«Таинственный пруд (Том 1)»

Виктория ХОЛТ

ТАИНСТВЕННЫЙ ПРУД

ТОМ 1

Анонс

Действие романа разворачивается во времена царствования королевы Виктории. Главная героиня хранит страшную тайну. Когда Анжелет была маленькой, на нее у пруда напал злодей, но Бенедикт Лэнсдон спас девочку, убив его и сбросив тело в пруд. Спасаясь от преследований, Бенедикт отправляется в Австралию на золотые прииски...

ВСТРЕЧА У ПРУДА

С того самого момента как Бенедикт вошел в круг нашей семьи, я стала сознавать, что между нами существует особое влечение. Это было еще до того, как нам случилось пережить кошмар возле пруда Святого Бранока, кошмар, преследовавший нас многие годы и наложивший отпечаток на всю нашу последующую жизнь.

Мои родители, я и мой младший брат Джек осматривали в Лондоне Всемирную выставку. Шел 1851 год, мне было девять лет, Бенедикту семнадцать, но мне он казался взрослым.

Мы приехали из Корнуолла на поезде, что само по себе уже было приключением, и поселились в доме на Вестминстерской площади, где жили дядя Питер и тетя Амарилис. На самом деле они не были моими дядей и тетей, но, так как взаимоотношения в нашей семье были очень сложными, я всегда обращалась к ним именно так. Дядя Питер вошел в нашу семью, вступив в брак с тетей Амарилис, но впоследствии стал доминировать в ней, а тетя была племянницей моей бабушки, хотя обе они были примерно одного возраста. Моя мать относилась к дяде Питеру со смесью недоброжелательности и восхищения, что заставляло думать о существовании какой-то тайны в отношениях между ними. Он был темпераментным, обаятельным, а ореол грешности делал его весьма любопытной личностью.

Мне часто хотелось узнать - что бы все это могло значить? Совсем другой была тетя Амарилис: мягкой, доброй, довольно наивной, а потому любимой всеми. В ней не было ничего загадочного.

Их сын и дочь жили самостоятельно. Елена была замужем за Мэтью Хьюмом, успешно делающим политическую карьеру. Дядя Питер принимал большое участие в делах зятя, и поэтому Мэтью очень часто можно было видеть в нашем доме в Лондоне. Я слышала, как моя мать говорила, что дядя Питер - "серый кардинал" Мэтью Хьюма. Питер, сын дяди Питера и тети Амарилис, - которого все называли Питеркин, чтобы отличить от отца, - со своей женой Френсис руководил благотворительной организацией в лондонском Ист-Энде, и дела у них шли успешно.

Моя мать много рассказывала мне о них. Она вообще любила рассказывать о прошлом. Она родилась в нашем старом доме - Кадоре, принадлежавшем семейству Кадорсонов на протяжении веков, Который получила в наследство. Моим отцом был Рольф Хансон, получивший все имение после женитьбы на моей матери, но, как мне казалось, он любил это место еще больше, чем все мы. Я слышала, как говорили, будто имением никто за всю историю его существования не управлял так хорошо, как мистер Хансон. Впрочем, оно никогда не было и таким большим, поскольку вкладом отца в семейное состояние были земли Мэйнорли, владельцем которых он был, женившись на моей матери.

Сам отец не был корнуоллцем, так что его называли в этих краях "иностранцем", и это означало, что он родился по другую сторону реки Тамар, в чужой стране, называвшейся Англия. Его это всегда смешило. Семья у нас была дружная. Мой отец был умен, он хорошо разбирался в различных повседневных проблемах и без всякой суеты умел решать их - так мне по крайней мере казалось. Я никогда не видела его потерявшим самообладание и считала самым чудным человеком в мире. Я любила ездить вместе с ним верхом. Джек, который был на три года моложе меня, еще только учился держаться в седле. В свое время родители считали, что у них не будет других детей, кроме меня, и предполагалось, что когда-нибудь Кадор станет моим, но потом родился Джек.

Моя мать говорила:

- Кадор - это чудесный дом, и не из-за его башенок и каменных стен, а из-за того, что люди, жившие в нем, сумели сделать из него настоящее семейное гнездо! Никогда, никогда, - добавляла она, - не верь тем, кто твердит, будто дома важны сами по себе! Все дело в людях, которых ты любишь и которые любят тебя! Когда-то я понапрасну потеряла время, когда могла бы быть с твоим отцом, поскольку мне казалось, что его больше интересует Кадор, а не я. Потом мне повезло: я поняла, что к чему, но только после того, как мы лишились возможности прожить столько лет вместе! Так что в один прекрасный день Кадор перейдет к Джеку, а когда придет пора тебе выходить замуж, ты должна помнить, что желать должны тебя самое, а не твое приданое!

Вообще моя мать в отличие от отца любила поговорить. Мне нравилось смотреть, как отец сидит и со снисходительной улыбкой глядит на нее, в то время как мать ведет оживленную беседу. Мне кажется, я пошла больше в нее, чем в отца, хотя была похожа именно на него. У меня были светлые волосы, большие зеленые глаза и широкий рот. Вообще я должна была бы производить впечатление очень серьезной и задумчивой, если бы не мой дерзкий нос, совершенно не похожий на солидный длинный нос моего отца, который все портил. Иногда, если я допускала какую-нибудь выходку, отец нажимал мне пальцем на кончик носа, как будто в моем вздорном характере был виноват именно нос.

В те дни я не сознавала, насколько мне повезло с родителями, но такого рода умозаключения делают уже в более взрослом возрасте.

Прекрасными были дни детства, предшествовавшие событиям возле пруда Святого Бранока, после которых я поняла, что жизнь очень сложна. Эти дни теперь кажутся мне совершенно безоблачными и длящимися по целой неделе. У меня была гувернантка, мисс Прентис, самоотверженно пытавшаяся превратить меня в маленькую леди, достойную, по ее мнению, семейства владельцев Кадора. Я была суматошным ребенком, и если родители при этом не проявляли своего неодобрения, то что же оставалось делать бедной гувернантке? Полагаю, она плакалась миссис Пенлок, нашей кухарке, и мистеру Уотсону, нашему лакею, когда соизволяла спуститься в кухню, что происходило не слишком часто, поскольку она хорошо разбиралась в структурах общества, в котором находилась на более высокой ступени, чем домашняя прислуга.

Но миссис Пенлок, еще помнившая те дни в Кадоре, когда моя мать была маленькой девочкой, затянутая в свои солидные черные платья, была полновластной хозяйкой "подлестничных регионов" и умела должным образом управиться даже с самой мисс Прентис, так же, как и Уотсон, тоже весьма достойный джентльмен, исключая разве те случаи, когда он решал приударить за одной из хорошеньких служанок, что, впрочем, он тоже делал с чувством собственного достоинства.

Это были счастливые дни! Полагаю, мне попросту "разрешалось шалить", как утверждала мисс Прентис. Моя мать в детстве пользовалась довольно широкой степенью свободы и предоставляла мне те же возможности; ни в ней, ни в моем отце не было ничего от образа строгих родителей. "Маленькие дети должны быть видны, но не слышны", - говаривала старая миссис Фанни, жившая в одном из домиков возле гавани в Западном Полдери, покачивая головой и явно сокрушаясь о судьбе тех детей, которые не только видны, но и слышны. Она относилась к тем старухам, которые везде ищут грехи и умеют находить их. Она проводила долгие часы, поглядывая из своего крошечного оконца на мол, где сидели мужчины, занимавшиеся починкой сетей или взвешиванием улова, и ничто не укрывалось от ее взгляда. Летом она сидела на пороге дома, что было еще удобнее, чтобы вскрывать всяческие недостатки и "унюхать" зарождающийся скандал.

Такие люди всегда были и будут, - говорила мать. - Все это оттого, что их собственная жизнь пуста! Они страдают нездоровым любопытством в отношении людей, чья жизнь наполнена событиями, а от зависти стараются использовать любую возможность, чтобы их унизить. Будем надеяться, что никто из нас не станет таким!

И в Западном, ив Восточном Полдери было немало таких, как миссис Фанни. Люди с восточной стороны нашей реки считали тех, кто живет на стороне западной, почти такими же "иностранцами", как и тех, что живут по другую сторону реки Тамар. Миссис Фанни всегда говорила о них: "эти западные полдерцы" - с определенным презрением, а я смеялась, слыша, как ее западные соседи высказывались об обитателях восточной стороны с тем же презрительным превосходством.

Я любила нашу маленькую гавань с рыболовными лодками, покачивающимися на волнах и привязанными к большим железным кольцам, вмурованным в набережную так, что, проходя по ней, приходилось посматривать под ноги.

"Добрый день, мисс Анжелет!" - говорили мне рыбаки.

Анжела - мне не нравилось это имя, на самом деле меня звали Анжелет. Моя мать, очень интересовавшаяся семейной историей, рассказывала мне об одной из прабабок, живших во времена гражданской войны. Ее звали Анжелет так в то время произносили это имя, - и я была названа в ее честь. Боюсь, уменьшительная форма имени меня и вовсе не устраивала, но люди постоянно использовали ее, думая, что, в конце концов, я привыкну.

Все знали, кто я - "та самая из Кадора, мисс Анжела, которая, может статься, унаследовала бы это имение, если бы не мистер Джек". Представляю, как все говорили, когда он родился: "Ну ладно, что мальчик, ему и положено быть хозяином, а для девочек тут уж больно неподходящее место".

Я хорошо знала людей, окружавших меня. Временами я догадывалась, что они собираются сказать, еще до того как они открывали рот. Старая миссис Фанни с ее любопытными глазками, охотящимися за тайнами; или миссис Полдрю, жившая в маленьком домике на краю Западного Полдери, таком же аккуратненьком, как она сама. Я знала, что перед тем, как улечься спать, они шарят под кроватями, чтобы узнать, не скрывается ли там какой-нибудь мужчина: так они хранили свою честь, на которую давным-давно никто не собирался покушаться! Был там еще Том-Рыба, всегда поджидавший прибытия улова с тележкой на колесах. Он катил ее через оба городка и через ближайшие деревушки, выкрикивая: "Рыба! Свежая рыба прямо из моря! Выходите, женщины! Том-Рыба уже у дверей! Я здесь, мои милашки!" Жила здесь и мисс Грант, державшая лавку с шерстью и сидевшая за прилавком, занимаясь вязанием в ожидании покупателей. Были еще булочники, пропахшие соблазнительными запахами хлеба. Было семейство Пенджели, торговавшее всем, чем угодно - от наперстков до сельскохозяйственного инвентаря; и был, конечно, "Приют рыбака", куда направлялись мужчины, распродавшие улов, чтобы пообщаться друг с другом. "Пустить по ветру все, что выловили в море или вырастили на земле", - комментировала это миссис Фанни, сидящая у окошка и поглядывавшая на выходящих из корчмы. "Старому Пеннилегу следовало бы призадуматься, прежде чем обслуживать их", - укоризненно замечала она. Она считала, что старина Пеннилег, хозяин корчмы, давным-давно должен гореть в адском пламени.

Меня очень интересовала миссис Фанни. Я любила смотреть на нее, когда она сидела с библией на коленях, водила по строчкам пальцем и шевелила губами. Меня удивляло, зачем она этим занимается? Ведь я знала, что читать она не умеет!

Я любил сидеть на бухте каната, пропахшего запахом моря, и прислушиваться к шуму волн, разглядывая море и размышляя о тех людях, которые отправлялись в неизвестность, чтобы исследовать мир, о людях, вроде Дрейка или Релея. Я хорошо представляла себе паруса, полощущиеся на ветру, и босоногих матросов, бегом выполняющих команды, которые отдаю я, стоя на мостике. Я представляла себе испанские галионы, полные сокровищ, которые мы возвращаем Англии. Я постоянно жила в мире мечты! Частенько я представляла себя Релеем или Дрейком, но с этими мечтами было не так просто, волей-неволей мне приходилось менять свой пол! Но были и другие, в которые я погружалась еще чаще: я становилась доброй королевой Бесс, посвящающей этих людей в рыцарское звание. Да, так было удобней, я очень хорошо представляла себя великой королевой: три тысячи платьев и красный парик, а еще власть.., великая власть! Иногда, впрочем, я бывала и Марией Стюарт, королевой Шотландии, идущей на казнь. Я произносила с эшафота такие трогательные речи, что никто не мог удержаться от слез. Сам палач был настолько растроган, что отказывался рубить мне голову! Одна из моих придворных дам, восхищавшаяся мною, настаивала на том, чтобы занять мое место. Мы пытались отговорить ее, но она настояла на своем! А потом.., я притворялась ею до тех пор, пока не появлялся храбрый мужчина и не спасал меня! Мы жили счастливо и спокойно до самой старости, и никто далее и не подозревал о том, что я была королевой, поскольку все считали, что королева казнена в замке Фонтигрей!

Эти мечты были для меня более реальными, чем все, что происходило вокруг. Все это было до тех ужасных событий у пруда Святого Бранока. После них я изменилась и уже не решалась погружаться в мечты, которые могли возвратить меня к этим событиям.

Кадор располагался примерно в четверти мили от двух городков Полдери, расположенных по обе стороны реки. Наш дом стоял на холме, спускавшемся к морю. Дом был просто великолепен - с его башнями, бойницами и стенами из серого камня, выдерживавшими удары моря и непогоды в течение нескольких веков. Можно было назвать его крепостью. Интересно было ночью лежать в постели и прислушиваться к завываниям ветра в этих каменных стенах, иногда напоминавших пронзительные вопли безумца, иногда - тоскливое скуление испуганного животного. Я увлеченно слушала эти звуки до того происшествия, после которого стала их ненавидеть: они стали звучать для меня предупреждением.

Жизнь в эти дни была очень разнообразна. Я интересовалась абсолютно всем, происходящим вокруг. "У мисс Анжелы нос не сказать, чтоб длинный был, но сует-то она его везде", - таков был приговор миссис Пенлок. Мне очень нравились маленькие домики с побеленными стенами, которые теснились возле мола. Под Рождество мы с матерью отправлялись туда с визитами и вручением подарков, что было в здешних краях старинным обычаем. Дома бедняков состояли из двух темных комнат, разделенных перегородкой, не доходящей до крыши, что, как я поняла, облегчало вентиляцию. В некоторых из домиков был оригинальный предмет обстановки, так называемый "талфат" - что-то вроде полки, расположенной довольно высоко, где спала молодежь, забираясь туда по веревочной лестнице. Единственным источником света служила глиняная лампа в форме свечи с отверстием, в которое наливалось масло, а потом втыкался "пурван" - так местные жители называли фитиль.

Когда мы входили в такой дом, хозяйка смахивала со стула пыль и приглашала мать присесть, а я стояла рядом, широко раскрыв глаза, с интересом осматриваясь и выслушивая рассказ о том, как справляется Дженни с обязанностями служанки в доме священника, или когда их Джим должен вернуться с моря. Моя мать должна была быть в курсе всех дел, это входило в круг обязанностей хозяйки большого имения.

В этих домиках всегда пахло едой. Очаги топили деревом, собранным на берегу. Горело оно синим пламенем, что объяснялось, говорят, тем, что в нем содержалась соль, которой оно пропиталось в морской воде. В большинстве домов имелся вмурованный котел, где варили еду, а чайник, почерневший от сажи, висел на цепочке над огнем. Мне казалось, что эти люди говорят совсем на другом языке, чем мы, но я сумела его выучить. И еда у них была другая: например, "киллет" - что-то вроде каши из земляных орехов, или "пиллас" нечто, напоминающее овсянку, которую они уваривали, пока не получалась какая-то гуща, которую называли "гурте". Мать рассказывала мне, что в прошлом столетии, когда эти люди были очень бедны, они собирали траву, закатывали ее в ячменное тесто и пекли в золе.

Теперь они были зажиточными людьми. Мать часто объясняла мне, что мой отец - хороший хозяин, считающий своим долгом заботиться о том, чтобы никто из живущих в округе не голодал.

Бедные рыбаки сильно зависели от погоды, а ветры на нашем побережье часто бывали жестокими. В Полдери царило угрюмое настроение, когда кто-нибудь из знатоков примет предсказывал шторма, из-за которых лодки не смогут выйти в море. Конечно, частенько шторма начинались без всякого предупреждения, и именно этого рыбаки и их семьи больше всего и боялись. Я слышала, как однажды жена рыбака сказала: "Он как уходит, так я никогда не знаю, вернется ли назад!" Конечно, это было очень неприятно, и именно по этой причине все они были очень суеверными. Рыбаки постоянно искали каких-то знаков или предзнаменований, в основном дурных.

Про общину шахтеров можно было сказать почти то же самое. Примерно в двух милях от города начиналось высохшее болото, а к нему примыкала шахта, где добывали олово. Называли ее "выпотрошенной". Это значило, что она бесполезна, давным-давно выработана, а на самом деле это было вовсе не так - местные неплохо зарабатывали на ней. Там мы регулярно посещали семейство Пенкарронов, жившее в симпатичном доме неподалеку от шахты, который называли Пенкаррон Мэйнор. Они переехали сюда несколько лет тому назад, купили это место и начали заниматься шахтой.

Суеверные шахтеры оставляли в шахте так называемый "диджан" - часть обеда, который брали с собой для угощения нэйкеров, чтобы задобрить их и избежать несчастья, которые были в шахтах не редкостью. Несколько раз там происходили ужасные аварии, и уже не одна семья потеряла своего кормильца. Так что им, как и рыбакам, приходилось следить за приметами. Они не могли себе позволить не обращать на них внимания.

"Конечно, они боятся, - говорила моя мать, - все это понятно! А если для того, чтобы меньше бояться, нужно с кем-то поделиться своим обедом, так это не слишком дорогая плата!"

Мне было очень любопытно узнать о нэйкерах. Говорили, что это карлики, духи евреев, распявших Христа, но моя мать в них не верила. Ей-то легко было не верить, ей ведь не нужно было спускаться в шахту, но вообще она очень интересовалась суевериями и говорила:

- Как бы посмеялись над нами в Лондоне. Но здесь, в Корнуолле, все это подчас имеет какой-то смысл: очень уж здесь подходящее место для духов и прочей нечисти! Ты только прислушайся к здешним легендам.., эти родники с какими-то волшебными свойствами, эти истории про необъяснимые тайны, ну и, само собой разумеется, пруд Святого Бранока!

- О да! - с готовностью подхватила я. - Расскажи мне про этот пруд Святого Бранока!

- Когда ты попадешь туда, веди себя поосторожней. Ты вообще не должна ходить туда одна - только с мисс Прентис или еще с кем-нибудь! Там болотистое место, и могут быть неприятности! Это старая история. Мне кажется, что многие из местных по-настоящему верят в нее, но они вообще верят во все!

- А во что они верят?

В то, что слышат колокола!

Колокола? Какие колокола?

Колокола, которые находятся там, внизу.

- Где?

Под водой?

Мать кивнула:

- Все это просто смешно! Некоторые говорят, что это бездонный пруд. В таком случае, где же находятся колокола?

- Расскажи мне про эти колокола, мама! Ты же сама говорила, что люди должны больше узнавать о нужных вещах. Это тоже нужное, это ведь история!

Вряд ли это можно назвать историей! - Она рассмеялась и убрала мне за ухо локон, который выбился из-под ленты, удерживающей прическу. - По преданию, давным-давно на этом месте находился монастырь...

- Как? Прямо в воде?

- Никакой воды там тогда не было, она появилась позже! Поначалу, когда строили монастырь, все были очень добрыми и верующими людьми, проводили свое время в молитвах и творили добрые дела.

Это было в те времена, когда Святой Августин принес в Британию христианство!

- Это я знаю, - перебила я, опасаясь, что рассказ превратится в урок истории.

- Из самых дальних краев приходили в этот монастырь люди, принося с собой разнообразные дары: золото и серебро, вина и еду - так что постепенно из бедняков монахи превратились в очень богатых людей, и тогда они начали совершать дурные поступки!

- А какие?

- Они начали предаваться чревоугодию, начали пить слишком много вина, устраивать разгульные вечеринки, где плясали и вытворяли всякие непотребные вещи, чего не случалось ранее. Но в один прекрасный день в монастырь явился странник. Он не принес с собой никаких богатых даров, а отправился в церковь и обратился к монахам с проповедью. Он сообщил о том, что Бог недоволен ими, потому что они превратили превосходный монастырь, выстроенный для служения Богу, в гнездилище порока, и они должны покаяться. Но к этому времени монахи полюбили такой образ жизни и не желали расставаться с ним, так что странника, обратившегося к ним с предупреждением, они попросту возненавидели. Они велели ему немедленно убираться, пригрозив, что, если странник откажется, они попросту вышвырнут его. Странник не уходил, и тогда монахи принесли бичи и палки, которыми когда-то истязали себя, отчего, как предполагалось, становились более святыми, хотя я никогда не понимала, как здесь связано одно с другим. Монахи начали избивать странника, но палки лишь скользили по его телу, не принося ни малейшего вреда. А потом вдруг он начал излучать сияние, поднял руки и проклял монастырь Святого Бранока. Он сказал: "Когда-то это место считалось святым, но теперь оно осквернено! Пусть же станет так, будто оно никогда не существовало, пусть воды скроют его от человеческих глаз! Ваши колокола будут молчать.., за исключением тех случаев, когда нужно будет оповестить о каком-то большом несчастье". Сказав это, странник исчез.

- Он отправился на небеса?

Возможно.

- Могу поспорить, что это был Святой Павел! Как раз такие вещи он больше всего любил делать!

- Ну, кем бы он ни был, если верить легенде, слова его оказались пророческими. Когда стали звонить в колокола, они не отозвались! Монахи, конечно, испугались, начали молиться, но толку от этих молитв не было, и колокола продолжали молчать. Потом как-то ночью пошел дождь... Он все лил и лил, и так сорок дней и сорок ночей, и тогда реки вышли из берегов, и вода стала подниматься все выше и выше, пока не покрыла весь монастырь, и на его месте остался пруд Святого Бранока.

- А глубоко до этого монастыря?

Мать взглянула на меня и улыбнулась:

Но это же просто выдумка! Когда на одной из шахт случается несчастье, люди начинают говорить, что до этого слышали колокола, но, по моему мнению, после несчастья люди всегда что-нибудь припоминают. Я ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь заранее сообщил о предупреждении колоколов. Это просто одна из старых корнуоллских легенд!

Но ведь пруд есть!

- Это просто пруд - и все!

- Но он бездонный?

- Я в этом сомневаюсь.

- А кто-нибудь пытался промерить глубину?

- Зачем?

Узнать, есть ли там, внизу, монастырь?

- Это просто одно из старых корнуоллских суеверий! Никто ничего там не будет выяснять! Никто ведь не выясняет, каков состав воды в Роднике монахини в Альтаруне, которая, по слухам, предохраняет от безумия!

Никто не собирается проверять, правда ли, что испивший воды из источника Святого Уния в Редруте никогда не будет повешен. Просто есть люди, которые склонны верить в такие вещи, а остальные относятся к этому скептически. То же самое и с Бра-ноком...

- Хотелось бы мне послушать эти колокола!..

- Их нет! Я сомневаюсь даже в том, что там когда-то был монастырь. Ты же знаешь, как рождаются такие легенды. Людям мерещится, они видят или слышат что-то такое, что не могут объяснить.

Тогда начинают появляться легенды. Тем не менее, не подходи туда близко: это нездоровое место. Застойная вода всегда вредна.., и, как я уже сказала, там топко.

Нужно сказать, в то время я не слишком заинтересовалась историей этого пруда. Кругом без конца рассказывали о каких-нибудь сверхъестественных событиях, о том, что некоторые люди имеют дурной глаз, что один умеют вредить другим, изготовляя восковые фигурки недруга и прокалывая их булавками. Однажды скоропостижно скончался мужчина, и его мать обвинила его жену в том, что та погубила его, посыпав солью вокруг его стула, - метод, который суд присяжных не признал достоверным способом убийства. Еще была Мэдди Крейг, которую звали "пелларом". Это значило, что кто-то из ее предков помог русалке, оказавшейся на берегу, вернуться обратно в море. Так что существовали роды пелларов, одаренные особыми способностями благодаря тому, что оказывали помощь русалкам. В общем, колокола Святого Бранока не представляли для меня особо необычный случай.

Моя мать очень интересовалась происхождением нашей семьи и многое знала об этом, поскольку большинство наших предшественниц тщательно записывали историю своей жизни. Большая часть этих записей хранилась в Эверсли, откуда и происходило наше семейство, но со временем браки разбрасывали членов семьи в самые разные места, и теперь Эверсли был домом всего лишь одного из ответвлений семейства. Мы очень редко навещали их, поскольку Эверсли находился на противоположном краю Англии - на юго-восточном, в то время как Кадор был на юго-западе.

Моей матери доводилось видеть немало этих дневников, и она частенько пересказывала мне их содержание. Особенно меня интересовала моя предшественница Анжелет. Она и ее сестра-близнец Берсаба были замужем за одним и тем же мужчиной: вначале Анжелет, а после ее смерти - Берсаба.

В Кадоре была картинная галерея, где меня больше всего интересовал портрет моего дедушки. Его глаза были нарисованы так, что все время следили за мной, в какой бы конец галереи я ни пошла, и, по-моему, выражение его лица тоже менялось. Наверное, это был очень хороший портрет, потому что складывалось впечатление, что в любой момент дедушка может переступить раму и выйти наружу. У него было смуглое волевое лицо, и если присмотреться, то можно было увидеть, как уголки губ слегка приподнимаются, а в глазах загораются огоньки. Похоже, дедушка считал жизнь большой шуткой.

Мать заметила, что я заинтересовалась портретом:

Почему ты всегда на него смотришь? - Знаешь, похоже, что он живой! Все остальные портреты - просто картинки, а этот кажется совсем живым!

Мать отвела взгляд. Я поняла, что она не хочет показать мне, что сильно взволнована, а потом сказала:

- Он был просто чудесным человеком. Я любила его.., очень любила! Когда я была маленькой, он был для меня самым главным человеком. Ах, Анжела, как бы мне хотелось, чтобы ты могла узнать его! Временами мне кажется, что в нашей жизни все заранее предопределено. Он просто должен был умереть молодым, он никак не мог стать стариком! Твой дедушка прожил жизнь, полную приключений, иногда жестоких.., а потом приехал сюда, чтобы жить мирной семейной жизнью с людьми, которых нежно любил. С моей матерью Джессикой, сыном Джекко и со мной.

Мама слишком разволновалась и не могла говорить дальше. Я обняла ее:

- Давай не будем смотреть на портрет, мама, если это так сильно расстраивает тебя!

Мать покачала головой:

- Услышав это, он просто посмеялся бы надо мной и велел бы прекратить горевать.

Она ушла вместе с ним.., моя мать и Джекко, все они ушли и оставили меня одну. Даже сейчас.., я так живо это помню! Никогда не смогу забыть... Я постоянно вспоминаю тот день, когда они ушли и больше не вернулись...

И она рассказала мне историю моего дедушки, Джейка Кадорсона:

Кадор - его родной дом. У Джейка был старший брат, который стал наследником имения. Они никак не могли ужиться друг с другом, и Джейк ушел из дома, присоединившись к странствующим цыганам...

- Он сам немного похож на цыгана!

- У Джейка и характер был похожий: он никогда не боялся жизни, бросал ей вызов, и жизнь приняла его, в конце концов, победив... Когда Джейк жил цыганской жизнью, он убил одного мужчину из местной знати, который напал на одну из цыганских девушек. Джейк бросился на помощь. Завязалась драка, во время которой мужчина и был убит, а Джейка сослали в Австралию на семь лет. Его бы наверняка повесили за это убийство, если бы твоя бабушка Джессика не заставила своего отца сделать все ради спасения Джейка: ее отец был очень влиятельным человеком. Ну и... Джейка приговорили к каторжным работам на новых землях Австралии в течение семи лет, что по тем временам было очень легким наказанием за убийство человека.

Пока Джейк жил в дальних краях, его брат умер, и Джейк унаследовал Кадор. Он вернулся в Англию и женился на твоей бабушке. Родился мой брат Джекко, а потом и я. У нас была очень счастливая семья! Потом мы поехали в Австралию... Когда кончился семилетний срок Джейка, он получил там участок земли и организовал свое хозяйство. Именно тогда, когда мы были в Австралии, Джейк на лодке вышел в море в этот ужасный день - он, моя мать и Джекко... Они так никогда и не вернулись...

Не нужно говорить об этом!

- Мне больно.., даже сейчас. Я так ясно помню это!..

Я обняла ее:

- Ничего, мама! У тебя есть папа и мы... Джек и я.

Она еще крепче прижала меня к себе.

- Да, конечно, мне повезло, но я никогда не смогу забыть об этом. Мы все были вместе, а потом.., ничего не стало. Вот так иногда оборачивается жизнь, в ней нужно быть готовым ко всему! - Она поцеловала меня и сказала:

- Конечно, мне не следует печалиться. С ними я была очень счастлива. Я должна помнить об этом и быть благодарной судьбе за это счастье. А теперь у меня есть вы!

Выслушав историю о дедушке, я стала еще чаще приходить в галерею и рассматривать его портрет. Теперь в своих мечтах я представляла себя живущей в те давние годы. Я была цыганкой, странствующей вместе с ним в кибитке... Я плыла с ним на корабле в дальние моря... Я была с дедушкой в тот роковой день, когда они вышли под парусом... Я всех их спасла, и у этой истории получился другой конец! В общем, дедушка занял главное место в моих мечтаниях.

Потом настал этот день в начале апреля. Стояла настоящая весна, и Джек прогуливался в саду с нашей няней. Я была вместе с ними, когда из дома вышли родители. Джек подбежал к матери и уткнулся в ее юбки. Она подняла его и улыбнулась мне:

- Мы получили весточку от твоей тетушки Амарилис!

Тетя Амарилис часто писала нам. Она считала, что родственники должны поддерживать постоянный контакт, и полагала, что должна взять на себя заботу о матери после того, как моя бабушка погибла в Австралии. Амарилис и моя бабушка Джессика были одного возраста и воспитывались вместе.

- Она очень заинтересовалась Всемирной выставкой, - добавила мать. Выставку откроет сама королева в первый день мая.

Амарилис предлагает нам приехать в гости, мы уже давно не виделись.

Я запрыгала от радости: я обожала ездить в Лондон.

- Не вижу причин, по которым мы не можем принять это приглашение! сказал отец.

- Я тоже поеду! - объявил Джек.

- Ну конечно, дорогой, - улыбнулась мать. - Неужели ты думаешь, что мы могли тебя оставить?

Нет, - удовлетворенно ответил Джек.

- Это должно быть интересно, - продолжала мать. - Выставку готовят уже много месяцев, и королеву это предприятие особенно занимает, поскольку идея принадлежит принцу Альберту. Он-то и стоит за всем этим!

- А когда мы поедем? - спросила я.

Через несколько недель, - ответила мать.

- Мы выберем подходящее время, - добавил отец. - Нам нужно попасть туда к самому открытию...

- Которое будет проводить королева! - вставила я. - О, я жду-не дождусь, когда же это произойдет!

Я отправляюсь писать письмо тетушке Амарилис, - сказала мать.

С этих пор все разговоры в доме кружили вокруг предстоящей Всемирной выставки.

***

Когда мы прибыли в Лондон, нас тепло приветствовала тетя Амарилис. Их лондонская резиденция просто потрясала. Она была расположена на знаменитой площади, в середине которой находились крытые сады для обитателей домов, имеющих собственные ключи. Сады эти прекрасно содержались: там росли деревья, кусты и были беседки со скамьями. Мне это место всегда казалось миниатюрным заколдованным лесом. Из верхних окон дома можно было видеть Темзу. Я любила смотреть на нее и представлять себе славные дни прошлого, когда река была главной городской транспортной магистралью. Я воображала себя Анной Болейн, отправляющейся на церемонию коронации, а потом - в тюрьму, в лондонский Тауэр. Я была в составе королевской свиты, слушающей генделевскую "Музыку на воде". Я всегда находилась в центре знаменательных событий, играя в них, конечно, героическую роль!

Тете Амарилис сейчас, должно быть, исполнилось лет шестьдесят, но у нее было гладкое, без морщин, почти детское лицо, и она выглядела гораздо моложе своих лет. Дядя Питер был еще старше, но производил впечатление человека, не поддающегося влиянию времени.

Тетя Амарилис взволнованно обняла мою мать. Ее глаза тут же наполнились слезами, и я поняла, что сейчас она вспоминает мою бабушку, что случалось всегда, когда она виделась с моей матерью после длительной разлуки.

- До чего же я рада видеть вас здесь! - воскликнула она. - Кажется, что мы не виделись целую вечность! До чего же успела подрасти Анжела! А маленький Джек! Похоже, он у нас больше уже не маленький, а?

- Я уже большой, - скромно признал Джек. Тетя Амарилис нежно расцеловала его.

И Рольф здесь... Как я рада тебя видеть! Давайте посмотрим ваши комнаты. Конечно, это те самые, к которым вы привыкли. Кстати, Елена и Мэтью придут к нам завтра: Мэтью должен обсудить с утра кое-какие дела с Питером.

И вот я оказалась в своей маленькой комнатке на верхнем этаже дома. Тетя Амарилис знала, что я люблю смотреть на Темзу. Она никогда не забывала о таких мелочах и, похоже, проводила всю жизнь в стремлении угодить любимым ею людям.

Весь остаток дня был посвящен разговорам о семейных делах.

- Вам обязательно нужно сходить в гости к Елене, - сказала тетя Амарилис. - Джонни и Джеффри будут очень рады видеть Анжелет.

- Джонни, должно быть, подрос?

- Скоро ему исполнится тринадцать.

Мне тоже захотелось увидеть Джонни, и на следующий день мать взяла Джека и меня в гости к Хьюмам. Мэтью, конечно, был уже у дяди Питера, но тетя Елена с радостью встретила нас. Тетя Елена была очень похожа на свою мать, но ей не хватало той блаженной веры в доброту окружающего мира, которая придавала ее матери совершенно необыкновенное очарование. Она обожала свою семью и очень гордилась карьерой мужа. Тетя Елена рассказывала моей матери об успехах Мэтью в палате общин и о том, что, по ее мнению, их партия скоро придет к власти, в этом случае Мэтью наверняка получит должность министра. Его отец был уверен в этом, а уж он-то, как никто, умел держать "нос по ветру".

Я осматривала принадлежавшую Джонни коллекцию книг по археологии, которую он показывал мне с большим увлечением. На самом деле, меня не очень интересовало старое оружие, монеты и глиняные черепки, которые раскапывали, чтобы доказать, каким именно образом каменный век перешел в бронзовый, но мне нравилось быть рядом с Джонни. Его тоже очень интересовала выставка, и он сообщил мне, что часто ходит в Гайд-Парк, чтобы посмотреть, как продвигаются работы. К моменту открытия все будет просто чудесно, а главным чудом будет знаменитый Хрустальный дворец.

Джеффри, который был на два года старше меня, относился ко мне несколько снисходительно, полагая, что я слишком мала, чтобы привлечь его внимание. Джонни, который был старше меня на четыре года, относился ко мне совсем иначе. В Джонни вообще было что-то необычное.

Когда мы вернулись в дом на площади, Мэтью все еще был у дяди Питера.

Дядя Питер всегда был очень приветлив со мной и, по-моему, питал ко мне особую симпатию. Однажды он сказал: "Возможно, внешне ты и не очень похожа на свою бабушку, но на самом деле ты - ее копия", и я почувствовала, что он делает мне комплимент: должно быть, Джессика очень нравилась ему.

Он был полным хозяином в доме. Его волосы были почти седыми, но выглядел он очень привлекательно. Главной чертой его внешности была постоянная скрытая улыбка, как будто жизнь очень забавляла его, поскольку он давным-давно разобрался во всех ее секретах. Я была уверена в том, что это именно так.

"Серый кардинал"... Да, в этом не могло быть сомнений. Каким бы знаменитым политиком ни был Мэтью, он считал тестя своим наставником. Мэтью успел сделать очень многое с тех пор, как вернулся из Австралии: например, написал книгу про каторгу и каторжников, которая стала классикой, главной книгой по этому вопросу. Каторга все еще существовала, а значит, существовали и те самые позорные трюмы, в которых содержали перевозимых заключенных. И условия, царящие в тюрьмах, все еще были ужасными. Мэтью привлек внимание общества к этим вопросам, и тема каторги была у всех на устах. Очень многие разделяли взгляды Мэтью, считая, что следует отменить каторгу, и, похоже, в скором времени это должно было произойти. Кроме того, Мэтью написал книгу о детях-трубочистах и о труде на шахтах. Мэтью был реформатором по природе. Это значило, что он был весьма уважаемым членом парламента, которого любили избиратели, ценили лидеры партии, уверенные в том, что он займет министерский пост, когда партия придет к власти.

Мне разрешили сидеть за столом вместе со всей семьей.

- Я хочу, чтобы Анжелет сидела рядом со мной, - объявил дядя Питер.

Он умел быть очаровательным и ухаживать за женщинами. Неудивительно, что такие существа, как я, восхищались им.

Разговор, в основном, вел он. Похоже, что дядя Питер, как говорит поговорка, "умел держать пальцы сразу в нескольких пирогах". В то время я не имела понятия, в чем конкретно состоят его деловые интересы, но знала, что они были доходны и сделали его очень богатым человеком. Позже я узнала, что он владел несколькими клубами с весьма сомнительной репутацией, но, с его точки зрения, он служил обществу: эти клубы удерживали людей от совершения судебно-наказуемых поступков, которые могли бы повредить обществу, и таким образом оказывал стране огромную услугу. Амарилис полностью верила в это, хотя в свое время его деяния вызвали огромный скандал, из-за чего он потерял место в парламенте. Ему пришлось пойти на компромисс, уйдя от активного участия в политической жизни и ограничиваясь направлением деятельности Мэтью в выгодное, по его мнению, русло. Я считала Мэтью марионеткой, а дядю Питера - его кукловодом. Мэтью был не единственным человеком, которым он манипулировал. Я была уверена в том, что множество людей делает то, что считает нужным дядя Питер. Но я была очень довольна и ощущала себя очень важной персоной, поскольку именно меня он избрал своей соседкой.

Разговор шел о глупости Джона Рассела, который был премьер-министром и членом партии вигов. Поскольку дядя Питер состоял в партии тори, он не мог не относиться с презрением к "маленькому Джону", как он называл премьер-министра.

Подробно обсуждалась выставка.

- Наверное, тебе не терпится увидеть ее открытие, не так ли, Анжелет? - спросил он, повернувшись ко мне.

Я кивнула.

- Это действительно будет историческое событие, которое ты запомнишь на всю жизнь!

- Насколько я знаю, открывать выставку будет королева? - спросила моя мать.

- Ну, конечно же, наше маленькое величество прямо-таки носится с этой идеей!

А почему? Потому что это замысел Альберта, стало быть, в ее глазах это просто совершенство!

- Правда ведь, чудесно видеть такую счастливую пару? - сказала тетя Амарилис. - Они - прекрасный пример для всей нации!

Полагаю, моя дорогая, временами у них случаются и шторма, - сказал дядя Питер, - но, насколько мне известно, Альберт как нельзя лучше умеет увернуться от такого рода сложностей, что говорит о его мудрости.., или, может быть, о его милой внешности.

- Ах, Питер! - воскликнула тетушка Амарилис, наполовину восхищенно, наполовину осуждающе.

- По крайней мере, - вставил Мэтью, - проект близится к завершению и, судя по всему, получается неплохо.

- Маленький Джон постарается сделать все, чтобы вызвать осложнения, сказал дядя Питер. - Что он там еще выдумал, Мэтью?

- Он хочет устроить салют из пушек в Сент-Джеймс-парке. Он говорит, что, если пушки будут стрелять в Гайд-Парке, в павильоне могут вылететь все стекла.

- А они не вылетят? - спросила моя мать.

- Конечно, нет! - заявил дядя Питер. - Просто он хочет поучаствовать в событии и доставить кое-какие неприятности.

- Полагаю, Альберт собирается выступить против него, - сказал Мэтью.

- А что, если стекла действительно вылетят? - спросила я.

- Милая моя Анжелет, - сказал дядя Питер, улыбнувшись мне, - в таком случае выяснится, что Альберт ошибался, а Маленький Джон был прав.

- А это не рискованно? Он пожал плечами.

- Я не думаю, что Альберт пойдет на уступки в этом вопросе.

Ну-ну, не бойся, я думаю, ничего там не произойдет, и Хрустальный дворец останется цел. А если окажется, что я не прав, ну что ж, тогда я скажу "аи-аи-аи!"

- Мне кажется довольно глупым идти на такой риск, - сказала я. - Будет ужасно, если все пойдет прахом из-за такой мелочи.

- Жизнь, милое дитя, всегда содержит элемент риска!

Иногда бывает даже выгодно пойти на риск. Если принц уступит в этом вопросе, у Маленького Джона появятся новые амбиции. Альберт не может признать свою ошибку, и поэтому он пойдет на риск.

Я замолчала, обдумывая сказанное, и заметила, что дядя Питер с любопытством поглядывает на меня.

Он продолжал рассказывать о волшебной выставке, о том, что принц задумал ее как праздник труда и мира. Для нации лучше укреплять дружбу, демонстрируя свои технические достижения, чем сталкиваться на поле битвы. Искусство и коммерция должны идти рука об руку.

***

Настал великий день. Нам очень повезло, и мы сумели попасть на церемонию открытия. Впервые в жизни я увидела нашу королеву. Она выглядела просто великолепно в одежде розового и серебряного цветов. На груди у нее была лента ордена Подвязки, а на голове - небольшая корона, в которой сверкал алмаз Кохинор. У меня просто дух захватило: никогда в жизни я не видела такого великолепного зрелища! Я с радостью присоединилась к хору восторженных криков, которыми встретили прибытие королевы. Над головой у нее развевались перья, каким-то образом прикрепленные к короне. Она казалась очень гордой, счастливой и совершенно царственной - в общем, такой, какой и должна быть королева.

Это был прекрасный день. Он оправдал все мои ожидания. Играла прекрасная музыка. Мне очень понравился хор. Королева с супругом сидели под сине-золотым балдахином на королевском помосте. Я не могла оторвать от нее глаз. Мысленно я присутствовала там, я была Викторией - верной женой, мудрой матерью, великой королевой, примером для всей нации! Я была полностью удовлетворена.

За день мы очень устали. Нужно было так много увидеть самых разных вещей. Здесь были представлены все страны, демонстрирующие все лучшее, и самые знаменитые люди, вроде герцога Веллингтона. Но ничто не могло сравниться с нашей маленькой королевой, такой счастливой, такой человечной, но в то же время самой настоящей королевой. Я влюбилась в нее с первого момента, и именно воспоминания о ней были самыми значительным впечатлением этого дня.

Ни о чем другом, кроме выставки, дома, конечно, не говорили. Обсуждать ее можно было бесконечно. Тетя Амарилис сказала:

- Конечно, вы захотите еще раз посетить ее до возвращения в Корнуолл?

Моя мать согласилась с ней.

- А королева там будет? - спросила я.

- Это не удивило бы меня! - ответил дядя Питер. - Выставка задумана Альбертом, и поэтому в ее глазах она выглядит безупречно!

Из пушек стреляли в Гайд-Парке, - сказала я, - и стекла в павильоне не вылетели!

- Значит, ты помнила об этом? - улыбнулся дядя Питер.

- Ну да, ведь это было важно.

- Да, и несколько рискованно. Но разве я не говорил тебе, что иногда следует идти на риск.

И если ты будешь вести себя смело, то риск обернется в твою пользу.

В этот день мы поздно легли спать, и, как только моя голова коснулась подушки, я тут же провалилась в счастливые сны... В розовом платье, украшенном серебром, я торжественно ступала на королевский помост, и все приветствовали меня. Это был красивый сон.

***

Это случилось на следующий день.

Мы сидели за столом опять с Мэтью, который был здесь, по-видимому, постоянным посетителем. Мы продолжали обсуждать выставку и доедали последнее блюдо, когда послышался негромкий звук в дверь, и на пороге появился Джонсон, дворецкий.

Он вежливо прокашлялся и сказал:

- Сэр, вас желает видеть молодой джентльмен.

- Джентльмен? А не может ли он подождать, Джонсон?

- Он сказал, что дело очень важное, сэр. Он не представился?

- Он назвал себя мистером Бенедиктом Лэнсдоном, сэр.

В течение нескольких секунд дядя Питер сидел неподвижно. Наверное, это было трудно заметить, но я наблюдала за ним с близкого расстояния, и мне показалось, что он слегка обескуражен.

Он приподнялся со стула, а затем вновь сел.

- Хорошо, Джонсон, я встречусь с ним, но попроси его подождать.

Джонсон вышел, и дядя Питер взглянул на тетю Амарилис.

Кто это, Питер? Наше имя...

Возможно, это дальний родственник, о котором все позабыли. Я выясню... Простите, я должен выйти! Он вышел, а мы продолжали болтать.

- Любопытно, кто это такой? - спросил Мэтью. - Должно быть, кто-то из членов семьи? Это имя...

- Очень любопытно, - поддержала я. Мать улыбнулась мне, но ничего не сказала. Покончив с обедом, мы встали из-за стола.

Дядя Питер все еще находился в кабинете с посетителем.

Как же все-таки раздражает, когда ты молод, и от тебя что-то утаивают! Наверняка с Бенедиктом Лэнсдоном была связана какая-то страшная тайна - в этом я не сомневалась: мои родители говорили о нем приглушенными голосами, а тетя Амарилис выглядела несколько растерянной. Я слышала, как Мэтью сказал моему отцу, что надеется на то, что все обойдется.

Я задумалась, что бы это могло значить?

Прислушиваясь к разговорам, я постепенно начала понимать, что произошло.

Бенедикт оказался внуком дяди Питера! Он родился в Австралии семнадцать лет назад, а его отец был внебрачным сыном дяди Питера. Дядя Питер был женат только один раз, и его женой была тетя Амарилис, но это не помешало ему обзавестись сыном, о котором Амарилис до сих пор ни разу не слышала.

Я подслушала, как мать говорила об этом отцу:

- Питер, конечно, погуливал, как и следовало ожидать. Он был молодым повесой.., до того, как встретил Амарилис, конечно!

Итак, Бенедикт был плодом юношеского увлечения дяди Питера. Именно от Бенедикта я услышала подробности истории, которую не могла узнать ни от кого другого. Мы с ним сразу же почувствовали влечение друг к другу. Меня к нему влекло, потому что он очень отличался от всех, кого я знала до сих пор. Его же во мне, видимо, привлекало то, что я совершенно восхищалась им.

Для своего возраста он был достаточно высок. У него были ярко-синие глаза, особенно выделявшиеся на бронзовом лице. Волосы были светлыми, выгоревшими под жгучим солнцем Австралии. В Бенедикте был тот же дух безмятежности, что и в дяде Питере. Думаю, дядя Питер был очень похож на него в его возрасте. Он смотрел на мир несколько иронично, полагая, похоже, что мир создан для того, чтобы развлекать его и служить ему. В их родственной связи было невозможно сомневаться.

При доме на площади был небольшой, вымощенный каменными плитами садик, в котором росли кусты и груша с почти несъедобными плодами. Тетя Амарилис выставляла туда горшки с цветущими растениями, и там же стояла деревянная скамья.

Я как раз была в саду, когда произошла наша первая встреча с Бенедиктом.

- Привет! - сказал он. - Ты интересная девочка. Кто ты такая?

- Я Анжелет! Иногда мое имя не правильно произносят, путая меня с ангелом, что не имеет ничего общего с действительностью!

- Надеюсь, что это так и есть, - ответил он. - Я испугался бы, встретившись с ангелом.

- Не думаю, что вас может напугать встреча с кем-нибудь!

Именно так я о нем и думала, и ему понравились мои слова. Его синие глаза довольно блеснули.

- Ну, вообще-то я и правда мало чего боюсь, - признал он. - Но у ангелов, говорят, есть привычка записывать людские грехи!

- А у вас много грехов?

Он, словно заговорщик, кивнул мне, и я рассмеялась.

- А почему вы не представляетесь? - спросила я.

- Бенедикт Лэнсдон! Давай, ты лучше будешь звать меня Беном.

- Да, Бен звучит гораздо лучше. Бенедикт - это что-то слишком набожное, вроде монаха, или святого, или еще чего-нибудь в этом роде.

- Боюсь, ни монаха, ни святого из меня не получится.

- А что ты здесь делаешь?

- Приехал повидать дедушку.

- Дядю Питера?

Так он твой дядюшка?

Ну, не совсем... Дядюшкой называют человека, к которому неизвестно, как нужно обращаться... Просто он женат на моей тете Амарилис, хотя на самом деле она мне тоже совсем не тетя... В общем, это родственные отношения, которые очень сложно объяснить посторонним!

- Ну, со мной-то дела обстоят проще:

Питер на самом деле мой дедушка.

- Ну, не совсем уж так просто. Похоже, что он не знал о существовании внука до твоего приезда?

Ничего странного, все очень естественно! Временами люди обзаводятся детьми, хотя не собирались этого делать. Это застает их, так сказать, врасплох, и они не знают, что предпринять? Вот так и произошло с моей бабушкой и с твоим дядей Питером. - Я понимаю...

- И тогда она отправилась в Австралию! Он оплатил ей дорогу и потом в течение всей жизни высылал деньги. Родился мой отец. Он был назван в честь своего родителя Питером Лэнсдоном... В общем-то, его звали Питер Лэнсдон-Картер, но имя Картер всегда опускали. Моя бабушка так и не вышла замуж, но отец женился, и на свет появился я. Вот так и получилось, что у твоего дяди Питера появился внук. Моя бабушка часто рассказывала об Англии и о том, какой чудесный у меня дедушка. Однажды что-то о нем появилось в газетах, какие-то не слишком приятные вещи, но бабушка все это высмеяла, сказав, что лучше него человека не найти. Когда она умерла, мы перестали получать о нем вести, но часто вспоминали. Потом умерла моя мать, и мы с отцом остались вдвоем. У нас было небольшое хозяйство, но дела шли плохо. Там и почва неподходящая, слишком сухая, а дождей там всегда не хватает, да и вредителей там полным-полно, саранча и тому подобное. Когда мой отец понял, что умирает, он завел со мной разговор о будущем. Он знал человека, который согласился бы купить наше хозяйство, и хотел, чтобы я отправился в Англию и отыскал своего дедушку. "Ты найдешь его без труда, - говорил он. Он широко известен".

Ну и, когда он умер, я решил, что стоит посмотреть Англию, поэтому распродал имущество и приехал сюда.

- Это был очень смелый поступок!

И чем ты теперь будешь заниматься?

Бенедикт пожал плечами:

Нужно посмотреть, откуда ветер дует.

- Надеюсь, он дует в нужном направлении. Он благодарно улыбнулся мне:

- Я позабочусь о том, чтобы это так и было!

- Я не сомневаюсь в этом.

Мы улыбнулись друг другу, и мне подумалось, что я понравилась ему так же, как и он мне.

- Мой дедушка тоже жил в Австралии, - сказала я.

- Неужели?

- Да, вначале как заключенный.

Не может быть!

- Да, семь лет каторги за убийство.

Просто не верится!

Там были особые обстоятельства. Он присоединился к цыганам и странствовал вместе с ними, хотя сам был воспитан в Кадоре. Тебе нужно приехать в Кадор! Правда, это просто чудесное место. Оно принадлежало семейству Кадорсонов в течение многих поколений.

- Настоящее старинное поместье?

- Да, и это мой дом.

Расскажи еще о своем дедушке.

- Он отправился путешествовать вместе с цыганами, и какой-то мужчина, считавший себя джентльменом, напал на девушку-цыганку. Мой дедушка решил остановить его, и в схватке тот мужчина погиб. Признали, что это убийство, и деда сослали в Австралию на семь лет...

- Легкое наказание за убийство!

- На самом деле это нельзя назвать убийством, он ведь защищал девушку!

Моя бабушка, которая была тогда маленькой девочкой, спасла его, то есть упросила своего отца сделать это. Мой дедушка отбыл свой срок, организовал в Австралии свое хозяйство, а потом, когда вернулся в Англию, он и моя бабушка поженились.

В общем, счастливый конец?

- Поначалу... У них появились сын Джекко и моя мама, и они жили очень счастливо, но потом решили съездить в Австралию. Так они утонули.., все, кроме моей матери!

Она была единственной, кто остался в живых, так как случайно в тот день она не отправилась с ними в море.

- Значит, в Австралии он и погиб? Я кивнула.

- Я слышал истории о людях, которым удавалось выжить...

- Да, и такое бывает. Похоже, там такое место, где может случиться все, что угодно!

- В любом месте может случиться все, что угодно.

- Пусть так, в любом случае я рада, что ты решил сюда приехать, Бен.

- Я тоже.

Из дома вышли моя мать и Амарилис. Амарилис с некоторым опасением взглянула на Бенедикта, но он улыбнулся ей без всякого смущения. Он чувствовал себя здесь как дома.

Некоторое время Бен рассказывал нам об Австралии и о том, что Лондон оказался и в самом деле таким интересным местом, каким он его себе представлял. Потом Бенедикт спросил, можно ли здесь скакать верхом. Тетя Амарилис сказала, что вообще здесь катаются на Роуд и что это можно будет устроить.

- Я уверен, что ты постоянно ездишь верхом, - сказал он мне.

- Ну да, - согласилась я. - Я люблю верховую езду и в Кадоре часто езжу.

- Может быть, мы сможем покататься вместе?

- С удовольствием.

Моя мать и тетя Амарилис неуверенно переглянулись, и тетя Амарилис сообщила, что через полчаса будет подан обед.

Я действительно покаталась верхом на Роттен-роу вместе с Бенедиктом, Джонии и Джеффри. Прогулки верхом здесь очень отличались от тех, к которым я привыкла в Корнуолле: здесь гуляли люди из высшего света, которые постоянно раскланивались друг с другом. Я держалась в седле ничуть не хуже, чем наши лондонские мальчишки, но вот Бенедикт был и в самом деле прекрасным наездником, так что мне очень захотелось прокатиться с ним где-нибудь в таком месте, где он смог бы проявить все свои способности.

Он много говорил, обращаясь в основном ко мне.

- Тебе нужно побывать в Австралии, - говорил он и описывал свою родину. - Кустарники, холмы и везде каучуковые деревья.

- А кенгуру? - спросила я.

- Само собой разумеется, и кенгуру.

- Они носят детей в сумочках! Я видела это на картинках.

- Эти малыши рождаются величиной с полдюйма. Он рассказывал нам о Сиднее и его чудесной гавани, изрезанной заливчиками и бухточками, окруженной красивыми деревьями, на которых сидят разноцветные птицы.

- И там же - заключенные? - спросила я.

- Да, они все еще есть. Но их меньше, чем прежде, и теперь там появилось много поселенцев, которые хотят создать настоящий город и создают его.

Ты бы хотел поехать туда? - спросила я Джонни.

- Ну, разве что просто посмотреть! Жить лучше здесь.

- Откуда ты знаешь? - спросила я. - Ты же никогда не был там. Вот Бен мог бы судить, где лучше, потому что ему есть что сравнивать.

- Что ты скажешь, Бен?

- Я пока еще ничего не могу сказать.

Мы пустили лошадей легким галопом. Прогулка была очень приятной, и мне все больше и больше нравился Бен.

***

Бен был принят в доме, и поскольку, похоже, его присутствие никому не мешало, он и сам чувствовал себя здесь свободно. В основном он должен был благодарить за это дядю Питера, который вел себя так, будто появление в доме незнакомого внука было самой естественной вещью. Он умел держать себя как ни в чем не бывало, и, как я узнала позже, дядя Питер вел себя так же спокойно, когда скандал угрожал полностью разрушить его карьеру. Причем до определенной степени именно таким поведением он и сумел предотвратить разрастание скандала, потому что, глядя на него, люди спокойней принимали происходящее.

Судя по всему, дядя Питер гордился Беном. Я была уверена, что во внуке он узнает себя и очень доволен тем, что у него есть внук, о существовании которого никто не подозревал.

Он обсуждал с моим отцом вопрос о том, что следует предпринять в отношении этого мальчика. Я услышала, как отец рассказывал об этом матери.

- Нужно признать, - сказал отец, - Питер не собирается слагать с себя ответственность за внука и хочет сделать для мальчика все возможное. Сначала он хочет послать его на год-другой в университет. Питер считает, что паренек весьма одарен.

- Я в этом уверена, - согласилась мать. - Нет никаких сомнений в том, что он является отпрыском нашего старика!

В этот момент они заметили, что я нахожусь рядом, и переменили тему разговора.

Мы снова отправились на выставку, и на этот раз вместе с нами был Бен. Он старался все время держаться возле меня, что доставляло мне удовольствие. В некоторых экспонатах выставки он очень хорошо разбирался.

- Ты рад что приехал в Англию? - спросила я. Он сжал мою руку.

- Даже не сомневайся, - сказал он.

- Я тоже этому рада, - ответила я.

- И вообще все здорово складывается! Мой дедушка - великий человек! Я хочу быть похожим на него!

- Ты и так похож, - сказала я.

- Нет, я хочу быть похожим во всех отношениях, и я тоже хочу заниматься бизнесом. Дед много говорил со мной. Для начала он хочет, чтобы я стал похож на настоящего английского джентльмена.

Как ты думаешь, это хорошая мысль?

- Я думаю, ты и так хорош.

- Он так не считает, а он очень умный человек. Бен улыбнулся мне. Его глаза радостно сияли. Он был рад тому, что приехал сюда.

***

Я очень огорчилась, когда настала пора возвращаться домой. Мне не хотелось расставаться с Беном.

- Ты скоро снова приедешь сюда, - сказал Бен. - Или я, может быть, приеду посмотреть ваш чудесный Кадор.

- Это было бы прекрасно, - ответила я.

Бенедикт приехал на вокзал, проводил нас до самого вагона, и, стоя на платформе, помахал вслед рукой.

- Кажется, вы понравились друг другу, - заметила мать.

- Бенедикт - довольно яркая личность, - добавил отец.

- В этом нет ничего удивительного: он - внук Питера, да еще выросший в таких необычных условиях!

- Любопытно, захочет ли он приехать к нам в гости?

- Захочет! - сказала я. - Он говорил мне об этом.

- Люди не всегда держат слово, милая.

- Но он говорил серьезно!

- Бывает, что люди говорят вполне серьезно, а потом забывают о своих словах.

Но я была уверена, что Бенедикт не забудет. Я еще долго думала о нем, а потом воспоминания стали потихоньку стираться.

***

Прошел год. Время от времени мы получали сведения от тети Амарилис. Питеркин и Френсис пристроили еще одно крыло к своему дому; Джонни и Джеффри очень заняты своими школьными делами; надежды Питера и Мэтью реализовались с момента смещения правительства Маленького Джона - их зять получил пост в кабинете лорда Дерби. Внук Питера довольно сильно изменился.

"Бенедикт все больше и больше становится похож на нас. Он стал самым настоящим английским джентльменом., ну, почти. Питер очень заботится о нем. Он считает, что мальчику было бы неплохо заняться управлением поместьями, и собирается просить Вас принять Бена в Кадоре на некоторое время.., скажем, на месяц-другой, просто посмотреть, насколько он приспособлен к такому образу жизни. Питер полагает, что Бенедикт очень хорошо справился бы с этим делом".

- Ну разумеется, пусть приедет и погостит у нас, сказал отец. - Я уверен - это для него самое подходящее. Бенедикт очень часто сталкивался с вопросами такого рода еще в Австралии. Несомненно, он рожден для такой жизни.

Мать сказала, Что немедленно напишет Амарилис, а я разволновалась в ожидании встречи с Бенедиктом.

***

Через несколько дней я впервые встретилась с Грейс Гилмор. Я вела свою лошадь Глорию в поводу к берегу, где любила скакать галопом по краю прибоя. Этот отрезок побережья, расположенный всего в полумиле от гавани, был частью поместья Кадор, и здесь редко встречались люди.

Я удивилась, увидев молодую женщину. Она сидела на днище перевернутой лодки, лежавшей возле старого лодочного сарая, которым давным-давно никто не пользовался, и смотрела на море.

Казалось, она тоже удивилась, услышав приближающийся стук копыт. Я остановила лошадь.

- Добрый день! - сказала я.

Женщина тоже поздоровалась. Она была совсем молодой, я решила, что ей еще нет и двадцати. Что-то в ней заинтересовало меня: она была серьезной, озабоченной, а после того, как увидела меня, - несколько встревоженной.

Я задумалась, кем она может быть, и мое естественное любопытство, столь осуждаемое миссис Пенлок, разгорелось. Девушка была не из местных, а чужаки здесь появлялись крайне редко. Люди, приезжавшие сюда, обычно посещали родственников, и их появление всегда вызывало множество слухов. Об этой женщине я ничего не слышала.

- Хороший сегодня денек выдался! А вы здесь гостите? - спросила я.

- Я остановилась на несколько дней в "Приюте рыбака", - ответила она.

Я знала, что Пеннилег немногое может предложить своим нечастым гостям. По-моему, у него были всего две комнаты для постояльцев, да и те маленькие и неудобные. Свои доходы он в основном получал от ежедневных посетителей шахтеров и рыбаков.

- А вы здесь надолго?

- Я еще не знаю...

Девушка была не слишком разговорчива. Вдруг она спросила:

- А вы живете здесь?

Я кивнула и указала на вершину утеса, где стоял Кадор.

- Дом просто великолепен, - похвалила она.

Я тут же прониклась к ней теплыми чувствами, как ко всякому, кто хвалил наш Кадор.

- А это ваш лодочный сарай? - спросила она.

- Думаю, что наш, но им никогда не пользуются. Девушка заинтересовала меня. Мне показалось, что я заметила в ней некоторое напряжение, но потом решила, что это мое воображение.

Я попрощалась и поехала вверх по склону, через заросли, к Кадору.

Я забыла о ней до следующего дня, когда мы вновь встретились. Мы были в саду вместе с матерью. Девушка прошла через внутренний двор и остановилась, глядя на нас. Она казалась очень печальной и трогательной.

- Добрый день! - сказала мать. - Вы хотите кого то повидать?

- Вы - хозяйка этого дома? - спросила девушка. - Я встречалась с вашей дочерью.

- Это верно, - подтвердила я. - На берегу моря, возле старого лодочного сарая. А вы все еще живете в "Приюте рыбака"?

Она кивнула.

- Нет ли где-нибудь для меня работы?..

- Работы?! - удивилась мать.

- Я могу делать все, что угодно, - сказала она, и в ее голосе прозвучали нотки отчаяния, которые, как я заметила, тронули мою мать не меньше, чем меня.

- Наймом работников занимается Уотсон, наш дворецкий, - сказала мать. - Вы можете поговорить с ним.

Я представила себе Уотсона. Не знаю, что бы придумал Уотсон, какую работу он мог предложить ей? Насколько мне известно, в слугах мы не нуждались, да она и не была похожа на горничную, камеристку или еще кого-нибудь в таком же роде. Держалась она с достоинством и, пожалуй, даже сурово. Вряд ли это могло привлечь Уотсона.

- Я.., я умею шить, - вдруг сказала она.

Мать взглянула на меня. Я поняла, что девушка вызвала в ней симпатию и что мы обе хотели бы ей помочь.

Я прямо-таки читала мысли матери. Возможно, это удачный случай. Одежду мы покупали во время поездок в Лондон или даже в Плимут, но мать часто говорила: "Как бы мне хотелось, чтобы здесь жила старая добрая мисс Семпл". Мисс Семпл жила в комнатке наверху, в ее распоряжении была большая и светлая комната, использовавшаяся в качестве швейной мастерской. Мисс Семпл работала там до самой смерти, а умерла она три года назад.

В этот момент девушка слегка покачнулась. Она непременно упала бы, если бы ее не подхватила мать.

- Ах, бедняжка, ей стало дурно! - вскрикнула мать. - Помоги мне, Анжела, опусти ей голову вниз, так она придет в себя!

Через несколько секунд девушка открыла глаза:

- Ах, простите меня!

- Дорогое мое дитя, - сказала мать, - мы отведем тебя в дом.

Мы провели ее в комнату рядом с холлом, где люди, желавшие встретиться с родителями, обычно ожидали их.

- Позвони, и пусть кто-нибудь принесет бренди, - попросила мать.

Я выполнила поручение. Девушка сидела в кресле.

- Со мной уже все в порядке, извините меня! Это было глупо с моей стороны.

- С вами не все в порядке! - твердо возразила мать. - Вам необходимо отдохнуть.

Служанка принесла бренди, и девушка, слегка поколебавшись, отхлебнула глоток. Похоже, она немного пришла в себя и попыталась встать, но мать мягко усадила ее в кресло.

- Скажите мне, откуда вы здесь появились? И почему такая девушка, как вы, ищет работу?

Та слабо улыбнулась:

- Притворяться без толку, правда? Я должна найти работу... и быстро.

Я в отчаянном положении, мне некуда податься!

- Вы сказали, что остановились в "Приюте рыбака"?.. - сказала я.

- Завтра мне нужно выезжать оттуда, у меня больше нет денег...

- Но откуда вы приехали? - спросила мать.

- Я знала, что в этих местах есть богатые поместья. Вот я и решила, что мне удастся найти здесь работу. Так что...

- Я понимаю, - повторила мать, - но все-таки, откуда вы здесь появились?

- Мой дом в Баритоне.., в Девоне. Мой отец был приходским священником. Он гораздо старше моей матери, да и вообще мои родители были немолоды, когда поженились. Я была у них единственным ребенком, а когда мать умерла, дела пошли совсем плохо. Отец долго болел, и ему пришлось распрощаться с земной жизнью... Все наши сбережения были потрачены, и после того, как все было распродано и выплачены долги, у меня ничего не осталось. Мне нужно было найти какую-нибудь работу. Видите ли, я ничему специально не училась, но много шила для соседей и знакомых. Я действительно хорошо шью... закончила она свой монолог умоляющим голосом.

Мать приняла решение.

- Посмотрим, как вам здесь понравится! Многие годы у нас шила мисс Семпл, но она умерла три года назад. Мы все очень любили ее и не нашли замены. Ее комната до сих пор свободна, а к ней примыкает швейная мастерская.

Лицо девушки засветилось радостью:

- Неужели вы серьезно?..

- Конечно! - ответила мать. - Давайте поднимемся наверх и осмотрим помещение.

Девушка взяла мать за руку. Я боялась, что сейчас она разрыдается, но она сдержалась. Мать была явно тронута этим выражением благодарности и сказала:

- Полагаю, у вас есть вещи, которые нужно перенести сюда?

Есть немного в "Приюте рыбака", и это все...

- Я покажу вашу комнату, а потом можете отправиться и забрать свои вещи.

- Вы так добры... Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой!

Мы провели ее наверх и показали комнаты. В швейной мастерской стоял большой стол, за которым когда-то работала мисс Семпл. И манекены, которыми она пользовалась, и нитки в ящиках стола, и ленты для снятия мерок - все было так, как она оставила.

Девушка сообщила нам, что ее зовут Грейс Гилмор и что она надеется когда-нибудь расплатиться с нами за доброту, которую мы проявили к ней.

Вот так Грейс Гилмор попала в Кадор.

Среди слуг это вызвало некоторое недовольство, поскольку там не одобряли, как говорится, "вмешательство сверху", но мать пояснила им, что мисс Гилмор - юная леди из приличной семьи, попавшая в сложное положение, и что она просит всех оказать девушке посильную помощь. Уотсон и миссис Пенлок согласились сделать все, что в их силах, чтобы помочь ей прижиться, и заметили, что, хотя выбор слуг является прерогативой Уотсона, подбор портнихи вне его компетенции. Так что в данном случае дух "протокола внутренних отношений" в доме нарушен не столь грубо, как это могло бы показаться на первый взгляд.

В тот же день Грейс Гилмор прибыла со своими вещами и заняла комнату на верхнем этаже. Она хотела поскорее взяться за работу, и вскоре выяснилось, что она действительно прекрасная портниха.

- Нам повезло, - сказала мать. - И она хорошего происхождения, что тоже неплохо. Мы должны относиться подобрей к этой бедняжке. Ей довелось пережить тяжелые времена, а ведь она еще так молода! Не сомневаюсь, что она сможет чем-то сможет помочь и мисс Прентис.

Я была довольна, что нам удалось помочь девушке. Грейс Гилмор заинтересовала меня: что-то в ней было таинственное..

***

В Кадор приехал Бенедикт. Он показался мне еще более привлекательным.

- Ого, как ты выросла! - воскликнул он. - Можно сказать, что ты уже юная дама! - Он рассмеялся. - Я здесь приживаюсь, - сообщил он. - Скоро стану таким же англичанином, как все вы!

Мои родители с удовольствием встретили его, и через несколько дней Бенедикт полностью вписался в повседневную жизнь Кадора. Он проводил много времени с моим отцом.

Джеку он тоже понравился, да и слуги отнеслись к нему благосклонно.

Я старалась проводить с ним побольше времени. Похоже, ему нравилось мое общество, но он, конечно, приехал сюда с определенной целью и был очень занят. Он с большим интересом отнесся к знакомству с имением, и если находился не вместе с моим отцом, то старался общаться с Джоном Подстарком, нашим управляющим. Вскоре его знали все, а в кухне его постоянно обсуждали - особенно те служанки, что помоложе и поигривей.

- Можно сказать, он "очаровашка"! - таков был приговор миссис Пенлок. - Вам, девушки, как раз таких и надо поберечься! Они умеют говорить приятные слова и улыбаться, но только до тех пор, пока не получат, что им от вас нужно, а потом говорят: "До свидания, я отправляюсь кружить голову следующей!"

Но и сама миссис Пенлок не была непробиваемой: в присутствии Бенедикта она начинала тоже жеманничать, а он, если и поглядывал на молодых и красивых девушек, не забывал, однако, и про тех, кто постарше. Он уделял внимание и миссис Пенлок, которая признавала, что ей слегка за шестьдесят, хотя я была уверена, что она убавляет свой возраст, поскольку еще в те времена, когда моя мать была маленькой девочкой, она была уже немолода. Бенедикт заставлял всех женщин почувствовать, что в них есть обаятельные черты, которые ему нравятся. Видимо, именно это и называется "шарм".

Я пыталась выяснить, что в характере Бенедикта оказывает такое влияние на людей, дело ведь было не только в его отношении к ним. Он был из тех мужчин, которые рвутся к власти, и я пришла к заключению, что именно это и лежит в основе мужской привлекательности.

Мать сама заговорила со мной о нем.

- Похоже, Бенедикт уже со всеми познакомился. Он пробыл здесь совсем недолго, но успел произвести на всех впечатление!

- В нем есть что-то особенное, - ответила я. - Он не похож ни на кого из тех, кого я знаю.

Мать улыбнулась:

- Он постоянно ездит с Джоном Подстарком и твоим отцом. Похоже, они считают, что из него выйдет хороший управляющий!

- А что, по-твоему, собирается сделать дядя Питер? Купит ему где-нибудь имение?

- Возможно... Но, думаю, купит он его для себя. Он будет владеть имением, а всеми делами займется Бенедикт.

- Мне кажется, что Бену это не понравится!

- Да, он похож на своего дедушку, в этом я убеждена. Он захочет со всем управляться сам. Любопытно посмотреть, во что все это выльется? Этакая парочка сильных личностей! Кстати, мисс Гилмор, по-моему, прижилась здесь. Как тебе кажется?

- Она настолько благодарна, что даже неудобно.

- Бедная девочка! Не представляю, что бы она делала, если бы мы не приняли ее? Она была просто в отчаянном положении. Да, она попросила меня отпустить ее на денек...

- Отпустить? Так быстро?

- У нее, оказывается, есть старая тетушка, которая живет где-то возле Бодмина.

Грейс решила съездить туда, повидать ее и рассказать, где и как она устроилась.

- Мне казалось, что у нее нет родственником?

- По-моему, такого она не говорила. Так или иначе, это сестра ее отца, и я уверена, что она уже очень стара, как был стар и ее покойный отец.

Во всяком случае, я сказала, что Грейс может поехать.

- Ты говоришь, возле Бодмина?

- Она упоминала Лавинет.

- Это где-то недалеко?

- Она сказала, что будет отсутствовать сутки, и очень благодарила меня за то, что я разрешила ей поехать. Грейс очень хорошо справилась с этой тканью из шерсти.

Ты знаешь, что я люблю этот костюм. Очень уже не хотелось его выбрасывать, но рукава совсем обносились. Грейс сделала так, что ничего не видно, а потом ушила юбку, которая была мне очень велика, и сейчас она выглядит как новенькая!

- Похоже, ты очень довольна мисс Гилмор, мама?

- Конечно, очень приятно сделать кому-то доброе дело, а потом понять, что и тебе самой это пошло на пользу.

- А как у нее складываются отношения с остальными слугами?

- Я думаю, они все еще считают ее чужаком.

- Да, в наших краях всякий, кто появился с того берега реки, считается чужаком.

Мать рассмеялась:

- Грейс очень тихая и спокойная.

Это немножко похоже на случай с мисс Прентис. У слуг ведь такое строгое социальное разделение, что в нем не разберешься! Кстати, она, похоже, подружилась с мисс Прентис.

- Возможно, они обе полагают, что могут дружить, не нарушая "правил протокола".

- Должно быть, так. В общем, она уезжает завтра с утра.

Я частенько думала о Грейс Гилмор. Все-таки в ней была какая-то тайна, которая интриговала меня. Я никому не говорила об этом. Они сказали бы - а если и не сказали бы, то подумали, - что я опять что-то выдумываю. Я представляла себе, как Грейс живет вместе со старым бедным священником, таким слабым, но требовательным. Я была уверена, что она заботилась о нем, жила ради него, в то время как ее собственная жизнь проходила впустую.

Мать сказала бы мне на это: "Ты опять выдумываешь какие-то небылицы, Анжела! Это твое воображение... Все это, конечно, очень хорошо, но не слишком увлекайся".

Я видела, как Грейс Гилмор отправилась на станцию, чтобы сесть на поезд. Мне показалось, что в ней была какая-то целеустремленность. Я улыбнулась и пожелала ей доброго пути.

Я начала размышлять - вернется ли она обратно. Было в ней что-то нереальное. Мне казалось, что она может неожиданно исчезнуть, и после этого мы никогда не услышим о ней. Мысль об этом была настолько навязчивой, что по возвращении домой я заглянула в ее комнату. Здесь было чистенько прибрано. В гардеробе висела одежда. Ночная рубашка была аккуратно сложена под подушкой. Да, я была достаточно любопытна, чтобы заглянуть и туда. Это была комната человека, который собирался вернуться.

Во второй половине дня я отправилась на верховую прогулку с Беном, и все мысли о Грейс Гилмор мгновенно исчезли.

Бен рассуждал о том, как управлял бы своим имением.

- Таким, как Кадор? - спросила я.

- Таким, как Кадор, только больше. Я рассмеялась.

- У тебя все должно быть больше, чем у остальных! Ты понимаешь, что это поместье создавалось в течение сотен лет. А ты собираешься прийти на пустое место и тут же начать управляться с чем-то еще большим?

- Именно этого мне и хотелось бы!

- Не всегда мы получаем то, чего нам хочется. Гордыня предшествует падению.

- Ты читаешь мне мораль?

- Говорят, это правда!

- А я вот возгоржусь и не паду, хотя бы ради того, чтобы доказать, что это все не правда!

- В таком случае я буду очень огорчена: как вспомню, сколько раз мне пришлось написать это выражение по требованию мисс Прентис!

- Что ж, цель почетна - доказать, что моралисты ошибаются. Да и вообще на каждую пословицу есть пословица, которая ей противоречит. Так что я сам для себя буду создавать правила. Это будут правила рассудка!

- Ах, Бен, как хорошо, что ты здесь!

- А хочешь я скажу, что мне здесь больше всего нравится? То, что здесь есть Анжела!

Ты всегда говоришь такие приятные слова? Ты и впрямь так думаешь?

- Не всегда, но в данном случае - да.

- Но если ты так не думаешь, то зачем говоришь? Он помолчал, а потом рассмеялся.

- Ну, знаешь, людям это нравится. Они любят тебя за это, а это хорошо, когда люди тебя любят. Никогда не создавай себе врагов, если можно обойтись без этого... Никогда неизвестно, как может обернуться для тебя какая-нибудь мелочь. Это называется "держать колеса хорошенько смазанными".

- Даже если это попахивает фальшью? Он пожал плечами.

- Это же безвредно. Людям от этого становится лучше. Что же в этом плохого?

- Ничего, я думаю, только мне нравится правда.

- Ты требуешь от жизни слишком многого.

Мы выехали на открытое пространство, и я пустила лошадь галопом. Бен держался рядом.

- Мы уже почти на пустоши, - прокричала я.

Я осадила лошадь: целые мили пустоши с валунами, мелкими ручейками и растущими кое-где цветами.

- Есть здесь что-то странное, - сказала я. - Ты чувствуешь это? И не просто странное - нехорошее!

- Не от мира сего, как будто заблудился на чужой планете!

- Вот именно! Странные вещи тут случаются. Когда я оказываюсь здесь, я начинаю верить во все эти истории с нэйкерами и прочими духами.

Некоторое время мы ехали молча, а потом Бен сказал:

- Мы можем привязать лошадей к этому кусту и немножко посидеть. Я был бы не против, а ты?

- Да, - согласилась я.

Мы привязали лошадей и уселись, прислонившись спинами к валуну. Дул довольно сильный ветер, шелест травы напоминал тихий и жалобный звук, похожий на стон человека.

Я была рада тому, что Бен может прочувствовать дух пустоши.

- Здесь неподалеку есть шахта.

- О да. По-моему, она принадлежит Пенкарронам.

- Да, мы как-нибудь съездим туда. Они будут рады познакомиться с тобой.

- Доходное дело, насколько я понимаю?

- Я думаю, да. Это прямо-таки благодеяние для Полдери! Там работает множество людей, ведь население Полдери состоит из рыбаков и шахтеров, если не считать фермеров и вообще тех, кто работает на земле. Они-то в безопасности!

- В безопасности? - переспросил он.

- Ну, их жизнь не подвергается опасности, а рыбаки и шахтеры всегда ждут какого-то несчастья! Шахтеры всегда высматривают черных собак и белых зайцев, которые появляются для того, чтобы возвестить о несчастье.

А несчастье в шахте или на море - это просто ужасно! Есть еще нэйкеры, которых нужно постоянно задабривать: шахтеры всегда оставляют им часть своего обеда, бедняги, хотя им самим его не хватает. Потом рыбаки... Они никогда не знают, в какой момент из моря появится русалка с каким-нибудь ужасным предупреждением, а то еще может появиться корабль-призрак! А кроме всего прочего, бывает еще и плохая погода! Так что, видишь, работающие на земле живут сравнительно спокойно.

- А почему тогда они все не хотят работать на земле?

- Если случается хороший улов, рыбаки зарабатывают много денег, а шахтеры... Ну, я думаю, они зарабатывают больше, чем те, кто трудится на земле, поскольку работа у них очень опасная!

- Логично, - согласился Бен, - когда сидишь здесь, начинаешь верить в некоторые из этих историй!

- Вот эти камни, например, могут в любой момент ожить! Взгляни хотя бы на этот: видишь, он похож на женский силуэт. Его называют "Каменной послушницей". Ее изгнали из монастыря, поскольку она нарушила закон церкви: завела себе любовника! Говорят, что иногда, если прийти сюда одному, можно услышать, как она плачет!

- Я думаю, это просто ветер. Его легко перепутать с плачем!

Ну, расскажи мне еще что-нибудь!

- Это было на оловянной шахте. Там произошел ужасный несчастный случай, и несколько человек погибло. После этого многие начали припоминать, что видели черных собак и белых зайцев. Те, кто остался в живых, потеряли работу, и у людей начались тяжелые времена. Начали говорить, что шахта заколдована и по ночам оттуда доносится какой-то странный звук. Однажды двое мужчин, братья-шахтеры, потерявшие работу и жившие в ужасной бедности, решили пойти на старую шахту и разузнать, что это за звуки. Это было опасно, поскольку в шахте мог произойти следующий обвал. Так или иначе, ночью братья пошли по шахте в том направлении, откуда доносился стук, ожидая, что в любой момент их может завалить. Потом они увидели свет, повернули туда и увидели, что двадцать маленьких человечков копают крошечными лопатами. У них были небольшие ведерки, наполненные золотом. Это были нэйкеры.

- Золото.., в оловянной шахте?

- Ну, так рассказывают! Эти двое сначала испугались, а потом перестали бояться, потому что нэйкеры были очень маленькими, как сказали братья, ростом с шестипенсовую куклу. И нэйкеры не рассердились на них, потому что поняли, что братья очень храбрые, если решились прийти сюда среди ночи. Братья удивились, узнав, что в шахте есть золото. Они сказали, что, если принести сюда хороший инструмент, то за ночь можно накопать раз в двадцать больше, чем нэйкеры. В общем, они заключили с маленькими человечками договор: братья будут копать золото и продавать его, а с каждой проданной унции десять процентов пойдет нэйкерам. Те согласились, и каждую ночь эти люди стали приходить в шахту. Вскоре они разбогатели, купили себе красивый дом. На расспросы удивленных соседей, недоумевающих, откуда у братьев такое богатство, они говорили, что получили наследство от родственников, живших в заморских краях.

- Надеюсь, они не забывали выплачивать положенные десять процентов?

- О нет, не забывали, никогда не забывали! Как только они продавали золото, нэйкеры получали свою долю. Ну, потом эти мужчины женились, у обоих появились сыновья. И когда мальчики подросли, они рассказали им тайну своего обогащения, чтобы после их смерти сыновья смогли бы продолжать их дело. Потом братья умерли, и остались их сыновья...

- Предполагаю, что произошло: они перестали выплачивать проценты?

Ты угадал! Они сказали: "А почему мы должны платить? Мы же делаем всю работу!" Сыновья никогда не видели нэйкеров: они просто приносили деньги и оставляли их в шахте, но к следующему их приходу деньги всегда исчезали. Они решили, что все это выдумки и что их отцы были безумцами, отдавая такую большую часть своего дохода. Да и работали они не так прилежно, как их отцы, играли в карты, много пьянствовали, а в шахту спускались лишь за пополнением своих денежных сундуков. И вот однажды ночью, когда они спустились в шахту, оказалось, что все золото исчезло, ничего не осталось!

- Ну что ж, это, должно быть, послужило им уроком, не так ли?

Следует держать данное слово, особенно если имеешь дело с народцем, который умеет раздобыть золото в оловянной шахте и перекрыть его добычу, когда с ним начинают жульничать. Ну, что ж, история мне понравилась! В ней сразу две морали: во-первых - не бойся, поскольку, если ты смел, то будешь процветать. И, во-вторых - не жульничай, особенно, если собираешься обмануть того, кто сильней тебя!

Я рассмеялась, а потом спросила:

- Если дядя Питер купит имение и поставит тебя управляющим, интересно, где оно будет?

- Я должен подумать, - ответил Бен. - Есть много других возможностей. Мне кажется, следует поискать каких-нибудь нэйкеров и попросить их найти для меня золотую шахту!

- Неужели ты не можешь говорить серьезно?

- Временами я бываю очень серьезен.

Некоторое время мы ехали молча. Я вдыхала насыщенный запахами воздух пустоши и была счастлива. Вспоминая потом этот день, я думаю, что это был последний из моих счастливых дней.

Несмотря на все мои фантазии относительно Грейс Гилмор, она вовремя вернулась в Кадор. Я встретилась с ней в швейной мастерской утром, после ее прибытия. У меня было платье, которое мне очень нравилось, но нужно было подумать, нельзя ли удлинить его, не испортив.

Я почувствовала в Грейс какое-то сдержанное возбуждение и задумалась: что же такое могло произойти с ней во время посещения тети? Я спросила ее, удачным ли был визит? В первую секунду она, казалось, удивилась. Неужели она могла забыть?

- О да, спасибо, мисс Анжелет. Все было очень хорошо!

- Полагаю, ваша тетушка заинтересовалась, узнав о том, что вы живете в Кадоре?

- Она была довольна тем, что я нашла себе место. - А мама осталась очень довольна платьем. А ваша тетя тоже портниха?

- О нет, нет!

- Я подумала, может быть, это у вас семейное? Мисс Семпл, которая работала у нас раньше портнихой, училась у своей матери, и бабка у них была, по-моему, портнихой...

- Я уверена, что сумею сделать эту юбку, мисс Анжелет!

У меня сложилась впечатление, что я сую нос не в свое дело, а мать всегда говорила, что этого делать нельзя. Она знала, что я не смогу успокоиться, пока не узнаю то, что хочу.

- Спасибо, мисс Гилмор. Я оставлю это платье у вас, - сказала я и вышла, продолжая размышлять о Грейс.

***

На следующий день мы узнали о бежавшем заключенном.

Я каталась верхом с Беном, и мы добрались до шахты Пенкарронов. Похоже, он очень заинтересовался этой шахтой после того, как я рассказала ему историю о золоте нэйкеров. Проезжая через городок, мы увидели, что кучка людей рассматривает что-то, прикрепленное к стене. Мы подъехали ближе: там висел плакат.

Я заметила Джима Малленса, одного из рыбаков, с которым была хорошо знакома, и обратилась к нему:

- Из-за чего тут шум, Джим?

- Ох, мисс Анжела, тут ужас что творится!

Вон тут пишут, что заключенный бежал из Бодминской тюрьмы. Говорят, очень опасный!

Я спешилась, Бен последовал моему примеру.

На плакате мы увидели довольно грубо нарисованный портрет человека с ярко намалеванными бровями, парой безумно глядящих темных глаз и густыми темными вьющимися волосами. Крупные черные буквы на плакате гласили:

- "ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ОПАСЕН".

Я прочитала написанное ниже. Это был некий Мервин Данкарри, который ожидал суда за убийство, когда ему удалось бежать из Бодминской тюрьмы.

Тут же находилась миссис Фанни, покинувшая свой дом, чтобы быть поближе к источнику волнений.

- Это просто ужасно! - восклицала она. - Теперь всех нас могут убить прямо в постели!

Мисс Сес Полдрю, стоявшая рядом, шептала:

- Он изнасиловал юную бедняжку перед тем, как задушить ее! Он заслуживает того, чтобы его повесили дважды!.. И вот вам, пожалуйста... Теперь он в любую минуту может появиться в Полдери!

Я подумала, что сегодня мисс Полдрю придется дважды пошарить под кроватью перед сном.

Об этом человеке было не слишком много сведений. Он сумел ночью бежать из тюрьмы, и сейчас мог появиться в любом месте герцогства. Все порты находились под наблюдением. Все граждане должны быть внимательны. Если они решат, что заметили беглеца, следовало не приближаться к нему, а обратиться к властям.

Мы вновь сели на лошадей и поехали через городок.

- Скоро его найдут, - сказал Бен. - Далеко он не уйдет, раз все его ищут!

За обедом тоже говорили об убийце.

- Его повесят, - сказал отец. - Очень жаль, поскольку он, судя по всему, весьма образованный молодой человек: он был учителем!

- Воспитывать детей! - воскликнула мать. - Просто ужасно!

- Видимо, он внезапно сошел с ума. Его жертвой стала какая-то деревенская девочка, десятилетний ребенок...

Мать старалась не глядеть на меня. Ей было примерно столько же лет, сколько и мне.., бедняжке, которую изнасиловали и убили.

Мать горячо заявила:

- Надеюсь, его поймают и скоро! Он заслуживает чего угодно.., и сверх того! Отчего люди творят такие дела?

- Это безумие, - повторил отец. - Наверняка он неожиданно сошел с ума.

- Возможно, его можно было бы вылечить, - предположила я.

- Возможно - да, возможно - нет, - сказал Бен. - И кто сможет поручиться за то, что он излечился? В один прекрасный день это произойдет снова, и опять кто-то будет убит!

- Да, - согласилась мать. - Похоже, единственным выходом является устранение таких людей. Далеко не уйдет, - добавила она, - не нужно бояться.

Когда обед закончился, Бен сказал мне:

- Как насчет прогулки верхом?

- Я согласна, - с готовностью ответила я. Ты сказала, что покажешь мне пруд...

- О да, пруд Бранока!

- Бездонный пруд, в котором звонят колокола, предвещая какое-то несчастье!

- Да, - хихикнула я. - Это одно из таких мест, вроде пустоши.

Ты, конечно, можешь смеяться, но когда окажешься там, сам почувствуешь это!

Когда я спустилась к конюшне, Бен уже был в седле.

- Только что я получил распоряжение от Джона Подстарка. Он хочет, чтобы я поехал с ним и взглянул на один из домов.

Я расстроилась.

- Значит, мы не поедем?

- Это займет у меня немного времени. Не хочешь ли ты пока проехаться одна? По-моему, этот дом где-то неподалеку от пруда, поезжай и подожди меня там.

Вот так, наивная и счастливая я поехала к этому пруду, не понимая, что жизнь для меня уже никогда не будет прежней.

Стоял теплый день, дул легкий приятный ветерок. Я доехала до пруда. Как здесь тихо! Не было ни единой души, вообще люди сюда ходили редко. Я внимательно прислушалась и почувствовала, что еще чуть-чуть - и я услышу звон колоколов. В таком месте было нетрудно фантазировать.

У меня появилось желание прикоснуться к воде, сверкающей в солнечных лучах. Поверхность ее была спокойна, никакой ряби. Я остановила лошадь и, соскользнув с нее, начала осматриваться в поисках места, где ее можно было привязать.

Потом я подошла к пруду и зачерпнула воды. Мне хотелось услышать звон колоколов, хотя, конечно, я очень испугалась бы. Интересно, как они могут звучать под водой? Наверное, приглушенно...

Заржала лошадь. Не оборачиваясь, я сказала:

- Все в порядке, Глория. Бен скоро придет, и тогда я отвяжу тебя...

Я услышала чьи-то шаги.

- Бен? - спросила я и оглянулась, но это был не Бен.

- Добрый день! - сказал молодой человек лет двадцати с небольшим. Он улыбнулся. - Я заблудился. Вы не покажете мне дорогу?

- Надеюсь, что смогу показать, я здешняя.

- Случайно, не из того прекрасного дома, мимо которого я проходил? Того, что похож на замок?

Он подошел ближе и стал внимательно разглядывать меня. У него были густые брови и темные вьющиеся волосы.

- Это Кадор - мой дом, - ответила я.

- Должно быть, чудесно жить в таком доме?

- Да, конечно. Куда вы хотите попасть?

- Есть здесь хороший постоялый двор?

- Есть "Приют рыбака", но вряд ли вам там понравится.

Когда-то здесь был большой постоялый двор под названием "Королевские доспехи", но после того как появилась железная дорога, его пришлось закрыть.

- Вы - милая девочка, - сказал он и подошел поближе.

В этот момент я ощутила первый приступ страха. Поначалу я подумала, что это человек, изучающий наши края. Теперь я уже не была уверена в этом.

- Благодарю вас, - сказала я холодно и попыталась пройти мимо него, но он тронул меня за руку.

- Вы испугались! Почему?

- Н-нет.., нет, - промямлила я. - Я.., мне просто пора идти!

У меня вдруг мелькнула ужасная мысль. Я вспомнила плакат и взглянула мужчине в лицо. Теперь его глаза были такими же дикими; казалось, они пронизывали меня. Я подумала: "Это тот бежавший заключенный, и я стою здесь.., наедине с ним". Мне хотелось кричать, но во рту пересохло, и я не могла издать ни звука. Сердце колотилось так бешено, что я начала задыхаться. Тонким визгливым голосом я произнесла:

- Кто вы?

Мужчина ничего не ответил. Я отступила назад и стояла теперь у самого края воды. Он сделал шаг вперед. Теперь он уже не был похож на благовоспитанного молодого человека: в его глазах появился блеск, зрачки расширились. Он сказал:

- Мне нравятся маленькие девочки! - и расхохотался. - Мне нравится, когда они хорошо относятся ко мне!

- Да.., да, - пробормотала я, пытаясь не выдавать своего страха и прикидывая, как бы проскользнуть мимо него и убежать.

Он схватил меня за руку. Я попыталась высвободиться, но он опять расхохотался ужасным смехом. Потом он протянул другую руку и коснулся моего горла.

- Нет, нет! - закричала я. - Уходите! Оставьте меня! Отпустите!

Меня охватила паника, я не могла думать ни о чем. Мотивы его действий я сознавала лишь наполовину, но знала, что это закончится моей смертью! Я была юной и хрупкой, а он - взрослым и сильным мужчиной.

И я закричала, что было сил. Он попытался закрыть мне рот ладонью, но я ударила его ногой, и от неожиданности он отпустил меня. Я побежала к Глории, но он схватил меня раньше, чем я сумела отвязать ее.

Я упала, рыдая, но продолжала кричать, что было сил. Но кто мог услышать меня здесь?

Он был отвратителен и ужасен! У меня кружилась голова. Мужчина начал рвать на мне одежду. Я отбивалась руками и ногами и, видимо, сумела сделать ему больно, поскольку он вскрикнул и выругался. Тогда он ударил меня по голове, и у меня зазвенело в ушах. Я почувствовала во рту привкус крови.

Нет.., нет.., нет, - рыдала я, отбиваясь, что было сил. Я знала, что моя жизнь зависит от того, сумею ли я защитить себя. Я рыдала, призывая мать и отца.

Ах, если бы они знали, что происходит с их любимой дочерью! И что же произойдет с нею? Меня найдут здесь.., мертвую.., еще одну жертву!

Я увидела на лице насильника кровь, и чем больше я отбивалась, тем сильнее разгоралась его ярость. Я чувствовала, что силы меня покидают. Я понятия не имела, как долго продолжалась эта борьба, но знала, что проиграю ее.

Наверное, я молилась. В таких случаях люди всегда молятся, даже если не сознают этого, и каждый начинает верить в Бога.., поскольку ничего другого ему не остается.

И.., свершилось чудо: мои молитвы были услышаны!

Я услышала, как кто-то выкрикивает мое имя. Нападавший вскочил на ноги. Я увидела Бена, бегущего к нам. Он продолжал кричать:

- Анжела! Анжела!

О нет!..

Убийца рванулся ему навстречу, но Бен был готов к бою. Я наблюдала за ними, не в силах двинуться с места. Я увидела, как мужчина ударил Бена, но Бен сумел уклониться и ударил сам. Мужчина закачался и упал. Я вскочила и бросилась к Бену. Он обнял меня и прижал к себе.

- Анжела, милая Анжела, с тобой все в порядке? О, Господи...

Теперь все в порядке, Бен. Когда ты здесь, все в порядке!

Он уставился на мои залитые кровью лицо и одежду. Я просто не представляла, как выгляжу со стороны.

Мы повернулись и посмотрели на лежащего человека.

- Это тот самый! - воскликнул Бен. - Человек, которого разыскивают!

- Сначала я подумала, что это ты, - сказала я. - Он спросил у меня дорогу и произвел впечатление совершенно нормального. А потом вдруг переменился: он схватил меня, и я никак не могла вырваться! Бен.., ах, Бен...

- Ну, теперь все в порядке! Похоже, он потерял сознание. Мы сейчас пойдем и сообщим властям, что нашли его!

Бен встал на колени рядом с мужчиной. Тот лежал совершенно неподвижно. Бен приподнял его голову и тут же опустил ее, но мы успели увидеть, что густые темные волосы мужчины насквозь пропитаны кровью. Он упал головой прямо на камень.

Бен с ужасом взглянул на меня, и от его слов я содрогнулась.

- Он мертв! Это я убил его...

- Ах, Бен, это невозможно!..

Что теперь будет? Ты же просто спасал меня!..

Он не мог быть убит!

- Я ударил его довольно сильно, но дело не в этом. Он упал головой на острый камень. Похоже, что у него насквозь пробита голова.

Я в ужасе уставилась на Бена. Мысленно я вернулась к портрету, висевшему в нашей галерее, и отчетливо увидела смеющиеся глаза дедушки: Джейк Кадорсон, убивший человека, пытавшегося изнасиловать юную цыганку. Это было убийство, и, несмотря на то, что он спас девушку, он был приговорен к семи годам каторжных работ.

Бен тоже убил человека, убийцу, которого разыскивали. Но это в любом случае называется убийством, пусть даже неумышленным.., и за это же самое преступление мой дедушка отбыл семь лет на каторге! Этого не должно произойти с Беном!

Бена покинула вся его бравада. Я понимала, что сейчас он думает о том же, что и я.

- Я.., я убил его!.. - произнес Бен.

- Ты не собирался делать этого! Ты был обязан остановить его! Если бы ты не убил его, то он убил бы тебя!

- Это было убийством! Судьи назовут это убийством.

Меня начала бить дрожь.

- Мой дедушка... - начала я. - С ним было то же самое... Почти то же самое... Но этого человека уже разыскивали за убийство!..

- И что сделали с твоим дедушкой?

Мои зубы выбивали дробь, когда я говорила ему:

- Его собирались повесить, но бабушка спасла его... И тогда его приговорили к семи годам каторги. Это считалось легким наказанием.

Бен молчал, не отрывая глаз от лежавшего человека. Я медленно произнесла:

- Бен, никто не должен узнать об этом.

- Все равно узнают, - сказал он. - Существуют различные улики. Ты сам можешь не знать, что оставил их, но всегда найдут что-нибудь такое, о чем ты даже не подумаешь...

Он стоял и некоторое время молча глядел на воду.

- Мы должны сбросить его в воду! Здесь его никто не найдет! Наложим ему в карманы камней, чтобы он утонул, - похоже, к нему вернулось самообладание. - Давай, помогай мне, Анжела! Мы должны сбросить его в пруд!

"Это выход! - судорожно думала я. - Он исчезнет, и никто не подумает искать его здесь!"

Убийца оказался тяжелым. Мы проволокли его по траве, оставив кровавый след, и подтащили к самому краю воды. Я заметила, что его глаза широко раскрыты. Казалось, он глядел прямо на меня. Я подумала: "Никогда не смогу забыть этого!"

Я отвернулась в сторону и в этот момент заметила, как на земле что-то блеснуло. Это было кольцо. Я подняла его и положила в карман юбки. Не знаю, почему я совершила этот поступок. Наверное, потому что мне нужно было хотя бы на секунду перестать думать об этом человеке и не смотреть на него.

- Чем ты занимаешься? - спросил Бен, подбиравший камни, которыми он набивал карманы покойного. - Давай, помоги мне сбросить его в воду.

Мы столкнули тело в пруд, но у берега было мелко, и пришлось оттолкнуть его подальше, на глубокое место.

Вода была холодной, я дрожала. Тело выскальзывало из наших рук. Но секунду я вновь увидела голову с темными мокрыми волосами, бледное лицо, широко раскрытые, глядящие на меня глаза.

Повернувшись, я поскользнулась и упала. Бен поднял меня и сказал:

- Все кончено! Мы сделали это.

Мы стояли на берегу пруда, и Бен обнимал меня.

- Перестань дрожать, Анжела! Никто никогда не найдет его! В пруду нет течений, которые могли бы вынести тело на берег.

Он исчез навсегда! Пойдем отсюда.

Пока мы шли к лошадям, Бен крепко прижимал меня к себе. К счастью, его лошадь паслась там же, где он ее бросил. По пути я не могла смотреть на кровавый след, оставшийся на траве. Бен взглянул на небо.

- К ночи начнется дождь, он смоет кровь.

- А вдруг кто-нибудь придет сюда раньше?

- Никто не придет, сюда же редко ходят!

Да и, кроме того, чтобы найти эти следы, нужно специально их искать...

- Это ужасно - убить человека! - сказала я.

- Мы его не убивали, это был несчастный случай! И помимо того, вспомни - он собирался сделать с тобой то же самое, что и с той девочкой!

Никто в здравом уме не будет жалеть о нем: он заслужил смерть! Его все равно повесили бы, после того как суд доказал бы его виновность, в которой нет сомнений. Нужно отнестись к этому разумно. О, Господи, Анжела, какая же ты юная!

- Я.., я уже не чувствую себя юной, - ответила я. Бен нежно охватил ладонями мое лицо и поцеловал.

- Это наша тайна, Анжела!

- Нам не следовало делать этого, Бен! Нужно было пойти и сообщить властям о случившемся.

- Вот тогда действительно поднялся бы шум! Тогда нам предъявили бы обвинение!

Они бы могли даже назвать это убийством. Разве не так поступили с твоим дедушкой?

- Но тот, кого ты убил, и сам был убийцей.

- Здесь нет никакой разницы! Послушай меня: мы оба в этом замешаны, это наша общая тайна. Мы не можем вызвать скандал, в котором будут замешаны обе наши семьи. Ты же знаешь, как люди любят раздувать любое событие. А представь, что будет, если за это возьмется пресса? Нет, дело закончено!

- Как это закончено?

- Если мы не будем болтать об этом! Все будут разыскивать его, и, если не найдут, решат, что ему удалось убежать. Нам нужно немедленно убраться отсюда и никому не рассказывать о том, что были здесь. Ты сможешь сделать это, Анжела? Никому.., ни слова...

- Да, наверное...

Я взглянула на свое разодранное платье, на камзоле Бена была кровь.

- Нужно будет найти этому какое-то объяснение, - сказал Бен. - Мы скажем, что ты упала с лошади. Это вполне объясняет твое состояние. Если мы будем вести себя правильно, никто ничего не узнает.

Перестань дрожать, Анжела!

- Я ничего не могу с собой поделать, мне очень холодно, - я начала чихать и никак не могла остановиться.

К Бену стала возвращаться уверенность. Казалось, что в его глазах блеснула даже удовлетворенность.

- Все будет в порядке, но мы должны вести себя очень осторожно. Он умер и теперь никогда не сможет убивать девочек... Мы сделали доброе дело! Никто и не узнает о том, что он лежит на дне пруда. Мы спасли его от веревки палача, которую он, вне всяких сомнений, заслуживал и которой убийце не удалось бы избежать. Для него это тоже обернулось к лучшему.

Промерзшая, дрожащая, я все-таки чувствовала себя лучше. Бен говорил очень убедительно. Я начинала верить в то, что сделанное пойдет на пользу нам самим и всем остальным. Больше всего мне сейчас хотелось попасть домой и забыть обо всем.

Ты представляешь, Анжела, каким ужасом было бы для нас и для наших семей, если бы это стало известно? Не знаю, что бы с нами сделали? Во всяком случае, просто так это не обошлось бы. Ладно, нам нельзя оставаться здесь. Что же делать? Ты насквозь промокла, да и я тоже. Мы не можем говорить о том, что были возле пруда. Придется сказать, что мы промокли у моря. Слушай, вот что мы скажем: ты скакала галопом вдоль прибоя - все знают, ты любишь это занятие, - Глория вдруг споткнулась о камень и сбросила тебя. Это произошло у самой воды, так что тебя накрыло волной. Ты ударилась о камень, и это объясняет то, что ты в крови. Ты перелетела через голову Глории и на несколько секунд потеряла сознание. Слава Богу, вместе с тобой был я. Вот так все и было! Ты сможешь повторить это?

- Да, Бен, наверное, смогу.

- Тогда давай убираться отсюда! Чем быстрее, тем лучше!

Он взял меня за руку. Я все еще дрожала.

- Тебе лучше не ехать верхом! Или так - я посажу тебя на Глорию и поведу ее за повод.

Бен был прав: я чувствовала, что не смогла бы управлять лошадью. У меня начинала кружиться голова, и я чувствовала, что меня охватывает дрожь.

По дороге Бен старался успокоить меня.

- Самое главное - не болтать об этом! Заставь себя поверить в то, что все произошло именно так, как ты будешь рассказывать. Ты сама должна верить в это...

- Я никогда не смогу забыть.., как он глядел на меня. Ах, Бен, это было ужасно!

- Ты должна забыть об этом! Мы сделали лучшее, что только могли, единственное, что могли. И теперь нам нужно забыть о случившемся, заставив остальных поверить в выдуманную историю. Когда правда слишком ужасна, чтобы принять ее, следует заменить ее выдумкой!

Ты мне поможешь, Бен?

- Я буду рядом.

- Тогда, наверное, я смогу сделать это.

- Анжела, знаешь, я люблю тебя!

- Это правда, Бен? Я тоже люблю тебя.

- Когда я думаю о тебе.., и об этом мужчине... О том, что моя милая невинная Анжела... Знаешь, я рад тому, что сделал это!

- Хотелось бы, чтобы так думали и остальные и чтобы он никогда не появлялся здесь!

- Теперь уже неважно, чего бы мы хотели, все это бесполезно. Со временем тебе станет легче.

- Я чувствую себя очень странно, Бен, и все кажется каким-то необычным...

Бен придерживал меня. Я едва узнавала дорогу, по которой мы ехали. Смутно припоминаю, как мать бросилась ко мне с криком:

- Что такое? Что случилось?

- Анжелет ушиблась: ее сбросила Глория.

- Ах, мое милое дитя!

Мне стало легче при виде матери. Выбежал отец и, увидев меня, испугался.

- Нужно немедленно отправить ее в постель, - сказала мать. - С ней произошел несчастный случай: Анжелу сбросила лошадь.

- Я думаю, сейчас ее лучше ни о чем не расспрашивать, - сказал Бен.

Мать проводила меня в комнату, сняла с меня платье, несколько секунд в замешательстве рассматривала его, а я, сунув руку в карман юбки, нащупала там кольцо и достала его.

- Что это? - спросила мать.

- Ах, ничего.., я подобрала.

- Ладно, все это неважно, - сказала мать, а я, открыв ящик комода, бросила туда кольцо, удивляясь про себя, зачем я его подобрала?

Это можно было объяснить тем, что меня всегда интересовали находки и я сделала это машинально.

Мать завернула меня в одеяло и уложила в постель. Я не переставала дрожать.

- Отец послал слуг за доктором Барроу, - сказала мать. - Тебя обязательно должен посмотреть доктор! Когда падаешь... Впрочем, похоже, ты ничего себе не сломала.

Я лежала в постели, мать сидела возле меня, а вскоре прибыл и доктор. Он осмотрел мою голову. На щеке была глубокая царапина.

- Вы упали лицом вниз? - спросил он.

- Я.., я не помню, у меня все перепуталось...

- Откройте рот, - попросил доктор. - Похоже, вы прикусили щеку.

Должно быть, это произошло при падении. И так сильно расцарапались...

Я начала бояться того, что мои повреждения не слишком совпадают с выдуманной историей.

- На берегу?.. - озадаченно бормотал доктор.

- Я плохо помню все это!

Вдруг я очутилась на земле...

Он покивал головой и повернулся к матери.

- Возможно, у нее легкое сотрясение мозга. Хорошо, что она упала на мягкий песок. В основном, конечно, у нее просто шок. Держите дочь в тепле, я дам успокоительного, чтобы она хорошенько отоспалась, а завтра посмотрим.

Хорошенько отоспаться! Я подумала, что теперь никогда в жизни не смогу спать спокойно! Мне постоянно будет сниться этот ужасный миг, когда убийца протянул ко мне руки.., и когда он упал. Этот кровавый след, тянущийся за ним, когда мы волокли его к пруду. - и этот момент, когда, казалось, он смотрел на меня мертвыми глазами, а вода окрашивалась кровью...

Я поняла, что не смогу забыть об этом и прежняя жизнь никогда не вернется.

***

Я действительно спала глубоким сном от лекарства доктора Барроу и на следующее утро проснулась с тяжелой головой. Ко мне вернулись воспоминания и нависли надо мной удушающим пологом. Мне захотелось вернуться в состояние блаженного забвения. У меня кружилась голова, и я ощущала жар.

Увидев мое состояние, мать встревожилась и немедленно снова вызвала доктора. В общем это можно было назвать удачей, потому что уберегло меня от слишком назойливых расспросов, а я понимала, что если мне будут задавать их по свежим следам, выдуманная нами история лопнет, как мыльный пузырь.

У меня была простуда, которая через несколько дней перешла в бронхит, а затем в пневмонию. Я была действительно серьезно больна, и некоторое время даже существовала угроза моей жизни. Я жила эти дни в каком-то призрачном мире. Большую часть времени я проводила в состоянии забытья и не вполне была уверена, где нахожусь. Иногда я видела склоняющееся надо мной нежное лицо матери, потом вдруг оказывалась возле пруда, вновь видела страшное лицо, высовывающееся из воды, и начинала кричать: "Нет, нет!" Тогда раздавался голос матери: "Все в порядке, моя милая! Я здесь. Все будет хорошо!"

В комнате постоянно кто-то находился. Сквозь туманную завесу я видела Грейс Гилмор: похоже, она часто бывала здесь. Появлялся и Бен: я ощущала его присутствие возле кровати, и, поскольку мне начинало казаться, что мы с ним вместе у пруда, я пугалась. Я слышала, как однажды мать сказала: "Мне кажется, сюда не должны являться посетители".

Потом начали что-то говорить про кризис. В комнате было много людей, их лица туманно маячили передо мной, а голоса доносились откуда-то издалека. Мать пыталась улыбаться, но я видела, что она плачет, и мне подумалось: "Я умираю!"

А потом жар спал, вокруг появились улыбающиеся лица, а мать склонилась над моей кроватью со словами: "Ну, как ты себя чувствуешь, дорогая? По-моему, тебе гораздо лучше. Скоро ты совсем поправишься! "

***

Я стала совсем другой: из наивного ребенка я превратилась во взрослого человека.

Тот мир, в котором я беззаботно жила до рокового события у пруда, исчез: он стал миром, в котором могли происходить ужасные вещи. В прошлом все страхи были призрачными; они существовали для других людей, но не для меня. Я верила им лишь наполовину. У меня были родители и надежный дом, и ничто не могло повредить мне. Привидения и ведьмы, жестокость и ужасы, боль и убийства - все это могло происходить с другими, но не со мной и не с моими близкими. Это были просто темы для разговоров, которыми можно попугать себя. Но что это за роскошные страхи детства, когда ты пугаешь себя, зная, что рядом любимая мать, к которой можно подбежать, зарыться лицом в ее юбки - и все страхи уйдут!

Но все осталось позади: я встретилась лицом к лицу с настоящим ужасом! В общих чертах я понимала, что именно собирался сделать со мной мужчина, прежде чем убить меня. Ужасное осознание этого пришло ко мне после! Это могло случиться со мной!

Мать некоторое время не разрешала мне глядеться в зеркало, а когда я, наконец, заглянула туда, выяснилось, что на меня смотрит кто-то незнакомый: бледное худое лицо, на котором глаза стали как будто больше, а волосы... Они стали короткими, как у мальчишки! Мать нежно поворошила их:

- Скоро волосы отрастут. Смотри-ка, они вьются! Нам пришлось отрезать их, потому что у тебя была лихорадка.

Я не могла оторваться от глаз в зеркале: в них скрывалась тайна. Это не были невинные глаза ребенка: им довелось увидеть пугающую реальность жизни.

Я почувствовала себя гораздо старше. Болезнь изменила меня. Теперь я понимала, что сделанное нами было единственно правильным решением. Бен был прав. Он убил человека, но это было вынужденным поступком: этот человек был убийцей и продолжал бы совершать убийства. Это нельзя было сравнивать с убийством обычного человека. Следовало принять происшедшее как свершившийся факт. Бен тогда сказал, что я сама должна поверить в выдуманную нами историю, и он опять был прав.

Я чувствовала себя лучше и уже могла сидеть.

Мать сказала мне:

- Сегодня утром Уотсон ходил на пристань и специально для тебя купил свежую рыбу. Миссис Пенлок приготовила ее как-то по-особому, и ты должна съесть все до последнего кусочка!

Я улыбнулась: это было возвращение к старым добрым временам. Я услышала, как мать шепчет отцу:

- Лучше не напоминать Анжеле о случившемся! Похоже, это ее расстраивает.

Я была рада этому. Мне, действительно, не хотелось разговаривать на эту тему и попадать в ситуацию, в которой мне пришлось бы лгать больше, чем необходимо.

Я узнала о том, что проболела три недели.

- Джек очень расстроился, - сказала мне мать. - Он даже хотел подарить тебе свой пояс, а ты же знаешь, что это самое дорогое его сокровище. А если бы ты видела, какие лица были у слуг! Миссис Пенлок только и думала, чем бы вкусным тебя накормить. Мы все здесь страшно переживали, все до единого, и теперь все счастливы, что ты поправляешься. Но не думай, что с завтрашнего дня ты начнешь бегать. Тебе нужно провести в постели еще недельку, а потом начнешь ходить понемногу.

- Должно быть, я действительно была серьезно больна?

Мать кивнула, и ее губы задрожали.

Ты, наверное, думала, что я умру?

- Пневмония - это очень серьезная болезнь, а к тому же у тебя была лихорадка. Ты просто металась, но теперь уже все позади.

"Позади? - подумала я. - Это никогда не пройдет. Он всегда будет здесь, лежать на дне пруда".

- А как дела у Бена? - спросила я.

- О, Бен уехал! Он дожидался, чтобы узнать... Он ждал до тех пор, пока ты не пошла на поправку. Дольше он не мог задерживаться. Ты же знаешь, он приезжал сюда только на месяц, может, чуть больше...

- Он даже не зашел попрощаться?

- Нет, я не хотела, чтобы тебя беспокоили, а когда он заходил, похоже, ты начинала слишком волноваться.

- А я не разговаривала с ним?

- Нет.., ты бормотала что-то такое, чего никто не мог понять, и тогда я сказала, что лучше бы тебя не беспокоили. Он уехал в Лондон примерно неделю назад. Когда ты окрепнешь, то узнаешь и другие новости.

С каждым днем я чувствовала себя все лучше. Значит, никто ничего не узнал! Как все-таки был прав Бен! Так все и произошло. Все кончено, и мы должны об этом забыть!

***

Я была очень слаба, и меня удивило, что я зашаталась, впервые встав с постели.

- Вскоре ты поправишься! - сказала мать.

Она просиживала рядом со мной целыми днями. Временами она читала мне вслух, а иногда просто занималась рукоделием, и мы болтали с ней.

Мне пришлось довольно долго решаться, прежде чем я спросила:

- Мама, а не слышно ничего насчет этого человека.., того, что бежал из тюрьмы?

- О нет! Нет, ничего. Его так и не поймали.

- А что.., что по этому поводу думают?

- Думают, что ему удалось бежать из страны.

- А это возможно?

- Ну да, разумеется. Полагаю, ему помогли друзья. Кое-что о нем рассказывали. В общем, это довольно необычная история. Похоже, он был воспитанным и хорошо образованным молодым человеком, служил наставником в каком-то семействе неподалеку от Бод-мина. По-моему, это место называется Кромптон, по Лонченстонской дороге. Как ужасно думать о том, что он общался с детьми! Я думаю, его последним хозяевам теперь нужно благодарить судьбу.

- Наставник? - пробормотала я.

- Да, у мальчика примерно твоих лет. В этом семействе была и девочка, но ею, по-моему, занималась гувернантка. В общем, тут целая история. Его хозяева, конечно, были поражены: они всегда были высокого мнения о нем.

- Ты не думаешь, что он мог быть невиновным?

- О нет, нет! Здесь нет никаких сомнений: он был пойман на месте преступления. Эта была девочка из местной деревни.

Я вздрогнула.

- Похоже, какие-то подозрения в отношении его были и до этого, но, к сожалению, никаких доказательств не нашлось. Если бы его в свое время разоблачили, жизнь этой бедной девочки была бы спасена.

- Как он бежал?

- У него был нож. Должно быть, он пронес его на себе каким-то хитроумным способом. С этим ножом он напал на охранника! Бедняга был серьезно ранен и только сейчас приходит в себя. Преступник забрал у него ключи и спокойно вышел из тюрьмы. Его проследили до Каррадона. Это не слишком далеко отсюда, а потом его след был потерян, и он канул в неизвестность.

"О нет, мама, - хотелось сказать мне, - не в неизвестность, а в пруд!"

- Поначалу вокруг это была, конечно, шумиха. Властям, разумеется, хотелось бы, чтобы об этом побыстрее забыли, но пресса этого не допустит.., до тех пор, конечно, пока это не надоест публике. А публике надоедает читать о расследовании, которое продолжается и ничем не кончается. Теперь об этом редко вспоминают. Все смирились с тем, что ему удалось улизнуть. Думаю, наверняка он бежал из страны.

"Значит, - подумала я, - беспокоиться нечего: его никогда не разыщут. Бен был прав: мы должны забыть об этом, мы не сделали ничего плохого. Он был человеком, которому в любом случае было суждено умереть, и мы лишь облегчили ему смерть".

- Наша Грейс - просто чудо! - продолжала мать. - Она больше, чем портниха! Я всегда думала, как должно быть трудно тем, кто воспитывался в хорошей семье, вдруг столкнуться с необходимостью самостоятельно зарабатывать на жизнь. На днях она сделала мне прическу, у нее просто какой-то дар к этому!

Не то чтобы я нуждалась в камеристке, но когда мы ездим в Лондон, мне думается, что неплохо бы взять и Грейс. А она вела себя просто чудесно, особенно, когда ты болела.

Вообще она, по-моему, приятная женщина?

- Я так рада, что мы смогли помочь ей! Она очень благодарна за это и всячески старается угодить мне.

Это называется "пустить хлебы по водам".

- Я рада, что ты не забываешь Библию! - сказала мать, поцеловав меня в лоб.

Когда Грейс зашла проведать меня, она выразила удовольствие по случаю моего выздоровления.

- Слава Богу, вы поправляетесь!

- Спасибо вам за помощь. Мама сказала, что вы много помогали ей.

- Это была самая малость, которую я могла сделать в благодарность за вашу доброту ко мне. Просто не могу передать, каким облегчением для меня было узнать, что вам понемножку становится лучше.

- Я, видимо, была серьезно больна.

- Так и есть.., к тому же еще и лихорадка. Вы, видимо, были очень расстроены, все время что-то бормотали. Пару раз вы упоминали про пруд.

Внутренне я вся сжалась. Что ж такое я могла сказать в бреду?

Пруд?.. - глуповато спросила я. Полагаю, речь шла о пруде Святого Бранока, о котором всегда идут разговоры. Люди слышат, как в нем звонят колокола! Виданное ли это дело - колокола под водой?

- А что говорят, что слышали.., в последнее время?

- Да, по-моему, кто-то говорил об этом. Вроде бы кто-то проходил мимо пруда в сумерках и услышал, как звонят колокола. На мой взгляд, это у них в голове звенит!

Я сменила тему разговора. Мне не хотелось говорить про пруд, но я была обескуражена тем, что все-таки проговорилась в бреду.

***

Прошло несколько недель. Я уже выходила из комнаты прогуливаться по саду. У меня начали отрастать волосы. Они вились кудряшками, и я была похожа на мальчишку, но мать сказала, что волосы отрастают очень быстро. Все радовались, когда я впервые сумела спуститься вниз. Я начала потихоньку выезжать верхом в сопровождении отца, который не желал отпускать меня одну, да и я не хотела этого. Теперь я ездила не на Глории: бедняжка впала в немилость, так как ее обвинили в том, что она сбросила меня. Я потихоньку извинилась перед Глорией, потому что, конечно же, предпочла бы ездить на этой же лошади. Отец беспокоился, чтобы я не переутомилась, поэтому верховые прогулки были недолгими.

Пришли новости из Лондона.

- Все очень расстроила твоя болезнь, - сообщила мне мать. - Тетушка Амарилис писала мне каждую неделю. Она очень рада, что ты поправляешься, и шлет тебе выражения любви и добрые пожелания от всей семьи!

- Милая тетушка Амарилис! - сказала я. - Она всегда так добра!

- Моя мать всегда говорила мне, что Амарилис идет по жизни, не замечая зла, и поэтому зло не липнет к ней. Она никогда не замечала его, даже когда оно было совсем рядом...

- Конечно, хорошо так жить, но, если не видишь зла, как можно избежать его?

- Это верно. Но Амарилис - настолько хороший человек, что считает и всех остальных такими же, так что она не видит зла, не слышит и не говорит о нем! Стало быть, для нее и зла не существует!

Интересно, что бы она подумала, если бы встретилась с убийцей лицом к лицу, как я, у пруда Святого Бранока? Мои мысли неизменно возвращались к этому. Следовало запретить себе думать об этом, нужно было помнить о том, что сказал Бен.

"Внушай себе, что ты упала с лошади, когда скакала вдоль берега! Заставь себя поверить в это!" Но я не могла заставить себя поверить в то, чего со мной не происходило. Даже тетя Амарилис, наверное, не сумела бы сделать это.

В спальню зашла мать. Во второй половине дня по указанию доктора я должна была отдыхать, хотя спать при этом было не обязательно. Обычно мать приходила посидеть возле моей кровати. Это был как раз подходящий момент прочитать мне очередное письмо от тети Амарилис.

"Дорогая Аннора!

Мы все очень рады тому, что Анжелет быстро поправляется. Бедняжка, каким это было для нее испытанием! Но она молода и здорова, так что вскоре полностью поправится, я уверена в этом. Нам всем хочется поскорее увидеть ее, да и всех вас, конечно. Я подумала, что, может быть, окрепнув, Анжелет будет лучше приехать в Лондон и некоторое время пожить у нас. Это, конечно, не сельская местность, но смена обстановки в таких случаях идет на пользу. Вы подумайте над этим. Нам бы очень хотелось видеть ее.., да и тебя, разумеется. Питер присоединяется к моим добрым пожеланиям и очень надеется на то, что Анжелет приедет к нам в гости. Ты же знаешь, что он всегда питал к ней слабость. Он говорит, что Анжелет напоминает ему Джессику, которая очень нравилась ему.

Бенедикт нас покинул, и нам его очень не хватает. Такой живой молодой человек!.."

Здесь моя мать улыбнулась, поскольку, я была уверена, ей было забавно думать о том, сколь трогательно отношение тети Амарилис к Бену - плоду юношеских похождений ее супруга.

"...Ему действительно очень понравилось гостить у вас, но этот несчастный случаи с Анжелет и ее болезнь расстроили его. Насколько я поняла, он находился рядом с ней, когда произошел несчастный случай, и доставит ее домой. Похоже, все это огорчало его, и он очень неохотно рассказывал о случившемся.

Хотя ему понравилось у вас, мне кажется, он не слишком склонен к тому, чтобы заниматься делами управления поместьями. Питер полагает, что такая жизнь должна казаться ему скучноватой. А что ты думаешь по этому поводу? Он решил вернуться в Австралию! У него далеко идущие планы. Должно быть, ты слышала, какой шум поднялся вокруг открытия золотых месторождений в Австралии? Так вот, Бенедикт решил вернуться назад и искать золото. Он собирается вернуться сюда богатым человеком.

Питеру не очень хотелось отпускать его. В конце концов, он совсем недавно обрел его, но он решил не мешать мальчику. Он сказал, что в молодости сам непременно взялся бы за такое дело. Питер считает, что шансы сделать состояние на золотых россыпях Австралии весьма невелики, потому что основные залежи разрабатываются уже давно, но он все же полагает, что мальчику в любом случае надо позволить попытаться. Он говорит, что Бен жалел бы всю жизнь, что не воспользовался такой возможностью. Так он и уехал, и теперь мы ждем возвращения нового "золотого магната".

Полагаю, он уже должен добраться туда. Бенедикт из тех, кто "кует железо, пока оно горячо". Питер говорит, что мальчик напоминает его самого в молодости, а он был очень мил тогда.

Ну, ладно, не забывай нас. Мы будем рады видеть Анжелет и тебя в Лондоне. Я уверена, что это будет ей только полезно.

Любящая вас, Амарилис."

Значит, Бен вернулся в свою страну? Наверное, это был лучший путь, чтобы забыть обо всем. Я почувствовала некоторую обиду - как будто бремя общей тайны легло только на мои плечи. Это было просто глупо: Бен должен сделать состояние и вернуться.

"И тогда, - подумала я, - мы вновь встретимся. А пока я обязана хранить нашу тайну".

В Лондон в этом году мы не поехали. Я видела, что мать беспокоится за меня. Я очень изменилась: импульсивная, словоохотливая девочка стала тихой и скрытной. Должно быть, казалось странным, что болезнь так сильно повлияла на мой характер. Временами я была на грани признания, поскольку, узнав, о случившемся со мной, родители поняли бы меня.

Но по своей натуре я была жизнерадостной и неунывающей, и постепенно периоды, в течение которых я не вспоминала о случившемся, становились все более продолжительными. А потом вдруг сновидения или еще что-нибудь напоминало мне об этом происшествии, и меня вновь охватывали воспоминания. Тогда я опять превращалась в тихую, замкнутую девочку.

Я знала, что все обеспокоены, и меня глубоко трогала забота окружающих обо мне. Например, миссис Пенлок при виде меня расстроенно цокала языком:

- Прямо-таки тростиночка, вот кем вы стали, мисс Анжела! Вам бы хоть немного мяса нарастить на косточки! Я бы могла испечь вам вкусный пирог. Вот уж от него вам бы точно полегчало!

Мне действительно очень нравились ее пироги, начиненные мясом молочных поросят, но сейчас у меня не было никакого аппетита. Она все время пыталась, по ее словам, "соблазнить меня", как будто еда была спасением от всех бед.

Вообще все были очень добры ко мне, и, когда видели, что мое настроение улучшается, так откровенно радовались этому, что я чувствовала себя просто обязанной держать при себе свою меланхолию, чтобы доставить им удовольствие.

Во всяком случае потихоньку я смирялась с существующим положением вещей. Мы были дружны с семейством Пенкарронов, которое владело оловянной шахтой, находившейся неподалеку от пустоши. Они были очень старым корнуоллским семейством, происходившим с мыса Лэндс-Энд. Там Пенкарроны владели шахтой, которая в конце концов истощилась, и тогда они приехали в наши края. Они приобрели шахту, которую стали называть Пенкарроновской, а их дом получил название Пенкаррон Мэйнор. Так как они прибыли сюда лет десять назад, то успели стать неотъемлемой частью местного общества.

Морвенна была тихой, довольно серьезной девушкой. Она очень подходила для моего настроения в то время: не задавала лишних вопросов и, хотя была на год старше, хорошо понимала меня. Она была очень добродушной и не доставляла неприятностей своей гувернантке. Мисс Дерри водила дружбу с мисс Прентис, и обе они с удовольствием обсуждали своих подопечных. Боюсь, что в этом сравнении я проигрывала.

Морвенна была крайне нетребовательной. Мы ездили вместе верхом вокруг выгона. Мать не позволяла мне уезжать далеко, разве что в сопровождении отца или по крайней мере конюха. Это мне не нравилось, но я была слишком безразличной, чтобы протестовать.

В один прекрасный день мы с матерью поехали верхом к Пенкарронам, к которым были приглашены на обед, что случалось нередко. Проезжая через городок, мать решила заглянуть к одной из старушек в Восточном Пол дери, чтобы отдать шерсть для гобелена, который собиралась выкупить, после того как работа будет закончена. Этими изделиями у нас была завалена большая кладовка: мать полагала своим долгом покупать шерсть и шелк, а затем и законченные произведения у бедных старушек.

Когда мы проезжали по городу, навстречу нам выбежал юный Джон Горт. Его Джек Горт в свое время был одним из лучших рыбаков, да и сейчас он еще частенько выходил на пристань, чтобы проследить, как его наследники и продолжатели дела собираются в море.

Юный Джон казался чем-то озабоченным.

- В чем дело? - спросила мать.

- Знаете, миледи, я хочу спросить, - запинаясь, произнес он, - насчет той лодки, что возле старого лодочного сарая. Она лежит там уже несколько лет, и никому она вроде бы не нужна... Ну, и я в общем подумал... Так если, думаю, она никому не нужна... Может, тогда, думаю...

- Она нужна тебе? - перебила мать.

- Ну так, если она вроде никому не нужна... - Можешь взять ее себе, Джон.

- Ох, спасибо вам, миледи! Он стрелой бросился бежать.

Ты знаешь, о какой старой лодке он говорил? - спросила меня мать.

- По-моему, там и в самом деле есть какая-то старая лодка.

- Ну что ж, пусть пользуется ею, - сказала мать, и мы поехали в Пенкаррон.

Грейс Гилмор иногда составляла мне компанию. Она всегда была готова оказать мне какую-нибудь услугу. Часто она становилась рядом со мной на колени с булавками во рту, подкалывая подол, ил и, заставлял а меня вставать на стул, чтобы убедиться, что юбка идеально подрублена по всей окружности. У меня всегда было такое впечатление, что я вызываю у нее особый интерес, как и она у меня.

Постепенно я начинала приходить в нормальное состояние. Мне уже доставляли наслаждение пироги с мясом, которые пекла миссис Пенлок. Мои волосы отрастали: они уже достигли плеч, так что их можно было схватывать лентой. Я уже перестала напоминать привидение: я стала чаще смеяться и погружаться в мечты, в которых я играла главные и героические роли. Я возвращалась к жизни.

С тех самых пор я не появлялась возле пруда, и теперь случившееся начинало мне казаться дурным сном. Бенедикт ушел из моей жизни, и сначала меня обидел его отъезд. Я помнила о том, как он страстно говорил мне: "Я люблю тебя, Анжела", и я ответила, что тоже люблю его. А теперь он находился на другом конце земли, и, быть может, нам было не суждено больше встретиться. Можно было подумать, что он решил бежать подальше от нашей страшной тайны, но мне не верилось в то, что Бенедикт может убежать от чего-нибудь. Нет, он просто отправился искать золото, как те мужчины из легенды о золотой шахте. Но я-то оставалась здесь, где все и произошло.

Теперь со мной перестали носиться, и я получила больше самостоятельности. Я даже снова стала совершать верховые прогулки на Глории. Похоже, она была рада нашей встрече. Лошади очень умны, и иногда я задумывалась - не знает ли она о том, что я возвела на нее напраслину?

- Мне пришлось так сделать, Глория, - шептала я ей на ухо, - иначе было не сохранить тайну.

Выглядела она при этом так, словно все понимала. Что ж, в конце концов все произошло на ее глазах.

Мне не следовало думать об этом: все закончилось, все было в прошлом, и это было совсем не убийство обычного человека. Я продолжала внушать себе, что насильнику в любом случае было суждено умереть... только более ужасной смертью. То, что произошло с ним, оказалось быстрее и легче, чем если бы он попал в руки закона. Сколько раз мне приходилось внушать себе это!..

И вот однажды, когда меня вновь начали преследовать такие мысли, я почувствовала, что мне надо изгнать привидение, преследующее меня. Мне нужно вернуться к пруду, вновь его увидеть. Я должна была убедить себя в том, что на мне нет никакой вины. Я продолжала внушать себе, что иначе мне суждено было стать жертвой этого человека и мне не в чем винить себя. Я всего лишь помогла сохранить в тайне его смерть и поступила при этом совершенно правильно. Я должна была побывать возле пруда и убедить себя в том, что не боюсь этого места! Я поехала туда верхом. Пруд находился менее чем в миле от нашего дома. По пути мне захотелось вернуться, но я заставила себя продолжать ехать вперед. Я проехала через рощу, и вот появился он.., сверкающий под лучами солнца, такой ж загадочный, как в тот ужасный день.

Я спешилась, привязала Глорию к тому же самому кусту и потрепала ее по загривку, думая о том, вспоминает ли сейчас она тот день?

- Не волнуйся, - сказала я ей. - Мне нужно сделать это, в другой раз я просто не решусь. А потом мы никогда не будем приезжать сюда.

Я подошла к самой воде и стала вглядываться в глубину. Над прудом нависали плакучие ивы, а на поверхности плавали обрывки водорослей. Я задумалась: сколько же тайн хранили эти глубины?

Я продолжала вглядываться в воду, опасаясь вновь увидеть то лицо. Вода была зеленовато-коричневой, и в ней не было и следа того розового цвета, который когда-то подкрашивал ее.

Я насторожилась. Мне показалось, что слышится тихий звон колоколов, но это был всего лишь ветер, колыхавший верхушки деревьев. Как легко представить себе, что слышишь такую музыку!

Я закрыла глаза, пытаясь стереть воспоминания. Было глупо приезжать сюда. Впрочем, нет, это было разумно. Нужно сказать себе все сделано правильно, Бен вынужден был сделать это, мы оба были вынуждены..

Я открыла глаза. Тишина, а потом - я не знаю, что произошло, но я поняла, что не одна здесь: я ощутила чье-то присутствие. Я стояла, не шевелясь, и продолжала смотреть на воду. Позади кто-то двигался. Позади меня кто-то находился! Я почти ожидала, что увижу его.., привидение, восставшее из вод пруда! Я резко обернулась.

- Грейс! - воскликнула я. - Что вы здесь делаете?

- А вы, мисс Анжелет? Я заметила, что вы стоите возле воды так тихо, неподвижно, и задумалась - не слышите ли вы звон колоколов?

Я почувствовала огромное облегчение. Это была всего лишь Грейс, а не ужасное привидение, не убийца, воскресший из мертвых.

- Я.., я просто смотрела на пруд.

- Похоже, он вас очень интересует?

- Наверное, из-за колоколов. Меня всегда интересовали подобные вещи.

Она подошла ближе и внимательно взглянула на меня.

- Вы говорили о нем, когда были больны. Давайте пойдем отсюда: здесь сыро и прохладно, нездоровое место!

- Да, - согласилась я и заметила, что выражение ее лица было странным, и непонятно было, о чем она сейчас думает. Вообще ситуация была необычной: мы вдвоем стоим здесь и словно что-то скрываем.

- Вы здесь прогуливались? - спросила я.

- Да, а потом увидела вас и удивилась, что вы здесь делаете? Я думаю, что здесь очень сыро и вы можете простудиться.

Я шла к Глории, Грейс следовала за мной.

- Вы домой? - спросила она.

Я кивнула.

- А вы?

- Да, я должна закончить юбку для вашей матери. Я села в седло и поскакала.

***

Я была довольна тем, что съездила к пруду: после этого мне стало лучше. Постепенно я избавилась от воспоминаний. Мне больше не нужно было внушать себе, что мы с Беном ни в чем не виноваты. Я знала, что мы не виноваты: мы сделали лишь то, что нужно было сделать, нашли лучший выход в сложившихся обстоятельствах. Мне следовало продолжать приходить к пруду, пока, наконец, я не избавлюсь от воспоминаний окончательно.

Теперь, вспоминая все это, мне кажется весьма странным, как Грейс Гилмор удалось стать чуть ли не членом семьи. Мне нравилось бывать вместе с ней, она интриговала меня. Я чувствовала, что в ней есть что-то неизвестное мне, и подсознательно мне хотелось узнать ее глубже. Я думаю, именно поэтому так сильно я и интересовалась ею.

Как-то мы заговорили о ней с Морвенной Пенкаррон.

- Что ты думаешь о Грейс? - спросила я.

- О, она очень милая!

По мнению Морвенны, люди в большинстве своем были очень милыми. Этим она несколько напоминала тетю Амарилис.

- А тебе не кажется, что в ней есть что-то необычное? - настаивала я. - Она не слишком-то много говорит о своем прошлом. Ты знаешь, например, откуда она?

- Ну, откуда-то из Девона.

- Это я и сама знаю, но больше она ничего не говорит!

Бесполезно было пытаться что-то объяснить Морвенне. Мать поощряла нашу дружбу, потому что ей нравилось, что я покидаю дом не одна. Она знала мой характер и не хотела ограничивать меня, но поскольку никак не могла забыть случай со мной, то предпочитала, чтобы я постоянно находилась под присмотром кого-нибудь из взрослых. Так что если нас не сопровождала мисс Френсис или мисс Дерри, мы обычно были в обществе Грейс.

Однажды мы всей компанией отправились на ярмарку - Морвенна, Джек и я. Мне всегда нравились ярмарки. Они проходили ежегодно, но лучше всех была ярмарка Святого Матвея, которую устраивали первого октября.

Жизнь била здесь ключом. Сюда стекались люди из всех окрестных деревень, повсюду царили шум и суета. Здесь торговали лошадьми и скотом всюду слышались мычание коров и хрюканье свиней. Их держали в небольших загончиках, а фермеры перегибались через загородку, тыкая животных палками, чтобы убедиться, достаточно ли они жирны, пристально рассматривая овец, коров и волов. Но мне больше всего нравились торговые ряды: засахаренные фрукты, сладости, фарфоровые чашки, кружки, тарелки, блюдца, инструменты, одежда, седла, платья, сапоги и туфли, даже очаги для приготовления пищи торговцы во все горло расхваливали свой товар. Здесь можно было и поесть: в воздухе висел соблазнительный запах жареного мяса. Тут торговали хлебом, картофелем в мундире, леденцами на палочке, сладостями в виде сердца, на котором было написано: "Я люблю тебя". Тут были ящики с "волшебными картинками" и самые разнообразные куклы; тут был театр марионеток, ужасно толстая женщина, женщина с бородой и, конечно, цыгане, предсказывающие судьбу.

Как раз в день ярмарки у мисс Прентис разболелась голова, и мать попросила Грейс Гилмор сопровождать нас. Она охотно согласилась, и мы отправились на ярмарку.

Мы прекрасно провели время, разгуливая по торговым рядам. Мы посмотрели два представления, полюбовались на гигантские мускулы силача и сами попытали силы, набрасывая кольца на колышек. Мы купили по здоровенному ломтю горячего хлеба с мясом и съели его прямо на ходу, хотя Грейс не была уверена, прилично ли так поступать. Джек сумел убедить ее в том, что на ярмарке позволительно делать такие вещи, которые нельзя делать ни в каком другом месте. Он был возбужден еще сильнее, чем мы с Морвенной. Вообще происходящее несколько опьяняло нас.

Играли скрипачи, кто-то танцевал.

- Самое интересное здесь происходит, когда темнеет и начинается фейерверк! - сказала я.

- Ваша мать просила, чтобы вы были дома до наступления темноты, напомнила Грейс.

- А мне хочется, чтобы мне погадали! - сказала Морвенна. - Джинни, нашей горничной, на Саммеркортской ярмарке предсказали судьбу: она выйдет замуж за богача и отправится жить в заморские края!

- А откуда цыгане это знают? - спросил Джек.

- Они умеют заглядывать в будущее, да и в прошлое, - ответила Морвенна. - Они могут узнать все, что ты сделал, от них ничего не скроешь! Все написано у тебя на ладони, особенно что касается грешных поступков. Их-то разглядеть легче всего!

Джек смутился, но Морвенна захлопала в ладоши, воскликнув:

- Ох, как мне хотелось бы погадать!

Я подумала: "Тебе, конечно, нечего бояться, ты ничего особенного не сделала, но разве что немножко ленилась на занятиях, что-нибудь списала из того, что следовало выучить наизусть, или полакомилась джемом на кухне, когда повариха отвернулась, и сказала, что и понятия об этом не имеешь. Все это мелкие грешки, их не сравнишь с убийством и сокрытием трупа".

Ярмарка сразу разонравилась. Временами такое бывало: меня вдруг охватывали воспоминания, и это было способно испортить любой день.

Я обрадовалась, когда Грейс заявила, что у нас нет времени для гадания и пора отправляться домой.

Мы покинули ярмарку. Когда мы уходили, звуки скрипок становились все тише, однако еще можно было различить слова песни:

"Эй, молодежь, пляши, кружись,

Папаш своих ты не держись!

Спешите к майскому шесту,

Ты там найдешь свою мечту!

Нам скрипка подыграет..."

Джеку очень не хотелось уходить с ярмарки. Он выразил свое неудовольствие и пожелал узнать, почему мы не можем остаться. Грейс еще раз объяснила, что нам велено вернуться до темноты. Джек никогда не грустил подолгу и уже через несколько минут улыбался. Он был очень покладистым парнем!

У обочины дороги сидела цыганка, возле которой была полная корзина бельевых прищепок. Было неясно, возвращается она с ярмарки или только идет туда.

- Добрый день, юные леди и маленький джентльмен, - сказала она.

- Добрый день, - ответили мы.

- А не хотели бы вы, чтобы цыганка предсказала вам судьбу?

Я услышала, как Морвенна бормочет:

- О да. Ах, мисс Гилмор, можно я погадаю? Грейс колебалась, но Морвенна состроила такую физиономию, что она вынуждена была уступить:

- Ну ладно, милая, только недолго.

- Цыганскую ручку нужно посеребрить, - сказала цыганка.

Морвенна слегка отступила.

- Ой, боюсь, у меня не хватит денег, - она достала несколько монеток.

- Ну уж, поскольку вы такая милая и юная, моя леди, я возьму столько, сколько есть. Очень не хочется расстраивать такую прелестную девочку.

Морвенна мило улыбнулась и протянула ей руку.

- О, я вижу у вас будет долгая и счастливая жизнь.

Ну да, и к тому же богатая, это точно.

Вы отправитесь в Лондон, чтобы посмотреть на королеву.., понятное дело, когда станете чуть постарше, и там вы встретитесь с богатым молодым человеком, с которым проживете долгую и счастливую жизнь.

Похоже, на те деньги, что дала Морвенна, гаданья было не слишком много. Было более чем вероятно, что, когда Морвенна станет постарше, она отправится в Лондон, и целью поездки будет как раз выбор подходящего жениха.

Цыганка повернулась ко мне:

- А ты, моя милая? Я вижу, у тебя будет очень интересная судьба.

Она начала рассматривать мою ладонь. Я перепугалась: вдруг там и в самом деле можно что-нибудь прочесть? Может быть, она видела там пруд, неподвижное тело.., глаза, глядящие на нас, когда голова медленно исчезла под водой?

- Ну, тебе, милая, нечего бояться. Жизнь тебе улыбается, ты тоже собираешься в Лондон. Возможно, ты поедешь вместе со своей маленькой... Она, видимо пыталась выяснить наши родственные отношения, но ничего не угадав, добавила:

- ..маленькой компаньонкой.

Я поняла, что если цыганка не знает, кем мне приходится Морвенна, то про пруд ей и подавно не узнать. Теперь она обратилась к Грейс:

- Жизнь на руке пишет все как есть. Конечно, у маленькой леди будет написано лучше, когда она станет постарше, а сейчас, моя леди, ваш черед, она взяла Грейс за руку.

- Нет, - сказала Грейс, - я не думаю... Цыганка внимательно взглянула на нее.

- О, тут я вижу неприятности.., прямо-таки горе. - Грейс побледнела, а цыганка продолжила:

- Я вижу воду.., воду между вами и тем, чего вы желаете...

Я задрожала от возбуждения. Мне стало ясно - она решила, что судьбу маленьких девочек предсказывать не стоит. Ничего-то она не понимала! В основном цыганка болтала наугад, в этом я не сомневалась, но была уверена в том, что изредка у нее бывают проблески некоего прозрения. Если с человеком происходило что-то действительно необычное, возможно, это как-то проявлялось. Я решила, что она могла заметить на моей ладони что-то необъяснимое для нее, но кто бы мог подумать, что девочка моего возраста может быть замешана в такие дела? И она все перевела на Грейс.

- Ты окажешься сильной, - сказала она, - и сможешь это побороть.

Похоже, цыганка действительно разволновалась, очень уж внимательно она разглядывала лицо Грейс. Грейс отдернула руку:

- Ну, спасибо...

- Да, неприятности, серьезные неприятности. Но природа создала тебя сильной, ты с ними справишься. Все будет хорошо, и ты в конце концов обретешь счастье.

Расплатившись с цыганкой, Грейс сказала:

- Пойдем, а то мы опоздаем и дома будут беспокоиться.

Сунув деньги в карман, цыганка вновь уселась рядом с корзиной, а мы отправились домой.

- Нам не следовало около нее останавливаться, - сказала Грейс. - Все это - сплошная чепуха.

- А обошлось дорого, - заметил Джек. - На эти деньги можно было купить целых шесть имбирных пряников и еще розового сахарного поросенка.

- Да, это было глупо с нашей стороны, - признала Грейс.

Ее голос был холоден, а лицо - чужим. Конечно, Грейс могла называть все это чепухой, но, на мой взгляд, цыганка напугала ее.

Я оглянулась, цыганка все еще сидела у обочины и глядела нам вслед.

***

Я рассказала матери о случившемся:

- Цыганка пообещала Морвенне и мне, что мы отправимся в Лондон и найдем себе богатых мужей.

- Ну, в свое время ты туда поедешь, но придется еще подождать., Что касается богатого мужа, поживем - увидим.

- По-моему, она сильно расстроила мисс Гилмор, говорила ей о каких-то неприятностях...

- На их болтовню не следует обращать внимания.

- Только когда они говорят что-нибудь приятное.

- В этом-то и весь смысл гадания, - улыбнувшись, сказала мать. Кстати, скоро мы действительно поедем в Лондон по поводу новой одежды. Не хочется выглядеть там старомодными: то, что сойдет здесь, может плохо выглядеть в Лондоне.

Пусть Грейс попробует сделать тебе платье из голубой льняной ткани, как раз твой цвет.

Грейс очень хотелось справиться с этой задачей. Она пришла ко мне в комнату с выкройками, прихватив с собой ткань:

- Я думаю, по рукавам можно пустить немножко вышивки, как на этой картинке. Вам не кажется, что это выглядело бы мило? Я думаю, лучше светло-коричневой, совсем светлой. Это будет хорошо.

- Да, наверное. У меня есть шарфик, который, по-моему, очень подойдет к голубому. Он должен лежать в том ящике, что позади нас.

Наступило молчание. Грейс рассматривала что-то, лежавшее в ящике, потом достала оттуда кольцо, которое я нашла возле пруда. Тогда, вернувшись домой, я сунула его в ящик и забыла о нем.

- Золотое кольцо... - произнесла она. - Это ваше? Меня охватило неприятное чувство, как бывало всегда, когда что-то напоминало мне о том дне.

- Ах, это... - замялась я. Я протянула руку и взяла кольцо. - Это.., я нашла его.

- Нашли? Где?

- Это было.., в тот день, когда со мной случилось несчастье. Да, теперь я вспомнила. Я подобрала его и совсем забыла.

- На берегу?

Я нахмурилась, как бы пытаясь припомнить, хотя слишком хорошо помнила каждую деталь того, что случилось в этот ужасный день.

- Когда? Когда вы упали?

- Да.., да.., должно быть, я упала.., и там лежало кольцо.

- На берегу? - повторила она. - И тогда вы подняли его? Почему?

- Я не знаю. Я всегда поднимаю все, что попадается. Наверное, я сделала это, не подумав. Вообще мне трудно вспомнить. Должно быть, я увидела кольцо, подняла его и сунула в карман.

- Оно довольно милое. По-моему, золотое. Что вы собираетесь с ним делать?

- О, ничего...

- А вы не думали вернуть его владельцу?

- Я же не знаю, чье оно. Не думаю, что оно могло принадлежать кому-нибудь из рыбаков, да они и не могли бы потерять его там. Полагаю, его потерял кто-нибудь из посторонних и давно позабыл о нем.

- Если оно вам не нужно, можно мне взять его?

- Конечно.

Грейс надела кольцо на указательный палец правой руки:

- Оно подходит только на этот палец.

Я достала шарф, и мы начали прикладывать его к ткани, однако мысли мои были совсем в другом месте.

Мисс Гилмор тоже казалась несколько рассеянной...

Грейс Гилмор очень хорошо держалась в седле, и мать разрешила ей сопровождать меня на верховых прогулках.

- Анжелет у нас такая независимая, - говорила она. - Она очень любит скакать в одиночку, но теперь я предпочитаю, чтобы рядом с ней кто-нибудь был.

Грейс Гилмор не имела ничего против. Вообще ей нравилось участвовать в событиях, ставящих ее на одну ногу с членами семьи.

Однажды мы ехали верхом по берегу и оказались возле старого лодочного сарая. Грейс вдруг остановила лошадь.

- Должно быть, вы нашли кольцо где-то здесь? спросила она.

Я кивнула. Мне не хотелось лгать, но это было необходимо.

Она взглянула на лодочный сарай и дальше - туда, где виднелась гавань, потом сняла с руки кольцо:

- Взгляните на инициалы внутри кольца. Вы их заметили?

Нет, я не разглядывала его. Даже не знаю, зачем я подобрала его и сунула в карман. В общем-то я больше о нем и не вспоминала.

- Ну, конечно, вы ведь болели.

Так вы видите инициалы?

Она передала мне кольцо. Внутри него были выгравированы буквы: М. Д. и В. Б.

- Интересно, что это значит? - спросила я. Грейс молча забрала у меня кольцо.

Какую глупость я совершила, подобрав его. Если бы я попыталась вернуть его владельцу, все узнали бы, где я нашла его. Могло ведь случиться так, что его владелец никогда и не подходил к морю. Бен говорил об уликах, а вот это и могло быть уликой. И зачем только Грейс нашла его? Я бы, конечно, выбросила кольцо, если бы вспомнила о нем, а помнить мне следовало. Когда впутываешься в темные дела, нужно вести себя осторожно.

Следующие слова Грейс заставили меня вздрогнуть:

- Эти инициалы М. Д. Как звали человека, бежавшего из Бодминской тюрьмы?

- Я.., я не помню...

- Его звали Мер вин Данкарри. Вы понимаете теперь, что значит М. Д.?

- Существуют тысячи людей с такими же инициалами.

- Должно быть, он был здесь, на берегу. Я почему-то уверена, что это его кольцо.

- А кто же В. Б.?

- Полагаю, женщина, у которой хватило глупости влюбиться в него.

Некоторое время Грейс рассматривала кольцо, лежавшее на ее ладони, а затем вдруг размахнулась и швырнула его в море.

- Я не могла бы носить на руке кольцо убийцы, верно?

- Конечно, - с готовностью подтвердила я.

Она и предполагать не могла, как меня обрадовала судьба, постигшая кольцо. Ведь я уже думала о нем, как об улике, обвиняющей меня.

СВАДЬБА В ДАЛЕКИХ КРАЯХ

Наконец, состоялся давно откладываемый визит в Лондон к дяде Питеру и тете Амарилис.

Шел 1854 год, и мне уже исполнилось двенадцать лет. Как обычно, к таким поездкам готовились тщательно и задолго. Грейс Гилмор сшила новые платья для меня и матери, особенно хорошо ей удалось мое платье из голубого льна. Грейс стала почти членом нашей семьи. Она взяла на себя заботы о гардеробе матери и научилась делать ей прически для любых случаев жизни. Ее не считали обычной камеристкой, мать питала к ней самые теплые чувства и всегда была готова прийти на помощь. А Грейс, горячо проявлявшая свою благодарность, сумела стать практически незаменимой.

- Просто не представляю, как бы я справлялась без нее, - говорила мать.

Слуги могли бы поднять "бунт" ввиду такого возвышения человека из сословия слуг. Но Грейс Гилмор была весьма тактична. Она всегда относилась к миссис Пенлок и Уотсону как к равным, и они соглашались с тем, что к Грейс неприменимы обычные статьи "придворного протокола". Теперь она обедала за одним столом с нами, и поначалу Уотсон проявил недовольство, рассуждая вполголоса о том, следует ли горничным обслуживать эту даму или она справится сама. Вскоре мать положила конец этой чепухе, а поскольку сама Грейс была воплощенной тактичностью, все в конце концов уладилось, и Грейс стала считаться чуть ли не дочерью хозяев, причем очень полезной дочерью. Она должна была ехать с нами на равных, но настояла на том, что будет выполнять при матери обязанности камеристки, присматривая за гардеробом и Джеком. Вообще отношения между верхним и нижним сословиями в доме могли представлять проблему, но Грейс справилась с этим спокойно и эффектно, как и со всем остальным, за что ни бралась.

Нас радостно встретила тетя Амарилис, которая тут же стала упрекать мать за то, что мы так задержались. Она обняла меня, а потом, отстранившись, начала озабоченно осматривать:

- Бедная моя, милая Анжелет. Как ужасно все, что с тобой случилось! Но зато теперь ты выглядишь вполне здоровой, верно, Питер?

Дядя Питер немножко постарел, но годы лишь добавляли достоинства его внешности. Он расцеловал меня в обе щеки и сказал, что очень рад видеть.

- Мэтью и Елена скоро явятся с Джонни и Джеффри, - сказала тетя Амарилис. - Когда Джонни услышал о вашем приезде, он очень обрадовался. Он был расстроен тем, что вы так долго не приезжали, как и все мы.

Только не подумайте, что мы по вас не скучали. А почему вы сами не приехали в Кадор? - ответила мама.

Тетя Амарилис пожала плечами:

- Питер все время очень занят. Гораздо удобнее, когда вы приезжаете в Лондон.

- А это Грейс, - представила мать. - Грейс Гилмор.

- Очень приятно, мисс Гилмор. Мы рады вашему приезду, слышали о вас много хорошего.

- Вы так добры... - пробормотала Грейс.

- А теперь идите, смотрите свои комнаты. Багаж сейчас пришлют, а обед в восемь. Когда приведете себя в порядок - спускайтесь. Мэтью с семьей может приехать в любую минуту.

Грейс помогла распаковаться моей матери, а потом зашла ко мне.

- Какой чудесный дом! - воскликнула она.

- Я им тоже восхищаюсь, - согласилась я. - А тетя Амарилис всегда выделяет мне эту комнату, с видом на Темзу.

Грейс подошла к окну и выглянула. Я встала позади.

- Вот в этих зданиях заседает парламент. Они действительно великолепны. А вы слышали, что королева лично открывала королевскую галерею и вокзал Виктории два года назад? И посвятила архитектора в рыцари? Да, отсюда просто чудесный вид на реку.

- Поездка в Лондон - огромное удовольствие для меня. Счастливым оказался тот день, когда я зашла в ваш сад.

- Мы все разделяем это убеждение, - ответила я ей.

Было просто чудесно видеть всю семью, а особенно Джонни. Между нами сложились очень тесные отношения. Он был на четыре года старше меня, и в детстве этот разрыв казался огромным, но по мере того, как мы подрастали, он уменьшался. Когда-то Джонни был героем моей мечты, но с появлением Бена я проявила свое непостоянство и мое обожание обратилось на него.

Он взял меня за руки и улыбнулся той мягкой улыбкой, которая всегда так радовала меня.

- Ого, как ты выросла, Анжелет. Ты ведь была тяжело больна? Мы все за тебя волновались.

- Теперь со мной все в порядке, Джонни. А как поживаешь ты? Тебя еще интересуют эти старые черепки? Тебе все еще нравится копаться в прошлом?

Он кивнул:

- Теперь я полностью погружен в это. В следующем году в Грецию собирается экспедиция. Я надеюсь присоединиться к ней.

- И что ты собираешься искать? Древний город?

- Это означало бы надеяться на слишком многое. Как правило, ты копаешь, копаешь.., и, если тебе повезет, находишь разбитую вазу.

- А это мисс Гилмор! - воскликнула я, увидев, что к нам подходит Грейс.

- Очень приятно, - сказал Джонни. - Я много слышал о вас. Тетя Аннора писала нам, как много вы для нее делаете.

- Она для меня делает гораздо больше, - рассмеялась Грейс.

Ее можно было назвать не просто хорошенькой, а, скорее, интересной. Она была элегантной, умела превосходно одеваться, поэтому все обращали на нее внимание. Сейчас на ней было светло-коричневое платье, прекрасно сочетавшееся с ее карими глазами, красивые темно-каштановые волосы уложены в узел на затылке. Единственным украшением была гранатовая брошь, подаренная ей моей матерью. Все очень просто, но, вне всяких сомнений, элегантно. Джонни улыбнулся ей. Если он и подумал, что она всего лишь одна из служанок, то посчитал нужным отнестись к ней особенно мило. Уж таким был Джонни. Привлекательность Бена была столь яркой, что я, действительно, позабыла о том, как мил наш Джонни.

Грейс сказала:

- Я слышала, что вы интересуетесь археологией? Мне тоже интересно все, связанное с прошлым. Как, должно быть, увлекательно вы проводите свое время!

- Я только что говорил Анжелет, что люди воображают, будто археологи постоянно находят какие-нибудь сокровища. Такое случается раз в жизни, если повезет.

- Мне хотелось бы узнать об этом подробней.

- Ну что ж, раз вы у нас в гостях, мы еще не раз встретимся. У нас будет время для бесед.

Мэтью и Елена подошли поздороваться с нами и были представлены Грейс. Джеффри тоже вырос, и ему, должно быть, исполнилось уже пятнадцать.

- Должны приехать Питеркин и Френсис, - объявила тетя Амарилис. - Я решила собрать всех членов семьи, мы ведь так давно не виделись. Я знаю, что все это из-за несчастного случая с Анжелет, а потом ее болезни... Слава Богу, все кончилось, теперь она просто цветет.

Наконец, собрались все приглашенные, и мы сели за обеденный стол - в одном конце дядя Питер, в другом - тетя Амарилис. В прошлом мне не раз доводилось сидеть за этим столом, и я помнила здешние обычаи. Всегда главную роль играл дядя Питер, а все остальные должны были считаться с его мнением. Большей частью разговоры велись о политике, которая, по-моему, интересовала его больше, чем все остальное, вместе взятое. Тогда я была совсем ребенком и мало понимала из того, что говорилось, а теперь, конечно, я была старше, но это был еще не тот возраст, чтобы принимать в разговоре активное участие.

На этот раз разговор шел об отношениях между Россией и Турцией и о том, какую роль должна играть в этом Англия.

- За Палмерстона - весь народ, - говорил дядя Питер.

- Но прав ли он? - спросил Мэтью.

- По-моему, вести войну - плохо при любых обстоятельствах, - сказала Френсис.

Френсис была очень прямолинейной женщиной, одной из немногих, кто решался спорить с дядей Питером. В течение многих лет она управляла некоей миссией в лондонском Ист-Энде. Когда Френсис вышла замуж за Питеркина, они стали работать вместе. Она пользовалась уважением в разных кругах общества за то, что сделала и продолжала делать для бедняков.

- Дорогая моя Френсис, - ответил дядя Питер с добродушной, но снисходительней улыбкой. - Мы все знаем, что война - это зло, но иногда она бывает неизбежна, и решительные действия, при которых пострадают немногие, могут предотвратить гибель многих тысяч.

- А я думаю, - продолжала Френсис, - нам следует держаться в стороне от этого.

- Я склонен согласиться с Френсис, - сказал Мэтью, который по своей природе был реформатором.

Он получил известность благодаря книге о реформе тюрем, и после этого началась его карьера в политике. Дядя Питер оказал зятю неоценимую помощь, и Мэтью не забывал об этом, но, выразив противоположное мнение, он дал понять, что по этому вопросу у него есть устоявшееся убеждение. Дядю Питера, похоже, это озаботило. От слов Френсис он мог легко отмахнуться, но карьера Мэтью его по-настоящему интересовала.

- Дорогой мой Мэтью, - сказал он, - часто возникает необходимость преследовать долгосрочные цели. Проводя слабую пацифическую политику, ты никогда не получишь народной поддержки.

- Но есть речь идет о справедливости?..

Дядя Питер приподнял брови:

- В политике мы обязаны думать о благе страны. Каким образом удержать власть в руках? Мы не можем допустить того, чтобы в наших суждениях присутствовали сантименты. Народ сейчас настроен даже против королевы, а уж принц Альберт - просто главный злодей.

- Народ всегда против Альберта, - ответила Френсис.

- Да, но теперь народ считает, что он вместе с королевой больше заботится о своих русских родственниках, чем об интересах своей страны. Народ поддерживает Палмерстона с его "политикой канонерок". Вы должны признать - она имеет свои достоинства.

Я видела, что Мэтью в нерешительности. Он должен был считаться с мнением дяди Питера, как всегда считался с его желаниями. Собственно, так он и сделал свою карьеру: он был создан дядей Питером.

- Самое главное в том, будет ли война? - заметил отец.

- Я думаю, это почти неизбежно. Мы должны оказать Турции помощь, привлечь на свою сторону французов, уладить это очень быстро и продемонстрировать всему миру, что сила на нашей стороне.

- Абердин против этого, - сказал Мэтью.

- Абердин слишком слаб, люди аплодируют Палмерстону. Попомни мои слова, Пальмерстон еще вернется, мы будем воевать, поскольку именно этого хочет народ. Героем нашего времени является Палмерстон, - он строго взглянул на Мэтью, - и необходимо принимать сторону победителя.

Разговор продолжался примерно в том же духе. Потом заговорили о Корнуолле, и мой отец с дядей Питером погрузились в подробности управления поместьем. Тетя Амарилис рассказала нам о том, что идет на лондонских сценах, о своем недавнем посещении оперы и о том, что нам всем следует туда сходить. Но потом разговор опять вернулся к войне, и выяснилось, что именно эта тема более всего интересует присутствующих.

Лежа в кровати, я вновь вспомнила события вечера. Лондон всегда производил на меня глубокое впечатление. Дело было не только в том, как выглядели улицы, оживленность которых была так отлична от наших тихих сельских дорог. Возможно, главным было чувство, что жизнь здесь никогда не бывает скучной, что в любой момент может случиться что-то очень важное. Может быть, такое впечатление складывалось у меня именно в этом доме и в основном из-за личности дядюшки Питера.

Я уже знала о грядущей войне и слышала противоположные мнения по этому поводу. Но на меня произвело большое впечатление, как дядя Питер контролировал Мэтью, а поскольку Мэтью был одним из тех людей, которые создали наши законы, то я вообразила дядю Питера кукольником, дергающим за веревочки и направляющим Мэтью туда, куда ему нужно. В душе Мэтью был против войны, но собирался поддерживать ее, потому что "за веревочки дергал" дядя Питер.

Это было так интересно, что пруд Святого Бранока теперь казался мне чем-то далеким и нереальным.

***

Быстро полетели дни. Последовали обещанные тетей Амарилис посещения оперы и верховые прогулки на Роу, в которых нас часто сопровождал Джонни. Он еще не завершил своего образования, но, поскольку твердо решил избрать своей профессией археологию, ему в любом случае приходилось прервать занятия, чтобы отправиться в Грецию, и сейчас он занимался подготовкой к этой поездке.

Обычно по утрам он занимался в кабинете, но во второй половине дня освобождался и составлял мне и Грейс компанию. Первую половину дня мы посвящали походам по магазинам, и нас с матерью сопровождала Грейс. Мать сказала, что пребывание в Лондоне дает возможность обновить наш гардероб. Ей нравилось подолгу изучать и обсуждать фасоны с Грейс, которая прекрасно разбиралась в тканях и покрое платьев.

Иногда во второй половине дня мы отправлялись на верховые прогулки на Роттен-Роу, которые, конечно, совсем не были похожи на поездки дома, а, скорее, на парад. Джонни, а иногда и тетя Амарилис, отправлялись с нами, и им постоянно приходилось раскланиваться со знакомыми. Верховая езда здесь была одним из элементов светской жизни. Очень мне понравились прогулки по парку. Обычно нас сопровождал Джонни или Джеффри. Иногда мы брали с собой Джека, который таращил глаза на все и засыпал нас бесконечными вопросами.

Похоже, больше всех удовольствия получали Джонни и Грейс, они очень подружились. Грейс заинтересовалась археологией и постоянно задавала Джонни осмысленные вопросы, связанные с этой наукой, и он стал снабжать ее книгами по этому предмету. Я очень полюбила эти прогулки, где мне удавалось совершенно забыть о том ужасном дне, который с момента приезда в Лондон стал казаться далеким и нереальным. Он стерся, канул в глубокое прошлое, стал совсем не тем, чем казался в Корнуолле.

Однажды зашел разговор о Бене, и воспоминания о происшедшем вновь вернулись ко мне, поскольку с тех пор Бена я не видела. Я смутно помнила, что он приходил ко мне, когда я болела, но это было все. Ты помнишь Бенедикта? - спросил Джонни.

- О да, конечно.

- Ну, само собой разумеется, помнишь. Вы знаете, мисс Гилмор, я даже начал ревновать ее к Бенедикту. Анжелет была очень дружна со мной, но, когда он приехал, она обо мне совсем забыла.

- А кто он? - спросила Грейс. - Я знаю, что он некоторое время жил в Кадоре, но в каком качестве?

Ну, тут надо долго объяснять, - ответил Джонни. - Он - тоже внук моего деда. Полагаю, мне следует называть его кузеном. Вообще у нас в семье очень сложные родственные отношения.

- Интересно, нашел ли он золото и разбогател? - спросила я.

Джонни пояснил Грейс:

- Именно за этим Бен и поехал в Австралию. Золото! Вы помните, несколько лет назад был большой шум вокруг золотых россыпей в Австралии. По-моему, это место называлось Балларат. Ну вот, Бенедикт решил, что и ему должна достаться доля от этого богатства, и отправился туда искать свою судьбу.

- Я думаю, что если бы он нашел золото, то непременно поделился бы этой вестью с вами.

- Да, я тоже уверен в этом, - согласился Джонни. - Уж Бенедикт непременно объявил бы об этом всему свету.

Я предпочла бы, чтобы они не говорили о нем. Слишком много вспоминалось при этом.

- Возможно, у него сейчас тяжелые времена, - предположила я.

Ну, думаю, там вообще нелегкая жизнь.., пока, конечно, не найдешь золото.

- По-моему, Бен - интересный молодой человек, - сказала Грейс, - но я почти не помню его.

- Он любит подавлять окружающих, не правда ли, Анжелет? - спросил Джонни. - По правде говоря, он очень похож на моего дедушку.

- Я понимаю, что вы имеете в виду, - заметила Грейс. - Скажите, а когда вы собираетесь в Грецию?

- Наверное, следующей весной.

- Я думаю, это одно из самых волнующих занятий - открывать прошлое, поскольку именно об этом идет речь.

- Конечно, - согласился Джонни. - После этого я надеюсь отправиться в Помпею. Я чувствую, что там еще будет много открытий, хотя кое-что там уже исследовано. Я уже был там однажды, два года назад.

- Это очень интересно! - с энтузиазмом воскликнула Грейс. - Ведь там взорвался вулкан, не так ли?

- Да, но до этого там было землетрясение, которое вызвало взрыв Везувия и выброс пепла и раскаленных камней, обрушившихся на город и полностью уничтоживших его.

- Такие события заставляют нас сознавать, сколь хрупка жизнь.

- Действительно, так и есть. Я намереваюсь отправиться туда и взяться за работу. Уверен, что мы сможем найти древний город.

- А откуда известно, что именно там находится город? - спросила я.

- Это место можно опознать по стенам амфитеатра, хотя теперь там все покрыто закаменевшей грязью, поросшей чахлой травой... Тем не менее, этого достаточно, чтобы установить, что город был расположен именно там. Уже в шестнадцатом столетии натыкались на древние здания, вели кое-какие раскопки, но все это происходило, конечно, без всякого научного обоснования. Бог знает, какие сокровища там еще предстоит открыть.

- По-моему, это чудесная профессия, - сказала Грейс. - Как бы мне хотелось заниматься ею.

- Это тяжелый труд.

- Я достаточно сильна.

- Знаете, Грейс, я дам вам почитать еще кое-какие книги.

Джонни дал ей книги, и вскоре они вели такие дискуссии, в которых я даже не могла участвовать. Впервые я вдруг осознала, что еще остаюсь ребенком, в то время как Джонни и Грейс уже взрослые. Мне очень нравилась Грейс, но я предпочла бы, чтобы она не столь неотступно сопровождала нас во время прогулок. Кроме того, мне хотелось бы, чтобы она была не столь умна; похоже, что она и в самом деле стала разбираться в археологии, о которой до прибытия в Лондон не имела никакого понятия.

Я запомнила день, когда мы, возвращаясь пешком домой, встретили людей, идущих с развернутыми знаменами. Мы остановились посмотреть на них. Они что-то пели. Мне было трудно разобрать слова, но Джонни пересказал их мне:

"Послушай, турок, время потрудиться,

Перед медведем силой похвалиться.

Витают слухи над Британией,

Что "А" в тюрьме со всей компанией".

- Что это значит? - спросила я.

- Эти люди всей душой за войну, - сказал Джонни. - Народ любит, когда война идет где-нибудь вдалеке, ему нравится слушать о славных победах, хотя он не желает выносить тягот, связанных с войной. А эта война идет за тысячу миль от нас, и поэтому она очень нравится. Палмерстон желает сделать Англию величайшей мировой державой. Если кто-то попытается сказать нам хоть слово поперек, он посылает к их берегам наши канонерки, чтобы продемонстрировать силу. Народу это нравится, он любит "старину Пэма", как его называют. Конечно, сейчас он уже седой старик, но в молодости был изрядным повесой. Как ни странно, народу это тоже нравится. Он любит не хороших государственных деятелей, а колоритных. Бедный старый Абердин со своей пацифистской политикой, которая провалилась. Народ осуждает королеву и принца Альберта за то, что Англия недостаточно активно рвется на войну, но это же совершенно несправедливо. Говорят, что русский царь - родственник королевы, поэтому она больше заботится об его интересах, чем об английских. Но в основном вину предпочитают возлагать на принца Альберта, называя его изменником.

- Значит, он и является тем самым "А", который "угодил в тюрьму"? спросила Грейс.

- Вот именно, но все это, конечно, чепуха. Ни в какой тюрьме Альберт не сидит, но, кажется, рано или поздно мы объявим войну России.

***

На следующий день в статье, появившейся в "Монингпост", мистер Гладстон подчеркнул достоинства принца и заявил о глупости тех, кто возводит на него напраслину. Джон Рассел и Бенджамин Дизраели произнесли по этому поводу речи в парламенте, причем речь последнего называли блестящей. Говорили, что статья мистера Гладстона произвела глубокое впечатление на людей.

Тем не менее угроза войны висела в воздухе. Англия послала России ультиматум, в котором говорилось, что если она не вернет Турции аннексированные территории, Англия будет вынуждена объявить войну. Когда на ультиматум не последовало ответа, правительству оставалось лишь одно: объявить войну.

Удивительно, как быстро люди способны менять свои взгляды. Теперь Мэтью был полностью согласен с этим решением. Видимо, это объясняется влиянием дяди Питера. Но изменил свои взгляды и Джонни: теперь он считал, что необходимо дать русским урок и спасти бедных турок от агрессивного соседа.

Страну охватила лихорадка. Все считали, что война закончится в несколько недель. "Скоро русские узнают, что бывает с теми, кто считает, что имеет право нападать на своих соседей. Они узнают, что такое - вызвать гнев могучей Британии", - говорили люди.

***

Это было в апреле, а в мае мы вернулись в Корнуолл. Жизнь вернулась в обычную колею. Здесь мало говорили об отношениях между Турцией и Россией. Всех, скорее, интересовал вопрос, каким будет урожай в этом году и продержится ли хорошая погода до 24 июня, дня летнего солнцестояния. Дождь, как по заказу, задержался до этого праздника, а потом начал лить как из ведра. Такое частенько случалось в Корнуолле, и, как сказала миссис Пенлок, если уж в этот день начало лить, так будет лить без конца. Начали строить предположения относительно того, не выйдет ли река из берегов, и что произойдет, если это совпадет с высоким морским приливом. Некоторые поля уже затопило, и у соседей-фермеров царило замешательство.

Потом появились новости, более беспокоющие меня.

К нам в гости приехали Пенкарроны, и мать попросила меня спуститься в кухню и спросить миссис Пенлок, не забыла ли та, что мистер Пенкаррон терпеть не может сардин. Миссис Пенлок любила начинать обед с блюда, которым особо гордилась, и даже в тех случаях, когда мать просила не делать этого, она пыталась каким-нибудь образом подать его на стол. Оно состояло из рыбы, приправленной растительным маслом, лимоном и каким-то соусом, относительно которого миссис Пенлок хранила молчание. "Рыба в помаде", так она называла это блюдо, и, насколько я понимала, такой была ее версия произношения "фу-мадо" - "блюдо для испанского дворянина", что напоминало о присутствии в этих местах испанцев, которые после поражения испанской армады спаслись на этом побережье. Некоторые испанцы сумели выжить и смешаться с местным населением.

Когда я спустилась в кухню, там шел оживленный разговор. Миссис Пенлок говорила:

- Вы лучше подумайте, народ ничего зря не болтает. Это все так и идет из поколения в поколение. Я-то знаю, что это правда, да и многие слышали, как эти колокола звонят.

Я почувствовала опасность, как всегда, когда разговор заходил о пруде.

Что правда? - спросила я.

- Да насчет дождя - льет и льет. Этот пруд.., да вы знаете, Святого Бранока, весь переполнился. Ну, вот, смыло там землю, и говорят, что все правда. Там и впрямь остатки старого монастыря. И куски камня, и всякая всячина вылезла из земли. Говорят, прямо все и видно.., куда уж ясней. Настоящая стена.., старая каменная стена...

- Вы имеете в виду, рядом с прудом?

- Так вот, о чем я и говорю. Все это из-за дождя. Землю-то моет, так и получается. И вот, говорят, теперь стена. Тут уж, говорят, не ошибешься.

Я напомнила ей о сардинах.

- Конечно, есть такие, которые не знают, что им на пользу, а что - во вред, - пробормотала она. - Я-то знаю, что "рыба в помаде" - сама что ни есть лучшая закуска перед едой. Дает, как говорится, аппетит, брюхо к еде готовит.

Мне хотелось выяснить еще какие-нибудь подробности относительно пруда, но я побоялась сделать это.

Вскоре я и сама отправилась туда верхом. Земля действительно совершенно размокла. Я увидела двух мужчин, стоявших возле воды, и узнала Джона Гарни и его сына. Они занимались фермерством на землях Кадора. Я подъехала к ним.

- Я слышала, здесь обнаружилась стена? - спросила я.

- Все из-за потопа, мисс Анжелет. Паршивое дело для урожая...

- Говорят, здесь на самом деле был монастырь?

- Похоже на то, вон там стена. Много там не разглядишь. Так только, видать, что она там, может быть. Да вон, гляньте сами.

Я вздрогнула: не осталось ли следов крови на том самом камне. Они указали именно на то место, где мужчина упал и пробил себе голову. Мысль была, конечно, глупой: дожди давным-давно смыли кровь, задолго до последних ливней.

Спешившись, я подошла и стала рассматривать камни... Мысленно я вновь представила себе все. Я бросила взгляд в сторону пруда. Он был переполнен, и вода кружилась на том месте под плакучими ивами, с которого мы сталкивали труп в воду.

Я повернулась к мужчинам:

- Я думаю, сейчас здесь многое может всплыть? Они казались озадаченными.

- Я имею в виду вещи, которые упали в воду, - пояснила я.

- О нет, мисс Анжелет. Уж что сюда попало, он так и будет лежать на дне.

- Говорят, он бездонный.

- Ну, уж дно-то у него, наверное, есть, мисс Анжелет.

- А насчет колоколов и всего прочего?

Они рассмеялись.

- Теперь, я думаю, у многих зазвонят колокола, сказал Джон Гарни.

Тут можно биться об заклад на что угодно, - подтвердил его сын.

Я отправилась домой. Конечно, глупо было беспокоиться, но все связанное с прудом вызывало во мне неприятные чувства, и я решила, что это будет длиться всю жизнь.

Я удивилась, когда мать получила письмо от Джонни. Когда я спустилась к завтраку, она как раз читала его.

- Доброе утро, Анжелет, - сказала она. - Это от Джонни: он собирается приехать к нам.

И еще он хочет привезти с собой друга, - она взглянула в письмо, Джервиса Мэндвилла, они вместе учатся.

Так что, я полагаю, он тоже археолог. Прочитать тебе, что он пишет?

"Нас очень заинтересовала эта находка возле пруда. Звучит весьма заманчиво. Нам очень хотелось бы приехать к вам: я имею в виду и своего друга. Он отнесся к этому с большим энтузиазмом, и я был бы очень признателен, если бы вы позволили приехать и ему. С тех пор, как мисс Гилмор написала мне о находке этой стены, я горю желанием приехать и посмотреть на нее. Управитесь ли вы с парой гостей? Разумеется, если вам по какой-либо причине это неудобно, мы можем остановиться на постоялом дворе..."

Мать взглянула на меня:

- Что за чепуха! Как будто мы позволим им остановиться на постоялом дворе. Разумеется, они приедут и остановятся у нас.

- Быстро же он узнал о находке, - сказала я.

- Они с Грейс переписывались. Естественно, она сообщила ему эту новость.

Я почувствовала обиду. Конечно, это было глупо: почему бы им не переписываться?

- Полагаю, Грейс решила, что его особенно интересует именно это, сказала мать, и она не ошиблась, ведь Джонни надеется раскопать монастырь. Потом весело добавила:

- Наверное, он захочет спуститься на самое дно пруда и выяснить, действительно ли там есть колокола.

Я не могла разделить ее веселого настроения, хотя и попыталась изобразить улыбку. Конечно, она проявила такой интерес к его археологии... Наверняка этим все и объясняется.

***

Они приехали через несколько недель. Джонни тепло обнял меня. Он был полон энтузиазма.

- А это Джервис... Джервис Мэндвилл, - представил он.

Джервис был очень симпатичным высоким голубоглазым блондином. Похоже, он склонен был постоянно смеяться, даже когда от него ожидали серьезного отношения. Казалось, что все окружающее он воспринимал как шутку. Рядом с ним я начинала ощущать то же самое. Джервис понравился мне с первого взгляда. Он относился к делу с меньшим рвением, чем Джонни, хотя его тоже интересовала возможность найти развалины монастыря. Но даже это казалось ему всего лишь шуткой, как и все остальное.

Прибытие гостей из Лондона всегда было для нас радостным событием. Здесь мы были почти отрезаны от остального мира, и в первый вечер за ужином все без передышки расспрашивали их о происходящем в мире.

Война еще не завершилась. Не оправдав ожиданий нашего народа, русские не сдались, услышав о том, что Британия недовольна ими.

- Похоже, что война затянется надолго, - сказал Джонни. - Некоторые считают, что нам вообще не стоило ввязываться в нее.

- Я знаю, что так считали Питеркин, Френсис и Мэтью, - сказала я.

- Питеркин и Френсис - да, а Мэтью совершил поворот на сто восемьдесят градусов: он произносил зажигательные речи в палате общин.

Я улыбнулась, представив дядю Питера, дергающего за ниточки. Джервис весело сказал:

- Ладно, даю им еще три месяца, а потом мы должны победить. Ну, хотя бы для того, чтобы порадовать меня: я уже побился об заклад с Дугласом.

Джервис у нас - азартный игрок, - пояснил Джонни, - а Том Дуглас еще хуже, чем он. Когда они встречаются, то бьются об заклад относительно того, сколько кебов встретится им по дороге в клуб. Я видел, как они следили за каплями дождя, стекавшими по стеклу: они побились об заклад по поводу того, какая из капель быстрее доберется до низу.

Джервис улыбнулся:

- Знаете, это придает жизни остроту.

***

Грейс обладала полной информацией о находке у пруда и излагала ее со знанием дела. Мне любопытно было узнать, в какой мере это интересовало ее на самом деле, а в какой - она просто хотела понравиться Джонни.

Они с воодушевлением обсуждали предстоящие работы.

- Полагаю, если мы соберемся начать раскопки, нам следует получить разрешение от владельца земель, - сказал Джонни.

Отец улыбнулся:

- Поместье Кадор включает в себя и пруд, все это - наши земли.

- Значит, мы должны просить разрешения у вас и тети Анноры? поинтересовался Джонни. - И мы получим разрешение?

- Я могу сказать, - заметил отец, - что я сам интересуюсь, был ли там на самом деле старинный монастырь.

- Ура! - воскликнул Джервис. - Мы можем начинать.

- А меня туда пустят? - поинтересовалась Грейс. Сияющий от удовольствия Джонни повернулся к ней:

- Я был бы поражен, не увидев вас там.

- Я уверена, что ты тоже захочешь поучаствовать, Анжелет, - сказала мне мать.

Джонни улыбнулся:

- Конечно, ты должна помочь нам, Анжелет.

Я была очень довольна, что ему необходимо мое присутствие.

- Мы сделаем это место знаменитым, - сказал Джервис. - Только представьте себе заголовки в прессе: "Великая находка студентов", "Джон Хьюм и Джервис Мэндвилл посрамили экспертов", "Монастырь, о существовании которого не подозревали, найден в глухом уголке Корнуолла..."

- Ну, насчет того, что не подозревали, это не так, - заметила я. Люди веками слышал колокола этого монастыря.

- Ага, "Колокола Святого Бранока!". Все будут в восторге... Мы должны заставить эти колокола немножко позвонить, просто чтобы создать нужный климат.

- Говорят, что эти колокола предвещают несчастье, - сказала мама.

- Несчастья, заранее предсказанные, зачастую происходят на самом деле, - вставила я, - потому что люди уже ждут, что они произойдут.

- Ваша дочь - мудрая девочка, - заявил Джервис, тепло улыбнувшись мне. - Мне не терпится приняться за работу. Джон, бьюсь об заклад на двадцать фунтов, что мы раскопаем эту стену за неделю.

- С тобой я не буду биться об заклад, - ответил Джонни. - Поживем увидим.

***

На следующий день они пошли осматривать место раскопок. Я отправилась с ними, как и Грейс.

Место, похоже, потеряло ореол таинственности. Его странная атмосфера ощущалась только тогда, когда я появлялась здесь одна. Все тщательно осмотрели тот самый острый камень, о который убийца разбил свою голову.

- Да, это часть стены. Мы должны начать раскопки отсюда, - сказал Джонни, подойдя к пруду и посмотрев в воду. - Полагаю, что когда-то здесь были рыбные садки. В монастырях всегда разводили рыбу: она была основной пищей монахов.

- Нужно будет половить здесь рыбу, - сказал Джервис. - Десять фунтов тому, кто первый поймает.

- Поосторожней, - сказал Джонни, - если здесь и водится рыба, она может быть ядовитой. Бог знает, что попало в воду за эти столетия.

Тем более будет интересно попробовать. Скажем, десятку тому, кто вытащит хоть что-нибудь, не обязательно рыбу. Я вижу, Анжелет смотрит на меня неодобрительно. Извините, Анжелет, на самом деле в глубине души я очень серьезный человек.

Он так очаровательно улыбнулся мне, что я пожалела о том, что не могу рассказать, что именно у меня на уме. Я была уверена, что он сделал бы какое-нибудь легкомысленное замечание и сумел бы убедить меня в том, что я понапрасну беспокоюсь.

Раскопки начали во второй половине дня. Юноши привезли с собой необходимые инструменты и переоделись в то, что называли "рабочими костюмами". Их вид позабавил моих родителей.

Все это, разумеется, вызвало обширные комментарии, носившие преимущественно критический характер. Общие чувства выразила миссис Пенлок:

- Все это нехорошо. Если б надо, чтобы это было видно, так оно и было бы видно. А если милосердный Господь решил скрыть это, так, значит, тому и быть.

Я знала, что если произносится имя Господа милосердного, значит дело обстоит серьезно. Его имя использовалось в тех случаях, когда речь шла о том, что правильно, а что - не правильно, и всегда при этом миссис Пенлок и Господь милосердный оказывались союзниками. Я поняла, что раскопки в народе непопулярны.

- Если бы Господь хотел, чтобы их открыли, - еще раз доступно разъяснила мне миссис Пенлок, - они никогда бы и не были скрыты.

- Но они скрыты уже давным-давно. Люди занимаются исследованием таких вещей, это помогает нам узнавать о прошлом. Люди желают знать его, а Господь помогает тем, кто сам себе помогает, вы же знаете.

- Это нехорошо, - таков был окончательный приговор миссис Пенлок.

Протесты последовали и от старого Стаббса, который жил в домике неподалеку от пруда. Он и его дочка Дженни были странной парой. С тех пор как умерла жена Стаббса, они жили замкнутой жизнью, а она была кем-то вроде "белой ведьмы", хорошо знавшей травы и, по слухам, умевшей лечить от всех недомоганий. Дженни Стаббс была, по словам миссис Пенлок, "маленько не в себе". Она ходила, что-то тихонько напевая, а когда на причал приходили лодки с уловом, подбирала рыбин, которых по какой-либо причине браковали, разбирая улов для продажи. Пару раз я видела ее собирающей ракушки и улиток. Наверное, она варила из них бульон.

Стаббсы вели жизнь отшельников. Про старика говорили, что он "живет задом наперед" - это означало, что он родился ногами вперед и оттого обладал особыми способностями. Он брался за всякие случайные работы, вроде починки заборов, и отец разрешил ему бесплатно жить в домике.

***

Все были там: Джонни и Джервис копали, а мы с Грейс подавали им инструменты, когда появился этот старик. Его глаза дико сверкали, волосы были растрепаны. Он закричал:

- Ну-ка, бросьте ваши лопаты. Что это вы делаете на нашей земле?

Джервис очаровательно улыбнулся ему:

- Мы ведем исследование, и у нас есть разрешение на это.

- Убирайтесь с нашей земли, а то вам хуже будет.

- Простите, - начал Джонни, - я не понимаю, какое право...

- Эту землю нельзя тревожить. Люди не хотят, чтобы вы это делали, и не позволят.

- Но пока я никого здесь не вижу.

Старик хитро прищурился:

- Они здесь появятся.., но вы их не увидите. Джонни растерялся. Джервис, конечно, решил, что это шутка, но для меня ничто, связанное с этим местом, не могло показаться шуткой.

- Эта земля принадлежит мертвым, - продолжал старый Стаббс. - И горе тому, кто беспокоит мертвых.

- А я думал, что всем понравится, если мы найдем здесь старый монастырь, - сказал Джервис.

- Вы беспокоите мертвых. Это не правильно, нехорошо. Убирайтесь отсюда. Возвращайтесь в свой большой город, где вам следует быть. А из этого дела добра не выйдет, это я вам обещаю.

С этими словами он погрозил всем кулаком и, прихрамывая, удалился.

- Любопытный субъект, - заметил Джервис.

Я рассказала ему о домике поблизости и о том, как Стаббс с дочерью умудряется наскрести себе на жизнь. Джервис заинтересовался этим, но Джонни желал продолжать раскопки.

***

В течение трех дней продолжались работы, но мы, хорошо зная окрестный люд, опасались его враждебности.

- Все это так глупо, - сказал отец. - Ну почему не выяснить, был ли на самом деле монастырь? Откуда эта враждебность?

- Ты же знаешь, как народ ненавидит любые изменения в его жизни, напомнила мать.

- Но это никаким образом не повлияет на их жизнь. А вообще хотелось бы мне знать, на чем основываются эти рассказы о том, что там был монастырь.

- Надеюсь, ты не собираешься прочесывать дно пруда? - спросила мать.

- Я думаю, вряд ли это возможно, но неплохо было бы по крайней мере узнать, стоял ли там монастырь.

***

Потом случилось неизбежное. Конюх, прогуливавший лошадь, проезжал мимо пруда. Были сумерки, но он отчетливо расслышал звон колоколов. Он исходил, по его мнению, со дна пруда. После этого уже ни о чем, кроме колоколов, не говорили. Колокола ведь звонят, предвещая несчастье, не так ли? Кто-то прогневил Бога, и далеко искать виновных не нужно. Мертвые не любят, когда их беспокоят, и всем было понятно, что "эти монахи, что на дне лежат, терпеть не могут, когда кто-то приезжает из Лондона и начинает им покоя не давать".

Все говорили, что слышали колокола, и все слышали их в сумерках.

***

Прошли две недели, и, по-моему, даже Джонни стала понятна бессмысленность продолжения работ. Раскопали то, что являлось частью каменной стены: видимо, когда-то здесь стоял старый дом. Не было никаких оснований думать, что стена имеет отношение к монастырю.

- Нам бы раздобыть специальное оборудование, - вздохнул Джонни. Необходимо копать гораздо глубже...

- И, видимо, ничего не найти, - добавил отец.

- Какая жалость! - заметила Грейс. - Я так расстроена.

Это я во всем виновата: мне не следовало писать об этом.

- О нет, - возразил Джонни. - Нам это доставило огромное удовольствие, правда, Джервис?

Джервис сказал, что он доволен, ведь он нашел новых друзей, а это гораздо важней, чем раскопки какого-то монастыря.

- Прекрасно сказано, - ответила мама, - но я же вижу, что вы расстроены.

Ну, ничего, возможно, в Помпеях вам больше повезет.

Зашел разговор о том, чтобы поехать вместе с ними в Лондон и погостить там, но отец заявил, что у него накопилось много мелких дел, которые он не может оставить нерешенными.

С одной стороны, я была расстроена, но с другой меня радовало, что, наконец, прекратили копать, а вся эта возня с раскопками вызвала у меня желание отвлечься.

- Анжелет очень любит Лондон, - сказала мать. - Я не вижу причин, по которым ты, дорогая, не могла бы съездить туда, а сопроводить тебя сможет Грейс.

- О, это было бы чудесно! - воскликнула Грейс. На этом и порешили. В день накануне отъезда Джервис сказал мне:

- Я хотел бы в последний раз взглянуть на то место. Вы не сходите со мной, Анжелет?

- А что вы там хотите увидеть? - спросила я.

- Да просто интересно. И вот что я вам скажу: мы пойдем туда в сумерки, когда там никого не будет. Это - час ведьм.

Я вздрогнула.

Мы выехали, рассчитав время так, что сумерки начали сгущаться как раз, когда мы подъехали к пруду.

- Не сказать, чтобы мы улучшили здешний пейзаж, верно? - сказал Джервис, уныло глядя на кусок стены, облепленный грязью.

- Не расстраивайтесь, - ответила я. - Полагаю, такая судьба ожидает многих археологов.

- Ну да, если не будешь искать, то никогда и не найдешь, а эта работа доставила мне удовольствие.

- Даже несмотря на неудачу?

- Я не рассматриваю это как неудачу, потому что завел здесь новых друзей. А теперь еще вы собираетесь снами в Лондон... Прислушайтесь, сказал он. - Прислушайтесь к этой тишине.

Место производило впечатление зачарованного! Впрочем, возможно, таким его сделали мои воспоминания. В темноте едва поблескивала вода. Дул легкий ветерок, слегка шевеливший траву, время от времени нарушая тишину тихим шелестом.

- Можно понять, почему люди сочиняют о таком месте легенды, - сказал Джервис. - Вы часто бываете здесь?

- Нет.., теперь уже нет.

- Прислушайтесь...

Вот он, едва слышный, но безошибочно определяемый звук.., похожий на звон колокола.

Я бросила взгляд на Джервиса. Он тоже слышал? Выражение его лица подтверждало предположение: он был изумлен и пристально смотрел на пруд. Вот снова: отдаленный звон колокола.

Джервис сказал:

- Вы побледнели. С вами все в порядке? Должно быть, где-то поблизости есть церковь.

Я покачала головой:

- Вряд ли отсюда можно услышать церковные колокола...

- Это невозможно... - начал он.

Мы вновь замолчали и стояли, напрягая слух, но теперь вокруг царила тишина.

- Не волнуйтесь, - сказал Джервис. - Этому должно быть объяснение.

- Похоже, звук все-таки исходит из пруда.

- Давайте посмотрим на это так: мы пришли сюда, чтобы услышать колокола, и, я думаю, в глубине души мы этого хотели.

Мы ожидали услышать их, ну и вообразили, что слышим.

- Оба? Одновременно?

- Выходит, так.

Джервис направился к пруду. Я колебалась.

- Идите, идите, - сказал он, взяв меня за руку. - Мы только подойдем поближе и прислушаемся.., внимательно.

Я пошла за ним. Мы стояли так близко у воды, что до нее оставалось не больше шага. Он крикнул:

- Эй, кто там? Зазвони-ка еще раз в колокол! К нам вернулся его голос, искаженный эхом, но больше ничего не было слышно, кроме тихого шелеста травы, колыхаемой ветерком.

- Здесь сыро, - сказал Джервис. - Давайте возвращаться.

После того как мы отъехали от пруда, некоторое время он хранил молчание, а затем сказал:

- Нам все это почудилось.

Однако и он, и я знали, что это не правда.

***

Когда мы прибыли в Лондон, я сразу же заметила, что настроение по поводу войны резко переменилось.

Быстрой победной войны не получилось. Поступали известия об эпидемии холеры, уносившей жизни наших солдат. Все обсуждали статьи Уильяма Говарда Рассела, приславшего в газету "Тайме" сообщения с места боев. Солдаты умирали от болезней, а в армии не было лекарств, чтобы справиться с эпидемией; там царили хаос и дезорганизация, а это был враг более опасный, чем русские. Война оказалась тяжелой: она отнюдь не была славным шествием от победы к победе, чего ожидали многие.

Британская и французская армии выиграли битву при Альме, и это оживило надежды на быстрое окончание войны, но статьи в "Тайме" становились все более беспокойными.

Почти все разговоры велись о войне. Похоже, каждый знал, что именно нужно сделать: давным-давно следовало все передать в руки Палмерстона; нужно было слушать его советы; если бы их послушались - удалось бы избежать войны... Палмерстон был героем дня, и военная лихорадка охватила всех.

Я заметила, что Джонни стал задумчив. Он внимательно изучал газеты, и развитие событий беспокоило его.

Однажды во время прогулки мы увидели солдат, марширующих в направлении порта, где они должны были садиться на корабли, идущие в Крым. Народ приветствовал их радостными криками; играл оркестр; солдаты производили прекрасное впечатление.

Затем мы пошли в парк, где сели на скамью и стали рассматривать уток, плавающих по глади пруда.

- Это праведная война, - проговорил Джонни. - Мы не можем позволить одной нации угнетать другую лишь оттого, что она сильнее.

Грейс добавила, что солдаты - герои, отправляющиеся в незнакомую страну для того, чтобы сражаться за справедливость.

Домой мы шли в каком-то мрачном настроении. Мне показалось, что Джонни высказал не все, что было у него на уме. Мне захотелось, чтобы он доверился мне, и я задумалась - доверяет ли он свои мысли Грейс? Мне приходилось подавлять тлеющее во мне чувство ревности, потому что Джонни действительно больше внимания обращал на Грейс, чем на меня. А ведь совсем недавно мы с ним были близкими друзьями. Как-то он намекнул на то, что обиделся, когда я столь явно переключила свое внимание на Бенедикта Лэнсдона. Говорил он, конечно, шутливо, но я задумалась - не было ли в этом доли правды.., пусть небольшой. Теперь те же чувства родились у меня в отношении Грейс. Конечно, она была старше меня, старше нас обоих, и она так много читала об археологии после знакомства с Джонни, что теперь могла говорить с ним почти на равных.

В течение всего следующего дня я не видела Джонни, а еще через день выяснилось, что именно было у него на уме. Он сделал свое заявление как раз перед тем, как все сели за обеденный стол. Елена так же, как и Мэтью, выглядела очень озабоченной.

- Я записался в армию, - объявил Джонни. - Подготовка продлится недолго: на это просто нет времени. Полагаю, вскоре я отправлюсь в Крым.

***

Поступок Джонни вызвал в семье бурю. Елена была очень расстроена и пыталась отговорить его. Джеффри завидовал ему, поскольку по возрасту еще не мог сделать то же самое. Я думаю, что и Мэтью в душе соглашался с Еленой, но дядя Питер прекрасно понял, как можно использовать эту ситуацию. В пацифистских кругах постоянно слышались обвинения в том, что люди, с такой готовностью призывающие к войне, отчего-то не проявляют желания участвовать в ней. И вот, пожалуйста, видный политик, чей сын записался добровольцем в армию. Он - студент, изучающий археологию, но когда понял, что страна нуждается в нем, он смело вступил под ее знамена.

- Это принесет всем большую пользу, - успокаивающе заявил дядя Питер. - Война скоро закончится; возможно, еще до того, как Джонни доберется туда. Судя же по статьям Рассела, дела обстояли не совсем так. И в парламенте, и по всей стране росла волна недовольства. Следовало что-то предпринять.

Вот тогда-то и поднялся шум вокруг некоей леди, которую звали Флоренс Найтингейл. Дядя Питер и тетя Амарилис неплохо знали ее семью. Флоренс всегда считалась трудной девочкой, доставляющей своим родителям кучу хлопот, поскольку не желала делать того, чего ожидали от всякой девушки, вступить в удачный брак и вписаться в общество. Для этого у Флоренс было все необходимое - она была миловидна, умна, обладала хорошими манерами и умела привлечь мужчин. Но она питала подлинную страсть к уходу за больными. "Это просто смешно, - говорили все. - Такие дела вовсе не для дам. За такую работу берутся люди, которым не найти другого занятия. Это похоже на всяких бродяг и бездельников, которые пристраиваются в армию". Правда, сейчас таким сравнением старались не пользоваться, поскольку бродяги и бездельники, словно по волшебству, вдруг превратились в героев.

И вот теперь все, осуждавшие мисс Найтингейл, стали обращать на нее внимание.

- Я слышал, что мисс Найтингейл начали, наконец, принимать всерьез, заявил дядя Питер. - Она произвела большое впечатление на Сидни Герберта. Он понимает, что на войне необходимы хорошие сиделки. Флоренс хочет взять с собой группу женщин, которых берется обучить. Это важный шаг вперед.

***

В военной форме Джонни выглядел великолепно. Все мы очень гордились им, но с каждым днем близился момент его отъезда.

А потом произошло странное событие. Умер лорд Джон Милворд, о котором я никогда до этого не слышала. В газете появилось сообщение об этом: он болел брюшным тифом, и заболевание оказалось смертельным. Я и не думала, что это может как-то касаться нас. В то время я еще недостаточно знала историю нашей семьи. Выяснилось, что лорд оставил Джонни в наследство весьма крупную сумму денег. Вначале Джонни был поражен, а затем вдруг согласился вступить в права наследования.

Лишь некоторое время спустя я узнала правду. На самом деле отцом Джонни был не Мэтью Хьюм, как всегда считала я, да и сам Джонни, а лорд Джон Милворд. Оказывается, в ранней молодости Елена была обручена с Джоном Милвордом. Потом разразился скандал, связанный с дядей Питером и его ночными клубами, после чего семейство Милвордов настояло на разрыве между ними.

Моя бабушка и Джейк Кадорсон, мой дедушка, отправились в Австралию, чтобы позаботиться об имении дедушки, купленном там после того, как окончился срок его приговора. Они взяли с собой Елену и мою маму. Елена была к тому времени беременна, и мои бабушка с дедушкой сумели помочь ей: Джонни родился в Австралии. На одном корабле с ними плыл Мэтью Хьюм. Он отправился туда для сбора материалов, предназначавшихся для книги о тюремной системе, важной частью которой была как раз австралийская каторга. Там Мэтью познакомился с Еленой и женился на ней, а Джонни всегда считал себя сыном Мэтью.

Между тем Джон Милворд не забывал о своем сыне, и таким образом Джонни внезапно стал богатым наследником. Он сказал, что свалившееся на него богатство впоследствии очень поможет ему отдаться любимой работе, и все порадовались за него. Я действительно любила Джонни, он был героем моего детства. Я жалела о том, что позволила Бену Лэнсдону на время занять в моем сердце его место. Джонни был добрым и надежным человеком, а Бен - сильной, но непредсказуемой личностью. И Бен уехал, оставив меня наедине с нашей тайной. Я иногда пыталась представить себе, как бы вел себя в подобной ситуации Джонни. Впрочем, Джонни никогда бы не оказался в такой ситуации: он и не подумал бы избавляться от трупа, столкнув его в пруд.

Шекспир говорил, что "сравнения благоухают". Как он был прав!

***

А потом грянуло еще одно событие. Пришла Грейс и заявила, что должна поговорить со мной:

- Мне хотелось бы, чтобы здесь была и ваша мать. Я уверена, что она сумела бы понять меня. Я хочу, чтобы вы объяснили ей все за меня.

Я не знала, чего мне ждать.

- Я приняла важное решение, - заявила Грейс. - Если меня примут, я отправлюсь в Скутари.

- Скутари! - воскликнула я. - Зачем?

- Вместе с сестрами милосердия мисс Найтингейл. Я уже ходила к ним сегодня на беседу. Они сказали, что дадут знать, примут ли меня, но я уверена, что примут: им очень не хватает молодых образованных женщин.

- Но вы ведь не медицинская сестра.

- Как и большинство остальных. В общем у нас и не существует настоящих сестер. Больницы полны некомпетентными людьми, взявшимися за это дело только потому, что не могут найти другой работы, я говорила со многими. Я хочу поехать, Анжелет. Пожалуйста, постарайтесь объяснить это своей матери. Наверное, это неблагодарность - покидать вас вот так, но я всегда чувствовала, что она взяла меня из милости и специально создала для меня рабочее место, чтобы я не чувствовала себя дармоедкой.

Это вздор, Грейс, мать любит вас.

- Я чувствую это и оттого несчастна. Я сама очень люблю ее, и вас.., и всех в Кадоре.

- Мне тоже хотелось бы туда поехать.

- К счастью для вашей матери, вы слишком молоды. Насколько я понимаю, жизнь там нелегка, но я хочу это сделать. Увидев Джонни в военной форме... Анжелет, прошу вас, не нужно никому говорить об этом, пока я не буду убеждена, что меня приняли.

***

Через несколько дней Грейс известили о том, что она принята. Все были поражены, но приветствовали ее предприимчивость и храбрость. Джонни был вне себя от восхищения ею, и вновь я почувствовала укол ревности.

- Я сама отправилась бы туда, если бы подходила по годам, - сказала я.

Джонни улыбнулся своей ласковой улыбкой:

- Я не сомневаюсь в этом.

Грейс выдали форму - костюм был не самом роскошным. Он состоял из серого твидового платья, жакета из камвольной ткани того же цвета, белой шапочки и шерстяной пелерины.

- Это чтобы вы поняли, что надо быть полезной, а не привлекательной. Но, конечно, все это выглядело бы получше, если бы было пригнано.

Грейс, конечно, не составило труда пригнать свою одежду по фигуре, но и после этого она оставалась весьма непривлекательной.

***

Джонни уехал. Этот день был печальным для нас. Тетя Амарилис настояла на том, чтобы Елена с Мэтью пришли к ней на обед. Мы выпили за военные успехи, за завершение войны и за скорое возвращение Джонни.

В октябре Грейс отправилась к Лондонскому мосту, где собирали группу сестер милосердия. После ее отъезда я почувствовала себя опустошенной. Я не знала, увижу ли вновь ее и Джонни.

Услышав об отъезде Грейс, в Лондон приехали мои родители.

- Хорошая, храбрая девушка, - сказала мать. - Она всегда хотела быть полезной для людей. Я рада, что мы смогли помочь ей. Бедняжка, она была в отчаянии в тот день, когда вошла в наш сад. Нам будет не хватать ее. Надеюсь, эта проклятая война скоро закончится, и она вновь вернется к нам.

Вскоре после этого мы вернулись в Корнуолл, а война продолжалась.

***

После посещения Лондона жизнь в Корнуолле казалась как никогда скучной.

Теперь мы все были глубоко озабочены военными событиями. Новости были неутешительными. Наступила зима, и это могло дать большое преимущество русской армии. Поступили сведения о катастрофе, которая произошла с шестью сотнями кавалеристов под Балаклавой, откуда немногие вернулись живыми. Закончилась битва при Инкермане, где мы потеряли две тысячи человек, и хотя нам объяснили, что русские потеряли двенадцать тысяч, это вряд ли могло утешить родственников, оплакивавших погибших.

Тетя Амарилис постоянно писала нам. Она сообщила, что Елена очень тяжело переживает отсутствие Джонни. Она ходит с видом вестника горя и не может говорить ни о чем, кроме опасности, которой подвергается Джонни.

Тетя Амарилис писала:

"Я думаю, что этому человеку - Расселу - нужно прекратить писать свои ужасные статьи и посылать сюда. Они заставляют нас переживать. Бедняжка Елена вне себя от горя, да и я теперь постоянно думаю о нашем милом Джонни, который находится в таком ужасном месте, и о милой Грейс тоже. Хотя, конечно, в боях она не участвует. Как мне хотелось бы, чтобы война закончилась. Ведь она происходит так далеко, и какое нам до этого дело? Но я, конечно, не права: Питер говорит, что война справедливая и мы должны сохранять наше влияние во всем мире. Это совершенно необходимо для каждого из нас..."

- Бедная Амарилис, - сказала мать. - Обычно она умеет не замечать несчастий. Но на этот раз оно коснулось и ее, когда Джонни оказался на фронте.

Продолжалась осада Севастополя. Говорили, что когда он падет, война сразу же закончится, но русские оказались упорными, они не хотели сдаваться. Наши солдаты, осаждавшие Севастополь, гораздо больше страдали от жутких зимних холодов, чем те, кто находился в осажденном городе... Как сообщал Рассел - многие умирали от холода. Мисс Найтингейл со своими сестрами творила просто чудеса, но чем мог помочь сколь угодно тщательный уход за ранеными, если недоставало самого необходимого?

Было похоже на то, что конца войне не будет. Закончилась зима, и наступила весна. Каждый день мы ожидали благих вестей, но их не было весь этот год.

А потом пришло печальное письмо от тети Амарилис:

"...Просто не знаю, как сообщить вам это. Мы все потрясены. Джонни убит. Говорят, он был храбрецом и прекрасным солдатом, но я боюсь, что это не сможет утешить бедняжку Елену. Она вне себя от горя, да и все остальные очень переживают. Питер сильно взволнован. Он позаботился о том, чтобы в газетах появились статьи о храбрости Джонни, о том, как он отдал свою жизнь за страну. Он говорит, что это событие, сколь бы прискорбным оно ни было, укрепит общественное признание Мэтью. Беднягу Мэтью это, конечно, утешить не может. Он очень любил Джонни. Мы знаем, что Джонни не был его сыном, но воспитывался он как родной сын, и то, что настоящим отцом был Джон Милворд, не может, разумеется, уменьшить горя Мэтью. В общем время у нас сейчас нелегкое. Если бы вы смогли приехать, это очень помогло бы нам. Елена вас всех очень любит. Сейчас она говорит, что было бы прекрасно, если бы в такую тяжелую минуту все мы..."

Мать прервала чтение. Она смотрела невидящими глазами, и я поняла, что она слишком взволнована, чтобы продолжать. Помолчав, она сказала:

- Это просто ужасно, Анжелет. Теперь ты знаешь, как обстоят дела. Мы вместе плыли на корабле в Австралию, когда я узнала, что Елена должна родить. Она была в ужасном состоянии. Она бы бросилась за борт, если бы ее не спас Мэтью. Он очень добрый человек, но, к сожалению, разрешил своему тестю вертеть собой, как тому угодно. Да что он мог сделать? Его создал Питер, без него Мэтью ничего не добился бы. Его действительно волнуют судьбы людей. Об этом говорят его книги, но никто не обратил бы на них внимания, если бы Питер не начал продвигать его. Мэтью понимает это и в общем-то стыдится... И все-таки он очень привязан к Питеру. Без него он ничего не сумел бы сделать...

Она говорила словно сама с собой. Потом, как это частенько с ней бывало, она вдруг вспомнила о моем возрасте. Я давно научилась помалкивать, когда люди становились разговорчивыми, так что на время забывали о моем возрасте, и им случалось сказать больше, чем они собирались вначале.

Мать резко сменила тему:

- Я думаю, нам следует ехать.

Может быть, мы действительно сумеем помочь. Боюсь, что это будет не слишком веселый визит. Бедняжка Елена, она похожа на Амарилис: всегда нуждается в заботе. А тут еще этот шум со смертью Джона Милворда, который, должно быть, очень взволновал ее.

- Я думаю, Джонни был все-таки доволен: родной отец не забыл его. У него были грандиозные планы насчет раскопок. Это наследство, конечно, очень помогло бы ему, а теперь...

Я только сейчас по-настоящему осознала, что никогда больше не увижу Джонни, и из моих глаз полились слезы. Мать обняла меня, и мы вместе поплакали.

- Ну что ж, - сказала она, наконец, - нужно ехать. Мы, наверное, сможем их немножко утешить.

***

Отец сказал, что он не сможет сопровождать нас в Лондон, но мы с матерью должны ехать обязательно.

Все очень надеялись на то, что Севастополь падет. Ну, не мог же он держаться бесконечно? Люди были полны надежд, а потом эти надежды рушились, и казалось, что войне не будет конца. Со смертью императора России появились, казалось бы, шансы на мир, но эта надежда, как и все остальные, испарилась.

Известия о смерти Джонни мы получили в конце августа и уже собирались выезжать, когда пришло сообщение о том, что русские покинули Севастополь. В Полдери царила радость, поскольку это могло означать одно - война кончается.

- Для нас это произошло слишком поздно, - сказала мама. - Джонни уже погиб.

***

Конечно, эта поездка была невеселой. Мать решила остановиться в доме Елены, а я - у тети Амарилис и дяди Питера. Когда Френсис и Питеркин приходили, они рассказывали о своих ночлежках в лондонском Ист-Энде: теперь их было уже несколько.

- Нам очень помогает мой свекор, - говорила Френсис. - Он любит, когда громогласно объявляют о том, что он сделал пожертвования, и все мы знаем, что целью этого является прославление Питера Лэнсдона. Я уверена, что сейчас он уже получил бы рыцарский титул, если бы не скандал, подорвавший его репутацию. Однако мне кажется, он надеется со временем преодолеть и эту трудность.

- Мой отец относится к людям, которые всегда преодолевают трудности, сказал Питеркин.

- Конечно, мы принимаем эти деньги с благодарностью, - продолжала Френсис. - Мне кажется, неважно, откуда они берутся, если идут на доброе дело. Благодаря его щедрости мне удалось организовать еще три кухни с раздачей бесплатного супа. Так на что мне жаловаться?

- Эти деньги берут из карманов богачей, которые тратят их в клубах моего отца, - вставил Питеркин, - очень уместно использовать их на благо бедных.

- Очень хорошо, что дядя Питер дает их, - сказала я.

- Это хорошо для нас... и для дяди Питера, - добавила Френсис.

- Мне кажется, - задумчиво заметила я, - не всегда легко различить добро и зло.

- Я вижу, юная Анжелет будет мудрой женщиной, - заметила Френсис.

Когда я посетила их миссию, она подключила меня к работе. Из огромного бака я раздавала суп людям, выстроившимся в очередь.

Меня глубоко тронуло зрелище людей, которые пришли сюда, чтобы поесть, особенно - дети.

Здесь я узнала о бедных женщинах, к которым дурно относятся их мужья или приятели-мужчины. Я видела беременных, которые должны были скоро родить, и им было некуда податься. Я наблюдала за тем, как с ними говорит Френсис. Она действовала жестко и без сентиментальности, редко выражала свою жалость к кому-либо, но ей всегда удавалось решать все проблемы.

Питеркин участвовал во всех ее делах, но ведущую роль играла Френсис. Он обожал ее, но гораздо легче поддавался чувствам, и это делало его усилия менее эффективными.

Как странно, что у дяди Питера такой сын, как Питеркин. Должно быть, и он питал большое уважение к Френсис, хотя в его высказываниях о ней сквозила нотка цинизма. Она видела его насквозь, а дядя Питер был из тех людей, которые могут оценить такое качество.

Этому визиту было суждено оказаться грустным, и меня обрадовало возвращение домой, хотя и там нам нечем было рассеять свою печаль.

Я надеялась, что время залечит раны.

Предсказания о падении Севастополя сбылись. Практически это было окончание войны, хотя она продолжала тянуться до конца года, когда начались мирные переговоры. Они тоже тянулись бесконечно. Прошла зима, стоял уже март, когда было подписано Парижское соглашение, и наши войска начали покидать Крым.

Вновь нам написала тетя Амарилис:

"... Елена, похоже, немножко пришла в себя. Мэтью очень внимателен к ней, он просто чудесный муж. Конечно, в правительстве Палмерстона ему не могло быть места, но Питер говорит, что Палмерстон долго не удержится. Он был популярен во время войны, но эта война утомила всех, и Питер предполагает скорое возвращение на пост премьера Дерби. Тогда шансы Мэтью будут высоки.

Было много торжественных церемоний и праздников по случаю подписания мирного соглашения. Теперь мы ждем возвращения наших солдат, но среди них не будет Джонни. Некоторые уже вернулись домой. Бедные, как же они страдали. Думаю, теперь нескоро люди на улицах будут призывать к войне. Говорят, что мы потеряли двадцать четыре тысячи человек, русские - пятьсот тысяч, а французы - шестьдесят три. Так что у нас потери меньше всех, но бедный Джонни стал одним из этих двадцати четырех тысяч. Как все это ужасно! Лучше бы нашли способ улаживать свои разногласия так, чтобы не убивать людей, не имеющих с этим ничего общего, а иногда и не понимающих, что вообще происходит.

Говорят, что сестры милосердия останутся в Скутари до возвращения последнего солдата. Не знаю, что произошло с этой милой девушкой - Грейс. Она поступила, безусловно, благородно!

Мы все надеемся вскоре увидеть вас. Вы же знаете, как мы вас любим, и бывают времена, когда семье следует собираться вместе. Теперь, когда я стала старше, мне кажется, что такие времена наступают все чаще.

Так что приезжайте поскорей".

- Нужно ехать, - сказала мать. - Мне всегда доставляли радость поездки в Лондон. В последний раз, конечно, было очень печально, но Елена, должно быть, уже оправилась от горя.

Итак, мы вновь оказались в Лондоне. Это был мирный год, мне исполнилось четырнадцать лет, и для своего возраста я выглядела довольно взрослой. Думаю, события последних лет лишили меня детства, хотя, возможно, я перестала быть ребенком уже после ужасного события возле пруда Святого Бранока. Как ни странно, избыток последующих событий заставил тот случай очень отдалиться. Бывало, я неделями не вспоминала о нем, так что в плохом есть и хорошая сторона.

Стоял сентябрь - чудесное время года. Днем было тепло, и дыхание осени ощущалось лишь по вечерам. Листья на деревьях стали золотисто-коричневыми. Напротив дома на площади находился сад, которым могли пользоваться обитатели окрестных домов. В холле висел ключ от входной калитки. Я могла в любое время взять его и пойти в сад, посидеть среди цветущих кустов и деревьев. Хотя в парк меня одну не отпускали, в этот сад я могла ходить свободно.

Мне нравилось ни от кого не зависеть, и этот сад стал моим любимым местом. Его даже стали называть "садом Анжелет".

Я любила сидеть там и прислушиваться к шуму проезжающих экипажей, к обрывкам разговоров прохожих, которые очень занимали меня. Я всегда пыталась представить, как будут развиваться эти разговоры после того, как эти люди пройдут мимо, да и как вообще живут все эти люди. Мать называла это "тренировкой и без того переутомленного воображения".

***

Однажды, когда я сидела возле клумбы с астрами и хризантемами, я заметила, что кто-то остановился возле решетчатой ограды сада. Это была женщина. Я не смогла разглядеть ее лица, потому что она стояла в тени. Люди часто останавливались здесь, чтобы посмотреть на сад. Когда я вновь взглянула на нее, оказалось, что она исчезла. Не знаю, почему я вообще обратила на нее внимание. Возможно, потому, что она слишком задержалась здесь. Казалось, что у нее была какая-то цель.

На следующий день я вновь заметила ее. Женщина подошла к ограде и снова заглянула внутрь. Я поняла, что ее здесь что-то интересует.

- Послушайте, - окликнула я и подошла к ограде. Изумленная, я остановилась. Это была Грейс.

- Грейс! - воскликнула я.

- Ах, Анжелет, я уже видела вас здесь пару раз.

- Почему же вы не заговорили со мной? Почему не зашли в дом?

- Я.., я не знала, пока не увидела вас, что вы в Лондоне...

- Да что же вы здесь делаете? Когда вы вернулись в страну? Ах, Грейс, у вас, должно быть, было множество переживаний...

- Да, конечно... Мне нужно поговорить с вами. Так давайте пройдем в дом. Подождите минутку, я выйду.

- Нет, - сказала она, - можно мне войти в сад? Мне хотелось бы поговорить наедине.., для начала.

Я отперла калитку, и она вошла в сад.

- Ах, Грейс! - воскликнула я. - Как я рада вас видеть. Мы все время про вас вспоминаем. Вы слышали.., про Джонни?

- Да, - тихо сказала она. - Я все знаю.

- Это было ужасно. Теперь мы немножко оправились, но не забыли. Да и как мы можем забыть Джонни - Нет, мы его никогда не забудем.

- Так ужасно думать, что мы никогда его больше не увидим.

- Да, я чувствую то же самое. Мне нужно рассказать вам очень многое, Анжелет. Я хотела поговорить с вами или с вашей матерью, перед тем как поговорю с... Я еще не знаю, что именно мне следует сделать. Мне хотелось бы узнать ваше мнение по этому поводу.

- Мое? А что я могу сказать?

- Вы здесь живете, - она указала в сторону дома, - и знаете, как там обстоят дела. Вы знаете, что они думают по поводу...

- По поводу чего?

- Я думаю, будет лучше, если я расскажу все с самого начала. Вы помните, как мы отправлялись в тот день от Лондонского моста?

- Да, да.

- Мы добрались до Булони, а затем - до Парижа. В Париже нас встретили очень хорошо. Ведь это была их война в такой же мере, как и наша.

Потом мы отправились в Марсель, где задержались на некоторое время, поджидая припасов. После этого мы погрузились на корабль и поплыли в Скутари. Это было ужасное путешествие, я думала, что мы все утонем.

Она умолкла. Я наблюдала за ее лицом, и меня удивляло, зачем Грейс рассказывает мне эти подробности.

- Ну и что это - Скутари? - спросила я.

- Мы прибыли туда в сумерках, и все выглядело очень романтично. Госпиталь - прямо мавританский дворец. Но все это было в сумерках, а при дневном свете мы увидели, как обстоят дела на самом деле. Палаты были очень грязными, так что прежде всего нам пришлось заняться уборкой.

На этом настояла мисс Найтингейл. А состояние пациентов, отсутствие перевязочных материалов!

Я начала понимать, что она умалчивает о чем-то, что волнует ее, и поэтому не заговаривает о самом главном.

- Госпиталь - очень большой дворец. Когда-то он, видимо, выглядел роскошно. Раньше все было украшено мозаикой, были красивые черепичные крыши, но сейчас все пришло в упадок. Внутри было мокро, повсюду сплошная грязь, и везде больные и раненые.., целые ряды кроватей. Я почувствовала себя беспомощной.

- Но вы ведь поехали именно потому, что в вас очень нуждались. Мистер Рассел много писал об этом. Должно быть, вашему приезду обрадовались.

- Поначалу к нам отнеслись скептически. Военные решили, что им будет мешать толпа беспомощных женщин, но мисс Найтингейл заставила их изменить свое мнение.

- Грейс, а что вы на самом деле хотели рассказать мне?

Некоторое время она молчала, глядя на цветочную клумбу и крепко сжав губы, но глаза ее как будто ничего не видели. Наконец, она сказала:

- Джонни.., его привезли туда. Это было невероятным совпадением.

- Вы имеете в виду, что он был ранен? Так уж ли это невероятно?

Вы были в госпитале, он воевал, а раненых привозили к вас.

- Джонни лежал не в моем отделении. Я случайно проходила по палате и заметила его. Я подошла к его кровати и стала возле него на колени. Мне никогда не забыть его лица, когда он увидел меня. Я думаю, он решил, что это ему снится. Джонни был ранен в ногу, рана была весьма серьезной, и опасались гангрены.

- Как, должно быть, было чудесно вам встретиться там.

- О да, конечно. Я попросила разрешения работать в том отделении госпиталя, где лежал Джонни. Одна из женщин согласилась поменяться со мной местами. Такое случалось, когда привозили кого-нибудь из знакомых сестер. Так что я ухаживала за ним. Мне всегда нравился Джонни.

- И вы ему нравились, - сказала я.

- Да, у нас было много общего. Он всегда с нетерпением ждал моего прихода. Меня очень трогало, как светлело его лицо при моем появлении.

У него должны были достать из ноги пулю, и я была рядом с ним во время операции. Было очень мало болеутоляющих средств, от этого просто сердце разрывалось. Во время операции Джонни держал меня за руку. Потом.., после этого я ухаживала за ним, и он начал поправляться. Если бы ему дали полностью оправиться, он бы не погиб.

Грейс закусила губу и некоторое время не могла говорить, затем повернулась ко мне и сжала мою руку. - Вскоре я поставила его на ноги. Джонни получил отпуск на несколько дней, а затем должен был вернуться в Севастополь. Когда находишься на боевых позициях, когда смотришь смерти в лицо, тебя охватывает отчаяние. Должно быть, так случилось и с Джонни. Возможно, мне следовало здраво рассуждать, но он мне нравился, Анжелет, очень нравился. Я любила его, Анжелет. Я взяла отпуск, и мы провели эти два дня вместе. По нашу сторону Босфора было мало интересных мест, и мы переезжали на лодке в Константинополь, по другую сторону пролива... Мы оба были безрассудны, как люди, которые знают, что им недолго быть вместе. Константинополь не похож ни на какой другой город. Там в общем-то два города - христианский Константинополь и мусульманский Стамбул. Однажды вечером мы сидели в нише небольшого ресторанчика и ели экзотическую пищу. Все было очень странным, чуждым, но я не обращала внимания ни на что. Мы говорили и говорили. Не о войне, не о госпитале, а о будущем. Джонни хотел отправиться в Италию на раскопки и говорил о них так, будто мы с ним будем там вместе. Потом он вдруг взял меня за руки и спросил: "Вы согласны выйти за меня замуж?"

У меня захватило дух. Когда-то в своих мечтах я представляла, как мы с Джонни поженимся. Потом, правда, я думала о замужестве с Беном, но после того, как Бен отправился в Австралию, я вновь стала думать о Джонни.

- Я согласилась, - продолжала Грейс. - Там нет никаких формальностей, Анжелет. Ты просто платишь, и тебе представляют священника, который проводит обряд бракосочетания. Возможно, это был лишенный сана священник из Англии, не знаю, но нас обвенчали. Потом я вернулась в госпиталь, а Джонни - под Севастополь. Вот что я хотела рассказать, Анжелет. Остальное вы знаете, назад он так и не вернулся.

- Значит, вы жена Джонни? Грейс кивнула.

- Как вы думаете, что они скажут, Анжелет? - озабоченно спросила она. - Они ведь могут.., не принять меня.

- Что вы говорите? Вы же жена Джонни, все обязаны принять.

- Боюсь, скажут, что это не настоящий брак.

- Как можно сказать это? У вас разве нет свидетельства?

- Есть, но, как я сказала, там все делается не так, как здесь. Может случиться, что этот брак не признают. Можно придумать всевозможные возражения, если захотеть. Анжелет, вы должны понять - Джонни принадлежит совсем к другому кругу общества, а я работала у вашей матери. Можно сказать все, что угодно.

- Я не понимаю, что можно сделать, если вы поженились, и это подтверждено документально. Джонни любил вас и, в конце концов, женился. Все знали, что вы ему очень нравились, это было так очевидно. Так что никто не будет слишком удивлен: все кажется очень естественным.

- Мне не хотелось бы раздражать его семью. Если меня не захотят принять...

- Я расскажу всем об этом немедленно, и вы пойдете со мной.

Грейс отступила на пару шагов:

- Нет, нет. Позвольте, я подожду здесь. Вы пойдете, а потом расскажете мне. Но если решат, что это не настоящий брак, - я распрощаюсь с вами.., со всеми вами.

- Моя мать не допустит этого. Она всегда говорит, что ей не хватает вас.

- С вами я чувствовала себя такой счастливой.

- Я отправлюсь сейчас же. Обещайте мне не покидать этот сад, Грейс.

- Обещаю. Если вы не вернетесь назад, скажем, через полчаса, я буду знать, что мне не верят, что не хотят принять меня. Я пойму.

- Вы говорите глупости, Грейс, а я всегда считала вас очень умной.

Я вышла из сада и бросилась к дому.

Тетя Амарилис сидела в комнате, где обычно занималась цветами. Перед ней стоял кувшин с водой, а рядом лежали цветы.

Тетя Амарилис! - воскликнула я. - У нас в саду Грейс! Они с Джонни были женаты.

Тетя Амарилис вначале побледнела, а потом покраснела. Она уронила ножницы и начала вытирать ладони.

- Сейчас я приведу ее, - сказала я.

***

Я была рада тому, что Грейс оказали такой теплый прием. Вдова Джонни должна была занять в этом доме особое место.

Тетя Амарилис была почти счастлива. Пришла Елена, с грустью выслушавшая рассказ Грейс.

- Моя дорогая, - сказала она, - ты сделала его счастливым, перед тем как он погиб.

- Да, мы были очень счастливы, - ответила Грейс.

Больше всего меня интересовало, как воспримет это дядя Питер. Похоже, Грейс ему нравилась, но по натуре он был подозрителен. Он задал кучу вопросов, и я подумала, что в уме он отмечает детали, которые позже подвергнет проверке. Но даже его глубоко потрясла смерть Джонни, и он приветствовал появление Грейс, поскольку ее рассказ поднял дух Елены и Амарилис. Возможно, он даже почувствовал угрызения совести, поскольку был в свое время рад тому, что Джонни отправляется на войну и в связи с этим укрепляет позиции Мэтью.

Конечно, Джонни был весьма богатым молодым человеком. Он не оставил завещания, но его вдова должна была получить солидное состояние. Грейс заявила, что будет счастлива, если дядя Питер позаботится о том, как распорядиться этими деньгами.

Не знаю, какие там пришлось преодолевать формальности и какие суммы завещал Джонни лорд Джон Милворд. Несомненно, дядя Питер сделал запросы и проверил законность брака. Должно быть, он остался удовлетворенным, поскольку Грейс стала состоятельной женщиной.

Елена хотела, чтобы она жила вместе с ними, и не решит, что делать дальше:

- Мне всегда хотелось иметь дочь, и вы сумеете заменить мне ее. Я потеряла сына, но обрела дочь.

Похоже, все были удовлетворены исходом дела, да и Грейс была довольна. Она была счастлива жить в доме Джонни.

ЛОНДОНСКИЙ ВЫХОД В СВЕТ

Завершилась война, и потеря Джонни превратилась из острой боли в печальное воспоминание. Жизнь шла, казалось, без всяких событий. Мне исполнилось семнадцать лет.

Без душераздирающих репортажей из Крыма пресса на некоторое время наполнилась тривиальной чепухой, а потом в Индии вспыхнуло восстание сипаев, оказавшееся для Англии не меньшим потрясением, чем война. Появлялись сообщения о том, как наших людей истязали и жестоко убивали. Те, кто недавно казались дружелюбными слугами, неожиданно нападали на мужчин, женщин и детей. Особенно подробно описывали судьбы женщин, которых насиловали и подвергали ужасным унижениям. Вновь я мысленно возвращалась к тому моменту, когда услышала голос Бена, выкрикивающего мое имя. Я постоянно задавала себе вопрос: "А если бы он не явился вовремя?" Я была уверена, что никогда, до конца своей жизни не смогу забыть тот кошмар.

Никто не мог толком сказать, отчего в Индии вспыхнуло восстание. Некоторые говорили: все дело в том, что сипаи решили, будто их патроны смазывают коровьим или свиным жиром, и это оскорбляло их религиозные чувства. Другие говорили, что они восстали против Ост-Индской компании, а в общем считали, что индийцы боятся того, что мы навяжем им свою цивилизацию. Англия обладала территориями в Пенджабе и Уде, и индийцы опасались, что мы можем захватить всю Индию. Сипаи научились вести боевые действия у нас, и теперь обратили против нас наше же оружие.

Повсюду царила радость, когда пришло известие о снятии осады Лакнау и о спасении его гарнизона. Дядя Питер сказал, что это к лучшему, поскольку теперь, наконец, в Индии будет распоряжаться не Ост-Индская компания, а правительство.

***

Несколько раз мы ездили в Лондон. Грейс теперь жила в собственном доме, который располагался неподалеку от дома на Вестминстерской площади. Он был высоким, узким, пятиэтажным - по две комнаты на каждом этаже. Дом был приобретен на деньги Джонни, завещанные лордом Милвордом, а Грейс получала доход с состояния. Все заботы любезно взял на себя дядя Питер.

Мы часто виделись с Грейс в Лондоне. Я чувствовала, что она несчастна, и полагала, что это неизбежно: Грейс потеряла Джонни как раз тогда, когда они находились на пороге новой, совместной жизни. Кое в чем она мне доверилась. Она сказала, что Елена, Мэтью и Джеффри очень добры к ней, но ей кажется, что ее присутствие напоминает им о потере, и потому она навещает их не так часто, как ей хотелось бы. Я ответила, что все это чепуха: ее с удовольствием видели бы почаще, она смягчает чувство потери. Грейс добавила, что еще менее склонна посещать дом на площади. Тетя Амарилис очень добра к ней, но она чувствует, что у дяди Питера остались какие-то подозрения, хотя известно, что законность брака он уже проверил. Ее очень обрадовало, что его удовлетворила проверка и он сам взялся уладить все необходимые денежные вопросы.

- Конечно, мне это понятно, - говорила Грейс. - Я обратилась к вам, и вы помогли мне, но я никогда не забывала о том, что являюсь лишь прислугой, пусть даже привилегированной. Потом меня приняли в этом доме.., по доброй воле вашей матери, но я чувствовала, что Питер Лэнсдон не вполне доверяет мне.

Да, он уладил денежные дела, но мне не разрешено трогать весь капитал, я распоряжаюсь лишь доходом. Еще я получила этот дом... Временами мне кажется, что Питер старается держать все в своих руках, пока ему не удастся что-то доказать.

- Не нужно так о нем думать. Он просто очень хитроумный бизнесмен, подозревает всех и каждого. Это его вторая натура. Не нужно обижаться на то, что он излишне осторожен, Грейс.

Он ничего не может поделать с собой.

- Да, наверное, но мне хотелось бы общаться с людьми. Если бы Джонни был жив, я помогала бы ему в работе, сюда приходили бы разные люди.

- Я не думаю, что археология схожа с политикой.

Тут важно не встречаться с разными людьми, а находить разные предметы.

- Наверное, вы правы, и я просто страдаю от безделья. Вы знаете, временами мне хочется вновь оказаться в Скутари.., в том госпитале, среди всего этого ужаса. Там у меня всегда было полно дел, и там был Джонни.., живой.

- Я понимаю, Грейс.

Наверное, вам стоило бы приехать погостить к нам. Моя мать будет очень довольна.

Грейс приехала к нам в гости и во время пребывания в Кадоре настояла на том, чтобы ей позволили сшить платье для моей матери и кое-что для меня.

В Кадор часто приезжала Морвенна Пенкаррон, да и мы постоянно наносили визиты в дом возле шахты, который производил довольно величественное впечатление. В свое время усадьба пришла в упадок, и Пенкарроны вложили большие деньги в ее восстановление, особенно хорош здесь был сад. Джошуа Пенкаррон сделал состояние на шахте, которой владел, перед тем как приехать сюда. Он был настоящим бизнесменом, думал лишь о делах и постоянно говорил о них. Он был из людей, которые обречены на успех. В то же время он был любящим отцом и мужем: Морвенна, единственный ребенок, была окружена заботой. Он всегда говорил: "Для моей девочки я не пожалею ничего".

Вот так и подошел семнадцатый день моего рождения. Я знала, разумеется, какие последствия это влечет.

- Тебе нужно выезжать в свет в этом сезоне, - сказала мать. - И отец, и я считаем, что ты не можешь больше сидеть здесь. Ты становишься взрослой. Нам повезло, что есть родственники в Лондоне, это все упрощает. Тетя Амарилис знает, что к чему. Она вывозила в свет Елену, да и сама Елена, конечно, поможет тебе.

- Это было давным-давно. Думаю, с тех пор все изменилось.

- О, не так уж сильно, в любом случае - мы все выясним.

- Надеюсь, ты не ожидаешь того, что я стану гвоздем сезона?

- Дорогое мое дитя, мы с отцом всего лишь желаем тебе счастья.

- Я слышала, как Елена говорила, будто ей все там было противно.

- Ну, Елена была очень застенчивой девушкой, ты на нее не похожа.

- А ты выезжала в свет, мама?

- Нет, потому что я отправилась в Австралию со своими родителями, и ты знаешь, что там произошло. А потом все это стало уже не нужно.

Я смущенно улыбнулась, поняв, что, сама не желая этого, невольно напомнила ей о смерти ее родителей.

- Ну, мне, наверное, это понравится, - сказала я.

- Обязательно, тебе это доставит настоящее удовольствие. А если ничего не получится...

- Ты имеешь в виду, если я не найду богатого и красивого жениха?

- Анжела!

- Но затевается-то все для этого, правда?

- Дорогое мое дитя, это просто дает тебе возможность пообщаться с людьми. Я знаю, что для некоторых девушек это настоящая пытка. Они боятся показаться непривлекательными, а такое чувство - самый верный путь стать непривлекательной. Я бы хотела, чтобы ты отнеслась к этому событию достаточно беззаботно. Мы с отцом не хотим, чтобы ты чувствовала себя выставленной на аукцион.

Развлекайся, а если познакомишься с кем-нибудь, кто вызовет в тебе чувство, мы будем рады, но не забивай себе этим голову. Просто у тебя появляется возможность поразвлечься и познакомиться с самыми разными людьми. Ведь в любом случае у нас есть ты, а у тебя - мы, правда? У тебя всегда есть родной дом.

Я обняла ее и расцеловала:

- Я уверена, что тетя Амарилис точно так же думала о Елене, но, видимо, не предупредила ее, а дядя Питер, наверное, как всегда, хотел устроить выгодную сделку. Мне повезло с родителями.

- Я думаю, нам с вами тоже повезло. Отец, например, думает, что Джек со временем будет прекрасно управлять Кадором.

- О, Господи... Это еще когда будет!

- Да, будем надеяться, не скоро, но я хочу, чтобы ты была уверена в том, что мы всегда поддержим тебя.., до тех пор, пока тебе это будет нужно, что бы ни случилось.

У меня вдруг появилось желание рассказать матери все случившееся несколько лет назад. Это желание было почти безудержно, но только почти. Мать бы расстроилась, разволновалась, возможно, стала бы смотреть на меня другими глазами. Я не могла пойти на это. Мне не хотелось тревожить ее. Испортить все своей неприятной историей. Я промолчала.

***

Грейс очень заинтересовалась моим будущим выходом в свет.

- Надеюсь, я смогу принять в этом участие? спросила она.

- Дорогая Грейс, - ответила мать, - мы обо всем позаботимся. Но, я уверена, что вы будете очень полезны. У вас есть чувство стиля, вы умеете одеваться так элегантно и поэтому сможете дать очень полезные советы по поводу платья. Конечно, непосредственно им займутся специальные портные.

- Я понимаю, - сказала Грейс. - Но мне хотелось быть хоть в чем-то полезной. Я чувствую себя одинокой, а это доставило бы мне удовольствие.

- Ну, с подготовкой будет еще масса забот, - заметила мать.

- Я уверена - это доставит вам радость, - ответила Грейс.

Я была не столь уверена в этом, но поклялась, что не буду искать богатого жениха. Я поступлю совсем наоборот: я буду изучать джентльменов, и если кто-то из них не понравится мне - будь он хоть маркизом, хоть герцогом, - я отвергну его. Я тут же сама над собой посмеялась.

Я припомнила оба своих детских увлечения: Джонни и Бена. Здесь все было по-другому, у меня были просто детские фантазии. Я смотрела на них обоих, как на героев. Не думаю, чтобы Бен действительно был таковым. Возможно, им оказался бы Джонни, и в моих глазах он навсегда остался героем, поскольку погиб. Да и в любом случае, напомнила я себе, он стал мужем другой женщины.

Мы с Грейс съездили в гости к Пенкарронам.

- До чего же все-таки у них чудесный дом.

- О да, - согласилась я. - Пенкарронам удалось совершить чудо. Отец говорит, что они приобрели дом совершенно разваливающимся.

Теперь его называют Пенкаррон Мэйнор, а шахту - Пенкарроновской.

- Должно быть, они очень богаты.

- Наверное, да. Я слышала, что шахта очень доходна, а отец говорил, что Джошуа Пенкаррон участвует и в других предприятиях.

Навстречу нам выбежала Морвенна. Она росла довольно пухленькой розовощекой девушкой деревенского типа, несколько неуверенной в себе. Последнее я никак не могла понять. У нее был добрый характер, а родители были от нее без ума, особенно отец. Такое отношение как раз должно способствовать росту излишнего самомнения.

Миссис Пенкаррон как-то сказала мне, что Джошуа очень огорчался оттого, что у них не было сына, до тех пор, пока не родилась Морвенна.

- Она родилась у нас довольно поздно, - говорила она, - когда я уже считала себя старой для того, чтобы иметь детей. От этого она стала нам еще дороже. Папа сказал, что не променял бы ее на двадцать мальчишек.

Увидев Грейс, Морвенна обрадовалась: она любила ее. Впрочем, Морвенна любила всех.

Мы прошли в холл. Он был выдержан в стиле Тюдоров, с толстыми дубовыми балками, поддерживавшими сводчатый потолок. Стенные панели и драпировки были восстановлены здесь ценой огромных усилий. Вдоль лестницы, поднимавшейся в противоположном конце холла, красовались резные перила, украшенные розами Тюдоров. На стенах висело оружие, не принадлежавшее, конечно, предкам Пенкарронов.

Кое-что Джошуа скопировал в Кадоре, и нас это немножко смешило и трогало. И хотя, конечно, ему хотелось бы похвастаться благородным происхождением, он мог гордиться и тем, что собственным трудом и здравым смыслом сумел добиться не меньших успехов, чем отпрыски старинных семейств. Мой отец говорил, что этому человеку удалось добиться незаурядного успеха, и очень уважал его за это. Вообще Пенкарроны были очень приятными людьми.

Обед подавали в столовой - очень красивой комнате с высокими потолками и стенами, увешанными гобеленами, приобретенными Джошуа вместе с домом. Ею пользовались в тех случаях, когда гостей было немного. Во время обеда разговор зашел о моем выходе в свет.

- Я поеду в Лондон, - сообщила я, - и там мною займутся. Главное - мне нужно выучиться делать реверанс, ведь в этом есть свои тонкости, а я не знаю, долго ли нужно приседать перед Ее Величеством. Еще нужно иметь особое придворное платье и прическу с перьями: надо выучиться удерживать их на голове и при этом еще мило улыбаться.

- Значит, вы будете представлены королеве! - восхищенно воскликнула миссис Пенкаррон. - Клянусь, этим можно гордиться! Я думаю, это большая честь, правда, Джошуа?

- Безусловно, - ответил Джошуа. - И я убежден, что этим можно гордиться.

Им хотелось услышать об этом побольше. Я рассказала им все, что знала сама, - а знала я немногое, - но они продолжали засыпать меня вопросами. Джошуа посматривал на свою дочь с любовью и гордостью:

- А я думаю, что наша Морвенна тоже здорово выглядела бы в придворном платье и с перьями. Как бы мне хотелось, чтобы туда попала Морвенна.

- О нет, - быстро возразила Морвенна. - Мне это не подходит.

- Это почему же? - Джошуа вдруг мгновенно превратился в крупного бизнесмена, возмутившегося тем, что его девочка недостаточно хороша.

- Вы действительно имеете в виду... - начала Грейс. - Вы, действительно, желали бы видеть Морвенну представленной ко двору?

- А это возможно? - спросила миссис Пенкаррон. Грейс улыбнулась:

- Я думаю, это не слишком трудно: вы делаете большое дело для страны и предоставляете работу местному населению, а родственные связи между представляемым ко двору и представляющим не обязательны. В общем, я не вижу причин, почему Морвенна и Анжелет не могли бы быть представлены вместе.

Грейс посмотрела на меня, а я уже думала о том, как было бы здорово, если бы это тяжкое испытание со мной разделила Морвенна. Она была очень приятной девочкой, и я любила ее. Возможно, она не блистала умом, всегда соглашаясь с тем, что говорила я, но она была пряма и надежна. И, если имеешь дело с таким милым человеком, как Морвенна, легко мириться с тем, что этот человек несколько скучноват.

- Это было бы чудесно! - воскликнула я. - Мы поехали бы вместе, и Елена взяла бы нас обеих под свое крылышко.

Морвенна выглядела встревоженной.

- Никогда бы в такое не поверил! - воскликнул Джошуа.

- Вы не возражаете, если я поинтересуюсь такой возможностью? спросила я.

- Я был бы страшно благодарен. Ты только подумай, мать, наша девочка сможет увидеть королеву.

После этого они уже не могли говорить ни о чем другом: какие платья понадобятся, чему придется обучаться.

- Это будет интересно, - сказала я, чтобы подбодрить обеспокоенную Морвенну. - Мы поедем вместе.

- А потом, конечно, начнется ваш выход в свет, - напомнила Грейс.

- Балы, званые вечера и тому подобное, - пояснила я.

Родители Пенкаррон обменялись озабоченными взглядами.

- Все это будет в Лондоне, - добавила я. - Вероятно, я остановлюсь у дядя Питера и тети Амарилис. Конечно, со мной поедет мать. Я могу остановиться и у Елены, Морвенна могла бы жить вместе со мной.

Джошуа был не в силах осмысленно прокомментировать столь блестящие перспективы, и, откинувшись на спинку кресла, только промолвил:

- Ну, никогда бы не подумал... По пути домой Грейс сказала мне:

- Семя брошено в землю. Теперь меня не удивит, если Морвенна отправится вместе с вами в Лондон. Вряд ли она станет сенсацией сезона: бедняжка несколько неуклюжа.

- Ну что ж, она прожила всю жизнь в провинции, но, по-моему, родителей эта перспектива радует больше, чем ее.

- Морвенне придется хорошенько потрудиться, прежде чем ее родители начнут купаться в лучах славы.

- В общем-то и я не уверена в том, что это блестящая идея. Я сама не горю желанием, а Морвенна еще более сдержанно относится к этому.

- Возможно, мы об этом больше не услышим.

- Я уверена - услышим. У вас нет впечатления, что Джошуа Пенкаррон относится к людям, которые не отступают от своих решений? Мне кажется, они уже решили, что Морвенна должна быть представлена ко двору.

- Поживем - увидим, - сказала Грейс.

***

Все случилось так, как я и думала. Пенкарроны решили, что их девочка должна стать настоящей леди и воспользоваться всеми теми благами, которых они в свое время были лишены. И мы с Морвенной отправились в Лондон, чтобы начать изнурительный процесс превращения в придворных дам. Мадам Дюпре давала нам уроки танцев и хороших манер. Мы расхаживали по комнатам, удерживая на голове стопку книг. А потом начинались танцы, и мы с Морвенной попеременно выполняли роль партнера-мужчины. Бедная Морвенна! Все давалось ей гораздо труднее, чем мне.

- Я никогда не смогу научиться, - с отчаянием говорила она.

- Сможешь, - поддерживала ее я. - Это несложно, напрасно ты так волнуешься.

Мы вместе поднимались в нашу спальню. Дом Елены был не таким большим, как дом Амарилис, и нам досталась одна комната на двоих.

Елена отнеслась к нам с большим участием. Полагаю, она припомнила прошлое, когда ей тоже пришлось пройти через все это, а потрудиться ей довелось, должно быть, не меньше, чем Морвенне.

- Больше всего мне не хотелось бы огорчить папу и маму, - призналась Морвенна. - Я уверена, они ожидают, что я выйду замуж, по крайней мере, за герцога.

- Герцоги нынче редко встречаются, - заметила я. - Нам повезет, если попадется хотя бы граф.

Я-то могла шутить на эту тему, поскольку мне не нужно было беспокоиться. Если бы ничего не получилось из моего выхода в свет, то я просто вернулась бы в Кадор и все продолжалось бы по-прежнему. Но родители Морвенны страстно желали устроить ей блестящий брак. Я думаю, если бы ее отец знал, как она волнуется, он не стал бы всего этого затевать.

- Но они у меня такие милые и так добры ко мне. Именно поэтому я хочу, чтобы они могли гордиться мной, - говорила Морвенна.

Вот так все и продолжалось. Было просто поразительно, сколько усилий нужно вложить, чтобы научиться правильно делать реверанс. Мы были сущим наказанием для бедной мадам Дюпре, которая, как я подозревала, на самом деле была мисс Дейпри, а ее "Франция" была где-нибудь в районе Фолкстоуна. Но "французское" было синонимом "элегантного", так что ради успеха в профессиональной карьере ей приходилось быть француженкой.

Кроме того, у нас был учитель пения, сеньор Кальдори, - ведь благородные девицы должны уметь петь и играть на фортепьяно. Никто, конечно, не ожидал, что мы будем петь, как Дженни Линд или Генриетта Зонтаг, но следовало уметь издать какие-то терпимые звуки.

Потом были еще уроки речи. Они оказались особенно трудными для Морвенны, которая никак не могла избавиться от корнуоллского акцента. Мы должны были уметь свободно, не смущаясь, вести разговор на любую тему, в то же время не выступая со слишком смелыми суждениями и не навязывая своего мнения присутствующим. К тому, же никогда не следовало брать пример с мужчин, и надо было сохранять женственность во всех обстоятельствах.

Ну и, разумеется, бесконечные консультации с портными. Грейс поступила очень мило, оказав всевозможную помощь. Она сопровождала нас к портным и даже осмеливалась давать там собственные советы. Наши придворные платья шил самый модный портной.

- Я не хочу экономить на этом, - заявил Джошуа Пенкаррон. - Все должно быть самого лучшего качества. Моя девочка отправится к королеве, одетая не хуже, чем другие.

Итак, мы отправились в долгий путь к королевской гостиной, одетые в придворные платья, волоча за собой шлейфы длиной в три ярда, которые так и норовили принять неудобное, а то и опасное положение. Придворный парикмахер сделал нам специальные прически, в которые было воткнуто по три белых пера. Мы горячо молились о том, чтобы они оставались на месте до окончания церемонии. Мы были затянуты в корсеты и так туго зашнурованы, что едва дышали. Мне было немного легче, поскольку я была довольна худой, но Морвенна должна была чувствовать себя просто ужасно. Держалась она, правда, стоически, как, впрочем, и при всех других обстоятельствах.

Мы ехали в карете Елены, в веренице других карет, стремящихся к королевскому дворцу. На нас глазел народ - некоторые с насмешкой, другие с завистью. Среди зевак были детишки без башмаков. Я не могла оторвать глаз от покрасневших замерзших ног, и мне было стыдно. Елена задернула шторки на окнах кареты, но от грустных мыслей было не так легко избавиться. Я припомнила, как много делают для бедняков Френсис и Питеркин, и решила, что мне тоже следует принять в этом участие. Наконец, мы прибыли и прошли во дворец. Навстречу нам вышла королева: хрупкая, изысканно одетая, украшенная бриллиантами и со сверкающей тиарой на голове. Ее было невозможно ни с кем перепутать. Она была маленького роста, но мне не доводилось еще видеть людей, державшихся с таким достоинством. Рядом с ней стоял принц, внушительный, с серьезным лицом, которое некогда, видимо, было привлекательным. Сейчас он производил впечатление усталого человека. Я вспомнила, как его "клевала" пресса во время недавней войны. Принца не любили, потому что он был немцем, а народ нигде не любит иностранцев. Я припомнила, как французы ненавидели Марию-Антуанетту за то, что она была австриячка.

Я оказалась перед Ее Величеством. К счастью, мой реверанс удался так, что удовлетворил бы даже мадам Дюпре. Я поцеловала небольшую пухлую ручку, украшенную кольцами с бриллиантами, удостоилась благосклонной улыбки, изящно отступила назад и.., на этом все кончилось.

Я почувствовала, что меня как будто взвесили на весах и не выявили особых изъянов. Я была признана годной к вступлению в высший свет.

***

Наш первый бал! Его давала леди Веллингтон, часто устраивающая в Лондоне балы ради своей дочери Дженнифер. Резиденция Беллингтонов представляла собой особняк с небольшим садом, примыкавшим к парку.

Нас сопровождали Елена, моя мать, тетя Амарилис и дядя Питер. Мать велела мне не беспокоиться, если меня не будут приглашать на танцы. Сидя в ожидании, мы должны вести оживленный разговор, создавая впечатление, будто нас абсолютно не интересует приглашение на танец. Было трудно вообразить Морвенну, ведущую оживленный разговор, и поэтому она еще больше волновалась.

- Конечно, со мной никто не захочет танцевать, - говорила она. - А если кто-нибудь и пригласит, то я забыла половину фигур. Я даже не знаю, что хуже: опозориться во время танца или весь вечер просидеть одной.

- В конце концов, все когда-нибудь кончается, - философски заметила я. - Что бы ни случилось, завтра все будет в прошлом.

Сама я с нетерпением ожидала танцев. Во-первых, я просто любила танцевать, а кроме того, было интересно пообщаться с людьми, понаблюдать за тем, как честолюбивые матери высматривают наиболее выгодных женихов, строят планы, делают прикидки, подталкивают своих дочек, но так, чтобы никто не заметил этого.

Мы с матерью переглянулись. Она знала мое отношение к этому, и я сказала себе: "Все это неважно. Если я даже просижу одна весь вечер, они будут так же любить меня". Я даже произнесла маленькую благодарственную молитву родителям.

Стоя на площадке, которой заканчивалась широкая лестница, лорд и леди Веллингтон радушно приветствовали гостей. Рядом с ними стояла Дженнифер. Мы прошли в зал.

Играла музыка. Два джентльмена средних лет подошли к нам и пригласили на танец. Судя по тому, что нам рассказывала Елена, я предположила, что они являются нуждающимися отпрысками благородных семей, которые получали вечернее развлечение в обмен на услуги, состоявшие в ухаживании за дамами, не пользовавшимися большой популярностью.

Они закружили нас в танце. Мне было любопытно знать, как чувствует себя Морвенна. Я решила, что это будет для нее хорошим боевым крещением, поскольку эти джентльмены выполняли свой долг, включавший среди прочего любезность и оказание помощи застенчивым юным дамам. Лед тронулся: мы танцевали.

К нам подошел молодой человек. Он вежливо раскланялся, а затем взглянул на меня:

- Не доставите ли вы мне удовольствие?

Я встала и подала ему руку. Вскоре мы уже танцевали.

- Какая здесь толкучка, - томным голосом сказал он.

- Да.

- У Беллингтонов всегда так.

- Вы часто бываете здесь?

- О, время от времени.

Мы говорили о погоде, об оркестре - болтали о всяких мелочах, которые не вызывали моего интереса. Тем не менее, мы танцевали, и благодаря мадам Дюпре я проявляла себя не с худшей стороны.

А потом я заметила лицо, показавшееся мне смутно знакомым. Некоторое время я не могла понять, где я видела этого человека. Он смотрел на меня, похоже, с трепетом, пораженный неожиданностью встречи. И вдруг я узнала, кто это: тот самый молодой человек, который приезжал в Кадор вместе с Джонни, чтобы вести раскопки. Я припомнила и его имя: Джервис Мэндвилл.

Танец развел нас в разные стороны зала, но теперь я уже совсем не думала про оркестр и про погоду. Мысленно я была в Корнуолле, стояла возле пруда, и меня охватывали воспоминания - даже при таких обстоятельствах, как сейчас.

Я была рада вернуться к родственникам. Морвенна сидела с ними.

- Тебе понравилось? - спросила Елена.

- Он хорошо танцует, - ответила я.

- Я это заметила, - сказала мать, - да и мадам Дюпре оказалась хорошей учительницей.

Почти сразу же появился Джервис:

- Миссис Лэнсдон.., миссис Хансон, вы помните меня? Джервис Мэндвилл...

- Ах! - воскликнула мать. - Ну да, ведь вы приезжали вместе с...

Он все понял и не захотел задевать больную тему.

- Да, на раскопки. Боюсь, они оказались не слишком удачными. Я бы хотел пригласить на танец мисс Хансон.

- Это мисс Пенкаррон, - представила я. - Она пришла сюда вместе со мной.

Он поклонился и мило улыбнулся Морвенне.

- Она тоже из Корнуолла, мы - соседи, - пояснила мать.

Елена погрустнела. Она, конечно, вспомнила о том, что Джервис дружил с Джонни. Джервис понял это. Я заметила, что он вообще мгновенно улавливает настроение других. Он протянул мне руку:

- Позвольте пригласить вас?

Мы направились к центру зала.

- Я просто глазам своим не поверил. Это ведь было так давно. С тех пор вы повзрослели.

- Да и вы стали старше.

- Боюсь, это необратимо.

- Но вы не слишком изменились.

Так же, как и вы. Теперь, присмотревшись поближе, я это чувствую.

Он дружелюбно улыбнулся мне, и на его лице, похоже, мелькнуло восхищение. Я почувствовала, как мое настроение поднимается, а некоторая подавленность, возникшая при воспоминаниях о прошлом, исчезает.

- Да, быстро время летит. Тогда мне понравилась маленькая девочка, а теперь, я уверен, мне понравится и повзрослевшая девушка, возможно - даже больше.

- Не делайте поспешных суждений, расскажите лучше о себе. Вы все еще занимаетесь раскопками?

- Нет, мне кажется, у меня нет склонности к этой работе.

- Тогда вы относились к ней с энтузиазмом.

- Ну, там было совсем другое дело... Этот загадочный пруд, разговоры о каких-то колоколах. Кстати, как там с этими колоколами?

- В последнее время они не звонят. Раньше я думала, что людям все это просто мерещится, но когда подумаю, что мне самой...

- Да, интересно тогда было.

Мне ужасно жаль Джонни... Боюсь, что если бы я попал туда вновь, все это нахлынуло бы на меня...

- Ну что ж, время от времени, конечно, воспоминания возвращаются, а потом.., потом это уже не так ужасно, как поначалу.

- Бедняга Джонни. Он был создан для мученичества.

- А вы не были на войне?

- Это не по моей части. У меня не героический тип.

- Я иногда думаю - к чему вообще все это было.

- Да, в этом все и дело.

Впрочем, в свое время многим казалось, что мы боремся за справедливость.

- Вы помните мисс Гилмор... Грейс Гилмор? Она вышла замуж за Джонни.

- В самом деле?

- Да, она была одной из сестер милосердия мисс Найтингейл. Там они встретились и поженились. Теперь она живет в Лондоне. Мы часто с ней видимся, поскольку она стала членом нашей семьи.

- Мне кажется, что она - весьма незаурядная личность.

- Да, наверное, так и есть.

- Расскажите мне о себе.

- Мне почти нечего рассказывать. Вы же знаете, как мы живем в Кадоре. Ну вот, все так и продолжается, если не считать кратких посещений Лондона.

- А где вы остановились?

- У тети Елены, у матери Джонни. Она вывозит меня в свет. А вы часто бываете на подобных балах?

- Да, ведь надо поддерживать на нужном уровне определенное количество молодых людей, чтобы были партнеры для танцев и ухажеры для дебютанток. Так что, если мужчина не слишком стар, не увлечен и не обладает иными пороками и если его семья желает поддерживать какие-то светские отношения.., ну, его и приглашают. Должно соблюдаться равенство полов - поэтому я здесь.

И вам доставляет удовольствие играть эту роль?

- Во всяком случае, сейчас я, несомненно, получаю удовольствие.

- Приятно встречать старых знакомых?

- Ну, не всегда. Иногда эти встречи могут быть неприятны. Вообразите, каково встретить, как говорится, "один из скелетов, выпадающих из вашего шкафа".

- А у вас в шкафу много скелетов?

- Человек с таким беспечным характером, как у меня, неизбежно имеет с полдюжины.

Вы - другое дело, за вами числятся лишь достойные дела. Вы - невинная дева, делающая лишь первые шаги на окольных путях жизни. Это совсем другое дело.

Я вздрогнула: встреча с Джервисом неизбежно возвращала меня к воспоминаниям, а его поговорка о скелетах в шкафу заставляла поежиться.

В танце мы как раз проходили мимо нашей семьи. Морвенна продолжала сидеть, а поскольку она не умела вести оживленный разговор, то выглядела утомленной и скованной. Я спросила:

- Вы не могли бы оказать мне услугу?

- В пределах полуцарства.

- Я не настолько требовательна. Я хочу, чтобы, проводив меня на место, вы пригласили мисс Пенкаррон.

- Это та юная леди, с которой вы сидели рядом?

- Да, она, похоже, нервничает. Боится того, что ее первый выход в свет завершится провалом.

- А такие опасения - самый верный путь к провалу.

- Я знаю, поэтому ничего не опасаюсь.

- Вы требуете от меня слишком многого.

- Отчего же? Она очаровательная девушка, и ее учили танцам. Она не оттопчет вам ноги, во всяком случае, не очень.

- Ради вас я был бы готов лечь под ноги бегущей толпы. Тем не менее, вы требуете слишком многого, поскольку ради нее я буду вынужден оставить ваше общество. Но я кое-что придумал.

И, продолжая танцевать, Джервис начал высматривать кого-то в толпе. Неожиданно он остановился.

- Филипп, - позвал он. - Филипп, это мисс Хан-сон. А что ты делаешь здесь без партнерши? Это так ты выполняешь свой долг? Мисс Хансон, это Филипп Мартин.

Мужчина поклонился:

- Рад познакомиться с вами.

- Нам нужно найти себе пару для ужина, - сказал Джервис Мэндвилл. - Ты сейчас отправишься и пригласишь подругу мисс Хансон. Она идет нарасхват, так что поспеши. Будем надеяться, что сейчас она свободна.

Давай, мы тебя проводим и представим.

Повезло! - воскликнул Джервис. - Она как раз свободна.

Филипп Мартин был представлен присутствующим. Он был довольно бесцветным молодым человеком, но с приятными манерами. Филипп пригласил Морвенну на танец, при этом на лице Елены появилось выражение облегчения. Мы с Джервисом последовали их примеру.

Мне понравилось, как он все устроил. С каждой минутой Джервис нравился мне все больше и больше. Он много смеялся, был полон энергии и умел превращать заурядную задачу в забавную шутку. Его глаза светились живым любопытством. Почти весь вечер я провела с ним.

Мы встретились с Морвенной и Филиппом Мартином в столовой. Усевшись вчетвером за столик, мы ели холодного лосося, запивая шампанским. Я заметила, что Морвенне начал нравиться бал, и была благодарна за это Джервису. За столом мы много смеялись.

Мы договорились встретиться на верховой прогулке по Роу. Я была рада, что уже завтра вновь увижу Джервиса. На обратном пути в экипаже царило хорошее настроение: все присутствующие были довольны тем, как прошел вечер.

Я подумала, что за все это следовало благодарить Джервиса, который сумел доставить удовольствие мне и Морвенне. Если бы не подвернувшийся вовремя Филипп Мартин, Морвенна могла бы просидеть в углу весь бал, получая приглашения лишь от тех джентльменов средних лет, чьей обязанностью была забота именно о таких несчастных.

- Очаровательный молодой человек, - сказала Елена о Джервисе.

- Очень удачно, что когда-то мы познакомились с ним, - заметила моя мать. - В таких местах всегда приятно встретить кого-то знакомого. По-моему, он археолог.

Теперь уже нет, - ответила я. - Он бросил это занятие.

- К концу сезона вечера и балы становятся все более интересными, сказала Елена, - когда люди уже познакомятся друг с другом.

- Джервис Мэндвилл и Филипп Мартин приглашают нас завтра покататься верхом на Роттен-Роу, - сказала я.

Мне показалось, что старшие обменялись многозначительными взглядами. Я была уверена, что сегодня вечером они будут во всех подробностях обсуждать Джервиса Мэндвилла и Филиппа Мартина.

Мы с Морвенной были слишком возбуждены для того, чтобы заснуть. Лежа в своих постелях, мы продолжали обсуждать события вечера.

- Мне кажется, Джервис очень интересуется тобой, - сказала Морвенна.

- Просто он когда-то гостил в Кадоре.

- Я думаю, дело не только в этом.

- Он приезжал туда вместе с Джонни, и они вели раскопки.

- Да, я знаю, возле пруда Бранока.

И опять при упоминании этого места я почувствовала, будто меня окатили ведром холодной воды.

- Ну, это еще не основание для того, чтобы проводить с тобой весь вечер. Ты ему очень понравилась, это было заметно.

- А ты понравилась Филиппу.

- Нет, он делал это потому, что чувствовал себя обязанным. Он сказал, что Джервис дал ему хороший совет на лошадиных скачках, благодаря которому Филипп выиграл двести фунтов. Он сказал, что очень благодарен Джервису. Я думаю, что он и танцевал со мной потому, что Джервис попросил его об этом. Это не ваша затея?

- Что за чепуха! - солгала я. - Слушай, Морвенна, тебе нужно выбить из головы эти мысли.

Ты с самого начала убеждаешь себя в том, что никому не нужна. Причем это так заметно со стороны, что, если ты не изменишь своего поведения, люди решат, что им нужно подтвердить твою правоту.

- Ну конечно, у тебя-то таких мыслей никогда не было.

- Да, дорогая моя Морвенна, у меня их никогда не было. Если я нравлюсь людям - прекрасно, а если не нравлюсь... Ну что делать, наверное, они мне тоже не понравятся. Мы всегда любим людей, которые любят нас. Я думаю, завтра мы прекрасно покатаемся. Любопытный человек Джервис, правда?

- Да, - согласилась Морвенна. - Спокойной ночи. А я никак не могла уснуть. Это был потрясающий вечер. Мне очень понравилась обстановка: зал для танцев, роскошные платья, цветы и встреча с Джервисом, но над всем этим нависала тень прошлого. Я не могла думать о Джервисе, не вспоминая о том, как он вел раскопки возле того пруда, какие я пережила там страхи.

И я решила - это навсегда.

***

Наши отношения с Джервисом бурно развивались. Мы часто встречались. Будучи приглашенными в гости, Джервис всегда устраивал так, что мы были вместе. Филипп Мартин как-то исчез. Видимо, он решил, что выплатил свой долг Джервису за добрый совет, и наш квартет распался. Бедняжка Морвенна восприняла это стоически: все происходило именно так, как она и предполагала.

Я заключила с Джервисом соглашение: когда мы вместе на балах или приемах, он должен заботиться о том, чтобы у Морвенны был партнер. Он выполнял условия договора, и я была благодарна ему. К Морвенне он относился очень мягко и снабжал ее партнерами столь тактично, что она даже не предполагала, что всеми приглашениям обязана стараниям Джервиса.

Тетя Елена и дядя Мэтью тоже дали бал, но устраивали его в доме на Вестминстерской площади, поскольку только там было достаточно места для танцев. Дядя Питер пригласил на этот бал несколько выдающихся политиков, так что все выглядело солидно. Вечер прошел прекрасно, и к этому времени стало ясно, что дружба между мной и Джервисом превращается в нечто большее.

Дядя Питер провел, как он выразился, осторожные расспросы и выяснил, что Джервис является младшим сыном весьма известного рода, который прослеживает свою историю если не со времен Вильгельма Завоевателя, то уж наверняка с четырнадцатого столетия. Сейчас для его семьи настали тяжелые времена. Нужно было поддерживать большое поместье, которое находилось в Дербишире, отказаться от которого они считали святотатством, поскольку так они жили веками. Отец Джервиса женился на богатой наследнице, сумев поддержать этим имение, клонящееся к упадку. У Джервиса были очарование, несомненное воспитание и весьма сомнительное материальное положение.

Мою мать последнее беспокоило менее всего. Она сказала, что они с отцом не собираются искать для своей дочери богача. Она тоже находила Джервиса очаровательным и видела, что он с каждым днем нравится мне все больше.

Те редкие дни, когда я не виделась с ним, тянулись для меня бесконечно. Мне не хватало его смеха и веселого, легкого отношения к жизни.

- Тебе повезло, - сказала Морвенна без всякой зависти, а, скорее, с восхищением. - Джервис такой интересный. Но больше всего мне нравится в нем, что он добрый. Ты собираешься выходить за него замуж?

- Придется подождать предложения с его стороны.

- Я уверена, он его сделает.

- А я не уверена. Тебе не приходило в голову, что при всем очаровании он не слишком серьезен?

Морвенна задумалась, а потом сказала:

- Вообще-то он говорит обо всем насмешливо, это так, но в некоторых вещах он может быть совершенно серьезен, и, я думаю, это относится к тебе. Он постоянно бывает здесь, вы так часто видитесь...

- Да, - медленно подтвердила я и поняла, что была бы очень несчастна, если бы оказалось, что Джервис считает наши отношения лишь способом приятно проводить время.

Мы подходили друг другу. Меня даже удивляло, каким образом у нас так часто совпадали взгляды на жизнь. Я была такой же беззаботной, как он. Никогда после того, что произошло возле пруда, я не чувствовала себя такой беспечной, как сейчас. Поначалу Джервис напоминал мне о Джонни, ведь они интересовались одним и тем же, - и все же я чувствовала себя с ним спокойной, и это было просто чудом.

Вся наша семья полюбила его. Мать написала отцу письмо и попросила приехать в Лондон. Я понимала причину: она решила, что мои взаимоотношения с Джервисом становятся все более серьезными, и хотела, чтобы ее супруг присмотрелся к возможному зятю. Они старались действовать тактично, но понять их намерения было совсем нетрудно.

Сезон продолжался: вновь балы, обеды, и везде мы были вместе с Джервисом. Мы ходили в оперу, слушали произведения Донницетти, Беллинни и нового композитора Джузеппе Верди, чья музыка мне нравилась больше всего. На одном из концертов присутствовала королева. Я наблюдала за ней и видела, что она захвачена музыкой, лишь время от времени обращаясь к принцу с каким-то замечанием.

Этот сезон, которого я ожидала не без опасений, оказался самым волнующим и радостным периодом моей жизни, и все это, конечно, благодаря Джервису.

Он с интересом вновь встретился с Грейс. Грейс сказала, что ей доставила большую радость возможность поговорить о Джонни. Она опасалась волновать такими разговорами его мать, поэтому в их доме редко упоминалось имя Джонни. Так что разговор с Джервисом доставил ей большое облегчение. Джервис сумел вспомнить несколько веселых историй, и было приятно слышать, как они вместе смеются.

Грейс сказала мне, что считает его одним из самых очаровательных мужчин, каких она только встречала, и что она рада за меня.

- Как бы я хотела, чтобы Морвенне так же повезло, - сказала она.

- Морвенна ждет-не дождется окончания сезона, - ответила я, - но я думаю, что все не так плохо, как она предполагала.

- Добряк Джервис постоянно старается, чтобы она не осталась без кавалеров. Он очень тактичный молодой человек.

Это меня порадовало, как бывало всегда, когда хвалили Джервиса. Теперь я была уверена в том, что он скоро сделает мне предложение, и столь же была уверена в том, что мой ответ будет положительным.

Это произошло в тот день, когда мы находились в Кенсингтонгском саду. Нам редко доводилось бывать наедине. Как правило, на прогулках нас сопровождала Грейс, но в этот день Морвенне пришлось неожиданно посетить портного, и Грейс отправилась вместе с ней. Джервиса теперь считали другом семьи, поэтому никто не возражал против того, что мы пойдем погулять вдвоем.

Мы прошли к Круглому пруду, понаблюдали за тем, как детишки запускают свои кораблики, и пошли по аллее, чтобы найти место, где присесть. Джервис сказал:

- Полагаю, вы знаете, что я собираюсь сказать, Анжелет? Я думаю, с некоторых пор все знают, что я собираюсь сказать... Мне просто хотелось, чтобы для приличия прошло какое-то время, хотя не понимаю, зачем это нужно. Почему чувства должны подчиняться каким-то правилам хорошего тона? Если я сделаю это предложение здесь, мне не придется падать на колени, но делаю я это со всем смирением, полностью сознавая, что недостоин столь высокой чести.

Я рассмеялась и сказала:

- Я думала, вы выразитесь несколько более ясно.

- Я прошу вас стать моей женой, - сказал он.

- Ну конечно, - ответила я.

Он взял мою руку и поцеловал ее:

- Вы не похожи ни на кого из тех, с кем мне доводилось встречаться: вы искренняя и открытая. Любая другая девушка на вашем месте ахала бы, охала и говорила, что все это слишком неожиданно для нее.

- Ну, вряд ли я могу ссылаться на это: с первого бала вы были постоянным гостем в нашем доме. Мы не думали, что вы приходите к нам изучать архитектуру.

- Правда, не думали? О, Господи, я выдал себя. Неужели все было столь очевидно?

- Думаю, что да, и я надеялась на это.

- Ах, Анжелет, как мудры были люди, когда крестили вас. Вы воистину заслуживаете имени ангела.

- А вот качествами святой меня не нужно наделять. Поступив так, вы непременно разочаруетесь.

- Ну, святые меня, собственно, никогда не интересовали, но ангелы совсем другое дело. Это просто чудесно, а теперь мы будем строить планы. Не стоит тянуть со свадьбой, правда? Вам нужно познакомиться с моей семьей. Мы отправимся туда поскорее. Они, конечно, скажут, что нужно долго готовиться.., ну и пусть. Нам нужно подумать о себе. Только представь себе, дорогая, мы будем вместе навеки.

- "Мы будем вместе столько, сколько нам дано прожить". Мне нравится эта фраза, в ней есть что-то успокоительное.

- Все это похоже на чудо, правда? Вот так встретиться на балу...

- Но мы встретились до того, как эти балы стали мне неприятны.

Когда девушек выставляют, как на рынок...

Джервис кивнул:

- Но молодых людей каким-то образом надо знакомить, а уж на систему знакомств, которая сумела свести меня с моей Анжелет, я не могу обижаться. Я люблю тебя, Анжелет.

- Я уже давно жду этих слов.

- Ты хотела, чтобы я констатировал столь очевидный факт?

- Если бы я это не услышала, то не была бы в этом уверена. Как странно, что ты тогда приехал в Кадор.., а потом мы не виделись несколько лет.

- Это потому, что ты не догадалась быть постарше, когда мы познакомились. А уж когда время подошло, судьба сказала: "Пора любимым воссоединиться..." И мы очутились на балу у Беллингтонов.

- Значит, ты веришь в судьбу?

- Я думаю, мы сами делаем ее.

- А ты когда-нибудь влюблялся? Джервис молчал.

Признайся, - потребовала я.

- Это обязательно?

- Да, разумеется. Я должна знать и худшее. Ну что ж, когда мне было шесть лет, я полюбил восьмилетнюю девочку. Мы вместе ходили учиться танцам, и она задирала меня, но моя преданность была безграничной, и я был верен ей целых шесть недель, несмотря на то, что она относилась ко мне жестоко. У нее была привычка дергать меня за уши.

- Я спрашиваю тебя серьезно.

- Я никого не любил до тебя. А ты? Я заколебалась:

- Одно время мне очень нравился Джонни, а потом был еще один... Ну, что-то вроде дальнего родственника. Он приехал в Кадор, чтобы посмотреть, если ли у него склонность к управлению имением. Его звали Бенедикт.

- Такое имя подходит папе римскому, святому или, по крайней мере, монаху. Не те ли это монахи, что делают знаменитый ликер? Расскажи мне побольше об этом Бенедикте.

- Мне он казался очень красивым и сильным, но было мне тогда лет десять. Наверное, трудно полагаться на суждения ребенка.

Ты говоришь так, будто твой герой - колосс на глиняных ногах.

- Да нет, все не так.

Я заболела, он уехал, и больше мы никогда не виделись.

- Что ж, тогда я смогу справиться со своей ревностью. А были у тебя другие?

Я решительно покачала головой. Джервис улыбнулся мне, и я подумала: "Я счастлива, хотя думала, что после того случая никогда..."

Мы некоторое время сидели на скамейке, держась за руки и наблюдая за игрушечными лодочками на воде.

- Ну что, по возвращении сообщим новость? - спросил Джервис.

- Да, - ответила я. - Мне хочется рассказать об этом всем на свете.

Когда мы выходили из сада, к нам подошла женщина. В руках она держала поднос с фиалками.

- Букетик фиалок для леди, - льстиво сказала она. - Не жалейте денег, джентльмен.

У меня дома детишки, и, прежде чем вернуться к ним, мне нужно распродать это. Не могу же я прийти к малышам без гроша, верно?

Джервис выбрал самый большой букет. Фиалки уже увядали, и мне было жаль женщину, ведь ее корзина была полна цветов. Джервис вручил мне фиалки. Он заметил, что я смотрю на женщину с жалостью, и я была уверена, что он разделяет мои чувства. Он сунул руку в карман, достал целую горсть монет и положил их на поднос. Женщина удивленно посмотрела на него:

- Ну, сэр. Вот это да! На это можно клумбу купить. Господь благословит вас.

- Сегодня у нас счастливый день, - сказал Джервис.

- Ну, вашими молитвами, сэр, и у меня он получился счастливый.

Джервис взял меня под руку. Я понюхала фиалки. Они вдруг показались мне необычайно красивыми.

- Ты дал ей столько денег. Из-за детей?

- Из-за того, что она - не мы. Мне жаль, например, всех мужчин в Лондоне, поскольку они не собираются жениться на Анжелет.

- Ты говоришь очень приятные слова.

- С годами они станут еще более приятными.

- Я надеюсь на это. А ты веришь в эту историю насчет детишек, ждущих дома? Это выглядит правдоподобно.

Ты и должна верить в это, дорогая. Ты добрая, чистая и не испорченная этим грешным миром. Честно говоря, мне наплевать, правду она говорила или нет. Я осчастливил ее этими деньгами, а мне хочется, чтобы сегодня все были счастливы.

Мы оба смеялись по дороге к дому.

Наше известие всех обрадовало.

- Я предполагала, что рано или поздно это произойдет, - сказала мать.

- А ты уверена, что любишь Джервиса? - спросил отец.

- Рольф! - воскликнула мать. - Это же ясно без вопросов.

- Он хочет, чтобы мы съездили в Дербишир и познакомились с его семьей, - сообщила я.

- Я думаю, это прекрасная идея, - сказала мама. Надеюсь, вы понравитесь друг другу.

- Если остальные члены семьи похожи на него, можешь быть уверена в этом.

Договорились, что Джервис отвезет нас к себе домой в конце следующей недели. Он написал родителям и сообщил им новость.

- Надеюсь, они будут довольны, - сказала я Джервису.

- Они будут просто счастливы, - ответил он. - В течение последних трех лет они только и говорят о том, что я должен жениться и остепениться. Они считают, что это образумит меня.

- А ты еще не образумился?

- Пока не совсем. Надеюсь, ты готова принять участие в этом процессе?

Размышляя о предстоящем визите, я ощущала некоторые опасения. До сих пор все шло как по маслу, неужели все так и будет продолжаться?

Как-то в конце недели я отправилась гулять в парк вместе с Морвенной и Грейс. Грейс говорила о моем приданом, и, по ее мнению, следовало походить по лавкам, воспользовавшись тем, что мы в Лондоне.

- Кое-что из одежды я могла бы сшить и сама, - говорила она. - Я бы сделала это с удовольствием, если бы на некоторое время приехала в Кадор. Конечно, если бы вы пригласили меня.

Вы же знаете, что мы всегда вам рады.

- Я не уверена в этом: прислуга посматривает на меня с каким-то сомнением, не зная, как ко мне относиться. Вроде бы, член семьи, но не вполне достойный называться таковым.

- На эту чепуху никто не обращает внимания, и вы не обращайте.

- В общем-то это не слишком меня беспокоит, скорее, смешит.

Мы сидели на скамье. Мимо нас прошел какой-то мужчина. Мне показалось, что он взглянул на нас. Пройдя несколько шагов, он повернулся и теперь уже прямо направился к нам, глядя на Грейс.

- Доброе утро, мисс Берне. Очень рад вновь видеть вас, - сказал он.

Грейс замерла, а потом медленно и очень отчетливо произнесла:

- Простите, вы ошиблись.

- Неужели? Вы же мисс Вильгельмина Берне?

- Нет, нам неизвестно такое имя.

- Я мог бы поклясться...

Он продолжал рассматривать ее с озадаченным видом.

- Эту леди зовут миссис Грейс Хьюм, - сказала я. Мужчина отступил на пару шагов, улыбнулся и поклонился, а затем сказал:

- Мадам, несомненно, у вас есть двойник. Искренне прошу извинить меня.

Если бы вы когда-нибудь видели мисс Берне, вы простили бы мою ошибку.

- Ничего, мы все понимаем, - успокоила его Грейс. Несколько секунд он смотрел на нее, как бы внутренне улыбаясь, а потом повернулся и не спеша пошел дальше.

- Наверное, у всех нас есть двойники, - сказала Морвенна. - В конце концов, принимая во внимание то, что у всех есть пара глаз, нос и рот, следует предположить, что многие из нас похожи друг на друга.

- Он был весьма настойчив, - заметила я, - словно не поверил, что мы говорим ему правду, и решил, что на самом деле вы - мисс Вильгельмина.., как там?

- Берне, - сказала Морвенна. - Да, действительно, вид у него был такой, будто мы его так и не переубедили.

Грейс быстро сказала:

- Ну что ж, как вы говорите, Морвенна, у всех нас где-то есть двойники.

***

Моя мать получила письмо от леди Мэндвилл, в котором сообщалось, что она и сэр Гораций будут рады, если моя мать, отец и я, мисс Анжелет Хансон, нанесем им визит. Она полагала, что если бы мы могли погостить у них пару недель, это дало бы возможность получше узнать друг друга, что в данных обстоятельствах было весьма желательно. Мать ответила, что мы польщены великодушным приглашением леди Мэндвилл в Мэндвилл-корт и принимаем его.

Я призналась Джервису, что волнуюсь, думая об этой поездке. Его родители могут оказаться слишком критически настроенными к своей предполагаемой невестке, в таких случаях это часто бывает.

- О, ты просто не можешь не очаровать их, - уверил меня он. - Они скажут: "Как же удалось нашему сыну найти такое сокровище?"

- Я думаю, родители обычно не так относятся к чужакам в семье.

- Ну, к нам же неприложимы обычные правила, правда? Потому что никаким другим родителям никогда не представало столь чудное зрелище. Ты мелешь чепуху.

- Как правило, да, но в данном случае я говорю совершенно серьезно и абсолютно логично.

- Очень приятно сознавать, что ты меня видишь именно в таком свете. А я пытаюсь понять, может быть у твоих родителей более ясное видение окружающего?

- Нет, Анжелет, серьезно, тебе совершенно не нужно беспокоиться. Не такого уж они высокого мнения обо мне, и я не являюсь их "зеницей ока" или "надеждой семьи". Они и не рассчитывают женить меня на принцессе, весь все, чего они хотят - чтобы я образумился.

Ты очень утешил меня, Джервис.

- Я собираюсь это делать постоянно, используя одну из твоих любимых фраз, "столько, сколько нам дано прожить".

***

Мы должны были отправиться в Дербишир в конце недели, и оставшиеся дни были посвящены подготовке к визиту. Мать. Грейс и я обсуждали, какую одежду следует взять с собой. Но так как подходящей одежды не нашлось, пришлось отправиться на Риджент-стрит. Наконец, мне подобрали подходящие платья и костюм для верховой езды.

- Слишком уж вы суетитесь, - говорил Джервис. - Там не собираются принимать в одно время с вами королевскую семью.

Это произошло накануне нашего отъезда. Я упаковывала вещи, и в это время в нашу комнату вошла Морвенна:

Только что пришла Грейс, мы собираемся прогуляться в парке. Ты не хочешь пойти с нами?

- С удовольствием.

- Знаешь, Анжелет, когда ты уедешь, мне будет очень не хватать тебя.

- Всего лишь две недели.

- Это просто чудесно - ты и Джервис. Вы будете так счастливы вместе. Мне больше всего в нем нравится, что, несмотря на иронию, а иногда и цинизм, он очень добр.

- Да, мне это тоже в нем нравится.

Тебе очень повезло, - сказала Морвенна с завистью.

- Я знаю. Хотелось бы мне...

Я не закончила фразу, но она поняла, что мне хотелось бы, чтобы и она нашла кого-нибудь, похожего на Джервиса. Бедная Морвенна, она так убедила себя в том, что никому не может быть интересна, что стала вести себя в обществе очень неуклюже и робко. Ей так хотелось удачно выйти замуж, не столько ради себя, сколько для того, чтобы порадовать родителей. Мы вместе спустились вниз.

- Анжелет идет с нами, - сказала Морвенна.

- О, я думала у вас еще много дел, - заметила Грейс.

- Нет, подготовка к бою завершена, и я решила прогуляться с вами.

Мы болтали о поездке в Дербишир и о предстоящих балах, в которых Морвенне придется участвовать без меня, - перспектива, которая вовсе не радовала ее. К нам подскочил босоногий, ободранный, нечесаный мальчишка и чуть не сшиб Морвенну с ног. Она вскрикнула и схватилась за карман.

- Мой кошелек! - воскликнула она. - Он выхватил его прямо из кармана.

Мы слишком опешили, чтобы что-то предпринимать: мы просто стояли и смотрели вслед мальчишке, убегавшему с кошельком Морвенны.

И тогда.., появился мужчина. Он неожиданно вышел из-за кустов, окружавших аллею, в паре ярдов впереди мальчишки. Мальчик метнулся, но было поздно, он оказался недостаточно проворным, и мужчина уже крепко держал его. Встряхнув его за шиворот, он забрал у него кошелек, потом отпустил мальчишку и дал ему хорошего пинка. Мальчишка побежал, что было сил, а мужчина, держа в руках кошелек Морвенны, направился к нам. Приподняв шляпу, он поклонился.

- Я видел, что произошло, но все-таки решил отпустить его. Бедняга выглядит таким изголодавшимся. - Он вручил кошелек Морвенне. - Полагаю, это ваш.

- О, благодарю вас! - воскликнула она. Мужчина показался мне знакомым. Где-то я его видела, но в первый момент не могла сообразить, где именно. Потом меня вдруг осенило: он был тем самым человеком, который подходил к нам несколько дней назад, спутав Грейс с другой женщиной.

- А вы та самая леди, которая так сильно напоминает одну мою знакомую, - сказал он, улыбаясь Грейс.

Грейс улыбнулась в ответ:

- Мы встречались с вами почти на том же месте. Это наше любимое место для прогулок.

- Оно становится таким и для меня. - Мужчина повернулся к Морвенне. Боюсь, вам пришлось поволноваться.

- О да, - согласилась она. - Это глупо с моей стороны - носить кошелек в кармане.

- Ушлый народец чует это за милю. Эти мальчишки способны украсть все, что угодно. Почему бы нам не присесть на минутку? - Он указал на скамью.

Мужчина был молод, элегантно одет в светлый плащ и цилиндр и явно относился к тому типу мужчин, с которыми мы встречались в обществе.

- Надеюсь, вы не сочтете это нарушением правил приличия, - сказал он. - Просто принимая во внимание наше маленькое приключение...

- Я очень благодарна вам, - перебила Морвенна. - В кошельке было не очень много денег, но его вышивала моя мать, так что он представляет для меня особую ценность.

- Да, эти милые подарки ничем не заменишь. Что ж, я вдвойне счастлив, что сумел помочь вам. Джастин Картрайт, - тут же представился он.

- Вы живете поблизости? - спросила я.

- Я долго жил за границей и лишь недавно вернулся на родину. Я живу пока в отеле и еще строю планы на будущее.

- Это очень интересно, - заметила Морвенна. Картрайт улыбнулся ей. Похоже, она заинтересовала его, и я была рада этому. Морвенна, похоже, тоже не собиралась смущаться. В конце концов кошелек украли у нее, так что можно было сказать, что она находится в центре событий. Мы немножко поболтали, а потом Картрайт сказал, что не смеет более задерживать нас.

Морвенна вновь поблагодарила его за помощь, и он распрощался с нами.

Интересный мужчина, - заметила Грейс.

- И добрый, - добавила Морвенна.

- Интересно, чем он занимается и что он так долго делал за границей, сказала я.

- Он так ловко справился с этим мальчишкой, - сказала Морвенна. Кстати, я рада, что он отпустил его: мальчишка был страшно напуган, и, видимо, беден. Это так мило с его стороны. Большинство на его месте подняло бы шум, и, Бог знает, что произошло, если бы мальчишку передали в руки закона. Я читала книгу Мэтью о реформе тюремной системы: с такими людьми творят совершенно ужасные вещи.

- Они преступники, - возразила Грейс. - Этот мальчишка мог бы убежать с твоим кошельком. И в следующий раз он, возможно, украл бы кошелек у человека, у которого только и есть деньги, что на хлеб насущный.

- Ну, ко мне это не относится, - сказала Морвенна. - Я рада, что он отпустил его: это говорит о том, что у этого человека добрая душа.

- Хорошо, пора возвращаться, - заключила Грейс. - Надеюсь, в будущем ты станешь осторожней, Морвенна.

Морвенна пообещала быть осторожней, но я заметила, что это событие доставило ей удовольствие. Конечно, кража потрясла ее, зато спаситель оказался любезным и внимательным мужчиной. Морвенне редко уделяли внимание, и сейчас она просто расцвела.

Я опять подумала, что если бы она сумела избавиться от ощущения своей ненужности, то стала бы очень привлекательной.

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ С СЮРПРИЗОМ

Джервис уехал из Лондона за несколько дней до того, как в Дербишир отправились мы, и встретил нас на местной станции в экипаже, на котором был изображен герб семейства Мэндвиллов. Две симпатичные серые лошадки везли его. Джервис сообщил, что очень рад видеть нас и что все семейство с нетерпением ждет нашего прибытия.

Багаж укладывал весьма солидно выглядевший слуга, поведение которого свидетельствовало о том, что Мэндвиллы пользуются большим уважением в этой части страны. Вскоре мы уже ехали по проселочным дорогам. Наконец, показался и дом.

Мэндвилл-корт был построен в эпоху Тюдоров, но старое здание сгорело в начале семнадцатого века и было восстановлено позже. Здание было прямоугольной формы, сложенное из кирпича и портлендского камня. Показались портик и ступени, ведущие к входной двери. Высокие окна придавали дому законченность стиля.

Это был очень привлекательный дом, хотя ему не хватало древности Кадора. По сравнению с Кадором его можно было назвать современным, однако он был солидным и достойным домом, которым можно гордиться.

Мы сразу прошли внутрь, и Джервис представил нас своим родителям. Добродушный сэр Гораций сообщил, что очень рад, что мы сочли возможным приехать к ним. Леди Мэндвилл тоже была очень мила, но чувствовалось, что она властная женщина, и ее проницательные глаза тут же начали исследовать меня.

Здесь же были и остальные члены семьи: старший сын Уильям, который должен был унаследовать титул и поместье, второй сын Генри, изучавший юриспруденцию, и Марион, самая младшая в семье и, по-моему, несколько моложе меня.

Нас провели в наши комнаты - уютные и элегантные. Моя комната, располагавшаяся рядом с родительской, выходила окнами в сад. Явилась служанка, чтобы помочь нам распаковывать вещи, хотя мы вполне могли обойтись без нее: двухнедельный визит не требует большого багажа.

Мои вечерние платья, костюм для верховой езды и "деревенская одежда" вскоре висели в шкафу, и я уже умывалась, когда в комнату вошла мать. Она села на кровать и улыбнулась мне.

- Ну что ж, - сказала она, - не думаю, что это будет тяжелым испытанием для тебя.

- Я боюсь леди Мэндвилл: она смотрела на меня так пронзительно, что я решила - она видит меня насквозь.

- Ну, это естественно: она же хочет получше узнать свою будущую невестку.

- Мне больше понравился сэр Гораций.

- Да, Джервис похож на него.

Как раз это мне в нем и понравилось. - Вообще все это интересно. Похоже, сестра может оказаться веселой девушкой, а братья очень серьезные: наверное, они пошли в мать. Конечно, я приглашу их всех в Кадор. Все зависит от того, когда будет назначена свадьба.

- Я думаю, они еще должны одобрить выбор Джервиса.

- А у меня сложилось впечатление, что Джервис относится к тем молодым людям, которые не нуждаются в советах, он это уже доказал.

- А что думает о нем отец?

- Примерно то же, что и я.

Его заинтересовал второй сын.

Это естественно, поскольку тот изучает юриспруденцию, как когда-то твой отец. Ты не нервничаешь?

- Нет, хотя мне, конечно, хочется произвести хорошее впечатление. Я уверена, что и Джервису хочется того же самого.

- Для этого тебе нужно быть просто собой, и все будет в порядке.

***

Вся семья собралась в столовой. Меня усадили возле сэра Горация. Леди Мэндвилл сидела в другом конце стола, а когда мы начали описывать Кадор, они очень заинтересовались им.

Мэндвиллы собирались устроить пару званых обедов, где мы могли бы познакомиться с друзьями семьи, живущими по соседству. Их порадовало то, что я люблю верховую езду.

Пару раз я перехватывала взгляды Марион, сидевшей напротив меня. Мне даже показалось, что она подмигивает мне. Мой отец завел разговор о старых корнуоллских обычаях, весьма заинтересовавший присутствующих.

- У жителей Дербишира не столь богатое воображение, - сказал сэр Гораций. - Не думаю, что здесь родилась бы история о маленьких человечках, добывающих золото в оловянной шахте.

- Я бы сказала, что мы более реалистичны, - добавила леди Мэндвилл.

Моя мать рассказала историю о колоколах Святого Бранока. Присутствующие выслушали ее с заметным скептицизмом, зато меня пробрала дрожь. Лучше бы уж эту тему не затрагивали.

Корнуолл, должно быть, очень отличается от остальной Англии, заметила леди Мэндвилл.

- О да, несомненно, - подтвердила моя мать. - По происхождению я лишь наполовину принадлежу к корнуоллцам - по отцу, а Рольф.., ну, его там просто называют "иностранцем". Вы правы, говоря об отличиях Корнуолла. Надеюсь, вы посетите нас и увидите все это своими глазами.

Все присутствующие заявили, что будут рады принять приглашение.

- Завтра, - сказала леди Мэндвилл, - я покажу вам дом, если вы пожелаете осмотреть его, и расскажу кое-какие случаи, связанные с ним. Наша семья тоже имеет свою историю: война Алой и Белой роз, Гражданская война, но без всякой мистики. Как я уже сказала, мы все здесь очень приземленные люди.

Потом мы начали вспоминать историю, и старший сын Уильям рассказал об их поместье. Второй сын, сидевший рядом с моим отцом, говорил об изменениях в законодательстве, которые произошли в последние годы. В общем, вечер прошел гладко.

Я почувствовала, что худшее позади.

***

Я оказалась права. После первых двух дней, когда ко мне присматривались, мне стало здесь нравиться. Джервиса я любила все больше с каждым днем, и у меня начала складываться дружба с Марион. Она действительно была моложе меня на год, и я чувствовала себя кем-то вроде старшей сестры.

Я нашла дом Мэндвиллов очень хорошим, но втайне была рада тому, что нам с Джервисом не придеться жить здесь. Он сказал, что предпочел бы жить в Лондоне, поскольку он, в отличие от братьев, никогда не чувствовал себя расположенным к жизни в провинции. Генри вскоре должен был начать практику и отправиться в Лондон, Дерби или другой большой город; Уильям собирался перенимать у своего отца искусство управления имением, а Марион должна была выезжать в свет в следующем году и, предположительно, выйти замуж.

Мы вместе катались верхом, были устроены званые обеды, на которые явились соседи, смотревшие на меня как на будущую жену Джервиса, - все шло как по маслу. Я делала то, чего ожидали от молодой девушки, и справлялась с этим весьма успешно: у меня был выездной сезон, я совершила помолвку еще до его окончания с одобрения обеих семей, и после этого могла состояться только свадьба.

Мой отец и сэр Гораций вели разговоры о приданом, к которым я не желала прислушиваться, поскольку все это казалось мне ужасно меркантильным. Леди Мэндвилл и моя мать обсуждали, как лучше устроить свадьбу, которая, конечно, должны была произойти в Кадоре. Обе стороны согласились с тем, что не следует слишком затягивать дело. Это значило, что у Мэндвиллов нет никаких возражений.

Мы проводили много времени вместе с Марион. Кроме возрастной близости, нас связывало и многое другое. Я уже выезжала в свет, а ей это вскоре предстояло, и она хотела побольше узнать об этом. Я рассказала ей об уроках танцев, о том, как бесконечно нужно разучивать придворный реверанс, о кратком миге, когда удается взглянуть на королеву, ну, и о том, что начинается после этого.

- И все это ради того, чтобы выйти замуж, - сказала она. - Ну, в твоем случае тебе все удалось. У меня было удачное начало, потому что я уже была знакома с Джервисом, когда он приезжал в Корнуолл на раскопки. Он был другом моего кузена, убитого в Крыму.

- Да, я слышала об этом. Тогда семья решила, что Джервису следовало бы заняться археологией. Казалось, он взялся за это с жаром, но потом бросил, конечно.

- А почему "конечно"?

- Ну, он никогда ничем не увлекается надолго, кроме скачек. Я думаю, когда-нибудь он заведет собственную конюшню: это единственное, к чему у него есть склонность. Семье это не нравится.., в связи с тем, что случилось с пра-пра, а может быть, еще раз прадедушкой сэром Элмором: он проиграл на скачках семейное поместье. Ты увидишь его портрет в галерее. С тех пор в нашей семье без ужаса не могут слышать о скачках.

- Ага, "скелеты в шкафу"?

- У нас их несколько, думаю, как и у большинства людей. Довольно любопытно время от времени вытаскивать их и осматривать. Вообще следовало бы делать это почаще: это может быть хорошим уроком.

- Да, нужно будет взглянуть на этого сэра Элмора.

- Я покажу. По-моему, ты тоже любишь лошадей?

- Я люблю ездить верхом.

- Я имела в виду не это, а скачки, азартную игру на лошадях.

- Я никогда не играла, меня к этому не тянет. Тогда тебе придется держать Джервиса, как говорится, "на ровном киле", "не давать ему спуску", "не отпускать поводья", а то он "пустится в галоп" и станет неуправляемым. Пару раз папе приходилось брать его на поруки. Ах, прости, я, наверное, разрушаю розовую картину, сложившуюся у тебя. Не обращай внимания, мой брат Джервис - самый прелестный человек во всем мире, и я очень люблю его. Если бы я не была его сестрой и он не был помолвлен с тобой, мне бы хотелось выйти замуж за него. У него очаровательный характер. Я думаю, что не смогу найти мужчину, хотя бы наполовину такого хорошего, как он. И он гораздо лучше двух других братьев. Они, конечно, надежны, как скала, но мне нравится Джервис.

- Я хорошо понимаю это...

- Я очень рада тому, что ты выходишь за него замуж. Нам всем кажется, что вы - очень подходящая пара. И как приятно, что твои родители тоже любят Джервиса.

- Они тоже считают его очаровательным.

- Значит, это - идеальный брак. Любопытно, что будет со мной, когда я тоже начну выезжать в свет.

***

Марион показала мне портрет безрассудного сэра Элмора.

- Он все играл и играл, и в конце концов поставил на кон дом в надежде отыграться.

- И отыгрался?

- Нет, проиграл.

- Но дом, тем не менее, остался у семьи? Только потому, что старший сын в последний момент женился на богатой женщине, только ради того, чтобы сохранить Мэндвилл-корт. Однако позже он вернулся к своей первой любви, поселив ее в этом же доме. Он не смог бросить ее. А в один прекрасный день она исчезла. Говорят, ее убила его жена, выбросила из окна, а ночью похоронила. И теперь ее привидение ходит по дому.

- Ага, значит, это тоже один из "скелетов в шкафу". Еще и привидение!

Мне показалось, твоя мать сказала, что здесь происходили только естественные события.

- Ну, историю о привидении она не желает принимать к сведению. А я в нее верю, потому что во всех старинных домах должно быть хотя бы одно привидение. А тебе не кажется, что сэр Элмор симпатичный?

- Да, конечно.

Мне кажется, что у него в глазах мелькают такие же огоньки, как у Джервиса. Ты представляешь, с каким ужасом слышат в семье о том, что кто-то начинает увлекаться лошадьми.

- А Джервис увлекается?

- Он вообще склонен заниматься самыми необычными вещами. Отец, конечно, хотел бы, чтобы он взялся за юриспруденцию или что-нибудь такое, что обеспечивало бы постоянный доход и влияние. Нельзя сказать, что родители были в восторге от археологии, но это все же было лучше, чем ничего.

- Мне казалось, что он был увлечен ею, когда приезжал в Кадор.

- Он и увлекся на время. Когда-нибудь он найдет себе занятие и уж тогда справится с этим лучше, чем кто бы то ни было.

После этого разговора я несколько раз заходила в галерею взглянуть на сэра Элмора. Однажды там меня застала леди Мэндвилл. Я стояла и разглядывала портрет человека, так заинтересовавшего меня, и вдруг оказалось, что она стоит совсем рядом.

- Хороший портрет, не правда ли? - спросила она. - Как будто это живой человек.

- Да, такое впечатление, что он посмеивается над нами.

- А вы знаете историю, связанную с ним?

- Марион рассказала мне.

Некоторое время она молчала, а затем, взглянув на меня, сказала:

- Есть в нашем семействе такая слабость: не умеют уважать деньги. Мне кажется, вас воспитали очень рассудительной девушкой, вот почему я и решила поговорить с вами.

Я была потрясена. Я знала, что понравилась ей, но понятия не имела о том, что она так переоценивает мою мудрость. Оглянувшись, она понизила голос:

- Вы должны присматривать за Джервисом. Я убеждена, что вы с этим справитесь, вот почему меня радует ваш брак. Уильям и Генри пошли в меня, в них я не сомневаюсь, а Джервис - это Мэндвилл до мозга костей. Мэндвиллы умеют очаровывать. Его отец был точно таким же.

Но они не умеют ценить деньги и нуждаются в присмотре. Взять хотя бы сэра Горация. Я расскажу вам все, и мы уже не будем возвращаться к этому вопросу. Когда я вышла замуж, финансовые дела сэра Горация были в ужасном состоянии. Я владела большим приданым и взяла все дела в свои руки. Таким образом мне удалось вернуть в семью процветание. Вы можете подумать, что мне не следовало бы говорить об этом, но я делаю это потому, что вы разумная девушка. Я довольна тем, что вы выходите замуж за Джервиса. Он прекрасный молодой человек почти во всех отношениях, но совершенно безответственный, когда речь идет о деньгах. Деньги проскальзывают у него сквозь пальцы. Вы должны держать его подальше от игорных столов. Вы сумеете, дорогая, как я сумела справиться с его отцом. Вы с моим сыном будете жить счастливо: он прекрасный, добрый человек и был бы совершенством, если бы не эта маленькая слабость, и я считаю своим долгом предупредить вас о ней.

Она нежно потрепала меня по щеке и продолжила:

- Вы изумлены, что ваша будущая свекровь ведет с вами такие разговоры. Но я делаю это только потому, что вы мне очень нравитесь. Мне нравится ваша семья, я верю в вас и знаю, что вы сумеете стать для Джервиса тем, кем я стала для его отца.

После этого разговора у нас с леди Мэндвилл сложились какие-то особые отношения. Она рассказывала мне о своем доме, и я понимала, что он очень много значит для нее. Я чувствовала, что она любит его глубоко и страстно, больше, чем остальные члены семьи. Она была похожа на человека, который только что обратился в новую веру и потому более предан ей, чем те, кто исповедует ее поколениями.

Отчего-то сознание того, что у Джервиса есть слабости, сделало его лишь более милым. В конце концов идеальные люди бывают весьма скучны, и с ними трудно уживаться. Причин откладывать свадьбу не было.

- Двух месяцев вполне достаточно, - сказала мать. - Как только вернемся в Лондон, мы займемся подготовкой. Мэндвиллы приедут в Корнуолл ближе к свадьбе.

Потом ко мне в комнату зашли родители, и по выражению их лиц я поняла, что нам предстоит серьезный разговор.

- Речь пойдет о приданом, - сказал отец.

- Ах, я не хочу слышать об этом.

- Веди себя разумно, милая, - сказала мать. - Это самое обычное дело.

- Зачем вообще все это нужно? Как будто вы платите Джервису за то, что он берет меня.

- Это гарантия того, что ты не достанешься мужу нищей, без гроша.

- Я уверена, Джервис никогда и не думал о деньгах.

- Я тоже уверен в этом, но твоя мать и я хотим быть уверены и в том, что ты, взяв с собой эти деньги, будешь...

Отец закусил губу, и вместо него договорила мать:

- Они будут положены на твое имя. И чтобы взять их со счета, нужно переговорить с адвокатами.

- Я что-то не понимаю, о чем вы говорите?

- По совету сэра Горация и леди Мэндвилл, - опять вмешался отец, - я все оформил именно таким образом. Они хотели бы, чтобы твои деньги были не слишком легко доступны...

- Похоже, они считают, что Джервис ведет себя в денежных вопросах довольно беззаботно, и поэтому разумно... несколько ограничить его свободу действий, - пояснила мать.

- Лучше бы вы это не делали, - возразила я. Мне это не понравилось, особенно намек на то, что Джервису нельзя доверять, и разговор о приданом бросил некоторую тень на мое счастье. Я уже знала, что Джервис расточителен, что он не всегда считает расходы, что бывает излишне щедр. Я вспомнила, как он дал цветочнице кучу денег, купив у нее букетик фиалок. А мне это нравилось: он хотел доставлять людям удовольствие, и если при этом был несколько расточителен, то мне это тоже нравилось. И вообще следовало забыть обо всех этих неприятных делах, связанных с приданым и деньгами, и думать лишь о своей свадьбе.

***

На пути в Лондон мы оживленно обсуждали предстоящую свадьбу.

- Два месяца, - повторяла мать. - На самом деле это не так уж много. Пока мы в Лондоне, нам следует вплотную заняться покупками. Было бы, конечно, хорошо сшить платье здесь, в Лондоне, но не представляю, как мы успеем.

Может быть, мы здесь купим ткани, а шить будем потом, в Плимуте. Я думаю, Рольф, нам придется задержаться, по крайней мере, на неделю, без этого не обойтись.

Отец считал, что ему необходимо скорее вернуться в Кадор.

- Хорошо, - согласилась мать, - нам поможет Грейс. У нее просто врожденный вкус, она всегда выглядит так элегантно. И, наверное, она чувствует себя одиноко. Что за печальная судьба: потерять мужа почти сразу же после свадьбы.

Я поехала к Елене и Мэтью, а мои родители - в дом на Вестминстерской площади, так что кеб подвез сначала меня. Пока в дом заносили мой багаж, вышла Елена. Я заметила, что она очень расстроена.

- Что случилось? - спросила я.

Несколько секунд она смотрела на меня, а потом выпалила:

- Морвенна исчезла!

И вместо того чтобы отправляться в дом, мои родители остались с нами. Как только мы вошли в дом, Елена сказала:

- Она просто исчезла. Это случилось два дня назад.

- Исчезла? - изумился отец. - Но.., каким образом?

- Она вместе с Грейс собиралась на прогулку, но, когда Грейс пришла, Морвенны в комнате не было. Время шло, Грейс ждала. Когда оказалось, что Морвенны нет и в доме родителей, мы по-настоящему забеспокоились.

Конечно, Морвенна редко выходила одна, мы считали, что этого не следует делать, но иногда могло случиться и такое. Ну, во всяком случае, ясно одно - она пропала. Мы нигде не можем найти ее.

- А она что-нибудь взяла с собой?

- Нет, только то, что на ней было. Все остальное, похоже, здесь.

- Конечно, она никогда бы так не поступила, - сказала моя мать.

- Она волновалась, когда нужно было куда-нибудь идти, - добавила я, и всегда просила кого-нибудь сопровождать ее... И ее нет уже два дня?

- Следует сообщить полиции, - сказал отец.

- Мы уже сообщили.., и послали известие ее родителям. Даже представить не могу, что могло произойти.

Отец задумался:

- А вы не думаете, что ее могли похитить?

- Похитить! - воскликнула Елена, - Но кто бы мог похитить ее?

- Я имею в виду выкуп, - пояснил отец. - Несколько недель назад в газете появилась статья о корнуоллских шахтах, и в частности, о процветании пенкарроновской шахты. Там было и о дочери Джошуа Пенкаррона - Морвенне, которая сейчас находится в Лондоне. Я подумал...

- Боже милосердный, - пробормотала мать. - Это действительно возможно.

- А что сделают с ней? - в ужасе спросила я. Мать отвела взгляд:

- К ней должны относиться хорошо, это - товар, о цене которого будут договариваться.

- Это ужасно! - воскликнула я. - И именно Морвенна! Лучше бы она поехала с нами.

***

Мы не знали, что делать. Полиция наводила справки, но никто ничего не слышал. Одна служанка сказала, будто видела Морвенну, выходящую из дома поздно вечером накануне исчезновения.

Это было совсем непонятно. Почему Морвенна покидала дом поздно вечером? В ее комнате не было никакой записки, поясняющей, зачем ей пришлось выйти. Да и кто бы мог вызвать ее из дома в такое время суток? Должна была существовать какая-то причина. Никто не мог понять, что происходит. Все были в отчаянии. Мы чувствовали, что следует предпринять какие-то действия, но какие?

О том, что она ушла, было неизвестно целых двенадцать часов. Что могло произойти за эти ужасные двенадцать часов? Приехали дядя Питер и тетя Амарилис.

- Это исключительно важное дело, - сказал дядя Питер.

Он был уверен, что Морвенну похитили и что рано или поздно кто-нибудь потребует выкуп. С этого момента следует соблюдать исключительную осторожность.

- Но мне кажется очень странным, что она, судя по всему, вышла из дома без принуждения, - заметила моя мать.

- Она должна была оставить какую-нибудь записку, - сказала тетя Амарилис.

- Мы расспросили всех слуг, - напомнила ей Елена, - и они нигде ничего не нашли.

Дядя Питер сказал:

- Возможно, ее выманили из дома туда, где поджидали похитители.

- Морвенна никогда на такое не решилась бы! - воскликнула я. - Она бы побоялась.

Если бы здесь была я, она бы мне все рассказала. Ничего не произошло бы, если бы здесь была я.

- Все это очень загадочно, - признал дядя Питер, - и, к несчастью, она остановилась в нашем доме.

Я чувствовала, что он очень обеспокоен. Дядя Питер боялся, что может подняться скандал, который повредит Мэтью как члену парламента. В то же время он прикидывал, нельзя ли использовать этот случай в качестве рекламы. Я хорошо представляла, как он взвешивает все: именно так он смотрел на мир.

- В первую очередь мы должны думать о Морвенне, - сказала я. - Не так уж важно, где именно это произошло. Важно только то, что это произошло.

- Мы должны принять во внимание все детали, - вмешался мой отец. - И то, где это произошло, может оказаться очень важным.

- К этому времени ее родители должны уже получить письмо, - сказала Елена. - Мне просто невыносимо думать о том, что они сейчас переживают.

- Но что мы-то собираемся делать? - спросила я.

- В свое время мы что-нибудь узнаем, - сказал дядя Питер. - Полагаю, должно поступить требование о выкупе. Возможно, его уже послали ее родителям? Ведь именно к ним должны обращаться в таком случае?

- Это будет ужасно для них! - вздохнула моя мать. Я представила себе, как мистер и миссис Пенкаррон получают требование о выкупе в обмен на возвращение дочери с угрозами в случае, если они не согласятся.

Я была вне себя от волнения, мне было невыносимо тяжело представлять Морвенну в руках разбойников.

***

К концу дня в Лондон прибыли мистер и миссис Пенкаррон. Они выглядели постаревшими. Тут же выяснилось, что у них тоже нет вестей о Морвенне.

- Я ничего не могу понять! - говорил мистер Пенкаррон. - Наша девочка... Что она сделала? Почему это случилось именно с ней?

- Нам не следовало отпускать ее в Лондон! сокрушалась миссис Пенкаррон. - Я всегда знала, что это ужасное место!

- Мы разыщем ее, - твердо сказал мой отец.

- Вы, правда, разыщете? - с мольбой в голосе обратилась к нему миссис Пенкаррон. - А как вы думаете, что с ней сделают?

- Ничего плохого, в этом можете быть уверены, - ответил мой отец. Похитители могут торговаться только в том случае, если она жива и здорова.

- Жива... Не думаете ли вы?..

- О нет, нет... Я просто хочу сказать, что, если с ней все в порядке, они могут вести какие-то переговоры... Я полагаю, что рано или поздно они потребуют у вас денег.

- Я отдам все, чтобы вернуть мою девочку! - воскликнул мистер Пенкаррон. - Они могут забрать у меня все!

- Мы сделаем все, что угодно! - разрыдалась миссис Пенкаррон.

Я обняла ее:

- С ней все в порядке, миссис Пенкаррон! Я чувствую, что с ней все в порядке!

- Она что-нибудь говорила тебе? - жалобно спросила миссис Пенкаррон. Морвенна не производила впечатление напуганной? Не боялась, что кто-то хочет забрать ее?

- Я была в Дербишире вместе с родителями, - пояснила я. - Меня здесь не было, но я уверена, что с Морвенной все в порядке.

- Значит, вас здесь не было? - проговорила миссис Пенкаррон чуть ли не обвиняющим тоном.

Я покачала головой. Родители Морвенны были совершенно не в себе. Миссис Пенкаррон рассказывала всем, как в свое время она уже потеряла надежду, что у нее будет ребенок, а потом появилась крошка Морвенна... Они готовы отдать все, буквально все...

- Если пресса что-нибудь пронюхает, не говорите им ничего, посоветовал дядя Питер. - Тогда похитители взвинтят цену. Это дело нужно вести очень осторожно!

В таких вопросах следовало положиться на дядю Питера. Существование сомнительных клубов, являвшихся источником его огромного состояния, было, как говорил мой отец, семейной "тайной Полишинеля". Это значило, что все все знали, но делали вид, что верят, будто дядя Питер занимается респектабельным бизнесом, а он хорошо разбирался в темных делишках. В его клубах бывали самые различные люди, и лучше всего было передать это дело в его руки. Дядя Питер сказал, что не следует болтать о случившемся до тех пор, пока хоть что-нибудь не прояснится: вскоре должно было последовать требование выкупа.

***

Ждать было тяжело. Морвенны не было уже четыре дня, и никаких вестей о ней не поступало. Пенкарроны, которых моя мать отвезла в дом дяди Питера, находились в состоянии крайнего отчаяния. Если бы у меня была такая возможность, я бы непременно сообщила Морвенне о том, что она никогда не должна называть себя нелюбимой: она значила для своих родителей буквально все.

Дядя Питер наводил справки. Полиция всех допрашивала безрезультатно, и постепенно мы начали отчаиваться. И вдруг в одно прекрасное утро, когда я думала о том, что начинается еще один день, который не принесет нам ничего нового, у двери остановился кеб и из него вышла Морвенна. Она была с мужчиной. Я сразу же узнала его: это был Джастин Картрайт, который возвратил украденный у Морвенны кошелек.

- Морвенна! - воскликнула я. - Где же ты была? Я так обрадовалась, увидев Морвенну, что едва удержалась от того, чтобы не разрыдаться от облегчения. Я дотронулась от нее, чтобы удостовериться, что это не привидение, потом взглянула на нее. Морвенна выглядела счастливой!

- Где ты была? - спросила я. - Мы все были в отчаянии!

Морвенна обернулась в сторону мужчины и сказала:

- Это мой муж, Анжелет! Я бежала с ним, и мы поженились в Гретна-Грин!

***

Первое, что следовало сделать, - это известить ее родителей, и мы тут же отправились к ним. Как только открылась дверь, я прокричала:

- Она здесь! Морвенна вернулась! Послышались восторженные крики, и, как мне показалось, все присутствовавшие в доме одновременно ринулись в холл. Увидев свою дочь, Пенкарроны устремились к ней, и все трое прижались друг к другу. Миссис Пенкаррон залилась слезами. Я видела, как она беззвучно шевелит губами, и поняла, что сейчас она благодарит Бога за то, что он возвратил ей дочь. Объяснений родители не требовали: им было достаточно того, что Морвенна опять с ними, что она жива и невредима. Они были готовы забыть обо всех страданиях, искренне радуясь тому, что дочь вернулась к ним.

- Ах, мама, папа! - сказала Морвенна, наконец. - Я и не думала, что вы будете так беспокоиться!

Тогда последовали объяснения.

- Мы действовали, конечно, бездумно, - говорил Джастин Картрайт. - Во всем виноват я: я сумел убедить Морвенну. Она не хотела поступать так, однако я опасался препятствий. Мне было невыносимо думать о том, что я могу потерять Морвенну!

Морвенна счастливо улыбалась. Я не могла поверить в случившееся. Она стала совсем другим человеком: исчез вечно виноватый вид, теперь она была нужной, желанной, любимой! У Морвенны была романтическая свадьба, и было совершенно ясно, что муж обожает ее. Я бы, конечно, рассердилась на Морвенну, если бы не была так рада: именно этого я всегда и желала для Морвенны. Жаль только, что для этого ей пришлось подвергнуть нас таким испытаниям.

- Видите ли, - объясняла Морвенна, - все это случилось так неожиданно...

Джастин приблизился, осторожно посматривая на мистера Пенкаррона:

- Как только я увидел вашу дочь, я понял, что она создана для меня. Я влюбился в нее с первого взгляда! Я не верил в такое, пока это не случилось со мной. Боюсь, я действовал беспечно, но я был ошеломлен своими чувствами! Мне пришлось убеждать ее... Видите ли, я боялся, что все будут возражать. Я знаю, что недостоин Морвенны, и боялся.

Смею лишь надеяться, что вы простите меня за те ужасные страдания, что вам довелось перенести.

- Я не знаю, - ответила миссис Пенкаррон. - Сейчас я не в состоянии о чем-то думать.

Дядя Питер улыбался. Совсем по-другому выглядел мистер Пенкаррон. Он, похоже, считал совершенно естественным, что молодой человек, увидевший его дочь, должен тут же влюбиться в нее до безумия и уговорить бежать с ним.

- Морвенна хотела оставить записку, - продолжал Джастин Картрайт, смущенно улыбаясь мистеру Пенкаррону, - но я думал, что вы будете преследовать нас и не позволите заключить брак.

Это исключительно моя вина! Я надеюсь... Морвенна заступится за меня!

Мистер Пенкаррон хрипло спросил: Ты счастлива, дитя мое?

- Ах, папа, да!

- Так ведь мы этого и добавилась, правда? - спросил мистер Пенкаррон, обращаясь к жене.

- Да, мы хотели именно этого, - подтвердила его жена.

Дядя Питер послал за шампанским, чтобы выпить за здоровье новобрачных.

- А затем, - добавил он, - я уверен, мистер и миссис Пенкаррон захотят побеседовать со своим зятем.

***

Все члены нашей семьи были в полном замешательстве. Кто был этот Джастин Картрайт? Похоже, у него не было никаких определенных занятий. В течение нескольких лет он жил за границей и только что вернулся, еще не решив, за что возьмется. У него был небольшой капитал, то есть он был, как говорится, независимым джентльменом. Они с Морвенной жили бы небогато, но средства на содержание жены у Джастина были.

Полицию известили о том, что уже нет необходимости в розыске, обычный случай побега из дома. Такое время от времени случалось, и полиция лишь выразила пожелание думать, прежде чем доставлять людям столько неприятностей.

Дядя Питер решил, что инцидент может пойти Мэтью на пользу, поскольку счастливая новобрачная была его гостьей.

- Люди любят романтические истории!

Это лучший способ привлечь их внимание. Они забудут, что именно произошло, но будут помнить, что была какая-то романтическая история, и случилось это в твоем доме. Романтические истории случаются только с хорошими людьми! Я уверен, что некоторую пользу это принесет.

Пенкарроны хотели, чтобы их дочь вместе с мужем поехали в Корнуолл и там сыграли настоящую свадьбу. Церковь в Гретна-Грин это, конечно, хорошо, но они мечтали о том, чтобы их Морвенна пошла под венец под фатой с флердоранжем в церкви Святого Эрвина в присутствии гостей, которые после церемонии приедут в Пенкаррон Мэйнор.

Все уладилось. Я была уверена в том, что Джастину будет предложена важная должность на шахте, хотя представить его там было трудно: выглядел он исключительно городским человеком.

Хотя все радовались благополучному возвращению Морвенны, оставались некоторые сомнения. Дядя Питер считал весьма вероятным, что Картрайт авантюрист. Понятно, что такому человеку, как дядя Питер, было свойственно чувствовать родственную душу.

Грейс была рада за Морвенну. Она заявила, что даже если Картрайт женился на Морвенне ради богатого наследства, это никак нельзя считать исключением для юных невест. По ее мнению, было бы глупо в ужасе воздевать руки только оттого, что кто-то для достижения обычных целей использовал не вполне обычный метод. Грейс сказала, что Морвенна - это девушка, которой просто необходима была романтика, чтобы избавиться от постоянного самоуничижения. А что могло быть лучшим противоядием от этого, чем тайный брак? В худшем случае Джастин Картрайт ничем не отличался от мужчин, которые высматривали выгодную невесту; в лучшем случае он мог и в самом деле влюбиться, что и подтолкнуло его на похищение Морвенны и тайный брак.

- Давайте надеяться на лучшее! - добавила Грейс.

С этим мы все были согласны.

***

Пенкарроны вернулись в Корнуолл, забрав с собой Морвенну с мужем. Должна была состояться церемония в церкви Святого Эрвина, а уж потом они собирались строить дальнейшие планы.

Что же касается меня, то я пока задерживалась в Лондоне. Большую часть времени я проводила с Грейс: мы закупали ткани и обсуждали предстоящую свадьбу. Джервис приехал в Лондон, и мы провели вместе несколько дней: ходили в оперу и даже пообедали вдвоем: теперь, когда мы были помолвлены, это уже разрешалось, А потом мы с Джервисом распрощались и должны были встретиться только перед свадьбой.

***

В Кадоре не говорили ни о чем другом, кроме свадьбы. У Морвенны эта церемония уже состоялась. Родителям очень хотелось присутствовать на свадьбе, чтобы почувствовать, что Моревнна на самом деле вышла замуж, поэтому без церемонии у Святого Эрвина было не обойтись. Была срочно подведена подготовка, Морвенне сшили белое платье и флердоранж, совершился церковный обряд, и новобрачные со множеством гостей вернулись в Пенкаррон Мэйнор.

Я пожалела в том, что не смогла принять участие в церемонии.

- Ничего, - утешала меня Морвенна, - я обязательно приду на твою свадьбу!

Морвенна стала совершенно другим человеком. Несомненно, она была счастлива, а поскольку этого она никогда не ожидала, тем большей была ее радость. Все эти дни Морвенна находилась в состоянии какого-то блаженного опьянения. Джастин был очень внимателен к Морвенне, и за это он мне нравился, хотя я не могла забыть слова дяди Питера о том, что Джастин вполне может оказаться авантюристом. Пенкарроны, несомненно, были очень богаты, а Морвенна была их единственным ребенком. Брак с ней был мечтой для любого небогатого молодого человека, гоняющегося за состоянием. Но когда тесть предложил Картрайту вместе участвовать с бизнесе, Джастин вежливо отклонил предложение. Он был очень благодарен, это было для него огромной честью, но не мог согласиться, - так мне сказала Морвенна.

- Джастин очень благороден! - продолжала она. - Он говорит, что хочет содержать свою жену без помощи ее отца. Он способен сделать это, и хотя, возможно, мне придется жить не столь богато, как с родителями, нуждаться я не буду. Правда, это чудесно с его стороны? Видишь ли, Джастин привык жить в городе, и ему трудно в деревне. Он похож на Джервиса. Ты ведь тоже не можешь представить Джервиса живущим здесь?

Я согласилась с ней.

- В качестве свадебного подарка папа предложил нам дом в Лондоне, но ему никак не удается уговорить Джастина принять его.

Видишь ли, ему не нужны дорогие подарки!

- Вряд ли тебе понравится жить с ним в отеле...

- Конечно, нет, и, я думаю, ради меня Джастину придется принять этот подарок. Конечно, родители не хотели бы отпускать меня в Лондон, они предпочли бы, чтобы мы жили здесь...

- А что ты сама думаешь по этому поводу, Морвенна?

- О, я хочу быть там, где Джастин! Мама с папой смогут приезжать к нам в гости так часто, как захотят. Ну, и мы тоже будем ездить к ним...

- В общем, по-моему, все в порядке, и ты счастлива, правда, Морвенна?

Она кивнула.

- Жизнь просто чудесна!

Все так неожиданно... Эти ужасные балы и званые обеды, на которых я не знала, о чем говорить и сидела там, чувствуя, что все ищут предлог, чтобы избавиться от меня!

- А Джастин все изменил?

- Да, он совсем не такой, как другие! Ему действительно хотелось быть со мной. Он выслушивал все, что я говорю... Он заставил меня осознать, что я тоже могу быть интересной! Это действительно все изменило!

- Надеюсь, что ты всегда будешь счастлива так же, как сейчас, Морвенна!

- Я буду счастлива до тех пор, пока рядом со мной будет Джастин!

Я подумала: "Этот человек просто чудотворец, он ее совершенно изменил. Или это просто любовь?"

***

Летели недели. Мое свадебное платье заказали в Плимуте. Оно было не таким роскошным, как мое придворное платье, но очень красивым. Конечно, были и фата, и флердоранж.

Так же, как и Морвенна, я венчалась в церкви Святого Эрвина. Вел меня отец, а подружкой была Морвенна. Джервис был просто великолепен, и я очень гордилась им. Потом была свадьба, разные тосты, и я с помощью Джервиса разрезала торт. Потом мы покинули гостей, и я пошла переодеваться.

Вместе со мной вышли Грейс и мать. Мать была взволнована, как большинство матерей, выдающих дочерей замуж. Наверное, все они считают, что отношения после этого уже никогда не будут такими, как прежде, что своего ребенка они безвозвратно отдают постороннему человеку. Я обняла мать и стала уверять, что мы всегда будем нужны друг другу.

- Мы часто будем видеться с тобой. Я буду приезжать в Кадор, а ты обязательно приезжай в Лондон.

Она кивала, слишком взволнованная, чтобы говорить.

Мы собирались жить в Лондоне. Так же, как Пенкарроны Морвенне, мои родители подарили дом. Похоже, это был самый разумный подарок для новобрачных, которым негде обосноваться. Мы с Морвенной решили вместе заниматься выбором наших новых домов, и, конечно, собирались быть соседями.

Впереди нас ждали радужные дни, а пока мы с Джервисом отправлялись в свадебное путешествие, собираясь провести медовый месяц на юге Франции. Мы купили в Лондоне костюм для путешествия, который помогла мне выбрать Грейс. Я знала, что выгляжу в нем элегантно, и мне очень шла маленькая шляпка с развевающимися голубыми страусовыми перьями.

Ты выглядишь просто чудесно, - сказала мать. - Правда, Грейс?

Грейс согласилась с ней. Потом я спустилась вниз, к Джервису, ожидавшему меня. Судя по его виду, он тоже был согласен с оценкой моей внешности Когда мы прибыли на станцию, поезд уже стоял у платформы. У нас был билет в купе первого класса. Как удачно! - воскликнула я.

- Все подстроено, - сказал Джервис с коварством Маккиавелли.

Мы оба рассмеялись.

Первую ночь мы должны были провести в отеле Лондона, чтобы на следующий день продолжить наше путешествие.

- В первый раз я покидаю Англию, - сказала я.

- Поэтому ты так волнуешься?

- Это единственная причина.

- Анжелет, - сурово заявил Джервис, - ты не имеешь права лгать мужу.

- А что ты сделаешь, если я решу, что имею право?

- Я буду вынужден предпринять строжайшее меры. Вот так мы дурачились.

***

Дорога в Лондон, всегда казавшаяся мне очень долгой, на этот раз пролетела мгновенно. Вскоре мы уже выходили на вокзале Паддингтон. Меня восхитило, как умело Джервис помог мне выйти из купе и позаботился о носильщике. Вскоре мы уже сидели в кебе. "Какой он опытный человек!" - с гордостью подумала я.

Окна нашего номера выходили в парк. Это была великолепная комната с тяжелыми парчовыми гардинами, с позолоченной мебелью и кроватью, на которой вполне мог спать Людовик XIV.

Номер для новобрачных, - пояснил Джервис. - Должен признаться, обо всем позаботился твой отец.

- Он не говорил мне.

- Хотел сделать тебе сюрприз.

- Очень уж здесь роскошно.

- Ну что ж, для нашей первой брачной ночи...

Я переоделась к ужину, и мы спустились в ресторан. Вокруг кружили готовые услужить официанты, играла приятная музыка, а Джервис, сидящий напротив меня, говорил о том, как любит меня.

Вечер был великолепен. С балкона мы смотрели на парк, ставший в лунном свете таинственным и не вполне реальным. Джервис обнял меня, его пальцы нежно гладили мою шею. Затем он осторожно вынул заколки из моих волос, и они рассыпались по плечам.

Он привлек меня к себе, нежно взял мое лицо в ладони и сказал:

- Я так долго ждал тебя, Анжелет. Я так хотел тебя. Ты не понимаешь...

Затем он поцеловал меня так, как никогда до этого. Я ощутила волнение: я сохраняла невинность, но не полное неведение. В общем знала, в чем состоят взаимоотношения полов. Это должно быть чем-то драгоценным, что создает между людьми особые узы, что существуют между моими родителями, Еленой и Мэтью, дядей Питером и тетей Амарилис. Но была и другая сторона, та, которая затронула меня в тот незабываемый день у пруда.

Неожиданно, без всякого повода, это свалилось на меня. Этот ужасный страх. Я вновь была там, я видела все так же живо, как в тот памятный день. Казалось, я вижу совсем другие черты, чувствую руки, дыхание на моем лице.

Я услышала свой крик:

- Нет, нет! Отпусти меня! - кричала я. - Отпусти.

Джервис отпустил мои руки и поглядел на меня с удивлением:

- Анжелет, что случилось?" Что с тобой?

Звук его голоса, такой нежный, такой любящий, вернул меня к реальности. Я поняла, что вела себя глупо.

- Я.., я не знаю, - прошептала я.

- Тебе нечего бояться. Я не обижу тебя. Я ни за что не решился бы причинить тебе боль.

- Нет, я знаю.., просто...

Джервис хотел вновь обнять меня, но я ускользнула.

- Анжелет, что с тобой происходит? Ты смотришь на меня, как на чужого человека, как на монстра.

И я подумала: "Я никогда не забуду того человека. Это всегда будет со мной".

Я отвернулась от него и бросилась на кровать. Мое тело содрогалось от рыданий.

Джервис прилег рядом, обняв меня:

- Скажи мне, Анжелет. Расскажи, что с тобой? Бремя моей тайны стало невыносимым. Я продолжала молча лежать, время от времени вздрагивая. Джервис обнял меня крепче:

- Анжелет. Чего ты так боишься? Скажи мне, что тебя гнетет?

Повернувшись, я уткнулась лицом ему в грудь и услышала, как говорю:

- Все из-за того, что произошло возле пруда. Это было давным-давно, но я ясно вижу это. Это уходит, а потом возвращается совершенно неожиданно. Со мной всегда будет так.

- Что? Расскажи мне.

Я глубоко вздохнула и выпалила:

- Из Бодминской тюрьмы убежал заключенный. Об этом много говорили, висели плакаты о розыске. Я привязала возле пруда лошадь Глорию, и подошел он. Я подумала, что это путник, который хочет узнать дорогу, а он вдруг совсем переменился... - Я вновь задрожала, очень ясно представив себе это. - Он взглянул на меня, протянул руку и схватил...

- О, Господи, - прошептал Джервис.

- Я знала, что он хочет сделать со мной. То, что он сделал с девочкой, которую уже убил. Я отбивалась, но была совсем ребенком, а он...

Я ощущала, как в Джервисе нарастает ужас, я просто физически ощущала это.

- Появился человек и спас меня. Он дрался с убийцей... Тот упал и ударился головой о камень. Я запомнила этот камень: он был частью стены, которую вы нашли, когда приехали на раскопки. Он был мертв, и мы сбросили его тело в пруд. Все думали, что ему удалось бежать, но это не так. Он и сейчас лежит на дне пруда, куда мы его столкнули...

Джервис молчал. Я понимала, что он слишком потрясен. Он просто прижимал меня к себе, потом начал произносить мое имя, называя меня маленькой, милой и любимой.

- Понимаешь, Джервис, я никому не говорила... Ты первый.

- Я рад, что ты рассказала мне это.

- Мне пришлось. Нужно, чтобы ты все понял.

- Я понимаю.

Мы долго молчали, а потом я спросила:

- О чем ты думаешь, Джервис?

- Я думаю об этом. Я не могу не думать об этом.

- Это было ужасно. Все произошло так быстро. До этого все было так просто, легко, а потом... Нам не следовало делать этого, правда?

Но, понимаешь, он начал драться с Беном.

- С Беном?

- С Бенедиктом. Он сказал, что этого человека в любом случае повесили бы за убийство и что такая смерть для него - благословение. Не думаю, что Бен так сильно переживал, как я.

- Ну, конечно. Его же не собирались изнасиловать и убить. Только не нужно так дрожать. Я прикажу принести вина, это успокоит тебя. Моя бедная, бедная Анжелет, и с тех самых пор ты несла такой груз!

Джервис дернул за шнурок колокольчика, затем, вернувшись ко мне, вновь обнял:

- Я рад, что ты рассказала мне все.

Тебе же постоянно приходилось держать это в себе.

Я кивнула:

- Я рада, что ты теперь все знаешь. Пару раз я чуть не рассказала об этом матери, но не смогла. Об этом знают только два человека - Бен и я, а теперь, разумеется, ты.

Он нежно поцеловал меня. Раздался стук в дверь: это был официант. Джервис заказал вина и вернулся ко мне.

- А где теперь Бен? - спросил он.

- В Австралии. Он отправился туда на поиски золота.

- И ты не слышала о нем все эти годы?

- Наверное, дядя Питер получает от него весточки.

- Моя милая бедная Анжелет.

Сколько же тебе было лет, когда это произошло?

- Десять, кажется.

- Бедное дитя!

- Джервис, мы поступили плохо? А что нам было делать? Ты понимаешь, мы не знали, что нам делать! Он лежал там, мертвый...

- Может быть, вам следовало сообщить о случившемся?

- Но Бен сказал, что нас обвинят в убийстве! Ты не слышал о моем дедушке? Его сослали в Австралию на семь лет за убийство, а оно произошло примерно при таких же обстоятельствах. Он странствовал с цыганами, и один мужчина попытался изнасиловать их девушку. Мой дедушка вступил с ним в драку и убил его! Его бы обязательно повесили за убийство, если бы у моей бабушки не оказался влиятельный отец!

Там, конечно, было другое дело. Раздался стук в дверь: принесли вино.

Выпей, - сказал Джервис. - Это тебя успокоит, и ты почувствуешь себя лучше.

- Рассказав тебе все, я уже почувствовала себя лучше.

- Я рад этому.

- Мне пришлось сделать это, иначе ты подумал бы, что я не люблю тебя.

Я, правда, люблю тебя, Джервис. Я хочу, чтобы у нас все было хорошо. Просто это как-то нахлынуло на меня.

Я пила вино, а он обнимал меня:

Ты не должна терзаться: все это было очень давно. Ты должна выбросить все из головы.

Я вздрогнула:

Неужели такое можно выбросить из головы?

- Я думаю, со временем это получится. Ты уже сделала шаг в этом направлении. Я ведь с тобой на всю жизнь для того, чтобы помогать тебе, заботиться о тебе.

- Просто чудесно думать об этом.

Джервис забрал у меня пустой бокал и поцеловал меня:

Ты не сделала ничего плохого. Ты помогла спрятать тело - это правда. Возможно, это и в самом деле был лучший выход. Он погиб случайно, и сам был виноват в этом. Ты должна забыть.

- Я пыталась. Я забываю, надолго, а потом это возвращается ко мне.

- Это оставило шрам, я понимаю, но мы залечим эту рану. Я буду помогать тебе забывать. Я сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива. То, что ты испытала тогда, было отвратительно, но в этом мире существует и отвратительное. У тебя это связалось с тем, что делают любящие люди, но поверь мне, здесь нет ничего общего. Я сделаю так, что ты поймешь, а узнав разницу, больше не будешь бояться.

Джервис был очень нежен, и я почувствовала, что он снял с меня бремя. Тайна больше не тяготила меня, потому что я поделилась ею, и мне стало легче.

Я никогда не забуду эту первую брачную ночь. Джервис все прекрасно понимал. Его главным достоинством было то, что он уважал чувства других людей и умел поставить себя на их место, относиться к ним с состраданием. Облегчая жизнь для себя, он одновременно облегчал ее и для других. Его сострадание и понимание были целительны для меня.

Я пролежала в его объятиях всю ночь - просто так. Он понимал мои чувства, что мне нужно избавиться от ужаса, преследовавшего меня. Я должна была понять разницу между похотью и любовью до того, как мы станем любовниками. Позже я поняла, как мне с ним повезло, сколь многим я обязана Джервису.

Наконец, я уснула, успокоенная тем, что разделила с ним свою тайну.

***

Мы путешествовали по Франции и остановились на постоялом дворе в предгорье. Это была деревушка в миле от большого модного курорта на побережье. В студенческие годы Джервис останавливался там, и с самого начала было ясно, что мадам Бужери неравнодушна к нему.

Мадам Бужери была полновластной хозяйкой постоялого двора. Альфонс, ее муж, был маленьким человечком, давно убедившимся, что его жена требует абсолютного повиновения. С ними жили дочь и зять. Все семейство работало в заведении.

Мадам обычно сидела за прилавком, разложив перед собой бумаги, строгая женщина, одетая в черное. Она носила агатовые серьги и такое же ожерелье. Ее седеющие волосы были зачесаны назад и на затылке собраны в узел. Все относились к ней с необыкновенным почтением - от мальчика на побегушках до самого важного гостя.

Постоялый двор очаровал меня с первого взгляда. Казалось, он катится со склона холмы. Тут были конюшня и несколько лошадей, поскольку в таком месте без них было не обойтись, и гости могли брать их напрокат. Сам дом был сложен из серого камня, а на террасе расставлены плетеные кресла, сидя в которых можно было наслаждаться великолепным пейзажем. Живописные аллеи были аккуратно обложены камнями. Везде было полно цветов, и куда ни глянь, цвели роскошные бугенвилли и олеандры.

Под нами виднелись небольшие домики с белыми стенами, розовыми крышами и зелеными ставнями, прикрывающими окна от ослепительного солнца. Это было действительно очаровательное место.

В течение многих лет мадам доводилось принимать множество гостей из Англии, и она очень гордилась знанием английского языка. Если мы обращались к ней на французском, она непременно желала ответить на английском. Джервиса это смешило, и он пытался заставить ее перейти на родной язык. Она, похоже, требовала от него того же самого. Любопытно было слушать их его французский был достаточно сносным, чего нельзя было сказать об ее английском, одна оба не желали уступать.

Нам отвели комнату с балконом, с которого открывался прекрасный вид идеальное место для медового месяца. Никогда с той самой поры, когда случилось это ужасное происшествие, я не чувствовала себя так спокойно. Казалось, с тех пор, как я поделилась своей тайной с Джервисом, ее значение резко уменьшилось.

Иногда мадам Бужери собирала нам еду - хлеб с сыром, фрукты и вино, и мы отправлялись верхом в горы. Мы постоянно смеялись и много говорили. При упоминании о случившемся у пруда я уже больше не содрогалась. Благодаря Джервису я сумела взглянуть на происшедшее no-другому. Мне удалось в самый последний момент избежать смертельной опасности - и это главное. Наверное, с нашей стороны было бы разумней сообщить о случившемся вместо того, чтобы избавляться от тела, но осуждать нас с Беном было трудно, - в этом Джервис сумел убедить меня. Со всем этим давно было покончено, изменить что-либо было уже невозможно. Самым разумным было забыть об этом.

Именно в эти счастливые дни и произошло неизбежное. Конечно, Джервис был убежден, что это случится, но нужно было отдать ему должное - он хранил сдержанность и спокойствие столько, сколько было необходимо. Теперь наша любовь стала полноценной, и я была счастлива, что взаимоотношения с мужем так обогатились. Мои привидения покинули меня, ужасное происшествие ушло в далекое прошлое, и над моей жизнью больше не нависала страшная тень. Я чувствовала, что счастлива.

Настал день, когда мы решили посетить город. Там царила совсем иная атмосфера. В городе было несколько больших отелей, бульвар для прогулок, заполненный фешенебельной публикой, и уличные кафе со столиками под разноцветными навесами, где посетители потягивали свои аперитивы. Солнце сверкало на поверхности воды, заставляя ее ослепительно сиять. Джервис пояснил мне, что это - один из самых модных курортов, на котором отдыхают в основном англичане.

Мы уселись за один из столиков кафе "Золотое яблоко". Я пила свой аперитив с таким видом, словно это было для меня самым обычным делом.

- "Золотое яблоко"... Любопытно, отчего его так назвали? - спросила я.

- Золотые яблоки очень популярны во всем мире с тех пор, как кто-то кому-то вручил этот фрукт.

- Это Парис. Ему нужно было избрать самую красивую женщину, и его выбор пал на Афродиту, но там была еще две соискательницы титула.

- Наверное, для этих двух неудачниц он стал слишком хорош?

- Бедняга, а что ему оставалось делать? Ведь ему следовало сделать выбор.

- Он поступил глупо с самого начала, ввязавшись в эту ситуацию.

- Вообще в классических легендах яблоки - самый популярный фрукт.

- Тяжелым должен быть золотой самородок величиной с яблоко. Интересно, нашел что-либо подобное твой друг Бен?

- Не думаю, иначе мы бы об этом давно бы услышали.

Это было просто чудом: я могла говорить о Бене без тягостных ощущений, без ужасных воспоминаний.

- Полагаю, владельцы этих мест любят напоминать людям о таких вещах. Возможно, название "Золотое яблоко" должно вызывать мысли о том, что все дамы, приходящие сюда, красивы, как Афродиты, а мужчины справедливы, как Парис. А уж в твоих краях легенды - просто хлеб насущный.

Я вспомнила о нейкерах, добывавших золото в оловянной шахте, и о том, как мы с Беном отдыхали на пустоши, и рассказала Джервису наши легенды. До чего же было приятно погружаться в воспоминания, не окрашенные страхом. И это сделал возможным Джервис!

Выйдя из кафе, мы отправились на прогулку и дошли до круглого здания, перед которым был разбит сад, в котором цвели уже ставшие привычными для меня экзотические цветы.

- Что это за здание? - спросила я.

- Казино.

- Значит, это здесь играют в азартные игры?

- Не заглянуть ли нам туда?

Тогда мне это показалось просто любопытным, я совсем забыла предостережения леди Мэндвилл.

Внутри было множество людей, играющих в какие-то игры, совершенно незнакомые мне.

Некоторое время мы с Джервисом наблюдали за большим столом, где было расположено вращающееся колесо. Я заметила, как напряжены лица людей, как они неотрывно наблюдают за какими-то цифрами. Потом колесо остановилось, и крупье лопаточкой подгреб к себе жетоны. Все это было совершенно загадочно, но, тем не менее, я заметила, что Джервис разволновался.

- Ну что, может быть, уйдем? - предложила я.

- Подожди минутку.

Я хочу попытать счастья. Посиди здесь, а я скоро вернусь.

Джервис посадил меня на диванчик. Я сидела и ждала. Как долго тянулось время! Я наблюдала за окружающими. Они взволнованно переговаривались, одни были радостно возбуждены, другие - подавлены. Здесь царила атмосфера, которой я не видела прежде нигде, - какое-то лихорадочное возбуждение.

Я никак не могла дождаться возвращения Джервиса. Мне казалось, что я прождала очень долго. Когда он вернулся, его щеки пылали, глаза сияли, он был радостно возбужден.

- Я выиграл! - воскликнул он. - Мне повезло. И он показал мне целую кучу денег.

- Вначале я оплошал, - рассказывал он. - Я трижды проиграл, и у меня уже почти кончились деньги, а потом везение переменилось. Если бы я продолжал играть, мы с тобой стали бы миллионерами. Но я подумал, что ты сидишь здесь, ждешь меня, так что я ушел.

- Я рада за тебя. Мне показалось, что я сижу так долго.

- Как раз этого я и боялся.

Когда сидишь за игорным столом, совсем не замечаешь, как летит время.

- Нет, этого я не знаю. Ну что, пойдем?

Мне показалось, что уходил Джервис очень неохотно, но, когда мы вышли на улицу, он оживился:

- Я знаю, что сейчас сделаю. Пойду и куплю кое-кому подарок.

- Кому?

- Конечно, миссис Джервис Мэндвилл.

- О нет, давай отложим деньги.

- Деньги не дли того, чтобы их откладывать. Деньги предназначены для того, чтобы делать людям подарки, приносить им радость.

- С тобой я радуюсь и без подарков.

- И все равно ты получишь подарок.

- Какой?

- Я заметил, как утром ты смотрела в витрине на платье из синего бархата.

- Да, оно чудесно, но, должно быть, очень дорогое.

- Ну, теперь у тебя богатый муж.

- Джервис, купи что-нибудь себе, если обязательно хочешь потратить эти деньги.

- Ну уж нет, я собираюсь сделать подарок тебе. Он повел меня к магазину. Действительно, я опять засмотрелась на платье: оно было исключительно элегантным.

Я нерешительно вошла внутрь. Навстречу вышла худая высокая женщина:

- Это платье? О да, совершенно необыкновенное платье. Да, да, как раз такого размера, как носит мадам. Да, можно спросить любого, и он подтвердит - платье словно специально для мадам.

Я вошла в примерочную и, сбросив свое платье, надела роскошное произведение портновского искусства. Нужно было признать, оно действительно было сшито как раз по мне.

- Сидит, как влитое. Это платье создано для вас мадам. Ни для кого другого. Оно должно стать собственностью мадам.

Цена меня поразила, однако Джервиса она отнюдь не напугала. Я знала, что это как раз его выигрыш, но именно этого он и хотел.

Платье было упаковано, и Джервис гордо вынес его из магазина.

Такая покупка разорительна, и тебе не следовало тратить все деньги, сказала я.

- Ты выглядишь в нем просто великолепно, в этом нет никаких сомнений. Я уверен, если бы ты участвовала в конкурсе, у Афродиты не было бы никаких шансов на получение золотого яблока.

- Все-таки я думаю, что это слишком дорого. - Чепуха. Я очень хотел купить его. Что толку заводить жену, если не имеешь возможности тратить на нее свои выигрыши?

По пути домой мы болтали о платье, а вечером я надела его. Я полюбила это платье. Оно было не только красивым, но и драгоценным, потому что его подарил мне Джервис.

***

Позже я пожалела, что тогда мы натолкнулись на казино. Впрочем, Джервис и без того знал о его существовании, потому что бывал здесь раньше. Очень может быть, что именно поэтому он и решил провести здесь наш медовый месяц.

Искреннюю радость доставляли дни, когда мы совершали пешие или верховые прогулки в горах, однако Джервиса все больше влекло в город, где он постоянно водил меня в казино, а я сидела, поджидая его. Наверное, я могла бы пойти с ним и тоже поиграть, но такого желания у меня не появлялось. У меня всегда было чувство, что я проиграю, как проигрывал он. Правда, пару раз ему удалось выиграть, но эти выигрыши нельзя было сравнить с тем, на который он купил мне платье.

Я припомнила полученное мной предупреждение и просьбу его матери. Вот как я оказывала свое сдерживающее влияние. Все это испортило медовый месяц. Ну почему он не мог продолжаться так, как начался! В те первые дни после моего признания я была счастлива впервые за долгие годы после ужасного события, и, возможно, благодаря Джервису. Мне не следовало забывать об этом.

А потом этот проклятый день, когда Джервис зашел в казино! Всякий раз, бросая взгляд на платье, я вспоминала его лихорадочное возбуждение и безудержное стремление играть. Мне, не имевшей ни малейшей склонности к этому, было трудно понять состояние, охватывающее Джервиса, когда он превращался в совершенно иного человека. Ведь обычно он был таким спокойным и беззаботным. Да, это была навязчивая страсть.

Мы провели на постоялом дворе две недели и собирались выехать домой через три дня. Мы жили довольно далеко от железнодорожной станции, и заведение держало пару лошадей, возивших повозку с багажом гостей на вокзал.

За два дня до отъезда было решено отправить вещи на станцию. Мадам Бужери сказала, что очень удобно делать это заранее, чтобы не суетиться в последний момент.

Невеселым было мое настроение, когда я паковала чемоданы.

- Упакуй все до последней мелочи, - сказал Джервис, - так, чтобы не осталось даже ручного багажа, тогда в день отправления мы сможем прогуляться до станции пешком.

Впоследствии я задумалась - что бы случилось, если бы не отослали багаж заранее? Тогда бы ему не удалось совершить то, что он сделал.

В тот вечер Джервис отправился в город в одиночку. Я чувствовала себя слишком усталой, потому что мы совершили долгую прогулку, и казино совсем не привлекало меня.

Вообще оно производило на меня угнетающее впечатление, несмотря на яркое освещение и роскошные платья женщин, потому что у большинства посетителей я видела тот же безумный взгляд, что и у Джервиса.

Вернулся он очень поздно. Увидев его, я вздохнула с облегчением. Я уже начала думать, что он вышел из казино с выигрышем и по пути на него напали и ограбили. Когда я сказала ему это, он усмехнулся:

- Вряд ли кому-нибудь захотелось бы грабить меня после сегодняшнего невезения.

- Мне кажется, тебе вообще не везет.

- Как? А то прекрасное платье?

- Ну, это был единственный раз, а проиграл ты уже гораздо больше.

Мне показалось, что в тот вечер он был гораздо менее склонен шутить, чем обычно. Лишь позже я узнала, как на самом деле обстояли дела.

На следующий день мы отправились прогуляться в город. Я боялась, что Джервис вновь захочет пойти в казино, но у него были другие намерения:

- Я думаю, нам следует сходить на вокзал и справиться, все ли в порядке с багажом.

Я обрадовалась, это показалось мне хорошей идеей. Даже сейчас я не вполне понимаю, как все произошло и почему я это допустила? Поезд стоял у платформы - такой же поезд, который должен был через два дня отвезти нас в Париж.

Носильщик подвез тележку с нашим багажем. Я воскликнула:

- Он думает, что мы собираемся садиться в этот поезд.

Джервис ничего не отвечал. Он ничего не сказал и носильщику и следовал за ним, крепко держа меня под руку.

- Объясни ему! - воскликнула я.

- Все в порядке, - сказал мне тихо Джервис. Багаж внесли в вагон, и Джервис расплатился с носильщиком.

- Что ты делаешь, Джервис? Как...

Он повернулся ко мне и с улыбкой подтолкнул к двери купе.

- Слушай, что ты делаешь? Ведь поезд сейчас тронется. Скажи, в чем дело?

Подожди, и ты все узнаешь. Поезд тронулся, и я встревоженно вскрикнула.

- Все в порядке, - опять успокоил меня Джервис. - Это единственный выход, потому что у меня нет денег.

- А как же счет мадам Бужери?

- Я пришлю ей деньги потом.

- Но ты не объяснился с ней.

- А как я мог объясниться?

Она не поняла бы меня. Я напишу ей письмо.

- Но что она подумает? Он пожал плечами.

Послушай, за предыдущую неделю я заплатил, и мы остались должны ей за последнюю неделю, поэтому вчера мне и пришла в голову эта идея с багажом. Такое решение было наилучшим, иначе поднялся бы страшный шум. Я ни за что не смог бы с нею объясниться, хотя она и считает, будто умеет разговаривать по-английски.

Откинувшись на спинку сиденья, я уставилась на Джервиса в ужасе.

- Слава Богу, у нас были обратные билеты, - продолжал он. - Вот видишь, как все удачно получилось.

- Джервис, - начала я, - как ты мог? Это же жульничество, это же кража...

- Нет, - возразил он. - Мадам Бужери получит свои деньги, я обязательно отошлю ей их.

Я беспомощно опустила голову, чувствуя себя опозоренной.

Конечно, все мы несовершенны. Я не должна была забывать о том, каким нежным и тактичным оказался Джервис. Мне навсегда запомнилась наша первая брачная ночь, когда он чудом вытащил меня из этого ужаса, освободил от привидений прошлого. Об этом мне никогда не следовало забывать, никогда. Но это... Это было как раз то, о чем меня предупреждали заранее. Вот почему отец так тщательно готовил наш брачный контракт. Я должна была что-то сделать, я не могла допустить, чтобы нас считали жуликами. Я представила себе ошеломление мадам. Бужери, понявшей, что гости убежали, не расплатившись. Как Джервис мог так поступить...

Конечно, он может сразу по возращении отослать ей деньги. Наверное, он отошлет сумму большую, чем мы задолжали, чтобы компенсировать переживания хозяйки, но дело было не в этом.

На обратном пути я не могла думать ни о чем ином. Бесследно испарилось все очарование свадебного путешествия. Джервис понимал это и проявлял раскаяние.

- Если бы я знал, как это тебя расстроит, я непременно выдумал бы что-нибудь другое, - говорил он.

- Ничего другого ты не мог бы выдумать: ты проиграл те деньги, которые был должен мадам Бужери. Это бесчестие, Джервис.

- Нет, если я верну ей деньги и приплачу за беспокойство.

Не обзаведясь пока собственным домом, мы жили в городском доме Мэндвиллов. Встречать нас было некому, потому что мы приехали раньше, чем нас ожидали. Этому можно было лишь порадоваться: мне очень не хотелось вдаваться в объяснения с кем-либо, я не могла успокоиться до тех пор, пока не будут отосланы деньги мадам Бужери.

Я знала, что деньги, составляющие мое приданое, положены на мое имя, и что основной капитал нельзя трогать без согласия моего отца. Самостоятельно я могла распоряжаться лишь доходами с капитала. С этим были согласны как моя семья, так и семья Мэндвиллов. Доход был, конечно, небольшим, и срок его выплаты еще не подошел, но деньги мне нужны были немедленно. Я написала отцу, попросив его прислать нужную сумму.

Деньги пришли почти немедленно: отец решил, что мы истратились во время свадебного путешествия. Я отправилась в банк, где английские деньги можно было обменять на французские и немедленно отослать почтовым переводом. В записке я извинилась за доставленное волнение, туманно пояснив, что нам пришлось немедленно возвращаться в Англию и, упустив тот поезд, мы потеряли бы целый день. Я покорно просила прощения у мадам Бужери за наше поведение, которое могло бы показаться странным.

Отослав деньги, я сообщила об этом Джервису. Он печально взглянул на меня:

- Прости меня, Анжелет. Вот видишь, за какого человека угораздило тебя выйти замуж. Ты презираешь меня?

- Нет, но все это показалось мне.., просто ужасным.

Это было невыносимо.

- Я понимаю: ты такая хорошая.., такая честная...

- Нет, но совершить такое... Пожалуйста, умоляю тебя, Джервис, никогда не втягивай нас в подобные ситуации.

- Обещаю, что такого никогда больше не случится, - с жаром уверил он меня.

Он относился ко мне чудесно, и нельзя было ожидать от него слишком многого, люди не бывают средоточием совершенств. Некоторым образом я любила его и за слабости. Это, похоже, укрепляло меня: я больше не была наивной девушкой, нуждающейся в руководстве. Теперь и на мне лежала ответственность, и я собиралась присматривать за Джервисом. Я должна объяснить ему легкомыслие и рискованность азартных игр.

Нет, я все-таки еще оставалась наивной девушкой...

Я получила письмо от мадам Бужери с благодарностью за присланные деньги. Она, конечно, поняла, что случилось нечто чрезвычайное, заставившее нас столь неожиданно уехать, и ни на секунду ей не пришло в голову думать о нас дурно. Она все прекрасно понимала и надеялась на то, что мы еще не раз посетим ее постоялый двор, где нам всегда будет оказан самый теплый прием.

Я, конечно, не предполагала, что она не подозревала нас в худшем, но ей удалось дипломатично разделаться с проблемой, - мадам Бужери знала, как делаются подобные вещи. Так или иначе, в том, что касалось постоялого двора, инцидент был исчерпан, и я была уверена, что моя новая роль руководителя и наставника мужа во всех вопросах, касающихся денег, позволит нам избежать повторения подобного.

Теперь я могла полностью отдаться удовольствию выбора дома. Делать это было особенно приятно, потому что мы занимались этим вместе с Морвенной. По очень удачному совпадению мы обе оказались в Лондоне - новобрачные, подыскивающие себе дома, которые нам собирались подарить любящие родители. По этому поводу мы посмеялись и решили заниматься поисками только вместе.

Мы ознакомились с огромным количеством предложений: некоторые дома были слишком малы, другие слишком велики. Некоторые подходили нам, но были расположены слишком далеко от центра города, что не устраивало ни Джастина, ни Джервиса. Выяснилось, что наши мужья во многом похожи: обоих можно было назвать сугубыми горожанами. Джастин, похоже, получал доход с семейного капитала, а Джервиса субсидировала его семья. Так что казалось неизбежным, что мы станем неразлучной четверкой.

Вволю насмотревшись на веерообразные окна, на архитектуру времен регентства и королевы Анны, мы, наконец, подобрали себе дома неподалеку друг от друга. Дом Морвенны был выстроен в стиле регентства, с балкончиками из кованого железа на втором этаже. Наш дом относился к более раннему периоду - прекрасный образец гергианской архитектуры.

В Лондон приехали наши родители, и мы с наслаждением разгуливали по мебельным магазинам, наблюдая за соперничеством Пенкарронов и Хансонов, желающих доказать друг другу, как они любят своих милых дочерей. Счастливое и беззаботное это было время. Нас с Морвенной можно было считать примерами юных жен, полностью довольных своей судьбой.

***

Через несколько месяцев мы, наконец, устроились в наших домах. Грейс, естественно, не осталась в стороне и особенно помогла нам в выборе ковров и портьер, отдаваясь этому с энтузиазмом. Незаметно летели дни. Как раз в это время умер принц-консорт. Печаль охватила всю страну. Те, кто с жаром критиковал его при жизни, теперь вспоминали как образец всевозможных добродетелей. Что касается несчастной королевы, она была в отчаянии от горя и стала вести затворническую жизнь, не показываясь на людях.

Мы часто отправлялись на обед к Морвенне и Джастину, а они наносили нам ответные визиты. У Морвенны был довольно приятный голос, а я сносно играла на фортепьяно, у Джастина был хороший тенор, а Джервис отчаянно фальшивил, что вызывало у нас веселье. Нам с Морвенной доставляли огромное удовольствие эти музыкальные вечера, но вскоре выяснилось, что у мужчин есть свои интересы. Они предпочитали карточную игру, к чему ни у меня, ни у Морвенны не было никаких способностей. Нам нравились простые игры, не требовавшие особой сосредоточенности, и часто мы оставляли наших мужчин наедине. Я была удивлена и расстроена, впервые узнав о том, что они играют на деньги.

Джервис, я помню, был тогда в прекрасном настроении. Ему удалось выиграть у Джастина приличную сумму. Мне это не понравилось.

- Зачем это? - спросила я. - Он ведь гость в нашем доме, Джервис сначала глянул на меня в изумлении, а потом расхохотался.

- Ну что ты, милая!

Он чудесно провел у нас вечер, ему очень понравилось.

- Понравилось проигрывать деньги?

- Но это тоже входит в правила игры. Я выяснил, что он любит настоящую игру.

- Не думаю, что он любит проигрывать деньги.

- Ну, разумеется, мы все предпочитаем выигрывать, - он подхватил меня и сделал несколько танцевальных па. - Какая же ты все-таки забавная малышка, Анжелет.

Он охватил ладонями мой подбородок и нежно поцеловал меня.

Ты очень забавно рассуждаешь, а ведь знаешь, что большинство мужчин любит азартные игры.

- Да, пожалуй, - ответила я. - Только вот мне показалось, что Джервис и Джастин любят азартные игры больше, чем большинство мужчин.

Они все чаще начали играть в карты. Когда мы приходили к Морвенне, или они к нам, мне казалось, что мужчины не могут дождаться того момента, когда можно будет сесть за карточный стол.

В основном они играли в покер. Иногда я наблюдала за ними и видела огоньки в глазах и раскрасневшиеся щеки. Это больше походило на навязчивую страсть, чем на возбуждение. Обычно я надеялась на то, что в результате игры оба останутся при своих деньгах.

Выяснилось, что гораздо чаще выигрывает Джастин. Джервис пожал плечами.

- У всех бывают полосы везения и невезения.

- Похоже, у тебя полосы невезения гораздо шире, чем у Джастина, заметила я.

Так уж сейчас складывается, но это переменится. Самое волнующее в везении и есть то, что оно совершенно непредсказуемо, вот почему говорят "госпожа удача", она, как женщина.

Ты находишь и меня непредсказуемой? Джервис обнял меня.

- Конечно, нет, но разве я не говорил тебе, что ты уникальна. Вот почему я и люблю тебя.

Наедине с Джервисом я чувствовала, что мои опасения рассеиваются. Он очень убедительно умел объяснить, что все неприятности не стоят того, чтобы даже говорить о них.

Поначалу мне казалось, что Джастин и Джервис очень похожи, В определенном смысле так и было: их стиль жизни, их приветливость к окружающим, их любовь к азартным играм. И отсутствие постоянных занятий. Я поняла вдруг, что всю жизнь меня окружали работающие люди. В Кадоре постоянно возникали какие-нибудь проблемы, и мой отец непрерывно занимался делами поместья; мистер Пенкаррон глубоко вникал во все вопросы, связанные с шахтой; наши друзья, жившие в Полдери, были либо юристами, либо врачами; дядя Питер был полностью погружен в свой бизнес; Мэтью был занят в палате общин; Питеркин и Френсис работали в своей миссии, но с Джервисом и Джастином дела обстояли по-другому.

Джастин сказал, что он еще присматривается, но собирается чем-нибудь заняться. Он ведь недавно прибыл из Америки, где был занят производством хлопка, а пока "нащупывал свой путь". У Джервиса же не было таких претензий, его вполне удовлетворяла нынешняя жизнь. Он был уверен в том, что в один прекрасный день сорвет такой куш за карточным столом, что сразу же сделает себе состояние.

Иногда я пыталась спорить с ним, говоря:

- Если ты даже и сделаешь состояние за карточным столом, то немедленно начнешь на него играть снова.

- Да, и тогда выиграю крупное состояние.

- А ты забыл, что произошло с твоим предком? - Если бы я и хотел, мне не дали бы забыть. Я выучил это предание как молитву.

- Ну что ж, возможно, у тебя еще осталось что-нибудь в голове.

Джервис смеялся надо мной, когда я пыталась говорить серьезно. Иногда это раздражало меня, но, благодаря своему очарованию он всегда умел вывести меня из этого настроения.

Мы были частыми гостями в доме на Вестминстерской площади. И тетя Амарилис, и Елена интересовались нашими делами совершенно по-матерински Амарилис, видимо, потому, что так она относилась ко всем младшим членам семьи, а Елена - от того, что она "вывела нас в ,свет".

Обеды у них доставляли мне наслаждение. Там всегда велись интересные разговоры, особенно когда присутствовал дядя Питер. Он частенько спорил со своей невесткой Френсис, но, по-моему, уважал ее, как всех людей, живущих активной жизнью.

Часто предметом разговоров становилась политика, и иногда мне хотелось бы послушать полемику между Мэтью и дядей Питером, но Мэтью всегда соглашался со взглядами наставника. Например, он осуждал затянувшееся, по его мнению, премьерство Палмерстона.

- Конечно, ему пора в отставку, - заявил дядя Питер. - Если он сделает это, следует ожидать возвращения к власти нашей партии и высокого поста для тебя.

Мэтью сказал, что премьер никогда не уйдет в отставку.

- Он умрет в упряжке, таков уж этот старик. Иногда он кажется полусонным, а то и вовсе спящим. Сидит на скамье, полуприкрыв глаза.., просто настоящий денди - во фраке, в светлых брюках, в перчатках: он никогда не снимает перчатки. Можно подумать, что он не слышит ни единого слова из дебатов, а потом встает... Ну, вы знаете, как он любит высмеивать.., заставлять зал хохотать, и вдруг оказывается, что он набирает при голосовании нужное число голосов.

- Весьма замечательный человек, - сказал дядя Питер. - Ему бы следовало быть с нами.

- Это верно, - согласился Мэтью. - А как еще иначе могут прекратиться слухи о его любовных делах? Кто бы мог подумать, что премьер-министр получит прозвище "Купидон"?

Я любила слушать эти забавные мелочи из жизни людей, чьи имена знал весь мир. Да, эти обеды всегда доставляли мне удовольствие. Нравились они и Джервису. Временами я чувствовала, что дядя Питер слишком хорошо все понимает. Полагаю, он знал и о склонности Джервиса к азартным играм, поскольку однажды он сказал мне: "Тебе бы нужно было держать своего мужа потверже. Слишком уж его тянет к игорному столу". Дядя Питер разбирался в таких вещах. Он сколотил свое состояние как раз на клубах, где азартные игры были основным источников дохода среди прочих развлечений.

Он внимательно присматривался и к Джастину, и я была уверена в том, что Джастин озадачил его гораздо больше, чем Джервис.

А затем наступил тот вечер в доме дяди, который изменил нашу жизнь, хотя тогда я этого не понимала. Вновь обсуждался преклонный возраст Палмерстона и выражалась обеспокоенность состоянием здоровья лорда Дерби, который наверняка победил бы премьера на следующих выборах. Потом перешли к Бенджамину Дизраели, который тоже метил на высший пост, затем дядя Питер вдруг сказал:

- Кстати, у меня есть новости от Бенедикта.

Я заметила, как Джервис бросил на меня взгляд. Я была, конечно, взволнована, но это было не то чувство, которое я испытывала до признания Джервису. Он сумел убедить меня в том, что я ни в чем не виновата и что следует выбросить все из головы.

Дядя Питер продолжил:

- Он редко пишет. Я думаю, что все оказалось не так просто, как Бен полагал вначале, но теперь, похоже, дела пошли на лад. - Он пояснил Джервису и Джастину:

- Бенедикт - мой внук от первого брака, весьма независимый молодой человек, решивший отправиться в Австралию, узнав о том, что там обнаружены золотые россыпи.

- Это случилось уже давно, - добавила тетя Амарилис.

- Да, давненько. Бенедикт вообще не любит писать, а уж когда дела плохи - тем более. Но, должен сказать, он оказался настойчивым парнем. Он отправился в Австралию, убежденный в том, что вернется назад с состоянием, а он не из тех людей, которые способны признать свое поражение. Вот почему он до сих пор там. Он сообщил, что нужно еще много работать, но судьба уже повернулась к нему лицом. Он пишет, что этим золотом до сих пор едва зарабатывал на жизнь, но никогда не терял надежду. А вот теперь, судя по всему, эти надежды готовы оправдаться.

- А в какой части Австралии он живет? - спросил Джастин.

- Где-то к северу от Мельбурна.

- Я помню, сколько разговоров было о найденном там золоте, - сказал Джастин. - С тех пор прошло уже лет десять. Нечто похожее происходило и в Америке, но, по-моему, несколько раньше. Кто-нибудь находит золото, начинаются разговоры, и полстраны бросается туда. Однажды кто-то разбогател в местечке под названием Голденпойнт в Австралии. Люди бросали все, чтобы отправиться туда, и считали, что вернутся назад миллионерами.

И их надежды оправдались? - спросила я. Только у некоторых.

- Ну что ж, будем надеяться, что Бенедикту повезет, - сказал дядя Питер. - Почему-то мне кажется, что он не вернется домой, пока не добьется своего. Либо он преуспеет, либо останется там до конца жизни в надежде на удачу.

- Это очень интересно, - заметил Джервис. - Я могу понять, как людей затягивает это.

- Азартная игра, - заявил дядя Питер. - Там тоже очень многое зависит от везения. Можно работать круглые сутки и ничего не найти, а потом на это место придет кто-то другой и за неделю сколотит себе состояние.

Тетя Амарилис передернула плечами:

- Мне кажется, это просто ужасно. Дядя Питер добродушно улыбнулся ей:

- Не беспокойся, моя милая. Я не собираюсь бросать все и отправляться на золотые россыпи Австралии.

Все рассмеялись, и разговор зашел о чем-то другом. По дороге домой Джервис был задумчив.

- Меня заинтересовал Бенедикт, - сказал он. - Это ведь о нем ты мне рассказывала?

Я кивнула.

- Судя по всему, у него сильный характер.

- О да. Я уверена, что он найдет свое золото.

- Похоже, это заняло у него уже довольно много времени.

- Да, но, в конце концов, он своего добьется. Вспоминал ли Джервис когда-нибудь о тех моих давних переживаниях, которыми я поделилась с ним? Интересно, что я могла теперь вспоминать о происшедшем без всякого страха. Задумавшись, я не заметила, что в этот вечер и Джервис был очень уж задумчив.

***

Через несколько дней он выложил мне новость. Мы были в гостях у дяди Питера, и Джервис, оставив меня с тетей Амарилис, уединился с дядей Питером. Когда позже они присоединились к нам, мне показалось, что Джервис несколько возбужден, а дядя Питер был, как всегда, воплощением спокойствия. Видно было, что Джервису не терпится отправиться домой.

Дома он был молчалив, и, когда мы, наконец, оказались в спальне, я спросила его, не случилось ли какой-нибудь неприятности.

- Неприятности? - переспросил он. - Нет, все в порядке. Как ты смотришь на то, чтобы отправиться в Австралию?

- Что? - изумилась я.

- Я еду туда, - сообщил он, - и если тебе понравится эта идея, то, надеюсь, мы поедем вместе.

- Джервис, о чем ты говоришь?

- Полагаю, лучше начать с самого начала.

Я в долгах.., по уши.

Меня охватила ужас:

- Как это могло случиться? Ведь я пыталась...

- Я знаю, что ты пыталась. Я много должен Джастину, но это не так важно, главное - клубы. Я должен расплатиться с долгами, иначе меня никогда не пустят ни в один из клубов.

- Возможно, это было бы к лучшему.

Ты ничего не понимаешь, Анжелет. Существуют долги чести. Можно повременить с долгом у портного или мясника, но карточные долги в клубах следует платить.

- Сколько?

- Я сам в точности не знаю. Но они слишком велики, чтобы я с ними справился. Это плохие новости, а теперь о хороших. Дела с долгами можно уладить, я переговорил с дядей Питером.

- Зачем ты втянул его в это?

- Он владеет несколькими клубами, где я должен.

- Ах, Джервис, я так надеялась, что ты исправляешься.

- Прости меня, - сокрушенно сказал он, - но послушай дальше. Мы поедем в Австралию, отыщем там золото и станем миллионерами. И тогда я расправлюсь со своими долгами одним небрежным жестом.

- А что тебе сказал дядя Питер?

- Он уладит дела с моими долгами, оплатит нашу дорогу, ну и кое-что на первое время, чтобы нам было на что жить. Он написал Бенедикту письмо с просьбой встретить нас и помочь там устроиться. Так что вскоре мы отправляемся за моря искать приключений.

- А почему дядя Питер должен оплачивать твои долги?

- Ну, он не столь бескорыстен, как ты думаешь. Твой дядя - расчетливый бизнесмен и хочет получить обеспечение под свои деньги.

- Что ты имеешь в виду?

- Этот дом, конечно.

- Это свадебный подарок моих родителей!

- Это ни в коей мере не лишает его ценности.

- Джервис, что ты наделал?

- Пока еще ничего. Все еще висит в воздухе, но это прекрасное решение. В общем-то - это единственное решение, иначе я боюсь, что вскоре окажусь в долговой тюрьме. Я все больше и больше сознаю, что обязан найти выход из этого положения. Я должен что-то делать, Анжелет. И поэтому мы отправимся в Австралию.

Ты только представь себе: с волнением отправляться на эти золотые поля, никогда не зная, станет ли этот день твоим.

- Мы в этом совершенно не разбираемся. И где мы будем жить?

- О, там есть, где жить. Опытный и знающий Бенедикт все нам расскажет, от него мы получим все необходимые сведения. Похоже, ты не горишь энтузиазмом, Анжелет?

Трудно ожидать этого от меня, потому что считаю это безумием. Вдобавок ко всему ты отдал наш дом дяде Питеру, чтобы оплатить свои долги. Ты не имеешь права на это.

- Это только на бумаге. Когда мы вернемся назад с миллионами в слитках или самородках, мы вернем ему все долги и получим назад свой маленький домик. Хотя может случиться и так, что Анжелет Мэндвилл, став миллионершей, пожелает жить в более роскошном доме.

Деревенская усадьба и городской дом. Ты не слышала, нет ли где-нибудь замков на продажу?

- Будь серьезным, Джервис.

- Я пытаюсь, но меня очень волнует этот проект. Я нутром чую - это как раз то, что мне надо.

Мы долго говорили об Австралии. Все это казалось мне безумным сном, чем-то, что никак не соотносилось с реальностью. Меня очень огорчили долги и то, что Джервис ради их оплаты решился заложить наш дом.

Я подумала, что это может быть одной из тех выдумок, которыми Джервис любил тешить себя и в который верил лишь наполовину. Но на этот раз все обстояло иначе. Он на самом деле разговаривал с дядей Питером, который позже сказал мне:

- Я думаю, это не такая уж плохая идея. Джервис относится к тем, кто всегда готов вступить в азартную игру, его ничто не исправит. Пока вы будете в отъезде, я обо всем позабочусь. Если он действительно сумеет сколотить состояние - это может успокоить его.

Молодые люди со скромными средствами изо всех сил рвутся приумножить их. Возможно, став богатым, он остепенится.

- Вы действительно думаете, что нам следует отправиться в Австралию?

- Как я сказал, мне это кажется неплохой идеей. Люди начинают поговаривать о склонности Джервиса.., не о склонности играть, а о склонности не платить. Человеку, ведущему такой образ жизни, необходим солидный доход. Пусть он отправляется в Австралию, это может пойти ему на пользу. Я уже написал Бенедикту и уверен, он сделает все, чтобы помочь Джервису.

В Лондон приехали мои родители. Я знала, что им не понравится эта идея, особенно моей матери. Это было понятно: она вспомнила о своем путешествии в Австралию, которое закончилась ужасным несчастьем.

Я была убеждена в том, что мой отец мог бы разделаться с долгами Джервиса более простым образом, но уже начинала понимать, что это не было бы решением проблемы. Джервис должен что-то сделать сам. Азартная игра для него была страстью, почти болезнью, имеющей склонности к повторяющимся приступам. Если бы он смог сколотить состояние в Австралии, эта страсть могла уменьшиться, возможно, даже исчезнуть. И я пришла к заключению, что мы должны совершить эту попытку.

Грейс была в ужасе:

- Вы только подумайте об ужасных трудностях, ожидающих вас там.

- Да, мать говорила об этом, но ведь она ездила туда давно. Теперь там многое изменилось.

Я была полна мрачных предчувствий, но Джервис горел энтузиазмом. Я думаю, он пережил настоящий испуг, осознав масштаб своих долгов и последствия, которые это повлечет. Он был в отчаянии, а теперь ему предоставлялась возможность почетного выхода из ситуации.

Услышав о моем отъезде, Морвенна очень опечалилась. Джастин ходил в задумчивости, а затем в один прекрасный день Морвенна явилась ко мне в состоянии крайнего возбуждения. Еще до того, как я успела спросить ее, что случилось, она выпалила:

- Мы едем вместе с вами. Джастин считает, что будет просто великолепно, если нам тоже удастся сколотить состояние на золотых россыпях. Он уже давно подумывал о том, что ему подошло бы именно такое дело.

Я посмотрела на нее и рассмеялась, потом мы крепко обнялись.

Мне кажется, всем стало немножко легче при мысли о том, что мы отправляемся туда вчетвером. Особенно оживилась Грейс:

- Это совсем другое дело. Морвенна хорошая подруга, а Джастин с Джервисом прекрасно ладят друг с другом.

- Боюсь, они оба склонны к азарту.

- Ну что ж, будем надеяться, что на этот раз их азарт приведет к желанному результату.

После этого я начала смотреть в будущее с большим энтузиазмом. Оно обещало стать настоящим приключением, и, как я сказала матери, нам могло очень быстро повезти. В таком случае мы сразу же вернемся домой. Кто знает, возможно, в это же время в следующем году мы будем уже вместе.

Пришел ответ от Бенедикта. Он обещал сделать все возможное, чтобы помочь нам. Мне он написал отдельное письмо, в котором сообщил, что часто думает обо мне и рад возможности встречи.

Я была уверена, что узнаю Бена: слишком живы были воспоминания.

Как бы меня ни печалило расставание с семьей, перспектива начать новую жизнь вызывала радостное волнение.

В назначенный день мы приехали в Тилбри и поднялись на борт корабля "Принц Альберт", пункт назначения - Мельбурн.