«Афродита из Корал-Бэй»

Афродита из Корал-Бэй (fb2) - Афродита из Корал-Бэй [The Billionaire of Coral Bay] (пер. Ирина Григорьевна Ирская) (Романтический отпуск - 1) 582K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Никки Логан

Никки Логан Афродита из Корал-Бэй

Глава 1

Роскошный катамаран появился два дня назад, покачиваясь на волнах около Нэнси-Пойнт. Он выделялся подобно сверкающему белому бакену на пустом голубом пространстве океана.

К Морскому парку[1] на краю Корал-Бэй[2] постоянно прибывают суда, большей частью исследовательские, но также чартерные и частные яхты, чтобы полюбоваться на Большой Барьерный риф[3].

На этом катамаране словно написано «частный».

Мила Накано спустила гидрокостюм до талии и зажмурилась. Ветер овевал вспотевшую кожу, а ей казалось, что по телу перекатываются крошечные шарики и она слышит перезвон колокольчиков.

Мила предпочитала плавать в бикини — ласкающее прикосновение воды к обнаженному телу ей представлялось звучанием симфонического оркестра. Это все синестезия или сверхсила, как описывают братья ее состояние. Она различала эмоции на вкус и наугад наделяла вещи характерными, только ей понятными, чертами. Уж такой она уродилась.

Но сейчас ей не до эмоций. Скоро начнется индивидуальная экскурсия, а надо еще успеть в Нэнси-Пойнт, чтобы встретить этого туриста. Сегодня она заплыла дальше, чем собиралась, и теперь как бы не опоздать. Индивидуальный тур — это замечательно. С большими группами ей не избежать напряжения, исходящего от множества людей и их слишком яркой одежды. Это подобно громким всплескам и сильно утомляет.

Турист был неким мистером Ричардом Гранди. Он из Перта, административного центра Западной Австралии. Оттуда два дня езды на автомобиле или два часа полета на самолете.

Гранди, скорее всего, бизнесмен, поскольку одиночки обычно приезжают не просто так, а с грандиозными планами относительно рифа и того, во что они могли бы его превратить. Во что угодно, начиная от сооружений для глэмпинга[4] и доканчивая элитными плавающими казино. Или роскошными тематическими парками. Конечно, подобные планы никогда не воплотятся в жизнь из-за публичных протестов, строгих условий землепользования и категоричного «нет» со стороны местных арендаторов. Поэтому индивидуальные туристы обычно так и оставались просто туристами. Мила больше их не видела и ничего не слышала об их причудливых идеях.

Она сняла с себя гидрокостюм, с минуту потянулась, наслаждаясь звоном колокольчиков, касавшихся голого тела в бикини, затем надела шорты и рубашку цвета хаки — униформу персонала объекта Всемирного наследия.

Рюкзак, оставленный на песке, раздулся от сложенного туда гидрокостюма и другого снаряжения для подводного плавания. Мила завязала мокрые волосы в хвост, забросила рюкзак в вездеход и побежала легкой трусцой к условленному месту вдоль длинного сверкающего залива.

Она не особенно спешила. Индивидуальные туристы почти всегда опаздывали — они плохо рассчитывали время на дорогу от города или от ближайшего аэропорта. К тому же она припарковалась на единственной дороге, ведущей к месту встречи, значит, этот индивидуал все равно проедет мимо нее, чтобы попасть в Нэнси-Пойнт. Пока что никакого другого автомобиля помимо ее вездехода видно не было.

Ноги легко несли Милу по краю массивного известкового уступа, названного в честь Нэнси Досон, матриарха семьи, которая не одно поколение разводила домашний скот на этих землях. Это — первая семья в Корал-Бэй.

— Неблизкий путь попасть на стрип-шоу, — прозвучал низкий голос.

Мила резко остановилась, живот сжало, она ощутила запах опасности… скорее привкус во рту, чем запах.

Мужчина, стоящий перед ней, был моложе, чем представлялся ей, судя по тем данным, что ей сообщили, и он не был в костюме, как большинство индивидуальных туристов, а в брюках карго и выцветшей красной футболке. Но даже без костюма и галстука все в нем кричало о принадлежности к корпорации избранных.

Ричард Гранди…

Мила огляделась, ища глазами автомобиль, который она никак не могла пропустить. Никакого автомобиля. Это поставило ее в тупик. Она поборола возникшее расположение к нему из-за его каждодневной одежды. Светло-русые волосы разлохматились от ветра, но все равно нельзя не заметить отличную стрижку. Он сдвинул на лоб солнцезащитные очки, и Мила увидела его глаза… ярко-голубые. Даже синие, как лагуна у него за спиной.

— Вы рано приехали.

— Я успел вовремя. — Его явно позабавило ее смущение. — Меня подвезли. Так что как раз успел к началу шоу.

А вот это ей не понравилось. В конце концов, это ее залив, а не его. Если она захотела поплавать в заливе до того, как началась ее смена, то его это не касается.

— Следовало бы поприветствовать вас в костюме для подводного плавания, — пробормотала она, — но я подумала, что униформа подходит больше.

— Вы ведь гид? — Он протянул ей руку.

Вздохнув, Мила тоже протянула руку.

— Да, я гид. — Рукопожатия никогда не давались ей легко — она не знала, что из этого получится, как отзовется ее синестезия. — И представилась: — Я — Мила Накано из Департамента парков.

— Ричард Гранди, — ответил он. — Какой план на сегодня?

От его теплых пальцев у нее свело мышцы на животе вокруг пупка, а уши заполнил нежный звук арфы. Это что-то новенькое. Обычно когда она дотрагивалась до людей, особенно незнакомых, то слышала соло на трубе и даже грохот всех духовых инструментов оркестра разом.

А треньканье арфы было таким приятным.

— На сегодня? — переспросила она.

— Я о нашем туре. — Глаза цвета лазури с прищуром смотрели на нее. — Вы ведь мой гид.

Она моментально очнулась.

— Да, конечно. Но мне ничего не сообщили о цели вашего визита. — Лишь его ВИП-статус. — Поэтому сегодня будем действовать наугад. Лучше бы мне узнать, зачем вы сюда прибыли или что вас интересует.

— Меня интересует все, — сказал он, оглядываясь. — Я бы хотел лучше разобраться… в экологической значимости района.

Ага. Разве не этого хотят они все? А затем они возвращаются в город и разрабатывают способы, как использовать это в своих интересах.

— Ваш интерес коммерческий?

Он сощурился сильнее.

— Почему вас это так волнует?

— Мне просто надо знать, чем ограничиться в нашем туре. Вы журналист? Ученый? Вы не похожи на туриста. Значит, остается корпоративный интерес.

Он снова оглядел горизонт.

— Скажем так: у меня живой интерес к этой местности. И к рифу.

С информацией негусто. Ясно, что из обладателя прямых плеч и синих глаз больше ничего не выудить.

— Ну, тогда я думаю, что нам следует начать с самого южного конца Морского парка, — сказала Мила, — и продолжить путь к северу. Вы умеете плавать?

Он изогнул бровь. Насмешливо.

— Я капитан команды пловцов.

Ну конечно, кем ему еще быть.

В другом случае Мила приподняла бы солнцезащитные очки на лоб, чтобы встретиться глазами с клиентом и начать трудный переход от чужака к знакомому. Но от глаз Ричарда Гранди исходил холод и преобразовывался в модуляцию из пяти звуков, гармонично перетекающих один в другой, и каждый звук олицетворял пять разных вещей сразу. Но она не собиралась полностью отдаваться его музыке — сначала ей нужно лучше узнать этого мужчину. Поэтому очки на лоб она не сдвинула.

— Если вы хотите услышать, как звучит риф, вам придется добраться до него.

— Услышать? — Бровь у него опять полезла вверх. — Это что, чрезмерно шумно?

Мила улыбнулась. Ей еще предстоит встретить кого-то, кто смог бы воспринимать голос кораллов, как она.

— Вы все поймете, когда доберетесь туда. Ваша машина или моя?

— Думаю, что ваша, — ответил он.

— Тогда пошли, — деловым тоном продолжила она. — Я расскажу вам по пути о Нэнси-Пойнт. Это место получило свое название в честь Нэнси Досон…

Рич был уверен, что знает все, что положено знать о Нэнси Досон, — в конце концов, истории о своей прабабушке он выучил наизусть с детства. Но в историях из его детства говорилось не о ее любви к этой земле, а о ее стойкости и силе духа, способности противостоять бедствиям. Именно эти качества отец хотел воспитать в своем сыне и наследнике. Земля — за исключением прибыли, которую она может принести «Весткорпорейшн» — это на втором месте. И даже не на втором.

Не получится прекратить рассказ этой стройной, гибкой молодой женщины, не признавшись в том, что у него за семья.

— Сто пятьдесят лет Досоны арендовали всю землю, которую вы видите до горизонта, — сказала Мила, отвернувшись от океана и глядя на восток. — Вы можете проехать два часа и все еще будете на землях фермы Уорду.

— Здорово, — буркнул он. Он точно знает размеры Уорду и знает, какой доход приносит каждый из десяти тысяч квадратных километров. И сколько стоит эксплуатация каждого квадратного километра.

Миле Накано, очевидно, известно достаточно фактов, чтобы рассказать о его семье, но недостаточно, чтобы узнать его фамилию. Прабабушка Досон вышла замуж за старшего работника на ферме Джека Гранди, но оставила свою фамилию, поскольку в округе это было привычное и уважаемое имя. Местные жители знали отпрысков Джека и Нэнси как Досонов, а по закону они носили фамилию Гранди.

— Потомки Нэнси до сих пор управляют фермой. Ну, их доверенные лица.

Он посмотрел на нее:

— Доверенные лица?

— Сейчас семья обосновалась в городе. Мы их не видим.

— Управлять бизнесом дистанционно — это обычная практика в наши дни, — заявил он.

Мила обвела взглядом все вокруг и пробормотала:

— Будь эта земля моей, я бы никогда отсюда не уехала.

Ему бы обидеться на ее замечание относительно его семьи. Но для нее он — случайный человек, и, наверное, так она говорила о Досонах с любым. И он не позволил себе обидеться.

— Вы родились здесь? — спросил он.

— И выросла здесь.

— А как давно ваша семья живет в этом районе?

— Сколько себя помню.

«Это значит… два десятилетия», — сообразил он.

— И тысячу лет до этого, — уточнила она.

У нее смуглая кожа. Такой бронзово-коричневый тон приобретается не только от работы на свежем воздухе.

— Вы из бейюнгу[5]?

Она прострелила его взглядом, и он понял, что рискует показать себя знатоком первых поселенцев австралийского Кораллового побережья. Это неминуемо приведет к вопросу, почему он интересуется историей этой области. А интересуется он потому, что ему необходимо изучить аспекты, связанные с охраной окружающей среды этого района. Он хотел в точности знать, с чем столкнется в будущем, где возникнут задержки и трудности.

— Это семья моей матери, — уточнила Мила.

— Но вы не только бейюнгу? Вы, кажется, сказали, что ваша фамилия Накано?

— Мой дед с отцовской стороны был японцем.

Рич вспомнил, что читал о том, какой получился культурный сплав, благодаря буму в торговле жемчугом.

— Это объясняет ваши черты, — произнес он, глядя на ее лицо.

Она покраснела и сказала, кажется, первое, что пришло ей в голову:

— Семья его жены приехала из Дублина — это лишь добавило сложностей.

Любопытно, что она считает свое национальное многообразие сложностью. В бизнесе многообразие — это сила. Первое, что он сделал после смерти отца, — это расширил инвестиции «Весткорпорейшн», чтобы не класть все яйца в одну корзину. Теперь «корзин» у него тридцать восемь.

— Что же дала вам ирландская бабушка? — Рич бросил взгляд на темные локоны Милы. — Ведь не рыжие волосы…

— У одного из моих братьев — рыжие. — Мила подняла очки на лоб. — Но у меня глаза бабушки.

Точно. Десять лет назад Рич впервые прыгнул с каната вниз с утеса. У него тогда сильно перехватило дыхание. И то же самое он ощутил сейчас, когда густые темные ресницы Милы затрепетали, и он увидел классические кельтские зеленые глаза. Возможно, в них самих и не было ничего особенно примечательного, но в сочетании с гладкой смуглой кожей это выглядело на редкость поразительно. Предки Милы определенно оставили завораживающее генетическое наследство.

Он едва нашел силы, чтобы выговорить:

— Вы — ходячая реклама культурного многообразия.

Кофейного цвета щеки потемнели — неужели от обиды? Она отвернулась и пробормотала:

— Здешние богатства земли и моря всегда притягивали людей со всех частей света. Я — конечный результат.

Когда они подошли к ее автомобилю с логотипами госслужбы, он спросил:

— Вы поэтому остались здесь? Из-за этих богатств?

Открыв дверцу, она села, не стряхнув песок с длинных ног.

— Не в том смысле, что вы имеете в виду. Здесь моя работа. Здесь живет моя семья. Здесь мое сердце.

На рукаве ее униформы Департамента парков тоже изображено сердце.

Рич сел в автомобиль и вздохнул. Плавание на север на «Портусе» было чем-то благоговейным: свободное пространство, покой, свежий воздух, современный интерьер. Он даже немного расслабился.

Но в поездке на автомобиле тоже что-то есть. Четыре колеса на асфальте, и ты хозяин дороги.

— Вы из-за этого приехали сюда? — в свою очередь, спросила Мила немного нерешительно. — Вас привлекли богатства?

Если он намеревается провести с ней целый день, то этого вопроса не обойти. Наверное, надо признаваться.

— Я здесь, чтобы выяснить все, что смогу, об этом районе. У меня здесь… деловой интерес, и я хотел бы получить полную информацию.

Она отвела от него внимательный взгляд, поджала губы и стала смотреть на дорогу. Он ее разочаровал.

— Другие туристы хотят узнать немного об истории Корал-Бэй.

Он не удержался от улыбки. Вероятно, ему следует спросить: «Кто эти другие?», а она расскажет ему, сколько людей пытались — и потерпели неудачу — получить разрешение на застройки в этом районе. Может, его это даже отпугнет.

Несмотря на ее хитрость — неумелую, — он ей подыграет. Не помешает завязать дружеское знакомство, пусть по ее виду не скажешь, что она расположена к этому. Но разве ее работа не подразумевает любезность с туристами?

Рич уселся поудобнее на потертом сиденье и сказал:

— Разумеется, меня интересует и история тоже.

Сохранять холодность, говоря на излюбленную тему, Мила не могла. Она говорила и говорила, с воодушевлением, а он просто следил за движением ее губ, за сверканием глаз. И получал удовольствие.

Мила начала рассказ с древности, говорила о том, что это побережье до появления млекопитающих представляло собой морское дно. Затем спустя сто миллионов лет, когда океаны замерзли в малый ледниковый период, уровень моря спустился ниже. Говорила про предков ее матери, которые прошли по берегам у края огромной низменности — теперь это углубление на пять километров уходит в море. Фантастические существа из сказок о морском народе оживали в ее изложении. И все время, пока Мила говорила, он наблюдал за ней, очаровываясь этой девушкой. То, что ему гидом досталась именно она, — это знак свыше. Она такая пылкая, живая, полностью поглощенная тем, что, несомненно, это ее любимая тема.

Но по мере того, как повествование приближалось к современности, все больше игры слов появлялось в ее речи. Сначала он подумал, что это волшебный язык легенд, почти поэтичный, но затем понял, что некоторые сравнения уж чересчур современны, чтобы быть частью традиционных сказаний.

— Вы назвали риф «самодовольным»? — спросил ее Рич.

Она посмотрела на него, прервав себя на полуслове:

— Разве?

— Я услышал именно это.

Она крепко сжала руль.

— Вы уверены, что я не сказала «теплый»? Я это имела в виду. Внутри рифа песок преломляет солнечный свет, что приводит… к более теплым условиям, при которых кораллы бурно растут.

У этой женщины способность к выдумке.

Она продолжила свой рассказ:

— Десять тысяч лет назад рифы выступали из воды и образовывали коралловые острова и в конце концов превращались в твердыню земли.

Рич перестал улавливать смысл, слушая не что, она говорит, а как.

— Мыс прорезан расщелинами, которые туристы считают типичной горной породой. Но это не так. Когда-то это был риф — десятки миллионов лет назад, — пока эта порода не поднялась над землей в результате тектонического сдвига. В прочном, стойком известняке видно много морских окаменелостей.

Какие у нее эпитеты… «Стойкий известняк»… Еще она сказала о земле — «твердыня земли», а о рифе — «самодовольный». Выходит, что для Милы Нагано — вся местность живая, с собственными чертами характера. Но его это не раздражало, потому что не было притворством, чем-то искусственным. Когда она назвала риф «самодовольным», то это прозвучало как вполне возможное. Случись ему весь день пребывать в теплой воде, когда его покусывает гарем прекрасных рыбок, освобождая от паразитов, то он тоже ощущал бы самодовольство.

— Очень любопытно взглянуть на эти каменные расщелины, — сказал он, чтобы побудить Милу к дальнейшему красочному рассказу. И его планам по созданию фешенебельного курорта это не помешает.

Мила посмотрела на него.

— На это нет времени. Тогда нам следовало бы отправиться в путь намного раньше. Подъезд туда давным-давно ушел под воду на три метра. Нам пришлось бы подняться по восточной стороне мыса и спуститься с северной. Это очень далеко.

Минуту назад его совершенно не интересовали ни окаменелости, ни горы, но сейчас он полон желания все увидеть.

— А если на лодке?

— Ну, это, конечно, быстрее. У вас есть лодка?

Рич мог бы сказать, что у него есть «Портус». Но пока что он не готов в этом признаться.

— Я достану…

Зеленые глаза Милы прищурились.

— Тогда сегодня после полудня, — сказала она. — А сейчас у нас другое занятие.

— Какое же?

Она свернула с асфальтовой дороги на каменистую, идущую под уклон и со следами шин десятков автомобилей.

— Пора вам окунуться в воду, мистер Гранди.

Глава 2

Чуть ниже паркинга у залива Пяти пальцев протянулся известняковый риф — он напоминал раздвинутую пятерню, каждый палец которой указывал на пять направлений рифа за лагуной.

— Похоже на «В поисках Немо»[6], — сказал Рич, повертевшись на месте. — И на «Флинтстоунов»[7]. А где же морская жизнь?

— То, что вы хотите, вон там, мистер Гранди.

Она указала на простор бирюзовой лагуны, туда, где вода потемнела, отмечая ту часть рифа, где имелись расщелины, которые он хотел увидеть.

— Называйте меня Ричард, — предложил он. — А лучше — Рич.

О нет. Рич — это похоже на дружбу, а даже считать их просто знакомыми, уже напряжение.

— Ричард… — Эту уступку она сделала. Она порылась в рюкзаке, который вытащила с заднего сиденья своего грузовичка. — У меня есть лишняя маска с трубкой для подводного плавания.

Он уставился на эти предметы, как на что-то совершенно незнакомое, но потом протянул руку и взял их у нее. Мила постаралась не задеть его пальцев.

Неловко снимать одежду перед незнакомым человеком. Особенно неудобно делать это перед молодым и красивым, но Мила отвернулась, сняла рабочие шорты и рубашку, и осталась в бикини. Она прилаживала маску, а Ричард тем временем стянул полинявшую, но тем не менее дизайнерскую футболку и брюки карго.

Мила старалась не смотреть на него, но не столько из-за щепетильности, сколько из-за осторожности. Она не могла заранее знать, каким образом что-то новое повлияет на нее, хотя у нее было достаточно общений с дайверами и серфингистами. А сейчас это «новый» полуголый мужчина. И к тому же клиент.

Мила краем глаза следила за его тенью на песке. Убедившись, что он снял с себя все, что собирался, она обернулась.

Она мысленно вернулась на единственный в своей жизни карнавал, где впервые попробовала сладкую вату. Легкое, липкое облако на языке растворялось в сахар. Запах сахара, вкус сахара. И сейчас она погрузилась в это ощущение. Очевидно, ее синестезия решила связать со сладкой ватой полуголого Ричарда Гранди.

У Ричарда под каждодневной одеждой оказались шорты для серфинга, облегающие и низко сидевшие на бедрах. А что будет, когда материя намокнет?

Мила сделала медленный вдох, убрала из глаз заинтересованное выражение и стала прилаживать трубку к маске. Почему-то у нее это не получалось.

— Простите, но у меня лишь одна пара ласт, — поспешно произнесла она. — Хотя в заливе Пяти пальцев можно спокойно плыть под водой по течению — вода сама помогает.

Мила повернулась к морю и пошла вперед не оглянувшись — она была уверена, что Ричард последует за ней без приглашения. В конце концов, он оплачивает тур.

— Значит, кораллы — это не растения? — спросил он, как только они по пояс оказались в воде лагуны цвета электрик.

— Это живые организмы. Тысячи крошечных существ. Они произрастают в форме рогов оленей, веток, тарелок, кочанов капусты…

Он нетерпеливо прервал ее экскурс в перечень всего того, что напоминают кораллы. Для него время — деньги, и она едва не покраснела от неловкости. Неужели она всегда, того не замечая, так болтлива с клиентами? Или ей хочется болтать исключительно с Ричардом Гранди?

— Каким же образом маленькая мокрая штучка превращается в твердый, как скала, риф?

Если держаться в рамках научного объяснения, то удастся обуздать сладость сахарной ваты, не думать о его мускулистой груди и не смотреть туда, куда не следовало.

— В их остове находится кальций карбонат. Это обеспечивает живым кораллам упругость, способность сопротивляться морским течениям. А когда они умирают…

Она устояла на левой ноге, пока просовывала правую в моноласту. Потом выпрямилась и сунула туда левую ногу, удерживая равновесие на мягком белом дне и покачиваясь от легкой волны.

— То представляют собой нагромождения и образуют известняковый риф, — догадался Ричард.

— Сначала миллионы и миллионы кораллов образуют риф, затем в песок попадает известняк и, наконец, поверх всего нарастают целые кустарниковые заросли. Мы многим обязаны кораллам. — Мила перевела дух и повернулась лицом к Ричарду, не обращая внимания на запах карнавала. — Готовы встретиться с рифом?

Он сглотнул слюну. В первый раз Мила увидела его неуверенным. Куда подевалась его надменность?

— Как далеко мы заплывем?

— Не очень далеко. Внутренний риф прямо здесь, как только ступите с берега. Лагуна узкая, но длинная. Мы поплывем параллельно пляжу.

Было видно, что он немного расслабился. Приладив маску и трубку, он сошел с песчаного края берега следом за Милой.

Морское дно опустилось настолько, что они смогли плыть в прохладной воде в двух метрах над рифом. Люди обычно представляют песчаное дно постепенным плоским спуском, но коралловый риф местами возвышается, затем снижается подобно любому метрополису. В рифе есть долины и горные хребты, маленькие пещеры, откуда яркой окраски рыбы осматривают свою личную территорию. Вот длинный оранжевый ус высунулся из-под навеса — он служит системой слежения, охраняя от дерзкого лангуста, чьи клешни всегда наготове. Анемоны на длинных стеблях твердо приросли к рифу и медленно покачиваются — они жалят все, что подплывает к ним близко, но не трогают маленьких рыбешек, которые их чистят.

Плавать поверх всего этого, глядя вниз сквозь прозрачную воду, похоже на круиз в воздушном судне над неизвестным городом. Мила слышала только собственное дыхание внутри трубки, а уши ловили мириады ассоциаций.

Случайная красочная рыбка подплыла к ним, но обычно рыбы заняты своим делом, твердо придерживаясь строгих правил общежития в пространстве рифа: постоянных поисков еды, укрытия или объекта для спаривания. Под морской поверхностью жизнь весьма проста.

И обильна.

Мила бросила взгляд на Ричарда — он, кажется, не знал, куда посмотреть в первую очередь. Его голова в маске вертелась то влево, то вправо. Впереди — коралловый город, внизу — тоже что-то необычное. Он прижал к бокам стиснутые в кулаки ладони.

Она сделала вдох, развернулась и поплыла на спине впереди Ричарда, чтобы видеть, все ли с ним в порядке. Даже в синеве подводного мира его глаза под маской выделялись яркой голубизной.

Он улыбнулся.

Вот она — сладкая вата. Это ощущение вернулось к ней, непреодолимой силой охватило ее. Часть сознания отказывалась этому поддаваться, но другая часть упрямо питалась сладостью, как тогда на карнавале. Это первая улыбка, которую она увидела у Ричарда, и это было… сногсшибательно, хотя у него во рту торчит трубка для дайвинга. Улыбка преобразила его лицо, и без того красивое — оно сделалось таким прекрасным, что у нее перехватило дыхание. Где взять воздух, чтобы не задохнуться?

Мила сделала знак подниматься, резко развернулась и вынырнула на зеркально-гладкую поверхность.

— Я провел на воде очень много времени, но понятия не имел, сколько всего происходит внизу! — воскликнул он, как только вынул изо рта резиновую трубку. — Я хочу сказать, что про все это ты знаешь, но… не знаешь ничего. Понимаете?

Это обычная реакция тех, кто видит подводную жизнь рифа впервые, — у них буквально мозги сносит.

Ричард устал — у него не было ласт, и поэтому ему пришлось энергичнее, чем ей, работать ногами, чтобы вертикально держаться в воде, — и голос у него прерывался.

— Там все устроено… почти как в городе.

Мила улыбнулась. Намного проще вести рассказ над рифом, а не под ним.

— Коралловые полипы превращаются в различные формы так же, как тысячи людей строят для себя разной высоты здания. Это похоже на футуристический город с автомобилями на воздушной подушке. Готовы продолжить?

В ответ он сунул в рот мундштук трубки и нырнул обратно.

Они плавали еще полчаса, и она дала ему возможность плыть впереди, куда он хотел. Он приноровился к правильной задержке дыхания, чтобы погружаться глубже и ближе подплывать к рифу. Они оба были похожи на миниатюрных китов.

Было что-то интимное в том, как им удавалось одновременно выталкивать воду, делать следующий вдох и снова выдыхать. Это слегка напоминало… поцелуй.

Наконец Мила сильным движением вынырнула на поверхность.

— Достаточно насмотрелись? — спросила она, когда он вынырнул вслед за ней.

Даже маска не смогла скрыть его разочарование.

— Уже пора?

— Я еще хочу показать вам подводную впадину, а затем мы вернемся на берег.

Им придется доплыть до места изначального углубления континентального шельфа. Ричарду необходимо увидеть все самому, чтобы понять, как риф связан с океанической экосистемой.

Лучше один раз увидеть… Правда, в ее случае то, что она видит, сопровождается целым фейерверком других ощущений, которые никто другой не испытывает.

Мила вставила трубку в маску и скомандовала:

— Поплыли!

Ричард гордился своей выдержкой. На совете директоров, в спальне, перед репортерами — нигде самообладание ему не изменяло, он был известен тем, что не терял хладнокровия в трудных ситуациях. Когда сознаешь свою силу, когда правильно оцениваешь противников, когда учитываешь все вероятные изменения до того, как они возникнут, — успех тебе обеспечен.

Но настолько потерять самообладание… Он не помнил, когда с ним такое случалось.

Мила плыла на спине, бдительный взгляд скользил вокруг, поэтому он смог наслаждаться чудесами рифа. Она следила, чтобы их не унесло течением. Но вдруг Ричард почувствовал изменения в воде, внешний риф начал подниматься перед ним, словно надвигающийся берег. Это не земля — это расщелина в километре от настоящего берега. Они продвигались между высоких коралловых стен и направлялись глубже в воды более насыщенного голубого цвета. Температура воды упала, изменились и кораллы: меньше мягких, струящихся, танцующих и больше твердых видов, которые могут выдержать постоянный напор воды открытого океана.

Ричард попытался разглядеть что-нибудь в темно-голубой толще воды за коралловой долиной. И не смог. Со всех сторон лишь изменчивые переливы от голубого до темно-голубого и синего. Взгляду не за что зацепиться, чтобы определить, как глубоко уходит вниз эта подводная яма.

Сердце у него часто застучало.

Мила плыла впереди в необозримом голубом пространстве… в пустоте бесконечной коралловой долины.

И тут мужество покинуло Ричарда.

Он занимался контактным спортом, он ради интереса влезал на пологие склоны, а это не для слабонервных, но в силах ли он заставить себя проплыть по ущелью в рифе, когда внизу морская бездна?

Нет.

Мила легко плыла спиной, темные волосы веером колыхались вокруг ее головы, русалочий хвост ласты покачивался, словно маня. Но ничто не могло соблазнить его. Голубой простор не манил, а пугал, и Ричард поймал себя на том, что все время смотрит вверх на блестящую поверхность, где есть солнечный свет, а также на край рифа, чтобы быть уверенным, что риф позади него.

Плавание над обрывом — это… как ступить с горы вниз. Тело просто не подчиняется, словно знает что-то такое, чего не знает он.

Он вынырнул на поверхность, и Мила вынырнула тоже.

— Течение… — увильнул он от объяснения.

Как будто течение во всем виновато. Мила не стала бы увлекать его туда, где небезопасно. Конечно, он совсем ее не знает, но он чувствовал, что она не похожа на человека, который намеренно поступает не по-доброму. И ее работа в том, чтобы клиенты вернулись на берег целыми и невредимыми.

— Оʼкей, — сказала Мила. — Поплывем прямо.

В ее голосе проскользнула покровительственная нотка, и ему сделалось неловко. Не хватало еще, чтобы она заметила его неполноценность и предложила помощь, пусть и с благими намерениями! И она станет вспоминать о нем, как о парне, который не сумел преодолеть подводную впадину.

У них заняло десять минут, чтобы вернуться обратно. Ноги нащупали морское дно и вытолкнули его наверх.

Мила снимала с себя резиновую ласту, и он подошел к ней, чтобы она смогла опереться о него. Она смотрела искоса, но все же положила руку ему на предплечье, освобождая сначала одну ногу, потом другую. Неужели он настолько упал в ее глазах, что она даже не хочет, чтобы он ее коснулся?

— Это было начальной оконечностью Австралийского континентального шельфа, — сказала она, освободив обе ноги из ласты. — Маленькие уклоны переходят в более крупные, которые находятся в пяти километрах…

«Маленькие?»

— А затем начинаются самые необъятные по глубине морские котлованы на планете.

— Вы стараетесь меня подбодрить? — натянуто осведомился он.

На хорошеньком личике Милы появилась гримаска.

— Нет. Но ваше тело, вероятно, инстинктивно ответило на неизвестную опасность.

— Я каждый день сталкиваюсь с неизвестным.

— На самом деле? Когда в последний раз вы сделали что-то для вас по-настоящему новое, необычное?

Частично его влияние в мире бизнеса зиждется на предусмотрительности. Это подобно тому, как у хорошего шахматиста имеется в запасе определенное количество партий, которые он изучил. И важно понять, какую применить в данный момент.

Моментальная вспышка удовлетворения, когда возник вызов, а ты его принял и одолел, — вот и все новое. Остальное — обычный бизнес.

А помимо бизнеса… Как давно было что-то, не связанное с бизнесом?

— Сегодня я плавал под водой, — сказал он, стягивая маску.

— Вы сделали это впервые? В таком случае вы очень хорошо справились.

— А как насчет вас? — Он перевел разговор на нее, когда они ступили на теплый песок. — Вам не надоело день за днем смотреть на один и тот же вид? На тот же риф?

Она обернулась на бирюзовую лагуну и темно-голубое море за лагуной — на то же голубое пространство, на которое он любовался со своего комфортабельного и надежного судна.

— Нет. — Она вздохнула. — Мне нравится, чтобы меня окружало то, что мне хорошо знакомо, потому что… — Она замолчала, потом повернулась к нему и договорила: — Потому что я чувствую себя самой собой наедине с океаном.

Он хмыкнул:

— Какой в этом смысл? Ведь рядом нет никого, чтобы это увидеть?

Неужели его слова прозвучали пренебрежительно?

Она пожала плечами:

— Есть я, и это знаю я.

По ее глазам он понял, что смутил ее.

— И вы придерживаете самое лучшее в себе для себя? — спросил он.

Теперь ее глаза смотрели с любопытством.

— А зачем мне делиться этим с кем-то еще?

Она подошла к сложенным в кучу вещам и стала складывать принадлежности для подводного плавания в парусиновую сумку.

Рич прижал к груди пляжное полотенце, которое она ему передала. Его проняла дрожь во всем теле. Но дело не только в холодной воде — здесь что-то еще, более… тревожное.

Он досуха вытер лицо теплым, прогревшимся на солнце полотенцем, и впервые у него зародилось подозрение, что, несмотря на профессиональный успех, он, возможно, упустил в жизни кое-что существенное.

Зачем отдавать кому-то самое лучшее в себе?

Глава 3

Мила не выносила, когда кто-то страдает… даже такой самоуверенный, как Ричард Гранди. Но почему-то это делает его более близким. Он похож на скромного Кларка Кента[8], а не на непробиваемого супермена. Ему с трудом далось знакомство с подводной впадиной, и с тех пор он старательно избегал встречаться с ней взглядом.

Большинство людей не имеют телефонной связи вне города, но Ричард имел и сделал несколько звонков, в том числе договорился, чтобы лодка встретила их на пристани залива Билла. Это самый быстрый способ попасть к ущелью в рифе, которое он хотел осмотреть. Они смогут добраться туда за час, а не за три, если бы поехали в автомобиле по дороге. И еще три часа ушло бы на обратный путь.

Ричард использовал каждую минуту для деловых разговоров по телефону, но это давало Миле возможность понаблюдать за ним. Волосы у него снова были безукоризненно причесаны, чего не скажешь про ее спутанные, намокшие лохмы. Голубых глаз за стеклами солнцезащитных очков не разглядеть, модная небритость на скулах спускалась к подбородку с едва заметной ямочкой. Приятно представить, как ее пальцы укололись бы о колючую щетину. Подумав об этом, Мила услышала звон литавр. А его губы… не слишком толстые, не слишком выпуклые и четко обрисованы. Потрясающие губы, особенно когда растягиваются в улыбке.

Автомобиль снова заполнил сладкий запах сахарных нитей.

— Вы что-то хотели сказать?

Он спросил ее, не отводя глаз от дороги и не вынимая из уха телефона, но по движению губ, которыми она только что восхищалась, Мила поняла, что он говорит с ней.

Ох уж эти колдовские губы! Она повернулась к нему лицом. И тут же уставилась вперед.

— Нет. Я просто…

«Я просто очарована чертами вашего лица, мистер Гранди. И спрашиваю себя: как бы заставить вас снова улыбнуться, сэр».

— Мы почти что у лодочного стапеля, — сообщила она, лишь бы что-то сказать. — Просто хотела, чтобы вы знали.

Он кивнул и продолжил телефонный разговор.

Мила заставила себя вернуться к своим непосредственным обязанностям и, как только он отключил телефон, произнесла:

— Это главная дорога, ведущая в Корал-Бэй и обратно. — Она повернула грузовичок к ряду солнечных панелей, которые питали энергией уличное освещение на единственном перекрестке в районе. — Это основная остановка для тех, кто хочет добраться до южного края зоны Всемирного наследия.

Для нее Корал-Бэй был зеленым оазисом. На расстоянии двух сотен километров, в какую сторону ни пойдешь, нет другого населенного пункта, только бескрайний цвета ржавчины аутбэк[9] с одной стороны, а с другой — четверть планеты — океан.

А дальше уже Африка.

Они въехали в город, и Ричард с прищуром смотрел на автомобили с прицепами для автотуристов, на джипы и туристические автобусы, припаркованные вдоль главной улицы.

— Жизнь бьет ключом, — заметил он.

— Сейчас сезон китовых акул. Приезжайте в феврале, когда сорок градусов и город вымирает. Лето здесь зверское.

«Если он хочет построить шикарный курорт, то ему не помешает знать, что круглогодичным «золотым дном» это не станет».

— Без кондиционера не обойтись, — пробормотал Рич.

— Лишь пока электростанция не выйдет из строя из-за циклона — тогда придется обходиться собственными ресурсами.

Губы у него скривились.

— Да… Вы явно не продвигаете достоинства региона.

Нет. Это не ее работа. Это ее личное замечание. Мила вернулась к профессиональному разговору.

— Вы хотели остановиться в городе? Чтобы перекусить? Подводное плаванье способствует аппетиту.

Корал-Бэй славится лучшей пекарней в районе — вернее, в районе это единственная пекарня.

— Мы позавтракаем на «Портусе», — рассеянно произнес Ричард.

«Портус»? Уж не одна ли это из тех яхт, что заходят частенько в Корал-Бэй? Все эти яхты она хорошо знала.

— Оʼкей. — Она пожала плечами, смирившись с тем, что придется долго ждать. Тогда прямо к заливу Билла.

Они припарковались около новой мини-пристани и прошли вперед туда, где стояли три лодки для дневных прогулок. Ее внимание тут же привлекла белая лодка «Зодиак», лениво покачивающаяся в конце единственного причала. Лодка была совсем не похожа на местные.

— А вот и Дамо. — Ричард поднял руку, и шкипер на «Зодиаке» сразу их заметил. — Вы, кажется, разочарованы, Мила?

Она удивленно посмотрела на него — он еще ни разу не обратился к ней по имени.

— Вы ожидали что-то поменьше? — спросил он.

— Нет.

«Да!»

— Я вообще не знала, чего ожидать, — сказала она. — Лодка есть лодка. Главное, чтобы плыла.

Он криво усмехнулся. Они подошли к краю причала, и с ними поздоровался высокий мужчина в белых шортах и рубашке. Ричарду он вежливо кивнул, а Миле предложил руку, чтобы помочь забраться в лодку.

— Мисс?

Она не взяла протянутой руки — не потому, что может обойтись без помощи, а потому, что ей ни к чему лишние… звуки, обычно возникающие от кожи незнакомого человека. Шкипер никак не отреагировал, а Ричард нахмурился.

Мила вздохнула. Выходит, ее сочли невежливой. Ей не привыкать — не впервой о ней такое думали. Но после сегодняшнего дня она больше его не увидит, так что это не важно.

Шкипер, не теряя времени, завел мотор «Зодиака», они развернулись от пристани и прошли между указателями, которые позволяли более крупным лодкам благополучно проплыть через испещренную рифами заповедную зону, и направились в открытое море со скоростью пять узлов. Несколько минут — и они уже в открытом море. Мила ожидала, что шкипер разовьет скорость, но этого не произошло — наоборот, ход замедлился, и они приблизились к большому шикарному катамарану — тому самому судну, которое она раньше видела у Нэнси-Пойнт. Лишь когда «Зодиак» развернулся и подошел к катамарану, Мила увидела буквы на его борту.

«Портус».

— Вы подумали, что мы весь путь совершим на лодке? — донесся до нее голос сквозь стук мотора.

— Это… ваш? — Глаза у Милы полезли на лоб. — Когда вы сказали, что вас подбросили к Нэнси-Пойнт…

— Я не имел в виду автомобиль.

Господи! Мила подумала, что у человека, владельца подобного судна, наверняка на борту находится пара важных гостей.

Шкипер остановил лодку у кормы «Портуса», прямо около ступеней, спускавшихся с каждого из двух корпусов катамарана к ватерлинии. Под обоими корпусами имелось по платформе, на которых вполне могла поместиться лодка. Ступить на «Портус» — это все равно как войти в дом. Они поднялись по лестнице на открытую площадку, где могли устроиться двенадцать человек. Отделка судна — из дерева, черной кожи и белого стекловолокна. Никакого винила, никакой парусины, как на тех яхтах, где она бывала. Мила коснулась сиденья кресла — у нее под пальцами кожа, мягкая, гладкая. Ощущение сопровождалось перезвоном колоколов, низким и мелодичным. И действовало успокоительно.

Цветовая гамма отделки была контрастной, но совершенной в художественном решении. Спокойствие белого, чувственность черного. Коричневый цвет обычно навевал на нее грусть, но этот оттенок, густой, насыщенный, подействовал как-то по-особенному, ограждая от всего.

— Как красиво, — не могла не признать она.

Слева крутая винтовая деревянная лестница вела на верхнюю палубу.

— Неплохо получилось, — скромно ответил он, раздвинул стеклянные двери в огромное внутреннее помещение, где располагались столовая и просторный камбуз.

Она молча смотрела на Ричарда, пока он не произнес:

— Что скажете?

— Уверена, что даже в вашем окружении это судно выделяется, — ответила она, стоя на пороге.

— Что вам известно о моем окружении? — бросил он через плечо, не посмотрев, последовала она за ним или нет.

Мила продолжала неподвижно стоять.

— Вы не приобрели бы катамаран, не будь он особенным.

Ричард повернулся к ней лицом.

— По-моему, не следует этим хвастаться.

— Но было бы честно. — Разве его катамаран не одно большое бахвальство? — Я скажу это за вас. «Портус» — потрясающий. Вы, должно быть, получаете огромное удовольствие, плавая на нем. — И бросила взгляд на большой обеденный стол. — И ваши друзья тоже.

— Я вообще-то не привожу сюда друзей, — пробормотал он.

— Ну, коллег, клиентов.

Он оперся о столешницу и скрестил ноги.

— Их я тоже не привожу. Я люблю тишину, когда плаваю.

Мила прислушалась к работе мотора катамарана — звук не был очень громким. Интересно, сколько стоит судно с таким тихим двигателем?

Ричард не приглашал ее войти, не настаивал, не уговаривал. Он терпеливо ждал, стоя у кухонного стола, пока она не почувствовала, что ее колебание выглядит более чем нелепо и недружелюбно. О ней так всегда думали. Она перевела взгляд на двухкамерный холодильник в глубине камбуза.

— Догадываюсь — на ланч не будет сэндвичей с сыром из сумки-холодильника.

В тот момент, как только он отвел от нее пристальный взгляд, Мила шагнула на кухню.

Он распахнул дверцы холодильника.

— Вот лангусты, сыр таледжо, кальмары с острой приправой, салат «Нисуаз», хлеб на закваске.

Мила засмеялась:

— Я-то думала, что ошиблась, а это смахивает на тот же сэндвич с сыром. — Только более причудливый.

— Вы не едите морские продукты?

— Могу съесть креветки, когда они у меня есть. И моллюски. Они… безличны.

Ричард недоуменно сдвинул брови:

— А лангуст и кальмар не безличны?

— Нет. Особенно лангусты. Они… жизнерадостные.

Он смотрел на нее так, словно решал, что это: причуда или психоз.

— И вам будет неприятно их съесть?

— Да. Что-то подсказывает мне, что я лишусь аппетита. — Она улыбнулась. — В любом случае я не очень люблю сыр.

— Итальянскому таледжо не повезло, — пробормотал Ричард.

Он открыл винный шкаф — это оказался погребок с климат-контролем. В левой части — комнатная температура, в правой — холод.

— Красное или белое? — спросил он.

— Ни то ни другое, — с сожалением ответила она. Один лишь взгляд на покрытые капельками бутылки вызвало у нее ассоциацию с морскими брызгами. — Я на работе.

— Сейчас не на работе, — возразил он. — На полтора часа мы с вами в умелых руках капитана Макса Фарроу, чьи полномочия согласно международному морскому праву главенствуют над вашими служебными обязанностями. — И извлек запотевшую бутылку из шкафа.

Большое искушение — позабавиться всей этой гламурностью хоть чуть-чуть. Взять бокал, удобно устроиться на кожаном диване, насладиться приятно зазвучавшей в ушах музыкой ветра и повести себя так, будто они вовсе не чужие друг другу. Побеседовать, как обычные люди. Притвориться. Во всем притвориться.

— Ну разве что один бокал, — согласилась она. — Спасибо.

Ричард налил белого вина в бокал и передал ей.

Проба вина прошла в неловком молчании.

— Пойдемте, я проведу для вас экскурсию, — наконец произнес он и улыбнулся, но как-то неискренне.

Мила не услышала мелодичных звуков и не вдохнула запаха сладкой ваты, а раньше блеска безукоризненно ровных зубов было достаточно для внутренней гармонии. Не может быть, чтобы он волновался так же, как она. Неужели он сознает, что все это — показуха, игра?

Но для него это не игра, разумеется. Это его жизнь.

Мила встала.

— Спасибо, Ричард.

— Рич, — настойчиво поправил ее он. — Пожалуйста. Ричардом меня называют исключительно коллеги.

Она, разумеется, не коллега, но теперь невозможно обращаться к нему по-другому, не обидев. Еще больше не обидев.

— Прошу вас, Мила. Думаю, вам понравится «Портус».

— Спасибо, Рич. Я с удовольствием все осмотрю.

«Рич»… Странно услышать, как губы это произнесли, и в то же время раздражения она не ощутила. Звучит, правда, глухо, но привыкнуть можно.

Он показал Миле гидроцикл, закрепленный в задней части судна, морскую байдарку, водные лыжи — все, что нужно мужчине для приятного времяпрепровождения на воде. Но она не увидела ничего, что указывало бы на подводные развлечения.

— У вас нет никакого снаряжения для дайвинга? — удивилась Мила.

— У меня хватает дел и на поверхности, — прозвучал моментальный ответ.

Она сразу заметила недоговоренность в его словах. Что-то мешает ему сказать правду. Может он чего-то стыдится? Но Миле не нужны ее сверхспособности, чтобы почувствовать — подгонять его, побуждать к откровенности не стоит. Поэтому во время осмотра «Портуса» она почти ничего не говорила.

На катамаране было три зоны обитания: кормовая палуба, которую она уже видела, камбуз и невероятных размеров спальное помещение, занимавшее носовую часть, с панорамными окнами, под которыми были встроены шкафы черного дерева. Мила провела пальцем по черной, без единой пылинки, поверхности стола с дорогим лэптопом. Здесь же располагались невысокие книжные полки и мини-бар, а центральную часть занимала кровать с черным покрывалом и подушками. Все просто дышало чувственностью и не потому, что преобладал черный цвет.

У Милы под форменной рубашкой загорелась кожа. Легко представить Рича здесь, в этой обстановке.

— А где же широкоэкранный телевизор? — спросила она, ища глазами последний штрих.

— Я велел его убрать. Когда я здесь, мне не до просмотра телевизионных программ.

Мила повернулась к нему лицом:

— Это оттого, что здесь в первую очередь кабинет, а потом уже спальня?

Едва успев произнести эти слова, Мила пришла в ужас от своей дерзости. Говорить с клиентом о том, где он предпочитает спать, это не только непозволительно, это… ужасно.

— Простите, — поспешно извинилась она.

Рич махнул рукой и улыбнулся той самой улыбкой, которая освещала все вокруг.

— Я сам виноват, что у меня спальня рок-звезды, — пошутил он. — Я купил «Портус» не ради пространства. Здесь все, что мне необходимо, под рукой. А кому нужен телевизор, когда перед тобой захватывающий вид?

Все равно ей трудно представить, как он сидит и просто наслаждается красотой за широкими окнами.

— Вы работаете во время плавания?

— Бывает и так.

Мила судорожно искала тему для разговора, чтобы снова ощутить вкус и запах сахарной ваты.

— А где спит ваша команда? — спросила она, вспомнив маленькое помещение с кроватями и умывальником, которое успела увидеть.

Она не особенно вслушивалась в его объяснение и услышала только конец:

— …оно достаточно удобно для коротких путешествий.

— А для длительных?

— «Весткорпорейшн» требует моего частого присутствия в городе. Это путешествие оказалось самым длинным — три дня — с тех пор, как я приобрел «Портус».

Остальная часть «Портуса» представляла собой облицованную мрамором ванную, примыкавшую к спальне, шикарную, как и все, что она видела. Затем они вернулись на кормовую палубу и поднялись по винтовой лестнице к румпелю. Подобно всему на судне, это — чудо техники. Кнопки и светодиодные панели, два экрана с современными навигационными приборами и картами морского дна, а также множество другого оборудования, ей неизвестного. Капитан «Портуса» представился, но Мила стояла достаточно далеко от него, чтобы избежать рукопожатия. Сегодня ей лучше не оскорблять второго мужчину. А может, третьего.

— У вас две команды? — удивленно пробормотала она. Конечно, судно вместительное, но для одного пассажира…

— Рациональнее идти всю ночь. Я покинул офис в семь часов вечера два дня назад и проснулся здесь на следующее утро. То же самое и сегодня. Я отправлюсь до восхода солнца, а вернусь в Перт как раз вовремя, к приходу своего тренера.

Ничего себе. Использовать это потрясающее судно как водное такси…

Капитан Фарроу что-то тихо произнес в головной телефон, потом повернулся к Ричарду:

— Ланч подан, сэр.

— Спасибо, Макс.

На корме их ждал стол с обильным угощением и разнообразными винами. Палубный матрос Дамо вежливо поклонился, взбежал наверх по винтовой лестнице к румпелю, сверкая загорелыми ногами, и исчез.

Первое, что она заметила, — это отсутствие лангуста, вместо него появились кусочки цыпленка. Внимательность со стороны Ричарда ее тронула. Интересно, когда и где он успел дать насчет этого указания. Вероятно, команда катамарана обладает способностью действовать невидимо.

Мила уселась в мягкое кожаное кресло, поджав под себя босые ноги. Порывы ветра налетали из-за задней части катамарана. Она наполнила тарелку аппетитными деликатесами.

— Как давно вы работаете в Департаменте? — спросил Рич, намазывая хлеб паштетом и козьим сыром.

Для ее клиентов не было необычным начинать беседу на личные темы. Необычно то, с какой легкостью она ответила.

— Шесть лет. До восемнадцати я обучала тех, кто хотел плавать с аквалангом, — это в горячий сезон, а не в сезон работала волонтером в заповеднике.

— В то время как большинство тинейджеров упаковывают продукты в магазине или разносят бургеры после школы?

— Здесь по-другому. Постоянная работа есть на ферме, в отелях или в заповеднике. И это все. Конечно, можно уехать.

— Обслуживание… не ваше призвание?

Мила с минуту смотрела в тарелку с едой.

— Если честно, люди — это не мое. Я предпочитаю уединение рифа.

Она — типичный интроверт. Но Рич не стал высказываться по поводу ее коммуникабельности.

— А работа на ферме? Там ведь людей не много.

— Я бы поработала в Уорду, — сказала Мила, — но туда не так просто попасть — желающих хоть отбавляй, а владельцы с каждым годом сокращают артели. Жизнь подальше от города не всем подходит, — сказала Мила, — но имеет свои преимущества.

— Какие же?

— Можно свободно дышать, — ответила она, вспомнив, как ей было тяжело во время единственного и последнего посещения столицы, когда она была подростком. — Распорядок жизни устанавливает земля, а не чей-то план. Все предсказуемо. Предопределено.

Она подцепила на вилку кусочек цыпленка и окунула в острый соус, потом положила в рот и задумчиво начала жевать.

— Некоторые люди назвали бы это скучным… — осторожно произнес Рич.

— Не для меня. В жизни достаточно много разнообразия и без определенной цели.

— И это важно? Почему? — Он сверлил ее взглядом.

Мила глубоко вздохнула — она понимала, что ему любопытно узнать о ее особенных ощущениях.

— Вы спрашиваете о…

— О жизнерадостном лангусте и о самодовольном рифе. Вы, кажется, очень тонко чувствуете то, что вас окружает. Возможно, это связано с культурой ваших предков…

Ей никогда не приходило в голову, что это имеет отношение к народности бейюнгу. Вероятно, потому, что никто с этой стороны семьи не имел такой особенности.

— Это не наследственность, — ответила она. Это — она сама, ее сущность. — Возможно, это наследство с ирландской стороны. Моя бабушка вышла замуж за японского ловца жемчуга, потому что всем остальным, кроме него, она…

Была неудобной. Не вызывала симпатий. Еще много разных «не», которые появились и в ее жизни, — со всем этим Мила смирилась.

— Она казалась странной, — закончила Мила.

Но не дедушке Харо с его добрым, щедрым сердцем. Японец, живущий в австралийском захолустье в послевоенные годы, много чего знал о том, что такое быть изгоем.

Рич отложил вилку и молча ждал.

— У меня синестезия, — вырвалось у нее. — Поэтому я слышу свои ощущения. Я слышу вкус и запах. Некоторые вещи… они как личности.

Он продолжал молча смотреть на нее.

— Все мои нервные клетки переплетаются, — попыталась прояснить Мила. Хотя и это полностью не объясняет ее состояния.

— Значит… — Рич выглядел совершенно пораженным, — лангуст, как вы его видите, личность?

— Да. Что-то вроде самовлюбленного человека.

— И все лангусты такие?

— Нет. Только тот, что у вас в холодильнике. — Мила засмеялась. Она всегда смехом преуменьшала свое состояние, чтобы не ставить других в неловкое положение.

Он нагнулся к ней и спросил:

— А риф?

— Самодовольный. Но это не назовешь неприятным самодовольством. Небо, с другой стороны, тщеславное. Облака честолюбивы. — Она огляделась, словно ища в окружающих вещах вдохновения. — Ваш холодильник загадочен.

Рич заморгал:

— Вам не нравится небо?

— Я не люблю стремления к славе. Но я не выбираю того, что чувствую. Просто… это есть.

Он так долго и пристально смотрел на нее, что Миле сделалось неловко. Наконец нижняя губа у него дрогнула, и он произнес:

— Да, в небе чувствуется некоторое тщеславие. Вся эта бескрайняя синева…

Сладкая вата на мгновение окутала Милу и растворилась в воздухе, улетев с судна. Он, по крайней мере, относится спокойно к ее необычности. Такое бывало не всегда, когда она признавалась людям в своей необыкновенной способности воспринимать окружающий мир.

— А как насчет катамарана? — помолчав, спросил он. — Ничего интересного?

Она поджала губы и опустила глаза.

— Рич, я не аттракцион.

— Простите. Нет, конечно. Я всего лишь хочу свыкнуться с этой вашей особенностью. Я никогда не встречал…

— Человека с синестезией?

Он прикусил губу и наморщил лоб.

— Все это звучит как научная фантастика.

— Братья называют это моей «сверхсилой». — Она не чувствует себя сильной. Иногда совсем наоборот. — Я до одиннадцати лет даже не знала, что другие люди видят мир не так, как я.

Рич наполнил их бокалы.

— Вы говорили о сверхчувствительности? Вы поэтому так напряглись, здороваясь со мной за руку?

Милу бросило в жар. Он, выходит, заметил? А вдруг заметил ее другие реакции на него?

Неловкость росла.

— Кого-то нового я могу воспринимать спокойно, а кого-то нет. — Она не собирается за это извиняться.

Рич внимательно посмотрел на нее.

— Это, должно быть, нелегко.

Спина у нее моментально выпрямилась. Она очень хотела, чтобы к ней относились как к нормальному человеку, но еще сильнее — чтобы ее не жалели. Мила сделала большой глоток вина.

— Мои вопросы вас расстроили?

— Я не… Я не говорю об этом с незнакомыми людьми. Только когда хорошо знаю человека. Людям обычно либо любопытно, либо они не верят. Никто ни разу не сказал, пожав плечами: «Оʼкей. Хочешь еще сэндвич?»

Как же она этого ждала.

— Спасибо, что сделали для меня исключение. — Рич посмотрел Миле прямо в глаза и подвинул к ней блюдо с закусками. — Еще сэндвич?

У Милы перехватило дыхание.

— Рич, почему на самом деле вы здесь? — внезапно для себя спросила она. К чему спрашивать? Ее работа — показать ему местность, и все. Но что-то подталкивало ее задать этот вопрос. И не только желание сменить тему разговора. — Я в любом случае собираюсь почитать о вас онлайн, так что лучше скажите сами. Вы девелопер?

Он поерзал в кресле и ответил не сразу:

— Вы недолюбливаете девелоперов?

— Я была гидом у многих из них. Они целыми днями рассказывали о своих грандиозных планах по застройке района, а после я их больше не видела. Интересно, вы такой же?

Вообще-то она не очень рассчитывает снова увидеть его. Неужели не рассчитывает?

— Никто из них не вернулся?

— Кто-то недооценил отдаленность района или сколько времени займет проект. А большинство понятия не имели об ограничениях на допуск к строительству.

— Ограничения? — переспросил он, потягивая вино. — Звучит серьезно.

— Формально вся земля до Национального парка находится под контролем трех местных фермеров-овцеводов в пожизненном найме. Если кто-то захочет утвердиться в этой части Морского парка, он должен обойти стороной владения Досонов. А это никому не удавалось. — Мила наклонилась к Ричу. — Хотите по-честному? Если у вас планы по застройке, то лучше сразу от них отказаться.

С чего это вдруг она дает ему совет? Лишь потому, что он отнесся к ней по-доброму и угостил ланчем? И выглядел так привлекательно в пляжных шортах?

Голубые глаза изучали ее.

— Досоны, судя по всему, являются препятствием.

— Благодаря им берег вокруг Корал-Бэй не усыпан шикарными курортами, которые пытаются вторгнуться в зону Всемирного наследия. Досоны — последний оплот. В моих глазах они — герои. Тем не менее эту защиту могут пробить.

Рич приветственно поднял бокал:

— В таком случае за Досонов.

Она, кажется, сказала лишнее? Но ничего такого, что ему уже не было известно или что он вскоре выяснит. Хотя…

У Милы кожа вдруг покрылась пупырышками.

— Вам холодно? — удивился Рич, потому что солнце стояло еще высоко.

Мила покачала головой:

— Да нет. Это… словно шарикоподшипники по телу.

Глава 4

Ричу хотелось поверить, что подшипники имеют отношение к ветру, взлохматившему пряди длинных темных волос Милы, а не к ее суперсенсорности.

Ведь у него есть секреты, и она вполне может это чувствовать. Интересно, как работает ее загадочная система? Но он не хочет одолевать ее вопросами. Надо напрячь собственные мозги и понять Милу при помощи старого способа — разговора.

Мила точно ужаснется, узнав, как легко ему построить отель с видом на риф. Местные бизнесмены не обрадуются процентным отчислениям в «Весткорпорейшн» за мотель, кафе, бензоколонку, даже за туры на лодках с прозрачным дном. Но не могут же они ожидать, что у них не будут брать плату за возможность вести малый бизнес на земле Уорду. Ведь Уорду также платит правительству за разрешение разводить скот на арендованной земле.

Приличную прибыль получает правительство, взимая акцизный береговой сбор с аренды. Аналитики в компании Рича согласились с ним, что единственный способ получить хорошую прибыль, — это самому сделать капиталовложения в регионе, поскольку доходы от овцеводческой фермы скудные.

Без этого нет смысла ее удерживать, и — спасибо отцу за то, что он сорок лет назад переехал в город, — Ричарда больше ничто не привязывало к Уорду. К его наследию.

Вот почему он отправился сюда, чтобы самому посмотреть на место, предназначенное для застройки. Ему повезло с гидом, поскольку она также могла пролить свет на отношение населения местной округи к планам по будущему строительству. Предупрежден — значит вооружен.

Не страшно, что Мила загадка, а он любил принимать вызов. К тому же она хорошенькая. Он всегда был неравнодушен к красоте. И еще ее синестезия… Это интересно. Очень даже.

Двигатель «Портуса» был заглушен, и они легли в дрейф. Мила повернулась и посмотрела на древнюю цепь скал, протянувшуюся вдоль берега. Она сразу поняла, где они находятся.

— Проход в рифе очень узкий. Надо плыть на лодке, — сказала она.

Они немного понаблюдали за скатами-манта, а затем Дамо подбросил их на лодке как можно ближе к отмели, и они шли по воде с туфлями в одной руке, а другой тащили одиночную байдарку. Они дошли до отмели, протянувшейся у самого устья залива Ярди.

Мила указала на почти полностью погруженную в воду скалу.

— Видите, почему мы не смогли бы доехать сюда на машине? Из-за сезона сильнейших циклонов, которые происходят в начале года, песчаную отмель выдувает, и путь на автомобиле невозможен.

Морская байдарка была более плоская и шире, чем обычное каное, и поэтому они уместились в ней вдвоем. Рич опустился на встроенное сиденье, а Мила устроилась впереди между его ног. Она села, свесив ноги с краев байдарки, и он согнул колени, чтобы обезопасить ее, словно на парковом аттракционе.

Ритм движения веслами они установили быстро, но Мила была натянута и скованна… такая же негнущаяся, как твердый пластик байдарки. Учитывая то, что он узнал о ней, касаться его ей не просто, а поза, в которой они сидели, неловка им обоим… хотя по разным причинам. Рич собирался смотреть вокруг, а сам не отрывает глаз от гибкой загорелой спины и шеи молодой женщины в бикини, сидящей у него между колен. Форменную рубашку она сняла и аккуратно убрала в рюкзак, а на бикини ему следует смотреть как на униформу.

Миле лет двадцать пять — почти на десять лет она моложе его, — но есть в ней что-то… словно она намного старше. Она — порождение этой земли или даже моря.

— Бухта, похоже, пустынна. — Голос Милы гулко прозвучал из-за акустики в узком ущелье.

Действительно, нигде ни души, ни на зеркальной поверхности воды, ни на верхушке скал каньона, ни на площадке автопарка, выдолбленной в толще известняка в дюнах. Хотя легко представить на фоне солнца одинокий таинственный силуэт фигуры с копьем в руке.

Необыкновенное место.

Мила перестала грести, весло Рича тоже замерло в воде. Впереди из воды появился курносый нос, две ноздри, глаза, мигая, смотрели на них. Байдарка медленно, по инерции, проплыла мимо. Лишь в последний момент это существо нырнуло обратно и исчезло в глубине.

— Морская черепаха, — сказала Мила. — Любопытная малышка.

— Черепахи у вас любопытные?

Мила улыбнулась:

— Они на самом деле любопытные. Мы им любопытны.

Они молча продолжили грести. Рич мучился от желания задать еще вопрос и наконец спросил:

— Ваше восприятие влияет на отношение к разным вещам? Оно бывает отрицательным?

— И такое бывает. Я не большая поклонница желтых рыб, к примеру, хотя они в этом не виноваты. Для меня желтый цвет… издевательский, что ли. — Она пожала плечами. — Но люди и вещи могут влиять на меня и положительно.

— Например? — спросил он.

Мила очень долго не отвечала.

— Дубовый мох. Я ощущала его на руках у мамы, когда была маленькой. И сейчас ощущаю, когда вечером холодно, и я кутаюсь в мягкий шерстяной свитер, или когда укрываюсь стеганым одеялом.

Рич пожалел, что он не дуб и не мох. Это напомнило ему что-то похожее: детство, связанное с матерью. Матери не стало, когда он еще учился в начальной школе, а отец, не справляясь с воспитанием сына, поместил его в пансион. С тех пор ничьи любящие руки его уже не обнимали.

Мила кашлянула и сказала:

— Однажды я встретила человека, похожего на сладкую вату. Как не проникнуться симпатией к нему? В памяти остался этот запах… положительный. Я, вероятно, больше расположена доверять такому человеку, чем, скажем, тому, кого представляю дымом от дизельного топлива.

«Счастливчик этот парень — сладкая вата». Что-то подсказывало Ричу: если ты симпатичен Миле Накано и если она тебе доверяет, то это более редкое явление, чем тайны какого-то ущелья.

— А какие самые неприятные ассоциации у вас возникали? — не удержался от любопытства Ричард.

— Ушная сера, — тихо ответила она.

— Это был человек или вещь?

Впереди байдарки зыбь и журчание воды, но легко вообразить, что это звуковые волны от смеха Милы, мягкого, гортанного и вибрирующего у него между ребер.

— К несчастью, это был человек. — Мила вздохнула. — Один мальчик в начальной школе. Стоило ему оказаться рядом, как я ощущала сильный запах ушной серы, — он ударял мне в нос и застревал в горле. Теперь, если мне плохо по любой причине, то получаю вот такое… чудесное напоминание.

Ну и ну.

Вот каким образом срабатывает ее «сверхсила». А он? Когда он будет смотреть на водную зыбь где-то в другом месте, то будет слышать ее мягко звучащий голос и будет представлять себе Милу, с ее гибкой длинной спиной, и то, как спина касается его головы при гребле.

Мила снова опустила весло в воду. Байдарка замедлила ход.

— Вон там живут черно-серые горные кенгуру-валлаби.

Рич проследил за ее взглядом — она смотрела на возвышающиеся отвесные скалы ржавого цвета.

— Все, что я вижу, — это какие-то тенистые выступы.

— Под ними любят прятаться кенгуру. Вот почему они приобрели черные отметины.

Он искал глазами маленькие мордочки.

— Это что-то вроде горных полукоз? А вниз они не срываются?

— Они родились на утесах, провели всю жизнь, прыгая по ним и пощипывая растения. Они спят под выступами скал, растят детенышей подальше от хищников. Они приспособились, и для них это совершенно нормально.

Чем дольше они плыли, тем больше Рич узнавал нового. Мила говорила о доисторических на вид рыбах, обитающих в холодных темных водных глубинах, о скопах[10] и белых цаплях, которые гнездятся наверху, о людях, живших здесь когда-то, и о древних поселениях, следы которых находят каждый год.

Трудно не представить туристические возможности на побережье, исходя из таких природных ресурсов. Это курорт в экозоне.

В скалах виднелись углубления, где сейчас прятались кенгуру-валлаби.

— Там много пещер. Должно быть, спелеологов это заинтересует, — высказал Рич свою догадку.

— Как-то раз состоялся большой международный съезд спелеологов. Они приехали специально, чтобы исследовать не отмеченные на карте участки. За два дня они обнаружили почти двенадцать новых пещер. Представляете, сколько еще они могли бы найти, если бы остались на неделю? Или на две?

— Почему же они не остались?

— Негде расселить такие большие группы. И научных лабораторий нет… вообще ничего. А пещеры… — Мила сникла. — Если море станет быстро подниматься…

В этом случае гряда утесов, где живут горные кенгуру-валлаби, превратится в острова, а скала, которую они сейчас разглядывают, уйдет под воду и опять покроется кораллами.

Такое круговорот жизни.

Они продолжали грести и подошли совсем близко к возвышающимся окаменевшим стенам. Единственный звук — ритмичное шлепанье весел в полной тишине этого прекрасного места. Тишина просачивалась Ричу внутрь — такого он никогда не ощущал.

— Я подумываю о том, чтобы вернуться сюда на уик-энд, — сказал он, поддавшись внезапному желанию. — Прихвачу еще пару дней. Я недооценил местные красоты.

Они причалили к песчаному берегу. Мила выбралась из байдарки и повернулась к Ричу:

— У меня экскурсия только на сегодня. Вам придется взять кого-то еще для дальнейшего тура.

Он не ожидал отказа.

— У вас другие клиенты? — Да ему достаточно одного телефонного звонка, чтобы все утрясти. Но злоупотреблять своим влиянием он не будет, чтобы не вызывать ассоциаций с ушной серой.

— Нет, но я занята.

— Чем?

— Осмотр с воздуха расположения морских водорослей и китовых акул. Потом еще маркировка животных. На днях будет низкий прилив, и я включена в группу по сбору коралловых мальков. Работы много.

Рич чувствовал, что упускает возможность получить достоверную информацию от хорошо осведомленного человека. И еще быстро ускользает возможность лучше узнать Милу.

— А мне можно с вами? За плату, разумеется.

Мила поморщилась:

— При чем здесь деньги? Наша работа — это ведь не зрелищный спорт.

— Тогда поручите мне какую-нибудь работу. Я мог бы тоже отслеживать морские водоросли… или изучать… мальков.

Еще десять минут назад за подобное предложение он бы получил в награду смех Милы… приятно-гортанный. А сейчас она нахмурилась.

— Послушайте, Мила, вы же сами спрашивали, когда я в последний раз сделал что-то совершенно новое. А тут такая возможность. — Он находил это «перетягивание каната» очень бодрящим. — Я вас не обременю. Слово скаута.

Она повела плечом и поджала губы. Он задержал дыхание, ожидая ответа.

— Вы вольны распоряжаться своим временем.

Он удовлетворенно улыбнулся. У него появится возможность лучше почувствовать этот регион и подольше пообщаться с Милой Накано.

Обратный путь показался вдвое короче. На «Портусе» Мила укрылась за защитным барьером на одном из двух корпусов катамарана. Рич сделал то же самое на другом. Так они плыли обратно в Корал-Бэй — вместе, но порознь.

Мила, понуро опустив плечи, сидела на палубе. Она была нелюбезной и не могла этого не сознавать. А она ведь к тому же должностное лицо.

Но с той минуты, как Рич решил вернуться в Корал-Бэй для новых экскурсий, она чувствовала, как у нее растет напряжение и волнами пробегает по позвоночнику.

Сегодня она была гидом Рича, потому что это ее работа. Но она позволила себе поддаться его красивой внешности и его неподдельному интересу к рифу, да и модный катамаран сыграл свою роль. Успокаивает лишь то, что ему еще предстоит преодолеть сопротивление Досонов, а это пока что никому не удавалось… какими бы ни были его планы девелопера.

Несмотря на наметившиеся между ними дружеские отношения, Ричард Гранди все равно ее противник в том, что касается рифа.

Мила посмотрела на темно-зеленую гладь океана, сверкающую внизу под двумя одинаковыми корпусами катамарана, потом на Рича. Он сидел в той же позе, что и она, свесив ноги, брызги летели ему в лицо, и смотрел не отрываясь на берег, проносившийся за бортом. Наверняка представляет очертания своего отеля у моря. Или курорта. Или — только не это, — казино.

Мила знала, что бессильна помешать ему, но трудно не думать о грядущих возможных изменениях.

Спустя час катамаран плавно причалил к пристани у залива Билла. За их спиной солнце быстро убывало за горизонт.

— Было приятно познакомиться с вами, — вежливо пробормотала Мила и встала.

Рич сдвинул брови.

— Вы так это сказали, словно я больше вас не увижу.

Уик-энд еще через четыре дня. За это время может случиться что угодно, он потеряет интерес, не захочет возвращаться. А может, договориться с кем-то другим, кто в субботу им займется? Разумно поступить так. Но тогда она больше не увидит Ричарда Гранди.

От всех этих мыслей у Милы в горле появился привкус… ушной серы, перебивший запах океана. Какая глупость. Рич, в сущности, чужак. С какой стати сердце у нее дрогнуло — пусть и чуть-чуть — при мысли о расставании с ним? Но ощущения никогда ее не подводили, даже когда ей приходилось врать самой себе. Безошибочно в нос ударил запах ушной серы.

Это значит, что про субботу следует забыть.

Надо скорее уйти с «Портуса», чтобы Рич не смог — вдруг! — поцеловать ее на прощание в щеку. Мила быстро залезла в лодку, чтобы он не успел подать ей руку. Но как только она оказалась в лодке и шкипер начал отчаливать от «Портуса», у нее уже не осталось оправданий, чтобы не оглянуться на Рича.

Он стоял на платформе для дайвинга, руки глубоко в карманах, футболка обтягивает выпирающие мышцы рук и плеч. Когда они плавали под водой или когда на байдарке он слегка задевал ее, Мила старалась не замечать его крепкой мускулатуры.

— Значит, в семь утра в субботу?! — крикнул Рич, перекрывая стук мотора лодки, и кивнул в сторону пристани.

— Меня не ищите! — крикнула в ответ Мила. — Там будет кто-то другой в униформе. — В конце концов, любой сотрудник сможет стать его гидом.

Мила сморщила нос от выхлопов мотора, но все, что она ощущала, — это запах и вкус сахарной ваты. Этот аромат она все чаще соотносит с Ричем.

Она не успела высадиться на берег, как поняла: сахарная вата означает, что она уже пришла к решению быть тем гидом, который встретит Рича в субботу.

Первое, что сделала Мила, придя в контору, — это выяснила онлайн происхождение слова «портус». Кажется это греческий бог воды или чего-то подобного, но оказалось, что на латыни — это… порт. Но также переводится как убежище, а шикарное судно точно этому соответствовало. Мила почувствовала покой, едва ступив на борт катамарана.

А чем же Рич занимается в своей корпорации?

Несколько минут поиска в Интернете — и вот ей уже известно все о «Весткорпорейшн». В какие только проекты не запускала руки корпорация Ричарда! И еще она выяснила, что Ричард Гранди является главным исполнительным директором и стал им после неожиданной кончины отца в результате тяжелого сердечного приступа. С тех пор все дела легли на плечи Рича. Неудивительно, что в то утро он постоянно висел на телефоне. Еще она узнала о росте доходов корпорации за те годы, что ее возглавлял Рич. Затем перечислялись различные активы компании, но Милу это уже не интересовало. Она узнала достаточно — мистер Ричард Гранди олицетворяет солидный, масштабный бизнес.

Значит, она приняла правильное решение: она сама, и никто другой встретит его в субботу. И это связано с рифом. Кто, как не она, аргументировано докажет ему, что этому району абсолютно не нужна никакая застройка?

Или… она преследует собственные интересы?

Мила достала телефон.

— Привет, Крейг. Это Мила…

Через несколько минут она закончила разговор, упросив летчика субботнего обзорного рейса взять на борт еще одного человека. Таким образом, проблема с Ричем была утрясена: он увидит и другую часть района, о котором хочет узнать, а она…

«Что она?»

Она выделит себе еще денек-другой, чтобы пообщаться с ним и убедить его, что этому региону не нужно новых модных построек. А также у него будет время понять, какой она сложный человек со своей синестезией, а в конце дня бередящие ей душу ожидания будут значить меньше, чем неприкосновенность и безопасность ее любимого рифа.

Так тому и быть.

Глава 5

Маленький самолет «Сессна» поднялся до высоты 30 метров.

— Дюгони[11], — одними губами произнесла Мила, повернув лицо в сторону бухточки у отдаленного берега. — И ламантины[12].

Она поняла, что Рич не расслышал, и, порывшись в кармане, достала фотографии и передала ему.

— Дюгонь, — повторила она. — Кормится водорослями. Они почти все исчезли в начале века, когда циклон накрыл морские водоросли илом. С тех пор Департамент охраны окружающей среды контролирует их состояние. — Она похлопала по камере, прикрепленной к открытому окну самолета двумя сверхпрочными скрепами. — Их основная кормовая площадка немного к югу отсюда, но все больше животных мигрируют во вторичные зоны. Мы отслеживаем их жизнеспособность.

Чем больше слов «хрупкое равновесие» и «редкий» она употребит, тем труднее ему будет решиться на застройку. Пусть осознает, какой вред нанесет природе.

Рич приблизился к окну, в которое смотрела Мила, словно там обзор более обширный. Так близко, что она почувствовала его запах, перебивший обычный запах авиационного горючего. И снова сахарная вата. Но и еще что-то. Это «что-то» — не звонок предупреждения, наоборот, она ощущает прочность. В какой-то мере это ощущение не оставляло ее с тех пор, как она после четырех дней, пока они не виделись, подхватила его на пристани.

Ощущение правильности.

— Крейг поднимается в воздух два раза в день, чтобы определить передвижение китовых акул, — сказала Мила, чтобы сфокусироваться исключительно на работе и тем самым отвлечься от волнующих ощущений. Она кивком указала вниз на четыре белые лодки прямо у берега. — Если он не задействован на обзорном полете с туристами, то я воспользуюсь возможностью собрать данные о китовых акулах сейчас, пока мы здесь.

— Разумно, — заметил Рич.

— Как и все в живой природе, — улыбнулась Мила. Что сегодня с ней происходит? Она готова раздавать свои улыбки, словно конфеты.

Они сделали полукруг над океаном, и Рич снова припал к своему окну. Внизу темные пятна на воде могли быть тенью от облаков и рифов или грядами морских водорослей.

— Мы ищем бледные полосы в темных зарослях, — сказала Мила. — Это вполне может быть и дюгонь, пробирающийся вдоль морского дна. Где есть один, то там могут быть и еще. Это трудно описать, пока не увидишь. Что-то среднее между тенью от самолета и хвостом улитки, но стоит это увидеть, как определяешь безошибочно.

Теперь они летели ниже, кружась над водорослями, и смотрели в оба. Мила не сводила глаз с моря, не только, чтобы не пропустить ускользающего дюгоня, но также, чтобы оградиться от отвлекающих ощущений. Сейчас, однако, ей это не удалось.

Она никогда не ощущала так остро кого-то другого, как Рича. Если он ерзал, она тут же замечала. Если улыбался, она чувствовала его улыбку. Если он говорил, то была вся внимание.

Это выводило ее из себя.

— Дюгонь? — спросил Рич, указывая на темную полосу недалеко от берега.

— Точно! — Мила сделала знак Крейгу — тот выправил курс и подлетел ближе. Она передала Ричу бинокль. — Смотрите.

А куда сейчас смотрит она сама? Не на дюгоня, а на Рича. Наконец она переключилась на животное.

Объектив с переменным фокусным расстоянием камеры позволял Миле не только увидеть след от дюгоня, поглощенного кормежкой, но также разглядеть еще трех — они кувыркались на поверхности, наслаждаясь теплым морем и восходящим солнцем. Мила держала палец на затворе фотообъектива и делала снимок за снимком.

Рич покачал головой, когда они закончили воздушный обзор.

— Вам заплатили за эту работу?

— Официально — нет, — призналась Мила. — Сегодня у меня свободное время.

Он нахмурился, и через наушники до нее донесся его голос:

— Это неправильно.

— Почему? — Она посмотрела на него. — Чем еще мне заниматься?

— Ну… пойти куда-нибудь. Поспать. Кино посмотреть.

— Вот это мое любимое развлечение, — усмехнулась Мила, глядя вперед. — Зачем смотреть фильм, когда я могу смотреть, как кормятся дюгони.

— Вы никогда не отдыхаете? Постоянно заняты чем-то на природе?

Его замечание укололо Милу. И не только потому, что оно справедливо.

— Это говорит человек, устроивший рабочий кабинет на своем судне?

— Моя компания в списке ста лучших по версии журнала «Форчун», — фыркнул он. — А вы просто…

— Пижон, — вырвалось у Крейга.

— Просто… кто? — Рич не сдержался, и его понесло. — Мила, одно из немногих преимуществ быть работодателем, а не служащим, — это возможность просто отключаться. Пойти домой и не думать о работе до понедельника.

— Моя должность, возможно, звучит незатейливо, Рич, но то, что я делаю, так же важно, как и то, что делаете вы. Разница в том, что я работаю на пользу окружающей среды, а не ради получения прибыли.

Крейг, не оглядываясь на них, покачал головой.

Миле послышалось в наушниках, как он пробормотал:

— Я в ваших разборках не участвую.

— Вы кто-то вроде филантропа, да? — съязвил Рич.

— А сколько часов у вас ушло на филантропию в прошлом месяце?

— Лично у меня? Нисколько. — Рич повысил голос, хотя это ни к чему — микрофон находился прямо у горла. — У меня нет времени. Но «Весткорпорейшн» наняла шестерых новых служащих, которые работают на низкоквалифицированных должностях. Прежде они были бездомными. Эта инициатива принадлежит мне.

Мила не знала, что и сказать.

— А… На вашем веб-сайте этого нет.

— Вы считаете, что мне следует трезвонить об этом? Выставлять этих людей на всеобщее обозрение, чтобы их обсуждали? Вижу, вы постарались выяснить обо мне все, как и грозились, — громко сказал Рич, перекрывая грохот моторов «Сессны», но его голос прозвучал уже мягче.

А для нее это смесь скисшего молока с горьковатой брюссельской капустой. Отвратительно. Хотя она едва ли единственная, кому неуютно в самолете. У Рича настороженный вид, а Крейг выглядит так, будто готов спрыгнуть с парашютом.

— Мне всего лишь было интересно узнать, чем вы занимаетесь, — призналась Мила.

— Нашли что-нибудь интересное?

— Да нет. — И вспомнила: — Я вам сочувствую — вы потеряли отца.

Он стиснул челюсти, и к ней опять долетел запах ушной серы. И грудь сдавило. Неужели она обидела его своим неловким сочувствием?

Но он лишь пробормотал:

— Спасибо.

Наступило молчание, похожее на… вкус колы. Мила смущенно улыбалась и смотрела вниз на океан. Крейг развернул самолет и направился обратно в Корал-Бэй.

— Время поджимает, — заявил он, явно чувствуя облегчение, что может сказать что-то по делу. — Летим к китовым акулам.

Рич достаточно знал об этом районе, знал, чем он известен: сезонный наплыв морских гигантов — китовых акул. Они крупнее, чем обычные акулы. Это огромные рыбины, которые питаются выборочно и поэтому намного безопаснее других крупных акул, обитающих поблизости. Плавание туристов в открытом океане рядом с ними было регулярным и прибыльным делом.

Но, говоря откровенно, те, кто делает это ради развлечения, казались ему психами.

— Что вам нужно делать с китовыми акулами? — спросил Рич. Ему очень хотелось непринужденным разговором загладить обиду, нанесенную Миле.

Откуда Миле знать, как ему необходимо хоть немного отойти от своих управленческих обязанностей? Хоть на неделю. Хоть на уик-энд. У него не было выходных с тех пор, как он шесть лет назад возглавил «Весткорпорейшн». Даже здесь, сейчас, он вообще-то на работе. Постоянно обо всем думает, все прикидывает. В то время как другие люди мечтают о модных автомобилях и видах из пентхауса, его мечты более приземленные: диван, кто-то рядом и новый сериал по телевизору.

Простое бездействие.

Он действительно не мог назвать то время, когда в последний раз предавался безделью. Спорт — это дисциплина и сила воли. Если он читал книгу, то это была, скорее всего, автобиография какого-нибудь успешного человека. Выходит так, словно он не хотел побыть один, не хотел размышлений в тишине и покое.

Поэтому когда он высказался насчет Милиного ничегонеделания, он вовсе не хотел, чтобы его слова прозвучали осуждающе.

Из всего того, что он увидел и узнал в Корал-Бэй, самое большое впечатление на него произвело то, как Мила проводила дни.

Эффектная простота. И в то же время, какая насыщенность.

Мила похлопала по своей камере.

— Китовых акул можно опознать по звукам, которые они издают. Ученые используют те же алгоритмы, что и НАСА для составления карты звездных систем. Обычно исследовательская команда использует коллективные снимки, представленные туристами, которые плавают рядом с ними, но я стараюсь по возможности внести и свой вклад.

— Вы можете фотографировать их отсюда?

— Мы спустимся пониже, приятель! — крикнул Крейг, перекрывая гул мотора «Сессны». — Ищите серых головастиков.

Головастиков? Увидеть их отсюда? Рич посмотрел на Милу.

Она широко улыбалась. Как же заразительна ее улыбка.

— Вы их увидите.

Ричу нравилось преуспевать во всем и всегда. Это шло от школьных лет, где главное — результат, затем успехи в университете, затем карьера, где мнение о нем складывалось, опять же, по его успехам. Поэтому мотивации ему не занимать, чтобы повторить свою удачу, когда он обнаружил дюгоня. Но первой заметила скопление китовых акул Мила.

— Слева, Крейг.

Они сделали вираж и увидели акул.

— Ничего себе головастики, — пробормотал Рич. Гигантские, с квадратными носами. Они медленно плыли далеко-далеко внизу. — Какого они размера?

— Вероятно, двенадцать метров, — ответила Мила. — Прелестная такая троица.

— Вот уж там, внизу, обрадуются, — сказал Крейг и передал по рации местонахождение акул туристам, которые терпеливо ждали сообщений.

— Мы останемся с этой троицей, пока сюда не приплывут лодки, — пояснила Мила. — Спустимся ниже и сделаем снимки.

Крейг осторожно снизился, как можно ближе к акулам, чтобы Мила смогла их снимать, не спугнув, и они бы не ушли глубоко под воду. Самолет летел под углом сорок пять градусов, Мила делала фотографии, а Рич смотрел в бинокль. Далеко внизу гигантские рыбины плавали пересекающимися кругами, их большие тупорылые головы сужались к длинным, слегка подрагивающим хвостовым плавникам. Словно громадины-головастики двигаются в медленном танце. Они чувствовали себя естественно.

Да… Их свободной жизни можно позавидовать — никаких тебе неотложных дел, никаких заседаний совета директоров в девять утра, никаких журналистов в одиннадцать.

— Планктон в течение дня опускается глубоко, поэтому китовые акулы здесь отдыхают перед тем, как с наступлением темноты опять отправиться на кормежку, — объяснила Мила. — Вот почему они так снисходительны к туристам — они сытые и полусонные.

— Сколько же их на всем рифе?

— По крайней мере, сейчас две дюжины, и каждый день приплывают еще — они собираются в конце недели на нерест рыб.

— Они едят икру?

— Икру едят все. Весь риф в одну и ту же ночь взрывается.

— Природа вас так сильно впечатляет?

— Я ценю порядок, — ответила Мила. — Ничего нет такого же рационального, как эволюция. Ничто не тратится впустую.

— Вам подошло бы работать в банке. Почему вы здесь? Почему жизнь на природе?

Рич чувствовал, что его слова не оставили ее равнодушной и что она раздумывает над ответом — или, возможно, над тем, отвечать или нет. Наконец она сняла наушники, бросила взгляд на Крейга и нагнулась к Ричу.

— Люди никогда меня не принимали, — тихо сказала она. Это прозвучало до боли просто. Он понял, что, скорее всего, она не очень часто про это говорит. И если говорит, то ей нелегко это дается. — И когда я росла… другие дети и их родители не то чтобы ненавидели меня, но держались подальше, потому что я видела, или слышала, или чувствовала запахи, которые они не замечали. Они думали, что я вру и смеюсь над ними. Считали меня умственно неполноценной, дурочкой. Один мальчик назвал меня «психованная Мила». И это прозвище ко мне приклеилось.

Рич пожалел о том, что нельзя дать по шее тому мальчишке.

— Я никогда нигде не была своей. — Мила посмотрела вниз на риф. — А там каждый биологический вид уникален и адаптирован к другому, но это не делает его изгоем. Все виды научились приспосабливаться друг к другу. Природа всех объединяет, она никого не судит.

А человеческий род судит, но не объединяет.

Мила снова надела наушники и занялась фотографией. Момент доверительности закончился. Рич представил ее хорошенькой одинокой девочкой, которая обратила душу к живой природе и сделала природу своим другом.

Грустная картина затмила радость сегодняшнего дня.

«Сессна» продолжала кружить над небольшой группой китовых акул, не выпуская их из поля зрения. Когда приблизились лодки, Крейг оставил туристов развлекаться и оглядел побережье, проверяя, не осталось ли еще акул, не успевших уйти глубоко под воду. Несколько акул было обнаружено, и, как только работа была закончена, Крейг повернул самолет на аэродром в Корал-Бэй.

Они летели вдоль береговой линии. Рич глядел в пыльное окно на красноватую землю. Эта часть суши была ему больше знакома по изображению на карте. Дамба характерной шестиугольной формы с высоты выглядела серебряной монетой, но она была одной из самых больших в регионе. К ней вели автодороги.

Рич мальчиком вместе с отцом облетел все скотоводческое хозяйство. Из-за горных кряжей в северо-западной части Уорду близко от фермы сохранился зеленый оазис. Он, восьмилетний, придумывал, как его семья могла бы там жить. Придумывал братьев и сестер, и как они с родителями сидят вечером вокруг стола, смеются после долгого дня, проведенного в объездах пастбищ.

— Вон скотоводческая ферма, о которой я вам говорила. — Мила по его лицу поняла, что он заинтересовался. — Уорду не просто красивое место на побережье — ее земли тоже поразительны. Свирепая рябь.

«Свирепая». Он заставил себя вернуться к действительности.

— Вы именно это чувствуете, глядя на ферму? — Его постоянно поражают ее сильные ассоциации.

— Я чувствую уединение, — сказала Мила. — В красной земле Уорду есть полутона… То же самое я чувствую, когда вижу ярру[13]. Похоже на палубу на вашем судне. Для меня это связано с уединением.

Рич уставился на красноватого цвета землю. Придуманная им большая семья помогла ему, когда он лишился матери и был помещен в пансион. Но когда он достаточно подрос, чтобы побывать в этом месте самостоятельно, то желание ушло, да и времени не было, чтобы предаваться старым фантазиям. В школе он ставил перед собой практичные задачи и упорно добивался высоких баллов, необходимых для поступления в один из лучших университетов. А в университете он весь был нацелен на то, чтобы получить самые высокие оценки на экзаменах. Затем — чтобы преуспеть в компании, которую должен был унаследовать. Он почти добился этого, когда у отца неожиданно случился сердечный приступ, и он умер. С тех пор Ричард занимался исключительно управлением компании, дела корпорации процветали, а ни на что другое времени почти не оставалось. И склонности к чему-то еще не возникало.

Таким образом, географические карты и периодические финансовые отчеты были единственным напоминанием о том, что Уорду существует.

До сих пор.

— Кажется, я могу это понять, — произнес Рич.

— Да? — выдохнула она.

В ее взгляде столько ожидания, что он почувствовал боль в груди. У нее такой вид, будто она ищет кого-нибудь, кто ее поймет. С кем установится связь.

Словно она изголодалась по этому.

— Мила, ваша синестезия — это лишь малая часть вашей неповторимости, — проговорил Рич в головной телефон.

У Крейга отвисла челюсть, а Мила… вся светилась от улыбки.

— Как чудесно, что вы это сказали, — вырвалось у нее.

Он действительно хотел, чтобы она не чувствовала себя с ним неловко те несколько кратких часов, когда они находятся вместе. Рич повернулся к ней, поймал ее взгляд и, хотя его голос она отлично слышала через наушники, вложил все свое понимание во взгляд.

— Не стоит благодарности.

Повисло напряженное молчание, которое нарушил все тот же Крейг, — незаинтересованная сторона.

— Пристегнитесь, — произнес он. — Впереди взлетно-посадочная полоса.

Мила двинулась к открытой двери «Сессны», а Рич уже выпрыгнул наружу. Пока он находился к ней спиной, все было в порядке, но в тот момент, когда он повернулся лицом, она поняла, что ей грозит опасность. Обычно она была начеку, встречая неизбежный поток переплетающихся телесных ощущений, которые исходят от другого человека. Но в этом случае она должна противостоять удовольствию, заструившемуся по ее хрупкому телу. Это удовольствие потоком тянется от мускулистой мужской фигуры.

Никогда ей не было так хорошо.

Двадцать четыре часа назад она бы нашла отговорку, чтобы прокрасться через другую дверь и выйти из самолета подальше от Рича. А если бы пришлось опереться на его руку, то лишь дотронулась бы пальцами. Но сейчас… Мила положила руки ему на плечи и затаила дыхание. Он приподнял ее над краем двери и держал. Их тела на минуту соприкоснулись, но он не торопился ее отпускать, даже когда она встала на землю. Тепло Рича погрузило ее в сладкое томление.

«Ваша синестезия — это лишь малая часть вашей неповторимости».

Его неожиданные слова шокировали и… возбуждали.

Мила повела носом — помимо уже ставшего привычным запаха карнавала, она почувствовала и другое… трудно определяемое. Близость. Она необъяснимым образом тянется к Ричарду Гранди. Все утро ее не покидало это ощущение близости.

Минута… и она поняла.

Повернувшись к нему, она спросила:

— Что у вас за одеколон?

Он стоял в небрежной позе, ухватившись за распорку, соединяющую крыло «Сессны» с фюзеляжем, и не скрывал довольной улыбки.

— Вы и не представляете, как трудно было найти одеколон с запахом дубового мха, — заявил он.

— Вы… нарочно это сделали? — У Милы сначала зачастил пульс, потом сердце замерло.

— Нарочно. Самым бессовестным образом. — Он удивился тому, что она так серьезно на него смотрит. — Я не был уверен, что это сработает. Кажется, вы сразу ничего не заметили.

Не заметила потому, что была обуреваема желанием забраться ему на колени в самолете и уснуть, прижавшись к нему.

«Дубовый мох».

— Зачем вы это сделали? — полушепотом спросила она, вспоминая их разговор в самолете через головной телефон. Вспоминая то, в чем ему признавалась. Как впустила его в свой, обычно охраняемый ото всех, мир.

Он пожал плечом.

— Потому что вы связываете этот запах с надежностью.

Она поборола жар и запах лимона — ему не все равно, как она чувствует себя рядом с ним. Но тем не менее она рассердилась.

— И вы решили управлять моим восприятием, причудами, чтобы я чувствовала себя в безопасности с вами?

Он посерьезнел и выпрямился.

— Нет, Мила. Это совсем не то…

— Тогда что? Почему мне необходимо чувствовать себя в безопасности около вас?

С первого его появления в Нэнси-Пойнт, когда он шагнул ей навстречу, и до сего момента он выглядел исключительно самоуверенным, но сейчас был явно не в своей тарелке. Расстроен. Неужели он страдает? Запах лака для ногтей — она всегда так реагирует на страдания людей — стал растворяться. Она его прощает…

— Потому что вы все время настороже, и я… — Он даже побледнел. — Господи, Мила…

— Ну ты даешь, приятель! — крикнул Крейг, проходя мимо. Он помахал им и направился к сарайчику, служившему конторой аэродрома.

Рич не сводил глаз с лица Милы и не заметил ухода Крейга, а она… она старалась преодолеть свое естественное недоверие к людям.

Ричард Гранди вовсе не серийный убийца. Он надушился этим одеколоном, потому что думал, что ей так будет с ним проще.

Всего лишь это.

Мила практически видела вихрь мыслей в его красивой голове. Он опустил глаза на взлетно-посадочную площадку, покрытую известняковой крошкой, а когда посмотрел на нее, то взгляд у него был мрачно-решительный. И искренний.

— Я хотел пригласить вас на ужин, — признался он. — И я хотел, чтобы вы не испытывали неловкости и согласились.

— А сейчас я выгляжу спокойной и довольной?

У него опустились плечи.

— Да нет.

Но явное смущение Рича помогло ей. Он понял свою ошибку, и что-то подсказывало, что он редко совершал промахи. Старые привычки отмирают с трудом, но все же его поведение породило в ней неизведанное раньше ощущение. Доверие. Оно вибрировало в ее напрягшемся теле.

— Не все ли вам равно, пойду я на ужин или нет? — Это трусливая замена вопроса: «Почему вы вообще хотите поужинать со мной?»

— Вы меня заинтриговали. И не из-за синестезии. Вернее, не только из-за этого, — добавил он, когда она недоверчиво приподняла бровь. — Я просто хотел лучше вас узнать. И чтобы вы лучше узнали меня.

— Честно говоря, я не уверена, что ваша следующая попытка будет удачнее.

По его взгляду было видно, что он борется сам с собой. Наконец он решился.

— Это была ошибка. — И торопливо уточнил: — Моя ошибка.

— Трудное признание от человека, который никогда не совершает ошибок.

Он усмехнулся:

— Очевидно, я откладывал их, чтобы совершить грубый промах. — Рич тяжело вздохнул. — Я добиваюсь успехов в бизнесе, потому что предусмотрителен. Я все планирую. Я нахожу выход, потому что я предвижу препятствия. Но, Мила, с вами я в полной растерянности. Я понятия не имею, где границы дозволенного, как бы я ни пытался их соблюдать. Но это слабое оправдание моей хитрости. — Он вышел из тени от крыла «Сессны». — Спасибо за все, что вы мне показали, и желаю вам в будущем всего наилучшего.

Он не пожал ей руки, не коснулся ее, а всего лишь церемонно кивнул, будто лорд из древнего королевства, и отошел. Но вдруг остановился и оглянулся.

— Мила, я искренне говорил о том, что вы особенная во многом, не имеющем отношения к вашей синестезии. В вас есть что-то необычное… то, как вы относитесь к рифу, к этому месту… Я думаю, что в вас и в вашей сверхспособности воспринимать окружающий мир заключается секрет жизни. Я этого не понимаю, но мне чертовски завидно. Остается лишь надеяться, что кое-что из этого передастся и мне.

Он кивнул еще раз и ушел.

Теперь в нее ударил запах свежеподжаренного тоста. «Грусть». Рич попрощался с ней как раз в тот момент, когда она наконец собралась узнать подлинного Рича. Открытый взгляд его аквамариновых глаз — та дверца, которая раскрылась перед ней. Аквамарин всегда наполнял ее энергией. И что теперь? Она больше не услышит звуков арфы от его прикосновений, и запаха кофе не почувствует или вкуса сладкого сиропа от его сексуальной улыбки. Он останется в памяти одним из чужаков в офисном костюме, гидом которых ей приходилось быть.

Но допустить его глубоко в свою душу она пока что не готова. Она провела всю жизнь, отдаляясь от людей, а тут появился человек, пытавшийся сократить это расстояние. Может, ей необходимо собраться с силами и самой сделать шаг ему навстречу?

— Подождите!

Ей пришлось крикнуть дважды, потому что длинноногий Рич успел уйти достаточно далеко. Он остановился на кромке тщательно подстриженной травы за взлетно-посадочной полосой и обернулся. Внутренний голос подстегнул Милу. Надо успеть задержать его, что-то подсказывало — как только он ступит на траву, будет поздно, все будет потеряно.

— Как насчет коралловых мальков?!

Он нахмурился и крикнул в ответ:

— А при чем здесь они?!

— Вы не можете уехать, не увидев этого. Не зря же вы проделали такой длинный путь.

Лицо у него приняло настороженное выражение, и она опять почувствовала запах и вкус тоста: значит, он тоже опасается неизвестного, как и она.

— Это интересно? — откликнулся он.

— Это чудо. — Она догнала его, слегка запыхавшись. — И это начинается сегодня вечером.

Мила искала его взгляда, чтобы понять: что же он решит.

— Согласен на чудо, — уступил он.

— Должна быть полная луна, чтобы все разглядеть. А пока что мы могли бы перекусить… если хотите.

Его улыбка, когда он наконец улыбнулся, была похожа на восход солнца в Корал-Бэй.

— Это не будет роковым событием? После… — Он кивнул на самолет.

— Нет, — поторопилась заверить его она. — Ваша уловка не самый умный поступок, который вы совершили, но я верю, что ничего плохого вы не имели в виду.

Красивое лицо Рича потеплело от благодарности, хотя какая-то тень все же пробежала.

— Оʼкей, — сказал он. — Встретимся на причале в шесть?

Дыхание комом застряло у нее в горле.

— Оʼкей. — Это все, что она смогла выдавить.

В последний момент она вспомнила и выкрикнула:

— Не забудьте ласты!

Глава 6

Вечером лодка подошла к оживленному пирсу, и Ричард легко спрыгнул на бревенчатый настил.

Мила не выходила у него из ума с того времени, как они расстались днем. Но пришлось заняться документами — их скопилась уйма, — ожидавшими его, и сосредоточиться на своих планах.

«Но я верю, что ничего плохого вы не имели в виду».

Намеренно использовать один из ее запахов — это лишь малая часть обиды, которую он, возможно, нанес ей, этому нежному созданию. Порядочный человек взял бы другого гида или вернулся в город и оставался там. Порядочный человек не искал бы причин, чтобы находиться ближе к Миле, учитывая то, что он готовит документы, которые изменят ее мир. А одержимый? Одержимый искал бы. Он — этот одержимый.

Почему нет способа преуспеть в своих планах и не упустить девушку? В глубине души он знал, что такого способа нет.

Мила не поторопилась бы объявить о своем доверии ему, если бы знала, что у него на борту «Портуса» находятся чертежи курорта с видом на риф. И аренда на Уорду прямо сейчас возобновляется. Нет времени, чтобы придумать другой план действий и проверить возможность его осуществления. Кто-то же будет застраивать побережье: он, правительство, какая-то оффшорная третья сторона. И если он будет бездействовать, то лишится береговой полосы либо аренды на Уорду. А возможно, и того и другого.

Тогда что ждет Милу и ее любимый риф?

Из двух зол выбирай меньшее.

Рич помахал Дамо, давая знак отплывать обратно к «Портусу».

Солнце спускалось к западному горизонту и бросало оранжево-желтый свет на все вокруг, отражаясь в неподвижной поверхности лагуны.

— Красиво, правда? — раздался сзади негромкий голос. — Я могла бы смотреть на это каждый день.

Рич повернулся — на пристани стояла Мила. Ему хотелось сказать, что это на нее можно смотреть каждый день, но… не хватало воздуха в легких.

Такой он ее еще не видел. Она стояла, скрестив впереди руки, длинные темные волосы свободно ниспадали на плечи, аккуратно окаймляя лицо с легким, едва заметным макияжем в пастельных тонах. На изящной шее Милы — бусы из раковин, так чудесно смотревшиеся на загорелой коже, а нитка подлиннее свисала в треугольный вырез платья. Под платьем на тоненьких бретельках угадывалось бикини. В этом платье можно и на пляж пойти, и даже пообедать в любом ресторане города. В самом лучшем.

— Мила, как приятно снова вас увидеть. — Ох, какая официальность. Рич приподнял снаряжение для подводного плавания, которое захватил на «Портусе» утром. — Вот — ласты я взял.

Улыбка Милы казалась ярче золотого солнечного света. И пальцы она уже не сжимала так крепко.

— Я думала, что вы, вероятно, оставили их там случайно… или умышленно. Чтобы сегодня вечером уплыть.

— Шутите? Пропустить такое событие?

Она покусывала губу, и это было очаровательно.

— Признаюсь — не все, как я, находят массовое размножение кораллов таким прекрасным зрелищем.

— Серьезно? — Он стоял и улыбался, глядя на нее.

Она тоже улыбалась.

— Мне вести машину? — наконец спросил он.

Мила словно очнулась. Она засмеялась, и ее смех прозвучал как колокольчик.

— Я вполне справлюсь.

Он купался в ее смехе, наслаждаясь переливами.

Три минуты, пока они ехали до середины Корал-Бэй, прошли в непринужденной беседе.

Затем разговор иссяк.

Как только они вышли из грузовичка Милы у дверей ресторана, она натянулась как струна. Она, наверное, предчувствует, какое воздействие окажет на нее обед в окружении других людей? А может, ее смущает обед с ним?

— Что, если нам поесть на пляже? Дурацкая мысль? — спросил Рич. — Лагуна слишком красива, чтобы не полюбоваться ею вечером.

Красива, как и Мила.

Да он и сам не жаждал, чтобы на нее глазели посетители ресторана.

Рич видел, что в ней идет борьба: быть на пляже подальше от людей или нежелание остаться с ним вдвоем. После того что он сделал раньше, кто бы стал ее осуждать?

— Я больше не пользовался никаким одеколоном сегодня, — заверил ее Рич, стараясь произнести это как бы между прочим.

— Тогда пойдемте.

Они прошли метров сто к Райскому пляжу — пляж оправдывал свое название. Возвращался прилив, но песок все еще был сухой. Пляж почти пуст, лишь какой-то мужчина бегал наперегонки с терьером, разбрасывая белый песок. Песок блестел в золотом закатном солнце. Пес заливисто, радостно лаял.

— На вид аппетитно, — сказал Рич, развернув пакет с рыбой в кляре и жареной картошкой.

— Эта рыба еще пару часов назад плавала. Рыбу ловят здесь каждый день.

Зачем он затеял разговор о еде, когда время для общения с Милой быстро убывает?

— Что касается плавания… Коралловые мальки? Опять волонтерство?

— Это как раз связано с работой. Все служащие Департамента отправляются в разные точки северо-западного мыса в первые ночи, когда происходит выход мальков, чтобы их собрать. Таким образом мы получаем разнообразный генетический запас.

— Для чего?

— Для банка данных коралловых эмбрионов.

— У вас есть… банк мальков?

— Есть. Или… будет когда-нибудь. Сейчас он заперт в морозильной камере Стива Донаху в его рыбном хранилище, но когда-нибудь оплодотворенные мальки помогут заново заселить кораллами этот риф, если он разрушится. Или мы сможем специально создать популяцию отдельных видов, которые умерли. — Глаза у Милы сияли. — Сегодня мы собираем мальки кораллов и замораживаем их, а в будущем они вернутся в риф и приживутся там.

— Это звучит… — Похоже на отчаяние? Или на проигранное дело? Вслух он произнес: — Амбициозно.

— Мы обязаны что-то предпринять. — Она пожала плечами. — Одна вспышка болезни или смертельный враг, глобальное потепление или разрушительный циклон… Тогда все кончено.

Рич проследил за ее взглядом — она смотрела на темнеющую гладь лагуны. Риф, возвышавшийся над лагуной, уже нельзя различить в сгустившейся темноте. Он и не подозревал, сколько опасностей угрожают выживанию рифа.

— А откуда вам известно, что все произойдет сегодня?

— Обычно это начинается при мартовском полнолунии.

Рич посмотрел наверх на серп луны над восточным горизонтом.

— Тогда почему вы не занимались этим на прошлой неделе?

— Сейчас лунный свет достаточно слаб, и это помогает комочкам мальков спрятаться от всех существ, обитающих на рифе, которые только и ждут, чтобы их съесть.

— Звучит впечатляюще. Как глубоко мы заберемся на этот раз?

Очень ему не хотелось задавать этот вопрос, чтобы не выставить себя трусом, но все-таки не помешает приготовиться к возможным неприятностям, в том числе и угрожающим жизни. Быть наготове — вот его девиз, — и к океану это тоже должно относиться, а не только к бизнесу. Плавать около рифа после наступления темноты? Это чревато… да чем угодно. Он видел документальные фильмы.

Они помолчали, потом поговорили о какой-то ерунде, а Мила раз от разу смотрела на лагуну, проверяя, не начался ли выход мальков.

— Могу я спросить вас кое о чем? — Она перевела на Рича взгляд. — Как же так, что капитан команды пловцов не любит воды? И не говорите мне о гидроцикле, — заявила она, видя, что он собирается возразить. — Я о том, чтобы находиться в воде.

Она ведь поделилась с ним сокровенным, своей синестезией, значит, с его стороны было бы несправедливо тоже не признаться кое в чем. Хотя ступить на эту тропу нелегко — он знал, к чему может привести откровенность и как она станет о нем судить.

— Обидно, что вы уже забыли наше первое подводное плавание… — начал было он.

Зеленые глаза Милы прищурились — она поняла его увертку.

Рич наклонился и положил локти на колени.

— Я предпочитаю быть в воде единственным плавающим видом. Бассейны это обеспечивают.

— Говорите как настоящий хищник. Не любите ни с кем делить пространство?

— Только с ребенком, — хмыкнул он, но Милу это не удовлетворило, и она не сводила с него пытливого взгляда. Ему пришлось дать другое объяснение: — Я хочу знать, кто плавает рядом со мной.

— Разве вы не знаете, что шансов быть убитым молнией больше, чем акулой?

— Интересно было бы подсчитать эти преимущества в разгар грозы, — заметил он.

На что похоже плавание во владениях акул? К тому же ночью.

Рич вздохнул:

— Открытый океан — не то место на планете, которым человечество полностью управляет.

— Да, — откликнулась она. — Управлять им невозможно.

— Слава богу, от меня этого не требуется. Это не моя сфера деятельности. Меня вполне устраивает, что я не знаю того, что там внизу.

— Даже если это поразительно?

— Глаза человека не могут видеть сквозь океан. Верить в то, что все это обширная пустота, больше соответствует моему пониманию Вселенной.

— Да, океан обширен, — сказала она. — А вы, вероятно, привыкли к тому, что вам все подвластно.

— Вы считаете, что раз я исполнительный директор компании, то всемогущий? Что мне подконтрольно все?

— Разве не так?

— Я больше похож на командира корабля — я всем руковожу. Я шел к этому всю свою жизнь.

— Вы так говорите, будто успели поседеть за то время, что стали боссом. Сколько вам сейчас? Лет тридцать пять? Вы были еще молоды, когда это случилось.

Рич помнил день, когда ему позвонили из больницы и сообщили об отце. Он помнил, как, нарушая правила, несся в час пик и молился о том, чтобы светофоры, сирены, все, что угодно, помогли ему изменить то, что происходит.

Отец умирал. Повторялось то, что было, когда умерла мать. За тем исключением, что на этот раз он не сможет спрятаться в детские фантазии, чтобы справиться с горем.

— Я был достаточно взрослым. Люди рассчитывали, что я возьму на себя управление компанией.

— Его смерть была неожиданной? — еле слышно спросила Мила.

— Да нет… можно было предположить. Он много пил, курил. Эспрессо любил таким сладким, что ложка стояла в чашке. Но никто не был к этому готов, включая его самого. У него было столько планов.

— Каких?

Рич надеялся, что неяркий свет скроет его натянутую улыбку.

— Покорения мира.

— Он наполовину этого добился, — пробормотала она.

— «Весткорпорейшн» со своими холдингами всего лишь средних размеров рыба, обитающая в районе рифа.

— Я прочитала о некоторых из тех холдингов — они не такие уж маленькие.

Рич застыл. Понятно. Она основательно порылась в Интернете и навела о нем справки. Что еще она узнала? Он пристально посмотрел на нее и увидел лишь интерес и… сочувствие.

Значит, Мила не раскопала про Уорду. Она недостаточно изощренная в увертках, чтобы знать что-то и скрыть. Конечно, ей не пришло в голову порыться глубже. Да и зачем? Уорду, несмотря на размеры, — лишь маленькое сельское владение в «Весткорпорейшн». Она, вероятно, устала от поиска и не добралась до конца списка всего, что принадлежит его компании.

— Для женщины, которая живет среди морских звезд и кораллов, вы, кажется, много знаете о мире корпораций в Западной Австралии. Вот уж не подумал бы, что вас это интересует.

Ресницы у нее затрепетали. В лунном свете он не увидел, но догадался, что она покраснела.

— Обычно нет…

На воде появились две чайки, они ныряли, взлетали, парили в воздухе и опять ныряли в блестящую гладь. Луна не была полной, но поднялась высоко.

— Ой! Пора! — воскликнула Мила.

По сравнению с прошлым разом она разделась перед ним уже не с таким смущением. Несколько секунд, и бретельки на платье были спущены с плеч, платье упало на песок, и вот она стоит босая в белом бикини. Ожерелье из раковин тоже снято. Мила подхватила маску и трубку и направилась к воде. Рич, раздевшись, последовал за ней. Они надели подводное снаряжение, и Мила передала ему фонарик и миткалевую сетку.

— А что с этим делать? — Рич помахал сеткой, похожей на сачок для ловли бабочек.

— Держите максимум десять секунд, примерно на тридцать сантиметров над любым кораллом, который выбрасывает мальков. Потом ищите коралл, который совершенно не похож на первый, и повторите все сначала. Не ошибитесь.

Она шла впереди него. Фонарь Рича высвечивал ее крепко сбитую стройную фигурку. Лучше бы на ней был белый лабораторный халат, а не бикини, раз уж они здесь работают, а не развлекаются.

«Смотри куда следует», — одернул себя Рич.

Чернильная вода накрыла их, требуя полного внимания. Они находились на мелкой стороне впадины, где было тепло и днем плавали маленькие морские существа. Нет причин полагать, что в темноте все изменится. Рич поймал себя на том, что почти чувствует риф, как чувствовала риф Мила. Вода шелковым покрывалом обволакивала кожу.

Он не выпускал из виду ласты Милы. За пучком лучей была чернота, но она уверенно плыла вперед, песчаное дно лагуны уже ушло из-под ног, и в метрах десяти от берега появились первые кораллы.

Рич плыл к рифу, но ничего не происходило, лишь в кружке света двигались частицы минералов, но вдруг он оказался в струе коралловых мальков, словно внутри купола снежинок. Сотни крошечных комочков носились вокруг него в водном потоке, вырываясь на поверхность. Розовые. Белые. Они сверкали в свете фонаря на бескрайнем черном фоне и сыпались на кожу, подобно каплям дождя или града. Они — мягкие, как дыхание. Вокруг них метались, ища корма, маленькие рыбки, и им удавалось захватить комочки мальков. Рыб покрупнее было не видно — они со своими острыми зубами наверняка держались в темноте и ждали своей очереди. Но Рич не мог думать об этом в такой удивительный момент.

Мила права — это восхитительное зрелище.

И он все пропустил бы, если бы не она.

Он вынырнул, чтобы вдохнуть воздуха, потом поправил маску и трубку и вернулся под воду на несколько метров. На краю светового пятна от его фонарика Мила плыла над целым шлейфом из коралловых мальков. Она быстро приподняла сетку, чтобы маленькие комочки вплывали прямо туда. Рич повернулся к ближайшим кораллам роговидной формы и последовал ее примеру. На него спустилось целое облако перышек, и трудно было определить, где мальки, а где рыбешки. Он захватывал в сетку все, что видел и мог поймать, но явно упускал тысячи.

К тому же резвые рыбки успевали захватить намного больше коралловых мальков, чем получалось у него.

В луч света от фонаря попала медуза. Он видел медуз мертвыми на пляже, когда мальчиком строил замки из песка и выкапывал ими, как лопатками, рвы. Медузы были похожи на доски для серфинга.

Затем он увидел каракатицу — она красиво переливалась и, быстро перебирая дюжиной ножек, устремилась к комку коралловых мальков.

Он поднял глаза, и в полоске света появилась Мила — она плыла с такой плавной грациозностью, о которой каракатице и не снилось. Бело-розовые мальки снежинками падали и кружились вокруг нее, глаза за стеклами маски блестели. Ему не нужно видеть ее улыбку — он и так чувствовал ее.

Она рождена быть здесь.

А ему оказали честь поприсутствовать.

Риф ночью напомнил ему один фильм восьмидесятых про футуристический город через триста лет, город, пропитанный кислотными дождями и сверкающий неоном, небо переполнено безобразным воздушным транспортом, на улицах скопление людей, все так и дышит поджидающими опасностями.

Риф чем-то напоминает тот город, за тем исключением, что в нем все красиво.

Он вынырнул, и Мила вынырнула рядом.

— Готовы уйти? — спросила она.

— Нет.

Она улыбнулась:

— Рич, прошел целый час.

— Неужели? — удивился он.

— Время летит незаметно…

Да, это так. Он не помнил, когда чувствовал себя таким расслабленным, и при этом полным энергии.

— Я очень рада улову, — сказала Мила. — В прошлом году я это пропустила. — Она ловко скрутила сетку и не только свою, но и его тоже, чтобы содержимое никуда не делось.

На отмели стоял большой пластиковый бочонок. Мила передала Ричу сетки, а сама скинула ласты и наполовину заполнила бочонок морской водой, затем зачерпнула еще воды подводной маской и полила поверх перевернутой сетки, чтобы пойманные мальки попали в их новое жилище. То же самое она проделала с сеткой Рича. Они вместе притащили тяжелый контейнер на берег.

После часового пребывания в невесомости антиутопического подводного мира Рич чувствовал, что у него вместо ног сундуки, набитые камнями. Как же легко и свободно он двигался в ластах…

— Итак, что вы думаете? — спросила, выпрямившись, Мила.

Она стояла почти вплотную к Ричу, и голова ее находилась у него под плечом. Ей пришлось поднять голову, чтобы взглянуть на него. Ясные зеленые глаза смотрели выжидательно. Даже перепачканная, мокрая, с красными отметинами на лице от подводной маски, она… прекрасна. Ничего более красивого он в своей жизни не видел. Ну разве только, когда на нее падали, словно снежинки, коралловые мальки, а она выглядела красавицей русалкой.

Безумно захотелось ее поцеловать.

— Нет слов, — вместо поцелуя пробормотал Рич. — Как вы и говорили.

— Теперь вы это почувствовали?

Рич поднял руку и провел костяшками пальцев по ее щеке, спрятав за ухо мокрую прядь волос. У нее перехватило дыхание, и она склонилась к нему. Впервые она не отстранилась.

Грудь у Рича стянуло, хотя его распирало от гордости за себя, от радости.

— Да, — выдохнул он. — Думаю, что почувствовал. А что это для вас?

— Симфония. Столько звуков, и все звучат вместе. — Глаза у нее заблестели. — Не обязательно гармонично… просто прибой из звуков. Коралловые комочки похожи на крохотные ударные инструменты, и они стучат, стучат, а море наполняется ими. Те, что касались моей кожи, похожи… — Она огляделась, словно нужное слово где-то поблизости. — На маленький фейерверк. Сотни крохотных взрывов. Коралл сам по себе такой трепещущий под светом… он поет мне песню. Очаровывает. Захватывает. Не дает дышать. — Она опустила голову, и мокрые локоны заколыхались. — Я не могу этого объяснить.

Он за подбородок приподнял ей голову, чтобы видеть глаза, и прижал ладонь к ее щеке.

— Я завидую вашей сверхсиле.

Губы Милы, такие же нежно-розовые, как и коралловые мальки, слегка раскрылись и загипнотизировали Рича.

— В сверхсиле есть и приятные моменты, — прошептала она.

Мила, несомненно, дитя рифа. Наполовину русалка, ей уютно и в воде, и на суше. Она — порождение сказочного морского народа, океана, и, живя там, любя эту жизнь, она готова закончить свое существование, защищая риф.

Вообще-то это и его наследие тоже, но у него нет такой же связи с этой землей, и он не обладает такими же инстинктами защитника. Он был воспитан сохранять эту землю, увеличивать ее доходность. Использовать в своих интересах.

Впервые он засомневался в тех жизненных взглядах, которые ему прививались. Он засомневался в себе самом.

Неужели он и Милу использует в своих интересах? Выуживает из нее сведения, информацию? А если он ее поцелует, не будет ли это еще одним способом использовать ее, когда она не знает правды о нем? Как бы сильно он ни хотел прижаться губами к ее рту, но до тех пор, пока он не исправит существующее положение дел, любой поцелуй будет… украденным.

— У вас в волосах застрял малек, — пробормотал он.

Мила смотрела на него снизу вверх, и ее взгляд сказал ему, как она привыкла к отдалению от нее других людей. Она не удивилась, когда он сделал шаг назад.

— Это наверняка последний малек, — сказала она. — Давайте отвезем все ко мне домой и приведем себя в порядок.

Рич отодвинулся от Милы и поднял тяжелый контейнер с мальками. А она натянула платье, и оно облепило влажное тело. Затем она подобрала их подводное снаряжение и пошла следом за Ричем к своему грузовичку.

Глава 7

Только сейчас Миле пришло в голову, что Рич стал первым человеком, которого она привезла в свое жилище, устроенное из переделанных транспортных отсеков, которые служили и домом, и конторой.

Это ее личное пространство.

Рич вышел из грузовичка и стоял, глядя на двухъярусное сооружение из металла.

— Это что… грузовые контейнеры?

Горло Милы наполнилось чем-то вроде жареного цыпленка и старой кожи. Она посмотрела его глазами… и что увидела? Рифленые железные стены с выцветшей краской, все разного цвета.

— Все постоянное жилье занято туристами, — сказала она. — Чуть дальше есть и хорошие дома. Но внутри обустроено по-домашнему. Входите.

Она повела его вокруг строения: деревянный настил из старой палубы с трех сторон огибал морские контейнеры, двухъярусный в центре и одноярусные слева и справа. Рич едва не споткнулся о кушетку — кусок прогулочной лодки с мягкими подушками. Потеряв дар речи, он стоял и смотрел на эту авторскую работу Милы.

— В следующие четверть часа вам предстоит увидеть, как можно вторично использовать старые вещи, — предупредила она, проглотив ком неловкости, — в горле привкус скисшего молока.

Мила открыла двойные створки контейнера слева и вошла в свою контору. Мебель представляла собой смесь разных вещей. Письменным столом служила дверца от пляжной будки, а ножками — два вместительных шкафчика из кают. Стремянка с облупившейся краской — это книжные полки для справочников по биологии и папок со служебной документацией. На стенах висели увеличенные фотографии лагуны в старых рамах от рыболовецких сараев.

Рич уставился на эти художественные поделки.

— Вид словно из окна, когда я работаю, — похвасталась Мила и покраснела. — Поставьте, пожалуйста, бочонок у двери.

Он опустил бочонок у стеклянных дверей так, чтобы лунный свет мог до утра проникать внутрь на коралловые мальки, когда Мила их заморозит.

Мила распахнула высокие двери напротив конторы и провела Рича внутрь. У него глаза полезли на лоб.

— Вы сами все это сделали? — изумился он.

Мебель в этом помещении — это обломки рыболовецкой лодки, отчищенные и отполированные до блеска. Сиденья использовали как книжную полку и шкафчик, перевернутая средняя часть была накрыта стеклом и служила кофейным столиком, а заостренный нос кормы превратился в боковой столик у стены.

— Мне помог старый моряк из Корал-Бэй, большую часть я сделала сама. Терпеть не могу, когда что-то пропадает зря.

Она взбежала по отполированным деревянным ступенькам в спальню, находящуюся наверху центрального контейнера, который служил кухней, ванной и прачечной. Достав сухую одежду и полотенца, она спустилась вниз, чтобы по-быстрому принять душ.

Рич стоял на месте, озираясь. Он не может поверить своим глазам? Или удивлен? Или пришел в ужас? Понять Мила не могла. Для нее это маленькое прибежище, наполненное вещами, которые доставляют удовольствие. А что увидел Рич? Ненужный хлам?

Он поднял глаза наверх, на светильник. На шнуре висели лампочки в форме бутонов, и каждая лампочка была вмонтирована в морского ежа. Одни лампочки были побольше, другие поменьше и светились нежными оттенками розового и оранжевого. Вся композиция была искусно прикреплена к куску дерева.

Комната вдруг заполнилась запахом скисшего молока. Мила стушевалась. Ну почему она должна испытывать неловкость от того, что с такой радостью создавала? Оправдываться, защищаться она не намерена.

— Мне нужно всего пять минут, — объявила она, перебросив полотенца через плечо. — Затем вы тоже сможете помыться.

Она скрылась в ванной, а Рич продолжал дивиться на эти причудливые вещи.

Когда Мила появилась из ванной, умытая, с чистыми волосами, в спортивном костюме для йоги, Рич разглядывал сооружение с полочками, сделанное из старой коряги. Мила зажгла на полочках свечки в металлических стаканчиках. Свечи отбрасывали мягкий свет.

— В вашем доме наверняка не найдется ни одного обычного светильника? — пробормотал он.

Она на секунду задумалась.

— Лампа в конторе вполне обычная. — Если не считать крошечных морских звездочек, приклеенных к подставке.

Мила зажгла еще свечку на боковом столике рядом с чем-то похожим на скрученную морскую водоросль. Огонь осветил ее, и на стенах заплясала тень и росла по мере того, как разрастался огонь.

— Я нашла бедного засохшего морского конька на причале, — сказала Мила. — Долго не могла придумать, куда его пристроить.

Рич, не зная, что ответить, смотрел на нее.

Она вручила ему стопку полотенец и указала на ванную:

— Прошу.

Как только он удалился, Мила опустилась на скамью. Мысли путались оттого, что рядом, всего в нескольких метрах, голый мужчина принимает душ. Но Рич дал ей еще пищу для размышлений…

«Тот поцелуй…»

Не совсем настоящий, но почти настоящий. Губы касаются щеки, грудь вздымается, долгий взгляд. Вполне достаточно, чтобы она погрузилась в сахарную вату. Чтобы сердце готово было выпрыгнуть наружу, чтобы дышать было нечем. Она не задохнулась лишь потому, что привыкла задерживать дыхание под водой.

— Почти что поцелуй — это не настоящий поцелуй, — шепотом попеняла себе она.

Рич просто был в потрясении от рифа и потянулся к ней инстинктивно. Кто же захочет от души поцеловать женщину, всю мокрую и в налипших мальках?

— Никто, — уже громче произнесла она.

Мила быстро достала кружки и включила чайник. Чайник закипел в тот момент, когда Рич, раскрасневшийся и причесанный, в черном свитере и джинсах появился из ванной.

— Я приготовила вам чай, — пробормотала Мила.

Он улыбнулся и взял кружку.

— Как же давно я не пил чая.

Она моментально поискала глазами банку с кофе.

— Вы не любите чай?

— Просто в деловом мире больше пьют кофе. Я отвык от чая. Да и в пансионе до одиннадцатого класса подавали исключительно чай, и лишь в выпускном позволялся напиток покрепче на завтрак.

— У меня где-то был кофе… — Мила начала рыться в своих кухонных запасах.

— Я хочу пить чай с вами, Мила. — Рич посмотрел ей прямо в глаза.

Сил отвернуться у нее не было. Она едва дышала.

— Оʼкей.

Он обвел взглядом ее жилище.

— Мне у вас нравится. Действительно.

— Не похоже на «Портус».

Он рассмеялся:

— Ну, у вас ведь не катамаран. Но дом вам подходит. Он необычный.

«Необычный». Как и она.

— Я не выношу, когда что-то пропадает понапрасну. — И не выношу, если что-то красивое умирает. А так вот я могу продлить им жизнь. Да и риф со мной, у меня дома.

Рич рассматривал ее художественное оформление светильников, словно это работа скульптура эпохи Возрождения. Он задумчиво сдвинул брови.

— А какой дом у вас? — спросила Мила.

Он перевел на нее взгляд.

— Начнем с того, что это не дом. Я не чувствую, что у меня есть дом с тех пор, как… Давно не чувствую. — Он снова огляделся. — Но на это совершенно не похоже.

Конечно, не похоже. Она и вообразить не могла, что его окружает что-то не самого высокого качества. Мила села напротив Рича на один их двух диванов, сделанных из старых дорожных сундуков. Обтянутые обивкой они превратились в удобные сиденья.

— Дом для вас — это место, куда вы возвращаетесь, — продолжал Рич. — У меня под определение «дом» подходит только «Портус». Когда я ступаю на его борт, то сразу чувствую себя по-другому. Может, «Портус» и есть мой дом.

Мила молча пила чай маленькими глоточками и видела, что Ричу становится все менее уютно в ее обществе.

— Рич, с вами все в порядке? — наконец не выдержала она.

— Мила, я кое-что вам не рассказал.

У нее перед мысленным взором на секунду замаячили чесночные головки, но она погасила неприятное ощущение, потому что испытывала все большее доверие к Ричу, и ей все легче находиться с ним рядом.

— У вас секреты, мистер Гранди? — саркастически заметила она.

— В этом-то все дело. — Он не обратил внимания на ее шутливый тон. — Я не мистер Гранди. Вернее, я не совсем Гранди.

Мила откинулась на мягкую спинку самодельного диванчика и во все глаза уставилась на Рича.

Он тоже на нее смотрел… уныло.

— Нэнси Досон вышла замуж за Гранди.

— Да… правильно, — откликнулась Мила. — Я забыла, потому что все здесь знают их как Досонов. Подождите… вы — родственник Джека Гранди? Дальний?

— Вообще-то не дальний. — Рич решительно глотнул чаю, словно это его последний глоток. — Джек был моим прадедушкой.

Мила не могла поверить.

— Но это означает…

«Нэнси-Пойнт». А она-то стояла там и вещала ему о его собственной прабабушке! Она быстро соображала, какие у него еще родственные связи. Выпрямившись, Мила отставила кружку с горячим чаем на кофейный столик. Руки, неожиданно задрожавшие, вцепились в штаны для йоги.

— Вы… Досон? Из Досонов, владельцев Уорду?

Рич сделал вдох и произнес:

— Я тот самый Досон. Единственный сын единственного сына. У меня права на овцеводческую ферму Уорду и на десять тысяч квадратных километров вокруг нее.

Пальцы у Милы глубже вонзились в бедра.

— Но это означает…

— Это означает, что у меня аренда на ту землю, где расположен Корал-Бэй.

Глотку у нее защипало от вкуса лака для ногтей, и все, что она смогла сделать, — это прошептать:

— Вы владелец моего города?

Рич расправил плечи.

— Единственное, что принадлежит мне, — это инфраструктура фермы. Но главное — аренда. И я в настоящий момент ею обладаю.

Наконец мозг Милы смог это переварить, и вкус лака растворился.

— Уорду принадлежит вам.

Без Досонов нет Уорду. Так же как нет без них и Корал-Бэй.

Рич еще раз вздохнул, прежде чем ответить:

— Да, это так.

Она подняла на него глаза.

— Значит, это вы не даете застройщикам развернуться! Я так и думала, что это вы!

Возможно, ему неловко от ее нескрываемого восторга, но она уже купается в потоке благодарности — и вкушает освежающий вкус манго! — поэтому остановиться она не в силах.

— «Весткорпорейшн» не допустила третьих лиц к застройке, — объяснил Рич.

Что бы ни означали корпоративные интересы компании, Мила услышала только то, что Рич не допустил высотных отелей в зоне ее рифа. Это Рич не допустил никого на земли, граничащие с Морским парком Всемирного наследия. Рич — ее ангел-хранитель.

Несмотря ни на что, забыв обо всех предостережениях, о рисках, которым она себя подвергает, Мила нагнулась и обхватила руками широкие плечи Рича.

— Спасибо! — воскликнула она. — Спасибо за мой риф.

Глава 8

Ричарду было уютно и одновременно мучительно неловко.

Но Мила узнала только половину правды. Он сказал ей только половину.

Он не уклонился от ее жаркого объятия, руки скользнули наверх и… он заставил себя немного отстраниться. Эмоциональный накал был велик. Она такая теплая, податливая под его руками. И тем не менее он чувствовал себя отвратительно, намного хуже, чем раньше, когда почти что поцеловал ее.

Он правильно поступил, рассказав ей свой секрет, но этот момент представлялся ему совершенно другим. Он приготовился к ее шоку, разочарованию, возможно даже, она уронила бы слезу, а получил… это.

«Благодарность».

Он признался в том, кто он, но Миле известна только половина правды… та часть, которая сделала его героем, чуть ли не защитником обездоленных и защитником рифа. Она не знает, что такое политические игры и что стоит за каждым отказом от доступа к подряду. И что такое битва приоритетов.

Какое уж тут благородство… Это стратегия бизнеса.

— Мила, не спешите делать из меня святого, — пробормотал он, когда она отодвинулась и покраснела. Так чудесно покраснела. — Это бизнес, ничего личного. Я не видел рифа, пока вы не показали его мне.

Даже сейчас он избегал раскрывать карты. Нужно всего несколько слов, чтобы признаться: «Да, я девелопер, и планировал застройку территории вашего рифа». Но у него не хватало сил сказать это, когда он еще не отошел от ее объятий.

— Как же вы могли ездить в Уорду и не посетить такое известное побережье? — спросила она.

— Вообще-то я и в Уорду никогда не был, — признался он. — Когда-то очень давно я пролетал над этим местом.

У нее приоткрылся от удивления рот.

— Что? Почему не были?

— Необходимости не было. Я получаю отчеты со всеми данными от управляющих. Для меня это просто удаленный холдинг и цифры в электронной таблице.

Она закрыла рот и уставилась на него:

— Не может быть.

— Может. Это так. — Он пожал плечами.

— Но… Это же Уорду. Ваш дом.

— Мила, я там не рос. Это место для меня ничего не значит.

В голове пролетело воспоминание о восьмилетием мальчике.

Она выпрямилась, потом наклонилась к нему:

— Рич, вам нужно туда поехать.

Нет. Ему это не нужно.

— Вам нужно поехать и посмотреть на обстановку, а не на какие-то фотографии. Ощутить запах и вкус, и…

— Вкус?

— Оʼкей. Это умею делать я, но вы, по крайней мере, увидите людей, которые ведут за вас дела. Дадите им возможность показать вам их работу.

Он нахмурился.

— Вот они обрадуются, когда к ним без предупреждения нагрянет босс.

Мила внимательно на него посмотрела и заметила:

— Поезжайте и сами все увидите.

Рич прищурился.

— Вам очень хочется, чтобы я там побывал? Почему, Мила? Вы чего-то недоговариваете.

Она выглядела подозрительно невинной.

— Возможно, я думаю о том, что у вас нет автомобиля. А у меня есть…

— И вы предлагаете одолжить его мне? Спасибо, очень любезно с вашей стороны.

— На самом деле мне лучше поехать с вами. Безопасность на дорогах и все такое…

— Вы же не знакомы с этой дорогой. Вы никогда там не бывали.

Она попала в собственную ловушку.

— Оʼкей. Тогда возьмите меня с собой в счет платы за коралловых мальков. Я бы все отдала, чтобы увидеть Уорду.

— Но там нет рифа, сплошной кустарник и пыль.

— Послушайте, Рич, это же беспроигрышная ситуация: мне просто хочется увидеть Уорду, а вам нужно найти причину туда поехать.

— Мне не нужна для этого причина.

Да он особенно и не хотел этого. Чего он хотел, — это подольше видеть румянец от возбуждения на щеках Милы. Но раз уж он здесь с деловыми целями, то имело смысл все проверить самому, собрать больше информации. Иначе как он сможет выглядеть убедительным, если правительственные чиновники узнают, что он ни разу не посетил Уорду? А фотографии и ежемесячные отчеты послужат подкреплением его позиции.

— В какое время? — со вздохом спросил он.

Глаза Милы торжествующе засверкали, словно изумруды.

— Мне необходимо сделать одну работу при низком приливе, но это по пути в Уорду, поэтому… В восемь?

— Эта работа с чем-то слизистым, водянистым? — забеспокоился он.

— Может быть. — Она засмеялась. — Это связано с рифом.

Ну разумеется.

— Чем это грозит мне? Я сильно вымокну?

— Вы? Совсем не вымокнете. А я — да, но все зависит от прилива.

— Тогда согласен. — Он с радостью воспользуется последней возможностью увидеть Милу в привычной для нее естественной среде. Прежде чем расскажет ей правду до конца. И сделает ей подарок — покажет Уорду до того, как лишит их обоих счастливой мечты.

— В таком случае в восемь.

Ее глаза светились радостью, и Рич позволил себе окунуться в эту радость на несколько минут. Он знал, что откладывает неизбежное. Но что он приобретет, если расскажет ей все сейчас, а не завтра?

— Мне надо вернуться на «Портус», — сказал он и сунул руку в карман за телефоном. — Хочу хорошенько выспаться, если завтра собираюсь свалиться на головы своих подчиненных.

— Я отвезу вас на пристань. — Она подошла к двери и сняла с крючка ключи.

Пристань находилась всего в нескольких минутах езды, так что неудивительно, что Дамо там не было, хотя Мила отчетливо видела «Портус» недалеко за рифом. Неужели кружил всю ночь, словно слуга, поджидавший хозяина?

— Он скоро будет, — сказал Рич, когда луч прожектора проложил дорожку по темной воде.

— Как вам обед? — спросил Рич после длительного молчания и придвинулся к Миле.

Она совершенно забыла о том, что вечером они что-то ели. Все, что задержалось в памяти, — это взгляды, прикосновения. И душ.

— Очень понравился, — ответила она. — Я всегда рада, когда не приходится идти в людное место.

— Спасибо, что позволили мне тоже принять участие в операции «Мальки». Это действительно потрясающее зрелище.

Она засмеялась на его официальное заявление, но смех у нее прозвучал чувственно-гортанно.

— Я просто вынудила вас.

Ровно так же, как напросилась поехать с ним завтра в Уорду.

— Тогда я рад, что все так произошло.

С воды налетел ветерок, и Мила поежилась — она в легкой футболке и спортивных штанах, которые нацепила после горячего душа. Кожу, покрытую пупырышками, покалывало, но приятно, а за спиной словно затрепетали крылья. Она потерла себя руками, и Рич тут же заявил:

— Езжайте домой. Вам холодно.

— Нет…

Ей не хотелось уходить. Она не готова уйти от этого человека, который, как выяснилось, стоит за всем, что ей дорого. Если он попросит ее вернуться на «Портус» и провести там ночь, она скажет «да».

— Мне не холодно.

Большие ладони легли ей на плечи и согрели. Немедленно к трепещущимся крыльям присоединились арфы.

Рич повернулся и оказался у нее за спиной. Он тер ей руки и плечи, она чувствовала тепло его крепкой груди под свитером. Он превратился для нее из клиента в знакомого, а из знакомого в друга, когда она согласилась пообедать с ним. Но когда же они стали такими друзьями, что он ее согревает? Может, когда они стояли близко-близко на берегу этим вечером? Или когда вместе восхищались великолепием коралловых мальков? Или тот полупоцелуй их настолько сблизил?

Да не все ли равно? Ощущение его рук, его тела… Это блаженство, которого она уж не чаяла испытать.

Мила поняла, что зажмурилась, лишь когда прожектор с приближающейся лодки осветил ей лицо. Рич отодвинулся, и… арфы умолкли.

— В восемь, здесь, — сказал он ровным, спокойным тоном. И вдруг его крупная фигура закрыла луну — он нагнулся и поцеловал ее в щеку. Дыхание горячей лаской коснулось уха, а мурашки опять побежали по коже. — Крепкого сна.

«Ух…» Если бы.

Мила не успела ничего ответить, как он уже ушел. Ей не хватало тепла его рук и нежности губ. Рич спустился на блестевший под луной пирс. Она стояла и смотрела, как он уходит от нее, смотрела на узкие бедра в облегающих джинсах. Это слишком болезненно. Она отвернулась и пошла к своему грузовичку.

Вдруг услышала скрип гравия — звук не от ее шагов.

— Мила…

Она повернулась и уткнулась прямо в него. Он снова наклонился, на этот раз поцелуй пришелся на ее губы и очень долго не заканчивался. Голова у нее пошла кругом, новые ощущения охватили ее. Неожиданность породила ожидания, отчего появился вкус лимона, потом сменился на вкус конфет, а это уже притяжение. Где-то в уголке сознания стучал вопрос: как долго продлится его поцелуй? Ее сокрушали волны, волны его поцелуя. Все происходило под аккомпанемент арф и потрескивание поленьев в невидимом камине. Жар губ Рича на ее губах вызвал запах дубового мха.

Желание смешалось с удивлением от появления Рича.

— Мне следовало это сделать давно, много часов назад, — прерывисто дыша, произнес он. — Я хотел это сделать тогда… после коралловых мальков.

— Почему же не сделали? — С опозданием Мила поняла, что, вероятно, от нее требуется запротестовать, сказать что-нибудь остроумное или изобразить пресыщенность взрослой женщины. Но все, чего она хотела, — это спросить, почему они не провели весь вечер в поцелуях.

— Я хотел, чтобы вы узнали обо мне. О том, кто я. Чтобы у вас был выбор.

О боже! Разве целовать его — это не выбор? Она представляла его поцелуй не один день. О каком выборе он говорит?!

— Мне нравится, что вы такой, какой есть, — прошептала она. — Спасибо, что рассказали.

К тому же она не тот человек, кто мог осудить кого-нибудь за секреты.

Рич снова наклонил голову, и наступили бесценные минуты, когда играют арфы, а огонь трещит.

— Значит, завтра. — Он выпрямился и отошел от нее. Потом сбежал по пирсу к поджидавшей лодке с «Портуса».

Мила без сил привалилась к открытой дверце автомобиля и смотрела ему вслед. Когда его уже не было видно, она все равно не отрывала глаз от черной поверхности океана, пока лодка тенью не отпечаталась на борту залитого светом катамарана. Невозможно на таком расстоянии разглядеть Рича, поднимающегося наверх, но она все равно это видела. Видела, как он устало опускается на дорогой диван среди хромированной стали и стекла, как проверяет звонки в телефоне или берет в руку книгу, или вытягивается на той широченной кровати и смотрит на ночное небо в панорамные окна. Но легче представить его сидящим за рабочим столом за лэптопом.

Вот такой он. И такая его среда.

Китовая акула, к примеру, не меняет среды обитания.

Но… может, хоть одна в состоянии поменять.

Глава 9

Мила осторожно отделила ножом из выступающей над водой поверхности рифа одну-единственную раковину, стараясь не задеть остальных. Затем проделала то же самое с другой кучкой. По пути в эту отдаленную бухту она рассказала Ричу, что Департамент охраны природы требует брать каждый месяц по пять устриц для проверки их состояния, чтобы уберечь от болезни, которая наносит вред популяции на восточном побережье страны.

Рич держал пакет, куда Мила по одной опускала устрицы.

Она с благодарностью улыбалась, но на него не смотрела.

— Для важного босса из вас получился отличный помощник смотрителя.

Они оба старались забыть то, что произошло между ними прошлым вечером. Поцелуй, разумеется, а не обмен секретами. Секрет Рич намеревался ей открыть, а вот поцелуй… Он и не предполагал, что поцелует Милу, пока ноги сами не понесли его к ней, когда он дошел до пирса.

— Теперь я понимаю выбор наряда, — кивнул он на ее светящийся жилет с логотипом Департамента.

— Не хочу, чтобы кто угодно думал, что может запросто угоститься устрицами на заповедной зоне, — сказала она.

Мила выложила пять шиловидных раковин на задний откидной борт грузовичка, на каждую — заламинированный номер, сфотографировала, а затем занялась тестированием. Вся эта деловая активность давала ей возможность не встречаться с ним глазами.

Ей неловко? Она сожалеет о поцелуе прошлым вечером? Или она всего лишь поглощена работой?

Мила взяла устрицу и легонько постучала по приоткрытой раковине. Раковина моментально закрылась.

— Номер четыре, — сказала Мила, и Рич аккуратно внес это на бланк, который она ему дала.

Другие тоже оказались четверками, а одна — особо шустрая — пятеркой, что порадовало Милу. Она быстро отделила каждую из устриц от верхней половинки раковины, понюхала, потом окунула палец внутрь и попробовала сок на вкус. Рич записал все ее наблюдения.

— Если пять экземпляров легко реагируют, свежие, и мякоть у них непрозрачная, это показатель здоровья всех устриц, обитающих в данном районе, — пояснила Мила.

— Что вы с ними сделаете? Выбросите обратно?

— Обычно раковины я бросаю обратно, а мякоть съедаю, — сказала с улыбкой Мила. — Хотите присоединиться?

Рич сдвинул брови.

— А у вас под рукой есть красный винный уксус?

Маленьким ножом она поддела створки первой раковины. Створки, щелкнув, открылись. Она поднесла устрицу ко рту и со словами «аи nature!»[14] проглотила.

Мила повторила эту процедуру и протянула раскрытую раковину с устрицей Ричу. Он раскусил свежайший моллюск, и его брови от удовольствия полезли на лоб.

— Дыня! — оценил он.

— Да, похоже. Соленая дыня. И еще устрицы сообразительные.

Рич не мог взять в толк, каким образом кусок мякоти имеет свойства личности. Так же, как ему никогда не удавалось понять, что в винтажном вине есть некая претенциозность, но он готов был поверить, что знатокам вин в модных ресторанах, которые он посещал, это удается.

Устрицы под номерами три и четыре тоже были съедены, осталась только одна, и Рич предложил ее Миле. Она посмотрела внутрь раковины, ахнула и стала что-то записывать в журнал.

— Там жемчужина, — сообщила она.

Рич вгляделся в крошечный кремовый шарик — мало похоже на жемчужину.

— Это хороший знак? — спросил он.

— Да нет. — Мила осторожно потрогала шарик. — Это могло образоваться как защита от паразитов. Если подобного слишком много, то стало бы плохим признаком для массовых скоплений моллюсков.

— Разве жемчужины — всегда показатель дефекта?

— Ну почему же? Изъяны могут превращаться в красоту.

С тем же успехом это относится к ней.

Мила извлекла ножом шарик и сполоснула в воде, а остаток устричной мякоти проглотила.

— Держите. — Она протянула ему жемчужину. — Сувенир.

— У вас дома полно таких сувениров?

— Некультивированные жемчужины — это редкость, — улыбаясь, сказала она. — Эта вторая, которую я нашла за все время моей работы. Но взять себе… по-моему, это нечестно. Я и так счастлива, на жизнь мне хватает, а чтобы еще и выгоду получать… Первую жемчужинку я отдала женщине, у которой трое малышей.

Рич не сводил с Милы глаз.

— Вам известна их цена?

— Ну, не слишком высокая, если они маленькие и бесформенные. — Она положила жемчужину на мокрую ладонь и подбросила. — Но мне нравятся такие: грубые, естественной формы. Вот. — Она вытянула руку. — На память о Корал-Бэй. Жаль, что небольшая.

Неужели она сочла, что его волнует размер? Когда он будет смотреть на маленькую, неправильной формы жемчужину, то вспомнит маленькую женщину, тоже не совсем обычную, неправильную.

Вспомнит, какая она совершенная в своей неправильности.

Рич сжал пальцами драгоценность.

— Спасибо.

Мила бросила пустые раковины обратно в воду, чтобы они послужили основанием для будущих поколений устриц, и стала собирать вещи. Ричу было приятно за ней наблюдать.

— Оʼкей, — наконец сказала она. — Все сделано. Поедемте? Вы предупредили в Уорду, что приезжаете?

— Да. Панику я посеял.

Она улыбнулась, а он поймал себя на том, что начинает считать минуты между ее улыбками. За последний час она улыбалась ему чаще, чем за все время, что он с ней знаком. Неловко связывать это с тем, что она сочла его кем-то вроде крестоносца, хорошим парнем, охраняющим природу.

— Думаю, вам понравится. Эта страна действительно очень красива своей необычностью, — сказала она.

Он шел за ней по тропинке к машине, в голове крутилась фраза: «Каждый судит по себе».

Их прибытие в Уорду не вызвало никакого ажиотажа.

Им широко улыбнулся мужчина с обветренным лицом и представился управляющим на ферме. Он предложил показать им усадьбу.

— Джаред Киплинг, — сказал он, пожав руку Ричу. — Кип.

Милу не оскорбило, что Кип забыл пожать ей руку. Наверняка разволновался от встречи с хозяином, который так долго не появлялся. Это уберегло ее от возможных неприятных ощущений.

Он поднялся на веранду, которая тянулась вдоль всего хозяйского дома, и сразу перешел на деловой тон.

— Здесь никого нет? — спросила Мила, войдя впереди мужчин в холл. Несмотря на мебель, чистоту и натертый пол, в воздухе чувствовалась пустота. То же самое она чувствовала от эвкалипта ярра.

Уорду был… пустым. И безжизненным.

Как грустно. Она этого совершенно не ожидала.

— Большинство работников живут неподалеку или в городе. Дом мы держим для Досонов, — сказал Кип. — На всякий случай.

Для Досонов, которые никогда сюда не приезжали? Мила бросила взгляд на Рича. Он же старательно отводил глаза в сторону.

Мила оставила мужчин обсуждать дела и пошла осматривать дом. Все комнаты были так же чисто убраны и пусты, как и первая. Она провела кончиками пальцев по блестящей старой мебели, и по телу пробежали мириады приятных мушек. Когда она вернулась в гостиную, то Рич и управляющий были заняты беседой, сидя на диванах, на которых уж точно сто лет никто не сидел. Она успела услышать слово «аренда», прежде чем Рич вскочил и быстро замял разговор.

Кип явно растерялся от внезапно оборванного разговора и произнес:

— Я могу показать вам рабочие дворы и вертолет для воздушного наблюдения.

Рич выглядел смущенно. Вот уж что для него несвойственно, так это стушеваться.

— У вас есть собственный вертолет? — спросила Мила, чтобы снять напряжение.

Рич повернулся к двери.

— Кажется, есть.

— Это вертолет для проверки стада, — продолжал Кип. — Там места только на двоих. Лишь таким образом можно обследовать по периметру всю территорию Уорду за день.

— Облет подождет, — заявил Рич. — Покажите нам лучше то основное, что можно увидеть с дороги.

«Нам». Словно она принимает участие в делах Ричарда Гранди.

Мила поспешно следовала за Рич ем, пока он осматривал оборудование и постройки поблизости усадьбы. Конечно, говоря о собственности такого масштаба, «поблизости» — понятие относительное. Затем они сели в «лендкрузер» последней модели и отправились на север в облаках красно-коричневой пыли. Рич и Кип обсуждали хозяйственные дела на ферме, а Мила погрузилась в созерцание австралийского кустарника и не замечала, как течет время. Она пришла в себя, когда Рич дотронулся до ее щеки. Оказывается, она задремала.

— Пора перекусить, — сказал он. — Простите, мы заговорились с Кипом.

Прошлой ночью она плохо спала, без конца ворочалась. Это из-за умопомрачительного поцелуя на пристани. Ей, конечно, нужно было выспаться, но, господи, как же неловко получилось… Она торопливо вылезла из автомобиля.

— Моя жена приготовила вам завтрак, — Кип передал Ричу корзинку с крышкой. — Она не ожидала вас вдвоем, но наготовила, по-моему, предостаточно. Если идти по этой тропинке, то придете к «пруду Джека». Приятное место, отдохнете, подкрепитесь.

— Чудесно, — произнес Рич, и на губах у него заиграла улыбка.

У Милы эта улыбка отозвалась запахом ананаса. Надо же… ананас. Она-то думала, что знает запахи всех на свете фруктов и плодов.

Они шли молча, дорога спускалась вниз, и все указывало на то, что рядом вода: меньше кустарника, больше деревьев, меньше бурого цвета, больше зелени.

Вода в «пруду Джека» была темная и усыпана крупными кувшинками, переливающимися разными оттенками. В трещинах на скалах росла длинная трава. Рич и Мила остановились на краю пруда и смотрели вниз. Место поражало покоем и красотой.

— Странно, что здесь пруд, ведь почва сухая, — заметила она.

— Я видел это на карте, — сказал Рич. — Это карстовая воронка, а не пруд.

Водоем окаймлял золотистый гранит, на дальней стороне была узкая тропа, по которой скот из Уорду приходит выпить холодной, свежей, скорее всего, артезианской воды. Справа — плоский выступ скалы, словно платформа для дайвинга.

— Жаль, что я не захватила маску и ласты, — вздохнула Мила. — Интересно посмотреть, куда ведет вход в эту воронку.

Он подал ей руку, помогая забраться на выступ. Мила подошла к краю и сбросила туфли.

— Ледяная! — взвизгнула она, окунув пальцы в воду. — Здорово.

Рич поставил на землю корзинку, тоже разулся, закатал джинсы до колен и уселся у края, спустив ноги в воду.

Мила просмотрела содержимое корзинки.

— Здесь по крайней мере двадцать сэндвичей, — сказала она, протягивая Ричу охлажденную бутылку воды. — И все разные. Думаю, вам хотели угодить. Для них ваш приезд — это важный момент.

Рич фыркнул и отвернулся к водоему. Они ели молча, но Мила чувствовала, что Рич в своих мыслях отдаляется от нее все больше и больше… как кувшинки, плавающие по воде.

— Такое прекрасное место, а у вас расстроенный вид, — сказала она, глядя на его нахмуренное лицо. Может, это ее вина? Ведь это она вынудила его привезти ее в Уорду.

— Простите. — Он словно очнулся. — Воспоминания…

— Но вы раньше не бывали здесь.

— Нет. — Больше он ничего не объяснил и перевел разговор: — Это вы настаивали на поездке. И как? Оправдались ожидания?

Она обвела взглядом то, что их окружало.

— Невозможно сидеть в таком месте и искать недостатки. Уорду предлагает самое лучшее, что есть в этом крае: богатство земли и красоту океанского побережья. Я чувствую…

Что? Что она чувствует?

— Здесь… уютно, — сказала она. — Может, все дело в генетической памяти. — И неожиданно ахнула.

Рич обернулся, чтобы посмотреть, что такое она увидела.

— Я просто поняла, что оба наших предка могли бы сидеть на этом самом месте. Они отделены от нас веками, а сейчас здесь мы. Может, поэтому я чувствую связь с вами.

Слова вылетели сами собой, прежде чем она успела их осмыслить.

Глаза цвета неба пронзили ее.

— Что вы сказали? Что вы чувствуете… связь?

Запахло скисшим молоком, ей захотелось сморщить нос.

— А вы не чувствуете?

Он долго и внимательно смотрел на нее.

— Это несерьезно, но… да, я чувствую.

Дыхание у нее перехватило, словно она подавилась сэндвичем.

— Несерьезно? — выдавила она.

— У нас с вами такие разные цели. — Он опустил глаза. — Вы из морского народа, а я… из народа из стекла и хрома.

— Это скорее вопрос географии и не изменит того, кто мы в душе.

— Разве? Я не знаю никого, кто был похож на вас. Вы так связаны с этой местностью… В вас сила земли и одновременно вы русалка. Это среда, где вы выросли. Вы такое же порождение этой среды, как вон те кувшинки. Вы не выдержите в городе и пяти минут, есть у вас синестезия или нет.

— Вы считаете, что я не приспособлюсь?

— Мила, я считаю, что вы… завянете. Я считаю, что нахождение далеко от привычного места лишит вас самого лучшего, что у вас есть. Точно так же и со мной — останься я здесь, то загнусь.

— Вам не нравится Корал-Бэй?

Почему эта мысль так мучительна для нее?

— Очень нравится, но моя среда обитания не здесь. Я не знаю, как долго меня будут развлекать эти красоты. Особенно когда работы невпроворот.

Она отчетливо ощутила вкус старой кожи — вкус разочарования — в горле.

— Значит, я этим занималась? Развлекала вас?

Очевидный ответ — да, потому что ей заплатили, чтобы показать ему самое лучшее в Морском парке. Но они оба знали, о чем она спросила.

— Мила, это было… — Он поспешно отвернулся, чтобы она не догадалась, о чем он думает. — Нет. Это не было развлечением. Я поцеловал вас, потому что…

«Почему, Рич?»

— Это было импульсивно. Под влиянием момента. Я не мог уйти с пристани, не поняв, взаимно ли наше притяжение.

Она тогда повела себя… как рыба-прилипала, и он получил ответ. Шею под воротником форменной рубашки зажгло, словно ее ошпарили кипятком.

— Так и было, — прошептала она. Потом вздохнула. — Так и есть. Я купаюсь в сахарной вате двадцать четыре часа каждый день. Я бы захлебнулась, не будь это так… хорошо.

— Я… сахарная вата? — изумился он. — Я был уверен, что я — ушная сера.

Рич оперся на руку и повернулся к ней. Что ему стоит — нагнуться вперед и повторить поцелуй, но… чем это закончится? Она будет из кожи вон лезть, показывая ему Корал-Бэй, а затем он уедет, вернется в город, вероятно, навсегда, и с поцелуями будет покончено надолго. И он прав: она не уживется в городе.

— Сахарная вата — это то, что для меня означает… притяжение… к вам.

Если Ричу это польстило, он ничем себя не выдал. Он лишь покачал головой. Потом наклонился к ней совсем близко, и Мила подумала, что к поцелуям быстро привыкаешь. Да и вкус — запах ананаса — тоже хорош и не перебивает сахарной ваты. Но его губы не коснулись ее губ, он просто перегнулся через нее, а когда выпрямился, то в его руке была кувшинка — бледно-розовые лепестки вокруг пятна золотисто-розовых тычинок.

— Один из моих любимых цветов, — сказала Мила, но не взяла кувшинку. Если она возьмет, то он может отодвинуться от нее. — Роза пустыни.

— Она подходит к вашим губам, — пробормотал он. — Такая же нежно-розовая.

Мила инстинктивно облизнула губы. Рич коснулся ее щеки цветком, затем костяшками пальцев. Она услышала, как где-то заиграли арфы.

— Пыльца, — объяснил он и сжал ее пальцы вокруг толстого стебля. И он не отодвинулся.

— Мне нужно, чтобы вы кое-что узнали… — начал он, и глаза у него потемнели.

Но нет, она не готова впустить в такой изумительный день еще секреты. Если это плохие новости, то подождут. Если нет… тоже подождут.

— Вы еще будет здесь завтра?

— Я уезжаю обратно ночью. У меня важная встреча в десять.

Ее охватила паника.

«Ночью…» Осталось всего несколько часов. Несколько коротких часов. И он вернется к своей электронной почте за сотни километров к югу отсюда. После чего у него не будет причин возвращаться в Корал-Бэй. Ну если только посетить Уорду, что маловероятно, — он никогда не интересовался фермой.

И они оба это знали.

Мила приложила палец к его губам, чтобы не услышать другие плохие новости.

— Скажете позже, а сейчас давайте просто насладимся хорошим днем. — И добавила: — Пожалуйста.

Что еще ей остается? Только сократить расстояние между ними снова. Мила набралась храбрости, коснулась щекой щеки Рича и… потянулась к его губам.

Поцелуй был мягким и осторожным. Рич водил губами по ее рту, узнавая их по-новому. Мила вдохнула его запах, едва уловимый. Он ударяет в голову сквозь запах сладкой ваты и ананаса. Его собственный запах такой же вкусный, как соус чатни в сэндвиче жены Кипа. До конца жизни острые приправы будут напоминать ей это место. Этот поцелуй.

Этого человека.

Она будет долго вспоминать его после того, как он уедет.

— Пообедайте со мной, — выдохнул он. — На «Портусе». Сегодня вечером до моего отъезда.

«Обед…» Только обед? Или он рассчитывает завершить свою поездку на север чем-то еще? Да не все ли ей равно? Но… она только начала привыкать к ощущениям, которые возникают от поцелуя, как же она сможет перейти к чему-то бесповоротно-окончательному всего за один вечер?

Рич не сводил с нее глаз и продолжал целовать.

— Вы о чем-то серьезном думаете… — произнес он и чуть отстранился.

Да. Этот момент, вероятно, ошеломил бы кого угодно, даже тех, кто не обладает ее сверхсилой.

— Сегодня вечером у меня работа под водой. Пойдемте со мной. Один последний визит к рифу. А потом я пообедаю с вами.

Потому что отправиться прямо сейчас к нему на обед — прощальный… она к этому не готова.

— Оʼкей, — прошептал он и поцеловал ее напоследок.

Она приникла к нему, затем отпустила. Вдалеке послышался негромкий гудок «лендкрузера».

— Пора вернуться к делам, — со вздохом проворчал Рич.

Наверное, так лучше. Сидя здесь на берегу древнего водоема, очень легко притвориться, что непростой реальности не существует.

Мила кивнула. Рич поднялся, протянул ей руку, и она вложила маленькие пальчики в его широкую ладонь.

Запах — вкус ананаса — продолжал ударять ей в нос и в голову.

Глава 10

Ричард не верил своим ушам.

— Вы меня разыгрываете? Насколько это опасно?

— Это необходимо сделать, — ответила ему Мила.

Он понимал, что подсчет дюгоней необходим, но…

— Почему это должны делать именно вы? — спросил он, помогая загрузить снаряжение в лодку.

— Я не одна, — смеясь, сказала Мила. — Нас целая команда.

Да уж. Четверо сильных мужчин, опытных, — единственное, что его утешало.

— Вы же ненавидите работать в команде, — негромко произнес он, зная, что Мила любила работать одна.

— Каждый день я не стала бы этого делать, — согласилась она. — Но я буду слишком поглощена работой, чтобы думать о чем-то еще. Вы вовсе не обязаны участвовать.

Если хрупкое создание — Мила — может отправиться на встречу с дикими млекопитающими, то он не должен смалодушничать. К тому же он хочет быть там и помочь Миле, если что-то пойдет не так. И наконец, его навыки капитана команды пловцов могут пригодиться.

Мила и четверо смотрителей Морского парка загрузились в быстроходную маленькую надувную лодку, а группа документалистов, в задачу которых входило снять для местного новостного канала сюжет о том, как помечают дюгоней, сели в обычную лодку. Рич сел вместе с ними.

Когда она сказала ему, что будет всего лишь устанавливать трекеры на дюгонях, он тогда не понял, что все происходит в открытом океане, где дикие животные в ярости станут сопротивляться, когда им на хвосты навешивают ярлыки.

Обе лодки двинулись вперед.

— Они засекли стадо! — крикнул один из операторов. — Двадцать животных.

Рич выругался. Что угодно может произойти среди стада такого размера.

Надувная лодка поменяла направление и повернула влево, чтобы отрезать одного дюгоня от остальных. Они десять минут гонялись за ним, делая виражи широкой дугой, не пуская животное к стаду. Затем трое из четырех мужчин в гидрокостюмах поднялись на ноги и, стоя, балансировали, а четвертый направил лодку прямо к большому дюгоню.

Произошедшее было похоже на слепящую вспышку. Животное вынырнуло, чтобы вдохнуть воздуха, тогда один из команды смотрителей перескочил через край лодки прямо на спину дюгоню. Два других последовали за ним, а Мила бросила им два баллона с пеной, которые удерживали стокилограммовое животное на плаву. Мужчины вцепились в нос, плавники и мощный хвост дюгоня.

И тут Мила прыгнула прямо туда, во вздымающуюся белую пену, держа в руках скобу с меткой. Сердце у Рича стучало так громко, что заглушило мотор лодки. Он в ужасе вскочил на ноги. Ярко-красный купальник Милы появлялся и исчезал над вспенившейся водой. Группа документалистов была занята съемкой, а глаза Рича были прикованы только к дико бьющемуся толстому хвосту, к концу которого Мила приделывала скобу. Боже! И это называется простой работой…

Она вместе с дюгонем билась о лодку, и Рич понял, почему они использовали надувную, а не обычную, в которой находился он, — мягкий борт защищал животное и Милу.

Дюгоня измерили в нескольких основных местах, результаты записал шкипер. Как только он умудрился это сделать, не оставляя управления лодкой!

Неожиданно все закончилось. Это заняло менее трех минут. Рассерженный дюгонь нырнул под воду, все четверо мужчин и Мила поплыли к надувной лодке. Мужчины перевалились через борт, затем вытащили Милу, все тяжело дышали и отплевывались, успев наглотаться воды.

Рич чувствовал, что сердце сейчас выскочит из груди, а что уж говорить о них?

Как Мила могла пойти на такой риск… Глупость?

Она повернулась к лодке киношников, увидела Рича и засмеялась.

Засмеялась! Кто она, женщина, прыгнувшая в открытый океан прямо на существо размером со слона? Что у нее общего с нежной русалкой? Откуда исходит ее сила?

Вот у него силы на исходе. Ничего себе выдалось утро!

Один за другим команда Милы пометила шестерых животных, и на этом работа была закончена. Надувная лодка повернула к берегу, обогнав лодку с документалистами.

Рич первым вышел на берег, а Мила — последней. Она с трудом держалась на ногах.

Он кинулся к ней и обнял.

— Рич! — запротестовала она. — Я вся мокрая.

— Наплевать. — Он прижался лицом к ее холодному уху.

Мила замерла, но потом расслабилась в его сильных руках, провела ладонями ему по спине и тоже обняла.

Вокруг них на берегу втаскивали лодки, рейнджеры складывали снаряжение, телевизионщики предварительно просматривали отснятый материал, а Рич стоял и обнимал Милу.

— Ух… ноги будто резиновые, — наконец произнесла она, держась за его руку, чтобы не упасть, и глядя на мокрое пятно на его груди. — Ваша рубашка…

— Высохнет. — Его больше волновало то, что она покрылась гусиной кожей. — Что и вам необходимо. Пойдемте.

— Мне не холодно, — ответила она, но покорно пошла с ним.

— Мила, вы дрожите.

— Не от холода, — повторила она и подняла на него глаза. — Я будто снова на карнавале.

«Сахарная вата», — вспомнил он, и внутри все перевернулось. Он взволнован, взбудоражен.

Но его первостепенная задача — это отвести ее куда-нибудь, где тепло. В его объятия, к примеру.

Из стопки полотенец Рич вытащил самое большое и обмотал им Милу. Он предпочел бы самому стать полотенцем. Мила несколько минут собиралась с силами, потом натянула шорты и рубашку. Она посмотрела на свою команду рейнджеров — мужчины продолжали собирать снаряжение.

— Мне надо им помочь, — сказала она.

Рич положил руку ей на плечо.

— Вы устали.

— Как и они.

— Я не устал и помогу им вместо вас.

— Рич, я не инвалид.

— Но мне же хочется принести пользу. Мила, мне приятно сделать это для вас.

Видно, в его глазах промелькнуло что-то такое, отчего Мила уступила, кивнула и пробормотала: «Спасибо».

Рич подошел к команде рейнджеров. Ему не нужна благодарность, ему нужна тяжелая работа, чтобы овладеть собой.

Нежная, мягкая Мила оказалась самой сильной из всех, кого он знал, и не только потому, что она провела целый день, укрощая дюгоней. Сколько же требуется стойкости, чтобы жить в мире, где никто не испытывает тех же чувств, что и ты? Где ты словно инопланетянка. И так продолжается изо дня в день.

Она привлекает его, он восхищен ею, она вызывает у него прилив адреналина. Но как быть с… завистью?

Ему чертовски хочется вкусить простой и тем не менее счастливой, яркой жизни Милы. Среди всех сложностей ее синестезии, ее стремления к уединению Мила не отступает от своей жизненной философии — защиты рифа. Все остальное вторично. Ее цели и ее сила идеально совпадают.

Когда он прибыл в Корал-Бэй, чтобы собрать необходимую информацию, то ему было ясно, что делать: выяснить, что может затруднить его планы по строительству отеля. Отель, который ему необходимо построить, чтобы сохранить за собой прибыльную береговую часть и тем самым сохранить аренду Уорду.

Просто, не так ли?

Но сейчас ничто не представляется ему простым. Существование Милы переплетено с рифом. Она и риф похожи на два разных вида, неразрывно связанных друг с другом.

А он намеревается нанести ей удар… своим отелем.

Она подошла и тоже стала укладывать снаряжение. Откуда только у нее берутся силы? Из неведомого бездонного источника?

Ему хотелось такой же, как у Милы, незатейливой жизни. А еще он хотел ее, как мужчина. Но Мила Накано не для него, и он совершенно точно не для нее. Он полная ее противоположность, то, что подходит ей, не подходит ему.

И он не уедет сегодня ночью, не сказав ей, насколько это правдиво.

Глава 11

На «Портусе» Рич провел Милу в спальню, вручил целую стопку пушистых полотенец, кивнул в сторону ванной и даже слегка подтолкнул. Потом откинул толстое стеганое одеяло на кровати, чтобы она, выйдя из ванной, разнеженная, теплая, тут же легла.

С того момента прошло два часа, и Рич не знал, чем заняться. Он был в нерешительности: то ли разбудить ее и провести с ней оставшиеся до его отъезда краткие часы, то ли отложить неизбежное и дать ей поспать. В конце концов, он решил ее не будить.

Хотя пора бы уж Спящей красавице проснуться. Он потопал перед дверью спальни. Тишина.

— Мила? — Он осторожно постучал в дверь. Молчание.

Рич повторил ее имя погромче и приоткрыл дверь. Ничего, кроме шелеста простыней, он не услышал. Тогда он вошел, тихо ступая по мягкому ковру.

— Мила? — снова позвал он, подойдя ближе к краю кровати.

Она пошевелилась, и только. Рич смотрел на нее, спящую. Когда еще появится такая возможность? Мила свернулась клубочком слева на краю широченной кровати, словно знала, что кровать не ее, и пыталась занять как можно меньше места. Или как можно меньше касаться того, что ей не принадлежит. Кто знает, какие чувства породило у нее прикосновение шелковых простыней к телу? Но она спала, обхватив его подушку. Сделала бы она это, если бы хоть в малейшей степени ей было неуютно?

Рич протянул руку и убрал влажный завиток волос с ее щеки. Мила снова пошевелилась и зарылась лицом в подушку. Ему ужасно захотелось превратиться в эту подушку… вдыхать запах Милы, пока не испарится, не исчезнет из его жизни, как вскоре исчезнет Корал-Бэй.

Он легонько тронул ее за плечо.

— Мила, просыпайтесь.

Она задвигалась, глаза заморгали, открылись и засияли неповторимым зеленым светом. Она не совсем понимала, где находится.

— Как спалось? — спросил он.

Она села, прижимая к себе одеяло, вся такая сонная и сексуальная.

Он взглянул на свою кровать, на Милу в этой кровати. Он хотел… видеть ее там постоянно.

Но хотеть не всегда значит иметь.

— У Дамо через полчаса будет готов обед, — сказал он. — Хотите умыться?

— Да… простите. Я думала, что только подремлю…

— Не извиняйтесь. После сегодняшнего дня вам необходим отдых. Жду вас на палубе.

Он ушел, а она осталась в его гигантской кровати. Рич отправился в камбуз, где не знал, чем себя занять, — ведь там все было уже приготовлено. Он приподнял прозрачную крышку на кастрюле с дымящимся ризотто, а когда Дамо недовольно крякнул, пошел на корму и стал откупоривать бутылку красного вина.

— Ночью еще красивее, — раздался сзади голос.

Рич обвел взглядом палубу. Верхнее освещение доставало до дальних уголков и бросало тени на перила и белые поверхности кат-балки.

— Я не всегда это ценю, — произнес он.

— Такова человеческая натура, — прошептала Мила.

Но к Миле это не относится — она способна каждый день ценить красоту.

— Чем так вкусно пахнет?

— Сегодня в меню никаких лангустов, — заверил Рич. — Ризотто с чем-то… Как вы относитесь к рису?

Она подумала и сказала:

— Он противоречивый.

— А моллюски?

— Капризные, — моментально ответила Мила. — Я уверена, что они запротестуют, что бы из них ни приготовили.

— Но вы ведь их едите? — улыбнулся он, вспомнив совместное поедание устриц.

— Честно? После сегодняшней работы я с радостью съем даже подушки с вашего красивого дивана.

Она засмеялась, а он наслаждался этим звуком. Потому что он в последний раз слышит ее смех.

Рич усадил ее на диван и налил мерло в два бокала. Мила поднесла бокал к носу и на секунду закрыла глаза.

Он сел вместе с ней за низкий столик на полукруглый диван и стал медленно потягивать вино.

Они поговорили о дюгонях, о результатах исследования, о том, что они означают для популяции дюгоней в этом районе. Говорили о мальках кораллов, которые они с Милой собрали, и о том, как легко может пропасть весь собранный запас, — один сильный шторм, который вырубит подачу электричества, или остановка генератора Стива Донаху, когда температура в холодильнике сравняется с комнатной. Они говорили о двух смелых моряках, которые отправились в море на плохо подготовленной лодке, и их относило все дальше от Австралии теплым океанским течением Леуин, пока их не спасли.

Она умела слушать, а не только рассказывать сама, и ее истории всегда были интересны. Вероятно, это последняя возможность им поговорить, и Рич старался, чтобы разговор вела она.

Лишь бы продолжала говорить, а иначе ему придется начать тот разговор, которого он страшился.

— Простите, — сказала Мила, доев последний кусочек тропического фрукта. — Я вас до смерти заговорила.

— Мне нравится слушать вас. К тому же у меня это последний шанс.

Мила сдвинула брови и смотрела на него, явно не понимая.

— Последний шанс чего?

— Услышать ваши рассказы. Поучиться у вас. Все, что мне необходимо, я выяснил, так что нет больше причин возвращаться в Корал-Бэй.

Да нет, есть причины. Конечно, есть. Есть Уорду, есть планы по застройке, и есть Мила. Одной ее достаточно, чтобы завлечь его обратно. Хотя он не вернется.

— Совсем нет причин? — спросила она.

Он пожал плечами, но эта видимая бесстрастность дорого ему обошлась.

— Я получил то, за чем приехал.

На ее покрасневшем лице отразилось все сразу: и замешательство, и печаль, и разочарование.

— А как же Уорду?

Обидеть это нежное создание, все равно что выстрелить из подводного ружья в яркую рыбку, которая плавает около рифа по своим делам и никому не мешает.

Но он должен набраться храбрости — и честности — и поступить правильно с Милой.

Он хочет остаться в ее воспоминаниях хорошим человеком. Хотя и не заслуживает этого.

— Мила, послушайте…

— Я знаю, что вы ничем мне не обязаны, что я немногим больше, чем…

«Развлечение».

Хотя ставший уже привычным сладкий вкус колы в горле говорил другое.

Оттого, что она встретила кого-то, с кем ей было уютно, легко, вовсе не означает, что Рич тоже так чувствует. Или, даже если и чувствует, это для него не является чем-то особенным. Вероятно, есть много женщин в городе, с кем ему приятно проводить время. Эдакие бизнес-леди, с кем он мог бы обсуждать текущие дела. Подходящие для важных встреч. Светские.

Кола начала превращаться в отвратительную ушную серу.

— Мы вместе проводили дни, — сказал Рич. — Мы вместе ели. Мы пару раз целовались. Так что с вашей стороны нет ничего неразумного, чтобы спросить себя, кем же мы являемся друг для друга, Мила.

Он говорит так, словно увольняет работника. Безучастно. Официально. Сдержанно. Да, сейчас перед ней Ричард-босс, но до чего же обидно это слушать. А он продолжал говорить:

— Нас с вами потянуло друг к другу. Было бы глупо притворяться, что этого не было. Но физическая тяга не обязательно ведет к хорошему результату.

Мила замерла.

— Вы хотите сказать, что это я не подхожу?

— Я не это сказал. Но вы не можете не признать, что вы так же не уживетесь в моей среде, как я в вашей.

— В мою среду вы вписались просто прекрасно. — Или так она думала.

— Новые ощущения долго не продлятся.

— Вам ведь нравится здесь?

— Я не говорил, что мне не нравится. Я сказал, что чужой в вашей среде.

— Вы не успели привыкнуть.

Как трудно защищать сердце, которое болит.

Рич вздохнул:

— Мила, я приехал сюда исключительно потому, что мне была необходима информация…

— А на самом деле почему вы приехали?

Он так внимательно посмотрел на нее, что на переносице залегли складки. Затем подался вперед и с тяжелым вздохом произнес:

— Правительство хочет забрать прибрежную полосу из владений Уорду.

— Почему?

— Правительство хочет получить от этого района как можно больше выгоды и устранить помехи, мешающие развитию туризма.

«Помехи» в виде владения Досонов, которые защищают район, ограничивают доступ в него.

— Морской парк Всемирного наследия — это огромные площади, — продолжал он. — Правительство хочет, чтобы как можно больше людей это увидели. Но до сих пор у чиновников были связаны руки.

— Что же изменилось сейчас?

— Аренда Уорду на пятьдесят лет кончается. И они вправе заново пересмотреть границы по своему усмотрению.

— А переоформление границ нанесет ущерб?

— Условия новой аренды сделают почти невозможным получить достаточный доход с этой земли… без прибрежной полосы.

Она, наверное, еще не пришла в себя после сна.

— Какое отношение имеет прибрежный участок к доходности Уорду?

— Каждый, кто имеет бизнес в Корал-Бэй, платит процент в «Весткорпорейшн» за эту возможность. Туризм позволяет Уорду существовать вот уже много лет.

Ее словно облили дегтем. Мила бессильно откинулась на спинку дивана. Вот почему Досоны сопротивлялись появлению девелоперов в Корал-Бэй.

— Значит… вы защищали не риф, — прошептала она. — Вы защищали свои доходы?

— Мила, «Весткорпорейшн» — это бизнес. А Уорду всего лишь один из холдингов среди трех десятков других.

Она отодвинула пустую тарелку.

— Вы поэтому появились здесь? Подсчитать доходы? О боже! Процент от ренты моего жилища, вероятно, тоже поступает к вам. Что же вы не сказали, что это была проверка?

— Мила…

Она вскочила. Желудок яростно запротестовал от смеси вишни, густого супа из моллюсков, красного вина… вкупе с ее полной глупостью. Все это грозило кончиться унизительной сценой.

— Простите, мне нужно…

Рич не успел даже встать, как она пересекла комнату и направилась в спальню. Очутившись в просторной ванной, примыкающей к спальне, Мила нагнулась над раковиной и ухватилась за края — ее вот-вот вырвет. Но тошнота прошла, и она обтерла лицо и шею мокрым полотенцем, приходя в себя.

Не в первый раз синестезия провоцировала тошноту, когда смешивался настоящий вкус и воображаемый.

Она стояла, опершись о мраморный туалетный столик, и прижимала полотенце к закрытым глазам.

Какая же она глупая. От береговой полосы, от рифа ему нужен исключительно доход.

«Весткорпорейшн» — это бизнес… Он так и заявил.

Он намекал на это несколько раз, но она его не услышала. Просто их с Ричем жизни устроены по-разному. Она не вправе судить его за это, так же как он не может судить ее синестезию.

Нельзя считать его плохим человеком лишь потому, что он получает процент от владельцев кафе, парка развлечений и прогулочных лодок со стеклянным дном.

Просто он не благородный рыцарь, не защитник ее рифа.

Ей самой придется продолжать быть этим рыцарем.

Мила вытерла лицо, похлопала себя по щекам, чтобы вернуть хоть немного румянца, и выключила модные светильники. Она вошла в спальню, где недавно спала, уютно свернувшись на кровати Рича, где белье было пропитано его запахом, и где подумала, что здорово было бы остаться здесь навсегда. Сейчас те мгновения казались фантазией, как и прошедшие несколько дней.

Мила споткнулась и чуть не опрокинула стул у рабочего стола Рича. Она поставила стул на место и поправила бумаги, которые рассыпались по столу. Взгляд задержался на страницах, выпавши из папки.

Слова «Корал-Бэй» мгновенно ее насторожили. Она оглянулась — рядом никого — и словно преступник взяла первую страницу.

Что-то похожее на введение, на резюме. Она перевернула следующую и увидела карту побережья, знакомую ей так же, как собственная ладонь. Большая площадь была заштрихована вертикально, начиная от Нэнси-Пойнт.

Мила забыла о том, что залезла в чужие документы. Она подвинула стул, села и отщелкнула зажим в папке, чтобы удобнее было смотреть. Следующий чертеж включал в себя все городское хозяйство Корал-Бэй. На еще одном — множество сооружений: одноэтажных, двухэтажных, трехэтажных в различных местах. Парковки, оросительная станция. И взлетно-посадочная вертолетная площадка.

Она дрожащими пальцами листала страницы. И чем дальше листала, тем сильнее дрожала. Верхняя часть каждого чертежа была помечена логотипом «Весткорпорейшн». Волна тошноты снова нахлынула на нее. Чтобы справиться с приступом, Мила заставила себя дышать медленнее и ровнее. Она аккуратно сложила страницы в папку и закрепила зажимом. Прежде чем встать, она снова посмотрела на резюме — внизу красовалась сделанная чернилами подпись. Подпись Рича. А рядом вчерашнее число.

Под ногами поехал пол, как при подводном толчке.

Рич — девелопер роскошного курорта на побережье, где находятся земли Уорду. Неудивительно, что он противился правительственным планам в отношении прибрежной полосы.

И он подписал документы после того, как увидел коралловых мальков, после того, как в первый раз ее поцеловал.

Едва держась на ногах, она, прижав папку с обвинительными документами к груди, вернулась на корму. Рич вежливо встал, когда она вошла, но, если и заметил папку у нее в руках, виду не подал.

Мила положила отчет на стол между ними, ничего не говоря.

Рич на секунду закрыл глаза, потом посмотрел прямо на Милу — взгляд директора компании.

— Мила, «Весткорпорейшн» — не благотворительное заведение. Я должен защищать интересы акционеров, интересы других предприятий…

— Вы отказываетесь от рифа? — оборвала его она. — И от залива.

«И от меня», — добавил оскорбленный голосок.

— Я оценил красоту этого места, Мила. ЮНЕСКО очевидно согласится дать этому району статус объекта Всемирного наследия. Но без годового дохода от туризма в прибрежной зоне я не вижу, каким образом смогу сохранить Уорду. — Он тяжело вздохнул.

Она смогла лишь хрипло прошептать:

— Рич, это ваше наследие. Здесь ваши корни. Вы — Досон. Разве это не важно?

— Точно так же я мог бы сказать, что ваши корни в Токио, потому что ваша фамилия Накано. Вы чувствуете себя японкой, Мила?

Она никогда не относила себя к какой-то одной культуре. Ее семья похожа на лоскутное одеяло. Но настал тот день, когда, проснувшись, она осознала, что принадлежит этому месту. Ее корни — это риф, независимо от того, откуда она произошла.

Она — Мила. Живая природа — это ее народ.

И она будет защищать свой народ против всех, кто бы сюда ни пришел.

— Рич, вы тоже из морского народа. Вы просто этого не сознаете. Куда вы отправились, чтобы обрести покой? В море на «Портусе».

— Покоем не насытишься.

— Разве все должно вертеться вокруг всемогущего доллара?

— Мы не можем жить в грузовых контейнерах и проводить дни, резвясь в море, Мила. Деньги имеют большое значение. Не стоит принижать их значение, просто это не ваш выбор.

Мила вскочила. Слова прорывались сквозь запах ушной серы, и она изо всех сил постаралась их не произнести. Хотя наверняка команда слышала весь предыдущий разговор.

— Дамо? Пожалуйста, отвезите меня на берег.

Рич тоже поднялся.

— Мила, мы не договорили…

— Нет, договорили.

— Мила, вы не понимаете. Если не я, то это будет кто-нибудь еще…

— Я поняла лучше, чем вы думаете, — прошипела она сквозь зубы. — Вы использовали меня, и вы мне лгали. О том, почему вы здесь. О том, кто вы. Я сопровождала вас повсюду, словно королевскую особу, открыла вам все секреты этого места, и я думала, что вы увидели залив так, как вижу его я. Возможно, вы действительно увидели его таким, но вы готовы — с радостью — отбросить все это и заняться котлованами, трубопроводами и вертолетными площадками. — Она обхватила себя руками. — Моя ошибка в том, что я не остереглась вас. Снова так глупо я себя не поведу. — Мила сделала к нему шаг. — Но если у вас хоть на одну минуту появилась мысль, что я позволю кому-нибудь навредить этому месту и людям, которых я люблю, тогда вы, — она ткнула пальцем ему в грудь, — совсем меня не знаете. Я подниму такую бурю в прессе, что это обернется кошмаром для «Весткорпорейшн». Я дам каждому туристу, который приедет сюда, подписать мою петицию, и каждого ученого, кого знаю, попрошу дать официальное заключение о том ущербе, который нанесет рифу коммерциализация. Что ж, бросайте залив в пасть волку. Получайте свои деньги и тратьте их на то, чтобы получить еще больше. Но я хочу, чтобы вы подумали кое о чем, сидя на горе купюр, осыпая себя ими, чтобы они падали на вас дождем… — Она вскинула подбородок. — Что ж, купите десять тысяч квадратных километров красивой земли. Или часть океана. Или рифа. И зачем вам роскошный катамаран? Богатство бессмысленно, если за это нельзя купить свободу, или любовь, или…

Она запнулась, потому что не собиралась произносить слово «любовь». И никакая любовь ей не нужна. Но едва ощутимый вкус ананаса сказал, что любовь ей нужна.

Любовь к Ричарду Гранди.

— …убежища! — договорила она. — Богатство не согреет вас ночью, не заполнит пустоту внутри, которую вы так старательно прячете.

— У меня нет никакой пустоты…

— Есть, конечно. Вы суете туда ваши деньги, как в дупло в зубе. Люди, подобные вам, считают важным богатство, а не то, что на самом деле важно.

— Люди, подобные мне? — процедил он.

— Люди, которых ничто ни с кем не связывает. Пустые люди. Одинокие люди.

У Рича перекосилось лицо, и он побледнел.

— И это говорите вы, Мила? Вы? Олицетворение одиночества? И вы хотите дать мне совет, как не быть одиноким?

Его жестокие слова попали в цель. Больно, но нельзя отрицать правды.

— Вам не приходило в голову, что я богаче вас? Потому что у меня есть все это. — Она обвела руками океан и риф под лунным светом. — Там мое место. У меня есть уверенность и удовлетворение. Все это больше, чем ваше богатство.

Внизу лестницы появился Дамо — вид у него был смущенный. Мила тоже смутилась. Господи, и это происходит в том месте, которое она уже начала представлять вторым домом.

Она резко развернулась и последовала за Дамо к лодке.

— Если не «Весткорпорейшн», то неизвестно, кто появится и что эти люди предпримут! — крикнул ей вслед Рич. — Лучше я, чем другие.

Она крикнула в ответ через плечо:

— Почему бы вам не построить подводный отель?! Вот было бы устрашающее зрелище. Или лучше вообще ничего не стройте. Пусть Уорду развалится само по себе.

— Вот именно — развалится.

— Тогда откажитесь от аренды.

— Я не хочу отказываться от Уорду. Я пытаюсь спасти ферму. Если я откажусь от аренды, то ее заберет кто-нибудь другой. Если я не стану заниматься застройкой, то акцизный сбор с побережья перейдет к правительству, и придут неизвестно какие люди — они построят все, что захотят. Придут те, кому абсолютно наплевать на риф.

— Я-то считала, что это вам наплевать, — презрительно фыркнула она.

— Мила, не уходите. Не таким образом.

Иногда последнее слово — это молчание. И она промолчит. Запах ушной серы душил ее так, что сказать что-то членораздельное не удастся, а доставить Ричарду Гранди удовольствие услышать, как у нее из глотки вырывается карканье… Ну уж нет. Она, не задумываясь, взяла протянутую Дамо руку и ступила в лодку спиной к человеку, которого так охотно впустила в свою жизнь.

Рич стоял неподвижно и молча. Неужели она ожидала от него в последнюю минуту театральных извинений? Сожаления? Неужели она настолько наивна? Он, Ричард Гранди, принимает решения, исходя из необходимости и интересов своих акционеров. Она не может ожидать, что он поставит чьи-либо нужды выше собственных. И уж точно не выше ее желаний. Она была его гидом и не более того. Им двигало любопытство и желание немного развлечься. Он был знаком с ней всего-то несколько дней, а у него грандиозные планы. Полная глупость вообразить, что она могла бы повлиять на какие-либо изменения в его твердой позиции. Да для него то, чем она здесь занимается, — это дорогостоящий каприз, прихоть. И ее нелепый дом-сарай, ее смешная работа…

У Дамо хватило ума хранить молчание, когда он вез ее обратно на пристань и высадил у пирса. Мила еле заметно улыбнулась ему на прощание, спустилась на берег и повернула в сторону города. Прилив позволял идти между скал. Ей было важно ощутить ногами воду, чтобы доказать себе, что Рич не окончательно притупил ее чувства.

Что он не сломил ее.

Но когда вода заплескалась вокруг босых ног, Мила не услышала симфонии звуков. Обернувшись, она посмотрела на риф, представляя жизнь под водой. И снова ни звука, никаких ощущений, вообще ничего.

Все молчит, все умерло, как и ее сердце.

Невозможно жить в мире без своей сверхспособности, которая помогала ей понимать все вокруг. Риф помогал ей дышать. И хотя она ни за что не хотела этого признать, но представить мир без Рича очень трудно.

Глава 12

Голос инспектора в телефоне прозвучал мрачно:

— У меня новость, но тебе это может не понравиться.

Мила насторожилась. За прошедшие девять недель произошло много чего, что ей не нравилось, в том числе и невозможность выкинуть из головы предателя Ричарда Гранди.

Время не излечило рану, как говорилось в поговорке.

— Говори же, Лайл.

— Во-первых… аренда Уорду восстановлена.

У нее сжало живот. Лайл сказал «восстановлена», а не отдана кому-то заново.

— Аренду возобновили Досоны?

Желудок у нее подскочил прямо к горлу, и во рту появился бесподобный вкус горячего шоколада — вкус надежды.

— Похоже на то, что они остаются. Я вот тут смотрю на копию соглашения, которой вообще-то у меня не должно быть, — сказал Лайл. — Но… надо иметь друзей в высоких сферах… Это не весь документ, лишь основные положения.

— А прибрежная полоса?

— Вот об этом я хочу с тобой поговорить.

Мила ничего не говорила своему начальству о планах Рича по застройке. Или что она близко знакома с одним из Досонов.

— Правительство одобрило планы по застройке берега залива, — сказал Лайл.

Неужели она на самом деле вообразила, что Рич переменит свои мультимиллионные планы… ради нее? Горячий шоколад полностью исчез.

— Лайл, какого рода застройка?

— У меня тут только отдельные страницы. Но что-то вроде курорта или отеля. Десятки ванных комнат или кухонь — трудно определить, что это. Не понимаю, зачем нужно столько помещений. — Лайл полистал страницы. — А вот это похоже на театр или на большой винный погреб. Подземный, однако, и с терморегуляцией. И вертолетная площадка. Не маленькое сооружение.

— А где намечено строительство?

— Здесь набросок карты. Похоже, что место в получасе езды к югу от тебя. Может, это Нэнси-Пойнт?

В каждой клеточке ее тела начали образовываться льдинки.

Итак, дело сделано. Нашел-таки место — любимое место его прабабушки.

— Лайл, просмотри документы. Есть ли в них какое-нибудь упоминание компании под названием «Весткорпорейшн»?

Лайл пошелестел в телефоне, а она с замиранием сердца ждала.

— Да-а, Мила, вот печать «Весткорпорейшн» на одном из планов. Кто они?

Мила уставилась на стену напротив.

— «Весткорпорейшн» принадлежит Досонам, — выдавила она в телефон.

— Досонам? Ты шутишь. Уж кто-кто, но только не они…

— Мы их не знаем. Они давно не живут здесь… уже десятки лет.

— Но все же…

— Лайл, риф их больше не интересует. Прости, мне пора идти. Сможешь переслать мне эти документы?

— Я не могу, Мила. Не предполагалось, что я вообще их увижу. Эта информация тет-а-тет.

— Понимаю. Спасибо, Лайл.

До Нэнси-Пойнт хватило получаса езды. Она ожидала увидеть строительные работы, огороженное колышками место для подъезда транспорта. Но там ничего не было, все те же скалы, которые она видела сотни раз. То же самое место, где Рич впервые пошел ей навстречу и протянул руку, здороваясь.

Бессилие вкусом бурбона[15] обволокло горло. Нэнси-Пойнт, заполненный туристами, электростанцией, курортными лечебницами… это просто немыслимо.

И решение созрело — она скажет об этом Ричу.

У нее не хватит смелости поговорить с ним с глазу на глаз или по телефону. Выдержит ли сердце, услышав его голос? Значит, отошлет электронное письмо со смартфона — едкое, злое — и скажет, что именно она думает о его планах превратить Нэнси-Пойнт в курорт. И сделает это прямо сейчас, пока злость не прошла… и смелость тоже.

Мила села обратно в машину, достала с приборного щитка смартфон и открыла приложение электронной почты. На минуту задумавшись, что написать в графе «тема», чтобы он это не проигнорировал, напечатала следующее:

«Тема: Нэнси перевернется в гробу!»

Мила пропустила вперед возбужденных туристов — они прыгали с лодки, предвкушая встречу с китовой акулой. Не все были хорошими пловцами, поэтому кто-то из гидов погружался вместе с ними, держа в руке белую табличку, чтобы общаться со своей группой под водой.

Последняя группа погрузилась в воду, и теперь настала очередь Милы. Она махнула капитану и опустилась в шелковистую воду.

Мила обогнула группу и поплыла дальше, чтобы спокойно заняться своим делом.

Она собиралась сфотографировать акулу, а для этого нужно, чтобы животное оказалось над ней. Первым указанием на то, что акула здесь, были неистовые движения ластами ближайших к ней туристов. Затем появилась и сама акула, медленно плывущая прямо на Милу.

Она нырнула, и ей было отлично видно с полдюжины рыб-прилипал у акульего брюха. Мила подняла камеру и успела сделать несколько снимков узоров вокруг жабр акулы, пока та не исчезла в синей глубине. Но Мила знала, что это ненадолго. Китовым акулам нравилось присутствие людей, и эта появлялась снова и снова, плавая кругами между дайверами.

Она получала удовольствие, наблюдая за акулой. Мила считала китовых акул королевскими особами. Эта акула явно была принцессой, спокойная, с эффектной окраской, крупной квадратной головой, огромной зияющей пастью, которая зараз может проглотить сотни литров морской воды. Когда она не глотает воду, то сжимает плотно губы, чтобы пропустить воду через жабры, а затем проглотить твердую пищу. Миле казалось, что акула сжимает губы в самодовольной ухмылке.

У Милы стянуло грудь — она видела похожую усмешку раньше… у одного человека.

Она поплыла вперед, сохраняя безопасное расстояние, и наблюдала за пловцами — они приближались к акуле, по мере того как та удалялась от них. Один из пловцов держал белую табличку, но это не старший группы, на нем нет гидрокостюма компании. Мила вгляделась в него.

Пловец написал что-то на дощечке водонепроницаемым маркером, затем поднял ее.

Миле пришлось переждать, чтобы хвост акулы прошел мимо, и она смогла прочитать следующее:

«Никаких гостиничных номеров… это лаборатории».

Что это такое? Что это значит? Мила прочитала еще раз. Наверняка она неправильно прочитала какую-то инструкцию по дайвингу. Мужчина стер надпись голой рукой и написал снова. Что-то в его движении насторожило ее. Она не могла отвести глаз от таблички. Он опять ее поднял: теперь слова были длиннее, а буквы мельче. Миле пришлось подплыть немного ближе, чтобы прочитать:

«Не для туристов. Для исследователей».

Сердце у нее начало сильно колотиться.

— Рич?

Единственное слово вылетело из подводной трубки в воздух над поверхностью воды и потерялось в океанском ветре.

Он снова поднял табличку — на ней новые слова:

«Никакого подводного винного погреба…»

Китовая акула проплыла между ними, но теперь она раздражала Милу, потому что закрывала ей Рича. Как только акула проплыла мимо, Мила прочитала еще два слова и чуть не задохнулась:

«Банк мальков».

Работая ногами, она вынырнула из воды, жадно хватая воздух. Она огляделась. И тут вынырнул… он.

«Рич».

Они плыли навстречу друг другу. Когда они приблизились, Мила подняла маску.

— Что вы здесь делаете?

— Я получил ваш имейл, — тоже подняв маску, ответил Рич. Густые светлые волосы топорщились во все стороны.

— Можно было ответить точно так же. — Она сохраняла расстояние между ними примерно четыре метра, словно он китовая акула, которую следует все же опасаться.

— Мог бы, но я хотел вас увидеть.

— Почему? Чтобы сообщить новость лично?

— Мила, это не курорт. Это технологический центр. «Центр исследований Уорду».

Лаборатории, помещения для ученых…

Неужели на нее пахнуло горячим шоколадом, перебившим запах морской воды и горючего с пристани? Шоколад… запах надежды.

— А как же вертолетная площадка?

Он не обратил внимания на ее сарказм.

— Это для спасательного вертолета.

Что ей остается? Только недоуменно моргать. Слабым голосом она спросила:

— И банк мальков?

— Подземный. С терморегуляцией. На солнечной энергии. Нельзя держать такой важный материал в рыбном холодильнике.

— Важный?

Волна ударила Ричу прямо в лицо.

— Вы хотите обсуждать это здесь?

— Вы сами выбрали это место, — не осталась в долгу Мила.

Вдалеке она заметила сверкающие белизной два корпуса катамарана. «Портус» снова готов отобрать у нее Рича.

Качаясь на волнах, Рич тяжело дышал. Он плавал вокруг Милы и продолжал говорить:

— Правительство заинтересовалось современными исследовательскими проектами.

Ученые. Исследователи. Даже спелеологи. Теперь все они будут иметь возможность работать здесь. Мила едва верила подобной сказке. Она хотела ответить, но не смогла. Дышать и так трудно, а на слова сил нет. Да и бессмысленны слова. К тому же она еще не знала, что сказать.

— Средств на это нет, должны быть частные вложения.

Мила подняла подбородок над водой.

— Не представляю, что в Уорду найдутся средства для научного центра.

— Это грант, и еще средства от проведения конференций, а в конечном результате центр будет самоокупаемым. А непредвиденные случаи покроет «Весткорпорейшн».

Появилась чартерная лодка, с которой на них с любопытством смотрели вернувшиеся после плавания с акулой туристы. Рич вернул белую табличку гиду, у которого ее одолжил, и подождал, чтобы Мила влезла на платформу для дайвинга. Он перекинулся парой слов с командой, и лодка доставила их с Милой на «Портус», а двадцать любознательных туристов отправились на встречу со следующей китовой акулой по сигналу Крейга с «Сессны».

«Научный центр». Вся работа, связанная с изучением рифа, будет вестись на месте. Больше никаких длительных поездок. Никакого старого ржавого транспорта. Никаких рыбных холодильников для коралловых мальков. Перед исследователями в Корал-Бэй открываются огромные возможности.

Это — неожиданное счастье.

Но сколько же сомнений одолевало Милу. Вернулся ли он? Сбудутся ли самые затаенные надежды? Те, которые она спрятала в свои сны. Мила отбросила маску и трубку, но ласты не сняла, а опустила ноги с платформы для дайвинга в воду.

Готовая в любой момент сбежать.

— Вам даже захотелось сохранить Уорду? — не глядя на Рича, с вызовом спросила она.

— Думал, что не захочу, — признался он, глядя в море, как и она. — Думал, что это просто бизнес, подобно любому другому. Даже считал камнем на шее.

— Теперь так не считаете?

— Оказалось, что во мне больше северных генов, чем я предполагал, — усмехнулся он. — Я не догадывался вплоть до того вечера на «Портусе». Только тогда я осознал, что я теряю.

Мила смотрела на свои ноги в ластах и молчала.

— Уорду был моим убежищем, когда умерла мать, и я успел про это забыть. Я позволил себе забыть. Маленьким мальчиком я нарисовал картину того, что могло бы быть: много детей и много любви. Все это нахлынуло на меня вновь, когда я понял, что теряю Уорду. Вот почему я с такой неохотой поехал туда. Я опасался, что это затруднит мне принять решение.

— А риф? Как он помог вам принять решение?

— Я посмотрел на застройку глазами правительства.

— Ясно. — Мила искоса взглянула на него. — Кого же спросить, как не государственного служащего?

— Мила, я не ожидал, что это будете вы… с вашей страстностью и проникновенностью. Я думал, что мне дадут гида, который просто мне все покажет. Я не собирался использовать вашу любовь к рифу.

— Оʼкей. Значит, вам жаль, что так получилось, и поэтому вы совершили такой путь, чтобы сказать это?

Рич сдвинул брови.

— Вы сравнили Уорду с «Портусом». Я много об этом думал и в конце концов понял, что вы правы, потому что он стал основой моего существования. «Портус» приносит мне… счастье. Он важен для меня.

— А прибрежная земля для вас не важна, — напомнила ему она.

Он посмотрел ей прямо в глаза:

— Для вас важна.

Если бы китовая акула ткнулась ей в ноги, Мила не была бы потрясена сильнее.

— Вы подписали аренду на пятьдесят лет… — вырвалось у нее. — Вы строите целый научный комплекс. Вы меняете все ваши грандиозные корпоративные планы, чтобы порадовать… меня? Человека, которого вы знали всего-то несколько дней?

Нет. Здесь другие соображения. Деньги.

Повернувшись к ней лицом, Рич заговорил:

— Мила, у вас есть в жизни за что держаться. Вы живете в согласии с собой. Вы полностью отдаетесь жизни. До встречи с вами я посмеялся бы над этим. Да меня это позабавило бы, пока я не увидел этого в вас. — Рич подвинулся к ней, но не коснулся. — Я завидую вам, Мила. И не желаю быть тем, кто отнимет у вас это.

Обоим было неловко.

— Рич, вы не ответственны за меня, — сдавленно произнесла она.

— Мила, не в ответственности дело. Я чувствую… благодарность. — Он встал. — Пойдемте, надо согреться.

Ей и так тепло. Достаточно смотреть на него.

На палубе катамарана лежала целая стопка полотенец. Рич вытер лицо и плечи, запахнулся в толстое полотенце.

— Мила, у меня есть все: связи, ресурсы, влиятельные партнеры, уважение. Я настолько занят, что могу забыть о любой пустоте внутри. Но вот я приехал сюда, в это место, где мои достижения мало что значат. Это место обнажило во мне то, кто я есть. И я уже не мог обманывать себя, как прежде.

— В чем обманывать?

— Я был убежден, что если стану играть по установленным жизненным правилам, то обрету уверенность в себе. Правила гласили, что если ты упорно трудишься, то добьешься успеха, с успехом придут деньги, а люди с деньгами обладают властью.

— Вы хотели власти?

— Да, я хотел власти. Я хотел, чтобы у меня в жизни все получилось.

Мила стояла, уставившись на него.

— И получилось?

— Да, получилось все. Все мои жертвы, все мои труды оправдались, и я добивался большего. А затем у отца не выдержало сердце как раз в тот день, когда я был занят — мне позвонили с международной конференции, — и я не смог вовремя добраться до больницы. Он умер один. Жизнь бросила мне вызов, и я продолжил еще упорнее работать и еще больше зарабатывать. Я занимался исключительно этим, и это вернуло меня к жизни.

— Вам это действительно помогло? — еле слышно спросила она.

Рич искоса посмотрел на нее… посмотрел с отчаянием в глазах.

— Мне казалось, что помогло. И тут я приехал сюда. И встретил вас. Я увидел, что вам не нужно состязаться с жизнью, потому что вы просто живете и работаете. В вас это сочетается и приносит пользу. Подобно существам на рифе, о которых вы мне рассказали. Они разные, но живут вместе. Вы — хозяйка своей жизни.

— Я не хозяйка, Рич. Я живу здесь. Как умею.

— А я проработал всю жизнь, чтобы получить все самое лучшее в жизни. Я весьма умелый стратег, и я создал благоприятную окружающую меня обстановку, где все происходит исключительно по моей воле. И вдруг я узнаю, что вы получаете это естественно… и для этого надо просто быть самим собой.

— Рич…

— Мила, это не комплимент. Это объяснение того, что со мной произошло. Я вернулся в Перт и собрался на важное заседание в десять утра, и тут в меня словно молния ударила — я почувствовал, что больше не хочу быть Гранди.

— Кем же вы хотите быть?

Он сдвинул брови, потом складка на переносице разгладилась. Голубые глаза смотрели решительно.

— Я хочу быть Досоном.

Она ахнула.

— Тем Досоном, — продолжал Рич, — которого вы мне описали в первый день нашей встречи и о котором говорили с таким уважением. Как о части истории. Я хочу, чтобы все смотрели на меня как на человека, создавшего здесь что-то полезное, а не на того, кто… лишь получает отсюда прибыль. Я преобразую «Весткорпорейшн». Она станет соответствовать моим теперешним задачам, вернется к истокам. Что касается Уорду… У меня есть опыт, как сделать неприбыльное предприятие прибыльным. «Весткорпорейшн» начиналась именно так. Пора применить свои умения, как вы считаете? Увидите, на что я способен.

Мила уже представила Рича Досона, стоящего на веранде старого дома в усадьбе в широкополой шляпе с опущенными полями от утреннего солнца. Но себя на этой картинке она не видела. И хотя он произнес много слов, про нее он ничего не сказал.

«Все это теа culpa[16]», — пронеслось в голове.

— Если кто и способен это сделать, так это вы, — пробормотала она. — Рич, Нэнси гордилась бы вами.

— Я рад, что кто-то мог бы мною гордиться, потому что остальное мое окружение совершенно озадачено. Мне понадобится ваша помощь, Мила, — с сияющими глазами заявил он.

Ушная сера облепила ее всю. Мила понимала, что он не хотел быть жестоким, но то, о чем он просит… это слишком.

Пусть поищет кого-нибудь еще стать восторженной группой поддержки в его новой жизни.

— Я вам ни к чему, — с болью в сердце, но твердо ответила она. — Теперь вы знаете, что хотите сделать.

Рич смутился:

— Но ведь именно вы вдохновили меня.

— Я не муза, — сказала Мила, завязывая мокрые волосы в подобие хвостика. — И не ваша служащая.

— Нет. Конечно же нет. Это не то, что я…

Руки не слушались Милу, запах прокисших дрожжей был такой сильный, что заглушил даже боль в сердце.

— Для вас я диковинка, и моя причудливая жизнь, вероятно, кажется вам идиллической, особенно в свете ваших новых планов, но… я не обязана вам помогать лишь потому, что вы прозрели.

Рич нахмурился.

— Я утратил ваше доверие, — пробормотал он.

— Прошло девять недель! — Гнев и боль заставили ее выкрикнуть это. — И тут вы появляетесь, как гром среди ясного неба, и опять чего-то от меня хотите. Я вам настолько сильно понадобилась, что вы преследуете меня целых два километра под водой… — Она замолкла на полуслове. — Вы заплыли так глубоко? — запинаясь, выговорила она. — Ниже впадины…

Рич поморщился.

— Я старался об этом не думать.

— Вы поплыли в открытый океан, чтобы найти меня? Там акулы, киты и… и…

Запах скисших дрожжей полностью улетучился, освободив место сильному запаху ананаса.

«Любовь».

С этим она боролась с того дня, когда сидела, устроившись у него между ног на сиденье байдарки в заливе Ярди.

Никто никогда не подвергал себя опасности ради нее. Даже на малейшие неудобства никто не шел. Всю свою жизнь это она всегда испытывала неудобства, чтобы другим было спокойнее.

А Рич опустился в глубину океана и плыл рядом с китовой акулой… чтобы добраться до нее, до Милы Накано.

— Рич, почему вы здесь?

Да, он извинялся, у него наступило прозрение, но он так и не сказал ей, почему он вернулся в Корал-Бэй.

Рич не отводил глаз от ее лица, и ей стало неловко от своего вида: мокрая, с отметиной на лбу от подводной маски.

— У меня кое-что есть для вас, Мила. — Он взял еще одно полотенце и заботливо накинул ей на плечи. — Пойдемте.

Мила молча прошлепала за ним на камбуз. Там он подошел к полке около дивана, взял что-то и зажал в кулаке. Осторожным движением он положил руки ей на плечи и усадил на диван, а сам присел перед ней на корточки. Она смотрела на него, полуголого, вдохнула запах сладкой ваты.

— Мила, мне следовало не ждать девять недель. Но у меня заняло не один день, чтобы обдумать все ваши слова, чтобы все встало на место.

«Но не все же девять недель он размышлял…», — кольнуло ее.

— А потом я не захотел возвращаться к вам, пока у меня не будет чего-то реального, что я смогу вам предложить… разрешения на строительство научного центра, плана того, что показало бы, как сильно я… — Храбрость, кажется, подвела его в критический момент. Он медленно выдохнул и пробормотал: — Это сделать труднее, чем нырнуть в океан. — Поборов неуверенность, продолжил: — У меня нет пока что одобренного плана, чтобы показать вам, Мила, но будет через пару недель. Зато у меня есть это. — Он разжал плотно сжатый кулак — даже костяшки побелели, — на ладони лежал маленький шелковый кисет.

Мила, не отрываясь, смотрела на его ладонь. Привкус чего-то острого — от любопытства — примешался к вкусу ананаса и получился восхитительный коктейль.

— Что это?

— Подарок. Извинение. — Он протянул ей руку с кисетом. — Обещание.

От этого слова Мила замерла. А рука Рича слегка дрожала.

Дрожь проняла и Милу.

Кисет открылся, и оттуда выскользнуло тонкое ожерелье — цепочка белого золота с висящей…

— Это же ваш жемчуг? — вырвалось у нее.

Тот самый, из раковины. Тот, который она отдала ему на память о рифе. Маленькая неровная жемчужинка, не имевшая большой ценности. А сейчас она висела на изящной и тонкой, как паутинка, цепочке и казалась Миле абсолютно совершенной формы.

Совершенной, потому что она — от Рича.

— Это ваш жемчуг, — прошептал он. — И всегда был вашим. — И смущенно добавил: — Не очень-то у меня получилось срежиссировать наше примирение.

Мила подняла на него глаза. Сердце готово было выскочить из груди. Это было примирение?

— Но я отдала ее вам.

Он кивнул:

— Чтобы помнить о вас. Но я предпочел бы живое общение.

У Милы не было слов, она смотрела на него, а он продолжал говорить:

— Я знаю, что в прошлом вам не раз приходилось туго. Что вы считали себя такой же неприспособленной к окружающему, как ваша бабушка. И я знаю, что из-за этого вам было трудно доверять людям, верить им. Но вы поверили мне, когда мы встретились, и я сейчас приехал в надежде, что вы хоть чуточку еще верите, что со временем мы вернем доверие… я очень постараюсь.

Мириады не сочетающихся вкусов и запахов залепили ей горло и нос.

— Вы лгали мне, Рич. — Она не могла этого не сказать.

— Я и себе лгал. Вы подняли такой вихрь из вопросов «что» и «если» в моей четко организованной жизни, Мила. А я никогда не имел дела с «если», исключительно с фактами.

Он что, намеренно говорит в прошедшем времени. А что сейчас?

— Вы зародили сомнение во всем, чему меня учили верить, и я… запаниковал. Я отступил, я вернулся к тому, к чему привык. А то, что я начал чувствовать к вам… это что-то неуправляемое, против чего я всегда боролся.

— Вы говорили, что ваш мир в городе, — прошептала она.

— Да потому что я понятия не имел, что вы становитесь моим миром, — признался он. — Мой мир там, где вы.

Ананас поглотил все остальные запахи. Он так близко и к тому же полуголый, в глазах столько искренности, и эти потрясающие губы произносят потрясающие слова.

— Мы едва знакомы.

Рич наклонился ближе:

— А у вас есть целая жизнь, чтобы узнать меня лучше.

— Вы о чем?

— Я о том, что вы можете плавать в карстовой воронке в Уорду столько, сколько пожелаете. И можете пользоваться «Портусом» в любое время, когда вам надо куда-нибудь отправиться. И у вас будет собственный магнитный ключ к научному центру, и только вы будете иметь доступ к банку коралловых мальков. — Он разгладил пальцами ей волосы. — Я о том, что покончил с любыми препятствиями между мной и самой что ни на есть неподражаемой и прекрасной женщиной. Я говорю о том, что ваша синестезия меня восхищает, напоминает о том, чего я не увидел вокруг. — Пальцы Рича нежно сжимали ей голову. — Я посвящу жизнь, чтобы понять ее — и вас, — потому что дети Досонов могут унаследовать это, и я хочу, чтобы они всегда чувствовали любовь и поддержку и от их папы, лишенного сверхсилы.

«Дети Досонов?»

Сердце Милы дико забилось.

— Все это произойдет, как только я верну ваше доверие, веру в меня. Вы и я — нам предназначено быть вместе, Мила. Это не совпадение, что мы в первый раз встретились в месте, таком особом для моей прабабушки. Нэнси в тот день вернула меня.

Он на секунду коснулся губами ее губ.

— Мила Накано, я прошу тебя быть со мной. Помочь мне проплыть по огромному неизвестному океану. Помочь понять его. — Она по-прежнему молчала, глядя на него, и он добавил: — Я признаюсь тебе в любви, русалка моя.

Мила, потрясенная его словами, продолжала молчать. Ананасовый дождь обрушился на нее. До Рича наконец дошло, что она так и не произнесла ни слова.

— Я что-то не так понял? — Он чуть отодвинулся. — Неправильно расценил твой интерес ко мне? — Она ничего не ответила, но он смело продолжил: — Или я такой жуткий тип, каких свет не видывал?

Почва уходила у нее из-под ног. Она гладила поверхность неправильной жемчужины, водила пальцем по красивой цепочке, не замечая, что улыбается.

— Это счастливая улыбка или вежливая типа «как мне его отшить?» — прервал ее размышления Рич.

Мила посмотрела в его глаза и еле слышно сказала:

— Эта жемчужина… она такая…

— И какая?

— Потрясенная.

Рич расплылся в улыбке:

— Начало неплохое. С потрясением я умею справляться.

— Эта маленькая жемчужина отражает лишь толику того, что я чувствую.

— Мила, ты меня убиваешь…

— Я отплатила. — Она улыбнулась, надела на шею ожерелье и нарочно долго возилась с замочком. Пусть подождет. Пусть помучается… хоть немного. После девяти недель ее мучений она могла, по крайней мере, позволить себе это.

— Наверное, мне нужно повременить немного, но… — Она глубоко вздохнула. — Да, я хочу узнать, что ждет меня впереди. — И уточнила для ясности: — С тобой.

Рич подхватил ее, поставил на ноги и прижался ртом к ее губам.

— Я, наверное, влюбился в тебя, когда мы ловили мальков, — вперемежку с поцелуями бормотал он. — Когда на нас посыпались коралловые снежинки. Они попали точно в цель.

— А у меня это был залив Ярди, — прошептала в ответ Мила. — Значит, я люблю тебя дольше. — И обвила руками его шею крепко-крепко.

Лицо у него засветилось улыбкой.

— Но я ручаюсь, что моя любовь была сильнее.

— Мы можем назвать это притяжением. Хотя… — Она потрогала пальцем жемчужинку на цепочке. — Я думаю, что устрица знала это, еще когда мы сами не догадывались.

— Устрицы всегда отличались сообразительностью, — прошептал он в ответ.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

Морской заповедник. (Здесь и далее примеч. пер.).

(обратно)

2

Городок на австралийском Коралловом побережье.

(обратно)

3

Крупнейший в мире коралловый риф, доходит до северо-восточного побережья Австралии.

(обратно)

4

Туризм люксовой категории.

(обратно)

5

Народность Западной Австралии.

(обратно)

6

Знаменитый американский мультфильм.

(обратно)

7

Серия комиксов о семье пещерных людей и их друзьях.

(обратно)

8

Супермен, один из самых знаменитых персонажей американских комиксов и фильмов. Скрывается под видом обычного журналиста Кларка Кента.

(обратно)

9

Внутренний пустынный район австралийского континента.

(обратно)

10

Хищная птица из семейства соколообразных.

(обратно)

11

Морские млекопитающие, разновидность морских коров.

(обратно)

12

Морские коровы.

(обратно)

13

Западноавстралийский эвкалипт с темно-красной прочной древесиной.

(обратно)

14

В натуральном виде, без приправ (фр.).

(обратно)

15

Сорт виски.

(обратно)

16

Моя вина, по моей вине (лат.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg