«Авернское озеро. Карьеристка»

Авернское озеро. Карьеристка (fb2) - Авернское озеро. Карьеристка 724K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юлия Александровна Лавряшина

Новая серия мини-романов

Амадеус

амадеус роман

Портрет неизвестной

ЖЕНЩИНА И ВРЕМЯ

Издательство «Амадеус» открывает уникальную серию «Портрет неизвестной». Это мини-романы о судьбах российских женщин всех времен.

Наша серия предлагает женщинам заново узнать себя, а мужчинам — в очередной раз попытаться разгадать тайну прекрасной незнакомки.

Женщина смотрится в зеркало. Что может быть естественней! Но чьими глазами женщина себя видит? Долгие века она смотрела на себя глазами мужчины. Но однажды женщина спросила волшебное стекло: «Я ль на свете всех милее?» Может быть, это был первый взгляд на себя собственными глазами. Зеркало времени и река истории сильно изменили отражение женского лица.

Какие они, женщины России? Знают ли они себя? Нравятся ли себе, глядя в зеркало сегодняшнего дня, такое пристрастное и обманчивое? Не забыли в битве за личное воплощение о чем-то важном и сокровенном? Умеют ли так же, как прежде, беззаветно любить и жертвовать или сожгли все мосты в прошлое? Одержали победу над участью вечно ждущих, и если да, то какова цена этой победы? Не погас ли очаг, который женщинам было поручено хранить, или, наоборот, горит так же ровно и надежно, несмотря на пронзительный ветер перемен?

Юлия Лавряшина Авернское ОЗЕРО

Глава 1

Когда Соне было шестнадцать, отчим привел ее в свой центр пластической хирургии и целое утро демонстрировал коллегам лицо приемной дочери.

«Смотрите, — грозно говорил Валерий Ильич, приподнимая согнутым пальцем ее подбородок. — Вот как должна выглядеть женщина! Видите, какая идеальная форма носа? А разрез глаз? А подбородок? Я уже не говорю об ушах…» Медсестры разглядывали Соню с завистью, а она ежилась, будто ее раздевали на глазах у зрителей.

Соня не умела толком объяснить, почему собственная красота внушает ей такой суеверный страх. Все прочитанные Соней в школе великие романы в один голос убеждали, что красивая женщина обречена на самые ужасные несчастья, какие только существуют в природе. И это ощущение обреченности давило на плечи, заставляя сутулиться и волочить ноги, чтобы отвлечь внимание зоркой судьбы от неисправимого лица.

Признаться в этом отчиму Соня боялась, заранее зная, что он в ответ разразится смехом и потом до скончания века будет подтрунивать над ней. Любые, с его точки зрения, отклонения в развитии дочери Валерий Ильич был склонен рассматривать как зарождающуюся болезнь. «Да она же потенциальная шизофреничка!» — однажды воскликнул он с тайным злорадством в голосе. В тот же вечер Соня твердо решила стать психиатром и навсегда отмести столь страшные подозрения.

В частной клинике, куда Соню после института пристроил отчим, среди больных не встречались тети Маши с улицы, а сплошь одни Зимины. Ее пациенты в основном жены состоятельных людей. До работы в клинике Соне и в голову не приходило, что в их маленьком городе столько богатых. Соня выполняла функции психоаналитика, но в случае необходимости применяла и медикаментозное лечение. Кабинет ее больше походил на сад, но Соня не помнила названий и половины тех растений, что разводила тихая угловатая медсестра. Когда-то она, конечно, знала их, в те далекие времена, когда зубрила биологию, готовясь в институт. Но поскольку Соня придерживалась правила не засорять мозг лишней информацией, то без сожаления изгнала из памяти ненужные слова. Однако против самих цветов Соня ничего не имела, полагая, что, попадая в обстановку бурного цветения, пациент легче перестраивается на более радостное мироощущение. Особенно это помогало, когда встречались по-настоящему трудные случаи.

Нина Викторовна Зимина насторожила ее сразу. Многие больные поначалу относились к молодому врачу с недоверием, однако Зимина следила за Соней уж как-то особенно подозрительно, будто вербовала на работу в ФСБ. Что в конце концов оказалось недалеко от истины. Все разговоры о ночных кошмарах были приманкой, тестом на профпригодность. Но это стало ясно, лишь когда Зимина решительно выложила все карты на стол. Соня даже внутренне не возмутилась — у каждого своя игра. Пока Зимина, поцокивая алыми ногтями, рассказывала о своем великовозрастном пасынке, Соня пристально наблюдала за ее мимикой. Ни разу высокомерные губы не изогнулись уголками вверх, а едва заметная бороздка между бровями не разгладилась. Но Соня не торопилась делать выводы. Отношения мачехи со взрослым приемным сыном никогда не бывают однозначными. Уж она-то знала это… История болезни Дениса Зимина заинтересовала ее сразу.

— Поет? — удивленно перебила Соня. — И хорошо поет?

Яркие ногти блеснули в воздухе кровавыми брызгами и замерли вопросительным знаком.

— При чем тут хорошо или нет? — раздраженно отозвалась Нина Викторовна. — Он же во сне поет, понимаете? Забирается на крышу нашего коттеджа и поет. Как настоящий лунатик!

С трудом сдержав смех, Соня пробормотала:

— Впервые слышу, чтобы лунатик пел.

— Вам это кажется забавным?

— Случай неординарный. А днем он тоже поет? Чем он вообще занимается?

— Ничем, — отрезала Зимина. — Баклуши бьет, а муж его только поощряет. Он очень боится, чтобы мальчик не сорвался, как его мать когда-то. Психически, я имею в виду. Я вам не говорила? Она ведь отравилась. Выпила целую кучу таблеток…

— Из-за чего? — осторожно поинтересовалась Соня, почуяв неладное.

— Из-за меня, — с вызовом ответила Зимина. — Но Денис этого не знает. Какое-то время после похорон мы с Павлом еще скрывали наши отношения. Я появилась гораздо позднее.

— Сколько ему тогда было?

— Денису? Не помню. Кажется, тринадцать.

— До смерти матери он пел, вы не знаете?

— Может быть. — Она нахмурилась. — Он ведь учился в музыкальной школе. На скрипочке играл.

— Вы не любите музыку?

— Это не мужское занятие.

— Понятно. После смерти матери он прервал обучение?

— Да. Мы как-то не сразу вспомнили про эти уроки. Павел решил не настаивать.

— Значит, потом он стал петь во сне? Когда это случилось впервые?

— Уже после окончания школы. Это-то и странно. Обычно всякие фокусы мальчишки выкидывают в переходном возрасте. Но в Денисе вообще осталось много детского.

— Вы считаете, он инфантилен?

— О да. — Она быстро закивала. Знаете, какую он хотел выбрать себе специальность? Зоолог! Можете представить? Ему, видите ли, хотелось возиться со всякими зверюшками! Ну разве это занятие для мужчины? Тем более из нашей семьи…

Соня ненадолго задумалась.

— А что он поет? Это песни? Я имею в виду, со словами? Или просто мелодии?

— Песни, — подтвердила Зимина и замялась. — Но я ни одной из них не слышала раньше. Может, он их выдумывает? Он поет только на английском. Денис ведь окончил лингвистическую гимназию. Надо признать, у него неплохо получается. Может, ему стоит продолжить обучение музыке? Это все же лучше, чем зоология. И музыка ведь не перегрузит его мозг?

— А что сам Денис думает по этому поводу? — спросила Соня.

— Ничего не думает. Он вообще не подозревает об этих ночных концертах.

— Почему вы так считаете?

Она коротко засмеялась:

— А мы устроили ему проверку. У мужа был день рождения, и я попросила Дениса пропеть поздравительную песенку, когда будут вносить торт со свечами. Так он ответил, что после того как в тринадцать лет у него началась ломка голоса, ни разу не пробовал петь и боится, что это выйдет слишком смешно.

Соня с сомнением проговорила:

— Все это довольно странно. Обычно при сомнамбулизме люди совершают типичные для них действия — перекладывают вещи, ходят знакомым путем. Это явление потому и относится к разряду автоматизмов. Значит, говорите, во время бодрствования он никогда не поет?

— Нет. Но он ведь и на крышу днем ни разу не лазил.

— А у вас есть общие дети? — вспомнила Соня.

— Что? А, нет. Я пыталась забеременеть, но из этого ничего не вышло.

«Значит, вопрос о дележе имущества между будущими наследниками отпадает», — отметила Соня и мягко произнесла:

— Сочувствую. Вы пробовали лечиться?

Зимина махнула рукой:

— Уже поздно. Я боюсь рожать в таком возрасте.

— Ну что вы! Какой там возраст! Вам непременно нужно попробовать. В нашей клинике…

— Так что вы думаете насчет Дениса? — нетерпеливо перебита Зимина.

— Заочно трудно сказать. Приводите, я побеседую с ним, понаблюдаю.

— Нет, нет! — испугалась Нина Викторовна. — Вы не поняли! Если он только заподозрит, что мы считаем его больным… Я даже представить боюсь, что он может выкинуть.

— Как же вы хотите его лечить, не приводя в клинику?

На секунду Зимина замялась, переведя взгляд на мелкие листья лимонного деревца, потом несколько агрессивно произнесла:

— Вы знаете, что мой муж располагает определенными средствами. Он заплатит, сколько вы скажете. В разумных пределах, разумеется. Но мы хотели просить вас проделать все так, чтобы Денис ни в коем случае не догадался, что вы психиатр. Случайное знакомство… Если он увидит вас, то обязательно увлечется, вы в его вкусе. Правда, ненадолго. Неделя-другая, но вам ведь этого хватит, чтобы все выяснить для себя? Как вы на это смотрите?

Соня сдержанно ответила:

— Это неожиданно. Мне еще никогда не делали таких предложений. Но это… даже заманчиво. Мне нужно продумать условия нашего контракта.

— Слава Богу! — с облегчением выдохнула Нина Викторовна. — Я знала, что вы — нормальный, современный человек.

— Стараюсь, — скромно ответила Соня.

— Только, — опять замялась Зимина, — я хотела вас предупредить. Вы ведь не замужем? Понимаете, мой пасынок — очень привлекательный юноша. Классической красотой он не обладает, но в нем есть нечто такое, что буквально сводит женщин с ума.

Соня посмотрела на нее с интересом, но перебить не решилась.

— От него просто веет сексуальностью, вы меня понимаете? Если б вы знали, сколько девочек рыдало у меня на плече! Он бывает с ними очень ласков. Даже чересчур. Каждую боготворит, как принцессу, а через неделю разочаровывается и теряет к ней всякий интерес. Это ведь тоже ненормально, правда?

— О, если начать лечить всех мужчин, страдающих этим недугом!..

Зимина согласно закивала и перебила:

— Верно, верно. Я всего лишь хотела предупредить об этой его особенности, чтобы вы не потеряли голову.

Соня усмехнулась:

— Как раз насчет этого можете быть спокойны. На свете нет человека, ради которого я стала бы рисковать своей работой. К тому же, честно говоря, я не люблю юнцов.

Не скрывая радости, Зимина оживленно воскликнула:

— Ну и прекрасно! Значит, все пройдет как по маслу!

Глава 2

Когда она только начала спускаться к пляжу по нескончаемой перекрестной лестнице, налетел встречный ветер. Как бы Соня ни поворачивалась, он яростно дул ей в лицо, словно пытался отогнать от того места, куда ей необходимо было попасть. Но Соня была не из тех, кто, покоряясь стихии, ломает собственные планы. Собрав разметавшиеся волосы, она подумала, что выглядит сейчас как молодая ведьма, и в то же мгновение поймала внимательный ясный взгляд снизу — точно отсвет мелькнувшей мысли. От волнения она не успела разглядеть лицо, знакомое лишь по фотографии, но, хотя человек на пляже тотчас отвернулся, у Сони даже не возникло сомнений, что это именно он. Тот, кто ей нужен.

Как и предполагалось, он был в компании, состав которой оказался идеален: три девушки и три парня. Уже на берегу, неслышно ступая по разбитым бетонным плитам, она все не могла решиться: подобраться к этой компании поближе или, напротив, занять позицию стороннего наблюдателя. Но, рассудив, что каждый наблюдатель рискует остаться в этой роли на всю жизнь, широким взмахом расстелила полотенце на сухих, скребущих ноги камнях. Когда Соня скинула юбку, один из компании оглянулся, и хотя глаза его прятались за темными очками, ее кожа невольно съежилась под этим взглядом. Это рассердило. Снимая майку, Соня отвернулась, но все время, пока собирала на затылке непослушные волосы, чужое тепло скользило между лопатками, заставляя поводить плечами. Но, повернувшись так резко, что нога больно провалилась между камнями, она едва не ахнула от разочарования. Никто и не смотрел на нее. Тот, кого она только что собиралась как следует отбрить, словно мальчишка, скакал по пляжу, боксируя с приятелем, и, казалось, не замечал на свете больше никого. Обмякнув, Соня вдруг почувствовала себя старой, уже неспособной так дурачиться и хохотать. Но, вспомнив, что и в пятнадцать лет не умела этого, успокоилась.

Что-то бухнуло сзади, разбив подкараулившую дремоту. Не вставая, Соня оттолкнула прижавшийся к боку шершавый мяч и снова закрыла глаза, пытаясь усмирить предательское дрожание век. Это было единственное в теле и душе, с чем ей никак не удавалось справиться. Остальное было натренировано и отлажено, как хороший механизм. Но это нервное трепетание ресниц всегда выдавало Соню, если ей хотелось притвориться спящей. С самого детства, когда она с родителями спала в одной комнате.

На лицо легла тень, и Соня снисходительно хмыкнула про себя: прибежали извиняться. Заслонивший солнце парень, тот самый, что обернулся, когда она раздевалась, присел, расставив крепкие загорелые колени, и его смеющийся взгляд быстро метнулся от ее лица к груди и обратно.

— Ух ты! — вырвалось у Сони, и с размаху куда-то ухнуло сердце.

— Что-что? — переспросил он и чуть склонил голову, отчего Соне опять захотелось вскрикнуть, потому что сердце снова упало в жаркую расщелину между реальностью и мечтой. Пока на нем были темные очки, она ничего не разглядела, будто ее собственные глаза затянулись пленкой. Но теперь он сидел так близко, что Соня узнала бы его по запаху. Человек из ее забытых фантазий…

— Извини, я нечаянно в тебя попал, честное слово. — Голос у него был таким, что у любой женщины похолодели бы пальцы.

Собрав все мужество, Соня сухо ответила:

— Ничего. Не такой уж и сильный у вас удар.

— Почему ты говоришь мне «вы»? — удивился он.

— Разве мы знакомы?

— А что мешает нам познакомиться?

Его тонкие губы, в уголках которых таилась усмешка, вынуждавшая каждого улыбнуться в ответ, медленно растянулись, и между ровными зубами проглянула щербинка. «Диастема, — хладнокровно отметила Соня. — Говорят, это примета лгунов». Устремленные на нее узкие, сложенные лукавыми треугольниками глаза вспыхнули серым искристым светом. Прямые брови нависали над ними так низко, что издали сливались в одно темное, живое, затягивающее пятно, от которого невозможно было оторваться. Соня попробовала — и не смогла. Нос у него был узкий и чуть вздернутый, по нему хотелось провести кончиком пальца. Широкое в верхней части лицо стремительно сужалось к одновременно упрямому и нежному подбородку, выбритому так гладко, словно и щетина-то на нем еще не росла. Темно-русые волосы, не слишком густые, были зачесаны назад в лучших традициях американских гангстеров и русских бизнесменов. На пляже он собрал их в хвостик, придав своему облику оттенок богемности, но несколько коротких прядей выбились и смешно топорщились за ушами. В широком разлете его плеч чувствовалась безудержная вольная сила.

— Ваша компания скучает без вас, — сказала Соня, стараясь глядеть на реку, в мутном течении которой то и дело проблескивало солнце, будто заплутавший дельфин взмывал за поддержкой, обнажая глянцевую спину.

Словно подтверждая Сонины слова, черноволосая девушка пронзительно крикнула:

— Дэник, мы уходим. Ты с нами?

— Нет, — отозвался он, не обернувшись. — Я остаюсь.

Соня с сомнением повторила:

— Дэник. Что это за имя?

— Это она меня так зовет, — пояснил он с видимой неохотой. — Вообще-то мое имя — Денис. Денис Зимин.

Соне ничего не оставалось, как назвать себя. Ей всегда был неприятен этот момент, потому что собственное имя казалось невероятно глупым. В самом деле, как человек может зваться соней?

— Жену Толстого тоже так звали, — зачем-то добавила она.

— Правда? Я не знал…

— Вы не учились в школе?

— Ты. Пожалуйста, говори мне «ты». Так привычнее.

— Кому как. Наверное, я слишком хорошо воспитана.

Порыв ветра взлохматил выбившиеся пряди. Зимин откинул их, и Соня уловила запах жаркого пота. Ей захотелось втянуть его изо всех сил, но она была не из тех, кто охотно идет навстречу собственным желаниям. Даже если ей встречался человек, от которого так неудержимо исходила бесшабашная сексуальность, как Соня определяла это для себя.

— Да уж, — невесело усмехнулся Денис и отер влажное лицо, — с воспитанием у меня не очень… В общем-то с определенного момента у меня и не было никакого воспитания. Но теперь я сам себя воспитываю.

Вокруг сердца медленно растеклась теплая жалость, но Соня сразу спохватилась: стоит один раз кого-нибудь пожалеть… Все, чего можно добиться в жизни, зиждется на отрицании жалости к человеку. Кроме родителей, конечно… Она не забывала делать такую оговорку, чтобы однажды не упустить это из виду.

Пытаясь рассеять случайную слабость, Соня огляделась и с удивлением заметила:

— Смотрите-ка, а один из ваших друзей все еще здесь.

Денис присел на край ее полотенца и тихо сказал:

— А он и не уйдет. Он на работе.

— Как это? Он что — спасатель?

— Вроде того. Это мой телохранитель.

— Кто?!

— Телохранитель. Ну, человек, который меня охраняет, — запинаясь, пояснил он.

— Да я знаю, кто такие телохранители! А… вы? Кто вы? А! — У нее расширились глаза. — Зимин… Вы — банкир?

Он испуганно вздрогнул:

— Нет. Упаси Бог… Я всего лишь его сын.

— Сын… Что же вы здесь делаете?

Он удивленно заморгал, сдвинув темные брови. Потом осторожно произнес:

— А вы считаете, что я веду себя… неприлично?

— Нет, что вы! А почему вдруг на «вы»?

— Сам не знаю. Вы так странно отреагировали. Мне стало как-то не по себе. Почему я не могу здесь находиться?

«О Господи, почему мне так жаль его?!»

— Ты можешь находиться где угодно, — как можно мягче произнесла Соня. — Действительно глупо, что я так перепугалась.

Денис осторожно стянул с волос резинку и откинулся на полотенце:

— Ты не кажешься трусихой…

— Когда-то я даже прыгала с парашютом.

— Нет, правда? — Он закинул руку и прикрылся от солнца. На пушистых волосках под мышкой вспыхнули быстрые искры. Соню потянуло поймать их ладонью, но она даже не шелохнулась.

— Правда. Это было давно, еще в школе. Я воспитывала характер.

— И как?

— Удалось.

— Я еще не встречал девушек, умеющих летать… А теперь ты чем занимаешься? Укрощаешь тигров? — спросил он, выглядывая из-под руки.

— Все гораздо прозаичнее. Я — врач. Работаю в частной клинике.

Денис негромко присвистнул:

— Ничего себе! Тогда действительно надо обращаться на «вы». И по имени-отчеству.

— Нет уж, теперь не надо. Я уже освоилась. А ты, конечно, не заканчивал института?

— Почему — конечно? Я выгляжу идиотом?

«Вот дура!» — наспех обругала себя Соня и как можно убедительнее произнесла:

— Нет, ты выглядишь слишком юно.

— И совсем не юно. — Уголки его губ превратились в две грустные ямки. — А как раз на двадцать один год.

— Я думала, ты моложе, — продолжала настаивать Соня.

— Совсем не то ты думала…

Денис сел рядом с ней и опустил голову так, что волосы рассыпались, полуприкрыв лицо. Соня крепко зажала ладони между колен, потому что ее тянуло заправить своенравные пряди за уши.

— Ты думала: везет же этому болвану! Ни учиться не надо, ни работать. Ведь по всему видно, что папочка его любит. Телохранителя приставил… Такому здоровяку еще и телохранителя!

Соня жалобно возразила:

— Я не думала этого.

— Конечно, думала. И ты во многом права. Я хотел поступить в институт, стать зоологом.

— Почему же не поступил?

— Отец сказал, что зоолог — это не профессия. Смешно тратить на это нервы и время. Он хотел, чтобы я выучился на экономиста. В результате я не стал ни тем, ни другим. Потом он открыл для меня магазин автомобильных запчастей. Вообще-то всем там заправляет мой дядя, а я так… Сбоку припека. Мне даже не обязательно появляться там каждый день.

— Ты — откровенный человек, — с недоверием заметила Соня и подумала, что ей самой и в голову бы не пришло исповедоваться перед первым встречным. Наверное, родители не зря забили тревогу, с этим мальчиком определенно что-то не так.

Денис резко повернул к ней встревоженное лицо:

— По-твоему, откровенный значит ненормальный?

— Думаешь, я ставлю диагноз? Я не психиатр, успокойся. Я — кардиолог. Вот если б у тебя было что-нибудь с сердцем…

— С сердцем у меня все в порядке, — безразлично отозвался он.

— Он так и будет там сидеть? — Соня взглянула на телохранителя, который не спускал с них глаз.

— А что? Пусть сидит. Он тебя раздражает?

— Я не привыкла находиться под наблюдением.

— Он все равно не уйдет, — вздохнул Денис. — Его нанял отец, а не я. Если он меня чересчур утомляет, я просто от него сбегаю. Но в общем я привык к нему, он хороший парень. Мы друзья. Хочешь, я тебя с ним познакомлю? — И, не дожидаясь согласия, окликнул: — Петр, я хочу тебя представить.

Когда телохранитель поднялся, Соня непроизвольно отшатнулась — так дохнуло от него неприязнью. А в ней самой тут же всколыхнулось отвращение к его рыжеватым, крупным кудрям, ровному чуткому носу, бледным широким губам и отчужденному взгляду профессионального соглядатая. Соня с детства была приучена давать сдачи. Даже когда на нее только собирались напасть.

Она взглянула на Петра, но тот был, как Медный всадник, исполнен невозмутимости.

— Вас подвезти? — обратился он к Соне, поймав ее взгляд. — Мы на машине.

Она хотела было ответить, что пока не собиралась уходить, что у нее отпуск и можно валяться на пляже хоть до заката, что с завтрашнего дня синоптики обещают дождь, но вместо всего этого сказала:

— Да, подвезите меня, если не трудно.

Денис озабоченно огляделся:

— Я где-то разулся… Ты не видел?

— Там, на траве. Принести?

— Издеваешься? Я еще могу передвигаться.

Когда он отошел, Петр пробормотал:

— Все прошло как по маслу. Уверен, что он ничего не заподозрил.

— Значит, вы меня узнали? Как?

— Нина Викторовна хорошо вас описала.

— Могу себе представить… Но как вы подстроили, чтобы Денис меня заметил?

— А это уж не моя заслуга. Вас нельзя не заметить. Денис бы уж точно не прошел мимо.

— Он — бабник?

Петр холодно переспросил:

— Как вы сказали?

Соне пришлось сменить тон:

— Он много времени тратит на женщин?

— Не без этого…

— Конечно, с таким-то телом!

— Красавчик, правда? — Он вдруг по-свойски подмигнул. — Но вы на работе, не забывайте.

— Вы бы лучше за него побеспокоились. — Его слова задели Соню.

— А за него беспокоиться нечего, — спокойно возразил Петр. — Вы — психиатр, все в ваших руках. Даже если он увлечется… — он, уж конечно, увлечется, — то все равно это у него ненадолго. Он никого дольше недели не выдерживает.

— Меня это устраивает, я не хочу никаких осложнений.

— В каком смысле — осложнений?

Но не успела Соня и рта раскрыть, как светлые глаза охранника вспыхнули сигнальным огнем: стоп! Она оглянулась и с трудом перевела дыхание. Смотреть на Дениса не замирая ей еще предстояло научиться. «Красавчик, — повторила она про себя. — Глупое слово, но он и вправду — красавчик!»

— Еле нашел, — смущенно признался Денис. — Начисто забыл, где кроссовки оставил, никакой памяти… Ну что? А ты еще не готова?

— Готова. — Соня поспешно запахнула желтую юбку и подхватила корзину. — Вот и все.

Петр настороженно огляделся, но никому на пляже не было до них дела. Случайные облака уже тяжелели, подтверждая прогноз синоптиков, и Соня с досадой подумала, как это некстати. Дождь способен остудить и более горячий интерес, чем виделся в глазах Дениса.

— В этом наряде ты похожа на солнечного зайчика. — Он придержал ее за руку. Я не говорил тебе? Ты очень красивая.

Глава 3

«Все прошло как по маслу», — эта фраза в устах мрачного телохранителя прозвучала как пароль.

Мачеха наблюдаемого сулила ей положение принцессы, и Соня настроилась на обкатанную временем программу: обед в ресторане, а то и ужин, шампанское на природе, долгое прощание на заднем сиденье машины, которая уже к следующему вечеру обрела бы очертания просторного гостиничного номера…

Денис одним махом уничтожил нарисованный Соней лубок. Когда они втроем поднялись с пляжа к набережной, он заговорщицки хлопнул своего телохранителя по плечу:

— Слушай, давай съездим… Ну, ты знаешь куда. — И, повернувшись к Соне, добавил: — Я хочу, чтобы ты все обо мне знала.

— Зачем? — вырвалось у нее.

— Я хочу, чтобы ты мне доверяла.

— Ты часто повторяешь: я хочу.

— А я и делаю, что хочу. Ты поедешь со мной? Это недалеко.

— А не опасно? — на всякий случай спросила Соня, хотя знала, что на этот вопрос всегда отвечают отрицательно.

Денис через плечо удивленно глянул на приятеля, и оба снисходительно засмеялись.

— Не опасно, — заверил телохранитель. — Это я тебе говорю как профессионал.

— А ты профессионал?

— Я занимаюсь этим десятый год.

— Ладно. — У нее было как-то неспокойно на душе. — Вы умеете уговаривать.

С легким смешком Петр заметил:

— Да мы не особенно и старались.

Подходя к голубого цвета «вольво», Соня с удовольствием представила, как сейчас охранник засуетится, бросится открывать перед хозяином дверцу, и спесь разом слетит с его невозмутимой физиономии. Но ничего подобного не произошло. Он уселся за руль и больше не двинулся с места. Денис сам открыл дверцу и пристукнул босыми пятками, сделав галантный жест:

— Прошу!

Соня с удовольствием нырнула в уютную прохладу. Покачивая головой в такт ожившей мелодии из магнитолы, Денис мельком улыбнулся ей и перевел взгляд за окно. Его крупные пальцы теребили обшлага шорт, и Соня с недоверием подумала: «Стесняется он, что ли? Быть не может… С его-то опытом романтических похождений?»

Уловив, что на него смотрят, Денис нехотя повернул голову, чуть склонив ее к плечу, и в его лице проступило что-то умоляющее, отчего Соня едва удержалась, чтобы не погладить загорелую, слегка впалую щеку.

— Куда же мы едем? — сердито встряхнувшись, спросила она.

— Не бойся, это не страшнее прыжка с парашютом.

Измученный жарой и пылью центр города остался позади. Они свернули в район, в просторечье именуемый «Шанхаем». Он был старым и низкорослым, как бредущий к концу жизни китаец. Среди одноэтажных домиков с серыми крышами и унылой череды бараков «вольво» проплывала диковинной, блестящей рыбой, научившейся передвигаться по проселкам. Возле одного из домишек без ставней, но с высоким крыльцом, выкрашенным в дикий фиолетовый цвет, машина остановилась и удивленно замолчала. Быстро взглянув на Соню, Денис смущенно произнес:

— Вот мы и приехали. Ты не боишься запылить туфли?

— Не такая уж я и неженка! Пошли, не беспокойся.

Он ловко выскочил из машины и подал ей руку. Ладонь у него была широкой и мягкой. Соня содрогнулась, явственно ощутив, как она прижимается к ее животу. «Я перегрелась! — возмутилась она про себя. — Мерещится черт знает что!»

— Пойдем, — сказал он, не выпуская ее руки. — Только ничего не бойся.

— А что здесь? Притон наркоманов?

Но Денис лишь покачал головой и снова загадочно улыбнулся. Он завел ее в маленький палисадник; за ним оказалась большая огороженная площадка, в разных углах которой виднелись самодельные спортивные снаряды — бревна, наклонные лестницы, барьеры.

— Это клуб собаководства? — догадалась Соня.

— Не совсем. Это приют. Что ты так смотришь? Приют для бездомных животных. Мои родители о нем не знают, смотри не проговорись! Мы его создали вместе с… Кое с кем. Сейчас я тебя познакомлю. В основном все сделала она, потому что у нее вообще все лучше получается. И вообще, и дом этот ее, и все постройки. Ее Анной зовут. Аннушка. Мы с детства дружим, я ведь раньше здесь жил, неподалеку. У нас обоих овчарки были, мы их вместе на поле тренировали. Вон там. — Он обернулся и, прикрывшись рукой, указал на уходящий в бесконечность просвет между соседними домами. — Только Аннушкина собака была поопытнее, да и сама она тоже… А мы с моим псом оба еще были щенками. Я за Аннушкой ходил раскрыв рот. Потом мы переехали, я ее несколько лет не видел. А с год назад она зашла в мой магазин, и я случайно там оказался.

— Она водит машину? — с уважением спросила Соня. Ей нравились самостоятельные, сильные женщины.

Он сдержанно кивнул:

— Водит. Только не свою. Она работает водителем такси.

— Кем?!

— Тише! — Денис испуганно огляделся. — Она ведь где-то здесь.

— Она в сарае, — раздался низкий надтреснутый голос.

Внешность подруги Дениса Зимина разрушала все заготовленные представления о нем. К ним вышла далеко не юная, низкорослая, рано раздавшаяся женщина с круглым простоватым лицом. Громко шмыгнув носом, Аннушка поправила заляпанные очки, и от ее одежды терпко пахнуло.

«Надеюсь, она не станет протягивать мне руку», — с опаской подумала Соня и на всякий случай незаметно отступила за спину Дениса.

Но Аннушка только кивнула — не слишком приветливо, как показалось Соне, — и заговорила с Денисом о каком-то Карате, у которого третий день был понос.

— Ему надо поголодать, — озабоченно настаивал Денис, не давая ей договорить. — Зачем ты опять дала ему каши? Я уже договорился с одной дамочкой, она собиралась завтра за ним приехать…

— Хорош он будет после голодовки! — не соглашалась Анна. — Тощего точно никто не возьмет.

— Лучше тощий, чем больной. Вон, смотри, — дернул он Соню. — Ему чтобы отощать, надо минимум месяц не есть.

Из соседней секции длинного сарая не спеша вышел полосатый кот и, переваливаясь, как одышливый старик, направился к кустам. В кончике темного хвоста билось раздражение.

— Ну-ка, ну-ка! — загорелся Денис. — Пошли же посмотрим, что у него там.

Он потащил Соню за собой следом, и они втроем, вытянув шеи, стали наблюдать за испражнениями кота, присевшего под низкими, запылившимися ветвями. Его желтые глаза презрительно затуманились.

— Нет, — возразил Денис, — это от наслаждения.

Когда кот отступил, несколько раз лениво скребанув сухую землю, Денис стремительно склонился над маленькой кучкой и, завопив «Ура!», подпрыгнул. Кот шарахнулся в сторону и поспешно забрался на дерево. Ненадежная ветка опасливо приняла его увесистое тело. Свесившийся хвост вычерчивал в воздухе неразгаданные проклятия.

Денис нетерпеливо потянул ее за руку:

— Пойдем, я покажу тебе своих лучших друзей.

Его лучшие друзья жили в другом сарае. Внутри оказалось прохладнее, чем во дворе, потому собаки здесь и прятались. Едва Денис приоткрыл дверь, как они разом вскочили и, отталкивая друг друга, с визгом бросились к нему.

— Не бойся! — успел крикнуть он Соне, со смехом отбиваясь.

Прижавшись к стене, она с изумлением разглядывала собак сквозь мутную пелену отлетавшего пуха и пыли. Сделать это было довольно сложно, потому что собаки без конца перескакивали друг через друга и подпрыгивали, норовя лизнуть Дениса в лицо. Худой черный доберман с воплями бился об пол в припадке счастья.

— На моей могиле напишут: «Любимец женщин и собак!»

— Меня они так никогда не встречают. — Аннушка неслышно остановилась позади Сони. — Но их можно понять, Дэнька и сам любит их больше…

— Чем же он вам помогает?

— А он не помогает мне. Мы все делаем поровну — чистим сараи, достаем корм животным, моем их, лечим. Дэнька еще и хозяев им подыскивает. Вы слышали, что на Западе стало модно держать в богатых домах дворняжек? Денис пытается внедрить эту моду у нас.

— И получается?

— С переменным успехом. Иной раз и за месяц никого не пристроишь… Особенно с собаками трудно. Кошку он отмоет хорошенько, бантик повяжет и дарит какой-нибудь девушке.

— И они берут?

— Да разве ж ему можно отказать? — удивилась Аннушка. — Он уже десятка три пристроил.

Соня слегка присвистнула:

— Силен!

— А, — спохватилась Анна, — вы, наверное, не то подумали. Это чаще всего совершенно незнакомые девушки.

— Да вы не беспокойтесь. — Соня хотела было по привычке успокаивающе коснуться ее руки, но передумала. — Я Денису тоже совершенно посторонний человек. Даже не знаю, зачем он притащил меня сюда? Попытается кота всучить?

Темное широкое лицо Аннушки повернулось так медленно, будто с трудом отворилась старая дубовая дверь. В усталом взгляде было столько молчаливого понимания, что Соня вдруг почувствовала себя пациентом, пришедшим на прием к опытному врачу.

— Он еще никого сюда не приводил, — задумчиво сказала Анна. — Кроме Петра, конечно. Да и тот редко заглядывает.

Кое-как отбившись от собак, Денис проворно выскочил наружу, сквозь пелену пыли сверкнув шаловливой улыбкой. Вся стая с восторженным лаем рванулась за ним следом.

— Пойдемте, — позвала Анна. — Здесь пахнет псиной.

«Не то слово, — незаметно поморщилась Соня. — Как тут вообще можно долго находиться? Странный парень, очень странный…»

Когда она выбралась из полутемного сарая, Денис уже валялся на траве, лениво отпихивая то одну, то другую собаку. Устремив на Соню шальной взгляд, он беззаботно сказал:

— Когда отец все же выгонит меня из дома, я поселюсь с ними в этом сарае.

Не желая подыгрывать, Соня строго напомнила:

— Цивилизованные люди не живут вместе с животными.

— Слышишь, Аннушка? Оказывается, я — не цивилизованный человек. В общем-то, я и раньше это подозревал.

— Тебя действительно так тянет к собакам или ты меня разыгрываешь?

Он наконец поднялся и серьезно сказал:

— Только с животными человек и показывает свое истинное лицо. Перед ними ему не надо казаться ни умнее, ни тоньше, чем он есть на самом деле. Собака или любит тебя, или ненавидит. Ее невозможно обмануть, как невозможно и заставить полюбить. Но можно заставить бояться себя.

— Тебя они, похоже, не боятся.

— И слава Богу!

— А почему ты решил, что отец может тебя выгнать? — осторожно спросила Соня.

Денис поцеловал добермана в лоб и, выразительно проведя ладонями по майке, оттянул штанины:

— Посмотри на меня. Разве я похож на сына банкира?

— Да не очень…

— Вот и он так считает. Я знаю, что в глубине души он меня стыдится, потому и заботится, как о слабоумном. «Отдыхай, сынок! Гуляй, пока я жив, еще наработаешься…» — пробасил он. — Правда, в последнее время ему вдруг приспичило мной гордиться. А нечем…

— А если б он узнал, как ты возишься со всеми этими животными?

— …то приехал бы на своем «мерседесе» и лично перестрелял всех к чертовой матери! — подхватила Аннушка. — Нет уж, лучше не рисковать. Он до сих пор Дэньке простить не может, что тот не выучился на экономиста. Все, что хоть как-то связано с зоологией, доводит его прямо до бешенства! Дэнька поэтому и домой-то никого из собак взять не может.

— У, пора идти! — воскликнул Денис, поглядев на часы. — Аннушка, ты сегодня без меня справишься?

Он ласково поправил ее тусклые растрепанные волосы. Непрезентабельная внешность, похоже, не влияла на его отношение к этой чудачке. «Я всегда делаю, что хочу», вспомнилось Соне, и она попыталась угадать, чего же это капризное дитя захочет дальше.

Глава 4

Они сидели в пустом зале ресторана, за угловым столиком возле окна. Соня выбрала место, с которого была видна набережная, по-летнему многолюдная. Так она обеспечила себе возможность мгновенно отвести взгляд, если Денис будет, как только что в машине, смотреть на нее уж слишком пристально. В его узких, будто постоянно прищуренных, глазах поблескивало радостное изумление. Оно обжигало Соню и заставляло без конца теребить под столом салфетку. И в то же время, на другом уровне общения, Денис, не умолкая, рассказывал то забавные, то грустные истории о своих собаках. Соню все это сбивало с толку. Оставалось утешать себя тем, что, кроме нее самой, этого никто не замечает.

Им принесли холодный свекольник, который Денис самоуверенно заказал для всех, и Соня с облегчением вздохнула, решив, что сейчас он наконец-то замолчит и не нужно будет раздваиваться, пытаясь понять его.

— У нас будет домашний обед. Ужасно вкусно! — Он перегнулся через стол и шепнул: — Хочешь, я буду сам готовить тебе такой свекольник? Я умею.

— Тебе захотелось поиграть в повара?

— Поиграть? Ты думаешь, я только и делаю, что играю?

— А разве не этим занимаются дети богатых родителей? Все эти животные, для чего они тебе? Это ведь тоже своего рода игрушки.

Денис откинулся так резко, что бордовая жидкость захлестнула белый островок сметаны. Опустив голову, от чего прямые волосы нехотя упали на лицо, он отрывисто сказал:

— Живое существо не может быть игрушкой.

— Еще как может! Уж мне-то известно, сколько людей попадает в больницу оттого, что кто-то просто поиграл их жизнью.

— Ты имеешь в виду жестокие игры. Но в нашем приюте животные не видят жестокости.

— На какие средства они содержатся?

— На мои доходы от магазина. Хоть с горем пополам, но я все же веду там дела. К тому же у нас не так много постояльцев бывает одновременно. Я тебе еще не показал наши люксы. Некоторые оставляют у нас собак на время отпусков, за плату, естественно. Но с ними только Аннушка работает, я боюсь привязаться к чужой собаке.

Ты боишься, что она привяжется к тебе, — поправил Петр. — Дэнька для животных как магнит. Они влюбляются в него с первого взгляда. Не знаю почему…

Денис неловко усмехнулся:

— Наверное, чувствуют, что в прошлой жизни я был кем-то из них. Может быть, голубем.

— Почему именно голубем? — удивилась Соня.

— А почему бы и нет? Мне нравятся голуби. Ты не поверишь, но было время, когда мой отец держал голубятню. Это было хорошее время…

Уловив в его голосе печаль, Соня поспешила вернуться к началу разговора.

— Неужели тебе больше не на что тратить деньги? Ты часто бываешь за границей?

— Был несколько раз с родителями, — безразлично ответил он. — Ну и что? Ты пытаешься упрекнуть меня этим? Странная ты, Соня. С тобой себя чувствуешь как с общественным обвинителем. Надо все время держать ухо востро.

Осуждающий взгляд Петра скользнул по ее щеке холодком.

— Я тебя не обвиняю, — смягчилась Соня. — Наверное, во мне заговорила банальная обывательская зависть. Я еще ни разу не была за границей.

Денис рассеянно ответил:

— Ничего, я свожу тебя, куда захочешь.

— Мы успеем до полуночи?

Он встрепенулся:

— Почему до полуночи?

— От сказочных принцев надо убегать в полночь.

— Так то от принцев. — Он покачал головой. — А я, скорее, нищий, по ошибке попавший во дворец. У меня и психология нищего. Я никак не могу научиться быть богатым. Я был уже почти взрослым, когда у отца появились большие деньги, а до этого… Ну, ты видела, как мы жили. Мне до сих пор жалко тратиться на всякую ерунду.

— А этот обед? — не удержалась Соня. — По-твоему, нельзя было обойтись без ресторана?

Денис вскинул руки и испуганно воскликнул:

— Ну что ты! Должен же я был пустить тебе пыль в глаза!

Она не выдержала и рассмеялась, покосившись на Петра. Но его бледные губы даже не дрогнули, словно он поставил перед собой задачу слиться с интерьером зала.

— Ты ешь, — посоветовал ему Денис, заметив Сонин взгляд. — Тебе надо подкрепляться, пока ты еще не бесплотный ангел-хранитель. И не ходи за мной. Я сейчас…

Он выбрался из-за стола, оставив нетронутый свекольник, и, легко пробежав по пустому залу, скрылся в проеме, ведущем на кухню. Проводив его глазами, Петр с упреком сказал:

— Ты ведешь себя неправильно. Зачем ты нападаешь на него?

Соня предостерегающе подняла палец:

— Не пытайся меня учить. Я выбрала абсолютно правильную тактику. Твой приятель слишком избалован, так? Значит, чтобы он запомнил меня хоть на день, нужно погладить его против шерсти. Это прописная истина.

— Не перестарайся. Ему не нравятся строптивые девушки.

— Значит, будем использовать кнут и пряник. Это сочетание всегда подогревает интерес.

— Дэнька — не дурак, — предупредил он. — Когда с ним неискренни, он сразу это чувствует.

— А кто тебе сказал, что я неискренна?

Петр громко поболтал ложкой и сурово сказал:

— Не верю я всем этим психоаналитикам, психологам, психиатрам… Психо — это ведь душа? Насколько я понимаю, каждая душа неповторима. Как же можно делать какие-то обобщения?

— О нет, — вздохнула Соня. — Разочарую тебя. Все мы до смешного похожи в своих проявлениях.

— Только не Дэнька!

Соня одобрительно заметила:

— Ты хорошо к нему относишься. Это здорово. Но я пока не заметила в нем ничего исключительного.

Петр поднял на нее светлые невозмутимые глаза. В них не было ни осуждения, ни симпатии.

— Заметила! Только боишься в этом признаться.

— Чего же мне-то бояться?!

Но ответить Петр не успел, потому что в зал опять ворвался Денис с бутылкой шампанского в одной руке и гитарой в другой и безудержно завопил:

— К черту обед! К черту свекольник! Я объявляю праздничный ужин. И пусть кто-нибудь попробует доказать, что сейчас не вечер!

Соня с надеждой спросила:

— Ты собираешься спеть мне серенаду?

Он воздел занятые руки:

— О, если б я умел петь! Увы, я могу только пригласить тебя на танец. Обещаю, что будет приятно…

В общий хор влились гитарные переборы, и это каким-то чудом звучало не как нелепая какофония в разгар летнего дня, а складывалось в новую, неожиданную для Сони восторженную мелодию. Не заметив, как и в какой момент, она впала в пьянящее состояние эйфории, и дело было вовсе не в шампанском, а в том неподвластном объяснению сумасшедшем обаянии, которое распространялось от этого юного, по ее меркам, человека. В том, как Денис улыбался, будто вовлекая в опасную и увлекательную игру, в том, как он пил вино, по-гусарски отставив локоть, в том, как он, мягко отступая, потянул Соню за собой, а потом вдруг так прижал, что у нее враз ослабели ноги, — проявлялась природная магия его тела, сквозь силу которого предстояло пробиться к душе. Они танцевали среди бела дня одни в безлюдном зале, свободные от чьего-либо внимания. Петр пристально разглядывал что-то за окном, а гитарист, прикрыв веки, смотрел вглубь своей музыки, чуть слышно подпевая слабым голосом. Соня слегка отклонилась и сказала:

— Если б я увидела такую картинку со стороны, то решила бы, что два пьяных чудика совсем потеряли над собой контроль.

Неправильные треугольники его глаз насмешливо сузились:

— А мы разве не потеряли над собой контроль?

— Не думаю, чтоб я была на это способна, — откровенно призналась она.

— Ты себя плохо знаешь. Хотя бы раз в жизни это случается с каждым.

— Это касается слабовольных людей. Я немало потрудилась, закаляя свою волю.

Денис шарахнулся:

— Как страшно! Я сейчас заплачу.

— Неужели тебя пугают сильные люди?

— Еще как! Все несчастья в мире от сильных людей.

— Спорная философия. Неужели лучше быть слабым и опуститься, как твоя Аннушка?

Теперь отстранился он:

— С чего ты взяла, что Аннушка опустилась? Она — талантливый человек. Мне до нее расти и расти.

Помедлив, Соня спросила:

— А вдруг ты просто не знаешь о каком-нибудь своем скрытом таланте?

— Если бы, — вздохнул Денис. — Но у меня нет и скрытого. Так противно ощущать себя посредственностью.

— Ты — необычный человек. Мужчинам более свойственно при первом знакомстве распускать хвост, а ты пытаешься сровнять себя с землей.

Денис вдруг запротестовал:

— Ну, уж нет! Во мне много замечательного, ты еще убедишься. Но самое главное — со мной приятно танцевать.

Он нахально улыбнулся и безо всякого перехода опустился на колени, умоляюще подняв к ней лицо. Гитара затихла, хотя Денис не подавал никаких знаков.

— Спасибо, — шепнул он, и впервые за этот день Соня сделала то, чего ей действительно хотелось, — боязливо провела рукой по его гладким волосам и теплой щеке.

Денис поднялся и, глядя на нее исподлобья, произнес тоном гипнотизера:

— Сегодня я буду сниться тебе всю ночь. Хочешь ты того или нет.

И он действительно ей приснился…

А утро взорвалось восторгом. Он был алого цвета и пах влажной свежестью. Вслед за букетом вплыло восторженное лицо матери, с почтительной осторожностью державшей розы за длинные стебли. С замиранием в голосе она произнесла:

— Смотри, что тебе принесли, пока ты спала…

— Кто их принес?

— Какой-то милый мальчик. Он назвался Денисом, а фамилию почему-то не сказал. Ты его знаешь?

— Знаю.

— Очень милый мальчик, — с нежностью повторила мать. — Ты только посмотри, какая красота!

Соня строго посмотрела на нее:

— Мама, я хочу, чтобы ты имела в виду. Ни эти цветы, ни этот милый мальчик ничего для меня не значат. Это пациент, понимаешь? Его родители попросили меня незаметно понаблюдать за ним.

— Соня, эта работа сделает из тебя циника, — предупредила Тамара Петровна.

— Иначе в наше время нельзя. Лучше быть циником, чем наивным простачком. Съедят. Думаешь, мне легко сохранять за собой место в этой клинике?

— В каком смысле? — Мать вздрогнула.

— В любом. Наверное, розы пора поставить в вазу? Ты не помнишь, что бросают в воду, чтобы цветы дольше стояли? Аспирин?

Мать грустно покачала головой.

— Кусочек сахара. Ты и к цветам относишься как врач.

— Я и есть врач. В первую очередь.

— А в какую очередь ты — женщина? В десятую? — Собрав цветы, она хотела было выйти из комнаты, но на пороге обернулась и скороговоркой выпалила: — Сонечка, мне страшно за тебя! Не знаю почему. Что-то недоброе ты затеяла. Может, тебе отказаться, пока не поздно?

— Нет, — Соня открыто взглянула матери в глаза, — ни за что. Если отступишь от задуманного раз, потом будешь пятиться всю жизнь.

Глава 5

Еще ни разу приближение вечера не тянулось сквозь все Сонино существо такой тоскливой бесконечностью. Она перечитала накопившиеся газеты, теперь их было не так уж и много, помогла матери с обедом, сыграла с отчимом в шахматы и не заметила проигрыша, а день никак не мог разразиться звонком. Этот своенравный парень мешал ее планам, из-за него срывалась выгодная сделка. Соня швырнула на кровать приготовленную сумочку и бросилась к телефону. Но, сняв трубку, остановилась: «Он заставляет меня нервничать. Это недопустимо. Я решила, что все и впрямь пройдет как по маслу, но у него может быть своя тактика. Ведь чем-то он берет всех этих женщин…»

Собравшись, Соня перевела дыхание и пробежала пальцами по кнопкам с легко запомнившимися цифрами. К телефону подошла Зимина. Внятно назвавшись, Соня спросила:

— Где он? Куда он пропал?

Последовала тягучая пауза, видимо, Нина Викторовна проверяла, не слышен ли их разговор. Потом Соня услышала приглушенный голос:

— Он дома. Заперся в своей комнате. Я думала, вы договорились на вечер.

— Он передал мне утром цветы и пропал.

— Какие именно цветы?

— Розы. Вас интересует стоимость букета?

— Нет-нет. Ну что вы! Я лишь хотела узнать, не изменились ли его вкусы. Он всем всегда дарит розы.

«Она рассчитывала задеть мое самолюбие или полагает, что при данных обстоятельствах я не должна выделяться из общей массы?» Соня недовольно переложила трубку и продолжила:

— Что же делать? А если у него нет никаких планов на мой счет?

Немного помолчав, Зимина вздохнула:

— Боюсь, что наоборот. Я видела у него на столе фотографию матери.

— И о чем это говорит?

— Вы очень на нее похожи.

— Ах, вот как?! Почему же вы меня не предупредили?

— Разве это имеет значение?

— Все имеет значение. Любая мелочь.

— Об этом я не подумала, — холодно ответила Нина Викторовна.

— Ну хорошо, а что мне сейчас делать? Он не давал мне своего номера, я не могу позвонить ему первой.

— Я понимаю. Наверное, придется ждать. Знаете, он сильно не в духе. С ним это случается крайне редко. Вы не обидели его вчера?

— Нет, я вела себя очень ровно.

— Смотрите не перегните палку, — угрожающе предупредила Зимина. — Вдруг ваше сходство с его матерью и без того потрясло мальчика.

— Почему вы все время зовете его мальчиком? Он производит впечатление…

Зимина прервала ее:

— Я знаю, какое он производит впечатление. Но в душе он совсем еще ребенок. Я бы не доверила его вам, если б вы не пользовались репутацией хорошего специалиста.

— Спасибо, но мне уже известно, какой репутацией я пользуюсь.

— Ох, он вышел. Прощайте, — отрывисто произнесла Нина Викторовна и бросила трубку.

Соня с удивлением прислушалась к неожиданному, взахлеб, сердцебиению. Весь день ее тревожили подозрения в начинающейся тахикардии, потому что сердце то и дело сбивалось и отстукивало какие-то туземные ритмы, словно кричало о чем-то, а Соня не знала этой звуковой азбуки.

— Что ты мечешься, как тигр по клетке? — недовольно спросил отчим, опустив газету. — У тебя неприятности? Что-нибудь на работе?

— Почему обязательно на работе? — раздраженно ответила Соня, удержавшись за ручку балконной двери.

Седые брови отчима взъерошились от удивления.

— Ты завела роман?

— Какой там роман?! Разве у меня есть время на романы? Да и с кем их заводить?

Валерий Ильич невозмутимо указал верхним краем газеты на цветы, красовавшиеся на столе. Их яркие, вытянутые бутоны подрагивали от сквозняка, и в полированной глади стола колебалось темное пятно. Соне захотелось прижаться лицом к прохладным лепесткам, но так делали героини мелодрам, и это всегда смешило ее. Раньше смешило. Когда никто не дарил ей розы целыми охапками.

— Очевидно, с тем, кто притащил этот букет, — неодобрительно продолжил отчим. — Лучше бы он подарил одну розу. Это дешевле и элегантнее.

— Он поступил так, как ему захотелось, — с неожиданной обидой ответила Соня.

— Он что, всегда так поступает?

— Всегда.

— Он ненормальный?

— Вы его еще не видели, а уже пытаетесь ставить диагноз.

— Нормальный человек не бросается следом за своими желаниями.

Соня усмехнулась:

— Тогда я — самый нормальный человек на свете. Я никогда не следую своим желаниям.

— А сколько лет этому садоводу-любителю?

— Двадцать один. — Она с любопытством отметила, как подпрыгнули лохматые брови.

Отчим оглядел ее с нескрываемым сожалением:

— Когда женщина начинает засматриваться на мальчиков, это первый признак старения.

— Ох, Валерий Ильич, — она без труда обхватила его одной рукой за шею, потому что была повыше, — нам ли с вами говорить о старости?

Валерий Ильич по-стариковски поджал губы:

— В каждом человеке, если он, конечно, психически здоров и не одержим манией величия, есть внутренний камертон, точнее которого не найти. Все дело только в том, чтобы не побояться к нему прислушаться.

Затаив дыхание, Соня быстро произнесла:

— Врач должен быть храбрым, правда? Я тоже пошла на некоторый риск с этим парнем, что принес розы.

— С этим цветочником?

— Он не цветочник. У него свой магазин автомобильных запчастей.

— Прекрасно! Он обеспечит тебе возможность написать диссертацию, ты ведь собираешься…

— Вы меня выпихиваете замуж? Нет, дорогой Валерий Ильич, ничего не выйдет. Он не станет зарабатывать для меня. Он — мой пациент.

Стараясь не волноваться, Соня вкратце передала историю Зимина, с опаской наблюдая, как наливается угрюмостью лицо отчима. Но когда дело, хотя бы косвенно, касалось медицины, Валерий Ильич проявлял чудеса терпеливости. Выслушав Соню, он лишь подергал носом, тяжеловатым для мелкого лица, и укоризненно произнес:

— Нехорошее дело. Так нельзя, дочка.

На Сониной памяти было всего два-три случая, когда он называл ее дочкой. Ей сразу стало не по себе и захотелось убедить его, что этот рассказ всего лишь шутка. Но он бы уже не поверил…

Расхаживая по комнате и то и дело цепляясь взглядом за простодушно пламенеющий букет, Валерий Ильич снова заговорил:

— Душа человека — слишком хрупкий сосуд, чтобы врач позволял себе жонглировать им. Это куда опаснее, чем фокусы, которые я проделываю с лицами. Человек способен выжить, даже когда обожжено до девяноста процентов его кожи. Но если сгорела душа…

Звонок не позволил ему закончить. Соня поправила волосы и пошла к двери.

Глава 6

— Ух ты…

Нет, на этот раз Соня не произнесла этого вслух, но в груди точно так же, как вчера, что-то оборвалось и, пронзив живот, налилось теплой болью. Одним взглядом она охватила его целиком: зыбкое пространство узких глаз, детский подбородок, стройную шею, крепкие ноги… До сих пор Соня была уверена, что таких мужчин не бывает на свете. И была права. Потому что Денис Зимин не был мужчиной. Он был больным человеком. Совсем юным человеком.

Подчеркнуто вежливо пригласив его войти, Соня чуть слышно перевела дыхание и еще раз напомнила себе, что была предупреждена о его воздействии на женщин. Какая-то часть ее души ускользнула из-под холодного контроля мозга и забилась в темный уголок, прикрывшись беспокойными снами. Выудить ее оттуда оказалось затруднительно, однако поставить непроницаемую защиту было Соне пока под силу. Как-никак, она имела диплом психиатра…

— Спасибо за цветы, — сказала она, потому что Денис молчал и улыбался. В полумраке прихожей его улыбка мерцала, как светлячок в ладони. — Что ж, проходи, — неуверенно предложила она. — А где твой ангел-хранитель? Сидит на лестнице?

Он сразу пришел в себя. Светлячок растворился во тьме, оставив невидимый грустный след. Денис медленно провел рукой по зачесанным назад волосам, скрывающим сзади шею, и неохотно подтвердил:

— Да, он там. Я не буду проходить. Я хотел пригласить тебя…

— В ресторан? — простонала Соня. Воспоминания об этом месте весь день укоризненно маячили на задворках сознания. Вчера за обедом она целиком попала во власть Дениса и напрочь забыла о собственной цели.

— Нет-нет! — выпалил он, уловив ее внутреннее сопротивление. — Мы пойдем с тобой… А я не скажу тебе, куда мы пойдем!

— В твой приют?

— Нет, я был там утром. Карата забрали.

— Хорошо, — неуверенно сказала Соня и деловито осведомилась: — Форма одежды?

— Удобная. В чем тебе удобнее всего?

— В штанах… В брюках, я хотела сказать.

— Ну и прекрасно! Ничего, что я тоже в штанах?

Когда она, переодевшись, вышла, Денис с Петром играли возле дерева в ножички. Осторожно прикрыв дверь подъезда, Соня какое-то время постояла, не шевелясь и пристально наблюдая за ними. Все выглядело так, будто отзывчивый отец играет с непоседливым сыном. Жесты Петра были неторопливы и обстоятельны, а с лица не сходила ироническая усмешка. Денис же горячился, промахивался и ругался. Нож плохо слушался его, и Денис безбожно проигрывал.

Петр заметил ее первым и, забрав нож, аккуратно вытер лезвие вялым лопухом. Подскочив, Денис бросился к ней, на ходу поправляя растрепавшиеся волосы.

— Ты видела? Я почти выиграл! — возбужденно заговорил он, потом отступил, откинул голову и, прищурившись, произнес тоном довольного работой художника: — Какая ты красивая! Я просто не знаю, что сказать!

— Ты уже все сказал. — Она похлопала его по руке и почувствовала беспокойное пробуждение вины, какое всегда испытывала, если приходилось обманывать мать.

Расслабленные мышцы живо откликнулись на ее прикосновение. Денис замер, губы его распахнулись, а ресницы часто забились в смущении, будто она была первой женщиной, дотронувшейся до него. Соня с отчаянием подумала: «Как же ему это удается?! Прямо святая невинность… Потому все и зовут его мальчиком».

Она пытливо всмотрелась в лицо Дениса: кто же ты все-таки? Простодушный ребенок или тертый хитрец?

У нее была неделя, чтобы выяснить это.

— У вас хороший дом, — одобрительно отозвался Денис и, задрав голову, мечтательно добавил: — Голуби летают…

— Им чем-то приглянулся наш двор, — усмехнулась Соня. — Они всегда слетаются сюда целыми стаями. Гадят ужасно!

Не опуская головы, Денис сказал:

— Люблю голубей… Я говорил тебе, что когда-то мой отец разводил турманов? Знаешь? Они еще кувыркаются в полете.

Соня решилась:

— А чем занимается твоя мама?

Его глаза резко сузились и превратились в две пулеметные щели. Тщательно процеживая слова, Денис спросил:

— Разве я не говорил тебе? Она умерла.

— Нет, ты не говорил мне. Извини. Я не знала.

— А мне казалось, ты знаешь…

— Откуда?

— Мне казалось, ты все обо мне знаешь…

Испуг накрыл ее жаркой волной: что ему известно? Вдруг его мачеха проболталась? Или он подслушал? С него станется… Соня виновато улыбнулась:

— Пока нет, но мне хочется узнать.

Он отцепил пришпиленные к майке темные очки и отгородился от нее. Соня еще не встречала человека, который настолько менялся бы, пряча глаза.

— Ну что, пойдем? — отрывисто спросил он и коротко свистнул Петру.

— Ты подзываешь его, как собаку…

— Телохранитель и должен быть собакой. Но это ничего не значит, я люблю собак. Правда, голубей я люблю больше. Они тоже служат человеку, но в них есть гордость. Они сродни соколам, только никого не убивают. А ты знаешь, что еще ни одному охотнику не удалось приучить сокола приносить добычу к его ногам?

— Может, дело просто в недостатке интеллекта у птиц?

— Нет, — быстро откликнулся Денис. — Дело совсем в другом. Жаль, если ты этого не понимаешь…

— Иллюзия может нравиться, но это не значит, что она соответствует действительности.

«К концу дня он поймет, что мое сходство с его матерью — такая же иллюзия. И он потеряет ко мне интерес так быстро, что я не успею его разгадать. Но что во мне может удержать такого человека, как он?» — в панике думала Соня, шагая рядом с ним по улице, называвшейся наивно и радостно: «Весенняя».

— Погода хорошая! — Денис с наслаждением втянул воздух. — А ведь обещали дождь. Человек не может не солгать, даже составляя прогноз погоды.

— Ошибиться, — поправила Соня. — Неужели ты думаешь, что синоптики сознательно нас обманывают?

— В том-то и дело, что бессознательно. В этом-то вся и беда.

— На самом деле ложь не так уж страшна, — взвешивая каждое слово, предположила Соня. — Я не имею в виду какую-нибудь глобальную, политическую ложь. Но на бытовом уровне иногда проще утаить правду, и никому это не приносит вреда.

Денис снял очки, но взгляд его остался непроницаемым. Покосившись на шагающего позади Петра, он негромко спросил:

— А если бы ты выяснила, что у твоего больного неизлечимый порок сердца и операция уже не поможет… А он не догадывается об этом и собирается, допустим, жениться. Ты бы солгала ему или сказала правду?

Соня с сожалением покачала головой:

— Ты плохо представляешь человека с тяжелым пороком сердца… Такие люди всегда знают, что с ними, потому что их наблюдают с самого рождения. А неоперабельные больные обычно не доживают до возраста, когда можно жениться…

Но эти печальные подробности Дениса мало интересовали. Он нетерпеливо спросил:

— Но я же говорю — допустим! Ты бы лишила его нескольких месяцев счастья?

— Не знаю. Это слишком трудный вопрос. Мне ни разу не приходилось стоять перед таким выбором. Может, и не лишила бы.

— А как же его жена? — Голос зазвучал строго. — Чем для нее обернулась бы твоя ложь во спасение? Вдруг она забеременела бы за это время?

Он остановился, кусая губы и глядя на синий скалистый берег по ту сторону реки, на ощупь нашел ее руку.

— Человек должен знать, если он болен. Тем более каждый догадывается о своей болезни.

Отгоняя темную тревогу, возникшую в солнечном колыхании воздуха, Соня шутливо хлопнула его по мгновенно напрягшемуся животу.

— Но ты-то здоров, судя по всему! Зачем тебе об этом думать?

— Да, — он с облегчением улыбнулся, — я здоров. Ты уже догадалась, куда мы идем? А ты, мой верный Санчо Панса?

Он на ходу обернулся к Петру и легонько ткнул его в бок. Тот увернулся и молча пожал плечами.

Наклонившись к Денису, Соня шепнула:

— Слушай, а от кого он тебя охраняет? У тебя есть враги?

— Понятия не имею, — беспечно отозвался он. — Может, и есть. Это идея отца. Может, у него есть враги…

— Может? Вы что, не общаетесь с ним?

— Почему же, общаемся. Вчера он даже зашел пожелать мне спокойной ночи и еще как-то странно посмотрел на меня. Но неужели ты думаешь, он станет рассказывать мне о своих делах?

— А что в этом особенного? Мы с отчимом говорим обо всем на свете.

— У тебя отчим? — удивился Денис. — Я не знал…

— Конечно, не знал. Я еще не говорила о нем.

— Разве ты точно помнишь, что говорила? — не поверил он. — А я вот вечно все забываю…

Соня решила вернуться чуть назад.

— Почему ты назвал его Санчо Пансой? Ты читал «Дон Кихота»?

— Читал. А что, по мне не скажешь?

— Скажешь, скажешь! А вот как звали жену Толстого, ты не помнишь.

Денис пренебрежительно отмахнулся:

— Я не люблю Толстого. У него нет фантазии, один голый реализм. Гоголь мне нравится больше.

«Еще бы, он был таким же сумасшедшим», — едва не сказала Соня.

— Значит, тебе нравится фантастика?

— При чем тут фантастика? Разве Гоголь — фантаст? Или Сервантес? Ты что, считаешь меня слабоумным?

— Нет-нет, — заторопилась Соня. — Я, признаться, не сильна в литературе.

— Зачем же ты завела этот разговор?

— Но мне приходится много читать по специальности, — словно оправдываясь, произнесла Соня.

Без сожаления Денис заметил:

— А у меня нет специальности. Так что я могу читать все, что захочу.

Она с завистью вздохнула:

— Впервые встречаю человека, имеющего возможность следовать всем своим желаниям.

— Но это же естественно!

— Выходит, все мы живем противоестественно.

— Скорее, это значит, что сами желания противоестественны. У меня таких нет, поэтому мои легко сбываются.

— Разве человек не должен руководствоваться в первую очередь разумом и необходимостью, а потом уж удовлетворять свои прихоти?

— Ты говоришь, как католический священник… — с опаской заметил Денис. — Ты ведешь очень правильную жизнь? Да, Соня?

Она не сразу нашлась, что ответить.

— Мне приходится все просчитывать на два шага вперед.

— Приходится? Почему?

— В нашей семье всегда выше всего ценился талант. Я не могу позволить себе остаться заурядным врачом. Бездарностью.

Сморщившись, Денис пожаловался:

— Как это сложно! Мои желания более просты…

Внезапно остановившись, он порывисто прижал Соню и быстро, по-птичьи, коснулся ее губ. Отстранился и снова надолго припал к ним. Он целовал так, будто пил и поил одновременно, и жаркая влага растекалась ото рта по всему телу, растворяя и мышцы, и ткани…

Когда он оторвался от ее губ, Сони больше не существовало.

— Вот видишь, — переведя дыхание, сказал Денис ей в тон. — Любое желание может сбыться…

Глава 7

Самый старый, но до сих пор безымянный городской сад, уводил от центра города прямо к реке. Все его пространство, за исключением отвоеванных человеком асфальтовых дорожек и площадок для каруселей, захватили высокие, устремленные в сторону реки тополя.

Денис нашел руку Сони. Пальцы у него были твердые, но ласковые. Они словно неумело плели паутину, в которой Соня запутывалась все больше. Его неловкость и порывистость так противоречили всему сказанному о нем Зиминой, что Соня просто терялась. Существовали ли на самом деле все эти женщины, соблазненные и покинутые? В это было трудно поверить, но природное чутье уверенно подсказывало: да, существовали. И это противоречие в Денисе, его наивная жестокость и страстная невинность волновали до того, что становилось все труднее дышать и совсем невозможно удерживать руки, которые так и тянулись к его плечам.

У нее было железное правило: не заводить романов с коллегами и пациентами, и ей ни разу не довелось его нарушить. Теперь же она совершала ошибку за ошибкой и не могла остановиться. Даже если Соня глядела в другую сторону, от одного присутствия этого фантастического мальчика у нее мутилось в голове.

— Лето в самом разгаре, а, смотрите, кое-где уже желтые листья, — произнесла она, все еще надеясь отрезвить себя с помощью слов. — Как все быстро проходит…

— Не все. Но осень часто наступает раньше, чем мы ее ждем. — Денис задумчиво обвел взглядом недоступные верхушки и неожиданно распорядился: — Петр, возьми два билета на «Чертово колесо».

Тот встрепенулся:

— Почему два? Кто не поедет?

— Конечно, ты. Кто же еще?

Стараясь сохранять невозмутимость, Петр напомнил, что всего лишь выполняет свою работу.

— А мне плевать на твою работу! — отрезал Денис. — Может, ты еще в постель со мной полезешь?

— А ты уже собрался в постель?

Короткий удар в живот застал Петра врасплох. Глухо крякнув, он скорчился и с трудом продохнул. Денис наблюдал за ним, покусывая побледневшие губы. Спина его подрагивала, как у готового к гонке коня. Соня положила ладонь ему на плечо, но он даже не почувствовал этого.

Эта вспышка бешенства мгновенно привела Соню в чувство. Все разом встало на свои места: рядом был эмоционально неуравновешенный пациент, за которым нужен глаз да глаз. Когда Петр выпрямился, яростно сопя и сжимая зубы так, что, казалось, эмаль сейчас раскрошится, она шагнула вперед и ободряюще тронула его руку. Он тут же отдернул ее.

— Черт с вами, — процедил он. — Делайте что хотите.

И отошел к кассе.

Денис молча поигрывал ключами от машины. Краски вернулись к его лицу, и теперь неприкрытые волосами уши горели. Раскаяние вновь придало его лицу детское выражение, но теперь Соня была настороже.

— Ты испугалась? — выждав, спросил Денис и наконец поднял глаза. — Я не хотел этого. Особенно при тебе. Я никогда его пальцем не трогал. Я ведь понимаю, что он не может ответить. О Господи…

Он вдруг с силой отшвырнул ключи и закрыл лицо руками. В тот же момент Петр выскочил из очереди и, на бегу подобрав связку, схватил Дениса за плечи.

— Что с тобой, малыш? Ну, успокойся, я здесь. Она тебя обидела?

Не отвечая ни слова, Денис мотал головой и все норовил спрятать лицо. Петр по-отцовски прижал его к груди, и тот постепенно успокоился, затих. От потрясения Соня не могла вымолвить ни слова, только смотрела на них во все глаза.

— Иди же возьми билеты! — не выдержал Петр, но Денис оторвался от него и глухо сказал:

— Не надо, я сам.

Когда он отошел, Петр сердито спросил:

— Ты хочешь его вылечить или окончательно свести с ума?

— А при чем тут я?

— До тебя с ним такого не случалось. Ты смотришь на него как на пустое место, вот он и заводится. Может, он и был лунатиком, но не психом. Мы с ним никогда не ссорились.

— А ты сам видел его на крыше?

— Сколько раз. Я ведь живу во флигеле во дворе.

— Тебе нравятся его песни?

Петр опять занервничал:

— Какая разница? Дело не во мне. Это ведь ненормально, то, что он делает? Человек не должен петь во сне.

— Люди делают много такого, чего делать бы не должны. Но ведь от него никому нет вреда, правда?

Лицо Петра вдруг просветлело:

— Так ты не считаешь его больным? Тогда скажи это его отцу, пусть наконец оставит Дэньку в покое! Он ведь и меня-то нанял не столько охранять его, сколько следить, чтоб Дэнька чего-нибудь не выкинул.

— Тебе жаль его? — с сочувствием спросила Соня. Ей начинал нравиться этот свирепый парень.

— Да при чем тут жаль? — огрызнулся он. — Дэнька не инвалид, чтоб его жалеть, и не блаженный какой-нибудь. Он из меня, можно сказать, человека сделал, несмотря на то что я его чуть не на десять лет старше. Я до встречи с ним двух слов без мата связать не умел. А Дэнька со мной часами разговаривал, размышлял вслух. Мы просто бродили по городу и разговаривали. Сначала только он, потом и я научился. Он мне столько книг пересказал! Знаешь, сколько он прочитал… Его мама ведь библиотекарем была, приучила. Не эта, что сейчас, — презрительно растянув выпяченные губы, пояснил он, — а настоящая.

— Тебе не нравится его мачеха? А какие у них отношения?

— Не знаю. Нормальные. Дэнька никогда о ней не говорит.

— Но ты ведь бываешь у них, видишь?

— А что я вижу? «Доброе утро», «приятного аппетита» — вот и все.

— Ты давно с ним?

— Три года. Тихо, он идет.

Они разом замолчали, безразлично поглядывая по сторонам. Если Денис и заподозрил неладное, то ничем себя не выдал. Глаза его вновь были зашторены темным, но улыбка уже выбралась из потаенных уголков губ.

— Готово! — весело объявил Денис и помахал билетами. — Петруха, ты едешь с нами, пошли.

Он подхватил Соню под руку и потащил к карусели. Пропустив ее вперед по узкому, огороженному белыми решетками загончику, он обернулся и, придержав Петра, что-то тихо сказал. Телохранитель смотрел на него сверху, но не свысока. Оглянувшись, Соня отметила, как размягчилось его собранное лицо. Гроза миновала, и стало легче дышать, потому что ослепительная молния разбила душившее Соню наваждение. Желтые и красные кабинки, сдержанно грохоча, проплывали мимо, но Денис никак не мог выбрать подходящую. Наконец он запрыгнул в желтую и, по-особенному наклонив голову, как только он один и умел, подал Соне руку. Петр легонько подтолкнул ее сзади.

— Мне понравился желтый цвет, — усевшись, заявил Денис. — Когда я тебя увидел, ты была в желтом.

— Говорят, это цвет разлуки. — Ей вдруг стало не по себе.

Но Петр решительно опроверг:

— Я специально узнавал у цветочницы. Она сказала, что желтые цветы — к деньгам.

Денис мягко упрекнул его:

— И ты ей поверил? Цветы и деньги существуют в разных плоскостях. Они даже пересечься не могут.

— Но мы ведь платим за цветы!

— Платим. Но цветы-то этого не знают. Они уже мертвы к тому времени.

Кабинка медленно поползла вверх, и все замолчали, поглядывая по сторонам. Тополя нехотя уступали место серым, безрадостным крышам и заводским трубам.

Петр отвернулся и уставился на темную полосу реки. Прилетавший оттуда ветер приносил запах лодочного бензина и рыбы, которая уже давно здесь не водилась. Говорят, когда-то в их реке ловили даже хариусов… Соня не помнила такого времени. Осторожно откинув голову, она стала следить за облаками. Прозрачная голубизна поразила ее своей бездонностью.

Взгляд летел и летел сквозь пространство и где-то очень высоко, уже оторвавшись от человека, встречал души погибших голубей…

— А тебе нравилось прыгать с парашютом? — снова спросил Денис.

— Мне нравилась сама высота. До того, что хотелось петь. Ты никогда не испытывал такого?

Не меняя положения, она увидела, как Петр медленно повернулся, и тогда опустила голову, испугавшись, что он подаст Денису какой-нибудь знак. Но неподвижное лицо охранника не выражало ни любопытства, ни тревоги. Когда Денис ответил, она услышала голос человека, говорящего о вещах малозначительных для него:

— Пожалуй, нет. Но я ведь никогда и не забирался особенно высоко.

— Выше крыши? — попыталась пошутить она.

— Да я и на крыше, кажется, ни разу не был. А что мне там делать?

Соня весело произнесла:

— У моей бабушки в деревне был сосед. Днем — обычный человек. А по ночам забирался на крышу своего дома и пел. Причем во сне. Очень странный случай сомнамбулизма. Что бы ты сказал о таком человеке?

Побарабанив пальцем по носу, Денис спросил, совсем как она у его мачехи:

— А хорошо пел?

— Хорошо.

— Тогда в чем дело? Он раздражал соседей?

— Нет. Но они беспокоились за него.

— Почему? Ведь он не буйствовал и никого не оскорблял. Когда человек поет — он счастлив. Разве не так?

— Его песни не назовешь веселыми…

— Думаешь, Шекспир не был счастлив, когда ему удавались трагедии?

— Ты считаешь, надо было оставить его в покое? — равнодушно спросил Петр. — Мне тоже так кажется.

— Смотрите, мы на самом верху. — Денис вдруг встал, и телохранитель предусмотрительно вытянул руку, перекрыв проем.

Денис снисходительно потрепал его спутанные ветром кудри.

— Думаешь, я бы не улизнул от тебя, если б захотел? Вот смотри!

Он резко отскочил и перемахнул через край с обратной стороны. Под Сонин вопль Петр рванулся за ним, но Денис уже спустился на металлический переплет, идущий от кабинки к центру.

— А ну, вернись! — срывающимся голосом приказал Петр, глаза его остекленели от ужаса. — Ты что, совсем рехнулся?

Страх выступил на ладонях испариной. Соня машинально потерла их, поднеся к лицу, и сморщилась: от рук пахло железом. Ей подумалось, что это и есть запах страха — удушливый, острый запах, который так болезненно чуют собаки. От Дениса такого запаха не исходило, хотя губы его подрагивали.

Соня строго прикрикнула:

— Ты ведешь себя как избалованный ребенок. Вернись немедленно!

Встав на бортик кабины. Петр подался вперед, напряженно вытянув руку. Но Денис без труда справился сам. Спрыгнув на сиденье, от чего кабинка испуганно взметнулась, он беззаботно усмехнулся:

— Внизу приготовились к линчеванию.

Возле выхода с аттракциона уже толпились разъяренные билетерши. Их яростные возгласы возносились вверх, но не долетали, словно утыкаясь в невидимый, защищающий Дениса купол, который спускался вместе с кабинкой. Он подтолкнул Петра в бок:

— Наконец-то тебе придется поработать!

— Я бы убил тебя собственными руками, больной сукин сын!

— Не повторяй дурацких киношных выражений! — строго сказал Денис. — И никогда ты меня не убьешь. Где ты еще найдешь такую работу? Со мной ведь никаких хлопот! Я даже в ночные клубы не хожу.

— Помолчи, а? — взмолился Петр, усаживая его на сиденье. — Ты меня с ума сведешь!

Денис внезапно помрачнел и замкнулся. На Соню он не глядел. И только сойдя на землю, с горечью сказал:

— Что знаете вы оба о том, как сходят с ума?!

Глава 8

Провожая Соню домой, он за половину пути не произнес ни слова и выглядел осунувшимся и измученным. На углу соседней улицы вдруг остановился у газетного лотка и, казалось, начисто забыл, что его ждут. Петр поглядывал по сторонам и не проявлял никаких признаков нетерпения.

— Дурацкая у тебя работа, — пренебрежительно заметила Соня. — Слоняться с бездельником, который не знает, чем себя занять.

Петр немедленно огрызнулся:

— Твоя не лучше. На мой взгляд, так даже хуже.

— И денег меньше платят, — язвительно подхватила она.

Хотя этот выпад телохранитель оставил без ответа. Соня уже не могла остановиться. Сунув ладони в карманы узких джинсов и покачиваясь на носках, она звонко спросила:

— И тебе не противно так жить? Не обидно?

— Слушай, отцепись от меня, — посоветовал он, настороженно посматривая на склонившегося над газетами Дениса. — Может, ты и привыкла у себя в больнице допросы устраивать, но я не твой пациент, поняла? И нечего тут выпытывать: не противно, не обидно? Не противно и не обидно, ясно? Дэнька — мой лучший друг. Почти брат. Я бы за него и бесплатно убил всякого, кто его тронет.

— Что?

Денис обернулся и обвел их рассеянным взглядом:

— Вы ссоритесь?

— Упаси Бог! — воскликнула Соня, вскинув руки. — Не хотела бы я с таким поссориться.

— Это уж точно, лучше не пробуй, — заверил Денис. — Посмотри, какие у него кулачищи… Ну, сожми кулак, покажи ей! Я против него — щенок.

Он легонько ударил приятеля в плечо и отскочил, обворожительно улыбаясь. Петр в ответ сделал выпад, имитируя удар, и поднял сжатую руку. Побелевшие костяшки были испещрены тонкими красными прожилками. На безымянном пальце слабо светился ровный след от кольца.

— Ты что, женат? — поразилась Соня. Почему-то это казалось ей невозможным.

Быстро спрятав руку за спину, Петр односложно ответил:

— Был.

— Ладно, пошли, — заторопился Денис. Что-то напевая себе под нос и улыбаясь, он толкал ногой отколовшийся кусок асфальта и не обращал на Соню ни малейшего внимания.

Когда Петр привычно отстал, она спросила:

— И давно он в разводе?

— Кто? А, уже с год.

— Из-за чего развелся?

Не моргнув глазом Денис поправил:

— Из-за кого. Из-за меня.

— Что?!

— Я отнимал у него слишком много времени, его жене это не нравилось. Я ее вполне понимаю. Но я не заставлял его постоянно находиться при мне, честное слово! Он сам этого хотел.

— И хочет, — подсказала Соня.

— Наверное. — Он с невинным видом склонил голову. — Хотя за это время я бы себе уже надоел.

— Тебе быстро надоедают люди?

— Люди? Нет. Не знаю. У меня, кроме Петра, нет друзей.

— Но подруг-то у тебя много?

— Нет, — сразу ответил он. — Подруга это тот же друг, только женского рода. Кроме Аннушки, у меня нет подруг. Но если тебе не терпится узнать о моей половой жизни, то здесь все в полном порядке.

— Почему ты думаешь, что меня это интересует?

— А разве это может не интересовать?

— Похоже, для тебя это главная ценность в жизни…

Денис замер и звонко шлепнул себя по ноге сложенной газетой. Сдвинув прямые брови, он резко спросил:

— С чего ты взяла? Что ты вообще знаешь о моей жизни?

Соня послушно согласилась:

— Ничего. Может, расскажешь? Мне хочется узнать.

В его узких, потемневших глазах метнулось подозрение. Будто прося поддержки, он оглянулся на телохранителя, и тот, не дожидаясь, пока его позовут, пришел на помощь.

— Нам пора, Дэнька, — сурово напомнил он. — Еще светло, она вполне доберется сама.

— Конечно, — обиделась Соня, — я вообще не просила меня провожать. Я-то как раз не нуждаюсь в телохранителе!

— Ты самостоятельная, да? — отступая и чуть наклоняясь, как бы готовясь к прыжку, выдохнул Денис. — Доктор. Ты сама зарабатываешь себе на жизнь. Тебе на всех наплевать, хоть в лепешку разбейся! Ты ни в ком не нуждаешься. Может, у тебя и вибратор есть?

Не успела она и замахнуться, как Петр перехватил ее руку. Жарко дохнув в лицо, он прошипел:

— Не смей больше так делать!

Соня вырвалась и быстро пошла к своему дому. Ей хотелось пуститься бегом, но бегство означало бы поражение. Неровные плиты, которыми была выложена аллея, норовили подставить подножку, но Соня крепко держалась на ногах.

«Зря я ввязалась в эту историю! — ругала себя Соня. — Какая из меня актриса?! Курам на смех… Едва не раскисла от одного поцелуя!»

Вернувшись домой. Соня приняла контрастный душ, напилась кофе и даже взялась читать справочник по психиатрии. В разделе об амбулаторных автоматизмах она прочла, что особую их форму представляет пароксизмальный сомнамбулизм (снохождение). Чаще это свойственно детям и подросткам. «Мальчик… — вспомнилось ей. — Зимина все время называла его мальчиком».

Глава 9

Он явился, как герой мистической драмы, — с последним ударом часов. Правда, возвестили они о наступлении полудня, а не полночи. Заслышав звонок, Соня осторожно положила в раковину тонкий нож, которым чистила картошку к обеду, но не пошла к двери, а затаилась. Но кухня и прихожая находились в разных концах большой квартиры, а посторонних звуков оказалось так много детские выкрики за окном, отчаянные удары толстой мухи о стекло, ворчание закипающей в кастрюле воды, — что Соне никак не удавалось разобрать голосов у двери.

Но то, как кровь в ее теле вдруг стала передвигаться бешеными толчками, мешая как следует прислушаться, говорило, что пришел он — ее главный, ее единственный пациент. Его приближение действовало на Соню, как магнит на металлические опилки, — все внутри нее закручивалось немыслимыми завихрениями и замирало в готовности к новому повороту.

— Соня! — окликнула мать звонким, незнакомым голосом. — К тебе пришли.

— Могла бы и сказать кто, — недовольно проворчала Соня. Она спешно вымыла руки и провела влажными пальцами по бровям. Потом сняла фартук, повертела его в руках, нашла взглядом крючок и вдруг задохнулась: я могла бы видеть его уже целых две минуты!

Едва удержавшись, чтобы не побежать, она неслышно вышла из кухни и спряталась за выступом стены.

— Я такой остолоп, — приглушенно каялся Денис. — Из моей дурацкой головы совершенно вылетело, что в этом доме не одна, а две очаровательные женщины.

Тамара Петровна растроганно уверяла:

— Да что вы, Денис! По нынешним временам и один букет — это целое состояние.

«Он и с ней кокетничает! — разозлилась Соня. — Так и вижу, как он щурит свои невинные глазки и поигрывает улыбочкой…»

— Не беспокойся, мама, — бросила она, выходя из своего укрытия. — У него есть это состояние.

Он опять заставил ее забыть о своем долге. Соня спохватилась и почувствовала себя глупой, несдержанной девчонкой, ошалевшей от этого одновременно улыбчивого и печального мальчика в узких голубых джинсах и просторное дорогой рубахе. Денис небрежно закатал рукава, обнажив загорелую кожу, и стал похож на удалого ковбоя, бездомного, но неунывающего.

— Рад видеть тебя в хорошем расположении духа! — насмешливо поприветствовал он. — Это тебе…

Он протянул букет юных, нераспустившихся тюльпанов. Соня осторожно приняла в ладонь прохладные широкие листья и, не удержавшись, спросила:

— А почему не розы? Ты же всем даришь розы?

— Откуда ты знаешь? — Его голос дрогнул настороженностью.

— Разве ты мне не говорил?

— Нет. Зачем бы я это сказал?

— Ты же сам признавался, что вечно все забываешь.

На этот раз ее слова прозвучали убедительно. Потупившись, он исподлобья глянул на Сонину мать и пробормотал:

— Ты выставляешь меня в невыгодном свете.

— Да что вы, Денис! — поспешила успокоить его Тамара Петровна. — Я и сама часто что-нибудь забываю. Также скажу, а потом не могу вспомнить… Да что же мы тут стоим? Проходите в гостиную.

— С удовольствием, — беззастенчиво откликнулся Денис и, с любопытством осматриваясь, прошел в комнату. Он двигался мягко, как благодушно настроенный молодой тигр, который все же ни на минуту не забывает о подстерегающей со всех сторон опасности.

Соня попыталась смотреть его глазами: старые книжные шкафы, потускневшая коричневая софа, отставшие в углах обои… Ей захотелось увидеть его дом. «Коттедж», — презрительно поправилась она. Просто взглянуть, как живет семья банкира. Соне казалось, что это многое скажет о ее пациенте, хотя она с трудом представляла, что говорит эта квартира о ней самой.

Присев на краешек софы и напряженно выпрямив спину, Тамара Петровна указала им на кресла, и они послушно расселись, как школьники, не глядя друг на друга.

— Валерий Ильич сейчас выйдет. Он работает, — пояснила мать, хотя никто и не спрашивал. — Ваш папа, Денис, работает дома?

Этот простой вопрос неожиданно озадачил его. Когда Денис терялся, его лицо становилось совсем мальчишеским: беспокойные губы приоткрывались, брови испуганно взлетали вверх, а взгляд приобретал умоляющее выражение. Забыв, что еще сердится на него, Соня рванулась на выручку:

— Мама, его отец занимается совсем другим делом!

— А чем занимается сам Денис? — раздался сзади высокий голос отчима. — Это, я надеюсь, нам позволено будет узнать?

В предчувствии неловкой ситуации Сонины мысли заметались в поисках выхода. Но не успела она и рта раскрыть, как Денис с убийственным безразличием ответил:

— Ничем не занимаюсь. Вы слышали, что есть такая категория людей, как «мальчики-мажоры»? Так вот, я — «мажор».

— Неправда! — вспылила Соня. — А твой магазин? Все эти запчасти для автомобилей?

Он с отвращением поморщился:

— Да какие там запчасти… Я и колесо-то сам сменить не сумею, этим занимается мой… — на секунду Денис замялся, но все же вынудил себя произнести: — …телохранитель. Правда, я хорошо вожу машину, но и только.

«Все, — обреченно решила Соня. — Отчим его уже презирает».

Но Валерий Ильич неожиданно одобрительно усмехнулся:

— А вы не обольщаетесь на свой счет. Это редкое качество. Хорошее.

Однако Денису не терпелось довести развенчание самого себя до логического конца. Безнадежно махнув рукой, не приукрашенной даже часами, он сказал:

— Да ничего хорошего. Жизнь уходит впустую. Думаете, я этого не понимаю? Я ведь не ребенок.

«Как часто ты это повторяешь! — с жалостью отметила Соня. — Как же тебе хочется и себя, и всех вокруг убедить в этом…»

— Ваш отец занимается бизнесом? — Отчим наконец прошел и устроился на софе, закинув ногу на ногу и покачивая старым шлепанцем.

— Ну… Да. В общем, да, бизнесом.

— Почему же он не возьмет вас в дело?

— Ему нужны профессионалы.

— А что ему мешает сделать вас профессионалом?

Денис жалко улыбнулся:

— Я мешаю. Мы разошлись с отцом во взглядах на мою будущую профессию. По-моему, их обоих больше всего бы устроило, если б я снова пошел в детский сад. И желательно — круглосуточный.

Тамара Петровна с упреком покачала головой:

— Зачем вы так говорите? Я не верю, что ваша мама не хочет видеть вас взрослым самостоятельным мужчиной.

— Мама Дениса умерла, — поспешила объяснить Соня. — Он живет с мачехой. А она…

— Взрослым мужчиной, — презрительно повторил Денис. — Не знаю. Я… Я могу лишь предполагать, чего она хочет. Кстати, — он вдруг оживился, она ведь пригласила Соню к нам на обед. Вот я и пришел.

— А по какому случаю? — удивилась Тамара Петровна.

Он ответил с не меньшим удивлением:

— Сегодня же воскресенье! У нас всегда по воскресеньям званые обеды. Но ты не пугайся, — обратился он к Соне, — гостей будет немного. Надень, пожалуйста, то платье, в котором была вчера.

— Ой, нет, — запротестовала Тамара Петровна. — Она в нем как голая.

— Это мне и нравится. — Он так заливисто расхохотался, что даже отчим не выдержал.

— Но еще рано для обеда. — Соня слегка запаниковала. — Мы же пойдем попозже?

— Нет, мы пойдем сейчас. Я просто хочу пройтись с тобой по городу. У вас удивительно красивая дочь, — доверительно сообщил он. — Как это я раньше ее не видел?

— Вокруг тебя было слишком много других. Трудно разглядеть сквозь толпу.

— Ты хочешь меня уесть?

— Ладно, пойду-ка я работать, — прокряхтел Валерий Ильич, поднимаясь. Он протянул Денису руку. — Ну, желаю успеха!

Денис с готовностью подскочил, и отчиму пришлось задрать голову. «Классическая пара, — скептически подумала Соня, разглядывая их. — Гениальный уродец и неотразимый болван… Не сходится. Будь он болваном, все было бы куда проще».

Не выпуская его руки, Валерий Ильич с симпатией произнес:

— А знаете, молодой человек, вы мне понравились. Я ревниво отношусь к Сониным поклонникам, но вы умеете произвести впечатление, даже не сказав ничего умного и не сделав ничего значительного. Это привилегия красивых людей. Уж я-то знаю толк в красоте…

Пока Соня переодевалась, из кухни, куда мать увела Дениса, доносились оживленные голоса. Прильнув к замочной скважине, она с изумлением обнаружила, что Денис режет огромную луковицу, украдкой вытирая глаза, и без умолку что-то рассказывает. Соне мучительно хотелось подслушать, но проделать это так, чтобы он не заметил, было невозможно, потому что ее комната находилась как раз напротив кухни. Когда она вышла, Денис сразу повернулся и посмотрел на нее без обычной улыбки, испытующе и настороженно.

— К тебе страшно подойти, — только и сказал он и опять принялся за лук.

— Ты решил поселиться у нас на кухне? — усмехнулась она, останавливаясь в дверях.

— А можно? Я бы не прочь.

— После отдельной комнаты в коттедже? Не смеши меня. Кстати, где твой Петр?

— Ждет в подъезде. Хочешь, чтобы он зашел?

— Разве мы никуда не идем?

— Ты видишь? — Он указал узким подбородком на доску и шмыгнул носом. — У меня наконец появилось дело. Не могу же я его бросить!

— Вполне можешь. Мама, освободи моего мальчика!

— Я не мальчик!

— Денис сам вызвался мне помочь, — начала оправдываться мать.

— Я делал это с удовольствием.

— Мама, этот человек всегда делает лишь то, что ему хочется. Значит, сейчас ему страстно хотелось резать лук!

А ей хотелось, чтобы он улыбнулся и ломаные красные прожилки в устье глаз наконец исчезли. Денис дорезал лук и положил нож, лезвие которого так и сочилось, распространяя едкий запах. Соня позвала его в ванную и сама зашла следом, но и тут он даже не сделал попытки обнять ее.

На лестничной площадке она удержала его и с тревогой спросила:

— Тебя что-то расстроило?

— Зачем он это сказал? — с досадой бросил Денис. — Твой отчим. Он, конечно, хотел сделать мне приятное, но я ненавижу, когда говорят о моей внешности.

— Почему? Что в этом плохого?

— Это просто ужасно… Петр мне всегда говорит: «Ты — красавчик. От тебя все сходят с ума». Но я-то не хочу, чтобы из-за меня сходили с ума, потому что знаю, как это происходит. Мне это не нужно! Я боюсь этого! С тобой ведь ничего не случится из-за меня, правда?

Она порывисто обхватила его за пояс и положила голову на беспокойную грудь. Это оказалось так хорошо, что хотелось стоять так целую вечность, и пусть бы все катилось в тартарары! Но Соня открыла глаза и произнесла:

— Глупый… Это же просто образное выражение. На самом деле никто не сходит с ума от любви. Каждый подобный случай легко объяснить с физиологической точки зрения.

— Когда ты теряешь человека, который стал твоей жизнью, какой физиологией это можно объяснить?

— Хочешь, чтобы я прочитала лекцию?

Он помолчал, потом осторожно отстранил ее и сказал:

— Знаешь, иногда мне кажется, что организм многих женщин не предусматривает такого пустяка, как сердце. Среди вас гораздо чаще встречаются жестокие люди, чем среди мужчин.

— Впервые слышу такое.

— Пойдем к Петру. — Он взглянул через перила вниз. — Спроси у него. Он кое-что узнал о женщинах.

— Уверена, что не больше тебя!

— Меня? — искренне удивился Денис. — Но я ведь не был женат.

Петр встретил ее недружелюбным взглядом и поздоровался сквозь зубы. Он сидел на низком подоконнике, расставив колени, а вокруг его рыжеватых волос роились высвеченные солнцем пылинки. Позади, нервно перебирая тонкими изломанными лапками, бежал по стеклу паук, и Соне вспомнилось, что это — к известию. Денис по-свойски подал телохранителю руку, тот крепко ухватил ее обеими ладонями и тяжело поднялся.

— О, слон! — вырвалось у Дениса. — Ты меня чуть не свалил!

— Прости, малыш, — насмешливо отозвался Петр. — Я бы не дал тебе упасть, не бойся.

Когда они вышли на улицу, Соня спросила:

— А почему твоя мачеха пригласила меня? Откуда она вообще обо мне узнала?

— Как «откуда»? Я рассказал. Собственно, это была моя идея, чтобы ты пообедала с нами. Мне хотелось познакомить тебя с родителями.

— Зачем? Ты всегда так делаешь?

— Как? — Он приподнял брови и снова превратился в мальчишку.

— Знакомишь всех своих девушек с родителями?

— Нет, конечно! Они бы меня убили!

— Откуда же такая бредовая идея?

— Почему бредовая? — обиделся он. — Разве не положено представлять будущую жену ближайшим родственникам?

Соня даже остановилась. Денис обернулся и невинно захлопал темными ресницами.

— Ты издеваешься надо мной? — рассердилась она.

— Издеваюсь? Да ты что? Я вообще не люблю издеваться. Разве что над Петром.

Тот буркнул сзади:

— Да уж… Тут ты даешь себе волю.

— Ты с таким серьезным видом говоришь самые нелепые вещи!

— Что же такого я сказал?

— Она имеет в виду слова про будущую жену, — подал голос Петр.

— И что же в этом нелепого?

— То, что мы знакомы всего пару дней…

— Да хоть один час! Разве это не происходит всегда именно так? Увидел и понял.

Соня с сожалением покачала головой:

— Нет. Люди должны узнать друг о друге множество плохих и хороших вещей, а потом все тщательно взвесить.

— Улавливаешь? — Он на ходу обернулся к Петру. — Абсолютно медицинский подход. Все измерить, взвесить…

— А как еще?

— А вот так!

Он легко подхватил ее на руки и закружился посреди двора. Старые березы взволнованно зашептались, сгрудившись вокруг них, так что солнцу приходилось заглядывать им через плечо.

— Я хочу, чтоб ты стала моей, — остановившись, сказал Денис и горячо дохнул ей в шею. — А ты ведь знаешь, я всегда делаю, что хочу.

Глава 10

Коттедж Зиминых укрылся от любопытных глаз в сосновом бору, разделявшем город. Когда они вышли из машины, Соня окунулась в теплую тишину и неловко застыла, боясь потревожить наполненный рассеянным солнцем покой. Здесь все было другим — цвет неба, звуки, запахи. Чуть-чуть ненастоящим, будто ей снился приятный, но не реальный сон. Просто она забыла, каким бывает настоящий воздух.

Как щенок, впервые вывезенный в лес, Соня втягивала его и оглядывалась в поисках новых чудес. Но ни похожий на рекламу ряд диковинных машин за домом, ни сам дом не произвели на нее особого впечатления, потому что Соня заранее настроилась на нечто более грандиозное. Среди себе подобных коттедж Зиминых выглядел бы простовато. Соню больше заинтересовала крыша — двускатная, но с узкой площадкой вдоль периметра. По краю не было никакого бортика, и ее ужаснуло, что однажды Денис может упасть. Если кто-нибудь его напугает…

Прикрывшись рукой, она смотрела против солнца, на которое кто-то огромный, неведомый натягивал темное покрывало. Когда на его фоне скользнула знакомая фигура, у Сони зашлось сердце. Человек, путешествующий по запутанным тропкам снов, я хочу узнать тебя…

Она встрепенулась: не сказала ли этого вслух? Но Денис лишь небрежно спросил:

— Ну как? Ничего домишко?

Она отозвалась ему в тон:

— Рамы хорошие. И двери тоже.

Денис засмеялся, пустив от краешков глаз тонкие стрелки, и повел ее к дому.

— Ты только не комплексуй, — посоветовал он. — Ты в десять раз умнее моего отца и в тысячу красивее мачехи. Это они должны испытывать неловкость. Жаль, что они этого не умеют.

Соня боязливо призналась:

— Я все-таки волнуюсь. Сама не понимаю почему. Надеюсь, им ты не сказал эту глупость насчет будущей жены?

— А как же! Сказал. Ты считаешь это глупостью? Так я же дурак. У меня что на уме, то и на языке.

— О Господи, — вздохнула Соня. — Представляешь, в какое положение ты меня поставил? Петра хоть за столом не будет?

— Как это не будет? Он же мой друг, а не холоп. И потом, вдруг ты захочешь убить меня вилкой?

— Мне уже этого хочется…

Денис открыл массивную дверь своим ключом и пропустил Соню. Но она тут же отскочила назад, испугавшись своего отражения в огромном зеркале, висевшем напротив входа. Широкие ладони Дениса уперлись ей в спину.

— Извини, я забыл предупредить. Это мачехины причуды… Она, видишь ли, доморощенный психолог. Считает, что это прием самозащиты против тех, кто приходит с недобрыми намерениями. Вроде энергетического экрана.

— Ты знаком с биоэнергетикой?

— Слегка… Читал кое-что. Меня это не заинтересовало.

Взяв за руку, Денис провел ее через некое подобие зимнего сада с увитыми плющом стенами и пальмами вдоль окон. Соня попыталась вспомнить на ходу названия зрительно знакомых растений, ведь некоторые из них росли в ее собственном кабинете, но в памяти обнаружились только пустые ячейки.

Заглянув сбоку в стеклянную дверь, Денис сделал большие глаза и шепнул:

— Они здесь. Ну, не трусь.

Не выпуская ее руки, он толкнул дверь. Цветное пятно посреди гостиной колыхнулось, и в нем прорезались глаза. Множество любопытных глаз. У Сони инстинктивно подобрались мышцы. Все звуки, кроме тихой музыки, угасли, и голос Дениса прозвучал неожиданно звонко:

— Всем привет! Я счастлив представить мою будущую жену. Ее зовут Соня.

Высокий человек с красивой седой прядью в густых волосах шагнул к ним, и Соня почувствовала, как ласкающие ее пальцы сжались.

— Павел Васильевич, он пошутил! — выкрикнул Петр. — Они только что познакомились. Это он придуривается.

— Я понял, — сдержанно ответил Зимин.

Денис заупрямился:

— Я не придуриваюсь. Я говорю то, что чувствую.

Приобняв сына, Зимин незаметно оттеснил Соню и еле слышно произнес:

— Это и есть, сынок, самая большая дурость.

Денис ответил так же тихо:

— Годами врать друг другу гораздо умней.

Отцовская рука медленно сползла и задержалась у поясницы. Шутливо хлопнув сына по заду, он сказал:

— Ничего, малыш, веселись. Пока я жив, тебе не о чем беспокоиться.

— А если мне хочется?

Соне теперь был виден лишь его слегка вздернутый профиль. На старшего Зимина она старалась не смотреть. Оказалось достаточно одного взгляда, чтобы убедиться — они совсем не похожи. В лице Дениса покоряла лукавая утонченность, хотя в скулах оно было широко и сужалось только к подбородку. Но каждая его черта — узкие серые глаза под темными прямыми бровями, острый ровный нос, четко очерченные губы, всегда готовые к улыбке, — была преисполнена устремленной ввысь легкости. Отец же был тяжел даже внешне. Крупный нос угрожающе нависал над выпяченными губами, а взгляд небольших, как у Дениса, глаз давил, хотя они и были очень светлыми.

Прервав общий разговор, возобновившийся после появления Дениса, вошла Зимина. Увидев Соню, она внезапно остановилась, но блюдо с заливным даже не дрогнуло. В ее походке, когда она прошла к столу, Соне увиделось нечто вызывающее и боевое, будто каждым шагом Нина Викторовна давала понять, что готова к любым действиям, придуманным психиатром.

Заодно Соня наспех оглядела и комнату. Ее огромная площадь была разбита модными в богатых домах декоративными колоннами на непосредственно гостиную и столовую, где им предстояло обедать. Напротив находился большой камин, который сразу привлекал внимание. Соня пожалела, что сейчас не зима и в нем не разведен огонь. Ей хотелось бы увидеть лицо Дениса в отсветах пламени.

— Ты уже несколько дней не показывался в магазине, — с легким укором заметил Павел Васильевич. — Сынок, так нельзя вести дела.

Со смешком, больше похожим на фырканье, Денис вскинул голову. Смотреть на отца ему приходилось снизу вверх.

— А я их и не веду, — беспечно отозвался он. — Ты же знаешь, там все держится на твоем брате… Только не делай вид, что ты впервые об этом слышишь!

— Рано или поздно тебе придется браться за ум. Леность еще никого до добра не доводила.

— Ну да! — возразил Денис. — А Емелю? И потом, разве ты только что не призывал меня гулять, пока ты жив?

— Мне бы хотелось гордиться тобой еще при жизни.

Денис скривился и схватился за голову. С отвращением в голосе он взмолился:

— Ох, оставь эти американские штучки! «Гордиться!» У них это просто с языка не сходит… Не хочу, чтобы мной гордились, понятно? Я хочу, чтобы меня просто оставили в покое.

— И дали денег на карманные расходы, — невозмутимо добавил отец и тяжело хлопнул сына по плечу. — Ладно, пойди помоги Нине.

Когда Денис, со стоном закатив глаза, отошел, Зимин обернулся к Соне. Она ожидала услышать вопрос, однако он лишь смотрел на нее не моргая и словно чего-то ждал.

— Поразительно, — выдохнул Зимин и наконец отвел глаза.

— Что именно? — спросила она, хотя уже сообразила, о чем он.

— Вы удивительно напоминаете одного человека.

Соня спокойно кивнула:

— Вашу первую жену. Я знаю это. Ваша нынешняя супруга именно на это и сделала ставку.

— Ах вот как? Я не знал.

— Вы сейчас сказали, как Денис. У него бывает точно такое же выражение, когда он говорит: «Я не знал».

— И что это должно значить?

— Лучше всех вашего сына должны понимать именно вы.

— Но вы-то — специалист! Я привык доверять профессионалам.

— Каждый родитель в общении со своим ребенком может оказаться лучшим профессионалом. Если, конечно, хочет этого.

— Ребенок или родитель?

— Лучше бы — оба.

— И все же как вы его находите?

— Вы создали чудо природы. Я никогда не встречала ничего подобного.

Зимин с недоумением отклонился, потом хмуро сказал:

— Мне не до шуток. У мальчишки что-нибудь серьезное?

— Некоторым людям лишь кажется, что их пугает болезнь или смерть близких, потому что так должно быть. На самом же деле им глубоко безразлично.

Несколько мгновений Зимин разглядывал ее с выражением коллекционера, обнаружившего среди своих экспонатов подделку, потом убежденно произнес:

— Вы слишком молоды. Думаю, моя жена поторопилась с выбором.

— Дело ваше. Мне тоже ни к чему лишние хлопоты.

— Мой сын доставляет много хлопот?

— А вам?

Проигнорировав вопрос, Зимин задумчиво сказал, глядя поверх ее головы:

— Видели бы вы его в детстве. Это был чистый ангел. И внешне, и внутренне.

— На мой взгляд, он не слишком испортился с тех пор…

— О нет… Вы же не видели его раньше! Красивее ребенка я не встречал. Он покорял всех — и мужчин, и женщин. Сейчас Дэнька утратил львиную долю своего обаяния.

— Ваш сын превратился в мужчину и перестал вас очаровывать.

— А вас?

Неожиданно для себя Соня смешалась, и взгляд ее непроизвольно метнулся к бесстрастному лицу Петра. Развившийся с годами инстинкт телохранителя подал сигнал тревоги, и через секунду он оказался рядом.

— Ваш аперитив. — Он протянул Соне узкий стакан. — Павел Васильевич, прошу прощения, но, по-моему, Овсянников заскучал.

Крупная голова хозяина дома настороженно дернулась, и, одобрительно хлопнув Петра по плечу, он поспешил к маленькому человечку, одиноко стоявшему возле огромного, не разделенного рамами окна.

— Милый у тебя хозяин, — не скрывая неприязни, отозвалась Соня. — Спасибо, что сразу подошел.

— Попробуй коктейль, очень вкусно.

— А кто все эти люди?

— Местная финансовая элита. Зачем тебе их знать? Не забивай голову. Это такие жлобы…

— Ты говоришь как Денис…

Он согласился:

— Да, это Дэнькино выражение. Он их всех терпеть не может. Послушай, о чем они говорят: ставки, вклады, проценты, операции, махинации… Ты можешь вообразить, чтобы Дэньку интересовала такая скучища?

«Он забыл обо мне, — обескураженно подумала Соня. — Притащил сюда и забыл!»

Петр подтолкнул ее к другому окну:

— Смотри, вон мой флигель.

Сиротливо стоящий между сосен маленький домик имел нежилой вид: ни занавесей, ни цветов на окнах.

— Даже детей не стерегут так, как ты его.

— Она говорила то же самое.

— Кто?

— Моя жена. Она считала, что Дэнька меня околдовал.

— Так и было?

— Разве ты не знаешь, как это бывает? Однажды тебе встречается главный человек в твоей жизни, и ты точно знаешь, что это он. Но, допустим, он оказывается не того пола или не того возраста. Но ведь тебе нужен не его пол и не его возраст. Наши души стары, как мир, и бесполы.

Соня слушала его с удивлением и некоторым страхом. Открывая в людях непредсказуемость, она каждый раз терялась, потому что это как дважды два доказывало, как ничтожно мало ей известно о человеческих душах, лечить которые она взялась.

Задумавшись, он качнулся вперед и хотел было упереться лбом в стекло, но отшатнулся и даже отошел подальше. Соня постучала по стеклу согнутым пальцем.

— Оно же прочное, чего ты испугался?

— Еще бы не прочное. Пуленепробиваемое.

— А в комнате Дениса?

— И у него. Во всем доме.

— А как он выбирается на крышу?

— Как любой нормальный человек — через чердак. Дверь легко отпирается изнутри. Зимины боятся сменить замок на более сложный. Вдруг ему станет плохо, если он не попадет на крышу? Ты как считаешь?

— Скорее всего, он бы стал искать другой выход, но это может оказаться небезопасным.

По лицу Петра проскользнула радостная усмешка:

— Ну надо же! Я сказал им то же самое.

Почувствовав себя уязвленной, Соня натянуто произнесла:

— Ты можешь показать мне его комнату?

— А, — догадался Петр, — это как в кино! Ты будешь шариться в его вещах и наткнешься на какую-нибудь мелочь, которая сразу тебе все объяснит. Нет, я не покажу тебе его комнату.

— Может, ты вообще не хочешь, чтобы его вылечили?

— Не знаю. Мне нравится, как он поет. Я жду этого каждый вечер. И я не уверен, что он…

— Петр! — окликнул Зимин. — Принеси телефонную трубку.

— Сукин сын! — прошипел Петр. — Он так и стремится поставить меня на место.

Оставшись одна, Соня сразу нашла взглядом Дениса, но тот не замечал ее. Он увлеченно рассказывал что-то гибкой светловолосой девушке и был весь устремлен к ней, от играющих улыбкой глаз до беспокойных рук, которые то и дело отрывисто и ласково касались то ее плеча, то согнутого локтя, то свободно спадающих волос. Казалось, он лепит прекрасную статую быстрыми и точными движениями, и ничто не должно помешать им сейчас, чтобы не погасло в глазах Дениса жадное изумление.

— Еще одна попалась…

Зимина подошла неслышно, и Соня не знала, давно ли та следит за ней. Оторвав взгляд от пасынка, Нина Викторовна насмешливо поинтересовалась:

— Вы уже влюбились в него? Да не смущайтесь, я знала, что нет женщины, способной против него устоять. Он мог бы сделать на этом состояние, если б не был таким простофилей. Видите, как он ведет себя с этой девушкой? И ведь все это совершенно безотчетно. Инстинкт. Через пять минут Денис о ней и не вспомнит, а со стороны все выглядит так, будто он изнывает от желания. И Так со всеми.

— И с вами?

Длинные ресницы дрогнули, но Нина Викторовна ответила по-прежнему бесстрастно:

— Я — единственный человек, которого Денис ненавидит. Я знаю это, хотя он ни разу себя не выдал. Но он меня никогда не простит…

Не договорив, она звонко хлопнула в ладоши и объявила:

— Прошу к столу! Рассаживайтесь, как вам удобно. Соня, забирайте нашего мальчика, а то он чересчур увлекся.

Денис вспомнил о ней только за столом, но не подошел, а лишь махнул рукой. Они оказались на разных углах, и Соня спросила, не должен ли телохранитель находиться поближе.

Петр помычал с набитым ртом:

— Ничего, тут все свои. Проверенная компания. Вкусный салат! Положить тебе?

— Чуть-чуть. А эта блондинка? Она часто здесь бывает?

— Ты проявляешь далеко не профессиональный интерес, — хмыкнул Петр. — Смотри не привяжись к нему слишком сильно, а то влипнешь, как я в свое время.

— Чем он тебя держит?

— Разве это можно объяснить? Даже Соломон не мог понять, как один человек прокладывает путь к сердцу другого.

Взвесив эту мысль, Соня призналась:

— Мне это странно слышать. Я никогда так не привязывалась к своим подругам. Может, тебя тоже стоит полечить?

— Зачем? — Он застыл, подцепив вилкой ломтик осетрины.

— Чтобы ты наконец освободился от него.

— А кто тебе сказал, что я хочу освободиться от него?

— Всякая зависимость угнетает…

Смерив Соню цепким взглядом, он туманно произнес:

— Выходит, все в порядке.

Она решила дождаться, пока он сам пояснит, но Петр занялся заливным с таким увлечением, что ей пришлось спросить:

— Что именно в порядке?

— А? С тобой. Значит, ты еще не потеряла головы, раз считаешь, что зависимость от Дэньки может угнетать.

— Я вообще не теряю головы.

Солнце, оседающее под тяжестью дня, било Соне в глаза и мешало разглядеть Дениса. Только подсвеченный со спины, истончившийся силуэт покачивался на другом конце стола. Денис склонялся то вправо, то влево, не позволяя своим соседям ни на секунду забыть о себе.

«Ему необходимо, чтобы все им любовались, — стараясь сохранять спокойствие, думала Соня. Он влюблен в себя до неприличия!»

Петр безмолвно подлил ей вина, и она удивилась тому, что даже не заметила, как все выпила. Салат на ее тарелке оставался нетронутым, хотя утром Соня обошлась кофе. Приказав себе поесть, она взяла вилку, но отчего-то вдруг перехватило горло, и она опять подняла узкий хрустальный фужер.

— Я придумал, — повернувшись к ней, тихо сказал Петр. — Останься сегодня у них ночевать. Понаблюдаешь за ним, а утром скажешь, что разгадала его хитрость. Что он вовсе не болен и делает это не во сне, а просто изводит их. Он на это вполне способен. Тогда они от него отцепятся. Может, и в институт позволят поступить. И твои услуги им больше не понадобятся.

— Думаешь, они в это поверят?

— Как они могут не поверить? Ты же все научно обоснуешь. Чего ради они тогда тебя наняли?

У соседа справа, на которого до сих пор Соня не обращала внимания, зазвенел телефон и, достав из внутреннего кармана трубку, он принялся вполголоса обсуждать условия продажи каких-то вагонов.

— Кошмар, — поморщилась Соня, отвернувшись.

— Павел Васильевич спит и видит, чтобы Дэнькина голова была забита тем же самым.

— Может быть, он и прав…

— Ты можешь вообразить Дэньку торгующим углем?

— С трудом. Слушай, а если он будет продолжать меня преследовать?

— Дэнька? Преследовать? — Он сдавленно хохотнул. — Да ты что? Через день он про тебя и не вспомнит. Тем более когда узнает, кто ты на самом деле.

— А он узнает?

Он повернул невозмутимое лицо, и Соня без слов поняла, что на этот счет можно не волноваться.

Глава 11

После обеда Денис предложил покататься на лодках и, схватив свою соседку за руку, первым выбежал из дома. От нахлынувшего гнева у Сони помутилось в голове, но чья-то рука придержала ее сзади и бережно усадила в кресло. Присев рядом, Петр с тревогой заглянул ей в лицо и покачал головой:

— Ты много выпила. В жару лучше этого не делать.

— Это не из-за вина!

— Я знаю. Но зачем еще усугублять?

— Что я здесь делаю? Отвези меня домой.

Он угрюмо напомнил:

— Я тут ничего не решаю. Если Денис скажет, я тебя отвезу.

— Так пойди и спроси у него!

Чуть помедлив, Петр поднялся:

— Хорошо. Я спрошу. Но если ты сейчас уедешь, твоя работа останется невыполненной. Так нельзя.

— Плевать я хотела на такую работу! — Она стиснула кулаки. — Беги спрашивай разрешения у своего хозяина!

К его бледным щекам прихлынула кровь. Сжав губы, Петр быстро вышел из дома. Шаги его были особенно широкими и тяжелыми.

Приходя в себя, Соня оглядывала гостиную. На камине были расставлены фотографии в блестящих рамочках. Солнце поблескивало в них быстрыми искрами, не давая разглядеть лица, среди которых должно было отыскаться и лицо Дениса. Если остаться на ночь, можно тайком вернуться сюда и спрятать один из снимков под одеждой…

Что-то грохнуло сзади, и, еще не видя, Соня почувствовала его приближение — так пахнуло на затылок теплом. Денис перегнулся через кресло, и лицо его, сложенное в виноватую гримасу, оказалось перевернутым.

— Я тебе говорил, что я — дурак? — Он выбрался из-за кресла и присел перед ней, как до этого Петр.

— Говорил.

— А, тогда хорошо. На дураков ведь не обижаются, правда?

— Разве я выгляжу обиженной?

— Ты выглядишь очень красивой.

— Это ты тоже уже говорил.

— Да ты что? Я столько всего успел наговорить?

— Ты вообще разговорчивый малый…

— Я — хороший малый, — хитро сказал он. — Не веришь?

— Верю. Ты действительно хороший.

— Тогда почему ты не хочешь стать моей женой?

— Перестань говорить об этом так, словно мы решаем, где поесть мороженого!

— Пойдем кататься на лодке? Петруха будет грести, а мы с тобой целоваться. — Он положил руку на ее колено.

Соня дернула ногой, потому что в этот момент Зимина повернулась в их сторону.

— Тебе нравится изображать из себя мальчишку?

Вся веселость разом сошла с него. Убрав руку, Денис только холодно сказал:

— Ты идешь?

Уцепившись за его раскрытую ладонь, Соня встала, но Денис не отступил, и они оказались лицом к лицу. Стоило приподнять голову, и она дотянулась бы до его губ… Соня шагнула в сторону и, позвав его кивком, пошла к выходу. Она знала, что Зимина следит за каждым ее движением, и старалась держаться с равнодушным достоинством.

Денис догнал ее на крыльце и насмешливо произнес:

— Ты вышагиваешь как самодовольная кошка.

— Самодовольная? Я вовсе не довольна собой. Где же твои лодки?

— На озере. Или ты рассчитывала, что я приволоку их прямо к дому?

— Когда имеешь дело с тобой, трудно на что-нибудь рассчитывать.

Когда дом скрылся за соснами, Денис остановился и притянул ее за руку. Горячий поток вошел в Соню, поднявшись по ослабевшим ногам, и скрутил сердце.

— Дай же я хоть обниму тебя…

Сосны восторженно зашумели, толкаясь мощными ветвями, и неслышно закружились, выполняя им одним известный обряд. Их тени скользили по склонившемуся лицу, меняя его, и Соне почудилось, что это не один, а таинственное сообщество людей тянется к ней губами. И каждому из них ей хотелось ответить.

Их ноги переступали в такт беззвучному танцу бора, но Соня и тут сплоховала — запнулась, толкнув его в грудь, и разрушила едва наметившуюся гармонию. Все разом рассыпалось, разлетелось солнечными пятнами, птичьими вскриками, торопливыми взмахами крыльев бабочек… Она ахнула от досады, но Денис уже отступил.

— Думаешь, я не умею быть взрослым? Сдерживаться, когда надо?

«Не надо!» — хотелось возразить ей, но лес уже замер, лениво роняя легкие иглы. Все кончилось…

Сторонясь друг друга, они вышли к озеру, где в одиноко притулившейся к берегу лодке ждал Петр. Остальные уже были рассеяны по воде, как первые опавшие листья, и неслышно скользили, то и дело медленно поворачиваясь. Петр поднял весла и, когда они сели, рывком отчалил. Вода плаксиво хлюпнула под ними.

— Тебе не было скучно? — обратился Денис к своему телохранителю.

— Нет.

— И не жарко?

Петр с подозрением поглядел на него и неопределенно скривил губы.

— У тебя вообще возникают какие-нибудь чувства?

— Перестань, — попыталась остановить Соня, но Денис уже не слышал ее.

— Хорошо быть таким? Настоящим мужиком, честно выполняющим свой долг! Только зачем? Ты никогда над этим не задумывался? Зачем меня охранять? Кому я нужен? И кому станет хуже, если меня и в самом деле прибьют?

Бросив весла, Петр рванул его за ворот рубахи. Теперь, когда их лица почти соприкасались, слова не могли проскользнуть мимо.

— Мне станет хуже, идиот! Ты меня понял? И кончай разводить нюни, пока она не перестала видеть в тебе мужчину.

— Если б она видела во мне мужчину, — пробормотал Денис, даже не делая попыток освободиться. Петр сам отпустил его. — Подгреби к Муське, я пересяду.

— Не делай глупостей!

— А разве я умею делать что-нибудь другое?

Петр без труда повернул лодку и в несколько рывков догнал ту, в которой сидели Овсянниковы. Блондинка выглядела рассерженной.

Она даже не взглянула, когда Денис ухватился за борт их лодки.

— К вам можно? Не хочу мешать этой парочке, — беспечно сообщил он.

Когда он перебирался, лодка накренилась, и Соня злорадно пожелала: «Хоть бы ты свалился в воду!» Перекинув ногу, Денис обернулся, и ей стало стыдно — таким отчаянием сверкнули его глаза. Он ждал, зависнув между лодками, но Соня оскорбленно молчала. Больше всего ей хотелось расторгнуть договор с Зимиными и уехать отсюда, чтобы больше не видеть никого из этих людей.

— Спокойно, — выдохнул Петр, оттолкнувшись от соседней лодки. — Сейчас…

Он не договорил, что — сейчас, а Соня и не хотела знать. Ее мутило от выпитого вина, жары и обиды.

— Я — никакой психиатр, — с трудом удерживая трясущиеся губы, признала она. — Я совершенно не представляю, как вести себя с подобными людьми в неформальной обстановке. Если б он лежал в отделении, я воспринимала бы его по-другому. А так я не его вылечу, а сама с ним заболею. Я сейчас уже ничего не соображаю.

Лодки снова с тихими всплесками расползлись по озеру. Все глядели на темную воду, охваченные дремавшим веками языческим восторгом.

— Пойдем, я отвезу тебя домой, — через какое-то время предложил Петр.

— Без разрешения Дениса?

— Обойдусь.

— А как же наш план?

— Так ты его принимаешь?

— Он не предложит мне переночевать.

— Ты его чем-то очень обидела, — задумался Петр, и лодка замерла в нерешительности.

— Я его не обижала.

— Но он никогда так не вел себя с женщинами. Наверное, я оказался прав, когда сказал, что он влюбился в тебя.

— Было бы лучше, если б не влюблялся…

— Глупая ты. Любая из этих дур с радостью поменялась бы с тобой.

— У меня ничего нет для обмена.

— Зря ты так думаешь.

Он энергично и в то же время почти бесшумно погреб к берегу. Загорелые руки мерно напрягались, и Соня опять подумала, что если б всегда поблизости не было Дениса Зимина, то его телохранитель вполне мог бы нравиться женщинам. Его лицо было по-настоящему мужским — крупным, волевым, спокойным. В нем не было ни лукавства, ни нервозности, ни детскости, словом, ничего, что способно свести с ума.

Засмотревшись, Соня не заметила, как отступила тошнота. Легкое волнение озера наливалось жизнью — солнце клонилось к закату и безудержно краснело. Зацепившись о каменистое дно, лодка остановилась. Петр выпрыгнул и протянул руку. Ладонь у него была шире, чем у Дениса, и не такой мягкой. Под средним пальцем Соня задела свежую мозоль. Петр взглянул на руку и криво усмехнулся: «С непривычки…»

— Знаешь, что я придумал…

— Я гляжу, ты мастер на выдумки!

— Если Дэнька будет дуться до вечера, я сделаю вид, что отвез тебя, а на самом деле ты спрячешься в моем флигеле. Зиминых я, конечно, предупрежу. Должна же ты увидеть все своими глазами.

— Просто какое-то кино с авантюрным сюжетом, — неодобрительно отозвалась Соня. — Но, видимо, другого выхода действительно нет. В конце концов, я хочу хотя бы отхватить кругленькую сумму за эту нервотрепку. У меня шуба совсем вытерлась…

— Вот именно, — невозмутимо подтвердил Петр.

Они приближались к тому месту, где Денис ее обнял, и ей внезапно стало не по себе, словно его тень все еще бродила где-то рядом, прячась за чешуйчатыми соснами, которые наперебой спешили о чем-то рассказать. О чем-то очень важном…

— Смотри, костяника. — Петр нагнулся и, сорвав стебелек с дрожащими красными ягодами, протянул ей.

— Вкусно.

У нее дрогнул голос, и Петр, взяв ее за плечи, повернул к себе. В рыжеватых волосах его застряла сосновая игла, похожая на миниатюрные щипчики. Соня хотела было убрать, но он перехватил ее руку и настойчиво сжал. Широкие губы приоткрылись, выпуская горячее дыхание. Соня отшатнулась.

Разжав руку. Петр потер вспотевшие ладони и равнодушно произнес:

— Сегодня слишком жарко. Пойдем в дом, там кондиционер.

Они молча вернулись в гостиную, где, составив кресла кругом, гости играли на низком овальном столике в преферанс. Оторвавшись от карт, Зимина спросила:

— Куда вы дели Дэньку?

Незаметно подтолкнув Соню в противоположную сторону, Петр что-то негромко сказал.

— Прошу прощения, — сказала Нина Викторовна. — Я на минуту.

Они отошли к потускневшему окну и вполголоса заговорили о чем-то. На Соню они не смотрели. Стараясь не привлекать внимания, она подошла к камину, и совсем юный Денис расцвел ей навстречу улыбкой. Снимок был давнишним, на нем Денис был щупловат и коротко острижен. «Лицо ангела, — вспомнилось ей. — Нет. Здесь уже нет. Может быть, раньше». Ей захотелось погладить фотографию пальцем, но кто-нибудь обязательно заметил бы это. На других снимках были только Зимин и его вторая жена — по одиночке и в паре. Оба выглядели гораздо моложе и счастливее. Хотя людям вообще свойственно делать перед камерой радостное лицо.

— Это снято много лет назад, — услышала она за спиной голос Нины Викторовны. — Мы все очень изменились, правда?

Ее зеленый взгляд проник до самого Сониного сердца, и оно холодно екнуло. Выдержав паузу, Зимина произнесла другим тоном:

— Денис уже принялся за вас? Я предупреждала. Временами в нем просыпается настоящий садист. Тогда он не может успокоиться, пока вас не уничтожит. Иногда он такое вытворяет! А ведь умеет быть очень милым мальчиком… На мой взгляд, он болен, очень болен.

— Вам необходимо, чтобы я нашла у него болезнь?

— Разве ее нет?

— Петр поделился с вами своей идеей ночного дозора?

Дернув бровями, она коротко ответила:

— Да.

— Только Денис не должен узнать.

— Понятно.

— Когда разъезжаются гости?

— Через полчаса-час, — неуверенно предположила Зимина, взглянув на настенные часы.

— Во сколько Денис обычно ложится спать?

— Часов в одиннадцать.

— Так рано?

— Он и встает рано.

— Надо же, я думала, наоборот, — озадаченно пробормотала Соня. — А когда примерно он забирается на крышу?

— В полночь. Всегда в полночь. Мы еще не спим в это время.

— Странно… Я имею в виду, что это происходит всегда в одно и то же время. Как-то неестественно.

— Вам видней, — сухо отрезала хозяйка. — Я говорю то, что есть.

Уже включили свет, когда вернулись катавшиеся на лодках. Дениса среди них не было. Соня сплела за спиной пальцы и стиснула их, чтобы не забыться. Последними вошли Овсянников с дочерью. Оба выглядели обескураженными.

— Куда он исчез? — с тревогой спросила Соня, но ее вопрос ушел в пустоту — Петр уже бросился на поиски.

Гости стали прощаться, захлопали дверцами, и утробно заурчали машины, а Денис все не возвращался. Соня подошла к Зиминой:

— Что мне делать?

Та ответила, не замешкавшись, точно об этом и думала:

— Идите во флигель. Там открыто. Я скажу, что вы уехали. Идите же, пока его нет!

И направилась к гостям, энергично выпрямив узкую спину. Соня проводила ее взглядом, опасаясь, что та оглянется, но Зимина уже была устремлена вперед, к людям, которые если и спят по ночам беспокойно, то не потому, что им хочется петь.

Воровато оглядываясь, Соня вернулась в дом и бегом поднялась на второй этаж. Белые холеные двери хранили равнодушное молчание. Соня заметалась, открывая то одну, то другую: «Которая же? Которая?» Распахнув угловую, она едва не вскрикнула. На противоположной стене, прямо поверх огромного ковра, висел массивный, сколоченный из деревянных балок крест с распятой на нем скрипкой.

Справившись с испугом, Соня шагнула в комнату и настороженно огляделась. Но здесь больше не было ничего поразительного. Типичная комната богатого мальчика: дорогая аппаратура, роскошный письменный стол, компьютер, потайные шкафы, изящные стеллажи с книгами. Она не сразу осознала, что именно отыскивают ее глаза, и лишь наткнувшись на маленький снимок Аннушки, пришпиленный к книжной полке, сообразила, что в комнате нет портрета его матери.

«Бедный мой. — Соня провела рукой по тщательно застеленной низкой кушетке. — Бедный, бедный…»

Так же крадучись она спустилась вниз и, никем не замеченная, добралась до флигеля, только сейчас припомнив, что никто из гостей так и не подошел ни поговорить с ней, ни проститься. Для них она была таким же наемником, как любой из телохранителей, замечать присутствие которых было признаком дурного тона.

Дверь и впрямь оказалась незапертой. Соня плотно прикрыла ее за собой и выглянула из окна. Стекло в нем было обычное, даже чуть надтреснутое в уголке. Весь флигель состоял из кухоньки и комнаты, куда Соня и прошла, убедившись, что Дениса по-прежнему не видно. Обстановка здесь была самая спартанская, если не считать нескольких книжных полок. Соня наугад вытянула одну из книг. Это был томик Гумилева, которого Соня никогда не читала, потому что в школьную программу этот поэт не входил, а после она уже не интересовалась стихами. Открыв титульный лист, Соня обнаружила неровную надпись: «Моему ангелу-хранителю от глупейшего создания на земле…» Подписи не было, но она знала наверняка, что это рука Дениса. Она вернула книгу на место и опять затосковала от собственной несостоятельности. Как ей удастся что-то понять в этом человеке, если они всегда жили в разных мирах и читали разные книги?

«Вот он понял его! — с завистью вспомнила она о Петре. — И потому не может от него оторваться, как от бездонного источника…»

— Дэнька, — произнесла Соня вслух и, чтобы не заплакать, изо всех сил зажмурилась.

Снаружи раздались голоса, и она прильнула к окошку, как раз в тот момент, когда с ним поравнялись две рослые фигуры. Они тихо разговаривали о чем-то. Соне смертельно захотелось узнать — о чем? У крыльца большого дома остановились, Петр закурил и встал так, что Соне оказалась видна только его спина. Ленивый дымок поднимался из-за его плеча к крыше и сливался с сумерками.

Соня и не заметила, как задремала, упершись подбородком в скрещенные на столе руки, а когда вошел Петр, с криком вскинулась.

— Тише! — Он быстро обернулся в проем двери и укоризненно покачал головой. — Он же может услышать.

— Я не хотела. Где вы пропадали так долго?

— Воздухом дышали. Ты что, уснула? Тоже мне разведчица! Кофе хочешь?

— Еще бы… Голова трещит.

Он насыпал в чашки растворимого кофе и залил водой из термоса. Горьковатый запах отрезвил Соню до того, как она сделала первый глоток.

— Крепкий, — похвалила она.

Петр подтащил к столику второй табурет и сел так, чтобы видеть дом. Когда он положил на скатерть руки, Соня еще раз с уважением подумала, какие они сильные и спокойные. Денис должен чувствовать себя гораздо увереннее рядом с таким человеком. Но пока с ним телохранитель, он никогда не обретет уверенность в себе самом.

— Где теперь твоя жена? — спросила она, чтобы завести разговор.

Но Петр ответил так, что дальнейшие расспросы оказались за чертой возможного:

— Понятия не имею.

— Хороший у Зиминых дом.

Он едва заметно улыбнулся:

— Хороший… Только Дэнька с удовольствием сбежал бы отсюда. Но куда? И на что жить? Он же ни черта не умеет!

— А ты на что?

— Я? Я тоже ничего не умею, кроме как составлять ему компанию. Мне платят, на это я и живу.

— А у самого Зимина есть охрана?

— Конечно. И у его жены тоже. Разве ты не заметила двух парней в белых рубашках?

— Ты с ними не особенно близок?

— Верно. Сначала мы вроде подружились, но когда я узнал Дэньку получше… А вот и он!

Едва не опрокинув кружку, на дне которой еще оставалось немного кофе, Соня прильнула к стеклу. На крыше дома появилась знакомая фигура, но, думая, что он будет пробираться на ощупь, как слепой, она опять ошиблась. В его движениях не было неуверенности, скорее, было похоже, что он задумался и шел, не очень заботясь о том, куда ступают ноги. Дойдя до самого края, он постоял, будто любуясь на первые звезды, потом уселся, свесив ноги, и, слегка откинувшись назад, уперся ладонями в черепичный скат. Напряженно вслушиваясь, Соня ждала, когда он запоет, но все же пропустила первый звук. Его голос не набирал силу, как ручей, он обрушился словно водопад — сильно, страстно, неумолимо. Денис действительно пел на английском, и она не разбирала слов и не жалела о них, потому что мелодия поглощала целиком, увлекала за собой, отсекая все остальное, наполнявшее этот мир. А когда она внезапно оборвалась — поток разбился о камни, — Соня ощутила странное, незнакомое одиночество. Она очутилась в мире, где все уже не могло быть как прежде.

Глава 12

Соня уже собиралась уходить, когда в дверь требовательно постучали. Петр открыл без колебания, будто ему был вообще неведом страх. Остывший ночной воздух ворвался во флигель, и лицо Нины Викторовны оказалось ему под стать — холодное, отталкивающее. Придерживая на груди незастегнутую кофточку, наброшенную поверх шелкового халата, она прошла к столу и села напротив Сони.

— Мне неприятно это говорить, — начала Зимина, и голос тут же выдал, как она нервничает, — но мы вынуждены отказаться от ваших услуг. Ваше появление негативно сказалось на мальчике, а мы рассчитывали, что вы подействуете на него благотворно.

— Я не валерьянка, — резко ответила Соня. Впервые за два года работы ей указывали на ее некомпетентность. Следовало бы немедленно уйти и хлопнуть дверью, но Соня отчего-то продолжала сидеть.

— Мой муж считает, что вы слишком молоды.

— Я этого и не скрывала!

— Вы не можете разглядеть очевидных вещей.

— Лучше скажите, что я не хочу разглядеть того, что должна по вашему замыслу.

— Вот, возьмите. — Зимина достала из кармана халата конверт и по столу пододвинула Соне.

— Конечно, возьму. — Периферийным зрением она уловила, как что-то изменилось в лице Петра. — А как вы объясните все вашему мальчику?

Зимина принялась яростно тереть высокий лоб.

— Лучше всего сказать ему правду, — предложил Петр. — Он и так уже о многом догадывается. Ничего страшного в его заболевании нет. Если это вообще заболевание…

— Помолчи! — строго сказала Зимина. — Думаешь, мало желающих занять твое место?

«Как она завелась», — позлорадствовала Соня. Она не спеша спрятала конверт в сумочку и встала.

— Спасибо за попытку помочь, — вежливо кивнула Зимина, отходя к двери. — Было приятно познакомиться… Подождите, пока я уйду.

— Сволочная бабенка! — с чувством сказал Петр, когда они вновь остались одни. — Как только Дэнька ее терпит? Были бы у меня деньги, забрал бы его и увез к чертовой матери! Ему везде будет лучше, чем в этом проклятом доме…

— Ты — настоящий друг, — признала Соня. — Держись за это место, как я держусь за свое. Без тебя он совсем пропадет. А я — все… — Она похлопала по сумочке. — Ухожу со сцены.

Петр покачал головой:

— Это будет не так просто.

— Считаешь, он не оставит меня в покое?

— Он? Нет, дело вовсе не в нем. Ты сама не сможешь найти покоя.

Что-то тревожно заныло в груди, откликнувшись на его слова. Что-то живое и незнакомое… Соня решительно тряхнула головой, отгоняя наплывающую со всех сторон ночную печаль.

— Пойдем, — позвала она. — Отвези же меня, наконец, домой.

Однако Петр не двинулся с места.

— Тебе понравилось, как он пел?

— Да, — созналась Соня.

— Вот эти песни… Это и есть он сам. Дэнька, которого никто не решается узнать как следует.

— Звучит трагически. А он ведь — «мажор»!

Петр отмахнулся:

— Глупости, какой из него «мажор»! Он в казино-то ни разу не был… Ресторан для него — самое злачное место. А ты небось тоже студенткой туда бегала… Знаешь, он однажды рассказал мне сказку о человеке, от которого улетело его счастье, потому что он чересчур зарвался. Так вот с Дэнькой этого никогда не случится.

— Он не способен зарваться?

— Дело даже не в этом. У него никогда и не было этого самого счастья. Ни летающего, никакого… Может, только в раннем детстве. Ты хоть можешь представить себе, каково это — жить с людьми, из-за которых умерла твоя мать? И они оба каждую минуту помнят о том, что он знает. И не могут ему этого простить.

— Вот тут ты ошибаешься, — возразила Соня. — Зимина считает, что Денис ни о чем не догадывается. Утверждает, что они выждали время после смерти его матери.

Не спросив разрешения, Петр закурил и хмуро сказал:

— Она просто пытается уговорить себя. Все она понимает, умная баба.

Он подошел к двери и распахнул ее, чтобы выходил дым. Опять повеяло холодком. В другое время это доставило бы наслаждение, но сейчас Соня поежилась и недовольно подумала, что тянет, точно из склепа. Этот большой дом напротив, с его зимним садом, мертвым камином и защитным зеркалом у входа, и был склепом. И вырваться из него можно разве что на крышу.

Она быстро провела по лицу рукой, пытаясь отгородиться от гнетущих предчувствий. Петр молчал о своем, поглядывая на темнеющее небо, поглотившее одинокие песни.

— Если б только увидеть, как он спит!..

Соня никак не ожидала, что произнесет эти слова вслух, и, замерев, уставилась на Петра, все еще не понимая, что же такое с ней происходит. Но рядом был знаток своего дела. Он и бровью не повел в ответ на ее восклицание.

Соня посмотрела на него с уважением. Этот человек вызывал у нее возрастающий профессиональный интерес. Выждав, пока он докурит и прикроет дверь, она спросила:

— Ты привязывался ко всем своим клиентам?

Он вдруг легко рассмеялся и, сцепив на затылке руки, начал расхаживать по комнате. Отдельные половицы взвизгивали под его тяжестью, но Петр, точно специально, наступал именно на них.

— Это были такие ублюдки, ты и не представляешь! Первый был комсомольским вожаком. Он собирался баллотироваться в депутаты и был уверен, что на его персону тут же начнутся покушения. Я ухватился за его предложение, потому что у меня не было ни специальности, ни мозгов. А его привлекло то, что я был десантником. Он своего добился, сейчас в Москве живет. А я с ним не поехал. Но он посчитал себя обязанным сделать широкий жест — порекомендовал меня знакомому банкиру. С этим было психологически проще, но опаснее, он слишком часто ввязывался во всякие авантюры. Теперь живет то ли в Австрии, то ли в Финляндии… После него Зимин у руля встал. Но у него команда уже была укомплектована. Тогда-то он и предложил мне пошпионить за его сыном: где, мол, да с кем. Под видом телохранителя. Я согласился главным образом потому, что терпеть не мог всех этих богатеньких сынков. Думал, хоть одному из них кровь попорчу. Кто ж знал, что Дэнька таким окажется?

— А у него тогда уже случались припадки?

— Какие припадки? — Он остановился и уперся ладонями в край стола.

— То есть… Он уже ходил во сне?

Петр угрожающе наклонился:

— Я не знаю, как это на медицинском языке называется, может, и припадки. Но ты даже не заикайся об этом при нем. Помнишь, что он в горсаду выкинул?

— Ты же сам настаивал, что надо сказать ему правду!

— Правду, — кивнул он. — А правда в том, что ничего страшного с ним не происходит. Он и так живет в вечном страхе. Надо ему объяснить, что он не психопат и не шизофреник. И этого слова — припадки — при нем не произноси.

Соня рассердилась:

— Я без тебя знаю, как разговаривать с такими больными! Каждый тут берется меня учить! Ты что, лучше, чем я, разбираешься в психиатрии?

— Нет. Просто я люблю его больше, чем ты.

Его лицо вновь стало равнодушным, почти сонным. Глаза полузакрылись, а руки медленно сложились на груди предупреждающим знаком «посторонним вход воспрещен!».

— Пора ехать, — без всякого выражения произнес Петр. — Дэнька рано встает, мне надо успеть выспаться.

— На горшок, я надеюсь, он сходит без тебя…

Они выбрались из флигеля, ступая чуть ли не на цыпочках. Дверцы машины издали только легкий щелчок, а звук мотора незаметно слился с дыханием ночи. Соня в последний раз оглянулась на дом Зиминых — суровый в своем молчании, темноглазый — и ей показалось, что в одном из окон второго этажа мелькнула светлая тень.

— Где его окно? — отрывисто спросила она, не отрывая взгляда.

— Два крайних справа.

— Он нас видел!

— Не может быть. Он же спит.

— Я говорю тебе, что он нас видел! Он стоял у окна.

— Черт побери! — выругался Петр и ударил по рулю ребром ладони. — Но с другой стороны, может, это и к лучшему. Теперь уж точно придется рассказать ему правду.

— Правду, правду! — раздраженно передразнила Соня. — Нашелся правдолюбец. Есть вещи, о которых лучше не знать правды…

Глава 13

— Мама, мама, я так боюсь!

— Что ты, милая, что ты?! Ты просто влюбилась, это же хорошо! Нельзя ведь жить одной работой.

— Мама, я не влюбилась, нет! Я не знаю, как это назвать. Я попала от него в зависимость, понимаешь? Как от наркотика. С любовью это не имеет ничего общего.

— Почему ты так уверена? Тебе хочется связать с ним жизнь? Иметь от него детей? Ухаживать за ним?

— Нет! Нет! Нет! Ничего этого я не хочу! Но вот он не появился вчера, и я готова биться о стену. Что это, мама? Как это назвать? У меня сердце разрывается… Я хочу бежать к нему, но этого нельзя. У меня есть номер их телефона, но я не могу позвонить, потому что не он мне его дал.

— Но тебе ведь известна его фамилия. Каждый может узнать номер телефона через справочную.

— Правда? Ох, мама, я совсем перестала соображать… Как ты меня выручила. Тебе не стыдно за меня?

— Что ты болтаешь? Я даже завидую тебе. Не каждому выпадает такая страсть…

— Мама, почему он не пришел вчера? Может, я уже надоела ему? Ты ведь видела его, перед таким все сердца открыты.

— Почему же тогда он так несчастен?

— Ох, не знаю. Иногда мне становится так жаль его!

— Любовь не может без жалости. Это ее цементирует.

— Неужели ты жалеешь отчима? За что его жалеть? Он — везунчик, талант…

— Он маленький и щуплый. У него гастрит. Разве за это не стоит пожалеть? Хочешь, я позвоню твоему Денису?

— Нет, нет, что ты! Я сама.

— Ты слишком привыкла все делать сама…

Трубку опять сняла Зимина, и Соня, как могла, изменила голос.

— Да, он дома, — неприветливо ответила она. — Сейчас приглашу…

Трубка скользнула в руке, и пришлось крепче прижать ее к уху. Когда Денис наконец ответил, сплюснутый хрящ уже нестерпимо болел.

— Да? — сказал он чужим голосом. — Я слушаю.

— Это я, — глупо брякнула Соня. — Куда ты пропал?

— Кто это?

Она опять едва не выронила трубку и через силу произнесла свое имя.

— Соня, — задумчиво повторил он. — А я тебя знаю?

— Что ты говоришь?!

— Я не знаю тебя, Соня. Извини.

Время сгустилось и стало плотным, как пелена кислотного дождя. Оно обжигало душу, потому что проходило насквозь, и Соня уже стала похожа на решето. «Я — врач, — родился в памяти слабый отсвет, — я — психиатр. Я не могу сойти с ума». Минуты наслаивались и давили прямо на сердце.

Звонок в дверь заставил ее подняться и даже отбросить с лица волосы. Перед отчимом Соня не могла явиться размазней. Щелкнув замком, она выдавила улыбку, но, открыв дверь, страшно закричала. Денис рванулся к ней и сгреб в охапку: «Это же я. Что случилось?»

— Что случилось? — прохрипела Соня, отбиваясь. — И ты еще спрашиваешь, что случилось?!

— Тихо-тихо-тихо, — зашептал он, прижимая ее голову. — Уже все… Я здесь.

— Тихо? — Она задохнулась. — Ты смеешь говорить мне «тихо»?! Да я сейчас разорву тебя на клочки, гад ты этакий!

— Да ты что? — Он засмеялся. — Что с тобой происходит? Демоны одолели?

Она выкрикнула, оттолкнув его:

— Да! Одолели! Это ты — демон!

Он подхватил ее на руки, и она сразу замолчала. Его шея, теплая, с тонкой, как у ребенка, кожей, была так близко, что Соня не удержалась и впилась в нее, застонав от нетерпения. На вкус кожа оказалась солоноватой, и ей подумалось, что он одолел лестницу бегом.

Дыхание Дениса сбилось, он качнулся и, не удержав равновесия, вместе с нею повалился на пол. Ковер распахнулся перед ними цветастым лугом, и Соня увидела, как неспешно и величаво восходит над миром его лицо.

— Я люблю тебя, — с удивлением сказал он, и Соня заплакала.

Все, что было в ее жизни до сих пор: институт, карьера, хорошая, стабильная зарплата, уважение коллег и пациентов, — внезапно съежилось и померкло перед этими простыми словами, которые она и сама произносила не раз, а назавтра забывала о них.

— Почему ты сказал, что не знаешь меня? По телефону?

— А разве я знаю тебя? — Он повернулся на бок, и Соня поспешно отбросила назад его волосы, чтобы видеть глаза.

Денис отвел ее руку.

— Кто ты, Соня? Солнечный зайчик с пляжа, которого я так и не смог поймать? Или шпион-психиатр, приставленный к богатенькому лунатику?

— Кто тебе рассказал? — У нее хватило сил только на шепот.

— Мой верный Санчо Панса. Вы все недооценили его привязанность ко мне.

— Меня попросили помочь тебе. — Звезды неудержимо гасли от ее слов. — Никто не хотел причинить тебе зла… По крайней мере так мне казалось вначале. Милый мой, сомнамбулизм — это такая вещь…

— Да какой там сомнамбулизм! — Он сел и вцепился в волосы. — Ты — плохой врач, ты ничего не поняла! Ничего!

Соня чуть слышно подкралась сзади, прижалась щекой к его скрюченной голой спине. Но Денис выпрямился, и она едва не упала.

— Ты все испортила, — произнес он упавшим голосом. — Я бы и сам все рассказал. Тебе бы рассказал…

— Не кричи, пожалуйста.

— Почему? Я же сумасшедший! Она уже просила тебя положить меня в больницу?

— Нет, что ты?! О больнице и речи не было!

— Пока не было.

— Зачем ей это нужно? Она волнуется за тебя.

— Тихо! — Он вскинул голову и прислушался. — Кто-то позвонил в дверь…

Соня в ужасе подскочила и заметалась по комнате, собирая одежду.

— Это они, — бросила она плачущим шепотом. — Родители.

Он изогнулся, как леопард, и поймал ее за лодыжку.

— Эй, сколько тебе лет, девочка?

— Глупо даже спрашивать об этом.

— А прыгать по комнате голышом, не попадая ногой в трусики, разве не глупо? Они все равно уже обо всем догадались.

— С чего ты взял?

— Когда двое не сразу открывают дверь, у кого могут возникнуть сомнения? И с каждой секундой их уверенность крепнет. — Он цепко держал ее за ногу. — Раз, два, три… Теперь ты уже не можешь открыть им.

Он вдруг легко вскочил — прекрасный, обнаженный полубог — и потянул ее за руку: «Пойдем подслушаем!» Соня послушно отправилась за ним, ступая на цыпочках и настороженно, как минер, выбирая не скрипучие половицы. В темноте прихожей Денис оглянулся и уверенно притянул ее. В нем уже бушевали свежие силы. В размякшем Сонином сознании всплыла его фраза: «Любое желание может сбыться…» Он позволял сбываться всем своим желаниям. Утихающий тягучий спазм вдруг переродился в болезненное озарение: сейчас он уйдет. Она похолодела, даже не надеясь заплакать. Сейчас он уйдет…

— Я люблю тебя, — умоляюще прошептала Соня.

Но его руки уже разжались.

— Ты чудесная женщина, самая лучшая, — выдохнул Денис и улыбнулся так, что слезы все же вырвались наружу. — Почему ты плачешь? Ты боишься?

— Да. Да. Да.

Он шагнул к двери и прислушался.

— Они еще здесь, значит, остается одно…

— Что?

— Сейчас увидишь. Можно, я сначала зайду в ванную?

Пока журчала вода, Соня бродила по комнатам не одеваясь и равнодушно прислушивалась к яростным звонкам. В груди слева так щемило, что ей подумалось: уж не накаркала ли она себе, прикинувшись кардиологом? Никто в их семье никогда не жаловался на сердце… И она не пожалуется. Потому что больше всего Соне хотелось, чтобы оно разорвалось к чертовой матери, и дело с концом! То, в чем Соня столько раз убеждала своих больных — что все пройдет, что нужно перетерпеть, отвлечься, — на нее не действовало.

— Все еще трезвонят? — деловито осведомился Денис, выходя из ванной. Влажные волосы были зачесаны назад и поблескивали. Заметив ее взгляд, он провел по ним ладонью и смущенно улыбнулся.

Застыв соляным столбом, Соня следила, как он обходит комнаты, в каждой выглядывая из окна. В гостиной Денис остановился и, не медля, отщелкнул шпингалет.

— Что ты задумал? — с тревогой спросила Соня.

— Как — что? Классический выход. Я буду прыгать из окна. Такого со мной еще не было.

— Ни за что! Это хоть и второй этаж, но у нас ведь высокие потолки.

— А что ты предлагаешь? Вызвать пожарников, чтобы они примчались с раздвижной лестницей?

— А если ты сломаешь ногу?

— Вызовешь «скорую». Подъезд с другой стороны дома, твои родители ничего не увидят. Только выжди время, не открывай сразу, а то они заподозрят неладное.

Он рванул балконную дверь и, не оглянувшись, вышел. Красная верхушка солнца коснулась его волос и почти сразу опустилась за дальнюю крышу. Сидевший на перилах голубь шумно взлетел, и Денис проводил его завистливым взглядом.

— Хотел бы я стать голубем…

Он перелез через перила и, придерживаясь, посмотрел вниз.

— Ой, нет, нет! — запричитала Соня, но голос вдруг пропал, потому что крепкие пальцы с побелевшими ногтями уже разжались, и Денис, оттолкнувшись, полетел вниз.

Соня притворила балконную дверь, поправила сбившийся тюль и в растерянности обвела взглядом комнату. Он не ушел. Он улетел.

Звонок молчал, но Соня заметила это не сразу. Ей представилось, что родители покинули место засады, а Денис прыгнул и сломал позвоночник.

Она все ходила по комнатам, прижав к мокрым от слез губам сцепленные пальцы, и заставляла себя не кричать. Во всех учебниках, что Соня прочла и хорошо усвоила, ни слова не было о том, как сдержать этот рвущийся наружу вопль. Этого Соня не знала, и получалось, что она вообще ничего не знала о человеке.

Короткий звонок заставил ее вздрогнуть. Соня двинулась было к двери, потом вспомнила, что он велел выждать. Почему она не могла ослушаться его, необразованного, ленивого мальчишку, безжалостного, как прекрасное, своенравное животное? Соня остановилась посреди комнаты и, кусая пальцы, слушала пронзительные электрические окрики.

Когда в дверь забарабанили кулаками, она решила, что пора. Забыв вытереть глаза, Соня не спеша подошла к двери и встревоженно выкрикнула:

— Кто там?

— Эй, открывай! Я же говорил, что она дома, — послышался веселый голос Дениса. — Соня — она и есть соня.

Мокрые пальцы соскальзывали с ручки замка, и Соня с трудом открыла дверь. Рассерженное лицо отчима, округлившиеся глаза матери — все это на мгновение обрисовалось и отступило в туман, пробиться сквозь который мог только один человек.

— Я украду ее у вас, — сказал он поверх Сониной головы. — Но вы не беспокойтесь. С ней все будет хорошо.

Глава 14

Они лежали, прижавшись, на мягкой полке спального вагона. Захлебываясь в суетливом речитативе, поезд мчался в дивный край, называвшийся Горной Шорией. Там жил дядя Дениса — брат его покойной матери. Это Соня узнала уже в купе, а до этой минуты даже не спрашивала, куда он ведет ее.

«Откуда же ты взялся?» — с тоской думала она, разглядывая точеный профиль, за любой изгиб которого была готова умереть. Еще несколько дней назад Соня не могла его даже вообразить и была счастлива, а теперь, кажется, знала каждую не выбритую щетинку, и тонкий шрамчик у виска, и легкую красноту на шее, — и страдала, как никогда.

«Я никогда не смогу на него насмотреться…» Она сама не заметила, как снова заплакала. Он ни о чем не спросил, только подобрал губами слезинку и бережно прижал Соню.

— Ты такая красивая. — Его низкий голос сорвался: — Я никогда не смогу на тебя насмотреться…

У нее вырвался всхлип, напугавший ее саму. За эти дни она, кажется, выплакала больше, чем за всю жизнь.

В дверь настойчиво постучали. Соня испуганно встрепенулась, но он быстро накинул простыню и сказал:

— Ты лежи, я сам разберусь.

Натянув джинсы, Денис выскользнул за дверь. Соня только и успела заметить, какой он растрепанный, смешной и как похож на мальчишку. Стоило двери за ним с грохотом закрыться, ее охватила паника. Ей померещилось, что в коридоре — настоящая засада, даже если там один Петр. А может, и все Зимины. Огромный клан деловых людей, считающих Дениса сумасшедшим. В их глазах — пустых, холодных глазах — Соня стала его сообщницей.

Денис вернулся рассерженный, но, уткнувшись горячим лбом ей в живот, быстро успокоился. Она прижала его голову, готовая вдавить ее в себя, вобрать тоскующим нутром, чтобы Денис уже никуда не ушел. Никогда.

— Кто там был? — спросила она, уже потеряв к этому интерес.

— Проводник. Он хотел подсадить к нам какого-то старика. Пришлось заплатить ему.

— Какое свинство, — радостно сказала Соня, потому что ей было на все наплевать. — Но ты молодец! Ты настоящий мужчина. Тебе совершенно не нужен телохранитель.

Денис тут же оторвался от нее и, нахмурившись, вздохнул.

— Я его обманул. Сказал, что у меня голова болит и я пораньше лягу спать, а сам выбрался с черного хода и сбежал. Как бы ему не влетело…

— Не думай о нем. И не вини себя.

— Пожалуйста, не говори со мной как врач.

— Да я и забыла, что я врач! Я думаю только о тебе.

Денис потер глаза и виновато улыбнулся:

— Знаешь, я был уверен, что не усну всю ночь. Но у меня просто глаза слипаются. Может, мы немножко поспим?

Когда он уснул, быстро и спокойно, как здоровый младенец, Соня приподнялась на локте и восторженно оглядела его тело. «Чем ты так пленил меня, мой возлюбленный?!» Она не знала, слышала ли где-то эти слова, родились ли они только что или же передались ей по какой-то хитроумной генетической цепочке. Да и могло ли это иметь значение? Денис спит, а она тихонько целует воздух возле его губ, слегка приоткрытых, словно от удивления диковинным сном. И так проходит вся жизнь… Она была согласна.

Начало этого дня Соня прожила точно во сне. Скучный перрон маленького городка, где они сошли с поезда, зыбко качался под ногами, а от запахов кислого пива, жареных беляшей, вагонной смазки мутилось в голове. Она цеплялась за руку Дениса и старалась не глядеть по сторонам. Вместо удалого ликования, которого Соня ожидала, их внезапный побег все больше повергал ее в уныние. Все было слишком ненастоящим… Их путешествие не было свадебным, и впереди не расстилалась спокойно уходящая в бесконечность дорога. Соня была по-прежнему готова следовать за Денисом куда угодно. Однако при этом ее не оставляла печальная уверенность в скоротечности ненастоящей жизни…

Она рывком остановила Дениса и обхватила его стройную шею, покрасневшую от ее поцелуев. Легонько оттягивая губами нежную кожу, Соня повторяла, с силой вгоняя слова в сознание, чтобы они запечатлелись там: это не мираж, это не мираж. Оторвавшись от него, она поняла, что верит в это еще меньше.

— Я позвоню, пока ты берешь билеты, — неуверенно произнесла Соня. — Родители, наверное, с ума сходят.

Он молча протянул деньги, и этот жест задел Соню. За два года после института она привыкла ни от кого не зависеть, когда дело касалось финансов. То, что сейчас положение оказалось безвыходным, была вина Дениса — он утащил ее из дома, не позволив даже захватить сумочку. Соне показалось, что он угадал ее мысли.

Набирая номер, она то и дело оборачивалась, опасаясь, как бы Денис не разглядел, какие кнопки она нажимает, и, когда соединили, заговорила вполголоса:

— Нина Викторовна, вам не нужно тревожиться. С Денисом все в порядке, я за ним наблюдаю.

— Наблюдаете? — В ответном голосе дрожало негодование. — Так вот как это теперь называется?! Я обратилась к вам как к специалисту, а вы обманули нас всех. Вы использовали свое служебное положение, и я этого так не оставлю. Или вы немедленно возвращаете нашего мальчика, или я иду к вашему руководству, и вы в два счета вылетите с работы. Уж это я вам обещаю.

— Он не хочет возвращаться, — упавшим голосом произнесла Соня. — Не могу же я связать его.

— Где вы? Мы приедем и сами его заберем.

— Где мы?

Она огляделась: знакомый мир неумолимо пробивался сквозь прелесть небытия…

Глава 15

Перепрыгнув через бурлящий ключ, Денис протянул руку, тонкую в запястье, но к плечу набирающую силу. Они только что миновали березовую рощу, послушав взволнованный шепот листьев и звонкую птичью перебранку, и теперь входили во владения огромных могучих кедров.

— Как ты находишь дорогу? — переведя дыхание, спросила Соня. — Ты ведь даже не помнишь, когда был тут в последний раз!

Денис состроил озадаченную гримасу:

— Сам не знаю. Но я уверен, что мы идем правильно.

— Ты как почтовый голубь, — насмешливо сказала Соня. — Неведомо как, но находишь правильный путь.

Он вздохнул:

— Да, хотел бы я быть голубем.

— Почему не орлом? Я думала, все мужчины мечтают сравниться с орлом.

— Может быть, все и мечтают. Но не я. Орел — хищная птица.

— Ты опять об этом… Но мы-то ведь и сами не вегетарианцы!

— Ты, — поправил Денис. — Разве ты не заметила, что я не ем мяса?

Соня обескураженно подумала, что почти ничего не знает о нем. Где уж ей разгадать его! Юношу, мечтающего стать голубем…

— А помнишь, как ты ударил Петра? Это ведь тоже насилие.

Он с неохотой согласился, но заметил, что ударил не сильно.

— Должно быть, я тогда уже слегка помешался из-за тебя, — добавил он и внезапно приподнял Соню, ухватив за талию.

Кедры на миг вросли в землю, но тут же рванулись к небу. Она обхватила Дениса за плечи и широко взмахнула другой рукой:

— Красивые деревья… По-моему, я впервые их вижу.

— Знатные, — важно отозвался Денис, будто все, что их окружало, каким-то образом принадлежало ему. — А вон смотри! Липа. Ты когда-нибудь слышала, чтобы липы росли в тайге? Правда, это еще не сама тайга, но они есть и там. Такого ты больше нигде не увидишь. Здесь неподалеку есть целый липовый остров. Ученые считают, что он еще ледникового происхождения, представляешь?

— Из тебя бы действительно мог выйти хороший биолог, — с сожалением сказала Соня. — Обидно, что твой отец не хочет этого понять…

Денис жестко оборвал:

— Не говори о нем. Я не хочу даже слышать.

— Но рано или поздно тебе придется вернуться к нему. Мы ведь не можем вечно прятаться в тайге!

— Почему? — удивился он. — Мой дядька живет здесь уже лет двадцать, а то и больше.

Соня рассудительно возразила:

— Он охотится. А мы чем стянем питаться?

Он пробормотал:

— Кедровые орехи мало чему уступят по калорийности…

— Ты предлагаешь всю оставшуюся жизнь грызть орехи? Да дело даже не в этом… Чем тут заниматься?

— А чем ты хочешь заниматься?

— Денис, у меня ведь работа! Я училась шесть лет и потом еще год в ординатуре не для того, чтобы бросить все ради…

«Что я несу?!» — обожгло ее ужасом.

— Ради психопата, распевающего по ночам на крыше, — закончил за нее Денис.

— Нет, милый, нет! Я не то хотела сказать!

— Завтра ты вернешься. Я только покажу тебе всю эту красоту.

— Я? А ты? Не хочешь же ты остаться здесь?

— А почему нет? Ты же меня не выдашь? Скажешь, что я сел на поезд… в западном направлении.

— И ты готов отказаться от меня?

— Разве ты только что не сделала этого?

— Горы… — Соня сделала попытку отвлечь его. — Какая красота! Почему на вершинах никогда не тает снег, ведь там не так уж и холодно?

Денис действительно отвлекся:

— Снег уже давно превратился в лед под собственной тяжестью. За лето он просто не успевает растаять. Но на вершинах не только лед. Там можно найти и мох, и кедровый стланик, и даже кустарники.

— Вон та вершина похожа на летящего орла, — показала Соня. — Смотри, он будто раскинул крылья…

Денис скованно усмехнулся:

— Жертву высматривает. Кому-то сегодня суждено погибнуть… Ты заметила, какое здесь небо? Совсем не такое, как в городе.

Соня со страхом спросила:

— А сколько еще осталось идти?

— Да почти пришли. Видишь, внизу озеро? Это конец пути. Там, выше по склону, их дом. Вода здесь, кстати, очень чистая.

Его глаза засветились лукавством.

— Мы будем купаться? Голышом!

— Животное! — притворно рассердилась Соня. — Кто же купается после Ильина дня?!

— Мы. Мы же не такие, как все.

— Мы — сумасшедшие, — убежденно сказала Соня. — Причем оба.

Денис широко улыбнулся, и тонкие стрелки опять разбежались от глаз.

— Вот это мне уже нравится!

У нее вдруг тоскливо засосало под ложечкой. Слишком красиво было вокруг, слишком величественно. Это подавляло и наполняло презрением к себе, неспособной жить в красоте.

— Слушай, давай вернемся! — взмолилась она. — Уедем куда-нибудь в другое место, если тебе не хочется домой.

Прямые темные брови удивленно приподнялись:

— А чем тебе здесь не нравится?

— Не знаю. Тут как-то зловеще…

Он засмеялся:

— Да ты что? Ты посмотри, сколько цветов, зелени, солнца!

— Именно поэтому. Так не бывает… Еще и это озеро. Оно пугает меня. Оно слишком чистое.

— Но это же не Авернское озеро! — воскликнул Денис. — Зачем же его бояться?

— Что такое — Авернское озеро?

— А ты не знаешь? Это озеро, пролетая над которым умирают птицы. Там вредные испарения. Оно так же прячется среди лесистых скал. Там еще находится грот Сивиллы, благодаря которой Эней и проник в подземное царство для встречи с отцом. Здесь, кстати, тоже есть потайной грот, я хорошо его помню.

Но Соня ничего не хотела слышать.

— Я умоляю тебя! Давай уедем отсюда. Завтра. Ты обещаешь? На рассвете.

«Они не доберутся сюда раньше завтрашнего полудня, — решила она. — Это невозможно».

— Хорошо, — согласился Денис. — Но ты не настаиваешь, чтобы мы вернулись домой?

— Нет, поедем куда угодно! Куда ты хочешь. Плевать на все! И на работу. Особенно — на работу! Все равно я ничего не знаю о человеческой душе. И я… И я люблю тебя.

…Вода в озере оказалась не такой холодной, как опасалась Соня. Или она была слишком разгорячена… Денис вводил ее в озеро торжественно, словно вел к алтарю, а когда холодок достиг груди, ласково омыл ее тело.

— Знаешь, что я думаю? — серьезно сказал он, отбросив с лица спутанные волосы. — Мы никогда не расстанемся, потому что я уже не существую без тебя.

Соня ревниво напомнила:

— У тебя было столько женщин!

— Правда? Я не помню. Нет, вру. Я каждую помню. Но я ни одной не говорил, что люблю ее. А тебе говорю.

— Скажи…

— Я люблю тебя, моя невинная голубица.

Стыд кольнул ее так, что она изогнулась. Денис встревожился и подхватил ее на руки.

— Что с тобой? Вода холодная?

— Нет. Я должна предупредить тебя. Я вовсе не так уж невинна.

Он изумленно заморгал.

— Ты что, думала, я этого не понял? Но это не имеет никакого значения.

— Мы говорим о разных вещах, — вздохнула Соня и малодушно решила: «Он не должен узнать, какая я стерва! Я успею увести его отсюда…»

Денис прищурился:

— Видишь дымок? Это дядькин дом. Пойдем, тебе нужно отдохнуть. С таким безумцем, как я, кто угодно выбьется из сил.

Дом оказался небольшим и крепеньким, как боровик. Бревенчатые стены уже потемнели, из щелей тут и там торчала пакля, а желтая краска на ставнях облупилась. Рядом с низким крылечком притулилась длинная лавка. Соня представила, как вся семья усаживается на ней рядком, и тихонько засмеялась.

Решительно подойдя к двери, Денис хотел было толкнуть ее, но рука повисла в воздухе. Обернувшись к Соне, он неуверенно пошевелил пальцами и постучал. В доме кто-то откликнулся, и Денис поспешно отступил с крыльца. К ним выскочила высокая чернявая девушка, чем-то неуловимо похожая на Дениса. В узких глазах ее легко читались удивление и настороженность.

— Ты — Ксения? — предположил Денис. — А я твой двоюродный брат. Ты меня не помнишь?

— Денис? — взвизгнула она и бросилась к нему на шею. — Дениска! Неужели это ты? Какой же ты здоровый стал!

— А ты просто красавица, — с присущей ему откровенностью отозвался Денис. Я бы не узнал тебя в городе… А где дядя Гена?

— А они с матерью в поселок поехали. И Светку с собой взяли. Так что я тут одна.

— Вот и хорошо, что одна. — Он обернулся к Соне. — Ты легче освоишься. Познакомься, Ксюша, это моя…

Он замялся, подыскивая слово, и Соня подсказала:

— Подруга.

Лишь на секунду его губы поджались, потом Денис покорно повторил:

— Подруга. Ее зовут Соня.

— Красивая у тебя подруга, — уважительно сказала сестра. — А что ж мы стоим? Пойдемте в дом, я вас окрошкой накормлю.

Денис оживился и потащил Соню следом за сестрой. Внутри было прохладно и незнакомо пахло древесиной. Обеденный стол, покрытый самодельной вязаной скатертью. Вся стена напротив была увешана фотографиями. Денис засмотрелся на одну из них и негромко сказал, ни к кому не обращаясь:

— Это мама.

— Ой, а Соня на нее похожа! — воскликнула Ксения, вглядевшись. — Надо же, как бывает…

— Бывает, — ответил Денис. — Как же вы тут живете?

— Живем! Скотинку держим. Отец на охоту ходит.

— Тебя с собой не берет?

— Не… — Она смущенно засмеялась и опустила банку с квасом, чтобы не пролить. — Я хотела, да папка у нас — как шорец. У тех закон есть, что женщина ни под каким видом не должна охотиться. Мол, дающая жизнь не может ее отбирать.

Помолчав, Денис сказал:

— Мудро.

Ксюша накинула поверх скатерти клеенку и ловко расставила тарелки с золотистыми, жадными до солнца ободками.

Все время, пока обедали холодной терпкой окрошкой, а после пили обжигающий чай с душицей, каждая жилка в Соне трепетала от беспокойства. Не замечая того, она то и дело выглядывала в распахнутое окно, так что даже Ксения обратила на это внимание и успокаивающе произнесла:

Да вы не переживайте так. У моего папки характер легкий, даром что в тайге живем. И гостей он любит. Вы ему обязательно понравитесь.

Соня кивнула и опять боязливо посмотрела в окно.

— Дело не в дядьке, — пояснил Денис. — Просто Соня так привыкла жить в уродливом городе, что здешняя красота ее подавляет.

— А тебя? — в ней проснулся врач.

Денис выдохнул смешок и, закинув руки за голову, сцепил их на затылке. По лицу его заскользили отблески тайных, радостных мыслей. Он смущенно признался:

— Я чувствую себя так, точно вырос тут сантиметров на двадцать.

Ксюша прыснула и замахала руками:

— Ой, куда уж! И так вон какой длинный!

Она заставила обоих подняться, торопясь познакомить с дорогими ее сердцу диковинами, и повела едва заметными тропами по земле немыслимого многоцветья, где желтый светился, как у Ван Гога, розовый был криклив, словно плакатный рассвет, а зеленый рассыпался десятком оттенков. Но весь этот разнобой цвета каким-то образом сливался в одну мощную, смелую и слаженную симфонию красок, которую невозможно было не пустить в свою Душу.

— Запоминается то, что потрясает? — тихо спросила Соня, дотронувшись сзади до открытого солнцу плеча.

Денис прижал ее руку щекой, которая впервые оказалась колючей. Не удержавшись, Соня сказала об этом. Он поднял голову и со смехом спросил:

— Ты будешь меня любить, если я обрасту бородой?

— Не успеешь. Утром мы уедем. Ты обещал.

Ксюша ахнула и укоризненно покачала головой:

— Как же это — утром? Только приехали… Да я вас и не отпущу!

— А может, и правда останемся? — спросил Денис, делая умоляющий глаза. — Перетащим сюда Аннушку со всеми зверями. Им тут будет раздолье. Аннушка всегда мечтала жить в лесу. Я это понял, когда прочитал ее стихи. Хочешь послушать?

— Я хочу! — вызвалась Ксения.

Опустив голову, Денис тихо начал:

Когда угаснет музыка в лесу, Как листья, ноты опадут с деревьев, Или как маленькой Жар-птицы перья, Что улетела в поле пить росу. Тогда сойдет на землю тишина, И одинокий хруст неловко смолкнет, И под невидимым дождем намокнет, Темнея телом, старая сосна. В разрывах туч обещанная высь Надменно глянет в крошечные лица, К ней обращенные, чтоб плакать                                    и молиться О тех, что в нашей жизни не сбылись.

Ксения протяжно вздохнула:

— Красиво! Сто лет стихов не слышала…

— Они все посвящены тебе, — с досадой заметила Соня. — Это чувствуется.

— Ей было бы тут хорошо, — убежденно повторил Денис. — И Петра бы забрали к себе.

— Ты и здесь не можешь обойтись без охраны?

Денис виновато приподнял брови:

— Я соскучился по этому негодяю. Мы ведь три года были как одно целое. Тебе это неприятно?

— Разве тебе не пора учиться ходить самостоятельно?

— Хочешь сказать, что я инфантилен для своих лет?

Он вскинул голову, выставив узкие, вытянутые ноздри, похожие на изящные лазейки, сквозь которые можно было пробраться в его загадочный мозг.

— Ты же сам говорил, что в детстве тебе не удалось побыть мальчишкой.

— Я не мальчишка, — незнакомым голосом произнес он, и сестра подхватила:

— Какой уж мальчишка! Таких здоровяков и на лесоповале еще поискать надо…

Вдруг она встревоженно прислушалась, вытянув шею.

— Вертолет. — Денис задрал голову. — Кто это может быть?

— Бежим к дому! — крикнула Ксюша. — Может, это спасатели?

Блеснув глазами, он оглянулся на Соню, которая оцепенела, вбирая нарастающий зловещий звук. Вертолет… Конечно, это вертолет. Ей хотелось крикнуть Денису, чтобы он убегал, прятался, спасался, но все слова разлетались в клочья, попадая под жадный, неутомимый винт.

— Ты что? — Денис заботливо заглянул ей в лицо и привычно подхватил на руки. — Пойдем, это же интересно! Я никогда не видел вертолет вблизи. Смотри, они уже садятся.

Она уткнулась в разгоряченное плечо, пытаясь одурманиться запахом тела. Но с каждым шагом мысли становились все четче и строже: половина нашего курса до сих пор без работы… за такое место надо держаться зубами… он никого не выдерживает дольше недели… я старше…

Они сошлись у дома одновременно, будто судьба, почуяв привкус лжи, лукаво скрестила пальцы. Опустив ее на землю. Денис с восторгом разглядывал вертолет.

— Нет, это не спасатели, — растерялась Ксения. — Я… Я не знаю, кто это…

— Отец?!

Денис подался вперед, потом отступил.

— Как они узнали, что я здесь?

Обхватив руками голову, Соня присела, чтобы не видеть его потрясенного, полного ужаса взгляда.

— Соня, — тихо позвал он. — Весь мир живет по законам охоты, да? Но ведь дающая жизнь не должна ее забирать…

— Нет!

Она поскользнулась, и Денис успел отскочить и бросился прочь, как зверь, навсегда потерявший доверие к человеку. Он бежал красиво и быстро. Кустарники испуганно шарахались у него из-под ног.

— Дэнька!

Знакомый голос догнал ее сзади, и Соня, на ходу обернувшись, завопила что было сил:

— Петр! Скорее за ним! Скорее!

Мимо тяжело пробежал Зимин, зацепился за куст и громко выругался, метнув в Соню злобный взгляд.

«Я уже не существую без тебя…» Она со стоном уткнулась в плечо его сестры. От нее тепло пахло травами.

— Смотри! — вскрикнула Ксения. — Он уже наверху. Ой, к самому краю отходит… И как ему только не страшно?!

— Он не боится высоты, — выдавила Соня. — Она его притягивает…

Боясь лишний раз моргнуть, чтобы не пропустить чего-нибудь, они прижались друг к другу и следили, как маленькая фигурка Петра осторожно приближается к краю, за которым ничего не было. Он вытянул руку, но Денис отшатнулся. На короткое время они застыли, будто меряясь силой взгляда, и Денис победил. Телохранитель не выдержал первым и рванулся вперед.

Чудовищно прекрасный мир взорвался истошным воплем, и Соня инстинктивно отшатнулась, оглушенная. Белый голубь, раскинув крылья, стремительно летел к земле. Потому что голуби всегда возвращаются домой.

Эпилог

…Не поднимая век, Соня вытерла ресницы тыльной стороной ладони. Этот жест входил у нее в разряд автоматизмов — каждое утро ей приходилось вытирать ночные слезы. Сегодня — ровно полгода с того дня, как он превратился в голубя… Когда Соня впервые сказала об этом матери, та сделала стеклянные глаза и побежала за отчимом.

«Но ведь его тела так и не нашли, хоть обыскали все озеро. Водолазов нанимали, — терпеливо, как детям, объясняла Соня. — Значит, он действительно превратился в голубя. Он всегда этого хотел. И всегда добивался, чего хочет».

На работе она таких разговоров не вела, потому что эти люди не знали Дениса и могли не поверить. Соня знала. И потому бросалась к окну каждый раз, как на балконные перила садился голубь. Но белый голубь все не прилетал…

С месяц назад она зачем-то отправилась к Аннушке, но возле знакомого домика ее встретила неприветливая старуха и буркнула, что дом теперь принадлежит ей и куплен на законном основании. И вообще в ее дела лучше не лезть, потому что у нее зять работает в милиции. Соня оглядела притихшие сараи и почувствовала себя осиротевшей еще раз.

Каждое утро, растерев по щекам слезы, она подходила к окну и шептала равнодушному небу: «Верни его. Хоть на минуту. Чтобы я только успела сказать, как постыл без него этот мир. Как осточертела мне моя бессмысленная работа… Разве можно вылечить чужую душу, если твоя собственная мертва? Я успею сказать все это за минуту. Только пусть он вернется ко мне».

В дверь едва слышно постучали. В последнее время в семье обращались с ней как с больной, боясь лишний раз напугать или обидеть. Соне было все равно. Вытерев лицо рукавом ночной сорочки, она открыла дверь, и мать, жалко улыбнувшись, протянула черный конверт:

— Вот, какой-то мальчик принес. Сказал, что срочно.

Не давая себе опомниться, она точным движением надорвала край и вытащила сложенный вдвое тетрадный листок с надписью детским почерком: «Привет из грота Сивиллы!» Внутри лежал снимок, вглядевшись в который Соня закричала:

— Мама!

Тамара Петровна схватила ее за плечи, но, увидев снимок, вскрикнула так же, как дочь. С фотографии им виновато улыбался Денис, слегка осунувшийся, одетый по-зимнему и потому не сразу узнаваемый. Петр обхватил его сзади за шею и глядел в объектив, сурово прищурившись.

— Что это? — ужаснулась Соня, и едва не выронила фотографию, которая вдруг начала покрываться желтыми пятнами и через несколько мгновений превратилась в грязноватого цвета гладкий картон.

— Она не была закреплена, — тихо сказала мать. — Он хотел, чтобы ты его только увидела, и все.

— Он жив, — прошептала Соня. — Я всегда знала, что он жив. Значит, Петр все же спас его. Господи, он жив!

Соне вспомнилась легенда об Авернском озере.

— Почему он не сообщил мне до сих пор? И почему захотел, чтобы этот снимок испортился? Неужели он боялся, что я выдам его?

Поглаживая ее по спине, мать не отвечала, и в ее молчании Соня угадывала укор. Она высвободилась и резко спросила:

— Что? Ты считаешь именно так?

— Он жив. Это самое главное.

— А я? Неужели он не понимает, что я умираю без него?

— Наверное, он не верит в это. У него ведь есть основания… Но он подал о себе весть — это хороший знак. Значит, он простил тебя.

Портрет неизвестной

ЖЕНЩИНА И ВРЕМЯ

Уникальная галерея литературных портретов российских женщин

Надежды, чаяния и судьбы наших соотечественниц, не обязательно знаменитых, но оттого не менее волнующих, — с петровских времен до наших дней

Авернское озеро

Соня работает психиатром в частной клинике, занята только карьерой и все в жизни подчиняет железной логике и воле. Она хороша собой, но ни влюбляться, ни тем более выходить замуж не торопится. К ней на прием приходит жена банкира Зимина, которая хочет, понаблюдала за ее пасынком Денисом, поведение которого кажется ей и ее мужу неадекватным. Каждую полночь Денис взбирается на крышу и… поет, причем по-английски. К своему полному изумлению, доктор очень скоро понимает, что не может противостоять нечеловеческому обаянию больного.

ПН № 08/2006

Portret Neizvestnoy Nr 08

D 1,95 € / AT, IT, NL, ES, BE, LU, GR 2,10€ / CH 3,0 CHF / GB 1,40£ / РТ 2,50 €

Амадеус

амадеус роман

ООО «Издательство Амадеус»

amadeus publishing moscow

129110, Москва, Гиляровского, 65

-russia.ru

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg