«Тени прошлого»

Тени прошлого (fb2) - Тени прошлого 467K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Гизела Ройтлинг

Гизела Ройтлинг Тени прошлого

На маленьком острове

Глава 1

Не в первый раз Юлия Фендер проводила свой отпуск на Корсике. Но в первый раз море не было ни лазурно-голубым, ни изумрудно-зеленым. Когда белый пароход входил в тихую гавань, небо всегда висело высоким пологом над розовыми скалами, зелеными склонами гор и манящей спокойными водами бухтой.

Сегодня все было не так. Дул сильный ветер, хлестал дождь. И яркие, буйные краски юга растворялись в уныло-сером мареве.

Зябко поежившись, Юлия подняла воротник летнего пальто и потуже завязала под подбородком легкую шелковую косынку, которая нисколько не спасала ни от дождя, ни от ветра. Сейчас она была даже рада, что Михаэль не смог поехать с ней, а обещал прибыть позже. Для первого знакомства никак не годились ни эта морось, ни продувной ветер, ни гнущиеся по ветру пальмы.

Юлия растерянно огляделась — если бы в этой серости можно было что-то увидеть! — в поисках носильщика. Но похоже, в такую погоду, да еще до начала туристического сезона, вся уважающая себя обслуга предпочитала сидеть по домам.

— Можно вам помочь, мадемуазель? — где-то в тумане раздался тоненький голосок, и из ниоткуда вынырнул большой черный зонт, а за ним кучерявая черная голова с пронзительно-голубыми глазами.

Юлия слегка оторопела при виде неожиданного помощника. Мальчонке было от силы десять. Тщедушный, кожа да кости, он меньше всего годился для переноски тяжестей. Она с разочарованной улыбкой покачала головой.

Но парень, похоже, читал ее мысли. Приподнявшись на цыпочки, чтобы лучше защитить ее от дождя, он важно произнес срывающимся дискантом:

— Я сильный. Я много раз носил чемоданы. Если, конечно, не больно большие. А ваш — совсем маленький. — И с мольбой в синих глазах добавил: — Дайте мне шанс!

У Юлии сдавило сердце. Сколько раз она говорила себе, что нельзя быть такой сентиментальной! Мальчишка явно хотел заработать пару су. Она посмотрела на его цыплячьи плечики, торчащие из-под старой вязаной кофты, на тоненькие босые ножки в коротких латаных-перелатаных штанишках, которые давно не носят дети на ее родине, и, проглотив ком в горле, сказала:

— Чемодан я понесу сама. Можешь взять мою сумку. Где здесь стоянка такси? А если дашь мне твой зонт, можем поместиться под ним оба.

— О, мадемуазель! Я знаю здесь все! — Он с готовностью протянул ей зонт и обеими руками схватил ее дорожную сумку. — Вам куда? — деловито осведомился он, с шумом выдохнув.

— Отель Паоли, — попыталась ответить Юлия в том же духе, но порыв ветра перехватил ей горло и едва не вырвал зонт из ее рук.

Мальчишка снисходительно улыбнулся:

— Это мистраль, мадемуазель. Не больно-то ласковый! Зато он разгонит облака, и через час снова будет солнце.

Юлия недоверчиво покосилась на него, перекладывая тяжелый чемодан в другую руку.

Через пару шагов возле них лихо затормозило такси. Шофер, разглядев в юной даме выгодную клиентку и изображая поспешность, взял у нее чемодан, а у парня сумку.

— Снова гешефт? — спросил он, сверкнув глазами. Но в его голосе звучало скорее сочувствие, чем насмешка.

По остренькому личику мальчишки пробежала тень возмущения.

— Без моего зонта мадемуазель промокла бы до костей!

— Это точно! — рассмеялась Юлия, возвращая зонт. Она порылась в кармане пальто и вложила в маленькую розовую ладошку пару монет.

— О, мадемуазель, большое спасибо! — Паренек явно не рассчитывал на такую щедрость за свою небольшую услугу. Он помог Юлии усесться в машину, с важной миной на лице проследил, как упакован багаж, и звонко крикнул таксисту: — Отель Паоли!

До отеля было недалеко. Он располагался поблизости от делового центра города, прижимаясь к склону горы.

Юлия распаковала необходимые вещи, приняла душ и подошла к окну. Дождь действительно кончился, но небо все еще укутывали плотные облака. Из ее уютного номера открывался вид на густые заросли, взбегавшие вверх по склону. Она открыла окно, и ворвавшийся в комнату ветер принес, терпкий густой аромат бесчисленных цветущих растений, покрывавших большую часть зеленого острова. Этот ни с чем не сравнимый аромат Корсики! Юлия предвкушала его еще на палубе корабля.

Дорожной усталости как не бывало. К себе манили умытые дождем улицы и переулки незнакомого города. Как хорошо сейчас побродить без суеты, без цели, открывая для себя новые места и лица. Мимо витрин больших магазинов и маленьких лавчонок, мимо винных погребков, из-под сумеречных сводов которых доносятся кисловатые испарения перебродившего винограда.

Юлия успела сделать несколько шагов, как из-под арки ворот ей навстречу выступила тоненькая фигурка. Снова он!

— Здравствуйте, мадемуазель! — поприветствовал старый знакомый, словно они и не расстались чуть больше часа назад. На этот раз его голосок звучал немного застенчиво, и он робко посматривал на Юлию своими чистыми светлыми глазами.

— Что ты здесь делаешь? — Юлия остановилась.

— Жду вас, — с обезоруживающей откровенностью ответил малыш. — Я подумал, вдруг вам сразу захочется погулять. Так делают многие приезжие. Я мог бы показать вам город, я здесь все знаю. — На его остренькой мордочке смешались смущение и надежда.

Юлия развеселилась. Ну и лиса этот постреленок! Интересно, как часто зарабатывает он себе на карман таким вот образом?

— Я не за деньги, — быстро добавил малец; похоже, он читал ее мысли. — Просто вы мне очень понравились.

— Ах так! — Юлию все больше забавлял этот разговор. — Только вот знаешь, мне не нужен провожатый. Я прекрасно ориентируюсь сама. Не в первый раз на Корсике!

Его мордочка разочарованно вытянулась.

— Вы уже были в Бастии!..

— В Бастии пока нет. Раньше я высаживалась в Аяччо.

— Так это же совсем другое дело! — оживился мальчишка. Удивительно, с какой быстротой менялось выражение его лица. — Там такого нет! Я отведу вас в крепость, покажу церковь Святого Иоанна Крестителя… — Названия достопримечательностей так и посыпались из него.

— Стой, стой, стой! — со смехом остановила его Юлия. — Не сегодня. Сегодня я хочу просто прогуляться по городу.

— Так и тут я вам пригожусь! А то еще заблудитесь и не найдете дорогу обратно. — Он хитро блеснул глазами.

— А ты очень настойчив, малыш!

Парнишка обиженно отступил на шаг и оперся на свой зонт, который теперь был закрыт.

— Я не собираюсь быть назойливым, — с упреком сказал он. — Но если бы вы взяли меня с собой, я нисколько не помешал бы вам! — В его голосе снова ожила надежда.

— Ну хорошо, — сдалась Юлия. Что-то в этом мальчишке было такое, чему невозможно противостоять.

Небо просветлело. Из-за облаков проглядывала лазурь. Ветер улегся, но воздух был еще свеж.

На площади Святого Николая расторопные официанты снова расставляли стулья с ажурными спинками и смахивали с круглых столиков последние капли дождя. Под раскидистыми платанами мужчины устроились гонять бильярд. Клик-клак — глухо клацали шары. Вокруг играющих стоял шум и гам, раздавались громкие возгласы и смех. Продавец в длинном белом переднике неторопливо катил перед собой тележку с мороженым. Из кафе тянуло запахом свежеиспеченного миндального печенья. У Юлии потекли слюнки. Она направилась к ближайшему столику под красным парусиновым тентом и, усаживаясь, заметила, что паренек остался стоять в отдалении. Она махнула ему рукой, и он приблизился с пылающими от смущения щеками.

— Составишь мне компанию? — улыбнулась ему Юлия. — Уж пирожные-то ты определенно любишь.

Он неуверенно кивнул. В это время из кафе вышел официант и замахал руками:

— А ну, проваливай отсюда! Здесь не подают.

На глаза малыша навернулись слезы, губы предательски задрожали.

— Мальчик со мной, — ледяным тоном отчеканила Юлия и пододвинула ему стул.

Кельнер осекся в недоумении, но, быстро справившись с собой, начал многословно извиняться. Юлия холодно взяла из его рук меню. Официант в полупоклоне стоял рядом и старался не глядеть на мальчишку, который сидел потупившись и вцепившись в сиденье стула. Его уши горели. Юлия сделала заказ, официант рысью бросился его выполнять.

— Это очень дорогое кафе, — еле слышно прошептал мальчуган.

— Не бери в голову! — ободряюще улыбнулась ему Юлия. — Лишь бы было вкусно.

Уплетая пирожные и хрустя печеньем, мальчик немного отошел. А когда принесли еще и вазочку с мороженым, увенчанным свежими фруктами, он совсем повеселел. Трогательно облизнув губы, он погладил себя по тощему животику:

— Таким сытым я уже давно себя не чувствовал! И как вкусно! Спасибо. — Его небесного цвета глаза светились счастьем. — А вы, наверное, из Парижа, мадемуазель?

— Почему это ты решил?

— Ну как же! В больших городах у людей много денег, — с детской непосредственностью объяснил он. — И потом, вы говорите как парижане.

— Это потому, что я когда-то жила в Париже. А вообще-то я из Германии.

Его глаза широко распахнулись. Он легко перешел на немецкий.

— Вот бы никогда не подумал! — удивленно воскликнул он. — Немки, они всегда такие, ну, большие… И волосы у них светлые, — добавил он, бросив взгляд на ее темные, коротко стриженные волосы, уложенные в стильную, слегка небрежную прическу.

— А где ты научился так бегло говорить по-немецки? — спросила вконец ошеломленная Юлия.

Малыш опустил густые длинные ресницы.

— Мама всегда разговаривала со мной по-немецки, пока не умерла. — Его голос дрожал.

Юлия смотрела на своего нового приятеля со все возрастающим интересом. Немного помолчав, она сказала:

— Вроде бы мы подружились, а я до сих пор не знаю, как тебя зовут.

— Даниель Филипп фон Равентли, — с достоинством ответил тот, не поднимая глаз.

— Фон Равентли? — растерялась Юлия. Какое отношение могла иметь одна из старейших княжеских фамилий Германии к этому тощему уличному пацану? Она посмотрела на него с легким упреком: — Признайся, ты привираешь!

— Нет, мадемуазель, нисколько! — Он смотрел на нее серьезно и прямо.

— У меня в Германии есть бабушка. Она настоящая принцесса и живет во дворце, где много-много комнат. Сто, а то и больше. И у нее сто слуг, поэтому ей ничего не надо делать, даже одеваться самой не надо. — Теперь его взгляд унесся в дальние дали. — Когда я вырасту и накоплю денег, я уеду к ней и буду жить с ней во дворце! — В его голосе зазвучали торжественные нотки, и он перевел на Юлию ликующий взгляд.

— Фантастическая история, Даниель! — Юлия не могла подавить смешок. — Где ты берешь журналы о принцах и принцессах?

Глаза Даниеля затуманились, а черты лица на мгновение заострились еще больше, в какой-то недетской горечи. Он уронил голову на грудь, сжал губы и замолчал. Юлия тоже молчала, погруженная в свои мысли. Наверное, малыш сам верит в свою фантазию. У детей так часто переплетаются выдумки и реальность. А потом жизнь преподносит им горькие разочарования.

— Эй, Даниель, чего это ты вдруг онемел? Что случилось?

— Мне просто грустно, что вы мне тоже не верите.

— Ладно тебе. — Юлия похлопала его по руке и добродушно добавила:

— Завтра можем снова погулять после обеда, хочешь? Покажешь мне крепость и все остальное…

— Я буду ждать вас у отеля, мадемуазель! — с энтузиазмом воскликнул он. — Только… Может, и вы мне скажете, как вас зовут? — Его глаза лучились доверием.

— Ну конечно! Что же это я?! Меня зовут Юлия Фендер. Но ты можешь звать меня просто Юлия. Договорились?

Даниель совсем расцвел, как будто ему сделали самый дорогой в жизни подарок.

Так же сиял он и на следующий день, когда со всех ног бежал навстречу Юлии.

— Я уже боялся, что провороню вас! — выпалил он, переводя дух. — Но мне сначала надо было сделать математику, а потом мама попросила помочь ей развесить белье. У нее пятеро детей. Вместе со мной шесть. И еще муж. Знаете, сколько ей приходится стирать! Я рассказал маме про вас, а то она не разрешила бы мне надеть выходные брюки.

— Да, Даниель, сегодня ты выглядишь франтом!

Даниель гордо разгладил пеструю рубашонку, хоть и полинявшую, но ослепительно чистую.

— Теперь вам не придется меня стыдиться, когда мы пойдем гулять, мадемуазель! — рассудительно сказал он и тут же поправил себя: — То есть Юлия.

Он доверчиво улыбнулся и вложил свою ладошку в ее руку. У Юлии защемило сердце. Все-таки замечательный парень этот Даниель, как бы его там дальше ни звали!

Легким шагом, словно у него на пятках были крылышки, как у древнего бога Меркурия, Даниель поднимался со своим новым другом по вьющемуся вокруг горы серпантину вдоль крепостной стены. Могучая каменная кладка местами поросла плющом и лишайником. На глянцевых листьях играло солнце. Здесь царили тишина и умиротворение, сюда не долетал городской шум. Только щебет птиц и пряные ароматы. Чем выше они поднимались, тем шире открывалась даль. Юлия окидывала восторженным взглядом безмятежную морскую гладь, кромку берега с мирно плещущимися волнами, раскинувшийся под ними город.

— Видите вон там площадь? — Даниель указал на скопление домов вокруг двух гордо возвышающихся над людским муравейником шпилей церкви. — Там, между церковью Святого Иоанна Крестителя и Ратушей. Это рыночная площадь, но в воскресенье на ней будут большие народные гулянья! Сколотят подмостки, поставят деревянные столы с длинными скамьями. Будут песни и танцы, много вина и козьего сыра, а для детей жареного миндаля. И еще установят карусель! Будет весело. Вы придете? — Он, полный надежды, посмотрел на Юлию.

И снова ее сердце дрогнуло под его испытующим взглядом.

— Мне очень жаль тебя разочаровывать, Даниель! Но в воскресенье меня здесь уже не будет. Через два дня я уеду дальше, на мыс.

— Но почему? — с болью вырвалось у Даниеля. — Разве вам плохо в Бастии? Там, на севере, только деревни и почти нет людей!

— Именно поэтому, малыш. Постарайся меня понять. Когда человек живет в большом городе, ему хочется иногда спрятаться в пустынном, безлюдном месте.

Даниель на минуту задумался, а потом тяжело вздохнул.

— Мне кажется, я понимаю. Только правда жаль. Мы все будем на празднике: и мама, и папа, и Лукас, и Паоло, и Луис, и Жаннет, и маленькая Тереза. Я бы вас со всеми познакомил!

— Это было бы здорово. Наверное, они очень хорошие. Но в воскресенье мне действительно уже надо быть на Капо-Бьянко. Прости.

Они ступили на горбатый мост, переброшенный через ров к цитадели, окруженной мощными валами. Под ногами скрипели массивные деревянные брусья. Юлия с удовольствием осматривала древнюю крепость, Даниель охотно пояснял ей. Он досконально знал историю своего края и был хорошим рассказчиком. Удивительно для уличного мальчишки!

Перед бывшим дворцом губернатора Юлия остановилась на небольшой площади, окруженной платанами с нежной молодой зеленью. Под ними манили к отдыху уютные скамейки.

— А знаешь, Даниель, я могла бы навестить вашу семью у вас дома, — неожиданно предложила Юлия, присаживаясь в прозрачной тени. «Было бы любопытно посмотреть, как живет корсиканская семья», — подумала она. К тому же она могла бы принести малышам разные сласти, которым они уж точно будут рады.

Мальчик целую вечность смотрел себе под ноги, а потом нерешительно произнес:

— Мы очень бедные, Юлия. Папа Бонелли — рыбак. И не всегда бывает такой улов, чтобы на вырученные деньги мы могли поесть досыта. Вам у нас не понравится.

— Ну что ты такое говоришь! Бедным быть не стыдно. — Юлия обняла его за хрупкие плечи и почувствовала под рубашкой острые косточки. Снова на нее накатила волна жалости и сочувствия, но этого нельзя было показать. — Так, значит, тебя на самом деле зовут Даниель Бонелли, да? — осторожно спросила она.

Даниель молча чертил на песке круги и палочки носком своего ботинка. Юлия отпустила его плечи и, откинувшись на спинку скамейки, подставила лицо пробивающемуся сквозь листву солнцу. Немного погодя мальчик решительно выпрямился и, прижавшись к ней, заглянул в ее лицо таинственным взором блестящих глаз. Повинуясь своему внутреннему импульсу, он закинул тоненькие ручонки ей на шею и нежно привлек к себе ее голову.

— Если вы и вправду придете к нам, тогда я вам кое-что покажу, — заговорщически прошептал он ей на ухо.

— Что? — так же шепотом спросила Юлия.

— Пока не скажу. Сами увидите! — Даниель опустил руки и посмотрел на нее со значением.

— Ты меня заинтриговал, Даниель! А где вы живете?

— У Старого порта. Но одна вы ни за что не найдете! Я за вами зайду. Завтра или лучше послезавтра. Когда все будут дома. В пятницу папа возвращается с моря к обеду, а потом мы все чиним сети.

Глава 2

Самой Юлии точно было бы не найти дом, в котором обитали Бонелли. Она следовала за Даниелем по нагромождению узких улочек и переулков, то взбегающих по склону, то круто спускающихся вниз. В этой части города запахи жареной рыбы, чеснока, пряных приправ и дегтя смешивались с запахами моря и висели тяжелым духом между потемневшими от времени, растрескавшимися стенами ветхих домов. Дома здесь были узкие, в основном четырех-, пятиэтажные. Они тесно лепились друг к другу, образуя меж собой мрачные лабиринты дворов. Между домами сушилось белье на протянутых через окна веревках, по крутым лестницам и карнизам бегали тощие, поджарые кошки в надежде на добычу. В глубине обшарпанных парадных через открытые скрипучие двери проглядывали темные уголки дворов.

В одном из таких мест мать семейства Бонелли сидела в окружении своих малышей за починкой сети. Четыре пары тонких ручек умело сновали пальчиками, помогая паре больших натруженных рук. И только четырехгодовалая Тереза, самая младшая, сидя поблизости на корточках, играла с котенком. Она водила веточкой по земле, и пушистый рыжий комочек, потешно кувыркаясь, нападая и отпрыгивая, выкидывал немыслимые кульбиты.

— Вот они, пришли! — крикнул, завидев гостью, один из малышей, с таким же узким личиком, черными волосами и глазами, как и у остальных детей.

Юлия почувствовала на себе взгляды всего семейства. Радостные и любопытные, серьезные и изучающие, робкие и открытые — в зависимости от темперамента.

— Это Лукас, — представил брата Даниель, а потом по очереди назвал имена остальных.

Катарина Бонелли поднялась со своей скамеечки и направилась к Юлии походкой, исполненной достоинства. Несмотря на то что она была бедно одета и долгий изнурительный труд отразился на ее лице, ее осанке могла бы позавидовать и сама королева. Прямая спина, расправленные плечи, неторопливый шаг — так ходили все корсиканки, привыкшие переносить на голове тяжести. Ее суровое бледное лицо обрамляли прямые, гладко зачесанные назад волосы.

— Здравствуйте, мадам Бонелли!

— Добрый день, мадемуазель! — Приветливая улыбка сделала ее лицо много моложе, глаза засветились мягким блеском. — Даниель уже несколько дней говорит только о вас, и ни о чем другом. Мне кажется, что мы уже знакомы. Вы так добры к нему. Только напрасно угощаете его слишком часто.

— Он это заслужил, мадам. Я просто расплачиваюсь таким образом — денег он не хочет брать. Даниель мой гид. Мы с ним облазили все уголки этого города. А когда человек полдня находится на ногах, не грех и подкрепиться время от времени, не правда ли?

Юлия кротко улыбнулась мадам Бонелли и повернулась к детям, которые теперь столпились вокруг нее. Она поговорила с каждым о детских пустяках, потрепала по головкам мальчишек, погладила девочек, а потом достала из рюкзачка большой пакет и раздала всем такие лакомства, которых они отродясь не едали, разве только видели в витринах булочной или кондитерской. Даниель счастливыми глазами смотрел, как радуются малыши. Тереза, которая позабыла про котенка и стояла впереди своих братьев с открытым ртом и округлившимися глазами, оправившись после первого шока, звонко выкрикнула:

— Тебя послал Санта-Клаус, да, тетя? — и сама засмущалась своей храбрости.

— Возможно, — засмеялась Юлия и, глядя в широко распахнутые глаза, лукаво подмигнула и, склонившись к ушку, прошептала: — Как ты догадалась, малышка?

Девочка зажмурилась от удовольствия и заулыбалась до ушей.

— Может быть, пройдете в дом? — снова взяла слово Катарина Бонелли. — Я могу предложить вам стаканчик ликера или холодного лимонада.

— О, большое спасибо! Только не хотелось бы отвлекать вас от дел. Я просто присяду здесь рядом с вами и посмотрю, как вы работаете.

— Если уж вы нашли время, чтобы навестить нас, вы — наша гостья. А гостей мы еще никогда не заставляли сидеть во дворе. Прошу вас, пройдемте!

Юлия уже в который раз удивилась сдержанной гордости самых простых женщин этого острова. Она последовала за Катариной Бонелли в дом. У порога еще раз оглянулась на детей. Отложив угощения, они снова принялись за работу. Даниель занял место матери и присоединился к ним. Его ловкие пальчики умело сучили канат.

— У вас славные послушные дети, мадам! — заметила Юлия.

— Славные — да. Но не более послушные, чем остальные. Просто им рано пришлось заняться работой, и другой жизни они не знают. А что поделаешь! — вздохнула Катарина Бонелли. — Вот только Даниель, он всегда беспокойный, и его постоянно куда-то несет. Как только в город входит корабль, он уже в порту и всем предлагает свои услуги. Только что он там пока может! Еще и сам малыш. Надеюсь, он не был вам в тягость, мадемуазель?

— Ну что вы! Конечно, нет. Мы крепко подружились. Мне он очень нравится.

Они поднялись по узкой мрачной лестнице, и мадам Бонелли открыла дверь, за которой Юлия оказалась сразу в просторной кухне, служившей одновременно и столовой, и гостиной. И хотя здесь разыгрывалась почти вся жизнь многодетной семьи, в ней царили удивительная чистота и порядок. На плите у стены на малом огне булькал в большом пузатом горшке ароматный суп, над плитой были развешаны на просушку пучки трав. Под подоконником стояла старенькая, но ухоженная швейная машинка с ножным приводом. Рядом — объемистая корзинка с разноцветными лоскутками. Две широкие софы служили, видимо, и постелью для ребятишек — в углу были свернуты в рулон одеяльца и подушки, в пододеяльниках и наволочках. Постельное белье, в пеструю клетку, было чисто отстирано. Над комодом висели бесчисленные семейные фотографии в овальных рамках разной величины. За некоторыми были заткнуты букетики бумажных цветов.

Устроившись за большим круглым столом, мадам Бонелли и Юлия завязали оживленную беседу. Со двора раздалась протяжная мелодичная песня. Высокие чистые детские голоса старательно выводили мелодию, которая поднималась к небесам, залетая в открытые окна.

— Это в вашу честь, мадемуазель Юлия! — ласково улыбнулась хозяйка.

— Как прекрасно, что здесь повсюду поют! — задумчиво сказала Юлия. — Прелестные народные песни, которые пришли из глубины веков и никогда не забудутся, пока их будут петь дети! — Она помолчала, прислушиваясь. — Эту песню мне часто напевал ваш сын Даниель, когда мы бродили по цветущим склонам. Должно быть, это его любимая. У него такой приятный голос! Но теперь я слышу, что все ваши дети очень музыкальны.

Мадам Бонелли кивнула. Потом опустила глаза к своему подолу, где беспокойно лежали ее натруженные руки. «Наверное, они не привыкли долго быть без работы», — грустно подумала Юлия.

— Даниель не наш сын, — неожиданно сказала Катарина Бонелли. — Мы его просто взяли к себе. Но мы никогда не делаем различия между ним и нашими родными детьми, — поспешила заверить она. — И он говорит нам «папа» и «мама». В каком-то смысле так оно и есть. Мы ему родители, потому что растим его.

Оторопевшая Юлия разом вспомнила все рассказы мальчика. Она внимательно посмотрела на хозяйку. В ней проснулся профессиональный интерес.

— А как его настоящая фамилия? — жадно спросила она.

— Фуко. Он внебрачный сын Дезире Фуко, которая два года назад умерла в больнице. Здесь, в Бастии. — Катарина тяжко вздохнула. — Никто не знает, от чего. Она просто истаяла как свечка, если вы понимаете, о чем я говорю, мадемуазель Юлия.

Юлия кивнула.

— А что известно о его отце?

Профессиональная журналистка сделала стойку. Она напала на след потрясающей истории, которая выйдет под крупным заголовком на первой странице женского журнала «Анемона» и принесет супервысокие тиражи. Юлия стояла у истоков этого издания. Она помнит, как в пылу и задоре они, тогда еще совсем юные и неопытные журналисты, выбирали журналу название. Красивый цветок с милым именем в просторечье называют «ветреницей», и такое название придавало женскому журналу пикантность. Это была ее, Юлии, идея. Сейчас в своем воображении Юлия уже врывалась в редакцию после отпуска, небрежно бросала на стол материалы и оповещала ошеломленных коллег: «Дети мои! У меня такая история — пальчики оближешь! Наши читательницы обрыдаются!»

— Отец… — продолжала между тем мадам Бонелли. — Говорили, он был полицейским в Ницце. Погиб в перестрелке с бандитами. Так и не успел узаконить брак.

— В Ницце? — удивленно переспросила Юлия.

— Да. Дезире работала там в большом отеле. Это потом она вернулась с ребенком на Корсику, на родину. У нее был еще брат, она надеялась на его поддержку и помощь. Но тот не мог простить позора сестры и уже не мог отомстить тому, кто ее обесчестил. Так вот, мадемуазель! — Катарина посмотрела Юлии прямо в глаза. — Мы ведь островной народ. И все еще живем по законам старинных обычаев и нравов.

Обе помолчали, только звонкие детские голоса звучали с улицы да по-прежнему булькал суп на плите.

— А что было дальше, мадам Бонелли? — вырвала ее из раздумий Юлия.

Катарина вздохнула, неспешно поднялась, погасила огонь под горшком, снова села.

— Так вот. Старший Фуко, брат Дезире, уехал на материк, чтобы найти там работу и скрыться от позора. И она снова осталась одна. У нас, знаете ли, давно так заведено, что молодые покидают остров в поисках заработка. Здесь у них мало возможностей, да и богатства тут не наживешь. Загляните в горные деревни. Сколько стоит заброшенных домов! И живет там только горстка стариков. Да, умирать все возвращаются сюда, потому что нигде больше корсиканец не сможет обрести последний покой, кроме Корсики. — Она скупо отхлебнула из своего стаканчика.

— А на что жила Дезире с маленьким сыном? — Юлия осторожно постаралась вернуть разговор в нужное русло.

— Она была рукодельницей. Шила и вязала милые вещицы и сдавала их в местные лавочки на продажу. Но этот заработок только помогал ей держаться на плаву. Досыта они никогда не ели. А потом пришлось еще влезть в долги, чтобы платить за квартиру.

— Но ведь она прекрасно знала языки. Она обучила Даниеля немецкому. Разве нельзя было снова устроиться в какой-нибудь крупный отель? Здесь же столько туристов!

— Ну, не так-то у нас и много туристских отелей, мадемуазель Юлия, — покачала головой Катарина Бонелли. — Но это не главное. Дезире брала работу на дом, чтобы постоянно быть рядом с сыном. Она была к нему очень привязана.

— И так рано рассталась с ним, — нечаянно промолвила Юлия. Судьба незнакомой ей Дезире Фуко странным образом брала ее за душу.

— Да, — снова вздохнула сердобольная Катарина. — Под конец она была кожа да кости, бедняжка. И так слаба! На нее просто было жалко смотреть! Я поила ее с ложечки, обмывала ее. Я тогда работала еще и в больнице, наверное, Даниель рассказывал. Мужу нужна была новая лодка. Старый челн, который и так-то протекал, был в щепки разбит штормом.

— И как вы все успевали? — поразилась Юлия. — Ведь дома орава малышей, которые доставляют столько хлопот! Муж, хозяйство…

— Все успеешь, если деваться некуда. А тогда еще и свекровь приезжала к нам почаще. Это теперь дорога вниз стала такой трудной. Ну конечно, легко нам не было. Но знаете, что я вам скажу, мадемуазель Юлия? Как насмотришься в больнице на людские страдания, так еще будешь радоваться, что руки-ноги на месте и можешь работать. И своим детям не могла нарадоваться, как посмотрю на Даниеля. Он не отходя сидел возле умирающей матери, сплошной комок горя. Одинокий, растерянный. Никто о нем не заботился, никто не думал — у всякого свои беды! Тогда я поговорила с мужем. И как бедняжка отмучилась, мы взяли Даниеля к себе. — Светлая улыбка преобразила суровые черты Катарины. — Конечно, пришлось немного потесниться. И суп стал чуток пожиже. Да разве в этом дело? Мы дружно живем и нужны друг другу. Чего еще желать лучшего?!

Вся мудрость маленького островного народа говорила сейчас устами этой простой женщины. И Юлия вдруг показалась себе такой маленькой и никчемной со своими ничтожными заботами и великим апломбом. Возле этой скромной корсиканки с благородной душой и большим сердцем, которая и не осознавала своего великодушия, а делала то, что считала само собой разумеющимся!..

Песня снаружи умолкла. Вместо нее послышались пронзительные визги и крик, грозящие перерасти в настоящую ссору. Одним махом мать Бонелли оказалась у открытого окна и, высунувшись по пояс, строго прикрикнула:

— Ну-ка, петухи, сейчас же прекратите! Что о вас подумает мадемуазель Юлия?

— Луис украл мой леденец на палочке! — завыл Паоло.

— Украл? — Голос младшего брата взвился до пронзительного дисканта. — Если ты еще раз скажешь такое, я выдеру тебе все волосы!

Теперь маленькая Тереза ударилась в безутешный детский плач. Успокаивая ее, старший, Лукас, крикнул наверх матери:

— Он его просто спрятал, мама!

— Луис, быстро отдай Паоло его леденец и помиритесь! — приказала мать. — А то я сейчас спущусь и устрою вам такую баню!

Похоже, дети знали, что с матерью шутки плохи, поэтому притихли. Еще чуть-чуть попререкались, еще чуть-чуть поворчали — и во дворе снова воцарился мир. Когда Катарина Бонелли повернулась от окна, ее, лицо было вовсе не сердитым, а даже веселым.

— Мальчишки — как молодые щенки. Если не лают, значит, нездоровы.

Юлия поднялась:

— Пожалуй, пойду. У вас еще столько дел! Большое спасибо за все, мадам Бонелли! — Взявшись за ручку двери, она тем не менее остановилась. — Даниель, — помедлив, сказала она запинающимся голосом, — рассказал мне удивительную историю, будто у него в Германии бабушка-принцесса, которая живет во дворце…

— О Боже ж ты мой! — со смехом простонала Катарина. — Уж этот мне мальчишка! Он любит морочить этими россказнями голову приезжим. Не верьте ни единому слову!

— Конечно, конечно, но… он назвал одну фамилию: фон Равентли… И сказал, что его зовут Даниель Филипп фон Равентли…

Мадам Бонелли добродушно, со снисходительным упреком покачала головой:

— Он такой фантазер, наш Даниель! Честное слово, просто сказочник. Филипп — да. Это второе имя он, должно быть, и вправду получил по отцу. Потому что Дезире перед смертью все шептала его. Но то, другое, смешное, — чистая выдумка. Даниель Филипп Фуко — так записано в метрике, и так оно есть на самом деле.

— Конечно, я нисколько не сомневаюсь. Только вот «фон Равентли». Это действительно древняя фамилия высшей немецкой знати. Семья существует до сих пор. Они очень богаты и владеют не одним замком.

— Он где-то выискал это имечко, мадемуазель Юлия, поверьте мне. Большая умница наш Даниель, этого не отнимешь. Как только ему в руки попадает кусочек газеты, он тут же начинает читать. — Катарина Бонелли пожала плечами. — Наверное, прочитал что-то о людях, которых так звали. Вот и придумал себе сказку. Дети часто сочиняют истории, особенно если у них такое живое воображение, как у Даниеля.

— Да, я точно так же подумала.

Теперь Юлия была готова рассмеяться над своей безумной идеей о «маленьком принце». А оказывается, мальчишка просто подшутил над ней, и ничего больше!

Когда женщины спускались по лестнице, им навстречу попался Даниель. Он посмотрел на Юлию, потом на мать и тихо сказал:

— Я хочу еще кое-что показать мадемуазель Юлии.

— Что? — спросила мадам Бонелли. Его веки дрогнули.

— Ну… где я сплю.

— Там нечего смотреть! — коротко отрезала мать, развернув его за плечи. — Что там может быть для мадемуазель Юлии интересного? — Она мягко подтолкнула его перед собой и уже ласковее спросила: — Папа еще не появлялся?

Даниель молча помотал головой. По нему было видно, что он неохотно уступает матери.

— Мой муж, — обратилась мадам Бонелли к Юлии, — сейчас внизу, на молу, где стоят лодки. Всегда найдется что-нибудь подправить перед выходом в море. Даниель, сбегай к отцу и скажи ему, что к пяти он должен зайти к дяде Томасу.

— Почему я? — скорчил кислую физиономию Даниель. — Почему не Лукас или Паоло? Как раз теперь, когда у нас мадемуазель Юлия! А завтра она уже уедет!

— Мне все равно пора идти, Даниель, — постаралась успокоить его Юлия. — Но, если хочешь, я могу спуститься с тобой на мол. Посмотрю, как там кипит работа.

По дороге к молу Даниель был молчалив. Даже большой грузовой пароход, который пришел из Марселя, не вызвал у него, как обычно, энтузиазма. Он просто скользнул равнодушным взглядом по суетящимся вокруг него портовым грузчикам — и все. «Может быть, у парнишки что-то вроде боли разлуки?» — подумала Юлия. Она взяла его за руку.

— Послушай, Даниель! На обратном пути я снова буду в Бастии, — вкрадчиво начала она. — Это недолго, даже меньше чем через две недели. Ты ведь знаешь, когда отходят большие лайнеры. И тогда мы можем снова встретиться.

Реакция Даниеля была для нее совершенно неожиданной. Его небесно-голубые глаза лихорадочно заблестели, и из них по Юлии ударил такой заряд энергии, что ей показалось, будто ее поразила молния.

— И тогда я вам все-таки покажу! — со всей страстью, на какую способно нежное детское сердце, выдохнул он.

Мальчик снова вернулся к жизни от своих горьких, тягостных раздумий. Юлия не нашла, что еще ответить, а он уже радостно махал коренастому, очень подвижному корсиканцу с открытым загорелым лицом и добрыми глазами.

— Папа! Я с мадемуазель Юлией!.. — Даниель вырвал свою руку и сломя голову бросился вниз. Юлия едва поспевала за ним.

— Вижу, вижу! — Отец рассмеялся и ловко выпрыгнул из качающейся на волнах рыбацкой лодки. — Твоя любимая мадемуазель Юлия. А знаете, — его смеющиеся глаза были теперь обращены к подоспевшей, чуть запыхавшейся и раскрасневшейся очаровательной молодой даме, — мой сын столько рассказал о вас, что, мне кажется, я вас давно знаю. Рад приветствовать. Ксавье Бонелли. — Он протянул свою широкую, грубоватую от воды и соли ладонь.

Глава 3

Уже несколько дней Юлия жила в маленькой рыбацкой деревушке, прилепившейся к скалам в морской бухте, как ласточкино гнездо. В деревне было всего две таверны с парой номеров для приезжих наверху. По вечерам перед тавернами собирались местные, чтобы, как встарь, пропустить стаканчик-другой вина и поговорить об улове. Наверху по склону располагалась уютная гостиница Моро, которая издали выглядела как частная вилла, белая летняя резиденция с прохладными террасами в окружении пальм. Здесь все располагало к романтике. Но романтического отдыха не получалось.

Юлия заранее заказала на время отпуска две симпатичные комнаты для себя и для Михаэля. А Михаэля все не было. Юлия изо дня в день ждала известия о его прибытии и все чаще выходила на дорогу, ведущую из Бастии на мыс Капо-Бьянко. Он хотел приехать на машине, и ей казалось, что вот-вот на горизонте появится маленькая черная точка.

Постепенно в ней нарастало беспокойство, хотя, надо признать, с долей раздражения. Не так она себе представляла отдых! Да, здесь был рай на земле, но и раем хорошо наслаждаться вдвоем, одиночество — везде одиночество.

Другие постояльцы — две супружеские четы и компания молодых людей — каждое утро с энтузиазмом отправлялись исследовать дальние и ближние окрестности, горные тропы и живописные долины, а к вечеру возвращались усталые и довольные. Юлия сидела на месте как привязанная и ждала, ждала…

Наконец она не выдержала и позвонила Михаэлю домой. К телефону никто не подошел. На следующее утро она заказала разговор по его служебному номеру. Там ей вежливо сообщили, что господин Ротенберг с понедельника находится в отпуске. Юлия так же вежливо поблагодарила и положила трубку. В ней закипела обида. С понедельника в отпуске… А сегодня уже четверг!

Где он может пропадать? И почему не прислал ни весточки?

Она устроилась с книгой в дышащем жаркими ароматами саду. Но содержание романа ускользало от нее, а строчки расплывались перед глазами.

Может быть, он не сумел вовремя зарезервировать место на судне? Ведь паромы, перевозящие автомобилистов с их машинами, ходят не каждый день. А может быть, задержался в Генуе, откуда собирался отплыть. В конце концов, Генуя — портовый город, и, как во всех портовых городах мира, там тьма развлечений и соблазнов!

Юлия почувствовала укол ревности. Он там веселится, а она… И драгоценные минуты отпуска неумолимо истаивают!

— Мадемуазель Фендер! Для вас почта! — Излучающий радость кельнер протянул ей конверт, как будто он сам с нетерпением ждал этого письма.

Юлии передалась его радость, и она облегченно вздохнула. Наконец-то! Сейчас все разъяснится, станет понятным, почему Михаэль так задержался. А может оказаться, что письмо просто опоздало и сам он уже на острове, колесит по дорогам на встречу ей!

Она вскрыла конверт, и ее радость улетучилась как дым. Она прочитала первые строки и не поверила своим глазам.

«Дорогая Юлия, — писал любимый, — к сожалению, меня не отпускает к тебе срочная работа. Новый заказ потребовал дополнительных расчетов, и мне придется допоздна сидеть над ними в офисе…»

Юлия окаменела. Какая бесстыдная ложь! Она ожидала всего, но не такого!

«Можешь себе представить, как я негодовал, потому что из-за этого с нашим совместным отдыхом ничего не выйдет. Ты ведь понимаешь, что проделывать долгий путь ради одного дня не имеет смысла…»

У Юлии потемнело в глазах. Боль, какая боль! «Ради одного дня…» А она бросала все и неслась к любимому, как только была нужна ему!

«Надеюсь, ты не слишком расстроишься и с удовольствием проведешь свой отпуск. У нас, как всегда, дрянная погода. Завидую тебе, что ты можешь наслаждаться солнцем и морем и по-настоящему расслабиться. Когда вернешься, я тебе позвоню. Целую. Михаэль».

Юлия выпустила письмо и уронила голову на руки. Она не могла даже плакать, хоть глаза были полны слез. Женская интуиция подсказывала ей, что за всем этим стоит другая женщина. Нет, не может быть! Михаэль так слаб и нерешителен, хотя производит впечатление сильного мужчины. Когда они познакомились полтора года назад, ей пришлось столкнуться с такими его комплексами!

«Сабина!» — осенило Юлию.

Сабина была его бывшей женой. За полгода до встречи с Юлией они развелись, но по-прежнему встречались «ради дочки». Пятилетнюю Клаудию Михаэль просто обожал, и Юлии казалось вполне естественным, что он не порывает отношения с матерью своего ребенка. К любви это не имело никакого касательства, а значит, не было и повода для ревности. Михаэль утверждал, что после неудачного брака он жаждет снова жениться, но только на женщине, абсолютно не похожей на Сабину. Не капризной и ветреной эгоистке, а умной и верной, глубокой натуре. Такой, как Юлия. И Юлию наполняло счастье. Она вся отдавалась любимому мужчине в надежде, что скоро они будут навсегда вместе.

А теперь у нее под ногами лежало доказательство ее собственной глупости. Михаэль просто не мог быть один. Как-то по возвращении из командировки у Юлии зародилось подозрение, что он снова встречается со своей бывшей женой. Но Михаэль тогда возмущенно оспорил ее инсинуации. И она ему поверила. Даже почувствовала себя виноватой! Теперь ей все предстало в ясном неприглядном свете. Михаэль никогда не любил ее. Она была для него временным пристанищем, убежищем от одиночества. А Сабина представляла собой тот сорт женщин, которых мужчина начинает интересовать, когда он для нее уже окончательно потерян.

Юлия решительно поднялась со скамейки.

На берегу она бросилась на горячий песок и подставила свое тело, еще в каплях морской воды, солнцу. Солнце окутывало и ласкало ее своими лучами. Это помогало. Она наслаждалась звенящей тишиной, только изредка нарушаемой протяжным «йа-а-а, йа-а-а» да щебетом ласточек в кроне эвкалипта. О скалы монотонно плескались волны, и из открытого моря слабо доносился гудок белого парохода.

Когда на колокольне деревенской церквушки ударили в колокола, Юлия лениво подумала, что сейчас двенадцать и из Бастии к самой северной оконечности мыса по извилистой дороге грохочет старенький омнибус, который совершает один рейс в день.

Только она представить себе не могла, что сегодня на короткой остановке у почты из него выскочит маленький босоногий мальчишка и взволнованно бросится рыскать по побережью…

Она испуганно вскочила, еще не стряхнув с себя наползавшую дрему, когда эту тишину и покой прорезал звонкий победный клич:

— Мадемуазель! Мадемуазель! Юлия! Юлия! Я нашел вас!

Мальчишка бежал к ней со всех ног, черные локоны развевались, лицо раскраснелось. У Юлии захолонуло сердце. Она бросилась ему навстречу, подхватила на руки и крепко прижала к груди:

— Даниель! Откуда ты здесь?!

Он радостно смеялся, вытряхивая обеими ладошками песок из ее волос. Его глаза могли бы сейчас поспорить с бездонностью лазурного неба и изумрудного моря. Юлия почувствовала, как ее заливает волна бесконечного счастья.

— С автобуса! — Его дыхание все еще прерывалось. — Сегодня его вел Андре, мой знакомый, и он взял меня с собой бесплатно!

— Здорово, Даниель! Я так рада! Но как ты меня нашел? — Она спустила мальчика с рук.

— Ох, это было совсем не просто! Я здесь все облазил. А вы правда мне рады? — Он глубоко заглянул ей в глаза. — Сначала мама не хотела меня отпускать — я не должен быть вам в тягость. Но я все просил и просил. И она сдалась. Но если что не так, вы скажите, и я тотчас уйду.

У Юлии встал ком в горле. Она не сразу могла ответить, просто притянула мальчишку к себе и обняла за хрупкие плечики. Он доверчиво уткнулся ей в живот.

— Ну что ты такое говоришь, Даниель! — наконец справилась с собой Юлия. — Мы же друзья.

— Да, — подняв голову, счастливо заулыбался Даниель. — И я вас очень люблю!

На границе сознания у Юлии промелькнула мысль: «Значит, со мной еще не все кончено, если Господь посылает мне такую награду и не дает погрузиться в отчаяние».

Они уселись на одеяло, и Даниель, оживленно жестикулируя, поведал ей обо всех событиях прошедших дней. Он щебетал не умолкая, как ласточка, и этот щебет был Юлии бальзам на душу. Она слушала и думала о том, как пестра и разнообразна жизнь ребенка, словно карусель на празднике. Каждый день приносит что-то новое, и он не раздумывая бросается в приключения с головой. Откуда тогда берутся эти скучные рассудочные взрослые?

Потом они вместе купались. В трусиках Даниель выглядел еще более худющим и беззащитным. Зато он плавал и нырял как рыба. Он достал для Юлии кучу восхитительных раковин и разноцветных камешков. А еще, к ее веселому ужасу, морских ежей и медуз, от которых она с визгом шарахалась, а Даниель носился за ней по берегу и дразнил.

Наконец они утомились от игр и проголодались. Даниель развернул бутерброд с кусочком рыбы, который мама дала ему в дорогу, а Юлия добавила свой паек, который она получала в гостинице, если не собиралась приходить на обед. Они пировали. Подобрав последнюю крошечку, Даниель свернулся возле Юлии калачиком, как сытый и довольный котенок. Из-под лапки, прикрывающей от яркого солнца глаза, он украдкой наблюдал, как она, обхватив руками колени, смотрит в море.

— Сегодня вы грустнее, Юлия, чем на прошлой неделе, — тихо сказал Даниель. — Почему вам больше не весело?

Юлия вздрогнула. Невероятно, насколько тонким чутьем обладал этот малыш! Но что она могла ему объяснить? Она повернулась к нему и сказала:

— Я думаю о том, что тебе надо немножко соснуть.

Он отчаянно замотал головой:

— Нет! Я не усну! И потом, когда засыпаешь, то больше не видишь, как хорошо вокруг.

Первым порывом Юлии было расцеловать этого юного философа в его серьезные глаза и скорбно сжатый рот, но она только потрепала его по непослушной шевелюре.

— И кроме того, — продолжал Даниель, — помните, я хотел вам кое-что показать, а мама не пустила нас в мою комнату? А это я прячу под матрасом… Я всегда сам заправляю свою постель!

— Не томи уже, Даниель! — Юлия сказала это с наигранной веселостью, хотя какое-то шестое чувство подсказывало ей, что все здесь очень серьезно.

Даниель открыл свой парусиновый рюкзачок. Оттуда он извлек крайне необходимые вещи: моток бечевки, складной нож и другие мальчишеские сокровища; веревочную куклу, которую, наверное, плел для малышки Терезы во время долгого путешествия. И с самого дна достал неумело, но бережно многослойно завернутый и многократно перевязанный пакет. Юлии захотелось усмехнуться, но губы не сложились в ироничную ухмылку.

— Я хорошо это упаковал, — пояснил Даниель с серьезной миной, — чтобы ничего не пропало и не испортилось. Мама сказала, что это моя самая главная драгоценность.

Разворачивая последний лист пергаментной бумаги, Даниель принял торжественный вид. Он вынул серебряный медальон и передал его Юлии. Она осторожно щелкнула замочком. Перед ней открылось лицо молодого мужчины, узкое, благородно очерченное, с тонкими чертами. Мягкий чувственный рот, гладко зачесанные темно-русые волосы.

— Это мой настоящий папа, — тихо сказал Даниель.

Юлия только кивнула. Возможно, было бы и трудно найти сходство с этим тощим десятилеткой с копной курчавых спутанных волос, должно быть, унаследованных от матери. Если бы не характерная посадка и форма головы, не широко поставленные пронзительные голубые глаза, открыто и доверчиво смотрящие на мир. Если бы не тонкие, заостренные черты лица.

— Выньте и посмотрите!

Юлия повиновалась. «Моей единственной Дезире с любовью. Фил», — прочитала она на обороте. И дата. Чуть больше одиннадцати лет назад… Юлия снова перевернула портрет и вгляделась в лицо. Нет, полицейский в нем не проглядывал. Это было лицо художника или поэта. Она аккуратно вставила фотографию назад.

— И вот еще… — Даниель протянул ей чуть пожелтевший листок, потрепанный на сгибах. — Это написал мой папа моей маме.

Юлия мгновение поколебалась. Воспитание не позволяло ей читать чужие письма. Но здесь был совсем другой случай! Ее сердце тревожно забилось, когда в правом верхнем углу она прочитала: «Филипп фон Равентли» — и все. Никаких титулов. Но поверху стоял великокняжеский герб. Дату невозможно было разобрать, казалось, ее размыли капли воды. «Слезы!» — мелькнуло в голове. Юлия прочитала: «Хольстенбах». Это же главная резиденция князей Равентли! И далее всего несколько строк:

«Моя любимая, моя единственная! Умоляю тебя, потерпи еще немного! Я делаю все возможное и надеюсь, что все будет хорошо. Но если моим надеждам не суждено будет сбыться, я все равно вернусь к тебе. И мы навсегда будем вместе, потому что без тебя нет для меня жизни! Твой до смерти. Фил».

Даниель напряженно следил за ней во время чтения, и когда Юлия закончила, его вопрошающие глаза смотрели ей прямо в душу.

— Даниель, — хриплым голосом спросила Юлия, — скажи мне правду, но только правду. Это письмо тебе действительно дала мать? Ты не нашел его где-нибудь?

Мальчик с недетским пониманием, хотя и с горечью в глазах, выдержал ее взгляд. И, будто чувствуя все обуревающие Юлию сомнения, не опуская глаз, твердо и важно произнес:

— Клянусь, что я получил это от моей мамы перед тем как… — он сглотнул, — перед ее смертью. — Затем его голос зазвучал мягче. — Я пообещал ей, что никогда не выпущу эти вещи из рук и не спущу с них глаз. Потому что они мне будут нужны потом, позже, когда я приеду к своей бабушке, принцессе. А я обязательно к ней приеду, Юлия! — не выдержав напряжения момента, крикнул малыш. — Я уже коплю деньги! — Он сник и трепетно заглянул ей в глаза. — А правда, мама и папа друг друга очень любили?

— Да, — выдавила из себя Юлия.

Перед ее взором стояло другое письмо, полученное сегодня утром. Она больше не могла сдерживаться и, упав на одеяло, зашлась в горьких рыданиях. Даниель поднял ее голову, прижал к своей исхудавшей грудке и ласково и бережно, как настоящий мужчина, начал гладить ее по волосам.

Глава 4

Три недели спустя Юлия сидела за своим рабочим столом в «Анемоне». Главный редактор Питер Вильмс, ее давний приятель, с которым они вместе начинали журнал, нависал над ней, как скала над морем.

— И ты видела это письмо и медальон?

— Своими глазами.

— И ты не была ни пьяна, ни влюблена?

— Окстись, Питер!

— Филипп, — бормотал он, — были ли вообще у Равентли Филиппы?

— Так, как ты, никто не ориентируется в светских сплетнях, — ядовито-сладко процедила Юлия.

Чего она на него разозлилась? Разве не сама завела этот разговор? А ведь не хотела!

— Думаешь, кто-то нарочно подложил эти вещественные доказательства?

Питер чуть не упал и хмуро посмотрел на нее:

— Почему ты вообще не забрала эти улики с собой?

— Ты полагаешь, он расстался бы со своими сокровищами? Даниель — мальчик с характером!

Засунув руки в карманы, главный редактор метался по кабинету Юлии. Склоненная на грудь голова время от времени подымалась. Юлия безучастно взирала то на него, то на стопку папок, накопившихся за время ее отсутствия.

— Знаю! — вдруг остановился главный, взглядом сумасшедшего пронзая свою бывшую подружку, а теперь подчиненную. — Поедешь в Хольстенбах и возьмешь интервью у принцессы Валески, нынешней главы фамилии. Ты сможешь. Ты разузнаешь все про этого Филиппа! — Он в предвкушении потер руки. — Хотел бы я увидеть лицо этой принцессы, когда она узнает, что ее незаконнорожденный отпрыск, обнищавший и опустившийся, бегает по улицам Бастии в поисках заработка!

— Даниель не обнищал и не опустился! — резко возразила Юлия. — Он не бездомный мальчишка, хотя беден и не всегда ест досыта!

— Перестань! Разве это не одно и то же? — Питер бросил на Юлию озабоченный взгляд. — Что с тобой, детка? Ты недовольна заданием? Да любой в редакции палец даст отрубить, лишь бы заполучить это интервью! Ты понимаешь, какими это пахнет денежками?!

— Да, — лживо улыбнулась Юлия, стараясь не смотреть бывшему любовнику в глаза.

Даниель снова был перед ней и заглядывал ей в душу своими цвета морской волны и южных небес глазами. Однажды она уже поддалась искушению и подумывала о сенсационной истории о «маленьком принце». Но трагическая судьба Дезире Фуко, просто и непритязательно рассказанная многодетной матерью с Корсики, и доверчивый, стойкий к предстоящим бурям взгляд ее сына навсегда отвратили Юлию от дешевых сенсаций. Только сможет ли это понять Питер, озабоченный ростом тиража?

Юлия расправила плечи и взялась за органайзер.

— Все нормально, шеф. Когда выезжать?

Питер Вильмс широко улыбнулся, словно одержал победу на Олимпиаде:

— Сначала мне надо позвонить ее светлости и договориться о встрече. Чтобы она приняла репортершу из «Анемоны».

Юлия проглотила и это.

Юлия нырнула под козырек Главпочты. Ливень, который неожиданно обрушился с небес, превратил весь город в Венецию. Небо потемнело, и один за другим следовали разряды молний, сопровождаемые раскатами грома. Она встряхнула намокшие волосы и почувствовала на себе неотступный внимательный взгляд.

Михаэль Ротенберг. Как всегда, смущенный и виноватый!

— Здравствуй, Юлия. Ты меня ждешь?

Юлия оторопела.

— Ты ополоумел? С чего бы это мне тебя здесь ждать? — Она уняла холодную дрожь. — Я пережидаю грозу.

Он скромно потупил глаза и снова взмахнул ресницами.

— Я видел тебя у банка. Ты смотрела на меня. Ты потрясающе выглядишь, дорогая. Такая модная и загорелая.

— Я не нуждаюсь в твоих комплиментах. Что тебе надо? — резко оборвала его Юлия.

Михаэль обиженно вздохнул:

— Ты сердишься, что я не приехал на Корсику? И что с тех пор так и не позвонил тебе?

Юлия неотрывно смотрела на дорогу. Мимо проехал трамвай с леденящим душу грохотом.

— Должно быть, у тебя были на то свои причины.

Михаэль кивнул. Но только самый внимательный взгляд мог заметить, как неосознанно передернулись его плечи и что он вообще был не в своей тарелке.

— Как я понимаю, ты предпочел провести свой отпуск с Сабиной, — добила его Юлия. — Но зачем же врать?

— Мне нужно многое тебе объяснить, Юлия, — пролепетал Михаэль.

— Не знаю, хочу ли я снова услышать твои объяснения. Может быть, ты опять будешь морочить мне голову, как в том письме на Корсику?

— Что ты имеешь в виду?

— Не понимаешь? Ах, какая незадача! Ты сел в лужу, мой милый. Я накануне звонила в офис и все знаю про твой отпуск. — Юлия хотела язвительно посмотреть на него, но он вызывал только жалость.

Гром и молнии, похоже, добили его. Дождь вымочил его до нитки и обнажил неприглядную суть.

— Там за углом кафе. Может, зайдем, выпьем по чашечке кофе и спокойно поговорим?

— Нет! — Ее нежный голос прозвучал как иерихонская труба. — Все, что ты можешь сказать мне, я могу выслушать и здесь. Только не ври. Любую правду я могу вынести, ложь — нет!

Михаэль насупился, как обиженный, и засунул руки глубоко в карманы.

— Ты же знаешь, как я люблю свою доченьку, — начал он заикаясь. — И Сабина сказала, что, может, нам стоит попытаться Начать все сначала. Ради нее. Сабина очень изменилась, знаешь! Она поняла, что женщине одной не так-то легко в этой жизни. А я… я могу им помочь. — Он проникновенно захлопала ресницами, но у Юлии это вызвало только смех. — Может, я и делаю большую ошибку, Юлия, но ты должна меня понять…

— Я всегда делаю, что должна. — Юлия постаралась выгнать ледяной холод из своего голоса. — И я тебя понимаю. Может быть, Сабина и впрямь изменилась, и ты не будешь больше таким невменяемым, как в первое время после вашего развода. А может, даже сумеешь противостоять другим напастям. Я желаю вам от всей души, чтобы все у вас получилось.

Вдруг поглупевшее лицо Михаэля просияло.

— Юлия, ты такая независимая и сильная! А Сабина слабая и беззащитная.

— Раньше она была «ветреной и капризной»!

— Я теперь совсем другой. Я будто заново родился. Я нужен ей. А ты настоящий друг, Юлия! Прости, что испортил тебе отпуск.

— Проехали. А теперь мне действительно пора. Будь здоров, Михаэль!

И прежде чем он успел еще что-то сказать, Юлия ступила под проливной дождь и свернула за угол, где в двух кварталах стояло ее авто.

Итак, все кончено. «Настоящий друг». Теперь с этим надо жить. «Независимая и сильная». Больно. Как больно! За что она любила этого сильного на вид, но слабого по натуре мужчину? А за что вообще любят?

Юлия вставила ключ зажигания. Если сейчас врезаться в придорожный столб или столетнее дерево, никому и в голову не придет, что это самоубийство. Но на среду назначена встреча у принцессы Валески. Она не может подвести Питера. Она не может подвести себя. Не может подвести Даниеля!

Все встало на свои места. А боль она как-нибудь переживет!

* * *

Само собой разумеется, перед интервью Юлия ознакомилась с видами спереди-сбоку-сверху на дворец Хольстенбах. Но теперь, когда она стояла перед ним, все ее представления казались бледной тенью по сравнению с таким великолепием. Этот шедевр построил два века назад знаменитый архитектор. Дворец стал его лебединой песней.

В высоких окнах, выходящих в парк, золотом отражались лучи послеполуденного солнца. А парк! Вековые деревья среди бескрайнего моря зеленых лужаек. Мраморные скульптуры старых итальянских мастеров в обрамлении подстриженного самшита и других вечнозеленых кустарников — ослепительная белизна на фоне сочной зелени богатейших оттенков. Террасы перед фасадом ведут вниз, к круглому фонтану с высокой струей, из которого вода каскадом сбегает в маленькие, искусно оформленные пруды.

Юлия заглушила мотор перед величественной колоннадой коринфского ордера, поддерживающей широкий портик над входом, вынула репортерскую сумку с оборудованием и фотоаппаратурой и направилась к массивным дверям с деревянной резьбой и позолотой. Глядя на потемневшее от времени золото герба Равентли над ними, Юлия почувствовала, как у нее тревожно забилось сердце.

Не в первый раз она брала интервью у знаменитостей. Шеф охотно посылал ее на особо ответственные задания. С ее обаянием и непринужденной манерой вести беседу она легко шла на контакт с людьми, которые даже не подозревали о том, что их умело «раскручивают». Ей удавалось сделать так, что через несколько минут общения звезды кино и спорта, бизнесвумен и жены политиков забывали, что она журналистка, и считали ее своей. Она без особого труда добивалась от них той степени откровенности, которая была интересна многочисленным читательницам «Анемоны».

На этот раз все было по-другому. На этот раз за ее спиной стоял маленький черноголовый мальчик с доверчивыми голубыми глазами, и она затылком чувствовала его вопрошающий, полный ожидания взгляд. «У меня в Германии бабушка, она настоящая принцесса, и у нее дворец, в котором сто комнат и сто слуг», — раздалось в ушах Юлии, и она взялась за ручку двери. Точнее, хотела взяться, потому что двери бесшумно растворились, и импозантный, безупречно одетый дворецкий пригласил ее внутрь. Он провел посетительницу через зал с высокими сводчатыми окнами и расписным потолком, где по стенам висели старинные гобелены.

Прямо наверх вела широкая парадная лестница, переходящая на следующем марше в две боковые. Кроме роскошных светильников, ее освещали цветные лучи света, льющиеся из витража окна и барочной розетки над ним. Направо и налево к анфиладам внутренних помещений вели створчатые двери, кремовые, с тонким золоченым орнаментом. Дворецкий открыл одну из них и пригласил Юлию в следующий за ними салон.

— Прошу вас присесть, фрейлейн. — Сдержанным жестом руки в белоснежной перчатке он указал на одно из обитых розовой парчой кресел. — Я сообщу ее светлости о вашем приходе.

— Благодарю вас, — ответила Юлия на его полупоклон, но садиться не стала.

Она с любопытством огляделась. Салон привел ее в восторг. Неожиданное сочетание темно-синего и розового через золото обрамлений приводило эти контрастные цвета в гармонию. Инкрустированные столики, уютные группы диванов и кресел вокруг них, застекленные шкафчики с уникальным фарфором. «Если вот сюда пододвинуть кресло и поставить ту китайскую вазу, то получится прекрасный фон для снимка», — подумала Юлия.

— Здравствуйте, — раздалось сдержанное приветствие. — Значит, эта юная дама и есть та репортерша, которая будет меня выспрашивать. — Это прозвучало как утверждение, не как вопрос.

Юлия не позволила себе вздрогнуть от неожиданности — должно быть, мягкие ковры скрадывали стук шагов — и неспешно обернулась, изобразив одну из своих самых очаровательных улыбок.

— Да, я — Юлия Фендер из женского журнала «Анемона», но у меня нет намерений выспрашивать вас, ваша светлость. Если позволите, я сделаю с вас пару снимков. А если вы при этом соблаговолите еще и немного рассказать о себе, это будет замечательно. Нашим читательницам было бы интересно узнать, как протекает жизнь в таком великолепном дворце, как ваш.

На устах хозяйки мелькнула бледная тень улыбки.

— Как протекает жизнь… Так же, как и у миллионов людей на земле. Большие хлопоты и маленькие радости. — Она указала на одно из кресел, но затем вопросительно взглянула на Юлию. — Или вы хотите вначале сделать снимки, фрейлейн Фендер?

Нет, менее всего Юлии сейчас хотелось это делать. Для того чтобы фотографии получились, вначале надо было оживить этот неприступный камень. А именно такое впечатление производила ее светлость Валеска фон Равентли. На неискушенный взгляд она могла показаться интеллигентной дамой средних лет, каких много. Простое по крою элегантное «домашнее» платье пастельных тонов, длиной ниже колена. Туфли в тон на среднем каблуке. Седые волосы уложены в высокую строгую прическу. Из украшений только обручальное кольцо и нитка жемчуга. Но наметанный глаз Юлии мгновенно определил сумму, в которую обходится такая «простота». А в полной особого достоинства манере держаться и в надменном выражении лица принцессы не было ни намека на то, что она когда-либо позволяла себе от души посмеяться или даже попросту искренне улыбнуться.

— Если вы не против, может быть, поговорим вначале? — Юлия была само простодушие.

Валеска фон Равентли приказала подать чай. К чаю были предложены крошечные ванильные сухарики в обсыпке. Юлия восхитилась фарфоровым чайным сервизом, явно не мейсеновским, тончайшим, белым с голубизной, с изящным орнаментом из роз.

— Этот китайский фарфор я унаследовала от бабушки, княгини Александрины, которая вышла замуж в английскую королевскую семью, — скупо проинформировала принцесса. — Прошу вас! — Она подвела Юлию к одному из шкафов красного дерева. — Здесь вы видите фарфор эпохи Цин, из той же коллекции. — Один за другим она вынимала из шкафа уникальные предметы, чтобы показать корреспондентке.

— А это из какой коллекции? — затаив дыхание от восторга, спросила Юлия, указывая на изящную фигурку балерины в короткой пачке, застывшей на пуантах и высоко вскинувшей в экарте правую ножку.

— Это подарок его величества российского императора Николая II деду моего покойного супруга. Принц Фердинанд особенно любил эту вещицу. — Даже при упоминании имени мужа в лице фон Равентли ничего не дрогнуло.

— Вы так рано потеряли своего глубокочтимого супруга, — приступила Юлия, не скупясь на лесть. — Наверное, вам было трудно принять на себя всю ответственность за обширное наследство! Одинокой женщине в молодом еще возрасте! Дворцы, поместья, банки, предприятия — представить себе невозможно!

— Да, поначалу было нелегко. — Принцесса Валеска как будто не заметила лести. — Я не была к этому готова. Одиннадцать лет назад принц Фердинанд внезапно скончался от обширного инфаркта. Наш сын Александр тогда еще только закончил первый семестр университета. Ему было всего восемнадцать, и помощи от него ждать не приходилось. — Она поиграла серебряной ложечкой.

— А принц Филипп фон Равентли? — невинно спросила Юлия.

На мгновение ей показалось, что ее обдало холодом ледникового периода из-под прищуренных век принцессы, и она не могла даже пошевелиться.

— Конечно, у моего супруга была высокопрофессиональная команда, — продолжала Валеска фон Равентли как ни в чем не бывало. — Но одно дело, когда у бизнеса есть голова, и совсем другое — когда много маленьких головок. Пришлось все брать в свои руки. Не могу сказать, что обошлось без трений и сложностей. Но в конце концов все образовалось. А теперь уже пять лет всем руководит мой сын Александр. — Принцесса с прямой, как у балерины, спиной откинулась на спинку кресла, ни на йоту не уронив великокняжеского достоинства. — Он закончил юридический и экономический факультеты и по обеим специальностям получил степень доктора наук, — с материнской гордостью закончила она.

— И принц Александр тоже живет в Хольстенбахе? — на голубом глазу спросила Юлия.

— Разумеется. Конечно, он отлучается, чтобы произвести инспекционные поездки, но по большому счету Хольстенбах для него — единственное в мире место, где можно спокойно работать, принимать ответственные решения.

Юлия, словно не заметив ее усмешки, все так же наивно задала следующий вопрос:

— А принц Александр женат?

Тонкие бескровные губы принцессы растянулись в подобие сладкой улыбки.

— У принца Александра пока что не было времени подыскать себе подходящую пару, — снизошла принцесса до объяснения глупой простолюдинке. — Естественно, это должна быть девушка нашего круга и равная ему во всех отношениях по общественному положению.

— Это непременное условие? — не дав ей опомниться, быстро спросила Юлия.

— Разумеется.

— Простите, ваша светлость, — пошла в атаку репортерша. — Но в наше время это далеко не само собой разумеется. — В противовес задиристому тону, она пару раз бесхитростно хлопнула ресницами. — Многие представители великосветского общества женятся на простых девушках и счастливы в браке.

Водянисто-голубые глаза смерили Юлию с ног до головы.

— А вы, юная леди, — сделав ударение на последнем слове, ядовито осведомилась Валеска фон Равентли, — откуда это знаете?

— Ну, я не знаю, — продолжала играть роль Юлия. — Просто когда я вижу на фотографиях их счастливые лица и лица их детей…

— Не верьте глазам своим, — закончила принцесса. — Любая семья представит в свете юпитеров только свою внешнюю сторону. Так что, фрейлейн Фендер, — после короткой паузы подвела она черту, — не пора ли уже делать снимки? Может быть, в парке?

Юлия, которая сейчас чувствовала себя гимназисткой, поставленной классной дамой в угол, не подала и виду, а с готовностью заворковала:

— О, это было бы великолепно! Именно это я и собиралась вам предложить, пока не ушел свет. Сейчас самое выгодное для вас освещение!

Юлия, непринужденно болтая и временами вызывая у ее светлости скупую улыбку, щелкала затвором фотоаппарата. «Ее светлость у фонтана на фоне радуги струй в предзакатном солнце», «Ее светлость у мраморной Венеры с букетом орхидей», «Ее светлость под золотым гербом Равентли»…

— Ваша светлость, — с репортерским энтузиазмом спросила Юлия, — а ваш сын, принц Александр, не смог бы вместе с вами попозировать? Мать и сын — это так тронет наших читательниц!

— Мой сын сегодня в отъезде, — поджала губы принцесса. — Кроме того, уж извините, он терпеть не может вашу братию. Я — тоже. То, что сегодня я принимаю вас, фрейлейн Фендер, своего рода исключение.

— О, благодарю вас за оказанную честь, ваша светлость! — Юлия, в свою очередь, поморщилась, внешне изображая полное почтение. «Если бы все «светлости» были такими, — подумала она, — мир стал бы мрачен!»

Дамы вернулись во дворец, и Юлия сделала еще несколько портретов в интерьере.

— Надеюсь, теперь вы совершенно удовлетворены? — с легкой иронией спросила фон Равентли. — Сотня снимков более чем достаточно.

— Из сотни мы обычно выбираем два-три. — Юлия казалась не вполне удовлетворенной. — Это салон, в котором вы обычно принимаете посетителей, так, ваша светлость? А нельзя ли снять вас, скажем, в более интимной обстановке?

— Что?

— Ну… в ваших личных апартаментах, ваша светлость. Читательницам бы это понравилось.

Что-то вроде снисходительного упрека промелькнуло в глазах принцессы. Но неожиданно для самой себя Валеска фон Равентли сказала:

— Пройдемте наверх, фрейлейн.

И вот Юлия, первая из посторонних, поднимается по барочной лестнице, оставляя позади роскошь помещений для посетителей, и попадает в святая святых. Здесь все по-другому.

Гостиная принцессы Равентли была обставлена в роскоши стиля бидермайер. Воздушные присобранные гардины скорее представляли, чем прикрывали высокие окна с фривольными переплетами. Изящный диванчик на изогнутых ножках со множеством подушек и подушечек. Бюро и секретеры красного дерева, стилизованные под викторианский стиль. Но самое привлекательное для Юлии — семейные фотографии в скромных, светлого дерева, стильных рамках на секретерах и камине.

Принцесса Валеска в юности. «Боже, как плотно были сжаты ее губы уже тогда!» — невольно подумала Юлия. Свадьба Фердинанда фон Равентли и Валески — черные фраки, белый шелк, невеста в облаке органзы, удерживаемом алмазной диадемой. Беременная принцесса с темноволосым мальчиком, сидящим у ее ног. Счастливая мать двух сыновей — одному лет двенадцать, другому лет шесть-семь…

Юлия снова услышала биение своего сердца. Сходство старшего сына Равентли и черноголового мальчишки с Корсики было поразительным.

Юлия обернулась к хозяйке дома. В ее глазах больше не горел огонь первопроходца. Настал час истины. Ее час. Собрав все свое мужество, она сказала:

— Ваша светлость, здесь двое ваших сыновей: принц Филипп и принц Александр…

— Моего старшего сына больше нет в живых, — прервала ее Валеска. — Он погиб у берегов южной Франции. Несчастный случай.

— Он жил в Ницце?

Лицо принцессы передернуло, но Юлия мужественно продолжала:

— И любил девушку по имени Дезире Фуко?

— Не упоминайте при мне этого имени! — с каменным лицом остановила ее фон Равентли, но крылья ее носа угрожающе раздулись и в глазах загорелся холодный огонь негодования. — Не знаю, откуда вы, щелкоперы, раскапываете были и небылицы, — отчеканила она, оттопырив верхнюю губу. — Но я не желаю ничего слышать… ни тем более читать о ваших домыслах. Надеюсь, вы меня поняли?

Принцесса Валеска фон Равентли величественно отвернулась и нажала кнопку звонка.

— Считаю ваше дальнейшее пребывание в замке неуместным, фрейлейн Фендер. Вас проводят.

У Юлии больше не было выбора. Она подавила дрожь и порывисто подступила на шаг к фон Равентли.

— Умоляю, выслушайте меня, ваша светлость! — Ее волнение почти мешало ей говорить. — У вас есть внук! В Бастии, на Корсике. Он сын принца Филиппа и Дезире Фуко…

— Вы лишились рассудка и не ведаете, что говорите. У меня нет и в обозримом будущем не предвидится никакого внука. Избавьте меня от ваших дешевых трюков, фрейлейн Фендер!

— Я знаю, что говорю! Позвольте мне рассказать вам, ваша светлость!.. О мальчике Даниеле Филиппе фон Равентли…

— О нет, — простонала Валеска фон Равентли. — Он не посмел бы так поступить со мной! — Она едва держалась на ногах.

— Если вы имеете в виду брак, ваша светлость, то этого не было. Ваш сын не успел жениться на Дезире. По метрике мальчик получил имя Даниель Филипп Фуко.

— Господь всемогущий! — облегченно простонала принцесса. — Этот жалкий ублюдок…

— Вовсе нет! — негодующе тряхнула головой Юлия. — Живой и умный мальчик…

— И вы посмели явиться ко мне с вашими измышлениями, которые не имеют под собой ни малейшего основания, фрейлейн? — Валеска обрела свое обычное самообладание. — Какие цели вы преследуете?

— У меня есть основания, ваша светлость. Мальчик показал мне медальон с портретом вашего сына, как две капли воды похожим на это лицо. — Юлия сделала жест в сторону семейного фото. — На оборотной стороне которого после трогательного посвящения стояла подпись «Фил». Это ведь домашнее имя вашего первенца? — Юлия говорила теперь в быстром темпе, потому что в комнату вошел слуга, так же безупречно подтянутый, как и дворецкий. — И письмо, написанное одиннадцать лет назад…

— Простите за задержку, ваша светлость, — виновато промолвил слуга. — Я был на псарне. Арко поранил лапу.

— Что с ним? Вы вызвали ветеринара? — встревоженно спросила принцесса.

— Нет необходимости, ваша светлость, Альфред сказал, рана несерьезна, просто накололся на колючку. Смазали и перевязали.

— Хорошо, — успокоилась принцесса фон Равентли и, небрежно махнув рукой в сторону Юлии, сказала: — Юная дама покидает нас. Проводите ее и помогите вынести аппаратуру.

Юлия хотела еще что-то добавить, но хозяйка, едва повернув голову и глядя в окно, категорично закончила:

— Всего доброго, фрейлейн Фендер. Вы обо мне еще услышите.

Юлии не оставалось ничего другого, как ответить соответствующими словами благодарности и последовать за слугой.

— …А потом она меня просто-напросто вышвырнула, — закончила Юлия свой рассказ на следующий день в редакции.

— Да, у дамочки стальные нервы, — прокомментировал выпускающий редактор Герд.

— Ты просто не смогла доказать ей, что твои слова имеют под собой почву, — сухо заметил главный редактор Вильмс.

— Не смогла доказать?! — взъярилась Юлия. — Да после того как я произнесла «Дезире Фуко», она больше ничего не хотела слышать. Это имя подействовало на нее как красная тряпка на быка. — Юлия бросила свой диктофон на стол, где уже кучей громоздились роскошные фотографии и обрывки записей. — Она посмела даже отказаться от своего внука! — Ее голос сорвался.

— Для нее все это было просто шоком, — примирительно сказал Питер Вильмс.

— Ага, таким шоком, что она пообещала, что мы о ней еще услышим!

— Одна надежда, что ей на это потребуется время, — пробормотал Герд.

— Не думаю, что она сороконожка, — язвительно усмехнулась Юлия, глядя на Питера.

— Ну, это мы еще посмотрим, кто кого! — храбро заявил тот. — А пока что, Юлия, готовь трогательную историю для следующего номера. Герд, продумай заголовки! — Решительным шагом он удалился в свой кабинет. Верные соратники с сомнением посмотрели ему вслед.

Через полчаса мнение главного редактора круто переменилось.

— Вот, — бросил он на стол свеженький факс. — Вся работа псу под хвост. Принцесса Валеска фон Равентли не желает видеть на страницах журнала «Анемона» ни своего интервью, ни фотографий. Ее адвокат уведомляет нас, что если в погоне за дешевой сенсацией мы опубликуем хоть строчку, ее светлость предпримет соответствующие шаги.

— Ну и достала же ты старую стерву, крошка! Ладно, ребята, это могла бы быть первосортная бомба, но лучше не будем разжигателями войны и еще до начала кампании сложим оружие. Герд, что-то у нас там было о защите животных? Юлия, сделай-ка из этого убойный материал!

Он умел проигрывать, старина Питер Вильмс! И с честью.

Глава 5

Постепенно отпускные впечатления стирались и бледнели, как бледнел загар. Юлия с головой окунулась в работу. От общих знакомых до нее дошли слухи, что Михаэль снова женился на своей бывшей жене. От Даниеля Фуко пришла открытка, несколько сердечных строк, заканчивающихся словами: «Приезжайте, я очень скучаю!» Юлия скупо написала ему в ответ и послала в подарок «Маленького лорда Фаунтлероя» на немецком языке. Что еще она могла для него сделать? Она постаралась забыть спутанные кудри и блестящие глаза, как и синеву неба над Корсикой, и шелест изумрудных волн.

Но однажды на ее столе зазвонил телефон, и все, что она так старательно забывала, разом выплыло на свет.

— Редакция «Анемоны», — еще ни о чем не подозревая, сняла Юлия трубку.

— Будьте любезны фрейлейн Юлию Фендер, — раздался бархатный мужской голос с приятными интонациями.

— Юлия Фендер у телефона.

— Это Александр фон Равентли. Фрейлейн Фендер, могу я попросить вас о встрече с глазу на глаз?

На секунду Юлия онемела. В ней все напряглось, мысли побежали одна за другой.

— Конечно. Где вы?

— Я здесь, в городе. Недалеко от вашей редакции. Но… мне не хотелось бы отрывать вас от дел. Может быть, вы предложите, когда и где вам было бы удобно встретиться?

Юлия на мгновение задумалась.

— На площади Шиллера, напротив памятника, есть винный погребок «У якоря». Там в это время мало посетителей, и мы можем спокойно поговорить. Я подойду через полчаса.

— Хорошо, буду вас ждать. Думаю, нам нет необходимости договариваться об условных знаках. — В его голосе послышалась улыбка. — Вряд ли мы обознаемся.

— Вас я точно узнаю, — улыбнулась в ответ Юлия.

— И еще, фрейлейн Фендер…

— Да?

— Я попросил бы вас о полной конфиденциальности.

— Разумеется.

Перед выходом Юлия подошла к зеркалу, прошлась расческой по своим пепельно-русым волосам, уложила отдельные пряди так, чтобы они производили впечатление легкой небрежности, положила на губы немного помады. Окидывая себя взглядом, она порадовалась, что надела сегодня изумрудное платье рубашечного покроя — оно хорошо оттеняло ее еще бронзовую от загара кожу, и в нем она выглядела спортивно и независимо.

Переступая порог небольшого аристократичного ресторана, Юлия изрядно нервничала, но это никак не отразилось ни на ее лице, ни на походке. Ей не надо было долго оглядываться. За столиком, недалеко от входа, сидел высокий, безупречно одетый господин с чертами лица, которые Юлия наблюдала в последнее время в разных вариантах. Он поднялся ей навстречу:

— Фрейлейн Фендер?

Юлия только кивнула. Они обменялись рукопожатиями, и Александр фон Равентли в непринужденной манере пододвинул ей стул. Предложив ей выбрать закуску, он сделал заказ уже ожидавшему знака официанту. И только когда перед Юлией стоял полный бокал вина и ароматно дымилось изысканное блюдо, он приступил к делу.

— Вас удивил мой звонок? — Александр испытующе посмотрел на Юлию.

— Некоторым образом. — Юлия смело отразила его взгляд. — После того как принцесса фон Равентли буквально выкинула меня из дома и наложила запрет на публикацию интервью, я не ожидала увидеть еще кого-то из членов семьи. У вас есть какие-то претензии? Как вы могли удостовериться, за прошедшие недели в прессе не появилось ни строчки.

— Я нисколько не сомневаюсь в солидности вашего издания, — сдержанно парировал он. — Дай вы, — по его губам пробежала легкая улыбка, — не похожи на поставщицу «жареного». Представительницы «желтой прессы» выглядят иначе.

— Что вы говорите?! И как же?

Его улыбка стала шире.

— Отвратительно, нагло, хищно. И уж конечно, в них нет и следа вашего шарма и обаяния.

Невольно она тоже улыбнулась.

В противоположность своей матери Александр фон Равентли имел в себе что-то открытое и симпатичное.

— Благодарю за комплимент, ваша светлость. — Юлия с пленительной грацией склонила голову.

Александр откровенно рассмеялся.

— Не будьте так официальны, фрейлейн Фендер. Это всего лишь подобающее титулу обращение. И не вздумайте величать меня «принцем», а то мне захочется надеть напудренный парик и взять в руки золоченую трость. Я не слишком придаю значение титулам, по крайней мере в повседневном общении.

— Но у вас есть и другие титулы, — с долей иронии заметила Юлия. — Насколько я знаю, вы еще и доктор наук по двум дисциплинам. Как насчет них?

— О, это уже совсем другое дело. Но исключите в нашем разговоре и их. Мне все давалось легко. Зовите меня просто по имени.

— Как пожелаете, господин фон Равентли. — Юлия в подчеркнутом полупоклоне еще ниже опустила голову.

Александр на мгновение задержал на ней веселый взгляд, потом отхлебнул из своего бокала и, посерьезнев, сказал:

— Я бы связался с вами раньше, фрейлейн Фендер. Но лишь недавно мне стали известны подробности вашего визита. — Его взгляд покружил по полупустому залу, ненадолго остановился на декоративных панно, украшавших стены, и снова вернулся к Юлии. — Моей матери стоило немалых усилий заговорить о вещах из прошлого семьи. На протяжении долгих лет они охранялись добровольным обетом молчания. — Александр опустил глаза к бокалу, который он непроизвольно крутил в своих длинных тонких пальцах.

— К этим вещам относится и имя вашего брата? — осторожно спросила Юлия.

— Помилуй меня Боже, к сожалению, да!

— Мне очень жаль, что я ненароком разбередила старые раны. — Юлия почувствовала себя неуютно. — Но я представить себе не могла, что упоминание имени Филиппа вызовет такую боль. Вероятно, мне не стоило вмешиваться в судьбу Даниеля Фуко! — Она опустила плечи и уронила руки на колени. — Но иногда трудно определить, что правильно, а что нет.

— Не упрекайте себя, фрейлейн Фендер! — Александр положил ей руку на плечо, другой рукой потерев лоб над переносицей. — Хорошо, что вы рассказали о мальчике. Подумать только, где-то бегает по земле сын моего брата!

— Так вы верите в это? — с жаром воскликнула Юлия и сама устыдилась своего порыва.

— Верить — не значит знать. А узнать я могу, только посмотрев на ребенка. — Он запнулся и совсем другим тоном, неприязненным и высокомерным, добавил: — Мне, однако, непонятно, почему мадемуазель Фуко, — он сделал ударение на слове «мадемуазель», — лишь теперь предъявляет свои права.

Юлия вытаращила глаза.

— Предъявляет свои права? — У нее в голове все перемешалось.

— А разве это не так? И она не выдвигает никаких требований? Тогда я неправильно понял мать. Мне казалось, мадемуазель требует денег на воспитание своего сына.

Юлия проглотила слезы и посмотрела на него глазами, полными боли и сострадания.

— Дезире Фуко умерла два года назад, — хриплым голосом с расстановкой сказала она. — В больнице Бастии.

Внутренне она испытала мстительное удовлетворение, увидев растерянный взгляд принца и его внезапно обмякшую гордую осанку — чего там наговорила сыну ее светлость? — но постаралась не подать и виду.

— Ваша мать не захотела выслушать меня. Мальчик живет сейчас у приемных родителей. Их фамилия Бонелли. У них пятеро своих детей, и это очень хорошие люди. Они умудряются прокормить всю ораву, и Даниеля вдобавок, из тех жалких средств, что отцу семейства удается выручить от ловли рыбы — он рыбак. Боюсь, что сытыми никто из них не бывает, но в их семье мальчик нашел любовь и заботу.

— Ах, вот как! — Александр фон Равентли все еще не мог прийти в себя. — А как получилось, что вы узнали о письме и медальоне?

— Даниель сам показал мне их. Мы с ним друзья. Он прячет свои сокровища под матрасом и никому не говорит о них. — Юлия саркастически скривила губы. — Правда, остается вероятность, что он получил эти вещи не от своей матери, а каким-то другим путем. Все-таки его мать работала в отеле, а гости иногда забывают в номерах…

— Для моего брата была только одна-единственная в мире Дезире, — перебил ее принц Александр. — И эта девушка никогда не взяла бы того, что ей не принадлежит по праву.

— Так вы были с ней знакомы? — с воодушевлением воскликнула Юлия.

— К сожалению, нет. — Голос Александра прозвучал глухо. — Мой брат только рассказывал мне о ней и однажды показал ее портрет, который он всегда носил на груди в медальоне. Наверное, таком же, как тот. Очаровательная девушка с глубокими глазами и густыми черными локонами…

Он погрузился в воспоминания. Юлия не мешала, хотя ей о многом еще хотелось расспросить. Наконец его взор снова стал осмысленным.

— Простите, фрейлейн Фендер, я задумался. Я был тогда еще слишком молод, но некоторые вещи не забываются до самой смерти… Но ваш бокал уже пуст. Заказать еще вина? Или, может быть, кофе?

— Нет, спасибо. А что вы намерены делать… по поводу мальчика?

Ее губы так и остались слегка приоткрытыми.

— Познакомиться с ребенком, — коротко ответил Александр фон Равентли. — Вы соблаговолите сопроводить меня? Для них я чужой, а вы — друг Даниеля.

Рот Юлии открылся еще шире.

— Как вы себе это представляете? Корсика так далеко!

— Не так уж и далеко. Пару часов лета, — решительно возразил Александр. По всему было видно, что он не привык откладывать принятие решений. — У меня свой самолет, и я опытный пилот, так что можете мне довериться…

И карусель завертелась. В субботу они вылетели на Бастию.

Когда загудели моторы и небольшой спортивный самолет серебристой птицей круто взмыл в небеса, пристегнутой ремнями Юлии показалось, что она видит один из своих сумасшедших снов. Но это не было сном!

Время от времени она бросала короткие взгляды на суровый профиль Александра, который в облегающем узкое лицо шлеме казался еще более заостренным. Они почти не разговаривали. Иногда он обращал ее внимание на города или ландшафты, которые игрушечными чертиками выскакивали из табакерки и так же быстро исчезали. Долина Роны, Марсель, омываемый водами уже Средиземного моря, бесконечная лазурная гладь и, как мощная скала посреди океана, — Корсика.

Юлия опомниться не успела, как самолет совершил посадку на небольшом аэродроме под Бастией. Принц Александр, отстегивая ремни, задорно спросил:

— Ну как? Не умерли со страху?

— Почему я должна была умереть? — притворно надула губки Юлия и тут же весело расхохоталась: — Я могла бы так лететь и лететь…

Александр выпрыгнул из самолета и подал руку пассажирке, чтобы помочь спуститься по откинутому трапу.

— Да, при такой чудесной погоде это удовольствие, — подтвердил он. — Но знавал я и другие полеты, когда нас так трясло, что оставалось только молиться небесам.

Они взяли такси до города, где, прежде чем пускаться в странствия по Старому порту, осели в симпатичном ресторанчике подкрепиться лангустами. Юлия поразилась, насколько раскованно чувствовал себя Александр фон Равентли, с наслаждением поглощая деликатес. Сама она была не в своей тарелке и неотступно думала о том, что произойдет вскорости.

— Что мне сказать Даниелю, кто вы? — напряженно спросила она, вертя в руках салфетку.

— Скажите, что я ваш старый друг, — беззаботно ответил Александр, выжимая из лимона сок на розовое рачье мясо. — А там по обстоятельствам. — Он искоса глянул на Юлию. — Полагаю, связанные одной цепью, мы теперь можем называться друзьями? — Он блеснул белозубой улыбкой. — По крайней мере я уже не воспринимаю вас как постороннюю.

Юлия молча кивнула. Его непринужденная речь в сочетании с доброжелательным взглядом немного сняли ее напряжение.

Потом они шли по узким, как штольни шахты, улочкам и кривым переулкам, по которым она когда-то — не так давно! — путешествовала с Даниелем.

— Здесь! — сказала Юлия.

Во дворе мадам Бонелли стирала в старом корыте белье. Заметив Юлию, она всплеснула руками и радостно двинулась ей навстречу.

— Мадемуазель Юлия! Я и не думала, что вы приедете! — Она смущенно, но с достоинством посмотрела на ее спутника. — Даниель вас все время ждет!

— Я и сама не думала, мадам Бонелли, но так уж вышло. К сожалению, на этот раз ненадолго. Познакомьтесь, это мой друг, Александр.

Катарина Бонелли оценивающе посмотрела на молодого мужчину и, кажется, осталась довольна.

— Рада, что на этот раз мадемуазель не одна, — сказала она со значением и благосклонно кивнула Александру.

— А где дети? — спросила, озираясь, Юлия.

— Тереза спит. Она немного приболела. Жаннет с ней. А мальчишки, — мадам Бонелли неопределенно махнула рукой, — где-то шатаются. Пока нет работы. Даниель, наверное, в Новом порту. В три пристанет корабль из Ливорно. — Она заглянула Юлии в глаза, чтобы убедиться, что они друг друга поняли.

— Тогда пойду поприветствую его, — кивнула Юлия. — Увидимся позже.

— О, он будет несказанно рад! Он бы не пережил, узнав, что вы были на Корсике, а он вас не увидел.

В Новом порту царило столпотворение. Гордый белый лайнер выпускал из своего чрева почтеннейшую публику, нагруженную неподъемным багажом. Стоя поодаль, Юлия отчаянно вертела головой, пристальным взглядом сопровождая прибывших.

— Не понимаю, что здесь делать десятилетнему мальчику! — нервно сказал принц фон Равентли, презрительно приподняв верхнюю губу. — Почему приемная мать отпускает ребенка в такой вертеп?!

— Чтобы он мог заработать пару су. — Юлия повернула к принцу свое раскрасневшееся лицо. — Не зная всех обстоятельств, его мать понимает, как это важно для малыша. Вам, ваша светлость, я приоткрою тайну. Он копит деньги, чтобы однажды поехать в Германию к бабушке. Думаю, он прячет эти жалкие пфенниги под тем же матрасом, что и свои сокровища.

— Он что, попрошайничает? — в ужасе воскликнул принц.

Юлия с укором посмотрела на него.

— А как еще может заработать десятилетний малыш? — поспешил оправдаться фон Равентли.

— Вон, смотрите! — Юлия указала на босоногого пацана в расстегнутой до пояса красной рубашке и коротких штанишках, который, обливаясь потом, тащил за толстым итальянцем тяжелые снасти и многочисленные спиннинги. — Это Даниель.

Александр едва смог оторвать взгляд от ее раскрасневшегося вдохновенного лица, чтобы отыскать в толпе черноволосого мальчугана со стиснутыми зубами и гордо поднятой головой. Он едва не бросился ему на помощь, но Юлия удержала принца.

— Не будем портить ему гешефт! — Юлия плутовато улыбнулась.

Даниель дотащил принадлежности толстого господина до омнибуса и трогательно отер пот со лба. Господин сунул ему в руку пару монет.

— Милле грацие, синьор! — звонко крикнул малыш.

И красная рубашка снова ринулась в толпу приезжих в поисках новой оказии — алым парусом над буднями дней. Но Юлия окликнула:

— Даниель! — и помахала рукой.

На мгновение Даниель опешил, словно не поверил собственным глазам, а потом бросился к ней со всех ног. Алый парус развевался у него за спиной.

— Это я, я, Даниель! — Юлия распростерла ему навстречу руки.

Он запрыгнул на нее, обняв босыми пятками, и Юлия закружила его. Он счастливо смеялся, а потом, поставленный на землю, задумчиво перевел взгляд с нее на Александра.

— Вы за мной? — наконец выдохнул он.

— За тобой? — опешила Юлия.

— Простите, Юлия, — смутился Даниель и вытер рукой выступившие над верхней губой капельки пота. — Просто мне так показалось.

Юлия в который раз поразилась проницательности мальчугана.

— Мне вдруг пришло в голову, что вы были у моей бабушки, принцессы, и она прислала за мной… Простите, — смутился он еще больше и доверчиво заглянул ей в глаза.

Теперь пришел черед Юлии смущаться. У мальчишки что, шестое чувство? Она же ни словом не обмолвилась в своей открытке!

— Это совсем не важно! — Даниель взял ее за руку. — Не огорчайтесь! Главное — что вы здесь, мадемуазель Юлия! Поедем снова купаться на мыс?

— Я здесь не одна, Даниель. Это мой друг, которому я о тебе много рассказывала.

Даниель безо всякого стеснения протянул принцу фон Равентли свою нежную, хоть и со следами мозолей, ладошку:

— Даниель. Приятно познакомиться. Друг мадемуазель Юлии — мой друг. А это не из-за вас она была грустной в прошлый раз? — Он слегка нахмурил брови, взглянув на него настороженно.

Все затаили дыхание. Принц Александр первым справился с собой. Он пожал Даниелю руку и сказал:

— Александр. Это большая честь — стать вашим другом. Нет, то был не я. — Его голос звучал несколько необычно.

Даниель благосклонно кивнул.

— Тогда вы действительно мой друг.

Юлия осторожно выдохнула. Она никак не ожидала, что ее тощеногий рыцарь с храбростью льва и деликатностью единорога бросится на ее защиту. И еще меньше можно было ожидать, что его светлость принц фон Равентли оценит это. Она переводила взгляд с одного на другого, как будто рассматривала одно и то же лицо в разном возрасте. Похоже, у принца Александра тоже не осталось никаких сомнений. Юлия почувствовала значительность момента. Только маленький доверчивый мальчик с голубыми глазами и кучерявой головой, отставив на время свои мечты, не видел в настоящий момент ничего, кроме Юлии и радости быть с ней.

По улицам, заполоненным туристами, они пошли в то кафе, где пировали с Юлией в первый день. Даниель сидел под парусиновым тентом, болтая ногами, не достающими до земли, лизал мороженое из вазочки и оживленно рассказывал своему лучшему другу последние события. Иногда чувства опережали поток его слов, и тогда он застывал над своей ложечкой.

Малышка Тереза уже месяц не встает с постели, оттого что машина переехала ее рыженького котенка. Поначалу она не хотела ничего ни есть, ни пить, только плакала. Сейчас ей уже лучше. Папа принес другого, серого и ободранного, — его мучили мальчишки в порту, — и она будто ожила. Лукаса чуть было не оставили на второй год. Нет, он совсем не дурак, но жуткий лентяй и тугодум. Надо просто подождать, когда его осенит. А так Даниель помогал ему по математике.

— А ты у нас, похоже, вундеркинд! — Юлия ласково прижала мальчика к себе.

— Да нет, просто я хорошо… и легко учусь. Мадемуазель Юлия! — Даниель гордо посмотрел ей в глаза. — Учитель встретил маму в городе и сказал ей, что мне надо учиться дальше. — Его взгляд немного притух. — Мама сказала, что мы попробуем. Но на это ведь надо столько денег!

Александра фон Равентли с ними словно и не было. Даниель не обращал на него ни малейшего внимания, а Юлия забыла о его существовании. Но он был! Когда принесли счет, он, не говоря ни слова, оплатил его и отодвинул Юлии стул.

Отрешенная Юлия вернулась к действительности. И что дальше? Какие у принца планы? Они собирались завтра с утра пуститься в обратный путь. На ночь в самом шикарном отеле города были заказаны два номера. Собирается сейчас Александр пойти в отель, чтобы отдохнуть и поразмыслить на досуге, или хочет еще побыть с малышом? Уж она-то не упустит этих благословенных часов!

— Хочешь проехаться с нами завтра по побережью? — внезапно и деловито спросил Даниеля Александр. — Ты, наверное, хорошо знаешь здешние места, Даниель, и укромные уголки для купания, где не толкутся туристы? Твои родители не будут против?

— С мадемуазель Юлией? Никогда! Можем сейчас же их спросить!

* * *

Несколькими часами позже, переодевшись в вечернее платье, Юлия сидела за столиком напротив принца фон Равентли. Вечерний бриз овевал открытую террасу гостиничного ресторана, принося с собой ароматы моря и сменившихся в своем цветении трав. На Юлии был непритязательный, но в высшей степени элегантный льняной костюм с ручной вышивкой и плетеными кружевами, к нему — молочно-белые босоножки на высоком каблуке. В волосах — скромный цветок анемоны. Не было мужчины, который не оглянулся бы ей вслед, когда она входила в ресторан. Столик тоже был украшен глициниями, а над ним свисала гирлянда из живых орхидей.

Принц Александр был до невозможности серьезен.

— Охотнее всего я взял бы завтра мальчишку в охапку и увез с собой.

— Вы настолько уверены, господин фон Равентли?

Александр повертел в пальцах тонкую ножку своего бокала.

— У меня нет ни малейшего сомнения, фрейлейн Фендер! Как только я увидел этого сорванца, мне уже не надо ни портретов в медальонах, ни писем. Это — сын моего брата! Пусть он и носится, как цыганский отпрыск. — Он, вспомнив что-то, расцвел нежной улыбкой, которая неуловимо перешла в горькую.

— Ну так и заберите его! — сипло сказала Юлия.

— Вы же умница, фрейлейн Фендер! Вы что, намеренно издеваетесь надо мной?

— Я просто подумала, что принцесса Валеска будет счастлива заключить внука в объятия, даже если она не принимала его мать. Ведь он — точная копия Филиппа, которого она так рано потеряла!

— Не принимала? — поморщился Александр. — Да она ее просто ненавидела!

— Ни разу не встретившись с ней?

— Встретиться? Думайте, о чем говорите, фрейлейн Фендер! — Он вдруг стал разительно похож на свою мать. И словно устыдившись этого, попытался объясниться: — От нее все беды в нашей семье. — Он внимательно посмотрел на Юлию. — Буду с вами откровенен, вы и так уже увязли в нашей семейной истории, так что лавировать не имеет смысла. Мой брат познакомился с Дезире, путешествуя на яхте во время каникул… и забыл обо всем на свете. Больше для него уже ничего на свете не существовало.

— Должно быть, он ее очень полюбил…

— Любовь не освобождает человека от обязанностей, фрейлейн Фендер! — Александр умерил свой пыл. — Филипп был старшим сыном в семье и наследовал все состояние. Все его образование было нацелено на то, чтобы подготовить его к нелегкому бремени. Но он забросил все: и учебу, и семью — и почти год не появлялся дома. Кульминацией событий стало его объяснение с родителями, когда он заявил, что женится на безродной девушке с Корсики. Отец метал громы и молнии, пообещал лишить его наследства. Но Филиппу все было нипочем. Он закусил удила и сказал, что возвращается в Ниццу и больше они его не увидят. Больше они его и не увидели.

Юлия смотрела на море. Солнце пылающим багрянцем шаром уходило за горизонт, окрашивая воды во все цвета радуги.

— Говорят, беда не приходит одна. С отцом, который и без того подорвал свое здоровье, случился инфаркт. Мать всю вину возложила на Филиппа. А он даже не приехал на похороны.

Юлия не ответила, провожая взглядом огненный шар, медленно погружающийся в море. «Титулы, дворцы, роскошь и богатство, — думала она, — а за всем этим все то же человеческое горе и одиночество. Ненависть, семейные распри и непримиримость. Господи!»

— Но на этом беды не кончились, — снова заговорил Александр. — Через год мы потеряли Филиппа.

Глава 6

В покоях принцессы фон Равентли еще горел свет, когда Александр поздним воскресным вечером вернулся домой. Он поразмыслил, стоит ли сегодня начинать разговор с матерью. Наверное, лучше подождать с решительным объяснением до завтра. Хотя… может быть, не следует откладывать? Завтра снова навалятся дела. Александр пригладил растрепанные волосы и, хорошенько подумав, решил, что лучше всего сейчас пойти спать и, может быть, увидеть во сне Юлию…

Александр прошел через зал, где горел неяркий ночной свет, отбрасывающий матовые отблески на тусклое золото резьбы, драпировок и золотые нити гобеленов. Вся эта обстановка была с детства до боли знакома. Но сейчас она показалась ему новой и почти чужой. А может, это с ним что-то не так? Он зажмурился.

И снова перед ним заплескалось синее утреннее море с высоким приливом. Звонкий, взахлеб, голосок Даниеля, который бок о бок с ним барахтается среди белых барашков прибоя, и смех Юлии, раньше их выбравшейся из высоких, в человеческий рост, волн. Как она стоит на берегу и стряхивает с загорелого тела капли воды. Когда она бросилась им навстречу, то казалась кариатидой, несущей на своих плечах небесный свод. И он чуть было не захлебнулся от счастья. Но его спас Даниель тонкими сильными ручками.

«Но ведь будет еще воскресенье, — подумал Александр, поднимаясь по широкой лестнице. — И я смогу снова увидеть ее». Только вот будет ли у Юлии для него время? Он как-то не удосужился у нее спросить. А надо было! Ему вдруг показалось страшно важным получить ответ на этот вопрос. Настолько важным, что он чуть было не бросился вниз по лестнице. Посреди ночи!

— Александр, это ты? — Пронзительный голос матери разрезал тишину.

Александр фон Равентли вернулся к действительности.

— Да, мама. — Он откашлялся. — Ты еще не спишь?

— Я не могла заснуть. Беспокоилась. Где ты был?

— На море. На солнце. — Его голос звучал странно, немного таинственно.

Принцесса окинула сына острым взглядом. В уголках ее губ застыла едва приметная усмешка.

— Не поднимешься ко мне на минутку? — Она положила руку на сгиб его локтя. — Или ты слишком устал? — В ее суровом голосе промелькнуло нечто вроде заботы.

Александр последовал за матерью. На откидном столике бюро красного дерева были разложены увенчанные гербом карточки из бювара. Многие были подписаны, стопка других еще ждала своего часа.

— Приглашения на наш летний праздник, — улыбнулась Валеска фон Равентли, проследив за взглядом сына. Она подошла к шкафчику и достала бутылочку со старым добрым бордо и две рюмки на длинных тонких ножках. — Глоточек на сон грядущий, как говорил твой отец. — Она протянула Александру рюмку. — Твое здоровье!

Александр с легким содроганием подумал о предстоящем празднестве. Почти десять лет во дворце не устраивались приемы. После двух один за другим обрушившихся на семью ударов. Но два года назад мать возобновила традиционные летние праздники, на которые приглашались в первую очередь родовитые семейства, имевшие дочерей на выданье. И Александр понимал почему. Он, как правило, относился к этой причуде матери с улыбкой, но сегодня ему было не до смеха. Развлекать юных аристократок, до которых ему нет дела и которым до него нет дела!

Александр отхлебнул глоток терпкого красного вина, покатал его на языке, вкусив все богатство букета, и отставил бокал.

— Ты сегодня на удивление молчалив, сын. — Валеска почти что улыбнулась. — Не хочешь рассказать мне, где и с кем ты провел выходные? У тебя никогда не было от меня секретов. Конечно, если ты не считаешь, что твоя старушка мать вламывается в святая святых. — Ее улыбка приобрела некоторую двусмысленность.

Александр с достоинством выдержал ее взгляд.

— У меня не было намерения скрывать от тебя что бы то ни было. Но боюсь, мои признания лишат тебя сна.

Принцесса Валеска нахмурила брови.

— Не говори загадками, сын. Я многое могу вынести не моргнув глазом.

— Хорошо. Я был на Корсике.

Принцесса подобралась, вся ее фигура напряглась.

— Я должен был все выяснить, мама. — Он постарался говорить сухо. — Я связался с фрейлейн Фендер и попросил ее сопровождать меня в Бастию.

— И ты ни словом не обмолвился об этом! — вырвалось у нее. Она резко выпрямилась.

— Я сделал это сознательно, мать. — Он предостерегающе поднял руку. — Успокойся и прими все как есть. Вначале я не хотел с тобой ничего обсуждать, потому что ничего не знал наверняка. Теперь я убедился. Это сын Филиппа, мама!

Принцесса сузила глаза.

— Она и тебя околдовала, эта ведьма? — Ее губы поджались в горькой усмешке. — Как когда-то свела с ума Филиппа. Не сомневаюсь, завидно иметь в мужьях принца фон Равентли! И достойную фамилию для ее ублюдка, кто бы ни был его отцом!

Александр с жалостью посмотрел на мать.

— Дезире Фуко давно нет в живых. Так что прибереги свой яд для других. И она никогда не была такой, как ты ее изображаешь. Если бы в ней хоть на йоту было гонора и расчетливости, она бы давно предъявила свои права. Но Дезире предпочла в одиночестве пробиваться сквозь суровые будни и осуждение таких, как ты, с малолетним сыном на руках… пока у нее хватало сил. — Он перевел дыхание. — Все это тебе рассказала бы фрейлейн Фендер, если бы ты выслушала ее.

При первых его словах принцесса застыла, но быстро взяла себя в руки и язвительно сказала:

— Какая трогательная история! Не знала, что ты стал сентиментальным, сын!

— Знаешь, — Александр вскочил с кресла, — в таком тоне я не желаю разговаривать! Даниель — сын Филиппа, в этом нет сомнений! И у нас есть перед ним обязательства. Мы должны воспитать его и дать образование, подобающее члену нашей семьи! — Решительным жестом он подвел черту под своим твердым высказыванием.

Принцесса Валеска тяжело оперлась на спинку бидермейеровского кресла, как если бы на нее свалился непомерный груз. Ее грудь вздымалась, готовая вот-вот разорваться.

— То, что ты здесь произносишь, это неслыханно, Александр! Может быть, нам еще отвести апартаменты для уличного бродяжки? И ввести его в круг знакомых, где никто не поймет корсиканского диалекта трущоб Бастии?

— Даже простые люди в Бастии говорят на чистом французском, мать. А Даниель прекрасно изъясняется и на немецком. Дезире обучила его языку, чтобы однажды он смог навестить свою бабушку в Германии. Это цель его жизни, и он трудится для нее. — Александру очень хотелось, но он не стал рассказывать матери, каким образом мальчик зарабатывает на свою мечту, — она только посмеется.

Валеска фон Равентли поджала губы.

— Ты жаждешь скандала, мой мальчик? И кому же мы обязаны таким влиянием? Зарабатывающей на дешевых сенсациях репортерше? — Ее голос взвился до непостижимых высот.

— Фрейлейн Фендер не такая, — решительно заявил Александр. — Почему ты так плохо говоришь о людях? Она просто посчитала своим долгом рассказать тебе о Даниеле. И почему должен быть скандал? — Он пожал плечами. — Люди не так черствы. А если кто-то и осудит, что мы теряем? — Не получив от матери никакого ответа, Александр сделал к ней шаг и с горечью спросил: — Ты не можешь посмотреть на вещи в ином свете, мама? У тебя есть внук. Здоровый умный ребенок, живой и подвижный, вызывающий симпатию у каждого, кто его видит. Он как две капли воды похож на Филиппа. Посмотри на него — и твое сердце растает!

— Никогда! — Принцесса Валеска гордо выпрямилась и скрестила на груди руки. — Этот незаконнорожденный никогда не переступит порог моего дома!

Александр со вздохом отвел взгляд.

— Не будем больше об этом. У тебя есть еще время подумать и принять более разумное решение. Сегодня уже поздно. Спокойной ночи, мама!

Принцесса Валеска молча проводила сына взглядом до двери.

* * *

— Юлия, как я рад снова вас видеть! — С сияющим взором он жал ее руку.

— Я тоже рада, — засмеялась Юлия, осторожно высвобождаясь.

— Я уже сказал по телефону, что у меня всего лишь пара часов, — непринужденным тоном говорил Александр, провожая ее к своему «порше». — Бывают такие дни, когда все вдруг сваливается на тебя. Завтра мне надо быть в Лондоне на заключении важной сделки. А до этого предстоит еще сделать кучу дел. — Он рассмеялся. — Но я просто не мог так долго ждать. Я постоянно думаю о вас, Юлия… и о прекрасном дне на море.

— Это были два дня, — засмеялась Юлия в ответ. — Два прекрасных дня.

«И я думала о тебе. Как часто я думала о тебе! Слишком часто, для воскресного приключения!»

— Как мы используем это драгоценное время? — все в том же шутливом тоне продолжал Александр, усаживаясь за руль.

— Я была вашим гостем на Корсике, а теперь хочу пригласить вас к себе. На чашку кофе. — Юлия повернула к нему свое счастливое лицо.

— Принимается с благодарностью. — Он вставил ключ зажигания. — Буду рад увидеть, Юлия, как вы живете.

— Ну, особенно там смотреть нечего, — весело возразила она. — Живу как тысячи других работающих женщин. В маленькой квартирке. Без ковров и картин по стенам.

Автомобиль медленно тронулся с места.

— Юлия, не переоценивайте меня, я не сноб! — неожиданно серьезно сказал Александр.

— Знаю.

— Куда нам? Показывайте дорогу.

— Здесь налево, а потом вдоль аллеи парка.

Квартира Юлии располагалась на двенадцатом этаже высотки. Отсюда город виден как на ладони: черепичные крыши, башни и башенки, ручейки улиц и озера площадей, — вплоть до дальних холмов у горизонта. Квартира действительно была небольшой, но комфортно и по-современному обставленной, ее убранство говорило о хорошем вкусе хозяйки.

Юлия сварила ароматный кофе, поставила на невысокий стол тарелочки с печеньем и конфетами и свежий кекс. Они устроились в креслах и с удовольствием болтали о всякой всячине. Александр много смеялся, его бархатный голос звучал оживленно и весело. Единственное, что немного смущало Юлию, — это особый блеск в его глазах, когда их взгляды встречались.

«Мы нравимся друг другу, — думала Юлия, — мы с первой минуты почувствовали друг к другу симпатию, но что из всего этого выйдет?» Уже не в первый раз задавала она себе этот вопрос.

Когда все темы были вроде бы исчерпаны и возникла небольшая пауза в разговоре, Александр откашлялся и сказал изменившимся, без тени шутливости голосом:

— Вы ничего не спрашиваете, Юлия, о том, чем закончился разговор с моей матерью о нашей поездке на Корсику. А ведь вы уверены, что такой разговор состоялся.

— Я ждала, когда вы сами об этом скажете. — Она подняла на Александра серьезные глаза. — Если бы было что-то утешительное, вы бы не медлили.

— Здесь вы правы. — Он невесело покачал головой. — Мать отказывается признать Даниеля. И не похоже, чтобы она изменила свое мнение.

— Жаль Даниеля. — Юлия внимательно посмотрела на принца. — И что вы намерены делать?

— Само собой разумеется, это не последняя точка в нашей истории.

Даниель мой племянник, и я не оставлю его в беде.

Юлия облегченно вздохнула:

— Другого я от вас и не ожидала. Александр улыбнулся и взял с тарелки кусочек кекса:

— Хм, как вкусно! Это вы пекли, Юлия?

— Ну что вы, на такие подвиги у меня не остается времени, — засмеялась Юлия.

Но ее смех прозвучал не очень весело, и напряжение момента никак не проходило.

— Все будет хорошо! — Александр положил ладонь на ее руку, Юлия грустно улыбнулась ему.

Александр судорожно искал, что бы такое сказать, чтобы вернуть прежнее раскованное, радостное настроение. И тут ему в голову пришла идея, которая, хоть и была неожиданной, сразу показалась ему великолепной.

— Поговорим о другом, Юлия! Я хочу пригласить вас на праздник, который мы устраиваем в Хольстенбахе в конце августа!

Юлия открыла рот.

— Не бойтесь, — беспечно рассмеялся Александр, увидев выражение ее лица. — Это будет небольшой прием, персон на сорок-пятьдесят.

— Ничего себе небольшой! — Юлия все еще не могла прийти в себя. — А что же тогда «большой прием»?!

— Большой? — Принц уже хохотал во весь голос. — Это когда приглашается две сотни, а то и больше гостей. И всех их спокойно вмещает наш бальный зал. Вы бы видели, с каким торжеством это все обставляется! Какие прекрасные дамы в умопомрачительных туалетах являются на них! — В его глазах бегали лукавые искорки. — А какие вальсы и менуэты звучат под сводами! Просто Средневековье! Нет, Ренессанс! Нет…

Теперь уже и Юлия смеялась от души.

— Но мы уже давно не устраиваем таких празднеств. — Его взор слегка приугас. — Может быть, когда во дворце появится молодая хозяйка… — Он резко оборвал себя.

Юлия почувствовала укол в самое сердце. Молодая хозяйка дворца! Естественно, девушка высокого происхождения и «равная ему по общественному положению во всех отношениях»!

— Почему вы молчите, Юлия? — Принц Александр склонился к ней. — Вам не нравится мое предложение? Или вы не любите праздники?

Юлия тряхнула головой и посмотрела ему прямо в глаза.

— Не думаю, чтобы ее светлость принцесса Валеска фон Равентли была рада видеть меня среди приглашенных.

Взгляд Александра стал жестким.

— Оставьте эти заботы мне, Юлия. Есть сферы, в которых моя мать не может диктовать мне свои условия. Я могу приглашать кого мне угодно. А вы будете моим самым желанным гостем, Юлия! — Он легко коснулся ее руки. — Мы будем целый вечер танцевать вместе. Я закружу вас. Вам не нравится такая перспектива? — снова перешел он на беззаботный тон.

— Нет… — отстранилась Юлия. — Нет, это невозможно…

— Почему нет? — Александр убрал свою руку, но не отвел вопрошающего взгляда от ее лица.

Юлия молча сглотнула. Что она могла ему сказать? «Потому что еще шаг — и я влюблюсь в тебя до смерти»? «Потому что ты уже сейчас смотришь на меня так, как смотрят на единственную женщину в мире»? «Потому что, потеряв голову в твоем невыразимой роскоши дворце, наутро я снова буду глотать горечь утраты? А этого я больше не выдержу!»

— Почему нет? — настойчиво повторил Александр и, в притворном ужасе схватившись за голову, спросил: — Вы не умеете танцевать, фрейлейн?!

— Я умею танцевать, ваша светлость, — не могла не улыбнуться Юлия, — а если у меня что не получится, — в ее голосе снова зазвенели веселые нотки, — вы мне покажете недостающие па. Уверена, вы замечательный учитель танцев!

— Так, может быть, у вас нет вечернего платья, мадемуазель? В таком случае явитесь в ковбойской рубашке и потрепанных джинсах. Могу вас заверить, что и в этом наряде вы будете самой прекрасной принцессой на празднике!

Его легкомысленный тон и простые шутки сняли напряженность и скованность. Видно, она лишилась последнего рассудка! Вместо того чтобы радоваться такой невиданной возможности увидеть «высшее общество» изнутри, выдумывает проблемы там, где их нет! Она расправила плечи.

— У меня есть вечернее платье, ваша светлость. И мне не терпится его показать. Думаю, в нем я вам понравлюсь и… — она плутовато усмехнулась, — не выпаду из общепринятых рамок.

— Юлия! Я уже весь в предвкушении! — Он понизил тон. — Так в чем же дело?

— Я боялась, что на этот день у меня может выпасть дежурство. — Надо же ей было как-то объяснить своё замешательство. — В редакциях ведь не бывает нормированного рабочего дня. Но думаю, я решу и эту проблему!

Впервые за время их знакомства принц Александр поднес к губам ее руку.

* * *

Подготовка к приему шла полным ходом. Слуги деловито сновали, устанавливая в парке разноцветные лампионы и изящные ажурные стульчики в укромных уголках под вековыми деревьями вокруг танцевальной площадки. В Зеркальном зале, предназначенном для «небольших» семейных праздников, тоже готовилось соответствующее место для танцев. Горничные начищали до блеска кристаллы хрустальных люстр, садовник с подручными развешивал гирлянды из живых цветов. Царила предпраздничная суета.

— Мне кажется, прием должен удаться! — Принцесса Валеска вошла с сыном в зал — она попросила его окинуть взором последние приготовления. — Как только сгустятся сумерки, мы зажжем прожекторы, которые высветят дворец, а вокруг фонтана и по берегам прудов разноцветную подсветку.

— Гости будут сражены наповал!

— Не иронизируй, сын!

— Ну что ты, мама! Кто лучше тебя может устраивать эффекты. — Пропустив ее изучающий взгляд, Александр сказал: — Только не слишком перетруждай себя, мама.

— По большому счету все это я делаю для тебя, малыш! — Она с укором посмотрела на него. Потом, смутившись, взяла его под руку. — Тебе слишком многое пришлось взять на свои плечи, мой мальчик, и в таком юном возрасте! Могу я хоть часть забот взять на себя? И возможно… — Она отпустила его локоть и заглянула в глаза. — Стефания, графиня Кальдерон, дала свое согласие прибыть. — Не найдя в глазах сына ожидаемой реакции, она с горечью закончила: — К несчастью, она пошла учиться в медицинский. Что за странные идеи у нынешней молодежи!

Наконец-то сын хоть как-то среагировал:

— Мама, ты хочешь, чтобы юные девы, как прежде, ничего не делая, сидели в своих дворцах в ожидании женихов?

— Ладно, похоже, твоя старая мать уже ничего не понимает в этой жизни! — Она стряхнула невидимую пылинку с полированной крышки белого рояля. — Я думаю отвести ей Розовую гостиную в гостевом флигеле. Как ты на это посмотришь?

Принц Александр посмотрел на носки своих начищенных туфель, потом поднял взгляд на мать и решительно сказал:

— Мама, я думал отдать эту комнату моей персональной гостье.

Принцесса Валеска затаила дыхание.

— Ты пригласил кого-то особенного?

— Это фрейлейн Фендер, — коротко сообщил сын.

— Что? Эта наглая репортерша? — Принцесса не поверила своим ушам. — Ты хочешь превратить великосветский прием в скандальную тусовку? Зачем тебе это надо?

— Я пригласил не журналистку, — с нажимом ответил принц Александр, — а приятную молодую женщину. Мы с ней друзья.

Принцесса Валеска спала с лица. Еще в надежде, что она ослышалась или что-то неправильно поняла, она запинаясь спросила:

— И этой… даме ты хочешь отдать лучшую гостевую комнату?

— Да, именно ей. И надеюсь, у тебя не будет возражений, мама. Я не часто прошу тебя о чем-либо. — Он покачал головой. — Но дело не в этом. Надеюсь, ты разместишь графиню Кальдерон с не меньшим комфортом. В конце концов, все комнаты в гостевом флигеле одинаковы, и Розовая гостиная — только дань традициям!

О, принцесса Валеска хорошо знала этот непререкаемый тон! Его сыновья унаследовали от отца. Она могла сейчас возражать как угодно, но эту суровую скалу было не пробить.

Принцесса вгляделась в черты сына, так напоминавшие ей любимого мужа. Воспоминания пронзили ее. Молоденькой девушкой она раз и навсегда отдала свое нежное сердце суровому мужчине и никогда не раскаялась в этом. Она родила ему двух очаровательных сыновей с мягкими локонами. А потом один из них довел его до инфаркта! И теперь она одна. Одинока, несмотря на держащего ее под руку сына. А теперь еще в ее жизнь ворвется эта девка, которая и так уже умудрилась сорвать покров молчания с того, о чем она хотела забыть до гробовой доски!

Ей оставалось только надеяться, что эта плебейская оторва, в своем невежестве и неуклюжести, опозорится в глазах Александра и перед всем светом.

Глава 7

Но надеждам принцессы не суждено было сбыться.

Начался праздник, и принцессе нехотя пришлось признаться себе, что Юлия Фендер с естественной грацией, совершенно уверенно и раскованно держалась в блистательном обществе. Вкус у девочки тоже был! Ее вечерний туалет своей рафинированной элегантностью превосходил не один изощренный наряд титулованных дам.

Юлия была приятно удивлена тем, как ее приняли представители высшего света, в первую очередь молодежь. Юные баронессы и графини в бриллиантах и изумрудах, окутанные облаками дорогих духов, на поверку оказались мальчишками и девчонками, как и все, стремящимися найти свое место в жизни. Одни уже закончили образование, другие еще учились, но все они держали понятие «сословие» в старых бабушкиных сундуках до такого вот приема. Но и здесь они, придерживаясь принятых рамок, не упускали возможности узнать что-то новое и интересное.

— Фрейлейн Юлия, позвольте пригласить вас на танец в парк, — строго по этикету, с поклоном, предложил Александр и подставил ей локоть. Потом окинул взглядом ее обнаженные плечи и весело добавил: — Если для вас там не слишком прохладно.

Юлия с улыбкой прошествовала в парк, опираясь на руку принца. «Прохладно»?! Ей стало жарко, когда его рука уверенно легла на ее талию.

Вокруг все было Похоже на сказку. Яркие лучи прожекторов выхватывали из объятий ночи рельефные контуры дворца, казавшегося на фоне звездного неба замком фата-морганы или пристанищем фей. Сами легконогие феи мелькали цветными тенями в мягком свете лампионов под сенью вековечных деревьев. Из фонтана брызгами разлетались разноцветные струи, падая в синюю траву с легким шелестом. Шуршание драгоценных тканей, волшебные звуки музыки…

Оркестр играл то зажигательные, то полные томления сладкие мелодии. И Юлия кружилась, кружилась… Сейчас скрипка пела о весне и любви. И хотя на дворе было позднее лето, для любви всегда цветет весна!

— Я хотел бы так танцевать с вами до конца жизни, прекрасная Юлия, — прошептал принц Александр, легко касаясь губами ее шеи у кромки волос. И сам смутился своей дерзости.

— Но надо отдать должное и другим гостям, вернее, гостьям, — игриво сказала Юлия, пытаясь сбросить с себя сказочное наваждение этой ночи. — На нас и так уже смотрят.

— Пусть смотрят, мне все равно! — Он ревниво посмотрел на нее. — Но мне не все равно, что Юрген Хольтау весь вечер бессовестно ухаживает за вами!

— Юрген Хольтау? — Сегодня в ее ушах звенело столько звучных имен, что мозг был не в состоянии справиться с ними.

— Вы будете утверждать, что не заметили этого? — обиженно подобрался Александр. — Да, Юрген Хольтау, сын судовладельца Хольтау, на чьих судах, уверен, вы не раз путешествовали. И что вам в этом белобрысом балбесе вместе с его папочкой и их лоханками?

Юлия шаловливо рассмеялась:

— Теперь знаю, о ком вы говорите!

— Ах, только теперь знаете! А раньше не замечали? — Он крепче прижал ее к себе. — Я видел, как вы несколько раз танцевали с ним в Зеркальном зале!

— Вы ревнуете, Александр!

— Еще как ревную! — Теперь его руки обвивали все ее тело. — И вызову на дуэль каждого, кто приблизится к вам больше чем на шаг!

Юлия приняла его слова за озорную шутку и лукаво погрозила ему пальчиком:

— Вы слегка перебрали, Александр!

— С двух бокалов шампанского? Вряд ли. Но я действительно пьян. И сказать, от чего? — Он заглянул ей через глаза прямо в душу. Она все еще улыбалась, но ее губы чуть подрагивали.

— Лучше не надо, — мягко, но решительно сказала она. — Мы ведь друзья, правда? А друзья не флиртуют!

— Ах, Юлия! — Он прокрутил ее при последнем аккорде танца так, что вихрем взлетел подол ее платья.

Еще никогда рассудительный и сдержанный принц Александр не был такого низкого мнения о дружбе мужчины и женщины, как в этот момент.

* * *

После праздника они стали встречаться чаще. Весь сентябрь расцветала их любовь, и каждый из них втайне осознавал, насколько их тянет друг к другу.

Юлия пыталась бороться с нахлынувшим на нее чувством, но безуспешно. У нее захватывало дух от радостного испуга, когда она неожиданно видела «порше» Александра перед редакцией — он ждал ее. А если он предварительно звонил, чтобы договориться о встрече, у нее не хватало сил отказать, даже если она перед этим тысячу раз говорила себе, что надо прекращать эти отношения, из которых ничего хорошего не выйдет. Но слишком драгоценными были минуты, проведенные рядом с Александром. Наедине с ним она не думала о том, что будет завтра.

В этот день после обеда они поехали за город, в пестрый по-осеннему лес. Солнце холодно светило через поредевшие кроны деревьев, под ногами шуршала опавшая листва.

— Люблю осень, — сказал Александр, остановившись у куста шиповника с огненно-красными ягодами. — Вечера становятся длиннее. Сидишь у камина, где вот так же горят угли, и слушаешь потрескивание поленьев. Лучшие часы для размышлений.

— Ну, не знаю… — Юлия проследила взглядом за белкой, которая с орешком в острых коготках взлетела на старый, с засохшими нижними ветвями дуб и поглядывала на нее бусинками глаз. — Мне осень навевает мысли о том, что все сущее преходяще. Осень похожа на подступающую смерть.

— Приступ меланхолии, Юлия? — Александр с удивлением посмотрел на нее. — Такой я тебя еще не видел. Что за мысли о смерти! Мы пока молоды, и будущее принадлежит нам. Тебе и мне!

Юлия приоткрыла рот, чтобы что-то возразить, но так и не смогла произнести ни слова. Ее глаза потемнели. Александр нежно коснулся ее губ пальцем.

— Да, милая. Тебе не кажется страшно глупым, что мы все еще выкаем? И то, что до сих пор ни слова не сказали друг другу о любви. А ведь мы любим друг друга, правда, Юлия?!

Он протянул руки, чтобы обнять ее и прижать к себе, но она стояла напряженная и неподвижная, с окаменевшим лицом, и только губы слабо прошептали:

— Не надо, Александр, прошу тебя, не надо!

«Ты» естественно и просто слетело с ее уст. Сколько раз она обращалась к нему так в своих мыслях! Но одно дело сладкие грезы, и совсем другое — суровая реальность.

— Не сопротивляйся, моя милая! — Он все-таки привлек ее к себе и, склонившись к ней, жарко сказал: — Я люблю тебя, люблю. И могу повторять это бесконечно! Люблю, люблю, люблю…

Юлия не шевельнулась.

— Но я хочу услышать это и от тебя. Не «ты мне нравишься» и не «я хорошо отношусь к тебе», а просто: «люблю»! — Он слегка отстранился и заглянул ей в глаза.

Юлия выдохнула, и это было похоже на тяжкий вздох.

— Конечно, я люблю тебя, Александр, — сказала она. — С этим ничего не поделаешь. Я не хотела… Я старалась… Я ведь взрослая разумная женщина, а не глупая девчонка, которая мечтает о сказочном принце! — Она медленно, словно нехотя, подняла руку и погладила его по щеке. — Мой дорогой, не будем себя обманывать. Ты говоришь, будущее принадлежит нам. Но у нас нет будущего. Твоя мать ясно дала мне понять, что ты женишься только на девушке, равной тебе по положению.

— «Равной по положению»! — Александр кивнул, его губы сложились в едва приметную ироничную усмешку. — Узнаю словечко из лексикона матери. Для нее время остановилось, Юлия. Но разве для нас это причина, чтобы отказаться от своего счастья? Чем ты не подходишь на роль принцессы фон Равентли? Ты умна, красива, образованна и… я люблю тебя! — Он крепко взял ее в свои объятия. — Но мы слишком много говорим, любимая!..

Юлия не успела опомниться, как его страстный и нежный поцелуй закрыл ей уста. Счастливая дрожь охватила все тело Юлии. И был у этого счастья особый, сладкий вкус. Может быть, впервые в жизни ее держал в своих руках сильный, уверенный в завтрашнем дне мужчина, которому не нужна была подпорка, который сам был надежной опорой. Наконец-то ей не надо было бороться и убеждать. А просто любить и быть любимой. И можно было забыть, что она сильная и независимая, и почувствовать себя хрупкой и слабой. Юлия, спрятавшись на груди любимого, вся отдалась поцелую.

* * *

Само собой разумеется, Александр отчетливо представлял себе, что предстоит выдержать сражение с матерью, как только он начнет разговор. Поэтому он хорошо вооружился и запасся терпением. Он должен выйти из этой баталии победителем и показать ей, что не все в этом мире во власти тиранического самодержца.

— Ты ничем не лучше Филиппа! — сквозь зубы процедила принцесса. — Боже милостивый, что за сыновей произвела я на свет!

— Не греши, мать! — решительно прервал ее Александр. — Потом раскаешься. О Филиппе и Дезире не будем сейчас говорить. Оставь мертвых в покое. Речь о нас с Юлией. Мы, она и я, — живые. И мы никому и ничему не дадим разрушить нашу жизнь. Запомни это, мать!

Принцесса Валеска увидела в чертах сына суровую решимость, и что-то в ней надломилось. Как подкошенная рухнула она в кресло.

— И как ты себе все это представляешь? — спросила она бесцветным голосом. — Она будет жить здесь?

— Разумеется. Позволь тебе напомнить, мама, что Хольстенбах принадлежит как тебе, так и мне в равной степени, — по-деловому, спокойно ответил Александр. — И при всем твоем предвзятом отношении к Юлии ты не можешь не признать, что она прекрасно вписывается в наш так называемый «круг». Ты убедилась в этом на августовском приеме. Все наши знакомые нашли ее умной и очаровательной, она сумела найти подход к каждому. — С заклинающим жестом Александр обратился к матери: — Мама, если бы ты смогла наконец перешагнуть через тени прошлого и оставить все эти пустые понятия, вроде «равная по положению», ты бы признала, что против Юлии нечего возразить.

— Ты смотришь на нее через розовые очки, как все влюбленные, — скривила тонкие губы принцесса.

— Нет, мать, — поправил ее Александр, — я не влюблен. Я люблю Юлию.

Принцесса закрыла лицо руками, ее плечи содрогнулись.

— О Боже! — надрывно простонала она. — Я снова вижу перед собой Филиппа! Неужели все начинается сначала? Неужели мои страдания никогда не кончатся?

— Все эти страдания — плод твоего воображения. Ты сама их себе придумываешь и сама превозмогаешь, — жестко сказал он. — Мы могли бы быть счастливой семьей. В этих мертвенно тихих покоях могла кипеть жизнь, раздаваться детский смех, но… — Он немного помедлил, но решил идти до конца. — Ты сама разрушила это счастье. И не только свое! Я намерен, — закончил он непререкаемым тоном, — привезти сюда моего племянника, твоего внука Даниеля, будет на то твое согласие или нет.

Принцесса Валеска отняла руки от лица, лицо ее исказилось.

— Дело уже зашло так далеко, что мои слова для тебя ничего не значат? — Она вложила в свои слова всю ненависть, которая накопилась у нее за долгие годы. — Под чью дудку ты теперь пляшешь?

Александр тяжело вздохнул.

Гнетущая тишина повисла над ними, сгущаясь до вязкого ползучего тумана отчуждения. Александр понимал, как тяжело сейчас матери. Как тяжело ей услышать голую, неприкрытую правду, как тяжело смирить гордыню и уступить. Ему стало ее до боли жаль. Он остановился чуть сбоку и тактично попытался прийти ей на помощь:

— Хочу привести для нас в порядок западное крыло и провести там реконструкцию. Не хочешь посмотреть? — В его глазах стояла одна большая просьба: «Мама, будь благоразумна, не доводи до разрыва!»

— Нет! Незачем! — разомкнулись сухие бескровные губы принцессы Валески. — Никогда я не переступлю порога вашей половины. Слышишь, никогда!

Принц Александр стиснул зубы, в его словах трещал морозный холод.

— Если ты так ставишь вопрос, значит, мы будем жить в другом месте. Положение дел, на котором ты настаиваешь, неприемлемо. Но ты очень пожалеешь об этом в своем одиночестве, мама!

Как залп тяжелого орудия, выстрелила за ним захлопнувшаяся дверь.

Глава 8

Юлия прошла в спальню, чтобы окинуть себя последним взором в большом зеркале. Новый, цвета бургундского, брючный костюм, облегающий ее и подчеркивающий, где надо, округлости фигуры, был ей очень к лицу. В нем она выглядела лет на десять моложе — по крайней мере так утверждала продавщица в бутике. Хотя… зачем ей это надо? Юлия кокетливо улыбнулась юной деве в зеркале, чуть подправила прическу. Дева в зеркале вздернула подбородок и посмотрела на нее дымчато-серыми глазами: «Ну, ты готова? Сегодня решится твоя судьба».

В редакции все в один голос твердили, что с ней происходит что-то необыкновенное. Даже бывший воздыхатель Питер Вильмс сухо заметил: «Похоже, ты снова влюбилась, крошка».

Юлия вздрогнула — зазвонил домофон. Она нажала на кнопку. У нее еще осталась пара секунд, чтобы зажечь свечи на столе.

Она вся лучилась, открывая дверь любимому и подставляя губы для приветственного поцелуя.

— Здравствуй, милая. — Он скользнул губами по ее губам, что нисколько не походило на самозабвенные страстные поцелуи, которыми они обменивались в последнее время. Он снял пальто. — Прости, у меня не было времени забежать за цветами.

Юлия оторопела. Это Александр? Он может так говорить?

— О чем ты говоришь! — Она посмотрела на него как на незнакомца. — Главное, ты здесь!

Юлия проследила за его рассеянным взглядом. Он даже не заметил, что на ней новый костюм! Еще недавно он обязательно отмечал такое, то со скрытым, то с явным восхищением. А как же иначе? Безвкусица никогда не была в ее стиле. Но… Какая же она дура! Он измучился и вырвался к ней всего на пару часов. И сейчас ему надо просто дать время, чтобы прийти в себя. И не важно, что у нее позади тоже был тяжелый день. Он же мужчина! Такой же слабый, как все? Она встряхнулась, прогоняя от себя недостойные мысли, и мягко сказала:

— Проходи, дорогой! — Она вбежала на кухню и достала из холодильника бутылочку бургундского, потом открыла духовку. — Я приготовила пиццу. Еще немного — и можно вынимать.

Александр отрешенно кивнул и взял у нее из рук бутылку. Юлия насторожилась. Его улыбка тоже была какой-то странной. В Юлии стала нарастать тревога, но усилием воли она отогнала ее.

Они молча прошли в гостиную. Немного выпили, закусив орешками и фруктами. Юлия беспрестанно рассказывала, боясь остановиться. В редакции всегда хватало сплетен и курьезных происшествий. Обычно Александр хохотал вместе с ней, сегодня он едва ли слышал ее.

Юлия внесла пиццу. К ней были фаршированные оливки и салат со свежей зеленью. Пахло изумительно.

— Ты так старалась. Прости, но у меня аппетита нет. — Александр виновато отложил вилку.

— Пусть себе стоит, — беззаботно сказала Юлия и глазом не моргнув. — Что случилось, любимый? Не молчи. Ты можешь сказать мне все. Разве мы не одно целое?

— Да, родная. — Он поцеловал ее руку. — Давай поженимся как можно скорее.

Ее взгляд стал еще тревожнее.

— Ты в любую минуту можешь взять мои бумаги и подать заявление. Но почему вдруг такая спешка? Ты же говорил, что на ремонтные работы потребуется пара месяцев?

— Мы не будем жить в Хольстенбахе, Юлия. Или для тебя это принципиально?

По ее лицу пробежала легкая тень.

— Мне все равно, где с тобой жить, Александр. Лишь бы с тобой. — Где-то под ложечкой возникло нехорошее ощущение и поднималось все выше, приводя в оцепенение все тело. Юлия оперлась о спинку кресла, потом присела на подлокотник. — Я знаю, что произошло. Ты поговорил со своей матерью.

Александр только кивнул. С Юлией не было необходимости извергать водопад мало что значащих слов.

— Это ничего не меняет в наших отношениях, родная! Дворец Хольстенбах — не единственная резиденция Равентли. Ты сможешь выбрать любой дворец для нас троих. Я имею в виду и Даниеля. Лучше в качестве моей жены. Да, так даже лучше. Ты обустроишь все по своему вкусу.

Юлия не отвечала. Ее опущенные ресницы вздрагивали.

— Я должна была это предвидеть, — с трудом выдавила она из себя после долгой паузы. — Но все было так чудесно, что я закрыла глаза на реальность и, как малый ребенок, твердила: все будет хорошо! Но чудес не бывает, любимый!..

— Юлия, еще и ты?! — взвился Александр, чьи нервы были на пределе. — Мы вместе уйдем, любимая. Только не ставь мне в вину, что я по несчастью родился Равентли.

— Дорогой, дело не в этом. Будь ты Мюллером или Шмидтом, я бы и тогда не посмела встать между тобой и твоей матерью. А ведь все дело в этом выборе, она или я. Я права? — Она зябко повела плечами, без всякой наигранной театральности. — Нет, любимый, не такой ценой.

— О какой цене ты говоришь?

У Юлии встал ком в горле. Ей было тяжело говорить.

— Должна тебе признаться, Александр, я не в восторге от твоей матери. Прости, но она чрезмерно горда, чрезмерно надменна и холодна. Она не желает даже слушать того, что не сообразуется с ее понятиями. — Юлия решительно подняла голову. — Но это еще не повод, чтобы ты ее покинул. Ты, на которого у нее все надежды и упования. Для нее это стало бы последней каплей…

— Подумай о нас! — бросился к ее коленям Александр, поняв, к чему она клонит. — Мы же любим друг друга!..

Юлия остановила его не столько непреклонным жестом, сколько суровым блеском своих глаз.

— Я хорошо помню слова, которые ты однажды произнес: «Любовь не освобождает человека от обязательств по отношению к своей семье».

— Я говорил это о Филиппе!.

— Конечно. Но если ты не относишь эти слова и к себе, в чем тогда разница?

Александр упал в кресло. Его силы были на исходе. Он прикрыл глаза.

— Филипп бросил все. Он думал только о Дезире, и ничего другого для него не существовало. Даже если трагический конец был неминуем. — Александр перевел дыхание. — Но я — не Филипп. Я женюсь на женщине, которую люблю, и никто не в силах меня остановить. И я никогда не забуду, что под моим началом огромный концерн, за который я в ответе. Вот в чем разница.

Юлия молчала. В каком-то смысле Александр был неопровержимо прав. Но с другой стороны, последнее, чего она желала бы себе — и не только себе! — в этой жизни, это иметь в своих врагах принцессу Валеску. Это был бы смертельный враг. Принцесса фон Равентли не пощадила бы ни ее, Юлию, укравшую у нее последнего сына, ни самого сына, осмелившегося пойти против материнской воли. Это была бы ненависть разрушительнее той, что уничтожила не только счастье, но и жизни незнакомых ей Филиппа и Дезире. Эта ненависть накрыла бы их с Александром беспросветной черной тенью проклятия. Неимоверно! Еще и часа не прошло с тех пор, как она с нетерпением ожидала прихода любимого, оправляя костюм и зажигая свечи!

Безжизненным взглядом Юлия обвела гостиную: стол, полупустые бокалы, засохшую пиццу, кресло и Александра с лихорадочно горящими глазами.

— Ты ведь не бросишь меня, Юлия? Не покинешь меня, никогда? — Его слова словно пульсировали у её виска.

— Я ничего не знаю, — безвольно сказала она.

— Только люби меня — и все!

Ее губы загорелись в огне отчаянного поцелуя. «Как же я могу бросить тебя? Себя?»

* * *

Юлия сидела за своим рабочим столом и правила верстку. Сроки поджимали. Над душой стояли то редактор, то корректор, то верстальщик. Наконец, не выдержав, в дверную щель просунул свою кудлатую голову Питер Вильмс.

— На каком мы этапе, крошка?

— Сгинь! Уже все готово, — ответила Юлия, не поднимая головы.

— Я знал, что на тебя всегда можно положиться, малышка! — Он буквально вырвал подписанную распечатку из ее рук. — Не беспокойся, дорогая, я сам отнесу… — Неожиданно он застрял в дверях и окинул Юлию долгим изучающим взглядом. — Слушай, если мне не изменяет память, ты ведь жила в Париже?

— Ну, жила. Я училась там два года. А что? — Юлия, еще не оправившись от запарки, изумленно свела брови.

— Так у меня для тебя классная должность! — Он оживленно замахал руками. — Нет, нет, не сейчас.

Юлия угрожающе пошла на него:

— Что там у тебя? Давай-ка выкладывай, Питер! Просто так ты и с родной матерью не поболтаешь.

Он расплылся в более чем двусмысленной улыбке.

— Да нет, это определенно не для тебя. Ты же у нас сейчас ангажирована, дальше некуда. Вряд ли захочешь отчалить отсюда.

Юлия терпеть не могла эту его сальную улыбочку.

— Моя частная жизнь… — начала Юлия с расстановкой.

— Знаю, знаю, меня не касается…

Юлия про себя посмеялась его напускному испугу.

— Дай мне закончить, старая шельма! Моя частная жизнь никогда не мешала моим служебным обязанностям. Так что там с Парижем?

— Ну, потрясла, детка! Только ты так умеешь!

— К делу! — Юлия направила на него кончик острого карандаша.

— Слушай, это правда не шутка! Учредители решили открыть зарубежное бюро «Анемоны» с корпунктом в Париже. Вот я и подумал, ты — единственная, кто в совершенстве владеет языком, ну и там… другими возможностями.

— Питер, ближе к делу!

— Но это, сама понимаешь, не на месяц и не на два. Пока все организуешь, пока застолбишь нужные связи… В общем, подумай, а я еще загляну! — Он уткнулся носом в распечатку и чуть не пробил лбом дверь, вываливаясь из ее кабинета.

Юлия подошла к окну. Что это? Перст судьбы?

Париж. Город, где она всегда чувствовала себя как дома. Наверное, там еще осталась пара-тройка старых знакомых…

Высотки напротив скрылись за стеной нудной осенней мороси. Поздняя осень… а Париж — «праздник, который всегда с тобой»! Уехать — и оборвать все связи. Уехать — и подвести черту под днями, наполненными любовью. Любовью… у которой нет счастливого конца. Нечего обманывать себя, эта любовь не принесла счастья никому. Ни ей, ни Александру. Несмотря на его страсть и самозабвение. Можно ли вообще построить на любви что-то? Разве это не призрачная фата-моргана?

Если она исчезнет из его жизни, он в конце концов женится на девушке, «равной по положению во всех отношениях», и, наверное, в этом нет ничего плохого. Сколько браков рушилось из-за «неравенства»! И его мать, — непримиримая «настоящая принцесса» Валеска, наконец успокоится. Вот только кудрявый мальчик Даниель!.. Но сильный и уравновешенный принц Александр решит и эту проблему. Это же он — его дядя. Ей пришло время отступить, уйти в тень. А боль? С болью она как-нибудь справится. Не впервой! Она же сильная женщина!

Юлия не знала, сколько прошло времени, до того как кудлатая голова Питера Вильмса снова просунулась в дверь.

— Малышка! Все на высшем уровне! — Он осекся, увидев ее искаженное страданием лицо. — Тебе нехорошо?

— Мне очень хорошо, — криво усмехнулась она, — все это только игра теней! — И выключила настольную лампу. — Так когда мне отбывать в Париж?

Если Питер и был окончательно сбит с толку, профессиональная поднаторелость не позволила ему подать и виду.

— Вчера. То есть завтра. То есть чем скорее, тем лучше. Но понимаешь, мы еще не успели зарезервировать там квартиру…

— Не важно, — горько усмехнулась Юлия. — Сниму на первое время комнату. Мне хватит.

Ей было абсолютно все равно, где она спрячется от Александра фон Равентли.

Глава 9

Александр отряхнул снег с сапог, прежде чем войти в парадную дверь. После обеда он, как и каждый день, работал в своем кабинете. Но вдруг ему все опостылело. Он не мог понять причины приступа удушья и, потеплее одевшись, спустился в парк. Бесцельно кружил он среди заснеженных газонов и одетых в деревянные щиты статуй. Не отпускало. Он углубился в лесную зону, и наконец свежий морозный воздух привел его в чувство. Теперь он сможет снова сосредоточиться над кипами бумаг, которые захватил с собой из мюнхенского филиала их банка на выходные.

Дворецкий Мартин, на протяжении десятилетий верно и преданно служивший семье, принял у него пальто.

— Похоже, снова будет снегопад. — Он покачал гордо посаженной седой головой. — Но боюсь, снег долго не продержится. День-два — и снова будут лужи. Сколько зим у нас уже не было настоящего снега на Рождество!

Александр, слушавший его вполуха, кивнул.

— Скажите на кухне, чтобы мне подали чаю и немного рому.

Дворецкий, чуть поразмыслив, осторожно заметил:

— Ее светлость приказали накрыть в их покоях чай на двоих.

— Да? Значит, мать ждет какую-нибудь приятельницу. — Александр нетерпеливо отмахнулся. — Не забудьте сказать, чтобы мне подали чай в кабинет, Мартин!

Старый слуга огорченно покачал седой головой, глядя вслед хозяину. Раньше у принца всегда находилась минутка для доброго разговора. Что-то идет не так, что-то сильно заботит молодого хозяина — это видно по его глазам и по немилостиво сжатому рту, который уж, наверное, и забыл, что такое улыбка. И старая госпожа отучилась улыбаться и никогда не заговорит о погоде или не спросит о внуках… Нет, нехорошо стало во дворце Хольстенбах!

На верхнем марше разбегающейся по двум сторонам лестницы навстречу Александру вышла принцесса Валеска. Двери в ее комнату стояли открытыми — значит, она ждала его прихода.

— Выпьешь со мной чаю, сын? — Ее голос был каким-то полинялым.

Александр остановился на верхней ступени. В последние месяцы они не проводили время вместе, не считая тех тягостных минут, когда выходили к обеду. Не давая для прислуги повода посплетничать, они вели за столом односложные, ничего не значащие светские беседы.

— Пожалуйста!

Александр встряхнулся.

— Как вам будет угодно, мама, — ответил он официальным тоном.

В апартаментах принцессы было по-домашнему уютно. В камине потрескивал огонь. На невысоком чайном столике горели две свечи в обрамлении рождественского венка из еловых веток. Александра болезненно передернуло. Такие же свечи зажигала Юлия в их последний вечер. Он подавил неуместные воспоминания и опустился в бидермайеровское кресло.

— Я хотела бы с тобой обсудить, — нарушила молчание принцесса Валеска, — какие подарки в этом году сделать нашим служащим.

— Думаю, в этом ты разбираешься лучше меня, мама. Предоставляю решать это тебе. — Его голос звучал более чем безучастно.

Принцесса Валеска была не намерена сдаваться.

— Ты уже поговорил с лесничим по поводу рождественской елки?

— Да, мать, все будет в срок.

Она засыпала его предпраздничными вопросами, и он послушно отвечал на них. Но было ясно, что они нисколько не занимают его и он будет до скончания века отвечать на каждый следующий, нимало не принимая в них участия.

Поток ее вопросов постепенно иссяк. Принцесса допила свою чашку чая и откинулась на спинку кресла. «Я уже, как это ни прискорбно, стара, — думала она, — и, наверное, чего-то не понимаю в этой жизни».

— Ты, должно быть, будешь встречать Рождество не дома? — спросила принцесса, не глядя сыну в глаза.

— С чего ты взяла? — Он удивленно поднял брови. — Где мне еще быть?

Принцесса пожала плечами:

— Возможно, у твоей девушки.

У него больше не было девушки. Не было Юлии, с ее нежной улыбкой, которая, излучая счастье, ждала его в прорехах тяжких будней. Остались одни только тяжкие будни. И письмо от нее, сообщавшее, что она на неопределенное время уезжает в Париж. Получив его, он тогда едва не лишился рассудка. Он бросился было за ней — ее новый адрес в Париже не представлял для него тайны, — но над Альпами, еще и еще раз перечитывая письмо, наткнулся на строчки, в которых Юлия просила не преследовать ее и не пытаться связаться с ней тем или иным образом, и развернул свой самолет.

— С Юлией все кончено. — Он даже не дал себе труда распрямиться.

Принцесса Валеска посмотрела на своего сына. Она ожидала такого ответа, но почему-то он не доставил ей радости.

— И ты винишь в этом меня? Не правда ли, Александр? — У нее еще хватило мужества скривиться в улыбке. — Поэтому между нами пробежала кошка? Поэтому ты предпочитаешь не встречаться со мной? — Она гордо вздернула голову, готовая к отражению упреков.

Но Александр посмотрел сквозь нее, как будто она была расписной китайской ширмой. Через некоторое время он устало сказал:

— Юлия не захотела выйти замуж за того, в чьей семье задают тон высокомерие и спесь. Она предпочла остаться самостоятельной и независимой и совершенствоваться дальше в своей профессии. Поэтому она порвала со мной.

— Она порвала с тобой?

— Да, мама. — В глазах Александра зажегся огонек иронии. — А ты, как я вижу, не в состоянии представить себе, что девушка «низкого происхождения», без состояния и великосветских связей, имеет собственную гордость?

Принцессе Валеске нечего было ответить. Снова возникла тяжелая пауза, как регулярно в последнее время в короткие минуты их общения. Горящая головешка, взметнув столб искр, с треском рассыпалась. Александр тяжело поднялся и подошел к камину. Он взял в руки каминную кочергу и аккуратно разворошил угли.

Принцесса посмотрела на его четкий, почти граненый профиль. В нем читались решительность и непримиримость, так близкие ее сердцу. Но еще явственнее проступали в нем черты отчаяния и покинутости. Он выглядел лет на десять старше своего возраста. Принцесса Валеска сцепила пальцы. Она не захотела потерять сына, отдав его женщине, которая казалась ей недостойной его. И вот теперь этой женщины больше нет в его жизни — но не потерян ли сын для нее тем не менее?

Чувство беспомощности, какого она прежде не знала, охватило принцессу. Ей захотелось простереть руки к сыну, дотронуться до него, утешить. Но нежности были не в ее характере, да и Александр вряд ли нуждался теперь в ее сочувствии. Да, она его потеряла.

Ей вдруг стало холодно, невозможно холодно, хотя в камине по-прежнему горел огонь, отдавая свой жар. Если бы и она могла отдать Александру тепло своего материнского сердца, которое билось в ее груди, пусть даже внешне она часто выглядела бессердечной. Если бы найти слова, которые растопят этот ледяной холод, пропастью отчуждения разверзшийся между ними. Всего несколько теплых доверительных слов, которые зажгут свет в его потускневших глазах и вызовут сердечную улыбку на плотно сжатых губах. Улыбку, которой — она только сейчас осознала это — ей до боли не хватало.

Сколько бесконечно длинных бессонных ночей провела она за эти месяцы, перебирая в памяти всю свою жизнь, снова и снова с обидой вспоминая горькие слова сына и не желая признать их правоту. И сейчас, глядя на него словно после долгой разлуки, она увидела, какое одиночество и отчаяние породила вокруг себя. В глубине души Валеска знала, что должна сказать, но слова не хотели слетать с ее губ.

— Привези мальчика, — наконец удалось ей справиться с собой.

Александр медленно повернул к ней голову.

— Что? — Он как будто боялся ослышаться. — Что ты имеешь в виду?

— Привези твоего племянника к нам на Рождество. — Она с видимым усилием одолевала свой холодный рассудок. — И если ему понравится, пусть остается.

Александр, не отрывая взгляда от лица матери, отложил кочергу и подошел к столу. Он все еще не верил тому, что услышал.

— Почему ты вдруг изменила свое решение?

— Хочу доставить тебе радость. Это, — принцесса несколько напряженно усмехнулась, — будет моим подарком тебе на Рождество.

Радостное изумление оживило суровые черты Александра, по губам пробежала тень улыбки. Она еще мало походила на его настоящую, открытую улыбку, но и это подобие приподняло скорбно опущенные уголки его рта.

— Спасибо, мама! — Его голос звучал еще глухо и сдержанно, но глаза уже смотрели тепло. — Это чудесный подарок! Не только для меня, и для тебя тоже, если ты делаешь это от чистого сердца.

— От чистого сердца, Александр, и по доброй воле. — Она притронулась к его висящей как плеть правой руке своими холодными пальцами. — Уже лучше?

— Много лучше, мама. — Он сжал ее кисть и кивнул, глядя ей прямо в глаза.

Принцесса Валеска прочитала в его взоре, что он понял ее немой вопрос: «Это сблизит нас снова?» — и отдал должное ее шагу навстречу.

* * *

— Им нужен человек на ночные дежурства. — Катарина Бонелли отставила в сторону горячий утюг. — Мне сказала сестра Мария. Ксавье, дети растут, им уже нужна новая одежонка. А если мы и этой зимой не купим тебе теплую куртку, ты никогда не избавишься от своего кашля!

Ксавье Бонелли всей пятерней поворошил волосы.

— Нет, Кати, это будет для тебя уже слишком. Я не могу допустить такого.

— Но это же не навсегда. Только на время, Ксавье! — Она повернула голову к двери и прислушалась.

На лестнице раздавались чужие шаги. Может быть, кто-то к ним? Катарина проворным движением собрала разложенное белье и понесла его в шкаф. В дверь постучали. Супруги обменялись удивленными взглядами, и Ксавье пошел открывать. Перед ним стоял высокий, прилично одетый незнакомец.

— Здравствуйте, — сказал он. — Я Александр фон Равентли. А вы, должно быть, господин Бонелли. Могу я поговорить с вашей женой?

Ксавье Бонелли неуверенно обернулся через плечо к жене, которая уже подходила, с любопытством поглядывая на гостя.

— Здравствуйте, госпожа Бонелли. Вы меня узнаете? Я был здесь летом с фрейлейн Юлией Фендер…

— Да, теперь припоминаю вас. — Катарина смущенно улыбнулась. — Что же мы стоим на пороге? Проходите, месье! Вы должны нас извинить, мы не ждали гостей.

— Не надо извиняться, мадам. Я вас долго не задержу. Я приехал ради Даниеля.

— Дети все в школе, — сконфузилась Катарина и поспешила объяснить: — В школе сегодня рождественский праздник перед началом каникул. Они вернутся не раньше чем через час.

— Вот и хорошо, — успокоил ее Александр. — У нас будет время поговорить. — Он кивнул господину Бонелли, принявшему у него пальто. — Не знаю, говорит ли вам о чем-нибудь имя фон Равентли?

Ксавье Бонелли категорически потряс своей буйной шевелюрой, а его жена еще пристальнее посмотрела на гостя.

— Пожалуй, да-а, — задумчиво протянула она. — Это имя, которое всегда твердит Даниель, когда заводит свои глупые россказни про принцев и принцесс и бабушку, которая живет во дворце… — Катарина совсем смешалась.

Александр усмехнулся:

— Как видите, это не глупые россказни, мадам Бонелли. И я, принц фон Равентли, существую, и в Германии у него есть бабушка-принцесса. — Он ободряюще посмотрел на нее.

— Да вы садитесь, месье! — спохватилась Катарина и пододвинула ему стул.

— Благодарю вас. — Александр сел, Катарина устроилась рядом. — Все это рассказала Даниелю мать, а он хорошо запомнил. Отцом Даниеля был Филипп фон Равентли, мой брат. Его давно уже нет в живых. — Александр помолчал. — И вот я приехал, чтобы кое-что исправить. Я хочу забрать мальчика к себе и дать имя, которое принадлежит ему по праву.

Воцарилась тишина. Ксавье Бонелли так и остался стоять посреди комнаты с открытым от изумления ртом. Его добродушное лицо сейчас выглядело почти глупо. Ему было трудно переварить все, что тут наговорил этот почтенный господин.

Мысль Катарины работала живее. Она недоверчиво посмотрела на гостя:

— А как вы все это узнали?

Александр не стал скрывать и выложил ей всю историю. Зачарованно, как красивую сказку, слушала Катарина, буквально считывая слова с его губ. При упоминании имени Юлии лицо гостя несколько омрачилось — это тоже не ускользнуло от ее внимательного взгляда. Когда рассказ был окончен, мадам Бонелли всплеснула руками.

— Мадемуазель Юлия! — воодушевленно воскликнула она. — Так вот кому Даниель обязан своим счастьем!

— Подожди, Кати! — хмуро остановил жену Ксавье Бонелли и насупившись посмотрел на посетителя. — Почему ты решила, что это для Даниеля счастье? Его дом здесь. Может, мы и не слишком много можем ему дать, но все, что мальчику нужно, у него есть. — Он закончил свою речь решительным жестом, как обрубил.

Две пары глаз теперь были устремлены на него. Внимательные, изучающие глаза Александра и встревоженные — Катарины. Катарине было страшно неудобно, что ее муж так непочтительно разговаривает с гостем.

— Но, Ксавье, — начала она было с упреком и осеклась, увидев, как судорожно подергивается его лицо и какая боль отразилась в нем.

За восемнадцать лет замужества Катарина хорошо изучила своего мужа. Обычно немногословный в том, что касалось чувств, он умел любить всем своим мягким сердцем. И сейчас она видела, как это сердце страдает. С извиняющейся улыбкой Катарина Бонелли обратилась к гостю:

— Не обижайтесь, месье. Мой муж очень привязан к Даниелю. — Она потупила глаза и разгладила своими натруженными руками передник. — Он давно уже стал нашим ребенком, и нам было бы тяжело потерять его.

Александр, со все возрастающим уважением смотрел на скромную чету. Он никак не ожидал, что ему придется уговаривать отдать ему мальчика. Он думал, бедные люди будут рады избавиться от лишнего рта. Но вместо радости он читал на их лицах боль утраты.

— Мадам Бонелли, — обратился он к Катарине, надеясь найти отклик в женской душе. — Я ничуть не сомневаюсь, что вы любите мальчика и Даниелю хорошо в вашей семье. Но подумайте о том, что он много лет вынашивал свою мечту, и не только мечту — долг перед своей умершей матерью. Разве он будет счастлив, если его надежды рухнут? — В глазах Катарины промелькнул огонек понимания, и Александр поспешил поддержать его. — Если Даниель уедет со мной, вы же не навек с ним проститесь. Просто у ребенка будет две семьи. Он будет приезжать к вам на каникулы, и… — Александр набрался духу, — вы тоже сможете навещать его.

Он уже видел, что Катарина готова принять его предложение, но Ксавье Бонелли недоверчиво взирал на него. Он понимал, что простой рыбак держит его за пустозвона, которому зачем-то понадобилось морочить им головы глупыми сказками. Александр полез во внутренний карман своего элегантного пиджака и вынул чековую книжку.

— А сейчас позвольте мне выразить вам признательность за то, что, кроме всего прочего, — подчеркнул он, — вы содержали моего племянника на протяжении трудных лет… — Он поймал возмущенный взгляд и резкий жест Катарины, которая раньше мужа сообразила, что он собирается сделать. — Позвольте мне, мадам Бонелли. В этом нет ничего зазорного, уверяю вас! Просто должна восстановиться справедливость.

Александр выписал чек и проставил на нем не ту сумму, которую предполагал, отправляясь на Корсику. Но Бонелли ее заслуживали! Он протянул чек Ксавье:

— Возьмите, господин Бонелли! По этому чеку вы сможете получить деньги в любом банке.

Оторопелый Бонелли машинально взял маленький листочек, но когда его взгляд упал на стоявшую на нем сумму, краска бросилась ему в лицо.

— Это же целое состояние! Кати, дорогая, мы не можем это принять!

— Можете и должны! Я даже очень прошу оказать мне эту услугу. — Александр посмотрел на растерянного отца семейства с доброй улыбкой. — Я не покупаю у вас мальчика, не подумайте! Даниель способный ребенок, и он получит хорошее образование. Но он, конечно, захочет, чтобы его братья и сестры тоже смогли учиться дальше.

— Да? Ну, тогда ладно. Тогда большое вам спасибо, — промямлил потрясенный Бонелли. И вдруг его лицо просветлело. — Кати, но теперь тебе не надо идти дежурить по ночам, мы и так сможем купить детям новую обувку и пальтишки!

— А тебе теплую куртку, — улыбнулась Катарина мужу. — Ксавье, достань-ка бутылочку, которую мы припасли на Рождество. — Она повернулась к Александру. — Хоть господин фон Равентли и привык к благородным винам, думаю, он не откажется чокнуться с нами стаканчиком местного.

— Это будет самое благородное вино в моей жизни, уверяю вас! — с сердечностью заверил ее Александр.

Когда Ксавье Бонелли разливал по стаканам вино, его руки заметно подрагивали.

Вскоре на скрипучей лестнице заслышался топот детских ног, и веселая компания ввалилась в комнату: Лукас и Паоло, Луис и Жаннет и Даниель за руку с малышкой Терезой. Увидев незнакомца, дети застыли у порога. Только Даниель радостно воскликнул:

— Вы приехали с мадемуазель Юлией?

— Дети, у нас гость, поздоровайтесь, — строго сказала мадам Бонелли, чтобы замять неловкую паузу. Потом взяла Даниеля за руку и подвела к Александру. — Это твой дядя Александр фон Равентли, Даниель. Он приехал за тобой. Твоя бабушка ждет тебя в Германии.

— Я же знал! Вы правда мой дядя? Мой настоящий дядя? — спросил Даниель срывающимся от волнения голосом, пытливо заглядывая ему в глаза.

— Самый настоящий, мой мальчик! — Александр ласково положил ему руку на голову. — Твой отец был моим братом, а значит, я твой дядя.

— А моя бабушка — принцесса во дворце?! — Даниель почти задыхался от исполнения своих самых заветных желаний.

— Хм, да, она принцесса. Но для тебя прежде всего бабушка, которая будет любить своего внука. Ты ведь ее тоже полюбишь, да?

Даниель рыцарственно кивнул. Дети молча таращились на незнакомца, который вдруг превратился в дядю Даниеля. И только малышка Тереза спросила благоговейным шепотом:

— А это правда, что во дворце сто комнат?

— Примерно, — улыбнулся Александр и погладил малышку по пушистой головке. — Но не будем медлить. Даниель, попрощайся со всеми, и в путь!

Пока Даниель обнимал братишек и сестренок, Катарина начала вынимать из шкафа и складывать его вещи.

— Не надо, мадам Бонелли, — мягко остановил ее Александр, — пусть наденет только пальтишко.

— У меня нет. Но, — поспешил успокоить дядю Даниель, — зато у меня толстая кофта и длинный теплый шарф!

Александр фон Равентли обвел растерянным взглядом ребятню, пальтишек ни на ком из них не было.

— Ничего, — должен был сглотнуть Александр, прежде чем смог вымолвить хоть слово. — Скоро у вас все будет. Пора, Даниель.

— Я сейчас! — вдруг вскрикнул Даниель и, мигом слетав в свою комнату, вернулся, бережно прижимая к груди небольшой сверток. — А на чем же мы поедем? — внезапно остановился он, испуганный пришедшей ему в голову мыслью. — Сегодня не отплывает никакой корабль. И вообще они зимой бывают только два раза в неделю!

— Мы полетим, Даниель.

Малыш раскраснелся от счастья. Из всех замечательных вещей, что обрушились на него сегодня, эта была самой потрясающей. Он полетит!

* * *

Огромная зеленая елка, распространяя вокруг себя свежий аромат хвои, уже ждала их в зале, когда поздним вечером Александр, ведя за руку племянника, вернулся во дворец. Даниель вцепился в его пальцы, и Александр почувствовал, как мальчик скован.

— Теперь это твой дом, малыш, — сказал он ласково, но очень серьезно. — И тебе не надо ходить здесь на цыпочках.

— Но здесь полы начищены до блеска. А это бабушка, да?

Александр не мог расслышать тихий шепоток мальчика, но поднял вслед за ним взгляд на ярко освещенную парадную лестницу и обомлел. Да, это была его мать. Но сегодня на ней не было традиционного черного платья без всяких украшений. Сегодня на ней был длинный бархатный капот цвета королевской лазури, с широкой, шитой серебром каймой. Он делал ее прямую фигуру еще величественнее и оттенял синеву глаз. Высокую прическу украшала небольшая алмазная диадема. Щеки покрывал легкий румянец, который очень красил ее. Александр в замешательстве подумал, что вряд ли этот цвет лица только результат волнения — у женщин столько маленьких хитростей! Но в любом случае, мать сделала все, чтобы не обмануть ожидания внука. И это было хорошим знаком.

Торжественно, шаг за шагом, прямо смотря перед собой, она спускалась по ступеням. Даниель стоял неподвижно, словно врос в землю, и смотрел на нее немигающим взглядом.

Он казался совсем крошечным в огромном зале, смешным и трогательным в своих коротких штанишках и толстых шерстяных чулках, аккуратно заштопанных на коленках. Грубой шерсти вязаная кофта была ему в рукавах коротковата, а из замотанного вокруг шеи длинного шарфа с висящими концами торчало узкое бледное личико с огромными, в пол-лица, небесно-голубыми глазами.

Принцесса Валеска неотрывно смотрела в его лицо, в его глаза, в которых тонули и исчезали бесчисленные годы страданий. Словно время повернуло вспять и перед ней стоял ее Филипп, еще малыш, еще невинный ребенок, не причинивший ей ни горестей, ни печали, которого она любила всем сердцем, как только мать может любить своего ребенка. Ее глаза увлажнились.

— Добро пожаловать домой, внук. Я рада, что ты наконец здесь. — Она поцеловала его в обе щеки.

— Здравствуй, бабушка! — Его тоненький голосок дрожал от робости. — Я тоже рад. Ты такая красивая! Самая настоящая принцесса! — Он несмело коснулся пальчиком переливающейся бархатной ткани.

Валеска подняла глаза на сына. Александр тепло улыбнулся и кивнул ей. Таким счастливым она его давно не видела. И, взяв малыша с двух сторон за руки, они двинулись вверх по широкой лестнице навстречу предстоящему Рождеству.

Глава 10

Незаметно и Рождество отошло в область воспоминаний. Теперь во дворце Хольстенбах готовились к предстоящей Пасхе и пасхальным каникулам.

Даниель подрос и окреп. На его щеках играл здоровый румянец. Он быстро привык к своей новой одежде и нимало не чувствовал себя в ней стесненно — он носил ее так же гордо, как прежде штопаные штанишки и линялые рубашонки. Его буйные кудри были аккуратно пострижены, но с тем же трудом поддавались расческе и через пару минут снова торчали задорными завитками.

У него появилась гувернантка, веселая симпатичная девушка со специальным образованием. Она не была строга, не донимала наставлениями, а мягко прививала ему правила хорошего тона и азы этикета, легко и непринужденно занималась с ним обучающими играми, настольными и компьютерными. Но не менее охотно включалась в его детские игры и ребячьи проказы. По утрам она отвозила Даниеля на «фольксвагене» в школу — конечно, элитную и престижную, — где ученики занимались с тщательно отобранными преподавателями, а после уроков забирала его обратно. Часто в машину набивалась озорная компания — Даниель быстро завел себе друзей, а Александр настоял на том, что ему не запрещается приводить их с собой. Он не хотел, чтобы мальчик рос изолированным в огромном дворце. Да и из своего детства он помнил, какие волнующие приключения подстерегают мальчишек в лабиринтах дворцовых переходов и в старом парке, в котором так упоительно разносятся оглушительные индейские кличи и летят стрелы Робин Гудов.

Принцесса Валеска души не чаяла в своем внуке. Она словно помолодела. Ее до смеху забавляли неисчерпаемые на выдумку проказы мальчугана и веселые игры с товарищами. Принужденный с раннего возраста развивать в себе сметку и понимание человеческой натуры, Даниель и сейчас был предводителем в стайке сверстников. Иногда принцесса вздрагивала, когда внезапно до ее тихих покоев доносился шум и гомон, но она не сердилась — детские голоса и топот маленьких ножек окатывали сердце теплой волной счастья.

Но особенно она ценила те тихие вечерние часы, когда внук, обвив ее шею или сидя на скамеечке у ее ног, делился событиями своей жизни или рассказывал о годах, проведенных на Корсике. С невероятным для такого малыша чутьем он сумел примирить непреклонную принцессу-бабушку со своей покойной матерью, и постепенно мысль о Дезире Фуко уже не причиняла ей боли.

Только немногие уголки своей души оберегал он от бабушки, сам не зная почему, просто следуя наитию.

Он часто писал маме и папе Бонелли, а также братьям. Из открыток и писем, приходивших в ответ, он узнавал, что Бонелли переехали в новую квартиру в другом квартале, что у папы новая теплая куртка и новые рыбацкие снасти, что он по-прежнему выходит в море, что Лукас перейдет на следующий год учиться в школу старшей ступени, что все скучают по нему и ждут в гости.

Сегодня, стоя у окна, Даниель смотрел на апрельский дождь с порывами сильного ветра. После обеда в салоне накрыли кофе, и, тихо беседуя, бабушка и дядя прихлебывали из маленьких чашечек свой крепкий напиток. Даниель смотрел на струи дождя, стекающие по стеклу, на гнущиеся под ветром деревья вдали, и у него на душе скребли кошки.

— Эй, Даниель, ты что загрустил? — встревоженно спросила бабушка.

Даниель только пожал плечами.

— Если тебе скучно, включи телевизор, — посоветовал дядя Александр, — по субботам после обеда всегда идут детские передачи.

Даниель отрицательно покачал головой. В первый месяц телевизор, которого никогда не было у его приемных родителей в Бастии, оказывал на него магическое действие, но очень быстро наскучил. Куда интереснее было читать. За зиму он проглотил почти все книжки из «Золотого списка детской литературы». Однако самой любимой так и осталась «Маленький лорд Фаунтлерой», которую он привез с Корсики в свертке со своими сокровищами.

— Тогда почитай, — не унимался дядя Александр.

Даниель снова помотал головой.

— Давай поедем в Париж, — без всякого перехода внезапно сказал он. — У меня скоро каникулы, а у тебя такая быстрая машина, дядя Александр. Или полетим на самолете. — Как наэлектризованный этой мыслью, он стремительно обернулся. Его синие глаза снова лучились цветом южного неба. — Да, давай полетим в Париж, ну прошу тебя, пожалуйста!

— А что ты потерял в Париже? — с легкой насмешкой спросила принцесса Валеска и покачала головой, забавляясь его новой идеей: ну и горазд мальчишка на выдумку!

— К Юлии! — простодушно ответил Даниель, еще во власти своего возбуждения.

Как только он произнес это имя, дядя Александр резко поставил свою чашку и гневно напустился на племянника:

— Ты опять за свое! Сколько раз тебе повторять: мы никогда не поедем к ней, и она никогда не приедет к нам!

Даниель в ужасе глядел в полыхающие огнем глаза любимого дяди. Никогда еще он не видел его таким рассерженным. А что такого он сказал? И почему нельзя говорить о Юлии при бабушке? Растерянно перевел он на бабушку взгляд, но та сидела выпрямившись, с отсутствующим видом, словно ничего не слышала. Мальчик минуту помедлил и опрометью кинулся из салона. Только бы не расплакаться перед ними!

Гнев Александра улегся в одно мгновение. Он прикрыл глаза рукой, а когда опустил руку, его лицо было серым и ввалившимся, под глазами обозначились черные круги. Он устало поднялся:

— Извини, мама! — и вышел тяжелой поступью.

Принцесса Валеска кивнула, все еще глядя в одну точку перед собой, пока за сыном не закрылась дверь.

Александр нашел Даниеля в его комнате. Тот сидел за своей партой, за которой обычно делал уроки, упираясь в нее локтями, подбородок на маленьких кулачках. Красные глаза устремлены в пространство. Он даже не шелохнулся, когда Александр подошел к нему, только рот упрямее сжался в гримасе протеста.

— Ну, пойдем. — Александр не решался к нему прикоснуться. — Все хорошо.

— Ничего не хорошо! — строптиво дернул плечом Даниель и еще глубже вжал свое лицо в кулачки.

— Пойдем, мальчик должен уметь стойко переносить, если на него вдруг прикрикнут.

— А почему ты на меня наорал? — Даниель поднял на него полные укора глаза. — Что плохого я сказал? И каждый раз, когда я говорю о Юлии, ты становишься таким странным, — с упреком сказал он. — Ты что, на нее так же зол, как разозлился на меня? И поэтому больше не хочешь ее видеть?

Бог мой, «зол»! Впору расхохотаться! Он чуть не умер от тоски по ней! Он никак не может ее забыть. Не может забыть ее улыбки, ее сдержанной страсти и ее нежности — ничего не может забыть. И днем и ночью ее лицо стоит у него перед глазами. Это она не желает его видеть! Хочет, чтобы он оставил ее в покое. И когда Даниель стал заводить разговоры о ней, а потом неотступно канючить, чтобы поехать к Юлии, для Александра это было солью, бередящей его рану. И вот теперь он высказал свое желание при матери.

— Послушай, малыш. — Александр присел рядом с ним. — Я так же люблю Юлию, как и ты. Но она уехала и начала новую жизнь, в которой нет места ни для меня, ни для тебя.

— Почему? Не понимаю. — Даниель все еще сидел насупившись.

Александр вздохнул. Конечно, откуда маленькому мальчику найти объяснения непостижимому миру взрослых?

— Я знаю, это трудно понять. Но так есть. И давай больше не будем об этом говорить, хорошо? — Он снял малыша с его стульчика и взял на руки. — Давай-ка оденемся и пойдем на конюшни смотреть лошадей. Ты сбегаешь на кухню и захватишь пригоршню сахара?

Даниель кивнул. Он не собирался расставаться с мыслями о Юлии, просто понял, что не надо о ней говорить даже с дядей. Чтобы горячо любимый дядя Александр не становился ни сердитым, ни грустным. Вот если бы только узнать, почему Юлия уехала, бросив их!

Немного погодя, стоя у окна, где недавно грустил Даниель, принцесса Валеска увидела две фигуры, рука об руку пересекающие внутренний двор. Ярко-желтый пластиковый дождевик со съехавшим набок просторным капюшоном, из-под которого выбивались непослушные черные кудри, делал маленькую фигурку похожей на забавного гномика. Но он гордо вышагивал, как настоящий Равентли, отметила принцесса. Она перевела взгляд на высокую, прямую как мачта фигуру своего сына, и ей почудилось, что рей этой мачты прогнулся, как будто не выдерживал тяжкого груза свернутых парусов.

Принцесса проследила за ними взглядом, пока трогательная парочка не скрылась из виду, и отошла от окна. Она несколько раз беспокойно прошлась по комнате и остановилась у телефона. Потом решительно сняла трубку: «Соедините меня со справочной».

* * *

От разбитого сердца не умирают. По крайней мере в наше время. Это во времена Гете «разбитое сердце» считалось неизлечимым заболеванием. Сегодня его можно залечить работой, карьерой, вечеринками и презентациями.

Юлия упрямо твердила себе: «Я все сделала правильно. По-другому было нельзя. Я должна была освободить Александра». Это помогало, если посильнее стиснуть зубы.

При посредничестве знакомых она нашла себе крохотную, но симпатично меблированную квартирку. Ну и что, что там можно было практически только есть и спать. Она же не собиралась устраивать приемы или, наоборот, сидеть по выходным в одиночестве. Ее новая жизнь была интересной и полной впечатлений, а французский коллега Жан Ломбер с удовольствием составлял ей компанию на вечерние выходы.

— Тебе не кажется, что уже по-настоящему пахнет весной? — как-то спросил он, заходя к концу рабочего дня в ее кабинет.

Юлия махнула рукой в сторону полуоткрытого окна, под которым простиралась парижская улица с оживленным движением, визгом тормозов и гудками машин:

— Я чувствую только запах асфальта и бензина.

Жан Ломбер расплылся в радостной ухмылке. Его моложавое лицо было похоже на физиономию задиристого мальчишки, хотя мальчиком он уже давно не был.

— Честно признаться, я тоже. Но это больше такое ощущение, чем… — Он ближе подошел к Юлии, которая весело, чуть насмешливо смотрела на него. — Не смейтесь надо мной, дражайшая Жюли. Лучше бросайте ваш бумажный хлам и поедем на природу. Я предлагаю Мальмезон. Только представьте себе, какие бурные ночи, ну и дни, конечно, — Жан интригующе подмигнул ей, — проводили в этом замке Наполеон и Жозефина! Может быть, он вдохновит вас на романтическую дворцовую историю.

— Хватит с меня дворцовых историй! — Юлия выключила компьютер. — Лучше я расскажу нашим читательницам о том, что носят парижанки в этом сезоне…

И все-таки она поддалась уговорам коллеги съездить в Мальмезон, где он знал милый ресторанчик в окрестностях резиденции Наполеона — в этих вопросах он был дока.

Получился очень симпатичный выезд, с небольшой прогулкой и приятным ужином. После третьего бокала вина Жан раскрыл ей свои сердечные тайны. Он смешно и трогательно жаловался, что ему не везет с женщинами. Как только он подумает, что наконец-то нашел что-то подходящее, все опять летит в тартарары!

— Вот и ты, Жюли, поворачиваешься ко мне спиной. — Он комично подавил несчастный вздох и налил себе еще.

— Да ты что, Жан! По-моему, мы очень мило общаемся. — Юлия потушила сигарету. — И у нас нежная дружба.

Жан скривился так, словно у него жутко разболелись зубы.

— Ах, ах, ах! Когда я слышу про дружеские отношения с женщиной, меня просто распирает от смеха! — грустно поведал он. — Наверное, это пройдет с какой-нибудь старой перечницей, но не с такой молодой привлекательной женщиной, как ты, Жюли!

Юлия рассмеялась. Она хорошо знала, что Жан ни к чему, кроме своей работы, не относится серьезно. Он вел довольно легкомысленную жизнь, но делал это обаятельно.

— Жан, — продолжала развлекаться Юлия, — если в тебе бродят весенние соки, то тебе придется поискать другой объект, чтобы выплеснуть их. Я для этого совершенно не гожусь.

Жан посмотрел на нее внимательным трезвым взглядом:

— А твой объект остался в Германии?

— Нет, — сказала она, как отрезала, чтобы не потворствовать дальнейшим расспросам. Но настроение ее резко упало.

Жан с преувеличенным страхом втянул голову в плечи.

— Ну вот, злой дядя Жан наступил на любимую мозоль. Только не бейте его по голове, малышка Жюли! Он просит прощения.

— Ты нахал, Жан, — сказала Юлия полусердито-полупримирительно. — Просто я не люблю, когда мне задают нескромные вопросы. Лучше расскажи что-нибудь смешное.

Жан налил им еще вина. Он снова был в своей стихии. Он порассказал Юлии кучу анекдотов, с тонким юмором и слегка фривольных. Юлия смеялась от души. Было уже около одиннадцати, когда они покинули уютный ресторанчик.

— Давай я сяду за руль. — Юлия протянула ему руку за ключом. — Я почти не пила, а ты немного перебрал.

Жан взял ее руку и, грациозно склонившись, насколько это позволяло его состояние, поднес ее к губам.

— Если я и пьян, то не от вина, а…

— Прекрати! — взвизгнула Юлия и безжалостно вырвала свою руку.

— …а от весны, — закончил свою речь Жан, в недоумении поднимая на нее глаза.

Юлия почувствовала неловкость.

— Как бы твоя весна не стоила тебе водительских прав! — с мягкой улыбкой, но чуть-чуть дерзко сказала Юлия, чтобы загладить недоразумение.

Жан примирительно протянул ей ключи.

В половине двенадцатого Юлия открыла дверь своей квартиры. На полу прихожей что-то белело. Конверт. Должно быть, его бросили в почтовую щель. Она вскрыла его и вынула тонкий листок. «Дорогая фрейлейн Фендер, — было начертано на нем твердым каллиграфическим почерком, — к сожалению, не удалось застать Вас сегодня вечером дома. Я живу в отеле «Риц». Пожалуйста, позвоните мне, когда вернетесь, даже если это будет поздно. — И подпись: — С сердечным приветом, Ваша Валеска фон Равентли».

Юлия почувствовала, как у нее остановилось сердце. Что это значит? Что нужно от нее матери Александра? Дружеский тон письма смутил и озадачил ее. Можно ли так поздно звонить принцессе? Но если она сама просит…

Юлия нашла в телефонном справочнике отель «Риц» и дрожащими пальцами набрала номер. Ее тут же соединили с принцессой фон Равентли.

— Очень мило, что вы откликнулись на мою просьбу. — По телефону голос принцессы был не таким жестким, каким помнила его Юлия. — Вам не составит труда подъехать ко мне?

— Сейчас? — Это все, что могла из себя выдавить Юлия.

— Это необычная просьба, я понимаю. — Голос звучал почти что нежно. — Я, конечно, не заставила бы вас мчаться через весь Париж, но, к счастью, отель «Риц» расположен всего в нескольких кварталах от вашего дома. На машине это пара минут. У вас есть машина? Если нет, возьмите такси.

— Да… — Юлия покрутила телефонным проводом, потом облизала пересохшие губы и, заикаясь, спросила: — Что-то с Александром?

Ее охватил панический страх. Может быть, он болен, может, попал в аварию и перед смертью хочет в последний раз ее увидеть! У Юлии потемнело в глазах.

— Разумеется, дело касается моего сына. Но не волнуйтесь, он жив и здоров, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах.

Юлия облегченно вздохнула. Что за дурацкие мысли лезут ей в голову! Была бы его мать в Париже, если бы с Александром что-то случилось!

— Так вы приедете, милое дитя? — издалека донесся до нее голос принцессы. — Или хотите подождать до завтра? Сможете? — Последний вопрос явно содержал в себе двойной смысл. Все-таки Валеска фон Равентли оставалась Валеской фон Равентли — в любых условиях!

— Буду через десять минут, — коротко ответила Юлия.

Пока она вела машину, в ее голове мелькали обрывки недоуменных мыслей. «Милое дитя»! Она не ослышалась? И что значит «насколько это возможно при сложившихся обстоятельствах»? При каких обстоятельствах? Юлия постаралась отогнать вопросы, на которые пока что не было ответа, и успокоиться.

Администратор в холле был оповещен о ее визите. «Ее светлость ожидает вас. Апартаменты 2097». Он махнул гостиничному бою, который поднял Юлию на лифте и указал дорогу.

В гостиной, являющейся частью роскошных апартаментов, горел только один торшер под шелковым кремовым абажуром. Он распространял мягкий неназойливый свет, в котором и суровые черты принцессы казались мягче, чем Юлия могла себе представить. Создавалось впечатление, что перед ней совсем другая женщина.

— Юлия, вы позволите мне вас так называть? — приступила Валеска фон Равентли. — Я прибыла в Париж без ведома моего сына, потому что хотела поговорить с вами с глазу на глаз. Но прежде чем начать разговор, мне следует задать вам вопрос. Вы еще любите Александра?

Кровь бросилась Юлии в лицо, но она взяла себя в руки и сказала отчетливо и ровно:

— Любовь, если она любовь, не умирает за пять-шесть месяцев.

— Значит, любите. — Принцесса улыбнулась, и эта улыбка тоже была незнакома Юлии, теплая и искренняя. — Александр также вас любит. И без лишних слов я скажу то, зачем сюда приехала: возвращайтесь и будьте с ним счастливы.

Юлия застыла оглушенная. Ей подумалось, что перед ней разыгрывается сцена из какого-то спектакля. Вот сейчас занавес упадет, огни рампы погаснут — и все будет кончено.

Валеска подошла к бару и вынула темную бутылку. Она плеснула в широкий округлый бокал на два пальца коньяку и протянула его Юлии.

— Самое приятное в этих отелях то, что здесь всегда предусмотрительно запасено все, что может понадобиться. — Она ободряюще улыбнулась Юлии. — Выпейте, дитя, это поможет.

Юлия послушно взяла бокал и сделала большой глоток.

— Это немного неожиданно, — сказала она, ставя бокал на столик. — Должна вам сказать, я стала другой, и теперь многое понимаю, чего не понимала раньше. Я поняла, что вас во мне не устраивает: моя фамилия, которая не упоминается в летописи генеалогии европейских благородных домов, моя скандальная профессия…

— Вы вправе бросить мне этот упрек, деточка. — Валеска вдруг посерьезнела, улыбка стерлась с ее губ. — А вы не допускаете, что и я могла измениться? — Она величественно опустилась в кресло и указала Юлии на соседнее. — Думаю, я должна вам многое объяснить. Во-первых, мне очень импонирует, что вы были инициатором разрыва. Ваша самозабвенная решительность и отвага поразили меня. Подозрение, что вы охотились за Александром ради его имени и состояния, было таким образом полностью устранено…

— О Боже!

— Но тогда я не хотела этого признавать. — Принцесса пропустила реплику Юлии. — Я была слишком упряма, и в этом моя ошибка. — Она упрятала руки в карманы длинного платья и долгим взглядом посмотрела на носки своих туфель. — Тяжело стало тогда, когда мой собственный сын воздвиг между нами стену и отдалился от меня. Да, — вздохнула она, — он стал чужим и далеким. Его поведение стало его обвинительной речью. Я подумала, что смогу улучшить атмосферу, если решу хотя бы одну проблему, которая терзала и мучила его. И я послала его в Бастию, чтобы забрать мальчика…

— Так Даниель теперь у вас? — Юлия в волнении далеко наклонилась вперед.

— Да, с Рождества. — На этот раз принцесса не могла не реагировать. — Он хорошо прижился, у детей это происходит быстрее. Но сейчас не об этом. — Она сделала предостерегающий от дальнейших вопросов жест. — Атмосфера стала чище, но легче — нет. Я много думала об этом… — Валеска немного помолчала, а потом отняла свой взор от туфель и пристально посмотрела в глаза Юлии. — И вот результат моих размышлений: я здесь, чтобы сказать вам, что буду рада видеть вас в роли моей невестки.

Глаза Юлии мягко засветились.

— Спасибо! Я так счастлива! Я бы не вынесла, если бы Александр порвал с вами из-за меня!

— Вы милая девочка, Юлия, — с нежностью улыбнулась ей Валеска. — Я не заслужила от вас такого доброго отношения. Но простите старую женщину, которая в свое время многое испытала и ожесточилась. — Легким проворным движением она поднялась с кресла. Она выглядела на пятьдесят лет моложе и напомнила Юлии ту молодую мать на фото, которая улыбалась своему малышу. — Когда мы едем? Завтра в двенадцать десять отправляется скорый поезд. Я предпочитаю дневные поезда.

Юлия вздрогнула. Завтра! Завтра — к Александру! Она будет считать часы, нет, минуты до того момента, когда увидит его. Но она подавила радостное волнение и, подумав, сказала:

— Нет, завтра не получится. — Ее голос звучал крайне расстроено. — Мне надо закончить один материал, который ждут к выпуску в редакции, и передать дела коллеге.

Валеска с уважением посмотрела на нее.

О, ну зачем она провела этот вечер с Жаном, который для нее ничего не значит! Лучше бы сидела и работала, тогда завтра смогла бы поехать к Александру!

— Самое раннее через два дня… — Она прикинула, что впереди у нее еще ночь, и решила: — Нет, послезавтра!

— Ну что ж, значит, послезавтра, — заключила Валеска. — Я вас подожду. В конце концов, немного подышать воздухом Парижа тоже приятно. А теперь я вас отпускаю, а то не выспитесь.

— Сегодня ночью мне в любом случае спать не придется, — улыбнулась Юлия и задумчиво вымолвила: — Интересно, какое лицо будет у Александра, когда я вдруг появлюсь перед ним…

— Лицо счастливого человека, обещаю, — посмотрев на нее, сказала Валеска и проводила до дверей свою будущую невестку.

* * *

— А где была бабушка? — спросил Даниель, когда во дворец поступил звонок, чтобы ее светлости подали к вокзалу машину.

— Не знаю, — признался Александр. — Наверное, навещала какую-нибудь приятельницу.

Вообще-то у них не было принято, чтобы мать, оставив лишь короткое сообщение, исчезала на несколько дней. Да и не в ее характере были такие спонтанные отъезды. Но, видно, у нее были какие-то основания. Александр потрепал Даниеля по голове и снова поднялся в свой кабинет, где диктовал секретарю деловые письма. Через полчаса он услышал звук подъезжающего автомобиля и выглянул в окно. Мать выпорхнула из авто, как молодая газель. Александр улыбнулся и повернулся к секретарю:

— Господин Вельберт, продолжим через несколько минут.

Он спустился вниз, чтобы поздороваться с матерью. Она как раз входила в зал. Но не одна. С ней была Юлия! Александр остановился как вкопанный.

— Не делай такого страшного лица, сын. Я пообещала Юлии, что ты будешь выглядеть счастливым!

— Это не так-то просто, да, Александр, когда слишком долго был несчастен?

— Ты приехала, Юлия! Ты вернулась ко мне! — Он едва мог говорить.

— Меня привезла твоя мать.

Александр все еще не мог сдвинуться с места, переводя растерянный взгляд с Юлии на мать и обратно. Но зато влетевший в зал Даниель нимало не растерялся.

— Юлия! — издал он ликующий клич. — Это же Юлия! — И с налету запрыгнул на нее, как когда-то на песчаном пляже Корсики.

Она закружила его, как на карусели.

— Здравствуй, малыш! — Остановившись, она прижала его голову к себе. — Как хорошо, что мы снова встретились!

— Видишь, дядя Александр, а ты говорил! Юлия не могла бросить нас!

— Пойдем, Даниель. — Валеска с ласковым смехом принудила его спуститься с рук Юлии и взяла его ладошку в свою. — Ты совсем забыл про бабушку. А я тебе кое-что привезла!

Даниель собрался было запротестовать, но посмотрел на бабушку и послушно пошел за ней. И только через пару шагов обернулся и озабоченно спросил:

— Юлия, ты больше не исчезнешь?

Юлия и Александр остались одни. Они стояли друг против друга, озаренные счастьем.

— Я все еще не могу поверить, Юлия. Мать разыскала тебя в Париже?

— Да, милый. И она непременно хочет, чтобы я стала твоей женой. — Она лукаво глянула на него. — Если, конечно, ты все еще этого хочешь.

— Хочу ли я?… — Александр заключил ее в крепкие объятия. — Да я чуть не умер от тоски по тебе, Юлия!

— Мне было не легче!

— О, моя Юлия! — Он стал осыпать ее поцелуями, проникновенно шепча: — В глубине души я никогда не верил… что между нами все кончено… я бы просто не выжил!

Он шептал и шептал слова любви, Юлия могла только улыбаться, счастливые слезы текли по ее щекам. Но когда он взял ее губы в свои, она все сказала ему своим поцелуем.

* * *

— Ты что, сбрендила? Как это — уходишь? — Питер Вильмс только что не рвал на себе волосы. — Скажи честно, какое издание переманило тебя в Париже?

— Вот мое заявление, Пит. — Глаза Юлии насмешливо блеснули. — Здесь все написано: по причине замужества.

— О, черт!

— И это вместо поздравления?

— А ты подумала, кем я тебя заменю? — Пит взъерошил свою кудлатую шевелюру и потер нос. Потом хмыкнул. — Ну ладно, крошка. Признайся, в Париже потеряла свое сердце?

Юлия скромно потупила глазки и пошаркала ногой на манер провинившейся школьницы:

— Нет, господин Вильмс, это случилось раньше. Но… — она дерзко вскинула голову, — я дам вам эксклюзивное право на репортаж с моей свадьбы. Двойной разворот с фотографиями. Я уже договорилась со своим женихом. — И, увидев, как ожидала, вытянувшуюся физиономию шефа, скромно добавила: — Если не хочешь, Питер, я передам права другому изданию. Просто я подумала, что в долгу перед «Анемоной». — Юлия не была мстительной, но должны же мужчины хоть как-то платить по счету! — Дворец Хольстенбах может стать живописным фоном для свадебного кортежа с каретой, запряженной четверкой белых лошадей. Как положено принцу и принцессе.

Минуту Питер Вильмс сидел не шелохнувшись, уставясь на нее, и вдруг вскочил, опрокинув стул. Наконец-то дошло!

— Юлия! Я знал, что на тебя всегда можно положиться! Ты — наше вечное спасение! Только не говори мне, что то проклятое интервью стало началом любовной истории!

— Стало, стало, Питер. И поздравь меня, наконец. Я выхожу замуж за принца Александра фон Равентли.

Питеру было не до поздравлений. Он тут же забыл об этом.

— Двойной разворот с анонсом и фотографией на обложке! Это будет сенсация! — Как всегда, чуть не пробив дверь лбом, он бросился из своего кабинета претворять грандиозные планы в жизнь.

Юлия засмеялась ему вослед.

Эпилог

Юлия приветственно кивнула своим бывшим коллегам, толпившимся у входа во дворец, попозировала на фоне парадного портала, украшенного цветами и гирляндами, и в своем белом платье прошествовала к карете, на которой красовался золоченый герб Равентли.

Возле дверцы ее ожидал жених, чтобы помочь невесте. При виде этого красавца в черном фраке все девушки чуть не попадали в обморок. Но Юлия видела только его счастливую улыбку.

За каретой в чёрный «мерседес» усаживалась принцесса-мать. Рядом с ней — внук, Даниель фон Равентли, в бархатном костюмчике с ослепительно белым жабо. Он был не только счастлив, но и крайне возбужден — вот это день!

Юлия бросила взгляд на дворец. Солнце позолотило его вековые стены и заиграло на оконных переплетах, старинной кладке и балюстрадах. Она крепко сжала руку Александра, держащую ее ладонь с невыразимой нежностью. Что-то там впереди? И в этот миг ударили колокола.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg