«Замуж со второй попытки»

Замуж со второй попытки (fb2) - Замуж со второй попытки [Her Brooding Scottish Heir - ru] (пер. Оксана Ивановна Семык) 597K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Элла Хэйс

Элла Хэйс Замуж со второй попытки

Глава 1

Милла О’Брайен взглянула на карту, лежащую на пассажирском сиденье, на которой розовым маркером были обведены ориентиры на местности — так было проще отслеживать свое продвижение на север. До поместья Калькаррон оставалось всего пятнадцать миль. Узкая дорога серой лентой петляла по прекрасной долине, где не было видно ни людей, ни жилья.

Милла искала именно такой пустынный уголок. В Лондоне было слишком много воспоминаний, слишком много горя. А две недели идеального уединения в коттедже Стратбурн подарят ей время для исцеления, дадут шанс спокойно поработать над портфолио. До ее дипломной художественной выставки оставалось шесть недель, и Милла серьезно отставала от графика.

Дорога перестала петлять, вытянулась в ровную полосу. Милла позволила себе оторвать от нее взгляд и полюбоваться окружающими красотами природы. Сияющее майское солнце освещало унылые горы и оживляло их приглушенные цвета, ветер играл с пучками сухой травы. Красота пейзажа подняла Милле настроение. Но вдруг руль внедорожника дернулся в ее руках, и машину повело вправо.

Услышав зловещий стук, доносившийся сзади, Милла сразу поняла, что случилось. Она остановила джип и поставила его на ручной тормоз. Проколото колесо — только этого не хватало! До ближайшего жилья и в ту, и в другую сторону порядочное расстояние.

Милла вылезла из машины и осмотрела спущенное заднее колесо. По крайней мере, она кое-что понимала в таких проблемах, благодаря объяснениям отца-механика и трех братьев, помешанных на автомобилях.

Достав домкрат и баллонный ключ, Милла сняла запасное колесо с двери багажника. Она знала, что нужно ослабить гайки на спущенном колесе перед тем, как поднять автомобиль на домкрат, поэтому она попыталась провернуть одну из гаек ключом, однако та не поддалась.

Милла встала на ключ и попрыгала на нем, но тщетно. Она попробовала по очереди открутить другие гайки. Проклятые железяки были закручены намертво.

Милла в растерянности оперлась на задний бампер, чтобы отдышаться. Похоже, придется вызвать техпомощь, если здесь ловит телефон.

Она достала свой мобильник, но тут ее внимание привлек звук приближающейся машины. Заслонившись рукой от солнца, Милла увидела серебряный спорткар. Машина подъехала к джипу Миллы, замедлила ход, а затем остановилась.

Милла почувствовала, как ее сердце от страха забилось сильнее. Все-таки она застряла в довольно глухом месте, и случись что, позвать на помощь некого. Она посмотрела на экран телефона — сигнала не было.

Дверь спорткара распахнулась, и Милла невольно отступила назад, когда светло-карие глаза окинули ее пристальным, оценивающим взглядом. Водитель не улыбнулся. Вместо этого он смотрел на Миллу так, словно та была проблемой, которую необходимо было решить. Впрочем, в его глазах не читалась угроза. Этот тип явно остановился, чтобы помочь, даже если собирался сделать это не самым вежливым образом.

Он подошел ближе, заметил спущенную шину, лежащий рядом с ней баллонный ключ и произнес:

— Похоже, вы в курсе, что нужно делать, и я не хочу вам мешать. Просто остановился, чтобы узнать, не нужна ли какая-то помощь.

Незнакомцу на вид не было еще и тридцати, но ему как будто не хватало живости, присущей молодым людям. Милла не могла понять: зол он на что-то или чем-то сильно опечален.

Она указала на колесо.

— Я знаю, что нужно делать, но у меня не хватает сил. На шиномонтаже так затягивают гайки пневматическим гайковертом, что требуется приложить нечеловеческое усилие, чтобы их открутить. Так что, да, помогите мне, пожалуйста.

Глаза мужчины, кажется, чуть повеселели. Он подошел к джипу, закатал рукава рубашки и присел на корточки. Надев ключ на самую нижнюю гайку, он попытался ее провернуть.

Каштановые волосы незнакомца были коротко подстрижены, а мускулистые предплечья покрывал сильный загар, похоже приобретенный на солнце, а не в солярии. «Этот человек, судя по всему, — сильный, умелый и привыкший проводить много времени на открытом воздухе», — подумала Милла.

Когда он взглянул на нее, она немного растерялась.

— Эти гайки действительно затянуты крепко…

— Я же говорила…

Незнакомец поднажал сильнее, и гайка сдвинулась с места. Он перешел к следующей, и, не глядя на Миллу, заметил:

— Вы ирландка.

— А вы наблюдательны, — не удержавшись, съязвила она.

Ослабив все гайки, он потянулся к домкрату.

— Хотите, чтобы я сделал всю работу?

Милла не могла понять, о чем он думает, потому что в его взгляде не читалось ничего, кроме заданного вопроса.

Она улыбнулась и кивнула в ответ.

Незнакомец со сноровкой поменял колесо, снял машину с домкрата и затянул гайки.

— Я положу спущенное колесо в багажник. В Ардуиге есть автомастерская, где вам его отремонтируют.

Милла открыла заднюю дверь, и он закинул колесо в машину. Если этот тип и заметил ее мольберт и холсты, то решил никак это не комментировать. Он закрыл дверь и повернулся к Милле.

— Обязательно почините колесо!

— Слушаюсь, сэр!

Увидев, что глаза незнакомца помрачнели, Милла тут же пожалела о том, что решила его поддразнить, и тепло улыбнулась.

— Серьезно, большое вам спасибо! Мне повезло, что вы проезжали мимо. — Она пожала плечами. — Здесь не ловит телефон, поэтому я не смогла бы вызвать техпомощь. Благодаря вам мне не пришлось долго топать пешком, а еще я не сломала, по крайней мере, три ногтя.

По его губам скользнула слабая улыбка. Он вложил баллонный ключ в руки Миллы.

— Вам повезло. Я очень редко езжу этой дорогой.

Незнакомец слегка кивнул, затем повернулся и направился к своей машине. Через мгновение он запустил двигатель и исчез, оставив Миллу в облаке пыли.

Удаляясь прочь, Кормак Бьюкенен задержал взгляд на девушке в зеркале заднего вида. Хотя с такого расстояния уже невозможно было рассмотреть ее зеленые глаза, он вспоминал о них и о том, как эта незнакомка поддразнивала его. Возможно, он это заслужил. Пять лет службы в инженерных войсках, несомненно, повлияли на его поведение. И все-таки эта девушка не выдала своего страха перед ним, и он восхищался ее смелостью.

Ощущая в душе беззаботность, что случалось так редко, Кормак крутанул руль, вписав свой автомобиль в очередной поворот, и продолжил размышлять.

Кого он пытался обмануть? На самом деле его восхитила не только храбрость незнакомки, но и ее улыбка, ее сливочная кожа и ее светлые волосы, выбивающиеся непослушными прядями из удерживающей их заколки.

Даже если бы он не заметил мольберт и холсты в багажнике автомобиля, все равно бы догадался, что эта девушка — художница. Обтягивающие красные джинсы, заправленные в зеленые ботинки, и потертая джинсовая куртка поверх поношенного жилета свидетельствовали о яркой индивидуальности их владелицы. Кормак предположил, что ее картины, наверное, смелые, немного резкие, и в них есть даже что-то забавное, чтобы те, кто их разглядывают, не относились к ним слишком серьезно.

Стоп! Что он делает? Провел всего десять минут с симпатичной ирландской художницей, и она уже заставила его фантазировать о ней и ее картинах! Нужно сосредоточиться на дороге и добраться до Калькаррона, прежде чем у его сестры Рози случится очередной нервный срыв перед свадьбой.

До этого события осталась всего неделя, и Рози, по профессии дизайнер интерьера, решила устроить роскошное торжество в фамильном поместье. Она прислала брату длинный список вещей, которые необходимо было заказать для подготовки свадебного приема.

Кормак считал, что главной достопримечательностью является сама свадьба, а не весь этот антураж, но по своему опыту знал: если Рози что-то втемяшилось в голову, лучше ей не перечить. Сестра попросила его проследить за монтажом шатра и танцпола, а также развешиванием нескольких миль электрических гирлянд на деревьях и вдоль дорожек. Кормаку предстояло выполнить множество заданий Рози, которые, как она сказала, желая польстить брату, «требовали военной четкости и аккуратности».

Он остановился, пропуская бредущую через дорогу овцу с двумя ягнятами. Она посмотрела на него настороженным материнским взглядом, затем двинулась дальше, ягнята поковыляли за ней на тонких ногах.

Кормак вздохнул. Он был готов на все ради Рози, но для него будет нелегко вернуться в Калькаррон, к своей семье.

Афганистан полностью изменил его. И возвращение лишь вызовет новую боль от потери друга, потому что воспоминания о Дункане были неразрывно связаны с воспоминаниями о родном доме.

Кормак не чувствовал воодушевления, размышляя о предстоящем торжестве, — пусть даже это свадьба его сестры. А мысль о том, что придется общаться с кем-то из двух сотен приглашенных гостей, вселяла в него страх.

Как сын и наследник владельца поместья, Кормак чувствовал, что семья возлагает на него свои ожидания. И эти ожидания, словно жернов, висели на его шее.

«Пережить следующую неделю, — сказал он себе, — можно одним только способом — не привлекать к себе внимания и постараться никого не расстроить».

Милла несколько секунд сидела и думала о кареглазом незнакомце, который остановился, чтобы помочь ей. Как он успел так быстро запасть ей в душу? А еще он заставил ее занервничать и с самого начала занять оборонительную позицию, хотя по натуре Милла всегда была приветлива.

Во всем виноват Дэн. Он ответствен за то, что она теперь чувствует себя такой враждебной, такой осторожной, настолько ослабленной. Если таковы последствия любви, то Милла не хотела больше ее испытать.

Она повернула ключ в замке зажигания, но вместо того, чтобы тронуться с места, продолжала, словно в трансе, смотреть сквозь ветровое стекло. У этого незнакомца такие грустные глаза… Если бы он улыбнулся, то, без сомнения, его можно было бы назвать довольно красивым. А еще ему не мешало бы научиться вести приятную беседу. «Вы ирландка». Что можно ответить на такую фразу? Милла поморщилась, вспоминая, как почти нагрубила ему в ответ. Что на нее нашло? Неудивительно, что после такого обмена «любезностями» незнакомец полностью сосредоточился на замене колеса.

Может, она понравилась бы ему больше, если бы сыграла роль беспомощной девицы, попавшей в беду, но это было не в ее стиле. Милла не собиралась льстить мужскому самолюбию.

Она заставила себя выбросить из головы мысли о незнакомце и взялась за ручку переключения передач. Какое имеет значение, понравилась она ему или нет? Он уехал, а ей нужно было отыскать автомастерскую в Ардуиге.

Когда Милла добралась до деревни, она без труда отыскала автомастерскую, хозяин которой, седобородый мужчина с румяным лицом, пообещал починить проколотое колесо. Чтобы скоротать время, Милла решила зайти в магазин за продуктами.

Внутри пахло свежим хлебом, моющими средствами и нафталиновыми шариками. Пока Милла бродила по проходам между полок, наполняя свою корзину, в магазин вошла женщина и поздоровалась с кассиршей:

— Привет, Мэри! Я за лотерейным билетом.

— Привет, Шейла!

— Кстати, ты видела, как мимо промчалась машина Кормака? Он приехал на свадьбу сестры.

— Да. Он будет очень занят. У Рози, по-видимому, великие планы.

Слушая краем уха эту болтовню, Милла подумала, что стоит приобрести свечи — вдруг в коттедже отключат свет. Положив в корзину несколько свечей, коробок спичек и на всякий случай карту местности, она подошла к кассе, где все еще продолжался разговор.

— Джесси говорит, что, по ее мнению, Кормак все еще не в себе. Такая жалость!

— Рано или поздно ему придется жить как прежде. Нельзя носить в себе это вечно… — Кассирша только сейчас увидела Миллу. — Извините, дорогуша, я вас не заметила. Я обслужу вас через минуту.

Милла улыбнулась и переложила корзину с продуктами в другую руку.

— В любом случае Рози будет прекрасной невестой. Она уже здесь, вместе со своими подружками. Лили говорит, что они делают все свадебные сувениры сами. — Кассирша протянула собеседнице розовый бумажный квадрат. — Вот твой выигрышный билет.

Она подмигнула своей подруге, та рассмеялась.

— Да, он непременно выиграет. До скорого!

Шейла исчезла за дверью, и Мэри улыбнулась Милле.

— Извините, что задержала вас, дорогуша. — Кассирша начала сканировать покупки. Увидев карту, она поинтересовалась: — Вы туристка?

Милла улыбнулась.

— Нет, я художница.

— Ах, так это вы поселитесь в коттедже Стратбурн?

Милла кивнула.

— Мне нужен покой, чтобы работать над моим выставочным портфолио.

Убирая покупки Миллы в пакет, Мэри подняла брови.

— Для этого вы выбрали не самую удачную неделю. В субботу в большом доме свадьба, так что тут будет очень многолюдно. Вы знаете, как добраться отсюда до коттеджа?

— Свадьба… — Милла сглотнула комок в горле и улыбнулась. — Как мило! Да, я знаю, в какую сторону ехать. Через деревню, затем прямо в направлении Калькаррона, а потом свернуть налево.

— Да, и останется проехать прямо около полутора миль. Если хотите, я позвоню управляющему и сообщу ему, что вы уже в пути, — тогда он сможет встретить вас там с ключом.

Милла чувствовала себя согретой добротой Мэри. Это стремление помочь друг другу напомнило ей о ее родной Ирландии.

— Было бы замечательно, спасибо! Я сейчас дождусь, когда в автомастерской мне отремонтируют проколотое колесо, и отправлюсь прямиком в коттедж.

— А я пока свяжусь с управляющим. Еще увидимся!

У ворот, ведущих в поместье Калькаррон, Кормак остановил машину, не выключая зажигания, закрыл глаза и напомнил себе, что в центре внимания будет Рози — ведь это ее свадьба. На роскошном торжестве, о котором все судачат, может, и получится остаться в тени. Хотя в этих местах все друг друга знают и в курсе, что Кормак изо всех сил пытается смириться со смертью Дункана. Даже его мать однажды заявила, что у него посттравматическое стрессовое расстройство. Но он знал, что это не так. Просто его сердце разбилось от горя, и Кормак не знал, как собраться с силами. Он больше не понимал окружающий мир и не находил в нем себе места. В казармах было проще — там Кормак был просто одним из многих, чью душу травмировала война. Но здесь ему придется выдерживать любопытные взгляды, тактично отклонять вопросы с намеком и ради Рози притворяться, что он в полном порядке.

Кормак вздохнул и въехал в ворота.

При виде родного дома он почувствовал, как сердце наполнилось радостью. Кормак почти забыл, как сильно любит Калькаррон: его готические башенки и окна со старинными переплетами. Взяв с заднего сиденья свою сумку, он улыбнулся приглушенному звуку лая, донесшемуся из-за входной двери. Едва она открылась, за ней Кормак увидел свою мать. В тот же момент к нему с восторженным повизгиванием кинулись три лабрадора. Собаки завертелись у его ног, норовя лизнуть его руки. Кормак, счастливо смеясь, чесал их за ушами и гладил их черные спины.

— Тайлер, Мунго, Крэш! Фу, успокойтесь! — прикрикнула Лили Бьюкенен на собак. Она обняла сына, а затем шагнула назад и пристально посмотрела в его лицо. — Кормак! Я так рада, что ты здесь! Наконец у меня появится надежный союзник.

Они обменялись понимающими взглядами.

— Это всего лишь свадьба Рози. Устроить ее — пара пустяков, — заявил Кормак, обняв мать за плечи.

Лили поморщилась.

— Я бы не назвала это «парой пустяков». Но давай зайдем в дом. Рози и девочки очень тебя ждут.

В гостиной Рози и три ее подружки обсуждали декор свадебного шатра. После приветствий и представлений друг другу Кормак опустился в кресло. Слушая краем уха, о чем идет разговор, он осматривался по сторонам. Кормак любил эту комнату с ее высокими потолками и мягкими диванами, книжными полками и семейными фотографиями в серебряных рамках. Над камином висела картина, написанная маслом. На ней был изображен великолепный олень. Как и все остальное в Калькарроне, эта комната была наполнена воспоминаниями. Кормаку приятно было вернуться домой. Это поместье всегда очень много для него значило, и однажды оно будет принадлежать ему. Кормаку хотелось прогуляться по округе, отдохнуть после долгой поездки, но было бы невежливо удалиться из комнаты, едва поздоровавшись.

— Кор! — услышав свое имя, он поднял голову.

— Итак, пока ты будешь следить за установкой шатра и танцпола, — заявила Рози, — мы тем временем займемся последними штрихами в украшении — сделаем подсвечники для столов из консервных банок, обернутых мешковиной и тартановой лентой…

Кормак слушал рассеянно. Конечно, он хотел, чтобы у сестры была именно такая свадьба, о которой она мечтала, и приехал, чтобы помочь. Но ему трудно было восторгаться подсвечниками, когда в это же время люди гибли в войнах. Вряд ли получится изображать интерес к подобным мелочам в течение целой недели. Кормак задавался вопросом, как его брат Сэм справлялся со всем этим.

Лили внесла в комнату поднос с чаем, и Кормак встал, чтобы помочь ей. Когда он поставил поднос на кофейный столик, Рози поймала взгляд брата, вскочила на ноги и обняла его.

— Спасибо, что приехал помочь со свадьбой. Я тебе очень благодарна. — Она наклонилась к уху Кормака и прошептала: — Я так закрутилась, что даже не спросила тебя, как ты. — Рози сжала его руку. — Мы поговорим позже, ладно?

Кормак налил себе чаю, взял чашку с подноса и, подойдя к окну эркера, залюбовался видом, который так любил.

Ухоженный парк спускался к берегу озера Лох-Калькаррон, по обеим сторонам которого вздымались крутые горные склоны. Оно было настоящей жемчужиной в короне фамильного поместья.

— Где Сэм? — спросил Кормак.

Рози ответила:

— С утра он отправился в коттедж, чтобы приготовить там все для прибывающего сегодня постояльца-художника, а затем отправился на рыбалку. Видишь на озере его лодку?

При упоминании о новом художнике, который остановится в коттедже, Кормак почувствовал, как в душе возникло неопределенное чувство, связанное с дразнящими зелеными глазами. Он заставил себя сосредоточиться на просторе озера перед ним.

— Я не вижу его лодку. Может быть, Сэм перевернулся…

Как он и подозревал, никто его даже не слушал.

Одна из подруг сестры спросила, о каком коттедже идет речь, и Лили пустилась в объяснения:

— В этих краях всегда строились небольшие каменные домики, в которых путники могли бы укрыться или переночевать. Но наш коттедж — специально для художников. Дедушка Рози был страстным живописцем-любителем. Когда в отдаленных местах начали строить коттеджи для художников, желающих поработать вдали от городского шума, он подумал, что это прекрасная идея. Поместье Калькаррон большое. У нас много места. Мы наняли архитектора для того, чтобы он спроектировал удобный и практичный домик на холмах. Это очень уединенное место, и оно пользуется большой популярностью у художников.

— По сути, это большая деревянная хижина, но современного дизайна, — вмешалась Рози. — Спереди у нее есть терраса с видом на холмы, и в этом году Сэм установил на ней садовые качели, чтобы гости могли расслабиться, любуясь потрясающим видом, или понаблюдать за звездами ночью. Жилое пространство — светлое и просторное благодаря большим окнам. Студия для работы спроектирована с панелями на крыше, чтобы через них поступало много света. В домике также есть дровяная печь. Но больше всего мне нравится спальня на бельэтаже — это так романтично. Я работала над дизайном интерьера. Могу показать вам несколько фотографий…

Лили подняла руку, чтобы прервать дочь.

— Это телефон звонит?

Кормак воспользовался возможностью улизнуть.

— Я подойду.

Он направился на кухню и снял трубку с телефона, висящего на стене.

— Бьюкенен.

— Это ты, Сэм? — раздался женский голос, звучавший нерешительно.

— Нет, это Кормак.

— Кормак! Это Мэри Фрейзер из магазина в Ардуиге. Как твои дела?

Он никогда не был мастером светской беседы, но так как местный магазин являлся настоящим центром распространения всех слухов, крайне важно было отвечать вежливо и оптимистично.

— Привет, Мэри! У меня все хорошо, спасибо. Чем я могу тебе помочь?

— У меня в магазине только что побывала ваша гостья, и я пообещала ей позвонить в Калькаррон-Хаус, чтобы сообщить, что она уже в пути. Нужно встретить ее у коттеджа с ключом. Сэм обычно…

— Спасибо, Мэри. Я отправлю его.

— Полагаю, можно не спешить. Она сказала, что ей сначала надо дождаться, пока починят пробитое колесо…

Кормак почувствовал, как сердце сжалось в груди, и тяжело сглотнул.

— Хорошо. Спасибо, Мэри, за то, что сообщила об этом. А сейчас до свидания.

Он не хотел показаться невежливым, резко обрывая разговор, но ему показалось, что Мэри будет болтать еще долго, а Кормак этого бы просто не вынес.

Он прислонился к стене и откинул голову назад. Так значит, девица, проколовшая на дороге колесо, и была та самая постоялица в их коттедже, которую ждали? Эта новость почему-то заставила сердце Кормака биться быстрее. Да, художница выглядела эффектно и была довольно остра на язык, но в ее глазах читалось что-то еще… может быть, беззащитность?

Лили появилась на пороге кухни.

— С тобой все в порядке, Кор?

Он встретился с матерью взглядом.

— Я в порядке. Просто устал от долгого вождения, а тут еще вся эта предсвадебная болтовня… Ты была права. Неделя выдастся нелегкая.

Лили похлопала сына по руке.

— Все будет хорошо. Когда папа вернется домой, вы сможете спрятаться в его кабинете, выпить виски и поговорить о рынке недвижимости. Кто это звонил?

— Мэри из магазина. Она сказала, что новый постоялец коттеджа уже на пути в Стратбурн.

Лили нахмурилась.

— Ох уж этот Сэм! Именно в его обязанности входит отвечать за коттедж и его постояльцев. Разумеется, он воспользовался твоим возвращением и улизнул на рыбалку, решив, что ключи от коттеджа сможешь передать ты.

— Я?!

— Ты не возражаешь? — Лили улыбнулась сыну озорной улыбкой. — Это означает, что ты сможешь ненадолго сбежать от нашей капризной невесты с ее подружками и прокатиться на новом квадроцикле. Это поможет тебе развеяться. — Она вынула из ящика комода ключи с брелоком из рога оленя и протянула их сыну. — Это не займет много времени. Покажешь гостье дом и проведешь краткий инструктаж по безопасности. К тому времени, когда ты вернешься, мы уже будем готовы выпить аперитив перед ужином.

Кормак взял ключи. Вряд ли у него была возможность отказаться, так как Сэм «опоздал из увольнения». Да и почему бы не прокатиться по окрестностям? Если он быстро справится с делами, у него еще останется время подняться на гребень горы. Это его самое любимое место. Такая прогулка — лучшее противоядие от предсвадебной лихорадки.

Кормак направился к двери.

— Подожди. — Лили полистала большую синюю книгу. — Нашу новую художницу зовут Камилла О’Брайен. — Она посмотрела на сына и улыбнулась. — Какое замечательное имя. Кто знает, Кор, вдруг она окажется молодой и красивой?

Починив пробитое колесо, Милла покинула Ардуиг и вскоре свернула на дорогу, ведущую к коттеджу. Сначала та шла через лиственные леса, но вскоре вынырнула на пустошь и круто пошла вверх. Машину сильнее затрясло на выбоинах. Милла продолжала взбираться вверх на пониженной передаче, нервничая из-за незнакомого маршрута.

Наконец дорога стала более ровной, а после еще одного короткого подъема Милла увидела коттедж, словно притулившийся к крутому холму.

Остановив автомобиль, Милла с восторгом посмотрела на дом. Он напомнил ей цыганскую кибитку без колес, хотя был намного больше. Жестяная крыша с круглой трубой, широкая терраса с садовыми качелями — диванчиком, подвешенным на гигантской деревянной раме. Со счастливым вздохом Милла спустилась по неровному склону и подкатила к коттеджу.

Выключив двигатель, она выскочила из машины. Кроме живописного пейзажа и приятного дизайна дома, ее также поразила почти оглушительная тишина, стоявшая тут. На мгновение забылась боль в сердце, которая привела ее сюда. Милла поднялась на террасу, широко раскинула руки и медленно покружилась, чувствуя себя абсолютно счастливой. Это место было просто идеальным!

На всякий случай Милла попробовала открыть дверь, но та была заперта. Милла прижалась носом к стеклу и заглянула внутрь. Обстановка была немудрящей: дощатый пол, диван с серой льняной обивкой, на один из подлокотников которого было небрежно накинуто зеленое мохеровое одеяло. Маленькая черная печь примостилась в углу. Чуть сместившись в сторону, Милла рассмотрела узкую деревянную лестницу, ведущую наверх, на бельэтаж. Как романтично! Она почувствовала, как сердце снова сжалось от боли.

Устроившись на подвесном диванчике, Милла откинулась на его спинку и начала задумчиво раскачиваться. Подняв левую руку, она обвела указательным пальцем контур отсутствующего обручального кольца.

Все ее будущее было расписано наперед, пока Дэн не положил конец их совместным планам. Милла занималась подготовкой своей свадьбы, когда ее жених прилетел из Берлина, чтобы сообщить ей, что влюбился в какую-то Марию. Он заявил, что это случилось само собой и его вины тут нет, а затем опять вернулся в Германию. Милле пришлось отменить все предсвадебные приготовления и объяснить уже приглашенным родственникам из Ирландии, что торжество не состоится.

Она знала, что отец пытался казаться разочарованным ради нее, но заметила облегчение, отразившееся на его лице. Ему никогда не нравился Дэн. И ее братьям тоже. Никогда еще Милла не чувствовала себя такой одинокой. Она отчаянно нуждалась в своей матери, но той больше рядом не было, так что пришлось справляться со своим горем самой.

Милла приехала в коттедж Стратбурн, чтобы исцелиться, снова вернуться к жизни. Если получится как следует погрузиться в работу, то, возможно, мир снова обретет смысл.

Звук мотора вывел Миллу из задумчивости. Она встала с качелей, пересекла террасу и побежала по дорожке к обзорной площадке с видом на холм. Прищурившись, она различила приближающийся квадроцикл, а за его рулем — смутно знакомую фигуру. Когда она окончательно поняла, что это тот самый человек, который поменял ей колесо, у нее перехватило дыхание.

Глава 2

Едва стало окончательно ясно, что квадроцикл направляется к дому, Милла поймала себя на том, что комкает полы жилета, и заставила себя опустить руки. Она не понимала, почему этот мужчина заставляет ее нервничать. Может, потому, что кажется таким… недоступным.

Чтобы компенсировать свое неприветливое поведение на обочине дороги, Милла улыбнулась и помахала ему рукой, но он, кажется, не заметил ее, поэтому она почувствовала себя глупо и, как ни странно, даже немного обиделась.

Дожидаясь, пока водитель припаркуется и выключит двигатель, Милла подумала, что слишком чувствительна и готова видеть неприятие там, где его вовсе нет. Она вздохнула, решив быть открытой и дружелюбной, и шагнула вперед.

— Привет еще раз! Мы продолжаем встречаться в уединенных местах. Должна ли я считать, что вы меня преследуете?

Он поднял голову, и по его губам скользнула тень улыбки.

— Это чистая случайность, клянусь. Вы, должно быть, Камилла О’Брайен.

— Меня зовут Милла. Камилла — это, на мой взгляд, звучит слишком высокопарно.

Она улыбнулась и обрадовалась, увидев, что на этот раз он тоже улыбнулся, слезая с квадроцикла. Но когда собеседник поднял голову, улыбка уже исчезла, хотя на мгновение она успела сделать его лицо очень красивым. Милле почему-то захотелось увидеть ее снова.

— Хорошо, я буду звать вас Милла. Я привез вам ключ от коттеджа.

Она выжидающе посмотрела на него, и когда он безучастно встретил ее взгляд, подняла брови.

— А у вас есть имя?

Он хлопнул себя ладонью по лбу.

— Извините, забыл представиться. Я Кормак Бьюкенен.

Он протянул руку.

— Приятно познакомиться, Кормак. На этот раз официально.

Милла пожала протянутую теплую, сухую ладонь и на головокружительное мгновение затерялась в золотисто-карих глазах.

Поспешно разжав пальцы, она спросила:

— Бьюкенен? Это вы — владелец поместья Калькаррон?

Он покачал головой.

— Когда-нибудь, может, стану им. А пока я лишь выполняю поручения.

Милла, не удержавшись, поддразнила его:

— Ну, это — как в любой профессии: начинаешь с самых низов и вкалываешь на всю катушку, пока не станешь боссом.

Уголки его рта немного приподнялись, но Кормак так и не улыбнулся.

Милла озадаченно наморщила лоб. Неужели у мистера Бьюкенена нет чувства юмора? Может, она ведет себя чересчур фамильярно с этим будущим владельцем поместья, заступая за какую-то невидимую черту? Милла не могла понять, что делает неправильно.

Она уже собиралась спросить, может ли он просто отдать ей ключ, когда увидела, что взгляд Кормака переместился на ее джип.

— Вижу, вы починили пробитое колесо.

— Да, в автомастерской его очень быстро залатали.

— Это хорошо. — Он взглянул на Миллу и полез в карман. — Я открою коттедж и помогу вам занести вещи, а затем проведу инструктаж.

Кормак достал ключ и жестом предложил следовать за ним к двери дома.

Милла послушно пошла за ним, озадаченно хмурясь. Она не могла обвинить Кормака Бьюкенена в невежливости, но у нее возникло отчетливое чувство, что он держит ее на расстоянии вытянутой руки, словно пытается выказать ей свое равнодушие или пренебрежение.

Милла заметила, что снова переходит в режим обороны, и с трудом заставила себя вежливо произнести:

— Спасибо, но я бы не хотела доставлять вам беспокойство.

— Это для меня нетрудно. Вот почему я здесь.

Кормак отпер дверь коттеджа и отступил в сторону, пропуская Миллу вперед.

Едва она шагнула через порог, ее настроение мгновенно поднялось. Внутри было тепло, удобно и словно прослеживалась связь с окружающим ландшафтом: его не только можно было наблюдать через окна высотой от пола до потолка, но цвета и текстуры интерьера также были подобраны соответствующие.

Это святилище должно было стать домом для Миллы на ближайшую пару недель, и она уже чувствовала, как его нежные объятия успокаивают ее раненую душу.

Она обернулась с улыбкой.

— Ух ты! Здесь потрясающе! Просто идеально! Так хорошо подобраны цвета и материалы — просто глазам не верю!

Выражение лица Кормака смягчилось, и на мгновение он, казалось, смутился.

— Моя сестра — талантливый дизайнер интерьеров. Она придумала все это — и специально использовала натуральные материалы, чтобы они гармонировали с природой.

В его голосе явно звучала гордость. Милла поняла, что сестра много значит для Кормака, и это маленькое открытие чуть больше расположило ее к нему.

Кормак между тем продолжал объяснять:

— Это, судя по всему, гостиная. Вы раньше пользовались дровяной печью?

— Да, у нас дома была такая.

Милла подошла к компактной плите со стеклянной дверцей. Эта современная модель не походила на старинную печь, которой пользовались в ее семье. Она повернула ручку и открыла дверцу, слушая Кормака.

— Снаружи есть дровяной сарай. Он полон дров. Если станет холодно, принесите несколько поленьев и разожгите печь. Лучину и спички вы найдете в этой металлической коробке. Комната быстро нагреется.

Не видя лица Кормака, Милла расслышала в его хрипловатом голосе мягкие нотки, которые застали ее врасплох. Она закрыла плиту и встала.

— Как видите, кухня находится там. Вся необходимая утварь имеется. Тарелки и чашки находятся в шкафах. Боюсь, здесь нет посудомоечной машины…

Его серьезный тон заставил ее рассмеяться.

— Я не против мытья грязной посуды, тем более ее будет немного. Когда работаю, я мало готовлю, потому что порой просто забываю поесть, и тогда, почувствовав голод, могу разом съесть коробку кукурузных хлопьев.

Что это промелькнуло во взгляде Кормака? Веселье или презрение? Покраснев от смущения, Милла быстро отвела взгляд. Что заставило ее так поступить? Должно быть, она нервничает. И не мудрено: этот крупный мужчина, казалось, занял собой все пространство в комнате.

— В ванную комнату можно попасть по этому короткому коридору. Ванны там нет — только душ, но вы, наверное, и сами уже об этом догадались. А спальня там…

Милла посмотрела на бельэтаж и повернулась к Кормаку.

— Я знаю… — Она снова покраснела. — То есть, я хочу сказать, что видела ее через окно до вашего приезда.

Почему его глаза так ее волновали? Она заставила себя отвести взгляд и посмотреть на стену.

— Какая прекрасная идея поместить тут в рамочке подробную карту местности! Я только что купила такую же в магазине. Если бы я только знала, что в коттедже она и так имеется…

Кормак негромко кашлянул.

— Студия — под лестницей. Можете взглянуть на нее, если желаете. А я пока принесу ваши вещи.

Он коротко кивнул и исчез за дверью.

Милла зажмурилась и глубоко вздохнула, стараясь убедить себя, что Кормак, резко прервав ее, вовсе не хотел ее обидеть. Разумеется, ему хочется поскорее выгрузить ее вещи и «провести инструктаж», как он выразился. Но его отстраненное обращение все равно ранило Миллу. Хоть он и наследник хозяина поместья, ему не мешает отшлифовать свои манеры.

Милла выбросила мысли о Кормаке Бьюкенене из головы и вспомнила, что должна посмотреть студию.

Войдя, Милла ахнула. Помещение было больше, чем она ожидала, — такое же просторное, как и гостиная. Дневной свет проникал сквозь матовые панели крыши, и в результате получалось идеальное освещение для студии художника.

Когда появился Кормак, неся ее мольберт и стопку холстов на подрамниках, Милла, не сдержавшись, воскликнула:

— Как мне здесь нравится! Такое великолепное освещение!

Прислонив мольберт и холсты к стене, он обернулся.

— Да. Тут все хорошо продумано. — Кормак провел рукой по волосам. — Я уже занес большинство ваших вещей, осталось принести пару коробок.

Перед тем как снова выйти, он на мгновение задержал на Милле свой взгляд, и она почувствовала странное смущение. Может, Кормак хотел что-то сказать? Но, поразмыслив, Милла решила, что это ей лишь показалось. Этот тип не очень-то разговорчив.

Она заправила прядь волос за ухо, снова огляделась и улыбнулась. Какой прекрасный здесь свет, какое ощущается умиротворение! Милла не могла точно сказать, что испытывала в эту минуту — вдохновение или просто счастье оттого, что оказалась в таком чудесном месте, — но внезапно ей захотелось поскорее остаться одной и устроиться тут как дома.

Если она сумеет быстро отделаться от Кормака, то сможет наслаждаться одиночеством, ради которого и приехала сюда.

Милла убирала молоко и йогурты в крошечный холодильник, когда услышала, как Кормак поставил на пол последние две коробки.

— Это все. Прежде чем я уеду, мне нужно еще кое-что вам объяснить…

Неужели он не понимает, что она устала от путешествия и хочет побыть в одиночестве?

Милла глубоко вздохнула и встала.

— Послушайте, я ценю ваше время, потраченное на помощь мне, но в остальном я разберусь сама. Уверена, у вас найдутся более важные занятия…

Он еле заметно качнулся назад.

— Мне необходимо объяснить вам правила безопасности.

— В этом нет необходимости. Здесь есть буклет. Видите? «Коттедж Стратбурн. Необходимая информация». Я посмотрю, есть ли тут что-нибудь о безопасности.

Милла листала страницы, чувствуя на себе взгляд Кормака, ее сердце глухо колотилось в груди.

Найдя нужную страницу, она открыла ее и показала ему.

— Смотрите: «Правила техники безопасности». Уверена, здесь есть все, что мне нужно знать. — Она посмотрела ему в лицо, заметила, что ее слова задели Кормака, и немного смягчилась. — Послушайте, я обещаю, что внимательно прочитаю эти правила. Идет? Если вам от этого станет легче, можете потом устроить мне экзамен по ним.

Она заметила, как на его щеке дернулась мышца. Кормак подошел и протянул ключ.

— Обещайте, что прочитаете. Это важная информация. Надеюсь, вы хорошо проведете тут время.

Он на мгновение задержал на ней взгляд, затем коротко кивнул и вышел из коттеджа.

Милла с облегчением оперлась о кухонную столешницу. По глазам Кормака она поняла, что обидела его, но, прокрутив в голове их разговор, Милла так и не поняла, чем могла его задеть. Она была с ним вежлива, как и он с ней.

Милла посмотрела на свои руки и увидела, что ее пальцы дрожат. С каких пор ей стало так трудно общаться с мужчинами?

Она взяла чайник, сняла с него крышку и потянулась, чтобы открыть кран. Это двухнедельное пребывание в коттедже Стратбурн — именно то, что ей нужно. Пока она не сможет снова управлять собой, у нее вряд ли получится нормально общаться с кем-либо еще.

Кормак сел на квадроцикл, но не запустил двигатель. Вместо этого он обводил холмы невидящим взглядом, пытаясь понять, как сумел с треском провалить такую простую миссию, как показ коттеджа новому жильцу. Ох уж эти зеленые глаза, словно бросающие вызов! Кормак поморщился. Он не мог определить, дразнит его Милла О’Брайен или она чем-то недовольна, и понятия не имел, как себя с ней вести. Эта девушка озадачивала Кормака, но в то же время ему нравилась ее прямолинейность.

Он коротко улыбнулся, вспомнив озорную улыбку Миллы и то, как она дерзко вскидывала подбородок. Кормак представил себе крошечные веснушки на ее носу, очертания ее скул, сияющие глаза. Как Милла радовалась, осматривая коттедж, — словно Кормак открыл ей дверь прямо в счастье. Когда она присела, чтобы посмотреть на дровяную печь, он поймал себя на том, что невольно восхитился тем, как джинсы облегают стройные бедра Миллы.

В последнее время Кормак почти не замечал людей. Он настолько свыкся с огромной болью от потери своего друга, что замкнулся в себе, большую часть времени словно пребывая в оцепенении, и вот теперь неожиданно обратил внимание на эту девушку. Какой красивой она выглядела в мягком свете студии! А ее глаза, казалось, могли заглянуть в его душу. Кормак хотел что-то сказать Милле, но промолчал, потому что не нашел нужных слов.

Сквозь деревья у подножия холма виднелись башенки на крыше Калькаррон-Хаус, и Кормак представил, как отец в своем кабинете наливает в стакан немного виски, чтобы выпить за возвращение сына домой. В гостиной сестра и ее подруги потягивают джин с тоником и толстыми ломтиками лимона, а мать посматривает на часы, задаваясь вопросом, почему Кормак задерживается.

Он повернул ключ в замке зажигания. Родные ждали его, но ему хотелось подняться на гору, чтобы провести время наедине со своими воспоминаниями…

— Кормак!

Он повернулся и увидел, как Милла бежит к нему по дорожке. Кормак заглушил двигатель.

Она замедлила шаг, затем остановилась, ее голос немного прерывался, потому что Милла запыхалась от бега.

— Я так рада, что вы еще не уехали! — Ее нежные пальцы нервно теребили полы жилета. — Я собиралась приготовить себе чашку чая, но оказалось, что из крана не бежит вода. И в ванной комнате тоже. Вы сможете это исправить?

Кормак вздохнул.

— Честно говоря, не знаю. — Он слез с квадроцикла и заявил как можно более оптимистично: — Посмотрю, что смогу сделать.

Во взгляде Миллы засияла благодарность.

В инженерных войсках Кормак занимался именно водоснабжением. Он был опытным специалистом по буровым скважинам и системам очистки сточных вод, но знал, что ничто не может быть сложнее, чем обнаружение неисправности в бытовой системе водоснабжения — особенно такой системе, которая установлена в коттедже. И чаще всего причиной регулярных засоров в трубах являются попавшие туда амфибии.

Войдя в дом, Милла остановилась и произнесла извиняющимся тоном:

— Я бы предложила вам чашку чая, но увы!

Ее постоянные шутки забавляли Кормака, но он не мог этого показать. С тех пор как Дункан умер, веселье стало роскошью, которую Кормак себе не позволял, так что он просто кивнул и пошел проверять фильтры.

Сэм регулярно их менял, поэтому неудивительно, что они оказались чистыми, но уровень воды в канистрах был низким, а это означало, что труба засорилась где-то между резервуаром и домом.

Резервуар был расположен на холме, и трубы, ведущие к нему, частично были проложены под землей. На выяснение, в чем проблема, может уйти несколько часов, а уже скоро начнет темнеть. Придется отложить ремонт до завтра.

Не могло быть и речи о том, чтобы позволить Милле остаться в коттедже без воды. Ей придется провести ночь в Калькарроне. Кормак мог предложить ей только такой выход из положения.

— Вы хотите сказать, что мне придется ночевать в Калькаррон-Хаус? — ошеломленно спросила Милла, не сумев скрыть разочарования.

Она так надеялась, что Кормак сумеет починить систему водоснабжения, но он сообщил, что на ремонт потребуется много времени.

— Но я не понимаю, как вода может просто перестать проходить через трубу?

Он переступил с ноги на ногу.

— Простите, Милла. Я знаю, что это причиняет вам неудобство, но ничего не могу сделать до завтра. — Кормак смущенно улыбнулся. — В Калькаррон-Хаус не так уж плохо, и там, по крайней мере, вам не придется готовить еду самостоятельно… Есть даже студия для рисования, которой вы сможете воспользоваться, если захотите поработать этим вечером.

Милла с трудом сдерживала свои эмоции. Извинения Кормака, похоже, были искренними, и она не хотела доставлять ему хлопоты, но меньше всего ей сейчас хотелось оказаться в большом доме. Ей придется разговаривать с незнакомцами, быть вежливой и полной энтузиазма. Перспектива такого вечера привела ее в бешенство. Предвкушаемая радость от ночевки в уютном коттедже рассыпалась в прах.

Когда Кормак сказал, что сначала съездит в коттедж и распорядится, чтобы для гостьи подготовили отдельную комнату, Милла ощутила облегчение. Ей нужно было побыть некоторое время в одиночестве, приспособиться к новым обстоятельствам.

Едва звук мотора квадроцикла затих вдали, Милла поднялась по лестнице на бельэтаж, села на кровать, а затем упала навзничь на постель и уставилась в потолок.

Как не хочется отсюда уходить! Эта комната кажется уютным гнездышком, где хочется навсегда спрятаться ото всех. Милла закрыла глаза, свернулась калачиком и вслух произнесла:

— Это ты во всем виноват, Дэн. Абсолютно во всем!

Когда Милла поступила в колледж Святого Мартина, Дэн учился там на последнем курсе и был одним из самых популярных парней в колледже. Она удивилась, что он вообще ее заметил. Милла чувствовала себя неравной с ним во всех отношениях, но когда Дэн поцеловал ее в первый раз и прошептал, что она — его тихая гавань в бурном море, что-то в глубине души Миллы отозвалось на эти слова.

Ее отец и ее братья после знакомства с Дэном заявили, что он морочит Милле голову. Они смеялись над тем, как он завязывает волосы в пучок на макушке, над его татуировками и кольцом в носу, над его просторечным произношением.

Милла заставила себя не обращать внимания на такую реакцию родных — у нее и самой на лодыжке имелась небольшая татуировка с изображением оленя, а в левом ухе было несколько дырочек под серьги. Но в глубине души ее ужасно расстраивало то, что родные были против ее планов выйти за Дэниела Колдер-Джонса.

Милла была уверена, что ее мать оценила бы талант Дэна, потому что Коллин О’Брайен сама была опытным художником и преподавателем живописи. Именно мать привила Милле любовь к искусству. Даже когда Коллин поставили диагноз «рак», она продолжала вместе с дочерью посещать арт-галереи. До чего же Милла скучала по матери! При воспоминании о ней к глазам подступили слезы. Милла не стала их сдерживать.

Что же касается Дэна, тот наслаждался неодобрением ее семьи и черпал в нем творческое вдохновение. Он умел искусно претворять взлеты и падения своей жизни в новые картины и настолько в этом преуспел, что ему предложили поработать в Берлине.

Занятая своим собственным дипломным проектом, Милла согласилась с Дэном в том, что ему стоит отправиться в Берлин. Она подумала, что этот город — яркий и захватывающий — вдохновит Дэна, а новые знакомства будут полезны для его карьеры.

Накануне отъезда Дэн пригласил Миллу на ужин в их любимый ресторан и сделал ей предложение руки и сердца. Все посетители ресторана и официанты замерли в ожидании, а Милла застыла с открытым ртом. Дело в том, что Дэн не верил в брак. Он всегда твердил это, а сейчас смотрел на Миллу, ожидая ответа. Она заплакала и сказала «да». Под восторженные аплодисменты окружающих Дэн надел ей на палец ослепительно сияющее бриллиантовое кольцо.

Милла была так счастлива. Наконец родным придется поверить, что Дэниел Колдер-Джонс действительно ее любит!

Он очень хотел назначить дату свадьбы до отъезда, поэтому они выбрали сентябрь — Дэн к тому времени должен был вернуться, а Милла успела бы закончить свой дипломный проект. У нее оставалось не очень много времени на организацию свадебного торжества, но она с энтузиазмом взялась за дело.

Милла нашла идеальное место для проведения загородной свадьбы, о которой мечтала, организовала виски-бар для Дэна, арендовала большой шатер, деревянные столы на ножках-козлах, заказала полевые цветы и ансамбль, исполняющий фольклорную музыку. Она даже нашла идеальное платье — из винтажного шелка и кружева, расшитого крошечными жемчужинами. Милла расплакалась в свадебном бутике, потому что ее матери не было рядом, чтобы увидеть, как ее дочь красива в этом подвенечном наряде.

Все было уже почти готово. Но потом Дэн неожиданно прилетел домой, чтобы сказать ей, что влюбился в немецкую художницу по имени Мария. Это случилось три месяца назад.

Милла была совершенно опустошена и разбита. Она перестала есть, перестала спать, перестала работать.

Когда руководитель ее проекта вызвал Миллу для разговора, она разрыдалась у него на плече. Тогда преподаватель посоветовал ей заняться фотографией. Он предложил фотографировать все, что попадается на глаза. Это был хороший совет. Вместо того чтобы пытаться создавать образы, она провела дни в поисках уже готовых сцен. Просмотрев сделанные снимки, Милла заметила, что во всех них есть что-то общее: темные закоулки, задумчивое лицо за витриной кафе, фигура в дверях, мужчина и женщина, идущие рядом, но головы их повернуты в противоположные стороны…

— Тебя привлекает одиночество, — резюмировал ее наставник. — Твои фотографии напоминают мне работы Эдварда Хоппера. Ты должна взять их за основу, чтобы продвинуть свою работу в новом направлении. — Он вручил Милле брошюру. — Смена обстановки поможет тебе вернуться на правильный путь. Я сам останавливался в коттедже Стратбурн. Там царит покой. Полная изоляция от внешнего мира: нет телефонного сигнала, нет Интернета и прочих отвлекающих факторов. Вероятно, это именно то, что тебе нужно…

Отогнав воспоминания, Милла села, вытерла слезы ладонями и оглядела спальню в бельэтаже, в которой еще не успела переночевать. Покой. Изоляция. Никаких отвлекающих факторов. В Калькаррон-Хаус вряд ли можно найти уединение и умиротворение. Что же касается отвлекающих факторов… Неожиданно в памяти возник образ Кормака. Милла заставила себя выбросить его из головы и сказала себе: «Я проведу в Калькаррон-Хаус всего одну ночь». Завтра она вернется в этот дом, и начнется процесс ее исцеления.

Кормак гнал квадроцикл вниз по склону холма сквозь заросли цветущего вереска. Он понял, что Милла была не в восторге от необходимости перебраться в Калькаррон-Хаус, но ее реакция казалась явно непропорциональной обстоятельствам. В конце концов, речь шла всего об одной ночи. Но только сейчас, размышляя, Кормак понял, что в поведении Миллы сквозило отчаяние, когда она спешила выпроводить его из коттеджа, не дав ознакомить ее с правилами безопасности. Тогда Кормак решил, что Милле было неприятно его общество. А теперь он задавался вопросом, не скрывалось ли за этим нечто большее. Возможно, Милла О’Брайен действительно хотела провести время в полном уединении.

Если это и в самом деле так, то пребывание в Калькаррон-Хаус станет для нее испытанием, а не удовольствием. В некотором отношении Кормак чувствовал себя там так же.

Увидев автомобильную колею, ведущую через болота, он остановился и погрузился в воспоминания. Перед глазами Кормака словно возникли два беззаботных мальчишки, мчащиеся наперегонки по тропинке, чтобы посмотреть на древние каменные столбы или вскарабкаться на вершину холма и построить там шалаш…

Это было целую жизнь назад. Кормак все еще мог чувствовать здесь повсюду присутствие друга, но образы в его сознании теперь были залиты кровью, затуманены воспоминаниями о пыли и смерти. Призрак Дункана не преследовал Кормака. Его преследовала вина за то, что он выжил, потому что должен был умереть он, а не Дункан.

Даже это ощущение тепла заходящего солнца на лице и ветра в волосах было слишком похоже на предательство своего друга. Какая непостижимая космическая сила вершила их судьбы в тот день? Почему его пощадили? Он часто задавался этим вопросом, но не находил ответа.

С потерей Дункана из жизни Кормака ушла радость. Иногда он пытался найти утешение в мысли, что, возможно, судьбой для него уготована более высокая цель, но он не чувствовал себя годным для таких грандиозных замыслов. А если Кормак начинал думать, что все в жизни — лишь случайность, то это пугало его еще больше.

И уж точно он не ожидал, что судьба сдаст ему такую карту, как Милла О’Брайен. Она выбила Кормака из седла, очаровала, но это было опасное увлечение. Впрочем, уже послезавтра Милла перестанет быть его заботой. Впереди напряженная неделя — ему хватит проблем и без этих дразнящих зеленых глаз, словно срывающих с него защитную маскировку, за которой Кормак так тщательно прятался после возвращения из Афганистана.

Он прибавил скорости. Его мысли потекли в другом направлении. Кормак знал, что отец собирается передать ему управление поместьем, но не был готов к этому разговору. Будучи старшим сыном, Кормак всегда знал, что рано или поздно станет владельцем Калькаррона, но не думал, что этот день может наступить так скоро.

Ему нравились эти места, приятно было думать, что когда‑нибудь в будущем он станет о них заботиться. Но пока Кормак не был к этому готов. Он построил для себя другую жизнь, которая его устраивала, и отказаться от нее сейчас — особенно сейчас — было бы равноценно признанию поражения и слишком походило бы на бегство.

Он нажал педаль газа. Что бы ни случилось, необходимо сохранять самообладание и стоять на своем. Если получится пережить эту неделю, надо будет по возвращении попросить командование о переводе обратно на действительную службу. Кормаку казалось, что работа в офисе сводит его с ума. Ему нужно было вернуться в строй, заниматься чем‑то по‑настоящему значимым. 

Глава 3

Каменные колонны возвышались по бокам от ворот, ведущих на территорию поместья Калькаррон. Милла сказала себе, что у нее нет причин нервничать, ведь она не виновата в том, что вынуждена воспользоваться гостеприимством семьи Бьюкенен. В конце концов, так вышло из‑за неисправных труб в коттедже. Это владельцы поместья должны чувствовать себя неловко, а не она.

Милла въехала в ворота и направилась к Калькаррон‑Хаус по длинной, обсаженной деревьями подъездной аллее, по сторонам от которой росли гигантские кусты рододендрона с густыми гроздьями розовых и пурпурных цветов. При приближении машины в траве мелькали белые хвосты бегущих прочь кроликов. После поворота подъездная аллея вышла на открытую местность, и Милла увидела внушительный серый особняк из камня, окруженный ухоженными лужайками и цветущими кустарниками. Две башни на его крыше напомнили Милле сказочный замок из детской книжки. Изящные окна выходили на парк, расположенный на берегу озера, а перед парадным входом стоял серебряный спорткар Кормака и целая шеренга джипов. Дом был, несомненно, огромным, и, несмотря на решимость Миллы вести себя храбро, она невольно занервничала.

Осторожно припарковавшись рядом со спорткаром, Милла выключила двигатель. Она едва успела перевести дух, когда увидела, что к ней направляется Кормак. Ее волнение усилилось.

Он открыл дверь ее джипа и неуверенно улыбнулся.

— Добро пожаловать в Калькаррон‑Хаус. Вы ладите с собаками?

— Это зависит от собак… — По губам Миллы скользнула улыбка. — Если они со мной ладят, то и я с ними тоже.

Она увидела, как губы Кормака снова изогнулись в улыбке — на этот раз довольной.

— В таком случае, пожалуйста, входите. Моя мама ждет вас. Я принесу вашу сумку.

В большом вестибюле Миллу встретили трое радостно скачущих лабрадоров, а позади них стояла стройная, привлекательная женщина средних лет.

Улыбнувшись, она протянула руку.

— Милла, я Лили Бьюкенен. Очень приятно с вами познакомиться, и мне жаль, что в коттедже возникли проблемы с водой. Такая неприятность!

У нее были такие же светло‑карие глаза, как у Кормака, но их взгляд казался более теплым и сочувственным. Милле сразу понравилась эта женщина.

— Здравствуйте, миссис Бьюкенен! Мне тоже приятно с вами познакомиться. Спасибо за то, что пригласили меня.

Лили снова улыбнулась.

— А как же иначе? Вы — наша гостья, где бы вы ни жили: здесь или в коттедже. И, пожалуйста, называйте меня Лили. Давайте я покажу вам вашу комнату. Она расположена рядом со старой студией дедушки Кормака, так что, если вы привыкли рисовать по ночам, можете смело ею воспользоваться. Поступайте так, как вам удобно.

Лили направилась к широкой лестнице, обшитой дубовыми панелями и покрытой голубой ковровой дорожкой. Стены над лестницей были увешаны картинами, рассмотреть которые Милла как следует не успела, стараясь не отстать от Лили, шагающей довольно быстро. Они поднялись на второй этаж и пошли по длинному коридору.

Наконец Лили остановилась и открыла дверь.

— Вот мы и пришли! Надеюсь, вам тут понравится.

Комната была просторная. Здесь пахло новой тканью и свежей краской. В оформлении интерьера преобладали цвета сирени, вереска, мха и торфа, что напомнило Милле о шотландских вересковых пустошах. Ей очень понравились приглушенные тона и гостеприимная теплота текстур. Большая кровать была застелена белоснежным постельным бельем и большим шерстяным покрывалом. По обе стороны кровати поблескивали полировкой столики из красного дерева, шкаф из того же материала стоял у стены. В изножье кровати расположился большой кожаный пуф, а возле окна — удобный стул, сидя на котором, можно было любоваться видом на холмы.

Милла почувствовала внезапный укол вины за то, что была так разочарована перспективой погостить в Калькаррон‑Хаус. Она улыбнулась Лили.

— Здесь так красиво!

Лили одобрительно оглядела комнату.

— Моя дочь Рози — дизайнер интерьеров. Она постепенно обновляет все комнаты в доме.

— Кормак сказал мне, что она занималась и внутренней отделкой коттеджа. У нее прекрасный вкус!

— Рози унаследовала свой художественный талант от деда. Это его картины висят на стене.

Милла подошла поближе, чтобы посмотреть.

— Работы замечательные! Мне даже сначала показалось, что это картины Джона Лори Моррисона. Я люблю яркие цвета.

Раздался короткий стук в дверь, и вошел Кормак. Он пересек комнату и поставил сумку Миллы на пуф.

Лили разгладила ладонью складку на шторе и спросила:

— Вы ведь, конечно, не откажетесь с нами поужинать, Милла? Присутствие нового человека оживит застольную беседу и поможет нам отвлечься от всех этих предсвадебных хлопот…

— Предсвадебных хлопот? — ошеломленно переспросила Милла, но тут же вспомнила слова Мэри, которые услышала в магазине: «В субботу в большом доме свадьба, так что тут будет очень многолюдно».

Горло Миллы сжалось, когда до нее дошло, что Рози‑дизайнер, оказывается, та самая Рози, о свадьбе которой судачили женщины в магазине. Милла сглотнула внезапно возникший в горле ком. Мало того, что ей предстояло переночевать в огромном доме, с незнакомой семьей, но, ко всему прочему, эта семья еще и была охвачена предсвадебной лихорадкой.

Она заставила себя тепло улыбнуться.

— Ой! Как мило! И кто идет к алтарю?

— Рози. Она выходит замуж здесь, в субботу. Свадьба затевается пышная — и это еще мягко сказано. — Лили обменялась понимающим взглядом с Кормаком. — Ну ладно. Ужин будет подан через четверть часа. Кор, ты не покажешь нашей гостье студию? — Лили повернулась к Милле. — А затем, если желаете, можете немного освежиться. Ванная комната находится вон там.

Было ли это игрой света или его воображения, но лицо Миллы казалось Кормаку сейчас более бледным, чем прежде, а глаза — еще глубже и зеленее. Она, похоже, была поглощена какими‑то мыслями и ее едва ли интересовала экскурсия по студии его деда. Кормак не знал, о чем говорить. Он выдвинул небольшой ящик в стенном шкафу и вытащил оттуда пачку бумаги.

— Здесь есть плотная бумага… чистые альбомы для рисования… — Он немного покопался в ящике и добавил: — Вы лучше меня знаете, для чего все эти вещи…

— Спасибо… — Милла посмотрела на бумагу. — Я воспользуюсь ими, если мне понадобится сделать наброски, но, скорее всего, ничего не буду рисовать. — Она пожала плечами. — Я имею в виду, что вряд ли у меня найдется здесь время для рисования, потому что с утра, как только вы разберетесь с поломкой в коттедже, я вернусь туда.

Кормак закрыл ящик и отвернулся. Он не знал, что омрачило настроение Миллы, но чувствовал, что ею владеет глубокое недовольство, отчего еще труднее показалась стоящая перед ним задача — сообщить гостье неприятную для нее новость.

Кормак повернулся к Милле и произнес:

— Прошу прощения, но, боюсь, что ремонт водопровода придется ненадолго отложить.

Он увидел, как в ее глазах вспыхнуло отчаяние, а затем ее взгляд стал жестким.

— Что значит «ненадолго отложить»? Почему?

— Позвонили из компании, которая должна установить свадебный шатер. Их попросили предоставить пять огромных тентов для рок‑фестиваля в Инвернессе. Они могут сделать это только в том случае, если доставят шатер для Рози на день раньше, чем было запланировано. Его привезут завтра утром, и мне придется оставаться здесь, пока его не смонтируют.

Милла шагнула к Кормаку.

— Но… но если эта компания сама занимается монтажом своих шатров, для чего здесь нужны будете вы?

Он пытался смягчить выражение своего лица.

— Я вернулся в Калькаррон‑Хаус специально для того, чтобы проконтролировать техническую часть подготовки к свадьбе: установку шатра, освещение, генераторы. Я должен убедиться, что все соответствует намеченному Рози плану. Она рассчитывает на меня.

— А как же я? На кого рассчитывать мне?

Строгость в голосе Миллы удивила Кормака, но это ничего не изменило.

— В другой ситуации я бы в первую очередь отремонтировал водопровод в коттедже. Но это просто неудачное стечение обстоятельств, Милла. Мне очень жаль, но мы пока ничего не можем сделать для вас, кроме как предложить вам свое гостеприимство, включая использование этой студии и любые материалы, которые вам нужны. Вам придется провести здесь всего лишь на один день больше.

Кормак обвел взглядом комнату, которую любил его дедушка.

— На мой взгляд, нет ничего ужасного в том, чтобы немного побыть здесь.

Милла вскинула подбородок.

— Я не говорю, что это ужасно. Просто я ожидала совсем иного — полагала, что смогу расположиться в коттедже Стратбурн, чтобы поработать в одиночестве, а вместо этого я здесь, да еще и накануне…

Заметив мелькнувшую в ее глазах уязвимость, Кормак, не сдержавшись, полюбопытствовал:

— Накануне чего?

Пальцы Миллы потянулись к подолу футболки, но она тут же сунула их в карманы джинсов.

— Накануне свадьбы. — Милла потупилась. — Просто я недолюбливаю все, что связано со свадьбами.

— Ладно. Тогда постараюсь не предлагать вам руку и сердце…

Она подняла голову и нахмурилась.

— По‑вашему, это смешно?

Кормак пожал плечами. Он и сам не знал, почему у него вырвались эти слова. Они походили на те тонкие остроты, которыми он славился прежде. Было время, когда он мог всего одной шуткой рассмешить всех ребят из своего взвода. А еще Кормак постоянно смешил Дункана. Возможно, сейчас ему захотелось заставить улыбнуться и Миллу, потому что улыбка шла ей намного больше, чем хмурый взгляд.

Милла вздохнула, повернулась к шкафу и начала по очереди открывать ящики.

— Вся эта суета, беспокойство… бесконечные планы и мечты… а в конце концов в день твоей свадьбы может пойти дождь или жених не явится к алтарю. Я имею в виду, к чему столько хлопот?

Кормаку показалось, что Милла, возможно, говорит о себе. Его взгляд невольно скользнул к ее левой руке.

— Я так полагаю, это риторический вопрос?

Она либо не расслышала Кормака, либо предпочла не отвечать. Он наблюдал, как Милла роется в нижнем ящике, и думал о том, что, возможно, эту девушку кто‑то сильно подвел — бросил у алтаря или что‑то в этом роде. Вероятно, придурок, который так с ней поступил, был не достоин даже целовать землю, по которой ступала Милла, но ее личная жизнь Кормака не касалась.

Словно почувствовав на себе его взгляд, Милла закрыла ящик и встала.

— Прошу прощения за свои жалобы. Я очень надеюсь, что у вашей сестры будет прекрасная свадьба. Но мысль о том, что мне придется пытаться работать в доме, охваченном предсвадебной лихорадкой, меня, если честно, пугает.

— Пугает? — Кормак попытался перейти на примирительный тон. — Если вы такая же, как мой дед, то за мольбертом вы, наверное, так увлекаетесь, что даже не знаете, какой нынче день недели…

Что‑то в выражении ее лица прогнало его улыбку. У Кормака никак не получалось поладить с Миллой. Зачем он вообще пытался?

Кормак посмотрел на часы.

— Нам пора спускаться к ужину. — Он подошел к двери и открыл ее, пропуская вперед гостью. — Уверен, что вы почувствуете себя в Калькаррон‑Хаус лучше, когда познакомитесь со всеми, кто здесь живет.

— Возможно. — Она прошла мимо него и остановилась у дверей своей комнаты. — Извините, это прозвучало так грубо. — Милла подняла глаза и посмотрела на Кормака. — Я вам благодарна, конечно, просто…

— Просто вы недолюбливаете все, что связано со свадьбами, я понял.

Она кивнула.

— Мне нужно немного освежиться, а потом я спущусь в столовую.

— Конечно. Можете не торопиться.

Когда Милла закрыла за собой дверь, Кормак глубоко вздохнул. Он знал, что сообщить новость о шатре будет непросто, но он и подумать не мог о том, что эта художница, оказывается, питает отвращение к свадьбам.

Кормак знал, что причиной такой острой реакции может быть только скрытая в глубине души боль. Разве он не был полон ненависти к снайперам, которые убили Дункана? Кормак вспомнил уязвимость, мелькнувшую в глазах Миллы, еле заметное дрожание ее губ. Кто же мог так сильно ранить ее?

Отогнав от себя эти мысли, он пошагал по коридору к лестнице, ругая себя за любопытство к Милле О’Брайен. Интерес к кому‑либо опасен, потому что открывает двери для других чувств, способных привести к путанице и беспорядку, а Кормаку и без того хватало смятения в мыслях.

Раз Милла терпеть не может «все, что связано со свадьбами», надо будет постараться перевести беседу за ужином на более безопасную территорию. Людям, как правило, нравится рассказывать о своих любимых занятиях, поэтому Кормак решил, что за столом будет расспрашивать Миллу о ее работе и о том, что ее вдохновляет на написание картин…

Милла опустилась на пуф и посмотрела на темные холмы за окном. Она все еще не могла до конца поверить, что ее планы нарушены, и теперь ей придется терпеть ужин с семьей Кормака, где главной темой разговора должна была стать «большая свадьба» Рози.

Милла расстегнула молнию на сумке со своими вещами и вытащила шелковую блузку. Это была единственная нарядная вещь, которую она взяла с собой. Перед зеркалом в ванной Милла пригладила волосы и умыла лицо.

Ужин наверняка станет тяжелым испытанием. Придется улыбаться и проявлять интерес к идеальной свадьбе Рози, хотя в душе царит уныние.

Она глубоко вздохнула и ущипнула себя за щеки, чтобы вызвать румянец. Мать Миллы использовала эту маленькую хитрость, чтобы скрыть бледность, вызванную прохождением курса химиотерапии. Она хотела, чтобы люди не догадывались о ее болезни. Это был самоотверженный маскарад, чтобы избавить других от боли сопереживания умирающему. Милла не могла притворяться, что у нее такая же благородная мотивация, но если у ее матери хватало силы духа, то и у нее хватит.

— Итак, Милла, над чем вы сейчас работаете?

Она не хотела говорить о своей работе, но вопрос Кормака подоспел вовремя, прервав болтовню Рози, которая пыталась привлечь гостью к обсуждению вариантов свадебного декора.

Милла положила суповую ложку и промокнула рот салфеткой. Она не знала, что сказать, понимая, что вряд ли сможет объяснить Кормаку, что не может найти свой путь в искусстве. Сейчас она пытается писать урбанистические портреты, хотя всегда тяготела к пейзажной живописи.

Все, кто сидел за столом, обратили взгляды на Миллу. Она почувствовала, что ее щеки заливаются румянцем, и улыбнулась.

— Я в основном предпочитаю классическую школу живописи, но в настоящее время пустилась в эксперименты…

— В эксперименты? Какие? — спросил Сэм.

Милла посмотрела через стол на младшего брата Кормака. Ему было двадцать лет, долговязый и неуклюжий, он еще не успел сформироваться во взрослого мужчину. Его волосы были светлее, чем у Кормака, с рыжеватым оттенком, а глаза — голубые и озорные.

— В основном портретная живопись…

Сэм мило улыбнулся.

— Если хотите, могу попозировать для вас. У меня очень выразительные скулы.

Милла рассмеялась.

— Спасибо за предложение, Сэм, но я работаю с фотографиями, которые сделала в Лондоне.

— А, значит, вы рисуете яппи или гуппи, или как они там себя называют в наши дни?

У главы семьи, Аласдера Бьюкенена, Милла подметила такой же озорной блеск в глазах, какой раз или два видела в глазах Кормака.

Она покачала головой.

— Нет. Это не яппи. Просто случайные люди, чьи образы я использую.

— Но у вас ведь есть что‑то, что их связывает, какая‑то общая идея?

Кормак казался Милле безжалостным в своей настойчивости. Его вопросы словно пригвождали Миллу к стулу, заставляли искать ответы, которых у нее не было.

Она вспомнила слова своего наставника о том, что он увидел в отснятых ею фотографиях.

— Полагаю, тема как‑то связана с одиночеством. Все лица на моих снимках — грустные.

Милла увидела, что глаза Кормака на мгновение помрачнели. То, что она в них прочла, заставило ее почувствовать головокружение и отвести взгляд. Но даже повернувшись к Сэму, она по‑прежнему ощущала взгляд Кормака на своей коже.

Сэм отщипнул кусок от булочки, щедро намазал его маслом и спросил:

— Почему художники никогда не рисуют счастливых людей? На всех портретах, которые я могу припомнить, лица выражают целую гамму эмоций — от слегка раздраженных до совершенно несчастных. Но никто не улыбается.

— За исключением Моны Лизы, — заметила Лили.

Сэм опустил нож.

— Это не улыбка, это гримаса…

Милла снова взяла свою ложку. Она была рада, что тема разговора изменилась. Нужно было что‑нибудь съесть, даже если присутствие Кормака за столом заставляло Миллу нервничать. Стоило ей поднять глаза, каждый раз она неизменно встречалась взглядом с Кормаком и опять отворачивалась, чувствуя, как голова идет кругом. Миллу озадачивало сочетание жара в его глазах с прохладой его тона. Она не могла понять, почему Кормак то молчит, не участвуя в застольной беседе, то вмешивается, когда разговор заходит о свадьбе, чтобы сменить его направление.

Когда Рози заговорила о том, что в ее свадебном торте все уровни будут разного вкуса, Кормак положил вилку и ложку на тарелку.

— Ради всего святого, Рози, неужели ты не оставишь нам сюрпризов? Слушая тебя, мы уже раз десять пережили день твоей свадьбы еще до его наступления!

Когда за столом после этих слов воцарилась тишина, Милла медленно подняла на Кормака глаза. Только сейчас она осознала, что он ради нее на протяжении всего ужина старался переводить разговор с обсуждения приготовлений к свадьбе на отвлеченные темы — то задавал Милле вопросы о ее работе, то спрашивал отца о том, как идут дела в поместье.

Она почувствовала прилив противоречивых эмоций. Все это время Милла считала Кормака жестким по натуре, а он весь вечер пытался ей помочь.

Кормак взглянул на нее, затем повернулся к своей сестре и провел рукой по волосам.

— Извини, Рози, я не хотел тебя обидеть…

Рози заморгала в легком недоумении, а затем расплылась в улыбке.

— О боже, это действительно произошло…

Сэм с любопытством посмотрел на нее.

— Что произошло?

Рози покачала головой и рассмеялась.

— Я превратилась в капризную невесту. 

Глава 4

Двери церкви распахнулись, и Милла сжала руку отца. Он нервно улыбнулся в ответ.

— Идем, дорогая. Держись крепче.

Она посмотрела на букет в своей руке, затем медленно пошагала по проходу между церковными скамьями, на которых сидели приглашенные гости. Все лица повернулись к Милле. Она наслаждалась написанным на них восхищением.

Кинув взгляд вперед, Милла попыталась разглядеть своего жениха, ожидающего ее у алтаря, но не смогла его увидеть, потому что проход был очень длинный.

Внезапно начался дождь. Она хихикнула, когда крошечные капли воды прилипли к ее ресницам и украсили розы в ее букете. Затем дождь пошел сильнее, намочив украшения на церковных скамьях.

Милла посмотрела вниз и увидела, что шагает по грязи, которая уже испачкала ее свадебные туфли и забрызгала подол свадебного наряда.

Отец и гости куда‑то исчезли. Милла пыталась приподнять подол своего платья, чтобы тот не пачкался, но платье вдруг стало слишком тяжелым, и она едва могла в нем передвигаться.

Милла уронила букет и заплакала, продолжая дергать платье, чтобы идти дальше, но не могла сдвинуться с места. Она искала взглядом жениха, но у алтаря стоял только священник.

Он подошел к Милле, качая головой, и спросил:

— Почему ты здесь?

Милла застонала и открыла глаза. Сердце бешено колотилось. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что церковь, дождь, грязь, отсутствующий жених — все это было лишь во сне. Она вздрогнула от облегчения и вытерла влажные щеки ладонями. К счастью, Дэн порвал с ней прежде, чем все зашло так далеко. Возможно, в каком‑то смысле ей повезло.

Кошмар исчез. Милла лежала в постели и слушала звуки незнакомого дома: шаги по каменным плитам в зале, поскуливание собаки, звук газонокосилки на лужайке.

Мысли Миллы обратились к событиям предыдущего вечера, а затем она подумала о том, как чувствовала бы себя сейчас, проснувшись в коттедже, где стоит полная тишина. В этом доме Милла чувствовала себя чужой, и меньше всего ей сейчас хотелось завтракать с Бьюкененами — особенно с Кормаком.

* * *

Накануне вечером Лили сообщила, что в этом доме не собираются все вместе на завтрак в столовой, а каждый завтракает на кухне в удобное ему время. Милла ценила неформальность, но мысль о том, что ей придется рыскать по чужим кухонным шкафам в поисках кофе и хлопьев, казалась немного пугающей, поэтому, войдя в кухню и обнаружив, что там никого нет, Милла вздохнула с облегчением.

Она успела приготовить и выпить чашку кофе с молоком, когда раздались чьи‑то шаги, дверь распахнулась и вошел Кормак, отчего у Миллы тут же перехватило дыхание, а щеки покраснели.

Он явно только что вернулся с пробежки. Его серая майка была влажной от пота. Заметив Миллу, Кормак замер. Он улыбнулся, но его взгляд остался настороженным.

— О, привет! То есть доброе утро! Хорошо ли вам спалось?

— Да. — Милла поймала себя на том, что разглядывает его бицепсы, и заставила себя встретиться с собеседником взглядом. — Спасибо, что поинтересовались.

Кормак подошел к раковине, наполнил стакан водой, выпил ее, а затем вытер пот со лба тыльной стороной ладони.

— Хорошо.

На мгновение задержав взгляд на Милле, Кормак отвернулся, чтобы снова налить в стакан воды.

Волосы на его затылке были влажными. Милла невольно окинула взглядом широкую спину, узкие бедра и мускулистые ноги Кормака. Когда он снова обернулся, она сделала вид, что заинтересовалась лежавшей на столе газетой.

— Когда я отправлялся на пробежку этим утром, шел дождь, но сейчас он прекратился, — сказал Кормак, посмотрев на газету. — Может даже, сегодня распогодится, что облегчит установку шатра.

Милла ощутила прилив надежды.

— Вы хотите сказать, что монтаж закончится быстро и у вас найдется время заняться ремонтом водопровода в коттедже?

Кормак нахмурился.

— То, что я сказал о погоде и шатре… Я не имел в виду, что успею починить трубы. — Он отпил из стакана и пожал плечами. — Я просто пытался поддержать беседу.

Милла вздохнула, поднялась со стула и понесла свою пустую кружку в раковину. Кормак отступил в сторону. Стараясь не встретиться с ним взглядом, Милла вымыла кружку и сказала:

— Я не хотела давить на вас — просто я специально приехала в Шотландию, чтобы успеть закончить свои работы для выставки, но уже отстала от намеченного графика из‑за этих неприятностей с водой.

Бросив взгляд на Кормака, она заметила, что выражение его лица мгновенно смягчилось.

— Я понимаю, но речь идет всего об одном дне, а затем вы сможете вернуться в коттедж. — Он поставил свой стакан на стол. — Пойду приму душ. Если вам что‑нибудь понадобится, просто дайте знать.

Из кухни Милла отправилась в студию, где вынула из ящиков шкафа и расставила на скамье краски и палитры, а также установила мольберт возле окна, где было самое лучшее освещение. Но она не могла избавиться от разочарования из‑за невозможности поработать в коттедже. Эта студия прекрасно подходила для занятий живописью, а семья Бьюкенен оказалась очень гостеприимной, но Милла все еще чувствовала себя напуганной величием Калькаррон‑Хаус и смущенной своими мыслями о Кормаке.

Наверное, только усердная работа поможет выкинуть его из головы. Она запахнула кардиган и потянулась за альбомом для рисования. Сделанные ею фотоснимки остались в коттедже. Сможет ли она работать по памяти?

Едва Милла коснулась карандашом бумаги, как в дверь постучали. Открыв ее, она обнаружила Сэма, держащего в руках огромную корзину.

— Привет, Милла! Кор попросил меня принести вам дрова для камина. Он сказал, что здесь холодно.

Ошеломленная, Милла отступила назад, пропуская Сэма в студию.

— Он очень заботлив. И вам тоже большое спасибо.

Сэм поднес корзину к очагу и опустил ее на пол.

— Дедушка всегда держал камин в студии растопленным. Но комната какое‑то время пустовала. — Лицо Сэма на мгновение опечалилось, а затем просветлело. — Хотите, я разведу огонь прямо сейчас?

— Это было бы здорово, но только если у вас есть время. Я знаю, вы сегодня заняты.

Сэм улыбнулся.

— Все в порядке. Кор проследит за установкой шатра. В конце концов, отдавать приказы — это его работа.

Милле стало любопытно. Кормак оставался для нее загадкой. Возможно, если она будет знать о нем больше, это поможет ей общаться с ним.

— «Его работа»? Кем он работает? Он сказал мне, что выполняет поручения.

Сэм от души рассмеялся.

— У Кора специфическое чувство юмора. Так и вижу, как брат говорит вам эти слова! — Он чиркнул спичкой о коробок и поджег дрова, сложенные в камине. — Кор — командир взвода в Корпусе королевских инженеров.

Внезапно все для Миллы стало на свои места. Так вот откуда у этого человека такой четкий, целеустремленный шаг, очень загорелые руки и коротко стриженные волосы. Она улыбнулась. У Кормака действительно неплохое чувство юмора.

— А где он служит?

— В данный момент он находится в увольнении из казарм Чатема, а до этого был в Афганистане.

Сэм замолчал, смутившись, словно почувствовал, что сболтнул лишнее.

Милла улыбнулась снова.

— Ну, после Афганистана, уверена, установка свадебного шатра покажется Кормаку парой пустяков.

Сэм поднялся на ноги и улыбнулся в ответ.

— Вы, верно, шутите? Рози Бьюкенен более требовательна, чем сам главнокомандующий.

— Полагаю, свадьба — это очень важное дело. Ваша сестра хочет, чтобы все было идеально, — и я ее понимаю.

* * *

Когда Сэм ушел, Милла открыла альбом для рисования, но ее мысли снова вернулись к Кормаку. Он послал Сэма с дровами, чтобы ей не было холодно. Хотя, возможно, это всего лишь проявление гостеприимства.

Милла взяла карандаш, тупо посмотрела на него, затем бросила. В студии было прохладно — неудивительно, что не удается сосредоточиться. Нужно подождать, пока комната прогреется.

Чтобы убить время, Милла подошла к книжному шкафу и начала рассеянно рассматривать коллекцию семейных фотографий в серебряных рамочках. Одна из них привлекла ее внимание, и Милла поднесла ее к окну, чтобы хорошо разглядеть на свету.

Это был снимок Кормака и, наверное, его друга. Оба в солдатской униформе, обняли друг друга за плечи, а вокруг — пустыня под лучами палящего солнца. Милла смотрела на лицо Кормака, удивляясь его замечательной, широкой улыбке, которую никогда у него не видела.

Поставив рамку с фотографией обратно, Милла потерла озябшие руки. Она не удивилась, узнав, что Кормак служил в армии. Тем не менее Сэм смутился, когда заговорил об Афганистане. Почему? В памяти всплыли слова из разговора в магазине. «Кормак все еще не в себе. Такая жалость!» — сказала одна из собеседниц, а вторая поддакнула: «Рано или поздно ему придется жить как прежде. Нельзя носить в себе это вечно».

Сердце Миллы пропустило удар. Должно быть, в жизни Кормака случилось что‑то плохое, наполнившее его сердце скорбью, которую она сразу заметила в его глазах, когда он остановился на дороге, чтобы помочь.

И внезапно все предубеждения Миллы о Кормаке начали рушиться. Она так долго смотрела сквозь призму своей грусти и перестала замечать, что происходит вокруг. Кормак старался вежливо держать дистанцию с окружающими, и впервые с тех пор, как они познакомились, Милла начала понимать, что, как и у нее, у него тоже могут быть причины так себя вести.

— А Милла — очень даже ничего, — заявил Сэм.

Кормак вспомнил, как она притворялась, что читает за кухонным столом газету, которую держала вверх ногами, и рассмеялся. Но веселье быстро его покинуло, стоило подумать о том, насколько неуверенно он чувствовал себя в ее обществе и как должен быть осторожен. Даже самый простой разговор с этой девушкой походил на прогулку по минному полю.

— Хочешь сказать, она темпераментная?

Сэм покачал головой.

— Нет. Я не об этом. Она красивая.

Кормак поднял голову и увидел, что глаза брата сверкают знакомым озорством.

— Может, она просто предпочитает тебе меня? — добавил Сэм.

Кормак вспомнил, как дружелюбно Милла беседовала с его братом за ужином прошлым вечером, и проворчал:

— Очень даже вероятно.

— Однако Милла, похоже, была тронута тем, что ты послал меня отнести ей дров для камина. — Сэм пристально посмотрел на брата. — Она просила поблагодарить тебя от ее имени.

Кормак понял, к чему клонит Сэм.

— Студию нужно было хорошенько протопить — вот и все. Слушай, не поможешь парням, что устанавливают шатер? Кажется, у них что‑то не ладится — нужна еще одна пара рук.

Сэм вздохнул.

— Ладно, помогу. Скоро вернусь.

Кормак смотрел в спину удаляющемуся Сэму. Брат снова попытался вывести его из тени скорби. Такие же попытки предпринимали и остальные члены семьи. Они хотели, чтобы Кормак подвел черту под тем, что произошло, и продолжил жить как раньше. Но он не мог просто взять и выключить свое горе. Вот почему Кормак нечасто бывал в Калькарроне. Он знал, что его семья беспокоится за него, но не мог выносить их осторожные расспросы. Родственники вглядывались в Кормака, ища признаки того, что он преодолел владеющую им скорбь. Но Кормак знал, что уже никогда не станет прежним, и хотел, чтобы его близкие смирились с этим, как смирился он сам.

Перед глазами Кормака до сих пор стоял тот момент, когда его лучший друг упал замертво. Это воспоминание преследовало его. В тот день ему нельзя было раскисать — ради своих людей. Скрыв свою боль, он вывел взвод в безопасное место, а позднее доставил тело Дункана домой.

Кормак разработал стратегию преодоления терзавших его страданий. Хитрость заключалась в том, чтобы держать весь мир на расстоянии вытянутой руки и никого не впускать в свою душу.

Вот почему Милла вывела его из равновесия. Ее боязнь всего, что касалось свадеб, чем бы она ни была вызвана, пробудила в Кормаке желание защитить эту девушку. Боль, которую она пыталась скрыть, отвлекла его внимание от собственного бремени и заставила помочь Милле. Но каждый раз встречаясь с ней взглядом, Кормак страшился того, что она сумеет заглянуть в его душу.

Хотя Миллу никто не тревожил в студии, ее все равно отвлекали звуки, наполняющие этот огромный особняк, живущий кипучей, беспокойной жизнью. Отложив карандаш и альбом, Милла подошла к окну. Кормак оказался прав — день выдался погожим. Возможно, прогулка поможет немного отдохнуть.

Взяв куртку из своей комнаты, Милла прокралась по коридору и тихо спустилась по парадной лестнице. Из комнаты рядом с главным залом доносился голос Лили, разговаривающей по телефону. Из соседней комнаты слышалось несколько женских голосов — там Рози и ее подружки обсуждали подготовку к свадьбе. Милла, не желая ни с кем общаться, поспешно выскользнула в парадную дверь.

Снаружи в теплом воздухе стоял сладкий аромат влажной травы. Если бы не облака на небе, погоду можно было бы считать совсем замечательной. Милла направилась через широкую лужайку прочь от дома. Собаки подбежали, чтобы ее поприветствовать, а затем увязались за ней.

Пройдя парк, Милла пошагала по тропе, идущей вдоль озера к лесу, вдыхая всей грудью свежий воздух, слушая пение птиц и чувствуя, как исчезает не отпускавшее ее так долго напряжение.

Она наблюдала, как собаки рыщут в зарослях высоких папоротников и ежевики, ощущала тепло солнечного света, проникающего сквозь облака, и впервые с тех пор, как прибыла сюда, чувствовала себя счастливой.

Когда тропа спустилась к небольшому каменистому пляжу, собаки бросились в воду и начали резвиться у берега.

Милла прошла по камням к большому валуну, уселась на него и обвела взглядом окрестности. Отсюда было видно, насколько огромен Калькаррон‑Хаус. Перспектива стать однажды его владельцем, кажется, не вызывала у Кормака радости. Интересно, почему?

Внезапно над озером сквозь плотную облачность прорвался луч солнца, и Милла подумала о том, что нужно поскорее зарисовать это впечатляющее слияние света и ландшафта, прежде чем ветер снова нагонит облака.

Она похлопала себя по карманам и с удовлетворением обнаружила, что не забыла захватить с собой блокнот и карандаш. Открыв чистую страницу, Милла начала рисовать дом, озеро и горы в этом великолепном освещении.

К тому времени, когда она закончила, собаки уже задремали в тени. Милла не спешила возвращаться, наслаждаясь видом озера и переменчивого неба, но затем она почувствовала, что проголодалась. Положив в карман блокнот, Милла соскользнула с камня, поставив ноги на устойчивый валун под ним.

Собаки проснулись, вскарабкались к ней и, виляя хвостами, запрыгали рядом.

— Успокойтесь, глупые, а то я упаду…

Но было уже слишком поздно. Милла потеряла равновесие. Ее левая нога соскользнула, Милла завалилась на бок и, едва успев вскрикнуть от боли, рухнула на камни.

Шатер установили, и довольные рабочие решили устроить перерыв на чай. Кормак тоже собрался последовать их примеру, когда увидел своих собак, бегущих к нему по лужайке. Он нахмурился и посмотрел мимо них на тропу, ведущую в лес. Пару часов назад он видел, как Милла идет по ней вместе с собаками. Но сейчас ее не было видно.

Когда Тайлер подбежал к нему, Кормак погладил его большую черную голову, но собака отстранилась, обнюхала его руку и тихо заскулила. Кормак опустился на колени и почесал его за ухом.

— Что случилось, мальчик? Где Милла? Она идет за вами? Вы ее обогнали?

Тайлер тронул хозяина лапой и снова заскулил.

Кормак еще раз посмотрел через лужайку на тропу, тщетно выискивая взглядом ярко‑красную куртку Миллы.

Поднявшись на ноги, он вздохнул и сказал себе, что зря волнуется. Милла, вероятно, просто бездельничает у озера, но собака вела себя странно — достаточно странно, чтобы чувство долга заставило Кормака действовать. Он решил, что пойдет и проверит, где Милла. Если он увидит, что она возвращается, то просто повернет назад, и она не узнает, что он ее искал.

Вместе с собаками Кормак пересек лужайку и торопливо пошагал по тропе, но Миллы не было видно. Он попытался подсчитать, как далеко она могла уйти за пару часов, и понял, что, возможно, поиски могут затянуться.

Внезапно Кормак увидел ярко‑красное пятно. Он остановился и, сойдя с тропы, начал осторожно пробираться вдоль нее сквозь деревья и кусты. Кормак чувствовал себя нелепо из‑за того, что вот так скрывается от Миллы, но он не хотел, чтобы она неправильно истолковала его действия. Он всего лишь обеспокоен ее благополучием — не более того. Собаки вернулись без нее, что явно вызывало беспокойство. Любой гостеприимный хозяин в такой ситуации обязательно проверил бы, все ли в порядке с его гостем.

Когда Кормак приблизился к Милле, ему сначала показалось, что она присела на поваленное дерево, чтобы немного отдохнуть. Но, подойдя еще ближе, он увидел, что ее голова и левая рука окровавлены.

Недолго думая, он, позабыв про маскировку, бросился к ней, его сердце бешено колотилось.

— Милла! Вы в порядке? Что случилось?

При звуке его голоса она подняла взгляд.

— Я поскользнулась на камнях у края озера. — Она слабо улыбнулась. — Я очень рада вас видеть.

Кормак протянул руку к ее голове.

— Вы позволите?

Милла облизнула губы и кивнула.

Нежным движением он убрал волосы с ее лба. Там обнаружился синяк, но кожа не была повреждена. Должно быть, Милла испачкала лоб кровью, текущей из поврежденной руки. Кормак раскрыл ее ладонь и осмотрел порез.

— Наверно, сильно болит, но ничего страшного нет.

Милла вздрогнула.

— Знаю. «Это всего лишь царапина!» — помните, так заявил Черный рыцарь из комедии «Монти Пайтон и Священный Грааль», когда ему отрубили руку?

Кормак, не удержавшись, улыбнулся.

— Помню. А когда ему отрубили вторую руку, он воскликнул: «Это всего лишь небольшая рана!»

Милла негромко рассмеялась.

— Вам тоже нравится «Монти Пайтон»?

Ее глаза сияли нежным светом, а в голосе звучала теплота, которой Кормак прежде не замечал. Он почувствовал необъяснимое желание прикоснуться к лицу Миллы, заправить непослушную прядь ее волос за ухо, украшенное несколькими серьгами‑гвоздиками, которые казались Кормаку оскорблением совершенства. Поняв, что замечтался, он торопливо встал и сказал:

— Идемте! Нужно промыть и перевязать этот порез.

Милла медленно покачала головой.

— Я с трудом могу идти.

— Что вы имеете в виду?

— Я подвернула лодыжку, когда упала. Именно в этом моя проблема. Мне показалось, что я целую вечность ковыляла по этой тропе, но пришлось остановиться и отдохнуть, потому что нога очень болит.

Кормак вздохнул и предложил:

— Обхватите меня за шею.

— Вы собираетесь меня нести?

— Не вызывать же мне вертолет скорой помощи? Я могу нести вас, но вы должны держаться за меня.

— Хорошо, — неохотно ответила она, но ее руки обхватили его шею.

Он поднял Миллу. Она оказалась совсем не тяжелой и так естественно прижалась к груди Кормака, словно была рождена для его объятий.

Он перехватил ее поудобнее.

— Как вы?

— Нормально, — ответила она.

Их лица были всего в нескольких дюймах друг от друга, и на мгновение Кормак ощутил странное чувство. Он заставил себя устремить взгляд на тропу и пошагал вперед. Милла сжала его плечи тонкими пальцами. Ошеломленный, Кормак старался сосредоточиться на том, чтобы не споткнуться о вертящихся под ногами собак.

— Хорошо, что вы проходили мимо… — произнесла Милла.

Но Кормаку были ясны ее намерения. Она дала ему понять, что знала: он пойдет ее искать. Интересно, как ей всегда удавалось видеть его насквозь?

— Собаки вернулись без вас.

— Я не думала, что кто‑то заметил, как я ухожу.

Он покосился на нее.

— Вы шли по лужайке в ярко‑красной куртке. Вас трудно было не заметить.

— Ах да! Конечно!

Кормак шагал по лесу и чувствовал взгляд Миллы на своем лице.

— Вы сильный. Вы тренируетесь?

Он перешагнул через корень дерева.

— Я должен поддерживать форму… для моей работы.

— Да, верно, Сэм упомянул, что вы служите в армии.

— В инженерных войсках, — ответил Кормак, гадая, о чем еще наболтал Сэм.

— Значит, мне повезло, что… Могу ли я положить голову вам на грудь? Мне тяжело удерживать ее на весу.

Не дожидаясь ответа, Милла прислонилась головой к Кормаку. Ее мягкие волосы прижались к его щеке, а ее дыхание согревало его шею. Он поднял голову немного выше, приказывая себе игнорировать сенсорную перегрузку, которую испытывал сейчас из‑за Миллы О’Брайен.

Кормак почувствовал, что она улыбнулась.

— Я могла бы и сама догадаться, что вы привыкли командовать.

— Как?

— Когда вы приказали мне починить мое колесо в автомастерской, ваш голос звучал довольно властно.

Он попытался скрыть улыбку.

— Очень важно иметь рабочую запаску.

— Я знаю это. Мой отец — автомеханик.

Кормак засмеялся.

— Я не удивлен.

— Почему?

— Не многие девушки из тех, которых я знаю, могут так толково рассуждать о пневматических гайковертах.

Милла положила голову на грудь Кормака и сосредоточилась на его ритмичном шаге, чтобы отвлечься от боли в лодыжке. Надо же было так глупо упасть, потеряв равновесие! Теперь Бьюкенены, без сомнения, не позволят ей до выздоровления переехать в коттедж, и придется еще дольше пробыть в Калькаррон‑Хаус. Эта мысль вселяла в нее тревогу.

Ощущение тела Кормака рядом со своим телом привело Миллу в смятение. Но беспокоило ее и кое‑что еще. Увидев бегущего к ней Кормака, она почувствовала странное воодушевление. Он пришел, чтобы найти ее! А как он смотрел на нее! Едва Кормак взял Миллу на руки, она почувствовала глубокое удовлетворение. Разве Дэн когда‑нибудь заставлял ее так себя чувствовать?

Чтобы прервать вращение этих хаотичных мыслей в своем мозгу, Милла сказала:

— Спасибо, что прислали Сэма с дровами.

Кормак посмотрел на нее, затем снова перевел взгляд на тропу перед собой.

— Не за что. В студии было холодно — она не использовалась с тех пор, как мой дедушка умер…

Милла вспомнила о том, как после смерти матери несколько месяцев не могла решиться убрать ее мольберт с незаконченной картиной.

— Лили показывала мне некоторые работы вашего деда. Он был талантливым художником.

— Дедушка никогда так о себе не думал, но он любил рисовать.

Они вышли из‑под сени деревьев, и собаки побежали через лужайку к террасе, где, по‑видимому, Бьюкенены собрались на послеобеденный чай. Охваченная внезапным страхом, Милла подняла голову с плеча Кормака.

— Кор, мне не хочется, чтобы все начали суетиться из‑за моего падения, — я и так уже чувствую себя идиоткой. Нам обязательно идти этим путем, прямо на глазах у всех?

Едва фамильярное обращение «Кор» само сорвалось с языка Миллы, она мысленно отругала себя, гадая, обратил ли Кормак внимание на ее оговорку?

Он остановился и посмотрел на террасу, откуда Лили уже махала им рукой.

— Боюсь, незамеченными проскользнуть не получится. Нас уже увидели. 

Глава 5

Следующим утром Милла упросила Кормака, отправляющегося в Стратбурн ремонтировать водопровод, взять ее с собой. Он согласился, пообещав оставить Миллу одну и позже привезти ее вещи, если убедится, что она сможет справляться в коттедже без посторонней помощи.

Когда они подъехали к коттеджу, Милла, полная решимости доказать свою независимость, настояла на том, чтобы самой выйти из машины и дойти до дверей дома. Внутри она сразу же ощутила тот же покой и уют, что и в первое посещение Стратбурна. Войдя в студию, она поймала себя на том, что широко улыбается от радости.

Через несколько мгновений следом вошел Кормак. Странное выражение в его глазах смутило Миллу.

— Я поставил бутылки с водой на кухонный стол — это на случай, если вы захотите приготовить кофе, — сказал он. — Я буду наверху, у резервуара. Если понадоблюсь, ищите меня там.

Милла откинула волосы с лица и улыбнулась ему.

— Спасибо, но я сделаю все возможное, чтобы не нуждаться в вашей помощи, иначе вы не поверите, что я могу прекрасно справляться со всем сама.

Его взгляд задержался на ней на мгновение, а затем Кормак коротко улыбнулся.

— Все верно. Ну, тогда я пойду.

Он шагнул назад, затем повернулся и исчез за дверью.

Милла обрадовалась его уходу. Она открыла папку с фотографиями, сделанными в городе, и разложила снимки на скамейке, но изображения расплывались у нее перед глазами. Мысли снова обратились к Кормаку. Показалось ли ей, или она и в самом деле ему нравится? Не принимает ли она желаемое за действительное, поверив в собственную глупую фантазию?

Милла вздохнула, выбрала одну из фотографий и отложила остальные. Конечно, Кормак очень привлекательный, и им обоим нравится Монти Пайтон, но при этом он слишком отстраненный. Наверное, он не в восторге от того, что она гостит в Калькаррон‑Хаус, — уж очень легко Милла убедила его отвезти ее обратно в коттедж. Кормак не интересуется ею, и ей он тоже не интересен. Если получится доказать ему, что она не нуждается в помощи, можно будет наконец остаться в одиночестве в коттедже и не придется терпеть еще один семейный ужин с застольными разговорами о свадебных приготовлениях.

Следуя вдоль проложенной трубы, Кормак поднялся к резервуару для воды. Он решил, что исправит водопровод сегодня, сколько бы времени на это ни ушло, потому что тогда Милла сможет остаться в коттедже. Она этого хотела, и он тоже.

Кормаку вспомнилось, как этим утром он снова столкнулся с Миллой на кухне. Взъерошенные волосы обрамляли ее идеальное лицо, плотно запахнутый синий шелковый халат облегал высокую грудь и тонкую талию. Эта девушка вносила путаницу в его мысли. Как он ни пытался отгораживаться от нее, она все равно проникала ему в душу.

Бездонные глубины ее глаз… изгиб ее щеки… ее рот… ее улыбка. Кормак считал, что сможет устоять перед этим искушением, пока не принес Миллу на руках из леса в дом. Обняв его за шею и прижавшись к его груди головой, она разрушила баррикады вокруг его сердца и посеяла в нем семя желания, которое проклюнулось и теперь росло внутри, словно виноградная лоза.

Кормак не хотел желать недостижимого. Было бы так легко влюбиться в Миллу, но он не мог этого допустить. Она заслуживает настоящего героя, а Кормак стал угрюмым, циничным и мучился ночными кошмарами, которые заставляли его просыпаться дрожащим, в холодном поту.

К счастью, Милла, кажется, не замечает, какое оказывает на него влияние.

Кормак добрался до резервуара и погрузил руку в ледяную воду, чтобы проверить фильтр. Борьба с влечением к Милле была не единственной вещью, которая занимала его ум. Накануне вечером Аласдер Бьюкенен прозрачно намекнул на то, что все члены семьи должны принимать активное участие в жизни поместья. Нововведения, которые отец планировал ввести в Калькарроне, заинтересовали Кормака, но он не был готов покинуть армию. Ему хотелось доказать себе, что он может вернуться в боевую обстановку.

Кормак обнаружил причину отсутствия воды в коттедже — пучок овечьей шерсти, забивший трубу возле стыка на полпути вниз по склону, — должно быть, шерсть засосало в сливное отверстие через поврежденный фильтр в резервуаре. Позже фильтр надо будет сменить на новый, а пока Милла, как и хотела, сможет остаться в Стратбурне.

Когда Кормак вернулся в коттедж, его встретил опьяняющий аромат кофе.

— Привет! Милла, ты где?

Она появилась в дверях студии, одетая в просторную блузку, с кардиганом, повязанным вокруг бедер.

Кормак провел рукой по лбу и сообщил:

— Водопровод починен. Если вы считаете, что справитесь тут одна, я оставлю вас.

— Замечательная новость! — Милла нерешительно улыбнулась. — Я сварила кофе. Будете?

Кормак собрался ответить «нет», но вместо этого произнес:

— Да, с удовольствием!

Милла налила две кружки кофе, подала их Кормаку и предложила:

— Может, выйдем на улицу? Мне бы хотелось подышать свежим воздухом.

Она взяла со стола альбом для рисования, прошла на террасу и села на качели. Кормак проследовал за ней, удивляясь, почему согласился остаться.

Милла взяла кружку из его рук, он отвернулся, глотнул кофе и спросил:

— Ну и как у вас продвигается работа?

Она тяжело вздохнула.

— Честно говоря, у меня небольшой творческий кризис. Видите ли, я решила попробовать себя в новом жанре — урбанистической живописи, но теперь я не уверена, что выбрала верное направление, потому что, вообще‑то, по натуре я не городская, а сельская жительница. А тут еще поджимают сроки — до выставки осталось немного времени, и это давление только ухудшает ситуацию.

Кормак допил свой кофе и сказал:

— Простите, что мешаю вам. Я сейчас уйду, чтобы вы могли сконцентрироваться на работе.

— Нет! Пожалуйста, подождите! Я хочу показать вам кое‑что. Присядьте, прошу вас!

Он отставил в сторону свою кружку и опустился рядом с Миллой на качели.

Она открыла свой альбом, и Кормак сразу узнал на рисунке Калькаррон‑Хаус с его идеальными пропорциями, стоящий на фоне величественных холмов под небом, пронизанным лучами солнечного света. Это был простой карандашный набросок, но у Кормака от взгляда на него перехватило дыхание.

Он поднял глаза.

— Это прекрасно, Милла! Потрясающе!

Она улыбнулась.

— Вчера я сделала пять набросков и даже не заметила, как прошло целых два часа, потому что мне нравилось то, что я рисовала. Когда мой преподаватель посоветовал мне писать портреты в урбанистическом стиле, он был неправ. Я художник‑пейзажист. И всегда им была. Мне нужны красивые виды, оттенки и текстуры. — Милла пристально посмотрела на Кормака и коснулась его руки. — Проблема в том, что я не могу никуда добраться с поврежденной лодыжкой…

Он отдернул руку и поднялся на ноги.

— Ни за что! Я не возьму вас на безумное художественное сафари! Вы едва можете ходить, а мне еще нужно проследить за монтажом танцпола в шатре.

— Пожалуйста, Кор! Всего два часа вашего времени — это все, о чем я прошу. Если вы отвезете меня в красивые места здесь, в окрестностях, я быстро сделаю наброски, а после, обещаю, не побеспокою вас до конца моего пребывания здесь.

Он посмотрел на нее с недоверием и понял, что Милла не шутит.

— Нет! Мне некогда, и от ходьбы ваша лодыжка заболит сильнее.

Милла провела ладонью по своему альбому.

— Вам ведь нравится этот эскиз Калькаррон‑Хаус, не так ли? Что, если я увеличу масштаб картины? Вы сможете оставить ее себе, или, может быть, Рози захочет получить ее в качестве свадебного подарка.

На этот аргумент у Кормака не нашлось возражений. Такая картина станет для Рози идеальным подарком. Милла выложила козырного туза и выиграла.

Кормак взобрался на джипе в гору, выключил двигатель и поставил машину на ручник.

— Вот лучший в мире вид: озеро Калькаррон и горы, которые настолько древние, что не имеют возраста. Это мое самое любимое место на свете.

Милла резко вдохнула и сказала:

— Это именно то место, которое мне нужно. — Она отстегнула ремень безопасности. — Мне нужно выйти.

— Но как же ваша лодыжка?

— Я должна внимательно все рассмотреть.

Милла потянулась к трости, но Кормак, обойдя машину, подошел к пассажирской двери и заявил:

— Оставьте трость. В любом случае, от нее здесь не будет никакой пользы. Держитесь за меня!

Он заметил неуверенность, промелькнувшую во взгляде Миллы, когда она взяла его под руку, и, опасаясь, что его предложение будет неверно истолковано, преувеличенно беззаботным тоном спросил:

— Куда мы идем?

Милла указала на место неподалеку.

— Вон к тому большому валуну.

— Отлично!

Кормак осторожно провел ее сквозь заросли вереска. Там, где из‑за камней под ногами Милле было трудно идти, он нес ее на руках, чувствуя, как между его лопаток струится пот — не из‑за прилагаемых усилий, а из‑за того, что она так близко.

Прижав ладонь к валуну, на который присела, Милла задумалась. Сегодня, когда она и Кормак поднимались сюда, на вершину горы, на лице Кормака наконец засияла та же озорная улыбка, что и на старом фото с его другом. Кормак шутил, дурачился, делая вид, что теряет равновесие, и Милла от души смеялась вместе с ним. То, что они могли повеселиться вместе, стало для нее откровением, но одновременно и испугало ее. В любую минуту все могло выйти из‑под контроля. Фантазировать о поцелуе было достаточно безобидно, но нельзя было в реальности позволить себе полюбить Кормака, чтобы снова не страдать из‑за разбитого сердца. Сейчас больше, чем когда‑либо, нужно с головой уйти в работу, забыв про все остальное.

Милла решила, что начнет с того, что напишет любимое место Кормака. Он прав — от вида на озеро и горы захватывает дух. Едва Милла увидела этот скалистый хребет из гранита, она почувствовала прилив вдохновения.

Расстегнув молнию на сумке, Милла вытащила свой альбом.

— Я постараюсь сделать наброски быстро. Мне нравится это место. Думаю, вам приятно это слышать.

Кормак сел, прислонившись спиной к валуну.

— Именно это я скажу Рози, когда буду ей объяснять, почему ее танцпол еще не смонтирован.

Он откинул голову назад и закрыл глаза.

Милла пристально посмотрела на его лицо и открыла альбом.

— Рози простит вас, когда вы подарите ей на свадьбу картину с изображением Калькаррон‑Хаус.

Милла водила карандашом по бумаге, выделяя контуры, закрашивая тени, легкими быстрыми движениями прорисовывая траву. Она мысленно смешивала краски и делала заметки о том, какие оттенки следует использовать в картине: серые, лиловые, ярко‑желтые, переходящие в бледно‑золотой, насыщенные зеленые и темно‑коричневые. Милла работала быстро, понимая, что терпение Кормака может в любой момент иссякнуть.

Кормак исподтишка наблюдал за Миллой. Он знал, что ей нелегко было взобраться на вершину горы, и восхищался силой ее духа. Милла, казалось, целиком была поглощена рисованием. Наверное, в этот момент она была счастлива.

Кормак обвел взглядом окрестности и поймал себя на том, что невольно ищет: не притаились ли среди камней вражеские солдаты. Он опустил голову на руки и напомнил себе, что здесь нет врагов — только воспоминания.

В последний раз он был здесь с вдовой Дункана, Эммой, чтобы развеять пепел друга среди этих гор. Дункан тоже любил это место. В детстве они часто приходили сюда с родителями на пикники, а когда стали подростками, тайком попивали тут виски из фляжки, которую втихаря наполняли из графина отца Кормака. Спиртное развязывало им языки, но друзья и так никогда ничего не скрывали друг от друга. Именно тогда Кормак узнал, чего хотел Дункан…

Когда Милла наконец подняла глаза от альбома, она удивилась, увидев, что Кормак смотрит на нее.

— Что вы видите в этих скалах? — спросил он.

— Я вижу святилище — безопасное место, где можно спрятаться или укрыться. Я вижу историю — я чувствую силу, сотворившую эти камни. В трещинах и расселинах я вижу течение времени. Здесь присутствует богатая мозаика текстуры и цвета, которую я могу преувеличить до дерзкой абстракции… А что видите вы?

Кормак поднялся на ноги и потер затылок.

— Я вижу камни. Нам нужно идти.

Он протянул руку и помог Милле подняться.

Не удержавшись от желания, чтобы последнее слово осталось за ней, она добавила:

— Вы всегда можете увидеть больше, если захотите. Вам просто нужно открыть глаза пошире — вот и все.

Подъехав к коттеджу, Кормак помог Милле выйти из машины и проводил до двери.

— Вы по‑прежнему хотите остаться здесь?

— Да. Думаю, так будет лучше… Я хочу сказать, что мне нужно сосредоточиться на своей работе.

Он отступил назад.

— Я привезу ваши вещи из дома чуть позже, а заодно проверю, все ли у вас в порядке. — Кормак сунул руки в карманы. — У вас есть еда?

Милла улыбнулась.

— Да. Со мной все будет хорошо.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Кормак!

Он повернулся.

— Пожалуйста, поблагодарите вашу семью от моего имени за гостеприимство. Вы им объясните, почему я предпочитаю жить в коттедже?

— Конечно. Вы забываете, что мой дедушка был художником — они к этому привыкли.

Милла улыбнулась.

— И спасибо вам за все. Вы были очень… — она замолчала, не сумев подобрать нужных слов.

— И вы тоже были очень… — усмехнулся он в ответ. 

Глава 6

Кормак обвел взглядом студию на случай, если он что‑то пропустил, но Милла за время своего пребывания в Калькаррон‑Хаус использовала только несколько страниц в одном из альбомов для рисования, который оставила открытым на столе.

Кормак всмотрелся в незаконченный набросок лица мужчины. Глаза этого человека, несомненно, были полны задумчивости и печали — должно быть, это один из тех урбанистических портретов, о которых говорила Милла. Он провел пальцем по конверту, который держал в руках, а затем сунул его в альбом.

В студию вошла Рози, неся сумку и куртку Миллы.

— Это было несложно. Она даже не распаковала свои вещи.

— Ну, она ведь не собиралась оставаться тут надолго.

Кормак потянулся к сумке, но Рози остановила брата:

— Подожди секунду. Я хочу поговорить с тобой.

У него в голове прозвенел тревожный звонок.

— О чем?

— Ты только не ощетинивайся сразу, но вчера вечером за ужином я не могла не заметить, как ты смотришь на Миллу.

— Ты навоображала себе невесть что…

— Вовсе нет. Ты ведь мой брат, и я вижу тебя насквозь.

— Ради бога…

— Хватит меня перебивать! Я пытаюсь тебе кое‑что сказать.

Кормак знал, что Рози не отстанет от него, пока не выскажется.

— Ладно. Говори.

Он сложил руки на груди.

Рози подошла к книжному шкафу и взяла с полки снимок в серебряной рамке, который Кормак сразу узнал.

— Мне нравится это фото тебя и Дункана. Здесь ты выглядишь таким счастливым.

Кормак почувствовал, как сжалось сердце.

— К чему ты клонишь?

Рози поставила рамку обратно в шкаф.

— Больше всего на свете я хочу, чтобы ты снова был счастлив. Я хочу, чтобы рядом со мной был мой брат, а не эта тень, в которую ты превратился. Милла хорошая, но она кажется такой…

— Какой?

— Хрупкой. Не могу утверждать точно, но мне кажется, что именно в такую девушку ты мог бы влюбиться…

— С чего ты взяла? — с раздражением ответил Кормак. — Я не собираюсь ни в кого влюбляться, ты же знаешь. Если я и засматриваюсь на нее, то лишь потому, что она красивая — вот и все. — Он взял сумку и подошел к двери. — Мне нужно отвезти ее вещи. Увидимся позже.

Милла скрестила руки и окинула взглядом эскиз, над которым трудилась. Пол вокруг нее был усеян листами с другими набросками, на которых она пыталась запечатлеть скалы и небо. Обычно Милла редко пользовалась для рисования углем, но его резкие темные штрихи очень хорошо подходили для того, чтобы передать суровую красоту того уголка природы, который так любил Кормак.

Она приступила к новому наброску, но тут раздался громкий стук в дверь. Милла вспомнила, что Кормак обещал вернуться с ее вещами. Милла пригладила волосы и похромала к двери студии, но Кормак вошел сам, не дожидаясь, когда ему откроют. При виде него Милла почувствовала уже привычный трепет и прилив крови к щекам.

Чтобы скрыть свое смятение, она с ходу перешла в наступление.

— Я не слышала, как вы вошли в дом. Вы случайно не служили в спецподразделении?

Кормак криво улыбнулся.

— Я ведь постучал. Что касается спецподразделения. А вы сами, случайно, не оттуда? — Должно быть, Милла выглядела озадаченной, потому что он добавил: — Не хотите взглянуть на себя в зеркало?

Она посмотрела на свои руки и жилет.

— Я что, измазалась углем?

— Похоже, да. — Кормак подошел ближе и указал на сумку в руке. — Я привез ваши вещи, а в машине лежит альбом для рисования, который вы использовали в студии Калькаррон‑Хаус. Я не знал, понадобится он вам или нет…

Милла почувствовала легкую тревогу, вспомнив, что ее последний набросок в этом альбоме изображал…

— Вы заглядывали в него?

— Он лежал открытым. Я увидел пару грустных глаз.

Это был лишь незаконченный набросок, и Милле оставалось надеяться, что Кормак не узнает в нем себя.

Она отступила назад.

— Вы правы насчет грустных глаз. Я рада, что вернулась к пейзажам. — Милла улыбнулась, стараясь говорить беззаботным тоном. — Несмотря на это, я хотела бы, если возможно, сохранить этот альбом на память… Пойду умоюсь.

В ванной Милла посмотрела на свое отражение и рассмеялась. Она так перемазалась углем, что и в самом деле напоминала замаскировавшегося морского пехотинца в ходе секретной операции. В крошечной раковине отмыть такое не получится. Милла быстро приняла душ, надела чистые джинсы и блузку. Расчесав волосы, она попыталась собрать их в пучок. Руки не слушались. Перед глазами стояло лицо Кормака. Милла сделала глубокий вдох и заставила свои пальцы скрепить волосы заколкой.

Сегодня Кормак казался дружелюбнее, чем раньше, менее отстраненным. Он даже немного раскрылся перед ней. Но это ничего не значило, за исключением того, что, возможно, они теперь стали друзьями.

Милла заправила за ухо прядь волос, выбившуюся из заколки, и залепила порез на руке новым пластырем. Всего лишь небольшое повреждение — Кормак, должно быть, видел раны намного тяжелее. Она снова задалась вопросом, какая трагедия могла настолько изменить его, что об этом даже судачат местные жители. Сэм сказал, что его брат был в Афганистане… «Впрочем, это не мое дело, — сказала себе Милла. — Надо пойти поблагодарить Кормака за то, что он привез мои вещи».

Она нашла его в студии, разглядывающим разбросанные по полу эскизы. Едва Милла вошла, Кормак поднял глаза, и на секунду она снова увидела, что в его взгляде мелькнула тоска.

— Очень красиво нарисовано.

— Спасибо, но это пока лишь наброски… — Ощущая внезапную сухость во рту, Милла с трудом сглотнула. — Законченные работы будут написаны маслом на холсте.

Он улыбнулся.

— Мне кажется, эти рисунки сами по себе уже впечатляют.

— Спасибо.

Милла не понимала, почему улыбка Кормака заставила ее покраснеть, но под его взглядом она смутилась.

— Как ваша нога?

Милла пожала плечами.

— Честно говоря, она меня не беспокоит, но когда работаю, я обычно ничего не замечаю. Кажется, немного болит. Я провела на ногах пару часов.

— Не пару часов, а куда больше. Уже восьмой час вечера.

— Вы шутите?

— Нет! — Кормак нахмурился. — Вы что‑нибудь ели с тех пор, как я вас тут оставил?

— Нет. Я собиралась, но…

Он раздраженно поджал губы.

— Вы совсем как мой дедушка. Тот тоже забывал обо всем, когда рисовал. Вам нужно поесть и отдохнуть.

— Я знаю, но до выставки осталось так мало времени, и из‑за этого я очень нервничаю. Это заставляет меня вести себя…

— Глупо! Вот то слово, которое вы ищете.

— А вы разве никогда не ведете себя глупо?! — с негодованием воскликнула Милла.

Он пристально посмотрел на нее, его недовольный взгляд смягчился.

— Я этого не утверждаю. Но если вы собираетесь остаться здесь, вам нужно заботиться о себе. Таковы были условия нашей сделки, помните? — Кормак неожиданно расплылся в улыбке. — У вас найдется коробка кукурузных хлопьев?

Милла рассмеялась.

— Вообще‑то, нет. Я собиралась закупить продукты на следующий день после приезда, но потом возникли проблемы с водопроводом…

Пару мгновений Кормак пристально смотрел на Миллу, а затем заявил:

— Я не дам вам умереть от голода у меня на глазах. Я отвезу вас поужинать. — Должно быть, он прочитал ее мысли, потому что добавил: — Не волнуйтесь, мы поедем не в Калькаррон‑Хаус.

Милла застыла в замешательстве. Это будет свидание? Она посмотрела на Кормака. Тот выглядел расслабленным, словно просто собирался перекусить с другом. Значит, не свидание. Вот и хорошо!

Кормак привез Миллу в ресторан «Пирс», расположенный на берегу морского залива неподалеку от старой коптильни, объяснив, что здесь подают лучшие копченые морепродукты в Шотландии.

Простота узкого строения из потемневшего от времени дерева компенсировалась современной вывеской и изысканными металлическими вазонами с декоративными растениями. Через окна Милла увидела красные клетчатые скатерти и зажженные свечи на столах. Такое место очень подошло бы для свидания, но Милла напомнила себе, что у них с Кормаком всего лишь дружеский ужин.

Внутри все места, казалось, были заняты. Милла даже подумала, что придется подождать, но Кормак, похоже, был знаком с владельцем ресторана, потому что спустя несколько секунд их усадили за угловой столик рядом с окном. Пока официант суетился, наполняя стаканы ледяной водой, Милла посмотрела на Кормака. Тот поймал ее взгляд и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, а затем, чтобы чем‑то себя занять, сняла кардиган и повесила его на спинку стула.

Когда официант вернулся и протянул Милле меню, она вздохнула с облегчением. Поднеся меню к лицу и сделав вид, что читает, она украдкой осмотрела зал. Да, в этом ресторане была очень романтическая обстановка. Собравшись с духом, Милла слегка опустила меню и рискнула взглянуть на сидящего напротив Кормака. Закатное солнце, сияющее через окно, позолотило его кожу своими лучами, зажгло янтарные искры в его глазах. Просматривая меню, Кормак рассеянно провел большим пальцем по нижней губе, и у Миллы перехватило дыхание.

Словно почувствовав ее взгляд, Кормак поднял голову и вопросительно посмотрел на Миллу. Она быстро улыбнулась и снова притворилась, что изучает меню.

— Вы уже выбрали, что закажете?

— Я… я решила, что попрошу вас порекомендовать мне что‑нибудь.

Не могла же она признаться ему, что не прочитала в меню ни слова.

— Хорошо… Что вы выберете: трепанга или лосося горячего копчения?

Она улыбнулась, благодарная за его ненавязчивый юмор.

— Хм… трепанг, конечно, звучит заманчиво, но, думаю, рискну заказать лосося.

Официант принял заказ и удалился.

Милла посмотрела через окно на залив, гадая, о чем за столом зайдет разговор. Одно дело — болтать, раскатывая по сельской местности в поисках пейзажей для рисования, и совсем другое — сидеть при свечах напротив друг друга в ресторане.

— Итак, это лучше, чем кукурузные хлопья? — спросил Кормак.

В его глазах на мгновение мелькнула неуверенность. Может быть, он тоже чувствовал странность ситуации.

Милла улыбнулась.

— Определенно лучше, чем кукурузные хлопья, но, боюсь, вашей семье будет недоставать вас за ужином.

Он сделал глоток воды.

— Все будет хорошо. Вы не единственная, кто не желает слушать разговоры о том, как рассадить гостей и какой букет выбрать для невесты.

Милла почувствовала, что краснеет, и посмотрела на свой стакан.

— Я нахожу все это…

— Помню.

Кормак пристально смотрел на нее, и любопытство в его глазах только усиливало ее волнение. Она не хотела рассказывать о своем прошлом, но, с другой стороны, узнав, в чем причина ее негативного отношении к свадьбам, он, возможно, поможет ей избежать дальнейших приглашений в Калькаррон‑Хаус.

Она облизнула губы.

— Вам интересно, почему я не люблю все, что связано со свадьбами, не так ли?

Кормак покачал головой.

— Это не мое дело.

Милла отвела взгляд и посмотрела на залив.

— Я была помолвлена и занималась организацией своей свадьбы, когда мой жених разорвал помолвку.

— Мне жаль это слышать. Вам пришлось нелегко.

От звучавшего в его голосе участия на глазах Миллы чуть не выступили слезы, но ей уже было наплевать. Теперь ей хотелось, чтобы Кормак знал все.

— Дэн работал в Берлине, когда встретил другую женщину, которую полюбил больше, чем меня.

Кормак сидел молча.

Милле удалось улыбнуться.

— Может быть, это даже к лучшему. Я имею в виду, что, по крайней мере, он бросил меня до того, как мы поженились.

— Может быть, но боль всегда остается болью, когда бы она ни возникла.

Милла отпила немного воды.

— Разрыв с Дэном выбил меня из колеи, привел к творческому кризису. Вот почему я здесь. Мой преподаватель предложил мне пожить в Стратбурне, сказал, что это поможет.

Кормак криво улыбнулся.

— Да уж, помогло. Поломка водопровода, вывихнутая лодыжка, серьезный случай свадебной лихорадки. Если бы я знал обо всем этом раньше…

— Ничего бы не изменилось. Вы ведь не могли на это повлиять.

Он так внимательно смотрел на нее, что Милла обрадовалась, когда подошел официант, принесший заказанные блюда…

Всю обратную дорогу Кормак молчал. Лишь подъехав к коттеджу, он произнес:

— Я помогу вам дойти до двери.

— Спасибо, — ответила Милла.

Возможно, ужин с ней в ресторане был ошибкой. Кормак не планировал ничего подобного — все произошло словно само собой, между ним и Миллой что‑то неуловимо изменилось, и теперь он не знал, как вернуться к их прежним отношениям.

Порадовавшись тому, что в темноте Милла не видит его лица, он отстегнул ремень безопасности.

Кормак помог Милле войти в коттедж, включил свет и уже собрался ретироваться, но она смотрела на него, наморщив лоб, как будто пыталась что‑то придумать.

Он провел рукой по волосам.

— Перед уходом проверю водяные фильтры.

Она мягко улыбнулась.

— Спасибо, но я не хочу вас задерживать. Сегодня вы и так уже много сделали для меня.

— Это займет всего пару минут, — сказал Кормак и направился на кухню.

Когда он вернулся, Милла держала конверт, который Кормак ранее сунул в ее альбом для рисования, и на ее лице играла улыбка.

— Я только что нашла эти фотографии окрестных пейзажей. — Она подошла ближе. — Вы сняли их для меня? Спасибо! Это так мило с вашей стороны.

Ее улыбка согрела его, и он внезапно почувствовал себя лучше.

— Вам сейчас тяжело с больной ногой взбираться на горы…

— К счастью, это временно. Когда поправлюсь, меня уже ничто не остановит.

Свет, сияющий в глазах Миллы, завораживал Кормака.

Он сглотнул.

— Мне пора уходить.

Она кивнула.

— Я провожу вас.

Выйдя на террасу, она подняла лицо к небу.

— Так много звезд! В Лондоне они никогда не кажутся такими яркими…

— Это из‑за светового загрязнения. — Кормак запрокинул голову и посмотрел вверх. — В пустыне звезды тоже выглядят потрясающе…

— О боже! — Милла повернулась к нему. — Вы это видели?

— Что?

— Зеленую вспышку. — Она бросила на него игривый взгляд. — Полагаю, это высадился марсианский десант.

Кормак невольно рассмеялся.

— Не хочется вас разочаровывать, но, вероятно, это начинается северное сияние. Повремените возвращаться в дом. Вам понравится это зрелище.

Ветер усилился, и Кормак заметил, что Милла плотнее запахнула кардиган.

— Я никогда прежде не видела северного сияния. Но было бы неплохо полюбоваться им в компании. Вы не задержитесь ненадолго?

Не в силах отвести взгляд от ее губ, Кормак почувствовал, как его плечи напряглись от нерешительности. Он знал, что ему пора, но наконец неловкость между ним и Миллой исчезла, так что, возможно, не будет никакого вреда от того, что он вместе с ней посмотрит на северное сияние. Тем более оно для Миллы в новинку.

Кормак облизнул губы и ответил:

— Конечно. Почему бы и нет?

Ее лицо просветлело.

— Хотите выпить? У меня есть виски — разумеется, ирландское, но я никому не скажу.

Он улыбнулся.

— Ирландское? Звучит отлично.

— Слахн‑ча! — по‑ирландски произнес заздравный тост Кормак.

Милла, сидящая на диване‑качелях, улыбнулась и отозвалась на родном языке:

— Слахн‑ча ху‑гехт! И за ваше здоровье тоже!

Кормак сделал глоток, почувствовал, как виски обожгло горло, а затем присел на край террасы и, глядя в небо, задумался над тем, какую безопасную тему выбрать для разговора.

— Где вы родились?

Милла, завернутая в принесенное им одеяло, ответила:

— В Голуэе. Моя семья по‑прежнему там живет, а я уже давно перебралась в Лондон. А что насчет вас? Где вы сейчас живете?

Кормак мысленно выругался. Он не хотел говорить об армии, но было уже поздно отступать.

— Я служу в штаб‑квартире Корпуса королевских инженеров в Чатеме.

— Вам там нравится?

— Вообще‑то, нет.

— Тогда почему…

— Я думал, вы хотели посмотреть на северное сияние, — перебил настойчивую собеседницу Кормак.

— Я могу одновременно наблюдать за небом и беседовать — это называется многозадачностью. Кроме того, вы сами начали этот разговор.

Он вздохнул.

— Я служу в Чатеме, потому что моя командировка подошла к концу.

— Ваша командировка?

— Нас отправляют за границу на некоторое время, а затем мы возвращаемся на базу.

— А вы предпочитаете командировки?

Кормак вспомнил свой стол в офисе, заваленный бумагами.

— Конечно. Только тогда мы делаем настоящую работу и можем менять ситуацию к лучшему.

— А куда вас отправляли в командировки?

Кормак стиснул зубы, недовольный тем, что упрямица продолжала свои расспросы.

— На Балканы, в Ирак… в Афганистан.

— А куда вы отправитесь потом?

Сердце Кормака словно сжала ледяная рука. Он посмотрел на полярное сияние, уже играющее в небе, и поднялся на ноги.

— Еще не известно… Что‑то мне захотелось пить. Вам принести воды?

На кухне Кормак наполнил два стакана водой из‑под крана. Вернувшись на террасу, он протянул Милле стакан и снова поднял глаза к небу.

— Ваш жених тоже был художником?

Она немного помолчала, а затем ответила:

— Да, но я не хочу говорить о Дэниеле.

— Простите.

— Вам не нужно извиняться. Я больше не люблю Дэна. Просто мне нужно вылечить свою раненую гордость.

— Для меня это звучит как бравада.

Милла рассмеялась.

— То, что не убивает, делает тебя сильнее.

Ее слова показались Кормаку неискренними, но он все равно улыбнулся.

Она встала и прихрамывая подошла к нему.

— Знаете, когда мы впервые с вами встретились, вы были другим.

— Другим?

— Менее приветливым и чопорным.

— Чопорным?

Кормак потер ладонью затылок.

— Может, это потому, что вы были такой колючей?

Пришел черед Миллы удивиться.

— «Колючей»? Так вот как вы обо мне подумали?

Он улыбнулся.

— Я всего лишь пытался помочь вам сменить колесо, а вы начали палить в меня из всех пистолетов.

— Но ведь вы даже не представились и вели себя так отчужденно… Вы сами виноваты, — со смехом в голосе ответила Милла.

Кормак пожал плечами.

— Признаю, что не силен в светской болтовне, но я умею слушать собеседника, а еще замечаю некоторые вещи.

— Какие?

— Например, полярное сияние. Вам стоит посмотреть вверх.

Представление было в полном разгаре — в небе пульсировали и мерцали светящиеся изумрудно‑зеленые шторы. Время словно остановилось, и на мгновение Кормаку показалось, что, кроме него и Миллы, на свете больше никого не осталось.

— Это прекрасно, Кор, не правда ли? — произнесла Милла прерывающимся от волнения голосом.

Она продолжала называть его «Кор», и это обращение так нежно звучало в ее устах. Он посмотрел на ее лицо, на играющую на губах улыбку. Милла вся словно сияла, и Кормак ощутил непреодолимое желание прикоснуться к ней.

— Изумительно, — прошептал он.

Милла, словно почувствовав, что он не смотрит на небо, повернулась. Их взгляды встретились.

— Вы ведь имели в виду полярное сияние, верно?

Кормак замялся, любуясь отражением танцующих небесных огней в ее глазах, и вдруг, сам не зная почему, откровенно признался:

— Я имел в виду вас.

Во взгляде Миллы он прочел что‑то, напоминающее приглашение.

Кормак поднял руку и осторожно провел пальцами по ее щеке. Когда еще одна вспышка осветила небо над их головами, он, не в силах остановиться, придвинулся ближе и бесконечно медленно приблизил свое лицо к ее лицу. Когда их губы соприкоснулись, Кормак почувствовал, как Милла подалась ему навстречу. Она тоже хотела его, и осознание этого наполнило его радостью. Кормак обнял ее.

Он не хотел, чтобы это произошло, но теперь, когда Милла была в его объятиях, все вышло из‑под контроля. Никогда прежде он не целовал такой красивый рот, не касался такой белоснежной кожи. Кормак вытащил заколку из мягких волос Миллы и запустил в них пальцы.

Чувствуя, что в любой момент может утратить самообладание, он внезапно отстранился, затаив дыхание. Пока еще можно было уйти, но глаза Миллы, затуманенные от желания, не отпускали его. Кормак подхватил ее на руки и уложил на качели.

Когда он положил руку ей на бедро и властно притянул к себе ее ногу, Милла тихо ахнула ему в шею. А потом его губы снова коснулись ее губ, и Кормаку показалось, что сейчас они сольются в единое целое, движимые физическим влечением и какими‑то другими, совершенно невыразимыми, эмоциями. Отчаянно пытаясь коснуться ее обнаженного тела, Кормак сорвал кардиган с плеч Миллы, но тут же замер.

Что он делает? Он ведь не имеет права быть счастливым, не заслуживает этой красивой девушки!

— Что случилось? — голос Миллы звучал хрипло от переполнявшего ее желания.

Кормак отвернулся, а затем вскочил с дивана.

— Я не могу.

Она ошеломленно посмотрела на него.

— В чем дело?

Он покачал головой и шагнул назад.

— Это ошибка. Я не должен был оставаться.

Милла тоже встала с дивана и осторожно шагнула к нему.

— Я сделала что‑то неправильно?

Кормака захлестнула волна боли.

— Нет, вы ни при чем, Милла. Это моя вина. Простите.

Он повернулся и быстро пошел к машине.

— Такой поцелуй нельзя считать ошибкой, Кормак! — крикнула ему вслед Милла.

Он на мгновение замер, а затем, боясь передумать, сел в свой джип, завел мотор и выжал педаль газа. 

Глава 7

Следующим утром Милла услышала звук приближающегося автомобиля, и ее сердце забилось быстрее. Когда знакомый джип подъехал к коттеджу, Милла увидела, что за рулем сидит брат Кормака. Она испытала одновременно облегчение и разочарование.

Припарковавшись, Сэм выпрыгнул из кабины и поспешил к ней.

— Привет! Как ваша нога?

Милла улыбнулась.

— Гораздо лучше, спасибо. Сегодня я почти не хромаю.

— Это хорошо. — Сэм внезапно посерьезнел. — Извините, что побеспокоил вас, но некто по имени Дэниел Колдер‑Джонс позвонил сегодня в Калькаррон‑Хаус и заявил, что ему срочно необходимо с вами поговорить.

Она ощутила, как кровь отхлынула от лица.

— Дэниел?

Сэм кивнул.

— Да. Я сказал ему, что отправлюсь за вами. Он хочет, чтобы вы перезвонили ему прямо сейчас.

Милла не желала общаться с Дэном, но сердце тревожно забилось. А вдруг что‑нибудь случилось с ее родными? Она тут же отмела этот вариант. В таком случае позвонил бы ее отец или один из ее братьев, ведь у них имелся телефонный номер Калькаррон‑Хаус. Нет, Дэн звонил по другому поводу. Наверное, из‑за какого‑нибудь пустяка, кажущегося ему настоящей катастрофой.

Милла почувствовала раздражение. Но затем подумала, что если сейчас отправится вместе с Сэмом, то сможет забрать свой автомобиль, который остался в Калькаррон‑Хаус. Только бы не столкнуться нос к носу с Кормаком!

Она посмотрела на Сэма и нахмурилась.

— Ладно. Полагаю, мне лучше поехать с вами.

Кормак, тщательно осмотрев смонтированный танцпол и не найдя в нем изъянов, решил проверить генератор для установленного наружного освещения. Необходимо было сосредоточиться на чем‑то, чтобы держать свои мысли в узде.

Прошлой ночью он сначала мучился бессонницей, а затем ему снились кошмары. Нельзя было целовать Миллу; нельзя было даже помыслить о том, чтобы в нее влюбиться. Но хуже всего было то, что она, как оказалось, к нему небезразлична.

Кормак не мог позволить ей полюбить его. Ему нечего было дать Милле. А кроме того, он собирался снова отправиться в действующие войска, и если его убьют, как Дункана, она останется одна, как это случилось с Эммой. Он не мог так поступить. Милла и так была уже предана своим женихом.

Кормак краем глаза заметил, как к парадному крыльцу подъехал джип, и уже собрался окликнуть Сэма, но увидел, что брат, выйдя из машины, открыл пассажирскую дверь. Когда из нее вышла Милла, сердце Кормака бешено забилось. Зачем она приехала?

Словно почувствовав, что на нее смотрят, Милла подняла глаза, посмотрела на Кормака долгим взглядом, а затем отвернулась и последовала за Сэмом в дом.

Кормак успел заметить тени, залегшие под ее глазами, бледность ее кожи. Это по его вине. Он причинил Милле боль, и мысль об этом казалась невыносимой.

Кормак провел руками по волосам. Он думал, что залатал свои доспехи и ожесточил свое сердце, но, увидев Миллу в таком виде, он впал в смятение.

Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, Кормак направился к сараю, где был установлен генератор. Но, сделав несколько шагов, он повернулся и пошел обратно к дому.

* * *

Милла посмотрела на телефонный номер, записанный в блокноте. Что бы ни случилось, Дэн, очевидно, все еще находился в Берлине. Она тяжело вздохнула и сняла трубку.

Когда Дэн ответил на звонок, его голос звучал низко и томно.

— Милла, детка, с какой стати ты похоронила себя в глуши? Мне понадобилась целая вечность, чтобы разыскать тебя.

Судя по всему, ничего страшного не произошло.

— По какому поводу такая срочность, Дэн?

— Ты, как всегда, сразу переходишь к делу! Я тут все обдумал и понял, что скучаю по тебе. Очень сильно.

Уж это Милла точно не ожидала услышать.

— Ты скучаешь по мне?!

— Не могу перестать думать о твоем прекрасном лице. Ты — моя тихая гавань в бурном море, помнишь?

Милла не верила своим ушам.

— Я помню, как ты навсегда отчалил из этой «маленькой гавани».

— Понимаю, что ты злишься, но мы помиримся.

— А куда же делась Мария?

В трубке наступила долгая тишина, затем Дэн ответил:

— Она ушла.

— Вот как! Полагаю, это случилось, когда ты сообщил ей о том, как сильно по мне скучаешь?

— Не будь такой…

— Какой? Я всего лишь пытаюсь разобраться в случившемся.

— Детка, пожалуйста, прости меня. Я совершил огромную ошибку, но я хочу увидеть тебя. Я приеду в Шотландию в эти выходные.

Перед глазами Миллы возникло лицо Дэна: голубые глаза, темные ресницы, орлиный нос. Она вспомнила, какую радость испытала, когда Дэн сделал ей предложение, вспомнила, как обручальное кольцо блестело на ее пальце, но не смогла вспомнить, почему это так много для нее значило. Ее мысли обратились к Кормаку. Если бы он не сбежал прошлой ночью, перезвонила бы она Дэну вообще?

— Пожалуйста, Милла! Дай мне еще один шанс!

Она медленно покачала головой, хотя знала, что Дэн не может этого видеть.

— В этом нет смысла.

— Почему?

— Потому что я больше не люблю тебя.

— Хочешь сказать, уже слишком поздно?

Даже дрожь в его голосе не тронула Миллу.

— Да. До свидания, Дэн.

Она положила трубку, наклонилась над столом и обхватила голову руками. Милла вовсе не сожалела о том, что отказала Дэну, — наоборот, она испытала огромное облегчение.

Услышав чьи‑то шаги, она подняла глаза. Вошел Кормак и замер на пороге. Их взгляды встретились.

— Извините, я не знал, что вы здесь.

Сердце Миллы билось о ребра. Изо всех сил стараясь, чтобы ее голос не дрожал, она ответила:

— Не беспокойтесь. Я уже ухожу.

Встав из‑за стола, Милла шагнула к двери, но Кормак почему‑то не отошел в сторону, чтобы пропустить ее.

Он стоял перед Миллой и смотрел на нее мрачными глазами.

— Я… Все в порядке?

Она вскинула подбородок, стараясь говорить спокойно и размеренно.

— Все отлично, спасибо, за исключением того, что вы не даете мне пройти.

Он открыл рот, как будто собирался что‑то сказать, но затем молча отступил. Проходя мимо, Милла почувствовала его запах, который вызвал воспоминания о вчерашнем поцелуе и восхитительном жаре тела Кормака, прижимающегося к ее телу. У Миллы закружилась голова. Больше всего на свете сейчас хотелось остановиться и потребовать объяснений, но вместо этого Милла, не оглядываясь, вышла из комнаты.

Кормак прислонился к стене и закрыл глаза. Он должен был что‑то сказать Милле, но не нашел правильных слов, и тогда она попросила его отойти от двери, а он отпустил ее.

Аромат ее духов еще витал в комнате, кружа голову Кормаку, так что он не мог вспомнить, зачем пришел в кабинет — кажется, по какому‑то поводу, связанному с арендованным генератором.

Он подошел к столу и опустился на стул. Ему нужно было сосредоточиться. Теперь Кормак вспомнил: он собирался перечитать договор об аренде.

Потянувшись к стопке бумаг на столе, Кормак заметил лежащий у телефона открытый блокнот. На странице был написан телефонный номер и имя — Дэниел Колдер‑Джонс. Это ведь бывший жених Миллы!

Он не смел претендовать на эту девушку, особенно после прошлой ночи, но, увидев, что она разговаривала с Дэниелом, Кормак почувствовал себя так, будто ему в сердце вонзили нож. Милла сказала, что у них с Дэниелем все кончено, так почему она звонит ему?

Он снова посмотрел на телефонный номер и заметил, что тот написан рукой Сэма. Возможно, брат в курсе, что происходит.

Кормак нашел Сэма в свадебном шатре, хмуро разглядывающим содержимое небольшой коробки.

— Думаю, это не то, что мы заказывали.

— Посмотри, есть ли накладная? Если произошла ошибка, я позвоню и товар заменят. Так что не паникуй.

Сэм улыбнулся.

— Мне‑то что. Это Рози впадет в панику. — Он прищурился и прочел надпись на коробке. — Я даже не знаю, что такое «пакеты из органзы».

— Это пакеты для подарков гостям на свадьбе. — Несмотря на мрачное настроение, насмешливый взгляд Сэма заставил Кормака улыбнуться. — Утром перед свадьбой Дункана мне пришлось разложить в сотню таких пакетов по бутылке виски, потому что кто‑то забыл это сделать.

Он провел рукой по горизонтальной опоре, делая вид, что проверяет ее на устойчивость.

— Кстати, что случилось с Миллой этим утром?

Сэм вопросительно поднял брови.

— Выйдя из машины, вы чуть не бегом направились в дом, словно вам поджаривали пятки.

— А, ты об этом! — Сэм усмехнулся. — Я не особо в курсе. Знаю только, что какой‑то Дэниел, по‑видимому бывший жених Миллы, позвонил сегодня утром и заявил, что ему нужно срочно с ней поговорить. Я сказал ему, что она в коттедже, и он спросил меня, могу ли я за ней съездить.

Сэм обнаружил внутри коробки накладную и начал внимательно ее изучать.

— А потом? — нетерпеливо спросил Кормак.

— Потом я оставил Миллу в офисе, чтобы она могла перезвонить этому Дэниелу. Вот и все. После этого я больше ее не видел. Она взяла свою машину и уехала. — Сэм поднял голову, в его глазах мелькнуло любопытство. — Почему ты так заинтересовался Миллой?

— С чего ты это взял? Просто меня удивило то, как вы торопились, — вот и все. — Кормак указал на коробку в руке Сэма. — Дай ее мне. Пойду проверю, не напутали ли с этим заказом.

Кормак посмотрел на электрика и его помощника, которые балансировали на лестницах, развешивая под потолком шатра сетку из светодиодных гирлянд. Сначала он помогал рабочим, но дальше они смогут справиться и без него.

Кормак вышел из шатра и пошел по узкой тропинке к берегу озера. У кромки воды он присел на корточки, набрал в горсть плоских камней и начал ловко пускать «блинчики» по темной воде. Считая, сколько раз камень подпрыгнет над поверхностью озера, Кормак подумал о Дункане, о давних летних днях, когда они соревновались в этой забаве. Но те времена уже прошли.

Он повернулся, чтобы посмотреть на холмы. Отсюда не был виден коттедж, но при мысли, что там находится Милла, сердце Кормака забилось быстрее. Он вздрогнул, вспомнив холодный свет в ее глазах, за которыми скрывалась боль, которую Милла конечно же почувствовала. Если бы только она знала, что Кормак не хотел ее ранить! Почему он не сказал ей об этом, когда они столкнулись в кабинете, почему не смог подобрать правильные слова? Выслушает ли его Милла, если он попытается с ней объясниться?

Кормак швырнул камень в воду. В голове всплыло имя — Дэниел Колдер‑Джонс. Сама мысль о бывшем женихе Миллы выворачивала Кормака наизнанку. Почему? Он знаком с Миллой всего несколько дней, но она заставляет его испытывать чувства, которые он не может себе позволить. Как так получается, что он скучает по женщине, которую едва знает? Скучает по ее милой улыбке и озорным глазам, по ее запаху и тихому звуку ее дыхания. «Такой поцелуй нельзя считать ошибкой, Кормак!» — крикнула ему вчера Милла. И он был с ней согласен. 

Глава 8

Кормак слез с квадроцикла и ступил на террасу перед коттеджем. Вокруг царила тишина. Машина Миллы стояла припаркованная неподалеку. Значит, ее хозяйка дома. Немного поколебавшись, Кормак постучал, но ему никто не открыл. Он постучал громче, но внутри не было слышно ни звука. Он толкнул дверь. Та оказалась не заперта.

— Милла?

Кормак вошел внутрь и снова позвал:

— Милла!

Наверное, она поглощена работой и не слышит его. Он подошел к двери студии, открыл ее и на мгновение ошеломленно замер, глядя на огромную картину, стоящую на мольберте. Это был потрясающий пейзаж, вовсе не похожий на пастораль. Вчера Милла сказала, что окончательные варианты ее работ будут выполнены маслом, но Кормак даже не представлял себе, как они будут выглядеть. Картина перед ним походила на батальную сцену — зловещую и странно грубую. Возможно, такое ощущение возникало из‑за еще не высохшей краски, влажные красные мазки которой напоминали открытые раны.

Он отвел глаза и оглядел тихую студию. Палитра, которой пользовалась Милла, лежала на скамейке, на полу валялась испачканная краской кисть.

Кормак в оцепенении вышел на террасу. Картина Миллы глубоко повлияла на него. Это было яркое напоминание о боли, которую он пытался похоронить глубоко в своем сердце, но не мог. Кормак ходил взад‑вперед по террасе, терзаемый путаницей невыносимых образов, пока пронзительный крик птицы не вернул его в действительность.

Кормак сел на край качелей, поднял лицо к небу и тут вспомнил, что этим утром Милла вошла в Калькаррон‑Хаус почти без хромоты. Если ее нога почти выздоровела и Милла отправилась гулять, он точно знал, где ее искать…

* * *

Она была там, на его любимом месте, — сидела на валуне, а рядом лежал ее блокнот.

— Милла!

Она не пошевелилась. Может, спала?

Кормак подошел ближе и снова окликнул ее.

Испуганно обернувшись, Милла вскочила на ноги. Ветер швырнул пряди волос ей в лицо, она отбросила их, а затем пристально посмотрела на Кормака холодным взглядом зеленых глаз.

— Извините, если напугал вас… Я подумал, что найду вас здесь.

Она сунула руки в карманы.

— Так вы теперь детектив? Что вам нужно?

Он не удивился такой неприветливости, так как ожидал, что Милла займет оборонительную позицию.

— Я… хочу извиниться за вчерашнее. — Кормак нерешительно облизнул губы. — Прошу, дайте мне шанс объясниться…

Она отвернулась.

— Ни к чему. Вы начали меня целовать, а потом передумали. Что тут объяснять? Мне бы хотелось, чтобы вы оставили меня одну.

Кормак стиснул зубы, напомнив себе, что виноват и должен загладить причиненную боль.

Он ласково коснулся руки Миллы.

— Посмотрите на меня, пожалуйста.

Она медленно повернулась и подняла на него блестящие от слез глаза.

— Не плачьте. — Кормак вытер большими пальцами мокрые дорожки на ее щеках. — Вы не так все поняли. Когда я начал вас целовать, я вовсе не передумал, а наоборот, чуть совсем не потерял голову…

— Не понимаю…

Заметив смущение и надежду, промелькнувшие во взгляде Миллы, Кормак, не в силах сдержаться, притянул ее к себе. Ему хотелось поцеловать ее, как он сделал раньше, но это было бы ошибкой. Нельзя ее повторить. С неохотой он отпустил Миллу и шагнул назад.

— Нам нужно поговорить, и тогда вы все поймете.

Пригласив ее жестом снова сесть, он опустился рядом с ней на валун, глубоко вздохнул и произнес:

— Год назад я потерял своего лучшего друга…

Едва эти слова сорвались с его губ, Кормак удивился, осознав, что уже целый год его терзает безжалостная боль потери.

Милла ничего не сказала, но погладила ладонью его руку.

Он поднял невидящие глаза и процитировал по памяти:

— «Один британский солдат из Корпуса королевских инженеров, чье имя пока не сообщается, был убит в понедельник в Афганистане. Министерство обороны заявило, что военнослужащий погиб в бою во время проведения спецоперации к востоку от Кабула. Родственникам о его гибели уже сообщили». — В голосе Кормака зазвучала горечь. — Вот и все, что было в газетах. Дункан отдал свою жизнь, а о нем написали всего сорок слов.

Волна тошноты охватила его, и он качнулся вперед, обхватив руками голову. Борьба с этим неизбывным горем была для Кормака войной, которую он обычно вел наедине. Каким‑то образом присутствие Миллы еще больше обостряло агонию. Он думал, что сможет все ей объяснить, но теперь уже не был уверен в этом.

Кормак собрался встать и уйти, когда почувствовал, что Милла гладит его по спине и плечам.

Он вздрогнул и поднял голову.

— Мы монтировали штурмовой мост в пригороде Кабула. С полностью подготовленным отрядом построение моста занимает считаные минуты, но в тот раз по какой‑то причине оно затянулось. Уже начинало темнеть, а на дальнем конце моста возникла проблема. Мы находились вне зоны активных боевых действий, но что‑то меня насторожило… У меня возникло плохое предчувствие… Я не хотел отправлять на проверку своих саперов, а собирался пойти сам. Но неожиданно с базы позвонили, и мне пришлось ответить. Я видел, как Дункан отправился проверять мост, и я не мог его остановить, потому что в этот момент выслушивал указания старшего офицера. — Кормак, казалось, все еще чувствовал вкус пыли во рту, слышал тошнотворный звук выстрелов над пустыней. — Нападение врага было неожиданным и молниеносным. Нас было пятнадцать, но Дункан, идущий по мосту, оказался легкой целью. — Кормак прижал ладони к глазам и почувствовал, как Милла обняла его за плечи. — На нас были бронежилеты и шлемы. Едва раздались выстрелы, мы залегли, но я успел увидеть, как Дункан упал… Я пробрался по мосту к нему, но еще до того, как подполз к нему, я уже знал… — Он еле сдерживал рвущиеся из горла рыдания. — Пуля попала в шею. Там было так много крови… Весь песок в крови…

Кормак не мог подобрать слова, чтобы описать ими те мрачные образы, что теснились сейчас в его голове: труп Дункана, лицо Эммы бледное, как лилии, украшающие гроб, малыш Джейми…

Кормак заставил себя дышать и сосредоточиться на том, как рука Миллы поглаживает его плечо.

— На месте Дункана должен был быть я. Это было моей обязанностью — проверить, в чем проблема, а он пошел вместо меня. У него остались жена и ребенок. А все из‑за того, что я разговаривал по телефону!

Теперь Милла обняла Кормака обеими руками, словно удерживая его, пока он боролся с натиском эмоций. Они просидели довольно долго, пока Кормак не успокоился настолько, чтобы продолжить свой рассказ.

— Я знал Дункана с детства. Мы вместе учились в школе. Он был мне как брат. — Кормак покачал головой и вздохнул. — Я не могу описать, какую огромную дыру в моей жизни проделала гибель Дункана. Каждая моя улыбка кажется мне предательством. Как я могу улыбаться, если Дункан больше никогда не рассмеется? Каждый день тягостен для меня, потому что больше ничто не имеет смысла.

В глазах Миллы стояли слезы, ее сочувствие казалось Кормаку невыносимым. Он устремил взгляд вдаль.

— Отец мечтает, чтобы я ушел из армии и взял на себя управление поместьем, но я не могу. Это все равно, что предать Дункана и все, за что мы сражались. Мне здесь нравится, но я не готов похоронить себя в Калькарроне. Я обученный специалист и хочу вернуться в строй. Если в тот день я не погиб, значит, на то была причина — возможно, мне еще предстоит выполнить свою миссию. Но командование не пускает меня в командировки за границу — наверное, они боятся, что я съеду с катушек и поведу себя безрассудно.

Милла вспомнила фотографию, которую видела в студии Калькаррон‑Хаус — двое друзей с широкими, счастливыми улыбками. Смерть Дункана подвела Кормака к границе его возможностей, но он обладает не только физической силой, а еще и огромной силой характера — это Милла почувствовала при самой первой встрече с Кормаком. Он справится — ему просто нужно время. Уж она понимает это лучше, чем кто‑либо.

— Не могу передать словами, как мне жаль слышать о том, что с вами случилось…

Кормак обернулся. В его глазах Милла увидела сильную боль и поняла, что ему нужно что‑то, выходящее за рамки простого выражения соболезнования.

Она подтянула ноги к груди, обхватила руками колени и сказала:

— Моя мама умерла, когда мне было всего пятнадцать, а эта рана в моей душе до сих пор не затянулась. — Милла ощутила комок в горле и с усилием сглотнула. — Ее смерть была не столь драматичной, как смерть вашего друга, но наблюдать, как кто‑то, кого ты любишь, умирает медленно… Это, я полагаю, тоже пытка — просто иного рода. Мне стыдно признаться: тогда я посчитала предательством со стороны мамы то, что она умерла. Мне казалось, что ее любовь ко мне должна была быть достаточно сильной, чтобы удержать маму в живых. Знаю, я рассуждала по‑детски, но когда мама все‑таки умерла, я решила, что она не любила меня.

— Сожалею. В таком юном возрасте потерять мать… — Кормак замолчал, не закончив фразу.

— Как вы сказали вчера вечером, боль всегда остается болью, когда бы она ни возникла. — Милла еле заметно поежилась, словно от озноба. — Вам не обязательно было рассказывать мне о Дункане.

Кормак провел ладонями по лицу.

— Я сделал это из‑за того, что случилось прошлой ночью.

— Не понимаю…

Он горько рассмеялся.

— Я полная развалина. Разве вы этого не замечаете? По ночам я мучаюсь от бессонницы, днем еле сохраняю самообладание. Я не знаю, почему я выжил и что мне делать дальше. Я не могу жить нормальной жизнью. То, что было прошлой ночью… Всему виной северное сияние или виски. Или, может быть, вы… — Его взгляд задержался на Милле, и она его почувствовала. — Я не собирался вас целовать, но этот поцелуй потряс меня до глубины души. Я не знал, что делать. Я не привык…

Кормак замолчал.

— Не привыкли к чему? Позволять себе чувствовать что‑то, кроме боли?

Он медленно кивнул, выдернул пучок травы, растущей между камнями, и начал мять его в своих руках.

— Да. Увидев вас сегодня утром, я не смог найти правильные слова. Я понимал, что сильно вас обидел, но, поверьте, у меня и в мыслях такого не было. Прошлой ночью я ушел из‑за себя, а не из‑за вас. И мне было невероятно трудно уйти, потому что вы были правы.

— В чем?

В его глазах засияла нежность.

— В том, что наш поцелуй нельзя считать ошибкой.

Милла невольно улыбнулась.

— Так что же нам с этим делать?

К ее удивлению, взгляд Кормака стал жестче.

— Мы ничего не будем с этим делать. Я искал вас, чтобы поговорить. Мне не хотелось, чтобы вы думали, что неправильно повели себя или что у меня нет к вам никаких чувств. Но у наших отношений нет будущего.

Милле показалось, что земля качнулась под ее ногами.

— Нет будущего?

Он обвел ее лицо умоляющими глазами.

— Я не тот, кто вам нужен. Не хочу, чтобы вы полюбили меня, потому что я лишь подведу вас — как подвел Дункана. — Он запнулся. — Кроме того, Дэниел…

Милла вскочила на ноги.

— Дэниел? При чем тут он?

Кормак прищурился.

— Вы звонили ему… Я подумал, что…

— Я перезвонила Дэну по его просьбе! Он сказал Сэму, что ищет меня по очень срочному делу, но оказалось, что никакой срочности не было. Его любовница бросила его, и Дэну взбрело в голову возобновить наши отношения. Вот только он не учел то, что я больше его не люблю.

Взгляд Кормака мгновенно смягчился.

— Тот парень повел себя как идиот, бросив вас, но я не лучше. Я тоже причинил вам боль и не хочу сделать это снова.

Он снова уходил в себя, и Милла не могла этого допустить. Она уже собралась возразить, когда раздался раскат грома и сверкнула молния. Хлынул дождь, но Милла продолжала сидеть неподвижно. Струи воды потекли по ее щекам, смешиваясь со слезами. Она не понимала, почему плачет и почему у нее так болит сердце.

За несколько минут дождь превратился в настоящий ливень. Милла вздрогнула, почувствовав, как вода стекает по ее спине.

Кормак встал и подставил ладони под воду, падающую с неба. Его волосы, намокнув, потемнели и облепили голову.

— Типичная майская погода — все четыре времени года в один день. У вас есть с собой куртка?

Казалось, снова вернулся прежний Кормак — вежливый, отстраненный. Как он мог так легко меняться?

— Я не думала, что она мне понадобится. — Милла оглядела свою насквозь промокшую одежду. — В любом случае уже слишком поздно.

— Нам пора уходить. Камни скользкие, так что ступайте осторожно. — Он на мгновение замер, затем протянул руку. — Вот. Держитесь за меня. Не хватало вам еще раз растянуть лодыжку.

Его взгляд ничего не выражал, но Милла чувствовала, что Кормак все‑таки борется с самим собой. Она вложила свои пальцы в его ладонь и почувствовала тепло его руки.

Футболка Кормака намокла, струйки воды стекали по его щекам. Он осторожно повел свою спутницу по камням, то и дело оборачиваясь, чтобы убедиться, что с Миллой все в порядке. Крутую тропу под их ногами залило, она стала скользкой, но Кормак поднимался по ней в гору с грацией дикого животного.

Когда они спускались по склону, и Кормак в очередной раз повернулся, Милла посмотрела на его губы, вспомнив вчерашний поцелуй. Она не могла его позабыть и знала, что Кормак чувствует то же самое.

У подножия холма он отпустил ее руку и стер с лица воду.

— Квадроцикл не рассчитан на двоих пассажиров, но, надеюсь, как‑нибудь нас выдержит. Вы ведь не хотите топать пешком под дождем?

Милла покачала головой.

Глаза Кормака скользнули по ее лицу и мокрой одежде.

— Ну же, садитесь! Вы вся дрожите. Надо отвезти вас в коттедж.

Он подошел к квадроциклу, потянулся, чтобы включить зажигание, и внезапно замер, а затем обернулся и шагнул назад. Его глаза горели чувством, которое он тщетно пытался скрыть. Обхватив лицо Миллы ладонями, Кормак прижался лбом к ее лбу и пробормотал:

— Я не могу держаться от тебя на расстоянии. Прости меня!

А затем его губы прижались к ее губам.

И снова Кормак нарушил обещания, которые сам себе дал, но что он мог поделать? Невозможно было не поцеловать Миллу снова. А затем он испугался, потому что впустить ее в свое сердце означало отпустить Дункана, двигаться по жизни дальше, любить, смеяться, улыбаться — делать все то, что теперь было недоступно погибшему другу.

Существует ли способ преодолеть чувство вины? Кормак должен был попробовать. Милла заставила его захотеть изменить свою жизнь. Они мчались на квадроцикле сквозь заросли вереска, и Кормаку нравилось чувствовать руки Миллы, которая, сидя позади, обнимала его, прижавшись теплой щекой к его спине. Кормак гадал, о чем она сейчас думает, и задавался вопросом, хочет ли она его так же отчаянно, как он хочет ее.

Когда они вошли в коттедж, тот был освещен зловещим светом от вспышек молний. Кормак ощутил смущение и странную тяжесть в ногах. Поцеловать Миллу было легко, но теперь, когда дело дошло до секса, Кормак, давненько в нем не практиковавшийся, решил действовать неспешно.

Он погладил лицо Миллы, нежно коснулся ее нижней губы большим пальцем.

— Вы дрожите.

— Я не просто дрожу, а трясусь от холода. — Милла посмотрела на лужу воды, которая успела уже натечь у их ног, и мягко улыбнулась. — Ждите здесь. Я принесу полотенце.

Когда она вышла из комнаты, Кормак подошел к дровяной печи и растопил ее. Он смотрел на языки пламени и думал о том, сможет ли Милла помочь ему, словно фениксу, снова возродиться из пепла.

Услышав ее шаги, он обернулся и потянулся за полотенцем в ее руке, но Милла, озорно блеснув глазами, отвела руку, подошла ближе и вытерла его лицо, голову, шею, руки. А затем Милла стянула с него мокрую футболку и бросила ее на пол.

Не отводя взгляда, Милла вытерла Кормаку грудь и живот, а он, закрыв глаза, наслаждался ее прикосновениями и думал: «Вот что такое — жизнь. Это когда ты ощущаешь прикосновение того, кого любишь».

Кормак открыл глаза и заявил:

— А теперь твоя очередь.

Он взял полотенце из рук Миллы, нежно поцеловал ее пальцы, затем медленно стянул с нее майку. Ее кожа была бледной, покрытой крошечными мурашками, напрягшиеся соски натянули кружево бюстгальтера.

Кормак провел пальцами по ее талии, снова взял полотенце и начал нежно вытирать живот, плечи и спину Миллы, пока не почувствовал тепло, исходящее от ее тела. Расстегнув заколку, он промокнул золотые волосы Миллы, затем отвел их в сторону и коснулся губами ее шеи.

Крепко прижавшись к Кормаку, Милла тихо вздохнула. Он сунул пальцы за пояс ее брюк.

— Надо бы их снять.

Она отступила назад и, глядя Кормаку в глаза, сняла брюки. Ему хотелось ласкать каждый дюйм ее прекрасного тела, но внезапно у него начала кружиться голова. Милла погладила его плечи, затем лицо и поцеловала Кормака. Ее губы были мягкими и сладкими, словно спелый фрукт, и Кормак жаждал погрузиться в наслаждение, которое они дарили. Но его, словно волна, угрожающая сбить с ног, накрыло странное чувство. Милла, почуяв неладное, отстранилась.

— Что не так, Кор? Я теряю тебя?

Комнату освещал лишь огонь, горящий в печке, но Кормак разглядел сомнение в глазах Миллы. Он обхватил ладонями ее лицо, провел большим пальцем по ее нижней губе и подумал: «Я должен разрешить себе снова стать счастливым. Милла подарит мне счастье».

Он наклонился, нежно ее поцеловал и прошептал:

— Нет, ты не теряешь меня. Я всего лишь подумал, что сейчас самое время подняться в спальню. 

Глава 9

Проснувшись, Кормак увидел, что за окнами уже светит солнце. Рядом спала Милла. Ее золотые волосы разметались по подушке вокруг головы. В этот момент она была похожа на ангела. На мгновение ее губы зашевелились, словно в молитве, и Кормак почувствовал, как сердце переполняет странная эйфория. Милла тихо вздохнула, коснулась плеча Кормака теплой ладонью и снова погрузилась в свои сны.

Он вспомнил, как эта рука ласкала его всего несколько часов назад, и зажмурился, почувствовав вспышку желания. Убрав прядь волос с лица Миллы, Кормак задумался над тем, помогла ли Милла успокоиться его душе. Впервые за несколько месяцев его не посетили ночные кошмары. Он не проснулся в луже крови Дункана, яростно крича в темнеющее небо пустыни.

Кормак повернулся и взглянул на часы, стоящие на столике у кровати. Никто не будет расспрашивать его, где он был ночью, но лучше постараться проскользнуть домой до того, как все проснутся.

Словно почувствовав его намерение, Милла сжала пальцами его плечо и открыла сонные глаза.

— Останься.

Он придвинулся ближе и притянул ее к себе.

— Мне не хочется уходить, но я должен вернуться.

Она прижалась губами к его шее.

— Увидимся позже?

Кормак уткнулся губами в ее волосы.

— Никто не сможет мне в этом помешать.

Милла отстранилась и коснулась его рта.

— А это для меня в новинку…

Он рассмеялся.

— Что?

Она обвела пальцем контур его губ и озорно блеснула глазами.

— Эта улыбка. Она тебе идет. Ты должен улыбаться чаще.

— Ты сегодня рано встал! — удивилась Рози, войдя в кухню.

Она села за кухонный стол и завязала волосы резинкой.

Кормак вздохнул, так как надеялся позавтракать в одиночестве. Он достал вторую кружку из буфета.

— Ты тоже нынче ранняя пташка. Хочешь кофе?

Она кивнула.

— Я слишком нервничаю, чтобы спать. Столько всего нужно сделать, и мне кажется, что я непременно что‑то забуду.

Кормак покачал головой.

— Единственное, что действительно важно, — это чтобы твой жених явился на вашу свадьбу и, желательно, не опоздал. Все остальное — лишь декорация. — Он налил кофе в кружки, добавил молока.

Рози подняла бровь.

— Заявить дизайнеру, что «все остальное — лишь декорация», — это все равно, что размахивать красной тряпкой перед быком… Кстати, ты что‑то напеваешь себе под нос.

Кормак удивился.

— Правда? А я и не заметил.

Рози вздохнула.

— Я так давно не слышала, как ты поешь.

Он протянул ей кружку.

— Я репетирую церковные гимны. Считай это свадебным подарком: не смущать сестру плохим пением в день ее свадьбы — просто бесценно.

Роза сделала глоток кофе и насмешливо посмотрела на него.

— Ты еще и шутишь? Напеваешь и шутишь? Ты напоминаешь мне брата, который у меня когда‑то был…

На ее лице появилось тревожное выражение. Кормак насторожился.

— Ты не ужинал с нами два вечера подряд.

Его беспокойство усилилось.

— Ты был в этой же одежде вчера.

Теперь Рози внимательно изучала его лицо, и Кормак понял, что она не успокоится, пока не докопается до правды.

— Ты не побрился сегодня утром!

— Рози, не могла бы ты остановиться, пожалуйста? Я не хочу…

Сестра поставила кружку на стол и пристально посмотрела на Кормака голубыми глазами.

— Ты ночевал в коттедже с Миллой, не так ли?

Сегодня Милла не ощутила трепет, подъезжая к Калькаррон‑Хаус. Припарковавшись перед крыльцом, она вышла из машины и, посмотрев через лужайку на огромный шатер, только сейчас осознала, насколько пышной будет свадьба Рози. К своему удивлению, Милла внезапно поняла, что ее негативные чувства к свадебным приготовлениям исчезли. Она даже решила подойти поближе и хорошенько рассмотреть шатер, но вдруг чьи‑то ладони легли на ее лицо, закрыв ей глаза. Милла испуганно взвизгнула, а затем рассмеялась, поняв, что это Кормак.

— Какой приятный сюрприз! — воскликнул он. — Что ты здесь делаешь?

Его улыбка была точно такой же, как и на снимке, который хранился в студии.

— Я ведь пообещала, что напишу картину для Рози, поэтому подумала, что лучше поработать над ней — ведь до свадьбы осталось совсем немного времени.

Глаза Кормака наполнились беспокойством.

— А как же твоя собственная работа?

— Я знала, что ты это скажешь, но я хочу сделать это ради тебя, Кор.

Он посмотрел на шатер.

— У меня есть свободных полчаса. Хочешь, я понесу твой альбом?

Она улыбнулась.

— Это было бы здорово, потому что, как тебе известно, он довольно тяжелый.

Кормак вытащил из машины сумку Миллы и повесил на свое плечо.

— Ладно, идем отсюда.

Они направились к озеру. Едва деревья скрыли их от посторонних глаз, Кормак сбросил с плеча сумку и притянул Миллу к себе.

— Ты не представляешь, как сильно я по тебе скучал!

Он обвел пальцем контур ее подбородка, а затем приник к ее губам своими губами. Они были теплыми и твердыми.

Милла, переведя дух после долгого поцелуя, обхватила лицо Кормака ладонями и ответила:

— Представляю, потому скучала по тебе так же сильно!

Он вздохнул и прижался лбом к ее лбу.

— Я должен предупредить тебя. Рози догадалась, где я был прошлой ночью.

У Миллы все внутри сжалось. Она ведь не подумала о том, как семья Кормака может отреагировать на ее с ним роман.

— И?

Он отпустил ее и отступил назад, его глаза были серьезны.

— Ты должна понимать, что моя семья считает меня кем‑то вроде инвалида. Они хотят, чтобы я исцелился, поэтому будут благодарны за любое маленькое чудо.

— То есть они считают меня способной творить чудеса? Не просто соответствовать таким ожиданиям.

Кормак обнял Миллу и поцеловал в макушку.

— Не волнуйся. Я дал Рози строгие указания не придавать этому значения. Не хочу, чтобы мы были в центре внимания.

Она подняла лицо.

— Планируется пышное торжество — Рози будет в центре внимания. Никому и дела до нас не будет.

— Надеюсь, ты права.

Кормак поднял ее сумку с земли и взял Миллу за руку.

— Идем. Я не могу отсутствовать слишком долго.

Милла села на валун и положила альбом на колено. Она уже приблизительно представляла себе, какую собирается нарисовать картину для Рози, но нужно было определиться с цветовым решением.

Делая наброски, она вдруг ощутила на себе взгляд и подняла голову. Кормак сидел неподалеку и бросал камешки в воду, но его глаза были прикованы к Милле.

— Я не могу работать, когда ты так на меня смотришь.

— Ничего не могу с собой поделать. — Он поднялся на ноги, подошел и встал позади нее. — Мне хочется видеть, что ты делаешь.

Она откинула голову назад, чтобы взглянуть на него.

— Ничего интересного. Это в основном наброски и заметки о палитре красок, которая будет использоваться при написании картины.

Кормак наклонился, коснулся ее лба губами, а затем сел на валун позади нее и промурлыкал у самого уха Миллы.

— Думаю, это очень интересно.

Он обнял ее за талию и привлек к себе. Милла почувствовала, как ее спина прижалась к его теплой груди.

Она притворилась, что сердится.

— Я не смогу сосредоточиться, когда ты сидишь позади меня.

Кормак медленно провел ладонями по ее рукам.

— Покажи мне, как ты рисуешь.

Милла боролась с желанием повернуться и притянуть его к себе.

— Ладно. Если я покажу тебе кое‑что, ты позволишь мне продолжать работу над набросками к картине?

Он прикоснулся губами к ее уху.

— Может быть…

— Отлично! Нам понадобится чистая страница.

Милла только собралась открыть в альбоме новую страницу, когда внезапный порыв ветра перевернул сразу несколько страниц, открыв наполовину законченный карандашный портрет.

Кормак наклонился через ее плечо и потянулся к альбому.

— Это же я!

Милла удивленно посмотрела на рисунок, а потом вспомнила. Вчера она, сидя с карандашом в руках, задумалась о Кормаке и даже не заметила, как нарисовала его.

Милла склонила голову к плечу, гадая, к добру это или нет.

— Не обращай внимания. Это просто рисунок.

— Ты говорила, что тебе не нравится рисовать портреты.

Она обернулась, чтобы посмотреть на Кормака, и его взгляд обжег ее.

— Так и есть. Но в тот момент, должно быть, мои мысли были заняты тобой.

Он коснулся рукой лица Миллы и нежно провел губами по ее губам.

— А сейчас все твои мысли тоже обо мне?

Она улыбнулась.

— Пока нет, но, похоже, вот‑вот все изменится…

Кормак притянул Миллу к себе для последнего поцелуя. Мысль о том, что она вернется в коттедж, внезапно стала невыносимой.

— Зайдешь в дом выпить кофе перед тем, как уехать? — предложил он.

— Не могу. Мне нужно закончить эту картину, иначе до дня свадьбы краски на ней не успеют высохнуть.

Кормак коснулся губами ее волос.

— Молодожены не будут открывать подарки, пока не вернутся из медового месяца, так что у тебя есть время на кофе. Дело в том, что я не хочу тебя отпускать.

Милла уткнулась лицом ему в шею.

— Я тоже не хочу уходить от тебя, так что, думаю, кофе я все‑таки выпью.

Когда они вошли в кухню, где Лили в этот момент ставила цветы в вазу на кухонном столе, Кормаку сразу стало ясно, что Рози уже успела разболтать о нем и Милле его матери. Лили тщательно избегала встречаться с сыном взглядом, направив вместо этого все внимание на Миллу. Она расспрашивала гостью о ее лодыжке и о том, как продвигается работа над ее картинами.

— Я рада, что пока укладываюсь в график, — отвечала Милла. — Студия в коттедже просто великолепна!

— Приятно слышать, — улыбнулась Лили. — И приятно снова видеть вас здесь…

Кормак поспешил вмешаться.

— Милла делала зарисовки у озера. Я предложил ей перед возвращением в Стратбурн выпить кофе.

Лили наконец встретилась с сыном взглядом.

— Понятно.

— Какие прекрасные цветы! — попыталась сменить тему разговора Милла.

— Они остались после украшения шатра. Я решила, что этот букет будет хорошо смотреться в гостиной. — Лили взяла вазу со стола. — Я сейчас вернусь.

Едва она вышла, Милла повернулась к Кормаку.

— Она все знает?

— Да. Надо не забыть поблагодарить за это Рози.

Глаза Миллы расширились.

— Может, твоя сестра проговорилась случайно. Ты в порядке?

Он кивнул, взял ее за руку и начал нежно потирать ее пальцы. В голове возникла мысль: «В конце концов, будет легче плыть по течению, чем прятаться в тени».

Кормак все еще думал об этом, когда в кухню вернулась его мать. Он тут же отпустил руку Миллы, но заметил, как уголки губ Лили дрогнули. Она быстрыми движениями смела лепестки и обрезки цветочных стеблей со стола, а затем подняла голову и наконец улыбнулась.

— Милла, вы не хотите прийти завтра на свадьбу Рози?

Кормак не ожидал этого приглашения, Милла, кажется, тоже. Она забормотала:

— О нет… Я не могу… То есть с вашей стороны очень любезно пригласить меня, но у меня столько дел, и…

— Соглашайся! — произнес Кормак и сам удивился своему порыву. Он посмотрел в лицо Милле. — Я могу гарантировать, что это будет отличная свадьба.

Она вопросительно наморщила лоб.

— Я… Ты хочешь, чтобы я пришла?

Кормака так и подмывало притянуть ее к себе и поцеловать, но он лишь кивнул:

— Да.

Милла повернулась к Лили.

— Я очень польщена приглашением, но есть небольшая проблема. Мне нечего надеть на свадьбу — те вещи, которые я привезла с собой, для этого не годятся.

В ответ Лили заявила, что этот вопрос можно легко решить благодаря гардеробу Рози.

— У вас с ней один размер. Уверена, что мы подыщем что‑то красивое. Какой у вас размер обуви?

— Пятый с половиной.

— У Рози такой же! — просияла Лили. — Решено! Сейчас попьем кофе и пойдем найдем для вас наряд. Вы будете выглядеть идеально!

Милла отбросила опасения и позволила себе почувствовать радостное волнение. Конечно, приглашения на свадьбу она не ожидала, но если Кормак хочет ее присутствия на семейном торжестве, то имеется достаточно причин там побывать.

Кормак выглядел таким счастливым, когда она согласилась! Чем больше Милла об этом думала, тем больше ей нравилась мысль стать гостьей на бракосочетании Рози. Свадьба намечается очень красивая: шатер у озера, фонарики на деревьях, шампанское, традиционная шотландская «кейли» — вечеринка с музыкой и народными танцами, а главное, рядом будет Кормак.

Милла поймала его пылкий взгляд и покраснела. Она снова повернулась к Лили.

— Ну, если Рози не будет против того, чтобы одолжить мне что‑нибудь…

— Разумеется, она не будет против…

— Против чего? — спросила Рози, входя на кухню с конвертом в руке.

— Одолжить Милле что‑нибудь, что можно надеть на завтра, — улыбнулась Лили. — Она идет на твою свадьбу!

— Как здорово! — Рози бросила взгляд на брата, повернулась к Милле и тепло улыбнулась. — Я так рада, что вы присоединитесь к нам, и, конечно, с удовольствием одолжу вам какой‑нибудь наряд.

— Что‑то не припомню, чтобы вы двое так радовались, узнав, что я буду на этой свадьбе, — проворчал Кормак матери и сестре и полез в шкаф, чтобы достать кружки для кофе.

— Разумеется, мы были рады. Но если тебе обязательно нужно это услышать… Я просто счастлива, что ты приехал, — Рози вытащила листок из конверта, который держала в руках. — Чуть не забыла… Вы ни за что не догадаетесь, о чем тут написано… Эмма приняла приглашение на мою свадьбу!

Раздался громкий стук — две кружки упали на столешницу. Кормак пробормотал извинение, но Рози и Лили, похоже, не расслышав его слов, даже не прервали беседу друг с другом. Кормак продолжил наливать кофе, но Милла заметила, как напряглась его спина. Она пыталась поймать его взгляд, однако Кормак словно не замечал этого. Озадаченная, Милла снова сосредоточилась на том, что говорили Рози и Лили.

— Это хорошие новости, — обрадовалась Лили. — Будет приятно повидаться с ней. — Она поймала взгляд Миллы и объяснила: — Эмма — друг семьи. Она… Наш добрый друг. Мы подумали, что нельзя ее не пригласить.

Рози многозначительно посмотрела на Лили, наступило неловкое молчание. Кормак поставил на стол кружки с кофе и снова отвел взгляд, старясь не смотреть на Миллу. Затем, взяв свою кружку, он направился к двери, по дороге бросив:

— Прошу меня извинить. Я должен помочь разобраться с только что доставленными ящиками вина.

Рози распахнула дверцы широкого шкафа и начала доставать из него наряды.

— Просто дайте знать, если вам что‑то понравится.

Милла сидела на кровати, чувствуя себя несчастной. Она не могла забыть, каким отсутствующим был взгляд Кормака, когда он поставил перед ней кофе и покинул кухню, даже не оглянувшись.

Кружки не случайно выпали из его рук — Кормак вовсе не был неуклюжим. Какая‑то женщина по имени Эмма собиралась присутствовать на свадьбе. Рози и Лили были этим довольны, а Кормак — нет.

— А как вам это?

Рози держала в руках шелковое шифоновое платье серо‑зеленого оттенка.

Милла встала и подошла ближе.

— Оно очень красивое.

— На нем еще сохранилась этикетка — его ни разу не надевали. Кажется, я купила его, чтобы отправиться в нем на благотворительный вечер, но потом заболела гриппом и не смогла пойти. — Рози приложила плечики платья к плечам Миллы. — Оно идеально подойдет для такого случая, если будет вам как раз. — Она улыбнулась. — Примерьте его.

Милла зашла в ванную, примыкающую к спальне Рози. Стянув с себя футболку и джинсы, она надела платье, ткань которого была прозрачной, мягкой на ощупь и, наверное, невероятно дорогой.

Когда Рози увидела Миллу в этом наряде, она восхищенно воскликнула:

— Вот это да! Выглядите потрясающе! Кор умрет, когда вас увидит! Ой, простите! У меня случайно вырвалось. Надеюсь, вы не думаете…

— Все в порядке. Не беспокойтесь об этом.

Милла повернулась, чтобы посмотреть на свое отражение в зеркале, и затаила дыхание.

Шелковый шифон облегал верхнюю часть тела, а вниз от талии струился мягкими изящными складками. Платье сидело на Милле так, словно было сшито для нее.

— О, Рози! Оно великолепно!

— А вот и подходящие туфли. Я их тоже ни разу не носила.

Рози подала ей элегантные кремовые туфли с серо‑зеленой отделкой, на высоких каблуках, украшенные шелковыми бантами и стразами.

Надев их, Милла посмотрела на свое отражение. Действительно ли ее наряд поразит Кормака? Она попыталась улыбнуться, но у нее не получилось. Ей все не давал покоя его неожиданный уход…

— Можно у вас кое‑что спросить? — обратилась она к Рози.

— Конечно.

— Кто такая Эмма?

Рози вздохнула.

— Выходит, тот неловкий момент не остался незамеченным вами.

— А я думала, мне показалось…

— Нет, не показалось. — Рози нахмурилась. — Кормак рассказал вам, что случилось с ним в Афганистане?

— Да.

— Что ж, это уже большой прогресс. — Рози вздохнула и посмотрела на потолок. — Эмма — жена, а точнее, вдова Дункана. Видели, как Кор отреагировал на ее имя? Мы все любили Дункана, но он до сих пор не может смириться с его гибелью. Они были друзьями. Я подумала, Кор будет рад видеть Эмму.

Рози, казалось, что‑то обдумывала, а затем улыбнулась отражению Миллы в зеркале.

— Послушайте, сегодня вечером у нас состоится небольшая предсвадебная вечеринка — только для самых близких людей. Я думаю, вы должны быть там. Вы очень хорошо подходите Кормаку. Он, не сомневаюсь, будет рад вас там видеть. Вы сможете переночевать в Калькаррон‑Хаус, а на следующий день стать гостьей на свадьбе.

Милла собралась было возразить, но Рози с улыбкой остановила ее.

— Мы не скажем Кору — это будет для него приятный сюрприз. У меня даже найдется для вас идеальное маленькое черное платье… 

Глава 10

Кормак завязал галстук и уставился на свое отражение невидящим взглядом. Этим утром он сказал Милле, что хочет, чтобы она пришла на свадьбу, но теперь все изменилось. Если Эмма собирается присутствовать на торжестве, то Милла не должна быть там. Как он может появиться рука об руку с красивой девушкой, когда Эмма придет одна? Это было бы все равно что выставить напоказ свое счастье, объявить во всеуслышание, что он покончил со скорбью и пошел дальше по жизни.

Кормак понимал, что никогда не сможет избавиться от чувства вины — оно всегда будет гнаться за ним. Сегодня он бросил пару кружек на стол, в следующий раз он может повести себя намного хуже. Нельзя обременять Миллу своими неустойчивыми настроениями, кошмарами, страхами. Всем будет лучше, если он останется в одиночестве.

Кормак посмотрел на часы. Если выехать сейчас, то он успеет добраться до коттеджа и обратно, прежде чем кто‑нибудь хватится его. Ему потребуется всего несколько минут, чтобы сказать Милле, что у них ничего не получится, и тогда он будет свободен — пусть и с разбитым сердцем.

Кормак остановился в нерешительности наверху лестницы. С первого этажа уже доносился гул голосов, музыканты настраивали свои инструменты. Он понятия не имел, как выдержит эту вечеринку. После объяснения с Миллой ему не захочется возвращаться. Скорее всего, он пойдет в бар и напьется. Но его семья никогда не простит его за то, что он пропустил эту вечеринку. Кормак оказался в ловушке. Что ж, придется сыграть роль послушного наследника Калькаррона.

Он заставил себя двинуться вперед, но на середине лестницы замер, словно загипнотизированный, увидев, что из гостиной вышла Милла и посмотрела на него с застенчивой улыбкой. Кормак никогда не видел ее вот такой — в элегантном черном платье и туфлях на шпильках, с зачесанными наверх волосами, которые поддерживала заколка со стразами.

Прежде чем он успел собраться с мыслями, из гостиной выглянула его сестра и захихикала.

— Мы так и думали, что удивим тебя. — Рози обняла Миллу за талию. — Правда, мисс О’Брайен великолепна?

Кормак с трудом обрел дар речи.

— Да.

Воротник рубашки внезапно показался ему слишком тугим. Кормака охватила горечь: ну почему Милла выглядит так неотразимо?

Он спустился на первый этаж, подошел к ней и заставил себя встретить ее взгляд.

— Выглядишь прекрасно. Я и не ожидал…

— В этом вся прелесть сюрпризов, Кор. Их обычно не ожидают. — Рози сжала его плечо и указала на большую сумку, лежащую на стуле. — Я настояла на том, чтобы Милла сегодня переночевала у нас. — Она наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, и прошептала: — Поблагодаришь меня позже. — Шагнув назад, Рози улыбнулась. — Я оставлю вас двоих, чтобы поприветствовать других гостей.

Она бросила на брата игривый взгляд и исчезла в гостиной.

На пару мгновений Кор застыл в оцепенении.

— Ты сегодня тоже шикарно выглядишь, — со смущенной улыбкой сказала ему Милла, и от этого Кормак почувствовал себя еще хуже.

— Спасибо. — Он потянулся к ее сумке. — Я помогу тебе ее донести.

Кормак начал подниматься по лестнице, Милла молча последовала за ним.

Он привел ее в комнату, в которой она ночевала в прошлый раз. Придется здесь и сейчас сказать Милле то, что он собирался сказать ей в коттедже. Выбора не остается. А после того, как она уйдет, он соврет Рози, что гостья почувствовала себя неважно и решила вернуться в Стратбурн.

Кормак закрыл за ними дверь и уже открыл рот, но Милла заговорила первой.

— Что происходит? Если я сделала что‑то не так, дай мне знать, потому что я понятия не имею, о чем ты сейчас думаешь. — Ее глаза недоуменно расширились, а боль, звучавшая в ее прерывающемся, дрожащем голосе, почти разрушила защиту Кормака. — Рози сказала, что это станет для тебя приятным сюрпризом, но я чувствую, что это не так.

— Это всего лишь из‑за сильного удивления. — Он стиснул зубы. — Я… Я, вообще‑то, собирался к тебе в коттедж…

Ее взгляд смягчился, в голосе зазвучало облегчение.

— Ты собирался ко мне? — Она подошла к нему и улыбнулась. — Ну а я уже здесь, разодетая в пух и прах только ради тебя.

Платье оставляло одно из ее плеч открытым. Кормак не мог отвести взгляд от гладкой кожи цвета сливок. Ему хотелось коснуться ее. Он тяжело сглотнул.

— Я хотел сказать тебе, что ты не можешь прийти завтра на свадьбу.

Голос Миллы дрогнул.

— Почему?

Он закрыл глаза.

— Я передумал.

— Передумал? — переспросила она с недоверием. — Просто так? — Она покачала головой. — Этого недостаточно. Мне нужно объяснение.

Кормак пожал плечами.

— Я не хочу, чтобы у тебя сложилось неправильное представление о нас, о наших отношениях.

Милла отшатнулась.

— Ты с такой легкостью меня отбрасываешь? Что с тобой случилось? Я больше не узнаю тебя.

— Я ведь говорил тебе. Я негодяй. Я ненадежный.

Ее глаза наполнились негодованием. Милла расправила плечи, ее руки сжались в кулаки.

— Как ты смеешь? — Она словно выплюнула эти слова. — Как ты смеешь прятаться за всем этим? — Ее глаза заблестели от подступивших слез. — Не знаю, что происходит, но вижу, что ты лжешь. Ты лжешь мне, но хуже всего, что ты лжешь самому себе! — Милла подошла к двери и обернулась. — Какая жалость! Я думала, что ты тот, кого я могла бы полюбить. Мне казалось, что за твоим молчанием и глазами раненого зверя скрывается что‑то, чем можно дорожить…

Внезапно раздался стук в дверь. Она замолчала и отвернулась, чтобы вытереть слезы. Кормак провел рукой по волосам и вздохнул. Он причинил Милле боль, а она причинила ему боль в ответ. Их прервали в самый неподходящий момент.

Убедившись, что Милла привела себя в порядок, Кормак открыл дверь.

— Вот вы где! — улыбнулся Сэм Милле. — Ого! Выглядите великолепно! — Он шагнул вперед, расцеловал ее в обе щеки, а затем отступил.

Она ослепительно улыбнулась в ответ.

— И вы выглядите очень красивым.

Кормак почувствовал, как мышца дернулась на щеке, и раздраженно потер ее.

— Сэм, оставь нас, пожалуйста, на минутку!

— Конечно. Но вас ждут внизу. Меня послали за вами.

— Я сейчас приду.

Он посмотрел на Миллу. Та посмотрела на него со странным задумчивым блеском в глазах, затем коснулась руки Сэма.

— Все в порядке. Думаю, мы здесь все закончили, и после такого любезного приглашения на вечеринку я конечно же не хочу заставлять всех ждать. Идемте?

Милла улыбалась, но ее сердце разрывалось от горя. Она не понимала, что происходит в голове Кормака, и себя не понимала тоже. Что заставило ее взять Сэма за руку? Она собиралась убежать из этого дома, а теперь спускалась по лестнице на вечеринку, которую не хотела посещать.

На мгновение мысль о том, как неуютно будет чувствовать себя Кормак в ее присутствии до конца вечера, показалась достойным отмщением за причиненный им вред, но Милла уже сожалела об этом решении. Не зря говорят, что месть — это блюдо, которое лучше всего подавать холодным, и теперь она знала, что это правда.

Почему Кормак внезапно так изменился? Слова, которые он только что произнес, прозвучали, словно фразы из какого‑то банального фильма. Кормак просто отбросил ее в сторону, как и Дэн!

Милла почувствовала, что слезы снова подступили к глазам, и усилием воли заставила себя успокоиться. Слезами делу не поможешь. Надо думать здраво.

В большом зале официант вручил им высокие бокалы с шампанским. Сэм растворился в толпе гостей. В дальнем конце зала скрипач играл Вивальди, но музыка не принесла Милле утешения. Она сделала глоток шампанского, затем еще один, чувствуя, как шипучий напиток быстро притупляет ее боль. Кормак, стоящий рядом, казалось, был погружен в задумчивое молчание, и Милла гадала, что ей делать дальше: отойти от него при первой же возможности или отвести его в сторону и попробовать заставить объясниться…

Когда гости вечеринки уже начали поглядывать на них с любопытством, Кормак с беспокойством переступил с ноги на ногу.

— Мне нужно пообщаться с гостями, а тебе придется пойти со мной.

Последовала череда официальных знакомств с его семьей, семьей жениха и близкими друзьями Бьюкененов. Милла заметила, что Кормак представлял ее всем как талантливого художника — лучший способ избежать любых вопросов об их отношениях и перевести разговор на тему искусства.

Милла потягивала шампанское и болтала с гостями. Каким‑то чудом она сумела запомнить их имена и с вниманием слушала все, о чем они говорили, читая восхищение в их глазах. А ей хотелось лишь, чтобы ею восхищался Кормак.

Когда он отвел ее в тихое место рядом с камином, Милла подумала, что он собирается признаться ей, что сожалеет о сказанном наверху. Но вместо этого Кормак прошептал:

— Почему ты просто не ушла?

Его слова ужалили ее, словно змеи, и она наконец поняла, что нет смысла пытаться завоевать его восхищение. Он не хотел ее. Милла подавила рвущиеся из груди рыдания и решила, что завтра прямо с утра покинет Калькаррон‑Хаус. Но раз ей предстоит уйти, она хотя бы позаботится о том, чтобы не уронить свое достоинство.

Милла вскинула подбородок и встретилась с Кормаком взглядом.

— Я хотела уйти, но потом передумала. Полагаю, я довольно… ненадежная. Уверена, что ты понимаешь это лучше, чем кто‑либо другой.

Увидев, что Рози жестом подзывает ее, Милла повернулась и пошла прочь, представляя, как Кормак буравит ее спину горящим взглядом. Она специально нарядилась для него, и ее так взволновала первая реакция Кормака на ее новый имидж. Но весь этот вечер был лишь жалким спектаклем, и теперь он закончился бросанием друг в друга грязью, а ведь Милла вовсе не хотела причинять Кормаку боль, потому что была в него влюблена.

Она оглянулась и обнаружила, что смотрит ему прямо в глаза. За долю секунды она прочла во взгляде Кормака: «Я не тот, кто тебе нужен. Не хочу, чтобы ты полюбила меня, потому что я лишь подведу тебя — как подвел Дункана».

Он сказал ей эти слова вчера. И это была правда. Кормак не отвергал Миллу — он гнал ее от себя по какой‑то другой причине.

Когда она отвернулась, ее охватило сострадание к мужчине, которого она любила. Теперь Милла жалела не себя. Если бы только она могла понять, почему он отталкивает ее, то, возможно, смогла бы ему помочь.

Когда она подошла к Рози, та прошептала Милле на ухо:

— Кормак не сводит с вас глаз. Я знала, что ему понравится, если вы придете сегодня вечером. — Она улыбнулась и указала на темноволосого молодого человека с ярко‑голубыми глазами. — А теперь позвольте познакомить вас с другом Фрейзера Коннором. Он не только один из шаферов, но и пишет статьи для журнала «Арт‑ревю».

Кормак посмотрел на часы. Сколько еще ему придется терпеть эту пытку? Он пообщался со всеми гостями, в том числе вежливо побеседовал с семьей Фрейзера, а теперь его втянули в беседу о строящемся ветропарке. Будучи наследником Калькаррона, он должен был следить за разговором, но ему все труднее было сосредоточиться.

Кормак краем глаза наблюдал за Миллой. Судя по всему, Рози представила Миллу Коннору Лоусону из‑за его связей с «Арт‑ревю», но до чего же нелегко наблюдать, как Коннор использует свое обаяние — все норовит наклониться к Милле, погладить ее руку своей мясистой ручищей.

Милла, кажется, внимательно слушает его речи. Может быть, даже нарочито внимательно. Чувствует ли она на себе взгляд Кормака, стоящего на другом конце зала?

Сердце сжалось в его груди. За что все эти мучения? Кормак вежливо извинился, поставил стакан на столик и вышел на террасу.

Снаружи уже стемнело. Летучие мыши вылетели на охоту за мошками и мотыльками. Кормак ослабил галстук и направился через лужайку к озеру. Дойдя до конца короткого причала, он сел рядом с пришвартованным яликом и пристроил ноги на его борт. Кормак ощущал дуновение легкого ветерка на своем лице, слышал, как плещутся волны о борт лодки, и думал о том, что предстоит еще вытерпеть следующие двадцать четыре часа.

— Кормак!

Услышав голос Миллы, он вскочил на ноги, тупо наблюдая, как она скинула туфли, наклонилась, чтобы поднять их, и медленно пошагала к причалу.

Остановившись перед Кормаком, она несколько секунд молча смотрела ему в глаза, а потом облизала губы и произнесла:

— Это была странная неделя, правда?

Он медленно кивнул, не смея говорить. В уголках глаз Миллы блестели слезы, но в ее голосе не было ни дрожи, ни горечи.

Она указала на шатер на лужайке позади них.

— Завтра состоится красивая свадьба. Надеюсь, у вас всех будет замечательный день.

Сердце Кормака обожгла боль. Он опустил глаза на босые ноги Миллы, белеющие в темноте.

Она села на край причала, подтянула колени к груди, обняла их и спросила:

— Посидишь со мной немного?

Кормак не знал, что задумала Милла, но не мог встать и уйти. Он опустился рядом с ней, глядя на озеро.

— Что ты думаешь о завтрашнем дне?

Наконец обретя голос, Кормак поднял бровь и попытался улыбнуться.

— Уверен, что шатер не упадет, освещение будет выглядеть потрясающе, а шампанского будет достаточно.

— Я не это имела в виду.

Он сжал губы.

— А что?

— Я об Эмме. Ты бросил кофейные кружки, когда Рози сообщила о том, что Эмма будет в числе гостей.

Значит, Милла все‑таки заметила. Неудивительно. Там, на кухне, Кормак чувствовал, что она не сводит с него глаз, но не смел смотреть на нее — как и сейчас не смеет.

— Я не хочу об этом говорить.

Он собрался встать, но почувствовал ее руку на своей руке.

— Пожалуйста, останься, Кор! Рози рассказывала мне, как ты уходишь в себя каждый раз, когда кто‑то пытается поговорить с тобой о Дункане. Но ты должен пройти через это. Ведь ты не виноват в его гибели, разве ты этого не понимаешь? Эмма не винит тебя в том, что случилось, поэтому и ты должен перестать себя винить.

Кормак не ожидал таких слов. Он опустил голову на руки.

— Я не могу.

Ему казалось, он снова слышит свист пуль, видит, как разлетаются брызги крови, как Дункан падает с моста. Казалось, он снова ползет по песку, зовет Дункана, рыдает, молится. А потом находит его — бесформенную кучу плоти и расколотых костей — и сначала не верит своим глазам, а после из его горла рвется вой боли…

Кормак тяжело сглотнул, наблюдая за волнами, покачивающими лодку.

— Никто меня не понимает. В последний раз Дункан гостил здесь перед нашей отправкой в Афганистан. Мы все вместе провели тут выходные — Дункан, Эмма, Рози, Фрейзер и Сэм. — Он почувствовал, как по его губам скользнула улыбка. — Мы дурачились, сидя в этом ялике, — сталкивали друг друга в озеро, веселились. Развели костер на пляже, и Сэм поджарил зефир, а после мы немного выпили. Счастливые воспоминания… — Кормак повернулся к Милле. — Может быть, так даже проще, если твое последнее воспоминание о ком‑то очень счастливое, но у меня все иначе. Когда я закрываю глаза, я вижу вещи, которые не хочу видеть, и вспоминаю, что это я должен был отправиться на тот мост. — Он провел рукой по волосам. — Раньше я ездил навещать Эмму и ребенка, но то, как она иногда смотрела на меня… Я не мог этого вынести. Если вина тянет меня вниз, то я ничего не могу с этим поделать.

— Значит, собираешься провести всю свою жизнь в трауре? Думаешь, Дункан хотел бы этого для тебя? Или, полагаешь, этого хочет Эмма?

Кормак продолжал смотреть на воду.

— Можешь прятаться за своим молчанием, если желаешь, но ты должен понимать: пока ты цепляешься за свое горе, твоя семья тоже скорбит.

Он поднял голову.

— Они тоже потеряли тебя в тот день и хотят, чтобы ты вернулся. — Глаза Миллы блестели от слез. — Я знаю, как тяжело, когда погибает тот, кого ты любишь, но, думаю, еще труднее наблюдать за любимым человеком, который медленно умирает, потому что разучился жить. — Милла вытерла слезы тонкими пальцами. — Эмма придет на свадьбу, и я думаю, ты напуган этим. Я ничего о ней не знаю, но если у нее хватает смелости на то, чтобы снова увидеть мир, она будет рада, если и ты поступишь так же.

Кормаку хотелось, чтобы Милла замолчала. Ее слова выворачивали его наизнанку, крадя воздух из его легких. Слезы наполнили его глаза. Он хотел ответить, но не мог вымолвить ни слова.

Милла поднялась на ноги.

— Я люблю тебя, Кор, но утром я уеду, потому что не могу соревноваться с памятью о Дункане и мне слишком больно пытаться это сделать. Сегодня днем я закончила картину для Рози. Я оставлю ее в коттедже. Завтра краска уже высохнет. До свидания, Кормак.

Милла отвернулась и пошагала прочь, пока ее фигуру не скрыла темнота.

После того как она ушла, Кормак все продолжал сидеть, глядя, как последние лучи солнца гаснут у самого горизонта. Он размышлял о том, что Милла, придя сюда, ничего не просила для себя, а заговорила с ним от имени его семьи, пытаясь помочь ему увидеть смысл жизни, — и она была права во всем.

Кормак закрыл глаза. Каким же он был идиотом! Если бы он сразу объяснил ей, почему новость о том, что Эмма придет на свадьбу, повергла его в замешательство, Милла поняла бы. Вместо этого он пытался изгнать ее, но она все равно пришла сюда, чтобы поговорить с ним.

В сердце Кормака вспыхнула искра надежды, и он вдруг удивился тому, что продолжает сидеть.

Кормак вскочил на ноги. Милла сказала, что уезжает завтра, а это значит, что этим вечером она еще будет здесь.

И он побежал со всех ног.

Войдя в отведенную ей комнату, Милла включила настенное бра. Затем она положила на пол туфли, сняла платье Рози, повесила его на вешалку, надела халат и села на край кровати, ожидая, когда появятся слезы.

Милла знала, что Кормак солгал ей о том, почему не хочет, чтобы она приходила на свадьбу. На вечеринке, когда Милла наконец смогла избавиться от надоедливого Коннора, Рози отвела ее в сторону и рассказала, как беспокоится о Кормаке и как отчаянно хочет, чтобы ее брат стал таким, каким был когда‑то. В этот момент Милла и решила пойти поговорить с ним.

Она так старалась достучаться до него, но потерпела неудачу.

Завтра рано утром она поедет в коттедж, соберет вещи и вернется в Лондон, потому что никогда не найдет в себе силы снова увидеть Кормака. Ведь он не протянул руку, чтобы остановить ее. Он позволил ей уйти.

Милла почувствовала, что по щеке скатилась слеза, и вытерла ее тыльной стороной ладони. Ей будет трудно уехать из Стратбурна. Она полюбила это место.

Милла вздрогнула, услышав тихий стук. Она подошла к двери и открыла ее, ожидая увидеть Рози, но в коридоре стоял Кормак. Узел его галстука был ослаблен, верхняя пуговица на рубашке расстегнута. Он неровно дышал, словно только что пробежал длинную дистанцию.

Сердце Миллы екнуло в груди.

— Я увидел свет в твоем окне. Можно войти?

Она облизнула губы, медленно кивнула и отступила, впуская Кормака в комнату.

Войдя, он повернулся к Милле.

— Прости меня.

— Ты просишь прощения? — прошептала она.

Он осторожно шагнул к ней.

— Я мог бы сказать намного больше, и с радостью это сделаю, если ты дашь мне на это время. Просто я подумал, что это все можно вложить в просьбу о прощении.

Милла улыбнулась, в ее сердце зародилась надежда.

— Это хорошее начало, и я готова выслушать все остальное прямо сейчас.

Кормак подошел ближе, и она почувствовала то смятение чувств, которое всегда охватывало Миллу, когда он был рядом.

— У меня в голове полная сумятица, и, вероятно, у меня не получится изложить свои мысли складно, но то, что ты сказала на пристани… Ты была права.

Он на мгновение закрыл глаза и покачал головой.

— Я думал, что если стану снова жить полной жизнью, это будет все равно, что забыть Дункана, предать его. Я не хотел, чтобы Эмма увидела, придя завтра на свадьбу, каким счастливым ты меня делаешь, как нам хорошо вместе. Не хотел, чтобы она считала, что я оставил ее один на один с ее горем. Но ты заставила меня понять, что так дальше продолжаться не может. Я тонул так долго, что даже не чувствовал, что тону. — Кормак коснулся ее лица, и от тепла его пальцев у Миллы закружилась голова. — Ты бросила мне спасательный круг, вытащила меня обратно на поверхность, хотя я все время отбивался от тебя. Но теперь, когда я выплыл, я не хочу снова тонуть. Знаю, это будет нелегко, но ты мне нужна, Милла. Ты поможешь мне держаться на плаву?

С полными слез глазами она положила руки на талию Кормака.

— Конечно! Тебе даже не нужно об этом спрашивать.

Он медленно улыбнулся, его глаза засияли светом, от которого у Миллы перехватило дыхание.

— Может быть, когда‑то давно, еще в прошлой жизни, я сделал что‑то правильно и за это заслужил тебя.

Милла скользнула ладонями по груди Кормака и развязала его галстук.

— Думаю, сейчас тебе лучше помолчать.

Он тихо рассмеялся, обнял ее лицо ладонями и сказал:

— Как всегда, ты абсолютно права. 

Глава 11

Наутро Кормак оправился на озеро. Он сидел на берегу и смотрел на Лох‑Калькаррон, впитывая его красоту, над которой не властно время. Сюда от особняка доносилось хлопанье автомобильных дверей — это приглашенные на свадьбу гости выходили из своих машин. Раздавались возгласы восторга и счастливого смеха.

Кормак смотрел на воду и думал о Дункане. Слишком долго он гнал от себя мысли о своем друге, не в силах посмотреть ему в глаза, но теперь он сам вызвал в памяти воспоминания о нем.

Кормак прошептал: «Тебе не следовало идти на мост, Дункан. Если бы я не ответил на тот проклятый звонок, ты сейчас был бы жив».

Он представил себе тяжесть руки Дункана на своем плече и внезапно словно услышал, как знакомый голос ответил: «Но на мосту оказался я, так что теперь тебе нужно жить за нас обоих. Живи на всю катушку, Кор! Наслаждайся каждым моментом!»

Кормак тяжело вдохнул и смахнул слезы с глаз. Конечно, все это — лишь игра его воображения из‑за воспоминаний, проснувшихся при виде Эммы. Сегодня она приехала пораньше, чтобы провести с Бьюкененами немного времени до прибытия других гостей. Кормак очень нервничал в ожидании встречи с вдовой друга, но после разговора с ней он почувствовал себя так, словно сковывавшие его цепи ослабли и рухнули на пол.

Эмма смущенно призналась, что полюбила другого мужчину. Она боялась, что Кормак из‑за этого плохо о ней подумает. Но он в ответ лишь обнял ее, и этого было достаточно, ведь они поняли друг друга без слов.

Кормак почувствовал головокружение из‑за странной эйфории, и поэтому он сбежал на берег озера, где когда‑то проводил столько времени с Дунканом. Плеск воды и воспоминания о друге успокоили его.

Облачко, закрывшее солнце, отползло в сторону, и лицо Кормака тут же согрели яркие лучи, мгновенно изменив течение его мыслей. Он ощутил, что грудь словно распирает от всепоглощающего чувства, и улыбнулся, осознав, что это — чувство счастья.

Кормак бросил последний долгий взгляд на воду, а затем посмотрел на часы. Ему нужно было успеть поговорить с отцом, пока еще есть немного времени до начала свадьбы Рози.

Милла расслабила плечи и улыбнулась.

— Спасибо. Я бы никогда не справилась с застежкой самостоятельно.

Лили посмотрела на нее теплым взглядом.

— Вы выглядите очень красивой и… счастливой. — Она направилась к двери, шелестя шелковым подолом своего голубого платья. — Мне лучше вернуться к Рози. Сегодня она вся на нервах и я ей очень нужна. Увидимся позже.

Лили улыбнулась и вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Кремовые туфли с серо‑зеленой отделкой стояли рядом с Миллой, ожидая, когда она их наденет, но вместо этого Милла внимательно посмотрела на свое отражение в высоком зеркале. После всего, что с ней случилось за последнее время, с трудом верилось, что она наряжается, чтобы пойти на свадьбу Рози.

Драмы минувшей ночи казались сейчас неважными. Милла мягко улыбнулась, вспомнив губы Кормака на ее губах, обволакивающее тепло его рта. Она была влюблена в Кормака Бьюкенена. Милла твердо это знала.

Она обула изящные туфли, брызнула немного духов на шею и запястья. Чуть ранее визажист, приглашенный, чтобы сделать макияж невесте и ее подружкам, нашел время и для того, чтобы профессионально накрасить Миллу, скрыв бледность и усталость ее лица с помощью своего мастерства. Теперь Милла чувствовала, что готова предстать на этой роскошной свадьбе в качестве гостьи Кормака.

Она не могла сдержать слез, когда Рози и Фрейзер обменялись брачными клятвами и надели друг другу кольца на трепещущие от волнения пальцы. Рози выглядела великолепно в кремовом шелковом платье элегантно‑простого покроя, ее длинные волосы были собраны в шиньон, украшенный крошечными бутонами роз и жемчужинами.

Милла посмотрела на Кормака и увидела, что тот наблюдает за ней со смущенным выражением на лице. Когда она смахнула со щек слезы, он сжал ее руку.

После того как обряд венчания завершился, и Рози с Фрейзером пошли по проходу между скамьями, Милла и Кормак вместе со всеми начали осыпать их конфетти.

Затем Кормака позвали фотографироваться — необходимо было сделать несколько торжественных фото молодоженов с их родственниками. А Милла между тем слонялась среди гостей, потягивая шампанское. Ее не тянуло ни с кем общаться. Ей хотелось быть сейчас рядом с Кормаком. И он, словно прочтя ее мысли, вдруг появился на лужайке — такой красивый в твидовом пиджаке и в килте из фамильного тартана цветов клана Бьюкененов — синего, зеленого и приглушенного оранжевого.

— Рози хочет, чтобы ты сфотографировалась вместе с семьей.

— Правда? Почему?

Кормак коротко поцеловал Миллу, обнял за талию и подтолкнул к террасе.

— Ты знаешь почему.

— Не знаю. То есть, я хочу сказать, что мы ведь еще пока не…

Эти слова прозвучали неуклюже. Она смущенно потупилась и подумала, что лучше бы держала рот на замке.

Кормак остановился и посмотрел на Миллу.

— Пока нет, но мы к этому идем, не так ли? — Он мягко улыбнулся. — Не надо пытаться анализировать наши отношения. Просто идем сфотографируемся. Остался последний снимок. И чем раньше он будет сделан, тем скорее мы сможем провести время вместе.

Под сенью беседки струнный квартет играл «Времена года» Вивальди. Официанты наполняли бокалы и разносили изысканные канапе. Милла забыла о неловком моменте с фотографией. День прошел в приятном общении.

Кормак познакомил ее с Эммой, которая, будучи художником‑графиком, проявила большой интерес к живописи Миллы. Затем последовали дальнейшие знакомства, пока голова Миллы не закружилась от обилия новых имен и лиц. Наконец волынщик в шотландском национальном костюме пригласил гостей в элегантный шатер на свадебный завтрак.

Милла вместе со всеми хлопала выступающим с поздравительными речами и восхищалась изящным свадебным тортом из шести ярусов. Свадьба была великолепной, и ее размах намного превосходил то торжество, которое Милла когда‑то планировала для себя и Дэна.

После того как Рози и Фрейзер первыми станцевали шотландский народный танец, к ним присоединились и гости. Кормак тоже потянул Миллу в сторону танцпола, и вскоре, в вихре закружившего их танца, на лице Кормака засияла широкая улыбка, напомнившая Милле молодого солдата, которого она видела на фотографии в студии.

Когда объявили следующий танец, Кормак снял пиджак, ослабил узел галстука, и, притянув Миллу ближе, прокричал: «Скинь туфли, а то снова потянешь лодыжку!» Темп музыки был настолько быстрым, что после танца Кормак и Милла вышли из шатра, еле переводя дух. Солнце уже село, но на деревьях мерцали миллионы крошечных огоньков.

Кормак посмотрел наверх и засмеялся.

— Мне пришлось столько повозиться с этим освещением, что я теперь до конца дней не желаю видеть ни одной электрической гирлянды.

— Получилось потрясающе! Вся эта свадьба — просто волшебная!

Он обнял ее за плечи.

— Рози знает, как устроить классное шоу, — это точно… Давай прогуляемся!

Милла посмотрела на свои ноги.

— Я ведь босиком.

Кормак поджал губы и вздохнул.

— Ну что ж. Я делал это раньше, могу сделать опять…

— Нет, Кормак, ты ведь не собираешься… — запротестовала Милла, но было поздно — он уже взял ее на руки, и она засмеялась.

— Куда мы?

— Поищем тихое местечко.

Милла обняла Кормака, чувствуя жар его тела сквозь прозрачную ткань своего платья. Он пошагал прочь от шума и огней.

Кормак принес Миллу на причал и поставил на ноги. Бледная луна отражалась в воде, в небе уже виднелась Венера.

— Прошлой ночью, уходя с этого причала, я думала, что потеряла тебя, — сказала Милла, взяв Кормака за руки.

Он поцеловал ее в волосы.

— Я знаю. Но я ведь предупреждал, что не смогу держаться от тебя подальше. — Кормак высвободил свои руки из ладоней Миллы и ковырнул носком ботинка доски под ногами. — Этот причал был свидетелем многих приключений.

Милла посмотрела на темную, неспокойную воду.

— Готова поспорить, что в свое время ты столкнул отсюда немало людей.

Кормак рассмеялся.

— Да, так что не искушай меня.

Она отошла на пару шагов.

— Не вздумай! Это платье Рози — она никогда тебя не простит.

Он медленно покачал головой, подошел ближе и, пристально глядя Милле в глаза, сказал:

— Я привел тебя сюда вовсе не для того, чтобы столкнуть в озеро.

— А зачем?

Кормак положил руки ей на талию.

— Я хотел сказать тебе, как ты невероятно красива.

Она покраснела.

— Мне попался очень хороший визажист.

Он коснулся ее губ пальцем.

— Тсс! Я говорю не о косметике. Да, у тебя прекрасное лицо. Но я пытаюсь сказать, что ты еще красива душой. Ты вернула меня к жизни. — Кормак взял руки Миллы в свои. — Я хочу поговорить о твоих сегодняшних словах. Ты сказала, что «мы ведь еще пока не…»

— О нет! Я… я ничего такого не имела в виду. Я просто довольно коряво попыталась сказать, что вовсе не хочу напрашиваться на предложение руки и сердца…

Кормак засмеялся.

— Я знаю. Не волнуйся, я не собираюсь просить сейчас твоей руки…

Милла вздохнула с облегчением. Конечно, она была влюблена в Кормака, но не знала бы, что делать, если бы он встал перед ней на одно колено прямо тут, на причале, и позвал ее замуж.

— У меня есть для тебя другое предложение. — Кормак улыбнулся. — Ты меня выслушаешь?

Милла кивнула.

Он выпустил ее руки и подошел к краю причала.

— Всю неделю отец пытался убедить меня оставить службу в армии и взять на себя управление фамильным поместьем. Я неоднократно отказывал ему, полагая, что он просто предлагает мне укрыться здесь от моих неудач. Я ни за что не принял бы его предложение на таких условиях. — Кормак повернулся и посмотрел Милле в лицо. — Но этой ночью у меня возникла идея о том, что можно изменить в Калькарроне. Надеюсь, она заинтересует и тебя.

— Меня? Я ничего не знаю о поместьях Шотландского Нагорья…

— Но ты разбираешься в искусстве.

— Причем тут это?

— Иди сюда.

Милла подошла к Кормаку. Он обнял ее за плечи и повернул лицом к озеру.

— Тебе ведь нравится это место, не так ли?

— Да, конечно.

Кормак улыбнулся.

— Я хочу увидеть твою реакцию на другие части поместья — с точки зрения художника. Мне необходимо профессиональное, непредвзятое мнение о том, что мы можем предложить.

Милла повернулась и посмотрела на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Я собираюсь построить больше коттеджей для художников в нашем поместье. Мне хочется поделиться этим местом с людьми, которым оно нравится. Мы могли бы проводить тут мастер‑классы, организовать курсы обучения живописи… Рядом с домом есть еще несколько зданий — их можно превратить в студии. Ты будешь водить художников в горы для рисования на пленэре. Именно эти планы я обсуждал с моим отцом перед свадьбой Рози, и он готов меня слушать, но без тебя это не сработает, Милла. Ты — мой источник вдохновения.

Идея Кормака, безусловно, была привлекательной, а его энтузиазм — заразительным. Поместье Калькаррон может стать идеальным местом для отдыха художников. Здесь имеется все необходимое: захватывающие дух виды, до которых рукой подать, солидная репутация уже существующего коттеджа Стратбурн, не говоря уже о чрезвычайно привлекательном владельце поместья.

— Итак, что ты предлагаешь? Деловое партнерство?

Кормак покачал головой, и выражение его глаз заставило ее сердце забиться чуть быстрее. Он коснулся щеки Миллы и мягко улыбнулся.

— Я люблю тебя, и не представляю свое будущее без тебя, так что на самом деле я предлагаю…

Милла невольно прижала ладонь ко рту, чтобы не ахнуть в голос, потому что Кормак опустился на одно колено и вытащил из шотландской сумочки‑споррана, висящей на его поясе, черную бархатную коробочку и произнес:

— Ты выйдешь за меня замуж, Милла О’Брайен?

Пару минут, не в силах вымолвить ни слова, она лишь улыбалась и плакала одновременно. Наконец обретя дар речи, Милла ответила:

— Да, я выйду за тебя… Конечно! Но ты сказал, что речь пойдет не о брачном предложении.

Кормак поднялся на ноги и широко улыбнулся.

— Я сказал, что не собираюсь просить твоей руки. И это так, потому что мне нужна не только твоя рука, но и вся ты. — Он открыл коробочку — на темном подкладе блеснуло кольцо с бриллиантом. — Это кольцо принадлежало моей бабушке…

— Оно прекрасно!

Кормак надел кольцо на палец Милле и притянул ее в свои объятия.

— Теперь ты моя, а я твой — навсегда.

Когда его губы коснулись ее губ, Милле показалось, что этот момент — лучший в ее жизни. Внезапно Кормак разжал объятия и воскликнул:

— Посмотри!

Она проследила за его взглядом, устремленным в небо, и восторженно рассмеялась. Мерцающие зеленые занавеси северного сияния плясали над их головами.

— Как ты думаешь, космос пытается нам этим что‑то сказать? — спросила Милла.

Кормак обнял ее и поцеловал в макушку.

— Может быть, но мы и так уже все знаем.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg