«Моя судьба в твоих руках»

Моя судьба в твоих руках (fb2) - Моя судьба в твоих руках (пер. Виктория Александровна Свеклина) (Беспощадные братья миллиардеров - 1) 648K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анжела Биссел

Анжела Биссел Моя судьба в твоих руках

Глава 1

— Ты мне обязан, Ксав.

Рамон де ла Вега опустился в кресло у стола брата и вытянул ноги: после восьми часов полета через океан и еще часа поездки в корпоративном лимузине по забитому машинами городу казалось, что он неделю провел связанным. Откинувшись на спинку кресла, Рамон положил ноги на уголок стола и осторожно произнес:

— Я хотел провести выходные в Вегасе.

Ксавьер сидел напротив в кресле с высокой спинкой; братьев разделял массивный дубовый стол, перешедший старшему сыну от отца вместе с компанией. Позади брата было окно во всю стену, открывавшее панораму Барселоны. Однако Рамон лишь мельком бросил взгляд в сторону пейзажа. Гораздо больше его внимание привлекал Ксавьер — в темном, сшитом на заказ костюме он выглядел безупречно. Казалось, августовская жара ему нипочем. Как всегда, на лице его застыло суровое выражение, спина идеально прямая, только пальцы правой руки выстукивали ритм на обитой кожей поверхности стола. В офисе было так тихо, что звук этот ударял, казалось, прямо по барабанным перепонкам Рамона, напоминая ему в который раз, что перелет не стоит мешать с алкоголем.

— И что ты там будешь делать? — с усмешкой спросил Ксавьер. — Опять играть и увиваться за юбками?

Не обратив внимания на явное неодобрение, прозвучавшее в голосе брата, Рамон улыбнулся — он знал, эта улыбка могла разбить сердце дамы или успокоить непростого клиента. Однако на брата она произвела обратный эффект.

— Это называется отдыхом, Ксав, — непринужденно произнес он. — Тебе бы тоже не помешало попробовать.

Ксавьер так нахмурил брови, что казалось, он скорее согласится, чтобы ему отрубили руку, нежели примет участие в подобных забавах. Перестав барабанить по столу, он сжал руку в кулак.

— Убери ноги с моего стола, — прорычал он, оглядывая джинсы и рубашку Рамона. Взгляд его задержался на его ступнях. — И где, черт возьми, твои ботинки?

Рамон опустил ноги. Где же он оставил обувь? Ах, ну да, в приемной, под столом симпатичной брюнетки, чье имя он уже успел позабыть. Что ж, в джинсах из искусственно состаренной ткани — хоть и дизайнерских — и мятой свободной рубашке с открытым воротом он явно недотягивает до брата. К тому же около суток он уже не брился. Зато в полете не мучился, успокоил себя Рамон. А уж если вспомнить, как братец срочно вызвал его к себе, а потом отказал в корпоративном самолете… Да, кстати. Вот что нужно сделать — купить собственное воздушное судно. Симпатичной рыженькой стюардессе из первого класса, что помогала ему в течение всего полета из Нью-Йорка, казалось, все нравится. Но, наверное, для штаб-квартиры корпорации «Де ла Вега», располагающейся в центре делового района Барселоны, он несколько не рассчитал с одеждой.

И все равно Ксавьеру не помешало бы немного остыть, войти в его положение. Он ведь бросил все, даже отказался от вечера в компании одногруппников из Гарварда и прилетел за пять тысяч километров из-за океана — и все оттого, что братец вдруг позвал его и сказал, что нуждается в помощи. Именно нуждается, ни больше ни меньше. Мог ли он представить себе хоть когда-нибудь, что услышит эти слова от всегда гордого брата? Помимо этого объяснения Ксавьер не предоставил Рамону никакого другого, а тот и не спрашивал. Разумеется, Ксавьер, будучи генеральным директором, стоял на ступень выше, но вовсе не его статус заставлял Рамона повиноваться. Ксав был его семьей. А что касается семьи, у Рамона был один пунктик, существование которого он не мог оспаривать перед самим собой: он обязан своим родным.

Он улыбнулся — не потому, что был в хорошем настроении, скорее наоборот, возвращение в Испанию отнюдь не способствовало поднятию духа, — а потому, что знал: улыбка раздражает брата.

— В полете мои ноги отекают, — объяснил он. — И твоя секретарша предложила мне сделать массаж ступней, пока ты тут сворачивал встречу.

На лице Ксавьера появилось отвращение.

— Надеюсь, ты шутишь.

— Да, братец. — Рамон улыбнулся еще шире. — Так и есть.

Однако ему вспомнилась веселая болтовня с… Как ее зовут — Лора? Лорда? Ему показалось, что она с радостью сделает ему массаж чего угодно, если ей дать шанс. А об этом стоит подумать — ему ведь и впрямь не помешает отвлечься от мыслей на все время пребывания в Испании. От воспоминаний, что рано или поздно выберутся из подсознания и потребуют своего.

Ксавьер ущипнул себя за переносицу — так раньше делал отец, когда был на пределе терпения. Однако это сходство нельзя было списать на генетическое родство. Ксав был усыновлен родителями Рамона после двух неудачных беременностей матери. А четыре года спустя родился Рамон — чудо для семьи, которой врачи прочили никогда не обрести собственных детей. Так он и остался Даром Небес. Вспомнив это прозвище, Рамон нахмурился. Он ненавидел его! Никакой он не ангел. Достаточно спросить семью Кастано или Мендоса. Они, пожалуй, подкинули бы парочку своих прозвищ… например, Ангел смерти. Или Дьявол во плоти.

Рамон заставил себя вынырнуть из воспоминаний. Вот почему он всячески избегал Испанию: слишком много здесь жило призраков, все напоминало…

— Так зачем я здесь? — требовательно спросил он, чувствуя, что теряет терпение.

— Завтра будет собрание совета директоров.

Рамон нахмурился:

— А я полагал, что следующее собрание по итогам квартала будет через шесть недель.

Он знал расписание встреч и всякий раз стремился ускользнуть, оказаться в другом месте. В его представлении сборище старых педантов было особой изощренности пыткой, которую нужно всячески избегать.

— С каких это пор мы встречаемся по субботам?

— С тех самых, как я решил собрать экстренное заседание менее чем сутки назад.

Рамон ощутил, как в нем закипает раздражение.

— Почему, черт возьми, ты не сказал мне по телефону, что собираешься вытащить меня сюда ради совещания?

— Потому что ты бы нашел повод не прилетать, — бросил Ксавьер. — Ведь ты бы предпочел провести этот день за игровым столом или в объятиях какой-нибудь девицы легкого поведения.

Бровь Рамона дернулась.

— Это не относится к делу, — прорычал он.

Внезапно Ксавьер встал и повернулся к окну. Рамон изумленно посмотрел на брата. Что-то было не так. Да, он частенько избегал собраний: умасливать старых ворчунов и находить компромиссы было делом Ксавьера, а не его. Но никто не посмел бы заявить, что Рамон работает спустя рукава. Он многое сделал для корпорации — точнее, на протяжении последних пяти лет не переставал делать что-то полезное, с тех самых пор, как отец предложил ему должность вице-президента на двадцать пятый день рождения. Рамон оставил свою карьеру архитектора. Раньше он проектировал роскошные отели и строил элитные развлекательные комплексы, теперь же покупал их и управлял ими. Он преуспел — и понял в первый же год работы, что именно так может отплатить своим родным, компенсировать ту боль, что он им когда-то причинил, будучи восемнадцатилетним юнцом, и позор, что навлек на семью. Пусть его имя станет символом успеха. Это было непростой задачей: ведь корпорация «Де ла Вега» была надежной, процветающей, простиралась на несколько континентов, и спектр ее видов деятельности был широким — от недвижимости и строительства до развлечений и гостиничного бизнеса. Так что любой вклад должен был быть значимым.

Рамон принял вызов. Сначала удвоил их долю на европейском рынке, выкупив «Честейн Груп» — сеть элитных отелей и курортов, затем расширил портфолио частных клубов, превратив их в сеть прибыльных фешенебельных заведений. Да, он не ударил в грязь лицом. Но, по-видимому, для брата — как и для всего совета директоров — гораздо больше имела значение его личная жизнь. Как досадно.

Рамон не доставлял особого наслаждения прессе, впутываясь в скандальные истории, однако и не тратил время, стараясь совсем ускользнуть от внимания камер. Стоит увернуться от одного папарацци — и на его место прибегут еще десять. Уж лучше дать им то, что они хотят. Сверкнуть улыбкой перед объективом, обнимая за талию очередную красотку, и все желтые газетенки с голодными до сплетен читателями будут счастливы. Отказать же им — значит стать жертвой. Они станут преследовать тебя и искать скандал там, где его нет. А еще хуже — там, где и впрямь можно что-то найти. Последнее, что хотел Рамон, — это обнародовать свое прошлое, ошибки юности. Уж лучше поддерживать репутацию казановы, пускать пыль в глаза репортерам, позволяя им видеть тот образ, что создал он сам, — успешного, богатого аристократа, завидного жениха, любящего развлечения так же сильно, как и новые деловые приобретения.

— Так зачем ты созвал экстренное совещание? — спросил он Ксавьера, взяв себя в руки.

Брат повернулся, на лице его застыло мрачное выражение.

— Гектор хочет стать председателем собрания. Рамон прищурился:

— Я думал, вы с отцом эту роль предписывали Санчесу.

Санчес был самым молодым и самым активным членом совета директоров. В прошлом он был успешным руководителем, и Ксавьер убедил совет принять его в попытке влить свежую кровь в кадры компании. Его Рамон искренне уважал, в отличие от остальных членов совета — за исключением Ксавьера и отца, который ранее и был председателем. Гектор же был сущим кошмаром для корпорации — он был двоюродным братом отца и отчаянно стремился к власти, не признавая никого, кто превосходил его по статусу. Эгоист и глупец, он совершенно не годился на руководящий пост.

Рамон недоверчиво покачал головой:

— Да он никогда не получит поддержки совета.

— Он уже ее получил. — Ксавьер снова сел, и было видно, что он вот-вот взорвется от негодования: ноздри его гневно трепетали. — Он все это время работал у меня за спиной, убеждая других, что голосовать за Санчеса — это ошибка.

— Но ведь отец сможет его приструнить?

Брат посмотрел на Рамона.

— Отец уже отошел от дел. Он слишком слаб для таких драм, и ты бы не задавал сейчас этого вопроса, если бы приезжал почаще, — с жестким блеском в глазах произнес он укоряюще.

Рамона словно ударило током. Он, разумеется, знал, что у отца высокое давление, в последние два года участились приступы ангины, но, по-видимому, состояние Витторио усугубилось, и это было новостью. Рамон крепко сжал зубы: он не случайно избегал семейных встреч. Слишком много было невысказанного, постыдного. И сейчас он не позволит брату винить себя. Он всем сделал только лучше, держась на расстоянии.

— Члены совета уважают тебя, — заметил он, заставив себя вернуться к делу. — Так отвоюй их голоса.

Ксавьер напрягся и покачал головой:

— Похоже, что Гектор приготовил им увесистую морковку, и я не удивлюсь, если она будет украшена бриллиантами. Лопез, Рубен, Андерз и Рамирез всю неделю не отвечали на мои звонки.

Рамон провел большим пальцем по колючему подбородку.

— И чего ты собираешься добиться на совещании?

— Хочу устроить Гектору очную ставку, заставить его вступить в игру в открытую и вынудить всех принять чью-то сторону. Так мы будем знать, что нас ожидает.

— Мы?

— Мне нужна твоя поддержка. И не только мне — если мы по-прежнему хотим видеть Санчеса в кресле председателя. Нам нужно выступить единым фронтом, суметь бросить вызов Гектору, проверить его на прочность.

Рамон усмехнулся.

— Не понимаю, как мое присутствие что-то изменит, — сказал он, уже чувствуя, вопреки собственным словам, прилив адреналина, как всегда, когда кто-то бросал ему вызов. Помимо этого, в нем заговорило чувство долга перед семьей и желание помочь брату. Бросив взгляд на лицо Ксавьера, Рамон ощутил, что не только гнев является причиной глубоких морщин вокруг его рта. — Ты взволнован, — заметил он. — Чем?

— Сделка с Кляйном обернулась неудачей.

Рамон присвистнул. Лицо Ксавьера еще больше потемнело.

— Мне жаль, — искренне произнес младший брат.

Ему не раз приходилось терпеть поражение в бизнесе, и он понимал, что такое — вложить кучу усилий и ресурсов в потенциально выгодную сделку, а потом наблюдать, как в самый неподходящий момент все летит к чертям.

— Так ты беспокоишься о том, что совет директоров сочтет тебя недостойным доверия на фоне поражения, — подытожил он.

— Гектор уже в открытую обвиняет меня, — с отвращением произнес Ксавьер. — И воспользуется этим козырем, чтобы подорвать мою репутацию. Нам нужна успешная сделка, чтобы вернуть поддержку членов совета. Что-то, что заставит их забыть о неудаче и даст нам преимущество над Гектором. — Он наклонился и пристально посмотрел на брата. — Тебе удалось назначить встречу с Ройсом?

Рамон ощутил, как по спине пробежал холодок. Не только Ксавьер потерпел поражение.

— Пока нет, — осторожно сказал он.

Ксав откинулся на спинку кресла и тяжело вздохнул.

— Маловероятно, что тут нам повезет.

Его недоверчивый тон возмутил Рамона. Конечно, «Ройс» — один из старейших, самых престижных и эксклюзивных клубов Лондона, и стремиться заключить с ним сделку — высокая планка, но зачем так уж его недооценивать?

— Неужели ты совсем во мне разуверился, братишка? — сказал он. — Я просто столкнулся с небольшим препятствием, вот и все. Но это не означает, что я не сумею с ним справиться.

— Препятствием?

— У Ройса такой секретарь. — Рамон пренебрежительно дернул плечом. — Держит оборону получше любого вояки.

Брови Ксавьера сдвинулись еще ближе.

— Они что, не знают, с кем имеют дело? Или полагают, что имя де ла Вега недостаточно известное, чтобы удостоить тебя внимания?

Рамон вновь иронически хмыкнул. В глазах Ксавьера их фамилия всегда имела большую значимость, нежели в его глазах. Вся родня по линии матери были дальними родственниками короля Испании, отец же происходил из семьи богатых промышленников. Когда они поженились, имя де ла Вега стало символом достатка и статуса.

— Ты забываешь, кто ходит в клиентах у Ройса? — спросил он брата, наблюдая, как Ксавьер мгновенно помрачнел.

Влиятельность и состояние их семьи в данном случае и впрямь не имели никакого значения, ведь клуб Ройса был создан для самых богатых и известных мужчин в мире.

— А еще ходят слухи, что Максвелл Ройс не очень-то избирателен, когда дело доходит до компании. Так почему бы не назначить тебе встречу?

Рамона несколько оскорбили слова брата, и он сжал зубы, прежде чем вымолвить:

— Это не слухи. Информация, что я получил, из надежного источника, на нее можно полагаться.

Это и впрямь было так — хотя и неожиданно, ведь Рамону поведал об этом не кто иной, как его друг Кристоф.

— Ройс — заядлый игрок, и его долги достигли космических показателей, — сказал он.

Это были слова бухгалтера Ройса, перебравшего коктейлей в одном из лондонских баров. Тот подцепил симпатичную коллегу — а она оказалась сестрой Кристофа — и выложил ей всю правду про своего босса. Девушка, само собой, не упустила случая все рассказать брату, а он уже передал информацию Рамону.

— Вместе с проблемами приходят и возможности, — произнес он.

Не раз он уже убеждался в истинности этого постулата. Люди, не желающие продавать, частенько меняли намерения, столкнувшись с финансовыми затруднениями. Предложения, когда-то и кем-то отклоненные, внезапно становились весьма привлекательными в глазах пострадавших. Клуб «Ройс» передавался из поколения в поколение уже около сотни лет, но бывало и такое, что отпрыски решали продать семейный бизнес, предпочитая громкому имени твердую валюту. А если Максвелл Ройс нуждается в деньгах… глупо упускать такую возможность, и не важно, сколько придется ждать встречи с ним. Клубы Рамона были эксклюзивными и славились на весь мир, но «Ройс» принадлежал совершенно к другой лиге — туда могли бы войти около десятка подобных заведений со всей планеты. И коли сделка удастся, их репутация взлетит на новый уровень.

Ксавьер снова наклонился вперед:

— Мне не нужно тебе говорить, какое впечатление подобная покупка произведет на совет директоров.

Рамон понимал это, ведь в случае успеха можно было бы остановить предательский замысел Гектора и завоевать доверие совета, вернув себе контроль над компанией.

— Поговори с этим секретарем, кто бы он ни был, добейся встречи, — назидательно сказал Ксавьер. — Как можно скорее.

Рамона не очень-то впечатлил повелительный тон брата, но он промолчал, понимая, что сейчас Ксавьер в трудном положении: он попросил поддержки, а это происходило нечасто. И потом, ему и самому не хочется видеть Гектора в правлении компании.

Вот только проблема была в том, что секретарь Ройса — вовсе не он, а она, стройная симпатичная блондинка, и оказалась крепким орешком для Рамона. Редкая женщина могла ему отказать и не поддаться его чарам, однако эту он не сумел убедить. Три раза за две недели она отказывала ему во встрече, каждый раз — по телефону, и ее отстраненный, чопорный голосок с британским акцентом сообщал, что мистер Ройс слишком занят, чтобы принимать непрошеных гостей. Однако от Рамона не так легко было отвязаться. Решив, что сумеет добиться гораздо большего в личной встрече, он прилетел в Лондон и постучал в дверь клуба, расположенного в самом сердце Мейфэра — фешенебельного района города. Надо признать, охрана сработала блестяще. Как только в нем распознали посетителя, а не члена клуба, мужчина в темном костюме вывел его к боковому входу в величественное кирпичное здание. Его попросили подождать в вестибюле — черный и белый мрамор, которым он был отделан, как и простая черная входная дверь с медным молоточком, олицетворяли сдержанную элегантность бренда. Рамон провел в этом вестибюле достаточно времени, чтобы сосчитать мраморные ступени и детально изучить затейливо украшенный лепниной потолок в георгианском стиле. Эта дамочка заставила его прождать целый час! Только упрямство и возможность размять ноги, прогуливаясь по полированному мрамору, удержали Рамона. В конце концов, чем еще это было, как не игрой, соревнованием, в котором важно было не сойти с дистанции. Победил он, но его радость была короткой.

— Вам не назначена встреча, мистер де ла Вега, — произнесла девушка, подойдя к нему.

Светло-серые глаза ее, казалось, пронзали холодным светом, а на лице застыло равнодушное выражение. «Хорошенькая, — подумал Рамон, — но не в моем вкусе». Слишком замкнутая, холодная и отстраненная.

— Вы так решили, — ответил он с легкой улыбкой.

— А вы считаете, что я должна решить иначе только оттого, что вы приехали лично?

— Я думаю, мистер Ройс многое бы выиграл от встречи со мной, — мягко ответил Рамон. — А вы отказываете ему в такой возможности.

Улыбка девушки разительно отличалась от тех улыбок, которыми Рамона одаривали женщины. Они были всякими — застенчивыми и откровенно соблазнительными, но непременно — теплыми и понимающими, а иногда и вызывающе дерзкими. Но улыбка, застывшая на губах у секретарши Ройса, вовсе не была теплой. Она выражала скорее терпимость и даже снисхождение.

— Позвольте мне сказать вам, что думаю я, мистер де ла Вега, — произнесла она ледяным и в то же время бархатным голосом — точно мороженое, от которого болит голова, если откусить слишком много. — Я знаю мистера Ройса лучше, чем вы, и потому более квалифицирована, чтобы понимать, что он сочтет выигрышем, а что нет. А еще я полагаю, что вы недооцениваете меня. Я знаю, кто вы и почему так хотите встретиться с мистером Ройсом. Так давайте проясним это прямо сейчас, чтобы вы больше не тратили время попусту. Клуб не продается.

На бледных ее щеках появился румянец, оттеняющий сверкающие серые глаза. Как интересно, подумал Рамон, возможно, все же за неприступностью скрывается пламя. Вытащив визитку, он сделал шаг навстречу девушке, но она отшатнулась, и в глазах ее появилась тревога — словно он пересек некую невидимую границу. Еще более интересно.

— Уделите мне десять минут в расписании вашего босса, — произнес он. — Это все, о чем я прошу.

— Вы напрасно приехали, мистера Ройса сейчас нет.

— Тогда, может быть, вы мне позвоните, когда он появится? Я пробуду в Лондоне еще два дня.

Он все еще протягивал карточку, и наконец девушка взяла ее с осторожностью, чтобы ее пальцы не коснулись его. Затем она снова улыбнулась ему своей странной улыбкой, и на сей раз она вызвала у Рамона раздражение — а потом, откуда ни возьмись, он ощутил жар в животе. Каково было бы поцеловать ее сейчас? Прижать к мраморной колонне, откинуть голову назад и поцеловать — пока ее губы не раскроются навстречу ему. Рамон с усилием взял себя в руки: его поразил этот неожиданный порыв. Никогда прежде ему не приходилось овладевать женщиной силой. Разве что в шутку, подчиняясь правилам игры, соблюдения которых от него порой ожидали любовницы, предпочитающие погорячее. Однако сам он любил женщин нежных, податливых, которых не нужно долго уговаривать.

Девушка сделала еще один шаг назад, румянец на ее щеках запылал ярче, а зрачки расширились — точно она прочитала его мысли.

— Мистер Ройс на этой неделе будет занят, — произнесла она, холодно глядя на Рамона. Улыбка ее испарилась. — Так что, мистер де ла Вега, предлагаю вам не ожидать чуда, если, конечно, вам есть чем заняться.

Повернувшись, она пошла прочь, стуча каблучками по сияющему мрамору, и исчезла в двери напротив, через которую и вышла к нему. Рамон, точно загипнотизированный, смотрел ей вслед, не преминув отметить стройные ноги, подчеркнутые темно-синей узкой юбкой. Она прекрасно выглядит — и факт этот каким-то образом пробился в мозг, затуманенный разочарованием и гневом.

Рамон очнулся, услышав звон телефона Ксавьера. Положив руку на трубку, брат посмотрел на него:

— Будешь уходить, поговори с Люсией. Я забронировал столик для ужина сегодня вечером. Узнай у нее детали, и встретимся в ресторане. Поговорим.

Ах, ну конечно, подумал Рамон, Люсия — вот как зовут секретаршу брата. Странно, что он не мог вспомнить имя женщины, которую только что повстречал и с которой даже не прочь был переспать, но хранил в памяти имя англичанки, которую с радостью бы задушил. Ее имя прочно закрепилось в его мозгу, как и очертания ее точеной фигурки. Эмили.

Глава 2

Эмили Ройс села за свой стол и сделала глубокий вдох — каким-то непостижимым образом воздух словно проскочил сквозь легкие, не дав мозгу кислорода. На миг показалось, что сейчас ей станет дурно. Она не могла поверить сама себе. Обычно было не так-то просто выбить ее из колеи: уже давно она научилась справляться с разочарованием и не позволяла себе прогибаться. Плохие новости воспринимала холодно, спокойно и прикидывала, что можно сделать. Но сейчас ей было плохо, а по коже бежали мурашки. Вцепившись пальцами в подлокотники, Эмили представила, что сжимает руки на шее у отца. О, она бы убила его! Немедленно его отыскала бы и вытащила из роскошного номера отеля или другого райского уголка, в который он забился. Кричала бы на него до тех пор, пока не охрипнет.

Вот только Эмили знала, что ничего этого не сделает. Сколько раз уже она представляла себе, что даст волю гневу и разочарованию, что копились практически всю жизнь тщательно запертыми от посторонних глаз, и ни разу этого не произошло. Сейчас все будет, как всегда, и она поступит так, как должна: отстранится от эмоций и сделает все возможное, чтобы исправить нанесенный клубу урон, а заодно скрыть от всех позор, что навлек на себя Максвелл Ройс. Правда, на сей раз сделать это будет сложнее — если верить услышанному, он переплюнул сам себя, повел себя глупо, безответственно и эгоистично. Недостаточно будет просто сунуть толстую пачку денег какому-нибудь авантюристу, чтобы компрометирующие отца фотографии не появились в желтой прессе, и даже личные сбережения не помогут — а Эмили частенько приходилось прибегать к их помощи, чтобы восполнить недостачу в бухгалтерии, когда Максвелл присваивал себе средства с их счетов. Надо признать, что отец и прежде вел себя гадко, но сейчас… сейчас… Дедушка, наверное, перевернулся в могиле — как и все предки, владевшие клубом раньше.

В тысяча девятьсот четвертом году Эдвард Ройс, прапрадедушка Эмили Ройс, состоятельный и уважаемый джентльмен, один из столпов, на которых держалось британское высшее общество, основал клуб, которому дал свое имя. Престижное заведение с гордостью передавалось по наследству, им владели три поколения управляющих — все мужчины. Эмили стала исключением из правила. Спустя почти сто лет клуб «Ройс» остался традиционно мужским клубом — и одним из немногих в Западной Европе бастионов мужской исключительности и шовинизма. Членами его были влиятельные джентльмены, владевшие мировыми индустриями, а также возглавлявшие правительства и княжества.

Поначалу Эмили забавляла мысль о том, как бы отреагировали большинство членов клуба, узнав, что пятьдесят процентов акций принадлежит женщине. Наверняка не обошлось бы без негодующих возгласов, клубов сигарного дыма и звона бокалов с виски в большом зале. Но она знала также о том, что прадедушка не случайно отдал пятьдесят процентов акций своей единственной внучке. Гордон Ройс прекрасно понимал, что сумасбродному сыну нельзя отдавать бразды правления, и переписал свое завещание, оставив половину акций клуба Эмили, хотя дед предпочел бы иметь внука, — и это было нежелательным, но необходимым действием в глазах Гордона. Однако он не изменил своих сексистских взглядов и сделал все возможное, чтобы имя Ройса стало известным благодаря мужской половине потомков. Какая ирония судьбы, что дед распоряжается жизнью внучки даже из могилы, в то время как при жизни он почти не выказывал интереса к ней! Эмили закрыла глаза. Нужно усмирить разбегающиеся мысли, сосредоточиться на проблеме и прийти к решению. Нужно время, чтобы подумать — в одиночестве, без присутствия мужчины, что сидит сейчас напротив.

Медленно поднявшись, она произнесла с усилием:

— Думаю, вам лучше уйти сейчас, мистер Скиннер.

Однако ее холодность, казалось, не произвела никакого эффекта на посетителя. Склонив голову, он растянул тонкие губы в улыбке, от которой по спине Эмили побежали мурашки.

— Как жаль, — ответил он. — А я только начал наслаждаться нашей беседой.

Эмили не понравилось то, как он посмотрел на нее. Карл Скиннер, один из самых известных — в основном скандально — ростовщиков Лондона, годился ей в отцы, но его липкий взгляд шарил по ее телу, словно раздевая. Она сжала руки в кулаки. Конечно, она одета очень консервативно — белая блуза, юбка в тонкую полоску, — так что негодяю не за что зацепиться, разве что внимание его привлечет гневный румянец на ее щеках.

— Наш разговор окончен. — Эмили указала на листок бумаги, который Карл с мерзкой ухмылкой положил перед ней в ответ на просьбу подтвердить его слова. На нем стояла подпись, которую Эмили не смогла бы перепутать ни с какой другой, и она принадлежала отцу. — Я обращусь к юристам и приму окончательное решение.

— Можешь позвать хоть сотню юристов, крошка, они тебе не помогут.

Эмили едва сумела взять себя в руки, чтобы не передернуться от отвращения.

— Ройс подписал это семь дней назад, и тогда это имело юридическую силу, — продолжал Карл. — И еще через семь дней, когда я приду забрать его должок, этот документ тоже будет иметь силу. — Он откинулся в кресле и обвел взглядом маленький, но красивый офис, окна которого выходили на одну из самых элегантных улиц Мейфэра. — Знаешь, я всегда себя представлял членом подобного клуба.

Эмили едва не хмыкнула — настолько невероятной казалась мысль о том, что этот человек будет вхож в общество, где вращаются принцы и президенты. Однако она удержалась: деловой костюм Скиннера и его аккуратно подстриженные волосы создавали образ благодушного джентльмена, но под этой маской таилась опасность. Оскорблять его было бы в высшей степени неосмотрительно.

— Долг мистера Ройса будет погашен к концу недели, — произнесла Эмили, стараясь, чтобы голос ее прозвучал как можно более уверенно, ведь если долг не погасить, Карл Скиннер получит пятьдесят процентов акций клуба, а об этом и помыслить страшно.

— Ты как-то очень в этом уверена, крошка.

— Именно.

Скиннер сжал губы в полоску.

— Ты ведь понимаешь, что эти слова убедили бы меня гораздо больше, услышь я их от твоего шефа?

— Его сейчас нет, — напомнила Эмили, радуясь тому, что, повинуясь инстинкту, она не раскрыла своей фамилии, когда Скиннер внезапно появился без предупреждения и начал требовать встречи с отцом. Она назвала лишь свое имя и представилась административным руководителем и ассистентом мистера Ройса. Тот же инстинкт подсказал ей выслушать Скиннера.

Эмили с трудом улыбнулась.

— Боюсь, вам придется пока ограничиться моим заверением, мистер Скиннер, — произнесла она, обходя стол. — Спасибо вам за визит. Полагаю, нам больше нечего обсуждать, у меня назначена другая встреча. Так что если вы не возражаете…

Скиннер поднялся и встал на ее пути. Эмили умолкла, сердце ее прыгнуло куда-то вниз. Их разделяло не больше метра — никогда прежде девушка не подпускала к себе никого ближе, и сейчас особенно не горела желанием менять это правило ради Скиннера.

— Мистер Скиннер, — начала она.

— Карл, — перебил ее мужчина, делая шаг навстречу.

Эмили отступила назад, косясь вправо за закрытую дверь. И почему она не оставила ее открытой? Скиннер растянул губы в мертвой, хищной улыбке.

— Нет нужды в церемониях, Эмили. Через неделю я стану твоим начальником, а я не люблю формальности, предпочитаю более… расслабленные отношения.

Отвращение поднялось новой волной, и Эмили с трудом поборола в себе желание отступить назад, повторяя, что этот слизняк не посмеет ей угрожать. Однако на самом деле она была крайне взволнована. Почти всю жизнь она вращалась среди мужчин, но к таким ситуациям не привыкла, предпочитая оставаться невидимкой, серой тенью.

Выпрямившись, девушка сказала, ощущая, как сердце так и колотится в груди:

— Позвольте мне заверить вас еще кое в чем, мистер Скиннер. — Про себя она подумала, что ей ничто не может угрожать: ведь за дверью офиса сидит ее помощница Марша, а охрану можно вызвать одним лишь нажатием кнопки на телефоне. — Вы не только не будете моим начальником, но и никогда, пока мой голос здесь что-то значит, не появитесь больше на нашей территории.

Произнеся последнее слово, Эмили поняла, что совершила фатальную ошибку. Лицо Скиннера потемнело и стало напоминать грозовую тучу. Молнией он метнулся к ней и прижал ее к столу, стиснув железными пальцами талию. Вихрь ощущений налетел на Эмили. Она не могла отвести глаз от губ Скиннера, хищно обнажающих зубы, ощущала его влажное дыхание на своем лице и то, как защипало в носу от запаха лосьона, которым щедро полился Карл. Девушка едва не вскрикнула от страха, но, ухватившись за стол, сумела преодолеть себя.

— Убери руки, — прошипела она. — Или я закричу, и сюда через пару секунд прибежит охрана.

На миг пальцы, сжимавшие ее бока железной хваткой, ослабли, затем Скиннер отпустил Эмили и отошел на шаг назад. Девушка ощутила, что вот-вот упадет, так ослабли ноги. Проведя рукой по волосам, мужчина поправил галстук — точно эти жесты могли сделать его менее отвратительным в ее глазах.

— Семь дней, дамочка, — хрипло произнес он с угрозой. — Потом я заберу все. — Он кивнул в направлении листка бумаги. — Это, разумеется, копия. Можешь заверить своего адвоката, что оригинал у меня, лежит в безопасном месте.

Улыбнувшись ледяной улыбкой, он вышел, оставив дверь открытой. Эмили обессиленно оперлась на стол. В офис влетела Марша.

— Боже! — воскликнула она. — Что, черт возьми, тут случилось? У этого мужчины был такой вид… — Взгляд ее упал на бледное лицо Эмили. — Эмили?

Выпрямившись, Эмили положила дрожащую руку на плечо Марше.

— Вызови охрану, скажи, пусть позаботятся о том, чтобы он покинул здание.

Марша поспешила назад, а Эмили поплелась на негнущихся ногах к своему стулу. Вытащив телефон, она глубоко вздохнула, чтобы немного успокоиться, и набрала номер отца. Однако отозвался лишь автоответчик. Что ж… нельзя сказать, что она удивлена. Охваченная гневом, отчаянием и самыми разнообразными чувствами, в которых сама себе боялась признаться, Эмили с грохотом бросила телефон на стол, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы — еще одна неожиданность за день. Что такое натворил Максвелл? Сжав губы, она закрыла глаза и прижала к ним ладони. Похоже, она знает ответ на этот вопрос: он одолжил чудовищную сумму денег и проиграл все, а в качестве закладной поставил свою долю акций в клубе. И конечно, потерпел разгромное поражение. Эмили хотелось закричать. Как, как он мог так поступить?

Понятно теперь, почему он всю неделю был вне зоны доступа — прятался. Предоставил Эмили расхлебывать заваренную им кашу, как и всегда. А с другой стороны — его легко понять, ведь именно дочь всегда решала все его проблемы, поддерживала его репутацию, репутацию клуба. Максвелл Ройс — человек эгоистичный и безответственный, но не полный идиот. Он нашел роль для дочери, которую игнорировал почти всю жизнь.

Эмили буквально упала в кресло. И исчезает Максвелл уже не в первый раз. Будучи ребенком, она привыкла к нечастым появлениям отца в своей жизни, чувствуя, что ее присутствие по непонятным причинам тяготит его. Потом начала надеяться, что их заинтересованность в будущем клуба даст им общую почву для того, чтобы построить отношения, но в первый же год после смерти деда стало ясно, что надеждам не суждено сбыться. Потеря отца ничуть не изменила Максвелла. Он лишь стал более отстраненным, непредсказуемым и теперь подолгу отсутствовал. В периоды, когда его не было, клубом управляла Эмили, принимая на себя все больше обязанностей. Отец порой забегал, но никогда не сидел за столом больше нескольких минут. Зачем, в конце концов, утомлять себя электронными таблицами и вести скучные переговоры о сотрудниках и затратах, когда можно прогуливаться в ресторане или в большом зале, периодически зажимая в угол красоток и испытывая на них свои чары?

Эмили мало волновало то, что должность практически не отражает ее фактических обязанностей, как и то, что вот уже семь лет она является совладельцем клуба по взаимному согласию с отцом, но факт этот тщательно скрывается от окружающих. Члены клуба «Ройс» вряд ли готовы к подобным откровениям. Репутация клуба зиждется на традициях и истории, а также на ценностях прошлых столетий. Никто не возражал против женщин, работающих в клубе, но признать кого-либо из них на равных для большинства членов было бы неслыханно. У Эмили было видение клуба в других тонах, но все изменения необходимо воплощать постепенно. Принимать же в члены женщин… пока для этого не настало время. И не настанет, если Карл Скиннер наложит свою жадную лапу на долю акций отца. Его удержать будет невозможно, и разразится неслыханный скандал, который может разрушить репутацию клуба. Клиенты побегут в другие заведения — короче говоря, «Ройс» перестанет существовать. Тот «Ройс», с которым хотела бы олицетворять себя Эмили. Скиннер превратит его в дешевую забегаловку. Вот почему дед завещал половину акций Эмили — чтобы не дать сыну разрушить семейное наследие. Только это все равно происходит — на ее глазах.

Эмили снова схватилась за телефон. Первый ее звонок был в банк. Там ей сообщили то, что она и так знала, — что они исчерпали свой лимит по кредиту. Итак, получить деньги от банка не вариант. Второй звонок был адвокату компании, и от него у Эмили остался еще более неприятный осадок.

— Прости, Эмили, но контракт с мистером Скиннером в силе, — сказал Рэй Картер, получив от девушки копию листка, принесенного Карлом. — Ты можешь его оспорить в суде, но, если мы не докажем, например, что Максвелл был психически нездоров, подписывая бумагу, нет причины аннулировать сделку.

— И что, совсем ничего нельзя сделать?

— Заплатить мистеру Скиннеру долг, — прямо ответил адвокат.

— У нас нет денег.

— Найти инвестора.

Сердце Эмили остановилось.

— Тогда у нас будет новый акционер?

— Или убеди отца продать свои акции — что угодно, только делай это побыстрее.

Повесив трубку, Эмили замерла, не в силах пошевелиться и вымолвить слова. Когда в офис вошла Марша с чашкой чаю, она едва нашла в себе силы поблагодарить помощницу. Рассеянно поглаживая жемчужинку на серебряной цепочке, она думала. Инвестор… наверняка есть члены клуба, которым можно было бы предложить долю акций. Но в таких вопросах нужна деликатность, и любые переговоры займут время, а у нее сейчас его нет. «Что угодно, только побыстрее», — пронеслось в мозгу.

Повернувшись на крутящемся стуле, Эмили открыла средний ящик стола и пошарила среди блокнотов и другой канцелярии; найдя нужное, она на миг затаила дыхание, потом закрыла ящик и положила на стол визитку. На белом фоне четко выделялись большие черные буквы — такие же яркие, как и мужчина, носящий это имя. Рамон де ла Вега. Внезапно Эмили ощутила жар в груди. Тогда после встречи с Рамоном она собиралась выбросить карточку, вернувшись в офис, но в последнюю секунду все же изменила свое решение и положила ее в ящик.

Этот мужчина задел ее чем-то. Не хотелось бы признавать, но это правда. Эмили знала таких — одного поля ягоды с ее отцом, красавчики с бархатным голосом. Правда, Рамон был не просто красавчиком, его природа одарила от души: высокий, с темными волосами и смуглой кожей, он излучал уверенность в себе и жизненную силу — такие люди, как магнит, притягивают к себе. И она едва не поддалась его чарам, ощутив неудержимое влечение к нему, когда он вступил в ее личное пространство. Шаг назад она сделала не потому, что Рамон ее отталкивал, — напротив, несмотря на гнев, Эмили почувствовала, как ее тянет к нему. От него исходила ощутимая энергия, и за ней угадывалась некая безрассудность, легкомыслие. Не те качества, что привлекают ее в мужчине, напомнила себе девушка, и уж тем более в мужчине, который однажды рассердил ее своим нахальством.

Откинувшись на спинку кресла, Эмили почувствовала, что сердце в груди бьется как-то хаотично — не сошла ли она с ума, всерьез задумавшись о подобном выходе? Или, наоборот, безрассудством будет не подумать о нем? Кто хуже — Рамон де ла Вега или Карл Скиннер? У де ла Вега благородное происхождение, не говоря уже об исключительной деловой хватке. Эмили искала о нем информацию — просмотрела десятки статей, в которых воспевались достижения его как архитектора и толкового, целеустремленного бизнесмена, а вместе с ними и материалы желтой прессы с фотографиями Рамона в компании красивых женщин. Решив долго не раздумывать, она схватила телефон и набрала номер, напечатанный на карточке. Прошло две секунды, и Эмили едва не поддалась порыву сбросить вызов. Может, над этим стоит поразмыслить? Да и слова заранее подготовить…

— Да, — раздалось в трубке по-испански.

Эмили резко выдохнула и не смогла вымолвить ни слова.

— Да, — повторил мужчина по-английски. — Кто это?

Эмили очнулась.

— Мистер де ла Вега?

— Да.

— Доброе утро. То есть…

Девушка замешкалась, подумав о том, что он может быть где угодно, и в другом часовом поясе сейчас, возможно, далеко не утро. Рамон, может быть, ужинает. Или у него середина ночи, и он в кровати… Эмили вспыхнула, оборвав себя. Нет, если бы он занимался этим, он бы не ответил на звонок. Однако воображение подсунуло образ обнаженного мужского тела, и щеки Эмили запылали ярче.

— Простите, — произнесла она, словно бы извиняясь за свои мысли, хотя и понимая, что Рамон не может их, к счастью, прочесть. Да что с ней происходит и где ее обычная выдержка? Должно быть, визит Скиннера встревожил ее куда больше, чем кажется. — Надеюсь, я вас не побеспокоила. Я…

— Эмили.

На миг девушка замолчала, не в силах вымолвить и слова от удивления.

— Впечатляет, мистер де ла Вега, — произнесла она наконец.

— Рамон. У вас очень запоминающийся голос. Эмили закатила глаза. Ничего такого в ее голосе не было, как и не было ничего примечательного в ней самой. Рамон де ла Вега — просто хитрый лис, наподобие отца. Она выпрямилась и заговорила другим тоном:

— Мистер Ройс хотел бы обсудить с вами деловое предложение. Вы все еще заинтересованы во встрече?

— Разумеется.

Даже не поколебался — прекрасно. Сжав телефон крепче, Эмили продолжила:

— Завтра в девять утра сможете?

— Да.

— Хорошо. Мы ждем встречи с вами, мистер де ла Вега.

— Рамон, — настойчиво повторил он. — И я тоже жду встречи с вами, Эмили.

По коже ее побежали мурашки: показалось ей или и впрямь Рамон произнес ее имя с некой чувственностью и не спеша — отчего оно прозвучало даже эротично?

— Вообще-то, — произнесла она холодно, — вы можете называть меня мисс Ройс.

На другом конце провода воцарилось молчание — не будь ситуация столь напряженной, Эмили бы от души ей насладилась. Решив не давать Рамону шанса парировать, она положила трубку и посмотрела на часы. У нее ровно сутки на то, чтобы найти отца.

Глава 3

Рамон никогда не верил в высшие силы. Лишь один раз в жизни он взмолился о помощи — со всей горячностью юноши, впервые столкнувшегося с пониманием того, как хрупка человеческая жизнь, — и ответом ему было молчание, превратившее тот день в кошмар. С тех пор он полагался лишь на себя, но вчера… словно некая неведомая сила подтасовала карты в его пользу. А сегодня он ощущал себя победителем, потому что произошло то, чего он хотел, то, что ему было нужно после встречи совета директоров в субботу, атмосфера на которой оставляла желать лучшего.

— Пятьдесят один процент, — произнес он.

Послышался одновременный вздох двух мужчин и женщины, сидящих за столом. Рамон не сводил глаз с дамы. Мисс Эмили Ройс. Вот это для него оказалось сюрпризом. Хотя, нужно признать, вторая часть его стала куда большим откровением: Эмили не только была дочерью Максвелла Ройса, но и владела половиной акций клуба. Что ж, скоро у нее останется сорок девять процентов.

— Никогда, — произнесла Эмили, и холодный блеск ее светло-серых глаз свидетельствовал, что предложение Рамона ее ничуть не впечатлило.

Адвокат его, сидящий рядом, наклонился вперед и начал:

— Мы понимаем, что вы, мисс Ройс, в сложной ситуации…

— Не думаю, что вам это действительно важно, — оборвала его Эмили. — Полагаю, мистер де ла Вега хочет просто извлечь из этого выгоду.

— Эмили, — мягко сказал Рэй Картер, седовласый адвокат, сидящий рядом с девушкой, — давай их выслушаем.

Рамон увидел, как крохотная ручка Эмили сжимается в кулак. На ее месте он бы тоже был взбешен происходящим и подобные слова не вызвали бы у него ничего другого, кроме желания заехать в глаз советчику. Однако девушка злилась на отца, и тут ее тоже можно было понять.

Для Рамона и его адвоката слова Картера стали откровением: он изложил ситуацию максимально прозрачно, подчеркнув, что для его клиентов на первом месте всегда ясность и доверие. Потом вступил Максвелл Ройс, предложив продать свои пятьдесят процентов акций в обмен на быструю и справедливую сделку. Менее чем через час обе стороны обговорили ее условия. Ройсу важна была скорость, и это дало Рамону преимущество, которым они с адвокатом и воспользовались. Однако на этом переговоры не прекратились. Рамон хотел выиграть контрольный пакет акций: пусть даже преимущество его составит всего один процент, он даст ему возможность все контролировать. Мисс Ройс может возмущаться сколько угодно, но, если они с отцом хотят быстро получить помощь, им придется продать этот процент. А если она не перестанет сверлить его взглядом, точно он сам сатана, то он позабудет о сочувствии и начнет открыто наслаждаться происходящим.

Рамон посмотрел в светлые глаза девушки.

— Поверьте, я вам искренне сочувствую, — произнес он, глядя прямо на Эмили и не обращая внимания на ее отца. К Максвеллу Ройсу он не испытывал ни грамма симпатии, и ему не было его жаль. Он повел себя неосмотрительно, глупо. Рамон и сам не прочь был порой рискнуть, да и грехи за ним водились, но он уже давно усвоил урок: только просчитанный риск имеет право на существование. Нельзя ставить в игре то, что ты не готов потерять. — Но я полагаю, вы согласитесь со мной в том, что ваши возможности ограничены и что вам нужно быстрое и эффективное решение проблемы. — Рамон положил локти на стол и развел руками. — Полагаю, его я вам и предлагаю.

— Требовать контрольный пакет акций — это вы называете решением? — парировала Эмили. — Это поглощение компании.

Щеки ее запылали от гнева, и так разителен был контраст румянца и светлых льдинок глаз, черты лица обозначились четче, и стало видно, какие высокие у нее скулы. Сейчас, с завязанным на затылке хвостом, Эмили выглядела так же строго, как и в момент их первой встречи, но Рамон вдруг понял, что эта девушка не просто хорошенькая, а красивая, несмотря на привычку держаться на расстоянии. Взгляд его спустился к ее губам, и вспомнился тот порыв, что он испытал при встрече в холле, когда ему хотелось поцеловать Эмили и увидеть, как ее снисходительная улыбка расцветет в приглашение. Сейчас Эмили не улыбалась, но ее решительно сжатые губы были пухлыми и чувственными. А фигурка… Рамон не мог не заметить ее соблазнительных изгибов, особенно в моменты, когда мягкий бледно-голубой топ облегал грудь и подчеркивал тонкую талию. Он ведь не слепой — просто молодой мужчина, который любит женщин. И всякий раз, когда в поле зрения появлялась симпатичная девушка, тело его не могло не реагировать.

— Поправьте меня, если я скажу что-то не так, мисс Ройс, — возразил он. — Я так понял, что у вас и у мистера Ройса меньше шести дней на то, чтобы найти деньги на покрытие долга.

Эмили посмотрела на отца. Ройс выглядел безупречно в темно-синем костюме в тонкую полоску, но заметно уставшим, а под голубыми глазами залегли тени. Под взглядом дочери на лице его промелькнуло что-то, похожее на сожаление или стыд.

Переведя взгляд снова на Рамона, Эмили сказала:

— Да, это так.

— Тогда у меня для вас два предложения. Можете мне отказать, и я уйду, — он помолчал, дав партнерам время осмыслить сказанное, — или продать мне процент акций, и я передам вам деньги в течение двух суток.

Эмили прищурилась:

— Вот так просто?

— Мы договорились, что у нас нет времени на долгие переговоры, разве нет?

— А как же проверка нашего финансового положения?

Рамон отмахнулся:

— Просто дайте нам доступ к вашим счетам, и я уверен, что мы не найдем никаких проблем.

Склонив голову, Эмили внимательно посмотрела на него:

— Мне любопытно, почему это вы так заинтересованы в нашем клубе, мистер де ла Вега. Насколько я знаю, ваши заведения процветают, но они вряд ли принадлежат к той же категории. «Ройс» основан на престиже и традициях, наши клиенты — избранные и влиятельные люди, а не выскочки с деньгами.

Она ловит его на живца, подумал Рамон — ну нет, он не поддастся. Его клубы не просто «процветают», они на пике своей славы и пожинают ее плоды. Да, они роскошны, иногда даже до неприличия, но каждый затейливый аспект их дизайна продуман со вкусом. А еще они пользуются бешеной популярностью. Четыре недели назад в Париже открылся новый клуб, и у него уже полное членство — и это за полгода до открытия режима работы по ночам. Очередь желающих включает сотни человек.

— «Ройс» — идеал в индустрии развлечений. Я готов вас заверить, у меня нет ни малейшего намерения сделать что-либо, что подорвет его репутацию.

Эмили готова была что-то возразить, но адвокат ее опередил:

— Разумеется, мисс Ройс очень переживает за клуб, и для нее важна его репутация и наследие. Будучи традиционно мужским клубом, он придерживается очень консервативных взглядов, и мы не принимаем в члены женщин. То, что мисс Ройс является совладельцем, — тщательно скрываемая информация. — Положив ручку, Картер сложил руки на блокноте. — Иными словами, мисс Ройс является неотъемлемым элементом нашего бизнеса, и, если она согласится предоставить вам контрольный пакет акций, мы хотим гарантии, что ее должность останется неизменной. Кроме того, она получит автономию в решении повседневных дел — в пределах разумного.

Рамон кивнул:

— Конечно, у меня нет причин — как и нет ни малейшего желания — лишать вас работы, Эмили. — Написав цифру на листке блокнота своего адвоката, он подвинул его к девушке, глядя в ее светло-серые глаза.

Эмили и Картер наклонились вперед, чтобы прочитать, обменялись взглядами, а потом девушка взяла ручку и, зачеркнув написанное, вывела другую цифру. Рамон посмотрел на листок.

— Согласен, — произнес он, не обращая внимания на тихое покашливание своего адвоката.

Эмили в молчании не сводила с него глаз.

— Полагаю, нам следует немедленно начать проверку финансов, — мягко сказал Рамон. — Вот и все, если мы достигли компромисса…

Воцарилось молчание, и все взгляды упали на Эмили. Рамон ждал. Лицо девушки не выражало ничего, но он знал, что в душе у нее сейчас настоящая борьба. Наконец Эмили коротко кивнула, глядя на Картера, встала, обойдя стол, подошла к Рамону и протянула руку:

— Мои поздравления, мистер де ла Вега.

Поднявшись, он взял ее маленькую ладонь в свою и удивился, ощутив тепло. Он отчего-то полагал, что руки Эмили будут холодными. Но от нее почти исходил жар, горячая волна. Зрачки девушки расширились, точно она тоже чему-то удивилась, и внезапно она выдернула свою руку.

— Прошу прощения, я поговорю с бухгалтером и попрошу его представить вам наши счета.

— Спасибо.

— Эмили, — произнес он, когда девушка уже повернулась, собравшись уходить.

— Да?

Он ослепительно улыбнулся:

— Можете называть меня Рамон.

Эмили заперла дверь ванной, включила холодный кран и сунула запястья под воду. Ей было невыносимо жарко, и виной тому был Рамон, хотя и непонятно, почему он производил такой эффект на нее. Казалось, одно его присутствие согревало. А когда она пожала его руку, словно ток пробежал по телу.

Эмили обессиленно опустилась на стул, закрыла глаза и потерла лоб. Правильно ли она поступила? А что, у нее был выбор? Рамон де ла Вега или Карл Скиннер — вот и все. Ее просто вынудили — сначала отец своими безответственными действиями, а потом Рамон — безжалостно и эгоистично преследуя собственные интересы. Меньше чем через два дня его корпорация завладеет пятьюдесятью одним процентом акций клуба «Ройс». «Прости, дедушка», — произнесла про себя Эмили, прерывисто вздохнув. Хорошо хоть, отец пришел на встречу. Не ясно, замучила ли его совесть, или возымели эффект четыре сообщения, оставленные на автоответчике, — их тон варьировался от умоляющего до яростного. Он ужасно выглядел, точно не спал несколько дней, — вполне возможно, злорадно подумала Эмили, так и есть. Что ж — не одной ей проводить бессонные ночи. Когда же Максвелл согласился продать свои акции, Эмили ощутила тяжесть в груди, ведь «Ройс» был единственной ниточкой, связывающей ее с отцом, а теперь она будет безвозвратно обрезана.

Встав, Эмили провела руками по бокам, поправляя брюки. Она не станет сейчас переживать, иначе все только испортит. Сделав глубокий вдох, девушка вышла в коридор и направилась в кабинет бухгалтера. Однако там никого не оказалось. Пройдя к себе, Эмили спросила Маршу:

— Ты не знаешь, где Джереми?

— Он звонил утром и сказал, что заболел.

Эмили вздохнула. Новость была некстати — и не только оттого, что Джереми должен был представить отчет о финансах компании. Ему, одному из немногих в клубе, можно было довериться, и только он, за исключением Рэя Картера, знал о пагубной страсти отца к азартным играм. Неплохо было бы с ним побеседовать.

Марша посмотрела на начальницу:

— Могу ли я вам помочь?

— У тебя есть доступ к финансовой информации?

Марша кивнула, и Эмили, схватив ручку и листок, написала список необходимых документов.

— Скачай их на флешку и отнеси гостям в кабинет.

— Мистеру де ла Вега? — уточнила Марша с блеском в глазах.

— Да. А еще позаботься о напитках и обеде для гостей. Спасибо, Марша. Я на некоторое время уединюсь. Если мистер де ла Вега или его адвокат будут в чем-то нуждаться, дай знать.

«И я их пошлю куда подальше», — закончила она про себя. Конечно, ничего подобного она не осмелится сделать, но как же приятно об этом думать.

Час спустя Эмили встала из-за стола, чувствуя, что не в силах работать, и подошла к окну. Обхватив себя руками, она невидящими глазами смотрела на город и пыталась ухватить хотя бы одну мысль из бешено вьющегося их вихря. Тут раздался стук в дверь, и Эмили, решив, что это Марша, произнесла:

— Войдите.

Однако это был Максвелл. Закрыв дверь, он сунул руки в карманы, но не смог сказать и слова. Пауза затянулась. Наконец он вымолвил:

— Адвокаты обговаривают детали. Рэй принесет черновик, как только он будет готов.

— Отлично, — безжизненным голосом отозвалась Эмили.

Максвелл по привычке отвел глаза и сказал:

— Если я тебе больше не нужен, то пойду и вернусь, когда нужно будет подписать соглашение.

Эмили так и подмывало рассмеяться над его словами: «Если я тебе больше не нужен». Сейчас он ей, конечно, уже не нужен, но был нужен раньше, вот только пришлось научиться справляться самостоятельно.

— Чем будешь заниматься? — спросила она через силу.

Отец пожал плечами.

— Не знаю, — признался он, и на лице его читалась растерянность — никогда еще он не выглядел таким подавленным.

— У тебя сохранилась квартира на Найтсбридж? Неужели он и ее проиграл, как проиграл величественный особняк деда, где Эмили жила по выходным и на каникулах, когда приезжала из интерната? Однако Максвелл кивнул, и Эмили вздохнула с облегчением: он хотя бы не будет жить на улице.

Когда отец повернулся к двери, девушка вдруг почувствовала себя снова шестилетней девчонкой — тогда Максвелл точно так же ушел, оставив ее одну в большом и тихом доме, где жили лишь дед и его суровая экономка. Порой казалось, что в этих стенах бродит привидение матери.

— Неужели так трудно было полюбить меня? — вырвалось у Эмили прежде, чем она осознала, что говорит.

Максвелл остановился в дверях.

— Что, прости?

— Ты любил ее?

Схватившись за жемчужинку на цепочке, Эмили не сводила глаз с лица отца. Внезапно он напрягся. Никогда прежде они не говорили о матери.

— Твоя мама… — начал он, и Эмили затаила дыхание, чувствуя, как в груди неистово колотится сердце.

Однако Максвелл лишь покачал головой и пробормотал:

— Мне жаль.

С этими словами он вышел, закрыв за собой дверь.

Чувствуя, как горло судорожно сжалось, Эмили заморгала. «Не смей реветь», — приказала она себе яростно. Вернувшись к столу, она вывела на экран электронную таблицу и сконцентрировалась на ней. Очень давно она не позволяла себе такой роскоши, как слезы, и сейчас ничего не изменится.

* * *

Рамон набросил пиджак на спинку дивана в кабинете Максвелла — почти что в бывшем его кабинете — и сел. На журнальном столике из темного дерева перед ним стоял его раскрытый ноутбук, лежали документы и кейс. Можно, конечно, было бы устроиться за огромный резной стол на другом конце необъятного офиса, но это было бы неправильно: ведь сделка формально еще не завершена. Такой жест свидетельствовал бы о наглости, а этого Рамон себе не позволял. Он бросил взгляд на платиновые часы. Юристы обговаривают условия сделки в зале для совещаний уже почти два часа. Выйдя оттуда, Рамон уже не раз подумал о том, чтобы найти Эмили, но всякий раз останавливал себя. На утреннем совещании атмосфера была несколько напряженной, хотя внешне все выглядело прекрасно. Нужно дать ей время остыть.

В кармане завибрировал телефон. Ксавьер прислал сообщение: «Отличная работа. Поговорим позже». Чувствуя, как в нем закипает раздражение, Рамон бросил телефон на стол. Он ожидал от брата более теплого отзыва — и мог бы пораньше ответить, ведь сообщение ему было отправлено полтора часа назад. Хотя нечего удивляться, Ксав не из тех, кто любит проявлять эмоции.

Дверь офиса распахнулась, и Рамон поднял глаза, чтобы посмотреть, кто так внезапно нарушил его уединение. Это была Эмили. С пачкой документов, зажатых в руке, она стояла на пороге, и личико ее перекосила гневная гримаса. Грудь вздымалась, точно она бежала бегом из зала совещаний до его офиса. Встретившись с ней взглядом, Рамон ощутил в буквальном смысле жар, исходящий от нее, — так рассержена была девушка.

— Кто вам разрешил использовать этот офис?

Рамон встал.

— Ваш отец, — ответил он, сунув руки в карманы. — А в чем проблема?

Вбежав в комнату, Эмили подняла документы над головой.

— Вот в чем.

Рамон спокойно спросил:

— Хотите поиграть? Чтобы я угадал, что на этих бумагах?

— Это не игра, мистер де ла Вега. — Бросив бумаги на столик, Эмили указала на них пальчиком. — Потрудитесь объяснить.

Бросив взгляд на страницу, Рамон увидел, что она из недавно выправленной версии соглашения. Ему не потребовалось читать документ, чтобы понять, какой именно его пункт вызвал негодование Эмили. Подойдя к двери, он закрыл ее, а на вопросительный взгляд девушки ответил:

— Мы же не хотим, чтобы подчиненные услыхали нашу первую ссору?

Глаза ее гневно вспыхнули, и это заинтриговало Рамона. Схватив листок, Эмили произнесла:

— Мы и не будем ссориться. Вы сейчас отнесете это своему юристу. — С этими словами она хлопнула рукой с листком по его груди. — И скажете, что нужно пересмотреть соглашение, потому что этот вопрос требует единогласного решения акционеров.

Рамон посмотрел на нежную руку, прижатую к его груди, и на лицо Эмили — вблизи он видел, какие пушистые у нее ресницы и как радужная оболочка глаз обведена более темным серым ободком. Сделав вдох, он ощутил слабый терпкий аромат. Несколько секунд оба стояли недвижно и молчали. Потом Эмили, округлив глаза, убрала руку и поспешно сделала шаг назад, но споткнулась. Прежде чем она успела упасть, Рамон инстинктивно обхватил ее за талию и прижал к себе. Бумаги разлетелись по полу, и Рамону потребовалась всего пара мгновений, чтобы осознать, что Эмили стоит вплотную к нему и ее мягкая грудь касается его груди. Его взгляд упал на ее губы — на сей раз не гневно сжатые, а слегка приоткрытые. Словно горячая искра проскочила в груди — оказывается, она такая… когда не сердится. Так и манит поцеловать.

— Прекратите! — звучно произнесла Эмили, и слова эти эхом отдались в теле мужчины.

Он понял, что уже склонил голову и был в паре миллиметров от того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Взглянув на девушку, Рамон увидел ее пылающие румянцем щеки, вздымающуюся грудь и понял, что его интерес взаимен. Однако Эмили, выпрямившись, скомандовала:

— Отпустите меня.

Заставив себя повиноваться, Рамон убрал руку. Порой он не был против того, чтобы совместить бизнес и развлечения, но мисс Ройс… не стоят того эти несколько часов удовлетворения. Придя в себя, он сделал шаг назад. Эмили же, подобрав документы с пола, отошла на приличное расстояние.

— Вот так вы улаживаете споры с деловыми партнерами? — негодующе спросила она. — Поцелуями?

— Только с самыми хорошенькими, — парировал Рамон.

Эмили презрительно посмотрела на него:

— Не смешно, мистер де ла Вега.

— Я же просил вас называть меня Рамон.

Эмили взмахнула бумагой в воздухе.

— А я полагала, что вы отнесетесь к делу со всей серьезностью.

— Так и есть.

— Тогда объясните, с чего это вдруг вы решили урезать мое право голоса.

Рамон сунул руки в карманы.

— Вы же хотели самостоятельности в осуществлении ежедневных операций, и я с радостью вам ее дарую. Примерно по той же схеме мне, как владельцу контрольного пакета акций, не нужно ваше согласие относительно незначительных изменений в политике компании.

Эмили воскликнула:

— Незначительных?! Правила внутреннего распорядка — это основа работы клуба. Они распоряжаются всем, что важно для его членов: этикетом, дресс-кодом, членством. — Запнувшись, она произнесла уже с обвинением: — Так вот в чем дело. Вы хотите нам навязать ваши правила относительно вступления в клуб.

— Нет. Но я хочу внести изменения в протокол вступления.

Во взгляде Эмили появилось подозрение.

— Почему?

Рамон не мог ей сейчас сказать всю правду — главным образом чтобы у них появилась возможность вступить в грязную игру Гектора и набрать вес в глазах тех, кто его поддерживает. Дурачок думал, что может купить преданность своих соратников, но ему почему-то в голову не пришло, что они могут поступить так же низко, как и он сам. Главное — предложить им что-то соблазнительное. Тогда Ксавьер снова наберет большинство голосов. А что может быть лучшей приманкой, чем вход в клуб, где обретаются самые влиятельные люди мира? Однако сначала нужно было убрать все препятствия для осуществления замысла.

— Процесс вступления в клуб устарел. — Подойдя к кофейному столику, Рамон взял в руки буклет с правилами. — Тут написано, что протокол принятия новых членов не менялся около шестидесяти лет, не пора ли его пересмотреть?

Эмили покачала головой:

— Нельзя просто так менять правила. Их нужно согласовывать, а руководитель комитета по приему новых членов — приверженец традициям. — Тут она слегка самодовольно усмехнулась. — Его так просто не уговорить.

— Вы имеете в виду лорда Хэновера? Приятный старичок. По крайней мере, мне так показалось.

Эмили растерянно пробормотала:

— Вы беседовали с ним?

— Сорок минут назад — но очень поспешно. Мы договорились пообедать в четверг.

— Пообедать?! — изумленно воскликнула девушка и прищурилась. — Я вам не верю.

Положив на стол документ, Рамон взял телефон и начал листать адресную книгу.

— Предпочитаете уточнить у его секретаря?

— Ну ладно, ладно, верю! — сердито вскричала Эмили. — Но не слишком ли вы опережаете события? Наше соглашение еще не вступило в силу.

Рамон замер.

— Вы хотите сказать, что оно недействительно?

— Пока нет.

— Вчера, когда вы мне позвонили, у вас была для этого причина, — мягко напомнил он. — Не забывайте.

Эмили воинственно вскинула подбородок:

— Вы что, подразумеваете, что это ваше условие?

— Да.

Резко вздохнув, девушка направилась к окну. Рамон любовался ее длинными стройными ногами, точеной шеей. Светлые волосы были забраны в пучок, но несколько шелковистых прядей выбились из него — оказалось, у Эмили вьющиеся волосы. Черные брюки подчеркивали нежную округлость бедер, от которых невозможно было оторвать взгляд.

Тут она резко повернулась:

— Я хочу тоже поставить условие.

— Я вас слушаю.

— Пусть мой отец будет председателем совета директоров.

Рамон непонимающе смотрел на Эмили, забыв о том, что всего минуту назад восхищался ею.

— И еще пусть ему выплачивают небольшое месячное содержание.

— Действия вашего отца поставили под угрозу будущее клуба, а вы хотите отписать ему почетное место и еще содержание?

Рамон начал закипать от негодования, он не мог поверить своим ушам: что это, глупость или излишняя мягкость? Скорее последнее — но это неслыханно! Прощение нужно заслужить, а кому-то его вовсе не суждено добиться. Уж он-то знает.

Эмили сложила на груди руки.

— Отец не может совсем исчезнуть из клуба, это спровоцирует много вопросов — или, что гораздо хуже, подозрений. Ему нужно иногда показываться на людях.

Рамон пристально посмотрел на нее:

— Так вы печетесь о клубе, не об отце?

— Разумеется. «Ройс» нуждается в стабильности, и пока это все, что меня заботит.

— Согласен на пост, но без содержания, — резко произнес Рамон.

Эмили сжала губы и замолчала. Он напомнил: — Вам нужна эта сделка, Эмили.

Выдохнув, она закрыла глаза и спустя миг снова посмотрела на него:

— Договорились. Надеюсь, больше никаких сюрпризов?

Рамон вспомнил про бухгалтера, но решил, что это может подождать.

— Нет.

Безмолвно кивнув, Эмили вышла из комнаты, с осторожностью обойдя Рамона как можно дальше.

Глава 4

Документ, подтверждающий продажу пятидесяти процентов акций Максвелла Ройса и одного процента акций Эмили Ройс корпорации «Вега», был подписан тремя сторонами в шесть двадцать вечера во вторник. Все могло бы произойти и раньше, но Максвелл пропал, и его ждали почти два часа. Когда же он пришел, от него явственно попахивало виски. Перехватив жесткий взгляд Рамона за столом совещаний, Эмили поняла, что и он раскусил отца.

Подписывая документ, она чувствовала, как бешено колотится в груди сердце, а потом сбежала, как только смогла. Точнее, попыталась сбежать. Максвелл последовал за ней, и было бы странно не обращать на него внимания.

— Почетное место, — произнес он, разглядывая свои ботинки. — Не знаю, что и сказать.

— Думаю, хватит простой благодарности, — ответила Эмили и как можно быстрее вышла. Теперь, день спустя, этот поступок казался подлым и мелочным.

В дверь раздался стук, и Эмили отвела взор от окна, повернулась на стуле и с отчаянием посмотрела на рассыпанные по столу бумаги. Она пришла в офис в семь утра и за два часа не сделала почти ничего.

— Войдите, — позвала она, тут же жалея о своих словах, потому что в двери появился мужчина, ставший виной ее непроизводительной работы.

Как бы хотелось сейчас Эмили возненавидеть Рамона де ла Вега — и то, каким образом ее тело реагировало на его присутствие. Казалось, при виде его у нее поднимается температура, а еще на душе становится неспокойно. Вот он закрыл дверь офиса — как всегда, безупречный, в роскошном костюме, — однако Эмили думала скорее о том, как он может выглядеть без одежды. Она вспомнила, как его близость вчера вызвала у нее волнение и жар между ног, когда губы его остановились в сантиметрах от ее губ… Все эти ощущения были такими неожиданными и так отличались от тех, что появились в присутствии Карла Скиннера. Вчера она чуть не потеряла голову и едва успела прийти в себя, чтобы скомандовать Рамону остановиться. Эмили очень хотела забыть о произошедшем, но даже старое испытанное средство — выпечка — не помогло.

— Доброе утро, — произнес Рамон, и низкий голос его вкупе с интересной смесью американского и испанского акцентов ласкал слух.

Взглянув на его улыбку, Эмили приказала себе не обращать внимания на трепетание где-то в животе. Этот мужчина использует свою внешность, чтобы соблазнять несчастных дурочек. Неудивительно, если он специально тренируется улыбаться перед зеркалом.

— Доброе, — отрывисто отозвалась она и взглянула на часы. — Вы пришли на полчаса раньше.

Рамон присел напротив Эмили — на этом месте двумя днями ранее сидел Скиннер — и обвел взглядом комнату.

— У вас симпатичный офис, — сказал он, не ответив на замечание Эмили о времени.

— Спасибо, — отозвалась она.

Офис и впрямь был приятным, и Эмили его любила. Раньше, когда был жив дед, здесь работал отец, потом он переехал в большой кабинет деда. Эмили, получив в наследство эту комнату, украсила ее яркими картинами и добавила дизайну женственности. Получилось по-деловому, но в то же время очень уютно, и Эмили ощущала себя здесь как дома.

— Надеюсь, так оно и останется.

Рамон приподнял бровь:

— Вы имеете в виду, что он останется симпатичным?

— Что он будет моим, — парировала она. Рамон удивленно нахмурился.

— Ваша работа останется за вами, Эмили.

Хотелось ему верить, однако вера в людей не была ее сильной стороной. Эмили поправила стопку документов на столе.

— Я подтвердила встречу с главами департаментов, она состоится в девять тридцать, — заговорила она, желая поскорее выпроводить Рамона. — Вам что-то потребуется еще?

Мужчина помолчал, и его янтарные глаза были серьезны. Эмили ощутила напряжение.

— Мне нужно, чтобы вы уволили вашего бухгалтера, — наконец произнес Рамон.

Она замерла.

— Что, простите?

— Чтобы вы уволили Джереми Тёрнера.

Эмили вспыхнула.

— Я знаю, как зовут моего бухгалтера. Вот чего я не знаю — так это почему вы хотите его уволить.

— Он создает проблемы.

С негодованием Эмили возразила:

— Джереми работает в клубе уже больше тринадцати лет. Я ему полностью доверяю.

— И это ошибка.

Слыша уверенный голос Рамона, Эмили чувствовала, как по спине бегут мурашки.

— Откуда вам это известно?

— Я знаю, что несколько недель назад Джереми Тёрнер напился в баре и позволил себе обсуждать с посторонним человеком финансовые проблемы вашего отца.

Эмили почувствовала, что не может вздохнуть. Джереми напился? Обсуждал частные дела отца в баре? Растрепал секрет, что она ему доверила? Откинувшись на спинку кресла, Эмили сжала дрожащие ладони в кулаки.

— С кем?

— Это не имеет значения.

— Для меня имеет.

Рамон вздохнул:

— С моей знакомой.

Знакомой — скорее любовницей, с горечью подумала Эмили. Она с трудом заставила себя думать в другом направлении. Зачем Рамону врать? К тому же теперь все понятно, как бы ни ужасно было это признавать, понятно, почему он не побоялся приехать и предложить Эмили сделку: знал, что не все у них в порядке с финансами. Эмили ощутила себя преданной Джереми, которого считала достойным доверия.

Потерев лоб, она сказала:

— Я должна с ним поговорить.

— Нет, — резко ответил Рамон, и девушка удивленно посмотрела на него. — Тёрнер должен уйти, без компромиссов.

Даже боль от предательства не удержала Эмили от взрыва.

— Он, конечно, заслуживает того, чтобы представить свою версию событий?

— Это не важно.

— Он ошибся, просчитался…

— Он поделился конфиденциальной информацией, касающейся его начальника, с незнакомым человеком, а это непростительно.

Рамон встал, и по напрягшейся челюсти было видно, что он не готов уступить в этом вопросе — сейчас его обаяние и шарм скрылись за маской безжалостного дельца. Однако это не оттолкнуло Эмили, а скорее наоборот.

— Я хочу иметь возможность доверять людям, работающим со мной, — добавил он. — И вам эта возможность пригодится. В бизнесе нет места мягкосердечию, Эмили. Не все заслуживают второго шанса. — На миг лицо его пересекла какая-то тень. — Увольте его, — подытожил Рамон. — Или это сделаю я.

Прежде чем Эмили успела что-либо возразить, он повернулся и вышел из комнаты. Эмили уронила голову на руки. Сегодня утром она проснулась и мрачно подумала о том, что самое худшее уже произошло и осталось лишь смириться с ситуацией. Грустно усмехнувшись, девушка подумала, что все только начинается.

* * *

Джереми в итоге не пришлось увольнять — он ушел сам. Как только Эмили вошла в офис бухгалтера и посмотрела на него, лицо его виновато сморщилось и он протянул заявление об уходе. У нее защемило сердце, но признание Джереми своей вины сделало невозможным обсуждение дела с Рамоном. И как бы Эмили ни было больно это признавать, она подумала, что ее новый коллега прав. Может, она была слишком мягкой, прощала тех, кто не заслужил прощения. Сколько раз она вытаскивала отца из беды, а он не переставал ее разочаровывать снова и снова.

Эмили остановилась перед дверью в офис отца. Или это теперь кабинет Рамона? Она надеялась, что когда-нибудь он будет принадлежать ей, но слишком уж неожиданны были перемены. Интересно, Рамон там? Она видела его лишь утром на совещании с главами департаментов, а сейчас шел уже четвертый час. Вздохнув поглубже, Эмили стукнула пару раз в дверь и приоткрыла ее. Рамон поднял глаза — он сидел за большим столом, что когда-то принадлежал деду. Так, значит, теперь офис его. Волна негодования поднялась в душе Эмили, ей не нравился самоуверенный вид Рамона, что распоряжался в клубе, точно он был его. Хотя он ведь и был его.

Девушка закрыла за собой дверь и подошла ближе. Рамон откинулся на спинку кожаного кресла. Он был без пиджака и галстука — эта вольность позволялась лишь в уединении собственного кабинета, потому что дресс-код клуба был строгим, — и превосходно выглядел в белоснежной рубашке, подчеркивающей ширину его плеч и прекрасно сложенное тело. Рамон куда гармоничнее смотрелся бы на футбольном поле, нежели в деловом офисе. Положив руку на спинку кресла, Эмили произнесла:

— Джереми ушел.

Она старалась говорить как можно более непринужденно, но, к ее ужасу, голос дрогнул. Рамон это не упустил — прищурившись, он внимательно посмотрел на Эмили:

— Присядьте.

— Нет. Я пришла просто сказать вам…

— Присядьте, Эмили, — повторил он более настойчиво, и девушка повиновалась, ругая себя за покорность.

Рамон встал и повернулся к огромному книжному шкафу за спиной, взял с полки два хрустальных бокала и тяжелый старомодный графин.

— В первый раз увольняете кого-то?

Эмили смотрела, как он вытаскивает из графина пробку и наливает виски в бокалы.

— Я его не увольняла, — возразила она. — Он сам ушел.

Однако она понимала, что лукавит. Если бы Джереми не решил уйти сам, ей пришлось бы настоять на том, чтобы он покинул компанию.

— Так почему мы пьем? — спросила она, глядя на поставленный перед ней бокал.

— Потому что у вас такой вид, будто вам не помешает выпить.

Эмили пристально посмотрела на Рамона: чего он пытается добиться? Схватив бокал, она одним глотком осушила его и поморщилась, чувствуя, как виски огненной волной спускается к желудку.

— Лучше? — спросил он.

— Не очень, — пренебрежительно отозвалась Эмили, хотя тепло, разливающееся внутри, и впрямь успокаивало. Встретив взгляд мужчины — глаза его напоминали расплавленную карамель, такие же золотисто-медовые, — она кашлянула. — Полагаю, вы уволили многих за все время вашей работы.

— Троих. — Рамон выпил виски и поставил бокал на стол. — Поверьте, мне это не доставило наслаждения. Эмили, у вас здесь хорошая команда. Профессионалы, преданные своему делу и уважающие вас.

Эмили ощутила тепло в груди, но сказала себе, что это, должно быть, виски.

— Спасибо, — отозвалась она. — Да, они очень преданы делу. Большинство из них работали еще с моим дедом.

Ей пришлось немало потрудиться, чтобы заслужить их уважение. За три года до смерти деда она работала практически в каждом департаменте, выполняя самую грязную работу, включая кухню, чтобы только доказать, что она серьезно намерена узнать бизнес изнутри. Ни один человек в компании не посмел бы обвинить Эмили в том, что она устроилась в клуб из-за громкого имени. Даже дед, не очень-то щедрый на похвалу, отметил старательность внучки — правда, не упустил случая сказать, что трудолюбие сослужит ей хорошую службу в браке и материнстве. По его мнению, долг Эмили перед семьей заключался в том, чтобы родить ему хотя бы одного правнука, который бы однажды унаследовал клуб и все состояние. Даже свое завещание дед переписал таким образом, чтобы приблизить именно такой исход событий. Разумеется, его усилия оказались напрасны: Эмили не собиралась подчиняться строчкам завещания.

— Мой финансовый директор выберет кого-нибудь из его команды, чтобы занять место Джереми, пока вы не найдете нового бухгалтера, — сказал Рамон.

— О. — Эмили кивнула. — Да, спасибо.

— У меня есть координаты очень престижного кадрового агентства. Здесь, в Лондоне, я отправлю вам их по электронной почте, и держите меня в курсе событий.

Эмили лишь кивнула:

— Хорошо.

— И освободите вечер пятницы для ужина.

— Хорошо… нет, подождите, что?

— Ужина, — повторил Рамон.

Эмили беспомощно посмотрела на него:

— С кем?

— Со мной, — невозмутимо ответил Рамон.

Открыв рот, чтобы возразить, девушка тут же его закрыла.

— Это проблема для вас?

Это было проблемой по многим причинам, и далеко не последним в этом списке стояло то, что Эмили понимала: этот мужчина ее притягивает. Он слишком сексуален. Даже для общения с ним по делам ей приходилось собирать в кулак всю волю, а уж вне офиса она просто не сумеет устоять.

— Я полагала, вы вернетесь в Нью-Йорк, — возразила она.

Рамон улыбнулся:

— А вам не терпится от меня избавиться, Эмили?

— Разумеется, нет! — воскликнула она, чувствуя, как щеки пылают предательским румянцем. — Я знаю, что у вас клубы раскиданы по всему миру, и подумала, что не в ваших привычках надолго задерживаться в одном месте.

— Верно, но бывают и исключения из правил, когда что-либо меня на одном месте удерживает.

Эмили зарделась еще сильнее, понимая, что тут не обошлось без женщины. Она не имела понятия, откуда в ее голове эта идея, но знала, что права. Может, виной тому был блеск в глазах Рамона, заставлявший ее думать, что, возможно, объектом его интереса является она сама. Но так ведь поступают все дамские угодники — автоматически флиртуют с каждой встречной, испытывая ее на устойчивость к своим чарам. Вот почему такие, как Рамон, — и ее отец, — никогда не испытывают недостатка в поклонницах. Ей, конечно, не приходилось видеть, как отец общается с дамами, но непрерывный их поток в его жизни говорил сам за себя.

— Не уверена, что ужин — это такая уж хорошая идея, — промолвила Эмили. — Вчера… — Она смущенно замялась, ожидая, что Рамон поймет ее идею.

Он удивленно приподнял бровь:

— Что вчера?

Девушка сжала губы в полоску. Подумать только, он еще и интересуется, а по блеску в глазах видно, что прекрасно понимает, о чем речь. Теперь она выдала себя, показав, что думала о вчерашнем инциденте, а Рамон лишь потешит свое самолюбие. Ситуация становилась по-настоящему пикантной. Эмили хотелось закричать от раздражения: как они сумели перейти от беседы об увольнениях к этому? Рамон же, напротив, вовсе не испытывал дискомфорта.

— Вот почему нам стоит пообедать, — сказал он. Эмили нахмурилась:

— Не понимаю.

— Теперь мы деловые партнеры, — терпеливо пояснил он. — И наши отношения…

— Носят исключительно профессиональный характер, — перебила Эмили.

— Именно. Поэтому стоит забыть напряжение и события, способствующие ему, и начать с чистого листа.

Что он хочет этим сказать? Что сожалеет о попытке ее поцеловать? Эмили ощутила разочарование, хотя и не могла объяснить себе отчего. Вскинув подбородок, она спросила:

— Начать с чистого листа за ужином?

Рамон пожал плечами:

— Так мы сумеем расслабиться и поговорить, узнать друг друга поближе.

Черт возьми, все, что он говорит, не лишено здравого смысла. Но что-то заставляет насторожиться…

— Мы можем поговорить и здесь, в офисе, — возразила Эмили.

— Или насладиться ужином, за которым нас не будут прерывать по рабочим вопросам, а еще у меня будет возможность показать вам один из моих клубов. — Рамон улыбнулся. — И тогда, возможно, вы измените свое мнение о них.

Эмили помолчала, чувствуя себя слегка виноватой: она ведь и впрямь нелестно отозвалась о клубах Рамона. А еще она была заинтригована. О развлекательных заведениях корпорации «Вега» ходили легенды — что они являются образцом беспримерной роскоши и что самые известные звезды бронируют места в клубе Вест-Энда на целый год раньше, чтобы организовать там вечеринку. А самый последний клуб, недавно открывшийся в Париже, должен был превзойти их все.

Девушка вздохнула, понимая, что у нее закончились аргументы — по крайней мере, разумные. Нельзя ведь сказать Рамону, что в его присутствии ее бросает в жар. Она встала.

— Отлично. Деловой ужин, — произнесла она, сделав ударение на слове «деловой».

Один вечер она сможет продержаться, а потом Рамон уедет в Нью-Йорк, Испанию или Дубай, а она останется и будет делать то, что ей лучше всего удается: управлять клубом «Ройс».

Два дня спустя

Эмили еще раз провела щеточкой туши по ресницам, отошла на шаг от зеркала и критически оглядела себя. Никогда прежде она не уделяла столько внимания своей внешности. Она разгладила ладонями темно-синее платье. Безопасный выбор: полукруглый вырез почти не открывает грудь, а подол заканчивается чуть выше коленей. Материал слегка мерцает, и это делает его не таким уж простеньким. Для выхода в высшее общество достаточно торжественное, но не притягивающее взгляды.

Нанеся полупрозрачный блеск на губы, Эмили бросила на себя последний взгляд. Сегодня она постаралась с макияжем больше, чем обычно, подчеркнув глаза дымчатыми тенями и слегка коснувшись румянами щек. Вот только волосы… Они блестящие и хорошо выглядят, но слишком уж непокорные. Лучше было бы уложить их в пучок, как обычно. Эмили уже открыла ящик, в котором лежали заколки и резинки, но тут прозвенел звонок в дверь. Она поднесла трясущуюся руку с часами к глазам: без десяти семь. Рамон пришел на десять минут раньше. Стоя на пороге комнаты, Эмили лихорадочно думала, что же делать. Быстро сунув ноги в темно-синие босоножки на высоких каблуках, она пошла к двери. По пути взглянула на телефон — она сказала Рамону написать сообщение, когда он подъедет. Однако ничего не пришло.

Ее квартира находилась на последнем этаже трехэтажного особняка в викторианском стиле. Может, это звонит сосед — ведь Рамон не мог просто зайти в здание с улицы? Разве что жилец с первого этажа, забывчивый мистер Джонсон, снова не запер замок… Сделав глубокий вдох, Эмили открыла дверь. И на миг перестала дышать — так потрясающе выглядел Рамон, одетый полностью в черное. На нем были шелковая рубашка с распахнутым воротом и костюм. Лицо его не было чисто выбритым, но легкая тень щетины на подбородке лишь подчеркивала сексуальность. Он держался очень непринужденно, но в нем таился вызов, некая смертельная опасность.

Рамон бросил взгляд на ее волосы, непокорную массу медово-золотистых кудрей, которые так нелегко было уложить, — потому Эмили все время стягивала их в пучок на затылке, находясь в офисе. Сожалея, что не успела сделать этого и сейчас, девушка потянула за локон.

— Я немного растрепана, — извиняющимся тоном произнесла она. — Я собиралась их уложить. Если вы подождете минуту…

Рамон поймал руку Эмили прежде, чем она отвернулась.

— Не нужно, — взволнованно произнес он. — Ваши волосы прекрасны.

От прикосновения его руки сердце ее слегка подпрыгнуло — точно электрический разряд пробежал по телу.

— Вообще, это настоящий кошмар, — возразила Эмили, смущенная комплиментом. Однако слова Рамона подарили ей миг наслаждения. Вот он отпустил ее руку, но она продолжала ощущать тепло его пальцев.

— Мне они нравятся, — улыбнулся мужчина. — Вы готовы?

Отступать было поздно, и Эмили кивнула:

— Сейчас, только возьму сумку.

Решив не приглашать гостя войти, она быстро положила телефон и еще пару мелочей в серебристый клатч и взяла бархатную накидку, оставленную на кровати. Выйдя на площадку и запирая дверь, она обратилась к Рамону:

— Вы могли бы не заезжать за мной, я могла приехать прямо в клуб.

— Вы обычно встречаетесь с такими мужчинами?

Взглянув на Рамона, Эмили ощутила, как щеки ее запылали: уже очень давно никто не приглашал ее на свидания.

— Прошу прощения, о чем это вы?

— С мужчинами, которые позволяют вам путешествовать ночью по городу в одиночестве?

В словах его прозвучала резкая нотка. Эмили решила прояснить ситуацию.

— Это ведь не свидание. — Она сунула ключи в сумку. — И хотя мы деловые партнеры, полагаю, моя безопасность не ваша забота.

Она направилась к лестнице, Рамон последовал за ней.

— Возможно, — согласился он. — Но если бы с вами что-то произошло, мне было бы крайне неловко.

Эмили искоса взглянула на своего спутника. Лицо его было суровым, однако в голосе слышались поддразнивающие нотки.

— Я могу позаботиться о себе, — решительно произнесла Эмили. — Хотите верьте, хотите нет, но я достигла определенных успехов в этом.

— Но живете в таком небезопасном доме.

Они начали спускаться, и Рамон поддержал Эмили за локоть. Его рука была теплой, и девушка поняла, что ей вовсе не хочется отказываться от помощи. Конечно, за шесть лет лестница, ведущая наверх, стала знакомой, однако обычно Эмили поднималась и спускалась в туфлях без каблуков, которые специально носила с собой, чтобы переобуваться на время путешествия по городу. Сейчас же на ней были лодочки на десятисантиметровых каблуках, и каждое движение приходилось делать с осторожностью.

— Обычно входная дверь заперта, — принялась защищаться Эмили, решив про себя поговорить еще разок с мистером Джонсоном. — Мой сосед снизу пожилой человек. Иногда, возвращаясь из магазина со множеством покупок, он отключает систему, которая автоматически запирает дверь, а потом забывает вернуть ее в рабочее положение.

— Вам нужен домофон с сигнальным устройством на случай взлома.

Эмили улыбнулась:

— Это Уимблдон, а не Бронкс. Кстати, как вы поняли, какая квартира вам нужна?

В доме было пять квартир, по две на первом и втором этажах, и апартаменты Эмили на третьем.

— Вы как-то обронили, что живете на верхнем этаже.

У выхода их ждала блестящая черная машина, за рулем сидел водитель. Рамон усадил Эмили, затем сел сам. Девушке показалось, что в салоне сразу стало тесно, когда ее спутник присоединился к ней на заднем сиденье. Нервно дернув подол платья, что слегка приподнялся вверх на скользкой коже сидений, она попросила:

— Расскажите мне о своем клубе.

— О том, что в Лондоне?

— Разумеется, — отозвалась Эмили удивленно, полагая, что именно туда они и направляются. — Я где-то читала, что желающие вступить в него стоят в очереди уже пять лет.

— И это не самое долгое, — констатировал Рамон, и в голосе его не было ни тени хвастовства. — У нас строгий лимит — не более тысячи членов клуба.

Он принялся описывать клуб, включая рестораны и бары в нем, спа-салоны и парикмахерскую, спортивные клубы и роскошные апартаменты для тех, кто жил за границей. Слушая его, Эмили испытала укол зависти: он имел четкое представление о том, что должны представлять собой клубы и как ими управлять, она же была связана по рукам и ногам консервативными взглядами членов, которые на дух не принимали любое упоминание о переменах.

Некоторое время спустя машина остановилась и урчание мотора стихло. Тут Эмили поняла, что потеряла чувство времени и перестала ориентироваться в пространстве. Выглянув в тонированное окно, она ожидала увидеть суету ночного Лондона и замерла. Затем повернулась к Рамону и заговорила звенящим от гнева голосом:

— У вас ровно три секунды, чтобы объяснить, почему мы стоим на взлетно-посадочной полосе рядом с самолетом.

Рамон невозмутимо ответил:

— Я приглашаю вас в «Сапфир».

Эмили растерянно умолкла, но тут же изумленно воскликнула:

— Мы ужинаем в Париже?

Шок и паника овладели ею, но даже сквозь все это она ощущала предательскую радость. Покачав головой, она произнесла:

— Это же безумие. Я не могу…

— Вы боитесь летать?

— Нет.

— Тогда в чем проблема?

Эмили бросила на него яростный взгляд:

— В том, что лететь в другую страну, чтобы там поужинать, это… безумие.

— Но полет длится меньше часа.

Девушка сжала в руках сумку.

— Мне все равно. Вы меня обманули. Сказали, что мы поужинаем в вашем клубе.

— Но не сказал в каком.

— Это все равно ложь, и не оправдывайтесь. — Вскинув подбородок, она произнесла: — В любом случае все это не имеет значения. У меня нет с собой паспорта.

Рамон сунул руку в карман и что-то вытащил. Округлив глаза, Эмили выхватила паспорт у него из рук и заглянула внутрь.

— Как вам удалось его заполучить?

— Марша, — отозвался он.

Эмили бросила на него язвительный взгляд:

— Как вам не стыдно!

Разумеется, он прибег к своим чарам, чтобы уговорить Маршу помочь ему. Бедная девочка и секунды, наверное, не устояла перед этим живым воплощением мужского обаяния. Бросив паспорт в сумку и закрыв ее, Эмили посмотрела на водителя, сидевшего за стеклянной перегородкой. Если он и слышал их беседу, то виду не подал.

— Отвезите меня домой, — произнесла девушка.

— После ужина отвезу.

Выйдя из машины, Рамон подошел к дверце со стороны Эмили и открыл ее. Девушка сложила руки на груди и наотрез отказалась выходить. Однако Рамон терпеливо ждал, и спустя некоторое время девушка поняла, что ведет себя как ребенок. Выругавшись себе под нос, она вышла из машины.

— К вашему сведению, я не люблю сюрпризы.

— Их все любят, — ответил Рамон. Казалось, его забавляло происходящее.

— Я не люблю, — с нажимом произнесла Эмили. — И я по-прежнему полагаю, что это все сумасшествие.

Рамон закрыл дверцу, и девушка прислонилась к машине, точно она была единственным якорем в этом неспокойном море неожиданностей, в котором она могла потеряться и совершить какую-нибудь глупость. Например, сесть в самолет.

— Это всего лишь ужин, Эмили.

Голос Рамона звучал очень успокаивающе, однако девушка понимала, что для нее все не так просто: для нее это не только ужин, а еще и резкий выход из зоны комфорта. Взглянув на самолет — маленький блестящий самолет личного пользования, — она спросила:

— Он ваш или вы наняли его на вечер?

— Я купил его вчера.

— Очень смешно.

— Я вполне серьезно.

Эмили посмотрела на спутника — в лице его не было и тени насмешки. Вновь переведя взгляд на самолет, она увидела стюарда, ожидающего их у трапа.

— Это все очень… спонтанно, — внезапно ослабевшим голосом произнесла она.

— А это что, плохо?

— Да. — Она прижала к груди сумку и накидку. — Я не очень-то большой мастер спонтанных поступков.

— Стоит попробовать, — звучным, низким голосом произнес Рамон. — Вам понравится.

Глава 5

Помогая Эмили выйти из лимузина уже около клуба «Сапфир», Рамон понял, что просчитался, полагая, что сможет сохранить общение с девушкой чисто профессиональным, и обманывал себя, думая, что ужин в «Сапфире» — красивый способ смягчить ее и построить более гармоничные партнерские отношения. Ну и, разумеется, возможность показать ей клуб — лучшее из своих достижений. Однако чего он не учел, так это того, что Эмили сегодня будет такой красивой. Рамон не мог унять желания, заставлявшего каждую клеточку его дрожать от радостного волнения. О, он не просто хотел сделать отношения с Эмили менее напряженными — он мечтал сорвать с нее платье, так соблазнительно облегающее каждый изгиб ее тела, и бросить ее в кровать. От мыслей его отвлек возглас девушки, стоящей рядом и с изумлением взирающей на вход в клуб — высокую двойную арку из белого камня, подчеркнутую голубым освещением.

— Ух ты!

Она больше не сердилась — быть может, причиной тому было шампанское на борту самолета или непринужденная беседа.

— Добро пожаловать в «Сапфир», — произнес Рамон.

Он повел девушку по коридору — основным его украшением были произведения современного искусства, включая освещенные скульптуры. Вот они с Эмили подошли к ресторану, и стройная рыжеволосая девушка-администратор поприветствовала их любезной улыбкой. Забрав у Эмили ее накидку, она повела гостей через оживленный зал к столику в тихой нише, что забронировал Рамон. Эмили обвела глазами зал, а затем выглянула в огромное, от пола до потолка, окно, открывающее внутренний дворик с фонтаном и роскошным, изобилующим пышной растительностью садом. Казалось, они где-то в райском уголке.

— Как красиво, — произнесла она.

Рамон сделал знак администратору, и стекло, отделявшее их от зелени, исчезло. Девушка улыбнулась:

— Я чувствую себя райской птичкой.

Рамон ощутил, как теплая волна поднимается в его груди — такой непосредственной и прекрасной была улыбка Эмили. Тут перед ними возник официант с меню, шампанским и двумя тарелками с закуской — подарком от шеф-повара.

— Фуа-гра, инжир и абрикос, — объявил он.

Открыв бутылку, он наполнил бокалы гостей шампанским и испарился.

Эмили принялась читать меню.

— А что, десерты где-то отдельно?

— Да.

— Ах!

Рамон приподнял бровь.

— В чем дело?

— Я всегда первым делом смотрю на десерты. — Подняв глаза, Эмили увидела вопросительное выражение лица Рамона. — Чтобы знать, сколько оставить места в желудке, — пояснила она.

Рамон подумал, что практически никогда не было такого, чтобы женщина, приглашенная им на ужин, заказывала что-то большее, чем кусочек белой рыбы с листиком салата. Он улыбнулся. Эмили с подозрением прищурилась:

— Что смешного я сказала?

— Вы меня удивили, — признался Рамон, делая знак официанту.

— Тем, что люблю десерты?

Он пожал плечами:

— Нечасто мне приходится ужинать с дамами, охотно признающимися в том, что они сладкоежки. Не говоря уже о том, чтобы заказывать десерт.

— Потому, что супермодели живут на таблетках для похудения и свежем воздухе, — язвительно отметила Эмили.

Рамон растерялся, не зная, что ответить, но тут, к счастью, возник официант с десертным меню. Попивая шампанское, Рамон с любопытством наблюдал за Эмили, переворачивающей страницы. Какие еще сюрпризы скрывает эта невозмутимая красавица?

Положив меню, Эмили произнесла:

— Я выбрала.

Когда официант, записав заказ, удалился, девушка, откинувшись на спинку кресла, тихо заговорила, не сводя глаз с высокого бокала и поглаживая длинную ножку тонкими пальчиками:

— Я заметила, что все четверо членов совета директоров корпорации «Вега» были включены в список на одобрение лордом Хэновером и что он дал добро каждому из них на то, чтобы стать членом нашего клуба. — Она подняла глаза. — Как вам это удалось?

Рамон решил не скрывать своей стратегии: он подходил к любому серьезному делу, тщательно подготовившись.

— В переговорах, знаете ли, есть одно золотое правило относительно того, как получить желаемое.

Эмили задумчиво посмотрела на него.

— Нужно знать, чего хочет другая сторона, — правильно предположила она, склоняя голову, так что золотой локон засветился в лучах, отбрасываемых люстрой над их головами. — А лорд? Чего хочет он?

Рамон с трудом удерживался от желания запустить руки в волосы Эмили, чтобы ощутить всю их шелковистость. Вместо этого он сжал бокал.

— Его зять в Саудовской Аравии пытается заключить контракт на строительство на несколько миллиардов долларов.

— И? — с нетерпением перебила Эмили.

— И ему пришлось столкнуться с некоторыми проявлениями бюрократии.

— А! А у вас, конечно, есть связи, которые помогли решить проблему?

Рамон кивнул, пораженный быстротой ее смекалки. Эмили была не только умной, но и чрезвычайно проницательной, понятливой девушкой.

— Мой бывший сосед по комнате — еще со времен учебы в Гарварде — принц Саудовской Аравии.

Глаза Эмили еще больше округлились.

— Ну… — Она подняла бокал. — Поздравляю вас. Лорд Хэновер имеет огромное влияние на членов совета директоров. Завоевать его расположение — чрезвычайно ловкий ход.

В голосе ее Рамон уловил нотки не то зависти, не то горечи.

— А вас не беспокоит тот факт, что в клубе не знают о том, кто является совладелицей пакета акций?

Эмили пожала плечами:

— Не особенно. Нужно просто с этим смириться. Если бы все узнали правду, поднялся бы незабываемый скандал.

— Как вы можете быть в этом уверены?

Эмили поставила бокал.

— Два года назад трое членов клуба предложили начать принимать в ряды женщин. Их предложение не успело даже выйти на голосование — кто-то пригрозил уйти из клуба, если все обернется таким образом. Разумеется, все осталось, как было. — Эмили приподняла бровь. — И это было всего лишь предложение принимать женщин в члены клуба. Представляете, что начнется, узнай они о том, что дама владеет акциями?

— А что случилось с теми, кто выдвинул предложение?

— Их подвергли остракизму, и они ушли в течение полугода.

Рамон задумался: скандал, конечно, но ничего неожиданного. Лорд Хэновер и его ровесники до сих пор имеют огромное влияние в клубе, а шовинизм в их рядах — вполне обычное дело. Можно предположить, каково было их мнение относительно вступления женщин в члены клуба.

— Так почему ваш дедушка оставил вам половину акций? — спросил он Эмили. — Разве он не знал, что таким образом подвергает опасности репутацию клуба?

Девушка не сразу ответила.

— Мой отец всегда был таким, как сейчас, — любил роскошную жизнь, пренебрегал ответственностью. Полагаю, дедушка не доверял ему.

— Но доверял вам?

Снова Эмили пожала плечами:

— Он знал, что я рассудительная и готова на все, чтобы клуб процветал.

— Даже на то, чтобы скрывать свое имя?

— Да.

Значит, старик рискнул, однако не безрассудно. Рамон не мог не признать, что стратегия была тщательно продуманной. Но такой груз на плечах молодой женщины…

— А разве члены клуба не понимали, что вы все равно унаследуете клуб от отца?

— Не факт, что все так вышло бы. Моему отцу было всего сорок шесть, когда умер дед, а теперь ему пятьдесят три. Он может жениться на другой женщине, и у него могут появиться другие наследники.

— Этого и ожидал ваш дед?

— Полагаю, он давно перестал ожидать чего-либо от отца.

— А от вас?

Эмили нахмурилась:

— Что вы имеете в виду?

— Чего ваш дед ожидал от вас?

Губы ее искривились.

— Он хотел, чтобы я вышла замуж и родила ему кучу внуков — предпочтительнее, мальчиков — до тридцати лет. Он полагал, что я буду членом клуба лишь временно. — Тут Эмили сжала губы и умолкла, точно сожалея, что наговорила лишнего. — Уверена, он перевернулся в могиле несколько раз за прошедшую неделю.

— Вы думаете, что подвели деда?

Выражение лица Эмили было серьезным.

— Не обижайтесь, но он явно не ожидал, что корпорация «Вега» будет владеть более чем половиной акций клуба. И он бы не обрадовался подобному исходу событий.

Рамон нахмурился:

— А что, он предпочел бы другой вариант?

Эмили встретилась с ним глазами.

— Нет, конечно.

— Так, значит, единственный, кого нужно винить, — это ваш отец.

Однако Эмили, казалось, не поверила его словам. Рамону хотелось наклониться, взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть либо усадить к себе на колени и целовать до тех пор, пока из глаз не исчезнет боль.

Словно угадав его мысли, девушка посмотрела на него, и ресницы ее затрепетали. Видя румянец на ее щеках, Рамон понял, что она чувствует то же, что и он. Волна жара окатила его, но тут, к счастью, подоспел официант, и Эмили отвела глаза. Официант принялся объяснять, из чего приготовлены блюда. Рамон хотел уже его отослать, но заметил, что его спутница внимательно слушает. Затем она взяла нож и вилку и попробовала кусочек карпаччо.

— Вы настоящий гурман, — заметил Рамон, с трудом заставляя себя отвести взгляд от ее мягких, пухлых губ.

— Если вы имеете в виду, что я люблю вкусную еду, тогда да, вы правы.

Принимаясь за еду, мужчина спросил:

— Вы часто ужинаете в ресторанах?

Эмили покачала головой:

— От случая к случаю. А вот вы, наверное, частенько заглядываете в рестораны. Ведь вам так много приходится путешествовать.

— Да, когда есть настроение, — уклончиво ответил Рамон.

Решив последовать примеру Эмили, Рамон взял в рот кусочек нежного мяса — оно было и впрямь потрясающим.

— И как, хорошо? — послышался голос Эмили.

— Исключительно вкусно, — отозвался Рамон, глядя в глаза Эмили.

Затем он посмотрел на ее губы. Он отказался бы от ужина за возможность лишь разок прикоснуться к ним. Рамон ощущал, как желание буквально растекается по его венам, пробуждая соблазнительные и опасные фантазии.

— Интересно, какой процент от выручки вы получаете за счет исключительных блюд и напитков в ваших ресторанах?

Рамон посмотрел на Эмили, не веря своим ушам. Да она просто насмехается над ним: он представляет ее обнаженной, а она ведет деловые беседы. Может, его на сей раз обмануло чутье, и девушка не испытывает к нему ничего? Но тут Рамон заметил, как она крепко ухватилась за подлокотники кресла, каким прерывистым стало ее дыхание и как бьется жилка на шее. Нет, он не ошибся. Эмили отчаянно пыталась овладеть собой, точно так же, как и он. Огромным усилием воли он заставил себя сконцентрироваться на деле и назвал цифру. Эмили задала очередной вопрос — на сей раз о том, насколько востребованы апартаменты в «Сапфире», и Рамон понял, что она специально пытается придерживаться деловой беседы, чтобы не поддаваться соблазну. Его же тело подавало сигналы протеста, однако тактика Эмили была разумной, и Рамон решил последовать ее примеру. Эта девушка не из тех, кто привык к малозначительным интрижкам. Если они проведут вместе ночь, и она будет рассчитывать на нечто большее, чем просто секс, придется ее разочаровать.

Однако держать себя в руках оказалось сложной задачей. Когда принесли десерт, Рамон, помешивая свой двойной эспрессо, не мог не наблюдать, как Эмили поглощает суфле из темного шоколада. Вот она облизала ложечку розовым язычком, и Рамон почувствовал отклик в своем теле, которому, он знал по опыту, лучше было повиноваться. Эмили, подняв глаза, замерла, не успев донести до рта ложку.

— Рамон… — произнесла она взволнованно, чуть хрипловато.

Услышав свое имя из ее уст, Рамон слегка вздрогнул: желание все сильнее овладевало им. Оторвав взгляд от губ Эмили, он посмотрел в ее серые глаза.

— Прекратите, — прошептала она умоляющим тоном.

Рамон и не думал притворяться, точно ничего не случилось. Он знал, что на его лице написаны все его чувства, и не собирался их отрицать. Любя женщин, он никогда не играл в кошки-мышки, а увидев понравившуюся даму, ухаживал за ней решительно и без лукавства. И сейчас не станет отрицать правду.

А правда заключается в том, что он хочет Эмили.

Эмили старалась прислушиваться к словам Рамона, но воспринимала только половину из всего, что он говорил. Голова все еще кружилась от шампанского, и это отнюдь не способствовало уменьшению желания, что окутывало ее тело теплой волной. Вот они вошли в очередной лифт, и Эмили ощутила, что ее точно бьет лихорадка, не оставляя ни одной разумной мысли в мозгу. Она не сводила глаз со своего спутника и размышляла о том, что он самый красивый мужчина из всех, когда-либо увиденных ею. Прекрасно сложенный, с четкими линиями лица. А его губы…

— Эмили, — произнес Рамон, и в голосе его послышались предостерегающие нотки.

Однако Эмили даже не насторожилась. Она лишь думала о том, как кружится голова — от шампанского и опьяняющего желания. Лифт, стремительно уносящий их наверх, тоже добавлял ощущений. Эмили слегка пошатнулась — и впоследствии не могла вспомнить, случайно ли это вышло или нарочно. Рамон подхватил ее, совсем как тогда в офисе, но на сей раз девушка была готова к этому. На миг их взгляды встретились, а потом двери лифта отворились. Однако ни он, ни она не сдвинулись с места.

— Мы выходим? — хрипло спросила Эмили, и собственный голос показался ей чужим.

Двери начали закрываться, и Рамон вытянул руку, чтобы их придержать. Другую руку он по-прежнему держал на талии Эмили.

— Вам решать.

— Почему?

— Потому что мы в пентхаусе.

Эмили беспомощно моргнула, не в силах думать, и виной тому было могучее тело Рамона, его горячая ладонь на ее бедре.

— Пентхаус?

— Отдельный номер.

Эмили потребовалась секунда, чтобы понять вопрос в его глазах, и еще секунда, чтобы попытаться возразить себе самой и унять пылающее любопытство. Еще миг — и здравый смысл бы возобладал. Она была бы спасена от необдуманного и нехарактерного для себя поступка. А что потом? Она бы отправилась в Лондон, так ни разу и не узнав, каково это — когда тебя целует такой мужчина, как Рамон. Приподнявшись на цыпочки и замирая от сладкого предвкушения, смешанного с адреналином, что придавал смелости, Эмили коснулась губами его губ. Они оказались теплыми — твердыми и нежными одновременно. Она прижалась сильнее и услышала глухой возглас, изданный Рамоном. Он приоткрыл губы, и внезапно они уже целовались — страстно, жадно, многообещающе. Сильная рука обхватила Эмили за талию, и внезапно она ощутила, как оторвалась от пола. Рамон вынес ее из лифта и поставил снова, при этом губы его оторвались от ее, и Эмили издала протестующий возглас. Открыв глаза, она поняла, что стоит в роскошном номере с приглушенным светом, но тут ее взгляд упал на мужчину перед ней. Его вторая рука обхватила ее плотнее, крепче прижимая к себе, и Эмили даже не поморщилась и не попыталась отстраниться, хотя ощущения были незнакомыми.

Рамон пытливо посмотрел на нее:

— Ты представляешь, как долго я этого хотел? Девушка подняла на него глаза:

— Со вторника?

Он покачал головой, улыбаясь уголком рта:

— С того момента, как мы встретились. — Он притянул Эмили ближе. — Ты была такой холодной, такой высокомерной. — Большим пальцем он провел по ее губам. — Ты мне улыбнулась такой заносчивой улыбкой, и мне захотелось тебя поцеловать.

Сквозь густую пелену желания Эмили все же ощутила укол негодования.

— А я хотела залепить тебе пощечину.

Мужчина рассмеялся, а затем, так же внезапно, умолк, и его взгляд, что пронизывал Эмили насквозь, заставил ее вздрогнуть. Забрав из ее рук сумку и накидку, Рамон бросил их на блестящий красный стул. Туда же последовал его пиджак. Потом он встал перед Эмили. Чувствуя, как бешено колотится сердце, девушка прижала руку к его груди.

— Что происходит в Париже, остается в Париже, — произнесла она, и не узнала свой голос.

Рамон ухмыльнулся.

— Как пожелает леди, — прошептал он, беря Эмили за запястье и поднося ее руку к губам.

Он поцеловал ее кисть, затем, повернув ее вверх ладонью, слегка зажал зубами большой палец. Эмили резко выдохнула. Ощущение его острых зубов, за которым последовало прикосновение языка, оказалось неожиданным и эротичным. Ноги ее едва не подкосились, но тут Рамон подхватил ее на руки, прижал к своей широкой груди и пошел вглубь номера. Спустя несколько секунд, вновь ощутив пол под ногами, Эмили поняла, что они стоят в спальне. Рамон поцеловал ее, и губы его были горячими. Она обхватила его за шею, вдыхая аромат его кожи и наслаждаясь жаром его ладоней на своих бедрах, прикосновением его языка к своему. Вот руки Рамона скользнули ниже и обхватили ее ягодицы, он крепко прижал Эмили к себе, давая ей ощутить свою эрекцию. Пальцы его приподняли подол ее платья.

— Подними руки, — скомандовал он.

Эмили покорно подняла руки над головой, и Рамон быстро и легко снял с нее платье — по-видимому, ему не раз приходилось проделывать подобный трюк. Однако девушка приказала себе не думать об этом. Она стояла перед ним почти обнаженная, в шелковом белье и туфлях, с жемчужинкой на шее. Чтобы немного скрыть свое замешательство, Эмили потянулась к Рамону, однако он отошел на шаг назад.

— Терпение, моя красавица, — глухо произнес он, разглядывая Эмили. — Я много раз видел тебя обнаженной — в мечтах. Хочу понять, насколько мое воображение близко к истине.

Он обошел Эмили кругом, и она ощущала его взгляд каждой клеточкой тела. Закрыв глаза, она прошептала:

— Рамон…

— Мне нравится слышать свое имя из твоих уст, — произнес он, и девушка почувствовала прикосновение его шелковой рубашки к спине. — Скажи еще раз.

— Рамон.

— Да, Эмили?

От сладостного предвкушения сердце в груди Эмили отчаянно трепыхалось. Внезапно Рамон запустил руки в ее кудри, слегка откинул ей голову назад и прижался губами к уху.

— Чего ты хочешь? — прошептал он.

— Хочу, чтобы ты прикасался ко мне.

— Где именно?

— Повсюду, — ответила Эмили, чувствуя, как по телу его пробежала дрожь.

Рамон обхватил ее за талию, и от прикосновения его горячих ладоней девушка ощутила, как между ног становится жарко. Он прижался губами к ее обнаженному плечу. Эмили выгнулась, подставляя ему грудь, и он положил на нее руки, проводя кончиками больших пальцев по соскам. Но как бы ни прекрасны были ощущения, ей хотелось большего. Эмили принялась стягивать бюстгальтер, и Рамон одобрительно произнес:

— Вот видишь, красавица. Правильно, покажи мне, чего ты хочешь.

Схватив его руки, она прижала их к своей обнаженной груди. Он потер соски большим и указательным пальцами, целуя ее шею. Эмили застонала от наслаждения, чувствуя прикосновения его члена к своему животу. Еще миг — и она, не в силах ждать, с несвойственной ей смелостью положила руку на предмет своего любопытства и ощутила его силу и твердость. Гордость и возбуждение овладели ею.

— Еще, — прошептала девушка. — Я хочу еще. Подняв Эмили на руки, Рамон усадил ее на огромную кровать, застеленную роскошным бельем. Отступив назад, он принялся расстегивать рубашку. Завороженная Эмили наблюдала, как он раздевается прямо на ее глазах. Вот рубашка упала на пол, и взору ее предстало его совершенное тело. Загорелая гладкая кожа и стальные мышцы. Хотелось просто сидеть и любоваться, но Рамон, сняв ботинки, встал на колени перед Эмили и вновь запустил руку в ее волосы, притягивая ее голову к себе.

— Чего именно ты хочешь?

Она облизнула губы.

— Все целиком.

Глаза его победно блеснули. Наклонившись, Рамон поцеловал Эмили, а затем губы его скользнули ниже по ее шее и груди, пока не остановились на соске. Эмили обхватила руками его голову, лаская густые пряди волос и прижимая его к себе. Откинувшись назад, она подумала, что сейчас просто сгорит заживо от огня в груди. Рамон расстегнул ее бюстгальтер, отбросил его в сторону и, толкнув девушку на кровать, стянул с нее трусики. Эмили даже не успела запротестовать. Но когда он раздвинул ее колени, она напряглась.

Рамон поднял голову, и в его глазах она увидела такое же желание, что испытывала сама.

— Ты говорила, что хочешь все целиком, — напомнил он.

Это было так, однако Эмили и подумать не могла о таком повороте событий. Никогда прежде ей не приходилось заниматься оральным сексом. Бывший парень, благодаря которому она потеряла интерес к интимной близости, никогда не намекал на это, а она, даже представляя в своих смелых фантазиях руки и губы Рамона, не заходила так далеко. Но сейчас она хотела попробовать.

Расслабившись, Эмили предоставила ему полную свободу, и первое прикосновение его языка заставило ее громко вздохнуть и вздрогнуть. Положив ладонь ей на живот, Рамон продолжал ласки, проникая в нее все глубже. Эмили прислушивалась к нарастающему напряжению внутри себя — никогда она и подумать не могла о том, что ей может понравиться нечто подобное. Рамон нашел кончиком пальца место, при прикосновении к которому Эмили ощущала словно электрический ток, бегущий по телу, и принялся его поглаживать. Прежде чем она поняла, что происходит, все ее тело напряглось и словно взорвалось в резком приступе наслаждения. Эмили произнесла имя Рамона — раз, два, и вот он приподнялся над ней, улыбаясь.

— Правильно, дорогая, — прошептал он, проводя пальцем по ее груди. — Привыкай к моему имени. Тебе придется выкрикнуть его не раз сегодня.

Глава 6

Рамон сбросил вызов на телефоне и направился к спальне. Было уже далеко за полночь, и, поскольку Эмили крепко спала, он решил сделать пару звонков в гостиной. Глядя на девушку, он улыбнулся: кто бы мог подумать, что эта сдержанная, замкнутая леди спит в такой позе. Вместо того чтобы свернуться в клубок или лечь на спину, положив руки на живот — так Рамон представлял себе спящую Эмили, — она заняла почти всю кровать, широко раскинув руки и ноги. На ней не было никакой одежды — лишь серебряная цепочка с жемчужинкой. Кудри, все еще влажные после душа, разметались по подушке, и Рамону снова захотелось ощутить всю их мягкость.

Он почувствовал, как в нем снова пробуждается желание при одной мысли о том, как много раз он насладился ее телом за последние два часа. Эмили буквально вскружила ему голову — в ней за маской сдержанности и робости таилась страсть и смелость. Она была неопытна, но Рамону это даже польстило — он и сам не ожидал от себя таких чувств. Желая доставить ей большее наслаждение, он почти преуспел — до той самой секунды, когда ее тело поддалось его напору. Тогда он потерял контроль над собой. Потом нечто похожее случилось в душе, куда Рамон ввел Эмили с одним лишь намерением — освежиться. Но закончилось все иначе: приподняв ее и прижав к стене, он овладел ею, позабыв обо всем на свете, пока Эмили не зашептала ему на ухо, что они забыли презерватив. Моментально отстранившись, Рамон с удивлением понял, что на какой-то миг ему хотелось позабыть о риске и продолжать начатое. Прерывисто дыша и разрываясь между желанием и здравым смыслом, он увидел, как Эмили, озорно блестя глазами, опустилась на колени. Он пытался протестовать, однако это не очень-то ему удалось, и за считаные секунды все было кончено.

Рамону приходилось заниматься любовью с разными женщинами и в самых неожиданных порой местах, но самым ярким его эротическим воспоминанием стала Эмили, стоящая на коленях в душе с раскрасневшимся лицом. Ему вспомнились ее слова: «Что происходит в Париже, остается в Париже». В любое другое время этот вывод порадовал бы его безмерно: какой донжуан не захочет услышать от дамы слова, которые освобождают его от всяких обязательств? И потом, такие отношения были золотым правилом Рамона. Так он жил последние двенадцать лет и намеревался продолжать в том же духе. Он не случайно избегал настоящих чувств. Очень давно ему пришлось выучить простой урок: не сближаясь с людьми, невозможно никому причинить боль.

Снова взглянув на лицо Эмили, Рамон почувствовал, как сердце сжалось. Одна ночь — несколько часов — оказалась слишком короткой для всего, что хотелось сделать. Внезапно пришла мысль о том, что раз уж им суждено быть вместе лишь здесь, в Париже, то, может быть, одной ночи и впрямь мало и лучше продлить удовольствие на оба выходных дня?

Тут Эмили открыла глаза, обведя сонным взглядом комнату, потянулась и улыбнулась:

— Рамон?

— Да, моя дорогая?

— Который час?

— Поздно — или рано, как тебе угодно.

Она приподнялась на локтях.

— Нам пора? Нас ждет самолет?

Рамон положил телефон на тумбочку.

— Нет. Пилот подождет одну ночь.

На лице Эмили появилась тень беспокойства.

— А завтра утром он сможет нас забрать?

Рамон прыгнул на кровать.

— Он сможет нас забрать тогда, когда мне это будет нужно.

Откинув с девушки простыню, он провел пальцами по золотистым волоскам между ее ног и, услышав тихий возглас, спросил:

— Слишком резко?

— Немного.

Улыбнувшись, Рамон повторил движение.

— В этом случае я буду нежен.

Яркие лучи солнца струились сквозь огромные окна пентхауса, и впервые в жизни Эмили поняла, что значат слова «холодный дневной свет». Затянув пояс пушистого махрового халата потуже, она сказала «нет» и немедленно почувствовала облегчение, потому что противоположный ответ крутился у нее на языке, однако она не могла себе позволить его произнести ни при каких обстоятельствах.

— Я не могу остаться еще на ночь, мне нужно вернуться в Лондон сегодня утром.

«А еще было бы неплохо, если бы ты оделся», — про себя добавила она, глядя на обнаженного по пояс Рамона.

На нем были брюки от костюма, но они, не будучи застегнутыми и поддерживаемыми ремнем, слишком низко сидели. Эмили боролась с желанием опустить глаза на его плоский мускулистый живот, зная, что не совладает с собой.

Рамон, не подозревая о ее терзаниях, как ни в чем не бывало налил кофе из серебряного кофейника в две фарфоровые чашки.

— Тебя ждут срочные дела?

— Да, — солгала Эмили, беря у него из рук чашку и не поднимая глаз.

Она презирала себя за то, что, пренебрегая доводами разума и осторожностью, позволила любопытству и страсти взять над собой верх. И это после того, как долгие годы она осуждала отца за его поведение. Нет, нельзя оставаться в Париже еще на ночь. При одной мысли о том, что они делали бы вдвоем, на щеках вспыхивал румянец, а по телу пробегала дрожь. Этот мужчина — точно смертельный наркотик, и она, поддавшись соблазну, теперь отчаянно нуждается в повторной дозе удовольствия. Неужели привычка развивается так быстро? Эмили покачала головой, отгоняя странные мысли. Все, что происходит, совсем не похоже на ее привычную жизнь, и потому она совершает нехарактерные поступки. Хотя — страшно признать — какая-то часть ее сознания вовсе не сожалеет о содеянном, а напротив, полагает, что это было верно. Очевидно, она теряет последний рассудок.

— Эмили, — произнес Рамон, внезапно подошедший сзади, обнимая ее, и девушка, вздрогнув, пролила кофе и обожгла палец.

Мужчина забрал чашку у нее из рук и, вытерев ее салфеткой, вернул обратно. Эмили вытерла руку.

— Прости.

— За что? За то, что вздрогнула от моего прикосновения, или за то, что произошло вчера?

Эмили сжала в руке салфетку. Что сказать? Что она не привыкла к объятиям и гораздо спокойнее чувствует себя на расстоянии от людей? Не потому, что, по мнению бывшего, у нее ледяное сердце, а оттого, что в детстве никто и никогда ее не обнимал. А что касается вчера… это не было проявлением чувств — просто физическая близость, не что иное.

Вздохнув, девушка произнесла:

— Думаю, то, что произошло вчера, было ошибкой.

Увидев, как глаза Рамона удивленно расширились, она поспешила добавить:

— Я перебрала шампанского и потеряла голову. Лицо мужчины потемнело.

— Ты хочешь сказать, что я воспользовался твоим состоянием?

— Нет! Конечно нет, — испуганно отозвалась Эмили. — Но… я не могла судить здраво о том, что делаю. — Она принялась мять салфетку. — Я… не подумала.

— А сейчас ты все еще под действием шампанского?

— Нет.

— И можешь рассуждать здраво?

— Да, — заикнулась Эмили, не сводя глаз с его широких плеч и мускулистой груди.

Молниеносным движением Рамон потянул за пояс ее халата. Прежде чем она успела что-либо сделать, тот распахнулся, обнажая грудь. Издав тихий возглас, Эмили попыталась завязать пояс, но рука Рамона уже скользнула под мягкую ткань и обвила ее талию. Притянув девушку к себе, он запустил руку в ее буйные кудри и обхватил ладонью затылок. Чувствуя, как соски предательски сжимаются, Эмили произнесла:

— Рамон…

Но не успела договорить — его губы прижались к ее губам горячим и требовательным поцелуем. Даже слишком требовательным, подумала Эмили, размышляя, стоит ли ей вырваться — возможно, укусить Рамона? Но вместо этого она обхватила его за плечи и поцеловала в ответ. Он прижал ее к стеклу, и Эмили не сразу заметила, что его рука, обхватывавшая ее затылок, теперь раздвигает ей ноги. Пальцем Рамон нащупал ее жаркий влажный центр, и девушка вздохнула от удовольствия.

Подняв голову, он пристально посмотрел на нее и, облизнув палец, бессовестно улыбнулся:

— Непохоже на ошибку.

Эмили вспыхнула — наполовину от ярости, наполовину от желания. Как он смеет высмеивать ее так… эротично? Положив руки ему на грудь, она, оттолкнувшись, выскользнула из его объятий и запахнула халат.

— Пойду оденусь, — холодно ответила она, вскинув голову. — А потом я бы хотела отправиться домой.

Чувствуя, что горло сжала судорога, Эмили туго затянула пояс и стремительно пересекла комнату.

— Эмили! — позвал Рамон.

Поборов в себе желание проигнорировать его, девушка остановилась и повернулась. К ногам ее упал коричневый бумажный пакет.

— Одежда, — пояснил мужчина. — Чтобы ты не переживала о том, что все узнают, где ты провела ночь.

Он отвернулся к тележке с накрытым завтраком, а Эмили подняла пакет, закрыла на миг глаза и, чувствуя подступающие слезы, бросилась в ванную комнату.

* * *

Когда роскошный лимузин привез Эмили домой, на ее тихую улицу, у нее так раскалывалась голова, что казалось, каждый нерв перерезают острым лезвием. Рамон, сидевший рядом на заднем сиденье, молчал. Оба всю дорогу не проронили ни слова, будучи расстроенными и рассерженными друг на друга. Эмили подумала, что это лишний раз доказывает то, что она совершила чудовищную ошибку, поставив под угрозу свою карьеру ради кратковременного удовольствия.

Лимузин остановился. Рамон по-прежнему молчал, и Эмили, быстро и бесшумно собрав вещи, обратилась к нему:

— Ты останешься в Лондоне?

Он повернул голову и посмотрел на нее, и снова точно электрический разряд пробежал между ними. По-видимому, гнев лишь усиливал взаимное притяжение.

— Нет, я возвращаюсь в Нью-Йорк.

— Хорошо, — произнесла Эмили как можно более весело. — Думаю, будет лучше, если мы некоторое время проведем на расстоянии. Ведь дела можно обсуждать по телефону и в переписке.

Уголок его рта дернулся.

— Я приеду в наш клуб тогда, когда посчитаю нужным.

Эмили открыла было рот, чтобы съязвить что-нибудь в ответ, но не сумела вымолвить и слова.

— До свидания, Рамон, — произнесла она, чувствуя внезапную боль в груди, и выбралась из машины.

Он что-то ответил, но слова его заглушил громкий хлопок закрываемой двери.

Глава 7

Эмили открыла глаза: кто-то яростно колотил в дверь. Или, может, ей чудится и это стучит в голове, которая вот уже два дня раскалывается? Тут прозвенел звонок, и Эмили застонала. Сегодня рабочий день, и все соседи, должно быть, на службе, за исключением мистера Джонсона, пенсионера. Но он никогда не поднимался на третий этаж и не стучал ей в дверь. Скорее всего, он просто снова забыл закрыть подъезд, и тогда к ней, должно быть, наведался незнакомец. Девушка закрыла глаза и поуютнее устроилась на диване.

— Эмили! — послышался возглас.

Она замерла: о, она знает этот низкий голос.

— Эмили!

Девушка села на диване — по-видимому, слишком быстро, потому что желудок, казалось, совершил двойное сальто.

Это Рамон.

При мысли об этом Эмили ощутила волну жара, за которой последовал холодный ужас. Он знает. Нет, нет! Откуда бы ему знать? Она и сама поняла правду лишь вчера, хотя целых три недели, прежде чем сходить к врачу, догадывалась о том, что происходит.

Звонок прозвенел снова, на сей раз пронзительно и без умолку, точно с него минуту не снимали пальца, и Эмили, набросив на себя легкий плед, заставила себя встать. Открыв дверь, она подумала — но уже было слишком поздно, — что ужасно выглядит. Рамон же, напротив, выглядел безупречно в костюме-тройке, и это отнюдь не поднимало ей настроения. Лоб его был озабоченно нахмурен.

— Ты в порядке?

— Да.

— Я стучал целую вечность.

— Я спала.

Окинув взглядом серую футболку и черные спортивные штаны Эмили, Рамон посмотрел в ее бледное лицо без макияжа.

— Ты заболела?

— Да… то есть нет… — Эмили покачала головой. — Зачем ты приехал?

— Я был в клубе, и Марша сказала мне, что ты, должно быть, заболела — не отвечаешь на звонки.

Эмили растерянно взглянула на часы, и сердце ее подпрыгнуло. Не может быть, что уже почти три! Ведь утром, когда она решила принять обезболивающее и прилечь на полчаса, было всего десять. Она проспала почти пять часов, хотя это и неудивительно, ведь ночью ей не удалось сомкнуть глаз.

Поднеся руку ко лбу, она виновато произнесла:

— О нет. Бедная Марша. — Повернувшись, она направилась к телефону. — Мне нужно ей позвонить.

Не ожидая приглашения, Рамон вошел и закрыл дверь.

— Это может подождать, — произнес он, поворачивая к себе Эмили.

Девушка напряглась, ощутив его прикосновение. Все эти шесть недель она вспоминала его руки и ласки, но реальность оказалась несравнима даже с самыми приятными воспоминаниями. Сердце забилось быстрее, и стало жарко.

Пытливо глядя в лицо Эмили, Рамон сказал:

— Что-то ведь не так. В чем дело?

От страха она на миг потеряла дар речи. В ее планы не входило открывать правду так внезапно, не подготовившись и не привыкнув к своему новому положению. Но Рамон приехал, лишив ее тем самым роскоши поразмыслить и подобрать нужные слова. Придется импровизировать, потому что второй вариант — солгать — не подходит. Слишком серьезно то, что она собирается сообщить.

Эмили произнесла, стараясь говорить спокойно: — Думаю, тебе лучше войти.

Она поразмыслила над тем, стоит ли предложить гостю чай или кофе — а может, что покрепче, — но отказалась от этой мысли. Рамон вряд ли задержится.

— Я беременна, — произнесла Эмили, чувствуя, как задрожали колени и закружилась голова.

Рамон замер, точно изваяние, и лицо его побелело — краем сознания Эмили изумилась тому, как резко краски покинули его. Обхватив себя руками, она принялась ждать слов, которые, по ее мнению, чаще всего звучали из уст мужчин в подобной ситуации: «Это мой ребенок?» Однако время шло, а Рамон молчал. Казалось, они играют в какой-то драматической мыльной опере, и сейчас прозвучали самые волнующие слова — обычно в таких моментах после многозначительной паузы идет перерыв на рекламу. Эмили едва не расхохоталась, поймав себя на этой мысли. Да что это с ней? Ведь смеяться, по сути, не над чем.

— Ты ходила к врачу?

Эмили не сразу поняла, что не этого вопроса она ждала. По-видимому, Рамон не сомневается в своем отцовстве и не собирается оскорблять ее предположением о том, что в ее жизни есть другие мужчины.

— Вчера, — произнесла она с благодарностью. Рамон задумчиво посмотрел на нее:

— Но мы же предохранялись.

Эмили и сама себе говорила эти слова, причем не один раз. Она пожала плечами:

— Презервативы тоже не дают стопроцентной гарантии. И потом… ты помнишь тот случай в душе?

Взгляды их встретились, и стало ясно, что Рамон помнит. Отведя глаза, он прижал ко рту ладонь и вздохнул.

— Дай мне минутку, — внезапно произнес он.

— Просто уходи. Я в порядке. Ты не обязан оставаться. Это моя проблема.

Рамон долго смотрел на нее, а потом взял ее лицо в ладони и произнес:

— Я никуда не уйду. Я просто хочу отпустить водителя, а потом, когда я вернусь, мы поговорим.

Эмили удивленно посмотрела на него.

— Ты меня поняла?

Она не могла произнести даже слова, потому просто кивнула. А затем, бессильно опустившись на диван, посмотрела вслед уходящему Рамону.

Выйдя из квартиры Эмили, Рамон положил ладони на стену и резко вдохнул — раз, другой, третий. Он не собирался спускаться к водителю, достаточно было простого текстового сообщения. Но минутка наедине была просто необходима, чтобы собраться с мыслями и успокоить рвущиеся наружу эмоции. Как это случилось? Он снова совершил безрассудный поступок, не подумав, и теперь скоро станет отцом. Но он не собирался становиться ничьим отцом и мужем: ведь их предназначение в том, чтобы беречь близких, а Рамон уже феерически провалил этот экзамен.

Он выпрямился и расправил плечи. Мрачная решимость овладела им, прогоняя печаль, успокаивая разбушевавшиеся мысли. Та же решимость, что помогла ему двенадцать лет назад отдалиться от семьи и друзей. Только на сей раз он не собирался уходить. Ему подарили возможность окружить заботой своего ребенка — возможность, которую жизнь отняла у него двенадцать лет назад. Может, он пока и не осознал до конца смысл слов Эмили, но понял, что это его второй шанс сделать хоть что-то правильное в жизни.

Позвонив Марше, Рамон сказал ей, что у Эмили грипп и что она еще пробудет дома по крайней мере два дня. Когда же он вернулся в гостиную, Эмили сидела там же, где он ее оставил, сложив руки на коленях и огромными серыми глазами глядя на него. Казалось, она не верит сама себе и тому, что Рамон вернулся. Осознание этого разозлило его и наполнило противоречивыми чувствами, над которыми он решил даже не размышлять. Сняв пиджак, он повесил его на спинку стула.

— Он твой, — сказала она.

Рамон повернулся к ней:

— Что, прости?

— Ребенок. — Эмили начала нервно теребить пальцами цепочку. — Он твой.

Сев рядом, он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза:

— Я знаю. Прости меня, Эмили.

— За что?

— За то, как я повел себя в Париже. Я хотел провести с тобой еще ночь, а твой отказ меня расстроил, — признался Рамон. — Меня это выбило из колеи.

Девушка пожала плечами:

— Я тоже не горжусь своим поведением. И раз уж мы решили принести друг другу извинения… — она слегка зарделась, — я согласилась переспать с тобой не потому, что выпила слишком много.

Рамон знал это, но ему было приятно слышать эти слова. Он легонько провел пальцем по щеке Эмили.

— Ты выглядишь уставшей и бледной. Что-нибудь ела сегодня?

Эмили покачала головой, и кудри ее рассыпались по плечам.

— Меня тошнит.

— Ты пьешь достаточно воды?

— Пытаюсь… но не очень-то получается. Вообще, я бы выпила чаю, — произнесла Эмили. — Сейчас заварю.

— Сиди, — ответил он, поднимаясь. — Я сам.

Увидев, как округлились ее глаза, Рамон спросил:

— Ты не веришь, что я умею заваривать чай?

Робкая улыбка появилась на лице Эмили.

— Уверена, ты мастер на все руки. Но это ведь моя кухня, и я знаю, где что лежит. И потом, я весь день ничего не делала. Мне нужно двигаться.

Рамон не стал возражать, позволив хозяйке уйти на кухню, сунул руки в карманы и подошел к окну. Мысли его приняли практический оборот. Здание не снабжено сигнализацией. Пусть район и респектабельный, но и в них происходят преступления. А еще этот сосед снизу, который постоянно оставляет дверь открытой. Сегодня, например, как и шесть недель назад, Рамон вошел в дом беспрепятственно. А лестница? Шесть пролетов!

Эмили внесла деревянный поднос с голубым фарфоровым чайником и чашками. Когда она поставила его на столик, он произнес:

— Тебе нельзя здесь оставаться.

— Что, прости?

— Поехали со мной в «Цитрин».

— Это твой клуб в Вест-Энде?

— Да. Я живу в пентхаусе, когда останавливаюсь там, и могу забронировать его на долгий срок.

Эмили выпрямилась.

— А зачем все это?

— Там безопаснее. И ближе к работе для тебя. — Рамон помолчал. — Хотя тебе, наверное, не придется долго работать.

Девушка пристально посмотрела на него:

— О чем это ты?

Рамон вытащил руки из карманов.

— Эмили, — мягко произнес он, делая шаг ей навстречу. — Твоя жизнь скоро изменится. Навсегда. Нам нужно думать о том, что будет лучше для тебя и ребенка.

— Для меня, — резко сказала Эмили, — лучше остаться в собственном доме.

— Но здесь небезопасно.

— Это очень приличный район!

Рамон положил руки ей на плечи, но девушка, вывернувшись, сделала шаг назад.

— В приличных районах постоянно происходит что-то ужасное. А эти лестницы? Как ты будешь по ним подниматься через шесть месяцев?

Эмили обхватила лицо ладонями.

— Рамон… остановись на минуту. Прошу тебя.

— Эмили, нам нужно поговорить обо всем этом. Она покачала головой.

— Нужно принять хоть какие-то решения, — настойчиво продолжал он. — Думать о будущем.

— О боже. — Эмили закрыла глаза. — Ты еще замуж меня позови.

Рамон сжал зубы и снова сунул руки в карманы. Брак стоял в его списке нежелательных событий вторым пунктом после случайной беременности, однако он бы солгал, сказав, что не подумал о подобном исходе. Эмили же, не услышав от него никаких комментариев, открыла глаза.

— Я не выйду за тебя. — С этими словами она взяла чайник и преспокойно принялась разливать чай, словно ничего особенного не сказала. — А кроме того… — Эмили поставила чайник и выпрямилась. — Не думаешь ли ты, что поспешил со всеми своими предложениями? Я только на шестой неделе, и… — Она закусила губу и опустила глаза. — В первые двенадцать недель особенно высок риск выкидыша.

На сей раз слова ее не просто уязвили его гордость, они напомнили ему о прошлом.

— Я знаю, — ответил Рамон, решив выложить ей чистую правду. — Мне приходилось уже терять ребенка.

Эмили поднесла руку ко рту.

— О, Рамон… мне так жаль. Это так ужасно.

Отпив глоток горячего чая и блаженно чувствуя, как он горячей струйкой спускается к желудку, он произнес:

— Это было давно. Но да, это ужасно. У моей девушки случился выкидыш, а я не смог ей ничем помочь.

Это была неполная история, но Рамон решил, что этого хватит, чтобы пробудить сочувствие Эмили. Поддерживая ее за талию, он подвел ее к дивану и усадил, подавая чашку с чаем.

— Я же вижу, что ты плохо себя чувствуешь. И тебя ждут еще более ответственные месяцы. Так зачем оставаться одной, когда есть другой вариант?

Эмили упрямо покачала головой:

— Я в порядке.

— Но ты слаба и бледна.

— Это просто шок, — отмахнулась она. — Я и сама узнала не намного раньше тебя. А еще у меня токсикоз, вот и все.

Рамон присел рядом.

— Твоя мать умерла в родах, — мягко напомнил он.

Однако, даже несмотря на его тон, лицо девушки резко побледнело. Рамон и сам ощутил страх при мысли о том, что Эмили может погибнуть.

Посмотрев ему в глаза, она дрожащими пальцами сжала свою цепочку.

— Мы можем просто немного замедлиться? — умоляющим тоном спросила она. — Жить настоящим, потихоньку? Пожалуйста?

Он сделал глубокий вдох. «Жить настоящим» никогда не было его девизом, но Рамон знал, что вынуждать Эмили принимать какие-то решения сейчас было бы даже вредно для ее положения. Нужна была другая тактика. Значит, решение за ним.

— Конечно, — согласился он, вставая и вытаскивая телефон.

Девушка нахмурилась:

— Кому ты звонишь?

— Человеку, который упакует мои вещи и привезет сюда.

Глаза Эмили снова округлились.

— Прошу прощения?

— Если ты остаешься здесь, — сказал он, — тогда и я с тобой.

Эмили откинулась на спинку дивана и хлопнула себя ладонью по лбу.

— О боже! — воскликнула она. — Ты и впрямь не уедешь.

Рамон набрал номер консьержа в клубе «Цитрин» и приложил телефон к уху. Эмили гневно посмотрела на него, и он ответил ей любезным взглядом.

— Пей чай, Эмили.

Эмили проснулась утром, дрожа всем телом, и, подняв голову, увидела, что плед и простыни отброшены в сторону. Ах да, ночью было жарко. Интересно, это симптом беременности или результат прихода гостя, что сейчас спит в комнате напротив? Посмотрев на часы, девушка поняла, что сейчас всего четыре утра.

Накрывшись пледом, она легла, глядя в потолок, и тут же почувствовала во рту странный металлический привкус. О нет. Только не сейчас. Отбросив покрывало, девушка села и подождала, пройдет ли дурнота. Нужно взять халат или кофту, ведь ванная у них с Рамоном одна на двоих, а на ней сейчас только трусики и…

Стремительно зажав рот рукой, она вскочила и выбежала из комнаты. В ванной, склонившись над унитазом, попыталась отодвинуть с лица волосы и ощутила на спине теплую твердую руку. Рамон не произнес ни слова, просто встал рядом на колени, откинул на спину ее локоны и подождал, пока приступ пройдет.

— Все в порядке, — прохрипела Эмили, и он помог ей встать на ноги и умыться.

Потом Рамон подхватил ее на руки, и, несмотря на усталость, девушка ощущала его сильные руки, мускулистую грудь, с наслаждением вдыхала свежий аромат, исходящий от него.

Посадив Эмили на кровать, Рамон всунул ей в руки стакан с водой.

— Пей.

— Ты так любишь распоряжаться, — пробормотала она.

Он сложил руки на груди.

— А ты очень разговорчива, особенно если учесть, что пять минут назад обнимала туалетный круг.

Не найдя достойного ответа, Эмили уткнулась в стакан. Болело горло и голова, хотя второе было скорее побочным эффектом постоянных размышлений в течение последних двух суток. Дрожащей рукой она поставила стакан на тумбочку.

— Я не знаю, смогу ли я, — сказала она, ощущая, как страх и неуверенность настигают ее безумным вихрем.

Рамон опустился на корточки.

— Что сделать?

— Родить ребенка, — прошептала она.

По его напрягшимся плечам и опустошенному выражению лица Эмили поняла, что он неправильно понял ее слова.

— Нет, — поспешно сказала она. — Я не это имела в виду. Я не хочу избавляться от ребенка, Рамон. Я имею в виду, — продолжала Эмили, сделав глубокий вдох. — Я не знаю, как я все это сумею. Я чувствую…

— Что?

Она пожала плечами, не желая признаваться в своей слабости.

— Страх, — наконец вымолвила она, отводя взгляд.

Рамон, приподняв ее голову, посмотрел в глаза.

— Я думаю, ты можешь сделать все, что захочешь, Эмили Ройс.

— Я устала, — произнесла Эмили, опуская глаза. Вряд ли сейчас Рамон сочтет ее привлекательной, после той безобразной сцены в туалете. — Спасибо, что помог. Я постараюсь поспать.

Она легла и укрылась пледом до подбородка. Рамон встал. Закрыв глаза, Эмили прислушивалась, ожидая, что он сейчас уйдет, однако воцарилась тишина. Внезапно рука его погладила ее волосы, а губы прижались к виску.

— Мы сделаем это вместе, Эмили, — прошептал он, щекоча ее своим дыханием. — Ты не одна.

С этими словами он вышел из комнаты. Как только дверь за ним затворилась, Эмили уткнулась в подушку. Вчера, вернувшись от врача в пустую квартиру, она ощущала себя очень одинокой, но старалась успокоиться — она ведь привыкла быть одна. И теперь эти слова: «Ты не одна». Засыпая, она все еще слышала их, и ей было тепло и уютно.

Глава 8

В четверг Эмили вернулась к работе, хотя Рамон хотел, чтобы она осталась дома до конца недели, и повторил ей об этом раз десять, пока она готовила ужин. Ослабив галстук и закатав рукава, он поставил загорелые сильные руки на стойку кухонного островка, отбивая аргументы Эмили. На миг ей даже показалось, что они — обычная пара в разгар семейной неурядицы, и от этой мысли стало тепло в груди. Никто и никогда раньше не переживал за нее так и не спорил о том, как поступить лучше.

Эмили щелкнула кнопкой мышки и открыла файл. Работа — вот что давало ей ощущение контроля над собой, возвращало к реальности. А если учесть, что дом и независимость отныне не принадлежат ей одной, понятно, почему так важно обрести контроль. Пусть Рамон, если ему так нравится, устанавливает пока свои правила — скорее всего, он просто скрывает под маской распорядителя страх.

Но он ведь не будет жить в ее смежной комнате следующие семь с половиной месяцев — это неправильно для них обоих. У него есть офис и дом в Нью-Йорке, клубы и курорты по всему миру, роскошная жизнь, а ей нужно личное пространство, чувство равновесия. Как можно мыслить здраво с гостем, буквально излучающим тестостерон? Вот почему она так отчаянно хотела вернуться к работе. Ей нужна какая-то перспектива.

В дверь постучали.

— Войдите, — позвала она, чувствуя укол совести. Ведь обычно закрытая дверь служила для коллег знаком того, что начальница недоступна. Однако сейчас она всего лишь составляла список врачей.

Дверь отворилась, и вошел Рамон. Улыбка на лице Эмили тут же погасла. Она раздраженно посмотрела на него.

— Не знай я, что ты все же любишь мои визиты, дорогая, я бы оскорбился, глядя на твою рожицу сейчас.

Сердце ее радостно подпрыгнуло.

— Я думала, у тебя весь день встречи в клубе «Цитрин», — произнесла Эмили, оглядывая его костюм в полоску и размышляя о том, сколько женщин сегодня, должно быть, потеряли голову. — У тебя что, нет других дел, кроме как постоянно наведываться ко мне?

Его темная бровь приподнялась.

— Например?

— Не знаю… В Париже или Нью-Йорке. А может, в Заполярье?

Опустившись в кресло, Рамон произнес:

— Знаешь, ты мила, когда тебя не тошнит.

Эмили негодующим взглядом посмотрела на него:

— Это не смешно.

Улыбка на его губах свидетельствовала об обратном.

— Как ты себя чувствуешь?

— Превосходно. Так же, как и час назад, когда ты мне звонил с тем же вопросом.

— Голова кружится?

— Уже лучше.

— Тошнит?

— С утра нет.

Сегодня все повторилось с точностью, как и вчера. Постояв с ней, Рамон на руках отнес ее в кровать и удалился к себе. Эмили с трудом удержалась от того, чтобы не кинуться к нему на грудь, умоляя, чтобы он остался.

— Правда, — произнесла она. — Я прекрасно себя чувствую.

Он нахмурился:

— Для меня слово «прекрасно» совершенно не сочетается с постоянной тошнотой.

— Это просто токсикоз, это не смертельно, — возразила Эмили, тут же вспомнив о матери и прикусив язык.

— Или это может быть гиперемезис беременных.

Она беспомощно моргнула.

— Что, прости?

— Сильная рвота, — пояснил Рамон. — А это может нанести вред и тебе, и ребенку.

Эмили в удивлении не сводила с него глаз.

— Откуда ты вообще это знаешь?

— На твоем столике лежат буклеты — их тебе дал врач. — Рамон прищурился. — Ты же ведь их прочла, разве нет?

— Я в процессе, — невозмутимо сказала Эмили.

— Отлично, — резюмировал Рамон, вставая. — Пойдем.

— Куда?

— На обед.

Она покачала головой:

— Я не голодна.

— Ты должна есть, Эмили, — строго возразил Рамон. — Для себя и для ребенка.

Взяв сумку с тумбочки, она встала.

— Хорошо, — произнесла она наигранно весело, хотя есть совсем не хотелось.

Это расстраивало Эмили: она скучала по возможности поесть и по своему обычно здоровому аппетиту. Подойдя к Рамону, она положила руку на его плечо.

— Я еще никому не говорила, даже Марше. Я бы хотела сохранить все в секрете, пока не пройдет первый триместр.

— Конечно.

Почувствовав, как его рука напряглась под ее пальцами, Эмили отошла.

— Ты тоже никому не говорил?

— Нет.

— И родным тоже?

Ей показалось, что губы его как-то неестественно сжались.

— Никому, Эмили.

Поняв, что затронула запретную тему, девушка умолкла. Однако, выходя с Рамоном из клуба, не могла не думать о его семье. Она полагала, что им он захочет рассказать первым делом, но, очевидно, все было иначе. На миг это показалось ей странным, а потом пришла в голову мысль о том, что она — последний из тех, кто вправе делать подобные выводы. Что она знает о семьях?

Утром в субботу Рамон отправился в Париж, чтобы встретиться с командой инженеров в клубе «Сапфир». Что-то насчет бассейна в комплексе отдыха — дело было достаточно серьезным и требовало его присутствия. Эмили лететь с ним отказалась, хотя он и приглашал. Вернуться в Париж, где они разделили ту невероятную ночь, означало бы нанести вред и себе, и ему. Достаточно было того, что она живет с ним в одной квартире, каждую ночь спит в смежной комнате и отчаянно скучает по его ласкам. Рамон, не желая оставлять ее даже на одну ночь, принялся спорить, и эта стычка лишь разожгла подспудный огонь, что разгорался при каждой беседе. Эмили, чувствуя себя уставшей и опустошенной, не могла дождаться его отъезда. Теперь, проведя сутки без своего энергичного и обаятельного сожителя, девушка вынуждена была признать правду: она скучает. Но это же безумие! Как можно скучать по человеку, с которым общаешься меньше недели?

Мешая деревянной ложкой тесто для брауни, она нахмурилась. Не хотелось бы попасть в зависимость от Рамона: как бы ни сложились их отношения, он заинтересован в судьбе ребенка, а не ее. И это ее как нельзя лучше устраивает. Пусть будет отцом их малышу — лучшим отцом, чем был Максвелл, — но не более того. Им не нужны долгие отношения.

Эмили вернулась мыслями к выпечке. Сегодня утром, впервые за неделю, ее самочувствие улучшилось, даже не пришлось бежать в ванную. Воспользовавшись этим, Эмили вышла на прогулку, дошла до местного рынка, накупила продуктов и, вернувшись домой, крепко поспала днем. А проснувшись, ощутила, что любовь к сладостям вернулась. Ей очень захотелось шоколада.

Перестав мешать тесто, Эмили обмакнула в него палец и, закрыв глаза, облизала его. Что ж, баланс шоколада и ванили идеален. Вытащив палец изо рта, она кивнула, беззвучно одобряя саму себя.

— Боже, — послышался низкий звучный голос, и Эмили едва не закричала от страха.

Прижав руку к груди, она повернулась. В дверях стоял Рамон, могучим плечом он прислонился к косяку, у ног его лежала компактная кожаная сумка. В рубашке с распахнутым воротником и облегающих джинсах он выглядел непринужденно, восхитительно и соблазнительно одновременно.

— Я думала, ты вернешься поздно!

Рамон окинул взглядом Эмили, и она ощутила жар.

— Почему ты готовишь полураздетая?

Щеки девушки вспыхнули, и она смущенно съежилась. На ней были розовые практичные мягкие трусики и белая полупрозрачная майка, надетая на голое тело. Однако Эмили тут же храбро выпрямилась.

— Я спала.

Рамон озабоченно спросил:

— Ты плохо себя чувствуешь?

Удержавшись от того, чтобы презрительно не закатить глаза, Эмили отозвалась:

— Нет, я просто устала. А проснувшись, захотела чего-нибудь сладкого… и мне было жарко… — Она подозрительно посмотрела на Рамона. — А вот ты почему подкрался?

Он улыбнулся уголком губ.

— Я не подкрался, а тихо вошел, чтобы не потревожить тебя. — Он снова окинул девушку взглядом, и в глазах его была некая решимость. — Так ты хорошо себя чувствуешь?

Эмили кивнула, чувствуя, как пересохли губы.

— Да.

Показалось ли ей, или его глаза сейчас так знакомо блестят?

— Ты решил проблему с бассейном?

— Да.

Он подошел ближе, и Эмили ощутила, как по коже побежали мурашки.

— Тебе нужно будет вернуться на следующей неделе?

— Нет. Ты скучала по мне, Эмили?

Стараясь дышать ровно, она пожала плечами:

— Не то чтобы.

Его бровь приподнялась.

— Совсем не скучала?

Он подошел еще ближе.

— Ну, может быть, чуть-чуть.

Рамон положил руки на стойку по обеим сторонам от Эмили, ловя ее в капкан.

— А я скучал по тебе.

Голос его был тихим и чуть хриплым, и сердце ее взволнованно забилось, уловив знакомые нотки. Она облизала пересохшие губы и услышала, как резко вздохнул Рамон. В его глазах читалось неприкрытое желание, а от могучего тела буквально исходили импульсы энергии, и они опьяняли. Эмили знала, что он хочет ее, и ощущала отклик в своем теле — некое первобытное, властное чувство.

— Чем ты тут занимаешься?

Эмили смотрела на его губы, видела, что они движутся, но не могла понять ни слова из произносимого.

— Что? — едва слышно спросила она.

Рамон приподнял ее голову, заставив девушку посмотреть себе в глаза.

— Чем занимаешься? — повторил он.

Вблизи она видела каждую черточку его лица, ощущала жар, исходящий от его тела, что, казалось, пропитывал воздух, замедляя кровь в ее венах.

— Я пеку шоколадные брауни, — прошептала Эмили.

— Разве в шоколаде не содержится кофеин?

Словно завороженная, она вновь посмотрела на его губы.

— Ты что, так и будешь читать мне лекции? — с вызовом произнесла она. — Или наконец поцелуешь?

Рамон с наслаждением прикоснулся губами к губам Эмили, точно жаждущий, проведший несколько дней в безжалостной пустыне. Девушка, прильнув к нему всем телом, теребила его волосы, стонала, подхлестывая желание. Рамон с неохотой оторвался от ее губ. Если продолжать в том же духе, он овладеет ею прямо здесь, на столе, или на полу. Подняв Эмили на руки, он направился в коридор. Она прошептала ему на ухо:

— В мою комнату.

Несколько секунд спустя он опустил свою ношу на кровать, срывая с нее одежду, и, раздев, застонал. Ее кремовая кожа была шелковистой и гладкой, грудь — роскошной и даже чуть более пышной, чем прежде. Взяв в рот один розовый сосок, Рамон увидел, как тело Эмили выгнулось, а руки ее стали ласкать его голову. Вот она принялась дергать за пуговицы его рубашки.

— Несправедливо, — пожаловалась она. — Я раздета, а ты нет.

Рамон, ухмыльнувшись, с неохотой отстранился и моментально избавился от одежды. Обнаженный, он сел верхом на ноги девушки, чтобы полюбоваться ее телом. Живот Эмили пока был плоским — никакого намека на беременность. Но он знал, что в ней зарождается жизнь и они создали ее вдвоем. Это его ребенок, а значит, и мать тоже принадлежит ему. Это чувство было сильнее любого страха.

Наклонившись, он поцеловал живот Эмили и посмотрел в ее глаза. Оба молчали, и Рамон слышал лишь биение собственного сердца, но, казалось, некое молчаливое обещание прозвучало в воздухе. Опустив голову, Рамон принялся целовать ее, спускаясь по животу к самому центру. Она была возбуждена, и, проникнув в нее пальцем, он услышал удовлетворенный вздох.

— Сделай это ради меня, дорогая, — скомандовал он, присоединяя ласки языка к рукам, и Эмили тут же содрогнулась в экстазе.

— Рамон!

Она прижимала его голову к себе все сильнее, а он не отрывал губы от ее лепестков, чтобы продлить ощущения. Наконец ее тело расслабилось, и он приподнялся на руках, дрожа от нетерпения. Но если он овладеет ею сейчас, то может не совладать с собой. Не повредит ли это ребенку?

Перекатившись на спину, Рамон посадил Эмили на себя, позволив ей руководить. Она, разгадав его намерения, аккуратно приподнялась и, обхватив пальцами его член, скользнула вниз. «Презерватив», — едва не выкрикнул он, но вовремя вспомнил, что им не нужна защита. Закрыв глаза, он застонал, наслаждаясь ее жаром и возбуждением. Рамон старался не двигаться, позволяя Эмили решить, с какой скоростью двигаться и в каком направлении. Она принялась скользить вниз и вверх, и все вокруг исчезло из его сознания, осталась лишь девушка, сидящая на нем верхом, с лицом, на котором было подлинное наслаждение. Никаких страхов и забот. Только головокружительная страсть и секс — и неслыханный по своей силе оргазм.

— Я назначил нам встречу с гинекологом на вторник.

Голова Эмили покоилась на плече Рамона. Сонно открыв глаза, она не сразу поняла смысл сказанного. Тело, охваченное ленивой истомой удовольствия, отказывалось двигаться. На губах ее расцвела улыбка: она полагала, что о таких бурных приступах страсти пишут лишь в книжках. Однако же когда-то она серьезно считала, что не принадлежит к числу людей, любящих секс.

Вспомнив про тесто, оставленное на кухне, Эмили снова улыбнулась. Кому нужен шоколад, когда есть секс? Внезапно, осознав произнесенные Рамоном слова, она попыталась вскочить на кровати, однако его рука ее удержала.

— Что ты сказал? Отпусти меня.

— Нет.

— Почему? — сердито выкрикнула она.

— Потому что ты сейчас начнешь обижаться на меня.

— Я уже обиделась.

— Тем более я должен тебя успокоить.

Эмили яростно принялась вырываться, но Рамон был намного сильнее, и мощные его руки были точно стальные прутья клетки.

— Ну и ладно! — воскликнула она, бранясь про себя. — Позволь хотя бы посмотреть на тебя.

Рамон слегка ослабил руку, и девушка сумела повернуться, чтобы взглянуть ему в глаза. При этом грудь ее коснулась его груди, и где-то в животе начал нарастать жар. Они все еще не успели одеться и сидели на кровати, лишь прикрыв ноги простыней.

— Ты слишком долго выбираешь врача, — сказал Рамон. — Поэтому я принял это решение за нас обоих.

— Нас?

— Да, Эмили, нас. — Подперев голову рукой, он посмотрел на девушку. — Это ведь и мой ребенок.

Эмили почувствовала холодок в его голосе.

— Но это мое тело, — возразила она. — И мне выбирать, кто должен оказывать мне помощь.

— А когда ты собиралась решить?

— Вскоре.

— Ну, вот и хорошо, теперь больше ничего не нужно решать, я тебе помог.

— Нет, ты не помог, а вмешался и взял все в свои руки, словно… — Эмили раздраженно закусила губу.

— Словно я отец ребенка?

Воцарилось молчание — Эмили ничего не могла возразить. Но, черт возьми, разве нельзя ей немного поразмыслить — ведь в голове не укладывается, что она беременна. Да и, в конце концов, ее состояние предполагает неспособность мыслить здраво.

— Я не пойду, — упрямо сказала она.

— Нет, пойдешь.

— Нет.

— Ты ведешь себя, как ребенок.

— И что ты со мной сделаешь? — спросила девушка, украдкой посмотрев на Рамона. — Отшлепаешь?

Рамон молниеносным движением перевернулся, и, прежде чем Эмили успела понять, что происходит, она уже лежала на животе, а его огромная рука удерживала ее на кровати. Ощущая себя абсолютно беспомощной с обнаженными ягодицами, она повернула голову.

— Не смей!

Ответом ей стала его улыбка — улыбка дьявола-искусителя. Он не отшлепал ее, а принялся гладить по внутренней стороне бедра. Потом последовали ласки — сначала с помощью пальцев, потом языка, — и вот уже Эмили умоляла его не останавливаться и обещала сделать все, что угодно.

Когда все закончилось, Эмили, снова прижавшись щекой к мускулистой груди Рамона и обняв его, спросила:

— Какого врача ты выбрал?

Услышав имя, она округлила глаза. Рамон выбрал одного из самых известных специалистов — его Эмили вычеркнула из списка, потому что он брал непомерно большие деньги и записываться к нему требовалось за месяц вперед. Что ж, когда отец твоего ребенка — миллиардер, в этом что-то есть.

Эмили перевела взгляд на тумбочку — в глаза бросилась цепочка с жемчужинкой, которую она, ложась спать, сняла. Это было единственным, что осталось от матери. Странно, но украшение дочери передал отец — оставил на столике в ее спальне в доме деда накануне шестнадцатилетия Эмили. Внутри она нашла записку — три простых предложения, написанные неразборчивым почерком: «Это принадлежало твоей матери. Она бы хотела, чтобы цепочка стала твоей. С днем рождения, Максвелл». Даже не «папа» — просто «Максвелл». Говорят, нельзя грустить о чем-то, чего у тебя никогда не было, но Эмили знала, что это не так. Она, не зная матери, отчаянно тосковала по ней всю жизнь. Когда девочке было десять, миссис Торн, в одном из редких приступов нежности, подарила ей две фотографии матери, и Эмили хранила их, подолгу разглядывала и желала хоть что-нибудь узнать об этой даме с буйными светлыми кудрями и милой улыбкой. Но миссис Торн ответила, что не знала Катрин, и посоветовала спросить отца. Эмили набиралась смелости целых полгода и, когда Максвелл снова показался в доме деда, все же подняла тему. Однако отец лишь отмахнулся.

Закрыв глаза, Эмили слушала удары сердца Рамона — сильные и могучие, как и сам он. Как она могла проводить параллели между ним и отцом? Они были абсолютно разными. Если бы с мамой рядом был такой мужчина, как Рамон, окруживший ее заботой, выжила бы она? Эмили знала, что никогда не узнает правды и не сумеет изменить то, что случилось. Но в ее силах сделать все, чтобы ее ребенок рос с матерью.

— Я пойду во вторник на прием, — произнесла она тихо, и Рамон поцеловал ее в лоб.

— Спасибо, моя дорогая.

Глава 9

Мистер Линдсей, врач-гинеколог, оказался вежливым, тактичным человеком, и Эмили немедленно почувствовала к нему расположение, несмотря на нервное возбуждение. Казалось, что, как будущая мама, она должна испытывать радостное волнение, однако на деле ею овладела тревога, с которой было трудно справиться.

Мистер Линдсей, улыбнувшись, спросил:

— Как полагаете, когда произошло зачатие?

Эмили почувствовала, как щеки ее вспыхнули румянцем. Неужели кто-то может ответить с уверенностью на подобный вопрос? Или врач с одного взгляда угадал, что речь идет о мимолетной интрижке? Однако не успела она ответить, как Рамон назвал число и добавил:

— Мы полагаем, это произошло примерно в тот день. — Взглянув на девушку, он тепло ей улыбнулся. — Сложно сказать наверняка, да, дорогая?

Эмили кивнула, улыбнулась и бросила благодарный взгляд на Рамона. Как хорошо все-таки, что он пошел с ней, несмотря на то что утром она протестовала против его присутствия. Совершенно бесполезно, разумеется: ничто не могло поколебать его решимости.

Мистер Линдсей произвел какие-то расчеты и назвал примерную дату появления малыша на свет. У Эмили перехватило дыхание. Чуть больше тридцати недель — с каждой секундой происходящее казалось все более реальным. И пугающим.

Врач принялся задавать ей вопросы. Эмили, собрав волю в кулак, попыталась сконцентрироваться. Вскоре голова ее кружилась от обилия рекомендаций: лекарства, добавки, различные симптомы…

— Были ли у вас в семье выкидыши или осложнения во время беременности?

Эмили замерла: она ожидала этого вопроса, но внезапно поняла, что не может на него ответить. Холодок пробежал по коже — время шло, и молчание становилось неловким. Рамон, наклонившись, взял ее руку в свою и успокаивающе пожал. Эмили, глядя на их сплетенные руки, глубоко вздохнула.

— Моя мама умерла во время родов, — произнесла она.

Мистер Линдсей поднял глаза от записей.

— Производя на свет вас?

— Да.

— Мне очень жаль, — произнес он. — Вы знаете какие-нибудь подробности?

— Не особенно. Думаю, это был сильный токсикоз.

Что-то записав, врач положил ручку и сложил ладони на столе. Внимательно глядя на пациентку, он произнес:

— Эмили, я понимаю, вы, должно быть, испытываете страх. Это абсолютно нормально. Но я хочу заверить вас обоих, — он посмотрел на Рамона, затем на Эмили, — что вы будете под внимательным наблюдением все это время. Мы примем необходимые меры, чтобы предотвратить возможные осложнения, будем проверять вас чаще, чем обычно требуется, сдадим анализы, будем наблюдать за вашим давлением. — Он улыбнулся. — Сегодня проведем ультразвуковое обследование и осмотр. Но вы не увидите чего-то экстраординарного. Определить пол ребенка можно будет только недель через шесть.

— О! — выдохнула Эмили, бросая взгляд на Рамона.

Хочет ли она узнать пол ребенка? Ей все равно, кого любить, и строчка в завещании деда не изменит ее решения. Гордон Ройс, очевидно, был дураком, написав ее. Если будет мальчик, Эмили не возьмет денег — пожертвует их в пользу благотворительности. А что думает Рамон?

— Я думаю, что мне все равно, — сказала она. — Я имею в виду… что предпочту сюрприз.

Врач пожал плечами:

— Как пожелаете.

Спустя полчаса первый визит к врачу был позади. Рамон ждал в специальной комнате, пока Эмили делали ультразвук и обследовали ее. Выйдя из кабинета, она улыбнулась ему: что-то в их отношениях сегодня изменилось, и они больше не казались временными и хрупкими. Теперь ей казалось, что и с ребенком у нее получится наладить связь. Она станет хорошей матерью, и малыш будет ее любить.

Они вышли на залитую теплым осенним солнцем улицу. Рамон держал Эмили за руку. Ожидая водителя, Эмили украдкой бросила взгляд на своего спутника и его точеные совершенные черты лица — сердце ее подпрыгнуло в груди. Она открыла было рот, чтобы поблагодарить его, сказать, как важна сегодня была его поддержка, но ее ослепила яркая вспышка камеры.

— Мистер де ла Вега! Кто эта леди? Она что, беременна? А ребенок ваш?

Подкравшийся корреспондент сыпал вопросами, беспрестанно щелкая затвором камеры. Рамон, выругавшись, повернул к себе Эмили и прижал ее к своему плечу, закрыв лицо.

— Когда родится ребенок?

Тут подъехала машина, и они укатили. Сидя в салоне, Эмили чувствовала, как колотится сердце. Она робко взглянула на Рамона, и выражение его лица ее напугало. Он был похож на грозовую тучу.

— Ты, конечно, женишься на ней? — вопрошал Ксавьер.

Рамон стиснул зубы. Если бы можно было задушить брата, он бы это сделал, но они разговаривали по телефону. И почему для Ксавьера не бывает промежуточных оттенков, мир видится ему исключительно в черных и белых тонах: есть истина и ложь, добро и зло. И сейчас он явно склоняет его на сторону добродетели.

— Я приму это решение, когда буду готов.

В трубке послышалось молчание.

— Ты собираешься взять на себя ответственность за ребенка?

Рамон стиснул зубы сильнее. Брат, должно быть, считает его последним подонком.

— Конечно, — бросил он.

Сжав руку в кулак, он окинул офис Максвелла Ройса рассеянным взглядом. Совсем недавно он сделал его своим — так, может, стоит заявить свои права и на его дочь? Эта идея уже не раз приходила ему в голову.

— Мама и папа очень расстроились, узнав обо всем из газеты.

В голосе Ксавьера послышалось осуждение.

— Почему ты нам ничего не сказал? — требовательно спросил брат.

— Мы еще никому не говорили. Слишком рано. Беременность подтвердилась только на прошлой неделе.

— Ты не подумал о том, что фотографии всплывут?

Рамон помолчал. Он надеялся, что снимки вызовут небольшую суматоху, и уж точно не ожидал, что они доберутся до Испании. Однако чуть ли не каждая газета сочла своим долгом опубликовать фото его и Эмили, стоящих около клиники. Кто-то поместил в статью снимок, сделанный в «Сапфире» семь недель назад.

— Это получилось неудачно, — вымолвил он наконец.

Ксавьер тяжело вздохнул.

— Мне только что звонил Гектор. Он опять вскочил на своего конька, твердит, что у членов совета директоров может возникнуть беспокойство относительно негативной реакции прессы — особенно это касается приверженцев консервативных взглядов.

— Скажи Гектору, чтоб он шел…

— Я сказал.

Рамон откинулся на спинку кресла. Вот этого он не ожидал: его братец, мастер дипломатии и хладнокровных размышлений, послал Гектора? О, он бы многое отдал, чтобы это увидеть.

— Но он прав, — устало заметил Ксавьер. — Отзывы прессы могут нанести урон бизнесу и семье. — Он помолчал. — Женись на ней, Рамон, сделай правильный выбор. Мама и папа ожидают от тебя именно этого. Так не разочаровывай их, не бросай тень на наше имя.

«Снова», — закончил про себя Рамон.

— Я сделала вам чаю, — произнесла Марша, внося дымящуюся чашку и ставя ее на стол Эмили. — Имбирный, он поможет от плохого самочувствия.

Эмили благодарно улыбнулась:

— Спасибо.

— Могу ли я помочь чем-то еще?

— Нет, спасибо, ты и так сделала много. Были ли еще звонки?

На милом личике Марши появилась гримаска.

— Эти журналисты просто грязные твари, — отметила она. — Честно, они меня спрашивали… — Она умолкла, увидев, как Эмили опустила глаза. — Но не стоит о них беспокоиться, — поспешно добавила девушка. — Они не услышат от меня ничего, кроме слов «без комментариев».

Эмили вновь благодарно кивнула. Как хорошо, что у нее есть такая помощница. Эти трое суток непрерывной шумихи в прессе здорово потрепали всех, и даже Марша, казалось, начинала терять терпение.

Девушка ушла, и Эмили уронила голову на руки, чувствуя себя абсолютно подавленной. Она не так представляла себе свое откровение миру. Ситуация была унизительной, и страшно было даже подумать, как это отразится на репутации клуба. Так часто ей приходилось замалчивать выходки Максвелла, ругая его при этом за безответственность и безрассудство, но ни разу в голову не пришла мысль о том, что однажды и она сама станет главной темой пересудов.

Что ж, они с Рамоном хотя бы не украсили первую страницу, хотя форумы Интернета буквально не умолкали. Устав бороться с любопытством, Эмили открыла одну из статей — и тут же пожалела о своем поступке. На фото были запечатлены они с Рамоном, стоящие у клиники. Папарацци сумел снять их в тот момент, когда она посмотрела на спутника, и выражение ее лица — о ужас. Эмили хотелось спрятаться ото всех. На фото она была безоглядно, открыто влюблена. Как странно — да, они с Рамоном спали вместе, но она его не любила. Да и как это было возможно? Она не знает о любви ничего.

— Эмили, — послышался голос.

Вскинув голову, Эмили ощутила предательские мурашки, ползущие по спине. Может, она и равнодушна к Рамону, однако его глубокий, низкий голос вызывал у нее совершенно неоднозначную реакцию.

— Эмили? — повторил Рамон с порога.

— Что?

— Я спросил, в порядке ли ты.

— Конечно, — солгала она.

— Тебе еще долго работать?

Эмили посмотрела невидящими глазами на отчет на столе. Целый час она лишь сидела перед ним, не в силах начать работать. Взглянув на часы, она увидела, что уже четыре.

— Еще немного, — сказала она.

— Заканчивай и поехали со мной.

В голосе его послышалась повелительная нотка, и Эмили нахмурилась:

— Куда?

— Сюрприз.

— Ты знаешь, я их не люблю.

Его улыбка растопила ее сомнения и сделала сопротивление бесполезным.

— Не смеши меня, — ответил он.

Час спустя Эмили стояла в огромной гостиной, расположенной на первом этаже красивого особняка девятнадцатого века в Челси.

— Что думаешь?

Девушка медленно повернулась к Рамону. Он стоял перед огромным окном, выходящим в сад, и его каштановые волосы блестели в лучах вечернего солнца. Расстегнув пиджак и расслабив узел галстука, он небрежно сунул руки в карманы брюк. Однако Эмили чувствовала за этой показной расслабленностью напряжение. Подняв голову, она увидела лепной потолок и изящный стеклянный светильник.

— Потрясающе, — сказала она.

Однако этого слова было недостаточно, чтобы описать ее истинные чувства: трехэтажный новенький дом с семью спальнями буквально захватывал дух. Эмили, выросшая в особняке деда, знала толк в больших домах, но там, где жила в детстве она, преобладало темное дерево и массивная мебель, а здесь все было светлым и воздушным, современные роскошные украшения делали стиль элегантным — умелое сочетание старины и новых веяний. А какая там была кухня! Кладовая, гигантская плита, резные шкафчики для мелочей и массивные гранитные стойки — мечта кулинара. Сердце девушки подпрыгнуло от радости и так же быстро упало. В таких домах люди растят потомство и проводят всю жизнь — разделяют горе и радость, любовь и тоску. Сюда приезжают на Рождество дети и внуки, здесь устраивают шумные вечеринки в честь дней рождения и семейных праздников — такие дома обычно описаны в книгах и представлены в фильмах со счастливым концом. Но это не дом, который бы мог купить богач — дамский угодник.

— Рамон, — печально прошептала Эмили.

Встретив его взгляд, она подумала: быть может, он понимает, что она испытывает и тоже переживает? Рамон, подойдя, положил руки ей на плечи.

Эмили хотела прижать палец к его губам, чтобы он молчал, но не могла и пошевелиться.

— Выходи за меня. Она закрыла глаза.

— Не могу.

На миг воцарилось молчание.

— Ты просто боишься.

— А ты нет?

Видно было, как Рамон стиснул зубы.

— Да, — признался он с неохотой. — Но страх не причина для того, чтобы избегать правильных поступков.

Эмили вздохнула:

— А ты полагаешь, это было бы правильным исходом?

— Конечно, — удивленно ответил он.

— Откуда ты знаешь?

Он прищурился:

— Дать нашему ребенку дом, семью — разве это не правильный выбор?

Эмили напряглась — красивая картинка. И как легко поддаться этой мечте — представить Рамона своим мужем, представить их совместную жизнь в этом прекрасном доме.

— А ты хочешь этого, Рамон? Вот такую домашнюю жизнь? Ты же навсегда будешь привязан к жене и ребенку.

Рамон опустил руки, и в лице его проскользнула тень.

— Мне тридцать лет. Большинство мужчин в конце концов бросают холостяцкие привычки.

Эмили ощутила еще большую тяжесть.

— Я ведь не спрашиваю тебя о других, я хочу понять, чего хочешь ты. Если бы не та ночь в Париже, — настойчиво продолжала она, — и я бы не забеременела, ты бы сейчас тоже делал мне предложение?

— Но ты беременна, Эмили, — холодно парировал Рамон. — И ребенок мой. — Он отошел на пару шагов и повернулся к ней спиной. — А ты бы хотела, чтобы я был приходящим отцом? Который появляется и исчезает по заранее установленным дням?

Кровь отлила от ее щек: именно так она себе и представляла их будущее. Но в описании Рамона это звучало ужасно. Эмили вспомнила, как, будучи маленькой, горько плакала, свернувшись на кровати, думая, что отцу наплевать на нее. Она со страхом спросила:

— А что же будет с нами?

— Что ты имеешь в виду? — с подозрением спросил Рамон, приближаясь.

— Ну… — Эмили замялась. — Наши отношения — что будет с ними? Ты же говоришь о браке, а это пожизненная ответственность — по крайней мере, до тех пор, пока ребенок не вырастет и не начнет свою жизнь. Это, возможно, лет двадцать. Двадцать лет, Рамон, ты будешь привязан к ребенку… и ко мне. Двадцать лет без… — Она вновь умолкла.

— Женщин, — закончил он.

Эмили вскинула подбородок.

— Я не хочу мужа, который будет мне изменять.

— Мы с тобой беседуем о браке, Эмили. Да, я понимаю, о какой ответственности идет речь. Кстати. — Рамон пристально посмотрел на нее. — Я тоже не потерплю измены.

Эмили беспомощно смотрела на него. Часть ее сознания готова была ему поверить, а другая твердила, что все это не важно, потому что ни о каком браке не может идти и речи. И потом, сейчас, когда они не насытились друг другом, легко клясться в верности. Что будет дальше, когда она станет неповоротливой и толстой, измученной беременностью и уставшей?

Рамон снова положил руки ей на плечи.

— Нам хорошо вместе, дорогая. Неужели ты могла бы с этим поспорить?

— Страсть — это не основа для брака.

Губы Рамона дрогнули.

— Но неплохое начало, разве нет?

Эмили подумала, что могла бы возразить: неплохим началом для брака в ее представлении была любовь. Но, опять-таки, что она знает? Отойдя на шаг, она произнесла:

— Дом красивый. — Она еще раз обвела взглядом комнату. — Но мне нужно подумать.

На протяжении двух последних суток она думала беспрестанно. Мысли метались в голове, а Рамон с трудом сдерживал нетерпение.

Сидя на подоконнике у себя в гостиной и любуясь лунной ночью, Эмили сжимала в руке жемчужинку матери. Было два часа ночи с субботы на воскресенье. Положив руку на живот, она поняла: та связь с ребенком, которая, как она боялась, могла не появиться, уже возникла и с каждым ударом сердца становилась сильнее. Странное, властное, необъяснимое чувство, непохожее на то, что Эмили доводилось испытывать прежде. Она знала, что готова растить своего ребенка, заботиться о нем и защищать его. Делать ради него все и уберегать от боли, которую испытала в жизни сама.

Она направилась к кровати. Рамон лежал на спине, простыня обвилась вокруг его талии, обнаженная грудь мерно вздымалась. Звук его дыхания успокаивал и обнадеживал. Сняв халат, Эмили легла. Рамон приподнял руку, чтобы девушка прижалась к нему.

— Эмили? — произнес он сонным басом.

— Все хорошо. — Придвинувшись ближе, Эмили приподнялась на локте. — Рамон?

— Да? — отозвался он, гладя ее по бедру.

— Я согласна.

Он замер, а потом решительно перевернул ее на спину. Не произнося ни слова, он гладил ее по волосам, щекам, губам, и в конце прижался к ним долгим поцелуем.

Глава 10

Через пять дней они летели в Барселону. Эмили была прекрасна в свободном голубом брючном костюме, с волосами, перекинутыми через плечо, — никто бы не подумал, что перед самым отъездом в аэропорт ей снова было плохо. Рамон счел ухудшение ее самочувствия достаточным поводом для того, чтобы отменить поездку, но она убедила его не делать этого.

Три дня назад он надел кольцо с огромным алмазом ей на палец. Два дня назад сообщил новость семье, а затем объявил в прессу о предстоящей помолвке. Вчера была завершена сделка с домом в Челси. С каждым новым шагом Рамон ожидал, что вот-вот начнет паниковать, однако вместо этого испытывал чувство глубокого удовлетворения и уверенности в том, что поступил правильно.

— Вы с братом близки? — спросила Эмили, сидящая в кресле напротив.

Рамон, подняв глаза от компьютера, отозвался: — Не особенно.

— Да? — удивленно спросила она. — Ксавьер был усыновлен, так?

— Да. Но это не главное. Мы с ним просто слишком разные и не всегда понимаем друг друга. — Рамон закрыл ноутбук и заметил, что девушка нервно теребит ткань костюма. — Ты переживаешь, — отметил он.

— Немного. Я боюсь, что прежде никогда не была в ситуации «знакомство с родителями».

Неудивительно, подумал Рамон, ведь Эмили выросла практически без отца — и, разумеется, матери. Единственным человеком, с кем она постоянно общалась, была экономка деда — суровая дама, чьей единственной заслугой было то, что она научила девочку готовить и печь.

— Ты что-нибудь слышала от отца?

Эмили покачала головой, и Рамон испытал немедленное желание найти Максвелла Ройса и поколотить его. Его дочь беременна и собирается замуж, а он даже не отвечает на звонки. За день до объявления о помолвке Рамон оставил ему голосовое сообщение — чисто из вежливости. Однако Ройс по-прежнему не объявился.

— Почему «Ройс»? — задал он давно мучивший его вопрос.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты умная, трудолюбивая, ответственная. Ты могла бы заниматься чем угодно, выбрать любую профессию. Так зачем было выбирать клуб?

Эмили покраснела.

— Унаследовав половину состояния, я не могла поступить иначе.

— Но ведь ты посвятила себя «Ройсу» еще до этого.

Девушка нахмурилась.

— Это ведь семейный бизнес, — произнесла она с вызовом. — Так зачем мне было идти куда-либо еще?

Отвернувшись к окну, она посмотрела на огромное облако, но потом снова медленно повернула голову и взглянула на Рамона.

— Вообще, все было не так просто… — Она запнулась. — Думаю, сначала я пыталась завязать хоть какие-то отношения.

— С отцом?

— Да. И с дедом. Ни с одним из них я не была близка, но они были моей единственной семьей. Работа в клубе нас могла бы объединить. А еще, наверное, мне было важно доказать им, что я что-то могу. Заслужить их уважение и привлечь внимание.

Рамон ощутил, как в груди становится тесно. Никто не должен заслуживать уважение своих родителей. Ненависть его к Максвеллу усиливалась.

— Ну а ты? — спросила Эмили, внезапно меняя тему. — Ты сам бросил карьеру архитектора, чтобы присоединиться к семейному делу. Скучаешь по прежней профессии?

— И да, и нет. Часто я прикладываю руку к дизайну своих клубов, так что не все так плохо.

— Как, наверное, здорово уметь что-то творить, — задумчиво произнесла Эмили.

— А что, ты не считаешь себя творческим человеком?

— Не особенно. — Она наморщила носик. — Разве что считать творчеством кулинарию.

— Мне нравится твоя выпечка.

Эмили бросила на него озорной взгляд:

— Особенно когда я занимаюсь ей в нижнем белье.

Рамон не мог не улыбнуться. Поддавшись порыву, он взял девушку за руку и поцеловал ее пальцы чуть повыше кольца, гордо объявлявшего миру о том, что хозяйка украшения принадлежит ему. Эмили улыбнулась, и на душе стало легче. Возможно, рядом с нею он хорошо проведет этот выходной с семьей.

Эмили не могла не ощущать резкую перемену настроения Рамона — с момента, когда колеса самолета коснулись земли, он словно ушел в тень, хотя на борту общался с ней, отвлекая от собственных переживаний, а теперь, когда они едут на машине к вилле его родителей, между ними повисло тягостное молчание. Может, он не ладит с родными? При мысли об этом Эмили совсем расстроилась. Если у них напряженные отношения с собственным сыном, то что же ждет ее? Кого они увидят — долгожданную невестку или коварную женщину, затащившую их сына в постель и женившую на себе?

Эмили бросила взгляд на кольцо — прямоугольный алмаз, оправленный в платину и окруженный более мелкими бриллиантами и двумя сапфирами. Она носит его уже три дня, но никак не может привыкнуть к его тяжести, как и к самой новости о помолвке и предстоящей встрече с родителями жениха.

Желудок снова взбунтовался, и девушка, пошарив в сумке, достала кусочек засахаренного имбиря и сунула в рот. Через двадцать минут водитель свернул с основной дороги и въехал в массивную арку. Впереди замаячила длинная подъездная аллея, обрамленная деревьями и залитая вечерним солнцем; внезапно она перешла в пышные сады и круглый дворик перед величественной двухэтажной виллой. Не успела машина остановиться, как входная дверь отворилась и на пороге возникла стройная дама в белых брюках и простой оранжевой безрукавке. Она была прекрасна — в возрасте, но все же подтянутая и безупречная. Короткие темные волосы с проседью заложены за уши, открывая аристократические черты лица, Эмили моментально поняла, от кого Рамон их унаследовал. Итак, это Елена де ла Вега, мать ее будущего мужа. Глядя, как сын с невестой выбираются из машины, она широко улыбнулась и шагнула к Рамону с распростертыми объятиями. Они заговорили по-испански, и, хотя слова были непонятны Эмили, она уловила в них привязанность и не упустила слез на глазах женщины. Такие открытые чувства — девушка ощутила, как сердце ее забилось быстрее. Но Рамон, обнимая мать, совсем не выказал такой искренней радости — скорее он был смущен. Эмили не успела поразмыслить на этот счет. Елена, повернувшись к гостье, заключила в объятия и ее.

— А вы, конечно, Эмили, — объявила она на безупречном английском. Глаза ее, точно такие же карие, с теплым карамельным оттенком, блеснули. — Как я рада встрече с вами.

— Взаимно, миссис де ла Вега.

— Елена, — произнесла она. — Боже, вы прекрасны. — Она прикоснулась к щеке Эмили, и в глазах ее промелькнула искорка. — Идемте же. — Она указала на виллу. — Витторио сегодня утомился, потому прилег отдохнуть до ужина, но ему не терпится встретить вас.

Направляясь к двери, Рамон положил ладонь на талию Эмили и прошептал:

— Моя мама иногда чересчур эмоциональна.

— Все прекрасно, — прошептала Эмили в ответ, удивляясь тому, что Рамон счел нужным искать оправдание поведению матери.

Витторио де ла Вега оказался высоким уверенным в себе мужчиной, и вид его вовсе не свидетельствовал о каких-то проблемах с сердцем. Поприветствовав сына рукопожатием, он встретил будущую невестку почти так же тепло, как и Елена, поцеловав Эмили, вежливо осведомился о перелете, предложил на выбор напитки — безалкогольные. Девушка вспыхнула при столь явственном намеке на ее положение, но не почувствовала в словах родителей Рамона осуждения или неодобрения.

— Вы уже знаете дату свадьбы? — спросила Елена, когда все уселись на удобные диваны в гостиной.

— Елена, — мягко упрекнул ее муж, бросая извиняющийся взгляд на Эмили. — Простите мою жену. Она очень близко к сердцу принимает такие вещи.

Елена элегантно взмахнула рукой.

— Я недавно узнала о том, что у меня скоро появится невестка и внук. — Она тепло улыбнулась сыну и девушке. — Вы же хотите пожениться до того, как появится малыш, не так ли?

— Когда мы выберем день, мама, ты узнаешь об этом первой, — ответил Рамон.

Возможно, Елена и сочла ответ сына немного резким, но не подала виду. Обратившись к Эмили, она воскликнула:

— Ваша мама, должно быть, в восторге!

Эмили застыла, переводя взгляд на Рамона. Неужели он ничего не рассказал родным?

Мужчина, накрыв ее ладонь своей, бросил на нее смущенный взгляд. Эмили же ответила:

— Моя мама умерла в родах, я никогда ее не знала.

— О, дорогая, — с искренним огорчением произнесла Елена. — Мне так жаль. — Помолчав немного, она продолжила: — Не хотела бы вмешиваться, но, если вдруг вам нужна помощь в планировании свадьбы или с ребенком, я буду счастлива выручить. Вам, должно быть, известно, что у Рамона и Ксавьера нет сестер, поэтому мне всегда не хватало всех этих девичьих штучек. — Но, переведя взгляд на сына, она поспешно добавила: — Но появление на свет Рамона было настоящим чудом, мы и мечтать не могли о большем.

Рамон промолчал, однако рука его напряглась. Эмили посмотрела на него, но не сумела прочесть что-либо по лицу.

— Спасибо за предложение, я буду вам очень признательна. Полагаю, мне очень даже потребуется помощь.

Чувствуя, что мрачность Рамона начинает действовать ей на нервы, она сказала что-то о красоте виллы и попросила Елену показать ей дом.

Меньше чем через час все сидели за длинным обеденным столом в торжественно обставленной столовой.

— Ксавьер не смог сегодня к нам присоединиться, — извиняющимся тоном сказала Елена. — Но завтра он будет здесь.

Витторио наполнил бокалы вином — Эмили предложили виноградный сок — и спросил:

— Вы прежде бывали в Барселоне, Эмили?

— Нет, я в Испании впервые.

Елена хлопнула в ладоши.

— О! Это так здорово, вам столько всего предстоит увидеть. Рамон, куда ты ее отведешь?

Впервые за все время Рамон улыбнулся:

— В Готический квартал.

— О, чудесно. Старый город безумно красив.

Беседа оживилась и потекла свободнее. Самочувствие улучшилось, а напряжение спало, и Эмили от души насладилась блюдами, подаваемыми к столу тремя расторопными официантами. Но по мере того, как смеркалось, спать хотелось все сильнее.

— Полагаю, моей невесте пора отдохнуть, — неожиданно произнес Рамон.

Эмили удивилась: неужели он уже так хорошо изучил ее или просто ее усталость так очевидна?

— Конечно. — Елена с сочувствием посмотрела на девушку. — Идите отдыхайте. Мы за выходные успеем наговориться.

Наверху, в огромной спальне, отведенной им с Рамоном, Эмили опустилась на огромную кровать с пологом и с наслаждением сбросила обувь.

— Твои родители чудесны, Рамон.

Он снял рубашку, и она залюбовалась его мускулистым торсом. Интересно, когда-нибудь это зрелище ее утомит?

— Они хорошие люди, — отозвался Рамон, расстегивая ремень.

Эмили с усилием отвела глаза от его плоского живота.

— Но? — мягко спросила она.

— Но что?

— Мне показалось или в беседе между вами возникло напряжение?

Рамон пожал плечами:

— Нет совершенных семей, Эмили.

Нахмурившись, она хотела уже спросить о причине столь скептического настроя, но он повернулся к ней, сняв с себя остальную одежду… все мысли моментально вылетели из головы. Рамон не только стоял перед ней обнаженный — он был возбужден, и о факте этом горделиво свидетельствовал предмет его достоинства.

Эмили смущенно спросила:

— Ты что, так избегаешь разговора?

Рамон улыбнулся уголком губ:

— Так сон или секс, Эмили?

Если бы она выбрала первое, он бы беспрекословно повиновался, однако Эмили внезапно позабыла об усталости. Как там говорят? Куй железо, пока горячо?

— А что, беседа даже не рассматривается как вариант?

— Нет.

— Ну, тогда…

Она потянулась к нему, обхватила пальцами горячий член и взяла его в рот.

Водить Эмили по достопримечательностям Барселоны оказалось делом приятным — Рамон даже не ожидал, что ему понравится. Поднявшись рано утром в субботу, он позаимствовал одну из машин отца, и они отправились на побережье, а затем в центр города. Припарковав автомобиль, отправились на прогулку. Рамон позабыл, каким живым и энергичным был любимый город его детства. Всякий раз, приезжая сюда по делам, он старался уехать как можно скорее; теперь же, водя Эмили по самым примечательным местам и показывая ей красоты архитектуры, понял, что скучал по несравненной Барселоне с ее уникальным сочетанием современных тенденций, готики и Средневековья.

Готический квартал по-прежнему представлял собой череду спутанных старинных каменных улочек и фасадов. Эмили пришла в восторг. Они гуляли до тех пор, пока не проголодались. Тогда Рамон выбрал традиционную закусочную с расписанными фресками стенами, живой джазовой музыкой и превосходной кухней.

Эмили буквально излучала счастье — от обилия впечатлений или из-за беременности. Рамон любовался ею и с радостью думал о том, что родители пришли в восторг, а другого исхода он и не ожидал. Мать ее уже обожала. И, самое главное, ее присутствие действительно помогало забыть о напряжении — о стыде и чувстве вины, что не давали ему покоя всякий раз при встречах с семьей. Сидя за столиком кафе, Рамон потянулся и заправил прядь волос за ухо Эмили, уплетавшей фрикадельки. Сегодня обошлось без приступа токсикоза — казалось, аппетит к ней возвращается. Аппетит во всех смыслах слова…

— Рамон, — раздался голос Эмили, вырвавший его из приятных воспоминаний о вчерашней ночи.

Девушка нахмурилась, глядя ему через плечо.

— Там какой-то молодой человек смотрит на тебя.

Повернувшись, Рамон проследил за ее взглядом и ощутил, как желудок его сжался. Джордж. По спине пробежал холодок — нет, этого не может быть, Джордж погиб. Он сам видел это двенадцать лет назад. Юноша пошел к ним, и Рамон моментально понял, кто перед ним. Он медленно поднялся.

— Матео.

Матео Мендоса смотрел на него ненавидящим взглядом, и, когда он заговорил, из слов его сочился яд.

— Как ты осмелился показаться здесь, де ла Вега?

Стараясь сохранить спокойствие, Рамон попытался вспомнить, сколько лет было брату Джорджа, когда он в последний раз его видел, — двенадцать? Значит, сейчас ему двадцать четыре. Тут за спиной молодого человека возник другой юноша и, положив руку на плечо друга, что-то произнес. Матео стряхнул его руку. Рамон, посмотрев на Эмили, увидел тревогу на ее лице. О боже. Она не должна это видеть. Посмотрев на Матео, он прорычал:

— Знаю, что тебе не терпелось, Матео, но сейчас не время.

Юноша занес назад правую руку, и Рамон знал, что за этим последует. Он мог бы пригнуться или отразить удар — он, сильнее и больше, легко бы справился с мальчишкой. Однако вместо этого он позволил Матео ударить себя. Послышался треск, и Рамон ощутил себя так, точно в него выстрелили из пистолета.

Эмили вскочила.

— Рамон!

— Сядь, Эмили, — произнес он сквозь зубы.

— Нет! — прокричала она. — Что, черт возьми, происходит?

Матео перевел взгляд на нее, и усмешка заиграла у него на губах.

Рамон сжал руки в кулаки.

— Что, стало легче, Матео? — осведомился он. Матео указал на него пальцем.

— Этот человек — убийца, — произнес он по-английски.

Друг схватил его за руку и вывел из кафе, прежде чем к ним успел подбежать крепыш вышибала. Рамон извинился за случившееся, заплатил по счету и, взяв Эмили под локоть, вывел ее на улицу.

Она тут же спросила:

— Что, черт возьми, это было?

Крепко держа ее под руку, он пошел к машине. — Просто иди, Эмили.

— Почему он тебя ударил?

— Потому что был зол и хотел выпустить пар.

— Ударив тебя?

— Я это заслужил.

— Что ты имеешь в виду?

Рамон слегка ослабил хватку.

— Я потом объясню.

— Он сказал, что ты убийца.

Стиснув зубы, Рамон поморщился от боли.

— Я слышал.

— И что он имел в виду?

— Позже объясню, — повторил он.

Эмили умолкла, но Рамон ощущал на себе ее недоуменный взгляд. В машине оба не проронили ни слова. Девушка застыла, точно изваяние, и было видно, что она кипит от негодования.

Рамон обругал себя: очевидно, что визит в Барселону все же был ошибкой. Приехав к дому родителей, он не стал глушить мотор.

— Иди в дом, Эмили, — приказал он, не сводя глаз с лобового стекла.

— Куда ты собрался?

Рамон и сам не знал, но сейчас ему необходимо было уединиться.

— Иди в дом, — хрипло произнес он. — Прошу тебя.

Выйдя из машины, Эмили хлопнула дверью, а он завел мотор и уехал прочь.

* * *

За ужином все присутствующие напряженно молчали, а пустой стул около Эмили притягивал взгляды. Девушка до сих пор понятия не имела, что произошло, но знала одно: отец ее ребенка убийца. Ах, если бы он приехал и поговорил с ней! Но Рамона не было. Снедаемая тревогой, Эмили даже не замечала вкуса того, что ест. Вопросы вихрем кружились у нее в голове. Где он? Все ли в порядке? Почему он не звонит? Не произошел ли несчастный случай? Почему он не вернулся к ужину? Неужели он ее бросил?

Елена, почувствовав настрой невестки, тихо произнесла:

— Он вернется.

Мужчина напротив презрительно ухмыльнулся:

— Это так похоже на него — сбегать.

Это был Ксавьер, и Эмили, услышав замечание, ощутила, как все в ней взбунтовалось против такой трактовки. Рамон не мог ее оставить — не здесь, не сейчас. Он мог бы уйти в любой момент за эти последние недели, начиная с того дня, как она объявила о своей беременности. Но этого не произошло.

— Мне жаль, что вам пришлось стать свидетелем этой сцены, — вновь заговорил Ксавьер. — Мой брат…

— Ксав, — прервал сына Витторио. — Эмили заслуживает объяснения, но его должен дать Рамон.

Лицо Ксавьера потемнело, и он пристально посмотрел на Эмили. Как и его младший брат, он был потрясающе красив, но было в его внешности что-то зловещее. У него были такие же широкие плечи и аристократические черты, но вот глаза — холодные и серые, они совсем не походили на теплые и выразительные глаза Рамона. Эмили вздрогнула. Стоило ли вообще сообщать о случившемся? Когда Рамон уехал, она, расстроенная и испуганная, вошла в дом. Ксавьер уже приехал, а Елена, увидев ее потрясенное лицо, тут же обняла и спросила, в чем дело. Прежде чем девушка успела подумать, она рассказала им обо всем, что произошло в кафе.

Эмили перебирала еду в тарелке, абсолютно не испытывая голода. Внезапно послышалось урчание мотора, сопровождаемое хрустом гравия, и все вскочили. Ксавьер, отбросив салфетку, выбежал из столовой, и на лице его была написана мрачная решимость. Витторио бросился за ним. Эмили готова была уже пойти следом, но Елена ее удержала.

— Дайте им пару минут, мои мальчики обладают буйным нравом, и может разразиться гроза. — С этими словами она взяла невестку под руку. — Пойдемте со мной на террасу.

Эмили не хотелось на террасу — ей хотелось к Рамону, собственными глазами убедиться, что с ним все в порядке, и услышать то самое загадочное объяснение, которое, как все полагали, он должен дать.

Не успели они выйти, как перед домом послышался спор. В тихом вечернем воздухе четко разносились голоса, и Эмили услышала Ксавьера, потом Рамона — его звучный баритон заставил сердце ее сжаться. Витторио говорил негромко — по-видимому, успокаивал обоих сыновей. Все трое беседовали на испанском, и Эмили, конечно, не поняла ни слова. Потом голоса стали глуше: по-видимому, мужчины уединились в доме.

Эмили отчаянно выдохнула:

— Я ничего не понимаю.

Елена обняла ее за плечи.

— Боюсь, в нашей семье уже давно не все благополучно. Рамон пытается забыть прошлое и жить дальше — забыть те ошибки, что он совершил в детстве, — и полагает, что раз ему это не удается, то и нам тяжело.

Эмили подняла глаза:

— Но вам удалось?

— Конечно. Я люблю сына и всегда любила. Но он в последнее время не позволял никому себя любить.

Они с Еленой присели на диван, и женщина произнесла:

— Все наладится, вот увидите.

— Что имел в виду Ксавьер, сказав, что Рамон частенько сбегает?

Елена покачала головой:

— Не думайте о его словах. Он требователен к людям и исключение не делает даже для себя. — Она обняла невестку. — Рамон хороший человек, он станет прекрасным отцом. Я уже вижу в нем перемены, о которых раньше и мечтать не могла.

Эмили почувствовала, как сердце ее пропустило удар.

— Правда?

Елена улыбнулась:

— Правда. — Она пожала руки девушки. — Иногда все, что нужно мужчине, — любовь достойной женщины.

Сердце Эмили лихорадочно забилось. Любит ли она Рамона? В последнее время ей все чаще стало казаться, что да, и это удивляло и пугало одновременно.

— Я знаю вас всего двадцать четыре часа, Эмили, — продолжала Елена, — но я умею судить о людях. Мне кажется, у вас доброе сердце и вы умеете прощать. Надеюсь, мой сын чему-нибудь у вас научится. — Она приложила руку к щеке Эмили. — Он боится ответственности, но не спешите делать выводы, причина этого кроется глубже, чем вы полагаете.

— Эмили, — послышался голос Рамона, и Эмили вздрогнула.

Как по команде, они с Еленой поднялись с дивана.

Уставший с дороги и по-прежнему в брюках цвета хаки и черной футболке — именно в этой одежде он был и в кафе, — Рамон был по-прежнему красив. Он подошел к Эмили и протянул руку. Недолго думая, она вложила свою ладонь в его. Повернувшись к матери, он натянуто произнес:

— Я прошу прощения за мое отсутствие, мама. Елена поцеловала сына.

— Извинения приняты. А теперь иди поговори с Эмили, ты должен ей все объяснить.

Глава 11

Крепко держа Эмили за руку, Рамон повел ее в сад вдоль освещенной дорожки. Живые изгороди и цветущие розовые кусты оградили их ото всех. В зарослях под увитой виноградом аркой стояла резная скамейка.

Сердце его все еще бешено колотилось от спора с Ксавьером. Брат порой бывал таким невыносимо нравоучительным. Рамон отпустил Эмили, и она подняла руку, желая коснуться его щеки.

— Рамон, твое лицо.

Прежде чем она успела тронуть его, Рамон отдернул ее руку.

— Это просто синяк.

Хмурясь, она выдернула запястье из его пальцев и обхватила себя руками.

— Где ты был?

В голосе ее слышалась боль, и Рамон возненавидел себя еще сильнее. Но он уехал не случайно: ему нужно было прийти в себя, успокоиться и подумать над тем, как рассказать Эмили правду и стоит ли рассказывать все.

— Я не хотел пропускать ужин, — начал он. — На дороге произошла авария. — Увидев круглые от страха глаза Эмили, он поспешно добавил: — С туристами. Я остановился помочь и ждал прибытия скорой помощи.

Даже расстроенная и бледная, Эмили была прекрасна. Ее платье мятно-зеленого оттенка было женственным и подчеркивало фигуру. Становилось заметно, что она беременна. Волосы, стянутые в свободный хвост на затылке, так и манили прикоснуться к ним, вдохнуть их аромат. Сунув руки в карманы, Рамон кивнул в направлении скамейки.

— Присядем, Эмили.

Девушка вскинула голову, и на миг он испугался, что она откажется. Но, вздохнув, Эмили села.

— Тот юноша в баре — Матео Мендоса — младший брат Джорджа Мендосы, моего лучшего друга. — Рамон попытался вздохнуть, но грудь словно сдавило железным обручем. — Когда нам было по восемнадцать лет, Джордж утонул. Это был несчастный случай. Матео обвиняет меня в смерти брата.

— Почему?

— Потому что это была моя вина.

— Не понимаю.

— Это была глупая юношеская бравада, да мы еще и выпили. Лодка оказалась ненадежной. — Рамон стиснул зубы, когда перед взором его снова предстало бледное лицо Джорджа с посиневшими губами.

Эмили вскинула руки.

— Рамон, прошу тебя, объясни получше, я не понимаю.

— Я был зачинщиком, — бросил он. — И не в первый раз я впутывал Джорджа в безумные эскапады. Его родители уже говорили со мной, выражали свою тревогу.

Эмили помолчала.

— Разве не так ведут себя все подростки? Совершают безумные поступки, испытывают себя.

Ее попытка оправдать его лишь усугубила тяжесть на душе у Рамона. Она ведь слышала лишь половину истории и наверняка изменит свое мнение. Однако он заставил себя продолжать. Пора со всем этим покончить.

— У меня тогда была девушка. Ей тоже было восемнадцать. После гибели Джорджа она попыталась меня утешить, но мне было плохо — я не хотел утешения и оттолкнул ее. Разорвал отношения. Я тогда был слеп, — признался он. — Даже жесток. Она расстроилась и на вечеринке с друзьями перебрала с алкоголем и травкой. В больнице выяснилось, что она была беременна — и потеряла ребенка.

— О, Рамон. — Эмили подняла глаза на него. — Она знала о том, что беременна?

— Нет.

Эмили сделала шаг к нему.

— Значит, и ты не знал.

Рамон нахмурился:

— Это меня не извиняет.

— В чем ты винишь себя, Рамон? Бросил девушку? Это не преступление.

Он стиснул зубы.

— Я вел себя бездумно и безответственно.

— Но это не делает из тебя убийцу.

— Я убил лучшего друга и нерожденного ребенка.

Эмили положила руки ему на плечи.

— Ты же не веришь в это сам. И я не верю. Ты был подростком.

— Я был достаточно взрослым, чтобы соображать. Я был небрежен с дорогими мне людьми, причинил боль родным Джорджа, семье моей подруги и моей семье.

Эмили придвинулась ближе.

— Ты хороший человек, Рамон.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, — возразила она, вскидывая голову. — Когда я сообщила тебе о своей беременности, ты мог уйти, но этого не произошло. И сейчас ты со мной.

— Не пытайся сделать из меня святого, Эмили, — предупредил Рамон. — Я не такой.

— Но ты и не монстр.

Рамон ущипнул себя за переносицу, но, вспомнив, что это любимый жест Ксавьера, опустил руку.

— Пойдем спать, — мягко произнесла Эмили. — Ты устал.

Тяжело вздохнув, Рамон отвел с лица девушки выбившийся из прически локон.

— Это ты устала, — произнес он.

Эмили улыбнулась, потом взяла его за руку и повела в дом.

Наутро они решили вылететь в Лондон раньше, чем планировали. Елена расстроилась, но поняла, что ими движет желание поскорее забыть о субботнем инциденте и обсудить его наедине. Когда сумки погрузили в ожидающий фургон, она отвела Эмили в сторону и крепко обняла.

— Что бы ни произошло, вы и малыш — мой внук — отныне часть нашей семьи, — сказала она. — Вам здесь всегда рады.

Эмили едва не расплакалась. Всякий раз, представляя маму, она видела ее такой — доброй и тактичной. Остается лишь надеяться, что для своего ребенка она станет матерью не хуже.

— Спасибо, — произнесла она.

Елена пристально посмотрела на невестку:

— Я верю, что у вас с Рамоном все получится.

Не желая расстраивать женщину, Эмили вымученно улыбнулась. Вчера, гуляя по старому городу рука об руку с Рамоном, исследуя причудливые лабиринты петляющих улочек, она могла бы согласиться. Сегодня непонятно откуда взявшиеся сомнение и страх вытеснили надежду и счастье. Уже с утра Рамон был отстраненным, холодным.

— Откуда вы знаете? — спросила Эмили Елену. Та поцеловала девушку.

— Потому что мой сын двенадцать лет убегал от самого себя. Теперь у него есть причина наконец остановиться.

По пути в аэропорт оба молчали, а как только самолет взлетел, Рамон открыл ноутбук, а Эмили уткнулась в журнал. Однако она не понимала ни слова. В памяти всплывали обрывки бесед с Рамоном и его матерью. «У вас доброе сердце, и вы умеете прощать», — говорила Елена. Неужели это так? Эмили никогда не приходилось задумываться на этот счет.

Мысли ее вернулись к отцу, который вот уже не одну неделю не отвечал на звонки. Все ли с ним в порядке? Украдкой бросив взгляд на сидящего рядом Рамона, Эмили подумала: как хорошо, что он не знает, о чем она думает. Узнай он, что ее снова заботит судьба отца, ссоры не избежать. Он никак не желал понять, почему Эмили просто не прекратит всяческие отношения с Ройсом-старшим. Что ж, его нельзя винить, ведь ей и самой непонятна причина. Так где же Максвелл? Снова где-то скрывается с очередной красоткой? Или проигрывает последние деньги и крышу над головой? Эмили ощутила глухое отчаяние. Всякий раз, пытаясь завоевать внимание отца, она знала, что у нее нет никаких шансов: для Максвелла женщины, азартные игры и роскошная жизнь были куда притягательнее отцовства. Почему он так и не изменился, не завел семью? Может быть, он, как и Рамон, от чего-то убегает всю жизнь?

Самолет приземлился, и пассажиры пересели в машину с водителем. Эмили выудила из сумки телефон — вот уже больше суток она не проверяла письма. Включив телефон, она затаила дыхание. На экране появилось сообщение, и, на удивление, оно было от Максвелла.

Рамон вопросительно посмотрел на спутницу:

— В чем дело?

Эмили, пряча телефон в сумку, покачала головой:

— Все в порядке.

Для встречи с отцом Эмили выбрала маленький симпатичный ресторанчик, угнездившийся на тихой улочке района Мейфэр. Максвелл звонил тремя днями ранее, но лишь для того, чтобы спросить дочь, желает ли она с ним встретиться. Эмили согласилась. Предоставив право выбора места и времени ей, он лишь попросил сообщить о деталях.

Остановившись перед входом, девушка задумалась. Придет ли отец?

Войдя в зал, она увидела Максвелла за столиком в углу. Он сделал ей знак рукой. Эмили была удивлена: она пришла на десять минут раньше, однако же он уже здесь. Чувствуя, как внезапно пересохло во рту и вспотели ладони, она заставила себя подойти к столику.

Максвелл встал, подождал, пока дочь сядет, и снова опустился в кресло.

— Ты хорошо выглядишь, Эмили.

— И ты тоже.

Она не слукавила, делая комплимент, и не могла скрыть своего удивления. С лица Максвелла пропали темные тени и круги под глазами. Он буквально излучал энергию, и белки глаз не были в красных прожилках — точно провел целый месяц в эксклюзивном спа-салоне.

— Я был в Швейцарии, — произнес он, точно отвечая на невысказанный вопрос дочери.

— Целых два месяца? — вырвалось у Эмили.

Не в первый раз отец вот так пропадал, не отвечая на звонки, однако раньше ограничивался несколькими неделями.

— Да, в частной реабилитационной клинике. Лечился от пристрастия к азартным играм и… другим вещам.

У Эмили перехватило дыхание. Она машинально перевела глаза на бокал и осознала, что в нем не виски и не вино, а вода.

Подошла официантка, и Максвелл поднял руку.

— Мы можем немного поразмыслить?

Оставшись наедине с отцом, Эмили сказала:

— Не знаю, что и сказать, Максвелл.

Он покачал головой:

— Ничего и не нужно говорить. Но если ты готова выслушать меня, то я буду рад сообщить кое-что.

Эмили кивнула, не в силах подобрать слова. Во рту пересохло, горло сжал спазм.

— Эмили, мне жаль, что все случилось так, — знаю, что этих слов мало, — сказал Максвелл срывающимся голосом. — Но я хочу, чтобы ты знала: мне жаль. Прости меня за все. Ты заслужила лучшего отца, чем я.

Его глаза смотрели на нее не отрываясь. Эмили показалось, что впервые в жизни отец наконец ее заметил. Между ними воцарилось молчание. Наконец девушка произнесла едва слышно:

— Почему, почему тебе было так сложно меня полюбить?

На лице Максвелла отразилась мука.

— Я очень хотел — больше всего на свете. Думал, что смогу. Но потом ты стала так на нее похожа. — Взгляд его скользнул по лицу и волосам Эмили. — Я не мог себе позволить — не хотел рисковать, боялся снова испытать эту боль. Если бы что-то с тобой случилось… я бы словно во второй раз потерял Катрин.

Эмили затаила дыхание.

— Ты любил ее?

— Больше жизни. И потеря ее — самое ужасное, что со мной когда-либо происходило.

Эмили, точно завороженная, смотрела на отца. Его откровение перевернуло все ее представления о нем.

— Я… и понятия не имела.

— Что я любил твою мать?

— Откуда мне было знать? Ты всегда отказывался о ней говорить.

— Потому что это было слишком мучительно.

Эмили потерла лоб.

— Но как же все эти женщины?

Максвелл покраснел.

— Когда твоя мать была жива, я был ей верен, Эмили. Она была моей второй половинкой, и ее никем нельзя было заменить. Когда ее не стало, я даже не пытался…

Вот почему он предпочитал краткосрочные интрижки — не верил, что сможет кого-то полюбить, боялся даже попробовать. Сделав глубокий вдох, Эмили задала вопрос, ответа на который больше всего боялась:

— Ты винил меня в ее смерти?

Максвелл опустил голову, не в силах поднять глаза на дочь.

— Да.

Хоть и было невыносимо больно слышать это признание, Эмили понимала, что в нем говорило горе — оно порой заставляет людей мыслить нерационально.

— И сейчас до сих пор так полагаешь?

Максвелл поднял глаза.

— Боже, Эмили, конечно нет. Мне до сих пор сложно видеть, как сильно ты на нее похожа. Но нет — это была не твоя вина.

Эмили почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Ты заставил меня чувствовать себя недостойной любви.

— Не знаю, как возместить тебе все эти годы. Но я постараюсь.

— Ты мне расскажешь о ней?

— Если хочешь.

Эмили, глотнув воды, поставила бокал на стол и робко улыбнулась.

— Ты скоро станешь дедушкой.

— Знаю. Поздравляю, Эмили.

Он протянул к дочери руку и накрыл ее ладонь своей. Сердце Эмили подпрыгнуло. Им еще предстоял долгий путь друг к другу — но это было начало.

Через час Эмили вышла из ресторана. На противоположной стороне улицы ждала машина, что по настоянию Рамона находилась в ее распоряжении. Водитель открыл дверь, и девушка опустилась на сиденье.

— Домой, мисс Ройс?

— Да, спасибо.

Закрыв глаза, она откинулась на спинку сиденья. Сердце ее тихонько пело, но становилось ясно, что жизнь приняла совершенно неожиданный, драматический поворот. Взглянув на часы, Эмили вздохнула: нет еще и восьми, однако же отчаянно хочется спать. Завтра в десять предстоит встреча с дизайнером дома в Челси, нужно будет обсудить мебель и палитру. Менее чем через месяц они с Рамоном будут жить там, а ее обожаемая квартирка в Уимблдоне будет сдаваться постояльцам. Рамон вообще хотел ее продать, но Эмили отказалась и спросила, продал бы он свой пентхаус на Манхэттене. Спор вышел неприятным, лишь усугубив и без того напряженные отношения.

Отпустив водителя, Эмили с трудом поднялась по лестнице и открыла дверь. Часть ее ликовала оттого, что наконец можно отдохнуть, но другая часть не могла избавиться от тревожного предвкушения. Рамон, узнав о предстоящей встрече невесты с отцом, помрачнел и утром, уходя на работу, был темнее тучи. Хотя, стоит отметить, такое настроение у него с того момента, как они вернулись из Испании.

Включив свет и бросив ключи и сумку на столик, Эмили прошла в гостиную. Внезапно она вспомнила слова Рамона о том, что сегодня вечером ему предстоит встреча с деловым партнером в клубе «Цитрин». Мечтая о горячем шоколаде и постели, девушка зажгла лампу и чуть не подпрыгнула от страха.

— Боже! Рамон! — Она поднесла руку к груди. — Ты напугал меня до полусмерти. Почему ты стоишь в темноте?

Рамон подошел ближе, и стало ясно, что его настроение с утра не улучшилось.

— Как прошел ужин с отцом?

Голос его был резким, и Эмили подавила вздох. Она была измучена и не хотела разговаривать об этом прямо сейчас, в гостиной.

— Неожиданно, — отозвалась она, направляясь к кухне. — Я хочу сделать горячий шоколад. Ты будешь?

— У меня тоже была интересная встреча.

Девушка с неохотой остановилась.

— Я встретил Картера, — продолжал Рамон. — Рэя. Твоего адвоката.

— О!

— Он поздравил меня с помолвкой и с тем, что я скоро стану отцом.

— Как мило, — произнесла Эмили, ощущая, как по спине пробежал холодок.

— Спросил, знаем ли мы, кто это — мальчик или девочка.

Эмили похолодела.

— Рамон…

— И добавил, что если мы ждем мальчика, то должны уведомить его, чтобы он подготовил все документы на наследство к моменту рождения ребенка.

Рамон сделал шаг навстречу ей и заговорил тихим голосом, в котором слышалась угроза:

— О чем он говорил, Эмили?

— В завещании моего деда была строчка. Странная, — заговорила она. — Он завещал мне деньги, в том случае, если я выполню одно его… требование.

Рамон прищурился:

— О чем это ты?

— Если я выйду замуж и до тридцати лет рожу мальчика.

— Сколько денег?

— Что, прости?

— Сколько денег, Эмили? — резко спросил Рамон, и Эмили поразил его тон.

— Два миллиона фунтов, — прошептала она.

— Боже. А если этого не будет?

— Тогда все деньги пойдут на благотворительность. — Эмили ощущала на себе его тяжелый взгляд. — Прости, что не сказала раньше, но для меня это не важно, Рамон. Это всего лишь сумасшедшая попытка деда сделать так, чтобы его имущество перешло к наследнику мужского пола. Мне эти деньги не нужны.

Глаза Рамона опасно блеснули.

— А твой отец знает о завещании?

Эмили, поколебавшись, ответила:

— Да.

— А что он хотел сегодня?

Эмили, внезапно осознав, куда он клонит, отшатнулась.

— Нет! — выкрикнула она. — Ты ошибаешься.

Рамон схватил ее за руку.

— Не будь такой наивной, Эмили.

— Я не наивна. Это ты ведешь себя цинично — то, в чем ты его подозреваешь, чудовищно. Ты и понятия не имеешь о том, что произошло между мной и отцом.

— Так расскажи мне. — Рамон притянул Эмили к себе и резко поднял ее подбородок. — Убеди меня, что он выполз из своей норы не для того, чтобы поживиться на твоей внезапной удаче.

— Это гнусное обвинение! — с яростью парировала Эмили. — Он два месяца провел в реабилитационной клинике, он пытается взять себя в руки. И да. — Она победно посмотрела на Рамона. — Он хочет наладить отношения со мной.

Рамон рассмеялся:

— Я же говорил, дорогая, ты наивна.

Сердце ее разрывалось от боли: никогда прежде Рамон так с нею не говорил. Тот Рамон, которого она знала и любила. Но он вернулся из Испании другим человеком: ссора с братом задела его слишком глубоко.

— Я думаю, что твое плохое настроение ничего общего не имеет с моим отцом! — воскликнула она. — Думаю, все дело в тебе.

Рамон тотчас отпустил ее и сделал шаг назад.

— Что это означает?

— Ты не веришь в то, что заслуживаешь прощения, потому и не способен прощать других.

Рамон нахмурился:

— Прощение нужно заслужить.

— Именно этим ты и занимался последние двенадцать лет, Рамон? Бросил карьеру архитектора и занялся семейным бизнесом? Выкупил «Ройс»? Все ради того, чтобы твоя семья тебя простила?

— Эмили, — прорычал Рамон.

Она продолжала, точно не расслышав его:

— Знаешь, что самое невероятное? Твои родители тебя обожают, а ты их держишь на расстоянии и не замечаешь, что они давно тебя простили.

— Довольно! — рубанул рукой воздух Рамон. — Мы говорим о твоем отце. И я запрещаю тебе видеться с ним!

— Ты не можешь мне что-либо запретить, Рамон! — вскричала Эмили и, повернувшись на каблуках, вылетела из гостиной.

Через несколько секунд оглушительно хлопнула входная дверь: Рамон ушел.

Найдя бар неподалеку, Рамон сел в углу и принялся крутить в ладонях бокал с виски. Почему, почему она так упряма и так слепа? Почему так отчаянно желает дать своему папочке еще шанс? Максвелл — азартный игрок, неужели не очевидно, что он просто решил поймать ее на крючок? Рамон знал, что Эмили действительно не нужны деньги — будь это не так, она бы захотела узнать пол ребенка как можно скорее. Но принимать за чистую монету слова Максвелла — просто безумие. Может быть, стоит узнать пол ребенка и тем самым положить конец ссорам. Если у них будет дочь, а Максвелл внезапно охладеет к семейному воссоединению, то это лишит Эмили всяких иллюзий. И разобьет ей сердце. Оттолкнув пустой стакан, Рамон поднялся на ноги. Он не мог вытеснить из памяти выражение лица Эмили во время их последнего разговора и знал, что с самых выходных находится не в своей тарелке и что его настроение придает язвительность и остроту словам. Он причинил Эмили боль, и она в ответ обидела его. Провела с его родителями всего тридцать шесть часов и решила, что все поняла. Да она ничего не знает!

Эмили ждала его, сидя у окна в пижаме, ее прекрасные золотистые волосы были рассыпаны по плечам.

— Я не могу выйти за тебя, Рамон, — произнесла она.

— Что?

— Ты сказал мне, что я не одна.

— Ты и не одна — я с тобой.

— Правда? Эти последние дни мне все время кажется, что ты не со мной. Точно между нами стена, которую я не могу пробить.

— Это не так.

— Именно так. И то, что происходит между мной и отцом — все это дело с наследством, — это просто повод, прикрытие. Причина твоего расстройства гораздо глубже.

Рамон воздел руки к небу.

— Только не начинай сначала.

— А я начну. Тебе нужно простить себя и жить дальше. Я сегодня научилась кое-чему у отца. Он долгое время убегал от самого себя, вел праздную жизнь, потому что боялся кого-то полюбить и потерять — так, как потерял мою мать. И ты, Рамон, точно так же убегаешь от себя.

Рамона оскорбило то, что Эмили сравнила его с Максвеллом.

— Я же здесь, Эмили, — повторил он. — Я не ушел от тебя, хотя мог бы, — твои слова?

— Не в буквальном смысле этого слова. — Эмили положила руку ему на грудь. — Но вот здесь у тебя живет страх. Ты боишься сближаться с людьми и терять их.

— Чепуха, — бросил он.

На лице Эмили появилась подлинная боль. Она опустила руку.

— Я люблю тебя, Рамон, — произнесла она. — Ты отец моего ребенка — ты хороший человек. Я хочу выйти за тебя замуж, растить нашего малыша вдвоем. Но я не могу быть с тобой, если ты будешь далек от меня. Я… мы, — она положила руку на живот, — заслуживаем большего.

Она сняла кольцо с пальца.

— Эмили!

— Я оставила твои вещи в другой комнате. Можешь остаться на ночь — как хочешь. Но завтра ты уедешь. Реши, готов ли ты остановить свой бег. А до тех пор, — она положила кольцо на стол, — храни его.

Глава 12

Прошло пять дней — самые мучительные в жизни Эмили. Она скучала по Рамону каждую минуту, самыми ужасными были выходные. Дом, такой прежде любимый и уютный, казался лишенным чего-то главного, и даже выпечка не помогала.

Сидя в офисе и глядя на экран компьютера, она не могла и работать. Совершила ли она ошибку, признавшись в любви Рамону и выпроводив его? Честно говоря, Эмили хотела, чтобы он на время ушел, но потом вернулся, чтобы сказать, что любит ее, потому что на меньшее она не согласна. Почти всю жизнь она пыталась заслужить любовь и не станет совершать ту же ошибку снова. Рамон всегда останется отцом ее ребенка, но она не выйдет за того, кто ее не любит.

Телефон звякнул. Вытащив его из сумки, Эмили прочитала сообщение и замерла. Это был Рамон.

«Тебя ждет машина. Поговори с Маршей, когда будешь уходить». Нахмурившись, Эмили размышляла. Целых пять дней заставил ее мучиться, и это первые слова после разлуки? Трясущимися руками она написала ответ: «Сейчас три тридцать, понедельник. Я работаю». Немедленно пришел ответ: «Так заканчивай».

Закусив губу, Эмили принялась писать: «Куда мне ехать?»

«Это сюрприз».

«Не люблю сюрпризы».

«Не смеши меня».

И последнее сообщение, перевернувшее ее сердце: «Пожалуйста».

Эмили недолго сомневалась: слишком сильным было ее желание увидеть Рамона. Марша, увидев хозяйку, поднялась со стула и зарделась.

— Простите, — прошептала она, подавая Эмили паспорт. — Он мне сказал, чтобы я молчала.

Волнение и надежда привели Эмили в смятение. Однако она приказала себе не надеяться раньше времени. Но, приехав в аэропорт, едва могла сдержать радостное возбуждение, которое тут же померкло, когда, взойдя на борт, Эмили поняла, что Рамона там нет. Стюард принес сок.

— Рад вас снова видеть, мисс Ройс.

Эмили с трудом улыбнулась:

— И я вас. Не могли бы вы мне сказать, куда мы направляемся?

— В Париж, — невозмутимо отозвался молодой человек. — Приземлимся через пятьдесят пять минут.

Выбираясь из машины перед «Сапфиром», Эмили едва могла говорить — так пересохло во рту. Улыбающийся консьерж сопроводил гостью в лифт. Войдя в него, девушка ухватилась за перила. Неужели всего три месяца назад здесь все и началось? Прошла, казалось, вечность.

Рамон ждал ее наверху. В темных брюках и голубой рубашке с распахнутым воротом он выглядел так же потрясающе, как и в ту памятную ночь. Одним прыжком он пересек расстояние между ними и взял лицо Эмили в ладони.

— Ты скучала по мне?

Пришлось солгать.

— Не особенно.

Глаза его блеснули.

— Совсем не скучала?

— Разве что чуть-чуть, — прошептала она.

Оба улыбнулись.

— Я скучал по тебе. — Проведя пальцами по ее щекам, Рамон склонил голову.

Надежда затрепетала в ее сердце. Бросив сумку, Эмили обхватила руками сильные запястья Рамона.

— Где ты был?

— В Испании.

— Почему там?

— Мне нужно было отпустить прошлое. Я навестил кое-кого.

— И твоих родителей?

— И их.

— И какие тебя ждали открытия?

— Я узнал, что иногда прежде, чем оставить прошлое позади, нужно заглянуть ему в глаза.

Эмили пытливо посмотрела на него:

— Ты это сделал?

— Да, дорогая.

— Кого еще ты видел?

— Многих.

Рамон начал со своей бывшей подружки — с ней у него состоялся тот разговор, что должен был состояться двенадцать лет назад. Она жила в прекрасном доме в Мадриде, у нее был муж и двое маленьких детей. Она была счастлива и не таила зла на Рамона. Затем он наведался к родителям Джорджа в Барселоне, которых не видел с похорон друга, и узнал, что они не разделяют антипатию младшего сына. Мать Джорджа обняла его и пригласила войти. Матео, по словам родителей, был непростым мальчиком, и им было неприятно слышать о том, что случилось в баре. Потом настала очередь Ксавьера и родителей. Впервые Рамон посмотрел в глаза матери и обнял ее искренне и тепло. Наконец, в Лондоне он встретился с Максвеллом Ройсом. Это были долгие пять дней, и когда-нибудь, Рамон знал, он поведает о них Эмили. Но не сейчас. Это все осталось в прошлом, а ему куда интереснее было поговорить о будущем.

— Знаешь, что еще я понял, дорогая?

Эмили кивнула, и он вытащил из кармана маленькую черную бархатную коробочку с кольцом.

— Что я устал бегать. — С этими словами он надел украшение обратно на палец девушки. — И что хочу быть тем, кто будет любить тебя до конца жизни. Я люблю тебя, милая. Так ты станешь моей женой?

Эмили обвила руками его шею.

— Да, — произнесла она.

Рамон взял ее на руки и понес в спальню.

Эмили, лежа на кровати, спросила:

— Но почему ты выбрал Париж?

Рамон положил руку на живот Эмили.

— Потому что здесь все началось. И Париж всегда будет для нас особенным городом.

Эмили смахнула слезы.

— Я люблю тебя, Рамон.

Эпилог

Марша оторвалась от оживленной группы гостей, что собрались в саду перед домом Рамона и Эмили, и пересекла лужайку. В кухне взор ее упал на домашний торт, который Эмили посыпала мускатным орехом.

— Как вкусно.

На кухонном столе теснились угощения.

— Не могу поверить, что это все ты испекла сама.

— Мне помогала домработница, — призналась Эмили.

Марша удивленно спросила:

— У тебя есть домработница?

— Приходящая. Рамон настоял. Сказал: или она, или няня, а на няню я не согласна.

Марша, поставив бокал, окинула взглядом роскошную кухню.

— Мне не хватает тебя на работе, но я понимаю, отчего ты не торопишься назад. Ты вообще собираешься вернуться?

Эмили пожала плечами.

— Я еще не решила, — призналась она.

Клуб долгое время играл важную роль в жизни Эмили, и она думала, что будет скучать, но сейчас у нее были дела поважнее.

Откуда-то раздался протяжный крик, и в кухню вошла Елена де ла Вега с крохотным свертком в руках.

— Мне кажется, моя внучка уже устала от вечеринки в ее честь.

Эмили улыбнулась:

— Я ее покормлю и уложу. — Она посмотрела на Маршу. — Не окажешь услугу: скажи всем, чтобы не стеснялись есть.

Эмили поднялась по изящной лесенке в просторную детскую с Катрин Джорджиной де ла Вега — или просто Кейти. Девочка появилась на свет десять недель назад. А за три месяца до этого ее родители сочетались браком в Барселоне. К сожалению Эмили, незаметную церемонию устроить не удалось: у де ла Вега было очень много родных в Испании. К тому же Елену было трудно остановить. Эмили пригласила Маршу и еще нескольких людей с работы, и они все пришли. Однако главным гостем для нее стал отец. Он провел Эмили по церковному проходу меж скамьями и передал в руки жениху. Конечно, их отношения еще требовали долгой работы, но они двигались в верном направлении. Даже Рамон начал иначе относиться к тестю.

Эмили закончила кормить девочку и, напевая ей песенку, подошла к окну. Из сада доносились болтовня и смех, визг соседских детишек, Джошуа и Мэдди, что гонялись друг за другом среди деревьев. Марша разговаривала с их матерью, Тамсин, что стала подругой Эмили. Елена занимала беседой молодых людей — друга Марши и мужа Тамсин. Под огромным дубом сидели Витторио и Максвелл, а неподалеку, под другим деревом, болтали Рамон и Ксавьер. Их лица были серьезными. Удивительно, что Ксавьер, неисправимый трудоголик, находил время их навещать.

Внезапно Рамон увидел жену в окне. Эмили улыбнулась: никогда еще ей не удавалось понаблюдать за ним незамеченной. Вот он сжал плечо брата и что-то сказал, а потом направился к дому. Эмили положила дочь в колыбельку и снова подошла к окну. Рамон, войдя в детскую, поцеловал маленькую розовую щечку Кейти и направился к жене.

— Как там Ксав? — спросила она, прижимаясь к его плечу.

— Отлично.

— Он не выглядит отлично. Кажется, ему… одиноко.

Рамон хмыкнул:

— Он не одинок.

— Откуда ты знаешь?

Рамон посмотрел на Эмили:

— Может, уделишь немного внимания мужу, а не его брату?

Эмили улыбнулась: вспышки ревности Рамона всегда ее веселили.

— Отлично, — прошептала она. — Пошли к гостям.

Она попыталась уйти, но Рамон обхватил ее крепче и поцеловал.

— Счастлива? — спросил он тихо.

Эмили была счастлива: у нее была семья, дорогие и близкие люди. Прекрасный дом, наполненный любовью, смехом, радостью. Дом на всю жизнь.

Обняв мужа, она поцеловала его.

— Безмерно.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg