«Сокровище по имени няня»

Кэтрин СПЭНСЕР СОКРОВИЩЕ ПО ИМЕНИ НЯНЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Такой день должен быть дождливым. И чтобы с деревьев падали капли. Тихо, непрерывно. Как всю долгую ночь — слезы. И небо должно быть траурно-серым. И океан — укутан туманом как саваном. Но нет. День стоял неприлично роскошный. Солнце сияло. И сад пламенел геранью и ранними розами.

Даже дом будто улыбался. Сиял арбузно-розовыми стенами и искрящимися филенками окон. Тянулись к ясному небу четыре элегантных трубы. Поблескивали белые крашеные карнизы. Сверкал на солнце медный молоток, заменявший дверной звонок. Угрожающая красота — такая, что глаза Николь наполнились слезами. И как теперь, заплаканной выйти из машины? Николь несколько раз моргнула.

Вдруг дверь широко распахнулась. На пороге появилась женщина средних лет. Она задержалась на верхней ступеньке, разговаривая с кем-то в доме. Сочувственно покачала головой и протянула руку, будто поглаживая кого-то невидимого по плечу.

Николь подумала: как раз так и должна выглядеть няня. Приятно полная, знающая свое дело, оптимистичная. Платье из ткани с набивным рисунком и белые мягкие туфли. В нынешнем возрасте Томми совсем не нужна женщина, по уши погрязшая в собственном несчастье.

Еще раз моргнув, Николь перевела взгляд на клумбу с темно-синими гортензиями, окруженными остролистыми маргаритками. «Будьте в два», — сказал по телефону голос. Было без пяти, когда она свернула на тихую дорогу, ведущую к кованым железным воротам. Именно такие и описывала женщина, которую она вчера встретила в доме Арлин. У нее еще есть минута. Может быть, две. Надо приготовиться к самому виртуозному спектаклю в жизни. Но разве дано человеку даже на минуту забыть о таком свежем горе? И как постоянно прятать его под маской невозмутимой деловитости?

Претендентка на место няни с большой белой корзиной на широком запястье спустилась по ступенькам. Проходя мимо машины Николь, она любезно кивнула.

Николь будет доброй и твердой. Ее заботами Томми научится любить зеленый горошек и шпинат и вовремя ложиться спать. А если заплачет, призывая папу и маму, она успокоит его в своих ласковых объятиях. Но этого мало. Только она, Николь, может по-настоящему понять его утрату. И только она может возместить ее.

Парадная дверь дома по-прежнему была открыта. Из нее вышла вторая женщина, старше и стройнее, и кивнула Николь с верхней ступеньки. Николь ответила на приветствие и быстро посмотрела в зеркало заднего вида. Слава Богу, краснота глаз после бессонной ночи в слезах исчезла. Нельзя выглядеть убитой горем.

— Должно быть, вы — та молодая леди, которая звонила утром? Мисс Беннет, правильно? — Женщина говорила с заметным английским акцентом. На ней было гладкое серое платье и накрахмаленный белый передник. — Хорошо, что вы приехали вовремя. Командор любит пунктуальность.

«Командор любит». Эти слова привели Николь в ужас. Мысленно возник образ стареющего военного с солдатской выправкой, помешанного на армейской дисциплине. А Томми всего четыре. Ох, несчастное дитя!

— Много претенденток на работу? — быстро спросила Николь, чтобы снова не расплакаться.

— Боюсь, всего трое, — покачала головой женщина. — Вы наша последняя надежда, если не появится неожиданно еще кто-нибудь. Такая трагическая утрата, бедный доктор Джим с женой в могиле. Командор Уорнер в отчаянии. Ведь он остался папой для их мальчика. — Она достала из кармана передника платок и вытерла набежавшие на глаза слезы.

«Не плачь, — беззвучно молила ее Николь, — или я тоже разрыдаюсь и не смогу остановиться».

— Я поняла так, что у командора Уорнера нет своих детей?

— Милостивый Боже, нет! — воскликнула женщина, взяв себя в руки. — Он даже не женат, несмотря на попытки некоторых особ. Больше того, для маленького Томми он обычно был дядей, который живет где-то далеко-далеко. И даже нельзя сказать, что командор ему дядя, скорее троюродный брат, но какое это имеет значение? Самое важное, что они нашли друг друга, и слава Богу. Иначе не представляю, как бы каждый из них пережил это ужасное время. Пойдемте сюда, дорогая. Командор побеседует с вами в библиотеке.

Ковер, ведущий от парадной двери в глубину дома, покрывал натертый пол из темного дерева. Женщина провела Николь по широкому сводчатому коридору, из которого видна была залитая светом гостиная. Напротив нее располагалась столовая, где точно на середине светлого ковра стоял обеденный стол и восемь стульев с высокими спинками. Интересно, Томми тоже здесь завтракает и обедает? Командор понимает, что четырехлетние дети часто выплевывают еду на пол?

— Командор, здесь мисс Беннет.

— Спасибо, Жанет. Пусть войдет. — Голос низкий, глубокий, бархатный. Такой мог бы быть у певца. Но у Николь сложилось впечатление, что тон до смешного властный и неприятный.

Женщина ободряюще улыбнулась и свернула в узкий коридор под лестницу. Там, наверно, было кухонное крыло.

«Не бросайте меня, — хотела крикнуть ей Николь. — Я не справлюсь одна!»

— Вы здесь, мисс Беннет? — На этот раз голос из библиотеки еле сдерживал нетерпение.

— Да, — еще стоя на пороге, выдохнула она.

— Тогда будьте так добры, предстаньте во плоти. Теперь в голосе звучала сталь. И без всякого

Бархата. Если она еще немного потопчется, беседа закончится, даже не начавшись. Взяв себя в руки, она вошла в библиотеку, моля Бога, чтобы ей удалось найти правильное сочетание компетентности и почтительности.

Мужчина встал из-за красивого, в георгианском стиле, стола и пожал ей руку. И выглядел он совсем не так, как она себе представляла. Лет тридцати с небольшим, высокий, широкоплечий, с потрясающими голубыми глазами и гранитным подбородком. Классический Голливудский Тип в самой привлекательной ипостаси.

— Как поживаете? Я Пирс Уорнер. — Пожатие короткое и твердое. — Садитесь, пожалуйста, мисс Беннет.

— Спасибо. — Она с испугом услышала свой голос.

Последний раз она так нервничала, когда пришла на заключительное собеседование в клинике. Тогда едва высохли чернила на ее дипломе медсестры, а она от страха уже не помнила, сколько у человека конечностей. Но это случилось шесть лет назад. И она полагала, что возраст неуверенности уже миновал.

Все шесть лет Николь ухаживала за больными детьми, утешала несчастных родителей. Много раз она ждала, что сердце не выдержит. Но все же ей удавалось сохранять самообладание. Почему же сейчас, в такой критический момент, сила воли изменила ей?

— Расскажите о себе, мисс Беннет, — приказал командор, внимательно разглядывая ее.

— Хорошо, — начала она, тайком вытирая мокрые ладони о юбку. — Здесь я недавно.

— Вы считаете, это имеет отношение к делу? — Темные брови выразили явное пренебрежение.

— Да.., ммм.., нет! — Она замолчала. — Я имела в виду.., что вы захотите поговорить с моими предыдущими работодателями. Но у меня хорошие рекомендации.

Она достала из соломенной сумки, лежавшей на коленях, плотный коричневый конверт с документами и протянула ему.

Он отодвинул его в сторону и сложил руки на столе. Она отметила, что ногти у него короткие и безукоризненно чистые.

— Я больше заинтересован, — он окинул ее всезамечающим взглядом, — услышать от вас, почему вы считаете, что именно вы — самая лучшая кандидатура на место няни для моего подопечного.

Николь в очередной раз набрала побольше воздуха и выдохнула, надеясь в конце концов произвести хорошее впечатление. Но опять сказала совсем не то, что хотела:

— Мне лучше сразу объяснить, что я никогда няней не работала.

— Ваше замечание представляется мне решительно неуместным. Почему же вы взяли на себя труд отнимать время у меня и у себя? — Он сощурился так, будто заметил на горизонте вражеский корабль.

— Потому что, — пустилась она наконец в плавание, надеясь, что вспомнит фразы, которые репетировала всю прошлую ночь, — у меня большой опыт работы с детьми, особенно с теми, которые пережили стресс. И я понимаю, что ваш подопечный… — она поперхнулась на этом холодном слове. Ведь они говорят о Томми. О ее племяннике. Теплом, живом ребенке, отчаянно нуждающемся в любви и нежности, которыми она так хочет окружить его.

— Продолжайте, мисс Беннет.

Видел ли он, как она стискивает руки под столом? Догадывается ли, что кожа онемела от холода, хотя на улице двадцать семь градусов тепла?

— Я понимаю, — снова начала она, отключив все мысли, кроме одной — убедить его, что она именно такая няня, какую он ищет, — что ваша семья недавно пережила ужасную трагедию. Ваш подопечный потерял обоих родителей. Разрешите мне высказать самое искреннее сочувствие.

Он наклонил голову в знак признательности. Этот жест мог бы показаться холодным и бесстрастным, если бы не дрогнувший вдруг подбородок.

— Я долго жила вдали от семьи, а сейчас переехала в Орегон, чтобы быть поближе к родственникам. — Она старалась говорить правду и при этом не раскрыть истинной причины. — И конечно, мне нужно зарабатывать на жизнь. Когда я услышала, что вы ищете няню на полный день, то подумала, что это как раз те обязанности, с которыми я справлюсь. Я медсестра детского отделения, командор Уорнер. Последние три года работала в отделении интенсивной терапии. Сестрам в таких отделениях приходится часто сталкиваться со смертью и учиться состраданию. Если у них это не получается, они быстро уходят. Я могу помочь вашему подопечному пережить трудное время и готова приступить к работе прямо сейчас.

— Сколько вам лет?

— Двадцать девять.

— Матери Томми недавно исполнилось двадцать восемь. — Он тихо, пробарабанил пальцами по столу, мрачно глядя в окно.

«Знаю, — могла бы сказать ему Николь. — Она на восемнадцать месяцев младше меня. У нее день рождения в феврале».

— По-моему, лучше, если за ним будет ухаживать женщина в чем-то близкая его матери, — проговорила Николь.

— Согласен. — Он подвинул к себе конверт из коричневой бумаги. — Вы понимаете, что вам придется жить здесь? Что у вас почти не будет свободного времени, чтобы проводить его с родственниками? Вы нужны мне здесь по крайней мере пять дней в неделю.

— Конечно. — Николь стала почти беззаботной. И едва удержалась, чтобы не сказать, что готова работать все семь дней в неделю.

— Вас ждет беспокойный сон. Том каждую ночь плачет и зовет мать.

Ох, родной мой! — подумала Николь. Как она хотела поскорее прижать его к себе. Сердце обливалось кровью при мысли об одиночестве малыша.

— Я медсестра. Для меня ночная работа привычна.

Пирс тихо что-то насвистывал. Потом снова посмотрел на нее.

— Женщина, первой пришедшая по объявлению сегодня утром, сама выглядела ребенком и явно не годилась на роль няни. Та, что явилась перед вами, последние одиннадцать лет служила в одной семье. Идеальный вариант. Но она может начать работать у меня только в конце месяца…

Николь почти не дышала, чувство победы заполнило ее. И будто для того, чтобы ускорить принятие решения, из глубины дома донесся детский плач.

— По-моему, я не смогу так долго ждать, — решил командор и показал пальцем на конверт. — Рекомендации… Наверно, мне надо их прочесть. Или это обычная трескотня?

— Решать вам.

— Правильно. — Он пожал плечами. — Не хотите, мисс Беннет, кофе или еще чего-нибудь?

— Я бы выпила холодной воды.

— По-моему, мы можем придумать кое-что получше. — Он улыбнулся, и неожиданные ямочки заиграли на щеках. — Я попрошу Жанет принести что-нибудь для вас в патио. — Он показал на открытые французские двери на другой стороне библиотеки.

У Николь перехватило дыхание от открывшегося вида. Расположенный над обрывом дом террасами спускался к берегу, к которому вели выложенные кирпичом дорожки. Извилистая лестница, такая же, как и возле парадной двери, спускалась к плавательному бассейну, устроенному в естественной выемке и скале. Клумбы опоясывали маленькую лужайку с подстриженной травой. Внизу бесконечный океан отражал безоблачное небо.

На дорожке, усаженной вьющимися растениями, появилась Жанет с нагруженным подносом.

— Чудесный вид, правда? — Она поставила поднос на столик под большим зонтом и подошла ближе к Николь. — Здесь покой окутывает человека до глубины души.

К Николь это не относилось. В ее сердце красота и покой только усиливали боль.

— Как прошла беседа? — Жанет наливала какую-то жидкость из запотевшего кувшина в высокий бокал на ножке.

— Трудно сказать. Надеюсь, что получу работу.

— Да, дорогая, замечу лишь, командор не стал бы оставлять в доме неподходящего человека. Если бы он решил, что напрасно тратит на вас время, вы были бы уже за дверью. Попробуйте лимонад. Натуральный. Из только что выжатого лимона.

— Спасибо.

— На тарелке бисквиты… Если захотите перекусить…

Завтрак остался далеким воспоминанием. Вчера она не обедала. Но мысль о еде вызвала у Николь тошноту. Из вежливости она отломила кусочек бисквита.

— По правде, мне хотелось бы увидеть мальчика. Вы не могли бы привести его?

Опять Николь сказала не то, что надо. Жанет отпрянула, будто услышала неприличное предложение.

— Ох, дорогая, это не мое дело! — воскликнула она. От потрясения ее акцент стал заметнее.

«Но мальчик — мой племянник. Мне необходимо его видеть, необходимо держать его на руках. Вдыхать запах его волос. Целовать нежную кожу на затылке. Мне необходимо знать, что он не чувствует себя одиноким и брошенным». Мысли вихрем неслись у Николь в голове.

— Надеюсь, хозяин быстро примет решение. — Жанет поправила верхнюю часть передника и вздохнула. — Признаюсь вам, у меня много работы. Приходится управлять домом и не спускать глаз с Томми. Он хороший мальчик, но, вы же знаете, в таком возрасте дети успокаиваются, только когда спят.

— Где он сейчас?

— Спит. Почти всегда в полдень он спит примерно полчаса. — Жанет сочувственно коснулась плеча Николь. — Уверена, что командор приведет его сюда и представит вам. Если ему понравится то, что скажут о вас.

— Скажут обо мне?

— Когда я принесла ему лимонад, он говорил по междугородному телефону. — Жанет, точно секретничая, наклонилась к Николь. — И я подслушала, как он упоминал ваше имя.

Командор пьет лимонад, усмехнулась Николь. Стакан рома больше подошел бы ему…

— Почему вы называете его «командор»?

— Это его чин. Вы не знали, что он моряк? А сейчас проектирует военные корабли. Из-за больной спины он не может продолжать военную службу. Он мечтал о морс еще в возрасте Томми. Ему не исполнилось и восьми, а он уже научился плавать на лодке с парусом. Каждую свободную минуту крутился на стоянке яхт, знал название каждой и сделал модели большинства из них. Когда вырос, пошел в морскую академию, и потом — слава на всем пути. Местный герой, можно сказать.

Жанет еще ближе наклонилась к Николь, будто то, что она говорила, было секретом, который открывают только избранным.

— Видели бы вы его медали. Он участвовал в войне в Персидском заливе, был ранен. На мостике произошел взрыв, и он спас одного из своих людей. И получил награду за храбрость, или как ее там называют.

— Почему бы вам еще не сообщить размер моих ботинок? — вмешался в разговор предмет восхищения Жанет. Пирс быстро вышел в патио, улыбаясь своей домоправительнице.

У него глаза голубее неба, отметила Николь. А улыбка просто ослепляет.

— Ох, командор! — воскликнула Жанет, покраснев, как девушка. — Я не слышала, как вы подошли.

— Сделаю выводы. — Став серьезным, он перевел взгляд на Николь. — Забирайте лимонад, и пойдем в дом, необходимо кое-что уточнить, мисс Беннет.

Он даже не сказал «пожалуйста» или «прошу вас». Привык отдавать приказы.

— Почему вы не сказали, что работали в клинике Мэйо? — спросил он, едва они сели.

— Вы считаете это относящимся к делу? — не удержалась она. Вопрос вырвался раньше, чем Николь успела подумать.

Его глаза сверкнули веселым изумлением.

— Если бы вы служили на флоте, я бы сделал вам замечание за несоблюдение субординации. Но в нынешней ситуации меня занимает другое. Что привлекает вас в подобной работе при вашей квалификации?

— Мне нужна перемена, — вздохнула она.

— Почему?

И снова зашевелилась боль, угрожая полностью затопить ее. Пытаясь выгадать время, Николь подошла к французским дверям и встала к нему спиной, чтобы он не заметил засверкавшие в глазах слезы.

— Любая медсестра, работавшая в реабилитационном отделении, скажет, что рано или поздно начинается профессиональное сгорание. — Николь старалась подавить дрожь в голосе. — Наверно, вы думаете, что мы привыкаем к смерти. Нет. Особенно когда это касается детей. Фактор стресса становится неизбежным. — Она помолчала. Ей нелегко давался обман. Как Николь хотелось набраться смелости и открыть ему правду! Но еще рано. Слишком велик риск. — Я почувствовала, что пора изменить обстановку.

— Ценю ваше отношение к работе, мисс Беннет, и сочувствую вам. Но для меня главное — благополучие моего подопечного. У меня появились сомнения. Способны ли вы облегчить его состояние, испытывая стресс?.. Сможете ли поддержать его?

— Если я чувствую необходимость в перемене работы, это еще не означает, что я перестала любить детей, возразила она, радуясь, что снова абсолютно честна. — Вы можете положиться на меня. Интересы вашего подопечного всегда будут важнее моих собственных.

— Я буду вам об этом напоминать.

Она осмелела и посмотрела на него с надеждой.

— Вы хотите сказать, что я принята?

— Не совсем. Прежде чем мы примем решение, вы должны встретиться с Томом.

— Это разумно, — согласилась она. — Нет смысла приходить к окончательному решению, пока мы не увидим, как у нас пойдут дела.

— Я приведу его. — Командор вложил в конверт рекомендации и протянул ей. — Вероятно, он будет с вами застенчив. За последнюю неделю мальчик видел много незнакомых людей и явно смущался. Но уверен, вы это учтете.

— Конечно.

Надо взять себя в руки. Командор заметит каждое фальшивое движение. Чего бы это ни стоило, она должна выглядеть спокойной и уверенной. Должна убедить его — лучшей няни для Томми не существует.

У нее огромный опыт — долгие годы работы в реанимации. В конце концов, Томми — здоровый мальчик, а не несчастная больная душа без будущего. И тут открылась дверь. Николь увидела на руках у командора малыша и забыла обо всем. Забыла успокоительные тренировки, свою ложь — все.

— Это Том, мисс Беннет.

Вместо того, чтобы сказать разумные слова, вроде «Привет, Том. Рада познакомиться», Николь прижала ко рту палец, чтобы унять дрожь, и запричитала:

— Ох! Я догадывалась, что он должен быть красивым. Но не представляла, что возможно такое совершенство!

— Посмотрим, что вы скажете после того, как он три дня кряду разбудит вас в пять утра, — сухо заметил командор, опуская Томми на пол.

Мальчик прижался к коленям дяди и разглядывал Николь широко раскрытыми глазами. Его лицо разрумянилось после сна, вспотевшие волосы легли на одну сторону. В руке он держал старенький детский плед, который волочился за ним по полу.

Ей так хотелось прижать к груди нежное тельце мальчика, но она не рискнула. Слезы слишком близко. Если она расплачется, то образ рассудительной, уверенной няни исчезнет как дым. Николь быстро отвернулась, не дав судороге исказить черты. Потом полезла в сумочку за платком и высморкалась.

— Простите, — проговорила она. — Захотелось чихнуть, но все прошло.

— Наверно, вы простудились?

— Нет, — поспешила она успокоить его. — Я здорова. — Она села на корточки и улыбнулась Томми. — Привет, солнышко. Я Николь.

— Привет, — ответил мальчик. Если бы заговорили ангелы, подумала она, их голоса звучали бы так же.

— У тебя очень симпатичный плед. Ты берешь его с собой в постель?

— Да, — подтвердил он, отпуская дядину ногу и делая шаг к Николь. — Это мое ди-ди.

— Это одеяло, Том, — мягко поправил его командор. — Большие мальчики не говорят как малыши. Пожми руку мисс Беннет.

Боже милостивый, этот мужчина умеет разговаривать с четырехлетними детьми так же, как она с орангутанами!

— Лучше покажи мне сад, — предложила Николь, понимая, что мальчику явно смущен и надо что-то предпринять. — Если дядя не возражает?.. — с опозданием взглянула она на командора.

— Пожалуй, — согласился он. — Это позволит вам лучше познакомиться. Иди, Том, покажи мисс Беннет сад.

— Хорошо, — оживился Томми. — Но не бассейн. Мне не разрешается ходить к бассейну одному. Это нарушение правил.

— Нет, не бассейн, — заверила его Николь. — Я лучше посмотрю цветы.

Мальчик с минуту подумал, потом подошел и взял ее за руку.

— У меня есть сад в доме, — охотно сообщил он. — Я сажаю семена и потом поливаю.

— Сам? — очарованная, воскликнула она.

— Да. И они растут большие, как дерево. — Он высоко поднял руку, лицо оживилось от волнения.

— Стоп, Том! — остановил его дядя. — Помнишь, что мы говорили о преувеличениях? Пожалуйста, ближе к фактам.

Проглотив возражения, которые так и вертелись на языке, Николь успокаивающе сжала руку Тома. Но это не утешило его.

— Я только поддразнивал, — пробормотал он. Оживление будто смыло, губы опасно дрожали. — Мама любит, когда я дразню ее. Я хочу к маме. Можно мне сейчас поехать домой?

— Он постоянно задает этот вопрос, — пробормотал командор. В голубых глазах вспыхнула паника. — Я не знаю, что отвечать.

— Поскольку вы так озабочены близостью к фактам, вероятно, вам лучше сказать правду, — предложила она и повернулась к племяннику. — Пока поживи здесь, солнышко. А потом, если захочешь, мы можем как-нибудь поехать и навестить твой дом.

— И там будет мама?

У Николь ком встал в горле.

— Нет, Томми. Но, наверно, мы найдем ее фотографию.

— Ох! — Он снова вцепился в плед. — И папину тоже?

— Да, дорогой.

Малыш наклонил набок голову и улыбнулся ей.

— Цветы красные, — сообщил он.

Николь была неописуемо рада, что мальчик переменил тему раньше, чем она разразилась очередным потоком слез.

— И желтые, и пурпурные. — Он потянул ее за руку. — И розовые, и черные, и малиновые.

— Черные? — переспросила она. Том вел ее к французским дверям и дальше в патио на солнце. — По-моему, я прежде не видела черных цветов. Покажи мне.

— Черных цветов нет, Том, — вмешался командор. — Нельзя говорить не правду.

Ох, ради Бога! Интересно, этот мужчина помнит детство, удивление перед миром, магия которого ограничивалась только воображением?

— Пурпурные, — послушно поправился Том. — Очень пурпурные. Я предпочитаю пурпурные цветы.

Ї Ты ПРЕДПОЧИТАЕШЬ? — засмеялась Николь.

— Он иногда употребляет взрослые слова, — объяснил командор. — Ему не имеет смысла возвращаться к детской болтовне, которую, должен признаться, нахожу раздражающей.

Конечно, подумала она. Вы бы предпочли, чтобы он сделал гигантский скачок из детства во взрослую жизнь, ничего не имея для такого перелета, кроме подушки.

— В его возрасте, командор, все дети так говорят. Его речь скорее изменится, если мы не будем делать из этого драму.

— Вероятно, вы правы.

— Я права, — заверила его Николь. — Поверьте мне. Я много занималась с четырехлетними детьми.

Он наклонил голову. Николь решила, что это жест согласия. Командор достал из кармана ключи и снял с кольца один из них.

— Я оставлю вас вдвоем, чтобы вы ближе познакомились. Если вы захотите пройти к берегу, имейте в виду, вам придется выйти за ворота, потом спуститься по ступенькам. Пожалуйста, когда вернетесь, проверьте, заперли ли вы ворота. Я не хочу, чтобы мальчик без надзора бегал к морю.

Он стоял в патио и минуты две смотрел им вслед. Потом раздался женский голос, серебристый, как колокольчик. Голос не принадлежал Жанет. Его звали по имени. Командор повернулся и вошел в дом. Николь услышала низкое гудение его ответа, а потом водопад женского смеха, рассыпавшегося в воздухе. Кто же эта посетительница? Его женщина?

Хорошо бы. Чем больше он будет занят другими делами, тем меньше будет вмешиваться в ее отношения с Томми. Она посмотрела на малыша, шагавшего рядом, и почувствовала, как сердце переполняется любовью. Блондин с голубыми глазами, как и его мать. Кожа мягкая и гладкая, щеки румяные, маленькие крепкие ножки слегка покрыты загаром.

Николь хотелось обнять его, прижать к себе, целовать и говорить, как она его любит. Но она сдержалась. Она знала о нем все, но он не знал о ней ничего.

Они вышли за ворота, встроенные в кирпичную стену на краю скалы. По другую сторону ворот сто восемьдесят восемь ступенек вели вниз, с обеих сторон они были огорожены потрескавшимися перилами из кедра.

Когда они спустились на берег, Томми высвободил руку и побежал по песку.

— Я позабочусь о нем, Арлин, — прошептала Николь, не отрывая от него глаз. — Нас с тобой жизнь ограбила. Двадцать пять лет мы, сестры, не знали друг друга. Но даю слово, твой сын никогда не забудет тебя. В моих руках твой малыш в безопасности.

Эта клятва стала священна для Николь.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Ну наконец-то вернулись! — приветствовал их веселый голос, когда Николь вошла в библиотеку. Ослепленная солнцем, она только через минуту разглядела владелицу голоса.

Сощурившись, она рассматривала фигуру, полулежавшую на одном из кресел у камина.

— Разве нас долго не было?

— Пирс собирался вызывать Национальную гвардию, — сообщила худощавая, элегантная и потрясающе красивая женщина. — Свалившееся на него отцовство сделало его чрезвычайно нервным. Он боялся, что вы украли мальчика.

— Простите, если вы из-за меня волновались.

— Да я не волновалась, — успокоила ее женщина. — Но Пирс воспринял свое опекунство чрезвычайно серьезно. Он думает, что за ребенком надо следить все двадцать четыре часа в сутки. Вы собираетесь взять эту работу?

— Если мне ее предложат, да.

— Уверена, что предложат. — Женщина оценивающе оглядела Николь с головы до ног, а потом с ног до головы. — Вы определенно получите мой голос.

— Спасибо.

— Не за что. Судя по виду, вы достаточно выносливы, что и нужно для няни. Хотя одеты слишком стильно. И на мой взгляд, неподходяще. — Чуть отвернувшись, она зевнула. — Скажу вам так: лучше вы, чем я.

— Вы не любите детей?

— Конечно, люблю! Но на расстоянии. Мне не нравится, когда они трогают своими липкими руками мои туалеты. На вашем месте я поискала бы другую юбку.

— Да, конечно. — В Николь проснулись защитные инстинкты, она притянула к себе Томми и пригладила ему волосы. — Где командор?

— Разговаривает с мисс Жанет. Мы не будем здесь обедать, что, могу вам сказать, ей ужасно не понравится.

— Да, конечно, — повторила Николь. По выражению лица и тону женщины ей стало ясно, что красивая особа любит Жанет так же, как и детей.

Наступившее молчание могло бы вызвать неловкость, но его прервал звук шагов в холле. Мгновение спустя появился командор.

— О, ты уже здесь, дорогой. — Женщина встала, подняв вихрь розового шелка, и направилась ему навстречу, мимоходом потрепав Томми по подбородку. Высокая, наверно, пять футов и девять или десять дюймов. Причем больше половины ее роста вроде бы приходилось на вызывающие зависть ноги. — Няня вернулась, и наш мальчик в полной безопасности. Правда, Томас?

— Луиза, мне и в голову не приходило, что он в опасности, — натянуто улыбнулся командор. — Насколько я понимаю, ты уже представилась мисс Беннет?

— Неформально. — Луиза взяла его под руку и взмахнула длинными ресницами. — Но мы поболтали, и, по-моему, Пирс, она прекрасно подойдет для этой работы. Ты же видишь, что она уже привязалась к Томасу, а он к ней.

— Согласен. — Он освободился от тонких пальцев, вцепившихся ему в локоть. — Ты не отведешь Тома в комнату для игр, пока я закончу дела с мисс Беннет?

— Если ты обещаешь, что это будет не слишком долго. — То ли гримаса, то ли улыбка мелькнула на ее губах. — В четыре — презентация владения Уилингдона, а в пять — следующая.

— Десять минут. — Он подождал, пока она, забрав Томми, уйдет, потом повернулся к Николь. — Ну, мисс Беннет, вы все еще хотите стать няней?

— Конечно, командор Уорнер. Томми восхитительный ребенок.

— Хорошо. — Он кивнул и шагнул к столу. — Тогда работа ваша, если условия, изложенные здесь, для вас приемлемы.

Он вручил ей контракт. Николь сделала вид, будто внимательно его изучает. Она согласилась бы работать даром, но он предлагал исключительно щедрую плату.

— Меня это абсолютно удовлетворяет, командор. — Николь решила, что большую часть заработанного будет откладывать на счет для Томми.

— Тогда подпишем контракт. — Он поставил свою подпись и протянул ей ручку. Когда она подписала бумаги, последовало короткое деловое рукопожатие. Как и в первый раз, когда она вошла в библиотеку. — Жду вас завтра. В десять утра вас устроит?

— Если вы не против, — начала она, стараясь скрыть свою радость, — я могу приступить к работе сегодня. Ваша подруга упомянула, что вы обедаете не дома. Я буду рада посидеть с ребенком.

— Благодарю вас. — Он выглядел приятно удивленным. — Не сомневаюсь, что Жанет обрадуется, получив свободный вечер.

— Тогда я поеду и заберу вещи. — Николь быстро взглянула на каминную полку, где стояли часы. — Мне еще надо устроить кое-какие дела, но к шести часам я буду здесь.

— Еще раз благодарю вас. Я предупрежу Жанет, чтобы она ждала вас к обеду и показала вам ваши комнаты.

— Прекрасно. — Николь забрала сумку, которую оставила на полу у стола. — До свидания, командор.

Не ускоряя шага, Николь прошла через холл к парадной двери, села в свою машину, спокойно проехала по подъездной дорожке. Только когда дом скрылся за деревьями, она с облегчением вздохнула.

Ей удалось скрыть свое горе. Остальное уже будет легче. Пришлось прибегнуть ко лжи и полуправде — ради Томми. Когда-нибудь Николь откроет, кто она на самом деле: надолго потерянная сестра покойной матери Томми.

А пока надо сделать покупки. У нее полон чемодан выходной одежды, вещей, которые женщина укладывает, собираясь в отпуск с друзьями, босоножки, платья для прогулок по пляжу, туалеты для коктейля, вышитые бисером сумочки, бриллиантовые клипсы, каблуки-шпильки и целый ворох шелкового белья. Подруга Пирса Уорнера права: такой гардероб подходит няне так же, как официантке в привокзальном кафе.

Необходимо купить юбки из плотной ткани и простые белые блузки. Хлопчатобумажные шорты. Туфли без каблуков и простой банный халат, который заменит французский шелковый пеньюар, лежащий на дне чемодана.

— Пирс, за последние пятнадцать минут ты уже четвертый раз смотришь на часы. У меня такое чувство, что ты забыл о моем присутствии.

— Прости. — Он, словно очнувшись, улыбнулся и чокнулся с ней. — Я не знал, что мое беспокойство так очевидно.

— Дорогой мой, этой женщине можно доверять как матери Терезе. Томас просто очарован ею. Ясно, их дружба задумана на небесах.

— Согласен. Потому я ее и нанял. Ужасно тяжело, никак не могу поверить, что Джим и Арлин уже не вернутся.

— Понимаю. Я тоже не могу в это поверить.

— Смерть всегда трудно принять. — Он покачал головой, недовольный собой. — Меня все еще преследует тот парень, которого я потерял во время последней кампании. Теперь я потерял и Джима… — Он опустил голову. — Я чувствую себя чертовски беспомощным.

— Пирс, прекрати! — Луиза подвинулась на банкетке ближе к нему. Теперь ее колени были рядом с его ногами, а груди упирались в руку выше локтя. — Смерть того моряка не твоя вина. Так же, как и несчастный случай с твоим кузеном. Печально, но такое иногда случается. И самое лучшее, что мы можем сделать, — продолжать жить. И, милый, ты стал очень большой частью меня. Ты понимаешь это?

Она прижалась к нему еще сильнее, напоминая, что у нее и правда очень красивые груди. В полуприкрытых глазах таилось обещание. Он вдруг почувствовал, как в ответ напряглась его плоть. Ему захотелось остаться с ней наедине, а не сидеть в ресторане, тогда он мог бы раствориться в ней. И забыть, хотя бы на несколько минут, как выглядели Джим и Арлин, когда ему пришлось опознавать их тела.

— Ты очень голодна, Луиза? Хочешь чего-нибудь?

Они стали любовниками с месяц назад. И она точно знала, что скрывается за этим вопросом.

— Хочу. Умираю от желания. — Во рту она перекатывала кончиком языка оливку из бокала с мартини. — Но не тушеного мяса. Пойдем, Пирс.

Луиза жила в полумиле от него. Недавно она обновила дом, и это стоило ей небольшого состояния. Все в нем: от мраморного пола в холле до золотых кранов в ванной и плавающих в воде свечей вокруг кровати — отражало ее сибаритские вкусы.

— Бокалы и холодное шампанское там, — кивнула она на бар-холодильник, спрятанный в лакированном стенном шкафу в конце спальни. — Я сейчас вернусь.

Он открыл шампанское, поставил в ведро со льдом, зажег шесть свечей. Прошел к окну, ослабил галстук и еще раз посмотрел на часы. Почти девять часов. Спит ли уже Том? Может, стоит позвонить и узнать, все ли идет гладко с новой няней?

Хорошенькая маленькая штучка. И, кажется, умелая. Нет, не то чтобы они были похожи. Но он подумал, что мальчику четырех лет будет легче принять женщину, которая хоть немного напоминает мать. Это все же лучше, чем особа, которая по возрасту годится ему в бабушки.

Нет, темноволосая и темноглазая мисс Беннет не похожа на блондинку Арлин. Но они примерно одного возраста, одного веса, и фигуры у них одинаковые. Хотя, пожалуй, няня весит немного меньше. В ней килограммов сорок восемь. И эти килограммы хорошо распределены на ее пяти футах роста…

— Пирс, в чем дело? Я уже готова быть соблазненной, а ты даже не снял ботинки!

Луиза лебедем вплыла в комнату, полуодетая в какую-то развевающуюся штуковину, которая больше открывала, чем скрывала. Такие наряды Пирс видел на картинках, приклеенных к матросским рундукам. Ему нужно только чуть потянуть за ленточку, и все хитрое сооружение соскользнет к ее ногам. Мысль о возможности слиться с роскошным телом цвета слоновой кости, выставленным напоказ, должна бы возбудить его.

Не возбудила.

— Я налью шампанское, — проговорил он. Она нетерпеливо бросилась на постель и распростерлась на подушках. Пирс понял, что Луиза разочарована его медлительностью.

— Дорогой, ты не присоединишься ко мне? — Она взяла бокал с шампанским. — Так одиноко без тебя в этой большой старой постели.

Не успев одернуть себя, он опять посмотрел на часы.

— Пирс, всего пять минут десятого, — громко вздохнув, запротестовала она. — Никто не сообщит в береговую комендатуру, если ты задержишься еще на час или два.

Луиза злилась, и он не мог упрекнуть ее за это.

— Прости, — в который раз произнес он и лег рядом с ней, подложив под голову подушку. Она, единственная женщина из всех, кого он встречал, пользовалась атласными простынями. Он находил их слишком скользкими.

Ї Ты прощен. — Она одарила его медленной сексуальной улыбкой и принялась расстегивать ему рубашку. — Только не позволяй, чтобы это случилось еще раз.

Руки у Луизы холодные и очень искусные. А у няни? Сумеет ли она нежно одеть Тома, когда вытащит из ванны?

Он раздраженно покачал головой. Конечно, сумеет. Ради Бога, ведь она медсестра!

— Милый, вернись ко мне, — прошептала Луиза, довольно сильно надавливая длинными ногтями ему на грудь.

— Послушай, — ему в голову пришла спасительная мысль, — у тебя включен телефон? Я имею в виду, если я кому-нибудь понадоблюсь, он сможет сюда дозвониться?

— Пирс, — проговорила Луиза, страдальчески вздыхая, — я же продаю недвижимость. Ты когда-нибудь видел, чтобы у меня был отключен телефон?

— Нет, — признал он. Когда они первый раз были вместе, раздался звонок. Клиент хотел посмотреть дом, который она только что включила в список. И слегка запыхавшаяся Луиза, не сбиваясь с ритма, назначила клиенту встречу.

— Почему ты не расслабишься и не позволишь нам обоим наслаждаться?

У нее самые восхитительные ноги, мужчина должен быть мертвым, чтобы не ответить на их призыв.

— Правильно. — Он взял у нее бокал и поставил рядом со своим на ночной столик. — Мы и так потратили много времени на пустяковую болтовню.

— Слава Богу, наконец до тебя дошло. — Она наклонилась и потрогала языком его соски. — Пирс, дорогой, сними брюки. Хотя я и люблю мужчин в униформе, но угольного цвета мундир в такое время не в моем вкусе.

Ее руки настойчиво занялись пряжкой на ремне. Этого должно бы хватить для ответа, которого она ждала. Сегодня не хватило. И она вскоре в этом убедилась.

Он поцеловал ее.

Наконец он отодвинулся и, взяв ее за руки, держал их на расстоянии.

— Мы чересчур усердствуем, Луиза.

— Почему, Пирс? — Она опять прижалась к нему. — Я потеряла искру?

— Это не твоя вина. — Взгляд еще раз скользнул к часам. — В данный момент у меня на уме слишком много забот.

— И мне среди них, очевидно, нет места. — С явным раздражением она осушила бокал.

— Позволь мне позвонить домой, — начал он. — Как только я узнаю…

— Ох, не надо! — Она легла и налила себе шампанского. — Откровенно говоря, ты не один в таком настроении. Спокойной ночи, Пирс. Позвони мне, когда придешь в себя.

Когда он приехал домой, в окне няни горел свет. Пирс тихонько прошел, чтобы не разбудить Тома. Мальчик всю неделю спал очень беспокойно. Возле ее двери Пирс остановился, заметив, что она полуоткрыта. Он не сомневался, что няня уже в постели. Но она сидела в маленькой гостиной лицом к морю.

На ней был длинный голубой халат и белые меховые шлепанцы. Темно-каштановые волосы волнами падали на плечи. Лицо сияло чистотой. Она читала письмо, несколько листков лежало у нее на коленях. В руке дымилась чашка, наверно с чаем.

Вдруг она подняла голову и внимательно посмотрела на дверь, почувствовав, что за ней наблюдают. Он заметил, что она плакала.

Ї Простите, — пробормотал он, открыв дверь пошире. — Я не хотел вторгаться к вам. Я только что вернулся и решил узнать, как вам удалось справиться с Томом. Трудно пришлось?

— Нет, — она с усилием взяла себя в руки. — Он золотой мальчик.

Пирс беспомощно пожал плечами. Он никогда не знал, что делать с плачущими женщинами.

— Если не Том, тогда что? Вы подумали и решили, что работа вам не подходит?

— Нет. — Поставив чашку, она достала платок и вытерла глаза. Няня молчала так долго, что он подумал: разговор закончен. Но она, словно приняв решение, снова заговорила:

— По-моему, командор Уорнер, вы должны об этом узнать.

— Слушаю вас.

— Боюсь, я была недостаточно правдива. — Она вытащила из коробки, стоявшей у локтя, бумажный платок и высморкалась.

Ему это не понравилось. Абсолютно честный сам, он не видел пользы в людях, которые не придерживались такой же прямолинейной открытости.

— В каком смысле, мисс Беннет?

— Ну… — Она замолчала и бросила на него быстрый взгляд.

— Пожалуйста, продолжайте. — Он неумолимо смотрел на нее.

— Недавно.., я страдала.., ммм… — Подбородок опасно задрожал.

Чем? — чуть не гаркнул он. Сидела в тюрьме за жестокое обращение с ребенком? Нервный срыв? Наказание за профессиональную некомпетентность и нарушение служебного долга? Что-то произошло.

Она перевела взгляд на письма, лежавшие на коленях.

Конечно! Она получила письмо «ты мне больше не нужна»! Значит, он угадал причину слез. Пирс и раньше много раз видел такое, поэтому легко определил симптомы. У бесстрашных мужчин подгибались колени от писем в одну страничку, если какая-то особа сообщала им, что они в ее жизни уже стали историей.

— И поэтому вы уехали из Миннесоты, — сделал он вывод.

— Что? — Она удивленно подняла на него темно-карие глаза.

— Вы хотели начать все заново.

— Да. — Она подозрительно разглядывала его. — Но я уже решила сделать это раньше… — Вот-вот могли снова хлынуть водяные потоки.

— Пока он не разбил ваше сердце, — договорил Пирс вместо нее.

Она уставилась на него, словно подозревала, что он тронулся умом.

— Нет. В моей семье случилась беда, смерть.

— Ох! — И с бесчувственной тупостью, свойственной ему, он добавил:

— А я не сомневался, что какой-то парень бросил вас.

— Боюсь, все не так просто. — Она невесело засмеялась.

— Простите, мисс Беннет, я не имел в виду, что это легкая утрата.

— Сейчас мои чувства слишком обострены. — В глазах снова засверкали слезы.

Ї Я это прекрасно понимаю. — Без приглашения он вошел в комнату и прислонился к подоконнику. — Что я могу сделать, чтобы облегчить ваше положение?

Ї Ничего. — Она покачала головой, и слезы покатились по щекам.

Надо ли подставить ей плечо, чтобы она выплакалась? Погладить ее волосы и прошептать слова утешения?

Эта мысль взволновала его больше, чем встреча в спальне с Луизой. Он поспешно вручил ей новый бумажный платок. Лучше бы ему отложить до утра этот разговор.

— Что вы пьете?

— Травяной чай. Я думала, он поможет мне уснуть. Надеюсь, вы не возражаете, что я хозяйничала в кухне?

— Нет. А может быть, лучше глоток бренди?

— Нет, спасибо. Я редко пью.

— Но иногда совсем не плохо сделать исключение. Я бы и сам с удовольствием выпил.

И прежде чем она успела возразить, он сунул ей в руку еще один бумажный платок и исчез. По дороге к лестнице он заглянул в комнату Тома. Мальчик крепко спал. За дверью своей комнаты ритмично похрапывала Жанет. Так, на этом фланге все в порядке.

Когда Пирс вернулся в комнату няни, она уже взяла себя в руки. И даже ухитрилась состроить улыбку, хотя глаза оставались заплаканными.

— Вот, — он протянул ей бокал, — сделайте глоток, и вы будете спать, как ребенок. Обещаю.

Она глотнула и поморщилась.

— Простите, командор Уорнер, обычно я более сдержанна.

— Почему вы не сказали об этом днем? По-вашему, я бы отказал вам из-за того, что у вас в семье утрата?

Он заметил ее нерешительность, и вроде бы мелькнуло выражение, близкое к виноватому. Но такое мимолетное, что он не рискнул бы утверждать.

— Подробности частной жизни не входят в собеседование, — наконец проговорила она.

— Иногда входят. Особенно если влияют на способность человека выполнять свои обязанности.

— Ох, этого я не допущу! — воскликнула она.

Тревога вызвала румянец на бледных щеках. — Я никогда не сделаю ничего, что может угрожать самочувствию Томми.

Она выглядела такой возбужденной и такой чертовски привлекательной, что ему опять захотелось обнять ее и утешить. Он допил бренди и направился к двери.

— Я верю вам, мисс Беннет.

— Верите? Правда?

— Каждому слову.

Почему у нес такой вид, будто она сомневается в этом? Почему она так закусила губу, будто он сделал ей подарок, которого она не заслужила?

— Послушайте, — начал он, — я очень хорошо понимаю, какая остается пустота, когда кто-то умирает. Есть только один способ справиться с прошлым: идти вперед. Стоять на месте и оглядываться назад на то, что мы потеряли, слишком болезненно.

Она встала с кресла и сжала руки. Он отмстил их красоту и мягкость.

— Вы правы. Спасибо, командор. Клянусь, вы никогда не пожалеете, что доверили мне Томми.

— Не сомневаюсь. Спокойной ночи, мисс Беннет.

Он уже подходил к двери, когда она задержала его последней просьбой:

— Не будете ли вы добры называть меня Николь?

В ее голосе прозвучало такое одиночество, которое сказало больше, чем любые слова.

— Николь, — повторил он, с удовольствием слушая звучание имени. — И раз уж мы решили отбросить формальности, — прокашлявшись, отрывисто проговорил он, — и учитывая, что вы сейчас более-менее член семьи, мы можем согласиться, что я Пирс.

— Да, — она чуть улыбнулась, — вам подходит это имя.

— Почему? — спросил он, хотя инстинкт подсказывал — лучше не уточнять.

— Вы очень прямой человек. Рядом с вами женщина чувствует себя в безопасности. Меня восхищает в мужчинах это качество.

Он тоже кое-чем восхищался в ней. К примеру, волосами, классическим овалом лица. Длинными темными ресницами.

Честно говоря, у Николь привлекательно не только лицо. Взгляд Пирса исследовал ее всю. Ему пришлось позволить себе такую вольность. Потому что у нее было такое утонченное сложение, которое пробуждало в мужчине желание взять ее под свою защиту. Талия тонкая, как у ребенка, бедра едва намечались под голубым халатом, и груди.., это не его дело.

— Так, хорошо, спокойной ночи, Николь, — еще раз прокашлялся он.

— Спокойной ночи, Пирс.

— Спите спокойно.

— Постараюсь.

* * *

Закрыв за ним дверь, Николь прислонилась к ней и с облегчением перевела дыхание. Как она могла так неосторожно играть с опасностью чуть не выдать свой секрет? Беда в том, что он застал ее в момент слабости.

Но она вовремя поняла свою ошибку. Легко представить, как бы он отреагировал, если бы она открыла секрет. Сейчас она бы уже упаковывала свои сумки.

Хорошо, что она и конце концов предпочла не прислушаться к предупреждению матери, с которой утром говорила по телефону,

— Ты не все продумала, — вздохнула Ненси Беннет, когда дочь раскрыла ей свой план. Ї Ты поехала в Орегон, чтобы встретиться с сестрой, о которой много лет ничего не знала. А обнаружила, что потеряла ее снова и теперь уже навсегда. Трагедия легла на тебя тяжелым грузом. Расскажи правду, солнышко, а то как бы тебе не запутаться во лжи.

Сначала Николь хотела последовать совету матери. Но Томми все изменил. Правда уже рвалась с языка, подталкиваемая сочувствием Пирса. В тот момент она вспомнила вечер, проведенный с мальчиком, и в долю секунды сделала выбор: ради того, чтобы быть с ним, она пойдет на любой обман.

Они моментально почувствовали свое родство. Тетя и племянник. Все в нем очаровывало ее. Речь, повадки, обычные для четырехлетнего ребенка любопытство, доверчивость. Ей нравилось, что он каждую фразу начинал с ее имени.

— Николь? — сказал он, когда они если обедать.

— Да, дорогой?

— Сегодня ночью ты здесь будешь жить?

— Да, милый, — подтвердила она, вытирая маленькую лужицу молока, которое он пролил. — И завтра тоже здесь.

— Здорово. — Он рассматривал ее, переваривая информацию вместе с последней макарониной с сыром. — Николь?

— Да, солнышко?

— Ты будешь спать с дядей Пирсом?

— Нет, Томми. — Она чуть не подавилась.

— Почему?

— Потому что у меня есть своя постель в моей комнате.

— Мама спит с папой.

Ох, милый мальчик, надеюсь, ты прав! Надеюсь, где бы они ни были, они вместе и знают, что со мной ты в безопасности.

— Знаю. Они составляют друг другу компанию, — спокойно проговорила она, проглотив знакомый комок в горле.

— Николь?

— Да, Томми?

— Утром мы можем пойти плавать.

— Очень хорошо.

— Но только если ты здесь. Дядя Пирс говорит, что очень, очень опасно мне одному ходить к бассейну.

— Он прав. А сейчас, если ты закончил есть, давай уберем со стола, чтобы этого не пришлось делать Жанет.

— Хорошо. — Он слез со стула и понес свою тарелку и стакан к столу рядом с раковиной. Николь ополоснула их, а Томми показал, что умеет ставить посуду в посудомоечную машину. Ей удалось закончить обед, не сжимая его в объятьях и не целуя.

Жанет гладила в другом конце кухни и наблюдала за ними, ничего не говоря. Когда Николь спросила, почему она не села обедать с ними, домоправительница объяснила:

— Я здесь на случай, если понадоблюсь вам. Но лучше, чтобы вы проводили время вдвоем и побыстрей привыкали друг к другу. Несчастный малыш лишился матери, ему сейчас нужен человек, который посвятит ему все свое внимание. А я не могу этого сделать. Я рада, что вы пришли в дом Пирса.

У Николь потеплело на сердце от доверия, которое слышалось в словах Жанет. Она искупала Томми и читала ему сказку, пока он не заснул. Эти несколько минут были самыми счастливыми.

— Николь? — спросил он, сжимая свое ди-ди.

— Да, дорогой? — Она погладила ему щеку.

— Утром мама придет домой?

— Нет, солнышко. Но я буду здесь.

К глазам у него подступили слезы. Она взяла мальчика на руки и прижала к груди. Сердце щемило от боли. И она продолжала прижимать его к себе, надеясь, что, облегчив печаль ребенка, она найдет маленькое утешение и своей.

— Томми, когда проснешься, что ты хочешь на завтрак?

— Оладьи, — сквозь сон пробормотал он. — И сладкий сироп.

— Значит, будут оладьи.

И все остальные дни недели были оладьи.

Пирс всегда завтракал с ними и обедал часто тоже.

— Эта еда ему полезна? — спросил он на третье утро. — Не надо ли ему есть что-то более весомое? К примеру, кашу. И забыть о сиропе?

— Не в такую жару, Пирс. Каша — зимняя еда. Что же касается сиропа, то я даю ему очень мало. И раз он чистит зубы, сироп не принесет вреда.

— Ну, вы медсестра, — с сомнением произнес он. — Надеюсь, вы знаете, что делаете.

Он продолжал следить за каждым ее шагом и задавать вопросы. Сколько раз в день она меняет мальчику одежду? Сколько времени у него уходит на завтрак и обед?

— Двадцать минут вполне достаточно, чтобы поесть, — раздраженно объявил Пирс в пятницу вечером. Томми особенно медленно возился со вторым. — Моя команда могла бы съесть в четыре раза больше еды за половину того времени, которое он проводит за столом.

— Но он же не служит на флоте, — резко возразила Николь. — По-моему, для него это едва ли имеет значение. И во всяком случае, не стоит превращать обед в гонку — кто быстрее пересечет линию финиша. Еда должна быть временем общения.

Пирс промолчал, но взгляд, которым он наградил ее, напомнил, что так она может зайти чересчур далеко. В конце концов, он хозяин, и этого никогда нельзя забывать. Она не вынесет, если он уволит ее.

Прошло восемь недель. Томми оказался золотым ребенком, которого легко любить. Он так охотно радовался, был таким нежным и благодарным. И если не считать, что в первую ночь она чуть не сделала катастрофическое признание, Николь прекрасно справлялась с ролью няни. Она не сомневалась, что человек со стороны объяснит ее любовь к мальчику добросовестным исполнением обязанностей. Ведь для этого ее и наняли.

Тогда почему, когда один страх почти рассеялся, появилась печаль другого рода? Почему ее не радовало, что она может быть с племянником неограниченное время? Что живет в роскошном доме? Что от удобств в этом доме захватывает дух? Почему она не чувствует себя счастливой?

Ответ ясен, но Николь не хотела признаваться себе в этом. Проблемой стал Пирс Уорнер. Казалось, он не понимал, что четырехлетние мальчики — не команда эсминца в миниатюре. Но с этим она все же могла справиться и справлялась.

Беда была в другом. Николь не могла невозмутимо подавлять в себе приступы зависти, нападавшие на нее всякий раз, как появлялась Луиза Трент.

Николь работала в доме, одетая как подобает няне. А Луиза бессовестно выставляла напоказ свои достоинства. Она носила шелк, который не мнется, каким бы жарким ни был день. Она надевала изящные туфли с каблуками тонкими, как ножка бокала для вина. И чтобы показать свои греховно красивые ноги, она не опускала подол юбки ни на дюйм ниже середины бедра. Какая бы ни стояла погода.

Луиза защищала свою фарфоровую кожу под широкими полями шляп, сделанных из тончайшей соломки. А Николь стала коричневой, как свежеиспеченный хлеб, бегая с Томми по саду и по берегу. Николь чувствовала себя служанкой в противоположность Луизе, представлявшейся истинной хозяйкой феодального поместья.

Николь пыталась разумно объяснить свои чувства. Они возникли из-за Томми. Мальчик заслуживает того, чтобы дядя бывал с ним чаще. А теперь Пирс появляется после рабочего дня, съедает сэндвич быстрее всех моряков на свете и исчезает с Луизой на весь вечер.

Разумные объяснения разлетелись на куски — Николь лежала без сна и ждала, когда откроется автоматическая дверь гаража, возвещая о возвращении Пирса. О возвращении среди ночи после свидания.

Интересно, насколько серьезно он относится к Луизе?

Вопросы, вопросы.., ей не удавалось отделаться от них. К своему стыду, Николь нашла способ получать ответы. Однажды в начале июля, когда они с Жанет пили утренний кофе, Николь спросила как бы из чистого любопытства:

— Командор и мисс Трент собираются пожениться?

— Если она добьется своего, они поженятся, — мрачно фыркнула Жанет. — Эта особа, едва увидев, в ту же минуту вцепилась в него своим потрепанным клювом.

— Вот как. — У Николь упало настроение. — Они давно знакомы?

— Месяцев шесть. Они встретились, когда он навсегда приехал сюда и искал дом, чтобы в нем жить. Она нашла этот дом и ухитрилась сделаться необходимой во всем.

Николь кисло улыбнулась. Не первый раз Жанет признавалась в своей неприязни к подруге Пирса.

— Если она станет миссис Уорнер, вы уживетесь с ней?

— Я не буду уживаться, — без колебаний отрезала Жанет. — Уйду раньше, чем у нее появится шанс уволить меня. Я была домоправительницей у родителей командора, еще когда ему не исполнилось и четырнадцати. И с удовольствием буду работать у него до тех пор, пока сижу на своем стуле. Но эта змея!.. — Жанет неодобрительно хмыкнула, но вдруг хитро заулыбалась. — Конечно, дела идут не так гладко, как ей хотелось. — Она кивнула на Томми, игравшего в песочнице. — Получить в семью чужого ребенка совсем не входит в ее планы. И это видит каждый. Но когда командор рядом, она разыгрывает спектакли. По-моему, Николь, вы это и сами заметили. Ведь тут замешан и Томми.

— Да, вы правы. Это и подтолкнуло меня спросить, серьезные ли у них отношения. — Николь попыталась убедить себя, что говорит правду.

Но, несмотря на все доводы разума, зависть не проходила. Больше того, она уже почти переросла в явную жгучую ревность. Николь поняла, что только быть с Томми для нее мало. Ей не хватало сильных загорелых рук Пирса и его широких плеч, чтобы прижаться к ним. Она мечтала, чтобы его взгляд останавливался на ее губах с таким же голодным любопытством, с каким она сама смотрела на его рот. У Пирса очень красивый рот. Твердый, скульптурно очерченный, сексуальный.

Николь мучилась и укоряла себя. Единственное утешение, говорила она себе, что он и понятия не имеет о ее чувствах.

К несчастью, Луиза Трент все замечала.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Николь знала, что у женщин интуиция развита лучше, чем у мужчин. И Луиза доказала, что она не исключение.

Приехав неожиданно в субботу, Луиза обнаружила, что Пирс сидит возле бассейна с Николь и Томми и ест вместе с ними сэндвичи с арахисовым маслом и желе.

— Боже милостивый! — ужаснулась она. — Хорошо, что я надумала захватить тебя на ленч.

— Почему бы тебе не присоединиться к нам? — предложил Пирс, подвигая ей стул. — У нас тут много еды и холодный чай.

Луиза оглядела сэндвичи с таким видом, будто предполагала найти в них следы тараканов, и пожала плечами.

— В яхт-клубе, Пирс, подают свежий крабовый салат и шардоне.

— Прости, Луиза, но я обещал Томми дать ему в полдень урок плавания.

Глаза под широкими полями черной соломенной шляпы спокойно оценили сцену. Троица лениво расположилась среди полотенец, солнцезащитных лосьонов и нетонущих игрушек. Непосвященному они бы показались дружной семьей, а Луиза — непрошеной гостьей. Явно не та картина, которая ее порадовала бы.

— Почему ты, Пирс?

— А почему не я? — Он пожал плечами.

— Потому что, — брюзгливо пояснила она, — я не вижу смысла держать собаку и лаять самому.

Расчетливо нанесенное оскорбление. Образ семейного мужчины чуть сместился. Открылся другой человек. Морской офицер, не привыкший, чтобы его решения ставились под вопрос.

— Собаку, Луиза? — Он перевел взгляд на Николь.

Августовский полдень дал трещину. Воздух наполнился враждебностью. Чувства неожиданно и неприлично вырвались на волю. Николь неосознанно потянулась за платьем, несмотря на скромный вырез ее цельнокроеного купальника. Напряжение снял Томми.

— Где собака? — спросил он, оглядывая берег.

— Это образное выражение, Томас, — пояснила Луиза. — На самом деле здесь нет собаки.

И хотя она весело засмеялась, в глазах сверкала сталь. Такая же, как и у Пирса.

— Пожалуй, она могла бы здесь быть. — Жесткая линия рта Пирса чуть смягчилась в еле заметной улыбке. — Как вы считаете, Николь, не взять ли нам щенка?

— По-моему, это было бы замечательно! — Она не могла скрыть удовольствия от того, как он задал свой вопрос. Словно считал ее членом семьи.

Луиза выглядела так, будто вот-вот взорвется. То ли она вообще против собак, то ли восприняла разговор о собаке как вторжение на ее территорию.

— Пирс! — воскликнула она. — Ты и правда считаешь это приемлемым? Я имею в виду, милый, что надо еще подумать. Всюду собачья шерсть и отпечатки грязных лап. — Она брезгливо сморщила нос. — Не говоря уже о несчастных случаях на ковре.

Томми снова навострил уши. Но в этот раз с меньшим энтузиазмом.

— У мамы и папы был несчастный случай, — озабоченно проговорил он. — После этого они не приходят домой. — Мальчик прижался к Николь.

— Ох, Томми. — Николь посадила его на колени. — Это другого рода несчастный случай. Если мы возьмем щенка, с ним ничего не случится. Дядя Пирс и я позаботимся об этом.

— Я говорю, Томас, о таких несчастных случаях, когда животные ходят в туалет в неположенных местах, — отрезала Луиза, послав Николь убийственный взгляд.

Том еще крепче прижался к Николь, встревоженно обхватив ее за шею. И она поняла, что надо довести разъяснения до конца.

— Вы смутили его, мисс Трент. Ему только четыре года. И у него сейчас трудное время. Нам надо быть осторожнее в выборе слов.

— Благодарю вас за информацию, мисс Беннет, — саркастически отрезала Луиза и посмотрела на Пирса. — Не представляю, как мы до сих пор жили без нее. Пирс, ты твердо решил проигнорировать ленч в яхт-клубе?

— Не сегодня, Луиза. — Он взял Томми с колен Николь и посадил к себе на плечо. — Обещание есть обещание. Пора приступать к уроку. Но ты поезжай.

— Я поеду. — Она деланно улыбнулась. — Только сначала несколько минут побеседую с мисс Беннет. И посмотрю на урок плавания. — Она послала ему воздушный поцелуй. — Вечером увидимся. В шесть.

— Договорились.

Секунду спустя, когда он уже не мог слышать, Луиза перешла в наступление.

— Скажите, мисс Беннет, — начала она атаку, — вы всегда с таким личным интересом относитесь к пациентам?

— Да, — подтвердила Николь. — Хотя я не считаю Томми пациентом в полном смысле слова.

— Нет? А кем же вы его считаете? — Луиза скрестила элегантные ноги и небрежно покачивала одной туфлей.

— Я не совсем понимаю вас.

— Ох, по-моему, дорогуша, вы прекрасно понимаете. — Она порылась в сумочке, достала пудреницу с зеркалом и подправила красным карандашом и без того безукоризненный рот. — Ваша привязанность к Томасу не совсем естественна. Если нет скрытой цели, то никто не будет так самозабвенно посвящать себя чужому ребенку. — Зеркало пудреницы пускало солнечные зайчики. — Между нами, женщинами, Николь, чего вы по правде хотите добиться?

Несмотря на жаркое солнце, Николь похолодела. Неужели у нее вырвалось неосторожное слово и Луиза разгадала ее секрет? Но потом здравый смысл взял верх. Луиза не заинтересована в Томми. Ее единственная забота — Пирс.

— Скрытой цели нет, мисс Трент. Я отношусь к этой работе с таким же старанием, как и ко всем другим.

— Так что гвоздь программы ребенок?

Ї Да.

— А Пирс?

Луиза с вызовом выстрелила своим вопросом. Красивые газельи глаза с остротой лазера проникали в глубину. И Николь испугалась, что зальется краской.

И раньше, чем она успела выдать себя, Николь быстро вскочила и начала собирать тарелки после ленча.

— Командор просто мой работодатель.

При ясном свете дня ночные мысли о Пирсе предстали в своем истинном виде. Смешные фантазии, какие часто появлялись у молоденьких сестер в отношениях с врачами. Николь хотелось думать, что она много лет назад избавилась от них. Луизе Трент не стоит опасаться ее.

— Я люблю детей, — продолжала Николь. — Всю свою взрослую жизнь я посвятила им.

— Конечно, это очень благородно, — шелковым голосом произнесла Луиза. — И очень умно.

— Умно?

— Ну, дорогуша, Пирсу трудно было бы оправдать ваше присутствие здесь, если бы при виде вас Томас вздрагивал от неприязни. Не согласны? — Последовала короткая рассчитанная пауза. — Я отношусь к этому так. Ваша компетентность и преданность позволяют Пирсу и мне продолжать наши личные отношения, не опасаясь, что Томас заброшен. Мы оба благодарны вам. Уверена, что вы понимаете, о чем я говорю.

— Абсолютно. — Николь, не моргнув, выдержала взгляд Луизы. — Трое — это толпа.

— Очень хорошо, дорогуша! — Улыбка Луизы Трент напоминала оскал тигра, обнажившего зубы. — Не люблю бесполезно тратить время. Вы проницательная женщина, Николь.

Я лгунья, подумала Николь. Я лгу всем, включая себя. И не могу удержаться, чтобы не стать врагом женщине, которая если не раскроет мой обман, то все равно разрежет меня на мелкие кусочки и подаст на тарелке Пирсу.

— Николь, — помахал рукой Пирс с дальнего конца бассейна. Темные волосы слиплись и блестели от воды. Томми прыгал возле него, повизгивая от восторга. — Кому-то здесь нужна ваша компания.

Искушение так заманчиво. И какой от этого вред? Разве не для этого ее наняли? Заменить мать малышу, потерявшему обоих родителей?

Да, так говорит здравый смысл. И нет, если, выполняя роль матери, ты забудешь, что в этом деле Пирс Уорнер тебе не партнер. Он встречается с другой женщиной. Он проведет с ней вечер, а может быть, и ночь. В этой компании не ты третья. Третья Луиза Трент. И она добровольно не освободит место.

— Николь, идите сюда. Что вас задерживает?

— Я обещала Жанет помочь собрать малину на десерт. — Она улыбнулась, хотя от усилия у нее заболели щеки, и взяла тарелки. — Подойду позже, когда вы соберетесь уезжать.

Он пожал широкими загорелыми плечами. Последнее время они чересчур часто привлекали ее внимание.

— Как хотите.

Она не хотела. Но то, чего хотела, было недоступно.

Он вернулся в час ночи. Томми опять проснулся и заплакал. Николь как раз спешила в его комнату, когда на верхней ступеньке появился Пирс.

— В чем дело? — тихо спросил он, делая шаг к ней. — Том заболел?

— По-моему, ему приснился плохой сон. Монитор показал, что он плачет.

— Бедный парень, — сочувственно пробормотал Пирс. — Не хотите, чтобы я помог вам успокоить его?

— Я могу справиться сама.

— Уверен, Николь, что можете. Но он, наверно, лучше себя почувствует, если мы оба будем там.

— Как угодно, — пожала она плечами и, не удержавшись, добавила:

— Если вы не слишком устали.

Едва ли он пропустил мимо ушей сарказм. Но она не дала ему времени задуматься. Проскользнув мимо Пирса, Николь заспешила в комнату Томми.

— Здесь очень темно, — рыдал мальчик. — Я хочу маму. — Он запутался в одеяле, лицо мокрое, покрасневшее от слез.

— Томми, проснись. — Николь взяла его на руки и начала укачивать. — Тебе опять приснился плохой сон. Но я здесь, с тобой.

— Мама забыла меня, — всхлипнул он. — Оставила одного.

— Ты не один, дорогой. Здесь дядя Пирс и я. Как заполнить ужасную пустоту в жизни ребенка?

— Дайте я попытаюсь. — Пирс подошел к Томми с другой стороны кровати.

Томми никак не мог успокоиться. Он с отчаянием сжимал свое ди-ди и уткнулся лицом в шею Николь. Явно огорченный, Пирс шагал по комнате. Потом снова подошел к кровати.

— Что я могу сделать? — почти про себя пробормотал он. — Если бы я знал, то сделал бы все!

— Побудьте здесь с ним, Пирс. — Николь понимала и разделяла его отчаяние. — Любите его. Это все, что от нас требуется.

— Этого мало. — Гримаса гнева исказила его лицо. — Ему нужна мать. Ему нужен отец.

— Да. — Она положила ладонь на затылок Томми и продолжала укачивать его, прижимая к плечу. Рыдания стихли, но судорога еще сотрясала маленькое тельце.

С мрачным выражением Пирс наблюдал за ними.

— Помоги мне Бог, если кто-нибудь еще раз обидит ребенка… — Он сглотнул и покачал головой. — Лучше им держаться подальше от меня.

Конечно, грозное предупреждение не было адресовано ей. Разумом Николь это понимала. Но ее обман лежал темным пятном между ними. И в этот момент оно стало еще темнее. Как он будет реагировать, если.., когда откроет правду?

— Почему бы вам не пойти спать? — предложила она, вдруг испугавшись, что его наблюдательный глаз что-нибудь заметит. — Нет смысла нам обоим оставаться здесь.

— Подожду, пока Том успокоится.

— После таких кошмаров ему нужен почти час, чтобы снова уснуть.

— Вы хотите остаться с ним, пока он не уснет?

— Конечно.

— А если он не успокоится? Если вам придется полночи не спать?

— Если надо, я возьму его к себе в постель.

— Вы думаете, это хорошая мысль?

— А чем плохая? — защищаясь, прошептала она. — Ему только четыре года. Какой от этого возможен вред?

— Не стоит лезть в драку, Николь, — спокойно упрекнул он, отступив.

— Мне кажется, если это поможет ему пережить его страхи, то уступка совсем маленькая. Разве не вы говорили, что пойдете на все, лишь бы ему было хорошо?

— Меня только беспокоит, как бы мы не столкнулись с новыми неприятностями, если позволим уступкам стать привычкой.

Они стояли так близко, что она почувствовала запах его лосьона. И будто этого было мало, она заметила, что он, видимо, среди вечера снял галстук и сунул его в карман светло-бежевого блейзера. Кончик галстука выглядывал из кармана и доводил Николь до полного безрассудства. Как еще объяснить неразумное замечание, выскочившее у нее?

— Очень похоже на доводы, какие могла бы привести ваша подруга Луиза.

— Действительно, мы это обсуждали.

— Это? — вырвалось у Николь. — Что это?

— Вашу преданность Томми. Ваше терпение. Как быстро вы полюбили его. Как раз сегодня вечером Луиза упомянула, какая вы замечательная женщина. Ее, правда, тревожит, не портите ли вы немного мальчика. — Он внимательно наблюдал за ней. Глаза цвета синих чернил мягко поблескивали в приглушенном свете ночника на стене возле постели Томми. — Вам не нравится, что мы обсуждали вас? Ее так и подмывало крикнуть: все, что касается Луизы Трент, не нравится. И особенно не нравится, что вы полуодетый возвращаетесь домой, проведя в ее компании шесть часов.

— Вовсе нет, — с похвальной сдержанностью ответила она.

Он смотрел на нее, чуть нахмурив брови. Затем, к ее удивлению, подошел ближе и обвел указательным пальцем ее подбородок.

— Какой длинный день, правда? — ласково спросил он.

— Да, — пролепетала она, почти растаяв от его прикосновения. Ей ужасно хотелось схватить его руку и поцеловать. Тогда бы случайное проявление доброты стало для нее чем-то близким, интимным, незабываемым.

— Давайте укроем Томми, а вы идите отдохнуть. Теперь он спит совершенно спокойно. Видите?

Да, Томми спал.

Пирс осторожно положил на подушку голову ребенка и подоткнул под спину его одеяло с Винни-Пухом. Потом выпрямился и протянул руку Николь, помогая ей встать.

Рука оказалась теплой и сильной. На такую руку женщина может опереться. Николь чувствовала его ладонь, понимая, что сейчас все кончится. Но он переплел свои пальцы с ее и вывел Николь в верхний холл. Тут он повернул ее лицом к себе.

За его спиной открытая дверь в ее комнату. Свет лампы в коридоре освещал натертые доски пола. Там спасение. Ничего не видя, она обошла его. Чем быстрее она расстанется с Пирсом Уорнером, чем дальше будет от него, тем лучше.

— Николь? — Его рука скользнула вверх к плечу, останавливая ее.

— Ммм? — Она не смотрела, не рискнула посмотреть на него.

— Все в порядке, правда? Я имею в виду — между нами?

— Да. — Если бы так!

— Если нет, я хотел бы, чтобы вы сказали мне.

Почему он так поглаживает ее запястье? Пытается загипнотизировать ее, чтобы она сделала дурацкое признание? Или он просто хочет вывести ее из себя? Или и правда надеется, что она выдаст ужасающую правду?

— Все хорошо, — выдохнула она, едва сохраняя самообладание.

— Надеюсь, так.

Сознает ли он, что они стоят чересчур близко друг к другу? Может быть, поэтому таким хриплым стал у него голос? Почему он не позволяет ей отступить? Почему проник ладонями в широкие рукава халата, обнял за локти и притянул к себе?

— Потому что, — продолжал он тем же странным голосом, — не знаю, как бы я справлялся без вас, Николь. Вы не так долго прожили здесь, но уже стали…

— Полезной? — прошептала она, чувствуя отдаленную дрожь — предвестие более сильных потрясений. Все вокруг против нее. Полуночная тишина, в которой биение сердца превращалось в грохот. Игра теней, пляшущих вокруг них. Атмосфера, наполненная вибрирующим напряжением.

— Не совсем так. — Он еще чуть надавил на локти и на дюйм приблизил ее к себе. — Незаменимой, это слово больше подходит.

Мелькнула мысль: он собирается поцеловать меня!

А он все теснее прижимал ее к себе. Она ощущала крепкие мышцы его длинных ног, агрессивную жажду его бедер. Видела широкий размах плеч, согнутых над ней и освещенных светом, падавшим со спины. Кончиками пальцев чувствовала ворсистую ткань его пиджака. Вздрагивала от прикосновения его шершавого подбородка к щеке. Его руки обвивали ее талию, его грудь сдавливала ее груди.

Николь казалось, что сердце сейчас выскочит из грудной клетки, переберется к нему и будет там биться в такт с его сердцем. Что легкие взорвутся, а тело размягчится и расплавится от жара, разлившегося между ними.

Его рот соблазняюще нежно поглаживал ее губы. И она подумала, что сейчас умрет от восторга. Закрыв глаза, она вдыхала его запах. Он пах орегонскими соснами, купавшимися в лунном свете, и морскими ветрами. Сандаловым деревом.., и чуть-чуть жасмином и мускусом.

Запах Луизы Трент!

Николь резко отпрянула назад, упершись ладонями ему в грудь и отталкивая его.

— Как вы смеете? — фыркнула она. Он выпрямился.

— Простите меня, Николь. — Он пожал плечами, и висевший конец галстука закачался возле кармана как дразнящее напоминание о том, где и как он провел начало вечера. — Это нарушение правил.

— Да, — подтвердила она. — Нарушение.

— Это не повторится.

Нет, ни печально, но не повторится. Утром он удивится, что же ввело его в искушение.

На следующий день он не завтракал вместе с ними. Редчайшее исключение. Еще более необычное потому, что было воскресенье.

— Он поел раньше, — сообщила Жанет. — Сказал, что у него гора бумаг, с которыми надо до завтра разделаться, и что он не хочет, чтобы его беспокоили.

Но когда Пирс не вышел к ленчу, ограничившись сэндвичами в библиотеке, Николь пришлось признать, что он избегает ее. Она еще больше укрепилась в своем мнении, когда около трех он вдруг появился в саду и освободил ее от работы до конца дня.

— Вы не брали выходных, — объявил Пирс, не глядя ей в глаза. — Навестите родственников или делайте, что хотите. Ведь вы говорили, что они главная причина, почему вы выбрали эти края, разве не так?

Тревога охватила ее. А что, если он спросит, где живут родственники? Или их фамилию? Она плела свою паутину лжи, но об этом явно не позаботилась.

— Возможно, я навещу их, — пробормотала она, поспешив уйти.

— Если хотите, останьтесь на ночь. Если вернетесь до моего отъезда утром на работу, я справлюсь с Томом сам.

Остаться где? Без Томми она не многим лучше бездомных, спящих в нижнем городе Морнингсайда на скамейках в парке.

— Я вернусь гораздо раньше. — Она наклонилась, чтобы обнять племянника. — До свидания, солнышко. Утром увидимся.

— Нет, — запротестовал мальчик, обхватив ее колени. — Я хочу поехать с тобой.

— Николь покинет свой пост, Том, совсем не надолго. Так что все поручается нам, мужчинам. Позволь ей уйти. Она заслуживает времени для игры. Как и все мы.

Голос Пирса звучал почти мягко, но Томми не собирался уступать.

— Нет! — заплакал он и побежал по лужайке, проявляя упрямство, что случалось с ним редко. — Я не люблю тебя. Я люблю Николь.

— Уходите! — Пирс резко кивнул, показывая на дом. — Я справлюсь.

— Мне неприятно уходить, когда он так расстроен.

— А мне неприятно спорить с вами, когда я уже по уши влез в это дело. Я пытаюсь найти с ним общий язык! — гаркнул Пирс.

Николь все еще колебалась. Сердце щемило от громкого плача Томми.

— Идите! — приказал Пирс. В глазах буря.

Мне некуда идти, хотелось ей крикнуть. Все, кем я дорожу, здесь. Это вы и Томми.

Но, конечно, она ничего не могла сказать. Точно так же, как не могла прижаться к его сильным мужественным плечам и раскрыть правду.

Николь направилась к дому. За спиной раздавались крики Томми. Но когда она поднялась в свои комнаты, то с облегчением отметила, что в саду уже стояла тишина.

Николь осторожно отогнула угол шторы и выглянула. Пирс и Томми сидели на траве лицом друг к другу. Пирс что-то говорил, а Томми слушал. Ее должно бы это порадовать. Но Николь почувствовала себя брошенной.

* * *

Николь оказалась в центральном парке Морнингсайда, где летом каждую субботу и воскресенье проходила ярмарка под открытым небом. Она занимала огромную территорию, включающую берег под тенью тополей и широкий зеленый луг.

Николь тянуло к ярмарке, как цветок к солнцу. Пирс был прав, настаивая, чтобы она воспользовалась свободным временем. Ей необходимо побыть с людьми. Счастливыми, незнакомыми людьми, с которыми не надо всегда быть настороже.

Голоса, музыка, движущаяся толпа напоминали ей, что кроме дома Пирса есть мир. Что печаль теснится, уступая место радости жизни. Как давно она не смеялась и не танцевала просто ради веселья! Хотя Николь и наслаждалась близостью к Томми, в доме Пирса груз обмана всегда давил на нее. Постоянно напоминал о трагической причине, толкнувшей ее на ложь.

Она нашла палатку с летними платьями, выбрала одно, ярко-коралловое, и примерила его в специальном уголке, отгороженном у стены брезентовой палатки двумя шторами, натянутыми на проволоку. Там на плечиках для пиджаков висело зеркало. Ей понравилось, как сидит на ней платье, и она купила его и еще одно, с синим павлиньим рисунком.

На соседнем прилавке она обнаружила виниловый фартук с нагрудником и напечатанным рисунком Ренуара. Конечно, Жанет ему обрадуется. И торговец убедил ее, что без терки для мускатного ореха, работающей на батарейках, кухня неполна.

Николь стороной обходила прилавки с игрушками. Искушение завалить Томми подарками слишком велико, но рискованно. Наверное, тетям баловать племянников дозволено, а няни должны знать правила. И все же она купила для него полосатую рыбу из папье-маше, недорогую, яркую и веселую.

Когда солнце зашло за деревья, приступы голода направили ее к ресторану в конце мола. К несчастью, не ей одной пришла в голову эта мысль.

— Я могу предложить вам столик не раньше чем через десять минут, — сообщил мэтр. — Но если хотите, можете посидеть в холле и что-нибудь выпить.

Она редко бывала в баре и никогда не пила одна. Но карнавальная атмосфера оказалась заразительной.

— Почему бы не выпить, — сказала она и попросила вина.

Холл был просторный и прохладный, с множеством растений в кадках, с окнами от потолка до пола, смотревшими на море. Плетеные кресла выглядели глубокими и удобными, музыка звучала тихая и успокаивающая.

Экран из растений отгораживал ее столик. Она сняла босоножки, вытянула ноги и, потягивая вино, наслаждалась музыкой. Потом она побалует себя хорошим обедом, а когда наступят сумерки, проскользнет в дом и ляжет спать в свою постель. А Пирс ничего не узнает.

Николь прислонилась головой к высокой спинке кресла и завороженно наблюдала за бесконечными накатами прилива.

Можно даже и вздремнуть. Видит Бог, она неважно спала прошлую ночь. И вдруг кто-то споткнулся об ее ноги.

— Прошу вас, извините! — воскликнула женщина и потом почему-то тихо прошептала:

— Ох!

Выпрямившись в кресле, Николь увидела женщину, на бледном лице которой сверкали изумлением темные глаза. Рукой она зажимала рот, сумочка упала на пол, а ее содержимое рассыпалось у ног.

Незнакомка уставилась на Николь. Николь уставилась на незнакомку. И в течение секунды время будто остановилось, точно не знало, бежать то ли вперед, то ли назад. Затем потрясенная женщина взяла себя в руки.

— Ох! — слабо произнесла она. И снова:

— Ох! Прошу прощения! На мгновение мне показалось, что вы другой человек. Очень дорогая мне подруга… Что-то в вашем лице, когда вы спали. Простите, что я разбудила вас.

— Я не спала, — улыбнулась Николь. — Просто дала отдых глазам. Я тоже прошу прощения, что оказалась не тем человеком, которого вы ожидали увидеть.

— Вы и не могли быть ею. Моя подруга… — Женщина сглотнула, нагнулась и достала из сумочки платок. Потом посмотрела на Николь. — Да, Арлин погибла в автомобильной катастрофе. Всего три месяца назад.

Николь застыла от ужаса.

Женщина опустилась в кресло рядом.

— Простите. Я не подумала, что мои слова могут быть такими страшными. Просто меня это потрясло. Вот и все. На мгновение я почти забыла… — Она с виноватым видом пожала плечами. — Наверно, вы думаете, что я сумасшедшая.

— Нет, — мертвым голосом пробормотала Николь. — Совсем нет. Очевидно, вам очень не хватает вашей подруги.

«Вашей подруги, чье имя Арлин, и на секунду вы подумали, что я похожа на нее!»

Как Николь хотелось все рассказать этой женщине! Они могли бы утешить друг друга.

— Она была для меня как сестра. — Женщина вздохнула и откинулась на спинку кресла.

«Но она была не вашей сестрой, она была моей сестрой!»

— Мне так жаль.

— Могу я угостить вас вином? — Женщина показала на графин с вином, расплескавшимся по столу. — Я бы выпила и сама, а в вашем, боюсь, ничего не осталось.

— Благодарю вас, нет. — Надо бежать. Быстрее, пока она еще владеет собой. Кто бы мог ожидать, что она встретится с подругой Арлин? А если эта женщина заметила сходство, то кто будет следующим? — Мне правда пора идти.

— Ну тогда спасибо, что не заставили меня чувствовать себя полной дурой. И кроме того, вообще-то вы совсем не похожи на Арлин. Не знаю, что навело меня на мысль о сходстве… — Она внимательно разглядывала Николь. — Может быть, рот. У Арлин тоже была очаровательная улыбка.

Николь еле сдерживала панику. А тут еще неожиданно появилась официантка и сообщила, что столик готов.

— Я передумала, — сказала Николь. — Боюсь, что я не могу задержаться.

— До свидания, — крикнула подруга Арлин вслед Николь, когда та собрала свои покупки и направилась к выходу. — Может быть, мы еще как-нибудь встретимся.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Николь снова шла по ярмарке. В голове все смешалось. Скорей к машине и подальше от места, где чуть не разразилась катастрофа.

Жалобный вопль остановил ее. Николь увидела щенка, уползавшего под стол, к ножке которого он был привязан на длинной веревке. Прохожий наступил ему на переднюю лапу, и щенок с несчастным видом держал ее на весу.

И тут Николь сделала две ошибки.

Первая — просто дурацкая. Она нагнулась и стала утешать щенка. Одни ноги и хвост, и мягкая, теплая шерсть медового цвета.

Вторая — фатальная. Она вступила в разговор с бессердечным владельцем. Из пикапа, припаркованного возле соседнего прилавка, вышел мужчина.

— Вас интересует собака? Она недорогая.

И только тут Николь заметила плакатик, прикрепленный к столу. «Продается десятинедельный золотистый ретривер. Без родословной».

Щенок смотрел на Николь самыми печальными глазами, какие она видела в жизни.

Почему она не покачала головой и не пошла дальше? Почему взяла на руки этот трогательный комок шерсти и позволила ему прижаться к ней? Почему она не нашла ничего разумного и здравого, кроме слов:

— Она очаровательна. Как вы можете расстаться с ней?

— У меня и без нее хватает ртов. — Мужчина кивнул на женщину, стоявшую сзади. Одного ребенка она прижимала к бедру, а другой цеплялся за юбку. — Если я не продам щенка… — Он провел грязным пальцем по шее.

Собака заскулила и подняла ушибленную лапу. Одна потерянная душа тянулась к другой.

Появилась мысль возмутительная и бесцеремонная. Но прогнать ее не удавалось. Пирс предполагал завести для Томми собаку. И вот появился пес, который отчаянно нуждается в хозяине.

Этого делать нельзя, подумала Николь. Я не имею права.

— Я беру ее, — сказала она. Ей не хотелось беспокоиться о последствиях такого решения. В худшем случае придется отправить несчастное создание к родителям Николь. В лучшем — у нее есть хороший предлог, почему она вернулась вечером домой.

Довольно жалкий предлог. Всю дорогу она репетировала, что будет говорить. Допустим, «Пирс, я спасла щенку жизнь». Вроде бы вполне разумное начало. Но когда Николь ставила машину в третий бокс гаража, она увидела под деревьями темно-красный «таурус» Луизы. А черный «Меркурий маркиз» Пирса отсутствовал. Значит, они оставили мальчика с Жанет, а сами уехали обедать. Это устраивало Николь. Пока их нет, она постарается придумать более убедительные доводы.

Радуясь отсрочке, Николь заспешила к Жанет.

— Он уехал с Томми и мисс Трент после полудня, — сообщила Жанет, помогая со свертками. — Боже милостивый, Николь, что это там у вас?

— Наверно, вы скажете, что это импульсивная покупка. — Вытащив щенка из картонной коробки, Николь с опаской ждала реакции Жанет.

Жанет, прежде всего женщина практичная, всплеснула руками.

— Собака слишком маленькая, чтобы жить без материнского молока. Быстренько пустите ее на заднюю лужайку, пока она не намочила чистый пол. А я сейчас придумаю что-нибудь ей на ужин.

— Как по-вашему, Пирс позволит мне оставить ее? — чуть позже спросила Николь. Они смотрели, как щенок нюхает пол, направляясь к миске с теплой кашей.

— Боже милостивый, Николь! — воскликнула Жанет. — Как вы могли!

— У меня не было выбора. Мужчина, который продавал ее, собирался утопить несчастную, если не избавится от собаки до конца дня.

— Такие, как она, рождаются каждую минуту. — Жанет печально подняла глаза. — Вы понимаете, что, как только эту забрали, продавец достанет другую? Наверно, он их ворует, если говорить по правде. И понимаете, в следующий уик-энд он снова будет там петь старую песню?

— Нет, — тихо возразила Николь, — я этого не понимала. Но я бы все равно не стала раздумывать.

Как раз в этот момент фары осветили темные кусты под окнами кухни.

— Сейчас у вас начнутся большущие трудности, — предсказала Жанет, глядя на щенка, который свернулся в клубок и спал у ног Николь. — Командор только что приехал. На вашем месте я бы подождала до завтра. Догадываюсь, что, проведя день с Томми и мисс Луизой, он не в лучшем настроении.

— Вы правы, — согласилась Николь, потом положила теплый комочек в коробку и передала судьбу щенка в руки Жанет. — Помогите мне, Жанет. Только одну ночь подержите его в кухне. Сидя в коробке, он не устроит неприятностей.

— Будем надеяться, — фыркнула Жанет. — Кстати, как его зовут?

Николь беспомощно пожала плечами и провела пальцем по мягкой светлой шерсти.

— Может быть, Медок? Или Красотка? Не знаю. По правде говоря, я не думала об этом.

— По моему мнению, вы вообще сегодня не думали, — мрачно заметила Жанет. — Спрячьте коробку под стол, подальше от глаз. И будем молиться, чтобы командор не зашел ночью в кухню перекусить. Или у нас обеих земля загорится под ногами.

Пирс принес Томми в детскую, снял с него одежду и окунул малыша в теплую ванну. Бог видит, мальчику требовалась ванна. Кетчуп, мороженое и другие неопознанные продукты покрывали его с головы до ног.

Когда Пирс отмыл его дочиста, Томми практически спал стоя, а дядя сам нуждался в ванне. Это вроде бы лучший способ смыть воспоминания дня, который оказался невероятно неудачным.

Том так и не пришел в себя после отъезда Николь. И самолюбие Пирса ужасно страдало оттого, что ребенок считает его неполноценной заменой няни.

Пирс решил поехать с ним куда-нибудь и этим исправить положение. И когда неожиданно появилась Луиза, он пригласил ее на прогулку, полагая, что присутствие женщины будет полезным. Оно оказалось более чем вредным.

— Ребенок испорчен, — объявила она, когда Том проявил плаксивую настойчивость, требуя, чтобы они остановились через пятнадцать минут после выезда из дома. Он хотел пить. — И все благодаря няне, которую ты взял на работу.

— Я думал, она тебе нравится, — удивился Пирс.

Луиза отодвинулась на безопасное расстояние от Тома. Он выдувал из соломинки апельсиновый сок с содовой.

— Да, до тех пор, пока я не поняла, какой хаос она устраивает вместо работы.

— По-моему, она неплохо справляется. Том вроде бы привыкает к переменам.

Пирс говорил вполне спокойно. Но она, должно быть, поняла, что возможен взрыв, ведь запальный фитиль у него довольно короткий.

— Милый, я не критикую тебя, — нотки утешения смягчили голос. — Я знаю, ты стараешься, за это я и люблю тебя.

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Молчание, последовавшее за этими тремя словами, почти звенело в тишине. Многозначительная тишина, говорят в таких случаях. Пирс знал, что этим кончится. Беда в том, что ему не удавалось вызвать в себе ответное чувство.

Пирс вытер лужу, которую устроил Том, выдувая сок из соломинки. Потом он предложил поехать в Кливс, в парк с аттракционами. Луиза все время смотрела в боковое окно машины. Поворот головы и положение плеч просто кричали, как она разочарована в нем.

В некотором смысле он и не винил ее. Они встречались месяцев пять. Их союз приобрел определенное постоянство, хотя они не обсуждали эту тему. Он полагал, что со временем они поженятся, у них будут дети. Но когда Джим и Арлин погибли, все планы пришлось отложить. Пирс не сомневался, что Луиза все понимает.

Вероятно, его допущения заходили слишком далеко не только в этом. К примеру, он нанял Николь. Почему, когда все вроде бы устроилось, Николь внесла в его жизнь ненужные сложности?

И эта история прошлой ночью, когда он поцеловал ее… Черт, от одной мысли об этом его бросало в жар!

Парк с аттракционами выглядел совсем неплохо. По крайней мере с точки зрения Тома. Он катался на карусели, на детском чертовом колесе, сидел за рулем электрической машины на автодроме. И всюду счастливо визжал от восторга.

Луиза почти ничего не говорила. Парк не лучшее место для беседы. Но терпения ей не занимать. Она разгуливала на высоких каблуках, старалась не замечать шума и ждала своего часа. Фактически она только один раз открыла рот. Когда Том попросил покататься на «русских горках».

— Пирс, ты с ума сошел. Когда все начнет вертеться, его просто стошнит.

Пирс ее не слушал. Он так радовался, что Том не ноет, не хнычет и не жалуется.

— С ним все будет в порядке. У него в жилах кровь моряков, — похвалился Пирс, уверенный, что ни один аттракцион не может сравниться с движением корабля по бурному морю. — А почему бы тебе не пойти с нами?

— Чтобы он вывалил на меня свой завтрак! — возмутилась Луиза.

Том оказался выносливым парнем. Он вскрикивал от восторга и ужаса и прижимался к дяде, совершенно забыв о Николь. Парень сумеет привыкнуть к новым родителям, решил Пирс.

Когда они уходили из парка, солнце уже садилось. И Том словно увял. Он хныкал, что хочет есть, пить и ему жарко. Они остановились на полпути между Морнингсайдом и Кливсом, чтобы перекусить в кафетерии.

Пирс и Том взяли все, что там предлагали: бургеры, жареную картошку и молочно-шоколадный коктейль. Луиза ограничилась салатом. И только тут Пирс понял, что она чересчур давно молчит, а на нее это не похоже.

— Луиза, — спросил он, подумав, не слишком ли долго она была на солнце, — с тобой все в порядке?

— Не знаю. — Она вздохнула, и лицо у нее покраснело. — Тебе виднее.

Он озадаченно взглянул на нее. Том, воспользовавшись моментом, вылил себе на тарелку такое количество кетчупа, какого армии хватило бы на месяц.

— Я хотела сказать, — в голосе явно звучала обида, — ты хоть помнил, что я была рядом?

— Ну, конечно, ты была рядом, — совершенно заинтригованный, подтвердил он.

— И откровенно говоря, для тебя, Пирс, это ничего не значит? Подошла бы и любая другая женщина? К примеру, няня Николь? А я всего лишь подходящее тело, когда ты в настроении для небольшого здорового секса? И он тебе уже несколько недель не нужен!

— Не говори так, — пробормотал он, глядя на Тома. — Здесь маленькие уши.

— Именно это я имею в виду! — Она бросила вилку на стол, и в глазах засверкали слезы. — С тех пор как появился этот.., малыш, ты едва ли нашел для меня полный день.

Ему не понравилось, как у нее прозвучало «этот малыш». Очень похоже на ругательство. Но еще больше не понравилась дрожь в голосе.

— Не плачь, пожалуйста, — попросил он. Удивительно, как чертовски простой вопрос, вроде «С тобой все в порядке?», мог вызвать такую неожиданную реакцию. — Честно, Луиза, если у тебя такое впечатление, то мне очень жаль.

— Знаю.

— Если для тебя это слишком и ты будешь счастливее, встречаясь с другими мужчинами…

— Нет, — простонала она. Глаза сверкали как драгоценности. Женщины ужасно выглядят, когда плачут: носы краснеют, и белки глаз становятся розовыми, но Луиза выглядела такой же красивой, как всегда. — Ох, Пирс, я совсем не этого хочу.

— Хорошо, — проговорил он, не спуская глаз с Тома, который решил отправить картофель фри в молочный коктейль. — Хорошо, если ты понимаешь, что я не могу забыть про Тома.

— Милый, — пробормотала она, промокая глаза, — я и не прошу тебя об этом. По-моему, просто замечательно, что ты хочешь заменить ему отца. Томас восхитительный ребенок. Что же касается неудачного замечания, которое я сделала насчет Николь…

— Забудь о нем. Я уже забыл. — Пирс не хотел обсуждать Николь, да еще с Луизой.

— Хорошо. Но, милый, Томасу нужна твердая рука. И я убеждена, что Николь слишком много ему позволяет. Пирс, для мальчика плохо, когда с ним так цацкаются.

— Думаю, да.

— Как насчет мороженого на десерт, солнышко? — спросила у Тома официантка, убирая со стола грязные тарелки.

— Ох, здорово! — просиял Том и, чтобы быть уверенным, что она не забудет о своем предложении, без напоминания добавил:

— Пожалуйста.

— Я не каждый день вожу его на прогулку и обедать, — словно защищаясь, проговорил Пирс, увидев, что Луиза готова возразить.

— Думаю, ты поступишь правильно, — она скривила губы в натянутой улыбке.

— Надо Тома чем-то занять, пока мы пьем кофе.

— Конечно. Мне покрепче, — сказала она официантке.

Пирс положил руку на спинку ее стула и сжал плечо.

— Если сохранится хорошая погода, надо придумать на следующий уик-энд что-нибудь особенное. Есть предложения?

Сам не понимая того, он еще раз наступил на грабли.

— Неужели ты забыл! — простонала она. — Ох, Пирс, как ты мог после всего, что я сделала?!

— О чем? — Он твердо верил, что мужчина ничего не добьется, пытаясь с помощью лжи избавиться от неприятностей.

— Ну как же! Конечно, о вечеринке у тебя дома в следующую субботу!

— Я забыл. Прости. А нельзя отложить? — Он многозначительно посмотрел на Тома. — Я имею в виду, что совсем недавно…

— Милый, жизнь продолжается. И в случае с Томасом чем раньше, тем лучше. Ты не согласен?

— Может быть, — пожал он плечами.

— Тебе не придется нанимать дополнительных помощников. Не сомневаюсь, под присмотром Николь и Жанет милый маленький мальчик не создаст проблем. Правда?

Пирс не совсем это имел в виду. Но в ответ на вопрос милый маленький мальчик выбрал момент, чтобы собственными руками устроить диверсию.

Умело направив ложку в намеченную цель, он шлепнул растаявшую массу шоколадного мороженого прямо на середину белой полотняной юбки Луизы.

Пирс надеялся, что это — последняя неприятность.

Но он ошибался. Они проехали полпути, когда пришлось остановиться и отвести Тома к обочине дороги. Луиза не произнесла ни слова. Он узнал, что молчание бывает красноречивее слов.

Когда они наконец добрались до дома, он пригласил ее на чашку чая.

— Нет, спасибо, — отрезала она. — Дети, которых тошнит, заставляют меня нервничать.

Нервничать? Из-за такого пустяка? Черт, это было просто мелочью по сравнению с тем, что он видел в море! От раздражения искрился воздух. И когда она благодарила его «за такой очаровательный день», оно стало просто пугающим. И неудивительно, что, когда Луиза наконец села в машину и скрылась из вида, он чуть ли не бегом помчался в дом, чтобы сделать хороший глоток бренди.

Позже он принял душ. Вытирая полотенцем волосы, шагнул к окну и посмотрел вдаль. Ночь стояла ясная и теплая, легкий ветер чуть шевелил воду. Прямо внизу в темном саду светился полупрозрачный бассейн.

Если немного поплавать, он даст отдых позвоночнику. И свежий воздух может улучшить настроение. А после плавания он выпьет виски. И если у него зашумит в голове, то будущее покажется привлекательней, чем он видит его сейчас.

Через пять минут Пирс стоял на мостике для прыжков. Набрав побольше воздуха и расслабившись, он рассек воду. Она сомкнулась вокруг него, нежная и теплая. Как женские руки. Только не такая капризная и требовательная.

Проплыв двадцать пять раз от бортика до бортика, Пирс почувствовал себя новым человеком. Перевернувшись на спину, он лениво покачивался на воде. Внизу океан шептался со скалами. Над головой ярко и чисто сияла Малая Медведица.

В правильно устроенном мире он бы командовал кораблем. Скорей всего, где-нибудь в Персидском заливе. Джим и Арлин остались бы в живых. Том жил бы с родителями. А дядя присылал бы ему экзотические подарки из дальних стран.

Заложив руки за голову, Пирс смотрел на звезды. Хотя то, что он имеет сейчас, несоизмеримо с тем, что он потерял, все же жизнь чертовски приятна. Все мирно, спокойно, упорядоченно. Том спит в своей постели. И все в этом мире более-менее правильно.

Если бы в соседнем доме не выла собака.

Если бы не тот факт, что соседний дом в четверти мили отсюда, а вой слышится где-то ближе. Гораздо ближе.

Николь подождала, пока Пирс уложил Тома и дом погрузился в молчание, и только тогда включила свет. Она готовилась пораньше лечь спать. День выдался утомительный.

Но когда Николь вышла из роскошной ванны, до нее донесся звук. Первая мысль — Томми опять приснился кошмарный сон. Надев банный халат, она на цыпочках подошла к его двери. Заглянула. Мальчик, раскинувшись на кровати, крепко спал.

Николь шла к себе, когда снова донесся отчаянный, жалобный вой, а потом высокий пронзительный лай. Повернувшись, Николь посмотрела вниз в холл. Она почти надеялась увидеть щенка, карабкающегося по лестнице в поисках своей спасительницы.

Дверь в комнату Пирса была закрыта, но внизу виднелась полоска света. Застыв на месте, она ждала, вот сейчас он услышит вой, распахнет дверь и потребует объяснений. Прошло с полминуты. Дверь оставалась закрытой. Только ускоренное биение ее сердца нарушало тишину. Николь облегченно вздохнула и направилась к себе.

Не прошла она и полпути, как послышался лай. Еще более неистовый и громкий. Совсем не похоже, что щенок так устал, что ничего не хочет, только бы оставили его в покое и дали поспать. Напротив, малыш вроде бы решил поднять на ноги весь дом. Прокравшись на цыпочках мимо двери Пирса, Николь сбежала по лестнице и через коридор влетела в кухню.

Картонная коробка лежала на боку. Старое полотенце, которое Жанет положила как временную постель, растянулось по полу. Но щенка в кухне не было. Единственное живое существо в кухне — сама Николь. Ее опрометчивый поступок в тусклом свете ночи показался еще более безрассудным.

Щенята жуют обувь. Пока их приучишь, они оставляют визитные карточки в том месте, где их застала нужда. И даже такая крошка, как десятинедельный ретривер, способна открыть распахивающуюся дверь, которая ведет из кухни в жилую часть дома.

Щенок своими крохотными зубками может поцарапать красивую мебель красного дерева в гостиной. Запачкать роскошный ковер в столовой. Не говоря уже об опустошениях, которые он устроит, забравшись в любимую библиотеку Пирса. Николь представила эти картины, и кровь застыла у нее в жилах.

— Медок, — прошептала она, толкая дверь и выглядывая в коридор. Хоть бы ей удалось найти псинку раньше, чем она разбудит весь дом. — Красотка, выходи, выходи. Где ты, маленькая обезьяна? Если мы потревожим нашего всемогущего командора, меня продерут с песочком. И все из-за тебя.

— Мы больше не будем этого делать, Николь, — сообщил ей голос из другого конца кухни. — У нас есть другой способ определять наказание.

Проглотив тихое «ах», Николь обернулась. В дверях, ведущих в задний двор, стоял Пирс. На коже поблескивала вода. Вокруг пояса обмотано полотенце. Ясно, откуда он пришел.

— Ох, Медок-Медок, так ты здесь, — выдохнула Николь, бросившись к извивавшемуся комочку, который Пирс держал на сгибе локтя. — Вот ты где!

Пирс повернулся, не дав Николь дотронуться до собаки, и загородил ее рукой.

— Медок-Медок? — повторил он с коварным изумлением. — Секунду назад я был всемогущим командором. Чем вызвано такое нежное обращение, не говоря уже о его чрезмерности и а мгновенной перемене?

— Не говорите ерунду, — пробормотала она, на пороге гибели отбросив хорошие манеры вместе со здравым смыслом и инстинктом самосохранения. — Я обращалась к собаке.

— К собаке? — повторил он и захлопал мокрыми ресницами, притворяясь ошеломленным. — Вы, должно быть, ошиблись. У нас нет собаки.

— Теперь есть, — прямо выпалила она. — Я купила ее днем. На рынке в парке. Она золотистый ретривер с…

— Она такой же золотистый ретривер, как я французский пудель, — перебил он. — Что же касается имени, то оно только чуть менее абсурдно вашей уверенности, что я не замечу лишнего рта. — Он строго смотрел на нее. — Вы невысокого мнения о моих умственных способностях, не правда ли, Николь?

— Нет, — начала она, потом быстро исправилась, пока еще полностью не оттолкнула его:

— Я имела в виду — не правда. Я испытываю к вам трепетное уважение во всех мыслимых отношениях. И мне очень жаль, если создалось впечатление, будто я воспользовалась случаем и принесла в ваш дом собаку без вашего разрешения.

— Но разве это не так?

— Да, — она с виноватым видом вздернула одно плечо. — Но я чувствовала, что у меня нет выбора.

— Правда? Вы спасли собаку от скорого и несчастного конца?

— Да. — Николь немного успокоилась, заметив, что он, сознавая или нет, нежно ласкает уши Медовой Красотки. — Хозяин сказал, что хочет ее утопить, если не найдет для нее дом. И вы говорили, Пирс, о собаке для Томми.

— Надо запомнить, что при вас больше нельзя размышлять вслух, — сухо заметил он. — Это становится опасным занятием.

— Да, — сдержанно согласилась она. — Пирс, можно мы оставим ее?

Он издал длинный страдальческий вздох. Потом свободной рукой потуже затянул полотенце вокруг пояса. Жест и обилие загорелой плоти, выставленной на обозрение, вызвали у нее сомнение, надето ли что-нибудь под полотенцем.

— Я только расположился, чтобы спокойно выпить у бассейна, — снова заговорил он. Его тон заставил ее острее почувствовать свою вину. — Я полагал, что заслужил это, учитывая, какой был день.

— Томми доставил вам много хлопот?

— Это был ад. По-моему, Том вел себя нормально, но все остальное… Достаточно сказать, что мне не понравилось, что это создание лаяло во всю силу легких и лишало всех покоя. Вы выбрали, Николь, не лучшее время, чтобы взывать к моим добрым чувствам.

Если они у вас вообще есть, подумала Николь. А Медовая Красотка заскулила и поглубже зарылась в спасительную руку Пирса. Как может человек оставаться глухим к такому беспомощному крохотному созданию?

— Хорошо. Будет ли это слишком, если я попрошу оставить собаку, пока я устрою ее в другом месте?

— Я не говорил, что это будет слишком. Я сказал, что сейчас не лучшее время вытягивать из меня какое-то решение. И не лучшее место. — Он многозначительно посмотрел на лужу, набежавшую к ногам. — С меня капает вода на чистый пол Жанет. И собака, наверное, в любой момент добавит беспорядка. Если вы настаиваете на обсуждении этого вопроса, давайте спустимся к бассейну и там попытаемся найти компромисс.

— Какой компромисс? — озабоченно спросила она.

— Вы выпьете вместе со мной, а я соглашусь рассмотреть все за и против. Разумная беседа двух взрослых людей может склонить меня к более милосердному взгляду на этот вопрос.

Николь подумала, что предложение больше похоже на шантаж, чем на компромисс.

— Я открою бутылку вина, — ради убедительности добавил он. — Я знаю, вам не нравится виски.

— Не поздно спускаться к бассейну?

— Половина десятого. Разве это поздно?

— Я имела в виду температуру. Там будет холодно.

— Там двадцать четыре градуса. Кирпичи в патио еще теплые от солнца. — Он посадил Медовую Красотку на широкую ладонь, передние лапки свисали между пальцев, и победно улыбнулся. — Какие еще отговорки, Николь? Почему вы не хотите потратить несколько минут вашего бесценного времени, чтобы помочь мне принять решение, что делать с некультурным созданием, которое вы принесли ко мне в дом?

Николь знала, почему. Вино, лунный свет и Пирс Уорнер в самом игривом настроении — такое же безопасное сочетание, как бензин и огонь.

— Я не придумывала отговорки.

— Правда? Но я так понял. Если бы я не знал вас, то сказал бы, что вы боитесь оставаться в темноте наедине со мной.

— Абсурд!

— Так вы выпьете со мной?

— Если вы настаиваете.

— Я настаиваю. — Хотя победная улыбка не убавилась ни на дюйм, в голосе безошибочно угадывались повелительные ноты. — Идите наденьте купальник, и побыстрее.

Ее так и подмывало прищелкнуть каблуками и отдать честь. Но в нынешних обстоятельствах, наверно, вежливее ничего не говорить и не делать. Судьба щенка все еще висит на волоске.

— Хорошо.

— Возьмите бэби-монитор, — тоном командора продолжал он. — Мы услышим, если Томми проснется. Хотя не думаю. После такого дня…

— А что делать с?.. — Николь показала на Медовую Красотку, которая свисала с ладони Пирса.

— Я отнесу эту дворняжку к бассейну. Нет смысла оставлять ее здесь. Она начнет выть и поднимет на ноги всех соседей. — Он кивнул в сторону двери у нее за спиной. — Побыстрей, Николь. Время идет. А мне не нравится, как вертится ваша протеже.

Николь не могла бы объяснить, что заставило ее выбрать купальник, который она носила в другой жизни. Слишком большое декольте мысиком и слишком открытые ноги. Может быть, это попытка доказать себе, что она еще хозяйка своей судьбы, несмотря на его желание командовать ею? Или потребность испытать свою чувствительность к нему — или его к ней? Но определенно это было дерзкое решение для женщины, еще минуту назад не желавшей играть с огнем. И опустившись на одно из кресел рядом с Пирсом, Николь поняла, что поступает опрометчиво.

Перед Пирсом стоял столик со стеклянной столешницей, ведерко со льдом для вина и два бокала для ликера.

— Новый. — Он окинул оценивающим взглядом купальник, на мгновение перестав открывать маленькую бутылку.

— Нет, я ношу его много лет.

Взгляд задержался на плечах, потом опустился к талии, миновав пространство посередине. Вроде бы оно казалось ему чересчур неприличным, чтобы задерживать внимание. Наконец взгляд застыл между коленями и бедрами.

— Он не похож на тот, который вы носите обычно.

Его взгляд и что-то в тоне вызвало в ней неприятное чувство. Будто она нескромно выставилась напоказ. И точно для того, чтобы усложнить положение, из-за деревьев выплыла луна и залила Николь таким ярким и обнажающим сиянием, что бедняжка сжалась.

Николь подняла Медовую Красотку с шезлонга и прижала к груди, словно прикрываясь собакой.

— Конечно, не похож. Какой смысл покупать одинаковые вещи? — с вызовом бросила она, досадуя на себя и на Пирса.

— По-моему, нет смысла. — Его поразила внезапная агрессивность. Он прокашлялся. — Просто.., такая перемена. Я всегда считал вас более…

— Немодной, — подсказала она. Пирс явно не находил определения, соответствующего его представлению о купальнике идеальной няни.

— Консервативной, — наконец нашел он слово.

— Простите, если разочаровала вас.

— Я не сказал, что разочаровали. Пожалуй, удивили. В конце концов, это же вы вроде бы предпочитали… — он опять прокашлялся и предложил ей бокал с бледно-золотистой жидкостью, — более спокойный купальник.

— Ведь мне разрешено менять свои вкусы, — она крепче прижала к себе Медовую Красотку, — так же, как и вам. Вы налили в бокал не вино.

— Это ледяное вино, очень приятное. Нечто среднее между ликером и…

— Я знаю, что это, — фыркнула она, разрушая его уверенность, что ее вкус к вину такой же ограниченный, как и выбор одежды для купания.

— Сегодня вечером вы полны сюрпризов, правда? — Он сделал глоток вина.

— Нет. — Николь вдруг устала пикироваться с ним. Ей захотелось отказаться от роли, которую она выбрала, и стать самой собой. — По-моему, просто у меня, как и у вас, был длинный день.

— Тем больше оснований сейчас расслабиться. — Он взял ее нетронутый бокал и поставил на столик рядом со своим. Потом забрал у нее Медовую Красотку. — Пока не задушили, отпустите дворнягу спать в шезлонге. Пойдемте, Николь, поплавайте со мной.

Она плавала с ним и раньше. Вернее, находилась в бассейне и раньше. Часто. Почему же так бешено забилось сердце и наперегонки с ним пустился пульс? Почему предложение поплавать с ним, когда компанию им составляла только луна, казалось ей волнующим и опасным?

Она знала почему. Прежде с ними всегда был Томми. И это напоминало ей, почему она участвует в странной и трагической шараде, правила которой полностью понимала только она. Нынешним вечером ничто не стояло между Николь и Пирсом. Ни роль няни, ни установленные правила. И не было даже черного закрытого купальника, который делал ее похожей на студентку-первокурсницу, а не на женщину в расцвете лет.

— Пошли, — повторил он низким гипнотизирующим голосом.

Метафорически говоря, невинный бирюзовый бассейн кишел акулами, готовыми разорвать ее. И все же она подчинилась.

Без слов Николь будто в трансе последовала за ним. Пирс вел ее по ступенькам к глубокому краю бассейна. Когда ноги коснулись дна, он нырнул в глубину и увлек ее за собой.

Николь быстро вынырнула, но он не отпустил ее. Напротив, притянул к себе. Ее ноги переплелись с его. Акулы придвигались ближе.

— Видите? — хрипло пробормотал он. — Совсем неплохо, правда?

Возможно, неплохо, но глупо.

И опасно. Несомненно, опасно!

Он вытащил ее на середину бассейна. Обнял за талию. Между ними не оставалось и крошечного пространства. Она почти не сомневалась, что он хочет поцеловать ее. И ни капельки не сомневалась, что позволит ему.

И это было самое опасное, глупое и.., блаженное дело.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Еще с момента краткой попытки в верхнем холле Николь мечтала о новых поцелуях. Но все равно оказалась не подготовленной к реальным поцелуям. Реальным? Нет, волшебным! Очарование захватило ее с первого мягкого прикосновения его губ. Оно распространялось и усиливалось, пока Николь полностью не растворилась в потоке чувственности. Будто приливом ее несло к нему.

Пирс все крепче прижимал ее к себе. Одной рукой поддерживал ягодицы, другой затылок. Давление его губ возрастало. Он пробовал ее, испытывал на вкус. Она закрыла глаза. Последняя картина реальности — звезды, кружившиеся в небе, и луна, бесстыдно наблюдавшая за медленным балетом в воде. И потом не осталось ничего, кроме аромата ночных цветов, сладкого густого вкуса ледяного вина и яростного кипения крови, которое не поддавалось описанию.

Надо бы остановить все немедленно. Такая женщина, какой она была до этого момента, подумала бы о Томми и о собственной лжи. И насторожилась. А она, всегда такая предусмотрительная, должна учитывать последствия страсти, ослепившей ее, и многие возможные осложнения.

Но теперь Николь стала другой женщиной, околдованной поцелуями. У нее осталась одна забота — насытить голод, не признающий других правил, кроме жадного удовлетворения.

Она почувствовала, как его пальцы изучают ее плечо и стягивают бретельки купальника, скользя вместе с ними по рукам. Она не пыталась остановить его. Хуже того, она помогала. Николь изогнулась, и обнажившиеся груди выскочили наружу. Бледные и налившиеся, они уперлись в его мускулистую грудь.

От его взгляда по коже побежали пылающие тропинки. И потом его рот. Язык исследовал склоны грудей, нашел соски и дразнил их совершенно невыносимо. И будто молния пронзила ее. Жар сжигал сердце и душу.

Николь пыталась сдержать бег крови, наполнявшей огнем вены. Открыла рот, чтобы наполнить воздухом опаленные легкие. Но смогла только испустить сдавленный стон.

— Николь, — умоляюще прошептал он. И потом снова, более требовательно:

— Николь?..

Она знала, чего он просит. Знала, что, откинув назад голову, она выставила перед ним уязвимую ямочку на горле. Знала, что предлагает себя без ограничения.

Вода-заговорщица кружилась вокруг них. Теплая и нежная, она вводила в искушение. Затягивала дальше того предела, где кончается понимание, что со временем они дорого заплатят за совершенное сегодня. Ее поднятые ноги плавали вокруг его талии. У него в горле она слышала низкое клокотанье.

Сквозь тонкий слой ткани, все еще разделявший их, она ощущала сильную твердую плоть, искавшую ее. Николь не сознавала, что они проплыли по всей длине бассейна. Пирс отпустил ее на мгновение, чтобы схватиться за перила лестницы, возвышавшейся за спиной. Она закричала в отчаянии, что расстояние между ними увеличилось.

— Я здесь, — пробормотал он, касаясь ее губ, притягивая к себе и переплетая ноги.

И он был с ней. Купальник соскользнул к талии, к лодыжкам, к ступням. И где-то в мерцающей глубине упал рядом с его плавками. Он был рядом. Он был возле. И потом быстро, нежно он был в ней.

Снова молния пронзила и зажгла их обоих. Николь словно искрилась и взлетала в пульсирующем ритме. Такое острое мучение. Его невозможно выдержать. Она открыла глаза и безмолвно просила его об освобождении, которого он не обещал. Волосы, темные и блестящие, прилипли к голове. Капли воды подпрыгивали на коже и пиками торчали на ресницах.

— Пирс, — умоляюще вырвалось у нее.

Он покачал головой и запечатал ей рот губами. Она ощущала его мощь, страсть, первобытную мужскую силу. Наступил момент чистого безумия. Ей захотелось прошептать: «Я люблю вас» — и на вечность быть привязанной к нему.

Но она только крепче прижалась к его плечу и нежно покусывала кожу. Николь с трудом сглотнула, прогоняя исступление страсти. Шторм приближался. Последний бросок. Страсть сама назначала время, когда ей взорваться в них.

Изменить ничего нельзя. Пирс это знал. Хотя пытался остановить начавшееся безумие. Он прижимался спиной к лестнице. Железной хваткой зажав ее бедра, он будто втягивал Николь в себя. А Николь растворилась в нем. Точно маленький камушек, унесенный горячим потоком. И ничего от нее не осталось, кроме кругов, расходившихся по воде.

Тело еще нежно прижималось к нему. Легкая дрожь наполнения, которое он принес ей, еще отдавалась в глубине. Звон в крови постепенно затихал. До Николь стали доходить тихие шорохи внешнего мира. Плеск воды о выложенный плиткой пол. Сонные разговоры птиц. Шелест листьев кизила при набегавшем ветерке.

Она покосилась на него. Голова откинута назад на верхнюю ступеньку лестницы. Глаза закрыты. Можно было подумать, что он спит, если бы не жилка, вздрагивавшая на шее. От каких видений так строго сжался рот? Так бескомпромиссно осуждающе насупились брови?

Несмотря на теплую ночь, Николь вздрогнула. Наслаждение, которое он дал ей, растворилось в чувстве вины. С первой встречи она обманывала этого мужчину. Нет смысла пытаться оправдывать последний проступок. Он был самой величайшей ложью.

Она не предавалась любви с Пирсом. Любовь предполагает взаимное притяжение и доверие. Любовь требует честности и уважения. Николь не могла предложить первого и не заслуживала второго. Она так хотела его, что даже не подумала о предохранении. И как бы ей ни хотелось найти оправдание, его нет.

Вид Пирса свидетельствовал, что он думает так же. Когда она решила высвободиться и ускользнуть, он открыл глаза. Но смотрел не на нее, а сквозь нее. За всю ее жизнь ей ни разу не встретился такой пустой и безнадежный взгляд.

Потом он провел рукой по лицу, словно хотел смыть все, что произошло между ними за последние полчаса.

— Ох, проклятие! — тихо вырвалось у него. Сердце екнуло, будто сжатое в кулаке. Рыдание поднималось к горлу и могло выдать ее. Почти ничего не видя, она оттолкнулась от него и под водой поплыла к противоположной стороне бассейна. Добравшись до бортика, она схватила полотенце, закрылась им, как щитом, и поднялась по лестнице.

Николь не знала, что он поплыл за ней следом, пока к ее ногам не упал купальник. Она не обратила на него внимания, обмотала полотенце на манер саронга и через сад побежала к дому.

Николь порадовала встреча Томми со щенком. Едва он заметил малышку, лицо у него просияло. И постепенно его счастье смягчило боль и смятение в сердце Николь. Мальчик рухнул на колени, завизжав от искренней радости.

Медовая Красотка в свою очередь выскочила из-под стола, где деловито жевала старое чайное полотенце, и бросилась к Томми в безудержном экстазе.

— Клянусь здоровьем, можно подумать, что эти двое — птенцы одного гнезда, — заметила Жанет, наблюдая за обоюдным обменом приветствиями. — Бог знает, когда я видела мальчика таким счастливым. Даже несмышленая собака улыбается. А посмотрите на ее хвост. Она вертит им будто на соревнованиях!

Жанет была права. Мальчик и собака катались по полу. Медовая Красотка улыбалась от одного лохматого уха до другого. Просто чудо, что она от радости не взлетела.

— Одобрит Пирс или нет, хорошо, что я принесла ее. Это лучшее, что я могла сделать.

— Николь… — предупреждающе начала Жанет.

— Мне и правда все равно, Жанет, что подумает наш всемогущий командор. Я готова сказать ему это в лицо. С меня уже хватит, что он единственный отдает здесь приказы.

— На самом деле? — донесся с порога голос Пирса. Николь почувствовала, как у нее все оборвалось. — Тогда, вероятно, нам лучше пойти в библиотеку. Там вы можете свободно выразить свое неудовлетворение без опасения повредить маленьким невинным ушам.

— Мы еще не завтракали. — Отчаянным усилием она пыталась подавить дрожь в голосе. Но это не совсем удалось. Пирс стоял высокий, прямой. Офицер, который не потерпит мятежа на корабле. Устрашающая фигура. Такая же далекая от ночною любовника, как натренированный на охоту доберман-пинчер от покладистого спаниеля.

Пирс нагнулся и забрал извивавшегося щенка у ползавшего по полу ребенка.

— Разрешите мне ускорить дело. Я присмотрю за дворнягой, пока вы занимаетесь своими обязанностями.

Будто понимая, что ее судьба висит на волоске, Медовая Красотка переключила внимание на Пирса. Она одаривала его обожанием почти с таким же энтузиазмом, с каким обволакивала любовью Томми.

— Николь, я буду в библиотеке. — Пирс пронзил ее загадочным взглядом. — Не заставляйте меня долго ждать.

— Да, — выдохнула Жанет, когда за ним закрылась дверь, — разве этого недостаточно, чтобы человек потерял аппетит! Но я предупреждала вас, Николь.

— Знаю, — вздохнула Николь. — Я только надеюсь, что он не перенесет раздражение на… — Она показала глазами на Томми, склонившегося над кашей. — Страшно подумать, как малыш будет разочарован, если собаку придется унести.

— Пирс не такой человек, — возразила Жанет. — Если у него и есть недостатки, то несправедливым он не бывает.

В душе Николь согласилась с ней, но вера в справедливость подверглась испытанию, пока она подходила к библиотеке. Французские двери стояли нараспашку. Пирс в патио, нахмурившись, наблюдал, как Медовая Красотка передними лапами и носом влезла в миску с молоком.

— Кхе-кхе, — покашляла Николь, чтобы привлечь его внимание, и облизала губы, сухие, как песок.

— Я не слышал, как вы вошли. — Он выглядел немного удивленным. Быстро взглянув на нее, снова переключил внимание на щенка. — Я был за мили отсюда.

Наверно, размышлял, как лучше расправиться с няней, которая пересекла границу отведенного ей места? Николь сжала губы, приготовившись к худшему.

— Я думал о собаке, — заметив ее выражение, после паузы пояснил он.

— Вы имеете в виду Медовую Красотку?

«Ради Бога, Николь, разве ты видишь поблизости другую собаку?»

— Точно. Никаких Медовых Красоток. Есть вещи, рядом с которыми я отказываюсь жить.

— Как вы можете быть таким бессердечным? — Николь будто плюнула в него вопросом, настолько сильна была горечь разочарования. Она почти чувствовала ее на языке.

— Прошу прощения?

Его тон и собственный здравый смысл подсказывали: надо остановиться. Но какого черта! Она зашла слишком далеко, чтобы отступать.

— Вы видели лицо Томми, когда он играл с собакой, радость в его глазах. Как можно так бесчувственно растоптать счастье ребенка? Или это ваш способ дать мне понять, что, несмотря на минутную потерю здравого смысла вчера ночью, вы нее еще командор, облеченный правом принимать решения? Вы готовы пожертвовать беспомощным щенком, не говоря о благополучии Томми, чтобы восстановить вашу власть в доме!

Он молча смотрел на нее с минуту, которая показалась вечностью.

— Боюсь, Николь, что стремление представить меня злодеем привело вас к не правильному заключению. Я не предполагал избавиться от собаки. Я возражаю только против имени. Называя ее Медовой Красоткой, я чувствую себя круглым идиотом. Выберите что-нибудь одно. Если это имеет значение, я бы предпочел Красотку.

— Ох, — прошелестела Николь. Унижение, одна опустошительная волна за другой, затопило ее. — Понимаю… Приношу извинения.

— Нет оснований, — продолжал он, зачарованно уставившись на куст пеларгоний в дальнем конце патио. — Почему бы нам не взять ее? Похоже, у нее хороший характер.

— Спасибо. Не могу вам передать, что это значит для Томми. Он будет в восторге.

— Да. — Пирс на мгновение взглянул на нее, потом снова уставился на пеларгонии. — Еще один прекрасный день, — деревянным голосом отметил он.

Ї Да.

— У вас с Томом есть особые планы?

— Нет. — Хорошо, что он не видит, как ее взгляд скользит по его фигуре, вспоминая тело под серой в белую полоску рубашкой и черными, сшитыми на заказ слаксами. Вспоминая мощные плечи и длинные сильные ноги. И как он прижимал ее к себе, словно на краткий, волшебный миг она стала для него самой дорогой в мире.

— По-видимому, лучше сегодня подержать его в относительном покое. Вчера вечером по дороге домой его вырвало.

Вчера вечером. Звенящие от напряжения слова упреком повисли в воздухе. Он тоже почувствовал это.

— Говоря о прошлой ночи… — начал он.

— Наверно, слишком много впечатлений, — одновременно с ним заговорила Николь.

К ее удивлению, он засмеялся. Хриплый скрипучий звук без тени веселья.

— Я просил вас прийти сюда не для того, чтобы обсуждать погоду. И откровенно говоря, Николь, мне наплевать, как вы называете собаку. По-моему, мы оба это знаем.

Николь твердо решила, что будет молчать, пока не убедится, что услышит что-то, с чем можно жить дальше. Она сжала губы и смотрела на цветущие пионы в центре патио.

— Нам надо поговорить о прошлой ночи. — (Она чуть слышно застонала и в отчаянии отвернулась.) — Не отворачивайтесь от меня. Я и так чертовски плохо себя чувствую. Из всех ошибок, какие сделал в жизни, случившееся прошлой ночью я отношу к самой непростительной.

Он приподнял ее подбородок. Николь ничего не оставалось, как встретить его взгляд. Он такой порядочный человек, такой красивый, такой честный. Она смотрела на него, и у нее разрывалось сердце.

Он сожалеет о том, что случилось. А для нее это незабываемое переживание.

— Это не повторится, — заверил он ее.

Эти же слова он сказал, когда первый раз поцеловал ее. Но сегодня и с барабанным боем ей бы не удалось найти в себе то яростное высокомерие, с каким она оттолкнула его тогда. Сегодня ей хотелось плакать. Правда в том, что она не жалела, что они вместе провели ночь. Правильно или не правильно, но это останется с ней навсегда, Особенно когда раскроется ее обман и Пирс с презрением отвернется от нее.

— Надеюсь, — продолжал он, что.., это.., не заставит вас отказаться от должности.

Это. Не «занятие любовью». И даже не «хороший секс». Всего лишь ЭТО.

— Нет, — вздохнула она.

— Хорошо. — И чтобы она не заблуждалась, будто его тоже радует ее решение, добавил:

— Для Томми будет тяжело перенести такую потерю.

— Для меня тоже. Я искренне люблю его. — Не говоря уже о его опекуне.

— Так мы будем… — Он беспомощно развел руками, показывая нехватку нужных слои

— Забудьте это. Будто ничего и не случилось, — с горечью произнесла она, не в силах подавить мучившую ее обиду. А чего она ожидала? Что он посчитает себя обязанным жениться на ней? Потому что в минуту необъяснимой слабости они не устояли?

— Сомневаюсь, чтобы я был способен забыть, — возразил он.

Следующие три дня Николь почти не видела командора. И он совсем не уделял времени Томми.

Он не приходил домой к обеду, а только звонил чуть раньше семи.

— Скажите Тому, что я желаю ему спокойной ночи. Хорошо? Я опять задержусь в офисе, есть работа.

Прекратились семейные завтраки. Когда они с Томми спускались вниз, Пирса уже не было. Он явно избегал Николь. Но ее больше всего мучило, что его отсутствие может возродить страхи, которые испытывал Томми первое время после гибели родителей.

— Николь, дядя Пирс живет с мамой и папой? — спросил он в среду. — Поэтому он больше не приезжает домой?

Николь не знала, как ответить мальчику.

Пирс появлялся редко. Зато Луиза Трент присутствовала почти постоянно. Она сновала по дому с записной книжкой и карандашом. Обнаружив, что Красотка обитает в доме, Луиза, не теряя времени, объявила свое мнение.

— Что здесь делает эта тварь? — во вторник спросила она, без приглашения врываясь в кухню.

— Если вы имеете в виду собаку, то она здесь живет. — Жанет, замешивавшая хлеб на рабочем столе, окинула ее суровым взглядом.

— В доме? Не могу поверить, что командор Уорнер знает об этом.

— Знает, — бросила Жанет, яростно взбивая тесто, и обратилась к Николь:

— У вас готовы лепешки, чтобы ставить в духовку?

Николь сидела за столом и помогала Томми разделить его собственный комок теста на маленькие чумазые кружки.

— Все готово, — ответила Николь, вытирая влажным полотенцем руки Томми, запачканные в муке.

— Вы знаете, у меня аллергия к собакам. — Луиза прикладывала к своему совершенному носику платок, обшитый кружевами, и отгоняла прыгавшего в экстазе щенка. Красотка вроде бы не могла поверить, что не все люди влюбляются в нес с первого взгляда.

— Не могу сказать, чтобы я знала. — Жанет не шелохнулась. — Не могу сказать, чтобы это меня волновало. Собака здесь останется.

— Ну, это мы еще посмотрим. В любом случае я не хочу, чтобы она во время уик-энда болталась под ногами.

— Что будет на уик-энд? — спросила Николь, когда они остались одни.

— Мисс Луиза планирует в субботу справлять новоселье. И догадайтесь, в чей дом она собирается вселяться? — печально хмыкнула Жанет. — Смею сказать, что она представляет это репетицией перед тем, как примет на себя роль постоянной хозяйки. Но если она рассчитывает командовать в кухне, то ей стоит лучше подумать. Пока я не услышу о перемене, я принимаю приказы только от командора. И больше ни от кого.

Николь тоже было о чем подумать. Ей придется видеть, как Луиза виснет на Пирсе и каждое второе предложение начинает со слова «милый». Конечно, самой Николь будет неприятно, но есть, и более важные вещи.

— Наверно, лучше, если я заберу Томми на весь день. Мисс Трент любит маленьких мальчиков не больше, чем щенят.

— Вы правы, — согласилась Жанет. — Если бы дом принадлежал ей, она бы обоих заперла в конуре в дальнем конце сада, подальше от дома.

В четверг в середине утра Пирс неожиданно приехал домой, чтобы забрать какие-то бумаги. Николь поймала его на ходу и высказала свое предложение.

— Совершенно не согласен, — непреклонно объявил он. — Я хочу, чтобы Том был здесь.

— Почему? — удивилась Николь. — Ему не доставит удовольствия ходить среди незнакомых людей. Особенно в такое время. Он лучше всего чувствует себя до шести вечера.

— Том может показаться раньше, а потом вовремя лечь спать. — Пирс перебирал бумаги на столе, потом резко отодвинул их в сторону и взорвался, что бывало с ним редко:

— Вы позволяете ему здесь играть, когда меня нет? Я ничего не могу найти в этом беспорядке!

— Нет, я не позволяю ему играть здесь, когда вас нет, — фыркнула она, разозленная и тем, что он избегал ее взгляда, и несправедливым обвинением. — Он уже забыл дорогу сюда, потому что вы в последнее время редко бываете дома. Не удивлюсь, если он не узнает вас, когда вы в следующий раз соизволите появиться.

— Николь, я еще служу на флоте. И у меня есть работа, которую надо делать. — Стальные ноты в голосе отражались в глазах, когда он мельком скользнул по ней взглядом. — Очень важная работа, если вам интересно. И вам надо бы знать, что служба даст мне возможность содержать этот дом. И вас.

Это «и вас» довело ее до крайности. Будто самое обременительное, что ему приходилось нести, это плата женщине, которой он воспользовался.

— Буду счастлива, командор, получать меньшую зарплату, если это облегчит ваш груз. И уверяю вас, что Томми тоже будет счастлив жить не в такой богатой обстановке, если он сможет больше времени проводить с вами. Ведь предполагается, что вы заменяете ему отца.

— Ох, ради Бога, неужели вы думаете, что я не помню об этом? — Он так сильно ударил тяжелым справочником по столу, что от сотрясения бумаги разлетелись по полу. — Сейчас у меня все мысли о новом эсминце. Намечены встречи, деловые поездки, но приходится их откладывать, потому что на пути встают личные вопросы. И вдобавок желательно, чтобы я приспособил библиотеку для бездельников, которые будут здесь слоняться на уик-энд,

— И еще у вас есть ребенок. И он должен быть превыше всего. Ради Бога, расставьте правильно приоритеты! Могут же другие мужчины.

Он снова мрачно посмотрел на нее.

— Но я — не другие мужчины. Я себе рисовал не такое будущее. Не знаю, понимаете ли вы это. Оказаться инвалидом и расстаться с любимым делом — уже плохо. Я начал осуществлять новую карьеру, но не успел и дух перевести, как на меня свалилось отцовство.

— И вам предстоит еще много пройти, — язвительно заметила она. — Или, по-вашему, только вы здесь такой страдающий? А Томми? Черт с ними, с вашими разбитыми мечтами, что чувствует Томми?

Ее слова попали в цель. Он прекратил лихорадочный поиск бумаг. Закрыл лицо рукой.

— Вы правы. Что бы вы ни думали обо мне, Николь, я с радостью взял ответственность за его судьбу. Другое дело, готов я к этому или нет. Я люблю Тома. И очень любил Джима. Том — большая часть моей жизни и всего, что происходит в этом доме. Поэтому я и хочу, чтобы он появился перед гостями в субботу вечером. Пусть хоть на несколько минут.

— Хорошо. К шести часам я одену и подготовлю его для показа. А в семь заберу. — Она направилась к двери.

— Я хочу, чтобы вы тоже были.

— Не представляю, зачем. — Она замедлила шаг и посмотрела ему в лицо. — Служащих обычно не включают в светские мероприятия.

— Вы больше чем служащая, Николь. — Он тяжело вздохнул, будто произнести эти слова ему оказалось труднее, чем он полагал.

— Я бы предпочла не…

— Отказа я не принимаю.

— Это приказ, командор? — Ее возмущало, что он применяет власть, когда хочет добиться своего.

Губы его недовольно сжались. Как от ее тона, так и от самого вопроса.

— Если вы так поняли, да, это приказ. — Пирс помолчал, словно ожидая, что она отдаст честь и, подчинившись, выйдет из комнаты. Но вместо этого Николь пристально смотрела на него. Взгляд искрился от негодования.

— Как пожелаете, командор.

И в нем закипела злость. Скулы сжались. В глазах сверкали голубые электрические разряды.

— Да, так желаю! — гаркнул он, будто высокий чин, который ставит на место нарушившего субординацию младшего офицера. — И кроме того, вам оплачивается полный рабочий день.

— А как насчет вечеров? — парировала она. Ярость ослепила ее. Захотелось обидеть его так же глубоко, как он только что ранил ее. — Или вы надеялись пользоваться ими бесплатно в виде развлечения, когда ничего лучшего нет?

От гнева он побелел.

— Если вы такого мнения обо мне, — хрипло пролаял он, — то не представляю, почему вы еще здесь. Я бы понял, если бы вы заявили о своем уходе.

Она пожалела о своих словах, но слишком поздно. Не одному Пирсу предстояло правильно расставить приоритеты. Как ни печально, ее собственные тоже далеко не в порядке.

— Я здесь, — начала она, собрав все лохмотья достоинства, — потому что нужна Томми. Я не оставлю его из-за того, что вы и я…

— Точно, — перебил Пирс. — Вы нужны Томми. Вы дали ему чувство безопасности и постоянства. Никто не справляется с ним лучше, чем вы. Именно это я имел в виду, когда просил вас быть здесь в субботу вечером.

А чего она ожидала? Мол, из-за того, что между ними была близость, он считает себя обязанным обращаться с ней как с равной? Или что он ценит ее не только как няню Тома?

Николь удалось чуть отогнать обиду и безразлично пожать плечами.

— Я прекрасно понимаю. А теперь, если вы простите меня, я пойду отрабатывать свое жалованье.

Она почти дошла до двери, когда он остановил ее. Голос снова натянутый и злой.

— Не надо так, Николь.

— Чем я вызвала ваше неудовольствие? — Она обернулась, держась пальцами за ручку двери.

— Не играйте в презираемую женщину. Не вносите дух соперничества в отношения…

— У нас нет отношений, командор, — снова вспыхнула она, повернувшись к нему. — У нас, как вы напомнили мне меньше пяти минут назад, контракт.

Он долго внимательно изучал ее. Голубые глаза непроницаемы. Николь не отводила взгляда. Она мобилизовала все обиды, которые затопили ее и вызвали ледяную ярость. Только так она могла защищаться. Стоит лишь позволить вспомнить нежность, страсть… О, милостивые небеса!

Он выдержал ее взгляд. Потом пожал плечами, выражая что-то среднее между отчаянием и отступлением.

— Понимаю. Мне жаль, если вы так это видите. Я надеялся, мы будем друзьями.

Если бы он предложил дружбу в первый день, Николь с радостью бы приняла ее. Дружба исключила бы необходимость лжи. Но обман тянулся за ней и все усложнял. Обман не допускал простого решения. И ничего нельзя изменить.

Может быть, узнав правду, он поймет ее мотивы и простит. Это лучшее, на что можно надеяться. Тогда они, наверно, сумеют стать друзьями. Это не удовлетворит ее. Но разочарование ей предстоит переносить в одиночестве.

В субботу, едва они кончили завтракать, началось светопреставление. К парадной двери подъезжали грузовики. Приспешники Луизы наводнили дом. Флористы с представителями фирмы «Угощение на дому» хозяйничали на столах в кухне, музыканты протягивали электрические провода в библиотеке.

— В мое время новоселье означало, что приходят несколько друзей и приносят в подарок цветы в горшочках, — ворчала Жанет. Она, Томми, Николь и Красотка наблюдали за событиями, сидя на террасе перед кухней. — Не думаю, что командору понравится такая суматошная вечеринка.

Николь удивило, что Пирс вроде бы дал Луизе полную свободу. Вскоре после того, как началась суета, он извинился и, сославшись на дела, скрылся в нижнем кабинете. И до второй половины дня его никто не видел.

Все оркестровала и преображала Луиза. Роскошные цветы украсили комнаты для приема гостей. В патио и вокруг бассейна были расставлены столы под белыми льняными скатертями. На деревьях и кустах сверкали разноцветные лампочки. В гостиной пианист наигрывал избранные композиции из Большого концерта на Бродвее. На террасе возле библиотеки струнный квартет исполнял Моцарта. Официантки и официанты в униформе стояли в ряд, готовые подать запотевшую «Вдову Клико». Подносы с шедеврами, созданными армией «Угощения на дому», высились за их спинами.

Сверкал хрусталь, мерцало серебро, блестела мебель. Но ничто не могло затмить хозяйку. Луиза в платье из тафты изумрудного цвета, оттененного падающими, как слезы, бриллиантовыми серьгами, порхала, словно видение, распространяя нежный аромат духов от Армани.

— Если бы подол был еще чуть-чуть короче, он бы соединился с декольте, — объявила Жанет, опершись на ванну, когда Николь готовила Томми к выходу. — Она из тех женщин, которые не верят в воображение мужчин.

— Нельзя же обвинять ее в том, что она хочет хорошо выглядеть. Она так старалась, чтобы вечер прошел успешно, — возразила Николь, пытаясь быть справедливой.

— Ей это нравится. Вся история с новосельем — самая экстравагантная трата змеиной энергии и денег командора, начиная с того дня, как она запустила в него когти и уговорила купить дом.

— Вы очень привязаны к Пирсу, правда? — Николь безуспешно пыталась пригладить вихры Томми. Через пятнадцать минут они должны предстать перед гостями. Николь с трудом уговорила его, что надо выглядеть как можно лучше.

— Как же мне не быть привязанной? Я знала его еще мальчиком. Следила за домом его родителей в Аризоне, пока он не ушел в отставку. Потом была первой в списке, когда ему понадобился человек, чтобы управлять этим домом. Но я не надеюсь остаться здесь, когда переедет леди. У нас разные вкусы. — Жанет критически посмотрела на простую белую блузку и юбку Николь. — Если говорить о вкусах, надеюсь, вы не собираетесь вот так спуститься к гостям?

— А чем это плохо?

— Похоже на униформу. Не хватает только белых чулок и туфель.

Николь удивило такое откровенное неодобрение ее костюма.

— Хорошо, — беззаботно согласилась она. — Могу надеть белые чулки и туфли, если вы думаете, что они улучшат картину.

— Кого вы пытаетесь одурачить, Николь? Страх, что обман раскрылся, фактически так и не прошел. Вопрос Жанет снова обострил его. Пульс запрыгал от вспыхнувшей тревоги.

— Что вы имеете в виду?

— Вы хорошенькая женщина, Николь. И слишком сообразительная, чтобы этого не знать и не замечать командора. Я вижу, как он наблюдает за вами. И как вы украдкой смотрите на него, думая, что он не замечает.

— Ох, глупости.

— Идем дальше, — непреклонно продолжала Жанет. — В вас есть мягкость, если хотите, женственность. То, чего у Луизы Трент никогда не будет, как бы она ни старалась.

— Она процветающая деловая женщина. Вряд ли ей приходит в голову учить другую роль.

— Она слишком агрессивная. Ох, конечно, она знает, как заключать сделки с недвижимостью. И прекрасно умеет нажать, когда идет продажа. Но вы женщина такого склада, на каких мужчины типа Пирса Уорнера женятся. Так зачем же вы стараетесь сделать себя незаметной? Почему боитесь показать себя в лучшем свете?

— Я всего лишь оплачиваемая служащая, Жанет.

— Вздор! Женщина моего возраста еще может поверить в такую чепуху. Но вы, современные штучки, все знаете. Оставьте Томми со мной, пойдите и наденьте что-нибудь, привлекающее глаз. Заставьте эту особу, Трент, побегать за собственные деньга.

— Нет, — возразила Николь. — Не думаю, что Пирс одобрит, если я вроде как начну проталкиваться в светское общество, к которому явно не принадлежу.

— Он не одобрит, если вы появитесь в таком виде, будто он вам очень мало платит. Поэтому, мол, у вас и нет ничего, кроме простой старой ситцевой юбки и блузки.

— У меня нет…

— Перестаньте. Я занимаюсь стиркой и заглядывала в ваш шкаф. У вас много красивых вещей. — Жанет посадила Томми на колени и кивнула в сторону комнаты Николь. — Идите. Покажите командору, что он просмотрел.

То ли зашевелилось тщеславие, то ли истинная Николь Беннет, так надолго запертая в глубине, решила хоть на минуту воспользоваться свободой. Какая бы ни была причина, Николь пошла в свои комнаты и принялась перебирать платья, висевшие в шкафу.

Осторожно, напомнил ей тихий голос. Как бы это не обернулось против тебя. Эффектный вид может вызвать подозрения. Забудь о шелках от известного мастера, об итальянском вечернем платье, о блестках и бисере. Они стоят денег, каких у няни не может быть.

Николь выбрала простое летнее кремовое платье, перетянутое в талии широким атласным поясом. Сапфировые серьги бабушки добавят цветовой контраст. Николь надела нитку жемчуга, подарок родителей к окончанию школы.

— Очаровательно. — Жанет с Томми на буксире, не приглашенная, появилась на пороге. — Мне всегда нравилось, когда вы поднимаете волосы на макушку, как сейчас, и локоны свободно падают вниз.

— Вы думаете, все нормально? — Николь последний раз посмотрела в зеркало.

— Да там все помрут! — заверила ее Жанет. Когда Николь с Томми, вцепившимся в ее руку, спускалась по лестнице, гул разговоров стих. Гости, прогуливавшиеся по переднему холлу, повернулись и смотрели, как она проходит мимо в поисках Пирса. Одни улыбались, другие здоровались с ней, но большинство переговаривались между собой.

— Это тот ребенок…

— Пирс назначен его законным опекуном… Понимаете, ближайший из живых родственников…

Не ближайший, подумала Николь.

— Это, должно быть, няня. Я слышала, он нанял женщину…

— ..никто о ней ничего не знает.., новая в городе, насколько мне известно. Приехала откуда-то с востока…

— Она молодая, правда?

— Молодая и красивая… Я думал, что няня — женщина постарше…

Когда-то Николь свободно разгуливала на таких сборищах. Родители, богатые люди, часто и весело развлекались. От матери она научилась составлять изысканные меню. От отца — отличать вино просто хорошее от великолепного. Но сегодня она чувствовала себя Золушкой. Вот-вот соскользнет маска и раскроется ее самозванство.

— Я уже начинал думать, что вы не выполняете мои распоряжения. — Внезапно перед ней возник Пирс и загородил дорогу.

Она заметила его инспектирующий взгляд, потом одобрение, когда он изучал прическу, нитку жемчуга на шее и глубокий квадратный вырез платья, только намеком открывавший ложбинку между грудями. От такого внимательного осмотра Николь почувствовала себя потрясающе нескромной.

— Вот Томми. — Она перепоручала мальчика дяде, а сама приготовилась отступить и спрятаться. — Оставляю вам представлять его гостям.

— Не так быстро. — Он взял ее за локоть и повел к библиотеке. Казалось, что именно там собралось большинство гостей. — Вы часть команды, помните? Я хочу, чтобы люди с вами тоже познакомились.

— По правде, я бы предпочла…

— Не хотите выпить? — Он остановил официанта и прижал к ее руке бокал с шампанским.

— Нет, правда, Пирс. Я бы не хотела. Я ведь на работе.

— Тогда считайте, что вы не на посту. — Он положил ладонь ей на спину. Чуть выше выреза платья. И слегка подталкивал вперед.

Она невольно вздрогнула от его прикосновения.

— Расслабьтесь, Николь, — пробормотал он. — Вокруг люди. Вашей добродетели ничто не угрожает.

Очень жаль, подумала она.

— Мне и в голову не приходило, что может быть иначе. — Николь высоко подняла голову и направилась из библиотеки в сад.

Там уже собрались почти все гости и на лужайках и в патио образовали группы. Когда появился Пирс с Томми, все внимание переключилось на них. Раздались сочувственные восклицания.

— Большинство из вас знает Тома, — начал Пирс, выдвигая вперед Николь, когда она попыталась спрятаться сзади. — Но не думаю, чтобы вы знали женщину, которая ответственна за то, что на лицо Тома вернулась улыбка. Это его няня Николь Беннет.

Все кивали и улыбались и поздравляли ее с такой прекрасной работой и говорили, как повезло Пирсу, что он нашел ее. Николь тоже улыбалась и отвечала на их доброту со всем теплом, на какое была способна. И все это время она ощущала, что Луиза поняла, какое дорогое на ней платье. Луиза разглядывала Николь с таким же настороженным подозрением, с каким бы она смотрела на ядовитого паука.

Стараясь не обращать на нее внимания, Николь наблюдала за Томми, который первый раз присутствовал на вечеринке. Совсем неудивительно, что женщины таяли, глядя на него. В темно-синих шортах и полосатой красно-белой рубашке он выглядел очаровательно. Волосы выгорели на солнце, и голубые глаза от этого стали еще ярче. Загорелая кожа сияла здоровьем и чистотой.

Николь видела его улыбку, слышала, как он высоким мальчишеским голосом говорит «привет», замечала, как он прижимается к Пирсу, когда незнакомые с лучшими намерениями пытались обнять его. И сердце ее переполнялось любовью.

Ей и в голову не приходило, что кто-то внимательно изучает ее. И вдруг смутно знакомый голос спокойно произнес:

— Ваша очевидная любовь к сыну Арлин вызывает восхищение. Если бы не знать, то можно подумать, что вы его родственница.

Потрясенная Николь резко повернулась и увидела лицо женщины, с которой встретилась в ресторане в тот день, когда была на ярмарке в парке. Лицо лучшей подруги Арлин.

— Боже мой! — воскликнула Николь. Паника, которая никогда не оставляла ее, теперь рвалась наружу. — Это вы!

— Да. Мое имя Элайс Холт, — ответила подруга Арлин. — Могу сказать, что это совершенно удивительное совпадение. Из всех мест в городе мы встретились именно здесь. В доме, где живет сын моей покойной подруги. По-моему, нам стоит поговорить об этом, не находите?

Не успев ответить, Николь почувствовала, что за ней еще кто-то наблюдает. Она подняла голову и увидела Луизу, стоявшую на пороге библиотеки. Красивые газельи глаза сверкали раздражением. Она махнула официанту, он остановился, слушая ее. Потом Луиза вышла в патио и целенаправленно зашагала к ним.

Вот как приходит расплата, подумала Николь и закрыла глаза. Ее загонят в угол и на глазах половины населения Морнингсайда выставят лгуньей. Но попытка стоила того. Можно сказать, что ей повезет, если она проведет еще одну ночь под одной крышей с Томми. Если ей позволят быть рядом с ним.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Не думаю, мисс Беннет, что командор Пирс ожидал, что вы будете беседовать с его гостями, — холодно отчитала ее Луиза, оценивая жемчуг Николь. — По-моему, он бы предпочел, чтобы вы ждали в детской, пока он пошлет за вами.

— Вы ошибаетесь, Луиза, — перебила ее подруга Арлин. — Это я затеяла беседу с мисс Беннет. И не думаю, что Пирс будет возражать. А вот, кстати, и он. Почему бы нам не спросить его?

— В этом нет необходимости, — начала Луиза. Но подруга Арлин уже включила скорость, а ее было нелегко остановить.

— Пирс, — окликнула она хозяина, — у нас с мисс Беннет очаровательная беседа. Вы не против?

— Почему бы мне быть против? — Он ласково, спокойно улыбнулся. — Держите ее возле себя, Элайс, так долго, как сумеете. Мне она не поверила, когда я сказал, что она самое приятное добавление к компании. Может быть, прислушается к вам.

— А где Томми? — Николь отчаянно хотелось удрать. Она оглядывала сад в поисках мальчика. — Я нигде его не вижу.

— Он пошел в дом, — объяснил Пирс. — Сказал, что хочет проверить, как себя чувствует Красотка.

— Боже милостивый! Сначала няня, потом собака! Интересно, кто следующий? — сценическим шепотом прошипела Луиза.

Отвлеченный приездом опоздавших, Пирс вроде бы не расслышал.

— Ради Бога, кто пригласил майора? — спросил он.

— Конечно, я. — Не успел Пирс и моргнуть, как Луиза, лучась улыбкой, подхватила его под руку и повлекла навстречу вновь прибывшим. — Милый, он очень могущественный человек. Совсем неплохо иметь его на своей стороне. Он может тебе понадобиться. И я случайно узнала, что он на рынке недвижимости ищет новый дом.

— Он вовремя появился, — сухо заметила Элайс. — Наша уважаемая хозяйка почти растерялась при мысли, что ее переиграла собака.

И будто чтобы подтвердить опасения Луизы, как раз в этот момент из библиотеки выскочила Красотка. Вырвавшись из заключения в прачечной и почувствовав свободу, щенок в безумном восторге носился по лужайке и болтался под ногами у гостей. А ликующий Томми преследовал его. Опасно покачивались столы. Одна из официанток, несшая поднос с закусками, чуть не уронила его.

— Прошу вас, простите, — обратилась Николь к Элайс. — По-моему, мне лучше заняться малышами, пока они вконец не расшалились.

— Конечно, — Элайс задумчиво смотрела на нее. — Но, дорогая, когда все устроится, нам надо поговорить.

— Хорошо, — согласилась Николь, опасаясь, что подруга Арлин что-то заподозрила. И если это так, надо ее убедить хоть на время сохранить эти подозрения при себе. — Томми ложится спать в семь. Когда он уснет, я буду у себя в комнате. Третья дверь налево от лестницы, следующая за детской.

— Отлично. Там мы будем наедине и сможем говорить без опасений, что нас подслушают. — А пока… — Элайс весело показала на необычайное движение на лужайке, — мальчик и собака что-то там натворили. Это не позволяет мне дольше задерживать вас.

Благодарная за отсрочку, хотя и временную, Николь заспешила к своим подопечным. Надо загнать их в дом. Наконец она обнаружила щенка на террасе возле кухни. Пирс крепко держал Красотку за ошейник. Но племянника нигде не было видно.

— Простите, — запыхавшись, пробормотала Николь. — Мне бы надо было не сводить глаз с Томми. Перед началом вечеринки мы проверили, что собака заперта в прачечной. Мне и в голову не приходило, что он решит ее выпустить.

— Вообще-то особого вреда не было. — Пирс нежно гладил уши щенка. — Я бы не возражал, чтобы она осталась здесь. Но она начала носиться как угорелая и мешать людям. Том сейчас в доме ищет ее поводок.

Николь могла только представить, как отреагирует на новость Луиза.

— Знаете, Пирс, мисс Трент права. Это очень элегантная компания. Я не уверена, что щенок уместен в такой обстановке.

— Я и сам не был уверен, — признался Пирс, — но Том убедил меня. — Он поднял голову. В голубых глазах вспыхнуло насмешливое недоумение. — Когда я предложил вернуть ее в прачечную, Том обиделся. Откровенно говоря, я бы согласился, чтобы Красотка танцевала в середине накрытых столов, лишь бы Том успокоился.

— Я опасалась, что такое может случиться. — Николь старалась не замечать, как его взгляд ласкает ее. Яркое безмолвное напоминание о тех минутах, когда она была с ним ночью наедине. И никаких свидетелей близости, кроме взошедшей луны. — Такое событие, как вечеринка в конце длинного, жаркого дня, — это слишком для четырехлетнего малыша. Он не может сохранить равновесие.

— А как вы, Николь? — ласково спросил Пирс. — Ваше равновесие в порядке?

Под его пронизывающим взглядом у нее начали подгибаться колени. Нет, воздух так внезапно наэлектризовался не от любви, убеждала себя Николь. Это неприкрашенная похоть. Она специально выбрала это слово. Оно бросало грязную тень на эмоции, бушевавшие между ними.

— Моего равновесия хватит, чтобы утихомирить Томми. Вам лучше бы оставаться с гостями, а заботу о малышах поручить мне. Ведь в конце концов для этого я здесь.

— Я бы так и сделал. Но вы были погружены в разговор с Элайс Холт. И я выбрал легкий путь — занялся этим сам. — Неожиданно Пирс взял ее за руку. Прикосновение вызвало горячую волну, залившую ее от макушки до ног. — И только справедливости ради, Николь: вы здесь потому, что я хочу, чтобы вы были здесь. Пожалуйста, разве мы не можем забыть безобразную сцену вчера в библиотеке? Вы должны знать, что я ценю вас гораздо выше, чем можно выразить в долларах, за то, что вы принесли в жизнь Томми. И в мою.

Голос звучал так искренне. Как легко поверить, что он имел в виду больше, чем сказал. Что она нужна ему, что он хочет ее. И это никак не связано с Томми. Но могла ли Николь убедить себя в этом?

Беда в том, что все возвращалось к Томми. И в таком смысле, о каком Пирс, вероятно, и не догадывался. У Николь возникло чувство, будто она тонет. Тайна могла быть раскрыта каждую минуту. Рано или поздно Пирс поймет, что его с самого начала водили за нос.

Будет ли тогда ему нужно ее общество? Захочет ли он поверить, что она не намеренно соблазняла его, чтобы добиться собственных целей? Если бы она тогда не согласилась пойти с ним к бассейну… Если бы не надела проклятый соблазнительный купальник…

Воспоминание о прошлых ошибках вызвало у нее невольный вздох. Пирс не правильно его истолковал и, притянув ее ближе, поцеловал руку.

— Николь, сегодня вы выглядите очаровательно. Я хотел сказать об этом, увидев, как вы спускались по лестнице.

Внимание Николь привлекло движение за спиной Пирса в увитой плющом беседке. Там стояла Луиза и наблюдала за ними. Платье изумрудного цвета сливалось с листвой. Выражение лица не выдавало ее чувств, но руки сжались в кулаки.

— Пирс, вас ждут гости. Возвращайтесь к ним. — Николь поспешно высвободила руку. — Оставьте Красотку мне.

Он нахмурился и собрался возразить, но она не дала ему на это времени. Забрав щенка, Николь исчезла в кухне. Уже двадцать минут седьмого. Меньше чем через час ей предстоит встреча с Элайс Холт.

Выпрямившись, Пирс помассировал участок спины, где время от времени давало о себе знать старое ранение.

Черт, в такие минуты он особенно скучал по флоту. Нет, ему не нравилась война. Но по сравнению с гражданской жизнью морская служба казалась простой и понятной. Существуют правила, их твердо придерживаются. И никаких скрытых смыслов, никакой двойственности, никаких трудноуловимых сигналов. Общение прямое и открытое. Он понимал мужчин. Понимал, как работает их разум.

Женщины поражали его.

Он получил свою долю женщин, но никогда не устанавливал с ними тесных связей. И в некотором смысле испытывал облегчение, когда возвращался из отпуска на корабль, в жизнь, по сути свободную от женского вмешательства. Любовь не входила в его планы. Он оставлял ее на более подходящее время.

Неожиданно оказавшись отцом четырехлетнего мальчика, Пирс полагал, что, наняв няню, облегчит жизнь всем. Господи, какой же он был дурак! С той минуты, как Николь вошла в дом, она не принесла ему ничего, кроме сложностей.

Он не понимал ее. Не мог наладить контакт. Она перевернула вверх дном его упорядоченную жизнь. И несмотря на это, оставалось проклятущим фактом, что он радовался каждой минуте досады, которую она вызывала у него.

Он обнаружил, что следит за ней. Шпионит за ней, когда она возится с Томом. Его потрясает терпение и нежность Николь. Он дошел до того, что размышлял, какой же она будет с собственным ребенком. Малышом. Его малышом. Этот образ проник в сознание и так очаровал Пирса, что ему не удавалось стереть семейную картину. Она так противоречила тому, чего он ожидал, когда брал ее на работу, что невозможно понять, как все случилось.

Пирс долгие дни мучился, анализируя новые для него чувства. Боялся довериться им. Он влюбился в нее? Или это только желание? Ведь прожил он тридцать пять лет, не думая о женитьбе! Неужели за месяц или два он так переменился?

Нет. Это гораздо больше, чем простое увлечение. Надо смотреть в лицо фактам. При всех своих недостатках Пирс гордился тем, что всегда поступал честно. Он не понимал и не терпел обмана ни в себе, ни в других.

— Ох, слава Богу, я так давно ищу тебя и наконец-то нашла! Ты весь покрыт собачьей шерстью.

Грубое вторжение на террасу Луизы напомнило, что Николь не единственная сложность. Рано или поздно придется внести ясность в отношения с Луизой.

— Она теперь всюду, Луиза. — Он подавил вздох. — У нас в доме живет собака. А что привело тебя сюда? Обычно ты не часто заглядываешь на кухонную террасу.

— Я только что объяснила, что искала тебя. — Она вытерла нос платком. — Ты не очень общителен, Пирс. Наши гости удивляются, что они сделали, почему ты прячешься от них.

Твои гости, Луиза, раздраженно подумал он. Пирс не мог бы назвать имен и половины лиц, которыми кишел его дом.

— Милый, разве тебе не было весело? — Она взяла его под руку и томно посмотрела в глаза. — Ты, кажется, немного не в форме.

Его так и подмывало сказать, что он не может дождаться, когда кончится вечер. Но Пирс сдержался. Она так много работала, чтобы добиться успеха. И главное, чтобы показать ему, как она для него старалась.

Неделю назад он, наверно, с большей терпимостью, если не с большим энтузиазмом, смотрел бы на ее старания. Но за последнюю неделю произошло многое. В нем росло чувство к Николь. Кульминацией стал тот вечер, когда они любили друг друга. И это все изменило.

— Пирс, о чем ты думаешь?

— Что ты права. — Он терпеть не мог притворяться. — Нам и правда следовало бы больше общаться.

— Ты уверен, что тебя больше ничего не беспокоит?

Голос резкий от тревоги, словно она увидела на горизонте тучу. И это еще раз убедило Пирса, что Луиза что-то почуяла женской интуицией.

— Ничего, о чем стоило бы заботиться сейчас. — Ему не хотелось говорить явную ложь. — Поговорим в другое время.

— Пирс, это няня?

Он моментально понял, что, пытаясь обойти вопрос, совершил тактическую ошибку.

— Луиза, с чего тебе пришла в голову такая мысль?

— Потому что я не могу оставаться в стороне, наблюдая, как плохо она справляется со своими обязанностями. Возьмем, к примеру, нынешний вечер. Где она была, когда тебе понадобилась? Трепалась с гостями. И тебе пришлось выполнять работу, за которую ты ей платишь. — Луиза остановилась, чтобы чихнуть и вытереть нос.

— Ты простудилась? — спросил он с таким оптимизмом, что вряд ли это прозвучало вежливо. — Если да, то не считай, что тебе обязательно оставаться здесь и руководить ходом вечеринки.

— Я не простудилась, Пирс, — с упреком возразила Луиза. — Я чихаю из-за собаки. Сколько раз я говорила, что у меня аллергия на собачью шерсть.

Он ничего на это не сказал. Тогда она прижалась к нему и надежнее взяла его под руку.

— Но вернемся, милый, к нашему разговору. Кто-то должен прямо объяснить мисс Беннет, в чем состоят ее обязанности. И, видимо, это легче сделать женщине. Ты не хочешь, чтобы я поговорила с ней?

— Нет, спасибо. Мне не трудно сделать это самому, когда дело этого потребует.

— Как хочешь. — Она деликатно шмыгнула носом. — Предложение остается в силе. Если ты решишь, что мне надо вмешаться, я готова.

Этого он и опасался. Разорвать связь с Луизой будет и нелегко и неприятно. Поддержание мира в Персидском заливе — легкая прогулка по сравнению с такой бульдожьей цепкостью.

Время приближалось к семи, когда Красотка наконец спокойно сидела на поводке.

— Времени хватит, чтобы обойти всех и сказать «спокойной ночи», и потом пора спать, — сказала Николь Томми, испытывая огромное облегчение. Скоро у нее будет подходящий предлог, чтобы уйти с вечеринки. — Дорогой, помни, как надо себя вести.

Первые пять минут ему удавалось все делать красиво. Он грациозно подчинялся объятьям женщин и пожимал руку мужчинам. Николь чуть не лопалась от гордости. Неизбежно им пришлось подойти к Луизе, которая сидела в кругу друзей. И тут, к восторгу зрителей, все пошло наперекосяк.

Приближаясь, Томми в немом очаровании уставился на Луизу. Помня о зрителях, Луиза играла будущую мать.

— Привет, дорогой. — Она немного переигрывала. — Ты пришел сказать «спокойной ночи» тете Луизе?

Томми ничего не ответил. Он по-прежнему не сводил с нее глаз. С растущим отчаянием Николь увидела, что привлекало внимание мальчика. Крохотный клочок бумажного носового платка, который прилип к одной из ноздрей Луизы. Нос сильно покраснел. Ведь ей приходилось постоянно его вытирать. И белая точка на красном особенно выделялась.

— Томас, так смотреть невежливо. — Луиза начала поеживаться под его изучающим взглядом, но выдавила улыбку. — Разве няня тебя не учила, как надо себя вести?

Взгляд Томми точно приклеился к ее лицу. Глаза широко раскрыты и серьезны.

— У вас что-то висит на носу, — наконец удивленно произнес он.

Такой классический анекдот. Николь еле сдерживала смех. И как она ни старалась, полностью скрыть его ей так и не удалось. Другие, кто слышал слова Тома, вроде бы притворялись огорченными. Женщина, сидевшая рядом с Луизой, что-то прошептала ей в ухо.

Пунцовая от гнева и неловкости, Луиза яростно терла нос.

— Уберите от меня это отвратительное создание! — гавкнула она. Злобным взглядом она стрельнула в Красотку. — Неудивительно, что прилип бумажный платок, я почти задыхаюсь!

Отвернувшись, чтобы скрыть непростительную ухмылку, Николь встретилась с веселым взглядом Пирса.

— Боюсь, мы опозорились, — вздохнула она.

— Вы правы, — пробормотал Пирс, голос чуть вибрировал от подавляемого смеха. — Николь, и правда невежливо хихикать над чужой неприятностью. Я шокирован! Уведите маленького негодника, пока он не огласил и другие домашние тайны.

— Тут дело не в смехе, Пирс. Мисс Трент никогда не простит этого никому из нас.

— И вряд ли стоит упрекать ее за это. — Улыбка и взгляд, каким он окутывал Николь, полностью лишали слова строгости. — Уложите этих дьяволов в постель, обоих, и возвращайтесь сюда. Попробуем взять ситуацию под контроль.

— Лучше бы этого не делать. Это не моя вечеринка, Пирс. Я чувствую себя здесь не на месте. Больше того, по-моему, Луиза не примет извинения.

— В таком случае, — он поглаживал ладонью ее голое плечо, увлекая чуть в сторону, чтобы их не подслушали, — подождите, пока все разойдутся, и спускайтесь сюда. Я что-то намерен вам сказать. И не могу дольше откладывать. Речь пойдет о будущем Томми.

— Вы не собираетесь отослать его в пансионат или еще куда-нибудь? — Дрожь тревоги пронзила ее.

— Нет. — Он все еще держал руку у нее на плече. — У меня на уме совсем другое, и нужно ваше участие. Итак, я жду вас.

— Хорошо. — Предчувствие тяжелым грузом давило на живот.

Купая и укладывая спать Томми, Николь озабоченно размышляла над словами Пирса. И так погрузилась в свои мысли, что совершенно забыла о втором свидании, назначенном на этот вечер. Вернувшись в свою гостиную, она с удивлением обнаружила Элайс Холт, стоявшую у письменного стола.

— Надеюсь, вы не против, что я решилась войти, — начала Элайс. — Это разумнее, чем торчать в холле, где каждый мог меня увидеть и пришлось бы объяснять, что я там делаю.

— Конечно, нет, — сказала Николь. Но она была против. При желании Элайс могла бы пошарить в ящике стола и найти доказательства, чтобы выставить Николь обманщицей. Гнев закипел в Николь, и она резко добавила:

— Вы нашли, что искали?

— Нет. — У Элайс хватило совести чуть покраснеть. — Хотя, признаюсь, испытывала искушение. Но я решила, что вы заслуживаете права вначале рассказать свою историю.

— Спасибо. — Николь вздохнула и опустилась на любимую кушетку у окна. — Вы догадываетесь, кто я на самом деле?

— По-моему, вы самозванка. И здравый смысл подсказывает, что я должна это раскрыть. По каким-то причинам, которых я не понимаю, вы воспользовались некоторым внешним сходством с моей дорогой покойной подругой для того, чтобы сблизиться с ее сыном или Пирсом Уорнером. Меня тревожит, что легкое внешнее сходство с Арлин вызывает у меня симпатию к вам. Вы мне нравитесь, и это единственная причина, почему я не потребовала у вас объяснений публично.

Элайс села к столу, закинув ногу на ногу. Ее вид говорил, что она не потерпит, чтобы ее водили за нос.

— Но меня все сильнее беспокоит совесть. И я бы очень хотела, чтобы вы объяснили причины, которые стоят за сложной шарадой, которую вы так хорошо разыгрываете.

— Я сестра Арлин.

— Это абсурд, — засмеялась Элайс. — Арлин единственный ребенок. Я знаю точно, что после рождения Арлин ее мать не могла иметь детей.

— «Ее мать» не могла иметь детей и раньше. Она удочерила Арлин, когда той было полтора года. Арлин узнала об этом за несколько месяцев до смерти. Мать, родившая нас, отказалась от дочерей после того, как отец нас бросил. Она считала, что не сможет обеспечить нам жизнь, какую мы заслуживаем. С минуту пораженная Элайс молча смотрела на нее.

— Вы можете доказать свое утверждение? — сглотнув, наконец проговорила она.

— Все там, — Николь кивнула на стол. — В коричневом конверте, нижний ящик. Посмотрите сами.

— Нет, — покачала головой Элайс, словно сортируя вопросы и определяя порядок, в каком они должны следовать. — Я бы предпочла, чтобы вы объяснили. Почему, к примеру, Арлин не призналась мне, что у нее есть сестра? Ведь, как вы говорите, она узнала об этом за несколько месяцев до смерти.

— Мы решили держать все в секрете. Хотели сначала снова познакомиться друг с другом. О себе я узнала только в августе прошлого года. И потратила почти всю зиму, чтобы найти ее следы. Приемные родители Арлин, когда я их нашла, отказались помочь мне разыскать ее адрес. Они сказали, что, когда она вышла замуж, они умыли руки и не хотят иметь с ней ничего общего.

— Могу поверить. У Гудменов сильно развито чувство собственности. Это одна из причин, почему Арлин и Джим решили здесь устроить свой дом. Подальше от удушающего влияния.

— Но я твердо решила не оставлять поисков. Мои родители, приемные родители, замечательные люди. Они помогали мне, поддерживали каждый мой шаг. В феврале я нашла Арлин.

— Но вы предпочли не встречаться с ней до ее гибели? — скептически разглядывала ее Элайс. — Это звучит подозрительно. Что задержало вас?

— Работа, погода в наших краях. Поздняя зима не лучшее время для поездки на машине по прериям. Но мы писали друг другу и часто разговаривали по телефону. Мы планировали встретиться в начале июня. Первые несколько дней мы хотели провести одни, только вчетвером…

Неожиданно печаль, которая начала оседать в глубине, снова поднялась к горлу. Николь задохнулась. И вспыхнула обида.

— Я уже ехала сюда, когда произошла авария. Я должна была быть в городе в первый четверг июня. А она погибла в предыдущую субботу. Это такой злой, жестокий удар судьбы. Нам так не хватало друг друга. Никогда не прошу Богу, что он забрал ее…

Не в силах и секунды дольше спокойно сидеть, Николь вскочила. Включила настольную лампу и рывком открыла нижний ящик.

— Начинайте. Читайте, что спрятано в этом проклятом конверте.

Элайс окинула ее долгим задумчивым взглядом. Потом медленно вытащила из укромного места спрятанный под телефонным справочником конверт и пересела ближе к Николь на ее любимую кушетку.

Стараясь взять себя в руки, Николь отвернулась и смотрела в сад. Солнце зашло за горизонт. Остались только розовые дорожки на поверхности океана. Угасавший свет имел особый оттенок, какой бывает перед наступлением темноты.

Струнный квартет закончил свое выступление. В патио несколько пар танцевали под звуки пианино, доносившиеся из открытых окон гостиной. Полностью оправившись от унижения, Луиза Трент председательствовала среди небольшой группы богатых друзей. Она вроде бы увлеклась восхвалением благих дел, устроенных благодаря ее проницательности в вопросах покупки недвижимости.

Немного в стороне стоял Пирс, увлеченный разговором с тремя мужчинами, один из которых, как знала Николь, был его коллегой. Но большинство выстроилось возле покрытых скатертями столов, где шеф-повар в высоком белом колпаке подавал особым образом приготовленных омаров.

Вечер получился удачным, соответствующим намерениям и целям устроительницы. Таким же совершенным Николь видела свое будущее, когда ехала из Мэдисона в штате Висконсин в Морнингсайд, штат Орегон. Как быстро все изменилось. Водитель на повороте извилистой дороги не справился с управлением, грузовик пересек центральную линию — и все.

Николь слышала, как за спиной шелестела бумага. Раздался тихий вздох.

— Моя дорогая, — потрясенная Элайс Холт даже охрипла, — как я вам сочувствую! Какое ужасное время началось для вас, когда вы приехали сюда. Но мне непонятно, почему вы не доверились Пирсу. Он бы понял.

— Когда я вошла в дом, я не знала, поймет ли он. Он законный опекун ребенка, а я более близкий родственник по крови, чем он. Вдруг он увидит во мне угрозу его правам на мальчика? Мне надо было быть здесь, чтобы изменить ситуацию. В тот момент я пошла на обман, лишь бы быть с Томми.

— Николь, вы хотели забрать у него Томми? В этом все дело?

— Нет, — с несчастным видом вздохнула Николь. — Я только хотела быть радом, любить Томми, успокаивать, помогать перенести ужасное время. Но я боялась, что, если раскрою Пирсу, кто я, он не примет меня.

— Думая так, вы оказали ему плохую услугу.

— Вероятно, но я была в шоке. Только рядом с Томми я могла бы прийти в себя. — Николь подняла голову и встретилась с сочувствующим взглядом Элайс. — В те тяжелые дни я видела в Томми единственную зацепку в жизни. И мне не казалось чем-то непростительным стать его няней. Кому я этим повредила?

— Себе, — ответила Элайс. — И, наверно, Пирсу. Николь, я знаю его очень давно. Он плохо воспримет ваш обман. Он очень высоко ценит честность и правдивость.

— Сейчас, Элайс, мне можно об этом не говорить. — Она сморгнула ослепившие ее слезы. — Положение и так сложное.

— Дорогая моя, оно будет еще хуже. — Элайс показала на голову Николь. — Я уже говорила, что, когда впервые увидела вас, меня ввели в заблуждение волосы. Вы темная, Арлин блондинка. Но чем больше я вглядывалась, тем больше замечала сходство. Очертания рта, улыбка. Такие детали не ускользнут от наблюдательного взгляда. Удивительно, что я единственная, кто это заметил.

— Вы думаете, что Пирс тоже мог?

— Вряд ли. До несчастного случая он много времени проводил в плавании, редко видел Арлин и мало ее знал. Но кто-то другой мог обратить внимание на сходство. Особенно после сегодняшнего вечера, когда вас увидели люди, хорошо знавшие Арлин. — Она взяла обе руки Николь в свои. — Послушайтесь моего совета. Расскажите Пирсу раньше, чем это сделает кто-то другой.

— Я хочу, но…

Шорох тафты у двери сообщил о присутствии третьей особы на секунду раньше, чем раздался голос Луизы.

— Простите за вторжение, нет ли у вас пилочки для ногтей? — Луиза протянула элегантную руку и помахала указательным пальцем. — Я сломала ноготь, и это доводит меня до безумия.

— Я удивлена, что у вас нет ее с собой. — Элайс полезла в свою сумку. — Вот, пожалуйста, возьмите. Можете оставить ее себе. У меня есть другая.

Пока Элайс доставала пилочку, Николь быстро спрятала конверт под подушки.

— Дорогуша, — вскинув брови, с легкой улыбкой пропела Луиза, — я помешала какому-то ужасно личному разговору?

— Вовсе нет, — спокойно возразила Элайс, — мы смотрели старые семейные фотографии.

Она подождала, пока закроется дверь, и с тревогой посмотрела на Николь.

— Вы представляете, что будет, если эта женщина обнаружит правду и сообщит Пирсу раньше вас? У нее руки чешутся найти способ дискредитировать вас в его глазах.

— Вы думаете, она подозревает? — похолодела Николь.

— Кто вы на самом деле — нет. Она слишком поглощена собой, чтобы обращать внимание на других. И к тому же она никогда не была близка с Арлин. У них не могло быть ничего общего. Но Луиза не глупа. Она замечает, что между вами и Пирсом что-то происходит. Я не говорю, будто знаю, что именно. И не спрашиваю о подробностях. Но для меня очевидно…

— Что? — Николь обомлела от проницательности своей неожиданной союзницы.

— Ну, если вам нужно точное слово, я бы сказала — влечение. — Элайс выразительно пожала плечами. — Если это заметила я, то можете не сомневаться, и Луиза все видит. И, по-моему, не нужно напоминать, что она будет очень опасным врагом. Не ждите от нее, Николь, пощады, если она получит эти сведения раньше Пирса.

— Но между мной и Пирсом ничего не происходит, — возразила Николь. Ведь они оба согласились с этим.

Элайс откинулась на подушки кушетки и широко распахнула глаза.

— Конечно, происходит! Он следит за каждым вашим движением, а вы… — Она придвинулась к Николь и обняла ее. — Ваши чувства написаны на лице и ясны как день. Вы влюблены в него. И скрываете это гораздо хуже, чем свое родство.

— Я плохой хранитель секретов. Не люблю всякие хитрости.

— Моя дорогая, того секрета, который вы храните, достаточно. Не позволяйте Луизе раскрыть его. Если вам и Пирсу предстоит совместное будущее, он должен услышать правду от вас. Расскажите ему все сегодня вечером, пока не поздно.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Вечеринка тянулась бесконечно. Элайс уехала домой, Томми крепко спал, а музыка все играла, и гости не расходились. Нервы у Николь все больше сдавали. Она опасалась, что, если будет ждать Пирса в библиотеке, как планировалось, кто-то из гостей заметит ее сходство с Арлин. Поэтому она пошла в юго-восточную часть дома на террасу возле кухни.

Ночь стояла прохладная. И Николь, накинув на плечи свитер, сидела за маленьким столом на террасе. Воздух пах летом: цветами, малиной и розмарином. Стены дома поглощали музыку. Она звучала тихим аккомпанементом ленивому перешептыванию океана с диким, пустынным берегом.

Как она мечтала вместе с сестрой радоваться таким минутам покоя! Они бы сидели здесь, празднуя свою близость, не скрывая ее, словно позорную тайну.

На глаза набежали слезы печали и отчаяния. Как несправедливо! Все несправедливо. Утрата, ложь, одинокий ребенок.

Луч света за спиной заставил ее обернуться. На пороге кухни стоял Пирс.

— Я видел, как вы шли сюда. Вы не против, если я присоединюсь к вам? Там все крутится само собой. Никто не заметит моего отсутствия.

— Сейчас я не очень хороший компаньон. — Она пожала плечами.

— Такая красивая ночь, а вы плачете? — Он заметил блеск слез в глазах. — Николь, что случилось?

Она отвернулась и смотрела на кружевную пену прибоя, бившего о берег.

— Я подумала, как жаль, что здесь нет матери Томми. Если бы она могла быть с нами и видеть, как он растет!

— Может быть, она видит. Кто знает, насколько узки или широки связи между жизнью и смертью?

— Пирс, вы верите в жизнь после смерти? — Николь удивили его слова. Они выдали такую сторону его натуры, о которой она не подозревала.

Он подтянул стул, сел и расслабил узел на галстуке.

— Было время, когда я бы сказал «нет». Это карусель: с чего началось, тем и кончится. — Он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. — Но время прошло, и я не так уверен. Иногда я… — Он покачал головой и провел рукой по лицу. — Отец Тома и я были очень близки. Трудно разорвать такую связь. Мы вместе росли, ходили в одну школу, принадлежали к одному клубу. Иногда даже встречались с одними и теми же девушками.

Трудно представить его молодым беззаботным человеком. Для нее он был таким, каким она видела его теперь. Мужчина, склеивающий жизнь из беспорядочно разбросанных обрывков. Несмотря ни на что исполняющий свою работу.

— А девушки не возражали, что они переходят от одного из вас к другому?

— Наверно. Но этим я хочу подчеркнуть, как много у нас с Джимом было общего. Даже после того, как я поступил на флот и мы редко виделись, наша связь оставалась крепкой. Когда я уволился, мы вместе выбирали, где будем жить. Хотя он уже к тому времени женился.

— Какой была его жена? — Рискованный вопрос, но Николь не могла удержаться.

— Она была как драгоценный камень. Спокойная, способная. — Он поднял голову. Его следующие слова наполнили сердце ужасом:

— В некотором смысле очень похожая на вас.

— На меня? — Николь сама не узнала свой голос, таким визгливым он стал от испуга. Но Пирс вроде бы ничего не заметил.

— Это хорошо для Тома. Она не бывала чересчур занятой или чересчур усталой, чтобы отказываться играть с ним или читать ему. Конечно, я проводил с ними не много времени. Если не считать нескольких последних месяцев. Но даже из нашего короткого знакомства я мог заключить, что она без ума от Джима. В некотором смысле хорошо, что они погибли вместе. Не представляю, как бы выжил один из них, потеряв другого.

Николь сжала губы и смотрела вдаль. Она завидовала его подходу к трагедии. Ей иногда казалось, что она никогда не смирится с ней.

— Странно, — продолжал Пирс, откинувшись на спинку стула и глядя на звезды, — иногда я чувствую присутствие Джима. Или, может быть, я только хочу так думать. — Он покачал головой. — Не знаю. А вы? Вы верите в жизнь после смерти?

— Хочу верить, — прошептала она. — Я хочу этого больше, чем чего-нибудь еще. Но, как и вы, сомневаюсь. Я знаю, что члены семьи во время тяжелой утраты находят утешение друг в друге. Но ни у кого, особенно у ребенка, нет таких родственников, чтобы утешить при потере родителей. — Она вздохнула, поняв, что, не планируя, перевела разговор в такое русло, которое дает ей отличную возможность открыть ему правду. Быстро, пока не испарилась отвага, Николь продолжала:

— Пирс, я должна что-то сказать вам.

— Слушаю, — подбодрил он ее. А Николь замолчала, преодолевая внутренние барьеры.

Она закрыла глаза. Как бы ей хотелось найти правильные слова. Но смешно желать чуда. С самого начала обман был ошибкой, а она позволила ему продолжаться и еще больше усложнила положение.

— Причина, по которой я приехала в Морнингсайд, — попыталась объяснить она, — по которой уехала из Рочестера.., я сказала вам.., мне нужны перемены. Но это не вся правда.

Не вся? Это явная ложь. Первая из многих.

— На самом деле я бросила работу…

Когда она снова замолчала, Пирс выпрямился и повернулся к ней.

— Ради Бога, Николь, не хотите же вы сказать, что сделали ошибку, приехав сюда…

— Боюсь, что сделала, Пирс.

— Нет! — поспешно перебил он ее признание. — Послушайте, я понимаю, что забота о здоровье четырехлетнего мальчика может показаться напрасной растратой вашего таланта. Очевидно, это не приносит вам такого удовлетворения, как уход за почти безнадежно больными детьми. Но вы нужны Тому, Николь. Если вы оставите нас, не представляю, как он справится с еще одной потерей. И так скоро после несчастного случая. Это для него уже слишком. Ему будет не хватать вас. Нам обоим будет не хватать.

— Нет, я не собираюсь уезжать от вас.

— Тогда что? Деньги? Дело в этом? Вам нужны деньги? Назовите вашу сумму, все, чего вы хотите. Больше свободного времени? — Она никогда еще не видела его таким взволнованным. — Вы проводите долгие часы с Томом, но я думал, что вы так хотите. Когда я предложил вам навестить родственников…

— Не о деньгах речь! — крикнула она. — Вы по-прежнему ставите их выше всего. Будто они стоят больше.., больше, чем чувства. Но нельзя назначить цену за детское счастье. Нельзя купить любовь. И дело не в свободном времени. Ребенок — это ответственность круглые сутки и это лучшая в мире награда за работу.

— Тогда я не понимаю. — Он откинулся назад, и, когда снова заговорил, голос помрачнел от подозрения. — Причина во мне? Я такой трудный человек, Николь, что со мной невозможно жить?

— Нет, дело не в вас.

— А по-моему, во мне. — От его искренности ей стало стыдно за себя. — По-моему, ваше беспокойство связано с нами, с вами и со мной, с тем, что случилось…

Чья-то тень закрыла свет, идущий из кухни.

— Пирс, милый, это ты прячешься здесь в темноте?

— Черт! — тихо выругался он, яростно дергая галстук.

— С кем ты разговариваешь, Пирс? — Выйдя на террасу, Луиза вглядывалась в темноту. — А, это вы, мисс Беннет. Я не думала, что вы решили провести еще один раунд после вашего тет-а-тет с миссис Холт.

Пирс поднялся, но все еще стоял спиной к Луизе.

— Я хочу закончить разговор, — пробормотал он. — Что бы ни беспокоило вас, давайте поговорим открыто и все уладим. Я бы хотел думать, Николь, что вы достаточно доверяете мне, чтобы быть со мной честной. Я тоже намерен быть честным с вами. Я хочу что-то вам сказать… Но не здесь. Нам нужно куда-то поехать, где бы нас не подслушивали и не перебивали. Если я все устрою, поедете ли вы со мной завтра, на несколько часов, чтобы мы могли все обсудить?

Самое соблазнительное предложение, какое она в жизни слышала. Но…

— Кто присмотрит за Томми?

— Я попрошу Жанет. Она часто говорит, что с удовольствием побудет с ним, чтобы вы могли воспользоваться свободным временем.

— Тогда да, — без колебаний капитулировала она. Пирс абсолютно прав. Им нужно побыть наедине. Сбросить с себя груз обмана здесь невозможно. Не может же она просто перечислять голые факты. Нужно время, чтобы объяснить причины, толкнувшие на обман. И кто знает? Вдруг, когда все будет сказано, они сумеют начать с нуля, без секретов, разделяющих их. Или, что еще лучше, вдруг они сумеют продолжить с того момента, на котором расстались. С той ночи в бассейне. Тогда они напишут пьесу со счастливым концом.

— Тогда я все устрою. — Он крепко сжал запястье Николь.

— Я ворвалась в личный разговор? — В вопросе Луизы слышалось злое подозрение.

— Вовсе нет. — С окаменевшим выражением лица Пирс повернулся к ней. — Последние гости уже уехали?

— О Боже, милый, неужели вечер показался тебе убийственно скучным?

— Так резко я бы не стал оценивать. — По затихавшему голосу Пирса Николь поняла, что Луиза тянет его в дом. — Но у меня был длинный день, и я бы не прочь попрощаться с ними.

— Тогда мое появление очень своевременно. Я пришла сказать, что Камероны хотят откланяться. И Уайлы тоже. Когда они уедут, ты и я дадим отдых ногам, выпьем на ночь и поговорим. Сегодня вечером, Пирс, столько произошло разного, такие странные и интересные вещи…

В верхней части списка ее открытие. Няня вела секретный разговор в своей гостиной с гостьей. По-видимому, совершенно незнакомой ей. Как собака-ищейка по запаху, Луиза вынюхала факт, что у Николь есть секрет. Дело времени. Рано или поздно Луиза найдет, что прячет эта няня.

И завтра в более благоприятное время расскажет Пирсу.

Уже пробило полночь, когда Пирс выключил последнюю люстру и поднялся вверх по лестнице. Дверь в комнаты Николь была закрыта. Там темно. И, наверно, к лучшему. Если бы хоть наполовину повезло, он мог бы быть с ней. И, будь он проклят, сделал бы все, чтобы лечь с ней в постель! Но это едва ли лучший способ убедить Николь, что его интересует не только ее тело.

Факт заключался в том, что он околдован, одержим ею. Черт, долго еще он будет темнить? Он влюблен в нее! После сегодняшнего оборванного разговора Пирс буквально сходил с ума, опасаясь, что она уйдет из его жизни.

Такое сильное чувство его тревожило. Он привык отвечать за себя и за других. Инстинкт подсказывал, что он давно, если это правильные слова, утонул с головой в этом чувстве. Сначала предполагалось, что няня заполнит пропасть в жизни Тома. Но Пирсу и в голову не приходило, что и его жизнь дала течь. В ней полно пробоин, хотя и другого рода. И только сегодня вечером пришло понимание.

Эта очаровательная, нежная женщина вошла в его жизнь, когда он больше всего нуждался в ней. Но он был слепым и не понимал, что происходит.

Он всегда гордился тем, что, сталкиваясь с реальностью, занимает твердую позицию. И когда она вызывала в нем беспокойство, он вел себя с тупостью пьяного одноглазого моряка, который пытается измерить глубину со сходней, ведущих на берег.

Ирония заключалась в том, что толчком послужили отношения с Луизой. А ведь любой дурак давно понял бы собственное состояние. Надо признать, он не сумел разглядеть свои чувства к Николь. Если бы у него была хоть капля здравого смысла, он бы догадался, что произошло, когда внезапно и невосстановимо умер сексуальный интерес к Луизе.

А он вел себя так же, как и большинство мужчин в его команде. Когда отношения начинали прокисать, они тянули время, надеясь, что все рассосется без их участия. Он компенсировал потерю любовного влечения к Луизе тем, что дал ей неограниченную свободу действий в остальных областях своей жизни. Это попустительство достигло кульминации в сегодняшнем нелепом светском мероприятии.

Пирс терпеть не мог, когда чужие шатаются по его дому. Люди, с которыми у него шапочное знакомство и ничего общего. Ему невыносимо собственническое отношение Луизы к нему и к его дому. Невыносимо ее замаскированное неприятие Тома. Неприятие, которое ей все труднее скрывать.

Он едва дождался, пока уйдут гости. Пока дом снова вернется к привычному ритму, который он так любил. Но, будто что-то почувствовав, Луиза осталась. Она подчеркнуто не обращала внимания на его совсем не вежливые замечания в адрес гостей.

— Ноги убивают меня, — объявила она, сбрасывая туфли. — Милый, налей мне бренди.

— Зачем? Разве бренди поможет ногам? — Он не смог удержаться от вопроса.

Она засмеялась. Или сделала вид, что засмеялась. Он начал понимать, что притворство такая же часть ее натуры, как газельи глаза и длинные красивые ноги. Если их убрать, останется одна шелуха. Терпимый человек пожалел бы ее. Но после нынешней вечеринки Пирс был неспособен на такую щедрость.

— Глупо! — прощебетала она. — Конечно, не поможет. Но это будет очень милое окончание дня. Согласен? Только ты и я. Одни. — Она вздохнула и оглядела комнату. — Я чувствую себя здесь, Пирс, как дома. Твой дом в моем вкусе.

— Да? — насторожился Пирс, зная, что она считает убранство дома удушающим, а его стол слишком захламленным. — Как же так? Здесь нет ничего похожего на твой дом, который, по-моему, полностью отвечает твоим вкусам.

— Моя обстановка идеальна для одинокой, делающей карьеру женщины, но это… — она восторженно помахала рукой, — это семейный дом, милый. Планировка безукоризненна. Совершенно отдельное крыло для детской половины и кухни. Стильная элегантность комнат для приема. Очень важно, что дети могут не болтаться под ногами у взрослых. Ты так не думаешь?

— Я радуюсь, когда Том болтается под ногами, а ты…

— Я, Пирс, стараюсь изо всех сил! — Она взволнованно вскочила. — Ведь в конце концов это не твой ребенок.

— Я не упрекаю тебя, — спокойно заметил он. — Не каждый готов принять обязанности родителей — Он пожал плечами. — Больше того, если бы ты шесть месяцев назад спросила меня, как я отношусь к этой идее, я бы ответил, что почти никак.

— Ну вот ты и согласился! Давай поговорим о чем-нибудь более приятном. Как ты планируешь провести воскресенье? Завтра обещают роскошный день. Что если утром пораньше, пока не жарко, поиграть в гольф?

— Боюсь, не смогу. У меня уже есть другие планы.

— И они займут весь день?

— Возможно.

— А завтра вечером? Я увижу тебя?

— Нет, — мягко возразил он. — Не думаю, Луиза.

В ответ на это в глазах мелькнуло что-то гадкое. Вдруг ничего не осталось от хваткого агента, торгующего недвижимостью. От пантеры, которая вела переговоры при покупке его дома и наблюдала за ремонтом. Луиза превратилась в обыкновенную женщину, не способную скрыть разочарования и обиду за рухнувшие ожидания.

Пирс понял, что нельзя дольше пускать дело на самотек. Это несправедливо по отношению к ней. И трусливо с его стороны. Пришло время поговорить откровенно.

— Между нами все кончено, Пирс? — удивив его, спросила она. — Это произошло уже довольно давно?

— Да. — Он выдержал ее взгляд.

— Есть кто-то третий?

— Да. — О Боже! Миротворческая миссия в Персидском заливе — кусок торта по сравнению с этим.

— Няня.

Неужели все женщины ясновидящие? Может ли Николь так же легко читать его мысли? Неужто он проведет остаток жизни, выслушивая от жены собственные секреты еще до того, как сам узнает о них?

Удивительно, но эта мысль не вызвала у него возмущения. Фактически он нашел ее даже заманчивой.

— Ну, — к Луизе вернулся ее обычный резкий голос, — по-моему, я получила ответ.

— Я не… — Он почувствовал, что начинает краснеть.

— Ты ничего не должен, Пирс. Выражение лица сказало все. — Сощурившись, она изучала его. — Скажи, много ли ты знаешь о мисс Николь Беннет?

— Достаточно.

— Правда? А знаешь ли ты, что она еще до сегодняшнего вечера была знакома с Элайс Холт?

— Я знал, что у нее в этих краях родственники.

— На это не похоже.

— Николь не имеет отношения к нашему разговору, Луиза, — устало возразил он.

— Имеет, если она причина того, что ты гонишь меня.

Пирс понял, что пора закончить разговор. Ему не хотелось причинять ей лишнюю боль, но последняя фраза не оставляла выбора.

— Не она причина. Ты и я слишком быстро начали нашу связь. Плохо продумав. Она недолго была счастливой. Сейчас я сожалею об этом. Прости, если я тебя обижаю.

— Дорогой, лучше побеспокойся о себе. Ты себя обижаешь. — Она горько улыбнулась, всовывая ноги в элегантные туфли. — В Николь Беннет есть что-то плохо пахнущее. Мне будет неприятно видеть, как она разобьет твои иллюзии о счастье.

— Я могу позаботиться о себе сам.

— Напрасно ты так уверен, Пирс. Любовь делает дураками самых умных из нас.

Она ушла. И если возможно для мужчины чувствовать себя хуже, чем грязь на дороге, то Пирс испытывал именно такое чувство. Но как бы то ни было к нему пришло удивительное ощущение свободы и ожидания нового дня.

Первый раз после того, как он вынужденно ушел в отставку, у него появился ясный взгляд на будущее. Пирс знал, куда хочет идти. И мог только молиться, чтобы Николь согласилась путешествовать по той же дороге.

Он повез ее в старый семейный коттедж на озере Финлей.

— Там мы сможем быть одни. Никто и ничто не будет нас отвлекать, — обещал он, когда они ехали по шоссе, ведущему на восток к гряде низких холмов.

Стояло великолепное летнее утро. Облака омрачали только собственный горизонт Николь. Но до конца дня она все ему расскажет. Должна. Гнет обмана становился невыносимым.

— Я не был там много лет. Наверно, дом сильно обветшал. — Пирс искоса с улыбкой поглядывал на нее. Потом положил руку на спинку ее сиденья. Пальцы почти касались шеи Николь. В шортах цвета хаки и белой рубашке поло Пирс выглядел неприлично красивым.

Закрыв глаза, Николь размышляла, будет ли он по-прежнему улыбаться ей в конце дня. Или ее ждет холодный взгляд и горько сжатые губы?

— Мальчишками Джим и я проводили здесь каждое лето и очень любили это место, — продолжал он.

Ей хотелось крикнуть: «Тогда не вези меня туда. Не хочу портить твои воспоминания безобразным признанием».

По коже на голове бегали мурашки от ощущения близости его руки. Тело ныло от жажды его прикосновений. Как трудно будет раскрыть обман. Ах, если бы она была честной с самого начала!..

— Подождите, Николь, скоро увидите озеро. Вода чистая, как стеклышко, и теплая, как в ванне.

«Подожди, пока услышишь то, что я должна сказать, — билась горькая мысль. — Наверно, тебе захочется, чтобы я утонула в этом озере».

— Вы, очевидно, и теперь любите это место.

— Да. С ним связаны самые лучшие воспоминания.

Пирс, словно слепой, не замечал ее отчаяния. Он продолжал рассказывать истории из своего детства. Спидометр накручивал мили, и скоро они свернули с шоссе на узкую сельскую дорогу. От красоты захватывало дух, но настроение Николь мешало наслаждаться природой.

В какое время лучше приступить к признанию? С чего начать? Надо ли было захватить документы, чтобы подтвердить, что она сестра Арлин? Вопросы беспощадно мучили ее.

— Вы не забыли взять купальник? — Он нажал на акселератор, обгоняя медленно двигавшийся деревенский фургон.

— Вы просили меня, и я взяла.

Мысленно Николь вела долгий и трудный спор, разумно ли брать купальник. Едва ли стоит второй раз искушать судьбу. Потом она решила, что, поскольку до конца дня во всем ему признается, это не имеет значения. Даже если на ней не будет ничего, кроме набедренной повязки, вряд ли ему захочется заняться любовью.

— Нам еще долго ехать? — Николь чувствовала себя заключенным, ждущим прихода палача. Поскорей все рассказать, неважно, к лучшему или к худшему. Быстрая смерть предпочтительнее длительной агонии.

— Миль пятьдесят. Мы приедем как раз к ленчу. Вы, должно быть, заметили корзину, которую собирала Жанет. Там хватит еды, чтобы накормить целый флот.

Душе страдать еще меньше часа.., не так долго. Не может же она начать объяснения точно прыгнуть в воду. Лучше подождать, пока они приедут. Ни к чему отвлекать его внимание от узкой извилистой дороги.

— Расскажите о вашем детстве, — попросил он немного спустя.

«Вот! — вскрикнула ее больная совесть. — Ты искала способ, как начать, и он предложил его. Скажи сейчас. Пока есть шанс».

— Что случилось? Я вызвал призрака?

Он улыбался тепло и весело. Голубые глаза так же безоблачны, как и небо. Разве можно разрушить такой момент?

— Нет. — Николь притворно зевнула. — От солнца меня клонит в сон.

— Тогда вздремните. История вашей жизни может подождать.

Лучше бы она ждала вечно! Пирс обнял ее и притянул к себе, чтобы ее голова покоилась на его плече.

Чего бы она не отдала в этот момент, чтобы повернуть время вспять!

Пирс заговорил снова, когда они увидели коттедж. Он поставил машину в конце изрытой колеями земляной подъездной дорожки. Бледно-золотистые солнечные лучи пробивались сквозь ветви вечнозеленых елей. За ними покрытые лишайниками скалы покато спускались к белому дому, расположенному на маленьком мысе. А внизу — живая голубизна озера.

— Вот мы и приехали. — Он обнял ее за плечи и чуть сжал. — Это место связано со многими хорошими воспоминаниями. И если вам интересно, то вы единственная женщина, которую я привез сюда. Надеюсь, вы понимаете, как особенно я отношусь к вам.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Николь пришла в восторг от убранства коттеджа. Мебель — смесь старинной и белой плетеной. Сосновые полы подчеркивали залитую солнцем желтизну стен, на которых висели акварели. В гостиной каменный камин от пола до потолка. Соединенные окна, идущие одно за другим, смотрели на озеро.

Нажав плечом, Пирс с силой открыл двойные французские двери, к которым явно давно не прикасались.

— Вот прекрасная старомодная веранда, где бабушки сидели в креслах-качалках и наслаждались послеполуденным чаем. Мы могли бы здесь позавтракать, но я не против сначала поплавать. А вы?

Вдали от океана жара чувствовалась сильнее.

— Божественное предложение.

— Тогда берите свои вещи. Я покажу, где можно переодеться.

Наверху было две спальни. В каждой двуспальная кровать с железными спинками, выкрашенными в белый цвет. На кроватях грудой высились толстые матрасы, ручной работы пледы и перьевые подушки. В обеих спальнях, как и в гостиной, окна выходили на озеро.

— Мы охотно шли в постель, даже когда были мальчишками. — Пирс подошел сзади и притянул ее к себе. Николь прислонилась к нему. Так они стояли и смотрели на открывавшийся вид. — Мы лежали без сна и прислушивались к вою койотов. А луна покрывала озеро серебристой простыней. Джим и я могли лечь поперек кровати, смотреть на звезды и планировать, что будем делать на следующий день. Больше всего мы мечтали найти тайник с золотом. Легенда говорит, что горцы, которые построили первый дом, где-то поблизости закопали золото, чтобы враждебные индейцы не могли его забрать.

— Придет день, и Томми тоже будет мечтать найти тайник, — проговорила Николь.

— Но рядом не будет отца, который расскажет ему, как здесь было раньше. — Глубокий вздох напомнил о его печали.

— У него будете вы, Пирс. — И, Бог даст, я. — Вы никогда не привозили его сюда?

— Нет. Но Джим и Арлин привозили. Они любили коттедж. И в этом году провели здесь несколько уик-эндов до того.., да, до того. Поэтому здесь все в порядке и всем можно пользоваться после зимы, когда коттедж был закрыт. Я подумал, что в шкафах, наверно, есть их одежда и вещи. Видимо, мне придется освободить их, но не сегодня. — Он потерся подбородком об ее макушку. — Этот день только для нас.

И зачем же раньше времени портить его признанием, подумала Николь, наслаждаясь силой рук, обвивших ее. Она так долго молчала. Что изменят еще несколько часов?

Он чуть расслабил руки только для того, чтобы повернуть ее лицом к себе. Николь знала, что он собирается поцеловать ее. Неужели это эгоизм, если она ему позволит? Так она укрепит связь, возникшую между ними. Может быть, это поможет потом?

Они стали любовниками. А любовники прощают друг друга… Разве нет?

Его жаждущий рот овладел ее губами. Взял в собственность самые охраняемые секреты. Погрузил в глубины желания. Пусть все исчезнет в темноте, лишь бы она могла стать частью его.

Но Пирс не поддался искушению.

— Я обгоняю сам себя, — хрипло пробормотал он, отодвигая ее и направляясь к двери. — Поскорей переоденьтесь, а то весь мой план игры пойдет насмарку.

Когда она спустилась вниз, он уже принес на веранду корзину с едой и раскладывал ее содержимое.

— Как я и подозревал, Жанет уложила столько еды, что можно накормить взвод, — добродушно проворчал он. — Кстати, пока вы переодевались, я позвонил ей, хотел узнать, как она справляется с Томом. Кажется, у них потрясающее приключение: они делают шоколадный торт и печенье и не позволяют Красотке вмешиваться.

— Я рада. — Николь постелила на стол красную льняную скатерть, поставила тарелки и положила вилки и ножи. — Я чувствовала себя виноватой из-за того, что взвалила на нее заботу о Томми.

— Знаете, она очень любит вас. Вчера вечером, когда я сказал, что собираюсь поехать сюда с вами, она мне прочла строгую нотацию.

Пирс с упреком помахал куском французского батона и, неумело подражая Жанет, визгливым сердитым тоном начал:

— «Эта девушка, как начала в мае работать, так ни разу по-настоящему и не передохнула. Пирс Уорнер, вы удивляете меня, вы хоть замечаете, что она закапывает себя в землю без слова благодарности с вашей стороны? Ваша мать, Боже, упокой ее душу, была бы шокирована! Это лучшее время для вас взяться за ум».

— И вы все вытерпели? — Хотя Николь смеялась, но она знала, какой бывает у Жанет острый язык. Особенно, когда она выбирает жертвой Пирса.

— Я здесь и рассказываю об этом. Разве не так?

— Я полагала, что вы здесь потому, что вам захотелось сюда приехать, — отважно возразила Николь. — У меня создалось ошибочное впечатление, что это ваша идея привезти меня сюда, а не Жанет.

— Это моя идея, — заверил ее Пирс. Взглядом собственника он изучал ее фигуру. — Я бы никому, любимая, не позволил остановить меня. Но приятно знать, что у меня есть благословение Жанет. Потому что, когда она против, это сущий дьявол.

Любимая… Он назвал ее ЛЮБИМОЙ! Ее окатило восхитительным жаром. От смущения не осталось и следа. Только кипящая жажда. Она хотела его, и желание беспрестанно наполняло кровь.

— Она также подчеркнула, — Пирс продолжал раскладывать мусс из копченой форели, крекеры, паштет, зеленые оливки, черный виноград без косточек, тоненькие ломтики цыплячьих грудок и тартинки с лимоном, — на случай, если я не заметил, что вы «приз, который стоит того, чтобы хранить».

— И что вы на это ответили? — Она наконец решилась искоса посмотреть на Пирса.

— Что я полностью с ней согласен. Я привез вас сюда, Николь, не для того, чтобы дать вам отдохнуть. Это такое место, с которым связаны особые воспоминания. А мне надо что-то у вас спросить. — Поставив бутылку с вином в глиняный кувшин со льдом, он обошел стол, взял ее за руку и подвел к дивану-качелям. — Мы бесконечно толковали о том, как лучше вырастить Тома. О ценностях и морали. О подготовительной школе и детском саде. О том, надо или не надо ребенку смотреть телевизор. Но мы никогда честно, по-настоящему не говорили о себе. О мужчине и женщине, которых мощно влечет друг к другу. Я целовал вас и любил вас. Вопреки своим лучшим принципам. Наверно, и вашим тоже. Но я никогда не говорил о своих чувствах к вам. Не думаю, что я понимал их сам. Или вернее, я не был готов признать их. До прошлой ночи. Когда у меня вдруг возникла ужасающая мысль, что я могу потерять вас. И в тот момент я понял, что если вас здесь не будет, то не только в жизни Тома появится пробоина. Но и моя жизнь… — он заглянул ей в глаза, — будет такой отвратительно пустой, такой невыносимой, что не знаю, справлюсь ли я с ней. Это самая длинная речь, какую я когда-либо говорил. Так не будете ли вы добры заставить меня замолчать?

В горле стоял ком, она взглянула на него, на глаза набежали слезы.

— Ох, черт! — пробормотал он, прижимая ее к себе. — Я не хотел заставить вас плакать. Это из-за того, что я сказал? Сказал слишком рано?

— Нет. — Она покачала головой. — Вы все сказали очень правильно. Но только я не уверена, что когда…

— Я пытаюсь объяснить, что люблю вас, — в тревоге перебил он. — Я не предлагаю тайную связь или случайные свидания. Я спрашиваю, выйдете ли вы за меня замуж. И делаю это чертовски глупо.

— Но так же нельзя! — воскликнула Николь. — Вы же не так много знаете обо мне.

— Я знаю все, что мне надо знать. — Он зарылся лицом в ее волосы, осыпал поцелуями веки, щеки. — Я знаю, что вы любите Тома. Я знаю, что вам будет несложно принять Тома как постоянную часть нашей совместной жизни.

— Конечно, — прошептала она, утопая во взгляде Пирса. — Я люблю его, Пирс, по-настоящему люблю. Я бы так хотела не ждать до этого момента, а сказать раньше… Потому что вы имеете право это знать уже давно…

— Для нас обоих пришло правильное время. — Пирс, конечно, не понял, о чем она говорила. — И как вы могли что-то сказать, когда между нами стояла Луиза как нерешенная проблема.

Николь слышала, как бьется под ее ладонью сердце Пирса. Чувствовала, как неистово отвечает ее собственное на страстный голод, отражавшийся в его глазах. Она забыла обо всем.

— Если бы я сейчас умерла, — охрипшим от обуревавших ее чувств голосом проговорила Николь, — то была бы счастлива, зная, что я в ваших объятьях и что с последним дыханьем я снова сказала, как сильно я вас люблю.

В его глазах блеснули слезы.

— Я не заслуживаю тебя, — пробормотал он, потрясен но лаская ее.

— Ты заслуживаешь гораздо, гораздо большего, — шептала она, скользя руками по его атласной, загорелой коже, ощупывая сильные мышцы, ощущая вибрирующую страсть его плоти, прижатой к ее бедрам.

«Позор! — кричал голос совести. — Остановись сейчас же! Или будешь проклята навек!»

— Возьми меня, Пирс, — просила она. — Заставь меня забыть, что мир полон огорчений и безобразий.

Он застонал, выражая боль и радость одновременно. Он чувствовал себя безраздельным собственником этой женщины.

— Я так боялся, что потеряю тебя, — бормотал он. — Прошлой ночью ты ушла, и я не знал, как…

— Не говори о прошлой ночи, — прошептала она, закрывая его рот своими губами и покрывая его быстрыми, жаркими поцелуями. — Ничего не имеет значения, кроме этого дня, этого момента.., кроме тебя и меня…

— Да. — Глаза будто впитывали ее лицо, черту за чертой. — Да!

Он уложил ее на подушки старых качелей, которые раскачивались, как колыбель, убаюкивая их любовно и нежно. Старый коттедж стал свидетелем, как, не ведая стыда, голый под благословенным солнцем, он обхватил ее бедра и поднял навстречу его гордо восставшей плоти.

Она хотела бы удерживать его в себе вечно. Сохранить жар его страсти, ставшей чем-то большим, чем просто физическая близость. Первый раз в жизни она ощущала полноту счастья.

Николь чувствовала, как растворяется в Пирсе, исчезает в вихре сужающейся воронки. Затем на краткий миг словно всплыла, ухватившись за него.

Она крепко зажмурила глаза, будто таким образом можно уменьшить напряжение, утихомирить дрожь, грозившую разнести ее на части. Судя по мучительному дыханию, Пирс боролся с теми же демонами и у него так же мало надежды одолеть их.

Затуманенным взглядом она посмотрела на него. Он парил над ней, впитывая ее, точно только она могла спасти его от уничтожения. На виске пульсировала жилка. Пот выступил над бровями.

Николь крепко обхватила его ногами за талию, вцепилась руками в плечи, она хотела втянуть его в себя всего, ничего не оставить. И, сделав так, она привела их к разрушению чуда.

Зрачки у него расширились, дыхание переполняло легкие.

— Сейчас, — прошептал он, зарываясь лицом ей в волосы. — Сейчас. Сейчас!

Мука достигла предела. Пламя, сжигавшее их, словно замерло. На несколько сладостных мгновений они остались невесомыми и невидимыми. Потом они вернулись в реальность, где снова стали заложниками личных страхов и секретов.

В тот полдень они еще два раза любили друг друга. Один раз после ленча. Он поймал ее, когда она спускалась по лестнице за полотенцем. Пирс перегородил ей дорогу и потянул назад к спальням. Выбрав одну из них, он положил ее на гору мягких матрасов. В этот раз их поцелуи имели вкус вина и горько-сладкого шоколада.

И любви.

— Люблю тебя, — повторял он снова и снова.

У нее перехватывало дыхание. Какую бы цену ни пришлось заплатить за этот украденный день, думала Николь, он стоит того. Простой коттедж на берегу озера мог бы хранить память об одной честной вещи, которую Николь подарила Пирсу Уорнеру. Свое сердце.

А признание? Его не поздно будет сделать и на пути домой. До конца дня она все расскажет ему.

Они снова поплавали. Вода, теплая и нежная, как сливки, билась возле них.

Потом, когда они лежали на лодочном причале, Пирс взял ее за руку.

— Николь, ты помнишь, что я хочу на тебе жениться?

На секунду сердце остановилось, словно зверек, попавший в ловушку.

— Николь? Солнышко? — Он сильнее сжал ее руку. — Пожалуйста, скажи что-нибудь!

Ему не понравилось внезапное оцепенение, сковавшее ее.

Пирс беззвучно выругался. Он не нашел правильные слова? Или сказал их слишком рано? Черт! И придумать нельзя лучшего времени. Никогда еще они не были так близки и так прочно соединены.

Перевернувшись на живот, Пирс оперся на локоть и смотрел на нее. Она моментально села, будто лезвие ножа, выскочившее от нажатия кнопки, и отвернулась. Он заметил тень, мелькнувшую в красивых темных глазах.

— Ты что, — начал он, подавив отчаяние, от которого внутри все смешалось в кашу, — ты передумала? Или я был слишком самоуверен?

— Нет. Для меня большая честь выйти за тебя замуж, — убитым голосом произнесла она, глядя вдаль.

Он прежде не делал предложений женщинам. Но не требовалось большого опыта, чтобы понять из ее ответа: произошло какое-то отклонение от курса. Безумно счастливой невестой ее не назовешь.

Он упустил какой-то важный шаг? Проглядел какую-то часть ритуала?

Дурак, кольцо!

— Любимая, если это обрушилось на тебя слишком скоро, скажи хоть слово. Я ждал тридцать пять лет, пока нашел женщину, с которой хотел бы провести оставшиеся дни. Я могу подождать еще несколько дней.

Дрожь пробежала по ее спине, и он услышал тихий всхлип. Почти беззвучный и быстро подавленный, но явно проникнутый печалью.

Пирс искал какие-то фразы, которые надо сказать. Что-то нежное, успокаивающее.

Ему казалось, что, если женщина любит мужчину, то она будет счастлива, когда он предложит ей выйти за него замуж. И совершенно ясно, что если она несчастлива, то или не любит его, или уже замужем за другим.

— Николь, есть кто-то третий? — Ему не хотелось услышать «да», но все же это лучше, чем чистилище, в котором он находился.

Чистилище — это пустяки! Он был в аду.

— Нет, — сдавленным голосом выдохнула она.

— Но есть проблемы? Ї Да.

Ее трясло так сильно, что ему хотелось взять ее на руки. Заверить, что он не позволит ничему на земле встать между ними.

— Ответь мне на один вопрос. Ты любишь меня?

— Да! — закричала она, поворачиваясь и прижимаясь к нему. Слезы катились по щекам. — Всем сердцем, но…

Ноющая боль, сжимавшая сердце, прошла, он снова мог дышать.

— Никакие «но» не имеют значения. — Он прижал ее к себе и покачивал, как ребенка. — Во всяком случае, сегодня. Завтра мы во всем разберемся. Сегодня я хочу услышать только о том, что ты выходишь за меня замуж.

— Пирс… — начала она, вытирая слезы и глядя на него.

— Николь, или ты говоришь, что выходишь за меня замуж, или скажи, чтобы я просто ушел. Потому что молчание убивает меня.

Она обвела пальцем контур его щек, подбородка. Не нужно слов, говорили ее прикосновения, глаза, нежный изгиб губ.

— Я выйду за тебя замуж. — Она поцеловала его. — Я люблю тебя.

Наверно, не стоило делать того, что он сделал. Но волна облегчения довела его до безумия. Подобно человеку, пережившему испытание смертью, он ни о чем не мог думать, кроме одного. Еще раз забыться в ее нежности. Погрузиться в шелковую паутину ее женственности. И никогда не выходить на свободу. Обновиться в ней.

На веранде их толкнула в объятья друг к другу жажда. В спальне он любил ее, как любовник. Не спеша, шепча ласковые слова, спокойно исследуя. Благоговея перед красотой, которую она внесла не только в его чувства, но и в душу.

Теперь не было ничего, кроме обветренных, согретых солнцем досок причала и тонких полотенец. Он ворвался в нее словно одержимый. Быстро и яростно. Он выплеснулся в ней, как мужчина, которому война грозит смертью и который не знает, увидит ли завтрашний рассвет и заход солнца.

Потом ему стало стыдно. Он пришел в ужас, заметив, что слезы все еще бегут у нее по щекам. Что рот вспух от его поцелуев. Когда он пытался глупо и неуклюже, как обычно, подбодрить ее, она прижималась к нему, снова и снова повторяя, что ему не за что просить прощения, это ей надо стыдиться.

Ей стыдиться?

— Любимая, — бормотал он, и голос дрожал, как у подростка. — Любимая, бесценная Николь, для меня великая радость беречь тебя, мое сокровище, все оставшиеся дни. — Больше он не мог выдавить из себя ни одного слова, его душили чувства.

После этого она немного успокоилась. Ему даже удалось уговорить ее немного поплавать. Тихо полежать на неподвижной воде.

На севере постепенно вытягивалась линия облаков, затемняя голубизну неба. Еще до темноты, наверно, начнется гроза.

— Ты счастлива? — спросил он, когда они рядом лежали в воде на спине и смотрели в небо.

— Да. — Она переплела его пальцы со своими. — А ты?

— Больше, чем я даже осмеливался мечтать. — Страх и неопределенность прошли. Он совершил невообразимое. Нашел женщину своей мечты, и она согласилась стать его женой. На земле нет ничего, что могло бы омрачить их счастье. — Начнем собираться и отправимся домой? — спросил он. — А по дороге где-нибудь остановимся и пообедаем?

— Прекрасно, — равнодушно ответила Николь.

Ее разморило на солнце, решил он. На причале, должно быть, около сорока градусов. Ни ветерка, листья на деревьях не шелохнутся. Цветы, которые весной посадила Арлин, сникли от жары. Над землей висело марево.

Когда они взбирались по раскаленным солнцем камням к дому, Пирс посмотрел на небо. На нем появилось металлическое сияние, от которого резало глаза. Один из признаков надвигающейся грозы. Хорошо бы уехать до того, как она начнется.

Щетка в черепаховой оправе лежала на одном из туалетных столиков рядом с кроватью. Николь медленно провела ею по волосам, наблюдая за движением в старом, волнистом зеркале. Из зеркала на нее смотрела незнакомая женщина. Серьезная, отчужденная, сдержанная. Чуть покрасневшая. Наверно, долго была на солнце, хотя и береглась от ожогов. Никто бы не догадался, что душа ее растерзана на части.

Она так погрузилась в собственные беды, что ей и в голову не приходило, что у Пирса могут быть свои сложности, оставшиеся вдали от прекрасного дня на озере.

«Сию же минуту выложи ему всю правду! — требовал беспощадный голос совести. — Ты приехала сюда, подготовившись к любви. Ты надеялась, что он опять будет любить тебя!»

— Но я не ждала, что он сделает предложение, — прохныкала она.

«Конечно, не ждала. Такое порядочное поведение вне твоего понимания».

— Я собираюсь сказать ему.

«Когда?»

— До конца дня.

Николь положила щетку и взяла часы. Двадцать четыре минуты шестого. Она опаздывает.

«Что мешает тебе сказать прямо сейчас?»

Незнакомка в зеркале смотрела на нее. Но уже не сдержанная. Глаза у нее лихорадочно сверкали. Руки так сильно тряслись, что часы выскользнули и упали на пол. Она дошла до последней черты.

— Ничего, — пробормотала Николь. — Совершенно ничего.

Хлопнула дверца машины, и, странно, потом еще раз. Послышались шаги, легкие, взволнованные. Потом размеренные — Пирса. Проскрипела дверь.

— Не представляю, неужели это так важно, что ты приехала сюда сказать мне. — Слова будто плыли над лестницей. Резкие и неприветливые.

— По-моему, это не терпит отлагательства, — ответил голос Луизы Трент. — Если ситуация, упаси Боже, изменится в противоположную сторону, я предпочитаю знать об этом как можно раньше.

Перед Николь вспыхнула картина, как они с Элайс вместе склонились над бумагами в коричневом конверте, разложенными на любимой кушетке. «Нет ли у вас пилочки для ногтей? Я сломала ноготь». При появлении Луизы Николь поспешно спрятала бумаги под подушки и вскочила.

В смятении Николь забыла о конверте.

Она оставила его там, где любой мог взять. И Николь поняла с неотвратимой определенностью, что конверт нашли.

Пирс узнает о ее двуличии. Он услышит злое и совершенно беспощадное сообщение. И Николь некого за это винить, кроме самой себя.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Луиза стояла у стола с конвертом в руке. Его первым увидела Николь, спустившись по лестнице и направляясь в столовую.

— Луиза, — довольно спокойно произнес Пирс, — по-моему, вчера мы сказали все.

— Я приехала сюда, Пирс, не для того, чтобы заставить тебя переменить отношение ко мне. — Она вертела в руках конверт, проводя большими пальцами по краям. — Я пытаюсь спасти тебя от этой женщины. Я слишком уважаю тебя, чтобы позволить ей одурачить тебя.

Конверт притягивал Николь как магнит. Не отдавая себе отчета, она сделала несколько шагов и встала недалеко от Пирса лицом к Луизе.

— Оставь, Луиза. Я попросил Николь выйти за меня замуж, и она согласилась. Ничего из того, что ты можешь сказать, не заставит меня переменить свое решение.

Луиза смерила Николь с ног до головы ненавидящим взглядом и снова — с головы до ног. Мрачный триумф сверкал в ее глазах.

— Ты уверен, что знаешь, кто твоя невеста на самом деле?

— Я знаю все, что мне надо знать. Это женщина, которую я люблю.

— Ах да, няня! Милая, самоотверженная скромная няня. Она оставила престижную больницу и приехала в маленький городок на Западном побережье, чтобы заботиться о ребенке и быть поближе к своим родственникам. — В голосе Луизы звучала явная насмешка, а в глазах сверкало злобное торжество. — Скажи мне, Пирс, тебе понравились ее родственники?

— Я не встречался с ними. — Первый раз в голосе Пирса прозвучали ноты сомнения.

— Нет, милый, встречался! Одну из них ты хорошо знал. Очень хорошо.

— Ради Бога, перестань говорить загадками!

— Ладно, перехожу к делу. — Она подняла конверт и держала его вертикально на уровне плеч. — В моих руках интересные бумаги.

— Отдайте их мне. — Николь наконец обрела голос и кинулась к Луизе. Но поздно.

Открыв клапан конверта, Луиза высыпала его содержимое на стол. Документы, письма и старую, потрепанную фотографию двух маленьких девочек, скрепленную со снимком Арлин, ее мужа и сына. Такое чертовски ясное доказательство, что нет смысла отрицать.

К чести Пирса, он сохранял спокойствие.

— Что это? И где ты достала конверт?

— Это мое. Она украла их из моей комнаты. — Николь в отчаянии закрыла глаза. Щеки горели от стыда.

— Она такая же няня, как я астронавт! — крикнула Луиза. — Она тетя Тома. И не думай, Пирс, будто ее интересуешь ты. Ты для нее всего лишь преграда на пути к цели. Она приехала в Орегон и втерлась в твой дом для того, чтобы быть рядом с племянником.

— Не будь смешной, — возразил он. — Ты или все выдумала, или заблуждаешься.

«Ох, дорогой мой!» — беззвучно всхлипнула Николь. Ей так хотелось прижаться к нему.

— Нет, Пирс. Прочти сам, если ты не веришь мне. Читай! — Луиза махнула рукой, бумаги заскользили по скатерти в его сторону. — Я твой друг и слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы позволить попасть в ловушку. И если, узнав, зачем на самом деле твоя бесценная Николь приехала в город, ты посмотришь мне в глаза и подтвердишь, что по-прежнему хочешь на ней жениться, я больше не скажу ни единого слова.

— Ты уже наговорила слишком много, — мрачно бросил он. — Не твое дело влезать в бумаги Николь. И кроме вреда, ты ничего не принесла дружбе, которой, по твоим словам, ты дорожишь.

Николь подняла голову и украдкой посмотрела на него. Черты лица будто вырезаны из камня. У нее на глазах умирала его любовь.

— Это все, Луиза? Тогда я буду благодарен, если ты оставишь нас. Поезжай домой. У тебя больше нет здесь дел.

Она ушла. Осталось невыносимое молчание. Такое чувство, будто вот-вот рухнет огромная стеклянная стена. И наконец она рухнула. Николь поняла, что смертоносные осколки уничтожили все счастливое, что они с Пирсом пережили сегодня. Надежды на восстановление не было.

— Пирс, — прошептала она, — это не так, как представила Луиза.

— Есть ли доля правды в ее обвинениях?

— Крохотная. Я тетя Тома.

— Не понимаю, каким образом?

— Арлин моя сестра. Когда мы были маленькими, мать отдала нас приемным родителям. Об этом написано здесь. — Николь кончиком пальца ткнула в кипу бумаг.

Пирс перешел в гостиную и смотрел в окна. Будто ему стало невыносимо ее видеть.

— Ты всерьез думала, что сумеешь бесконечно хранить свой секрет?

— Нет! — воскликнула она. — Я и не собиралась его хранить.

— Неужели? И когда же ты собиралась открыться?

— Сегодня вечером. — Она презирала себя за отчаяние, звучавшее в голосе. — Признаю, что я все время откладывала. Но я обещала себе все рассказать сегодня за обедом.

— Почему? Потому что я уже выставил себя дураком и еще один удар по моей гордости не убьет меня? Или ты думала, что уже выжала из меня предложение и я как джентльмен не изменю своему слову?

— Пирс, мое отношение к Томми не имеет ничего общего с чувствами к тебе. — Первый осколок нашел свою цель. — Ты должен верить мне.

Его смех ударил в сердце вторым осколком.

— Почему я должен верить тебе? Ты лгала мне с того дня, как вошла в дом. И делала это так искусно, что у меня ни разу не возникло подозрение.

— Я хотела сказать тебе! — крикнула она.

— Любимая, что мешало тебе? Извращенное чувство чести? Несуществующие моральные правила?

— Я боялась! Думала, ты увидишь во мне угрозу твоим правам опекуна и не позволишь быть рядом с Томми. Я самая близкая из его живых родственников. И я понятия не имела, какой ты человек.

— Правильно, ты не знала. Но это не помешало тебе судить обо мне и решить, что я не захочу принять тебя?

— Ты мог приревновать мальчика. — Какими жалкими казались причины в ясном свете дня. Какими своекорыстными и низкими. — Ты мог подумать, что я хочу забрать его у тебя.

— Поэтому ты решила сначала стать миссис Пирс Уорнер. Жаль, что Луиза положила конец твоим планам, да?

— Я уже говорила, что сегодня вечером хотела все рассказать. Я бы никогда не вышла замуж, имея от тебя секрет. Никогда.

Почему он не может понять? Николь перешла в гостиную. С тех пор, как они вернулись в коттедж, небо зловеще потемнело, добавляя дурные предзнаменования в и без того мрачную атмосферу.

Несмотря на гнетущую жару, дрожь сотрясала Николь. Она подошла и тронула его за плечо, надеясь вызвать остатки нежности и тепло сочувствия, если не понимание.

Он не оттолкнул ее. Скорее, обдал холодом. Ее прикосновение не тронуло его.

— Лгунья, — рявкнул мужчина, который всего час назад говорил ей о любви и о том, что будет лелеять ее до конца своих дней.

— Я не лгу сейчас, — всхлипнула она. — И я никогда не лгала, когда говорила, что люблю тебя. Я хочу провести с тобой, Пирс, все оставшиеся дни.

— Даже если я считаю, что Тому лучше жить в Аризоне у дедушки и бабушки? А нас он будет навещать раз или два в год? Любимая, и тогда ты захочешь оставаться со мной?

Насмешка, прозвучавшая в его словах, невыносима.

— Разве так ужасно, что я хочу вас обоих? — воскликнула она, взяв его руку и подтягивая к лицу. — А что бы сделал ты на моем месте? Я прожила почти до тридцати лет, не зная, что у меня есть сестра. Потом я нашла ее и тут же потеряла, не успев увидеть, обнять, поцеловать.

На мгновение ей показалось, что она пробила броню отторжения. На долю секунды он встретился с ее ищущим взглядом и тут же снова отвернулся к окну.

— Нет, Пирс, — продолжала она, — я не позволю тебе отворачиваться от меня.., от нас! Если, по-твоему, мое нежелание потерять шанс быть рядом с сыном сестры превращает меня в презренную особу, то хотя бы наберись мужества сказать это в лицо.

— Начинается гроза, — заметил он.

— Даже если наступает конец света, мне все равно! Я не позволю тебе уйти от объяснений. Этого я не заслуживаю!

— Не заслуживаешь?

— Даже преступникам дают право быть выслушанными. Или на флоте все еще принято вешать человека на рее, не дав ему возможности объясниться?

Пирс не ответил. Похоже, находил картину, открывавшуюся из окна, более захватывающей, чем все, что Николь могла сказать в свою защиту.

— Я не предполагала, что ты можешь быть таким ограниченным. — Николь словно оцепенела. Все надежды разлетались в пух и прах.

Укол попал в цель. Его передернуло.

— Если ты так думаешь, то мне остается только удивляться, почему ты согласилась выйти за меня замуж. Ах да, я забыл! Ты приняла мое предложение, но это не имеет ко мне отношения. Вступая в подходящий союз, ты надеялась достичь своей цели.

— А ты, — со злостью парировала Николь, задетая его уничтожающим презрением, — все еще испорченный ребенок. Ты забираешь свои игрушки и уходишь домой, потому что игра пошла не по твоим правилам. Я сделала ошибку, признаю. И пытаюсь найти разумный выход. Но ты не способен прощать.

Покачав головой, Николь вернулась в столовую. После смерти Арлин она старалась преодолеть горе и отчаяние. Ей казалось, что у нее появилась для этого сила. Но последний удар сокрушил опору, которую она нашла в любви Пирса. Николь снова осталась наедине с собственной слабостью.

— Если чувство, которое мы испытывали друг к другу, не может этого выдержать, то у нас, Пирс, на общем пути начнутся большие неприятности.

— У нас уже большие неприятности. — Что-то в его тоне вызвало у нее острую тревогу.

— Что ты имеешь в виду?

Она тихо прошла по комнате и снова встала рядом с ним.

— Посмотри туда. — Он показал на кусок земли примерно в миле от дома, отходивший правильным треугольником от восточного берега озера. Еще недавно спокойная водная гладь взбунтовалась. Волны белыми барашками обрушивались на берег.

Полчаса назад по озеру сновали баржи, лодки и катера на крепких якорях покачивались между укрытиями и летней пристанью. Где они теперь?

— Это самый настоящий шторм. И он направляется в нашу сторону.

Темная линия облаков продвигалась вперед к мысу, где стоял дом. Яростные порывы ветра, которые уже учинили разрушительный хаос на воде, гнали темные тучи.

— Ох, черт возьми, плохо дело! — Едва Пирс выдохнул эти слова, как белые барашки превратились в пену. Она неслась полосой, захватывая все озеро, дальний мыс и весь берег за ним.

Николь увидела, как полоса пены внезапно завихрилась, превращаясь в кипящую массу, поднялась и образовала правильной формы воронку, будто кто-то через гигантскую соломинку тянул озеро к небесам.

Преждевременные сумерки наполнили дом волшебными тенями. Мир за окнами коттеджа замер в неестественном покое. Земля словно собирала войска, чтобы противостоять страшному нападению, приближавшемуся с озера.

Николь не могла оторвать глаз от невероятного зрелища. Ужасающего своей яростью и скоростью.

— По-моему, нам безопаснее переждать под обеденным столом. — Пирс обхватил ее запястье и отвел от окна. Две высоченных сосны, как двое часовых, защищавшие коттедж, раскачивались, словно предупреждая об опасности. — То, что ты видишь, — торнадо. Он может краем задеть дом.

Пирс бесцеремонно вытащил ее из гостиной и толкнул под обеденный стол. А сам открыл дверь черного хода, после чего присоединился к ней.

— Чтобы у ветра был выход, — кратко объяснил он.

Едва они устроились под столом, как услышали гул. Низкий, резкий, скоро перешедший в визгливое завывание.

— Идет, — сказал Пирс. Такого ни на что не похожего грохота Николь никогда не слышала. Ужасный рев, будто дом объят пламенем. В это же время дождь начал бить в северную стену, сотрясая окна в рамах.

Вверху одно окно распахнулось и теперь билось о стену. Почти тотчас не выдержали окна в гостиной, и поток хлынул в комнату. Пирс выругался.

— Скоро затопит весь дом, — пробормотал он. — Старые окна не смогут противостоять натиску. Чудо, что они продержались до сих пор.

Тем временем торнадо продолжал буйствовать.

Николь раньше никогда не боялась непогоды. Даже в Миннесоте, где зимние бураны за один час покрывают снегом всю территорию штата, она не испытывала такой подавляющей беспомощности, какая охватила ее в этот момент.

Мелькнула мысль: «Я здесь умру». Она прижалась к Пирсу и зарылась лицом в его плечо.

Пирс не отодвинулся от нее. Под столом едва ли хватало места для двоих, даже при том, что его ноги выглядывали наружу. Выбора не оставалось. Он обнял ее за шею и подпирал рукой голову.

— Держись, — проговорил он.

«Если пришел мой последний час, — подумала Николь, — то ничего нет лучше, как встретить его и объятьях Пирса».

Но сначала ей надо все ему сказать.

— Я не собиралась делать тебе ничего плохого, — бубнила она, зажав в кулак его рубашку. — Я не ожидала, что полюблю тебя. Если бы знала, то рассказала бы обо всем гораздо раньше. Но постоянно что-то мешало. Каждый раз, когда я принимала решение «вот сейчас скажу», я смотрела на Томми.., на нас, видела, как из трагедии вырисовывается семейное счастье, и мне становилось невыносимо сложно рисковать. Все испортить. Но я люблю тебя всем сердцем. Правда люблю. И хочу, чтобы ты знал, что сделал последние дни самыми прекрасными в моей жизни.

Он был так близко, что она не могла удержаться и поцеловала его. Ей хотелось как-то подкрепить свои слова. Дать ему понять, что она говорит от сердца.

Сначала он сопротивлялся. Но потом внезапно начал яростно целовать ее. Будто торнадо вызвал в нем бурю, которая погрузила в забвение его неприязнь.

Руки запутались в ее волосах, рот терзал губы. Казалось, на несколько сладостных мгновений вернулась прежняя магия. Пока он не опомнился.

— Не веди себя так, будто ты собираешься умереть, — оторвавшись от ее рта, проворчал он.

Если бы Николь посмела, то посмотрела бы на него. Ей хотелось увидеть, отразились ли в глазах нотки веселого изумления, которые ей почудились в голосе.

— А мы не умираем? — дрожащим голосом спросила она.

— Нет. — Он высунул голову из-под стола. — Худшее уже прошло. Но даже если не прошло, ты так легко не отделаешься.

Минуту спустя краткий миг близости кончился. Только стонал и завывал ветер. Стучал дождь по крыше, зловеще гремел гром, и молнии рассекали озеро. Чудо, но старая сосна еще стояла, и коттедж сопротивлялся буре.

— Теперь можешь выйти, — бросил Пирс, вылезая из-под стола и собираясь осмотреть повреждения. Дождевая вода, хлеставшая из окон, ручьями бежала по старому сосновому полу и капала из щелей между балками потолка.

— Как я могу помочь? — спросила она, становясь рядом с ним.

— На полке за дверью ванной полотенца. Брось их вниз и возьми несколько штук сама, чтобы вытереть пол в спальне.

Следующие полчаса они занимались наведением порядка. Наконец вода была собрана, окна закрыты и надежно закреплены на случай еще одного порыва ветра. Не осталось ничего, что отвлекало бы их друг от друга. Они стояли в противоположных концах гостиной будто незнакомые люди на трамвайной остановке. У Николь мелькнула мысль, что лучше бы пережить еще один торнадо.

В конце концов Пирс пожал плечами, словно избавляясь от раздражения, вызванного ее присутствием.

— По-моему, — проворчал он, подходя к шкафу рядом с камином и доставая бутылку красного вина, — можно немного улучшить обстановку. Хочешь, я разожгу камин? После торнадо стало холоднее.

— Разве мы не вернемся в город?

— Ты в своем уме? — Взгляд, брошенный на нее, подразумевал, что только полоумный отправится в путь в такую погоду. — Наверняка рухнули деревья, а дорога во многих местах размыта.

И будто для того, чтобы подкрепить его слова, удар грома расколол небо прямо над домом. И почти тотчас блеснула молния, и откуда-то издалека донесся звон разбитого стекла.

— Похоже, что молния ударила где-то по соседству, — заметил он. — Лучше зажжем свечи. В столовой есть маленький комод, они в верхнем ящике. Когда она вернулась, он уже уложил дрова в камине.

— Я принесла бокалы. — Николь чуть тут же не выронила их, потому что гром ударил почти над головой и молния стрелой прочертила небо.

— Это всего лишь гром. — Он бесстрастно взглянул на нее. — Он тебя не укусит.

— А тебе все равно, если и укусит. — Его безразличие снова уязвило ее.

— Не совсем. — Он наполнил бокалы, отпил из одного, но не предложил ей второй. — Не могу сказать, чтобы в данный момент меня особенно занимало твое благополучие. Я слишком занят размышлением, как мне объяснить Тому, что женщина, которую он считал няней, на самом деле его тетя. Но она так труслива, что боялась сказать ему об этом.

— И к тому же тут примешана твоя раненая мужская гордость, — не удержалась от колкости Николь.

— Что ты имеешь в виду?

Она схватила второй бокал и сделала большой глоток.

— Ты так погружен, Пирс, в баюканье собственных обиженных чувств, что даже не вспоминаешь о моих.

— Мне не приходило в голову, что…

— К примеру, — продолжала она, не обращая внимания на его возражение, — ты и на секунду не задумался, что я должна испытать, открыв ящик в спальне и найдя там вещи, принадлежавшие Арлин.

— Не твое дело лазить по ящикам, — парировал он.

— Правильно. Я и не собиралась. И не сделала бы этого, если бы ты не упомянул, что там, наверно, остались вещи после ее последнего приезда сюда. И тогда я уже не могла удержаться. — От горя перехватило горло, но она подавила его глотком вина. — Я достала ее свитер, он сохранил ее запах, аромат духов. Длинный светлый волосок зацепился за пуговицу. И меня потрясло, что, хотя она мертва уже четыре месяца, волосок все еще сохранил сияние жизни. Я будто бы прикоснулась к самой Арлин.

— Перестань, — попросил он.

Потом я заглянула в шкаф. Внизу стояли босоножки. У нее и у меня ноги одного размера. Разве это не удивительно? Босоножки так прекрасно подходили мне, словно я их носила всегда. Она была моей сестрой, Пирс. Сестрой! И почти все ее двадцать семь с половиной лет я не подозревала о ее существовании. Как бы ты себя чувствовал, если бы это случилось с тобой?

— Адски плохо, — он смотрел на нее из-под полуопущенных век. — Но я бы не стал делать прошлое оправданием жизни во лжи, да еще так долго.

— Откуда ты знаешь? Разве можно быть уверенным, что бы ты сделал, если бы испытывай то, что я? — Николь помолчала. — Я столкнулась с трагедией, и остался ребенок. Единственная связь с прошлым. Ребенок, заботу о котором доверили чужому человеку, не знавшему о моем существовании.

— От тебя требовалось только одно — сказать мне.

— И ты бы поверил?

Он задумчиво перекатывал во рту вино, потом проглотил.

— Естественно. Я бы попросил доказательств. Если бы они удовлетворили меня, я бы тебя принял.

— Если это так, то я несправедлива к тебе. — Николь откинулась на спинку стула и с минуту изучала его. — Но позволь мне напомнить, что я испытала ужасный шок. В тот день, когда я первый раз пришла к тебе в дом, я знала только одно: мне надо быть рядом с Томми. Надо обнимать его, держать на руках. Смотреть, как он спит, вдыхать аромат его волос после купания, слушать его сонное дыхание. — Она в отчаянии махнула рукой, не находя слов. — Я не говорю, что вела себя хорошо, но если ты пережил потерю, то понимаешь, о чем я говорю.

— Пережил, — напомнил он — Я потерял кузена, который был мне как родной брат. И если тебе нравится думать, будто ты ближайшая родственница Тому, то, откровенно говоря, я смотрю на это по-другому. Я знаю его с момента рождения, хотя, пожалуй, не так хорошо, как мне бы хотелось. Флот не очень-то принимает в расчет семейные обстоятельства. Но некоторые связи бывают глубже, чем кровное родство. И моя с Томом — одна из них.

— Именно этого я и боялась, когда впервые встретила тебя. Узнав, кто я, ты мог бы воспринять меня как угрозу. Конечно, тебе нужен был Томми, но мне он тоже был нужен, чтобы выздороветь. И я искренне верила, что сумею помочь выздороветь ему.

— Все это прекрасно. — От его ровного бесстрастного тона веяло холодом. — Но если ты и Арлин все подготовили для великого объединения, как получилось, что она ни словом не обмолвилась мне? Практически мы жили дверь в дверь.

— Мы решили никому не говорить о нашем родстве по крайней мере несколько первых дней. Нам хотелось побыть одним и лучше узнать друг друга, прежде чем раскрыть наш секрет. Джим знал о наших планах и согласился с нами. У меня есть письма, доказывающие это. Переписка в течение трех месяцев до того, как я приехала сюда. Мы часто разговаривали по телефону. Я даже знала о тебе.

— Так ты запаслась сведениями еще до того, как появилась у моей парадной двери. Неудивительно, что ты знала, на какие кнопки нажимать.

— Ох, ради Бога, Пирс, перестань искать скрытые мотивы! Их нет! Я знала, что у Джима есть родственник, который живет рядом. И все. У нас были темы поважнее, чем такие пустяки, как твой размер обуви и любимая марка зубной пасты!

— По-моему, я это заслужил. — Он состроил гримасу, будто находил эти обрывки сведений чем-то неудобоваримым.

— По-моему, заслужил. И если ты разочарован во мне, потому что я не была честной с самого начала, то позволь мне сказать, что и я не в восторге от твоего подхода к делу теперь, когда все открылось. Если ты не можешь простить, то мог хотя бы проявить чуточку понимания. Я совершила ошибку, но не преступление.

Он встал и подбросил в огонь еще одно полено. Потом выпрямился во весь рост, изогнул спину и потер нижний позвонок.

— Хочешь есть?

— Нет. — Как он может думать о еде в такой момент? — Но даже если бы и хотела, едва ли там что-нибудь осталось от ленча.

— Есть консервы и, наверно, что-нибудь в холодильнике. Арлин обычно каждую весну делала запасы, когда они с Джимом приезжали в коттедж после зимы. — Он взял бутылку и бокалы и кивнул в сторону кухни. — Пойдем, расскажешь подробности, пока я проведу разведку.

От приглашения екнуло сердце. Вероятно, они сделали шаг вперед. Пусть он не всегда говорит то, что ей хотелось бы услышать, но все же это предпочтительнее, чем молчание.

— Что еще ты хочешь знать?

— Как тебе стало известно об Арлин? Как получилось, что вас удочерили? Почему понадобилось столько времени, чтобы вы снова решили встретиться?

— Тебя интересует история моей жизни?

— Да. — Он выставлял на кухонный стол консервированный суп, крекеры, сухое молоко, кофе, замороженные трубочки из теста, начиненные мясом. — По-моему, это справедливый обмен. Почему бы тебе не рассказать о себе, учитывая, что обо мне ты все знаешь?

— Не лучше ли просто прочесть письма, которые лежат в конверте?

— Я предпочитаю услышать все от тебя. Если помнишь, в тот день, когда ты пришла устраиваться на работу няней, меня не очень убедили рекомендации на бумаге. Они могут подкрепить слова, но не дают цельной картины. Начни с первых дней, Николь, и на этот раз ничего не оставляй в секрете.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Слушаюсь, сэр командор!

— Не отталкивай свою удачу, — спокойно посоветовал Пирс.

Николь пожала плечами. Если он надеялся поймать ее на каких-то постыдных фактах, его ждет разочарование. Ей больше нечего скрывать.

— Я росла, зная, что приемные родители взяли меня, когда мне не исполнилось и четырех лет. Настоящий отец бросил мою мать. А она решила, что не справится одна.

— Должно быть, трудно такое принять.

— Нет. У меня замечательные приемные родители. Им с большим трудом удалось получить меня, и они ни минуты не сожалели о своих жертвах. Я обожаю их обоих. Они окружили меня любовью, надежностью — всем, что нужно ребенку.

— Какие жертвы? Или они хотели усыновить ребенка, или не хотели.

— Им обоим было больше сорока. Их считали слишком старыми, и они не могли взять ребенка обычным путем. Поэтому им пришлось заплатить частному агентству, чтобы им нашли ребенка, которого они возьмут в дом и будут любить.

— Ты имеешь в виду, что они купили тебя?

— Если хочешь, называй это так. — Ее возмутил его тон. — Но я предпочитаю думать по-другому. Они так сильно хотели взять меня, что убрали с пути все помехи, стоявшие между нами.

— Как и ты убрала все помехи, отделявшие тебя от Тома. — Пирс поставил в духовку трубочки с таким видом, будто и ее тоже с удовольствием бы всунул туда.

— Я не намерена терпеть оскорбления в адрес моей семьи.

— Правильно. — Он помолчал. — Не должна. Прошу прощения. Но ты говоришь, что до недавних пор не знала, что у тебя есть сестра. Мне это кажется странным. Трудно поверить, что четырехлетний ребенок однажды утром проснулся и не заметил, что его семья исчезла. Мы оба знаем, что Том определенно помнит и мать и отца.

— Конечно, у меня есть обрывочные воспоминания, — согласилась Николь, сев на высокую табуретку и потягивая вино. — Я помню женщину, которая, как я предполагаю, была моей родной матерью. Смутно помню ее голос, озабоченный и тонкий. И еще неясную картину, как она стоит у кухонного стола и отбрасывает с лица волосы. А однажды я проснулась в маленькой темной комнате, и кто-то всю ночь плакал.

— Арлин?

— Или наша мать. Ей было всего шестнадцать лет, когда я родилась. Сама еще ребенок.

— Ты никогда не слышала о ней потом?

— Ни слова. До августа прошлого года. — Николь спрыгнула с табуретки и прошла к обеденному столу в столовой. Там лежали разбросанные бумаги, которые привезла Луиза. Николь вытащила из-под них потрепанный конверт. — Когда мне исполнилось двадцать девять лет, в день рождения, родители дали мне большой пакет, в котором хранились все детали моего удочерения. Они считали, пусть он будет у меня. Чтобы я могла познакомиться с подробностями, если почувствую, что готова. Они долго спорили, не лучше ли оставить его мне в завещании. Но потом решили отдать, пока они живы. Ведь только они, если у меня появятся вопросы, могут ответить на них.

Все это время Пирс возился в кухне, готовя на скорую руку обед, который пах удивительно вкусно. Когда она замолчала, он перестал помешивать суп и обернулся. Николь стояла на пороге с маленьким конвертом в руке.

— Да? И что же ты обнаружила?

— В основном сообщения адвокатов о ходе удочерения и копии докладов работников социальных органов, признавших моих родителей соответствующими требованиям. И еще это.

Пирс смотрел, как она вынула из конверта две бумаги и положила на кухонный стол.

— Вот, — Николь разгладила морщинки на линованном листе, вырванном из старой тетради для школьных упражнений, — письмо моей родной матери. Одна из двух вещей, которая мне осталась от нее. И вторая, — она любовно дотронулась до потемневшей старой любительской фотографии, — снимок двух маленьких девочек, которые, держась за руки, стоят в высокой траве залитого солнцем сада.

Словно не желая показать свое любопытство, Пирс с минуту поколебался, потом положил ложку, подошел к столу и встал рядом с Николь. Но не так близко, чтобы коснуться ее.

— Могу я посмотреть?

Она пожала плечами. Пирс взял снимок. Долго рассматривал сначала девочек, одну светленькую, другую темную, потом обшарпанный дом позади и покосившуюся веранду, висевшее на веревке белье. Затем он перевернул фотографию и на обороте прочел: «Николь и Арлин. Южная Дакота, июль».

— У нее мало чего было, правда? — Пирс перевел взгляд на Николь. Первый раз она заметила в голубых глазах тень сочувствия.

— Да. Но она бросила и то, что имела. Хочешь прочесть письмо?

— Я?.. — Он поднял руку, вроде бы для того, чтобы пригладить ей волосы или каким-то другим прикосновением успокоить. Но быстро передумал и вернулся к плите помешивать суп. — Я занят. Прочти ты.

— Хорошо. — Николь взяла горькое, безнадежное послание, которое знала наизусть. Со всеми грамматическими ошибками и своеобразной пунктуацией. — Здесь нет даты. Оно начинается так: «Я отдаю своих малышек, потому что они ничего не добьются, если останутся в этой адской дыре, а не в городе. Мне двадцать лет, муж ушел от меня к другой женщине. У меня нет ни денег, ни образования. Мне надоело, что люди смотрят на меня с жалостью и оставляют на веранде пакеты с едой. Будто боятся, что я сама не накормлю моих девочек. Или не знаю что. Я хочу уехать и начать заново там, где никто меня не знает. Хотя я и люблю их, но знаю, что без меня им будет лучше. Социальные работники уверены, что отдадут их в хорошие дома. Подписываюсь: Сьюзен Мэри Литтл».

— Ох, Боже мой! — пробормотал он, потрясенный.

Николь не приняла его жалости.

— Не буду докучать тебе, рассказывая о своих чувствах, когда я прочла письмо первый раз. Достаточно сказать, меня ошеломило, что где-то у меня есть сестра. Мы, родные души, выросли, не зная друг друга. А могли бы быть подругами, делить радость и боль. И я твердо решила, что не потеряю больше ни года. Я найду ее.

— Как отнеслись к этому твои родители?

— Письмо матери, о котором они тоже не знали, потрясло их, как и меня. Они все прекрасно поняли и помогали, чем могли. Их ужасно огорчило, что двух малышей оторвали друг от друга. Тем более, что они с радостью взяли бы обеих девочек. Вскоре я узнала, что Арлин забрала супружеская пара, которая хотела взять девочку младше четырех лет. Чем старше ребенок, считали они, тем длиннее история его жизни и больше сложностей. Четырехлетней трудней найти дом, поэтому моим родителям, несмотря на их возраст, отдали меня.

— Странно, но Арлин редко вспоминала своих приемных родителей, — заметил Пирс. — Они даже не потрудились приехать на похороны и не проявили интереса к Тому.

— Она не была близка с ними, и я могу понять почему. Когда я приехала, они отказались помочь мне найти ее. Заявили, что она всегда была трудным ребенком. И, мол, никогда как следует не отблагодарила их за то, что они взяли ее. Они вроде бы очень обижались, что она предпочла выйти замуж и уехать в Орегон. Потому что они надеялись, что Арлин останется и будет ухаживать за ними в старости. Судя по всему, только ради этого они и взяли в свое время ребенка.

— Милостивый Боже, неудивительно, что она не часто вспоминала их! Как тебе удалось найти ее следы?

— С помощью частного детектива. И когда я написала и рассказала о себе, о нас, ее это так же потрясло, как и меня. — Николь моргнула и посмотрела в окно на молнии, все еще сверкавшие в небе. — Когда я узнала, что у нее есть сын, которому в мае исполнится четыре года, столько же, сколько было мне, когда нас разлучили, я подумала, что это судьба или рука Бога. Назови как хочешь. Будто кто-то направлял наши жизни так, чтобы у нас было что-то общее, когда мы наконец встретимся.

Мои родители успокоились, зная, что я не останусь одна как перст, когда они умрут. Они уговорили меня взять в больнице длительный неоплачиваемый отпуск и провести как можно больше времени, знакомясь со своей другой семьей.

— Как они отнеслись к твоей мошеннической проделке со мной? — Пирс отпил немного вина.

— Родители предупреждали. — Поняв, что сказанное не смягчило Пирса, Николь подавила вздох. — Они советовали сказать правду как можно скорее.

— Жаль, что ты не послушалась их, — буркнул он.

— Каждый богат задним умом. Если бы я могла все начать заново, я бы многое изменила.

— К несчастью, нельзя повернуть время назад. Часы идут только в одну сторону.

— Правильно. Жизнь продолжается. У меня было почти три месяца, чтобы прийти в себя. Теперь я с большей ясностью смотрю на мир. Но в тот день, когда я постучала в дверь Арлин и встретила чужих людей, упаковывающих вещи, все было по-другому. Я не предвидела трагедии и не сумела разумно отнестись к ней.

— Как именно ты это узнала? — От еще одной вспышки сочувствия у него потемнели глаза.

— Когда я сказала, что приехала к миссис Уорнер, женщина, открывшая дверь, ответила, что у меня не правильный адрес. «Вы имеете в виду командора Уорнера, — объяснила она. — Он даст вам все сведения. Но он живет по соседству. Мы здесь только для того, чтобы закрыть дом». «Закрыть дом?» — удивилась я. «Ну да, — подтвердила она. — Нет смысла держать его открытым. Ребенок, бедный малыш, будет жить у дяди. Сначала приедут перевозчики мебели. Это случится послезавтра. И смею сказать, как только все вывезут, агент по торговле недвижимостью подпишет контракт. Уверена, что дом продадут очень быстро. Недвижимость на берегу океана в этом районе пользуется большим спросом».

И вот тогда я узнала, что Арлин и Джим погибли, а ты назван официальным опекуном Томми. Я ничего не подозревала. Когда мы разговаривали последний раз перед моим отъездом из дома, Арлин сказала, что она и Джим собираются в Калифорнию на свадьбу. Это было за неделю до моего появления здесь.

— Предполагалось, что Том поедет с ними. Но в последнюю минуту они решили оставить его со мной и Жанет. Черт! — Пирс с силой ударил ложкой по плите и посмотрел на Николь. — Если бы у тебя хватило смелости вовремя сказать мне правду, мы могли бы помочь друг другу пережить ужасное время.

— Но у меня не хватило смелости. Я знала, что ты холостяк, но, вероятно, не долго останешься один. А пока тебе нужна помощь, чтобы заботиться о Томми. Я была в отчаянии, потрясена, напугана. Потом я встретила Луизу и поняла, что она — твоя женщина. Когда вы поженитесь, няня тебе будет не нужна. Поэтому я подавила все сомнения и ухватилась за единственный шанс, который в тот момент видела. Укрепить связь с Томми. И еще я глупо верила, что если ты будешь считать меня порядочной, сострадательной женщиной, то легче воспримешь и мою более постоянную роль в его жизни после того, как сам женишься.

И когда, Николь, ты изменила свой план?

— Изменила?

Он налил в две тарелки томатный суп.

— Когда ты поняла, что для твоих целей гораздо лучше, если ты станешь миссис Пирс Уорнер? Когда решила, что таким путем получаешь все, что хотела?

С минуту, оцепенев, Николь молча смотрела на него.

— Ты тупой, грубый мужлан! — наконец прошипела она.

— Спасибо. — Ее слова будто отскочили от него. — Поговорим о том, как завоевывать друзей и оказывать на людей влияние.

— Если ты и вправду думаешь, что я могу быть такой притворщицей, то ты мне не нужен. И уж определенно я не хочу иметь такого мужа. К твоему сведению, я жила до того, как встретила тебя, и еще буду жить. И как тетя Томми стану частью его жизни.

— Угрожаешь мне, Николь? — Взгляд мрачный, как сибирская тайга:

Она не знала этого человека с окаменевшими чертами лица. Это не тот мужчина, который любил ее с такой нежностью и страстью. Не тот мужчина, который завоевал ее сердце, моментально взяв на себя роль отца Томми без колебаний или минутного сожаления.

— Нет, — с грустью сказала она. — Я никогда не буду угрожать. Но прошу тебя, пожалуйста, не выбрасывай меня из жизни Томми. Ты решил, что я — не та особа, которую ты хотел бы видеть рядом все оставшиеся дни, но пусть твое решение не затронет Томми. Разреши мне это, Пирс, и я больше никогда ни о чем не попрошу тебя.

Пирс не ответил. Сжав губы, он уставился на пятно над ее головой. Потом взял тарелки с супом, отнес в столовую и поставил на стол.

Безразлично, не оборачиваясь, бросил:

— Ты не будешь есть?

От одной мысли о еде ей стало плохо. Внутри будто все порвалось и невидимо кровоточило.

— Если разрешишь, я попытаюсь немного поспать.

— Как хочешь. — Холодный, безразличный тон.

— Можешь выбрать любую кровать.

Когда она поднялась в комнату, где утром переодевалась, постель оказалась мокрой. Когда ветром открыло окно, дождь хлестал прямо на одеяла и матрасы. Ну и черт с ним! Не раздеваясь, она забралась на кровать во второй спальне, накрыла пледом ноги и повернулась спиной к двери. Надо хотя бы притвориться спящей. Это предотвратит необходимость дальнейшего разговора, если сюда придет Пирс.

Дождь перестал. После торнадо наступила тишина. Над деревьями взошла полная луна. Но где-то вдали все еще гремел гром и молнии рассекали небо над озером. Николь вздохнула. Какая длинная мучительная ночь впереди. И хотя они с Пирсом одни в маленьком изолированном коттедже, они так далеки, будто находятся на разных континентах.

Ближе к полночи Пирс поднялся в спальню. При мерцающем свете свечи тень падала на стену в ногах кровати. Значит, ветром в этом районе где-то порвало провода.

Пирс постоял на пороге спальни, где лежала Николь. Потом тень исчезла. Николь поняла, ему не хотелось быть рядом с ней. Но через минуту он вернулся. Пирс обнаружил то, что она уже знала: в соседней комнате постель промокла.

Николь лежала под пледом, спиной к нему, превратившись в камень. Когда он поставил на пол свечу, она старалась сохранять равномерность дыхания.

Николь крепко зажмурила глаза. Ей не хотелось видеть его раздетым. Слишком горькое напоминание. Но она слышала шорох молнии. Шуршание ткани, соскользнувшей по крепким волосатым ногам. И затем скрип старой железной кровати. Когда Николь открыла глаза, комнату заливало бледное сияние луны.

Их разделяло сантиметров тридцать. Каждый из них мог протянуть руку, просто прикоснуться и сказать: «Прости меня», или «Потерпи немножко. Я стараюсь понять», или самое важное — «Я люблю тебя».

Но ни один из них этого не сделал. Каждый уткнулся в свое одинокое горе.

Проходили часы. Затихавшее громыхание грозы медленно уходило на восток. Раза два Пирс повернулся на постели, о чем она догадалась по шуршанию простыней. Дыхание у него ровное и глубокое, как у спящего мужчины.

Что бы он сделал, размышляла Николь, если бы, проснувшись, обнаружил ее прижавшейся к нему и крепко его обнявшей? Было бы этого достаточно, чтобы исправить случившееся между ними?

Николь вздохнула и посмотрела на луну. Она наделала много ошибок. Не стоит добавлять к ним еще и бартерную сделку. Обменивать собственное тело на его благосклонность. Секс не восстанавливает любовь. Секс требует доверия. А Николь сомневалась, могут ли они теперь доверять друг другу.

Она спала, когда Пирс чуть позже шести тихонько вышел из спальни. Он даже не взглянул на нее. Боялся. Безопаснее не предоставлять искушению шанс.

Когда Николь спустилась вниз, он уже все уложил в машину и сделал кофе. Странно, но с темными кругами под глазами она выглядела особенно желанной. Пирс с однодневной щетиной на подбородке и непослушными вихрами чувствовал себя собакой, которую пинком отогнали от лакомой добычи.

— Я хотел бы поскорее вернуться, — бросил он, понимая резкость тона, но не в силах изменить его.

Как она ни старалась смягчить свою вину, факт оставался фактом. И кто знает, не пребывал бы он до сих пор в неведении, если бы Луиза не вынюхала правду в ее бумагах?

Вся история серьезнее, чем утраченное доверие. Он потерял мечту. Впервые в жизни он встретил женщину, с которой хотел бы перейти в вечность. И вдруг обнаружил, что она оказалась иллюзией. Обольстительной снаружи, это несомненно. Обольстительной, коварной иллюзией.

Он хмуро смотрел на солнце, врывавшееся в кухонное окно. Женщины — это неприятности. И тем больше неприятностей, чем ценнее они.

— Я готова, — ответила Николь из столовой.

— Ты не хочешь кофе?

— Нет, спасибо.

С сумкой на плече Николь стояла в дверях. Выражение лица отстраненное и вовсе не покаянное. Будто ее неспособность прошлой ночью смягчить Пирса своими извинениями и объяснениями превратило его в согрешившего, а ее — в пострадавшую строну.

— Я решил, — объявил он, когда они ехали по грязным колеям сельской дороги, направляясь на запад к шоссе, ведущему к побережью, — поехать с Томом в Аризону, навестить его дедушку и бабушку.

— Ты имеешь в виду семью Джима?

— Угу. У моей тети артрит, для нее путешествие сюда — слишком большой труд. Но я знаю, что она и мой дядя мечтают провести немного времени с внуком.

— Когда ты уезжаешь?

— На следующей неделе. Мне потребуется время, чтобы устроить дела в офисе.

— Сколько времени ты будешь в отъезде?

— Точно не знаю. Шесть, восемь недель, может быть, дольше. Вероятно, в это время у меня будет несколько длительных деловых поездок.

Он не обратил внимания, как от отчаяния у нее болезненно перехватило дыхание. Ему надо побыть какое-то время вдали от нее. Разобраться в собственных чувствах. Одно дело — сказать, что между ними все кончено. Другое дело — поверить в это.

— Я буду скучать по Томми, — вздохнула она.

«Но не по тебе. Теперь я сбросила все прикрытия, ты мне больше не нужен». Конечно, она этого не сказала. Но так съежилась, отодвигаясь от него, что это говорило лучше слов.

— Думаю, что вначале Том тоже будет скучать. Но потом он будет занят знакомством с дедушкой и бабушкой, и все пройдет. В конце концов, ты же не так долго была с ним рядом.

Последняя фраза — удар ниже пояса. Возмездие. И он знал это. Но она не уклонилась от удара.

— В таком случае я, пожалуй, поеду домой, тоже навещу родителей. Они очень волновались насчет.., положения здесь. Им будет приятно увидеть, что я пережила это и осталось относительно невредима.

— Да, хорошо. — Его снова кольнуло, что она вроде бы склеила обломки и собирается продолжать собственную жизнь. И это несмотря на то, что его собственная рассыпалась в прах. Пирс на большой скорости вошел в крутой поворот. — Я объясню Тому.

— Спасибо. Я сама объясню, — холодно возразила Николь. — Это самое последнее, что я могу сделать. Мне нет смысла торчать в твоем доме, когда в нем не за кем присматривать.

— Нет смысла, — сжав зубы, согласился он.

— Наверно, для Жанет будет легче, если я заберу

Красотку.

— Наверно.

— У тебя есть адрес моих родителей, ты знаешь, где найти меня. Так что я буду ждать вестей от тебя, когда ты вернешься.

— Хорошо, — чуть ли не рявкнул он.

И на этом вроде бы все кончилось. Следующие несколько дней Пирс проводил в офисе, завершая текущие дела и намечая даты посещения морских баз по всей стране. Вдобавок к обычным занятиям с Томом Николь обсуждала с ним новые планы, которые мальчику нравились. Том всю неделю мечтал полететь на самолете и увидеть дедушку и бабушку.

— Я все сложил в свой рюкзак, — сообщил он Пирсу вечером накануне отъезда. — Николь помогала мне. Там все мои шорты, игры и фотографии папы и мамы.

— Хорошая работа, Том. — Совесть кольнула Пирса, когда он перехватил горестный взгляд Николь. — Утром мы уже будем в пути.

— И я сделал рисунок для дедушки.

— А что для бабушки?

— Она предпочитает открытку. — Он иногда так комично говорил, совсем как взрослый. — Я приготовлю ей открытку в самолете.

— Прекрасный план. — Пирс сделал вид, что не замечает слезинки, скатившейся по щеке Николь.

В тот вечер, уложив Тома спать, она не спустилась вниз. Пирс прождал ее час, меряя шагами библиотеку. Каждый раз он останавливался у окна, смотрел на океан и удивлялся, каким образом, черт возьми, им удалось так взвинтить обстановку.

В конце концов, Пирс решил, что не все получается, как хочешь, и пошел наверх искать ее. Дверь была закрыта, но Пирс услышал в комнате движение. Он постучал. Ей понадобилась минута или две, чтобы ответить.

Он заметил, что она плакала. Еще несколько раз она невольно почти неслышно всхлипнула.

Пирсу не понравилось, как екнуло у него сердце от этих звуков.

— По-моему, нам надо поговорить.

Она шире открыла дверь с немым приглашением. Он вошел и тотчас увидел на полу открытый чемодан, наполовину заполненный одеждой.

— Ты тоже завтра уезжаешь?

— Да. — Она взяла из коробки бумажный платок и высморкалась.

— Что ты сказала Тому?

— Что он полетит на самолете и увидит своих родственников. А у меня здесь машина, и я на ней поеду навестить моих.

— Ты объяснила, что ты его тетя?

— Нет. Я подумала, что ему хватит новостей и что ты, наверно, предпочтешь сделать это сам.

— Ты говоришь почти так же, как он. — У Пирса вдруг начало жечь в горле. — Произносишь «предпочтешь», как Том.

— Не забудь взять его ди-ди. Он не ложится без него в постель.

— Буду помнить, — кивнул он.

— И его витамины. Они на верхней полке двери холодильника. И тебе понадобится для него запасная одежда. Я повесила ее на вешалке рядом со шкафом.

— Я справлюсь. Что еще?

Она посмотрела на него из другого конца комнаты. Карие глаза просто излучали боль.

— Пирс, пожалуйста, позволь мне время от времени видеть его. И посылай мне открытки, как он себя чувствует.

— Обязательно.

Они разговаривали так, будто она не вернется. Будто они и правда дошли до конца дороги. Ему хотелось сказать, что это не так. Но сомнение и сопротивление еще тлели у него в душе.

— Я буду сообщать тебе, где мы и как себя чувствует Том.

Она смотрела на свои сжатые руки.

— После того, как ты в ту ночь пошла спать, я прочел все, что привезла Луиза. Если это имеет для тебя какое-нибудь значение, то знай, у меня нет ни малейших сомнений, что ты и Арлин были сестрами. И я хочу тебе сказать, как мне жаль, что вам так и не удалось встретиться вновь.

— Спасибо, — хриплым от слез голосом проговорила она.

Боль кольнула его. Пирс понимал, как легко остановить ее. Только обнять Николь, целовать, обладать ею. Но он искал решения серьезнее, чем первая помощь. И его мучило желание более глубокое, чем секс. От случившегося огрубело чувство и внутри осталась пустота. И это касалось не только Николь. Ему надо было проверить свое отношение к произошедшему.

— Мы еще все обдумаем, — произнес он. — Мне надо время… Чтобы расставить все по местам в собственном сознании.

— Да, — вежливо согласилась она. — Конечно.

Как он хотел ее. Его плоть жаждала ее.

— Ну, — он протянул ей, будто мужчине, руку, — будь осторожна в дороге.

Ї Угу.

Если бы она начала останавливать его, он наверняка бы ушел. Пирса сразила ее стойкость. И еще протянутая рука. Такая крохотная в его ладони.

— Ох, черт! — простонал он и принялся целовать ее, как бы запоминая ее вкус, ее кожу. Он схватил в пригоршню ее волосы и держал так, будто это якорь, спасающий от безумия, пропуск к счастью.

Ее рот нежный, как цветок, у кожи вкус соли, сочетание земли и моря. Дрожь пробежала по ней, словно утренний ветер, наполнивший паруса. Пирс понял, что должен уйти, пока не утонул в жажде, которую она пробудила в нем.

— Я вернусь, — хрипло бросил он.

— Я буду ждать, — выдохнула она.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Обычно в Висконсине осень — это мрачное предупреждение о грядущей зиме. Тот год оказался исключением. Хотя ночи стали длиннее и заканчивались заморозками, дни еще радовали воспоминаниями о бабьем лете.

Пока лето переходило в осень, Николь медленно начала приходить в себя. Она гуляла с Красоткой по берегу озера Мендота, учила ее ходить рядом, сидеть, выполнять команды. К Николь отчасти вернулось спокойствие прежних дней.

В какой-то мере ей удалось вернуть простые радости. Тихие вечера с родителями. Шорох упавших листьев под ногами холодными утрами. Запахи из кухни перед обедом. Пришел и ушел ее тридцатый день рождения.

И вдруг в сентябре все снова рухнуло. Николь поняла, что беременна.

— Милостивый Боже, этот мужчина должен за все ответить! — узнав, взорвался отец.

— Успокойся, Дан. В таком деле участвуют двое, — напомнила ему мать.

Но Николь все упреки приняла в свой адрес. Для женщины с ее медицинским образованием нет оправдания. Такая беззаботность! Но она и не сожалела о своей беременности.

— Солнышко, сообщи Пирсу, — уговаривала мать. — Он имеет право знать, и ребенок заслуживает двоих родителей.

— У него больше, чем право, — кипел отец. — У него обязательства перед нашей дочерью.

Николь не нужны обязательства Пирса. Ей нужен он. Но только чтобы пришел к ней по собственному желанию, без всяких оговорок. Пирс оставил ее потому, что подумал, будто она обманом заманила его. А вдруг он, обнаружив себя связанным отцовством, подумает, что это еще одна попытка поймать его? И если он так подумает, то разумно ли с ее стороны хотеть ребенка?

Проклятие, нет! Она уже была однажды ограблена. Она не позволит себе быть ограбленной еще раз.

— Тебе очередная открытка от Томми, — сказал отец ноябрьским утром за завтраком. — И письмо.

От Пирса. Никто из них не упомянул его имени, но Николь поняла по родительским взглядам, полным ожидания. Они следили за ее лицом, надеясь увидеть, как она вспыхнет от радости, читая его последние новости.

— Они в Северной Каролине, — сообщила Николь. — На морской базе в Чарлзтауне. Томми побывал на мостике эсминца. И он написал свое имя в конце открытки, здесь, видите?

— Когда этот мужчина наконец перестанет цепляться за свое славное прошлое и займется настоящим? — проворчал отец. — Не дело четырехлетнему ребенку жить на колесах.

— Они сочетают удовольствия с делами. — Это оправдание Николь повторяла постоянно.

— А что остается тебе? — хотел знать отец. Последним письмом она по примете постучала по краю стола. Ее страшило содержимое конверта. Николь знала все города, где побывали Пирс и Томми, каких дальних родственников навестил ее племянник, пейзажи, которые он видел. Но она не имела ни малейшего представления, когда и куда в следующий раз направится ее самый близкий родственник с дядей.

В середине октября Пирс предложил в письме, чтобы она присоединилась на несколько дней к нему и Томми в Диснейленде. Но по утрам Николь сильно тошнило. И она боялась, что не сумеет скрыть свое состояние. Больше приглашений не последовало. И Николь сомневалась, что Пирс повторит его. И вот последнее письмо…

С трудом сглотнув, она отодвинула вафли. Один только вид его почерка вызывал восстание в желудке. Николь разрезала конверт и достала листок бумаги. Дважды прочла его, и тепло разлилось по телу.

— Все в порядке? — Родители сидели на краешках стульев и смотрели на нее, будто она цыпленок, только что вылупившийся из яйца.

— Он спрашивает, хочу ли я, чтобы Томми провел здесь День Благодарения. Потом на Рождество они вернутся домой.

— Вижу, что тебе неприятна эта идея, — сухо заметил отец. — Когда малыш приезжает?

— В следующую среду. Пирс зарезервировал для Томми билет на трехчасовой рейс.

Вдруг стало нетрудно радоваться приближавшимся праздникам. Появилась причина делать покупки и строить планы. Составлять списки подарков и обсуждать меню, которое понравилось бы мальчику. Стало не хватать времени, чтобы бесконечно мусолить собственные проблемы и размышлять, так ли часто Пирс думает о ней, как она о нем.

Следующие пять дней пролетели в суете приготовлений. Николь и мать пекли и стряпали. Отец полез на чердак и нашел поезд, купленный на Рождество тридцать лет назад для сына, которого у него так и не было. Потом украсил сад и дом гирлянда разноцветных рождественских лампочек. Он развесил их и на ветвях дерева перед парадной дверью.

Накануне приезда Томми изменилась погода. Из Канады налетел почти что буран. Плохое предзнаменование, мелькнуло у Николь. Неужели Томми забыл ее? Неужели будет скучать по Пирсу и по мягкой зиме Западного побережья, к которой привык?

Родители собирались поехать с ней встречать мальчика в аэропорту.

— Лучше взять машину с полным приводом, — решил отец, заглянув в местный прогноз погоды. — Мы всегда так делаем.

На дорогах был страшный хаос. По черному льду ветер рассыпал снег. Брошенные машины жались вдоль обочин. У Николь позвоночник похолодел от страха. Что, если посадочная полоса?.. Что, если самолет Томми?..

Нет! Уже достаточно трагедий, достаточно горя. День Благодарения — это время, когда надо благодарить за все, что было, а не думать о том, чего еще и не будет. Арлин и Джим ушли. И, наверно, пора смириться с фактом, что хотя и по-другому, но и Пирс ушел.

Самолет Томми опоздал на полчаса. Самые длинные тридцать минут в жизни Николь. За последние шесть месяцев она хорошо узнала, что такое страх. Он проникал в нее словно неотвратимая инфекция. В минуты радости он прокрадывался на задворки сознания и напоминал, что счастье может исчезнуть в любую минуту.

Последние полчаса страх свирепо терзал ее. Николь почти окаменела от дурных предчувствий. Люди вокруг в праздничном настроении приветствуют друг друга, обнимаются, смеются. Рядом с ней родители. Но Николь стоит одна, отделенная от всех неразумным страхом.

— Самолет приземлился. — Отец тронул ее за плечо, стараясь успокоить. — Информация только что появилась на мониторе.

Николь заплакала.

— Расслабься, солнышко, — сжала ей руку мать.

— Это гормоны, — жалобно прохныкала она. — Ты же знаешь, я обычно не такая.

— Ты беспокоилась. Ведь он такой маленький мальчик, и путешествует один. Да еще в плохую погоду.

— Мама, думаешь, он узнает меня? — Николь вытерла платком глаза.

— Конечно, узнает! Прошло совсем мало времени. Будет так, будто вы и не расставались. И когда он увидит Красотку и как она выросла…

— Уже идут, — сообщил отец, показывая на пассажиров, выходивших из двойных дверей. — Тебе совсем мало осталось ждать.

— Он выйдет одним из последних, — проговорила Николь. — Ему нужно ждать второго пилота, который выведет его.

Но она все равно встревоженно изучала пассажиров. Что, если Томми опоздал на самолет или Пирс передумал? Она повернулась к матери. Женщины поняли друг друга без слов.

— Он будет здесь, — успокоила Николь мать.

— Привет, Николь! — Томми внезапно появился прямо перед ней. Николь обернулась. Томми улыбался ей. Он стал чуть выше за то время, что она не видела его, но остался таким же очаровательным. Она опустилась на корточки и раскинула руки. Томми бросился к ней и так крепко обнял за шею, что Николь чуть не задохнулась.

— Я купил тебе рождественский подарок, — взволнованно пролепетал он, — но не могу сказать что, это сюрприз.

— Ты мой рождественский подарок, — выдохнула она, — других сюрпризов мне не надо.

Перед глазами появилась пара мужских черных кожаных ботинок. Чуть выше — темно-серые вельветовые брюки.

— Ты огорчаешь меня, Николь. Я думал, ты можешь принять еще один сюрприз.

Голос донесся будто издалека. Понадобилась вечность, пока ее взгляд поднимался по ногам, потом по длинной, до бедер, замшевой куртке и широким плечам. И только потом она рискнула встретиться с любимыми голубыми глазами.

— Пирс? — чуть слышно прошептала она, опасаясь, что видение исчезнет.

— Прошло так много времени, что ты с трудом узнаешь меня?

Минула вечность. И сейчас, конечно, он всего лишь привиделся ей.

Но рука, которую он протянул, чтобы помочь ей подняться, была теплой и уверенной. Совсем реальной.

Пирс обнял ее за талию.

За талию! Только неделю назад Николь купила свободную одежду, скрывающую фигуру. На время, пока плод созреет и объявит остальному миру о своем существовании, и тогда Николь начнет носить платья для будущих матерей. И вот теперь Пирс, буквально свалившийся к ее ногам с неба, узнал об этом раньше, чем она успела подготовить себя и его к этому открытию.

— Ах! — Николь услышала собственный вздох и увидела, как то же чувство замешательства отразилось в его глазах. С робкой улыбкой она отпрянула назад. — Пирс, — она крепко запахнула пальто и сложила руки на животе. — Я не.., ждала тебя.

— Да, не ждала. — В глазах Пирса смятение перешло в понимание. — Знаю, я тоже не ожидал. — Он неопределенно показал на середину ее фигуры. Николь была потрясена: она еще никогда не видела его таким потерянным. Даже когда он узнал, что она месяцами лгала ему. — Похоже, что у нас еще больше тем для разговора, чем я думал. — Он так смотрел на ее талию, что она почувствовала себя огромной, как дом. Пирс прокашлялся. — Гораздо.., больше.

И моментально за его спиной возникли родители. Они явно сомневались, какая роль отведена им при неожиданном повороте событий. Но драматический момент захватил их, и они не могли оставаться на почтительном расстоянии.

— Это Пирс, — без нужды сообщила Николь.

Только тогда Пирс заметил их, особенно стальной взгляд отца, изучавший его.

— Мои мать и отец, — продолжала Николь. — Дан и Ненси Беннет.

— Очень рад познакомиться, миссис Беннет. — Он пожал ей руку и одарил чарующей улыбкой. Потом обратился к отцу. Николь подумала, что они похожи на двух агрессивных псов, устанавливающих, кто главный на данной территории. — Как поживаете, сэр?

— Так хорошо, как вы можете догадываться, дав моей дочери…

— Точно. — Пирс был на четыре дюйма выше отца и, безусловно, использовал это преимущество. Дан Беннет, по любым критериям успешный бизнесмен, по командорским замашкам явно уступал Пирсу.

— А это Томми. — Стараясь разрядить обстановку. Николь выдвинула вперед мальчика.

— Привет, — сказал малыш и, взяв за руку мать Николь, добавил:

— Я хочу пойти сделать пипи.

Послание небес. Напряжение ослабло. Николь и Ненси Беннет нашли туалет и позаботились о неотложной потребности Томми. Пирс получил багаж, а отец подогнал машину к выходу.

— Нам надо побыть одним, — напомнил Пирс, когда они сидели на заднем сиденье с Томми посередине.

— Да.

— Поскорей.

— Я постараюсь устроить.

— Обязательно.

— Да, командор. — Есть привычки, которые никогда не меняются, подумала Николь, сложив руки на животе.

Ребенок! Его!

Для сюрприза это слишком много!

Он и сам собирался удивить Николь, поймать ее неподготовленной. Ослабить ее позиции перед тем, как принести запоздалые извинения. Но она полностью переиграла его.

Беременная! Примерно четыре месяца, насколько он мог определить. Конечно, у него мало опыта в подобных делах. Но считать Пирс умел. И он знал, что прошло точно пятнадцать с половиной недель с того вечера, когда он первый раз любил ее. И тринадцать недель два дня и восемь часов с того момента, как он любил ее последний раз. Это были самые несчастные тринадцать недель два дня и восемь часов в его жизни.

Он стоял у камина в гостиной элегантного дома Беннетов и следил, как пламя извивается вокруг бревен. Николь обещала прийти, как только уснет Томми. Ее родители, поняв его многозначительные намеки, устроились перед телевизором в семейной комнате по другую сторону от кухни.

Обед прошел в напряженной обстановке. Томми чересчур устал и был сильно возбужден. Красотка, выросшая размером с пони, ужасно себя вела, за попрошайничество ее выгнали из комнаты. И Дан Беннет…

У Дана Беннета не вызывал восторга мужчина, который приехал, чтобы предъявить претензии его дочери. На его месте Пирс вел бы себя так же. Потому что вряд ли заслуживают похвалы его недавние поступки.

Но Николь… Пирс глубоко вздохнул, смакуя воспоминания. Как она вспыхнула в аэропорту, когда внезапно обнаружила, что он стоит рядом. Она зажглась изнутри, будто он вернул ее к жизни. Засветилась кожа. Рот напомнил рассвет на море, нежный и розовый. А глаза… Черт, он восхищался Южным Крестом и северным сиянием и всеми созвездиями на небе. Но ничто не может сравниться с сиянием ее глаз. На ней было белое зимнее пальто с большим меховым воротником, поднятым вверх, и черные высокие сапоги из тонкой кожи. Он подумал, что она выглядит как русская принцесса. Элегантная, красивая. И беременная.

Он хотел упасть перед ней на колени и целовать ей ноги. Просить прощения за то, что его глупая мужская гордость так надолго разлучила их. Каким же он был остолопом!

— Привет. — Дверь за его спиной открылась. — Прости, что я так долго.

— Ничего. Том уснул?

— Моментально. У него был длинный день.

И у меня тоже, подумал Пирс. Он уже пять часов находился под одной крышей с Николь и еще ни разу не поцеловал ее.

— Почему ты не сообщила мне? — Он показал на голубое шерстяное платье, которое, несмотря на покрой, уже не скрывало признаков беременности.

— Я хотела подождать. — Николь пожала плечами.

— Чего? Когда твой отец возьмет меня на мушку пистолета?

— Я боялась тебя огорчить. — Она стрельнула взглядом и вроде бы почувствовала облегчение, увидев, что он улыбается.

— Любимая, — он привлек ее к себе, — я не огорчен. Если бы я знал, то приехал бы раньше.

— Я не хотела этого, — она чуть отодвинулась от него, — я не хотела, чтобы ты чувствовал себя обязанным. Мы расстались не в лучших отношениях, Пирс. Ты испытывал разочарование, считая, что я оскорбила твою веру в меня, что ты больше не можешь доверять мне и…

— Я был не прав. — Он подвел ее к кушетке и посадил к себе на колени. — Вначале, признаю, я испытывал обиду и пытался разлюбить тебя. Я уехал и старался удержать прошлое, потому что привык думать, что оно лучше, чем то, что у меня сейчас. Но я был не прав. Теперь я не моряк, Николь, я семейный человек, и рад этому. И я хочу жить в будущем вместе с тобой. Я слишком долго тянул, чтобы сказать: «Прости меня».

— Ты тоже прости меня, — прошептала она.

— Перестань казниться. — Если бы у него хватило душевной щедрости, то эти же слова он сказал бы тогда в коттедже. Когда ей так необходимо было услышать их. Он знал, что, если бы они поменялись местами, она бы так строго не судила его. — Теперь, когда мне удалось смирить гордыню, я понимаю, что, наверно, в твоем положении вел бы себя так же, как и ты.

— Нет. Ты никогда не уклоняешься от правды.

— Уклоняюсь. — Он обнял ее. — Я забыл о правде в тот день, когда оставил тебя. Если бы тогда у меня хватило смелости быть честным с собой, я бы признал, что боюсь поверить не тебе, а самому себе. Но теперь я знаю, что от чувств не убежать.

Они живут в тебе, хотя ты уезжаешь, чтобы покончить с ними. Вопрос только один: не слишком ли долго приходило ко мне понимание?

Обеими руками она обняла его лицо. Он увидел, что у нее глаза полны слез.

— Нет, я бы ждала тебя вечно, — сокрушенно прошептала она. — И теперь обещаю, что никогда не солгу тебе.

Пирс не знал, что сердце может быть так переполнено. После стольких недель обиды он и не мечтал, что Николь так легко простит его.

— Николь, ты вернешься со мной в Морнингсайд? — хрипло спросил он, положив руку ей на живот. — Ты выйдешь за меня замуж? Позволишь ли мне любить тебя и заставить забыть все несчастья, какие ты пережила в последний год?

— Да, — выдохнула она, обнимая его.

Николь казалось, что она не дождется, когда он поцелует ее. И наконец Пирс это сделал. Он привлек ее к себе, чтобы слиться сердцем, душой и телом.

— Я люблю тебя, — шептал он. И это были самые волшебные, самые целительные слова в мире.

Чувство одиночества расплавилось в его тепле. Горе смягчилось. Конечно, оно никогда полностью не забудется, но хотя бы уйдет в прошлое. Горе должно освободить дорогу настоящему и будущему.

— Я тоже люблю тебя. — Николь утонула в синеве его глаз. — Я буду любить тебя всегда.

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Реклама на сайте