«Список непристойных желаний»

Список непристойных желаний (fb2) - Список непристойных желаний [сборник] 795K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ви Киланд - Пенелопа Уорд - Джоди Эллен Малпас - Эмма Чейз - Коринн Майклс

ВНИМАНИЕ!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчика строго запрещена.

Любое коммерческое и иное использование материала кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей.

ВИ КИЛАНД, ПЕНЕЛОПА УОРД, ДЖОДИ ЭЛЛЕН МЭЛПАС, ЭММА ЧЕЙЗ, КОРИНН МАЙКЛС,

СЬЮЗЕН СТОКЕР

СПИСОК НЕПРИСТОЙНЫХ ЖЕЛАНИЙ

Название:

Ви Киланд, Пенелопа Уорд, Джоди Эллен Мэлпас,

Эмма Чейз, Коринн Майклс,

Сьюзен Стокер — Список непристойных желаний, 2019

Автор перевода: Катя Шейкина, Ruby_Miller, Cloud Berry,

Екатерина Дощенко, Charlie

Редакция и вычитка: Виктория Коробко, Ruby_Miller, Cloud Berry

Оформление: Оля Грачева

Перевод группы:

АННОТАЦИЯ

Меньше всего мне хотелось в канун Рождества разделить такси с нахальным адвокатом, до жути похожим на Кларка Кента. Настроения и так не было, ведь я ехала в суд за распоряжением о выселении. Но кто знает, может, сегодня все сложится удачно. Во время поездки у нас с сексуальным Кларком Кентом завязался откровенный разговор, вот только у любого пути есть конец. Остается гадать, встретимся ли мы снова.

 

— Да вы издеваетесь, — пробормотала я себе под нос, распахивая дверь из подъезда. — Потрясающе. Просто, мать твою, потрясающе. — На улице завывал ветер, бросая мне в лицо снежинки размером с фрисби. Я натянула на голову капюшон и, заправив за уши непослушные локоны, потуже затянула шнурочки пуховика. Неприкрытыми остались только глаза и нос. Прищурившись, я попыталась разглядеть свое такси сквозь белую пелену снега. К моему дому завернула машина и, сверкнув стоп-сигналами, стала притормаживать у бордюра. Ну хоть таксист приехал быстро. По правде сказать, я лишь надеялась, что это за мной, потому что рванула к машине, даже не проверив номера.

Запрыгнула на заднее сиденье и захлопнула дверь. В салоне царил полумрак, капюшон закрывал мне половину лица, поэтому я не сразу поняла, что уселась-то вовсе не на мягкое сиденье машины.

— Эм, прошу прощения, — произнес низкий голос. Низкий голос мужчины, на чьи колени я уселась!

От испуга у меня сорвало крышу.

Я закричала незнакомцу прямо в лицо. Затем замахнулась и залепила ему пощечину.

— Какого черта? — вскрикнул мужчина.

Прижав руку к груди, я почувствовала, как сильно колотится мое сердце.

— Ты кто такой? Что ты тут делаешь?

— Ты залезла в мое такси, запрыгнула мне на колени, ударила по лицу, а теперь еще спрашиваешь, кто я такой? Это ты, черт возьми, кто такая?!

— Я подумала, это мое такси.

Тут решил вмешаться водитель, которого до этого я даже не заметила:

— Это «Убер» с двойным заказом. Такси для вас обоих.

— С двойным заказом? — переспросил мистер Низкий Голос. — Я ничего такого не заказывал.

Он-то, может, и не заказывал, а вот я — да. Так было дешевле. Бог свидетель, мне нужно экономить каждую копейку.

— Я заказывала.

И в этот момент я осознала, что до сих пор сижу у незнакомца на коленях. По возможности приподнялась над сиденьем.

— Э-э, может, передвинешься, чтобы я не наткнулась на твое достоинство, если мы наедем на кочку?

Мистер Низкий Голос что-то пробормотал себе под нос, пересаживаясь на соседнее место. Достал из кармана мобильник и начал листать приложения.

— Я не заказываю такси с попутчиками. Уверен, здесь какая-то ошибка.

— Значит, сегодня заказали. Нет тут никакой ошибки, — раздраженно буркнул водитель. — Либо едем так, либо выходите и топайте пешком. В такую непогоду мало кто таксует. Ну так что, как действуем? Моя жена запекает окорок в духовке, а мне еще нужно на утро завернуть подарки для трехлетних близнецов. Вы — мой последний заказ на сегодня.

Устроившись на освободившемся сиденье, я сняла капюшон и наконец взглянула на своего попутчика. Оказывается, он очень даже ничего. Благодаря очкам с толстыми стеклами, квадратной челюсти и широким плечам он напоминал Кларка Кента. Ну естественно, я же не могла опозориться перед страшненьким парнем. Упаси боже!

— Ладно, езжайте, — проворчал мужчина. — Мне нельзя опаздывать.

Я наклонилась к водителю, когда тот отъехал от бордюра.

— Можете подбросить меня первой? Мне тоже нельзя опаздывать.

Кларк Кент покачал головой.

— Ну конечно. Запрыгнула ко мне на колени, ударила, а теперь я еще из-за тебя должен опоздать.

Я уже и забыла, что залепила ему пощечину.

— Прости, что ударила. Это была импульсная реакция. Но кто садится со стороны тротуара, ожидая еще одного пассажира?

— Тот, кто не заказывает «Убер» с попутчиком. Я даже не видел, как ты шла к машине. На улице метель, если ты не заметила.

— Может, в следующий раз будешь повнимательнее заказывать «Убер».

— Поверь, следующего раза не будет.

— Серьезно? Я так тебя напугала? Знаешь, некоторые мужчины считают за счастье, когда женщина запрыгивает к ним на колени.

Кларк Кент впервые посмотрел на меня, и его взгляд пробежался по моему лицу.

— У меня просто паршивый день. Паршивый месяц, если уж на то пошло.

В полнейшей уверенности, что все недавние неудачи такого шикарного мужчины не идут ни в какое сравнение с последними месяцами моей жизни, я решила поделиться горем:

— Вчера я ехала в автобусе, в котором стоял резкий запах рвоты. Ко мне подсела милая старушка и прикимарила у меня на плече. Когда я вышла на остановке, то поняла, что она сперла мои часы. А позавчера пьяный мужик в костюме Санты — представитель «Армии Спасения» с колокольчиком в руке — схватил меня за задницу, когда я проходила мимо. Я врезала ему и как следует отчитала, а затем обернулась и обнаружила у себя в зрителях отряд девочек-скаутов, которые от такой картины разревелись. Они упустили момент вопиющего поведения Санты, видели только, как я его ударила. А за пару дней до этого я сказала соседке, что присмотрю за ее котом, пока их с восьмилетней дочерью не будет в городе — всего одну ночь. Вернулась с работы, а это пушистое создание лежит на моей любимой стороне кровати — мертвое. Теперь каждый раз при встрече со мной в подъезде малышка начинает плакать. Уверена, она считает меня кошкоубийцей. О… ну и не будем забывать, что сегодня канун Рождества, а вместо того чтобы ехать в Рокфеллеровский центр, где мой парень после четырехлетних отношений сделает мне предложение под огромной елкой — о чем я мечтала еще с детства, — я мчусь в суд, потому что мой жадный придурок-арендодатель хочет меня выселить. — Я перевела дух. — Суд вообще работает в сочельник?

Судя по молчанию в ответ, своей тирадой я лишила Кларка Кента дара речи.

Он еще с минуту смотрел на меня, а затем наконец произнес:

— Да. Суд не работает только в само Рождество. Я провел там кучу сочельников.

Я заломила бровь.

— Правда? Ты преступник, что ли? Что ты там делал?

Он невольно улыбнулся.

— Я судебный адвокат.

Я прищурилась.

— Да ладно…

— Тебя это удивляет?

— Вообще-то, нет… если подумать, ты похож на спесивца.

— Спесивца?

— Ага, ну знаешь, напыщенный, заносчивый, конфликтный… эдакий всезнайка. Таким было мое первое впечатление о тебе, и эта работа подходит такому человеку.

— Всезнайка? Ты только что назвала меня умным? — подмигнул он.

Боже, он восхитителен в этом образе наглеца. И очарователен.

Может, стоит быть с ним помилее.

С минуту поглядела в окно, потирая руки и собираясь с мыслями, затем снова повернулась к незнакомцу и вежливо спросила:

— Так куда ты едешь?

— Сейчас улажу кое-какие дела, а потом на праздники полечу в Цинциннати.

— К жене и детям?

Он насмешливо взглянул на меня сквозь линзы очков, будто я сую нос не в свое дело.

— Нет, вообще-то, я живу здесь, в Нью-Йорке, а в Огайо меня ждут родители.

— Понятно. — Я протянула ему ладонь. — Я — Мередит.

Он пожал мою руку.

— Адам. — В такой морозный вечер тепло его кожи ощущалось лучше горячей чашки рождественского какао.

— Прости, что вывалила на тебя все это. — Я сдула светлую челку с глаз. — В последнее время меня преследуют сплошные неудачи.

Адам покачал головой.

— Их не бывает, красавица.

От его ласкового обращения я слегка покраснела.

— Чего не бывает?

— Неудач. Почти всем в жизни управляешь ты сам, осознано или нет.

— Да неужели? — сузив глаза, произнесла я. — Никто не может управлять всем.

— Я сказал «почти всем». Старушка прикимарила у тебя на плече? Невообразимо. Как ты могла не почувствовать, что с тебя снимают часы? Тебе следует быть более бдительной. Ладно, в том, что Санта схватил тебя за задницу, и в смерти кота твоей вины нет. Дерьмо случается. Но проблемы с арендой? Этого можно было избежать, если подумать. Готов поспорить, ты тратишь деньги, которых у тебя нет, я прав? Деньги, которые могли пойти на оплату квартиры. Эта сумочка от «Луи Виттона» стоит как минимум две штуки. Если не можешь заплатить за квартиру, не следует покупать вещь за две тысячи долларов.

Я покрепче вцепилась в свою сумочку «Луи Виттон Паллас», хотя отчасти Адам был прав.

Если точнее, эта сумка стоила две пятьсот, придурок.

Как он смеет указывать, что мне можно покупать, а что — нет?!

— Думаешь, самый умный? Я ее не покупала, эту сумку мне подарил парень.

— Тот, который сделает тебе предложение в Рокфеллеровском центре под елкой? — усмехнулся Адам.

Я нервно сглотнула.

— Ну… бывший парень. Тот, который не сделает мне предложение ни под какой елкой. Это все моя глупая фантазия. Я хотела, чтобы в этом году он сделал мне предложение и, эпично наклонив назад, поцеловал под елкой в Рокфеллеровском центре.

Адам захохотал.

— Похоже на сцену из банального старого фильма. Не думаю, что такое происходит в реальном мире, красавица.

Перестань называть меня красавицей, сладенький.

— Да… ну, этому все равно не бывать, потому что он бросил меня ради моей подруги прямо перед Днем благодарения. Полагаю, это тоже моя вина?

Адам резко поменялся в лице.

— Ауч. Извини. Нет, ты ни в чем не виновата. Он просто говнюк. Но и это не неудача. Скорее, он сделал тебе одолжение. Я бы даже сказал, тебе повезло, что ты увернулась от пули.

Отличный аргумент.

— Ты прав. Неплохой взгляд на ситуацию. — Вздохнув, я отвела взор на падающие снежинки и спросила: — А что у тебя? Есть вторая половинка?

Но не успел он ответить, как машину занесло на льду. Я инстинктивно схватилась за Адама и, к своему ужасу, только через секунду поняла, что моя ладонь лежит вовсе не на его ноге. А на его члене!

Отдернув руку, я поежилась.

— О… извини.

Да, с размером у него все в порядке — это нащупать мне времени хватило.

— Очевидно, у меня на промежности магнит, ты уже не в первый раз ее «случайно» задеваешь.

Черт!

Я прокашлялась.

— Вот именно, что случайно.

— Ну да, конечно, — усмехнулся он, но, заметив мое смущенное лицо, смягчил тон: — Я же шучу, Мередит. Боже.

От того, как он произнес мое имя своим низким голосом, у меня внутри все перевернулось.

Шумно выдохнув, я попыталась сменить тему:

— Ну, ты говорил, что…

— Я ничего не говорил. Ты хотела узнать, есть ли у меня девушка или жена. Затем, не дав ответить, схватила меня за промежность.

На это я даже отвечать не стала.

— Я свободен, — в конце концов сказал он.

У меня отвисла челюсть.

— Серьезно? Почему? Ты привлекателен, успешен… что с тобой не так?

Адам запрокинул голову.

— Господи, ты говоришь прямо как моя мама.

— Видимо, у нас обеих есть на то причина, — улыбнулась я.

Он ненадолго задумался, а затем ошеломил меня своим ответом:

— Вообще-то, лет в двадцать у меня были длительные отношения, но она умерла от рака. С тех пор мне не хотелось ничего серьезного. Как-то так.

Его слова лишили меня дара речи… вывернули наизнанку. Душераздирающая история.

— Мне так жаль.

Он одарил меня долгим взглядом.

— Спасибо.

— Да уж, поучительно. Никогда не знаешь, через что пришлось пройти человеку. Есть что-то и похуже, чем лишиться съемной квартиры.

Адам одобрительно кивнул, и между нами повисло молчание. Разбушевавшаяся метель за окном нехило застилала видимость.

Я вздохнула.

— Не уверена, что сегодня мы вообще выберемся из города.

— Куда, сказала, ты поедешь после суда? — спросил он.

— Так я не… говорила. Но планирую ненадолго слетать в Бостон. Там живет моя мама. Проведу Рождество у нее.

— Она тоже будет донимать тебя расспросами, почему ты до сих пор одинока, как и моя?

— Э-э… навряд ли.

— Вот видишь. Все-таки в чем-то удача на твоей стороне. Твоя мама хотя бы даст тебе спокойно отдохнуть.

Стыдно было признаваться, ну да чего уж, о какой неловкости может идти речь после того, как я схватилась за его достоинство? Я повернулась к Адаму и проглотила свою гордость.

— Мама не будет донимать меня лишь потому, что думает, я все еще встречаюсь с Такером.

Адам заломил бровь.

— Такер? Я и так считал его придурком, раз он спустя четыре года ушел от тебя к твоей подруге, а теперь еще оказывается, что он придурок с дурацким именем, как у мальчишки из студенческого братства. — Он хохотнул. — Такер. Зачем ты вообще продолжаешь притворяться, что встречаешься с этим болваном?

Я снова вздохнула.

— Не знаю. И на работе я никому не сказала. Наша фотография все еще стоит у меня на столе. Поначалу я не хотела произносить это вслух, потому что было ужасно больно. А сейчас… — Я потупила взгляд на колени. — Понятия не имею, зачем держала это в себе. Наверное, было стыдно.

— Стыдно? Чего тут стыдиться? Ты не сделала ничего плохого. Тебе нужно оставить все в прошлом. Выбросить фотографию этого кретина со стола. Кто знает, может, целая толпа холостяков только и ждет, когда ты порвешь с этим говнюком, чтобы пригласить тебя на свидание.

— Ага, уже выстроились в очередь за дверью, — фыркнула я.

Я ощутила на себе взгляд Адама, но не осмелилась посмотреть ему в глаза. И тогда он вздохнул.

— Где ты работаешь?

— На углу 68-ой и Лексингтон, а что?

Адам взглянул на часы.

— Твой офис сегодня закрыт?

— Нет. Открыт. Но там мало кто остался. Только самые необходимые. Я взяла выходной.

Он наклонился вперед и обратился к таксисту:

— Смена планов. Нужно развернуться и подъехать на угол 68-ой и Лексингтон. Сделаем небольшую остановку. Не глушите мотор и подождите нас, я в долгу не останусь.

Водитель посмотрел в зеркало заднего вида.

— Сотня баксов сверху за остановку.

— Сто баксов? Где ваш рождественский дух? Я рассчитывал хотя бы на полтинник.

Таксист покачал головой.

— Дети выкачали из меня весь рождественский дух вместе с деньгами. Сотня баксов. Ну так что, я разворачиваюсь, и мистер Франклин поднимает мне рождественский дух бутылочкой хорошей двенадцатилетней выпивки, или еду дальше?

Адам повернулся ко мне, и наши взгляды встретились. С секунду он обдумывал варианты, не отрывая от меня глаз, а затем ответил водителю:

— Идет. Сто баксов. Но я опаздываю, поэтому прибавьте-ка газу.

Водитель резко крутанул руль влево, и машину начало заносить. Я схватилась за ручку над головой и затаила дыхание, выдохнув, лишь когда такси выровнялось. Этот сумасшедший только что развернулся в неположенном месте посреди загруженной нью-йоркской дороги в метель. У меня сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

— Что за черт? Зачем этот псих везет нас в мой офис?

— Затем что я помогаю тебе сделать первый шаг. Мы избавимся от той фотографии на твоем столе.

— Это что… усы? — Адам приподнял очки, чтобы получше рассмотреть фотографию нас с Такером. На ней мы стоим перед танцующими фонтанами в отеле «Белладжио» в Вегасе. Наш День святого Валентина в этом году. Я думала, там он сделает мне предложение. Когда этого не произошло, я убедила себя, что он просто хотел подождать до Рождества, чтобы осуществить мою детскую мечту об идеальном предложении руки и сердца и романтическом поцелуе под огромной елкой. Как же сильно я ошибалась.

Я вздохнула.

— Такер переживал фазу подражания после просмотра фильма с Ченнингом Татумом, где тот играл копа.

Эту фотографию я видела на столе каждый день, но уже давно по-настоящему в нее не всматривалась. Его усы выглядели ужасно. Жиденькие. Снизу немного сбритые, поэтому были странным образом расположены слишком высоко над верхней губой. Дешево и неаккуратно.

Адам открыл сзади рамку и вытащил фотографию.

— Даже если бы тебе нравились стремные усы, парень, косящий под Ченнинга Татума, — явный признак идиотизма, красавица.

— Наверное, ты прав, — улыбнулась я.

Он поставил пустую рамку обратно на стол и приподнял снимок.

— Конечно, прав. Я всегда прав. А теперь… окажешь честь, или лучше мне?

— Я должна сама это сделать.

Я забрала фотографию у Адама и посмотрела на нее. Такер и вправду выглядел по-идиотски с этими усиками.

— У нас не так много времени. Чую, судья сделает мне выговор за опоздание. Порви ее, милая. Это как сорвать пластырь со старой раны — чем быстрее, тем лучше.

Сделав глубокий вдох, я закрыла глаза и разорвала снимок пополам.

— Вот так. Продолжай.

Я ухмыльнулась и разорвала еще раз. Затем еще и еще. Было так приятно рвать эту чертову бумажку на маленькие кусочки. Закончив, я выбросила клочки в мусорку и с довольной улыбкой посмотрела на Адама.

Он улыбнулся в ответ.

— Тебе стоит делать это чаще.

— Рвать фотографии?

Взгляд Адама упал на мои губы.

— Нет. Улыбаться. У тебя потрясающая улыбка.

Мой желудок сделал сальто.

— О, спасибо.

Он прочистил горло и отвел взгляд.

— Пойдем, нужно торопиться.

Метель на улице усилилась. Адам взял меня за руку, и мы побежали к ожидающему нас такси.

Усевшись на заднее сиденье, я произнесла:

— Спасибо тебе. Мне и правда стало легче. Прям нонсенс какой-то, учитывая, что я мчусь навстречу своему личному неизбежному апокалипсису.

Адам расстегнул верхнюю пуговицу пальто.

— А что там у тебя за проблема с выселением? Ты не похожа на человека, который не платит за жилье.

— Так и есть. Я каждый месяц платила в срок. Но на самом деле я не имею права там жить. Эта квартира принадлежала моей бабушке. Я переехала к ней два года назад, чтобы помогать, когда она заболела. Девять месяцев назад она скончалась. Квартира с регулируемой арендной платой. Мне там очень нравилось, и я осталась. Никогда не могла позволить себе однушку в том районе. Но недавно арендодатель обо всем узнал и теперь выселяет меня. А поскольку я жила там незаконно, в придачу хочет взыскать с меня плату за месяцы со дня смерти бабушки. Тридцать шесть тысяч четыреста двенадцать долларов.

Адам долго смотрел на меня.

— Тридцать шесть тысяч четыреста двенадцать долларов, значит? — Почесал подбородок. — Говоришь, ты переехала два года назад, а бабушка умерла девять месяцев назад?

— Да. Ну, я округлила. Может, я прожила там чуть меньше двух лет. А что?

— Твой адвокат рассказал тебе о правах наследования?

— У меня нет адвоката. Я же на мели. А что за права наследования?

— Если ты приходишься родственником пожилому арендатору и живешь с ним больше года до его кончины, то тебя не могут выселить, при желании квартира остается за тобой.

Я выпучила глаза.

— Ты серьезно?

— Ты прожила с бабушкой целый год до ее смерти?

— Не уверена. Она умерла прошлой зимой, я переехала позапрошлой, но точную дату не помню.

— Тебе нужно доказать это сегодня на слушании.

Я поникла.

— И как мне это сделать, если я не помню точной даты переезда?

— Можешь прикинуть и заявить в суде, что тебе нужно больше времени для сбора необходимых документов, поскольку ты только что узнала о своих правах наследования. Подумай, что бы ты могла использовать в качестве подтверждения — например, квитанцию грузоперевозки… хоть что-нибудь. В зависимости от судьи, тебе могут дать отсрочку на праздники. Назначат слушание на другой день, и тебе потребуется просто предоставить доказательства.

Во мне вспыхнула надежда, хотя я не была уверена, что сумею найти подтверждение своего переезда.

— А если мне не удастся доказать? — спросила я.

— Не беспокойся об этом. Разберешься, если придется.

— Я уже переносила слушание из-за болезни. Не думаю, что мне дадут еще одну отсрочку, что бы я им ни сказала.

— Рождество же, быть может, они хотят поскорее попасть домой, и тебе повезет.

— Повезет, да? — поддразнила я. — Ты же вроде говорил, что удачи не существует.

— Ладно, подловила. Просто неудачный выбор слов. Переформулирую: ты представишь новую информацию, которая может сыграть тебе на руку. Это не противоречит моему убеждению. Мы сами творцы своей судьбы.

— Ну а я по-прежнему считаю, что в последнее время удача не на моей стороне, и не думаю, что сегодня в суде это изменится. Я не жду рождественского чуда.

— Главное — правильно себя подать, Мередит. Если я чему-то и научился, будучи адвокатом, так вот этому. Теперь ты знаешь свои права и можешь переломить ситуацию. Если убедишь всех, что уверена в своих подсчетах, готов поспорить, мяч окажется на твоей стороне.

Заразительная твердость образа мыслей.

Я склонила голову набок.

— Ты и впрямь веришь, что люди управляют собственными судьбами?

— На сто процентов. Мысли материальны.

Я на секунду задумалась, стоит ли задавать следующий вопрос.

— Что я могу для тебя сделать?

Он прищурился.

— В смысле?

— За короткое время ты сделал для меня столько хорошего. Помог наконец-то избавиться от той фотографии и нашел лазейку, которая может спасти мою задницу. Я перед тобой в долгу. Серьезно, как я могу отблагодарить тебя, Адам?

Он пару раз моргнул, но не ответил. Может, вопрос прозвучал двусмысленно? И тут мне в голову пришла одна идея.

Я щелкнула пальцами.

— Погоди-ка! Придумала!

Он вздернул бровь.

— Ты ведь не станешь снова хватать меня за пах, верно?

Видите? Он действительно неправильно понял мой вопрос.

— Нет, умник.

Он подмигнул.

— Тогда что?

— Ты сказал, мама постоянно пилит тебя из-за отсутствия девушки. Почему бы тебе не притвориться, что встречаешься со мной?

— Хочешь поехать со мной домой, что ли? — хохотнул он. — Припоминаю похожий фильм. Одна подружка затащила меня на него.

— Нет, я не полечу в Огайо. Но мы можем сделать несколько фотографий, изобразив счастливую парочку.

Это его развеселило.

— Предлагаешь делать мне то же самое, что сама делала с фотографией Такера? Врать, что я с кем-то встречаюсь?

— Ну, тут все будет безобидно. Тебя не будут тяготить никакие нездоровые воспоминания… всего лишь выдуманная история, чтобы мама ненадолго отстала. Можешь даже сказать, что встречаться мы начали недавно и у нас несерьезно.

— Ты просишь меня врать матери…

— Да, но…

— Вообще-то, это гениально, — потер он затылок.

Я расплылась в улыбке от радости, что ему понравилась моя идея.

— Правда?

— Ага. Может, мне даже не придется это использовать, но какого черта… Придержу фото на крайний случай, если станет совсем уж невыносимо.

— Супер! — воскликнула я с лучезарной улыбкой. — Так, ладно, давай свой телефон.

— Увлекаешься селфи? — спросил он.

— О да. Я королева селфи.

За несколько минут я наделала кучу совместных фоток. Таксист поглядывал на нас в зеркало заднего вида как на двух чудиков.

Я наклонила голову к Адаму и широко улыбнулась. На некоторых снимках мы, дурачась, высунули языки. Мы на самом деле выглядели как счастливая пара, которая вместе уже довольно давно.

От Адама так приятно пахло. Каким-то мужским одеколоном с нотками мускуса, от которого у меня разбушевались гормоны. «Радуйся, мир!1» Вдруг я поняла, что хочу фотографироваться снова и снова, только бы вдыхать его запах, быть с ним рядом.

В какой-то момент он обнял меня, и когда я ощутила его крепкое тело, по спине побежали мурашки.

Боже, Мередит, до чего ты докатилась, заводишься от такой малости.

Кашлянув, я неохотно отстранилась.

— Думаю, хватит.

— Уверена? — Адам поймал мой взгляд. Время словно остановилось — похоже, он наслаждался нашими прикосновениями не меньше меня. Или же мне просто хотелось так думать.

Свет уличных фонарей гипнотически отражался в линзах его очков. Может, влечение все-таки было взаимным. Адам называл меня красавицей, отметил притягательность моей улыбки. Мне казалось, он просто дурачился, но вдруг за этими словами стояла искренняя симпатия?

Во мне начала подниматься тревога. Мы скоро приедем, и тогда наши пути разойдутся.

Увижу ли я его снова?

Поняв, что все еще держу в руках его телефон, придумала объяснение:

— Отправлю себе парочку фоток.

— Ладно, — ответил Адам, наблюдая, как я вбиваю свой номер в его контакты. Я переслала себе всю папку с нашими фотографиями. По-моему, это неплохой предлог оставить ему свой номер.

— Не возражаешь, если я выложу одну в Инстаграм? — вернув Адаму телефон, спросила я.

— Валяй, — немного помешкав, все же согласился он.

— Я не стану отмечать тебя, не переживай. Я ведь даже не знаю твоей фамилии.

— Буллок.

Буллок.

Адам Буллок.

Мередит Буллок.

Адам и Мередит Буллок.

Мистер и миссис Адам Буллок.

Чета Буллок.

Взглянув на снимок, я посмеялась про себя над такими нелепыми мыслями.

— Хочешь, чтобы я тебя отметила?

Адам покачал головой.

— Меня нет в Инстаграме.

— Ты слишком крут для соцсетей? — поддразнила я.

— Однажды я зашел туда, чтобы посмотреть, из-за чего весь сыр-бор, и случайно лайкнул чью-то фотку пятилетней давности. Решив, что выставил себя каким-то сталкером, я поклялся больше никогда туда не заходить.

Я залилась смехом.

— Ненавижу такое.

Загрузив больше всего понравившуюся фотографию — ту, где Адам приобнимает меня, — я добавила фильтр Gingham и хэштеги: #РождествоВТакси #НовоеЗнакомство #НеЗнаюЕгоКакАдама #КларкКент

— Дай посмотреть, — произнес он, забирая у меня телефон. Взглянул на фотографию и закатил глаза. — Кларк Кент, значит?

— Ты мне его напоминаешь… в хорошем смысле.

— Из-за моих мышц?

Я хихикнула.

— Из-за очков. Но раз уж ты упомянул… то да, из-за мышц тоже, — произнесла я, ощутив, как мои щеки вспыхнули от смущения.

Адам начал листать другие мои фотографии, на большинстве из которых была еда.

— Теперь я вижу, куда уходят твои деньги. Ты настоящий гурман.

— Да. Мне нравится фотографировать композиции с едой при разном освещении.

— У тебя хороший творческий взгляд.

Это был сарказм?

— Спасибо.

Возвращая мне телефон, он ненадолго задержал ладонь на моей руке.

Я очень надеялась, что мы еще встретимся, но, если честно, до конца не могла его понять. Адам сказал, что не искал серьезных отношений после того, как его девушка умерла от рака. Значит ли это, что он решил навсегда остаться холостым?

А сколько ему вообще?

— Сколько тебе лет?

— Тридцать один, — ответил он. — А тебе?

— Двадцать восемь, — улыбнулась я. — Самое время взяться за ум, верно?

— Да нет. Ты молодец. Тебе вовсе не обязательно что-то менять.

Я пожала плечами.

— Я бы так не сказала.

— Ты яркая, привлекательная женщина, которая поставила свою жизнь на паузу, чтобы позаботиться о больной бабушке. Ты просто приходила в себя после ее потери и неожиданного предательства твоего кретина-бывшего.

И снова каким-то чудом его слова меня успокоили. Может, все же стоит воспользоваться советом Адама и взять судьбу в свои руки? Внезапно мне захотелось пригласить его куда-нибудь после праздников. Учитывая его холодное отношение с женщинами, не исключено, что он из тех парней, которым нужен толчок.

Мое сердцебиение участилось, пока я решалась задать такой смелый вопрос.

Но не успела я произнести и слова, как машину занесло на льду и мы угодили в сугроб.

На этот раз Адам полетел на меня, и я ощутила его большую ладонь на коленке.

— Ты в порядке? — спросил он и быстро одернул руку.

Нет, верни ее обратно.

— Да, — ответила я, в то время как сердце зашлось от выброса адреналина.

Машина газовала на месте. Колеса лихо крутились, но сцепления с дорогой не было. Теперь мы застряли в снегу.

Проклятье! Я опоздаю на слушание.

— Лучше идите, ребята, — в конце концов сказал таксист. — Думаю, я еще долго здесь проторчу. Суд в нескольких кварталах отсюда. Можно дойти пешком.

Я взглянула на время на телефоне и повернулась к Адаму.

— Я уже опаздываю. Лучше пойду. — Я немного подождала, давая ему возможность сделать первый шаг, но он просто молча смотрел на меня.

Тогда я нехотя вылезла из машины, а спустя секунду Адам вышел вслед и направился ко мне.

— Идем, — произнес он.

Я оживилась.

— Ты пойдешь со мной?

— Да. Мне тоже нужно в суд. Туда я и ехал.

А я не догадалась, хотя это было очевидно, ведь он же адвокат.

— О, я почему-то не подумала, что мы едем в одно и то же место.

Пробираясь сквозь метель, я больше не чувствовала в себе смелости пригласить Адама на свидание. Этот инцидент с машиной выбил из меня все мужество, а может, наоборот, вправил мозги.

Когда мы доползли до суда, мне пришлось встать в огромную очередь, Адам же мог воспользоваться отдельным входом для юристов. Я до последнего надеялась, что он предложит мне как-нибудь встретиться, но Адам просто помахал на прощание, окунув меня в пучину разочарования.

— Удачи тебе, Мередит. Будь любезна с адвокатом истца, и, уверен, у тебя все получится.

Я вяло улыбнулась.

— Спасибо. Была рада с тобой познакомиться, Кларк Кент.

Он прошел через металлодетекторы и крикнул мне:

— Я тоже, красавица.

— Всем встать. Начинается судебное заседание по гражданским делам города Нью-Йорка под председательством достопочтенного Дэниэля Эбенезера. Прошу не садиться, пока судья не займет свое место.

Дэниэл Эбенезер? Серьезно? Нарочно не придумаешь. В канун Рождества меня выселит Скрудж? От абсурдности происходящего я невольно рассмеялась. Пристав бросил на меня грозный взгляд, и я быстренько скрыла свой смех за кашлем.

Судья в черной мантии занял положенное место, и все в зале последовали его примеру. Надев очки для чтения, он уткнулся носом в документы, после чего посмотрел на пристава.

— Ну и чего ждем? Давайте начинать. Вызывайте первых.

Прекрасно. Просто прекрасно. Он и вправду самый настоящий Скрудж.

Пристав прочистил горло.

— Компания «Недвижимость Шмидта» против Эден. Дело номер 1468944R.

Ого. Я первая.

Нервы натянулись до предела, когда я встала и направилась к небольшой калитке, которая отделяла представителей закона от простого народа. Пристав одобрительно кивнул мне и указал на правую сторону зала, где стоял пустой стол.

Спустя минуту раздался скрип калитки, и к столу на противоположной стороне подошел представитель истца. Я так волновалась, что даже не взглянула на своего оппонента… пока не услышала его голос.

— Ваша честь, я — Адам Буллок, представитель компании «Недвижимость Шмидта». Мы переговорили с истцом и просим перенести заседание.

Я резко повернулась к нему. Адам — мой главный противник? Зачем тогда он просит отсрочку?

Судья медленно приспустил очки и заговорил:

— Это дело и так уже однажды откладывали, господин адвокат. Мои заседания — не место для игр. Почему дело не может быть заслушано и разрешено сегодня?

Адам посмотрел на меня.

— Ваша честь, мисс Эден предоставила некоторые доказательства того, что у нее есть право наследования. Нам нужно время, чтобы убедиться в подлинности этих данных.

Судья перевел взгляд на меня.

— Полагаю, вы согласны на отсрочку, мисс Эден?

От шока я едва совладала с голосом.

— Э-э, да. Да, ваша честь. Согласна. Было бы чудесно.

Судья что-то отметил у себя и заговорил, не отрывая взгляда от листа бумаги:

— Переназначаю на вторник, четырнадцатое февраля. Надеюсь, к тому времени все вопросы будут улажены. — Он стукнул молотком, а я так и осталась ошарашено стоять.

Меня не выселяют?

Все закончилось?

Вот это да!

У меня отвисла челюсть. Я продолжала стоять, тупо уставившись в одну точку.

Адам подошел ко мне и протянул документы.

— Вам нужно заполнить эти бумаги, мисс Эден, — деловым тоном произнес он.

Я не знала, что ответить, поэтому просто взяла у него документы.

— О, хорошо. Спасибо.

Адам кивнул подбородком на пристава и удалился, больше не взглянув на меня. Когда я наконец подняла челюсть с пола, он уже выходил из зала.

Я взяла сумочку и в неверии покачала головой. Затем выбежала в коридор и огляделась по сторонам. Адама нигде не было. Ну и денек. Я подождала пару минут в надежде, что Адам подойдет поговорить, но все без толку. В итоге решила сходить в туалет, а потом вызвать «Убер».

Но когда в уборной начала складывать документы — те, которые дал мне Адам и о которых я напрочь забыла, — то заметила, что на них было что-то написано от руки.

«Встретимся на улице. Я возьму такси».

Мое сердце забилось быстрее. Боже мой. Забыв о туалете, я помчалась к выходу из здания. Сквозь белую пелену снега мне кое-как удалось разглядеть Адама, забирающегося в машину. Не тратя времени на то, чтобы надеть куртку и капюшон, я побежала к нему — всю дорогу поскальзывалась и даже дважды чуть не упала.

Адам с широкой улыбкой открыл мне дверь и рассмеялся.

— Забирайся, пока что-нибудь не сломала.

Я вся запыхалась, но была на седьмом небе от счастья, когда уселась в машину.

— Не могу поверить, что это был ты!

— Кажется, удача все-таки существует.

— Я… я даже не знаю, как тебя отблагодарить.

Он подмигнул.

— Не беда. У меня есть парочка идей.

Машина плавно остановилась. Адам не сказал, куда мы едем, но дорога вела точно не в аэропорт и не к моей квартире. В общем-то, мне было все равно. Я бы с удовольствием осталась в этом такси навсегда. Ведь я сидела рядом с сексуальным парнем, который не только хорошо пах, но еще и спас меня от выселения в канун Рождества — спас от Эбенезера Скруджа и всех остальных. Уверена, судья вышвырнул бы меня на улицу, если бы не вмешался мой личный герой, Кларк Кент.

Адам открыл дверь, и я выглянула посмотреть, куда мы приехали.

— Рокфеллеровский центр?

— Ты же сказала, что тебе нравится эта елка, а наши рейсы в любом случае наверняка отложили. — Он пожал плечами. — Но даже если мы их пропустим, это ведь не так уж страшно, правда?

Я расплылась в улыбке.

— Правда. Определенно.

Адам вылез из машины и галантно подал мне руку, но не отпустил меня, даже когда такси начало отъезжать. Его ладонь была теплой и намного больше моей. Так, держась за руки, мы и дошли до елки. Мне правда тут нравилось. Рокфеллеровский центр в рождественское время — волшебное место, пусть мне и не сделали здесь предложение.

Некоторое время мы с Адамом, задрав головы, любовались наряженной елкой. Затем он посмотрел на меня и остановил проходящую мимо парочку.

— Прошу прощения, не сфотографируете нас у елки?

Те мило улыбнулись.

— Конечно.

Адам достал телефон и передал его женщине.

— Готова, красавица?

Мне показалась, он хочет, чтобы я улыбнулась на камеру. Так я и сделала.

Но, очевидно, у него были другие планы. Он притянул меня к себе.

— Мередит «любительница схватить меня за достоинство» Эден, ты украла мое такси, нащелкала фотографий, чтобы я мог соврать маме, и заставила меня сегодня лжесвидетельствовать в суде, и все же я давно так не улыбался в канун Рождества. Не окажешь ли мне честь поставить эту фотографию в пустую рамку на своем столе?

— С радостью, — рассмеялась я.

С широкой улыбкой на лице Адам наклонил меня назад и поцеловал.

Вот так, немного удачи, и сказка может стать явью, даже несмотря на Эбенезера Скруджа.

КОНЕЦ

АННОТАЦИЯ

После встречи с сексуальным незнакомцем в магазине Harrods спешные рождественские покупки из утомительного дела превращаются для Шеннон в захватывающее приключение.

Мужчина неотразим, горяч и не прочь поиграть. Поэтому Шеннон не может не принять его предложение устроить из шопинга соревнование. И она планирует выиграть.

Вот только сексуальный незнакомец начинает вести грязную игру. А в примерочной отдела женской одежды все становится еще горячее…

 

Удар.

Вопль.

Еще удар.

Вскрик.

Бум.

Бум.

Бум.

Под аккомпанемент криков изголовье кровати ударяется о стену снова и снова. Запрокинув голову, я ощущаю, что вспотела. И словно все тело болит. Кажется, еще никогда я не была настолько вымотанной. Поправ мои границы, меня проверяют на прочность. И зачем только я на это согласилась? Почему решила, что смогу справиться? Снова удары изголовья о стену и скрип пружин матраса. Кажется, я вспотела еще сильнее. И больше так не могу.

Потеряв способность сдерживаться, я зажмуриваюсь и оглушительно кричу. Больше не могу скрывать собственную слабость. Больше не могу терпеть ради сохранения гордости и… работы.

Это, конечно, провал. Я полная неудачница. Невнятное подобие женщины.

Когда мой крик прекращается, я хмуро вглядываюсь в темноту.

Наступила тишина.

Благословенная тишина.

Осторожно приоткрыв глаз, я морально готовлюсь к последствиям. Перестав прыгать на кровати в родительской спальне, на меня смотрят трое маленьких детей. На полу валяются простыня и покрывало — первая висит на прикроватном столике, второе улетело в сторону входа в ванную. В общем, все это лежит где угодно, только не на кровати. Почему дети решили рассматривать ее в качестве батута, понятия не имею. У них, что, игрушек нет? Да их тут море.

— Пора обедать, — быстро собравшись с силами и переведя дух, говорю я.

Едва произношу эти слова, как троица срывается с места, и маленькими ракетами малышня несется вниз по лестнице григорианского таунхауса прямиком на кухню.

Оставив беспорядок на потом, я иду вслед за ними и стараюсь сохранять внешнее спокойствие. Оглядываю свой приталенный брючный костюм и — моя радость и гордость! — роскошные туфли на высоком каблуке, пока спускаюсь по лестнице. Костюм и туфли я купила специально, когда вступила в должность личного помощника самого известного главного редактора самого известного спортивного издания Великобритании, мистера Питера Рассела.

Это его дети только что молнией пронеслись вниз по лестнице. И да, уже предвижу ваш вопрос: какого черта я делаю в доме своего босса и приглядываю за его отпрысками?

Всему виной его жена. Каждый раз, когда думаю об этой самоуверенной бабе, я внутренне рычу. Судя по всему, моя новая должность предполагает присматривать за их детьми, когда она того пожелает. Влиятельный бизнесмен мистер Рассел оказался совершенным слабаком, если речь заходит о попытках противостоять требованиям своей супруги. Идиот.

Когда появляюсь на кухне, потомство Расселов чинно сидит за столом. С подозрением глянув на них, я подхожу к плите, беру тарелки и ставлю напротив каждого. Да, кормить их — тоже часть моей работы. Как выяснилось.

Петал, старшая из троих, смотрит на свою тарелку с таким выражением лица, будто это помойное ведро.

— Что это? — несколько раз ткнув вилкой в наггетсы, спрашивает она.

Девочка чересчур умна для своих шести лет и не перестает препираться относительно всего, о чем я ее только прошу. Еще она любит красиво взмахивать волосами, сопровождая этим жестом какое-нибудь свое умное высказывание. Что случается довольно часто.

— Обед, — отвечаю я, нарезая наггетсы на мелкие кусочки для Холли. Ей недавно исполнилось четыре, и она настоящее стихийное бедствие. Среднему отпрыску Расселов, Артуру, пять лет, и он радуется любой возможности поправить мое неверно сказанное слово. Из троих он самый творчески одаренный. Поет, а не говорит, и играет, а не просто что-то делает.

Выходит, миссис Рассел ходила беременной три года подряд. А сейчас новый ассистент ее мужа обеспечивает ей отдых и присматривает за шумными детьми, когда понадобится. И сегодня супруге моего босса понадобилось отправиться за покупками к Рождеству. Я приступила к новой работе месяц назад, и, конечно же, ничего подобного не было прописано в должностных инструкциях. За последние несколько недель большую часть времени именно я готовила ужины и кормила детей Расселов. По словам моего начальника, все это ненадолго. И что, естественно, моя помощь высоко ценится. Просто сейчас такое время года, как он сказал. Множество развлечений и вечеринок, которые непременно следует посетить. Это очень мило, но сегодня Рождество, и через пару часов должны приехать мои родители, а у меня еще ни елка не наряжена, ни подарки не куплены. Даже гостевая комната для них еще не прибрана. Я была слишком занята, прислуживая Расселам. Но что мне надо было им ответить? Отказать? Самому Питу Расселу? Этот человек может открыть для меня множество нужных дверей в мир журналистики.

— На обед у нас обычно сэндвич, — бормочет себе под нос Петал. — И гораздо раньше по времени.

Я стискиваю зубы.

— Дома нет хлеба. Давай назовем это ранним ужином.

— Но если это ужин, то где тогда овощи? — продолжает Петал. — Мама говорит, что мы должны есть овощи на каждый прием пищи.

— Тогда и готовить вам должна мама, — с саркастической улыбкой отвечаю я, но тут же ругаю себя за это. Петал всего лишь ребенок. И не виновата в том, что ее родители полные кретины. — Ешьте, — мягко говорю я всем троим и беру звонящий телефон со стола. — Мама, — со вздохом приветствую я. Вышагивая по кухне, подбираю повсюду валяющиеся игрушки.

— Привет, Шеннон, моя дорогая, — ее приятный ирландский акцент успокаивает, а именно этого мне и не хватало. — У меня новости. Мы только что пришвартовались.

Я улыбаюсь. Мама держит меня в курсе новостей каждый час с самого утра.

— Как рейс?

— Было неспокойно. У твоего отца разыгралась морская болезнь, — усмехается она. — И последние часов восемь он выглядел зеленым.

— Вам надо было лететь. Всего час; и папа не был бы зеленым.

— Ну ты же знаешь своего отца. В самолете ему не комфортно. Как и находиться на высоте девять тысяч километров. Ты купила елку? Он обожает красивые елки.

— Конечно, — вру я.

— А индейка?

— Ждет.

— И у тебя есть колбасный фарш, которым твой отец любит начинять птицу?

Так, пора сворачивать этот разговор.

— Есть.

— Превосходно. И ты закончила со всеми своими делами?

Бросив несколько деталей Лего в ящик, я оглядываюсь в сторону кухни, где молча обедают трое детей.

— Все дела закончены, — снова вру я, потому что не хочу, чтобы мама волновалась. Во что бы то ни стало мне нужно приготовиться к их приезду и успеть купить подарки. Я перевожу взгляд на огромные настенные часы Расселов. Сейчас три. Магазины закроются через два с половиной часа, а миссис Рассел пообещала мне, что вернется к половине третьего. В Рождество я взяла выходной и совсем не собиралась нянчиться с детьми.

— С нетерпением жду встречи, мам.

— Я тоже, моя доро… — ее перебивает громкий визг со стороны кухни. — Что это было? — спрашивает мама. Она не обрадовалась, когда я сообщила, что раз или два помогала боссу с его детьми. И сказала, что я окажусь в услужении раньше, чем сама замечу. Терпеть не могу это признавать, но мама оказалась права.

Я в ужасе смотрю, как Петал показывает на Холли.

— Шеннон, смотри, что она сделала!

— Шеннон, — говорит мама, — там что, кричит какой-то ребенок?

— Скорее всего, — сдавленно отвечаю я. — Мам, ты случайно не знаешь, как можно достать из ноздри стеклянный шарик? — подбегаю к ковыряющейся в носу Холли и забираю из ее руки вилку. — Ты сейчас засунешь его еще дальше!

— Снова нянчишься с его детьми? — с удивлением и раздражением интересуется мама. — Ну и нахалы, а! И где их сейчас носит?

— На работе случилось что-то срочное, — в очередной раз вру я и, прежде чем выдам себя, заканчиваю разговор: — Мам, мне пора. Увидимся позже.

— Да-да, конечно, — хмыкнув несколько раз, она вешает трубку. Мама и так достаточно нанервничалась, когда два года назад я уехала из Ирландии ради работы и… мужчины. Который потом меня бросил, встретив длинноногую блондинку с огромными сиськами и мозгом размером с горошину. Теперь мама переживает, что я не вернулась на родину, когда из-за того козла моя жизнь пошла под откос. Но здесь для меня гораздо больше возможностей. И больше шансов взобраться вверх по лестнице успеха.

— Итак, — я сажаю Холли на стол. — Нужно, чтобы ты высморкалась, хорошо? — говорю я и зажимаю ее левую ноздрю. Холли кивает и широко улыбается. Видимо, она решила, что это такая игра. Оно и к лучшему. Господи, хоть бы не пришлось ехать в больницу! У меня нет на это времени. — Давай. На счет три, — склонившись над Холли, я начинаю отсчет, и на счет три она с силой сморкается. Шарик выскакивает прямо мне в лоб. — Мать вашу! — вскрикиваю я, прижав ладонь ко лбу. — Ай!

— О, ты произнесла плохие слова! — довольно замечает Петал, в то время как вокруг прыгает Артур и повторяет: — Плохая Шеннон! Плохая Шеннон! Плохая Шеннон!

Отвлекшись на собственные не вовремя произнесенные ругательства, я не сразу замечаю, как ко мне кто-то на секунду прижимается, а потом раздается удар. И следом за ним — оглушающе громкий вопль. Черт. У моих ног на полу лежит Холли и голосит как потерпевшая.

— О господи, — беру ее на руки и внимательно осматриваю. Ни царапин, ни синяков нет. — Ты в порядке, — говорю я и мягко вытираю слезы Холли. — Правда ведь? — икая и всхлипывая, Холли кивает, и я вздыхаю от облегчения, что не угробила ребенка своего босса. — Кажется, я действительно не создана для всего этого, — бормочу себе под нос я и сажаю Холли за стол, вручив ей вилку и оглядев остальных.

— Как насчет мороженого? — с преувеличенным воодушевлением предлагаю я и хлопаю в ладоши.

— Чтобы мы помалкивали? — отправляя в рот кусок картофелины, интересуется Петал. Я с подозрением прищуриваюсь. Вот же хитрюга.

— Или чтобы вы оставались благоразумными, — отвечаю я. Так приличнее звучит.

— Ладно, — соглашается Петал, а я, на ходу бросив взгляд на часы, бегу к холодильнику. Половина четвертого. Черт, времени в обрез.

— Ю-ху! — раздается голос миссис Рассел, после чего хлопает входная дверь. Какого черта она такая радостная? Опоздала на целый час. Когда возвращаюсь на кухню с упаковкой мороженого, жена босса появляется в дверях с тяжелыми пакетами в руках. — Извини, задержалась на пару минут, — она показывает на свои пакеты, словно специально напоминая, что она ходила по магазинам, а я до сих пор нет. — В последнюю минуту вспомнила, что мне нужно платье для рождественского вечера в компании Пита, — миссис Рассел улыбается и поднимается по лестнице, а я, сжав зубы, делю мороженое на порции, после чего быстро убираю со стола. Я не загружаю посуду в посудомоечную машину. И даже не жду, когда дети закончат со своим десертом. Мне пора.

Беру сумку, и тут на кухне снова появляется миссис Рассел.

— Что произошло с нашей спальней? — спрашивает она, показывая себе за спину. — Там как будто побывал ураган.

Ураган? Да, можно сказать и так.

— Ваши дети решили использовать кровать в качестве батута. Прошу прощения, я не успела привести все в порядок, — у меня и в мыслях ничего подобного не было.

Миссис Рассел так смотрит на меня, будто маленький ребенок тут я. Неодобрительно и с укором.

— Не беда, — закатив глаза, подходит к столу и целует в лоб каждого из детей. И замирает, когда останавливается перед Холли. — Боже мой, что случилось? — спрашивает она и делает шаг в сторону, показывая на огромную шишку на лбу у дочери.

Блин.

Петал подпрыгивает на стуле и делает свое фирменное движение волосами. У меня дурное предчувствие.

— Холли засунула шарик себе в нос, а Шеннон оставила ее одну на столе, и та упала, — отправив последнюю ложку мороженого в рот и широко улыбаясь, рапортует она. Предательница.

— Что? — миссис Рассел в шоке поворачивается ко мне. — Ты оставила ее на столе без присмотра? И у нее в носу оказался шарик? Как это возможно? Ты что, не следила за ней? Я же говорила тебе, что у Холли есть эта дурная привычка.

Дыши. Сдерживай свой ирландский темперамент. В конце концов, сегодня Рождество. Время добра и прочей подобной ерунды.

— Ничего страшного, — направившись к двери, отвечаю я. — С ней все в порядке.

— Ты что это делаешь? — идя за мной по пятам, спрашивает миссис Рассел, когда я, нахмурившись, поворачиваю дверную ручку.

— Мне нужно пройтись по магазинам и приготовиться к встрече с родными, — я даже не напоминаю, что уже говорила об этом сегодня утром, когда согласилась присматривать за детьми.

— Но ты не можешь уйти, — ее голос звучит нервозно. Когда я разворачиваюсь, то замечаю, что и выглядит она так же. — Сегодня у Пита рождественское торжество. Ты должна остаться с детьми.

Должна? Я окидываю ее хмурым взглядом. Эта женщина просто нечто.

— Миссис Рассел, я же сказала вам, что с сегодняшнего дня у меня отпуск. Впереди масса дел.

Поведение дражайшей супруги моего начальника меняется в считанные секунды. Она больше не паникует. Ее голос становится суровым.

— Боюсь, я вынуждена настоять.

— Что, простите?

— Если ты не будешь выполнять свои обязанности, моему мужу придется найти себе другого помощника.

Другого помощника или няню? Я пытаюсь успокоиться — правда пытаюсь, — но эта самоуверенная бабенка выведет из себя даже святого. Расправив плечи, я откашливаюсь.

— Присмотр за детьми в них не входит.

— Что из перечня обязанностей личного помощника осталось за пределами твоего понимания?

Невероятно. Она продолжает упорствовать.

— Для подобного разговора у меня сейчас нет времени, — я разворачиваюсь и спускаюсь по уличной лестнице. — После рождественских каникул я сама обсужу этот вопрос с мистером Расселом, — обернувшись через плечо, кричу я и подхожу к дороге, чтобы поймать такси. У меня есть всего два часа, чтобы купить пять подарков. Справлюсь. Никаких проблем.

Все еще на взводе после разговора с миссис Рассел, я вваливаюсь в двери ближайшего магазина, коим оказался Harrods. Когда взгляд выхватывает дизайнерскую сумочку на витрине, звонит телефон, и, вздохнув, я мысленно запасаюсь терпением — оно мне понадобится, поскольку на экране высветилось имя моей сестры.

— Джудит, привет.

— Ты где? — как всегда, она сразу по делу.

— Работаю, — сегодня я победительница в номинации лгунья года. Но слушать, как моя старшая сестра начнет упрекать меня в неорганизованности, куда хуже.

— Как всегда. Когда начнешь просто жить?

Прибавляя шагу, я поджимаю губы.

— Вообще-то, я и сейчас живу, — проходя мимо, задеваю какую-то старушку, и та роняет свою сумку. — Прошу прощения, — говорю я и вручаю ее сумку.

— Это ты так работаешь? — интересуется Джудит.

— Ладно, прямо сейчас я хожу по магазинам. Но прежде чем ты назовешь меня неорганизованной, хочу заметить: работу я закончила буквально только что.

— Знаю. Мне звонила мама.

— Тогда какого черта ты спрашиваешь? — улыбнувшись пожилой леди, я несусь дальше.

Не обратив внимания на мой вопрос, Джудит отвечает мне язвительным замечанием (весьма типичным для нее):

— Я хотела сказать, что тебе как будто нечем заняться. В твоей жизни ни веселья, ни мужчины.

— То есть ты позвонила мне, чтобы указать на предполагаемые недостатки?

— Нет, я позвонила спросить, не присмотришь ли ты за Эллис в новогоднюю ночь, чтобы мы с Хитом куда-нибудь сходили. Раз уж мы приехали на каникулы в Лондон, грех не воспользоваться ситуацией.

— Почему бы и нет? Никаких развеселых планов у меня все равно нет. Да и мужчины тоже.

Я не против свиданий. Просто у меня нет на них времени.

— Отлично. Мы сейчас в аэропорту, только что получили багаж. Пока! — Джудит заканчивает разговор, а я обнаруживаю себя стоящей у витрины с солнцезащитными очками.

— Извините, — говорит кто-то и, протянув руку, берет с подставки красивые очки от Шанель. В поле зрения появляется рукав пиджака и манжета рубашки с блестящей запонкой. Я читаю выгравированную на серебряной поверхности монограмму: буквы Ш и М.

Повернув голову, оказываюсь лицом к лицу с мужчиной. И едва не падаю. Ну ничего себе. Пока он разглядывает очки, я таращусь на него самым неприличным образом, путешествуя взглядом по его телу — по потрясающему телу! — и практически погрузившись в транс. Мужчина просто невозможно привлекателен: большие карие глаза, мягкие светлые волосы и сильная челюсть. Он прекрасен. Я делаю медленный выдох. Мужчина бросает на меня взгляд и улыбается, мгновенно увеличив тем самым свою привлекательность на тысячу пунктов. Мне становится жарко, и, не переставая на него пялиться, я решаю, что буквы Ш и М означают «шикарный мужчина». Боже правый, откуда же он взялся?

— Привет, — его голос звучит мягче, нежели это можно было предположить по высокому росту и мускулистой фигуре, но зато он тут же вывел меня из оцепенения.

Осознав наконец, что таращусь, я с усилием сглатываю и, смущенно улыбнувшись, отхожу на шаг в сторону.

— Прошу прощения, — говорю я и перевожу взгляд на дизайнерские очки, которые не могу позволить себе купить. Но уходить тоже не хочу, поскольку воспользоваться шансом и еще разочек украдкой поглазеть на такого мужчину пойдет на пользу любой. С Рождеством меня!

— Не беспокойтесь, — отвечает он. — Что скажете про них? — мужчина показывает на Шанель в своих руках, и я встречаюсь с ним взглядом. Он что, обращается ко мне? Оборачиваюсь через плечо посмотреть, не разговаривает ли он с кем-нибудь еще. Или к нему подошел консультант. Но нет, здесь больше никого. Только мы.

Оказывается, незнакомец спрашивает у меня. Вопросительно на него глянув, я на всякий случай показываю на себя, и он улыбается снова. Мне почти хочется попросить, чтобы он перестал так улыбаться, потому что это чересчур подкупает, а я предпочитаю оставаться неподкупной.

— Симпатичные, — пожав плечами, неуверенно говорю я. — Выбираете подарок жене? — понятия не имею, почему с языка сорвался именно этот вопрос, и краснею, когда улыбка мужчины становится проказливой.

— Я не женат.

— Извините, — снова повернувшись к витрине, я беру с подставки очки от Диор — чтобы чем-нибудь занять руки.

— Я выбираю очки для своей сестры, — положив Шанель на место, мужчина берет другие. — Завтра Рождество, а подарки купить я еще не успел. Так что у меня срочная миссия.

— У меня тоже, — чуть ли не визжу от восторга я, радуясь, что не единственная, кто спешно бегает по магазинам в последний момент.

— Тогда давайте поможем друг другу? Мне необходимо женское мнение, — мой собеседник поворачивается ко мне и держит в руках очередную пару очков. — Как вам эти?

— Она любит все броское?

— Броское? — хмурится он. Так красиво.

Взяв у мужчины очки, я случайно к нему прикасаюсь. Вздрогнув, тут же беру себя в руки.

— Вот эти крупные золотые украшения на дужках подойдут не всем, — говорю я. — Может, они и понравятся вашей сестре, но я бы предпочла что-то чуть менее кричащее, — беру другую пару и, надев, улыбаюсь. — Видите? Эти скромнее на вид — возможно, для женщины, принцип жизни которой «Все хорошо в меру», — слегка надув губы, добавляю я, и мужчина смеется. У него красивый смех — низкий и глубокий.

— Спасибо за наглядную демонстрацию, — он хочет снять очки с моего лица, но я отклоняюсь назад, и его рука замирает в воздухе. Я словно в сцене «Матрицы», а мой Шикарный Мужчина улыбается и немного хмурится одновременно. Мучительно великолепное зрелище.

Неловкое молчание длится и длится, пока наконец он не решает протянуть руку и не спеша снять с меня очки.

— Я так и подумал, — тихо говорит он, когда я медленно открываю глаза.

Не посмев спросить, что незнакомец имеет в виду, я неловко покашливаю, чтобы вернуть саму себя в реальность.

— Мне пора. Удачи с выбором подарков, — поводя плечами, чтобы избавиться от покалывающего ощущения на коже, говорю я и быстро ухожу. Господи, понятия не имею, что сейчас произошло, но на обдумывание у меня нет времени. Впереди важная миссия.

Блуждая по отделам, я игнорирую большую часть витрин — потому что выставленное там мне или не подходит, или слишком дорого, — пока не подхожу к дисплею с перечнем магазинов. Кажется, мое отчаяние растет с каждой минутой.

— Парфюмерия! — бормочу я себе под нос и бросаюсь в парфюмерный отдел. — Уж эту Шанель я себе смогу позволить, — по крайней мере, небольшой флакон. Для сестры беру «№5» и, расплатившись за покупку, кладу коробочку в пакет.

Один подарок есть. Осталось четыре.

Через несколько минут я оказываюсь рядом с лифтами, собираясь подняться в отдел игрушек, чтобы выбрать там что-нибудь для своей племянницы. Ура, на меня наконец-то снизошло вдохновение.

Но тут двери открываются.

Я вхожу в лифт.

И вижу уже знакомое лицо.

Ухмыльнувшись, мистер Шикарный делает шаг в сторону.

— Следите за мной?

Закатив глаза, я нажимаю кнопку этажа, где меня ждет детский отдел, но тут же замечаю, что та уже нажата.

— Наверх? — спрашивает он, явно заметив мою растерянность. Повернувшись к нему, я ощущаю нарастающее напряжение. При этом двери еще даже не закрылись. Боже, а вот когда окажемся в закрытом пространстве…

Из которого не будет выхода…

— Или предпочли бы оказаться внизу?

— Вы правда только что это сказали?

— Что сказал?

— Про оказаться внизу?

Мужчина тут же хмурится и делает вид, будто озадачен, но меня не обманешь.

— На что это вы намекаете?

Я фыркаю, и в этот момент двери закрывается, а лифт несет нас наверх. Не вниз. Никаких вниз. При этой мысли мой взгляд сам собой опускается ему в область паха.

— Предпочитаю оказаться наверху, — тихо говорю я.

— Какая жалость, — тут же отвечает мужчина, и я встречаюсь с ним взглядом. Пляшущие искорки в его глазах едва не ослепляют, и мне приходится потратить приличное количество времени и сил, чтобы взять себя в руки.

— Мне стоило бы обвинить вас в непристойном поведении, — полная негодования, бормочу я. Но мне жарко. Очень жарко. Настолько, что я немного оттягиваю ворот своей блузки.

— Сделайте одолжение. Тогда мне не придется торчать в этой дыре, — прислонившись спиной к стене, мой незнакомец раздраженно откидывает прядь со лба, которая тут же возвращается на свое место.

— Шопинг не увенчался успехом?

Он показывает маленький пакетик.

— Вообще-то, я купил солнцезащитные очки, которые вы выбрали, — потом смотрит на мои пустые руки и самодовольно ухмыляется. — У вас и этого нет.

— Я купила сестре парфюм, — похлопав по сумке, в которой лежит покупка, отвечаю я. Мой голос звучит до смешного высокомерно. — Так что умерьте пыл, мистер.

— О, вы только послушайте себя: сколько заносчивости! И это всего с одним пакетиком.

— У вас тоже ровно один, — смеюсь я. — И выбрала этот подарок я. Типичный мужчина. Беспомощный.

— Можно без оскорблений? Я и сам могу купить подарки.

— Ну вот и купите.

— Непременно.

— Рада за вас, — смеясь и качая головой, говорю я. — Здесь действительно такой горячий воздух?

— Это вы действительно горячая.

Опять эта ухмылка. И он подмигнул мне. Этот мужчина слишком нахально себя ведет.

Будто не сказав только что ничего провокативного, мой незнакомец выпрямляется и говорит:

— Итак, сколько подарков вам нужно купить?

Благодаря его вопросу я вспоминаю, для чего вообще сюда пришла.

— Четыре, — состроив гримасу и посмотрев на часы, отвечаю я.

— Мне тоже. Давайте устроим соревнование.

С настороженностью и сдержанным весельем я поднимаю на него взгляд.

— Что?

— Соревнование. Выиграет тот, кто первым купит все четыре подарка.

— И что же он выиграет?

— Ужин с проигравшим.

Ого. Мы уже обсуждаем ужин?

— Разве это выигрыш? Ведь мы в любом случае отправимся на ужин.

— Вот именно! — с сияющим взглядом соглашается мистер Шикарный.

А он милый.

— Но я ни с кем не хожу на свидания.

— Вообще отлично.

Я отворачиваюсь, заставляя себя не наслаждаться его флиртом. Что очень тяжело. Мужчина очарователен.

— Простите, но я не могу.

— Почему? — похоже, он оскорблен.

— Просто не могу.

Почему, кстати, не могу? Что меня останавливает? Гордость? Эго? В памяти звучит голос сестры, осуждающей меня за отсутствие приключений в жизни. Было бы мне интересно принять его предложение? Оно странное? Глупое?

— Не могу, — повторяю я так же неуверенно, как и ощущаю себя сейчас.

— Ладно, тогда предлагаю сделку, — когда мой незнакомец делает шаг вперед, я отступаю назад. — Если вы выиграете, я просто признаю поражение. А если выиграю я, то приглашу вас поужинать.

— Вы меня даже не знаете, — и это очень грустно, потому что мужчина великолепен.

— Знаю, что вы такая же неорганизованная, как я, когда речь заходит о рождественских подарках, — я не могу не улыбнуться в ответ. — Были заняты на работе?

— Да, — отвечаю я и прислоняюсь спиной на стену лифта. — Можно сказать и так.

— Я тоже. И на свидания времени совершенно нет?

Я качаю головой.

— У меня то же самое. И как тогда двоим познакомиться друг с другом?

— Отправиться вместе за покупками? — предлагаю я и сдерживаю улыбку.

Мужчина усмехается.

— Или отправиться на свидание и поужинать. Что на это скажете?

— Я слишком занята, — упрямо говорю я, не желая, чтобы он меня уговорил. В последний раз, когда была на свидании, я бросила потом работу и семью и уехала из Ирландии в Лондон. И все это оказалось громадной ошибкой. До сих пор зализываю раны и чувствую горечь поражения. Разбитое сердце еще не ожило, поэтому сосредоточиться на работе стало верным и безопасным решением. Вести скучную жизнь безопасно. Поэтому я не жалею.

Похоже, мистер Шикарный умеет читать между строк, потому что взгляд его полон любопытства. Ни одна женщина не бывает настолько занята на работе, чтобы не смочь выделить один вечер для свидания.

— Ну давайте, — протягивая мне руку, говорит он. — Давайте внесем немного веселья в это нудное занятие.

— Я в любом случае выиграю, — заявляю я.

— Тогда вам и бояться нечего. Если выиграете, я перестану подбивать вас на ужин и свидание, — его рука по-прежнему ждет, и, сама не знаю, почему, я принимаю ее вместе с правилами игры.

— Договорились.

Впрочем, разве это имеет значение? Ему же все равно не выиграть.

— Отлично, — мужчина довольно улыбается и слегка пожимает мою руку, после чего открываются двери лифта. — Я забронирую столик.

— Что?

Сделав шаг по направлению к выходу, он оглядывается через плечо.

— Потому что я никогда не проигрываю.

Начинающие закрываться двери лифта выводят меня из ступора. Успев выскочить, я иду вслед за незнакомцем. О, он явно любит оказываться сверху. Говорю сейчас не в сексуальном смысле, конечно же. Сама я тоже обожаю конкуренцию. И этому самоуверенному засранцу не уступлю.

— Нам нужны правила, — обойдя его, я перегораживаю дорогу. Но мужчина не останавливается и врезается прямо в меня. Мне приходится отступить на пару шагов назад, а когда он хватает меня за руку, я ощущаю аромат его бальзама после бритья. И закрываю глаза.

— Хорошо, — мягко соглашается он. — Давай установим правила, — потом отпускает меня и отходит на два шага. — Что ты предлагаешь?

Поморгав несколько раз, я отвожу взгляд от его красивых глаз.

— Давай определимся с бюджетом. Пусть это будет пятьдесят фунтов на подарок.

— Пятьдесят? — удивленно переспрашивает он. — Что я смогу купить на эту сумму?

Я тычу пальцем в его грудь. Сплошные литые мускулы. Ну еще бы. Опомнившись, тут же убираю палец.

— Ты не станешь тратить большую сумму, чем я. Иначе будет нечестно. Если ты готов пойти и скупить все что угодно, то я больше полтинника себе позволить не могу. Так что пятьдесят фунтов.

— А можно я заплачу за тебя?

— Нет, нельзя, — в недоумении от подобного предложения говорю я.

— То есть я не смогу купить ничего, что мне действительно понравится? — пожав плечами, интересуется незнакомец.

Не думаю, что я когда-либо встречала такого же наглого и при этом обаятельного мужчину. Подобные качества должны были меня отпугнуть. Но нет. Более того: мне это нравится. И, проигнорировав вопрос, я продолжаю гнуть свою линию, чтобы выиграть в этом маленьком соревновании. Кажется, моя жажда конкуренции выросла до небес.

— Выигрывает тот, кто первый придет сюда с купленными подарками.

Мелькнувший в его карих глазах восторг просто завораживает.

— Договорились.

— Для кого тебе осталось купить подарки?

Мужчина делает вид, будто вспоминает.

— Маме, папе, племяннице и зятю, — потом показывает на маленький пакет. — Сестре уже есть.

Я похлопываю по своей сумке.

— Один-один. Значит, ты собрался в отдел игрушек для подарка племяннице?

Когда он оглядывается по сторонам, на его лице отчетливо читается страх.

— Есть идеи, что купить шестилетней девочке?

— Возможно, — дразнящим тоном отвечаю я. — Но тебе не скажу, — быстро направившись к витрине с куклами, я слышу позади себя ругательства. Мне помогает давление, которое он оказывает на меня. Я всегда хорошо работаю в жестких условиях, поэтому уже точно знаю, что именно подарю своей племяшке.

Мужчина следует за мной по пятам по всему отделу, и я наблюдаю за ним, словно ястреб. Хитрый какой. Остановившись, разворачиваюсь к нему лицом.

— Как насчет вот этого? — говорю я и показываю ему за спину. — Судя по всему, сейчас все девочки с ума от них сходят.

Когда незнакомец отворачивается, хватаю куклу LOL Surprise и бегу к кассе. К моменту, когда оплаченная покупка лежит в пакете, мистер Шикарный оказывается рядом со мной и толкает в плечо. В его руках точно такая же кукла.

— Решила вести грязную игру, да? — интересуется он, и я отвечаю ему хмурым взглядом.

— Иных игр не предвидится, — говорю я и ухожу, стараясь при этом, чтобы походка была уверенной и горделивой. Соблазнительной я показаться совсем не хочу. Но от этой мысли начинаю слегка покачивать бедрами. Обернувшись через плечо, замечаю, что мистер незнакомец застыл на месте, держа в руках бумажник и таращась на мою задницу. О да, игра будет совершенно точно грязной, и, когда он, поморгав несколько раз, встречается со мной взглядом, тоже это понимает. И прищуривается. Не знаю, злится ли он на самого себя, потому что пялился на меня, или на меня, поскольку я отвлекла его посреди нашего соревнования. Возможно, из-за того и другого одновременно. На самом деле, приятно осознавать, что, приложив немного усилий, я еще могу быть привлекательной для противоположного пола. А этот мужчина весьма хорош и откровенно на меня пялился. Так что спасибо тебе, незнакомец. Как ни странно, игра оказалась довольно забавной. Не говоря уже о том, что с каждой минутой она становится все более и более интересной.

С притворной застенчивостью улыбнувшись и помахав рукой, я сворачиваю за угол и несусь к лифтам, попутно глядя на часы.

— Черт, — время идет, а мне еще надо купить подарки маме, зятю и папе. Когда двери открываются, я влетаю в лифт и нажимаю кнопку первого этажа. Но закрываться они не успевают — их кто-то останавливает, и я уже знаю, кого сейчас увижу. Надо же, какой быстрый.

— Предпочитаешь оказаться внизу? — интересуюсь я, когда незнакомец входит в лифт.

— Было бы неплохо, — с сарказмом отвечает он, и мне приходится сдержать желание рассмеяться. Впрочем, улыбку остановить мне не удается.

— Не надейся, что это будет часть приза, если выиграешь. Просто чтобы ты знал. Не то чтобы я верила в твою победу… — краем глаза я замечаю, как мужчина поворачивается ко мне, и в его взгляде больше нет ни капли насмешки. Он серьезен. На мгновение я лишаюсь уверенности в себе. Незнакомец медленно протягивает ко мне руку, и с каждой долей секунды моя улыбка тает, после чего исчезает полностью. Когда кончиком пальца он прикасается к моей щеке, клянусь, я ощущаю нечто до сих пор неизведанное.

Чувствую себя заряженной энергией.

И желание.

Я с осторожностью выдыхаю, когда он не спеша проводит пальцем по щеке.

— И это всего лишь один палец, — шепчет мой незнакомец. — Представь только, что я могу сделать обеими руками и языком.

Сглотнув, я закрываю глаза, и перед моим внутренним взором предстают миллион картинок, на которых мы голые, целуемся и занимаемся сексом… Готова поспорить, в постели этот мужчина просто ненасытное животное. Опытен. И талантлив. О да, настоящий мастер. Об этом говорит язык его тела и уверенность в себе. Если только представить, что именно он умеет…

Увлеченная собственными фантазиями, я не сразу понимаю, что лифт остановился, а двери открыты. А мистер Шикарный вышел из кабины. До меня доносится язвительный смех, и я резко открываю глаза. Мужчина тут же делает несколько шагов назад. На его лице красуется улыбка, которую стоило бы стереть пощечиной.

— Вот сволочь, — я выхожу из лифта; уверена, он заметил, что мои ноги дрожат.

— Давай, жги, красавица! — подмигнув мне, он разворачивается и быстро уходит.

Черт бы его побрал. Сосредоточься, Шеннон. Куда я собиралась пойти? Быстро собравшись с мыслями, иду в отдел женской одежды, где меня ждет удача: красивый шарф для мамы, который прекрасно подойдет ей для зимы. Расплатившись за него спустя две минуты, направляюсь в продуктовый отдел, где любезный консультант предлагает мне корзины для папы — настоящего гурмана. Я выбираю среднего размера корзину, где лежат сыры, чатни и галеты.

— Превосходно, — мысленно хвалю себя я и одновременно с этим задаюсь вопросом, как там дела у моего противника.

И аккурат в этот момент он появляется в продуктовом и ошалело смотрит по сторонам. Не хочу радоваться раньше времени, но мистер Шикарный выглядит нервничающим. В руках у него по-прежнему только два пакета — с солнцезащитными очками и куклой. М-м-м, как приятно.

Раз уж я выигрываю, то даю себе минутку полюбоваться им, пока он не видит и направляется к отделу сыров. На нем бирюзовые носки с серым рисунком, который дополняет оттенок его серого костюма. Мужчина хорошо сложен и явно гордится своей внешностью. Чем он занимается? Где работает? Сколько ему лет? Как его зовут?

Я медленно подхожу к нему со спины и, встав на цыпочки, шепчу на ухо, вдыхая при этом его роскошный аромат:

— У победы восхитительный запах.

Замерев, незнакомец разворачивается лицом ко мне. Его ироничная улыбка говорит, что он вычислил мои намерения найти повод подойти к нему поближе. У меня между ног становится жарко.

— Не знаю, не знаю, — мурлычет он. — Как по мне, тут пахнет сырами. И уж точно не победой, — улучив момент, мистер Шикарный чмокает меня в щеку, задержавшись поцелуем ровно настолько, чтобы я снова погрузилась в транс. — Не торопи события. Я действительно хочу поужинать с тобой.

А я действительно хочу тебя.

Что? Шокированная собственными мыслями, быстро отступаю на шаг и прохожу мимо него.

— Не обольщайся, — с улыбкой, говорящей об обратном, говорю я. — Мне осталось купить всего один подарок.

— И тем не менее я рассчитываю на ужин.

Его нахальный тон заставляет меня бежать со всех ног в мужской отдел, после посещения которого я смогу заявить о победе. Сам того не осознавая, мой незнакомец подкинул мне идею подарка. Выбрав несколько пар красочных носков, я направляюсь к кассе, но останавливаюсь на полпути. Подумав, добавляю еще одну пару и иду платить за покупку.

После чего на всех парах мчусь к лифтам, где мы условились встретиться, убирая кошелек в сумку и ощущая, что сердце колотится от предвкушения. Победить меня у него нет ни единого шанса. Я улыбаюсь сама себе, смакуя грядущую победу — несколько самодовольно, пожалуй, — но улыбка исчезает, едва я поворачиваю за угол. Там прямо на полу и облокотившись спиной на стену сидит мистер Шикарный. А на лице у него чистейшее самодовольство. Увидев меня, он притворно зевает и потягивается.

— Ну и сколько можно ждать?

У меня опускаются плечи, а радость тут же испаряется.

— Но как? — у его ног по-прежнему стоят те два пакета.

Сунув руку во внутренний карман пиджака, мужчина достает что-то блестящее.

— Подарочные карты.

От потрясения у меня челюсть падает.

— Но так нельзя.

— Все в рамках бюджета, — встав с пола, он убирает карточки в карман. — Бюджета, хочу заметить, который ты сама определила. Про то, будто покупать подарочные карты нельзя, мы не договаривались.

— Но… — едва начав, я тут же замолкаю, лихорадочно пытаясь понять, как он смог найти эту лазейку. Жулик. — Но… — но добавить мне нечего. Он выиграл. Как же я зла на него — на этого умного раздражающего подонка!

— Но. Но. Но, — снисходительным тоном повторяет за мной он и, подойдя ближе, наклоняется, чтобы встретиться со мной взглядом. — Посмотри на это с оптимизмом.

— С каким еще оптимизмом? — недовольно ворчу я. Он меня обыграл. И обычно я не умею проигрывать с достоинством.

Снова поцеловав в щеку, мой незнакомец разворачивает меня и кладет руку мне на плечи. Ощущение настолько приятное, что я тут же чувствую себя лучше.

— Ты со мной поужинаешь.

— Ну да, это неплохой утешительный приз, — хихикаю я, и мистер Шикарный слегка толкает меня в плечо. Веселость сменяется недоумением, когда я понимаю, что он привел меня в отдел женской одежды. — Что мы здесь забыли?

Отпустив меня, он начинает перебирать висящие на вешалках платья.

— Магазин закроется через двадцать минут, но нам хватит, чтобы выбрать тебе платье для будущего ужина.

Я фыркаю. Возможно, конечно, но платье явно стоит купить не здесь.

— Я скорее похожа на девушку с Хай-стрит2.

Мой незнакомец берет короткое черное платье, которое, вероятно, стоит баснословно дорого.

— Я плачу.

— Что-что?

Обхватив меня за плечи, он подталкивает к примерочным кабинкам и вручает платье.

— А поскольку плачу я, то и выбираю тоже я. И нравится мне вот это. Надень, — говорит он и задергивает шторку, оставив меня таращиться на платье и гадать, что теперь делать. Не могу позволить незнакомцу, с которым общаюсь всего несколько минут, купить мне платье.

— Я не могу его принять, — повернувшись к закрытой занавеске, заявляю я. Она тут же отодвигается в сторону. Мистер Шикарный улыбается.

— Конечно можешь. Давай. Примерь его, — он снова исчезает за шторкой. Пожав плечами, я начинаю раздеваться. Когда оказываюсь в одном белье, мне в голову приходит мысль, что я стою тут практически голая, и нас разделяет всего лишь занавеска. Интересно, он сейчас думает о том же? Я оглядываю себя: у меня красивая грудь и плечи. В последние несколько недель я не появлялась в тренажерном зале — что не удивительно, учитывая требования моего нового босса. То есть его дражайшей супруги. Уверена, мистер Шикарный тренируется каждый день. И уверена, что под костюмом — тело Адониса. Готова поспорить, что у него нет ни грамма жира. Готова…

Нет уж, больше никаких споров, ставок и соревнований.

Надев платье, я завожу руки за спину, чтобы застегнуть молнию.

— Ну как, подошло? — спрашивает из-за занавески ранее упомянутый Адонис.

— Не знаю. Не могу дотянуться до молнии, — я пытаюсь извернуться и достать до молнии и взвизгиваю, когда он появляется в примерочной, отдернув шторку. Я тут же скрещиваю руки на груди, чтобы удержать платье.

— Эй, полегче, мистер!

Задержавшись обжигающим взглядом на моей груди, он слегка мотает головой и откашливается.

— Дай я помогу.

— Не думаю, что это хорошая идея, — нервно хохотнув, отвечаю я.

— Развернись.

Когда поворачиваюсь лицом к зеркалу, моя осторожность тает. Потому что его строгий тон заводит. Невероятно заводит. А когда незнакомец прикасается к платью, я замираю, ожидая контакта и с обнаженной кожей. Потом смотрю в глаза мужчине в зеркале. Его взгляд снова обжигает. Шутить и подначивать друг друга уже никому не хочется. Обалдеть. Меня охватывает желание — и чересчур быстро, поэтому я приоткрываю рот, чтобы вдохнуть. По взгляду моего незнакомца я отлично понимаю его намерения. Уверена, мои от него тоже скрыть нельзя. Боже, я действительно хочу это сделать? В примерочной Harrods? С мужчиной, которого совсем не знаю? Интересно, он такое часто практикует — выслеживает женщин в магазинах и соблазняет их?

Ох, слишком много вопросов.

— Да? — тихо уточняет он, держа руки на спинке платья.

— Кажется, я собираюсь заняться сексом с незнакомцем, — пожалуй, пора заканчивать ходить вокруг да около.

— Мне в голову пришла такая же мысль, — практически мурлычет он, все еще придерживая платье. — Может, тебе станет легче, если узнаешь мое имя?

Мне и самой интересно, будет ли так проще. Или стоит просто принять этот рождественский подарок? Отбросить сомнения. «Ты скучная. В твоей жизни нет ни веселья, ни мужчины, с кем можно пойти на свидание». Какого черта на ум сейчас приходят слова моей сестры? Может, мне все-таки стоит попробовать жить на полную катушку?

— Нет, я не хочу знать, как тебя зовут, — поворачиваясь к нему лицом, отвечаю я, но мужчина меня останавливает.

Когда я смотрю на него, он качает головой.

— Стой так, — взявшись за подол платья и пристально глядя на меня, мой незнакомец медленно поднимает его до талии. — Упрись руками в зеркало.

Я кладу ладони на холодную поверхность, а он тем временем развязывает и резким движением стягивает галстук, после чего расстегивает рубашку, сантиметр за сантиметром оголяя грудь — широкую и мускулистую, усеянную короткими темными волосками. Я с усилием сглатываю. Как и предполагалось, ни единого грамма жира. Только упругие мышцы.

— Презерватив, — словно выплывая на поверхность из пучины бессвязных мыслей, бормочу я.

Его рука замирает, не успев расстегнуть ширинку, а похоть во взгляде сменяется расстройством.

— У меня его нет.

Зажмурившись, я со всей серьезностью обдумываю, что именно на это ответить. Вот она, прекрасная возможность положить конец этому безумию. Но поскольку решение проблемы у меня есть, было бы глупо не предложить его. Либо так, либо выйти из примерочной, ощущая себя готовой взорваться бомбой. И второй вариант я тут же отметаю.

— У меня есть, — тихо говорю я. — В сумке.

Удивленное выражение его лица мне совсем не нравится. Я могла бы пояснить, что упаковка презервативов хранится там добрые несколько месяцев, с тех пор как бывший меня бросил, и сестра запихала мне их в сумку, велев забыть его с кем-нибудь другим. Но нет, рассказывать все это меня не тянет. Да и необходимости в этом нет. Пусть лучше считает меня распутной, нежели идиоткой.

Наклонившись, мужчина достает упаковку и протягивает ее мне.

— Даже не знаю, что сейчас чувствовать. Благодарность или разочарование.

Улыбнувшись и одновременно с этим затаив дыхание, я достаю презервативы из коробочки. Оглядев шесть пакетиков, незнакомец надувает губы. Когда дуется, он еще сексуальнее.

— У тебя большие планы.

— Все не так, как может показаться, — пусть и не хочу ничего объяснять, защитить я себя все равно готова.

Выхватив у меня из рук и оторвав один квадратный пакетик, он бросает остальные на пол.

— Что-то подобное мне уже доводилось слышать.

Его слова и интонация пробуждают любопытство. И мне хочется узнать о его жизни побольше. Или, если точнее, об отношениях. Ему тоже изменяли? Наверное, собственный опыт делает меня чувствительной к другим жертвам измен, поэтому я сразу же обращаю внимание на сарказм, которым пропитана его фраза. Мой незнакомец сказал, что у него много работы и нет времени на свидания. Все как у меня. Тем временем он разрывает обертку зубами.

— Может, хочешь сама оказать мне эту честь?

— Честь? Ты только послушай себя, мистер Большие Яйца.

— Ах, милая, ты и понятия не имеешь, насколько права, — когда его брюки падают на пол, перед моим взглядом оказываются черные боксеры и… весьма впечатляющая выпуклость. — Готова?

— Нет, — захлебнувшись воздухом, отвечаю я, не в силах даже смутиться от собственной честности. Подняв на мужчину взгляд, я чуть было не спрашиваю, что, по его мнению, я должна с этим делать, но умудряюсь сдержаться и уберечь себя от еще большей неловкости.

Мой незнакомец пожимает плечами и засовывает руку за резинку боксеров.

— Я происхожу из династии щедро одаренных мужчин.

— Повезло же тебе.

— Это тебе повезло, — шепотом отвечает он и протягивает мне презерватив, который я беру дрожащей рукой. — Счастливого Рождества!

Не в силах удержаться от смеха при виде его мальчишеской улыбки, я достаю презерватив из обертки.

— И тебе счастливого Рождества!

Незнакомец улыбается, когда я, опустившись на колени и приблизившись таким образом к его мужскому достоинству, провожу языком по своей нижней губе.

— Что, струсила? — интересуется он.

Его сомнения относительно моей способности жить на полную катушку толкает меня вперед, и мне удается немного приглушить его самоуверенность, проведя языком по головке. Шумно выдохнув, мужчина наклоняется вперед и опирается рукой на зеркало позади меня. Его дыхание тут же становится неровным.

— Осторожней, — бормочет он и хватает меня за волосы другой рукой, в то время как я закрываю глаза и погружаю его член в рот. — Черт… да, — выпускаю его изо рта и надеваю презерватив. Мой незнакомец тут же поднимает меня на ноги и прижимает спиной к зеркалу, навалившись всем телом. Тяжело дыша, он мягко поглаживает меня по щеке. — Я так рад, что до последнего затянул с подарками.

— Я тоже.

В следующее мгновение он накрывает мой рот жадным поцелуем, приподнимая меня выше и закидывая мою ногу себе на талию. Чуть согнув колени и качнув бедрами, незнакомец разрывает поцелуй, чтобы медленно скользнуть внутрь. У меня перехватывает дыхание. Вцепившись ему в плечи, я не отвожу взгляда от его глаз. Это неспешное скольжение кажется бесконечным; он оказывается очень глубоко, и от ощущения наполненности я вскрикиваю.

Мужчина тут же зажимает мне рот ладонью.

— Тс-с-с, — замерев, шепчет он, после чего я слышу женский голос вдалеке.

— Здесь кто-то есть?

Ох блин.

Мы оба таращимсы друг на друга.

— Магазин закрывается, — предупреждает женщина, явно приближаясь к примерочным.

Мой незнакомец убирает руку и выходит из меня. Это движение заставляет меня вздрогнуть, а его еле слышно застонать. Он быстро надевает пиджак и застегивает его, чтобы скрыть распахнутую рубашку, после чего настает черед брюк.

— Мой жена примеряет платье, — мистер Шикарный хитро улыбается, когда я мотаю головой. — Мы быстро, — он поворачивает меня спиной и одергивает платье так резко, что я с трудом удерживаюсь на ногах.

— Не так сильно, — бормочу я.

— Ты говорила бы совсем другое, останься я сейчас в тебе по самые Большие Яйца, — шепчет мне на ухо он, застегивая при этом молнию.

— Увы, но это не так, — отвечаю я с интонацией обиженного ребенка. Я получила слишком мало и хочу еще.

Похлопав меня по заду, незнакомец отодвигает занавеску.

— У нас не получается его снять, — говорит он консультанту. — Наверное, мне понадобится помощь.

Когда консультант появляется у примерочной, тут же оглядывает пол и хмурится. Посмотрев туда же, я замечаю пять презервативов. И одну пустую обертку.

О боже. Я съеживаюсь, а мой сообщник покашливает и наклоняется все это поднять.

— Наверное, выпали из бумажника.

— Ну да, конечно, — отвечает консультант, скрестив руки на груди. — А как платье? Подошло?

— Идеально, — отвечает он. — Мы его берем, — снова развернув меня спиной к себе, мужчина расстегивает молнию. — О, взгляните-ка, молния перестала капризничать, — вытолкав надменно выглядящую консультанта за пределы примерочной, он задергивает шторку и помогает мне снять платье. Я не сопротивляюсь. Думаю, муж и жена, занимающиеся бог знает чем в общественном месте, выглядят куда более приемлемо в глазах окружающих, нежели два незнакомца.

Выглянув из-за занавески, мистер Шикарный вручает платье консультанту, радостно улыбаясь.

— Спасибо.

— Я сложу его и упакую, — отвечает она и бросает взгляд на меня, с горящими щеками надевающую брюки.

Мне хочется сказать этой женщине, что обычно я не настолько чокнутая и безрассудная. Но вместо этого тихо благодарю, после чего она уходит.

— О господи! — обхватив голову руками и сгорая от стыда, восклицаю я. — Не смогу посмотреть в глаза этой женщине снова.

— Я тоже, — подняв мою блузку с пола, мой незнакомец помогает ее надеть.

— Но ты сказал, что мы купим платье.

— Это была попытка отвлечь ее и задобрить, — он берет наши пакеты и хватает меня за руку. — Ну что, готова с позором пройти через весь магазин?

— Я бы предпочла пробежать.

Он смеется в ответ, и мы несемся со всех ног, держась за руки, в противоположном от касс направлении и хохочем как дураки.

Когда оказываемся на улице, я прислоняюсь к стеклянной витрине, чтобы отдышаться.

— Я ощущаю себя измотанным. Но совсем не по той причине, по какой стоило бы, — прислонившись к витрине рядом со мной, мужчина поворачивается ко мне и улыбается. От его улыбки можно растаять. — При этом хочу сказать, что это лучший шопинг в моей жизни.

— И в моей, — соглашаюсь я, не отводя взгляд и тяжело дыша. Мистер Шикарный Мужчина. О, знал бы ты, насколько шикарен. Особенно сейчас, взлохмаченный и такой манящий. — Было приятно почти познакомиться с тобой, — с застенчивой улыбкой говорю я и забираю у него свои пакеты. — Ты часто так делаешь: соблазняешь ни в чем не повинных женщин в универмагах?

— Это впервые, — тут же отвечает он. Сама не знаю, почему, но я ему верю. За привлекательностью и дерзостью скрывается по-настоящему хороший парень. Возможно, это говорит мой детектор сукиных сынов. А возможно, женская интуиция. Мне кажется, проигрыш в этой идиотском соревновании — лучшее, что когда-либо со мной случалось.

— А ты? Часто приводишь несчастных мужчин в смятение в универмагах? — спрашивает мужчина.

— Вообще-то, я предпочитаю их избегать, — откровенно отвечаю я и, не обращая внимания на его растущее любопытство, достаю из сумки телефон. Когда вижу, что звонит мама, меня охватывает паника.

— Что случилось? — спрашиваю я ее, надеясь, что они с папой не встали в пробке и не попали в аварию.

— Расчетное время прибытия — два часа, — весело говорит мама.

— Что? — я оглядываюсь на мистера Шикарного, хотя, конечно же, он понятия не имеет о причине моей паники. Они же собирались приехать в восемь. А на часах еще и половины шестого нет.

— Движение хорошее, и мы едем быстро, — отвечает она. — Верно, Шеймас?

— Верно, — отзывается папа, видимо, сидящий рядом с ней в машине.

Я срываюсь с места. Мне нужно быть дома как можно скорее. Застелить гостевые кровати и приготовить ужин.

— Блин, — бормочу я себе под нос, когда достаю кошелек, ловлю такси и, размахивая купюрами, называю адрес водителю. К счастью, он с пониманием относится к моему желанию поспешить, поэтому быстро стартует с места. Обернувшись, я вижу, как мой незнакомец смотрит мне вслед, и разрываюсь между желанием остановить машину и дать ему свой телефон, и продолжать ехать. Но потом до меня кое-что доходит. Он даже не попытался меня остановить. Возможно, я побежала слишком быстро, но окрик точно заставил бы меня притормозить. И напомнил о произошедшем совсем недавно. Да блин, у мужика есть ноги, в конце концов, поэтому не говорите мне, что он не в состоянии был за мной угнаться. Догнать и остановить. Напомнить об ужине. Но мистер этого не сделал. Наверное, передумал, учитывая, что как следует заняться сексом в примерочной не удалось. Я издаю злобный смешок и разворачиваюсь лицом к лобовому стеклу.

— Шеннон, ты дура, — говорю я сама себе. Вот только смеяться уже не хочется. Это действительно произошло? Я на самом деле флиртовала с незнакомцем? И правда чуть было не занялась с ним сексом в примерочной Harrods накануне Рождества? Надув щеки, я качаю головой и пытаюсь вернуть себя на землю. В реальность. — Живи реальной жизнью, Шеннон. «На всю катушку» — это не твое.

Забежав в мясную лавку за колбасным фаршем, я наконец добираюсь до дома, после чего убираю покупки в шкаф. Упаковка подарков находится на последнем месте в списке дел, тем более что подарки мы обычно открываем на Рождество вечером. У меня еще полно времени. Просто ускользну на полчасика, пока папа с мамой лягут подремать после обильного рождественского ужина.

Я ураганом ношусь по дому, попутно отмечая в списке дела. Час спустя усталая, но чрезвычайно довольная сделанным в сжатые сроки, я понимаю, что готова. Давайте уже отпразднуем это Рождество.

Надев платье, я слышу звонок в дверь и открывать бегу, застегивая последнюю пуговицу. Дверь распахивается, и внутрь врываются родители, шумные и веселые.

— С Рождеством! — прижимая меня к себе, говорит папа. — Что там у тебя с колбасой?

Мои мысли тут же принимают какой-то пугающий оборот.

— Купила, — стараясь не ляпнуть лишнего — что «Знаешь, пап, с кое-какой колбасой все было почти идеально», — отвечаю я и взвизгиваю, когда папа отпускает меня, звонко целует в щеку и нежно улыбается.

— Эй, ты покраснела.

Правда? Приложив ладони к щекам, я ощущаю жар. М-да, та колбаса была чертовски хороша.

— Моя девочка, — говорит мама и, отпихнув папу в сторону, прижимает меня к груди. — Он прав. Твои щеки пылают.

Услышав, как на улице хлопает дверь машины — это явно сделала моя племянница Эллис, — я перевожу взгляд в сторону улицы. Моя сестра со своим мужем выгружают из багажника пакеты. Увидев меня, Джудит с любопытством склоняет голову набок. Боже, такое ощущение, будто у меня над головой висит неоновая вывеска, на которой подробно описано непристойное приключение в примерочной Harrods.

— Привет!

Задумчиво надув губы, моя сестра неспешно идет по дорожке к двери.

— Ты беременная?

Я издаю истерический смешок.

— Господи боже, нет! Что это с вами? Я просто рада вас видеть.

Джудит громко принюхивается.

— Отчетливо пахнет чушью собачьей, — поцеловав меня в щеку, она ставит пакеты на пол и идет на кухню за вином.

Моя племянница ураганом врывается в дом, энергичная и жизнерадостная.

— Скоро Рождество! Совсем скоро!

И следом входит мой зять.

— Привет, салага.

Закатив глаза, я закрываю входную дверь.

— Мне тридцать, вообще-то, Хит. Когда ты прекратишь?

— Никогда, — поцеловав меня в лоб, он сворачивает в коридор, а я качаю головой, ни капли не рассердившись. Джудит и Хит были вместе, с тех пор как ей исполнилось шестнадцать, а мне двенадцать. Они всегда были старперами, а я — салагой. Постояв у двери, я прислушиваюсь и вдыхаю запах Рождества. И счастья. Идеально.

На следующий день, в Рождество, все развалились на двух диванах в гостиной, приходя в себя после грандиозного рождественского ужина. Мы с Джудит допиваем нашу вторую бутылку вина, мама с папой спят, Хит наслаждается своей традиционной рождественской сигарой в саду, а Эллис играет с единственным подарком, который мы разрешили ей открыть до праздника, — с кукольным домиком.

Царит умиротворение и покой. Я решаю, что пора улизнуть заворачивать подарки, как вдруг раздается звонок в дверь. Джудит перехватывает мой взгляд и доливает себе вина.

— Кого это черти принесли?

— Может, это опять Санта? — отзывается Эллис.

Я иду к входной двери и открываю ее.

И едва не падаю от удивления.

— Мистер Шикарный! — выпаливаю я, таращась на него. Впрочем, как бы ошарашена я ни была, мне удается заметить, что одет мой незнакомец повседневно: джинсы и симпатичный свитер с рождественскими мотивами и… э-э-э… с двумя бубенцами внушительных размеров.

«Я происхожу из династии щедро одаренных мужчин».

— О боже! — восклицаю я и хохочу.

— Мистер Шикарный, значит? — вздернув бровь, переспрашивает мужчина. — Годится.

Тем временем я беру себя в руки.

— Ты что здесь делаешь?

В ответ он показывает на один из пакетов, которые принес с собой.

— Моя сестра не носит яркие носки. Похоже, мы перепутали покупки. Ты не заметила?

Придется признаться в рождественском грехе.

— Подарки я еще не упаковала. Как раз сейчас и собиралась это сделать.

— Я тоже, — с улыбкой отвечает мой незнакомец. — Когда убегала, ты выронила свои водительские права. Наверное, выскочили из кошелька, — он достает их из кармана и добавляет: — Шеннон.

Со смешком я забираю свои права.

— А тебя как зовут?

Он показывает на рисунок на своем свитере.

— Мистер Большие Бубенцы.

Я снова смеюсь, и приходится держаться за дверную ручку, чтобы не упасть.

— А настоящее имя какое?

— Шон, — покусывая губу, отвечает он. — Приятно познакомиться.

— И мне, — говорю я и проделываю то же самое со своей губой. — Ты выследил меня в рождественский день.

Я не слишком о многом сейчас мечтаю?

— Как я уже сказал, носки с изображением джазовых инструментов куплены точно не для моей сестры. И она разозлится, если я совсем ничего ей не подарю, — Шон пожимает плечами, будто все настолько банально. Или нет? Его взгляд говорит об обратном. Он хотел увидеть меня снова.

— Вообще-то, одну из пар я купила для тебя, — махнув рукой в сторону пакета, говорю я. — Вчера я заметила твои носки. Симпатичные.

— Ты купила мне подарок?

— Я сочла это утешительным призом, — небрежно замечаю я, изо всех сил скрывая волнение.

— Думаю, мой утешительный приз был куда лучше, — его хищная улыбка невероятно сексуальная.

— Я тоже так считаю, — честно признаюсь я. Господи, как же мне нравится этот мужчина! Еще никогда в жизни я с таким удовольствием не проигрывала. Интуиция подсказывает мне, что проигрыш в соревновании с ним — это победа. Что-то происходит между нами, когда мы смотрим друг на друга и обмениваемся многозначительными улыбочками.

— С Рождеством.

— И тебя с Рождеством, — отвечает Шон. — Мне кажется, оно будет особенно хорошим.

Я делаю глубокий вдох, получая удовольствие от осознания, что мы сейчас на одной волне, а когда Шон подходит ближе, предвкушаю поцелуй.

Внезапно позади меня слышна какая-то возня, и вот я уже отодвинута в сторону, а Джудит выходит за дверь и тут же замирает, увидев мистера Шикарного у меня на пороге.

— Ого, — еле слышно произносит она и бросает на меня осуждающий взгляд, после чего возвращается вниманием к Шону. — Должно быть, чушь собачья — это ты.

— Что, прости? — смеется Шон и переводит взгляд на меня, будто спрашивая, верно ли он расслышал. Я могу лишь пожать плечами, извиняясь за сестру.

— Народ! — кричит Джудит, ухмыляясь во весь рот и глядя то на меня, то на Шона. — У нас гость!

Закрыв глаза, я слышу, как в коридоре появляются остальные члены моей семьи, чтобы узнать, что тут еще за гость такой. Толкая друг друга, они появляются в дверях и глазеют на мистера Шикарного, словно он какой-то монстр из черной лагуны.

— Может, ты войдешь? — предлагаю я. Ему стоит дать хотя бы выпить, чтобы выдержать грядущую проверку.

— С удовольствием. Это твой отец? — спрашивает Шон и протягивает руку папе.

— Пап, это Шон.

Мне не нравится, насколько радостным выглядит папа. Знаю, он давно хочет, чтобы я нашла свое счастье, но Шон вряд ли ему придется по вкусу, поскольку знакомы мы совсем недолго.

— Рад познакомиться, сынок, — страшно довольный, говорит папа. — Заходи, выпьем.

Вся моя нетерпеливая семейка тащит Шона на кухню, а я наливаю себе вина и опустошаю бокал. Что еще мне остается делать?

— Как насчет сигары? — предлагает Шону мой зять, когда я появляюсь в дверях кухни.

— По особым случаям, — таким, как этот, — не возражаю.

— Молодец, — заявляет Хит и, протянув Шону наполовину выкуренную кубинскую сигару, одобрительно мне кивает. — Он подойдет.

— Хит! — восклицаю я и краснею.

— Шон, — со своей знаменитой ирландской улыбкой говорит мама, — до чего же приятно познакомиться. Вы давно с Шеннон знаете друг друга?

— Мы… — вытаращив глаза на Шона, начинаю я.

— Мы пару раз ходили на свидания, — отвечает он.

— Как мило.

— Ты не говорила, что снова начала ходить на свидания, — обиженно шипит мне на ухо Джудит. — А он… ох… ну просто пальчики оближешь.

— Замолчи, — я отпихиваю ее в сторону, чувствуя злость — и за себя, и за Шона. Вот оно, боевое крещение во всей красе. Бедняга. Наверное, уже пожалел, что заявился ко мне.

Когда постылые родичи оставляют его в покое, Шон подходит ко мне.

— Мне очень жаль, — искренне говорю я.

— Тебе не за что извиняться. Если ты только не решила отказаться от нашего уговора.

— Ты про ужин?

— Нет, про секс в примерочной Harrods.

— Веди себя прилично, — смеюсь я и в животе ощущаю порхание бабочек.

— Мы обязательно закончим начатое, — с уверенностью говорит Шон. — Но для начала у нас будет ужин, который ты мне задолжала, — он протягивает мне пакет, и я удивленно приподнимаю брови.

— Что это?

— Твой рождественский подарок, — отвечает Шон и достает маленькое черное платье. — И мой должок.

— Но как…

— После того как ты удрала на такси, я вернулся в магазин.

— Под неодобрительным взглядом консультанта? — недоверчиво интересуюсь я. А мужчина куда храбрее меня.

Шон пожимает плечами и обворожительно улыбается.

— Ну, я очень хотел увидеть тебя снова. Так что да, — поставив пакет на стол, он берет меня за руку и тащит в коридор, подальше от любопытных глаз. Спустя считанные секунды я оказываюсь прижатой спиной к стене. Приблизившись к моим губам, Шон сдерживает улыбку.

— Пойдем со мной покупать подарки на Рождество в следующем году.

— Ого.

Когда он сокращает считанные миллиметры и целует меня, Рождество кажется еще лучше.

— Скажи «да», — почти не отрываясь от моих губ, просит он.

— Тогда увидимся в следующем году.

— О, мы с тобой в следующем года еще не раз увидимся, — приподняв мою ногу и прижавшись ближе, Шон прерывает поцелуй и нежно проводит губами мне по щеке. — В Лондоне очень много универмагов, а я хотел бы купить тебе платье на каждое из наших свиданий, — он целует мою улыбку.

— Договорились, — с легкостью соглашаюсь я. Ну а как иначе? Этот великолепный мужчина не только преследовал меня в канун Рождества в Harrods, но и отыскал сегодня. Непосредственно на само Рождество. И он хочет меня. Еще жаждет купить платья, хотя я подозреваю, его жажда больше относится к возможности снять их с меня. Так что да. Меня устраивает эта сделка. Самая легкая из всех, что я когда-либо заключала.

Мистер Большие Бубенцы пусть покупает мне столько платьев, сколько пожелает.

О да. С Рождеством меня!

КОНЕЦ

АННОТАЦИЯ

У Иви Сандерс есть секрет. Она влюблена в своего босса — горячего Джейса Уинтерса, владельца лучшего бара маленького заснеженного городка. Она думает, что Джейс едва замечает ее, что для него она просто коллега. Но во время рождественской вечеринки может сбыться любое желание — даже самое непристойное.

 

Я не знаю, сколько раз смотрела на вид, открывающийся из окна, но он никогда мне не надоедает. Округлые склоны пушистых сугробов, которые обрамляют дорогу, шапки белого снега на ветках деревьев, сияющие, как растаявший зефир, фонари. Алмазный блеск тротуара и снежинки, бесконечным потоком крохотных точек слетающие с небес.

Прекрасный вид. И волшебный. В особенности сейчас, когда приближается Рождество.

В окне отражается комната у меня за спиной — блестящие поверхности дубовых столов, обшитые деревом стены. В камине, над которым висят пять чулок с вышитыми серебряными нитками именами, пляшут ярко-оранжевые языки пламени. Повсюду развешена зеленая мишура и ветки омелы, а у стены стоит настоящая елка, украшенная гирляндами и сверкающими шариками. И наконец здесь есть Уолтер — чучело головы лося над камином, на рогах у которого я завязала бантики из красного бархата.

Сезон Рождества всегда был моим любимым временем года, но три дня до Сочельника в баре «Черный бриллиант» это… это совсем другой уровень праздничного настроения в стиле картинок Нормана Рокуэлла и старых фильмов со счастливым концом.

Не хватает только веселой рождественской музыки, которую мы с Хизер, моей соседкой и второй нашей официанткой, активнейшим образом продвигаем. Но на нее наложили вето, и потому из музыкального автомата в углу доносятся звуки «Love Song» группы Tesla. Но я не против — это хорошая песня.

Впрочем, пока играет гитарное соло, я более внимательно слушаю разговор за барной стойкой.

— Снежные гномы — настоящее зло.

— Что еще за снежные гномы?

— Такие маленькие ребята с острыми ушками и в красненьких колпачках. Стоят на газонах. Ну ты знаешь… снежные гномы.

Стоя в другом конце бара, я тайком наблюдаю за своим боссом.

Джейс Уинтерс.

Сердечки в глазах и мысленный обморок — ваш выход. От одной только мысли о нем у меня слабеют колени.

У него густые черные волосы, чувственный рот, ровные белые зубы и ямочка на щеке. Эта ямочка, которая появляется, когда он улыбается, доводит меня до безумия. Так и тянет лизнуть ее — и оттуда двинуться вниз.

А его руки… Их я обожаю больше всего. Я слежу за ними, пока он протирает барную стойку. Это сильные руки. Большие и загрубевшие. И умелые. Руки мужчины.

Я часто наблюдаю за Джейсом. Очень часто. Потому что днем я — Иви Сандерс, кроткая двадцатипятилетняя официантка, а во все оставшееся время — безнадежно влюбленная дурочка и почти сталкер.

В общем, жалкое существо.

Джейс, прищурившись, смотрит на Зака — тощего, жилистого парня в татуировках, который сидит напротив него.

— Ты об эльфах?

— Нет. Эльфы… они чисто выбриты, а у гномов есть борода — это общеизвестный факт. Жутковатые сволочи. Постоянно следуют за тобой взглядом. Словно вот-вот бросятся на тебя через двор, схватят своими толстыми, как сосиски, пальцами и вонзят тебе в горло свои острые зубы.

Зак — писатель. Очень талантливый, с буйным воображением и несколько странный. Весь год он живет в Лос-Анджелесе, а сюда приезжает зимой, чтобы в тишине и покое его творческое начало могло развернуться в полную силу.

Сюда — это в Алпайн, штат Колорадо, уютный крохотный городок, известный своими нетронутыми лесными тропами, впечатляющими горными склонами, маленькими магазинчиками и… уединенностью. Аспен — это место, куда стекаются богачи, чтобы повыпендриваться перед другими. А в Алпайн люди приезжают, чтобы покататься на лыжах, расслабиться и на время исчезнуть с радаров.

— Погоди… а это идея. — Зак задумчиво теребит металлический шарик пирсинга в своей нижней губе. — Эльфы против Снежных гномов: зимняя битва в Волшебной стране. Дай мне салфетку, я запишу.

Открывается дверь, и в бар врывается вихрь из снежинок — к нам заходит Чарли Баттерс, владелец местной снегоуборочной компании, а за ним по пятам спешит Чарли-младший, его шестилетний сын. Они снимают шапки и взбираются на барные табуреты.

— Ну и погода на улице, — говорит, вздохнув, Чарли-старший. — Словно деньги валятся с неба, но все равно… денек выдался тот еще, черт побери.

Минуту спустя Джейс ставит перед Чарли кофе по-ирландски, его обычный вечерний напиток.

Чарли-младший стаскивает зубами варежки.

— Парень, а ты что сегодня закажешь? — Джейс скрещивает руки, и я любуюсь тем, как бугрятся его мускулы. — Имбирный эль или горячий шоколад?

— Горячий шоколад, Джейс. И лучше двойной. — Чарли-младший — копия своего папы — тоже вздыхает. — Денек выдался тот еще, черт побери.

Горячий шоколад в баре «Черный бриллиант» — это еще одна вещь, которой славится наш городок. Его создал и готовит лично владелец, используя настоящий растопленный шоколад и цельное молоко. Кружка густого, дымящегося блаженства увенчана горкой сливок, сбитых вручную и посыпанных какао-порошком, мятной крошкой и маршмеллоу, и подается с хрустящей вафелькой в шоколаде.

Пить его — словно вкушать рождественское чудо.

Джейс ставит кружку с шоколадным шедевром перед Чарли-младшим, и малыш утыкается в нее носом.

А потом Джейс поднимает лицо. И смотрит через весь бар… на меня. И взгляд его синих глаз пронзает меня, словно сосулька, до самого сердца.

В животе разливается неистовый трепет, и время будто растягивается, музыка тает и весь мир, включая снежинки на улице, замирает.

Потому что на меня смотрит Джейс Уинтерс.

Но тут с кухни доносится звяканье серебряного звонка.

— Заказ готов!

И к тому времени, как я моргаю, его подбородок уже опустился, и он опять протирает барную стойку. Мистер Спокойствие и Невозмутимость.

Я тоже умею казаться невозмутимой.

Но не настолько хорошо, как он. И потому вместо того, чтобы как нормальный человек пойти к кухне, я разворачиваюсь — слишком быстро, не глядя… и врезаюсь прямо в чертову елку.

От моего маневра она начинает заваливаться на бок, но я успеваю схватиться за ствол и дернуть елку обратно — и заодно уколоть веткой глаз.

О господи.

— Черт, — бормочет Джейс.

Зак соскакивает с табурета.

— Иви, ты как?

Они оба идут ко мне, а я одной рукой прикрываю лицо, а вторую вытягиваю, чтобы не подпустить их к себе. Потому что я уже горю от стыда — еще капля позора, и я начну жевать ветку омелы.

— Ничего страшного, все хорошо.

Но Джейс уже передо мной — так близко, что я ощущаю тепло его сильного тела и чистый, свежий запах его рубашки в красную клетку.

— Убери руку, Иви. Дай посмотреть на твой глаз. — Голос у него хриплый и низкий. Это приказ.

И это так горячо.

— Джейс, я же сказала, со мной все нормально.

В его тон просачивается капелька сердитого раздражения.

— Ивс, я не люблю повторять.

Вау, а так еще горячее.

Я опускаю руку и воинственно смотрю на него — и здоровым глазом, и сощуренным пострадавшим. Пока Джейс, стиснув челюсти, строго разглядывает меня, я подаюсь вперед, чтобы впитать исходящую от него мощь. Вблизи его плечи кажутся еще шире, рубашка обтягивает выступающие мускулы рук и груди.

Его большой палец медленно скользит по моей щеке, вытирая слезинку. И ощущение его ласки… о боже… я даже не знаю, как — каким немыслимым чудом — мне удается не застонать.

— Все хорошо, Иви. Глаз, кажется, не пострадал.

Теперь он произносит мое имя тихо. И мягко. Тоном, который я слышу в своих знойных, влажных мечтах.

Но через секунду я отступаю и заставляю себя улыбнуться. Потому что кое-какая гордость у меня все-таки есть.

По крайней мере, мне хочется в это верить.

— Я же говорила. Все в полном порядке.

Но я не в порядке.

Далеко не в порядке.

Потому что я влюблена в него.

Я. Влюблена. В него.

До беспамятства. По уши. Острая тяга к нему не покидает меня ни на миг.

Он идеален. Я не знала, что идеальные мужчины существуют на свете, но Джейс ровно такой.

Причем не только внешне — хотя, к слову о внешнем: он либо носит в кармане джинсов большой огурец, либо у него реально большой.

Но по-настоящему меня зацепило то, каков он внутри. То, как доброжелательно он общается с окружающими людьми — с работниками, друзьями и даже с теми, кого видит впервые. То, как любяще он обнимает сестру, когда та навещает его, и сажает на плечи свою хихикающую крошку-племяшку.

В нем есть внутренний стержень. Он трудолюбив и предан любимому делу. Джейс купил бар, когда тот был загибающейся дырой, и в одиночку превратил «Черный бриллиант» в настоящий. Ему присуще врожденное чувство чести, обаяние, нежная сила, стремление защищать. Он хороший, порядочный человек.

И такой сексуальный, что я хочу скакать на нем, как на своем личном быке. А также почитать и обожать отныне и навсегда, во веки веков.

Потому что я влюблена в него. Я люблю Джейса Уинтерса.

Ну вот, я сказала эти слова… пусть и всего лишь у себя в голове. Я не помню времен, когда была не влюблена в него.

И эта любовь превращает меня в настоящую идиотку.

Спустя пять минут, когда мое зрение прояснилось, я стою на кухне и укладываю на тарелки с гамбургерами гарнир, а Райан, наш повар, ведет со мной разговор. Имя Райана написано на одном из чулков, что висят под Уолтером на камине. Они приготовлены для каждого, кто работает здесь — для меня, Джейса, Райана, Хизер и Кевина, помощника на кухне и в баре, который придет сюда позже. Мы одна большая семья.

— Ты поедешь на Рождество на восток?

На восток — это в Нью-Джерси, к родителям. Не скажу, что мы очень близки, но у нас хорошие отношения. Я единственный ребенок в семье, однако мои родители спокойно относятся к детям — я появилась случайно, — и потому не сильно расстроились, когда четыре года назад их птенец улетел из гнезда и перебрался жить в Колорадо. Но я знаю, что в их доме всегда будет комната для меня.

Я качаю головой.

— В этом году не получится. Нет денег на перелет — я наконец-то накопила на машину, которую видела в салоне у Дуни. Она будет моим подарок себе на Рождество.

— Здорово. — Райан ерошит свои короткие светлые волосы и закусывает губу. — Слушай, у нас на следующий день после Рождества будет концерт… не хочешь прийти? Будет весело. А потом можно сходить вместе поужинать.

Райан родился и вырос в Алпайне. Он мой ровесник и гитарист в довольно-таки неплохой местной группе. По средам Джейс разрешает им выступать у нас в баре. Хизер сохнет по Райану уже целую вечность — почти так же долго, как я одержима Джейсом.

Но я в любом случае ни с кем не встречаюсь. Может, жеребец за барной стойкой и не подозревает, что ему принадлежат ключи от моего сердца, но я-то знаю об этом. Обнадеживать другого мужчину, заранее зная, что у нас ничего не получится, просто неправильно.

Прежде чем я успеваю ответить, в дверях кухни появляется вышеупомянутый жеребец — со скрещенными руками и строгостью на лице.

— Иви, ты собираешься относить заказ или как? — Джейс дергает подбородком в сторону зала. — Посетители ждут.

Я киваю.

— Иду.

Потом подхватываю тарелки и по пути к двери улыбаюсь Райану.

— Спасибо за приглашение, но я не смогу.

Не сейчас. С ним — никогда.

Угу… я жалкое существо.

— Вам повторить? — спрашиваю я у молодой модной пары, доставив им бургеры и показав на почти пустые кружки темного «гиннеса».

Они кивают, и я иду к бару.

Девушка своими густыми волнистыми волосами и карими глазами чем-то напоминает меня. Ту меня, которой я была четыре года назад, когда еще встречалась с парнями.

Именно из-за своего последнего парня я и попала сюда.

Его звали Дилан Маккафри, и он не был ни Тем Самым Мужчиной, ни даже Вроде-тем-самым, а скорее Мужчиной Чтобы-не-было-скучно. И когда он предложил путешествие по стране, двадцатиоднолетняя я уволилась из стоматологической клиники, где работала на ресепшене, опустошила свой банковский счет и пустилась в дорогу, чтобы получить старый добрый жизненный опыт.

Первые несколько дней путешествия прошли хорошо, но через полмесяца, к моменту нашей остановки в Алпайне, мы ссорились, как люди, которые осточертели друг другу.

Потому что мы и были осточертевшими друг другу людьми.

Последней каплей стал мой поход в ванную, когда я израсходовала весь трехминутный запас горячей воды, которая предлагалась в мотеле.

После чего Дилан бросил меня и вместе с машиной исчез.

Я планировала поесть где-нибудь, переночевать в мотеле, а наутро вернуться в Нью-Джерси. Но когда я вошла в бар «Черный бриллиант», за стойкой был Джейс, а мой столик обслуживала Хизер, поэтому к концу вечера я обзавелась и новой соседкой, и новой работой. И совсем новой жизнью.

Забавно. Иногда жизнь похожа на лабиринт из книжек с детскими головоломками. Ты выбираешь длинную, кружную дорогу, но она-то и приводит тебя в нужное место.

Бывают ли у вас эротические фантазии о Санта-Клаусе? Если да, опишите, какие.

Оторвав взгляд от листка перед собой, я поднимаю глаза на Хизер, свою соседку.

— Ну и вопросы. Можешь еще раз объяснить, зачем это надо?

Мы в комнате отдыха — у меня перерыв, а Хизер только что пришла и заступает на смену. Она закручивает свои светлые волосы в высокий пучок и кладет свою сумочку в шкафчик.

— Это называется Cписок непристойных желаний — анонимный опрос для курса сексологии. За зимние каникулы мне надо собрать ответы с друзей и знакомых, поэтому будь добра, заполни его.

Хизер учится на физиотерапевта.

— Как связаны эротические фантазии и физиотерапия? — спрашиваю я.

— У меня есть две теории. Первая: физиотерапия занимается здоровьем во всех смыслах этого слова, включая и сексуальное. И вторая: моему преподавателю нужны свежие фантазии для его дрочебанка. — Она пожимает плечом. — Наверное, правда где-то посередине.

Ее ореховые глаза широко распахиваются.

— О! Кстати о дрочебанке… Чуть не забыла. Я раздобыла для нас секси-наряды для рождественской вечеринки!

Она достает из шкафчика две обтягивающие футболки. На одной напечатаны елочные шары, под которыми зелеными буквами с завитушками написано «Люблю большие шары», а на второй красуется двусмысленный ярко-красный вопрос «Кто хочет набить мой чулок?».

— Как тебе?

Я со смехом показываю два больших пальца.

— Думаю, мы будем выглядеть, как две Санта-шлюшки.

— Идеально! — Она уходит к двери и указывает на листок на столе. — А теперь опиши свои порочнейшие фантазии! Только будь честной — я не стану читать, обещаю, и твоего имени там не будет.

Как только она выходит за дверь, я делаю глоток горячего шоколада и сосредотачиваюсь на Непристойном списке. Ну, поехали…

Бывают ли у вас фантазии о том, как вас связывают?

Я сомневаюсь, что готова полностью перевоплотиться в Анастейшу Стил — корень имбиря в заднице точно не для меня.

Но быть с властным мужчиной, который будет обращаться со мной, как пожелает — разворачивать, нагибать, тянуть за волосы и удерживать — потому что он точно знает, что делает, и что мне это понравится? Конечно, черт побери. Без вопросов.

Да.

У вас бывают фантазии о том, чтобы ваш сексуальный партнер вас отшлепал?

Я представляю, как Джейс прижимает меня щекой к кожаному сиденью барного табурета, а потом своей большой, загрубевшей ладонью отвешивает моей заднице смачный шлепок, потому что я была очень, очень плохой девочкой. Струя раскаленного пламени пронзает меня до самого естества, и мои внутренние мышцы конвульсивно сжимаются.

Может, до сих пор у меня и не было подобных фантазий, но теперь они будут на первой строчке меню.

Да.

Бывают ли у вас фантазии об эротических играх с едой? Если да, то с какой именно?

Проказливо улыбаясь, я беру со стола ложку и помешиваю густой растопленный шоколад. Когда я поднимаю ее, то в чашку медленными каскадами начинает стекать сладкая темная жидкость — идеальная для того, чтобы капнуть ею в какое-нибудь интересное место, а после слизнуть.

Растопленный шоколад.

Отметьте то, с чем согласны:

Мне нравятся пошлые разговоры в постели.

Да.

Мне нравится, когда со мной говорят, как с маленькой девочкой.

Фу. Я морщусь. Эта клеточка остается пустой.

Мне нравится глотать во время орального секса.

Выплевывают слабачки, а я не такая.

Да.

Мне нравится глубокий минет.

Хм-м… это что-то новенькое. Я похлопываю по губам концом ручки. Понравится ли мне заглотить член Джейса так глубоко, чтобы аж подавиться?

Конечно… что за вопрос.

Да.

Мне нравится анальный секс.

Я ставлю галочку, но уточняю:

Ни разу не пробовала, однако не против новых экспериментов.

Опишите свои самые непристойные повторяющиеся фантазии.

Упоминать имена совершенно необязательно, но я уже вошла в раж. В голове, словно кадры из эротического немого кино, мелькают картинки, от которых у меня твердеют соски, а дыхание ускоряется. И я просто записываю то, что вижу перед глазами.

Джейс усаживает меня на барную стойку. Целует меня… губы, шею, грудь, между ног. Затем стаскивает вниз, разворачивает и, постанывая мне на ухо, трахает жестко и быстро.

Я стою на коленях и даю Джейсу то, что он хочет, а он накручивает мои волосы на кулак, показывая, как ему все это нравится. Я делаю ему так хорошо, что он больше не захочет меня отпускать.

Джейс занимается со мной неспешной, нежной любовью, пока мы лежим на медвежьей шкуре напротив камина. Нам тепло и уютно в объятьях друг друга, а за окном медленно падает снег.

Я признаю́сь Джейсу Уинтерсу, что влюблена в него. Узнаю́, что он чувствует то же. Мы вместе работаем в баре, женимся, заводим трех с половиной детей и хаски по кличке Снежок. И живем долго и счастливо.

Последняя фантазия отличается от остальных — она нисколько не непристойная. Не знаю, зачем я ее записала. Может быть, чтобы упорядочить все у себя в голове.

А может быть потому, что в Рождество мечты воплощаются в жизнь… и в последнем предложении описана моя самая заветная фантазия и мечта.

— Привет, цыпленок, — говорит, заходя в комнату отдыха, Кевин Грэди.

Кевин похож на Вилли Нельсона — эдакий типаж пожилого клевого дяди. У него длинные седоватые волосы, завязанные в низкий хвост, и он может починить практически все, а еще умеет печь фантастическое печенье. Он работает у Джейса вторым барменом и поваром на подхвате дольше нас всех. Кевин — хороший.

— Привет, Кев.

— Один из ребят Дуни заехал сейчас и оставил кое-что для тебя на парковке. — Он улыбается и звякает набором ключей. — Полагаю, это твое.

Я взвизгиваю. В буквальном смысле этого слова — словно ребенок, которому подарили на Рождество новый айфон, — только громче.

— О боже, ее привезли! — Я прячу Непристойный список в задний карман. — Кевин, пошли поглядим на нее!

Он открывает дверь.

— Веди, куколка.

Я заглядываю на кухню.

— Райан, идем! Она уже здесь!

Райан улыбается мне из-за стойки из нержавеющей стали.

— Твой рождественский подарок самой себе?

— Да! Иди зацени!

В зале я ловлю за руку Хизер и зову Джейса, приглашая его с нами на улицу. Вечерняя суета еще не началась, поэтому посетители вполне потерпят без нас пару минут. Все выходят наружу и на парковке окружают мою прекрасную новенькую подержанную машинку.

Это моя первая большая самостоятельная покупка. Первая купленная на свои деньги машина. И она такая же фантастическая, как в тот момент, как я впервые положила на нее глаз.

Я вскидываю руки, словно темноволосая Ванна Уайт.

— Та-да! Ну, что скажете? Красавица, да? — спрашиваю, от радости подпрыгивая на месте.

Но никто почему-то не приходит в восторг.

— Да… — говорит Хизер, но ее голос звучит как-то натянуто. — Замечательная машина, Иви.

— Угу, — мямлит Райан. — Очень красивая.

Кевин чешет в затылке.

— Куколка… это ж «мустанг».

Да. Вишнево-красный, с белым верхом и полностью мой.

— Ага! Всегда хотела «мустанг».

Тут я перевожу взгляд на Джейса, ведь его реакция для меня важнее всего. Но у него такое лицо, что у меня чуть-чуть сжимается сердце. Потому что он явно взбешен. Прямо-таки супер-взбешен.

До такой степени, что от его взгляда может расплавиться снег, а упряжка Санты осыпаться пеплом с небес.

— Джейс?

— Иви, это же кабриолет, — рычит он.

— Да, я знаю, — говорю я — уже тише.

Джейс разводит руками, показывая на кружащийся вокруг снег.

— Это чертов кабриолет! — Он тычет пальцем в машину. — С задним приводом?

— Да, — признаю я, и мое лицо начинает гореть.

— Ты хоть представляешь, насколько это опасно — ездить на гребаном заднеприводном «мустанге»-кабриолете по нашим дорогам? — резко говорит он. — Кто продал тебе этот гроб на колесах? Дуни? Ублюдок даже не поставил цепи или зимние шины.

— Это не гроб на колесах, — возражаю я, — а машина моей мечты, которая мне очень нравится.

— Да что ты? А дышать тебе нравится? Поверь, не пройдет и недели, как мы будем вытаскивать тебя из канавы или соскребать с какого-нибудь гребаного столба.

Я складываю руки на груди.

— Джейс, у тебя самого есть «харлей».

Синий, сверкающий хромом, и видеть, как он ездит на нем — это оргазм для моих глаз.

— «Харлей», на котором я езжу две недели в году, когда не идет снег, а в остальное время мою задницу возит безопасный, надежный пикап! — Он показывает на черный автомобиль на парковке. — Чем ты думала, а?

— Полегче, сынок, — просит Кевин, но Джейс продолжает испепелять меня взглядом.

Протянув руку, он раскрывает ладонь и рявкает:

— Дай мне ключи. Завтра я верну тебе деньги. На этой машине ты ездить не будешь.

Мой кулак с ключами сжимается. И он это замечает.

— Я взрослый человек, — я вздергиваю подбородок, — и мне не нужны твои…

И тут Джейс делает нечто такое, чего не делал еще никогда.

Он орет на меня.

Так громко и резко, что я подскакиваю.

— Иви, ключи! Живо!

Джейс властный. Суровый. Упрямый. Но грубым он никогда не бывал.

До сих пор.

Мои щеки горят от стыда, на глазах проступили слезы обиды и гнева. И я чувствую, что все — все люди, чье мнение для меня важно — наблюдают за мной. Наблюдают за нами.

И тогда я швыряю в его дурацкую руку ключи. Потому что впервые не хочу находиться с ним рядом. И отдать ему ключи — самый простой и быстрый способ уйти.

Расправив плечи и высоко подняв голову, я разворачиваюсь и ухожу в бар. Слышу за спиной комментарии, и когда понимаю, что все остальные на моей стороне, мне становится легче.

— Вау, приятель… Ты перегнул.

— Отлично сработано, Джейс.

— Всех с гребаным Рождеством!

Я уже говорила, что Джейс идеален? Я продолжаю так думать, но в этот момент считаю его идеальным козлом.

Десять минут спустя я по-прежнему сижу за столом в комнате отдыха, сердито посасывая полосатый рождественский леденец и готовясь вычеркнуть имя Джейса из Непристойного списка.

Но прежде чем я успеваю занести над листком ручку, у меня за спиной звучит его голос. Уже нормальный. Сильный, ровный и теплый.

— Этот леденец выглядит довольно опасно. Моей жизни что-нибудь угрожает?

Я скашиваю глаза на конфету, зажатую в кулаке, которую мой язык превратил в острое сахарное копье.

Кладу ручку на стол и пожимаю плечами.

— Возможно.

Пока Джейс заходит, я загибаю уголки листа на столе.

— Я заколю тебя леденцом в сердце, а потом съем его. Идеальное преступление, — говорю ему. — Но ты наверняка считаешь меня слишком глупой, чтобы додуматься до такого.

Он вздыхает.

Выдвигает стул и садится, повернув его, как делают парни, спинкой вперед.

— Ивс, я не называл тебя глупой.

Мое сердце терзает обида.

— Ты намекнул. А это одно и то же.

Несколько минут он молчит, а я не смотрю на него, но чувствую на себе его взгляд.

— Я повел себя, как придурок, — мягко говорит он.

— Угу.

— И прошу у тебя извинения.

Тут я поднимаю глаза. И обмираю. Боже, как он красив. Серьезно, это даже нечестно. Уголки его великолепного рта смотрят вниз, в небесно-синих глазах — сожаление.

— Ты вернешь мне ключи?

Он фыркает.

— Я не настолько раскаиваюсь, черт побери.

Я закатываю глаза.

— Джейс…

— Я отвезу тебя в автосалон. На этих же выходных. И ты купишь другую машину, такую же классную, как «мустанг», но безопасную. — Его голос становится натянутым, хриплым. — Иви… ты важна для меня. Я не переживу, если с тобой что-то случится.

Его слова — как бальзам на душу, и на смену обиде приходит более теплое, светлое чувство. Надежда. Волнение. Может быть, даже вера в дух Рождества, который способен исполнить любое желание.

— Важна для тебя, как важны Кевин, Райан и Хизер? — осмеливаюсь я прощупать почву. — Потому что мы все работаем здесь?

Скажи «нет». Пожалуйста, боже… Скажи, что я другая, особенная. Потому что ты меня хочешь. Здесь и сейчас, на столе, на диване, у стенки и позже в твоей постели… в твоей жизни. И навсегда. Просто скажи «нет».

— Да.

Черт!

Дух Рождества вспыхивает и горит красным пламенем, словно елка, загоревшаяся из-за неисправной гирлянды.

— Наверное. — Джейс, потирая шею, отводит взгляд к шкафчикам. — Вроде того.

Чтобы он не увидел моего разочарования, я резко встаю. А Непристойный список засовываю в задний карман, планируя убрать его в шкафчик Хизер. Но тут в комнату заглядывает Кевин, и я стремительно разворачиваюсь к нему.

— Ребятки! Десять минут назад закрылись лыжные спуски, и только что закончился чемпионат по боулингу. Тут сумасшедший дом.

— Сейчас приду, — говорю я, поднимая с пола свой фартук.

Когда Кевин исчезает за дверью, Джейс поднимается на ноги и надежной, теплой стеной мускулов становится передо мной.

— Ну так что, Иви, мир?

— Угу. Разумеется. А как же иначе, — отвечаю я чуть бодрее, чем надо. Затем завязываю за спиной фартук и смотрю в его изумительные глаза. — Ну, я пошла.

— Хорошо. — Он тоже глядит на меня. — Я буду через минуту.

Я киваю. Потом ухожу в бар и приступаю к работе.

— Ты уверена, что у тебя его нет?

Суматошный вечер наконец-то закончился. Полы уже подметены, стулья подняты, Райан убирает на кухне, а Кевин и Джейс закрывают кассу. Мы с Хизер собрались было домой… но нам помешала одна серьезнейшая загвоздка.

— На все сто, — отвечает она, заглядывая под диван. — Попробуй вспомнить, когда ты в последний раз точно держала его в руках?

Я сдуваю с лица локон своих волнистых волос.

— В комнате отдыха. Когда говорила с Джейсом после катастрофы с «мустангом», но могу поклясться, что потом я положила листок к тебе в шкафчик…

Однако его нет в шкафчике Хизер. Его нет нигде — мы искали.

Непристойный список пропал.

Мои сокровеннейшие секреты и порочнейшие фантазии… как в воду канули. Испарились. А может — кто знает — улетели в чертову мастерскую Санты.

Я закрываюсь руками.

— Это так унизительно.

Хизер сжимает мое плечо.

— Не переживай. Все не так страшно. Ты же не написала там его имя, ведь так?

— Нет.

Но я конечно же написала. Сто, мать твою, раз.

Какой кошмар. Пусть меня переедет рождественская упряжка.

— Тогда все в порядке! — бодро говорит Хизер. — Наверное, он упал на пол, и Кевин выбросил его, когда подметал. Ты же знаешь, как он помешан на чистоте.

Это правда. Когда дело касается беспорядка или грязного пола, Кевин ведет себя как настоящий маньяк.

— И даже если его кто-то прочтет, он не узнает, что список написан тобой.

Тоже верно.

И паника, сжимавшая мои легкие с момента, как мы обнаружили, что Непристойного списка в ее шкафчике нет, наконец-то начинает ослабевать.

Потому что где бы он в итоге ни очутился — и в чьи бы руки он не попал, — никто никогда не догадается, что его автор — я.

Правда же, да?

Как ни планируй дела, но дни перед Рождеством всегда полны суматохи. Время пролетает в вихре упаковки подарков, работы и беготни по магазинам. Родные Хизер живут в Нью-Мексико, и поскольку в этом году она тоже не едет домой, мы решили провести день самого Рождества в пушистых носках и пижамах, пересматривая праздничные мелодрамы.

И скорее всего, страдая ужасным похмельем.

Потому что… вечеринка в честь Рождества проходит в баре «Черный бриллиант».

Это наша традиция — и полный снос башни. Джейс не экономит на ней, выставляя алкоголь с верхних полок, тонны еды из «Уиллоу», одного из лучших ресторанов Колорадо, и все виды сладостей из «Кондитерской Фло». Это закрытая вечеринка, куда приглашаются только работники, местные, завсегдатаи и члены семей.

Здесь я и нахожусь сейчас и выгляжу, если можно так говорить о себе, совершенно очаровательно.

На мне футболка с надписью «Люблю большие шары», черные джинсы в обтяжку, высокие сапоги и длинные серьги с зелеными шариками-колокольчиками, а поверх длинных, блестящих выпрямленных волос надета красная, отороченная мехом шапочка Санты.

Я на танцполе, отплясываю с Чарли Баттерсом-младшим под панк-версию «Silent Night», которую играют Райан и его друзья-музыканты. Танцевать, правда, под нее нелегко, так что мы с Чарли в основном трясем головами и прыгаем в такт. Когда песня заканчивается, группа переходит к рок-н-ролл-версии «Up on the Rooftop». Хизер танцует, покачивая волосами, у меня за спиной, и пока Райан поет, смотрит на него раздевающим взглядом, словно говоря: «Позже я тебя съем».

Как оказалось, Райан вовсе не хотел встречаться со мной. Он предложил вместе поесть, чтобы узнать, что по моему мнению подумает Хизер, если он предложит отношения ей.

И теперь они начались. Их отношения, в смысле.

Им всего двадцать четыре часа, но пока что они выглядят достаточно крепкими.

Когда песня заканчивается, я обмахиваю ладонью лицо. Мне жарко, во рту пересохло, футболка прилипла к покрытой испариной коже. Я говорю Чарли, что хочу пить, и он, показав большой палец, убегает к родителям.

С головокружительной легкостью в голове я иду через бар… и попадаю прямиком под взгляд Джейса, направленный на меня словно прицел. Стоя за баром в джинсах и темно-синей рубашке, он наблюдает за вечеринкой.

— Привет, — говорю я, подойдя к нему.

Он приподнимает подбородок.

— Еще водку с клюквенным соком?

Я уже выпила две, поэтому захмелела, но ничуть не пьяна.

— Да, спасибо.

Минуту спустя я пью коктейль и занимаюсь своим обычным любимейшим делом: наблюдаю за Джейсом.

— Все хорошо? — спрашиваю я.

Он надолго прикладывается к своему пиву — кажется, я еще никогда не испытывала такую зависть к бутылке.

— Да, все нормально.

— Ты какой-то… молчаливый в последнее время.

Нет, он далеко не Мистер Болтун, но в последние несколько дней держится особняком. С задумчивым и почти созерцательным видом.

Но по-прежнему до безумия сексуальным.

Он лениво пожимает плечом.

— Просто думаю о всяких вещах.

Хмель складывает мои губы в кокетливую улыбку.

— Да? О каких?

Вновь начинается музыка — на этот раз она льется из стерео, потому что группа ушла на перерыв, — и по залу плывет «Baby It’s Cold Outside» Дина Мартина.

Уголок его рта дергается в улыбке.

— О непристойных.

И я чуть не проглатываю язык. Никто в баре так и не обмолвился о Непристойном списке, поэтому я выбросила потенциальный позор из головы, но сейчас…

— Что? — лепечу я, и он наклоняется ближе.

— Я говорю, о всяких интересных вещах.

О. Ну да.

Конечно, он сказал «интересных» — в таком ответе есть смысл.

— Ивс, ты не против задержаться и помочь мне прибраться? Кевин уже ушел, а Хизер и Райан, похоже, немного…

Я следую за его взглядом к дальней стене, к которой прилипли моя соседка и Райан. Они лихорадочно обнимаются и целуются, найдя оптимальное применение омеле вверху.

— Немного заняты, — договариваю я за него.

Джейс фыркает.

— Да.

Хм-м… Провести еще чуть-чуть времени с Джейсом Уинтерсом наедине? Для меня это как досрочный подарок на Рождество.

— Конечно, без проблем.

Он медленно кивает, и его взгляд будто становится ярче, глубже, темнее.

— Хорошо.

Семьи с детьми уходят первыми — в конце концов сегодня канун Рождества. К полуночи в «Черном бриллианте» остаемся только мы двое. Пока Джейс прибирается в зале, я уношу на кухню оставшуюся еду и ставлю ее в холодильник, затем мою посуду и протираю столешницы из нержавеющей стали. Закончив, я возвращаюсь в зал.

Верхний свет выключен, и теперь помещение освещает лишь теплое сияние потрескивающего в камине огня, гирлянда на елке и мерцающие над баром белые огоньки. Веселую музыку сменило мягкое, чувственное мурлыкание Эймоса Ли.

На стойке лежит прямоугольная коробка, завернутая в блестящую алую бумагу и перевязанная изумрудно-зеленым бантом.

— Что это? — спрашиваю я у Джейса.

Он опускает жалюзи, и в баре становится еще уютнее и уединеннее. Кажется, будто в Алпайне — и во всем мире — остались лишь мы. Я и он.

— Это тебе, Иви. Подарок.

Я улыбаюсь — на моей коже танцуют искорки предвкушения. Мы все каждый год дарим друг другу подарки — что-нибудь милое или забавное. Я всегда с нетерпением жду подарка от Джейса. Мысль о том, что выбирая его, он вспоминал обо мне, приводит в экстаз.

Подойдя ближе, он смотрит, как я развязываю шелковый бантик, разрываю бумагу и открываю коробку.

Но когда я заглядываю внутрь, мой желудок делает кувырок, а руки немеют.

Потому что передо мной лежит Непристойный список.

Мои слова, мои фантазии… и имя Джейса, написанное моею рукой.

Внезапно он оказывается прямо рядом со мной и, окружив своим запахом, хрипло шепчет мне в ухо:

— Иви, это правда?

Мое сердце колотится так, что я почти его слышу. Дыхание вырывается короткими, частыми вздохами.

— Что именно?

— Все. То, что там написано — правда?

Одна часть меня хочет растаять от горячего укола стыда, как снеговик в солнечный день. Но другая, более сильная часть хочет рискнуть. Открыться ему, сделать прыжок в неизвестность, обнажить свою душу.

Схватить его за рубашку, крепко поцеловать и сказать, что каждое чертово слово там — правда.

Но вдруг он не чувствует то же самое? Вдруг мне придется работать потом под облаком неразделенной любви? Или хуже — вдруг Джейс уволит меня, чтобы избежать лишних проблем? Что ж… по крайней мере я узнаю наверняка, есть у него чувства ко мне или нет.

И потому я расправляю плечи, вздергиваю подбородок и смотрю прямо в его синие как полночь глаза.

— Да, это правда. Все до последнего слова. Уже очень давно, и если ты…

Джейс целует меня. Жадно, отчаянно, жестко.

Этим поцелуем он клеймит меня. Объявляет своей. Сообщает, что Рождество — время не только дарить, но и брать.

И я готова отдать ему всю себя.

Моя душа воспевает, и я прижимаюсь к нему, обнимая за шею, а его пальцы властно погружаются в мои волосы и удерживают меня там, где он хочет, пока он терзает мой рот.

Он уводит нас к барной стойке, его рот скользит по моему подбородку, зубы царапают кожу.

— Джейс, — выдыхаю я. — Что…

Он прижимает к моим губам палец.

— Ш-ш, детка. Все разговоры потом. Сейчас я хочу слышать от тебя только «да», «еще» и мое чертово имя. Окей?

Меня это полностью, абсолютно устраивает.

И я киваю.

Тогда он останавливается и, несмотря на голодное выражение глаз, улыбается ласковой, нежной улыбкой. И каждая клеточка моего тела вспыхивает радостью и теплом.

Его сильные руки поднимают меня и сажают на стойку, он встает у меня между ног и берет в ладони лицо. Мы снова целуемся, снова впиваемся в губы друг друга — его вкус вновь заполняет меня, заставляя стонать.

Моя футболка улетает на пол, лямки лифчика сдернуты с плеч, и когда мои груди выскакивают на свободу, Джейс, тяжело дыша, на шаг отходит назад.

Меня тянет прикрыться, ведь пышной грудью я похвастаться не могу. Но под его взглядом мои руки остаются на месте. Потому что он смотрит на меня, словно я совершенна.

Словно я дар, о котором он долго мечтал.

Он накрывает мои груди ладонями, наклоняется и, постанывая, водит по бледным полушариям языком.

— Твои груди… господи, столько гребаных лет… ты даже не представляешь…

Слова сбивчивые, вылетают с запинкой, но я понимаю их смысл. Ему нравится моя грудь.

Очень сильно.

Его рот накрывает один мой сосок и беспощадно, жестко сосет его сморщенный кончик. Меня простреливает наслаждение, и я громко ахаю.

Я тяну его за рубашку, задираю ее.

— Джейс… Я хочу… позволь мне к тебе прикоснуться.

Он не заставляет меня ждать. Оторвавшись от моего соска, Джейс стягивает рубашку, обнажая упругую, смуглую кожу и черные узоры татуировки, которая пересекает всю его грудь.

И от этого вида я чуть не кончаю.

Я вожу ладонями по его теплой груди и твердому прессу, целуя везде, до чего могу дотянуться. Но потом он отходит назад, чтобы что-то достать из-под стойки.

Это бутылка. Зеленая бутылка шампанского.

Он ставит ее рядом со мной, затем стаскивает с меня сапоги и одним молниеносным движением стягивает вместе с кружевными трусиками мои джинсы. И я остаюсь обнаженной.

Он смотрит мне прямо в глаза и улыбается такой порочной улыбкой, что от предвкушения по мне бежит дрожь.

— Не было времени растопить шоколад. Но мы прибережем эту фантазию на канун Нового года. — Он откручивает проволоку, пробка с громким хлопком вылетает, и из горлышка льется шипящая белая пена. — А пока сгодится и это.

Следующие несколько минут моей жизни наполнены вздохами, всхлипами и стонами — Джейс льет холодное, пузырящееся шампанское на мои плечи, груди, живот, между ног… а потом слизывает с моего разгоряченного тела каждую чертову каплю. Он очень дотошный.

Потом подносит бутылку к моему рту.

— Открой.

Он вливает шампанское меж моих губ, я глотаю, но недостаточно быстро, и оно течет по моему подбородку.

В глазах Джейса вспыхивают прекрасные порочные огоньки. Он тянет меня на себя, целует и пьет шампанское с моего языка.

Затем опускает меня на пол. Но ненадолго.

— Иви. На колени.

Если у меня и оставались сомнения в том, что он прочитал весь мой список, то сейчас они растворяются без следа. Не сводя с него глаз, я встаю на колени.

Сильными, уверенными руками Джейс расстегивает ремень и вынимает свой член. Я успеваю полюбоваться им всего пару секунд, но увиденное так возбуждает меня, что по бедрам начинает течь влага. Он толстый и длинный, гладкий и твердый — это восхитительный член, настоящая услада для глаз.

Джейс шлепает меня по щеке увесистой круглой головкой.

— Теперь соси.

От его властного, резкого тона мое естество обжигает огнем. И ему не нужно просить меня дважды. Я открываю рот и, когда Джейс вталкивает туда свою плоть, принимаюсь сосать и лизать его, ласкать и почитать со всей накопленной за четыре года страстью.

Когда он выходит, я в буквальном смысле скулю.

Прежде чем я успеваю понять, что происходит, он наклоняется и зеленой ленточкой от подарка связывает за спиной мои руки. Не туго, но так, чтобы я ощутила себя беспомощной. Полностью в его власти.

Выпрямившись, Джейс расставляет ноги и, скользнув к моей шее ладонью, наматывает мои волосы на кулак.

— Открой рот пошире и расслабь горло. Я хочу его трахнуть.

Да. Еще. Умоляю.

Он вторгается мне в рот до упора, перекрывая дыхательные пути. Я давлюсь, и он сразу выходит, чтобы затем снова войти. Я снова давлюсь, и с моих губ стекает, остывая на подбородке, слюна.

— Детка, расслабься, — воркует Джейс. — Пусть это случится. Я держу тебя.

В этот раз я не сопротивляюсь ему, а расслабляюсь и принимаю его член до конца, до самого горла. Он делает два толчка, затем выходит, чтобы я могла перевести дух, стонет, и я ощущаю себя королевой.

— О черт, Иви, как же приятно… Как хорошо.

Он поднимает меня, подхватив подмышками, разворачивает и прижимается к моим связанным рукам и спине своим голым торсом.

— Я собирался отшлепать тебя за то, что ты не сказала мне раньше, — рычит он, сдергивая с себя джинсы. — Но потом понял, что особый повод мне для этого дела не нужен. — Он берет мою ягодицу в ладонь, впивается пальцами, и я подскакиваю. От неожиданности и волнения. — Если захочешь, чтобы я остановился, — скажи. Но ты не захочешь, потому что тебе это понравится.

Он не ошибается.

Первый удар его загрубевшей ладони скорее шокирует, чем причиняет боль. Но следующий обжигает. На третьем я понимаю, что Джейс не играет, а после шестого мои ягодицы, наверняка уже ярко-розовые, начинают гореть. Во мне пульсирует блаженство и порочное возбуждение. Я чувствую себя распущенной и необузданной, потрясающей и всесильной.

— Тебе нравится?

— Безумно, — вздыхаю я.

Закончив на десяти, Джейс вновь разворачивает меня, наклоняет назад и кладет мои локти на барную стойку, чтобы мои бедра выдавались вперед.

Потом тянется вниз и прижимает к моему естеству пальцы — кажется, три.

— Какая ты мокрая… Как бы не утонуть, пока я буду лизать тебя.

Он опускается на колени, и я забываю дышать.

— Это будет самая приятная смерть.

И его рот оказывается на мне. Он сосет и лижет меня, вторгается внутрь языком, щекочет снова и снова мой клитор. Мне хочется погрузиться пальцами в его волосы, стиснуть их, но мои руки связаны лентой, и я могу лишь принимать.

Все, что он мне дает.

Извиваясь под его языком, я вскрикиваю и кончаю. Горячее, ослепляющее наслаждение пронзает меня чередой мощных толчков, и я словно лечу, а потом падаю вниз. И влюбляюсь в него все сильней и сильней.

Когда оргазм затихает, Джейс дает мне на то, чтобы оправиться, всего пару секунд. Дернув за ленточку, он развязывает меня, разворачивает и кладет мои ладони на барную стойку. Наклоняет, и я чувствую, как в меня упирается его член.

А потом он вторгается внутрь — сильно и жестко. Он большой, слишком большой, растягивает меня почти что до боли, и удовольствие становится еще ярче.

— Черт побери, ты такая узкая, — рычит он.

Взявшись за мои плечи, он долбит меня так безжалостно, что звенят серьги, а тело швыряет вперед, и хрипло нашептывает за спиной всякие пошлости — о том какая я мокрая и как ему хорошо, и как давно он хотел меня трахнуть. Его пальцы находят мой клитор и ласкают его, а потом я чувствую их меж ягодиц. Смазанные моими же соками, они скользят, кружат около входя, дразня… предупреждая меня.

Ощущения становятся слишком всепоглощающими, слишком острыми.

— Подожди… О… о да…

Но Джейс знает, что я смогу их пережить. И что они мне понравятся.

И потому, когда он вталкивает мне в задницу палец и поворачивает его, сквозь меня на скорости поезда проносится новый оргазм. И я, крича в барную стойку, снова кончаю.

Когда я, оставшись, без сил обмякаю, Джейс выходит и поднимает меня, обернув вокруг талии мои ноги, а затем, не переставая безудержно целовать, уносит к камину. Он бережно опускает меня на темный ковер, в пушистую, мягкую колыбель теплой шкуры.

А затем накрывает меня своим телом и вновь проникает внутрь, любя губами мой рот и лаская лицо нежными пальцами. Толчки его бедер становятся размеренными и глубокими, его член ритмично массирует меня изнутри.

— Иви, я хочу кончить в тебя, — шепчет мне в губы Джейс. — С тех пор, как я встретил тебя, у меня никого не было. Так что я чист. — Он стонет. — Можно сделать тебя своей?

У нас словно одно сердце на двоих, одна душа и один прекрасный, порочный разум.

Я смыкаю лодыжки у него за спиной и, впившись пальцами в его плечи, умоляю, упрашиваю дать то, что мы оба хотим:

— Да… да… о пожалуйста… да…

Джейс толкает бедра вперед, вгоняя член так глубоко, что его кончик упирается в матку, и я чувствую обжигающую пульсацию, пока он, содрогаясь, наполняет меня и, уткнувшись мне в шею, повторяет вновь и вновь мое имя.

Позже мы с Джейсом лежим на медвежьей шкуре у догорающего камина.

Сочетание меха и пола оказывается, как ни странно, удобным. Обычно реальность проигрывает фантазиям — мошки кусают, вода остывает, от песка чешется кожа.

Но сейчас каждая деталь идеальна. Лучше, чем я смела мечтать.

Я раскинулась на спине, липкая и утомленная во всех нужных местах, а Джейс, подперев щеку, лежит рядом со мной, перебирает пальцами мои волосы и ласкает голую кожу.

— Почему ты не сказала мне раньше? — спрашивает он.

Я пожимаю плечом.

— Не знаю. Стеснялась, наверное.

Его прекрасный рот складывается в усмешку, а на щеке появляется моя любимая ямочка.

— Что-то я не заметил в тебе особой стеснительности, когда пару минут назад ты кончала под моим языком.

Я смеюсь.

— Это другое. А ты сам почему молчал?

Он вздыхает, задумывается. Потом прижимает теплые губы к моей груди, к ключицам — с каждым словом поднимаясь все выше.

— Ну… приехав сюда, ты была совсем юной. Я хотел, чтобы ты успела повеселиться, прежде чем я заарканю тебя.

Я улыбаюсь, пропуская сквозь пальцы его шелковистые волосы.

— Но когда ты созрела, я вдруг осознал, что я твой босс. И поскольку тебе была нужна эта работа, я не хотел вызывать у тебя чувство давления или неловкости.

Я снова смеюсь, поглаживая его твердые бицепсы, обводя кончиком пальца татуировку. В это невозможно поверить — что мне наконец-то можно трогать его, где и как я хочу.

Черт. Это лучшее Рождество в моей жизни.

— Ты бы никогда не вызвал у меня чувство неловкости, Джейс.

Он чмокает меня в губы.

— Я хотел убедиться наверняка. Это была чертова пытка, но я знал: первый шаг должна сделать ты.

Я приподнимаюсь и целую его по-настоящему, ласкаю его язык языком, и его член у моего бедра начинает твердеть, а в горле вибрирует стон. Отстранившись, я еще чувствую на губах его вкус.

— Я куплю Хизер что-нибудь монументальное, — говорю я. — О, и ее извращенец-преподаватель тоже получит подарок — за идею Непристойного списка.

Джейс накрывает меня своим телом, опираясь на локти, отбрасывает назад мои волосы и глядит на меня со смесью нежности и горячего вожделения.

— Я тоже составил для себя список, — признается он. — После того, как прочел твой.

— Твой собственный Список непристойных желаний?

— Я бы скорее назвал его Списком чудесных желаний. Очень и очень чудесных, — говорит он, медленно двигая бедрами и втираясь в меня.

— Расскажи, что ты там написал, — прошу я, задыхаясь.

— Первым пунктом там было «Отрасти себе яйца и найди способ сказать Иви, что ты к ней чувствуешь».

Я тянусь вниз и, лаская его большие, тяжелые яйца, шучу:

— Ну, тут миссия выполнена.

Его член скользит по моему влажному естеству, трет мой клитор.

— Затем там шло «Оттрахай Иви всеми возможными способами». — Его глаза темнеют до ночной синевы, в голосе появляется жадная хрипотца. — Это задача еще в процессе.

Я развожу ноги шире, и Джейс вгоняет в меня член так глубоко, что моя спина выгибается, а с губ срывается вздох.

— И наконец, — выдыхает он, начиная трахать меня, — «Работай с ней в баре, женись на ней и заведи с нею трех с половиной детей и хаски по кличке Нанук. Живи с нею долго и счастливо. До конца своих дней».

Из-за этих ли слов или из-за размеренных, сильных толчков его члена, но я в тот же миг со стоном кончаю, притиснув его тело к себе и стискивая внутри, а когда Джейса тоже накрывает оргазм, оказываюсь еще более липкая и утомленная, чем минуту назад.

Глотая воздух, я поднимаю глаза на него.

— Нанук?

Он усмехается.

— Нанук — лучшая кличка для хаски. Все это знают.

— Снежок — тоже хорошая.

Джейс кивает.

— Тогда мы заведем две.

И я так счастлива. Я не знала, что могу быть настолько счастливой — это чувство набухает в груди, и на глазах появляются слезы.

— Я люблю тебя, Джейс, — шепчу я.

— Я люблю тебя, Иви, — отвечает он тоже шепотом, и я знаю, что это правда.

Огоньки, мерцающие на елке, отбрасывают на пол разноцветные тени, а за окном медленно падает снег. Джейс перекатывается на бок, увлекая меня за собой, и я уютно устраиваюсь в его теплых объятьях.

— С Рождеством, Джейс.

Он целует меня в лоб.

— С рождеством, детка.

Пусть до первого января еще несколько дней, но наша новая жизнь началась этой ночью, сейчас.

КОНЕЦ

АННОТАЦИЯ

Рождество принесло Холли столько боли, что хватит до конца жизни. Все, чего ей хочется, — это сосредоточиться на работе, но нет задачи сложнее, когда она застревает в лифте со своим коллегой Дином. Она не в силах избежать его выразительного взгляда, глубокого голоса и запаха, который сводит с ума. Отвезет ли этот лифт их прямиком в Рождество или, упав, окончательно разрушит веру в чудо?

 

— Черт! — ругаюсь я, падая в дверях лифта. От жгучего унижения через силу открываю глаза и в придачу к растоптанной гордости вижу перед собой пару туфель карамельного цвета. Серьезно, это худший день в моей жизни.

Утром мне сообщили, что презентация, которую я должна была представить после Нового года, перенесена на завтра, а потом еще узнала, что выступать буду не против Ямины. О нет. Против единственного человека в офисе, который мог надрать мне задницу и получить этот проект.

Но сейчас это неважно, ведь я лежу на виду у всех коллег в дурацкой задранной юбке.

— Давай помогу. — Доносится до моих ушей глубокий голос, который я узнаю где угодно, а секундой позже в поле зрения появляется потянутая рука.

Пожалуйста, Господи, пусть все это окажется сном.

Поднимаю голову и понимаю, что это вовсе не сон, более того, я облажалась перед самым сексуальным мужчиной в здании и моим новым врагом. Мужчиной, с которым я переспала неделю назад. Мужчиной, к которому я испытываю глубокие чувства, но притворяюсь, будто это не так.

— Не стоит, — отвечаю я, остужая жар, готовый окрасить щеки.

Двери лифта закрываются, врезаясь в меня, и я пытаюсь сдвинуться, но не могу подняться, не опозорившись по полной.

— Холли, — произносит Дин Притчард, — дай мне руку.

Не желая усугублять ситуацию, все же вкладываю ладонь в его руку.

— Спасибо.

Помогая мне встать, он ухмыляется — что ж, хотя бы не смеется.

— Ты в порядке?

Как будто ему есть до этого дело. Волновался бы, позвонил. А не игнорировал меня после ночи крышесносного секса по пьяни. Не относился бы ко мне как к невидимке.

— В полном. Только унижена.

Поправляю юбку — она задралась чуть ли не до пояса, и все увидели мою голую пятую точку.

— А мне показалось, ты пострадала.

Только моя гордость.

— Нажми второй, пожалуйста, — прошу я, отчаянно желая сменить тему.

Не хватало еще обсуждать с ним мое неуклюжее падение.

— Никогда бы не подумал, что ты не носишь трусики.

— Как будто ты там чего-то не видел, — язвлю я, отмечая еще одну причину, почему этот день хочется переиграть.

Из дома я вышла в белье, но порвала его в туалете. Зацепила трусики каблуком — просто королева неудачниц. Это случилось десять минут назад. Ох, вот бы мне машину времени.

— И то правда, — улыбается Дин, — все же занятная особенность.

Да я просто кладезь таких особенностей.

— Как скажешь. Ты подготовил презентацию? Знаю, это свалилось на тебя в последнюю минуту.

Я все еще расправляю одежду, когда лифт закрывается — в этот раз со мной внутри.

— Да, а ты?

Нет.

— Конечно.

— Отлично. Пусть победит сильнейший.

— О да, и это буду я.

Дин смеется.

— Увидим. Может, победитель угостит проигравшего скотчем?

Сужаю глаза. Именно это мы пили в ту ночь, когда пьяными занимались сексом у двери его кабинета… и на полу, и на столе.

— Это больше никогда не повторится.

Ну, повторится — в моих снах, как уже бывало шесть раз, но я этого ни за что не признаю. Та ночь — огромная ошибка, но это был лучший секс в моей жизни.

— Как скажешь, — посмеивается он.

Я отворачиваюсь, мысленно воздавая молитву, чтобы лифт ехал быстрее. Мой кабинет находится на пятьдесят восьмом этаже. Обычно поездка не тянется точно миллион лет, но сейчас у меня такое ощущение, будто я медленно умираю.

— Эта штука может ехать быстрее?

Еще и рождественская музыка играет. Дурацкое время года.

Праздники лишь напоминают мне о том, как я одинока. Каждый раз, глядя на все эти украшения, я невольно представляю, как радовался Трой в День благодарения, развешивая гирлянды. Он сделал мне предложение на Рождество три года назад.

Все было как в сказке. От такого романтичного предложения у любой девушки в мире голова бы пошла кругом. Клянусь.

Мы танцевали в обнимку в гостиной под «Тихую ночь», в камине горел огонь, создавая атмосферное свечение. Наша наряженная рождественская елка окрашивала комнату белым мерцанием. Склонившись, Трой поцеловал меня и сказал, что хочет проводить так каждое Рождество.

Затем он опустился на одно колено, достал кольцо, и я разрыдалась, снова и снова согласно кивая.

Я поверила в существование Санты, он принес мне самый лучший подарок.

А год спустя, когда любовь Троя внезапно прошла, я поняла, что Санта — мошенник, его уволили, посадили на диету и сбрили бороду.

Трой уничтожил мой любимый праздник, и я даже не могу притвориться, будто Рождества нет, ведь оно накануне моего дня рождения. Так что Рождество — это вечный праздник. Идиотизм.

— Ты к боссу? — спрашивает Дин.

— Нет, а ты?

— Да, у меня сегодня встреча, поскольку я уезжаю в Калифорнию. Вот решил отстреляться сразу.

О, ну конечно, он первым проведет презентацию, поразит их, и тогда я точно останусь в пролете. Ничего не выйдет. Я не позволю ему подмазаться, как обычно.

Ну, как подмазаться. Он умен, хитер и на самом деле талантлив, отчего я ненавижу его еще больше.

Ох, и он реально охрененно хорош в постели.

Вот прям до невозможности.

— Это совершенно не честно…

Вдруг лифт резко останавливается, подпрыгивая вверх-вниз, и у меня подкашиваются ноги. Если бы Дин не подхватил меня своими сильными руками, уберегая от второго падения за день, я бы точно шмякнулась.

Лампочки мигают, а затем загорается тусклое аварийное освещение.

Прекрасно. Только этого мне не хватало.

Гребаное Рождество.

— Ты в порядке? — спрашивает Дин уже второй раз за последние пять минут.

Мое сердце заходится от выброса адреналина и немного от аромата мужского одеколона, который ударяет в нос, когда я глубоко вдыхаю. Черт, почему он так хорошо пахнет?

— Да, спасибо — еще раз.

Ну почему из всех людей в здании это произошло именно перед Дином? То, что он постоянно помогает мне и удерживает от падения, вызывает смятение. Он — первый парень, который понравился мне после Троя. Я думала, у него есть ко мне чувства, но после того, как мы переспали, он стал смотреть на меня, как на пустое место.

Как можно быть таким противоречивым?

Как можно в одну минуту вести себя мило, а в следующую — полностью меня игнорировать?

И ведь Дин знал о моем прошлом. Мы разговаривали об этом в ту ночь. Я рассказала, как тяжело мне дадутся эти праздники из-за бывшего. Мы обсуждали работу, наши жизни и прошлые отношения. Все было прекрасно, но потом он сделал вид, будто это ничего не значило.

Хотя именно об этом мы сразу и договорились — что это будет секс без обязательств.

Я пыталась убедить себя, что мы оба так решили и он просто держит слово, но в душе все же надеялась на большее.

На следующий день я примчалась с улыбкой на лице и с кофе для него. А он молча прошел мимо и более эту тему не затрагивал.

Вот так, я наконец-то почувствовала к мужчине что-то, кроме всепоглощающей злости, а меня продинамили после секса.

— Всегда пожалуйста, — улыбается он и нажимает кнопку вызова на панели управления.

— Слушаю, — отвечает мужчина на другом конце.

— Добрый день, это Дин Притчард, мы застряли, можете запустить лифт?

— Постараемся, у вас все в порядке?

Дин оглядывается на меня.

— Да, я здесь с Холли Брикман, но лифт не движется, горит аварийное освещение.

Мужчина прокашливается.

— Да, мы знаем. Был перебой с электричеством из-за сильного снегопада, и, к сожалению, похоже, трансформатор перегорел, оставив часть здания без света. Генератор тоже сломан — лишь вчера ночью об этом узнали, когда тестировали его, но мы вытащим вас, как только сможем, хорошо?

— И сколько времени это займет, а?! — кричу я.

Дин поворачивается ко мне, поскольку кнопка была не нажата и работник меня услышать не мог. Затем возобновляет связь и произносит:

— Как думаете, сколько времени это займет?

— Не могу сказать, сэр. Я свяжусь с вами, как только что-то прояснится. Мы работаем над тем, чтобы вызволить вас оттуда как можно быстрее.

— Отлично, — бормочу я. — Еще одна причина ненавидеть эти дурацкие праздники. А заодно и старые здания.

Дин качает головой и сводит брови.

— Чем тебе не угодили рождественские праздники? Все любят это время года.

— Да много чем. Снегом. Сантой. Тупыми мужиками. Скачками напряжения. Застрявшими лифтами. Список можно продолжать до бесконечности.

Притчард снимает пиджак, представая передо мной в плотно сидящей рубашке, которая выгодно подчеркивает все его мышцы. Я стараюсь выкинуть из головы мысли о том, как цеплялась за эти руки, пока он двигался надо мной, но терплю поражение. Меня захлестывают воспоминания о той ночи. Скотч, вкус его губ и каким удивительным было каждое мгновение, проведенное вместе.

— Санта? — интересуется Дин. — Ты ненавидишь Санту?

— Да, его и его идиотский список, в котором я, очевидно, два года назад угодила в раздел тех, кто плохо себя вел. Моим подарком стало то, что меня бросили. И это кардинально изменило мое отношение ко всем атрибутам праздника.

— А-а, — кивает парень, — да, теперь понятно.

Свой разрыв я не хранила в тайне. Да и не смогла бы, даже если б захотела. Я постоянно рыдала. Клянусь, мне следовало носить табличку «Осторожно! Мокрый пол». За мной буквально тянулась дорожка из слез, столько я ныла. К тому же половина компании значилась в списке приглашенных на свадьбу, которая должна была состояться в это Рождество — через неделю. Было ужасно весело отправлять всем е-мейлы о том, что меня бросили.

— Благодаря одному человеку это для меня не самое любимое время года.

— Ты имеешь в виду своего бестолкового бывшего, с которым была обручена?

— Не хочу о нем говорить. — Особенно с тобой.

— Понятно. — Он легонько толкает меня плечом. — Могу снова помочь тебе его забыть.

Я закатываю глаза.

— Нет, спасибо. Кроме того, я уже выкинула его из головы.

Теперь все мои мысли о тебе.

— Рад это слышать. Все равно он был тебя недостоин, — пожимает плечами Дин, затем опускается на пол, кладет рядом сложенный вдвое пиджак и молча протягивает мне руку, предлагая присесть на него.

— И почему же?

Дин смущенно разминает шею и отвечает простое:

— Потому что.

Я смеюсь и скрещиваю руки на груди.

— Ну, это все объясняет.

— Холли, почему бы тебе не присесть? Возможно, мы застряли здесь надолго.

— Спасибо. — Я сажусь на пиджак, скрестив лодыжки перед собой, поскольку на мне нет трусиков. — Прости, что вела себя как стерва. Разговоры о Трое меня выводят.

— Не извиняйся. Я тоже не очень люблю вспоминать бывшую.

Киваю.

— Да, обычно это не самая лучшая тема для беседы.

— Хорошо, давай перейдем к нейтральным темам. Можем поговорить о нас, — с долей издевки предлагает он, — или просто помолчать…

Ох, возможности этого предложения столь же бесконечны, сколь маловероятны. Да я скорее обсужу с ним Троя, чем нас.

— Давай поговорим, ладно? Только ни на одну из вышеперечисленных тем.

— Хорошо. Можем обсудить твою презентацию, хочешь потренироваться?

Заливаюсь смехом. Ни за что на свете я не выдам ему свою презентацию.

— Я лучше съем гвозди, чем расскажу тебе.

— Ты так не уверена в себе?

Я вздергиваю бровь.

— Нет, просто не собираюсь давать тебе козырь.

Или еще не сделала ее и не хочу, чтобы ты об этом знал.

— Мне не нужен этот козырь, крошка. Я и без него надеру тебе задницу.

— Серьезно? У тебя был всего день на презентацию, и ты думаешь, что сможешь победить?

Дин сужает глаза и наклоняется ко мне.

— Ты ненавидишь Рождество. А тут главная идея в том, почему рождественские праздники — это лучшее время года. Ты просто идеальный пример, кого не стоит нанимать.

— Я могу притвориться.

— Ах, но я-то знаю разницу. Ты бесподобна, когда не притворяешься.

— Дин! — восклицаю я. — Не смей говорить о моих оргазмах или о той ночи, которая, к слову, больше никогда не повторится.

Он хохочет, и от его грудного смеха мое девичье сердечко трепещет.

— Извини, не смог удержаться. Зачем тебе вообще этот проект? Ведь придется притвориться, что ты живешь в мастерской Санты и фактически являешься его сучкой.

Ответ на этот вопрос выставит меня полной дурой, но такова правда.

— Я хочу снова полюбить Рождество. Хочу вспомнить волшебство и улыбку, когда наряжаю елку. Мне показалось, это поможет.

Дин накрывает ладонью мою руку.

— Холлз, ты вообще не должна была терять веру в Рождество.

Трясу головой, хватит уже показывать свою сумасшедшую сторону.

— Следующая тема.

— Ладно, не расскажешь, почему ты сбежала на прошлой неделе?

У него словно нюх на темы, которые мне хочется избежать.

— Иисус с подарками! Можем мы наконец просто поговорить о чертовой погоде?

— С подарками?

Знаю, я странная. Моя мама так говорила, когда злилась, но не хотела ругаться, вот и вырвалось.

— Это моя версия Христа.

Его улыбка озаряет тусклое помещение.

— Очаровательно.

Мой желудок делает сальто, и я отворачиваюсь. Он меня считает очаровательной или фразу? Впрочем, это не имеет значения. Между мной и Дином ничего нет, и мы готовимся к битве за один проект, где я, как профессионал, докажу всем, что Рождество — это сплошное веселье.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, а?

— Ты хочешь поговорить, я выбираю тему. Сама же напомнила о сексе, и я хочу узнать, какого черта ты сбежала? — Его глаза приобретают самый прекрасный оттенок зеленого.

— Здесь не о чем говорить.

Серьезно, это просто какой-то гипнотический глубокий цвет.

— Не согласен.

Я заправляю волосы за ухо и вздыхаю.

— Я не сбежала. Было поздно, мы оба выпили лишнего, и мне не хотелось делать ситуацию неловкой. Я взяла пальто, а когда оглянулась, дверь твоего кабинета уже была закрыта, свет — погашен.

Дин убирает у меня с лица выбившийся локон и качает головой.

— Я ждал тебя, Холлз. Слышал, как ты разговаривала сама с собой.

У меня округляются глаза.

— Что?

— Я слышал, как ты сказала, что это была ошибка и тебе больше не хочется меня видеть.

Я говорила так себе, чтобы подготовиться к любому исходу.

— Я…

— Понимаю, ты испугалась.

Под его пристальным взглядом мое сердце колотится в бешеном ритме.

— Чего же?

Дин придвигается ближе.

— Меня.

Он и правда меня пугает. Потому что рядом с ним мой мозг отключается, и я могу ляпнуть что-то глупое, выставив себя полной идиоткой. Я боюсь провести еще одно Рождество/день рождения в размышлениях о том, что со мной не так. Мне страшно снова остаться одной.

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Для начала — правду.

— Правда в том, что мы переспали, а ты так и не позвонил.

Он качает головой.

— Ты хотела, чтобы я позвонил?

Сама не знаю.

— Нет. Да. Я просто… давай не будем об этом, ладно?

— У меня была причина не звонить тебе. Вопреки твоему мнению, Холли, я не придурок.

— В отношении работы — еще какой…

— Ну ладно, тут — может быть.

Я иронично усмехаюсь, как и Дин. Мы оба знаем, что он беспощаден, когда дело касается работы. Он проложил себе путь с самых низов. После перевода проджект-менеджера в Феникс здесь у нас ожидается большое повышение. Табличка с его именем уже вполне может быть прикреплена к двери.

— Зачем ты едешь в Калифорнию? — спрашиваю я в надежде закрыть тему секса и неполученных звонков.

Он тяжело вздыхает.

— Там живет моя семья, я еду домой на праздники, ну, и задержусь ненадолго.

— Задержишься?

Дин потирает затылок.

— Мама умоляет меня перебраться поближе к дому. Скучает, наверное, — смеется он. — Так что я подумываю посмотреть, что там да как, пройти пару собеседований. Не знаю. Все также зависит от повышения здесь…

У меня сердце обрывается от его слов, впору разреветься. Я не хочу, чтобы он уезжал, и это глупо и страшно. Может, это холодный воздух так влияет на мой мозг? Его отъезд станет еще одним пунктом в списке того, что я ненавижу в декабре.

— Ох, — единственное, что могу выдавить я.

— И это все?

— Наверное, я удивлена, что у тебя вообще есть мысли уехать из Чикаго. Ты ведь здесь вроде как золотой мальчик. Мне и в голову не приходило, что ты переведешься или уволишься, когда все знают, что тебя ожидает повышение.

Дин мотает головой.

— Тебе предлагают все проекты. Мы оба знаем, что повышение твое.

Я запрокидываю голову. Он сошел с ума.

— Брось, ты получаешь каждый проект, за который борешься. Вот почему мы все тебя ненавидим.

— Даже ты? — интересуется он, пытаясь скрыть ухмылку.

Если бы. Если бы он не был таким красавчиком. Если бы я не мечтала о нем каждую ночь и не находила его уверенность привлекательной. Я бы все отдала, чтобы это бурлящее чувство к нему остыло. Тогда моя жизнь действительно стала бы проще.

— Ты правда хочешь знать?

— Да, разумеется.

— Что ж, очень жаль.

Дин хватается за сердце.

— Ты ранила меня, да еще и в Рождество?

— Да ладно. Ничего с тобой не станется. Лучше скажи, что там с работой.

— Нет ничего определенного, это только возможный вариант. Хочу пойти навстречу семье.

Знакомо. Моя мама тоже властная и слегка безумная женщина. Вчера вечером она в подробностях описывала, как мне наладить свою жизнь. С моего расставания прошло без малого два года, и она переживает, что я умру одинокой в окружении кучи кошек.

— Как бы все ни сложилось, надеюсь, ты будешь счастлив, даже если для этого тебе придется уехать.

Дин протягивает руку и переплетает наши пальцы.

— А если я скажу, что надеюсь ничего не найти?

— Почему?

Большим пальцем он гладит мою ладонь.

— Потому что мне кое-кто нравится здесь.

Наши глаза встречаются, и мое сердцебиение учащается.

— Серьезно? Кто? — спрашиваю я в дикой надежде услышать свое имя.

Проклятье! Я не должна этого хотеть, но та ночь что-то во мне изменила.

— Ты правда хочешь знать? — хитро ухмыльнувшись, парирует он мне моими же словами.

— Ну ты и гад. Может, я и не хочу знать. А может, и хочу. Или мне плевать, кто там тебе нравится. Если правда есть чувства, скажешь, — спокойно отвечаю я.

Повернувшись, Дин ловит мой взгляд, и уже больше нет никаких двусмысленных фраз и намеков.

— Мне нравишься ты, Холли. И той ночью был не просто случайный перепих по пьяни.

Я трясу головой, разгоняя туман эмоций, застилающий глаза. Если бы я ему нравилась, он бы позвонил. Дал бы это как-то понять, а не с трудом выдавливал из себя слова, потому что мы застряли в лифте. Черт, он наверняка сказал так только потому, что мы застряли в лифте.

Но мое сердце все равно трепещет.

— Ты не должен говорить так только потому, что мы застряли в лифте. Я уже большая девочка. Могу справиться с сексом на одну ночь или как там это называется.

— Лифт тут ни при чем. Я говорю совершенно серьезно. Дело не во мне, я не позвонил, потому что знал, ты этого не хочешь. Слышал, как ты сказала, что это была ошибка. А на следующий день после того, как мы переспали, я узнал, что буду бороться с тобой за один проект, и вконец растерялся. Больше всего на свете мне хотелось тебе позвонить. Я буквально сгорал от желания снова тебя увидеть.

Почему от его слов на душе становится тепло? Почему хочется наброситься на него с поцелуями? Почему я не могу подавить эти чувства, когда знаю, что ему нужна только работа.

Просто я выжила из ума — вот почему.

Встаю с пола, мне необходимо преимущественное расстояние. В застрявшем лифте, конечно, далеко не уйдешь, но все же.

Смотрю на Дина, силясь понять, говорит ли он правду.

— Дин…

— Нет, не пытайся извратить мои слова.

— Почему рождественские праздники приносят столько смуты и страданий от мужчин? — бормочу я.

Раньше я любила Рождество. Это было поистине волшебное время, но плохие воспоминания всегда берут верх и перекрывают все радостные моменты. Есть тысячи хороших воспоминаний и одно плохое, но я уверена, что никогда не сотрется то, как больно мне было, когда Трой меня бросил. В этом году будет хуже всего. В этот сочельник мы должны были пожениться. В эти праздники я съем еще один именинный торт вместо свадебного.

Поднимаю взгляд к потолку.

— Серьезно, не пора ли уже запустить это долбаное электричество, чтобы я могла спрятаться? Я совершенно безнадежна, когда дело касается отношений.

Дин встает, нависая надо мной и обостряя все чувства, ведь деваться мне некуда. Убирает прядь светлых волос, которая упала мне на глаза.

— Холли, для тебя еще есть надежда.

Я отворачиваюсь и прикусываю губу.

— Мне так не кажется.

Он берет меня за подбородок, заставляя посмотреть ему в лицо. Его взгляд напряжен, а в глубине глаз кроется страх.

— Ты не безнадежна. Твой бывший не видел, какая ты удивительная, он тебя не заслуживал. Ты не замечаешь никого ни вокруг себя, ни даже перед собой.

Дин

Сам не знаю, почему все это говорю.

Может, потому, что от боли ее голубые глаза тускнеют, и мне хочется снова зажечь в них огонек. Красивее женщин я еще не видел. Со дня нашего знакомства я боролся со своей тягой к ней, ведь она встречалась с другим и не могла быть моей.

А когда тупой женишок ее бросил, я, блин, закатил вечеринку.

Я его ненавидел. Этот кретин ее не заслуживал.

Потом ей нужно было время оправиться. Она заметно тяжело переживала разрыв.

Временами я пытался ее рассмешить, заставить улыбнуться, забыть о нем, и в последние месяцы… она смогла.

Нам поручили презентацию нового вида витаминного напитка, и за долгими вечерами в офисе с едой навынос я запал на Холли еще сильнее.

Я долго притворялся, что это просто физическое влечение, но больше не могу. И теперь, когда она со мной, я ее не отпущу.

— Я не понимаю…

Протянув руку, нежно касаюсь ее щеки.

— Чего?

Она пытается отступить, но там некуда.

— Этого! Нас. Зачем ты все это говоришь, если, возможно, навсегда уезжаешь в Калифорнию? Хочешь дать мне еще одну причину ненавидеть Рождество?

Меньше всего мне хочется ранить ее еще больше. Я пытался отвертеться от поездки домой. Планировал поговорить с Холли на этой неделе, увидеть ее и объяснить, что не считаю ту ночь ошибкой. Снова сделать Рождество для нее особенным. Пригласить на настоящее свидание, показать, что это не праздники дерьмо, а тот придурок, с которым она встречалась.

— Нет, этого я точно не хочу.

Она давит рукой мне на грудь, но я не отодвигаюсь. Не позволю ей улизнуть, пока не признаюсь в своих чувствах.

— Тогда что ты делаешь?

— Пытаюсь тебе объяснить.

— Что?

В ответ я просто ее целую. Наши губы соприкасаются, и она замирает. Целовать Холли — еще лучше, чем я помню. Рука, которой она пыталась меня оттолкнуть, теперь сжимает мою рубашку. Ее губы расслабляются, и она отдается во власть поцелую.

Я чувствую, как Холли борется с собой. В наш прошлый раз она вела себя расковано, не сдерживалась, и, боже, это было прекрасно.

— Хватит думать, — прошу я, не отрываясь от ее губ, — не накручивай себя. Не закрывайся.

— Хватит болтать, — парирует она, обвивая рукой мою шею и в этот раз целуя уже сама.

Скольжу ладонями по ее стройному телу, желая почувствовать мягкость кожи, но зная, что она еще не до конца мне доверяет. Нужно доказать ей, что я не такой, каким она меня считает.

Холли разрывает поцелуй и выравнивает дыхание.

Ее голубые глаза полны страсти и сомнений.

Провожу пальцами по ее щеке, и она улыбается.

— Ты хоть знаешь, сколько раз я представлял, как целую тебя в этом лифте?

— Правда?

Ее щеки вспыхивают самым прекрасным оттенком розового.

— Ты мне уже давно нравишься, но, Дин, мы работаем вместе, а еще эта Калифорния…

— Я вернусь, — обещаю я. — Если скажешь, что у меня есть шанс, я вернусь.

Холли

Мое сердце стучит так громко, что Дин наверняка его слышит.

— У тебя есть больше, чем просто шанс.

Самой не верится, что произнесла это, но я устала бороться с чувствами.

Он мне небезразличен, и я обманывалась, убеждая себя в обратном. Дин милый и заботливый, если он уедет, я всегда буду об этом жалеть.

Дин совершенно не похож на тех мужчин, с которыми я встречалась, и мне это нравится.

— Правда?

Он не может уехать, не зная о моих чувствах, ведь я хочу, чтобы он вернулся. Даже если это означает, что я больше никогда не получу ни одного проекта. Ну, пожалуй, не до такой степени, но все же.

И с тяжелым дыханием я открываю ему свое сердце:

— Ты мне небезразличен, Дин. И уже давно. Я много тогда наговорила, но это все неправда. Для меня это не самое удачно время года, и я просто пыталась себя защитить. Мне хотелось верить, что мы можем быть вместе, но потом все стало таким… пугающим.

Я говорю ему правду, потому что доверяю. Он мне никогда не врал, даже больше — всегда ревностно старался поднять настроение.

Когда я разваливалась на части, Дин делал все возможное, чтобы просыпаться и идти на работу мне было не так больно. Он никогда ни на чем не настаивал, но теперь пути назад нет.

— Я сделаю так, что ты снова полюбишь Рождество, Холлз. Я покажу тебе, что Санта, снег, музыка и все остальное полно радости.

Я качаю головой, говоря «нет» и ему, и себе.

— Каким образом?

Дин припадает к моим губам, и я льну к нему всем телом.

— Напоминая тебе, что благодаря ему мы сошлись. Если бы эта дурацкая вьюга не вырубила электричество в час, когда приходит Санта, и если бы рождественская музыка не играла в тот вечер в офисе, мы бы не испытали столько радости. Мы бы не перестали притворяться, будто между нами ничего не происходит.

Улыбнувшись уголками губ, перебираю пальцами его волосы на затылке.

— Думаю, это могло бы произойти и летом.

Дин кивает, пожимая плечами.

— Возможно, но я верю, что сейчас в воздухе витает волшебство, которое указывает нам правильный путь.

Не успеваю я произнести и слова, как лифт, дернувшись, приходит в движение. Пытаюсь отодвинуться в сторону, но Дин не отпускает. Двери открываются, и мы предстаем в объятьях друг друга перед тремя людьми.

— Ну, кажется, у вас, ребята, все в порядке, — хохотнув, подмечает пожилой мужчина.

— Да, похоже на то, — отвечает Дин, отстраняясь и поднимая пиджак.

И впервые за долгое время я действительно чувствую себя хорошо. Возможно, не так я хотела провести целый час, но в итоге это оказался лучший час в моей жизни.

Дин протягивает мне руку, и я ее принимаю.

— Вам двоим нужно поцеловаться, — говорит пожилой мужчина, и я наконец поворачиваюсь к нему.

Полноватый, с седой бородой. Выглядит точно как… Санта. В его глазах загорается хитрый блеск, будто он знает, чем мы занимались в лифте.

— Что? — растерянно спрашиваю я.

Он указывает на потолок прямо над дверьми лифта.

— Омела.

— О-о.

— Плохая примета, — продолжает двойник Санты. — К тому же сейчас Рождество. Никогда не знаешь, что может произойти, если верить в чудо. Ты ведь веришь, Холли?

Я смотрю на Дина и улыбаюсь.

— Да, верю. Это действительно лучшее время года.

Дин ухмыляется и приникает к моим губам в поцелуе, напоминая, что в Рождество может произойти все что угодно, главное — верить.

КОНЕЦ

 

АННОТАЦИЯ

Крис и Сиенна познакомились во время автомобильной аварии. Вскоре они, совершенные незнакомцы, узнают, что их жизни необъяснимым образом связаны. Совпадение? Может быть. А может, сработала магия Рождества?

 

Сиенна Бернфилд даже не успела закричать. Только что она ехала на военную базу Форт-Худ, а в следующую секунду мир перед ее арендованной машиной взорвался.

Огромный пикап проскочил на красный свет и врезался в ехавшую перед ней «хонду». Ударив по тормозам, Сиенна в шоке увидела, как джип, протащив машину через перекресток, буквально воткнул ее в кирпичную стену здания неподалеку.

Действуя на автопилоте, Сиенна съехала на обочину и выскочила из машины. Она побежала к месту аварии, не обращая внимания на очевидцев, кричавших, что водитель пикапа сбежал. Единственное, что ее волновало — люди, находившиеся в покореженной машине, зажатой между стеной и решеткой пикапа.

Дома в Нэшвилле она работала фельдшером скорой и поэтому знала, насколько важно как можно быстрее помочь пострадавшим. Первые шестьдесят минут после получения травмы — так называемый «золотой час» — считались решающими для успешной экстренной помощи. Если человек или люди, что были в машине, пострадали, то обратный отсчет для них уже начался.

Вся пассажирская сторона была смята, и Сиенна испытала облегчение, увидев, что там никого нет. Под жутковатую рождественскую музыку, доносящуюся из магазинчика рядом, она стала примериваться, как добраться до водителя.

Двери с обеих сторон были недоступны: с пассажирской — заблокированы пикапом, а водительская оказалась прижата к стене. Лобовое стекло треснуло, но не выпало, и весь багажник был усыпан осколками бокового окна.

Утро выдалось довольно прохладным, особенно для Техаса, и на Сиенне была блузка с длинными рукавами и жакет. Не задумываясь, что она делает, Сиенна забралась на багажник и смахнула с крыши осколки стекла, а затем легла на нее животом и через люк заглянула в салон.

За рулем был мужчина, и его голова упиралась в кирпичную стену, потому что удар вышиб боковое окно. По его виску текла кровь, но, к счастью, костей из ног или рук не торчало. Однако это не исключало внутренних повреждений.

Руль, согнувшись, зажимал мужчину внутри. Не было ни единого шанса, что он сможет освободить ноги без помощи гидравлических ножниц.

В очередной раз порадовавшись своему невысокому — метр шестьдесят — росту, Сиенна стала протискиваться в люк, пока не оказалась на сложенном сиденье рядом с мужчиной. Сложно было даже прикинуть, сколько раз именно она из их бригады скорой помощи залезала в канализацию, под машины и в другие труднодоступные места, поэтому крохотные пространства давно ее не пугали.

Сиенна дотянулась до шеи мужчины и прижала руку к сонной артерии — и рефлекторно отдернула пальцы, когда его глаза вдруг открылись.

Она сразу же взялась за его голову и зафиксировала ее — насколько позволяло ограниченное пространство машины, — чтобы в случае, если у него есть травмы шеи, он не усугубил их.

— Сэр, вы в порядке. Вы попали в аварию, но с вами все хорошо, — спокойно сказала она.

Одной рукой он дотянулся до ее запястья и сжал его, но высвободиться не попытался.

Сиенна практически видела, как его мозг силится осознать, где он и что с ним произошло. В момент, когда он разобрался в ситуации, его дыхание участилось, а глаза распахнулись.

— Мне нужно выбраться отсюда, — произнес он глухим, сдавленным голосом.

— Простите, — сказала ему Сиенна, — в данный момент это невозможно. Но вы в безопасности. Машины не взрываются, как это показывают в кино и телешоу. Уверена, полиция и пожарные уже едут. Скоро они вас вытащат.

— Вы не понимаете, — сказал он тоном, который Сиенна не смогла разгадать. — У меня клаустрофобия. Если я не выберусь, мне станет плохо.

Кристофер Кинг закрыл глаза, пытаясь отрешиться от факта, что он застрял в до нелепого тесной машине, которую арендовал в аэропорту Остина. Он резервировал внедорожник, но когда прилетел, ему сообщили, что произошла техническая ошибка, и осталась только компактная «хонда». Крис, конечно, донес до сотрудников свое недовольство, но ничего сделать было нельзя, и в итоге он уехал на чересчур маленькой для себя машине.

Будучи высоким — метр восемьдесят восемь, — он и припомнить не мог, доводилось ли ему ездить в такой тесноте. Если б не возвращение сына, который сегодня днем прилетал после девятимесячной операции на Ближнем Востоке, он бы отказался брать «хонду». Но ему нужно было во что бы то ни стало добраться в Форт-Худ, заселиться в отель и приехать на базу, в дежурную часть, чтобы встретить там Тони, когда он прибудет со своим подразделением.

Был канун Рождества, и новость о возвращении сына именно в этот день стала для него лучшим подарком. Крис развелся, когда Тони было лишь пять, и после этого не мог находиться с ним рядом столько времени, сколько хотел, поэтому теперь он старался максимально участвовать в его жизни, даже если это значило преодолеть сотни миль, чтобы встретить его после командировки.

Крису не особо нравился праздничный сезон. Он не был Гринчем, но елку не ставил и квартиру не украшал — делать это в одиночестве было не весело. Кроме сына, ему было некому готовить подарки, и никто не дарил их ему.

Он усердно трудился и хорошо отдыхал. Любил походы в горы и недавно купил в Смоки-Маунтинс небольшой охотничий домик, куда ездил почти каждый уикенд, чтобы расслабиться после работы и отдохнуть.

Практически всю свою жизнь он проработал в Департаменте исправительных учреждений. Его текущим местом работы была тюрьма строгого режима Ривербенд в Нэшвилле. Он не мечтал стать тюремным охранником, но со временем обнаружил, что ему это нравится… по большей части. Но несколько лет назад произошел инцидент — поднялся бунт, который охватил почти всю тюрьму, — и столкнувшись в прямом смысле со смертью, Крис решил, что нужно либо менять род занятий, либо придумывать способ, как пораньше выйти на пенсию.

Ему было сорок девять. Слишком молод, чтобы на самом деле выходить на пенсию, и слишком стар, чтобы менять профессию, но после того как психотерапевт не помог ему преодолеть клаустрофобию, он подошел к моменту, когда надо было принимать решение.

Он планировал съездить в Техас, увидеться с сыном, а затем начать как-то менять свою жизнь. Но жизнь, по-видимому, вновь подала ему крученый мяч.

Крис знал, что от паники его отделяет всего пара секунд, но остановить ее он не мог. Открыв глаза, он посмотрел на кирпичную стену и окружавший его искореженный металл. Пошевелить ногами не получалось, и практически все его тело болело. Слава богу, ничего вроде бы не было сломано, но он знал, что болеть будет долго.

Он понятия не имел, откуда взялась женщина рядом. Минуту назад ее еще не было, однако в данный момент его это не особенно волновало. Он слышал, как она сказала, что с ним все в порядке, но мог думать только о том, как выбраться из машины.

— Посмотрите на меня, — приказала женщина.

Крис не хотел открывать глаза. Если он снова увидит покрытое паутиной трещин лобовое стекло и свое тело, зажатое в капкане дурацкой машины, которую его заставили взять, это отбросит его прямиком в тот роковой день в тюрьме.

Ее голос смягчился:

— Меня зовут Сиенна. Я врач, а не какая-то сумасшедшая, которой взбрело в голову залезть в вашу машину.

Крис расслышал в ее голосе юмор и собрался было ответить ей, но его разум заполнили воспоминания о жестоких событиях в тюрьме, которые он изо всех сил старался выбросить из головы.

— Я Крис, — наконец сказал он между вдохами. — Крис Кинг.

— Вы живете поблизости?

Он знал, что она старается отвлечь его, но это не срабатывало.

— Нет. Я из Теннесси.

— Серьезно? Я тоже. Я живу в Нэшвилле. А вы?

Он так удивился, что непроизвольно открыл глаза. Повернуть голову он не мог, потому что ее держала Сиенна, но он перевел на нее взгляд.

— Я тоже. — Она усмехнулась, и мысли о бунте внезапно ушли на задний план. — Вы правда из Нэшвилла? Или просто пытаетесь успокоить меня? — спросил он.

Сиенна улыбнулась.

— Не-а. Я правда живу там. Примерно последние двадцать пять лет.

— С самого детства? — спросил он.

Она усмехнулась, и этот звук, эхом разнесшись по маленькому пространству машины, словно накинул на его плечи теплое одеяло. Голос Сиенны был успокаивающим. Крис не сводил с нее глаз, благодарный за то, что она может занимать его разум.

— Бог с вами. Нет. Я переехала туда после окончания университета Теннесси.

— Этого не может быть, — сказал Крис.

— Чего именно? — спросила Сиенна.

— Что вам за сорок. Я бы дал вам максимум тридцать пять.

Она вновь рассмеялась, и все мысли о том, где он и что случилось, снова поблекли. Ее красивые карие глаза завораживали его.

— Спасибо. Это все мой невысокий рост. Из-за него я кажусь моложе.

Крис попытался покачать головой, но она держала его слишком крепко, чтобы он мог сдвинуться хотя бы на дюйм.

— Нет, не поэтому. Вы красивая.

Она покраснела, и он подумал, что она застеснялась. Женщина с такой внешностью, как у Сиенны, должна бы привыкнуть к комплиментам мужчин и принимать их как должное. У нее были красивые светло-каштановые волосы со светлыми прядями. Сейчас они рассыпались по ее плечам, а на щеке был черный след. Он нахмурился. Не поранилась ли она, забираясь в ловушку к нему?

Тут Крис заново вспомнил, в каком положении очутился. Он попытался подвинуться на сиденье, но его ноги были зажаты между рулем, упиравшимся ему в бедра, и приборной панелью.

Он закрыл глаза и снова почувствовал, как ужас сжал ему горло.

— Если вы из Теннесси, то что делаете в Техасе? Заблудились?

Крис отчаянно хотел, чтобы у ее вопросов получилось отвлечь его. Он по-прежнему держался за ее запястье и чувствовал под рукой ее ровный пульс. С усилием разлепив веки, он обнаружил, что Сиенна переместились и теперь практически сидит у него на коленях. Ей мешал руль, но она постаралась сесть так, чтобы ее лицо находилось перед его взглядом. Он смутно слышал разговоры людей, собравшихся у машины, но сосредоточился на Сиенне. Она единственная удерживала его от потери рассудка.

— Сегодня мой сын возвращается из военной командировки.

Ее брови взлетели вверх.

— Правда?

— Да.

— И у меня. Только не сын, а дочь.

Крис недоверчиво уставился на нее. В голове заворошились сомнения, что все ее слова были ложью во благо, но о ребенке она вряд ли стала бы лгать.

— Ну и совпадение, — сказал он.

— Невероятное, — проговорила она. — Мы живем в одном городе. Наши дети, очевидно, ровесники. Оба служат в армии и возможно были дислоцированы в одно и то же место. Затем мы одновременно приезжаем сюда. А я врач и невысокого роста… нет, ну надо же такому случиться. Это настоящее рождественское чудо.

Стечение обстоятельств, изложенное таким образом, стало казаться еще более невероятным, но Крису понравилась мысль, что она его рождественское чудо. Она была подарком лишь для него.

Давно он не получал такого наслаждения от подарка, как от мысли, что она — для него.

— Полагаю, это значит, что когда я выберусь отсюда, вы не сможете отказаться от приглашения на ланч со мной, кофе или еще что-нибудь — сказал Крис. Его слова были дерзкими и дразнящими, но совершенно искренними. Почему-то у него было чувство, словно их свела вместе судьба.

— Договорились, — тихо сказала Сиенна, залившись румянцем.

И тут кто-то постучал по крыше, разрушая момент.

Сиенна ненавидела свою способность легко краснеть. Она краснела, когда смущалась. Краснела, когда слышала комплименты, и когда парни из их бригады дразнили ее. Она хотела казаться Крису спокойной и искушенной, но наверняка выглядела краснеющей девственницей или вроде того.

Было сложно поверить в то, что их дети служили в одном подразделении, и что они приехали в Техас по одной и той же причине. Это, должно быть, судьба… разве нет?

— Вы там в порядке? — донесся сверху голос.

Сиенна подняла взгляд и увидела гражданского, который смотрел на нее через люк. Она кивнула.

— Все хорошо. Когда прибудут врачи?

— Не знаю точно, но они едут. Здесь военные ребята. Они догнали водителя и охраняют его, пока не приедет полиция.

— Передайте кому-нибудь, что спасателям понадобятся гидравлические ножницы, чтобы вытащить пострадавшего. А еще у него может быть травма головы или шеи.

Мужчина исчез, и они с Крисом снова остались вдвоем. С улицы слышались голоса, но в этот момент ей казалось, что они были единственными людьми на планете.

Превозмогая боль в затекших от неудобной позы коленях и бедрах, она опять повернулась к Крису.

Пока она рассказывала о его состоянии тому человеку, Крис погрузился в себя. Его трясло, он потел, и вряд ли это происходило исключительно из-за травм. Он сказал, что у него клаустрофобия, и ему явно было не весело оказаться прикованным к месту. Плюс еще и она удерживала его.

— Помню, однажды мы приехали на вызов и поняли, что ребенок заполз за котенком в коллектор и застрял там. Конечно, парни, с которыми я работаю, все большие и сильные, но я без всякого обсуждения знала, кто полезет за ним.

Крис не открыл глаза, но Сиенна знала, что он ее слушает. И неосознанно поглаживая большим пальцем его скулу, продолжила:

— Это случилось на следующий день после Рождества, и его мама сказала, что он все утро играл в свой новый гаджет, пока она не заставила его сделать перерыв и погулять. У меня никогда не было клаустрофобии, но когда я заползла в тот коллектор мне стало очень сильно не по себе. Я дотянулась до мальчика, и, признаться, это был ад — пытаться выползти оттуда, держа его за ногу. Он визжал и пинался, и его крики эхом разносились по той тесной сточной трубе. Я чуть не оглохла, пока тащила его.

— Наконец я доползла до выхода, и мои ребята вытянули меня за ботинки, а вместе со мной и мальчика. Мы оба были покрыты грязью и чем-то, о чем даже думать противно, и мальчик — вместо того, чтобы поблагодарить меня — развернулся, и начал кричать, что играл с котенком, и что я не имела права трогать его. А мать, не сказав даже простого «спасибо», погнала его домой. Наверное, снова играть с чертовым подарком от Санты.

Крис наконец-то открыл глаза… но вместо того, чтобы рассмеяться над ее последней фразой, сказал:

— Я работал в тюрьме строгого режима, и однажды там произошел бунт. Я закрылся в комнате наблюдения, но заключенные вломились туда, и это разбитое лобовое стекло чертовски похоже на стекла, которые они разбивали тогда. Они избили меня до полусмерти, а затем перетащили в карцер и заперли. Там было темно, и я слышал крики и вопли, сопровождавшие бунт. Но самым ужасным был запах дыма от устроенного ими пожара. Я знал, что никому не известно, где я, и если бы огонь вышел из-под контроля, я бы сгорел или задохнулся от дыма. Меня словно похоронили заживо.

Сиенна не могла отпустить его голову, но больше всего на свете ей хотелось обнять его. Она переместилась, чтобы наклониться вперед, и прижалась своим лбом к его.

Он продолжил удивительно ровным голосом:

— Потом полиция и спецназ взяли ситуацию под контроль и, обыскав тюрьму камера за камерой, нашли меня. Мне сказали, что я пробыл там три часа, но мне показалось, что прошло несколько дней. С тех пор у меня страх перед тесными пространствами.

Сиенна отодвинулась и посмотрела в синие глаза Криса. У него были русые волосы, которые начали седеть на висках. Морщинки, окружавшие его глаза и рот, намекали, что он много смеется. Его нос был чуть кривоват — скорее всего, был когда-то сломан, возможно даже во время того самого бунта. Он по-прежнему держался за ее запястье, словно она была его спасением — и по-видимому оно так и было.

— Я не оставлю вас, пока вы не выберетесь отсюда, — пообещала она.

— Я в порядке, — тут же отозвался он, но Сиенна видела, что это не так.

— Конечно, — согласилась она. — Расскажите мне о Тони.

Он нерешительно замолчал, а затем уголок его рта приподнялся вверх

— Вы пытаетесь отвлечь меня, — заявил он.

— Ага, — не увиливая, призналась она. — Итак… Тони?

Сиенна видела, как Крис старается заставить себя переключиться на сына. И пока он рассказывал о том, как гордится Тони, и о том, чем он занимается в армии, молча оценивала его состояние.

Его сердце билось чуть чаще, чем надо, но в данных обстоятельствах это было естественно. Его кожа была нормального цвета, и он, что хорошо, не был холодным. Говорил он без затруднений, следовательно легкие авария, скорее всего, не задела. Порез на виске кровоточил, но не настолько, чтобы об этом стоило волноваться. Из ран на голове кровотечение всегда бывало обильным, и сейчас оно помогало очищать рану. Крису предстояло наложить швы, но никакой сложной работы не требовалось. Его руки хорошо двигались, а хватка на ее запястье была достаточно сильной. Сиенну слегка беспокоило то, что со своей позиции она не может проанализировать состояние его ног — ей мешал руль.

— Вы меня не слушаете, верно? — помолчав, спросил Крис.

Ее взгляд виновато взлетел на него.

— Конечно слушаю.

Он усмехнулся — и она смогла только шокированно уставиться на него. Когда он улыбнулся, все его лицо озарилось. И ей понравился этот его тихий гортанный смешок.

Устыдившись своей реакции — как можно испытывать притяжение к человеку в ситуации, когда он в буквальном смысле застрял в тонне металла? — она попыталась взять эмоции под контроль.

— Тогда сколько лет мне было, когда я узнал, что стану отцом? — спросил он.

Сиенна озорно улыбнулась.

— Двадцать один. Мать Тони вам нравилась, хоть вы и не были уверены, что хотите провести с нею всю жизнь. Но все равно женились, а затем родился ваш сын.

— Верно, — недовольно подтвердил он. — Что ж, полагаю, вы все-таки слушали.

— Я женщина, — горделиво сказала Сиенна. — А женщины умеют делать множество вещей одновременно. Как ваши ноги?

— Ступни покалывает, — ответил он сразу. — Это плохо?

— Лгать не буду, это не очень хорошо, но и не ужасно. Прекрасно, что вы можете чувствовать их.

— Но меня зажало.

Не желая, чтобы он пережил еще одну вспышку клаустрофобии, она поспешно сказала:

— Я встретила Рэнди, когда мне было тринадцать, а ему семнадцать. Тогда я не понимала, что это недопустимо, но если бы и понимала, мне было бы все равно. Я любила его и думала, что он любит меня. Однако вышло, что он любил секс… и неважно, с кем. Когда мне исполнилось восемнадцать, мы стали жить вместе. Я считала нас взрослыми. Но когда забеременела, оказалось, что он все-таки не желает взрослеть…

— Он бросил вас? Вот мудак, — прорычал Крис. — Мой брак с Мирандой был далек от идеала, но во всем, что касалось Тони, мы с нею всегда объединялись.

Сиенне не хотелось признавать, насколько ей стало приятно, когда он встал на ее защиту.

— Да, он меня бросил. Но не жалейте нас. Я вернулась к родителям, и они помогли мне вырастить Сару, а потом посоветовали закончить наш местный колледж. Я собиралась стать медсестрой, но после первого же выезда на скорой поняла, что это мое. Мне понравилось то, как лихо и слаженно действуют парамедики, чтобы сохранить человеку жизнь до приезда в больницу. Это был сумасшедший выброс адреналина. Сначала я получила медицинскую лицензию, а затем диплом фельдшера. С тех пор я не оглядывалась назад.

— Насколько я успел понять, вы хороши в своем деле, — с улыбкой промолвил Крис.

Сиенна не ответила, но улыбнулась. Она не могла поверить в то, что начала испытывать к этому мужчине столь сильные чувства. Это было какое-то сумасшествие. Но она не могла отрицать, что будет не против по возвращении в Теннесси узнать его ближе.

— Спасибо, — сказала она, помолчав.

Они сидели в коконе разбитой машины, глядя друг другу в глаза, и Сиенна гадала, о чем думал Крис.

Но едва она открыла рот, чтобы спросить, как снаружи кто-то закричал, испугав их обоих. Сильнее сжав голову Криса, она сказала:

— Прибыла помощь.

— По-моему, она уже давно здесь, — сказал Крис, и в его глазах засияло восхищение и что-то еще, чего она не смогла распознать.

Это было, наверное, сумасшествие, но Крис почти расстроился, когда их прервали. Двадцать минут назад он сделал бы что угодно, лишь бы выбраться из машины, но Сиенне каким-то образом удалось то, чего не смог сделать психотерапевт… Простыми прикосновениями и разговором она выдернула его из панической атаки. Она перенаправила его мысли — как пытались раньше другие. Но в прошлом у него не получалось перестать вспоминать о том, как он задыхался в том карцере, и хотя он до сих пор был обездвижен и зажат в проклятой машине, сейчас он не мог думать ни о чем, кроме нее.

Сиенна вспотела, и ее волосы прилипли ко лбу. Сидеть, изогнувшись, и удерживать в неподвижности его голову было, наверное, неудобно. Но все ее внимание было сфокусировано на нем, а не на собственном комфорте — или отсутствии такового.

И он не пропустил то, как горели ее глаза, когда она говорила о своей дочери. Не пропустил то, как она поглаживала его шею, стараясь успокоить его. Она была профессионалом, как и все парамедики, но между ними определенно что-то происходило. Нечто большее, нежели спасение государственным служащим попавшего в экстренную ситуацию гражданина.

После прибытия пожарных события начали разворачиваться очень быстро. С помощью инструментов они вскрыли капот и вырезали двигатель, а Сиенна все это время успокаивала его и, чтобы он не паниковал, объясняла каждый проходящий момент. Шум от инструментов был громким, и когда они не могли говорить, она сохраняла с ним визуальный контакт и пальцем поглаживала его шею, чтобы он знал, что она здесь.

Как только руль оказался снят, и давление с его бедер исчезло, он облегченно вздохнул. Пальцы на ногах по-прежнему покалывало, но он больше не был в ловушке.

Как только Сиенна убрала руки, чтобы заменить их фиксирующим воротником, он запаниковал.

— Не уходите, — взмолился он, удерживая ее запястье.

— Я здесь, — успокоила она его. — Но мне нужно отойти, чтобы вас могли вытащить парамедики.

Стоило ему отпустить ее, и все, из-за чего он беспокоился, обрушилось на него с новой силой. В те несколько минут, которые потребовались, чтобы осторожно поднять его из машины и положить на носилки, он изо всех сил старался удержать панику в узде. Когда пожарные начали разворачивать его, чтобы поместить в скорую, он не смог побороть желание поговорить со своей спасительницей и попытался было к ней повернуться, но ему помешал воротник.

— Сиенна? — позвал он.

— Я рядом, не паникуйте, — сказала она.

Все время, пока его несли в скорую, он чувствовал на плече ее руку.

— Вы найдете Тони? Расскажете ему, что случилось? Я не знаю, когда смогу выбраться из больницы, и могу не успеть его встретить. Не хочу, чтобы он решил, что я не приехал.

— Конечно, — сказала она. Потом склонилась над ним, и он почувствовал, как в его ладонь скользнула ее рука. Он сжал ее пальцы, которые казались невероятно родными. — Там военные, которые остановились, чтобы отрегулировать движение и вызвать полицию. И они же поймали придурка, который сбил вас и решил скрыться. Пока вас доставали, я переговорила с одним из них, и он сказал, что сделает все возможное, чтобы помочь сообщить вашему сыну, где вы и что с вами случилось.

Крис взглянул туда, куда указывала Сиенна, и нахмурился. Там стояла группа из шестерых мужчин. Все они были моложе него и в отличной форме.

Абсурдно, но ему не пришлась по душе мысль, что Сиенна провела с ними время… и возможно заинтересовалась кем-нибудь из этой компании до того, как у него появился с ней шанс.

Он снова перевел взгляд на нее. И выпалил:

— Сходите со мной на свидание?

Она удивленно моргнула.

— Что?

— Давайте куда-нибудь сходим, когда меня выпишут из больницы. Или если это чересчур скоро, то потом, когда мы будем в Нэшвилле. Я хочу пригласить вас. Например в Новый год. — Он задержал дыхание в ожидании ее ответа.

— Я боялась этой поездки, — тихо сказала она ему, освобождая путь парамедикам. — Я люблю свою дочь, но на военной базе мне некомфортно. Я не знаю правил и всего остального и панически боюсь совершить какую-нибудь оплошность. Я ненавижу, когда мне приходится делать что-то такое самостоятельно. Так неловко наблюдать, как остальные пары ждут своих детей — рядом с ними я чувствую себя неудачницей, раз не состою в отношениях. Но теперь я понимаю, почему я должна была приехать сюда — чтобы встретить вас.

— Мэм, нам надо поднять его в машину, — сказал один из фельдшеров. — Мы поедем в Военный медцентр Дарнелла. Это ближайшая больница. Ему очень повезло, что он не пострадал сильнее, чем есть.

Сиенна кивнула и собралась было отойти, но Крис сжал ее руку.

— Подождите!

Фельдшер выглядел недовольным, но не стал настаивать на том, чтобы его переместили в машину прямо сейчас.

— Вы не ответили на мой вопрос, — сказал Крис Сиенне.

Тогда она улыбнулась ему самой красивой улыбкой, которую он когда-либо видел, и сказала:

— Да, я с удовольствием схожу с вами на свидание.

— Это мое лучшее Рождество, — сказал Крис и сжал ее руку, жалея, чтобы не может поднести ее к губам и поцеловать. Он был неподвижно зафиксирован на носилках, но как только его посещали мысли о клаустрофобии, он вспоминал, что должен повести Сиенну на свидание. Последним, что он увидел перед тем, как двери скорой закрылись, была ее красивая улыбка.

— Поверить не могу, что ты знаешь отца Тони, — сказала позже тем вечером Сара, когда они ехали в больницу навестить Криса.

Военные, которые присутствовали на месте аварии, сдержали слово и доставили Сиенну на базу. Она узнала, что они служили в одном взводе, и у нее создалось впечатление, что они не очень хотели обсуждать это, однако если б ее попросили предположить, она бы сказала, что они служат в специальных войсках. Об этом говорила окружавшая их энергетика.

А еще она заметила, что всех них есть обручальные кольца.

От ее внимания не укрылось то, с какой ревностью смотрел на них Крис, и она захотела заверить его, что ни капли не заинтересовалась ими, но побоялась смутить. Когда она увидит Криса, то скажет ему, что они все были женаты… причем счастливо, судя по их разговорам о женах.

Проехав за их машинами через ворота, она остановилась около здания в центре базы. Далее ее проводили внутрь и представили командиру ее дочери. Он знал Тони — тот определенно был отличным солдатом и произвел положительное впечатление на многих офицеров подразделения. Командир проводил в свой кабинет и Тони, и Сару.

Сиенна была на седьмом небе от счастья. Все-таки общаться с дочерью по фейстайму и электронной почте было совсем не то же самое, что видеть ее во плоти. Сиенна была бесконечно рада видеть дочь здоровой и невредимой. Затем она поздравила с возвращением Тони и рассказала молодому человеку о случившемся с его отцом и о том, что ей было известно о его состоянии.

Теперь они втроем ехали в арендованной Сиенной машине через территорию военной базы к медицинскому центру.

— С ума сойти. Вы оба живете в Нэшвилле, — проговорил Тони. Он оказался вежливым молодым человеком и понравился Сиенне с первого взгляда. Он был примерно одного возраста с Сарой, но они, хоть и служили вместе, не особенно знали друг друга: Тони был пехотинцем, а Сара поваром, поэтому на базе их пути не пересекались.

— Не то слово, — сказала Сиенна. — Сначала я подумала, что он шутит. Каковы были шансы, что мы встретимся здесь, в Техасе, и наши дети окажутся в одном подразделении?

— Минимальные. Возможно, это ваше рождественское чудо, — пошутил Тони.

— Именно так я и сказала ему! — рассмеялась Сиенна.

Затем веселость Тони улетучилась, и он спросил:

— Вы уверены, что с ним все в порядке?

Сиенна кивнула и попыталась успокоить его:

— Уверена. Он ударился головой о водительское окно, но, думаю, это самая серьезная его травма. Ему очень повезло.

— Я не понимаю, почему он арендовал такую маленькую машину, — задумчиво сказал Тони. — Он никогда не брал ничего меньше, чем джип.

Сиенна пожала плечами.

— Не знаю. Уверена, он расскажет тебе, когда мы приедем в больницу, но насколько я понимаю, эта машина спасла ему жизнь. Боковые подушки безопасности смягчили удар. Все могло быть намного хуже.

— Спасибо, что были с ним рядом, — промолвил Тони.

Сиенна припарковалась у медицинского центра и повернулась к нему.

— Исходя из того немногого, что мне известно о твоем отце, думаю, у него и без меня все было бы отлично. К тому же он практически не пострадал.

— Но вы же сказали, что его зажало в машине.

Сара с интересом слушала их разговор.

— Да, — подтвердила Сиенна.

— У него клаустрофобия. Он не любит признавать это, но судя по тому, что он рассказывал, за месяцы, пока меня не было, его состояние стало не лучше, а хуже.

— Многим не хочется признавать о себе нечто такое, что другие воспримут как слабость, — сказала Сиенна. — Ты же солдат и наверняка видел раненых и людей, страдающих от последствий того, что они видели и делали в горячих точках. Здесь то же самое. Если твоему отцу трудно забыть о том бунте в тюрьме, это вовсе не значит, что он не сильный или не храбрый. И тот факт, что он первым делом рассказал мне о своей клаустрофобии, лишь внушает дополнительное уважение к нему. Нет ничего мужественного или крутого в том, чтобы скрывать свои чувства. Помни об этом.

Тони мгновение смотрел на нее, а потом его губы изогнулись в улыбке.

— Хорошо, мэм.

Сиенна покачала головой.

— Прости. Мне самой пришлось обращаться за помощью к психотерапевтам из-за того, что я видела и делала на работе, поэтому эта тема мне очень близка. Давайте зайдем и посмотрим, сможем ли мы найти твоего отца. Наверняка он очень ждет встречи с тобой.

В больнице их отправили на этаж Криса. Они прошли по длинному коридору, и Тони толкнул дверь в палату, но Сиенна замешкалась, прежде чем последовать за ним.

Сара, зайдя внутрь, оглянулась:

— Мама? Ты идешь?

На долю секунды Сиенна задумалась, что она делает. Они с Сарой должны были отправиться в ближайший китайский ресторан, что было их традицией в канун Рождества. Она должна была высадить Тони и просто уехать.

Почему она так волновалась перед новой встречей с Крисом? Они ведь не встречались. Были чужими людьми. Она оказывалась первой на месте аварии бессчетное количество раз.

Так почему с Крисом Кингом все было иначе?

Она уже хотела схватить Сару за руку и сбежать, но тут услышала счастливый возглас — Крис увидел сына. И все. Как только она услышала его низкий, звучный голос, ноги сами понесли ее тело вперед, словно обладая своим собственным разумом.

Закрыв за собой дверь, Сиенна улыбнулась представшей перед нею картине. Тони сидел на кровати и обнимал отца — они явно не стеснялись демонстрировать свою привязанность друг к другу. Сиенне это понравилось. Их искренние эмоции было легко прочувствовать и увидеть.

Когда они вдоволь наобнимались, глаза Криса встретились со взглядом Сиенны.

— Привет, — с широкой улыбкой произнес он. — Вы вернулись.

— Да, — сказала Сиенна, зная, что снова краснеет, но не в силах себя контролировать. Рядом с ним ей казалось, будто ей снова пятнадцать, и его взгляд говорил, что он заинтересован в ней так же, как и она в нем.

Она кое-как села и даже попыталась принять участие в разговоре, но на всем его протяжении остро чувствовала на себе взгляды, которые Крис то и дело украдкой бросал на нее. Напряжение между ними было столь очевидным, что ей оставалось лишь удивляться, почему это до сих пор не прокомментировали Тони и Сара.

В десятый раз получив заверение, что с его отцом все в порядке, и ночевка в больнице — лишь мера предосторожности из-за легкого сотрясения, Тони наконец встал.

— Пап, если с тобой правда все хорошо, то я пойду. Парни, у которых нет здесь родных, устраивают импровизированную домашнюю рождественскую вечеринку. — Он повернулся к Саре. — Хочешь со мной?

Сара взглянула на мать.

— О. Ну… мы собирались найти китайский ресторан и поужинать…

Сиенна покачала головой.

— Все в порядке. Иди. Повеселись. Наговоримся завтра.

— Ты точно не против?

Сиенна взглянула на Криса и, увидев, с каким напряжением он глядит на нее, покраснела.

— Конечно, — рассеянно сказала она, не прерывая с ним зрительного контакта.

Тони наклонился, чтобы еще раз обнять отца, а Сиенна встала, чтобы обнять дочь. Как только их дети ушли, Сиенна тут же почувствовала себя неловко.

Но Крис протянул ей ладонь и сказал:

— Идите сюда.

Крис задержал дыхание — так сильно ему хотелось, чтобы эта красивая женщина взяла его за руку. Ему показалось, что он прождал час, но на самом деле прошло всего пара секунд, а потом она сделала вдох и шагнула к нему.

В момент, когда до него дотронулись ее пальцы, Крис расслабился. Он потянул ее к себе, пока она не встала рядом с кроватью. Потом потянул еще немного, и она села на место, где минуту назад сидел его сын.

— Спасибо, что привели Тони, — сказал он, желая быстрее разделаться с этой частью и перейти к более интересным вещам. — Я понимаю, что ему двадцать с лишним, но для меня он по-прежнему мой маленький мальчик, и мне было бы плохо, если бы он услышал об аварии от кого-то другого.

— Его командир сообщил ему, что с вами все хорошо еще до того, как я рассказала подробности, — сказала Сиенна.

Крису нравился звук ее голоса. Он был тихим и ровным, отчего он, как и тогда, в разбитой машине, сразу расслабился.

— И спасибо, что зашли с ним в мою палату.

— Пожалуйста.

— Вы голодны? — спросил он.

— Не отказалась бы перекусить, — ответила Сиенна.

— Китайская кухня? — спросил он с улыбкой, и она улыбнулась в ответ.

— Это традиция. Я не лучшая повариха, и однажды в Сочельник я отработала двенадцатичасовую смену, а когда вернулась домой, поняла, что у нас толком нечего есть. Поэтому ради Сары я превратила тот поход в ресторан в большое событие. С тех пор мы делаем так каждый год. Но…

— Но? — переспросил он, когда она замолчала.

— Я должна сделать признание, — серьезно проговорила Сиенна.

— Какое?

— Я не люблю китайскую кухню, — прошептала она. — Просто в тот вечер это был единственный ресторан, который работал в Сочельник.

Крис улыбнулся. Затем рассмеялся. А когда она хихикнула в ответ, захохотал еще громче. Через мгновение они оба смеялись во весь голос, держась за животы. Когда они успокоились, он сказал:

— Хотелось бы мне приготовить для вас великолепный рождественский ужин, но боюсь, в этом году не получится.

— Отложим на другой раз, — со стеснительной улыбкой сказала она.

Крис ощутил, как его сердце набухло в груди. Он понятия не имел, будут ли они общаться в следующем году, но очень на это надеялся.

— Может, вы закажете что-то на вынос, и мы поедим вместе здесь? Врачи сказали, что мне не требуются ограничения в питании. Они правда оставили меня здесь лишь из предосторожности. Если ночью не появятся боли, утром меня выпишут.

— Давайте. Как насчет гамбургеров?

— Из «Ватабургера»?

— Ну а откуда еще?... Мы ведь в Техасе, — пошутила Сиенна.

Крис знал, что по-прежнему держит ее за руку, но она не забирала ее.

Через мгновение Сиенна спросила:

— Что мы делаем?

— Узнаем друг друга, — тут же ответил Крис.

— Это безумие, — сказала она скорее себе, чем ему.

— Безумием было бы игнорировать притяжение между нами, — рискнул сказать Крис. — Сиенна, вы мне нравитесь. Очень. Я не знаю, что случится в будущем, но сейчас я просто хочу насладиться вашей компанией и узнать о вас все. Какую музыку вы любите, какой ваш любимый цвет и, возможно, о том, как вы жили предыдущие сорок с хвостиком лет.

Она хмыкнула, но не ответила.

— Вы ведь чувствуете то же самое? — спросил Крис, вдруг испугавшись, что притяжение между ними ощутил он один.

— Да. Но это до ужаса пугает меня, — призналась Сиенна.

— Я лежу с сотрясением на больничной постели. Чего тут бояться? — с улыбкой спросил Крис.

Она выпрямилась и кивнула.

— Вы правы.

— Разумеется, прав.

Сиенна закатила глаза.

— Пойду найду «Ватабургер». Надеюсь, они открыты.

Она встала, но Крис не дал ей уйти.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, а после кивнул и, погладив тыльную сторону ее руки большим пальцем, наконец отпустил ее.

— Возвращайтесь скорее. И будьте осторожны — на дорогах лихачат разбойничьи пикапы. Я слышал, они могут быть опасны.

В ответ на его иронию она улыбнулась, кивнула и, взяв сумочку, пошла к выходу из палаты. В дверях она оглянулась. Облизнула губы и тихо сказала:

— Я скоро вернусь.

— Хорошо.

Когда она ушла, Крис закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он не знал, что такого было в Сиенне, но он уже давно ничего не ждал с таким нетерпением, как ее возвращения.

Взглянув на часы, Сиенна с удивлением поняла, что уже почти полночь. Несколько раз в палату заглядывала медсестра. Оставшись удовлетворена состоянием Криса, она сказала Сиенне, что часы посещения заканчиваются в десять, но в честь Сочельника она сделает вид, что не заметит, если Сиенна останется дольше.

Они съели гамбургеры и с тех пор разговаривали, не замолкая. С Крисом было очень легко. Сиенне казалось, что она знает его не один день, а много лет.

— Который час? — спросил Крис.

— Скоро полночь.

— Подайте, пожалуйста, мой рюкзак.

Сиенна удивленно моргнула. Она сидела на стуле рядом с его кроватью, опершись локтями о матрас, Крис лежал на боку, и последние несколько часов они словно находились в своем маленьком интимном пространстве.

Выполняя его просьбу, Сиенна встала, взяла рюкзак, который лежал у стены, и передала его Крису. Пока он копался в нем, ей было любопытно, но она молчала. Вскоре он вытащил что-то и, наклонившись, положил рюкзак на пол рядом с кроватью. Он снова протянул ей руку, и Сиенна автоматически приняла ее.

Он потянул ее на себя, чтобы она села на край кровати, и посмотрел на нее с таким напряжением, что у Сиенны перехватило дыхание.

— Я никогда не любил Рождество. Чаще всего я был один, поскольку Тони уезжал к маме, а когда он оставался со мной, я постоянно переживал, не сравнивает ли он празднование в моем доме с тем, как это обычно происходило у мамы. — Он скованно пожал плечами. — Я так стремился сделать все идеально для сына, что никогда не задумывался об истинном значении этого праздника. Что в этот сезон мы должны быть благодарны за то, что у нас есть, и одаривать остальных. Когда Тони закончил школу, в большинство праздников я вызывался работать — просто потому, что так одиночество ощущалось меньше. Во время того бунта я думал, что настал мой конец. Что полицейские найдут в той камере лишь мое избитое тело.

Сиенна протестующе воскликнула, и он заправил прядку волос ей за ухо.

— Вы уже знаете, что я сражаюсь с клаустрофобией. Я подумываю о том, чтобы выйти на пенсию и найти другое занятие. Когда я застрял в той машине, то первой мне пришла в голову мысль «только не снова». Но затем я услышал голос ангела. Ваш голос, Сиенна. Вы были рядом. И не позволили мне развалиться на части.

— Крис… — начала было возражать она, но он прижал к ее губам палец. Ощутив в этой точке покалывание, Сиенна захотела открыть рот и втянуть палец внутрь, но она постаралась сосредоточиться на его словах.

— Тони подарил мне это на Рождество, когда ему было десять. Он сказал, что это талисман на удачу, который поможет мне обрести моего собственного ангела. С тех пор я все время носил это с собой. — Он взял ее руку и вложил в нее какой-то предмет.

Сиенна опустила глаза и увидела у себя на ладони маленький камень. На нем был неумело нарисован ангел, краска кое-где отошла, но симпатичный ангел с каштановыми волосами все равно был узнаваем.

— С Рождеством, — мягко промолвил Крис и сжал вокруг камушка ее пальцы.

Осознав смысл его слов, она всхлипнула, и ее глаза взметнулись к его.

— Я не могу это принять.

— Можете. Пожалуйста. Мне надо, чтобы вы его взяли. Тогда я буду уверен, что вы в безопасности.

Камень словно обжигал ее кожу. Ей еще никогда не дарили чего-то настолько особенного.

— Я не знаю, что сказать.

— Вы не обязаны ничего говорить, — заверил он ее. — Просто это кажется таким правильным. Словно мы созданы друг для друга. Вы мой ангел, Сиенна. Мой рождественский ангел. — Через мгновение он обхватил ее затылок ладонью, и по ее чувствительной коже побежали мурашки.

Крис не двигался, не тянул Сиенну к себе. Никак не давил. Он просто смотрел на нее, и все эмоции легко считывались по его лицу и глазам.

Он хотел ее. И правда верил, что она послана небесами, чтобы помочь ему в трудный момент. В этот Сочельник.

Но почему бы ей не быть его ангелом? Может, высшие силы и впрямь послали ее на тот перекресток в момент, когда он нуждался в ней. Разве случайно их дети вместе служили, и они оказались из одного города?

Отбросив сомнения и решив хоть раз последовать за своими желаниями, Сиенна наклонилась вперед, сокращая дистанцию между ними. Она почувствовала, как пальцы Криса сжались у нее на затылке, увидела, как он улыбнулся, а в следующую секунду их губы слились.

За свою жизнь Сиенна целовалась множество раз. Какие-то поцелуи были хорошими, другие — не очень. Но рождественский поцелуй с Крисом оказался куда интенсивней их всех, до дрожи в позвоночнике… более значимым, чем весь ее предыдущий опыт.

Она закрыла глаза и отдалась на волю ощущений, струящихся сквозь ее тело. Она желала его, но чувствовала на его губах сладкое обещание большего.

Он держал ее крепко, однако не слишком, и она знала, что если она отодвинется, он сразу отпустит ее. Их языки немного подразнили друг друга, а затем он наклонил голову, и поцелуй стал глубже. Сиенна издала гортанный звук и, чтобы удержать равновесие, положила руки ему на грудь.

Она не знала, сколько они целовались, но когда он наконец отстранился, она протестующе всхлипнула. Открыв глаза, она ожидала увидеть, что Крис улыбается, ну или что его позабавило то, какой жалкой она выставила себя. Но вместо этого в его глазах она увидела нежность.

— С Рождеством, Сиенна, — мягко промолвил он.

— С Рождеством, Крис.

— Я по-прежнему хочу пойти с вами на свидание в Новый год.

Сиенна смогла лишь кивнуть.

Он облизнул губы, и его взгляд скользнул к ее рту, а затем снова поднялся к глазам.

— Я бы не захотел ничего менять в этом дне. Ни единой секунды.

Тяжело сглотнув, Сиенна кивнула.

— Вам нужно идти. Вы устали, и на завтра у вас планы с Сарой.

Сиенна снова кивнула, и Крис улыбнулся.

— Может, еще один поцелуй перед уходом?

Сиенне понравилось, что он сначала спросил, а не просто взял то, что хотел, и она снова склонилась к нему.

Через двадцать минут в ее телефоне был его номер, а в его телефоне — ее, и Сиенна стояла в дверях. Где-то тихо играла рождественская музыка, но в остальном кругом царила тишина.

— Я позвоню вам завтра, — сказала Сиенна. Они целовались, пока Крис со стоном не отодвинулся от нее. Она знала, что ей нужно ехать в отель, но последнее, чего ей хотелось — это с ним расставаться.

— Обязательно, — сказал Крис.

Она видела, что ему хочется отпускать ее не больше, чем ей хочется уходить.

— Напишите мне из отеля, чтобы я знал, что вы добрались без проблем, — попросил он. — Иначе я буду переживать.

— Хорошо. — Было приятно знать, что о ней беспокоятся. С тех пор, когда кто-то переживал, добралась она домой или нет, прошло много лет.

Сиенна нащупала в кармане камушек Криса. Она не знала, что такого хорошего сделала, чтобы оказаться в нужном месте в нужное время и встретиться с Крисом, но была благодарна судьбе.

Всю дорогу до отеля она улыбалась.

Она не знала, какое будущее ожидает их впереди, но у нее было хорошее предчувствие. Насчет него. Насчет них.

Ночью ей приснилось, как будто они с Крисом сидят в креслах-качалках, держатся за руки и наблюдают за тем, как солнце садится за океан. Еще там были Сара и Тони, которые, как она поняла, были женаты, а вокруг бегали их дети. Крис повернулся к ней, и любовь в его глазах была такой знакомой и чистой.

— Я люблю вас, миссис Кинг.

— И я люблю вас, мистер Кинг, — сказала она в ответ.

Сиенна проснулась с улыбкой на лице и потянулась камушку с ангелом, который подарил Крис. Она спрятала его в кулаке и прижала к груди.

— Спасибо, что послал его мне, — прошептала она. — С Рождеством.

КОНЕЦ

 

Что будет, если пригласить на свадьбу сестры первого встречного? Как быть, если ты запала на «брата» своего сводного брата? Сколько стоит поцелуй мальчика по вызову? Как феминистке в 19 веке устроиться на работу и укротить своего несносного боса? И чем закончится виртуальный роман между сержантом и известным стримером?

Ответы на эти и другие вопросы вы найдете в переводах нашей группы LOVEINBOOKS. Вступайте в наше сообщество, где каждый читатель найдет для себя книгу по душе. Будем рады вас видеть!

Мечтай. Люби. Читай.

Заметки

[

←1

]

Прим. пер.: Отсылка к традиционной рождественской песне.

[

←2

]

Прим. пер.: на этой улице расположены магазины с демократичными брендами.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg