«Дуэль сердец»

Барбара Картланд Дуэль сердец

ГЛАВА 1

— Который час? — спросила Каролина, не сводя глаз с дороги, простирающейся перед ними.

Сэр Монтегю вынул из кармана жилета золотые часы и попытался разглядеть, что же показывают стрелки. Светила луна, но деревья отбрасывали на узкую дорогу густую тень, и ехали они очень быстро, так что прошло несколько секунд, прежде чем он смог ответить:

— Без трех минут половина десятого. Отлично едем!

— Надеюсь, вы не слишком оптимистичны, сэр, — откликнулась Каролина. — Хоть по этой дороге и мало кто ездит, но, по-моему, на нее мы потратили больше времени, чем, если бы держались центральной.

— Клянусь вам, она короче, — ответил сэр Монтегю. — Я ездил здесь не раз. Думаю, что леди Роэн будет сбита с толку тем, что та дорога всецело в ее распоряжении.

Каролина засмеялась:

— Если мы и в самом деле сумеем подъехать к дому вашей сестры первыми, то мне ужасно хочется увидеть их лица в тот момент, когда они поймут, что мы уже ждем их. Сэр Монтегю, вы действительно думаете, что они оглядываются и удивляются, почему нас не видно?

— Предполагаю, что именно это они и делают, — улыбнулся сэр Монтегю, — если только не думают, что мы их обогнали.

— Дай Бог, чтобы так и было! — с жаром воскликнула Каролина. — Сколько нам еще ехать?

Она стегнула лошадей кнутом, и легкий фаэтон устремился вперед еще быстрее.

— Мили четыре, не больше, — ответил сэр Монтегю. — Примерно через милю мы выедем на центральную дорогу.

— Опередив экипаж леди Роэн, — добавила Каролина весело и возбужденно.

Увидев, что приближается поворот, она слегка придержала лошадей. Гнедые совсем не устали, хотя скакали уже более полутора часов, и Каролина с радостью подумала, что сэр Монтегю вовсе не хвастался, когда утверждал, что это лучшая пара чистокровных рысаков в Лондоне.

Фаэтон миновал поворот, и в лунном свете, на заросшей травой деревенской площади, показались несколько домов. Рядом с амбарами и утиным прудом располагалась небольшая гостиница с остроконечной крышей. На ветру со скрипом качалась вывеска, в окнах ярко горел свет. Однако Каролина заметила только, что дорога расширяется и дальше с четверть мили идет прямо. Она взмахнула кнутом, но в этот момент мальчик грум, сидевший на запятках, крикнул:

— Простите, миледи, но сдается мне, что-то стряслось с задним колесом.

— Что случилось? — испуганно спросила Каролина. — Я ничего не чувствую.

— Тарахтит что коробка с костями, миледи. Надо бы посмотреть.

— Господи, тут и у святого лопнет терпение! — воскликнула Каролина, останавливая лошадей против гостиницы. — Скорее, скорее, — нетерпеливо добавила она. — Клянусь, тебе это все только показалось.

Грум спрыгнул на землю. Сэр Монтегю, опершись о борт фаэтона, тоже спустился вниз. Он вполголоса заговорил с грумом, и они вместе склонились над колесом.

— Ну что, все в порядке? — через минуту обеспокоенно спросила Каролина.

— Боюсь, парень прав, — ответил сэр Монтегю. — На оси отвратительная трещина. Я считаю, что дальше ехать очень опасно.

— Это уж слишком! — воскликнула Каролина.

— Ну, возможно, все не так страшно, как кажется, — успокаивающе сказал сэр Монтегю. — Прошу вас, Каролина, подождите в гостинице, пока я узнаю, можно ли здесь починить ось.

Грум придержал коней, и Каролина спустилась вниз.

— Какое ужасное невезение! — сердито воскликнула она, обращаясь к сэру Монтегю. — Мы так отлично ехали, осталось всего несколько миль — и, пожалуйста!

— Быть может, это займет всего несколько минут, — предположил он, успокаивая спутницу. — Зайдите в гостиницу, Каролина. Здесь очень неплохо. Я и раньше тут бывал; да и бокал вина нам не повредит. У меня в горле пересохло от пыли.

— Ну, хорошо, если вы этого хотите, — согласилась Каролина. — Но велите заняться колесом как можно быстрее.

Сэр Монтегю повернулся к груму:

— Поторопись, парень, найди конюха и сообщи мне, что можно сделать.

— Да, сэр, — ответил грум, когда сэр Монтегю, картинным жестом сняв шляпу, открыл перед Каролиной дверь гостиницы.

Помещение было не слишком просторным, с низким потолком и дубовыми балками, но чистым и уютным. В большом камине ярко пылал огонь. Возле него сидел только один посетитель, вытянув ноги к пламени. На столе рядом с ним стоял бокал вина. Услышав, что дверь открывается, он неторопливо поднял глаза, но, увидев, кто вошел, резко выпрямился и удивленно поднял брови.

Это был молодой человек, одетый, как отметила Каролина, в высшей степени модно. Сюртук оливкового цвета с подбитыми плечами украшали блестящие пуговицы. Темные волосы незнакомца были причесаны по последней моде — «порыв ветра». Его можно было бы назвать привлекательным, если бы не густые брови, почти сросшиеся у переносицы, — казалось, будто он постоянно хмурится, — и опущенные вниз уголки рта, словно он смотрел на жизнь с постоянной презрительной усмешкой.

— Садитесь у огня, — сэр Монтегю, войдя в комнату, повернулся к Каролине. — Я закажу бутылку вина. — Он повысил голос: — Эй, хозяин!

Молодой человек в зеленом сюртуке вскочил на ноги.

— Риверсби! — воскликнул он. — Что вы здесь делаете? И по тону голоса, и по выражению его лица было видно, что встреча с сэром Монтегю не доставляет ему удовольствия. Тот медленно повернулся и помолчал, прежде чем ответить учтивейшим тоном:

— Полагаю, я не обязан отвечать на ваш вопрос. Это место вами не куплено, не так ли?

Каролина чувствовала себя неловко: мужчины явно недолюбливали друг друга. Неожиданно она вспомнила о своем собственном положении, о том, что она не желает быть узнанной. Она отвернулась, надеясь, что модная шляпа с большими полями скроет ее лицо в тени, и с радостью услышала женский голос:

— Ваша милость, не желаете ли пройти наверх?

— Да, конечно, — ответила Каролина и быстро вышла из зала в коридор, где приятной наружности женщина средних лет поклонилась и, высоко подняв руку со свечой, повела ее наверх.

— Сюда, ваша милость. Прошу вас, осторожнее на этой ступеньке. По высоте она не такая, как остальные, и здесь часто спотыкаются.

Они благополучно поднялись по лестнице, и женщина открыла дверь.

— Надеюсь, ваша милость найдет комнату удобной. Это наша лучшая спальня, ею редко пользуются, но, когда мы сегодня утром получили сообщение от сэра Монтегю, мы ее открыли и прибрали здесь, как следует. Постель тоже проветрена, ваша милость, горячие кирпичи лежали в ней весь день. Ей-богу, вам в ней будет вполне удобно! Только в прошлый Михайлов день я заново набила перину самым лучшим гусиным пухом.

Хозяйка откинула покрывала, готовясь продемонстрировать Каролине достоинства большой пуховой перины, громоздившейся на кровати под пологом на дубовых столбиках, но Каролина неподвижно стояла, широко раскрыв потемневшие глаза.

— Я правильно расслышала: сегодня утром вы получили сообщение от сэра Монтегю? — спросила она.

— Совершенно верно, миледи. Грум приехал почти в полдень. Он сказал, что сэр Монтегю остановится здесь на ночь. Мы были так польщены, узнав об этом, ведь сэр Монтегю — наш давний и уважаемый посетитель, будьте уверены. А когда грум добавил, что сэр Монтегю прибудет вместе с женой, мы очень разволновались. Хоть сэр Монтегю не раз приезжал сюда за последние года два, а то и больше, мы впервые услыхали, что он женат. О миледи, он замечательный джентльмен. Может, оно и поздновато, но позвольте мне почтительнейше поздравить вашу милость.

— Благодарю, благодарю вас, — сказала Каролина медленно и таким странным тоном, что хозяйства гостиницы пристально посмотрела на нее.

— Да вы устали, миледи, а я тут разболталась, вместо того чтобы готовить ужин. Очень надеюсь, что вашей милости он понравится. Может, он не такой изысканный, как вы привыкли, но мы старались изо всех сил. Когда ваша милость будет готова, позвоните, я вернусь и провожу вас вниз.

— Благодарю, — повторила Каролина.

Дверь за хозяйкой закрылась, и Каролина осталась одна. Несколько мгновений она стояла неподвижно, затем вздрогнула и прижала руки к щекам.

Она поняла, что оказалась в ужасном положении, попала в такой переплет, какой ей и не снился. Когда до Каролины полностью дошло значение слов хозяйки, она почувствовала, что дрожит. Так значит, сэр Монтегю намеревался остаться здесь, устроил все заранее, а поломка колеса — всего лишь представление, разыгранное им вместе с грумом. Ну и глупа же она, если ее так легко провели! Но еще большей глупостью было позволить заманить себя в это сумасбродное состязание, если оно вообще не выдумано!

Потрясенная случившимся и испуганная, Каролина вспомнила все, что произошло за последние двадцать четыре часа. Ругать следовало не только сэра Монтегю, но и себя. Да, с самого начала она вела себя неправильно.

Она знала, что сэр Монтегю Риверсби — человек не ее круга. Ее довольно часто предостерегали, чтобы она была с ним осторожнее, но именно эти предостережения заставляли ее упрямо принимать его общество. Как же она была глупа! Как своевольна, как упряма! И вот к чему это привело.

Графиня Буллингем, крестная мать Каролины, вывозила ее в свет в этом сезоне, поскольку ее мать чувствовала себя недостаточно хорошо, чтобы покинуть поместье и вынести утомительные формальности, сопутствующие представлению дебютантки в высшем обществе. Однако в лондонской резиденции леди Буллингем, заполненной ее свитой, места для Каролины не оказалось, поэтому на Гро-венор-сквер был открыт великолепный дворец ее отца Валкен-хаус, и Каролина поселилась там с дальней родственницей, достопочтенной1 миссис Эджмонт.

Но это не мешало леди Буллингем строго присматривать за своей подопечной, и мало что могло укрыться от зоркого взгляда ее милости.

— Терпеть не могу этого Риверсби, Каролина, — заявила леди Буллингем, когда они возвращались домой с бала в Девонширском дворце. — На твоем месте я бы не уделяла ему столько внимания.

Каролина засмеялась.

— Он очень настойчив, мадам. Сегодня вечером он в третий раз сделал мне предложение.

— Сделал тебе предложение? — голос леди Буллингем зазвучал пронзительно. — Да как он смел? Какая наглость! Будто ты, лучшая дебютантка сезона и богатейшая наследница, захочешь смотреть на него!

— Как раз его наглость меня и забавляет, — ответила Каролина. — Его нелегко отвергнуть.

— Он никогда не переступит порог моего дома, — заявила ее милость. — Сделал тебе предложение! Я даже представить себе не могу, что сказал бы твой отец.

Каролина засмеялась. Она представила, с каким холодным безразличием ее отец смел бы сэра Монтегю со своего пути, но самое удивительное было в том, что она встречала этого человека везде. Так или иначе, но он умудрялся получить доступ в большинство домов. То, что он дерзко заявлял о своем намерении жениться на ней, забавляло Каролину, хотя она не принимала его всерьез.

Возможно, она внимательнее прислушалась бы к словам крестной матери, если бы леди Буллингем, отличавшаяся полным отсутствием такта, не уговорила лорда Глосфорда также предостеречь Каролину. Лорда Глосфорда Каролина считала занудой. Она догадывалась, что крестная мать хочет, чтобы она вышла за него замуж, ибо как будущий герцог Мелчестерский с матримониальной точки зрения он был прекрасной партией.

Однако Каролина всей душой невзлюбила манерность и болтовню лорда Глосфорда и, поскольку она не собиралась его предложение воспринимать серьезнее, чем предложение сэра Монтегю, была раздражена его поучениями.

— Этот тип, знаете ли, вызывает подозрение, — сказал он томно. — Если честно, он не на высоте. На вашем месте, Каролина, я бы его избегал.

— Благодарю вас, милорд, — заявила Каролина, — но я считаю, что разбираюсь в людях лучше, чем ваша милость в лошадях.

Это был едкий ответ, так как в свете уже не одну неделю посмеивались над рассказом о том, что лорд Глосфорд заплатил пятьсот гиней за лошадь, которую, как выяснилось через несколько дней, перед продажей напичкали возбуждающими средствами.

Быть может именно неудачные речи лорда Глосфорда и постоянные выговоры крестной матери заставили Каролину с такой готовностью принять предложение сэра Монтегю участвовать в тайном состязании. Он заговорил с Каролиной об этом на балу, а затем условился встретиться с ней в парке на следующий день.

Миссис Эджмонт никак не могла препятствовать этому: сэр Монтегю, прогуливаясь рядом с Каролиной по аллее Роттен-роу, говорил так тихо, что невозможно было понять, что он говорит.

— Роэн заявил, что его жена правит лошадьми лучше всех, и что он выставит своих серых против моих гнедых, которыми будет править любая дама, предложенная мною, — сказал сэр Монтегю. — Конец гонок — у дома моей сестры возле Севенокса. Победитель получит тысячу гиней.

— И вы предлагаете мне править вашими гнедыми? — спросила Каролина.

Глаза ее заблестели. Она знала гнедых сэра Монтегю. Они были великолепны. Да и от возможности взять верх над леди Роэн, которая часто становилась невыносимой, когда хвасталась умением править лошадьми, отказаться было трудно.

— Кроме вас, я не знаю никого, кто может нанести поражение ее милости, — вкрадчиво сказал сэр Монтегю.

Каролина колебалась. Она знала, что ей следует отказаться. Состязания, в которых замешаны крупные суммы, — не тот вид спорта, которым приличествует заниматься любой хорошо воспитанной девушке, не говоря уже о леди Каролине Фэй, единственной дочери маркиза и маркизы Валкен… И все же искушение было очень велико.

— Обещаю, — продолжал сэр Монтегю мягким вкрадчивым голосом, — что до начала состязаний никто не будет знать, кого я выбрал править лошадьми. Один фаэтон стартует от Гайд-парк Корнер, второй — от клуба «Уайтс». В том и другом месте будут стартеры, и только после окончания гонок мы объявим имя победительницы.

— Но как же сохранить это в тайне? — спросила Каролина. — Миссис Эджмонт непременно хватится, если после обеда я уйду из дома.

— Вы можете оставить записку о том, что договорились встретиться с друзьями, и будете находиться в обществе леди Роэн. Домой вы вернетесь раньше, чем если бы отправились на бал, а если ваша компаньонка и узнает правду, то она слишком дорожит вами, чтобы болтать об этом.

Каролина задумалась. Миссис Эджмонт придет в такой ужас, что не сможет молчать. Но приключение стоило любого риска — даже гнева крестной матери. Каролине еще никогда не приходилось состязаться с опытной и знаменитой леди Роэн, о которой говорили, что она правит лошадьми, как никто другой.

Конечно, все это может кончиться плохо, но Каролине всегда было храбрости не занимать. Она вскинула голову.

— Я согласна, — сказала она обрадованному сэру Монтегю, — но до окончания состязаний об этом не должен знать ни один человек.

— Клянусь вам! — ответил он.

Теперь она не сомневалась в том, что сэр Монтегю сдержал слово. Разумеется, не было ни состязания, ни пари, ни фаэтона, управляемого леди Роэн. Это была всего лишь хитрость — чтобы она оказалась в его власти: вполне возможно, не было у него и сестры, живущей возле Севенокса. С уверенностью она могла утверждать только одно — ей предстоит провести здесь ночь в качестве жены сэра Монтегю, а ценой его молчания должно быть объявление об их помолвке.

При мысли об этом Каролина опять содрогнулась. Она всегда знала, что он вульгарен. Тем не менее, ей нравилось дразнить им своих поклонников; те были намного моложе и в большинстве своем не могли состязаться с ним в остроумии и дерзкой наглости.

Каролина внимательно оглядела спальню: большая кровать с пологом, огонь, пылающий в камине, ваза с цветами на туалетном столике, покрытом муслиновой салфеткой с оборочками.

Сэр Монтегю выбрал прелестное местечко для своих подлых целей. Одна мысль о его полных улыбающихся губах, темных глазах и больших руках вызывала у нее отвращение. Она должна спастись, должна вырваться отсюда. Но как? Как?

Если устроить ему сцену, позвать хозяйку гостиницы и настоять на том, чтобы ее отправили в Лондон в наемном экипаже, это вызовет скандал. Кроме того, не исключена возможность, что ее не послушают. Они могут подумать, что ее протесты — всего лишь застенчивость и страхи новобрачной. Сэр Монтегю может легко взять верх над нею, стать ее тюремщиком, так же как и законным мужем, и noвелителем, каковым его здесь и считают.

Каролина в смятении еще раз огляделась вокруг и подошла к окну. Она широко отворила раму с узорчатым стеклом. Небольшой огород позади дома был залит лунным светом. Дальше виднелись темные силуэты деревьев. Лес! Каролина выглянула в окно и посмотрела вниз. От окна до плоской крыши какой-то маленькой пристройки, возможно кладовки, было футов пять-шесть. Сбоку от нее, в тени, смутно виднелись очертания бочки с водой.

Каролина внимательно смотрела вниз и соображала, как ей лучше действовать. Затем она пересекла спальню, заперла дверь на засов и, быстро подойдя к окну, встала на подоконник. На ней было платье из французского бархата, отделанное каймой в складочку, с пышными рукавами, в которые были продернуты атласные ленты. Оно затрудняло движения, но Каролину это не смущало.

По правде говоря, это был не первый случай, когда она выбиралась из окна спальни. В детстве ее не раз наказывали и гувернантка, и родители за то, что она покидала спальню таким образом и бегала по парку или берегу моря в то время, когда ей полагалось спать.

Очень осторожно Каролина начала спускаться. Когда до крыши пристройки осталось совсем немного, она отпустила подоконник и прыгнула. Раздался глухой стук, и Каролина на мгновение задержала дыхание, опасаясь, что внизу кто-нибудь ее услышал. Но ничего не случилось. Вокруг было тихо, только издалека доносились голоса и смех, по-видимому, из пивной.

Каролина посмотрела вниз. До земли все еще было далеко, но рядом стояла бочка с водой, и она сообразила, что нужно стать ногой на край бочки, придерживаясь за стенку. Единственная опасность заключалась в том, что она могла свалиться в бочку, но Каролина, которая прекрасно умела балансировать, двигалась уверенно и вполне благополучно добралась до земли, если не считать царапины на пальце, большой прорехи на юбке в том месте, где она зацепилась за гвоздь, и грязных рук.

На мгновение Каролина остановилась, затем заглянула в ближайшее окно. Как она и думала, плоская крыша находилась над кладовкой. Там было темно, но сквозь открытую дверь просматривалась большая кухня гостиницы. У плиты суетилась хозяйка, стояло еще несколько человек: две молодые раскрасневшиеся женщины в чепцах и лысый мужчина в переднике, похожий на подручного из пивной. Они вели веселый разговор. Даже сквозь закрытое окно доносился запах жареного мяса.

Каролина не стала ждать. Она подхватила юбки и по огороду быстро перебежала к темнеющим деревьям. Лес был редким, к тому же лето еще не наступило, и трава была невысокой. Между деревьями петляла тропинка, и Каролина торопливо пошла по ней. Она понятия не имела, куда та ее выведет, но стремилась уйти от гостиницы как можно дальше. Несколько раз она натыкалась на кусты шиповника; они цеплялись за юбку, и Каролине приходилось останавливаться и отцеплять их от бархата — от столь грубого соприкосновения с природой он лучше не стал.

Так она шла какое-то время и вдруг услышала голоса. Каролина сразу остановилась. Неужели преследование уже началось? А она-то воображала, что пройдет какое-то время, прежде чем выяснится, что в комнате ее нет; к тому же на двери прочный засов, и потребуется немалая сила, чтобы его сломать.

Но тут она поняла, что голоса доносятся спереди, а не сзади, как того следовало ожидать, если бы кто-то шел за ней от гостиницы. Она прислушалась. Неожиданно в лесу раздался крик — крик боли, ужаса, возможно даже агонии. Он прозвучал один раз, и все стихло.

Сердце Каролины замерло, а затем неистово забилось, почти что, выскакивая из груди. Она прижалась к стволу дерева, плотно обхватив его руками. Крик все еще звучал в ее ушах, но он не повторился; вместо этого она услышала, как кто-то шагает по лесу, двигаясь быстро, почти бегом.

В какое-то мгновение Каролина с ужасом подумала, что этот кто-то направляется к ней. Она еще теснее прижалась к дереву, отчаянно надеясь, что ее не заметят. Но шаги стали удаляться. Она слышала их совсем близко, даже видела, как кто-то прошел в тени. Ей показалось, что это мужчина, но лунный свет был обманчив, а она слишком испугана, чтобы быть уверенной в чем-либо, кроме одного — шаги удалялись все дальше и дальше.

Она прислушивалась, едва осмеливаясь дышать, пока они не затихли совсем, и не наступила тишина — странная, напряженная тишина, которая всегда следует за неожиданным шумом. Лес казался неестественно тихим. Прежде были слышны шорохи, движение мелких животных в кустах, порхание потревоженной птицы; теперь воцарилась тишина, жуткая сама по себе.

Наконец Каролина глубоко вздохнула. Она пошевелилась, вдруг осознав, как крепко вцепилась в дерево. На руках, в местах, где они прижимались к коре, остались вмятины. Она отряхнула руки, смахнула листву и пыль с платья и зашагала снова.

Узенькая тропинка, по которой шла Каролина, убегала дальше и, наконец, вывела ее на просеку. Ярко светила луна, деревья были вырублены полукругом, и на дальнем конце виднелся домик. Внимательно приглядевшись, Каролина поняла, что он заброшен. Соломенная крыша провалилась, темнел пустой дверной проем, обвалились кирпичные стены.

«Бояться здесь нечего», — сурово выговаривала себе Каролина, но была не в силах унять дрожь. Она никак не могла успокоиться, после того, как в лесу пронесся этот странный крик, сердце ее колотилось от страха. Сделав еще несколько шагов, она остановилась, и из ее раскрытых губ вырвался крик ужаса. На земле, в центре просеки, лежал человек.

Он лежал, скорчившись, одна нога была подвернута, руки раскинуты в стороны ладонями кверху, словно бы в полной беззащитности. Голова откинулась назад, так что Каролине была видна только резкая линия подбородка. Она застыла от ужаса, глядя, как, словно в кошмарном сне, лунный свет сияет на пряжках его туфель, пуговицах черного сюртука и полированной рукоятке ножа, торчащего спереди из шеи. Чуть ниже на белую рубашку с жабо стекала темная струйка.

На мгновение Каролина перестала соображать; она только стояла и смотрела, не задаваясь вопросом, идти ей вперед или вернуться, парализованная ужасным зрелищем раскинутых белых рук, неподвижно лежащих на жесткой траве. Она все смотрела и смотрела, когда услышала, что кто-то идет.

Двигались с другой стороны леса — твердо, уверенно — в сторону просеки. Слышался треск сухих веток, шелест листьев, словно человек нетерпеливо пробирался между деревьями.

Наконец, когда шаги, казалось, раздались у самой просеки, Каролина вышла из оцепенения. Ей хотелось повернуться и убежать по тропинке, которая привела ее сюда, даже если это означало возвращение в гостиницу; но она едва стояла на ногах. Из-за неожиданно возникшей слабости она смогла лишь дойти до огромного дуба и прислонилась к нему.

«Я должна уйти», — говорила она себе, но не могла сдвинуться с места.

Она презирала себя за слабость, но за всю свою благополучную жизнь Каролина никогда не видела мертвого человека, а его предсмертный крик все еще звучал у нее в ушах.

Она оперлась на дерево и увидела человека, вышедшего на просеку, — высокого, в цилиндре, в прекрасно сшитом синем сюртуке и лосинах; по его манере держать голову и решительности, с какой он прокладывал себе дорогу к просеке через кусты, Каролина, даже находясь в состоянии шока, поняла, что это знатный дворянин.

Он прошел вперед и увидел человека, лежащего на земле.

— О Господи! Что это?

Он говорил громко, и, казалось, голос его эхом отдавался среди деревьев.

Звук этот, звук человеческого голоса, дал Каролине силы не потерять сознание.

— Я должна уйти, — прошептала она пересохшими губами и опять повернулась к тропинке, по которой пришла.

Джентльмен на просеке, должно быть, заметил ее движение, потому что стоило ей на два шага отойти от прикрытия дуба, как он взглянул в ее сторону и выхватил из кармана пистолет.

— Стой! — крикнул он. — Кто там? Немедленно выходи! Каролина остановилась. В голосе незнакомца звучало нечто, требовавшее повиновения. Очень медленно она вышла из тени вперед.

— Женщина! — воскликнул джентльмен и убрал пистолет в карман.

Он снял шляпу.

— Простите меня, мадам. Я не ожидал увидеть леди, которая здесь прячется, да еще при таких обстоятельствах.

Он говорил спокойно, без всякого замешательства, и Каролина почувствовала, что это укрепляет ее твердость, так что, несмотря на испуг и все еще дрожавшие руки, она смогла присесть в реверансе.

Луна ясно освещала его лицо. Каролина смотрела на человека, красивее которого в жизни не видела. Лунный свет превратил его волосы в бронзу, но глаза, широко расставленные под высоким лбом, были серыми, как сталь, и казались странно пронзительными.

— Мадам, позвольте узнать, что вы здесь делаете? — спросил он, поскольку Каролина молчала. — А также, известно ли вам что-нибудь об… этом?

Шляпой он указал на тело, лежащее на земле. Он говорил тихо, но столь властно, что Каролина почувствовала себя обязанной хоть как-то объяснить свое присутствие здесь.

— Я… шла по лесу, сэр, когда услышала голоса… затем неожиданно раздался крик… крик ужаса или боли… после этого я слышала, как кто-то быстро прошел в том направлении.

Указывая, она слегка подняла руку и при этом заметила на ней грязь.

Джентльмен надел шляпу, опустился на колени и стал слушать сердце человека, лежащего на земле.

— Он… мертв? — спросила Каролина, и, как она ни крепилась, голос ее дрогнул.

— Вне всякого сомнения! Тот, кто наносил удар, сознательно шел на убийство.

Он поднялся и стоял, глядя мертвому в лицо.

— Странно, — сказал он, словно бы сам себе. — Странно, очень странно, потому что я должен был встретиться с ним здесь.

— Вы знаете… этого человека, сэр.

— Да, я знаю его. Это — стряпчий по имени Айзек Розенберг. Мошенник, это верно, но даже мошенникам я не пожелаю умирать таким неприятным образом.

— И вы прибыли сюда, чтобы встретиться с ним? — спросила Каролина.

Она не понимала причины своего любопытства, но отчего-то ей хотелось больше узнать об этом незнакомце.

— Да, по его приглашению, — тихо сказал он, — и это мне напомнило…

Он взглянул на мертвого, опять опустился на одно колено и сунул руку ему в карман.

— А, вот они! — с удовлетворением воскликнул он и вытащил пачку писем. Их было с полдюжины, перевязанных лентой и запечатанных красным сургучом. Джентльмен положил их себе в карман, на мгновение заколебался и пробормотал, словно бы про себя:

— Интересно, все ли они здесь?

Он пошарил в другом кармане сюртука убитого — там было пусто, затем опустил руку во внутренний нагрудный карман. Там что-то лежало — лист писчей бумаги. Он взглянул на записку и неожиданно резко встал.

Глядя на него, Каролина опять подумала, что человека красивее она в жизни не видела; и все же в лице его было что-то странное. Вначале она не могла понять, что оно выражает, но потом, под ее взглядом, он скомкал листок и, откинув голову, неожиданно разразился резким смехом, в котором не было ничего веселого.

— Черт возьми, кто-то великолепно продумал все до мелочей!

— Что такое, сэр? — спросила Каролина.

— Шутка, мадам, — ответил он с сарказмом. — Чудовищная шутка, уверяю вас, но она, несомненно, доставит удовольствие, хотя и не лично мне.

— Не понимаю, — сказала Каролина.

— Где же вам понять? — откликнулся он. — Но я объясню. Этот несчастный мошенник убит здесь для того, чтобы затянуть веревку на моей шее. Его пригласили сюда на встречу со мной. Меня заманили на это же место. И вот теперь он мертвый лежит у моих ног, и я тут же, готовенький, — можно хватать!

— Но, сэр, — воскликнула Каролина. — Вы же не убивали его, я могу поклясться в этом!

— Да, действительно! От этого шутка становится еще забавнее. Кто знает, что вы здесь, в лесу?

— Никто, сэр! Совершенно никто. Я сама не намеревалась здесь оказаться до самого последнего момента.

Джентльмен опять засмеялся, запрокинув голову.

— Шутка становится все забавнее, — сказал он. — Более того, интрига еще больше запутывается. Как же разозлится исполнитель этого изощренного убийства, когда обнаружит, что вы можете поклясться в моей невиновности!

— Но, сэр, — воскликнула встревоженная Каролина, — я не хочу клясться… То есть, если потребуется спасти вас от виселицы… но… но, сэр, мне хочется, чтобы никто не узнал о моем присутствии здесь… Уверяю вас, будет ужасно, если выяснится, особенно в суде, что я находилась здесь, тем более в ночное время.

Джентльмен улыбнулся.

— В таком случае, мадам, позвольте попросить вас исчезнуть как можно скорее, ибо, если я не ошибаюсь, кто-нибудь придет и обнаружит труп, а если повезет, то и убийцу, который прячется поблизости. Так что бегите, мадам, торопитесь: иначе вы окажетесь замешанной в этом крайне неприятном и очень непривлекательном преступлении.

— Но, сэр, я не могу этого сделать! — воскликнула Каролина. — Разумеется, я вас не оставлю, зная, что вы невиновны, но…

— Никаких «но», мадам, вы должны идти.

— А вы?

— Я буду ждать.

— Но почему? — спросила Каролина. — Почему вы должны так глупо себя вести? Если вас здесь не будет, никто не сможет доказать, что вы убили этого человека. Вы же понимаете, это нужно доказать.

Джентльмен пожал плечами.

— Я не очень-то цепляюсь за жизнь, мадам; вообще говоря, казнь для меня на данный момент не представляет особого интереса. По мне, лучше умереть таким образом, чем как-то иначе.

— В таком случае вы или сошли с ума, или пьяны, — сердито воскликнула Каролина. — Существует множество способов умереть достойно, но умереть из-за предательства, покорно сдаться тому, что вы сами объявили интригой, без сомнения, так поступает только трусливый или малодушный человек. Уходите, сэр, пока еще есть время. А если им нужно найти убийцу, то пусть ищут!

Каролина говорила с жаром. Человек выслушал ее с улыбкой, затем пожал плечами.

— Мадам, вы меня убедили. Я поступлю по-вашему. Позвольте, по крайней мере, проводить вас из леса, если вы желаете его покинуть.

Он предложил, было Каролине свою руку, но в это мгновение она остановила его:

— Слушайте!

Оба застыли на месте. Издалека, с той стороны, откуда пришла Каролина, послышались голоса и шаги людей, идущих между деревьями.

Каролина тихо ахнула.

— Скорее, — прошептала она. — Может быть, они ищут вас или… меня.

Джентльмен быстро повернулся.

— Тогда нам сюда, — сказал он. — Моя лошадь недалеко отсюда.

Он пересек просеку и вошел в лес. Каролина последовала за ним. Идти было нелегко — деревья росли здесь гуще, и не раз ветки, качаясь, хлестали ее по лицу, а юбка и кружево лифа цеплялись за ежевичные кусты; но она нетерпеливо высвобождалась и, все время помня о громких голосах и шагах позади них, двигалась за незнакомцем, шагающим впереди.

Наконец после всех мучений, которые, как показалось Каролине, длились целую вечность, лес расступился, и она увидела лошадь, привязанную к дереву.

— Вот мы и пришли, — сказал джентльмен. — Вы сможете ехать сзади?

— Да, — коротко ответила Каролина.

Он поднял ее, посадил на спину лошади и вскочил в седло. Каролина обхватила его за пояс. Внезапно шум в лесу усилился, донеслись громкие крики.

— Слышите? Они нашли тело, — сказал джентльмен. Он пришпорил коня, и они галопом помчались по открытому полю, начинавшемуся за лесом.

ГЛАВА 2

Какое-то время они скакали, не останавливаясь. Лес почти скрылся из виду, когда Каролина, задыхаясь от быстрой езды и едва удерживаясь, чтобы не упасть, с трудом произнесла:

— Куда мы едем, сэр?

Ее спутник придержал коня, пока тот не перешел на спокойный шаг, и ответил:

— Я живу недалеко отсюда, в Бриконском замке. Кстати, мое имя — Брикон.

— Мне кажется, я слышала об этом замке, — задумчиво сказала Каролина.

— Полагаю, что слышали. Это дьявольски красивое место, и люди толпами приезжают полюбоваться на его древние башни. Может быть, вы видели его с дороги.

Каролина гордо выпрямилась и уже хотела высокомерно ответить, что не имеет привычки смотреть на замки с дороги или в толпе, как вспомнила о своем порванном платье и грязных руках и сообразила, что незнакомец понятия не имеет о том, кто она такая. С усилием она сдержала слова, едва не слетевшие с губ, и мягко ответила:

— Я бы обязательно вспомнила ваш прекрасный замок, если бы его видела. Если я правильно поняла, сэр, вы — лорд Брикон?

— Да, — подтвердил он. — И я с большим удовольствием покажу вам свой замок.

— Вы намерены вернуться к себе домой, милорд? — спросила Каролина.

— Конечно! Почему бы и нет?

— Но разумно ли это? Ведь вы мне сказали, что этого беднягу убил некто, желающий приписать это преступление вам. Если подозрение падет на вас, то вас немедленно отправятся искать в замке; начнут спрашивать, где вы были сегодня вечером, особенно в то время, когда убили этого человека.

— Ей-богу, — воскликнул лорд Брикон, — вы, мадам, или очень сообразительны, или начитались романов!

Каролина засмеялась. Родители действительно не раз упрекали ее за пристрастие к романам.

— И тем не менее, — продолжал он, — вы правы. Но что же вы предлагаете?

— У вас есть надежные друзья? — спросила Каролина. — Как-то раз добропорядочного фермера заподозрили в сговоре с контрабандистами и вызвали в магистрат. Многие считали его виновным, но трое его друзей поклялись, что весь вечер, о котором его расспрашивали, он играл с ними в карты. Позднее мой отец сказал: «И одного-то трудно уличить во лжи, а когда четверо клянутся в одном и том же, даже судья и присяжные вынуждены им поверить».

— Ваш отец был прав, — сказал лорд Брикон и повернул лошадь в другую сторону. — Я поступлю так же мудро, как и он, и найду если не трех, то, по крайней мере, двух верных друзей.

И опять Каролина поняла, что он неверно истолковал ее слова, и с трудом удержалась от пояснения, что во время слушания дела ее отец занимал место судьи, а не подсудимого.

Про себя она решила, что, может быть, это и к лучшему, ибо теперь, после того, как она узнала имя своего попутчика, самым важным было скрыть от него свое имя.

— Я вспомнил о друзьях, которые охотно помогут мне, но ехать до них придется две мили, — сказал лорд Брикон. — Вы в состоянии продолжить путь или так ехать слишком неудобно?

— Благодарю вас, милорд, я выдержу, — отозвалась Каролина.

— Бог мой, но я совсем забыл о хороших манерах, мадам! — внезапно воскликнул лорд Брикон. — Я не спросил о ваших намерениях. Прошу меня простить. Происшедшие события несколько ошеломили меня.

— Я понимаю, милорд.

— Сейчас мы едем в направлении Севенокса. Вас это устраивает?

— Мне это подходит, — с достоинством ответила Каролина, решив, что, добравшись до Севенокса, найдет каретный двор и наймет экипаж, который доставит ее в Лондон.

— Надеюсь, теперь, когда мы так хорошо узнали друг друга, вы можете сказать мне ваше имя? — спросил лорд Брикон.

— Каролина… — начала Каролина и замолчала. Голова ее была занята мыслями о возвращении в Лондон, и в рассеянности она чуть не проговорилась.

— Да? — подсказал он.

— Э-э … Фрай, — закончила Каролина, назвав первую пришедшую на ум фамилию.

— Ваш покорный слуга, мисс Фрай. Может быть, теперь вы удовлетворите мое любопытство и расскажете, почему вы оказались в лесу в тот самый момент, когда Айзек Розенберг был так вероломно убит?

Каролина лихорадочно соображала, что сказать. Она была до того поглощена бедами, свалившимися на лорда Брикона, что ничего не успела придумать. К счастью, романы вновь сослужили ей добрую службу. Медленно она начала рассказ, звучавший, как она надеялась, правдоподобно:

— Мне страшно не повезло, милорд. Я была компаньонкой у знатной дамы. Прослужила я у нее лишь несколько недель, но и этого оказалось достаточно, чтобы ее характер и поведение внушили мне ужас и даже отвращение. Она оказалась чрезвычайно привередливой, в большой степени из-за пристрастия к спиртному. Сегодня вечером, вместо того, чтобы заснуть после обеда, как это часто с ней случалось, она пожелала прокатиться, решив проветриться на свежем воздухе. Подали карету, и мы поехали. Всю дорогу она распекала меня за проступки, которых я не совершала, и обвиняла в том, в чем я не виновата. Я молчала, ибо быть смиренной — мой долг; но через какое-то время ей наскучил даже звук собственного голоса, и она велела подать ей зеркальце, которое я носила для нее в своей сумочке. Я хотела передать его, но, к несчастью, в этот момент карета качнулась, а может быть, и рука у нее дрогнула из-за огромного количества выпитого бренди, — во всяком случае, зеркальце упало и разбилось.

В страшном гневе она закричала, что я накликала на нее несчастье, и объявила, что с этой минуты она больше не желает меня видеть. Затем приказала остановить карету и высадила меня. Я просила, умоляла хотя бы довезти меня обратно, чтобы можно было собрать вещи и наутро оставить дом, но она ничего не желала слушать, швырнула на землю причитающееся мне жалованье и велела кучеру трогать.

— Чудовищно! — воскликнул лорд Брикон. — Совершенно чудовищно! И как только таких земля носит!

— Я оказалась на узкой пустынной дороге, — продолжала Каролина, — и решила, что, если пройду через лес и поле, то попаду на большую дорогу, ведущую в Севенокс.

— Совершенно верно, — подтвердил лорд Брикон. — Но до нее не меньше мили, и вы бы устали идти пешком.

— Вот так я и очутилась в лесу, милорд, — закончила Каролина и пришла в восторг от собственного рассказа. Она не сомневалась, что его милость поверил ей.

— Значит, вы полагаете, что, если я довезу вас до Севенокса, вы сможете найти карету или дилижанс и добраться до Лондона? — спросил лорд Брикон.

— Я так и собиралась сделать, — подтвердила Каролина.

— Значит, вы живете в Лондоне?

Этот вопрос неожиданно пробудил в Каролине тоску по дому. Ей непреодолимо захотелось в Мандрейк, захотелось увидеть отца и мать, снова почувствовать себя в безопасности под родительским кровом.

Интересно, какие истории насочиняет сэр Монтегю, когда вернется в Лондон? Она предвидела, что ей придется долго объясняться и оправдываться перед крестной матерью и миссис Эджмонт. Это не сулило ничего хорошего, и Каролина, как всегда порывистая, мгновенно приняла решение. В Лондон она не вернется. У нее не было желания встречаться с сэром Монтегю, во всяком случае, до тех пор, пока она не обдумает, как вести себя с ним. Она поедет в Мандрейк. Более того, она обо всем расскажет матери и попросит у нее прощения. Каролина всегда так поступала: если она совершала проступок, то обязательно признавалась в нем. Вот и теперь она вздохнула с облегчением, когда представила конец путешествия и неизменное понимание и сочувствие матери.

— Нет, милорд, — сказала она вслух. — Я живу недалеко от Дувра. Там я и буду жить до тех пор, пока не найду другое место.

— Тогда нам нужно отправить вас в Дувр, — заявил лорд Брикон, — и, мне кажется, чем скорее, тем лучше. Вы готовы ехать чуть быстрее? Если мы и дальше будем двигаться с такой скоростью, то доберемся до моих друзей только к полуночи.

— Скачите как можно быстрее, милорд, — отозвалась Каролина и еще крепче ухватилась за него.

Лорд Брикон пришпорил коня, и они помчались таким галопом, что Каролина думала лишь о том, чтобы удержаться на лошади и пониже наклонять голову, чтобы не слетела шляпа. Ей показалось, что скакали они довольно долго, прежде, чем лорд Брикон придержал коня и с удовлетворением воскликнул:

— Ну вот! Я был уверен, что они здесь!

Каролина подняла голову и увидела перед собой поле, усеянное мерцающими огнями, и очертания низких изогнутых крыш с крошечными дымовыми трубами. В первый момент она не могла сообразить, что это за дома, но, присмотревшись внимательнее, поняла: поле наводнили повозки с шатрами, между ними стояли и фургоны побольше.

— Цыгане! — с удивлением воскликнула Каролина.

— Нет, не цыгане, — поправил ее лорд Брикон. — Это передвижной зверинец, а его хозяин и есть тот самый преданный друг, к которому вы посоветовали обратиться.

— Зверинец! — воскликнула Каролина. — Как интересно! Я видела однажды зверинец на Варфоломеевой ярмарке2.

— Насколько я понимаю, там Гримбальди и завершит свое турне, — ответил его милость.

В этот момент они подъезжали к проходу в изгороди, окружавшей поле. Когда же они проехали сквозь него, из темноты выскочил мальчик и преградил им дорогу. Смуглолицый, с длинными прямыми волосами, обрамляющими лицо, он явно походил на цыгана. Позади него появилась женщина, такая же смуглолицая; одного ребенка она держала на руках, второй цеплялся за подол ее юбки.

— Эй, вы, — закричал мальчик, — сегодня уже все закрыто. Нечего приезжать так поздно!

— У нас дело к мистеру Гримбальди, — ответил лорд Брикон. — Проводи-ка нас к его повозке.

— К хозяину? — с сомнением переспросил мальчик, несколько смущенный уверенным тоном всадника. — Это верно? Он не говорил, что ждет посетителей.

— Сынок, это господа, — тихо произнесла женщина. — Делай, как велит джентльмен.

Лорд Брикон бросил серебряную монетку. Мальчик ловко подхватил ее.

— Сюда, сэр, — сказал он совсем другим тоном и побежал впереди коня, показывая дорогу, пока не остановился у большой повозки, находившейся несколько в стороне от других. Она была темно-красного цвета, с резными украшениями, выкрашенными серебряной краской.

За окнами без занавесок горел свет. Свет струился и сквозь открытую дверь, к которой вели ступеньки.

— Эй, хозяин! — крикнул мальчик. — Вас тут важный господин спрашивает.

Каролина огляделась и разглядела с дюжину освещенных повозок; большие фургоны, которые она заметила раньше, стояли по кругу. Перед многими из них по-прежнему мигали, оплывая, свечи. В ней проснулось детское желание увидеть зверей, но большинство фургонов было уже закрыто на ночь, а в дальнем углу поля горел костер, около которого собрались люди, по-видимому, ухаживавшие за животными.

Пока она озиралась вокруг, из повозки вышел человек и остановился на верхней ступеньке. Это был грузный широкоплечий мужчина с большими бицепсами, которые вздымались под темно-красной курткой, и такой высокий, что в дверях ему пришлось нагнуть голову. Выпрямившись, он увидел лорда Брикона.

— Милорд! — воскликнул он. — Вот уж действительно приятный сюрприз!

— К тебе можно, Адам? — спросил лорд Брикон и добавил: — Я приехал не один.

Мальчик подбежал к лошади и взял ее под уздцы. Лорд Брикон спешился, затем повернулся к Каролине. Когда он взял ее за талию, и она ощутила силу его рук, близость его лица, сердце ее внезапно забилось. В следующее мгновение она стояла на земле, а лорд Брикон поддерживал ее под локоть.

— Позвольте вам помочь, — произнес он.

По кочкам он довел ее до повозки. Каролина взобралась по ступенькам, ухватившись за руку человека, стоявшего наверху.

— Мадам, позвольте приветствовать вас как друга его милости!

— Благодарю вас, — улыбнулась Каролина.

— Мисс Фрай, это мой старый приятель Адам Гримбальди, — сказал лорд Брикон. — Фамилия у него иностранная, но в нем течет английская кровь.

— Истинная правда, ваша милость. Да и сердце у меня тоже английское. До чего же хорошо снова оказаться на родине!

— А мне казалось, что после большого успеха тебе понравилось во Франции, — отозвался лорд Брикон.

— Прошу вас, входите, мадам, — обратился к Каролине мистер Гримбальди, указывая на дверь в повозку.

— Благодарю, — повторила Каролина и, наклонив голову, чтобы не зацепиться перьями шляпы за дверной косяк, шагнула внутрь.

Когда она вновь подняла голову, то чуть не ахнула от изумления. В комнатке находилась женщина, и более странной особы Каролина не видела за всю свою жизнь. Женщина полулежала в дальнем углу на кровати, но, когда Каролина вошла, она встала.

Это была миниатюрная женщина, очень привлекательная, по виду иностранка. Ее длинные крашеные волосы золотистого цвета пушистым облаком спускались ниже колен. На ней были турецкие шальвары из тонкой полупрозрачной ткани, сверху же, кроме двух серебряных пластинок, украшенных сверкающими камнями, прикрывавших грудь, ничего не было. Каролину так поразил ее внешний вид, что какое-то время она смотрела на нее широко раскрытыми глазами, забыв о правилах приличия, пока та не заговорила учтиво, с французским акцентом:

— Bon soir, madame3. Вы пришли, увы, слишком поздно, и животных уже не увидеть!

— Боюсь, что… — начала Каролина, но женщина ее не слушала. С широкой улыбкой и сияющими глазами она радостно приветствовала вошедшего лорда Брикона.

— Милорд, — воскликнула она, — я так рада вас видеть! Я думала, вы забыли Зару!

Она устремилась к нему навстречу, протянув руки, но, когда лорд Брикон хотел поцеловать их, подняла лицо, и вместо рук он поцеловал ее губы. Изумленная Каролина смотрела круглыми глазами.

— Зара, а тебе понравилась Англия? — спросил лорд Брикон.

Каролина отметила, что он с любовью смотрит на эту странную женщину, по-прежнему не выпускавшую его руки из своих.

— Нет, мне здесь не нравится. Здесь холодно, и зрители не спешат мне аплодировать. Они не такие приветливые, как французы, и не такие шумные, как немцы. Они молчат, и, кто знает, довольны они или… как это сказать? возмущены?

Гримбальди засмеялся.

— Я говорил Заре, что мы люди сдержанные, — заметил он. — Со временем она к нам привыкнет.

— А твои тигры? Что они о нас думают? — спросил лорд Брикон.

— Они думают, как я, — величественно сказала Зара. — Если им мало… как это по-вашему… хлопают… им кажется, они выступили плохо, у них портится настроение, они грустят… и мне очень трудно с ними справиться.

— Бедная Зара! — воскликнул лорд Брикон. Он повернулся к Каролине:

— Мисс Фрай, позвольте представить вас мадам Заре. Она величайшая и, вполне возможно, единственная в мире женщина тигров. Она имела потрясающий успех в Европе, а теперь мы удостоились чести принимать ее в Англии.

— Надеюсь, что буду иметь удовольствие увидеть представление мадам Зары, — вежливо отозвалась Каролина.

— Не угодно ли присесть, мисс Фрай? — сказал мистер Гримбальди, придвигая ей стул.

— Благодарю вас.

Усаживаясь, Каролина почувствовала, как она устала.

— Мисс Фрай и я совершили утомительную поездку верхом, — сказал лорд Брикон. — Лично я голоден и умираю от жажды. Адам, мы можем рассчитывать на твое гостеприимство?

— Ну конечно, — ответил мистер Гримбальди, — хотя боюсь, милорд, вы не привыкли к такой еде. Яичница с беконом — не слишком ли это простое блюдо?

— Я приму его с восторгом, — ответил лорд Брикон. — А вы, мисс Фрай?

— Ничего лучше я и представить себе не могу, — улыбнулась Каролина. — Я обедала в шесть часов вечера и страшно проголодалась.

— В таком случае подавай, Адам, яичницу с беконом и бутылку вина, если таковое имеется.

— У меня припасено кое-что, что не стыдно предложить вам, милорд, — ответил Адам Гримбальди. — Шампанское, которое я привез из Франции.

С этими словами он вынул из настенного шкафчика бутылку и поставил ее на столик.

Каролина огляделась и с удивлением отметила, как компактно здесь все размещено. На стенах висели шкафчики, полочки, картины и орнаменты. На узкой кровати горкой возвышались подушки, пол был устлан персидским ковром.

— Как здесь уютно! — воскликнула она.

— Моя повозка не так велика, но она гораздо, гораздо красивее, — откликнулась Зара. — Но вы устали, мадам. Снимите шляпу и устраивайтесь поудобнее.

— Да, с удовольствием, — сказала Каролина. Она подняла руки, развязала ленты шляпы и сняла ее.

Шляпа была большой и довольно громоздкой, как того требовала мода. Хотя Каролина и понимала, что волосы ее, должно быть, растрепаны, но она слишком устала, чтобы беспокоиться о своей внешности. После того, как она бросила шляпу на кровать, и свет фонаря, висевшего над их головами, заблестел в ее глазах, Каролина взглянула на лорда Брикона и по выражению его лица поняла, что только теперь он ясно рассмотрел ее.

Под его взглядом, преисполненным удивления и восхищения, Каролина опустила глаза и почувствовала, что краснеет от столь пристального внимания. Она понятия не имела, как была хороша, сидя под лампой, которая высвечивала золотистые завитки, обрамлявшие ее чистый лоб.

Головка с безупречным овалом лица грациозно сидела на длинной белоснежной шее. Нос — короткий и прямой; полные губы не нуждались в подкрашивании. В чертах ее лица, в грации тела было нечто столь изысканное, что каждый, кто видел Каролину впервые, не мог избавиться от впечатления, будто перед ним пленительная иллюстрация к волшебной сказке.

Но прекраснее всего были ее глаза — большие, полные жизни, смеха и лукавства. Красота Каролины была не торжественно-величавой, а столь трепетно-живой, что никто не мог долго находиться с ней рядом и не откликнуться на ее природную живость и жизнерадостность.

Даже теперь, несмотря на усталость, она не могла скрыть нетерпеливого любопытства, когда обратилась к хозяину повозки:

— Прошу вас, расскажите о вашем зверинце. У вас много животных?

— Порядочно, мадам, — ответил Адам Гримбальди. — Особенно я горжусь своими львами. У меня их три. Старший, Цезарь — ручной, как комнатная собачонка. Я сам его вырастил, и он позволяет мне делать с ним все, что угодно.

Было ясно, что мистер Гримбальди необычайно гордится своим зверинцем и может рассказывать о нем часами, но его прервало появление мальчика с яичницей и беконом, и он принялся угощать гостей. После того, как они поели и выпили по бокалу шампанского, лорд Брикон сказал:

— А теперь, Адам, я хочу объяснить, почему я здесь оказался. Тебе, наверное, любопытно, хотя ты проявил величайшее терпение и не задавал никаких вопросов.

— Я ждал, что вы сами расскажете, милорд, когда сочтете нужным. По-моему, вы хотите меня о чем-то попросить. Я в вашем распоряжении.

— Это верно, Адам? Даже если это сулит неприятную встречу с судьей?

Мистер Гримбальди пожал плечами.

— От судьи всегда одни неприятности, — сказал он. — Так что это неважно.

— У французов для него есть очень грубое слово, — сказала Зара, — но я не оскорблю ушей молодой леди и не произнесу его.

Лорд Брикон засмеялся:

— Ладно, ладно, Зара. Я его знаю.

— Значит, вы со мной согласны? — спросила она.

— Я с тобой согласен, — подтвердил он.

Зара улыбнулась, но тут же выражение ее лица изменилось:

— Милорд, вы кого-то убили на дуэли? Вы хотите бежать из страны?

Лорд Брикон покачал головой.

— Нет, Зара, все не так просто. Пожалуй, лучше объяснить все с начала. Адам, закрой дверь.

Мистер Гримбальди встал и закрыл дверь. Лорд Брикон допил шампанское и начал рассказывать:

— Я вернулся в Англию месяца три тому назад. Как вам известно, я пробыл за границей почти два года, путешествуя по Франции и Италии. Дома меня с радостью встретила мать; друзья тоже радовались моему возвращению. Однако вскоре после приезда мне сообщили, что умер мой дальний родственник и оставил меня опекуном своей пятнадцатилетней дочери Мелиссы — она должна была отправиться в Париж в одно из самых известных учебных заведений для юных девушек.

Я познакомился со своей подопечной. Она оказалась хорошенькой, хотя и несколько глуповатой девочкой. И как же я был поражен, когда через неделю после ее отъезда узнал, что она тайком встречалась с человеком гораздо старше себя и с явно дурной репутацией. Я уверен, что со стороны Мелиссы это было совершенно невинное увлечение, но, к сожалению, она написала данному джентльмену несколько писем. Через стряпчего с очень сомнительным прошлым этот негодяй потребовал у меня за письма пять тысяч гиней; если же я их не выкуплю, он воспользуется ими и безвозвратно опорочит репутацию моей подопечной.

Я отправился к стряпчему — его звали Айзек Розенберг — и сказал, что за письма его клиент получит от меня тысячу гиней, и ни пенни больше. Я пообещал ему также, что, если в течение трех дней мое предложение не будет принято, я публично отхлещу его клиента кнутом и во всех клубах объявлю, что он — шантажист.

— И что он ответил на это? — спросил Адам Гримбальди.

— Вчера утром я получил ответ, — продолжал лорд Брикон. — Это письмо меня несколько обескуражило. Оно было подписано Розенбергом. В нем сообщалось, что он желает увидеться со мной по интересующему меня делу. По причинам, которые он якобы не мог назвать, он назначил мне встречу у разрушенного домика за гостиницей «Собака и утка» в Севенокс-Лейн. Меня это, в общем-то, удивило, потому что, честно говоря, хотя здесь этот разрушенный домик известен как место встречи влюбленных и дуэлянтов, едва ли о нем знает стряпчий из Лондона. Тем не менее, я готов был встретиться с ним и в назначенное время отправился к домику, где и нашел убитого ножом Розенберга.

— Помилуй нас, Господи! — воскликнул Адам Гримбальди.

— Но кто это сделал? — спросила Зара.

— Вот этого-то я и не знаю, — ответил лорд Брикон. — Когда я подошел к нему, он только что умер, тело еще не остыло, а мисс Фрай, которая в это время находилась в лесу, слышала его предсмертный крик.

— Вы видели убитого? — Зара повернулась к Каролине.

— Нет, я только слышала его крик и чьи-то шаги.

— Его не ограбили, — продолжал лорд Брикон. — Письма моей подопечной лежали у него в кармане. Я забрал их; если бы я не заподозрил, что это лишь часть писем, то не стал бы искать дальше, но у меня появилась такая мысль, и вот что я обнаружил во внутреннем кармане его сюртука!

С этими словами лорд Брикон вынул из кармана лист бумаги. Каролина узнала записку, которую он взял у убитого. Теперь он показал ее всем.

— Видите? Подписано моим именем, — сказал он.

— А что в записке? — спросила Зара.

— Она составлена от моего имени. В ней говорится, что я приглашаю его на встречу у разрушенного домика за гостиницей «Собака и утка» в Севенокс-Лейн в среду. Он должен принести с собой письма, поскольку я согласен на условия его клиента.

— А вы ему не писали? — спросил мистер Гримбальди.

— Никогда в жизни, — ответил лорд Брикон. — Не было у меня и намерения соглашаться на уловки его клиента-шантажиста. Насколько я понимаю, письмо Розенберга ко мне — тоже фальшивка. Очевидно только одно — этот несчастный мошенник прибыл на условленное место и был убит человеком, желающим, чтобы меня обвинили в этом преступлении.

— Да, об этом нетрудно догадаться, — согласился Адам Гримбальди, кивая головой. — А может, это тот самый гнусный тип, которому адресованы письма девушки?

— Не думаю, — ответил лорд Брикон. — Если он хотел получить пять тысяч гиней, то не был заинтересован в том, чтобы Розенберга убили и отобрали у него письма. От моей смерти он ничего не выигрывает. Нет, ему выгоднее, чтобы я оставался живым.

— Тогда кто же это? — спросила Зара.

— Не знаю, — сказал лорд Брикон. — По-видимому, есть люди, желающие избавиться от меня, но я не готов назвать их имена.

— А чем мы можем помочь? — спросил Адам Гримбальди.

— Неужели ты не догадался, Адам? — отозвался лорд Брикон. — Значит, ты соображаешь не так быстро, как мисс Фрай. Это она предложила мне найти двух-трех надежных друзей, которые могут присягнуть, что в это время я был с ними. Ты же понимаешь, мне нельзя признаваться, что я был у разрушенного домика: пока убийца Розенберга не будет найден, подозрения будут на мне, так как именно мне более всего выгодна его смерть.

— Действительно! — воскликнул Гримбальди. — Ну и дурак же я, что сразу не догадался! Что ж, милорд, если меня спросят, то я отвечу — да и Зара, ручаюсь, тоже, — что вы были с нами весь вечер. Вы посмотрели представление, вернулись ко мне в повозку, и мы провели время за вином и разговорами, пока вы не отправились домой. Не только Зара, но и все мои люди и их жены присягнут в том, что вы были здесь.

Лорд Брикон улыбнулся.

— Благодарю тебя, Адам. Я знал, что могу на тебя положиться.

Он протянул руку, и Гримбальди пожал ее. Зара всплеснула руками, от чего волосы с плеч тяжелым водопадом упали ей за спину.

— Но ваша просьба — такой пустяк! Я надеялась сделать для вас больше; много, много больше, милорд, и очень разочарована.

— Зара, ты всегда была великодушной, — сказал лорд Брикон, поднося к губам ее ручку.

Каролина вздохнула.

— Итак, все устроилось, — сказала она. — Теперь, милорд, мне следует подумать о том, как ехать дальше.

— Конечно, — ответил мистер Гримбальди. — Я пошлю мальчика в ближайшую гостиницу. Куда вы направляетесь, мадам?

— В конечном счете я хочу добраться до Дувра, — ответила Каролина. — Но если отсюда меня довезут до Мейдстона, то я смогу…

— Мы найдем карету, которая довезет вас до места, — прервал ее лорд Брикон и, когда Каролина хотела возразить, добавил: — Позвольте мне все устроить. Вы доставите мне удовольствие. Карета довезет вас до самого дома.

Каролина поняла ход его мыслей и слегка улыбнулась: он решил, что она думает о стоимости дороги. Поэтому она не стала спорить и с благодарностью согласилась.

Адам Гримбальди подозвал мальчика, отправил его за каретой на постоялый двор и открыл еще одну бутылку шампанского. К тому времени Каролину одолевал сон, но, несмотря на это, она остро ощущала присутствие лорда Брикона. Наблюдая за ним, она пыталась понять, что же отличает его от других.

Он был необычайно красив, это верно, но дело было не только в этом. Странное, замкнутое выражение таилось в его глазах и наводило на мысль о том, что он пребывает в постоянном напряжении. Даже смех его не всегда звучал искренне, а в улыбке, хотя и чарующей, часто проскальзывала печаль.

«Он скрывает какую-то тайну, я уверена в этом», — сказала себе Каролина, хотя никакими логическими доводами не могла подтвердить свое убеждение.

Было уже поздно, но Каролине очень хотелось осмотреть зверинец. Когда мальчик вернулся и сообщил, что карета прибудет через полчаса, она попросила показать ей львов, тигров и кенгуру — самое последнее приобретение Адама Гримбальди, которым он необычайно гордился.

Они шли от фургона к фургону. Большинство животных уже спало. Потревоженные светом фонаря, они удивленно моргали, более дикие рычали.

— Посетите нас на Варфоломеевой ярмарке, — сказал Адам Гримбальди после того, как осмотр закончился.

— Я и за тысячу гиней не пропущу ваше представление! — воскликнула Каролина.

— Если вы не найдете себе места, попросите Адама принять вас на работу в зверинец, — предложил лорд Брикон.

— Это предложение мне чрезвычайно нравится, милорд, — сказала Каролина, — но боюсь, мои родители не одобрят его.

— Пожалуй, это верно, — засмеялся лорд Брикон. — Хотя, судя по всему, ваша знатная дама, у которой вы были компаньонкой, пострашнее дюжины диких зверей.

— Так оно и есть, — ответила Каролина.

Подбежал мальчик и сказал, что экипаж ждет у дороги. Каролина поблагодарила мистера Гримбальди за гостеприимство и попрощалась с мадам Зарой. Лорд Брикон довел ее до кареты. Затем он быстро переговорил с кучером, и Каролина услышала звон монет. После этого он вернулся к Каролине и, взяв лежавший в карете плед, заботливо укрыл ей ноги.

— Может быть, лучше мне сопровождать вас?

— Нет, нет, милорд, — поспешно отказалась Каролина, — В этом нет нужды. Ничего со мной не случится, а в Дувр я прибуду рано утром. У меня нет ничего ценного, чтобы привлечь внимание грабителей, и, если правду сказать, я буду спать.

— В таком случае, мисс Фрай, желаю вам счастливого пути. Позвольте поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали.

— Совершенно не за что, — ответила Каролина.

Лорд Брикон говорил с ней через окно кареты, и она плохо видела его лицо, но ее собственное было освещено лунным светом, который отражался в ее сияющих глазах.

— Это было удивительное приключение, — мягко добавила она.

— Больше мы не увидимся, — сказал лорд Брикон и, глядя ей в лицо, добавил: — Прощайте, милая Каролина… и спасибо вам.

Каролина протянула ему руку для поцелуя, но он лишь сжал ее пальцы и наклонился к ее раскрытым губам. Прежде чем Каролина разгадала его намерение, он поцеловал ее в губы. Как только он отступил от дверцы, кучер хлестнул лошадей, и карета помчалась вперед.

Какое-то мгновение она была в таком смятении, что не чувствовала ничего, кроме изумления; затем его сменил гнев.

— Как он посмел? — произнесла она вслух. — Как он посмел?

Ни один мужчина прежде не касался ее губ; кончиками пальцев Каролина дотронулась до них и с удивлением отметила, как они горят.

— Как он посмел? — повторила она.

Так вот он каков — поцелуй! Она опять ощутила силу и в то же время мягкость его губ на своих губах и почувствовала необычайное возбуждение. Ее сердце затрепетало, к горлу словно подступил огонь, который захлестнул его так, что стало невозможно дышать. Вот что такое поцелуй!

Каролина улыбнулась в темноте. Что толку сердиться? Пожалуй, это был достойный финал необыкновенного приключения.

Она откинулась назад, но, несмотря на усталость, заснуть не могла. Почему лорд Брикон сказал, что они больше не увидятся?

Он считал, что их пути едва ли пересекутся при таком большом различии в положении? Или здесь была другая, более простая причина?

И вдруг она ясно увидела его перед собой. Как он красив, как совершенно не похож ни на кого из ее знакомых! Конечно, он старше ее, — видимо, ему лет двадцать шесть или двадцать семь, и в одном его мизинце характера больше, чем во всем длинном апатичном теле лорда Глосфорда.

Брикон! Звучное имя, но Каролине хотелось знать, как его называют близкие.

Она заснула примерно за полчаса до того, как карета подъехала к первому постоялому двору, где меняли лошадей, и внезапно проснулась, потому что ей приснился какой-то сон. Пока меняли лошадей, она зашла внутрь вымыть руки и, взглянув на себя в зеркало, ужаснулась.

Неудивительно, что лорд Брикон легко поверил, будто она бедная компаньонка. Роскошное платье из прекрасного бархата было безнадежно испачкано и разорвано. Кружева на плечах, ободранные колючими ветками в лесу, висели клочьями, а руки стали просто черными, пока она выбиралась из окна и потом прижималась к деревьям.

Довольно долгое время понадобилось Каролине, чтобы отмыться и привести себя в порядок, но и после этого она задержалась еще на несколько минут, чтобы написать письмо миссис Эджмонт. Она попросила отослать его в Лондон. Хотя хозяйка пообещала сделать это с первой же утренней почтой, Каролина не очень-то ей поверила, так как, когда они подъехали, в гостинице все спали, и кучеру пришлось их будить. К счастью, у нее в кошельке нашлась золотая монета; вида ее оказалось достаточно, чтобы заверения зазвучали теперь с искренностью, которой не было ранее. Когда Каролина вновь уселась в карету, чтобы отправиться дальше, она уже не сомневалась, что кузина Дебби скоро узнает, где она.

Остальная часть пути прошла без происшествий. Каролина легко и спокойно уснула крепким сном уставшего ребенка. Она была так счастлива, что едет домой, так уверена, что родители обрадуются ее приезду и сумеют все уладить. Даже угрызения совести из-за того, что она согласилась на предложение сэра Монтегю, не заставили ее страдать от бессонницы. Каролина пока еще не научилась терзаться.

До сих пор ее жизнь была совершенно безоблачной. Начать с того, что родилась и выросла она в Мандрейке, одном из красивейших загородных домов во всей стране и, без сомнения, самом величественном. Основал Мандрейк сэр Жюстен де Фэй, который прибыл в Англию с Вильгельмом Завоевателем. Все последующие поколения достраивали и украшали этот дом, и ныне под его крышей размещались бесценные и разнообразные сокровища. Шли столетия, разрастался Мандрейк, а вместе с ним росла и знатность семьи, владевшей накопленными здесь богатствами и осыпанной почестями и титулами.

Неудивительно, что пятнадцатый маркиз Валкен гордился своим наследством; неудивительно, что он любил каждый дюйм Мандрейка — от древней норманнской башни, которая по-прежнему стояла на самом краю белых отвесных скал, до изысканных бальных залов и салонов, построенных лишь сорок лет назад его матерью по проекту Роберта Адама4.

Четырнадцатая маркиза Валкен, бабушка Каролины, была удалена от королевского двора за свою ненасытную страсть к азартной игре. В Мандрейке она устроила собственный двор и единолично правила здесь до тех пор, пока ее не забили насмерть камнями контрабандисты — их она нанимала для доставки запрещенных товаров из Франции и укрывала в потайных гротах под домом.

С ее смертью пришел конец беспутной, экстравагантной и экзотической эпохе, и в Мандрейке воцарилась атмосфера покоя, умиротворенной красоты и ничем не нарушаемой радости. Отец и мать Каролины самозабвенно любили друг друга, казалось, что все поместье было во власти чар их любви; каждый, кто жил в Мандрейке, вобрал частичку их лучезарного счастья.

В жилах Каролины текла гордая горячая кровь семейства Фэй. Каждая черта ее лица, каждое ее движение, каждый поступок отличали достойную представительницу этого рода, в которой воплотилось все лучшее, что накапливалось многими поколениями, подобно тому, как приумножались великолепие и величавость самого Мандрейка. Она унаследовала не только гордость, верность и цельность натуры своих предков, но и их страстность, решительность, сильную волю и упорство. Своими безукоризненными чертами лица и совершенными формами тела Каролина была обязана бабушке, о красоте которой в восемнадцатом столетии слагали легенды. Нежное очарование и благородство души передались ей от матери. Доброта и сердечность Серены, маркизы Валкен, вызывали восхищение; каждый, кто знал ее и смотрел в ее ясные синие глаза, не мог не почувствовать, какое у нее чистое и отзывчивое сердце.

Каролина была такой же чистой и открытой, но ее темперамент и характер были подобны прибою, с детства шумевшему под ее окном. Его музыка всегда была частью ее мыслей и грез — волн то неукротимых, бурных и неистовых, с белыми гребнями, стремительно летящих на крутые скалы и разбивающих изумрудную и сапфировую водную гладь, то ласковых, мягко колышущихся, покорно утопающих в золотистом, освещаемом солнцем песке.

И настроение Каролины менялось столь же быстро и неожиданно. Мать вздыхала, беспокоясь за ее будущее. Что сулит оно девушке, такой поразительно красивой и при этом эмоциональной и живой. Верность и неуклонное следование цели — эти достоинства порой перерастали в Каролине в свою противоположность. Однажды, когда ей было всего десять лет, молодого конюха, который ухаживал за ее пони, арестовали по обвинению в браконьерстве. Каролина узнала об этом и, не спросив ни у кого разрешения, даже не сказав никому о своем намерении, галопом поскакала в Дувр. Она ворвалась в суд, заявила, что должна дать показания в защиту своего конюха, и вела себя так настойчиво и убедительно, что парня освободили и отпустили с ней обратно в Мандрейк.

К тому времени, как она вернулась, дома хватились ее, и отец организовал целую поисковую партию. Лорд Валкен довольно строго допросил ее, ибо и он, и леди Валкен были чрезвычайно напутаны исчезновением дочери. Но Каролина объяснила все очень просто:

— Папа, он же мой друг!

— А если бы выяснилось, что он виноват, и его отправили в тюрьму? — спросил лорд Валкен.

— Я бы отправилась с ним, — ответила Каролина и добавила с неопровержимой логикой: — Тогда тебе пришлось бы освобождать нас обоих.

Каролина взрослела, и леди Валкен все больше волновалась за дочь, хотя не могла не гордиться ею. Каролина была столь прелестна и душой и телом, что, казалось, было невозможно найти в ней ни малейшего изъяна. Она могла быть порывистой, пылкой, временами проказливой, но не было случая, чтобы она хоть раз совершила недобрый или невеликодушный поступок.

Слуги обожали ее, а друзей у нее было столько, что всех не перечесть. Когда она появилась в Лондоне, то ее дебют в свете стал настоящим триумфом, и не только благодаря знатности или богатству; именно ее красота, дружелюбие и бьющая через край жизнерадостность притягивали к ней поклонников и поклонниц.

Одно только удивляло ее крестную мать. После пяти месяцев пребывания в свете сердце Каролины оставалось таким же нетронутым, как и в первый день приезда из Мандрейка. Каролина, за здоровье которой повсюду поднимались бокалы и которой дали титул «Несравненная», выслушала множество предложений руки и сердца, но отклонила их все с твердостью, не оставившей ее поклонникам ни малейшей надежды на то, что она отказала им из-за застенчивости или нерешительности.

— Не представляю, кто, по-твоему, составит лучшую партию? — с сарказмом сказала леди Буллингем, после того как Каролина отказала лорду Глосфорду.

— Такой человек есть, — ответила Каролина, и ее прелестное личико засветилось лукавством при виде недовольства крестной матери.

— Так кто же это? Да прочитай я хоть всю «Книгу пэров» от корки до корки — и то без толку!

— Может быть, его там и нет, — улыбнулась Каролина.

— Нет в «Книге пэров»! Помилуй нас, Господи! Только не говори, что ты замышляешь мезальянс! Я этого не перенесу. Кто он? Я требую ответа! Кто он?

— Увы, я не знаю, — сказала Каролина, — ибо еще не встретила человека, которого могла бы полюбить.

Иногда она сомневалась, что такой человек действительно существует, и все же, когда утром ее разбудили лучи солнца, льющиеся сквозь окна кареты, впервые в жизни с ее губ было готово сорваться имя мужчины. Каролина чувствовала, что ее переполняет счастье; опустив окно кареты, она глубоко вдыхала свежий солоноватый воздух. Вдали уже виднелись отблески синего моря.

Она велела кучеру направляться в Мандрейк, но сказала, чтобы он подъехал не к парадному входу, а со стороны конюшни. Если он и удивился, то не показал виду; Каролина подозревала, что ему это совершенно безразлично: волнует его только собственное возвращение в Севенокс. Как бы там ни было, Каролине важно было скрыть, кто она такая на самом деле, от любого, кто мог сообщить лорду Брикону о конечной цели ее пути.

Поэтому, когда карета въехала на конюшенный двор Мандрейка, и старый конюх ее отца вышел взглянуть, кто приехал, она выпрыгнула из кареты и отвела его в сторону.

— Гарри, заплати этому человеку как следует, — сказала она, — отведи его позавтракать и отошли обратно. Ни в коем случае не говори ему, кто я такая. Если будет спрашивать, отвечай, что я здесь в гостях или что служу здесь — все равно что.

— Хорошо, миледи, — ответил Гарри и проворчал затем с фамильярностью, позволительной только старому слуге: — Видать, ваша милость, вы опять взялись за проделки.

Каролина не снизошла до ответа, а медленно, с достоинством направилась к двери. Однако, войдя в нее, она быстро, стараясь остаться незамеченной, прошла по длинным коридорам до узкой лестницы, ведущей в верхние покои. Она торопливо поднялась по ней и, наконец, добралась до своей комнаты, встретив по пути только служанку, которую послала за Марией. Мария, молодая деревенская девушка, последние два года служившая ее горничной, появилась уже через несколько минут.

— Миледи! — воскликнула она. — Вот неожиданность! А я-то думала, вы — в Лондоне. Вот уж я поразилась, когда услыхала, что ваша милость здесь, в этом самом доме! Может, мне это приснилось? Это и вправду вы? Ей-богу, я в таком смущении, что и не знаю — призрак это или на самом деле ваша милость?

— Да нет, это я. А теперь помоги мне переодеться.

— О миледи, ваше платье! Что это вы с собой сотворили?

— Ш-ш-ш. Не задавай вопросов, а поскорее его выброси, пока его не увидела моя мать. С ним уже ничего не сделать. А теперь дай мне муслиновое платье и причеши волосы поаккуратнее.

Полчаса спустя, выходя из столовой, маркиз Валкен с удивлением увидел, как его дочь, свежая, с яркими глазами, удивительно хорошенькая в платье из белого муслина с голубыми бантами, спускается по парадной лестнице.

— Каролина! — воскликнул он. — Откуда ты взялась? Я и понятия не имел, что ты здесь.

— Доброе утро, папа, — сказала Каролина, приседая в реверансе и затем поднимая лицо для поцелуя. — Я просто счастлива, что вижу тебя. Скажи, что и ты рад меня видеть.

Лорд Валкен притянул дочь к себе и крепко обнял.

— Тебе следовало предупредить нас, — сказал он. — Почему ты дома? Судя по письмам, тебя закружил вихрь удовольствий высшего света.

— Мне хотелось повидать маму, — ответила Каролина, — и, конечно, тебя, милый папочка.

— Я как раз собирался писать тебе, — сказал лорд Валкен, — и именно сегодня. У меня для тебя есть новости.

— Новости? — переспросила Каролина.

— Да, — ответил лорд Валкен. — Пойдем в библиотеку. Мне нужно поговорить с тобой.

Он взял дочь под руку и направился в большую библиотеку, окнами выходящую на море. Комната была залита солнечным светом. Каролина уселась на мягкое сиденье у окна — свое любимое место с детства — и вздохнула от полноты чувств.

— Как хорошо дома! — пробормотала она. — Так какие у тебя новости, папа?

— Они касаются твоей матери, — ответил лорд Валкен.

— Мамы? — тотчас же встревожилась Каролина. — Она что, заболела?

— Не то чтобы заболела, но не очень хорошо себя чувствует, — ответил лорд Валкен. Красивое лицо его помрачнело. — Помнишь, прошлой зимой она мучилась от сильного кашля и врачи не могли ее вылечить? На прошлой неделе я пригласил из Лондона королевского врача сэра Генри Халфорда, и он посоветовал твоей матери переменить климат и окружение. Он настаивает на том, чтобы она с месяц пробыла в Италии, а потом, может быть, какое-то время — у озера Комо5. Я внял его совету, и на следующей неделе мы отправляемся в Европу.

— О! — воскликнула Каролина.

— Я побаивался, что для тебя эта будет довольно неожиданно, — улыбнулся лорд Валкен.

— Но, если мама больна, я поеду с ней. Лорд Валкен покачал головой.

— Нет, Каролина, хотя нужно было ожидать, что ты это предложишь. Во-первых, сэр Генри настаивает, чтобы первую часть путешествия она совершила в полном спокойствии, а во-вторых, честно говоря, нам хочется побыть вдвоем. Мы очень любим и тебя, и обоих наших мальчиков, но спокойными вас никак не назовешь.

— Ну, знаешь! — воскликнула Каролина и засмеялась. — Второй медовый месяц — вы этого хотите, да? Не поздновато ли теперь, когда вашей дочери семнадцать, а сыновья уже учатся в Итоне6?

— Мы так не думаем, да и старыми себя не считаем, — с достоинством ответил лорд Валкен. — Признаться, нам не терпится сбежать от наших обязанностей. Кроме того, до сих пор мне ни разу не удавалось вывезти твою мать за границу. Сначала долго шла война, а когда она кончилась, в наши планы вечно вмешивались дети.

Каролина скорчила гримаску.

— Как мы вам, должно быть, надоели!

— Напротив, вы доставили нам много радости, но были и тревожные дни. Кстати, Каролина, у меня к тебе просьба. Обещай мне, пожалуйста, ничем не огорчать мать.

— Огорчать? Почему ты решил, что я могу ее огорчить?

— Ее беспокоит, что мы оставляем тебя. Она очень переживала из-за того, что не смогла сопровождать тебя во время твоего первого сезона в Лондоне. Конечно, мы уверены, что твоя крестная мать все делает замечательно, а кузина Дебби превосходная компаньонка, но все равно мы с матерью очень хотели быть рядом с тобой. Как ты знаешь, это оказалось невозможно из-за ее слабого здоровья, а теперь я с трудом убедил ее внять совету сэра Генри. Она боится покидать Англию из-за тебя, Каролина. По-правде говоря, она совершенно уверена, что, если нас не будет рядом, с тобой обязательно что-нибудь приключится.

— Папа, это чудовищно несправедливо! — воскликнула Каролина.

Лорд Валкен насмешливо взглянул на дочь и предостерегающе поднял руку:

— Нет, Каролина. Подумай, как следует и признайся: за последние годы ты доставила нам немало хлопот. Теперь же, когда ты выезжаешь в свет, совершенно естественно, что мы беспокоимся за тебя.

— Вам совершенно не о чем волноваться, — запальчиво начала Каролина — и замолчала.

— Единственное, о чем я прошу, — продолжал лорд Валкен после короткой паузы, подождав, не скажет ли Каролина еще что-нибудь, — если до нашего отъезда ты попадешь в какую-нибудь неприятную историю, или промолчи, или признайся мне. Твоей матери нельзя волноваться. Это понятно?

— Да, папа.

— Ну, а теперь объясни, пожалуйста, почему ты столь неожиданно вернулась домой?

Каролина заколебалась. Обратив взгляд на море, она обдумывала: рассказать отцу или нет. Она представила, как он разгневается, услышав, как с ней обошелся сэр Монтегю Риверсби. Отец придет в ярость — в этом она не сомневалась; вполне возможно, что он даже сочтет своим долгом вызвать сэра Монтегю на дуэль или отхлестать его кнутом. Лорд Валкен, не колеблясь, пойдет на любые крайние меры, если будет задета его честь или честь его семьи.

Он был гордым, а порою деспотичным до крайности, особенно если кто-то шел наперекор тому, что он считал правильным и соответствующим кодексу чести. Было бы забавно, подумала Каролина, увидеть, как пресмыкается перед ее отцом сэр Монтегю, но это потребует времени. Если лорд Валкен отправится в Лондон, едва ли они с матерью успеют уехать в Европу на следующей неделе. Нет, она должна промолчать и не думать о себе.

С легким вздохом Каролина повернулась к отцу:

— Мне нечего сказать тебе, папа, — сказала она, — просто я ужасно захотела повидать вас с мамой. И я очень соскучилась по дому и поэтому… вернулась.

— Кузина Дебби с тобой?

— Нет, папа.

Лорд Валкен нахмурился.

— Ты приехала одна?

— Я решилась под влиянием минуты.

— Каролина, ты же знаешь, я не позволяю тебе путешествовать одной.

Голос его звучал сердито, но прежде чем он успел еще что-нибудь сказать, Каролина спрыгнула с сиденья и повисла у него на шее.

— Пожалуйста, не сердись на меня, — умоляла она, прижавшись нежной щечкой к его щеке. — Я знаю, это дурно с моей стороны, но мне так хотелось увидеть вас, а кузина Дебби, хоть и очень славная, собиралась бы целую вечность. Прежде, чем я добралась бы до Мандрейка, я бы целыми днями упаковывалась и готовилась к отъезду. А так я выехала вчера вечером и прибыла сегодня утром. Прости меня, папа, а маме мы ничего не скажем, чтобы не волновать ее.

— Каролина, ты неисправима, — вздохнул лорд Валкен, но по его тону она поняла, что он смягчился.

— Можешь не уверять меня, что у тебя все в порядке, — продолжал он. — Я прекрасно понимаю: что-то случилось. Я это чувствую, но не буду заставлять тебя признаваться, моя милая.

— Я сама о себе позабочусь, — пообещала Каролина. — Не беспокойся. Знаешь, папа, я обнаружила, что ты, оказывается, обманщик.

Лорд Валкен поднял брови.

— Обманщик? — переспросил он.

— Да, — подтвердила Каролина. — Видишь ли, пока я жила здесь, в Мандрейке, я считала тебя самым лучшим, самым красивым, самым непогрешимым человеком в целом свете; но когда я оказалась в Лондоне, то узнала, что раньше ты был закоренелым игроком, дуэлянтом, как никто другой, лихо правил лошадьми и ухаживал без разбора за всеми светскими дамами — молодыми и пожилыми. Ну что, неправда?

Лорд Валкен засмеялся.

— Кто это тебе рассказал, Каролина?

— Очень многие. Если я поступаю хоть чуть-чуть не так, как все, они пожимают плечами и говорят «Чего еще ждать от дочери Джастина?»

— Каролина, маленькая чертовка, ты сочиняешь! — запротестовал лорд Валкен, но все равно рассмеялся.

— Клянусь тебе, это правда, — ответила Каролина. — Папа, у тебя чудовищная репутация.

— Не буду обманывать тебя, Каролина, — сказал лорд Валкен, — одно время я был не совсем безгрешным, но это было до того, как я встретил твою мать.

— А потом? — спросила Каролина.

— Милая, я влюбился, и вся моя жизнь изменилась. Я стал счастливым человеком, которому очень повезло.

Каролина немного помолчала, а затем спросила тихим, едва слышным голосом:

— А как узнать, что ты полюбил?

Лорд Валкен встал, взглянул на нее, взял ее за подбородок и повернул к себе.

— Слушай, Каролина, — промолвил он, — я скажу тебе, как узнать, что полюбила. Ты почувствуешь, что ради этого человека готова на любые жертвы, пойдешь на любой риск; ты будешь готова умереть за него. Ты сделаешь все, чтобы он был счастливым. Это и есть любовь.

Каролина бесстрашно встретила взгляд отца, а когда он отпустил ее, повернулась к морю. Солнце, льющееся сквозь окна, ярко вспыхнуло в ее сияющих волосах. Внезапно улыбка преобразила ее лицо.

— Это и есть любовь, — мягко повторила Каролина и, повернувшись, выбежала из комнаты.

ГЛАВА 3

Достопочтенная миссис Эджмонт перечитала письмо, которое держала в руках, сложила его и, опустив лорнетку, отправилась на поиски Каролины. Она нашла ее у клавикордов, в комнате рядом с Серебряной гостиной. Увидев кузину, Каролина вскочила и подбежала к ней.

— У вас письмо от моей крестной? — спросила она. — Я видела его, когда прибыла почта. Что она пишет?

— Именно об этом я и хочу поговорить с тобой, Каролина, — мрачно сказала миссис Эджмонт.

Каролина вздохнула.

— Кузина Дебби, когда вы разговариваете со мной таким тоном, я знаю: что-то не так. Говорите же скорее.

Миссис Эджмонт выглядела взволнованной. Это была маленькая женщина с седеющими волосами. С четверть века назад она вышла замуж, но всего через несколько месяцев ее пожилой муж умер из-за слабых легких. Краткий период замужества оставил после себя незначительный след, и она казалась типичной старой девой.

Она была тиха, аккуратна и прекрасно знала все, что полагалось знать леди о хороших манерах. В то же время она обладала природной мягкостью и добротой, которые вызывали искреннюю привязанность к ней со стороны молодого поколения. Она приходилась маркизу Валкену дальней родственницей, была благородного происхождения, имела примерный характер и, как никто другой подходила для роли компаньонки его дочери.

Кроме того, миссис Эджмонт была стеснена в средствах, и деньги, которые платил ей маркиз, вновь позволили ей жить благополучно. В то же время она страшно боялась, что не справится со своими обязанностями. Каролина обладала пылким нравом и временами была слишком озорной, поэтому миссис Эджмонт жила в постоянном страхе, что еще может выкинуть ее подопечная.

Вот и теперь у нее дрожали руки, когда она разворачивала письмо графини Буллингем.

— Дорогая, — сказала она Каролине, — твоя крестная мать очень сердита.

— Из-за того, что я уехала из Лондона? — спросила Каролина.

— Ты же понимаешь, это было очень невежливо.

— Да, понимаю, — согласилась Каролина, — но я написала ей длинное письмо с извинениями и объяснила, что, узнав о намерении родителей ехать в Европу, я поспешила к ним в почтовой карете, ни о чем не думая и не теряя времени на сборы.

— Но это было не совсем так, — укоризненно сказала миссис Эджмонт.

— Кузина Дебби, вы же знаете: это единственное объяснение, которое моя крестная сочтет уважительным. Если она сердится, то за этим кроется что-то еще.

— Это действительно так, Каролина, но я мало, что поняла из ее письма.

— Так расскажите же мне, что она пишет, — нетерпеливо ответила Каролина.

Миссис Эджмонт зашелестела листами почтовой бумаги, исписанными небрежным почерком.

— Леди Буллингем пишет о слухах, — сказала она, наконец, через лорнетку близоруко вглядываясь в написанное.

— О слухах? О каких слухах? — спросила Каролина.

— Она пишет: «Ходят слухи о неподобающем поведении Каролины. Юной леди, особенно столь высокого положения в обществе, как Каролина, не приличествует так вести себя».

— Продолжайте, — сказала Каролина. — Что она пишет дальше?

— Она упоминает о некоей личности, о которой она неоднократно предостерегала тебя, и чье имя никоим образом не должно связываться с твоим именем. Она выражает сожаление, что твои родители уезжают, иначе она доставила бы себе удовольствие нанести им визит и обсудить с ними этот вопрос.

Из уст Каролины вырвалось нетерпеливое восклицание.

— Именно этого я и боялась, — проговорила она и оглянулась, словно проверяя, не слышит ли ее кто-нибудь. — Слава Богу, папа и мама завтра уезжают, и крестная не успеет с ними встретиться. Только бы ей не пришло в голову написать им — тогда мама расстроится, а, как вы помните, папа сказал, что этого нельзя допустить ни в коем случае.

— Да, да, я помню. В то же время я не знаю, как мне быть. Получив такое письмо, мне следовало бы немедленно отправиться к твоей матери.

— Кузина Дебби, милая, дорогая кузина Дебби, вы же этого не сделаете, правда? Маме нельзя волноваться… а если вы обратитесь к моему отцу, — продолжала Каролина, догадываясь, что миссис Эджмонт уже подумывала об этом, — он только рассердится, и мама поймет, в чем дело, — вы знаете это не хуже меня. Они слишком преданы друг другу, и ни один из них ничего не может скрыть от другого.

— Это верно, — согласилась миссис Эджмонт. — Но что же имела в виду твоя крестная мать?

— Не знаю и знать не хочу! — заявила Каролина. — Впрочем, не терзайте себя понапрасну, кузина Дебби, потому что в Лондон я не вернусь.

— Не вернешься в Лондон? — в изумлении повторила миссис Эджмонт. — Каролина, ты сама не знаешь, что говоришь. Ты — первая красавица сезона; да у тебя столько приглашений на балы — на несколько месяцев вперед! Как ты можешь говорить, что не вернешься в Лондон?

— Что бы там ни было, а я не вернусь. Ну, во всяком случае, в ближайшее время, — ответила Каролина. — Кузина Дебби, мы останемся здесь, тогда слухи обо мне затихнут. Люди посудачат день-другой, пока не случится что-нибудь поинтереснее, и тогда они забудут обо мне.

— Но о чем же они говорят? — в недоумении спросила миссис Эджмонт. — Каролина, я считаю, что ты должна откровенно мне все рассказать. Что произошло в тот вечер, когда ты оставила мне записку, что будешь у леди Роэн? Почему ты не вернулась в Валкен-хаус и как ты добралась до Мандрейка — одна, без сопровождающих?

— Кузина Дебби, не думайте вы об этом. Это длинная история, и я не хочу утомлять вас. Вы поступили замечательно, ничего не рассказав маме. Забудьте об этом глупом письме от крестной до их завтрашнего отъезда, а потом мы с вами решим, что делать дальше.

— Ах, Каролина, Каролина! Я не в силах тебя понять! — воскликнула миссис Эджмонт. — Ты должна вернуться в Лондон. Что скажет леди Буллингем, если ты останешься здесь после отъезда родителей, и что случится со всеми твоими поклонниками? Каролина, им будет очень тебя не хватать, но, что еще хуже, — они могут даже… забыть тебя!

— Все они мне совершенно безразличны, — ответила Каролина.

— Но это же глупо, — запротестовала миссис Эджмонт. — Как подумаю об этом милом молодом человеке, лорде…

— Если вы только упомянете лорда Глосфорда, — перебила ее Каролина, — я закричу. Вы прекрасно знаете, что и вам, и моей крестной он нравится только тем, что он — будущий герцог. У него куриные мозги, и человека скучнее я в жизни не встречала. Честное слово, уже через пять минут пребывания в его обществе меня одолевает зевота. Пусть его считают хоть самой блестящей партией. Мне он не нужен.

— Пойми меня… — начала миссис Эджмонт, но Каролина уже не слушала. До нее донесся шум подъезжающего экипажа, стук лошадиных копыт. Каролина бросилась к окну посмотреть, кто приехал.

Ее глазам предстала великолепная кавалькада. К дому подъезжала синяя с серебром карета. Кучер и лакей были в ливреях того же цвета. Карету везла четверка прекрасно подобранных серых лошадей; сопровождавшие карету всадники также были на серых лошадях. Какое-то мгновение Каролина внимательно всматривалась, а затем восторженно закричала:

— Милорд Милборн! Как замечательно! Должно быть, он приехал попрощаться с моими родителями.

Она отвернулась от окна и побежала к дверям.

— Вот если бы он сделал мне предложение, — сказала Каролина, и глаза ее лукаво заблестели, — я бы тотчас же согласилась.

— Но, Каролина, он слишком стар! — воскликнула пораженная миссис Эджмонт.

— Зато он настоящий мужчина, а не тряпка, как ваш драгоценный Глосфорд, — отпарировала Каролина и исчезла прежде, чем миссис Эджмонт нашлась, что ответить.

Каролина промчалась по коридору в холл, пролетела через входную дверь и сбежала вниз по широким каменным ступеням навстречу графу Милборну так быстро, что оказалась у кареты как раз в тот самый момент, когда он спустился на земля.

— Дядя Френсис! — закричала она и бросилась ему на шею.

— Каролина! — воскликнул лорд Милборн. — Вот не думал, что найду тебя здесь, и уж тем более не ждал такой горячей встречи. Я слышал, что ты теперь стала светской дамой, и каждый день в Валкен-хаус щеголи устраивают дуэли.

— Дядя Френсис, зачем вы меня дразните, — сказала Каролина, схватив его под руку. — Что же до щеголей, так мне до них дела нет. Среди них я не встретила ни одного и вполовину такого же привлекательного, как вы, милорд.

— Умеешь польстить! — сказал лорд Милборн и взглянул на нее с любовью.

Он был давним другом маркиза и знал Каролину еще с пеленок. Хоть он и не доводился ей родственником, Каролина называла его дядей Френсисом с того времени, как начала говорить. В пятьдесят пять лет лорд Милборн, высокий, представительный, был, по мнению Каролины, да и многих других женщин, очень привлекательным мужчиной, но все попытки привести его к алтарю кончались неудачей. Он жил один в огромном доме и самостоятельно управлял обширными поместьями, хотя неизменно находилось с дюжину милых женщин, желающих развеять печаль, таящуюся в глубине его глаз, и ищущих возможности избавить его от одиночества и замкнутости, которые, казалось, стали неотъемлемой частью его натуры.

Дом лорда Милборна Каролина считала самым лучшим в мире — после своего. Сейл-парк, резиденция графов Милборнов в течение четырех столетий, был перестроен в годы правления королевы Анны. Теперешний дом из кирпича сочного красного цвета, украшенный искусной резьбой, стоял среди парков столь дивной красоты, что слава о них долетела до Европы. Даже из далекой Италии художники присылали письма с просьбой разрешить им посетить Сейл-парк и увидеть его красоты.

Каждый год Каролина с родителями проводила много счастливых недель в гостях у лорда Милборна. Но, даже будучи ребенком, Каролина чувствовала, как временами радушного хозяина и любимого участника ее игр охватывала глубокая грусть. Когда же наступала пора возвращаться домой, Каролина понимала, что они оставляют одинокого человека — одинокого, несмотря на великолепие и красоту его огромных владений.

Вместе с весело щебечущей Каролиной лорд Милборн вошел в дом, прежде чем маркиз, услышав звук голосов, поспешил им навстречу.

— Добро пожаловать в Мандрейк, Френсис, — сказал он. — Заходи в гостиную, а я пошлю за вином. Серена наверху, но ее немедленно известят о твоем приезде.

По-прежнему повиснув на руке лорда Милборна, Каролина прошла с мужчинами в прелестную комнату, окна которой выходили на розарий.

— Так вы действительно завтра уезжаете? — спросил лорд Милборн.

— Действительно уезжаем; более того, мы решились плыть в Кале на новом корабле — пароходе, — ты же знаешь, они начали ходить два месяца тому назад.

— Я слышал, они очень комфортабельны, — ответил лорд Милборн. — При хорошей погоде плыть на таком корабле меньше четырех часов. Но не боится ли миледи?

— Серена говорит, что не боится, — сказал лорд Валкен, — и потом, не такие уж мы старые развалины, чтобы не отважиться испробовать что-то новое. Хотя после общения с Каролиной вполне можно поверить в то, что мы отстали от жизни.

— Очень хорошо вас понимаю, — сказал лорд Милборн, — ибо я слышал, что Каролина взбудоражила весь Лондон. В клубах только и разговоров, что о ее красоте, а матери с дочерьми на выданье готовы умереть с досады.

— Дядя Френсис, что вы такое говорите? — запротестовала Каролина, краснея.

— Что ж, если понадобится драться на дуэли, чтобы защитить твою честь, — сказал лорд Милборн, — можешь на меня рассчитывать: я по-прежнему считаюсь приличным стрелком — каким бы дряхлым ни был.

— Давайте прекратим разговор о дуэлях, — быстро прервал его лорд Валкен. — Во время нашего отсутствия Каролина обещала хорошо себя вести. Френсис, расскажи лучше о себе. Мы ждали тебя позавчера.

— И я бы непременно приехал, — ответил лорд Милборн, — если бы меня не задержало одно дурацкое убийство.

Каролина застыла на месте.

— Такова расплата за звание главного судьи, — беспечно сказал лорд Валкен. — Кто-то из наших знакомых?

— О нет, уверяю вас, это совершенно рядовой человек. Стряпчий по фамилии Розенберг. Он был убит примерно в четырех милях от Севенокса; мне пришлось два дня допрашивать свидетелей — термин, надо сказать, неудачный, потому что, как всегда, не нашлось ни одного мало-мальски расторопного человека, который видел бы, как совершалось преступление.

— Нашли убийцу? — спросил лорд Валкен.

— Нет. Как ни странно, были попытки обвинить молодого Брикона. Помнишь его отца, Джастин? Это был утомительный, тяжелый человек. Лет двадцать тому назад мы с ним как-то поспорили из-за кулачного боя. Разумеется, он оказался неправ. Борец, на которого он поставил, нарушил правила еще в начале боя, но Брикон был невозможно упрямым, и, поскольку я оказался прав, он перестал со мной разговаривать, а на следующий год умер. По-моему, в связи с его смертью ходили какие-то слухи, но какие именно — сейчас не могу припомнить.

— Так ты говоришь, что его сына обвиняют в убийстве? — спросил лорд Валкен.

— Ну не совсем так, — ответил лорд Милборн. — Ситуация очень странная. Этот человек, Розенберг, был убит ножом. Ко мне явились двое и заявили, что от кого-то слышали, будто в тот вечер Розенберг должен был встретиться с лордом Бриконом. Они то ли не могли, то ли не хотели назвать, кто им это сказал, но настаивали на том, что это правда. Лично я думаю, что им заплатили за то, чтобы они назвали имя Брикона, но доказать это не удалось. Разумеется, у Брикона было превосходное алиби.

— Есть причины считать, что этот Розен… или как его там… хотел встретиться с Бриконом?

— Насколько мне удалось выяснить, никаких. У убитого не было при себе никаких бумаг, а клерк из Линкольн-инн знал только, что Розенберг в то утро получил обрадовавшее его письмо и днем уехал в почтовой карете. Он не сообщил, куда едет; сказал только, что вернется в контору утром.

— Ну, мне это убийство представляется неинтересным, — сказал лорд Валкен. — А, вот теперь есть чем подкрепиться, — добавил он, так как распахнулась дверь, и вошел дворецкий в сопровождении двух слуг — они несли серебряные подносы, уставленные блюдами с холодным мясом и дичью.

— Дядя Френсис, а кто обнаружил тело? — спросила Каролина.

— А, так ты, Каролина, интересуешься преступлениями? — повернулся к ней лорд Милборн. — Не знаю, можно ли вести такие разговоры в присутствии юных леди, но, как ни странно, здесь и кроется самый загадочный эпизод во всей этой истории. Беднягу Розенберга нашел джентльмен по имени сэр Монтегю Риверсби. Должен сказать, что никогда раньше о нем не слышал. Он оказался человеком очень неприятным, скользким и держался с излишней уверенностью, так что возникали сомнения в том, что уверенность эта подлинная, — не знаю, понятно ли вам, о чем я говорю. Он попытался увильнуть от свидетельских показаний, но я настоял. Судя по всему, в тот вечер вместе с двумя грумами он разыскивал в лесу некую леди.

— Леди? — воскликнул лорд Валкен. — А что она делала в лесу?

— Не имею ни малейшего понятия, — улыбнулся лорд Милборн. — Так же, как не знаю, кто она такая. Во всяком случае, найти ее им не удалось, хотя, видимо, для Риверсби это было очень важно, потому что каждому груму он обещал по гинее, если удастся ее отыскать.

— Но вместо этого они нашли труп, — со смешком сказала Каролина.

— Звучит комично, не правда ли? — согласился лорд Милборн. — Но, уверяю вас, за этим что-то кроется. Полагаю, что Риверсби и его грумы говорили достаточно искренне: они рассчитывали отыскать в лесу только некую леди; но двое других производили гораздо более зловещее впечатление. Они настойчиво уверяли, будто этого человека убил лорд Брикон, и, что бы я ни говорил, твердили свое.

— Но у лорда Брикона было алиби? — быстро спросила Каролина.

— Да, и очень надежное, хотя и несколько необычное, — ответил лорд Милборн.

— Чем же оно необычное? — заинтересовался лорд Валкен.

— Как оказалось, он провел вечер с владельцем передвижного зверинца и женщиной — укротительницей тигров, — объяснил лорд Милборн. — Под утро он отправился не домой, а в Лондон, так как хотел принять участие в конном аукционе в Таттерсоллзе7. На следующий день, когда он вернулся домой и рассказал, где был, по моему приказу были доставлены служащие из зверинца — их показания полностью совпали с его словами. Остальная часть расследования уже закончилась, так что я слышал показания других свидетелей, тогда как у лорда Брикона этого преимущества не было. Будь он виновен, он легко мог допустить какой-нибудь промах.

Каролина вздохнула с облегчением. Если лорд Брикон отсутствовал на расследовании, значит, он не слышал, что в тот вечер сэр Монтегю разыскивал в лесу какую-то леди. Раньше ей и в голову не приходило, что лорда Монтегю могут привлечь как свидетеля. Она была потрясена, осознав, что ей чудом удалось избежать ужасной огласки и скандала. При мысли об этом ей стало дурно.

— Ну-с, Френсис, если у Брикона есть алиби, то почему тебя беспокоят ложные заявления против него? — спросил лорд Валкен.

— Меня не удивляет твой вопрос, — ответил лорд Милборн. — Я сам себя об этом спрашиваю. Откровенно говоря, Джастин, мне понравился этот молодой человек. Он совершенно не похож на своего отца: приятной наружности, хорошо сложен, смотрит прямо в глаза, когда говоришь с ним; в его внешнем облике есть то, чего теперь, к сожалению, не хватает некоторым молодым щеголям. В общем, он пришелся мне по сердцу, и я не мог не почувствовать: что-то кроется за настойчивым утверждением этих людей — тоже никому не известных, — что он убил стряпчего.

— Так ты все-таки думаешь, что это его рук дело? — спросил лорд Валкен.

— Нет, ни в коем случае. Я полагаю, кто-то хорошо заплатил этим людям и тщательно отрепетировал с ними их показания.

— Иными словами, — сказал лорд Валкен, потягивая вино, — ты считаешь, что у Брикона есть опасный враг?

— Да, — ответил лорд Милборн, — хотя у меня мало фактов для такого предположения. Естественно, мне пришлось принять уверения Брикона, что он не подозревает никого из своих знакомых в намерении убить Розенберга и свалить вину на него.

— Он признался в том, что знал убитого?

— Да, он сказал, что ему пришлось иметь дело с этим стряпчим, но он считал его мошенником, а знакомство с ним — весьма нежелательным. Он говорил откровенно и искренно, и у меня нет причин сомневаться в его словах.

— Да, конечно, — согласился лорд Валкен. — Значит, ваш вердикт гласил: «Убит неизвестными людьми»?

— Именно так! Если хотите знать мое мнение, в наше время этот вердикт выносится слишком часто. Слишком многим преступникам мы позволяем ускользнуть из рук и через некоторое время вновь нанести удар.

Каролина перешла к окну.

— Дядя Френсис, — тихо спросила она, — значит, вы думаете, что убийца, кто бы он ни был, может опять попытаться что-нибудь подстроить лорду Брикону?

— Да, Каролина, — мрачно сказал лорд Милборн, — к несчастью именно так я и думаю. Будет жаль, если это случится, потому что мне он понравился.

— А у вас нет никаких подозрений, кто этот опасный враг? — спросила Каролина.

— Я этого не говорил, подозрения у меня есть, но нет никаких доказательств, а человек в моем положении должен очень внимательно следить за тем, что говорит.

— Дядя Френсис, нам-то вы можете сказать, — настаивала Каролина.

— Да, Френсис, ты меня заинтриговал, — заявил лорд Валкен. — Как судье в Дувре, мне приходится слушать немало подобных дел, но за этим преступлением, по-видимому, кроется гораздо больше, нежели обычно выясняется при разбирательстве таких отвратительных историй. Скажи, кого ты подозреваешь? Здесь ты — среди друзей.

— От тебя, Джастин, у меня нет секретов, — ответил лорд Милборн, — но Каролина должна дать обещание, что ничего не разболтает. Женские языки разносят новости быстрее почтовой кареты.

— Обещаю, дядя Френсис, — быстро сказала Каролина. Лорд Милборн улыбнулся ей.

— Ну что же, — произнес он. — Я расскажу вам то, что знаю. Как вы понимаете, в моей должности приходится многое слышать о разных людях. Мой долг главного судьи графства — принимать к сведению то, что мне рассказывают. За последний год я не раз слышал о некоем молодом человеке по имени Джервас Уорлингем. Его имя несколько раз упоминалось в отчетах — как бы это помягче выразиться? — об отвратительных инцидентах в спортивном мире: отравленный бойцовый петух; кулачный бой, в котором одному борцу заплатили за то, чтобы он дал победить себя другому; явное нарушение правил на скачках. И всегда при этом где-то в тени возникает фигура мистера Джерваса Уорлингема. Как я слышал, этот молодой человек — отчаянный карточный игрок. Он является двоюродным братом лорда Брикона и, между прочим, предполагаемым наследником этого титула, хотя, конечно, нет причин, по которым Брикон, человек молодой и здоровый, не может жениться и обзавестись большим семейством.

— Но если этого не произойдет, то мистер Уорлингем станет наследником, — сказал лорд Валкен.

— Совершенно верно, — согласился лорд Милборн.

— Как он выглядит? — спросила Каролина.

— Боюсь, что не имел удовольствия познакомиться с ним, — с мягкой улыбкой ответил лорд Милборн. — Я помню его отца. Это был темноволосый человек вспыльчивого нрава; его вечно мучили приступы подагры — они держали его в состоянии постоянного бешенства. Но сына его я не встречал. Не удивлюсь, если окажется, что он так же не горит желанием встретиться со мной, как и я — с ним.

— Вы действительно думаете, что это он убил мистера Розенберга и попытался сделать так, чтобы за это арестовали лорда Брикона? — спросила Каролина, затаив дыхание.

— Ну, Каролина, не нужно приписывать мне слова, которых я не говорил, — ответил лорд Милборн. — Я сказал только, что у меня есть некоторые подозрения, но большего я на себя не возьму.

— Каролина, не надоедай его милости, — сказал лорд Валкен. — Не могу понять, что случилось с твоей матерью. Поднимись наверх и поищи ее.

Каролина отправилась исполнять поручение. Когда маркиза, которая вынуждена была задержаться, чтобы проследить за укладкой вещей, спустилась вниз, Каролина прошла в свою комнату и долго стояла у окна, глядя на море.

Лорд Брикон в опасности! Один раз она его спасла — ведь если бы в тот вечер у него не оказалось алиби, ему было бы трудно доказать, что он не участвовал в убийстве Айзека Розенберга. Более того, если бы она не поторопила его и сэр Монтегю с грумами обнаружили его на просеке, они бы нашли и подложную записку, и письма Мелиссы, которые стряпчий привез с собой.

Тогда было бы почти невозможно доказать его невиновность, а мистер Джервас Уорлингем имел бы полное основание надеяться на титул и фамильные поместья.

Не следует ли ей предупредить лорда Брикона, что в будущем подобные попытки могут повториться? Но как написать об этом в письме и как, в самом деле, объяснить столь близкое знакомство с его делами, не признавшись, кто она такая, и не нарушив слово, данное лорду Милборну? Запутанная история!

Каролина вздохнула. Все-таки трудно забыть лорда Брикона. Какой он красивый, какой сильный! Как сказал лорд Милборн, в его внешнем облике есть нечто, отличающее его от других мужчин. Но разве это защитит его от предательства? Даже самый сильный человек может пасть жертвой низкого интригана, который пойдет на любое преступление, чтобы добиться своего.

«Нужно что-то делать», — сказала себе Каролина, но что — она понятия не имела.

И все же она постоянно думала о лорде Бриконе. Каждое мгновение, если она не помогала отцу с матерью или не была занята разговором с лордом Милборном, Каролина размышляла о нем и о подстерегавшей его опасности. Не раз она подумывала, не признаться ли лорду Милборну в том, какую роль она сыграла в тот вечер, но Каролина понимала, что ничего от этого не выиграет. Подозрения с лорда Брикона сняты, и она лишь распишется в собственной глупости — доверилась такому явному проходимцу, как сэр Монтегю Риверсби.

В эту ночь Каролина лежала без сна, лишенная покоя, словно волны, которые с шумом бились под ее окном. Ей хотелось поделиться с кем-нибудь своими сомнениями и попросить совета. Она была достаточно честна и понимала, что боится вернуться в Лондон. У нее не было желания вновь встретиться с сэром Монтегю; распространившиеся о ней слухи беспокоили ее гораздо больше, чем она призналась в том миссис Эджмонт.

Трудно представить, что мог рассказать сэр Монтегю. Едва ли всю правду, так как при этом выставил бы себя на посмешище: зайти так далеко и упустить добычу в тот момент, когда она попала в руки. Тем не менее, он мог бросить тень на ее репутацию. Каролина прекрасно это понимала; уже одно то, что вечером она каталась с ним наедине, само по себе было неблагоразумно и могло навлечь на нее самое строгое осуждение со стороны светского общества.

— Какая же я была глупая! — громко сказала Каролина.

В то же время она не могла полностью раскаиваться в своем поступке.

Если бы она не оказалась в «Собаке и утке», то никогда бы не встретилась с лордом Бриконом. Вспомнив его поцелуй, Каролина покраснела в темноте и тут же почувствовала укол ревности: он поцеловал и Зару — эту странную, экзотичную укротительницу, — столь же легко и с таким же чувством. С его внешностью, положением и состоянием, в его жизни, должно быть, существовали десятки, если не сотни женщин, и горько было вспоминать его слова, что больше они не встретятся.

В эту ночь Каролина познала и ревность и страдание. На следующее утро, когда она прощалась с родителями перед их отъездом в Дувр, у нее под глазами залегли темные круги, но и это, и ее апатию родители приписали печали расставания.

— Каролина, постарайся хорошо себя вести, — сказала леди Валкен, уведя дочь из холла в гостиную. — Я очень боюсь оставлять тебя, милая.

— Не волнуйся, мама, — сказала Каролина. — Поезжай, наслаждайся и поправляйся, как следует. Если ты будешь беспокоиться, поездка окажется бесполезной, а папа так на нее надеется.

— Я знаю, — мягко ответила леди Валкен.

В шляпе, украшенной перьями, она выглядела очень молодо и была необычайно хороша; трудно было поверить, что она — мать семнадцатилетней девушки. В тридцать шесть лет Серена Валкен была в полном расцвете своей красоты. Лицо ее, всегда спокойное и прекрасное, стало еще ослепительнее — оно сияло счастьем прожитых лет. Пожалуй, впервые Каролина увидела свою мать в новом свете — как женщину — и смогла понять, как велика любовь отца, как он гордится своей женой.

— Желаю тебе хорошей поездки, мама, — сказала она, подчиняясь внутреннему порыву. — Ты ее заслужила. И не думай обо мне. Ничего со мной не случится!

— Если бы только я могла в это поверить, — с беспокойством произнесла леди Валкен. — Каролина, ты такая милая, но так похожа на отца!

— А что в этом плохого? — спросила Каролина. В глазах у нее загорелся лукавый огонек.

— То, что хорошо для мужчины, не всегда подходит для женщины, — ответила ей мать. — Если твой отец чего-нибудь захочет, он ни перед чем не остановится, и ты такая же. Женщина должна быть мягкой, нежной и уступчивой, — а не решительной, смелой и дерзкой.

— Неужели я такая? — спросила Каролина.

— Да, такая, — леди Валкен вздохнула. — А, кроме того — порывистая и импульсивная.

— Мама, ты совершенно несправедлива, — запротестовала Каролина.

— Ты так думаешь, милая? Чтобы сделать меня счастливой, обещай мне, что, пока меня не будет, ты постараешься стать женственнее. В конце концов, должно же в тебе быть что-то и от меня!

Каролина фыркнула.

— Нет, мама, ты просто чудо! Я стану скромной, хрупкой и постараюсь влюбиться в человека такого же властного, как папа.

— Тебе очень повезет, если удастся найти человека, вполовину такого же замечательного, как твой отец, — серьезно ответила леди Валкен. Каролина наклонилась и поцеловала мать; в этот момент из холла донесся голос лорда Валкена:

— Серена! Ты готова?

— Пора ехать, — сказала леди Валкен. — До свидания, дорогая, и, пожалуйста, помни все, о чем я тебе говорила.

— Я буду очень, очень женственной, мама, — на щеках Каролины появились ямочки.

Потом она стояла на серых каменных ступенях и махала рукой вслед большой красной карете, удалявшейся по дороге. Миссис Эджмонт, стоявшая рядом, вытерла глаза.

— Надеюсь, они доедут благополучно, — сказала она. — Я бы и за сто гиней не отважилась сесть на один из этих дымящих пароходов.

— А я бы с удовольствием! — воскликнула Каролина. — Кузина Дебби, нужно быть современной и идти в ногу со временем. Сейчас 1821 год, а не средние века.

Спохватившись, что ее слова прозвучали слишком резко, Каролина взяла пожилую женщину под руку и добавила:

— Теперь можно решить, как быть дальше. Давайте пройдем в столовую. Там очень уютно. Попросим принести горячий шоколад. Я еще не завтракала — ужасно расстроилась из-за того, что папа и мама уезжают.

— Действительно, лучше бы они остались, — вздохнула кузина Дебби.

Каролина велела принести шоколад, а когда он появился, налила по чашке миссис Эджмонт и себе. Сделав глоток, мечтательным голосом, ибо глубоко погрузилась в собственные мысли, она спросила:

— Вы когда-нибудь слышали о лорде Бриконе? Миссис Эджмонт с легким стуком поставила чашку.

— Как странно, что ты задала мне такой вопрос, Каролина. Только вчера утром я получила письмо из Бриконского замка с той же почтой, что и письмо от твоей крестной матери.

— Из Бриконского замка! — воскликнула Каролина, выпрямляясь в кресле. — Кузина Дебби, кого вы там знаете?

— Дорогая, я как раз собиралась тебе об этом сказать. Это письмо где-то у меня в ридикюле.

Она начала рыться в синей бархатной сумочке и так долго искала конверт, что Каролина была готова закричать от нетерпения.

— А, вот оно! — наконец-то воскликнула миссис Эджмонт. — Ну-ка, дай взгляну. Да, я не ошиблась. Письмо из Бриконского замка, Какхерст, Кент.

— Какхерст! — воскликнула Каролина. — Это название деревни?

— Должно быть, — ответила миссис Эджмонт.

— Это тоже странно… — начала Каролина, но тут же спохватилась: — Продолжайте. Расскажите, что это за письмо и от кого оно.

— Письмо это от моей очень давней приятельницы, — ответила миссис Эджмонт. — Собственно, она — дальняя родственница моего мужа. Очень милая женщина и, разумеется, благородного происхождения; зовут ее Фанни Холл. Она старше меня, но замуж не вышла, и, когда ее отец умер, она осталась в очень стесненном положении. Какое-то время она служила гувернанткой, а год назад, как пишет, стала компаньонкой вдовствующей леди Брикон.

— А что она пишет еще? — нетерпеливо спросила Каролина.

— Она решилась оставить этот пост, — продолжала миссис Эджмонт. — Ее брату, работавшему в Индии в Вест-Индской компании, очень повезло, и он вернулся домой с довольно значительным состоянием. Он хочет, чтобы милая Фанни вела его хозяйство. Наконец-то после многих лет работы в чужих домах она обрела счастье заботиться о своем собственном.

— А она пишет что-нибудь о Бриконском замке и тех, кто там живет? — спросила Каролина.

— Да, она много пишет о вдовствующей леди Брикон, — ответила миссис Эджмонт. — Она к ней очень привязана и жалеет, что приходится покидать ее. Но далее она добавляет, что в доме есть и другие, кого она покинет с удовольствием. Вот ее слова: «Не буду утомлять тебя подробностями, драгоценная моя Дебби. Достаточно сказать, что нынче некоторые особы получают посты, требующие доверия и ответственности, и злоупотребляют ими полнейшим образом, — особы, которые из-за своего поведения недостойны называться леди».

— Кто-то или что-то ее очень огорчило, — улыбнулась Каролина.

— Милая Фанни, конечно же, слишком деликатна, чтобы называть имена, — сказала миссис Эджмонт.

— Из-за чего письмо у нее получилось очень скучным, — заметила Каролина.

— Я так не думаю, дорогая. Дай-ка взглянуть, не пишет ли она что-нибудь еще. А, вот: «Слуги постоянно приходят и уходят, и кто может их винить в данной ситуации?»

— Какой ситуации? — спросила Каролина.

— Она не пишет, дорогая, — ответила миссис Эджмонт, пробегая глазами мелко исписанные страницы.

— Это просто невыносимо! — посетовала Каролина. — Больше там ничего нет?

— Нет, она только пишет, что ей очень жаль уезжать, и спрашивает, не могу ли я подыскать кого-нибудь на ее место.

— Место компаньонки? — быстро спросила Каролина.

— Да, она просит меня рекомендовать новую компаньонку для вдовствующей леди Брикон, — ответила миссис Эджмонт. — Надо подумать, есть ли у меня на примете кто-нибудь подходящий? Жаль, что дочка поверенного твоего отца занята. Помнится, в прошлом году она искала как раз такое место, но, по-моему, сейчас вполне довольна своим теперешним.

Каролина вскочила на ноги.

— Кузина Дебби, постойте, — сказала она. — У меня появилась идея… Да, отличная мысль… Словом, у меня есть для вас подходящая кандидатура.

— Неужели? И кто же это, Каролина?

— Э… в… пансионе со мной училась одна девушка. Очень славная, и мне она очень нравилась.

— А мне казалось, в академии мадам д'Альбер ты никого терпеть не могла, — с подозрением заметила миссис Эджмонт. — Каролина, ты пробыла там всего три месяца и, вернувшись домой, поклялась, что ноги твоей там больше не будет. Ты говорила, что к тебе там все плохо относились.

— Нет, нет, были исключения. Может, я так и сказала, но я боялась, что мама будет настаивать на моем возвращении на следующий семестр. Кузина Дебби, я бы этого просто не вынесла! Большинство учениц были чопорными лицемерками — я их ненавидела! Но там была одна, нет, две девушки, которые мне очень нравились. Одна из них как раз подходит для должности компаньонки вдовствующей леди Брикон.

— А она хорошего происхождения?

— Очень хорошего! — ответила Каролина. — Уверяю вас, что она из очень известного рода. Это образованная и чуткая девушка. Кузина Дебби, пожалуйста, рекомендуйте ее на это место! Вы мне доставите большую радость!

— Ну, разумеется, Каролина, если она твоя подруга и ищет место, я сделаю все, что могу. Где она сейчас находится?

Каролина набрала побольше воздуха.

— Здесь-то и кроется самое удивительное. Вместе со мной училась другая девушка, которая, по существу, была моим единственным другом… конечно, за исключением той, о которой мы говорили… и Харриет — это имя моей второй подруги — живет в Какхерсте; только сейчас и припомнила, что отец ее служит викарием в Какхерсте, и плату за пансион вносил кто-то из покровителей его прихода. Я никогда не интересовалась, кто это, но теперь уверена, что это была вдовствующая леди Брикон или даже сам лорд Брикон.

— Но какое отношение твоя подруга имеет к той, другой девушке? — спросила миссис Эджмонт с недоумением.

— Девушка, которую я прошу вас порекомендовать, в данный момент живет у Харриет в Какхерсте, — торжествующе воскликнула Каролина.

— Поняла. Во всяком случае, мне так кажется, — сказала миссис Эджмонт. — По-моему, все довольно запутанно.

— Вовсе нет. Я только прошу вас оказать огромную любезность и незамедлительно написать вашей Фанни, что вы подыскали на это место очень достойную особу, а я тем временем напишу своей подруге и сообщу о вашей великодушной рекомендации. — Каролина помолчала и выпалила, не переводя дыхания: — Ах нет, вот что: я съезжу к Харриет, сама отвезу вашу рекомендацию и переночую у нее.

— Ну, знаешь, Каролина, такие крайности вовсе ни к чему, — заметила миссис Эджмонт. — Я уверена, что твой визит обременит викария Какхерста, а письмо прекрасно дойдет и по почте.

— Но я с радостью снова увижусь с Харриет, честное слово, — настаивала Каролина. — Пожалуйста, не препятствуйте мне, кузина Дебби! Все решено, и вы окажете поистине большую любезность.

— Не знаю, как и быть, — заколебалась миссис Эджмонт. — Видишь ли, Каролина, я не уверена, что имею право рекомендовать особу, которую ни разу не видела. Конечно, очень хорошо, что ты просишь за эту девушку, но знает ли ее кто-нибудь еще, например твоя мать?

— Да, конечно, мама знает ее, — торопливо сказала Каролина, — она ее очень хорошо знает и очень хорошо к ней относится.

Миссис Эджмонт улыбнулась.

— Дорогая, это меняет дело. Почему ты сразу этого не сказала? — Затем она добавила: — Может быть, благоразумнее сообщить об этом твоей матери и попросить ее написать рекомендательное письмо лично?

— Кузина Дебби, да разве можно ждать? — с испугом спросила Каролина. — Ведь пока мама ответит, это место успеют занять тысячу раз!

— Да-да, конечно! Что ж, если ты утверждаешь, что твоя мать знает эту девушку… Она здесь бывала?

— Ну конечно, бывала, — сказала Каролина, — и папе, и маме она очень нравится — они общались с ней просто как с членом семьи, как с родной дочерью. Ну, а теперь садитесь и пишите дорогой Фанни, а я тем временем пошлю грума предупредить Харриет о моем визите.

— Дорогая, ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?

— Нет, нет, — ответила Каролина. — Я возьму Марию. У них может не оказаться комнаты для второй гостьи.

— Но все-таки, мне кажется, это длинный путь, а письмо можно было бы легко доставить по почте, — сказала миссис Эджмонт. — Впрочем, если это доставит тебе радость, дорогая Каролина, полагаю, вреда здесь не будет.

Каролина спешно направилась к двери.

— Напишите письмо сразу же, — умоляюще сказала она. — Кузина Дебби, пожалуйста!

— Да, конечно, немедленно, — согласилась миссис Эджмонт, пытаясь на ощупь отыскать лорнетку. Каролина уже почти совсем закрыла за собой дверь, когда услышала возглас: — Каролина, Каролина!

— Что такое?

— Ты забыла сказать, как зовут эту девушку.

— Да, действительно, — отозвалась Каролина. — Ее зовут Каролина Фрай.

— Надо же, у нее то же имя, что и у тебя, — заметила миссис Эджмонт.

— Да, странно, не правда ли? — ответила Каролина. — Но я всегда говорила, что у меня ужасно заурядное имя.

Каролина поспешила наверх к себе. Здесь она написала записку для Харриет Уонтидж. Запечатав конверт сургучом, она собственноручно отнесла его на конюшенный двор.

— Чего желаете, миледи? — спросил старый Гарри.

— Я хочу, чтобы грум немедленно отвез это письмо в Какхерст, в дом священника, — сказала Каролина. — Ответа ждать не нужно.

— По мне, так чудное это приказание, миледи. Коли грум проделал такой путь, так принято ему стаканчик поставить, да и лошади дать в конюшне передохнуть.

— Мне мало дела до того, что принято, — сказала Каролина. — Скажи посыльному, Гарри, что он должен доставить письмо и тут же отправляться назад. Вот полгинеи. Передай ему от моего имени, что он может доехать до ближайшего постоялого двора, там выпить свой стаканчик эля и поставить лошадь в конюшню на отдых. Но чтобы в доме священника он не задерживался. Понятно?

— Очень хорошо, миледи. Может, это вы теперь так по-новому в Лондоне выучились, но, ей-богу, мне этого не понять.

Оставив старого конюха, Каролина вернулась в дом. Он мог с ней не соглашаться, но она знала, что ее приказания будут выполнены. Теперь можно не бояться, что Харриет ответит на ее письмо отказом.

Каролина почувствовала, как ее охватывает возбуждение. Накануне ночью она лежала без сна, тревожась, пытаясь придумать, как помочь лорду Брикону, и вот теперь свершилось чудо. То, что она замыслила, — опасно, но Каролина не сомневалась, что справится.

«Я же не делаю ничего дурного, — успокаивала она себя. — Я просто хочу помочь человеку. Я проявляю доброту и бескорыстие. И потом, в положении компаньонки мне просто придется безукоризненно себя вести, стать уступчивой и очень, очень женственной».

С этими мыслями Каролина вошла к себе в комнату и скорчила гримаску собственному отражению в зеркале. Определенно, она была мало похожа на компаньонку.

В ее прелестном лице было что-то явно аристократическое, а рыжевато-золотистые локоны непокорно и своевольно разлетались вокруг лба и маленьких ушей. Каролина схватила щетку и попыталась пригладить волосы, но они не слушались. Через мгновение она бросила щетку на туалетный столик, пересекла комнату и яростно дернула за шнурок звонка.

Прошло всего несколько секунд, как послышались быстрые шаги Марии, и та торопливо вошла в комнату.

— Господи, миледи, я думала, вы заболели. Звонок был до того громкий, что я аж подскочила от испуга.

— Мария, начинай укладывать мои вещи, — велела Каролина.

— Ваша милость уезжает? — спросила горничная.

— Да, и ты поедешь со мной.

— Ох, миледи, уж как я рада! До чего обидно мне было, что в Лондоне за вами ходит эта упрямая старая карга из Валкен-хауса. Она мне заявила: «Здесь мне положено заботиться о леди Каролине. Я поступила сюда, когда ее на свете не было». А я ей в ответ: «Если б вы сказали, что служили здесь, еще когда и самого дома не было, я б и то не удивилась». С тех пор, миледи, она меня возненавидела. Нагрубила я, это верно, да как же было стерпеть, что она отняла вас, и это после того, как вы сами выбрали меня своей собственной горничной!

— Да, конечно, — рассеянно согласилась Каролина. — Но едем мы не в Лондон.

— На сколько дней мне брать одежду, миледи? Каролина подошла к приоткрытой двери и плотно ее затворила.

— Послушай, Мария, — спросила она, — ты умеешь хранить тайну?

— Вы же знаете, миледи, что умею.

— Тогда согласна ли ты мне помочь? Каролина говорила без тени улыбки.

Мария широко раскрыла глаза. Лицо ее с улыбчивым, вечно не закрывающимся ртом стало серьезным. Она помолчала, а потом тихо, необычным для себя тоном сказала:

— Миледи, да я жизнь за вас готова отдать. Вы же знаете.

— Спасибо, Мария. Я знаю, что могу на тебя положиться, — произнесла Каролина. — Так вот, мы едем по делу чрезвычайной важности. Нужно помочь одному человеку — он в большой опасности.

Мария крепко стиснула руки:

— Ох, миледи, стало быть, это… поездка во имя любви! На мгновение слова ее поразили Каролину. Она застыла на месте. Внезапно лицо ее стало удивительно красивым, а глаза засияли необычным светом.

— Знаешь, Мария, наверное, ты права, — тихо сказала она. — Это путешествие во имя любви.

ГЛАВА 4

Каролина наклонилась и выглянула на дорогу. Карета быстро мчалась вперед. Экипажи лорда Валкена изготавливались с расчетом на быструю езду, а новое дорожное покрытие, придуманное Макадамом8, позволяло ехать без тряски и с большой скоростью.

— Скоро будем на месте, — сказала она Марии, сидевшей рядом. — На последнем дорожном столбе9 было написано: «До Какхерста 3 мили». Сейчас мы уже, должно быть, проехали больше половины этого расстояния.

— Ох, миледи, очень мне боязно, — Мария поежилась.

— Постарайся набраться храбрости, Мария, — отозвалась Каролина. — Все очень просто, я же говорила. Как только мы приедем, я отправлю карету в Бриконский замок отвезти два письма. Одно с рекомендацией от миссис Эджмонт, второе — мое, в котором я прошу принять меня по поводу работы. Можешь доехать в карете до подъездной аллеи. После этого тебе нужно выйти и дальше идти пешком. Войдешь с заднего хода, попросишь, чтобы тебя приняла экономка, и покажешь рекомендательное письмо, которое я тебе дала. Не забудь, что написано оно от имени моей матери. Проси принять тебя на службу младшей служанкой.

— Ох, миледи, а вдруг они заподозрят, что подпись поддельная?

— Ну, знаешь, Мария, ты говоришь совершенные глупости, — воскликнула Каролина. — Кому это может прийти в голову? Мария, ты обещала мне помочь. А сделать это можно только таким образом. Вероятнее всего, среди слуг ты услышишь гораздо больше, чем я — в столовой. Если мне удастся получить место компаньонки леди Брикон, замолви за меня словечко перед слугами; скажи, что я долго жила в Мандрейке, и что леди Каролина Фей души во мне не чает, — ведь я действительно очень себя люблю.

Мария захихикала, но затем лицо ее снова стало серьезным.

— Не знаю, что тут и думать, миледи, ох, не знаю; ведь вы просто напрашиваетесь на неприятности. Это так же верно, как то, что я сижу здесь.

— Не каркай, Мария, и помни, что это не шутка, — мы едем спасать жизнь человека.

— Я-то постараюсь, миледи, раз вам пообещала, да только, если хотите знать…

Каролина прервала ее восклицанием:

— Мария, подъезжаем! Смотри, это, должно быть, Какхерст. Вот церковь и… да, это, конечно, дом священника. Сядь подальше в угол, я не хочу, чтобы тебя видели.

— Ох, миледи, ми..леди… — начала Мария, но тут дверца кареты распахнулась, и лакей опустил ступеньки.

Каролина сошла вниз. Ступив на землю, она повернулась к кучеру.

— Будл!

— Да, миледи?

Рукой он коснулся шляпы и наклонился вниз, чтобы лучше слышать.

— Я дала тебе два письма. Отвези оба прямо в Бриконский замок. Не останавливайся ни в замке, ни в Какхерсте. Понятно? Сразу же отправляйся назад в Мандрейк. Если лошадям нужен отдых, остановись в следующей деревне или когда доберешься до Мейдстоуна.

— Слушаюсь, миледи, только…

Но Каролина не стала дожидаться его возражений. Она знала: для ее плана необходимо, чтобы слуги из Мандрейка ничего не рассказали в Какхерсте. Она повернулась и направилась к дому священника. Это было небольшое каменное здание с остроконечной крышей, стоявшее в неухоженном саду.

Каролина шла по узкой дорожке между цветочными клумбами, когда дверь дома неожиданно распахнулась и на пороге появилась девушка с растерянным выражением лица. Она долго смотрела на Каролину, а потом кинулась ей навстречу:

— Каролина! — воскликнула она. — Каролина! Но я тебя не ждала! Ты написала, что приедет какая-то мисс Фрай.

Каролина схватила девушку за руку и притянула к себе поближе.

— Слушай, Харриет, — быстро зашептала она. — Твой отец дома?

— Да, по-моему, дома. Но…

— Тогда слушай меня! Ни в коем случае он не должен знать, кто я такая. Мисс Фрай — это я. Понимаешь? Меня зовут Каролина Фрай, и я училась вместе с тобой в пансионе.

— Но, Каролина, я ничего не понимаю. Что это…

— Потом я все тебе объясню, — перебила ее Каролина. — А сейчас только запомни, что я — Каролина Фрай, приезда которой ты ждала. Ты меня слышишь?

— Да, Каролина, я постараюсь. Только это все так странно. Я… не знаю, что и думать.

— А ты не думай, — ответила Каролина. — Делай в точности, как я тебе сказала. Харриет, уверяю тебя, это очень важно. Иначе бы я не просила тебя говорить неправду. Пожалуйста, не перепутай ничего, для меня это имеет решающее значение.

— Тогда я, конечно же, помогу тебе, — сказала Харриет. Каролина улыбнулась и, наклонившись, поцеловала подругу.

Харриет была маленького роста, с приятным личиком и доверчивыми карими глазами. Ее можно было назвать хорошенькой, только волосы ее были плохо уложены, а льняное платье в полоску сидело не по фигуре и уже вышло из моды.

Каролина помнила, что в пансионе Харриет всегда была доброй и бескорыстной, с готовностью помогала другим и была благодарна за малейшее проявление благосклонности со стороны более богатых и знатных учениц. Она надеялась, что на Харриет можно будет полностью положиться, но, глядя в карие глаза, широко раскрытые от изумления, на личико с тонкими, даже заостренными чертами, Каролина засомневалась.

— Харриет, давай пройдем в дом, — предложила она, поскольку сама хозяйка, удивленная и пораженная тем, что слышала, видимо, забыла о своих обязанностях.

— Ох, конечно, прошу тебя, Каролина, входи, — сказала она, и краска залила ее лицо при мысли о допущенной оплошности.

По каменному крыльцу они прошли в холл, отделанный дубовыми панелями. Потолок потемнел от времени, от влаги на нем проступила плесень. Всюду были заметны признаки бедности: потертые ковры, кресло у потухшего камина, явно нуждающееся в новой обивке, да и другая мебель была не в лучшем состоянии.

Каролина сняла перчатки и ждала, когда Харриет проведет ее в гостиную, но в этот момент отворилась дверь, и в холл вошел викарий. Адольфус Уонтидж, пожилой человек с багровым лицом, заискивал перед аристократами и в то же время был невыносимо груб с остальными. Он никогда не испытывал желания принять духовный сан, но у младшего сына не слишком богатого сквайра не было иного выбора. Его единственной страстью была охота. Две лошади, принадлежавшие ему, всегда были ухожены и хорошо накормлены, как бы ни приходилось урезать для этого средства на ведение домашнего хозяйства.

Викарий вошел в холл неторопливым шагом, не слишком утруждая себя ради гостьи, занимающей в обществе столь низкое положение, как мисс Фрай. Но, когда он увидел Каролину, ее красота и манера держаться невольно заставили его поклониться ниже, чем он поклонился бы при обычных обстоятельствах.

— Добро пожаловать, мисс Фрай, — сказал он низким, довольно хриплым голосом, звучавшим так, словно он был вечно простужен.

Каролина сделала реверанс.

— Благодарю вас, сэр. С вашей стороны чрезвычайно любезно предложить мне свое гостеприимство.

— Харриет говорила, что вы приехали из Мандрейка. Карета, без сомнения, отправится обратно не сразу. Я распорядился поставить лошадей в конюшню.

— Вы необыкновенно добры, сэр, — отозвалась Каролина, — но по приказанию лорда Валкена карета должна вернуться в Мандрейк как можно быстрее.

— Жаль! Очень жаль! — воскликнул викарий. — Не хотелось бы мне, чтобы его милость считал, будто мы не может разместить его лошадей и слуг. Надеюсь, вы оставили его милость в добром здравии?

— Да, он вполне здоров, — ответила Каролина и, догадавшись по блеску глаз викария, что он интересуется жизнью знати, добавила: — Леди Каролина Фэй шлет наилучшие пожелания Харриет и кланяется вам, сэр.

— Вот как! В самом деле! — воскликнул викарий. — Как мне помнится, Харриет училась вместе с ней.

— Да, сэр. Леди Каролина часто вспоминает о Харриет и уверяет, что она была самая славная девушка во всей академии.

Харриет покраснела, но викарий недовольно взглянул на дочь.

— Ее высокопоставленные подруги не слишком к ней внимательны, — сказал он брюзгливо. — Хотя это и не удивительно — уж очень она скучна и не умеет заботиться о своей внешности. Харриет, посмотри на мисс Фрай! Почему у тебя нет такого дорожного платья и такой шляпы? Уж конечно, в этом нет ничего невероятного, — ведь, вам, мисс Фрай, приходится зарабатывать себе на жизнь, и вы не можете позволить себе быть расточительной.

— О, сэр, вы мне льстите, — сказала Каролина, бросив на викария грустный взгляд. — Это всего лишь простенькое платье, которое я сама сшила. Позвольте мне помочь Харриет подобрать гардероб. В пансионе она всегда выглядела очаровательно.

— Ну, еще бы, — откликнулся викарий, — ведь и за обучение, и за платья Харриет платила вдовствующая леди Брикон. Теперь все изменилось, и Харриет приходится экономить, как и всем нам. Но я не должен утомлять вас печальными подробностями нашей повседневной жизни.

— Что вы, сэр, вам это никогда бы не удалось, — тотчас же возразила Каролина, — но, прошу вас, расскажите мне о вдовствующей леди Брикон, наверное, Харриет уже говорила вам, что я надеюсь получить место компаньонки ее милости.

— В ней вы найдете, как и следовало ожидать, истинную леди, — напыщенно произнес викарий, но Харриет быстро перебила его:

— О, Каролина, она такая добрая, милая, деликатная!

— Вы меня очень успокоили, — сказала Каролина. — Мне остается лишь молиться о том, чтобы мое прошение было принято.

— Воистину, будем надеяться, — сказал викарий. — Если вы действительно поселитесь в Бриконском замке, то, быть может, вам удастся похлопотать, чтобы Харриет приглашали туда почаще. Не знаю, что натворила эта глупая девчонка, чтобы вызвать такое отношение, но ее приглашают туда вполовину реже, чем я предполагал.

— Папа, ну зачем рассказывать все это Каролине? — сказала Харриет, краснея от унижения.

Викарий только взглянул на нее, хмыкнул и двинулся в сторону своего кабинета.

— Увидимся за обедом, мисс Фрай, — сказал он. В ответ Каролина слегка присела.

Наверху, сидя в спальне, окнами выходящей в сад, она поведала изумленной Харриет о подлинной причине своего визита. Каролина долго раздумывала, следует ли посвящать Харриет в свои дела, но решила, что ей обязательно нужен доверенный человек. Во-первых, письма. Нужно было дать миссис Эджмонт какой-то адрес, на который она будет писать. В противном случае та заподозрит неладное. Если же, как задумала Каролина, поручить Харриет перехватывать письма у почтальона, то нужно объяснить ей причину.

Поразмыслив хорошенько, Каролина решила рассказать Харриет обо всем, что случилось, скрыв лишь истинную причину, по которой она оказалась в «Собаке и утке» в ночь убийства.

Она не упоминала сэра Монтегю, а просто сказала, что ей пришлось остановиться у гостиницы из-за того, что сломалось колесо кареты.

Свое пребывание в лесу она объяснила тем, что отправилась на поиски убежавшей собачки, а карету до Мандрейка наняла, потому что побоялась вернуться в гостиницу и оказаться втянутой в расследование убийства.

Харриет едва ли заметила в рассказе Каролины какие-нибудь противоречия или расхождения. Она сидела и слушала, стиснув руки и приоткрыв рот, с выражением полнейшего изумления. И только когда Каролина закончила и объяснила, какой помощи ждет от нее, она глубоко вздохнула и воскликнула:

— Каролина, да это самый необыкновенный, самый захватывающий роман, о котором я когда-либо слышала! С трудом верится, что это правда, но раз ты это говоришь, значит, я должна верить. Только, Боже мой, неужели ты отважишься отправиться в Бриконский замок после всего того, что узнала? Ведь тебя тоже могут убить!

Каролина засмеялась.

— Глупости, Харриет. От моей смерти никто ничего не выиграет. И потом, как, по-твоему, я должна поступить? Отойти в сторону, ничего не говорить и позволить повесить порядочного человека таким предательским, подлым образом?

— Если он порядочный, — загадочно заметила Харриет.

— Что ты хочешь сказать? — спросила Каролина. — Ты говоришь о лорде Бриконе?

Харриет кивнула.

— Расскажи мне о нем, — попросила Каролина. — Расскажи все, что ты знаешь.

— Я мало что знаю, — ответила Харриет. — Конечно, я с ним знакома с детства, но он намного старше меня. Он был очень приятным юношей. Всегда мне улыбался, а как-то раз, возвращаясь с охоты, подвез на своей лошади. Его мать всегда была сама доброта, и, поскольку моя мама приходилась ей очень, очень дальней родственницей, она, как тебе известно, послала меня в Академию мадам д'Альбер.

— Да, да… — подтвердила Каролина. — Продолжай.

— Когда я была маленькой, лорд Брикон — близкие зовут его Вейном — учился в Итоне, а затем — в Оксфорде. Все в округе любили его, хоть и видели только на каникулах, Папа тоже его любил и часто говорил, что у него приятные манеры, что он прекрасно держится на лошади и что он отличный охотник. Все надеялись, что, повзрослев, он возьмет все в свои руки, но потом… словом, потом он изменился.

— Изменился? — переспросила Каролина. — Каким образом?

— Это трудно объяснить, — ответила Харриет. — Понимаешь, меня редко приглашают в Бриконский замок с тех пор, как я окончила пансион; папа сердится, но с какой стати им меня приглашать? Я слишком молода, чтобы дружить с лордом Бриконом, да и потом, у него много своих друзей, у которых поистине нет ничего общего с дочерью местного викария, — а леди Брикон прикована к постели. Она никогда не покидает своей спальни.

— Я этого не знала! — воскликнула Каролина.

— Разве я тебе не говорила? — удивилась Харриет. — Наверное, мне это не пришло в голову. Она болеет уже много лет, никогда не выходит и никого не принимает. Она просто лежит в своей комнате в окружении книг и птиц. Это единственное, что ее интересует, кроме сына. Его она обожает.

— Ты начала говорить, что он изменился, — напомнила Каролина. — Продолжай, Харриет.

— Это трудно выразить словами, — сказала Харриет, сдвигая брови. — Все говорят об этом так или иначе, но невозможно сказать ничего определенного, если ты понимаешь, что я имею в виду. Это изменение началось после того, как ему исполнилось двадцать пять лет, и он вступил во владение своими поместьями и состоянием, — до того все было под управлением опекунов; я не знаю, кто входил в их число, но папа мог бы тебе ответить.

— Это неважно, — пробормотала Каролина.

— В двадцать пять лет лорд Брикон стал полновластным хозяином, — продолжала Харриет. — С этого времени, как говорят, его словно подменили. Он стал необузданным, отчаянным гулякой. Вечно рисковал своей жизнью самым дурацким образом. Например, как-то ночью устроил скачки с препятствиями с завязанными глазами. Маршрут начинался в парке, затем — вдоль берега реки и по пустырю — милях в пяти от дороги. Там очень неровная земля и есть каменоломни. Папа говорил, это чудо, что никто не убился, хотя один всадник повредил себе спину, а второй сломал ключицу.

— Что он еще вытворил? — продолжала выпытывать Каролина.

— Нечто такое, о чем отец никогда не упоминает в моем присутствии. Зато я слышала, что он завел себе странных друзей, — сказала Харриет. — В замке появились люди, каких прежде никогда туда не приглашали. Среди них оказались не только лондонские кутилы, но и мужчины и женщины не нашего круга. По-моему, как-то раз папа выразил протест лорду Брикону, когда в замке гуляли всю ночь с субботы до полудня воскресенья, в то время как жители деревни шли в церковь. Не знаю, что произошло, папа никогда не говорил об этом, — так он рассердился, но, кажется, лорд Брикон повел себя очень высокомерно и велел не лезть не в свое дело. Во всяком случае, после этого папа всегда был настроен против лорда Брикона и говорил, что тот плохо кончит, что, в конце концов, сломает себе шею или попадет в тюрьму.

Каролина не удержалась от восклицания.

— И в деревне о нем говорят всякое, — продолжала Харриет. — Мне приходится это слышать, поскольку я — дочь священника. Старики качают головами и явно обеспокоены. Ты же знаешь, когда люди всю жизнь провели в поместье, то продолжают ощущать себя членами одной семьи. Ох, Каролина, ты, должно быть, считаешь меня тупицей, но, честное слово, лучше мне не объяснить.

Харриет беспомощно развела руками. Каролина наклонилась и поцеловала ее.

— Ты объяснила замечательно, — сказала она, — и очень мне помогла.

Каролина встала с кровати, на которой сидела, и подошла к окну.

— У меня такое чувство, — сказала она, — что я смогу помочь лорду Брикону.

— Ах, Каролина, надеюсь, что это так, — вздохнула Харриет. — В то же время я боюсь за тебя, потому что ты отправляешься в замок. Это странное место. О нем тоже ходят разные слухи. Полагают, что там есть привидения. После того, как стемнеет, никто из деревни и близко к нему не подойдет. Говорят, что из древних башен доносятся дикие, невероятные крики.

— Я не верю в привидения, — пренебрежительно сказала Каролина. — Скажи мне, каким был покойный лорд Брикон?

— Понятия не имею, — ответила Харриет. — Он умер, когда я была совсем маленькой, — временами мне кажется, что с ним тоже связана какая-то тайна. Поразительно, что никто не желает говорить о нем. Если я спрашиваю у отца, он тут же меняет тему разговора и начинает говорить о вдовствующей леди Брикон. Она и впрямь замечательная женщина. В ней нет ничего странного или зловещего, но только складывается впечатление, что она едва ли живет в этом мире.

Каролина нетерпеливо вздохнула.

— По мне, это звучит печально и запутанно, — произнесла она, — но все равно, несмотря ни на что, больше всего я хочу попасть в Бриконский замок. Харриет, а вдруг мне не удастся получить это место?

Она бросила взгляд на часы, стоящие на каминной полочке.

— Четыре часа, — сказала она. — Одно можно сказать с уверенностью: Марию, должно быть, приняли, иначе она бы уже вернулась сюда, как я ей велела.

— Если повезло ей, то, быть может, и тебе повезет, милая Каролина, — заметила Харриет. — Это хороший знак. Но, Боже мой, мне страшно за тебя. Лучше бы ты не затевала этот странный маскарад.

— Со мной все будет в порядке, что бы ни произошло, — отозвалась Каролина. — То есть до тех пор, пока кузина Дебби ничего не подозревает. Харриет, ты должна каждый день встречать почтальона. Если твой отец увидит, что сюда приходят письма на мое имя, и выяснит, кто я на самом деле, — произойдет катастрофа.

— Будем надеяться, что этого не случится! — в смятении воскликнула Харриет. — Ведь даже если папа на тебя не рассердится, то меня наверняка прибьет за то, что я его обманула. Ах, Каролина, когда ты ему заявила, что сама сшила это платье, я едва не расхохоталась. Только мужчина может не заметить, что это элегантное и дорогое платье куплено на Бонд-стрит10.

— Дай Бог, и другие не догадаются, — сказала Каролина. — Я велела Марии уложить платья поскромнее и попроще, и несколько часов отпарывала перья и ленты от шляп, чтобы они не выглядели слишком модными. Но все равно боюсь, что не похожа на бедную девушку, которая должна зарабатывать себе на жизнь.

— Совершенно не похожа, — Харриет захихикала. — Но, в конце концов, ты ведь можешь сказать, что леди Каролина Фэй, которая так тебя любит, подарила тебе свои старые платья.

Каролина захлопала в ладоши.

— Браво, Харриет! Отличная мысль! Мы еще сделаем из тебя заговорщицу! Более того, обещаю — когда все это кончится, я куплю тебе самое красивое платье, которое только сыщется в целом Лондоне, и отдам любые свои платья, какие только захочешь.

— О, Каролина, неужели правда? — восторженно выдохнула Харриет. Но потом добавила: — Что толку? Я никого здесь не вижу круглый год. Занимаюсь домашним хозяйством и шью для папы, но все, что я делаю, только раздражает его еще больше. Видишь ли, он хотел сына, и ему не по душе скучная, хотя и послушная, дочь.

— Бедняжка Харриет, не переживай, — сказала Каролина. — Мы найдем тебе мужа, и тогда ты забудешь всю эту муторную жизнь.

— Ну, он должен быть слепым на оба глаза, хромым и уж настолько негодным, что никто другой не примет его предложение, — сказала Харриет. Каролина собралась ей возразить, но Харриет вскочила на ноги и воскликнула:

— Смотри! Смотри, кто-то едет по дороге! Каролина торопливо повернулась к окну.

— Я вижу только грума, — разочарованно сказала она. Почему-то на мгновение у нее мелькнула надежда увидеть совершенно другого человека.

— Это грум, — согласилась Харриет, — но взгляни на его ливрею.

— Фиолетовая с алым кантом, — сказала Каролина. — Это что, цвета Брикона?

— Совершенно верно, — ответила Харриет. — Грум направляется сюда. Смотри сама.

Девушки наблюдали, как грум спешился, привязал коня и по дорожке прошел к дому с письмом в руке. Харриет бросилась вниз. Она вернулась, запыхавшись, и протянула письмо Каролине.

— Это тебе, — сказала она.

Каролина взглянула на письмо и медленно — оттого, что пальцы ее дрожали — открыла конверт. Она быстро прочитала написанное и обняла Харриет.

— Ее милость примет меня! — воскликнула она. — Она примет меня завтра в три часа. Харриет, первый шаг сделан! Занавес поднимается; начинается самое захватывающее и волнующее действие!

В эту ночь Каролина была слишком возбуждена и почти не спала. Даже если бы ее не лишали сна собственные мысли, ей не дало бы заснуть беспокойство за Харриет.

Было ясно, что дома жизнь девушки была сплошным мучением. Она была права, когда сказала, что вызывает у отца раздражение, ибо ни на минуту он не прекращал своих придирок и попреков.

Обед, который состоял из простых, но хорошо приготовленных блюд, понравился Каролине. Викарий же, хотя и съел все, что перед ним стояло, и запил несколькими пинтами кларета, все время жаловался.

— Прошу простить меня, мисс Фрай, — повторил он не раз. — Вы видите перед собой человека, о котором никто не заботится. Бедная моя жена покинула меня — на то Божья воля; но я надеялся, что моя дочь, мое единственное дитя, хоть как-то попытается занять ее место! Однако у Харриет нет ни старания, ни чувства, да и хозяйка из нее никудышная. Так что мне суждено — я ведь понимаю, что ни один человек, находясь в здравом уме, не сделает ей предложение — терпеть ее у себя на шее до самой смерти.

Каролину подмывало швырнуть в него тарелкой и высказать все, что она о нем думает — для Харриет его непрерывное брюзжание было равносильно тяжкому наказанию. Вместо этого она скромно опустила глаза и выразила надежду, что с возрастом Харриет исправится, а она, Каролина, постарается ей в этом помочь.

Нелегко было Каролине, привыкшей свободно выражать свое мнение по любому поводу, сдерживать себя, но она без обиняков высказала все, что думает, когда они с Харриет отправились наверх укладываться спать.

— Он что, всегда так тебя пугает? — сердито спросила она.

— Кто, папа? — переспросила Харриет. — О, при тебе он гораздо вежливее. Часто мне достаются пощечины, а однажды он бросил прямо в меня блюдо с тушеным угрем. Я ужасно обожгла руки, и следы от ожогов не проходили несколько недель.

— Он жестокий человек, — заявила Каролина. — Я что-нибудь для тебя придумаю, Харриет, но сначала я должна спасти лорда Брикона.

Харриет, в глазах которой стояли слезы, неуверенно рассмеялась.

— Каролина, ты всего лишь слабая девушка, а говоришь так, словно в тебе твердость и сила девяноста мужчин.

— Иногда мне так и кажется, — ответила Каролина. — Мне вспоминаются слова Юдоры, маминой старой горничной. Она всегда говорит таким назидательным тоном, словно произносит цитаты из Библии. Не раз я слышала от нее такое высказывание: «Если дело правое, то и сила найдется». Я верю этому, Харриет.

— Надеюсь, что твоя вера будет вознаграждена, — сказала Харриет, — особенно в отношении меня.

Она наклонилась, чтобы поцеловать Каролину, но вдруг снизу загремел голос викария, заставив их обеих вздрогнуть:

— Харриет, где моя свеча? Сколько раз тебе нужно повторять, чтобы ты оставляла ее у лестницы? Сейчас же спускайся и найди мне ее, безмозглая ты тупица!

— Прости меня, папа… Я иду… Прости, пожалуйста… — воскликнула Харриет и кинулась прочь из комнаты.

Бедняжка Харриет!

Трогательное выражение ее лица и доверчивый взгляд напомнили Каролине меланхоличных спаниелей в ее доме, в Мандрейке. Она свернулась клубочком в кровати; в это мгновение ей захотелось очутиться дома, в безопасности, услышать шум волн, ощутить ласковый покой и надежность Мандрейка, охраняющего ее. Но тут она подумала о завтрашнем дне, и сердце ее забилось от внезапно нахлынувших чувств. Завтра она снова увидит лорда Брикона. Харриет сказала, что его зовут Вейн. Каролина прошептала это имя.

На следующее утро, после завтрака, пока Харриет занималась бесчисленными домашними делами, Каролина решила прогуляться. Каролина сказала, что если пройти за деревню, то с дороги будет виден Бриконский замок. Должно быть, как раз оттуда толпы зевак, о которых говорил лорд Брикон, восхищаются норманнскими башнями.

Утро было теплое, солнечное. Каролина надела соломенную шляпку, отделанную розетками из голубой ленты. Она хорошо сочеталась с белым батистовым платьем, лиф которого из голубого шелка украшала белая бахрома. Выходя из дома, Каролина захватила зонтик для защиты не столько от солнца, сколько от любопытных глаз.

Едва ли кто-нибудь в этом уголке узнает леди Каролину Фэй. С другой стороны, она не желала полагаться на волю случая. Не исключено, что по дороге проедет карета или коляска с кем-нибудь из ее знакомых. После того, как она устроится в Бриконском замке, ей будет незачем выходить за ворота.

Она медленно шла по деревенской улице и встретила лишь нескольких женщин, занятых уборкой своих домишек, да дряхлого старика с длинной седой бородой, сидевшего на скамье у «Свиньи и свистка». Каролина решила, что это старейший житель деревни, так как ни одна деревня не обходилась без такового, и подумала: не поговорить ли с ним? Быть может, он расскажет ей что-нибудь интересное о Бриконском замке и его обитателях. Она уже собралась подойти к нему, но поняла, что это может привлечь к ней внимание местных жителей, и поэтому неторопливо пошла дальше, пока, как и говорила Харриет, не подошла к большим железным воротам, ведущим к замку.

Ворота были огромные. С двух сторон от них высились колонны, увенчанные громадными геральдическими львами, державшими щит. Далее в обе стороны тянулась стена, отгораживающая парк. Каролина пошла вдоль нее. Через какое-то время стена закончилась, а вместо нее началась низкая ограда, вдоль которой текла речушка. Еще ярдов через пятьдесят Каролина вышла к месту, откуда замок был виден во всем его великолепии.

Глядя на открывшийся вид, Каролина поняла, почему люди приезжали издалека посмотреть на замок. На фоне неба вырисовывался силуэт двух громадных древних башен. На одной из них был закреплен флагшток, на котором трепетал от утреннего ветерка фиолетово-алый флаг.

Замок был очень большим. Сразу бросалось в глаза, что если эта сторона замка, как и башни, была норманнской архитектуры, то другая его часть, наполовину скрытая деревьями, была построена позднее, правда тоже из серого камня, но совершенно в другом стиле. Замок стоял среди деревьев. С одной стороны его окружал ров с водой; в северной части он расширялся до большого озера. Под арочным мостом плавали лебеди. К удивлению Каролины, все они были черными. Это создавало несколько жуткое впечатление, да и все здание выглядело довольно мрачным.

То ли плющ, вьющийся по стенам, был тому виной, то ли сами башни, мощные и угрожающие, с узкими бойницами, своей шириной и высотой вызывали гнетущее ощущение. А может, впечатление это вызывали окна в другой части замка — солнечный свет еще не доходил до них, и среди серых каменных стен они, как темные глаза, настороженно следили за всем.

Как бы там ни было, зрелище в целом было необъяснимо зловещим, так что Каролина невольно поежилась. Здесь отсутствовало счастье — она была уверена в этом. Замок был величественным и грандиозным, но в то же время — холодным и высокомерным. Не было в нем радостной теплоты, которую, казалось, излучали другие дома, например ее родной Мандрейк и Сейл-парк — великолепная резиденция лорда Милборна.

Она долго стояла, глядя на замок, думала о лорде Бриконе и вспоминала момент их расставания: его глаза смотрят прямо в ее глаза, его губы ищут ее рот. Вновь она почувствовала этот поцелуй, который она никогда не сможет забыть, она будет вновь и вновь вспоминать, как у нее вдруг забилось сердце, как перехватило дыхание…

С усилием Каролина вернулась к действительности и вдруг поняла, что совсем рядом с ней, на этой стороне речки, служившей границей парка, стоит повозка. Каролина было подумала, что она принадлежит цыганам, но повозка оказалась гораздо живописнее, чем обычно принято у цыган — резная, раскрашенная алой и желтой краской, а ее обитатели — женщина, двое малышей и мальчик постарше, сидевшие у костра — были на удивление опрятными.

Каролина взглянула на них без особого интереса и уже собралась возвращаться, как услышала шум. Оглянувшись, она увидела, что по пыльной дороге приближается человек с большим псом. Внимание Каролины привлек именно пес — он злобно кинулся на маленького щенка английской гончей, выскочившего из какого-то дома, и так яростно куснул его, что щенок, визжа от боли, бросился наутек.

Пес был огромный, неизвестной Каролине породы. Она подумала, что, может быть, это какая-то помесь с мастифом. К ее удивлению, человека, с которым был пес, совершенно не обеспокоила его агрессивность. Напротив, он смеялся, шагая по дороге в сторону Каролины.

Человек этот представлял собой странное зрелище: на нем была поношенная, обтрепанная одежда черного цвета — старомодный кафтан с широкими полами, доходившими до колен, и вышедшая из моды треуголка, надетая на седой парик. На большие руки, которыми он размахивал при ходьбе, свисало грязное кружево. Человек подошел ближе, и Каролина заметила, что он горбун.

Не имея ни малейшего желания оказаться рядом с псом и его хозяином, Каролина отошла на обочину дороги и повернула зонтик так, чтобы заслонить лицо. Но в этот момент краем глаза она увидела, как крохотная девчушка, игравшая рядом с повозкой, подбросила мячик в воздух и старалась его поймать. Она была совсем малышкой, лет двух или трех, и мяч, пролетев мимо протянутых к нему крошечных ручек, запрыгал к середине дороги.

Ребенок радостно затопал за своей игрушкой, но едва девочка дошла до края дороги, как огромный пес заметил ее и с рычанием бросился навстречу, явно намереваясь разделаться с ней так же, как со щенком.

Малышка, думая только об ускакавшем мячике, не подозревала о приближающейся опасности. Она дотянулась до мяча как раз в тот момент, когда пес оскалился. Каролина услышала рычание, чей-то крик у себя за спиной, и в следующий момент изо всех сил раскрытым зонтиком ударила пса по голове, отгоняя его от перепуганного ребенка, который упал в пыль и заплакал.

Дальше все разворачивалось чрезвычайно быстро. На мгновение пес остолбенел, а затем зубами вцепился в шелк и кружево зонтика. Женщина выбежала на дорогу и схватила плачущего ребенка; одновременно с этим горбун набросился на Каролину почти так же яростно, как и его пес.

— Это что же вы делаете? — произнес он грубым и гнусавым голосом.

— Успокойся, успокойся, маленькая моя! — воскликнула женщина. — Противная собака больше тебя не тронет. Добрая леди спасла тебя.

Каролина заговорила медленно и с большим достоинством.

— Сэр, за такой злой собакой нужно строго присматривать. Она опасна для окружающих.

Горбун уставился на нее. У него был большой нависающий нос и маленькие, близко посаженные глазки-щелочки.

— В советах я не нуждаюсь, — бросил он.

— Вы что, не понимаете, — надменно спросила Каролина, — что ваш пес мог жестоко искусать это бедное дитя?

— Детям, щенкам, да и молодым девицам, мадам, лучше не стоять на дороге у меня и моего пса, — холодно сказал человек. — Пошли, Брут.

Он наклонился и взял пса, все еще терзавшего зонтик Каролины, за ошейник. Протащив его по дороге несколько метров, человек пошел дальше, не оглянувшись и даже не приподняв шляпу; рычащий пес последовал за ним

От изумления Каролина лишилась дара речи. За всю ее жизнь никто ни разу не говорил с ней таким тоном. Женщина прервала ее мысли:

— Ох, леди, как мне благодарить вас! Моя бедная девочка! Ш-ш-ш, маленькая. Все хорошо, никто тебя не тронет. Этот жуткий зверь! Да он мог растерзать ее! Как мне вас благодарить, леди? Даже не представляю!

— Пожалуйста, не нужно, — сказала Каролина.

Она протянула руку и дотронулась до щечки ребенка. Кожа была мягкой и теплой. В глазах малышки все еще стояли слезы, но она несмело улыбалась.

— Класивая леди, — пролепетала она.

— Уж как верно, — воскликнула ее мать. — Да, моя радость, леди красивая и храбрая.

— Опасности подвергался только мой зонтик, — сказала Каролина и с некоторым сожалением поглядела на огромные рваные дыры в тех местах, где собачьи зубы кромсали шелк.

— Мама, — сказал кто-то у нее за спиной, — да это та самая леди, что приезжала с его милостью на прошлой неделе, когда мы были в Севеноксе.

Каролина быстро обернулась. Она сразу узнала его. Это был тот самый смуглый мальчик с длинными прямыми волосами по имени Гидеон, с которым заговорил лорд Брикон, когда они подъехали к зверинцу; мальчик, который привел их к повозке Адама Гримбальди, а позже отправился за каретой для Каролины.

— Ну конечно, я тебя помню, — улыбнулась она. — Что ты здесь делаешь и где зверинец?

— Ох, леди, на нас свалилось несчастье, — ответила женщина. — На моего мужа кинулся один из тигров мадам Зары. Он чистил клетку, когда зверь набросился на него. Просто жуть! Три дня уж так он был плох, нынче же лекарь говорит, что он выживет, но раны заживут не скоро, так что он сможет вернуться к мистеру Гримбальди как раз на ярмарку Святого Варфоломея, через месяц, а то и больше.

— Я вам очень сочувствую, — сказала Каролина. — Значит, временно вы расположились здесь?

— Его милость позволил нам, — с гордостью сказала женщина. — Место здесь удобное — до речки рукой подать. Гидеон зарабатывает в деревне и в поле, да и мистер Гримбальди — благослови его Господь — не даст помереть с голоду. — Она перевела дыхание и добавила со слезами на глазах: — Но случись что с нашей маленькой Зариной, не знаю, что б я делала! Назвали-то ее в честь мадам Зары. А уж как отец ее любит!

— Я рада, что смогла спасти ее, — сказала Каролина. — Но кто этот ужасный человек с собакой?

Гидеон сердито поглядел на дорогу.

— Этот тип объявился в деревне недавно. Все его здесь ненавидят, потому, как боятся. Знаю только, что звать его Джейсон Фейкен.

— Он негодяй, — заявила Каролина. — Поразительно, что в такой славной, мирной деревне кто-то сдает ему жилье. Вы должны рассказать все лорду Брикону. Не захочет же он, чтобы с его арендаторами и работниками так обращались.

— Здесь и вправду поговаривают о том, чтобы обратиться к его милости, — помолчав, ответила женщина. — Да только как-то неловко, уж больно близкое знакомство у этого старика с кузеном его милости, мистером Джервасом Уорлингемом.

— Да что вы? — воскликнула Каролина. — Кто бы мог подумать!

— Говорят, он-то и привез сюда Фейкена, — подхватил Гидеон. — На прошлой неделе он дважды навещал этого горбуна. Я сам видал, как мистер Уорлингем скакал к его дому.

Каролина кивнула.

— В общем, приглядывайте за ним, — сказала она, наконец. — Я уверена, что его милость не желает неприятных происшествий, даже если их виновник — друг его кузена.

— Да уж, конечно, приглядим, — сказала мать Гидеона. — И знайте, я и моя семья в долгу перед вами. Сегодня вы спасли мое дитя. Может, когда-нибудь и мы хоть как-то сможем вам помочь.

Каролина улыбнулась.

— Благодарю вас, — сказала она. — Кто знает, возможно, мне и понадобится ваша помощь.

Каролина протянула женщине руку. Та наклонилась и поцеловала ее.

— Благослови вас Господь за вашу доброту, — произнесла женщина со слезами на глазах.

Каролина повернулась и медленно пошла назад к дому викария. Ей было, над чем поразмыслить. Когда же Харриет начала ахать над испорченным зонтиком, Каролина, бросив его в угол, сказала:

— Дело того стоило, вполне стоило.

Она никак не объяснила удивленной Харриет свои слова, а за ленчем, на котором, к счастью, викарий отсутствовал, она была непривычно молчаливой.

— Проводить тебя в замок? — спросила Харриет, когда Каролина отправилась в спальню, чтобы привести себя в порядок и пригладить волосы, — ей хотелось выглядеть как можно скромнее и привлекательнее.

— Спасибо, Харриет, но я предпочитаю идти одна, — ответила Каролина. — Мне нужно подумать, подготовиться к ответам на любой вопрос. Нелегко будет играть роль смиренной, зависимой девушки!

— Это не для тебя, Каролина, — со смехом сказала Харриет. — Я всегда считала тебя в определенном смысле очень властной натурой.

— О нет! — запротестовала Каролина. — Только не властной!

— Может быть, я неточно выразилась, — поправилась Харриет, — но ты, Каролина, так уверенно держишься, что, по-моему, нужно быть не в своем уме, чтобы поверить, будто ты и вправду затюканная компаньонка.

Каролина взглянула на себя в зеркало. Сверкающие глаза, горящее золото волос приятно контрастировали с матовой бледностью ее кожи.

— Разве я не похожа на бедную девушку благородного происхождения? — спросила она.

— Ничуть, — ответила Харриет. Каролина вздохнула.

— А на кого же я похожа? — спросила она.

Харриет на мгновение заколебалась, а затем рассмеялась.

— Каролина, ты похожа на девушку из высшего общества, которая ищет приключений, — сказала она, и впервые в жизни за Харриет Уонтидж осталось последнее слово.

ГЛАВА 5

Лакей распахнул большую дубовую дверь, и Каролина вошла в замок.

— Я пришла к ее милости, — уверенно сказала она, и старый дворецкий с достоинством папы римского вышел вперед и поклонился.

— Конечно, мадам. Как мне доложить?

— Мисс Каролина Фрай, — ответила Каролина и с удивлением заметила, что на его лице мелькнуло странное выражение.

Она не сразу сообразила, в чем дело, но вот он выпрямился, отвернулся с пренебрежительным видом, пухлой рукой сделал жест лакею в великолепной фиолетовой с алым ливрее и резко сказал:

— Проводите мисс Фрай наверх.

Каролина вдруг поняла, что, как простая претендентка на место служащей в замке, не имеет права рассчитывать на обходительность или внимание, которые полагались бы ей, если бы слуги знали, кто она такая на самом деле. Она не знала, сердиться ей на поведение дворецкого или смеяться над ним, но лакей не дал ей времени на раздумье.

— Прошу сюда, мисс, — сказал он несколько развязным тоном, оглядывая ее, как показалось Каролине, слишком дерзко.

Они начали подниматься по парадной лестнице. Каролина успела заметить великолепие большого холла, украшенного резьбой и колоннами, но ее подавляла темная и мрачная обстановка. От пола до потолка стены были обшиты панелями и увешаны старинным оружием. У основания лестницы и на каждом ее повороте стояли рыцарские доспехи — безжизненные стражи, вызывавшие мрачное и неприятное чувство: словно за тобой кто-то следит.

Едва они поднялись на второй этаж, как из тени выступила пожилая женщина. Она была ширококостной, с худым некрасивым лицом. Но лицо не было неприятным, несмотря на выражение осторожной сдержанности. На ней был шелковый передник, и Каролина решила, что она занимает достаточно высокое положение в служебной иерархии.

— Ее милость примет мисс Фрай, — сказала она лакею.

— Извините, мисс Доркас, — ответил тот, — но миссис Миллер велела сначала привести эту девушку к ней.

Служанка фыркнула, по-видимому, так выражая презрение и нетерпение.

— Ее милость ждет, — сказала она ледяным тоном, — и я вышла, чтобы провести мисс Фрай к ней.

Не обращая внимания на Каролину, слуги сердито смотрели друг на друга.

— Слушайте, мисс Доркас, — сказал лакей, настолько забывшись, что даже позволил себе подбочениться, — вы не хуже меня знаете, что здесь распоряжается миссис Миллер. Она сказала мне: «Джеймс, когда появится эта молодая особа, ведите ее прямо ко мне», — и кто я такой, чтобы спорить? Слишком дорого обойдется.

— Миссис Миллер не имеет никакого отношения к компаньонке ее милости, — отрезала мисс Доркас.

— Это вздор, вы и сами знаете, — ответил лакей. — Лично я не жажду потерять работу, так что она идет к миссис Миллер, и точка!

Лакей пересек лестничную площадку и подошел к двери, находившейся почти напротив того места, где стояли Каролина и мисс Доркас. Он широко распахнул дверь, явно намереваясь церемонно ввести Каролину в комнату, и уже раскрыл рот, чтобы объявить ее имя. Но слова замерли у него на губах, ибо всем троим стало ясно, что миссис Миллер не готова принять никого.

Она сидела, откинувшись в удобном кресле перед камином, поставив ноги на скамеечку с вышитым верхом и опустив голову на шелковую подушечку. Рот ее слегка приоткрылся, глаза же были плотно закрыты; все встали, уставившись на нее, а миссис Миллер издавала громкий и не приличествующий леди храп.

Каролина успела заметить, что миссис Миллер хороша собой. Темные волосы под тюрбаном из полосатого газа были завиты в модные локоны, а платье с очень низким декольте не скрывало пышные прелести. На маленьком столике Каролина заметила почти пустой графин с портвейном. Перехватив взгляд, которым обменялись Доркас с лакеем, она догадалась, что видеть миссис Миллер в таком состоянии им случалось не так уж редко. Лакей бесшумно закрыл дверь.

— Ваших рук дело, мисс Доркас, — усмехнулся он. — Но, когда проснется ее величество, достанется мне, если она узнает, что мы застали ее в эдаком виде.

— Я не из тех, кто болтает, Джеймс, — сурово ответила Доркас.

Лакей улыбнулся, но глаза его были устремлены на Каролину.

— Удачи вам, мисс, — сказал он ей. — Держите язык за зубами.

Каролина улыбнулась ему в ответ. Она чувствовала, что ей ничего другого не остается, и последовала по коридору за Доркас.

— Не обращайте внимания на этого дерзкого мальчишку, — сказала Доркас. — Не его вина в том, что здесь творится.

— Кто такая миссис Миллер? — спросила Каролина уже в конце коридора.

— Сами скоро узнаете, — бросила Доркас, — если останетесь здесь.

Тон, которым это было сказано, дал Каролине понять, что неразумно расспрашивать дальше, и она молча прошла за служанкой еще один коридор, после чего они оказались перед двойной дверью красного дерева. Доркас постучала, и мягкий голос пригласил их войти.

Доркас открыла двери. На мгновение Каролину ослепил яркий свет. После слабо освещенного коридора, после угнетающего сумрака холла и парадной лестницы комната казалась очень светлой и красивой. Солнечные лучи струились сквозь два огромных окна; повсюду стояли цветы — большие букеты тепличных цветов в вазах, благоухание которых наполняло воздух. Вначале Каролина уловила аромат цветов и услышала щебет, трепыхание крыльев, неожиданные пронзительные птичьи крики и трели певчих птиц. Затем у окна она разглядела две большие клетки и в них — не меньше дюжины чудесных синих и зеленых попугайчиков, раскачивающихся на жердочках или порхающих за тонкой серебряной решеткой, которая не давала им разлететься.

Каролину так захватило это зрелище, что лишь через несколько мгновений она поняла, что в дальнем углу комнаты на кровати, наполовину уходящей в альков и задрапированной бледно-розовыми занавесями, лежала женщина.

— К вам мисс Фрай, миледи, — объявила Доркас и, выдвинув тяжелый стул, поставила его у кровати.

— Нет, Доркас, не этот, — мягко сказала леди Брикон. — Он неудобный, ты же знаешь. Принеси маленький, с мягкой обивкой. Вот так лучше. Прошу вас, садитесь, мисс Фрай, — обратилась она к Каролине, и та низко присела в реверансе и тихо произнесла:

— Благодарю за то, что вы согласились принять меня, мадам.

— Благодарю за то, что вы написали мне, — ответила леди Брикон. — К сожалению, мисс Холл вчера уехала, иначе она бы обязательно вас встретила. Она передала мне письмо, которое ей прислала миссис Эджмонт, и одновременно с этим я получила ваше письмо, мисс Фрай. Вы написали, что остановились здесь в доме священника. Вы знакомы с мисс Уонтидж?

— Мы с Харриет вместе учились в пансионе, мадам, — пояснила Каролина.

— Ах, вот как. И вы там подружились?

— Да, — ответила Каролина. — Мне очень нравится Харриет.

— Она славная девушка, — заметила леди Брикон. — Кстати, вы мне напомнили, что я давно ее не видела. Но дни словно ускользают куда-то. Я читаю, наблюдаю за птицами и забываю об окружающем мире. Это нехорошо с моей стороны.

— Вовсе нет, мадам, если вы счастливы.

— Счастлива? — задумчиво произнесла леди Брикон. — Много лет прошло с тех пор, как я была счастлива; пожалуй, лучше сказать, что я довольна. Я выбрала такую жизнь.

— Но, мадам, вам, должно быть, очень скучно, — сказала Каролина. — Вам еще не так много лет, и можно найти столько интересного для себя — делать, слышать, видеть.

Леди Брикон засмеялась.

— Хотите сманить меня с избранного пути? Большинство компаньонок предпочитает хозяйку, прикованную к постели, — она не будет надоедать им хождениями то туда, то сюда, не будет выискивать промахи. Но я забыла: вы очень молоды. Быть может, вам здесь покажется слишком тихо.

— Нет, нет, мадам. Больше всего на свете мне хочется остаться в Бриконском замке, если я подхожу вашей милости.

— Миссис Эджмонт очень хорошо отзывается о вас, — сказала леди Брикон, — но, правду сказать, рекомендации меня мало интересуют. Мне будет приятно смотреть на ваше очаровательное личико, я люблю все красивое. Вот почему в этой комнате много цветов и моих любимых птичек. Не правда ли, они хорошенькие?

— Они прелестны, мадам! — воскликнула Каролина. — Когда-то у моей матери была пара таких же…

Неожиданно раздался резкий стук в дверь. Доркас, стоявшая в дальнем конце комнаты, направилась к дверям, но прежде чем она подошла, двери распахнулись, и в комнату вошла миссис Миллер.

Она быстро двигалась, ее платье колыхалось и шуршало, а шарф с кистями, накинутый на плечи, раскачивался в такт ее торопливым шагам. Как заметила Каролина, она была чрезвычайно хороша собой, гораздо выше и внушительнее, чем казалось, когда она спала в кресле. Теперь глаза ее были открыты, и стало видно, что они черные, словно уголь, и сверкают от гнева.

— Вы должны извинить меня, мэм, — обратилась миссис Миллер к леди Брикон резким, высоким голосом, — но эта молодая особа умудрилась пройти сюда, несмотря на мои указания. Я велела одному из лакеев привести ее ко мне, прежде чем беспокоить вас, мэм. Но мое приказание оставили без внимания самым непростительным образом.

— Никто не причинял мне беспокойства, — тихо сказала леди Брикон. — Я хотела встретиться с мисс Фрай, и Доркас привела ее ко мне.

— Не в этом дело, — ответила миссис Миллер. — Я нанимаю слуг для этого дома, и мисс Фрай должна была вначале обратиться ко мне.

Леди Брикон вздохнула.

— Миссис Миллер, едва ли моя компаньонка относится к слугам. Впрочем, я не очень хорошо себя чувствую, чтобы спорить с вами. Я наняла мисс Фрай, и она немедленно приступает к своим обязанностям.

— Но, мэм… — сердито начала миссис Миллер. Леди Брикон закрыла глаза.

— Доркас, мою нюхательную соль, — сказала она слабым голосом.

Доркас устремилась к хозяйке и нечаянно толкнула миссис Миллер. Та бросила на Каролину убийственный взгляд, повернулась и вышла из комнаты.

Каролина поднялась со стула и стояла у кровати в нерешительности и беспокойстве. Что теперь будет? Однако, к ее удивлению, стоило двери закрыться, как Доркас закупорила бутылочку с нюхательной солью и сказала:

— Она ушла, миледи.

— Вот уж действительно облегчение, — произнесла леди Брикон совершенно спокойным голосом и улыбнулась, глядя на Каролину. — Садитесь, дитя мое. Вам может показаться, что это странный дом. Так оно и есть. Когда вы к нему немного привыкнете, то поймете, почему я предпочитаю оставаться в собственной комнате. Впрочем, у меня и без того достаточно к тому причин. Я так и не оправилась после рождения последнего ребенка и не могу много двигаться.

Каролина уже собралась спросить, есть ли у нее еще дети, кроме лорда Брикона, но осеклась, поймав взгляд Доркас. Служанка стояла так, что леди Брикон не видела ее; как только Каролина открыла рот, Доркас предостерегающе покачала головой и приложила палец к губам.

— Мне отвратительны всякого рода скандалы, — продолжала леди Брикон. — Я прошу лишь оставить меня в покое наедине с моими мыслями. Но что же вы стоите, мисс Фрай? Снимите шляпку и почитайте мне, пожалуйста. Вот здесь лежит сборник стихов, которые я считаю чрезвычайно успокаивающими.

Каролина положила шляпку на кресло, взяла со столика у кровати книгу и, перелистывая страницы, наткнулась на одно из своих любимых стихотворений. Она знала, что хорошо читает, так как ее гувернантка придавала большое значение правильной и выразительной речи. Когда она закончила читать, леди Брикон тихо сказала:

— Чудесно! Почитайте мне еще.

Каролина читала другое стихотворение, когда опять раздался стук в дверь. Доркас подошла, переговорила с кем-то и с мрачным видом прошла через комнату.

— Его милость просит засвидетельствовать вам свое почтение, а мисс Фрай приглашает спуститься в библиотеку.

У Каролины екнуло сердце. Итак, ей предстоит встреча с лордом Бриконом. Что он ей скажет? Она закрыла книгу и взглянула на леди Брикон.

— Уж, конечно, эта расстаралась, — проворчала Доркас. Незачем было спрашивать, кто такая «эта», — и так было понятно, о ком шла речь.

— Пройдите, пожалуйста, к моему сыну, — сказала Каролине леди Брикон. — И скажите ему, что я взяла вас к себе компаньонкой с жалованьем двадцать фунтов в год. Я хочу, чтобы вы сразу же приступили к своим обязанностям. Доркас позаботится о том, чтобы ваши вещи доставили из дома викария. Все решено.

На мгновение она прикрыла глаза, словно принятие решения потребовало от нее слишком больших усилий. Потом вновь открыла глаза и добавила:

— Отчего-то я чувствую, дитя мое, что вас запугать не так-то просто. Бедная мисс Холл страшно боялась, но вы не такая.

— Надеюсь, что это так, — мягко ответила Каролина. — Благодарю вас, мадам. Я с удовольствием останусь здесь в качестве вашей компаньонки.

За дверью ее ждал лакей, чтобы проводить вниз. Это был не Джеймс, а другой — бледнолицый молодой человек, явно испуганный и не пытавшийся заговорить, так что Каролина молча шла за ним следом.

Ей очень хотелось выяснить, где Мария, но она сочла разумным не спрашивать ни о чем, по крайней мере, до тех пор, пока не выяснит, от кого здесь можно ждать дружелюбного отношения, от кого — нет. Прежде всего, нужно узнать, какое именно положение занимает миссис Миллер и насколько с ней придется считаться, если дело дойдет до выяснения, чья воля сильнее.

Лакей отворил дверь в библиотеку. Ею оказалась еще одна темная комната, заполненная книгами и занавешенная тяжелыми камчатными занавесями, которые не пропустили бы и лучика солнца в царящий здесь мрак.

Но Каролине не было дела до комнаты. Возле камина стоял лорд Брикон — точно такой, каким она его помнила, разве что еще мрачнее, если только это было возможно.

Он был изысканно одет, но отнюдь не выглядел изнеженным щеголем. Он был слишком крепким, слишком широким в плечах; даже его руки — пусть белые и хорошо ухоженные — были сильными, словно иногда он занимался тяжелой работой.

Он стоял и хмурился, слушая миссис Миллер, стоявшую рядом. Ее карминный рот злобно кривился, глаза щурились.

Когда вошла Каролина, она повернулась к дверям и заметила:

— Милорд, вот та особа, которую я прошу вас уволить.

Каролина медленно прошла в комнату. Голова ее была высоко поднята, сердце часто билось… Каролина понятия не имела, насколько воздушной и утонченной смотрелась она на темном фоне.

Она ничего не говорила, только медленно двигалась вперед, устремив взгляд огромных глаз на лорда Брикона. Какое-то мгновение он пристально глядел на нее в изумлении, затем сдвинутые брови распрямились, и он порывисто шагнул к ней и протянул руки.

— Значит, это моя мисс Фрай! — воскликнул он. — У меня мелькнула мысль, что не могут две дамы зваться одинаково, но все равно трудно было поверить, что вы можете оказаться здесь, в моем доме. Это замечательно, и я действительно рад приветствовать вас здесь.

Трудно было оторвать взгляд от довольного лица лорда Брикона, но Каролина посмотрела на миссис Миллер.

— Так, значит, вы знаете эту… эту особу, — зашипела она.

— Мы действительно хорошо знакомы, не правда ли, мисс Фрай? — спросил лорд Брикон. — Честно говоря, мисс Фрай однажды оказала мне неоценимую услугу, но думаю, что лучше всего не раскрывать нашу тайну. Что вы скажете, мисс Фрай?

— Как вам будет угодно, милорд, — ответила Каролина, но ее глаза сверкнули, а на щеке показалась ямочка.

— А теперь расскажите, как вы здесь оказались, — сказал он, увлекая ее в глубь комнаты и церемонно усаживая в кресло. После этого он повернулся к миссис Миллер, по-прежнему стоявшей у камина и яростно кусавшей нижнюю губу.

— Думаю, что мы не будем вас больше беспокоить, — вежливо сказал он. — Я уверен, что матушка пожелает оставить мисс Фрай у себя. Предоставьте мне все устроить. Благодарю вас, миссис Миллер.

Он удалял ее из комнаты, и женщина это понимала. Она надменно вскинула голову и без всякого почтения едва присела в реверансе.

— Искренне надеюсь, милорд, что вы поступаете правильно, — сказала она и устремилась из комнаты так быстро, что открыла двери и вышла, прежде чем лорд Брикон успел дойти до них. Он удостоверился, что двери закрыты, повернулся и взглянул на Каролину.

— Я думал о вас, — сказал он, — и вот вы появляетесь здесь, словно по волшебству. Я почти убежден в том, что вы — только видение и можете исчезнуть так же быстро, как и появились. Вы действительно здесь?

— Да, я здесь, — мягко ответила Каролина.

— Почему?

Задавая вопрос, он шагнул ближе и остановился в ожидании ответа, глядя ей в лицо.

— Потому что я хотела видеть вас, милорд, — искренне ответила Каролина. Уже произнося эту фразу, она сообразила, как ее можно истолковать, и почувствовала, что кровь приливает к щекам. Она опустила глаза и торопливо добавила: — Видите ли, я хочу сообщить вашей милости нечто чрезвычайно важное, о чем не решилась написать.

Лорд Брикон помолчал немного и спросил:

— Судя по вашему тону, это связано с тем, что произошло в тот вечер? Вы, несомненно, слышали вердикт: «Убит неизвестными».

— Да, слышала, — сказала Каролина, — как и то, что у вашей милости было бесспорное алиби.

— Совершенно бесспорное, — подтвердил лорд Брикон. — Адам и Зара твердо стояли на своем, несмотря на то, что главный судья допрашивал их весьма сурово. Мы встретились с ним на следующий день после официального расследования, ибо я счел разумным не появляться в суде, когда допрашивали других. Хотя это и маловероятно, но кто-то мог видеть меня недалеко от того места. Однако все прошло благополучно. А теперь скажите, о чем вы собирались мне сообщить.

Каролина встала.

— Видите ли, милорд, — горячо заговорила она, стискивая руки, — я узнала — только прошу вас, не спрашивайте как, — что вашей жизни угрожает опасность со стороны человека, который вам завидует и жаждет заполучить ваши титул и состояние.

— Вот как! Продолжайте. Каролина на мгновение запнулась.

— Говорить с вами, оказывается, труднее, чем я думала, в конце концов, вы меня не знаете, у нас всего лишь мимолетное знакомство.

— Напротив, я считаю, что время мало что значит, — ответил лорд Брикон. — Вместе нам довелось пережить столько, сколько некоторым не удается за целую жизнь; у нас же на это ушло несколько часов. Если это не сделало нас друзьями… что же еще?

— Это верно, — согласилась Каролина. — В таком случае, милорд, простите, если я покажусь вам дерзкой, возможно вы сочтете, что я самонадеянно злоупотребила нашей… нашей дружбой.

В ответ лорд Брикон наклонился и взял ее за руку:

— Мисс Фрай, что бы вы мне ни сказали, я не сочту это ни дерзостью, ни самонадеянностью.

То, как он крепко сжал ее пальцы и произнес эти слова, вновь заставило Каролину покраснеть. Однако она решительно отмела в сторону свои собственные переживания и продолжала:

— Что же, милорд, если мне позволительно говорить прямо: я узнала, что этот человек — ваш близкий родственник. Ему выгодна ваша смерть, и он может представлять для вас большую опасность.

Лорд Брикон отпустил руку Каролины и через всю комнату прошел к окну.

— Вы, конечно, говорите о моем кузене Джервасе Уорлингеме. Не скрою, временами я и сам подозреваю, что он мне завидует. Всегда он без денег, всегда уговаривает меня уплатить его долги, но не проявляет почти никакой благодарности, если я это делаю. И все же я не могу поверить, что он может желать моей смерти.

— Милорд, вы к нему очень привязаны? — спросила Каролина.

Лорд Брикон пожал плечами.

— Не особенно. Раньше мы виделись редко. Джервас учился в Хэрроу11, потом отец купил ему патент в гвардию. Наши пути почти не пересекаются.

— Тем не менее, теперь вы часто видитесь? — настаивала Каролина.

— Вовсе нет, — ответил лорд Брикон. — Я не видел Джерваса последние два года, пока в феврале не вернулся домой. Он прибыл сюда поздравить меня с возвращением, пробыл здесь несколько недель, и потом я встретил его раза два в Уайтсе12. Вот и все.

— Он не заезжал к вам на прошлой неделе? — спросила Каролина.

— Нет. Почему вы об этом спрашиваете?

Но Каролина не ответила. Она вспомнила, что сказал ей Гидеон. Значит, мистер Джервас Уорлингем был в Какхерсте, встречался с Джейсоном Фейкеном, но в замок не заехал. Это выглядело странно, но ей хотелось все точно выяснить, прежде чем утверждать что-либо. В ее распоряжении были только подозрения, да и Гидеон — всего лишь мальчишка из цирка, он мог и ошибиться. Ей не хотелось, чтобы лорд Брикон думал, будто она обсуждает его дела неизвестно с кем.

Лорд Брикон отвернулся от окна и вновь подошел к ней.

— Мисс Фрай, я вам очень признателен за то, что вы рассказали, но думаю, ваши подозрения в отношении Джерваса совершенно неверны. Может быть, он слишком легкомысленно обращается с деньгами — с моими деньгами, если уж на то пошло, — но клянусь, он — не убийца. Нет, мисс Фрай, вас неверно информировали. Я благодарен вам за участие, но прошу верить, когда я говорю, что узы крови сильнее алчности, а ведь Джервас мне доводится двоюродным братом.

— Я молю небо о том, чтобы вы оказались правы, милорд, — ответила Каролина. — Но пообещайте, что вы будете остерегаться.

— Чего? — спросил лорд Брикон. — Смерти? Дорогая мисс Фрай, я уже говорил вам при первой встрече, что не дорожу жизнью. Я предпочел бы скорее лишиться ее, чем за нее держаться.

При этих словах его лицо омрачилось, а глаза странно потемнели. Он говорил с трудом, словно человек, который услышал свой смертный приговор и утратил всякую надежду, у которого нет будущего. Впечатление было странное, но ошибиться было невозможно. Какое-то время она лишь смотрела на него, чувствуя, что он ушел в себя и думает о какой-то ужасной тайне, которой она не знает, и что говорит он искренне, без преувеличения.

Неожиданно у нее возникло ощущение опасности. Она понимала: все, о чем она интуитивно догадывалась, — лишь часть страшной правды. Словно лорду Брикону угрожало что-то зловещее, подбирающееся все ближе и ближе, а она бессильна его спасти.

Должно быть, на лице Каролины отразился испытанный ею ужас, ибо лорд Брикон неожиданно улыбнулся, и мрак исчез из его глаз.

— Но я не должен тревожить вас, — сказал он. — Да, мисс Фрай, я буду остерегаться, если вы того желаете.

Он говорил беспечно, и Каролина понимала, что обещание дано только для того, чтобы ее успокоить, он не собирается его выполнять.

Отбросив условности, она протянула руку и тронула его за рукав:

— Прошу вас, скажите мне правду!

Он взглянул ей в глаза и прекрасно понял, что она хотела сказать. Какое-то мгновение он стоял, словно зачарованный, колеблясь, и уже готов был открыться. Серые глаза его посветлели, и Каролине на мгновение приоткрылся образ беззаботного счастливого человека, каким он, должно быть, был раньше. Затем маска вновь опустилась, и он невесело засмеялся — смех этот странным образом напоминал его смех в лесу, где они встретились.

— Боже мой, мисс Фрай, вы решили устроить мне допрос? — спросил он. — Увы, мне нечего сказать. Вы просили меня поберечься — я вам это обещаю.

Каролина отвернулась. Она знала, что надеяться не на что. Ей не удалось узнать правду, и ничего тут не поделаешь.

— В таком случае, милорд, прошу меня извинить, — сказала она. — Я пойду к вашей матушке.

Она не глядела на него, и в голосе ее слышалось разочарование. Но только она шагнула к двери, как он вновь оказался рядом и взял ее за руку.

— Мисс Фрай, вы останетесь? — спросил он. — Вы не покинете замок? Мне хочется, чтобы вы остались.

Каролина все еще не смотрела на него, и он добавил:

— Но, ей-богу, мне следовало бы просить вас уехать.

Слова эти, казалось, сорвались с его губ, сильные пальцы сжали ее руку; Каролина почувствовала, как он взволнован, и замерла. Между ними возникло какое-то магическое притяжение; у Каролины участилось дыхание, и она затрепетала. Весь мир словно исчез, они остались вдвоем — мужчина и женщина, глядящие друг на друга сквозь вечность.

На каминную решетку упал уголек, разрушив связывавшие их чары. Каролина опустила глаза и, охваченная застенчивостью, какой еще никогда не испытывала, повернулась и безмолвно вышла из комнаты.

Она слышала, как за ней закрылась дверь библиотеки — с негромким вызывающим стуком, — но уже бежала по коридору, через холл и вверх по лестнице.

Она не оглядывалась по сторонам, желая лишь одного — поскорее очутиться вновь в освещенных солнцем покоях леди Брикон. Она еще спешила по коридору, когда в дальнем его конце появилась Доркас.

— Мисс Фрай, ее милость заснула. Я провожу вас в вашу комнату и дам знать, когда она проснется.

Доркас пошла по коридору; Каролина следовала за ней. Мысли и чувства Каролины были слишком хаотичны и беспорядочны; в этот момент она думала лишь о лице лорда Брикона, каким его только что видела в библиотеке.

— Вот ваша комната, мисс Фрай. Она недалеко от спальни ее милости на случай, если вы ей понадобитесь.

Доркас отворила дверь в небольшую комнатку. Помещение было безрадостным и довольно холодным, вероятно, им не пользовались, но Каролина не обратила на это внимание, она видела лишь одно — Марию, скромно стоящую у туалетного столика.

Доркас строго взглянула на Марию.

— Помогите мисс Фрай найти все необходимое, пока не прибыл ее багаж. После этого помогите ей распаковаться.

— Хорошо, мисс Доркас, — Мария слегка присела в реверансе.

Когда дверь закрылась, она взглянула на хозяйку и широкая улыбка преобразила ее круглое лицо. Каролина предостерегающе прижала палец к губам.

— Подожди, — прошептала она, осторожно подошла к дверям, прислушалась и с облегчением вздохнула.

— Все в порядке, миледи, — сказала Мария. — Ее вам можно не опасаться. Мисс Доркас, хотя и глядит сурово, но человек порядочный. Ни о ком другом здесь этого не скажешь.

— Мария! — воскликнула Каролина. — Я так рада тебя видеть! Рассказывай все, что удалось узнать.

— Да уж немало, миледи. А лучше сказать, столько, что и не знаю, с чего начать. Такого хозяйства мне никогда видеть не доводилось, все шиворот-навыворот! У меня здесь глаза открылись, уж это точно, миледи: после того, как поживешь в Мандрейке, увидеть в эдаком доме ссоры да перебранки… А уж сколько добра здесь пропадает! Ох, миледи, вы бы ни за что не поверили!

— Я хочу знать все, — сказала Каролина. — Но сначала скажи мне, кто такая миссис Миллер?

— Да, уж, это вопрос в самую точку, миледи, — ответила Мария. — Я сама себя об этом спрашивала, потому как нанимала меня миссис Миллер. Сначала меня провели к экономке — пустое место, да и только, смертельно боится миссис Миллер. По счастью, как раз на этой неделе ушли две горничных. Одну уволили за дерзость, а вторая сама ушла, потому что не могла стерпеть обращения миссис Миллер.

— Но кто же она? — опять спросила Каролина.

— Ну, как я поняла, — ответила Мария, — она доводится родней по мужу тетке его милости, леди Августе Уорлингем.

— А леди Августа тоже живет здесь? — спросила Каролина.

— Это уж точно, живет. Страннее дамы не встретите никогда. Уж как было трудно удержаться от смеха, когда мне пришлось прислуживать ей в спальне…

— Ладно, ладно, рассказывай дальше о миссис Миллер, — перебила ее Каролина, зная, как легко Мария отвлекается от сути повествования.

— Оказывается, — продолжала Мария, — леди Августа обожает своего племянника, мистера Джерваса Уорлингема, того самого джентльмена, о котором ваша милость просила меня разузнать.

— А он-то здесь при чем?

— Муж миссис Миллер служил в армии с мистером Уорлингемом и погиб, как я поняла, в сражении при Ватерлоо. Миссис Миллер осталась с крошечной пенсией и упросила мистера Уорлингема устроить ее здесь, когда его милость был в Европе. Тогда в доме распоряжалась леди Августа, но она не любит заниматься хозяйством и поэтому передала все в руки миссис Миллер. Так что когда его милость вернулся, она уже здесь обжилась, начала важничать и изображать из себя знатную даму.

— Ясно, — сказала Каролина. — Значит, она — друг мистера Джерваса Уорлингема?

— Больше чем друг, как говорят некоторые, — ответила Мария и торопливо добавила: — Не следовало бы мне повторять вашей милости такие неприличные сплетни, вы уж меня простите. Ох, миледи, слишком вы молоды для того, чтобы впутываться в подобную историю. Ну что ваш батюшка и ее милость скажут? Ваша милость, давайте вернемся домой, уедем отсюда! Не нужно было мне соглашаться на такое предприятие; чувствую я, что может случиться худое!

— О чем ты говоришь? — воскликнула Каролина. — Что такое может случиться?

— Не знаю, ваша милость, — жалобно ответила Мария. — Просто нутром чую — прямо мурашки бегают, а объяснить не могу. Знаю только, что хочу вернуться в Мандрейк и вас, миледи, увезти туда.

— Тогда, Мария, мне придется тебя разочаровать, — сказала Каролина, — ибо я намерена остаться здесь. Я хочу докопаться до всех тайн этого дома.

С этими словами она решительно вскинула голову, голос ее зазвенел, а на лице появилось воинственное выражение, типичное, как говорил отец Каролины, для Фэев всех столетий. Мария понимала, что спорить бесполезно, но продолжала твердить, что нюхом чует беду.

Ко времени обеда прибыли сундуки Каролины. Мария их распаковала и помогла хозяйке надеть платье из узорчатого голубого газа, красиво задрапированного поверх нижней юбки из синего плотного шелка, расшитого серебряными блестками. Для скромной компаньонки платье было чересчур изысканным, но Каролина, воодушевленная идеей Харриет, что это — поношенные наряды, отданные ей леди Каролиной Фэй, желала выглядеть красивой и модно одетой, а не простенькой и незаметной.

Каролину ничуть не смутило выражение лица миссис Миллер, когда она вошла в гостиную, где все собирались перед обедом. Миссис Миллер тоже была одета по моде, но ее желто-шафранное полосатое платье было из дешевой материи. Расчет делался скорее на чары белоснежных плеч и полной груди, чем на то, как сшито и как сидит платье.

Взглянув на эту женщину, на ее крашеные губы и причудливо уложенные волосы, Каролина утвердилась в мысли, что миссис Миллер — вовсе не почтенная вдова, за какую себя выдавала. Она достаточно часто видела подобных женщин в Лондоне и слышала от своей крестной откровенное мнение о них. Больная леди Брикон, лежа в своей комнате, могла этого и не осознавать, но миссис Миллер была из тех, кого не следовало приглашать в знатный дом и тем более ей нельзя доверять управление им. В этом Каролина была уверена.

Когда Каролина вошла в гостиную, миссис Миллер разговаривала со старой женщиной, выглядевшей столь невероятно, что Каролина сразу решила: это и есть леди Августа Уорлингем. На ней был ярко-рыжий парик, тщательно завитый и закрученный, украшенный пучком малиновых перьев, которые удерживались огромной брошью и изумрудом и бриллиантами. Бесценное ожерелье из таких же изумрудов висело вокруг желтой шеи. Ее худое морщинистое лицо было сильно нарумянено; старые близорукие глаза подкрашены. Пальцем руки, напоминавшей когтистую лапу, она указала на Каролину и трескуче засмеялась:

— Это та самая девушка, верно? Подойдите сюда, дитя мое, дайте взглянуть на вас.

Каролина послушно подошла, сделала реверанс и встала возле старой женщины, ожидая позволения отойти.

Леди Августа взглянула на нее, поднесла к глазам монокль и засмеялась хриплым квохчущим смехом — почему-то Каролине она понравилась, невзирая на необычный внешний вид.

— Да вы хорошенькая, — сказала она. — Думаю, даже слишком хорошенькая для собственного спокойствия, как и для спокойствия других женщин. Неудивительно, что Хестер хочет от вас избавиться. Так ведь, Хестер? — обратилась она к миссис Миллер. — Слишком, слишком хороша, и Джервас это сразу заметит, а?

Каролину позабавило, что миссис Миллер раздосадована и чувствует себя неловко.

— Я думала лишь о леди Брикон, — натянуто сказала она.

— Чушь и ерунда! Как всегда, ты думала лишь о своих собственных чувствах. Да, она хороша, слишком хороша на твой взгляд, Хестер. Тебе следует от нее избавиться — если сможешь.

Она опять заквохтала; в этот момент в комнате появился лорд Брикон, и дворецкий объявил, что кушать подано.

Лорд Брикон всегда был прекрасно одет, но в вечернем наряде он показался Каролине великолепным. Его темно-синий атласный фрак украшали сапфировые пуговицы, а складки белоснежного жабо были тщательно уложены по самой последней моде. Он подал леди Августе руку; они медленно двинулись в столовую. За ними следовали миссис Миллер и Каролина.

— Сегодня нас совсем мало, — заметила леди Августа.

— Завтра прибывают мои друзья, — ответил лорд Брикон, — так что вам не придется жаловаться, тетя Августа.

— Жаловаться? Разве я жалуюсь? Наконец-то можно отдохнуть от трескотни вульгарных глупцов, которые не говорят ни о чем, кроме как о карточной игре и скачках.

— О, завтра вы вновь их услышите, — сказал лорд Брикон. Голос его звучал необычайно устало, словно одна мысль о завтрашнем дне бесконечно утомляла его. Он лишь мельком взглянул на Каролину, но она столь остро ощущала его присутствие, что не могла есть; ей казалось, что она может подавиться от одного глотка. Такого с ней не случалось никогда в жизни. Она всегда была уверена в себе, всегда знала, что делает, но сейчас ее переполняли противоречивые чувства. Она пылала и трепетала от возбуждения и в то же время дрожала от страха.

«Что со мной?» — спрашивала она себя, но знала только, что обед показался ей нескончаемо долгим и в то же время — до смешного коротким: долгим — потому что блюда шли одно за другим, их было слишком много, чтобы запомнить; коротким — потому что здесь присутствовал лорд Брикон, и ей хотелось слушать его голос, видеть его лицо.

Когда обед закончился, и дамы из столовой направились в гостиную, миссис Миллер сказала Каролине:

— Мисс Фрай, я хочу поговорить с вами.

Леди Августа впереди них прошла в гостиную, но миссис Миллер открыла другую дверь. Вслед за ней Каролина вошла в небольшую комнату. Она отметила, что камин забит неубранной золой, а шторы на окнах все еще не задернуты, хотя уже стемнело.

«Плохая экономка», — подумала Каролина и стала ждать, что же скажет миссис Миллер.

— Мисс Фрай, позвольте вам заметить, — начала миссис Миллер, — что незачем по вечерам разгуливать в нарядах вроде того, который на вас сейчас надет. Он не соответствует вашему положению; это дерзко с вашей стороны — воспользоваться отсутствием леди Брикон, чтобы порисоваться перед обитателями замка! Как вам известно, здесь распоряжаюсь я, и, пока вы не найдете себе платья, приличествующего вашему скромному положению, я распоряжусь, чтобы служанка приносила поднос с едой вам в комнату. Во многих домах компаньонки не пользуются привилегией есть вместе с хозяевами, но леди Брикон позволяет это делать, как я считаю, с излишним великодушием. Если вы желаете находиться среди тех, кто выше вас по положению в обществе, вы должны одеваться соответственно. Вам ясно?

Нападение миссис Миллер могло перепугать любую девушку. Тем более столь юную, как Каролина, если бы она действительно боялась потерять работу. Но у Каролины не было причин бояться этой вульгарной женщины.

Она взглянула ей прямо в глаза:

— Мне жаль, мэм, если мои платья вам не нравятся, но мне их отдала леди Каролина Фэй, вкус которой считается безупречным. К сожалению, других у меня нет. Тем не менее, я поговорю с ее милостью завтра утром или, если вам угодно, сегодня вечером и попрошу увеличить мое жалованье, чтобы я смогла купить одеяние, которое вас устроит. Миссис Миллер онемела от изумления, но быстро оправилась.

— Да как вы смеете разговаривать со мной таким тоном! — воскликнула она. — Если вы воображаете, будто можете дерзить мне в этом доме, то очень ошибаетесь!

— Вот как? — откликнулась Каролина. — А мне казалось, что наняла меня леди Брикон, и что ее сын — его милость — не возражает. Так ли уж мне необходимо на самом деле ваше одобрение?

Миссис Миллер побелела от ярости. Изо рта у нее вырвались какие-то бессвязные звуки, и она шагнула к Каролине, как если бы намеревалась дать ей пощечину. Но спокойный взгляд Каролины и чувство собственного достоинства, с которым она держалась, заставили женщину сдержаться. Вместо этого она прошествовала к дверям. Дойдя до них, она остановилась и обернулась:

— Вы пожалеете об этом, — сказала она в бешенстве, — очень пожалеете, когда окажетесь за воротами без рекомендации и без надежды получить работу. Когда я стану здесь хозяйкой, вы запоете по-другому, моя милая, и ждать этого вам придется недолго.

Она вышла и хлопнула дверью. Каролина хмыкнула, но затем постояла, обдумывая слова миссис Миллер.

«Так, значит, она намерена стать хозяйкой этого дома, — размышляла Каролина. — Неужели она и впрямь рассчитывает выйти замуж за лорда Брикона?»

Это было возможно, но маловероятно, ибо Каролина сердцем чувствовала: лорда Брикона миссис Миллер не интересовала.

ГЛАВА 6

Каролина открыла глаза и потянулась.

— Боже, до чего неудобная постель, — сказала она Марии, отдергивающей полог.

— Если бы в этом доме неудобной была только кровать, — отозвалась та. — Ох, миледи, вот уж никогда не думала, что доведется увидеть этаких слуг! Даже у старшей горничной хватило наглости сказать, что мне нечего беспокоиться и носить вам шоколад по утрам. «Мисс Фрай, — всего лишь компаньонка, — говорит она, — и особые услуги ей не положены». Особые услуги! Еще чего! Я в нее чуть не вцепилась. Но это все миссис Миллер распоряжается.

Каролина села.

— Ради Бога, Мария, не выказывай уж слишком явно свою привязанность, иначе они могут догадаться, что я не та, за кого себя выдаю.

— Если б у них голова была на плечах, они бы давно догадались, — возразила Мария, — потому что ваша милость ну никак не похожа на бедную компаньонку.

— Да, наверное, ты права, — ответила Каролина. — Ведь все приняли меня за компаньонку, даже леди Брикон и… его милость.

На последних словах голос ее чуть дрогнул. Ее несколько задело, что лорд Брикон ни на минуту не усомнился в ее рассказе. Это еще можно было понять в первый раз, когда он увидел ее, испачканную и ободранную после блуждания по лесу в темноте. Сейчас же, несмотря на опасность, Каролине хотелось, чтобы он хоть немного засомневался или даже удивился, что она нуждается в работе.

Что бы сказали ее родители, если бы узнали, что их единственная дочь, которую они считали ровней любой знатной леди, не только выбрала для себя столь низкую должность, но и принята в этом качестве без всяких сомнений?

— Мария, достань-ка мне платье покрасивее, — неожиданно приказала она с вызовом.

Но более осторожная Мария выбрала простой наряд из муслина, отделанный только лентами.

— Завтрак накрывают внизу, миледи, — сказала она, — но мне кажется, что вы там будете одна, потому что миссис Миллер велела свой завтрак принести в спальню, а его милость уже отправился куда-то верхом.

— Кстати, Мария, я вспомнила… — начала Каролина, вставая с постели и походя к окну. Тело ее высветилось сквозь тонкую ночную рубашку, и она казалась прелестной греческой богиней.

— О чем вспомнили, миледи? — спросила Мария, так как Каролина не закончила предложение, а молча смотрела на зеленый парк, пытаясь разглядеть, не мелькнет ли всадник.

— О чем же я говорила? — очнулась Каролина. — А, ну конечно! Я хочу, чтобы ты разузнала, кто приедет сегодня вечером. Думаю, у экономки есть список приглашенных, чтобы приготовить им комнаты. Постарайся его увидеть и запомнить: нужно выяснить, не будет ли среди гостей его милости тех, кто может меня узнать.

— Какой ужас, миледи! Я об этом и не подумала! — воскликнула в тревоге Мария.

— Зачем пугаться раньше времени? — отозвалась Каролина и стала одеваться.

Выяснилось, что ее утренние обязанности не очень обременительны. Леди Брикон проснулась поздно, и до одиннадцати ей требовались лишь услуги Доркас. Затем ее милость попросила свою компаньонку почитать ей статью из утренней газеты и продиктовала два письма, после чего сказала, что та свободна до тех пор, пока она не проснется после дневного отдыха.

В восторге оттого, что у нее есть свободное время, Каролина поспешила в дом священника. Здесь она нашла Харриет и спросила, не было ли почты. Ее ждало письмо от миссис Эджмонт. Каролина передала для отправки свое письмо, где сообщала, что очень довольна пребыванием в Какхерсте и намерена пробыть здесь, по крайней мере, еще несколько дней.

Завершив дела, Каролина медленно пошла обратно к замку. Хотя само здание выглядело мрачным, окружающие его парк и цветник были великолепны. Широкая подъездная аллея, вдоль которой росли дубы, кончалась у стальных ворот, ведущих в парк. Пройдя через них, Каролина оказалась на широком травяном газоне. В дальнем его конце, у пруда, заросшего кувшинками, стоял маленький павильон в виде древнегреческого храма.

Она направилась туда, негромко напевая, — пригревающее солнце прогнало все тревоги и наполнило ее ощущением беззаботного счастья. Подойдя ближе, она увидела, что храм порос жимолостью и вьющейся розой. К входу вели три ступени из серого камня. Каролина сорвала веточку жимолости, вдохнула ее сладковатый аромат и, усевшись на верхней ступени, сняла шляпу и прислонилась к прохладной мраморной колонне.

Здесь было тихо и спокойно; ласточки пикировали к пруду с кувшинками; из-за кустов появился павлин, тщеславно распустил хвост и важно прошествовал дальше по газону. Повсюду слышалась музыка птичьих голосов и ровное жужжание пчел, летавших среди цветов.

Каролина сидела в полудреме и вздрогнула, когда кто-то рядом произнес:

— Вы необычайно серьезны, мисс Фрай.

Она подняла голову и увидела рядом с собой лорда Брикона. Он стоял в начищенных до блеска сапогах для верховой езды, с кнутом в руках.

— О, милорд, как вы меня напугали! — воскликнула Каролина.

— Простите, что нарушил ваше уединение. Я объезжал поместье и решил проверить состояние парка. Видимо, я сделал правильно. Похоже, что здесь много работы, а мои садовники за последние месяцы чудовищно разленились.

— Пока вы отыскивали недостатки, я, напротив, восхищалась парком вашей милости, — сказала Каролина.

— Это правда? — спросил лорд Брикон. — Вы позволите мне сесть рядом и выслушать ваше мнение?

— Конечно, — ответила Каролина и приглашающим жестом указала на каменные ступени. Тут же у нее мелькнула мысль: а не следовало ли ей, простой компаньонке, встать и поклониться лорду Брикону, когда он появился? Впрочем, теперь было поздно. Стараясь загладить впечатление, она чарующе улыбнулась, когда он усаживался рядом с ней на ступени.

Лорд Брикон снял шляпу, бросил ее на траву и прислонился к другой колонне, повернувшись лицом к Каролине. Его пристальный взгляд смущал ее, и через мгновение она повернула голову к пруду с кувшинками. Ее тревожило наступившее молчание, но Каролина не могла ничего придумать, чтобы прервать его.

— Вы странная девушка, Каролина, — сказал, наконец, лорд Брикон.

— Странная? — повторила Каролина, слегка приподняв брови.

— Очень странная, — подтвердил лорд Брикон. — Я знаю многих женщин, но среди них нет ни одной, с кем вас можно было бы сравнить.

— Я должна радоваться или огорчаться? — парировала Каролина.

Лорд Брикон засмеялся, откинув голову.

— Нет, у вас отличная реакция, — сказал он. — Помню, как я был поражен в первые минуты нашего знакомства, когда вы поняли ситуацию гораздо лучше меня.

— Вы мне льстите, милорд, — скромно сказала Каролина.

— Вам нравится такая лесть? — спросил лорд Брикон. — Или мне сказать, что вы поразительно красивы — ибо это правда?

Каролина почувствовала, что краснеет.

— Вы очень добры, милорд, если так думаете.

— К сожалению, то же самое вам, должно быть, говорили многие.

— К сожалению? — переспросила Каролина.

— Моему! Мне хочется быть первым.

Взгляд Каролины был устремлен на веточку жимолости, лежавшую у нее на коленях. Она взяла ее в руки и стала перебирать пальцами, словно это было очень важно.

— Просто необычайно хороша, — вздохнул лорд Брикон.

— Жимолость? — спросила Каролина.

— Конечно, — серьезно ответил он. Она взглянула на него и засмеялась.

— Милорд, вы заставляете меня краснеть.

— Это восхитительно! А вы знаете, какие длинные у вас ресницы, когда они опущены?

— Вы ведь не ждете, что я отвечу на этот вопрос, милорд?

— Тогда ответьте мне на другой, — попросил лорд Брикон.

— Если смогу, — сказала Каролина, чувствуя, что тон его голоса изменился.

— Скажите мне, — мягко заговорил он, — почему вы на самом деле приехали сюда, ко мне домой?

— Но я уже говорила вам, — ответила Каролина. — Через мисс Холл, которая была до этого компаньонкой вашей матушки, я узнала, что это место освобождается. Мисс Холл очень горячо отзывалась о доброте леди Брикон, так что я не опасалась встретить здесь еще одну жестокую и привередливую хозяйку.

— Да-да, это мне известно, — с некоторым нетерпением отозвался лорд Брикон, — но только ли эта причина привела вас в Бриконский замок?

— Есть еще одна причина, милорд, — сказала Каролина, — о которой я также вам говорила. Я хотела вас предупредить.

— Да, и вы это сделали. С вашей стороны, мисс Фрай, это большая смелость проявить такое участие к незнакомцу, которому вы однажды случайно оказали услугу.

— Я была рада помочь вам, милорд, — сказала Каролина.

Слова обоих звучали чрезвычайно вежливо, но за ними так много скрывалось. Каролина просто ощущала настойчивость, с которой лорд Брикон пытался вызвать ее на откровенность, хотя не совсем понимала, что именно он хочет услышать. Однако между ними было столь сильное скрытое течение чувств, что слова мало что значили. Глаза неотрывно смотрели в глаза, дыхание участилось; каждый чувствовал, как в нем разгорается пламя, и знал, что то же происходит и с другим. Неожиданно Каролина испугалась. Она испытывала и робость, и страх, и вместе с тем — ликование. Вскочив на ноги, она вышла из прохладной тени храма на солнечный свет.

— Милорд, мне кажется, — сказала она несколько невпопад, — что уже, наверное, приближается время, когда ваша матушка должна проснуться и послать за мной. Я должна вернуться.

Лорд Брикон не шевельнулся. По-прежнему глядя на Каролину, он очень тихо произнес:

— Значит, вы убегаете от меня?

Каролина вскинула голову, словно услышала оскорбление.

— Я никогда не убегаю, милорд, но иногда разумнее не накликать опасность.

— Значит, вы считаете меня опасным?

— Я этого не говорила, милорд.

Каролина улыбнулась. Она стояла, повернувшись к нему лицом, невероятно прекрасная — солнце превратило ее волосы в сияющий нимб, а легкое платье от дуновения ветерка прильнуло к телу и обрисовало прекрасную линию груди и бедер.

Лорд Брикон вскочил на ноги.

— Вы правы. Опасаться нужно не меня, а вас.

Он подошел и встал так близко, что почти касался ее. Он стоял и смотрел ей в лицо, а когда заговорил вновь, голос его звучал хрипло:

— Кто вы? Откуда? Почему вы здесь?

Вопросы сыпались один за другим, но Каролина знала, что он жаждал услышать из ее уст вовсе не изложение родословной, а другие, более сокровенные слова, которые нарушили бы молчание, лежавшее между ними.

Какое-то мгновение Каролина была не в силах ни шевельнуться, ни заговорить. Лорд Брикон удерживал ее рядом так же надежно, как если бы крепко обнял. В тот самый миг, когда она почувствовала, что должна что-то сказать, чтобы избавиться от его чар, раздался голос:

— Молодые люди, чем это вы так поглощены?

Они резко повернулись, немало пораженные, ибо в тот момент жили в своем собственном мире, куда посторонним входа не было.

Перед ними стояла леди Августа в огромной шляпе с перьями, надетой на рыжий парик. Пальцы ее, унизанные кольцами, словно когти, удерживали трость с кистями. Она казалась фантастическим существом, а лицо ее, густо набеленное, с яркими пятнами румян, на солнце выглядело гротескно.

— Добрый день, тетя Августа, — откликнулся лорд Брикон, приходя в себя.

— Добрый день, миледи, — следом за ним повторила Каролина и присела в реверансе, неожиданно чувствуя себя виноватой.

— Вы удивлены, что я здесь, — сказала леди Августа, — и не очень-то довольны, а? Вас можно понять. Молодые тянутся к молодым во всем мире.

— Я проходил мимо и увидел, что мисс Фрай любуется парком, — довольно сухо объяснил лорд Брикон.

— Поэтому ты остановился, чтобы полюбоваться ею, а? — сказала леди Августа со смешком. — Ты совершенно прав, мой мальчик; будь я молодой и веселой, я ждала бы от тебя того же. Говорят, нынче все девицы стали большими скромницами, не то, что мы в молодости, но я не верю этому. Меняется мода, но женские чувства и тела все те же и под оборками, и под складками, уверяю тебя.

Старая дама искоса взглянула на племянника; в каркающем голосе ее звучало что-то коварное и непристойное. Неожиданно Каролина почувствовала себя так, словно ее испачкали грязью.

— Простите, ваша милость, — тихо сказала она, — мне нужно вернуться в замок. Я могу понадобиться леди Брикон.

— Я вас прощаю, — откликнулась леди Августа, — да и его милость тоже, хотя уверена, что он жалеет о вашем уходе. Примите мой совет, мисс Фрай: остерегайтесь поступать на службу в дом, хозяин которого холостяк. Это очень опасно для хорошенькой девушки, потому что хотя такие люди любят с большим йclat13, но редко всерьез.

— Тетя Августа? — сердито запротестовал лорд Брикон, а Каролина, краснея от смущения, повернулась и быстро побежала к замку.

Лорд Брикон поглядел ей вслед и сжал губы; серые глаза его потемнели от гнева. Когда он наклонился, чтобы взять шляпу и кнут, леди Августа протянула к нему руку и сказала:

— Подай мне руку, Вейн и, пожалуйста, не смотри на меня так надменно. Я — старая женщина и не люблю, когда на меня сердятся. Я поступила вполне разумно, предупредив девочку. Она хорошенькая, не спорю, и, если я хоть что-то понимаю, сердечко у нее начинает колотиться всякий раз, когда она видит твое красивое лицо. Это не доведет ее до добра. Вейн, она всего лишь компаньонка, а ты должен помнить о своем положении в обществе.

— Едва ли я забуду о нем, тетя Августа, — с горечью сказал лорд Брикон.

— Ну, конечно, нет. Только женщины принимают все близко к сердцу. Так что будь благоразумным мальчиком, иначе пожалеешь об этом.

Лорд Брикон ничего не ответил. Рука об руку, очень медленно они двинулись по ровному травяному газону. Перед ними стоял замок. Его огромные каменные башни, словно не замечали солнечного света, оставаясь мрачными и темными даже в такой яркий день.

Лорд Брикон смотрел на замок с непроницаемым выражением лица. И лишь когда они дошли до входных дверей, он заговорил вновь.

— Как вы сказали, дорогая тетя Августа, я буду благоразумным.

В тиши своей спальни Каролина подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение. Щеки ее пылали, но губы сжались, а глаза сердито засверкали при мысли о намеках леди Августы. Однако сердце стучало по-прежнему от чувств, которые в ней вызвал лорд Брикон. Никогда еще она не испытывала таких странных ощущений.

Каролина медленно подняла руки и приложила ладони к пылающим щекам, потом вдруг села и закрыла лицо руками. Что с ней происходит? Еще никогда она не чувствовала себя так; никогда не была так взволнованна; никогда не была в таком смятении. Все ее существо напряженно стремилось к некоей цели, которую она смутно осознавала, но все еще слишком робела, чтобы выразить ее словами.

Долго сидела Каролина, закрыв руками лицо, забыв обо всем, кроме глаз стального цвета, глядевших ей в глаза, твердых губ, произносивших слова с глубоким смыслом, и лица, которое и сейчас стояло у нее перед глазами, заставляя забыть обо всем, что случилось с ней в прошлом, не думать о том, что может случиться в будущем. Она помнила лишь его лицо.

Мысли Каролины прервала Мария, которая принесла выглаженные кружева и носовые платки.

— Ох, простите, миледи! — воскликнула Мария. — Вот уж не думала, что вы здесь.

— Я только что вернулась от Харриет, — ответила Каролина, несколько отступая от истины. — Я заходила узнать, нет ли для меня писем. Пришло письмо от миссис Эджмонт. Она сообщает, что ничего особенного не случилось и в Мандрейке все благополучно.

Мария вздохнула.

— Миледи, мне кажется, будто минула целая вечность с тех пор, как мы уехали. Когда мы вернемся?

— Не знаю, Мария, а гадать не буду. Мы еще не исполнили то, ради чего приехали.

— Спасти его милость? — спросила Мария. — Иногда сдается мне, миледи, что вы ошибаетесь.

— Ты ничего не слышала о мистере Джервасе Уорлингеме? — поинтересовалась Каролина.

— Ничего особенного, ваша милость. Когда мы ели, я сидела рядом с одной из горничных. Она глупа, но служит здесь уже пять лет. Я ее спросила: «Что, мистер Уорлингем — человек приятный? Я слыхала, что он хорош собой». Она захихикала и говорит: «Есть тут в замке одна особа, которая так считает». «А кто это?» — спрашиваю, но она так и не ответила. Только захихикала опять и сказала, что дорожит местом и лучше помолчит. А потом добавила: «Да ты и сама узнаешь, как только он сюда прибудет». Я спрашиваю: «А когда же это случится?» Она пожала плечами и ответила: «Может — сегодня; может — завтра или послезавтра. Мистер Джервас приезжает и уезжает, когда ему вздумается. Почему бы и нет, если в один прекрасный день все это станет его собственным?» Я возразила: «Это еще неизвестно. Уж такого крепкого человека, как милорд, еще поискать надо. Если у него будет сын, где тогда окажется твой драгоценный мистер Джервас?» Но она только захихикала снова, и больше я ничего от нее не добилась.

Каролина встала и медленно прошлась по комнате.

— То, что она сказала, очень странно. Неожиданно она остановилась. Ей вспомнились слова, сказанные миссис Миллер накануне вечером: «Когда я стану здесь хозяйкой».

Да, постепенно все вставало на свои места, словно в детской игре, где из кусочков нужно составить целую картинку.

Мистер Джервас Уорлингем и миссис Миллер. Не оставалось никаких сомнений в том, что лорд Брикон был в опасности, страшной опасности. Но теперь, по крайней мере, было ясно, откуда ее ждать.

Пока она размышляла, Мария выскользнула из комнаты достать платье, висевшее в комнате горничных. Каролина все еще была в глубокой задумчивости, когда спустя мгновение горничная вернулась, запыхавшись, в комнату и плотно закрыла за собой дверь.

— Быстрее, миледи, — сказала она, вытаскивая из большого кармана передника какой-то лист бумаги.

— Что это? — спросила Каролина.

— Список гостей лежал на столе, а в комнате никого не было, — объяснила Мария. — Смотрите быстрее, мне нужно вернуть его на место. Если узнают, что я брала его, могут тут же уволить.

Каролина взяла у нее список. Написан он был неаккуратным вычурным почерком, — миссис Миллер, инстинктивно догадалась она. Рядом с фамилией каждого гостя стоял номер предназначенной ему спальни. Каролина заметила, что большинство приглашенных — мужчины. Пока она просматривала список, беспокойство ее улеглось. Ей не встретилось ни одного имени из тех, с кем она могла встретиться во время пребывания в Лондоне. У большинства были незнакомые фамилии — у нее сложилось впечатление, что люди эти не относятся к beau-monde14.

Только одно имя ей показалось знакомым — достопочтенный Томас Страттон. Но Каролина была почти уверена, что никогда не встречалась с ним.

— Все, прочитала, — сказала она, наконец, и вернула список нервничающей Марии. — Мы в безопасности. Здесь нет никого из моих знакомых.

На этот раз Мария не задержалась поболтать. Каролина слышала, как она пробежала по коридору; затем взглянула на часы: было почти половина четвертого. Она пригладила волосы и отправилась к леди Брикон.

Та встретила Каролину с улыбкой и, протянув сборник стихов, попросила почитать вслух. Каролина взяла книгу, и послеполуденное время прошло за этим приятным занятием. Они беседовали за чашкой чая, когда раздался стук в дверь, и Доркас объявила о приходе лорда Брикона.

— Попроси его войти, — сказала леди Брикон и, когда Каролина начала вставать, добавила: — Прошу вас, дорогая, останьтесь. В это время Вейн обычно заходит ко мне, но, если только он не хочет сообщить что-то конфиденциальное, вам незачем уходить.

— Благодарю вас, мадам, — вымолвила Каролина. Когда вошел лорд Брикон, она опустила голову, но чувствовала, что взгляд его обращен на нее, и покраснела.

— Вейн, милый, как прекрасно ты выглядишь, — произнесла леди Брикон, когда сын подошел к кровати и наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Я ездил верхом, — ответил он. — Сегодня чудесный день. Мне так хочется, чтобы ты позволила мне распорядиться вынести тебя в парк.

Леди Брикон покачала головой.

— Мой дорогой мальчик, мне и здесь хорошо. Если я хоть раз покину комнату, то могу оказаться втянутой в беспокойные хлопоты твоего большого хозяйства, а этого мне совершенно не хочется.

— Знаю, знаю и не буду тебя уговаривать. Мисс Фрай, могу я попросить у вас чашку чая?

— Да, конечно, милорд, — тихо ответила Каролина, чувствуя, что не может поднять глаз и взглянуть на него. Когда она наливала чай из серебряного чайника, руки ее дрожали.

— Мисс Фрай читала мне, — заметила леди Брикон. — У нее прекрасный голос. Выяснилось, что нам обеим очень нравятся стихи этого скандального лорда Байрона.

Лорд Брикон засмеялся.

— Да, Джордж пишет прекрасно. Если бы он только этим и занимался! Я встречался с ним, когда был в Италии.

— И как он? — спросила леди Брикон.

— Очень хорош собой. Я слышал, что женщины находят его печальную бледность неотразимой. Но кто знает, что может нравиться женщине? Что вы скажете, мисс Фрай?

Каролина понимала, что он намеренно втягивает ее в разговор, но в этот момент, хоть убей, не могла найти подходящего ответа. Она пробормотала что-то неразборчивое и встала, чтобы подать леди Брикон тарелку с сандвичами.

— Спасибо, дорогая, мне больше не нужно, — ответила та. — Мисс Фрай замечательно за мной ухаживает. Я очень рада, что милая Фанни Холл рекомендовала ей приехать ко мне.

— Нам действительно повезло, — улыбнулся лорд Брикон, — хотя боюсь, что Хестер Миллер не согласится с нами.

Леди Брикон вздохнула.

— Вейн, дорогой, не говори мне об этом. Я не желаю слушать. Но боюсь, что, пожалуй, мы ошиблись, предоставив миссис Миллер такую большую власть, пока тебя не было.

— Что ж, всегда можно вежливо сообщить ей, чтобы она поискала себе другое место, — заметил лорд Брикон.

Он смотрел на Каролину и словно не думал о том, что говорил.

— Тут могут возникнуть неприятности, Вейн, поскольку твоя тетя Августа очень настаивала на ее назначении. Нет, боюсь, что единственный выход — уволить ее, когда ты женишься.

Леди Брикон говорила легким тоном, но эти слова странно подействовали на ее сына. Руки лорда Брикона судорожно обхватили подлокотники кресла, так что пальцы побелели. Мгновение он сидел, глядя в пространство с таким напряжением, что Каролине показалось: вот-вот с его губ сорвутся какие-то слова. Но секунда проходила за секундой, а он не отвечал матери, которая продолжала пить чай, так ничего и не заметив. Лишь Каролина сидела, не дыша, пока леди Брикон с улыбкой не протянула ей чашку.

— Спасибо, дорогая. Поставьте, пожалуйста, мою чашку. Каролина исполнила просьбу, а когда повернулась к лорду Брикону, он уже спокойно откинулся в кресле. У Каролины создалось впечатление, что в лице его еще сохранялась напряженность, но он не взглянул в ее сторону. Вместо этого он несколько принужденно встал, словно действие это требовало усилий.

— Мне нужно идти, мама, — сказал он. — Мои гости, должно быть, уже начали съезжаться.

— Я рада за тебя, милый, — ответила леди Брикон. — Если сможешь, зайди пожелать мне спокойной ночи. Но если ты задержишься, я не обижусь.

Лорд Брикон направился к двери. Он уже дошел до нее, когда мать спросила:

— Ты желаешь, чтобы мисс Фрай присоединилась к вам за обедом? Или там и без того будет много дам?

— Нет, разумеется, нам будет приятно видеть мисс Фрай, — ответил лорд Брикон.

Он говорил, как показалось Каролине, с намеренным безразличием, таким холодным тоном, что у нее было ощущение, будто ей дали пощечину. Он вышел из комнаты, и дверь за ним закрылась.

Больше всего на свете ей хотелось понять, что произошло. Почему простое упоминание о женитьбе так сильно взволновало и огорчило его? Какую тайну — об этом она всегда подозревала, — он скрывает? Может, у него где-то есть жена? Что еще могло вызвать такой взрыв чувств? Она ничего не понимала, но ей некогда было раздумывать о его поведении, так как нужно было внимать леди Брикон, которая заговорила с ней.

— Я так счастлива, что мой сын вернулся. По-моему, я вам говорила, мисс Фрай, что он был за границей почти два года. Я по нему страшно скучала, но вскоре после того, как ему исполнилось двадцать пять, он как будто заболел или, по крайней мере, был не совсем здоров. Никто не знал, что с ним такое, и, конечно, он отказался обратиться к врачу. Вы же знаете, как мужчины стесняются, когда дело касается их собственного здоровья. В конце концов, я убедила его отправиться путешествовать за границу. Молодые люди должны увидеть мир.

— А что случилось после его двадцатипятилетия, что могло вывести его из душевного равновесия? — задала вопрос Каролина.

— Не припоминаю ничего особенного, что могло бы его расстроить, — рассеянно ответила леди Брикон. — Он просто исхудал, выглядел подавленным и нездоровым. Это было так не похоже на Вейна; он всегда оставался жизнерадостным и веселым. В детстве он был прелестным младенцем и очаровательным малышом. — Леди Брикон взглянула на Каролину и улыбнулась: — Вам, наверное, смешно слышать материнские похвалы, но, кроме него, у меня никого нет, поэтому боюсь, что для меня он — самый большой, а можно сказать и единственный, интерес в жизни.

— Я понимаю вас, мадам, — мягко откликнулась Каролина.

— Как вы отзывчивы, мисс Фрай, — улыбнулась леди Брикон. — Когда-нибудь у вас тоже будет сын, и вы почувствуете то же самое. Как и я, вы пойдете на все, лишь бы ваш ребенок был счастлив.

На мгновение наступила тишина, а потом, поскольку Каролина молчала, леди Брикон произнесла почти умоляюще:

— Вы ведь считаете, что Вейн счастлив, правда? Он владеет этим прекрасным замком, обширными поместьями и большим состоянием.

— Его милость, должно быть, счастлив, — уклончиво ответила Каролина. — Как вы сказали, мадам, он столь многим владеет.

— Да, столь многим, — повторила леди Брикон и вздохнула, — столь многим.

В комнату вошла Доркас и взяла поднос с чайными приборами. Она зорко взглянула на хозяйку, и Каролине показалось, что она почувствовала: леди Брикон говорила на личные темы.

— Вы устали, миледи, — сказала Доркас. — Мне кажется, мисс Фрай лучше уйти, а вашей милости вздремнуть перед обедом. Это вам пойдет на пользу.

— Хорошо, Доркас, — согласилась леди Брикон и улыбнулась Каролине. — Перед тем, как вы спуститесь к обеду, дорогая, зайдите ко мне. И наденьте красивое платье. Юность проходит быстро — пользуйтесь ею.

— Я постараюсь, мадам, — ответила Каролина. — Ради вас я надену что-нибудь покрасивее.

В своей комнате Каролина наконец-то могла предаться размышлениям, но как она ни ломала себе голову, не могла объяснить поведение лорда Брикона за чаем. Она перебрала десятки возможных ответов, но отмела их один за другим. Она решительно отклонила мысль о том, что в юности лорд Брикон тайно заключил губительный для себя брак и теперь не мог избавиться от последствий своей ошибки. И все же, пока она одевалась, сведя брови в раздумье и растерянности, эта мысль возвращалась к ней вновь и вновь.

Она хотела надеть одно из своих самых изысканных бальных платьев, но Мария запротестовала: это вызовет подозрение если не среди обитателей замка, то, по крайней мере, среди гостей. В конце концов, чтобы ее успокоить, Каролина выбрала более простое платье из тюля с вышивкой. На корсаже был прикреплен нежный букетик роз; дополнял платье вышитый шарф.

Платье было прелестное, очень ей шло, и Каролина вошла в гостиную, где собирались к обеду, с полным сознанием своей красоты. Несмотря на то, что Каролина тщательно проверила список, она по-прежнему немного беспокоилась и, войдя, внимательно осмотрела прибывших. К своему облегчению, она обнаружила, что никогда не видела их раньше. Более того, было совершенно ясно, что они не вращались в обществе, признаваемом ее крестной матерью.

В большинстве своем джентльмены были старше лорда Брикона.

Судя по явной вульгарности их одеяния и поведения, они не относились к bon ton15.

По их разговору было понятно, что их интересуют лишь азартные игры. Они говорили о кулачных боях, скачках и петушиных боях, словно это были их повседневные занятия. Каролину не удивило то, что в комнате для карт уже были зажжены свечи и расставлены столы.

Особо интересных женщин тоже не было. Здесь присутствовало несколько кокетливых вдов, а также две-три дамы, прибывшие вместе с мужьями. Среди всех выделялась миссис Кларенс Пиггот-Роу — дама среднего роста с почти мужской внешностью, но ясным умом и, как Каролина узнала позднее, с репутацией самой лихой в ближайших трех графствах наездницы на охоте с собаками.

За обедом было съедено и выпито невероятно много, но Каролина почти не ела. Джентльмен, сидевший за столом слева от нее, не дал ей скучать. Это был достопочтенный Томас Страттон, имя которого ей показалось знакомым.

Мистер Страттон был одет в высшей степени модно. Плечи его фрака были подбиты настолько, что выглядели нелепо широкими; уголки воротника поднимались так высоко, что он едва поворачивал голову. На нем был полосатый жилет и фрак из очень хорошей материи ошеломляюще яркого синего цвета, украшенный рубиновыми и бриллиантовыми пуговицами. Говорил он так, как было принято у франтов: со скучающим видом, растягивая слова, но Каролина заметила, как часто глаза его загорались смехом, и поняла, что его манера держаться лишь поза и что в действительности он вовсе не такой blasй16, каким хотел казаться.

Меланхолично взглянув на Каролину сквозь монокль, мистер Страттон почти не разговаривал до тех пор, пока не возымело действие превосходное вино лорда Брикона. После этого он разоткровенничался. Его история оказалась не совсем обычной.

— Как шестой сын обедневшего дворянина, — рассказывал он, — я уже примирился с мыслью, что придется стать священником или отправиться на поиски счастья в колонии, но, когда мой дядюшка умер, он оставил мне свое состояние. Человек он был чертовски неуживчивый и разругался со всеми моими братьями. Ей-богу, он бы и со мной поссорился, если б я не держался от него подальше. Теперь я счастлив оттого, что богат, и несчастен оттого, что не знаю, чем занять себя. С детства меня приучили держаться в тени, быть смиренным и благодарным за малые подарки судьбы. Уверяю вас, они были весьма малыми! Ныне я так богат, что могу выполнить любой свой каприз, но, к сожалению, капризов у меня немного. Теперь, когда я могу принимать любые приглашения и сам приглашать кого угодно, светские приемы потеряли свою привлекательность. Когда невозможное становится возможным, пропадает всякий интерес. По правде говоря, я пресытился светским обществом прежде, чем успел им насладиться. Черт побери, я в ужасном положении, но никто не может дать мне совет, хотя я прошу об этом каждого. Каролина засмеялась:

— А вы испробовали развлечения Лондона, сэр?

— Ну конечно! Я провел так около года, но едва не умер от скуки. Когда я был бедным, мне приходилось быть приятным собеседником, чтобы так оплатить свой ужин, но среди богатых никто не пытается быть приятным ради других. Они просто богаты и дьявольски скучны!

— О, сэр, честное слово, вы слишком суровы, — запротестовала Каролина.

— Возьмите молодых девушек высшего света, — продолжал мистер Страттон, сделав глоток вина из вновь наполненного бокала и явно увлекаясь начатым разговором. — Да уже того, как они на тебя смотрят и строят глазки, достаточно, чтобы зарыдать от тоски. Чтобы не отстать от других, я, разумеется, объявил себя рабом первой красавицы сезона и поклялся, что если она не примет мое предложение, то умру от горя. Конечно, она не идет ни в какое сравнение, но она единственная, а других — множество.

— И кто же эта удивительная леди? — поинтересовалась Каролина, и лорд Брикон, который, как ни странно, оказывается, прислушивался к разговору, хотя и сидел через трех человек, наклонился вперед и спросил:

— Действительно, Томас, кто же, наконец, покорил твое ледяное сердце? Могу поклясться, я считал, что ты никогда не падешь жертвой прекрасного пола.

— Другие недостойны даже упоминаться вместе с Несравненной! — заявил мистер Страттон. — Я открою вам ее имя и выпью за нее. Итак, за прекраснейшую из прекраснейших — за леди Каролину Фэй.

И он поднял бокал.

Каролина неотрывно смотрела на него, чувствуя, как кровь отливает от ее лица.

— Леди Каролина Фэй… — задумчиво повторил лорд Брикон. — По-моему, я слышал о ней.

— Черт побери, конечно, слышал! — воскликнул мистер Страттон. — Одно то, что ты сомневаешься, Брикон, показывает, что ты за деревенщина. Весь Лондон говорит об этой леди.

— Это верно, — подтвердила миссис Пиггот-Роу, сидевшая справа от лорда Брикона, — и говорят разное.

— На что вы, мадам, намекаете? — высокомерно спросил мистер Страттон.

— Не хочу омрачать твое романтическое настроение, милый Томас, — ответила она. — Как и Вейн, я очень рада, что твое сердце наконец-то покорено. Я уже готова была биться об заклад, что ты родился без этого важного органа. Но до меня дошли очень неприятные слухи о твоей леди Каролине. Ее имя связывают не с кем иным, как с нашим старым врагом Монтегю Риверсби!

— О Господи! Этот проклятущий! — воскликнул мистер Страттон, стукнув кулаком по столу. — Вульгарнее человека свет не видывал! Если в моем присутствии он посмеет хотя бы упомянуть имя леди Каролины, я пристрелю его, черт меня побери!

— Томас, не выставляй себя на посмешище, — вмешался лорд Брикон. — Ты же знаешь, что никогда не ладил с пистолетами.

— Леди Каролина и Монтегю Риверсби! — произнес мистер Страттон, задыхаясь. — Это ложь, что бы там ни говорили!

— Ладно, ладно, Томми, — примирительно сказала миссис Пиггот-Роу. — Незачем тебе людей смешить. Все эти светские девицы одинаковы. Ничего ты не добьешься, если начнешь безумствовать.

— Риверсби уйдет у меня на тот свет, не успев состариться, если не поостережется, — пробурчал мистер Страттон.

Внимание лорда Брикона отвлекла дама, сидевшая слева от него. Каролина, обрадовавшись, что он больше не участвует в разговоре, голосом, дрожащим от удивления и испуга, тихо спросила:

— А как выглядит леди Каролина?

Мистер Страттон выпил большой бокал вина и поставил его на стол. Каролина заметила, что он слегка опьянел. Однако глаза его смотрели на нее удивительно искренне и простодушно.

— Вам я признаюсь откровенно, — медленно прошептал он, — потому что вы мне нравитесь и потому что, ей-богу, вы — самая хорошенькая из всех девушек, которых мне довелось встретить. Черт побери, я открою вам тайну: я никогда ее не видел.

Каролина засмеялась:

— Тогда зачем вы притворяетесь, что в таком восторге от нее?

— Потому что приятели вечно подтрунивают надо мной из-за того, что я не верчусь вокруг какой-нибудь жеманной девицы. Черт возьми, они и смотреть на меня не желали, когда я был бедным, и будь я проклят, если они завладеют моим кошельком теперь, когда я богат!

Каролина смеялась, но при этом испытывала к мистеру Страттону некоторое сочувствие. Она знала, как назойливо ведут себя мамаши, у которых дочки на выданье, если появляется выгодный жених, и как ловко они могут осадить и унизить человека, которого не назовешь хорошей партией с финансовой точки зрения, каким бы замечательным он ни был в других отношениях.

Но Каролина была слишком потрясена и встревожена тем, что случилось за обедом, и не могла полностью сосредоточиться на горестях мистера Страттона.

Когда дамы удалились в гостиную, она там немного посидела и поболтала, а затем отправилась наверх узнать, нужна ли она леди Брикон. Та уже была готова ко сну, но, поскольку ей часто не спалось, рядом с ее постелью лежала стопка книг.

— Мадам, если вам не спится, то, может быть, вы хотите, чтобы я вам почитала? — спросила Каролина.

— Спасибо, дорогая, не нужно, — ответила леди Брикон. — Я немного почитаю сама, потом подремлю, потом опять почитаю. Доркас приходит ночью несколько раз, чтобы заменить свечи. Ей тоже не спится, и если мне что-нибудь понадобится, она все сделает. Идите к себе и спите спокойно — в молодости это необходимо.

— Неужели я ничего не могу для вас сделать? — настаивала Каролина.

— Конечно, можете! — воскликнула леди Брикон. — Я как раз вспомнила. Доркас сказала, что экономка не забрала корм, приготовленный для попугайчиков, клетка с которыми стоит в библиотеке. Боюсь, это означает, что они сегодня не кормлены. Наша экономка — женщина рассеянная: придется завтра попросить миссис Миллер поговорить с ней. Так что, если вы, милая мисс Фрай, любезно согласитесь отнести корм и насыпать птицам в клетку, я буду вам очень признательна. Мне невыносима мысль, что бедняжки останутся голодными.

— Мне тоже, — призналась Каролина. — Где корм?

— Он на столике у окна, — ответила леди Брикон. — Пожалуйста, насыпьте его в фарфоровую мисочку и проверьте, есть ли у них вода. Там в клетке две пары попугайчиков — я выбрала самых лучших, самых красивых в подарок сыну, когда он вернулся домой. Это самое ценное, что у меня есть.

— Я уверена, что он это знает, — мягко сказала Каролина. — Прошу вас, не беспокойтесь. Я позабочусь о том, чтобы птицы не остались голодными.

Она взяла пакетик с кормом и тихо спустилась вниз. Дверь в гостиную была открыта. Оттуда и из комнаты для карт слышался смех, доносились мужские и женские голоса. Джентльмены уже присоединились к дамам.

Дверь библиотеки открывалась не в холл; туда можно было попасть только из коридора. От Марии Каролина знала, что здесь был рабочий кабинет лорда Брикона и гостей сюда не водили. Поэтому она спокойно открыла дверь. Как она и предполагала, в комнате никого не было. В большом камине пылал огонь; в двух подсвечниках, стоявших на каминной полке, горели свечи; но этого было недостаточно, чтобы осветить всю комнату. Углы оставались темными и мрачными. Каролине было не по себе, когда она прошла к птичьей клетке, стоявшей у задернутых окон.

Птицы уже спали на жердочках. В клетке не оказалось корма, и было очень мало воды. Когда она подошла, попугайчики слабо защебетали, но не испугались. Каролина смотрела на их прелестное голубое оперение и думала: не одиноко ли им здесь? Не чувствуют ли они себя здесь, внизу, неуютно после теплой и светлой спальни леди Брикон?

— Бедняжки! — произнесла она вслух. — Вас отправили в изгнание…

Она насыпала птицам корм и положила пакетик на стол, где его легко смогут найти утром. Потом Каролина решила налить им свежей воды и впредь следить за тем, чтобы о них не забывали. Кончиком пальца она гладила крошечные создания, когда услышала, как отворилась дверь. Затем дверь захлопнулась с решительным стуком.

Медленно повернувшись, Каролина увидела, как лорд Брикон через всю комнату направился к камину. Голова его была опущена; чувствовалось, что он удручен и подавлен. В мерцающем свете свечей волосы его стали золотыми.

Секунду-другую Каролина наблюдала за ним. Лица его было не видно, но она знала, что мысли его были обращены к мрачной тайне, которая, видимо, лишала его покоя. Неожиданно ее охватило безумное желание подойти, обнять, притянуть его голову к себе и утешить.

Он не был счастливым. Каролина знала это так же твердо, как если бы он сам сказал ей об этом. Загадочная тайна висела на нем тяжким грузом, губя его молодость, сокрушая всякую возможность счастья. Она страдала за него; всей душой она стремилась к нему в этот момент, словно он был ей сыном — маленьким мальчиком, попавшим в беду.

Должно быть, она слегка шевельнулась или, может быть, шестое чувство подсказало лорду Брикону, что он не один, и он резко повернулся. Какое-то мгновение он в удивлении смотрел на Каролину, а затем, когда она медленно стала приближаться, не отрывая от него глаз, с выражением мягкой нежности, сделал два больших шага и очутился рядом с ней.

— Каролина! — сказал он охрипшим голосом. — Каролина, я думал о вас.

Слова его сокрушили последний барьер, разделявший их. Каролина забыла обо всем, кроме того, что лорд Брикон смотрит на нее, что она нужна ему так же, как и он ей.

Куда-то исчезли мысли, отступили воспоминания, осталась лишь пламенная, ошеломляющая потребность друг в друге.

Не нужны были ни слова, ни объяснения. Охватившую их бурю чувств можно было выразить лишь единственным способом. Прежде, чем Каролина поняла, как это случилось, прежде чем осознала, что движется к нему, она оказалась в объятиях лорда Брикона. Она почувствовала, с какой сокрушительной силой он прижал ее к себе, и вдруг ощутила, как в ней разгорается пламя любви, и ее охватывает радость. Так они стояли, обнявшись и позабыв обо всем на свете.

ГЛАВА 7

Как долго простояли они, Каролина не знала — она испытывала чувство блаженства, превосходившее все, что ей когда-либо приходилось испытывать. Восторг оттого, что лорд Брикон обнимает ее, что его губы прижаты к ее губам, шквалом обрушился и охватил все ее существо, оставив только мысли о нем и о его волнующей близости.

Настойчивая требовательность его губ пробудила в Каролине ответное пламя, исчезла пассивная покорность. В поднимающемся вихре чувств Каролине казалось, что выдержать такой подъем и не сломаться под их бременем — выше человеческих сил. Наконец, лорд Брикон посмотрел ей в глаза.

— Каролина! — прошептал он дрогнувшим голосом.

Бесконечно долгое мгновение он вглядывался в совершенную красоту лица, поднятого к нему, в сияние глаз, одновременно и застенчивых, и ликующих, в которых впервые проснулась страсть, и на трогающее сердце дрожание полураскрытых губ. Под его пристальным взглядом румянец на щеках Каролины вспыхнул еще сильнее.

— Какая ты красивая! — сказал он, наконец. — Ты — само совершенство! А я не верил, что женщина может быть так прекрасна.

Пробормотав что-то неразборчивое, Каролина спрятала лицо у него на плече.

— Ты стесняешься, любовь моя? — спросил он. — В тот вечер, когда я впервые поцеловал тебя и по твоим глазам увидел, как ты потрясена, я подумал, что, быть может, я первый осмелился коснуться твоих губ. Это так?

— Вы знаете ответ.

— Да, знаю, — ответил он. — Ты такая неискушенная, такая чистая. Каролина, я так люблю тебя.

— И я… люблю тебя, Вейн.

Она произнесла это тихо, почти шепотом, но голос зазвенел, торжествуя победу любви над застенчивостью. Лорд Брикон обхватил ее лицо ладонями и опять повернул его к себе.

— Моя родная, моя любимая, — выдохнул он. Его губы вновь приникли к ее губам, и они забыли обо всем на свете.

Казалось, прошло столетие, прежде чем Каролина, потрясенная неистовством своих собственных чувств, попыталась отстраниться.

— Вы должны… вернуться к своим гостям… милорд, — вымолвила она, но голос ее дрогнул. Не отрываясь, он смотрел ей в глаза так, что у Каролины перехватило дыхание, и она затрепетала от нахлынувшего восторга.

Лорд Брикон с силой привлек ее к себе.

— Я люблю тебя! — с вызовом бросил он. — Слышишь? Я люблю тебя!

— Зачем же сердиться, произнося такие слова? — спросила Каролина, осмелившись подразнить его.

От счастья она была словно в радужном тумане, а ликующее сердце слагало благодарственные гимны.

— У меня что, сердитый вид? — он задал вопрос машинально, потом вдруг застонал и отпрянул от Каролины так неожиданно, что она чуть не упала, повернулся и отошел к камину. Пораженная, Каролина растерянно смотрела на него. Стоя к ней спиной и глядя на огонь, он воскликнул:

— Это сумасшествие!

— Вейн, что тебя мучает? — обратилась к нему Каролина.

Лорд Брикон повернулся, и она увидела, что он побледнел.

— Каролина, — произнес он, — поверь, я не хотел, чтобы это случилось. Да, я полюбил тебя в тот самый миг, как увидел твое лицо при свете фонаря в повозке Адама Гримбальди. Но я думал, что ты навсегда ушла из моей жизни. Я знал, что никогда не забуду тебя. Когда при лунном свете карета увозила тебя, я сказал себе: «Уезжает моя единственная, та, которую я полюбил на всю жизнь».

— Я рада, — чуть задыхаясь, сказала Каролина, — что ты понял уже тогда.

Она устремилась к нему, но жестом руки лорд Брикон остановил ее.

— Не приближайся. Я должен, наконец, сказать все. Если ты будешь рядом, я не смогу этого сделать. Обняв тебя, я забуду обо всем на свете, кроме тебя, Каролина.

— Почему бы и нет? — отозвалась Каролина, улыбаясь, хотя ее и пугал серьезный тон и неожиданно мрачное выражение его лица.

— Да поможет мне Бог сказать то, что я должен! Каролина, мне следовало немедленно отослать тебя, как только ты здесь появилась. Миссис Миллер была права, хотя и не подозревала об этом, когда просила меня отказать тебе от места. Мне нужно было распорядиться немедленно отправить тебя из замка, не смотреть на твое пленительное, прекрасное лицо, не слушать звук твоего голоса, подавить неутихающее желание прикоснуться к тебе, вновь ощутить твои губы!

Каролина решительно подошла к нему и дотронулась до его руки.

— Вейн, — тихо произнесла она, — что ты хочешь сказать?

— Неужели я неясно выразился? — почти сердито откликнулся он. — Я говорю, что ты должна уехать… оставить меня, забыть о моем существовании.

— Но почему? — спросила Каролина. — Почему?

— Этого я не могу сказать, — ответил он. — Не задавай вопросов, так как я не могу на них ответить.

— Но я не понимаю! — воскликнула Каролина. — Мы же любим друг друга!

— Да, мы любим друг друга.

Ладонью лорд Брикон накрыл ее руку, лежавшую на его руке. Каролина почувствовала, какие сильные у него пальцы. Она подняла взгляд: горевшая в его глазах страсть обожгла ее.

— Мы любим друг друга, — повторил он. — Каролина, я люблю тебя! Люблю всей душой, всем сердцем, но не могу на тебе жениться.

Каролина побледнела. Она чувствовала, как отхлынула кровь; в какой-то миг ей показалось, что она теряет сознание. В отчаянии она всматривалась в лицо лорда Брикона и, наконец, спросила дрожащим голосом:

— Милорд, это из-за неравенства нашего положения в обществе?

Лорд Брикон сделал судорожное движение. Каролина испугалась, что сейчас он ее ударит. Вместо этого он схватил ее за плечи — с такой силой и яростью, что она невольно вскрикнула от боли.

— Как ты смеешь говорить такое? Как ты смеешь задавать мне подобный вопрос? При чем тут положение в обществе, если речь идет о такой любви, как наша? Зачем оскорблять меня подозрением, что я могу думать о подобных пустяках, когда так страстно люблю? Нет, Каролина, — уже тише добавил он. — Конечно, нет.

— Но если причина не в этом, почему мы не можем… обвенчаться?

Последнее слово прозвучало тихо. Еще только начав произносить его, она поняла, что больше всего на свете жаждет одного — стать женой Вейна, всецело подчиниться ему, принадлежать ему беспредельно, безгранично в самом полном смысле этого слова.

Лорд Брикон отпустил ее и закрыл глаза руками.

— Я не могу сказать этого, — произнес он глухим голосом. — Не мучай меня, Каролина. Забудь обо мне, если можешь. Оставь меня, уйди; только уходи быстрее, пока я еще в силах отпустить тебя.

Каролина застыла на месте. Затем она гордо выпрямилась.

— А если я не сделаю этого? — спросила она, четко выговаривая слова.

Лорд Брикон взглянул на нее изумленно.

— Что ты говоришь? — произнес он.

— Я задала вопрос, — ответила Каролина. Голова ее была высоко поднята. В этом жесте проявилась сила и гордость воинственных Фэев. — Я спросила: что случится, если я откажусь тебя покинуть? Да и зачем? Я люблю тебя. Я считаю, что ты в опасности. Я приехала сюда с твердым намерением предупредить тебя об этом. И вот теперь, когда мне известно, что и ты любишь меня, почему я должна уезжать?

Лицо лорда Брикона смягчилось.

— Каролина, любимая моя, — сказал он. — Да разве есть еще на свете такая, как ты? Но все это бесполезно. Наша любовь обречена. И ничего не поделаешь.

— Но почему? Скажи мне, — упрашивала Каролина. — Только скажи! Как мне бороться за тебя, если я не знаю с кем?

— Увы, я не могу сказать, — повторил лорд Брикон. — Это не моя тайна. Если бы она касалась только меня, я бы ответил. Только что бы это дало, если бы ты и знала? Лишь мучения при виде того, как ты с отвращением и ненавистью отворачиваешься от меня!

— В таком случае такое слабое чувство было бы недостойно называться любовью, — заявила Каролина. — Вейн, я не разлюблю тебя, что бы ты ни сделал, какое бы преступление ни совершил, какая бы страшная и зловещая тайна ни скрывалась в твоем прошлом. Я люблю тебя, а не твою тайну, и мне безразлично, в чем она заключается!

— Каролина! Прекрасная моя! — взволнованно произнес лорд Брикон прерывающимся голосом. — Даже если я опущусь на колени и поцелую землю, по которой ты ходишь, это не выразит и малой доли преклонения перед тобой. Ты самая чудесная, самая замечательная на свете. Но, любимая моя, это безнадежно! Ты должна уехать, оставить этот дом, потому что, клянусь, я не смогу видеть тебя каждый день и не сделать своей!

Каролина набрала в легкие побольше воздуха.

— Милорд, прошу ответить мне на один вопрос, — начала она, — ответить искренне, как на духу. Вправе ли вы перед лицом закона и церкви сделать меня своей женой?

— Да, вправе, — сказал лорд Брикон, поколебавшись. — С этой стороны препятствий нет, но…

— Это все, что я хотела знать, — перебила его Каролина и торжествующе добавила: — В таком случае я останусь в замке до тех пор, пока вы не попросите меня выйти за вас замуж.

— Каролина, ты что, хочешь свести меня с ума? — отозвался лорд Брикон. — Да я отдал бы правую руку за то, чтобы иметь право умолять тебя стать моей женой, но это невозможно. Я уже говорил: наша любовь обречена. Уезжай, Каролина, уезжай, пока молода и можешь забыть о нашей встрече! Перед тобой вся жизнь. Ты молода и красива. Если тебе нужны деньги, я дам столько, сколько нужно, и больше, только уезжай! Ради Бога, уезжай!

В голосе лорда Брикона было столько муки и страдания, что Каролина невольно подошла ближе в стремлении его утешить.

— Позволь мне помочь, — умоляюще сказала она. — Доверься мне, прошу! Доверься! Вдвоем мы сможем найти выход из этого положения.

— Выхода нет, — грустно ответил лорд Брикон. — Нет никакого выхода. Если бы он был, я бы уже давно отыскал его.

Он взглянул на нее и выпрямился.

— Я знаю, что ты думаешь, — сказал он обвиняющим тоном. — Ты думаешь, что я трус — ты уже назвала меня так однажды; но здесь ты ошибаешься. Отсылая тебя, я совершаю самый смелый поступок за всю свою жизнь. И потом, я поступаю порядочно, хотя тебе и трудно в это поверить.

Каролина вдруг почувствовала, что больше не в силах спорить с ним. Он говорил так убежденно, столь пугающей была его решимость, что неожиданно к ее глазам подступили слезы, и горло перехватило так, что она не в силах была говорить.

Каролина повернулась к двери. В этот мигу нее не было сил бороться. Она — всего лишь женщина, предложившая себя мужчине и получившая отказ. Очень медленно, опустив голову и стиснув руки, изо всех сил стараясь удержать слезы, по мягкому ковру она пошла к двери. Она не оборачивалась и мечтала лишь об одном — остаться одной, чтобы овладеть собой и справиться со своей слабостью. Даже ребенком Каролина стыдилась слез, и теперь ей хотелось скрыть и слезы, и унижение от человека, их вызвавшего.

Она была у дверей, когда голос лорда Брикона заставил ее остановиться. Совершенно неподвижно он стоял у камина и смотрел, как Каролина уходит, сдерживая себя с такой силой, что руки его были сжаты в кулаки, а челюсти стиснуты, как у человека, готового к смертельной схватке. Но теперь из его уст вырвался крик:

— Каролина!

Большими шагами он устремился к двери:

— Разве я могу отпустить тебя вот так? Любовь моя, я тебя боготворю!

Он обнял ее и так крепко прижал к себе, что у Каролины перехватило дыхание. Так они и стояли. Губы у нее дрожали, глаза затуманились слезами, но когда она взглянула ему в глаза, то почувствовала, как в нем просыпается желание и страсть охватывает его, подобно бушующему урагану.

— Я люблю тебя! Бог мой, как я люблю тебя! — сказал он охрипшим голосом и опять начал целовать ее — страстно, яростно, жадно. Казалось, сама душа ее вместе с поцелуем проскользнула к нему через губы. Затем она ощутила его губы на своих глазах, шее, голубых жилках над грудью.

Каролина слишком обессилела, чтобы отвечать на его ласки или противиться им; она лишь покорно принимала его жадные поцелуи, чувствуя себя слабой рядом с силой, какой она прежде у человека и представить себе не могла.

— Ты моя! — воскликнул он. — Моя! Я не позволю судьбе отобрать тебя!

Он поднял ее. Каролина лежала у него на груди, беспомощная, как ребенок. Лицо его преобразилось — оно светилось торжеством и восторгом. В этот момент он походил на бога — бога, который добился осуществления самого заветного желания. Она почувствовала невыразимую радость. И вдруг выражение его лица изменилось — словно задули свечу.

Все еще держа ее на руках, он открыл дверь библиотеки и, прежде чем она поняла его намерения, поставил Каролину на ноги и закрыл за собой дверь. Было слышно, как в замке повернулся ключ.

Каролина осталась одна.

На мгновение она прислонилась к стене. Она была слишком слаба, чтобы двигаться; слишком потрясена, чтобы разобраться в хаосе мыслей, чувств и страстей. Потом медленно, очень медленно и неуверенно, словно после тяжелой болезни, она пошла к холлу.

Из гостиной и комнаты для карт доносились взрывы смеха и шумные голоса. Мимо нее прошел лакей с полным подносом, но она его даже не заметила. Как во сне, Каролина шла по широкой лестнице и длинным коридорам к своей спальне. Лишь после того, как она вошла в комнату, легла на кровать и зарылась лицом в подушку, Каролина дала волю своим чувствам.

— Вейн, Вейн! — рыдала она. — Я люблю тебя! Я тебя люблю! — Слезы безудержно струились по ее щекам.

В таком виде Мария и нашла ее на следующее утро — в полнейшем изнеможении Каролина заснула после бурных рыданий, в которых выплеснулись отчаяние и муки, дотоле ей неведомые.

— Миледи! — в ужасе воскликнула Мария. — Да вы не ложились! Почему вы все еще в вечернем платье? Вы что, заболели? Почему не вызвали меня?

— Нет, я не больна, — ответила Каролина. — Во всяком случае, я так думаю. У меня болит голова и… Мария, я так несчастна!

Слова вырвались прежде, чем она успела подумать. Мария смотрела на нее с изумлением и ужасом.

— Несчастны? Тогда сию же минуту мы едем в Мандрейк! Миледи, ноги нашей не будет в том месте, где вы несчастны, хоть бы и самого короля нужно было спасти от смерти! Мы уедем домой, и все будет хорошо.

— Ничего хорошего не будет, — печально отозвалась Каролина, вставая, чтобы Мария расстегнула измятое платье.

— Да вы замерзли, миледи, — укоризненно сказала Мария, когда Каролина поежилась. — И это не удивительно, коли вы так проспали всю ночь. Может, сейчас и тепло, да не настолько. Ну-ка, миледи, закутайтесь в эту шаль и забирайтесь в постель. Пейте ваш шоколад, пока не остыл, а я сей же час начну укладываться.

— Нет, Мария, укладываться не нужно, — откликнулась Каролина после того, как послушно забралась в постель и приняла чашку шоколада. — Мы остаемся.

— Но почему, миледи, если вы несчастны?

— Я не могу объяснить тебе, — устало ответила Каролина, — но, если ты помнишь, мы приехали сюда с особой целью.

Мария вздохнула.

— Ей-богу, миледи, не знаю, что и делать. Если исполнять свои обязанности так, как я их разумею, то мне нужно отвезти вас домой, что б вы там ни говорили. Только я никогда не пойду наперекор вашей милости, сами знаете.

— Тогда не пытайся этого делать и сейчас, — отозвалась Каролина.

Она выпила шоколад и откинулась на подушки.

— Мария, у меня есть время поспать?

— Есть, есть, миледи. Мисс Доркас только что мне сказала, что ее милости вы не понадобитесь до полудня, потому что она сама плохо спала ночью. Так что спите, миледи, а когда проснетесь, вызовите меня, и я принесу вам завтрак.

— Спасибо, Мария, — сказала Каролина. — Я ужасно хочу спать; но пока ты не ушла, скажи — есть новости?

— Только одна, — ответила Мария. — Сегодня вечером приезжает мистер Джервас Уорлингем. Я собственными ушами слышала, как миссис Миллер говорила об этом экономке. Больше того, она велела, чтоб ему приготовили спальню рядом с ее собственной.

— Сегодня вечером!

Каролине совершенно расхотелось спать.

— Да, миледи. Сегодня большой прием. Приглашены гости с целого графства. За обедом будет человек пятьдесят. От имени милорда их пригласила миссис Миллер. Как я понимаю, она обожает устраивать приемы и изображать хозяйку, особенно когда на нее смотрит мистер Уорлингем.

— Понятно, — сказала Каролина и облегченно вздохнула. Наконец-то она встретится с мистером Джервасом Уорлингемом.

— Ну, теперь, Мария, я не уеду в Мандрейк, хоть озолоти меня, — пробормотала она.

— Спите, миледи, — отозвалась Мария. — Может, проснетесь и передумаете.

— И не надейся, — ответила Каролина. После того, как Мария задернула шторы, она повернулась лицом к стене и заснула без сновидений.

Молодость оправляется быстро, и, когда Каролина проснулась, с ее лица исчезли следы бурных ночных слез. Ушло отчаяние; теперь она помнила лишь одно: Вейн любит ее, а она любит Вейна. Что значат тайны, пусть даже зловещие, если любовь может унести их в блаженный край, где забывается все остальное? Решимости Вейна не жениться на ней противостояла ее решимость выйти за него замуж. Сердце Каролины забилось сильнее при мысли о том, что она будет принадлежать ему, ей верилось — она победит.

В полдень, входя к леди Брикон, Каролина улыбалась. Теперь, когда светило солнце и попугайчики радостно щебетали в клетках, все страхи, ужасы и страдания, пережитые в ночной темноте, казались преувеличенными и надуманными. Каролина не сомневалась, что найдет способ разгадать тайну; она была уверена, что избавит любимого и от опасности, и от гнета тайны, которую он так тщательно хранил.

— Сегодня замечательный день, мисс Фрай, — заметила леди Брикон.

— Да, мадам, — согласилась Каролина.

— Слишком чудесный, чтобы оставаться в помещении. Во второй половине дня я хочу поспать, а вам, дитя мое, предлагаю прогуляться в парке или навестить Харриет. Кстати, я вспомнила: сегодня вечером мой сын устраивает прием. Доркас говорит, что идут большие приготовления. Хорошо бы на обед пригласить Харриет Уонтидж, да и вам будет веселее.

— Я уверена, что Харриет очень обрадуется, — подтвердила Каролина.

— Ну, так пригласите ее, — велела леди Брикон, — а Доркас передаст миссис Миллер, что это мое распоряжение.

Каролина улыбнулась на это, ибо прекрасно понимала, что леди Брикон оберегает ее от столкновения с миссис Миллер. Та, несомненно, будет возражать против дополнительной гостьи, не включенной в ее собственный список.

«Леди Брикон — замечательная женщина, — думала Каролина, возвращаясь к себе, — но, к сожалению, она слаба. Лично я ни за что бы не позволила распоряжаться в своем доме такой особе, как миссис Миллер».

Каролина начала подозревать, что леди Брикон намеренно отгородилась от мира. Она вела себя, как монашенка, отстранившись от всех и вся за пределами собственной комнаты. Иногда Доркас передавала ей отдельные новости, но Каролина была уверена, что леди Брикон слушала скорее ради самой Доркас, чем из подлинного интереса. Для хозяйки огромного замка она вела себя очень странно. Еще более странным было ее поведение, как матери, да еще такой преданной сыну. И все же, думала Каролина, у нее, бесспорно, имелась веская причина отказаться от сложностей и тревог обычной, повседневной жизни.

Каролина подошла к гардеробу, чтобы найти для Харриет подходящий наряд на сегодняшний вечер. Она выбрала платье из розового шелка, украшенное розочками и незабудками. К сверкающим волосам Каролины оно никогда особенно не шло, но Каролина знала, что оно как нельзя лучше будет оттенять темно-каштановые волосы и доверчивые карие глаза Харриет.

Она уже собиралась вызвать Марию и приказать завернуть это платье, но, поглядев в окно, увидела элегантно одетого джентльмена, шагавшего к каменной беседке в дальнем конце парадной части парка. Это был мистер Страттон. Глядя на него, она вспомнила их вчерашний разговор.

Он подшучивал над положением, в котором оказался, но за шутками скрывалась истинная горечь. Он действительно считал, что богатство значительно подорвало его веру в человеческую природу, когда, получив большое наследство, он неожиданно попал в высший свет. Несмотря на позу скучающего денди, он по-прежнему тянулся к простой и безыскусной жизни, к которой привык в дни бедной юности. Каролине было понятно его почти ребяческое желание быть любимым ради себя самого. Она сочувствовала ему, ибо такое желание находило отклик в ее собственном сердце. Даже сейчас в ее душе шевелилось пусть крошечное, но тягостное сомнение: не пересмотрит ли лорд Брикон свое решение о женитьбе, если узнает об ее истинном положении в обществе? Она твердила себе, что несправедлива к любимому человеку, что он — слишком благородная, слишком цельная натура и выше подобных рассуждений. Но, несмотря ни на что, эта губительная мысль возвращалась снова и снова.

Сердясь и негодуя на самое себя, Каролина вновь в мыслях вернулась к мистеру Страттону. Глядя, как молодой человек усаживается в беседке, она радостно воскликнула: «Придумала!» Затем подбежала к шнурку от звонка и нетерпеливо дернула за него.

Когда появилась запыхавшаяся Мария, Каролина приказала ей:

— Запакуй вот это розовое платье и еще полосатое батистовое с фишю17. Помнишь? Я надевала его для пантомимы, когда должна была изображать крестьянскую девушку. Я велела на всякий случай взять его с собой.

— Ну, конечно, миледи, — подтвердила Мария. — Оно здесь, лежит в нижнем ящике комода. А зачем оно вдруг понадобилось вашей милости?

— Затем, что у меня появился план, — ответила Каролина. — Возьми его вместе с розовым вечерним платьем и как можно быстрее отправляйся в дом священника. Там найди мисс Уонтидж и поговори с ней наедине. Скажи, что я тебя прислала. Одень ее в батистовое платье, причеши помоднее и скажи, пусть ждет меня минут через двадцать. Когда я подойду, она ни в коем случае не должна упоминать, что я прислала ей платья. Объясни ей это, как следует.

— Боже мой, миледи! — застонала Мария. — Что вы еще придумали? У меня голова идет кругом от всех интриг вашей милости.

— Хватит болтать, Мария, у нас нет времени, — остановила ее Каролина. — Ступай к мисс Уонтидж и в точности передай ей все, что я говорила. Я хочу спасти еще одного человека, но на этот раз не от смерти, а от участи одинокой старой девы.

С улыбкой взглянув на Марию, застывшую с открытым ртом, Каролина спустилась вниз и вышла в парк. Она медленно шла по лужайкам и была явно поглощена созерцанием цветов. Мистер Страттон встал, когда она подошла к беседке. Каролина, очаровательная в соломенной шляпке, украшенной букетиками ландышей и зелеными ленточками под цвет листьев, притворно вздрогнула от неожиданности.

— Боже мой, сэр, как вы меня напугали! Я и не ожидала, что встречу кого-нибудь в этом уединенном месте.

— Потому я сюда и пришел, — ответил мистер Страттон и торопливо добавил: — Не поймите меня превратно, мисс Фрай. Я ценю ваше общество, но прячусь от остальных. Господи, что за несчастье встретить такую разношерстную публику. Пригласить подобное общество — лорд Брикон, должно быть, спятил!

— О, так значит, вам здесь невесело, мистер Страттон?

— Похоже, теперь мне никогда не бывает весело, — мрачно ответил он.

Каролина села у беседки.

— Сэр, совершенно очевидно, что вы слишком чувствительны для общества, в котором вращаетесь. Конечно, не мне, бедной зависимой компаньонке, критиковать, но вчера вечером мне показалось, что гости его милости не блещут умом.

Мистер Страттон засмеялся.

— Это очень мягко сказано, мисс Фрай! Но я согласен с вами: это толпа тупиц. Тот, кто не перепил, до утра играл в карты. Да и сейчас, когда я уходил, они опять усаживались играть. Как ни пытаюсь, не могу заставить себя относиться к картам серьезно.

— Сэр, а зачем вам это? — спросила Каролина. — Впрочем, у вас в руках книга, не буду вам мешать наслаждаться чтением. Завидую вашему занятию.

Она встала.

— Мисс Фрай, вы меня покидаете? — спросил мистер Страттон.

— Увы, я должна идти, — вздохнула Каролина, — хотя, уверяю вас, сэр, что предпочла бы подольше посидеть в такой приятной компании. Но я иду с поручением от ее милости в дом священника. Признаюсь, что до смерти боюсь этого.

— Боитесь? — переспросил мистер Страттон. — Позвольте спросить, почему?

— Я боюсь викария, сэр, — тихо сказала Каролина, опуская голову, словно в смущении. — Это очень неприятный джентльмен.

— Он груб с вами, мисс Фрай? — мрачно спросил мистер Страттон. — Что ж, это поправимо. Я буду сопровождать вас, если позволите.

Каролина стиснула руки.

— Правда? Вы пойдете со мной? Но это слишком — просить вас о таком одолжении, когда вам хочется спокойно отдохнуть.

— Я рад оказать вам услугу, мисс Фрай. Расскажите мне об этом викарии.

— Я считаю его очень неприятным человеком, — сдержанно сказала Каролина, опуская глаза. — Но это еще не все. Он чрезвычайно плохо обращается со своей дочерью, моей бедной подругой мисс Харриет Уонтидж. Она вместе со мной училась в пансионе. Более чуткой, нежной души не сыскать на свете. Сэр, скажу вам по секрету: отец чудовищно жесток с ней.

— Жесток? В чем это выражается? — с любопытством спросил мистер Страттон.

И пока они шли по зеленым лужайкам, а затем по длинной дороге, ведущей в деревню, Каролина расписывала ему жестокости викария. Рассказ ее длился весь путь. Если она кое-что и придумала, успокаивала себя Каролина, то у нее были для этого основания: преследовавшее ее бледное, испуганное личико Харриет.

Они подошли к дому. Открывая ворота, ведущие в запущенный сад, Каролина успела заметить Марию, выглянувшую из верхнего окна.

— Ах, сэр, я молю небо, чтобы викария не оказалось дома, — вздохнула она. — Он может рассердиться за то, что я привела без приглашения столь важного гостя, как вы.

— Если он рассердится, то пусть лучше не показывает этого в моем присутствии, — заявил мистер Страттон неожиданно энергично, в этот момент явно позабыв о том, что скучает.

Не успели они позвонить, как открылась входная дверь, и Харриет с распростертыми объятиями поспешила к Каролине. Это была Харриет, но Харриет преобразившаяся, что с удовлетворением отметила Каролина. Как она и предвидела, скромное, но хорошо сшитое платье с белым свежим фишю очень шло Харриет. Мария причесала ее волосы по последней моде; теперь с дюжину мелких локонов обрамляли ее лицо и придавали ему неожиданно пикантное выражение. У нее всегда были красивые глаза. Теперь же они широко раскрылись от возбуждения.

Каролина представила ей мистера Страттона, и Харриет провела их в унылую, бедно обставленную гостиную.

— Харриет, я принесла тебе приглашение, — начала Каролина. — Ее милость надеется, что сегодня вечером ты придешь в замок на обед. Приглашены гости со всего графства; она считает, что вечер тебе понравится.

— Каролина, это замечательно! — воскликнула Харриет, но затем лицо ее погрустнело. — Папа может не позволить мне принять приглашение.

— Постараюсь уговорить его, — сказала Каролина. — Где он?

— Он у себя в кабинете, — ответила Харриет. — Составляет воскресную проповедь. От этого он всегда становится чрезвычайно раздражительным.

— Жди здесь, — распорядилась Каролина. — Я сама скажу ему о приглашении.

— А ты сможешь? — затаив дыхание, спросила Харриет. — Честное слово, сама бы я не решилась. Сегодня он очень сердит на меня за то, что гусь, приготовленный для ленча, перестоял. Папа пришел на полчаса позже, но заявил, что это не оправдание. О, был такой шум! Он пригрозил, что выпорет меня, если обед будет не лучше. Не стоит сердить его еще больше… Может, лучше передать ее милости мои извинения и не беспокоить папу?

— Предоставь действовать мне, — ответила Каролина.

— Каролина, какая ты смелая! — воскликнула Харриет и, повернувшись к мистеру Страттону, спросила: — Не правда ли, сэр?

— Мистер Страттон не сказал бы этого, — улыбнулась Каролина. — Уверяю тебя, Харриет, вот он не боится ничего, кроме скуки.

— Не сомневаюсь, — сказала Харриет с простодушным восхищением, и мистер Страттон тотчас улыбнулся ей с готовностью, совершенно не свойственной человеку, пресыщенному и скучающему.

Каролина оставила их вдвоем в гостиной и через холл прошла к кабинету. Постучавшись и войдя в него, она обнаружила викария не за письменным столом, как можно было ожидать, а удобно растянувшимся в большом кожаном кресле; рядом с ним стоял стакан с вином. Увидев в дверях Каролину, он встал. Каролина присела в глубоком реверансе. Осторожно, прибегая к самой откровенной лести, которую, как она и предвидела, викарий проглотил, не задумываясь, Каролина сообщила ему о приглашении леди Брикон и в ответ услышала, что Харриет чертовски повезло, раз ее хоть куда-то приглашают, невзирая на ее тупость.

— Однако же я весьма настроен наказать эту неумеху и никуда ее не пускать, — произнес он в задумчивости. — Сегодня она совершенно вывела меня из себя.

— Нет, сэр, вы просто не способны на такую жестокость, — покачала головой Каролина и лукаво добавила: — Ну конечно, вы только грозитесь! Я же вижу, что глаза у вас смеются.

Викарий сдался.

— Что ж, ладно, передайте негоднице, я согласен, хотя не представляю, что она наденет — вечно она ходит Бог знает в чем.

— Сэр, я взяла на себя смелость принести ей собственное платье, — быстро вставила Каролина. — Оно принадлежало леди Каролине Фэй. Я знаю, что ее милость была бы довольна, если бы Харриет надела его сегодня вечером.

— Если бы эта девица была половчее, она бы сама сшила себе приличное платье, — проворчал викарий. — Впрочем, разбирайтесь сами.

— Благодарю вас, сэр, вы так великодушны, — сказала Каролина. Затем она заколебалась и нерешительно добавила: — Мне кажется… я должна упомянуть, сэр, что со мной пришел джентльмен.

Она опять заколебалась, опустила глаза, подняла их вновь и нервно переплела пальцы, являя собой беспомощность, нерешительность.

— Знаю, я не должна была приводить его, сэр, но… я ничего не могла поделать, он очень настаивал. Сейчас он с Харриет в гостиной, но я уверена, что в этом нет ничего дурного.

— Ничего дурного? — нахмурился викарий. — Что вы хотите этим сказать?

— Ничего, сэр, совершенно ничего, — затрепетала Каролина. — Откровенно говоря, у него приятная речь, но мне известно только, что он — шестой сын обедневшего дворянина…

— Бездельникам и нищим не место в моем доме! — рявкнул викарий. — Добра от них не жди. Нечего ему здесь делать!

— О, сэр, боюсь, это моя вина, — сникла Каролина.

— Я прекрасно понимаю, что вы не могли остановить его, мисс Фрай. Особе в вашем положении трудно ответить отказом гостю его милости, но здесь я сам себе хозяин. Где этот фат без гроша за душой?

Викарий поднял стакан с вином, выпил его залпом, вытер рот рукой и с покрасневшим лицом и напыщенным видом большими шагами направился в гостиную.

Когда он вошел, Харриет и мистер Страттон смеялись. Каролина, следовавшая за викарием, успела заметить, что Харриет, с румянцем на щеках и сияющими глазами, выглядела удивительно хорошенькой.

— Харриет! — загремел голос викария. — У меня в кабинете огонь почти погас, а рядом нет ни дров, ни угля. Найди кого-нибудь из служанок и проследи, чтобы все было исправлено. Сколько можно повторять, чтобы в моем кабинете лежал запас топлива? С тобой говорить, что с глухонемым — никакого толку.

Словно зверек, с которым вечно плохо обращаются, Харриет съежилась от страха.

— Да, папа… конечно, папа… извини, папа… — залепетала она и торопливо выскользнула из комнаты.

— Что же до вас, сэр, — свирепо продолжал викарий, уставившись на удивленного мистера Страттона, — то позвольте с вами распрощаться. Как у меня, так и у моей дочери нет ни времени, ни желания принимать подобных вам посетителей.

Он резко повернулся, холодно кивнул Каролине и, хлопнув дверью, отправился обратно в кабинет. Каролина взглянула на мистера Страттона.

— Лучше нам уйти, — прошептала она. — Если мы задержимся, Харриет достанется еще больше.

Когда они вышли из дома, Каролина отметила, что рот мистера Страттона угрожающе сжат, челюсть решительно выдвинута вперед. В его облике не осталось и следа от скучающего джентльмена.

— Да он просто грубое животное, а не человек! — возмущенно заявил он. — Подумать только: эта несчастная девушка вынуждена терпеть такое обращение каждый день! Мисс Фрай, этого нельзя допустить!

— Да, конечно, — печально согласилась Каролина. — Но что поделаешь? Боюсь, Харриет надеяться не на что. Бедняжка не в силах защитить себя, а если бы и решилась на это, отец, наверное, избил бы ее до полусмерти. Нет, видно, суждено Харриет жить под ярмом его жестокости до самой смерти, ибо у нее нет ни малейшей надежды на спасение.

— Не отчаивайтесь, мисс Фрай, мы найдем выход, — твердо сказал мистер Страттон; Каролина отвернулась, чтобы он не увидел ее улыбки.

ГЛАВА 8

Когда Каролина с мистером Страттоном вошла в замок, в холле разговаривали леди Августа и лорд Брикон. У Каролины сложилось впечатление, что леди Августа о чем-то его просит: костлявые пальцы, все в кольцах, вцепились в его руку, а накрашенные губы заискивающе улыбались.

Лорд Брикон стоял с непреклонным и отчужденным видом. При виде Каролины лицо его просветлело. Он уже собирался поздороваться, но не успел заговорить, как леди Августа воскликнула:

— И где это вы были, молодые люди? Я видела, как вы потихоньку ускользнули вдвоем. Смотрите, мисс Фрай, заслужите дурную репутацию, если не будете осторожнее.

Каролина слегка присела в реверансе.

— Я выполняла поручение ее милости, — натянуто сказала она.

Леди Августа засмеялась. Резкий отрывистый смех, казалось, эхом отразился от мрачных стен.

— Фу ты ну ты! Честное слово, малютка на меня сердится. Не отрицайте, мисс Фрай; но вы должны простить старухе длинный язык. Это вам наказание за то, что вы так хороши собой. Уж в этом-то мистер Страттон согласится со мной, а, сэр?

Мистер Страттон вежливо, хоть и несколько смущенно пробормотал что-то в знак согласия.

— Ах ты, проказник, — хохотнула леди Августа. — Я-то думала, что ты не подвластен уловкам моего пола, но вижу, что ошиблась. Ты нас провел самым замечательным образом. Верно, Вейн? — обратилась она к племяннику.

Каролина взглянула на лорда Брикона и с удивлением увидела, что лицо его вдруг стало сердитым. Вначале она не могла сообразить, чем это вызвано, но потом поняла. Он ревновал! С легкой улыбкой она повернулась к мистеру Страттону.

— Благодарю вас за компанию, сэр. Вы были очень любезны.

Она присела перед леди Августой, попросила разрешения удалиться и, не глядя на лорда Брикона, стала грациозно подниматься по главной лестнице, ощущая за своей спиной внезапное молчание — молчание, прерванное очередным хохотком леди Августы, что ничуть ее не удивило.

Значит, лорд Брикон ревнует. Ей слишком часто приходилось сталкиваться с ревностью молодых людей, ухаживавших за ней в Лондоне, чтобы не распознать ее симптомы.

То, что лорд Брикон оказался уязвим в этом отношении, доставило Каролине странное удовольствие, потому что — убеждала она себя — это может заставить его нарушить упорное молчание и заставить его отказаться от мысли отправить ее из замка.

Входя к себе в комнату и снимая шляпу, Каролина улыбалась; ее собственные несчастья казались уже не столь страшными. К тому же она была довольна тем, чего достигла в интересах Харриет. Мистер Страттон уже явно видел себя в роли рыцаря-спасителя, чего она и добивалась.

«Он славный молодой человек, — думала Каролина, — хотя и скучноват со своими речами и позами. Но Харриет будет от него в восторге, а если он сделает ей предложение, то лучше и не придумаешь».

Каролина вспомнила о Харриет, и ей хватило оптимизма не сомневаться в том, что та, в конце концов, будет счастлива. Но она не могла не сравнить шансы Харриет со своими собственными, и улыбка исчезла с ее губ. Все страхи и сомнения прошлой ночи вновь обрушились на нее. Хотя Каролина решительно убеждала себя в том, что она не боится, что как-нибудь узнает тайну лорда Брикона, спасет его от самого себя и от грозившей ему опасности, впервые в жизни она почувствовала себя слабой и беспомощной.

Часы на каминной полочке пробили четыре, когда Каролина подошла к дверям спальни леди Брикон. Ей открыла Доркас.

— Я как раз думала, вернетесь вы или нет, мисс Фрай, — грубовато сказала она, но смотрела по-доброму, и Каролина почувствовала, что Доркас относится к ней не только с одобрением, но и с симпатией.

Она прекрасно понимала, что неприязненное отношение Доркас значительно осложнило бы жизнь компаньонке ее милости. Доркас боготворила свою хозяйку.

Для нее не существовало ничего слишком трудного, пустякового или невозможного в том, что касалось благополучия леди Брикон. Доркас относилась к ней с таким вниманием, как если бы та была беспомощным младенцем. Каролина поняла, что леди Брикон привыкла полностью полагаться на Доркас.

Именно Доркас решала, кому следует посетить леди Брикон, а кого не пускать, отговариваясь тем, что ее милость неважно себя чувствует или заснула. Доркас же сообщала ей новости о том, что происходило в замке, выбирая лишь те известия, которые, как она считала, не могли потревожить или обеспокоить хозяйку. Да, Доркас обладала абсолютной властью, и Каролина могла только радоваться, что ей удалось, как выразилась Мария, «показать Доркас товар лицом».

— А, мисс Фрай, — воскликнула леди Брикон с улыбкой, когда Каролина подошла к ее постели. — Как поживает Харриет? Разрешил ли ей отец прийти сегодня вечером?

— Да, конечно, мадам. Она необычайно рада.

— Вам удалось найти для нее платье?

— Да, мадам. Одно из платьев леди Каролины Фэй. Оно должно очень пойти Харриет.

— Вы добрая девушка, мисс Фрай, — ласково произнесла леди Брикон, и Каролина покраснела — было немного стыдно слышать похвалу за то, что ей почти ничего не стоило, как она прекрасно осознавала в глубине сердца.

Тогда-то и появилась мысль, что очень скоро можно будет покончить с притворством. Она признается лорду Брикону, кто она такая на самом деле, а затем скажет его матери. Может быть, узнав правду, он поймет, как глубока и сильна ее любовь, и ему будет приятно, что ради него она отважилась на такое. Но Каролина хотела выяснить, нет ли хоть какой-нибудь возможности узнать его тайну, прежде чем открыть свою. Во всяком случае, она дождется приезда мистера Джерваса Уорлингема. Каролине было крайне любопытно взглянуть на человека, фактически ставшего причиной ее поспешного появления в замке, после того, как она узнала о подозрениях лорда Милборна.

— Вы задумались, мисс Фрай, — сказала леди Брикон, прерывая ход ее мыслей.

— Извините, мадам.

— О чем вы думаете, если не секрет?

— Я думала о вас, вашем сыне и о тех, кто гостит в замке, — искренне ответила Каролина.

Леди Брикон вздохнула.

— Они очень грубо ведут себя?

— Что вы, мадам, я такого не говорила! — воскликнула Каролина.

— И все же я инстинктивно чувствую, что знакомство с ними для Вейна нежелательно. Если бы знать, как мне поступить в этом случае! Я же могу только молиться за него и надеяться, что со временем он поумнеет.

— Значит, вы его не считаете умным, мадам? — спросила Каролина.

Леди Брикон улыбнулась.

— А этого я не говорила, мисс Фрай. Только временами я чувствую, что он неспокоен, в разладе с самим собой. Мне он этого не говорит, несомненно, оттого, что не хочет меня беспокоить, — но от матери не скроешь.

— Вы не знаете причины этого… беспокойства? — спросила Каролина.

Леди Брикон покачала головой.

— Увы, он мне не открылся. Маленьким он рассказывал мне обо всем, но теперь я не знаю, что у него на сердце, хотя он всегда относится ко мне внимательно и с любовью.

Наступила тишина, прерванная приходом Доркас, — она внесла все, что полагается для чая.

У Каролины сердце забилось сильнее. Придет ли сегодня на чаепитие лорд Брикон? Или будет избегать ее из-за того, что произошло между ними вчера вечером?

Она заварила чай, тщательно отмеряя чайной ложкой заварку из серебряной, с фамильным гербом, коробочки с чаем. Она передавала чашку леди Брикон, когда раздался стук в дверь. Каролина инстинктивно почувствовала, кто это, прежде, чем Доркас прошла к двери и почтительно присела в реверансе.

Когда лорд Брикон вошел в комнату и подошел к постели матери, Каролина отметила, что у него под глазами темные круги, словно он не спал. Она встала и сделала реверанс, снова села за стол и налила ему чашку чая.

Лорд Брикон разговаривал с матерью; Каролине показалось, что он намеренно сел так, чтобы смотреть на нее как можно меньше. У нее болезненно сжалось сердце. Зачем он так мучает себя? Зачем заставляет их обоих страдать, если сказанные им несколько слов, одно-единственное предложение могут преобразить мир для них обоих? Нет ничего слишком дурного или ужасного, чего нельзя вынести вдвоем. «Ничто на свете, — простодушно думала Каролина, — не может быть слишком страшным, чтобы его нельзя было преодолеть или победить любовью».

— Налейте мне, пожалуйста, еще чаю, мисс Фрай, — попросила леди Брикон.

Каролина поднялась, чтобы взять чашку. В этот момент лорд Брикон неожиданно заговорил жестким голосом:

— Мама, мисс Фрай должна была тебе сказать, что у нее заболел отец, и она вынуждена покинуть нас.

— Да что ты? Она мне ничего не сказала, — удивленно отозвалась леди Брикон. — Это правда? Какая жалость!

Каролина подняла голову и встретила взгляд лорда Брикона. Он смотрел жестко и холодно, твердо сжав губы. Неожиданное нападение застало Каролину врасплох, но сообразительность помогла ей найти ответ без особого труда.

— Мадам, я ничего не говорила вам, — тихо ответила она, — потому что не хотела понапрасну вас беспокоить. Как сказал милорд, мой отец болен, но это всего лишь приступ подагры, и мама меня заверила, что мне незачем возвращаться домой.

— Поверьте, я очень рада, — сказала леди Брикон. — Мне бы очень не хотелось потерять вас, мисс Фрай. Ты, наверное, сочтешь меня слишком восторженной, Вейн, — обратилась она к сыну, — но я действительно привязалась к мисс Фрай за столь короткое время. Мне нравится смотреть на нее, а читает она просто замечательно. Ты должен как-нибудь днем, когда будешь посвободнее, прийти и послушать.

— Да, это будет действительно приятно, — сказал лорд Брикон, и Каролина уловила в его голосе язвительную нотку.

Он поднялся.

— Мама, я должен тебя покинуть. Прежде, чем начнется сегодняшний раут, мне нужно переделать массу дел. Оказывается, миссис Миллер пригласила полграфства, но боюсь, что приглашенные не найдут общего языка с большинством из тех, кто сейчас гостит у меня.

— Вейн, постарайся ни с кем не ссориться, — умоляюще сказала леди Брикон. — Мне хочется, чтобы ты был в дружеских отношениях со всеми соседями. Раньше они очень любили тебя, но сейчас многие из наших старых знакомых почему-то держатся отчужденно и, как мне кажется, с неодобрением.

— Мама, откуда тебе это известно, если ты не выходишь из комнаты и почти никого не принимаешь?

— Мне приходят письма, Вейн. К тому же я особенно чувствительна в том, что касается тебя. Обещай, что постараешься быть любезным со всеми.

Лорд Брикон помедлил с ответом, словно спорил сам с собой, а затем неожиданно сдался.

— Хорошо, мама. Если тебе так хочется, обещаю постараться. Да, кстати, к нам прибудет неожиданный гость, который придаст торжественность всему вечеру.

— Кто же это? — поинтересовалась леди Брикон.

— Я только что получил письмо от епископа Барнетского, — ответил лорд Брикон. — Он сообщает, что направляется в Кентербери и будет рад сегодня вечером отобедать здесь. Разумеется, он понятия не имеет, что мы устраиваем прием.

— О Вейн! — с испугом воскликнула леди Брикон. — Не разумнее ли в таком случае пригласить его преосвященство отобедать здесь завтра?

— Едва ли это возможно, поскольку он уже в пути. Конечно, я могу не пустить его и направить в «Свинью и свисток», но едва ли ему придется по вкусу угощение там, он ведь признанный гурман.

— Нет, нет, если он уже в дороге, ничего тут не поделаешь, — вздохнула леди Брикон. — Но мне бы не хотелось, чтобы епископ остался недоволен чем-либо, увиденным в замке.

Лорд Брикон засмеялся.

— Не беспокойся, мама. Его преосвященство гораздо больше озабочен тем, как понравиться мне, а не наоборот. В моем распоряжении двенадцать приходов. Я прекрасно знаю, что причина этого визита не столько в том, что он жаждет оказаться в моем обществе, сколько в желании заполучить для своего племянника приход в Уэстон Кросс. Он дает хороший бенефиций18 и расположен в удачном для охоты месте. Вот почему Бриконский замок выбран его преосвященством для отдыха. Не сомневаюсь, что к моменту окончания обеда он сочтет, что уже слишком поздно продолжать путешествие, и останется здесь на ночь.

— Боюсь, все эти интриги выше моего понимания, — вздохнула леди Брикон.

— И прекрасно, мама. Хочешь встретиться с епископом, если он останется, — в чем я не сомневаюсь?

Леди Брикон покачала головой.

— Нет, Вейн. Мне трудно разговаривать с незнакомыми людьми, я знаю о внешнем мире так мало. Нет, почтительнейше поприветствуй епископа от моего имени и передай мое глубокое сожаление, что я недостаточно здорова, чтобы принимать посетителей.

— Хорошо, мама, — ответил лорд Брикон и вышел из комнаты, не взглянув на Каролину.

Когда Каролина отправилась к себе в комнату переодеться к обеду, ее охватило непривычное чувство подавленности. Теперь было ясно, что лорд Брикон твердо решил избавиться от нее. Пусть ему и не удалось осуществить это сейчас, но она не сомневалась, что он обязательно найдет способ, как это сделать, не огорчив мать и не возбудив у нее подозрений. Теперь у Каролины оставалось лишь одно средство — признаться, кто она на самом деле. Ей хотелось — быть может, из тщеславия, — чтобы лорд Брикон сделал ей предложение, пока еще знал ее как Каролину Фрай, но если он твердо решил выпроводить из замка мисс Фрай, то она встретится с ним на равных и скажет, кто она такая.

Каролина представила себе, как это все упростит. Она пошлет за кузиной Дебби и останется в замке в качестве гостьи. Тогда наблюдать за Джервасом Уорлингемом и расстроить его планы ей будет даже легче, чем в качестве компаньонки леди Брикон. Сложность заключалась лишь в том, как убедиться, что он строит какие-то планы и не будет медлить с их выполнением. В ее распоряжении было так немного: убийство Розенберга, подозрения лорда Милборна и неосторожные слова миссис Миллер, сказанные в гневе, — вот и все, если не считать ее собственного инстинктивного предчувствия, что лорду Брикону действительно угрожает опасность.

От этого можно было растеряться, но не в привычках Каролины было предаваться унынию. Уж как-нибудь она сумеет победить, как-нибудь найдет способ спасти лорда Брикона и помочь ему обрести счастье.

— Что вы наденете сегодня, миледи? — спросила Мария, стоя у дверцы гардероба.

Каролина заколебалась. Она собиралась выйти к гостям в неброском, довольно скромном платье, но теперь считала, что с притворством и маскарадом почти покончено. Что ж, она появится в полном блеске. По ее распоряжению Мария уложила два из ее самых нарядных, самых роскошных туалетов. Еще тогда Каролина подумала, что после признания, кто она на самом деле, ей захочется из скромно и незатейливо одетой компаньонки превратиться в модную и элегантную светскую даму.

Такой момент настал; она поразит собравшихся одним из великолепных платьев, которые носила в Лондоне. Может быть, позднее сегодня ей представится возможность поговорить с лордом Бриконом, сказать ему правду. Уверенность в том, что она прекрасно выглядит, придаст ей мужества и решительности для этого разговора.

— Подай мне белое платье, в котором я была на балу у герцога Девонширского, — велела Каролина.

Мария в изумлении повернулась к ней.

— Но, миледи, чересчур оно роскошное! Да всякий, кто вас в нем увидит, тут же догадается, что вы не та, за кого себя выдаете.

— Ну и пусть, — заявила Каролина. — Этот фарс все равно уже подходит к концу.

— Слава Богу! — воскликнула Мария. — Уж до чего тошно мне, до чего я устала! Не было ни секундочки, чтоб я не дрожала от страха — не случилось ли чего ужасного с вашей милостью, и не думала, осмелюсь ли я в Мандрейке сознаться, что мы здесь делали, и как ваша милость играла роль, ну совсем негожую.

— Может быть, ты и права, Мария, — ответила Каролина. — Что ж, я надену свое лучшее платье. По крайней мере, это заставит миссис Миллер поднять брови.

— Это точно! — согласилась Мария. — Да только подождите, миледи, пока не увидите сегодня ее платье. Оно не то, что в порядочном доме, но и для Воксхолла19 чересчур смелым будет.

— Что ж, мое, во всяком случае, не выходит за рамки приличий, — улыбнулась Каролина. Но когда она смотрелась в зеркало, то засомневалась в верности этих слов.

Платье было из чистейшего белого шелка, обшитого тюлем и ряд за рядом украшенного крошечными оборочками из кружева с фестонами. Открытый лиф, расшитый цветами из мелкого, молочного отлива жемчуга, подчеркивал красоту шеи и плеч Каролины. Пышные рукава были из прозрачного и нежного кружева. К платью полагалось носить жемчужные украшения в прическе и по жемчужному браслету на каждом запястье.

— Ох, миледи, красота-то какая! — воскликнула Мария. — Да только все одно — этого платья я всегда боялась.

— Боялась? — удивилась Каролина. Мария кивнула головой.

— Я, миледи, верю в приметы и слышала, что жемчуг — к слезам.

— Вот еще глупости! — резко бросила Каролина. — А я тебе говорю, что это платье счастливое. Я его надевала только один раз — и в тот вечер была королевой бала; поклонников у меня было столько, сколько жемчужин на этом платье.

— Что ж, надеюсь, оно принесет вам удачу, миледи, — ответила Мария.

Каролина не сомневалась в этом, когда с высоко поднятой головой вышла из комнаты и пошла по коридору, ведущему к парадной лестнице.

Она немного опоздала. Гостиная уже была полна народу. Каролина отметила, что гостившие в замке держались маленькими группами; они смотрелись неловко и как-то неуместно среди сквайров и их жен — те, может быть, и выглядели провинциальными, но были дворянского рода и держались с властной уверенностью.

Оглядываясь в поисках знакомых лиц, Каролина увидела в углу рядом с мистером Страттоном Харриет и с удовлетворением отметила, что та выглядит очень хорошенькой в розовом бальном платье и на удивление свободно чувствует себя в обществе мистера Страттона. Каролина направилась к ним.

Заметив, что к ним приближается Каролина, Харриет с неподдельной радостью воскликнула:

— Каролина, ну разве это не замечательно! Я в таком восторге! В последний момент папа устроил ужасный скандал; я боялась, что он запретит мне идти в замок. Он заявил, что у этого платья слишком большое декольте, и позволил мне уйти только после того, как закрыл мне плечи старым шарфиком.

— И где же этот шарфик сейчас? — спросила Каролина с улыбкой.

Харриет покраснела.

— Он наверху вместе с накидкой. Мне очень стыдно за свое поведение, но шарфик такой старый и поношенный! Это очень дерзко с моей стороны, но папа никогда не узнает, что я его сняла, правда?

При одной только мысли об этом лицо ее побледнело. Каролина поспешно принялась ее успокаивать.

— Ну откуда же ему узнать? Не волнуйся. Мы сохраним твою тайну, правда, мистер Страттон?

— Забудьте сегодня о своем отце и его брани, — заявил мистер Страттон, глядя на Харриет почти с видом собственника. — Вместо этого думайте только о тех, кто, как я, твердо намерен сделать все, чтобы вы веселились от души.

— О, сэр, вы слишком добры ко мне, — ответила Харриет, обращая к нему взгляд больших карих глаз, в которых уже появилось выражение почти собачьей преданности.

Каролина начала оглядываться вокруг и на противоположной стороне комнаты заметила человека, лицо которого ей показалось знакомым. На нее смотрел высокий молодой человек, одетый по последней моде; в правой руке он держал монокль. Он начал поднимать руку с моноклем, а Каролина пыталась сообразить, где его видела. Она совершенно отчетливо помнила этот хмурый взгляд темных глаз и опущенные вниз уголки презрительно усмехающегося рта.

Неожиданно она вспомнила. Будто ледяная рука сжала ее сердце, и комната поплыла перед глазами. Словно во сне, она видела, как миссис Миллер отделилась от группы вновь прибывших и, подойдя к молодому человеку с моноклем, что-то шепнула ему на ухо. Он как будто слушал миссис Миллер, но продолжал пристально смотреть на Каролину, и ей показалось, что усмешка его стала еще заметнее.

Каролина резко отвернулась; мгновение спустя она обрела голос.

— Скажите, — обратилась она к мистеру Страттону, — кто этот человек у окна с моноклем в руке?

— Который? — рассеянно спросил мистер Страттон.

— На нем бархатный фрак винного цвета, — пояснила Каролина.

— А, вижу! — обрадованно сказал мистер Страттон. — Неужели не знаете? Это кузен Вейна — Джервас Уорлингем.

Слова его лишь подтвердили то, что Каролина ожидала от него услышать. Теперь она совершенно ясно вспомнила, где видела это лицо раньше — почти сросшиеся брови, тонкий, словно сдавленный нос. Она вновь увидела, как он поднимается на ноги, когда она вошла в «Собаку и утку», услышала, как его голос — удивленный, но даже в удивлении раздраженный и сердитый, — спрашивает: «Что вы здесь делаете, Риверсби?»

Да, несомненно, это был тот самый человек. Теперь-то она понимала, что должна была сообразить: молодой человек из гостиницы мог оказаться кузеном лорда Брикона, которого ей было так любопытно увидеть. Но почему-то — хотя теперь она сама удивлялась собственной недогадливости — ей не пришло это в голову. Нет, она не забыла человека в зеленом сюртуке, но не принимала его во внимание, вспоминая события того вечера, потому что подсчитала: по времени он не успел бы уйти из гостиницы, встретить Розенберга и убить его, прежде, чем она дошла до домика в лесу.

Однако теперь, поразмыслив, Каролина решила, что он вполне мог убить Розенберга. Несколько минут у нее ушло на то, чтобы подняться наверх вместе с хозяйкой гостиницы и выслушать ее болтовню в спальне. Какое-то время ушло на то, чтобы обдумать, как ей быть, запереть дверь, вылезти из окна, спуститься на плоскую крышу, а оттуда — на бочку с водой. Ох, и простофиля же она! Ну конечно, у человека, идущего быстрым шагом, да еще напрямик, было время добраться до домика, совершить намеченное и уйти.

Но даже если все так и было, как ей доказать это? Поверит ли ей хоть кто-нибудь, если она сообщит, что Джервас Уорлингем находился в «Собаке и утке» в тот вечер, когда произошло убийство? Конечно, он как-то замел свои следы. Лорду Милборну не было известно о том, что он там был.

Нет, мистер Уорлингем поступил очень умно; тем не менее, она могла дать свидетельские показания — если ей поверят, — что он был там.

На обед Каролина шла в растерянности. Она почти не слышала, о чем говорили сидевшие по обе стороны от нее, почти не замечала сверкающего великолепия стола, на котором стояли золотые вазы и канделябры, украшенные желтыми орхидеями и длинными веточками вьющихся декоративных растений.

Обед был превосходным. Подавались блюда, делавшие честь кулинарному искусству поваров. Жареная оленина, баранина, говядина и телятина с экзотическими соусами. Цыплята, голуби и гуси были нафаршированы трюфелями, устрицами и редкими специями. Кабанья голова, целый молочный поросенок, несколько видов ветчины и заливное — красочное, словно восточная мозаика, — подавались холодными. Пирамида из сбитых с вином и сахаром сливок и различные сорта желе появились на столе вместе с четвертой сменой, состоявшей из дюжины блюд. Даже в Сейл-парке, известном своими садами, Каролина редко видела такое обилие оранжерейных фруктов, поданных на десерт.

Каролина ела мало и пыталась заставить себя сосредоточиться на том, что ей говорят, внимательно слушать и хоть как-то отвечать, пусть даже не очень вразумительно. Но все это время она думала о появлении мистера Уорлингема в гостинице, о его знакомстве с сэром Монтегю и — самое главное, — узнал ли он ее.

Она вспомнила, как тогда отвернулась, чтобы тень от шляпы падала ей налицо. Быть может, он не понял, кто она. Если он ушел из гостиницы в тот момент, когда она поднималась наверх, то едва ли вернулся обратно, совершив преступление.

Он должен был убраться оттуда как можно скорее, чтобы не было свидетелей его присутствия рядом с местом преступления, и, следовательно, мог не знать, что сэр Монтегю искал ее в лесу. Почему же никто не сообщил, что он там был? Молчание сэра Монтегю означало одно из двух: или он был в сговоре с мистером Уорлингемом, или неприязнь к последнему, столь явно выраженная в гостинице, была искренней, а посему сэра Монтегю не интересовали передвижения мистера Уорлингема, и он надеялся на взаимное безразличие. Если последнее предположение верно, тогда, с точки зрения сэра Монтегю, чем меньше людей замешано во всей этой истории, тем лучше.

Однако воры и негодяи поддерживают друг друга, и у сэра Монтегю вполне могла быть веская причина не выдавать мистера Уорлингема. О Господи, как же ей быть?

У Каролины голова пошла кругом, пока она пыталась разобраться и составить ясное представление о ситуации. Но это было совершенно невозможно. Каролина испытала громадное облегчение, когда длинный обед подошел к концу и дамы вышли из столовой, оставив джентльменов наслаждаться портвейном.

— Не заставляйте нас долго ждать, милорд, — произнесла миссис Миллер игривым тоном, обращаясь к лорду Брикону. — В большом зале должны начаться танцы, и мы будем с нетерпением ждать кавалеров.

Лорд Брикон холодно поклонился, и миссис Миллер, сверкнув улыбкой в сторону мистера Уорлингема, последовала за остальными дамами.

Платье на ней, как и говорила Мария, действительно было вызывающим: из ярко-зеленого шелка, с низким вырезом, полностью открывавшим грудь. Когда она сидела, то казалось, будто выше пояса на ней ничего не надето. Завитые волосы украшали ярко-красные перья. Судя по тому, как уверенно она держалась, из всех сил пытаясь убедить приглашенных, что сегодня она воистину полноправная хозяйка, Каролина не сомневалась, что для миссис Миллер это лишь репетиция того дня, когда она действительно станет хозяйкой замка.

Дамы разговаривали и сплетничали в гостиной более двух часов, прежде чем стало слышно, как из столовой довольно шумно выходят джентльмены. Каролина, сидевшая рядом с Харриет, заметила, что та следит за дверью, ожидая момента, когда покажется мистер Страттон. Когда он появился, Каролина воспользовалась случаем и, оставив Харриет, вошла в комнату, примыкавшую к гостиной.

Комната была небольшой, пользовались ею редко, поэтому она производила ощущение холодной торжественности. Но сегодня цветы смягчали впечатление от массивной мебели и темных гобеленов на стенах. Застекленные двери выходили на террасу. Каролина подошла к ним и остановилась, глядя в парк. Дорожки рядом с домом освещались фонарями. Огонь в них мерцал и колебался от ночного ветерка. Чуть дальше виднелось озеро, переливающееся серебром, и темные, неподвижные кроны деревьев.

Но Каролина почти не замечала манящей прелести парка, не слышала она и отдаленного звучания скрипок, заигравших вдалеке вальс, мечтательный и мелодичный. Она так углубилась в свои мысли, что вздрогнула, услышав позади себя голос:

— Добрый вечер, леди Каролина.

Она резко повернулась. В дверях гостиной стоял мистер Джервас Уорлингем. Губы его улыбались, но в выражении глаз было нечто, заставившее Каролину поежиться.

— Прошу прощения, сэр?

В ответ он закрыл за собой дверь и прошел в комнату.

— Я сказал, — повторил он, — добрый вечер, леди Каролина.

— Я слышала вас, сэр, но вы, должно быть, ошиблись. Меня действительно зовут Каролиной, но я мисс Фрай, компаньонка леди Брикон.

Мистер Уорлингем засмеялся неприятным смехом.

— Отличная шутка; я едва поверил, что меня не разыгрывают, когда впервые увидел вашу милость! Значит, вы действительно изображаете компаньонку. Черт побери, над этой шуткой будут смяться во всех клубах Лондона!

— Вот как? Значит, у этих людей, к сожалению, превратное чувство юмора, ибо я не вижу в своем положении ничего особенно смешного, сэр.

Мистер Уорлингем облокотился на каминную полку, взглянул на Каролину и опять засмеялся.

— Вы отлично ведете рискованную игру, — произнес он, — но, мне кажется, ваша милость знает, что в моих руках козырь.

— Вот как? — холодно осведомилась Каролина.

— Честно говоря, — продолжал мистер Уорлингем, — мы с вами можем легко прийти к соглашению. В ваших руках, милая моя леди Каролина, есть одна очень хорошая карта, но, по-моему, все остальные — у меня.

— Боюсь, сэр, — холодно сказала Каролина, — вы говорите загадками, которые я не понимаю и не очень-то хочу понять. Я удаляюсь, с вашего позволения.

— Напротив, леди Каролина, вы будете благоразумны и, ради собственного же блага, останетесь и выслушаете меня, — возразил мистер Уорлингем. Тон, каким это было сказано, заставил Каролину остановиться, хотя она и направилась к двери.

— Благоразумна? — переспросила она, приподнимая брови.

— Очень благоразумна — ради самой себя. Объяснить?

— Если вам угодно, — ответила Каролина, — но заявляю, что меня это не особенно интересует, ибо, повторяю, вы говорите загадками.

— В таком случае избавимся от них, — сказал мистер Уорлингем. — Леди Каролина, я не дурак и прекрасно понимаю, почему вы здесь оказались. Вы влюбились в моего весьма достойного кузена. Но зачем вам понадобилось появляться в его доме под чужим именем, не могу представить, хотя у вас, несомненно, были на то причины. Но они меня не интересуют. Меня интересует другое: сколько вы мне заплатите за то, чтобы я не рассказал кузену о вашем неблагоразумном поступке?

— О каком неблагоразумном поступке вы говорите? — спросила Каролина.

— Вы хотите, чтобы я выразился яснее? — осведомился мистер Уорлингем. — Что ж, прекрасно. Я буду говорить с вульгарной откровенностью, чтобы вы не могли притворяться, будто не понимаете. Я хочу получить от вас, леди Каролина, две тысячи гиней за мое обещание не сообщать моему кузену или, если вам угодно, никому другому о том, что в ту ночь, когда был убит Розенберг, Монтегю Риверсби в лесу у Севенокса разыскивал именно вас.

— Две тысячи гиней! — воскликнула Каролина. — И где же, мистер Уорлингем, по-вашему, мисс Фрай может найти такую сумму?

Мистер Уорлингем выпрямился.

— Пора кончать с этим фарсом, — бросил он. — Передо мной можете не притворяться. Я узнал вас в тот вечер, хоть вы и пытались отвернуться. К тому же весь Лондон говорит о том, что леди Каролина Фэй каталась с беспутным сэром Монтегю.

— Если это и так, — резко сказала Каролина, — значит, распространили эти слухи вы.

— Может, да, а может, нет, — ответил мистер Уорлингем. — Насколько я знаю, Риверсби все отрицает, но кого интересует, что он говорит? Людям нравится верить в неблагоразумное поведение знатных молодых особ, особенно тех, кто пользуется слишком большим успехом и не дает спать спокойно другим представительницам прекрасного пола. Но меня это не касается. Леди Каролина, за свое молчание я прошу две тысячи гиней.

— А если я откажусь их вам дать?

— Вы не посмеете.

— Еще как посмею, — холодно произнесла Каролина. — Я не боюсь вас, мистер Уорлингем. А если я сообщу тем, кто заинтересован в подобной информации, что в ночь убийства вы были в «Собаке и утке»? Как вы считаете, что будут говорить тогда? Вы, которому было бы необычайно выгодно, если бы вашего кузена обвинили в убийстве?

— Вы сообразительны, — заметил мистер Уорлингем, — но вы забываете, милая леди Каролина, что, выдав меня, вы выдадите и себя. К тому же разве молодая леди, одна, в обществе всем известного распутника могла быть столь наблюдательной? Она видит человека, которого раньше никогда не встречала, а услышав о преступлении, решает, что им мог быть некий мистер Уорлингем. Но я, конечно же, в тот вечер был далеко. Между прочим, я обедал тогда на Керзон-стрит. Есть у меня несколько друзей, которые могут поклясться, что я провел с ними целый вечер. Нет, леди Каролина, я думаю, что в вашей руке очень мелкая карта… тогда как в моей — крупные козыри.

У Каролины участилось дыхание. Было что-то настолько скользкое и отвратительное в словах мистера Уорлингема и его манере говорить, что ей стало трудно выдерживать внешнее спокойствие. Она чувствовала, как в ней закипает гнев, но знала, что если выйдет из себя, то лишь сыграет ему на руку. Все равно Каролина понимала, что попала в ловушку, из которой трудно выбраться. Но даже если она и испугалась, ни в коем случае она не должна ему этого показывать.

— Вы говорите очень убедительно, сэр, — сказала она, — но в то же время я считаю, что вы переоцениваете важность ваших сведений обо мне. Буду откровенна: я действительно прибыла сюда под вымышленным именем, но твердо намерена сегодня вечером рассказать вашему кузену, кто я такая и зачем сюда приехала.

— Может, так оно и есть, — улыбнулся мистер Уорлингем, — но неужели вы и впрямь намерены рассказать ему, что отправились в уединенную гостиницу одна в обществе Монтегю Риверсби?

— Это мое дело, — бросила Каролина. — И позвольте заметить, сэр, что вас это совершенно не касается.

— Напротив, это касается меня в пределах двух тысяч гиней. Заплатите мне, леди Каролина; я знаю, что вы вполне можете себе это позволить, и я буду молчать.

— До тех пор, пока это вам выгодно, — тут же возразила Каролина. — Нет, сэр, я не намерена поддаваться шантажу.

— Если вы мне откажете, — раздраженно заявил мистер Уорлингем, — я сейчас же отправлюсь к кузену и выдам вас. Вы проникли сюда обманным путем, вы — самозванка. Я расскажу ему, кто вы на самом деле, и что Монтегю Риверсби не сомневался в ваших чувствах к нему в тот вечер, когда вы отправились с ним из Лондона в «Собаку и утку».

Каролина оперлась рукой о спинку стула и лихорадочно соображала, как лучше поступить. Ей нужно было время, чтобы подумать, чтобы самой рассказать лорду Брикону о том, как ей удалось спастись в тот вечер. Слишком хорошо она помнила, с каким возмущением, с каким гневом он говорил о Монтегю Риверсби. Что он скажет, когда узнает, что Риверсби обманул и ее — не так, как бедную Мелиссу, но, тем не менее, она поддалась на его уловку и попала в глупое положение.

— Решайтесь, леди Каролина, — с угрозой произнес мистер Уорлингем. — Что вы выбираете? Две тысячи гиней, или я сообщаю Вейну?

— Что ты должен сообщить Вейну? — вдруг произнес чей-то голос. Каролина испуганно вскрикнула и повернулась — из темноты через раскрытые двери с террасы вошел лорд Брикон.

Вид у него был очень хмурый. «Интересно, давно ли он тут стоял, много ли слышал», — подумала Каролина. Мистер Уорлингем закрыл дверь в гостиную, но они забыли об открытых дверях на террасу. Каролина почувствовала, что бледнеет; инстинктивно она подняла руку и прижала к сильно забившемуся сердцу.

Лорд Брикон вышел на середину комнаты и повернулся к мистеру Уорлингему. Он стоял так близко, что Каролина могла дотронуться до него рукой.

— Итак, Джервас, — сдержанно произнес лорд Брикон. — О чем же ты собираешься мне рассказать?

— Знаешь, Вейн, — я передумал. В конце концов, совершенно незачем рассказывать тебе то, что является секретом между мною и ле… мисс Фрай. Позволь мне удалиться, так как я припомнил, что мне обещан следующий танец.

Он быстро повернулся и направился к двери в гостиную. Лорд Брикон наблюдал за ним. Дойдя до двери, мистер Уорлингем оглянулся, словно собираясь что-то сказать, но промолчал и вышел из комнаты.

Лорд Брикон повернулся к Каролине.

— Может быть, вы соблаговолите объяснить? — спросил он. Он говорил ледяным тоном и смотрел с таким выражением, что она испугалась.

Вновь она ухватилась за стул позади себя. В неярком свете восковых свечей она была необычайно хороша, и другой забыл бы обо всем, кроме таинственного блеска ее глаз и нежных очертаний губ. Взволнованно вздымающаяся грудь заставляла колыхаться прикрывающее ее кружево. Пальцы ее неожиданно задрожали, словно пойманная птица.

— Что вы слышали? — тихо выговорила она.

— Достаточно! — отозвался лорд Брикон. — Достаточно, чтобы понять, что вы мне лгали. Кто вы?

— Я — Каролина Фэй.

— Зачем вы здесь?

— На этот вопрос я ответила вчера вечером, — сказала Каролина. — Вейн, я приехала, потому что люблю тебя.

— Любите? — переспросил он с горечью. — Странная у вас любовь. Что вы делали ночью в лесу?

— Ты, должно быть, слышал, что сказал твой кузен, — ответила Каролина. — Меня обманом заманили в «Собаку и утку». Привез меня туда джентльмен, которому, признаюсь, мне не следовало доверяться. С моей стороны было глупостью не догадаться раньше, что он за человек, но я убежала от него и встретила тебя. Вот и все.

— Как зовут этого человека?

От звука его голоса, казалось, леденел даже воздух.

— Ты уже знаешь его имя, — сказала Каролина и направилась к нему. — Вейн, я сама собиралась позднее рассказать тебе обо всем. Я не хотела, чтобы ты услышал это таким образом.

Она протянула руку и хотела положить ему на плечо, но лорд Брикон схватил ее за запястье и сжал так крепко, что пальцы его впились в кожу.

— Отвечайте, — произнес он, — как зовут этого человека?

— Его зовут… Монтегю… Риверсби, — запинаясь, сказала Каролина. — Но, Вейн…

— Эта свинья! — взорвался лорд Брикон. — Этот проклятый негодяй уже опорочил Мелиссу. И вы связались с ним; охотно отправились вечером туда, где будете с ним наедине.

— Это не так, — быстро возразила Каролина. — Он сказала мне, что должны состояться…

— Молчите! — произнес лорд Брикон с такой яростью, что потрясенная Каролина замолчала. — Вы мне уже достаточно наговорили. Я поверил вам, я вам доверился. Видит Бог, я не мог не полюбить вас… а вы все это время обманывали меня, притворившись компаньонкой моей матери, проникнув в мой дом, расставляя силки, заставив меня поверить настолько, что я был готов пожертвовать ради вас всем — да, всем, чем я дорожу!

— Вейн! — взмолилась Каролина, пытаясь освободить руку от его хватки. — Вейн, прошу тебя, позволь мне объяснить.

— Не нужны мне ваши объяснения, — заявил лорд Брикон. — Эти губы слишком много лгали; теперь ваш черед выслушать меня; да, да, меня! Слушайте же.

Он дернул Каролину за руку так, что ей пришлось повернуться кругом и стать к нему лицом. Каролина подняла глаза, и вдруг ей стало страшно. Исчез холодный стальной взгляд; теперь глаза его полыхали гневом. Он был охвачен яростью — ярость делала его слепым и глухим ко всему, кроме собственного гнева. Никогда в жизни ей не доводилось видеть человека в таком бешенстве. Потому что это был Вейн, потому что она любила его. Каролина была не в силах сообразить, что делать; вместо этого она стояла и дрожала, трепетала всем телом, вся во власти овладевшей им ярости.

— Вы прибыли сюда, настроившись на обман, — медленно начал он, каждым словом, точно оружием, нанося ей удары. — Ваши губы произносили ложь за ложью, язык ваш извертелся во лжи. Вы заставили меня поверить, что любите меня. Несомненно, с вашей стороны это подлый трюк, который вы придумали, чтобы выиграть пари, заключенное с кем-то из ваших лондонских друзей. Для них завоевать сердце человека и заставить его страдать — всего лишь пустяк. Вы заставили меня признаться вам в любви, вы одурачили меня, заманили в искусно приготовленную ловушку. Вы посмеялись над самым бескорыстным поступком в моей жизни, когда, думая только о вас, я пытался отправить вас отсюда. Видит Бог, я хотел, чтобы вы остались, хотел, чтобы вы стали моей, хотел принять все, что вы с такой готовностью предлагали сами. Но я должен был услать вас подальше, потому что я порядочный человек, и я верил в вас и вашу чистоту, я пытался услать вас отсюда. Вы не уехали, когда могли это сделать. Вы бросили мне вызов, отказались прислушаться к моим предупреждениям. Что ж, теперь, клянусь Богом, вы останетесь!

Каролина смотрела на него в изумлении.

— Вы останетесь, — повторил он сквозь стиснутые зубы. — Я позабочусь об этом. Вы поймете, леди Каролина Фэй, что опасно шутить с чувствами человека. Идемте!

По-прежнему держа ее за руку, он повернулся и зашагал к дверям в гостиную.

— Вейн, Вейн, куда мы идем? — воскликнула Каролина, но он не ответил.

Двигаясь за ним следом, поскольку он не отпускал ее, Каролина чувствовала, как ей в руку впиваются его пальцы; ощущала напор и устремленность, которым было невозможно противиться. Она не могла ни возражать, ни сопротивляться — только подчиниться, когда он быстро провел ее через гостиную.

Несколько человек, сидевших на диванах, удивленно посмотрели на них, но лорд Брикон ни на кого не обращал внимания; он шел дальше и тянул за собой Каролину в просторный зал, где собралось большинство гостей. Одни вальсировали, другие сидели вдоль стен и наблюдали за танцующими. Лакей обносил их шампанским и охлажденным пуншем.

Задыхаясь от волнения и быстрой ходьбы, чувствуя неожиданный страх перед ним, Каролина только ахнула, когда лорд Брикон подошел к оркестру и поднял руку, призывая к молчанию. Музыканты прекратили играть; танцоры остановились и недоуменно оглядывались.

— Миледи, милорды и джентльмены! — начал лорд Брикон громким голосом, долетавшим до самого отдаленного уголка зала. — Позвольте сообщить вам новость. Сегодня вечером — только что — состоялась моя помолвка. Я имею честь представить вам мою невесту, леди Каролину Фэй.

По всей комнате пробежал шепоток изумления, а затем все зашумели.

— Поздравляем, Брикон! Желаем счастья!

Со всех сторон посыпались поздравления, были подняты бокалы; а затем сквозь гудение голосов раздался громкий голос раскрасневшегося сквайра:

— Долгой жизни вам обоим! Вейн, дорогой мой, скажи, а когда же свадьба?

Мгновенно наступила тишина, словно каждому хотелось услышать ответ.

Лорд Брикон отпустил Каролину и взглянул на нее. По-прежнему в глазах его бушевал огонь; губы искривились в усмешке.

— Это и впрямь чрезвычайно важный вопрос, — заявил он. — И я вам отвечу. Мне хочется, чтобы вы все присутствовали на моей свадьбе. Наше венчание состоится сегодня вечером. Я уверен, милорд епископ даст нам разрешение и совершит обряд.

Все ахнули; затем вновь начался шум и гам.

Лорд Брикон наклонился к Каролине. Она поняла, что он задал вопрос. Слов не было слышно, но по выражению его лица она поняла: сказано что-то язвительное. Каролина гордо вскинула голову; прекрасная нежная шея, казалось, стала еще длиннее; всем, кто наблюдал за ней, стало видно, с каким достоинством она держится. В глубине души Каролине было страшно, но она боролась с нахлынувшим страхом, и на ее лице не было его следов.

Твердым и ясным голосом, так что слова ее были слышны, невзирая на шум, она сказала:

— Да, милорд, я выйду за вас замуж здесь, сегодня вечером.

ГЛАВА 9

Для Каролины все стало смутным, как в тумане. Вокруг себя она видела лица, которые кружились и плавали у нее перед глазами. Голоса восклицали, спрашивали, восторгались, шутили; до нее дотрагивались руки; губы касались ее пальцев; люди напирали на нее — она чувствовала себя словно в кошмарном сне, от которого не могла проснуться.

Наконец, она ясно увидела одного человека: дородного, в великолепном пурпурном одеянии; большой крест, украшенный драгоценными камнями, сверкал на его груди от света свечей в люстре. Это был епископ.

— Что это я тут слышал о помолвке? — спросил он, И голос его загудел звучно и торжественно, будто он вещал с кафедры.

— Милорд, позвольте вам представить леди Каролину Фэй. Она оказала мне честь, согласившись стать моей женой.

Каролина присела в глубоком реверансе.

— Дочь Валкена? — спросил епископ. — Мой дорогой мальчик, в таком случае я вас действительно поздравляю! Я бывал в Мандрейке — великолепное место, можно сказать, почти дворец. А стол маркиза остался в моей памяти, как самое дорогое воспоминание.

— Я счастлива, что мой дом не разочаровал ваше преосвященство, — сумела выговорить Каролина.

— Мне следует нанести визит вашим родителям, леди Каролина, — благожелательно изрек епископ, — и сказать, что с моей стороны эта помолвка заслужила одобрение и благословение.

— Прошу вас, милорд, пройдемте в другую комнату, где мы сможем поговорить спокойно, — обратился к нему лорд Брикон; епископ выразил согласие, втроем они медленно прошли через зал к двери, ведущей в холл.

Как раз в тот момент, когда они подошли к двери, появилась миссис Миллер. Каролина решила, что она, по-видимому, была в комнате для карт и только сейчас услышала новости, ибо на лице ее было выражение полнейшего удивления, а красные перья в прическе сбились в сторону, словно она очень торопилась.

— Милорд, мне сказали… — начала было она, но лорд Брикон перебил ее:

— Миссис Миллер, вы-то мне и нужны. Распорядитесь, чтобы немедленно открыли часовню.

— Часовню? — На мгновение миссис Миллер потеряла дар речи. Опомнившись, она торопливо заговорила: — Милорд, это невозможно. Ее не открывали несколько лет. Там сложены вещи и…

Взгляд лорда Брикона мгновенно прервал поток слов, срывавшихся с ее губ.

— Миссис Миллер, я сказал: немедленно, — повторил лорд Брикон, и они двинулись дальше, оставив ее позади с раскрытым ртом.

Выйдя в холл, Каролина неожиданно почувствовала, что едва держится на ногах.

— Извините меня, милорд, — обратилась она к лорду Брикону. — Я пройду к себе.

— Как угодно вашей милости, — ответил лорд Брикон с чрезвычайной вежливостью, противоречившей выражению его глаз. — Я распоряжусь, чтобы вам сообщили, когда милорд епископ сможет обвенчать нас. Полагаю, что это будет около полуночи.

Каролина сумела лишь слегка присесть в реверансе и медленно пошла наверх, держась за перила. Когда она подошла к своей спальне, слабость миновала, но не пробыла она в комнате и нескольких секунд, как услышала в коридоре звук торопливых шагов. Мария почти ворвалась к ней.

— Ох, миледи, миледи! Только что я услышала такую новость! Это верно, вы и вправду собираетесь прямо сегодня ночью выйти замуж за лорда Брикона? Я едва поверила собственным ушам!

Каролина подняла руку;

— Это правда, Мария, но сейчас я не хочу говорить об этом. Мне нужно подумать.

— Ох, миледи, да ведь осталось совсем мало времени! Когда один из лакеев прибежал в комнату слуг и закричал о том, что произошло, меня как обухом по голове стукнуло. Я только и смогла, что уставиться на него. Поднялся такой переполох! Свадьба в замке. Да ведь…

— Мария, перестань трещать, — в изнеможении произнесла Каролина.

— Но, миледи, что подумают в Мандрейке? Нет, правда, что там скажут, когда услышат, что ваша милость венчалась в такой неурочный час, да еще в чужом доме! Ох, миледи, подумайте как следует! Давайте сначала пошлем весточку его милости в Европу. Ведь, ей-богу, страшно подумать, до чего он разгневается, когда услышит, что все случилось за его спиной, если так можно выразиться!

Каролина не слушала ее. Она неподвижно стояла, приложив ладони к щекам и устремив взгляд куда-то вдаль. Наконец, она повернулась, без единого слова вышла из своей комнаты и направилась к спальне леди Брикон.

Было уже поздно. Она боялась, что ее милость уже спит, но в ответ на легкий стук тихий ласковый голос тотчас пригласил ее войти. Она вошла.

В комнате было темно, только у постели горели две свечи. Леди Брикон полулежала на подушках. Под рукой у нее была открытая книга — видимо, она читала.

— Простите, что я потревожила вас, мадам, — сказала Каролина, подойдя к постели.

— Что случилось, дитя мое? — спросила леди Брикон. Мгновение Каролина молчала. На лице ее было такое выражение, что леди Брикон добавила:

— Мисс Фрай, вы в беде? Не могу ли я помочь вам?

— Я должна что-то сказать вашей милости, — еле слышно произнесла Каролина, — но мне трудно подыскать слова.

Леди Брикон ободряюще протянула руку. Медленно и как-то неохотно Каролина вложила свою руку в ладонь пожилой женщины и ощутила сочувственное пожатие.

— Дорогая моя, какая у вас холодная рука! — воскликнула леди Брикон. — И почему вы дрожите? Кто-нибудь напугал вас?

— Нет, я не испугана, — тихо сказала Каролина. — Просто я немного взволнованна. Ваша милость поймет почему, когда я сообщу вам, что ваш сын только что объявил собравшимся внизу гостям, что он венчается со мной сегодня в полночь.

— Венчается! — воскликнула леди Брикон.

— Да, мадам, — подтвердила Каролина. — Но это еще не все. Я должна признаться вашей милости, что обманула вас. Я не Каролина Фрай, а Каролина Фэй, дочь маркиза и маркизы Валкен. Я появилась здесь и воспользовалась вашей добротой обманным путем. Мне остается лишь просить вашу милость простить меня и поверить, что у меня была очень веская причина поступить таким образом.

— Вы назовете мне эту причину? — тихо спросила леди Брикон.

На мгновение Каролину охватило искушение поведать все без утайки, поделиться с леди Брикон своими страхами и подозрениями, рассказать о своем предчувствии беды и убеждении, что у лорда Брикона есть враги, готовые обречь его даже на смерть. Она уже было, раскрыла рот, чтобы начать рассказ, как вспомнила о болезненной хрупкости леди Брикон и о том, с каким вниманием Доркас относится к ее здоровью. Леди Брикон может оказаться гораздо слабее, чем это кажется, и известие о том, что ее сын в большой опасности, будет убийственным для нее.

Каролина мгновенно решила, что ничего ей не скажет.

— Мадам, я не могу рассказать вам все, как бы мне этого ни хотелось, — тихо сказала она. — Успокоит ли вас, если я скажу, что приехала сюда, потому что люблю вашего сына? Я полюбила его с нашей первой встречи.

Лицо леди Брикон смягчилось.

— Дорогое дитя, тогда все остальное не имеет значения. А Вейн любит вас?

— Я верю, что любит, — ответила Каролина.

— В таком случае я счастлива, — заявила леди Брикон, крепко сжимая руку Каролины в своей. — Я так долго молилась о том, чтобы Вейн встретил и полюбил девушку, и чтобы она полюбила его не за богатство или красоту, а ради него самого. Может быть, я пристрастна, но считаю Вейна прекрасным человеком, достойным любви. Мне всегда хотелось, чтобы он нашел жену, которая будет о нем заботиться. Каролина взглянула на нее с удивлением:

— Значит, вы на меня не сердитесь?

— Нисколько. Вы понравились мне с того самого момента, как я увидела ваше хорошенькое личико, а за короткое время, что вы здесь пробыли, я полюбила вас. Никому другому я не доверила бы счастье сына.

— Благодарю вас, мадам.

Каролина внезапно наклонилась и поцеловала руку, сжимающую ее ладонь.

— Дорогая моя! — воскликнула леди Брикон со слезами на глазах. — Поцелуйте меня, как полагается.

Каролина губами коснулась мягкой нежной щеки; в следующий момент, когда леди Брикон отпустила ее руку, она сказала:

— Мадам, для меня действительно большая честь, что вы поверили мне.

— Я убеждена, что вы этого достойны, — ответила леди Брикон. — Я даже не спрашиваю вас о причине такой спешки и не буду говорить, что это кажется мне неподобающим; вы с Вейном должны следовать велению собственных сердец. Я буду лишь молиться за вас.

В безыскусной простоте, с какой она сказала это, было нечто такое, отчего у Каролины неожиданно перехватило горло.

— О мадам, вы слишком добры! Я этого не заслужила.

— Нет, Каролина, не говорите так. Ведь если вы пошли на это, как сами мне признались, потому что любите Вейна, то я действительно понимаю вас. Мы все способны на необычные и воистину серьезные поступки, если они совершаются ради того, кого мы любим искренне и всем сердцем. Слова ее эхом отозвались в памяти Каролины.

— Мадам, знаете, мой отец сказал почти то же самое. Он сказал, что ради того, кого мы любим, можно пойти на любую жертву, на любой риск.

— Ваш отец прав, — мягко отозвалась леди Брикон. — Можно пойти на любой риск.

— Тогда я уверена, что поступаю правильно, — сказала Каролина. — Благодарю вас, мадам. А теперь я должна вас покинуть.

— Одну минутку, — остановила ее леди Брикон. — Будьте добры, дорогая, потяните за шнур звонка.

Каролина исполнила просьбу. Она услышала, как в соседней комнате слабо звякнул колокольчик. Почти тотчас между спальнями отворилась дверь, и Доркас, совершенно одетая, вошла в комнату. Леди Брикон взглянула на служанку и на ее лице прочла ответ на свой невысказанный вопрос.

— Значит, ты все слышала, Доркас? Принеси фамильную фату для ее милости и мою шкатулку с драгоценностями.

От тлеющих угольков в камине Доркас зажгла тонкую свечку и поднесла ее к свечам на каминной полке. Теплый золотистый свет разогнал тени. Из большого комода, стоявшего в дальнем конце комнаты, она принесла к постели что-то, тщательно упакованное в белую бумагу.

— Дорогая моя, это фамильная фата, — объяснила леди Брикон. — Мне хочется, чтобы вы надели ее, когда будете венчаться с Вейном. Я тоже венчалась в ней, как и многие поколения невест в Бриконе.

— Я с радостью надену ее, — просто ответила Каролина. Доркас опять прошла через всю комнату и на этот раз вернулась с большой квадратной шкатулкой для драгоценностей, обтянутой синей кожей с инициалами леди Брикон, увенчанными геральдической короной. Она поставила ее рядом с постелью и протянула ее милости ключ.

— Много лет минуло с тех пор, как я видела свои драгоценности, не говоря уже о том, чтобы их носить, — вздохнула леди Брикон. — Это мои собственные. Фамильные драгоценности хранятся в Лондонском банке.

Она открыла шкатулку, и Каролина увидела кольца, браслеты, броши, мерцающие на подушечках из бархата. Леди Брикон подняла верхний ряд и со дна достала бриллиантовую диадему. Диадема была изумительной работы. Камни были удивительно искусно обработаны в форме цветов; при свете свечей они засверкали и, казалось, подрагивали, словно живые, когда леди Брикон передавала переливающуюся корону в руки Каролины.

— Мой свадебный подарок будущей дочери, — произнесла леди Брикон.

— Но, мадам, разве я могу принять это? — запротестовала Каролина.

— Я хочу, чтобы эта вещь была у вас, — твердо сказала леди Брикон. — Это моя собственность и лучшее из того, что я могу подарить.

— Тогда я благодарю вас, мадам, от всего сердца, — мягко ответила Каролина и вновь наклонилась и поцеловала леди Брикон в щеку.

Взяв кружевную фату, она пожелала доброй ночи и направилась к дверям. Доркас открыла ей и, к удивлению Каролины, тоже вышла в коридор. Она явно хотела что-то сказать так, чтобы не слышала леди Брикон, и Каролина молча ждала. Доркас казалась еще более высокой и костлявой, чем всегда, но, когда она заговорила, голос ее звучал мягче обычного.

— Хочу пожелать вашей милости всяческого счастья.

— Спасибо, Доркас.

— Вы найдете его, миледи, потому что обладаете редким мужеством, — неожиданно добавила служанка. — Не пугайтесь, с какими бы странностями вашей милости не пришлось столкнуться.

Казалось, слова с трудом выходили из ее губ, словно она говорила наперекор привычке молчать.

— Спасибо, Доркас, — серьезно ответила Каролина. — Я постараюсь не пугаться.

— Да, постарайтесь, миледи, — сдержанно произнесла Доркас, — ведь бывает, что на самом деле все не так, как кажется.

Каролина хотела спросить Доркас, что означает столь загадочная фраза, но, прежде, чем она успела задать вопрос, служанка вошла обратно в спальню леди Брикон и тихо закрыла дверь.

Каролина вернулась к себе. Ее ждала Мария, по-прежнему взволнованная и возбужденная.

— Ох, миледи, я вся дрожу, ведь кто знает, куда вы подевались! Что это в руках у вашей милости?

Каролина отдала Марии диадему и фату.

— Надень-ка все это, — велела она и села перед туалетным столиком.

Мария развернула фату. Она была из тончайшего брюссельского кружева, нежная, словно паутинка.

— Ох, миледи, красота-то какая! — воскликнула Мария. Она продолжала говорить без умолку все время, пока расправляла на Каролине фату и надевала поверх нее сверкающую диадему.

Каролина ее не слушала. Она думала о необычайной доброте леди Брикон и неожиданных словах поддержки от Доркас. Нет, она не испугается!

Пусть Вейн и сердится на нее, но, по крайней мере, в гневе он забыл о своем твердом намерении расстаться с ней.

Как бы тяжело ей ни пришлось, какой бы ужасной ни оказалась его тайна, сказала себе Каролина, это лучше, чем разлука с ним. Она была столь уверена в своей любви, столь непоколебимо убеждена, что Вейн предназначен ей судьбой, а она — ему, что теперь думала о тайне, которую скоро сможет по праву разделить с Вейном без особых опасений. У Каролины не было ни малейшего сомнения, что они рождены друг для друга и именно поэтому самой судьбой им было предначертано встретиться столь странным образом. Она верила, что, в конце концов, все обернется удачнее, чем если бы они встретились в обычной спокойной обстановке.

Стоило ей только вспомнить свое безразличие по отношению к другим мужчинам, объяснявшимся ей в любви, как возник вопрос: а полюбила бы она Вейна столь глубоко, с такой всепоглощающей страстью, если бы их представили друг другу на балу, и он начал ухаживать за ней элегантно, неторопливо, сдержанно — по всем правилам светского этикета?

Такое поведение для Вейна казалось немыслимым. Нет, их любви суждено быть бурной и неистовой! Быть может, преодолевая трудности, она лишь окрепнет и закалится, так что это чистое и негасимое чувство будет длиться целую вечность.

Мария отошла назад полюбоваться творением своих рук.

— Ну вот, миледи, я закончила. Уж такой красивой я вас еще никогда не видала!

В первый раз с того момента, как Каролина села к туалетному столику, она взглянула на себя в зеркало. Мягкие, словно призрачные складки кружевной фаты обрамляли лицо, но почти не скрывали сияния золотых волос. Голову ее венчала диадема с бриллиантами. Она придавала Каролине царственный вид, достойно завершая и подчеркивая горделивый взлет головы на длинной изящной шее.

Да, она была красива, но в глубине глаз, в подрагивании нежных губ таилось нечто большее, чем красота. В зеркале отражалось лицо девушки, сделавшей шаг на пути к женской судьбе, предчувствующей, какие таинства ждут ее впереди.

На мгновение Каролина закрыла глаза, чтобы не видеть того, что открыло ей собственное лицо. Было почти невыносимо смотреть на себя такую: полуиспуганную-полуторжествующую, полуребенка-полуженщину, словно подвешенную между небом и землей, но при всем том уверенно идущую навстречу своей судьбе, потому что в груди ее жило величайшее чувство на свете. Каролина встала.

— Который час?

Мария взглянула на часы, стоявшие на каминной полке.

— Без двух или без одной минуты полночь, миледи, — ответила горничная. Не успела она договорить, как в дверь громко постучали.

Мария открыла. На пороге стоял Джеймс, но на сей раз он явно сознавал торжественность момента, и на лице его не было ухмылки; он даже не подмигнул.

— Миледи, его милость ждет вас внизу.

Мария закрыла дверь и повернулась к Каролине. На глазах у нее выступили слезы и побежали по щекам.

— Ох, миледи! Миледи!

— Вытри глаза, Мария, — тихо сказала Каролина, — и ступай в часовню, потому что я хочу, чтобы ты видела мое венчание. Я сейчас тоже приду.

— Да, миледи, — всхлипывала Мария, — только вот кто отведет вас к алтарю? Ох, если б его милость, маркиз, был здесь! И что только он скажет, когда узнает, что пропустил самый важный день в вашей жизни?

Каролина положила руку Марии на плечо:

— Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы со мной были папа и мама, но раз уж их здесь нет, пожелай мне счастья, Мария.

— Ох, миледи, я желаю вам счастья, какое только есть на свете, вы же знаете, — плакала Мария, вытирая глаза краем передника.

— Тогда беги вперед, — велела Каролина, и Мария послушно вышла из комнаты, оставив ее одну.

С минуту Каролина неподвижно стояла посередине комнаты. Затем она опустилась на колени возле постели. Закрыв глаза и плотно сжав руки, она читала простые молитвы, которые повторяла каждый вечер с тех пор, как была ребенком. Она произносила их очень тихо, сосредоточившись на этом и отбросив все остальное. Когда она закончила, то почувствовала удовлетворение; ее наполнили покой и тихая внутренняя сила, которая, она знала, не подведет.

Каролина отворила дверь спальни и медленно пошла по коридору. Стояла тишина, было слышно только шуршание платья и мягкий шорох кружевной фаты, тянущейся за ней по ковру. Дойдя до парадной лестницы, она посмотрела вниз. В центре пустынного холла ее ожидал лорд Брикон.

Спускаясь по лестнице, Каролина чувствовала, что он наблюдает за ней, но, подойдя ближе, поняла, что смотрит он с непроницаемым видом. Казалось, она видит перед собой незнакомого человека. Он никак не реагировал на ее приближение, не улыбнулся ей; когда же, поклонившись, лорд Брикон предложил ей свою руку, Каролине стало ясно, что он по-прежнему не простил ее.

В молчании они пересекли холл и свернули в коридор, начинавшийся за столовой, — туда Каролина еще ни разу не заглядывала. Теперь здесь горели свечи — освещался весь коридор, настолько хватало глаз. Вдоль стен выстроились лакеи. Вскоре в отдалении она услышала невнятные голоса; их было едва слышно, но все равно это были шепчущие, бормочущие, сплетничающие голоса, и Каролина догадалась, что гости собрались в часовне и ждут их.

Она не ошиблась. Лакеи распахнули настежь большую двустворчатую дверь; тотчас полились мощные звуки органа, и Каролина увидела всех гостей лорда Брикона, сгрудившихся в узком помещении. Одни устроились на дубовых скамьях, другие стояли вдоль стен. Многие джентльмены небрежно облокотились на мраморные гробницы и памятники. С галереи выглядывали слуги; их чепчики и напудренные парики белыми пятнами выделялись в темноте под крышей с тяжелыми балками. На мгновение Каролине непреодолимо захотелось скрыться от любопытных взоров, устремленных на нее. Рука ее, лежавшая в руке лорда Брикона, задрожала, но он никак не ободрил ее; вместо этого Каролина почувствовала, что он неумолимо тянет ее вперед.

В часовне было темно, хотя в каждом из двух больших золотых канделябров, установленных по обе стороны алтаря, горело по дюжине свечей. Было холодно; в воздухе стоял запах пыли и плесени, от которого Каролина начала задыхаться.

Пока лорд Брикон вел ее к алтарю, где их ждали епископ и капеллан замка, Каролина подняла взгляд на восточное окно за алтарем; вначале ей показалось, будто оно задернуто грязными шторами, но затем она разглядела, что его наполовину закрыла паутина — потемневшая и посеревшая от времени, она, точно рваное кружево, свисала с потолочных балок, покрывала каменные арки и витражи, одевала в нищенские лохмотья старинные экраны с резными ангелами за алтарем.

Было мрачно и жутко; когда Каролина дошла до алтарных ступенек, и все собравшиеся оказались у нее за спиной, ей показалось, будто она, лорд Брикон и епископ образуют живую картину, которой угрожает распад и тлен — то, к чему, в конце концов, должно вернуться все живое.

Поразительно ясно Каролина отмечала отдельные мелочи. Блеск серебряного креста — словно кто-то наскоро протер его; чистоту алтарного покрова, окаймленного кружевом, резко контрастирующую с тусклым, в пятнах, вышитым покрывалом перед алтарем; золотые нити на нем были разодраны, а на темно-красной поверхности виднелись мелкие дырочки, явно проеденные молью. На грязном полу лежали две белоснежные шелковые подушки, приготовленные с тем, чтобы жених и невеста преклонили колени.

Раздался голос епископа. И опять Каролина ощутила себя словно во сне. Это состояние усилилось до такой степени, что она могла наблюдать происходящее почти со стороны. Она видела себя — бледную, но спокойную рядом с лордом Бриконом; слышала собственный голос, четко и неторопливо произносящий обет; наблюдала, как рука ее, бледная и безжизненная, точно из воска, перешла из пухлой руки епископа в ладонь лорда Брикона.

Все еще как во сне, она слышала слова лорда Брикона:

— Я, Сеймор Беркли Фредерик Александр Триувик, беру тебя, Каролина Джастина, в жены, дабы впредь с сего дня принять и оберегать в радости и горе, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, дабы любить и лелеять, покуда смерть не разлучит нас по Святому Предопределению Божию, и в том даю тебе мое слово.

Он говорил твердо и громко, но бесстрастно. Каролине казалось, что голос его холоднее, чем сама часовня. Она почувствовала, как от этого тона ее охватил озноб; и все же дрожала не она сама, а незнакомая ей особа — эта девушка носила ее имя и говорила ее голосом, но в это мгновение все чувства застыли в ее оледеневшей груди.

Каролина протянула руку, и лорд Брикон надел ей кольцо на безымянный палец левой руки. Она заметила, что это не обручальное кольцо, а кольцо с печаткой, которое он снял с мизинца: на изумруде был выгравирован его геральдический знак. Кольцо было ей велико, и Каролине пришлось согнуть палец, чтобы она не упало.

Служба закончилась, и молодые преклонили колени, чтобы получить благословение епископа. Орган, все это время звучавший негромко, заиграл свадебный марш во всю мощь. Каролина и лорд Брикон повернулись лицом к гостям и пошли к дверям. Но едва они сделали несколько шагов, как их окружили. Мужчины хлопали лорда Брикона по спине; женщины, которых Каролина никогда раньше не видела, бесцеремонно лезли с поцелуями и льстивыми поздравлениями.

Наконец, им удалось вернуться в огромный зал. Здесь их ожидало шампанское. Произносились тосты, высказывались всевозможные пожелания, на которые нужно было отвечать; Каролина не могла дождаться, когда все это кончится. Играла музыка, но никто не шел танцевать. Гости предпочитали разговаривать и смеяться с бокалами в руках. Каролине казалось, что прошло несколько часов; от улыбки у нее свело рот; от усталости болело все тело.

Она стояла рядом с лордом Бриконом, но с таким же успехом могла быть за сотню миль он него. Он ни разу не обратился к ней, даже ни разу не взглянул в ее сторону. Наконец гости постарше начали прощаться. Ко входу были поданы кареты; один за другим отъезжающие подходили еще раз пожелать молодым счастья, пожать руку лорду Брикону и поцеловать Каролину.

Каролина заметила, что многие вернулись в комнату для карт, в том числе и миссис Миллер. Но Джервас Уорлингем долго стоял в дальнем конце зала, прислонившись к стене, и наблюдал за теми, кто столпился вокруг лорда Брикона и Каролины.

Каролина постоянно помнила о его присутствии и не раз ловила себя на том, что невольно смотрит в его сторону. Она не могла забыть о нем и почти физически ощущала враждебность, направленную на них. Когда же, наконец, большинство гостей разъехалось, она увидела, что он тоже исчез.

Неожиданно наступила тишина. Никто больше не подходил прощаться. Лорд Брикон и Каролина остались в зале одни, не считая все еще играющих музыкантов и с полдюжины джентльменов, сидящих в дальнем конце зала; судя по их голосам и смеху, они были уже навеселе.

Каролина взглянула на лорда Брикона. Впервые после свадебной церемонии она посмотрела ему в лицо и обратилась к нему:

— Вы позволите мне удалиться, милорд?

Каролина говорила вежливым тоном, но если бы он повернул голову, то увидел бы, что в глазах ее затаилась мольба, а губы спрашивали совсем о другом; однако лорд Брикон едва взглянул на нее:

— Как угодно вашей милости.

Он поклонился, предложил ей руку и учтиво довел до парадной лестницы.

— Для вас приготовлена парадная спальня, — произнес он. — Ваша горничная уже там.

Каролина заколебалась. Она была готова произнести его имя, уже протянула руку, чтобы вложить в его ладонь, но в этот момент из комнаты для карт вышла целая группа гостей.

— А, Брикон, вот ты где! — весело заговорили они. — Идем, выпьем по стаканчику винца!

Лорд Брикон направился к ним, а Каролина быстро пошла наверх. Она знала, где расположена парадная спальня, хотя лишь однажды заглянула туда по пути вниз. Она мало что разглядела: ставни были закрыты, а мебель укрыта от пыли чехлами. Теперь же была распахнута дверь, и зажжены свечи.

Перед Каролиной предстала просторная комната. На окнах висели шторы из тяжелой ткани ручной работы. Полог огромной кровати был из такой же ткани; резные позолоченные столбики кровати заканчивались большими пучками белых страусовых перьев. В комнате стояла позолоченная и мраморная мебель, а стены были обтянуты розовой парчой.

Но Каролину мало интересовала обстановка спальни. Она чувствовала себя настолько усталой, что едва выдерживала даже вес бриллиантовой диадемы, и в тот момент, когда Мария заторопилась к ней навстречу, Каролина положила руку себе на лоб и пошатнулась.

— Да вы устали, миледи! — воскликнула Мария. — И неудивительно, ведь сегодня необыкновенный вечер и для вашей милости, и для всех нас. Давайте-ка я вас раздену. Без эдакой прически и платья вам сразу станет легче.

Бережно, словно имея дело с ребенком, Мария сняла с Каролины кружевное с жемчугом платье, туфли, стянула чулки и надела мягкую и прозрачную ночную рубашку, а затем принесла пеньюар из крепа, отделанный кружевом.

— Садитесь ближе к огню, миледи, — предложила горничная, — а я принесу вам стакан горячего молока.

— Нет, Мария. На сегодня все. Я хочу остаться одна, — ответила Каролина.

Мария понимающе улыбнулась.

— Ну, конечно, миледи! Я вас больше не потревожу. Но если я вам понадоблюсь, только позвоните! Мне задуть свечи?

— Да, пожалуйста, — согласилась Каролина.

Свечи погасли, и углы комнаты погрузились в темноту. Но в камине ярко пылал огонь; он высвечивал потолок и освещал Каролину, сидящую на низком стуле. Опершись подбородком на руку, она пристально глядела в огонь.

Как долго просидела она, Каролина не знала. Она, в общем-то, никого не ждала и чувствовала только, что время идет и чем-то все должно-таки неизбежно закончиться. Она думала о том, что прошлое сметено прочь, а будущее все еще пока ничего не обещало.

Дверь отворилась. Она не повернула голову, но знала, кто вошел в комнату. Сразу же ощущение отрешенности совершенно пропало. Исчезла усталость. Каролина ожила вновь; она чувствовала, как быстро по венам течет кровь; сильно стучало сердце. Неожиданное волнение пробудило ее к жизни, словно она была мертва и воскресла. Она слышала его шаги; он решительно двигался к середине комнаты. Затем раздался его голос:

— Подойди сюда!

Приказание звучало резко, повелительно. Каролина медленно повернулась и посмотрела на него. На темном фоне четко вырисовывался силуэт; огонь ясно освещал его лицо, бросал отсветы на синий фрак, надетый для венчания; бриллиантовые пуговицы на нем сверкали, как звезды.

Каролина встала. Она колебалась. Между ними оставалось полкомнаты.

— Подойди! — вновь приказал лорд Брикон.

На этот раз Каролина подчинилась. Приближаясь, она смотрела ему в лицо: глаза его горели бешенством, а на лице было выражение, какого ей еще видеть не приходилось. Каролина подходила все ближе и ближе, пока не остановилась в ожидании совсем рядом. Руки плотно запахнули на груди тонкую ткань пеньюара, спадавшего до пола.

— Я не собирался приходить сюда, — жестко сказал лорд Брикон. — Я намеревался оставить тебя одну и все-таки пришел. Хочу знать, сможешь ли ты по-прежнему честно смотреть мне в глаза — ты, лгунья и интриганка; ты, предавшая мою любовь.

— Вейн… выслушай меня… — начала Каролина, но не успела продолжить. Лорд Брикон грубо закрыл ей рот рукой.

— Я же сказал, я пришел только взглянуть на тебя, увидеть свою прелестную жену — жену, которая уже, как видно, не устояла перед чарами сэра Монтегю Риверсби.

Каролина отпустила ворот пеньюара и попыталась оторвать его ладонь от своего рта.

— Это неправда… — умудрилась произнести она, но неожиданно лорд Брикон обнял ее и привлек к себе.

— Неужели только поцелуями можно заставить тебя замолчать? — бросил он. Голос его звучал горько и оскорбительно.

В следующее мгновение он с силой прижал ее к себе, его губы приникли к ее губам, и он целовал ее — целовал неистово и грубо. Наступила минута агонии. Каролине казалось, что поцелуи эти ранят саму душу ее, ибо она приняла их за то, чем они и являлись, — жестоким и похотливым выражением чисто физического желания.

Они причиняли ей боль, оставляли синяки на коже; боль от них, казалось, достигла самых глубин ее существа и парализовала волю, так что Каролина не могла бороться, а, сломленная и задыхающаяся, должна была переносить все, не сопротивляясь. Ей хотелось кричать, умолять не лишать ее последних иллюзий о его любви, но пропал голос. Она чувствовала себя беспомощной. Жестокость его объятий была почти невыносимой. Каролина была близка к обмороку, когда услышала его слова:

— Риверсби так целовал тебя? Так? И вот так?

Опять его губы приникли к ее губам, затем она почувствовала, как они впиваются в ее шею. Он держал ее за плечи, но вдруг резким движением рванул ночную рубашку и губами приник к ложбинке между грудей.

Неожиданно у него вырвался крик, похожий на стон, — крик торжества и боли.

— Боже, как ты прекрасна! — воскликнул он голосом низким и хриплым от страсти. — Какое мне дело до того, что было у тебя в прошлом? Теперь ты моя… моя… моя жена.

Он подхватил ее на руки и высоко поднял. Огонь осветил его лицо — искаженное, дьявольское. Оно показалось Каролине лицом человека, обезумевшего от непереносимых страданий.

Через всю комнату он понес ее в темноту к огромной постели, и Каролина закричала от страха, какого еще никогда не испытывала.

— Вейн, Вейн! — взывала она. — Не пугай меня! Я тебя люблю! О, Вейн, пощади меня!

Слова едва слышно слетали с истерзанных губ Каролины, но он, должно быть, все-таки услышал, ибо замер и взглянул на нее: она лежала у него на руках с запрокинутой головой. Разорванная рубашка обнажила ее тело; пеньюар тянулся по полу.

— Прошу тебя, Вейн. Прошу тебя! — вновь прошептала Каролина. Теперь она рыдала, словно испуганное дитя.

Выражение его лица изменилось, и она поняла, что услышана. Резким движением, столь неожиданным, что Каролина закричала от ужаса, лорд Брикон бросил ее на постель. Она беспомощно упала на мягкие подушки. Вслед за тем с невнятным восклицанием он повернулся и вышел из комнаты.

ГЛАВА 10

Когда утром пришла Мария, Каролина сидела у бюро и писала. После того, как горничная поставила рядом с ней чашку шоколада, она сказала:

— Возьми это письмо и вели груму немедленно отвезти его в Мандрейк. Не хочу, чтобы миссис Эджмонт узнала от кого-нибудь о моем замужестве раньше, чем я сама сообщу ей об этом.

Мария тяжело вздохнула.

— Ох, миледи, — произнесла она. Каролина с удивлением увидела у нее на глазах слезы.

— Что с тобой, Мария? Что тебя расстроило? — спросила она.

— Да со мной-то ничего, миледи, — ответила горничная. — А расстроилась я из-за вас… из-за вашей милости.

— Почему? Что случилось?

— Да все из-за того, что я сейчас услыхала, — объяснила служанка, вытирая глаза.

— Ну-ка, рассказывай! — велела Каролина.

— Это мне камердинер его милости сказал, — продолжала Мария.

Лицо Каролины, и без того бледное, мгновенно побелело.

— Что-нибудь случилось с его милостью?

— Нет, нет, миледи, ничего не случилось, — воскликнула Мария, — но каково мне было слышать, что его милость только сейчас вернулся. Камердинер рассказал, что поздно ночью он велел подать коня и, должно быть, так всю ночь и проездил. Конюхи говорят, бедное животное до того устало, что им пришлось, чуть ли не на себе затаскивать его в конюшню. Ох, миледи, а я-то думала, что вы так счастливы!

Каролина встала и медленно прошла к окну. После недолгого молчания она сказала холодным, сдержанным тоном, совершенно не соответствующим ее обычной дружелюбной манере:

— Хватит, Мария. Отнеси письмо, как я велела. Если ты мне понадобишься, я позвоню.

В другое время Мария обиделась бы на хозяйку, но в это утро в Каролине было нечто, не допускавшее возражений. Все еще вытирая глаза, Мария вышла, и Каролина вновь осталась одна.

Она пролежала всю ночь, глядя в темноту, и теперь у нее отяжелели веки. Каролина поежилась — она словно не чувствовала сияния солнечных лучей, падавших на оконный переплет, хотя в них купался парк, простирающийся под окнами.

Каролина долго смотрела в окно. Она будто окаменела — не шевелилась и дышала так тихо, что кружево на груди лежало почти неподвижно. Она ощущала лишь холод, ибо после потрясения, перенесенного ночью, в ней не осталось никаких чувств, кроме чувства полной беспомощности. Казалось, парализованы даже мысли; и теперь, стоя у окна, она спрашивала себя, сможет ли когда-нибудь хоть что-то почувствовать снова.

Раздался стук в дверь, но Каролина не ответила. Кто-то опять постучал и, не дождавшись ответа, ушел.

Так же отрешенно Каролина просидела в своей комнате все утро. Уже давно миновал полдень, когда, не дождавшись вызова, Мария пришла сама.

— Миледи, позвольте, я принесу вам что-нибудь поесть, — упрашивала она.

— Принеси, если хочешь, — безразлично ответила Каролина.

— Так и заболеть недолго. Позвольте, я одену вас. Пройдетесь по парку, может, и щеки у вас порозовеют.

— Нет, я останусь здесь, — промолвила Каролина.

Мария вышла и вскоре вернулась с подносом, уставленным аппетитными блюдами; но, увидев пищу, Каролина почувствовала дурноту и отодвинула поднос, ни до чего не дотронувшись.

— Пожалуйста, миледи, съешьте хоть кусочек, — уговаривала ее Мария, но Каролина покачала головой.

— Я не хочу есть, — сказала она совершенно безжизненным голосом.

Мария взяла поднос и отставила его в сторону.

— Внизу нынче такая суматоха, миледи, — заговорила она, явно надеясь пробудить у Каролины интерес. — Все гости уезжают.

— Почему? — задала вопрос Каролина все тем же тусклым голосом.

— Неприлично им было бы тут задерживаться, миледи, после того как вы и его милость обвенчались. Как я поняла, сегодня к вечеру останутся только мистер Уорлингем, ну и, конечно, леди Августа и миссис Миллер.

— Значит, мистер Уорлингем остается, — сказала Каролина; голос ее чуть оживился.

Мария кивнула.

— Да, миледи. И слыхала я, что джентльмен этот в ужасном настроении. Прошлой ночью лакею пришлось нести его в спальню — говорят, он так напился, что свалился под карточный столик.

Каролина сидела, задумавшись. Мария вздохнула. Видно, ничто сегодня не расшевелит ее хозяйку.

Мария взяла поднос и открыла дверь, чтобы выйти. По-видимому, снаружи кто-то стоял, так как Каролина услышала голоса. Затем Мария торопливо вернулась в комнату.

— Миледи, его милость просит сообщить вам, — сказала она, — что последние гости уедут к трем часам, и тогда он будет ждать вашу милость в библиотеке.

Каролина долго смотрела на горничную, словно была не совсем уверена, правильно ли расслышала; и вдруг мгновенно преобразилась. На щеках вновь появился румянец, глаза засияли. Исчезли вялость и холодное равнодушие, владевшие ею с утра.

— В три часа, говоришь? — переспросила она, выговаривая эти слова бережно, словно нечто чрезвычайно важное. — Тогда я успею принять ванну; и поставь назад поднос. Я хочу есть.

Высокие стоячие часы в холле торжественно отбивали время, когда Каролина спустилась по парадной лестнице. Замок странно притих после шума и суматохи предыдущего дня; он показался Каролине мрачнее прежнего. Без зажженных свечей, которые рассеивали темноту холла, дубовые панели и тяжелые доспехи создавали атмосферу тягостной таинственности. Каролина вдруг поняла, что никогда раньше не замечала, как от мраморного пола веет стужей, и подумала, что зимой в замке, должно быть, очень холодно.

Она прошла по коридору к библиотеке. Дверь была закрыта. В первый момент она заколебалась, а затем взялась за дверную ручку. Сердце ее колотилось в груди, но страха не было. Каролина была готова поверить, что события прошлой ночи — всего лишь кошмарный сон. Может быть, она их преувеличила; может, это всего лишь игра ее воображения. Сейчас она увидит Вейна, Вейна, которого любит и который — она сердцем чувствовала это — любит ее… Вейна, который стал ее мужем.

Она взглянула, словно ища подтверждения, на кольцо-печатку с изумрудом на безымянном пальце левой руки. Кольцо Вейна. Кольцо, которое, как бы там ни было, являлось символом того, что он принадлежит ей, а она — ему. Каролина глубоко вздохнула и поднесла кольцо к губам, затем высоко подняла голову и отворила дверь в библиотеку.

Лорд Брикон стоял спиной к камину, лицом к двери. Каролине показалось, что он с нетерпением ждал ее прихода, но при ее появлении выражение его лица осталось прежним. С упавшим сердцем Каролина отметила мрачный взгляд и нахмуренные брови.

— Добрый день, Каролина, — коротко сказал он. Каролина слегка присела в реверансе на пороге комнаты.

— Добрый день, Вейн, — сказала она. Голос ее звучал гораздо спокойнее, чем она чувствовала себя на самом деле. — Как я поняла, наши гости уехали.

— Наши гости? — переспросил он и тут же быстро добавил: — Да, конечно, наши гости. Они уехали.

Каролина пересекла комнату, остановилась рядом с ним и подняла на него глаза — она смотрела мягко и призывно. Но он не глядел на нее, не говорил; наконец она осторожно напомнила:

— Ты посылал за мной, Вейн. Ты хотел меня видеть?

— Да, — ответил он. — Я хочу кое-что показать.

Он повернулся и направился к двери, открыл и придержал ее, пропуская Каролину вперед. Несколько удивленная, Каролина подчинилась. Выйдя в коридор, она вопросительно взглянула на него.

— Сюда, — резко произнес он и повернул не к холлу, а в ту сторону, куда они вчера ночью шли к часовне. Сначала Каролина подумала, что лорд Брикон туда и ведет ее. Почему, она понятия не имела; на мгновение ей в голову пришла дикая мысль: быть может, он хочет взять назад клятвы, которыми они обменялись у алтаря. Но они прошли мимо двери в часовню дальше по коридору — он становился все уже и уже.

Так они и шли, пока не очутились перед тяжелой дверью с большими железными петлями, обитой гвоздями. К удивлению Каролины, она была заперта, но лорд Брикон вынул ключ из кармана и открыл дверь. Они вошли в дверь, после чего он опять запер ее.

Несколько ступенек вниз вели в зал с каменным полом. На противоположной стороне находилась винтовая лестница. Каролина огляделась вокруг и поняла, что это одна из башен. Ни с чем нельзя было спутать тяжеловесное норманнское сооружение с узкими окнами-бойницами, сквозь которые проникало мало света.

— Прошу прощения, но мне придется пройти первым, — проговорил лорд Брикон. Войдя в зал, он пересек его и вошел в еще один коридор, который заканчивался у другой запертой двери.

В башне было сыро и холодно. Насколько Каролина могла судить, ею не пользовались. Однако, когда лорд Брикон открыл следующую дверь, ее ждал сюрприз.

Они стояли, заглядывая в почти идентичный каменный зал, но этот был обставлен мебелью. На каменном полу лежали половики, у стен стояли дубовые сундуки, а в большом каменном камине горел огонь. Вновь лорд Брикон прошел вперед. Он пересек зал и начал подниматься по лестнице. В этот момент в дверь торопливо вошел седовласый старик в поношенной ливрее, которая казалась ему велика, если только он не усох.

— А, милорд! А я-то думаю, кто это может быть, — воскликнул он.

— Все в порядке, Миггз, — сказал лорд Брикон. — Я сам поднимусь наверх.

— Надеюсь, у вашей милости все хорошо, — заметил старик. Как поняла Каролина, ему хотелось поговорить с хозяином.

— Неплохо, — ответил лорд Брикон. — А как миссис Миггз?

— Неважно, совсем неважно, милорд. Но ей будет приятно узнать, что вы спрашивали о ней. Грудь у ней болит, милорд. Никак ей не прокашляться, хотя чего уж тут удивляться. Ведь из-за рва с водой в нижних комнатах ужасная сырость. Не раз говорил я вашей милости, что в один прекрасный день вода просочится прямо сюда.

— Да-да, ты уже говорил мне, — нетерпеливо сказал лорд Брикон и начал вновь подниматься по лестнице, оставив старика ворчать себе под нос.

Лестница была узкая, с множеством поворотов. Ковер покрывал ступени, но Каролина заметила, что она из грубого тесаного камня, как и лестница первой башни. Ступени резко заканчивались узкой площадкой, на которую выходила еще одна дверь. Лорд Брикон постучал, и чей-то голос пригласил их войти.

Лорд Брикон открыл дверь. В первый момент Каролина была слишком удивлена и заметила только солнечный свет. Он лился сквозь два больших окна, выходящих на южную сторону башни. Несколько ослепленная солнцем после темных коридоров и лестницы, она прищурила глаза и увидела, что с сиденья у камина, отгороженного решеткой, какая обычно ставится в детской, поднялась женщина.

Это была приятного вида пожилая женщина в чепце. На ней было серое платье и передник с оборками, какой обычно надевает няня маленького ребенка. Она поклонилась лорду Брикону.

— Добрый день, ваша милость. Какая приятная неожиданность!

— Добрый день, няня. Как вы себя чувствуете? — спросил лорд Брикон. Затем, посмотрев по сторонам, словно кого-то или что-то искал, добавил: — А как Кэсси?

— Сегодня неважно, — тихо ответила няня, после чего громко позвала: — Мисс Кэсси, идите сюда, не бойтесь. К вам гости пришли.

Она смотрела в сторону сиденья под окном. Каролина взглянула туда же и увидела, что за одной из тяжелых розовых занавесок кто-то прячется. Занавеска зашевелилась, и оттуда кто-то медленно появился. Каролина едва удержалась от крика; только воспитание и хорошие манеры заставили ее подавить восклицание, рвущееся с губ.

Из-за занавески вышло существо, чудовищнее которого она в жизни не видела. Существо это было ростом с ребенка, всего в несколько футов, но с громадной уродливой головой.

Длинные прямые волосы свисали с огромного выпуклого лба над плоскими деформированными ушами. Туловище, доходившее почти до земли, держалось на тонких, словно палочки, ножках, а руки, напоминавшие паучьи лапы, заканчивались белыми ладонями с жирными короткими пальцами. У существа был большой рот с толстыми губами и маленькие, неожиданно яркие глазки.

Но ужаснее всего казалось то, что оно было одето аккуратно и даже нарядно. В детском платьице из белого муслина с розовыми ленточками его невероятное тело имело карикатурный вид, а розовый бантик, завязанный в жестких волосах, смотрелся бы нелепо, если бы не производил жалкое впечатление. Девочка — если это и впрямь была девочка — неуклюже прошла через всю комнату. Руки у нее при этом свисали по бокам, пальцы растопырились.

— Здравствуй, Кэсси, — сказал ей лорд Брикон. — Ты помнишь меня?

Кэсси долго смотрела на него, а потом сказала плаксиво:

— Кэсси хочет птичку.

— Хватит, мисс Кэсси, — одернула ее няня. — Довольно! Я уже велела вам не говорить об этом. Это очень некрасиво.

— Кэсси хочет душить птичку, — повторила девочка. — Кэсси хочет душить ее, чтобы пошла кровь… чтобы кровь побежала по пальчикам Кэсси… Хорошая птичка! Кэсси хочет смотреть, как теплая кровь кап, кап, кап!

— Ай, как некрасиво! — нахмурилась няня. — Ну-ка, милая, идите, найдите свою куклу и забудьте о птичке.

Кэсси послушно направилась в дальний угол комнаты к шкафчику. Сквозь приоткрытые дверцы было видно, что он полон всевозможными игрушками. Девочка подошла туда, вытянула куклу за юбку и опустила ее головой вниз.

— Кэсси хочет птичку, — упрямо повторила она вполголоса. — Кэсси хочет, чтобы у нее кровь кап… кап!

Она говорила и смотрела на няню. В глазах ее появилось выражение зловещего коварства, и Каролина вновь едва удержалась от крика. Из открытого рта по жирному подбородку бежала слюна, а тонкий голосок вызывающе повторял:

— Кэсси хочет птичку.

— Бесполезно, милорд, — сказала няня. — Сегодня она не в духе. Всю неделю она вела себя спокойно, но сегодня утром на подоконник села птица, и мисс Кэсси потеряла покой. Как известно вашей милости, все хорошо, пока она не видит ничего живого, но уж если увидит, то начинает вести себя вот так, и с ней случается один из приступов.

— Да, так я и предполагал, — мрачно сказал лорд Брикон. — У вас есть лекарство на тот случай, если она будет буйствовать?

— О да, милорд, только не люблю я давать его, пока она и впрямь не делается невыносимой. Порой уж такая она бывает сладкая; птица сегодня вывела ее из себя.

Говоря это, няня смотрела на Кэсси с нескрываемой нежностью. Та вдруг бросила куклу и, волоча ноги, через всю комнату направилась к Каролине. Она скрючила пальцы, будто готовилась вцепиться в Каролину.

— Где Кэссина птичка? — злобно спросила она. — Ты взяла птичку? Отдай ее Кэсси, отдай Кэсси!

Каролина невольно отпрянула, но няня уже встала между ней и своей питомицей.

— Мисс Кэсси, идите сюда, — спокойно сказала она. — Я вам покажу что-то интересное.

Твердо взяв Кэсси за руку, она повернула голову к лорду Брикону:

— Милорд, вам лучше уйти. Не нравится мне, что ваша милость и леди видят ее такую.

Лорд Брикон открыл дверь; бледная и потрясенная, Каролина выскользнула из детской. Уже закрывая за собой дверь, они опять услышали крик Кэсси:

— Кэсси хочет птичку! Кэсси хочет видеть, как у нее кровь кап… кап…

В молчании Каролина спускалась по лестнице. Когда они оказались внизу, лорд Брикон открыл дверь у подножия лестницы.

— Поговорим здесь, — предложил он.

Комната, в которую они вошли, была почти такой же, как и детская наверху, только окна здесь начинались на уровне глаз. Здесь было очень уютно, но помещением явно не пользовались. Каролина огляделась вокруг, и взгляд ее вернулся к окнам.

— Они специально сделаны на высоте, чтобы снаружи никто сюда не заглядывал, — сказал лорд Брикон, словно читая ее мысли.

— Понятно, — тихо ответила Каролина. В дверь торопливо вошел старик.

— Милорд, вам разжечь огонь? Здесь страшно холодно. Этой комнатой редко пользуются.

— Да, разожгите, — согласился лорд Брикон. Каролина молча сидела, пока старик возился с камином и без умолку говорил.

— Кабы знать, что вы придете, милорд, так мы бы здесь прибрались. Редко вы нынче заходите. Только вчера вечером няня заметила, что мы давно не видали вашу милость, Ну, да у вас столько дел, это ясно, так что когда ваша милость приходит, негоже нам жаловаться; премного мы вам благодарны.

— Вас хорошо кормят? — спросил лорд Брикон.

— О да, милорд. Теперь нам племянница жены помогает. Девушка она разумная и никому не скажет ни словечка. Она приносит нам продукты из деревни, ну и, конечно, как всегда, мы получаем дичь от егерей и овощи с огородов замка.

— Тогда все в порядке, — сказал лорд Брикон. — Я дам вам знать, когда буду уходить, Миггз.

— Благодарю вас, милорд. Буду ждать у лестницы, милорд.

Шаркая ногами, старик вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Лорд Брикон стоял спиной к потрескивающему огню, глядя на склоненную голову Каролины, сидящей на стуле.

— Надеюсь, теперь, когда ты узнала мою тайну, ты успокоилась, — сказал oн с горечью. — Может быть, теперь тебе понятно, почему я заставлял тебя покинуть замок, почему пытался спасти от последствий твоей собственной неосмотрительности.

Каролина подняла лицо — бледное и измученное.

— Кто… кто она? — спросила Каролина дрогнувшим голосом.

— Кэсси — моя сестра, — ответил лорд Брикон. — Трудно поверить, но ей скоро будет двадцать четыре года. Она родилась уродливой; постепенно в ней развилась склонность к убийству, как ты сама только что слышала. Стоит ей увидеть живое существо, как в ней возникает желание убить его. С раннего возраста врачи подозревали, что у нее может быть подобная склонность. От нее держали подальше всех животных, но, к несчастью, однажды, когда Кэсси было лет шесть, в детскую забралась кошка сторожа. Кэсси убила ее и сидела, измазанная кровью, наслаждаясь сатанинской оргией. С тех пор у нее возникло желание убивать, убивать, убивать.

Каролина закрыла лицо руками.

— Это ужасно! — прошептала она.

— Но Кэсси — не единственная страшная тайна в нашей семье, — продолжал лорд Брикон. Теперь он говорил с напускной легкостью, словно ему доставляло удовольствие мучить и Каролину, и себя.

— Когда мне исполнилось двадцать пять лет, опекуны передали мне управление моими поместьями, а заодно сообщили тайны, связанные с замком. Первая из них — это Кэсси. До той поры я не знал о ее существовании; но меня ждало худшее, во всяком случае, так мне показалось. Мне рассказали правду о смерти отца.

— Твоего отца? — переспросила Каролина. Лорд Брикон кивнул:

— Да, да, он тоже был сумасшедшим. В молодости, во время его пребывания в Оксфорде, разразился скандал. Его друга нашли мертвым при весьма странных обстоятельствах. Ничего нельзя было доказать; по-видимому, в молодости мой почтенный родитель вел себя осторожнее, чем в последующие годы. Мне было три года, когда родилась Кэсси. Мне рассказали, что когда он увидел ребенка, то вид ее словно разбудил в нем безумие, дремавшее многие годы. После рождения Кэсси моя мать очень тяжело болела, и от нее скрыли уродство ребенка. Когда она достаточно оправилась, ей сказали, что девочка умерла. Только няне и старому Миггзу с женой доверили страшную тайну: Кэсси осталась жива. Для нее приготовили башню и заперли там, разумеется в надежде, что она скоро умрет. Но сумасшедшие живут гораздо дольше, чем здоровые люди; действительно, Кэсси отличается прекрасным здоровьем.

Как я говорил, мне поведали, что после рождения Кэсси мой отец начал вести себя чрезвычайно странно. Он стал находить какое-то жестокое наслаждение в спорте. Ему никогда не надоедало стрелять, охотиться, наблюдать за петушиными боями. Он пристрастился бродить по ночам. В лесу обнаружили тело браконьера: не было никаких сомнений в том, что его убили. Одним из моих опекунов был выдающийся врач. Теперь он уже умер, но в день моего двадцатипятилетия он рассказал мне, как постепенно начал подозревать моего отца, как сам приехал сюда погостить, желая по возможности спасти своего друга от самого себя. В это самое время мой отец в порыве гнева убил своего камердинера за то, что тот плохо почистил его сапоги. Это было явное убийство. Он отхлестал слугу кнутом, а когда тот потерял сознание, заколол его ножом. Врач обнаружил мертвого слугу в спальне моего отца и, сообразив, каковы будут последствия, взялся убедить его совершить то, что, по-моему, было единственным достойным выходом.

— Что же именно? — спросила Каролина.

— Он убедил отца совершить самоубийство. Он собственной рукой зарядил пистолет, сказал отцу, что тот должен сделать, и вышел из комнаты. Когда он рассказывал мне все это, то признался, что ничто в жизни не принесло ему такого облегчения, как звук выстрела. После смерти отца легко удалось замять совершенное им преступление. К счастью, убитый камердинер был иностранцем, и родственники его не стали наводить справки или поднимать шум. Отца похоронили с большой помпой и пышными церемониями, никто, кроме моих опекунов, не знал всей правды о его смерти, хотя кое-какие местные толки предотвратить не удалось. Было сделано все возможное, чтобы скрыть правду от моей матери. Им удалось утаить от нее и то, что муж ее — убийца, и то, что Кэсси жива. Я тоже узнал и то, и другое только два года назад. До тех пор они, проявляя большое уважение к моим чувствам, продолжали молчать. Теперь, Каролина, ты, наконец, понимаешь, что ждет меня в будущем — сумасшествие и повторение судьбы отца. Скоро во мне проснется желание убивать, и я буду убивать и убивать до тех пор, пока меня не постигнет более печальная, нежели отца, участь — я попаду в тюрьму.

— Нет, Вейн! Нет! — сдавленно воскликнула Каролина.

— Это правда, — мрачно сказал он, — и я не боюсь смотреть ей в лицо. Быть может, теперь ты поймешь, почему я не очень-то стремлюсь спасти свою жизнь. Чем быстрее я умру, тем лучше, — предпочитаю умереть со спокойной совестью, а не с руками, обагренными кровью.

— Вейн! Вейн! Не говори так!

По щекам Каролины текли слезы, но она не обращала на них внимания. Встав, она положила руку лорду Брикону на плечо.

— Должен быть какой-нибудь выход, — произнесла она. — Нам нужно что-то делать!

— Делать? — переспросил он. — Сделать ничего нельзя, кроме, как терпеливо ждать конца.

— Я не верю, не верю этому! — неожиданно взорвалась Каролина. — Это жестоко и несправедливо. Если существует милосердный Бог, он…

— Неужели ты веришь в Бога, который допускает существование таких, как Кэсси? — прервал ее лорд Брикон.

— Да, — тут же ответила Каролина, — ведь Кэсси ничего не понимает, не чувствует. Я прошу справедливости не для Кэсси, а для тебя, Вейн. Ты молод, и ты не сумасшедший!

— Пока!

Ответ его звучал так мрачно, что с минуту Каролина могла лишь безудержно рыдать. Если лорда Брикона и тронули ее слезы, он этого ничем не выдал.

— Идемте, ваша милость, — сказал он через несколько секунд. — Признаюсь, это печальная история, но вам незачем понапрасну беспокоиться. Вам нечего бояться; развлечения Лондона вскоре заставят вас позабыть об этих ужасах. Мой лондонский дом в вашем распоряжении. Он будет открыт. К счастью, у меня достаточно тугой кошелек, и вы можете не отказывать себе ни в чем.

Каролина отвела руки от лица.

— Как ты можешь так говорить? — быстро и возмущенно воскликнула она. — Неужели ты думаешь, что подобный вздор может заставить меня забыть обо всем этом… и о тебе?

На последнем слове голос ее смягчился, но лорда Брикона это не тронуло.

— Быть может, я могу понять ваши чувства, — сказал он, — ибо, по-моему, трудно забыть сэра Монтегю Риверсби.

Каролина отпрянула, словно он ударил ее.

— Как ты смеешь говорить об этом человеке… сейчас, в такой момент? — вырвалось у нее. — Вейн, раз и навсегда я настаиваю на том, чтобы ты выслушал, что произошло между ним и мною!

Лорд Брикон выпрямился. Каролине показалось, что он стал еще выше ростом. Лицо у него словно окаменело, когда он произнес:

— Прошу избавить меня от подробностей. Они меня не интересуют.

Для натянутых до предела нервов Каролины слова эти явились последней каплей. Она топнула ногой.

— Что ж, прекрасно! Если вы предпочитаете верить обо мне худшему, хотя я могла бы объяснить все несколькими фразами, пожалуйста! Вы говорите, милорд, что это вас не интересует? Очень хорошо, меня это тоже не интересует.

Лорд Брикон поклонился.

— Наконец-то мы пришли к согласию, — произнес он. — Позвольте проводить вашу милость в более презентабельную часть замка.

Лорд Брикон предложил ей руку, но Каролина лишь пренебрежительно взглянула на него. Она была разгневана — разгневана так, что внутри у нее все кипело от бешенства. Потрясение увиденным, ужас от рассказа лорда Брикона — на мгновение все это померкло в сравнении с чувством чрезвычайной ярости оттого, что он не захотел ее выслушать.

Но пока они возвращались по длинным коридорам, пока лорд Брикон отпирал и снова запирал двери, гнев ее угас, и вновь стремительным потоком нахлынула любовь к нему. Она любит его! Разве имеет значение то, что совершил его отец, или то, что отвратительное чудовище — его сестра — всегда будет преследовать ее? Вейн — это Вейн, это человек, которого она любит, к которому стремится всем своим существом. Ничто не могло погасить ее любовь, ничто не могло изменить ее.

Наконец-то ей многое стало понятно. Теперь она понимала, почему он обрек себя на безбрачие — он не желал произвести на свет существо, подобное Кэсси. Теперь она понимала, почему в тот момент, когда они признались друг другу в любви, он пошел на такую жертву — хотел отослать ее, сознательно обрекая себя на одиночество и страдания, чтобы уберечь ее от несчастья. Только благодаря собственной стойкости она не поддалась его решимости отправить ее из замка — решимости, с которой удалось справиться слепой ревности, проснувшейся в нем, когда он услышал ее имя в связи с именем сэра Монтегю Риверсби.

В тот момент, когда они проходили мимо двери в часовню, где их вчера обвенчали, Каролина вдруг поняла нечто поразительное: как ни странно, но она благодарна Монтегю Риверсби. Именно благодарна; ведь если бы его имя не толкнуло Вейна на дикий необдуманный поступок, в этот самый момент она могла бы отъезжать от замка.

То, что Каролина узнала, было ужасно и чрезвычайно страшно. Тайна Вейна действительно превосходила даже самые невероятные предположения, приходившие ей на ум. И все-таки одно оставалось неизменным, непоколебимым: несмотря на то, что случилось сегодня, — она любит его.

Они вышли в холл. Они ни разу не заговорили с тех пор, как вышли из гостиной в башне, но нетрудно было догадаться, где витали мысли лорда Брикона, потому что он неожиданно указал на длинный ряд портретов, висевших на стенах, и произнес:

— Вот мои предки; от них я унаследовал замок и — кровь.

Каролина вгляделась в лица, изображенные на портретах. В большинстве своем это были мужчины — в брыжжах елизаветинской эпохи, в великолепных мундирах и живописных костюмах. Каролина отметила, что у них у всех темные волосы, а в одном-двух портретах бросалось в глаза необычайное сходство с Джервасом Уорлингемом. Обернувшись, Каролина увидела, что он стоит на пороге гостиной, словно вызванный ее мыслями.

— Что, любуетесь нашим славным родом? — обратился он к Каролине со своей неизменной усмешкой.

— Я как раз подумала, сэр, — ответила она, — что на нескольких портретах легко заметить большое сходство с вами.

Мистер Уорлингем засмеялся.

— Да, черты Уорлингемов часто весьма заметны, — сказал он. — Кстати, Вейн, хочу отметить, что светловолосый Уорлингем — это что-то небывалое. Тебя, должно быть, подменили.

— Его милость похож на предков по материнской линии, — раздался голос позади них.

Вздрогнув от неожиданности, Каролина повернула голову и увидела Доркас, стоящую у лестницы. Как всегда, у нее был суровый, неприступный вид.

— Вот именно, Доркас, — сказал лорд Брикон, — я похож на мать, но это лишь внешнее сходство.

Через весь холл Доркас прошла к Каролине.

— Ее милости будет приятно увидеть вас в любое удобное для вас время.

— Благодарю вас, Доркас. Передайте ее милости, что я сейчас приду.

Доркас поклонилась и ушла. Едва она отошла, как мистер Уорлингем сказал:

— Господи, как эта женщина ненавидит меня! И как она обожает тебя, Вейн! Ты заметил, что она бросается на твою защиту, словно тигрица на защиту своего детеныша?

— Ты должен понять Доркас, — ответил лорд Брикон. — Она вместе с мамой с тех пор, как я родился, и иногда пользуется преимуществами своего положения.

— О, фамильярность старых слуг меня не волнует, — беспечно отозвался мистер Уорлингем и, обращаясь к Каролине, добавил: — Прошу ради меня не прерывать осмотр новых владений вашей милости. — В голосе его звучала злоба, глаза светились ненавистью. С этими словами он удалился в гостиную.

Лорд Брикон более не смотрел на портреты. Теперь он неподвижно стоял в центре холла, и Каролина поняла, что он ждет, пока она уйдет. Каролина взглянула на него. Ее вдруг охватило желание сказать ему, что все ужасы, которые он раскрыл перед нею, ни на йоту не уменьшили силу ее чувства — скорее даже, теперь, когда ей все стало понятно, и жалость к Вейну переполняла ее сердце, любовь ее стала глубже. Но его отчужденный вид и неприступно-гордое выражение лица заставили ее оробеть, да и холл не очень-то подходил для признаний. Пока она колебалась, лорд Брикон заговорил.

— Если вам что-нибудь понадобится, — подчеркнуто вежливо сказал он, — только скажите. Я немедленно отправлю своему поверенному в Лондоне письмо с распоряжением открыть Брикон-хаус на Сент-Джеймсской площади. Где-то через неделю он будет готов к вашему приезду, если вы пожелаете отправиться туда. До тех пор, если у вас появятся какие-либо планы, надеюсь, вы известите меня о них.

Каролина заставила себя улыбнуться.

— Благодарю вас, — ответила она. — У меня будет время все обдумать, взвесить. За последние несколько дней произошло столько событий; должна признаться, на данный момент я несколько ошеломлена.

— Понимаю, — кивнул он.

— Это очень любезно с вашей стороны, — заметила Каролина. — Ну, а теперь я хочу навестить вашу матушку. Встретимся за обедом, милорд?

На прозвучавший вопрос лорд Брикон ответил глубоким поклоном:

— Встретимся за обедом.

Каролина стала медленно подниматься. Она надеялась, что лорд Брикон будет смотреть ей вслед, но он резко повернулся на каблуках и направился в сторону библиотеки; через несколько секунд она услышала в отдалении стук закрываемой двери.

ГЛАВА 11

Потрясение — странная штука. На одних людей оно действует мгновенно, так что они падают в обморок, плачут или проявляют иные эмоции. У других же — возможно, такие встречаются гораздо реже — часто проходят часы и даже дни, прежде чем скажется потрясение.

Идя по коридору к спальне леди Брикон, Каролина чувствовала лишь отрешенность от окружающего мира. Она настолько отстранилась от реальности, что могла смотреть на себя и события последних двадцати четырех часов, как на необычайно яркие картинки, а не на неотъемлемую часть собственной жизни. Лишь любовь к Вейну по-прежнему оставалась чем-то живым и горячим, и Каролина цеплялась за нее, точно за якорь, без которого ее унесет неведомо куда по бурному морю ужасов и страхов.

Леди Брикон радостно приветствовала вошедшую Каролину.

— Каролина, дорогая, подойди и поцелуй меня, — мягко сказала она. — Сегодня мне хотелось увидеть тебя больше всего на свете, но твоя горничная сказала Доркас, что ты все утро не выходила из спальни, поэтому мне ничего не оставалось делать, как набраться терпения.

Каролина наклонилась и поцеловала ее.

— Если бы я знала, что вы хотите видеть меня, — ответила она, — то пришла бы немедленно.

Леди Брикон ласково похлопала ее по руке.

— Я всегда хочу тебя видеть. А теперь расскажи мне о венчании и о Вейне. Как мой сын?

Каролина заколебалась. Ей претило обманывать леди Брикон, но она понимала, что не должна тревожить ее жестокой правдой.

— У его милости все хорошо, — ответила она, наконец. — Я только что от него.

Несмотря на все усилия Каролины говорить естественным тоном, что-то в ее голосе заставило леди Брикон недоуменно взглянуть на нее. На секунду Каролина испугалась, что она спросит, не случилось ли чего-нибудь. Но, верная своей привычке избегать неприятных известий, леди Брикон ничего не сказала.

Нервничая, Каролина поспешно заговорила:

— Нас обвенчали в часовне. Церемонию совершал епископ, а кто-то — понятия не имею кто — играл на органе. Жаль, что вы не могли присутствовать в такой торжественный момент.

Наступила неловкая тишина. Каролина понимала, что ее гладкие фразы не успокоили леди Брикон, она догадывалась, чего хотелось ее милости. Она надеялась услышать, что ее сын счастлив, жаждала удостовериться, что эта свадьба, затеянная столь поспешно и при таких странных обстоятельствах, принесла ему радость, которой его жизнь давно была лишена, — леди Брикон, его матери, хорошо было известно об этом.

Но Каролина знала, что при всем старании не сможет произнести убедительно столь ложные утверждения, и вместо этого сказала:

— Во время венчания я заметила, что среди внушительного списка имен Вейна не было того, каким его называют все близкие,

— Да, действительно, Вейн — домашнее имя, — ответила леди Брикон. — Как ты, Каролина, только что сказала, при крещении ему дали ряд внушительных имен, вот я и решила называть его Вейном, потому что это простое имя, и потому что так звали человека, которого я когда-то очень любила, — он умер до рождения Вейна.

— Вот оно что, — произнесла Каролина, — а я все удивлялась.

— Твое удивление совершенно естественно, — заметила леди Брикон, — ведь все обращаются к моему сыну по имени, которым я стала его называть.

Наступило молчание, во время которого Каролина тщетно пыталась найти другую тему для разговора. Леди Брикон нарушила его, спросив почти умоляюще:

— Каролина, ты любишь его?

На этот вопрос Каролина могла ответить совершенно искренне:

— Да, мадам, я люблю его всем сердцем и душой.

— Я хотела удостовериться в этом, — радостно сказала леди Брикон. — Теперь, Каролина, ты сможешь о нем позаботиться. Частенько я начинала опасаться, что в нем есть что-то необузданное. Мне трудно выразить это словами; возможно, все молодые люди таковы; но тяжелее приходится тем, кто остался без отца, который мог бы направлять их. Если они богаты и занимают высокое положение в обществе, вокруг них вертится множество людей, готовых льстить. Но все равно очень важно обладать тем и другим, ибо бедность переносить тяжело, особенно человеку благородному.

Казалось, леди Брикон разговаривает сама с собой; за ее словами Каролина чувствовала глубокое беспокойство.

— Обещаю вам сделать все, что только в моих силах, чтобы Вейн был счастлив, — сказала Каролина и, вставая, добавила: — С вашего разрешения, я пойду, прилягу. Я что-то устала.

— Ну, конечно, дорогая, — ответила леди Брикон. — Вчерашний вечер был для тебя слишком напряженным. Доркас может проводить тебя в спальню и вызвать горничную.

— В этом нет необходимости, — возразила Каролина, но, даже произнося эти слова, она чувствовала себя слишком слабой, чтобы спорить, — сказалось потрясение, которое она испытала сегодня.

К тому времени как Каролина дошла до своей спальни, ее всю трясло; руки были холодны как лед. Послали за Марией. Каролина без возражений подчинилась тому, что ее раздели, уложили в постель и положили к ногам нагретый кирпич. В камине пылал огонь, но ее трясло по-прежнему; у Каролины было такое чувство, что она уже больше никогда не согреется. Казалось, холод пронизывал каждую клеточку тела. С физическими страданиями исчезло ощущение отрешенности, и теперь она опять видела хитрые глазки Кэсси, снова и снова слышала ее голос. Каролина застонала и зарылась лицом в подушку.

— Да вы больны, миледи! — испуганно воскликнула Мария. — Позвольте мне попросить его милость послать за врачом.

— Нет, нет, Мария, — отказалась Каролина. — Я знаю, что со мной. Уверяю тебя, врач мне ничем не сможет помочь.

Тем не менее, ее тревожило то, что, несмотря на груду одеял, она по-прежнему дрожала, зубы стучали, точно в лихорадке. Она попросила Марию узнать у Доркас, нет ли у ее милости бутылочки с настойкой опия.

— Мне кажется, если мне удастся уснуть, я проснусь совершенно здоровой. Просто я очень расстроена, а прошлой ночью не сомкнула глаз.

Мария сочла такое предположение разумным. Дав Каролине несколько капель настойки, она села у ее постели. Постепенно дрожь прекратилась, и Каролина заснула.

Она проспала всю ночь. Вначале это было глубокое забытье от лекарства, но проходили часы, на щеках ее вновь появился румянец, и она задышала во сне легко и ритмично, как дитя. Только тогда Мария на цыпочках вышла из комнаты и отправилась к себе спать.

Когда Каролина проснулась, солнце уже вовсю светило. Она потянулась и села. В первое мгновение ей трудно было поверить, что она проспала всю ночь. Она чувствовала себя отдохнувшей и бодрой; воспоминание о том, как она с трудом забралась в постель и тряслась от холода, казалось теперь всего лишь полузабытой выдумкой. Она встала с постели, подошла к окну и раздвинула шторы.

Парк внизу был золотым от солнечного света. Каролина зажмурилась в теплых лучах солнца.

— Нужно вставать, — сказала она вслух. — Не то все решат, что в моем лице заполучили ленивую хозяйку.

Она позвонила, и вскоре в комнату торопливо вошла Мария.

— Миледи, сегодня утром вы выглядите гораздо лучше! — воскликнула она.

— Лучше? — улыбнулась Каролина. — Я чувствую себя прекрасно, Мария. Принеси мне завтрак и приготовь ванну. Я должна заняться домом, а не прохлаждаться в постели.

— Очень я вчера переволновалась за вашу милость, — призналась Мария, суетливо передвигаясь по комнате. — Когда вечером укладывала вас в постель, вы выглядели так, будто призрак увидели!

— Может, так оно и было, — вздохнула Каролина. На мгновение над ней вновь нависла страшная тайна Вейна.

Но в это утро ничто не могло поколебать ее мужество. Она встретится с Вейном, поговорит с ним, разрушит стену отчуждения, которую он воздвиг между ними, и тогда вместе они обязательно найдут способ рассеять ужасы, вставшие преградой на их пути к счастью.

— Должен быть какой-то выход! — произнесла Каролина вслух.

— Что такое, миледи? — откликнулась Мария.

— Это всего лишь мои мысли вслух, — ответила Каролина. — Мария, если бы ты столкнулась с чем-то страшным, с чем-то, что угрожало бы твоему счастью, как бы ты поступила?

Мария на минуту задумалась.

— Наверное, если б до такого дошло, я бы молилась.

— А если бы молитва не помогла?

— Тогда, миледи, я бы просто постаралась не унывать — что бы там ни было, — практично сказала Мария.

— Мне кажется, ты права, Мария, — сказала Каролина. — Я попробую оба твои средства.

— Насколько я знаю, молитва никому не повредила, — заметила Мария. — А если, как всегда говорит моя мать, «Бог помогает тем, кто сам себе помогает», то, может, молитва подскажет вашей милости способ, как помочь самой себе.

— Тогда я буду молиться, — сказала Каролина, — мне просто крайне необходимо найти выход из моих трудностей.

— А пока ваша милость молится, я принесу вам завтрак, — заключила Мария. — Чего вам хочется?

— Мне все равно, — сказала Каролина. — Я просто чрезвычайно голодна.

— Это добрый знак, миледи!

Мария улыбнулась и заторопилась из комнаты.

Оставшись одна, Каролина вновь подошла к окну, но мысли ее были далеки от зрелища, представшего перед ее взором. Мария права, думала она. Нужно молиться — просить вразумить ее, как она должна поступать, чтобы действительно помочь Вейну.

Ей вдруг страстно захотелось увидеть родителей. Если бы только они были рядом, если бы только она могла рассказать обо всем лорду Валкену и услышать его серьезный, спокойный голос, который бы, несомненно, объяснил ей, что делать! Но родители были далеко, и посоветоваться было не с кем.

Каролина с тревогой думала о письме от кузины Дебби. Она ждала его сегодня. Миссис Эджмонт, конечно же, будет потрясена и взволнованна поступком Каролины, совершенным в отсутствие родителей. Но что же ей оставалось делать, — спрашивала себя Каролина, — как не выйти замуж за Вейна? Да, конечно, он сделал ей предложение под влиянием слепой ярости, но она твердо знала: лучше обвенчаться с ним таким образом, чем не обвенчаться вообще. Даже теперь Каролина не жалела о случившемся. Лучше ей быть женой Вейна со всеми его страшными тайнами, чем вовсе не выйти замуж, ибо она знала: встретив Вейна, ощутив, как его руки обнимают ее, почувствовав его губы на своих губах, она никогда не сможет полюбить никого другого.

Она была предназначена для Вейна с того момента, как они появились на свет. Вспоминая, как странно они встретились, Каролина подумала, что пути Господни воистину неисповедимы и таинственны и что каким-то образом, хоть это и не подвластно разумению смертных, замысел и предопределение лежали в основе всего.

Каролина молилась, спрятав лицо в ладонях, когда Мария вернулась с завтраком. На подносе стояли серебряные блюда с яичницей и ветчиной, с холодным мясом и с отборными кусочками лосося. Золотилось масло с фермы, источал аромат мед бриконских пчел. Принесла Мария и блюдо с красной клубникой, и кувшинчик сливок, чтобы полить ее.

— Спасибо, Мария, — произнесла Каролина, когда та поставила поднос рядом с ней.

— Миледи, там внизу мисс Харриет Уонтидж, — сказала Мария. — Она очень хочет видеть вашу милость; я сказала ей, что узнаю, примете ли вы ее.

— Харриет! Так рано! — воскликнула Каролина.

— Уже одиннадцать.

— Какой позор! — Каролина улыбнулась. — Харриет решит, что я — ленивая лондонская мисс, которая никогда не встает раньше полудня. Придется объяснить ей, что мое сегодняшнее поведение — исключение, а не правило.

— Не пойму я, ваша милость, какая разница, что подумает мисс Уонтидж, — пренебрежительно отозвалась Мария. — В конце концов, она всего лишь дочь викария.

Каролина засмеялась.

— Мария, да ты ужасный сноб!

— Да, миледи, — почтительно согласилась Мария. — Пойду, скажу лакею, чтоб он проводил мисс Уонтидж наверх.

Каролина ела клубнику, когда объявили о приходе Харриет. Она встала и поспешила к дверям поприветствовать подругу.

— Харриет, мне очень стыдно, что в такой час ты видишь меня неодетой, но вчера вечером я настолько утомилась, что Мария дала мне настойку опия, и я только что проснулась.

— Прости за то, что я тебя потревожила, — извинилась Харриет, — но я должна была тебя увидеть. Каролина, мне просто необходимо с тобой посоветоваться!

— Тогда садись и рассказывай, — предложила Каролина. — Мария принесет тебе горячего шоколаду.

— Нет, нет, пожалуйста, не беспокойся, — отказалась Харриет. — Мне ничего не нужно. Мне даже кажется, я больше уже никогда не смогу есть. Каролина, я так взволнованна и так дрожу, что просто не знаю, как мне быть.

Каролина взглянула на Харриет смеющимися глазами.

— В таком случае, как я понимаю, Харриет, ты влюблена?

Впалые щеки Харриет покрыл густой румянец.

— О, Каролина, неужели это так заметно?

— Конечно, заметно, — подтвердила Каролина. — Ты никогда еще не была такой хорошенькой.

Харриет покраснела еще больше.

— Никогда не думала, что доведется услышать, как меня называют хорошенькой, — застенчиво сказала она, — но, Каролина… он так считает.

— Ты говоришь о мистере Страттоне? — решилась спросить Каролина.

Харриет кивнула.

— И он… он сделал тебе предложение? — продолжала Каролина.

Харриет опять кивнула. Видимо, от волнения она не находила слов.

— Но это просто замечательно! — воскликнула Каролина. — Ну, Харриет, ты, конечно же, согласилась?

В ответ на эти слова Харриет сцепила руки.

— Просто не знаю, что и сказать. Я люблю его глубоко и почтительно, но… он хочет, чтобы я убежала с ним и… О, Каролина, как я могу обмануть папу?

Каролина вздохнула и отодвинула в сторону поднос с завтраком.

— Рассказывай все по порядку, — велела она. Харриет, которая чуть ли не лопалась от возбуждения, с готовностью начала:

— Это случилось в тот вечер, когда состоялась твоя свадьба. Не помню точно, как это произошло, но я оказалась в парке с мистером Страттоном. Он заговорил о моем отце, и я объяснила, как могла, стараясь не выказывать папу в черном свете, что он отказал мистеру Страттону от дома из-за того, что тот беден. «Сэр, не судите моего отца слишком строго, — сказала я. — Поскольку мы сами живем в крайне стесненных обстоятельствах, он питает отвращение к бедности и больше всего не любит напоминаний о ней». Мистер Страттон — он говорит, что теперь я должна называть его Томасом — спросил: «А как вы к этому относитесь, мисс Уонтидж?» Я искренне ответила, что мало, о чем знаю, кроме бедности, и что мы, слабые женщины, редко боимся того, с чем хорошо знакомы, даже если в этом мало приятного. Тогда он спросил: «А если бы вы, мисс Уонтидж, влюбились в человека бедного?» Я ответила с достоинством: «Если бы я в кого-нибудь влюбилась, то мне, мистер Страттон, было бы безразлично, король он или нищий. Я бы любила его ради него самого и с радостью заботилась бы о нем, даже если бы он потребовал, чтобы я для него мыла полы и готовила». И тогда, Каролина… О, я едва решаюсь сказать тебе…

Харриет замолчала, чтобы перевести дыхание. Глаза ее сияли.

— Рассказывай дальше, — затормошила ее Каролина. — Такого захватывающего рассказа я еще не слышала.

— И тогда он повернулся ко мне, — продолжала Харриет, — взял за руку и сказал: «Мисс Уонтидж, могли бы вы полюбить меня только ради меня самого?» Каролина, на мгновение у меня сердце словно перестало биться; я думала, что сейчас упаду в обморок прямо у его ног.

— Но ты не упала, — Каролина чуть-чуть улыбнулась. — И как же ты поступила?

— Я сказала… Каролина, как ты думаешь, я вела себя слишком нескромно и неподобающе для девушки?.. Я сказала: «Но я и вправду люблю вас, сэр, и мне безразлично, если вы и нищий, потому что для меня вы всегда будете королем».

— Браво, Харриет! — воскликнула Каролина. — А что случилось потом?

— Боюсь, — чуть слышно произнесла Харриет, — меня настолько ошеломила собственная смелость, что я позволила ему поцеловать себя. О, Каролина, я даже теперь краснею при мысли об этом!

— У тебя гораздо больше здравого смысла, чем я думала, — заметила Каролина. — Продолжай.

— Ну, а после этого я вспомнила папу, и когда мистер Страттон… то есть Томас… заявил, что придет к нему на следующий же день просить моей руки, в страшном страхе я умоляла его не делать этого. Ведь ты прекрасно знаешь, Каролина, мой отец выгнал бы его кнутом! Я сказала об этом Томасу и добавила, что если папа рассердится на меня по-настоящему, то отправит к своей сестре, тете Роксане, в Рамсгит. Она такая же суровая, как и папа, и никогда не позволит мне увидеться с Томасом.

— А что на это сказал мистер Страттон? — полюбопытствовала Каролина.

— Он сказал, что в таком случае нам остается только одно — бежать в Гретна Грин20.

— И ты согласилась?

— Вот почему я и пришла к тебе, — ответила Харриет. — Каролина, скажи, что мне делать? Что мне делать?!

— И спрашивать нечего, — отозвалась Каролина. — Ты должна ехать с ним в Гретна Грин.

— Но папа — он убьет меня, если поймает!

— Не поймает, — уверенно сказала Каролина. — Предоставь действовать мистеру Страттону. Харриет, от тебя требуется лишь одно — позволить ему все устроить и встретиться с ним тогда, когда он назначит.

— Он предложил сегодня в девять вечера, — еле выговорила Харриет, ломая пальцы в состоянии крайней нерешительности и беспомощности. — Он прислал мне вчера записку из Севенокса, где сейчас находится. Клянусь тебе, лишь по счастливой случайности она не попала папе в руки! Я чуть не умерла от страха, когда грум принес ее в дом буквально за две минуты до того, как папа вернулся с прогулки на лошади,

— И в этой записке мистер Страттон предложил бежать сегодня вечером? — спросила Каролина.

— Да, — подтвердила Харриет, — он пишет, чтобы я ждала его возле ворот замка. Конечно, это хорошо придумано. Ведь если какой-нибудь любопытный увидит здесь почтовую карету, то ему и в голову не придет, что она ждет кого-то из дома викария.

— Похоже, мистер Страттон все хорошо продумал, — заметила Каролина. — Он надеется на то, что ты будешь на месте, и ты не можешь его подвести. Что тебя так беспокоит?

— Но, Каролина, неужели ты не понимаешь? Как я могу убежать с джентльменом, которого почти не знаю, оставить папу и дом… И потом… О, Каролина, мне не в чем ехать!

Когда Харриет называла последний довод, в голосе ее звучало такое отчаяние, что Каролина не могла не улыбнуться. Она встала и обняла трепещущую девушку.

— Послушай, Харриет, — сказала она. — Важно только одно: уверена ли ты, что действительно хочешь обвенчаться с мистером Страттоном? Ты убеждена в этом?

— Это единственное, что я твердо знаю, — ответила Харриет. — Ведь он самый красивый, самый элегантный джентльмен и такой чуткий — подумать только, он полюбил меня… именно меня!

— А тебя не останавливает то, что он беден? — спросила Каролина. — Он говорил тебе, чем именно располагает, рассказывал о своей семье?

— Нет, он не говорил об этом, — ответила Харриет. — Я знаю только то, что мне сказал папа. Не представляю, откуда у него такие сведения, но, оказывается, он выяснил, что Томас из обедневшей семьи. Вот почему папа велел мне с ним больше не разговаривать.

Харриет помолчала с таким видом, будто вот-вот заплачет, а потом продолжила рассказ:

— Папа сказал: «Если ты выйдешь замуж, хотя — видит Бог! — едва ли кто-нибудь окажется настолько глуп, чтобы сделать тебе предложение, я позабочусь, чтобы это был не какой-нибудь бездельник с пустыми карманами, который сядет мне на шею». Каролина, я уверена, что Томас никогда бы не пошел на такое унизительное положение, но ты же знаешь моего отца! Если Томас попросит моей руки, папу будет интересовать только содержимое его кошелька; мои чувства его заботят меньше всего.

— Здесь ты, конечно, права, — согласилась Каролина. — В таком случае совершенно очевидно, что тебе, Харриет, ничего не остается, как убежать с твоим мистером Страттоном. Честно говоря, я думаю, для него это самое захватывающее событие за многие годы. Он находил, что жизнь скучна, и, если я не ошибаюсь, сыграть роль благородного рыцаря, пришедшего на помощь девушке и спасшего ее от дракона — это, конечно, твой отец, — придется ему по душе.

— Так ты думаешь, мне нужно ехать? — нерешительно спросила Харриет.

— Думаю? Харриет, я не думаю, я знаю! А теперь посмотрим, что тебе надеть. Не можешь же ты бежать с возлюбленным и выглядеть непривлекательно в такой важный момент.

— Мистер Страттон… то есть Томас… написал, чтобы я не беспокоилась и не брала с собой много. Он пообещал купить мне все необходимое, как только мы обвенчаемся, но, Каролина… Я уверена, что он не может позволить себе такие расходы, и потом, должна же я что-то надеть в дорогу.

— Конечно, должна, — согласилась Каролина. — И я позабочусь об этом.

— О, Каролина, я не имела в виду напрашиваться на подарки, — запротестовала Харриет. — Не думай, пожалуйста, что я пришла сюда с целью воспользоваться твоей щедростью.

— Вздор! Как будто я могла подумать такое. Пойми, больше всего на свете мне хочется подарить тебе платье для столь захватывающего приключения. Но я не буду расстраивать планы мистера Страттона и не дам тебе слишком много, потому что, мне кажется, он хочет одеть тебя по своему вкусу. Я вообще чувствую, что тебе суждено стать для него одним из главных интересов в жизни и что ты разгонишь его скуку раз и навсегда.

— Я никогда не видела его скучающим, — быстро сказала Харриет.

— Не видела и, надеюсь, никогда не увидишь, — ответила Каролина. — Полагаю, как только после венчания вы заживете счастливой семейной жизнью, мистер Страттон быстро забудет, что его утомлял высший свет. Ну, а теперь подумаем, что тебе надеть.

Каролина позвонила, и, когда пришла Мария, ее посвятили в тайну Харриет.

— Смотри, никому не рассказывай, — предупредила Каролина. — Ну, а теперь давай посмотрим, что у меня есть, и найдем мисс Уонтидж что-нибудь подходящее для этой дороги.

— Миледи, у вас есть голубое шерстяное платье с вышитым корсажем, а к нему еще элегантная накидка того же цвета, отделанная лебяжьим пухом.

— То, что надо! — воскликнула Каролина. — К нему еще была совершенно очаровательная шляпа. Харриет, тебе очень пойдет этот наряд; у меня еще была муфта в тон.

— Увы, миледи, я не взяла ее, — извинилась Мария.

— Какая жалость! — отозвалась Каролина и добавила: — Впрочем, если повезет, то сегодня вечером она будет здесь. Вчера, когда я писала миссис Эджмонт, я попросила ее как можно быстрее доставить сюда мою одежду. Дайте подумать. Грум должен был к вечеру добраться до Мандрейка; если багаж отослали сегодня с утра, он прибудет сюда дотемна, и тогда мисс Уонтидж сможет взять с собой муфту. Есть у меня еще два платья, которые я хочу ей отдать: зеленое газовое с розовыми ленточками и неглиже из индийского муслина со вставкой из тонкого кружева.

— Хорошо, миледи, — кивнула Мария.

— Каролина, ты такая великодушная, — вмешалась Харриет, — но я не осмелюсь взять так много. Да и как бы мне удалось пронести такой багаж из дома к месту встречи? Я могу надеть одно платье и, возможно, взять с собой маленький сверток с ночной рубашкой, но не больше.

— Да, действительно, — сказала Каролина. — Постой, я придумала! Мы с Марией спрячем чемодан где-нибудь у ворот. Мария, есть здесь кто-нибудь, кому ты можешь доверить отнести его туда?

Мария кивнула с несколько смущенным видом.

— Да, миледи, Джеймсу. Он приглашал меня пройтись с ним, и я уверена, он исполнит все, что я попрошу, и никому не скажет.

— Прекрасно! — воскликнула Каролина. — Значит, Джеймс отнесет чемодан. — Харриет, мы много туда не положим, я не собираюсь лишать удовольствия твоего будущего мужа — и спрячет его где-нибудь у домика привратника. Не забудь взять его перед отъездом.

— О, Каролина, а вдруг я не найду его? — голос Харриет дрогнул. — А если папа пойдет за мной следом или у него возникнет подозрение, куда это я направилась, что мне делать тогда?

Каролина вздохнула. Ей было трудно понять колебания и опасения слабых представительниц своего пола.

— Вот что, Харриет, — сказала она. — Я сама встречу тебя у ворот. Мария договорится, чтобы Джеймс спрятал чемодан вечером пораньше. Я найду его и буду ждать твоего прихода. Договорились?

— О, конечно, только зачем тебе все это делать ради меня? Это слишком! Я не хочу тебя беспокоить.

— Никакого тут беспокойства нет, уверяю тебя, — ответила Каролина. — Пожалуй, мне и вправду лучше быть там, а не то вдруг в последний момент ты не отважишься на самое большое в своей жизни приключение. Я не покажусь мистеру Страттону. Тебе нужно будет только выйти чуть пораньше из дому. Я буду ждать тебя у ворот без четверти девять. Приходи, как только сможешь. Но особенно не задерживайся на тот случай, если мистер Страттон, горя нетерпением увезти тебя, тоже прибудет рано.

— Но, Каролина, как же я выйду из дома в твоем платье? — спросила Харриет.

— Я забыла об этом! — воскликнула Каролина. — Впрочем, на самом деле нет ничего страшного в том, что на тебе будет мое платье, разве только то, что оно дорожное, и твой отец может что-нибудь заподозрить. Нет, я придумала! Харриет, ты должна встретиться со мной у ворот еще раньше. Переоденешься за деревьями и будешь ждать мистера Страттона. Так безопаснее, верно, Мария?

Мария кивнула.

— Да, верно, миледи. Я приду вместе с вашей милостью, чтобы помочь мисс Уонтидж надеть платье и причесать волосы.

— Лучше и быть не может! — воскликнула Каролина. — Ну вот, теперь все улажено. Я не осмеливаюсь приглашать тебя сюда, Харриет, ибо твоему отцу может показаться странным, что я принимаю гостей так скоро после свадьбы, да и потом, мне кажется, мистеру Страттону необычайно нравится идея увезти тебя прямо из драконова логовища.

Харриет захихикала, но потом вновь сделалась серьезной:

— Боже мой! Как я боюсь папу!

— Мистер Страттон не даст тебя в обиду, — улыбнулась Каролина. — Обязательно расскажи ему о всех своих страхах. И еще, Харриет, позволь мне дать тебе один совет. Если твой отец будет рваться к примирению с тобой и захочет дать свое благословение, не слишком торопись избавляться от дракона. Это твой главный козырь — если бы ты только знала!

Харриет в растерянности наморщила лоб:

— Я не понимаю тебя, Каролина. Папа никогда не одобрит мое замужество. Он разрешил бы мне выйти замуж, только если бы джентльмен, сделавший предложение, был богатым или знатного рода, так что мне никогда не удалось бы найти человека ему по душе. Я на это не способна.

— Милая Харриет, ты слишком мало себя ценишь, — ответила Каролина. — И помни, что я тебе сказала. У меня есть на то причины.

— Я буду помнить, раз ты меня об этом просишь, — пообещала Харриет.

Подошло время ленча, когда, наконец, все вещи для Харриет были отложены, чтобы Мария их упаковала. Каролина увидела, что уже не успеет принять ванну и одеться, поэтому решила есть в своей комнате.

— Передай мои извинения его милости, — сказала она Марии, — и скажи, что я надеюсь иметь удовольствие поговорить с ним сегодня днем.

Мария отправилась передавать сообщение, но вернулась огорченная.

— Его милость утром отправился на прогулку верхом и до сих пор не вернулся. Ох, миледи, неужто между вами по-прежнему что-то не ладится?

Каролина не ответила, она была разочарована и обеспокоена. «Почему Вейн продолжает изображать безразличие? — спрашивала она себя. — Ну почему он не дает мне объяснить происшествие с сэром Монтегю?»

Одеваясь, она вздохнула и решила, что рано или поздно должна заставить Вейна выслушать ее рассказ. Но, похоже, что он намерен избегать ее.

Каролина пила чай с леди Брикон и с волнением ожидала, что лорд Брикон появится по своей обычной привычке, но он не пришел.

После чая она бродила по замку, заглядывая в различные комнаты. Если бы ее не беспокоило отсутствие лорда Брикона, то позабавило бы, как изменилось отношение к ней слуг. Где бы ей ни встретились лакей, служанка, камердинер или паж, все вели себя до невозможности угодливо. Если раньше, когда Каролина была простой компаньонкой, они относились к ней безразлично, а часто и пренебрежительно, то теперь усердно старались снискать ее благосклонность. Когда Каролина возвращалась к себе переодеться к обеду, ей в голову пришла одна идея.

Кроме личных переживаний, связанных с Вейном, и тех, что касались ужасной тайны, известной теперь им обоим, Каролина постоянно помнила, что ему по-прежнему грозила опасность со стороны его кузена Джерваса. Она была уверена, что их брак лишь усилил ее. Каролина не могла забыть взгляд мистера Уорлингема в тот момент, когда он стоял и наблюдал за ними через весь зал в ночь их венчания.

Каролина была убеждена, что рано или поздно он вновь постарается избавиться от Вейна, и ей казалось: чем раньше это случится и выставит Джерваса Уорлингема в его истинном свете, тем лучше. Пугало вот что: поскольку ум ее занят другим, она может забыть об опасности. Низкие замыслы Джерваса Уорлингема могут оказаться успешными, если ему удастся застать врасплох и Вейна, и ее.

Каролина не сомневалась в том, что ей нужно спасать мужа именно от мистера Уорлингема. Пусть Вейн и не обращал ни на что внимания, она же ощущала опасность в самой атмосфере замка.

Совершенно очевидно, размышляла Каролина, что миссис Миллер в курсе намерений Джерваса Уорлингема. Они действовали заодно. И вот теперь Каролина рассудила, что, раз из этих двоих миссис Миллер менее осторожна и быстрее выходит из себя, то, быть может, стоит раздразнить ее, чтобы ей, как и любой другой представительнице своего пола, стало трудно терпеливо выжидать и захотелось бы действовать незамедлительно.

Каролина, плохо представляя, чем все это может кончиться, тем не менее, решила осуществить то, что задумала. Она вызвала Марию и отправила ее разыскивать экономку. Миссис Тимминз явилась незамедлительно. На ней было платье из жесткого черного шелка, которое шуршало при ходьбе; руки прятались под черным передником — она носила его, как символ своей должности.

— Добрый вечер, миссис Тимминз, — доброжелательно сказала Каролина приветливым тоном, какой она часто слышала у матери при разговоре с прислугой.

Миссис Тимминз присела в реверансе.

— Добрый вечер, миледи.

Она стояла в ожидании приказаний. Это была болезненного вида женщина неопределенного возраста с испуганными близорукими глазами и привычкой нервно облизывать губы.

— Вы давно служите в замке, миссис Тимминз? — спросила Каролина.

— В Михайлов день будет пятнадцать лет, миледи. Надеюсь, ваша милость найдет возможным позволить мне остаться. Если вашей милости не все пришлось по душе, когда вы только что прибыли, надеюсь, вы не станете винить меня. Откуда мне было знать, кто вы? А если служанки были не столь внимательны, как тому следовало быть, я могу лишь просить у вашей милости прощения.

— Я никого не виню, миссие Тимминз, — успокоила ее Каролина. — Я послала за вами совершенно по другому поводу. Нужно очистить часовню и привести ее в порядок. Задача нелегкая, ибо часовня очень запущена и являет собой жалкое зрелище, но служанки должны начать завтра утром. Это понятно?

— Да, конечно, миледи; все будет так, как желает ваша милость, хотя, боюсь, придется просить слуг-мужчин помочь очистить потолок.

— Это я оставляю на ваше усмотрение, миссис Тимминз, — ответила Каролина. — А теперь попросите повара принести мне меню обеда. Возможно, мне захочется внести туда кое-какие изменения.

— Очень хорошо, миледи.

Миссис Тимминз сделала реверанс и пошла к выходу, но, дойдя до двери, заколебалась.

— Миледи, простите за то, что упоминаю об этом, но миссис Миллер уже одобрила меню обеда и велела завтра служанкам…

Каролина встала.

— Миссис Тимминз, я хочу, чтобы вы твердо уразумели: меня не интересует, какие распоряжения сделала или не сделала миссис Миллер. Мои приказания должны выполняться беспрекословно.

Миссис Тимминз была совершенно подавлена и в смятении несколько раз присела в реверансе.

— Да, миледи. Конечно, миледи. Я прослежу, чтобы все было так, как желает ваша милость.

Каролина ждала. Когда ей принесли меню, она вычеркнула седло барашка и заказала филе из телятины с грибами и сложным гарниром. Ко второй смене блюд она добавила жареное «сладкое мясо» и горячего омара.

Повар ничего не сказал, но Каролина не удивилась, услышав через несколько минут стук в дверь. Она сказала: «Войдите», — и в дверях появилась миссис Миллер.

«Как она все-таки хороша», — отметила про себя Каролина и тут же подумала, что, скорее всего, миссис Миллер действительно влюблена в мистера Уорлингема. Вид у нее был еще сладострастнее, чем обычно: вечернее платье из алого шелка едва прикрывало ее пышные прелести; веки отяжелели от любовной истомы.

Каролина изобразила удивление.

— Добрый вечер, миссис Миллер; вы желаете мне что-то сказать?

— Если вы любезно согласитесь уделить мне несколько минут, — ответила миссис Миллер. — Я не хочу беспокоить вашу милость, но мне только что сообщили, что вы отдали некоторые распоряжения миссис Тимминз и повару. Разумеется, любое приказание, отданное вами в замке, будет исполнено незамедлительно, но вы же понимаете, милая моя леди Брикон, что было бы гораздо проще, если бы такие приказания передавались мне, а я передам их слугам.

Каролина подняла брови.

— Это почему же?

— Только затем, чтобы все выполнялось быстро и чтобы избежать противоречивых распоряжений. Вы должны понимать, мадам, что если вы даете приказания, и они расходятся с теми, которые уже дала я…

— Те, которые отдали вы? — перебила Каролина. — Но, миссис Миллер, разумеется, вы не столь наивны, чтобы воображать, будто по-прежнему сможете давать здесь приказания. Я, между прочим, очень хорошо знакома с ведением большого хозяйства. Более того, в собственном доме я намерена вести хозяйство по своему усмотрению. Я не хочу вас слишком торопить, но, конечно же, если вы поскорее подыщете себе другое место, это упростит дело. Я уверена, что леди Августа любезно даст вам рекомендации.

Выражение лица миссис Миллер изменилось. Губы сжались в тонкую линию, глаза превратились в темные гневные щелочки. Опускались сумерки, и Каролина, наблюдая, как женщина, стоящая напротив, меняется у нее на глазах, вдруг почувствовала, как ее охватывает страх. Но голова ее была высоко поднята, а глаза бестрепетно встретили взгляд миссис Миллер.

— Значит, вы намерены избавиться от меня? — спросила миссис Миллер.

— Ну, разумеется, — спокойно ответила Каролина. — Разве вы ожидали чего-то другого?

На мгновение прямота Каролины захватила миссис Миллер врасплох, но, опомнившись, она зашипела сквозь зубы:

— Ваша милость совершает большую ошибку. Вы раскаетесь в своем решении.

Каролина улыбнулась.

— Я так не думаю, миссис Миллер. По правде говоря, я разборчива в отношении тех, с кем приходится общаться.

Каролина говорила с намерением оскорбить и добилась своего. Миссис Миллер затряслась от ярости.

— Вы об этом пожалеете, — заявила она, — так же, как и ваш муж, если он и впрямь ваш муж — пока еще!

При последних словах рот ее уродливо искривился в презрительной усмешке. Затем она повернулась и тихо вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь, что произвело впечатление более зловещее, чем, если бы она грохнула ею.

Каролине показалось, будто в комнате стало темнее из-за гнетущей атмосферы, которую эта женщина оставила после себя. Голос ее звучал злобно и угрожающе. Каролине хотелось разворошить осиное гнездо, и она преуспела в этом. На мгновение ей стало страшно — не за себя, а за Вейна. Но даже в тот момент, когда Каролину охватил страх, что-то заставило ее взглянуть в окно.

Мгновенно она вскочила на ноги и подбежала к нему. Вдалеке показался всадник. Конь двигался медленно, устало; человек ссутулился в седле и опустил голову, словно тоже невероятно устал.

При виде Вейна сердце Каролины забилось сильнее. Она чувствовала, что он устал и подавлен, и все же на мгновение у нее мелькнула мысль, что она предпочитает видеть его скорее таким, чем злым и высокомерным, готовым вновь бичевать ее за проступок, совершенный в прошлом.

Каролина наблюдала за ним, пока он не скрылся из виду. Когда он исчез, она тихонько вздохнула, но тут же заставила себя улыбнуться. Она встретится с ним за обедом. В этот момент самым важным было то, что она снова увидит его, будет с ним рядом. С абсолютной уверенностью она знала одно: злого или довольного, надменного или веселого, она все равно любила его — любила до самозабвения.

ГЛАВА 12

Обед начинался в семь часов. Каролина спустилась за несколько минут до назначенного времени. На ней было платье из синего газа, усеянного звездами, — Каролина решила, что оно как нельзя лучше подходит для исполнения планов, намеченных ею на вечер.

Как она и предвидела, вещи ее прибыли из Мандрейка во второй половине дня, и муфта, отделанная лебяжьим пухом, перекочевала к тем вещам, которые Мария укладывала для Харриет. Карета привезла и длинное, истеричное письмо от миссис Эджмонт. Каролина пробежала глазами две или три мелко исписанные страницы и нетерпеливо отложила его в сторону.

Она предполагала, что кузина Дебби придет в ужас от одной только мысли о ее замужестве, но сейчас Каролина считала, что есть множество других дел, требующих внимания, более важных, чем простой факт состоявшейся церемонии.

— Письмо миссис Эджмонт я прочитаю потом, — сказала она Марии, — но ее упреки просто подавляют меня.

— Неудивительно, что бедная леди вас упрекает, — хмыкнула Мария, но Каролина, чувствуя, что горничная готова начать очередной выговор, не ответила.

Спускаясь по лестнице, Каролина заставила себя двигаться медленно, с достоинством, тогда как на самом деле готова была бежать — так ей не терпелось вновь увидеть Вейна. Пусть он по-прежнему сердится, пусть по-прежнему между ними пропасть; даже просто находиться с ним рядом, знать, что он здесь, смотреть на его лицо и чувствовать, как с каждой встречей крепнет ее любовь, — даже это значило очень много.

Как только она очутилась в холле, дворецкий, явно поджидавший ее, вышел вперед и поклонился:

— Миледи, его милость просит засвидетельствовать свое почтение и сожалеет, что не будет присутствовать на обеде. Его милость долго ездил верхом и устал.

Каролина почувствовала, что падает духом; глаза ее погрустнели, и она ответила:

— Благодарю вас; прошу засвидетельствовать мое почтение его милости и выразить надежду, что за ночь он как следует отдохнет.

Обед произвел на Каролину необычайно тягостное впечатление. Как ни удивительно, но мистер Уорлингем был настроен весьма любезно. Он спросил ее мнение по поводу новомодного освещения, называвшегося газом, которое привезли из Парижа; затем они довольно долго обсуждали, как ведется подготовка к коронации Его Высочества, которая должна состояться в следующем месяце21.

Но ничто не могло заставить Каролину не замечать пустой стул на противоположном конце стола или злобные взгляды миссис Миллер. Кидая томные взгляды на мистера Уорлингема, та становилась вкрадчиво-ласковой, но не делала ни малейшей попытки скрыть свою враждебность к Каролине. Леди Августа была язвительнее обычного — если только такое было возможно, и, хотя ее болтовня забавляла, у Каролины сложилось впечатление, что никто не мог спастись от ее ядовитого язычка.

Весь обед, тянувшийся нескончаемо долго, Каролина чувствовала себя так, как если бы она оказалась среди сборища врагов. Ей не хватало Вейна — раньше она и представить себе не могла, что можно ощущать такую потребность в ком-либо. Несмотря на подавленность и отчаяние, в нем была какая-то непоколебимая сила, и Каролина поняла теперь, что с момента своего появления в замке она привыкла — хоть раньше и не осознавала этого — рассчитывать на эту силу и чувствовала себя в безопасности просто потому, что он был рядом.

Теперь же ей казалось, будто тьма волнами накатывается на нее. Она просто ощущала, как волны эти обрушиваются, захватывают и тянут ее в свои отвратительные пучины зла, и почувствовала огромное облегчение, когда долгий обед, наконец, закончился и дамы оставили мистера Уорлингема наедине с графином портвейна.

Каролина извинилась перед леди Августой и поспешила к себе в спальню. Мария ждала ее, держа в руках плащ из какой-то мягкой темной ткани.

— Откуда это? — полюбопытствовала Каролина.

— Я нашла его в коридоре, в одном из шкафов, — объяснила Мария. — Он висел среди одежды его милости. Я и позаимствовала его на сегодняшний вечер. Раз ваша милость не желает, чтоб вас увидали, лучше всего закрыть ваше платье.

— Мария, ты — умница!

Горничная накинула плащ ей на плечи. Оказалось, что он застегивается на большую пряжку, украшенную ониксом и бриллиантами.

— Кажется, я догадываюсь, — проговорила Каролина, разглядывая плащ. — Джентльмены надевают подобного рода накидки, отправляясь в Европу на карнавал.

— Может потому плащ этот и висит среди нарядов его милости, — согласилась Мария. — Что ж, сегодня вечером он никому не понадобится, а вам, миледи, подойдет в самый раз.

Каролина взглянула на себя в зеркало.

Накинутый, но не застегнутый, темный плащ эффектно контрастировал со сверкающим великолепием ее собственного платья. Она надела капюшон; под ним скрылись бриллиантовые звезды, которые Мария закрепила в волосах Каролины. Капюшон придавал ей таинственный вид; бледное овальное лицо, обрамленное темной тканью, выглядело необычайно привлекательно.

Каролина отвернулась от зеркала.

— Мария, ты готова?

— Да, миледи. Джеймс унес чемодан с полчаса назад.

— Тогда нам пора. Как лучше выйти из замка?

— Здесь есть боковая дверь. К ней можно пройти по черной лестнице.

— Веди, Мария, — велела Каролина. — Тут я всецело полагаюсь на тебя.

Мария быстро пошла вперед по коридору; Каролина следовала за ней. К счастью, им никто не встретился, и они добрались до боковой двери незамеченными.

Над парком опускались сумерки, но было еще светло. На бархате неба загорались звезды; появился молодой месяц. Казалось, он висел, покачиваясь, прямо над верхушками высоких деревьев.

Каролина и Мария быстро шагали по подъездной аллее. Церковные часы начали отбивать полчаса.

— Я велела Джеймсу спрятать чемодан в кустах слева, — сказала Мария. — Там растут рододендроны, они прекрасно нас загородят на тот случай, если кто-нибудь выглянет из сторожки.

— Надеюсь, мы отыщем чемодан, — отозвалась Каролина. — Я и не предполагала, что вокруг столько кустов.

— Конечно отыщем, миледи, — заверила ее Мария и, пока Каролина ждала на обочине подъездной аллеи, начала пробираться за высокие заросли рододендрона.

— Он здесь, миледи! — воскликнула она. — А еще здесь есть пустое местечко, где мисс Уонтидж сможет переодеться.

— Пора бы ей и подойти, — заметила Каролина, вглядываясь в конец аллеи, где виднелись очертания огромных ворот; на фоне неба выделялся четкий силуэт геральдических львов.

— Дай Бог, чтобы бедняжка не испугалась в последнюю минуту, — вздохнула Мария.

— Что за ужасная мысль, Мария! — воскликнула Каролина. — Да ведь вся жизнь мисс Уонтидж зависит от этого вечера. Быть может, это ее единственная возможность спастись от ужасного отца. Если она ее упустит…

— Миледи, еще есть время, — заверила ее Мария.

— Я не успокоюсь, пока не увижу ее, — ответила Каролина и прошла к воротам.

Через мгновение она с облегчением вздохнула. Кто-то отчаянно быстро бежал по дороге, словно сам дьявол гнался за ним по пятам.

Каролина вышла из тени.

— О, Каролина! — выдохнула Харриет. Она дышала тяжело и прерывисто.

— Ш-ш-ш, — предостерегла ее Каролина. — Подожди, сначала я открою ворота. Незачем, чтобы привратник нас слышал.

— Да, конечно, — согласилась Харриет, — но только прошу тебя, побыстрее, я ужасно боюсь.

Каролина подняла тяжелую щеколду, приоткрыла одну створку ворот настолько, чтобы Харриет смогла проскользнуть внутрь, и, взяв ее за руку, потянула за рододендроны.

— Все в порядке? — спросила она.

— О нет, совсем наоборот! Я уверена, папа что-то подозревает. За обедом он вел себя так странно — беспокойно, совсем не так, как обычно, хотя, быть может, мне показалось.

— Если бы он тебя заподозрил, то обязательно сказал бы об этом, — со свойственной ей проницательностью заметила Каролина. — Он не слышал, как ты вышла из дома?

— Я сказала ему, что пойду спать. О, Каролина, какая бессовестная ложь! Мне так стыдно.

— Это невинная ложь, — утешила ее Каролина. — Но даже если это и не так, разве не стоило пойти на этот шаг, зная, что скоро, очень скоро ты выйдешь замуж?

Харриет приложила руки к щекам.

— Я краснею, думая об этом. Сердце у меня бьется так сильно, будто вот-вот выскочит из груди. Я боюсь, Каролина, боюсь того, что собираюсь сделать.

Харриет и вправду не преувеличивала свой страх: она вся дрожала, а когда Каролина взяла ее за руку, оказалось, что рука у нее холодна как лед.

— Если бы мне это пришло в голову, я бы захватила с собой флягу с бренди, — сказала Каролина. — Честное слово, тебе, Харриет, нужно принять что-нибудь для смелости. Но поторопись, медлить нельзя. Мария поможет тебе переодеться.

Харриет стояла, охваченная дрожью.

— О, Каролина, я совсем не такая храбрая, как ты. Может, мне лучше вернуться домой? Я боюсь разгневать папу, пускаясь на эту авантюру.

— Вздор! — оборвала ее Каролина. — Не говори глупости, Харриет. Замечательный молодой человек хочет жениться на тебе, а ты готова отказать ему и вернуться к рабской жизни! Ты уже забыла, что чувствовала, когда он тебя поцеловал? Неужели для тебя ничего не значит, что он любит тебя и что ты для него дороже всего на свете?

— О Каролина, что же мне делать? — застонала Харриет, не в силах ни на что решиться.

В ответ Каролина взяла ее за плечи и слегка встряхнула.

— Возьми себя в руки, Харриет! — сказала она. — Я скажу, что тебе делать, а ты должна слушаться, потому что я очень хочу тебе помочь.

— Каролина, ты такая смелая, — вздохнула Харриет. — Если б только я была на тебя похожа!

— Ты будешь больше походить на меня, когда снимешь это ужасное платье, — заявила Каролина. — Быстрее, у нас мало времени.

В темноте было нелегко раздеть Харриет и одеть ее снова, но Каролина и Мария справились, хотя сама Харриет была более, чем бесполезна: она едва сдерживала слезы и по-прежнему так дрожала, что не могла застегнуть пуговицу или завязать ленту.

Наконец ее облачили в светло-голубое платье; Каролина надела ей шляпу, отделанную лебяжьим пухом, и завязала под подбородком ленту.

— Теперь муфту, — велела Каролина. В тот момент, когда Мария подавала Харриет муфту, она отступила назад и с одобрением оглядела подругу. В лунном свете Харриет выглядела элегантной и утонченной, несмотря на слезы, непрерывно катившиеся по щекам.

— Ты выглядишь очаровательно! — воскликнула Каролина. — Любой джентльмен согласился бы бежать с тобой, увидев тебя в этом платье. Только, пожалуйста, перестань плакать. Ты отправляешься на свадьбу, а не на похороны.

Харриет неуверенно рассмеялась.

— Каролина, ты такая смешная; но я по-прежнему очень боюсь.

— Кого? Мистера Страттона? — насмешливо спросила Каролина. — Тогда скажи ему об этом; это заставит его ощутить себя сильным и почувствовать ответственность за слабую девушку, рыдающую на его мужественной груди.

— Он скорее отвернется от меня, — жалобно сказала Харриет. — Папа говорит: ничто не сердит джентльмена больше, чем женские слезы.

— Твой папа простофиля и ничего больше, — ответила Каролина. — Надеюсь, когда-нибудь я буду иметь удовольствие сказать это ему в лицо. А теперь, Харриет, стой смирно, Мария вытрет тебе лицо и чуть-чуть подрумянит щеки.

— Нет, нет, Каролина, это нескромно!

— Румяна на щеки, — твердо повторила Каролина, — и розовую помаду на губы, так что помолчи, Харриет.

Едва Мария справилась с заданием, что оказалось вовсе не легко, как с дороги послышался стук лошадиных копыт и шум экипажа.

— Это он! — воскликнула Харриет. — Я не могу… я не пойду!

— Ты пока никуда и не идешь, — спокойно сказала Каролина. — Ты должна заставить его подождать хотя бы несколько минут.

Харриет тут же встревожилась.

— Но если… Каролина… что, если он не будет ждать меня?

— Да, конечно, будет очень жаль, — сухо ответила Каролина, — но мне показалось, будто ты еще не решила, ехать с ним или нет?

— Да, это верно, — кивнула Харриет, — но… Каролина, он ждет!

Было слышно, как позвякивает упряжь, как нетерпеливо переступают лошади. Затем раздался приглушенный кашель.

— Я должна, должна пойти к нему, — возбужденно прошептала Харриет. — Он решит, что я передумала.

— А ты не передумала?

— Конечно, нет; но что скажет папа, я и представить не могу.

— Если последуешь моему совету, то совсем скоро тебе не придется выслушивать папу, — сказала Каролина.

— А если он будет преследовать нас? — спросила Харриет в совершенном ужасе.

— Если он и бросится вдогонку, то дело мистера Страттона показать, на что он способен. Я считаю, что ты, Харриет, можешь на него положиться. Вы пересечете границу и обвенчаетесь прежде, чем твой отец догонит вас.

— Господи, хоть бы так все и случилось! — воскликнула Харриет. — Мне нужно идти. Милая, дорогая Каролина, спасибо тебе. Я твоя должница навеки.

— А твой чемодан? — напомнила Каролина.

— Я не возьму его, — в панике отказалась Харриет.

— Ничего подобного, — заявила Каролина. — Мария, следуй за мисс Уонтидж и отдай ее чемодан мистеру Страттону.

Она опустила руку на плечо Харриет.

— Послушай, Харриет, если он спросит, кто такая Мария, скажи, что она одна из служанок в вашем доме, которой можно доверять.

— Да-да, хорошо, — ответила Харриет, трепеща от волнения, — мне уже и вправду пора идти.

Она пробралась сквозь кустарник, пробежала по аллее и проскользнула через приоткрытые ворота. Мария взяла саквояж за обе ручки и неотступно следовала за ней, а Каролина, накинув на голову капюшон, встала в тени и наблюдала за происходящим.

Одна из лошадей вдруг заржала, словно приветствуя Харриет. Затем Каролина увидела, как навстречу ей вышел мистер Страттон. Когда Харриет приблизилась, он обнял и крепко прижал ее к себе. Она приникла к нему, уронив голову ему на плечо.

— Слава Богу, ты здесь! — услышала Каролина. — Я чертовски боялся, что тебе что-нибудь помешает прийти!

— О, сэр, это было не просто, — голос Харриет дрогнул. — Давайте отправимся побыстрее; отец может хватиться меня.

— Не будем терять времени, — твердо объявил мистер Страттон.

Он повел Харриет к карете, но, видимо, неожиданно увидел Марию, ибо остановился и резко спросил:

— Кто здесь?

Прежде чем Харриет успела ответить, Мария вышла вперед.

— Сэр, вот вещи мадам. Поверьте, я ничего никому не скажу. Только прошу вас, сэр, уезжайте быстрее; сдается мне, что в любую минуту хозяин может пуститься в погоню.

— Черта с два! — голос мистера Страттона зазвенел. — Идем, Харриет!

Издалека Каролине показалось, что он почти на руках донес Харриет до кареты. Чемодан поставили рядом с кучером, раздался звук кнута, одна из лошадей попятилась в возбуждении, и карета тронулась.

Мария поспешно вернулась через ворота; Каролина выступила из тени ей навстречу.

— Молодец, Мария! Ты сказала как раз то, что нужно. Мистеру Страттону не придется скучать, если он весь путь до Гретна Грин будет наблюдать за дорогой.

— А если он не слишком встревожен, страхи мисс Уонтидж будут непрерывно подстегивать его. Господи, миледи, до чего же мне жаль ее, ведь у нее смелости не больше, чем у мышки!

— Но она такая женственная, — лукаво улыбнулась Каролина. — И тебе и мне должна нравиться девушка, которая всегда трепещет и владеет умением вести пустые разговоры, свойственные нашему полу.

— Все это, конечно, хорошо, миледи, но есть то, что зовется золотой серединой, — хмуро сказала Мария. — Вы подумали о том, как рассердится ваш отец, его милость, когда узнает, что случилось, пока его не было дома?

Каролина фыркнула.

— Не пытайся запугать меня, или же я начну трепетать и волноваться, как мисс Уонтидж.

Служанка не удержалась от смешка. Каролина, шагая рядом с ней мимо огромных дубов, сказала:

— Не терзай меня, Мария. У меня сейчас и без того множество забот.

— Я знаю, миледи, — ответила Мария, и голос ее смягчился. — Я беспрестанно молюсь днем и ночью за то, чтоб вы были счастливы. Если б только я как-то могла помочь!

— Мария, дорогая, я знаю, что всегда могу на тебя положиться, — промолвила Каролина.

Они подошли к месту, где заканчивалась аллея, и Каролина увидела небольшие ворота, ведущие в регулярный парк. Она взглянула на огромный замок, стоящий перед ними. На мгновение ей показалось, что он, словно какой-то чудовищный зверь, затаился перед прыжком. Она вздрогнула.

— Еще рано, и такая чудесная ночь. Я пойду, пройдусь, а ты возвращайся в дом.

— Хорошо, миледи, — ответила Мария.

— Я недолго, — пообещала Каролина и, повернув в сторону, открыла ворота и вошла в парк. Она сняла с головы капюшон; легкий ночной ветерок шевелил ее локоны. Было спокойно и тихо, лишь изредка слышался шум птичьих крыльев, сонный крик потревоженного лесного голубя да шорох, издаваемый убегающими зверьками.

Каролину не пугали ночные звуки. С детства она полюбила покой, наступавший в мире, когда большинство людей спит. В Мандрейке иногда часами бродила она в темноте и могла легко найти дорогу домой, даже если не светила луна.

— Мама, у меня глаза, как у кошки, — смеясь, отвечала она матери, когда та предостерегала ее от опасных ночных прогулок.

Увещевания леди Валкен на Каролину не действовали.

Ночь манила ее; она чувствовала, как что-то в ней откликается на таинственный зов темноты, на ощущение приключения, превращавшее самые знакомые предметы в странные таинственные тени.

Каролина повернула и пошла по травяному газону в сторону маленького храма. Ей хотелось опять подойти туда, вновь пережить те минуты первого дня пребывания в замке, когда она сидела на каменных ступенях, и ее грезы прервало появление лорда Брикона. Какими веселыми и беспечными были они во время этой короткой встречи! Каролина хорошо помнила, как глаза говорили то, чего не произносили губы, как близость лорда Брикона пробудила в ней странный огонь, в тот момент не понятый ею. У нее было такое чувство, словно за один день она стала намного старше. Как будто тогда она оставила в маленьком храме свою юность; юность и наивность, которым уже не вернуться никогда.

Каролина тихонько вздохнула и вдруг остановилась. Она услышала голоса. Кто-то разговаривал. Быстро перейдя на край газона, Каролина опять накинула на голову темный капюшон и закуталась в плащ, чтобы спрятать платье. Она прислушалась и узнала голос.

Говорил Джервас Уорлингем, она была в этом уверена. Невозможно было не узнать жесткий металлический голос, вполне соответствовавший выражению его лица. Кто-то ответил ему, но слов Каролина не расслышала.

Очень осторожно, держась поближе к кустам, обрамлявшим травяной газон, она приблизилась к храму. Кустов и деревьев становилось все меньше, а у пруда с кувшинками, за которым стоял храм, их и вовсе не было. Отсюда Каролине все было хорошо видно, так как лунный свет освещал разговаривающих.

Каролина прижалась к дереву. Она не сомневалась, что темный плащ и тени от ветвей и листьев над ее головой делали ее невидимой. Подле храма стояли четверо. Одной из четверых была миссис Миллер. В лунном свете плечи и грудь ее казались необычайно белыми; из-за причудливой игры теней длинный нос и черные глаза придавали ее лицу сходство с гротескным изображением ведьмы. Сначала Каролина не могла разглядеть двух мужчин, стоявших к ней спиной. Потом она вдруг поняла, что уже видела горбатого человека в ветхом кафтане с широкими полами.

Горбун повернул голову, и Каролина удостоверилась, что это Джейсон Фейкен. Другого человека она не знала. Судя по широким плечам, квадратной голове, сидевшей на толстой шее, и изуродованным ушам, это был борец.

— Значит, решено, — услышала она Джерваса Уорлингема. К своему глубокому огорчению, она поняла, что разговор подошел к концу.

— Подумай, как тебе лучше вернуться в конюшню, Джексон, — добавил он, обращаясь к борцу.

— Я пойду со стороны поля, сэр, — ответил мужчина низким голосом.

Он повернулся и исчез в кустах, окружавших храм. Горбун наблюдал, как он уходит, а затем спросил:

— Ему доверять можно?

— Он не посмеет подвести меня, — ответил мистер Уорлингем. — Мне известно о нем такое, из-за чего он в любой момент может угодить в тюрьму, и он это знает.

— Тогда доброй ночи вам, сэр, и вам, мадам, — сказал горбун и, резко повернувшись, тоже исчез за храмом.

Мистер Уорлингем постоял некоторое время, задумавшись. Миссис Миллер взяла его под руку.

— Отлично придумано, Джервас, — сказала она. — Нельзя медлить! Если у нее будет ребенок, мы погибли.

— Это верно, — согласился мистер Уорлингем, — но я не люблю планов, составленных в спешке.

Миссис Миллер коротко рассмеялась.

— Лучше действовать в спешке, чем совсем опоздать, — проговорила она.

Разговаривая, они двигались вперед, и Каролина сообразила, что они пройдут к дому мимо нее. С трудом — ибо ее зачаровывала уже сама опасность их близости — она заставила себя отвернуться и еще сильнее прижаться к дереву.

Каролина слышала, как они прошли мимо совсем рядом, так что можно было вытянуть руку и коснуться миссис Миллер. Она выждала несколько секунд, затаив дыхание.

Очень медленно, очень осторожно она посмотрела в их сторону. Они уже удалились, но Каролина по-прежнему отчетливо видела их, по-прежнему слышала мягкую поступь их шагов, шуршание юбки миссис Миллер, тянувшейся за ней, плавно скользя, словно змея, с каждым ее шагом.

Только после того, как они скрылись из виду, Каролина решилась пошевелиться. Наконец-то, сказала она себе, теперь у нее есть, над чем поразмыслить. Ясно было одно: она оказалась права, когда предположила, что, спровоцировав гнев миссис Миллер, она заставит их поторопиться с подготовкой планов и вынудит действовать. Это было хоть что-то — знать, что медлить они не станут, что бы там ни задумали. Это было лучше, чем ждать в страхе и тревоге, не зная, когда может последовать удар. Но как Вейну нужно быть осторожным! Насколько оба они должны быть начеку!

Держась в тени и медленно двигаясь из опасения догнать миссис Миллер и мистера Уорлингема, Каролина направилась в замок. Она догадывалась, что они вернутся в гостиную через террасу, и поэтому отыскала боковую дверь, которой они с Марией воспользовались сегодня вечером.

Войдя в замок, она не стала подниматься на второй этаж, а вместо этого по проходу дошла до основного коридора, миновала столовую и подошла к библиотеке. Каролина не сомневалась, что найдет здесь лорда Брикона; без стука она открыла дверь и вошла.

Он сидел перед камином, вытянув ноги; под рукой стояла бутылка бренди. Каролина отметила, что он все еще в костюме для верховой езды, в покрытых пылью сапогах. Вид у него был усталый и подавленный.

Когда Каролина вошла, он пристально смотрел на огонь, погрузившись в свои мысли. Закрыв за собой дверь, она постояла, глядя на него, а затем мягко сказала:

— Вейн, мне нужно поговорить с тобой.

Звук ее голоса, казалось, пробудил его к жизни. Он быстро повернул голову и поднялся.

— Прошу прощения, Каролина, — произнес он. — Я не ожидал тебя.

Каролина пересекла комнату и встала рядом. Она забыла, что низко надвинутый капюшон по-прежнему скрывает ее лицо, и нетерпеливым движением отбросила его назад. Лорд Брикон смотрел на нее с удивлением.

— Где ты была? — спросил он.

— Я помогала устроить побег, — ответила Каролина. — Только что Харриет с мистером Страттоном отправились в Гретна Грин.

— В Гретна Грин! — изумленно воскликнул лорд Брикон.

— Ну да, — нетерпеливо подтвердила Каролина. — Это очень трогательная история, но я расскажу тебе ее позднее. Мне нужно сообщить нечто гораздо более важное.

Лорд Брикон смотрел на нее.

— По-моему, это мой плащ? — спросил он. — Я узнаю застежку. Помню, что покупал его, чтобы надеть на карнавале в Венеции.

— Без сомнения, для тайного свидания с какой-нибудь чаровницей, — сказала Каролина и добавила: — Послушай меня, Вейн. Сейчас не время шутить. Отправив Харриет, я возвращалась обратно через парк. Возле маленького храма я услышала голоса и увидела твоего кузена Джерваса, миссис Миллер и горбуна по имени Джейсон Фейкен.

— Кто это? — спросил лорд Брикон.

— Вопрос по существу дела, — ответила Каролина. — Он остановился в деревне, и я с ним однажды уже встречалась. Это дурной человек, и уж, конечно, нанимать его или искать знакомства с ним будет только тот, кому он понадобился для грязного дела. Кроме него, рядом стоял еще один человек. Его я не узнала, но он говорил о возвращении в конюшню. Вейн, они что-то задумали.

Лорд Брикон взглянул на нее с пренебрежительно-насмешливым видом:

— Что, Каролина, все еще выискиваешь злодеев?

— Клянусь тебе, Вейн, это правда, — серьезно сказала Каролина. — А когда они проходили мимо меня, миссис Миллер сказала: «Если у нее будет ребенок, мы погибли».

— Ты полагаешь, они говорили о тебе? — спросил лорд Брикон. — Им незачем напрасно беспокоиться.

— О Вейн, не будь же таким бестолковым! — воскликнула Каролина. — Ну, как ты не можешь понять, что тебе грозит опасность, серьезная опасность, и что мы должны быть готовы.

— Готовы к чему? — спросил лорд Брикон. Каролина топнула ногой.

— Вейн, ты нарочно ничего не хочешь понять, и прекрасно это знаешь. Твой кузен Джервас совершил одно убийство, стремясь затянуть петлю у тебя на шее. Что может помешать ему совершить второе?

— Ты все еще считаешь, что Джервас Уорлингем убил Розенберга? — спросил лорд Брикон.

— Конечно, — ответила Каролина. — В тот вечер он был в «Собаке и утке». Я видела его, когда заходила туда, но, конечно, тогда не знала, кто он такой. А когда я увидела его здесь, то сообразила, что у него было время выйти из гостиницы, дойти до разрушенного домика и совершить убийство. Должно быть, его-то я и слышала, когда он уходил — после того ужасного крика, который безумно испугал меня.

— Бог мой, как интересно! — сказал лорд Брикон. — Какие тебе выпали приключения, просто удивительно, дорогая моя! Кто бы мог подумать, когда ты отправлялась в романтическое путешествие с таким обаятельным спутником, как сэр Монтегю Риверсби, что оно закончится возле трупа? Но ты должна поподробнее рассказать мне об этом вечере, это будет чрезвычайно интересно.

Каролина опять топнула ногой.

— Честное слово, Вейн, иногда я тебя просто ненавижу, — сказала она. — Неужели ты не можешь серьезно поговорить о том, что действительно важно, и забыть о сущих пустяках, которые не имеют никакого значения.

Рот лорда Брикона искривился.

— Я никогда не считал сэра Монтегю Риверсби незначительным.

Каролина нетерпеливо взмахнула рукой.

— О, до чего же мне надоели эти разговоры о сэре Монтегю! — бросила она. — Вейн, давай покончим с этим раз и навсегда. Я готова признать, что позволила себя одурачить, согласившись на его предложение участвовать в состязании с леди Роэн — кто быстрее доедет до дома его сестры в Се-веноксе. Теперь я сомневаюсь в том, что у него вообще есть сестра, и что леди Роэн как-то замешана в этом. Меня провели и обманули, но, я как дурочка поверила ему потому, что была достаточно тщеславна и желала показать, как я отлично управляюсь с упряжкой. Когда по настоянию сэра Монтегю мы остановились у гостиницы, он сказал, будто лопнула ось, а я узнала от хозяйки, что он заранее прислал грума и заказал для меня спальню как для своей жены!

Я была глупа и поплатилась за свою глупость; но теперь я думаю, что если бы не коварство сэра Монтегю, в этот момент ты мог бы стоять перед судом в ожидании смертного приговора.

— Словом, я должен быть ему чрезвычайно благодарен, — с сарказмом заметил лорд Брикон.

— Я и вправду ему благодарна, — мягко ответила Каролина. — Ведь если бы я не поехала с ним в тот вечер, то никогда не встретила бы тебя.

Лорд Брикон резко отвернулся, словно был не в состоянии смотреть на нее.

— Я долго думал, — сказал он; голос его внезапно зазвучал резко: — Ты, Каролина, призналась, что совершила ошибку. Я тоже признаюсь в этом. Когда позапрошлой ночью я обвенчался с тобою, я был вне себя от ярости и злости, потому что ты обманула меня, и я подумал, что ты смеялась надо мной. Это было сумасшествие, теперь мне это ясно; но то, что мы совершили, можно исправить. Чтобы получить у епископа специальное разрешение на венчание, мне пришлось ему солгать. Я сказал ему, что твои родители согласны на нашу свадьбу, и он мне поверил. Как тебе известно, жениться на несовершеннолетней девушке можно лишь с полного согласия ее родителей или опекуна. Если ты мне не веришь, можешь спросить у Томаса Страттона, который вынужден ехать в Гретна Грин, чтобы жениться на той, кто ему по душе. Поэтому я предлагаю сообщить епископу, что я ошибался!

Твои родители не давали согласия на свадьбу, и, следовательно, церемонию эту можно аннулировать. Ты будешь свободна — свободна вернуться к прежней жизни.

Какое-то мгновение Каролина молчала; кровь медленно отливала от ее щек так, что она побледнела; затем голосом, полным еле сдерживаемого гнева, она сказала:

— Как ты смеешь меня оскорблять! Ты что, воображаешь, будто в отношении меня можешь менять решения так-сяк, словно я какая-нибудь содержанка, от которой ты можешь избавиться, когда вздумается? Ты женился на мне с моего полного согласия, и я ни при каких обстоятельствах не соглашусь аннулировать наш брак.

Лорд Брикон устало вздохнул.

— Каролина, ты сошла с ума! Зачем тебе такой брак сейчас, да и потом? Позволь мне судить об этом. Завтра я отправлюсь к епископу.

— Если ты это сделаешь, — заявила Каролина, — я поклянусь, что я твоя жена не только на бумаге, но и на самом деле.

Лорд Брикон взглянул на нее свысока:

— Это неправда, и недостойно девушке так себя вести.

— Лучше уж это, чем вести себя недостойно мужчине, — парировала Каролина.

С минуту они гневно смотрели друг на друга.

— В один прекрасный день, — произнес лорд Брикон, — от кого-нибудь тебе, Каролина, достанется так, как ты того заслуживаешь.

— А почему не от вас, милорд? — ответила Каролина, откидывая голову.

Затем, быстро подняв руку, она расстегнула сверкающую застежку, удерживающую плащ на плечах. Он соскользнул на пол, и она появилась в полном великолепии: над переливающимся платьем белели обнаженные руки и плечи, длинная шея держала гордую голову. Каролина с вызовом смотрела на лорда Брикона.

Он стоял и неотрывно глядел на нее, но Каролина была слишком разгневана, чтобы заметить, что глаза его смотрели уже не так сердито.

— Ну, так ударь меня, — произнесла она тихим голосом, — или ты боишься… до меня дотронуться?

Лорд Брикон не пошевелился, но Каролине почудилось, что он навис над нею.

— Каролина, ты напрасно искушаешь меня. Если ты сейчас же не остановишься, то пожалеешь об этом: ты играешь с огнем.

— Да что вы, милорд, вот уж никогда бы не подумала, — насмешливо сказала Каролина.

Он сделал шаг в ее сторону.

— Каролина, предупреждаю тебя, — сказал он сквозь сжатые зубы. — Если ты и дальше будешь меня искушать, я обниму тебя; и уж если я коснусь тебя, то отправлюсь с тобой в постель, ибо у каждого мужчины есть предел самообладания.

— А почему бы и нет? — очень мягко спросила Каролина. — Я — твоя жена.

— Да, ты — моя жена, — повторил лорд Брикон. — Я не забыл об этом; но помнишь ли ты, Каролина, что, если ты станешь ею на самом деле, а не только на бумаге, как ты сейчас выразилась, то можешь произвести на свет вторую Кэсси? Ты забыла об этом?

Жестокость вопроса и тон его голоса сломили упорство Каролины. Она закрыла лицо руками.

— Нет, я вижу, ты не забыла Кэсси, — произнес лорд Брикон. — Сейчас она недалеко от нас. Она здесь, Каролина, в этом замке. Может, ты хочешь посетить ее второй раз, и тогда уже скажешь, желаешь ли, чтобы наш брак сохранился, или воспользуешься свободой, которую я тебе предлагаю.

Каролина не ответила. Она не могла совладать с дрожью, ибо после слов Вейна с ужасающей ясностью вспомнила вид Кэсси: толстые пальцы растопырены, слюнявый рот с хныканьем выпрашивает кровь.

— Можешь не отвечать, — сказал лорд Брикон. — Твое молчание — тоже ответ. Отправляйся, Каролина, спать и запри за собой дверь. Я постараюсь забыться с помощью бренди, а иногда под влиянием вина мужчины совершают поступки, о который сожалеют, когда наступает утро. Иди спать. Позвольте пожелать вашей милости спокойной ночи.

Он насмешливо поклонился; когда же Каролина не двинулась с места, он плюхнулся в кресло, с которого встал при ее появлении, взял бутылку и до краев налил бокал, стоявший сбоку на столике. Не глядя в его сторону, плохо понимая, куда несут ее ноги, Каролина повернулась и вышла из библиотеки.

Она поднялась к себе, как он велел. Она знала, что не помогли даже молитвы.

ГЛАВА 13

Каролина проснулась рано и сразу вспомнила, что не рассказала Вейну о Харриет. Нужно предупредить его, подумала она, что Харриет понятия не имеет об истинном положении дел мистера Страттона, поэтому, если викарий начнет расспрашивать Вейна о приятеле, он не должен говорить, насколько выгоден этот брак.

Каролина была убеждена, что, по крайней мере, до тех пор, пока Харриет и Томас Страттон не упрочат свои отношения, викарию следует по-прежнему пылать и гореть жаждой мщения.

«Нужно предупредить Вейна», — сказала себе Каролина и тут вспомнила, как они расстались прошлой ночью. Тотчас она рассердилась на себя, ибо больше всего Каролина презирала слабость, а ее-то она и проявила, когда позволила Вейну запугать себя и привести в состояние нерешительной слабости, совершенно чуждой ее натуре.

Ее сразило упоминание о Кэсси, но теперь, когда золотой свет утра проскользнул между задвинутыми шторами, Каролина сказала себе, что не может отказаться от Вейна. Да будь хоть тысяча таких Кэсси, она все равно не перестанет любить Вейна, а он — ее. Пусть будет что будет! Если позднее им придется жить под тенью страха, постоянно с ужасом думая о том, что может случиться, — по крайней мере, они насладятся счастьем, сколько смогут.

Каролина потянула шнур звонка и встала с постели.

— Я не поддамся, не позволю себя запугать, — сказала она вслух. — Ведь больше всего на свете я люблю Вейна. — Уже одно то, что она вновь сказала о своей любви к нему, словно придало ей новые силы — силы, которые позволят преодолеть всех демонов.

Тут она вспомнила его слова о том, что сегодня он навестит епископа. Она должна остановить его любой ценой. Ей нужно заставить Вейна думать по-своему: она твердо решила не допустить расторжения брака, даже если до сих пор их брак был всего лишь дуэлью, мучительным поединком мнений.

— Рано вы сегодня, миледи, — воскликнула Мария с порога.

— Передай его милости, — велела Каролина, — что я желаю его видеть сегодня утром по очень срочному делу, прежде чем он отправится на прогулку верхом. Выясни, когда он намерен ехать, и немедленно неси мой шоколад.

— Очень хорошо, миледи, — кивнула Мария и торопливо прошла от окна к окну, раздвигая шторы.

Комнату залил солнечный свет. Каролина ощутила на себе его ласковое тепло. Она повернула к солнцу лицо, закрыла глаза и на минуту представила, что не солнце ласкает ее, а Вейн, как он это делал, прежде чем разгневался и ожесточился против нее.

Погруженная в свои мысли, Каролина не заметила, как Мария вышла из комнаты, и очень удивилась, когда поняла, что та уже вернулась, выполнив поручение.

— Его милость получил ваше сообщение, миледи, и будет жать вас в библиотеке. Как я узнала, конюхам приказано привести его коня к половине десятого.

Каролина на минуту задумалась, а потом воскликнула:

— Мария, я придумала! Я поеду с его милостью. Вчера в сундуках, прибывших из Мандрейка, привезли мою амазонку, верно?

— Да, миледи, она здесь.

— Прекрасно, приготовь ее для меня, — распорядилась Каролина. — Но сначала передай в конюшню, чтобы мне подали лошадь в то же время, что и его милости.

— Очень хорошо, миледи, — ответила Мария, и Каролина стала одеваться, чувствуя, как в ней разгорается возбуждение.

Если Вейн будет настаивать на посещении епископа, она отправится вместе с ним. Во всяком случае, это будет нечто новое — скакать рядом с ним по лесам и полям, а не спорить и ссориться в мрачной библиотеке, как это было в последние дни.

Как же ненавидела она эту комнату, да и весь замок! Быть может, это ее будущий дом; быть может, здесь ей придется строить свое счастье, но он казался ей отвратительным. Все в нем было заражено, пропитано мраком, страданиями и ощущением неизбежного несчастья.

Она знала, что никогда не сможет взглянуть на башни, не вспомнив, кто в них обитает; никогда не сможет войти в холл и взглянуть на длинный ряд семейных портретов, висящих на обшитых панелями стенах, не вспомнив, что темноглазые предки Вейна, изображенные с благожелательными улыбками, на самом деле были виновны в появлении чудовища по имени Кэсси и несли ответственность за ее кровожадные инстинкты.

Нет, она ненавидела Бриконский замок, хотя самозабвенно любила его владельца. В такой ситуации, думала Каролина, бессмысленно пытаться сообразить, как поступить правильно. Ведь даже если она позволит Вейну расторгнуть их брак, он все равно будет жить на свете, по-прежнему отягощенный страшной тайной, все так же готовясь к одинокому и трагическому будущему, изолированный от всего, что может сделать человеческую жизнь счастливой.

Сможет ли она жить с мыслью об этом? Она знала, что это невозможно. Ни при каких обстоятельствах она не сможет согласиться на раздельное существование, отказаться от Вейна и оставить его наедине со своей несправедливой участью. Нет, в счастье и несчастье, в радости и горе — их жизни соединены. Ей вспомнились слова обета, который она дала во время венчания. Она повторила их про себя и почувствовала, что для нее они сейчас столь же священны, как и в тот момент, когда она произносила их перед алтарем.

Нельзя допустить, чтобы сюда вторглась Кэсси; Кэсси не должна стать причиной, по которой совершение таинства брака будет считаться не имеющим силы только оттого, что она вызывала страх. Каролина вспомнила, что Вейн предоставил ей право выбора. Теперь, одеваясь, она осознала, что сделала окончательный выбор. Это был решающий момент. Теперь обратного пути нет, с колебаниями покончено.

С сияющими глазами и улыбкой на устах Каролина спустилась в библиотеку. На ней была амазонка из светло-зеленого бархата, отделанная галуном более темного оттенка. Отвороты и манжеты жакета — из сияющего шелка; длинное красное перо, украшавшее высокую шляпу, мягким изгибом спускалось ей на плечо. Она была хороша и знала это. Войдя же в комнату и увидев восхищение в глазах Вейна, она получила подтверждение этого.

Он выглядел усталым, но в остальном на внешности его не отразилось то, как он провел ночь. Он поклонился Каролине и ждал, что она скажет. Пройдя через всю комнату, она встала рядом с ним, подняла на него глаза и улыбнулась.

— Вейн, можно мне сегодня утром поехать с тобой? Он колебался лишь какое-то мгновение.

— Сочту за честь, — тихо произнес он. — Я никогда не видел тебя верхом не лошади.

— Надеюсь, у тебя найдется для меня лошадка порезвее, — сказала Каролина. — Конюшни моего отца славятся арабскими скакунами.

— Постараюсь достойно ответить на твой вызов, — отозвался лорд Брикон. В уголках его рта появилась слабая улыбка.

— Я велела сообщить в конюшню, что сегодня утром поеду кататься верхом, — продолжала Каролина. — Но поговорить с тобой я хотела о другом. Это касается Харриет.

— Я помню: ты сказала, что она убежала с Томасом Страттоном. Неужели они уже вернулись?

— Нет, конечно, — ответила Каролина. — Дело вот в чем. Причиной их побега явилось то, что викарий был настроен категорически против мистера Страттона. Может быть, здесь частично моя вина, ибо я, ничуть не погрешив против истины, сообщила ему, что мистер Страттон — шестой сын обедневшего отца.

Лорд Брикон поглядел на нее и расхохотался.

— Каролина, ты неисправима! Иными словами, Томас заинтересовался Харриет, потому что ее отец дал ему от ворот поворот.

— Именно так! — ответила Каролина. — Как я поняла, за последний год все давалось ему слишком легко; молодой человек, являющийся завидным женихом, всегда окружен девицами на выданье.

— Но я-то тут при чем? — поинтересовался лорд Брикон.

— Видишь ли, я подумала, что, когда викарий хватится Харриет, он поспешит сюда выяснить, не известно ли тебе что-нибудь о ее местонахождении. Не рассказывай ему об истинном положении дел мистера Страттона. Я уверена: чем дольше она будет осложнять молодым людям жизнь, тем крепче будет фундамент, на котором они построят свое будущее счастье.

Лорд Брикон опять засмеялся.

— Сколько же коварных замыслов роится в этой маленькой головке? — спросил он.

Он говорил ласковым тоном, но, когда Каролина быстро взглянула на него, он, вспомнив, что лежит между ними, помрачнел. Каролина дотронулась до его руки.

— Нет, Вейн, довольно на меня сердиться, — обратилась она к нему. — Потом мне нужно о многом поговорить с тобой, но сейчас еще утро, и не хочется вспоминать о трагическом и печальном. Давай отправимся куда-нибудь вместе и будем считать, что мы — двое беззаботных людей, которые встретились и… понравились друг другу.

Лицо лорда Брикона смягчилось. Он поднес руку Каролины к губам.

— Устроим себе последний день иллюзий? — спросил он. — Тогда давай притворимся, что мы встретились, обрели счастье, и что будущее всегда будет прекрасным.

В его голосе и взгляде было нечто, заставившее ее затаить дыхание; она безотчетно сжала его пальцы.

— Да, Вейн, давай притворимся. Ты не собираешься сегодня к епископу?

Лорд Брикон покачал головой.

— Нет, завтра, — ответил он. — Я только что прочитал в «Морнинг пост», что сегодня утром он отправляется из Кентербери в Ноул погостить к милорду Сэквиллу. Ноул всего в нескольких милях отсюда, так что я навещу его преосвященство там. Я прочитал также, что среди гостей будет главный судья лорд Милборн.

— Дядя Френсис! — воскликнула Каролина, в этот момент решив, что ничто не сможет помешать ей завтра сопровождать лорда Брикона.

Но сейчас было не время для споров. Судьба подарила ей перемирие. Она была готова принять любую оливковую ветвь, какой бы тонкой она ни оказалась, и воспользоваться задержкой, пусть и короткой, в намерении Вейна аннулировать их брак. Каролина улыбнулась ему, и лицо ее засветилось счастьем.

— Пусть завтра будет что будет, — весело сказала она. — Сегодняшний день наш, Вейн, — твой и мой.

Вновь он поднес ее руку к губам, но смотрел при этом на ее губы; у Каролины было такое чувство, будто он ее поцеловал. Тогда-то она и дала себе слово, что в этот день она обязательно вновь познает в его объятиях восторг и трепет. Искушение коснуться его было настолько сильным, что она с трудом повернулась к дверям.

— Солнце зовет нас, Вейн, и лошади ждут!

Шагая рядом, они вышли в холл, где Бейтсон, дворецкий, стоял с кнутом и шляпой его милости.

Лорд Брикон взял их, прошел через входную дверь и задержался наверху, глядя на ожидавших их лошадей. Это были прекрасные животные. Один — темно-гнедой, второй — бледно-серый, почти белой масти. Они нетерпеливо переступали, так что их с трудом сдерживали грумы.

— Ты разбираешься в лошадях, Вейн, — сказала Каролина.

Он улыбнулся в ответ. При ее словах на лице его появилось выражение гордости.

— Я льщу себя надеждой, что у меня отменная конюшня, — сказал он, — но особой уверенности в этом после всего, что я слышал о конюшне Мандрейка, не было.

Во время их разговора послышался стук колес, и на дороге, ведущей от конюшни, показался нарядный желтый фаэтон; его везли гнедые, запряженные цугом. Экипажем правил кучер; маленький остролицый ливрейный грум, мальчик лет четырнадцати, сидел на запятках. Он соскочил на землю и побежал вперед, чтобы придержать переднюю лошадь.

— Это для кого? — спросила Каролина.

— По-моему, экипаж принадлежит Джервасу, — ответил лорд Брикон и повернул голову в сторону Бейтсона, стоявшего поодаль.

— Что, Бейтсон, мистер Уорлингем собирается прокатиться?

— Мистер Уорлингем уезжает, милорд. Лорд Брикон поднял брови.

— Я не слышал о его решении завершить свой визит.

— Я полагаю, мы должны подождать, чтобы попрощаться, — сказала Каролина, беспокоясь, как бы зловещее присутствие мистера Уорлингема не омрачило счастливый миг; но про себя она дивилась его неожиданному отъезду, искала его причину.

И вдруг совершенно ясно поняла. Если, как она узнала прошлым вечером, должно произойти преступление или должна случиться какая-то грязная история, то уж мистер Уорлингем непременно позаботится о своем алиби. Оставаться в замке для него было бы неблагоразумно, хотя Каролина сомневалась в том, что он уедет далеко.

Она быстро взглянула на кучера, слезавшего с сиденья экипажа. Да, это был тот самый человек, которого она видела прошлым вечером у храма. Ошибиться было невозможно: почти квадратная голова, толстая шея и изуродованные уши; теперь предположение Каролины о том, что он был борцом, подтвердилось. Переносица перебита, а на верхней губе виднелся глубокий шрам, придававший лицу крайне неприятное выражение.

Пока он спускался, лошади грызли удила, и передняя начала пятиться. Мальчик тотчас поднял сжатый кулак и изо всей силы ударил лошадь по носу. Каролина ахнула от негодования, а лорд Брикон сбежал вниз по ступенькам и схватил мальчишку за ворот.

— Как ты смеешь так обращаться с лошадью? — гневно спросил он и, приподняв мальчишку за ворот, потряс его, как терьер трясет пойманную крысу.

— Это отвратительно! — продолжал он. — Если бы ты был у меня на службе, я бы уволил тебя немедленно.

Он опять потряс его, и мальчик, лицо которого побелело, закричал:

— Виноват я, хозяин! Пустите меня! Виноват!

В ответ лорд Брикон разжал пальцы, и мальчик растянулся на гравии.

— Лучше убирайся отсюда поскорее! — сердито сказал лорд Брикон. — Если я еще хоть раз увижу, что ты плохо обращаешься с животными, я тебя так выпорю — живого места не останется! Ты понял?

— Ага, сэр, виноват, сэр, — заскулил мальчишка и, вскочив на ноги, бочком отошел за фаэтон, точно боялся, что лорд Брикон передумает и тут же начнет пороть его.

— Что происходит? — раздался голос рядом с Каролиной, и она увидела, что в дверном проеме стоит мистер Уорлингем.

Она не ответила ему, но подумала: много ли он слышал? Он спустился по ступеням туда, где лорд Брикон успокаивал испуганную лошадь, похлопывая и разговаривая с ней, — казалось, она его понимает, ибо мгновенно затихла.

— Извини, Вейн, мой ливрейный грум еще очень неопытен, — сказал Джервас Уорлингем.

— Неопытен — слишком мягко сказано! — резко ответил лорд Брикон. — По-видимому, мальчишка не любит животных. Лучше тебе от него избавиться.

Мистер Уорлингем посмотрел на кучера, неподвижно стоявшего у коляски.

— Займись этим, Джексон, — коротко сказал он, и тот кивнул.

— А теперь, Вейн, я должен с тобой попрощаться, — произнес мистер Уорлингем. — Сегодня утром выяснилось, что мое присутствие совершенно необходимо в Лондоне. Жаль покидать столь приятное общество, но ничего не поделаешь. Прощай, Вейн.

Он протянул руку, и лорд Брикон пожал ее.

— Прощай, Джервас. Приезжай, когда соскучишься по деревенской жизни.

— Охотно воспользуюсь твоим приглашением, — отозвался мистер Уорлингем и повернулся к Каролине, которая медленно сошла по ступенькам вниз, пока они разговаривали.

— Прощайте, моя новая и очаровательная кузина, — учтиво сказал он. — Позвольте мне высказать вам самое искреннее пожелание счастливого будущего.

В его тоне было нечто такое, отчего Каролине захотелось швырнуть ему в лицо его пожелания. Вместо этого она слегка присела в реверансе и отошла, не подав руки.

— Прощайте, сэр, — коротко сказала она.

Мистер Уорлингем вскочил на сиденье, а слуги заторопились занять каждый свое место. С ударом кнута лошади рванули вперед.

Каролина вздохнула, наблюдая, как коляска скрылась из виду. Она была уверена, что видели они мистера Уорлингема ни в коем случае не в последний раз. И вновь она ничем не смогла бы доказать эту уверенность.

Серую лошадь вывели вперед; Каролина ожидала, что взобраться ей поможет грум, но лорд Брикон опередил его и, взяв ее за талию, поднял в седло.

— Я не забыл, какая ты легкая, — мягко сказал он. Она посмотрела ему в лицо, забыв обо всем, кроме того, что влюблена, и рядом с ней тот, кто ее любит.

Когда они вместе скакали по зеленому парку прочь от замка, Каролине казалось, что сегодня волшебный день. Они миновали обширные луга поместья; по выгону, где начинался высокий холм, проехали вверх, пока перед ними не открылся чудесный вид: во всей своей первозданной красоте внизу расстилалась земля.

Они направили лошадей под тень высоких сосен, и, пока Каролина смотрела вниз, лорд Брикон не отрывал от нее взгляда.

— Что может быть прекраснее красивой женщины верхом на славной лошади, — произнес он.

Каролина улыбнулась ему и мягко спросила:

— Мы можем здесь отдохнуть?

— Почему же нет? — откликнулся он и, спешившись, привязал своего коня к дереву, затем помог Каролине.

Она расправила юбки на мягком ковре осыпавшейся сосновой хвои; воздух был напоен ее ароматом. Были слышны только жужжание пчел и птичьи голоса.

Привязав лошадь Каролины, лорд Брикон опустился рядом с ней. Он растянулся на земле, опираясь на локоть, и снял шляпу.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— О тебе! — призналась Каролина.

— И я думаю только о тебе, — сказал он. — Каролина, мне кажется, что ты колдунья. Ты околдовала меня так, что мне никогда не вырваться из-под власти твоих чар.

— Я рада, — ответила Каролина, — если заклятия сильные, они длятся сто лет — так мне говорили.

— И что в этом хорошего? — спросил лорд Брикон. — Клянусь, сто лет рядом с тобой покажутся мне несколькими минутами, а мне захочется еще и еще.

— Правда? — прошептала она.

В ответ он встал и, наклонившись, взял ее за руку, бережно снял перчатку, повернул ладонью вверх и посмотрел на сходившиеся и расходившиеся линии.

— Хочешь узнать свою судьбу? — задал он вопрос.

— Очень хочу, — ответила Каролина, — но какую ты потребуешь плату?

В ответ лорд Брикон припал губами к ее ладони.

— Только эту, — сказал он, — если ваша милость не окажется достаточно щедрой, чтобы предложить мне большее.

Каролина почувствовала, как его прикосновение восторгом отозвалось в крови. Она замерла на мгновение, а затем спросила:

— Скольких женщин ты любил, прежде чем мы встретились, Вейн?

Он взглянул ей в глаза и засмеялся:

— Типично женский вопрос.

— А ты бы предпочел, чтобы я вела себя не по-женски?

— Напротив, я обожаю тебя такой, какая ты есть. Так редко удается увидеть тебя в минуту слабости. Мне сказать правду, или ты предпочитаешь услышать красивую сказку?

— Я хочу знать правду, Вейн.

Каролина чуть откинулась назад и оперлась о дерево. Ей мешали поля шляпы; тогда она сняла ее и поправила волосы, после чего, вздохнув от удовольствия, вновь откинулась и сказала мечтательно:

— Вейн, ответь на мой вопрос; мне не терпится услышать, что ты скажешь.

Он придвинулся чуть ближе.

— Ладно, — произнес он. — Я скажу тебе правду. В свое время я знал многих женщин, всех типов и национальностей, но пока не встретил тебя, Каролина, не понимал, что такое любовь. После того, как я сближался с женщиной, мне всегда становилось скучно; возможно, меня начинала раздражать ее глупость, неприкрытые женские уловки, а, прежде всего, пожалуй, — отсутствие характера. По собственной тупости я считал, что все женщины одинаковы, и что за близким знакомством неизбежно следует пресыщение. Желать, думал я, — это всего лишь испытывать голод, а, утолив его… забываешь то, что испытывал.

Вейн коротко рассмеялся; смех звучал почти как извинение.

— Господи, как напыщенно я говорю! Но потом я полюбил, Каролина. Да разве этим словом выразить такое чувство, как наше? Ведь то, что между нами, — гораздо глубже, значительнее, и это невозможно передать словами!

— А те, другие женщины? — начала Каролина, но лорд Брикон наклонился, и губы его вдруг оказались совсем рядом с ее губами.

— Стоит ли нам говорить о них, любимая? — спросил он. — Они всего лишь тени — бледные, слабые, ничего не значащие тени, которые мне как-то трудно припомнить сейчас, когда ты рядом, и я ощущаю на щеке твое дыхание, когда знаю, что стоит лишь протянуть руку, и я почувствую биение твоего сердца.

У Каролины гулко застучало сердце, и она глубоко вздохнула.

— Каролина, посмотри на меня.

Она посмотрела ему в глаза и поняла, что даже и не догадывалась раньше, насколько сильно он ее любит. Если он попал в колдовские сети, то и с ней случилось то же самое; сто лет пройдет или сто веков — неважно, — им никогда не вырваться из этих сетей. Долгое, долгое мгновение они смотрели друг на друга. Затем бережно, с невыразимой нежностью лорд Брикон обнял ее.

Долго они сидели так, прижавшись друг к другу, охваченные восторгом, мучительнее и прекраснее которого ничего никогда не испытывали. Когда Каролина, наконец, шевельнулась, чтобы прижаться лицом к его плечу, он почувствовал, что она близка к слезам.

Миновал час, и еще один. Они то говорили, то молчали, но каждое мгновение были счастливы, словно ни один из них не ведал ранее, что такое счастье. В объятиях Вейна Каролина испытывала дрожь и трепет, но не было страха, который он возбуждал в ней прежде. Никакие слова и доводы не могли бы подействовать на нее так, как его нежность — она помогла ей оценить его бескорыстие и преданность. Теперь она поняла, почему его страсть и желание были подчинены более высоким чувствам — стремлению поступать так, чтобы было лучше для нее.

— О Вейн, — сказала она, наконец, чуть всхлипнув, — если это не может продолжаться вечно, тогда я хотела бы умереть сейчас, в твоих объятиях, и с радостью встретила бы смерть.

В ответ он чуть крепче прижал ее к себе и тихо сказал:

— Мы же условились не говорить о будущем. Пойдем, любовь моя, ты, должно быть, проголодалась. Я отвезу тебя в гостиницу недалеко отсюда, где можно перекусить. Я чувствую, тебе не хочется возвращаться в замок и позволить кому-то вторгнуться в наш золотой день.

— Да, пожалуйста, давай не будем возвращаться! — воскликнула Каролина.

Гостиница оказалась крохотной; они были единственными посетителями. Польщенный и обрадованный их приездом, хозяин старался изо всех сил, и ленч удался на славу.

Позже они снова катались верхом. Лорд Брикон прекрасно знал здесь все места и показал Каролине малоизвестную большую, поросшую травой дорогу, по которой они мчались галопом; тихий лес, где можно было побродить; у маленькой речушки они отпустили лошадей напиться, а сами сидели, беседуя, на берегу, золотистом от лютиков.

Наконец, солнце начало опускаться между далекими холмами, и на землю легли длинные тени.

— Пора поворачивать к дому, — сказал лорд Брикон. Каролина вздохнула.

— А это обязательно? — спросила она, и он кивнул.

— Что, если мы убежим, как Харриет и Томас Страттон? — сказала она. — Исчезнуть для всех, кто нас знал; для всех, кого мы знали, — разве это не блаженство?

— Еще, какое блаженство, — согласился лорд Брикон. — Только, Каролина, ты и сама знаешь, это невозможно.

Каролина вздохнула. Она поняла, хоть он и выразился очень коротко: куда бы они ни отправились, как бы ни открещивались от своих обязанностей и положения в обществе, мысль о Кэсси всегда будет преследовать их.

Когда они подъехали к замку, уже опускались сумерки. Каролина устала, но была довольна и счастлива, отчего все вокруг, даже темные башни, казалось не таким страшным.

Словно ее заполнило золотое сияние дня, так что на какое-то время не осталось места страхам и тревогам, которые — она это знала — ожидали ее.

По ступеням она поднялась ко входной двери и взглянула на лошадей, которых уводили в конюшню. Затем порывисто взяла лорда Брикона за руку.

— Мы поужинаем вместе, — сказала она очень тихо. — Наш день еще не кончился.

— Что, если мы вдвоем поужинаем у тебя в будуаре? — спросил он.

У Каролины заблестели глаза.

— А можно? — выдохнула она.

— Мы можем делать все, что захотим… сегодня, — ответил он.

— Тогда давайте пообедаем вдвоем, милорд, — прошептала Каролина. Она быстро прошла через холл и поднялась по лестнице, словно боялась, как бы что-нибудь в замке не пробудило ее от счастливого сна и не заставило вновь увидеть отвратительную действительность.

В спальне ее ждала Мария.

— Ох, миледи, ну и дела! Только вы уехали, как прибыл викарий и заявил, что хочет видеть его милость. Миссис Миллер разговаривала с ним в холле, и мне удалось услышать весь их разговор.

— И что сказал викарий? — поинтересовалась Каролина.

— Он был ужасно раздражен, миледи, потому что нашел письмо мистера Страттона к мисс Уонтидж.

— Как это похоже на Харриет — оставить на видном месте такую явную улику! — воскликнула Каролина.

— Вот и я так подумала, миледи, — согласилась Мария. — «Моя дочь погублена! — бушевал священник. — И я утверждаю, что его милость несет прямую ответственность за подлое поведение бездельника, которого он называет другом!» — «Что вы, сэр, — ответила ему миссис Миллер. — Если мистер Страттон и увез вашу дочь, то здесь вина не его милости, а ее милости. Ибо она довела мистера Страттона до того, что он объявил себя ее рабом — я слышала это собственными ушами, — а потом отвернулась от него, и в порыве отчаяния, а может, ей назло, он убежал с мисс Уонтидж». — «О Боже! — закричал викарий. — Так вы говорите, что он даже не влюблен в мою дочь? Это уж слишком! Я отправляюсь в погоню и, когда я их настигну, отстегаю этого мерзавца так, что он взмолится о пощаде. Что же до моей дочери — она тоже за это ответит!» С этими словами он натянул свою шляпу и ушел, даже не попрощавшись с миссис Миллер.

Каролина захлопала в ладоши.

— Появляется дракон! Ну, сэр Томас, докажите теперь, на что вы способны! Мария, лучше и быть не может. Если их ничто не задержит, то они должны быть обвенчаны раньше, чем их настигнет викарий.

— Действительно, миледи, надеюсь, что так, иначе, ей-богу, мисс Уонтидж умрет со страху.

— Я не беспокоюсь, — улыбнулась Каролина. — Они уехали намного раньше, и мистер Страттон может позволить себе нанять на почтовых станциях лучших лошадей.

Думая о Харриет, погруженная в мысли о собственном счастье, Каролина вспомнила зловещие слова миссис Миллер, сказанные вчера, и то, что мистер Уорлингем уехал из замка, только когда начала раздеваться, пока Мария готовила ей ванну. Мгновенное чувство опасности заставило ее лихорадочно соображать. Она издала восклицание.

— Что случилось, миледи? — спросила Мария.

— Я только что вспомнила, — сказала она. — Мария, ты исполнишь мою просьбу? Дело очень срочное.

— Я сделаю все, что попросите, миледи, уж теперь-то вы знаете, — сказала Мария.

— Тогда слушай, — сказала Каролина и на секунду замолчала. Стоя в одной сорочке, она ногой попробовала воду в ванне. — Я хочу, чтобы ты немедленно, как только оденешь меня, отправилась к повозке, которая стоит недалеко от дороги, сразу, как выйдешь за большие ворота.

— Я знаю, где это, миледи! — воскликнула Мария. — Это хорошенькая повозка, раскрашенная красной и желтой краской?

— Да, это она, — подтвердила Каролина. — Пройди туда и спроси Гидеона. Он там будет наверняка. Скажи ему, что я прислала тебя и прошу очень внимательно следить за тем, что происходит вокруг замка, и ночью тоже.

— Следить? — переспросила Мария.

— Думаю, он поймет, — ответила Каролина. — Скажи ему: я боюсь, что Джейсон Фейкен и его приятели задумали недоброе.

— Я скажу ему, миледи.

— И отправляйся побыстрее, Мария, — добавила Каролина. — Я убеждена, что опасность, угрожающая его милости, с каждым часом подступает все ближе и ближе.

— Ох, миледи, не думаете же вы, что враги, кто бы они ни были, убьют его?

— Нет, этого я не боюсь, — ответила Каролина. — В этом случае все было бы гораздо проще. То, что сделают они, значительно тоньше; расстроить их планы гораздо, гораздо труднее. Обещай, что нигде не задержишься. Я не успокоюсь, пока ты не сходишь к повозке и не передашь Гидеону мою просьбу.

— Я сделаю все, как хочет ваша милость, — просто сказала Мария, и, удовлетворенная, Каролина вновь позволила себе погрузиться в облако счастья.

Обед наедине с Вейном доставил Каролине такое удовольствие, какого ей никогда еще не доводилось испытывать. Маленький будуар, куда вела дверь из ее спальни, представлял собой небольшую комнату, декорированную в итальянском стиле. Каролина ею не пользовалась, и комната могла бы показаться унылой, если бы за то время, пока Каролина принимала ванну и одевалась, лорд Брикон не преобразил ее букетами и гирляндами цветов, так что она стала напоминать беседку в саду.

Для этого вечера Каролина выбрала легкое платье из полупрозрачной материи, которое, вопреки новой моде, сзади заканчивалось небольшим шлейфом. Под грудью завязывались синие бархатные ленты; такая же лента была у нее в прическе. Необычайная простота платья подчеркивала ее естественную красоту. Войдя в будуар, где ее уже ждал лорд Брикон, по его взгляду Каролина поняла, что он ошеломлен ее красотой.

— Сегодня мы обойдемся без слуг, — объявил он, — ибо я — твой слуга и буду обслуживать тебя сам.

Обедали они очень долго, хотя Каролина не имела понятия, что они ели. Она видела только Вейна, сидевшего напротив. Его руки касались ее рук, когда он подносил ей блюда; порой он был уже не в силах сдерживать себя и поворачивал к себе ее голову, чтобы поцеловать в губы. Он поднял за нее бокал со сверкающим шампанским.

— За Каролину, — сказал он мягко, — за мою любимую, которая — само совершенство!

В ответ Каролина подняла свой бокал.

— За Вейна, — сказала она. — За того, кого я буду любить вечно.

В этот момент словно тень пробежала по его лицу, но затем он встал и увлек ее за собой на диван возле камина. Каролина села, опустив голову на подушку, и поглядела на него.

— Есть ли на свете другой такой, как ты, Вейн? — спросила она. — В первое же мгновение, когда я встретила тебя в лесу, я подумала, хотя была потрясена и подавлена, что ты — самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.

— Ты что, хочешь, чтобы я стал самоуверенным?

— Совершенно верно, — ответила Каролина. — Мне нравятся самоуверенные мужчины; они непременно натуры властные.

— Стало быть, ты хочешь, чтобы над тобою властвовали? — мягко заметил он.

— Только сильный мужчина способен на это, — ответила Каролина, глядя на него из-под длинных ресниц.

— А ты думаешь, у меня не хватит силы? — спросил он и неожиданно быстрым движением поставил ее на ноги и притянул к себе.

— Хотел бы я стать твоим властелином, милая Каролина, — произнес он. — Иногда мне кажется, что ты избалована: слишком тобою восхищаются, и слишком много мужчин рабски склоняются перед тобой. Я заставил бы тебя повиноваться. Я любил бы тебя, но при этом ты никогда бы не забывала, кому принадлежишь, кому должна быть верна.

— Думаешь, это может оказаться трудным делом? — поддразнила его Каролина.

— Я думаю, что еще никому не удавалось покорить тебя, — ответил он. — Ты — словно молодой конь, дикий и прекрасный, которого еще никто не смог приучить к седлу. Я покорил бы тебя, Каролина, — не страхом, а любовью, но при этом ты чувствовала бы мою силу.

Каролина перевела дыхание — его слова взволновали ее. Тут же она ощутила, с какой сокрушающей силой Вейн прижал ее к себе. Она знала, что его слова о силе — не пустая похвальба. Его губы были неистово-страстными; она чувствовала, как руки его гладят ее, и понимала, что будь он настойчивее, она бы с радостью уступила ему.

И все-таки он сдерживал себя, хотя в этот вечер бывали мгновения, когда их страсть разгоралась, словно пламя, и готова была полностью поглотить их. Но даже тогда Вейна не покидали охватившие его нежность и мягкость. Лишь сейчас Каролина осознала, как дорога ему: он не только желал ее как женщину, но и относился к ней бережно, с полным и абсолютным благоговением.

Наступил момент, когда Каролина поняла, что их золотой день подошел к концу, и они должны разойтись каждый в свою спальню. Они должны попрощаться и провести ночь в мучительных раздумьях о том, что принесет завтрашний день.

Она заранее решила, что сегодня вечером ничего не потребует у Вейна, а будет строго следовать его желаниям, чтобы этот день остался особенным — днем, украденным у вечности. Одно неуместное слово, и опять между ними начнутся ссоры, несущие с собой горечь. Каролина твердо решила, что подобным сценам не место до утра. У нее будет достаточно времени на споры, на то, чтобы сказать Вейну, что ему не нужно отказываться от нее. Но сегодня они расстанутся — раз уж должны расстаться — мирно.

Было очень поздно, и свечи почти догорели, когда они, наконец, оторвались друг от друга.

Вспоминая губы Вейна, что-то шепчущие рядом с ее губами, звук его голоса, его объятия, его руки, касающиеся ее тела, Каролина стояла в большой парадной спальне одна и знала: он от нее ушел.

Долго, очень долго она стояла посреди комнаты, все еще пылая восторгом, трепеща от волнения, вызванного его присутствием, зная, что веки ее отяжелели не от усталости, а от неутоленного желания.

Наконец, она прошла через комнату и, задув свечи, села у окна. В тишине уснувшего дома было слышно, как где-то далеко начали отбивать часы. Три часа ночи. Она не стала звать Марию — больше всего на свете ей хотелось сейчас побыть одной, чтобы еще раз пережить эти моменты, припомнить счастье прошедшего дня; чтобы ничей голос и ничье присутствие не рассеяли ощущение того, что Вейн по-прежнему с ней рядом.

Она любила Вейна; любовь переполняла ее, она вся трепетала; ей страстно хотелось протянуть к нему руки и повторять его имя. Каролина прижалась щекой к холодной каменной стене. Высоко в небе стояла луна; ее серебристый свет казался холодным и призрачным в сравнении с воспоминанием о горячем солнце и о дне, ушедшем навсегда.

Каролина закрыла глаза, пытаясь воскресить часы, проведенные среди сосен, и вспоминая, что они говорили друг другу.

«Неужели к концу это останется моим единственным воспоминанием? — спросила она себя в страстном порыве. — Неужели за все годы в моей жизни не будет ничего, кроме одного-единственного чудесного дня?»

Это была страшная мысль. Каролина встала, почувствовав, что продрогла. Холод заставил ее осознать, что она, должно быть, просидела немало времени. Она уже отвернулась от окна, как вдруг что-то привлекло ее внимание.

В парке она заметила какое-то движение. Она была уверена: что-то двигалось в тени деревьев, как раз на границе с лужайкой. Каролина посмотрела опять. Да, она не ошиблась. Там кто-то был! Наблюдая за тенью, Каролина не могла понять, человек это или животное; у нее сильно забилось сердце. Неужели это то самое, чего она ожидала? Та самая опасность, угрожающая Вейну, которую она давно предчувствовала?

Кто-то двигался к дому; вслед за тем она разглядела, что это не один, а два человека. Темные фигуры, неясные из-за того, что ни на секунду не попадали в свет луны, приобрели гротескные и искаженные очертания. Каролина наклонилась вперед, напряженно вглядываясь. Там, где кончались деревья, люди, кто бы они ни были, остановились.

Раздались звуки — щелчок и очень тихий скрип, но Каролина их услышала. Звуки доносились снизу. Теперь, встав коленями на сиденье, она стала смотреть вниз, пытаясь выяснить, что же такое она услышала.

В нескольких футах ниже открывалось окно. Наблюдая, как его распахнула чья-то невидимая рука, она вспомнила, что внизу расположена библиотека. Парадная спальня, в которой она спала, и библиотека были пристроены к основному зданию довольно-таки недавно. Пристройка несколько неуклюже выступала вперед, и Каролине было видно, как люди, притаившиеся среди деревьев, быстро перебежали через лужайку туда, где тень от дома скрывала их от лунного света.

Им нужно было преодолеть совсем небольшое расстояние, но Каролина увидела их очень ясно и замерла от страха, осознав, что малейшее движение может привлечь их внимание.

Первым шел Джервас Уорлингем. Его легко было узнать по росту и широким плечам, хотя его лицо скрывалось под низко надвинутой шляпой. За ним следовал другой человек. Сначала Каролине показалось, будто у него на плечах мешок. Но когда они приблизились, Каролина разглядела, что человек нес не мешок, а тело.

Они очутились в тени дома и, быстро двигаясь вдоль стены, подошли к фасаду, где их ждало открытое окно.

Каролина не могла наклониться очень сильно, опасаясь привлечь их внимание, но ей было видно, как мистер Уорлингем влез в окно, как ему передали тело; затем Джервас Уорлингем выпрыгнул обратно, и окно закрылось. Послышался щелчок — его явно заперли, — и с невероятной быстротой два человека, стараясь держаться в тени, обогнули дом, пересекли лужайку и скрылись в темноте среди деревьев.

Каролина поняла, что, должно быть, долго сдерживала дыхание, потому что теперь задыхалась. Она встала и, движимая внезапно возникшей мыслью, быстро направилась к двери. Спальня Каролины, как и библиотека внизу, соединялась со старой частью здания узким проходом, выходящим в основной коридор. В конце прохода стоял высокий комод. Двигаясь в темноте, Каролина встала под его прикрытие, но так, чтобы видеть верхнюю часть парадной лестницы и любого, кто будет подниматься или спускаться по ней.

Она пробыла в укрытии не более нескольких секунд, когда услышала шорох — кто-то шел наверх. Только две оплывших свечи освещали лестничную площадку, но и при этом свете Каролина увидела того, кого и ожидала увидеть. Хестер Миллер!

Женщина шла на цыпочках. Было что-то змеиное в том, как она, крадучись, продвигалась вперед. Она ссутулилась, как будто, согнувшись, смогла бы остаться неузнанной. Она поднялась наверх, повернулась и торопливо пошла по коридору в сторону своей комнаты.

Каролина выждала несколько минут. Когда же она, наконец, удостоверилась, что миссис Миллер не возвращается, то вышла из укрытия и быстро спустилась вниз по лестнице. Только в холле она осознала, что вся дрожит, и сердце в груди бьется так сильно, что трудно дышать.

Она не останавливалась, пока не оказалась у дверей в библиотеку. Только тогда страх заставил ее заколебаться. Поворачивая ручку двери, она чувствовала, как дрожит рука. Очень медленно она открыла дверь.

Хотя в комнате было темно, но огонь горел по-прежнему, и при свете мерцающего пламени все было хорошо видно. Каролина всегда ненавидела эту комнату, а теперь у нее возникло ощущение, что где-то рядом притаилось зло, и она с усилием заставила себя перешагнуть порог.

Каролина уже предчувствовала, что обнаружит, но увиденное было гораздо ужаснее всего, что она себе представляла. Возле письменного стола лорда Брикона лежало тело мальчика. Подойдя ближе, Каролина моментально узнала его.

Это был остролицый ливрейный грум Джерваса Уорлингема, который ударил лошадь, и которого только сегодня утром Вейн обещал выпороть. Он лежал на полу лицом вниз. Куртки на нем не было, а рубашка на спине, разодранная в клочья, пропиталась кровью. Кожа была содрана и кровоточила; на ней виднелось множество пересекающихся рубцов от ударов кнута. Тут же на полу рядом с мальчиком, она увидела кнут для верховой езды. Ошибиться было невозможно. Этот кнут Вейн всегда брал е собой, и он был красным от крови.

Но и это было еще не все. Вокруг мальчика лежало четыре маленьких тельца, одно — рядом с его распростертой рукой.

Они лежали с подогнутыми лапками, переломанными крыльями: клетка, в которой только недавно щебетали и порхали попугайчики, стояла открытая и пустая.

ГЛАВА 14

Несколько мгновений Каролина была не в силах шевельнуться. Ее словно парализовало, она могла только стоять и смотреть; казалось, даже сердце перестало биться.

Внезапно она очнулась и, повернувшись, быстро, насколько позволяли ноги и путающиеся полы халата, выбежала из комнаты, закрыла за собой дверь библиотеки и поспешила по проходу. Только когда она дошла до лестницы и начала подниматься, вначале быстро, а затем медленнее, мозг ее вновь взял верх над смятенными чувствами; к тому времени, как Каролина поднялась наверх, она дышала спокойнее, и кровь стала возвращаться на побелевшие щеки.

Она сурово сказала себе, что сейчас не до женских истерик. Она ведь ожидала, что произойдет нечто ужасное, и теперь, когда это случилось, нужно собраться с силами, чтобы справиться с испытанием. Лишь на мгновение ей стало дурно при мысли о неподвижном теле с кровавыми рубцами на спине и о попугайчиках, еще несколько часов назад жизнерадостно щебетавших, а теперь безжизненно лежавших на ковре.

Сжав кулаки и вонзая ногти в ладони в отчаянных попытках обрести самообладание, Каролина заставила себя думать, и думать четко. Она быстро дошла до комнаты Вейна. Подойдя к двери, она остановилась, а затем тихо постучала, опасаясь, что ее может услышать кто-нибудь еще.

Ответа не последовало. Не желая стучать еще раз, Каролина нажала на ручку двери и вошла. Зажженные свечи стояли в дальнем конце комнаты на бюро, за которым в кресле с высокой спинкой сидел Вейн. В молчании Каролина прошла к нему. Подойдя, она увидела, что он спит. Он снял фрак, но по-прежнему был в устричного цвета жилете поверх накрахмаленной рубашки с жабо. Перед ним лежало недописанное письмо, перо выпало из руки на пол.

Должно быть, решила Каролина, он заснул от усталости. Напряжение и усталость последних двух дней сказались даже на этом сильном человеке. Несколько мгновений она не будила его, а стояла, глядя на его лицо при свете свечей.

Он выглядел таким молодым. Пожалуй, впервые Каролина увидела на его лице выражение ничем не потревоженного покоя. Уголки рта приподнялись вверх, словно он вот-вот улыбнется; было что-то детское и беззащитное в закрытых глазах и в том, как он прижался щекой к мягкому бархату кресла.

Каролина ощутила непреодолимое желание обнять его, крепко прижать к груди и укрыть от всего мира. В этот миг в ней проснулось чувство материнства, тот ошеломляющий прилив нежности, который приходит к каждой женщине с рождением ребенка. Но она тотчас решительно подавила свои чувства и заставила себя думать только о том, что дорога каждая минута.

— Вейн! — мягко позвала она, и опять: — Вейн!

Он пошевелился, глаза его открылись и взглянули в ее глаза.

— Каролина, любимая моя, — пробормотал он тихо, словно и ожидал ее увидеть, словно она — всего лишь дивный сон. В следующее мгновение он окончательно проснулся.

— Что случилось? — спросил он. — Почему ты здесь? Каролина взяла его руки в свои.

— Слушай, Вейн, — проговорила она и тихим, лишь слегка дрожащим голосом рассказала, что видела внизу.

Когда она закончила, он встал на ноги.

— Пойду, посмотрю, — произнес он. — Ты оставайся здесь.

— Не дотрагивайся до него, — предупредила она. — И обещай, что не предпримешь никаких действий, пока не поговоришь со мной. Мне кажется, я знаю, что нам делать; но торопись, Вейн, иди скорее — нельзя терять ни минуты.

Он подчинился. Каролина встала в дверях спальни, наблюдая, как он спускается по парадной лестнице, и, прижав руку к сердцу, ждала его возвращения. Когда, спустя несколько минут Вейн вернулся в комнату, Каролине показалось, что он мгновенно постарел. Лицо его помрачнело; и было в нем что-то еще — выражение отчаяния, точно он смирился с неизбежным и перестал бороться.

— Все, как ты сказала, — понуро заметил он и, невзирая на то, что она стояла, не извинившись, бросился в одно из кресел возле камина с умирающим огнем.

— Что будем делать? — спросила Каролина почти шепотом.

— Ничего, — ответил он. — Если, как ты говоришь, здесь замешана Хестер Миллер, она, конечно, подождет, пока служанки зайдут в библиотеку раздвинуть шторы на окнах и обнаружат труп. Тогда они с криками бросятся к миссис Миллер, и она, пораженная и потрясенная, пошлет за деревенским констеблем.

— Да, да, это все понятно, — нетерпеливо отозвалась Каролина, — но какие шаги предпринять нам, чтобы расстроить их планы?

— Шаги? Какие шаги мы может предпринять? — спросил лорд Брикон. — Нет такого места, где труп можно было бы спрятать так, чтобы его не нашли. Не сомневайся: Джервас позаботится, чтобы мальчика начали разыскивать. Тут все продумано. Признаю, ты была права насчет Джерваса, если это может доставить тебе удовлетворение.

Каролина потерла руками лоб.

— Вот что, — проговорила она. — Дядя Френсис в Ноуле. Ты сам мне вчера сказал. Я пошлю за ним.

— Без сомнения, он приедет в должное время, чтобы арестовать меня, — сказал лорд Брикон, и губы его искривились в усмешке.

— Мы должны всеми силами постараться избежать этого. Во всяком случае, до тех пор, пока у нас не будет какого-нибудь доказательства, что ты не причастен к этому преступлению. Вероятно, ты был со мной, когда убили этого несчастного.

— Ты моя жена, — прервал ее лорд Брикон, — и любому твоему показанию в мою пользу мало кто поверит.

— Да, конечно, я знаю, — кивнула Каролина, — но могут найтись и другие свидетели.

— Где же это они могут найтись?

— Как раз вчера вечером я послала весточку верному человеку, — пояснила Каролина. — Вейн, сейчас некогда рассказывать, кто это. Тебе нужно немедленно уехать.

— Сбежать? Зачем?

В голосе лорда Брикона звучало презрение. Заглянув ему в глаза, Каролина с невнятным восклицанием опустилась на колени возле его кресла и обняла его.

— Вейн, любимый, послушай, — заговорила она, — сейчас ты должен довериться мне, даже если не доверял раньше. Я глубоко убеждена, что мы сумеем выбраться из этой ужасной западни, что мы спасем твое имя и освободим тебя от опасности в будущем, но я не могу убедить тебя словами, потому что моя уверенность основана на вере в то, что Господь милостив. Любимый, доверься мне, потому что я тебя люблю; сделай то, что я прошу. Пожалуйста, Вейн! Прошу тебя, Вейн!

— И что же я должен сделать? — спросил лорд Брикон. Теперь его голос звучал спокойнее и взгляд как будто стал не таким жестким.

— Я хочу, чтобы ты взял самого быстрого коня и немедленно ехал в Мандрейк, — ответила Каролина. — Одновременно мы пошлем грума к дяде Френсису и попросим его приехать сюда как можно скорее. В Англии по-прежнему можно найти справедливость, Вейн. Я не верю, что повесят невинного.

— Ты думаешь, что, скрывшись, я тем самым докажу свою невиновность? — спросил лорд Брикон.

— Все не так, — возразила Каролина. — Я расскажу дяде Френсису, где ты. Просто я не хочу, чтобы ты действовал именно так, как задумали Джервас и миссис Миллер. Они знают, что ты здесь, и, как ты сам только что сказал, утром, когда обнаружат тело, будут готовы послать за констеблем. Давай расстроим их планы единственным возможным для нас способом. Если ты исчезнешь или — если тебе так больше нравится, — если ты уедешь из замка, это даст нам время подумать, порасспрашивать, выяснить, не сможет ли мой друг — тот, кому я послала весточку сегодня вечером — предложить иной рассказ, отличающийся от того, что подготовили Джервас и его шайка головорезов.

Лорд Брикон нахмурился.

— Я понял тебя, Каролина, но ни один порядочный человек не покинет жену, когда произошло столь грязное и отвратительное преступление.

Каролина коротко рассмеялась, но была на грани слез.

— О, Вейн, неужели в такое время мы будем думать о правилах приличия? Мой любимый, мой самый дорогой, с первой же встречи у нас с тобой все было не так, как принято! Мне совершенно безразлично, как ты себя ведешь, лишь бы ты помнил, что я тебя люблю.

— Ты и вправду все еще любишь меня? — спросил лорд Брикон. — Я не принес тебе ничего, кроме несчастья и ужаса, с первого момента нашей встречи.

Каролина глубоко вздохнула.

— Сказать тебе, о чем я думала несколько минут назад, когда ты был внизу?

— Скажи.

— Я думала, что, если ты оставишь меня, как грозился сделать, мне больше незачем жить, — ведь без тебя, Вейн, жизнь для меня ничего не значит.

В ответ он притянул ее к себе и прижался щекой к ее щеке.

— О, Каролина, — вымолвил он, — я недостоин тебя.

— Я хотела сказать еще вот что, — продолжала Каролина. — Если обстоятельства окажутся сильнее и тебя действительно признают виновным в этом ужасном преступлении, которого, как мы с тобой знаем, ты не совершал, тогда мы вместе уедем в Европу. Это легко сделать, если ты будешь в Мандрейке. В прошлом бесчисленное количество лодок оттуда тайно пересекали Ла-Манш. С какой стати тебе умирать на радость Джервасу? И почему я должна утратить всякое желание жить из-за грязных махинаций убийцы? Мы вместе будем жить далеко отсюда, и меня не испугают никакие трудности, пока ты со мной.

Какое-то мгновение лорд Брикон не мог говорить, в глазах его стояли слезы. Очень нежно он привлек ее к себе и, наконец, вымолвил:

— Каролина, ты заставила меня устыдиться. Могу только сказать, что ни один мужчина не достоин тебя.

Он встал на ноги, поднял ее с колен и прижал к своей груди; его глаза устремились вдаль, словно он заглядывал в будущее, словно раздумывал, откроются ли для них обоих врата Рая.

Первой шевельнулась Каролина.

— Вейн, у нас мало времени, — напомнила она. — Ты должен уехать, прежде чем встанут служанки.

— Я не могу этого сделать, Каролина.

— Но ты должен, Вейн, должен! — почти сердито ответила она. — Ты сказал, что любишь меня, и знаешь, что я тебя люблю. Пожалуйста, доверься мне в этом!

— И куда я отправлюсь? — спросил он. — Я не могу болтаться по стране, преследуемый полицией, — беглецом, который не желает предстать перед лицом правосудия.

— Ну конечно нет, — ответила Каролина. — Да разве я могла просить тебя об этом! Все, чего я хочу, — это чтобы ты немедленно отправился в Мандрейк. Когда доберешься туда, спроси Ньюмана, камердинера моего деда. Он старик, но знает все потайные места в Мандрейке и, если понадобится, может укрыть сотню беглецов так, что никто их не найдет.

— А дальше что?

— Я пришлю тебе весточку, как только смогу, — ответила Каролина. — У нас лишь два пути: или с тебя снимут обвинение, или мы вместе уедем в Европу.

— Каролина, что я могу сказать? — воскликнул лорд Брикон.

Он долго смотрел ей в глаза, затем внезапно опустился на одно колено и поцеловал край ее платья.

— Я сделаю так, как ты хочешь, — сказал он. — Не потому, что считаю, будто ты права, дорогая, любовь моя, а потому, что знаю: ты самая храбрая и самая замечательная женщина в целом свете.

Когда он поднялся, Каролина обняла его за шею. Долгое мгновение они стояли так, чувствуя, что стали ближе и понимают друг друга, как никогда прежде. Затем Каролина отошла к камину и потянула шнур звонка, висевший рядом.

— Ты доверяешь своему камердинеру? — спросила она. Лорд Брикон подумал.

— Он у меня не очень давно. Было бы лучше послать за Бейтсоном — он служил здесь еще до того, как я появился на свет.

Если камердинер и удивился, обнаружив, что его милость и ее милость беседуют в такой час, он ничем не показал этого.

— Передай Бейтсону, чтобы он пришел ко мне, — сказал лорд Брикон, — и можешь ложиться спать. Ты мне больше не понадобишься.

— Благодарю вас, милорд.

Слуга тихо удалился. Несколько минут спустя появился Бейтсон. Хотя он одевался в спешке, но заметно этого не было. Тихо постучав, он вошел и почтительно ждал приказаний его милости.

— Бейтсон, войди и закрой дверь, — сказал лорд Брикон.

Когда дворецкий сделал это, лорд Брикон сказал:

— Бейтсон, я попал в беду. Старый слуга перевел дыхание.

— В какую беду, милорд?

— Наихудшую, — ответил лорд Брикон. — Бейтсон, ты служил здесь еще у моего отца. Кто-то сегодня принес в библиотеку труп мальчика, запоротого до смерти. Рядом валяется мой кнут для верховой езды.

Лицо дворецкого свело судорогой.

— Мастер22 Вейн! — ахнул он. — Да как же это может быть?

— Я сам себя спрашиваю об этом, — ответил лорд Брикон. — Пока у нас нет иного объяснения, кроме того, что ее милость, выглянув из окна своей спальни, видела, как двое мужчин втащили тело в библиотеку через окно, открытое кем-то в доме.

— Значит, милорд, вас не могут обвинить в этом? — воскликнул Бейтсон.

— Трудно доказать, что это не я, Бейтсон. Ведь, кроме того, что сразу припомнятся разговоры, ходившие, когда умер мой отец, и ты, и другие слышали, как я сегодня утром угрожал этому мальчишке, когда он ударил лошадь мистера Уорлингема.

— Ох, милорд, милорд! — проговорил дворецкий. Лорд Брикон посмотрел на него и тихо сказал:

— Бейтсон, я не убивал мальчика. Ты мне веришь? Каролине показалось, что глаза старика внезапно засияли.

— Я верю вам, мастер Вейн, вы всегда были правдивы. Но есть, кто может вам и не поверить, вы, милорд, сами знаете.

— Совершенно верно, — кивнул лорд Брикон. — Вот почему, Бейтсон, ее милость убедила меня уехать сегодня ночью, пока не началось расследование. Я считаю это неправильным; я считаю, что должен оставаться здесь, но ее милость настаивает.

— Милорд, я уверен, что ее милость права. Понадобится время, чтобы во всем разобраться, и лучше, чтобы вашей милости здесь не было.

— Мы должны торопиться, — вмешалась Каролина, охваченная нетерпением. — Бейтсон, его милости нужна лошадь, самая быстрая, и еще я хочу, чтобы грум немедленно отправился в Ноул с письмом для милорда Милборна. Вы проследите за этим? Мы знаем, что на вас можно положиться.

— Можете положиться на меня, миледи, — подтвердил Бейтсон. — И на конюшне найдется двое таких, которым можно доверять; я за них ручаюсь. Вам лучше переодеться, милорд. Лошадь будет ждать вас минут через пять-десять.

Он пошел к двери. Дойдя до нее, он обернулся; морщинистое лицо подрагивало от волнения, глаза и губы старались удержать слезы, которые, казалось, вот-вот вырвутся наружу.

— Не тревожьтесь — мы спасем вас, мастер Вейн. Дверь за ним закрылась, и Каролина посмотрела на лорда Брикона.

— Он тоже любит тебя, Вейн.

Лорд Брикон не ответил, но она поняла, что его глубоко тронула преданность старика.

— Пока ты переодеваешься, я пойду к себе и напишу письма Ньюману и дяде Френсису. Торопись, Вейн.

В ответ он взял ее руку и поднес к губам. Это был не обычный поцелуй. Она задрожала, почувствовав на своих пальцах касание его губ, и была готова броситься в его объятия, но с трудом подавила свое желание и отвернулась, чтобы не задерживать его.

Она написала письма и как раз запечатывала послание к лорду Милборну, когда дверь спальни отворилась, и на пороге появился Вейн. Он переоделся в костюм для верховой езды. На нем был габардиновый сюртук стального цвета; начищенные сапоги блестели при свете огня в камине. Ей вдруг показалось ужасным, что он одет элегантно и безукоризненно в тот самый момент, когда должен тайком выскользнуть из собственного дома, словно он и впрямь преступник, каким его хотел представить кузен.

Но времени на фантазии не было. Каролина встала и подошла к нему, чтобы отдать письмо для Ньюмана. Он положил его в карман сюртука.

— Постарайся, если сможешь, больше ни с кем в Мандрейке не разговаривать, — посоветовала она. — Чем меньше любопытства ты вызовешь, тем лучше. Лучше всего подъехать не к парадной двери, а в конюшенный двор.

— Понимаю, — сказал он и посмотрел ей прямо в глаза.

— Храни тебя Господь, Вейн, любовь моя, — сказала она, и голос ее дрогнул.

В ответ он притянул ее к себе; на долгое, долгое мгновение его губы приникли к ее губам, а затем в молчании они спустились по лестнице, шагая рядом. В холле было темно, только у дверей горела одна свеча. Она явно была только что зажжена, и Каролина было забеспокоилась, пока с облегчением не увидела, что Бейтсон выступил из тени, где, должно быть, ожидал их.

— Я слышу, как ведут лошадей, милорд, — сказал он. Действительно, как только он открыл двери, послышался стук копыт по гравию.

Каролина выглянула и увидела лошадей. На одной ехал грум, а другую — великолепного вороного жеребца — тянул, почти повиснув на нем, паренек из конюшни. Конь пританцовывал и упирался, словно ему не терпелось умчаться.

Начинало светать. Скоро должно было взойти солнце. Было достаточно светло, чтобы разглядеть лица друг друга. Лорд Брикон повернулся к Каролине. Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза, чувствуя невыразимое отчаяние при мысли о расставании, о том, как много еще осталось невысказанным, и как мало говорили они о любви.

Затем, не коснувшись ее, не сказав ни слова, лорд Брикон сбежал по ступеням и сел на вороного жеребца. Конь попятился, а затем внезапно присмирел, будто понял, что на нем — хозяин.

Лорд Брикон приподнял шляпу, повернул коня и поскакал прочь по подъездной аллее. В тени дубов он почти сразу пропал из виду.

Каролина вспомнила, что держит в руках письмо для лорда Милборна. Она отдала его груму.

— Скачите, как можно быстрее, — сказала она. — Как я поняла, Ноул недалеко отсюда?

— Ежели ехать через поля, тут всего четыре мили, миледи.

— Прекрасно! Значит, это не должно занять у вас много времени. Когда приедете, требуйте, чтобы мое письмо немедленно передали главному судье. Скажите, что это чрезвычайно важно, и не слушайте никаких отказов.

Грум поклонился и повернул коня к воротам, ведущим в парк. Каролина стояла и смотрела, пока он не скрылся из виду.

— Идемте в дом, миледи, — прошептал Бейтсон, и она, вздрогнув, взглянула на него.

— Они уехали, Бейтсон, — сказала она растерянно.

— Да, миледи, и теперь нам лишь остается ждать до утра.

— Я пойду к себе. Если кто-нибудь в доме будет спрашивать о его милости, лучше всего сказать, что его вызвали по срочному делу. Неважно, что вы придумаете, так как, когда прибудет лорд Милборн, я скажу ему правду.

— Очень хорошо, миледи, — ответил Бейтсон. — А тело в библиотеке? Вы не хотите, чтобы я убрал его?

— Нет, нет, ни в коем случае. И велите никому до него не дотрагиваться. Я хочу, чтобы главный судья видел все так, как есть.

— Очень хорошо, миледи, — опять повторил Бейтсон, после чего Каролина медленно, словно ноги ее налились свинцом, поднялась по лестнице.

Когда она дошла до своей спальни, ее сотрясала дрожь. Не раздеваясь, она забралась под одеяло, чтобы согреться. Казалось, сон невозможен, но позже Каролине почудилось, будто Вейн обнимает ее, губы его касаются ее губ, — стало быть, она задремала. Но даже во сне, по мере того как тянулись часы, она думала о том, что находилось внизу, под ее комнатой, о Джервасе Уорлингеме и миссис Миллер, об их заговоре и грязных замыслах. Возможно, каким-нибудь чудом ей удастся предъявить доказательства их преступления.

Ровно в семь Каролина вызвала Марию. Когда та появилась, по выражению лица и необычайной бледности щек горничной Каролина сразу догадалась, что в библиотеке уже побывали слуги.

Какое-то мгновение Мария, казалось, хотела скрыть от хозяйки новости, но когда Каролина начала настойчиво спрашивать, горничная сообщила, что увидела одна из служанок, и какой тут поднялся переполох.

— Девушка, что нашла беднягу, до сих пор в истерике — кричит, хохочет, рыдает, и ничего с ней не могут поделать. Миссис Тимминз упала замертво, и минут пять ее пришлось приводить в чувство! Спокойно держится только мистер Бейтсон. Он говорит, что ничего нельзя делать, пока не узнает ваша милость, потому что его милость в отъезде.

— Лорду Брикону пришлось уехать по важному делу, — подтвердила Каролина.

— Вот и мистер Бейтсон так говорил, миледи. Я, конечно, ничего не сказала, но что же нам теперь делать?

Мысленно Каролина одернула себя.

— Дел много, Мария, — отозвалась она. — Одень меня как можно быстрее и сразу после этого беги со всех ног к повозке и узнай, не видели ли они чего-нибудь ночью.

— Ох, миледи, дай Бог, чтоб видели! — воскликнула Мария. — Ведь иначе мы и впрямь пропали!

— Ты твердо уверена, что они поняли мою просьбу? — спросила Каролина.

— Ошибиться никак нельзя, — заверила ее Мария. — Я говорила с Гидеоном и его отцом. Мистер Хакетт человек вежливый, это точно. Они обещали стараться изо всех сил.

Каролина вздохнула.

— Мы ничего не узнаем, пока ты не сходишь туда, Мария. Ну а теперь, неси скорее платье.

Туалет занял мало времени. Пока Мария ее причесывала, Каролина заставила себя пить шоколад, зная, что ей важно сохранять спокойствие и не волноваться, какой бы заразительной ни оказалась охватившая всех истерия.

Она только закончила одеваться, как раздался громкий стук в дверь. Мария пересекла комнату, но не успела еще подойти к двери, как она отворилась, и на пороге появилась миссис Миллер. Увидев, что Каролина уже одета, женщина широко раскрыла глаза от удивления.

— Я не знала, что вас уже разбудили, мадам, — заметила она, — и пришла сообщить вам ужасающее известие.

— Мне уже известно то, о чем вы пришли рассказать, миссис Миллер, — холодно сказала Каролина. — Я буду вам признательна, если вы немедленно вернетесь в свою комнату и останетесь там. Если главный судья, когда он сюда прибудет, захочет поговорить с вами, вам об этом сообщат.

— Главный судья? — переспросила женщина.

— Да, милорд Милборн. Я попросила его милость приехать как можно быстрее, — ответила Каролина. — А теперь, миссис Миллер, будьте добры отправиться к себе.

В этот момент женщина была настолько ошеломлена, что не знала, что и сказать. Она вышла из комнаты, и Мария закрыла за ней дверь. Горничная уже была готова заговорить, но Каролина быстро сказала:

— А теперь, Мария, сейчас же беги к повозке. Передай Бейтсону, чтобы он немедленно дал мне знать, как только прибудет лорд Милборн. Я хочу поговорить с ним первой.

— Хорошо, миледи, — кивнула Мария.

Однако, несмотря на такое распоряжение, ждать в спальне Каролина не смогла. По мере того, как нетерпение ее возрастало, Каролина вышла сначала на лестничную площадку, затем в холл и, наконец, на ступени перед входом и глядела на длинную подъездную аллею в надежде, что мелькнет синяя с серебром карета лорда Милборна. Ей не пришлось долго ждать.

Было восемь часов, когда вдалеке показались лошади и форейторы; несколько минут спустя к дому торжественно подкатила карета. Лакей спрыгнул, чтобы открыть дверцу, и в тот момент, когда лорд Милборн спустился на землю, Каролина сбежала к нему по ступеням с распростертыми объятиями.

— О, дядя Френсис! Слава Богу, вы приехали! — воскликнула она. — Я еще никогда никому так не радовалась!

— Я приехал так быстро, как только смог, дорогая, — сказал он. — Каролина, ты что, действительно в серьезной беде? Твое письмо меня встревожило.

— Серьезнее и быть не может, дядя Френсис, — ответила Каролина. — Пойдемте в дом. Я должна поговорить с вами наедине.

Она отвела его в гостиную и поведала сперва о событиях ночи, а затем начала рассказывать обо всем по порядку: о встрече с Вейном, о том, как попала в замок, о своей любви.

О том, что его милости нужно позавтракать, вспомнил Бейтсон. Не успела она рассказать и половины, как он вошел в комнату, неся поднос с едой и напитками, и поставил его на столе у окна.

Каролина была недовольна тем, что ее прервали на середине рассказа, но лорд Милборн, поглядев на ее бледное лицо и темные круги под глазами, сказал:

— Дитя мое, я настаиваю, чтобы ты позавтракала со мной. Я знаю, то, что ты мне рассказываешь, — необычайно важно, но если ты свалишься из-за недостатка сил, никто от этого не выиграет.

— Да, дядя Френсис, — послушно сказала Каролина, тут же встала на ноги и начала беспокойно ходить из угла в угол, пока, наконец, Бейтсон и лакеи не удалились, и они вновь не остались одни.

Лорд Милборн уселся за стол и налил себе кофе.

— Продолжай, Каролина, — тихо сказал он. — Ты остановилась на том, что вышла замуж за этого молодого человека, с которым была знакома всего лишь несколько недель.

— Дядя Френсис, — произнесла Каролина, — когда быстро рассказываешь, это звучит странно, но я люблю его. Я полюбила его с первой минуты нашей встречи. Можете ли вы понять, что иногда любовь приходит и так? Она растет не медленно и постепенно, а возникает сразу — чувство такое сильное, такое ошеломляющее, словно существовало всегда, от начала времен.

— Продолжай, Каролина, — сказал лорд Милборн. — Я не такой уж бесчувственный, как может показаться.

— Итак, мы обвенчались, — начала Каролина, — но… но Вейн не сделал меня своей женой.

Она помолчала. Память о той ночи все еще отзывалась в ней болью. Потом она рассказала, как лорд Брикон раскрыл перед ней тайну замка. Она, не колеблясь, поведала об этом лорду Милборну, ибо чувствовала: не объяснив, что именно Вейн так долго держал в секрете, она никогда не сможет заставить его понять, насколько ужасно и страшно предположение, будто Вейн может оказаться убийцей, как и его отец.

Когда она повторила лорду Милборну то, что Вейн рассказал ей о смерти отца, он воскликнул:

— Ну конечно! Теперь вспомнил! В то время ходило много разговоров. Я пытался припомнить, что-нибудь о его отце, когда встретил твоего будущего мужа на расследовании убийства Розенберга, но не смог! Теперь, конечно, все вспомнилось! Да, в смерти покойного лорда Брикона и в тех смертях, что ей предшествовали, было что-то явно загадочное. Рассказ Каролины быстро близился к концу. Она рассказала, как Джервас Уорлингем пытался ее шантажировать, о своих подозрениях, что миссис Миллер с ним заодно, о разговоре, который она подслушала ночью возле храма, о жестоком обращении ливрейного грума с лошадью, о своей догадке, что Джервас Уорлингем ловко использовал гнев Вейна в своих целях, и, наконец, о том, что она видела прошлой ночью из окна своей спальни.

— Это был Джервас Уорлингем — я видела его совершенно ясно при свете луны, — продолжала Каролина. — Я не могла ошибиться, хотя он надвинул шляпу на глаза. На нем был зеленый сюртук; припоминаю, что этот же сюртук был на нем, когда я впервые увидела его в «Собаке и утке». Дядя Френсис, вы верите мне, правда?

Она с тревогой посмотрела на лорда Милборна.

— Я верю тебе, Каролина, — ответил он. — Я верю каждому сказанному тобою слову, потому что убежден: ты говоришь правду. Но, дорогая моя, доказать, что твой муж невиновен, будет нелегко.

— Я знаю, дядя Френсис. Но вы ведь нам поможете, верно? Пожалуйста, обещайте, что поможете!

— Неужели я должен давать такое обещание? — спросил лорд Милборн, и Каролина покачала головой.

— Я знаю, что могу на вас положиться. Мы должны спасти Вейна, ведь я так его люблю.

— А если не удастся? — спросил лорд Милборн. Каролина горделиво вскинула голову и ответила:

— Тогда я уеду с ним вместе. Если я буду с Вейном, для меня это не будет изгнанием.

Лорд Милборн улыбнулся, а Каролине почудилось, что в глазах его появилась грусть.

— И я любил так когда-то, — тихо проговорил он. — Было это очень давно, но я не совсем забыл, что при этом чувствуешь. Заканчивай свой завтрак, Каролина, потому что тебе, дорогая моя, понадобится вся твоя сила.

Хотя Каролине показалось, что каждый кусок встает ей поперек горла, она попыталась есть, как было велено. Она пила кофе, когда отворилась дверь, и в комнату вошел Бейтсон.

— Милорд, пришел мистер Джервас Уорлингем. Лорд Милборн поднял брови.

— Мистер Уорлингем? А я думал, что он покинул замок.

— Да, милорд, но он появился здесь с констеблем и двумя сыщиками с Боу-стрит23.

— Вот как?

— Они хотят поговорить с вашей милостью, когда вам будет удобно.

— Попросите их подождать в холле, — сказал лорд Милборн и посмотрел на Каролину.

— Сыщики с Боу-стрит?

— Дядя Френсис, у него просто не было времени привезти их из Лондона. С чем же явились они?

— Еще одна тайна, — произнес лорд Милборн. — Ну, а теперь, Каролина, если ты закончила, я предлагаю пойти в холл и начать расследование этого странного дела. Но сначала я зайду в библиотеку.

Он вышел из гостиной и, не обращая внимания на группу людей, стоявших в дальнем конце холла, повернул направо и прошел по коридору, ведущему в библиотеку. Каролина пошла с ним, но, когда он вошел в комнату, осталась ждать в коридоре. Когда лорд Милборн вновь вышел к ней, лицо его было мрачным.

— Куда Брикон положил кнут, когда вернулся вчера с прогулки верхом? — спросил он.

— Он отдал его Бейтсону вместе со шляпой и перчатками, — ответила Каролина. — Но, дядя Френсис, кнут обычно висит в гардеробной возле входной двери. Каждый может легко взять его — особенно тот, кто здесь живет.

Лорд Милборн кивнул и пошел обратно в холл. Он торжественно уселся в кресло с высокой спинкой, которое Бейтсон велел поставить для него, так же, как и дубовый стол перед креслом. Расположен он был очень удачно: сам лорд Милборн сидел спиной к окну, тогда как свет полностью освещал лица тех, с кем он беседовал.

Джервас Уорлингем стоял, небрежно опираясь на стул, обтянутый гобеленовой тканью. Рядом с ним находились два человека, и Каролина мгновенно узнала в них сыщиков с Боу-стрит по ярко-красным жилетам, за которые их прозвали «красногрудыми». Оба полицейских были хмурыми и жилистыми и производили впечатление спокойной силы, характерной для всех людей этой профессии.

Возле них топтался краснолицый деревенский констебль, явно чувствуя себя неудобно и неловко, и вытирал пот со лба. Тут же был кучер Уорлингема, Джексон. У парадной двери стояло несколько лакеев; Бейтсон, который держался с полным достоинством и вел себя так, словно не происходило ничего необычного, находился неподалеку. Каролина с беспокойством думала, вернулась ли Мария. Она испытала огромное облегчение, когда увидела, что по коридору, ведущему в заднюю часть дома, идет лакей, за которым следуют Гидеон и мужчина, которого она никогда не видела, но которого сразу узнала как мистера Хакетта, благодаря его сходству с сыном.

Они выглядели несколько оробевшими от великолепия, в котором очутились, но когда Гидеон увидел Каролину, он ей улыбнулся. Жизнерадостное выражение его лица, блеск глаз мгновенно пробудили в Каролине надежду.

— Кто эти люди? — спросил лорд Милборн.

— Это мои друзья из цирка, дядя Френсис, — быстро сказала Каролина. — Вспомните, я вам о них говорила.

Лорд Милборн кивнул. Затем он взглянул на Джерваса Уорлингема.

— Вы желали поговорить со мной, мистер Уорлингем? Это касается тела, найденного сегодня утром в этом доме?

Медленно и в то же время с какой-то трудно описуемой наглостью Джервас Уорлингем выпрямился.

— Да, милорд.

— И как вы узнали об этом? — спросил лорд Милборн.

— Меня не удивляет то, что ваша милость задает мне такой вопрос, — тихо и сдержанно ответил мистер Уорлингем, — поскольку я покинул замок. Однако случилось так, что я провел ночь здесь, в деревне, у своего знакомого, некоего мистера Фейкена. Я намеревался утром отправиться в Лондон, но был разбужен в чрезвычайно ранний час двумя этими полицейскими, которые желали меня видеть по личному делу. Я разговаривал с ними, когда мой кучер Джексон, которого вы здесь видите, прибежал сообщить, что ливрейный грум, которого я вчера уволил по настоянию моего кузена за грубое обращение с одной из лошадей, исчез, и что глубокой ночью было слышно, как из замка раздавался его голос с криками о помощи.

— Кто это слышал? — спросил лорд Милборн.

— Мой слуга Джексон; вот он здесь, — ответил мистер Уорлингем.

— В самом деле? И что же он делал возле замка глубокой ночью?

— Одна из моих лошадей заболела, и он отправился одолжить попону в конюшне моего кузена. Кратчайший путь из дома мистера Фейкена в конюшню лежит через парк. Джексону приходилось бывать здесь несколько раз, и он знал дорогу. Когда он подходил к замку, стараясь никого не побеспокоить в такое время, то услышал, как мальчик зовет на помощь, но не осмелился вмешаться.

— Почему? — поинтересовался лорд Милборн.

— Ваша милость, поймите, ему это было неловко это сделать, особенно когда он сообразил, что голос мальчика доносится из библиотеки.

— Значит, он это понял? — спросил лорд Милборн.

— Да, он хорошо знаком с замком. Он не знал, что делать, но через некоторое время крики прекратились, и он решил, что все обошлось. Однако, когда утром мальчик не появился — я хоть и уволил его, но обещал доставить обратно в Лондон, поскольку нанимал его там, — Джексон забеспокоился и пришел ко мне рассказать о том, что слышал ночью.

— И вы сочли это важным? — спросил лорд Милборн.

— Естественно. Я нес за мальчика ответственность, хоть и уволил его по настоянию моего кузена.

— Поэтому вы убедили полицейских сыщиков, — сказал лорд Милборн, — отложить то, ради чего они прибыли из Лондона, и вместо этого сопровождать вас сюда для наведения справок по вопросу, который может оказаться неизмеримо важнее и касается вас лично?

— Если вашей милости угодно представить это таким образом, — ответил мистер Уорлингем, — то да. Но я, разумеется, тогда и понятия не имел, что тут замешано убийство.

— А когда вы услышали о таком предположении? — спросил лорд Милборн.

— Джексон отправился вперед, чтобы расспросить слуг, не видели ли они мальчика. Они ответили, что его тело обнаружено в библиотеке моего кузена.

— Понятно! Для вас это, конечно, явилось печальной новостью.

— Очень печальной, — подтвердил мистер Уорлингем. — Не могу поверить, что мой кузен способен на такое. К сожалению, только вчера я слышал, как он угрожал парнишке, так же, как слышал Джексон, его собственные грумы и, разумеется, ее милость.

Он поглядел на Каролину, и она содрогнулась — столько злобы было в его глазах. Но она стояла с гордо поднятой головой, надеясь, что ее чувства не отражаются на лице.

— Мне сообщили, что сказал лорд Брикон, — ответил лорд Милборн.

— Если нужно, мой слуга повторит, — сказал мистер Уорлингем. — Разумеется, со стороны мальчишки убивать попугайчиков моего кузена, чтобы отомстить ему, было сущей глупостью, но, на мой взгляд, милорд, наказание никак не соответствует преступлению! Кстати, где мой кузен? Или с моей стороны неуместно задавать такой вопрос?

— На этом этапе ведения дела предоставьте задавать вопросы мне, мистер Уорлингем, — ответил лорд Милборн и, повернувшись к сыщикам, спросил: — Этот джентльмен верно объяснил, почему вы здесь?

Человек постарше выступил вперед.

— Да, милорд. Мы разыскивали мистера Уорлингема, поскольку у нас имеется ордер на его арест за долг в две тысячи гиней.

Каролина чуть вздрогнула. Она вспомнила, что как раз такую сумму Джервас Уорлингем пытался получить у нее шантажом. По-видимому, ему срочно нужны были деньги.

— Но, прежде чем вы увезли его в Лондон, он убедил вас заехать в замок, потому что исчез мальчик, а его кучер рассказал зловещую историю о том, что слышал, как мальчик зовет на помощь?

— Совершенно верно, милорд.

— Благодарю вас.

Лорд Милборн взглянул на Гидеона.

— Кто ты, мальчик? — спросил он.

— Я — Гидеон Хакетт, ежели вашей милости угодно, а это — мой папаша.

Хакетт почтительно поклонился.

— Ты можешь рассказать нам что-либо, представляющее интерес для дела? — обратился лорд Милборн к Гидеону.

— Да, милорд. Вчера эта леди попросила нас две-три ночи смотреть в оба, потому боялась, как бы чего не вышло. Мы с папашей так и сделали. Шли мы неподалеку от дома, когда услыхали крик. Мы скорей туда, притаились, глядь — джентльмен этот, — Гидеон ткнул большим пальцем в сторону Джерваса, — схватил парня. Паренек-то хлипенький, но дрался знатно — и кулаками тузил, и брыкался, и вопил, что было мочи.

Мы притаились в кустах. Тогда нам и не стукнуло, чего затеял этот щеголь. Вдруг — проклят буду, если этот подозрительный малый не подскакивает и не трахает парнишку жутким ударом сзади по башке. Он падает прямо как камень. Только он свалился на землю, как джентльмен хлопнулся на колени и схватил его за горло. Мы с него глаз не сводим. Темно было, это точно, но мой старик и я думаем, что он, верно, придушил парнишку, потому как тот больше ни разу не пикнул. Затем джентльмен встает, берет кнут и бьет мертвеца. Никогда еще не видывал, чтобы мертвеца пороли, — мне прямо все кишки вывернуло. Тут второй тип говорит: «Достаточно, сэр», — и джентльмен останавливается. Сдается мне, что он делал это с наслаждением, потому как улыбался, чуть ли не до ушей. Здоровенный малый поднимает парнишку — мертвее и быть не может — себе на плечо, и идут они в сторону замка. Вот чего я видел, милорд. Побожиться могу, говорю чистую правду.

Гидеон умолк, и наступила напряженная тишина. Все смотрели на него. Каролина судорожно вцепилась в кресло. Тишину нарушил мистер Уорлингем.

— Ну и ну! — воскликнул он. — Отлично придумано, и мальчишку хорошо поднатаскали, но едва ли вы, ваша милость, поверите россказням цыган и браконьеров. Без сомнения, леди Каролина с ее хорошо развитым воображением сочинила эту сомнительную байку, но она должна найти более надежных свидетелей, если хочет, чтобы им поверили.

Лорд Милборн взглянул на него, а затем обратился к мистеру Хакетту:

— Вы можете что-нибудь добавить к показаниям вашего сына?

— Только вот это, милорд.

Мужчина подошел ближе. Он немного прихрамывал и держался очень напряженно — видимо, все еще болели раны, полученные от тигра. У него было честное лицо, и Каролина чувствовала, что лорд Милборн отнесется к нему с доверием. Приблизившись к главному судье, мужчина вытянул руку. На раскрытой ладони лежал какой-то маленький предмет.

— Что это? — спросил лорд Милборн.

— Пуговка, милорд. Парнишка оторвал ее у этого джентльмена, когда отбивался. Она упала в траву. Мы нашли ее после их ухода.

Каролина чуть слышно ахнула. Лорд Милборн протянул руку и взял пуговицу. Пока он ее рассматривал, легко было заметить, что она оторвалась с кусочком ткани — тонкого сукна оливкового цвета, из какого шьют только очень элегантное мужское платье.

Лорд Милборн повертел пуговицу в руках, затем поднес к глазам лорнет.

— Монограмма! — негромко произнес он. Наклонившись вперед, Каролина увидела золотую пуговицу с огранкой в центре.

В наступившей тишине лорд Милборн отчетливо сказал:

— Монограмма читается как инициалы «Д» и «У», переплетенные между собой. Что вы на это скажете, мистер Уорлингем?

Лицо Джерваса Уорлингема побелело; он облизал губы.

Однако в тот момент, когда он готов был заговорить, раздался стук открываемой лакеем двери, и в холл, тяжело ступая, вошел человек. Все обернулись, и Каролина увидела Джейсона Фейкена.

Он был еще более обтрепанным и неприятным, чем обычно. За руку он тащил пожилую женщину, лицо которой Каролине показалось смутно знакомым. Она была в аккуратном чистом платье, с накинутой на плечи шалью и в черном чепце. Руки ее дрожали, а глаза казались обезумевшими от страха.

Джейсон Фейкен дотащил ее до середины холла, отпустил и прошел прямо туда, где стоял мистер Уорлингем. Подойдя к нему вплотную, он что-то тихо сказал. Слов его никто не разобрал, но ответ мистера Уорлингема слышали все.

— Черт возьми, почему ты не отыскал ее раньше, болван? — гневно воскликнул он. Вслед за тем, поглядев на лорда Милборна, он с усмешкой сказал: — Что ж, если должен состояться суд, я требую, чтобы меня судили равные мне по рангу — пэры24.

ГЛАВА 15

Воцарилась изумленная тишина. Затем лорд Милборн тихо сказал:

— Сэр, назовите причину такого требования.

— Причина эта, милорд, в том, что законным лордом Бриконом в действительности являюсь я. Человек, который до сих пор именовал себя таковым, жил в этом замке и объявил себя владельцем поместья, является — и у меня есть тому доказательства — не кем иным, как самозванцем.

Каролина издала невнятное восклицание и была готова заговорить, если бы лорд Милборн не взглянул в ее сторону — она поняла, что он просит ее молчать.

— Это доказательство здесь, при вас, мистер Уорлингем? — спросил лорд Милборн медленно и спокойно, своим невозмутимым видом в значительной степени снижая драматизм ситуации.

В ответ Джервас Уорлингем кивнул Джейсону Фейкену. Горбун прошел через холл, схватил за руку женщину в черном чепце и потащил ее вперед.

— Вот эта женщина может представить нужное доказательство, милорд, — сказал он громко грубым голосом.

— Минуточку, — остановил его лорд Милборн. — Ваше имя?

— Джейсон Фейкен.

— Профессия?

Горбун заколебался, затем угрюмо ответил:

— Юрист.

— Практикующий?

Вновь наступила короткая пауза, прежде чем он сказал:

— Раньше я служил в конторе «Розенберг, Спэрроу и Кохен».

Каролина тихонько ахнула. Все вставало на свои места.

Теперь ей стало совершенно ясно, где Джервас Уорлингем получил информацию о том, что сэр Монтегю шантажирует его кузена. Джейсон Фейкен послужил связующим звеном между неблагоразумным поведением Мелиссы и убийством возле разрушенного домика. Джервас Уорлингем, располагая сведениями, которые предоставил ему уволенный служащий конторы, действовал так, что ни Розенберг, ни сэр Монтегю даже и не подозревали, что он в курсе их дел.

Сведения эти явились еще одним средством, которое он использовал с целью избавиться от кузена. Должно быть, подумала Каролина, Джервас Уорлингем каким-то образом разузнал о том, как умер покойный лорд Брикон, и решил, что, если Вейна обвинят в убийстве, будет сравнительно легко доказать: его преступные наклонности — наследственные. Однако его утверждение, что Вейн — самозванец, это что-то новенькое.

Каролина вдруг вспомнила, как мистер Уорлингем вошел в холл в тот момент, когда Вейн показывал ей портреты своих предков. Тогда он заметил, что светловолосый Вейн не похож на большинство из них. Доркас с поразительной непочтительностью позволила себе вмешаться в разговор! Быть может, она, сама того не подозревая, дала Джервасу Уорлингему ключ к какой-то неведомой тайне, о которой не знал даже Вейн? Каролина почувствовала, как от невероятного возбуждения у нее заколотилось сердце.

— Хорошо, мистер Фейкен, — произнес лорд Милборн, — теперь можете продолжать.

— Рядом со мной, — заговорил горбун, — миссис Дженкс. Она-то и даст вашей милости неопровержимое доказательство правдивости утверждения моего клиента, что он действительно истинный и законный лорд Брикон.

С этими словами он потряс женщину за плечо. Та вскрикнула от страха. Он тут же повернулся и приблизил к ней свое уродливое злое лицо:

— Говори! Рассказывай его милости все, что знаешь! Женщина начала плакать. Джейсон Фейкен опять потряс ее за плечо. И вдруг неожиданно произошла заминка.

— Стойте! — произнес чей-то голос.

Все обернулись и посмотрели на верх лестницы, откуда раздавался голос. Каролина увидела Доркас. Гневное и суровое выражение ее худого лица вызывало почтительный страх.

Женщина в черном чепце закрыла лицо руками. Доркас быстро спустилась вниз, прошла через холл и встала рядом с ней.

— Марта Дженкс! — яростно набросилась она на женщину. — Ты что, из ума выжила? Неужто ты посмеешь нарушить страшную клятву и расскажешь о том, о чем поклялась никогда не раскрывать рта?

Женщина громко всхлипнула и, убрав руки от лица, сцепила их вместе.

— Ничего не попишешь, Доркас, — запричитала она. — Пришлось мне прийти… они заставили. Они поймали моего Тома с… зайцем в руках и нашли у него в кармане… сеть. Его посадят в тюрьму и отправят за море… если я не сделаю, как велит этот джентльмен.

— Пускай отправят, — отрезала Доркас; в голосе ее звучало презрение. — Уж лучше это, чем моя родная сестра станет предательницей.

Миссис Дженкс заломила руки.

— Хорошо тебе говорить, Доркас… но Том мой сын… сердце мое не выдержит… глядеть, как его увозят… и всего-то за мальчишескую проделку.

Доркас опять была готова заговорить, но вмешался лорд Милборн.

— Я требую тишины, — четко произнес он, глядя на Доркас. — Как ваше имя?

Каролина думала, что Доркас не ответит, — в гневе она, казалось, не видела никого, кроме своей сестры, которая теперь рыдала, не сдерживаясь. Но многолетняя привычка служанки выполнять приказания взяла верх. Она поклонилась и ответила:

— Меня все здесь зовут Доркас, милорд; я личная горничная вдовствующей леди Брикон.

— Совершенно очевидно, Доркас, что вы обладаете сведениями, которые хранили в тайне и которые теперь должны быть раскрыты. В данный момент решается судьба и жизнь двух человек. Один из них — его милость лорд Брикон, а второй — его кузен мистер Джервас Уорлингем. Помимо того, вне всякой связи с обвинением в убийстве, которое будет выдвинуто против одного из этих джентльменов, мистер Уорлингем утверждает, что он — законный владелец замка и всех относящихся к нему земель. Он говорит, что его доказательство в руках этой женщины, которую вы назвали своей сестрой. Но мне кажется, она не в состоянии говорить связно. Поскольку вы, Доркас, знаете ничуть не меньше, не лучше ли рассказать, что вам известно? Теперь уже бесполезно что-либо скрывать, рано или поздно все тайное станет явным.

Пока он говорил, Доркас пристально смотрела на лорда Милборна, но по выражению ее лица было трудно что-либо понять. Только когда он замолчал, она вновь повернулась к сестре, стоявшей рядом, и тихо спросила:

— Что ты рассказала, Марта?

— В… все, — прозвучало в ответ; теперь женщина впала в такое отчаяние, что, казалось, вот-вот упадет на пол; Доркас и Джейсон Фейкен одновременно протянули руки, чтобы поддержать ее.

— Усадите ее, — распорядился лорд Милборн. Когда это было исполнено, женщина опустила голову почти на колени и продолжала плакать, но уже тихо.

— Ну-с, Доркас, — произнес лорд Милборн.

— Да, давайте послушаем чистую правду, — презрительно усмехнулся мистер Уорлингем.

Доркас взглянула на него через весь холл:

— Я-то расскажу правду, сэр, — сказала она зловещим тоном, — да только теперь она будет для вас слабым утешением.

Она повернулась к лорду Милборну:

— Милорд, если я начну рассказывать, то открою тайны не свои, а моей хозяйки. Это приказ?

— Боюсь, что так, Доркас, — ответил лорд Милборн, — ибо, насколько я понял, тайны эти касаются сына вашей хозяйки»

— Да, милорд.

— Говорите. Голос Доркас звучал ровно, но Каролина видела, что пальцы рук, сложенных вместе на переднике, побелели.

— Я стала личной горничной у хозяйки, — начала Доркас, — с тех пор, как она была еще совсем молоденькой. Жила она на севере, да и мой собственный дом тоже был тогда неподалеку. Отец у меня был рыбаком. Хозяйка моя выросла и как-то после суровой северной зимы заболела; семейный доктор посоветовал поехать на юг. После некоторых споров было решено, что она поедет навестить моих родителей — они только что перебрались в рыбацкую деревушку возле Плимута.

Мы отправились туда, моя хозяйка и я и через несколько недель, проведенных в более мягком климате, ее здоровье значительно улучшилось. Она стала радоваться жизни и часто выходила в море с моим отцом или отправлялась на прогулки. Вот так она и познакомилась с одним джентльменом…

— Можно узнать, как его звали? — вмешался лорд Милборн.

— Ройд, — ответила Доркас. — Мистер Ройд. Моя хозяйка виделась с ним каждый день и очень скоро призналась мне, что влюблена. Я страшно перепугалась, узнав об этом, потому что отец моей хозяйки, полковник Стюарт, вдовец, был человек суровый и гордый. Я твердо знала, что ни при каких обстоятельствах он и слышать не захочет о поклоннике, с которым его дочь познакомилась таким неподобающим образом.

Потом я очень хорошо знала, что мистер Ройд вовсе не богат, хотя это был прекрасный, хорошо воспитанный джентльмен, и при других обстоятельствах моя хозяйка была бы с ним очень счастлива.

То так, то эдак я уговаривала хозяйку вернуться в Йоркшир. Она отказывалась. И вот несколько дней спустя приходят они ко мне, раскрасневшиеся от счастья, и говорят, что обвенчались. Заплакала я от ужаса, а они мне говорят, чтобы я не расстраивалась. «Теперь мы поедем вместе и расскажем отцу, — говорит моя хозяйка. — Одна бы я побоялась, а рядом с мужем мне ничего не страшно».

Было решено, что мы отправимся на север через неделю, а за день до того, как ехать, мистер Ройд, мой хозяин теперь так о нем думала — отправился в Плимут уладить все с поездкой и взять деньги из банка.

День клонился к вечеру, а он не возвращался. К ночи хозяйка моя совсем извелась от беспокойства. Мы сидели рядышком и с тревогой и страхом ожидали его. Утром, когда он так и не появился, она просто обезумела. В конце концов, от мальчишки-оборвыша мы узнали, что мистера Ройда насильно завербовали военные, когда он шел по улицам Плимута. Увели его на британский военный корабль «Триумф», который отплыл в то же утро.

Услыхав такие новости, хозяйка моя без чувств упала на пол. Я даже думала, что она при смерти. Но дальше было еще хуже. Неделю спустя мы узнали, что в Ла-Манше французы обстреляли «Триумф». Силы были неравные, только вмешательство других британских кораблей в последний момент спасло «Триумф» и его команду от плена. После этого корабль вернулся в порт лишь с горсточкой убитых и раненых. Мы узнали, что среди убитых был мистер Ройд.

Несколько недель я думала, что моя хозяйка не выживет, но, в конце концов, она чуточку оправилась, хотя настроение у нее было подавленное. К тому времени нам непременно нужно было возвращаться в Йоркшир. Полковник Стюарт прислал письмо, требуя возвращения дочери; пришлось мне повертеться, объясняя, отчего она задерживается.

Мы вернулись назад, но было незаметно, чтобы перемена обстановки пошла моей хозяйке на пользу. Она была не в состоянии рассказать отцу о том, что вышла замуж; надо сказать, о муже своем она не говорила ни с кем, даже со мной. Стоило только упомянуть его имя, как начинались такие рыдания, что было бы просто неразумно огорчать ее.

Ко всему она относилась безучастно; а примерно через месяц после нашего возвращения я узнала то, чего больше всего опасалась, — моя хозяйка ждала ребенка. Она панически боялась, как бы ее отец не узнал об этом. Страшилась она не без основания. Полковник Стюарт никогда не простил бы ее за то, что она вышла замуж без его согласия, а узнай он, что от этого брака будет ребенок, мог бы сурово и жестоко наказать мою бедную хозяйку.

Мы хранили это в секрете до тех пор, пока не начали бояться, что ее положение могут заметить. Тогда хозяйка сказала отцу, что, поскольку близилась зима, самые суровые месяцы ей лучше было бы провести на юге. К счастью, полковник Стюарт сам собирался ехать в Шотландию и согласился, чтобы его дочь вернулась к моим родителям. Так мы оказались в Плимуте. Там у моей хозяйки и родился ребенок. Это был мальчик. Окрестили его Вейном — таким было второе имя мистера Ройда.

Доркас помолчала немного. Никто не произнес ни слова. Все, включая и лорда Милборна, напряженно слушали ее рассказ. Он наклонился вперед, подперев рукой подбородок.

— Теперь, — продолжала Доркас, — нашей заботой стало найти женщину, которой можно было вверить заботы о младенце. Это был прелестный мальчик. Хозяйка моя обожала его и слышать не хотела о том, чтобы отдать его в приют. Мои родители состарились и хворали, иначе обязательно оказали бы ей такую услугу, потому что полюбили мою хозяйку, как любили ее все, кто хорошо знал. Тогда-то я и подумала о своей сестре Марте. Она вышла замуж за фермера по фамилии Дженкс и жила в Какхерсте. Я поехала к ней; она согласилась взять ребенка на воспитание, и я вернулась к хозяйке в Плимут. Мы отправились обратно в Какхерст, где и передали младенца моей сестре, а сами с хозяйкой остановились здесь, в гостинице. Мы намеревались пробыть в ней ночь или две, а потом вернуться в Йоркшир, но, когда настало время уезжать, хозяйка не могла оторваться от сына. Она обожала малыша, тем более что он стал для нее последней памятью о человеке, которого хозяйка глубоко любила и не могла забыть. Каждый день я предлагала уехать, и каждый день она находила всяческие отговорки и все время проводила на ферме с мастером Вейном, нянчила его, ласкала, горевала оттого, что должна его покинуть и вернуться домой на север.

Тогда-то она и встретила милорда Брикона. Мы возвращались с фермы в деревню и проходили через владения его милости, хотя и не знали этого. Милорд ехал верхом. С первого же момента, как он увидел мою хозяйку, стало ясно, что он очарован ею. Он настоял, чтобы она отобедала с ним в замке; не прошло и нескольких дней, как он предложил ей руку и сердце.

Рассказывая мне об этом, она добавила: «Понимаешь ли ты, что это значит, Доркас? Если я выйду замуж за лорда Брикона, я смогу видеться с сыном! Я буду рядом с ним — моим малышом, моим сыночком, моим маленьким Вейном». В конце концов, после некоторых колебаний, она приняла предложение его милости, и мы намеревались ехать на север, чтобы сообщить эту новость полковнику Стюарту. Но в то самое утро, когда мы должны были выезжать, хозяйка моя получила печальное известие о смерти отца. Он скончался от удара в доме друга. Хотя хозяйка моя и боялась своего отца, она очень горевала, ведь у нее было мало родных. Лорд Брикон был сама доброта. Когда же горе ее поутихло, он настоял на том, чтобы она сразу вышла за него замуж, дабы он мог защитить ее и утешить. Они тихо обвенчались здесь, в часовне замка, в присутствии лишь нескольких свидетелей.

Через девять месяцев после свадьбы у моей хозяйки родился второй ребенок, тоже мальчик, но совсем не такой, как тот, каким был благословлен ее первый брак. Этот младенец был слабенький. Через два часа после рождения с ним случились конвульсии; так они и продолжались с разными промежутками, что бы я ни делала. Но его милость был вне себя от радости, что у него появился наследник. Он осыпал мою хозяйку подарками, а уж для своего сына ничего не жалел.

К несчастью, здоровье хозяйки вызывало серьезное беспокойство, и врач высказал предположение, что перемена климата может пойти на пользу и ей, и младенцу. Мы должны были ехать в Бат, и его милость отправился вперед, чтобы подготовить все к нашему приезду. Мы с хозяйкой должны были выехать на следующий день. Карета еще только подъезжала к дверям, а у бедного младенчика начались судороги. Я уж подумала, что пришел его последний час, но он отдышался, и я на руках снесла его в карету к хозяйке. После родов она выходила из замка раза два, не больше, и теперь, когда я уселась рядом с ней, она прошептала:

— Доркас, я велела кучеру остановиться у фермы. Я должна поглядеть на моего маленького Вейна; не могу я уехать, не повидав его. Я сказала слугам, что ты хочешь попрощаться со своей сестрой.

Это было неосторожно, но у меня язык не повернулся возразить ей. Как только мы подъехали к ферме, она бросилась на кухню, выхватила своего сыночка из деревянной колыбели, прижала к себе и осыпала крошечное личико поцелуями. Я едва удержалась от слез! «Посмотри на него, Доркас, — воскликнула она, — как он прекрасно выглядит! Смотри, он мне улыбается! О Вейн, Вейн, как я люблю тебя, мое сокровище!»

В этот момент бедняжка, что был у меня на руках, заплакал. Я поглядела, сравнивая двух малышей одной матери, и — да простит меня Господь! — дурная мысль пришла мне в голову. Я твердо знала, будто кто мне сказал, что младенцу, лежавшему у меня на руках, жить осталось недолго. Дни его сочтены. Я знала, что никакой уход, никакие деньги не удержат его на этом свете. Я шепотом сказала своей хозяйке, что удумала. И теперь вижу, как она на меня поглядела: сначала с ужасом, а потом с надеждой и радостью, которые изменили ее лицо прямо у меня на глазах.

— О Доркас! — только она и вымолвила. Мы рассказали обо всем моей сестре, и она поклялась всем, что есть святого, не говорить об этом ни единой живой душе. Поменять покрывальца было минутным делом. Поменять одежду было невозможно — мастер Вейн оказался раза в два, а то и боль-ше, крупнее своего бедного сводного братца. Когда миледи возвращалась в карету, она шла бодрым шагом, глаза ее сияли; она собственноручно несла мастера Вейна. Его она не доверила и мне.

Когда мы прибыли в Бат, трудно было сделать так, чтобы его милость ничего не заподозрил. Может, нам бы это и не удалось, если бы по делам, связанным с поместьем, милорду не пришлось вернуться в замок. То короткое время, что он был в Бате, мы исхитрились удержать его в неведении: всякий раз, когда его милость желал видеть младенца, я говорила, что он спит, и его ни в коем случае нельзя тревожить.

Из Бата мы вернулись через несколько месяцев. Неоднократно хозяйка моя писала его милости, что воздух и перемена климата сотворили чудо, и теперь малыш вырос и окреп.

И хозяйка моя тоже чувствовала себя гораздо лучше во всех отношениях. Даже печальное известие о том, что второй ее сын умер через неделю после нашего отъезда, не могло омрачить радости, какую она чувствовала, прижимая к себе дитя мистера Ройда.

Вот и весь мой рассказ, милорд. Если моя хозяйка и поступила дурно, винить в этом нужно не ее, а меня. Господь мне судья; я сделала тогда, как лучше для хозяйки — потому что я служила ей, как служу сейчас, и буду служить всегда.

Доркас закончила рассказ и прикрыла глаза руками. Она не плакала, но Каролине показалось, что она трет глаза, словно они у нее болят. В продолжение всего рассказа она неотрывно смотрела на лорда Милборна. Он же теперь снова сел прямо и, помолчав немного, очень мягко произнес:

— Благодарю вас, Доркас.

Затем он взглянул на мистера Уорлингема.

— Я думаю, что ваше утверждение доказано, сэр, — коротко сказал он, — но я обвиняю вас в убийстве мальчика-грума, ранее находившегося у вас в услужении, с намерением скрыть это и переложить вину на невинного человека. За вами сохраняется право защиты. Он повернулся к констеблю:

— Констебль, с помощью присутствующих здесь полицейских сыщиков препроводите этого джентльмена и его слугу Джексона в Мейдстонскую тюрьму до суда, который состоится в назначенное время.

Констебль, слушавший разбирательство дела с раскрытым ртом, вытянулся:

— Будет исполнено!

Лорд Милборн перевел взгляд на Гидеона и его отца:

— Вы оба потребуетесь для дачи показаний в суде, — сказал он. — В должное время вам сообщат, куда и когда необходимо явиться. Вы должны оставаться здесь и до тех пор никуда не уезжать. Вам понятно?

— Да, милорд!

Они поклонились, после чего лорд Милборн поднялся.

Каролина тоже встала и с удивлением заметила, что Доркас по-прежнему не сводит глаз с лорда Милборна. Он повернулся, и на его лицо упал свет. Доркас широко раскрыла глаза, и что-то быстро спросила. Каролина не разобрала, что именно, но лорд Милборн, видимо, понял, так как кивнул головой.

— Да, Доркас, — ответил он.

Женщина издала восклицание и всплеснула руками, но лорд Милборн, повернувшись к Каролине, сказал:

— Дорогая, проводи меня к вдовствующей леди Брикон. Мне нужно с ней поговорить.

— Идемте, дядя Френсис, — ответила Каролина и через холл повела его по лестнице наверх.

Она полагала, что лорд Милборн собирается осторожно сообщить леди Брикон, что тайна, которую она хранила столько лет, раскрыта, и теперь известно, кто такой Вейн на самом деле. Но, поднимаясь по лестнице, Каролина думала только об одном: Вейн больше не пленник! Он свободен, свободен от всех ужасов, терзавших и преследовавших его, свободен от Кэсси, свободен от страха сойти с ума!

Вейн свободен! Весь мир для Каролины засиял радужными красками. Пусть он беден и нет у него титула, но самое главное — он богат всем остальным. Разве здравый рассудок и крепкое здоровье не дороже всех богатств на свете? Что значит все это в сравнении с тем, что они могут принадлежать друг другу по-настоящему, как муж и жена, что они могут иметь детей, ничего не опасаясь, и что теперь ничто не омрачает их любовь, не угрожает ей?

Сердце Каролины пело, глаза сияли, словно звезды. Она не могла найти слов, чтобы заговорить с лордом Милборном, но чувствовала, что он, должно быть, понимает и молчит из сочувствия.

Они свернули в коридор, который вел к комнате леди Брикон, и вдруг услышали за собой шаги. К своему удивлению, Каролина увидела, что бежит Доркас — неуклюже, но быстро; чепчик и передник у нее сбились на сторону, по щекам текли слезы. Не говоря ни слова, она пробежала мимо Каролины и лорда Милборна и без стука ворвалась в комнату леди Брикон.

Встревожившись, думая, что Доркас, должно быть, помешалась, Каролина поспешила за ней следом и увидела, как служанка бросилась на колени у постели и воскликнула:

— О миледи, он жив! Мистер Ройд… жив! Ох, миледи, миледи!

Леди Брикон вдруг села и протянула руки к Доркас, но одновременно с этим она повернулась и на пороге увидела лорда Милборна. Она долго и пристально смотрела на него.

В комнате наступила тишина, нарушаемая лишь рыданиями Доркас. Леди Брикон побледнела, побледнела так сильно, что Каролине показалось, будто она вот-вот упадет в обморок.

Лорд Милборн прошел вперед и взял ее руки в свои.

— Это я, Маргарет, — произнес он.

Леди Брикон вскрикнула — это был крик радости и удивления. На глаза Каролины навернулись слезы, и лишь сквозь ослепившую ее пелену она видела, как лорд Милборн поднес обе руки леди Брикон к губам и держал их с таким видом, словно никогда уже не отпустит.

Затем она увидела, что леди Брикон не падает в обморок, а улыбается, и глаза у нее блестят. В смущении, чувствуя, что сейчас она здесь лишняя, Каролина хотела выйти из комнаты, но в тот момент, когда она уже была у двери, лорд Милборн поднял голову и остановил ее.

— Каролина, не уходи, — сказал он. — Ты слышала уже многое, так что должна дослушать до конца. И вы тоже, Доркас, — добавил он доброжелательно, глядя на пожилую женщину, вытирающую глаза краешком передника.

— Френсис, милый Френсис, — тихо проговорила леди Брикон, — это действительно ты?

— Да, дорогая моя, это я. О Маргарет, если б ты только знала, что я пережил за все эти годы, когда не мог разыскать тебя. Я искал тебя в Йоркшире повсюду. Мне сказали, что твой отец умер, но никто понятия не имел, где ты живешь и жива ли ты.

— Но что же случилось с тобой, Френсис? — задала вопрос леди Брикон. — И что привело тебя сюда?

— Это совсем другая история, дорогая моя, — сказал лорд Милборн, поглядев на Каролину. — Позже я расскажу тебе обо всем. Пока же достаточно сказать, что, невзирая на удивительные превратности судьбы, ты вернулась в мою жизнь, и я могу объявить, что ты моя жена, а… Вейн — мой сын.

Леди Брикон слегка вздрогнула. Каролина увидела, что пальцы ее еще крепче сжали руку лорда Милборна, и она очень тихо произнесла:

— Значит, ты знаешь?

— Да, дорогая, я знаю.

— Ты прощаешь меня? Я хотела сделать как лучше — для Вейна. Я верила, что ты погиб, и мне была невыносима мысль о том, что он будет жить в бедности и нужде. Ты на меня не сердишься?

Лорд Милборн наклонился и поцеловал ее руку.

— Разве я могу на тебя сердиться? Теперь все будет хорошо — я тебе обещаю.

Леди Брикон вздохнула с облегчением.

— А Вейн узнает, что ты его отец. Я всегда хотела этого больше всего на свете.

— Когда я искал тебя, то не знал о его существовании, — сказал лорд Милборн. — Теперь я рад этому. Мне было достаточно тяжело, оттого что я потерял тебя, Маргарет, и без мыслей о потере сына.

— Но что же случилось с тобой, дорогой? — вновь спросила леди Брикон.

— Похоже, я долго не могу дойти до главного, — с улыбкой ответил лорд Милборн. — Слава Богу, Маргарет, наша жизнь еще не кончена, и мы сможем обо всем рассказать друг другу! Если же говорить коротко, то со мной приключилось вот что. После того как меня насильно завербовали и отвели на «Триумф», нас, как вы слышали, обстреляли французы. Мы храбро сражались, но их было раза в четыре больше. Доркас говорила, что все-таки «Триумф» захватить не удалось, на помощь пришли другие британские военные корабли. Ничего этого я не знал. Меня ранило в голову, и, по-видимому, я упал за борт. Когда я очнулся, то обнаружил, что нахожусь на плоту вместе с другим моряком, который меня спас.

Я был очень плох и мало что помню, кроме необычайной жажды и стараний моего товарища проследить, чтобы я не свалился с плота. Мы продержались так дня два, пока нас не подобрали какие-то французские рыбаки. Они отвезли нас на побережье Бретани и отнеслись к нам очень милосердно, но я потерял память. Я понятия не имел, кто я и откуда. Местный лекарь заштопал мне рану на голове, но больше ничем не мог помочь. Более шести месяцев я пробыл с рыбаками как инвалид, совершенно беспомощный во всех отношениях. То, что они не отправили меня в тюрьму или не бросили обратно в море, говорит об их добром сердце. Позже, по счастливой случайности, я подружился с французским джентльменом, оказавшимся одновременно философом и любителем литературы. Мы много разговаривали, и он сообразил, что, несмотря на бедную одежду, я не крестьянин, каким выгляжу. Он взял меня к себе в дом и послал за врачом в Париж. Тот объявил мой случай интересным, но, по его мнению, я был неизлечим. Друг мой показывал меня другим врачам, и все они нашли, что ничего не могут для меня сделать.

Вернувшись к привычному образу жизни, я отдыхал, имел занятия, приличествующие моему положению, и ко мне постепенно вернулась память. И, прежде всего, Маргарет, я вспомнил твое лицо. Оно очень ясно возникло передо мной, но прошло много времени, прежде чем я смог вспомнить твое имя или даже то, что мы женаты. Постепенно, шаг за шагом, я все вспомнил. Меня немедленно охватило лихорадочное желание вернуться домой и найти тебя. С ужасом я осознал, что мы были врозь уже почти три года.

Друг мой дал мне денег для возвращения в Англию и договорился, чтобы меня перевезли, — это было делом нелегким, поскольку наши страны все еще воевали. Я вернулся назад и обнаружил, что ты исчезла, а твой отец умер. Старики, у которых ты жила возле Плимута, тоже умерли. Я чуть с ума не сошел, пытаясь отыскать твой след, но все попытки оказались напрасными.

Восемнадцать месяцев спустя мои обстоятельства совершенно переменились. Два моих кузена погибли, сражаясь против Бонапарта, а дядя, граф Милборн, умер. К своему удивлению, я оказался его наследником. Из человека бедного и не нужного никому, кроме тебя, дорогая моя, я стал богатым человеком, обладающим старым и почетным титулом. Можешь ли ты представить, как я хотел тебя найти?

— Бедный мой Френсис! Если б ты только знал, что я была здесь, тоскуя о тебе, вспоминая тебя, столь тяжело переживая разлуку с тобой, что после рождения третьего ребенка я не делала никаких усилий вернуться к прежней жизни. Я хотела остаться только наедине с памятью о тебе. Я думала, что поступаю как лучше для Вейна. После смерти отец оставил мне кое-какие деньги, но их было недостаточно, чтобы Вейн мог жить безбедно — так, как я этого хотела. Я обманула лорда Брикона. Мое единственное оправдание — это то, что он считал Вейна своим сыном и был очень счастлив.

— Не кори себя, Маргарет, — сказал лорд Милборн. — Мы поговорим об этом потом, а сейчас, любимая моя, я должен тебя покинуть.

— Френсис, нет!

Протест леди Брикон был словно крик.

— Очень ненадолго, уверяю тебя, но я должен отправиться с Каролиной на поиски Вейна. Его нет в замке, и это тоже связано с историей, которую сейчас слишком долго рассказывать. Да и потом, я думаю, на сегодня с тебя довольно волнений. Поверь мне, Маргарет, я вернусь к тебе, как только смогу. Совершенно необходимо, чтобы мы с Каролиной увиделись с твоим… и моим сыном.

— Я сделаю все, как ты хочешь, — ответила леди Брикон, — но, милый мой, дорогой мой Френсис, не задерживайся!

— Неужели ты думаешь, что это возможно? Мы были в разлуке столько лет, о стольком нам нужно рассказать друг другу.

Он вновь поцеловал ей пальцы, но она высвободила их и протянула к нему руки. Каролина отвернулась, чтобы не видеть их нежного объятия.

Лорд Милборн вышел из комнаты ее милости со счастливым лицом, отчего казалось, будто годы упали с его плеч, и он вновь стал молодым человеком. Но головы он не потерял и сумел отдать распоряжения самым действенным образом. Марии и камердинеру Вейна было велено укладываться как можно быстрее; для них и для багажа заложили карету. Каролина же вскоре оказалась в карете лорда Милборна, быстро катившей по Дуврской дороге. Лорд Милборн крепко сжимал ее руку, и ей чудилось, будто оба они охвачены тихим сиянием счастья, которое не выразить никакими словами.

Ехали они споро, и на ленч остановились в Сейл-парке, находившемся неподалеку от Кентербери. Здесь же, пока Каролина и лорд Милборн закусывали, переменили лошадей. Каролине казалось, что никогда Сейл-парк не выглядел прекраснее и приветливее. Знаменитые парки сверкали разнообразными красками. Солнце сияло на кирпичных стенах сочного красного цвета, на сверкающих, с молочным отливом стеклах окон. Белые голуби летали над устроенными в виде террас лужайками; лебеди отражались в зеркальных водах серебристого озера.

Однако нельзя было терять времени. Когда они тронулись в путь, Каролина, внезапно охваченная беспокойством, сказала:

— Вейн обещал, что будет ждать меня в Мандрейке. Дядя Френсис, вы не думаете, что он, считая, будто спасает меня от несчастья, куда-нибудь уедет?

— Куда бы он ни уехал, мы отыщем его, — уверенно заявил лорд Милборн, и Каролина, поглядев в его доброе лицо, придвинулась поближе.

— Дядя Френсис, до чего замечательно, что вы — мой свекор! Просто не верится. Я даже ущипнула себя, чтобы убедиться, уж не приснилось ли мне все это.

— Не могу представить, чтобы кого-то другого я назвал дочерью с большей охотой, — с улыбкой сказал лорд Милборн.

— Подумать только, когда-нибудь Сейл-парк станет нашим… — восторженно начала Каролина. — О, дядя Френсис, я вовсе не хотела сказать, что… это прозвучало так, будто я желаю вашей смерти, но я так ненавижу Бриконский замок!

— Я тебя понимаю, — успокоил ее лорд Милборн. — Да, Каролина, когда-нибудь Сейл-парк будет вашим — твоим и Вейна. Поскольку в нем больше ста спален, я надеюсь, вы не откажетесь занять часть Сейл-парка; во всяком случае, до тех пор, пока не найдете себе дом по вкусу. Вам незачем беспокоиться, что мы с Маргарет будем надоедать вам. Честно говоря, у меня есть все основания думать, что нам захочется уединения ничуть не меньше, чем вам с Вейном.

— О, дядя Френсис; больше всего на свете мне бы хотелось жить в Сейл-парке! — воскликнула Каролина.

— Кроме того, — продолжал лорд Милборн, — есть еще Милборн-хаус в Лондоне и охотничий домик в Лестершире. Оба они, молодые люди, в вашем распоряжении. Есть множество дел, которыми вы захотите заняться вместе. Для Вейна будет полезно приобрести более порядочных друзей; я буду просто на этом настаивать. Каролина засмеялась.

— Да уж, его приятели и впрямь являли собой печальное зрелище. Но, дядя Френсис, вы же понимаете, каково ему было; он просто не мог вести себя иначе, когда над ним постоянно висела такая страшная угроза.

— Да, конечно, я понимаю, — согласился лорд Милборн. От счастья Каролина вздохнула.

— У меня такое чувство, будто с моих плеч свалились все заботы на свете; Вейн почувствует то же самое. Пусть Джервас Уорлингем наслаждается, пока может, привилегией зваться лордом Бриконом, ибо никто другой не захочет носить этот титул — могу поклясться, что на нем лежит проклятие.

Внезапно она воскликнула:

— Боже! Я только сейчас об этом подумала. Я же понятия не имею, как теперь будет зваться Вейн, ну и я, конечно.

— Теперь Вейн — виконт Шеррингем, — ответил лорд Милборн. — Честь имею приветствовать вашу милость.

— Вот имя, которое мне сразу же пришлось по душе! — объявила Каролина и тут же испуганно спросила: — Дядя Френсис, я ведь по-прежнему жена Вейна?

— Ну конечно, — подтвердил лорд Милборн. — Разумеется, имена на брачном свидетельстве придется изменить; я сам улажу этот вопрос с епископом, но ты являешься женой Вейна перед законом и перед Богом.

— Как чудесно это звучит!

Каролина вздохнула с большим облегчением; после этого она ехала в довольном молчании, положив голову на плечо лорда Милборна, а карета все мчалась вперед.

Час спустя, когда вдали блеснуло море, она воскликнула:

— Дядя Френсис, мы уже почти приехали! Господи, только бы Вейн ждал нас и не натворил глупостей!

Она чувствовала, как стучит сердце, и с нетерпением, которого не могла скрыть, смотрела на огромную крышу Мандрейка. Карета проехала через парк и торжественно вкатилась во двор. Лакеи в красных ливреях с серебряным кантом распахнули входную дверь. Позабыв о шляпе, оставленной на сиденье, о своих манерах, о лорде Милборне — обо всем, кроме желания увидеть Вейна, Каролина выпрыгнула из кареты и побежала по ступеням к двери, где стоял старый дворецкий, которого она знала с детства.

— Где Ньюман? — спросила она, переводя дыхание.

— Я пошлю за ним, если угодно вашей милости, — ответил дворецкий. — Вы найдете его милость и ее милость в Серебряной гостиной.

— Кого? — не поверила Каролина и, не дожидаясь ответа, помчалась через холл и открыла дверь гостиной.

К своему удивлению, в дальнем конце комнаты у камина она увидела трех человек: одним из них был ее отец, рядом стоял Вейн, а на диване, глядя на них, сидела ее мать; ее светлые волосы ореолом сияли на послеполуденном солнце.

— Папа! Мама! — невольно воскликнула Каролина, а затем через всю комнату радостно бросилась к мужу, протянув к нему руки.

— Вейн, Вейн! — воскликнула она. — Я ужасно боялась, что ты меня не дождешься!

Он мельком взглянул на Каролину и, к ее удивлению, прошел мимо нее навстречу лорду Милборну, который появился на пороге. Он шел, высоко подняв голову и расправив плечи, как на параде.

— Милорд, я готов следовать за вами, — отчетливо произнес он.

Лорд Милборн положил руку ему на плечо.

— Все в порядке, в этом нет необходимости, мой мальчик, — сказал он, а затем повторил дрогнувшим голосом: — …мой мальчик.

Больше Каролина не могла сдерживаться. Она подлетела к Вейну и возбужденно заговорила, так что слова вылетали, перебивая друг друга:

— Вейн, все и вправду в порядке! Мне самой едва верится! Ты — не лорд Брикон, ты — лорд Шеррингем, и теперь больше нет никаких тайн! Никаких призраков! Никакого ужаса! Больше тебе никогда не придется бояться! Титул этот принадлежит Джервасу, его же обвиняют в убийстве.

Вейн уставился на Каролину, словно она сошла с ума. Решительно вмешался лорд Валкен.

— Что все это значит? — спросил он. — Не разберу ни начала, ни конца. Френсис, ты можешь объяснить толком?

— Конечно, могу, — отозвался лорд Милборн. — Ты, Джастин, и ты, Серена, должны меня поздравить. Сегодня я — самый счастливый человек в целом свете. Я отыскал жену и — сына.

— Сына? — воскликнул лорд Валкен.

— Вот именно, — подтвердил лорд Милборн. — И что самое удивительное — оказалось, что он женат на твоей дочери, Джастин.

Выражение совершенного изумления появилось на лицах лорда Валкена и Вейна. Тогда леди Валкен встала и, подойдя к лорду Милборну, подняла к нему свое прекрасное лицо.

— Я не совсем поняла, что произошло, Френсис, но ты наш самый старый и самый лучший друг, и если ты счастлив, мы тоже счастливы.

Лорд Милборн наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку; в следующее мгновение Каролина порывисто бросилась в материнские объятия.

— Мама, мамочка! — заговорила она. — Все так замечательно! Я так счастлива! Не знаю, с чего и начать рассказывать. Но почему вы здесь? Я думала, вы с папой в Европе.

— Мы действительно там были, — мелодичным голосом ответила леди Валкен. — К счастью, мы остановились примерно в миле от Кале, там нас нашел грум, которого кузина Дебби прислала за нами, когда ты вышла замуж. Ох, Каролина, негодная ты девчонка, как ты могла так поступить?

— Но, мам… — робко начала Каролина. Леди Валкен рассмеялась.

— Не бойся. Мы на тебя больше не сердимся, милая, после того, как познакомились с твоим мужем. Несмотря на печальный рассказ, который он сам поведал с откровенностью, достойной самого большого уважения. В нем есть все, чего мы только желали для тебя.

Она улыбнулась Вейну. Каролина тоже взглянула на него, и как-то само собой ее рука оказалась в его руке, и он сжал ее с такой силой, что пальцы у нее онемели. Наконец Вейн заговорил.

— Это действительно правда, сэр? — спросил он у лорда Милборна голосом тихим и не совсем твердым.

— Абсолютная правда, — подтвердил тот. — Ты — мой сын, рожденный от брака твоей матери со мной прежде, чем она вышла замуж за лорда Брикона, считая меня погибшим. Ты никак не связан с семейством Уорлингем и с их дурной наследственностью.

— Слава Богу!

Казалось, восклицание само сорвалось с губ Вейна. Он посмотрел Каролине в глаза, и они забыли обо всем на свете. Они не видели понимающих улыбок, которыми обменялись между собой лорд и леди Валкен и лорд Милборн, не заметили, как маркиза, взяв обоих мужчин под руки, тактично увела их через открытую дверь на террасу, залитую солнцем.

Так стояли они, рука об руку, по-прежнему глядя друг другу в глаза.

Внезапно Вейн глубоко вздохнул, точно все беды последних лет покинули его сердце. Медленно он отпустил руку Каролины, и угрюмые складки — следы напряжения и усталости — исчезли с его лица, словно их стерла чья-то невидимая рука.

Он стоял, глядя на прекрасное лицо; на упрямый маленький подбородок девушки, чьи мужество и решительность с торжеством провели его сквозь ужасы и отчаяние, которые напугали бы большинство представительниц ее пола чуть ли не до смерти. Он смотрел на красивый нежный рот с розовыми губами. И, наконец, он взглянул ей в глаза, полные любви, сияющие той неиссякаемой силой духа, которая — он хорошо это знал — будет направлять его и светить ему всю жизнь.

В этот момент Каролина осознала произошедшую с ним перемену. Никогда больше не повести ей его за собой, никогда больше не заставить подчиниться ее приказаниям. Она может улещать, упрашивать и уговаривать его, но он будет ее властелином.

Эти мысли и его внимательный взгляд заставили Каролину покраснеть; она вдруг неожиданно оробела. Вейн улыбнулся — это была улыбка молодого и беззаботного человека. Он поклонился и заговорил впервые с того момента, как они остались вдвоем, голосом глубоким и тихим; в то же время в нем явно слышался смех:

— Ваш покорный слуга, леди Шеррингем. Каролина чувствовала себя на седьмом небе; глаза ее зажглись лукавством, и она ответила:

— Что вы, сэр, сомневаюсь, чтобы я имела удовольствие быть с вами знакомой.

— Должно быть, у вашей милости поразительно короткая память. Мне же помнится поцелуй через окошко кареты, золотой день, украденный у вечности и проведенный среди сосен, обед наедине, когда нам пищей служил нектар.

Каролина подняла брови.

— Боже, как странно! Я, напротив, едва припоминаю виконта Шеррингема.

— Но вы бы хотели познакомиться с ним поближе, мадам?

Каролина поджала губы.

— Признаюсь откровенно: я не очень в этом уверена. Он красив, это правда, но меня предупреждали, что волки часто прячутся в овечьей шкуре. Он может быть… жестоким, если пожелает.

— Действительно, настолько жестоким, что однажды оставил вашу милость одну, тогда как, будь он хоть сколько-нибудь поотзывчивей, обязательно бы остался. Я прекрасно помню этот случай. Вашу милость освещало пламя камина. Сначала на вас был белый пеньюар, но потом…

К щекам Каролины прилила кровь, и она подняла руки:

— Довольно! Довольно! Это слишком. Извините меня, милорд. Мне нужно переодеться и поправить волосы.

Все еще краснея, Каролина повернулась и устремилась к дверям. Но едва она к ним приблизилась, как Вейн сказал тихо, но так, что невозможно было ослушаться:

— Подойди сюда!

Она остановилась, но не обернулась, а ответила, стоя к нему спиной:

— Я… вернусь… позже.

— Каролина, подойди сюда.

Голос его звучал повелительно, хотя глаза по-прежнему улыбались.

— Ты мне… приказываешь?

— Да, и ты должна подчиниться.

— Вот как! А позволительно ли спросить почему?

— Подойди сюда, и я скажу тебе.

Каролина, наконец, обернулась. Она взглянула на Вейна, перевела дыхание, и губы ее раскрылись. Медленно, очень медленно она возвращалась назад, не сводя с него глаз. Щеки ее раскраснелись, тонкое кружево платья трепетало на взволнованно вздымающейся груди.

Она подходила все ближе, но Вейн не двигался ей навстречу, а ждал, пока она не остановилась рядом с ним. Глаза ее опустились под взглядом его глаз. Несколько мгновений он молчал, наблюдая за ней, и, наконец, очень мягко спросил:

— Ты боишься меня, Каролина?

Она взглянула на него и опять быстро опустила длинные ресницы.

— Скажи мне, — произнес он, когда она ничего не ответила.

— Н… немножко, я думаю, — прошептала она.

— Посмотри на меня! — приказал он, но она была не в силах даже пошевелиться из-за сладкой дрожи в руках и ногах.

Тогда Вейн обнял ее. Она хотела уткнуться лицом ему в плечо, но он взял ее рукой за подбородок и повернул к себе.

— Каролина, завтра мы уезжаем в Париж — ты и я, — мягко сказал он. Глаза ее расширились, и он добавил: — Мы отправляемся в свадебное путешествие. Мы будем только вдвоем. Страшно тебе будет остаться наедине со мной, милая, сумасбродная, непокорная любовь моя?

— О Вейн!

Каролина задрожала от прикосновения его руки.

— Но даже если тебе будет страшно, любимая, это тебе не поможет, ибо я хочу кое-что напомнить.

Вейн обнял ее сильнее. Каролина увидела, как в глазах его вдруг вспыхнул огонь, почувствовала, как бьется ее сердце, и ощутила, что внутри нее разгорается ответное пламя.

— Я хочу напомнить тебе, красавица, — повторил Вейн, шевеля губами совсем близко от ее губ, — что ты моя. Моя — отныне и навеки — моя жена.

Примечания

1

Форма обращения в аристократических семьях к младшим детям, не наследующим титул. (Здесь и далее прим. переводчика.)

(обратно)

2

Ежегодная ярмарка в Лондоне в день св. Варфоломея — 24 августа

(обратно)

3

Добрый вечер, мадам (франц.)

(обратно)

4

Известный английский архитектор (1728—1792)

(обратно)

5

Озеро на севере Италии, у подножия Альп, на высоте 198 м ; курортное место

(обратно)

6

Одна из девяти старейших мужских привилегированных школ. Основана в 1440 г .

(обратно)

7

Лондонский аукцион чистокровных лошадей

(обратно)

8

Щебеночное покрытие на дорогах, часто называемое по имени его изобретателя покрытием типа «макадам»

(обратно)

9

То же, что верстовой столб в России, но он отмечал не версты, а мили

(обратно)

10

Одна из главных торговых улиц Лондона, известная фешенебельными магазинами, особенно ювелирными

(обратно)

11

Одна из десяти старейших мужских привилегированных школ. Основана в 1571 г .

(обратно)

12

Старейший лондонский аристократический клуб. Основан в 1693 г .

(обратно)

13

Здесь: «очень пылко» (франц.)

(обратно)

14

Бомонд, высший свет (франц.)

(обратно)

15

Светское общество (франц.)

(обратно)

16

Пресыщенный человек, скептик (франц.)

(обратно)

17

Кружевная косынка (франц.)

(обратно)

18

Доход священника (лат.)

(обратно)

19

Атмосфера парка Воксхолл в Лондоне, где давались различные концерты и музыкальные обозрения, отличалась некоторой фривольностью

(обратно)

20

Шотландская деревушка на самой границе с Англией, куда молодые люди приезжали специально для заключения браков, так как в Шотландии бракосочетание не требовало соблюдения всех формальностей, установленных в Англии

(обратно)

21

Георг IV правил с 1820 по 1830 год. Его коронация состоялась 19 июля 1821г.

(обратно)

22

Принятоев Англии обращение слуг к сыну хозяина в детском возрасте

(обратно)

23

Улица в Лондоне, где расположено здание главного полицейского суда; сыщики с Боу-стрит — детективы, которые рыскали по всей стране, разыскивая преступников, и, отыскав, передавали в руки полиции

(обратно)

24

Сословие пэров — высшего титулованного дворянства Великобритании имеет пять степеней: герцог, маркиз, граф, виконт и барон. Только Дворяне, обладающие этими титулами, имеют право на обращение «лорд» перед фамилией и соответствующие привилегии

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте