«Моя любой ценой»

Моя любой ценой (fb2) - Моя любой ценой [Sheikh ’s Princess of Convenience][litres] (пер. А. Л. Потапова) (Связанная с Королем Пустыни - 3) 971K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дэни Коллинз

Дэни Коллинз Моя любой ценой

Dani Collins

SHEIKH'S PRINCESS OF CONVENIENCE

Иллюстрация на обложке используется с разрешения Harlequin Enterprises limited. Все права защищены. Товарные знаки Harlequin и Diamond принадлежат Harlequin Enterprises limited или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.

Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

Sheikh ’s Princess of Convenience

© 2018 by Harlequin Books S.A.

© «Центрполиграф», 2019

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2019

Глава 1

«Хорошо я выгляжу, мама?»

Этот привычный вопрос пронесся в голове Галилы, когда она обернулась и увидела красивую женщину, мелькнувшую в окне материнских покоев.

Галила замерла на краю фонтана, зачарованно вглядываясь в собственное отражение в стекле. В мерцании огней, освещавших сад, ей показалось, что это ее мать стоит там – тонкая фигура в открытом палевом платье с широкой юбкой и шелковой накидкой, вышитой серебром, волосы украшены тиарой, которую ее мать надевала только по особым случаям.

Но сегодня был особый случай – королевская свадьба.

Пожалуй, ее мать не рискнула бы надеть такое открытое платье, но вот глаза были точно как у матери: зеленые глаза кошки, глядевшие на нее внимательно и неприветливо.

Как всегда.

Хотя нет, не всегда. Галила могла вспомнить времена, когда эти зеленые глаза смотрели на нее с любовью, когда мать нежно гладила ее по волосам и называла ее своим котеночком.

Галила пристально разглядывала отражение в стекле, пытаясь увидеть себя глазами матери, то есть придирчиво выискивая недостатки. Именно так смотрела бы на нее ее мать. Если бы была жива.

«Ты очень бледная, Галила», – произнес материнский голос в ее голове.

Голос был воображаемый, но неодобрение, звучавшее в нем, по-прежнему больно ранило.

Она понимала, что должна горевать по матери, но ловила себя на мысли, что горюет скорее об утраченном шансе вернуть материнскую любовь. Или хотя бы понять, почему она ее потеряла.

В чем ее вина? Неужели только в том, что она выросла такой же красавицей, как мать? Но разве это преступление?

Она пригубила бокал, который держала в руке.

«Нет, мама, представь себе, это не шампанское».

Галила предпочитала бренди, и сейчас чувствовала, как его теплые язычки пробегают по всему ее телу и туманят сознание.

Хорошо бы напиться до беспамятства, свалиться в фонтан и утонуть. Кажется, это единственный способ покончить с хаосом, в который погрузилась ее жизнь.

«Не надо мелодрам, Галила. Оставь это Малику, это его стиль».

– У вас платье намокнет.

Мужской голос, произнесший эти слова, был таким же теплым и бархатным, как ночной сумрак, из глубины которого он прозвучал.

Галила обернулась и вгляделась в мерцающую темноту сада.

Незнакомец стоял, прислонившись к арке. Она не видела его лицо, затененное листвой и складками гутры, смогла различить лишь глубоко посаженные глаза и твердую линию подбородка, подчеркнутую короткой бородой. Распахнутый бишт цвета красного вина открывал вышитую тобу, ворот которой был украшен застежкой с желтым сапфиром величиной с младенческий кулак.

Несмотря на то что он был едва виден в тени арки, от него исходило головокружительное ощущение красоты и опасности, хотя Галила и уверяла себя, что это всего лишь действие бренди.

Незнакомец вышел из тени и протянул ей руку.

– Идите сюда. Не стоит портить такую красоту.

Этот комплимент был произнесен довольно равнодушно, разве что немного нетерпеливо, но она почувствовала, что ее сердце расцветает, как цветок под солнцем.

Галила подобрала юбку и осторожно попыталась спуститься, но ее слегка покачивало от выпитого, так что незнакомец забрал у нее бокал, крепко взял за локоть и держал, пока она не встала на ровные камни дорожки. Но это не помогло, потому что от его прикосновения голова у Галилы закружилась еще сильнее.

Незнакомец понюхал стакан и брезгливо поморщился.

– Вы не одобряете алкоголь?

– Я не одобряю пьянство.

Он сказал это впроброс, но Галила почему-то почувствовала укол обиды. Почему? Они ведь даже незнакомы.

Он не был похож ни на кого из ее знакомых, а знакомых у нее было много, особенно после нескольких лет, проведенных в Европе. Он не имел ничего общего ни с европейской аристократией, ни с представителями богемы, с которыми ей тоже довелось подружиться. Она давно решила, что если когда-нибудь выйдет замуж, то только за иностранца – культурного, прогрессивного и образованного, а не за какого-нибудь здешнего варвара, маниакально чтящего традиции пятивековой давности. А этот высокомерный человек в арабском платье был просто эталоном здешнего мира.

И все же он совершенно ошеломил Галилу. Ей хотелось нравиться ему, привлечь его внимание, произвести впечатление на него.

«Хватит уже цепляться за людей!» – раздался в ее голове голос Малика. Вот он научился жить без любви и одобрения окружающих. Тогда почему у нее это не получается?

«Получится», – сказала она себе и потянулась за бокалом.

– Это свадьба моего брата. Я пью за его семейное счастье.

– Спьяну люди часто делают глупости.

Шейх Карим Зирийский не двинул ни бровью, ни рукой. Он даже не сказал, что ей не следует пить. Тем не менее Галила восприняла его слова как приказ. И что еще удивительнее – она ему подчинилась. Наверное, что-то подсказало ей, что с ним лучше не спорить.

Карим воспользовался возможностью рассмотреть ее вблизи. Он весь вечер наблюдал за членами королевской семьи. Принцесса Галила, так похожая на свою покойную мать, заинтересовала его больше всех. Она порхала по залам, как яркая райская птица, от одного гостя к другому, присоединяясь то к одной группе, то к другой, радуясь всем и радуя всех, включая своего новобрачного брата, недавно коронованного короля Халин.

Интересно, ее мать тоже обладала таким искрящимся темпераментом? Может быть, именно этим она настолько заворожила его отца? Он годами изучал фотографии этой семьи, но во плоти принцесса Галила была не просто красива. В ней было колдовское очарование, которому Карим не мог противиться, хотя изо всех сил старался.

«Хотя бы из чувства самосохранения», – подсказывал ему внутренний голос.

Конечно, никакой опасности не было, уверял он себя. Галила показалась ему слишком поверхностной и тщеславной. Она все время старалась быть в центре внимания, флиртовала со всеми подряд. Похоже, она осознавала силу своей красоты и сексуальной привлекательности и бесстыдно ее использовала.

Вот почему Карим удивился, когда она покинула блестящий прием и тихо выскользнула в сад. Он последовал за ней потому, что хотел понять, как мать этой женщины умудрилась разрушить и изменить всю его жизнь, а не потому, что не хотел упускать принцессу из виду. Была ли ее мать настолько же самовлюбленной? Он видел, как зачарованно Галила рассматривала собственное отражение – она была так поглощена, что даже не заметила его появления.

Он не был маньяком, подсматривающим за красивыми девушками. Он был королем, у которого был один неразрешимый вопрос. Хотя, конечно, ему хотелось рассмотреть ее поближе, чтобы понять секрет ее очарования. Но, помогая ей спуститься с бортика фонтана, Карим обнаружил, что она пьяна.

Это было большим разочарованием.

Когда он сказал, что люди спьяну делают глупости, в ее глазах на мгновение мелькнуло нечто, похожее на отчаяние, но оно быстро исчезло, сменившись привычным кокетством.

– Что глупого в том, чтобы наслаждаться жизнью? – спросила она с очаровательной дерзостью.

Галила провела пальцами по своим волосам, высоко подняла их на затылке и снова отпустила, встряхнув головой и внимательно наблюдая за его реакцией.

Карим был не только королем, но и человеком. Он чувствовал желание так же, как и любой другой мужчина. Но он всегда понимал, когда им пытались манипулировать. И как бы ему ни хотелось сейчас опустить глаза и насладиться зрелищем роскошных локонов, рассыпавшихся по обнаженным плечам, он, не отрываясь, смотрел Галиле прямо в глаза.

– Это иногда ведет к саморазрушению.

Гадила была смущена и раздосадована, что ее уловка не подействовала. Но тут же вскинула голову и кокетливо взмахнула ресницами.

– Возможно, у меня есть для этого причины. Это вам не приходило в голову?

– Я уверен, ваша жизнь дает вам массу причин для этого, – сухо ответил Карим.

– Я потеряла мать три месяца назад, – вдруг призналась она с тихой болью. – У меня горе, вы это понимаете?

– Понимаю. – Он коротко кивнул в знак сочувствия, но не более того. Его отец умер, когда Кариму было всего шесть лет, и при гораздо более трагических обстоятельствах. – Но алкоголь тут не поможет. Станет только хуже.

– Еще хуже? Разве это возможно? – горько рассмеялась она. – Мой отец убит горем, он отгородился от мира. Я не могу до него достучаться. Никто не может. – Галила посмотрела на отражение красивой женщины с кошачьими глазами в сверкающей тиаре. – Он так скучает по моей матери.

Это Карим тоже мог понять. Он делал все, что мог, чтобы утешить мать в ее потере, но все было бесполезно. Хорошо, что ему удалось скрыть от нее, что отец не умер, а покончил с собой.

– Она изменила ему, – прошептала Галила. – Но он все равно ее любил. А теперь мы все об этом узнали, и от этого ему еще больнее.

Сердце Карима замерло. Он даже дышать перестал.

– Ваш отец все знал, но скрывал от вас?

Галила горестно кивнула.

Мысли Карима лихорадочно скакали. Он никогда ни словом не обмолвился об этом ни одной живой душе, каким бы тяжелым грузом ни давила эта тайна на его сердце. Когда умерла королева Намани, Карим подумал, что остался единственным хранителем этого постыдного секрета, и был намерен унести его с собой в могилу.

– Он всегда знал это! – В ее голосе звенело отчаяние. – Он даже помог ей скрыть беременность, когда мама понесла от своего любовника. Она родила мальчика, моего сводного брата, но они его сразу куда-то отправили.

Карим изо всех сил старался сохранить невозмутимое лицо. В ушах у него звенело, как будто шепот Галилы был громче пушечных залпов.

– Вот скажите мне, как не напиться от таких новостей? – истерически рассмеялась она.

– У вас есть третий брат? Сводный брат?

У него есть сводный брат?! Его мир не просто пошатнулся – он накренился так, что все, что в нем только было, полетело в тартарары.

– Да! – продолжала Галила, погруженная в собственные переживания и не замечавшая его шока. – Он объявился на похоронах. Рассказал нам, что мама писала ему много лет подряд. Писала, как винит себя за то, что позволила его увезти, скучает по нему, потому что любит его больше всего на свете, – говорила она, глотая слезы. – Потому что он был ее единственной связью с человеком, которого она действительно любила. – Она приложила руку к груди, будто зажимая кровоточащую рану. – Отец был совершенно раздавлен.

Как такое перенести? Мы все были раздавлены. Зуфар решил вмешаться, и что теперь? Где нареченная невеста Зуфара? Сбежала с нашим сводным братом. – Галила в горестном недоумении развела руками. – Зуфар не собирался жениться на Ните. Он был помолвлен с Амирой с самого ее рождения. Но Адир приехал сегодня утром и уговорил Амиру бежать с ним. Он сказал, что это месть за то, что его лишили законных прав.

– Адир, – машинально повторил Карим.

Это имя его брата? Он едва расслышал остальной рассказ.

– Зуфар женился на нашей служанке, только чтобы не отменять свадьбу. Малак куда-то уехал, наверное, отправился играть. А я… Мне и поговорить не с кем. Так что простите мне, что я ищу утешения в бокале бренди.

Галила снова потянулась за стаканом, но Карим выплеснул бренди на камни.

– Кому еще вы это рассказали? – настойчиво спросил он.

– Никому, – пробормотала она, с обидой разглядывая коньячную лужу. – Ну вот, теперь мне придется идти за новой порцией.

– Кто отец Адира? – Кариму удавалось говорить спокойно, но он сжал пустой бокал с такой силой, что чуть не раздавил.

– Этого никто не знает, – покачала головой Галила. – Наверное, мама унесла этот секрет в могилу. Хотя иногда я думаю, не стоит ли порасспросить их. – Она кивнула головой в сторону освещенных окон бального зала. – Наверное, он там.

Карим повернул голову и тоже посмотрел в сторону дворца. Там собралась элита всех соседних королевств.

– Почему вы так думаете? – спросил он как можно равнодушнее.

– Мама никогда не стала бы заводить роман с кем-нибудь из обслуги. Это наверняка кто-то равный ей по статусу. Так что вполне возможно, что это один из мужчин, кто сейчас поздравляет моего брата с его нелепой женитьбой.

Она была права. Его отец был фигурой того же уровня, что и ее мать. Может быть, их роман начался как раз на таком вот празднике. Ее матери было тогда примерно столько же, сколько сейчас самой Галиле. Возможно, они ускользнули в этот самый сад, чтобы предаться страсти, как, наверняка, и сейчас делают какие-то парочки.

Он вдруг представил себе, что они с Галилой могли бы быть одной из таких беззаботных влюбленных пар. Она была неотразимо прекрасна. Теперь он мог понять отчаяние своего отца, когда такая женщина решила порвать с ним.

Если бы он мог сейчас отдаться таким простым удовольствиям – гулять и целоваться с этой женщиной под звездным небом, а не слушать, как она рассказывает ему трагедию его собственной жизни, и не ломать голову, как сделать так, чтобы эта информация не пошла дальше его ушей.

Карим посвятил всю жизнь тому, чтобы скрыть от своей матери правду о смерти отца. И он не допустит, чтобы все это рухнуло из-за того, что красивая женщина перебрала бренди. Вообще-то ему придется заставить молчать всю семью.

– Мы должны вернуться на праздник, – сказал таинственный незнакомец.

Сквозь туман, застилавший ее сознание, Галила понимала, что не должна бродить ночью по саду с незнакомым мужчиной, да еще и выбалтывать ему секреты семьи, только лишь бы удержать его внимание. Но это была запоздалая мысль.

– О, я как раз собиралась сходить за новой порцией бренди, – она игриво улыбнулась.

Но он не ответил на ее кокетливую улыбку, только огляделся по сторонам, что навело Галилу на печальную мысль, что она ему не нравится.

– Знаете что. Мне ведь не нужно ваше разрешение, – дерзко заявила она.

– Посмотрим, – загадочно сказал красавец, взял ее за руку и повел за собой.

От его прикосновения по телу рассыпались горячие искры. Она вздрогнула и оступилась. Незнакомец неодобрительно нахмурился.

«Я не настолько пьяна», – хотела объяснить Галила, но никак не могла составить эту фразу.

Ей казалось, что вокруг него было какое-то особое наэлектризованное поле, и это электричество покалывало ей кожу и заставляло кровь бежать быстрее, она вдыхала его вместе с воздухом, видела его свечение в темноте.

И покорно шла за незнакомцем.

– Вы что, вообще не пьете? – спросила она, пытаясь вернуть себя к реальности.

– Никогда.

– О, может быть, мне удастся вас искусить, – поддразнила она незнакомца, смутно догадываясь, что ее тон был неуместен.

Он вовсе не выглядел ни неискушенным, ни неопытным. И вряд ли он позволяет кому-то влиять на его решения, думала она, разглядывая его профиль, освещенный разноцветными гирляндами. Выражение его лица было очень серьезным, но изгиб губ был нежным и чувственным. Галиле не терпелось узнать, каковы они на вкус.

От этой мысли все ее тело обмякло, ноги подкосились, и она снова споткнулась.

Незнакомец остановился и помог ей обрести равновесие.

– Может, мне отнести вас на руках?

Эта идея позабавила Галилу. Ей, конечно, нравилось кружить мужчинам голову, но она всегда помнила, кто она. Ради своей семьи она должна блюсти свою репутацию и хранить девственность. Хотя на самом деле просто ни один мужчина еще не вызвал у нее желание отдаться ему.

До сегодняшнего вечера. Сейчас ей безумно хотелось броситься в объятия этого мужчины. Это была пьяная и глупая идея, но очень соблазнительная. А ведь она даже не знала его имени.

– А что вы здесь делали? Следили за мной?

– То же, что и вы. Размышлял.

– О чем?

– Об ответственности.

Он по-прежнему держал ее за локоть, и кожа под его пальцами горела. Ей надо бы освободиться. Что подумают люди, если заметят, что они вернулись вместе, да еще и под руку? Ничего хорошего, это точно.

А такого мужчину невозможно не заметить. И Галиле не хотелось возвращаться в бальный зал, где ей придется делить его внимание с десятком других красивых женщин. Она хотела, чтобы прекрасный незнакомец принадлежал только ей, смотрел только на нее, нежно и восхищенно. Хотя сейчас выражение его лица было холодным и решительным. Даже жестоким. Но Галила чувствовала, что за этой непроницаемой маской таится вожделение. Она достаточно знала мужчин, чтобы распознать это. Она не могла не заметить, как незнакомец смотрит на ее губы, и догадывалась, что его терзают те же желания, что и ее.

– Неужели вам никогда не хочется забыть об ответственности и прочих правилах? – спросила Галила, помотав запрокинутой головой и снова приводя в движение блестящие волны густых волос. «Посмотри на меня», – кричал этот жест. «Иди ко мне», – шептал он.

– Мой брат Малак так и живет. Мне тоже надоело быть хорошей девочкой.

– Правда? – спросил он с неожиданной усмешкой и смерил ее взглядом, от которого у Галилы захватило дыхание.

– Что именно? Что я хорошая девочка? Или что мне это надоело? Правда и то, и другое.

Она вспомнила о том, как тщательно пресс-служба работала над ее образом – образом чистой и добродетельной девушки, о ее бесконечных благотворительных балах, о постоянных, но безрезультатных попытках заслужить одобрение матери, о том, как ей приходилось всю жизнь кротко маячить за спиной своих братьев, которые позволяли себе самые экстравагантные и скандальные выходки.

Всю свою жизнь она старалась стать похожей на свою мать, которую все считали безупречной. Но теперь стало ясно, что этот образ был лишь красивой оберткой. Так почему Галила должна подчинять свою жизнь фантому и соответствовать завышенным требованиям женщины, которая сама им не отвечала? И к тому же была уже мертва.

– Так что я намерена делать все, что хочу! – прошептала Галила, прижимаясь к нему и подставляя губы для поцелуя.

– Я не пользуюсь слабостью нетрезвых женщин, – сказал он, даже не глядя на нее.

Его лицо было обращено к сияющим окнам бального зала, рот был сжат в упрямую линию, а глаза горели недобрым огнем.

– Я вполне трезвая, – неуверенно возразила Галила. У нее, правда, кружилась голова, но скорее от ощущения его близости, чем от бренди.

Они были в дальнем, темном уголке сада, где так сильно пахло розами и цветами апельсина, что аромат был почти осязаем.

– Поцелуй меня, – потянулась к нему Галила.

Но он только внимательно смотрел в ее запрокинутое лицо, будто не зная, как ему поступить. Сердце Галилы стучало так, что ей казалось – от его стука содрогается весь мир. Она насчитала шесть ударов, прежде чем почувствовала, как его руки обвивают ее талию, а его дыхание щекочет ее щеку.

Их губы встретились, и вся вселенная замерла, боясь нарушить красоту момента.

Никто никогда не целовал ее так – страстно и нежно, нетерпеливо и властно, будто он хотел пометить ее своим поцелуем, как клеймом. Но она готова была сдаться ему добровольно. Он сжимал ее в объятиях так сильно, что она чувствовала боль, но это только сильнее возбуждало ее. Галила нетерпеливо перебирала пальцами ткань, покрывавшую его голову. Ей хотелось дотронуться до его волос, погладить его кожу, добраться руками до его наготы, скрытой несчетными слоями одежды. Она хотела ощутить вес его тела, почувствовать его внутри себя…

Незнакомец резким движением отстранился.

– Не здесь.

Он прочитал ее мысли?

– Моя комната, – прошептала она, уже обдумывая, как им незаметно и безопасно пробраться в ее покои.

– Моя, – выдохнул он.

Галила не могла понять, звал ли он ее к себе или предъявлял на нее права. В любом случае она покорно последовала за ним к наружной лестнице, которая вела на террасу бального зала. Но на полпути она замерла.

– Моя помада. Все заметят.

– Я думал, вам надоело быть хорошей девочкой? – спросил он с легкой усмешкой, но он все же отступил в тень дворцовой стены.

Она была готова ему отдаться, но здесь ее дом. И сейчас свадьба ее брата. Она – принцесса Халин. И она была достаточно трезва, чтобы понимать, что не следует демонстрировать свои интрижки на официальных торжествах.

Но когда незнакомец прижал ее своим телом к прохладному мрамору дворцовой стены, Галила позабыла все свои благие намерения.

Она почувствовала, как ночной воздух холодит кожу бедер, когда он запустил руку ей под юбку и медленно провел кончиками пальцев вверх по внутренней поверхности ее бедра. Галила застонала от удовольствия и запрокинула голову, открывая шею его поцелуям.

Но вдруг он замер.

Она погладила его по щеке и заставила поднять голову. Его глаза были затуманены страстью, но было в них и что-то холодное, что-то расчетливое. Его лицо горело от возбуждения, но выражение было совершенно отчужденным.

Он хотел ее, это было очевидно, но он вовсе не так потерял голову от страсти, как она.

В душе Галилы шевельнулось разочарование и обида, но она едва успела это осознать, как услышала женский шепот, доносившийся с террасы:

– Это принцесса!

– С кем она? – ответил негромкий мужской голос.

Она подняла голову и увидела, как с террасы на них смотрит несколько человек. Среди них был ее брат, и он выглядел абсолютно потрясенным.

Холодно глядя ей прямо в глаза, незнакомец медленно отступил от нее на шаг. Его не только не смутили нежданные зрители их страстной сцены, но, кажется, он был даже им рад.

– Вы были правы, – бесстрастно сказал он. – Надо было идти в вашу комнату.

Глава 2

Галила проснулась с тошнотой и головной болью, которая только усилилась, когда ей передали, что брат немедленно требует ее к себе.

У нее была слабая надежда, что после первой брачной ночи брат будет благодушным или хотя бы уставшим, но она не оправдалась. Зуфар был в отвратительном настроении, и сил у него было предостаточно. И после получасового скандала их, кажется, не убавилось.

– Ты не имеешь права так позорить себя и делать вид, что это не имеет значения! – вопил он.

– Чем я себя опозорила?! – кричала Галила в ответ. – Несколько человек видели, как мы целовались. Малак позволяет себе намного больше, но ему все сходит с рук!

– Ты не могла сдержать свою похоть хоть на один вечер? Хотя бы в день моей свадьбы? Ты слышала сегодня хоть одно слово о церемонии? Или о моей невесте? Нет! Весь дворец только о том и говорит, что ты вела себя, как течная сучка!

– Лучше поблагодарил бы меня, – раздраженно парировала она. – Потому что, если бы они не говорили обо мне, ты услышал бы много нелестного о себе самом и о твоей женитьбе на горничной.

– Как ты разговариваешь со своим королем? – грозно спросил Зуфар, но Галила не могла воспринимать его всерьез. В кабинете их было только двое, и аргумент был явно неуместен.

– Чего ты от меня хочешь? – всплеснула она руками. – Я же не могу это отменить!

– Я хочу, чтобы ты поклялась мне, что будешь вести себя прилично! Как ты вообще могла так опуститься? Почему мать не выдала тебя замуж, чтобы ты теперь позорила мужа, а не свою семью?

– А ты не знаешь, почему? – взвилась Галила.

– Что ты имеешь в виду?

– Потому что она видела во мне соперницу! Это было ясно как день.

– Уймись, Галила! Это ты видишь во всех конкурентов! Хватит! Я не хочу, чтобы ты лезла на первый план при новой королеве! Учись быть скромнее!

– Я бы никогда…

Их прервал короткий, но настойчивый стук в дверь. Вошедший слуга почтительно приблизился к Зуфару и что-то негромко ему сказал. Галила расслышала только слова «очень настойчиво». Лицо Зуфара помрачнело.

– Проси! – приказал он слуге и тут же повернулся к Галиле, которая встала и направилась к дверям: – А ты куда собралась?

– Я думала, мы закончили.

– И не мечтай! Я понятия не имею, почему он настаивает на встрече со мной, но это наверняка касается тебя, так что сядь.

– Кто – он?

– Шейх Карим Зирийский.

– Так вот кто он…

Зуфар так стукнул кулаком по столу, что Галила вздрогнула от неожиданности.

– Не говори мне, что ты даже не знаешь имени человека, которому позволила залезть себе под юбку!

Галила смотрела прямо перед собой, кусая губы. Она догадывалась, что ее ночной незнакомец был одним из почетных гостей, но не думала, что…

Дверь отворилась, и вошел он. Шейх Карим Зирийский. Он сменил национальный наряд, к которому его обязывало вчерашнее официальное событие, на отлично сшитый костюм цвета графита и смотрелся в нем даже еще более сексуально, хотя Галила и представить себе не могла, что такое возможно. Он выглядел как человек, который привык доминировать в любом месте и в любом обществе. И конечно же, он полностью лишал воли саму Галилу.

Карим невозмутимо поприветствовал ее коротким официальным поклоном, как будто заранее знал, что увидит ее здесь, и сразу повернулся к Зуфару, опять заставив ее мучиться чувством неудовлетворенности и стыда.

Вчера вечером после того, как принцесса Галила убежала, Карим вернулся в отведенные ему комнаты очень недовольный собой. Он был совершенно искренен, когда говорил, что не пользуется слабостью женщин. Он считал себя благородным человеком.

Но он не мог допустить, чтобы принцесса выбалтывала тайны его семьи любому человеку, встретившемуся ей после очередного бокала бренди.

Вчера он колебался, имеет ли он право увести ее в свои покои, где она, по крайней мере, никому не сможет выболтать свои секреты. Но Галила сама набросилась на него в темном углу сада.

Ее поцелуи были сильнее любых наркотиков. При первом же прикосновении ее губ на него нахлынуло пульсирующее ощущение жизни. Как будто он был мертв в течение трех десятилетий. Существовал, но был лишен зрения, осязания, вкуса – всех чувств. А затем за одну головокружительную минуту воскрес. Проснулся, словно растение под лучами солнца после долгих заморозков. Ему хотелось навечно остаться в этом живом солнечном мире, и никогда его не покидать. Но Карим сам отказался от него. Как любой здравомыслящий человек отказался бы от галлюциногенной бездны.

Теперь он знал, насколько она опасна и готов был противостоять силе ее чар.

Карим продолжал уговаривать себя, что его бесчестное поведение было оправдано благородными целями. Он намеренно позволил гостям заметить их страстную сцену. Но он защищал честь своей семьи, а заодно и ее семьи тоже.

Это была только первая часть плана.

Вторую предстоит реализовать сейчас.

Он поприветствовал принцессу учтивым коротким поклоном, успев, однако, разглядеть ее. На ней было надето простое голубое платье-футляр, а волосы были скручены в тяжелый узел на затылке.

И в этом скромном облике она тоже была прекрасна. Почти так же прекрасна, как прошлым вечером, если бы не затравленный взгляд и нервно сжатые губы. Румянец, заливший ее лицо, напоминал ему о блаженстве вчерашнего вечера.

Но Карим прогнал волнующее воспоминание. Он умел сдерживать свои эмоции, он делал это всю жизнь. Хотя обычно это давалось ему гораздо легче.

Но прошлой ночью он почувствовал, что эта женщина пробила брешь в его броне. Теперь ему надо заделать эти трещины, пока они не пошли дальше. Ему надо научиться не реагировать на принцессу Галилу.

– Я ожидал более достойного поведения от человека вашего положения, Карим! – Зуфар даже не встал при его появлении. – И я удивлен, что вы не покинули дворец еще ночью.

– Позвольте мне возместить ущерб, который я нанес репутации вашей семьи, – сказал Карим самым любезным тоном. – Я готов жениться на принцессе Галиле.

Галила подпрыгнула в кресле.

– Что? Но я не собираюсь выходить замуж за вас!

– Вы помолвлены с кем-то другим, принцесса? – невозмутимо повернулся к ней Карим.

Эта невозмутимость дорого ему стоила. Никогда в жизни он не испытывал такой вспышки ревности. Он чувствовал, что готов был бы сражаться с соперником насмерть.

– Нет! Но я пока вообще не собираюсь замуж! Тем более за незнакомца! Только потому, что я его один раз поцеловала! Это нелепо!

– Это очень практичный и разумный выход. – Карим обдумывал этот ход полночи, не позволяя эмоциям влиять на свое решение. – Вот увидите.

– Я не собираюсь ничего видеть! – Галила отреагировала так бурно, что Карим пожалел, что она не приберегла свой темперамент для спальни.

– Тихо! – остановил ее Зуфар, подняв руку.

Галила вихрем подлетела к брату.

– Не смей мне приказывать! – прошипела она. – Я сама решу, за кого мне выходить замуж. А вас я благодарю за ваше любезное предложение, – повернулась она к Кариму и выпалила ему прямо в лицо: – Нет!

Он кожей почувствовал жар ее негодования. Обычно Карим избегал таких женщин, но на кону были вещи гораздо более важные, чем его бесконфликтное существование.

Карим повернулся к Зуфару, готовясь нанести ему удар ниже пояса.

– Очевидно, ваша сестра не считается с вами. Кажется, та же проблема у вас была с вашей первой невестой? Поэтому она сбежала от вас с вашим братом?

– Что?! – прохрипел Зуфар.

Карим видел, как Галила побледнела от ужаса.

– Я имею в виду вашего сводного брата, – добавил он небрежно, хотя внутри был напряжен и собран, как опытный игрок за покерным столом.

– Галила!

Голос Зуфара был полон такой ярости, что Карим приготовился кинуться между ним и принцессой.

– Зачем вы это делаете? – спросила она потрясенно.

– Мне нужна жена. Во всяком случае, так считает правительство моей страны. Вы мне подходите по… Какое слово вы употребили, когда описывали любовника вашей матери? Статус? Вы подходите мне по статусу.

– Это слишком идиотская выходка даже для тебя! – накинулся на сестру Зуфар. – Минуту назад ты даже не знала его имени, но уже умудрилась выболтать ему все семейные тайны?

– Прости. Я выпила лишнего, – сказала Галила, подавленная чувством вины и стыда. – Я понимаю, это меня не оправдывает, но мне тяжело далась вся эта история. Ты меня понимаешь, Зуфар. Нам всем она далась нелегко.

Зуфар посмотрел на сестру, прищурившись. Он явно не понимал, как эти обстоятельства могли объяснить столь безрассудное поведение.

– Позвольте мне заверить вас, – сказал Карим по-прежнему учтиво, – что, если вы дадите согласие на наш брак, секреты вашей семьи останутся между нами.

Брат и сестра в недоумении посмотрели на него.

– А если я не дам согласие? – спросил Зуфар после долгой паузы.

– Вы шантажируете нас? – едва слышно выдохнула потрясенная Галила. – Но ведь это низко. Зачем вам это?

– Я не причиню вам вреда, – усмехнулся Карим. – Я буду холить и лелеять вас, как редкую экзотическую птицу, которую вы мне напоминаете.

– В позолоченной клетке? Почему вы просто не попросили меня выйти за вас замуж, зачем нужно было устраивать мне такую ловушку?

– Выходите за меня замуж!

– Ни за что! Я не хочу иметь дело с сумасшедшим шантажистом!

– Вы уже хорошо знаете меня, принцесса. Вы просто созданы для меня. Во всяком случае, так мне показалось прошлой ночью.

Зуфар задохнулся от возмущения, а Галила залилась краской.

– Я не хочу больше говорить об этом! Найдите себе другую женщину!

– Я предпочитаю вас.

– Да вы даже не назвали ей своего имени прошлой ночью, – горячо возразил Зуфар. – Я начинаю думать, что вы все подстроили. Зачем вам это? Чего вы хотите?

Прежде всего, Карим хотел пресечь любые попытки выяснить, кто был таинственным любовником королевы Намани. Если станет известно, что это был его отец, король Джамиль, эта новость не только убьет его мать, но и сотрясет оба государства до основания. Не говоря уже о том, что сможет сделать с этой информацией их сводный брат.

Поэтому Карим сказал только:

– Почему вам кажется настолько невероятной мысль, что я просто хочу жениться на принцессе Галиле?

– О, большое спасибо! – оскорбленно ответила она. – Но поймите, что на меня не действуют ваши угрозы! Я вам не верблюд, которого вы покупаете.

Когда Карим обдумывал ситуацию прошлой ночью, он предугадал, что Зуфар, будучи достаточно умным, поймет, что интерес Карима к его сестре выходит за рамки чисто мужского.

– Я не единственный человек, который вчера вечером заметил красоту принцессы, – сказал он Зуфару. – Она не замужем. Брак с сестрой короля многие сочтут выгодным союзом.

– И вы думаете, что я отдам свою сестру человеку, который пользуется подобными методами?

– Если я женюсь на принцессе, мы сможем выработать стратегию одинаково выгодную для обеих наших стран. И я думаю, что в конечном итоге вы оцените мои методы. К тому же вы сэкономите много времени на рассмотрении менее достойных кандидатур и много сил на поисках пристойного повода, чтобы отказать им.

– Какое великодушие, – мрачно процедил Зуфар. – Хотя не могу не признать разумность ваших доводов.

– Бесполезно, Зуфар! Я не выйду за него замуж. И ты не сможешь меня заставить.

– Я – твой король, Галила, – сказал Зуфар без угрозы, просто констатируя факт.

Принцесса посмотрела на своего брата, и выражение решимости на ее лице сменилось растерянностью. Кажется, она начала понимать, что осталась без союзника, и испугалась.

– Зуфар, ты не смеешь!

– Ты можешь манипулировать нашим отцом, но на меня твои крокодиловы слезы не действуют. В этот раз ты перешла черту. Я ничего не могу с этим поделать.

– Но сейчас не такие порядки, как во времена наших родителей, – возразила Галила дрожащим голосом. – Мама была обручена с отцом с раннего детства. Но сейчас мы можем сами выбирать себе спутников жизни.

– Разве мне это удалось? – прервал ее Зуфар. – Мы в таком положении, что должны жертвовать личным счастьем ради благополучия Халии. К тому же можно сказать, что ты уже сделала свой выбор вчера вечером. – Он мрачно посмотрел на Карима. – Не важно, подстроил ли он это, соблазнял ли тебя или ты сделала это по собственной воле.

Карим великодушно промолчал, что ее не было нужды соблазнять. Их страсть была взаимной, и это было единственным уязвимым пунктом его в остальном безупречного плана. Но он подумает об этом потом, когда получит то, что ему нужно.

Ее.

Даже если ее ужасала перспектива стать его женой.

Галилу била дрожь, но она нашла в себе силы защищаться.

– Я отказываю вам. Вы меня поняли?

Она так отчаянно боролась, что Кариму стало ее жаль, но он не намерен был отказываться от своих планов из-за каких-то эмоций.

– Судя по молчанию вашего брата, сделка заключена.

– Нет, не заключена! Мне надо поговорить с отцом!

– Верно, – великодушно согласился Карим. – Вам лучше лично сообщить ему, что вы выходите замуж. А мы с королем тем временем оговорим условия брачного контракта.

* * *

Отец даже не попытался помочь ей. Он только потрепал ее по плечу и безучастно сказал:

– Тебе давно пора замуж. Слушайся своего брата. Он знает, что для тебя лучше.

Малак даже не ответил на ее эсэмэску. Ее лучшей подруги Амиры не было рядом – она сбежала с Адиром. Галила немного ревновала подругу, но не могла осуждать ее – по крайней мере, Амире удалось избежать брака, которого она не хотела.

Единственным человеком во дворце, кому Галила могла довериться, была Нита. Но она стала королевой, и вряд ли пойдет против своего мужа. Теперь Галила не могла с ней встретиться, не попросив предварительной аудиенции.

Ее загнали в угол.

Даже ее вещи уже были упакованы.

– Вы готовы? – спросил Карим, входя в ее покои.

Галила смотрела на него в полном оцепенении.

Он был похож на льва – сильного и беспощадного, безразличного к боли своей жертвы, следующего только своим желаниям и потребностям.

– Я никогда не прощу вам этого, – сказала она.

– Приберегите клятвы для свадебной церемонии.

Галила ответила ему своим самым убийственным взглядом, который неизменно ставил мужчин на место. Но Карим встретил его совершенно спокойно. Она старалась быть холодной и высокомерной, но на самом деле была заворожена его темными, почти черными глазами, бархатная глубина которых затягивала Галилу, как омут.

Он шантажировал ее брата, он манипулировал ею прошлой ночью, чтобы обеспечить себе выгодный брак, он даже имел наглость открыто в этом признаться. Но, глядя в его глаза, она могла думать только о блаженстве, которое испытала в его объятиях. Всю прошлую ночь ее терзали сожаления. Но вовсе не те, на которые рассчитывал ее брат, когда упрекал ее за недостойное поведение. Она жалела о том, что их прервали.

Однако загадочный незнакомец, чьи поцелуи сводили Галилу с ума, бесследно исчез. Теперь он превратился в равнодушного корыстного человека, который холодно использовал ее. Его безразличный взгляд напоминал Галиле, что она сама бросилась в его объятия, сама умоляла его о поцелуях, все чувства, вся страсть были только с ее стороны. Эта мысль ужасала ее даже больше, чем нежеланный брак.

Если она и готова выйти замуж по принуждению, то за мужчину, который, по крайней мере, хочет ее. Не сестру короля Зуфара. Не принцессу Халин. Не политически выгодного союзника. Ее.

Она надеялась, что ее муж будет обожать ее так же, как отец обожал ее мать.

Напрасно.

Возле дворца их ждала машина и толпа, взорвавшаяся аплодисментами и ликующими криками при их появлении.

Ее брат объявил, что помолвка заключена уже давно, но сохранялась в тайне, чтобы не отвлекать внимания от королевской свадьбы. Неужели он рассчитывал, что ему кто-то поверит?

Галила решала не спорить и не устраивать сцен. Слишком поздно. Она с восторженной улыбкой принимала поздравления. Пусть все думают, что это красивая история любви, как пытался преподнести ее брат.

Она отплатит Кариму после. Когда бросит его.

– Вы действительно шейх?

О, наконец-то его невеста перестала играть в молчанку.

Карим немного побаивался, что, когда они будут покидать Халию, она будет плакать и умолять не увозить ее. Но вместо этого Галила воздвигла между ними стену холодного молчания. Она не сказала ни слова за всю дорогу до аэродрома и, даже когда они сели в вертолет, не задала ни одного вопроса. Карим ненавидел сцены и скандалы, так что, желая наказать его своим молчанием, Галила скорее оказывала ему услугу. В то же время приходилось признать, что принцесса обладает гораздо большей силой воли, чем он предполагал. Она казалась нежной и хрупкой, но теперь он начал подозревать, что у нее был стальной позвоночник.

– Да, – ответил он лаконично.

Галила наконец отвернулась от окна и скептически осмотрела крошечный салон вертолета.

– Когда я улетал из Зирии, то не думал, что буду возвращаться с невестой, – объяснил Карим. – Тут всего четыре места, но он очень удобный, быстрый и маневренный.

Карим умел управлять вертолетом и делал это при каждой возможности, чтобы не терять навыка. Он и сейчас сел бы за штурвал, если бы здесь не было Галилы, хотя она, кажется, вовсе не нуждалась в его компании.

Она только презрительно вскинула бровь, отвернулась к окну, но тут же снова недоуменно посмотрела на Карима. Он еле сдержал улыбку, догадавшись о причине ее беспокойства. Вертолет летел не в Набату – столицу его страны. Под ними были только пески и одинокий дворец, казавшийся совсем маленьким среди бескрайней пустыни.

– Моей матушке не терпится с вами познакомиться. Она предпочитает жить здесь, вдали от города, во дворце, который отец приказал выстроить специально для нее.

Ему было не по себе оттого, что он везет к своей матери сестру незаконнорожденного ребенка ее мужа. Конечно, королева Тахира ничего не знала об измене мужа, и не должна узнать никогда – ради этого Карим и женится на Галиле. Но ему хватало и того, что сам он об этом знал.

Галила заметила его помрачневший взгляд и беспокойно осмотрела свой костюм.

– Что? У меня что-то с прической?

Карим покачал головой, прогоняя мрачные мысли.

– Нет. Все отлично. Вы очень красивая.

Она опустила ресницы и отвернулась, явно не веря его словам.

– Вы красивы, и вы это знаете. И не ждите, что я буду потворствовать вашему тщеславию, – добавил он.

– Потому что вам наплевать на то, что я чувствую, и на меня саму. Я – всего лишь ступенька в вашей карьерной лестнице.

Он помолчал, обдумывая ее слова, и ответил:

– Да, у нас будет брак по расчету. Но это не означает, что он не может быть счастливым. Такие браки бывают вполне благополучными.

– Это если в расчете принимали участие обе стороны!

Вертолет пошел на посадку, остановив их спор, который был совершенно бесполезным и бессмысленным. Ведь они все равно поженятся.

– Здесь очень красиво, – сказала Галила, глядя на розовый мрамор и двери тикового дерева, украшенные затейливой резьбой.

Хотя Карим тоже так считал, теперь красота дворца наводила его на тревожные мысли. Он действительно был изумительно красивым и изысканным. Очевидно, шейх очень хотел порадовать свою жену. И это не был искупительный дар, потому что отец построил дворец задолго до того, как королева Намани вошла в его жизнь. К сожалению, его чувства к жене были омрачены любовью к другой женщине. И когда она бросила его, ни жена, ни сын не показались шейху достаточным поводом, чтобы влачить дальше свою потускневшую жизнь.

Карим еще раз окинул взглядом с детства знакомые причудливые башни. Какие же чувства испытывал отец к королеве Намани, если его мимолетная, как оказалось, любовь к жене вдохновила его на такое чудо?

Когда Галила подошла к лестнице, он взял ее под руку. Она замерла и даже, как ему показалось, затаила дыхание. Легкий румянец залил ее лицо. Его тело сразу отозвалось на ее неосознанный призыв. Их тела вели какой-то свой диалог и понимали друг друга гораздо лучше, чем они сами. Это могло стать залогом успешного союза. А могло разрушить жизнь, как это случилось с его отцом.

Он отпустил ее руку и жестом пропустил Галилу вперед.

– Пожалуйста, будьте милы с моей матерью.

Она надменно выпрямилась и с обидой посмотрела на него.

– Я всегда и со всеми мила. Я была настолько мила прошлой ночью, что даже позволила вам себя поцеловать.

Ему потребовалась целая секунда, чтобы понять, что незнакомое щекочущее ощущение в его горле было смехом. Он не мог вспомнить, когда смеялся в последний раз, и теперь тоже сдержался – из вежливости.

В то же время он был несколько оскорблен тем, что она сказала про прошлую ночь. Он вспомнил, как их тела льнули друг к другу, с какой страстью она впивалась в его рот. Слово «мило» было почти оскорбительно. Ему захотелось прямо сейчас схватить ее и напомнить, как это было. Но он только сказал:

– Тогда я с нетерпением жду следующего раза, когда вы будете «милы» со мной.

Она кинула на него гневный взгляд и прошла вперед.

Карим напомнил себе, что никогда, ни при каких обстоятельствах не должен влюбляться в нее. Он собственными глазами видел, как любовь разрушила жизнь его отца. Он отказывается быть очередной жертвой.

Несмотря на небольшие размеры и удаленное местоположение, дворец был по-настоящему роскошен.

Галила привыкла к роскоши, но даже она невольно ахнула, когда они вошли во внутренний дворик.

Причудливый фонтан наполнял воздух прохладой и мелодичным плеском. Колонны высотой в три этажа держали витражный купол. Стены украшала мозаика в зеленых и синих тонах, перемежавшаяся золотой и голубой росписью. Кованые перила с затейливым узором шли вдоль галерей второго и третьего этажей.

Галила влюбилась в этот дворец с первого взгляда.

– Я не верю своим глазам. У вас есть волшебная лампа с джинном?

Они прошли по коридору, устланному таким мягким ковром, что они не слышали звука собственных шагов, и вошли в покои королевы Тахиры, где Карим представил Галилу матери.

Пожилая женщина встала, чтобы приветствовать их:

– Как будто сама королева Намани пришла ко мне в гости. Моя дорогая подруга умерла, но ее красота сохранилась в вас, – сказала она, беря Галилу за руку и ласково вглядываясь в ее лицо. – Я так сочувствую вашей потере!

– Спасибо! – растроганно ответила Галила. – Я не знала, что вы были дружны с мамой, но догадывалась, что вы часто с ней встречались.

Ей показалось или Карим напрягся?

Она кинула на него быстрый взгляд, но увидела только уже знакомое ей непроницаемое выражение. Он будто бы был чем-то недоволен, но она не могла понять чем.

– Конечно, особенно в дни нашей молодости, – ответила ей королева Тахира. – И когда стали замужними дамами, тоже часто виделись. Мы потеряли связь после смерти моего мужа. Должна признаться, это была моя вина. Я почти перестала выезжать и, опасаюсь, часто пренебрегала своими обязанностями, когда у меня отняли душу, моего Джамиля. Я так благодарна дяде Карима, который взял это на себя, пока Карим не стал достаточно взрослым, чтобы вступить в законные права. А теперь мой сын нашел свое счастье.

Слабая улыбка осветила измученное лицо королевы, на котором Галила заметила те же черты давней скорби, что и на лице своего отца. Тахира была живым доказательством того, что счастье нельзя купить за деньги. Она жила в несказанной роскоши, но сердце ее было разбито, и годы не смогли облегчить ее боль.

– Я надеюсь, что мы будем очень счастливы, – сказала Галила.

«Порознь», – добавила она про себя.

– А когда свадьба? – спросила Тахира.

– Через месяц, – ответил Карим не задумываясь. – Надеюсь, мы успеем подготовиться.

Гадила хотела уже поинтересоваться, не стоит ли спросить и ее мнение на этот счет, но промолчала, потому что Тахира пригласила ее сесть рядом с ней на атласные подушки дивана.

– Я хочу подарить вам свое обручальное кольцо. Я попросила принести его из сейфа.

– Я… Я не знаю, что сказать.

Галила растерянно перевела взгляд с бархатного футляра, который протягивала Тахира, на Карима. Тот еле заметно кивнул.

Она взяла коробочку из рук королевы и открыла.

Огромный розовый бриллиант был обвит широкой лентой белого золота, усыпанной более мелкими бриллиантами. Это было настоящее произведение искусства. Ее сердце забилось от чужой любви, вложенной в это кольцо, любви, которой у нее никогда не будет, если она выйдет замуж за этого мужчину.

Она вытерла набежавшие слезы.

– Оно изумительное. Уникальное. Это большая честь для меня. Я польщена.

«И унижена», – подумала она. Это была жестокая издевка судьбы – она получает знак чужой любви, чтобы заключить брак, в котором любви не будет никогда.

– Вы уверены? – спросила она, растерянно взглянув на Карима. Она была очарована кольцом, но не могла принять столь значительный подарок от мужчины, которого намеревалась бросить при первой возможности.

И не хотела обманывать его несчастную мать.

– Я уверена, – сказала Тахира с горькой нежностью в голосе. – Я не ношу его уже много лет. Оно прекрасно. Отец Карима очень любил меня. И слишком баловал. Построил мне этот дворец. – Она с тоской огляделась. – Я так и не примирилась с этой потерей. – Она сжала руку Галилы. – Я уверена, что Карим любит вас не меньше. Он всегда говорил, что ждет ту самую, единственную. Я очень рада, что он наконец нашел вас.

Галила вымученно улыбнулась, надеясь, что эта болезненная гримаса сойдет за благодарность.

Она со спокойной душой строила планы, как ей обвести вокруг пальца брата и Карима, но она была противна сама себе из-за того, что вынуждена лгать Тахире. Ей было больно при мысли, что она невольно нанесет удар этой женщине.

Карим достал кольцо из коробочки и взял руку Галилы.

Прикосновение его теплых пальцев запустило жаркие струйки по всему ее телу, проникавшие в самые потаенные места, наполняя ее душу тоской, которую она сама не могла понять.

И снова она подумала, что у них могло бы что-нибудь получиться, что-то настоящее. Но она уже поняла, насколько черствый человек Карим. А она была современной женщиной и не собиралась связывать свою жизнь с бездушным мужчиной только потому, что другой мужчина ей это приказал.

Но когда Карим наклонился и поцеловал ее в щеку, она почувствовала, как ее губы сами по себе расплываются в глупейшей улыбке. Он на секунду застыл, прижавшись щекой к ее щеке, и Галиле показалось, что он украдкой вдыхает ее запах. Но он снова выпрямился, и лицо его превратилось в уже привычную ей застывшую маску.

Она попыталась сосредоточиться на кольце. Она всегда обожала украшения и драгоценности, но никогда не видела ничего подобного. Вот только оно было ей очень велико и свободно скользило даже по среднему пальцу.

– О! Не могли бы вы его забрать, пока не подгонят мне по руке? – с облегчением спросила она Карима. – Я не прощу себе, если с ним что-то случится.

– Если хотите.

– Вы не возражаете? – спросила она Тахиру, снимая кольцо с пальца. – Я сойду с ума, если потеряю его. Оно так красиво и так много значит для вас.

Тахира печально кивнула.

– Конечно. Мне оно тоже стало велико. Оно было мне впору, когда я была помоложе, когда Карим был маленький. Но после смерти его отца у меня пропал аппетит. Я пару раз его надевала, но оно слишком сильно напоминает мне о покойном муже. Мне все о нем напоминает.

Вот почему Карим женится на Галиле – чтобы не сделать эту боль, которая терзает его мать уже больше тридцати лет, невыносимой. Как он мог допустить, чтобы она узнала, что обожаемый ею муж вовсе не погиб в автокатастрофе, а покончил с собой, бросившись с балкона, не в силах жить без женщины, которую любил.

К счастью, Галича сумела отвлечь его мать от горьких воспоминаний. Она расспрашивала королеву о дворце, рассказывала о свадьбе брата, делилась безобидными сплетнями.

Заметив вошедшего слугу, Тахира пригласила гостей к обеду, но Галича извинилась и попросила полчаса, чтобы привести себя в порядок.

– Она милая, – сказала королева, когда Галича вышла.

– Верно, милая, – признал Карим с невольной улыбкой.

Он провел беспокойную ночь, гадая, какая жена из нее выйдет. Он был уверен, что их ждут сумасшедшие ночи, но сможет ли она быть ему достойной женой днем? Сможет ли вписаться в его мир? Теперь он постепенно приходил к мысли, что у нее есть потенциал. Она происходила из королевской семьи. Она знала тонкости этикета. Владела искусством светского разговора.

Вошедшая служанка прервала его размышления. Девушка быстро закрыла и заперла все окна и балконные двери.

– Хабуб?[1] – спросил он.

Он был слишком занят сегодня утром, чтобы проверить погоду, но пыльные бури иногда начинаются неожиданно, поэтому пилот тоже ничего не знал.

– Я приготовлю вам комнаты, – сказала мать, когда он под руку вел ее в маленькую столовую, примыкавшую к покоям королевы. Ее окна выходили на оазис, возле которого был построен дворец. Ветер уже гнул пальмы и закручивал песок небольшими вихрями.

– Мне нужно вернуться в Набату сегодня днем. Возможно, нам придется пропустить обед.

В комнату вошла другая служанка, и Карим заметил, что она насмерть перепугана. Она таращила глаза и делала Кариму какие-то знаки за спиной Тахиры.

Карим сразу понял, в чем дело.

Галила давно должна была присоединиться к ним. Он с трудом скрыл свою ярость.

– Извини, мама! Нужно ехать, я хочу опередить бурю. Надеюсь, что ты скоро навестишь нас в Набате, вы с Галилой сможете познакомиться поближе.

– Конечно, – разочарованно сказала Тахира. – Будьте осторожны. Я выйду попрощаться.

– Нет необходимости.

Он поцеловал ее в щеку и быстро вышел из комнаты, знаком велев служанке следовать за ним. Он спросил, на какой машине уехала Галила, велел позвать пилота и выбежал из дворца.

Он должен был поймать свою сбежавшую принцессу, прежде чем ее поймает хабуб.

Глава 3

Галила мчалась по пустой трассе через пустыню. Ей показалось, что стало немного темнее, но она решила, что причина в тонированных стеклах, а не в ее отвратительном настроении. Она ни капли не жалела о том, что сбежала от Карима. Вообще ни капельки.

Но потом освещение действительно изменилось – свет стал мигающим, как будто где-то включили стробоскоп. Она выглянула из машины и увидела нависший над ней вертолет. Его тень легла на капот, шум вращающихся лопастей ворвался в салон.

– И что? – крикнула она. – У меня полный бак и пустое шоссе.

Она доберется до границы Халин и снова станет сама себе хозяйкой. Уедет жить в Европу и будет делать, что хочет.

Она нажала на педаль газа. Дорога была ровной и пустой, за всю поездку она ни разу не видела другого автомобиля.

Вертолет обогнал машину, стал снижаться и приземлился посреди шоссе.

– Мерзавец!

На секунду ей захотелось врезаться в его чертов вертолет на полном ходу. Галила застонала от отчаяния, но сбросила скорость. Она быстро прикинула, как ей объехать вертолет, но тот заблокировал обе полосы. Надо было брать внедорожник. А этот элегантный автомобиль мог развивать огромную скорость на асфальте, но не проехал бы и десяти метров по песку. Она буксовала бы, пока не кончится горючее.

Что ей делать? Вернуться? Единственное место, куда она могла вернуться, – дворец его матери.

Она затормозила перед самым вертолетом и неторопливо вышла из машины. Ветер, поднимаемый лопастями, подхватил ее волосы. Она прижала их руками и крикнула, стараясь перекрыть шум:

– Я никогда не выйду за вас!

Карим вышел из вертолета и указал рукой куда-то в сторону:

– Смотри!

Теперь она поняла, почему небо потемнело. Горизонт закрывало огромное красно-коричневое облако.

Хабуб.

Галила старалась избегать бранных выражений, поэтому только молча закусила губы.

– Я хочу опередить его! Мы успеем добраться до Набаты!

Карим обнял ее, защищая своим телом от ветра, и повел в вертолет.

Галиле очень не хотелось ему подчиняться, но она знала, какую опасность несет с собой песчаная буря.

– А как же машина?! – крикнула она.

Но пилот уже бежал к автомобилю. Галила догадалась, что он отгонит его обратно во дворец, а Карим сам намерен вести вертолет.

– Но это не значит, что я согласна выйти за вас, – сказала она, когда Карим усадил ее на место второго пилота.

Он проигнорировал ее заявление, быстро пристегнулся и надел гарнитуру. Может быть, не расслышал ее слов.

Карим уверенными движениями поднял вертолет в воздух. Она вглядывалась в его лицо, стараясь понять, насколько он зол, но Карим был полностью сосредоточен на управлении. В этот момент он выглядел чертовски сексуально, и Галила ненавидела себя за то, что заметила это.

На самом деле ее не особо беспокоила его реакция на побег. Она скорее думала о том, что скажут ее отец и брат.

До сегодняшнего утра она была уверена, что может веревки из них вить. Так было всегда. Она легко получала все, что хотела, – учебу в Европе, чистокровных лошадей, дорогую одежду.

Однако все изменилось. Зуфар отдал ее во власть этого ужасного человека, а тот не проявлял к ней ни капли интереса или снисхождения, что бы там ни казалось его матери.

Чем дольше она вглядывалась в его лицо, тем больше росло ее беспокойство.

Карим выругался, так внезапно и резко, что Галила подпрыгнула от неожиданности. На секунду она подумала, что проклятие адресовано ей, но в этот момент он развернул вертолет так резко, что тот накренился.

Галила огляделась по сторонам, но вокруг не было видно ничего, кроме клубов красного песка. Несмотря на все усилия Карима, им не удалось обогнать хабуб. У них не было времени.

И вариантов.

Он опустился ниже в поисках безопасного места для посадки, но вертолет поднимал столько песка, что внизу ничего невозможно было разглядеть.

– Смотри! – крикнула Галила, показывая на синие, зеленые, черные и желтые пятна, выделявшиеся в красной бесконечности пустыни. Это был лагерь бедуинов.

Кариму удалось отыскать подходящее место недалеко от лагеря и приземлиться.

– Жди здесь, – приказал он и выпрыгнул из вертолета.

К ним уже бежал какой-то мужчина. По его улыбке Галила поняла, что тот узнал Карима. Мужчина крикнул в сторону лагеря, чтобы женщины приготовили шатер и еду для шейха.

Галила сняла с шеи шарф, собираясь обмотать им голову. Законы Зирии не предписывали женщинам обязательно закрывать лицо, но она хотела защититься от песка.

Она поискала темные очки, но вспомнила, что оставила их в машине. Хорошо, что хоть дорожную сумку успела взять.

Она прошла в пассажирский салон, два раза чуть не упав, потому что порывы ветра раскачивали вертолет. Багажный отсек был открыт. Она быстро взяла сумку для ноутбука, лежавшую сверху, вынула лэптоп и стала набивать ее продуктами из бортового буфета – кофе, чай, апельсины, бананы, орехи, сушеный инжир, сыр, крекеры, шоколад, рахат-лукум. Икра? Почему бы и нет?

– Что ты делаешь? – спросил появившийся Карим.

– Запасаюсь едой! Туалетные принадлежности тоже захватила. – Галила показала ему набитую сумку. – Бежим?

Она застегнула жакет и обмотала лицо шарфом.

Этого Карим явно не ожидал. Он посмотрел на ее каблуки. Ну да, она не стала тратить время, выкапывая в багаже более удобную обувь. Она была слишком занята, стараясь принести хоть какую-то пользу, а не быть беспомощной обузой.

Вертолет снова дернулся. Они не могли оставаться здесь. Те самые лопасти, которые помогали ему держаться в воздухе, теперь пытались опрокинуть его.

А у бедуинов были веками выработанные навыки выживания среди песчаной бури. В их шатре Галила и Карим будут в большей безопасности.

Буря была ужасной, и Галила даже испугалась за Карима, который затолкнул ее в шатер, а сам куда-то ушел.

В шатре было несколько женщин, готовивших ей ночлег, – они расстилали простыни, взбивали подушки, развернули скатерть на коврах, покрывавших пол, зажгли фонарь на батарейках, налили ей воду для умывания, разложили полотенца.

Стены шатра дрожали на ветру, было слышно, как вихри песка ударяются о них снаружи.

Она сняла шарф и пиджак и попыталась стряхнуть песок. Но он словно въелся в каждую складку ее одежды. В конце концов она переоделась в шелковую ночную сорочку, которая была в специальном отделении ее несессера. Одна из женщин протянула ей тонкую шаль, и Галила с благодарностью завернулась в нее, хотя в шатре не было холодно – прогретая солнцем земля продолжала отдавать свое тепло.

Весь лагерь уже знал, что приехал шейх со своей невестой – принцессой Халин. И женщины наперебой поздравляли ее с тем, какого хорошего мужа она себе выбрала.

Она выбрала?!

Но женщины так хлопотали над ней и радовались за нее, что Галила прикусила язык. Ей было стыдно навязывать свои проблемы людям, у которых жизнь была полна гораздо более тяжелых забот. У этих женщин были потрескавшиеся руки и усталые лица. Все их имущество состояло из надетой на них одежды. Галила протянула баночку женщине, которая подошла, чтобы расчесать ей волосы. Но женщина рассмеялась и сказала, что ее морщины уже ничто не разгладит, но она благодарна за заботу.

Другие женщины радовались свежим фруктам и другим лакомствам, которые Галила выкладывала из сумки.

Именно в тот момент она заметила, что ужин был накрыт на двоих.

Что Карим сказал им? Они не могли ночевать в одном шатре! Они не были женаты!

Но Карим был их шейхом. Когда он вошел в палатку, женщины, перешептываясь и хихикая, удалились, и ни одну из них не заботило, что будет с честью Галилы. К тому времени снаружи, несмотря на ранний час, стало совсем темно. Шатер был освещен только маленьким фонарем, стоявшим рядом с накрытым ужином.

Теперь она поняла, почему женщины так восхищались ее ночной рубашкой, так тщательно причесывали ее, почему они так хвалили Карима и называли его счастливчиком, почему говорили, что она должна быть ему послушной и хорошей женой.

Они думали, что они проведут в этом шатре свою первую брачную ночь!

Она плотнее закуталась в шаль. В ее памяти всплыли картины вчерашнего вечера, и низ ее живота сладко заныл.

Он окинул ее долгим неторопливым взглядом – от распущенных волос до кружева на подоле ее ночной сорочки цвета слоновой кости.

Не говоря ни слова, он снял с головы гутру, скинул халат и длинную белую рубаху, оставшись только в широких белых брюках, низко сидевших на его узких бедрах. Он подошел к тазу и, налив в него свежей воды, стал смывать песок со своего смуглого тела.

Галила нервно сглотнула.

Ей не стоило на это смотреть. Его кожа влажно блестела, под ней ходили выпуклые бугры мышц. Карим выпрямился и стал, не спеша, с наслаждением обтираться влажным полотенцем. Сердце Галилы учащенно забилось от этого зрелища. Она представляла себе, что это не мягкая ткань, а ее ладони скользят по его смуглым плечам, круглым бицепсам, широкой мускулистой груди, по дорожке темных волос, убегавшей под пояс его белых брюк…

Она попыталась стряхнуть это наваждение.

– Вы не должны находиться здесь.

– Беспокоитесь о своей репутации? Мы женаты.

– Я не знаю, как еще объяснить вам, что…

– Они и так освободили для нас один шатер, я не могу требовать от них большего. Так что нам придется разделить этот. Поэтому мы должны быть женаты. И я объявил нас мужем и женой.

– Вот так просто? – задохнулась она от возмущения. – Одного слова шейха достаточно?

– Разумеется. Одного слова шейха достаточно. Именно так.

Галила не могла найти слов. Она вспомнила свои детские мечты о пышной королевской свадьбе. И что же, они все разбились вдребезги, а вместо них – просто короткое заявление среди каких-то бедуинов, в жалком шатре, засыпанном песком?

– Вы не можете так поступить…

Голос ее был так слаб, что она удивилась, что Карим расслышал ее слова.

– Дело сделано. Смиритесь.

– Я не могу.

Галила избегала замужества по многим причинам. Но главной была та, что она сама хотела решать, как ей жить. Ее никогда не привлекала мысль полностью довериться воле другого человека, особенно того, кто ее даже не любит. Она подозревала, что она вообще не нравится ему. Да они едва знакомы!

Неужели несколько слов могут стереть все, что ее защищало, – имя, титул принцессы Халин, репутацию, которую она строила годами? И все это даже не ради любви или страсти – только ради выгоды.

Но она решила не показывать ему свой страх.

– Вы – цивилизованный человек с умом и, я надеюсь, хотя бы представлением о чести. – Она сама не верила в то, что говорила – утренняя сцена была жива в ее памяти. – Вы не можете просто объявить, что мы муж и жена, и взять меня силой.

– Я не беру женщин силой. Необходимости не было, – саркастически ответил он. – И не надо изображать перепуганную девственницу.

– Я девственница! – выпалила она в гневе.

Карим замер, бросил полотенце и повернулся к ней.

– Как? – только и выговорил он.

Его голос звучал ровно, но взгляд был таким напряженным, что все ее внутренности свились в тугой горячий узел, а сердце падало и подпрыгивало, она сама не могла понять – от страха или от возбуждения.

– Что вы имеете в виду – «как»? – возмущенно переспросила Галила. Она не собиралась стыдиться своей девственности. – Как все. Не было секса.

– Вам двадцать пять.

– Двадцать шесть.

Он слегка помотал головой, будто не понимал ее слов.

– Вы не были с мужчиной?

– Ну… Я ходила на свидания. Встречалась с несколькими парнями. Я не то чтобы совсем неопытная.

Но ее отношения никогда не были по-настоящему близкими прежде всего потому, что она этого не хотела. Она позволяла мужчинам поцелуи, иногда – рискованные объятия. Она, конечно, знала, что происходит между мужчиной и женщиной. Честно говоря, этот процесс казался ей, с одной стороны, невероятно интимным, но с другой – немножко смешным.

– И что же, разве вам не было любопытно?

– Было, конечно, – дернула плечом Галила, пытаясь скрыть смущение под напускной уверенностью. – Но я же не могу просто переспать с мужчиной только для того, чтобы понять, как это. Это все равно что сразу заглянуть в конец книги, чтобы узнать, чем кончится. А как же сама книга?

Карим шумно выдохнул. Удивленное выражение, казалось, намертво приклеилось к его лицу.

– Что? – спросила она требовательно.

Она всегда ждала чего-то большего. Гораздо большего, чем те теплые чувства, которые ее парни обычно вызывали в ней. Даже если те окружали ее обожанием и носили на руках – ей этого было недостаточно. Ей нужно было что-то большее.

Карим смотрел на нее недоверчиво.

– Прошлой ночью вы пригласили меня в свою спальню, – напомнил он.

– Я была пьяна, – неуверенно ответила Галила, хотя это была неправда. С ним все было иначе. С ним она чувствовала то самое «большее», которого ждала всю жизнь. По крайней мере, так ей казалось вчера вечером. А теперь она совсем запуталась и не могла понять собственных чувств.

Он усмехнулся и направился к ней. Галила в тревоге отшатнулась, но он крепко схватил ее за плечи и не отпускал.

Она в тревоге замерла.

– Вы чуть не наступили на наш ужин, – снова усмехнулся Карим и отпустил ее.

Он сел на ковер перед скатертью, она устроилась с противоположной стороны.

– Вы надо мной смеетесь?

– Нет, – ответил он, потянувшись к блюду с оливками. – Скорее над нами. Скажите мне сейчас правду. Вы действительно девственница?

При слабом свете фонаря его черные зрачки казались огромными, а шоколадная радужка – совсем маленькой.

– Действительно, – ответила она, сама поражаясь тому, как тонко и застенчиво прозвучал ее голос.

Карим съел еще одну оливку, по-прежнему наблюдая за ней.

– Вы несколько лет жили в Европе. Думаю, вам случалось напиваться и раньше.

Галила проигнорировала его прозрачный намек, но спросила:

– Откуда вы знаете?

Он пожал плечами и стал придирчиво выбирать себе кусочек мяса, но она понимала, что это всего лишь уловка.

– Любите посплетничать? – не отступала Галила.

– Мои советники давно поставили вас в список потенциальных невест. Мы всегда считались перспективной парой. Думаю, что в Халии думали так же. Ваш отец никогда не предлагал меня в качестве жениха, когда обсуждал с вами возможный брак? Откровенно говоря, я очень удивлен, что вы все еще не замужем. Не говоря уже о девственности.

– Разные имена всплывали, ваше в том числе, – призналась Галила. – Но я не собиралась замуж и потому никогда не удосуживалась посмотреть фотографии или прочитать чью-то биографию. Моя мама меня в этом поддерживала. Она всегда говорила, что мне не нужно спешить с замужеством.

– Почему? Это кажется странным.

Гадила пожала плечами и попыталась усесться поудобнее, но ерзала, будто сидит на острых камнях. Воспоминания о матери всегда вызывали у нее дискомфорт.

Карим протянул ей подушку.

– Спасибо, – пробормотала Галила и сунула ее под бедро.

– Неужели вашу мать не устраивал ни один жених? Или она была против именно нашего брака?

– Это вообще не имело никакого отношения к женихам.

Она принялась преувеличенно тщательно расправлять ночную сорочку на коленях, пряча от него глаза. Она не хотела, чтобы он угадал те смешанные чувства, которые она испытывала к своей матери. Это был слишком личный вопрос, чтобы обсуждать его с посторонним. Она не была пьяна сегодня вечером и хорошо запомнила урок – он готов был использовать любую информацию в свою пользу.

– Она очень тяжело переживала то, что начала стареть. И хотела как можно дальше отсрочить момент, когда ее будут звать бабушкой.

Речь шла не о благополучии ее дочери, а об имидже королевы Намани. Но поскольку это позволило Галиле сохранить свободу, она была благодарна матери.

– Карим, – сказала она, впервые обратившись к нему по имени и удивляясь тому, как нежно оно прозвучало. – Я – современная женщина.

Вы не можете ожидать, что я отдам вам свою девственность только потому, что вы объявили перед горсткой бедуинов, что мы женаты.

– Галила, – сказал он таким тоном, что ей показалось – он передразнивает ее, но ласково. – Вы таяли в моих руках даже тогда, когда ваши чувства были притуплены бренди. Теперь ваш трезвый мозг сожалеет о вашей импульсивности, но я думаю, когда мы окажемся в постели, нас невозможно будет оторвать друг от друга. Вы отдадите мне свою девственность не потому, что мы женаты. А потому, что вы этого хотите.

Она не могла пошевелиться, чувствуя себя паучком, застывшим в янтаре.

– Я надеялся, что это произойдет сегодня вечером, – добавил он голосом, который, казалось, доносился до нее издалека, сквозь вой ветра за стенами шатра. – Но ваша неопытность меняет дело. Что ж, подождем, пока вы сможете мне довериться. Я дал своему аппарату две недели, чтобы организовать свадебную церемонию и прием во дворце. Можем подождать до тех пор.

– Как я могу доверять вам, если вы обманули меня? – спросила она срывающимся голосом. – Как я могу чувствовать себя уверенно в этом браке, если он – всего лишь политический ход?

Он думал, что она капризная, избалованная и эгоцентричная. Такое впечатление сложилось у него прошлой ночью.

Утром он утвердился в этом мнении, когда увидел, как обращается с ней ее брат.

Но Галила сумела успокоить его мать и оставила ему их фамильное кольцо, прежде чем сбежать.

Когда Карим перехватил ее на шоссе, он был уверен, что она устроит ему скандал, но она сразу поняла грозящую им опасность и спокойно подчинялась всем его распоряжениям.

В лагере бедуинов Галила тоже его приятно удивила. Вместо того чтобы капризничать из-за грубых условий, недостойных ее царственной особы, она позаботилась о еде, которую предложила потом отдать в общий котел.

Все это обещало, что из нее выйдет хорошая жена и королева, способная поддержать мужа в его государственной деятельности.

Единственное, в чем он мог сейчас ее упрекнуть, – она отдала местным женщинам продукты в его любимой сумке для ноутбука, а ему неловко было просить ее обратно.

Даже ее побег был на руку Кариму, потому что превратил его брак из намерения в свершившийся факт.

А теперь еще оказалось, что она девственница. У него никогда не было амбиций непременно найти себе девственную невесту, но теперь он был глубоко впечатлен и горд этим. Древний мужской инстинкт – восторг собственника и завоевателя – распирал его грудь. Он будет первым. Она принадлежит ему.

Он чувствовал животную потребность наброситься на нее прямо сейчас и снова заставить ее стонать от наслаждения, как прошлой ночью.

Но сам факт того, как легко она будила в нем инстинкты и заглушала голос разума, заставил его остановиться. Ради нее и ради него самого.

Поэтому он постарался, чтобы в его голосе не проскочило ни искорки того безумного пламени, которое бушевало у него внутри.

– Ты очень красива, Галила. Конечно, я хочу тебя.

Ее, наверняка, хотел каждый мужчина, с которым она когда-либо встречалась. Карим никак не мог осознать, что она не отдалась ни одному из них. У него не было причин ей не верить, но он искренне не мог понять, как такая чувственная женщина устояла и не кинулась очертя голову наслаждаться собственным телом.

Как это делал он.

Вернее, он всегда думал, что наслаждается. До вчерашнего вечера. Она заставила его испытать неведомые ощущения, и это был еще один тревожный момент в их отношениях.

Но ни одна из этих мыслей не отразилась на его непроницаемом лице.

– Моя красота здесь ни при чем. Вы тоже красивый. Вы хотите сказать, что выбрали меня, чтобы нарожать красивых детей?

Он почувствовал, как его брови взлетели вверх. Он никогда не задумывался о наследниках, разве что совершенно абстрактно.

– Давайте поговорим об этом.

– О моей красоте?

– О детях.

Она нахмурилась и отвернулась, обняв колени.

– Политически выгодные дети. Это так романтично! О да, я согласна, я хочу быть вашей женой, Карим!

Еще никто в здравом уме не решался говорить с ним столь неуважительно. Но Карим думал о другом: она и сама не понимала, сколько своих искренних мыслей и тайных желаний выдала в этой саркастической фразе.

– У вас были другие планы на жизнь? Скажите мне, какие, может быть, мы найдем компромисс.

– А вы на это вообще способны?

Так вот чего она боялась…

– Да. Мне редко случается это делать, – признался он. – С тех пор как я достаточно вырос, чтобы понимать разговоры взрослых, отец брал меня с собой на совещания. Он умер, когда мне было шесть лет. Но мой дядя, который фактически управлял Зирией, обсуждал со мной и объяснял каждое решение, которое принимал от моего имени. Так что, когда мне было пятнадцать, я уже официально управлял страной, конечно, под его руководством и при его поддержке.

Галила уставилась на него широко распахнутыми глазами.

– Зуфар и в тридцать три едва готов к такому уровню ответственности.

– У него есть отец, который до сих пор жив. Ко мне судьба не была так благосклонна.

– А что случилось с вашим отцом? Это был несчастный случай? Я точно не помню.

– Он упал с балкона во дворце. Он пил.

– Понимаю, – сказала она сочувственно. – Тогда ясно, почему у вас такое отвращение к алкоголю. Расскажите мне о нем.

– Нет, – резко ответил он.

Карим не любил говорить о своем отце.

– Ваш отец не оставил вам выбора, – подытожила Галила, не глядя на него. – А теперь вы не оставляете выбора другим.

– Но ведь вы собирались когда-нибудь выйти замуж?

Люди в их положении не могли этого избежать.

– Да, но по любви.

В его душе шевельнулось некое подобие жалости, но он не хотел внушать Галиле ложные надежды.

– Да, признаю, я никогда не предложу вам это и не потребую от вас этого. Я считаю, что это чувство так же разрушительно и враждебно реальности, как и алкоголь.

Галила распахнула глаза.

– Вы были влюблены?

– Нет. Но нет нужды пить алкоголь, чтобы понять, насколько он вреден и что его следует избегать.

Она слегка вздрогнула и опустила ресницы.

– Это не значит, что у нас не может быть счастливого брака. Реалистичные ожидания, как минимум, гарантируют, что мы не будем разочарованы, – добавил Карим.

– Вы правда так думаете? – Галила взяла кубик сыра. – Потому что проблема не в том, что вы меня не любите. Проблема в том, что я хотела выбрать себе мужа, а не получить навязанного. Я хотела видеть черты своего мужа в детях, которых рожу. Конечно, если я рожу от вас детей, я буду любить их, но я не хочу от вас детей.

Почему-то это замечание его больно укололо. Но почему?

– Между тем вы ожидаете, что я пожертвую своей свободой, чтобы облегчить вам заключение нескольких договоров с новым шейхом Халии. Два самых важных решения в жизни любой женщины – за кого она выйдет замуж и будет ли она иметь детей. Вы собираетесь принять оба этих решения за меня. Это нечестно.

– Как я уже сказал, мы можем обсудить вопрос о детях.

Он же не монстр. Он, например, уже согласился, что они могут повременить с сексом, разве нет?

– То есть вы все-таки рассчитываете, что я соглашусь родить вам детей, – сказала она со страхом в голосе. – Вы хотите получить от этого брака все, а я не получаю ничего. На самом деле я все теряю. И вы ожидаете, что я не буду разочарована? Вы слишком многого хотите от меня, Карим.

Глава 4

– Я могу подарить тебе наслаждение.

Ветер стих, фонарь погас, из соседнего шатра доносился звук ребаба[2].

Галила свернула небольшой ковер, положила его посередине постели и спросила Карима, какую сторону он предпочитает.

– Во всем, что происходит в нашей брачной постели, я оставляю право выбора за тобой, – ответил он.

Галила была одновременно взволнована и напугана этим обещанием. Не слишком ли большая ответственность для девушки, которая так мало знает о том, что происходит в брачной постели?

И вот теперь они лежат в абсолютной темноте, разделенные свернутым в рулон ковриком, и он говорит ей, что может научить ее наслаждению.

Она хотела ответить ему что-то циничное, но не могла найти слов, не говоря уже о том, что у нее пересохли язык и губы.

– Ты не спишь? – спросил он очень тихо.

– Нет.

Наверное, ей надо было промолчать. Пусть бы думал, что она не расслышала его слов. Но у нее было тяжело на сердце. Она лежала без сна и мучительно желала вернуться на тридцать часов назад, на свадьбу своего брата, и не выпить там ни одного глотка бренди.

Тишина и темнота были наполнены ожиданием.

– Я и сама могу подарить себе наслаждение, – неожиданно выпалила Галила, радуясь, что в темноте Карим не видит ее покрасневшего лица.

Она могла поклясться, что слышит, как он улыбнулся.

– Я никогда не думал, что из нас с тобой выйдет хорошая пара, хотя мои советники постоянно предлагали мне обратить на тебя внимание. Мне казалось, что ты инфантильная, избалованная и поверхностная.

– Ты уверен, что ты сам не девственник? Как-то пока мало наслаждения, от таких-то комментариев.

Она повернулась к нему спиной и крепко сомкнула веки, натянув одеяло до самого подбородка.

– Пока никто не жаловался, – ответил Карим таким тоном, будто только что сделал это удивительное открытие, и растерялся.

Она вздохнула.

– Если ты хочешь меня из-за моей внешности – это ничуть не лучше, чем хотеть меня из политических соображений.

– Я не собирался свататься к тебе, когда пришел на свадьбу. И я не стал бы тебя целовать, если бы ты не сделала это первой. Но когда мы…

– Карим… – Она была благодарна темноте за то, что он не видел унижения, отразившегося на ее лице. – Я помню, что я сделала первый шаг. Я помню, что ты был гораздо холоднее, чем я. Ты был таким… отстраненным. Мое тело полностью подчиняется тебе, а у меня такой власти над тобой нет.

Он зашевелился, теперь она слышала его голос над собой. Наверное, он оперся на локоть.

– Ты предпочла бы, чтобы я потерял контроль и занялся с тобой любовью прямо у дворцовой стены?

– Я предпочла бы, чтобы ты меня не использовал!

– Я тоже даю тебе право использовать меня. Я остановлюсь, как только ты скажешь.

– Не пытайся уверить меня, что ты настолько прост. Или щедр. Ты заведешь меня, а потом скажешь: «Почему бы нам не пойти до конца? Это первое мое родео, ковбой.

– Обещаю, я не буду настаивать. Не бойся.

– Хорошо, – заявила она внезапно. Раз он считает ее избалованной и капризной, она такой и будет. – Докажи мне, что в этом браке у меня будет хоть какая-то радость. Подари мне наслаждение, которое обещал.

Тишина. Ни комплиментов, ни указаний. Он даже не пошевельнулся.

Она повернулась, протянула руку и наткнулась на шелковую кисточку. Коврик все еще лежал между ними. Галиле казалось, что Карим все еще нависает над ней, опираясь на руку, но было слишком темно, и она ничего не могла различить.

Шелковая кисточка вдруг куда-то исчезла, и она почувствовала его пальцы на своей руке.

Галила не знала, что делать. Отодвинуться? Позволить ему продолжить? Она была взвинченна. Но заинтригована. И еще зла. И разочарована, как никогда в жизни.

Он взял ее ладонь и прикоснулся к ней губами. Мягкие усы нежно ласкали ее кожу.

– Дело не в твоей внешности, Галила, – сказал он, щекоча дыханием ее руку. – Вот сейчас я не вижу тебя. Дело в том, как мы друг друга чувствуем.

– Что ты чувствуешь?

Он вздохнул, горячее дыхание обдало ее ладонь.

– Я покажу тебе, если ты позволишь, – ответил Карим.

Влажные губы двинулись по ладони к ее запястью, он коснулся горячим языком того места, где бился пульс, и она задохнулась от волны возбуждения, прокатившейся по всему телу. Галила почувствовала судорогу внизу живота, боль в затвердевших сосках и беспомощное рыдание в своем горле. А ведь он всего лишь коснулся ее руки.

– Как ты делаешь это со мной?

– Что я делаю? Скажи мне. Я тебя не вижу.

– Ты… – Она не хотела признаваться, что до безумия хочет его. – Я не могу дышать. Мое сердце колотится, будто я пробежала много миль.

Карим притянул ее руку к своей шее, положив пальцы туда, где мощно и быстро пульсировала артерия.

– Чувствуешь?

Их губы нашли друг друга в кромешной темноте. Ее рот раскрывался все шире под его напором, она сама нашла его язык и стала со стоном его посасывать.

Рука Карима обвилась вокруг нее, и Галила почувствовала тяжесть его тела. Он оторвался от ее рта и прошептал ей в губы:

– Скажи мне «да»!

Он хотел, чтобы Галила сама сделала выбор, и она его сделала.

– Да, – прошептала она, изогнувшись, чтобы высвободить свои волосы.

Галила чувствовала прикосновение его обнаженной груди к коже в вырезе ночной сорочки.

– Это было моей навязчивой идеей, – сказал Карим, зарываясь лицом в ее локоны. Он добрался до ушка, слегка прикусил мочку и стал ее посасывать, заставив Галилу стонать от возбуждения. Кончики его пальцев скользнули под шелк ночной рубашки, спустили ее с плеч и коснулись налившейся груди. Галила почувствовала кожей щеки, как его губы расплываются в улыбке. Она желала его до безумия, но не знала, что делать, и жадно, но робко водила руками по его плечам, груди, спине.

– Я хочу поцеловать тебя там, – прошептал Карим. Галила едва слышала его слова сквозь шум крови в ушах. – Это то наслаждение, которое ты не сможешь доставить себе сама.

Она не знала, хочет ли этого, но уже чувствовала, как его губы скользят вниз по ее шее. Ей показалось, что горячее дыхание обжигает ее грудь, потом губы обхватили ее затвердевший сосок, и незнакомое ощущение пронзило ее тело – будто электрический разряд пробежал от груди в низ ее живота. Галила чувствовала, что становится влажной.

Ей одновременно хотелось, чтобы он продолжал ласкать ее сосок, и поцеловать его. Карим сводил ее с ума. Она провела руками по шее, по плечам, вдоль его позвоночника, а потом запустила руки под его грудь. Его соски были такими же твердыми, как ее собственные.

Он потянулся вверх, чтобы снова поцеловать ее рот, одновременно откинув одеяло. Карим медленно провел рукой по ее бедру, поднимая ее сорочку. Ее ноги почувствовали прохладу ночного воздуха. Это было очень эротично, но она понимала, что подходит к точке невозврата. Она действительно хотела этого?

Галила снова поблагодарила темноту, щадившую и укрывавшую ее скромность, когда Карим скользнул рукой вниз и дотронулся до влажных волос между ее ног. Он осторожно дотронулся до ее набухших губ, лаская и дразня их так нежно, что Галила расслабилась и развела ноги, открываясь его чутким пальцам.

Она не останавливала его, так что Карим продолжал. Но она уже предвкушала, ждала, жаждала и требовала более ощутимых ласк.

Карим раздвинул ее ноги, и Галила почувствовала прикосновение мягких волосков бороды к внутренней поверхности бедер, от которого у нее перехватило дыхание. Он повернул голову и поцеловал сперва одно бедро, потом другое, но не трогал ее там, где ее пульсирующая плоть больше всего ждала его ласки.

– Карим, – простонала она.

– Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя здесь?

Его широкая ладонь легла на ее холмик.

Карим хотел, чтобы она полностью сдалась. Она инстинктивно понимала, что это не был компромисс. Это был его способ заставить Галилу подчиниться его воле. Но это было так прекрасно и сладко, что Галила не могла устоять.

– Я хочу, – призналась она, чувствуя, что отдается ему полностью и безвозвратно. – Я хочу, хочу!

Его поцелуи были все ближе. Он нежно раздвинул ее губы, и она почувствовала, как горячий влажный язык скользит по самому интимному ее бугорку. Она задрожала и непроизвольно сжала бедра. Ощущение было потрясающим, но таким неожиданным и непривычным, и она не знала, как ей реагировать.

Карим остановился, только его горячее дыхание дразнило ее плоть.

– Скажи что-нибудь, моя райская птица. Я же не знаю, ты вырываешься потому, что тебе не нравится, или потому, что тебе нравится слишком сильно.

– Слишком сильно, – выдохнула она. – Сильно. Пожалуйста, не останавливайся.

Карим крепко взял ее за бедра, удерживая их открытыми. Он ласкал ее языком, замедляя движения, когда ему казалось, что она была уже на грани оргазма, чтобы удержать ее на этой границе блаженства.

Ей то хотелось, чтобы он продолжал это вечно, то казалось, что она больше не выдержит ни секунды этого сокрушительного наслаждения.

Больше не выдержит. Ни секунды. Нет.

Карим прижал губы к ее лону, чувствуя, как оно судорожно сокращается под его ласками. Он не отрывался от нее, впитывая каждое ее содрогание, каждую каплю ее блаженства, пока она не обмякла в его руках.

Галила закрыла лицо руками и почувствовала влагу на щеках и ресницах. Она и не знала, что плачет. Такое это было блаженство.

Карим оторвался от ее лона, но оставался между ее ног, чтобы она не могла их сдвинуть.

Она слышала какое-то движение и судорожное дыхание, сменившееся длинным вздохом облегчения. Она опустила руки и вгляделась в темноту.

– Ты…

– Да.

Он вытянулся на постели, прижавшись грудью к ее спине. Галила хотела одернуть свою сорочку, но Карим остановил ее.

– Я хочу чувствовать тебя.

Он обнял ее сзади и погладил по животу. Губы коснулись ее плеча.

– Я думаю, как потрясающе будет, когда я войду в тебя и мы сможем кончить вместе.

Когда это будет?

Он действительно собирался ждать до официальной церемонии? Близость с ним была таким блаженством! Она уже чувствовала, как под его ладонью в ней снова зарождается желание. Она знала, что он тоже кончил, но могла чувствовать, что он все еще возбужден. Она уже представляла, что почувствует, когда этот твердый член проникнет в нее и будет двигаться в ней.

Галила не знала, готова ли она ждать до завтрашнего утра, не говоря уже о двух неделях.

Она не сомневалась, что так он планировал.

Бесчестный, безжалостный человек.

Дыхание Карима стало мерным, а она все лежала без сна, вглядываясь в темноту. Она начинала понимать, какую власть над собой отдала ему в руки, позволив довести ее до такого экстаза. Теперь Галила могла думать только о том, что он сказал. О том, как он войдет в нее и они кончат вместе. Он заставил ее хотеть именно того, что хотел сам.

Что ей теперь делать?

Карим оставил свою жену крепко спящей под легким одеялом. Он до сих пор был возбужден и более чем готов полностью выполнить свои супружеские обязанности. Но он владел собой. Собой, не ею.

Он хотел, чтобы этот брак был благополучным. Он действительно хотел, чтобы Галила родила ему наследников. И еще он пытался доказать ей, что она его хочет. Что он может дать ей то, что никто другой не сможет.

«А может быть, ты пытался доказать это самому себе?» – прошептал мрачный голос в его голове. Возможно, он хотел доказать себе, что может доставить ей удовольствие, не потеряв контроль над собой, – и это ему почти удалось. Но если бы она предложила ему пойти до конца, он бы не устоял.

На самом деле, все, что он сумел доказать себе прошлой ночью, – что сексуальное притяжение между ними было настолько сильным, что он не мог за себя отвечать. Это была как раз та безумная, неукротимая страсть, которой он поклялся не поддаваться, помня о судьбе своего отца.

Так что он обязательно дождется официальной церемонии, чтобы доказать себе, что он на это способен.

Именно поэтому он так рано встал и вышел на прохладный утренний воздух. Карим дошел до вертолета, нашел чистую одежду для них обоих, провел предполетную проверку. Он пил кофе с местными на другом конце лагеря, когда Галила вышла из их шатра в льняных шортах и футболке, которые он попросил ей отнести.

Она оглядывала лагерь в поисках его. Когда их глаза встретились, она немного покраснела, чувственные воспоминания прошлой ночи отразились на ее лице. Она улыбнулась ему и ждала улыбки в ответ.

Но он ограничился прохладным кивком и снова повернулся к своим собеседникам. Краем глаза он видел, как застыло ее лицо. Он обернулся к ней, но Галила уже отвела взгляд.

Она заговорила с детишками, которые бегали вокруг нее, но Карим заметил, что она просто старается не смотреть в его сторону.

Ему потребовалась вся его воля, чтобы остаться на месте, а не кинуться к ней через весь лагерь, не затащить обратно в палатку, чтобы заняться с ней любовью. Или хотя бы поцеловать. В ней было все, что он хотел видеть в своей жене. Но, к несчастью, он знал, как дорого приходится платить за большую страсть.

К тому же у него был важный разговор со старейшинами племени.

Карим не знал, что Адир аль-Забах был его сводным братом, но он уже слышал это имя раньше. Адир был известен в пустыне и очень уважаем кочевниками за смелость и лидерские качества. Но и они не могли сказать Кариму, откуда он взялся. Никто ничего не знал о его родителях.

Старейшины спросили, почему он интересуется Адиром, но Карим отговорился праздным любопытством.

Галила делала вид, что полностью поглощена разговором с женщинами и их детишками. А что еще ей оставалось, если Карим едва замечал ее? Он прислал женщину, чтобы передать ей одежду, а потом мальчишку – сообщить, что пора улетать.

Она попрощалась, пообещала прислать продукты и медикаменты. Женщины окружили ее, благословляли, просили поцеловать их детишек, помолиться о хорошем браке для незамужних.

Карим подождал, пока они не поднимутся в воздух, помахал рукой бедуинам и только потом заговорил с ней. Они общались через гарнитуру, это немного походило на разговор по телефону.

– Не нужно ничего отправлять. Я спросил мужчин. Им ничего не нужно.

В его голосе она услышала нотки пренебрежения и снисходительности. Точно так же ее братья реагировали на ее занятия благотворительностью.

– Это потому, что они гордые люди. Или потому, что они оставляют потребности своих женщин без внимания, – ответила она. – Это всякие мелочи. Гель для десен для ребенка, который плачет, потому что у него режутся зубки. Женские принадлежности для молодой девушки, которая слишком смущается, чтобы попросить их. То, что здесь невозможно найти. Если вы не хотите заплатить за это, я заплачу сама.

У нее было достаточно собственных средств, это было предусмотрено их брачным контрактом.

– Конечно, я заплачу, – с досадой сказал Карим.

Она улыбнулась уголком рта. Все мужчины одинаковы, если затронуть их самолюбие.

– Я была бы очень признательна, если бы могла отправить эти вещи от нас обоих. Я хочу послать им несколько книг для девочек. Кажется, там идут споры о том, нужно ли учить грамоте всех детей. Было бы очень кстати, если бы вы дали понять, что считаете необходимым научить читать всех детей, а не только мальчиков.

– Хорошо, – ответил он мрачно.

Они подлетали к Набате, Карим сообщил кому-то ожидаемое время прибытия, а затем вернулся к разговору.

– Я понимаю, что мы отстали от наших соседей в некоторых отношениях. Когда мой отец был жив, мать возглавляла несколько фондов, занимавшихся проблемами женщин, но после его смерти она стала лишь номинальной фигурой. Без сильного руководства все затормозилось. Не могли бы вы взять это на себя?

Ее первым порывом было согласиться. Но она спросила:

– Вы предлагаете мне это, потому что знаете, что я занимаюсь благотворительностью и мне это нравится? То есть хотите доказать, что в этом браке и для меня есть плюсы?

– Разве того, что я предложил прошлой ночью, недостаточно? – голос у Карима был такой мягкий, что по ее телу прошла дрожь.

Галила не решалась взглянуть на него. Вскоре внизу появился дворец и полностью завладел ее вниманием. Он явно строился и перестраивался на протяжении нескольких веков. Центральный купол доминировал над всем ансамблем, а от него на четыре стороны света расходились крылья – с куполами, плоскими крышами, стеклянными галереями, бассейнами и атриумами с пальмами и фонтанами.

Они приземлились на одну из плоских крыш, на которой уже стояли три вертолета.

Карим снял наушники и сказал:

– Как вы относитесь к нашему браку – это, безусловно, ваше дело. Но мы женаты, это свершившийся факт. Свадебное торжество оставляю полностью на ваше усмотрение. Но если вы вдруг не хотите им заниматься, дворцовые службы вполне способны с этим справиться, не обременяя вас. Что касается женщин моей страны – нашей страны – я хотел бы, чтобы вы стали их голосом, если хотите, конечно. Что скажете?

Она поколебалась, вздохнула:

– Каждый раз, когда я говорю вам «да», мне кажется, что мой мир рушится. У вас, наверное, так же?

К вертолету подошли какие-то люди, но Карим не отводил от нее взгляда.

– Нет, – ответил он тихо и, помолчав, добавил: – Посмотрите на мою мать, Галила. Вы хотите любви, но хотите ли вы для себя такой жизни? Будьте благоразумны и признайте, что брак по расчету – не худший вариант.

Для кого? Только не для нее.

Он предлагал ей улучшить условия жизни женщин, заплатив за это собственной свободой и надеждами на счастливый брак.

– Я никогда не могла понять, как люди живут без любви.

– Это не так сложно, – сухо ответил Карим. – Пойдемте. Позвольте, я покажу вам наш дом.

– Я думаю, у меня нет выбора, не так ли? Разве что спрыгнуть с этой крыши и разом со всем покончить.

– Никогда не говорите мне ничего подобного! Никогда!

Его ответ, быстрый и резкий, как удар хлыста, заставил ее отшатнуться. Она с ужасом вспомнила о том, как погиб его отец.

– Я не хотела…

Но он уже шел вперед, туда, где почтительно ждала их группа людей.

– Кантара, – коротко представил он Галиле женщину средних лет, в традиционном платье, с сильно накрашенными глазами, широкой улыбкой и планшетом в руках. – Правая рука моей матери здесь, во дворце. Кантара вам все покажет и поможет выбрать необходимую прислугу. Извините, мне надо идти, меня ждут.

И он ушел.

Все остальные, кроме Кантары, последовали за ним.

Галила ждала, что он оглянется, но напрасно. Близость прошлой ночи была забыта.

– Я приготовила вам чай в вашей комнате. Вы позволите вас проводить?

Галила заставила себя вежливо улыбнуться и послушно пошла за Кантарой.

Карим запретил себе оглядываться.

Откуда у этой женщины такая власть над ним, что каждое ее слово впечатывалось в его мозг?

Он видел тоску, растерянность и отчаяние на ее лице, когда она говорила о жизни без любви, и каким-то образом все эти чувства передались и ему. Он предвкушал, как он покажет ей свой дворец, а она всадила ему нож в спину, легкомысленно заговорив о прыжке с крыши. Но он не мог забыть, какой потерянной и несчастной, будто брошенный ребенок, она выглядела, когда он оставил ее с Кантарой.

Было совершенно безрассудно позволить себе стать настолько зависимым от женщины.

Глава 5

Десять дней спустя Галиле надоело, что ее игнорируют.

Не то чтобы она страдала от одиночества. Скорее, наоборот. Она постоянно была окружена горничными, клерками и консультантами, спрашивавшими о ее пожеланиях абсолютно во всем, включая то, с какой стороны от позолоченного крана должен стоять хрустальный стаканчик с зубной щеткой.

Она переодевалась минимум четыре раза в день: шелковая пижама за завтраком, элегантный кэжуал днем, роскошное платье вечером и снова шелковая пижама, но уже другая.

Если они с Каримом встречались, то все время на людях. Даже завтраки превращались в совещания, где вокруг них сновала куча людей с планшетами и бумагами, закидывая их вопросами.

Удивительно было то, что Галилу нисколько не раздражала эта деловитая суета. Ей, скорее, было интересно. Ей нравилось заниматься рассадкой гостей, утверждать меню официальных обедов и ужинов, выбирать ковры и мебель для своего кабинета и видеть, что все ее пожелания моментально исполняются.

В Халин Галила тоже пользовалась определенным влиянием, все-таки она была принцессой. Но невозможно было не заметить, что даже мнение Малака, которого никто не принимал всерьез, значило больше, чем ее собственное. Ее мать критиковала каждое ее предложение. Иногда Галиле даже казалось, что королева делала это потому, что хотела просто поступить по-своему, а не потому, что имела реальные претензии к идеям дочери.

Теперь она была королевой Зирии и чувствовала силу своего положения. Хотя этот титул казался ей в данном случае несколько смешным – ведь она еще ни разу не спала со своим коронованным мужем.

Сначала она робела, думая, что ей придется по любому поводу спрашивать одобрения королевы-матери. Но, к ее удивлению, оказалось, что это был исключительно вопрос вежливости, и Тахира априори поддерживала все ее предложения. Единственным, кто мог оспаривать ее решения, был ее муж.

Так что через десять дней она решила проверить границы своих полномочий. Она пришла в приемную мужа и сказала, что хочет видеть короля.

Секретарь принял ее чрезвычайно любезно, усадил, предложил кофе и спросил, желает ли она, чтобы король прервал телефонную конференцию и увиделся с ней немедленно.

– Нет-нет, – поспешно отказалась Галила. – Ничего срочного. Я просто хотела увидеться с ним на несколько минут до прибытия гостей. Я буду ждать его в малом кабинете.

Она прошла в небольшой кабинет, примыкавший к рабочим комнатам мужа. Это было что-то вроде мужского будуара, где правитель Зирии мог отдохнуть между встречами, так что там была еще ванная и гардеробная.

И там пахло Каримом.

Она скучала по его запаху, напоминавшему об их близости. Особенно по ночам, когда она лежала без сна и перебирала в памяти волнующие мелочи их ночи в лагере бедуинов, а потом представляла все, что они еще смогут сделать, если он придет к ней.

Иногда, совсем изнемогая от желания, Галила сама подходила к двери, разделявшей их спальни, и подолгу стояла там, не решаясь постучать.

Был ли он честен с ней? Действительно ли он давал ей время привыкнуть к нему, как сказал тогда в шатре? Или он просто потерял к ней интерес?

И она возвращалась в постель, терзаясь вопросом, чем же она его оттолкнула.

Ночи были мучительными, но дни были еще хуже. Каждая минута, проведенная в его присутствии, превращалась в пытку вожделения. Даже прикосновение его губ к кофейной чашке заставляло ее дрожать от желания. От звуков его голоса замирало сердце. Его запах кружил голову.

Галила стряхнула привычное наваждение и оглядела комнату.

Письменный стол, диван, кресла, телевизор – обычное убранство кабинета. Пустой бар – там не было даже воды. Высокие шкафы были заполнены книгами, но те показались Галиле скучными – сплошной нон-фикшн. На одной из полок стоял очаровательный держатель для книг в виде златогривого льва на постаменте эбенового дерева. Статуэтка показалась Галиле смутно знакомой. Что-то подобное она уже где-то видела. Может быть, работу того же скульптора?

Лев, одновременно сильный и по-кошачьи игривый, лежал на плите черного дерева, выглядывая за вертикальную доску, словно приглашал подругу перейти на его сторону книжной полки.

Держатели для книг обычно были парными, и Галила поискала глазами второго льва. Но его нигде не было.

Она побродила по кабинету и обнаружила, что высокие французские окна выходят на незатененный балкон. Она отворила их и выглянула.

Это то место, где погиб его отец?

У Галилы никогда не было навязчивых идей, но что-то прямо-таки тянуло ее выйти на этот балкон. Снаружи было очень жарко, но вид на море был потрясающим. Галила перегнулась через перила и осмотрела небольшую мощеную площадь внизу.

– Нет! – раздался за ее спиной резкий крик.

Карим схватил ее за руку и затащил обратно в комнату.

– Я не… я просто… – лепетала перепуганная Галила.

Она пришла сюда отстаивать свои права, а вместо этого стоит растерянная и вынужденная оправдываться. Но теперь у нее не было сомнений, где произошла трагедия.

– Карим, я…

– Тут не о чем говорить, – отрезал он. – Вам нужно переодеться. Посол с женой скоро приедут.

Галила вспыхнула. Они впервые остались наедине после той ночи в шатре, но Карим продолжал держать дистанцию. Она вспомнила, зачем пришла сюда.

– Мне нужно поговорить с вами, – сказала Галила, скрестив руки на груди и в упор глядя на него.

– Это не может подождать?

– Подождать? Вы предлагаете обсудить предписания моего врача за десертом, чтобы гости могли послушать?

Он нахмурился и быстро окинул ее взглядом.

– Что случилось?

– Ничего, – ответила она.

Карим встревожился, и это было даже приятно, потому что он не проявлял интереса к ее здоровью и самочувствию с тех самых пор, как выплеснул бренди из ее стакана.

– Я имею в виду, со здоровьем у меня все в порядке, если вы об этом беспокоитесь.

– Беспокоюсь, – сказал он нетерпеливо. – Но, если вы здоровы, тогда в чем дело?

– Я хочу знать, зачем вы велели доктору обсудить со мной средства контрацепции.

Карим удивленно вскинул брови.

– Вы сказали, что не хотите заводить детей.

Он был совершенно непредсказуем. Он выглядел таким оскорбленным, когда Галила сказала, что не хочет иметь от него детей. Тогда она говорила искренне. Но теперь она хотела его. И хотела родить от него.

– Но зачем мне контрацепция, если вы, кажется, решили не прикасаться ко мне?

Карим усмехнулся с оттенком самодовольства. Будто лев лениво взмахнул хвостом, довольный, что ему не придется преследовать добычу, потому что она сама идет ему в лапы. Он читал ее, как открытую книгу.

Галила покраснела еще сильнее.

– Вас это беспокоит? Но, кажется, мы договорились подождать до следующей недели, до свадебной церемонии.

– Разве мы об этом договорились? Я думала, во всем, что касается постели, вы оставили право выбора за мной.

Он прищурился.

– Ну, если ты не в силах дожидаться, – приглашающим жестом он развел руки, – приступай.

Это был блеф, и он почти сработал. Она все еще была девственницей, и здесь не было спасительной темноты бедуинского шатра. Ни чтение романтических книжек, ни эротические фантазии не могли научить ее, что делать с полностью одетым и саркастически ухмыляющимся мужчиной посреди рабочего кабинета.

Карим думал, что ей не хватит смелости.

Ну что ж, он ошибался.

Ей надоело чувствовать себя его безвольной игрушкой. Она тоже заставит его не спать ночами, томясь по ней. Она сумеет подарить ему наслаждение. Она была полна решимости доказать это.

Галила подошла к нему, дрожа от возбуждения и страха.

Это была опасная игра.

Карим стоял неподвижно. Он не пошевелился даже тогда, когда она взяла его лицо руками и прижалась к его рту. Он не ответил на ее поцелуй. Да что он себе позволяет? Все мужчины всегда хотели ее поцеловать! Он хоть понимает это?

Она раздвинула его губы кончиком языка и проникла вовнутрь.

Он издал горловой звук и схватил ее. Это грубое и страстное объятие длилось всего несколько секунд, потом Карим крепко взял ее за запястье и решительно отстранил.

Он гневно смотрел на Галилу, будто обвиняя ее в том, что она вынудила его действовать против воли. Но эта маленькая трещина в его панцире подогрела ее решимость.

– Ты же сам сказал «приступай»! Хочешь взять свои слова назад? Чего ты боишься?

Преодолевая сопротивление, Галила прижалась к нему – грудь к груди, бедра к бедрам. Она могла чувствовать, насколько он возбужден, и это придало ей уверенности.

– Я ничего не боюсь, – хрипло сказал он сквозь зубы. – Но что ты собираешься делать? Потерять девственность на моем столе?

– Я хочу поцеловать тебя там, – сказала она, осмелев, и почувствовала дрожь, пробежавшую по его телу. – Галила улыбнулась, с торжеством осознавая свою женскую силу. – Тебе нравится эта идея? – спросила она, высвобождая одну руку из ослабевшей хватки и кладя на его член. Она ласкала его сквозь ткань, наслаждаясь его твердостью. – Мне кажется, да. Мне эта идея тоже очень нравится.

Его ноздри раздулись, но он все еще сдерживал себя. Она не знала, то ли он пытался сохранить контроль над ситуацией, то ли ждал, что она не выдержит и отступит.

Он почти угадал. Галила никогда в жизни не делала ничего настолько смелого, дерзкого и бесстыдного. Дрожащими пальцами она расстегнула пуговицы его рубашки и с наслаждением провела руками по обнаженной груди. Она наклонилась и медленно провела языком по его соску, потом слегка запрокинула голову, чтобы увидеть его реакцию. Карим резко вздохнул, запустил пальцы в ее волосы, заставил выпрямиться. Но не для того, чтобы остановить, а для того, чтобы накинуться на нее с жадным, хищным поцелуем. Галила потеряла голову, ей хотелось снова довериться его воле, но она должна была доказать им обоим, что не одна тонет в этом море вожделения.

Она провела руками по его ягодицам, потом переместилась вперед и нащупала пуговицу. Ее руки были зажаты между их телами, но она все-таки сумела расстегнуть пуговицу и молнию и спустить с него брюки. Она освободилась из его объятий и отступила на шаг, чтобы снять с него боксеры и наслаждаться при этом каждым сантиметром зрелища, о котором грезила по ночам.

– Ты зашла слишком далеко, – сказал он, снова хватая Галилу за запястья и не позволяя ей дотронуться до желанной плоти.

– Ты не хочешь, чтобы я продолжала?

Она взглянула на него, почти ослепнув от желания, и увидела такое же желание в его глазах.

– А я хочу, – сказала она хриплым шепотом, опускаясь на колени.

Ее первое прикосновение заставило его задохнуться. Она не знала точно, что делать, и просто с наслаждением рассматривала и исследовала его член. Карим уже не пытался ее остановить. Он жадно и пристально глядел на нее, а она даже позволила себе, поддразнивая, оттянуть тот момент, когда впервые коснется его языком. Когда же наконец это произошло, он запрокинул голову и застонал. Галила постаралась доставить ему столько же удовольствия сколько получила от него той незабываемой ночью. Когда он почти достиг предела удовольствия, и предупредил ее о приближающемся оргазме, она была так возбуждена, что не удержалась и стала ласкать себя.

К пику экстаза они пришли вместе.

Карим оставил свою испачканную, влажную от пота одежду на полу гардеробной и надел свежие брюки и рубашку. Он был совершенно потрясен и ошеломлен тем, что только что сделала с ним его жена. Она довела его до такого экстаза, что ему показалось, что он умирает.

Он оглядел комнату, которую страстно ненавидел. Теперь он будет смотреть на нее совсем другими глазами. Теперь в этом месте навсегда останется эротичный образ Галилы, стоящей перед ним на коленях и ласкающей его губами. Реальность превзошла его фантазии, когда она запустила руку себе под юбку и застонала. Они кончили вместе.

Какой мужчина такое забудет?

Он провел рукой по лицу, пытаясь стереть с него глупую счастливую улыбку, прежде чем он вернется в свой кабинет.

Он избегал ее, это была правда. Чем больше он хотел ее, тем дальше старался от нее держаться. И вот он проиграл битву, и уже сожалел об этом, несмотря на то что каждая клеточка его тела пела от счастья.

Он опустился на ковер и протер рукой ворс там, где его следы перемешались со следами ее колен.

Сейчас, сидя на корточках, он видел отцовский стол с той же высоты, что и в шесть лет. В его голове всплыла картина, которая была затеряна в глубинах его памяти: он стоит на этом самом месте и смотрит снизу вверх на сидящего за столом отца. Тогда Карим, конечно, совершенно не понимал, о чем тот говорит.

– Я ее люблю. Ты понимаешь? Твоя мать не должна знать. Она никогда не сможет понять, что бывает такая любовь. Молись, чтобы никогда не испытать такую страсть, сын мой. Это разрушает душу. И теперь она говорит, что все кончено. Как мне дальше жить? Я не могу. Ты понимаешь, Карим? Я не могу жить без нее. Извините, но я не могу.

Тогда Карим, конечно же, не понял. Но вовремя память подсказала ему, почему он так боялся своих желаний. Такая сильная страсть может очень легко разрушить душу человека.

Ему надо держать Галилу на расстоянии. Он больше не позволит застать себя врасплох. Никогда.

Это было не легко. Через час она приехала на встречу в хиджабе[3], так как посол и его жена были мусульманами. Почему-то в доверху закрытом платье и платке она выглядела даже более провокационно, чем утром – в юбке до колен и приталенном пиджаке. И он не мог отвести взгляда от ее губ, которые были накрашены той же помадой, которой она всего лишь час назад пометила его плоть.

Эта череда обедов и приемов была запланирована отчасти с целью представить его жену ключевым политическим фигурам до церемонии, на которой она будет официально объявлена его женой и королевой. Их брак был довольно неожиданным. Ему нужно удостовериться, что ее примут.

К счастью, он скоро убедился, что у Галилы был особый дар очаровывать людей. Она легко переходила от милой светской болтовни о миланских бутиках до обсуждения политических проблем. Если у нее были вопросы, она умела задать их так, что те не казались неуместными. Если она имела особое мнение, ей всегда удавалось высказать его таким образом, что это казалось не возражением, а точкой зрения.

– О! Так вы знакомы с моим отцом? – услышал он ее голос.

– Сказать так было бы преувеличением, – ответил посол. – Я встречал его лет тридцать тому назад. Я был довольно молод, только начинал свою карьеру в качестве переводчика. Он приехал в нашу страну в рамках дипломатического тура. Блестящий человек. Я восхищался им. Я как раз хотел спросить вас о его здоровье. Я знаю, что он недавно отошел от дел. Надеюсь, он в порядке?

– Он очень тяжело переживает смерть моей матери.

– Понимаю. Даже тогда я заметил, как он ее любит. Он даже прервал тур, чтобы вернуться к ней. Я еще тогда подумал, что не могу себе представить женщину, разлуку с которой я не мог бы вынести. Но потом как раз такую и встретил. – Посол улыбнулся своей жене.

Та покраснела и попросила не смущать ее.

Галила улыбнулась, но только губами, глаза ее сосредоточенно вглядывались в прошлое.

– Я даже не могу вспомнить, чтобы он оставлял ее одну. Во всяком случае, на моей памяти этого не было. Но тогда я еще не родилась.

Если бы она посчитала, то поняла бы, что отец Карима покончил с собой как раз тридцать лет назад…

– Нам нужно обсудить условия работы иностранных банков, – вмешался Карим, меняя тему.

Через несколько минут женщины перешли к безобидным темам, и остаток вечера прошел без происшествий. Но он понял, что это еще один пункт, который нужно держать под контролем. Его хорошо продуманный брак по расчету постепенно превращался в минное поле.

Гости ушли, и Галила, извинившись, тоже удалилась в свои покои. Ей было о чем подумать.

Она все еще не могла прийти в себя после сцены в кабинете и теперь стыдилась самой себя.

Когда они встретились за обедом в присутствии посла, он снова держался очень сдержанно и отстраненно, едва уделяя ей внимание. Его равнодушие ранило ее в самое сердце, так что она просто старалась не смотреть на него, чтобы не видеть равнодушного выражения его лица. Она целый вечер боролась с собой, пытаясь не показывать, как ей больно, задавала бессмысленные вопросы и пыталась обсуждать с женой посла разведение собак.

А потом посол упомянул поездку ее отца тридцатилетней давности.

В ее странном браке у нее было слишком много новых забот, чтобы думать о матери и ее загадочном любовнике, но и забыть о нем она не могла. Она не стала спрашивать отца о давней поездке, но она написала обоим братьям, постаравшись очень осторожно выяснить, знают ли они что-нибудь о том путешествии. Вряд ли, конечно, они знали. Малак тогда еще не родился, а Зуфар был совсем малышом.

Тем не менее она была разочарована, когда никто из них не смог ответить ей ничего конкретного.

– Что случилось? – спросил Карим, знаком попросив налить ему еще кофе.

– Ничего особенного. Я спросила своих братьев, знают ли они что-нибудь о том дипломатическом туре моего отца, о котором упомянул посол. Они не знают.

– А почему вас это так заинтересовало?

Гадила выразительно посмотрела на него, давая понять, что, вероятно, это не та тема, которую стоит обсуждать в присутствии слуг.

– Просто любопытно.

Он уже знал про эти письма, и потому ему удалось говорить небрежно:

– Не вижу, что здесь может быть любопытного.

– При всем уважении, – сказала она ровным голосом, – вам это не кажется любопытным, потому что это не касается ваших родителей. А у меня есть вопросы.

Случайные свидетели будут думать, что она все еще говорит о своем отце, но на самом деле она имела в виду мать и Адира. Несмотря на его равнодушный вид, Карим, кажется, обиделся на ее замечание – Галила заметила, как он сжал вилку.

– Мне кажется, у вас есть более важные дела, которым стоит посвятить свое время. Как продвигается подготовка к свадьбе?

– Отлично. У меня замечательные помощники, так что иначе и быть не может, – ответила Галила, улыбнувшись своим секретарям.

До приема оставалось всего несколько дней, и, хотя Галиле нравилось быть в центре внимания, она очень нервничала. Она не сомневалась, что все пройдет на высшем уровне, но Карим собирался скрепить их брак близостью той ночью, а у нее были очень неоднозначные чувства на этот счет.

Вчера она пыталась ему что-то доказать, но сама не понимала, что именно. Что она смелая? Что из нее выйдет любовница, которая сможет удовлетворить его? Что он не может ей противостоять?

Вместо этого она обнаружила, что, даже когда она берет инициативу в свои руки, она не в состоянии себя контролировать. Не может ни сдержаться, ни остановиться. На самом деле, чем больше она думала об их встрече, тем больше она боялась, что сходит по нему с ума так же, как ее отец по матери.

Еще более страшной была мысль, что она может зависеть от мнения Карима, как зависела от материнского. А он уже продемонстрировал, насколько непостоянным было его отношение. Во что превратится ее жизнь перед лицом его равнодушия?

Карим никогда не даст ей то «большее», о котором она мечтала.

Почему? Что с ней не так? Она убедила себя, что угасающая красота Намани заставляла ее завидовать дочери, но ведь Карим относился к ней с тем же пренебрежением.

Возможно, в ней был какой-то изъян, который не позволял людям по-настоящему полюбить ее?

Она была хорошим человеком, послушной дочерью, пыталась быть верной женой. Но все это никому не было нужно.

Глава 6

В этой части света коронации праздновали довольно скромно. Галила знала это по своей стране. К тому же официально брак был заключен в момент оглашения его в лагере бедуинов. С этого момента весь народ Зирии должен был признать ее своей королевой.

Но все были бы разочарованы, если бы обошлось без официального торжества.

Так что сегодня во дворце был большой праздник, а в стране объявлен официальный выходной.

Галила отлично умела организовывать такие мероприятия. Помимо благотворительных балов, которые она устраивала дома и за границей, она всегда занималась семейными праздниками, и с большим успехом. Намани обычно предоставляла дочери делать всю предварительную работу, но в последнюю минуту меняла пару пунктов меню или последовательность выступлений и приписывала все заслуги себе.

На этот раз Галила отвечала за каждую деталь.

Поэтому она тщательно продумала все мероприятие и то, какой смысл оно должно нести. Нужно дать понять, что рада быть женой Карима и обожает свою новую страну. Еще ей нужно было подчеркнуть укрепившиеся отношения Халин и Зирии. Этот праздник должен был быть достаточно роскошным, чтобы соответствовать их положению, но в то же время она не хотела прослыть мотовкой. Она хотела широко объявить, что намерена заниматься благотворительностью, но без критического подтекста и намеков, что Зирия не может сама решить проблемы своих граждан.

Список приглашенных был гордиевым узлом, который предстояло распутать, учитывая все ограничения в еде, которые предписывали религии гостей. В подарочных пакетах все – от шелковых шарфов до золотых браслетов и баночек со специями – было предоставлено лучшими торговыми марками Зирии.

На празднике выступил министр финансов, сказавший, что часть средств, выделенных на организацию праздника, была сэкономлена Галилой, и эти деньги будут пожертвованы организации врачей, которые работают в самых труднодоступных местах Зирии. Сообщение было встречено благодарными аплодисментами.

Ее муж превзошел ее, объявив, что намерен построить клинику, которая будет заниматься проблемами женского здоровья и носить имя его жены. Галила напомнила себе, что это был политический жест, средство поднять ее рейтинг. Но все-таки ее это тронуло, возможно, потому, что он тепло посмотрел на нее и искренне сказал:

– Я надеюсь, что вы будете играть активную роль в этом проекте. Меня глубоко впечатляет ваше внимание к деталям.

– Что вы имеете в виду? – спросила Галила, когда он снова сел.

Он был удивлен ее вопросом.

– Меня держали в курсе каждого вашего шага с тех пор, как мы приехали.

Теперь была ее очередь удивляться. Галила была совершенно убеждена, что он и не вспоминает о ней.

– Вы проделали отличную работу, – сказал он искренне. – Я не знаю, станет ли кто-нибудь есть эти конфеты, но идея гениальная. Я думаю, гости заберут их домой и будут хранить, как реликвию.

Конфеты, лежавшие в маленьких коробочках возле каждого прибора, были сделаны на основе верблюжьего молока лучшими зирийскими шоколатье. По форме они повторяли контуры соседствующих Зирии и Халии, только граница была отмечена не линией, а плавным переходом цвета. «Халия» была приправлена корицей, доставленной с ее родины, а «Зирия» – местным мускатным орехом и кардамоном.

Гениальная идея?

«Не цепляйся за других», – всегда повторял ей Малак.

Но она не могла. Галила знала, что постоянно нуждается в одобрении. И в этом была главная проблема ее брака. Она хотела – нуждалась, – чтобы Карим ценил ее.

Но Карим уже общался с кем-то другим, полностью позабыв про Галилу. Он больше не сказал ей ни слова, пока ужин не был закончен и гостям не предложили перейти в бальную залу.

Здесь Галила позволила себе более европейскую атмосферу – лазерное шоу и диджея, который ставил композиции со всех концов света, включая арабскую музыку.

Для их первого танца Галила выбрала старую балладу, которая играла на свадьбе родителей Карима. Это был знак старшему поколению, что они за перемены, но чтут традиции.

Карим был одет в арабский парадный костюм, а на Галиле был парчовый наряд с многослойным шелковым верхним платьем и целая выставка бриллиантов. Камни сверкали у нее в волосах, на запястьях, на шее и даже широченный пояс был весь расшит драгоценностями.

Кариму приходилось быть очень осторожным во время танца. Он пробормотал, что проще обнимать кактус.

– Я так поняла, что это семейная реликвия, которую зирийские королевы всегда надевают в особых случаях, – сказала она, взволнованная его близостью, хотя ему и приходилось держаться на некотором расстоянии, чтобы не изорвать в клочья свою одежду об ее украшения.

– Твои помощницы постеснялись объяснить тебе, что это такой пояс верности, который надевали на королеву, когда король куда-то уезжал, – ответил Карим, слегка улыбнувшись углом рта. – Но сейчас король дома, так что лучше снять его как можно скорее.

У Галилы перехватило дыхание. Сердце кружилось и дрожало в ожидании предстоящей ночи. Она знала, что секс будет потрясающим, но что потом? Он снова забудет про нее? Она этого больше не вынесет. Как она может отдать свою невинность мужчине, которому не нужна?

Карим, проводив Галилу в ее спальню, отпустил горничных, которые ждали, чтобы помочь ей раздеться. Она сказал, что сам с этим справится.

По его распоряжению комнату украсили цветами, сердечками, свечами и приготовили ванну с лепестками роз. Играла тихая музыка. На кровати были разложены шелковые пижамы для них обоих, но они им не понадобятся.

Впервые оставшись наедине со своей женой с того самого дня в кабинете, Карим с нетерпением ждал продолжения, хотя и старался не признаваться себе в этом. Он уверял себя, что его навязчивое стремление овладеть этой женщиной объясняется лишь тем, что он еще не сделал этого. Ему нужно заняться с ней сексом, чтобы перестать целыми днями думать о том, как чудесно было бы это сделать. Это была единственная причина его нетерпения.

– Позвольте, я помогу вам, – сказал он хриплым голосом.

Галила вздрогнула. Не поднимая глаз, она подошла к нему и повернулась спиной, чтобы он снял с нее «пояс верности». Когда он справился с десятком сложных застежек, она с облегчением вздохнула, но тут же снова задрожала, потому что Карим положил обе руки ей на плечи и немного потянул вниз верхнее платье. Галила нерешительно взглянула на него через плечо и опустила плечи, скидывая расшитый шелк. Под ним было парчовое платье-бюстье и роскошное бриллиантовое ожерелье – свадебный подарок Карима.

Галила повернулась к нему и неуверенно подняла глаза.

– Что случилось?

– Ничего, – ответила она чересчур быстро, пожимая обнаженными плечами и отводя глаза.

– Галила! – позвал он. – Ты боишься?

Это казалось невозможным, учитывая близость, которая между ними была, но она тихонько кивнула.

– Мы не обязаны делать это именно сегодня, – заверил он ее.

Но Карим сам понимал, как неубедительно звучит его голос. Стоя так близко к ней, чувствуя нежность ее щеки под пальцами, он не знал, как сможет отказаться от нее. Голодный зверь внутри него проснулся, готовясь выйти на охоту. Но когда он потянулся к ее губам, она напряглась и немного отвернулась. Он отступил, не зная, что думать. Она дразнит его?

– Все в порядке, я просто волнуюсь, – она все еще избегала его взгляда.

Она подняла руки, чтобы снять с головы богатую тиару, украшенную голубой вуалью.

– Я сниму, – Карим принялся вытаскивать шпильки. Это было нелегко, и Галила пару раз поморщилась от боли, хотя Карим действовал осторожно, насколько мог. Наконец он снял тиару и положил на стол.

Она помотала головой, рассыпав темные локоны по обнаженным плечам. Сейчас она была соблазнительна, как никогда. Ее грудь была приподнята сверкающим корсажем, пышная юбка цвета слоновой кости подчеркивала осиную талию.

– Ты такая красивая, что глазам больно.

Эти слова шли из той части души, которую он старался не замечать, где единственным чувством была неудержимая страсть.

Он положил руки на ее плечи, скользнул ими по спине, коснулся губами ее губ. Галила застонала, будто от боли, но он заглушил этот стон глубоким требовательным поцелуем, который только разжигал его голод. Она прижалась к нему, и Карим почувствовал, что его накрывает то же самое безумие, которое подчинило его волю неделю назад в кабинете.

Но тут она уперлась ему в грудь обеими руками, стараясь освободиться.

Огромным усилием воли он заставил себя отстраниться, но крепко удерживал ее в своих руках, пытаясь заглянуть ей в лицо.

– Ты не хочешь? – спросил он, отводя глаза. Он не был готов к отказу.

– Хочу, но… – Она осторожно освободилась из его объятий и отошла на несколько шагов. – Я не люблю играть в игры, Карим. Займись со мной любовью, если хочешь. Но не надо говорить мне, что я красива, а потом вообще не смотреть в мою сторону. Не надо целовать меня так, как сейчас, а затем отталкивать меня. Не надо хвалить меня публично, если на самом деле я тебе даже не нравлюсь. Ты бросаешь меня из жара в холод и обратно. Я так не могу.

Он прищурился.

– О чем ты говоришь? Почему ты решила, что не нравишься мне?

Она закрыла глаза.

– Не важно, как ты ко мне относишься. Просто признайся в этом честно. Пускай ты хочешь меня не больше, чем любой мужчина любую доступную женщину. Но не надо вести себя так, будто…

– Будто что?

– Я не знаю, – ответила она с болью в голосе. – Я не знаю, что ты чувствуешь. В этом все дело. Иногда ты ведешь себя так, будто я тебе нравлюсь, но потом… все наоборот.

– Конечно, ты мне нравишься, Галила, – мягко сказал он, думая, что понял ее упрек. – Но я с самого начала не обещал тебе любви.

– Я говорю не о любви, Карим! Я говорю об отношениях. Ты почти не разговариваешь со мной. А потом скажешь мне пару нежных слов – что я красивая, что глазам больно – и думаешь, что этого достаточно!

Она обессиленно опустилась в кресло.

– Все не так, Галила.

– Хуже всего то, что я действительно хочу заняться с тобой любовью. Но что будет потом? Если ты собираешься снова игнорировать меня, пока тебе не захочется секса, а потом рассыпать тут лепестки роз, требовать романтики и делать вид, что это какой-то особенный момент для нас обоих, – ничего не выйдет.

Карим потер лоб. Разумеется, это был особенный момент. Это был ее первый раз. Неужели она думала, что он не переживает по этому поводу? Не старается сделать это особенным?

– Успокойся.

– Я не могу, – с тоской сказала Галила. – Давай просто сделаем это – и уходи.

– Сделаем это? – переспросил он. – Я хотел, чтобы наш секс был радостью, а не рутиной.

– Я не такая, как ты. Если мы близки, я чувствую это. Эмоционально. А ты пользуешься этим, чтобы манипулировать мной. Может быть, неосознанно. Может быть, ты даже не понимаешь, насколько ранишь меня. Я понимаю, что у нас брак по расчету, а не по любви. Тогда не надо вести себя так, будто я тебе нужна, а потом отталкивать. Я не готова снова пройти через это.

Если бы она вонзила нож ему в живот, он не был бы так потрясен. Неужели она была влюблена в кого-то, кто ее отверг? Если да, то почему он воспринял это гораздо острее, чем если бы она сказала, что спала с кем-то до него?

– С кем это было до меня?

– Это не имеет значения, – пробормотала она, срывая браслеты с запястий.

– Это имеет значение для нашего брака. Для наших отношений.

Зачем ему это? Она согласилась заняться с ним сексом и не требует более глубоких чувств. Он должен радоваться.

– С кем? – повторил он требовательно.

Она молчала, снимая с себя кольца и бросая их в серебряную вазу, куда они падали с тихим звоном.

– После того, что мы узнали о моей матери, – начала она тихим голосом, – я начинаю понимать, почему она была так равнодушна к моим братьям. Она отдала ребенка, которого любила. Наверное, это что-то сломало в ней. Может быть, поэтому она и меня в конце концов оттолкнула, хотя вначале было иначе. – Она поникла, будто на плечи ей лег невидимый груз. – Все это не важно.

Но для него не было ничего важнее того, о чем она сейчас говорила.

– Продолжай, – велел он.

– Получается, что я жалуюсь, а ты и так считаешь меня капризной. – Галила отвернулась от него и продолжала, глядя в стену: – Когда я была ребенком, я чувствовала себя совершенно особенной. Мне казалось, что я – единственный человек, которого любит моя мама. Отец молился на нее, но она принимала это как должное и ничего не давала взамен. Мальчики очень быстро смирились с тем, что не нужны ей, но меня она обожала. Причесывала меня, наряжала в такие же платья, как у нее, только маленькие, всюду брала меня с собой. Она так гордилась, когда ей говорили, что я красивая и очень похожа на нее.

– Так ведут себя с домашними животными, а не с детьми.

– Наверное, я и была для нее живой куклой. Если бы я могла такой оставаться…

– Какой? Маленькой?

– Да, ребенком. Но я начала превращаться в женщину. И все кончилось.

– Что?

– Ее любовь.

Она обхватила плечи руками, и Карим заметил, что ее ногти впились в кожу. Он подошел и дотронулся до нее. Галила слегка вздрогнула, взглянула на него и снова отвернулась.

– Почему ты решила, что она перестала любить тебя? Что случилось?

– Она больше не говорила мне, что я красивая, что она любит меня. Вместо этого она говорила: «Какие у тебя пошлые духи», «Тебе не идет эта помада», «Ты слишком громко смеешься».

– Ты чем-то рассердила ее?

– Если это и было что-то конкретное, она никогда об этом не упоминала, – горько ответила Галила.

– Может быть, она завидовала твоей молодости? Ты говорила, что она не хотела становиться бабушкой.

– Может быть. Может быть, она завидовала тому, что у меня вся жизнь впереди. Я сегодня весь день о ней думаю. Она, наверное, скорее умерла бы, чем пришла на мою свадьбу. Хотя видишь, она так и сделала. Она ненавидела, когда кто-то, кроме нее, был в центре внимания. Она говорила: «Ты ведешь себя как Малак». Его она действительно ненавидела и даже не пыталась это скрыть. – Галила никогда никому этого не говорила и теперь испытывала странное чувство облегчения. Она посмотрела на Карима и развела руками: – Видишь? А теперь это происходит снова. Ты внушаешь мне, что я тебе небезразлична, что ты заботишься обо мне, но что будет через десять минут? Через час? Утром? Ты опять обо мне забудешь?

Он отвел взгляд, пораженный тем, как выглядит его поведение в ее глазах. Он защищал себя – всю свою страну. Но он не видел, что, защищая себя, он ранил ее.

– Что со мной, Карим? – спросила она с затаенным страхом. – Я почти убедила себя, что причина равнодушия моей матери – в ней самой. Но вот теперь ты ведешь себя точно так же. Значит, проблема во мне? – с отчаянием спросила Галила. – Что-то не позволяет людям любить меня. – Но что?

* * *

Карим стоял неподвижно, будто статуя. На секунду ей даже показалось, что он не дышит. Он молчит, потому что хочет пощадить ее?

– С тобой все в порядке. Это бессмыслица.

– Вот, пожалуйста! Я бессмысленна. – Она чувствовала себя так же, как в первые годы, когда мать начала отдаляться. – Я знаю, что я – смешной человек. Мои братья мне все время говорили, что я не должна так цепляться за людей и так нуждаться в симпатии. Но я не понимаю, чем я отталкиваю людей? Я что-то не то говорю? Что же, мне просто стоять молча и позволять на себя любоваться? Но с чего бы кому-то любоваться мной? Я не так красива. Шея слишком тонкая, и бедра, как у моей матери. Нос слишком длинный. Помоги мне понять, что со мной не так, Карим! Как я могу исправиться, если не знаю, что исправлять?

– Тебе ничего не нужно исправлять.

Галила уронила руки.

– Хорошо. Давай просто… – Она махнула рукой в сторону постели, но слезы потекли у нее по щекам. Она не знала, сможет ли она пройти через это.

– Галила, с тобой все хорошо, – повторил он, подходя и беря ее руки в свои. – Посмотри на меня. – Он дождался, пока она поднимет глаза. – Ты очень красивая. Ты…

Его рот сжался, и Галиле показалось, что он снова отгородился от нее невидимой стеной. Она попыталась вырваться, но он крепко сжал ее руки.

– Послушай! Рядом с тобой я забываю об осторожности. А я такого никогда себе не позволяю. Разве что при моей матери. И мне это… некомфортно.

– А мне некомфортно забыть свою осторожность только для того, чтобы меня потом забыли. Вот почему я все еще девственница. Мне тоже некомфортно быть настолько незащищенной. Пока я не буду уверена, что мое сердце в безопасности. – Она вырвалась. – Может быть, это нормально? Может быть, глупо думать, что есть отношения, в которых можно чувствовать себя в безопасности? – Она снова повернулась к нему. – Но твои родители были влюблены и счастливы. Это возможно, Карим.

На этот раз он отвернулся и обреченно вздохнул.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала она, чувствуя неприятный холодок внутри. – Что я испортила нашу первую брачную ночь. Но я просто…

Она просто была разочарована. Насмерть. До трещин в сердце.

– Я просто не знаю, как жить дальше. Вот тебе все безразлично. Как тебе это удается, Карим?

Его плечи вздрогнули, будто под ударом кнута.

– Я долго этому учился, – сказал он безжизненным голосом. – Держать свои мысли при себе и контролировать свои желания. Человек в моем положении не имеет права быть уязвимым. Я не могу, Галила. Я отвечаю за свою страну.

Она поджала губы и кивнула.

– Я знаю. Посмотри на моего отца. Он отрекся, потому что его совершенно уничтожила смерть моей матери, даже несмотря на то, что она сделала. Я просто не знаю, как стать такой, как ты, Карим, а не таким, как он.

– Я не хочу, чтобы ты была такой, как я, – тихо сказал он. – Ты нравишься мне такой. Какая ты есть.

– Ты даже не знаешь меня, Карим, – ответила она, но ей так хотелось верить его словам.

– Неправда. Даже сегодняшний праздник. Ты могла бы предоставить дворцовым службам заниматься им. Но ты сделала все сама. И ты красивая. Настолько красивая, что сначала можно подумать, что в тебе нет ничего, кроме красоты. Ты умная и добрая. И ты настоящая королева. А для меня жизнь короля – это полоса препятствий, где мне приходится на каждом шагу что-то преодолевать. А ты здесь как рыба в воде.

– Это комплимент не мне, а моей маме, она меня всю жизнь к этому готовила.

– И еще ты скромная.

– Карим, мне очень приятно, что ты это говоришь…

– Я говорю это не из вежливости, – оборвал он ее. – Я говорю то, что узнал о тебе за время нашего короткого союза. У тебя есть качества, которые я не ожидал в тебе найти, но я вообще никогда не ожидал, что у меня будет партнер. Жена – да, но не кто-то, на кого я смогу опереться. Это странно для меня. Ты это понимаешь? Я не хочу привыкать к тебе. Я никогда не нуждался в тебе раньше. Так почему я нуждаюсь в тебе сейчас? Но это так. Это парадокс, и я не знаю, как его решить.

– То, что ты не пускаешь меня в свою жизнь, меня убивает. Ты это понимаешь? Каждый раз, когда ты отталкиваешь меня, мне больно. Как мне отдаться тебе сегодня вечером, зная, что завтра ты оттолкнешь меня?

– Не оттолкну, – сказал он голосом холодным и острым, как кинжал.

Углы его рта изогнулись, и тот тоже стал похож на кривое лезвие кинжала джамбия. Карим напоминал воина, который обороняется, но готов атаковать. Галила видела борьбу на его лице и понимала, как нелегко ему дается это обещание.

– Не оттолкну. – Карим погладил ее по щеке. Взгляд упал на ее горло, где пульсировала жилка. Он провел рукой вниз и почувствовал ее пульс. – Потому что я готов на все, что угодно, чтобы прикоснуться к тебе. – Его голос был одновременно болезненным и ласкающим. – Это правда. И я не могу поверить, что я даю тебе в руки это оружие.

Он выглядел измученным, но если его признание было оружием, то одновременно он обезоружил ее. И теперь оба были беззащитны. Она положила руку ему на грудь и почувствовала стук его сердца.

– И со мной то же самое. Ты знаешь это, – прошептала она.

– Тогда наши души могут оказаться в аду, потому что я пытался сопротивляться…

Он склонил голову, и на этот раз, когда он поцеловал ее, она не стала его отталкивать. Ее желание было гораздо сильнее страха, что Карим причинит ей боль. Его губы жадно впивались в нее, а язык танцевал в ее рту, то атакуя, то отступая. Теперь пульсировало все ее тело, живот, лоно.

Ни один из них не мог бы оторваться сейчас от другого. Она цеплялась за него, постанывая от отчаяния, потому что не хотела отпустить его даже на ту минуту, которая нужна была, чтобы снять остальную одежду. Она запустила руку себе за спину и пыталась расстегнуть молнию.

– У нас есть время, – сказал Карим.

С шумным вздохом он подхватил ее на руки и понес к кровати. Его глаза горели, лицо пылало, а выражение его было почти жестоким. Он бросил ее на кровать и навис над ней, опираясь на руки.

– Вот, – помрачнел он. – Вот что пугает меня больше всего. Это твой первый раз, а я чувствую себя животным. Если я не буду контролировать это, то кто будет?

– Иди ко мне, – потребовала она, положила руку ему на затылок, притянула его голову к себе и застонала от наслаждения, когда почувствовала вес и жар его тела.

Они жадно набросились друг на друга, его ноги путались в ее широкой юбке, ее пальцы поймали воротник халата и тянули его с плеч. Она с трудом удержалась, чтобы не укусить его, так ей хотелось его пометить.

– Давай, – сказал он, поднимая голову и улыбаясь жадной улыбкой, которая обжигала ее кожу, как солнце. – Поцарапай меня. Укуси меня. Делай все, что хочешь.

Она провела ногтями по спине, пока еще прикрытой тканью, затем вонзила их в ягодицы, твердые, как сталь, но чувствительные к ее прикосновению.

Он обхватил ее голову ладонями и снова набросился на нее с хищными поцелуями.

– Я хочу чувствовать тебя, – простонала она ему в губы. – Пожалуйста, Карим.

В ответ он сгреб вниз ткань ее лифа и накинулся на ее соски. Она вскрикнула и выгнулась от блаженного ощущения.

– Я тяжелый?

– Нет, – выдохнула Галила, пытаясь сорвать с него халат.

Не отрываясь от ее груди, Карим попытался справиться с ее юбкой. Но как только он добрался до обнаженной кожи, его рука безошибочно нашла путь к кружеву, прикрывавшему ее самое потайное место.

Галила застонала от удовольствия, но этой ласки ей уже было мало.

– Карим! – умоляла она.

– Ты уже готова, – сказал он, нежно поглаживая ее теплый холмик. – Ты вспоминаешь ту ночь, когда мой рот был здесь? Я вспоминаю. Все время.

Его палец скользнул под шелк, и Галила не смогла ему ответить.

– Я вспоминаю, как ты ласкала себя в моем кабинете. Я ревную. – Он лизнул ее пересохшие губы, а палец скользнул внутрь, раздвигая влажные складки. – Я хочу быть там всеми возможными способами, потому что я хочу, чтобы ты была моей.

– Я – твоя, – пообещала она, раздвигая ноги и приглашая его глубже.

– Я забочусь о том, что мое.

Он оттянул шелковое кружево в сторону и ритмично задвигал пальцем, дразня и поглаживая. Галила чувствовала, что близка к оргазму, но сдерживала себя.

– Карим, – выдохнула она, останавливая его руку. – Я хочу чувствовать тебя. Хочу кончить вместе.

Он стал сражаться с ее платьем, и это длилось целую вечность. Они прерывались, чтобы поцеловаться, погладить обнаженную кожу, прошептать «О да! Как хорошо ты пахнешь! Ты такой нежный! Такая сладкая! Такой сильный!».

Каким-то образом им все-таки удалось раздеться, и теперь они лежали обнаженные, кожа к коже, ее налившаяся грудь расплющена его мощной грудью.

– Я готова, – прошептала она, чуть не плача от возбуждения.

Он раздвинул влажные складки и приготовился войти.

– Никто больше не даст тебе этого, – прошептал он жестко.

– Никто не сможет, – прошептала она в ответ.

Он осторожно двинулся вперед. Галила немного напряглась от незнакомых ощущений, от ожидания боли. Карим нежно целовал ее, медленно двигаясь внутрь.

Сквозь боль она ощутила, будто он стал частью ее, она чувствовала его твердую плоть внутри себя, и это было странно, но совершенно фантастически.

– Никто никогда не даст мне этого, – сказал он с благоговением и гордостью.

Он слегка укусил ее за подбородок, провел губами по ее виску, поцеловал ее очень нежно. Потом еще раз, уже более горячо. На третьем поцелуе она впилась в его губы и больше не отпускала.

Их тела начали двигаться.

Он был прав. Этого наслаждения она не могла себе подарить, не могла даже вообразить. Когда он выходил из нее, она цеплялась за него, стонала и умоляла вернуться. Он возвращался.

– О! – выдохнула она, начиная понимать.

– Да, – простонал он.

Он двигался медленно, давая ей привыкнуть к новым ощущениям. Ее наслаждение было таким острым, что она укусила его за бицепс. Только тогда он издал дикий хрип и ускорил темп. Ее тело извивалось под его телом. Чувствуя приближение оргазма, она обвила ногами его поясницу и удерживала его, пока блаженные конвульсии пробегали по ее телу.

Он вошел в нее глубоко, насколько мог, встречая взрыв наслаждения.

Это было абсолютное блаженство, с единственной оговоркой – оно не могло длиться вечно. Зато его можно было повторить. Они подарили друг другу наслаждение еще дважды, потом она уснула, чувствуя, что теперь связана с ним навечно.

Поэтому пробуждение в пустой постели было особенно грустным.

Он обещал не отталкивать ее, но сейчас она чувствовала себя покинутой и одинокой. Снова.

Глава 7

Карим совершил ужасную ошибку. Обещание, которое он дал Галиле, сильно ослабляло его позиции. Но он предпочел пойти на этот шаг, а не откладывать завершающий брачный акт. У него просто не было сил. Ожидание брачной ночи совершенно измотало его, лишило его воли. И когда он оказался перед выбором – защищать себя или получить Галилу, он выбрал Галилу. И этот выбор в очередной раз показал ему, насколько она для него опасна. Ужасно опасна.

Возможно, если бы она была холоднее или решительно отказалась, он бы отступил. Но она хотела этой близости не меньше, чем он. Он проснулся рано утром, полный готовности и желания овладеть ею в четвертый раз. Разве это чересчур для медового месяца? Она была нежной, восхитительной, бесконечно эротичной, но она еще вчера была девственницей. Он должен был контролировать себя, если только хочет и дальше считать себя человеком.

И он ушел в свою спальню. Он смотрел, как поднимается солнце, но перед его глазами стояли изгибы ее тела. Он слушал утренние новости, но слышал только ее задыхающиеся стоны. Он пошел в душ и смыл ее запах со своей кожи, но тут же возненавидел себя за это и еле удерживался, чтобы не вернуться обратно в постель и прижаться к ее теплой душистой коже.

Он велел накрыть завтрак, как обычно – в маленькой столовой, примыкавшей к их спальням. Его секретари, наверное, ожидали увидеть его довольным и расслабленным. Вместо этого он был злым, невыспавшимся и жутко раздражался на весь свой персонал с их расписаниями, графиками, письмами и навязчивыми вопросами. Будет ли королева завтракать здесь или у себя? Следует ли разбудить ее в обычное время? Кариму хотелось всех их разогнать. Он отменил все встречи и совещания, запланированные на этот день, потому что его работа требовала внимания и собранности и не допускала, чтобы он постоянно отвлекался на эротические фантазии о собственной жене.

Он же мужчина! Он должен быть хозяином самому себе и своей жизни.

Услышав шум за дверью ее спальни, он поднялся, чтобы уйти.

Галила разглядывала в зеркале свое бледное лицо. Она чувствовала себя полной дурой из-за того, что поверила обещанию Карима. Но по крайней мере, она выспалась. Обычно в это время Карим уже успевал позавтракать и удалялся в свой кабинет, так что утренний кофе она тоже будет пить в одиночестве.

Но когда она вошла в столовую, Карим был там. Он стоял у стола, обсуждая что-то со своим секретарем. Он бросил на нее взгляд, который длился всего секунду, но Галила заметила в нем страх. Кажется, ей не рады.

Она проснулась в одиночестве, и это был удар. Войти в столовую и увидеть, что он снова надел свою холодную маску, было ударом под дых. А то, что это происходит на глазах у десятка свидетелей, ее совсем убило. Ему действительно было необходимо позорить ее на глазах у прислуги?

Физически она была в порядке. Ей только казалось, что она немного потянула мышцы во время их бурного секса. Но память об их близости сделала ее особенно восприимчивой. Она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза, потому что боялась увидеть в них прежнее безразличие.

Галила собрала всю свою волю в кулак, спокойно улыбнулась и сказала:

– Доброе утро!

Молчание.

Она чувствовала, что Карим пытается поймать ее взгляд, и потому преувеличенно внимательно стала размешивать свой йогурт. Когда она потянулась к кофейнику, официант поспешил налить ей кофе, но Карим резко сказал:

– Я сам налью. Оставьте нас.

Его тон был таким резким, что Галила застыла, глядя себе в тарелку.

Комната в секунду опустела.

Она сидела, положив руки на стол и не решаясь пошевелиться. Не потому, что она боялась его, но потому, что не хотела оставаться с ним наедине. Теперь ей не за что было спрятаться.

– Ты сердишься на меня?

Она сердилась на себя.

– Почему вы так думаете? – спросила она, берясь за ложку.

– Ты не смотришь на меня.

Она хотела поднять глаза, чтобы Карим увидел, что она полностью владеет собой. Но тут же почувствовала, что на глаза ей наворачиваются слезы. Она не хотела, чтобы он видел, как она плачет. Прошлой ночью она открыла ему душу и отдала свое тело, а теперь…

– Даже если я на вас и не смотрю…

«…это не имеет никакого значения», – хотела сказать она, но не хотела снова выяснять отношения.

– Я бы занимался с тобой любовью всю ночь, Галила, – сказал он. – Но я боялся причинить тебе боль. Как ты себя чувствуешь?

Она смотрела на вышивку на рукаве его халата.

– Хорошо.

Он обреченно вздохнул, сел в кресло прямо напротив нее и заглянул ей в глаза. Галила быстро сморгнула, стараясь скрыть слезы. Но она видела его жесткий взгляд. Он всматривался ей в лицо так, будто старался найти причину ненавидеть ее.

– Просто иди, Карим. Мне гораздо легче выносить твое безразличие, когда я тебя не вижу.

Карим стиснул кулаки, вполголоса выругался, потом нагнулся, ухватил ее за руку и потянул к себе. Она упиралась, как могла, но все-таки оказалась у него на коленях.

– Что это? – возмущенно спросила она. – Какая-то новая пытка? Или ты думаешь, что если я поддалась тебе один раз, то готова отдаться в любое время, когда захочешь?

Она очень боялась, что так и было. Ее тело уже начало таять, кожа горела под его прикосновениями.

– Это точно пытка, – сказал он нежно, щекоча усами ее шею и удерживая ее у себя на коленях.

– Я хочу есть, – не сдавалась Галила.

– Ну так ешь, – сказал он, не убирая рук. – А я хочу обнимать свою жену и слушать, как она перечисляет мои недостатки.

– Похоже, у меня будет время на десерт и вторую чашку кофе!

– Послушай, для меня это все тоже внове. Не жди, что я переменюсь за одну ночь.

Карим наклонил голову и поцеловал ее в плечо.

Это был маленький шаг вперед. Он не обещал ей полной откровенности, как она мечтала, но, по крайней мере, он начал с ней разговаривать. Все-таки хорошо, что Карим отпустил прислугу и они остались наедине. Она немного расслабилась и поудобнее устроилась у него на коленях.

– Ты понимаешь, что провоцируешь меня? Ты хоть знаешь, как ты соблазнительна? – мягко спросил он, немного раздвигая ноги, чтобы она могла почувствовать бедром его возбужденную плоть.

– После прошлой ночи знаю. Ты мне это убедительно доказал. Почему, ты думаешь, я такая голодная? Ты должен позволить мне закончить мой завтрак, прежде чем мы кинемся утолять другие аппетиты. Иначе я упаду в обморок прямо к твоим ногам. Расскажи мне что-нибудь о себе, пока я ем. Что-нибудь о детстве.

– У меня его не было, – пожал плечами Карим.

Она хотела пересесть на свой стул, но он крепко удерживал ее. Ей показалось, что он не хочет, чтобы она видела его лицо.

– Я подумала, что, может быть, ты играл с кузенами, или путешествовал, или учился за границей?

– Моим университетом был престол Зирии. Когда я не занимался с наставниками, я сидел в кабинете дяди и учился управлять моей страной. А каким было твое детство?

– По сравнению с твоим – совсем детское. Я очень любила петь, в основном поп-музыку. У меня, кстати, неплохой голос. Еще мне хорошо давались языки. Мы с братьями любили кататься на лошадях, иногда устраивали себе пикники в пустыне. Кажется, у меня было идеальное детство.

– А потом?

Галила откусила кусочек лепешки. На вкус она была как картон.

– А потом моя мать меня разлюбила. А я стала, как одержимая, пытаться вернуть ее любовь. Я потратила кучу времени, читая о моде и о косметике, стараясь быть похожей на нее, ведь раньше ей это нравилось. Я спрашивала ее мнение о каждом кусочке ткани, который надевала на себя. И она сказала, что я ей надоедаю. Все это говорили, особенно мои братья. Мне казалось, что все меня ненавидят. Это было ужасно.

Карим перебирал ее волосы, и у нее от удовольствия мурашки бегали по затылку.

– И она отправила тебя учиться в Европу?

– Я вымолила у отца эту поездку. Не могла переносить ее холодность. Даже там я старалась быть паинькой, старалась не попадать в газеты, разве что по поводу благотворительности. В любом случае газеты меня хвалили, и я надеялась на мамино одобрение. Но она опять была недовольна. Говорила, что я лезу всем на глаза и пытаюсь привлечь к себе внимание.

Галила снова попыталась обернуться и посмотреть на него, но Карим не позволил. Он продолжал играть с ее волосами, гладил их, накручивал на пальцы, зарывался в них лицом.

– А почему мы опять говорим обо мне? – спохватилась Галила. – Расскажи мне, каково это – быть королем Зирии.

– Я всего-навсего пытаюсь обеспечить стабильность, – ответил Карим. – Ни один правитель не может сделать все население своей страны счастливым. Самое большее, что я могу сделать, – это избежать войн и победить нищету. Если у них есть еда, они могут отправлять своих детей в школу, получить медицинское обслуживание и новый холодильник, когда старый сломался, – значит, я не зря ношу свой титул.

– Это правда. Сделать человека счастливым невозможно, но можно накормить. А ты никогда не хотел иметь брата или сестру?

Он не ответил. Она снова попыталась повернуть голову, но его рука удерживала ее волосы. После долгой паузы Карим ответил.

– Иногда я думаю, что было бы лучше, если бы у меня был старший брат и вся эта ответственность легла бы на его плечи, – сказал он с сухим смешком. – Возможно, тогда многое было бы иначе.

Галила ожидала, что он продолжит, но Карим молчал. Она отодвинула в сторону пустую тарелку и допила кофе. Он развернул ее, и они наконец-то посмотрели друг другу в глаза. Его лицо было бесстрастным, но Галила понемногу училась читать его. Она провела рукой по его волосам.

– Спасибо, что сказал мне это.

Галила легонько поцеловала его в губы, но у Карима были далекоидущие планы.

– Ты наелась?

– Я думаю, ты сможешь уговорить меня вернуться в спальню.

– А я думаю, мы сделаем это прямо здесь.

Карим чрезвычайно осторожно наводил справки об Адире. Через три недели после свадьбы Зуфара Адир женился на Амире, которая до этого была обручена с братом Галилы. Ходили слухи, что они ждали ребенка.

Эта новость неожиданно больно уколола Карима. Много лет он не задумывался о наследнике. В случае чего престол за ним унаследовал бы один из его кузенов, в которых он видел все задатки успешного правителя. Была ли эта затаенная боль признаком того, что он хочет наследника?

– Что случилось?

Тихий голос Галилы вернул его к действительности.

Несколько дней назад, а на самом деле – в другой жизни, он бы лишь отмахнулся от ее вопроса. Он не привык объяснять кому-то свое настроение.

Но тонкие руки Галилы обвились вокруг его талии, заостренный подбородок уперся в грудь, а зеленые глаза доверчиво посмотрели на него снизу вверх.

– Есть вещи, которые я бы обсудил с тобой, если бы мог, но я не могу, – ответил он, с удивлением обнаружив, что говорит правду. Он хотел открыться ей. Это был еще один тревожный сдвиг в его приоритетах. – Это государственные дела.

Он погладил ее щеку большим пальцем, чтобы смягчить отказ.

– Хм, – мрачно сказала она. – Что-то плохое?

– Не война, если ты это имеешь в виду.

– Торговое эмбарго или что-то в этом роде? – пыталась угадать Галила.

Он не хочет признавать потенциального наследника трона Зирии – это может считаться эмбарго?

– Что-то вроде того.

– Ты можешь доверять мне, ты же знаешь. Я знаю, что ужасно вела себя в ту ночь, когда мы встретились, но обычно я не настолько безрассудна. Это был особенный случай. С особенным мужчиной, – добавила она, улыбнувшись.

С того вечера она не выпила ни капли алкоголя, отметил Карим.

Она прижалась щекой к его груди и тихонько вздохнула. Его руки привычно легли на ее талию, с удовольствием вспоминая все ее изгибы. Это становилось привычкой – обнимать Галилу. Он не был склонен к зависимости, но она была такой мягкой, теплой и ласковой, что он не мог устоять и не дотрагиваться до нее постоянно.

– Я не жалею, что тогда все тебе рассказала. Я имею в виду – про Адира, – пробормотала она.

Карим замер.

– И спасибо, что выслушал, – продолжала она. – Я все еще в шоке из-за мамы и Адира. И я поражаюсь на Амиру. Она же его совсем не знала, когда сбежала с ним.

Он едва не сказал ей, что Амира вышла замуж и ждет ребенка, но тогда пришлось бы признаться, что наводил о нем справки и объяснить почему.

– Ты хорошо ее знала? – спросил он вместо этого, снова погладив ее спину.

– Ее отец – старый друг нашей семьи. Она с самого рождения была помолвлена с Зуфаром. Я так ждала их свадьбы. Зуфар неплохой. Вы просто встретились при неудачных обстоятельствах. Он может быть грубым, но он бы сделал все, чтобы стать хорошим мужем. Я спросила, что он узнал об Адире, но он только разозлился и сказал, что знать его не желает. Я не знаю, что делать. Я хочу быть уверена, что с Амирой все хорошо и что она не жалеет о своем решении, но я не могу наводить справки, не выдавая наши семейные секреты. – Она откинулась назад, чтобы посмотреть на него. – Видишь? Я научилась быть осторожной и осмотрительной. Я вообще быстро учусь.

– Посмотрим, смогу ли я тебя чему-нибудь научить, – пообещал он лукаво.

– Правда? Спасибо!

Он смотрел на нее и думал, что она скажет, когда узнает, что ее подруга беременна.

«Я не хочу от вас рожать».

Он не знал, почему эта фраза постоянно всплывала у него в голове, когда они занимались любовью. Это были первые дни их брака, и они накидывались друг на друга, стоило им только остаться одним.

Но когда их тела сплетались и плавились, а дыхания сливались, он чувствовал странную потребность, выходившую за рамки сексуального голода. Помимо наслаждения от ее прикосновений и поцелуев. Он хотел всю ее. Каждый ее стон, каждую потаенную мысль, каждую слезу и улыбку.

Он подозревал, что хочет ее сердце.

«Я хорошо выгляжу, мама?»

Галила была в платье, которое она собиралась надеть на мамин благотворительный бал. Раньше это был ее любимый праздник, но последнее время мама постоянно была ею недовольна.

Галила не понимала почему.

На этот раз она очень-очень старалась быть безупречной. Розовое платье идеально подчеркивает ее наметившуюся грудь и осиную талию. Волосы уложены в небрежные локоны. Макияж почти незаметный – мама считает, что ей рано краситься – в тринадцать-то лет.

Она думала, что сегодня выглядит красиво, как никогда.

Мама поморщилась.

– Я надеялась, что у тебя есть вкус, Галила. Зеленый был бы лучше.

Галила еле сдержала слезы. Она дождалась, пока мать отвернется, схватила салфетку и промокнула глаза, стараясь сохранить макияж.

Галила машинально уставилась на книжную полку, пытаясь понять, почему мама недовольна ею в последнее время.

Раньше она все время целовала и обнимала ее, а теперь шипит и царапается, как…

Предмет, который прежде терялся в пелене ее сна, выступил вперед и обрел резкость. Это был держатель для книг. Две доски эбенового дерева и золотая фигурка. Львица стояла на задних лапах, опираясь одной лапой о стену и глядя поверх нее, будто бы искала своего друга.

Галила в ужасе проснулась и резко села на кровати.

– Что случилось? – проснулся Карим.

Он протянул руку в темноту и дотронулся до ее обнаженной спины, покрытой потом. Позвонки рельефно проступили под его пальцами, когда Галила обняла свои колени руками и сжалась в комочек. Ее сердце колотилось под его ладонью как сумасшедшее.

– Дурной сон? – спросил окончательно проснувшийся Карим. – Иди ко мне. Все хорошо.

Но она только еще сильнее сжалась и уткнулась лицом в колени.

Он приподнялся на локте и развернул ее к себе.

– Тебе плохо?

– Кошмар приснился.

Но Галила не позволила уложить ее обратно в постель. Она села на краю кровати, прижимая ладонь к груди и дрожа всем телом. Он взял ее руку, готовый защитить ее от мрачных теней и монстров под кроватью.

– Что это было?

– Подожди… Я сейчас…

Она встала с постели, нашла свой шелковый халат, накинула его и скрылась в ванной.

Рядом с ней Кариму всегда хорошо спалось. Его и сейчас клонило в сон, ему хотелось растянуться на кровати и снова закрыть глаза, но он услышал, что в ванной течет вода.

Обеспокоенный, он встал и последовал за ней. Кран был открыт. Галила сидела на краю ванны, уткнувшись в полотенце, чтобы заглушить рыдания, столь сильные, что все ее тело вздрагивало.

– Галила!

Она не слышала, как он вошел, и ахнула, подняв лицо, которое было таким белым, что Карим по-настоящему испугался. Он попытался обнять ее, но Галила вырвалась.

– Прости. Я не могу…

Она отбросила полотенце и плеснула водой себе в лицо.

Карим растерялся. Она обычно была совершенно открыта ему и делилась с ним даже менее значительными переживаниями. И ему это нравилось.

– Что случилось? – настаивал он. – Скажи мне.

Она не могла. Она сама едва это понимала. Она даже не была уверена, что это подлинное воспоминание. Это мог быть просто сон.

Закрыв глаза, она попыталась вспомнить будуар своей матери. Книжные полки. Может быть, львица, которую она так ясно видела во сне, была порождена мыслями, которые ее мучают? Она так хотела знать, кто любовник ее матери, что это просочилось в ее сон.

Или это было на самом деле? Дворец, в котором она выросла, был полон произведений искусства. Картины, фигурки из слоновой кости, фарфор и – да, литье. Может ли она мысленно представить все это? Конечно, нет, особенно те, которые были в комнатах ее родителей, туда она вообще редко заходила.

Но она действительно заходила к маме перед благотворительным балом! Это было подлинное воспоминание. Она точно знала это, потому что бал был сразу после ее дня рождения, и это платье она сама себе выбрала в качестве подарка и теперь пришла показать его, надеясь заслужить одобрение матери.

Что, если это правда? Что, если у ее матери действительно была парная фигурка льва к той, что была в кабинете отца Карима? Доказывало ли это, что отец Карима был ее любовником? Или это только странное совпадение?

– Галила! – снова настойчиво позвал ее Карим.

Она открыла глаза и посмотрела ему в глаза. Спросить его? Но откуда ему знать? Он был ребенком. И ее подозрение было таким ужасным, таким предательским по отношению к матери, что она и сама не хотела об этом думать, не говоря уже о том, чтобы посвящать в это Карима.

Как это отразилось бы на их отношениях, которые только начинали складываться? Она не могла позволить себе разрушить их. Он женился на ней, чтобы наладить отношения между их странами, а она рисковала вбить между ними клин, который так просто потом не вынешь.

Галила вытерла слезы и честно призналась ему:

– Я не хочу об этом думать. – Она протянула руку. – Люби меня. Заставь меня забыть.

Карим понимал, что она что-то скрывает, но обнял ее и отвел обратно в спальню.

Они занялись любовью, но было в их слиянии что-то новое и мучительное, будто она стремилась насытиться им перед скорой гибелью. Он ласкал ее языком, заставляя кричать от наслаждения, держал ее на грани экстаза, затем перевернул и вошел в нее сзади. Она схватилась за спинку кровати и изогнулась в финальной судороге.

Теперь он был для нее всем, всем ее миром, он наполнял ее, владел ею, защищал ее.

Она уснула в его объятиях, обхватив руками его влажное тело так крепко, как будто он мог спасти ее от ее собственных снов.

Но львица преследовала ее до рассвета.

Когда она проснулась, она знала, что ей нужно делать.

– Ты уверена, что у тебя все хорошо? – дважды спросил ее Карим за завтраком. Теперь они обычно завтракали вдвоем. – Тебе станет легче, если ты выговоришься.

– Пустяки, – ответила она глухим голосом, попытавшись изобразить небрежную улыбку, но у нее ничего не вышло. – Просто глупый сон.

Он знал, что она лгала. Он видел это по ее потерянному взгляду. Это настораживало и даже пугало Карима.

– Я не хочу вспоминать это, – сказала она, не в состоянии поделиться с ним своим ужасом.

Карим нахмурился, но промолчал. Через несколько минут он поднялся – его день был плотно расписан.

Когда Галила убедилась, что он ушел, она написала Ните, жене Зуфара и новой королеве Халин. Она бы не удивилась, если бы Нита не ответила, но та вскоре перезвонила Галиле. Галила вежливо расспросила ее о здоровье и дворцовых новостях и поблагодарила Ниту, что та перезвонила. Теперь можно было перейти к главному.

– Я не знаю, почему я вдруг о ней вспомнила, но мне захотелось забрать одну вещицу на память о маме. Кажется, она стояла у нее на книжной полке. Не поищете ли вы ее для меня? Это держатель для книг. Две доски эбенового дерева и золотая львица.

– Мне очень жаль, – ответила Нита. – Комнаты королевы Намани были заново отделаны. Но все вещи вашей матери были упакованы и помещены на хранение. Не беспокойтесь, все в целости и сохранности.

– Ничего страшного, – сказала Галила, подумав, как странно, что Нита теперь королева, а не прислуга. Теперь они были равны, и Галиле приходилось все время себе об этом напоминать. – Но, может быть, вы помните, была ли там такая статуэтка?

– Не помню, нет. Позвольте мне поговорить с Зуфаром. Я уверена, он согласен, что вещи вашей матери должны принадлежать вам. Я их немедленно отправлю.

Это был не совсем тот ответ, на который рассчитывала Галила, надеявшаяся разгадать тайну матери за считаные секунды. А теперь ей пришлось делать вид, что это пустяшная прихоть, а не настоятельная потребность.

– Буду рада, если у вас найдется минутка заняться этим. Не хотелось бы беспокоить вас, когда у вас так много забот.

Однако чем больше Галила думала об этом, тем больше она была убеждена, что отец Карима, король Джамиль, был любовником ее матери. Все совпадало – возраст Адира, смерть Джамиля, дипломатический тур ее отца. Галила погуглила историю Зирии и выяснила, что отец Карима погиб вскоре после того, как ее отец вернулся в Зирию. А если отец Карима все-таки был любовником ее матери? Это означало бы, что Адир был сводным братом и Кариму тоже. Как он отреагирует на эту новость?

Она не могла поделиться с ним этими опасениями, пока у нее не будет больше доказательств.

Но был ли смысл говорить ему, даже если бы это оказалось правдой? Кариму пришлось бы скрывать это от матери, которая все еще любила покойного мужа. А каковы будут политические последствия?

Может быть, было бы разумнее вообще не касаться этой тайны? Но Галила не вынесла бы неизвестности. В то же время, держать эту тайну внутри себя было так же мучительно, как не вскрывать нарыв, – она пульсировала и болела у нее в сердце, когда ей, в ожидании посылок, опять пришлось лгать Кариму, что у нее все хорошо.

Через неделю, не желая снова обращаться к Ните, она попросила секретаря связаться с дворцом. Ему ответили, что вещи уже отправлены и должны прибыть в Набату через пару дней.

– Мне отменить наш сегодняшний ужин? – спросил Карим за завтраком.

– Почему? – спросил Галила, вздрогнув. Она, казалось, только что очнулась, обнаружила, что держит чашку на полпути ко рту, и поставила ее на блюдце, так и не притронувшись к кофе. – Зачем его отменять?

Затем, что последние несколько дней она вела себя совершенно отрешенно. Он хотел знать почему. Их совместные завтраки обычно были ее любимым временем дня. Они завтракали вдвоем, болтали, смеялись, иногда Галила советовалась с ним о дворцовых делах или обсуждала меню.

А теперь она вдруг в считаные дни отдалилась от него.

Карим был очень обеспокоен этим.

– С тобой что-то происходит. Ничего не хочешь мне рассказать?

– Что? Нет! Я в полном порядке, – солгала она в очередной раз. – Я просто… задумалась.

– Это как-то связано с Адиром? Потому что у меня есть новости.

– Какие? – Галила вскинула глаза.

– Он женился на Амире. Она ждет ребенка. Несколько раньше, чем можно было ожидать, учитывая, что она должна была выйти за твоего брата всего месяц назад, – добавил он сухо. – Мне сообщили, они вполне счастливы.

– Я думаю, что у них уже были какие-то отношения, когда она решилась с ним бежать. Но я рада слышать, что у нее все хорошо. – Галила колебалась, но все-таки спросила: – Это все, что вы узнали?

Почему-то от взгляда, которым она на него посмотрела, у Карима волосы на затылке зашевелились.

– Да.

«А что?» – хотел спросить он, но слова застряли у него в горле.

Галила хотела иметь льва под рукой, чтобы сравнить его с львицей, когда – если – она прибудет. Заметит ли Карим, если она на пару дней заберет статуэтку из малого кабинета? В любом случае ей надо бы еще раз на нее посмотреть. Она хотела поискать авторское клеймо или гравировку – что-то, что докажет, что это парные вещи.

Она решила сделать несколько фотографий на телефон и отправилась в ту часть дворца, где был кабинет.

Карим ушел около часа назад, сразу после завтрака. Отменил ли он ужин? Галила не знала, как к этому относиться. У нее все перепуталось в голове за последние дни. Она едва поняла, что сказал Карим о женитьбе Адира – так была сосредоточена на вопросе, кто его отец. Карим открытым текстом сказал ей, что она не в себе, но Галила ничего не могла объяснить ему, пока сама не убедится.

Как и в первый раз, она пришла без предупреждения и сказала, что будет ждать мужа в малом кабинете, нет нужды отвлекать его от дел, она вполне может подождать. Ей нужно было время.

Лев стоял там же, где она видела его в первый раз. Предмет оказался неожиданно тяжелым. Она сделала пару снимков, потом сняла с полки и перевернула, чтобы осмотреть основание.

Там стояла дата. Это было через несколько недель после того, как уехал ее отец. Имя автора ей было незнакомо, и она решила, что потом поищет информацию о нем. Откуда он был? Из Зирии? Из Халин? Или из какого-то другого места, где встречались любовники?

Примечательно, что эта статуэтка называлась «Где же она?».

Наверняка, вторая часть называется «Где же он?».

– Мне сказали, что ты меня ждешь.

От неожиданности Галила вскрикнула и выронила льва. Он с громким стуком упал на пол, едва не задев ее.

– Ты не поранилась?

Карим подбежал к ней и опустился на колени, чтобы посмотреть ее ногу.

Галила отступила. Ей казалось, что ее вина написана у нее на лбу.

– Я в порядке, – пробормотала она. – Я сломала его? Прости, я не слышала, как ты вошел.

– Меня беспокоит твоя нога, – сказал он, подняв статуэтку и взвешивая ее в руке. – Думаю, его бы не повредила и бомба. Но вот если бы он упал тебе на ногу, то мог сломать. Чем он тебя так заинтересовал?

– Не знаю, – ответила Галила. Ей было все труднее лгать ему, особенно после того, как она столько раз горячо убеждала его довериться ей. – Просто красивая вещь.

Он рассмотрел основание вблизи, прочитал надпись, потом медленно вернул льва на полку, подперев им книги.

– Это, наверное, вещь твоего отца? Было бы ужасно, если бы я его повредила.

– Все в порядке. – Он мрачно посмотрел на нее. – Что ты хотела?

– Я… – Галила не знала, что ответить.

Она сама просила передать, что ей нужно поговорить с ним и она будет ждать его здесь. Прошлой ночью, когда она решила пробраться сюда, чтобы изучить книгодержатель, она подумала, что спросит его об Адире, но утром он уже рассказал ей все, что знал. И они каждый день обсуждали за завтраком все новости. Ей нечем было объяснить свой визит.

– Это то, что ты скрываешь от меня?

– Ч-что? – спросила она, заикнувшись.

– Думаешь, я не вижу? Мы с тобой так близки, я чувствую малейшую перемену твоего настроения. Ты чем-то обеспокоена. Ты избегаешь моего взгляда. Посмотри на меня!

Она не могла. Вина тянула вниз ее голову, ее плечи, даже ресницы. Но она не могла сказать ему. Пока не убедится.

Этим утром, когда он упомянул Адира, Галила думала только о том, знает ли Карим, что Адир – его сводный брат. Сейчас, в панике, она вспомнила еще кое-что из его рассказа, что ускользнуло от ее внимания, занятого парой львов.

Она не готова была пока в этом признаться, потому что могла ошибаться на этот счет так же, как насчет отца Карима. Но лучше она признается в этом:

– Я думаю, я беременна.

Глава 8

Карим расслышал ее слова, но не понял их смысла. Они не расстроили его, просто удивили.

– Что? Ты сказала, что не хочешь ребенка от меня. И мы договорились о том, что ты будешь пользоваться контрацептивами.

– Да, правда, – смущенно кивнула Галила. – Но я была очень расстроена в тот день, когда пришла сюда, чтобы обсудить это. Доктор объяснял мне про контрацептивы так, будто я обязана это делать. Как будто это было твое решение, а я тут ни при чем. К тому же мы тогда еще не занимались сексом, – сказала она, смущенная воспоминаниями о том дне, о своей дерзости, и о том, чем все это кончилось.

– Я помню, – сказал Карим, и в его глазах отразилось то же воспоминание. – Так ты не предохранялась.

– Ну, я все время собиралась вернуться к врачу и разобраться с этим. Но он мне не понравился, так что я не пошла.

– Он был моим доктором всю мою жизнь. Он очень квалифицированный.

– У меня в Халин тоже очень хороший врач, но вряд ли тебе понравится обсуждать с ней твою личную жизнь. Я, честно говоря, не думала, что это произойдет так быстро, – призналась она. – Ты, наверное, считаешь меня полной идиоткой?

– Ты говорила, что не хочешь детей от меня.

– Оказывается, хочу, – ответила Галила, сама удивляясь этой мысли.

Смущение на лице Карима сменилось нежностью.

– Я много думал о том, что нам нужен ребенок, но ждал подходящего времени, чтобы поговорить с тобой об этом. Я хотел, чтобы ты сперва научилась мне доверять. Я очень рад, Галила. Так вот почему ты последние дни была сама не своя? Ты думала, я буду против?

Он засмеялся. Это был совсем короткий смешок, но такой счастливый, что Галила почувствовала гордость. Он был сейчас таким милым и теплым, что Галила чуть не влюбилась в него еще больше.

Еще больше? О господи! Да. Она влюбилась в него, поняла Галила с замирающим сердцем. Она низко опустила голову, пряча лицо за упавшими волосами. Какая же она дура! Она строит свой брак на том, чего больше всего боялась, от чего уже настрадалась в детстве – на безответной любви. Любви, которая ужасала ее своей глубиной. Радость от ожидания ребенка смешалась в ее душе с отчаянием. Ведь он предупреждал, что никогда не полюбит ее.

– Я рада, что ты рад, – сказала она, пытаясь выглядеть безмятежной.

– Мне кажется, эта комната становится для меня настолько же счастливой, насколько несчастной была раньше. Она принесла мне уже две счастливые новости. Которые способны затмить самые тяжелые воспоминания.

Он сразу же пожалел о своем замечании, его челюсти сжались, а взгляд был прикован к балконным дверям.

Да, вот такой мужчина ей достался. Он способен открыть душу – но только на секунду, а раскаиваться в этом будет много дней.

– Тебе было всего шесть лет. Неужели ты хорошо его помнишь?

Вместо ответа, Карим обнял ее и легонько прикоснулся губами к ее векам.

– Я предпочитаю хорошие воспоминания. Давай украсим эту комнату еще одним.

Вещи матери прибыли, и Галила распорядилась доставить их не в ее покои, а на склад в нижнем дворце. Теперь ей надо было дождаться свободного вечера, который никак не выпадал. Сперва ей нужно было посетить с десяток врачей, которые подтвердили беременность и всесторонне обследовали ее. Сейчас вокруг нее ходило вдвое больше прислуги, секретарей и консультантов, которые ждали официальных новостей, но уже вовсю готовились к появлению наследника.

Они с Каримом съездили к королеве Тахире и поделились с ней новостями, которые привели ее в полный восторг.

Наконец, пять дней спустя, Галила со своей помощницей отправились в комнату, где хранились коробки, и стали разбирать их. На коробках были ярлычки – «Книги», «Искусство», «Декор», – все эти слова подходили к держателю для книг, который она искала.

Ассистентка уже начала беспокоиться, что королева слишком долго находится на ногах, когда пальцы Галилы нащупали твердый предмет подходящего размера и формы, тщательно завернутый в несколько слоев ткани. Галила отпустила помощницу, пообещав, что скоро закончит.

Дрожащими руками достала из коробки тяжелый сверток и стала снимать ткань.

Это была львица, именно такая, как ей приснилось. Она перевернула ее и увидела на подставке ту же дату, подпись и название. «Где же он?»

Галила глубоко вздохнула. Что ей теперь делать?

Галила была сама не своя. Неужели из-за ребенка? Карим задумался.

Если бы он не знал ее, то подумал бы, что она пьяна. Галила сидела между четой дипломатов, глядя прямо перед собой и не участвуя в разговоре. Гости были явно удивлены и растеряны. Они встречали ее раньше и помнили, какой очаровательной и искрящейся она была. Наконец жена дипломата случайно упомянула, что беременные часто страдают от повышенного давления. Галила вздрогнула, ошеломленно посмотрела на собеседницу и покраснела. Карим был уверен, что они теперь объяснили ее состояние беременностью и ушли с лестным сознанием, что знают государственную тайну.

– Теперь наши новости разлетятся по всей Зирии, – сказал он, провожая ее в спальню.

Она удивленно посмотрела на него.

– Какие новости?

Карим застыл в недоумении.

– Что с тобой происходит?

Галила прислонилась к стене и обреченно вздохнула.

– Я должна тебе кое-что сказать, но не знаю, как.

Боль в ее голосе заставила его сердце замереть.

– Что с ребенком?

Почему эта мысль сразу показалась ему концом света, ведь он всего неделю назад узнал, что станет отцом?

– Нет. Ребенок в порядке. Я тоже в порядке. Даже нет дефицита железа или утренней тошноты. Нет, это совсем другое. – Она потерла лоб. – Пошли. Я должна тебе кое-что показать.

В спальне она опустилась на колени, открыла нижний ящик комода и достала какой-то сверток. Когда Карим наклонился, чтобы взять его, Галила вздрогнула и посмотрела на мужа с отчаянием, будто передумала отдавать ему таинственный предмет.

– Что это? – Карим взвесил сверток в руке, тот был тяжелым.

Она махнула рукой в сторону кровати. Карим положил сверток туда. Галила медленно, с ужасом на лице разворачивала предмет. Он слышал ее прерывистое дыхание. Галила сделала шаг в сторону, и он увидел вещь, лежавшую на кровати.

Это был держатель для книг, похожий на тот, что стоял в его кабинете. Две отполированные доски эбенового дерева были скреплены под прямым углом. Золотая львица стояла на задних лапах, опираясь одной лапой на стену и глядя поверх нее, будто бы искала своего друга.

Галила сказала ему о беременности, но это был лишь отвлекающий маневр. Вот ради чего она приходила в его офис неделю назад. Однако не обман заставил его волосы зашевелиться.

– Ранний подарок ко дню рождения? – спросил Карим, но он был плохим актером – голос был шершавым, как кожица граната. – Откуда это?

Он уже знал ответ, еще до того, как она с горечью посмотрела на него. Костяшки ее рук побелели, так сильно она сжимала в руках снятую ткань.

– Это принадлежало моей матери.

Он закрыл глаза. Потом открыл и с яростью посмотрел на Галилу.

– Кому еще ты сказала?

Галила нахмурилась в замешательстве.

– Что это значит: «кому ты сказала»? Карим, ты понимаешь, что это значит?

– Да, – отрезал он.

Она ожидала недоумения и шока, но не гнева и обвинений. Она мучилась весь день, не зная, как сказать ему. И убедила себя, что надо ему открыться. В конце концов, это лишь косвенная улика, а не стопроцентное доказательство. Bеское, но не стопроцентное. Понятно, что он сомневается. Она сама до сих пор не может поверить.

– Может, тебе стоит присесть, – сказала она. – Кажется, ты не понимаешь, что я имею в виду.

– Это парная статуэтка к той, что принадлежала моему отцу. Я знаю, что это значит, Галила. Я не думаю, что доказательство их связи. Что ты сказала об этом в Халин? – спросил он резким голосом, пресекающим всякие объяснения и извинения.

Он был в таком гневе, что Галила отпрянула и пятилась, пока не упала на стул.

– Так значит, ты знал? – Она хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу.

– Конечно, я знал! Как ты думаешь, почему я на тебе женился?

Хорошо, что она успела сесть.

– Так вот почему ты подошел ко мне на свадьбе Зуфара? Поэтому ты вынудил его отдать меня в жены? Чтобы скрыть этот секрет?

Она не хотела быть пешкой в политической игре, но пешка – хотя бы фигура. А их брак был просто кляпом, не более того.

– Ты понимаешь, какие будут последствия, если это станет известно? – хрипел Карим. – Это может привести к войне.

Галила никогда не видела его в такой ярости. Она не узнавала в нем того нежного мужчину, рядом с которым спала сегодня ночью. Он вообще не был похож на человека. Он был воином, защищавшим свое королевство.

– Брак моих родителей был мирным договором с соплеменниками отца моей матери. Поэтому они меня поддерживают, но неохотно. Что будет, если они узнают, что мой отец изменял дочери их предводителя? Что у него есть ребенок от другой женщины? Кто знает, как они будут мстить? Они выступят против меня. Или Адир. Кто знает, что он за человек? – Карим метался по комнате. – Он уже проявил себя, отомстив твоему брату. Что он сделает со мной и Зирией? И еще есть твой брат Зуфар.

Карим остановился напротив нее и обвиняюще посмотрел ей прямо в лицо.

– Зирия и Халия годами были в состоянии холодной войны. И я уверен, это дело рук твоей матери. Теперь я знаю, почему отношения между нашими странами стали такими напряженными после смерти моего отца. – Он ударил себя в грудь. – Я даже не пытался предпринять реальных шагов к их налаживанию, когда занял трон, потому что знал, что не добьюсь встречной инициативы. Но потом умирает твоя мать, и меня тут же приглашают на свадьбу твоего брата. Мы только начали полноценный диалог, и ты хочешь рассказать все Зуфару?

– Нет! – безжизненно ответила Галича. – Я ничего не собираюсь говорить ни Зуфару, ни кому-либо еще. Я даже тебе с трудом решилась рассказать.

Она пыталась защитить его, неужели он этого не понимает.

– Как ты вообще…

Он провел рукой по лицу и злобно посмотрел на книгодержатель.

– Лучше скажи, как ты узнал?

– Мой отец сказал мне. – Карим выплюнул эти слова с горечью. – В ночь, когда он умер. Твоя мать порвала с ним, и он обезумел. Он сидел там и рассказывал мне, как глубоко он страдает, как болит его разбитое сердце. Сказал, что любит мою мать, но не так, как Намани. – Мучительное воспоминание о той ночи черной тенью пробежало по его лицу. – Он думал, что она чувствовала то же самое, но она бросила его. А он не мог жить без нее. И не стал.

Галила попыталась заговорить, и тут обнаружила, что зажимает рот ладонью. Она опустила руку.

– Тебе же было всего шесть лет. О чем он думал, возложив на тебя такой груз?

– Он вообще не думал. Он сошел с ума от горя. Прошли годы, прежде чем я понял, что он хотел объяснить мне, почему так поступает, но не мог оставить записку – она попала бы в руки моей матери.

– О чем ты говоришь? – Галила вцепилась в подлокотники и подалась вперед. – Его смерть была…

– Самоубийством, – сказал Карим, с мукой посмотрев на нее. – Моя мать не должна знать. Ей всегда говорили, что это был несчастный случай.

– Ты был при этом? – спросила Галила с ужасом. Все чувства этого безумного дня отступили перед жалостью к мужу. – Это ужасно.

Она поднялась и двинулась к нему, но по его напрягшемуся лицу поняла, что он не хочет утешений.

– Карим… – Она протянула к нему руку. – Я должна была тебе все рассказать, но обещаю, что больше никто от меня этого не узнает. В особенности твоя мать.

Он коротко кивнул в знак благодарности, но, когда Галила сделала еще шаг в его сторону, он молча поднял руку, останавливая ее.

Она вспомнила брошенную им фразу: «Как ты думаешь, почему я женился на тебе?» Но ведь теперь их связывает нечто большее. Она носит его ребенка.

– Я положу это в свой личный сейф, – сказал он. – Я не хочу, чтобы кто-то еще увидел и пришел к тем же выводам, что и ты.

– Конечно.

Галила хотела ему помочь, но Карим вырвал ткань из ее рук, завернул статуэтку и ушел к себе.

Она стояла посреди комнаты, ожидая его возвращения. Ждала и ждала.

Он не вернулся.

Галила вышла к завтраку и застала в столовой целую толпу персонала, которые делали именно то, чего ждал от них Карим, – создавали живую преграду между ним и его женой.

Она провела беспокойную ночь, скучая по теплу его тела. Она лежала без сна и пыталась осознать тот факт, что Карим давно знал о романе их родителей, но не доверился ей. А теперь, когда она сама узнала правду, отвернулся от нее. Почему? Разве этот общий секрет не должен был их сблизить?

Когда Галила села за стол, он немедленно поднялся, будто они были на разных концах детской качели.

– У меня много дел, – сказал он, глядя мимо нее. – Если у тебя есть вопросы о визите герцога, давай обсудим это сейчас, прежде чем поедем встречать их.

«Как ты думаешь, почему я женился на тебе?»

Им удалось сблизиться, несмотря на его первоначальные мотивы. Он казался таким счастливым, когда узнал о ее беременности. Они каждую ночь занимались любовью, кроме прошлой. Это значит, что она хоть немножечко нравилась ему, разве нет? Неужели он сможет оттолкнуть ее только потому, что она узнала об измене его отца?

Следующие несколько дней они были вынуждены провести вместе, потому что принимали европейских особ по вопросу о реабилитационных программах для детей, пострадавших от противопехотных мин.

Галила привыкла к этому. Она искусно балансировала между безупречной элегантностью и лучезарной доброжелательностью. Камеры обожали ее. Вся Зирия хвалила Карима за выбор. Ее назвали Королевой Милосердия.

Но Галила чувствовала себя несчастной, и комплименты ее не радовали. К счастью, у машины были тонированные окна, и ликующая толпа, которая приветствовала их, не могла видеть ее несчастное лицо.

Сидевший рядом с ней Карим деловито обсуждал по телефону вопросы, которые, как знала Галила, были совершенно не важны и не требовали немедленного решения. Еще один кирпичик в стене, которую он строил между ними.

Он закончил один ненужный разговор по телефону и уже готовился начать другой, но Галила решила воспользоваться паузой.

– Ты так зол на меня за то, что я все узнала, что даже не можешь поговорить со мной об этом?

Карим застыл с телефоном в руках.

– Тут нечего говорить.

– И о нашем браке тоже нечего говорить? Ты избегаешь меня.

Он устало вздохнул. Это был вздох, который поразил ее, как нож. «Не цепляйся за меня», – означал он.

– Почему ты не спишь со мной? – Она повернулась к нему лицом. – Это потому, что я беременна? Потому, что ты мне не доверяешь? Потому, что ты сердит? Что я могу сделать, чтобы вернуть тебя, Карим?

– Ничего, – процедил он сквозь зубы. – Я просто хочу напомнить тебе наш разговор… той ночью… – Он несколько раз провел большим пальцем по экрану телефона. – Эта страсть между нами опасна, – заявил он твердо.

Галила смотрела на его четкий профиль, а он смотрел на стекло, отделявшее их от водителя. Может быть, установить такое же поперек салона? Оно надежно защитит его мысли и чувства от нее. И его сердце тоже.

– Это все? – спросила она, чувствуя, что ступает на тонкий лед. – Потому что я начала надеяться, что между нами была не только страсть.

– Я предупреждал тебя, что тебе не стоит на это рассчитывать.

«Не цепляйся за меня».

Сглотнув, она посмотрела на пальмы, окаймлявшие бульвар на подъезде к дворцу. Арки и фонтаны, цветочные каскады и флаги, колонны и лестница, устланная ковром, – дворец впечатлял издалека.

Он предложил ей дом, такой же красивый, как тот, в котором она росла, и такой же лишенный любви.

– Почему? – Ее голос дрожал. – Я не понимаю, почему я должна навсегда отказаться от желания быть любимой, Карим? Чем я так плоха, что я должна забыть свои надежды и перестать верить, что я заслуживаю этого?

– Дело не в тебе. Я не хочу говорить об этом сейчас.

Машина остановилась.

– Ты не хочешь говорить об этом никогда. Хоть в этом будь честен.

Дверь с ее стороны распахнулась, и она выскользнула наружу. Карим вышел с другой стороны и посмотрел на нее поверх машины.

– Хочешь, чтобы я был честным? Ну, пойдем.

Карим махнул ей рукой и быстро пошел по дорожке. Они обошли крыло дворца и вышли на небольшую мощеную площадь, выходившую к морю.

Он остановился возле стены и посмотрел наверх.

Галила поняла, где они находятся.

– Карим, – выдохнула она.

Солнце палило так жарко, что ей никак не удавалось вдохнуть раскаленный воздух и казалось, что у нее волосы на голове горят.

– В его жизни была любовь. – Голос Карима звучал так презрительно и брезгливо, будто он говорил о проказе. – Он не мог жить без нее. Он предпочел покончить с собой на глазах своего сына, чем вытерпеть еще один день. Ты этого хочешь от меня, Галила? Чтобы я не мог жить без тебя?

Солнце сушило и жгло ее кожу.

– Они не могли быть вместе! – воскликнула Галила. И она знала свою мать. Едва ли та любила Джамиля так же сильно. – У нас другая ситуация. Я… Я люблю тебя.

Карим вздрогнул, будто его ударили.

– Не нужно. Нам лучше сохранять дистанцию.

– Нет, не лучше! – Она схватила его за руку. – Разве это лучше для нас, что ты разобьешь мое сердце, оттолкнув меня? Тогда мне лучше прямо сейчас пойти и утопиться.

Она махнула рукой в сторону моря. Карим бросил взгляд на волны, потом повернулся к ней и холодно сказал:

– Я хочу, чтобы ты обуздала свои чувства, пока все не стало еще хуже.

Хуже? Он, кажется, действительно не понимал, что такое любовь. И в этом была их главная проблема.

– Ты не просто не хочешь любить меня, ты не можешь. Разве не так?

– Не могу и не стану. Я защищаю нас обоих. Себя. И Зирию.

Он уже говорил ей это раньше, но какой-то крошечный уголок внутри нее – даже меньше ребенка, которого она носила, – все-таки надеялся. Теперь она знала, какой глупой была эта надежда. Теперь она верила, что он никогда ее не полюбит.

Глава 9

Карим поднялся с кровати, пробрался в темноте к двери в спальню Галилы, постоял там несколько мгновений… Потом повернул обратно, на ощупь нашел стул, сел и откинулся на спинку.

Он так тосковал по ней, что все тело ныло и горело, а каждый вздох давался с трудом. Но он сам решил отказаться от нее. А теперь сидит у нее под дверью.

А вдруг она его не впустит?

Карим понимал, что глубоко ранил ее, и теперь она уже несколько дней ходила бледнее тени. Он ненавидел себя за то, что сделал это, но глубоко верил в сказанное. Они ждали ребенка. А тому нужен отец с ясной головой и прочным положением, по крайней мере, до совершеннолетия.

То есть ему лет пятнадцать придется ограничивать себя в сексе, чтобы доказать самому себе, что он не нуждается в ней, как в воде и в воздухе. Пятнадцать лет отводить взгляд от ее искрящихся глаз, чтобы не искушать себя. Слушать ее чрезмерно веселый голос, под которым она старается спрятать свою боль.

И знать, что разбил ей сердце.

Она сказала, что любит его.

Карим закрыл глаза и позволил себе насладиться этими словами, прежде чем затолкнет их в самый дальний уголок души. Но что бы Галила ни чувствовала к нему, это чувство было для нее так ново, что она не могла перенести его отказ. Карим был уверен в этом.

Не в состоянии заснуть и в полной уверенности, что не сможет удержаться и снова поползет под ее дверь, Карим оделся и отправился в деловую часть дворца. Еще даже не рассвело. Он позавтракал в малом кабинете, в комнате, где воспоминания о ней заполняли каждый уголок, перекрывая жуткую картину его детства, как свежая краска. Потом принялся за работу.

Он сам был почти что тень. Весь его день был упражнением в самоограничении. Он считал минуты до того момента, когда сможет увидеть ее. Это была именно та одержимость, которой он так боялся. Но он вздохнул с облегчением, когда вечером вернулся к себе, чтобы переодеться к официальному ужину, где Галила тоже должна была присутствовать.

Именно тогда ему сообщили, что Галила не сможет присоединяться к ним.

– Королева не очень хорошо себя чувствует и не сможет присутствовать на всех назначенных мероприятиях до конца недели, – сообщила ее секретарша.

Его накрыла волна тревоги.

– Почему мне не сообщили? – рявкнул он и ринулся мимо нее в спальню Галилы.

– Ее здесь нет, ваше величество, – быстро сказала женщина. – Я думала – вероятно, я ошиблась, – что она собирается поговорить с вами перед отъездом.

Что-то внутри него сломалось. Лопнуло. Взорвалось.

– Куда она поехала?

Секретарша отступила на шаг, широко раскрыв глаза.

– Насколько я знаю, она поехала к вашей матери.

Пока Галила ехала во дворец, прятавшийся в сердце пустыни, она проклинала себя за то, что была, наверное, самым слабым и зависимым человеком в мире.

Но, приехав, она обнаружила, что быть зависимой иногда очень приятно. Порой человеку нужен кто-то, кто будет его баловать и опекать. Бледность Галилы пробудила в королеве Тахире материнский инстинкт.

– Я так рада, что ты навестила меня. Приезжай когда угодно, если захочется уединиться, – с теплой улыбкой сказала Тахира в ответ на извинения невестки. – Ты скоро станешь матерью. Ты должна заботиться о себе и научиться принимать заботу.

Галила была так растрогана ее сочувствием и вниманием, что чуть не расплакалась. Именно в такой матери она отчаянно нуждалась всю жизнь. Они говорили о беременности и детях, об управлении дворцом и общественных обязанностях коронованных особ.

Она все еще страдала из-за того, что Карим ее отверг, но, по крайней мере, у нее был кто-то, кто был искренне рад ей. Конечно, он разбил ей сердце, зато осколки достанутся его матери и ребенку, которого он дал ей. А ее жизнь не будет полностью лишена любви.

Осколки ее сердца зазвенели, когда перед ужином Карим позвонил ей по скайпу. Галила попросила горничную выйти и ответила.

Он был очень рассержен.

– Что ты там делаешь? – рявкнул он без предисловий.

– Я собиралась обсудить это с тобой за завтраком, но тебя там не было.

Да, это правда. Но она могла разыскать его, или написать ему, или позвонить, или сообщить каким-нибудь другим образом. Во дворце достаточно способов сделать это. А она предпочла сбежать от него, как преступница.

– Я здесь не для того, чтобы выбалтывать тайны, если тебя это беспокоит. Мне просто нужно немного времени.

– Для чего?

– Чтобы подумать о том, готова ли я к той форме брака, которую ты предлагаешь.

– Мы уже проходили через это, Галила. И все было нормально.

– Для тебя. Но я люблю тебя. Я не думала, что так будет, но тем не менее это произошло. А ты – нет. И я хочу все это обдумать.

– И что ты собираешься делать потом? – разъярился Карим. – Если ты думаешь, что вернешься в Халию или увезешь моего ребенка в Европу…

– Если бы я собиралась это сделать, я бы уже была там, не так ли? А я поехала к твоей матери.

Мы с ней прекрасно общаемся, так что оставь меня в покое.

Его рот сжался.

– Когда ты вернешься?

– Пока не решила.

– Я завтра пришлю за тобой вертолет.

– Я только приехала! Почему ты вообще хочешь, чтобы я вернулась? Ты не спишь со мной. Ты почти не разговариваешь со мной. Я удивлена, что ты вообще заметил мое отсутствие.

Его ноздри раздулись от возмущения.

– Что? – раздраженно спросила она. – Ты даже не хочешь, чтобы я тебе помогала. Ты сам сказал. Это заставляет тебя чувствовать себя слабым. Ты не нуждался во мне раньше и сейчас не нуждаешься тоже, судя по тому, как ты обращаешься со мной. Тогда возвращайся к своей прежней жизни. Считай, что я не существую.

– Галила, если ты пытаешься меня спровоцировать…

– Я знаю, что это невозможно! Ты ничего не чувствуешь, Карим! Мы оба знаем, что ты не покончишь с собой, если я останусь на несколько дней с твоей матерью. Именно это я и сделаю.

И она запустила телефоном через всю комнату.

– Ее величество разбили свой телефон, – сказал секретарь Кариму на следующее утро. – Мы отправили ей новый. Она будет доступна уже сегодня, я уверен. Тем временем вы можете поддерживать связь с ней через вашу матушку. Есть ряд пунктов на повестке дня, которые мне нужно было обсудить с ней, но, поскольку ее нет, не могли бы вы сами одобрить?

Карим быстро просмотрел их, пропуская каждый второй. Дело не в том, что его не интересовал бюджет женского медицинского центра. Дело в том, что стул напротив него был пустым.

«Мы оба знаем, что ты не покончишь с собой…»

Он заставил себя заниматься делами, подписывать бумаги, отвечать на вопросы, но думал только о ней. Он продолжал примечать разные занятные мелочи, которые хотел бы рассказать ей вечером, и тут же напоминал себе, что не увидит ее сегодня. Не услышит ее мягкий смех, не обнимет ее за плечи просто для того, чтобы почувствовать, как мягкий шелк волос ласкает его кожу.

К тому времени, когда Карим наконец остался один в своем малом кабинете, он впервые в жизни подумал, что ему не помешала бы хорошая порция виски.

В ярости он отдернул штору и посмотрел на балкон. Но впервые за многие годы глаза его памяти увидели там не отца, а стройную и сильную фигуру Галилы.

«Мне лучше прямо сейчас пойти и утопиться».

Неужели он причинил ей такую боль? Поэтому она сбежала? Карим не имел такого намерения. Конечно, невозможно быть добрым для всех, но он, по крайней мере, старался не причинять людям вреда. Галила, с ее чуткой душой и острым умом, была достойна той любви, которую ждала. И она определенно заслужила его уважение, не только разгадав секрет своей матери, но и охраняя его так же скрупулезно, как и он сам. Она даже ему не хотела говорить об этом, а Карим на собственном опыте знал, каким мучительным грузом ложатся на сердце невысказанные семейные тайны.

Он обернулся и посмотрел на златогривого льва, выглядывавшего из-за черной доски с тоскливым вопросом «Где же она?».

Тот же самый вопрос мучил и его. Его подруга была в самом сердце пустыни. Скрытая от посторонних глаз, как золотая львица ее матери. Томящаяся по своему другу, который ждет ее здесь. Любящие и разлученные. Почему?

Он схватил льва, желая запустить им в балконную дверь.

Но вместо этого он взял его с собой в свою пустую спальню.

Галила плавала в бассейне, из которого открывался вид на оазис, когда услышала испуганный голос своей горничной. Она оторвала взгляд от песчаных барханов и пальм и посмотрела на патио.

Карим взял ее халат со стула и жестом отослал горничную.

Галила от неожиданности чуть не захлебнулась.

– Выходи, – сказал Карим, протягивая ей халат. – Нам надо поговорить.

Она помедлила в нерешительности, но затем подплыла к ступенькам и вышла из бассейна. Беременность еще не изменила ее тело, и Карим с желанием и тоской вбирал в себя каждый его изгиб. Вода струйками стекала по ее смуглым плечам, между грудей, по едва наметившемуся животу, по сильным упругим икрам.

Галила хотела спросить, что он здесь делает, но у нее отнялся язык. Она сунула руки в рукава халата и плотно запахнула его. Шелк неприятно лип к мокрой коже.

Карим больше не мог ждать ни минуты. Он даже не дал ей завязать пояс. Он сгреб ее в объятия и положил подбородок на ее мокрую макушку.

– Карим…

– Подожди, – попросил он. – Дай мне почувствовать тебя. Мне нужно осознать, что ты здесь.

– Ты же знал, где я, – сказала Галила неуверенным голосом, не зная, что ей делать – радоваться или защищаться. – Но что ты здесь делаешь?

– Приехал сказать, что мы не должны повторять чужие ошибки.

– Что ты имеешь в виду? Ты очень ясно дал мне понять, что я не дождусь твоей любви, – сказала она дрожащим голосом. Тем более такой глубокой, отчаянной любви, которую испытывал его отец к Намани.

Карим только крепче прижал ее и потерся щекой о ее щеку.

– С того момента, как я увидел тебя, я словно зачарованный.

Она вспомнила тот ночной сад, плеск фонтана и тот момент, незнакомца в тени арки.

– Я тоже, – призналась она.

– Разница в том, что ты смогла принять свою любовь. А я боялся стать уязвимым. Я знал, что не могу себе этого позволить. Я должен был бороться с ней.

– Потому что ты не доверяешь мне, – вырвалась Галила из его объятий. – Мне казалось, что мы стали ближе друг другу, но нет.

– Галила! – потянулся он к ней.

Она вытянула руку, не позволяя ему подойти. Она не хотела принимать его ласки, порожденные чувственностью, но не чувством.

– Я доверяю тебе, – серьезно сказал Карим. – Иначе я бы не позволил тебе остаться здесь. Но я знаю, что ты хранишь наши тайны так же верно, как и я. Если бы я тебе не доверял, я бы не хотел нашего ребенка.

Галила посмотрела на выжженную пустыню – призрак их будущего.

– Я просто не могу жить с тобой и делать вид, что я счастлива, если на самом деле я глубоко несчастна.

– Ты и не будешь счастлива, пока не вернешься ко мне. Мы должны быть вместе.

Галила покачала головой, но Карим не сдавался.

– Я не смогу жить без тебя, Галила, – сказал он голосом, в котором смешались страсть и нежность.

Она посмотрела на него, не желая снова поддаваться надеждам, которые будут растоптаны.

– Ты была права, – продолжал он. – Я не покончу с собой, если ты меня бросишь.

Так и есть. Ее сердце рухнуло.

– Но я поеду за тобой и буду бороться за тебя. Вот я и приехал.

Галиле показалось, что его сильная рука подхватила ее сердце на лету и навсегда забрала себе.

– Вернись домой!

Мучительная судорога пробежала по ее лицу.

– Я хочу, но…

– Я люблю тебя, Галила.

Ее колени ослабли.

Он действительно подхватил ее и прижал к себе так, что она не могла видеть ничего, кроме его лица. Оно было привычно бесстрастным, но Галила, научившаяся читать его как книгу, видела в нем следы тоски и раскаяния. Его темные глаза смотрели, как всегда, строго, но для нее это были распахнутые окна его души, и она видела в них яркий, теплый свет. Свет горячей, преданной любви. Это был такой открытый, искренний взгляд, что у Галилы слезы навернулись на глаза и комок стал в горле.

– Я тоже тебя люблю, – выговорила она. – Очень сильно.

Их губы встретились в поцелуе, таком страстном и глубоком, что она застонала. Он целовал ее, как в первый раз в темном саду дворца Халин. Как будто он отбросил всю сдержанность, державшую его в оковах много лет.

– Карим! – окликнула его мать с террасы. – Веди себя прилично! Ну-ка немедленно идите в свои комнаты.

Они оторвались друг от друга и рассмеялись счастливым смехом.

Глава 10

В первую минуту пробуждения Карим не мог понять, где он. Было темно. Но потом он понял, от чего проснулся, – Галила водила прядью своих волос по его телу, дразня и возбуждая.

Его руки нашли ее грудь и стали ласкать – очень бережно.

– Я думал, ты слишком устала для этого, – прошептал он в темноту шатра, тянясь губами к ее соскам. Они стали такими чувствительными, что он только слегка провел по ним языком.

– Была, – тихо рассмеялась Галила. – Теперь я проснулась и не хочу спать, а хочу тебя.

Она села на него сверху, прижимаясь влажным лоном к его горячему члену. Галила очень утомилась и рано ушла спать. Зато теперь она была более чем бодрой.

Они оба тихо застонали, когда она начала двигать бедрами. Кариму хотелось кричать от блаженства, но он помнил, что сегодня в пустыне было тихо и ветер не заглушит звуки их страсти.

Закусив губы, чтобы сдержать стоны, Галила насаживалась на его член так глубоко, как могла. Он двигал бедрами ей навстречу, желая затеряться в ее влажном пламени. Она впилась ногтями в его грудь, выгнулась и рухнула на его грудь.

Кариму было жаль, что все закончилось так быстро, но за стенами шатра было много народу. Близился рассвет, и в лагере готовились к прибытию других важных гостей, хотя неизвестно было точно, когда они приедут – сегодня, завтра, через несколько дней. Но Адир обещал приехать.

Галила лежала на груди мужа, уже почти погрузившись в сон.

– Как ты думаешь, что он скажет?

– Я не знаю, – честно ответил Карим. – Мы как раз и приехали, чтобы это узнать.

Местные женщины учили Галилу, как правильно пеленать ребенка, когда она услышала снаружи шум и возбужденные голоса.

– Амира!

Она в волнении вскочила на ноги.

Амира встретила подругу сияющей улыбкой, от которой у Галилы сразу стало легко на душе. Срок у Амиры был больше, округлившийся животик показывал второй триместр.

Адира она не видела с того самого шокирующего момента, когда тот явился на похороны их матери. Он держался со сводной сестрой несколько настороженно, но от Галилы не ускользнули проблески нежности в его глазах, когда он смотрел на жену, и на сердце у нее потеплело.

Но когда он повернулся к Кариму, его взгляд снова стал сосредоточенным и недоверчивым, как будто он встретился с врагом, от которого ждал внезапного удара.

Карим держался с той же опаской.

Галила не могла сдержать улыбку, глядя на них. Сходство между братьями не было очевидным, но она отметила одинаковый разлет бровей и линию подбородка. А в профиль они были совсем как близнецы. Это было мило и удивительно, особенно потому, что она не заметила в Адире ни малейшего сходства с собственными братьями.

– Что у вас за дело ко мне? – коротко спросил Адир у Карима.

– Моя жена очень хотела повидать любимую подругу и убедиться, что с ней все хорошо.

– С ней все отлично, – отрезал он. – Сами видите.

Амира рассмеялась и погладила мужа по хмурому лицу.

– Мы правда очень счастливы. Все трое, – добавила она, положив руку на живот.

– Я так рада за вас, – расцвела Галила. – Но мы хотели говорить с тобой, Адир. Про… – Она посмотрела на Карима. – Это личное дело. У нас есть кое-что для вас. Но я думаю… – добавила она нерешительно, переводя взгляд с Адира на Амиру. Невозможно было не заметить, как они близки. – Амира, пойдем с нами.

Они вошли в палатку, которую отвели Кариму. Амира выглядела встревоженной, и Галила ободряюще улыбнулась подруге, украдкой сжав ее руку, и усадила на подушки рядом с собой.

Адир дождался, когда Карим принесет коробку, которую они привезли с собой в пустыню.

Держатели для книг были тщательно завернуты. Галила помогла мужу снять ткань и поставила львицу на ковер перед Амиром. Карим поставил рядом льва, соединив вертикальные стенки. Получалось, что самец с самкой тянулись друг к другу. «Иди ко мне, возлюбленная моя». «Я здесь, любимый».

– Свадебный подарок? – спросил Адир полусаркастично, полуподозрительно.

Но было видно, что он оценил красоту статуэток и удивлялся, что они отдают ему такое сокровище.

Галила облизнула губы.

– Она принадлежала моей матери.

Карим кивнул на льва.

– А этот – моему отцу. Мы решили отдать их тебе.

Брови Адира сошлись на переносице.

Амира ахнула.

– Вы имеете в виду, что…

Карим кивнул. Он был насторожен, заметила Галила, уже хорошо изучившая своего мужа. Ей очень хотелось взять его за руку, но она знала, что есть моменты, когда его было лучше не трогать. И это был один из них.

Адир удивленно посмотрел на львов. Потом взял обе части и перевернул.

– Вы не найдете там никаких доказательств, – сказал Карим. – Но я знаю, что это правда.

– Что твой отец…

– Да. Он скончался, когда мне было шесть лет, за несколько месяцев до вашего рождения.

Адир с шумом втянул воздух.

– Вы хотите сказать, что мы братья?

Он был потрясен и, не скрываясь, разглядывал Карима. Карим делал то же самое.

– Я не знал, что у них был ребенок. Пока Галила не сказала мне об этом на свадьбе Зуфара.

– Они такие красивые, – Амира взяла в руки львицу. – Вы уверены, что хотите отдать их?

– Мы решили, что у вас должно быть что-то на память о родителях, – сказал Карим.

Адир задумчиво кивнул и поставил льва на ковер.

– Да, опасная новость. Спасибо, что доверились мне. – Он бросил взгляд на Карима. – Я всегда хотел узнать, кто был моим отцом. Расскажите мне, каким он был.

– Это было замечательное путешествие, но как же хорошо вернуться домой! – воскликнула Галила, когда они вошли в их покои. Двери между их комнатами теперь редко были закрыты.

– Чего тебе больше всего недоставало? Ванны? Вай-фая?

– Уединения с моим мужем, – сказала она, скользнув рукой по его животу, когда проходила мимо него. – Присоединишься ко мне в ванной?

– С удовольствием. Только посмотрю новостную ленту… Не может быть!

Галила мгновенно прибежала обратно.

– В чем дело?

– Я не знаю, что случилось, но твой брат отрекся от престола.

– Что? Зуфар? Почему? – ошарашенно переспросила Галила. От таких новостей у нее зазвенело в ушах. – И кто теперь правитель Халин?

– Твой брат Малак.

Галила в шоке опустилась в кресло.

– И да поможет нам бог.

Примечания

1

Мощная песчаная и пыльная буря. Отмечается в пустынях Египта и Аравии (на севере Судана, в бассейне Верхнего Нила).

(обратно)

2

Музыкальный инструмент арабских стран, разновидность двухструнной скрипки.

(обратно)

3

Исламский женский платок и широкая одежда, скрывающая фигуру, запястья рук и шею женщины.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg