можно говорить, чтобы ты не снимала шляпы? — сказал он, стараясь сдерживаться. — Начиная фотографировать, ты забываешь обо всем на свете. Не найди я сейчас тебя, схлопотала бы солнечный удар и даже не поняла бы, что с тобой. Можешь ты наконец уразуметь, что здесь не Аляска? Тут солнце — всегда твой враг.

— Да. — Эрин, замявшись, спросила: — Сколько времени ты тут стоишь?

Он посмотрел на часы.

— Семь минут.

— И не окликнул меня? Отчего?

— Потому что тебе ничто не угрожало, и я решил подождать. Зачем же портить гениальный снимок.

На мгновение Эрин показалось, что Коул над ней издевается. Поняв, что он говорит вполне серьезно, она испытала такое удовольствие, что даже расслабилась.

— Не уверена, что в этом пекле можно сделать хороший снимок, но все равно спасибо за комплимент.

— А разве ты можешь заранее сказать, каким именно получится снимок?

Эрин отрицательно покачала головой.

— Поэтому я так трясусь над отснятыми пленками. Всякий кадр — уникален. Я могла бы всю жизнь провести в Арктике и никогда больше не сделать снимка вроде «Ранней весной», что так тебе понравился.

— Ладно, пойдем, нужно укрыться от этого солнца, черт бы его побрал, — откашлявшись, сказал Коул.

— Жаль, что здесь нельзя остаться до вечера, — сказала Эрин, шагая рядом.

Коул ударил геологическим молотком по термитнику, мимо которого они проходили. Собрав немного каменной крошки, он показал ее Эрин.

— Обычная земля, — подтвердила она.

— Вот о чем и речь, — согласился он, направляясь к машине.

— Ну и что из этого?

— А то, что я могу сделать вывод: здесь первые сорок — сто футов в глубину — сравнительно однородный слой отлично уплотненной почвы. Решительно ничего интересного. Хотя по приезде я изучу эту крошку под микроскопом, чтобы уж знать наверняка.

Эрин подняла брови.

— Неужели термиты проникают на глубину до сотни футов?

— Это единственный способ выжить в такой жаре.

— А что, собственно, ты тут пытался отыскать?

— Минералы, которые указывают на соседство алмазной трубки. А еще хотел найти обкатанные куски кварца, что встречаются на берегах бывших рек.

Эрин оглядела скопище термитников.

— А можно вести разведку, отламывая кусочки от их домов?

— Именно таким образом нашли в Ботсване алмазное месторождение.

Коул забрался в кабину «ровера».

Как только бедро Эрин прикоснулось к нагретому сиденью машины, девушка слабо ойкнула.

— Привстань-ка, — приказал Коул.

Когда она чуть приподнялась, он бросил свою потную рубашку ей на сиденье. Она осторожно опустилась в кресло.

— Так лучше?

— Да, спасибо. — Она посмотрела на Коула. Его ноги тоже были голыми, но он, казалось, не испытывал никакого неудобства.

— Как только ты сам не обожжешься?

— Привычка. Ты ведь привыкла к холоду на своей Аляске? Вот и я тоже. Это вовсе не означает, что мне приятно. Будь моя воля, я бы обменял эту жару на самого паршивого пса, а пса тотчас же пристрелил.

Эрин громко рассмеялась.

— Неужели и тебя все-таки достала жара?

Дорога порядочно петляла. Коул уверенно направлял «ровер» к какой-то ему одному известной цели. Когда Эрин, обернувшись, посмотрела назад, стал очевиден плавный подъем дороги. Чем выше они забирались, тем сильнее менялся ландшафт.

Автомобиль достиг высшей точки подъема. Далее путь пролегал меж невысоких, относительно параллельных друг другу каменных гряд, образующих нечто вроде коридора. Изредка появлялись одинокие акации, время от времени мимо проносились баобабы. Заросли здесь были довольно густыми, хотя и не дотягивали до определения «пышные». Но все равно Эрин с завистью поглядывала на тень, отбрасываемую деревьями и кустами.

— Через несколько миль остановимся, — сказал Коул. — На официальной правительственной карте ни черта не увидишь. Только и можно понять, что тут плато высотой в пятьсот футов. Участок, который мне очень хотелось бы осмотреть, расположен как раз на границе песчаных и известняковых пластов.

— Это и есть та земля, о которой ты говорил, что в ней могут быть пещеры?

Коул улыбнулся в ответ.

— Карст? Нет, это гораздо глубже.

— Но хоть какие-нибудь пещеры там есть?

— Не знаю, я никогда не вел геологоразведку в тех краях.

— А когда ты в последний раз бывал тут, в Кимберли?

— Давно.

— А зачем приезжал сюда?

— Я ведь изыскатель.

— А тебе удалось хоть что-то найти?

— Кое-что нашел, — сказал Коул. Его внимание раздваивалось между дорогой и окрестным, никогда ранее не виданным ландшафтом.

— Что, и алмазы находил? — не унималась Эрин.

— Случалось.

— А золото?

— И золото попадалось.

Эрин скорчила недовольную гримасу.

— Ты знаешь, как только я заговариваю о Кимберли или о твоем прошлом, ты всякий раз пытаешься или сменить тему, или умолкаешь.

— Я сейчас очень занят: веду машину и пытаюсь определить, какая порода находится под нами. Поэтому давай выясним: ты действительно хочешь что-то узнать о Кимберлийском плато и обо мне или просто-напросто хочешь потрепаться?

Эрин вытащила из-под себя рубашку Коула и промокнула ею лицо.

— Каким образом у тебя оказались алмазы Эйба и его завещание?

— Не слишком ли поздно начинать во мне сомневаться?

— Лучше поздно…

— …чем никогда? Это я сам знаю, — ехидно завершил фразу Коул. Он сжал рулевое колесо и подумал о тонкой шее дядюшки Ли. — Едва ли не всякий, кто искал удачи в Западной Австралии, бывал на ферме Эйба. Он тут был едва ли не самым разносторонним человеком: шахтер, ученый, скотовод, шпион… Да кем, собственно говоря, он только не был? Всем понемногу.

— Неужели даже и шпионом?! — недоуменно воскликнула она.

— Всякое бывало.

На лице Эрин отразилось некоторое сомнение.

— Ну хорошо. Стало быть, вы с Эйбом неплохо были знакомы?

— Это вопрос или утверждение?

— Сам решай.

Возникла неловкая тишина, которую нарушил Коул.

— Однажды мы вместе пережидали сезон дождей.

— А почему ты никогда раньше не говорил мне об этом?

— Так ведь ты никогда раньше и не спрашивала, — и Коул выразительно посмотрел на нее. — Эйб нынче мертв. И что бы там ни было в прошлом, к настоящему это не имеет никакого отношения, так что не трать время и нервы, подозревая единственного человека, готового сделать для тебя все возможное. Уж если о чем-то и беспокоиться, так из-за того, что Алмазный картель подсылает к нам Джейсона Стрита.

— Тебя это тревожит?

— Нужно быть дураком, чтобы не почувствовать опасности.

— Поэтому мы и удрали с фермы?

— Во всяком случае, это одна из причин. — Коул пожал плечами. — Но мы в лучшем случае выгадаем несколько дней. Стрит как никто другой знает в Кимберли все и вся. Не случайно аборигены буквально благоговеют перед ним. Такого отношения, кроме Стрита, удостаивался из белых людей один только Эйб. Впрочем, речь не о любви: благоговение замешано на страхе.

Эрин оглядела пустынную местность по обеим сторонам дороги.

— По-моему, мы так далеко забрались, что можем даже заблудиться.

— Лучше всего в этих краях ориентироваться по источникам воды. Уж что-что, а это Стрит отлично знает. А о том, чего пока не знает, ему расскажут аборигены. Так что рано или поздно он все равно нас отыщет, и скорее раньше, чем позже.

— Какого же черта в таком случае мы делаем в этом пекле?

— Здесь хорошо то, что каждый встречный — наш враг. Ясно и понятно. На ферме в этом смысле всегда есть неопределенность. Неопределенность ведет к колебаниям, а колебания могут оказаться фатальными. — Коул повернулся и выразительно посмотрел на Эрин. — Если понадобится, я смогу устроить так, что за четырнадцать часов тебя вывезут отсюда на самолете. Но меня интересует другое: тебе и вправду еще не надоело охотиться за бриллиантами, а?

— А сам ты как думаешь?

— Думаю, что ящик со льдом, где лежат пленки, оказался на солнце.

Она испуганно вскрикнула и резко повернулась на сиденье. Отражающая пленка, которой Эрин закрывала ящик со льдом, соскользнула. Она поспешила вернуть серебристую пленку на место.

— Рано или поздно лед растает, — сказал Коул. — Что тогда будет с твоими фотопленками?

— Ничего не будет. Нужно соблюдать элементарную осторожность. Эмульсия сохраняется даже в такую жару… Вот попадание прямых солнечных лучей нежелательно. Когда я снимаю, то все пленки держу в особой сумке, которую храню отдельно. Эрин разглядывала придорожный ландшафт.

— Смотри-ка, кенгуру! — неожиданно воскликнула она.

Коул посмотрел направо. Ничего подобного, никаких кенгуру.

— То есть как это? Конечно же, кенгуру. Никто другой так не передвигается!

— Нет, — вновь сказал он. — Можешь спросить у любого австралийца. Есть «кенги», и есть «ру». Я, например, думаю, что это были «ру». «Кенги» водятся восточнее.

Эрин рассмеялась, подумав при этом, что, как только она перестает себя контролировать и естественно реагирует на слова Коула, обаяние этого человека становится неотразимым. Впрочем, кажется, и Коул отзывался на ее слова совершенно естественно.

«Нуты и дура, Эрин Шейн Уиндзор», — мысленно сказала она себе.

С этим было трудно спорить.

Минут через десять «ровер» остановился в полосе тени, которую отбрасывал на землю одинокий утес. Коул вылез из салона, проверил уровень тормозной жидкости, покрепче завинтил резервуар.

— Какие-нибудь проблемы? — поинтересовалась Эрин.

— Вытекло немного тормозной жидкости, но пока нет причин для беспокойства. У меня в запасе около галлона этого добра.

Тыльной стороной ладони Коул отер пот со лба и посмотрел на небо. От высокой влажности и зноя небеса казались переливчатыми, серебристо-серыми, что в общем-то не типично для тропиков. Он обратил сейчас внимание на высохшее речное русло, параллельно которому шла дорога.

— Пойду взгляну на края водостока. Если ты пообещаешь не делать снимков, то можешь выйти и спрятаться в тени «ровера». Если нет, пойдешь со мной.

— А в чем дело?

— А в том, что мне надоело по полчаса тебя разыскивать, — хмуро объяснил он. — В такой местности очень просто заблудиться. Это только кажется, что здесь вроде и затеряться негде.

— Тогда я иду с тобой. И камеру возьму.

Пока Коул изучал высохшее русло, Эрин опытным взглядом профессионала оглядывала местность, прикидывая возможные ракурсы. Понемногу ее охватил привычный рабочий азарт, знакомый по Арктике, когда Эрин училась видеть истинное царство холода.

Эрин внезапно представилось Кимберлийское плато таким, каким оно и было в действительности: загадочное, необычайных цветов. Какое-то неземное. Непривычная красота здешних мест взволновала душу Эрин. Пышащий зноем воздух и палящее солнце удивительно контрастировали с тенями — такими плотными и черными, что, казалось, их можно резать на куски. Скудная растительность — и броская элегантность слегка похожих на привидения камедных деревьев среди колючих зарослей. Почти полное отсутствие животных — но необычный или грациозный вид встречаемых особей, их выразительные перемещения.

Казалось, воздух застыл неподвижно, а здешняя тишина была сродни музыке, она успокаивала, умиротворяла больше, чем журчание воды, шуршание травы и шелест листвы. Эта необыкновенная тишина захватила все существо Эрин.

Лишь спустя какое-то время она осознала, что Коул стоит рядом и смотрит на нее.

— Впечатляет? — спросил он.

— Что именно?

— Здешняя природа.

— Потрясает, — искренне ответила она. — Несмотря на ужасный климат.

— Ну, это вроде арктической зимы.

Она согласно кивнула.

— Но будь осторожна, — негромко предупредил он. — Если полюбишь эту природу, эту землю, она заполонит твое сердце. Все остальное уйдет неизвестно куда. Как бы ни была огромна Арктика, куда ей тягаться с Кимберлийским плато. Я не знаю ничего подобного ему. Если полюбишь эти места, то куда бы потом ты ни отправилась, они будут звать тебя.

Эрин внимательно посмотрела в глаза Коулу.

— Ты любишь эту землю?

— Да, кроме особенно жарких периодов. А бывает, что даже и в жару.

— Зачем же ты в таком случае уезжаешь отсюда?

— Я ищу алмазы. Алмазы цвета твоих глаз. И еще буквально несколько недель тому назад был уверен, что лучше всего их искать в Бразилии.

— Неужели тут и правда можно найти алмазы? — спросила она.

Коул устало улыбнулся.

— Нет, не здесь, а там, где есть отмели былых рек или палео-русла — я пока ничего такого не нашел.

Коул подошел к «роверу» и обернулся к Эрин.

— Ты не сядешь за руль? Хочу понаблюдать за местностью в бинокль.

— Да хоть поспи, я не против. Люблю водить машину.

— Ну что ж, садись на место шофера. Тормоза немного заедает, так что приходится нажимать дважды.

Проселочная дорога плавно петляла. Когда начался пологий подъем, Эрин переключилась на третью передачу. Рычаг заедало, но Эрин вполне справилась. Когда подъем кончился, Эрин переключила скорость и поддала газу, наслаждаясь сильным встречным потоком воздуха, влетавшим в окна.

— Не слишком ли я разогналась? — спросила она.

— Гони как хочешь. Кроме песчаника, ничего вокруг не вижу.

Дорога вновь пошла вверх. Наконец «ровер» одолел очередной подъем, за которым начался довольно крутой спуск в узкое ущелье.

— Боже! — воскликнула Эрин, спешно включая вторую передачу. — Похоже, мы на вершине горы.

— На самом деле мы взобрались на возвышение, весьма и весьма отдаленно похожее на гору. На Аляске такое и холмом бы не назвали.

— Ну что теперь вспоминать? Я давно уже привыкла к тому, что здесь не Аляска. — Эрин оглядела дорогу, вьющуюся причудливым серпантином. — Ладно, теперь поедем потише.

Эрин нажала на тормоз, но педаль провалилась в пол. Она нажимала еще и еще раз, однако ее нога так и не почувствовала привычного сопротивления.

— Тормоза не работают, — сдавленным голосом произнесла она. — Придется ехать на первой.

Для перехода на первую передачу скорость была слишком велика, и оба это знали. Но это была лучшая возможность резко затормозить «ровер». Эрин попыталась включить первую передачу: в это мгновение «ровер» с упорством грузового поезда устремился под уклон, набирая скорость. Раздался громкий скрежет. Эрин надавила на рычаг: скрежет усилился.

— Врубай вторую! — скомандовал Коул.

Эрин уже и сама подумала об этом. И раньше, чем Коул успел договорить, она включила вторую передачу. Двигатель взревел, «ровер» резко накренился, затем замедлил движение, однако скорость все еще оставалась большой.

Через четверть мили дорога делала внизу резкий поворот. Коул и Эрин одновременно поняли, что при такой скорости вписаться в поворот невозможно: «ровер» неминуемо перевернется и упадет в ущелье.

Коул потянулся, чтобы самому взяться за руль. В этот момент Эрин резко вильнула вправо, туда, где между огромными валунами росли редкие деревья. Первое дерево, срезанное почти под корень, лихо отскочило от бампера. Второе с оглушительным скрежетом процарапало дверцу с водительской стороны. Третье дерево оказалось самым большим: отскочив от него, «ровер» оказался отброшенным на ближайший валун. Скорость уже снизилась до такой степени, что можно было перейти на первую передачу. Изрядно потрепанный «ровер» еще более замедлил движение, но не сумел увернуться от очередкого дерева, ударился о его ствол и остановился. Пыль, обломанные ветки, листва, — все это вихрем взвилось вокруг автомобиля. Двигатель заглох. Эрин включила задний ход, а Коул рванул ручной тормоз.

Вокруг установилась тишина. Пыль медленно оседала. Какое-то время Эрин сидела неподвижно, потом повернулась и посмотрела на Коула.

— Ну, что скажешь о моих водительских способностях? — спросила она срывающимся голосом.

— Всегда готов ездить с таким водителем. Всегда и куда угодно, — ответил он. — Выбираться отсюда будешь сама?

— Нет уж, с меня хватит.

Когда за руль уселся Коул и осторожно запустил двигатель, сердце Эрин прекратило свои бешеные прыжки. Навалилась страшная усталость: хотелось прилечь где-нибудь в прохладной тени и лежать без движения. И чтобы никто не тормошил. Когда Коул нашел небольшую лужайку, он свернул туда и остановил «ровер». Эрин вздохнула с явным облегчением. Выбравшись из кабины, Коул долго копался в ящике с инструментами, затем, вооружившись ключами, фонариком, отверткой и длинным тонким шлангом, нырнул под машину.

— Только никуда не уходи. И никаких снимков! — предупредил он Эрин.

Девушка вздрогнула и с виноватым видом сунула фотокамеру обратно в сумку. Немного подумав, она вооружилась биноклем, взобралась на капот «ровера», а оттуда перелезла на крышу автомобиля. Ей удалось отыскать довольно удобное местечко на багажнике между канистрами с бензином и запасными тормозными колодками. Во всяком случае, там ей было куда удобнее, чем на земле. Поглубже натянув шляпу на голову, Эрин принялась обозревать в бинокль окрестности.

Все вокруг было неподвижным, лишь потоки теплого воздуха струились над землей. Изредка налетал ветерок, не принося никакого облегчения, вялый и какой-то безжизненный. Ущелье и плато на другой стороне тоже не подавали признаков жизни: ни птиц, ни кенгуру, ни каких-либо других животных. Только валуны да деревья, деревья да валуны.

Эрин чуть опустила бинокль и вдруг заметила едва уловимое шевеление. Подкрутив винт резкости, она уставилась на предмет, оказавшийся ярдах в тридцати от нее.

— Коул!

В ответ из-под днища автомобиля донеслось неопределенное ворчание.

Голова Коула тотчас же появилась из-под машины. Затем показался и его перепачканный торс. Его шорты и ноги были в земле. В правой руке он сжимал кусок черного шланга. Он посмотрел на Эрин, которая, усевшись по-турецки на запасном колесе, разглядывала в бинокль окрестности. Проследив за направлением ее вытянутой руки, он увидел на земле змею, светло-коричневую сверху и чуть голубоватую на брюхе. Сверкая в лучах солнца, словно ее пятифунтовое тельце было только что отполировано, змея, явно привыкшая к здешним условиям, плавно и красиво передвигалась.

— Да, некоторые ядовитые змеи выгладят именно так.

— Она опасна?

— Чертовски опасна.

— Вот дьявольщина. А я-то хотела подкрасться к ней поближе и сфотографировать.

— Зачем?

— Посмотри, какой контраст между серой землей и переливающейся чешуей… Как плавны ее волнообразные движения в мире угловатых очертаний, где ничего нет, кроме пыли и камня… — Эрин пожала плечами. — Словом, это очень красиво.

— Это королевская малга — одна из наиболее ядовитых змей на земле. Остерегайся встречи с ней, — сказал Коул. — Красиво… Черт бы тебя побрал! Впрочем, чего еще от тебя ожидать. Восторженные дамочки вроде тебя примерно так и должны реагировать.

Эрин взглянула на черный шланг, который Коул сжимал в руке.

— После того, что я сейчас от тебя узнала, я бы назвала эту змею просто ужасной.

— Правильнее было бы назвать ее смертельно опасной, — сказал Коул, пытаясь размять занемевшие руки. — Когда неподалеку от Фитцрой-Кроссинг мы с тобой попытались штурмовать термитник, с тех пор у нас подтекает тормозная система.

— Ну и что теперь делать? — спросила она. — Помолиться и двигаться на максимально низкой скорости, да?

— Зачем же. Я заменил патрубок, и шланг больше не подтекает. Долью тормозной жидкости, и преспокойно двинемся дальше.

— Слава Богу. А то я боялась, что отсюда нам придется выбираться пешком.

— Это в такую-то жару? Знаешь, немного было бы у нас шансов на спасение. Мили две, может, и прошагали бы, да и то вряд ли.

Коул открыл багажник и вытащил канистру с тормозной жидкостью. Емкость была почти полной. Вспомнив, как обнаружил в вертолете загрязненный бензопровод, Коул вылил каплю жидкости на палец, и растер ее. Вроде никаких посторонних примесей, никакой грязи нет.

Но через несколько секунд пальцы стало жечь. Коул понюхал канистру с тормозной жидкостью. К сильному характерному запаху примешивался ка-кой-то незнакомый.

— Проклятие! — сказал Коул.

Он вытер пальцы о землю, затем вылил на обочину все содержимое канистры.

— Ты что?!

— Кто-то подмешал к тормозной жидкости сулемы. Долей я этой гадости, у нас разъело бы все шланги.

Эрин уныло посмотрела на пустую канистру в его руках.

— Как далеко мы могли бы уехать без тормозов?

— С тормозами мы уехали бы дальше.

Коул порылся в грузовом отсеке и вытащил большую бутыль с жидким мылом.

Эрин с недоумением наблюдала за тем, как Коул перелил довольно много мыла в канистру. Закончив, Коул завинтил крышку и улыбнулся Эрин.

— Жидкость — она жидкость и есть. Мыло потяжелее тормозухи, но на худой конец и оно сойдет. — Он хитро усмехнулся. — В этом даже есть определенный изыск: у нас будет самая чистая в Кимберли тормозная система.

— И насколько этого хватит?

Он пожал плечами.

— По крайней мере мы будем первыми, кто это узнает.

Глава 30

На следующий день они отправились в местность, отстоящую сравнительно далеко от «Собаки-IV». Там Коул рассчитывал обнаружить карстовые пустоты, воронки и ходы. По мере того, как день клонился к вечеру, облаков становилось все больше, и они увеличивались в размерах. Казалось, вот-вот разразится гроза. Однако ее все не было. Эрин с надеждой посматривала наверх, ожидая в нагромождении туч и ярких проблесков молний отыскать хоть какие-нибудь признаки приближающегося дождя, который мог бы уменьшить зной и сделать жизнь более сносной.

— Дождик, дождик, ну начнись, черт тебя побери, — вполголоса умоляла Эрин.

— Не сегодня, — сказал Коул. — Наверное, сушь продержится еще с неделю.

Она вздохнула.

— Сейчас так хочется дождя и чтобы он лил, лил и лил не переставая.

— Интересно, что ты скажешь в январе. Посмотрю я, как ты будешь себя чувствовать, когда дождь будет лить четыре месяца кряду.

— Все обещания, обещания… — Эрин оттянула майку на груди, пытаясь немного освежить грудь. — Неудивительно, что в таком климате люди не выдерживают и сходят с ума.

Коул отвел глаза, чтобы не видеть, как оттягиваемая рукой Эрин майка обнажает ее грудь, к которой затем снова послушно прилипает ткань. Оттого, что у них давно не было близости, Коул стал куда более раздражительным, чем от жары.

— По крайней мере мы опять в районе залегания известняков, — сказал он.

— Ну и что? — спросила она.

— Я хочу тут кое-что посмотреть. Пройтись вверх по течению.

— По течению? Да кроме моего пота, тут на многие мили вокруг нет ни капли воды. Ну, и еще твоего пота, — прибавила она, заметив, как под волосами на груди Коула сверкнули бисеринки влаги. Пока она смотрела, капля пота стекла по груди и животу Коула и скрылась в шортах. Эрин поспешила отвести взгляд.

— Не забудь про фляги с питьевой водой, — напомнил он ей.

— Разве об этом можно забыть? Фляги весят больше, чем все мои сумки с фотокамерами.

— Вряд ли. Хотя у тебя одних только пленок фунтов пять, не меньше.

— И все отснятые. Остались лишь три кассеты. Правда, в «ровере» у меня еще есть некоторый запас, — сказала она. — Но туда идти никак не хочется. В этом и нет необходимости. Солнце уже слишком высоко. Тени длинные. А на закате небо затянется тучами.

Эрин хотелось пить: ее рука уже потянулась было к фляге, но девушка пересилила себя. Коул сказал, что всякий раз, покидая автомашину, следует брать с собой питьевую воду. Тем более, когда Эрин собиралась фотографировать. Впрочем, все требования, адресуемые ей, Коул выполнял и сам. Он всегда брал с собой большую флягу и рюкзак, небитый изыскательским снаряжением.

Эрин удивляло, что в рюкзаке Коула постоянно находился револьвер и несколько коробок с патронами.

— Попей воды, — сказал Коул. — В желудке ее не так тяжело таскать, как на поясе.

Эрин покорно отвинтила крышку фляги и сделала несколько глотков. Вода была с затхлым вкусом и теплая — проку от нее не было никакого. Эрин почему-то подумала о ледниках, сползающих в теплый океан, и представила, как от них отделяются огромные льдины.

— Снимать еще будешь? — спросил Коул.

— Разве ты сам не видишь?

Коул оглядел ее и улыбнулся.

— Действительно, глупый вопрос.

Эрин посмотрела на почти обнаженного Коула. Его нагота в сочетании с застенчивой улыбкой заставили сильнее забиться ее сердце. Волна желания пронзила тело девушки. Но нахлынули воспоминания, как Коул и Лай стояли вплотную друг к другу, — и от этого Эрин стало жарче, чем от солнца.

— Давай вместе пройдем немного вверх по течению, — предложил Коул. — Чтобы не потеряться, о'кей?

Эрин согласно кивнула.

— Скажи, не обнаружил ли ты что-нибудь интересное?

— Чуть выше может находиться русло бывшей реки или даже береговая отмель. — Коул пальцем указал на два высоких холма, меж которыми шло сухое русло. — Образцы гальки, что я нашел здесь, обкатаны больше, чем камни, которые находил прежде. Вполне вероятно, что их обкатала вода.

— Значит, тут могут быть алмазы?

— Тебе бы только алмазы… На границе песчаника, где подводная река проложила себе русло, возможно, имеются пещеры.

— Правда?

— Там, где песчаник размывает вода, всегда могут быть пещеры, — авторитетно заявил Коул. — Большинство пещер образуется там, где вода входит в породу, как нож в масло.

Глаза Эрин загорелись. Она открыла было рот, желая что-то сказать, но только махнула рукой, отгоняя мух.

— Пора опять мазаться, — сказал Коул и вытащил из рюкзака флакон. — Любят же тебя мухи, черт бы их побрал.

Скривившись, Эрин взяла у него лосьон, пахнущий лекарством, и смазала все незащищенные участки тела.

— Будь осторожна, тут могут быть змеи, — предупредил Коул, поднимая рюкзак. — Они любят тень и часто прячутся в расщелинах. Если увидишь птиц или летучих мышей, сразу же скажи. Не исключено, что поблизости есть вода.

— А разве у нас мало воды? — спросила она.

— Запасов хватит на несколько дней, но если бы удалось найти источник, не отмеченный на карте, мы смогли бы немного усложнить Стриту жизнь.

Эрин завинтила флакон с лосьоном и передала его Коулу.

— Но ведь может быть и так, что этот самый Стрит именно тот, за кого себя выдает: представитель австралийского правительства, инспектирующий шахты, ранее принадлежавшие Эйбу.

— Все может быть. Но я бы за это не поручился.

Эрин хотела что-то сказать, но Коул резким жестом заставил ее замолчать. Несколько секунд он стоял неподвижно, прислушиваясь, чуть наклонив голову.

— А что… — начала она.

Коул нетерпеливо указал на восточную часть неба. Эрин прислушалась и через несколько секунд различила далекий гул вертолета. Потом появилась едва различимая темная точка. Вертолет летел на высоте примерно тысячи футов. До него оставалось несколько миль. Если машина не изменит своего курса, то пролетит мимо на порядочном расстоянии от них.

— Может, кто-то разыскивает «Собаку-IV», — предположила Эрин.

— Если так, то он только что пролетел над нею.

Внезапно вертолет изменил курс. Коул выругался, схватил за руку Эрин, и они побежали туда, где росли деревья.

Эрин молча кивнула. Послышался звук приближающегося вертолета. Лопасти с характерным равномерным рокотом рассекали воздух. Через минуту звук начал отдаляться.

— Погоди, — сказал Коул, видя желание Эрин встать. — Посиди немного. Нужно, чтобы после того, как мы перестанем его слышать, прошло минут пять.

Эрин прилегла на бок, не испытывая неудобства от твердой земли и камней, разбросанных между выходивших на поверхность корней деревьев. Она испытывала неудобство лишь от жары и от соседства прилегшего рядом мужчины. Когда Коул привычными движениями зарядил револьвер, Эрин внутренне напряглась.

— А ты уверен, что «Собака-IV» именно в той стороне? — спросила она.

— Конечно.

— Может, они не нашли ее?

Звук двигателя вновь приближался, нарушая тишину.

— Он поквадратно ведет поиск, разве непонятно? И вообще, если я сказал «Садись!» или «Ложись!» — выполняй, не раздумывая.

Голос Коула прозвучал так властно, что у Эрин даже мурашки по спине побежали.

— А вдруг он заметил наш «ровер»?

Ничего не ответив, Коул посмотрел на солнце. До захода оставалось еще немало времени. Можно было надеяться лишь на то, что деревья, под которыми стоял «ровер», послужат надежной защитой. Впрочем, Коул и сам немало часов налетал на вертолете в этих местах и знал, что деревья не обеспечивают надежной маскировки с воздуха. Подобно другой растительности в жарком климате, у акаций и камедных деревьев на Кимберлийском плато крона была редкой, а листья почти не отражали солнечные лучи. Они были узкими и висели почти вертикально, не образуя пышной шапки листвы.

Звук двигателя приблизился, отдаваясь эхом между глыбами песчаника. Эрин уже без всякого напоминания Коула легла и прижалась щекой к земле. Ей показалось странным, что совсем недавно еще такая пустынная земля сейчас была словно пропитана ощущением грозящей им опасности.

Звук вертолета достиг апогея, затем начал стихать: вертолет взял новый курс.

— Если не отклонится, то должен пройти как раз над нашим «ровером», — заметил Коул. — Если вдруг он приземлится, я пойду к «роверу». А не вернусь и тебя позовут, вставай и иди.

— Да, но…

— Никаких «но», — резко оборвал он ее. — У тебя шансов выжить в одиночку столько же, сколько было бы у меня, окажись я вдруг голым посреди Арктики. У Стрита наверняка есть причина оставить тебя в живых. А климат — совершенно особая вещь: ему наплевать, жива ты или мертва.

Коул, сняв шляпу, вытер ладонью лоб и вновь принялся изучать окрестности. Ущелье уходило вдаль, петляя между холмов. Жарища была невыносимая! Пелена облаков лишь усиливала зной. Влажный тяжелый воздух обеспечивал отличную звукопроводимость. И потому Коул и Эрин одновременно услышали, как внезапно вертолет изменил курс.

— Что ему здесь нужно? — проворчала Эрин.

— Это одно из немногих мест в округе, где растительность довольно густая, чтобы можно было спрятать автомобиль. Не исключено, что на борту вертолета находится достаточно чувствительная аппаратура, которая может на расстоянии определить местонахождение нашего «ровера», ведь он цельнометаллический.

— А может, в «ровере» спрятан какой-нибудь передатчик, и они летят на его сигнал? — печально предположила Эрин.

— Вряд ли. Я все там проверил. Да и вертолет ведет себя так, словно что-то выискивает, а не летит прямиком на сигнал.

Внезапно звук вертолета усилился. Машина, изменив курс, вновь приближалась. Она уже была совсем рядом. Звук двигателя казался оглушительным. Эрин закрыла глаза и мысленно взмолилась, чтобы вертолет исчез.

Шум двигателя понемногу ослабевал. Эрин облегченно вздохнула. Но прежде, чем она успела что-то сказать, машина вновь повернула, и шум снова усилился, а затем резко стих — вертолет приземлился.

— Нашел-таки наш «ровер», — сказал Коул.

Он резко вскочил на ноги и скинул с себя всю поклажу, оставив лишь револьвер. Насыпал полный карман патронов и побежал вдоль сухого русла реки. Палящая жара да вязкий песок затрудняли его передвижение. Ноги утопали в песке, легкие горели от раскаленного воздуха, мускулы наливались свинцовой тяжестью. До «ровера» было приблизительно с милю: в нормальных условиях такое расстояние Коул одолел бы за восемь минут. Однако сейчас дай Бог, если он пробежит его минут за двенадцать.

Коулу оставалось еще ярдов четыреста до автомобиля, когда двигатель вертолета взревел и машина поднялась в воздух. На высоте в сотню футов вертолет как бы рыскал по воздуху. В месте взлета столбом стояла пыль. Внезапно машина зависла и спустилась там, где стоял Коул. Тот развернулся и помчался назад, стремясь укрыться за невысокой насыпью, некогда обозначавшей берег исчезнувшей реки. Коул сумел спрятаться, когда вертолет был еще в сотне ярдов от него. Подмытый берег высохшей реки и торчавшие валуны сослужили ему хорошую службу.

Вертолет, подобно разъяренному быку, сначала поднял морду, затем тяжело опустился. Звук двигателя был очень громким, но он не смог полностью заглушить выпущенную автоматную очередь. Коул обнаружил небольшую выемку в известняке и спрятался в ней. Пули взметнули фонтанчики песка, глухо ударили по булыжникам. Первый выстрел отозвался громким эхом в замкнутом пространстве. Коул выстрелил еще раз, затем еще — почти не целясь, так как вертолет висел совсем близко и представлял собою исключительно крупную мишень.

Подобно потревоженному ястребу, машина резко взмыла вверх. Коул вытащил из кармана патроны, вновь зарядил револьвер и опять прицелился.

— Ну, давай ближе, ближе, сукин сын, — сказал Коул. — Немножко поближе… вот… вот и хорошо… Сейчас я тебя…

Вертолет резко изменил курс, уподобившись огромному маятнику, ходящему взад-вперед. Как опытный хищник, притаившийся на берегу, Коул терпеливо поджидал, не спуская глаз с противника. Пилот вертолета либо не рассчитал дистанцию, либо оказался слишком уж самонадеянным. Как только его машина приблизилась на расстояние прицельного выстрела, Коул принялся нажимать на курок, укладывая одну пулю возле другой. Нервы пилота, должно быть, не выдержали, машина резко взмыла в небо и вскоре исчезла вдали.

Коул машинально перезарядил револьвер, хотя в том уже не было никакой необходимости. Звук вертолета почти затих, затем и вовсе пропал, хотя Ко-улу еще некоторое время казалось, будто он различает отдаленный рокот. Осторожно и не спеша он выбрался из укрытия и огляделся. Между ним и «ровером» не было заметно ни малейшего движения. Конечно, из соображений предосторожности следовало бы выждать минут двадцать, если вдруг из вертолета высадился наемный киллер, но Коул не был уверен, что терпения Эрин хватит на это время.

Под защитой деревьев, наслаждаясь их скудной тенью, Коул направился к Эрин. Обнаружил он ее там же, где и оставил. Увидев Коула, она мгновенно вскочила и бросилась ему в объятия. На секунду она крепко прижалась к нему, затем отпрянула со вздохом облегчения.

— Ну как, ты в порядке? — спросила она, озабоченно оглядывая Коула с головы до ног. — Мне показалось, что я слышала выстрелы.

— Меня не задело.

— Кто это был?

— Я не рассмотрел. Но вертолет был с фермы.

Эрин больше не задавала вопросов. Она молча шла за Коулом к оставленному «роверу». При виде автомобиля ее охватила радость. Как бы ни было жарко и пыльно, но в кабине лучше, чем под палящими лучами солнца.

Коул увидел, что из «ровера» вытекает какая-то жидкость, образуя темные лужицы. Он сразу понял, что случилось.

— Коул…

— Сам вижу, — резко сказал он. — Пробит радиатор.

Эрин молча наблюдала, как Коул, открыв капот, изучал двигатель, затем придирчиво осматривал приборную доску и багажник.

— Вот, сволочь, хорошо поработал, — сказал Коул и громко стукнул дверцей. — Забрал всю воду, шланги, все металлические трубки.

— И воду взял?!

— Ну, не в буквальном смысле — вылил на землю. А вот провизию захватил с собой.

Эрин недоуменно покачала головой.

— А радио?

— Утащил. И все карты…

Дыхание Эрин участилось. Она резко отвернулась, не желая, чтобы Коул увидел, как она напугана.

— Понятно… Что же нам теперь делать?

Он посмотрел на небо, затем на женщину.

— Попей из фляги, детка.

— А не лучше ли экономить воду?

— Ты не представляешь, сколько людей тут умерло от жажды, хотя у них еще оставалась в запасе вода. Парадоксально, но факт. Обезвоживание сродни гипотермии. Оно выжимает из человека жизненные соки, но прежде лишает его рассудка. Так что пей, пока пьется. Жажда скоро нас замучает, никуда от этого не денешься.

Глава 31

Коул сложил в свой рюкзак только то, что было необходимо для выживания.

— Как твои пленки, в порядке? — спросил он.

— Должно быть. Кассеты не повреждены.

Эрин попыталась было засунуть отснятые пленки в специальный пояс с кожаными карманчиками.

— Не трать на это время, — сказал Коул. — Мы не можем взять с собой ни грамма лишнего груза.

— А сколько времени займет обратный путь? — спросила она, горестно глядя на изрядную кучу кассет, которые была вынуждена оставить.

— Я не очень-то уверен, что мы вообще выберемся отсюда, — откровенно сказал Коул. — До Джибб-роуд около семидесяти миль. Но это если лететь по прямой. А пешком гораздо дольше.

— А до фермы Уиндзора?

— Миль пятьдесят, если пойдем по дороге… Если попытаться сократить путь, то выйдет чуть меньше. До фермы предстоит преодолеть два известняковых кряжа. Вот воды нам скорее всего негде будет взять. Но даже если мы доберемся до фермы, этот гад из вертолета будет уже нас там поджидать, и, поверь мне на слово, я не смогу его одолеть. Я надеюсь, что на пути до Джибб-роуд нам посчастливится найти воду. А если повезет, хорошо бы на трассе встретить кого-нибудь, кто мог бы нам помочь.

Коул счел за благо не говорить о том, что шансов выжить у них почти никаких. Без пищи, почти без воды им придется милю за милей преодолевать пересеченную местность, которая не только не облегчает им путешествие, а, напротив, попытается выжать из них капля по капле все жизненные силы.

Эрин видела суровое лицо Коула. Ни слова не говоря, она отвернулась от отснятых пленок, на которых была запечатлена история ее проникновения на ранее неведомую, враждебную территорию — Кимберлийское плато.

— В сумке-холодильнике вода еще осталась? — спросил Коул.

— Да, немного.

— Вылей в пустую флягу, что под передним сиденьем.

Эрин не успела еще перелить всю воду, а Коул уже подошел к «роверу», держа в одной руке тяжеленный рюкзак и револьвер — в другой. Он надел футболку защитного цвета, другую такую же сунул в рюкзак. Эрин вылила последние капли в широкую горловину фляги и передала ее Коулу. Он взвесил флягу в руке и удивленно поднял брови.

— Не менее полугаллона, — сказал он. — Неплохо.

Он не добавил, что их запасы воды составляют лишь малую часть от нормального дневного рациона.

Прицепив флягу к поясу рядом с еще одной флягой, где также было около полугаллона воды, Коул сказал, протягивая к Эрин руку:

— Давай свой пояс и флягу тоже.

— Да я и сама могу…

— Снимай, я сказал. — Послушай, Коул…

— Мне нечего слушать, — оборвал он ее. — Как бы там ни было, а я раза в три сильнее тебя.

Эрин посмотрела в его серые строгие глаза и поняла, что спорить с ним не имеет смысла. Это напрасная трата сил. Она отдала ему флягу и бросила на землю свой пояс. Машинально повернувшись к машине, она вытащила сумку с фотокамерами. В тот же миг она поняла, что делает, и положила сумку обратно. Потом повернулась к Коулу. В руках у нее ничего не было.

— Мне очень жаль, — сказал Коул и мимоходом погладил ее по щеке.

— Да я это так, по привычке… конечно, если это несъедобно, если это нельзя пить, если из этого нельзя стрелять — нам это ни к чему.

— Уинг возместит тебе все твои расходы.

Она согласно кивнула. Но даже если ей удастся выжить, даже если Уинг оплатит ей стоимость фотокамер, никто и никогда не сможет ей возместить ценность отснятой пленки. Эрин старалась прогнать от себя такие мысли.

Коул сверился с компасом и легкой уверенной походкой двинулся по сухому руслу. Он шагал ни быстро, ни медленно, размеренным шагом, рассчитанным на длинную дистанцию. Эрин шла следом, стараясь не обращать внимания на струившийся по телу пот и на нещадно палившее солнце. Они прошли мили две, как вдруг Коул резко свернул в сторону и остановился в бархатной тени, отбрасываемой известняковым утесом. Тут им посчастливилось найти небольшую пещеру — даже не пещеру, а тесное углубление. В некоторых местах на известняке виднелись языки копоти.

— Видимо, здесь разводили костер аборигены, — сказал, осматриваясь, Коул. — Какое-нибудь племя отсиживалось здесь, пережидая сезон дождей.

Эрин сразу же позабыла о жаре. Она жадно всматривалась в наскальные рисунки и с сожалением думала о том, что у нее нет камеры, чтобы заснять эти образцы первобытного искусства.

— Тут нас с воздуха не заметят. Так что до темноты можно считать, мы в безопасности — сказал Коул. Повернувшись к Эрин, он прочитал на ее лице отчаяние, сожаление и грусть — все, что испытывала девушка. — Могу тебя успокоить: в Австралии тысячи подобных стоянок, их можно найти где угодно, так что не переживай: сможешь не раз еще заснять стоянку аборигенов и их рисунки.

Она согласно кивнула, подумав при этом, верит ли сам Коул в то, что они выживут. Но задать этот вопрос не решилась.

— Странно, смотрю на эти примитивные рисунки с каким-то непонятным чувством…

— Мы на священной территории.

— Ну да? — И Эрин с живым интересом принялась рассматривать наскальные изображения.

— Всякая территория, которая хоть немного отличается от окружающего ландшафта, для аборигена священна. Каждый родник и ручей, необычного вида скала, иначе говоря, чуть ли не все, что выделяется на ровной поверхности, кроме зарослей кустарника или камедных деревьев, — все считается у аборигенов священным. — Коул скинул с плеч рюкзак и потянулся. — Но нам нечего опасаться, что сюда неожиданно могут нагрянуть незваные гости. После сезона дождей здесь не было ни души.

— Откуда такая уверенность?

— Я не вижу ни свежих бутылочных осколков, ни банок из-под пива, — Коул указал на рюкзак. — Положи себе под голову. Если сможешь, вздремни. Впереди целая ночь, и всю ночь нам придется идти.

— Всю ночь?! Ты в самом деле думаешь, что после случившегося нас могут выслеживать?

— Если ночью идти, а днем спать — уменьшится расход воды.

Эрин колебалась. Она давно уже хотела задать Коулу один вопрос, но понимала, что ответ — какой бы он ни был — решительно ничего не изменит. Понимая всю неуместность вопроса, она все же спросила:

— Сколько времени нужно, чтобы добраться до Джибб-роуд?

— Четыре дня. Это если повезет. А вообще-то дней шесть, потому что вторая часть пути пройдет по более сложной местности, да и сами мы к тому времени будем порядком истощены. Учитывая, что во флягах вся наша вода и другой мы не сумеем раздобыть, завтра в это время мы уже будем мучиться от жажды. А еще через сутки будем с трудом передвигаться. — Коул сел на землю, опершись спиной о каменную стену, и закрыл глаза. — Если повезет, мы найдем не обозначенный на карте родник. В противном случае… Ну, есть еще способы утолить жажду.

Прежде чем Эрин успела спросить, что конкретно он имеет в виду, Коул уснул. Девушка не была уверена, что сумеет заснуть, хотя проделанный за день путь порядком утомил ее.

Эрин проснулась, когда Коул уже потягивался и разминал затекшие члены. Солнце светило не так ярко, день близился к вечеру. Бледные, почти неразличимые, то тут, то там вспыхивали на темно-сером небосводе молнии. Ранее собиравшиеся кучевые облака представляли одну сплошную свинцовую тучу. Она не сулила ни прохлады, ни капли дождя. Казалось, что туча, подобно крышке от сковороды, лишь удерживает на земле дневную жару.

— Неужели и вправду в здешних краях случается дождь? — поинтересовалась Эрин, сглатывая вязкую слюну, чтобы хоть как-то смочить пересохшее горло.

— Увидишь сама в свое время. Но сегодня, конечно, никакого дождя ждать не приходится. Через несколько часов туча уйдет и жара немного спадет. — Коул встал, протянул ей руку и ловким рывком помог Эрин подняться. — Пока светло, мы можем успеть сделать кое-что полезное.

Коул вскинул рюкзак на плечо и вышел из-под каменного козырька скалы. Эрин последовала за ним. После долгих вечерних сумерек, характерных для Аляски, Эрин всегда поражалась тому, как стремительно заходит австралийское солнце. Но и после того, как оно скрылось за горизонтом, жара на Кимберлийском плато ничуть не ослабела. Влажность воздуха по-прежнему оставалась чудовищно высокой, но пот на теле Эрин не испарялся, тем самым сохраняя запасы влаги в организме.

Коул двигался ровным неторопливым шагом, время от времени посвечивая фонариком на циферблат компаса. Через некоторое время свинцовая туча превратилась в перистые облака и затем совсем рассеялась, обнажив звездный бархат южного неба. Треть небосклона занимал неяркий Млечный путь. Изредка в самых неожиданных местах прочерчивали небо юркие молнии, почти такие же яркие, как звезды. Взошедшая луна освещала ландшафт мягким серебристым светом.

Стараясь не отстать, Эрин двигалась за Коулом, прокладывавшим путь в зарослях или среди множества валунов. Она шла за ним след в след. Когда Коул останавливался, чтобы свериться с компасом, она чуточку отдыхала. Как правило, Коул предпочитал идти по сухому руслу, хотя ноги и увязали в песке. Русло почти чернело на сером фоне окружающего ландшафта, там, где некогда текла вода, не было никаких препятствий, которые им пришлось бы преодолевать.

Наступили недолгие часы ночной прохлады. Коул и Эрин сделали привал и допили оставшуюся у них воду.

Когда горизонт порозовел от лучей утреннего солнца, Эрин уже едва волочила ноги, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу. За ночь ландшафт несколько изменился. Холмы, следовавшие ранее почти в затылок друг другу, теперь отстояли один от другого на порядочное расстояние и увеличились в размерах.

Воспользовавшись тем, что рассвело, Коул ускорил шаги. Он быстро шел до тех пор, пока жару еще можно было переносить. Обнаружив у подножия холма небольшие заросли, Коул сделал остановку в их редкой тени, отбрасываемой в пологую лощину. Он выбрал место между двумя близко росшими деревьями и натянул одеяло. Получилось нечто вроде тента, где можно было бы отоспаться.

— Ложись в тень, — распорядился Коул. — И без нужды не двигайся, лежи спокойно.

Он подложил рюкзак под голову Эрин. Затем, взяв лопату, прошел несколько шагов и оказался за пределами тени, отбрасываемой деревьями. Он вырыл неглубокую яму в три фута длиной. Края ее обложил листьями акации и камедных деревьев. В середину вырытой ямы поставил свою большую алюминиевую кружку, сверху покрыл ее слоем прозрачной пленки, а края пленки прижал камнями. Последний камень он положил на середину куска пластика, как раз на кружку.

Коул молча вернулся в тень, взял из рюкзака еще несколько кусков пленки и опять отправился под солнечные лучи. Он обернул пленкой три большие ветки деревьев и завязал пластик по краям, так что образовалось что-то вроде трех больших упакованных букетов. Затем Коул вернулся в спасительную тень.

Когда Коул опустился рядом с девушкой, Эрин подняла голову и посмотрела на него.

— Это еще зачем? — спросила она, указав на древесные букеты.

— Импровизированные дистилляторы. В листьях очень много влаги. Мы заставим солнце поработать на нас. Хватит ему на нас нападать. Ладно, давай спи.

Эрин облизала пересохшие губы. Было что-то неестественное в том, что при такой высокой влажности хотелось пить и во рту пересыхало. Впрочем, эта мысль сразу же ушла, так как на нее навалился сон. Уже засыпая, Эрин почувствовала, что Коул втирает ей в кожу крем, предохраняющий от ожогов. Эрин хотела поблагодарить его, но сил хватило только на то, чтобы что-то слабо и нечленораздельно пробормотать.

Потом Эрин почувствовала, что Коул пытается разбудить ее.

— Эрин, детка, просыпайся. Завтрак готов.

При одной мысли о еде горло у нее засаднило. Она села и протерла глаза.

— Завтрак? — переспросила Эрин.

— Но прежде тебе придется немного поработать.

— Как?

Коул помог ей подняться на ноги.

— Вон, смотри, — и указал на землю футах в пятнадцати от них, где между камедными деревьями осторожно ползла змея. Она, наверное, выискивала прохладное место, где можно было бы переждать жару. Эрин удивленно вскрикнула.

— Это и есть твой завтрак?

— Если подфартит, — сказал Коул, протягивая ей почти метровый прут. — Попробуй ее отвлечь, а я тем временем обойду ее сзади. Только не увлекайся. Просто старайся привлечь ее внимание. Если она уползет в камни, поймать ее будет куда труднее.

— А это опасная змея? — крикнула Эрин вслед уходившему Коулу.

— Она опасна, пока живая. Но как только я ее убью, она станет безопасной, и мы съедим ее за завтраком.

Эрин стряхнула с себя остатки сна, вышла на солнце с веткой в руке, намереваясь выполнить порученное ей дело. Хотя день перевалил за середину, солнечные лучи мощно били сквозь разрывы в облаках. Эрин волочила ветку по земле, и листья издавали мягкий шелестящий звук. Услышав его, змея тотчас же повернула голову и изменила направление движения.

— Ну вот, ее внимание, кажется, переключилось на меня, — сказала Эрин.

Змея смотрела на нее своими похожими на кусочки обсидиана глазами. Присутствие Эрин нисколько не испугало рептилию. Змеи в этих краях чувствовали себя подлинными хозяевами. Людей они считали скорее диковинкой, нежели источником угроз.

— Только не подходи к ней слишком близко, — предупредил Коул.

— Уж кто бы говорил…

Коул ничего не ответил. Он подобрался поближе к змее, стараясь держаться со стороны хвоста. Эрин мелкими подергиваниями ветки полностью отвлекла на себя внимание рептилии.

Неожиданно Коул сделал резкий выпад и ухватил змею за хвост. Он поднял ее на воздух, затем опустил и сильно стукнул о землю. От мощного удара змея тотчас же сдохла. Коул на всякий случай еще раз шлепнул рептилию о землю, затем для пущей надежности немного подождал. В его руке безжизненной плетью висели четыре фута их сегодняшнего завтрака.

С трудом проглотив слюну, Эрин сказала себе, что протеин всегда протеин. Умом она понимала, что речь идет всего-навсего об источнике необходимых организму веществ. Но ее желудок понимать это решительно не желал. И это при том, что ей раньше доводилось есть мясо тюленей, а змеиное едва ли отвратительнее.

— Кроме того, в мясе змеи много воды, — сказал Коул, вынимая из прикрепленного на запястье чехла свой нож. — Если не веришь, посмотри, как я буду се разделывать.

— Ну уж нет, благодарю покорно.

— Не волнуйся. Когда ты приготовишь мясо, оно будет исключительно белым и по вкусу напоминающим…

— Куриную грудку, — с издевкой сказала Эрин. Он удивленно вскинул брови.

— Неужели ты на Аляске и змею успела отведать?

— Нет, но мне доводилось слышать подобные сравнения, когда речь шла о лягушачьих лапках, жареных гусеницах и прочих так называемых деликатесах, которые мне доводилось пробовать. Все это чушь собачья. Только цыплячья грудка имеет вкус цыплячьей грудки.

— Но все равно змея — это лучше, чем ничего.

— Если змеиное мясо хоть чуточку вкуснее мяса тюленя, это уже превосходно.

Коул едва заметно улыбнулся.

— Кажется, мне уже доводилось говорить, что ты отличный компаньон! Готов повторить.

Без лишних слов Коул принялся потрошить змею. Он делал это быстро и ловко, как человек, изрядно в том поднаторевший. Эрин, прищурившись, наблюдала за ним. Змея оказалась не такой много кровной, как иные рыбы, и даже не такой мерзкой, как мясо тюленя.

— Разводи костер, — сказал Коул, разделывая добычу. — Пока ты жаришь мясо, я погляжу, что там в наших дистилляторах. Если сейчас не сможешь, съешь после. Хотя я думаю, что после того, как мы прошагали всю ночь, у тебя желудок, наверное, прилип к позвоночнику, и поэтому змея покажется тебе не хуже осетрины.

Она ему не поверила, хотя спорить не стала. Когда подойдет время завтрака, она будет есть, так как нужно поддержать силы.

Пока Эрин разжигала костер из эвкалипта и поджаривала на огне мясо змеи, Коул опорожнил устроенные им резервуары для воды. Всего набралось около галлона жидкости. Коул разделил добытую воду поровну, разлив ее по двум флягам.

— Это твоя, — сказал он, протягивая Эрин одну из фляг. — Пей.

Вода имела столь же необычный привкус, что и мясо змеи: то и другое пахло эвкалиптом и акацией. Несмотря на сильнейшую жажду, Эрин смогла выпить не более трети фляги. Затем, взяв у Коула оловянную кружку, она налила туда половину всей оставшейся воды.

— Это тебе, — сказала она. — Пей!

— Не смеши.

— Ты вдвое больше меня, и, значит, тебе нужно вдвое больше воды.

— Эрин…

— Нет, — оборвала она его. — Если уж ты несешь весь груз и выполняешь вдвое больше работы, то и пить-есть должен соответственно. Так справедливо.

Коул внимательно посмотрел в прекрасные зеленые глаза Эрин.

— Выпей-ка ты все это сама, — сказал он.

— Знаешь, я щепетильна в таких делах. Ты больше работаешь — тебе больше и полагается. Если мы оба хотим выжить, то и вести себя должны разумно, не так ли?

После некоторого колебания он начал пить воду с сильным эвкалиптовым запахом. Это утолило жажду, перестало саднить его пересохшее горло. Выпив всю воду, он легким поцелуем стер капли с губ Эрин.

— Ты редкостная женщина, Эрин Шейн Уинд-зор.

— А ты редкостный мужчина, — прошептала она. — Если уж мне суждено будет здесь умереть, по крайней мере я буду до последнего надеяться на спасение, и за это я так тебе благодарна, Коул. В одиночку я бы не смогла ничего сделать.

Он нежно погладил ее по щеке, затем отвернулся и принялся укладывать вещи в рюкзак. Покончив с укладкой, он взял компас, представил себе карту, сориентировался на местности и протянул руку Эрин.

— Пойдем, что ли? — спросил он.

Она невесело улыбнулась.

— «Пора не пора — идем со двора». Так?

— Ну да, что-то в этом роде. Я понимаю, ты очень устала, но засветло мы еще можем одолеть немалое расстояние. Да и много проще идти при свете.

Эрин ухватилась за его протянутую руку, и они тронулись в путь под палящим солнцем Кимберлий-ского плато. Коул предусмотрительно выбрал такой маршрут, чтобы обойти участок, где рано утром, пока Эрин спала, он обнаружил человеческие следы. Незачем ей догадываться, что за их унылым передвижением следят. Узнай о том Эрин — она принялась бы гадать, зачем да почему с ними играют в кошки-мышки, а не разделаются прямо тут, вдали от посторонних глаз.

Впрочем, последний вопрос действительно оставался без ответа. Коул и сам спрашивал себя «Почему?» и не находил объяснения.

Глава 32

На четвертую ночь путешествия жажда стала невыносимой. Она проникала повсюду, охватила мозг и тело, действовала сильнее жары. Все их мысли были о воде. Чем отчаяннее Эрин старалась прогнать их от себя, тем больше она думала только об одном — о воде. Коул, не оборачиваясь, размеренно вышагивал впереди. Казалось, ни жажда, ни усталость его не брали.

Но Эрин отлично понимала, что он просто не подавал вида. Когда Хоул ел мясо змеи, Эрин заметила, что у него дрожат руки. Несмотря на влажный воздух и ежедневные порции экзотически пахнущей воды, его организм час за часом терял влагу и обезвоживался.

Сквозь плотные облака проглядывало звездное небо. Изредка по небосклону прочерчивала прихотливый зигзаг очередная молния, в этот час неспособная, впрочем, осветить окрестность. Несмотря на обилие звезд, лунный свет и случайные молнии, ночь казалась черной и очень длинной по сравнению с ночами в Арктике. На горизонте края самых высоких облаков вдруг высветлились, затем побледнели и те, что висели почти над землей. При вспышке молнии Эрин увидела, что Коул, обернувшись, протягивает ей руку. Его лицо было хмурым, под стать ночи. Когда она взяла его за руку, он привлек Эрин к себе. Коул понимал, что если они сделают привал, то уснут мертвым сном и потеряют несколько драгоценных часов. Они стояли в обнимку, давая себе возможность немного передохнуть.

На горизонте вспыхивали молнии, но раскатов грома было почти не слышно.

— Если нам немного повезет, — сказал Коул, тяжело переводя дыхание, — через день-другой пойдет дождь.

Эрин кивнула, чтобы избавить себя от необходимости говорить.

Коул порывисто обнял ее, прижался щекой к ее щеке, затем разжал объятия. Сверившись со стрелкой компаса, он оглядел начинавший светлеть ландшафт, затем двинулся в сторону хребта, который казался то пологим и близким, то крутым и далеким. Точнее определить это не удавалось. Как бы то ни было, но этот хребет необходимо было преодолеть на пути к Джибб-роуд.

Хребет казался столь же неопределенно далеким, как и небосвод, который на востоке уже стал из черного серым. Коул подождал, пока Эрин догнала его. Сняв с пояса флягу, он сделал два глотка и протянул ее Эрин.

— Допивай, — распорядился он.

— Нет, это твое.

Коул глотнул еще раз, затем привлек к себе Эрин и поцеловал ее так, как не целовал с тех пор, как они жили на ферме. Когда губы Эрин приоткрылись, он выпустил ей в рот воду, которую Эрин отказалась выпить из горлышка фляги. От неожиданности Эрин проглотила влагу. Он улыбнулся и поцеловал ее так, что на какое-то мгновение оба позабыли об усталости, жаре и жажде. Затем Коул обнял Эрин, словно прощался с ней навеки.

Коул разжал объятия, и почти сразу же горизонт осветился первыми лучами солнца, которое бесшумно, уверенно и властно взбиралось на небосвод. Пробившиеся сквозь просветы в облаках, его лучи почти мгновенно изменили ландшафт, превратившийся в причудливое скопление ярких красок.

— Я вот думаю, черт с ними, с этими алмазами, — произнесла шепотом Эрин, глядя на великолепное, необъяснимое в своей прелести чудо явления дня из ночи. — Сейчас бы что угодно отдала за камеру и несколько неотснятых пленок.

Коул чуть улыбнулся.

— Верю. — Он убрал прядь волос с ее порозовевшего от солнечных лучей лица. — Для тебя фотография то же, что для меня поиск алмазов: нечто вроде ключа, открывающего дверцу в иной мир. Верь мне: если бы прямо сейчас мне удалось отыскать алмазный рудник Эйба, я не задумываясь обменял бы его на чистую пленку и подарил тебе.

Увидев крайнее изумление в ее глазах, Коул почувствовал, что Эрин буквально сражена его признанием. Она отстранилась и посмотрела ему в глаза.

— Ты и вправду бы так поступил? — прошептала она.

— Я всегда говорю только правду. — Он привлек Эрин к себе, загородив своим телом ее изумрудные глаза от солнечных лучей. — Когда я впервые увидел «Арктическую одиссею», у меня было чувство, будто я нашел месторождение алмазов. Я почувствовал трепет, кровь вскипела у меня в жилах, восторг охватил мое тело.

Он вдруг отстранился от Эрин и сказал:

— Наблюдай за местностью. Если вдруг увидишь птиц или пышную растительность, скажи мне. Это признаки карстовых пластов. Если повезет, мы найдем воду. Она может оказаться в пустотах в известняке и в воронках. Остается ее найти и молиться, чтобы никто не разыскал ее прежде нас.

Через два часа после восхода солнца Эрин и Коул допили последние капли воды. Сейчас они лежали под тентом из одеяла, растянутого между двумя длинными и тонкими деревьями и смотрели, как над землей струится вверх горячий воздух. Выпитая вода напоминала кипяток. У нее был сильный привкус листьев камедного дерева, но все равно для иссушенной глотки вода казалась божественным бальзамом.

Коул внимательно смотрел на темные тучи, надвигавшиеся со стороны Индийского океана. Облака были огромные, плотные, их верхушки заслоняли солнце, а внизу они почти касались земли.

— Кажется, что тучи совсем близко, а на самом деле они очень далеко, — сказал Коул хриплым голосом, наблюдая за тем, как воздушное течение в верхних слоях атмосферы разбрасывает тучи, ранее двигавшиеся сплошной массой, в разные стороны.

Через несколько минут Коул оторвался от туч, только обещавших, к сожалению, невозможный дождь, и принялся изучать окрестный ландшафт.

Но хотя Коул тщательно осмотрел все окрестности, ему так и не удалось отыскать следов пересохшего озера, которое в сезон дождей наполнялось бы водой. Нет, решительно никаких озер тут не могло быть. При этой мысли он вдруг ощутил некое еще не вполне осознанное волнение. Сразу же позабылись жара и жажда, которые медленно, но верно подтачивали его силы.

— Что ты высматриваешь? — спросила его Эрин.

— Следы потоков, по которым в сезон дождей вода стекает на равнину.

Несколько минут Эрин и сама пыталась найти подобные следы. Не отыскав ничего, она нахмурилась.

— Слушай, а не в этих ли местах мы с тобой были вчера?

Коул искоса посмотрел на нее: неужели обезвоживание организма привело к тому, что у Эрин «крыша поехала»?

— Нет, мы тут не проходили.

— Но… этот ландшафт мне кажется немного знакомым…

— Отсюда до Адмиралтейского залива все ландшафты на одно лицо.

— Ты уверен в этом? — Эрин сощурилась, оглядывая окрестности. С каждой минутой она все более убеждалась в том, что эта местность ей знакома.

— Ты только не переживай. Я не настолько еще одурел от этой жары, чтобы ходить кругами. Ложись лучше, отдохни, — сказал он, поднимаясь. — Скоро опять пора трогаться в путь.

— А ты куда идешь?

— Пройдусь немного. — Он указал рукой на холм, с которого совсем недавно они спустились.

— А что тебе там нужно?

— Поднимусь на вершину, оттуда вид хороший. Осмотрюсь, вдруг увижу каких-нибудь птиц или деревья.

Коул вытащил из рюкзака револьвер, зарядил его, взял еще горсть патронов. Эрин сурово смотрела на него.

— Ты, кажется, что-то недоговариваешь, скрываешь от меня?..

— Отдохни лучше, поспи. Я скоро приду.

— Коул!

— Да все в порядке, что ты в самом деле… Ас верхушки холма я тебя отлично буду видеть.

И прежде чем Эрин успела задать очередной вопрос, Коул пошел к холму.

Вздохнув, Эрин улеглась на спину. Ею все более овладевало равнодушие. Облака тем временем сгущались, закрывая солнце. Температура воздуха понизилась на несколько градусов. Зато влажность увеличилась: дышать стало труднее. Плотность облаков росла, они стали темно-лиловыми, предвещая дождь. Лиловый цвет, вначале окрасивший лишь нижние края облаков, постепенно распространялся выше. Одна свинцовая туча висела почти над самой головой Эрин: в ней отчетливо погромыхивал гром и время от времени постреливали молнии. На растянутое Коулом одеяло упали несколько капель. Эрин тотчас же вышла из-под навеса, задрала голову и расставила руки в стороны, словно пытаясь поймать дождь. Через мгновение одна крупная капля угодила ей прямо на верхнюю губу. Эрин слизнула влагу: на языке остался удивительно приятный вкус воды, несмотря на то, что вместе с ней девушка слизнула и собственный пот, а также немало пыли, покрывавшей все на Кимберлийском плато.

Упали еще несколько дождевых капель. Сверкнула молния, вслед за ней неожиданно громко ударил гром. Дождь пошел более споро. Капли были редкие, большие, и каждая обещала жизнь. Капли оставляли жирные отметины и тотчас же жадно впитывались землей.

— Ну же! — крикнула Эрин, как бы желая подзадорить начинавшийся дождь. — Давай пуще!

Но капли исчезли так же внезапно, как и появились. Жгучие лучи солнца, ударявшие сверху в тучу, сместили эпицентр дождя. Эрин устало опустилась на колени: еще несколько секунд назад она верила. что вот-вот начнется ливень. Сейчас же вместо ожидания и предвкушения дождя пришла усталость. Эрин подняла лицо и посмотрела на небо, туда, где еще совсем недавно находилась насыщенная влагой туча. Сейчас на ее месте туманно серебрились небеса.

Пока подошедший Коул не помог ей подняться на ноги, Эрин даже не догадывалась о его присутствии.

— Иди под тент, приляг, — посоветовал он. — Для настоящего дождя еще очень жарко. Почти все капли испаряются прежде, чем успевают достигнуть земли.

Эрин отрешенно кивнула и направилась под тент, защищавший от палящих лучей. Она опустилась на землю, не замечая маленьких камушков и не опасаясь запачкать шорты.

Ты нашел что-нибудь? — спросила она, когда Коул растянулся на земле рядом.

— Если тут и есть вода, то только под землей.

— А где именно ее искать?

— Это едва ли не самый главный вопрос. У меня пока нет на него ответа.

Голос Коула был жестким, похожим на выражение его лица. Дрожащей рукой Эрин закрыла ему рот, не желая слушать резкие слова, которые собирался произнести Коул.

— В том нет твоей вины, — прошептала она.

Он положил свою ладонь поверх ее руки, прижав пальцы Эрин к губам. Они забылись легким сном, продолжая ощущать жажду, голод и слыша отдаленные громовые раскаты.

Проснувшись, Эрин не обнаружила рядом с собой Коула. На его месте лежали револьвер, патроны, пленка, служившая дистиллятором: между слоями пластика оставались еще капли воды. Через разрывы в облаках немилосердно били солнечные лучи. До захода было еще далеко. Эрин села и подождала, пока рассеются остатки сна.

На земле, рядом с револьвером, она разглядела нацарапанные слова: пошел на охоту.

Две другие пленки все еще висели на деревьях, собирая влагу, которую солнце способно было выжать из листьев. Эрин взяла револьвер, проверила, заряжен ли он, затем положила рядом с собой. Она задумалась над тем, что могло вынудить Коула в одиночку выпить треть воды и в такую жару пойти на охоту.

Ответа у Эрин не было до самого захода солнца. Когда оно уже опускалось за горизонт, девушка вдруг услышала слева от себя какой-то шелестящий звук. Схватив револьвер, она вскочила, готовая отразить возможное нападение.

— Это я, детка.

Голос раздался справа, а вовсе не слева, как можно было ожидать. Эрин резко обернулась и увидела Коула, стоявшего футах в десяти от нее. С душевным содроганием Эрин подумала о том, сколь опасны могут быть люди, имеющие такую подготовку и такой, как у Коула, опыт. Поставив предохранитель на место, она медленно привстала.

— Скажи спасибо, что я не выстрелила.

— Вот поэтому-то я и швырнул камень прямо в кусты. Если бы выстрелила, то в том направлении.

Эрин только сейчас заметила, что в руках у Коула ничего нет, даже ножа.

— Ничего не сумел найти?

Коул рассеянно отряхнул прилипшие к рукам листья и пыль.

— Да нет, нашел кое-кого.

— И кого же?

— Да одного аборигена. Он ярдах в четырехстах отсюда. Следовал за нами с тех пор, как нам пришлось оставить «ровер». Я заметил его следы и однажды, когда ты спала, уже чуть было его не поймал, но уж очень он осторожен.

Она недоумевающе покачала головой.

— Зачем же он преследует нас? Хочет убить?

— Нет, он просто бродяга. Тащится по нашим следам и ждет, когда мы погибнем. Как только это произойдет, он вызовет вертолет, и наши тела будут «обнаружены» точно так же, как прежде было обнаружено тело Эйба, — без обиняков объяснил Коул. — Увы, жаль, конечно, но двое американцев погибли после того, как были вынуждены покинуть свой неисправный «ровер». Никакой стрельбы или следов насилия. Ничего подозрительного: обезвоживание, голод, солнечный удар — и потом смерть. Никаких неудобных вопросов, никакого широкого дознания, никакой возможности для твоего отца или даже для ЦРУ провести свое расследование.

— Думаешь, кто-нибудь поверит, что мы шли, шли и умерли! Ведь и с «ровером» нас элементарно подставили.

Коул едва заметно улыбнулся.

— Ты так полагаешь? А может, мы и вправду остались без воды, даже выпили все, что оставалось в радиаторе, а затем пошли пешком. Ни один газетчик не подберется, — продолжал рассуждать Коул. — Все идет, как они задумали. Правда, они не предполагали, что, уезжая из города, я всегда беру с собой пленку, чтобы в случае чего не умереть от жажды. Мы и так уже протянули вдвое больше, чем они ожидали. Даже этот абориген, которого они послали по нашим следам, — даже и он уже остался без воды. Этот гад вынужден, как и мы, добывать воду. Именно этим в настоящее время и занимается: добывает воду.

— И что же нам делать?

— Молиться Богу, чтобы абориген не умер от жажды.

Глава 33

В темноте оказалось очень трудно отыскать следы аборигена. После захода солнца Коул расстелил одеяло на земле. Эрин привычно свернулась на одеяле калачиком, прижалась к Коулу и задремала. То не было сном или бодрствованием, а полудремой. Хотя они и выпили пахучей воды, ночью жажда стала невыносимой.

В отличие от предыдущих ночей тучи не разошлись, поэтому было особенно темно. Где-то в вышине среди облаков мелькали неясные змееподобные молнии. Именно такими изображали их аборигены в своих наскальных росписях. Их голубоватый свет придавал ландшафту призрачные очертания. Время от времени раздавались раскаты грома.

Измученные жаждой, истово ожидающие дождя, Коул и Эрин спали беспокойно. С первыми же лучами солнца Коул поднялся, чтобы узнать, где следящий за ними абориген. Обойдя всю округу, Коул сумел найти лишь следы босых ног: абориген потоптался ночью возле их лагеря, затем отправился в ближайшие заросли.

Невысокое солнце посылало косые лучи, и следы выделялись на песке, словно подсвеченные изнутри. Коул указал на них рукой.

— Это путь к нашему спасению, — сказал он Эрин и прочертил линию, идущую вдоль следов. — Он должен привести нас к воде.

Там, где следы были хорошо различимы, Коул прибавлял шаг, время от времени делая отметины на земле. Когда он терял след, то возвращался к ближайшей из отметин и вновь принимался за поиски. На какое-то время Эрин даже позабыла о жажде и голоде. Она с затаенным восхищением наблюдала за тем, как Коул отыскивает на земле едва заметные следы.

Чем выше поднималось солнце, тем жарче становилось, и Эрин все сильнее ощущала слабость во всем теле. Коул шагал ровным спортивным шагом, ругаясь про себя, так как ранним утром хорошо видимые следы сделались почти неразличимыми. Когда они подошли к каменистому, насквозь продуваемому ветром плато, Коул окончательно потерял след.

— Постой немножко, — распорядился он, указав Эрин на последний из обнаруженных следов. Эрин покорно стояла под солнцем, пока Коул тщательно обследовал по периметру каменистый участок. Наконец ему удалось обнаружить еще один след, и они двинулись дальше.

— Сколько он мог пройти в поисках воды? — спросила Эрин.

— Сколько нужно. В отличие от нас он идет с весьма приличной скоростью. Ему незачем возвращаться, незачем искать след. Он не взбирается на крутые холмы только затем, чтобы оглядеться по сторонам. Он точно знает свой маршрут. Нам же важно не потерять его след.

Коул поднял с земли два камушка-голыша. Один положил себе в рот, другой протянул Эрин.

— Представь, что это — лимонная карамелька, — сказал он.

При этих словах слюнные железы Эрин моментально заработали, наполнив рот влагой. Впервые за двое последних суток изо рта исчезла противная сухость.

— К сожалению, эта небольшая хитрость срабатывает лишь однажды, — сказал с улыбкой Коул, видя, до какой степени Эрин изумлена обильным слюноотделением. — Но даже когда она и не срабатывает, все равно приятнее перекатывать во рту камушек, чем чувствовать сухой язык.

На небе опять сгущались дождевые облака. Но Эрин изуверилась в том, что в этих краях вообще может идти дождь. Она мрачно шагала вслед за Ко-улом, стараясь не обращать внимания на жару, на влажность воздуха, не думать о дожде.

Коул очень надеялся, что сил у Эрин хватит до конца их нелегкого путешествия. Иногда, когда ей становилось совсем невмоготу, он подводил ее к ближайшей акации, сажал в тень и натягивал над головой одеяло.

— Зачем? — пыталась возражать Эрин. — Нам надо идти дальше.

— Не торопись. Дай организму прийти в себя.

Коул стоял в тени одеяла и внимательно оглядывал местность. Кажется, на этой равнине некогда находился водоем, окруженный невысокими холмами. Единственной достопримечательностью здесь был еще один холм с плоской вершиной, который заметно отличался от остальных. Впрочем, это был скорее не холм, а столовая гора, продукт совместных усилий ветра и воды. Она возвышалась над окружающим ландшафтом.

— Коул!

Он перевел взгляд со столовой горы на женщину, которая не меньше, чем он, хотела выжить.

— Скажи, Коул, ты совершенно уверен, что мы здесь никогда прежде не были? — поинтересовалась она.

— Уверен.

Эрин прищурилась, чтобы лучше видеть. Ее дыхание стало шумным.

— А где мы сейчас?

— Все там же, в Кимберли, — мягко сказал Коул.

— Я понимаю, но где именно? Нет ли тут поблизости участков Эйба?

Несколько секунд Коул обдумывал ответ, мысленно пытаясь представить себе карту местности, над которой когда-то просидел, изучая, не одну сотню часов. Он сверился с компасом, взглянул на часы, кое-что прикидывая, затем опять посмотрел на Эрин.

— Не исключено, что мы неподалеку от одного из его участков. А почему ты спрашиваешь?

Эрин ответила не сразу. У нее было такое чувство, будто она путешествовала во сне и только сейчас, проснувшись, обнаружила себя в совершенно ином измерении.

— А раньше ты когда-нибудь бывал здесь? — спросила она.

— Нет. Тут у Эйба имелся совсем крошечный участок. Лет сорок назад здесь золотоискатели основательно все перерыли.

— Тебе доводилось слышать, чтобы сам Эйб когда-нибудь говорил об этом участке?

— Говорил, когда бывал в стельку пьяный. Но в таком состоянии он болтал без умолку и никогда не придавал особенного значения своим словам. А почему ты спросила?

— Я думаю, что именно на этом холме и была сфотографирована Бриджет, — просто ответила Эрин. — Конечно, я не могу это утверждать, потому что у меня сейчас совсем иной угол зрения. Если это то самое место, следовательно, фотограф должен был находиться левее нас, и направлял он объектив почти прямо на север.

Коул прищурился и попытался сравнить фотографию со здешним ландшафтом.

— Черт бы меня побрал! — выдохнул он. — А ведь и вправду… Если ты не ошибаешься, то где-то здесь непременно есть вода. Это как раз и объясняет, почему Эйбу удавалось подолгу находиться тут. И не случайно следы аборигена именно здесь и пропали. Эрин поднялась на ноги.

— Ты уж поосторожней, — сказал Коул, приобняв ее за плечи. — Надо действовать без спешки. Тем более что вот эта известняковая глыба от нас никуда не убежит. Несколько тысячелетий тут стоит. Бог даст, еще несколько часов продержится.

— Но продержусь ли я эти несколько часов? — спросила Эрин, опять чувствуя слабость в ногах. Перед глазами с частотой пульса вспыхивали и гасли круги.

Коул покрепче обнял ее.

— Непременно продержишься. Ты сильная, гораздо сильнее, чем кажется.

Вдали раздался тяжелый раскат грома. Небо заметно почернело, потянуло свежим ветерком. Только сейчас Коул заметил, что облачность закрыла солнце и жара немного спала. Порывистый знойный ветер раскачивал кустарники и деревья. Коул потянул носом и вдруг чутьем дикого зверя отчетливо уловил запах дождя. Именно дождя — в том не было сомнений.

— Коул… — сказала Эрин, подняв взгляд к небу.

— Да, детка, скоро польет дождь.

Молния прочертила стремительную параболу, пробивая себе дорогу в плотных тучах. Вновь ударил гром. На сей раз он раздался совсем близко.

— Не знаю. Мне случалось видеть, как день за днем висела такая предгрозовая атмосфера. Но мне доводилось и наблюдать, как в считанные часы образовывались настоящие озера. — Коул посмотрел на загоревшее лицо Эрин и подумал о том, что страдания и тяготы последних дней еще больше подчеркнули красоту ее глаз. — Я уверен, что где-нибудь у основания холма Бриджет мы с тобой отыщем и тень, и воду.

— И воду?!

Коул ничего не ответил. Он не хотел ей лгать. Ни в чем.

Эрин посмотрела на столовую гору, до которой нужно было еще идти и идти. Она с трудом переставляла ноги.

Поначалу Коул шел рядом, готовый поддержать ее, если понадобится. Он и сам чувствовал слабость в ногах. Перед глазами мелькали круги: жара и обез-воженность организма с каждым часом все более давали себя знать.

Порывы пахнущего дождем ветра заставляли Эрин шагать вперед. Казалось, она уже приближалась к горе, на которой много лет тому назад был снят Абеляр Уиндзор, еще молодой, наивный и веривший в любовь. Холм Бриджет казался живым, подвижным: по мере приближения Эрин холм отдалялся.

— Такое чувство, что гора убегает от нас, — не выдержав, сказала Эрин. — Мы делаем к ней шаг, а она убегает от нас на шаг. Так мне кажется.

— Не переживай, мы уже на полпути, — успокоил ее Коул. — У тебя галлюцинации из-за жары и рельефа почвы.

Они прошагали еще полмили, затем еще столько же. Земля уходила из-под ног. Подобно демону, облаченному в одежды из горячих воздушных потоков, гора коварно отступала, по-прежнему маня своей досягаемостью.

Споткнувшись о ветку, Эрин чуть не упала. Коул в самый последний момент подхватил ее, приобняв за талию.

— Оставь меня тут, — попросила Эрин.

Коул даже не потрудился ей ответить.

— Черт возьми, можешь ты оставить меня в покое?!

— Не говори глупостей. Давай шевели ногами.

То таща Эрин на себе, то помогая ей передвигаться, Коул упорно шел к темной, испещренной неровностями известняковой горе, которая господствовала над всем здешним ландшафтом. Раскаты грома звучали прямо над их головами. Чем ближе они подходили, тем более Коул убеждался в правоте догадки Эрин.

Да, действительно, впереди возвышался холм Бриджет, как Эрин назвала эту столовую гору.

Эрин в очередной раз споткнулась и упала бы, если бы ее не поддержал Коул. Он остановился и перевел дыхание. Через минуту девушка, передохнув, пошла вперед, едва передвигая ноги.

Они прошли мимо кострища неподалеку от подножия холма Бриджет. Головешки и беспорядочно наваленные ветви были полузасыпаны красноватым песком. Кострище было довольно большим, из чего Коул сделал вывод, что здесь собиралось немало аборигенов. Смятые жестянки и разбитые пивные бутылки валялись вокруг. Определить, как давно здесь последний раз жгли костер, было невозможно. Оставалось лишь предположить, что аборигены были здесь уже после окончания последнего дождливого сезона.

Холм Бриджет неожиданно осветился с вершины до подножия яркой молнией. За ней последовал громовой раскат, заставивший Эрин очнуться и взглянуть вверх. Ветер усилился и дул им прямо в лицо, словно пытаясь остановить. Эрин нервно передернула плечами и с трудом сглотнула.

— Это священная земля… — выдавила она хриплым голосом.

— Для аборигенов все такие территории священны.

Коул и Эрин медленно шли от кострища к подножию холма Бриджет, где были нагромождены огромные куски известняка. Склон был достаточно крутым и по виду состоял из сланцев. Огромная масса горных пород была некогда исторгнута из недр в верхние, самые молодые в геологической истории Земли слои Кимберлийского плато. Сейчас эти известняковые кости давно уже не существующего моря были изъедены ветрами и дождем самым прихотливым образом. Верх столовой горы наверняка представлял собой сеть ложбин, глубоких трещин, расщелин, выемок и пробитых водой стоков. В таком месте едва ли кто-нибудь, кроме ящериц и птиц, мог жить и уютно себя чувствовать. Коул не мог определить, является ли холм Бриджет отрогом некогда гигантского известнякового массива, или же это верхушка каменного образования, расположенного глубоко под землей.

Коул внимательно приглядывался, но нигде не было и следа пышной растительности, которая бы указывала на соседство родника или ручья.

Местность периодически освещали вспышки молний на вершине холма. Вслед за молнией раздавались удары грома, такие мощные, что даже земля вздрагивала под ногами. Ветер обтекал склон и с разбегу устремлялся вниз, вздымая тучи пыли.

— Вода?! — хриплым голосом спросила Эрин.

Не отвечая, Коул направился к выемке на самом крутом склоне. Если где-то и мог находиться родник или ручей, то разве что там.

Путь к выемке загораживали большие известняковые глыбы, поверхность которых была в трещинах и лунках, где наверняка при первом же дожде собиралась вода. Но сейчас все эти углубления были совершенно пусты. Камни казались мрачными, почти черными, они лежали на похожей на порох земле.

Пустые водостоки змейками петляли по каменной поверхности, устремляясь в ложбину, тщательно вылизанную множеством шершавых языков.

Вот опять верхушку холма осветила ослепительная молния. И вновь громовой раскат не заставил себя долго ждать.

Эрин подошла вслед за Коулом к началу каменного ущелья, туда, где земля большую часть дня оставалась в тени. В этом месте кто-то уже побывал до них. Там и тут виднелись небольшие холмики земли, а к ним вели те самые следы, которые Коул так старательно разыскивал на равнине. Он подошел к ближайшей выемке, проверил следующую. Всюду картина была одна и та же: под высохшей землей глубиной в несколько футов находился известняк.

— Похоже, что этот самый абориген оказался не намного удачливее нас с тобой, — сказал Коул.

Следы от высохшего водостока вели к холму и терялись на каменистой поверхности. Было очевидно, что абориген не боялся молний и прямиком взобрался на самый верх холма, где в расщелинах могла остаться вода после последнего дождя.

Коул понимал, что ему тоже нужно взобраться на самый верх. Он рывком поправил чуть сползший рюкзак и полез вверх, отыскивая в каменном лабиринте самый легкий путь.

— Нет, — выдохнула Эрин. — Молния!

И тут же от одного края горизонта до другого полыхнула молния. Разряд был столь сокрушительный, что в воздухе запахло паленым. Ударил гром, расколовший, казалось, не только земную твердь, но и небеса. Затем одна за другой замелькали новые молнии, и воздух до такой степени наэлектризовался, что у Коула на теле все волоски встали дыбом. Все вокруг сотрясалось в мучительных спазмах: сушь уступала место дождям. И вот внезапно, мощно и решительно на землю хлынул ливень. Казалось, небо разверзлось над головой, стремясь тотчас же затопить всю землю.

Держась друг за друга, Эрин и Коул хохотали, подняв лица вверх, навстречу потокам животворной влаги.

Глава 34

Солнце встало час назад. Эрин лежала и смотрела, как ветерок шевелит языки пламени костра. Небо заметно посветлело. Ливень закончился, и небосклон был почти совсем черным из-за плотной облачности и раннего часа. Перед самым восходом подул пахнущий дождем ветер. Его порывы накладывались на звон множества ручейков, стекавших по всем трещинам и расселинам, в изобилии прорезавшим холм Бриджет. Небеса казались насквозь пропитанными влагой.

Несмотря на сооруженный Коулом полог из полиэтиленовой пленки и на то, что Эрин переоделась в сухое, ее бил озноб. Правда, в таком стремительном переходе от постоянного зноя к прохладе была и положительная сторона: у Эрин прорезался аппетит, и она без недавнего отвращения подумывала о ломтях жареного змеиного мяса: Коулу посчастливилось убить очередную змею, когда только-только хлынул дождь и вся живность, прятавшаяся в щелях и расщелинах, вылезла на поверхность. С улыбкой Эрин взяла в руку тяжеленькую, приятную на вес флягу и выпила столько воды, сколько ей хотелось.

Вороша угли в костре, Коул поднял взгляд на Эрин и улыбнулся.

— Ты себя лучше чувствуешь?

— Не то слово, — призналась она, отложив в сторону флягу. — Подумать только: через день-другой мы могли бы умереть от жажды. И вот как все повернулось. Я лежу у костра, мне совсем не жарко, и даже подумываю о том, а не отведать ли змеиного мясца с утра пораньше.

Коул громко и звучно рассмеялся.

— Я же говорил, что змея вкуснее, чем тюлень. Ты в этом убедилась?

— Даже и сравнивать грешно. — Эрин потянулась, чуть поежилась и села на землю. — Черт побери, что бы мы делали без воды! Правда, я немного поволновалась: казалось, что на этом склоне нас может буквально затопить.

В ответ на эти слова Коул улыбнулся.

— У меня было похожее ощущение. Я до сих пор удивляюсь, как это вода не хлынула с вершины холма и не смыла нас в Адмиралтейский залив. — Он посмотрел на Эрин, которая, желая согреться, обхватила ладонями свои плечи. — Подсаживайся поближе к огню. Будешь завтракать и греться, — сказал он и подвинулся, давая ей место. — Через час ты сама не поверишь, что тебе хотелось быть поближе к костру. Сегодня будет, пожалуй, так же жарко, как и вчера. Но жара покажется сильнее, потому что после дождя резко возрастает влажность воздуха.

Эрин лишь покачала головой.

— Ну и климат здесь! Как еще аборигены не передохли?

— Многие из них умирают, — сказал Коул, протягивая Эрин кусок поджаренного на костре мяса.

— Как ты думаешь, а наш преследователь жив-здоров?

— Тот, чьи следы привели нас сюда?

Она кивнула, так как ее рот был набит едой.

Коул неопределенно пожал плечами и тоже отведал мяса.

— После дождя мне не попадалось свежих следов. Если он и спустился с вершины, то по другому склону.

Прежде чем они закончили завтракать, солнце поднялось довольно высоко, с поверхности земли началось обильное испарение влаги. Коул встал и принялся рассматривать холм Бриджет при дневном свете.

— Коул…

Он вопрошающе поднял брови.

— Ты пытаешься высмотреть этого аборигена?

Он отрицательно покачал головой и вновь уставился на подножие холма.

Эрин поднялась и встала рядом с Коулом. Она посмотрела в ту же сторону, что и он, но увидела лишь небольшой водопад дождевой воды, которая стекала к подножию холма.

— Черт меня побери… — выдохнул Коул.

— А что такое?

— Видишь этот водопад?

Она кивнула.

— Посмотри туда, где вода уходит меж кустов, затем огибает краснолистные деревья и падает на камни. Видишь? Это почти что у самого подножия.

— Вижу, — подавшись чуть вперед, ответила Эрин.

— А откуда течет вода, тоже видишь?

— Нет, не вижу.

— Вот и я тоже никак не могу рассмотреть.

Коул наклонился, взял рюкзак, револьвер и направился к водопаду. Эрин, желая размять ноги, двинулась следом.

Когда они подошли вплотную к валунам, о которые разбивалась падавшая сверху вода, вопрос все еще оставался без ответа. Вода появлялась откуда-то из-под камней.

— А что если?.. — начала было Эрин, однако Коул резким жестом заставил ее замолчать.

— Ты ничего не слышишь? — спросил он.

Эрин прислушалась.

— Только звук падающей воды, ничего больше, — ответила она.

Он сбросил с плеч рюкзак и протянул ей револьвер.

— Пойду залезу туда, чтобы получше все разглядеть. А ты пока стой здесь и смотри по сторонам. Меня особенно интересуют такие места, где вода спускается со склона и куда-то внезапно исчезает, не достигая равнины.

Чем дольше смотрела Эрин на холм Бриджет, тем больше удивлялась. Несмотря на обильный многочасовой дождь, с вершины стекало совсем немного воды: лишь отдельные ручьи виднелись на известняковых склонах. Даже если предположить, что редкая растительность на холме скрывала значительную часть ручейков, даже и в этом случае со склона к подножию и дальше на равнину стекало всего несколько ручьев, едва достигавших того места, где аборигены обычно раскладывали костер. Что же касается прилегающей равнины, тона ней стояло всего несколько средних по размеру луж — при том, что прошел настоящий ливень.

Коул закончил свои розыски и вернулся к Эрин.

— Что-то тут не так, — сказала она.

— Чертова дыра, — сказал он, отдуваясь.

— Ты именно это имел в виду, когда говорил, что известняк похож на губку?

Ответом на ее слова был его смех. В глазах Коула прыгали радостные искорки.

— Не совсем так, детка. Требуется время и напор, чтобы вода просочилась в трещины в известняке.

— В таком случае куда же подевалась вся вода? Это ведь настоящая гора, Коул. На самом верху площадка в четыре квадратные мили, не меньше.

— Я бы даже сказал, не менее десяти. А осадков выпало в дюйм, а то и в два.

— Может быть, вода за ночь стекла по склону?

— Если бы она стекла, мы бы стояли сейчас по колено в воде. Я готов спорить, что лишь небольшая толика всей воды, что попала на вершину, впоследствии увидела свет Божий. Большая же ее часть ушла вниз, в трещины и пласты известняка, затем опустилась еще ниже, по проделанным ею каналам в породе, и скопилась в подземных водоемах.

— Ты думаешь, именно это и происходит с той водой, что сейчас падает с холма?

Он кивнул.

— Каждая капля упавшего на вершину холма дождя старается спуститься к подножию. Я уверен, что весь этот известняковый массив сплошь в трещинах.

— А пещеры здесь есть? — с явным волнением в голосе спросила Эрин.

— «За запорами из камня тяжелого

Схоронил Господь свои сокровища»,

— продекламировал Коул и сверкнул белозубой улыбкой, особенно ослепительной на фоне лица, густо заросшего щетиной. — Пойдем попробуем отыскать, куда все уходит.

Прошло немало времени, а они с Коулом все ходили и ходили у подножия холма Бриджет, стараясь отыскать вход в пещеру, куда могла бы стекать вода. На каменной поверхности они нашли несколько узких разломов и расщелин. Однако Коулу и Эрин не удалось пролезть в них.

Вновь полил дождь. На сей раз он шел неторопливо, размеренно. Вода была теплой, и казалось, что они находятся в огромной душевой комнате.

Часа два спустя Эрин сняла свою насквозь промокшую панаму, вытерла ею лицо и уселась на камень под краснолистным деревом, дававшим некоторую защиту от дождя. Температура поднялась выше сотни градусов, а влажность воздуха приближалась к максимальной отметке.

— По крайней мере у нас достаточно воды, чтобы не думать о жаре, — заметил Коул.

— Я же не жалуюсь.

В ответ он улыбнулся и погладил ее по щеке.

— Ты вообще молодец. Я не слышал от тебя ни единой жалобы за все это время.

— Кроме того случая, когда мне предстояло отведать змеиного мяса.

— Но ты честно призналась мне, что змея лучше тюленя.

— Да, и лучше чувства голода, — согласилась Эрин. Она подняла руки над головой, с удовольствием потянулась. — Чудо, да и только!

— Что именно?

— Прохладный ветерок.

— Похоже, что от жары у тебя все же начались галлюцинации, — сказал Коул, отирая поте лица. — Здесь и в помине нет никаких прохладных ветров.

— Да нет же, ты просто не чувствуешь. — Она взяла его ладонь и подняла над своей головой. — Ну, теперь-то ощущаешь?

В то самое мгновение, когда он и вправду ощутил в воздухе некоторую свежесть и прохладу, его сердце вдруг бешено заколотилось. Коул устремился в негустые заросли, продрался сквозь кустарник и застыл, как вкопанный. Перед ним была слегка затянутая зеленью черная зияющая дыра в толще известняка.

— Коул! Неужели это вход в пещеру?! — Эрин подбежала и остановилась рядом с ним. — Но она такая маленькая… А что, если Эйб был крупным мужчиной?

— Ну, не таким, конечно, как я…

— Большинство мужчин не такие, как ты, — согласилась она.

Коул отстегнул револьвер и положил его на землю. Затем сбросил с плеч рюкзак.

— Ты останешься здесь, а я спущусь и все разведаю.

— Нет, это невозможно! Я тоже с тобой.

— Пещеры могут быть исключительно коварны, — резко сказал он.

— Если уж на то пошло, то в этой жизни опасно почти все, что связано с каким-то интересом.

Он в упор посмотрел на Эрин и криво усмехнулся.

— По крайней мере позволь, я посмотрю, нет у входа какой-нибудь западни? Естественной или, может, рукотворной.

— Старый добрый Эйб, король всех Лжецов, — вздохнула Эрин. — Так, что ли?

— Нечто в этом роде. Правда, я вовсе не уверен, что это именно шахта Эйба. Я ведь говорил тебе, что тут весь склон в расщелинах и дырах.

— Но эта дыра, как ты говоришь, уж очень странная, — сказала Эрин, будучи не в состоянии отвести глаза от черного зияющего входа. — Напоминает очертания женской… как там в стихах у Эйба… «Тасмании».

Поперхнувшись, Коул громко расхохотался, сграбастал Эрин в объятия и от души расцеловал.

— Это я так, на счастье, — извиняющимся тоном сказал он, разжимая руки.

И прежде чем Эрин успела сказать, чтобы он соблюдал максимальную осторожность, Коул исчез в дыре.

Она была не такой уж узкой, как это казалось снаружи. Дыра уходила в толщу породы под некоторым углом, и благодаря этому можно было свободно войти, почти не касаясь стен. Через несколько мгновений Коул из тропической жары перешел в мир сплошного мрака. Остановившись, он зажег спичку и прикрыл ее ладонью. Первое, что он сумел различить, была горка: толстых, кремового цвета свечей. Рядом лежала шахтерская карбидная лампа, какие прикрепляют впереди к шлему, и горючее к ней.

Затем Коулу на глаза попалась ржавая жестянка из-под леденцов.

Коул поднял ее с земли. Его руки заметно дрожали. Внутри что-то громыхнуло. Он смотрел на жестянку, пока догоревшая спичка не обожгла пальцы. Чертыхаясь, он вытащил и зажег другую.

— Эй, Коул, — услышал он голос Эрин. — Как там у тебя, все в порядке?

Он с трудом перевел дыхание.

— Да, у меня все нормально. Слушай, ты могла бы подтащить к входу рюкзак и револьвер?

Эрин с трудом выполнила его просьбу: к ее удивлению, рюкзак был просто неподъемный.

При мысли, что все эти дни, по жаре, под палящим солнцем Коул тащил на себе этакую тяжесть, Эрин охватил стыд. Она-то шла с пустыми руками, даже не думая, как ему тяжело. Продравшись сейчас с рюкзаком сквозь кусты, она подошла вплотную к входу и заглянула в шахту, начинавшуюся в известняковом массиве.

Коул зажигал одну свечу от пламени другой. Когда он протянул Эрин свечу, его рука заметно дрожала, выдавая одновременно и нетерпение, и волнение, справиться с которыми ему уже казалось не под силу.

Поначалу, пока глаза привыкали к полумраку, Эрин могла видеть только стены и пол шахты. Темнота жадно глотала слабый огонь свечи. В отдалении слышался звук падающей воды. Где-то рядом журчал ручей, звуки которого напоминали долгий выдох, издаваемый пещерой в ее долгом ночном сне.

Известняк жил и дышал водой.

— А это что такое? — спросила Эрин, заметив наконец ржавую жестянку.

— Подарок от Эйба.

— Она пустая?

— Нет, там что-то есть.

— Алмазы?! — выдохнула она.

Коул открыл крышку коробочки.

— Нет, не алмазы. Спички. В шахте спички подчас оказываются ценнее алмазов.

В коробке находились плотно завернутые в бумагу тонкие спички. В водонепроницаемом контейнере тоже лежали спички. Развернув бумагу и вытряхнув себе на ладонь содержимое, Эрин прочитала ровные строчки, написанные рукой Эйба:

«Внученька!

Если тебе удалось добраться сюда, то ты явно пошла в меня, а не в Бриджет. Та вообще ненавидела Кимберли. Говорила, что в Кимберли могут жить только уголовники да аборигены.

Но она меня любила, именно меня, а вовсе не моего брата. И от меня она зачала. Хозяйка лжи! Черт бы ее побрал!

Испей же, милое дитя, бальзам души моей,

Узнай, в какие черный лебедь улетал края,

Коснись немыслимых богатств, что Господом даны.

И под ладонью ощути каменьев тяжкий хлад

Прощай же, дитя обмана, плоть от плоти, кровь от крови моей. Не задерживайся здесь слишком долго. Иначе рискуешь не выбраться отсюда».

— Ну что же, ты как будто бы оказался прав, — сказала Эрин — Бриджет и впрямь зачала ребенка от Эйба, а после вышла замуж: за моего деда.

Коул усмехнулся.

— Королева лжи… — Нагнувшись, он принялся копаться в недрах рюкзака в поисках электрического фонарика.

— Вот поэт, черт бы его побрал, — негромко сказала Эрин, складывая стихотворное послание и опуская его в жестянку. — Судя по всему, он был не из тех, кто умел прощать обиды.

— А ты в такой ситуации смогла бы простить?

— Как знать, как знать. — Она пожала плечами, затем вытащила водонепроницаемый контейнер со спичками и положила его в карман.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что простила Ганса? — спросил Коул, положив револьвер рядом с собой на каменный пол.

— Я бы сказала иначе: смогла простить себе свою глупость и доверчивость по отношению к не достойным доверия людям. — Она закрыла металлическую крышку коробочки и поставила ее у своих ног. — И кроме того, если старина Эйб и задумывался о прощении или непрощении, то не иначе, как предварительно хорошенько накачавшись пивом.

Коул повернул к ней голову, и в его светлых глазах отразилось яркое пламя свечи.

— А как же в таком случае быть со мной? Может, простишь меня за то, что в свое время я не задушил Лай?

— Ты не по адресу, Коул. — Эрин взяла пригоршню пузатых свечей и засунула их в другой карман своих шортов.

— Что ты имеешь в виду?

— Этот вопрос следует адресовать тебе, но вовсе не мне.

Несколько секунд в пещере висела тишина, нарушаемая лишь звуками воды, стекавшей тонкими струйками по камням.

Коул надел рюкзак на плечи и повернулся, чтобы идти дальше. Шаги его заглушили тихое журчание воды. Приладив карбидную лампу, он попытался разжечь ее. К. его удивлению, это ему удалось. Занялось ровное спокойное пламя, тотчас же отразившееся на влажных стенах пещеры многочисленными бликами. Он закрыл стеклянную крышку, чтобы неожиданно не потухло пламя.

Отложив лампочку, Коул попытался разжечь еще одну. Это удалось с четвертой попытки. Он приладил лампочку на свой шлем, другую прикрепил к шлему Эрин и передал ей. Свет от карбидной лампы был довольно ярким, и Эрин пришлось сразу же привыкать к тому, чтобы не смотреть на огонь.

— Иди следом за мной, чтобы расстояние между нами было футов десять, — распорядился Коул. — Если впереди будет какая-нибудь дыра, нечего нам падать туда вдвоем.

Эрин прищурилась и, поколебавшись, погасила свечу.

— Ты что, пытаешься меня напугать, чтобы я осталась здесь?

— Вовсе нет. Я просто объясняю, как следует нам себя вести. Когда идешь по известняку, очень трудно определить: то ли под тобой толстый пласт, то ли тончайший слой, хрупкий, как весенний лед, — пояснил Коул. — Только когда поставишь ногу и сделаешь очередной шаг, можно сказать, выдержал камень твой вес или нет.

Эрин с подозрительностью посмотрела себе под ноги. Поверхность камня была неровной. Казалось, она в состоянии выдержать любой вес.

— Может, не будем спешить? Придем в другой раз, когда у нас будут веревки и другие необходимые приспособления? — предложила она.

На это Коул лишь заметил:

— Жди меня у входа. Там безопаснее.

— Ну уж нет.

— Тогда иди за мной, но только след в след. Если пол меня выдержит, тебя-то и подавно.

Эрин двинулась за Коулом, сохраняя условленную дистанцию в десять футов. Скоро проход сузился настолько, что иногда приходилось идти пригнувшись. Чтобы не думать об окружающей темноте и огромном каменном мешке, в котором она оказалась, Эрин думала о Сумасшедшем Эйбе Уиндзоре.

— Ты говоришь, сколько было Эйбу? — спросила она Коула.

Дыхание Эрин стало затрудненным, ибо идти в пещере было делом непростым, требующим известного напряжения.

— По возрасту он вполне годился тебе в дедушки. А в чем дело? — поинтересовался он.

— Значит, во мне тоже должна быть какая-то толика его любимого пива и сырой крокодильей печенки?

Коул в ответ улыбнулся, затем поднял голову и выругался. Проход стал ниже, так что двигаться дальше пришлось почти на карачках. Из трещин на полу сочилась вода, камень стал липким и скользким. По стенкам тянулись длинные горизонтальные светлые потеки. И чем ниже становился проход, тем выше оказывались эти полосы.

— Что-то странное есть в этой пещере, — некоторое время спустя сказала Эрин. — Она такая крошечная, узкая и неприятная на вид… Я раньше думала, что пещеры совсем другие: просторные, величественные, красивые.

— Это все разговоры. Большинство же пещер как раз маленькие и отвратительные дыры в породе. Ни о какой красоте тут даже и речи быть не может.

Идя вслед за Коулом, Эрин время от времени поворачивала голову, освещая лучом фонаря стены узкого прохода. Эрин старалась отбросить мысль о том, что холм Бриджет только и ждет удобного момента, чтобы всей своей гигантской тяжестью навалиться на плечи непрошеных гостей и смять их в лепешку. Справа от себя она увидела несколько новых ответвлений. Их размеры вполне позволяли туда пролезть. Из черных дыр доносился звук капающей воды.

Поежившись, Эрин поползла дальше. Вода скатывалась со стен, образуя лужи, которые неторопливо перетекали одна в другую, чтобы потом исчезнуть в какой-нибудь каменной щели. Вода была прохладной. Казалось, камень выжимал ее из себя. Она собиралась вдоль стен и по неглубоким выбоинам двигалась в определенном направлении. Потеки, ранее четко обозначенные вдоль стен, теперь почему-то исчезли. Если и встречались лужи, то очень небольшие. Создавалось впечатление, что кто-то недавно протер здесь пол мокрой тряпкой.

Проход свернул вниз и стал круче, причем эту крутизну легко было обнаружить невооруженным глазом. Эрин вновь вспомнила об обнаруженных ею ответвлениях.

— А откуда ты знаешь, куда именно следует двигаться? — спросила она.

— Я иду по стрелкам.

Пол опускался все круче. Неровность камня отзывалась в коленках Эрин: ноги сильно разболелись.

— Сколько нам еще нужно так ползти? — спросила она.

— Ну, футов с полсотни, не больше.

В ответ она лишь тихонько присвистнула, чтобы не выругаться.

— Не бойся, детка, это не дерьмо. Это обычная пещерная грязь. Нужно очень много времени, чтобы она тут образовалась. Собственно… Стой, не двигайся!

Эрин застыла в полушаге.

— А что такое?

— Пол провалился! — выдохнул Коул.

Он покачал головой, чтобы яркий карбидный луч осветил путь на несколько футов вперед. Капавшая сверху вода пролетала по вертикали и скрывалась в зиявшем проломе на месте бывшего каменного пола. Перегнувшись через край, Коул осторожно заглянул в пролом и осветил его своим фонарем.

Вода собиралась в вертикальном колодце. Приблизительно на глубине двадцати футов была видна испещренная расходившимися от капель кругами водная поверхность. В ней отразился свет фонаря. Что-то блеснуло в том месте, где лежала сваленная в кучу плетеная лестница. Коул сумел ухватить один ее конец. Перекладины были из алюминия, но все равно лестница казалась довольно тяжелой. Конец он бросил в пролом. Под нижними перекладинами громко плеснула вода. Верхний конец, как оказалось, был прикреплен к камню в футе от края провала.

Коул не спешил. Проводя лучом света по всей длине лестницы, он внимательно изучал прочность креплений и надежность соединения веревки и металлических перекладин. Лестница, хотя и видавшая виды, внешне выглядела достаточно прочной.

— Как ты считаешь, пол впереди надежный? — окликнула его Эрин.

— Об этом я как раз и думаю.

Коул замолчал так надолго, что она не надеялась услышать, о чем он думает. Но он все-таки добавил:

— Эйб был очень хорошим изыскателем. Думаю, что он вешал лестницу с большим запасом прочности, чтобы выдержала и такого, как я. У него и крепежные болты такие огромные, словно он открутил их с Бруклинского моста.

Крякнув от напряжения, Коул осторожно опустил ногу, нащупал ступеньку и опустился на нее, продолжая удерживать основную тяжесть своего тела на руках. Эрин показалось, что его поглотила известняковая порода.

— Посвети мне, только не в глаза, — сказал он.

— Извини. — Она спешно отвела луч.

Коул внимательно изучил свивавшуюся лестницу, затем, ослабив руки, переложил большую тяжесть своего веса на ноги. Перекладина теперь полностью его удерживала. Крепежные болты даже не скрипнули, не покачнулись. Намокшая подошва поскользнулась, и Коул судорожно ухватился руками за край пролома.

— Коул!

— Нормально, все в порядке, не волнуйся. Перекладины и ноги мокрые, в этом все дело.

Коул вновь перенес свой вес на перекладину: лестница держала исправно. Болты были вбиты навечно. Он осторожно попрыгал, еще больше увеличивая нагрузку. По-прежнему лестница держала надежно.

— Нет, что ни говори, а старик вовсе не был таким уж психом, как уверяла молва. — Коул взглянул на Эрин. Луч его фонаря осветил стекавшие вниз капли, так: что вода на секунду заблестела, отливая серебром. — Только тебе, пожалуй, сюда лезть совершенно незачем, детка.

Коул поднял голову и посмотрел на то место в потолке, откуда сочилась вода. Постояв так несколько секунд, он пришел к выводу, что количество стекающей воды начинает слишком резко увеличиваться.

— А вот это мне не нравится, — заметил он. — Слишком уж льет. Если дело так пойдет, через несколько часов это превратится в настоящий фонтан. Все будет зависеть от того, сколько воды с поверхности просочилось через трещины внутрь и сколько времени потребуется воде, чтобы пройти сквозь каменную толшу у нас над головами.

— Когда Эйб писал о том, что человека может поглотить черная пучина, я почему-то была уверена, что в этих строчках отразилась его боязнь замкнутого пространства, — сказала Эрин.

— Очень сомневаюсь, потому что чем глубже была шахта, тем больше она ему нравилась. А кроме того, он все любил называть буквально. И если уж написал «утонуть», значит, хотел сказать именно это — утонуть в воде.

— В черной воде.

— А в пещерах воды другого цвета и не бывает. — Коул опустил левую ногу на одну ступеньку пониже. — Я сейчас как раз под отметкой самого высокого уровня воды.

— Что ты сказал?

— Горизонтальные светлые полосы вдоль стен — это как раз и есть отметки высшего уровня воды.

— Вдохновляюще звучит.

— Если нуждаешься во вдохновении, отправляйся к выходу.

Эрин обиженно засопела, но промолчала.

— Гребнеобразные отметины, которые мы видели, когда ползли сюда, доказывают, что сюда прежде доходила вода и что вообще она может хлынуть в любое время, — предупредил ее Коул.

— Может хлынуть — или хлынет?

— Как только насытятся водой известняковые пласты, что под нами, уровень воды будет повышаться до тех пор, пока не достигнет какой-нибудь дыры вроде той, через которую мы сюда пролезли. Если подъем воды будет медленным, мы сумеем выбраться отсюда. Выберемся и если внизу есть какой-то сток.

— А если стока нет?

— Тогда сумеем выяснить, сколько черной пещерной воды мы нахлебаемся, прежде чем утонуть.

Глава 35

Осторожно, не спеша Коул ухватился правой рукой за перекладину веревочной лестницы. Поскольку каменные стены были неровными, лестница неплотно прижималась к ним. Там, где оставался зазор, Коулу было удобно держаться и ставить ноги. В других местах Эйб специально сделал небольшие углубления.

— Коул, скажи, ты уверен, что сейчас подходящий момент для спуска? Может, лучше подождать?

— До начала сухого сезона сюда проникнет уйма воды и будет настоящий поток. Мне куда проще и легче немного повисеть на этой лестнице, чем целых полгода наслаждаться повышенным вниманием со стороны Конмина.

— Осторожно, — прошептала Эрин.

Коул сдержанно крякнул и перехватил левой рукой следующую перекладину.

Лестница оказалась прочной. Коул сделал неторопливый выдох и принялся осторожно спускаться на следующую перекладину. Лестница немного покачнулась и уперлась в каменную стену. Отыскав ногой очередную перекладину, он спустился еще ниже. Рюкзак зацепился за противоположный край выступа и, как пробка, перекрыл проем.

Коул выругался, снова поднялся на одну перекладину и стащил рюкзак с плеча. Затем он принялся снова спускаться.

— Ты слишком большой, — сказала Эрин. — Давай мне рюкзак, я потом спущу его вниз.

— Я надеялся, что ты вообще туда не полезешь, — пробурчал Коул, однако все-таки поднялся и передал рюкзак Эрин. — Вытащи и надень еще одну мою рубашку, не то замерзнешь.

— А сколько времени нужно, чтобы весь известняк пропитался водой? — спросила она, натягивая на себя еще и футболку Коула.

— Откуда я знаю. Может, ей не хватило на это всех последних десяти тысяч лет. — Он поднял голову и встретился со взглядом зеленых глаз Эрин. — Но могу тебе вот что сказать, детка. Если нам и удастся сделать сюда ходку до следующего сухого сезона, то всего лишь одну.

Эрин закусила нижнюю губу, видя, как Коул опять начал спускаться. Ей был отчетливо слышен шорох материи о камень. Коул тихо чертыхался, протискиваясь в узкую горловину.

— Ну как, пролезешь? — спросила она.

— С трудом. — Он еще что-то добавил и опять чертыхнулся. — Эйб был более худым. Во всяком случае, поуже, чем я, в плечах.

Коул дюйм за дюймом скрывался в каменной горловине. Попадая на стекло его карбидного фонаря, вода шипела и испарялась.

— Скажи, а ты когда-нибудь пользовалась веревочной лестницей? — спросил Коул, прежде чем окончательно скрыться из виду.

— Да, в Арктике. И проделывала это при шторме баллов в пять.

— Ну, после таких тренировок нынешний спуск окажется для тебя просто разминкой! Лестница прижимается к камню не слишком плотно, так что руки не обобьешь. Между ней и каменной стеной не такое большое расстояние, чтобы тебя слишком уж раскачивало.

Когда Коул спустился и криком сообщил ей об этом, Эрин надела рюкзак и напомнила себе, что нечто подобное проделывала уже много раз и при менее благоприятных обстоятельствах.

Но никогда раньше — в темноте.

Коул молча наблюдал за спуском Эрин. Сверху обильно струилась вода. Ее ручейки на стенах были уже в палец толщиной и текли все с большей скоростью. У нижнего края лестницы вода поднималась до лодыжки. Внизу только-только могли встать двое, тесно прижавшись друг к другу. Отсюда отходил по диагонали узкий туннель, но с ровными краями.

— Смотри, будь осторожна, — предупредил Коул, подхватив Эрин, когда она принялась шарить ногой, не будучи в состоянии отыскать последнюю перекладину лестницы. — Шахта фута на два длиннее, чем лестница.

Эрин громко вздохнула, едва только ее нога опустилась в воду.

— Надеюсь, ниже лезть нам не придется?

— Я тоже на это надеюсь.

Коул пригнулся и осветил карбидным фонарем на своем шлеме все свободное пространство пола. В том месте, куда в сезон дождей капана вода, мягкий известняк был отполирован, образовав что-то вроде пологого углубления, вокруг которого шел каменный пояс.

— Ты не могла бы немного подняться по лестнице? — попросил Коул.

Эрин сделала несколько ловких движений и повисла на перекладине.

— Хватит?

— Еще, пожалуйста, на одну перекладину повыше.

Не обращая внимания на поток льющейся воды и пользуясь освобожденной Эрин площадью, Коул присел на корточки и, набрав в горсть земли, внимательно изучал камни. Когда он вытащил из воды восьмую горсть, на его ладони что-то загадочно сверкнуло.

— Бинго… — выдохнул Коул.

— Что ты сказал?

Ничего не отвечая, он выпрямился и поднял руку так, чтобы свет фонаря падал на ладонь. Большим и указательным пальцами Коул держал кристалл размером с шарик для детской игры.

— Алмаз?! — спросила, не веря своим глазам, Эрин.

— Да еще какой! Ну-ка держи. Мне кажется, Эйб тут позабыл и еще кое-какие камушки.

— Позабыл?

— Это ведь первый встреченный нами колодец. А Эйб мог нарыть их великое множество.

На ладони Эрин лежал приятно увесистый холодный камень. Сердце ее бешено колотилось. Эрин плотно сжала кулак, так что пальцам стало больно. У нее под ногами раздавался звонкий каменный стук: это Коул горсть за горстью черпал и перебирал породу. На самом дне колодца он нащупал крупную трещину, попытался было отвалить каменную глыбу, но это оказалось ему не по силам.

— Ладно… Если тут и есть еще камни, они не такие крупные.

— Как тебе удается сохранять спокойствие? — не удержавшись, спросила его Эрин.

Он рассмеялся.

— Спокойствие, говоришь? Да знаешь ли ты, что руки у меня дрожат сейчас так же сильно, как в тот раз, когда мы впервые занимались с тобой любовью.

У Эрин вытянулось лицо, затем она улыбнулась.

Коул выпрямился и вытер руки о мокрые шорты.

— Ладно, не будем терять время.

— То есть как это — терять? Коул! Мы ведь только что нашли такой алмазище!

В ответ он лишь сказал:

— Когда будешь выбираться, осторожнее на верхней ступеньке.

Опустившись на четвереньки, Коул пополз в правый рукав, идущий от низа колодца. Он был вырыт под некоторым углом, и оттого спуск по нему был вполне ощутим. Сюда не достигала капавшая сверху вода, и не было выемок, как на дне колодца. Камень тут тоже был влажным, однако луж и явственных потеков не наблюдалось. Пол был гребнистый.

Проведя по нему ладонью, Коул нащупал небольшой алмаз. Сунув его себе под язык, он пополз дальше, уже не обшаривая пол руками. Превозмогая неприятную острую боль в коленях, Коул продолжал углубляться в каменную толщу.

Постепенно до него дошло, что пол понижается. Вода теперь лилась с потолка, стекала по стенкам, образуя на полу небольшие ручейки. Сливаясь друг с другом, они текли вдоль стен и исчезали в ближайшей каменной трещине.

Впереди слышался шум падающей воды. Коул замедлил движение и, освещая пол и стены карбидной лампой, искал возможные ответвления или трещины в полу.

В потолке имелось несколько небольших дыр, через которые, как через отверстия в душе, рассеивалась вода. Постепенно туннель расширялся. Пол сделался более неровным, в многочисленных выемках от падения воды на мягкий известняк. Иные выбоины были размером с ванну, другие всего с кулак величиной. Вдоль стен лежали аккуратно убранные с дороги небольшие камни.

Вода обильно лилась на Коула и Эрин, но они упорно продолжали движение вперед. Если прежде вода была прохладной, то постепенно стала холодной. Остановившись у одного из углублений, Эрин пошарила там рукой. Ее порядком онемевшие пальцы сразу же нащупали маленький алмаз. Неожиданная находка сразу вызвала у Эрин нервную дрожь.

— Я нашла алмаз! — крикнула она.

— С чем тебя и поздравляло. Полежи под язык и продолжай двигаться за мной.

— Да, но я нашла.

— Нашла то, что оставил Эйб, — перебил ее Коyл. — Ты видишь, сколько камней лежат по сторонам прохода? Он явно уже побывал здесь и все исследовал.

— Почему же в таком случае мне удалось найти алмаз?

— Наверное, он увидел впереди что-то такое, что приковало все его внимание.

Коул говорил и продолжал ползти вперед, туда, где слышался все более усиливающийся шум падавшей воды. Его охватило сильное волнение. Царапины на руках и ногах были мигом позабыты. Потолок начал медленно подниматься, так что Коулу даже удалось привстать на полусогнутые ноги, а затем и вовсе распрямиться. Вода хлюпала на полу. Стараясь не обращать на это внимания, Коул напрягал то одну, то другую группу мышц, чтобы ноги немного отдохнули. Когда позади возник свет лампы Эрин, он протянул руку и поднял ее с пола. Она удовлетворенно вздохнула.

— Теперь я могу сказать, что именно такими мне и представлялись настоящие пещеры, — сказала Эрин, освещая пространство вокруг себя. — Немного тесновато, но и вверху, и внизу довольно просторно и много луж.

Коул выплюнул свой алмаз на ладонь и положил его в кармашек рюкзака. Эрин протянула ему свой алмаз, который он спрятал там же. К ее удивлению, Коул вовсе не намеревался двигаться дальше по горизонтальному рукаву шахты. Он стоял и освещал лучом фонаря все окружающее. Затем обернулся и посветил в направлении туннеля, через который они только что сюда пробрались.

На потолке, прямо на известняке, было грубо нацарапано: «№ 1». Коул повернулся, и в луч карбидного фонаря попала другая цифра: «№ 2».

— Ты не видишь еще каких-нибудь обозначений? — спросил он у Эрин.

Девушка покрутила головой по сторонам, обратив внимание на то, что ей в лицо как будто подул слабый ветерок.

— Других цифр вроде нет. Но откуда-то дует.

— Возможно, это из-за того, что сейчас внутрь попадает много воды, и это создает движение воздуха. Прислушайся! — сказал Коул. — Это вовсе не гром. Такой звук издает мощный водопад, который где-то наверху прорывается в пещеру и беспрепятственно падает до самого дна, хоть я и не знаю, где это дно находится.

Эрин, поежившись, прислушалась.

— Замерзла, наверное? — спросил Кйул.

— Если бы ты знал, как мне раньше доводилось мерзнуть!

Помедлив, Коул пожал плечами.

— Нам пора двигаться. Я ведь понятия не имею, сколько еще осталось идти.

— А куда мы пойдем?

Коул указал на стену.

— Видишь стрелку? Мы пойдем в противоположную сторону.

— Почему?

— В шахтах и пещерах все стрелки указывают на выход.

Эрин подошла поближе к нарисованной стрелке и удивленно воскликнула:

Такое ощущение, будто ее только что нарисовали!

Коул повернулся и зашагал в противоположном направлении. Через несколько шагов стало очевидно, что впереди вода прибывает еще быстрее. На полу появился первый тонкий ручеек. Потом ноги Ко-ула оказались в воде.

— Будь осторожнее, — предупредил он Эрин. — В лужах скрываются трещины и углубления, так что вполне можно поневоле искупаться. — Он остановился и обернулся к Эрин. — Ты хоть плавать-то умеешь?

— Вообще-то умею, конечно, хотя сейчас предпочла бы обойтись без купания. И так холодно.

— Может, хочешь…

— Нет, — оборвала она его. — Возвращаться я вовсе не хочу. Хочу взглянуть на ювелирную лавку Эйба.

— Возможно, мы уже недалеко от нее.

Эрин посветила себе под ноги, где вовсю плескалась вода.

— В самом деле?

— Я же говорю, возможно. Что вовсе не значит «непременно». Здесь не видно отвала породы. А ведь когда роют шахту, всегда полно вывороченных камней.

Под усиливающийся аккомпанемент льющейся воды Эрин и Коул увидели на стене цифру «№ 2», нацарапанную как раз над очередным слиянием штреков. Перспектива опять вставать на карачки и ползти по воде не слишком радовала. Вход выглядел слишком узким. А вода поднималась футов на шесть, и течение было довольно быстрым.

— Ну? — поинтересовалась Эрин, вплотную подходя к Коулу.

Он неопределенно пожал плечами.

— Поток устремляется туда, откуда слышен звук падающей воды. А этот звук сейчас у нас за спиной.

С этими словами он опустился на четвереньки и, тихо чертыхаясь, пополз на звук водопада. Эрин последовала за ним. Через несколько минут она поняла, почему Коул так отчаянно ругался. Туннель сузился настолько, что между полом и потолком было не больше фута, а стенки Коул задевал плечами.

— Ты там еще не застрял? — поинтересовалась Эрин.

Он пробурчал что-то неопределенное, затем послышался всплеск воды, за которым опять последовали сдержанные ругательства. Туннель резко свернул влево. Коул с трудом одолел поворот, за которым оказалось сравнительно свободное пространство. Потолок опять стал выше, так что вскоре Коул встал во весь рост. Правда, проход по-прежнему оставался очень узким, так что идти было удобнее чуть боком.

Звук льющейся воды раздавался в замкнутом пространстве. В луче карбидного фонаря появилась еще одна лестница. Она вела вверх по очень узкому вертикальному стволу, более гладкому там, где вода отшлифовала каменную поверхность. Лестница была совершенно мокрая.

— Сначала заберусь наверх я. Если там все нормально, я крикну, и ты полезешь следом, — распорядился Коул.

С этими словами он решительно ступил на нижнюю перекладину лестницы. Вертикальный штрек был таким узким, что не приходилось беспокоиться, как бы лестница не начала вращаться и не ударила Коула о каменную поверхность. Вода лилась им на голову и на металлические ступени.

Одолев четырнадцать ступеней, Коул оказался в новом штреке. Выбравшись, он заглянул в колодец и крикнул:

— Теперь давай ты.

Когда плечи и рюкзак Эрин показались над лазом, Коул подхватил ее, снял с ее головы шлем и чуть прикрутил фонарь. Эрин вздохнула.

— В какой-то момент мне показалось, что я могу застрять, — нетвердым голосом призналась она.

— К сожалению, детка, от подобного никто не застрахован. Да и воды здесь пруд пруди. — Коул, чуть поколебавшись, закончил мысль: — Думаю, нам пора выбираться отсюда.

— Но ведь у нас еще полно спичек и свечей. Так что в самом крайнем случае без света не останемся.

— Насколько я могу судить, тут тебе не слишком нравится? — уточнил он.

— Мне понравилось, когда я нашла свой первый алмаз.

Коул улыбнулся.

— Ну ладно, еще минут пятнадцать. Если к тому времени мы ничего не найдем, будем возвращаться. Тебе опасно оставаться тут дольше.

— А как же ты?

— Я человек привычный.

— А вообще тут опасно находиться?

— Останемся в живых, тогда я буду всякий раз просыпаться в холодном поту, если во сне доведется опять увидеть эту шахту, — откровенно ответил на ее вопрос Коул. — Вообще-то говоря, дураки мы с тобой, что полезли сюда без подготовки.

— Но Эйб ведь лазил сюда не раз?

— Алкашей и дураков Господь всегда бережет.

— В таком случае мы можем чувствовать себя совершенно спокойно, — парировала она.

Коул даже рассмеялся.

— Закрой глаза, детка.

— Зачем? — спросила она, покорно выполняя его желание.

— Чтобы свет не ослепил тебя.

Теплые губы Коула, жесткая щетина на его щеках, горячий язык, смело раздвинувший ее губы, — все это вдруг ощутила Эрин, как только Коул заключил ее в свои объятия. Она почувствовала, что он снимает с нее рюкзак, прижимает к стене и стискивает еще сильнее. Поцелуй, однако, получился очень непродолжительным. Когда Коул оторвался от нее, Эрин ощутила озноб куда более сильный, чем от холода пещеры. А через несколько мгновений Коул уже натягивал на нее и застегивал свою рубашку, даже не желая прислушиваться к ее стенаниям, что, мол, третий слой одежды — это уже слишком.

— Если ты не наденешь, я возьму и разорву рубашку в клочья, чтобы никому не досталась, — спокойно заявил он.

— Но ты замерзнешь, — сказала Эрин, поднимая рюкзак.

— У меня масса тела вдвое больше твоей. И поэтому я гораздо лучше сохраняю тепло. Любой биолог тебе это скажет.

И прежде чем Эрин успела хоть что-то возразить, Коул повернулся и пошел вперед по проходу.

Он свернул в очередной раз, но не увидел перед собой привычных известняковых стен. Осторожно повернув голову, он осветил фонарем пространство.

Они оказались наконец в самом большом подземном зале из тех, в которых уже побывали. Со всех стен стекала, ударяя струей о каменную породу, вода. Потолок был таким высоким, что луч карбидного фонаря не достигал до него. В темноте терялись три стены, за исключением той, у которой стоял Коул. Многочисленные потоки ниспадавшей воды создавали подобие движения воздуха.

Эрин была очарована представшей перед ними картиной. Подземное пространство, окружавшее ее сейчас, создавало приятное ощущение близости чего-то сверхъестественного. Падающая вниз вода переговаривалась множеством голосов: тут были шепот, мурлыкание и посвистывание, стоны, клокотание и хохот. Весь подземный мир состоял, казалось, из тьмы и блеска попадавших в луч света потоков воды. На полу, насколько доставал луч фонаря, простиралось озеро, до краев заполненное черной водой. Повинуясь прихотливым течениям, она мягко переливалась серебристым светом.

Впервые после того, как оказалась под каменной толщей, Эрин остро ощутила отсутствие фотокамеры. С тех пор, как она увидела арктическую ночь, — с тех самых пор Эрин не доводилось встретить ничего столь же прекрасного и неземного.

Блуждающий свет ее фонаря упал на небольшую кучку земли, насыпанную там, где известняк был изрыт водным потоком. Круглые верхушки еще нескольких куч породы торчали прямо из воды. Эрин схватила Коула за руку.

— Смотри!

Луч его лампочки, сделав изрядную дугу, осветил еще несколько куч породы, возвышавшихся над поверхностью воды. Коул подошел к краю подземного озера. У его ног вода не спеша перемещалась, повинуясь внутреннему течению и отчасти из-за потоков воздуха, колыхавших поверхность. Озеро было совершенно чистым и прозрачным. Вся грязь из попадавшей сюда воды была начисто отфильтрована каменными ситами. В темноте поверхность озера можно было принять за неподвижный каменный пол.

Коул несколько раз качнул фонарем из стороны в сторону, стараясь хорошенько запомнить все ходы и выходы и их расположение.

— Что-то я не вижу никаких стрелок, — сказала Эрин.

Коул ничего не ответил. Он подошел к самому краю воды и принялся двигаться по берегу, пытаясь отыскать следы былого присутствия тут Эйба.

— Вот, смотри, под водой… — произнес через минуту Коул. — Значит, Эйб нарисовал ее, когда здесь не было воды, в сухой сезон.

Усилием воли Эрин отогнала мысль о том, какие гигантские массы воды и камня находятся сейчас у нее над головой. Эрин покорно двинулась вслед за Коулом, опустив голову и наблюдая за серебристыми кругами, расходившимися из-под ее ног по поверхности воды. Над ними длинные водяные струи падали с Бог весть какой высоты и время от времени с ног до головы обдавали Эрин и Коула холодным душем.

— В один прекрасный момент, — сказал Коул, — все это пространство доверху заполнится водой, как не раз прежде и случалось.

Луч фонаря Эрин ощупывал водную гладь. Эрин хотела отыскать на дне озера крупную выбоину. Неожиданно какая-то тень под водой привлекла ее внимание. Поначалу Эрин подумала, что это всего лишь камень, тщательно обкатанный водой. Но затем она обратила внимание на подозрительно правильную круглую форму. Неподалеку ей удалось разглядеть такие же правильные и такие же круглые тени. Эрин шагнула на глубину и вскрикнула, так как ее нога чуть не угодила в ближайшую яму. Чтобы не упасть, Эрин широко раскинула руки, но, не удержавшись, покачнулась, и одна рука ее оказалась под водой. Вдруг Эрин ощутила под рукой коробку из-под леденцов.

В подводной выбоине таких коробок оказалось немало.

— Эрин, — сказал Коул, оборачиваясь в ее сторону. — Как ты там, в порядке?

Она хотела ответить, но почувствовала, что у нее перехватило дыхание. Она схватила по жестяной коробке в каждую руку и протянула их по направлению к Коулу. Вода стекала с ее рук. Падающие капли переливались разнообразными оттенками желтого, зеленого…

Через мгновение Эрин вдруг поняла, что переливаются вовсе не капли воды — из жестянок, изрядно проржавевших, сыпались алмазы. Она стояла почти по колено в ювелирной лавке Господа. Из ее рук градом сыпались алмазы.

Глава 36

Нижняя перекладина веревочной лестницы, по которой они спустились в пещеру, теперь оказалась целиком под водой, а падающий вниз ручей за время их отсутствия стал почти вдвое сильнее.

Коул с сомнением посмотрел на Эрин. Девушку бил озноб. В пещере было прохладно. Но нервная дрожь сотрясала Эрин при мысли, что проход, по которому они попали вниз и по которому нужно было выбираться, был наполовину залит водой, и она быстро прибывала. Задержись они на полчаса, в лучшем случае можно было рассчитывать выбраться отсюда лишь после того, как спадет вода. В лучшем случае, потому что все могло обернуться и по-другому.

— Я пойду первым, — сказал Коул. — Если вдруг у тебя опять погаснет фонарь, я буду светить тебе. Но только нигде не задерживайся. Если вдруг застрянешь, работай плечами. Не получится — сделай глубокий выдох и попробуй еще раз. Если и это не поможет, сбрось рюкзак, я его потом подниму. Поняла?

Эрин закивала головой, и луч ее лампочки совершил несколько вертикальных колебаний.

Коул осторожно поставил ногу на самую нижнюю перекладину лестницы. Не обращая внимания на то, что камень царапал и порой очень ощутимо кожу, Коул одним духом одолел всю лестницу и легко выбрался наружу. Оглядевшись, он опустил голову в лаз.

— Теперь ты! — крикнул он.

Эрин нагнулась и нащупала замерзшей рукой перекладину лестницы. Металлическая планка на ощупь была холодной, а сама лестница снизу доверху ходила ходуном. Эрин одолела две ступеньки и поднялась до самого узкого места лаза. Поднявшись на очередную ступеньку, Эрин внезапно почувствовала, что прочно застряла. Она завела за спину руку и попыталась стронуть с места рюкзак.

Ее рука ухватилась как раз за то место рюкзака, где находились жестянки с алмазами. Ржавый металл легко сломался, и алмазы посыпались внутрь рюкзака. Эрин рывком попыталась преодолеть ступеньку, но не смогла. Затем она подергала за наплечные ремни, однако и это не помогло ей сдвинуть рюкзак. Вода обрушивалась на нее сплошным потоком, так что даже дышать было нелегко.

Страх охватил девушку. Постепенно вода скапливалась вокруг, ибо Эрин и ее рюкзак оказались своего рода затычкой в вертикальном колодце и не позволяли воде просачиваться вниз.

Упершись ногами и спиной, Эрин попыталась телом расплющить рюкзак о стену. Новая порция алмазов высыпалась на дно рюкзака, однако для испуганной женщины подобного рода мелочи уже не имели значения. Освободиться от плена не удавалось.

«Работай плечами», — вспомнила она совет Коула.

Она словно услышала и его голос. Эрин, подняв плечи, напружинилась и выгнула спину, пытаясь протиснуться сквозь каменную горловину. Ее усилия не увенчались успехом. Эрин расслабилась и выдохнула как можно больше воздуха. Где-то в недрах рюкзака расплющилась еще одна жестянка, но и это не сделало рюкзак более компактным. Эрин чуть повернулась сначала в одну, затем в другую сторону. Все впустую. Задыхаясь и вместе с тем боясь как следует вдохнуть, Эрин сделала еще один поворот корпусом и внезапно почувствовала, что каменные объятия ослабели и она свободна. Можно было двигаться дальше. Одним рывком она одолела несколько ступенек, затем почувствовала, как Коул подхватил ее под мышки и вытащил наверх. Несколько секунд Эрин лежала грудью на верхней площадке, а нижняя часть ее тела оставалась в вертикальной шахте. Она судорожно хватала ртом воздух.

— Ты в порядке? — спросил ее Коул.

Эрин молча кивнула. Ее лампа потухла. Коул попробовал было зажечь ее, но когда это не удалось, снял собственный шлем и протянул его Эрин.

— Возьми мой, — распорядился он. — Нам теперь недолго осталось.

Коул опять шел впереди, изредка поворачиваясь боком, чтобы легче протискиваться. Луч фонаря на шлеме Эрин, хоть и плохо, но все-таки помогал ему кое-что разглядеть. Перед Коулом двигалась его собственная тень, огромная и плотная. Она мягко скользила по известняковым стенам.

Именно тень и спасла Коулу жизнь. Именно благодаря тени оказался посрамлен Джейсон Стрит. Нанесенный по затылку Коула удар скорее оказался неожиданным, чем сокрушительным. Коул упал на пол, успев прижаггь к телу свою левую руку и таким образом спрятал ножны с кинжалом, которые были прикреплены на его запястье.

— Коул?! — вскрикнула Эрин, когда он бесшумно упал ничком на каменный пол. — Что с тобой?

— Не волнуйтесь, мисс Уиндзор. Вы в безопасности. Насколько я понимаю, вам все же удалось отыскать шахту Эйба?

Неожиданно вспыхнувший яркий луч мощного фонаря ослепил ее. Она почувствовала, как сильная мужская ладонь легла ей на руку.

— Пустите! Что вы сделали с Коулом!

— Не нужно переживать за этого подонка. Его специально наняли, чтобы он убил вас.

— Вы с ума сошли!

— Я?! Прочти-ка вот это, деточка. Это написал тебе твой родной папаша.

Эрин посмотрела на протянутый ей ярко-желтый пластиковый конверт. Ее трясло от холода и страха, даже дышать было невмоготу.

— Я ничего не буду читать. Нужно помочь Коулу!

Стрит ухмыльнулся, постаравшись придать своему лицу успокаивающее выражение. Ему сейчас не терпелось узнать, смогли ли они отыскать сокровища Эйба. Если алмазы найдены, это одно дело. Если же нет, ему будет нужна помощь Эрин в их поисках. Этой девице лучше других удавалось разгадывать секреты Эйба.

— Что ж, займись этим Блэкберном, если считаешь нужным, — благодушно разрешил Стрит. — Но поверь, как только ты прочитаешь отцовское письмо, то поймешь, какого дурака сваляла.

Не обращая больше внимания на человека, который оставался для нее всего лишь темной фигурой за ярким светом фонаря, Эрин опустилась рядом с Коулом. Беглого осмотра оказалось достаточно, чтобы убедиться: Коул дышал ровно. Удар пришелся в основание черепа, и оттуда медленно вытекала кровь.

От радости, что Коул жив, Эрин даже ослабела. Она нежно погладила его по лбу, убрала пряди намокших волос с лица. Шорох за спиной заставил ее обернуться. Она увидела у самого своего лица тусклый блеск пистолета. Он был направлен на Коула.

— Ну, мисс Уиндзор, как его дела?

— Он без сознания. А кто, черт возьми, вы такой?!

— Джейсон Стрит. Разве отец никогда не рассказывал обо мне?

— Никогда.

— Ты все-таки прочитай письмо. Поймешь, что я на твоей стороне.

Эрин поднялась и посмотрела на протянутый ей конверт. Краем глаза она видела, что пистолет по-прежнему нацелен на лежащего Коула. Она сбросила с плеч рюкзак, уселась на него, не обращая внимания на то, что он жалобно хрустнул под ее весом. Без интереса она взглянула на конверт. Что бы ни находилось внутри, Эрин было все равно. Она ничего не желала знать.

Хорошо еще, что на сей раз на нее никто не бросился с ножом. Пока, во всяком случае.

Эрин молча протянула руку. Стрит одобрительно усмехнулся и передал ей конверт.

— Вот так-то лучше. Почитай. И ни о чем не беспокойся. Ты в безопасности.

Эрин раскрыла конверт, вытащила оттуда еще один конверт, на сей раз бумажный, с логотипом Центрального разведывательного управления. Крупным уверенным почерком отца было написано ее имя. Эрин отерла руки о мокрые шорты, раскрыла конверт, затем с усилием вытащила сложенный в несколько раз лист бумаги цвета слоновой кости. Письмо было коротким, написанным от руки:

«Эрин!

Мне очень жаль, моя девочка, что я позволил тебе отправиться в Австралию вместе с Коулом Блэкберном. Мне удалось разузнать, что Блэкберн работает на семейство Чен. Это очень влиятельная, безжалостная мафиозная группировка, хорошо известная в Юго-Восточной Азии.

Человека, который передаст тебе это письмо, зовут Джейсон Стрит. Ему вполне можно доверять. Он работает в австралийской разведке и потому является моим коллегой. Делай, что он скажет. И прошу тебя, не верь Блэкберну. Он твой убийца, а вовсе не помощник.

Береги себя. Я тебя люблю».

Письмо было подписано точно так же, как отец подписывал все свои послания, адресованные ей: «Отец», — с преувеличенно большой буквой «О».

Эрин прикрыла глаза. Холод и пустота заполнили все ее существо. Когда она подняла глаза на Стрита, он напряженно смотрел на нее. Его пистолет все еще был нацелен на Коула. Тот по-прежнему лежал ничком, одна его рука была подвернута под грудь. Лицо Коула смотрело в сторону так, что Эрин не могла его видеть.

— Как вам удалось разыскать меня здесь? — спросила она Стрита.

— Да, это оказалось непросто. Китаец, на которого работает Блэкберн, все заранее предусмотрел. Если бы у аборигена, что шел по вашим стопам, не было связи, я и сейчас, наверное, продолжал бы поиски.

— Вы говорили про китайца…

— Один из членов семейства Чен, детка. Блэкберн уже многие годы сотрудничает с семейством Чен.

— Это вы рассказали обо всем моему отцу?

— А что, он об этом написал в письме? — в свою очередь, поинтересовался Стрит.

— Как это письмо попало к вам? — спросила Эрин.

— Я работаю на австралийское правительство. Хотя в документах это и не отмечено, — сказал Стрит, сдерживая раздражение. Расспросы начинали его утомлять. — Я в этом смысле несколько похож на твоего папашу. Мы с ним занимаемся приблизительно одним и тем же. Именно поэтому я здесь.

— Но ведь и в вашей работе, мистер Стрит, нередко случаются ошибки. Некогда одну ошибку совершил мой отец. Коул Блэкберн не может быть моим убийцей.

— Как бы не так! — холодно возразил Стрит. — Чен Лай — его женщина. За твоей спиной он все время, пока вы жили на ферме, встречался с ней. Ты вообще нужна Коулу лишь до тех пор, покуда не отыщется алмазный рудник Эйба. Затем от тебя избавятся, а рудник отойдет семейству Чен. Но я тут именно затем, чтобы этого не случилось. Скажи, тебе удалось отыскать эту чертову дыру?

— Я… я и сама толком не знаю…

— То есть как?! — спросил Стрит.

Эрин поспешно встала и подняла с пола рюкзак. Стрит внимательно следил за ее движениями, в его глазах отражался яркий свет фонаря. Пистолет его тем не менее был все так же обращен в сторону человека, неподвижно лежащего на земле. Эрин заставила себя подойти к Стриту.

— Я, разумеется, не геолог, — сказала она, развязывая ремни. — Вот. посмотрите. Вы лучше разбираетесь, наверное…

Она опустила рюкзак перед Стритом, чуть наклонила его, и оттуда потоком хлынули алмазы, радужно сверкавшие в ярком луче электрического фонаря.

— Боже мой… Ну и дела…

На какое-то мгновение Стрит напрочь позабыл о своем пистолете. Все его внимание было поглощено россыпью удивительных камней. В это мгновение Коул вскочил и молниеносно вонзил нож в самое сердце Джейсона Стрита.

Прежде чем Стрит выронил пистолет, Коул успел подхватить оружие. Вытащив нож, он позволил Стриту упасть лицом в алмазы. Камни раскатились в разные стороны. Коул машинально отер лезвие ножа, поставил пистолет на предохранитель и только затем потянулся к электрическому фонарю.

Громко сглотнув слюну, Эрин хриплым голосом спросила.

— Он мертв?

— Собери-ка лучше алмазы, нечего им тут валяться.

В его голосе чувствовалось напряжение. Коул ухватился за одежду Стрита, с усилием оттащил тело в сторону и перевернул его ничком. Затем медленно, словно не вполне доверяя самому себе, Коул подошел и протянул ей пистолет.

— Умеешь пользоваться такой штукой?

— Отец научил меня неплохо стрелять, — произнесла Эрин, беря у Коула пистолет.

— Правильно сделал.

Слова доходили до сознания Эрин с некоторым опозданием, словно Коул находился от нее на порядочном расстоянии. Постепенно она поняла, что ее колотит от холода и что шок постепенно проходит. Затем появилось ощущение голода и крайней усталости. Она была на пределе своих сил. А человек, которому она должна была всецело доверять, только что прямо у нее на глазах убил Джейсона Стрита.

Того самого Стрита, что был послан отцом для ее защиты. Для защиты от Коула Блэкберна.

— Значит, в конце концов ты ему поверила? — поинтересовался Коул хриплым и сдавленным голосом. — Ну ты и дура, Эрин Шейн Уиндзор, если уж На то пошло. Да, мне доводилось убивать, однако это вовсе не значит, что я наемный убийца.

Поначалу Эрин даже не могла понять, о чем он говорит. Затем она увидела, что пистолет, который она сжимала в руке, нацелен прямо на Коула. Она опустила руку.

— Да, наверное, ты прав… — безразличным тоном произнесла она. — Если бы ты и вправду хотел убить меня, то после того, как мы обнаружили алмазы, вполне бы мог расправиться со мной.

Глаза Коула сверкнули гневом.

— Если тебе нужны эти чертовы алмазы, можешь взять их и убираться. Я пойду первым и посмотрю, не ожидают ли нас снаружи новые сюрпризы.

Эрин молча поставила пистолет на предохранитель и положила его в рюкзак. Затем опустилась на колено и принялась подбирать разбросанные камни. Касаясь друг друга, алмазы издавали тонкий мелодичный звон.

Эрин не стала подбирать откатившиеся в темноту камни, так как там лежало тело Стрита. Ни за что на свете она не согласилась бы подойти к трупу и вытащить из-под него алмазы, какими бы большими они ни были. Стрит заплатил за них своей жизнью — пусть они ему и достаются.

Прежде чем Эрин успела все подобрать, Коул вернулся с револьвером в руке.

— Оставь все это. Нужно поскорее сматываться, пока кто-нибудь еще не заявился нас проведать.

— Не думаю, что у меня хватит сил далеко уйти, — сказала Эрин, постаравшись, чтобы ее слова прозвучали не как жалоба, а как простая констатация.

— Я и сам далеко не смогу уйти. Оказывается, Стрит прилетел сюда на вертолете с фермы. — Коул повернулся, но споткнулся и чуть не упал. — Пойдем, Эрин. Все необходимое я уже погрузил в вертолет.

— Куда мы летим?

— На ферму Уиндзора. Сейчас, когда Стрит больше не опасен, мы можем спокойно туда вернуться. Во всяком случае, едва ли кто-нибудь ожидает, что мы сумеем туда добраться.

Собравшись с силами, Эрин взвалила на себя рюкзак и пошла вслед за Коулом. Когда она вышла на воздух, несколько первых минут солнце и нестерпимая жара казались ей подарком небес. Однако прежде чем Эрин добралась до вертолета, она была уже вся в поту. Коул, впрочем, не успел вспотеть. Его руки оставались даже прохладными, когда он подсаживал ее в кабину вертолета.

И только тогда Эрин сообразила, что Коул прикладывает максимум усилий, чтобы не потерять сознания.

Глава 37

Дождь лил как из ведра, ударяя в стекло кабины вертолета и уменьшая видимость буквально до нескольких ярдов. Эрин переговаривалась с Коулом каким-то чужим деревянным голосом: на нее навалилась такая усталость, что было уже все равно, как и что она делает.

Она понимала, что Коулу приходится еще хуже. Она видела, что его силы на пределе. Координация движений у него разладилась, да и видел он значительно хуже обычного. Его кожа, покрытая ледяным потом, оставалась прохладной. Время от времени под сильным порывом ветра вертолет заваливался на бок, и всякий раз Коулу требовалось все больше времени, чтобы выправить машину. От необходимости сосредоточиться он быстро терял силы. Коул вел машину автоматически. Вокруг бушевала настоящая буря, цепко охватившая мир своими дождевыми объятиями.

— Нам лучше было бы приземлиться, — сказала Эрин.

— Слишком далеко для прогулки. У нас сил не хватит добраться до фермы пешком.

Она не стала спорить. В словах Коула была своя правда. Эрин едва сумела подняться в кабину вертолета.

— У тебя может быть сотрясение мозга, — сказала она.

— Не болтай. Что там на компасе?

Эрин замолчала, уставившись на компас. С самого взлета ей приходилось читать для Коула показания приборов.

Из ближайшего облака выскочила молния и с силой ударила в землю. От электрического разряда в наушниках раздался режущий уши громкий треск. Поморщившись, словно от зубной боли, Коул прикрутил регулятор громкости.

Из грозы они выбрались столь же стремительно, как и попали туда. В считанные минуты ветер проделал в сплошной пелене туч бреши, через которые на землю полились солнечные лучи. Светило тотчас же принялось высушивать землю, отчего поднялась густая пелена испарений. Внезапно по левому борту показалась металлическая крыша дома, хорошо видимая на фоне стены дождя и мрачных туч, у которых еще вполне хватало сил выплеснуть изрядную порцию ливня.

— Смотри, — сказала Эрин, касаясь руки Коула и указывая вниз. — Это, случаем, не ферма?

— Аллилуйя!

Это слово Коул выговорил не очень четко. Его лицо было измученным, в многочисленных морщинах. С явным усилием он чуть изменил курс машины, направив ее на свободный участок для посадки. Вертолет раскачивался и задирал нос, словом, вел себя почти как взбунтовавшаяся лошадь. Коул выругался: он не мог уже реагировать на меняющуюся ситуацию так быстро, как того требовало управление машиной. Прорвавшись через пелену дождя и ветра, вертолет завис в нескольких сотнях футов от дома Эйба.

— Взгляни, нет ли там каких-нибудь странных машин? — распорядился Коул.

Накренив вертолет, он повел его по растянутой дуге, так, чтобы Эрин успела обозреть всю территорию, примыкающую к дому. Эрин внимательно смотрела вниз. Тент, под которым жили китайцы, был сейчас освещен. На дворе не было ни души. Все мужчины скорее всего забрались под крышу, пережидая ливень.

Внезапно внимание Эрин привлек какой-то неяркий отблеск.

— Какая-то белая машина стоит на заднем дворе.

— Автомобиль Стрита, должно быть. Другие машины есть?

— Нет.

Коул издал вздох облегчения, более похожий на рычание крупного зверя.

— Вот и отлично.

Он заложил пологий вираж, намереваясь приземлиться неподалеку от главного входа. В этот момент дверь дома открылась, и на крыльце появилась небольшая фигурка.

— Это Лай, — сказала Эрин.

— Она одна?

— Насколько я вижу, одна.

Выйдя из-под навеса. Лай подняла к небу лицо, прикрывшись от дождя ладонью.

Коул отчаянно помотал головой, чтобы прийти в себя, и сморщился от боли.

— Возьми револьвер. Может пригодиться.

Эрин не заставила себя упрашивать.

— Посмотри, заряжен ли, — сказал Коул.

Она проверила оружие, затем сняла с предохранителя.

— Да.

— Положи его мне на колени. Достань пистолет, что лежит в рюкзаке, пускай он тоже будет под рукой. Если внизу нас ожидает засада, вряд ли они предполагают, что у тебя может быть оружие.

Эрин послушно положила рюкзак себе на колени, развязала его, вытащила из груды рассыпанных камней пистолет и сняла предохранитель. Потом опять положила пистолет на самый верх рюкзака, чтобы в случае необходимости долго не искать его.

Коул снизился над грязноватой площадкой перед домом. Приземлиться оказалось не таким простым делом. Одна из вертолетных опор погрузилась дюйма на четыре в жидкую торфяную почву. Другая через секунду тоже увязла в грязи. Коул выключил двигатель, который все еще продолжал по инерции вращать лопасти, после чего уткнулся головой в штурвал. Эрин поспешно выбралась из кабины, обежала вертолет и попыталась помочь Коулу сойти на землю.

— Давай-давай, — подбодрила она его. — Потихонечку…

Коул не двигался.

— Да вылезай же, — торопливо сказала Эрин. — Не могу же я тащить тебя до дома. Ну же, Коул. Помоги мне немножко…

Он медленно, с явным усилием приподнял голову. Затем собрался и вылез из кабины, держа в руке револьвер. Прихватив рюкзак и поддерживая другой рукой Коула, Эрин тащилась за ним к крыльцу, где их уже поджидала Лай.

— Я так рада, что мистер Стрит сумел отыскать вас, — охрипшим голосом произнесла она, глядя черными глазами на Коула. — Мы так за вас переживали. Уинг был вне себя от беспокойства. — Она заглянула за спины Эрин и Коула. — А где же сам мистер Стрит?

— На том свете, — напрямик ответила Эрин.

— Как это на том свете? Я что-то не вполне понимаю.

— Стрит попытался убить Коула. Но это ему не удалось. А Коул оказался удачливее.

Лай судорожно вдохнула.

Отодвинув китаянку, Эрин провела Коула в дом.

— Коул ранен. Принеси полотенца, аптечку, воды со льдом, чтобы унять кровь из раны. — Эрин взглянула на Лай, которая стояла как вкопанная. — Шевелись же, черт возьми!

— Только сначала свяжись с дядюшкой Ли, — сказал Коул, — и передай ему, чтобы он подослал сюда подкрепление. Нам удалось обнаружить алмазы.

Несколько секунд Лай непонимающе смотрела на Коула. Он слегка покачивался, будучи не в состоянии сохранять привычное равновесие, однако его глаза смотрели на Лай в упор, а рука твердо сжимала револьвер. Когда Эрин наконец подвела его к дивану, Коул тяжело опустился на него и смог наконец-то расслабиться.

Лай повернулась и помчалась вглубь дома, а Эрин помогла Коулу поудобнее устроиться на диване. Коул сдержанно чертыхнулся, противясь желанию закрыть глаза. Через несколько секунд он положил револьвер себе на колени. Эрин поставила рюкзак рядом с диваном. Когда она опустилась на колено, желая получше разглядеть рану Коула, ее нога уперлась в лежащий в рюкзаке пистолет.

— Рана с половину моего кулака, — сказала Эрин.

Он неопределенно что-то промычал.

— Но кровь больше не идет, — продолжала девушка. — Тебе повезло, что у тебя такие сильные мышцы на шее. В противном случае мы оба сейчас лежали бы в шахте.

— Это точно.

— Ты как себя чувствуешь? — По-разному. То подступает, то отступает.

— Подступает — что?

— Тошнота. В глазах двоится. Голова слегка кружится.

Эрин чуть поменяла положение, и опять ее нога коснулась спрятанного в рюкзаке пистолета.

— Не переживай. Наконец-то мы в безопасности.

— Это не совсем так, мисс Уиндзор, — раздался голос Лай. — Но очень скоро вы и впрямь будете в полной безопасности. Ну-ка, отойди от Коула.

Не ожидавшая подобного оборота дела, Эрин подняла глаза и увидела направленное прямо в сердце Коула дуло пистолета, который Лай сжимала в руке. У нее было такое решительное выражение лица, что сомневаться в ее способности нажать на курок не приходилось. В другой руке Лай держала портативный магнитофон.

— Отодвинься от него подальше, — негромко приказала Лай. — Даже раненый, он очень опасен.

Эрин отшатнулась в сторону, где стоял ее рюкзак.

— Положи свой револьвер на пол, — скомандовала Лай Коулу, — и отшвырни его ногой в мою сторону. И старайся, чтобы все движения были медленными и плавными, иначе я могу нечаянно убить тебя.

Нарочито медленно Коул нагнулся, положил револьвер на пол, отпихнул его ногой. Черные глаза Лай внимательно проследили, как револьвер скользит по полу. Китаянка так внимательно следила за Коулом, что не заметила, как Эрин быстро сунула руку в рюкзак.

— Опусти пистолет, Лай! — скомандовала Эрин. — Я так устала, что для меня убить тебя. — плевое дело. Краем глаза Лай увидела пистолет в руке Эрин.

— Не делай глупостей, — быстро сказала Лай. — Я ведь стараюсь спасти именно тебя!

— Я так устала, что слово «глупости» мне кажется обидным. Если бы Коул хотел, он мог бы сто раз убить меня.

— Ты даже не представляешь, как велики ставки в этой игре. — Лай говорила негромко и спокойно, не отрывая взгляда от лежащего на диване человека. Ей как никому другому были хорошо известны его сила, самообладание, реакция и сообразительность. Явно Стрит недооценил Коула, за что и поплатился. Лай не сделает подобной ошибки.

— Стрит пытался стравить семейство Чен и Кон-мин, — продолжала Лай. — Он думал, это позволит ему передать контроль над шахтой австралийскому правительству. А правительство этой страны вовсе не заинтересовано в твоей смерти, мисс Уиндзор. Другое дело, что если бы ты и Коул умерли где-нибудь в песках, а Стрит сумел бы передать своему начальству координаты алмазных копей — вот тогда правительство Австралии объявило бы тебя погибшей в результате несчастного случая — или по вине Коула. И никакие протесты со стороны ЦРУ не возымели бы решительно никакого действия.

— Но я жива-здорова, — сказала Эрин. — И намерена жить и дальше. Выбрось пистолет, Лай.

— Если я это сделаю, Коул тотчас же убьет тебя. Послушай, Эрин. На карту поставлена твоя жизнь. У Коула имеется поддельная расписка за подписью Абеляра Уиндзора, по которой он получает половину всех «Спящих собак».

— Ты откуда знаешь?

— Знаю, однажды видела подделку, — сказала Лай. — Так что Коулу принадлежит половина всех алмазов, которые могут быть найдены на шахтах Эй-ба, да еще половина твоей половины. Разве не так, Коул?

— Говори, что тебе вздумается. Ведь у тебя пистолет.

Эрин быстро посмотрела на Коула. Казалось, он впился глазами в Лай, стараясь не упустить момента, когда она ослабит внимание.

— Поразительно, — сказала Эрин. — Ведь Коул никогда ни словом не обмолвился о какой-то расписке Эйба.

Лай стиснула зубы.

— Да ему, собственно, эта расписка и не нужна. У него куда более действенное средство — его тело. Он умелый, знающий толк любовник, а ты — женщина, мягко скажем, неопытная. Тут шансы слишком уж неравны. Может, он уже предложил тебе выйти за него замуж? Если еще нет, то явно намеревался сделать тебе предложение. А как только через несколько месяцев после свадьбы ты умрешь — а ты обязательно умрешь, — Коул заполучит все копи, и никто, никакая организация, никакое правительство не смогут оспорить его права. Но ты, вижу, не склонна мне верить, — поспешно заметила Лай. — Ничего, время покажет, кто прав. Послушай, Эрин Уиндзор, от этого зависит вся твоя жизнь.

— Коул! — сказала Эрин.

— Делай, как она говорит. Рано или поздно ты все равно услышала бы об этом. Разделяй и властвуй! Самая древняя из всех игр. Но как бы там ни было, Эрин, держи Лай на мушке. В ту секунду, когда ты отведешь дуло, тебе крышка.

Лай включила магнитофон. Кассета закрутилась.

— Один голос — моего брата Уинга, — пояснила Лай. — Другой ты и сама узнаешь. Он принадлежит Коулу Блэкберну. Разговор состоялся за день до того, как он отправился к тебе в Лос-Анджелес.

После некоторой паузы из динамика послышался голос:

— Семейство Чен нанимает тебя не только потому, что ты способный изыскатель. Мы привлекли тебя еще и потому, что Абеляр Уиндзор как-то пообещал тебе пятьдесят процентов прибылей со своих рудников для погашения своего карточного проигрыша тебе однажды ночью… У тебя есть его расписка?

— Старина Эйб был не так глуп…

— Вот что удалось отыскать на его ферме…

— В этом месте Уинг показал долговую расписку, — сказала Лай, нарушив тишину, возникшую, когда мужские голоса смолкли. В ней говорится: «Я должен Коулу Блэкберну половину доходов от всех „Спящих собак“, потому как до черта продулся ему в карты».

Спустя несколько секунд вновь зазвучал голос Уинга:

— Семейство Чен обратилось к двум графологам, и они подтвердили подлинность документа. Так что тебе не следует опасаться подделки. Эту бумагу можно считать имеющей силу документа, хотя она и не заверена. В случае, если ты представишь бумагу в суд, австралийское правительство непременно признает обоснованность твоих претензий к покойнику.

Магнитофон умолк.

— Там есть и еще кое-что интересное, — предупредила Лай.

Не мигая, она следила за Коулом, который, в свою очередь, очень пристально наблюдал за ней. Через несколько секунд опять зазвучал голос Уинга:

— А если бы какая-нибудь женщина стояла между тобой и этакой ювелирной лавкой Господа Бога, что тогда?

— Я давным-давно понял, что алмазы более постоянны, чем женщины.

— И более соблазнительны?

После недолгой паузы Уинг продолжал:

— Соблазнишь ты ее или нет, это твое дело. Ты же должен проследить, чтобы ее не укокошили, пока она выясняет секреты Сумасшедшего Эйба. А еще лучше — найди сам его наследство. После этого нам будет решительно все равно, что станет с мисс Уинд-зор. Алмазное месторождение — вот что действительно важно. Его необходимо найти и завладеть им во что бы то ни стало.

— Даже ценой жизни Эрин Уиндзор, так надо понимать?

— Ее жизнь. Твоя. Моя. По сравнению с алмазами все это ничего не значит. Ничего.

После некоторого молчания:

— Ладно, Уинг. Можешь сказать дядюшке Ли, что ты нашел нужного человека.

Это была последняя запись.

Лай посмотрела на Коула.

— Мне бы хотелось еще разок прослушать всю запись, — сказала Эрин сдавленным голосом.

Лай нажала на перемотку, затем посмотрела, правильную ли клавишу она нажала. В эту секунду Коул стремительным движением ноги ударил Лай по запястью. Пистолет вылетел из ее рук и, описав дугу, упал на пол. Кактолько пальцы Коула сжались на горле китаянки, она перестала дышать и лежала совершенно неподвижно. Коул осторожно, даже нежно потрогал большим пальцем то место на ее шее, где пульсировала жилка.

— Вот уж один сюрприз за другим, — сказал, обращаясь к Лай, Коул. — Интересно, сколько же времени ты шпионила в пользу Стрита, работая таким образом против своей же собственной семьи?

Нервная дрожь охватила Эрин при звуках голоса Коула. В его тоне совершенно не чувствовалось ненависти, злости, вообще никаких эмоций — только беспощадность, которая ничего общего не имела с человеческой природой. И глаза его были под стать голосу; ледяные, непрощающие, проницательные.

— Я задумала план мести еще тогда, когда меня принудили сделать аборт и выдали замуж за человека втрое старше меня, — сказала Лай. Голос ее был негромким, мягким, грудным. Таким голосом женщины разговаривают со своими любовниками. — Именно я и вышла на Джейсона Стрита. Я сделала так, чтобы сначала «ровер», а потом и вертолет нуждались в ремонте. Именно я посоветовала Джейсону нанять аборигена, чтобы следить за вами и сразу же доложить о вашей гибели. После получения такого известия мы с Джейсоном полетели бы и привели в порядок «ровер», затем обнаружили бы трагически погибшую парочку. А потом сумели бы распорядиться и главным сокровищем.

Эрин крепко сжала в руке пистолет. Лай этого даже и не заметила. Все ее внимание было приковано к ледяным глазам ее бывшего любовника. Она продолжала говорить, мелодично выпевая слова. Создавалось впечатление, будто Лай говорит о любви, а вовсе не о мести и смерти.

— В тот самый день, когда я сделалась бы владелицей алмазного рудника, семейству Чен пришлось бы очень пожалеть о том, что некогда они использовали меня в качестве приманки, — продолжала Лай. — Я королева, а вовсе не дешевка. Я женщина, с которой любой мужчина станет настоящим королем.

Сильные пальцы Коула ощупали ее горло.

— Королева лжи! — Он посмотрел на Эрин, лицо которой было сейчас мертвенно-бледным, а глаза из зеленых сделались темными, почти черными. — Думаю, не надо объяснять, что я влюбился в твое фото, даже когда еще тебя не видел.

— Влюбился?! Ты?! — Эрин издала какой-то странный звук, похожий одновременно на сдавленный хохот и на отрывистое рыдание. — Боже праведный, Коул, да ты сам, похоже, не понимаешь, что говоришь.

— Вполне понимаю. Хотя и твоя нынешняя реакция мне вполне ясна. Но все равно я могу тебя поздравить, детка. Наконец-то ты освоила искусство выживания. Теперь у нас будут одинаковые проблемы: жить ради того, за что стоило бы рисковать жизнью.

Эрин прикрыла глаза, будучи не в состоянии вынести прямой взгляд Коула.

— Я намерен связаться с Ченом Уингом и сказать ему, чтобы он приехал и забрал свою разлюбезную сестричку, — сказал Коул. — Если ты не одобряешь эту идею, у тебя есть пистолет и ты вправе им воспользоваться.

Эрин била мелкая нервная дрожь, которую она пыталась унять.

— Ты не однажды спас мне жизнь, — сказала она, опуская пистолет. — Я удержала Лай, которая пыталась убить тебя. Мы с тобой квиты.

От улыбки Коула мурашки побежали по спине Эрин.

— Лай вовсе не собиралась убивать меня. Она хотела вынудить меня подписать брачный контракт — сразу же после того, как убьет тебя.

Лай грациозно нагнула голову, коснувшись подбородком сильной мужской ладони, которая все еще держала ее за горло.

— Если бы наш ребенок был мальчиком, — сказала Лай, — я никогда бы не согласилась на аборт. Но, увы, я понесла девочку, а ты уехал тогда в Бразилию. Но еще не все потеряно, любимый. Не бойся, она в тебя не выстрелит. Отбери у нее пистолет. Вместе мы сумеем оседлать Алмазного тигра.

Последовала длительная пауза. Тишину нарушало только тяжелое дыхание Эрин. Коул видел, как дуло пистолета уставилось в голову Лай, как палец Эрин нажал на спусковой крючок. Он не пошевелился, чтобы предотвратить задуманное ею, — просто стоял и смотрел. Его спокойствие было каким-то нечеловеческим.

— Ты лучше меня умеешь обращаться со змеями, — хриплым голосом произнесла Эрин. — Мне все равно, убить ли ее, или оставить в живых, чтобы можно было потешиться.

С этими словами Эрин резко повернулась и вышла из комнаты.

Глава 38

— Очень хорошо, что вы сюда пришли, — сказал Чен Уинг.

Он закрыл дверь лос-анджелесского офиса фирмы «Блэк Уинг» за Эрин и Мэтью Уиндзорами. Темные глаза Уинга уставились на Эрин. Девушка выглядела совершенно не такой, как на фотографии. Старше. Более собранной и сдержанной. Ее волосы были заколоты на затылке. Дорогая одежда сидела на ней как влитая.

Но больше всего изменилось выражение ее глаз. Они, казалось, постоянно оценивали собеседника.

— Пожалуйста, прошу садиться, — сказал Уинг.

Он вежливо улыбнулся и жестом пригласил Эрин и ее отца сесть за длинный стол, где обычно проходили разного рода совещания. На столе, как раз по центру, лежал сложенный несколько раз лист компьютерной распечатки. Эрин заметила его, затем перевела взгляд на Чена Уинга. У Уинга было столь же выразительное лицо, как у его сестры. Те же изящные черты. Тот же умный взгляд. Такие же темные выразительные глаза.

— Как поживает ваша сестра? — поинтересовался, усаживаясь за стол, Уиндзор.

— Психиатры говорят, что есть шансы на полное выздоровление, — ответил Уинг. — А до тех пор ей, разумеется, придется оставаться под неусыпным медицинским наблюдением.

— Но почему? — спросила Эрин. — Коул сломал ей запястье, а не череп.

— Признаюсь, у Лай и прежде было плохо с головой. Нам приходилось… ну, в общем, нам и прежде приходилось консультироваться с врачами о ее состоянии.

— В самом деле? — холодно переспросила Эрин. — Там, где она сейчас находится, должна быть тяжелая мебель и крепкий хлыст.

Уиндзор посмотрел на часы.

— У нас не слишком много времени, Уинг.

— Да, конечно. — Он взглянул на Эрин. — Коул утверждает, что ему принадлежит половина добычи со «Спящих собак». Та самая половина, что вы пообещали ему в качестве вознаграждения за обнаружение алмазного рудника.

— Я передаю ему половину моего наследства. А чтобы узнать, все ли «Спящие собаки» мне достались, сначала нужно выяснить, насколько умело вы подделали подпись на долговой расписке, о которой упоминала Лай. Если, конечно, вы будете и впредь утверждать, что ваша сестра психически ненормальна.

— Коул отказывается признать за покойным Абеляром Уиндзором какой бы то ни было карточный долг. При всем том, что такой долг действительно существовал, — осторожно начал Уинг. — Коул также отказывается иметь дело с картелем по поводу половинных объемов добычи камней на «Черной собаке», новой шахте, которая принадлежит «Блэк Уинг». Понятно, что члены алмазного картеля проявляют… проявляют законное беспокойство. Половина ресурсов не позволяет быть монополистами.

Эрин пожала плечами.

— Значит, у них будет поменьше доходов, только и всего.

Уинг взглянул на Уиндзора.

— Вы еще не рассказали ей?

— Моему отцу не принадлежит ни пяди «Спящих собак», — внятно произнесла Эрин. — Поэтому обращайтесь, пожалуйста, ко мне, а не к нему.

— Если картель развалится, то цены на технические алмазы взлетят настолько, что их почти не смогут приобретать страны третьего мира вроде Китая, например, — сказал Уинг.

— Это звучит не очень правдоподобно. В случае устранения алмазной монополии цены должны снизиться.

— Цены на ювелирные алмазы — да, но не цены на борты.

— Почему?

— Потому что рудничная добыча стоит очень дорого, — объяснил Уинг. — Сам по себе борт не окупает затрат на его извлечение из породы. Для того, чтобы алмазные копи могли приносить прибыль, придется продавать ювелирные алмазы по заниженным ценам.

— Значит, будут производить технические алмазы в лабораториях, — безразличным тоном заметила Эрин.

Уинт с мольбой в глазах посмотрел на Уиндзора. Тот вздохнул и заговорил:

— Видишь ли, девочка моя, все это не так просто. В лабораториях и в дальнейшем будут синтезировать алмазы, но они вовсе не такие дешевые, как борты, добываемые картелем. А кроме того, даже если алмаз и удается синтезировать при относительно невысоких затратах, то лучше всего это производство налажено у японцев. Ни одна страна не заинтересована в том, чтобы росло огромное экономическое влияние Японии.

Поначалу Эрин ничего на это не ответила, осмысливая услышанное. И то, что подразумевалось.

— Вы клоните к тому, что для стран третьего мира будет весьма непросто развивать свою экономику без недорогих технических алмазов?

Уинг придал лицу решительное выражение.

— Для них это будет почти невозможно. Алмазы в промышленности играют гораздо более важную роль, чем кажется. Особенно когда речь вдет о развивающихся странах. — Уинг драматически развел руками. — Разве не лучше позволить развитым странам торговать ювелирными алмазами, с тем, чтобы какая-то часть средств в виде субсидий шла на поддержание относительно приемлемых цен на технические алмазы, которые так необходимы слаборазвитым и развивающимся странам?

— В случае ускоренной индустриализации семейство Чен получит возможность контролировать экономику Китая, — добавила Эрин. — Страны, в которой живет пятая часть населения Земли и которая оказывает огромное влияние на развитие всего Азиатского континента. Тот, кто контролирует Китай, может рассчитывать на то, что сумеет со временем установить контроль надо всем Тихоокеанским регионом, исключая, конечно, Соединенные Штаты и Японию. Конечно, вы могли бы заключить соглашение с Японией. Это привело бы к установлению еще более тесных связей между Америкой и Европой. Но даже и при поддержке Японии вам вряд ли что удастся.

Уинг подождал, не добавит ли она еще чего-нибудь. Коул когда-то предупреждал его, что эта женщина чрезвычайно проницательна.

— Я не стану обсуждать постоянный интерес семейства Чен к добыче стратегических минералов, которыми формально занимается одна из компаний Конмина, — продолжала рассуждать Эрин. — Не буду также останавливаться и на том, что дела картеля вдут далеко не блестяще, что рудник «Спящая собака» тоже приходит в упадок, а недвижимость «Блэк Уинг» стремительно падает в цене.

Уинг взглянул на Уиндзора. Отец Эрин сделал вид, что не заметил этого. Он все с большим интересом и уважением наблюдал сейчас за дочерью.

— А ты очень хорошо подготовилась, моя девочка.

— Не без того, — мрачно согласилась Эрин. — Я уже говорила Коулу, что, может, я не блестящая ученица и некоторые вещи до меня не сразу доходят, но если уж я что выучила, то это надолго.

— Семейство Чен уже обладает изрядным капиталом, — безразличным тоном произнес Уинг. — Мы не зависим от Конмина, развиваемся вполне самостоятельно, получаем свою прибыль. И положение дел на руднике «Спящая собака» не слишком-то влияет на наши доходы.

Эрин взглянула на отца.

— Это действительно так, — подтвердил Уинд-зор. — Семейство Чен конфликтует с Гуго ван Луйком и его организацией вовсе не из-за денег. Им нужна власть.

— А каково на сей счет мнение Нэн Фолкнер? — поинтересовалась Эрин.

— Она за то, чтобы семейство Чен имело больше влияния на алмазном рынке. Лучше это, чем крах всего Алмазного картеля. Картель очень нужен и русским. При всех его минусах картель все-таки чудовище, которое мы хорошо знаем. Мы сорок лет учились руководить им, сумели превратить картель в управляемую структуру, где все сбалансировано и поддается учету. При нынешнем положении дел картель не выражает интересы какой-либо одной страны включая Соединенные Штаты.

Эрин подождала, не добавит ли отец еще чего-нибудь.

— И ни одного совета для меня? — недоверчиво произнесла она. — Это уже что-то новенькое.

— Ты познала вкус крови и потому не расположена слушать, — Уиндзор едва заметно усмехнулся. — А кроме того, прошло время, когда тебе требовались мои советы. Ты очень повзрослела и изменилась, моя девочка.

— Как не измениться, когда на тебя организуют настоящую охоту, как на дикого зверя.

— Ты только пойми меня правильно, — поспешил ответить Уиндзор. — Я вовсе не против тех изменений, которые произошли. Ты можешь владеть половиной шахт «Спящая собака» и оставаться честным и искренним человеком. Ведь, насколько я понимаю, ты вовсе не намерена отказываться от своей половины?

— Я еще не решила.

— Есть три варианта, — сказал Уиндзор, прикрыв зевок ладонью. — Можно передать управление твоей половиной третьему лицу и отойти от дел. Можно самой заниматься делами и таким образом занять место на спине Алмазного тигра. А можно плюс ко всему убить этого тигра, убедив Коула в необходимости воздерживаться от продажи своих алмазов через Гуго ван Луйка.

Эрин понимающе кивнула.

— Я сказала, что мне нужно еще подумать. Я пока еще не решила.

Уинг негромко откашлялся.

— Третий вариант едва ли осуществим.

— Вы хотите сказать, что дядюшка Ли не позволит Коулу порвать с картелем? — Вопрос Эрин прозвучал как констатация.

Уинг улыбнулся Эрин змеиной улыбкой, напоминающей остро отточенное лезвие.

— К сожалению, никто не может повлиять на Ко-ула Блэкберна, даже мой необыкновенно умный дядюшка. Но ведь и сам Коул далеко не дурак. Он понимает, что закрыть шахту или, скажем, уничтожить алмазы, облучив их радиоактивными лучами и представив все это как трагическое происшествие, большого ума не требует.

— Хватит вам издеваться над Коулом, — сказал Уиндзор и, не удержавшись, широко зевнул. — В сущности, почти у каждой страны есть свои интересы, связанные с деятельностью картеля. Никто не будет вам помогать его уничтожить. Большинство стран скорее предпочли бы уничтожить «Спящих собак», а также вас вместе с этими рудниками, чем допустить крушение картеля.

— Коул отлично осознает опасность. — Уинг обратился к Эрин. — Он вовсе не намерен причинять вам вред. Он внятно дал понять дядюшке Ли, какие могут быть последствия, если, не дай Бог, хоть что-нибудь с вами случится.

Уиндзор прищурился.

— Если с Эрин что-нибудь произойдет, Коул окажется не единственным, кто захочет свести счеты с семейством Чей, могу вас в этом уверить. И тогда вас ожидают, как говорят в Китае, семь ужасных лет.

Уинг понимающе кивнул.

— Именно так. Хотя в первую голову мы опасаемся именно Коула Блэкберна.

Эрин постаралась, чтобы на ее лице не отразились смущение и смятение, которые бушевали в ее душе.

— По-моему, мистер Чен, вы шарахаетесь от собственной тени. Коул Блэкберн продаст меня за горсть алмазов. Собственно говоря, он меня уже продал.

— Чушь собачью говоришь, моя девочка, — поспешил сказать Уиндзор.

Она ничего не ответила.

— Я разговаривал с Коулом, — продолжил ее отец, — у нас была обстоятельная беседа.

— Когда? — спросила Эрин и только потом подумала, что в этой ситуации лучше было бы промолчать. — Как он, в порядке?

— Черепная кость не повреждена, мозг работает отменно. Как только он получил возможность подниматься с постели, то едва ли не сразу потребовал ответа на два вопроса. Первый — где сейчас находится Ганс Шмидт?

Эрин не сумела скрыть изумления.

— Зачем это, черт возьми, Коулу интересоваться, где сейчас Ганс?

— Чтобы убить его, — ответил Уиндзор, поражаясь непонятливости своей дочери. — Зачем же еще?!

— Но… я… — Эрин покрутила головой, будучи не в состоянии хоть что-то сказать.

— Я рассказал ему, где сейчас Ганс. Сообщил его настоящее имя, воинское звание, личный номер и точный адрес госпиталя, где в настоящее время с респиратором на лице и питательной трубкой в желудке влачит свое существование Ганс, так как это нельзя назвать жизнью.

Эрин открыла было рот, но промолчала.

— Похоже, семь лет тому назад этот подонок угодил в автомобильную катастрофу, — сказал Уиндзор, и в его словах сквозило холодное удовлетворение. — Небольшая шутка судьбы. Дорожная авария. Почти все осколки лобового стекла угодили в тело Ганса.

— Авария… — повторила вслух Эрин, как бы не веря своим ушам и потому желая услышать это слово еще раз.

— Сейчас он полностью парализован, — тихо продолжал Уиндзор. — Ну, не совсем, разумеется. Может моргать глазами. Только век у него нет. Он мог бы видеть, но потерял зрение. Был бы у него язык, смог бы, наверное, и говорить. Он мог бы, пожалуй, и любовью заниматься помаленьку, да вот беда — нечем. Всего этого он напрочь лишен. Хотя мозг его функционирует нормально. Он совсем не пострадал. Везет же некоторым.

Уинг тяжело засопел.

— Коул все хорошенько обдумал, — ровным голосом продолжал Уиндзор. — Обдумал и решил, что для бедняги Ганса смерть явится долгожданным избавлением. А сам Коул не слишком-то спешит сделать Гансу добро. И потому Коул желает Гансу долгих лет жизни. Впрочем, я придерживаюсь того же мнения. Совершенно того же мнения.

— Авария, — произнес Уинг. — Надо же, как удобно…

Уиндзор взглянул на него.

— Никакого подвоха тут не было. Не исключено, что власти получат бумагу, где будет сказано, что полностью парализованного человека вот уже целых семь лет мучают, якобы сохраняя ему жизнь, некие садисты. Эта жалоба попадет ко мне. Я напишу заключение, что пациент не подвергался никаким мучениям, что никакого нарушения закона тут не было, — сухо пояснил Уиндзор и продолжал: — А второе, что Коул хотел бы выяснить, касалось подлинности моей подписи на письме, которое передал тебе Джейсон Стрит.

— А в чем дело? — спросила Эрин каким-то чужим голосом.

— Наверное, причина та же, что и в случае с Гансом, — бесстрастно сказал Уиндзор. — Если ты ушла от него, это еще вовсе не значит, что он готов потерять тебя. Скажу тебе правду, моя девочка. Я чрезвычайно рад, что письмо было поддельным. По крайней мере у тебя будет хоть один настоящий мужчина.

— Он вовсе не мой мужчина. Его интересовали лишь алмазы Эйба.

— Не могу в это поверить. Впрочем, ты и сама едва ли веришь тому, что говоришь.

— Ты тоже поверил бы, если бы услышал магнитофонную запись одного его разговора.

— Я слышал. Более того, слышал различные варианты этой записи, — сказал Уиндзор. — Все они действительно были записаны, только вот обрывались задолго до конца действительно имевшего место разговора. Многие совершенно упускают из виду тот факт, что Коул Блэкберн непредсказуем, как горная лавина. Он не из тех, кто встанет по стойке «смирно» и будет усердно исполнять то, что от него требовало семейство Чен.

— Откуда тебе это известно?

— Все очень просто. Прежде чем встретиться с Коулом в присутствии Нэн Фолкнер, я прошел в его офис и доверительно побеседовал с ним. Спросил, зачем он вообще влезает во все это. И он напрямик ответил, что женщина, способная делать такие фотографии, какие делаешь ты, стоит больше, чем алмазы, вес которых равен ее собственному весу. Вот что он сказал.

Эрин издала негромкий удивленный звук.

— Я уверен, что он получил долговую расписку Эйба из рук Уинга, — сказал Уиндзор. — После чего взялся за дело. Он понимал, что если откажется, то семейство Чен подделает новую долговую расписку и пригласит кого-нибудь другого для выполнения этого поручения. Кто не будет особенно щепетилен и кого не слишком будет занимать вопрос, жива ты или мертва. Если бы я оказался на месте Коула и если бы меня действительно заботило твое благополучие, я поступил бы точно так же.

Уинг скромно улыбнулся.

— Сравнительно недавно к подобному выводу пришел и дядюшка Ли. А у вас с Коулом много общего, насколько я могу судить?

— В каком-то смысле да, конечно, — согласился Уиндзор. — Но мы не схожи в одном. Я скорее согласился бы умереть, чем полез бы в ту чертову шахту, когда начался сезон дождей. И все — из-за горсти алмазов. Не представляю, как себя чувствуешь, когда вокруг тебя, в каменном мешке, поднимается вода — выше и выше, так что смерть кажется совсем рядом…

Эрин положила ладонь на руку отца.

— О чем это ты, я не понимаю?

— Ты все отлично слышала.

— Но Коул отлично осознавал степень опасности. Только ради алмазов он не стал бы рисковать жизнью. Сколько бы там этих алмазов ни было.

— Ну это еще как сказать. Тем более что он привык рисковать. А кроме того, что ему терять? Женщина, за которую он готов умереть и за которую он чуть не отдал жизнь, покинула его. Стало быть, остается второй приз — самое богатое алмазное месторождение, аналога которого еще не было в истории человечества.

— Вот здесь ты ошибаешься, — шепотом произнесла Эрин, чувствуя, что при воспоминании о том, как в шахте поднимался уровень черной воды, у нее сдавило горло. — Я для Коула ничего не значила. Я была лишь маленьким развлечением, пока он играл в большие игры.

— Ради Бога, Эрин!..

— Это все, мистер Чен? — спросила Эрин, не дав отцу договорить.

— Остается лишь вопрос о передаче вам вашей собственности.

— Какой еще собственности? Вы уже возместили мне стоимость уничтоженной в «ровере» фотокамеры. Уезжая с фермы, я забрала с собой все свои пожитки.

— Не совсем. В сгоревшем «ровере» кое-что сохранилось.

Ловким движением Уинг раскрыл компьютерную распечатку, лежавшую на столе. Внутри стояла коробка. Открыв крышку, Уинг вытащил и разложил на столе множество цветных фотографий.

— Мы сделали дубликаты негативов. Один набор находится сейчас в сейфе в казино Дарвина, — пояснил Уинг. — Другой лежал тут, в сейфе. Коул сделал все возможное, чтобы ваша работа не пропала даром.

Сменяясь, как в калейдоскопе, на полированном дереве стола замелькали виды Австралии: термитники, скопище которых казалось похожим на поселение инопланетян; хилая, подернутая толстым слоем пыли, но прочно вцепившаяся корнями в каменистый склон акация; молнии, прорезающие небо; земля от края до края пустынная и совсем плоская, похожая на метафору человеческого одиночества, — над этой землей застыло солнце, сверкающий зрак всемогущего Творца.

Каждый снимок был отпечатан с тех самых кассет, которые Эрин вынуждена была оставить в изуродованном «ровере».

— Хорошие снимки, нечего сказать. — оценил Уиндзор, просматривая фотографии. — Я бы даже сказал, очень хорошие. Думаю, таких тебе еще не удавалось прежде делать. Это лучше, чем даже «Арктическая одиссея». А сама ты как считаешь?

— Я думаю… — Голос Эрин оборвался. — Почему вы солгали, говоря о «ровере», мистер Уинг? Мы были вынуждены покинуть машину, и я оставила в ней все свои отснятые кассеты.

— «Ровер» и все, что находилось в кабине, сгорело, — возразил Уинг. — Но прежде, чем покинуть машину, Коул запихнул ваши кассеты в рюкзак.

— Но как же так? — Эрин принялась лихорадочно перебирать снимки, словно на их глянцевых поверхностях рассчитывала найти ответ на свой невысказанный вопрос. — Когда «ровер» намеренно вывели из строя, мы так расстроились, что, отправляясь дальше пешком, тщательно отобрали все, учитывая вес каждого предмета. Там же было так много кассет… Как же он мог так неразумно растрачивать свои силы? Это ведь сумасшествие, а Коул вовсе не сумасшедший!

— Я ему недавно сказал то же самое, — сухо заметил Уинг. — Но он ответил, что выжить — означает не только остаться в живых, но и сохранить вещи, не менее ценные, чем жизнь.

Эрин отрешенно перебирала фотографии. Их было несколько сотен. Ее внимание привлек снимок, где был запечатлен идущий по высохшему руслу Коул. Она сделала его перед тем, как они на вертолете отправились в свое путешествие по плато Кимберли. Коул поднял и что-то рассматривал на ладони, и она щелкнула его. За мгновение до того, как Эрин нажала на спуск, Коул поднял голову. Оказавшиеся в тени, отбрасываемой полями шляпы, его глаза сверкали как два драгоценных камня. Взгляд его был выразительным, в нем читалось желание, которого, впрочем, Коул никогда и не пытался скрыть.

«Если бы прямо сейчас мне удалось отыскать алмазный рудник Эйба, то не задумываясь обменял бы его на чистую пленку и подарил тебе».

Эрин прикрыла глаза, не в состоянии больше смотреть на фотографию. Ей было мучительно сознавать, что Коул пронес ее пленки через весь ад поисков, что он терпел жажду, превозмогал боль и не выбросил ни одной пленки, как бы тяжело ему ни приходилось.

— А вы не знали? — спросил ее Уинг, наблюдая за тем, как из глаз Эрин медленно выкатились две слезинки.

— Он даже ни разу не намекнул мне, что пытается спасти мои фотографии, — шепотом ответила она.

— Дело не в пленках, а в Коуле. Он любит вас.

Эрин нервно передернула плечами после слов Уинга, припомнив все несправедливые обвинения, которые она бросала в лицо Коула.

Эрин прикрыла глаза, будучи не в состоянии справиться с нахлынувшими слезами.

— Прошу меня извинить, мисс Уиндзор, но я вынужден повторить вопрос. Как вы намерены распорядиться вашей половиной рудника «Спящая собака»?

Эрин молча встала из-за стола и вышла.

Глава 39

Подобно облаку разноцветной пены на столе в конференц-зале лежали алмазы самого различного цвета и формы. От камней исходило восхитительное голубоватое сияние, в них застыли крохотные радуги, перемежавшиеся ярко-желтым или розовым свечением. Сверкали зеленые алмазы, отличавшиеся особым великолепием.

Вытряхнув из рюкзака последний алмаз, Коул обошел стол, на котором хрустальные пепельницы, стаканы и вода поджидали участников заседания Алмазного картеля. Походя он кивнул Чену Уингу, который как раз в эту минуту вытаскивал «молитву» компании «Блэк Уинг» из гладкой кожаной папки.

Присутствующие в недоумении уставились на середину стола заседаний, где лежало невиданное количество драгоценных камней. Коул подошел к стулу, стоявшему поодаль у стены. Он предпочел сидеть в стороне от стола, за которым должны были собраться представители стран, приглашенные на совещание. Возгласы удивления слились в один негромкий гул. Мистер Фейнберг взял в руку розовый алмаз размером с ноготь большого пальца, вытащил из кармана лупу и принялся разглядывать камень, что-то тихонько бормоча по-голландски.

Нэн Фолкнер взглянула на Коула, налила себе воды, выпила ее одним духом и двинулась к нему.

— Признаться, я и не знала, что Стрит до такой степени скомпрометировал себя, — без обиняков сказала она.

Фолкнер старалась говорить так, чтобы, кроме Коула, ее слов никто не слышал.

Коул пристально посмотрел на Фолкнер. Взгляд его был спокойным, уверенным, глаза блестели, как алмазы, что лежали сейчас на столе.

— Мэтт уже говорил мне об этом, — произнес он наконец. — А если уж он вам поверил после того, как вы подделали его письмо и организовали его арест, то мне вам верить, что называется, сам Бог велел.

— Следует ли понимать ваши слова как согласие продлить соглашение с нами? — тотчас же спросила Фолкнер. — Три года — большой срок для торговли алмазами, и вам как никому другому это должно быть отлично известно.

— Это будет зависеть от моего партнера.

— Матерь Божья, — пробормотала Фолкнер. — Эрин заперлась в своем номере в отеле. Она наотрез отказывается видеть меня или вообще кого-нибудь.

— Вы что же, осуждаете ее? Ведь по вашей милости ее чуть было не отправили на тот свет.

Фолкнер помрачнела и отвела взгляд.

— Фолкнер!

Она устало обернулась к Коулу, настороженная его тоном.

— Не суйтесь больше в ее дела. Никогда. Слышите?

— Слышу, слышу. — Она поморщилась. — И слышала, что сказал Мэтт. Но вы могли бы сделать жизнь многих людей куда более безопасной. Особенно это касается Эрин. Если бы только вывели ее из игры.

Плохо скрывая свое недовольство, Фолкнер прошла в голову стола заседаний, закурила свою любимую сигару и открыла папку из превосходного сафьяна. Мгновенно в конференц-зале установилась тишина. Только слышался шорох передаваемых «молитв», да раздавался чистый звон алмазов, которые участники заседания возвращали в кучу посреди стола. Фолкнер пустила к потолку струю табачного дыма, положила сигару на край пепельницы и принялась складывать «молитвы».

— Прежде чем перейти к повестке дня, — сказала Фолкнер, сложив все листки в одну ровную стопку, — скажу, что миссис ван Луйк просила меня передать благодарность всем, выразившим соболезнования в связи с кончиной ее супруга. Именно в такие моменты видишь, кто твой истинный друг.

Коул, казалось, не замечал искоса бросаемых Фолкнер в его сторону взглядов. Он сидел и рассматривал зеленый алмаз, тот самый, что Эрин подарила ему по случаю заключения их соглашения. Камень был и вправду великолепен. Ограненный, отполированный, оправленный в платину, бриллиант испускал зеленое сияние необыкновенной красоты.

Коул медленно сжал в кулаке кольцо, пока ладони не сделалось больно.

— Вам будет наверняка приятно узнать, что в честь покойного мистера ван Луйка учреждена стипендия его имени, — продолжала меж тем Фолкнер. — Деньги пойдут на подготовку студентов-геологов, специализирующихся в открытии и разработке алмазных месторождений.

Кон мин — структура, далеко не защищенная от пуль, — продолжала Фолкнер. — Мы скорее напоминаем оживленный перекресток. Причина — вы ее все видите, она лежит на столе, перед вами. Я Приватно переговорила со всеми членами консультативного комитета. Может быть, кто-нибудь хочет еще что-то добавить?

На сей раз установилась абсолютная тишина.

— В таком случае я хотела бы представить нового члена нашего консультативного комитета. Это мистер Чен Уинг. Мистер Чен представляет интересы фирмы «Блэк Уинг, Инк.». Именно этой фирме принадлежат алмазы, которые вы видите перед собой. Благодаря тому, что мистер Чен сумел найти надлежащие аргументы в разговорах со своим деловым партнером, мы сможем по своим каналам распространять пятьдесят, а не двадцать пять, как предполагалось ранее, процентов всех алмазов, добываемых на руднике «Черная собака».

— На какое время заключено соглашение? — поинтересовался представитель России.

— На три года, — ответила Фолкнер.

Раздались разочарованные восклицания участников совещания.

— Слишком малый срок даже при краткосрочной системе экономического планирования, — заметил русский.

В этот момент селектор принялся издавать монотонные, одинаковой продолжительности сигналы. Чертыхнувшись, Фолкнер надавила на клавишу.

— Только бы не плохие известия, — сказала она.

Голос по селектору произнес:

— Пришла мисс Уиндзор.

— Вот и замечательно. Просите.

Большая дверь конференц-зала распахнулась, и на пороге появилась Эрин. Она уверенно прошла в зад, лаже не обратив внимания на одобрительные улыбки и замечания мужчин. Она смотрела только на того, кто сидел у стены, поодаль от стола заседаний. Этот человек тоже не сводил с Эрин глаз. Одет он был так же, как и в тот день, когда Эрин увидела его впервые: черный, спортивного покроя пиджак из тонкой чесучи, серые слаксы, белая рубашка без галстука. Она, впрочем, так же, как при их самой первой встрече, была одета в черную рубашку и слаксы, только недавно извлеченные из дорожной сумки, и изрядно помятые.

— Так как же? — спросила Фолкнер, не дождавшись от Эрин ни единого слова.

— А что на этот счет говорит Коул? — спросила на ходу Эрин.

— Пробный вариант. На три года. Пятьдесят процентов производства.

— Нет. На год и все сто процентов.

— Два года и сто процентов всех алмазов, — сказал Коул, когда Эрин остановилась напротив.

— Хорошо, пусть будет два года и сто процентов, — согласилась она.

— Принято, — торопливо произнесла Фолкнер, как бы подводя черту под торгами.

Коул восхищенно смотрел на женщину, более прекрасную, чем бриллиант, оправленный в платину, который он сжимал в руках.

— Стало быть, два года? — спросил Коул, голос которого прозвучал глухо, почти что свирепо.

— Стало быть, — откликнулась Эрин и нежно провела дрожащим от волнения пальцем по его губам. — Но этот срок не для тебя. Ты так просто от меня не отделаешься. И никаких пробных вариантов. На всю жизнь. На все сто процентов.

Коул молча разжал кулак и протянул ей ладонь, на которой лежало бриллиантовое кольцо.

— А ты сама?

— Тоже на сто процентов и на всю жизнь.

Коул надел кольцо на палец Эрин и посадил женщину к себе на колени. И прежде чем поцеловать ее, прошептал, обдав ее лицо своим горячим дыханием:

— Добро пожаловать! Теперь мы оба сидим на спине Алмазного тигра.

Примечания

1

недоносок, недоделок, сопляк (фр.). — Примеч. ред.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39 . .