«Похить мое сердце дважды»

Похить мое сердце дважды (fb2) - Похить мое сердце дважды [The Second Chance - ru] (пер. Н. О. Федорова) (Нефтяные бароны Аляски - 5) 517K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кэтрин Манн

Кэтрин Манн Похить мое сердце дважды

Пролог

Шана когда-то думала, что Чак — любовь всей ее жизни. Она не сомневалась, что их брак будет длиться вечно. Но сегодня ей пришлось смириться с тем, что между ними все кончено. Чемодан на кровати был подтверждением этому.

Хотелось плакать, но слез не осталось. Она чуть не доплакалась до обезвоживания из-за этого человека. Теперь она просто хотела покоя. Шана рывком открыла ящик комода, вытащила стопку отглаженных футболок, бросила их в чемодан. За ними отправились джинсы, белье и носки.

Все это время Шана старалась не смотреть на своего красивого мужа — Чак собирал бритвенные принадлежности, — слишком легко ее можно было соблазнить щетиной на его подбородке или искушением запустить пальцы в его вечно растрепанные каштановые волосы. Чак Миккельсон был похож на родной штат Аляска, величественный и необузданный.

По деревянному полу послышались шаги его босых ног. Шана уловила свежий мускусный запах, такой родной и манящий, и сердце ее забилось быстрее. Его аромат действовал на нее как наркотик. Сдерживая волнение, Шана обернулась — буря в зеленых глазах Чака транслировала молчаливый протест против ее требования, чтобы он съехал.

Но ведь она давала ему шанс за шансом. Чак был поглощен работой и не желал ничего менять. Длительное отсутствие мужа глубоко ранило ее. Со временем это уничтожило их любовь. Даже их брачный консультант выглядел подавленным в последний раз, когда они пришли к нему вместе.

Они должны были посещать его каждую неделю. Но Чак отменял встречи, ссылаясь на рабочие проблемы, — его стандартная причина пропущенных свиданий. Шана давно перестала верить ему. Доверие и так давалось ей сложно после того, как отец предал их с матерью. Она не думала, что вообще сможет доверять кому-либо после того, как узнала, что у отца есть вторая тайная семья.

Шана отогнала грустные мысли о прошлом и сосредоточилась на настоящем. Они наконец-то ждали ребенка. После неудачного лечения бесплодия и трех выкидышей Шана неожиданно забеременела. Очень неожиданно, так как их сексуальная жизнь была на грани, так же как и брак. Их общение было на рекордно низком уровне. Она собиралась рассказать о ребенке в кабинете брачного консультанта, но так как муж постоянно пропускал встречи, он все еще не знал об этом.

Сидя в одиночестве в кабинете консультанта в тот день, Шана поняла, что дальше так продолжаться не может. Для нее все было кончено. Она расскажет Чаку о ребенке, как только их расставание станет официальным. Шана не могла позволить себе еще один эмоциональный срыв, вредный для здоровья ребенка, но из-за постоянного стресса она снова была на грани.

Шана распахнула шкаф, обхватила руками четыре костюма Чака и сняла их с вешалки.

— Этого должно хватить тебе на первое время. Позже ты сможешь забрать остальные вещи.

Она швырнула дизайнерские костюмы в чемодан.

— Шана, прости, что я опять пропустил встречу. — Чак подошел слишком близко; его волосы были влажными после душа. — Ты должна понимать, что слияние бизнеса не происходит с девяти до пяти.

Отец Чака ушел из жизни три года тому назад, спустя год мать вышла замуж за Джека Стила, давнего конкурента «Миккельсон Ойл», владельца «Стил Ойл», и две семейные нефтяные компании были объединены в «Аляска Ойл Баронс». Процесс слияния был осложнен наличием многочисленных наследников с обеих сторон, желающих получить свой кусок власти, тогда как акционеры должны были видеть единство и сплоченность семей.

— И все же ты по-прежнему каждую ночь проводишь в кабинете.

В последние месяцы они виделись только за столом, впрочем, совместные ужины случались все реже. Они давно не проводили время, катаясь на снегоходах, не исследовали окрестности верхом на лошадях, не ездили в путешествия. И как бы ей ни хотелось верить Чаку, что это всего лишь работа и что скоро все изменится, она чувствовала, что ситуация усугубляется.

— Я стараюсь изо всех сил, Шана. Дела пойдут лучше, когда слияние завершится.

— Ты постоянно это говоришь. — Она бросила в чемодан шелковые галстуки. — Обещаешь, что вот-вот станет легче, но сделка каждый раз откладывается. Я чувствую себя дурой из-за того, что поверила тебе.

— Черт побери, Шана, ты же видишь, как я стараюсь! — Чак провел рукой по волосам.

И о ребенке он ничего не знал.

Мысль о том, чтобы растить ребенка в одиночку, заставляла ее сердце болезненно сжиматься. Чак хотел бы быть частью жизни ребенка. Шана в этом не сомневалась, просто не была уверена, что муж будет уделять малышу достаточно времени. Ее способность доверять ему была подорвана.

Решимость ее усилилась, когда она встретилась с ним глазами.

— Мне совершенно ясно, где твое сердце.

— Это несправедливо, Шана. Сейчас непростые времена. Если я ослаблю хватку, семья Стил может затмить нас в управлении компанией. Стилов намного больше, чем Миккельсонов, — сказал он и опустился на край кровати.

Их кровати…

Почти четыре года назад они поженились и построили дом своей мечты в Анкоридже. Шана самостоятельно разработала дизайн интерьера их спальни, с любовью подбирала мебель, текстиль и элементы декора в стиле прованс, в каждую деталь вкладывала романтическую надежду, что их счастье будет вечным. Они провели много часов в этой комнате — занимались любовью, строили планы, делились мечтами. Пока третий выкидыш не стал слишком тяжелым для них обоих.

— В таком случае не смею задерживать.

Шана с решительным щелчком закрыла его чемодан и резко развернулась.

Слишком резко. Комната закружилась, и она схватилась за спинку кровати, чтобы не упасть.

— Шана?

Она заморгала, чтобы прошли круги, танцующие перед глазами, подавила приступ тошноты от усиливающейся головной боли. Если бы Чак ушел, она могла бы лечь и отдышаться…

— Уходи, — с трудом выговорила Шана.

Почему он идет так медленно? Она видела, как Чак шевелит губами, но ничего не было слышно. Только не это!..

Комната накренилась, ее рука соскользнула с кровати и безвольно повисла…

Глава 1

Тридцать шесть часов спустя

До сегодняшнего дня у Чарльза «Чака» Миккельсона не было идей, как наладить свой брак. Но он не привык признавать поражения — ни в профессиональном, ни в личном плане.

У Шаны амнезия? Наверняка он неправильно расслышал невролога. У Чака внутри все перевернулось.

— Вы утверждаете, что моя жена дезориентирована? Не помнит такие вещи, как время или дата? Забыла, что ела на ужин?

Доктор Харрис, лечащий врач Шаны, сообщил, что в результате обследования была выявлена небольшая аневризма. Она оставалась без сознания в течение тридцати шести часов — самый длинный день в его жизни, — но в конце концов проснулась.

Узнав, что жизнь Шаны вне опасности, Чак спустился в кафетерий перекусить. Когда он вернулся, доктор Харрис пригласил его в свой кабинет, указал на одно из кресел. Другой доктор, давно наблюдавший Шану, стоял у окна. Снег падал крупными хлопьями, застилая землю белым полотном, будто больничная стерильность была и снаружи, и внутри.

— Ваша жена дезориентирована, но дело не только в этом, — медленно пояснил доктор Харрис. — Шана потеряла память.

«Амнезия». Слово все еще рикошетило в мозгу Чака.

— Она не знает, кто она?

— Вообще-то она знает свое имя, постепенно вспоминает подробности о себе. Из памяти вашей жены стерлись события последних лет.

— Последних лет? — переспросил Чак, беспокойно поерзав.

— Если быть точнее — последних пяти лет.

Пять лет? Это означает, что…

— Она ничего не помнит обо мне.

В последнее время между ними все было не так гладко. О некоторых ситуациях он и сам предпочел бы забыть. Но мысль о потере воспоминаний о хороших временах… Немыслимо.

Доктор Гибсон отошел от окна и занял соседнее кресло. Он был молод, но считался лучшим специалистом по лечению бесплодия. Чаку было очень важно, что этот человек пришел, чтобы оценить состояние Шаны, хотя они и оставили попытки завести ребенка.

— Чак, к сожалению, она тебя не помнит, — сказал доктор Гибсон утешительным тоном, к которому он прибегал, когда Чак и Шана дважды потерпели неудачу в ЭКО, и в третий раз, когда случился выкидыш.

Это был удар под дых.

Два месяца назад доктор Гибсон принимал роды у Наоми, сводной сестры Чака, — все началось внезапно, и близнецы родились в машине по пути в госпиталь, — но благодаря профессионализму доктора все завершилось хорошо. Чак был рад за сестру, однако осознавать, что они с Шаной, возможно, никогда не испытают этого счастья, было горько.

— У нас были проблемы. Как вы думаете, эта потеря памяти скорее психологическая, чем физическая?

Чак винил себя в том, что у Шаны образовалась аневризма. Если бы они не ссорились, если бы из-за сильных переживаний у Шаны не поднималось давление, возможно, этого не случилось бы.

— Нет никаких сомнений, что у вашей жены была аневризма, и ей невероятно повезло, что она отделалась так легко. Но это не значит, что психологические аспекты не сыграли свою роль. Тело и разум работают в тандеме.

— Как мы будем действовать дальше? Что мы ей скажем и каков ее прогноз?

— Я понимаю, что вам нужны ответы, но еще слишком рано прогнозировать долгосрочную перспективу. На данный момент предлагаю вам отвечать на все ее вопросы, но не давать дополнительной информации, не раскрывать деталей. Ее память должна восстанавливаться самостоятельно, без подсказок, — предупредил доктор Харрис. — В дальнейшем вас будет консультировать психиатр.

Доктор Гибсон подался вперед.

— Давайте сосредоточимся на положительных моментах. Шана пришла в себя и физически она в полном порядке. Сердцебиение ребенка сильное. Это повод для радости.

Чак нахмурился, уверенный, что неправильно понял. Гибсон, должно быть, путал пациентов после поздней смены.

Доктор Харрис выпрямился.

— Ребенок?

— Какой ребенок? — спросил Чак.

Шана не могла быть беременна. Только не сейчас. Это было бы слишком…

Брови доктора Гибсона взлетели вверх.

— Она не сказала вам о беременности?

Чак медленно покачал головой, ошеломленный, наполовину уверенный, что произошла ошибка.

— Шана ждет ребенка, — сказал Гибсон, не оставляя повода для сомнений. — Прошло уже два месяца. И, судя по твоей реакции, Чак, она тебе еще не сказала.

За последние полтора дня Чак прошел через ад. Когда в приемном покое спросили, может ли его супруга быть беременной, он ответил отрицательно. После выкидыша Шана не желала еще раз проходить процедуру ЭКО.

Теперь он понял, в чем дело. Шана забеременела естественным путем.

Реальность врезалась в Чака, как тонна кирпичей. Несмотря ни на что, им удалось зачать ребенка.

Он не чувствовал ничего, кроме изумления.

Взглянув на календарь на столе доктора Харриса, Чак вспомнил об их поездке на крещение приемной дочери его сестры Гленны. Вернувшись домой, они и сами задумались об усыновлении. Все это очень сблизило их, страсть вспыхнула с новой силой. Та неделя бросила вызов их шансам и принесла плоды.

Доктор Харрис снова открыл планшет и начал просматривать свои записи.

— К сожалению, мы не знали о беременности Шаны… Впрочем, ни одно из лекарств, которые она получила, не должно представлять риска для развития ребенка. Мы оставим Шану еще на одну ночь для наблюдения.

Доктор Гибсон сказал:

— Мы также сделаем ультразвук и начнем давать прогестерон, учитывая ее предыдущие выкидыши.

Чак кивнул, все еще не веря в случившееся. Ребенок. Шана была на втором месяце. Она знала и не сообщила ему об этом.

Хуже того, она выгнала его из дома, не сказав, что носит его ребенка. Шана, вероятно, понимала, что, рассказав о ребенке, она не смогла бы отделаться от него. Чак злился на нее, но сейчас не мог позволить себе такую роскошь, как гнев.

Доктор Гибсон наклонил голову и положил руку на плечо Чака.

— Я понимаю, вам сейчас нелегко. Вы оба так долго ждали этого ребенка, и это не те обстоятельства, которые кто-либо мог предвидеть. — Он показал на дверь. — Возможно, увидев тебя, она вспомнит.

В этом-то и заключалась проблема. Чак не хотел, чтобы Шана вспомнила. Потому что, если она вспомнит…

Шана уйдет и заберет их ребенка.

Шана приподнялась на больничной кровати, медленно и осторожно, чтобы убедиться, что комната не вращается, как в прошлый раз. Доктора, заходившие в палату, не могли или не желали отвечать на ее вопросы, а ей нужны были ответы. Рядом сидела медсестра — поправляла одеяло, давала глотнуть воды через соломинку, но разговаривать отказывалась. Телефон в палате отсутствовал, пульт от телевизора не работал. Ей был виден только снег, падающий на горы.

Шана коснулась головы, провела по волосам и прямо за ухом нащупала повязку. Ее заверили, что длинные волосы закроют выбритое место. Доктор сказал, что у нее была небольшая аневризма, а в остальном она вполне здорова.

Шана попыталась вспомнить, что случилось до того, как она попала в больницу. Последнее, что она помнила, — спор с матерью из-за ее отказа помириться с отцом. Эти мысли только усиливали головную боль.

Она знала, что нужно избегать переживаний. Об этом говорил ее опыт работы частным детективом и ее шестое чувство.

Что-то происходило помимо того, что они ей сказали.

Повернувшись к медсестре, Шана спросила:

— Когда вернется доктор? У меня есть вопросы.

Оставаться в неведении было страшно. Ее воображение работало слишком активно, тревога не отпускала.

Как только медсестра открыла рот, чтобы ответить, раздался стук, и дверь открылась. Мужчина кивнул медсестре, и та вышла. Это был не тот доктор, который осматривал ее, когда она проснулась. И хотя за последние полчаса через ее палату прошла целая толпа сотрудников, она бы запомнила этого парня. У него было незабываемое лицо, как у кинозвезды, — красивое и брутальное. Его светло-каштановые волосы были достаточно длинными, чтобы запустить в них пальцы, притянуть к себе и…

От мысли о поцелуе с незнакомцем Шана смутилась, на щеках проступил румянец.

Но кто же он? Доктор? Не похоже. Белый халат отсутствовал. На парне были джинсы и футболка с длинными рукавами. Его зеленые глаза удерживали ее внимание.

— Я ценю, что вы все так тщательно меня оберегаете, но мне нужно связаться с матерью. Я просто хочу позвонить ей, но никто не дает мне телефон.

Или пульт дистанционного управления. Или зеркало. Или ответы.

Ладно, это было очень странно.

— Твоя мать уже в пути. Она должна быть здесь завтра. — Парень подошел ближе, положил большие руки на поручни кровати.

Прежде чем попытаться встать, Шана посмотрела на его безымянный палец и увидела… обручальное кольцо.

Разочарование охладило ее влечение. Она должна быть сосредоточена на более серьезных вещах, а не на этом сексуальном незнакомце.

— Вы мой доктор? — Шана остановилась на разумном вопросе, еще тысяча неразумных промелькнула в ее затуманенном мозгу.

— Тебе нужно отдохнуть, — уклончиво сказал он. — Ты через многое прошла. Твое тело нуждается в подзарядке.

— Так вы доктор? — Шана приложила палец к виску. — Не могу вспомнить. Когда я проснулась, в комнате было так много людей.

— Я не твой доктор.

Шану охватила нервная дрожь.

— Напомните мне, кто вы?

— Меня зовут Чак, и я сейчас позову доктора. — Он отступил на шаг назад.

Все сложнее, чем она думала.

— Чак, скажите… Скажи мне… Те люди осматривали меня и задавали вопросы, но никто не отвечал на мои. — Шана ощутила приступ паники. — Скажи мне, что происходит, или дай телефон поговорить с мамой. Почему его прячут от меня?

— Твоя мать скоро будет здесь. — Чак поднял руку в успокаивающем жесте, от которого становилось только хуже. — Она вне доступа, в пути.

Глубоко в животе образовалась яма. Стены обрушились на нее.

Все было не так, как казалось!

Это место начинало походить на тюрьму, правда, отдельная палата, полная высокотехнологичного оборудования и живых цветов, была слишком шикарной для заключения. Ей нужно было привести свои мысли в порядок, позвонить маме, узнать у босса о ее делах и предстоящем судебном процессе, в котором она будет давать показания.

— Значит, тебе придется рассказать мне обо всем, потому что лежать здесь в неведении меня напрягает.

Шана высунула ноги из-под простыни, намереваясь встать. Комната закружилась. Чак бросился вперед и подхватил ее под локоть. Его прикосновение одновременно и успокаивало, и тревожило.

Ее взгляд вернулся к сверкающему обручальному кольцу. От искры осознания ей стало плохо. Женатые мошенники были самыми худшими. Обман отца едва не разрушил ее жизнь.

Комната снова начала вращаться.

Что-то здесь было не так. Очень неправильно…

— Мне нужно знать, что происходит, и, если ты не скажешь мне, — Шана потянулась к кнопке вызова, — я найду того, кто скажет.

Чак отпустил ее руку.

— Хорошо, мы поговорим. Я честно отвечу на любой вопрос.

В голове Шаны сработала сигнализация. Когда люди говорят такие слова, как «честно» или «правдиво», это обычно означает, что им есть что скрывать.

— Я хочу знать, почему все вокруг меня ведут себя так странно.

— Аневризма повлияла на твою память, — сказал Чак медленно и осторожно.

Ее память? Тяжесть этого слова сильно ударила ее.

— Как повлияла?

— Ты забыла последние пять лет.

Слова Чака врезались в мозг, запустив карусель в ее голове.

— Пять лет? И мы знаем друг друга?

По мере того, как ее мир закручивался спиралью, нашелся логический ответ — отсутствие у него медицинского халата… и обручальное кольцо.

Лицо Чака помрачнело. Он положил руки ей на плечи, не отводя взгляда.

— Мы больше не знаем друг друга. Я твой муж.

Выражение ужаса на лице Шаны было чертовски оскорбительным. Она посмотрела на его обручальное кольцо, затем снова в его глаза. Цвет сошел с ее и без того бледного лица. Она безвольно опустилась на больничную койку, ее светлые волосы разметались по подушке.

Чак хотел защитить ее, найти способ решить их проблемы. Не то чтобы ему это особенно удавалось. Ему нужно забыть о своих чувствах и сосредоточиться на ней. Сосредоточиться на том, чтобы сохранить ее спокойствие — и сократить разрыв между ними.

Шана показала свой голый безымянный палец.

— Мы женаты?

— Почти четыре года. Твои драгоценности были сняты, когда тебя госпитализировали.

Чак провел пальцами по щеке Шаны. Его и сейчас влекло к ней. Даже в больничной рубашке она была прекрасна.

— Ты — мой муж? Я… Почему?.. Как это случилось? Это ужасно!..

— Понимаю, это тяжело принять сразу.

Чак придвинул стул ближе, сел, взял ее руки в свои.

— Врач сказал, что потеря памяти может быть временной.

— Или это может быть навсегда. — Шана не отстранилась, но смущенно посмотрела на их сцепленные руки. — Как давно мы знаем друг друга?

Взгляд ее прекрасных голубых глаз пронзил Чака ледяным огнем — она видела его насквозь, как рентгеновский аппарат. Он кивнул, прочищая горло. Чак был полон решимости предоставить объективные факты. Чтобы не сделать все еще хуже.

— Мы познакомились почти пять лет назад. — Он внимательно наблюдал за ней, чтобы оценить ее реакцию. Он чувствовал, что знает ее очень хорошо, но все же не совсем. Вопросы наводнили его разум слишком большим количеством потенциальных вариантов будущего, чтобы понять их сразу.

— Значит, я помню только то, что было до нашей встречи? — медленно сказала Шана, и глаза ее наполнились подозрением.

Она была слишком проницательна. Похоже, ее навыки частного детектива не были забыты.

— Похоже на то, — сказал он, чувствуя себя как на минном поле. — Я не жду, что ты поверишь мне на слово. Поговори с моей семьей, поговори со своей матерью. Все, что угодно, чтобы ты была спокойна.

— У тебя есть родственники поблизости?

— Есть. У нас большая семья. Моя мать и почти все мои братья и сестры живут в Анкоридже, за исключением моего брата, который живет в Джуно. — Чак делился подробностями, не сводя с нее глаз, пытался по взгляду Шаны опре делить, возвращается ли к ней память. Амнезия могла исчезнуть в любой момент, и она снова пошлет его. — Моя мать недавно вышла замуж, а ее новый муж имеет еще большую семью, почти все они живут здесь, в Анкоридже.

— Большая семья — это благословение. — Ее голубые глаза сияли болью, которую он узнал.

Шана в подростковом возрасте испытала сильное потрясение, узнав о второй семье своего отца. Выяснилось, у нее было три сводных брата и сестры, которых она никогда не встречала. Предательство отца так глубоко ранило Шану, что она разучилась доверять людям. Чак знал, что ему нужно помнить об этом сейчас больше, чем когда-либо. Если он ошибется, все может пойти совсем не так, как он хочет.

Но он не мог отпустить ее, особенно сейчас. Он сделает все необходимое, чтобы защитить Шану и их ребенка.

Было время, когда они планировали завести по крайней мере четверых детей. Но у судьбы был для них другой план.

— Учитывая, что моя семья и семья нового мужа мамы были конкурентами, а точнее, врагами на протяжении десятилетий, мы не были уверены, что это хорошая идея. Объединение семей — непростая задача.

— Значит, мы с тобой счастливы в браке?

Это был сложный вопрос.

— У нас были проблемы, как и у любой другой пары…

Последнее, о чем он хотел бы рассказать, была их ссора прямо перед ее аневризмой. Чак с содроганием вспомнил, как Шана заявила, что между ними все кончено, побросала его одежду в чемодан и потребовала, чтобы он ушел. Но доктор сказал отвечать честно.

— Мы проходили лечение бесплодия, и это наложило отпечаток на наши отношения.

— Мы хотели ребенка?

— Мы и сейчас хотим этого.

Чак очень хотел быть полноправным отцом своему ребенку. Если беременность пройдет хорошо, Чак сделает все, что в его силах, чтобы быть рядом со своим ребенком.

— Ты должен понять, что я потрясена всем этим. — Шана провела по своим длинным медовым волосам, ее пальцы задержались над ухом там, где была повязка. — Амнезия? Я много раз слышала об этом, но никогда не думала, что это может случиться со мной.

— Конечно. Это непросто. Не торопись. Я здесь, я сделаю все, что нужно, и я никуда не уйду.

— Спасибо… — Шана нахмурилась, вспоминая его имя.

— Чарльз, — напомнил он ей, — но все зовут меня Чаком.

— Как я тебя называла?

Во время их последнего разговора Шана называла его не самыми лестными именами, но сейчас лучше об этом не напоминать.

— Ты называла меня Чаком.

— Спасибо тебе, Чак.

Оттого, как она произнесла его имя, у Чака потеплело на сердце.

В дверь постучали.

— Привет.

В палату нерешительно вошла младшая из сестер Чака, Алайна, самая робкая и застенчивая из их семейства. В детстве Алайна была такой же разговорчивой, как и другие дети, но потом изменилась. Стала скрытной и замкнутой. Велеть ей уйти — все равно что оторвать крылья у бабочки.

Чак хотел держать свою семью подальше от Шаны еще какое-то время, пока она не окрепнет, но общение с Алайной ей точно не навредит. Тихая и незаметная, как невидимка, Алайна, вероятно, нашла способ проскользнуть мимо сотрудников больницы. Чак попросил никого не впускать в палату жены без его ведома, но прогнать сестренку он не мог.

Девушка бросилась к кровати Шаны и нежно обняла ее.

— Слава богу, ты проснулась! Я так волновалась!

Шана уставилась на сестру широко раскрытыми от удивления глазами.

— Здравствуйте, спасибо.

Отступив на шаг, Алайна опустилась на стул.

— Это такое облегчение, что ты проснулась, здорова и ребенок в порядке. Это просто чудо!

Как, черт возьми, она узнала? И, черт возьми, ему нужно срочно что-то придумать, прежде чем…

На лице Шаны отразилось изумление.

— Ребенок?!

Глава 2

Ребенок?!

Паника и замешательство охватили Шану, голос девушки все еще звенел в ее ушах. У нее, оказывается, есть не только муж, но и ребенок? Рука скользнула к плоскому животу. Наверняка здесь какая-то ошибка.

Если только они не имели в виду ребенка, который уже родился.

— У нас есть ребенок? — спросила Шана; ее голова шла кругом. — Сколько лет? Ты говоришь, что ребенок в порядке. Что-то случилось, когда у меня была аневризма? Я была за рулем?..

— Ничего подобного. — Чак искоса посмотрел на сестру, которая казалась еще более смущенной.

— Я не понимаю… — проговорила Алайна, едва сдерживая слезы.

Чак положил руку девушке на плечо.

— Шана, я планировал рассказать об этом немного позже. Ты на восьмой неделе беременности.

Шана сделала глубокий вдох и замерла, не в силах выдохнуть. У нее звенело в ушах. Она едва могла оправиться от этого последнего шока.

— Я… Я не знаю, что сказать, — наконец проговорила она.

Алайна нервно теребила край свитера, на глазах выступили слезы.

— Прости меня. Я не хотела… Ну, мне просто очень жаль.

Чак обнял ее за плечи, желая утешить, хотя в его глазах отражалось разочарование.

— Милая, познакомься с Алайной, моей сестрой. — Он повернулся к девушке: — Алайна, Шана страдает временной амнезией и забыла о последних пяти годах. Ты не могла этого знать. Хотя мне чертовски любопытно, как ты узнала о беременности.

Алайна кусала свои и без того короткие ногти.

— Я подумала… О боже! Извини. Я проходила мимо сестринского поста и подслушала, как они говорили об этом. Мне очень жаль…

Чак натянуто улыбнулся.

— Все будет хорошо, сестренка. У Шаны просто пробелы в памяти. Все будет в порядке.

Хотела бы Шана также быть уверена в этом. Она думала о том, чтобы когда-нибудь стать матерью, но это было слишком быстро. Еще час назад она была бесконечно одинока, и тут выясняется, что у нее есть муж, куча родственников, и вскоре появится ребенок!.. События развивались с поистине головокружительной скоростью.

Отец разрушил жизнь ее матери. Шана всегда знала, что, когда придет ее время обзавестись семьей, решение нужно будет принимать неспешно и с большой осмотрительностью. Если они с Чаком пытались завести ребенка, значит, их брак был прочным.

Так почему же она не почувствовала всепоглощающей любви к этому человеку. Если он тот самый — единственный и неповторимый, — она должна была испытать что-то вроде любви с первого взгляда, чувство подобное удару молнии. Да, она почувствовала влечение к нему, но не любовь…

— Шана, мне очень жаль, что я сбила тебя с толку и все так усложнила.

Алайна выскользнула из-под руки брата и развернулась к двери.

— Мне лучше уйти. Надеюсь, мы сможем поговорить в другой раз, когда все будет менее… ну… запутанным. Мне очень жаль.

— Все в порядке.

Вернее, она надеялась, что так и будет. Шана тяжело выдохнула, не зная, что она чувствует. Непросто вынашивать ребенка, которого не могла вспомнить.

— Я действительно очень сожалею. — Алайна попятилась к двери. — Я люблю тебя, Шана.

Чак жестом остановил Алайну.

— Если бы ты принесла мне кофе, я был бы очень признателен. — Он вытащил двадцатку из бумажника. — Купи себе тоже что-нибудь. Спасибо, малыш.

Как только дверь закрылась, Шана приподнялась на кровати и расправила плечи — спина начинала побаливать от долгого лежания.

Чак потер затылок, разочарование появилось в его глазах.

— Я прошу прощения за то, что не справляюсь с ситуацией.

— Как ты мог такое предвидеть? Никто не мог.

— Ты великодушна. — Чак откинулся на спинку стула у ее кровати.

— Итак, у меня есть несколько вопросов. — Мысли о предстоящем разговоре вызвали у Шаны новую волну паники, но оставаться в неведении было невыносимо. — Ребенок ведь твой, верно?

— Совершенно верно, — ответил Чак без колебаний. — Ребенок мой. Других детей у нас нет, — добавил он, предупреждая ее вопрос.

Шана даже не думала об этом. Но что еще она не знает? Пять лет — это огромный промежуток времени, за который жизнь может кардинально поменяться.

— Ты сказал, что мы боролись с бесплодием. — Шана посмотрела на свои руки, увидела след от кольца на безымянном пальце. — Просто так много нужно узнать о том, что произошло за последние пять лет.

Ее мозг был перегружен, взвешивая каждую крупицу информации, прежде чем она поверила последнему откровению. Даже люди с благими намерениями имеют корыстные интересы. И она также знала, как легко человек может быть введен в заблуждение кем-то, умеющим врать. Отец преподал ей этот урок слишком болезненно.

— Тогда мы не будем сегодня тебя перегружать. — Чак накрыл ее руку своей и крепко сжал. — Я бы чувствовал себя более комфортно, если бы мы позвали врачей и позволили им осмотреть тебя и получили четкие рекомендации.

Его прикосновение было… знакомым. Сильное, но осторожное.

Шана не могла отрицать справедливость его слов.

— Я просто хочу знать еще кое-что.

Чак улыбнулся.

О да, она видела эту улыбку или вспомнила, что видела. Когда Чак улыбался, его глаза сияли.

— Разве я могу отказать тебе?

Шана не могла не улыбнуться в ответ.

— Очевидно, ты меня хорошо знаешь. Лучше, чем я знаю себя в данный момент, что и подводит меня к моему вопросу: какая у меня фамилия? Вернее, какая у нас фамилия? Или я сохранила девичью фамилию?

Улыбка исчезла с лица Чака, он сжал ее руку.

— Ты взяла мою фамилию. Миккельсон. Удивление охватило ее.

— Как в нефтяной семье Миккельсон?

— Да, — кивнул Чак. — Мы — те самые Миккельсоны.

В нем появилась настороженность, которую Шана не могла понять. Тем не менее все для нее сейчас имело смысл.

— Неудивительно, что у меня отдельная палата. Твои родители владеют «Миккельсон Ойл». — Шана прижала пальцы к вискам, чтобы унять подступающую головную боль.

— Это больше не «Миккельсон Ойл». Мой отец умер почти три года назад. Мать недавно вышла замуж за главу «Стил Ойл» Джека Стила. Сейчас компании объединяются в концерн «Аляска Ойл Баронс».

Для этой вроде бы хорошей новости он не выглядел счастливым.

— Мне жаль, что твоего отца больше нет. — Шана сжала его руку, и легкая дрожь, словно электрический разряд, прошла между ними.

Его большой палец гладил внутреннюю сторону ее запястья.

— Спасибо. Отец был привязан к тебе.

— Жаль, что я этого не помню.

— Мне тоже.

Память не возвращалась, сведения о забытых пяти годах ее жизни сыпались сверху, как метеоритный дождь. Красиво… но Шана боялась обжечься.

Дверь снова открылась.

— Добрый день, Шана. Я — доктор Гибсон.

Чак откашлялся и отступил назад.

— Доктор Гибсон — твой акушер-гинеколог.

Доктор вкатил в палату какой-то аппарат, за ним следовала медсестра.

— Я слышал, вы двое собирались поговорить.

Чак кивнул.

— Я сказал Шане, что я ее муж. Она знает о ребенке.

— Как ты себя чувствуешь? — Гибсон остановился у ее кровати.

— Подавленной. Немного одурманенной. В голове путаница.

— Это понятно, — сказал доктор с пониманием.

— Медсестра измерит тебе давление, а затем мы сделаем ультразвук. — Заметив, что Шана поежилась и натянула одеяло до подбородка, доктор добавил: — Мы не торопимся, скажи, когда будешь готова.

Сердце Шаны тревожно сжалось. Все происходило так быстро, хотелось поставить ситуацию «на паузу». Но жизнь так не работала. Она должна была смотреть в лицо настоящему.

— Нет необходимости ждать. Я хочу знать столько, сколько смогу.

— Спрашивай обо всем, что тебе интересно, и я постараюсь ответить, — сказал доктор Гибсон. — Ты не против, если мистер Миккельсон останется в палате? Я понимаю, что это довольно необычные обстоятельства.

Шана посмотрела на Чака. Он ее муж. Все это знают. И это его ребенок. Он имеет право быть здесь. Прошедший день, должно быть, был адским для него из-за страха за нее и их ребенка.

— Конечно, он может остаться.

— Спасибо тебе.

Чак взял ее руку в свою. Прикосновение было сильным и уверенным.

Ее первоочередной задачей сейчас было узнать, кто она такая. Шана не могла позволить себе ослабить бдительность перед единственным мужчиной, которому она могла бы доверить свою жизнь.

На следующее утро, когда Чак забирал Шану из больницы, он все еще не мог прийти в себя после УЗИ. Выйдя из больницы, он полной грудью вдохнул свежего морозного воздуха, рядом санитар катил кресло с укутанной в теплые вещи Шаной. Снега после вчерашнего снегопада стало еще больше, по дороге катили снегоуборочные машины.

Личный водитель открыл пассажирскую дверь. Чак подал руку жене. Своей беременной жене.

После УЗИ исчезли последние сомнения, что Шана беременна. В это безумное время в его жизни появился ребенок и второй шанс в отношениях с любимой, и он не хотел его упускать.

В детстве он мечтал об идеальном браке, как у его родителей. Этого не случилось. Но Чак никогда ни в чем не знал поражений. Он не хотел, чтобы его брак распался, и не был готов признавать поражение. Это означало, что он должен использовать это время, чтобы завоевать свою жену.

Шана провела большую часть пути домой в состоянии шока, смешанного с осторожной надеждой, что дома, в родных стенах, ее память восстановится.

Улицы, по которым они ехали, казались Шане смутно знакомыми, но в голове у нее все кружилось. Ее память об улицах Анкориджа устарела на пять лет.

Пять лет.

Такое значительное количество времени. Шана попыталась вспомнить, вернее, представить, какой была ее свадьба. Где они с Чаком связали себя узами брака. Интересно, кто ее лучший друг?

Но воспоминания не спешили пробуждаться в ее сознании. Они были погребены под нагромождением вопросов, на которые она пока не получила ответы.

Подъезжая к дому, Шана ощутила волнение. Этот дом она делила с Чаком, наследником нефтяной империи и чертовски сексуальным мужчиной. Чак сказал, что ее мать из аэропорта поедет прямо к ним домой. Ее рейс немного задержали.

Автоматические ворота распахнулись, открывая вид на двухэтажный особняк, выстроенный во французском стиле прованс, — стены из беленого кирпича, черепичная крыша, деревянные ставни на окнах, просторная терраса. Красиво, но незнакомо…

Шана выросла в небольшом кирпичном доме в стиле ранчо. Мать работала медсестрой на расположенной поблизости военно-воздушной базе. Отец часто жаловался, что ему не хватает денег. Родители постоянно ссорились. Мама сердилась из-за того, что у отца были проблемы с алкоголем. Кроме того, семейный бюджет страдал из-за его пристрастия к азартным играм. Нередко причиной скандала становились другие женщины. Насколько Шана знала, возможности содержать вторую семью у отца не было. Кто бы мог такое заподозрить?

Довериться Чаку было непросто, но сейчас Шана была не в том положении, чтобы уйти. Она даже не знала, кто она. Она хотела дать своему ребенку шанс на полную семью.

Шана стряхнула с себя прошлое, не желая, чтобы отец продолжал влиять на ее жизнь. Он не заслуживал даже мимолетной мысли.

Чтобы отвлечься от горьких воспоминаний, Шана сосредоточилась на доме, где, по словам Чака, прожила почти четыре года. Узнает ли она его?

Участок на первый взгляд был не меньше пяти акров. Границы владений терялись в сосновом лесу, над ним в отдалении возвышался величественный горный хребет. Кроме дома, на территории были несколько хозяйственных построек в таком же стиле и гараж на пять машин.

Вдоль подъездной дорожки выстроились дорогие автомобили, запорошенные снегом. Итак, семья Чака здесь — ожидает ее прибытия.

Шану охватила новая волна беспокойства. Интересно, как они примут ее? Впрочем, они давно с ней знакомы, а вот она о них ничего не знает. Оставалось надеяться, что она почувствует себя увереннее, когда окажется в знакомой обстановке, среди любимых вещей. Современный французский стиль прованс всегда нравился ей. Многообещающее предзнаменование.

— Мы нанимали специалиста по интерьерам или подбирали мебель и предметы декора самостоятельно?

— Мы выбрали произведения искусства вместе, но остальное — это все ты. — Чак обогнул замерзший пруд и подъехал к дому. — Разрабатывая дизайн, ты учла мои пожелания. Например, у меня были оленьи рога с охоты с отцом, которые я хотел сохранить, и ты нашла им применение.

— Какое?

Чак припарковался.

— Ты встроила их в люстру со свечами и повесила над обеденным столом. Это большая дань уважения моему отцу.

Шана уловила ностальгические нотки в его тоне.

— Жаль, что я не помню, как мы с ним познакомились…

Там, где должны были храниться самые яркие воспоминания, зияла пустота.

Чак горько вздохнул, развернулся, убрал прядь волос с ее лица.

— Потерять его было тяжело для всех нас. И для тебя тоже.

Ее рука потянулась к подбородку Чака — Шана позволила себе погладить его щетину под видом утешения. Она давно хотела это сделать.

— Тебя назвали в его честь.

— Ты помнишь? — Чак резко поднял голову. Его взгляд заставил щеки Шаны вспыхнуть.

— Я не уверена. Это скорее предположение.

Настороженность в глазах Чака свидетельствовала о том, что он предпочел бы, чтобы она не помнила. Шана вздрогнула и убрала руку.

— Понятия не имею, кому принадлежит каждая из этих машин.

Чак указал на первую машину.

— Эта принадлежит моей матери. Она хотела навестить тебя в больнице, но я посчитал, что не стоит перегружать тебя новыми лицами.

Это правда? А может, семья Чака не любит ее, и поэтому в больницу пришла только его младшая сестра…

В любом случае он был прав, держа их подальше от больницы, потому что память о последних пяти годах все еще не возвращалась. У дверей Шана начала паниковать — она ничего не знает о людях, которые ожидают ее там. Возможно, их визит не был такой уж хорошей идеей. Но теперь было слишком поздно давать задний ход.

Массивная дверь распахнулась. Шана вошла и увидела множество незнакомых лиц. Все эти люди — мужчины, женщины, дети — приветствовали ее. Когда Чак сказал, что у него большая семья, она не вполне поняла, что это значит.

На пороге их встретила высокая блондинка с ребенком на руках, ее улыбка была теплой и приветливой. Диван и кресла в просторной гостиной были заняты незнакомцами, когда Шана вошла, они поднялись со своих мест — пожимали ей руки, улыбались, говорили, как рады видеть ее. Эти люди, казалось, искренне беспокоятся о ней, но среди них она чувствовала себя чужой. Чак называл имена, но голова отказывалась воспринимать эту информацию.

Пытаясь преодолеть надвигающийся приступ головной боли, Шана сосредоточилась на внутреннем убранстве гостиной, попыталась представить, как выбирала мебель с этим мужчиной.

Заметив, что Шана смущена пристальным вниманием родни, Чак подал ей руку и отвел в столовую. Шана окинула взглядом длинный деревянный стол, окруженный восемью стульями. Стол, накрытый на двоих, украшали букеты свежих цветов и высокие свечи в изящных подсвечниках. Привычку красиво накрывать стол и в будни и в праздники Шана унаследовала от матери. Она была рада, что традиции ее семьи прижились в этом доме.

Это воспоминание вернуло Шане уверенность и придало сил для нового знакомства с родственниками мужа. Мать Чака, Джинни, была главой клана Миккельсон; помимо Чака у нее были еще один сын и две дочери. Джек Стил, новый муж Джинни, имел пятерых взрослых детей, троих сыновей и двух дочерей. Его старший сын, Бродерик, был женат на Гленне, старшей сестре Чака, той самой, что встретила их у дверей с прелестной малышкой на руках. Старшая дочь Джека, Наоми, вышла замуж за ученого, у них были девочки-близнецы.

Сердце Шаны сжалось при виде малышей. Они напоминали ей о ребенке, о котором она только что узнала, но которого уже полюбила всем сердцем. Где-то в глубине памяти шевельнулось воспоминание — когда-то она слышала, что Джек потерял жену и еще одну дочь в авиакатастрофе. Это произошло более десяти лет назад, Стилы были известной семьей, и эта трагедия была у всех на слуху в их штате.

— Очень мило, что вы все пришли поприветствовать меня.

Шана опустилась на один из стульев в гостиной, Чак стоял рядом. Присутствие мужа, прикосновение его руки к плечу приободряли ее. От него исходили волны уверенности и спокойствия, ей было хорошо рядом с ним, между ними, несомненно, существовало притяжение. Но прикосновение не могло унять ее разочарования — даже увидев в столовой ту самую люстру, увенчанную оленьими рогами, она не смогла вспомнить связанную с нею историю. Все, что было у Шаны, — это пересказ воспоминаний, которыми Чак поделился с ней.

Будто почувствовав ее переживания, Чак сжал плечо Шаны.

На лице Джинни появилась теплая улыбка.

— Судя по всему, Чак считает, что мы утомляем тебя. Пойми, мы здесь из лучших побуждений — когда мы услышали, что рейс твоей матери задержали, мы решили не бросать вас одних. Мы здесь только для того, чтобы поприветствовать тебя и принести вам еду, а теперь нам пора уезжать.

— Вы надеялись, что встреча с вами вернет мне память, — проговорила Шана. — Жаль, но это не так. Возможно, я никогда не вспомню. Но спасибо, что попытались…

Шана тяжело сглотнула и откинулась на спинку стула. Теперь она не сомневалась, что визит Миккельсонов и Стилов продиктован участием и любовью к ней. Отчего-то осознание этого причиняло ей боль.

— Я просто рада, что ты жива и здорова, — сказала Джинни. — И знай, что мы все в любой момент на связи, готовы ответить на любые твои вопросы.

— Я вам очень признательна. Пожалуйста, останьтесь на ужин.

Шана прикусила губу, желая, чтобы эта встреча каким-то чудесным образом избавила ее от амнезии.

Несмотря на теплый прием семьи Чака, Шана все еще не могла избавиться от беспокойного чувства. Она не могла перестать искать причину, почему она была так уверена, что в этом раю есть проблемы.

Глава 3

Чак прислонился к дверному косяку, глядя на горный хребет, исчезающий в темноте. Свет от машины сестры ослепил его на мгновение, когда та сдавала задним ходом. Он все еще не был уверен, каким будет результат последних нескольких часов.

Запустив пятерню в густые волосы, Чак потянулся. Вечер был похож на акробатический этюд на минном поле — приходилось обходить то одну мину, то другую. Он беспокоился о том, что может рассказать его семья. Чак оценил их заботу, и Шана настояла на том, чтобы все они остались на ужин, — она надеялась, что общение с ними разрушит плотину и освободит ее воспоминания. Тем больше у него было причин вытолкать их за дверь. Если бы только ему удалось отговорить Шану от приглашения. Но это могло вызвать у нее подозрения и беспокойство. А он, как никогда, нуждался в ее спокойствии. Ему нужно было выиграть время, чтобы наладить нормальные отношения и не дать ей уйти.

По крайней мере, его семья была достаточно тактична, чтобы не упоминать о семейных проблемах. Мать вытащила фотоальбомы, в том числе свадебный, в попытке помочь Шане вернуть память, но ни одна фотография не пробудила в ней ни одного воспоминания. Все это вызвало у него раздражение и, как ни странно, облегчение.

Чак провел рукой по подбородку, проходя мимо уже убранной столовой. Он нанял дополнительный персонал на время выздоровления Шаны. Несмотря на то что у них теперь был личный повар, его семья оставила достаточно еды, чтобы накормить целую армию. Хотя все они ели до тех пор, пока не сгорели свечи в серебряных канделябрах.

Он был благодарен семье за то, что они попытались помочь спасти его брак. Их присутствие создавало счастливую семейную атмосферу, которую он должен был продемонстрировать своей жене.

Пройдя несколько шагов по коридору, он обнаружил Шану в кабинете с книгой в руках — волосы распущены, длинные ноги перекинуты через подлокотник дивана, на кофейном столике кружка горячего какао, в камине горит огонь. В прошлом он нередко находил ее здесь. В первые годы их брака Чак, не задумываясь, присоединился бы к ней. Скользнув руками по ее прекрасным ногам, начал бы снимать с нее одежду, позволяя ей раздевать себя, и отблески огня сияли бы на их обнаженных телах.

Когда-то он думал, что у них есть будущее. Теперь… Теперь он должен был убедиться, что в ее будущем — и будущем его ребенка — найдется место для него.

Возможно, он сможет немного расслабиться с ней в этой комнате, в месте, где они были счастливы. Так часто они проводили время вместе в кабинете, пока он работал дома. Даже год назад они были еще достаточно близки, чтобы она могла отвлечь его от работы с помощью массажа шеи или импровизированного танца, когда из динамиков стереосистемы раздавалась ее любимая песня. Чак надеялся, что эти моменты когда-нибудь повторятся.

Что бы ни происходило между ними в последнее время, он все еще желал ее.

Чак опустился на одно колено возле дивана.

— Как ты себя чувствуешь?

— Измучена, но я ценю твою заботу. — Шана прикусила губу, прежде чем продолжить. — Я надеялась, что встреча с твоей семьей вызовет воспоминания, но… не повезло.

Чувство вины давило, но для них было бы лучше, если она вспомнила обо всем не сразу.

Или никогда.

— Шана, я понимаю, что тебе должно быть неловко…

Прошло много времени с тех пор, как они разговаривали с такой легкостью.

— Это еще мягко сказано.

Глаза Шаны на мгновение задержались на Чаке, прежде чем она убрала руку. Она осмотрела комнату, ее взгляд не задерживался надолго ни на одном месте. Чак проследил за ее взглядом, блуждающим по книжным полкам. Эти полки были одной из вещей, которые она любила больше всего в их доме. Чак вспомнил, как жена радовалась, когда им удалось найти передвижную лестницу, с помощью которой можно было добраться до верхних полок. Больше кабинета Шана любила, пожалуй, только оранжерею.

На ее лице не было никаких признаков воспоминаний.

— Я хочу, чтобы ты знала, что я буду спать в комнате для гостей.

— Спасибо. Я понимаю, что тебе тоже тяжело.

— Это еще мягко сказано. — Чак повторил ее слова, вкладывая в них свой смысл. — Но я знаю, что тебе гораздо хуже. Я хочу, чтобы ты не торопилась, заботься о себе и ребенке.

— Спасибо за понимание.

Чак знал, что Шане требуется личное пространство, чтобы прийти в себя, но боялся, что она еще больше отдалится от него. Воспоминания, которые она так желала вернуть, для него были бомбой замедленного действия, способной рвануть в любой момент.

Но сейчас между ними наступил мир.

Теперь, когда Шана была окружена заботой и комфортом, можно было проверить электронную почту и посвятить пару часов работе.

Чак скользнул за стол и запустил свой ноутбук, наблюдая за Шаной краем глаза.

Шана отложила книгу.

— Над чем ты работаешь?

— Отправляю документы, чтобы у меня было больше свободного времени для тебя.

— Я не беспомощна. И моя мама пробудет здесь неделю. — Она склонила голову набок. — Ты один из тех парней, которые терпеть не могут свою тещу?

Чак тщательно обдумал свои слова, прежде чем высказаться. Ему так и не удалось установить теплые отношения с матерью Шаны, Луизой. Она не доверяла мужчинам, жизнь сделала ее слишком осторожной.

— Около четырех лет назад твоя мать устроилась на работу в Калифорнии. — Луиза была гражданской медсестрой на военном объекте. — Она нечасто приезжала сюда, как правило, ты навещала ее.

— Хм… — Шана, казалось, переваривала информацию, оглядывая кабинет. Ее взгляд задержался на ноутбуке и стопке бумаг. — Прости, что из-за меня ты не можешь пойти в офис.

Эти слова были словно удар в солнечное сплетение. У них было столько споров из-за того, что он трудоголик…

А работать ему приходилось много. Очень много. Чака изначально готовили к тому, что он возглавит компанию после того, как родители вый дут на пенсию. Но все вышло не так, как они задумали, — отец скоропостижно скончался, не успев завершить дела, мать с трудом пережила его уход и вынуждена была оставить работу. Только недавно она ожила, так как влюбилась в своего конкурента по бизнесу. Было принято решение объединить две компании, однако процесс затянулся.

Сейчас было не лучшее время для отпуска, но у Чака не было выбора. Сейчас он нужен жене, ему нужно вернуть ее. От этого зависело будущее их семьи.

Чак почувствовал на себе взгляд жены и поднял глаза.

Шана закрыла книгу, потянулась за кружкой и сделала глоток.

— Что происходит?

— Почему ты спрашиваешь? — Чак смотрел прямо на нее.

Шана поставила кружку на столик, подтянула колени к груди и обхватила их руками.

— Ты выглядишь обеспокоенным. Я знаю, тебе, должно быть, еще более неловко, чем мне.

Чак покачал головой.

— Что заставляет тебя так говорить? Ведь это ты потеряла пять лет своей жизни.

— Не представляю, если бы мой супруг не помнил меня. Я знаю, что это больно, и мне очень жаль.

Шана крепче обхватила колени, не сводя с него глаз. Связь, установившаяся между ними, крепла и становилась сильнее, как пламя, ярко вспыхнувшее в камине.

— Не стоит беспокоиться об этом. Все, что тебе нужно, — отдых и спокойствие.

— Тогда почему ты так взволнован? Не нужно быть частным детективом, чтобы понять, как сильно ты напряжен.

Чак откинулся на спинку кресла.

— Трудности на работе. Мы некоторое время боролись с утечкой данных, — сказал он, решив поделиться с женой.

— В компании завелся крот?

Шана встала с дивана, пересекла кабинет, подошла к камину и взяла с мраморной полки фотографию в тяжелой хрустальной рамке. На ней они были запечатлены вдвоем во время путешествия на снегоходах от Анкориджа до полярного круга. Этой поездкой Чак пытался подбодрить ее после неудачной попытки ЭКО.

— Похоже на то. Мы наняли сотрудницу, которая, как выяснилось, давно искала возможность отомстить и нам, и Стилам.

Шана поставила фотографию на место, подошла вплотную к Чаку — соблазнительная, гибкая, чертовски сексуальная, — но тут же отошла и снова опустилась на диван.

— Она затерялась где‑то в Канаде, — добавил Чак, встал из‑за стола и направился к ней.

— И вы наняли частных детективов.

— Конечно.

Чак сел на диван так близко, что его рука соприкоснулась с ее бедром. Знакомый запах духов заставил его вдохнуть поглубже. Он хорошо помнил, что Шана всегда предпочитала цветочные ароматы.

— Что удалось выяснить из ее электронной почты? — спросила она.

— Ничего.

— Совсем ничего? Должны были остаться какие‑то следы, контакты. — Шана покачала головой. — Это странно.

— Думаешь, ты смогла бы сделать эту работу лучше?

— Я точно не смогу сделать хуже.

Чак усмехнулся:

— Вполне справедливо. Что ты предлагаешь?

— Не знаю, как я проводила время, пока мы были женаты, но я сойду с ума, просто сидя на месте. Позволь мне внести свой вклад в общее дело и попытаться найти эту женщину.

Шана приложила палец к его губам, прежде чем он успел заговорить.

Ощущение ее пальцев на губах обдало Чака волной жара. Ему захотелось обхватить Шану за талию, посадить к себе на колени, припасть губами к ее губам и погрузиться в пленительное тепло ее тела — вот о чем он мечтал.

Но слишком быстрое продвижение может навредить делу. Поэтому Чак просто взял ее за руку и поцеловал в ладонь, прежде чем опустить.

— Итак, Шана, с чего ты думаешь начать? — проговорил он хриплым от возбуждения голосом.

— Пусть отдел кадров пришлет мне личные данные и любую информацию об этой сотруднице. Я начну копать в Интернете.

Шана всегда была волевой и целеустремленной, ее огонь привлекал его с самого начала. Но если он не будет осторожен, она применит свои навыки расследования к их прошлому. Возможно, это расследование отвлечет ее от амнезии и от тех проблем, что были между ними. Меньше всего Чак хотел, чтобы Шана узнала, что в день аневризмы они решили расстаться.

Впервые с тех пор, как она проснулась в больничной палате, Шана смогла наконец дышать полной грудью. Теплые струи душа, бьющие по спине, сняли напряжение в мышцах. Если бы только вода могла смыть все проблемы и заботы… Шана ощутила цветочный аромат любимого шампуня и на мгновение представила, что ее жизнь лишена трудностей и разочарований.

Как она могла забыть свой брак? Неужели аневризма стерла из ее памяти пять лет жизни? Или потеря связана со стрессом? Не случайно из ее памяти исчезли события начиная с тех времен, когда она встретила будущего мужа…

Доверие давалось ей достаточно трудно и при нормальных обстоятельствах. Она хотела бы доверять Чаку, но боялась ошибиться в нем. Шана провела рукой по животу. Ошибки в ее состоянии непозволительны. Ставки слишком высоки. И ей нужно позаботиться о своем здоровье, что в первую очередь включало в себя отдых.

Шана выключила воду, ступила на теплый пол. Стон удовольствия вырвался из ее груди. Она определенно не помнила ни этого, ни любой другой роскоши из своей жизни с Чаком «мегабогатым Миккельсоном».

Только теперь она тоже Миккельсон…

Шана вытерлась пушистым хлопковым полотенцем, затем обернула его вокруг тела, направилась в гардеробную… и врезалась в мужа, как в теплую стену.

Жар, исходящий от плиток пола, пронзил снизу вверх все ее тело. Может, это была плохая идея переехать к нему, пока она ждала излечения от амнезии? Такая близость, их притяжение — все это… вызывало тревогу.

— Прошу прощения, — сказал Чак, обхватив ее за плечи, и его крепкие руки вызвали возбуждающее покалывание в груди. — Я зашел за одеждой, она в нашем шкафу.

Наш шкаф.

Шана сделала пару глубоких вдохов. У нее пересохло во рту. Она зажала полотенце на груди. И никак не могла отойти в сторону.

Его большие пальцы двигались вдоль ее ключиц.

— Я думала, ты все еще внизу. — Прикосновение взбудоражило ее так, что перехватило дыхание. — Мне стыдно выгонять тебя из спальни, — сказала Шана, глядя в его яркие зеленые глаза. — Я могу спать в гостевой комнате. Я не буду скучать по этой спальне, потому что не помню, что она была моей. То есть нашей.

Спальня принадлежала им двоим.

Ее взгляд скользнул мимо Чака в уютную комнату. Как они проводили здесь время, прежде чем она заболела?

Это место казалось чужим. Даже те детали из ее прежней жизни, которые она узнала — старинный флакон духов от бабушки на зеркальном прикроватном столике, — казались здесь неуместными. Знакомо, но недостаточно, чтобы успокоить ее.

Шана вдруг поняла, что Чак не ответил. Его глаза следили за ее глазами, пока она боролась с влечением к человеку, которого едва знала.

— Мне жаль, что между нами все так неловко, — проговорила она дрогнувшим голосом.

— С этим нелегко справиться.

Шана закрыла глаза. От запаха его лосьона после бритья у нее пробежала дрожь, не имеющая ничего общего с холодом за окном.

— Я перевернула твою жизнь с ног на голову.

— Больше похоже на то, что ты выворачиваешь меня наизнанку в этом полотенце.

— Правда? Мне жаль.

Жар обжег ее лицо.

— Тебе не за что извиняться. В этом нет твоей вины.

Его руки скользнули вниз по ее рукам, затем Чак отстранился от нее и отступил.

— Спокойной ночи, красавица.

После того, что она испытала? Вряд ли ее ночь будет спокойной.

Чак откинулся на спинку кресла. Потер глаза, готовясь к еще одной бессонной ночи в своем домашнем офисе. Желтый свет настольной лампы тускло освещал кабинет. Он передвинул бумаги Шаны на левую сторону стола, к цветочной композиции, которую она поставила сюда всего четыре дня назад. Казалось, это было в другой жизни.

Чак не мог уснуть после того, как увидел Шану выходящей из душа. Всего пару дней назад они готовы были вцепиться друг другу в глотки. Теперь желание охватывало его каждый раз, когда они были рядом. Но он видел настороженность в ее глазах. И, по правде говоря, не был заинтересован в том, чтобы броситься с ней в чувственный ураган. Ему нужно было спасти их брак.

Чак покачал головой — ему нужно было сосредоточиться. И в данный момент не на Шане. Сейчас ему нужно было поработать с документами, обратить внимание на цифры на графике и подготовиться к ночным переговорам. Он перечитал документ, подчеркнул несколько строк, перевернул страницу. Его взгляд скользнул от графика к часам. 23:30. Конечно, это было необычное время для переговоров. Но в последнее время все казалось чертовски необычным.

Чак включил ноутбук, от экрана исходило голубоватое сияние, преображая пространство вокруг. Он огляделся — это было их пространство, его и Шаны, — и опять погрузился в воспоминания. Она любила бывать в кабинете — расставляла книги на полках. Шана любила читать. И он был счастлив помочь ей найти идеальный стол, идеальную лестницу, толкового плотника для сооружения книжных полок. Целую жизнь назад.

Жизнь, в которой у него может быть еще один шанс.

Звонок прервал мысли Чака. Пора заняться бизнесом. Бродерик вышел на связь. Он сам назначил это время — время, когда его дочь спала крепким сном. Дядя Бродерика, Конрад, тоже был совой, так что поздний час его не смутил. Что касается Чака, то он был рад возможности погрузиться в работу на некоторое время.

Видеоэкран ожил. Конрад и Бродерик сидели в конференц‑зале «Аляска Ойл Баронс». Джек Стил не участвовал в этом деле. Только Бродерик, старший сын Джека. И брат Джека, Конрад, в качестве консультанта.

Нестареющий Конрад Стил, обладатель темно‑синих глаз и густой шевелюры цвета соли с перцем, наклонился вперед. Невозмутимо и без эмоций спросил:

— Как дела с Шаной?

— До сих пор нет воспоминаний о прошлом. Я ценю, что вы не против моей работы из дома.

Бродерик кивнул и тоже наклонился вперед, положив ручку на стол темного дерева.

— Если тебе нужно больше времени, просто скажи.

Чак невесело ухмыльнулся:

— В прошлый раз, когда я взял месяц отпуска по личным причинам, мой брат угрожал сломать мне ноги.

Конрад натянуто улыбнулся:

— Тристан хорошо справился с прессой и со сбором средств.

Тристан, двоюродный брат Чака, был усыновлен Миккельсонами после того, как его мать, сестра Джинни, пристрастилась к наркотикам. Он был таким же полноправным членом семьи, как и родные дети Чарльза и Джинни.

— Кроме того, что ударил папарацци.

Бродерик бросил взгляд на дядю. Пожилой мужчина пожал плечами.

— Некоторые скажут, что ситуация того требовала.

— И некоторые скажут, что ты на стороне моего брата.

Конрад сцепил пальцы под подбородком.

— Доверие между нашими семьями невозможно установить за один день.

Черт возьми, разумеется!

— Особенно когда такие люди, как Милла Джонс, бросаются обвинениями в адрес моей семьи.

Чак задавался вопросом: удастся ли Шане найти что‑нибудь в файлах бывшей сотрудницы? Он очень надеялся на это. Шана, возможно, перевернула его жизнь с ног на голову, требуя от него больше, чем он мог дать, но нельзя было отрицать, что она была асом в своей работе. Чак недоумевал, почему он не попросил ее заняться этим делом до несчастного случая. Может быть, потому, что она, как он думал, отказалась от своей карьеры детектива, чтобы посвятить все свое время лечению бесплодия?..

Возможно, это была одна из ошибок, которая подкосила их брак.

Конрад скрипнул креслом.

— Ты сказал это. Не я.

Наступила тишина. Все трое переглянулись, но никто не заговорил.

В конце концов, Чак подался вперед, к экрану, желая сделать разговор более продуктивным.

— Я попросил Шану разобраться с исчезновением Миллы Джонс.

А также с ее обвинениями в том, что семья Миккельсон, возможно, причастна к катастрофе, в которой погибли жена и дочь Джека Стила. Чак не стал делиться этими соображениями с Шаной. Пока. На сегодня с нее хватит, решил он. К тому же он не хотел подвергать риску ее чувства к его семье. И к нему самому.

Бродерик скрестил руки на груди — раздражение читалось во всей его позе.

— Мы потратили уйму средств и времени на расследование исчезновения мисс Джонс. И ничего не обнаружили.

— Не помешает участие еще одного специалиста. Шана хороша в том, что делает. Я должен был попросить ее об этом раньше.

Шана не раз обвиняла Чака в том, что он не поддерживает ее в работе. В первые месяцы их брака он так много времени проводил в разъездах по делам компании, что это начало сказываться на их отношениях. Чак убедил ее взять отпуск, чтобы поехать с ним. Несколько месяцев отпуска превратились в год, и ее должность занял новый сотрудник. А потом они переключили свое внимание на лечение.

Конрад раскинул руки, словно сдаваясь.

— Ну конечно, если она сможет найти Миллу Джонс, тогда я согласен. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь ей.

— Спасибо, Конрад, — сказал Чак. — Ей нужно дело, чтобы отвлечься от своей амнезии.

Конрад оперся на локти.

— Как она?

— Обеспокоена, — признался Чак.

Тихий шорох со стороны коридора привлек его внимание — послышался звук шагов, скрип полуоткрытой двери. Он посмотрел поверх экрана ноутбука, в глубину плохо освещенной комнаты.

Шана стояла у двери. Светлые волосы распущены. Прекрасна и обольстительна, как всегда. Но глаза…

Будучи женатым на Шане почти четыре года, Чак слишком хорошо знал этот взгляд. 

Глава 4

Шана сдерживала себя силой воли.

Как. Он. Смел.

Она задержалась на пороге кабинета — их общего домашнего офиса. Ее кровь кипела от гнева.

Знал ли ее этот человек после пяти лет совместной жизни? Неужели он подбросил ей это жалкое дело, чтобы отвлечь? Как будто это решит чертову проблему.

Сжимая дверную ручку, Шана почувствовала, как ее щеки пылают. Свечение экрана ноутбука сделало Чака невероятно похожим на викинга — еще более внушительным, широкоплечим, с квадратной челюстью, поросшей темной щетиной.

Она спустилась вниз перекусить, чтобы хоть как‑то унять свои чувства после их столкновения на пороге спальни. Конечно, она не смогла удержаться и пошла на пьянящий звук его голоса.

Жаль, что его слова не соответствовали ее настроению.

Шана с яростью переступила порог и крепче запахнула махровый халат.

— Так ты просто пытаешься меня отвлечь?

Чак снова посмотрел на экран.

— Конрад, Бродерик, я свяжусь с вами позже. Закрыв ноутбук, Чак оттолкнулся от стола.

— Не знаю, как много ты слышала, но…

— Я слышала достаточно, чтобы знать, что ты попросил меня помочь в расследовании только потому, что хочешь занять меня чем‑то. — Шана замолчала, чтобы перевести дух; от гнева у нее закружилась голова. — А не потому, что действительно веришь, что я могу предложить что‑то ценное.

Чак принял удар, изучая ее лицо. Его зеленые глаза пронзали ее насквозь, заглядывали в душу.

Шана скрестила руки на груди, бросая вызов.

— Ты хочешь знать правду? Прекрасно. — Чак подошел к столу, сел на его край. — Я хочу, чтобы ты отдохнула и посвятила свою энергию исцелению, для себя и ребенка. Представляешь, как ужасно было видеть, как ты теряешь сознание и не можешь прийти в себя?

Гнев отступал, сменяясь влечением. Шана не могла вспомнить это событие, но могла представить его.

— Мне жаль, что ты прошел через это. Но наверняка тебе известно, что беременные женщины иногда теряют сознание.

Чак молчал, на его лице застыла горькая усмешка.

Он что‑то скрывал. О, как же она ненавидела неравенство в том, что он знал все, пока она оставалась в неведении. Каково было бы встретиться с ним на равных?

Шана продолжала злиться, но понимала, что притяжение между ними нарастает. И это отвлекало ее, мешало докопаться до сути. Между ними что‑то было не так, и ей нужно было с этим разобраться.

Ее навыки детектива обострились, она понимала, что разгадка близка, однако следовало сохранять спокойствие. Глубокий вдох. Шана должна была все выяснить, ради своего будущего с этим человеком. Ради ее ребенка.

— Ты знал, что я беременна, не так ли? Или нет? — Шана села в кресло рядом с ним; истина стала слишком очевидной. — Ты не знал о ребенке. Почему я тебе не сказала?

Чак провел рукой по затылку.

— Подозреваю, из‑за неудачных попыток ЭКО и выкидыша. Ты не хотела вселять в меня надежду раньше времени.

— В этом есть смысл.

И все же ей казалось, что за этим скрывается нечто большее.

— Ты говоришь скептически.

— Я говорю как человек, который не знает тебя достаточно хорошо, чтобы составить мнение о том, достоин ты доверия или нет, — заявила Шана, склонив голову. Она видела, как напряглась челюсть Чака. — Ты сердишься.

Любопытно, почему у него такая реакция?

— Мне не нравится, что мои слова подвергают сомнению, — сказал Чак жестко. — Я просто хочу лучшего для тебя, для нас.

Шану накрыла новая волна раздражения.

— И это включает в себя отвлечение матери твоего ребенка работой?!

— Я уважаю твои навыки. Всегда уважал. Ты обладаешь профессиональным чутьем.

Чак говорил искренне. Тем не менее Шана чувствовала необходимость продолжить «допрос».

— Значит, я работала во время нашего брака? Где мой офис?

— Ты работала первый год, пока мы не решили завести детей.

Итак. Ей пришлось отказаться от карьеры, оставить дело, которое она так любила? Еще один удар, о котором она даже не подумала.

— Я не работала три года?

— Ты иногда консультировала. Курировала благотворительные проекты. — Чак улыбнулся, вспоминая о чем‑то приятном. — Ты организовала невероятные мероприятия по сбору средств. Но если ты больше не желаешь этим заниматься, в нашей семье есть женщины, которые могут продолжить начатое.

— Твоя мать‑домохозяйка? Твоя сестра финансовый директор? Или, может, твоя сводная сестра?

Шана не позволила его улыбке сбить ее с толку и продолжала хмуриться.

Чак отошел от стола и опустился перед ней на одно колено.

— Ты пытаешься спровоцировать меня на ссору?

— Это то, чем мы занимались раньше? Мы много ссорились?

Шана хотела высвободить что‑то осязаемое из своей памяти, чтобы вспомнить последние пять лет с этим мужчиной, важным для нее настолько, что она согласилась выйти за него замуж, отказалась от своей карьеры и пыталась завести с ним детей.

Чак взял ее руку в свою, крепко сжал.

— Я понимаю, что потеря памяти должна быть… невыносимой. Узнать, что ты замужем, бросила работу, должно быть, тяжело. Узнать от других, что носишь ребенка, это более чем несправедливо. Но позволь тебя заверить, я хорошо помню, как и когда мы сделали этого ребенка.

Все ее тело вспыхнуло жаром. Не было никаких сомнений — их связывала не только беременность.

Чак встал и ушел, оставив ей больше вопросов, чем ответов.

Чак не сомневался, что найдет Шану в конюшне. Когда они начали встречаться, конюшня в поместье родителей была ее любимым местом. Чак вспомнил, как она находила утешение в заботе о лошадях, более того, она была прирожденной наездницей. Вскоре после того, как они связали себя узами брака, Чак подарил ей огненную кобылку из Теннесси, с пушистой гривой. Ее назвали Седна в честь инуитской богини, покровительницы морских животных.

За последние четыре года они потратили много времени, дрессируя лошадь, превращая длинноногого жеребенка в прекрасно обученную кобылу. Чак прошел мимо служебных отсеков, мимоходом погладил своего коня Нанука и наконец добрался до последнего стойла с правой стороны.

Понимая, что вчерашняя беседа не убедила Шану, Чак знал, что должен сделать нечто особенное. По пути на конюшню он зашел в оранжерею, срезал несколько ирисов и спрятал их за пазухой, чтобы мороз не коснулся нежных лепестков.

Пронизывающий ветер хлестнул через открытую дверь в маленький загон за стойлом Седны. Порыв взметнул медовые волосы Шаны, щеки порозовели от холода. Прошлой ночью ему потребовалась вся сила воли, чтобы не поцеловать ее. Бархатистая мягкость ее запястья едва не заставила его потерять голову.

Шана рассеянно, но вполне профессионально водила мягкой щеткой по блестящим бокам лошади. Вероятно, воспоминания о Седне были недоступны для нее, но умение обращаться с лошадьми никуда не делось. В джинсах и сапогах для верховой езды Шана выглядела так же элегантно, как и в вечернем платье и драгоценностях. В прошлом они нередко отправлялись в походы по лесу верхом на лошадях. Прохладными ночами согревались любовью — он все еще слышал эхо ее вздохов, все еще ощущал тепло ее тела, — помнил, как они встречали ранний июньский рассвет в объятиях друг друга. И знал, что должен вернуть то, что было, — их любовь, их страсть, — и спасти их брак, не упустить шанс, предоставленный судьбой.

Словно прочитав его мысли, Шана оглянулась через плечо. Вопрос уже сформировался в напряжении ее бровей.

Чак достал из‑за пазухи букет.

— Ты хотела узнать больше о последних пяти годах, — сказал он, протягивая ирисы. — Цветы всегда заставляли тебя улыбаться.

Шана приняла букет, и глаза ее радостно загорелись.

— Спасибо. Я ценю заботу, но тебе не обязательно было покупать мне цветы.

Она поднесла ирисы к лицу и вдохнула их нежный весенний аромат.

— Считай это подарком на первое свидание.

Только это было не свидание.

— Они великолепны. — Шана улыбнулась, фиолетовые лепестки отразились в ее блестящих от слез радости глазах. — Спасибо тебе.

— Они из оранжереи.

Брови Шаны взлетели вверх.

— У нас есть зимний сад?

— Мне нравится, когда ты говоришь о «нас».

Чак облокотился на перекладину денника, и лошадь положила голову ему на плечо.

Шана улыбнулась, однако улыбка вышла грустной.

— Это было самонадеянно с моей стороны.

— Нисколько. Это наш дом. Мы построили его вместе и поклялись прожить здесь всю нашу жизнь.

Чак протянул руку, осторожно поправил выбившуюся прядь. Шана не отстранилась.

— Понимаю, что все это ново для тебя. Дай мне знать, чем я могу помочь.

— Я хочу знать… Хочу помнить. Такое чувство, будто у меня не все дома. — Шана взглянула на него. — Если ты все еще заинтересован в моей помощи в поиске пропавшего сотрудника, я могла бы заняться этим. По крайней мере, до приезда матери.

— Я был бы очень признателен тебе за помощь в расследовании.

— Тогда ладно. Все в порядке. Буду заниматься этим столько, сколько нужно.

Шана опустила глаза, переложила букет из руки в руку.

— Ты с мамой ладишь?

— Конечно. — Чак взял у нее цветы и засунул между досками денника.

— А поточнее? — Шана откинулась на перекладину стойла, скрестив руки на груди.

Глаза Чака задержались на ее груди, прежде чем скользнуть к лицу. Вероятно, ее грудь увеличилась из‑за беременности, или это его неутоленная страсть сделала ее такой привлекательной? В любом случае он жаждал проверить, так ли это. Собственноручно.

— Мы с твоей матерью не ссоримся.

— Я имела в виду подробности — общие темы для разговоров, что вам нравится друг в друге.

Чак попытался вспомнить что‑нибудь, чем можно было бы поделиться, чтобы не упомянуть ее отца. Он знал, что Шана не любит говорить о нем.

— Твоя мама печет мое любимое печенье, когда приезжает.

— Какое твое любимое печенье? — Шана вернулась к расчесыванию Седны.

Лошадь вздрогнула и лениво взмахнула хвостом.

— С макадамией.

— Звучит заманчиво.

Чак улыбнулся и обнял ее за плечи.

Шана напряглась, но не отстранилась.

— Ты не возражаешь, что я прикасаюсь к тебе? — Он слегка сжал ее плечо.

— Кажется, нет. — Шана слегка подалась в его сторону.

— Не очень‑то уверенно, — сухо сказал Чак.

Она низко засмеялась. По‑настоящему. Всплеск надежды и желания наполнил его. Смеяться с ней, обмениваться шутками — замечательное чувство. Но этот смех резко прекратится, как только она вспомнит их прошлое, прежде чем он успеет пробраться обратно в ее постель. Прежде чем он сможет восстановить связь, которую они потеряли.

Первая неделя подошла к концу и… ничего. Ни одно воспоминание не всплывало на поверхность.

Шана обошла дом сверху донизу, прикоснулась к каждой вещи, вдыхала запахи, брала предметы в руки, пытаясь вспомнить хоть что‑то. Но до сих пор ни одно воспоминание не вернулось.

Снегоступы хрустели, сминая свежий снег, морозный воздух наполнял легкие, вызывая знакомые чувства, но все они были связаны с детством и юностью. Осознание этого наполняло сердце разочарованием, заставляло чувствовать себя чужой в собственной жизни.

Сегодня объединенное семейство Миккельсон и Стил было у них в гостях. Все эти люди сейчас ждали ее в гостиной, но Шана не спешила. Сделав последние несколько шагов к дому, Шана выдохнула облачко пара, села на ступени террасы. Не спеша сняла снегоступы, постучала по ступеням, чтобы сбить налипший снег. Пересекла террасу, открыла дверь в дом, повесила снегоступы на крючок у входа и устало опустилась на скамью — ей хотелось посидеть в тишине, прежде чем она погрузится в хаос, царивший в доме, да и во всей ее новой жизни.

Мамы все еще не было. После того как ее рейс несколько раз отменяли из‑за погоды, она решила перенести поездку, чтобы не тратить дни отпуска впустую. Шане пришлось в одиночку разбираться в своей запутанной жизни.

Инициатором прогулки была Гленна, старшая сестра Чака. Она убедила Шану, что свежий воздух пойдет на пользу малышу, и даже прошла с ней пару миль по лесу, прежде чем ей позвонили из дома и сообщили, что дочка проснулась. Гленна показалась ей доброй и задумчивой. Она была замужем за старшим сыном Джека Стила, Бродериком. Так много имен — голова кругом.

Положив руку на живот, Шана закрыла глаза. Она почти научилась справляться с напряжением, возникающим при тесном контакте с сексуальным мужем, и все же ее влекло к нему. Чак не был настойчивым, и это делало его еще более привлекательным. Каждое случайное прикосновение и проявление заботы заставляли ее сердце биться чаще.

Чак сам приготовил ужин вчера вечером. Раздобыл где‑то рецепт пасты альфредо ее матери, а на десерт подал шоколадный мусс, заказанный специально для нее в лучшей кондитерской Анкориджа. Очень мило. И все же так странно. Во время десерта он преподнес ей подарок — браслет с бриллиантами.

Шана открыла глаза, посмотрела в окно в надежде увидеть мужа. Заснеженная поляна за окном была испещрена отпечатками снегоступов и круглыми вмятинами от конских копыт. Цепочка следов терялась за соснами. Вокруг царила первозданная красота — лес на их участке сохранился в своем естественном виде, над деревьями возвышались белоснежные вершины гор.

На склоне ближнего хребта Шана разглядела Чака на его жеребце Нануке. В седле он держался непринужденно и естественно. Сейчас ей казалось, что она знает его много лет. Но это не было истинным узнаванием, это был образ из ее девичьих снов. Прекрасный принц, вернее, мужчина ее мечты выглядел именно так.

Она прожила целую неделю под одной крышей с мужем. И думала о нем с утра до вечера. Отчасти потому, что подушка справа от нее сохранила его запах. Просыпаясь по утрам, она полной грудью вдыхала его аромат в надежде вернуть воспоминания о нем или о том, как они зачали ребенка, которого она носит.

Шана пока не вполне осознавала себя беременной. Она не ощущала ничего особенного, кроме того, что ее грудь стала более чувствительной. Чак упомянул о выкидыше и неудачах с ЭКО. Ее беременность, в сочетании с амнезией, должно быть, была еще более трудной для него.

Сколько времени ей понадобится, чтобы вспомнить?

Отчаянно нуждаясь в том, чтобы поговорить с кем‑то по‑настоящему близким, Шана встала со скамьи, достала мобильный телефон из кармана куртки и набрала номер. Мама долго не брала трубку. Слушая длинные гудки, Шана дошла до кухни.

Не теряя надежды поговорить с матерью, Шана изучала глазами лампы, освещавшие столешницу из белого мрамора, подвесные шкафы из натурального дерева, кафельную плитку, расписанную цветами лаванды. Она явно приложила руку к отделке. Шана всегда хотела именно такую кухню, это была ее мечта. Как оказалось, она воплотила мечту в реальность.

На столешнице в стеклянном кувшине красовался букет желтых и фиолетовых ирисов — еще один трогательный жест Чака. Подойдя к холодильнику, Шана открыла отделение глубокой заморозки и вытащила миску с домашним ягодным мороженым.

После долгих гудков телефон наконец щелкнул.

— Здравствуй, солнышко! Мне так жаль, что я не смогла прилететь. Я буду трудиться без выходных, чтобы заработать отгулы вдобавок к своему отпуску, и прилечу к тебе, как только смогу. Думаю, мне удастся вырваться через месяц или около того.

Шана не стала умолять маму приехать, ей следовало учиться быть сильной, на случай если с Чаком что‑то не получится.

— Со мной все в порядке, мам. Вся семья Чака присматривает за мной.

— Но ведь я твоя мама. — В ее голосе слышалась боль.

Шана подавила чувство вины и зачерпнула полную ложку ягодного мороженого. Горьковатые нотки ежевики в последнее время доставляли ей особое удовольствие.

— Я понимаю, действительно понимаю…

— Я беспокоюсь, что с ними ты чувствуешь себя чужой.

Это правда. Вся ее жизнь казалась чужой и нереальной.

— Временами это неловко, но они очень добры.

— А Чак? Как он?

Сексуальный. Задумчивый. И…

— Он очень внимателен ко мне.

Чак обращался с ней так, будто она была хрупкой вещицей и могла сломаться в любой момент. Она ненавидела это.

— Это ни о чем мне не говорит.

— Он очень старается сделать меня счастливой.

— Это, должно быть, хорошо.

Кроме тех случаев, когда это было частью плана.

Прижав ладони к столешнице, Шана глубоко вдохнула и оглядела кухню, словно надеялась найти какую‑нибудь зацепку.

Может, и так.

Воспоминания о работе частным детективом в последние дни стали ярче и отчетливее. За несколько лет работы в агентстве она убедилась, что у каждого человека есть тайна. Самые обычные на первый взгляд люди могли скрывать темные тайны. Именно таким был ее отец.

Мурашки побежали по коже. Шана искала способ закончить разговор. Ее мать слишком много страдала. Сейчас ей хотелось оградить себя и малыша от переживаний — в ее жизни и так было немало поводов для беспокойства. Она не была готова рассказать матери о ребенке. Она расскажет маме лично, как только та приедет.

— Мам, кто‑то зовет меня.

— Звони мне в любое время. Люблю тебя, дорогая.

— Я тоже тебя люблю, мама.

Шана разочарованно вздохнула. Разговор с матерью не приблизил ее к поиску ответов, напротив, вопросов стало еще больше.

Она зачерпнула еще мороженого и снова закрыла глаза. В кино герои всегда закрывали глаза, чтобы вспомнить давно забытые тайны. Больше недели без каких‑либо намеков на ее прошлое. Сейчас она была готова пробовать все, что угодно.

На ее плечи легла сильная рука. Тепло мгновенно разлилось по коже. Как быстро она узнала его прикосновение.

Чак. Ее муж.

Шана посмотрела через плечо, улыбнулась и протянула ему полную ложку мороженого.

— Хочешь?

Чак усмехнулся и открыл рот.

Она кормила его мороженым и всем телом ощущала странную дрожь. Оказалось, делиться едой — очень сексуально. Ее тело таяло быстрее, чем мороженое.

— Как прошла твоя прогулка?

— Освежающе.

— Мы часто ездили верхом вместе?

Чак погладил ее волосы. Тонкие пряди цеплялись к его мозолистым ладоням.

— Да. И мы сделаем это снова.

Его улыбка сменилась хмурым взглядом, и Шана поняла, что он смотрит через ее плечо. Она слегка коснулась его руки.

— Что‑то случилось?

— Я не уверен. — Он наклонился вперед, поставил локти на подоконник и посмотрел в окно. — Но мне кажется, что моей сестренке нравится проводить время с младшим сыном Стила.

— Младшим? Они кажутся мне взрослыми.

— Оба учатся в колледже на первом курсе. — Чак взял шляпу со стола. — С тех пор как мама вышла замуж за Джека, Алайна и Эйден живут под одной крышей. Кажется, между ними что‑то происходит. И мне это не нравится.

Чак надел шляпу и вышел за дверь.

Наблюдая за тем, как Чак пересекает двор, Шана боролась с тревожным чувством — таким она его еще не видела, этот человек мало походил на ее заботливого мужа.

Алайна крепко обхватила Эйдена, когда он вел снегоход по нетронутому участку льда замерзшей реки. Ее охватило чувство восторга — она обнимала одного из самых привлекательных парней в колледже и своего нового сводного брата! Взгляд Эйдена заставлял краснеть даже самых популярных первокурсниц, а она сидит позади него на сиденье снегохода!

Они не были кровными родственниками — ее мама меньше года замужем за отцом Эйдена. Так что в ее чувствах к нему не было ничего противоестественного. В колледже Эйден, вероятно, не заметил бы ее, но, живя с ней в одном доме последние месяцы, он каким‑то образом разглядел ее настоящую. Тогда как другие ее не замечали, словно она была невидимкой.

Впрочем, быть невидимкой не так уж и плохо. В компании взрослых она нередко оставалась незамеченной и могла слушать разговоры, не предназначенные для ушей младших членов семьи. Благодаря этому она была в курсе самых интересных сплетен.

Щурясь от слепящего солнца, Алайна смотрела на белоснежные холмы. Летом туда перегоняют стада, а сейчас пастбища покрыты нетронутыми снегами. Снегоход подскочил, налетев на кочку, и Алайна еще ближе прижалась к Эйдену.

Ее жизнь, да и жизнь всей ее семьи, за последний год круто переменилась. Осталось в прошлом многолетнее соперничество двух влиятельных семей. Кто бы мог подумать, что у них будут все эти посиделки после стольких лет войны?

Алайна не всегда была такой тихой и незаметной. В детстве она требовала соблюдения своих прав в большой семье. Иногда громко. Как иронично, что одно событие так радикально изменило ее, заставило замолчать.

Алайна еще не ходила в школу, когда услышала, как дядя Лайл, брат ее матери, разговаривает с какими‑то незнакомыми мужчинами. До сих пор она не могла вспомнить, что именно слышала. Она только запомнила, как он угрожал ей. Дядя Лайл сказал, что, если она заговорит, он бросит ее в прорубь, и все подумают, что она утонула. Когда она достаточно повзрослела, чтобы понять, что это нужно кому‑то рассказать, дядя уже исчез из их жизни.

Может, ей стоит активнее покопаться в этих воспоминаниях. Роль тихони не была теперь такой приятной, как раньше. Особенно когда она хотела, чтобы Эйден заметил ее.

Общение с Шаной может быть полезным для нее. Жена Чака после болезни боролась с амнезией, она могла бы дать совет, как пробудить похороненные воспоминания. К тому же Шана когда‑то работала частным детективом, а значит, она может помочь ей узнать правду о прошлом. Шана давно оставила карьеру детектива — в последние годы она занималась сбором средств для благотворительного фонда и домом, но Алайне казалось, что эта женщина может помочь ей разобраться с тайнами прошлого. Пришло время вновь обрести голос и найти способ рассказать всем то, что она знает. Что‑то, чего в глубине души она ужасно боялась.

Алайна крепче прижалась к Эйдену. 

Глава 5

Гнев жаркой волной пронесся по венам Чака.

Когда он увидел Алайну и Эйдена вместе, инстинкт заставил его сорваться с места. Он даже не потрудился надеть куртку.

Пройдя сотню шагов, Чак заметил, что Шана следует за ним. Опасаясь, что жена может поскользнуться на льду, он замедлил шаг и оглянулся через плечо. Это чувство, сжимающее грудь, вернулось, когда он увидел ее. Серая парка подчеркивала стройность и волнующие изгибы ее фигуры; медовые волосы развевались на ветру, щеки порозовели от холода. В небесно‑голубых глазах читалось недоумение и озабоченность.

Черт.

Чак прекрасно понимал, какое разочаровывающее впечатление он производит в данный момент. Но, черт возьми, его застенчивой сестренке не нужно было связываться с одним из Стилов!

— Чак, постой! — Сбивчивый голос Шаны заставил его остановиться. — Подумай о том, что ты делаешь.

Шана догнала его, наклонилась вперед, упираясь руками в бедра. Дыхание постепенно восстанавливалось.

Чак смотрел на снегоход вдалеке.

— Я положу этому конец, пока все не вышло из‑под контроля.

Шана подошла ближе, взяла его за руку.

— Это может быть безобидный флирт.

— Позволю себе не согласиться. — Он взял ее ладони в свои, поднес к губам, согревая пальцы дыханием.

— Серьезно? Ты волнуешься, потому что они вместе катаются на снегоходе? — Шана похлопала его по руке. — Или ты считаешь, что этот парень опасен?

— Ей не следовало садиться так близко к нему. Я не хочу, чтобы… Ты же понимаешь, к чему это может привести.

Его инстинкт защитника обострился — он снова видел перед собой врага. Несмотря на слияние компаний и объединение семей, преодолеть многолетнее недоверие пока не удавалось.

Шана взяла обе его руки, сжимая их так успокаивающе, как делала это все годы их брака. Как тогда, когда умер его отец.

— Чак, может быть, ты и прав во всем, но неужели ты думаешь, что постоянная борьба с ними приведет к положительному результату?

Черт возьми, она права.

— Что ты предлагаешь? — спросил он. — Я не могу просто игнорировать это. Что, если он… воспользуется моей младшей сестрой?

Шана усмехнулась.

— Может быть, она планирует воспользоваться им?

Чак нахмурился.

— Ты мне не помогаешь.

— Прости. Это было глупо. Может, мне поговорить с ней?

Шана подтолкнула его в плечо.

Знакомый жест, который должен бы казаться нормальным. За исключением того, что прошло много времени с тех пор, как у него были нормальные отношения с женой.

— И ты расскажешь мне о том, что узнаешь?

Шана поколебалась, затем ответила:

— Расскажу, если решу, что есть повод для беспокойства.

Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Это было всего лишь легкое прикосновение ее губ к его губам, но чувство, которое вызвал этот невинный поцелуй, едва не лишило его самообладания. Чак жаждал притянуть ее к себе, впиться губами в ее губы и…

Нет, терпение принесет ему гораздо больше.

Когда Шана отстранилась, ее глаза широко раскрылись.

— Не знаю, почему я это сделала… Боже, я не… Чак прижал палец к ее нежным губам.

— Объяснения не нужны.

Наслаждаясь первой маленькой победой, Чак взял ее за руку и повел к дому.

Она сама поцеловала его! Импульсивно, но не случайно.

Как бы Шана ни старалась сосредоточиться на разговоре с сестрами Чака, мысли ее блуждали. Они обсуждали предстоящий гала‑вечер, на котором соберутся все Миккельсоны, Стилы, а также акционеры и члены совета директоров «Аляска Ойл Баронс». Это был самый лучший способ познакомиться с многочисленной родней Чака. Или, скорее, перезнакомиться. Гленна со своей дочерью сидела на пледе перед камином, Алайна свернулась калачиком в углу дивана.

Шана была удивлена, когда Чак не на шутку рассердился, увидев, что его младшая сестренка катается на снегоходе с одним из Стилов. Впрочем, она находила это милым. Чак так сильно переживал за нее. Но Шана также помнила себя в том же возрасте и знала, что запреты и выговоры не успокоят влюбленность — дела сердечные требуют более деликатного вмешательства. Кроме того, неприятности Алайны могли отвлечь ее внимание от собственных потерянных воспоминаний.

Она в очередной раз поправила ажурные ветви папоротника в плетеном кашпо, установленном перед зеркалом. С двух сторон красовались цветущие гардении, яркая зелень папоротника эффектно контрастировала с душистыми белоснежными цветами. Шана всегда любила папоротники — в детстве мама прочитала ей книгу о волшебной принцессе, которая возродила землю, вернув жизнь погибшему папоротнику. Мама говорила, что папоротники умеют воскресать. Это растение действительно способно выжить и возродиться, проведя много лет в условиях, при которых жизнь невозможна. Еще маленьким ребенком Шана почувствовала родство с этим растением, и она любила ухаживать за папоротниками в своем новом доме.

В доме Чака. Ее сексуального мужа. Этот мужчина был ей незнаком и опьяняюще нов. Мужчина, которого она импульсивно поцеловала. И это потрясло ее. Интересно, до несчастного случая поцелуи так же сильно потрясали ее? Ей это было неведомо. Они были парой, у которой кто‑то украл все интимные моменты.

У Шаны накопилось слишком много вопросов без ответов. Ей нужно было снова прикоснуться к нему, почувствовать тепло и силу его объятий. Этот поцелуй высвободил чувства, которые пробуждались в ее теле, когда она закрывала глаза и представляла его…

Алайна откашлялась, привлекая внимание Шаны, и тут же оглянулась через плечо, будто хотела узнать, слышит ли их ее старшая сестра, но Гленна была так поглощена своей маленькой дочерью, которая играла с мячом, что даже не посмотрела на них.

Шана переключила внимание на Алайну. Сейчас нужно выяснить, насколько все серьезно между парой подростков, а мысли о поцелуях с Чаком можно отложить на потом. Шана пристально посмотрела на Алайну. Девушка снова оглянулась на старшую сестру. Гленна, не замечая взглядов, продолжала увлеченно играть с дочкой. У Алайны явно было что‑то, чем она хотела поделиться, и что‑то, что она не хотела, чтобы ее старшая сестра знала.

Шана села рядом с девушкой.

— Алайна, спасибо, что пришла ко мне в больницу.

Алайна пожала плечами.

— Ты была мне сестрой последние годы. Помогала с макияжем, ходила со мной по магазинам. Мы были близки.

— Мы говорили о мальчиках?

Алайна покраснела.

— Говорили. Вернее, об отсутствии мальчиков в моей жизни. Я такая застенчивая, знакомиться и поддерживать отношения с кем‑то мне тяжело.

У Шаны защемило сердце.

— Поддерживать отношения тяжело не только подросткам. И взрослым отношения даются непросто…

— Я хотела бы помочь вернуть тебе память. — Алайна на секунду умолкла. — Может быть, и ты сможешь помочь мне…

— О чем ты?

Алайна прикусила нижнюю губу, в ее глазах стояли слезы. То, о чем она хотела поговорить, казалось, давило на нее. Она на мгновение отвела взгляд, затем снова улыбнулась.

— Ты поможешь мне с гардеробом?

Это была не та просьба, которую ожидала услышать Шана. Это было похоже на уловку.

— Я думала, ты уже выбрала платье для торжества.

— Да, но это больше похоже на маскарадный костюм, в нем есть элементы стимпанка. Я говорю о повседневных вещах. И для мероприятий типа родео.

Шана была заинтригована. Родео звучало конкретно, как место, где она планировала встретить кого‑то, кого хотела впечатлить.

— Конечно, я с удовольствием помогу. Но ты уверена, что больше не хочешь ни о чем поговорить?

Алайна быстро покачала головой.

— Нет. Просто тяжело выйти из тени мамы и старшей сестры. Ты не такая… ну… напористая.

— Ты очень красивая девушка. Думаю, ты и сама об этом знаешь.

Алайна скрестила руки на груди, посмотрела на свои ноги, покачала головой.

— Мне девятнадцать. Парни — это все, о чем я думаю.

— Я очень хорошо помню времена своей юности, а потому прекрасно тебя понимаю. — Шана наклонилась ближе, закрывая девушку от Гленны. — А теперь расскажи мне о себе и Эйдене Стиле.

Щеки Алайны порозовели.

В точку. Это была возможность, которую она ждала.

Алайна открыла рот, чтобы ответить, но тут же резко вдохнула и замерла — в комнату вошла ее мать, Джинни. Шана почувствовала, как девушка отстранилась и вжалась в подлокотник дивана.

— Гленна, дорогая, не пора ли тебе отдохнуть? Я сама сменю малышке подгузник.

Свекровь двигалась быстро, как упряжка ездовых лаек по первому снегу. Серебристые волосы покачивались в такт ее стремительным движениям.

— Подростки, — легко рассмеялась она. — Шана, тебе стоит чаще бывать на воздухе, ты слишком бледная.

Сейчас Шана понимала, почему мать и дочь не могут найти общий язык.

— Я выполняю указания доктора в точности.

— Но я все равно беспокоюсь. И еще: когда сидишь, старайся держать ноги повыше. Это поможет избежать отеков. Поверь мне, уж я‑то знаю!

— Спасибо, Джинни, я непременно последую вашему совету.

Шана умолкла, понимая, что поговорить по душам с Алайной сегодня вряд ли удастся. Неожиданно ей пришла в голову отличная мысль.

— Алайна попросила меня сходить с ней за покупками, чтобы надеть что‑нибудь на родео. Вы хотели бы пойти с нами? Мы могли бы пообедать вместе.

— Звучит восхитительно!

Джинни пригладила волосы, прежде чем продолжить.

— Ты уверена, что моя дочь не будет возражать?

— Почему же?

— Стремление к независимости сделало Алайну колючей.

Шана не могла не заметить, что Миккельсонов связывают очень крепкие отношения. Временами это вызывало у нее клаустрофобию, ведь она росла единственным ребенком, но когда‑то и ей хотелось чего‑то подобного.

— Она любит вас.

— В этом я не сомневаюсь. Это просто этап жизни, и я стараюсь не давить на нее. Конечно, повторный брак не облегчил мне задачу…

Теперь, когда речь зашла о браке Джинни и Джека Стила, настало время упомянуть о зарождающемся романе между двумя подростками, живущими под одной крышей. Сейчас ей казалось разумным обсудить этот вопрос с Джинни.

Шана положила диванную подушку на журнальный столик и вытянула ноги, как велела свекровь. Возможно, если она сосредоточится на личной жизни Алайны, то перестанет думать о собственных запутанных отношениях.

Даже после ужина, когда его семья ушла, Чак не мог избавиться от мыслей о нежных губах Шаны, и это было безумием. Они были женаты четыре года, целовались бесчисленное множество раз, но это короткое прикосновение тронуло его, как ни один поцелуй из всех, что он мог вспомнить. Весь день он пытался выбросить это из головы. Прикосновение Шаны словно пронзило его, пробудило воспоминания о первых месяцах совместной жизни, когда их любовь пылала жарким пламенем.

Чак вытащил из шкафа две большие приземистые чашки, унаследованные от бабушки — он получил их от Гленны в подарок на День святого Валентина для своей жены три года назад, — и поставил на стол перед Шаной. Она посмотрела на антикварные вещицы с восхищением, будто увидела их впервые, провела кончиками пальцев по рельефной кайме и взглянула на него сквозь густые ресницы. Сейчас она казалась ему особенно красивой и соблазнительной.

Чак взял себя в руки и направился к холодильнику, достал контейнеры с ягодами — черникой, малиной и ежевикой — и свежим домашним мороженым, на этот раз лимонным, и выставил на мраморную столешницу. Шана выудила ложки из ближайшего ящика и протянула одну ему. Чак заметил, как по ее щекам разлился слабый румянец. В ее реакции было что‑то странно успокаивающее. Он разложил мороженое по чашкам, Шана украсила лимонный десерт ягодами.

— Я хотела успокоить тебя насчет твоей сестры. Появилась возможность обсудить ситуацию с Джинни.

— Что сказала мама? — Чак все еще нервничал и беспокоился об Алайне. Из всех них она была особенно потеряна после смерти отца.

— Твоя мать сказала, что Алайне и Эйдену больше восемнадцати, но, поскольку они живут под одной крышей, она будет присматривать за ними и следить, чтобы они не нарушали правила.

Чак выдохнул, ему стало легче. Он не был уверен, что опасность позади, но теперь, по крайней мере, ситуация была под контролем.

— Это похоже на мою маму.

Шана проглотила ложку мороженого, кончиком языка соблазнительно провела по уголку рта.

— Значит, ты доволен тем, как я с этим справилась?

— Я доверяю тебе.

Он всегда ей доверял. Это у Шаны были проблемы с доверием. Она долго молча смотрела на свое мороженое. Чертово доверие.

— Я понимаю, что доверие тебе трудно дается из‑за отца.

Глаза Шаны помрачнели, улыбка стала натянутой.

— Это мягко говоря.

Чак накрыл ее руку своей.

— Не все мужчины такие, как твой отец.

— Он так долго обманывал меня и мою мать, что я разучилась доверять людям.

Чак переплел свои пальцы с ее, и Шана не отстранилась. Многообещающее начало.

— Понимаю. Вернее, я стараюсь понять тебя.

— Потому что я беременна. Ты не хочешь, чтобы я ушла с ребенком.

Черт, она сообразительная. И слишком близка к истине.

Чак тщательно подбирал слова.

— Итак, позволь мне все прояснить. Твой отец был бесчестным человеком, но я…

Шана отдернула руку.

— Знаю. Ты не такой. Я никогда не отниму у тебя ребенка и не буду препятствовать вашему общению. Если мы решим, что не можем жить вместе, мы разработаем план совместного воспитания.

Шана разминала ягоды в миске с явным волнением. Меньше всего он хотел, чтобы она испытывала стресс.

— Вполне справедливо.

Шана сделала глубокий вдох и немного расслабилась.

— Спасибо тебе. Давай сосредоточимся на моей помощи в поиске пропавшего сотрудника вашей компании. Ты хочешь, чтобы я во всем разобралась, но продолжаешь откладывать начало расследования.

— Я просто хочу убедиться, что ты выздоровела.

— Врачи говорят, что я в порядке. Я чувствую себя хорошо. Ты должен знать, ты был на осмотре. — Шана улыбнулась, ее голубые глаза горели энтузиазмом. — А теперь давай поговорим о работе.

— Пропавший сотрудник…

— Сотрудница, — уточнила Шана. — Милла Джонс. Исчезла где‑то в Канаде.

— Да, она. Перед тем как исчезнуть, она ясно дала понять, что против слияния. Она также сказала, что в семье Миккельсон был предатель. — При мысли о том, что обвинение может быть правдивым, Чак зябко передернул плечами. Видимо, он съел слишком много мороженого. — Этот предатель предположительно сыграл роль в авиакатастрофе, в которой погибли первая жена Джека Стила и его дочь Брианна. Что еще хуже, Милла Джонс намекнула, что Брианна Стил на самом деле жива.

Шана ахнула.

— Ужасно говорить такое, если это неправда. Бессердечно давать Джеку Стилу ложную надежду.

— После аварии Стил провел анализ ДНК останков, найденных на обломках. Тесты показали совпадение с анализами Брианны. Дополнительные тесты для опознания были проведены с помощью ее сестры‑близнеца — Наоми Стил‑Миллер.

Чак подумал о том, как сильно они с Шаной хотели ребенка, и о том, какой ужасной была потеря Джека Стила. Какой кошмарной была та авария, что опознание дошло до зубов. Его охватило волнение — он перевернет небо и землю, чтобы защитить свою семью от опасности.

Шана потерла лоб.

— Что же побудило Миллу выдумать эту историю?

Чак боролся с желанием заключить Шану в объятия. Или снять напряжение более приятным способом.

— Есть множество причин, по которым она могла выдумать подобную историю. Вбить клин между семьями, чтобы слияние провалилось. Мое первое предположение, что ей заплатил конкурент, который выиграет в этом случае.

— Кто, например? — Шана прислонилась к подоконнику и привлекла его взгляд к своим стройным ногам.

— «Джонсон Ойл».

Очевидный ответ. Компания «Джонсон Ойл» был их главным конкурентом на Аляске.

— До слияния мы все были примерно в равных условиях. С объединенной компанией «Аляска Ойл Баронс» «Джонсон Ойл» не способен конкурировать.

Шана поморщила нос.

— Крупный бизнес.

— Не надо говорить так пренебрежительно. Это даст нам капитал для инноваций, таких как проект экологической модернизации нефтепровода, разработанный Ройсом Миллером.

Они пригласили ученого‑исследователя Ройса Миллера принять новые меры безопасности. В процессе работы он влюбился в Наоми Стил. Теперь у них две девочки.

— Я понимаю, что твоя семья и Стилы — хорошие люди. И я работаю над доверием, но мне тяжело жить вслепую. Жаль, что мама так долго не может прилететь из‑за погоды.

Чак был рад, что ее мать не смогла приехать. Пока Шана полностью в его распоряжении, у него есть возможность найти способ вернуть ее в свою постель и возродить их брак. Он не собирался терять ни секунды.

Чак набрал в ложку лимонного мороженого и предложил ей:

— Попробуй.

И прежде чем ночь закончится, он намеревался попробовать ее на вкус. 

Глава 6

Шана открыла рот, предвкушая, как Чак будет кормить ее. В его зеленых глазах читалось обещание.

Что такого было в этом мужчине, что так привлекало ее? Было ли притяжение между ними всегда таким сильным? Или это лишь фантомное воспоминание?

Шана попробовала мороженое, и ее чувства обострились. Она хотела следовать туда, куда он вел, не беспокоясь и не сожалея.

Чак облизнул ложку, из которой только что кормил ее.

— Будто мы только начали встречаться.

Шана смотрела на него, не в силах отвести глаз.

— Жаль, что я не помню.

— Обязательно вспомнишь, — уверенно сказал он.

Шана хотела бы разделить его уверенность, но не знала, есть ли у них будущее — с такой зияющей дырой в прошлом.

— А если у меня не получится?

— Начнем работать над новыми воспоминаниями, здесь и сейчас.

Чак наклонился ближе и прошептал ей это на ухо. Он прикоснулся губами к ее шее, и по коже Шаны пробежали мурашки удовольствия. Жар его дыхания разжигал в ней ответное тепло. Губы Чака коснулись ее ключицы. Он отодвинул вырез ее шелковой блузки, и каждый его поцелуй был более соблазнительным, чем предыдущий. Руки Шаны сжались в кулаки, она сдерживала желание прижаться к нему всем телом. Вместо этого она отдалась ощущениям, которые он пробуждал. Его губы скользнули по ее шее, коснулись мочки уха. Шана запрокинула голову, позволяя Чаку ласкать ее плечи и шею.

Наконец их губы встретились, но Чак не торопился ворваться в ее рот страстным поцелуем. Приоткрыв губы, он ждал, когда она сделает первый шаг. Шану переполняло желание, однако страх был сильнее. И все же она решилась первой поцеловать его. Как только она подалась вперед, Чак отстранился.

— Это несправедливо, — возразила она, задыхаясь от желания.

Но, возможно, ей следовало отступить. Этот парень мог оказаться таким же лгуном, как ее отец.

— Ты знаешь, как целовать меня, чтобы вывернуть наизнанку. Но я мало что знаю о тебе.

Чак широко развел руки.

— Я охотно пожертвую свое тело для твоих экспериментов.

— Я просто чувствую, что мы находимся в неравных условиях из‑за моей амнезии.

Чак отстранился, поглаживая ее волосы, но также давая ей пространство.

— Судя по тому, как ты меня поцеловала, мне показалось, что ты тоже меня знаешь.

Шана снова взяла чашку и помешала ложкой мороженое.

— Часть меня задается вопросом: долго ли мы будем просто целоваться, пока ты уважаешь мою потребность в пространстве, или мы оба наплюем на осторожность?

— Как бы мне ни хотелось заняться с тобой любовью, я понимаю, что ты не готова к этому. Я не стану торопить тебя, но как только ты поймешь, что хочешь этого…

В его голосе прозвучало обещание.

— Сколько ты готов ждать?

Шана не была уверена, каким должен быть его ответ. Часть ее жаждала узнать, каково это — провести ночь в его объятиях. Что, если страсть разблокирует ее воспоминания? Но ее рациональная сторона знала, что сдаваться сейчас, до того как она узнает все, что ей нужно знать, вероятно, было неразумно.

— Столько, сколько потребуется.

Чак нежно поцеловал ее в губы и придвинул к ней чашку с мороженым.

— Спокойной ночи, Шана.

Алайна уставилась в свою тарелку с рагу, стараясь не смотреть на Эйдена. Она боялась, что мать и отчим заметят ее переживания или, что еще хуже, заметят ее интерес к парню, сидящему напротив. У них была какая‑то навязчивая идея сделать их всех семьей, как будто этого можно было достигнуть, завтракая, обедая и ужиная за одним столом.

Вздохнув, Алайна помешала рагу в надежде, что никто не удивится ее молчанию. Она еще не была готова поделиться с ними своими чувствами к Эйдену, и она была уверена, что они это не одобрят. Особенно ее старший брат. К счастью, Чак ничего не знал.

Ковыряя вилкой рагу, Алайна рассеянно слушала, как мама и Джек говорят о Шане и Чаке. Эйден, как и всегда, был невозмутим и спокоен. Она украдкой взглянула на него сквозь ресницы.

Длинный кухонный стол был слишком велик для них четверых. Впрочем, все в этом доме было большим, да и сам он был огромным. Казалось, в нем можно разместить половину Анкориджа. Джек Стил построил этот дом, рассчитывая, что все его дети будут жить с ним под одной крышей, однако почти все они давно обзавелись собственным жильем. В доме Стилов остались старший сын Джека — Бродерик жил в отдельных апартаментах с Гленной и их маленькой дочкой — и Эйден.

Алайна почувствовала взгляд сводного брата. Тот украдкой улыбнулся ей. Она постаралась не краснеть и улыбнулась в ответ. Эйден мотнул головой в сторону двери.

Неужели он действительно просит ее пойти с ним?

Сердце подскочило к горлу. Она быстро кивнула. Эйден поднял палец, показывая, что она должна подождать. Эйден отодвинул стул, поставил тарелку в раковину и направился в свою комнату.

Разговор за столом прекратился, и у Алайны перехватило дыхание. Отчим откинулся на спинку стула, отложил нож и вилку, затем встал и пошел вслед за сыном.

Алайна чуть слышно чертыхнулась — в этом огромном доме почти невозможно было остаться вдвоем. Расстроенная, она стащила с коленей льняную салфетку и бросила ее рядом с тарелкой, собираясь уйти.

Джинни положила руку ей на запястье.

— Подожди минутку. Давай поговорим.

Что‑то в голосе матери вызвало тревогу. Алайна настороженно посмотрела на маму.

— Насчет чего?

— Ты и Эйден.

Щеки залила краска стыда.

— Нет никаких нас с Эйденом, — заявила Алайна и опустила глаза. Выдержав паузу, она спросила: — А что, если бы и были? Чем мы отличаемся от Гленны и Бродерика?

Мать обняла Алайну за плечи.

— Не нужно обороняться. Я просто хочу убедиться, что никто не пострадает… и что никто не забеременеет до того, как будет готов.

— Мам! — прорычала Алайна, вскакивая со стула. — Я понимаю, что ты беспокоишься, но мне девятнадцать! Ты должна доверять мне.

Лицо горело. Она не привыкла обсуждать с матерью такие вещи, и это ее смущало.

На самом деле, когда она помчалась в свою комнату, Алайна была полна решимости найти шанс встретиться с Эйденом. Наедине.

Уйти от Шаны накануне было нелегко, но Чак знал, что очень важно дождаться подходящего момента, чтобы сделать свой ход. Он не хотел, чтобы она ушла. Ставки были слишком высоки.

Хотя ожидание чуть не убило его. Сегодня четвертая годовщина их свадьбы, кажется, идеальный момент? Он надеялся на это.

Чак весь день строил планы, а Шана сидела за компьютером, задумчивая и сосредоточенная. Он купил ей подарок. Ей понравился браслет с бриллиантовым сердцем, который он подарил, поэтому решил связаться с одним ювелиром из Техаса. Он специализировался на эклектичных изделиях в стиле кантри.

После пробежки вниз по лестнице Чак пробрался в их домашний офис и достал свой пиджак, где спрятал подарок. Шана сидела за столом, печатая на клавиатуре, из колонок тихо звучала гитара.

Словно почувствовав его взгляд, Шана подняла глаза от компьютера.

— Отлично выглядишь. У тебя встреча? — Она вновь взглянула на экран. — Уже довольно поздно. Намечается деловой ужин?

— Вообще‑то свидание с моей женой.

Шана улыбнулась, откинула с лица прядь светло‑медовых волос. Ее безымянный палец без кольца служил напоминанием о том, что она все еще не полностью приняла их брак.

— Что за особый случай?

Чак вошел в комнату, его ковбойские сапоги мягко стучали по ковру.

— Сегодня наша годовщина.

Шана выпрямилась за столом, быстро моргая.

— Годовщина свадьбы?

— Четвертая.

Чак сел на край стола, его нога касалась ее колена.

— Четвертая… — проговорила Шана дрожащим голосом. — Разве это не мужья обычно такое забывают?

Чак знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что она пытается шутить, чтобы скрыть волнение. В надежде разрядить обстановку он достал из внутреннего кармана пиджака подарок — плоскую коробочку с голубой лентой, на которой блестели подковы — логотип производителя.

Шана взяла подарок, положила его на стол перед собой.

— Ты такой щедрый.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива.

Она осторожно потянула ленту, медленно открывая подарок, как всегда в праздники, подняла крышку и увидела оловянное ожерелье с бриллиантами и крупным перуанским опалом в форме капли.

— Восхитительно!

— Моя мать и сестры обожают украшения этого мастера из Техаса. Он делает необычные вещи в стиле кантри.

— Спасибо. Это очень мило.

Шана встала, положила руку Чаку на плечо и поцеловала его.

Ее губы были нежными и знакомыми. Легкое прикосновение ее языка к его губам пробудило в нем желание. Поцелуй не был настойчивым, их тела даже не соприкасались, но эта женщина всегда доводила его до исступления. Она задержала поцелуй еще на мгновение, прежде чем отпустить, в ее глазах горело голубое пламя.

Чак не настаивал на большем. У них впереди целая ночь.

— У меня запланирован вечер для нас. Наденешь ожерелье?

— Свидание сегодня вечером?

— Да, празднование годовщины. Первое для тебя, и, надеюсь, ты его запомнишь. Есть проблема?

Ее улыбка увяла.

— Вообще‑то у меня другие планы.

Шана показала на экран компьютера.

— Сегодня моя работа принесла результаты. Появилась зацепка по делу.

— Зацепка? — Чак почти забыл, что просил ее об этом. Он не ожидал результатов так скоро.

— Перекрестные ссылки на электронные письма Миллы Джонс и банковские выписки. Одно имя упоминается несколько раз, что странно, учитывая, что она не жила здесь долго.

— Банковские выписки? Интересно.

Чак старался сосредоточиться на ее словах, не отвлекаясь на дразнящий аромат духов.

— Операции по банковским картам от него к ней, передвижение денег. Конечно, это не точно, поскольку подставные корпорации знают, как скрывать, кто на самом деле стоит за деньгами.

Шана взяла распечатку.

— Так или иначе, у меня есть наводка, что этот человек живет в местном мотеле. Если это подтвердится, я смогу отследить больше его передвижений.

— Что ты задумала? — Внезапно это дело стало казаться более сложным и опасным, чем он ожидал. Чак не хотел, чтобы Шана копалась в прошлом людей, которые могут потом затаить обиду.

— Я иду в засаду.

В одиночку?! Чак скинул пиджак, решив провести вечер с ней.

— Мои планы на празднование годовщины изменились — я иду с тобой.

Новая гардеробная была больше, чем ее старая квартира. Шана стояла на пороге и мысленно возвращалась в свою старую тесную студию — последнее место, которое она помнила. Вещи хранились в коробках под кроватью. Теперь перед ней была целая стена стеллажей для обуви, свитеров, джинсов, две стены с рядами разнообразной одежды на вешалках. А посередине — комод с отделениями для драгоценностей и аксессуаров.

Конечно, ее квартира была маленькой, но в том крошечном пространстве все подчинялось ее правилам, у нее была полная автономия и власть. Выходит, за последние пять лет она научилась делить пространство с другим человеком, полагаться на него и доверять.

Как это произошло? Сердце забилось быстрее от желания узнать правду. Шана взяла телефон и позвонила маме — единственному человеку, которому она могла доверять, включила громкую связь, положила телефон на комод и начала переодеваться. Просторная футболка и теплые пижамные штаны отправились в корзину для стирки. Голое тело покрылось мурашками. Открыв ящик с бюстгальтерами, Шана выбрала нежный и кокетливый. Не то чтобы она планировала что‑то во время слежки, просто для уверенности в себе.

— Привет, мам.

Шана застегнула бюстгальтер, пальцы скользнули к ожерелью. Прохладный металл украшения странным образом действовал на нее расслабляюще.

— Здравствуй, солнышко. Как ты себя чувствуешь?

Шана рассказала матери о беременности. Она просто не могла больше держать эту новость в себе.

— Чувствую себя великолепно. Совсем не тошнит. Аппетит хороший, и я полна энергии.

Шана села на мягкий табурет перед зеркалом, начала натягивать джинсы.

— А твоя память? — спросила мать со сдерживаемой настойчивостью.

Шана застегнула джинсы, тяжело вздохнула.

— Все еще ничего.

— Жаль, что я не могу быть там с тобой.

— Я понимаю. Но семья Чака меня балует. Чак тоже.

Натянув объемный белый свитер, она подошла к зеркалу, поправляя прическу.

— Рада слышать, что вы поладили.

Комментарий застал Шану врасплох. Она с самого начала знала, что не стоит слишком расслабляться.

— У нас с Чаком были проблемы в браке?

— Вы ссорились, как любая пара. Сначала я не была уверена, нравится ли мне Чак. Но со временем поняла, что он хороший человек. Вы двое были так влюблены друг в друга…

Шана хотела верить маме, но, возможно, она сознательно не стала говорить о серьезных проблемах.

— О! — воскликнула мать. — С годовщиной!

Действительно, сегодня у них годовщина. Хватит размышлять бог знает о чем, она должна просто пойти с ним в засаду и позволить себе поддаться его магнетизму.

Чак заглушил мотор перед мотелем «Сноудроп». В тусклом свете фонарей стоянку неторопливо пересек лось. Чак не ожидал, что четвертую годовщину свадьбы они будут отмечать в таком месте. Его грандиозные планы на вечер были сорваны расследованием Шаны — ближайшие несколько часов им предстоит провести в его внедорожнике на окраине Анкориджа. Ни за что на свете он не позволил бы ей отправиться в засаду в одиночку.

Годы в зале заседаний научили его импровизировать на ходу. Даже без элементов романтики интерьер его внедорожника, казалось, имел особую атмосферу. Джазовые мелодии мягко звучали из динамиков. Импровизированный ужин из гамбургеров, картошки фри и молочных коктейлей напоминал о первом свидании. Чак хотел извлечь выгоду из этой атмосферы, продолжая завоевывать расположение жены.

Шана была очаровательна в джинсах и простом белом свитере, новое ожерелье в свете приборной панели сияло магическим светом. На коленях у нее лежали фотокамера и маленький планшет. Хотя все было не так, как он планировал, у него были большие надежды на этот вечер.

Чак положил руку на подголовник ее сиденья и ощутил цветочный аромат духов.

— Как самочувствие?

— Великолепно, — отозвалась Шана, ставя стакан в держатель. — Забавно, мне никогда не нравились клубничные молочные коктейли в прошлом, а теперь я не могу насытиться.

Чак подумал о предыдущих беременностях — ей и тогда хотелось клубники. Но Шана этого не помнила, и он не видел необходимости напоминать о тех днях.

— Рад, что тебе нравится. — Он играл с прядью светлых волос, которая выбилась из ее пучка. — Я все еще хочу, чтобы у нас был настоящий праздник.

Шана повернула голову в сторону и задумчиво улыбнулась.

— Где мы провели медовый месяц?

— В Париже. Посетили Лувр, поднимались на Эйфелеву башню.

Они были влюблены… или думали, что влюблены. Мечтали о будущем, не ведая, что не пройдет и трех лет, как их брак, не выдержав ударов судьбы, начнет стремительно рушиться.

— Париж… Звучит романтично.

Шана положила голову на его руку.

Нарочно или инстинктивно? В любом случае Чак был рад возможности быть ближе к ней. Он обнял ее за плечи.

— Мы пробыли там две недели. И выходили из номера только дважды, чтобы посмотреть достопримечательности.

— О!

Глаза Шаны широко раскрылись, язык прикоснулся к верхней губе. Она не меньше его хотела поцелуя.

Чак сказал:

— Мы решили вернуться в другой раз для осмотра города.

— Неужели? — спросила она с придыханием. — Мы побывали в Париже дважды?

— Да, шесть месяцев спустя.

У них было так много надежд на будущее тогда, прежде чем реальная жизнь получилась не такой радужной, как они ожидали. Их брак не был идеальным, совсем не таким, как союз его родителей.

— Мы планировали ребенка и хотели попутешествовать сначала.

Чак не стал говорить, что большинство этих поездок — за исключением первых двух годовщин — были отменены в последнюю минуту из‑за проблем на работе. Это привело к большим ссорам.

— Где мы провели нашу первую годовщину?

— Мы поехали в Австралию.

— Звучит невероятно.

— Это и было невероятно.

Чувственные воспоминания прокручивались в его голове, заставляя сгорать от желания.

— Расскажешь подробности? — Шана толкнула его локтем.

Чак бросил на нее горячий взгляд, затем сказал:

— Мы пошли в поход.

— Где фотографии? Мне очень хотелось бы их увидеть. — Шана размешала молочную пену в стакане. — На самом деле я не могу поверить, что до сих пор не попросила показать больше альбомов.

— Все записано на дисках. Я найду их для тебя.

Позже. Слишком глубоко копаться в прошлом было опасно.

— Благодарю. — Шана потягивала через трубочку молочный коктейль и смотрела на Чака сквозь ресницы. — Я ценю, насколько открыто ты обсуждаешь наше прошлое, но я думаю, что было бы полезно посмотреть на все это своими глазами. Хорошо бы найти видео.

— Принято к сведению, — просто сказал Чак.

Шана взяла фотокамеру и сфотографировала его.

— Мы никогда не останавливались в дешевом мотеле?

— Это в первый раз. Может, возьмем номер? — Чак дразнил ее, надеясь, что она согласится.

— Я работаю по расписанию. — Она снова навела на него фотокамеру и сделала несколько кадров. — А как же наша вторая годовщина?

— Мы поехали в хижину и отключились от внешнего мира.

Чак похлопал ее по руке, чтобы остановить фотосессию и снова увидеть ее глаза.

— А третья?

— На третью годовщину мы планировали поехать в Колорадо, покататься на лыжах.

— Я умею кататься на лыжах? — Шана засмеялась. — Звучит невероятно. Жаль, что я не могу вспомнить.

Чак помрачнел.

— Мы отменили поездку.

— Почему?

В кои‑то веки его увлечение работой не было причиной.

— У тебя случился выкидыш на раннем сроке. Нам было не до веселья.

Ладонь Шаны легла на живот, словно она хотела защитить малыша.

— Гленна сказала, что мы обсуждали усыновление.

— Обсуждали.

— Почему мы этого не сделали?

Чак слишком долго колебался, думая об их шатком браке в последние месяцы. Заметит ли она его колебания?

— Семейные проблемы. Мамина помолвка, потом Джек попал в аварию, потом их свадьба. Просто не было подходящего времени.

— Я слышу твои слова, — Шана закусила нижнюю губу, — но я также слышу, что ты чего‑то недоговариваешь. У нас были проблемы в браке?

Этот вопрос представлял серьезную опасность. Он должен быть честен с ней, но выборочно. Если Шана узнает, что они расстались, она вполне может сбежать — это неприемлемый исход.

— Во всех браках есть проблемы. Лечение бесплодия было одной из них. Мы решили на время прекратить попытки.

Шана нахмурилась.

— И это все?

Ему нужно было действовать осторожно, на случай если память к ней вернется.

— Обо всем не расскажешь. Мы ссорились. Ни один брак не идеален. — Чак почесал затылок, взвешивая каждое слово. — Как мне рассказать о наших спорах без того, чтобы это звучало как оправдание или осуждение?

— Ты мне изменял? — проговорила Шана.

— Нет. Никогда, — ответил Чак без колебаний.

Никто не сравнится с Шаной. Даже когда их любовь угасла, физическое влечение не угасало.

— Я хочу тебе верить.

В свете приборной панели ее голубые глаза казались еще ярче.

— Я тоже этого хочу.

Чак потянулся, чтобы погладить ее по шелковистым волосам. Шана наклонилась к нему. Притяжение между ними было неоспоримой константой. Четыре года назад, в это самое время, они заканчивали свой свадебный прием, мечтая остаться вдвоем.

Воспоминания о той ночи заставили его сердце биться сильнее, желание охватило его жарким пламенем. Чак очень осторожно притянул Шану к себе. Ее руки прижались к его груди, и на мгновение ему показалось, что Шана хочет оттолкнуть его. Но потом ее пальцы сжали ткань его рубашки, и она потянула его к себе. Ее губы приоткрылись, и он припал к ним в жарком поцелуе. Ее руки скользнули по его груди и обвились вокруг его шеи.

Она тоже хотела этого поцелуя. Хотела его. С какими бы проблемами они ни сталкивались, он никогда не мог насытиться этой женщиной.

Его рука пробралась под свитер, легла на волнующую выпуклость груди, заключенную в кружева. Шана выгнулась от его прикосновения с тихим стоном и запрокинула голову. Чак припал губами к чувствительному местечку на ее шее, именно там, где, как он знал, ей это больше всего нравилось. Он чертовски хорошо использовал свои знания о том, что заставляло ее извиваться от удовольствия. Чак прошептал ее имя на ухо и, возвращаясь к губам, приоткрыл глаза…

Ему пришлось остановиться, когда он заметил движение у нее за плечом. Мужчина и женщина направлялись к номеру, за которым Чак и Шана следили весь вечер.

Объект наблюдения прибыл.

Какое глубокое разочарование! Как бы Чаку ни хотелось игнорировать мир за пределами внедорожника, он не мог этого сделать. Они находились здесь по очень важной причине. Придется подождать, чтобы закончить поцелуй. 

Глава 7

Никогда прежде Шана не была так разочарована положительным результатом своей работы. Но Чак поручил ей это дело, и она хотела доказать свою независимость, показать деловую хватку.

Шана подняла камеру и начала фотографировать. Сделав паузу, настроила объектив и сосредоточилась на мужчине в длинном черном пальто. Стоя у дверей номера, он хлопал себя по карманам, вероятно, в поисках ключа. Шане удалось запечатлеть его лицо в нескольких ракурсах.

Женщина стояла к ним спиной, снять ее лицо Шане не удавалось. Может быть, это Милла Джонс собственной персоной? Рост и прическа подходили под описание. Неужели им так повезло в первый же день слежки? Шану охватил азарт, сердце билось в бешеном ритме. Ей нужно было раскрыть это дело. Нужно было доказать самой себе, что она способна на это. И она бы солгала, если сказала, что не хочет произвести впечатление на своего сексуального широкоплечего мужа.

Ее пальцы работали быстро, регулируя камеру по мере необходимости, чтобы получить четкие изображения. Сфотографировав номерной знак, Шана вернулась к паре. Пока незнакомец выворачивал карманы в поисках ключа, Шане удалось сделать несколько особенно удачных кадров. Судя по всему, именно он отправлял те банковские переводы. Наконец мужчина выудил магнитную карту из нагрудного кармана. Шана направила камеру на подозреваемую, безмолвно умоляя, чтобы та оглянулась. Ей нужен был всего один момент!..

Женщина достала из сумки пачку сигарет и зажигалку, развернулась, закрываясь от ветра, чтобы прикурить. На мгновение ее лицо озарил огонек — то, что надо! Шане удалось захватить в кадр лицо незнакомки. Сердце колотилось так, что пульс отдавался в ушах, чистый адреналин циркулировал по венам — возбуждение, которое она испытывала в данный момент, было сравнимо лишь с…

Чак сердито выругался.

— Это не Милла Джонс.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Лет на десять старше, и я ни разу не видел, чтобы Милла курила.

Шану охватило разочарование.

— Если ты уверен, то, полагаю, на сегодня все.

Она защелкнула крышку объектива, развернулась к заднему сиденью в поисках кейса и ненароком коснулась бедра Чака. В его глазах вспыхнул жар. Он провел рукой по ее затылку. Чертовски сексуально.

— Жаль, что твоя слежка провалилась.

Кожа под его ладонью горела от возбуждения. В животе порхали бабочки.

— Не провалилась. У меня есть фотографии и номерной знак. Это может дать новые зацепки. Мне просто нужно продолжать собирать осколки. — Шана сделала последний глоток молочного коктейля и бросила пустой стакан в пакет из‑под бургеров. — Итак, как бы ты хотел продолжить празднование нашей годовщины?

Вопрос прозвучал более двусмысленно, чем когда она думала об этом.

— А чего ты хочешь, Шана?

Она облизнула пересохшие губы, посмотрела на Чака сквозь ресницы, потом… Черт, прямо на… Никакой застенчивости.

— Хочу, чтобы ты поцеловал меня.

— Я определенно могу с этим справиться.

Обхватив ладонями лицо Шаны, Чак припал к ее губам. Поцелуй был опьяняющим, как глоток вина. Чтобы быть ближе друг к другу, они перебрались на заднее сиденье внедорожника и целовались, как старшеклассники на первом свидании. Их тела хорошо знали друг друга, хотя память Шаны об их прошлом была стерта. Чак снова запустил руку под ее свитер, и Шана застонала от удовольствия. Взяла его за запястье и потянула вверх, направляя руку все выше и выше, пока он не обхватил ее грудь. Одну, потом другую. Он гладил их, пока ее соски не затвердели.

Руки Шаны также были заняты — она с любопытством исследовала его грудь, плечи и спину, отвечала ему, поцелуй за поцелуй, прикосновение за прикосновение. В порыве страсти она оседлала его. Чак с хриплым стоном обхватил ее ягодицы, подтянул ее бедра к своим.

— Я хочу большего, чем поцелуи. Я хочу тебя.

— Поехали домой, — простонала Шана.

Чак мчался по ночному шоссе на максимальной скорости, его тело было в огне от предвкушения близости. Еще немного — и он будет с ней. В ней. Под ней. Над ней. Сердце билось, сотрясая грудную клетку. Чак знал, что превышает скорость, но продолжал давить на педаль газа.

Он не собирался упускать этот шанс. Кто бы мог подумать, что слежка будет интереснее, чем ужин в дорогом ресторане с живой музыкой? Со скоростью света его мозг перебирал места, чтобы заняться с ней любовью… и на ум пришло идеальное решение.

Только не в постели. В оранжерее. Ее любимое место на их территории. Что‑то чертовски особенное для второго шанса.

Чак проехал автоматические ворота, сбавил скорость, но, поравнявшись с домом, не остановился.

— Чак, куда мы направляемся?

— Я думаю, каждая женщина должна быть осыпана цветами в годовщину свадьбы, — сказал он и заглушил мотор на узкой дорожке, ведущей в оранжерею. — Это именно то, что я намереваюсь сделать для тебя.

Он уже представлял, как Шана будет выглядеть в лепестках цветов. Ее взгляд переместился на стеклянную конструкцию, увенчанную куполом. Изумление, отразившееся на лице жены, еще сильнее заводило его.

— Мне нравится ход твоих мыслей, муж.

«Муж». Это слово пронзило его насквозь. Ее признание. Она была его.

Черт возьми, в этом было что‑то первобытное. Она была его женой. Вынашивала его ребенка. Они были связаны. Жгучая страсть между ними была неспроста.

Чак вышел из внедорожника, открыл пассажирскую дверь, подал Шане руку и, поддерживая под локоть, повел к оранжерее. Воздух внутри был напоен запахом цветов, зелени и влажной почвы. Сквозь стеклянный купол на спящие растения лился серебристый лунный свет, лишь над ящиками с рассадой были включены фиолетовые лампы, что придавало зимнему саду таинственный вид. Закрыв дверь, Чак откинул капюшон куртки и припал к ее губам в страстном поцелуе. У них был вкус снежинок и соблазна.

Шана обняла его, но одежда мешала им ощутить тепло друг друга. Чак стащил с нее куртку и, не переставая целовать, приподнял и посадил на подоконник. Желание пылало в его венах, призывая войти в нее как можно скорее. Но нет.

Чак отступил на шаг назад. Шана потянулась к нему, и он поцеловал ее в кончик носа.

— Дождись меня. Обещаю, это будет стоить ожидания.

— С нетерпением жду.

Улыбаясь, она прислонилась к деревянной раме и смотрела на него затуманенным желанием взглядом.

В дальнем углу оранжереи Шана обустроила место для отдыха — пара кресел под плетеным абажуром, теплый плед, каталог цветов, справочники и журналы по садоводству на ажурном кованом столике, — здесь она проводила время, любуясь растениями, размышляя, чем еще можно разнообразить их зимний сад. Пройдя по оранжерее, Чак собрал ирисы и розы, оборвал лепестки, усыпал ими плед, постоянно ощущая спиной пристальный взгляд Шаны. Когда все было готово, он повернулся и раскинул руки, приглашая разделить ложе.

Она без колебаний приблизилась к нему, и Чак заключил ее в объятия.

— Шана, — его голос дрожал от неизъяснимой нежности, — я хочу провести с тобой эту ночь.

— Я тоже хочу этого, — сказала она и начала расстегивать его ремень. — А теперь давай избавимся от одежды, мне не терпится тебя увидеть.

Ее смелость удивила его. Он ожидал большего колебания из‑за ее амнезии. Но он должен был знать: в глубине души она все еще была его Шаной — смелой, уникальной, готовой взять от мира то, что ей нужно. Время от времени Чак удивлялся тому, как это противоречит ее недоверию к миру, с которым он не понимал, как справиться. Однако сейчас Чак не хотел размышлять об этом — он поспешно сбрасывал с себя одежду, не сводя глаз со своей прекрасной жены.

Наконец они оба были голыми. Ее глаза сияли от предвкушения и любопытства. Чак вспомнил, что для нее это их первый раз. Медленно и осторожно он опустил ее на плед, усыпанный лепесткам, поднял розу и провел нежными лепестками по губам Шаны, дразня и лаская. С каждым взмахом розы он повторял ее путь своими губами, заставляя Шану дрожать от возбуждения.

Шана сжала его плечи и, раздвинув ноги, притянула к себе. Чак вошел в нее, не веря своему счастью, — прошло слишком много времени с тех пор, как они были вместе без множества сердитых слов, ставящих барьер между ними. Но сейчас он не хотел думать о прошлом. Он просто хотел двигаться, вонзаться в жену снова и снова, заставлять ее сладко стонать и выгибаться навстречу ему. Чак не мог придумать лучшей годовщины — их оранжерея, полная цветов и диковинных растений, напоминала тропический остров, затерянный в океане, вернее, в заснеженной пустоши.

Чак перевернулся на спину, и Шана, постанывая от удовольствия, села на него верхом. Его пальцы впились в нежную плоть бедер, направляя ее. Шана двигалась как опытная наездница, еще больше распаляя его. Чак стиснул зубы — он слишком долго не имел возможности удовлетворить желание, однако ему хотелось, чтобы их близость длилась как можно дольше, и Шана получила все возможное удовольствие.

Снег собрался у основания стеклянного купола, словно их островок захлестнула волна с белой шапкой пены. Лунный свет посеребрил светлые волосы Шаны, она была прекрасна и безупречна, словно изваяние из белоснежного мрамора. Почему они никогда не делали этого здесь? Они занимались любовью бесчисленное количество раз, но сейчас, в призрачном свете луны, она казалась ему особенно желанной.

Его руки скользнули вверх, обхватили сладкую тяжесть ее грудей. Чак обвел ее соски большими пальцами, доводя ее до исступления и заставляя двигаться быстрее. Дыхание Шаны стало прерывистым, между грудей стекала струйка пота. Чак хорошо знал ее тело — она была близка, и он тоже. Он перестал сдерживаться, крепче обхватил ее ягодицы, с силой погружаясь в нее снова и снова. Шана со стоном выгнула спину, запрокинула голову — ее тело сотрясала сладостная дрожь. Еще несколько неистовых толчков, и Чак излился в нее.

Обессиленная после бешеной скачки, она распласталась на его груди и замерла. Их захлестнула волна блаженства, тела, изголодавшиеся по ласке, слились в единое целое. Придя в себя, Шана соскользнула с него, легла рядом, прижимаясь всем телом. Взметнув лепестки, Чак накрыл их второй половиной пледа. Шана положила голову ему на грудь.

— Между нами всегда было так?

Сложный вопрос.

В некотором смысле да, но также было напряжение из‑за секса по графику, чтобы зачать ребенка. В последнее время страсть приобрела привкус отчаяния, оттого что их брак стремительно рушится, но, несмотря на это, притяжение между ними всегда было сильным.

Шана приподнялась, заглянула ему в глаза.

— Я что‑то не так сказала?

Ничто не ускользало от нее. Каждая оплошность, пауза, движение глаз могли выдать его.

— Нисколько. Все в порядке. Нам всегда было хорошо в постели.

По крайней мере, это правда.

— Хм, жаль, что я не могу вспомнить.

Шана закрыла глаза, пытаясь вызвать в воображении прошлое.

Прошлое, которое, как он знал, чревато болью и осложнениями. Прошлое, которым он не хотел обременять ее сейчас.

— Тсс… — Чак поцеловал ее в висок. — Давай просто насладимся моментом.

Шана проснулась в своей постели, с наслаждением потянулась, всем телом ощущая сладкую истому, и снова прижалась к мужу. Она не понимала, как могла забыть такого человека, как он, но не собиралась позволить сожалениям украсть удовольствие от того, что между ними произошло.

Шана смутно вспомнила, что уснула в оранжерее. Чак оделся, укутал ее в одеяло и отнес в постель. Муж намеревался уйти в другую спальню, но она сонно протянула ему руку, чтобы он остался.

И он остался — был рядом с ней всю ночь и все еще спал.

Шана воспользовалась моментом, чтобы изучить его. Чак спал на спине, растянувшись. Он настолько контролировал повседневную жизнь, что самозабвение во время сна тронуло ее сердце. Он был таким сильным человеком, но во сне казался более… реальным. Менее совершенным. Что делало его еще более привлекательным.

Прошлой ночью она не боролась за то, чтобы кусочек ее прошлого вернулся к ней. Вместо этого она погрузилась в настоящее. Она все еще чувствовала аромат цветов, прикосновение лепестков к разгоряченным телам. Они, безусловно, были синхронизированы на чувственном уровне, даже если у нее не было воспоминаний о том, что было с ним раньше. Плоть все еще горела от его бесподобных ласк, от того, как нежно и умело он любил ее.

Эта ночь была бы идеальной, если бы не одно но. Шана не забыла, как он колебался, когда она спросила, всегда ли между ними были такие отношения. Что он скрывает от нее?

Шана поверила, когда он сказал, что не изменял ей. Это был ее самый большой страх из‑за того, что отец годами обманывал маму, заставляя страдать их обеих. Если не обман, то что может вызвать проблемы? Что скрывает Чак, что заставляет его увиливать от ответа, подбирать слова?

Слегка коснувшись виска, Шана снова попыталась вспомнить прошлое. И… Ничего. Она хотела верить в него. Между ними должно было быть что‑то, что она помнила на подсознательном уровне, потому что никогда не легла бы в постель с мужчиной, которого едва знала.

Шане хотелось убрать прядь волос со лба мужа, но она боялась разбудить его. Она хотела изучить его подольше.

Столько вопросов накопилось у нее в голове. Ее рука легла на все еще плоский живот. Если бы не ультразвук, она бы не поверила, что беременна. Будет ли их ребенок похож на него? Какими родителями они станут? Вспомнит ли она когда‑нибудь ночь, когда они зачали этого ребенка? Амнезия лишила ее стольких воспоминаний. Но она не позволит этому помешать ей снова насладиться близостью с ним.

Шана прижала ладонь к крепкому мускулистому плечу и поглаживала все ниже и ниже, пока глаза Чака не открылись и улыбка не озарила его лицо.

— Доброе утро, красавица, — сказал он хриплым голосом.

— И тебе доброе утро.

Она перекинула ногу на его ногу, скользнула ближе…

Дверной звонок прозвенел в доме протяжной трелью, затем еще раз. Снизу раздался голос:

— Есть кто дома?

Мать Чака.

И снова его семья врывается в их дом. Хуже времени для визита они и придумать не могли. 

Глава 8

Натянув джинсы и толстый вязаный свитер, Чак бросился вниз по лестнице навстречу матери, опасаясь, что та сама поднимется на второй этаж. Когда‑то Шана дала ей ключ. Но это было тогда. Теперь все было совсем по‑другому. Любой пустяк мог нарушить хрупкое равновесие. Его успехи с Шаной были достигнуты с таким трудом, он не мог этим рисковать.

Жар проведенной вместе ночи горел в его крови. Быть с Шаной всегда было невероятно, круче всего, что он испытывал с другими женщинами. Но прошлая ночь превзошла даже то, что было между ними. Он хотел посмотреть, к чему может привести эта связь, но…

Мать скинула шубу, не выпуская ее из рук, прошла в гостиную и опустилась на белый диван. Джинни, впрочем, как и всегда, выглядела прекрасно. Солнечный свет из большого окна играл на жемчужинах ее колье.

Подойдя к окну, Чак раздвинул занавески. Снежная пелена окутала все вокруг, заслонила вершину горного хребта. На лужайке перед домом виднелись следы раздвоенных копыт — на их участок снова заглядывал лось.

— Прости, если я испортила тебе утро, — извинилась Джинни. — Я принесла еду — простое блюдо из курицы и риса, которое всегда успокаивало мой желудок, когда я была беременна.

Мать вынула из объемной сумки большой пластиковый контейнер и протянула Чаку. Ее улыбка была искренней, но обеспокоенной.

Когда он рос, еда была тем, что связывало его семью. Хотя у Миккельсонов всегда водились деньги, Джинни отказалась нанять повара — она предпочитала готовить сама. Самые ранние воспоминания Чака всегда возвращали его на кухню, где мать сновала между кухонным столом и плитой, а в воздухе витал аромат специй. В их семье чтили традиции и обожали семейные застолья. Стол накрывали на кухне — Джинни считала, что это делает их ближе, сплоченнее. Она ясно дала понять своим детям, что традиционные ценности важнее денег.

— Спасибо, мам, — поблагодарил Чак, принимая еще теплый контейнер из ухоженных рук матери. — К счастью, Шана не страдает от утренней тошноты, но мы всегда рады твоей стряпне.

Джинни разгладила кремовый кардиган и последовала за сыном на кухню. Обеспокоенная улыбка все еще не сошла с ее губ.

Чак ценил поддержку матери, но ему не терпелось вернуться в постель, к Шане. Больше всего он боялся нарушить хрупкое перемирие.

Прочистив горло, мать отвлекла его от мыслей. — Присоединитесь к нам на родео завтра днем? Родео? Неплохой сценарий для «второго» свидания. К тому же там соберутся все Стилы, у Шаны будет возможность «познакомиться» с другими членами ее новой большой семьи.

Маршалл Стил руководил родео не первый год. Он досрочно ушел на пенсию после череды травм и теперь управлял семейным ранчо, находящемся в часе езды от особняка Стилов.

Чак открыл холодильник и рассеянно уставился в него.

Джинни слегка рассмеялась.

— Видимо, я приехала слишком рано — ты теперь весь день будешь клевать носом.

— Я взял пару выходных, — осторожно сказал он.

У мамы хорошо работала интуиция, когда дело касалось ее детей, — она догадывалась, что между ними давно все не так гладко, хотя и не знала об их планах расстаться.

Мать села за кухонный стол и пристально посмотрела на него. Похоже, уходить она не собиралась.

— Ты всегда был ранней пташкой.

Чак заметил, что мать чем‑то обеспокоена. Как бы ему ни хотелось проводить ее за дверь и вернуться к Шане, он мог уделить ей несколько минут, чтобы успокоить ее.

Улыбнувшись, Чак кивнул и достал из белоснежного шкафчика два хрустальных стакана.

— Поздно лег.

— Конечно. — Джинни понимающе улыбнулась. — Вчера была ваша годовщина.

Чак снова открыл холодильник, достал бутылку газированной воды с лимоном и предложил матери.

Джинни кивнула: ей не терпелось начать разговор.

— Почему Шана не спустилась? Спит?

Чак кивнул.

— Уснула под утро. — Врать не пришлось. — Вчера мы отправились в засаду, чтобы проследить за Миллой Джонс.

Джинни села прямее, на лице отразился живой интерес.

— И что?

— Ничего не получилось. Я пойду разбужу Шану, чтобы ты могла поговорить с ней.

— Не беспокой ее. Беременные женщины спят больше.

Чак наполнил стакан и протянул матери.

— Я очень волнуюсь за своего внука. — Джинни покрутила кольцо на безымянном пальце правой руки — кольцо первого мужа, на левой руке она носила кольцо Джека Стила.

Боль от потерь предыдущих беременностей осталась с ним. Хотя он намеревался сделать все, что в его силах, чтобы его ребенок был в безопасности. И чтобы обезопасить Шану. За исключением того, что всех его усилий может быть недостаточно.

— Я счастлива, что вы ждете ребенка. — Мать взяла его ладони в свои и сжала их. — Это радость. Давай наслаждаться моментом.

— Ты хочешь сказать, что я должен перестать волноваться?

— Не совсем. — Джинни снова сжала его руки, прежде чем отпустить. — Я знаю, что это невозможно, учитывая историю Шаны. Проблемы с зачатием и невынашиванием беременности не проходят бесследно. Страшно подумать, но худшее может повториться.

Чак не мог отрицать, что должен хотя бы частично доверить свою тревогу матери.

— Если бы доктор мог назвать нам конкретную причину, почему у нас продолжают возникать проблемы… Если бы было что‑то новое, что мы могли бы попробовать. Но, похоже, даже постельный режим ничего не изменит.

— Мы отдали бы свою жизнь за наших детей. Это естественно. — Джинни обхватила его лицо ладонями. — Для тебя я готова на все. В любое время. И я имею в виду не только запеканки.

Чак это понимал. Вся его семья была рядом с ним. Он чувствовал себя виноватым оттого, что в последнее время не выполняет свою часть работы.

— Мне жаль, что я не присутствую на работе в эти дни.

— Сосредоточься на главном, — сказала Джинни без колебаний. — Все понимают, что у тебя сейчас есть дела поважнее.

— Вы с Джеком заслуживаете того, чтобы жить на пенсии, не думая о делах.

— Не беспокойся о компании, сынок. У нас много детей, которые разделяют нашу нагрузку. Семья уже думает об именах для вашего малыша, — добавила мама с улыбкой.

Чак даже не смел думать о детских именах. Когда‑то они с Шаной делали это слишком часто…

— Если позволить семье выбирать имена, что‑то может пойти не так, — попытался отшутиться Чак.

Джинни закатила глаза.

— Особенно если Эйден получит право голоса! Напоминание о паре подростков вызвало совершенно другую озабоченность.

— Эйден и Алайна все еще флиртуют друг с другом?

— Ох уж эта влюбленность! — пренебрежительно сказала Джинни. — Осенью Эйден уезжает в Джуно, переводится в другой колледж.

— За это время многое может случиться.

— Как я уже сказала Шане, им обоим по девятнадцать…

— Они живут под одной крышей.

— Это так. — Джинни кивнула. Она хотела добра всем своим детям, и ее любовь была неоспорима. — Я знаю, твоя жизнь сейчас кажется хаотичной, и это может заставить тебя попытаться контролировать других. Но поверь мне, сынок, мы с Джеком держим ситуацию под контролем.

— Хорошо. Я не буду вмешиваться.

Мать смотрела на него несколько мгновений, будто этого заверения ей было недостаточно, потом вздохнула, взяла стакан и сделала глоток.

— А теперь расскажи мне о том, как продвигается дело о пропаже Миллы Джонс.

Чак был благодарен матери за изменение темы. Ему нужно было время, чтобы привести голову в порядок, прежде чем снова столкнуться со своей сексуальной, неотразимой женой.

Уверенным шагом Чак продвигался к трибунам арены, где проходило родео, рассекая толпу, словно круизный лайнер. Шана крепко держала его за руку. Сейчас ей казалось, что она абсолютно счастливая женщина, — у нее красивый внимательный муж, полная идиллия в постели, к тому же они ждут ребенка. Чак делал все возможное, чтобы влюбить ее в себя, были ли они на свидании, в засаде или с семьей на родео.

Чак распахнул перед ней дверь, ведущую в закрытую секцию трибун, — там уже собрались Стилы и Миккельсоны в полном составе. Со всех сторон звучали приветствия, сияли улыбки — оба семейства были рады видеть их. Джек окликнул Чака — вероятно, он хотел обсудить с пасынком какое‑то дело. Муж усадил Шану рядом с Наоми, поцеловал в губы и пошел к отчиму.

Шана не протестовала — ей требовалась передышка, чтобы восстановить душевное равновесие. События ее жизни за последние несколько недель казались неправдоподобными. Такую жизнь она никогда не осмелилась бы представить. Несмотря на всеобщую радость и веселье, ее не покидала тревога. Предчувствие неладного не позволяло ей расслабиться, насладиться шоу и общением с родственниками.

Шана стряхнула с себя тревожное чувство и огляделась. Она никогда раньше не посещала родео. Все, что она знала о них, было почерпнуто из телевизионных шоу. Реальный опыт был намного более интересным — из‑за деревянных перегородок доносилось конское ржание, в холодном воздухе стоял запах сена и кожи, кантри‑мелодии эхом отдавались в груди. И люди! Так много людей собралось на трибунах арены! Мужчины, женщины и даже дети в ковбойских сапогах, клетчатых фланелевых рубашках, кожаных куртках с бахромой. Серебряные и латунные пряжки ремней начищены до блеска, у многих, несмотря на мороз, вместо теплых зимних шапок широкополые стетсоны.

Шана поймала взгляд Чака, и сердце ее затрепетало. Она чувствовала себя принятой в эту большую семью, о которой мечтала, когда росла единственным ребенком. Открытие, что отец построил большую семью с другой женщиной, было ошеломительным как для Шаны, так и для ее мамы. И снова мысли устремились в прошлое — детство и юность стояли перед глазами, будто это было совсем недавно. Воспоминания о последних пяти годах жизни были ей недоступны.

Шана вновь залюбовалась своим высоким широкоплечим мужем. Под тканью серой рубашки явственно проступали мускулы спины. Низкий мужской смех наполнил трибуну — Конрад, младший брат Джека, вполголоса рассказывал анекдот, не предназначенный для женских ушей.

Ее взгляд обратился к арене — на поле появилась всадница на крупной пегой лошади и попыталась взять барьер. Лошадь перепрыгнула ряд бочек, но оступилась, и молодая женщина в розовой шляпе с серебряными украшениями выпала из седла. Толпа издала громкий вздох, но тут же зааплодировала — всадница поднялась, схватила лошадь под уздцы и ловко запрыгнула в седло. Шана пожелала удачи этой девушке, она чувствовала ее упорство. Когда лошадь и всадница без происшествий преодолели все препятствия, Шана почувствовала, что тревога отступила, — плечи расслабились, она вновь улыбалась.

Джек Стил, патриарх клана, с бутылкой пива в руке, смеялся и переговаривался с другими членами семьи. Их семейная пивоварня была одним из спонсоров родео. Баннеры с живописным ледниковым озером — узнаваемым логотипом пива «Айс Кэп» — красовались на бортах арены между другими щитами с рекламой конских кормов и магазина одежды в ковбойском стиле.

Наоми тихонько вздохнула, покачала головой. Сегодня ее темные шелковистые волосы были собраны в конский хвост — с такой прической черты ее красивого узкого лица казались еще более тонкими. Одна из близняшек крепко спала в ее объятиях, вторая — посапывала в переносной люльке. Их не беспокоил неутихающий шум арены, смех и говор родни.

Рука Шаны легла на живот — она подумала о своем ребенке. В следующем году в это же время будут ли они с Чаком сидеть здесь со своим малышом? Он сказал, что были и другие беременности. Шана не помнила их, но даже думать о потере было трудно.

Горло сдавил страх.

Шана сглотнула, постаралась взять себя в руки и наклонилась к Наоми.

— Не могу поверить, что близнецы спят в таком шуме.

Наоми улыбнулась, ее темные глаза светились любовью.

— Это просто чудо, что они уснули одновременно!

— Они прекрасны.

Шана слегка провела пальцами по пушистым темным волосам младенца.

— Спасибо, — сказала Наоми с нескрываемой гордостью. — Бывают дни, когда я задаюсь вопросом, как продержаться до их сна, но на самом деле они хорошие девочки. До сих пор получается брать их с собой в офис, хотя я предполагаю, все изменится, как только они пойдут.

— Не представляю, как ты справляешься со всем этим.

Наоми с любовью посмотрела на мужа, а затем снова перевела взгляд на Шану.

— Я слышала, слежка не принесла результатов.

Что касается работы, так оно и было. Но сам вечер закончился феерично.

— Я не отказалась от этой зацепки. Операции по наблюдению требуют терпения и настойчивости.

— Я всегда восхищалась твоей работой. Ты такая смелая!

Смелая? Искренняя похвала Наоми заставила ее задуматься. Как вышло, что она перестала заниматься любимым делом? Шана не могла представить, что добровольно отказалась от работы. Прекращение карьеры казалось ей чужим решением.

— Ты — истинный страж закона. — Шана мечтала стать юристом, но у нее не было денег, чтобы поступить в юридическую школу. — Меня восхищает, как ты управляешься с делами с близнецами на руках.

— Шана, милая, может, ты меня и не помнишь, но я тебя хорошо знаю. Ты легко справишься и с ребенком, и с делами, если снова вернешься к своей работе. Но я не буду давать тебе непрошеных советов — это путь, который тебе выбирать.

Шана надеялась, что когда‑нибудь так и будет. Сейчас она чувствовала себя так, будто скачет верхом на одном из быков, что брыкались на арене, и ей не за что держаться.

Рев толпы прервал ее мысли, когда Маршалл Стил ворвался на ринг верхом на вороном жеребце потрясающей красоты. Все Стилы и Миккельсоны вскочили с гиканьем, свистом и криками поддержки.

Вибрация телефона с входящим сообщением отвлекла Шану от выступления. Поступил сигнал, что Милла была замечена в мотеле «Сноудроп». Шану охватило знакомое чувство радости оттого, что дело сдвинулось с мертвой точки. И все же ее первой мыслью был восторг от возможности повторения последней слежки в компании Чака.

Алайна не могла дождаться, когда наденет новые ковбойские сапоги, джинсы и облегающую рубашку в черно‑бирюзовую клетку. И вот этот день настал. Родители брали ее на родео с ранних лет; головокружительные трюки наездников, укрощение необъезженных лошадей и разъяренных быков заставляли ее сердце биться чаще. Однако сегодня у нее то и дело перехватывало дух по другой причине. Сегодня она была здесь с Эйденом.

Он пригласил ее пойти с ним на конюшню арены, чтобы помочь старшему брату, Маршаллу, с лошадью. Как и Эйден, Алайна выросла среди лошадей, но с закулисной жизнью родео‑шоу была незнакома. Она, например, не знала, отчего так блестят гривы и хвосты лошадей — Эйден рассказал, что перед выступлением на них наносят специальный лак, а шерсть натирают особой мастикой, отчего бока и крупы лошадей приобретают глянцевый блеск. Все эти театральные приемы были элементами шоу.

Алайна играла с прядью своих волос.

— Ты много знаешь о родео.

Эйден с видом знатока поправил свой черный стетсон. Он выглядел очень естественно в потертых джинсах и фланелевой рубашке.

— Мой брат давно выступает в шоу. С шести лет я не пропустил ни одного родео.

— Ты когда‑нибудь думал попробовать свои силы на арене?

— Нет, — сказал Эйден, подталкивая шляпу назад. — В такой большой семье, как моя, трудно найти нишу, которую еще не занял кто‑то другой.

Алайна понимала, как трудно выйти из тени преуспевающих братьев и сестер.

— Это не значит, что ты не можешь быть так же хорош, как он, или даже лучше.

— Тебе легко говорить об этом.

Эйден взобрался на перекладину забора и наклонился вперед, задумчиво глядя на молодого наездника, затягивавшего подпругу своей лошади. С сильным выдохом он спрыгнул вниз и прислонился к разбитой бочке.

— Я видел тебя верхом. Ты неплохо держишься в седле.

Щеки девушки пылали жаром. Она отвернулась, чтобы Эйден этого не заметил.

— Ты видел, как я езжу верхом?

Он одарил ее той улыбкой, от которой у нее в животе запорхали бабочки.

— Мы ведь живем вместе.

— Но мы не родственники, — напомнила Алайна ему и себе. — Не совсем.

Парень усмехнулся.

— Скажи это нашим родителям.

— Без шуток. Я хотела бы, чтобы они прекратили форсировать сближение и просто позволили нам жить своей жизнью. — Алайна вздохнула: — Моя мама всегда была одержима большой семьей. Она даже настояла на том, чтобы ее сестра отдала нам своего сына.

— Иногда я забываю, что Тристан тебе не родной, а двоюродный брат.

— У тети Уиллы и их брата, дяди Лайла, были проблемы с наркотиками. Но мама всегда находила им оправдание.

Алайна уставилась на лошадь, которая отказывалась идти быстрее рабочей рыси, несмотря на отчаяние на лице всадника.

— Я думаю, если бы они появились сегодня, мама все равно закатила бы прием в их честь, а потом начала искать реабилитационную клинику.

— Неужели это так плохо?

— Да, это плохо! — Алайна одарила его сердитым взглядом. — Эти люди могут навредить моей маме!

Эйден удивленно посмотрел на нее и поднял брови.

— Ты свирепее, чем я ожидал.

— Верно, я — семейная мышь, — сказала она с отвращением.

— Больше похожа на котенка. — Эйден взял ее руки в свои, провел большим пальцем по тыльной стороне ладони. — С острыми коготками.

Легкое прикосновение вызвало у девушки дрожь. Так он еще никогда не прикасался к ней.

— Я рада, что ты так думаешь.

Она уже предвкушала новые прикосновения.

— Знаешь, я уезжаю отсюда. Я не останусь дома навсегда.

— Джуно — это не конец света. Мы еще увидимся.

— Хм, все не так просто.

Алайна приблизилась. Теперь она ощущала запах его геля для душа.

— Котенок, это не очень хорошая идея.

Слова Эйдена задели ее.

— Ты о чем? — невинно спросила Алайна.

Эйден молчал.

Алайна отвернулась, сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с разочарованием. Нужно было взять себя в руки и смотреть куда угодно, только не на него. Девушка оглядела толпу. Взгляд задержался на одном лице. Человек, привлекший ее внимание, казался ей смутно знакомым. Страх и адреналин захлестнули ее.

Сейчас невозможно было доказать то, что она слышала в детстве. Она даже не была полностью уверена в том, что слышала. Но Алайна не сомневалась, что это он, его лицо до сих пор виделось ей в кошмарных снах.

Страх заставил ее впиться ногтями в руку Эйдена.

— Ты должен мне помочь!

Чак не ожидал, что день родео закончится на все той же стоянке перед захудалым мотелем, но так захотела Шана, а он предпочитал не спорить с ней. Если он хочет спать с ней в одной постели, нужно набраться терпения.

Шана получила наводку, что человек, которого она выслеживает, вернется сегодня вечером в «Сноудроп». Эту информацию им и предстояло проверить. Чак без устали следил за людьми, входящими и выходящими из разных номеров. В свете фонаря снежинки казались нереально крупными.

Шана сидела рядом на пассажирском сиденье, ее камера и планшет лежали на коленях.

— Ты уверен, что хочешь остаться? Слежка может затянуться.

— Мне нравится проводить время с тобой. — Чак знал, что не до конца завоевал доверие жены, и опасался, что память вернется к ней до того, как связь между ними станет достаточно крепкой. — Да, я именно там, где хочу быть, — добавил он.

— Ты мог бы работать, а не просто наблюдать за мной.

Чак усмехнулся.

— Мог бы.

— Но ты не хочешь.

— Мы оба знаем, что я трудоголик.

Шана склонила голову набок, скрестила руки на груди.

— И я должна поверить, что ты волшебным образом исправился?

Желание быть с ней почти пересилило страсть к работе.

— Это было бы преувеличением. Скажем так: я неплохо продвинулся в делегировании полномочий и научился пользоваться часами. — Он поцеловал ее запястье изнутри, затем потянулся к шее. — Теперь я знаю, когда пришло время для отдыха.

Шана вздохнула и отодвинулась.

— Я работаю одна. Делегирование полномочий в моей профессии не вариант. Перестань отвлекать и соблазнять меня.

— Как скажешь.

Черт. Эта женщина загнала его в угол.

Чак уставился на двери мотеля. В один из номеров направлялась пожилая пара. Не они. Вскоре из‑за угла показалась еще одна пара. Светлые волосы женщины выбились из‑под капюшона объемной парки. Может, это наконец Милла Джонс? Ему захотелось выйти из внедорожника и рассмотреть женщину поближе, чтобы знать наверняка.

Шана потянулась к дверной ручке.

— Не могу сделать ни одного приличного кадра, придется подойти ближе.

Чак схватил Шану за локоть.

— Ты не пойдешь одна.

Шана оглянулась через плечо.

— Тогда будь незаметен.

— Я буду держаться рядом, как любящий муж.

Чак нырнул под снег, обошел внедорожник, подал жене руку. Не удержавшись, обнял Шану за плечи и крепко прижал к себе. Даже сквозь их парки он ощущал волнительные изгибы ее тела. Эта слежка должна стать результативной, чтобы они могли…

Не успел он закончить мысль, как парочка подозреваемых заметила их и тут же развернулась в обратную сторону. Ускорив шаг, они пересекали обледенелую парковку.

Чак схватил Шану за плечи.

— Не хочу, чтобы ты бегала по льду. Это слишком рискованно. Я догоню их.

Шана кивнула.

— Иди! — Ее слова подхватил порыв ветра. — Будь осторожен!

Чак бежал по заснеженной стоянке, лавируя между машинами. Он услышал стрекотание сигнализации автомобиля, который отпирали удаленно, и помчался на звук. Впереди замигали фары. Он добрался до машины, когда пара остановилась у капота. Фары освещали их лица. Их знакомые молодые лица.

Гнев, быстрый и яростный, жаркой волной хлынул по венам.

— Эйден Стил, какого черта ты здесь делаешь с моей сестрой?! 

Глава 9

Шана выскочила из внедорожника и побежала вслед за Чаком, рискуя потерять равновесие и растянуться посреди стоянки. И все же недостаточно быстро, чтобы усмирить ярость Чака. Если он бросится на подростков в таком состоянии, ничего хорошего из этого не выйдет.

Она помнила ссоры родителей. Ее сердце до сих пор болезненно сжималось, когда она вспоминала, как они кричали друг на друга. Что‑то в Алайне напоминало Шане о себе в этом возрасте. В эти моменты ей не у кого было попросить помощи, негде спрятаться от скандалов, ранивших душу. Теперь Шана должна была помочь, но прежде ей самой нужно было успокоиться. Глубокий глоток ночного воздуха усмирил бешеный стук сердца.

— Чак! — позвала она. — Чак, подожди!

Муж даже не оглянулся. Он продолжал идти к молодой паре. Остановить его было невозможно.

Чак схватил Эйдена за куртку.

— Какого черта ты здесь делаешь с моей сестрой?

Алайна испуганно вскрикнула. Эйден попытался вывернуться.

— Пытаюсь уберечь ее от неприятностей.

— У тебя забавный способ это делать.

Шана коснулась локтя мужа.

— Осторожнее, Чак, он еще ребенок.

Разбитый внедорожник, припаркованный на противоположной стороне парковки, ожил, нарушая тишину ночи. Прерывистый звук двигателя только усилил напряжение между Стилом и Миккельсоном.

Эйден снова попытался высвободиться из рук Чака.

— Мне девятнадцать!

Шана старалась сохранять спокойствие.

— Чак, сделай глубокий вдох. Думай.

Пальцы Чака разжались, выпуская куртку Эйдена.

— Говори, пацан. И не пытайся меня обмануть.

Алайна встала между ними.

— Перестань, Чак. Это я уговорила Эйдена приехать сюда. Мы здесь не по той причине, о которой ты думаешь.

Чак усмехнулся.

— Тогда объясните, пожалуйста:

Шана вздохнула с облегчением, что они разговаривают, а не дерутся. Ее слегка подташнивало, да и голова разболелась.

— Давайте сядем в машину и поговорим. На улице ужасно холодно и людей полно.

Если Милла Джонс была здесь и видела их, это может быть катастрофой. Тем больше причин вернуться в машину как можно скорее.

Чак кивнул, обхватив Шану за локоть, когда они шли по скользкой парковке к его внедорожнику. Автомобили медленно двигались мимо, тусклые огни освещали дорогу. Шана открыла дверь.

Как только они все оказались в машине, Чак завел двигатель, включил обогреватель и повернулся к подросткам на заднем сиденье.

— Итак, я слушаю.

Его сестра на мгновение закусила потрескавшуюся губу, прежде чем начать.

— Я увидела кое‑кого на родео, — тихо пробормотала Алайна, — это трудно объяснить… Я думала, его создало мое воображение. Увидев этого человека вживую, я захотела узнать, кто он. Эйден не хотел, чтобы я шла одна.

Шана повернулась в сторону, чтобы получше рассмотреть подростков. Те нервничали. Алайна стащила с себя клетчатый шарф и крутила его в руках. Шана чувствовала переживания девушки.

— Ты поступил правильно, — сухо проговорил Чак Эйдену, снимая стетсон и кладя его на колено. — Все так запутанно, что я действительно верю, что ты говоришь правду, — сказал он, обращаясь к Алайне. — Кого, по‑твоему, ты видела?

Алайна обменялась взглядами с Эйденом, прежде чем продолжить:

— Кого‑то, кто давно покинул Аляску и у кого нет причин возвращаться. — В голубых глазах Алайны таилось смущение и настороженность. — Я давно его не видела, так что могу ошибаться, но он был похож на дядю Лайла.

— Дядю Лайла? — спросила Шана.

Чак повернулся к ней.

— Мамин брат‑неудачник. Его появление было бы удивительным. Он не появлялся здесь лет десять или около того. Алайна, почему тебя это волнует?

Его сестра обхватила себя руками, вероятно, она ожидала, что ее слова не примут всерьез или проигнорируют.

— Все так беспокоятся о том, что сказала Милла Джонс… Я хотела помочь.

Чак раздраженно вздохнул.

— Как это связано с дядей Лайлом?

— М‑м‑м, ну… — Алайна принялась теребить бахрому на шарфе. — Он исчез вскоре после той загадочной авиакатастрофы. Просто казалось, что мамины брат и сестра всегда хотели денег. И они действительно желали Стилу зла, чтобы компания мамы и папы была более успешной.

Слова Алайны заставили Шану взглянуть на эту историю с другой точки зрения. Амнезия наделила ее объективностью, которой у нее, возможно, не было раньше, поскольку она стала менее привязана к этим людям. Как странно иметь возможность потерять память…

Она вспомнила, что Лайл какое‑то время имел личные отношения с Сейдж Хаммонд, личной помощницей Чарльза Миккельсона. Шана сделала мысленную заметку, чтобы глубже заглянуть в прошлое Сейдж и поговорить с ней о Лайле. Ей также нужно было пересмотреть фотографии, сделанные во время первой вылазки.

Неужели Чак не узнал бы своего дядю? Впрочем, с последней встречи прошло много времени.

Чак продолжил:

— Я все еще не понимаю, почему вы с Эйденом последовали за человеком, похожим на дядю Лайла, в мотель.

Фары проехавшей мимо машины осветили бледное лицо Алайны. Она казалась потерянной.

— Я всегда считала, что дядя Лайл как‑то связан с той авиакатастрофой.

Шана сдержала удивленный вздох. Очевидно, девушка верит в то, что говорит, но как это возможно?

— Это довольно существенное заявление. У тебя должна быть веская причина подозревать его.

— Ребенком я подслушала разговор между дядей Лайлом и каким‑то парнем, которого я не знала. Я была слишком напугана, слишком мала, чтобы осознать то, что услышала. Но на протяжении многих лет этот разговор преследовал меня во сне. Увидев дядю Лайла на родео, я задалась вопросом, может быть…

Чак окинул Алайну сердитым взглядом.

— Если ты права, то последовать за ним было последним, что тебе следовало сделать. Ты осознаешь, что подвергла свою жизнь смертельной опасности?

Алайна заметно сникла, ее руки крепче сжали шарф так, что побелели костяшки пальцев.

— Ты все еще мне не веришь…

— Я верю, что ты веришь в это, и я верю, что ты не пытаешься подцепить Эйдена.

Парень кивнул с натянутой улыбкой.

— Благодарю.

Шана подала голос:

— Мы должны проверить эту зацепку.

— Шана отвезет вас обоих домой, — сказал Чак не терпящим возражений голосом. — Я поведу машину Эйдена и поеду следом.

Плечи Алайны гневно поднялись.

— Мы не дети! Ты не имеешь права указывать нам.

Шана положила руку на плечо Чака.

— Как насчет того, чтобы мы с тобой просто проследовали за Эйденом и Алайной, чтобы убедиться, что они добрались до дома в целости и сохранности?

Мышцы напряглись под ее прикосновением, но в конце концов Чак согласился:

— Это приемлемо.

Приемлемо? Шана задавалась вопросом: кто этот суровый мужчина, так отличающийся от нежного любовника, который осыпал ее цветами? Леденящее напоминание о том, что она его совсем не знает, сковало ее сердце.

Всю дорогу до дома Стилов в машине царило напряженное молчание, но Чаку не очень‑то хотелось разговаривать. Слова сестры встревожили его. То, что его дядя каким‑то образом связан с авиакатастрофой, в которой погибли жена и дочь Джека Стила, казалось невероятным. Дядя Лайл никогда не отличался сообразительностью, он не мог сделать что‑то такого масштаба, что‑то столь ужасное. Должно быть, Алайна ошибается.

Чак молился, чтобы она ошибалась.

Погруженный в свои мысли, он просто следовал за машиной впереди до тех пор, пока Эйден не остановился у особняка Стилов.

Чак взглянул на молчаливую жену на пассажирском сиденье. Что‑то было не так с Шаной, но он пока не мог на этом сосредоточиться. Сначала ему нужно разобраться в ситуации с Алайной. Глубокое разочарование пронзило его сердце. Холодная ночь становилась все сложнее и сложнее. Конечно, он не мог отрицать, что его внимание к сестре было связано с попыткой контролировать хоть что‑то в его жизни. Прямо сейчас он должен был убедиться, что Эйден и Алайна дома в безопасности, а не бегают, как беспризорники, со своими собственными расследованиями.

Сейчас ему требовались уточнения о том, что, по мнению Алайны, она услышала. Молча, как тень, Чак последовал за двумя подростками к дому. Рассеянно придержал дверь для Шаны. Она за всю дорогу не проронила ни слова, ее брови были нахмурены, губы крепко сжаты.

Не снимая верхней одежды, все прошли в гостиную. В камине потрескивал огонь, из стереосистемы звучал джаз, на кофейном столике стояли бокалы и тарелка с сыром — мать Чака и его отчим проводили вечер у камина. Чак не противился браку матери, но ему все еще странно было видеть их вместе — не так давно Стилы были их смертельными врагами. За прошедшие десятилетия чего только не было — жестокая конкуренция, корпоративный шпионаж и, если верить не полностью сформированной детской памяти Алайны, заказные убийства… Возможно ли после всего этого полное слияние компаний и доверительные отношения между семьями? Именно об этом нужно было сейчас думать Чаку, а не о том, как он мечтал завершить вечер с Шаной.

Джек и Джинни смотрели на них в немом изумлении. Это было понятно — Чак не позвонил и не написал эсэмэс. Он действовал инстинктивно, зная, что должен поговорить с ними с глазу на глаз. Возможно, Джек и Джинни выслушают странные воспоминания Алайны и разберутся, что к чему.

Наконец Джинни удалось преодолеть удивление.

— Чак, Шана, какой сюрприз! Что привело вас в наш дом?

Джек нежно обнял жену, словно желая защитить ее от вторжения.

Чак не завидовал матери в ее счастье, но было странно отдавать контроль над своей семьей этому человеку из‑за какого‑то бурного романа, перевернувшего его мир с ног на голову.

Чак провел рукой по затылку, собираясь поведать историю.

— Мы с Шаной были в засаде после родео, там мы и нашли этих двоих, — он указал на Эйдена и Алайну, — идущих в мотель вместе.

Джинни ахнула. Джек нахмурился.

Алайна схватила мать за руку.

— Мы им уже объяснили. Я видела дядю Лайла на родео…

— Не может быть! — Джинни сбросила плед с коленей. — Он живет в Монтане.

— Мне показалось, что я его видела. — Теперь голос Алайны звучал менее уверенно. — И это заставило меня кое‑что вспомнить. Дядя Лайл хотел навредить Стилам, а теперь… Теперь мы одна семья.

Ни Джек, ни Джинни, похоже, не верили ей.

— Ты должна была прийти с этим прямо к нам, — сказал Стил.

— Ты смотришь на меня как на сумасшедшую! — воскликнула Алайна. — Я хотела убедиться, что это он. Со мной был Эйден.

Джек перевел взгляд на младшего сына.

— Тебе тоже следовало поговорить с нами.

— Ее было не остановить, — нехотя возразил Эйден.

Джек свирепо посмотрел на него.

— У тебя есть телефон!

Эйден пожал плечами, не глядя отцу в глаза.

— Спасибо, что позаботились об этом и привезли их домой. — Джинни сжала руку сына. — Джек и я разберемся с этим.

Чак остолбенел. И это все? Он должен отступить?

Он был главой семьи со дня смерти отца, а теперь мать ясно дает понять, что его помощь больше не нужна!.. Старый смертельный враг Чарльза Миккельсона стал главой его семьи. Когда, черт возьми, мир сошел с ума?

Чак почувствовал глубокую боль из‑за слов матери. Хотя, возможно, это было не так уж плохо, это дало ему возможность сосредоточиться на отношениях с женой, позаботиться об их будущем.

Чак поймал хмурый взгляд Шаны и понял, что сейчас она ни капельки не счастлива с ним. Сейчас он, как никогда остро, чувствовал, что у него заканчивается время.

Напряженное молчание Чака заставило Шану погрузиться в свои мысли. Она прокрутила события вечера в голове, вспомнила, как остро Алайна реагировала на вмешательство старшего брата в ее жизнь, злилась из‑за того, что ее слова не воспринимают всерьез. Она хотела рассказать Чаку о чем‑то важном… Но этим вечером ее муж был сам не свой.

Чак излучал боль.

Она была так сосредоточена на себе, что не могла до конца осознать, через что ему пришлось пройти — переживая из‑за ее здоровья, смерти отца, повторного брака матери. Он был так внимателен к каждой ее прихоти, не прося ничего взамен.

Возможно, пришло время прекратить борьбу и просто посмотреть, куда приведет их жизнь. После напряженного вечера Шана была готова сдаться и довериться ему. Вместо импульсивной ночи близости она хотела пригласить его в свою спальню — их спальню — и поговорить по душам. О прошлом, о будущем, о событиях этого вечера.

— Чак, как ты думаешь, мы могли бы отвлечься пока от того, что случилось с твоей сестрой? Сегодня мы больше ничего не сможем сделать.

Его руки крепче сжали руль.

— Это был длинный день. Тебе стоит отдохнуть.

Шана погладила его по руке.

— Я нисколько не устала. А ты?

Чак взглянул на нее, удивленно приподняв брови. Свет встречных фар озарил его лицо.

— Сон — последнее, о чем я думаю.

— Я рада, что мы на одной волне.

Шана ощутила дрожь предвкушения, тело вспыхнуло от воспоминаний о жарких ласках и страстных поцелуях.

Чак загнал машину в гараж, заглушил мотор. Шана запахнула парку и потянулась к ручке двери. С молниеносной скоростью Чак вышел из машины, распахнул перед ней дверь, заботливо подал руку и не отпускал, пока они не вошли в дом. Шана освободилась от верхней одежды, тряхнула волосами, чувствуя себя более свободно и комфортно, чем за последние несколько недель, уверенная в своем выборе.

Присев на корточки, Чак помог ей разуться.

— Ты хорошо отнеслась к моей сестре. Мне не следовало выходить из себя.

Шана почувствовала жар его взгляда, когда Чак посмотрел на нее. Эти изумрудно‑зеленые глаза обжигали ее до глубины души. У нее перехватило дыхание, желание разгоралось с новой силой.

Он предложил ей руку и повел на второй этаж. Проникаясь все более сильным чувством, Шана следовала за мужем.

— Я понимаю, что ты беспокоишься о своей сестре. — Она погладила его по руке. — Это можно понять. Мне просто жаль, что я не раскопала больше информации о Милле Джонс.

Они поднялись по лестнице, вошли в коридор. На стене висели пейзажи Аляски и семейные фотографии в золотых рамках. На одном из снимков она и Чак в походном снаряжении на фоне каньона где‑то в Австралии радостно улыбались в объектив камеры. Фотография также напомнила ей о том, насколько болезненным должно быть для него это время, когда его жена забыла о нем. Должно быть, годы их брака были поистине счастливым временем — путешествия, переезд в новый дом, ожидание ребенка. Нет сомнений, что она была счастлива с ним все это время, даже проблемы с деторождением не смогли отдалить их друг от друга. Так зачем же она противится чувствам, зачем продолжает держать его на расстоянии?..

— Я не жду чудес от расследования, Шана. Но я знаю: каждый кусочек головоломки приближает нас к разгадке.

Чак остановился у дверей спальни, прислонился к стене, его глаза были устремлены вдаль.

Шана погладила его по волосам, от подступающих слез перехватило горло.

— Жаль, что я не помню нашего прошлого.

Чак перехватил ее руку, прижал к своей щеке.

— Не оставляю надежды, что когда‑нибудь ты снова полюбишь меня.

Его слова заставили сердце сильнее забиться у нее в груди. Шана не могла утверждать, что влюблена в него, но чувствовала, что они были влюблены раньше. Он так искренне хотел вернуть ее любовь… Как она могла не быть тронута?

Одно не вызывало сомнений. Страсть. Их неудержимо тянуло друг к другу.

Шана потянулась, чтобы коснуться губами его губ.

— Я хочу тебя.

Чак подхватил ее на руки и перенес через порог спальни. Это было так естественно, так правильно — быть в его сильных руках. Да, она понимала, что у него есть преимущество, потому что он хорошо знал ее тело. Но инстинкт вел ее так же уверенно; Шана знала, что доставляет ему удовольствие.

Медленно Чак снова поставил ее на ноги, скользя ладонями по всему ее телу, осыпая поцелуями лицо, шею, покусывая мочку уха. Желание росло и разгоралось. Они срывали одежду друг с друга, совершенно синхронно сметая все преграды между ними.

Нежно и бережно он опустил ее на кровать и продолжил покрывать ее шею, плечи и грудь поцелуями. Его ласки были страстными и благоговейными одновременно. Он так отличался от того свирепого парня, что едва не придушил сводного брата на обледенелой парковке. Этот Чак был совсем другим.

Муж решил завести с ней роман. И она была счастлива, что ее ласкают его сильные руки. Счастлива забыть о проблемах, заботах и обрести надежду, потеряться в долгих, страстных поцелуях. Шана отвечала на каждое его прикосновение, каждое поглаживание, наслаждалась силой и мощью его мускулистого тела. Чак не был ковбоем только на словах. Он был мужественным, сильным и сексуальным. Он был ее.

Возбуждение охватило ее, накрыло с головой волной жара. Шана закинула ногу на его бедро и подалась вперед, желая ощутить его внутри себя. Чак обхватил ее колени и направил к лону возбужденный член. Внутренней стороной бедра она ощутила горячую твердую плоть и затрепетала от предвкушения. Не прерывая поцелуя, Чак вошел в нее. Шана застонала от наслаждения — ее тело знало, помнило его.

Переполненная чувствами, Шана сдалась — забыла обо всем на свете, погрузилась в жаркое забытье страсти. Удовольствие пульсировало в каждой клеточке тела. Она запустила руки в его непослушные волосы и притянула Чака себе, впилась в губы неистовым поцелуем. Оргазм захлестнул ее волной экстаза. Шана выгнулась: все ее тело сотрясала сладостная пульсирующая дрожь. Хриплый стон Чака прозвучал в унисон ее стонам — они дошли до кульминации вместе.

Та ночь в оранжерее была фантастической, Шана не ожидала, что подобное может повториться. Но это произошло, и на этот раз было еще лучше. Теперь она принадлежала ему без остатка, не сомневалась, что они созданы друг для друга.

Лежа в его объятиях, Шана ощущала сладкую истому и сильную усталость. Чак натянул на нее одеяло и поцеловал в лоб.

— Пойду принесу нам поесть. Последний раз мы ели на родео — целую вечность назад.

Так много всего произошло за один вечер… Это, вероятно, объясняло ее утомление. Или, может быть, симптомы беременности наконец догнали ее?.. Зная о прошлых выкидышах, она в точности следовала предписаниям доктора. Шана коснулась живота, думая о ребенке, растущем там.

Это казалось нереальным. Ребенок Чака.

Шана беспокойно поерзала под одеялом, перекатилась на спину и опустила ноги на пол. Взяла футболку Чака, вдохнула его запах. Откуда‑то снизу, вероятно из кабинета, доносился его голос.

Звонок? Так поздно?

Заинтригованная, Шана вышла из спальни, спустилась до середины лестницы. Чак разговаривал по громкой связи, голос низкий, слова неразличимы. И другой голос…

Женщина.

Шана сопротивлялась желанию подойти ближе к двери и прислушаться. Вероятно, это был кто‑то из семьи или с работы. Причин для подозрений не было.

Кроме того, что она ничего не помнила об их браке.

В памяти всплыли воспоминания об отце — о том, как ее мать не подозревала об обмане вплоть до того момента, когда она столкнулась с другой женщиной.

Шана прижала пальцы к пульсирующим вискам. Ей нужно было остановить свои бурлящие мысли, прежде чем она доведет себя до полного расстройства. Нужно снять стресс. Может быть, душ поможет? По крайней мере, это удержит ее от подслушивания.

Она быстро добралась до ванной, включила воду. Головная боль не отступала, внутренности скрутило болезненным спазмом. Сняв футболку, Шана вошла в кабинку, струи ударили в нее со всех сторон, ослабляя напряжение в мышцах.

Шана запрокинула голову, подставляя лицо под струи, и едва не потеряла равновесие — все вокруг завертелось, пол качнулся под ногами. Шана уперлась ладонями в кафельную стену.

Вспышки воспоминаний пронзили ее разум, осветив ярким светом то, что казалось навсегда потерянным.

Она стоит у алтаря с Чаком.

Перед глазами пронеслось свадебное путешествие — бесконечный перелет до Парижа со множеством пересадок, номер с видом на Эйфелеву башню…

Ошеломленная, она оттолкнулась от стены, без опоры ноги подкашивались.

Катушка разрозненных воспоминаний стремительно раскручивалась — один за другим мелькали кадры воспоминаний. Последнее, что Шана увидела, — перевернутая вверх дном спальня, она сердито опустошает комод, бросает одежду в его чемодан, требует, чтобы они расстались.

Она сама просила его о разводе.

Боже!..

Шана прижимала кулак ко рту, чтобы сдержать крик.

Как Чак мог скрыть это от нее? Как он мог притворяться все это время?

Потому что она беременна. Очевидный ответ.

Она согнулась пополам. Горе и боль терзали ее. Слезы текли по лицу, смешиваясь с брызгами воды. Ей не нужно было вспоминать больше. Она не хотела.

Это было уже слишком. Это грозило разорвать ее надвое. Боль была настолько сильной, что ощущалась сильнее, чем эмоциональная.

Шана чувствовала… реальную физическую боль.

Что‑то внутри ее оборвалось, колени подогнулись, вода на полу окрасилась кровью.

Она потеряла ребенка. 

Глава 10

Сердце колотилось в груди, страх разрывал легкие, не позволяя дышать полной грудью. Чак шагал по приемному покою.

Он хотел позвонить своей семье, но не мог найти в себе силы сказать эти слова вслух, слова, которые положили бы конец периоду надежд для него и для Шаны.

Пронзительный крик жены все еще звучал в его ушах. Чак бросил трубку после разговора о работе и помчался наверх. Он обнаружил ее в ванной — Шана лежала на полу, согнувшись от боли.

Ей не обязательно было рассказывать ему, что происходит. Они уже проходили через это.

Боль. Потеря. Горе.

Шана молчала всю дорогу, и ему не хотелось разговаривать. Страх за нее сжигал его, он вел внедорожник по обледенелой дороге на бешеной скорости. «Скорая» ехала бы дольше, и он не мог заставить себя думать о том, чтобы ее потерять.

Дверь в смотровую открылась. Сердце дрогнуло. Медсестра сочувственно улыбнулась ему и помахала рукой.

— Теперь вы можете ее увидеть, мистер Миккельсон.

Шана лежала на кушетке, ее лицо было бледным, как простыня.

— Я потеряла ребенка.

Голос у нее был ровный, измученный, усталый.

Ее слезы он мог бы вытереть. Но сейчас он понятия не имел, как ей помочь.

— Я знаю. Мне очень жаль.

— Не надо пытаться меня утешить. — Ее пальцы сжали простыню. — Знаю, тебе тоже больно.

Чак опустился на стул, каждый вдох обжигал его легкие антисептическим запахом поражения.

— Я знал, что у нас мало шансов. Если бы в современной медицине осталось что‑то, что мы еще не пробовали. Но нет.

Он был ей нужен, чтобы справиться с болью потери. Он знал, что Шане хуже, чем ему. Она чувствовала большую утрату из‑за того, что носила ребенка в себе.

— Доктор сказал то же самое, — проговорила жена ровным голосом, отказываясь смотреть ему в глаза, — ничего больше нельзя сделать.

— Шана. — Чак потянулся к ее руке.

Она отстранилась.

— Тебе не нужно этого делать.

Почему она не смотрит на него? Он не мог избавиться от ощущения, что с ней происходит что‑то еще.

— Что ты имеешь в виду?

Она откинулась на подушку и пристально посмотрела на него, затем быстро проскользнула взглядом мимо.

— После того, как мы… Когда я была в душе, часть моей памяти вернулась.

Чак тяжело сглотнул.

Худший сценарий пронесся у него в голове, как сирена. Он догадался, что она не вспомнила что‑то мрачное, что он и сам хотел бы забыть.

— Какая часть?

Ее глаза впервые встретились с его глазами. Он увидел в них боль и злость.

— Та часть, где мы решили расстаться.

Что угодно, только не это.

— Не знаю, что и сказать.

— Ничего. Сейчас ты ничего не можешь сказать. Время говорить правду прошло.

Чак хотел успокоить ее, обнял за плечи. Его первоочередной задачей было сохранять спокойствие.

— Я не хотел тебя расстраивать. Мы можем обсудить это позже.

— Позже? — Шана повела плечами, сбрасывая его руки. — Больше не о чем говорить. Совсем. Теперь я понимаю, что ты остался со мной из чувства долга, потому что я была беременна. Но сейчас тебе не о чем беспокоиться. Можешь идти.

— Я тебя не оставлю.

— Доктор сказал, что я должна провести ночь в клинике. Тебе не обязательно оставаться.

— Я не уйду, — повторил Чак.

Синий огонь вспыхнул в глазах Шаны, ее нежные мягкие губы превратились в бескомпромиссную линию.

— У тебя больше нет передо мной никаких обязательств.

Шана была расстроена. Тем, что она вспомнила, тем, о чем он не сказал.

— Сейчас не время принимать серьезные решения. Тебе плохо. — Чак замолчал, проведя рукой по щетине. — По правде говоря, мне тоже.

Прекрасное лицо Шаны исказил гнев.

— Мы уже это обсуждали. Больше никаких разговоров не будет. Извини. Пришло время покончить с этим.

Конец всему. Во второй раз их брак был объявлен недействительным.

Он искал слова, чтобы… Чтобы между ними не было этого холодного молчания.

Дверь смотровой открылась, впустив двух сотрудников, готовых перевести ее в палату на ночь.

Шана откинулась назад.

— Чак, тебе пора уходить. Всего хорошего.

Надлом в ее голосе удержал его от спора с ней. Но он никак не мог покинуть клинику. Чак не знал, что их ждет в будущем. Но сегодня он будет с женой.

После беспокойной ночи на неудобной больничной койке Шане не стало легче. Ее сердце было разбито.

Как она могла так быстро привязаться к Чаку, ведь она едва знала его? Она тосковала по всему, что потеряла и что могло бы быть.

Их отношения были построены на лжи. Этого Шана принять не могла.

Дверь палаты открылась. Это был не Чак. И не медсестра.

— Мама, — проговорила Шана дрожащим голосом.

Мать прошла через комнату и крепко обняла Шану, обдав ароматом сирени и флердоранжа. Она не всегда предпочитала цветочный парфюм. Узнав о тайной семье своего мужа, Луиза, по понятным причинам, потерялась, но в тот день, когда встала на ноги, она приобрела эти духи. Для мамы аромат сирени и флердоранжа означал надежду, новые начинания.

Знакомый запах успокаивал Шану. Она с восхищением смотрела на свою элегантно одетую мать, на ее длинные серо‑стальные волосы, собранные в гладкий хвост. Луизе удалось заново выстроить свою жизнь. Как только Шана обручилась с Чаком, ее мама занялась своей личной жизнью.

Горло сдавило от слез. Шана сглотнула.

— Мама, почему ты здесь? Как ты так быстро приехала?

Луиза пожала плечами.

— Чак позвонил мне вчера вечером и рассказал о ребенке. Он беспокоится о тебе. И я села в самолет.

— Но твой отпуск…

— Не беспокойся обо мне. — Мать пригладила волосы Шаны. — Я здесь ради тебя. Я прилетела бы раньше, но подумала, что для вас с Чаком будет лучше… Я подумала, может быть… — Она покачала головой. — Не важно. Давай сосредоточимся на настоящем.

— Спасибо. Ты, должно быть, устала после ночного перелета.

От улыбки морщинки на лице матери углубились. Она сжала руку Шаны, будто не обращая внимания на ее слова.

— Мы можем отдохнуть, как только доставим тебя домой.

— Со мной все будет в порядке.

Ее сердце было разбито, но тело должно было восстановиться.

На мгновение ясные, полные жизни глаза матери погасли.

— Я прошла через то, что ты сейчас переживаешь, — проговорила она с грустной улыбкой.

Шана удивленно подняла глаза.

— У тебя был выкидыш? Ты никогда не говорила мне. Я имею в виду, ты не сказала мне, когда я росла. Может, ты говорила об этом в последние пять лет, а я не помню?

Она восстановила лишь небольшую часть своих воспоминаний. И ей определенно не нравилось то, что она видела. Свежая боль сдавила сердце.

— Я рассказала тебе, когда это впервые случилось с тобой. — Мать печально вздохнула, прижимая руку к груди и расправляя ворот оранжевого свитера. — Когда ты была ребенком, не было ни времени, ни повода. Потом, когда ты была подростком, было так много всего другого…

С ее отцом.

Последствия его поступков отравили ей жизнь. Его предательство сделало ложью все хорошее, что он сделал в прошлом.

Шана прижала руку к сердцу. Как Чак мог солгать ей, зная, как много для нее значит правда?

Она моргнула, сдерживая слезы, опасаясь, что потеряет контроль над эмоциями. Ей ужасно захотелось домой, в постель.

На мгновение она забыла, что ее дом был домом Чака. Их домом.

У нее было несколько вариантов действий. Но сначала нужно восстановиться.

— Неудивительно, что мой мозг поразила амнезия. Наша семья умеет хранить секреты.

— Понимаю, милая. Когда‑нибудь боль уйдет, и ты почувствуешь себя лучше.

— Или сделаю вид, что это так. — Шана помотала головой. — Пожалуй, сегодня не стоит заниматься самокопанием.

— Конечно. Давай я помогу тебе одеться, доктор сказал, что сегодня ты можешь поехать домой. Чак на посту медсестер подписывает бумаги на выписку.

Он все еще здесь?

— Чак? Я сказала ему, что он может идти.

На красивом лице матери отразилось удивление.

— Зачем тебе так говорить?

Чак не рассказал матери о разрыве. И он никуда не уходил.

Она должна была знать, что он не послушает ее. Прошлой ночью он слишком легко сдался. То же чувство долга, которое заставило его остаться с ней после потери памяти, заставляло его остаться и теперь.

Но находиться рядом с ним было слишком больно. Шана согласилась поехать домой, чтобы сохранить мир, но после этого им нужно будет поговорить о том, как разорвать отношения навсегда.

Следующий день не принес облегчения, но Чак почувствовал себя спокойнее, выполняя какие‑то автоматические действия, чтобы восстановить хоть какой‑то порядок в своем хаотичном мире.

К тому времени, когда доктор осмотрел Шану и подписал документы о выписке, уже стемнело. Зимние дни на Аляске короткие, приближалось Рождество. Но в этом году для них не будет праздничных торжеств.

Чак поверил ей, когда она сказала, что между ними все кончено. Она вспомнила достаточно, и теперь его обман был раскрыт.

Он бросил кости и проиграл.

Вернувшись домой, Чак провел тещу в гостевую комнату, предложил вместе поужинать. Шана пошла в их спальню, не сказав ни слова. Он, конечно, не думал, что она будет рада принять его поддержку, как в прошлые разы, но ей нужно было поесть. И он не собирался принимать отрицательный ответ.

Чак поставил на поднос тарелку с едой — тефтели из лосятины с соусом песто, поджаренной моцареллой, помидорами черри и шпинатом. Горячий чай с душистыми травами довершал трапезу.

Шана сидела на маленьком белом диване у камина. Лунный свет, льющийся через окна, серебристым сиянием ложился на ее медовые волосы. Ему очень хотелось усадить ее к себе на колени и прижать голову к груди.

Они так упорно трудились, чтобы спасти свой брак, и все это сгорело, не оставив и пепла.

Чак поставил поднос на кофейный столик перед ней.

— Тебе нужно поесть.

Шана посмотрела на него, ее глаза затуманились.

— Спасибо за еду и за то, что пригласил маму.

— Я рад, что Луиза здесь с тобой.

Чак не сообщал своей семье, не желая мучить Шану бесконечными визитами его родных. Он не хотел, чтобы она чувствовала себя подавленной.

— Принести тебе что‑нибудь еще?

— Нет, спасибо. — Ее голос был хриплым от сдерживаемых слез.

— Шана, — сказал он. — Как бы то ни было, мне чертовски жаль.

Она изучала его лицо в течение пяти тяжелых ударов сердца, прежде чем устало сказать:

— Я хотела бы верить, что между нами все будет по‑другому. Но так трудно доверять кому‑либо после того, что мой отец сделал с моей матерью.

Не зная, что она сейчас помнит, он позволил ей продолжить. Любопытно, к чему приведет этот разговор, сможет ли он принести мир.

Шана покачала головой.

— Не важно. Уверена, мы уже говорили об этом раньше.

— Ты не помнишь тех разговоров? — подтолкнул он, садясь в кресло по другую сторону камина. Пламя потрескивало в вечерней тишине. — Может, это поможет освежить память, если мы поговорим.

— Глупо повторять то, что ты и так уже знаешь.

— Мне жаль, что отец причинил тебе такую боль. — Хотел бы он предложить ей больше, чем слова. — У нас обоих есть свой багаж.

— Какой у тебя? Только не лги.

Чак поморщился. Он не мог отрицать того, что сделал, и это чертовски больно, потому что он считал себя человеком безупречной чести, профессиональной и личной. Теперь он понял, какую совершил ошибку, желая получить второй шанс на брак.

— Я перфекционист и трудоголик. — Чак взял тарелку, не испытывая особого желания есть, но желая побудить Шану к этому. Ей нужно было восстановить силы. — Я слишком много ожидал от нас обоих и от нашего брака. Теперь, пожалуй, я хочу услышать, что ты думаешь о своем отце.

— Хорошо… Мой отец любил дарить подарки. Когда он был в командировках — а это было часто, — он посылал подарки на пропущенные дни рождения и праздники. Я притворялась, что они мне нравятся, но я просто хотела, чтобы он был дома.

— Было больно узнать правду о том, где он был во время своего отсутствия?

— Еще бы. — Шана задумчиво смотрела вдаль. — После разрыва он продолжал посылать мне подарки, будто ничего не изменилось. Думаю, это расстраивало меня больше всего. Отец надеялся, что мы притворимся, что жизнь осталась прежней… Будто то, что он сделал, было чем‑то оправдано. Я выбрасывала его подарки нераспечатанными.

Чак наклонился вперед, отставив нетронутую тарелку.

— Ты никогда не рассказывала мне об этом раньше. — Что бы случилось, если бы он терпеливо выслушал ее раньше, а не просто злился из‑за ее недоверия? — Мне жаль, если мои подарки были для тебя напоминанием о прошлом.

— Ты всегда тщательно подбираешь то, что даришь. Это не какой‑то дежурный подарок… — Шана покрутила шпажку с сыром. — Надо было отдавать подарки на благотворительность. Было расточительно выбрасывать их.

Чак понимал, что Шана все еще не простила его за подарки, которыми он пытался откупиться от нее, зная, что не уделяет ей достаточно внимания. Это не говорило ни о чем хорошем. Подарки не заменяли сердечных поступков.

— Знаю, я слишком погружаюсь в свою боль, в прошлое и настоящее.

Чак считал ее сильной настолько, что не всегда знал, какую помощь может ей предложить.

— У тебя есть причины горевать. Мы оба знаем. Ты потеряла отца. Мы потеряли детей… и мы потеряли наш брак.

Шана поставила тарелку на столик — аппетит так и не появился.

— Жаль, что я не помню большего.

— Не жалей.

— Все настолько плохо? — Слеза скатилась по ее щеке.

— Отчасти, — честно сказал Чак. Он сжал кулаки, чтобы не дотронуться до нее, зная, что Шана оттолкнет его, как делала это в прошлом.

— Тогда ладно. — Она мрачно посмотрела на него. — Что мы будем делать дальше?

— Если ты хочешь уйти от меня, я просто прошу не сообщать об этом до большого гала‑вечера акционеров на следующей неделе. — Не то чтобы ему было так важно празднование. Ему нужен был предлог, чтобы удержать ее здесь, прежде чем они примут окончательное решение. — Ты можешь обещать мне это ради моей семьи?

Шана устало кивнула:

— Обещаю.

Одно слово. Всего одно слово, означавшее второй и последний финал их брака. 

Глава 11

Неделя прошла слишком быстро, чтобы Шана успела осознать перемены в своей жизни.

Вспышки воспоминаний выбивали ее из равновесия, как только начинало казаться, что она обрела твердую почву под ногами.

Сидя в своей просторной гардеробной с матерью и Алайной, Шана изо всех сил пыталась сдержать слезы. Она готовилась к балу в стиле стимпанк, рисуя смоки айз.

Прошедшая неделя была адом.

С Чаком они почти не разговаривали, общались, только если речь заходила о расследовании. Она отследила человека, сфотографированного в мотеле, и это был не печально известный дядя Лайл.

Они также изучили досье на Сейдж Хаммонд. Трудно было представить, что Сейдж может быть в этом замешана. Эта женщина была на хорошем счету в компании, ее послужной список был безупречным.

Сегодня им с Чаком предстояло изображать на празднике счастливую пару. Даже думать об этом было невыносимо.

Ситуация начала накаляться с самого утра. Алайна и Эйден устроили перепалку с родителями. Спор привел к тому, что Эйден угрожал бросить колледж и пойти работать на нефтяные месторождения. Убитая горем, Алайна помчалась к Шане.

Чак сердито пнул колесо старинного паровоза, прибуксированного ко входу здания, где проходил гала‑вечер. Сегодня ему хотелось напиться до беспамятства.

Он не мог оторвать глаз от Шаны в костюме девушки из салуна на Диком Западе. Ее платье, очень короткое спереди, демонстрировало убийственно красивые ноги.

Даже отсюда он мог видеть, как она раскачивается под музыку. В этом платье, с этой прической и броским макияжем она идеально соответствовала альтернативной теме вечеринки. Чак наблюдал, как она маневрирует сквозь толпу к уменьшенной копии нефтяной вышки девятнадцатого века с бокалом красного вина. А потом он потерял ее из виду в море взбитых локонов и цилиндров.

Чак взял бутылку пива у проходящего мимо официанта, одетого механиком. Джек Стил, в длинном черном фраке и цилиндре, пересек бальный зал и направился прямо к нему.

— Чак, как ты, держишься?

Что можно было ответить на это?

— Шана здорова.

Односложный, резкий ответ. Даже грубоватый. Но больше ему нечего было сказать.

Джек выглядел так, будто собирался продолжить тему, но потом просто похлопал Чака по спине.

— Рад, что ты здесь. Я не пытаюсь совать нос в чужие дела, и, хотя я женат на твоей матери, я не считаю себя кем‑то вроде твоего отца. Но теперь мы семья, и я не мог не заметить, что тебя что‑то тяготит.

Чак хотел отказаться от обсуждения, но это не помогло бы.

— Скоро все узнают. Шана начинает восстанавливать память, в том числе о проблемах, которые у нас были. Она решила уйти от меня.

Лицо Джека напряглось, его темно‑синие, как льды Аляски, глаза стали серьезными.

— Мне очень жаль это слышать.

Чак даже испытал разочарование.

— Что? Никаких советов, как мне бороться за свой брак?

— Насколько я могу судить, вы оба какое‑то время боролись, чтобы сохранить его.

— Так и было.

— Что изменилось?

Он слишком много работал, требовал совершенства от себя… и от их брака.

Но все это не было новостью.

— Она мне не доверяет.

— Ну, ты солгал ей — солгал с благой целью, но все же не сказав ей, как плохо было вам вместе. Возможно, это было неверное решение.

Были ли их проблемы настолько очевидны для других, даже если они не объявили о своем расставании?

Видимо, так и было.

— От этого разговора мне лучше не становится.

Джек Стил повернулся к Чаку, гордо расправил плечи. В этом наряде он выглядел еще более сильным и властным.

— Ты хочешь удержать свою жену?

Ответ был очевиден.

— Я хочу, чтобы она осталась со мной.

Джек пожал плечами.

— Похоже, тебе придется потрудиться.

Чак задержал взгляд на Шане, прислушался к ее разговору с гостями. Она обладала несомненным даром производить впечатление, она с таким вниманием слушала собеседника, что тот чувствовал себя особенным. Шана была отличным детективом и прекрасным человеком.

— Так просто?

— Если это для тебя важно. Скажи ей это, заслужи ее доверие. Отношения — это нелегко, и уж точно идеальных браков не бывает. Называй меня старым романтиком, но вы двое очень любите друг друга.

Любовь.

Как только он услышал эти слова, все встало на свои места.

Да, черт возьми, он любит свою жену! Всегда любил.

Она тоже любила его. Даже когда они расставались, Шана плакала от того, как сильно любит его.

Чак сожалел, что лгал ей. Сожалел о многих вещах. Как часто он разговаривал с ней по душам? Он никогда не стремился быть мужчиной, который ей нужен.

Слова Джека заставили его ощутить стыд. Особенно сейчас, когда он мог видеть вещи с ее точки зрения. Последние два года он посвятил тому, чтобы занять место отца. И даже когда над его браком нависла опасность, не предпринял усилий, чтобы изменить свой образ жизни. Быть рядом с ней. Он предпочел жене необузданные амбиции. Стоит ли удивляться, что Шана перестала верить в его любовь?

Теперь он стоял на распутье: изменить свою жизнь или потерять жену навсегда. Чак посмотрел на все новым взглядом и принял решение.

Он должен вернуть жену любой ценой.

Шана провела большую часть вечеринки, пытаясь избегать людей. Она знала, что не имеет никакого значения, попрощается ли она с ним после окончания бала или до. Боль ожидания была слишком большой, чтобы терпеть.

Ей нужно было поговорить с ним.

Стоя у большого металлического шара возле стола с закусками, Шана изо всех сил пыталась усмирить сердцебиение. Нетерпение нарастало в ее груди, когда она снова искала взглядом своего широкоплечего мужа.

В любое другое время Шана с удовольствием пообщалась бы с родственниками и гостями, но сейчас ее тело и душа томились от нетерпения. Встав на цыпочки, она оглядела толпу. Оркестр доиграл веселую старинную мелодию, диджей занял место за пультом, поставил медленную композицию. Ностальгические нотки песни пробудили воспоминания о первых годах брака — беззаботное счастье, любовь и страсть.

Ей нужно увидеть Чака.

Каждый раз, когда она находила его взглядом и устремлялась к нему, к тому времени, как она пересекала переполненный зал, он снова был вне поля зрения. Мероприятие прошло с полным и несомненным успехом. Но у нее не было сил праздновать и радоваться.

Она просто хотела увидеть мужа.

Накинув красную бархатную накидку с капюшоном, Шана вышла на улицу, вдохнула холодный ночной воздух. Ее внимание привлек паровоз, стоящий перед входом, окна единственного вагона сияли теплым манящим светом. В большом зале тихо звучала музыка. Она засунула руки в ажурных перчатках в рукава и примостилась на платформе в конце вагона, в морозном воздухе каждый ее выдох превращался в белое облачко. Шана надеялась, что свежий воздух поможет ей упорядочить мысли и разобраться в проблемах, но, сколько бы она ни думала, вопросов без ответов становилось все больше.

Как только Шана была готова сдаться и отправиться домой, ее глаза загорелись: она безошибочно узнала фигуру мужа.

— Чак…

Он повернулся на голос и тут же устремился к ней, будто все это время искал ее. С каждым шагом сердце ее учащенно билось в груди, пока она искала нужные слова.

Схватившись за перила, Чак одним прыжком взобрался на платформу. Прежде чем она успела заговорить, он обнял ее и прижал к себе. Их глаза встретились. Слова застряли в горле — Шана поняла, что он собирается…

Поцеловать ее.

Чак припал губами к ее губам, нежно дразня и лаская, давая ей возможность отступить в любой момент, если она пожелает. Но это было единственное, чего она хотела сейчас больше него. Шана запустила руки под его расстегнутую куртку и ощутила жар его тела.

Чак убрал прядь волос с ее лица.

— Знаю, еще слишком рано, — хрипло сказал он. — Я просто хотел, чтобы ты знала, как много ты значишь для меня. Мы можем поговорить?

Его слова заставили ее сердце загореться осторожной надеждой. Она не могла представить себе жизнь без него.

— Мне бы этого очень хотелось.

Чак встал, подал ей руку и предложил пройти в вагон.

Внутри салон был оформлен в роскошном королевском стиле — бархатная обивка диванов, парчовые занавески на окнах, золотые светильники с хрустальными подвесками. Чак жестом пригласил Шану присесть на диван, встал перед нею на одно колено и взял ее руку.

— Я должен извиниться перед тобой.

Шана слушала с любопытством. Чак слегка сжал ее пальцы.

— Я должен был быть честен с тобой, когда ты потеряла память. Я не заслужил твоего доверия, и, должен признаться, я тоже не доверял тебе.

— Я просила у тебя развода.

Напоминание о том дне болезненно отозвалось в сердце.

— Я не понимал, что тебе было нужно. — Чак отвел глаза. — Я думал, что ребенок каким‑то волшебным образом превратит нас в семью. Теперь я понимаю: даже вдвоем мы могли бы быть счастливой семьей.

У Шаны перехватило горло от боли.

— Продолжай.

Говорить она не могла, но каждое слово Чака пробуждало в ней надежду.

— Мне повезло — у меня было легкое детство. Я не до конца понимал, сколько боли тебе причинило предательство отца. Я должен был понять, и мне очень жаль, что я был слеп.

Слова Чака пролились бальзамом, успокаивая старые раны.

— Спасибо тебе…

— Я еще не закончил. Я люблю тебя, Шана Миккельсон. — Его слова звучали убедительно. — Я люблю тебя больше, чем свою работу, больше, чем кого‑либо еще, больше, чем жизнь. И если ты позволишь мне, я хочу провести остаток дней с тобой.

Шана сняла перчатки и закрыла лицо ладонями.

— О, Чак, я тоже тебя люблю, и мне так жаль, что я причинила тебе боль. Мы должны были утешать друг друга — ты пытался утешить меня, — а я оттолкнула тебя в то время, когда твое сердце болело.

— Тебе не нужно извиняться.

— Знаю. Я не меньше тебя виновата в нашем разрыве.

Чак нахмурился.

— Остальные воспоминания вернулись?

— Не все. Но я вспомнила тот день, когда мы поженились, и другие счастливые моменты. Мы никогда не переставали любить друг друга, а значит, за этот брак стоит бороться.

Из груди Чака вырвался выдох облегчения.

— Я чертовски рад слышать это.

— Я должна была поверить в тебя. Теперь я знаю, что ты хороший человек. — Шана наклонилась вперед, прислонившись лбом к его лбу. — Я хочу быть твоей женой. Навсегда.

Шана потянула его за руку, привлекая к себе, и поцеловала.

— Я счастлив и рад слышать это, потому что чертовски сильно люблю тебя, — проговорил Чак, прерывая поцелуй. — Я не могу представить свою жизнь без тебя.

Шана должна была знать.

— А что, если у нас никогда не будет детей?

— Значит, не будет. Я могу справиться с чем угодно, пока ты рядом. — Чак медленно и благоговейно поцеловал ее. — У меня есть идеи для нашего будущего, и я хочу услышать твои.

Улыбка озарила его лицо.

— С нетерпением жду, чтобы их услышать.

— Давай вернемся домой. 

Эпилог

Месяц спустя

Чак расправил атласное одеяло, накрывая себя и жену. Вагон слегка покачивался, пока поезд пересекал бескрайние канадские леса.

У них с Шаной было много романтических путешествий, но это превзошло их все. Отныне поезда занимали особое место в его сердце, после того, как состоялось их примирение в салоне старинного паровоза на стимпанк‑вечеринке месяц назад.

За последние несколько недель многое изменилось, они старались выполнить свои обещания строить новую жизнь вместе. Чак решил сменить работу. Он принял на себя обязанности по надзору за трубопроводами в Северной Дакоте, хотя для его карьеры этот пост был ступенью ниже. Он и Шана выбрали этот способ путешествия для романтического отдыха во время их поездки в дом, в который они скоро переедут насовсем. Офис в Северной Дакоте не имел такого престижа или стольких подразделений в подчинении, но Чак все равно был взволнован переменами. И все же их брак был его главным приоритетом.

Чак знал, что вдали от родного дома ему проще будет сосредоточиться на личных отношениях. Без сомнения, он любил свою семью, но их постоянное присутствие в их доме, в их жизни порой утомляло. Конечно, они не перестанут видеться по праздникам, а корпоративный самолет позволит легко посещать важные семейные мероприятия. Но главное — у них будет свой дом, свое пространство.

— Не могу поверить, что ты делаешь это для меня, — прошептала Шана, уткнувшись носом в его шею.

— Для нас.

— Я никогда не устану это слушать.

— Буду знать. — Чак провел рукой по ее спине, наслаждаясь прикосновением к шелковистой коже. — Я люблю все в тебе и готов говорить об этом каждый день.

— Хм… — вздохнула Шана, скользнув голой ногой по его ноге. — И я люблю тебя. И жизнь, которую мы строим вместе.

В Северной Дакоте она подыскала себе место со свободным графиком в частном детективном агентстве и в следующем месяце собиралась приступить к работе. Шана мечтала реализовать свои профессиональные навыки, а также иметь время для путешествий. Она все еще расследовала исчезновение Миллы Джонс и прошлое Лайла, брата Джинни.

Шана и Чак вместе приспосабливались к новому образу жизни, и это еще больше сближало их. Они получили второй шанс на счастье, и оба были полны решимости использовать его по максимуму.

Шана постепенно вспоминала прошлое. Чак заполнял пробелы, на этот раз ничего не скрывая. Они строили будущее на прочном фундаменте.

Чак потянулся за розой из вазы у их кровати. Впереди у них была целая жизнь для романтики.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg