«Где принц, если все мужики... (СИ)»

Где принц, если все мужики... (СИ) (fb2) - Где принц, если все мужики... (СИ) 587K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Нина Баскакова

Нина Баскакова ГДЕ ПРИНЦ, ЕСЛИ ВСЕ МУЖИКИ…

Глава 1

Одна ошибка может сломать всю жизнь. Вчера я жила в квартире, под присмотром матери, а теперь шла по нечищеной дороге, которую заметала метель. Руки оттягивала сумка и два пакета с вещами. Хотелось есть и пить. Фонари в этой части города не горели. Поэтому приходилось идти на ощупь. То и дело ноги проваливались по колено, когда я сходила с протоптанной тропинки, которую определяла скорее на ощупь.

Холодно. Все мысли были о тепле и еде. Надо было на вокзале все-таки поесть. Хорошо хоть купила с собой несколько пирожков. Ничего. Сейчас доберусь до отцовского дома, тогда и отогреюсь.

Дом моего детства. До шестнадцати лет я проводила здесь каждое лето, пока не умерла бабушка. Отец умер еще раньше. Я его почти и не помнила. Зато осталась бабушка, которая приглашала меня на каждые каникулы к себе. Жила она в трех часах от областного города. Я вспомнила уютный дом, запах пирогов и молока. Клубнику и вареную картошку, которая всегда была рассыпчатой и сахарной. Все бы отдала за тарелку этой картошки и стакан парного молока. Но бабушки уже не стало. Дом она оставила мне. Вряд ли ей приходило в голову, что мне придётся здесь жить. Я и не планировала. Думала буду сюда в отпуск приезжать или на каникулы. Только с шестнадцати лет я так ни разу и не приехала. Летом подрабатывала или ездила с мамой на море. Зимой было интереснее с друзьями гулять, а не возвращаться на отцовскую родину. Дом все эти четыре года ждал, когда я вспомню про него.

Нет, я понимала, что дом уже не был прежним. Четыре года без хозяев должны были на нем сказаться. Но к такой разрухе я не была готова. Снега было выше колена. Я с трудом пробралась к покосившемуся крыльцу. Ступеньки угрожающе заскрипели подомной. Замок заржавел настолько, что не хотел открываться. Окно в терраске было разбито. В полной темноте, я закинула туда сумки и пролезла сама. Снег на полу. Свет отключен за неуплату. Холодно. Как я догадалась на вокзале спичек купить? В самый последний момент вспомнила, что нужно будет печку растопить.

Дверь в сам дом открывать не пришлось. Замок был сорван. Видимо, воры залезали чем-нибудь поживиться. На кухне полный беспорядок. Тарелки и кастрюли валялись на полу. В комнату я даже заходить не стала. Надо растопить печку. Дров не было. Они были в сарае. Но до него сегодня я точно не доберусь. В терраске лежало несколько деревянных ящиков. Мы в них собирали яблоки и относили на чердак, где те хранились до самого Нового года. А топор не утащили. Воры не знали, что мы его прятали под тахтой в терраске. Бабушка его всегда держала около входа, потому что жила одна. Если кто приходил ночью, то она выходила с топором для успокоения нервов. Не знаю, хватило ли у нее смелости этим топором ударить кого-то, но один раз замахнулась. После этого местные алкаши больше не ходили к ней деньги занимать. Потому что нервная она очень.

Злости и обиды во мне было столько, что я расколошматила ящики топором на щепки. В темноте, со слезами на глазах и топором в руках, в заброшенном доме — я была картинкой не для слабонервных. Приступом злости прошел. Наступило опустошение. Как будто силы покинули меня. Но печку растопить было нужно. Руки не слушались от холода. Спички гасли. Потом вспомнила, что надо запихнуть бумагу и тогда дрова быстрее разгорятся. Кусок старой газеты тут же был запихан внутрь. Огонь. Он тут же начал жевать сухие дрова. Я сидела около печки на шатком стуле и не могла заставить себя убрать руки от огня. Холод пронизывал до костей. Огонь вздрагивал от сквозняка. А потом пошел дым, который растекался по комнате. Я испугалась, что началась пожар. Хотела затушить огонь, но потом поняла, что тут труба виновата. А еще местами и сама печка. Из нее тоже шел дым. Старая. Еще и стул подогнулся, и я свалилась на пол. Это было пределом моего неудачного дня. Дня, когда одна ошибка разрушила всю мою жизнь. Слезы вновь потекли по щекам. Началась банальная истерика. Я ведь не плакала ни утром, ни днем. Стойко выдержала удар. А сейчас нервы не выдержали. Они не были из железа. Надо было выплакаться, пожалеть себя. Стандартная реакция на шок. Это мысли проходили по грани сознания.

За окном бушевала метель. Выл ветер. И сейчас он не казался мне таким милым, а снег таким приятным, как сегодня утром, когда я ехала в институт.

* * *

До двадцати лет я не знал, что такое любовь. Не скажу, что меня не интересовали мальчишки. Интересовали. Я понимала подруг, которые влюблялись. Понимала фильмы и книги про чувства. Но мое сердце оставалось холодным. И подростковые гормональные взрывы я пережила спокойно. Казалось, что все спит глубоким сном. Свободное время я тратила на учебу и общение. Занималась репетиторством. Все было до того момента, когда я встретила Эдика. Эдуард Михайлович был аспирантом. Вел у нас семинары по зарубежной истории. Когда я впервые увидела его, то все две пары не могла поднять на него глаз. Я не слышала вопросов, что он задавал. Это было как наваждение. Его голос казался музыкой, в которой не было слов. Диагноз я поставила себе сама, на следующие сутки, когда всю ночь видела о нем сны. Это была любовь. Первая любовь, от которой кружилась голова, сердце выпрыгивало из груди, а мысли были глупыми и наивными.

Для меня весь семестр был какой-то сладкой мукой. Я пыталась отвлечься, но ничего не помогало. Мысли то и дело возвращались к нему. И какие мысли! То я за него замуж выходила, то придумывала имена детям. Глупо и наивно. Для меня было два вида любви. В первом, все заканчивалось свадьбой и детьми, а во второй любовь была невзаимная, о которой нужно было повздыхать и жить дальше. Вот я и вздыхала ни на что не надеясь. Может, это и несовременно, но подойти первой или написать о своих чувствах было неприемлемо. Я боялась, что отказа не переживу. А еще это снисходительной улыбки, которой он награждал студентов, которые несли откровенную чушь. Поэтому наслаждалась своими чувствами и мечтами тайком, никому не говоря о них.

В декабре у нас была научная конференция, для которой я готовила доклад. На ней присутствовал и Эдуард Михайлович. Вначале при виде него у меня пропал дар речи. Но потом я взяла себя в руки и выступила. Это было лучшее выступление в моей жизни. Даже Эдуард Михайлович был забыт. Он напомнил о себе на следующий день, когда мы случайно встретились на улице. Подошел ко мне. Удивился моими знаниями и спросил почему я не отвечаю на его семинарах. Только что я могла ему ответить? В итоге он предложил посидеть в кафе, потому что на улице было морозно. Не помню, как ему удалось меня разговорить, но к концу я уже не путала слова и могла связано отвечать на вопросы. А потом он предложил встретиться еще раз. Потом еще один.

Так и начался наш роман. Тем более что после окончания семестра у нас не было с ним занятий. Я тогда была самым счастливым человеком на земле. То, о чем я мечтала все эти месяцы, начало сбываться. Первая любовь, первые поцелуи, первые отношения. Во всем этом у меня не было опыта. Были какие-то знания. Но поверхностные. Наверное, глупо было надеяться, что этот опыт я получу от любимого мужчины. Надо было и теорию учить, а еще не доверять даже тому, с кем планировала до старости прожить. Эдик понял, что получили в свое распоряжение наивную дурочку, которая была готова на все ради него. Начались эксперименты. Что-то нравилось, что-то нет. Но перепробовали мы с ним много чего. Свои фантазии он реализовал полностью, а мне было любопытно и интересно. Во мне точно погиб исследователь. Я не понимала тогда лишь одно, все это должно было остаться между нами под одеялом, а не быть зафиксированным на камеру. Потому что любой компромат может всплыть и испортить жизнь.

В конце февраля я познакомилась с Полиной Семеновной, мамой Эдика. Она встретила меня после учебы. У нас был короткий, но продуктивный разговор, в котором я узнала много о себе хорошего. И что таких у Эдика куча и маленькая тележка. Мне же надо было от него отстать, потому что у Эдика большое будущее, а я его отвлекаю от научной работы. Пришлось сказать, что это не ее дело. Вышло грубо, но вмешательство в личную жизнь взрослого человека для меня показалось дикостью.

Тогда я приобрела в ее лице врага. Обо всем рассказала Эдику. Он как-то побледнел и сказал, что нам надо расстаться. Вот так, без объяснений причин. Я думала, что мир пошатнулся. Несколько дней в обнимку с подушкой. А потом его звонок с предложением встретиться. Я, как дура, побежала к нему на свидание. Пламенный вечер на съемной квартиры и приход его мамы в самый неподходящий момент. Был большой скандал. Она сказала, что слишком много в него вложила, чтоб отдать его такой гулящей девке, как я. Почему я была гулящей, так и не поняла. Ведь я его любила, он меня. Да и раньше у меня никого не было, до него. Эдик не защитил. Ни слова не сказал в мою защиту. Он только пообещал, что больше со мной общаться не будет.

И опять неделя в слезах. А потом его очередное появление в моей жизни. Он рассказал, что находится у матери почти на полном содержание. Когда защититься, то станет легче. Пока приходится жить по ее правилам. Я ей не понравилась, поэтому она категорически против наших с ним встреч. Он предложил встречаться тайком. Дурой надо было быть, чтоб согласиться на его предложение. Несколько встреч на съемных квартирах и даче друзей. И вот он, конец марта, когда вместо оттепели пошел снегопад. Я тогда любовалась снежинками, которые падали в свете фонаря. Казалось, что мимо пролетала волшебница-зима и перед тем, как улететь дальше на север, оставила нам прощальный подарок в виде последнего снега. Всегда считала, что если в снегопад загадать желание, то оно сбудется. Тогда я загадала, что больше не хочу прятаться и волноваться. Хочу любить, жить и не оглядываться. Чтоб не было этих глупых переживаний.

В институте было неспокойно. Смешки и косые взгляды. Я и в туалет зашла, чтоб осмотреть может что-то не так в одежде. Все нормально. В чем была причина, мне объяснила Рита, с которой мы были в хороших отношениях. Не то чтоб подруги, но хорошие знакомые. Таких подруг, за которыми и в огонь, и в воду у меня не было.

Рассылкой на многие странички наших студентов пришло видео моих постельных экспериментов с Эдиком. Его лица не было видно, в отличие от моего. Еще были фотки, в которых легко было узнать меня. Это был шок. Фотографии и фото были разосланы в местные городские группы. Где-то обсуждалось какая я гулящая и таким, как я, точно не место в учителях. Информационная война. Подстава. В голове сразу заработали мысли. Выгнать меня не выгонят, но завалят. Закончить мне вряд ли удастся. У нас были некоторые профессора, которые гнобили за слишком короткую юбку девчонок, а если узнают о моем видео и фотографиях, а они узнают, то меня точно завалят. В школу я не смогу устроиться. Туда дорога закрыта. Поднимать шум, чтоб обелить свое имя, тоже не дело. Переждать? Подать в суд на Эдика? Вряд ли это он сделал. Его мама? Вероятнее всего.

Я не стала оставаться на пары. Пошла домой. По дороге позвонила Эдику, но на звонок ответила Полина Семеновна со словами, что если мне мало, то она легко сделает так, чтоб я убралась из города. Война. Настоящая безжалостная война. А я не знала, что мне делать.

Дома ждал еще один удар от мамы. Она выкинула мои вещи со словами, чтоб ноги моей в ее доме не было. Даже оправдаться мне не дала. И опять я проститутка и шлюха. И в чем это проявилось? Вроде тогда хоть должна с несколькими бы переспать. Деньги я за интим не брала. Значит шлюха? Но и мужиков не меняла. Обидно. Может было бы не так обидно, если это все было бы правдой, а не наговором. А по факту. Кому какое дело в какой позе я сплю с мужиком? Это ведь мое дело. Только слова громкие и грубые сказаны мне все равно вслед. Я осталась на лестнице с разбросанными вещами. Пока их собирала и вспомнила про отцовский дом. Ключи от замка все время были у меня на связке. Пусть я туда и не ездила, но это был мой дом. Ночевать мать меня бы не пустила. Если у нее складывалось о чем-то мнение, то переубедить ее было сложно. А ночевать на вокзале среди бомжей не хотелось. Я поехала домой. Надо было подумать, что делать дальше.

Слез не было. Непонимание ситуации — да. Растерянность — тоже. Подать в суд. Только подбросить дров в костер. И совета спросить не у кого, как поступить. Я не успела отменить занятия с двумя учениками. Их родители позвонили сами и сказали, что больше не нуждаются в моих услугах. Мне оставалось лишь подивиться, как быстро у нас в городе разносятся слухи. На карточке десять тысяч. И неизвестность впереди. Вот и думай что делать дальше. Других родственников кроме матери и маленького брата у меня не было. Мама от меня отвернулась. Брату еще восьми лет не было, поэтому его мнение не в счет. Я осталась одна без какой-то поддержки в этой войне.

* * *

Печка прогорела. Я начала замерзать, толком не согревшись. Мне пришлось закинуть очередную порцию досок и вновь развести огонь. Я подвинула диван ближе к печке. Нашла старое одеяло, от которого пахло мышами и закрыла глаза. Раздеваться я не стала. Как была в брюках и куртки с ботинками, так и легла, надеясь, что не угорю в этом дыму. Я так устала, что не стала даже есть. Сколько я проплакала? Несколько часов? Какая разница. Главное, на душе стало легче. Завтра с утра надо будет подумать, что делать дальше.

Плохая была идея вернуться в отцовский дом. Я не думала, что здесь все такое нежилое. Рассчитывала, что будет пыльно, и холодно. Но не могла даже думать, что печка, того и гляди, развалиться, а ветер задувает в щели. Тут ведь жить невозможно. Попытаться помириться с матерью? Может получится объяснить всю ситуацию. Хотя она вряд ли слушать будет. Опять заведет свою песнь, что я в отца пошла. Это он у меня беспутный был. Правда, не знаю, в чем его беспутство было. Бабушка рассказывала, что он маму любил. На руках ее носил, а она вечно недовольная была. Работал на заводе. Не пил, не курил. У него была одна страсть — это рыбалка. Он ходил рыбачить и летом, и зимой. Это его и погубило. Лед был слабый. Подломился под ним. Его пытались вытащить, но не получилось. Течение унесло под лед. Так, в пять лет я и потеряла отца. Мама несколько лет жила одна, а потом десять лет назад вышла замуж. С отчимом мы не нашли общий язык, а с мамой отдалились. Она не понимала меня, я ее. Бабушка говорила, что я в отца пошла, вот ее это и раздражает. Зачем было выходить за человека, который ее раздражал, для меня оставалось загадкой. Однажды я ее спросила об этом. Она только ответила, что дурой было, что за него замуж пошла. Вот и пойми что да как.

В итоге я все же согрелась и заснула. Беспокойно, то и дело просыпаясь, но уснула. Сны были беспокойные и отвратительные. Наверное, сказывались переживания дня. Ночью пришлось вставать, чтоб подкинуть дров в свою древнюю печку. А ветер все продолжал завывать на улице. Вой его был таким зловещим, как в фильмах ужасов. Сразу вспомнились страшные истории и то, что я спала с открытой дверью. Нашла топор и положила его рядом с собой. Когда завыла соседская собака, топор перекочевал в руку. Так было спокойнее. Только после этого я вновь уснула.

Глава 2

При свете дня дом походил на декорации для фильма ужасов. Толстый слой пыли. Мышиные следы. Грязь и запустение. Странно, перед отъездом мы убирались с мамой. Все оставили в чистоте. Дом словно умер вместе с бабушкой. Я не узнавала кухню и единственную в доме комнату. Обои обвисли. Видно, по разводам, что протекала крыша. Запустенье. Затхлость. А раньше здесь пахло пирогами. Около печки на лавочке лежала кошка, которая после смерти бабушки пропала. То и дело бегал шарик. А бабушка только и ворчала, что он опять грязь с улицы притащил, но я знала, что она в нем души не чает. Шарик пережил ее всего на неделю. От тоски умер. Не смог справиться с потерей.

На глазах невольно навернулись слезы. Вспомнились летние ночи и звездные ночи. Яблоки и грибы. Клюквенный морс зимними днями, который был вкуснее любого сока. И теперь все ушло в прошлое. Ничего больше не вернуть.

Я достала из кармана куртки телефон, который готов был разрядиться в любую минуту. Набрала маму.

— Я тебе сказала, что видеть и слышать тебя не хочу! Забудь мой номер. Как можно иметь наглость, после того, сколько я для тебя сделала… — выпалила она.

— Мам, подожди.

— Не надо мне только врать. Я знала, что все рано или поздно так и закончится! Дурная кровь всегда дает о себе знать, — сказала она. Я только глаза закатила. Опять старые песни о главном. В чем у меня дурная кровь, мама никогда не объясняла, но любила это выражение и постоянно его использовала.

— Я и не собиралась врать. Я сейчас в доме у бабушки…

— Вот там и оставайся. Не желаю я тебя видеть. Ноги в моем доме такой развратной девке, как ты не будет! — она повесила трубку.

Приехали. Я посмотрела на экран, который несколько раз моргнул и погас. Батарея разредилась с ее последними словами. Все-таки это был повод, чтоб от меня избавиться. Заодно и совесть будет чиста. Можно все на мое поведение спихнуть. Обидно? Уже нет. Чего обижаться, когда надо думать, что делать дальше.

Деньги рано или поздно закончатся. Нужна работа. И работа должна быть стабильная. Раньше на все необходимое давала деньги мама. Так-то она хороший человек. Ни в чем меня никогда не ущемляла. Ну а то что она меня особо никогда не любила, я давно знала. Насильно мил не будешь. Что тут еще скажешь? На биржу труда заглянуть? Наверное, так и надо сделать. Я даже не знаю какие у нас в городе предприятия. Раньше меня это и не интересовало. А сейчас что-то могло закрыться и наоборот открыться. А вот регистрацию делать не надо. Мама настояла, чтоб я регистрировалась здесь. Мол, у меня есть жилье, и на ее не должна была претендовать. Да и ладно. Не нужно мне ничего. Справлюсь. Нужно только запасной план продумать. Вдруг мне не получится найти работу, что тогда делать? А тогда остается только в бродяги подаваться. Или, вон, и правда торговать собой на трассу идти. Я нервно рассмеялась. Нет. На такое точно не соглашусь. Менять мужиков не по мне. Это тогда окончательно на дно упасть, откуда возврата нет. Нужно идти работу искать. Заодно и в магазин зайти. И купить новый замок с ушками. А еще гвоздей, чтоб забить разбитое окно фанерой. Или чего удастся найти.

Взяв документы и деньги, я выбралась через окошко на улицу. Светило солнце. Яркое и теплое. Снег быстро таял. Вот и пришла весна. Ее можно было ощутить в воздухе, как что-то чистое и волшебное. На старой сирени вовсю чирикали воробьи, играя в догонялки и обсуждая последние новости. Весна. Оставалось надеяться, что вместе с ней все наладится.

Как ни странно, но работу я нашла в тот же день кондуктором в автобус. Договорились, что выйду через два дня, которые я хотела потратить на обустройство дома.

Настроение начало налаживаться. Это не все так плохо, как могло бы быть. У меня есть крыша над головой. Будет работа. Только свечи в магазине куплю. Так как свет отключен за неуплату, то придется вернуться в средневековье. Зато какой романтик.

Я закупилась продуктами и моющими средствами и вернулась домой. В этот раз при свете дня снесла топором старый замок, который не хотел открываться. Хрупкой я никогда не была. Размер одежды от сорок восьмого до полтинника колебался. Да и сила была богатырская, а подстегиваемая злостью так и вовсе и напрягаться особо не надо было.

Замок полетел в мусор. Тупой стороной топора прибила на месте старых ушек новые. Осталось еще принести из сарая дрова. Потом разобраться в доме. Чем больше я знакомилась со своим старым домом, тем настроение начинало падать. Еще в обед радужные перспективы и надежда на новую самостоятельную жизнь начали падать вниз, как ночная температура на уличном градуснике. С каждым часом становилось все морознее. И мне пришлось вновь растопить печку. Дыры в палец толщиной. Кирпичи держались на честном слове. Создавалось такое ощущение, что я костер в доме развела прямо на полу. Печка требовала не ремонта, а ее надо было сносить и класть новую. Пришлось печь затушить. Я боялась банально сгореть. Вот тогда точно никакие проблемы волновать не будут. Небольшая печка, которую еще сварил отец из старой бочки стояла в бане. Может ее сюда притащить в дом? Вариант ночевать в бане отпадал сам по себе. Банька требовала ремонта еще во времена бабушки. Теперь же крыша, что была покрыта черным толем прохудилась окончательно. Наблюдая как ветер колышет черные рваные остатки, я охотно представляла что ждет меня внутри. Все оказалось как я и предполагала. Доски крыши прогнили и упали на пол. Образовалась дыра, через которую можно было наблюдать за звездами. Печка представляла собой железный бак, который был завален всякой рухлядью. Откинув старые мешки, ящики и корзины я попыталась сдвинуть печку с места.

Умные мысли всегда приходят после того, как начинаешь что-то делать. Чем я думала, когда пыталась ее сдвинуть вместе с железной трубой? Явно не головой. Труба задела слабые балки крыши. Я почувствовала маленькой куклой, которая забралась в карточный домик. Снег, доски, гнилая труха — все это повалилось на меня, вместе с трубой и печкой.

И вот лежу я под этими всем мусором и вспоминаю книги, которые довелось читать. Шевелиться страшно. Над головой кружатся снежинки. В книгах в этот момент главная героиня выбирается из-под кучи мусора и оказывается в другом мире, где царит волшебство. Через несколько шагов встречает принца, который в нее влюбляется и предлагает руку, сердце и замок. Не думаю, что такое возможно в реальности. Если только героиня не в коме лежит или не ударилась так сильно головой, что теперь живет в волшебном мире. А чего, здорово. Не надо думать, как согреться и где еду добыть. В больнице ее точно пригреют и внимательно выслушают истории о единорогах. В современных романах должен появиться сосед и вытащить меня из-под этой груды обломков. Только у меня из соседей живет через три дома тетя Маша, которой лет под восемьдесят. Еще молодая семья с кучей детей. Да семья алкашей. Вряд ли кто-то из них заметил, что я приехала в дом. Остальные жители нашей улицы живут здесь или наездами или летом. От остановки далеко. Идти около часа. На своей машине проехать сложно, потому что дорога отвратительная. Ближайший магазин около остановки, но там, кроме хлеба и водки, купить нечего. Приходиться ездить «в город». Одним словом, глушь, которая мало кому нравилась из жителей нашего города. Все предпочитали селиться в центре, тем боле, что цены на жилье упали, после сильного оттока жителей в поисках лучшей жизни.

Но жизнь не книга. Принца не было. На помощь мне никто не стремился прийти. Не было не то что очереди, даже просто желающих. А я начала уже замерзать. Руки и ноги были вроде целы. Скинув доски, я отодвинула тяжелую печку со своих ног. Ничего. Переломов нет. Только ушибы и синяки. Снег приложу и пройдет. Жаль со спиной такой фокус не пройдет. Если только не раздеться и нырнуть в сугроб, а потом в больницу с воспалением легких. Тоже вариант, но валяться мне не выгодно. Работать надо. Трубу я сняла. Печку затащила в дом. Потом вернулась за трубой. После весеннего солнышка образовалась наледь. В итоге еще и поскользнулась несколько раз, больно ударившись ладонями об колючий снег.

Я знала, что начинать взрослую жизнь тяжело, но не предполагала, что настолько. Холодно, больно, зло и обидно. Я ковырялась, как рыба, выброшенная на берег. Вроде и движений много, а пользы от них почти никаких.

Спустя три часа, я сидела на кровати и жевала вчерашний пирожок. Это была последняя насмешка судьбы. В этом доме всегда бабушка пекла мягкие вкусные пирожки с пылу-жару. Мой же был горьким от старого масла и холодным. Но его приходилось упрямо жевать, потому что желудок требовал еды. Запивать холодной водой, от которой на небе образовывалась тошнотворная пленка горького масла и вновь жевать. Я чувствовала себя бомжом. Грязная и чумазая. Голодная и замерзшая. И все из-за чего? Напиться и забыться. А потом замерзнуть. Дурацкая идея, от которой я отказалась и пошла заниматься вновь печкой.

Кое-как вытащив трубу в форточку, я ее разожгла. Первое чудо в этот день. Печка не дымила и грела. Как мало надо человеку для счастья. Чтоб просто было тепло. Чтоб закипала вода в старом чайнике, а разбитые руки можно было опустить в теплую воду и умыться. И все это при свечах. Красота. Как в средневековье. Романтика. А где принц?

Я оглядела по сторонам свое жилье. Чтоб его привести в порядок надо тысяч двести как минимум. Это чтоб просто нормально существовать. Я не говорю, чтоб комфортно, не говорю о красоте, а просто о существовании. Зарплата восемь тысяч в месяц. Только-только на еду хватать будет и одежду по минимуму. Можно накопить денег и уехать в большой город типа Питера или Москвы счастья искать, только пока я копить буду, на меня крыша свалиться и дом превратиться в своеобразный склеп. Это не дело. Допустим, я найду еще подработку в качестве репетитора. Русский язык, литература, история — все эти предметы я знала хорошо. Только опять же, эту подработку надо найти и надеяться, что весь скандал, который вчера случился, не последует за мной следом и сюда. Покупать билет на последние деньги и ехать счастья искать, надеясь на лучшее, энтузиазм и удачу? Что-то не вижу, чтоб удача мне улыбалась. Пока вижу только ее зад. Сегодня, когда мне нужна была помощь никто не появился, так какой шанс, что эта помощь появится где-то там? Опять же, что мне делать в большом городе? Образования у меня нет. Денег тоже. Бомжевать? Я могу этим и здесь позаниматься. Вон, у меня хоть сейчас печка есть и крыша над головой. Можно было вернуться к матери и пожить в подъезде. Представляю ее выражение лица. Хотя она бы полицию вызвала. Она может.

Эдику больше звонить я не стала. Натыкаться на его маму больше не хотела. Да и телефон подзарядить не могла. Любовь или ошибка? Наверное, он был ошибкой. Нормальный принц не бросил бы подругу в беде. Может познакомиться с кем-нибудь у кого жилье нормальное? Найти парня с квартирой. И одной не так тяжело будет. Только больше не по любви. Хватит с меня этих соплей. Отношения должны быть по расчету. Этот урок я усвоила точно. Никакого доверия. Никаких экспериментов, компромата и чувств. Правильно девчонки рассуждали, что парней надо использовать иначе встречаться смысла нет. Я тогда не могла понять, как можно не думать о чувствах. Как разбивать сердце тому, кто тебя любит. Теперь поняла. Когда разбиваешь ты, когда заставляешь бегать за тобой принца, то вероятность, что этот принц разобьет твое сердце сильно снижается.

Эдик мне по факту сердце не разбивал. Он же не изменил, не бросил меня. Но и не защитил. Я всегда считала, что мужчина должен женщину защищать, а не кидать в беде. Может, он не знает, что все так случилось? Надо завтра найти возможность подзарядить телефон. Ведь точно, я пропала, не сказав ему и слова. Он, наверное, меня ищет. Переживает. А я тут злюсь.

Сварив немного вермишели, покрошив туда сосиску для вкуса, я поужинала, напилась чаю и почувствовала себя счастливой. Можно еще один вечер пожить в обмане самой себя. Поверить, что Эдик меня любит. Что все неприятности мы будем встречать вместе. Ведь с милым и рай в шалаше. Хотя я не была уверена, что он переедет ко мне в мой шалаш. Эдик привык к комфорту. Он печку разжигать не умеет. Когда гостили у его друзей на даче, то печку разжигала я. Пыталась и его научить, но ему это было неинтересно. Он человек интеллектуального труда. Помню, как Эдик еще удивился, что у меня столько талантов. Еще сказал, что со мной точно не пропадешь. И если будет конец света, то я буду первой кандидатурой в его жёны. Я тогда посчитала это почти предложением руки и сердца. А может для нас двоих этот конец света и наступил?

Глава 3

Холодно. Вначале я не поняла почему замерзла, а потом вспомнила, где нахожусь. Надо же было так крепко уснуть, что забыть обо всем на свете. Пришлось вставать и разжигать вновь печь. В углу послышалось шуршание и писк. Не так чтоб я сильно боялась мышей, больше меня пугали пауки и муравьи, как бы меня при этом не убеждали, что они безобидные, но страх не проходил. Только от соседства с мышами стало не по себе. Жутко. Сразу вспомнился щелкунчик с трехголовым мышиным королем. Всегда нравилась эта сказка, но сейчас я не собиралась отправляться на поиски щелкунчика. Кинула в угол полено. Писк прекратился. Наступила тишина. Только в печке огонь шумел, жуя сухие дрова.

Что-то в последнее время одиночество сильно на психику давить начало. Хотелось услышать хоть чей-то голос. Странное желание. Но вряд ли я обрадовалась бы, услышав голоса сейчас. Скорее испугалась. В углу опять зашуршали мыши. Как отшельники живут одни? Прошло всего одни сутки, а я уже готова выть. Постепенно становилось теплее. Согревшись, я опять задремала.

Предрассветные сумерки я встречала с веником и совком. Уборка привела кухню в жилой вид, но все равно выглядело мое жилье удручающе. Приведя себя в порядок, я поехала в город. Договориться в салоне сотовой связи, чтоб они мне подзарядили телефон не составило труда. На улице во всю светило солнце. Весна. Хотелось дышать полной грудью. Еще немного и можно будет скинуть надоевшую куртку. Будут теплые дни. Речка и ягоды. Я сидела в сквере и ела мороженое. Пусть по-детски, но было здорово.

— Ника! Сто лет сто зим, — ко мне подошел какой-то парень. Это был из тех случаев, когда лицо знакомое, а вот чье оно вспомнить не получается совсем. — Не узнала?

— Нет, — честно ответила я.

— Володя. Тети Тони сын. Меня мать к вам в гости таскала, а я тебя до слез доводил, чтоб больше не брала.

— Кошмар моего детства. Вот теперь вспомнила, — хмыкнула я.

— А ты здесь как? В гости или проездом?

— Живу тут или проездом, — ответила я. Володька нахмурился. Соображал чего еще ляпнуть?

— Ника, а может я к тебе на чай загляну? Сейчас спешу. Времени совсем нет. Вроде как друзья были.

— А заглядывай. Только скорее уж враги, а не друзья.

— Но нам же есть чего вспомнить.

— Ага. Лягушек и червяков. Но ты заходи, — разрешила я. Сейчас я была в таком состоянии, что и с этим задирой поговорила бы. Одиночество начинало угнетать. Даже мысль не возникла, что я могу отсюда уехать. Ведь еще немного и удастся выйти на связь с Эдиком. А может я просто понимала, что все в нашей истории с ним закончено. Но точку все же поставить хотелось увидеть своими глазами, чтоб к этой истории не возвращаться.

Эдик мне звонил, аж целый раз. Я набрала его номер. Гудки. И вот его голос. Такой знакомый, от которого я забыла на минуту как дышать.

— Ника, у меня сейчас занятия. Я не могу с тобой разговаривать, — сказал он.

— У меня опять телефон сядет. Больше возможности его подзарядить не будет, — предупредила я.

— Что за глупый шантаж? Тебе не пять лет.

— Это не шантаж. Я просто тебя предупредила. Ты мне только ответь на один вопрос, как так получилось, что видео оказалось в интернете?

— Мама разозлилась и отобрала телефон.

— И?

— Хотела удалить любое упоминание о тебе. Представляешь как мне было стыдно?

— Так предложил ты!

— Мало ли что я там предложил. Не надо было соглашаться. В итоге мне пришлось еще ей помочь перекинуть все это на компьютер. Хорошо что не было видно моего лица. Такого позора я не пережил бы…

Мне хотелось выкинуть телефон. Разбить его об асфальт. Но скупость взяла слово. К тому же еще надо было сделать несколько звонков. Как я и предполагала, слухи все еще бурлили в институте. Кто-то делал вид, что ничего такого не было. Другие осуждали в открытую. Можно было бы вернуться с гордо поднятой головой, но я струсила. Побоялась, что не выдержу косых взглядов и насмешек за спиной. А чтоб перевестись в вуз в другом городе, нужны были деньги, которых не было.

В итоге телефон я продала в комиссионку. Лишние полторы тысячи не помешают. А на улице вовсю грело солнышко. Ласковое и теплое. Ничего, прорвусь. Сейчас пройдут холода. Летом тепло и не так сильно дует. Потом, печка у меня работает и не дымит. Так что жить можно. Но недолго. Надо улучшить жилищные условия. Жаль, что у меня нет тети Кошки из сказки, а то я к ней бы попросилась хоть на месяц пере кантоваться. Были бы у меня родственники в Москве. Пожить один месяц, заработать на съем комнаты и жизнь бы наладилась. Или не наладилась? Ведь не известно, как я бы прижилась там. Везде хорошо, где нас нет. А у меня есть моя хижина, которую я раньше любила. Куда же ушло это чувство? Почему меня раздражает дом, в котором прошло мое детство? Потому что нет бабушки, которая была частью той жизни? Или меня раздражает разруха, в которой виновата я? Ведь это мой недосмотр, что я забросила дом. Вот он на меня обиделся и решил развалиться. Посчитал, что никому не нужен. Сразу вспомнился мультик про Гнома и его дом. Как дом скучал по гному и пошел его искать. Мой дом не был волшебным, поэтому не мог уйти со своего места. Зато мог захандрить. Ничего. Теперь я вернулась и мы с ним начнем все сначала.

Порой казалось, что я была права и дом был живой. После того как были вымыты окошки, расчищена тропинка к нему и выметен сор, дом словно вздохнул свободнее. А вечером было уже не так и страшно сидеть около печки. Дверцу я закрывать не стала. Хоть это и было небезопасно, но так было светлее и огонь как-то успокаивал. А Эдик оказался трусом. Жаль, что я сразу не поняла его натуру. Думала, что таким и должен быть принц. Как же я плохо разбираюсь в людях, раз считала его идеалом. Но теперь таких ошибок совершать не буду. Поплачу немного, чтоб урок этот точно запомнить и больше на те же грабли не наступлю Надо лоб беречь.

Володя приехал на следующий день, прямо с утра. Именно Володя. Не Вова. Сразу вспомнилось, как он злился когда его называли неполным именем. Этим я часто пользовалась, поэтому дразнила его, он же в отместку дергал меня за косички и грозился их отрезать. Сейчас Володя был высоким молодым человеком. Он на два года меня был старше. Значит, ему двадцать два. Были врагами, а сейчас встретились, как друзья. Было же время, когда я его честно ненавидела. Мечтала, чтоб подростковые прыщи никогда не сходили с его лица, а сам он остался бы на всю жизнь похожий на жабу в бородавках. Кстати, лицо у него было чистое. Явно ведьмой мне не быть.

— И чего тебя к нам принесло? Ты же вроде учишься? — спросил он, разглядывая мою хижину.

— С матерью поругалась, вот и отправила меня по месту регистрации.

— Чего так?

— Сессию завалила, — соврала я.

— Чего ж ты так?

— Так получилось, — пожала я плечами. А чего еще ответить?

Володя рассказал последние новости. Он отслужил. Вернулся в город. Работал водителем. Развозил продукты. Жениться не женился. Была девчонка, да не дождалась. После этого как-то не с кем и не получалось наладить отношения. Наверное, сработал эффект доверия. Да и поделиться хотелось. Я рассказала про Эдика, что не понравилась его матери, поэтому он решил со мной расстаться. Умолчала только о скандале. Мы не заметили как пролетело два часа. Если вначале разговор еле клеился, то к концу мы общались как старые приятели. Нам было что вспомнить. Оказывается, мы с ним были не такими и чужими людьми.

Когда Володя уехал, то у меня встал насущный вопрос о мытье. Вроде не мылась всего несколько дней, а чувствовала себя свиньей. Баня разрушена. Зато у меня было аж целых два старых ведра, в которых я воду с колонки носила. Красота. Мылась я в холодной терраске. Еще то удовольствие. Потом грелась у печки и сушила вещи. После того как я забралась под одеяло, пришла мысль, что нужно было одеяло все-таки проветрить на улице.

Следующие две недели я никак не запомнила. Работа, дом. Редкие встречи с Володей, который приезжал в гости и как-то привез свежие одеяла и подушки, за что я ему была искренне благодарна. Мы пили чай, вспоминали детство. Много разговаривали. Это было приятное общение, которое скрашивало мое одиночество. Больше всего в моем отшельничестве не хватало разговоров. Я привыкла много говорить. А тут приходилось все время молчать. На работе тоже особо не поговоришь. Правда, я немного подружилась с водителями. Но опять же работа была такая, что разговаривать было некогда. Надо было быстрее деньги считать и обелечивать пассажиров.

Пока каталась на маршруте. Увидела много знакомых лиц. Бабушка была у меня общительным человеком. Так что меня узнавали. Вскоре начало создаваться ощущение, что я вернулась домой после длительного отсутствия.

Шел дождь. Мокнуть совсем не хотелось, но я понимала, что ночевать на остановке было совсем не дело. Дома можно будет высушить мокрые ноги и согреться. Последние два дня выдались сырыми. Знающие и готовые ко всему местные жители сразу переобулись в резиновые сапоги. Я же бегала еще в зимних, которые прохудились и постоянно промокали. Деньги в кошельке пока не пополнялись, поэтому тратила я их с опаской. Будущее было все еще туманным, хотя я и начала осваиваться. Вздохнув, я вышла под дождь.

— А у меня зонтик есть, — меня нагнал какой-то парень.

— А у меня его нет, — поднимая повыше воротник, ответила я.

— Места хватит на двоих, — оптимистично заявил он.

— Мне до Второй побережной идти.

— Я никуда не тороплюсь. Все равно домой возвращаюсь.

Это было чудом встретить человека в наших глухих местах. Боялась ли я его? Нет. Паренек был худым и на вид хилым. Вряд ли это чудо решит ко мне приставать в такую сырую погоду. Мы с ним вроде не лягушки. В любом случае решила, что отобьюсь. Пашка, так звали моего нового знакомого, оказался доброй души человеком и каким-то не от мира всего. Всю дорогу он рассказывал мне о компьютерных играх, своем друге Коле, с которым они вместе снимали ролики о компьютерных играх и выкладывали их в интернет. В тот вечер я много узнала о компьютерных играх и дошла до дома относительно сухой.

После этого вечера Пашка стал ко мне приходить в гости, когда у него было время. Так как он работал и еще активно занимался играми, времени у него ходить по гостям почти не было, но для меня он находил. У меня даже появилась мысль, что он пытался за мной ухаживать, когда притащил помятую шоколадку, которую протянул с таким видом, будто принес ожерелье с брильянтами. Шоколадку он съел сам, так как мне ее вид не понравился. Но говорить об этом я не стала. Я слушала его вместо радио, которое просто вещает. Правда, мало что понимала из его слов, зато было не скучно. Так продолжалось до конца апреля, когда я с удивлением поняла, что зима закончилась, а весна начала одевать деревья в зеленые платья.

Глава 4

Я лежала на кровати и смотрела как с потолка капает вода. Кап. Кап. На улице с утра шел дождь. А у меня протекала крыша. Настроение было соответствующее. Мрачное и грустное. Кап, кап. Еще когда начал таять снег, я заметила, что крыша течет, но сделать ничего не могла. Оставалось только подставить ведра и кастрюли. Кап. Кап. Кап, кап, кап? Кап. Кап. Это же китайская пытка. Терпение лопнуло. Несмотря на дождь я поехала в город. Пойду по торговому центру пройдусь. Надо уже легкие ботинки покупать. Жаль, что нельзя угадать какое будет ли лето дождливое или теплое. Если дождливое, то хорошо купить ботинки, а если сухо, то балетки. Оставалось только надеяться, что я смогу позволить себе купить в следующем месяце еще одну пару обуви.

Сыро и противно. В торговом центре народу мало. Продавцы просто скучают. Продажи не идут. Начало месяца, первые числа майских праздников. Вчера все ринулись на природу жевать шашлыки. Я тоже решила почувствовать себя дикарем. В печке две сосиски спалила и картошку запекла. Вкусная, рассыпчатая. Она так и таяла во рту. Сосиски напомнили угольки.

Отдел с сувенирами. Серебряные колечки, сережки. Люблю серебро. Намного больше чем золото. А если с зелеными камешками, так и вовсе моя слабость. Вряд ли здесь настоящие изумруды, но смотрятся красиво.

— Ника, привет. Я как раз к тебе заехать хотел. — Володя поцеловал меня в щеку. Сразу ударил в нос запах одеколона. Какой-то новый запах, но мне понравился.

— Гуляю. Надоело дома слушать как дождь стучит, — ответила я.

— А я за ботинками заехал. Представляешь, надеваю их сегодня, а подошва осталась на полу.

— Бывает, — разговор ни о чем. В последнее время такую чушь несет, что только остается удивляться, как ему она в голову приходит. То мне рассказывал, как мотор перебирал. То как грядки на огороде копал.

— А поедем ко мне кино смотреть? — предложил он. И взгляд серьезный такой. — Ты не подумай чего…

— Даже не собираюсь ничего думать. Ты ко мне в гости ходишь, почему я не могу прийти к тебе? — пожала я плечами.

— И то верно, — он растеряно провел рукой по волосам, взъерошив их. Забавный.

Так я и оказалась у Володи в гостях. Двухкомнатная квартира в панельном доме. Никогда не думала, что буду считать небольшую квартиру хоромами. Ремонт, чистенько все. Тети Тони дома не было. Ей не повезло работать в праздники. Хотя я вон первого числа работала. И ничего. Компьютер с большим монитором. За месяц я уже отвыкла от цивилизации. Фильм я смотрела с каким-то детским восторгом. Уже отвыкла от телевизора. Все это казалось чудным. Володя больше на меня смотрел, чем на монитор экрана. Я ему нравилась. Чувствовала это. А он мне? Вот так настолько, чтоб что-то было? Не знаю.

— Знаешь, что я тут решил? — спросил Володя.

— Что? — я посмотрела на него. И чего он так растерялся?

— Я хочу… — он отвел глаза. А сидели мы с ним близко. Может даже слишком. На висках выступил пот. Ему сейчас плохо станет, а меня смех разбирает. Только смеяться нельзя. Еще потом травма психологическая будет. Парни-то нежные создания. — Тебе надо кошку завести.

— Ты хочешь, чтоб я кошку завела? — переспросила я, не удержавшись от улыбки.

— Да, ты же жаловалась на мышей. — Володя заговорил быстро, пытаясь скрыть неловкость. Пытался создать видимость, что это его и волновало. — Кошка тебе их всех переловит. И будет не так одиноко.

— Надо подумать над этим, — ответила я. Он опять взъерошил себе волосы. Глаза отвел, а на лице все мысли так и отражались. Наверное, себя дураком и трусом считает. Забавный. Наивный. Раньше был намного смелее. Может самой этот первый шаг сделать? А то он еще несколько лет кругами ходить будет? Никогда раньше такого не делала, но все бывает когда-то в первый раз. Тем более Володя какой-то милый и смущенный.

Я только поцеловала его в щеку. Мол, спасибо сказала за такое дельное решение проблемы. Но не ожидала такой реакции со стороны Володи. С такой страстью меня еще не целовали. Его руки тут же оказались на моей груди. Вроде мне должно было нравиться, но возбуждения не было совсем. Наоборот, казалось, что чего-то неправильное. Нет, это ошибка. И как его остановить? У парня видно, что крыша поехала. Он остановиться не мог. Бормотал мне что-то про любовь, а я и не знаю как все это остановить. Меня спас приход тети Тони. Володя тут же отскочил от меня. Я постаралась сразу оправить одежду.

— У нас гости? — тетя Тоня зашла в комнату и остановилась в дверях. — Ника?

— Здравствуйте. — Если она сейчас что-то скажет в мой адрес, я сорвусь. Стыдно так, что глаза поднять не могу.

— Не думала, что вас друг к другу потянет. Вы же терпеть друг друга не могли, — она вздохнула и вошла в комнату. Села на стул. — Нельзя вам встречаться.

— Почему? — хмуро спросил Володя.

— Сестра она тебе. — Тетя Тоня говорила тихо и грустно. — Роман у меня был с твоим отцом, Ника. Только он о ребенке узнал и жениться отказался. Я тогда за Володиного отца замуж вышла. Все быстро было сделано. Никто и не знал. Потом развелась, когда тот в тюрьму угодил. Мне тяжело было с ребенком. Был момент, когда дома есть не было. Я и пришла к тете Юли.

— Бабушке? — спросила я.

— А куда деваться? Рассказала все как есть. Она мне помогла Володю вырастить.

— Мне почему не рассказала? — спросил ее Володя.

— Не посчитала нужным. Да и не хотелось, чтоб ты плохо обо мне думал. Толя был у нас был видным парнем. По нему все девчонки сохли, чем он откровенно пользовался. Сердца разбивал только так. Стыдно было признаваться, что поверила словам этого кобеля. Извини, что так сказала, — сразу исправилась она, посмотрев на меня. — Умел он слова подбирать, чтоб девчонки ему в объятья падали. Я долго оборону держала, а все равно поверила. Так обманул.

— Об этом мне никто не рассказывал, — сказала я.

— Да кто о таком говорить-то будет? Что он детей лепил, а признавать отказывался?

— С этого места поподробней. Еще есть кто-то? — спросил Володя.

— Анька, Любкина дочка. Мишка с пятого дома, Шуркин сын. Власовы уехали, но близнецы тоже его были. Еще подозрения на Валькину дочку. Валька с ним долго крутила, но ничего сказать не могу. И Жанкина девка, она прям вылитая копия Толи.

После ее слов мы с Володей переглянулись. И что же это получается? У меня неожиданно оказалась куча братьев и сестер, о которых я даже не подозревала? Голова кругом. И Володька мой брат? Так мы с ним тут целовались вовсю. Хорошо хоть дальше не зашли.

— Напоминает все это дешевый сериал, — сказал Володя.

— Но это правда, — ответила тетя Тоня. — Пока он здесь жил, то покоя никому не было. Как уехал, девчонки поплакали и стали семьи строить. Толя женился. Так мы и не поняли с девчонками, как его твоя мать окрутила.

— Она потом жалела, — сказала я.

— Догадываюсь почему, — тетя Тоня усмехнулась.

— Я домой пойду. Мне надо всю эту информацию переварить и осознать, — я поднялась.

Никто мне и слова не сказал. Володя выглядел слишком пришибленным. Я тоже.

Дождь закончился. Выглянуло солнце. Стало душно. Я не стала дожидаться автобуса и пошла пешком. О чем думала? Ни о чем. Наслаждалась весенним днем, обходила лужи. Может и правда кошку завести? Будет не так одиноко. А еще надо грядку вскопать и хоть чего-то посадить. Уже экономия. Володя в качестве потенциального жениха отпадал. Не особо и расстроилась. Любви у меня к нему не было. Я все еще страдала по Эдику. Пусть и злилась на него, но все еще любила. Да, дура. Если бы он сейчас приехал, то я бы его простила. Может и хорошо, что у меня не было телефона. Противно от самой себя.

Трудовая терапия на грядках хорошо прочистила мозги. После нее вернулась злость на Эдика. Образовалась боль в спине, а на руках мозоли. Зато я перекапала сотки три. Завтра в перерыв куплю семена и будет у меня огород. Буду его поливать водой, что накапала мне с крыши в ведра. И опять одинокий вечер. Хоть и наступил май, но в доме было холодно и сыро. Поэтому я затопила печку. Уже кутаясь в одеяло, после того как приняла импровизированный душ на терраске, пришло и осознание всей ситуации. Теперь с удовольствием бы уехала из города. Только денег не было на это. Значит, остается жить дальше.

Стук в дверь. От страха чуть сердце не выскочило. Я взяла топор и пошла смотреть кого ко мне принесло.

— Ника, это я. Ты там спишь что ли? — услышала я голос Пашки.

— А что мне еще делать? — открывая дверь, спросила я.

— Я мимо проходил. Дай, думаю загляну к тебе.

— Заходи. Только ненадолго. Мне завтра на работу.

— Не вопрос, — он по-свойски прошел на мою кухню. — Тебе надо телефон купить. Вот решил я тебя завтра к себе в гости пригласить, так пришлось пешком идти.

— Завтра не могу. Я два дня подряд работаю.

— Послезавтра? Я тогда завтра день рождения с друзьями отпраздную, а потом с тобой.

— И сколько тебе?

— Двадцать пять будет.

— А на вид не скажешь.

— Так придешь?

— Хорошо. Чего дарить?

— Не надо ничего дарить. У меня будет подарок для тебя, — загадочно сказал Паша.

Было интересно узнать, что он там приготовил. Как не пыталась его развести хоть на намек, но он упрямо молчал. Даже домой сбежал, чтоб я не выпытала чего будет за подарок. Оставалось только набраться терпения. Я легла спать. Вроде даже улыбнулась.

Легкая щекотка и писк. Снилось, что я в мышином царстве. Меня тащит куда-то мышиный король, приговаривая, что съест меня. Я открыла глаза и увидела нечто мелкое, пищащие и страшное. Мышь бегала по моему одеялу, как у себя дома. Такого страха я в жизни не испытывала. Хотелось закричать, но забыла, как это делать. В итоге мышь вместе с одеялом полетела в одну сторону, а я в другую. Сердце бешено колотилось в груди. Идея с кошкой была не такой и плохой. Надо найти кошку. Иначе я сегодня ночью точно не усну. А пока можно было уже собираться на работу. Рассвет заглянул в окна, заливая кухню золотистым цветом. Начинался новый день. Оставалось надеяться, что он пройдет без таких потрясений, как вчерашний.

Глава 5

Найти кошку. Эта мысль не уходила из моей головы в течение всего дня. Нужна бродяжка, но которой надоело жить на улице. Поспрашивала других кондукторов. У нас была целая улица, на которой жили кошки. Но туда ехать было далеко. Тащиться через весь город после работы с блохастым вырывающимся созданием совсем не хотелось. Поэтому поход за кошкой я отложила до следующего выходного. Ночь же пришлось провести в полудреме, постоянно боясь вновь оказаться атакованной писклявой мышью. Та вылезала пару раз ночью, но я в нее кидала полено. Мышь с руганью в мой адрес убегала назад. Вряд ли это были добрый писк. Из-за таких ночных приключений я не выспалась. А вечером еще надо было идти в гости к Паше. Чем ближе становился вечер, тем меньше меня интересовал его сюрприз.

Погода наладилась. Было жарко. Я устала. Хотелось поесть и ополоснуться. Но Паша меня ждал. У него был праздник. Пришлось тащиться искать его дом. Хорошо хоть он жил на моей конечной остановке, а не за тридевять земель. Только в противоположном конце от моего дома. И дом у него был не частный, а многоквартирный. Уже стемнело. В подъезде свет был выключен. Пришлось пробираться в темноте. Еще пришлось искать нужную квартиру. Зачем мне все это было нужно? Но вроде мы как бы общались. Дружили.

Паша открыл дверь сразу. Выглядел он довольным и счастливым.

— Я думал, что ты не придешь, — сказал он, пропуская меня в квартиру. Маленькая однушка. Старая мебель. Ремонт в последний раз делали годах так в девяностых.

— Так я же тебе сказала, что не могу рано прийти. Как рабочий день закончился, так и пришла, — ответила я.

— Точно. Это у меня отпуск. Я тут кайфую. Сплю сколько хочешь, делаю, что хочу. Ты проходи. Устала после работы?

— Устала. Еще ночью эту проклятую мышь ловила…

— Иди пока в душ. Я тебе даже халат приготовил. Ты не думай ничего. Просто посидим, отдохнем. Расслабимся. Приставать к тебе не буду. Я серьезно. Что ты так недоверчиво смотришь? Я серьезно. Переночуешь у меня. Отдохнешь. Что я не понимаю, как тебе тяжело. И что тебя просто вырубит сейчас.

Наверное, я дура, раз повелась на все эти речи. Но Пашка говорил искренне. К тому же выглядел прям как мальчишка. И лицо у него было добродушное. Открытое. А я так соскучилась по комфорту и теплому душу. Не надо топить печку. Можно просто помыться не из ковшика, а по-настоящему. Чего там дальше? Паша продолжал удивлять. Тортик, бутерброды, фрукты, свечи. Цветы. Нет. Дружбой тут и не пахло. Меня соблазняли при этом все это с таким невинным взглядом, что и не придраться. Забавно. Давно я так не развлекалась. Сюрприз удался.

Мы пили вино. Разговаривали на ничего незначащие темы. Мягкий свет свечей. Легкая музыка. Я начала пьянеть. Пашка как бы случайно подсел ко мне поближе. Вот теперь точно приставать начнет. А мне? Смешно и любопытно. Вот так и дружба. Секс тоже дружеский? Спросить я не успела. Поцелуй легкий и неуловимый. Черт. А желание он во мне пробудил. Два месяца никого не было. Тело среагировало тут же на эту ласку. Да и ладно, если переспим. Не думаю, что это плохо. Только я вроде свыклась с этой мыслью, как все прервал звонок телефона. Паша тут же пошел искать телефон.

— Да, Макс. Сегодня? Совсем забыл, — он посмотрел на меня. — Конечно приезжай. Так, Ника, все отменяется. Ко мне Макс приедет через пятнадцать минут. Мы с ним стрим записывать будем.

— Чего записывать? — не поняла я.

— Мы давно планировали всю ночь провести за прохождением игрушки компьютерной. Я тебе про нее рассказывал. Про дальнобойщиков. Будем ее проходить и комментировать. Потом в интернет выложим. Чего ты сидишь? Одевайся и домой. Макс если тебя увидеть, угорать будет.

— Почему? — наблюдая, как Паша все быстро относит на кухню, я стала одеваться.

— Он терпеть не может все эти шуры-муры. Короче, давай быстренько отсюда. А завтра я к тебе в гости загляну.

— Не надо, Паш. Завтра ты отсыпаться будешь. После бессонной ночи, что проведешь за игрой.

— Точно. Тогда послезавтра. А нет, послезавтра у нас осада в онлайновой игре.

— Как разберешься с делами, так и заглянешь, — сказала я. Схватив две мандаринки, что Паша забыл убрать, я вышла из квартиры. Несколько домов я прошла быстрым шагом, а потом меня согнуло от приступа истерики. Это было самое романтичное и самое глупое свидание в моей жизни. Я смеялась до слез. Унижение? Да. Противно от себя самой. Глупо все вышло. А я все-таки дура.

Алкоголь разошелся по крови. Вместе с усталостью он представил собой гремучую смесь. Меня шатало. Ноги заплетались. Я только упрямо держала сумочку, в которой был кошелек и ключи от дома. Главное ее не потерять. Иначе у меня будут большие проблемы. Холодало. Летали комары. Эти гады все время норовили меня укусить. Неприятно. Ноги болели. Когда показалась остановка, я только тихо застонала. Идти еще целый час. Так я к утру только доползу. Может пока передохнуть? Все равно в это время никого нет. Правда, я и не знаю сколько времени. Знаю, что только холодно. Наверное, заморозок будет. Я села на лавочку. Ноги чесались от комариных укусов и болели.

— Сейчас холодно. Вам, гадам, прятаться надо, а не надо мной летать. Помрете, дураки. Нет, надо же меня сквозь брюки кусать! — пробормотала я.

— Боюсь спросить с кем это вы разговариваете, — донесся мужской голос из угла остановки.

— Не надо так пугать! — выпалила я, подскакивая на ноги. И тут же упала на скамейку, так как ноги отказывались держать.

— Так это ты меня напугала, — раздался смех.

— С комарами, — ответила я. Они меня почти съели.

— Согласен, сегодня прям их много. Ничего, через пару часов меньше будет.

— Я к тому времени не доживу. — Я попыталась еще раз встать, но ноги меня не слушались. — Выпила всего два бокала вина. Надо же было так развести. Плохое было вино. И плохое свидание.

— М?

— Вот представь. Вино, домино. И я уже вроде не против, а тут звонит друг, с которым нужно именно сейчас в компьютер поиграть. Так меня на улицу. Это глупо.

— Угу. Дурак твой парень.

— Он мне не парень. Друг, который захотел чего-то большего. Глупо все это. А я дура. — Я потерла виски. — Извините. Немного выпила и меня немного развезло. Сейчас я посижу и пойду дальше.

— Тебя развезет еще больше.

— Надеюсь, что этого не произойдет. Не хочу на лавочке ночевать. Здесь холодно. А у меня печка дома. И мышь. Ты боишься мышей?

— Нет, — посмеиваясь, ответил мужчина.

— А я боюсь. Она ко мне целоваться лезла, — пробормотала я.

— Безобразие.

— Завтра кошку найду и избавлюсь от мыши.

— Хорошая идея.

— Я тоже так думаю. Ладно, было приятно поболтать, но надо идти. — Я встала. Меня шатало, но я медленно пошла вперед. Надо идти домой.

— Подожди. Давай доведу. Ты далеко живешь?

— Далеко. Представляешь, меня из дома выгнали. — Почему-то стало так обидно и жалко себя. Я начала хлюпать носом.

— Так куда же мы идем? — спросил мужчина, придерживая меня за талию. Ровно идти я не могла.

— Домой.

И тут меня прорвало. Я ему начала рассказывать все, что наболело. И про Эдика, и про его маму, и про свой дом, который разваливался на глазах. Жаловалась, как тяжело живется. Он меня слушал не перебивая. Сумерки сменились непроглядной ночью. Я уже не разбирала дорогу. Мужчина включил фонарик на сотовом телефоне. Сразу стало светлее.

— А у меня даже электричества нет, — продолжала я ныть. — Вот и остается только мужика с квартирой искать, чтоб зиму пережить.

— Значит, ты одна живешь?

— С мышью, — шмыгая носом, ответила я.

— Как я мог про нее забыть, — сказал он. — Где твой дом? Мы почти до конца улицы дошли.

— Вот этот, с покосившимся забором.

— Так почему не поправишь?

— Он весь сгнил. Нужно новый делать, — я вздохнула. Около двери пыталась найти в сумке ключи, но не получалось. Они все время ускользали у меня из пальцев.

— Давай сюда, — мужчина отобрал у меня сумку. Через минуту я уже дошла до кровати и плюхнулась на нее.

— Похолодало. Зато комары пропали. Надо печку растопить.

— Лежи. Пока свою хижину не спалила и себя вместе с ней, — хмыкнул мужчина.

— Но мне холодно. — Я села. Зашатало так, что чуть не упала с кровати.

— Я все сделаю. Спи.

— Нельзя спать. Там мышь. Она ко мне целоваться полезет.

— Я буду сидеть всю ночь и ловить твою мышь, вместо кота. Подойдет?

— Подойдет. Только не уходи. И деньги не бери последние. А то мне до аванса еще неделю жить. А без денег я не проживу, — заревела я. Опять стало жалко себя.

— Успокойся, — мужчина разжег огонь и сел рядом. — Чего только не бывает. Ты же не на улице осталась. У тебя есть крыша над головой.

— Она протекает.

— Есть прописка, — продолжил он как ни в чем не бывая. — Ты жива и здорова. Молодая. Чего ты плачешь?

— Себя жалко.

— Давай пожалею, — он стал гладить меня по голове. — Так лучше?

— Я себя глупо веду?

— Скорее пьяно. Хотя я тебя понимаю. Ты просто сорвалась. Такое бывает. Все навалилось на тебя. Еще и неудачное свидание, — тихо сказал он.

— Но ведь все наладится?

— Конечно. По-другому и быть не может.

— Было бы хорошо. Ты только не уходи. А то мышь…

— Мышь к тебе целоваться не полезет, — весело сказал он.

— Почему?

— Потому что с котом поцелуешься, — он коснулся моих губ. Миг, и меня выключило. Дальше провал в памяти.

Солнце светило прямо в глаза. Оно меня и разбудило. В доме было сыро. Но солнце припекало. Я с трудом добралась до ведра с водой. Не помню, чтоб я его приносила. Напиться и умыться. Голова раскалывалась. Одежда. Почему на мне ее нет? Замочена в соседнем ведре. Не помню. На столе четыре таблетки обезболивающего и записка, написанная на вырванном листочке из блокнота.

«Спасибо, за незабываемую ночь. Такого я не испытывал никогда в жизни, и вряд ли испытаю. Столько страсти и раскованности. Только одно прошу, больше не пей со своим другом. Не знаю, что он тебе подсыпал в вино, но ты такое творила… Была бы камера, точно записал, чтоб пересматривать, на память. Такое только в кино видел. С восхищением,

Твой Г.»

Я несколько раз перечитала записку. И что же ночью было? Память отказывалась меня слушаться. Оставалось только принять таблетку и ждать, когда голова перестанет болеть. Может тогда я смогу вспомнить, чем закончилась моя бурная ночь?

Глава 6

Мне было стыдно и неприятно. Получается, что я вчера переспала с первым встречным? Это уже в ни в какие ворота не входит. Ладно, Паша или Володя. Я их хоть знала какое-то время. Вещи в рвоте. Это мне вчера еще и плохо было? Боюсь представить что было ночью. Но деньги он не взял, и документы мои на месте. Только на душе плохо.

Почти весь день я провела в кровати. Никуда не хотелось идти. К тому же мне было стыдно за свое поведение. Часам к четырем я поняла, что мне надо поднимать себя за волосы и идти искать кошку. Или меня ждет очередная бессонная ночь. Правда, всегда оставался вариант кого-то найти отгонять эту мышь. Я нервно рассмеялась.

Было так тепло, что май напоминал не весну, а лето. Как же было приятно, что я больше не мерзла. Никогда в жизни не думала, что буду ненавидеть зиму. Но морозы и дождь можно любить, если дом теплый, а на плите есть горячий суп. Тогда да, зима кажется красивой и волшебной. Когда же мороз то и дело кусается, а желудок сводит от холода, то теряется красота.

Улица кошек поражала своим масштабом. На ней обитало около пятидесяти особей на окраине частного сектора. Как мне объяснил водитель, раньше их собирала какая-то бабушка. Потом она умерла, а кошки остались одни, ни кому ненужные. Голодные, дохлые. Некоторые шарахались, другие, наоборот, ластились. Любой цвет, любая порода.

— Кто ко мне жить пойдет? — спросила я. В ответ меня окатили таким презрением, что стало не по себе. — Ну как хотите. Насильно никого тащить к себе не буду.

Несколько хвостов демонстративно отвернулись от меня. Я шла и разглядывала кошачье царство. Кошки сидели группками. Они напоминали кошачий прайд. Надменные, царственные. Прям такие зазнайки. Все из себя.

Никогда не любила трехцветных кошек. Эта сидела в стороне ото всех. Я подошла к ней и взяла ее на руки.

— Пойдешь ко мне жить? — спросила я. Кошка мяукнули и лизнула меня в нос. — Буду считать это за положительный ответ.

Мы доехали с ней спокойно в автобусе. Потом она даже не делала попыток слезть с моих рук, пока мы шли от остановки до дома. Видимо, ей надоело жить на улице. Оставив ее дома, я поехала в зоомагазин за средством от блох и глистов. Заодно надо было семена купить. Огород я все же вскопала, а вот семена некогда было купить.

Дети бегали на роликах по центральной аллее. Велосипедисты объезжали молодых мамочек, что выгуливали малышей. Парочки шли в обнимку. Май. Цвела черемуха и вишня. Уже набухли цветы сирени. Скоро экзамены. Надо будет съездить в институт забрать документы. Только я пока не готова была морально туда приехать. Стыдно. Чуть позже, когда меня не будет волновать общественное мнения, а история забудется, я туда съезжу.

Мы с ним столкнулись у входа в магазин. Борю я узнала сразу. Он не изменился. Все такой же мускулистый с лысой головой и бешеным взглядом. Медвежьи объятья из меня выбили дух и чуть не переломали кости. Те девчонки, которые с ума сходили по накаченным и сильным мужикам мне всегда завидовали. Боря начал качаться лет с четырнадцати. О своих мускулах он мог говорить часами. Рассказывал мне о своих тренировках, питании и силе воли. Он уговорил меня с ним начать встречаться, когда мне было пятнадцать лет. Ему уже было двадцать. Ничего такого не было. Даже поцелуев. Все чинно. Он приезжал каждый день после работы и сидел со мной на лавочке перед домом, развлекая историями о том, сколько ему удалось «выжать» сегодня, а сколько он планировал «выжать» килограмм через неделю. Бабушка не была против моего «жениха», считая его безобидным парнем. Немного туповатый, но искренний.

Вначале меня такое внимание даже радовало. Взрослый парень. Мощный. Девчонки завидовали. Через неделю после общения с ним я начала выть. Все лето превратилось для меня в выполнение повинности в разговорах с ним. Я пыталась его отшить, сказать что мне надоела такая дружба, на это я получила ответ: мы с ним обязательно поженимся, когда я окончу школу. Помню, я категорично ответила, что этому не бывать. После этого он меня напугал, так что я неделю отойти не могла. Схватил меня за плечи и поднял над землей, со словами, если я ему откажу, то он меня убьет. Глаза были бешеные, а слова спокойные и холодные. Я поверила ему. Хорошо, что разговор проходил в конце августа, когда я уже нужно было уезжать. А на следующий год бабушки не стало. Поэтому связь с Борей оборвалась. Не скажу, что меня это сильно расстроило. Я о нем забыла, решив, что больше никогда не буду встречаться с двухметровыми бешеными быками. И вот теперь этот бык выражал при виде меня радость. Что же тогда ненависть?

— Ника! Я не знал, что ты вернулась! — он вытащил меня из магазина, забыв, что сам туда собирался зайти. — Что же ты в гости не зашла? Я и обидеться могу! Хотя, ты не знала, что я переехал. Я дурак, не взял адрес твоей матери. А то бы в гости приезжал. Так, прям потерял тебя.

— Боря, поставь меня на землю, пока кости не сломал, — еле выдохнула я.

— Ой, извини. Ты не представляешь как я рад тебя видеть! А ты изменилась. Раньше такая девчонка сопля-соплей была, а сейчас такая бабенция стала, — продолжал он. Видимо, последнее это надо считать комплиментом. — Красивая, прям конфетка.

— А ты не изменился, — окидывая Борю критическим взглядом, ответила я.

— Как же так? Ты посмотри как я мускулы нарастил! Тогда… — Боря завел свою любимую песнь про бицепсы и трицепсы. Их разницу в сантиметрах не по годам, а по месяцам. Вот человеку заняться больше нечем, как только мышцы измерять.

— Борь, мне на автобус надо.

— Так, я тебя подвезу, — кладя тяжелую лапу мне на плечи, сказал Боря.

— Не надо. Я сама доеду.

— Ты всегда была стеснительная. Мне это ничего не стоит. Тем более столько лет не виделись. Теперь ты от меня точно не сбежишь. Три месяца повстречаемся, а в конце лета поженимся. Я ведь тебя так и не смог забыть. Ничего, теперь ты от меня не сбежишь.

— Так, я замужем, — выпалила я. — Мы на время с мужем приехали сюда. В отпуск. Вот думаем продавать дом или оставить, как дачу.

— Ты меня бросила что ли?

— Так, я думала, что ты меня бросил. Ты же пропал! — я начала его обвинять, заговаривая зубы, а сама смотрела в сторону остановке, в надежде, что подъедет автобус и я сбегу. Хорошо, что остановка была рядом с магазином. — Я пострадала немного, а потом встретила своего милого. Так что сам виноват.

— Да, ступил. — Боря потер лысую голову широкой ладонью. — Ника, но мы же останемся друзьями? Поболтаем, погуляем.

— Муж заревнует.

— Обижает? Ты только скажи. Я ему рожу набью, — его кулак пролетел рядом с моим лицом.

— Боренька, он меня любит. Ревнивый только, — отскакивая в сторону, ответила я.

— Тогда ладно. Я бы тебя тоже ревновал. — Ноги оторвались от земли. Правильно, зачем нагибаться, чтоб в щеку поцеловать. Лучше меня наверх поднять.

— Боря, отпусти!

— Да ладно тебе, — он басисто рассмеялся. — А я охранником работаю. И в качалке тренером. Приходи к нам. Бесплатно тренировки проведу. Сделаем из тебя человека.

— Я подумаю. Все Боря, рада была тебя видеть. Но мне пора.

Автобус меня спас. Пусть и не совсем по моему маршруту, не доезжал до моей остановки целых две, а заворачивал в сторону, но я решила лучше пешком прогуляюсь, чем с Борей дальше обниматься буду. Главное, чтоб он меня на лжи не поймал. А то приедет еще с мужем моим знакомится. Хотя, Боря в этом плане был принципиален. Он мне еще тогда свои принципы говорил, что измены не потерпит. Сразу придушит. Отелло новоявленный. При этом и на чужих жен не заглядывался. Для него это было святое. Наверное, поэтому я и наврала. Как же он меня напугал! Сразу вспомнился его бешеный взгляд, когда он мне сказал, что не даст мне уйти. Жуть.

Дома меня встретила кошка с пойманной мышью. За это мы с ней обновили древний договор. Она приносит мне мышей, а я даю ей молоко. С кошкой стало не так одиноко. Теперь можно было с кем поговорить. Не с мышами же мне разговаривать.

На следующий день я посеяла семена. Теперь у меня должна была вырасти зелень, лук, редиска. Очистила грядки с клубникой. Соседи подкинули рассаду картошки. У них осталась лишняя. Они просто мимо проходили и спросили не нужна ли мне картошка на семена. Жизнь налаживалась. Медленно, но налаживалась. Во второй половине дня я пошла на реку. Подростки уже ныряли с мостков. Река разлилась и после весны еще не вошла в свое русло. Красиво. Вода отливала голубизной, по небу плыли пушистые облака. Ветер ласкал траву, как будто ласково гладил ее. Хотелось дышать полной грудью. Забыть все неприятности и страхи. Пусть все ошибки останутся в прошлом. А заново начать жить можно прямо сейчас, не дожидаясь очередного понедельника. Было приятно идти босиком по грунтовой дороге, по пути срывать одуванчики и плести из них венок. Мне никто не попадался по дороге. Мало кто здесь проезжал. Хорошо. Мне и не хотелось не с кем разговаривать.

Черемуху повалило сильным ветром. Она лежала и цвела. Я сорвала несколько веток. Пусть сегодня будет праздничный букет. Неприятности должны рано или поздно закончится. Нужно было только верить в это. И я верила. Хотя вечером лежа в кровати и смотря на букет я начала сомневаться. Одной все-таки было тяжело. Принц нужен. Только пока кандидатов на его роль я не видела. Борю я боялась, Паша оказался придурком, Володя братом, а Эдик сволочью. Про таинственного мужика я старалась не вспоминать. Это вовсе что-то случайное и не вписывающиеся в картину жизни. О таком лучше забыть. Где только найти этого принца? Лето не такое и длинное. Расслабляться и жалеть себя некогда. Вот когда будет время, тогда и пожалею.

Кошка легла рядом и ободряюще замурлыкала. Мы друг друга понимали. Надо будет искать принц без аллергии на кошек, потому что одну я ее не оставлю. Я знаю, как это на улице оказаться.

Глава 7

С Ваней мы познакомились случайно. Он опаздывал на экзамен. Перед этим всю ночь учил билеты, которые увидел за день перед экзаменом, поэтому проспал. Проснувшись, он сразу побежал на улицу. Как только зачетку не забыл. А кошелек оставил дома. Я пыталась его выгнать, изображая из себя сурового кондуктора. К тому же сегодня должна была быть проверка. Из-за него меня могли оштрафовать. Ваня так давил на жалость, ну как кот из знаменитого мультика, что в итоге я сама ему всучила билет. И вовремя, потому что пошла проверка.

— Я тебе верну деньги. И шоколадку, — перед выходом сказал он.

Я не поверила этому шалопаю, но пожелала удачи на экзамене. Сама не так давно жила от сессии к сессии. А двадцать рублей не так много, когда могли оштрафовать на несколько тысяч.

Моему удивлению не было предела, когда он встретил меня на вокзале вечером. Веселый, с бутылкой пива и закрытой сессией. Ваня был веселым раздолбаем. Вот по-другому его назвать было сложно. Он учился на экономиста, при этом не мог решить элементарные примеры. Я бы ему не доверила за кассой сидеть, а не то, чтоб по профессии работать. Жил он с матерью, которая оплачивала его прихоти. Ванька и не думал работать. Бегал по кругу родственников, то к бабушке заглянет, то к брату. Там пожалуется, там поржет. В итоге получал все что хотел. Все жалели бедного студента, а он этим пользовался.

Не знаю, зачем я с ним закрутила роман. Выгоды от него было, как от козла молока. Вряд ли бы его мама пустила к себе в квартиру. В последнее время к потенциальным свекровям я относилась с опаской. Денег у него не было. Но было веселье и относительно безопасные отношения. Так как вместе с родителями он переехал к нам в город всего каких-то шесть лет назад, то моим братом быть не мог. Это меня уже радовало. А еще с ним было легко. Он был моим ровесником, но я казалась себе рядом с ним старухой. Умной, опытной, и расчетливый. Ваня же заставлял меня забывать обо всем. Мы шутили и смеялись. Пили пиво, от которого у меня кружилась голова, дурачились на речке. Все это напоминало игру двух щенков, которые возятся и покусывают друг друга, еще не понимая, что отношения могут быть другими. С ним я вновь почувствовала молодость и легкость. Меня больше не волновали бытовые проблемы и деньги. Не волновало, как я проживу зиму. Я бегала на работу, а потом ждала вечера, когда мы вместе будем гулять по берегу реки, пить и целоваться. Легкость. Ее мне никогда не хватало. Полета души.

С каждым днем наши игры становились все более и более откровенными. Но Ваня дразнил, не переходя черту. Этого я понять не могла. Вроде взрослые люди. К тому же после всех этих обнимашек и поцелуйчиков голову сносило от желания. Тело требовало того самого, плевав на душу. Мне хотелось с ним переспать. Логичное завершение этого летнего приключения, которое затянулось на две недели. Пусть это было неправильно с моральной точки зрения. Но мне нужна была эта разрядка.

В этот раз мы перебрали. Шли ко мне домой, а вышли к пляжу. Не знаю сколько было времени. Мне запомнилась только тишина, полная луна, что серебром раскрашивала реку и запах тины. Наверное, было поздно. Потому что в июне все-таки темнеет не сразу. Как ни странно, комаров почти не было. Или я на них не обращала внимания? Ванька рассказывал анекдоты. Не знаю насколько они были забавными, но я смеялась. Потом были поцелуй, жесткая трава. Какое-то мы место выбрали неудачное. Рядом куча мусора. Я хотела сказать об этом Ване, но его тут понесло дальше некуда. Я даже не успела ничего возразить, как он уже задрал мне юбку. Отодвинул мои трусики. А дальше, вперед-назад и Ваня отваливается в сторону, чтоб кончить куда-то в траву. Ладно, это понятно. Дети мне пока не нужны. Только понять бы, а был ли секс?

— Правда здорово? — довольно спросил он.

— А чего хоть было? — не выдержала я.

— Только не говори, что ты из этих, озабоченных, которым и раза мало.

И что тут ответить? Послышалось, что кто-то рассмеялся. Хотя кроме нас на пляже никого не было. Водяной или Леший гогочет. Только мне не до смеха. Тут хоть плач. Разгорячится я успела, а разрядку не получила. Наверное, я из озабоченных, потому что мне было мало.

— Ника, ты спишь?

— Под впечатлением от такой страсти, — буркнула я.

— Я знал, что тебе понравится. У меня всегда так, хотя девчонки почему-то недовольные, — зевнув, сказал он.

— Даже не представляю почему.

Мой кавалер храпел рядом. Красота. Домой что ли пойти? А что там? Снимать напряжение с помощью слез? Река манила своей прохладой. Все равно никого нет, а водяному к виду голых баб не привыкать.

Я отошла в сторону, где начинался песчаный пляж. Оставив вещи на песке, я подошла к воде. По реке шла рябь. Луна светила, как большой фонарь. Теплая вода ласково прошлась по телу. В этом году лето было жаркое, поэтому сейчас вода напоминала парное молоко. Мягкая теплая. Она расслабляла мышцы, гасила возбуждение. Сейчас наплаваюсь и пойду домой. Главное, нельзя выплывать на середину, где сильное течение, а то меня отнесет в сторону. Так и утонуть недолго.

Меня что-то начало тянуть на дно. Сказать, что я испугалась, ничего не сказать. Надо было закричать, но я забыла как это делать.

— Попалась, русалочка, — довольно сказал мужской голос. Чтоб не утонуть, я вцепилась в него. — Теперь поплыли к берегу.

— Кто вы?

— А кого еще можно встретить посреди реки? — насмешливо спросил он. Потом добавил серьезно. — Цепляйся за шею, а то не выплавишь. Тебя далеко от берега утянуло.

— Вы водяной.

— Угу. Охочусь на глупых девочек, чтоб пополнить свой гарем из русалок, — ответил он, борясь с течением.

— Я и не поняла как до середины доплыла.

— Ты не бултыхайся. Держись крепко. Мешаешь.

— Не буду. Так вы же должны меня наоборот топить, а не помогать выплыть.

— Как отымею тебя как следует, тогда и утоплю, чтоб другим не досталась. Вы мне живые больше нравитесь, чем трупами. Русалки красивые, но холодные, а девицы тепленькие и страстные. Так, моя хорошая?

Мне стало страшно. Алкоголь туманил мозг. Страх сжимал грудную клетку. Единственным верным решением показалось сбежать. Я разжала руки, которыми держалась за его шею и нырнула в сторону. Меня тут же вытащили на поверхность.

— Куда это ты? Ты потом утопишься. Вначале я поиграю немного, — он притянул меня к себе. Я не успела отдышаться, когда его рот накрыл мой. От неожиданности я перестала сопротивляться. Его же руки заскользили по моему телу, касаясь груди, ягодиц. Воспалённому сознанию показалось, что у него как минимум четыре руки. Точно, водяной. Все мои попытки сбросить напряжение провалились. Тело меня не слушалось, отдавшись во власть этого мужчины. Вода не могла охладить тот огонь, что горел во мне.

— Эк тебя возбудило! — хмыкнул он. — Хочешь продолжу? Чего молчишь, русалочка?

Он прикусил мое ухо. Возбуждение стало таким острым, что внутри все свело от болезненного напряжения. Я прикусила губу, чтоб сдержать стон. Он же довольно смотрел на меня. Я видела насмешливую улыбку на его губах. Когда я сходила с ума, он полностью контролировал ситуацию. Мы приближались к берегу.

— Так что? Презервативы есть? — грубовато спросил он, ущипнув за ягодицу. Я машинально прижалась к нему, чувствуя его возбуждение.

— Нет, — едва слышно ответила я.

— У меня тоже. А без них побрезгую, — возвращаясь к моим губам, ответил он.

Он ведь ничего такого не делал. Только поглаживания, какие-то пощипывания. Я была, как натянутая струна. Его рука резко оказалась у меня между ног. Разрядка. Мощная, сильная, тяжелая. Она вытянула остатки сил и прояснила мозг. Стало как-то ясно, что сейчас произошло.

— Легче стало? Какая ты сегодня молчаливая, русалочка. Топится не будешь?

— Не буду, — ноги нащупали дно. Водяной выше меня был сантиметров на двадцать. Усталость. — Так бы здесь и легла спать.

— Рядом со своим парнишкой? — хмыкнул мужчина.

— Он не мой.

— Я вас несколько дней вместе видел. Или это так?

— Все верно. Так. Как и сейчас. Просто так. Ничего серьезного, — вещи пришлось отряхивать от песка. На мокрое тело они прилипли, все равно оставляя мелкие песчинки.

— Пойдем провожу тебя что ли. Или хочешь присоединиться к молодому человеку?

— Не хочу. — Я ничего не хотела. Просто пошла в сторону дома.

— Домой как попадешь? Ключи у меня.

— Откуда?

— Ты их тут забыла. Хотя тебе не привыкать в окошко лазить, — насмешливо сказал он.

— Отдай, — пришлось возвращаться за ключами.

— Подожди, сумку возьму и тебя провожу. Даже дверь открою, а то потеряешь еще ключи. — Он нырнул в кусты и вышел оттуда со спортивной сумкой. Подошел ко мне и обнял за талию. — Вот теперь можем идти.

— Я замужем.

— Тогда твой муж великий рогоносец. Я ему сочувствую, — тихо рассмеялся мужчина.

— И что вам от меня нужно? — Я зевнула. Хотелось спать.

— Хоть спасибо услышать хочу. Всё-таки не дал тебе утонуть.

— Может, тогда жизнь стала бы проще.

— Ты это брось. Жить надо. И руки опускать нельзя, — резко сказал он, встряхнув за плечи.

— Устала, — я хлюпнула носом. Так жалко себя стало.

— Сырость не разводи. Вот домой придем и плачь сколько хочешь. Я тебя обниму и буду дремать. А ты реви на здоровье.

— С какого перепугу вы меня обнимать будете? — Слезы тут же высохли.

— С такого. Я сейчас чего угодно сделать могу. Вон, хоть сейчас в траву повалить и поразвлечься как следует. И ты только стонать будешь, да просить добавки.

— Грубо.

— Тебе напомнить что было десять минут назад?

— Хватит надо мной смеяться.

— Я не смеюсь. Ты спросила, я ответил. Хочешь открою один секрет? — он наклонился к моему уху. — Пьяная баба своему телу не хозяйка.

— Ты! — Слова так и застряли у меня. Я побоялась произнести их. Сработал инстинкт самосохранения. Вместо этого я вырвалась из его объятий и пошла вперед. Он рассмеялся.

— А ключи у меня.

— Отдай мне их. Я сама дойду.

— Угу, и уронишь в щель на крыльце. Как ты по нему ходить не боишься?

— Откуда ты знаешь?

— А мне нравится пьяных девочек спать укладывать. — Он смеялся, а мне было страшно. Одна на дороге. Соседи или спят или не живут. Даже если кто нападет, ведь никто на крик не выйдет. Побоится. Страшно. Одной жить страшно. Обидеть может каждый. И себя жалко. — Опять слезы.

— Ты не понимаешь… Я ведь одна…

— Как же не понимаю. Очень хорошо понимаю. Даже помню твой план принца с квартирой найти. Поэтому ты встречаешься с мальчишкой. Хоть богатый?

— Веселый.

— Да. Я сегодня заметил, как тебе весело было. Аж топиться пошла.

— Плавать я пошла.

— Удачно так, на середину реки.

Хорошо, что мне не пришлось отвечать на его слова. Мы дошли до дома. Я увидела кровать и плюхнулась на нее. Глаза закрывались.

— Двигайся.

— Зачем?

— Рядом лягу.

— Ты мне не нужен, — пробормотала я, пытаясь столкнуть его с кровати.

— Мне тоже такая шалава не нужна. Но выбирать не приходиться.

— Я не шалава, — от обиды захотелось заплакать, но я только успела хлюпнуть носом, как оказалась прижатой к теплому боку.

— Спи. Не надо сырость разводить. Мой тебе совет, хотя ты вряд ли послушаешь, прекращай пить. Дурная ты, когда напьешься. Приключения найдешь на это место, — он хлопнул меня по ягодицам.

— Прекрати, — сонно попросила я.

— Спи.

Глава 8

Голова болит. Нет, пить нужно точно заканчивать, особенно когда по утрам так плохо. Я какое-то время лежала в кровати и смотрела, как с потолка капает вода. Дождь. И похолодало. Погода испортилась. Такое бывает и с этим ничего нельзя поделать. Оставалось только подставить емкости в тех местах, где протекала крыша и затопить печку. Через час я уже умылась и пила обжигающий кофе. Думать о ночных приключениях не хотелось. В последнее время я старалась не думать о проблемах. Сознательно от них уходила. А что еще оставалось делать, когда я не знала, как их решить? Мучится угрызениями совести за свое скандальное поведение? Смысл? Только нервы тратить и себя изводить? Я и так на грани нервного срыва находилась. Слишком тяжело приходилось в последнее время. Слишком много неудач и ударов приходилось получать от жизни.

Почему проблемы не заканчивались? Должна же рано или поздно начаться белая полоса? Где тот принц, что вытащит меня из этой берлоги? Как все надоело! Очередная капля упала мне на нос. Китайская пытка в виде капающей воды, начала раздражать. Я пошла посмотреть, как обстоят дела в комнате. Может, стоит переехать с кухни туда? Крыша вроде в комнате течет меньше. Я сюда заходила всего пару раз. Первый раз когда убиралась, а второй, когда вещи на кухню переносила. Комната выглядела пустой и не жилой. Кровать и диван, что я притащила с кухни, поменяв его на старую пружинистую кровать из комнаты. На самом деле этот диван можно было уже выкидывать, так как мыши проделали в нем большую дыру, но у меня не было сил его куда-то тащить.

Пол скрипел под ногами. Наверное, и правда стоит переехать сюда. В комнате всего в двух местах крыша протекала. Резкий скрип, звук ломающихся досок и я лечу на пол вместе с кофе. Кружка разбивается. Горячая жидкость разливается по полу. В последний момент мне удается поменять траекторию падения и свалиться не на угрожающие острые осколки кружки, а рядом с ними. Правда, не удалось избежать горячей кофейной лужи. Но это было мелочи. Ногу пронзила боль до воя. Пришлось перебороть ее и вытащить ногу из дыры. Щепками досок я порезала ногу. Перелома не было. Только кровь и синяк. Только нога болела так, что я разревелась. Ладони разбиты. Да что же это такое!

Подняться удалось, только когда я смогла доползти до стены. На ногу наступить не получалось. Я доковыляла до ведра, в которое уже накапала вода и запихнула туда ногу. Заодно взяла бинт и йод. Надо было обработать рану. Только как же было больно! Я плакала. Долго. Пока не заболела голова. Устала. Это было последней каплей моего терпения. Если жизнь решила меня добить, то ей удалось. Больше так жить было нельзя. Я устала выживать, а не жить. Устала быть одна. Да, я признаюсь, что слабая и не могу выжить. Пусть мне не суждено встретить принца, так пусть будет простой мужик, который сможет залатать дыры в крыше и полу. Мне не надо, чтоб меня носили на руках, достаточно, чтоб человек был просто рядом. Я устала быть одна.

Потом пришлось самой обрабатывать себе рану и забираться в кровать. Сам себе не поможешь, то никто не поможет. На ногу я наступить не могла в течение всего дня. А на следующий день нужно было на работу.

Пытка. По-другому два следующих рабочих дня нельзя было назвать. Я могла наступать на раненую ногу, но она болела до слез. Приходилось горстями глотать обезболивающие. Хотелось отлежаться, но уйдя на больничный, я получила бы копейки, поэтому пришлось терпеть, стиснув зубы, а вечером падать в подушку носом и реветь. Хоть рана была чистая и ничего не загноилось. Только ушиб сильный.

В первый мой выходной объявился Паша. Я его даже на порог не пустила. Хватит с меня такой дружбы. Наврав, что у меня дела, я закрыла перед его носом дверь. А дела были. Нужно было ехать в магазин за продуктами. Только от одной этой мысли прошибал пот. Вчера нога болела так сильно, что я о еде и вовсе забыла. Сегодня же утром поняла, что дома пусто. Оставалось только просить кошку мышку поймать или птичку. Радовало только одно: затяжной дождь, наконец, прошел. Только погода оставалась ветреной и холодной. Ноги разъезжались в резиновых сапогах. Так как одна нога еще и болела, то было неудивительно, что я упала в грязь. Оставалось только выругаться. Так как я прошла уже половину пути, а вторую попытку я вряд ли бы осилила, то пришлось идти вперед, плюнув на свой внешний вид. В магазине на меня хмуро посмотрела продавщица, но ничего не сказала, когда я покупала очередную порцию макарон и дешевого фарша, подумав, добавила к нему еще и кусок колбасы с хлебом. Маленький пакет молока. Теперь можно идти домой. Очередной день невезения. Стоило выйти на улицу, как я мелкие холодные капли облепили лицо. Пошел дождь. Ругаясь про себя я пошла в сторону остановки. Надо было немного передохнуть. Ногу уже не чувствовала от боли. Ничего, дома я сварю себе макароны, а ногу спрячу под одеяло. И буду слушать, как дождь капает в ведра и кастрюли.

Слезы текли по лицу, смешиваясь с дождем. Обидно. Надоела мне такая жизнь. Больше не было сил бултыхаться в ней мышью, что попала в крынку с молоком. Устала. Может лечь и утонуть в этом молоке? Хотя ведь знаю. Как бы ни хотелось опустить руки, все равно не сдамся. Не тот характер.

На остановке никого не было. Только что отъехал автобус, забрав немногочисленных пассажиров. Мало кому пришла идея гулять под дождем. В углу остановке сидел мужчина, закутавшись в куртку и надвинув на глаза капюшон. Мало ли кого занесло к нам. Может, кто-то перепил и дойти до дома теперь не может. В любом случае минут десять передохну и дальше пойду. Вытру только слезы. Дурная привычка слезы рукавом вытирать, забыв, что он грязный. Я прям ощутила, что грязь размазалась по лицу. Попыталась ее оттереть, только, похоже, размазала еще сильнее. Мужчина закашлялся и свалился с лавочки. Попыталась встать, но кашель так и сгибал его пополам. Туберкулез? Захотелось отсесть от него подальше, хоть и выглядел мужик довольно чисто. На бомжа не походил. Только весь мокрый, как будто долго под дождем провел времени.

— Вам плохо? — спросила я.

— Заболел. Сыро, холодно, вот бронхит и начался, — ответил он, откашлявшись и вернувшись на скамейку.

— Да, погода нынче холодная.

— А. Русалочка. Кого еще можно встретить на этой остановке? Только тебя. Опять с каким-нибудь кавалером пила?

— Нет, — я посмотрела на мужчину. Трудно было сказать сколько ему лет. Так с ходу можно было дать и тридцать и сорок. На щеках щетина. Лицо красное. Зеленые глаза мутные. Его знобило. Видимо и температура была.

— Чего тогда такая грязная? Хочешь сказать, что все лужи пересчитала на трезвую голову?

— Нога болит. Еле хожу, — ответила я, разрываясь между двумя желаниями уйти и помочь ему. — Тебе домой надо. Или в больницу.

— С простудой в больницу не кладут. А дома у меня нет.

— Как так?

— А вот так. — Он опять закашлялся. — Вот солнце выйдет, пойду на реку костер разведу. Чаю напьюсь. Пока здесь мерзнуть буду или до воспаления легких себя доведу, чтоб в больнице полежать.

— У меня дом хоть и дырявый как решето, но печка есть.

— Тебе повезло. Твой дом хороший. А дыры залатать можно. — Он закрыл глаза. Зубы выбивали дрожь. Оставить его и забыть. Всем не поможешь. Так ведь правильно. Не тащить же его домой, хотя он уже у меня был. Это до какой степени докатиться надо. Тут уже падать больше некуда.

— Пошли.

— Куда?

— Чай тебе налью и таблеток дам. Не помирать же здесь.

— Так вроде помирать не собирался.

— Ну не хочешь, сиди дрожи дальше, — я поковыляла домой.

— Чего с ногой? — он подхватил свою сумку и пошел рядом.

— Ушибла. — Опять до слез. Устала катиться вниз. Что там дальше осталось?

— Чего ревешь? Так болит?

— Да. А еще истерика. Думаю, что меня дальше ждет. Следующий пункт в программе спиться.

— Я тебе компанию составлять не буду, — сказал он. — От алкоголя только одни проблемы.

— Такой правильный? Вроде в вашей среде принято за воротник заливать.

— Если у меня нет регистрации и крыши над головой — это не значит, что я должен жить как свинья. Всегда предпочитаю оставаться человеком, — довольно резко осадил он.

— Извини. Не хотела тебя обидеть, — стало совестно за свои слова.

— А я необидчивый. Тем более на девчачью глупость обижаться себя не уважать.

— Оскорблять не надо.

— Где же тут оскорбления? Пока твое поведение умным назвать сложно.

— И без тебя тошно. Или заткнись или вали на свою остановку.

— Не, не пойду. Мне твоя идея побыть у тебя в гостях понравилась. Как самому-то не пришла такая мысль. Надо было давно к тебе завалиться. Все равно тебе скучно. А я тебе буду сказки рассказывать.

— Как кот с золотой цепью?

— Цепочки у меня нет. Я тебе не пес, чтоб на ней сидеть, да дом сторожить.

— А кто ты?

— Человек.

— Человек, тебя хоть звать как?

— Гена.

— Ника.

— Знаю. Ты говорила, — он опять закашлялся. — Ты мне все рассказала. Болтать ты любишь. Для тебя ссылка в одиночество хуже некуда.

— Я теперь с кошкой разговариваю.

— Надеюсь, она тебе не отвечает?

— Мурлычет.

— Это хорошо, что мурлычет.

— И блох я ей вывела. Она теперь мышей ловит. — Гену зашатало. Чуть не свалился. Пришлось его поддержать. — Совсем плохо?

— Голова закружилась. Ел в последний раз два дня назад. Как горло заболело, кусок не лезет.

— Сейчас печку растопим, чаю напьемся. Макароны сварим. Ты у меня тут только не падай. Я тебя не подниму. Ты высокий и тяжелый. А у меня нога болит. Как я тебя тащить-то буду, — я говорила, потому что так было легче. И дорога начала казаться не такой длинной. Мысли начали уходить с сомнениями. В любой ситуации надо оставаться в первую очередь человеком. Может это и ошибка тащить его в дом, но, с другой стороны, оставлять его на улице совесть не позволила.

Я растопила печку и поставила воду. Как же хорошо снять резиновые сапоги. По дому я предпочитала босиком ходить. Пусть пол и был холодный, но холод только снимал боль. Нога у щиколотки была синюшного цвета из-за синяка. Немного припухла, но это отек. Так и должно быть. Через пару дней должно пройти.

На Гену я не обращала внимания, хотя ушла переодеваться в комнату с дырявым полом. Он же чувствовал себя как дома. Разделся, закутался в мое старое одеяло, которое я выстирала еще по весне и сел поближе к печке. Она периодически дымила, но он на это не обращал внимания.

Вещи я развесила на веревки, что были натянуты недалеко от печки. После этого, не дожидаясь пока вода закипит, сделала несколько бутербродов. Пихнула их Гене. Кошке молоко налила.

— Спасибо, — жуя бутерброд, сказал он. — Я тебе потом отдам.

— Ладно, — я отмахнулась. — Обо мне ты все знаешь, а я о тебе ничего. Если ты и рассказывал, то я не помню.

— Тебя перебить было невозможно, — он усмехнулся.

— Тогда рассказывай, как ты до такой жизни докатился?

— Так же как и ты, — ответил он. После его слов, я поперхнулась. Мысли пошли совсем в интересном ключе. Гена же рассмеялся. — Случайно.

— Я о том и подумала.

— Не, у тебя лицо открытое. Не обманешь, — он опять раскашлялся.

— Градусник что ли держи, — я достала коробку с лекарствами.

— У тебя тут прям аптека.

— Я одна живу. Аптека далеко. Если что случится, то до аптеки не доберусь. Знаешь, как говорят, что спасение утопающих в руках самих утопающих.

— Лучше вовсе не тонуть.

— Конечно. Лучше не болеть, не терять дом и работу. А жить счастливо и легко. Только это ведь только в сказках бывает.

— Мы сами делаем свою жизнь. Хотим сделаем сказку, хотим драму, — возразил он.

— Хочешь сказать, что тебе нравится твой образ жизни? — закипел чайник. Я заварила чай. Часть воды вылила в кастрюлю и закинула макароны туда же накидала кусками фарш. Будет что-то подобие супа. Еще можно за зеленью сходить. Она хоть и маленькая, своя. Красота. Вот и обед будет.

— Мне немного не повезло.

Гена был явно оптимистом. Это немного выросло в сплошную черную полосу, которая привела его сюда. Гена раньше жил в Москве. Он учился на инженера. Но завалил сессию, попал в армию. Пока служил, мать связалась с какой-то сектой. Когда закончилась служба, то квартира была уже несколько раз продана, а мать покоилась на кладбище. И то, он еле нашел ее могилу. Доказать ничего не получилось. Он остановился у родни. Нашел работу, стал снимать квартиру. Познакомился с девушкой. Женился. У нее своего жилья не было. С детьми решили подождать до тех пор, пока не купят квартиру. Несколько лет работали, накопили на первый взнос. Решили купить квартиру на уровне котлована. В итоге строительная компания разорилась. Деньги возвращать им никто не стал. Плюс был кредит по ипотеке. Это все сломало жену Гены. Она не выдержала и подала на развод. Ипотеку Гена взял на себя. Она же нашла себе мужика с квартирой, замужем и уже двух детей родила. Гена же работал на двух работах. Рассчитался перед банком, а потом сломал ногу. Попал в больницу. Пока лечился, с работы его уволили. На второй попросили уйти. Когда нога восстановилась, закончились деньги. Снимать квартиру было не на что. Пошел на вахту с общежитием. Первый раз съездил удачно. Два месяца потратил на поиски постоянной работы. Смог на это время снять жилье. Но цены в Москве подскочили, а с работой не везло. Или ее не было или предлагали работать за такие деньги, которые едва съем покрывали. Он сглупил, что снял квартиру. Надо было комнатой обойтись, но думал, что повезет. В то место, куда он ездил в первый раз на вахту, второй раз поехать не удалось. Тогда он обратился в другое место. Ему предложили поехать к нам в поселок. Он отдал последние деньги за трудоустройство и общежитие. Почему поверил им, сам не понял. Больно перспективная работа была. Они и сайт показали с заводом, который якобы строился в нашем городе и все условия расписали. Только у нас давно ничего не работало. Так Гена оказался без денег в незнакомом городе. Понял, что его обманули. Но и вернуться в Москву не было возможности. Он приехал сюда в начале мая. Перебивался случайными заработками. Кому помог огород вскопать, кому забор починить. Только все что он получал, то приходилось тратить на насущные нужды. И есть хотелось и в баню сходить. Да и оборванцем ходить не хотелось. А тут, как назло, то джинсы порвались, то футболка.

— Это называется что такое не везет и как с этим бороться, — выслушав его рассказ, сказала я.

— Почему? Не все так плохо, как кажется на первый взгляд, — уплетая суп, ответил он. — Тут плохо только, что заболел.

— И как ты планируешь выбраться из этой ямы?

— Надо работу найти до зимы. Тогда смогу снять квартиру или комнату. Сейчас лето, тепло. Еще можно на улице пожить. Но зимой я тут околею.

— А в Москву возвращаться не планируешь?

— Ника, а какая разница где жить? Там мне не везло, может здесь повезет. Кто его знает? — спокойно ответил он.

— В этом мы с тобой похожи.

— Нет. Я не планирую построить жизнь за чужой счет, как ты. Мне не надо, чтоб каждым куском хлеба попрекали и в любой момент могли на дверь указать. Была у меня баба одна. Почему-то посчитала, что я комнатная собачка, которая должна ей тапочки приносить. Я отказался. В итоге она на дверь указала, я, недолго думая, ушел.

— Гордый?

— Бабам нравятся мужиков в тряпки превращать, под каблук загонять, а потом вышвыривать, потому что на мужиков перестают походить. Мне оно надо под кого-то прогибаться, чтоб быть выкинутым царственной рукой? Нет. Лучше уж скитаться. Ничего, трудности пройдут и на моей улице будет праздник. А тебе за помощь спасибо. Потом все верну.

— Ты меня из реки вытащил. Считай, что отдаю долг, — протягивая ему лекарства, сказала я.

Глава 9

Гена спал на старой кровати, что я притащила из комнаты. Матрас был тонким, но все равно, это лучше чем ничего. В свою кровать я его класть не стала. Да он и не возражал. Простуда сильно вымотала его. Дождь перестал. Как это часто бывает летом, выглянуло солнце и сразу стало жарко. Я вытерла пол, на который накапало с крыши и села на покосившиеся крыльцо с «Домби и сын» Диккенса. Было приятно листать желтые странички, погружаясь в атмосферу холодного дождливого Лондона. Переживать вместе с маленькой девочкой холодность ее отца и не терять надежды на лучшее. Светлые моменты в книги возникали, как луч среди пасмурного неба, чтоб вновь скрыться за облаками серой жизни. Это мне напоминала и мою жизнь. Серая с примесью солнца.

Интересно, почему мама так поступила? Тут можно было понять, что это был лишь повод выгнать меня. У нас не было с ней доверительных отношений, но они всегда были ровные. Я не приносила ей проблем в подростковом возрасте. Все мысли занимала лишь учеба. Потом еще и работа. Мама ко мне относилась без особых эмоций. Мне казалось, что так и должно быть. Пусть она моего брата любила больше. Это было видно, но он был такой обаятельный, поэтому ничего в этом странного я не видела. Но, может, все это время я ее просто раздражала, а мама это скрывала? А тут подвернулся удобный повод. И перед совестью не стыдно, и перед знакомыми. Но можно было и поговорить и сказать, что мне пора съехать. Зачем все так грубо делать?

Это из-за того, что я была копией отца? Об этом часто говорила бабушка. Я понимаю ее обиду, если учесть, что папа верностью не отличался. Должно быть, она много обид от него перетерпела. Но мне все равно неприятно и обидно. Хотя, я не знаю как поступила бы на ее месте. Все-таки она меня дотянула до двадцати лет. Это тоже о многом говорит.

Жужжали комары. Солнце высушивало землю. Вылетели пчелы и шмели, опыля цветочки, что росли около крыльца. Дикие и в то же время красивые в свое простате. Мне не нравились садовые цветы. Они были чопорные и надменные. А дикие цветы были мягкие в своей грубоватой красоте. От сирени подул ветерок, принося терпкий запах. Почему-то у меня всегда были ассоциации, что когда отцветала сирень, то наступало лето. Выглянула Мурка и села рядом со мной. Начала умываться. Вроде и так гость в доме. Кого еще она решила ко мне пригласить? Теплый ветерок пронесся по траве. Нет, крапиву, что поселилась на углу дома, все же надо выдернуть. Уже несколько раз об нее обжигалась. Сейчас нога пройдет и выдерну. Было бы побольше денег, то можно было починить крыльцо. Исправить пол, крышу, заменить забор. Еще поменять подгнившие нижние венцы. Фундамент поправить. Построить баньку, поменять туалет, покрасить дом, отремонтировать его внутри, поставить новую печку и купить хорошую мебель. В довершение всего провести свет, купить холодильник и телевизор и можно будет жить. Был бы миллион… Нет. Получив миллион, я бы уехала отсюда покорять Москву. Но это была бы другая история. Я оглядела небольшой огород и сад. А было бы неплохо вернуть сюда жизнь. Вот в том углу, рядом с сиренью, можно расчистить землю. Убрать дикую поросль. Поставить песочницу и качели. Лавочку. И тут может играть мой ребенок. А еще можно сделать маленький пруд. Закопать какое-нибудь корыто. Натаскать туда воды и пусть ребенок ноги мочит в жаркий летний день. Площадку огородить плетнем. Красиво будет. Еще завести пса. Большого и шерстяного. С огромными клыками и добрым сердцем. Будет дом сторожить и за малышом глядеть. Никогда раньше не посещали мысли о детях. Да и рано о них еще думать. Надо на ноги встать. Замуж выйти. Мир посмотреть. Я только в Турции и на нашем юге была. Когда-то хотела еще в Лондоне побывать. Париж посмотреть. А сейчас? Чего я хочу сейчас? И ответа нет. Ладно, подумаю чего еще можно сделать на участке. Например, спилить старые яблони, которые уже почти не дают яблок и угрожают свалиться, а посадить новые. Потом, надо скворечник сделать. И по весне у меня будут жить скворцы.

— Что делаешь? — спросил Гена, выползая из дома. Вещи высохли. Поэтому он вновь оделся, но продолжал кутаться в одеяло.

— Мечтаю, — ответила я, отодвигаясь в сторону. Кошка соскочила на землю, потянулась и скрылась в траву. Гена сел на ее место рядом со мной. Достал пачку сигарет.

— Не против? — спросил он. Я лишь пожала плечами. Сама не курила, но после дымящей печки к дыму привыкла. — Мечтать — это хорошо. Без мечты жить тяжело.

— Ты тоже мечтаешь?

— Почему нет? Или я должен чем-то отличаться?

— Все ты к словам цепляешься, — хмыкнула я.

— Твое удивление позабавило. Сразу представил себя зверем, которому чуждо все человеческое, — пояснил Гена.

— Просто странно это слышать от человека, который живет на улице.

— Но на улице я живу только последний месяц. До этого квартиру снимал. Но и тогда мечтал и сейчас мечтаю. Без этого не поставишь цель. Без цели не будет желания подниматься утром и чего-то делать. А тогда наступит смерть.

— Наверное, ты прав. Нужно чтоб был смысл иначе станет неинтересно.

— И о чем ты мечтаешь? О принце и его квартире?

— Как ни странно, но нет, — я рассмеялась. — Думаю, что можно с домом и участком сделать.

— Хорошие мысли. Здесь много можно чего придумать, — похвалил он. Почему-то его одобрение мне пришлось по душе.

— А ты о чем мечтаешь?

— Моя мечта проста как в песни. Домик, печка, кошка, жена, дети. Кто-то от этого бежит, а к этому стремлюсь. Но чтоб этого добиться нужно работать засучив рукава.

— Согласна. Только тяжело это. Вот смотри, я сейчас получаю одиннадцать тысяч. Из них трачу на еду около пяти тысяч. Остается шесть. Нужно еще купить себе вещи, что-то в дом. В итоге у меня остается при самом хорошем исходе три тысячи. Вот смотрю на них и думаю, что мне делать с таким богатством.

— Рубероид купить и перекрыть крышу. Досок хоть полкуба. В комнате надо пол поменять. Это крыльцо снести. Я сижу и думаю, что в любой момент оно мне на голову свалится, — перечислил Гена не задумываясь.

— Это легко сказать. Пол я никогда раньше не меняла. Высоты боюсь. С крыши еще свалюсь и костей не соберу. Надо человека нанимать. А это опять деньги, которых кот наплакал.

— Это у меня денег триста рублей в кармане. У тебя в десять раз больше, — хмыкнул Гена.

— Все равно мало. Не хватит, чтоб мечты в жизнь воплотить. Дом требует слишком больших вложений. Проще новый найти. — После этого осознания стало грустно.

— Но пока ты принца с дворцом не нашла, — заметил он. Что же я ему тогда спьяну наболтала? Все решила выложить, что на душе накопилось?

— Так это пока.

— Давай представим. Что твой план провалится. У тебя есть запасной? Ты не нашла мужика с квартирой, что делать будешь?

— Попытаюсь снять квартиру. Комнаты у нас не сдают. За квартиру придется семь отдать. На остальные жить ничего не покупая из вещей, а носки с трусами штопать.

— При том что ты эти деньги можешь вложить в свой дом.

— Теоретически такое можно сделать, — я не стала спорить. Но эта идея казалась мне утопией.

— Ты можешь починить дом и попробовать его сдать или продать.

— Я думала его продать. Такая мысль еще два года назад приходила. Но все время что-то останавливает. Этот дом еще дедушка для бабушки построил. Они здесь прожили всю жизнь. Моего отца вырастили. Я сколько лет сюда приезжала. Здесь все мои воспоминания. Понимаю, что глупо звучит, но все это дорого для меня.

— Почему глупо? Хорошо, что ты помнишь о своих корнях. У меня с этим проблема. Отец из Литвы. Там родственники если и есть, но с ними не поддерживали никогда отношений. А мать из детдома. Подкидыш. Сестра есть старшая, но с ней отношения напряженные. Может, из-за разницы лет. Ей пятнадцать было когда я родился. Я в первый класс пошел, она замуж вышла и весьма успешно. Поэтому такой брат, как я, ей не в радость. Был бы успешный, то может и общалась. Но не все могут быть на вершине этой жизни. У меня не получается деньги зарабатывать большие.

— А у меня братьев и сестер много. Оказывается, папа тут многим детей наделал.

— Ты рассказывала, как один из кандидатов в принцы братом оказался. — Гена закашлялся.

— Есть такое. После этого мы с ним не общаемся. А хорошо дружить начали.

— От шока отойдет, еще объявится, — сказал он, затушив сигарету. — Сама пойми, не каждый раз девчонка, с которой решил кровать помять окажется сестрой. Ты здесь жить одна не боишься? Смотрю, у тебя здесь соседей почти нет.

— По выходным многие приезжают. Тут дома сейчас как дачи используют.

— А в будни?

— У меня топор есть. Я с ним гостей встречаю.

— Когда я к тебе в гости заходил, то топора не видел, — усмехнулся он. Щекам сразу стало жарко.

— Ген, у нас с тобой что-то было? — решив все выяснить раз и навсегда, спросила я. Стыдно, но за свои приключения расплачиваться надо.

— Я хотел. Скрывать не буду. Не каждый день в руки попадаются пьяные девицы, готовые на все. Но в первый раз тебе плохо стало. Вместо того чтоб кровать на прочность проверять, мне тебя умывать пришлось. А ты еще и ругалась в придачу. Чуть не дралась. Дурная ты, когда перепьешь. Хотя. Ты утверждала, что всего два бокала вина выпила, поэтому честно появились подозрения, что тебе чего-то подсыпали. Такой реакции на вино я еще не видел. А второй раз, были бы резинки, то поразвлеклись бы, — он задорно посмотрел на меня. Мне же хотелось провалиться сквозь землю.

— Ген, я на самом деле так себя не виду.

— Угу. Ты мне сказки не рассказывай. Я видел как ты на берегу целовалась с тем пареньком. Это какой по счету был? — хмыкнул он. Опять закашлялся. Затем добавил уже более мягко. — Я тебя не осуждаю. Каждый живет, как считает нужным. У всех разные представления о морали. Одни будут три месяца ждать, чтоб первый раз поцеловаться, а другие в первый же вечер знакомства в кровать к мужику прыгнут. Честно, мне на твою мораль плевать с высокой колокольни. Но не строй из себя девицу, что только выпустилась из благородного пансиона, — он спрятал пачку сигарет в карман. — Я тебе хочу предложить сделку. Ты мне делаешь регистрацию на год, я помогаю чинить тебе дом. Живу здесь же, за это помогу купить строительные материалы, как только найду работу. Еда пополам. Кровать делить — по желанию.

— Последнее я не хочу, — поспешно ответила я.

— Дело твое. Я настаивать не буду. Тогда чисто деловые отношения. Хочешь, ищи своего принца, а я постепенно буду готовить дом к зиме. Потому что, в отличие от тебя, хочу перезимовать здесь. Мы с тобой вроде уже не чужие люди. Я знаю о тебе почти все. И в какой ты школе училась. И кто за тобой ухаживал. С кем целовалась, а кого у тебя подруга увела.

— Хватит. Я поняла, что если выпью, то рассказываю всю информацию о себе, — остановила я его.

— Угу. Есть у тебя такое. Так как? По мне, предложение не такое и плохое. Я получаю крышу над головой, ты возможность починить дом.

— Хорошо. Как ты поправишься, а у меня нога пройдет, сделаем тебе регистрацию, — согласилась я. С одной стороны сомнения были, но с другой — я ничего не теряла. Да и вдвоем не так скучно будет.

Глава 10

Дождя больше не было. К тому времени, когда закончились выходные, нога уже болела не так сильно. Жизнь начала налаживаться. Вроде и Гена пошел на поправку. Кашлять стал меньше. Хотя я столько в него таблеток впихнула, чая с малиновым и смородиновым листом, даже на мед раскошелилась, что он должен был поправиться. Я возвращалась после работы домой. Автобус довез до поворота, а там дальше нужно было так идти. Но погода радовала, поэтому я не была против пройтись. Людей почти не было. Молодежь гуляла в центре, а на окраине все сидели по домам.

— Ника! А я как раз к тебе еду! — Боря поравнялся со мной и слез с велосипеда.

— А я с работы иду. И завтра мне опять на нее, — ответила я.

— Чего это ты работаешь? Говорила, что дом приехала продавать, — насторожился он. Я же прикусила язык. Вот никогда не умела врать.

— Так мы с мужем решили здесь остаться. Дом поправим, детишек будем растить, — быстро нашлась я.

— Ой ли! А не сочиняешь ли? — цокнув языком, спросил он.

— А зачем мне это? — выпалила я.

— Вот и я думаю, зачем, — он обнял меня за талию, прижимая к себе. При этом другой рукой спокойно вез велосипед.

— Пожалуйста, убери руку, — попросила я.

— Почему?

— Потому. Увидит муж, так ревновать будет.

— Он у тебя что, как Маша из сказки на сосну забрался и видит все вокруг? — Боря загоготал. — Давай ты от него уйдешь.

— Зачем?

— Вместе жить будем, — хохотнул он, как будто сказал чего-то смешное.

— Я счастлива в браке.

— Да ладно, мне песни петь. Птичка нашлась. Нет у тебя никого.

— Почему это?

— Потому, — передразнил он. — Была бы правдой твоя сказка, то не гуляла бы ты поздно вечером одна.

— А что мне тут будет? Места знакомые. Чай, не заблужусь.

— Так найдется, кто захочет поцеловать тебя, чего делать будешь?

— Кусаться и царапаться. — Предупредила я. Душа ушла в пятки. Попыталась убрать его лапу, чтоб отстраниться, так проще было памятник гранитный подвинуть.

— Да ладно, без когтей и зубов останешься. Давай будешь мило и ласковой, и я отвечу тем же. Не будем все до мордобоя доводить, — серьезно сказал он. Оставалось лишь надеяться, что мне удастся доползти до топора, чтоб кого-то по башке огреть.

— Боря, а если меня это не привлекает?

— Что тебя не привлекает? — его лапа скользнула к моим ягодицам. Страшно.

— Не хочу я с тобой любовь крутить.

— А кто тебя спрашивать будет? — удивился Боря. — Ты со мной жить будешь. Один раз я ступил, отпустил. Теперь не отпущу. И прекращай мне врать.

Угроза была такой неприкрытой, что во рту сразу все пересохло. Страшно. Это был какой-то неосознанный страх, животный, на уровне инстинктов. Когда понимаешь, что с этим человеком лучше не связываться. Мысли искали выход из ситуации, в которой я оказалась, но с перепугу соображала я туго. Мы повернули в сторону остановке, когда я увидела Гену с топором. Чудо!

— Милый, ты не так все понял. Это просто друг. Он просто не поверил, что я замуж вышла. Это недоразумение, — быстро заговорила я. Боря от неожиданности отпустил меня. Я бросилась к Гене. Повисла у него на шеи, пытаясь забрать топор.

— Недоразумение говоришь? — он сказал это тихо, но от его тона мне стало страшно. Еще страшнее, чем рядом с Борей. — А я сейчас твоему хахалю ногу переломаю. А потом и тебе заодно.

— Да не трогал я твою жену! — попытался оправдаться Боря.

— Еще бы ты ее тронул! — гаркнул Гена.

Он как замахнется топором, я к нему за спину отскочила. Споткнулась и упала. Боря с невероятной скоростью запрыгнул на велосипед и на скорости поехал в город, оставив меня разбираться с «разгневанным мужем», который топором размахивал, и грозился и Борю зарубить и меня. Вот и прошла любовь у моего жениха. А Гена ему еще пригрозил, что если увидит его около меня, то ноги переломает.

— Давай руку, — грозно велел Гена.

— Ты только топор убери, — косясь на грозное оружие, попросила я.

— Куда же я его дену? Да не бойся ты, женушка, — он рассмеялся. — Чего за чудик был?

— Привет из прошлого. Ухажер назойливый. Я ему наплела, что замуж вышла. Он не поверил. Явно хотел у меня остаться и место мужа занять, — поднимаясь и отряхиваясь, ответила я.

— Так ты же вроде принца ищешь. Чем тебе не принц? — все так же веселясь, спросил Гена.

— Да я его боюсь. У него как что, так сразу в зубы дать. И все равно кому. Тебя я теперь тоже боюсь. В гневе ты страшный.

— Так и надо, чтоб всяких нехороших принцев отгонять.

— Да какой он принц? Козел какой-то.

— Тогда козел-переросток, — ответил Гена. Мы пошли домой.

— А ты какими тут судьбами с топором? Ты болеешь. Дома отлеживать должен.

— Я тебе что, Илья Муромец на печи тридцать три года лежать. Вроде уже этот возраст миновал. Пора и дела делать, — хмыкнул он, закуривая сигарету. Закашлялся.

— Вот плохо же, а дымишь.

— Так привычка — это святое дело. Получить легко, а избавиться сложно, — ответил он. — Поэтому лучше не начинать.

— Ген, а сколько тебе лет? Если это не секрет.

— Я тебе не девица, чтоб свой возраст скрывать. Тридцать шесть.

— Ясно.

— А что? На роль принца присматриваешь? Староват я для принца. Скорее на роль короля подойду.

— Просто интересно было. Ты сказал, что больше тридцати трех. Вот и спросила. Не придирайся к словам. И должна же я знать, что за человек у меня в доме живет.

— У… Хорошо, что не через полгода спохватилась познакомиться поближе. Хотя куда нам ближе-то знакомиться? Я как-то весь твой внутренний мир узнал и внешний уже заценить успел.

— Внутренний — это когда меня рвало или когда я болтала? — уточнила я.

— А какой хочешь, такой и выбирай. Всю тебя знаю.

— Так и будешь меня все время задирать?

— Почему бы и нет. Хоть какое-то веселье. Телевизора у тебя нет, радио тоже. Будем сами себя веселить.

— Книжки читай. Вот тебе и развлечение. Ты куда с топором ходил?

— Решил я сегодня крыльцо снять. У тебя топор тупой. Не представляю как ты им чего-то делала. Знаешь, как говорят, какой топор, такой и хозяин. Ну, тупым я быть не захотел. Пошел к Игнату поточить. У него точильный станок есть. Помогал ему по весне картошку сажать. Топор я заточил. Он мне предложил дров переколоть, пока сам спиной маяться. А мне-то что? Халтура она и в Африке деньгами ценится. Переколол я ему дрова. Договорились, что завтра приду и доделаю. А тут ты идешь в обнимку с этим типом. На шею кидаешься, да еще и милым называешь. Сыграть роль Отелло? Да запросто.

— Спасибо. Выручил.

— Вот если бы меня не было, как выкручивалась бы?

— Не знаю, — я пожала плечами. Мы дошли до дома. Осталось только нагреть воды, ополоснуться. Приготовить поесть. Или не приготовить. Сил чего-то не было.

Я растопила печку. Хоть на улице и было тепло, но дом за время дождей сильно отсырел. К тому же другого способа нагреть воду у меня не было. После душного дня нужно было смыть пот, который делал тело неприятно липким. Одно хорошо, что Гена сходил за водой и не пришлось ходить мне. Пока я плескалась в терраске, он разогрел кашу, которую еще утром сварил. Потом сам пошел плескаться.

— Я тебя почти люблю, — ужиная и попивая чай, ответила я в порыве чувств.

— Как тебе мало надо. Помыть, накормить и спать уложить — а ты так и растаяла.

— Ты смеешься, а я серьезно. Спасибо за помощь.

— Мы как бы в одной лодке, подруга. Значит, держаться надо вместе. Так проще до берега доплыть, — ответил он.

— Спасибо еще раз, что выручил с Борей.

— Обращайся, если кого отшить нужно. Тем более, пока ты мне регистрацию не сделала, то мне выгодно от тебя всех отваживать.

— Послезавтра сделаем. Как договаривались, на год.

— Да, — он отпил чай и посмотрел на меня. — Смотри, Игнат говорит, что в магазине распродажа рубероида. Два рулона покупаешь, третий бесплатно. Завтра он мне деньги за дрова отдаст, поеду в магазин за ним. С тебя надо тысячу. Есть?

— Тысяча есть.

— Хорошо. Тогда, если солнышко будет, сделаем нам крышу. А то у нас не крыша. А дуршлаг. Заодно крыльцо разберем. Извини, но я боюсь на него наступать. Сделаем из остатков ступеньки, остальное в печку.

— Как скажешь, — я зевнула, и забралась под одеяло. Было приятно лежать чистой, в ночной рубашке, под одеялом. Уютно и спокойно. Ко мне пришла кошка и начала петь колыбельную.

— Ты спать?

— Да, — я зевнула. — Завтра еще работать. Тебе потом надо будет новое постельное белье купить. И одеяло с подушкой.

— Да нам и одного с тобой хватит, — хмыкнул он.

— Обойдешься, — я закрыла глаза и провалилась в сон.

Что-то противное лезло ко мне. Оно щекотало. Я пыталась смахнуть, но оно лезло вновь и вновь. А потом я услышала писк. Глаза открылись сами собой. Кошка сидела у меня на кровати. В сумерках было видно, что она в пасти держит вырывающийся и пищащий комок. У меня сердце остановилось от страха. Я завизжала. Кошка испугалась и выпустила мышь. Та побежала у меня по одеялу. Я тут же вскочила, продолжая визжать. Подскочил Гена.

— Чего случилось? — он зажег свечу.

— Меня хотели мышкой покормить, — тяжело дыша, ответила я.

— А кричать так зачем? Надо было спасибо сказать.

— Она живая была! — взвизгнула я.

— Видно Мурка решила, что ты плохо питаешься.

— Нет. Я ей забыла молока купить. Она мне и напомнила так своеобразно. Мол, она договор выполняет: мышей ловит, а молока нет, — я перевела дух. Нужно было подойти к кровати и перестелить ее, но я боялась.

— Чего спать не ложишься?

— Я в последний раз всю ночь не могла уснуть. Все время боялась, что мышь опять целоваться придет.

— Чего ты их так боишься? — он стряхнул одеяло. Стянул простынь. Я положила другую. Сняла пододеяльник.

— Не знаю. Но боюсь.

— Ложись, — накрывая кровать одеялом, сказал Гена.

— Я лучше немного посижу, — с опаской, я огляделась по сторонам.

— Ага, — он задул свечу. Схватил меня за талию и закинул на кровать.

— Что ты делаешь? — я испугалась не на шутку.

— Спать ложусь, — он лег рядом. — Буду тебя от мышей охранять.

— Не надо…

— Спи. Вставать через пару часов. Потом поспорим. — Накрываясь одеялом и обнимая меня, сказал он. Возражать я не посмела. Так вроде не страшно. Пусть он мышей отгоняет. Да, спокойно. Я закрыла глаза и вновь уснула. Через три часа нужно было вставать на работу.

Глава 11

Просыпаться в чьих-то крепких объятьях было непривычно. Вначале я и не поняла, кто держит меня за грудь. Сдержав порыв ударить наглеца, я приоткрыла глаза. Гена. Кошка. Мышь. Угу. Ясно. Зазвенел будильник. Его противный писк прошелся по моим нервам. Я всегда ненавидела будильники, поэтому просыпалась перед тем, как он зазвонит. И это было независимо от мелодии. В этот раз Гена отвлек меня. Будильник продолжал надрываться.

— Ты вставать собираешься? — не открывая глаз, спросил Гена.

— Как только ты меня отпустишь.

— Хм, а я и думаю, чего мне так приятно, — он отпустил меня. Я тут же выключила будильник. Умыться. Попить холодного чая. Завтракать не хотелось. Да и не чем было. Теперь только переодеться и на работу. Взяв вещи, я осторожно прошла в соседнюю комнату. Я положила вещи на спинку дивана. Сняла ночную рубашку и взяла футболку. День обещал быть жарким. Зачем я сделала шаг назад? Это получилось машинально. Нога наступила на что-то мягкое. Сердце упало вниз. Я скосила глаза, подпрыгнула и закричала. Отвращение волной прошлось по телу.

— Чего ты орешь? — заглядывая в комнату, спросил Гена.

— Вчерашняя мышь, — я показала на дохлый комок, что лежал на полу. Видимо, мышка пыталась убежать к себе, но померла по дороге. — Гадость.

— А по мне так ничего, — хмыкнул он, смотря почему-то на меня. Футболку-то я так и не надела.

— Нашел чем любоваться.

— Ну это лучше, чем дохлой мышью, — он ушел. Вернулся с куском старой газеты и подобрал дохлую мышь.

— Спасибо. — Я пошла мыть ногу. Надевать брюки ее не помыв, я брезговала. Пока на терраске отмывала ногу, Гена выкинул мышь. Сполоснул руки около уличного умывальника.

Начинался новый день. Странно он начался. Но я надеялась, что он все-таки будет удачным. Холодная ладонь коснулась ягодиц. Тонкая ткань трусов не защитила от этого льда. Я замерла.

— Убрал свою лапу. За мышь спасибо, остальное — лишние, — тихо сказала я, едва сдерживая злость.

— Да ладно тебе.

— Мы не договаривались, что вместе с регистрацией и койкой, ты получаешь и меня в придачу, — я развернулась и посмотрела на него.

— Всегда в пункт договора можно добавить новые пункты, — ответил Гена, прищурив глаза.

— Нет. Мы чужие люди. Живем, как соседи. На этом все, — твердо сказала я.

— Как скажешь. От мышей тебя больше не защищать?

— Нет. Сама справлюсь, — я тяжело сглотнула. Мне было не по себе от его взгляда.

— Хорошо. На работу опоздаешь, соседка.

— А ты что думал? — я вернулась в комнату, чтоб одеться.

— Ничего, — спокойно ответил он. — Тема закрыта. Ты сказала нет, я понял. Десять раз одно и то же обсуждать не будем.

— Договорились, — сумка, кошелек. Отдала деньги на материал для крыши. И ушла на работу.

Постепенно за дневной суетой я забыла об утреннем инциденте. Жаркий душный день. Многие поехали на дачи и в деревни. Меня же поставили на три маршрута не городских, «дачных». И вот я собирала плату в переполненном автобусе, уворачиваясь от лопат, мучаясь от вони, что образовывалась из помеси духов, дезодорантов, пота и бензина, который проникал в салон. Отвратительная работа. Отвратительный день. Он не заладился с самого начала. И также продолжался.

В конце маршрута был поселок на берегу озера. Это было местная зона отдыха. Безработные, студенты и те кто был в отпуске поехали туда вместе с дачниками. Ехать в дороге нужно было около часа. Некоторые, особо нетерпеливые, пить начинали уже в автобусе. Я делала замечания, меня посылали. Красота, а не работа. Сколько я нервов потратила, на эти споры! В итоге, в перерыв никак не могла отойти. Меня просто трясло. Как раз в этот момент и подошел Олежа, который оказался здесь проездом.

Он был именно не Олег, а Олежа, потому что так было модно и необычно. Он сам по себе был «модным» и всячески это подчеркивал. Модная прическа, модная одежка. На ногтях виден маникюр. Казалось, что он из какого-то другого мира. Но нет, из моего города. Просто очень любил следить за собой. Общаться с ним было легко. Даже успокаиваться начала. Мне всегда нравились такие люди, с которыми когда общаешься, то забываешь о своих проблемах.

Я и не заметила, как закончился перерыв. Он удивился, узнав, что у меня нет телефона. Предложил свой старый отдать. Мол, всегда договориться можно где подзарядить. Я отказывалась, но он настоял. В итоге мы договорились встретиться послезавтра в городе. Рассчитывала ли я на что-то? Нет. Просто хотела пообщаться с интересным человеком.

Жара дурманила. Я возвращалась домой. Опять пришлось идти пешком две остановки. Но это ничего страшного. Погода хорошая. Завтра выходной. Пойдем делать Гене регистрацию. Надо будет грядки прополоть. Посмотреть созрела ли клубника. Ягоды уже висели крупные, но еще зеленые. Может за день они хоть немного подрумянились?

Одно время ягоды видеть не могла, особенно когда мы в урожайный год набрали пять ведер. А теперь опять соскучилась по ее вкусу. Или это было от авитаминоза? Мой рацион не отличался особым разнообразием.

Удар по голове. Я замечталась и не услышала, что ко мне кто-то подошел сзади. А может просто не придала значения. Толчок в сторону, и одновременно сорвали сумку сплеча. Я же покатилась в канаву, глубокую и заросшую крапивой. Все произошло за считаные секунды. Шум в голове. Руки и лицо горят огнем. Сумка полетела следом за мной в канаву. И торопливый бег в сторону.

Страшно и обидно. Я так испугалась, что побоялась посмотреть на напавшего. Надо было выбираться из вонючей канавы со стоячей водой. Я вначале села. Перед глазами все плыло. Дрожащими руками открыла сумку. Кошелька не было. Благо паспорт оставил. Слезы. Обидно. Пока выбиралась — обожгла все руки крапивой. Досталось и лицу. Выползла. Ноги дрожали. Но я была не в сказке, где могла прилететь фея и, взмахнув палочкой, отправить меня домой. И принц на мерседесе поблизости не проезжал. А было бы здорово, чтоб меня такую бедную и несчастную кто-нибудь довез до дома. Только пришлось идти самой. Все время сама. Одна. Устала. Может это было последней каплей? Пришло осознание одиночества и ненужности. Ведь это правда, я никому не нужна. Вот осталась бы я в этой канаве, никто бы искать не стал. Я плакала. Шла и плакала. Не обращала внимания на комаров, что пытались меня укусить, не обращала внимания на порвавшуюся балетку, что волочилась следом за мной по земле и все время пыталась соскочить, а ее упрямо поправляла. Можно было бы и босиком пойти, но мне эта мысль пришла уже около дома. Я прошла в покосившуюся калитку, закинула балетки в траву и села на крыльцо. Сил больше ни на что не было. Хоть здесь помирай.

— Пойдем, я тебе воды нагрел, — из дома вышел Гена. Я даже ответить ему ничего не смогла. Просто сидела, смотрела в одну точку. Он сел рядом. Закурил. Протянул мне сигарету. Почему бы нет. Мне уже все равно. Горький дым обжег язык. Дым проник в легкие. Закашлялась.

— Как ты можешь такую гадость курить постоянно? — спросила я.

— Очнулась. А курю, потому что привычка, — он отобрал у меня сигарету. — Иди мыться, потом ужинать. Дальше — посмотрим.

Меня шатало. Вода в терраске. Теплая и мягкая. Мыло смыло вонь. Даже мою рубашку повесил. Заботливый какой. В доме пахло дымом и спиралями от комаров. Я съела несколько ложек гречневой каши и расплакалась. Гена сел рядом и обнял меня за плечи.

— Что случилось, подруга?

— Подруга? — переспросила я.

— А кто же? Подруга дней моих суровых.

— Ограбили.

— И чести девичий лишили?

— Только ограбили и в канаву выкинули, — замотала я головой.

— Много взяли?

— Пятьсот рублей.

— Ника, ну и чего ты слезы льешь? Копейки ведь. Ты жива, здорова, а остальное заработаем.

— По голове ударили.

— Дай посмотрю, — его пальцы зарылись в мою шевелюру. — Вроде шишек не чувствую. Несильно тебя приложили. Больше напугали.

— Напугали, — согласилась я. — А еще устала. Понимаешь? Я так устала. Больше не могу.

— Бывает. У каждого человека бывает срыв.

— У меня ничего не получается. Вся жизнь…

— Прекрати. Все у тебя нормально. Просто срыв.

— Я никому не нужна. Это страшно.

— Мы с тобой в одной лодки подруга, а ты говоришь, что одна, — возразил он.

— Но…

— Все нормально будет. Сейчас ляжем с тобой спать. Завтра утром будет новый день. Старые беды забудутся. Вон, завтра крышу крыть будем.

— Надо завтра в город съездить.

— Так одно другому не мешает. Давай накрывайся, а я рядом лягу, — он подтолкнул меня.

— Не надо…

— Тебе сегодня ночью страшно будет. Кошмары будут мучить, а я буду рядом, — спокойно ответил он. Это «будет» было произнесено так уверенно, что я поверила ему. Даже не осталось сомнений. Он был островом в бушующем море. За него можно было зацепиться. Особенно сейчас, когда так страшно.

— Только не приставать.

— Не буду, — он усмехнулся.

— Ген, а зачем тебе все это нужно? Ты ведь можешь и не успокаивать. Мы ведь с тобой соседи.

— У тебя кровать мягче и одеяло лучше, — ответил он, ложась рядом. — Обычная выгода. Расчет.

— А я думала, жалко меня, — сказала я. Не знаю почему я сказала эти слова. Может потому что так и хотелось, чтоб он меня пожалел?

— Тебе пять лет и ты разбила коленки? Чего мне тебя жалеть? Ты чего руки чешешь?

— В крапиву упала. Болит все. Чешется.

— Сейчас вылечим, — он встал и зажег свечу. Питьевая сода, вода.

— Что ты делаешь?

— Лечу тебя. А то завтра будешь вся ободранная и расчесанная. Вот теперь вижу, что тебя сильно обожгло. Чего дергаешься? — накладывая кашицу из соды, спросил он.

— Холодно.

— Зато легче будет. Ты меня лечила, теперь я долг отдаю.

— Так вроде это было за то, что ты меня спас, — тихо сказала я. — Тогда могла утонуть.

— Так я на будущее. Вот опять мне плохо станет, будешь меня таблетками кормить и температуру мерить. Сода снимет зуд.

— Значит, совсем не жалко?

— Жалеть детей надо. Они глупые, несмышленые. Ты же вон какая деваха. Голова на плечах есть. Она нужна не только чтоб еду жевать, но и думать. Ты ведь сама во всем виновата. Не надо так людям доверять.

— Даже тебе?

— Ника, вот скажи, что ты обо мне знаешь? Ничего. Только то, что я тебе рассказал. А ведь мог и обмануть. Может я на жалость твою давил? Я мог в тюрьме сидеть за убийство и только освободиться. Мог квартиру в карты проиграть, — сказал он. Потом взял вату и стал смывать кашицу из соды. — Чего улыбаешься?

— Ты мог мне и соврать. Но сейчас сидишь рядом и лечишь меня. А не нож к горлу подставил, чтоб отобрать последние копейки.

— Тоже верно. Легче?

— Немного.

— Больше не чеши, — он вновь задул свечу и лег рядом. — Надо будет тебя в следующий раз встретить. У тебя прям страсть какая-то приключения находить.

Я хотела ему возразить, но уснула.

Глава 12

Было приятно сидеть на ступеньках и смотреть, как начинается новый день. Жара только давала о себе знать. Еще не ушла утренняя прохлада, в тени так и вовсе хотелось накинуть чту-то на плечи, но солнце начало прогревать воздух. Стоило выйти из тени, так сразу становилось жарко.

Старый дом. Я провела рукой по посеревшим от времени доскам. Сколько всего он видел? Тут ведь не передать словами. Он помнил дедушку и бабушку, когда они были еще молодыми. Видел, как рос мой отец. Помнил меня маленькой. Мне всегда нравились эти ступеньки. Нравилось смотреть как мимо проходила детвора на речку, а дед Степаныч в валенках и телогрейке, которые он не снимал круглый год, шел рыбу ловить. Эта часть город всегда была больше похожа на деревню. Даже выражение было, что в мы ехали в город, то и есть, в центр. А сейчас все выглядело заброшенным. Как будто жизнь уходила из этих мест. Это чувствовал дом. Он умирал. Медленно и болезненно. Разве могут дома жить без людей?

— Все мечтаешь? — Гена пришел с колонки, принеся два ведра холодной воды.

— Думаю, что с домом потом делать. Нельзя, чтоб он опять пустовал. Вот уеду я, а он будет один стоять и пустовать.

— А ты не уезжай, — наливая воду в умывальник, ответил Гена.

— И чего мне здесь делать? Работать за копейки и шишки собирать? — спросила я, наблюдая, как он умывается, не обращая внимания на холодную воду.

— Если тебе так везет, то думаешь шишки тебя в другом месте обходить будут?

— Ты заболеть не боишься? — больно он активно в холодной воде полоскался.

— Нет. Закаливания вещь хорошая.

— Тогда тебе тут только и жить. Я к горячей воде привыкла.

— В чем проблема? Достроим комнату. Проведем воду. Здесь у многих вода в дом заведена. Сделаем все удобства.

— Это когда будет.

— А ты хочешь все и сразу? Так никогда не бывает, моя хорошая. Да и ценить начинаешь все это, когда или теряешь, или все делаешь с самого начала. Готовое воспринимаешь как данность.

— Но это тяжело.

— Ника, хватит ныть. Только и слышу, что плохо, тяжело. Зря судьбу гневишь. У тебя не все так плохо, как кажется. Люди из таких проблем выбираются, что тебе не снилось. Не сдаются. А ты ноешь. Да и смысл ныть? Или ты так ко мне внимание привлекаешь?

— Ничего я не привлекаю, — сразу испортилось настроение.

— А что ты делаешь? Напрашиваешься на жалость, — он сел рядом. Закурил. — А я тебе уже говорил, что жалеть не буду. Жалость она человека слабым делает. Хочешь помочь, так протяни руку, подтолкни, а не вытирай сопли. Иначе я тебя жалеть буду, а ты меня. Так и будем с тобой слезы вытирать друг другу. Достанем бутылочку и будем с тобой о своей судьбине горевать. Хотя это время могли бы на дела потратить. Например, я начну крыльцо разбирать, а ты крапиву дергай. К дому пройти невозможно Все заросло.

— Я думала мы после того, как в город съездим, тогда начнем домом заниматься.

— Твоя контора во сколько открывается? В десять утра. А сейчас шесть. Мы столько дел сделаем за это время. Так что не ленись. Вперед и с песнями.

— Петь обязательно? — я хмуро посмотрела на него.

— Нет, но желательно, — он бодро поднялся и пошел за топором. Мне же только оставалось пойти за рукавичками, чтоб не обжечь руки об крапиву.

Через два часа я уже начала жалеть, что пригласила пожить Гену. Вроде дом был мой, а командовал чужой человек. Я почувствовала себя рабыней на сахарных плантациях. Только соберусь сеть, чтоб передохнуть, как он тут же начинал меня поднимать, то шутками, то приказами, то на совесть давил. И я велась. Нет бы его послать, так вставала и делала. Ведь правильно говорил, что кроме нас некому было привести дом в порядок.

Потом съездили в город. Даже по магазинам пройтись не дал, сразу потащил назад работать. И обед у нас был только в два часа дня. Дешевая каша с копеечным паштетом. Такое только собакам давать, но я так проголодалась, что мне эта каша показалась чем-то невероятно вкусным.

— Давай вечером картошку запечем? — предложила я.

— Можно и картошку, — согласился Гена. — Черный хлеб с солью, еще и зелень.

— А на хлеб можно паштет намазать для сытости.

— Можно и так. И черный сладкий чай.

Мы с ним переглянулись. Почему-то улыбнулись. После сытного обеда и тяжелой первой половине дня захотелось спать. На улице жарко, а в доме было прохладно, только комары мешали. Я закрыла глаза на пять минут и начала проваливаться в сон. Вроде только прикосновение, а я аж подскочила.

— Комар. — Гена завалился со мной рядом на кровать, накрывая простыню и меня, и себя.

— А сейчас зачем…

— Решил что неплохая идея немного подремать, — сразу закрывая глаза, ответил он.

— Но…

— Простынь одна. А то тебя комары съедят. Да и кровать твоя мягче, — пробормотал он. Спорить? Он уже спит. Потом все выскажу. Глаза закрылись сами собой.

Вокруг жужжали комары. Создавалось ощущение, что в доме улей. Они пытались пробиться сквозь ткань, которой мы были накрыты с головой, но им это плохо удавалось. Ноги спрятались под одеяло. Было жарко, но простыни не хватило, а пятки кусали насекомые. Некоторое время было просто приятно лежать. Никуда не надо торопиться. Спокойствие. Под боком мурлыкала кошка. Как мотор. Ей комары были не страшны. Дыхание Гены щекотало ухо. Больно близко он лежал. Обнял меня. Ничего себе сосед. Как-то больно много он для соседа позволяет. Но ведь это я сама ему позволяю. Веду себя, как девица легкого поведения. Надо было точно выставить границы и придерживаться их. А я…

— Чего за дождь соленый? — сонно спросил он.

— Ничего.

— Поплакать захотелось?

— Да.

— Зря. Потом голова болеть будет, — он провел рукой по простыне. — Прям как в палатке. Романтика.

— И в чем романтика?

— Ну как же? Палатка, речка, костер, звезды, песни под гитару.

— Я не ходила в походы.

— Может это и хорошо. Боюсь представить, чтобы ты творила во время них, — усмехнулся он. Я резко повернулась в его сторону. Немного не рассчитала, и наши лбы столкнулись.

— Может хватит?

— Я ничего не сделал. Это ты дерешься, — ответил Гена, потирая себе лоб, потом и мне заодно.

— Меня дразнить.

— Так я правду говорю. Ты бы напилась. А там тебя потянуло бы на приключения. И в итоге…

— С каждым часом я все больше жалею о том дне, когда меня дернуло пойти отдохнуть на остановке.

— Вот как два человека могут по-разному смотреть на историю. Мне наше знакомство понравилось. Я вижу только плюсы, — возразил он.

— Я тебя не попрекаю прошлым. А ты…

— Тебя веселю. Больно ты мрачная.

— От такого юмора повесится охота.

— Ты это брось. На меня ведь подумают. Не поверят, что девица такой галстук повязать решила, потому что не могла помирить своих тараканов в голове, — поспешно сказал он. Тут уже сложно было сказать смеется он или говорит серьезно. Взял мою руку и переплел пальца. — Ника, победа ты моя. Разве с таким именем можно иметь такие мысли? Ты их брось. Лучше пойдем с тобой лесенку доделаем. А потом пойдем на реку купаться. Завтра тогда крышей займемся.

— Грядки полить надо.

— Тоже дело, — согласился он. — Вытираем слезы и вперед к победе.

Крыльцо мы разобрали к восьми часам. Хоть и жалко было с ним расставаться, но пришлось согласиться с Геной: по такому крыльцу ходить опасно. Взамен, он обещал мне сделать новое. А пока организовал из остатков ступеньку и лестницу. Без крыльца дом было видеть непривычно. Оставалось надеяться, что со временем появятся новые деньги, чтоб сделать красивое крылечко, потому что без него дом я не представляла. Пока поливала огород, в кустах клубники заметила красную ягоду. Рядом еще одну. Крупные красные бока, зеленый хвостик. Прошлась еще по кустам. Нашла две маленькие клубнички. Похожие на землянику. Вроде ничего такого не произошло, но в душе расцвела такая радость, какая появилась, когда зацвели первые желтые цветочки мать-и-мачехи. Тогда стало сразу понятно, что наступила весна. Сейчас же пришло настоящее лето. Этим ощущением захотелось поделиться с Геной. Я пошла к нему со своей находкой. Было немного страшно, потому что не хотелось столкнуться с его насмешкой и лишится настроения. Споткнулась, чуть не упала.

— Осторожней, — помогая вернуть мне равновесие, сказал Гена.

— Смотри, первые, — я показала ему ягоды.

— Поделишься?

— Конечно. Поэтому и принесла.

— Мало ли? Может также дразнить будешь, как я тебя, — он взглянул на меня.

— Я такой ерундой не занимаюсь. Вышла из того возраста, — ответила я, деля ягоды поровну. Вкусная, сочная клубника, с кислым вкусом. Теплый ветер принес запах лета, цветущих трав, пыли и клубники. — Почему такие моменты врезаются в память? Я плохо помню выпускной. Он как-то смазался в памяти. Даже толком не скажу в каком была платье. Но помню отчетливо, как будто это было вчера, как мы с бабушкой варили рябиновое варенье. Ягоды горькие. Чтоб убрать горечь я их окунала в сахар. И сахар на ягодах смотрелся, как снежные шапки.

— Потому что такие моменты для тебя важнее платья, — ответил Гена. — Пошли купаться.

— Еще работы много.

— И что? Завтра доделаем. Нам с тобой еще картошку печь.

Пойти на речку было хорошей идеей. Вода за день нагрелась. Приятно было размять мышцы, что уже начинали болеть после тяжелого дня. Я купалась в футболке, потому что не было купальника.

— Русалочка, смотри не утони.

Гена нырнул. Вроде и не собиралась. Голубое небо, теплый ветер, что гонит рябь. В небе оставляет след самолет. Где-то слышно, как кукует кукушка. Лето. Приятное и теплое. И хандра ушла. Вперед хочется смотреть с надеждой. И тут я поняла, что Гены долго не было. Начала оглядываться. Он был почти на середине реки. Плыл назад, упрямо борясь с течением. Сердце замерло. И как его вытаскивать? Я умела плавать, но плавала плохо. Мне не справится с течением. Я растерялась. Он же медленно, но упрямо продвигался назад к берегу. Миг и он ушел под воду. Я бросилась к нему.

— Куда несешься? Там течение, — ловя меня, сказал он. Откуда только появился.

— Я думала ты утонул, — цепляясь за него и тяжело дыша, ответила я.

— Поэтому решила последовать за мной? — кажется он удивился.

— Тебя как туда потянуло?

— Плавал. Я хорошо плаваю.

— А предупредить не мог? — Я смотрела на Гену и сдерживала желание отправить его к водяному.

— Забыл.

— Больше меня так не пугай.

— А ты испугалась?

— До седых волос.

— Хорошо, постараюсь больше тебя не пугать, — ответил он. И чего улыбается? Весело ему.

После всего произошедшего делать ничего не хотелось. В том числе и топить печку. Но Гена настоял, что без ужина ложиться спать не стоит. И вот, мы с ним сидели около печки и ждали когда запечется картошка. Сидели на скамейки, которая получилась из двух бревен и доски. Хорошо, что ветер был в другую сторону и печка сегодня не дымила.

— Спорим, что этот момент ты тоже запомнишь? — спросил Гена.

— Не знаю. Сейчас я так устала, что мечтаю только о том, чтоб лечь в кровать.

— Трудотерапия хорошо лечит от хандры. И сразу избавляет от дурных мыслей, — сказал он.

— Откуда у тебя столько сил? Я уже с ног валюсь, а ты еще бодро держишься.

— Так на тебя посмотрю и сразу такое желание что-то сделать возникает. Прям не знаю. Ты меня вдохновляешь.

— Смеешься?

— Отчасти.

Наверное, я задремала. Когда Гена сказал, что ужин готов, я сидела, положив голову ему на плечо. Стало неудобно, но он ничего по этому поводу не сказал, поэтому я и не стала сама развивать эту мысль. Горелая картошка, зелень, черный хлеб с паштетом, чай и все это при свечах.

— Как сюда переехала, так каждый вечер романтика, — сказала я.

— Необычно, — согласился Гена. — Но к зиме лучше свет сделать. А то от скуки с ума сойдем. Или только и будем, что плодиться и размножаться. Даже я тебе нравится начну.

— Надо будет узнать как свет провести. Может тогда и радио купим или телевизор, — сказала я.

— Это тебя мои слова так напугали?

— Нет. Здесь зимой жутко без света. А все время сидеть при свечах, на них разоримся, — ответила я. Гена не ответил. О чем-то своем задумался, потом пошел покурить и комаров покормить. Я же отправилась спать, не дождавшись его возвращения.

Глава 13

Это точно не жизнь, а рабство. Хорошо, что в этот раз рабство продлилось до обеда. Так как Гене понадобилось в город, то и я смогла улизнуть от работы, чтоб встретиться с Олежой. Я не была против работы, тем более, когда начал появляться результат. Участок оживал. Я подрубила сухостой. Выдернула покосившейся забор. Даже начала состригать траву перед домом. Но это можно было все сделать и не с такой поспешностью. Гена же не давал даже присесть. Сама удивлялась почему я с ним не спорила. Может подсознательно боялась, что он развернется и уйдет, а я вновь останусь одна? Наверное. С ним было не так одиноко. Можно было поговорить. Хоть его шутки и подколки бесили, но он и много сделал для дома и меня.

С такими мыслями я вышла в центре. Олежа уже ждал меня. Яркий и сияющий из-за игры света на футболке с блестками. Да и волосы уложены с помощью лака с блестками. Он напоминал попугая, но все это ему шло и не выглядело безвкусным. Скорее необычным. Он был не для этого города с плохими дорогами и облезлой краской на домах. Но Олежа не обращал на это внимание. Он бросал вызов серым будням, серым улицам, серым вещам. Не боялся насмешки. На это требовалась определенная смелость. Рядом с ним я чувствовала себя чернушкой. Особенно меня смущали мои руки. В мелких ранках с мозолями. В рукавицах было неудобно рубить. Они были слишком большие. Спадали. Поэтому я их сняла, когда занималась сушняком и забором. Это не могло не отразиться на руках. Да и прическа у меня была простая. Волосы резинкой зацепила, чтоб не мешали. Надо было в парикмахерскую сходить, да деньги все время было жалко.

— Привет, — он искренне улыбнулся.

— Привет. Давно ждешь?

— Только подошел. Пройдемся?

— Конечно, — согласилась я. Мест для прогулок в городе было немного. Разве что центральная улица. По ней мы и пошли. Взгляд зацепился за сломанную лавочку. — И зачем было ее ломать?

— Агрессия. Не смогли найти другого выхода, вот и пустили на скамейку. Это говорит о слабости человека. Не может высказать все обидчику в лицо, потому что боится. Отсюда и поиск или слабого противника, или вещи. Я на психолога учусь дистанционно. Вначале нравилось. Теперь думаю, что по профессии не буду работать.

— А кем будешь?

— Никем. У меня в планах найти себе человека, который будет меня содержать. А я буду заниматься своими делами. Сейчас этим занимается мама. Но она четко сказала, что после моей учебы помогать мне не будет, значит надо найти другого поставщика денег в мой кошелек.

— И ты так об этом спокойно говоришь? — моему удивлению не было предела.

— А что такого? Думаешь лучше обманывать? — спросил он. — Зачем? Лучше сразу обозначить свою позицию. При этом все равно найдется какая-нибудь девчонка, которая захочет меня перевоспитать. Будет годами давить на совесть, но при этом все равно меня содержать.

— Неправильная у тебя позиция, — ответила я.

— Хочешь сказать не по-мужски так себя вести? Но женщина может сидеть на шее у мужчины, так почему такого не может делать мужчина?

— Я про то, что никому ни на чьей шеи сидеть не надо. Когда женщина садится дома, то она сидит с детьми и ведет дом. Это я еще пойму. А так сидеть скучно будет.

— У меня и так времени почти не остается. Чтоб выглядеть хорошо и быть в форме нужно много времени. Это занимает часы, чтоб придуманный образ приобрел законченный вариант. Несколько часов уходит, чтоб подобрать одежду, уложить волосы, привести в порядок лицо. Сама знаешь, как это сложно. Если я буду еще и работать, то у меня совсем не останется времени на себя.

— А зачем тебе это нужно? Зачем все эти образы?

— В человеке все должно быть красивым. Включая и внешность, — ответил Олежа.

— Но не делать из этого культ.

— У каждого должно быть хобби. Мое хобби — это одновременно и образ жизни.

— Этого я не понимаю, — честно призналась я.

— Я и не ожидал, что ты меня поймешь, — сказал Олежа. — По тебе видно, что для тебя внешность не имеет такого значения, как для меня. Поэтому ты мне и понравилась. Не надо с тобой делиться своими вещами. Терпеть не могу когда девушки просят мою косметику. Ты сама недавно рассказывала, что дом у тебя разваливается. Мы могли бы заключить неплохую сделку. Будем жить вместе, при этом ты пополняешь мой кошелек.

— Боюсь тебя разочарую. У меня зарплата копеечная, — хмыкнула я.

— Значит тебе придется найти более хорошую работу или устроится на вторую, — сказал Олежа. Его слова, сказанные уверено и спокойно, меня убили наповал.

— Я подумаю над твоим предложением.

— Мой номер записан в телефон. Когда надумаешь, то звони, — сказал Олежа. Он протянул мне небольшой пакет, в котором лежала коробка с телефоном.

— Спасибо за телефон.

— Да я все равно их раз в три месяца меняю, — отмахнулся он. Мы как раз подошли к остановке. — Ладно, подруга. Еще увидимся.

Он ушел. Мне же оставалось только приходить в себя после такого разговора. Непонятный парень. Но милый.

— Это что за чудик? — Гена подошел сзади. От неожиданности я даже вздрогнула.

— Знакомый. Предложил решение моей проблемы.

— Пойдем пешком прогуляемся? А на сэкономленные деньги мороженое купим? — предложил Гена.

— Пошли, — погода хорошая. Идти всего-то семь остановок. Можно и погулять.

— Так что там с решением проблемы? — напомнил Гена, закуривая. Я пересказала ему разговор с Олежой. — Хорошо парень устроился. А что? Соглашайся. Хороший выход, чтоб в квартирке пожить и в теплом туалете посидеть.

— Предлагаешь в рабство пойти? — я покосилась на него.

— А чего тут такого? За любование такой красотой, как этот паренек, платить надо. Подожди, у меня идея появилась. Давай его к нам возьмем? Он у нас будет вместо лампочки светить. И на электричестве сэкономим. Такой блестящий должен хорошо ночью светиться.

— Хватит, — не выдержала я рассмеявшись.

— Чего хватит? На телевизор его света не хватит, но книжку спокойно сможем почитать.

— Да ладно тебе. Нравится ему так выглядеть и блестеть, как новогодняя гирлянда, пусть блестит. Тем более ему это идет.

— Я бы так не сказал. На девку похож. Или скажешь, что я ничего не понимаю?

— Олежа как из другого мира. Ты бы на его руки посмотрел. Такие ухоженные.

— А ты на мои посмотри, — он показал ладони. — Все в мозолях. А один палец молотком отбит и черный. Никакого маникюра не надо. Но если ночью кто-то решит, что мы не поделили дорогу, то я этому кому-то в рожу дам вот этими мозолистыми руками. И не буду валяться на земле, распуская сопли и слюни. Твой же красавчик будет, потому что побоится ноготки поломать. От бандитов тебе его защищать придется.

— Прям такая большая вероятность, что обязательно нападут.

— У кого на днях деньги украли?

— Беру свои слова назад, — я вздохнула. Неприятное воспоминание. Он обнял меня за плечи, прижимая к себе.

— Хоть я не такой утонченный, как этот попугай, но я лучше.

— Ты просто другой. И мне все равно лучше ты или нет. Мы с тобой не встречаемся. Даже в планах этого нет.

— Ты ранила меня в самое сердце. Жестокая красавица. И как теперь мне жить после таких слов? Даже надеется не могу на твою благосклонность?

— Неа, — я опять скосила на него глаза. Он закатил глаза.

— Вот думаю, прям тут замертво падать или до кровати подождать.

— Асфальт жесткий. Лучше до кровати, — посоветовала я.

— Так и сделаю, — ответил он.

— Не могу понять, почему ты ведешь себя как шут?

— Тебя веселю. Больно ты хмурая. Все время о чем-то думаешь, — серьезно сказал он. — Я уже начинаю подозревать, что теорему доказать пытаешься.

— Ты меня загонял в последнее время. Устала. А ты предлагаешь веселиться.

— Настаиваю, а не предлагаю. Будешь много хмуриться, то появятся морщины. Станешь некрасивой.

— Тебе морщины не грозят.

— Ага. Я тоже так думаю, — он наклонился к моему уху. — Вот открой мне тайну, чем я тебе не подхожу?

— Тут много пунктов, — ответила я.

— Давай все заслушаю. Даже обещаю не обижаться.

— Сам напросился. — Я загнула палец на руке. — Первое, возраст. Ты мне чуть не в отцы годишься.

— Скорее в старшие братья.

— Сильно старшие.

— Какая разница. Мы с тобой не родственники, — хмыкнул Гена. — Дальше давай.

— У тебя квартиры нет, — ответила я, загибая второй палец.

— А ты спишь только с теми, у кого она есть?

— Должна же быть хоть какая-то выгода. Или ради серьезных отношений, или по любви. Хотя, лучше по расчету жить. Любовь слепая и горячая. Слишком сильно обжигает. Поэтому я и выбираю кавалеров ради выгоды. А просто так — это ничем хорошим не закончится. Я чтобы ты обо мне ни думал, но я не гулящая девка.

— Логично. Что дальше?

— У тебя работы нет.

— Теперь есть. Взяли два через два машины отгружать в магазин. Зарплата небольшая, но пока хоть так.

— Хорошо. Этот пункт снимаю.

— Потом, ты мне не нравишься.

— Чем? Ладно, я понял ты считаешь меня старым.

— Не только из-за возраста. Мне другого типажа мужчины нравятся. Ухоженные, с тонкими пальцами и не такие высокие. Ты же выше меня, колючий как еж, смолишь сигаретой, еще и ладони широкие.

— У меня еще и ступни длинные. Как у снежного человека, — добавил Гена.

— Еще и больно худой.

— Так я еще не отъелся, — возразил он. — Это точно пункт можно не засчитывать. Пошли за мороженым.

Мы зашли в магазин. Еще, не сговариваясь, купили сушек к чаю, по ним как раз скидка была. Жарко. Мороженое кажется чем-то волшебным и невероятно вкусным. Оно тает во рту, принося ощущения блаженства. Мы сидели в каком-то дворе на старой лавочки. Народу никого. Только ветер играет с бельем, что сохло на веревках. Гена доел свой стаканчик, отряхнул руки и подставил лицо солнцу, что мелькало среди густой листвы деревьев. Жмурился, как сытый и довольный кот.

— Знаешь, что я думаю о твоем списке?

— Нет. Скажешь, тогда буду знать, — ответила я.

— Не все так безнадежно, как кажется.

— У тебя получится найти квартиру или стать моложе, изменив при этом внешность? Как получится сделать такой фокус, то обязательно ему меня научи. Тоже так хочу.

— Слишком на него много энергии надо. Проще поменять эти пункты в источнике.

— У меня что ли?

— Да. Со временем поймешь, что важно, а что нет. Я подожду.

— Зачем тебе это?

— Так мне тоже выгодно с тобой встречаться. У тебя дом есть. Так что из чисто меркантильных соображений.

— По расчету?

— Угу. Ладно, посидели, отдохнули пора дальше идти. Нам еще крышу крыть, — сказал он, поднимаясь. Тут не поспоришь. Хотя и не хотелось ничего делать, но крышу чинить было нужно.

Глава 14

Никогда в жизни я еще так не боялась, когда Гена лазил по крыше. Все время казалось, что он в любой момент может сорваться. Жара разыгралась не на шутку. Казалось, что градусов тридцать, не меньше. Пот стекал по вискам. Голова кружилась. Но я страховала лесенку. Подавала рейки. Отпиливала их до нужного размера. Вроде ничего сложного, но как же все утомительно и страшно. Гена же явно был сделан из металла. Робот не иначе. Скакал по крыше, как по асфальту. Футболку снял, а на голову какую-то тряпку повязал. Солнце было ядовитое и безжалостное.

Мы возились с крышей до восьми часов вечера. Но справились с задачей. После этого пошли на реку. Я даже плавать не могла. Так, лежала в воде. Да и у Гены завод закончился. Видно, что устал. Скромно поужинали бутербродами с паштетом, да сушками с чаем и уже начали готовиться ко сну. Я сходила на колонку за водой. Гена сидел на ступеньке и дымом сигареты отгонял комаров. Я села рядом.

— Вот и закончили с этим делом, — сказал он.

— Это точно.

— Ну что, подруга дней моих суровых? Совсем нос повесила?

— Ты меня вымотала, — я зевнула. — Пойдем спать?

— Только вначале спину мне смажь кремом. Похоже обгорел. Болит сильно, — сказал он.

— Хорошо.

Вроде невинная просьба. Бывает такое, что на солнце можно обгореть. Сама пару раз так обгорала. Он лег на кровать. Я взяла заживляющий крем. Такое универсальное средство для порезов ожогов и других повреждений кожи. Стоило коснуться его горячей спины, так стало не по себе. И что может быть в этом возбуждающего? Просто ведь касаюсь его спины. А мысли далеко не невинные. Этого только не хватало. В том уставшем состоянии ничего не должно было хотеться, а моему телу хотелось. Даже губу закусила, чтоб в себя прийти. Не помогло. И чего это я его стала рассматривать как мужчину? Раньше относилась как товарищу по несчастью. Не больше, а сейчас вдруг все резко поменялось? В один момент, стоило ему спину намазать? Разве такое бывает?

Решив, что эти вопросы я оставлю при себе. Ему бы точно признаваться не стала в своем желание. Только сегодня днем говорила, что он мне не нравится, а теперь вдруг сердце переменилось. Хотя не сердце. Наверное, чисто инстинктивное желание. Все равно, инстинкты надо загнать далеко подальше, а самой перебираться на соседнюю кровать. А то я не усну рядом с ним. С ума от желания сходить буду.

— Ты куда?

— Ты на солнце перегрелся. Жаркий очень. А сейчас и так тепло, — ответила я, устраиваясь на соседней кровати.

— Там матрас плохой, — предупредил он.

— Ничего, не привыкать.

Это я еще не знала про что он говорил. Матрас был ватный. Вата от старости сбилась в комки. То и дело в бока впивались старые пружины кровати. Я долго ворочалась с боку на бок, пытаясь найти более удобное положение. Но ничего не выходило. Плюс не проходило возбуждение. Давно такого со мной не было. Уснула я только после полуночи. А утром было нужно вставать на работу.

Два дня я провела как в тумане. Ночью выспаться не удавалось. Днем жара усиливало раздражение. Хорошо, что эти два дня мы с Геной виделись лишь по вечерам. Не знаю, я бы точно свихнулась от желания, видя его каждый день. Нужно было убедить себя, что мы не пара. А кошачья душа требовала ласки, признавая его неплохим таким кандидатом для потомства. Самое противное признавать за собой такие слабости. Может мама права и я действительно шалава, которая не может перед мужиком устоять? Надо в себя приходить. Нельзя опускаться ниже никуда. Иначе я себя уважать перестану.

Когда Гена предложил поехать подработать на сборе клубники, я согласилась. Мне показалась эта идея заманчивой. И была заманчивой первые два часа. Потом я начала ненавидеть клубнику, жару, безоблачную погоду, Гену и далее по списку. Спина отваливалась, голова кружилась. Почему пригласив его пожить, я попала похоже в рабство. В последнее время выходных не было. Только работа. При том такая, что спину не разогнуть.

— Ты когда-то, в прошлой жизни, был рабовладельцем, — вечером сказала я, доползая до кровати и падая на нее.

— Вряд ли, — усмехнулся Гена, разжигая печку.

— Ручаюсь за это, — зарываясь лицом в подушку, ответила я. Тело ныло. Казалось, что болели все мышцы, какие существовали в моем теле.

— Ты не привыкла работать. Вот и все. Через пару недель войдет в привычку каждый день что-то делать, а не лежать и плевать в потолок, ноя о судьбинушке, — ответил Гена. — Чем больше работаешь, тем повышается твой уровень жизни. Недаром говорят, что очень многое зависит от человека.

— Тебя послушать, так ты должен быть уже крутым дядькой, — я повернула голову в его сторону.

— Мог бы. Но не повезло несколько раз.

— И смысл так вкалывать, если есть шанс, что может опять не повезти? Это же впустую растрачивать силы.

— Угу. Надо сидеть и ныть, — печка разгорелась. Гена подошел ко мне. — Давай тебе спину разомну.

— Не надо. Само пройдет, — поспешно сказала я. Но он уже сел рядом. Его руки опустились на мой плечи.

— Рубашку снимай.

— Не хочу. Не надо, — я попыталась возразить, но после первых же прикосновений его рук я сдалась. — Как же кайфно.

— Как мало тебе надо. По спинке погладить, а ты уже мурлыкать начала, а не шипеть.

— Что поделать, если душа кошачья, — пробормотала я, чувствую, что начинаю растекаться лужицей.

Когда его ладони оказались у меня под рубашкой, я просто замерла. Это до какой степени надо было изголодаться по ласке, чтоб с ума сходить от простых, невинных прикосновений. Ведь у него не было цели соблазнить. Размять мышцы — да. Но не больше. А я лежала, боясь пошевелиться, чтоб не выдать своих чувств.

— А мне нравится, — усмехнулся Гена. — Приручить ту, которая гуляет сама по себе. Перекрыть ей дорогу к улице. Привязать к дому. И сделать из уличной ласковую и домашнюю. Трудная, но интересная задача.

— Вот уличной никогда не была, — я попыталась повернуться, но его рука коснулась основания шеи, вызывая такие волнительные ощущения, что я спрятала лицо в подушку. Надо с этим что-то делать. — Ген, а как ты относишься к чужим детям?

— Хочешь сказать, что беременна? — спросил он, колдуя с моими плечами.

— Пока нет, — пробормотала я.

— Обнадеживающе.

— Так как?

— Я не задумывался об этом. Дети меня не раздражают, но и чувств к ним у меня нет. Меня больше женщина интересовать будет, а все остальное — это приложение. Например, вот я живу сейчас у тебя и мне приходится мириться с кошкой в доме. Наверное, так бы смирился и с ребенком. А что?

— Хочу тебя сосватать с напарницей, — ответила я. Видно, что мои слова его удивили, потому что он прекратил массаж, а я смогла перевернуться на спину. — Мы с ней недавно разговаривали. Она жалуется, что нормальных мужиков нет. Ты вроде нормальный. Таня была замужем, но он пил, бил ее и детей. Разошлась с мужем. Несколько лет в поиске, но не получается чего-то. Все какие-то или пьяницы или альфонсы попадаются. А так, женщина она симпатичная, фигуристая. Но от брака двое детей: сын и дочка. Многих мужчин дети отпугивают.

— Значит, ты меня хорошим считаешь? — он подошел к печке и снял закипевший чайник. Поставил кашу вариться. Кинул туда несколько кусков копченой колбасы для аромата.

— Ты работящий, все в руках у тебя горит. Стараешься денег заработать. Не пьешь. Куришь только. Вроде руку не поднимаешь. Так почему бы вас не свести.

— А самой-то не жалко такого быка отдавать? Может пригожусь еще? — он закурил. — Мы с тобой еще пол не починили.

— Но не век же тебе одному коротать? У нее квартира есть. До работы ближе добираться, чем отсюда, — продолжала я. — Ты ведь неплохой мужик, но мне не нравишься.

— А знакомь, — согласился он. — Может что-то и выйдет из этого.

Мы поужинали. Гена был каким-то молчаливым. Задумчивым. Правильно ли я поступала? Не знаю. Я думала, что правильно. Не могла я рядом с ним находиться. Надоело спать на жестком матрасе. Я хотела вернуться к себе в кровать. Хотела вернуть свою жизнь. Перестать слушать его команд. Надоело чувствовать себя собачкой. Хотелось просто отдохнуть. С ним же это было невозможно. И возражать ему я почему-то не могла.

Каша получилась вкусной. Вроде проще некуда, но ему удавалось вкусно готовить самые простые вещи. Я же к тому времени, когда надо было что-то варить падала без сил от усталости. Если я и готовила, то по утрам или в обед, но никак вечером. А когда он уедет, то опять придется вести дом одной. Ну и ладно. Мне не привыкать одной жить. Я все правильно делаю. Эта история начала походить на сказку про зайчика и лису. Как лиса зайчика из дома выгнала. Так и я себя чувствовала таким зайчиком, который терял власть в доме.

Полночи без сна. Луна светила в окно. Кошка мурлыкала под боком. Ничего. Скоро я верну свою кровать, а с нею и сон. Главное, чтоб Таня и Гена понравились друг другу. Я на это надеялась.

А утром меня ждал очередной ранний подъем и поездка в поле собирать клубнику на жаре. Но за этот день удалось неплохо заработать. Деньги лишними не бывали никогда, поэтому я и работала, хотя от усталости хотелось расплакаться. Еще я заметила, что Гена как-то отстранился от меня. Прекратились его шуточки в мой адрес. Отношения стали чужими. Пропала легкость. Но это меня вполне устраивало.

Когда я предложила Тане познакомить ее с Геной, описав того в красках, она согласилась. Вцепилась в эти идею, как клещ. Так я стала свахой. Даже было немного приятно от этого ощущения. Приятно делать людей счастливыми. Мучила ли меня ревность? Немного. Но когда я увидела довольно Гену, после того, как он пообщался с Таней, ревность прошла. Все-таки я поступала правильно. Их роман длился неделю, а потом они решили, что встречаться долго смысла нет и сразу решили съехаться. А то Гене неудобно было добираться к ней на другой конец города.

— Понадобиться помощь с полом, то звони, — сказал мне на прощание Гена. — Наш договор все еще в силе по починке дома.

— Конечно. Позвоню, — ответила я. Он долго смотрел на меня. Думал чего-то сказать или хотел чего-то услышать? Не знаю. Не дождавшись, он ушел, а я осталась одна. Больше меня одиночество не пугало. Наоборот, радовало.

Глава 15

Было ли мне одиноко? Нет. Я отдыхала. Отлеживалась на мягкой кровати. Могла спать в выходной до полудня. Это было здорово. Тогда же я и решила, что могу съездить в институт, чтоб забрать документы. Заодно можно было попробовать помириться с мамой. Не умела я долго обижаться. К тому же мама всегда оставалась мамой при любых обстоятельствах. Вечером набрала ягод с огорода и на следующий день встала ни свет ни заря, чтоб успеть на первый автобус. Ехать было долго. На поездку я рассчитывала потратить целый день.

Погода продолжала радовать жарким днем. В такую погоду хорошо было бы на речку пойти. Сразу вспомнилось, как я плавала с Геной. Хотя, чего о нем думать? Чужой человек, который помог мне починить крышу, за то, что я сделала ему прописку. Так что можно забыть. Перевернуть эту страницу. Тем более что я никогда не рассматривала его в качестве «принца». Мне просто было жалко человека. Хотелось помочь. Но не больше.

Что-то в последнее время я начала ненавидеть автобусы. Особенно тяжело было ездить вот на такие большие расстояния. Но так как электричку отменили, приходилось пользоваться автобусами. Мне раньше нравилось ездить к бабушке именно на электричке. Слушать стук колес. Приятные воспоминания. Под них я и уснула. Проснулась уже когда мы подъезжали к вокзалу.

Знакомые с детства улицы. А за три месяца, что меня не было, я отвыкла от города. Он встретил меня, как чужую. Интересно почему так? Может это просто не мой город? Мне нравился мой маленький городок, но жить в избушке без удобств совсем не хотелось. Я вздохнула и пошла на остановку местного автобуса. Надо было вначале зайти к маме, чтоб отдать ягоды для брата. Может не будет орать на меня? Я на это надеялась на это, потому что очередного скандала слышать не хотела. Оттого еле отошла. Так как она уже год не могла найти работу, то сидела дома. Если у нее не наладилось жизнь в этом плане, то я рассчитывала застать ее дома.

Мама открыла дверь почти сразу. Мы стояли и смотрели друг на друга около минуты.

— Я клубнику привезла, — нарушила я молчание. — С лестницы спустишь или все-таки возьмешь?

— Проходи, — сказала она, пропуская меня. Я отдала ей пакет с двумя небольшими бидонами, что достались мне в наследство вместе с домом и мышами. Я их давно отмыла и использовала в хозяйстве. — Как живешь?

— Нормально. Работаю, дом чиню понемногу. Недавно крышу починила, так что теперь хоть не льет. Осталось пол. Но там только деньги давай. Бездонная бочка, а не дом.

— Зимовать там планируешь? — спросила мама.

— А где еще? Проситься к тебе не хочу. Как-то привыкла к самостоятельности. — Это было отчасти правдой. Еще я понимала, что она меня все равно не пустит. — Да и работаю. Так что все нормально. Мам, я все понимаю, но не хочу, чтоб мы с тобой врагами были. Неправильно это как-то.

— Так мы и не враги. Если бы ты…

— Не надо, — остановила я ее. — Расскажи лучше как вы тут живете.

Не знаю почему она не стала спорить. Может тоже не хотела ссориться? Мы проболтали час, обсуждая все подряд. Вроде и напряжение спало. Все-таки мало ли что между нами было, пусть у нас разные взгляды на жизнь, но мы были родными людьми.

— Может тебе денег подкинуть?

— Не надо. Я справляюсь, — ответила я. — Я только умоюсь и поеду. А то еще надо в институт заехать.

— Ты окончательно решила учебу бросать? — мама нахмурила брови.

— Так получилось. По крайней мере, здесь мне точно закончить не дадут, — ответила я.

И ведь оказалась права. Моя история еще не была забыта. Это было неприятно, но я выдержала и забрала документы. Перекинулась парой слов со знакомыми и пошла к остановке. Больше мне здесь делать было нечего. История завершилась. Точку я поставила. Лето, солнце. Я приеду домой. Нагрею себе воды, смою пот, а потом заберусь в мягкую кровать и забуду обо всем.

— Ника, подожди, — до боли знакомый голос. Я не хотела оборачиваться, но не смогла. Эдик ничуть не изменился. Все такой же ухоженный и привлекательный. Тонкие музыкальные пальцы, зачесанные волосы, чисто выбритый. Тонкий аромат одеколона, что так сводил меня с ума. Я смотрела на него и понимала, что сердце летит в пропасть. Голова закружилась. Мир сузился только до его глаз. Таких притягательных, а сейчас в них читалась тревога и нерешительность.

— Привет, — ответила я. Как же я по нему скучала все эти дни. Как же я его любила. Да, он был предателем. Но я смотрела на него и забывала обо всем.

— Пройдемся? — предложил он.

— Пройдемся, — согласилась я.

Неподалеку был сквер, куда мы и пошли. Смущение. Я опять растерялась рядом с ним. Не знала о чем говорить. И он молчал. Время остановилось.

— Ника, ты извини меня. Я не хотел, чтоб так все получилось.

— Ничего страшного. Бывает, — я пожала плечами. Он ведь не виноват. А я… Его рука коснулась моей. Пальцы тут же переплелись. Мы посмотрели друг на друга одновременно. Все было понятно без слов. Он чувствовал то же самое, что и я. Это был не поцелуй, а удар молнии. Ураган, что поднял эмоции из глубины души.

Ошибка была с ним пойти в гостиницу. Я знала, что должна была ему отказать. Поставить на место. Он был предателем, но я не смогла этого сделать. Любовь поставила подножку. Я не готова была осознавать, что я люблю его так сильно. Думала, что все прошло. Уверяла себя, что встретив его, буду ненавидеть. Я же готова была вновь растечься лужицей. Любовь или зависимость от этого человека? Не знаю. Я не могла уважать себя, но мне было так хорошо с ним, что больше ничего не волновало. Поцелуи, страсть. До слез на ресницах. Как в последний раз. Сердце давно было ему отдано, он же безжалостно забирал и душу. А я не сопротивлялась.

Когда сумасшествие закончилось, вернулась и способность мыслить. Все читалось в его взгляде. Сожаление и разлука. Он попытался коснуться моей щеки, но я отстранилась.

— Не надо.

— Мне нужно закончить учебу. Тогда мы сможем быть вместе. Я сейчас связан по рукам и ногам, — сказал он.

— А мне надо зиму пережить в дырявом доме. — Почему-то скатились две слезы по щекам. Я их поспешно стерла. Не хватало еще тут разреветься.

— Ты сильная. Справишься, — сказал он, смотря мне в глаза. Улыбнулся. Как же ему шла эта улыбка! Она могла растопить любое сердце. — Не ожидал тебя сегодня увидеть. Хотя недавно вспоминал.

— А я старалась тебя забыть.

— Получилось?

— Нет, — я отрицательно, покачала головой.

— Ника, ты очень хорошая, добрая, страстная. Но так получилось. Я правда не хотел тебя обидеть, — сказал он. — Но нам пока лучше больше не встречаться.

— Я понимаю, — ответила я, а сама готова разрыдаться в любой момент.

Он коснулся моих губ. Вроде обычный поцелуй, но в нем было столько страсти, что все чувства всколыхнулись вновь. Но продолжения не последовало. Зазвенел телефон. Эдику надо было ехать. Да и мне тоже. Мы больше не разговаривали. Даже не попрощались. Он на прощание поцеловал меня в щеку и ушел. Я поехала на вокзал.

Два следующих дня я провела как во сне. Меня как будто выключило из жизни. Я ходила на работу, но все время была в себе. Я не могла дождаться выходного, чтоб напиться. Просто напиться и забыться хоть на время. Поплакать, пожалеть саму себя, отругать за то, что я дура. И вот пять новых свечей лежат в рядок. Бутылка коньяка. Зелень на столе и бутерброды с колбасой. Больше ничего не надо. Было так тошно, что не хотелось жить. Одна стопка, вторая. Слезы ручьем. Он же у меня всю душу вытянул. А я его любила. Просто так любила. И теперь я вновь одна. Почему так не справедливо? Кошка крутилась около моих ног. Я положила ей кусок колбасы. И что делать? Как жить дальше? Открылась дверь. Видимо, я ее забыла закрыть. Вошел Гена со своей сумкой. Я смотрела на него и не могла решить, добралась до меня белая горячка или это он вернулся?

— Ты побрился, — выпалила я, заметив, что ушла густая щетина со щек. Из-за этого он стал на себя непохожим.

— Заставили, — потирая подбородок, ответил он. Кивнул на стол. — Что за повод?

— Дерьмовая жизнь, — я шмыгнула носом.

— Согласен. Жизнь дерьмовая штука. У меня сегодня тоже гадкое ощущение, — он кинул сумку в угол. Сел рядом. Налил коньяка в стопку и выпил не поморщившись. — Только тебе могло прийти в голову коньяк луком закусывать.

— Плевать, — размазывая по щекам слезы, ответила я.

— Чего ревешь? По мне так скучала или еще чего случилось? — жуя бутерброд, спросил он.

— Я с Эдиком переспала, — ответила я. Гена закашлялся.

— А чего слезы лить? Все так плохо? — прокашлявшись, спросил он.

— Нет. Наоборот, все было здорово. Только я его люблю.

— Ну и чего печалишься? Это же хорошо, когда здорово. И любовь дело неплохое, — он махнул еще одну стопку и обнял меня за плечи.

— И он любит. Только мы вместе быть не можем. И на душе противно.

— Он тебя не любит. Вот как бы ты себя ни убеждала в обратном, но не любит. Использует — это да.

— Это несправедливо!

— А жизнь она такая, несправедливая.

— Я ведь это знаю, но все равно не могу устоять. А когда смотрю на него, то кажется, что он меня любит.

— Мы любим себя обманывать, — хмыкнул он. — Кто в здравом уме будет смотреть правде в глаза, убеждая себя, что его просто используют? Правду принять сложно. Вот девчонки и придумывают сказку про любовь, чтоб было не так обидно.

— Хочешь сказать, что любви нет?

— Почему же? Есть. Я же вижу как ты плачешь по этому придурку и вздыхаешь. Значит, она есть.

— А ты что, никогда не любил? — я посмотрела на него. Когда он вот так обнимал, то был слишком близко.

— А надо? — он весело посмотрел на меня.

— Я серьезно.

— Как в книжках пишут — нет. Но девчонки которые нравились до такой степени, чтоб на них можно было жениться — да. Я в этом плане больше головой думаю. Чувства они проходят, а человек, с которым век коротать, остается. — Гена еще выпил. — А тебе чувства нужны. Но на них далеко не уедешь.

— Наверное. Но без них скучно, — я вздохнула, прижимаясь к нему.

— Поэтому я буду головой думать, а ты за чувства отвечать. Я не против на такое разделение труда, — рассмеялся. Только смех вышел у него нерадостный. Скорее грустный. — В этот раз хоть на камеру не снималась?

— Нет. Мне того случая на всю жизнь хватило.

— Молодец. Умнеешь. Ну чего? По стопке и спать?

— Давай. А ты чего вернулся?

— Поругались. Вроде и хорошо все началось. А потом опять на те же грабли наступил.

— На какие? — спросила я, отстраняясь от него.

— Я не люблю, когда меня начинают гнобить и пилить. Да, мне не везет. Но не такой уж я и неудачник. Как с бабой схожусь, так каждая меня ткнуть желает, что я никто и звать меня никак. Она же королева местного хлева! Злит это. К тому же с детьми общий язык найти не удалось. У нее пацан спер мои сигареты. Я ей об этом сказал. На меня наезд, что сам потерял, а на ее сыночку наговариваю. А то что, я сам видел, как он курил в одиннадцать лет, так это мои глюки. Мальчику ведь только одиннадцать! Блин, и что мне теперь, на это глаза закрывать? Да и в постели не сошлись. Вначале все нормально, а потом это ей не так, то не этак. Ну не люблю я все эти телячьи нежности. Вы же кино насмотритесь, книжек начитаетесь и давай требовать, как там, — видно, что мужика разозлили. Он говорил резко. Никогда его не видела таким рассерженным.

— А мне показалось, что у вас все хорошо.

— Я тоже так думал, — он махнул стопку. Налил мне. — Да и пьет она через день. А как выпьет, такая противная становится. С тобой и то интереснее. Ты такое порой отчебучишь, что смеяться охота. А ей рот закрыть, чтоб лягушки не выскакивали.

— Ясно, — я допила бутылку. Голова тут же закружилась. — Значит, ты вернулся.

— Угу. Мы с тобой гульнули налево, теперь пора возвращаться в нужное русло на общую дорогу. Нам еще пол чинить.

— Ген, я пьяная.

— Вижу. Довести до кровати?

— Я тогда спасибо тебе скажу, — пробормотала я, чувствуя, что если встану, то упаду.

— Мне от твоего спасибо ни жарко ни холодно.

— И чего тебе охота? Переспать? — когда выпивши хорошо говорить, что в голове. И никакого смущения.

— А у меня опять презервативы закончились, — усмехнулся он. — Так что не получится. Но поцеловать я тебя поцелую.

— Договорились. Не такая уж и большая плата, — я хотела попить из ковша, но рука соскользнула. Вода вылилась прям на кофту. — Я облилась.

— Вижу. Горе, ты мое, глупое, — доводя меня до кровати, сказал он. А сам смеется. И чего смеяться? Ну да. Немного перебрала. Бывает. Кофту помог снять.

— Еще бы мою ночную рубашку.

— Обойдешься. И так симпатичная, — откидывая мокрую кофту в сторону, сказал Гена. Подошел задуть свечу.

— Опять вместе спим?

— Имеешь что-то против?

— Пока нет. Сегодня нет. Я нагулялась и ты меня больше не волнуешь.

— О как! А раньше волновал?

— Угу. Поэтому я и от тебя избавилась.

— Можно было проще сделать.

— Как?

— Просто переспать.

— Не, тогда я стала совсем бы развратной, — мои слова опять развеселили Гену. Он лег рядом. Я чувствовала жар его тела и меня это никак не смущало. Он накинул простынь от комаров. Стало как-то интимно и уютно.

— Куда уж больше?

— Знаешь как на душе гадко от всего этого? — я повернулась к нему. Голова кружилась и совсем не от любви.

— Все с тобой нормально, — спокойно сказал он. Даже серьезно. — Тебе мужик нужен с твердой рукой и, прости за прямоту, крепкими яйцами. Сразу все наладиться. А ты все слабаков ищешь. Вот и получается у тебя конфликт интересов. Ладно, иди сюда, целовать тебя буду.

Он смял мои губы. Жестко как-то. Без нежности. Минут пять помял их и отстранился.

— Только с тобой можно ощутить непередаваемый вкус поцелуя, — сказал он.

— Это как? — уже сонно спросила я.

— Соль слез, коньяк и лук — это уникальное амбре, — хмыкнул он. — Надо будет тебя на трезвую поцеловать.

— От тебя такое же амбре. Плюс ты часто колючий ходишь. А еще и целоваться не умеешь, — брякнула я. Наступила пауза.

— Вот странная ты девка. Другая бы такое сказала, то я бы обиделся. А на тебя не обижаюсь. Глупая ты еще. Чего с тебя взять?

— А не надо ничего брать…

— Спи. Будешь буянить, я тебя с рассветом подниму. Если уснешь сейчас, то дам выспаться.

Хорошая угроза. Я сразу закрыла глаза. Больше ничего говорить не хотелось. И доказывать тоже. Прежде чем уснуть, почувствовала, как он поцеловал меня в висок и сжал крепче. Может и сказал чего-то. Но одурманенное алкоголем сознание это уже не запомнило.

Глава 16

Утро встретило меня головной болью. Хотелось зарыться под подушку, накрыться с головой одеялом и не вылезать оттуда, поскуливая побитой собакой. Аромат горячего кофе заставил открыть глаза. Даже сесть. Гена сидел рядом с кружкой кофе и насмешливо смотрел на меня.

— Выглядишь ужасно, — сказал он, протягивая мне кофе.

— Чувствую себя также, — я с наслаждением пила кофе, которое приносило тепло, заставляя проснуться и прийти в себя. — Спасибо за кофе.

— Не за что. Сегодня план работ такой…

— Ген, дай отдохнуть. Я тебе не лошадь ездовая, — взмолилась я.

— И как ты планируешь отдыхать? Валяться в кровати целый день?

— А хоть бы так. У меня после двух дней работы гудят ноги. Спину ломит. Голова болит. И я разваливаюсь. Чего ты смеешься?

— Хвост не отваливается? Шерсть не вылезает клоками?

— Нет. Но я устала. Три дня подряд разъезжать… Еще и после института не отошла. И…

— До четырех отдыхаем. Потом занимаемся огородом. Согласна? А то мы скоро зарастем в этом буйстве зелени. Договорились.

— Это как понять? Неужели будем отдыхать? — удивилась я.

— Да. — Гена усмехнулся. — Давай умывайся и идем завтракать.

Я не верила ни глазам, ни ушам. Умыться. Причесаться. Аромат гречневой каши с тушенкой дразнил пустой желудок. Я и не думала, что так хочу есть. Голова еще кружилась. Алкоголь не вышел из крови. Мы ели молча. Гена только то и дело на меня поглядывал. Я не выдержала.

— Что такое?

— Ничего, — ответил он улыбаясь.

— Тогда чего это за взгляды?

— Любуюсь на тебя такую помятую, — ответил он, отставляя в сторону пустую тарелку. — Поговорить надо, как жить будем дальше.

— Как раньше жили так и продолжим. О чем тут разговоры говорить?

— Нет, как раньше не получится. Иначе мы с тобой опять поругаемся.

— А мы ругались?

— Хорошо, молча решим друг от друга избавиться, как это мы сделали недавно друг с другом. Ты устала и вместо того, чтоб поговорить, решила меня вытолкать из дома, весьма хитрым способом.

— Я искренне хотела тебе счастья, поэтому я тебя не выталкивала. Пыталась помочь. Но, ты прав, я хотела отдохнуть. Ты меня загонял. И я говорила, что устала, но ты меня не слышал, потому что слишком упрямый. Гена, ты считаешь, что знаешь как лучше, поэтому никого не слышишь кроме себя. А я не умею спорить. В этом моя ошибка. Мне легче молча решить проблему, чем воздух сотрясать бесполезными словами, особенно когда меня не слышат. В последнее время у меня создалось впечатление, что я попала в рабство к тебе. Я понимаю, что мы вместе старались найти денег на починку этого сарая.

— Не надо оскорблять дом, — сказал Гена, стоило мне взять паузу, чтоб перевести дух.

— Ладно, после того, как мы починили крышу, это не сарай, но щели остались, так же как и дырявый пол. И что ты предлагаешь, считать его дворцом?

— Все починим. Нужно лишь время.

— Которого почти нет. Как бы мы ни рвали жилы, все равно ничего толкового из этой затеи не выйдет, — сказала я, доедая кашу.

— И что ты предлагаешь? Сдаться? Или продолжить поиски богатого папочки, который возьмет тебя к себе на свой загривок? Будешь сидеть на его шеи, свесив ножки вниз, а за это будешь чем-то вроде домашней собачки, потому что он тебя, по сути, купил, — хмыкнул Гена. Он не злился, но его слова звучали неприятно и больно.

— Почему сразу на шею сесть? Я буду работать. Мне нужен нормальный мужик с квартирой. Живут же люди вместе. Ведут общие хозяйство, работают. Мне не нужен богатый парень. Достаточно, чтоб у него была лишь крыша над головой. Разве это так много? — спросила я.

— Немного. Но зачем тебе что-то искать и от кого-то зависеть, когда у тебя есть крыша над головой? Нужно только немного доработать дом.

— Нет, Ген. Я дальше продолжу поиски возможности отсюда свалить. Может это не только из-за дома, но и из-за того, что я просто хочу найти нормального мужика. Не хочу быть одной. Вот можешь смеяться, но я хочу с кем-то жить. Не хочу быть одна. И не только в эмоциональном плане, но и банально, хочу с кем-то кровать делить, — ответила я. Как ни странно, но мне даже не было стыдно за мои слова и признания перед Геной. Он мною воспринимался, как человек, который был уже непросто чужой. Скорее между родным и другом.

— А кто вчера мне плакался по поводу Эдика? Переменчиво девичье сердце.

— Не переменчиво. Я его все еще люблю. Может и всю жизнь буду любить, понимая, что он не идеал и подлец. Я ничего не могу поделать с чувствами, но это не значит, что я потрачу всю жизнь лелея мечту о нем. Знаешь, как говорится, чувства чувствами, а кушать все равно хочется. — Я закинула тарелки в таз, в котором мыла посуду и залила их водой. Опять закружилась голова. Нет, пить надо бросать.

— Хочешь забыться в новых отношениях?

— Хочу дальше жить. — Я забралась в кровать. Весло было лежать и смотреть как кружится потолок. Алкоголь тяжело выходил из крови, хотя прошло больше двенадцати часов.

— Двигайся, — он лег рядом. — Я тебя чем не устраиваю? Сделаю я тебе дом. Моя зарплата пойдет на материалы, а твоя пойдет на еду. Жить? Мы и так с тобой вместе живем. Кровать делим. Тебе любовь не нужна, мне тоже. Чисто деловые отношения. Может и получится чего построить без раствора из розовых соплей.

— Я так не могу, — вздохнув, ответила я.

— Что не можешь?

— Ну, без симпатии.

— Девчонка, ты бы определилась чего от жизни хочешь. То ты мне говоришь, что ничего такого не нужно. Когда тебе предлагаешь дело, так сразу в кусты. Чего ты боишься? — спросил он. — Сама себе противоречишь.

— Да. Но что я могу сделать? Вот такая я ветреная.

— Ника, давай по пунктам определим, что тебе надо в отношениях, и что жду от них я. Мне нужна женщина, которая не будет меня пилить и стараться переделать под себя. Не надо мне читать морали по поводу курения, требовать достать денег. Все что я приношу, это максимум в данный момент. Я не сижу на месте, не отказываюсь от халтуры. Но у меня есть моя планка, выше которой мне не удается прыгнуть. Понимаешь меня? Так получается. И если денег мало, то придется выкручиваться с этими копейками. Воровать я не буду. Это не мое. Идем дальше. Я не умею праздновать праздники, устраивать сюрпризы. Вся эта мишура, о которой любят мечтать девчонки, мне чужда. Цветочки, конфетки, стишки — этого не будет. Но со мной надежно. В трудной ситуации не брошу. Вместе расхлебывать все будем. Согласна? — спросил он. Так как я не ответила, он продолжил. — Что касается детей. Этот год уйдет на налаживание быта. На следующий год будем уже и о детях думать. Как раз посмотрим уживемся с тобой или нет.

— Я хотела вначале образование получить. Думала на следующий год заново поступать. Может по другой специальности, — ответила я.

— Считаем. Учиться в среднем пять лет. Потом отработать два года до декрета. Это значит семь лет. Мне к тому времени будет сорок один. Что-то я сомневаюсь, что мне захочется в этом возрасте с пеленками и бутылочками возиться. А учиться? У тебя был шанс. Ты что сделала? Правильно. Его упустила. Да и выглядит твое желание сейчас малесь неправдоподобно. Тебе же в городе жить надо будет, за учебу платить, жилье. Ты сейчас не можешь свои потребности в полной мере оплатить. Так почему думаешь, что у тебя получится это сделать на следующий год? Или ты хочешь превратить то недоразумение в профессию?

— Хватит. Опять дразнишься.

— Я правду тебе говорю. Мне интересно понять на что ты надеешься. Найти богатого покровителя? В последний раз тебе предложили содержать симпатичного мальчика, за право проживания в его квартире, а не наоборот. Я тебе предлагаю честные отношения. На равных.

— И получится, что ты будешь все время меня погонять.

— Когда ты ничего не делаешь, тебе приходят плохие мысли. Вот если ныть не будешь, что все так плохо, то и гонять не буду. Ты то что хочешь в отношениях?

— Не знаю. Раньше любви хотела. Счастья. Знаешь, чтоб на всю жизнь. Чтоб друг за друга горой и в горе, и в радости. А теперь не знаю. Любовь — эта такая вещь эгоистичная, что больше не хочу такое переживать. Да и теперь как вспомню, так сердце заходится. Это когда-нибудь пройдет?

— Пройдет, — ответил он, обнимая меня за плечи. — Не плач.

— Я и не плачу.

— Чего слезы тогда капают?

— Не знаю. Их спроси, — вытирая щеки рукой, ответила я. — Не знаю, что делать. Как жить дальше. Ты спрашиваешь, а у меня плана никакого нет. Я знаю, что надо додергать траву перед домом, а послезавтра пойти на работу. Вот и весь план. Остальное лишь наметки из раздела: «было бы хорошо». Я не знаю стоит ли их в жизнь воплощать или нет. Есть определенные планы учиться дальше или уехать в Москву, а еще можно снять комнату где-нибудь в крупном городе. Мне страшно, что когда придет зима, я вновь буду сидеть в куртке и полночи топить печку, чтоб не замерзнуть. Я боюсь такого будущего. Боюсь, что вновь придется разговаривать с мышами, потому что темнеет рано и становиться страшно. Особенно страшно, когда за окном воет ветер. Этот ветер проникает в комнату сквозь щели, заставляя оживать самые глупые детские страхи. И приходит понимание, что если кто заберется в дом, то никто не придет на помощь. Да и труп не сразу найдут. А если мне просто плохо станет, то я так и буду медленно умирать в холодном доме. В последнее время страх одиночества стал очень сильным. Когда ты ушел, я вначале обрадовалась. Вздохнула свободнее. А потом мне стало страшно. Я даже себе в этом признаться не могла. Но одной возвращаться в пустой дом совсем не хотелось. Поэтому я и поехала в город. А там…

— Не бойся. Ты не одна.

Он больше ничего не сказал. Я же все-таки расплакалась. Позорно и горько. Мне было так стыдно и жалко себя. Может виной тому был алкоголь, что так и не вышел из моей крови. Не знаю. Так хотелось, чтоб просто пожалели. Гена не жалел. Обнимал и ждал, когда я успокоюсь. Но не дождался. Я наплакалась и уснула, уткнувшись носом ему в футболку.

Глава 17

Жарко. Я начал уставать от этой жары. Хотелось дождя. Вот какой капризный человек. Когда холодно, то мечтаешь о жаре, а когда жарко о холоде. Я вздохнула, вытерла пот и продолжила дергать траву перед домом. Гена ковырялся в бане, разбирая ее.

Работа, работа. Но там, где я уже избавила участок от зарослей, начала пробиваться молодая трава, мягкая и нежная, а не крапива, которая кусалась побольнее любой собаки. Вот только огород меня не радовал. Лук и зелень шли хорошо, а огурцы совсем на месте замерли. И жарко, а они замерли с двумя листочками. И такие чахлые были, что аж смотреть больно. Я решила их выдернуть и посеять новую порцию семян.

Потом собрала остатки ягод. Жаль, что кусты были старые и почти одичали. Тоже надо вырубать. Ягода мелкая, кислая. Надо будет ее с сахаром перемешать и можно будет в чай добавлять. Подошел Гена. Начал объяснять, как он хочет утеплить терраску и делать из нее ванную комнату. Ничего не поняла из его рассуждений, да и не стремилась понять. Как хочет, так пусть хоть трубы кладет. Только согласилась с ним и ушла за водой от него подальше. Никогда не понимала все эти тонкости. А сегодня вникать в них особенно не хотелось.

Я где-то читала, что после алкогольного опьянения наступает что-то вроде депрессии. Вот у меня была эта пресловутая депрессия. Настроения совсем не было. Но посмотрев на пол, поняла, что его сегодня придется мыть. Да и тарелки тоже. Они не виноваты, что мне тоскливо. Без меня их никто не вымоет.

Может, стоит согласиться на предложение Гены? Какая разница с кем жить? Все равно ведь вряд ли кого полюблю. Так почему мне не начать жить с ним? Я поймала себя на том, что уже минут пять сижу и смотрю на грязную тарелку. Одной тяжело протянуть. Личной жизни все равно нет. Так какая разница с кем? Ну и пусть, что он старше меня. А слезы текут по щекам. И себя жалко. Но ведь сама вляпалась. Никто не виноват.

— Чем тебя так тарелки расстроили? — спросил Гена, заходя на кухню.

— Больно грязные. Отмываться не хотят, — вытирая локтем слезы, ответила я. Даже улыбнуться попыталась.

— Я в магазин. Пойду сигареты куплю.

— Молоко возьми для кошки, — попросила я.

— Возьму. Больше ничего не надо?

— Нет.

И чего он так на меня смотрит? Спрашивать я его не стала. Он хмыкнул и ушел. Я помыла посуду, потом села на ступеньку. Легкий ветерок отгонял комаров, что крутились рядом. На горизонте собирались тучи. Может сегодня будет дождь? Я бы не отказалась. Тем более завтра выходной.

— Ника! Привет, — к дому подошел Паша с каким-то парнем.

— Привет, Паш. Давно тебя не было, — ответила я, разглядывая его товарища. Вроде парень как парень. Только мне не понравилась его сальная улыбка.

— Это Макс, про которого я тебе рассказывал, — кивнул Паша в сторону товарища. Макс, тот что не любит женщин и розовые сопли. Сейчас он смотрел на меня не как женоненавистник, а как матрос, что два года был в кругосветке, а женщину видел лишь на картинке.

— Знаешь, подруга, — он сел рядом со мной, фамильярно положив руку на плечо. — Давай не будем ходить вокруг да около.

— Руку убери, — сказала я сквозь зубы. А самой было страшно.

— Не надо из себя изображать недотрогу. Это ведь ты, — он достал телефон и щелкнул на экран. То видео. Почему оно меня и здесь нашло?

— И что дальше? Это обычная месть отвергнутого мужика, — ответила я, пытаясь сохранить спокойствие. Внутри все трясло от страха.

— Да ладно из себя скромницу строить, — рассмеялся Макс. — Мы ведь знаем, что ты и с Пашкой переспать хотела. Легко даешь всем подряд.

— Проваливайте оба, — сказала я. Попыталась скинуть его руку, но бесполезно. Он держал крепко.

— Сейчас мы идем к тебе домой и ты там без соплей спокойно делаешь свое дело, — жестко сказал он. По спине предательски прошел холодок страха.

— А если откажусь?

— Помну твою мордочку. Пошли.

— Я замужем. И когда муж вернется, то ему все это мало понравится.

— Ты эти сказки кому-нибудь другому расскажи. — Макс явно мне не поверил. — А если это и так, ты же не хочешь, чтоб твой милый узнал о таких похождениях молодой женушки?

— Паш, а ты чего стоишь? Мы же друзья, — не выдержала я.

— Я с Максом дружбу из-за баб терять не буду, — сказал он, а сам глаза отвел.

Трус. А мне-то что делать? Надо время тянуть. Не будут же они меня силой затаскивать? Или будут? Гены нет. Расплакаться бы да уже все слезы были выплаканы.

— Чего молчишь? Пошли. — Макс взял меня за руку. Так больно, что остались синяки.

— У нас гости? — спросил Гена, подходя к дому.

— Гости, — тяжело выдавила я.

— Это и есть твой муж, подруга? — хмыкнул Макс, поглядывая на Гену.

— Я тебе не подруга! Отпусти! — с усилием, я все же выдернула свою руку.

— Ника, так что это за товарищи? — спросил Гена, закуривая сигарету.

— Они не товарищи скорее Бори, а не мне, — нашлась я.

— Ясно. Иди в дом, — спокойно сказал он.

— Я…

— В дом, — настойчиво и твердо велел он.

Слова были сказаны так, что спорить с ним мне не захотелось. Я его испугалась еще больше, чем Макса. Мне не было слышно о чем они разговаривали. Я только видела, что Макс показал Гене то видео. Тот что-то спокойно им ответил и ребята ушли. Страшно. Спряталась в комнате с дырявым полом. Гена зашел на кухню. Я чувствовала запах его сигарет, слышала его шаги.

— Чего прячешься? Ушли твои горячие поклонники, — сказал он.

— Что ты им сказал? — я вышла на кухню.

— Какая разница, что я им сказал. Главное ведь результат? Или ты так не считаешь? — он весело посмотрел на меня. — Трясешься, как заяц. Чего они тебя так напугали?

— Да. Я не знала, что делать.

— Тут два варианта: или драться и получать синяки в ответ, или расслабляться и получать удовольствие.

— Ген!

— А что тут еще скажешь? — рассмеялся он. Затопил печку. Поставил кастрюлю с водой. — Сейчас помоемся, поедим кашу и ляжем отдыхать.

— Спасибо, что опять мне помог.

— Это чисто мой интерес. Думаешь мне доставит удовольствие, если с моей женщиной будут развлекаться два сопляка?

— А не сопляка? — ухватилась я за фразу.

— И не сопляка тоже, — он как-то странно посмотрел на меня. — Стыдно?

— Да, — не стала скрывать я. Даже взгляд не отвела.

— Значит еще не все потерянно. Ты садись. Будем дальше с тобой разговаривать, — подкладывая еще одно полено в печку, сказал Гена. Я села рядом с ним на скамейку. Вот чувствовала, что разговор будет неприятный. — Разговор наш помнишь что днем был? Так чего решила-то?

— Даже после сегодняшнего…

— Так я же в курсе о твоих «приключениях». Ничего нового не узнал. А все это рано или поздно забудется. Жизнь продолжается. Хотя отжигала ты, конечно, знатно. Я заценил. Но все это не люблю. Мне классика нравится. Хоть без разнообразия, но качественно, — сказал он.

— Не знаю, — я сжала руки замком. Нужна уверенность, а я ее не ощущала.

— Что ты не знаешь? — он накрыл мои руки своими ладонями. Тепло и спокойствие. Оно появилось так неожиданно, что я удивленно посмотрела на Гену. Встретилась с его взглядом, в котором продолжало играть веселье. — Только давай договоримся, что больше никаких поисков принца. Одни неприятности у тебя от этого.

— Хорошо. — Эти слова вырвались сами по себе.

— Договорились. О прошлом забыли и друг друга им не попрекаем. Хорошо?

— Да.

— Иди ко мне. И больше ничего не бойся. Все у нас с тобой будет хорошо, — он обнял меня. Его губы прижались к моим. Было непривычно. Я почувствовала себя девчонкой, которую еще никто не целовал. Он быстро прервал поцелуй и посмотрел на меня. Ласково провел по щеке. — Не бойся, обижать не буду. И в беде не оставлю.

— И не отпустишь, — брякнула я.

— Возможно. Может ты мне так понравишься, что я захочу с тобой всю жить прожить, — усмехнулся он.

Его слова смутили. Больше мы не разговаривали. Он просто обнимал меня. Поглаживал мои ладони, пока не закипела вода. Я думала он в эту ночь будет приставать, поэтому оттягивала до последнего момент, когда предстояло ложиться спать. Гена же посмеивался над моим желанием вымыть посуду перед сном. Перестелить кровать. Волосы высушить. Раньше меня волосы мало волновали. Я и с мокрой головой могла лечь спать. Он терпеливо ждал, когда я все это сделаю. Его терпению можно было позавидовать.

Но придумывать отговорки я вечно не могла. И почему боялась-то? Ведь не первый раз. Да и с Геной у нас были довольно близкие отношения. Но тут прям накатил страх и все. Не могла я с этим ничего поделать.

— Улеглась? — спросил он, задувая свечу. Теперь в темноте мелькал только огонек его сигареты.

— На улице ветер поднялся. Гроза будет, — слушая, как ветер свистит в щелях, сказала я.

— Нам это не страшно. Заодно проверим, как крышу починили. Или ты боишься грозы?

— Скорее боюсь, как ветер свистит.

— Надо потом дыры заткнуть в щелях, — он затушил сигарету, проверил печку и начал раздеваться. Я испуганно сглотнула ком, что встал в горле. Гена лег рядом. — Значит спать со мной в одной кровати, а эту кровать на прочность проверять, так сразу до остановки сердца себя довести хочешь?

— Не знаю, что на меня нашло.

— Только плакать не думай. И так сегодня целый день на твои слезы любуюсь. Давай я тебя обниму, а приставать сегодня не буду.

— Почему? — тут же спросила я.

— Девка, ты хоть определись, чего тебе надо! — рассмеялся он. — А приставать не буду, потому что вижу, что ты почему-то боишься. Я же никуда не тороплюсь. Лучше идти медленно, но верно.

Он провел ладонью по моей спине. Капли застучали в окно. Начался дождь. Молния вспышкой осветила комнату. Сразу грянул гром. Казалось, он раздался прямо над нашим домом. Я испуганно прижалась к Гене.

— Как же хорошо, что ты рядом, — прошептала я. Ветер свистел в щелях. Было страшно. Ветер ударял в стены с такой силой, что я боялась, как бы дом ни развалился. Но дом пережидал не одну такую бурю и оставался на месте, так почему он должен был развалиться именно сегодня?

— Ничего, гроза пройдет. А жизнь продолжится. Так всегда происходит. Когда вместе, то не так страшно любую грозу встречать, — он переплел свои пальцы с моими. Тут я с ним была согласна. Вдвоем было не так страшно.

Глава 18

Погода испортилась так сильно, что от вчерашнего жаркого дня не осталось и следа. Пришлось достать свитер. Из кровати особо вылезать не хотелось. Я высунула нос, только когда растопилась печка. От холодного пола мерзли ноги. Я нацепила шерстяные носки. А у печки было тепло. Было как-то душевно пить горячий чай из кружки, смотреть в окно, как ветер гонит низкие тучи. Гена сидел рядом и дымил своей сигаретой. Может вот такая жизнь и есть счастье? А где-то там была другая жизнь. Там был большой город с красивыми огнями. Там была динамика и жизнь. Веселье и проблемы, которые были намного легче, чем здесь. Никому бы и в голову из моих однокурсниц не пришло, что надо чинить крышу или пол. Помню мы переживали о сессии и о мальчишках, но никак о бытовых проблемах.

Мне было еще двадцать. Гена предлагал сесть дома и варить кашу. Но готова ли я к этому? Семья. Потом дети. Это значит я уже точно не увижу белого света за пеленками и распашонками. Я вспомнила его слова, что через год мы подумаем о ребенке. Это он решил, а не я. Меня же просто поставил перед фактом. Нужна ли мне такая жизнь? Скорее всего, нет. С Геной было спокойно. Но скорее как со старшим братом, а не женихом. Да я даже ничего не почувствовала, когда он меня поцеловал. Даже с Пашей какой-то проблеск желания был. Тут же ничего. И ответить отрицательно ему я не могла. Это как пригреть шелудивого пса, который спит в твоей кровати, таскает лакомые куски из хозяйской тарелки, грызет тапки, а выгнать его нельзя, потому что жалко. Не получалось у меня воспринимать Гену как мужчину.

Я надела куртку и пошла за водой на колонку. Ветер высушил землю после вчерашнего дождя. Продолжал наклонять макушки деревьев. Именно таким я и представляла себе ветер перемен, который уносил Мэри Поппинс. Но мне перемен не видать. Наверное, надо смериться со своим местом в этой жизни? Не так ведь все и плохо. Холодная вода обожгла льдом руку. Намок рукав куртки. Как же все это раздражало. Но разве кому-то есть дело до моего раздражения, моих потребностей, желаний? Никому. Одна я в этом мире.

— Привет, Ника. — Володя подъехал на велосипеде. Улыбнулся.

— Привет. Какими судьбами? Давно тебя не было видно.

— Да неприятности были. Давай с ведрами помогу, если моего железного коня не бросишь.

— От помощи не откажусь, — забирая у него велосипед, ответила я. — Чего за неприятности?

— Да я после того вечера несколько дней пил не просыхая. А потом чего-то меня за руль потянуло. Ничего не случилось, да только остановили. Я в драку полез. Итогом стали пятнадцать суток ареста и лишение прав. Пока отсидел, пока машину продал. Зачем она мне без прав? С работы уволился.

— Ничего себе! Прям черная полоса.

— Нет, сам во всем виноват. Вот машину продал, так теперь думаю в Москву податься. Там счастья поискать. Деньги на первое время есть. Шанс найти работу намного больше. Поедешь со мной, сестренка? Чего тебе здесь прозябать?

— Неожиданно.

— Ника, там можно будет все начать сначала. Большой город — это большой шанс. Да, там страшно, но мы будем вместе держаться друг за друга, а значит не пропадем. Так как?

— Мне подумать надо, — ответила я, замечая, что Гена вышел на улицу.

— Понято. — Володя тоже увидел Гену.

— Койку сдаю.

— А, тогда понятно. Ника, тебе нечего здесь делать. У тебя вся жизнь впереди. Там и образование получишь и замуж выйдешь. А что здесь тебя ждет? Работа кондуктором? Продавцом?

— А если я вечером тебе ответ скажу? Подождешь?

— Давай до вечера. Тогда же поедем билеты купим.

— Договорились.

Я не хотела, чтоб Володя подходил к дому. Наверное, он это понял. Оставил ведра на дороге. Забрал у меня свой велосипед.

— Тогда, до вечера, сестренка.

— До вечера.

Я занесла ведра в дом и вышла к Гене. Он был около остатков бани. Сидел на старом бревне. Я села рядом.

— Меня в Москву брат зовет.

— Москва. Притягательный город для молодых и неопытных, — спокойно сказал Гена.

— Что скажешь?

— Ничего. Я и так много слов сказал. Чего мне воздух лишний раз сотрясать? Все равно поступишь по-своему. Тебе ведь на мое мнение плевать, так как и на меня. По сути, я для тебя никто. Мужик, что мимо проходил. Пусть так.

— Обиделся?

— Нет. Чего мне обижаться? — он поднял толстую ветку и стал крутить ее в руках. — Я тебя хорошо понимаю. Так же как и понимаю простую истину, что человек всегда ищет место, где лучше. Ты еще не поняла, что лучше для тебя. Молодая и зеленая. Жизни толком не знаешь. Езжай. Узнай. Тебя твой родной город к ногтю прижал, тебе показалось этого мало. Попробуй окунуться в грязь Москвы. Только, пожалуйста, не свети нигде свои похождения.

— Ты не веришь, что у меня что-то получится?

— Не верю. Ты из таких же неудачников, как и я. Тем, кому не дано быть на вершине этой жизни. Но ты должна это сама понять. Вот смысл мне тебе все это говорить? Я ведь старше и глупее тебя. Ничего в жизни не знаю и не понимаю. А ты сейчас поедешь и сразу из золушки в принцессы попадешь.

— Ген, я не могу сейчас согласиться на твое предложение.

— Ясно дело. Надо еще шишек набить. А если я тебя остановлю, ты меня потом будешь всю жизнь обвинять, что упустила из-за меня такой уникальный шанс шишек из Москвы привезти. Езжай, моя хорошая. Гуляй. Как поймешь, что дурость совершила, то вернешься.

— А ты?

— Буду готовиться к зиме. Мне дом нравится, в отличие от его хозяйки.

— Я денег заработаю и пришлю на материалы.

— Угу. Посмотрю. На панель только не иди. Вряд ли оттуда вырваться сможешь.

— Гена!

— Чего сразу Гена? Я дельный тебе совет даю, — он достал сигарету. — Мне от тебя одна вещь нужна.

— Какая?

— Выдели мне часть дома. Так меньше хлопот будет, когда я решу свет провести. И не понадобится тебе приезжать, с работы отпрашиваться, чтоб бумаги подписать.

— Хорошая идея, — согласилась я.

— Тогда сегодня все оформим. Раз ты все равно уезжаешь.

Честно, я не ожидала, что разговор пройдет так гладко. Гена чуть мне сам вещи не собирал. Не пытался уговорить остаться. Я съездила с ним в город и оформила все документы. А вечером мы уже с Володей взяли билеты в Москву. Договориться на работе, что я уйду, не составила труда. Все равно один маршрут пока не выпускали из-за плохой погоды, поэтому вместо меня поставили временного кондуктора, которого взяли на сезон летних рейсов.

Погода продолжала хмуриться. Периодически шел дождь. Мелкий и противный. Их тех, что каплями оседал на лице. Зато было приятно вернуться в дом к теплой печке и горячему чаю. Билет уже лежал в паспорте. Вещи уложены. Прошло всего два дня, как Володя предложил мне уехать с ним. Все эти два дня прошли в хлопотах. Даже если и оставлять почти нечего, а из вещей небольшая сумка, все равно оказывается, что в городе у меня много дел, которые нужно было решить до отъезда. Но вот, все было сделано. Завтра я уезжаю. Поезд в девять утра. И не будет больше думать как выжить. Не нужно будет думать, как достать денег. Там другая жизнь.

Я забралась под одеяло в приятном предвкушении от завтрашнего дня. Гена привычно лег рядом. Я как-то привыкла с ним спать. И уж точно его присутствие меня больше не смущало. Можно было спокойно лежать рядом и греться под одним одеялом. И…

Его ладони оказались у меня под футболкой. Несмотря на прохладу, что царила в доме, я предпочитала немного мерзнуть, чем в свитере спать. Я не успела ничего понять, как он стал стаскивать с меня эту самую футболку.

— Что ты делаешь?

— А на что это похоже? — хмыкнул он.

— Подожди…

— Я и так долго ждал, — футболка отлетела на край кровати. Я попыталась встать, но он меня уложил назад. И опять его ладони у меня на груди, животе. Пока я отвлеклась, пытаясь убрать его ладонь с груди, он уже стащил с меня пижамные штаны.

— Ген…

— М? Прекрати возиться.

— Это насилие! — я попыталась вырваться из его рук, который грубо прижимали к кровати.

— Где? — спросил он, скользя пальцами по внутренней стороне бедер и резко проникая внутрь. Тело помимо воли выгнулось дугой. — Ты вся возбудилась. Так что насилие отменяется.

Возбуждение заставило тело звенеть натянутой струной. Так он еще больше увеличивал. Гена отстранился и сразу стало холодно. Одиноко. Но это на миг, чтоб вновь навалиться на меня и резко войти. Я не узнавала себя. Он мне не нравился, я его не любила. Но за считаные минуты ему удалось довести меня до пика и заставить упасть вниз. Разрядка. Мощная и выкидывающая из реальности на несколько минут.

— А девочке нравится резкость и грубость, — довольно сказал он, накрывая своими губами мои. Я задыхалась от тех эмоций, что он вызывал. А ведь ничего такого не было. Не было привычных ласк и прелюдий. Грубая, почти животная страсть, которая заставляла терять себя.

Время прекратило существовать. Усталость наполнила тело и приятное удовлетворение. Скорее перенасыщение. Это что же я с ним переспала? Неожиданно. Я вздохнула. Сумасшествие какое-то. Я лежала на кровати, сжавшись в комок. Надо было вернуть себя. Плохо не было. Но не было и того вдохновения, какое обычное чувствуешь после таких утех. Состояние напоминало скорее как после сильной истерики, когда проплачешь несколько часов. Тогда наступает усталость и пустота. Он вытянул из меня все силы.

Гена вернулся минут через десять. Закурил. Сел рядом на кровать. Провел ладонью по моему телу, как будто я была его собственностью. Так собаку гладят, а не женщину. Я поежилась.

— А ты мне нравишься, — сказал он. — Понятно почему за тобой мужики ходят. Видно, подстраиваться умеешь под них. Чувствуешь, что от тебя хотят. А теперь слушай и запоминай. Погулять я тебя отпущу. Тебе это надо. Когда назад приползешь раны зализывать, то на короткую цепь посажу. Такую, что забудешь о других мужиках. А ты все равно вернешься. Тебе деваться некуда.

— Гена, то что сегодня было не дает права мне диктовать свои условия, — возразила я.

— Я не диктую, а объясняю тебе как будет, — он ущипнул меня за ногу.

— Больно. Прекрати!

— Ложись нормально. Продолжим наше знакомство.

— Не хочу.

— А сама сейчас стонать будешь и просить добавки, — он затушил сигарету и достал презерватив.

— Так нельзя. — Я не хотела. Устала. Хотелось спать, но он даже слушать не стал. Тут было только его желание. С его стороны была сила. Если бы я опять не возбудилась, то это походило бы на изнасилование. Он только брал, ничего не отдавая. Его я не заботила. Только он сам. Эгоист. Если бы не страсть, что кипела в крови вулканом, то все это было похоже на пытку. Хотя в конце и напоминала пытку. Я уже себя не чувствовала, а ему все равно. Главное закончить. Когда же все прекратилось, я упала на подушку и закрыла глаза, почти сразу проваливаясь не в сон, а скорее забытье.

Холодно. Он отошел. Надо накрыться одеялом, но нет сил. Я лежала и не шевелилась. Никогда такого не было. Гена лег рядом. Накрыл нас и обнял меня. Провел рукой по моим волосам.

— Я тебя отпускаю лишь погулять. Знаешь, как кошек отпускают на улицу. Они убегают, думая, что вольная жизнь — это хорошо. Но потом готовы в любом доме жить, зная, что зимой лапы мерзнут. Ты вернешься. И тогда я дверь закрою. Будешь моей, домашней. И спать с тобой буду только я. Пока же — гуляй. Лапы подморозишь, тогда сразу о теплой печке вспомнишь и о том, кто в эту печку дрова подкидывает, — прошептал он. Мне не понравились его слова. Но возразить я не смогла. Сон навалился слишком резко.

Глава 19

Поезд увозил меня все дальше и дальше. Мы с Володей еле успели на него. Сошли с автобуса и бегом на вокзал. Теперь я сидела на нижней боковой полке и смотрела в окно. Мимо проносились деревни и леса. Переезды. Машины, люди, облака. Поезд увозил меня все дальше к новой жизни. А что меня там ждало? Радость или печаль? Я надеялась на радость. Но назад возвращаться к Гене я не хотела. Ночью он меня сильно напугал. Никогда не видела от него столько цинизма и грубости. Мне всегда казалось, что он добрый мужик. Но тут он открыл себя совершенно с другой стороны. Такой, о которой я еще не знала. Утром он не извинился. Помог донести мне сумку до автобуса. Сказал, что подождет меня здесь. Когда я вернусь. Грубо поцеловал и ушел не оборачиваясь. Почему он был так уверен, что у меня ничего не получится? Почему нельзя было поддержать? Хотя, когда меня кто поддерживал? Я вздохнула и продолжила смотреть в окно. Оставалось надеяться, что черная полоса закончилась, а дальше будет только светлая. Пусть у Гены ничего не получилось в Москве. Но это не значит, что не получится у меня.

Два дня в поезде прошли однообразно. Шумно и нервно. Я поняла, что боюсь большого города. Поняла, что боюсь неизвестности. Наступила паника. Захотелось остановить поезд и рвануть назад. Но рядом был Володя, а рядом с ним мне было стыдно подаваться таким слабостям.

И вот мы приехали в Москву. Что я ожидала от города, в котором раньше не была? Наверное, какого-то чуда, но никак не переполненного людьми вокзала, духоты от выглянувшего солнца, гула голосов и грязи. Я не говорю, что на вокзале были горы мусора, но желание его отмыть у меня возникло тут же, как мы спустились на платформу.

А дальше я растерялась. Вцепилась в руку Володи, который был невозмутим и уверен. Он понял схему метро, в которой разобрался еще дома. Разобрался как доехать до нужного адреса. Поменял сим-карту на местную, чтоб звонки были дешевле. Без него я уехала бы назад. Он снял комнату в Подмосковье. Договорился об этом еще до приезда в Москву. Маленький городок, чем-то напоминал наш. Квартира на последнем этаже. В квартире было три комнаты. А жило семь человек. Девушек я не заметила. Только ребята. Опять стало страшно. Я не думала, что так буду бояться Москвы.

Володя мне сильную оказал поддержку и помощь. Помог найти курсы парикмахера. Предстояло отучиться месяц и заплатить около двадцати пяти тысяч. Бешеные деньги, но Володя говорил, что окупиться. Сам же устроился на склад. Я училась пять дней в неделю до двенадцати. После этого была свободна. Опять же Володя договорился с ребятами, что жили у нас в квартире на мою подработку. Все приехали зарабатывать деньги, поэтому работали почти без выходных по двенадцать часов, плюс дорога. Ходить по магазинам им было некогда, также как и готовить. Они скидывались, а я варила на всех суп и готовила второе. Главное, чтоб было сытно. Плюс завтрак. Также на мне была стирка, глажка и уборка. За это получала двенадцать тысяч. Если учесть, что месяц я была без работы, чисто на учебе, то мне можно было сказать, что повезло.

Пришлось научится как бегать по магазинам, выискивая скидки, как готовить вкусно, сытно и бюджетно. Не хотелось ударить лицом в грязь. Все это не давало времени скучать. Новый удар пришел оттуда, откуда я меньше всего ожидала. У меня оказалась аллергия на химию, которую мы использовали в работе. Меня увезли с отеком квинке в больницу. Я чуть не задохнулась. Дорога в парикмахеры мне была закрыта. Володя говорил, чтоб я не расстраивалась. К тому же напротив дома требовался продавец. Работать по четырнадцать дней неделя через неделю за восемнадцать тысяч. Но это было лучше чем ничего. А потом ушла сменщица и я стала работать каждый день. Володя привел другую девочку, которая кормила всех и убирала в квартире. Они стали делить одну койку на двоих. Даже меня особо не стеснялись. Хотя чего меня стесняться, после работы я падала на кровать и засыпала.

Я не успела заметить, как прошло лето, а за ним и осень. Ноябрь постучался в окно. А я к нему была совершенно не готова. Нужно было покупать теплую одежду. Больше бегать в летних брюках и свитере было холодно. Деньги у меня были. Как и выходной. Хозяин магазина расщедрился на него. Первый выходной за столько времени. Как я его хотела потратить? Купить вещи и отоспаться.

В магазине же я столкнулась с другой проблемой. Все цены кусались. Отдавать за куртку пять тысяч совсем не хотелось. Брюки тысяча. Новая кофта — полторы. А еще ботинки нужны. Этак половину зарплаты только на вещи потратить. Я ходила по магазинам с тоской. Мне казалось, что я получаю большие деньги. Тридцать шесть тысяч в месяц. Из них четыре я отдавала за койку. Три на еду. Потом связь около пятисот рублей. Я купила себе недорогой сенсорный телефон. Когда не было покупателей сидела на сайте знакомств, пытаясь найти кого-нибудь. Но поиски пока были неудачными. Гулять у меня не было времени, да и часто на том конце сети ребята искали развлечений на одну ночь. В любовницы я идти не хотела.

Поймала свое отражение в зеркале. Сильно я похудела за это время. До сорок шестого размера дошла. Хоть и трудно было в последнее время, но внешность только лучше стала. Еще обертку бы для нее подобрать. Может пойти в подвал, что китайским ширпотребом торговал? Там цены подешевле, но и швы косые. А хотелось, чтоб на одежки красовалась эмблема какого-нибудь известного магазина. Хотя зачем мне все это? Все равно стою за прилавком. Кого интересует как я одета?

Мы с ним столкнулись около зеркала. Я все-таки решилась надавить на горло собственной жабе и купить качественную куртку. Или среднего качества. Нитки все-таки торчали из кармана. Но это и подправить можно. Он уступил мне место около зеркала. Улыбнулся. Ухоженный. Мужчина лет сорока. Среднего телосложения с короткой стрижкой и колючим взглядом. Не понимаю чем он меня покорил. Обходительностью или ухоженными руками с золотыми перстнями? Дорогим парфюмом?

Разговор зашел о куртках. Он спросил идет ли ему его куртка. Я честно ответила, что лучше другая. Так и завязалось знакомство. Когда он узнал, что я толком Москву не видела, то предложил ее показать. Артур приехал в Москву больше пятнадцати лет. Был женат, но жену оставил в родных местах, как и троих детей. Здесь жил один. Я ему рассказала о своих неудачах. Он был интересным экскурсоводом на дорогой машине. Я почувствовала себя принцессой из сказки. Еще вчера принимала тяжелые ящика, а сегодня меня катали на дорогой машине. Было здорово. Приятно отдохнуть. Да и Артур ничего лишнего не позволял. Был галантен. Обходителен. Вечер закончился в ресторане. Сказать, что я нервничала, это ничего не сказать. Это потом я поняла, что ресторан, в который он меня пригласил, был статусом чуть выше закусочной. Тогда же мне это заведение показалось чем-то шикарным.

Мы много разговаривали. Пили вино. Романтичная обстановка. А Гена утверждал, что такого не могло быть. Порой и сказки становятся реальностью. Я немного захмелела, когда Артур из милого мужчины, который говорил комплименты, превратился в делового человека.

— Ника, ты мне нравишься. Ухаживать за тобой у меня нет времени. Сегодняшний выходной был случайным. Да и у тебя нет времени в твоем магазине. Я предлагаю тебе сделку. Ты переедешь ко мне. Бросишь работу. С меня твое содержание, с тебя постель и дом. Как тебе такое предложение? — спросил он.

— Это получается, ты предлагаешь стать твоей любовницей? — выпалила я. Из-за алкоголя в голове был туман.

— Да. И на неплохих условиях. Или тебе нравится твоя жизнь? Сама же говоришь, что устала.

Его колючий взгляд навсегда врезался мне в память. Нужно было отказаться, оскорбиться. А я лишь согласно кивнула. Сколько потом не думала, почему я согласилась, но так и не нашла внятной причины. Может это был комплекс причин? Вино, симпатичный мужчина, обещание красивой жизни и усталость объединились и создали гремучую смесь? Артур улыбнулся и так откровенно посмотрел на меня, что мне стало не по себе.

Володя не стал меня отговаривать. Он был занят своей подругой, которая от него забеременела. Теперь он хотел вернуться назад. И я для него была лишним грузом. Так что, когда он узнал, что я познакомилась с мужчиной, он только обрадовался. Одну оставлять меня в этой квартире он побаивался. С работы пришлось уволиться. Правда, при этом отработать неделю. А потом я уже собирала вещи, чтоб переехать к Артуру. Вроде все складывалась весьма удачно. Только почему я не чувствовала радости? Почему настроение было плохим? И оставалось ощущение, что моя жизнь катиться в пропасть. Я что-то делала неправильно, но понять что, мне не удавалось. Ведь это нормальная жизнь. Очередная ступенька к выходу из нищеты. Но почему же было так паршиво? Может потому, что я чувствовала себя ступающей на грязную дорогу? Хоть искренне не понимала, в чем разница спать с мужиком по любви или искать человека, у которого есть крыша над головой, которая не протекает. Второй вариант по крайней мере честный.

А дальше? Допустим, я поживу пару месяцев с Артуром. Может год. А что дальше? Мне будет двадцать один. Я ему надоем. Вновь возвращаться в магазин? Или попробовать скопить денег, чтоб продержаться после расставания какое-то время, а потом еще раз пытаться добиться чего-то в этой жизни? Да, так будет правильнее. Наметив, хоть какой-то дальнейший план, я успокоилась. Ничего, все у меня получиться.

Глава 20

Ненавижу! Ненавижу эту жизнь. Больше не могу. Душа была выдернута и вывернута наизнанку. Ноги промокли. Слезы смешивались с дождем. Дождь в феврале! Ненависть душила.

Я огляделась по сторонам. Ноги сами меня привели к вокзалу. Купить билет и домой. В старый дом с печкой и водой из колонки. Я больше не могла находиться в Москве. Город меня душил. Здесь был только страх.

Денег на карточки было сорок тысяч. На билет хватило. Так же как и должно было хватить на первое время. Купить с собой в дорогу продукты. Больше ничего не надо. Не хочу здесь оставаться. Ничего. Проживу и без Москвы. И без красивой жизни. Значит не для меня эта жизнь. Зашла в туалет. Умылась. Посмотрела в зеркало. Фингал расплылся на пол-лица. Отвратительно. Люди смотрят с осуждением. А мне плевать.

Через два часа я уже забралась на полку и завернувшись в одеяло, закрыла глаза. Стук колес хорошо успокаивал. Мне всегда нравились поезда и электрички. Два дня в поезде и я буду дома. Ничего, прожила я ту зиму, проживу и эту. Главное не сдаваться. Теперь я не одна. Ответственности в два раза больше. Значит, надо прорываться. Кусаться, драться, но выбраться из этой ямы. Это в Москве было тяжело. Дома легче станет.

Рука легла на живот в защитном жесте. Странно ощущать, что внутри меня была новая жизнь. Мама. Летом у меня должен был родиться ребенок. Странно. Уже неделю я знала об этом, а привыкнуть к этой мысли не могла. Малыш. Непутевая мама у малыша. Все чего-то искала, искала, а в итоге осталась у разбитого корыта. Хотя, если подумать, не так уж и разбитого. Фингал пройдет. Опыт я получила. Теперь могу точно сказать, что сказка и жизнь — это две большие разницы. А еще у меня будет ребенок. Минусов тоже хватало. Я была без работы. Возвращалась в свою хижину. И не знала, что делать дальше. Хотя нет, тут я хитрила. Оставалось только жить и растить малыша.

Теперь можно было с уверенностью сказать, что я совершила ошибку, связавшись с Артуром. Надо было вначале узнать его лучше, а не прыгать в постель к тому, кто пообещал лучшую жизнь. Мало того что у него был тяжелый характер, так еще и требовал он от меня какого-то рабского подчинения. Пока его не было дома, мне нужно было драить квартиру, так, чтоб все сверкало чистотой. Из квартиры выходить не разрешалось. За все время пока мы с ним жили, я на улице была раза три. Он мог завалиться домой пьяным. Тогда мне оставалось лишь искать пятый угол. Поднять руку, унизить — ему это ничего не стоило. А мне оставалось лишь терпеть, потому что уйти я не могла. Не в том плане, что не было денег, а потому что он запирал меня в квартире. Да еще и пригрозил, что если попробую сбежать, то он мне руки и ноги переломает. Я верила его угрозам. Верила и боялась.

А потом случилось то, что случилось. Беременность. Подозрения возникли еще месяц назад. Я боялась ему об этом сказать. Но утренняя тошнота меня выдала. Он потащил меня в платную клинику. Там подтвердили. Беременность. Срок восемь недель. Если аборт сделаю, то большая вероятность, что больше детей иметь не смогу. От аборта я отказалась. Тогда с Артуром мы поругались. Он продолжал настаивать, я стояла на своем. В итоге он меня ударил, кинул две бумажки по пять тысяч и сказал, чтоб я убиралась с его глаз.

Память упрямо подкидывала все слова, что он сказал в мой адрес. Стыдно. Неприятно. Я и сама так считала. Дура. Слезы текли по щекам. Не хватало еще впасть в истерику из-за этого козла. Ничего. Прорвусь. И пусть, что дура. Главное, жива и здорова. А ребенка подниму и одна.

К концу второго дня пути я окончательно успокоилась и взяла себя в руки. Даже хотела к маме зайти, но фингал остановил. Вместо этого я купила необходимые вещи на первое время, потому что моя сумка осталась у Артура, зашла в магазин взять что-то на ужин и поехала домой.

В автобусе сильно укачало. Когда я выползла из него, то чуть не стала землю целовать. Морозный воздух. Правильно. Это в Москве дождь. А здесь мороз и снег лежит. Из частного сектора веет дымом. Хорошо оказаться дома. До слез, что текут по щекам. И вытирать их не хочется.

Почему, когда возвращаешься в родные места, то сразу прибавляются силы и уверенность? Прям мистика. Я шла по знакомым улицам и чувствовала как возвращаются силы, что были выпиты в холодной столицы. Правильно говорят, Москва слезам не верит. Она не терпит слабаков. Меня же она перекусила только так. Ну и ладно. Жизнь на этом не заканчивается.

Из-за мороза можно закутать лицо шарфом, а шапку пониже на глаза надвинуть. И никто не скажет, что у меня синяк. Никто не будет задавать вопросов. Хорошо. Во всем надо искать только хорошее.

Знакомая кондуктор даже не узнала меня. А я не стала раскрывать свое инкогнито. Наверное, я сильно изменилась за полгода, которые провела вдали от этих мест. Зато дороги остались прежние. Как мы подскакивали на каждой кочке, так и продолжили подскакивать. Как пахло бензином в салоне, так и продолжало нести. Правда, теперь от вони меня мутило.

Я выбралась из автобуса и еле успела отойти в сторону, как меня начало рвать. Гадость. Холодным снегом вытереть лицо. Водички попить и вперед. Оставалось надеяться, что Гена мой дом не спалил. Вот будет весело, я прихожу, а у него там уже жена. А если он нашел себе лучший угол? Ладно, крышу мы тогда починили. А дрова я найду.

Темно. Падал снег. Что-то это мне напоминало. Правда, год назад, я в марте сюда шла, а теперь в феврале. Вот почему мне до лета не подождать? Нет, неприятности любят зиму. А мне остается только ползти по снегу, черпая его в ботинки.

В окнах горел свет. Не свечи, а именно электричества. Я не могла поверить своим глазам. Тропинка расчищена. Ступенька так и осталась. Крылечка не было. И опять слезы на глазах. Я дотронулась до старых бревен дома. Дом. Он дождался меня. Как когда-то ждала моего приезда каждые каникулы бабушка, так и дом все ждал свою блудную хозяйку.

Попыталась открыть дверь, но она была закрыта. Тогда я стала стучать. Внутри залаяла собака. А я все стучала.

— Туз, место! Кого там принесло? — открывая дверь, спросил Гена.

— Это я, — слова так и застряли. Закашлялась. — Ника.

— Вали отсюда, пока собаку не спустил! — рыкнул он в щель.

— Собаку! Я тебе покажу такую собаку! Ты, лис старый! Полдома до сих пор мои.

— Лис? — Гена рассмеялся, пропуская меня внутрь.

— Как в сказке про лису и зайца. Ты же не девка красная. Значит, Лис, — отряхивая снег с куртки и ботинок в терраске, зло ответила я. — Ты какого лешего не хотел меня пускать?

— А должен? Мало ли ты где болталась, — хмыкнул он, наблюдая за мной. Пес лежал неподалеку на подстилке и настороженно смотрел на меня.

— Все нагулялась. Выше крыши.

— Это хорошо, — он подошел и резко стащил с меня шапку. Повернул лицо к свету. — Красота.

— А мне не нравится, — отходя на шаг, ответила я.

— Тут ты меня не удивила. Пойдем накормлю тебя.

— Ген, помыться хочу. И не представляешь как. Сейчас в таком состоянии, что за теплую воду готова душу продать.

— Зачем мне твоя душа? Возьму расплатой тело, — хмыкнул он.

— Обойдешься, — снимая куртку и ботинки, ответила я.

— Тогда не буду воду ставить.

— А ты брезгливый. Так что мое тело тебе не понравится. Тем более я давно как следует не мылась.

— Под мостом что ли ночевала? — уже серьезно, спросил он.

— Хуже, была любовницей у Напалеона.

Я зашла на кухню и не узнала ее. Вместо узкой старой полуторной кровати стояла шикарная двухместная кровать. Новая печка. На столе приемник. Свет. Пахло деревом, дымом и супом. Вкусным супом. Кошка соскочила со стула и подошла ко мне, потерлась об ногу. А я поняла, что опять плачу.

— Иди сюда, — он не задавал вопросов, не шутил. Просто обнял и я расплакалась, уткнувшись ему в плечо. — Сейчас я тебя отмою, потом накормлю, чаем напою. Ты дома.

— Ген, ты не представляешь…

— Догадываюсь. Заканчивай слезы лить. И так их, небось, много вылила. Все наладиться.

Он, как и планировал, сделал из терраски что-то вроде ванной комнаты с биотуалетом и душевой, вода из которой уходила по трубе в канаву. Можно было спокойно мыться, правда, поливая себя из ковшика. Еще было приятно ходить в туалет и не бояться отморозить зад.

— Ты чего? — я не знала куда деваться, когда он открыл занавеску, за которой я мылась.

— Воды тебе принес. Заодно и спинку потру.

— Сама справлюсь.

— Угу, — засучив рукава, он меня спрашивать не стал. Развернул, отобрал мочалку и стал сдирать кожу.

— Понежнее можно?

— Зато чистая будешь. Аж хрустеть. Чего стесняешься, подруга? Чего я не видел, кроме синяков?

— Я тебе не кукла. Чего ты меня так крутишь?

— А я как в сказке про мойдодыра. От мочалки тебе не скрыться, — ответил он.

— Прекрати. А то без кожи оставишь!

— От мочалки никто еще не помирал.

— Так я первая буду, — в этот момент мне на голову вылился ковш воды.

— Вшей нет? Блох? А то давай сразу волосы состригу.

— Нет у меня вшей. Этот урод любил, чтоб от бабы несло, но чтоб домашних животных у нее не было.

— Извращенец какой-то.

— Да нет. Все странности заканчивались только на этом. Ну и мог ударить, — я отобрала у него полотенце, которым он орудовал, как мочалкой. — Мой тебе совет, никогда не ходи в любовницы к богатым мужикам.

— Даже не планировал, — хохотнул он. Гена ушел на кухню. Я же смогла одеться в то, что купила.

Горячий суп, мягкий черный хлеб. Черный сладкий чай и печенье. Пахло деревом и домом. Это какой-то специфический запах, который сразу показывает, что ты там, где тебя ждут. Одним словом, дом.

— Как тебе все это удалось?

— Ребята пригласили мебель делать. Научили. А там зарплата сдельная. Два месяца заказов много было. Я двести тысяч поднял. Потом заказов меньше стало. Но я с ребятами подрядился дом обшить. В итоге хватило и пол покрыть и печь новую сделать. На свет деньги появились. Еще и осталось. Правда, сейчас вторую неделю без работы сижу. Жду, когда заказ пойдет.

— Мне так не повезло.

— Ну удача дама капризная, — философски заметил Гена.

— Я ребенка жду.

— Поздравляю, — он закурил, не сводя с меня взгляда. — Чего молчишь? Где папа ребенка? Или ветром надуло?

— От папы у меня осталось лишь десять тысяч рублей и оплаченные анализы. А еще я его ненавижу.

— Ясно, — ответил он. — И чего ты собираешься делать?

— Рожать. Если аборт сделаю, то потом могу не забеременеть вновь. Сейчас устроюсь на работу…

— Не получится. Работы нет. Закрыли школу. Те, кто мог, уехали в другие места. Большинство переквалифицировались. В итоге работы нет.

— Плохо.

— Согласен, что нехорошо. И что будешь делать?

— Ты как попугай, заладил, что я буду делать? Не знаю! — сорвалась я.

— Не кричи. Сейчас ляжем отдыхать, а завтра все обсудим. Есть у меня одна задумка, — сказал Гена. Лицо спокойное, взгляд прищурен. Что-то я не была уверена, что мне его задумка придется по душе.

Глава 21

Двуспальная кровать. Места на ней намного больше, чем на старой. Можно лежать на разных краях и даже не прикасаться друг к другу. Это хорошо. Можно спокойно плакать, и Гена даже не поймет этого. Я плакала. Тихо, чтоб он не услышал. Это мои проблемы. Я и раньше не отличалась стойкостью характера, так теперь и вовсе расквасилась из-за беременности. Эмоции напоминали качели. То подъем и вдохновение, надежда на лучшее и желание не сломаться, то я падала вниз в жалости к себе. Хотя тут было сложно не запаниковать. Весь мой план ломался на глазах. Ехать к маме? Вряд ли она меня дальше порога пустит. Рожать ребенка и оставлять его в доме малютке? Такое и представить страшно. Но что я могу дать малышу? Когда закончатся деньги, я не смогу его обеспечить всем необходимым. Может таким дурам и вовсе нельзя иметь детей? Сделать аборт, и дело с концом. А сердце только от этой мысли предательски сжалось.

— У тебя уже все подушка сырая. Хочешь нас утопить в слезах? — Гена обнял меня, разворачивая к себе. — Бывает. Все в жизни бывает. Но это не значит, что надо так уж все слезами поливать. Успокойся. Тебе сейчас нервничать нельзя.

— И как ты представляешь не нервничать?

— Взять себя в руки. Не все так плохо. Дом у нас с тобой есть. Теплый. Щели я заделал. Так что ветер больше не гуляет. К лету газовую плиту купим и баллоны для газа. Так что все наладится. Руки, ноги у нас есть. Голова на плечах присутствует. Чего мы не прорвемся?

— Я дура. Это уже не лечится.

— Какая самокритичность. — Гена на минуту замолчал. — Ника, ты не дура. Скорее доверчивая. Каждому из нас хочется лучшей жизни. Ты ее пыталась найти. Кто-то сам добивается этой лучшей жизни. Учится, работает, постепенно повышает свой уровень жизни. Тебе хотелось всего и сразу. Если учесть, что сколько таких историй вокруг, когда девочка выходит замуж за богатого и сразу начинает жить в шоколаде, то я не удивляюсь твоим мыслям. Но богатые, если и берут таких глупышек, то только поиграть. Все-таки приятно иметь дело с ровней, а не с малолеткой, которой еще расти и расти. Любовь, если и была, то она проходит. А что потом остается? Чужой человек, с которым ты не знаешь чего делать. Поэтому и возникает естественное желание от него избавиться. Когда же человек твоего уровня, то с ним можно хоть поговорить, а не только кровать помять.

— Там было все проще. Не было любви. Я просто продалась, — сказала я.

— И как? Понравилось тебе продаваться?

— Нет.

— Значит второй раз ты так делать не будешь. Ну, я надеюсь на это.

— Я не могу так жить. Понимаешь?

— Это же хорошо, что не можешь, — он рассмеялся. — Чего грустить?

— Ведь все могло быть по-другому.

— Могло. Но не случилось. И чего, будем теперь слезы лить потому, что у тебя не случилось?

— Там было столько возможностей, а я свою жизнь пропустила.

— А может ты ее только начинаешь? После школы у меня был выбор пойти учиться на инженера, следователя, доктора. Я выбрал первую специальность. Но все сложилось как сложилось. И что теперь? Мне нужно горевать об упущенных возможностях в тех других профессиях? Оставь это в прошлом. Ты сделала свой выбор. Может, он оказался не таким удачным, как ты рассчитывала. Но ты прошла этот путь сама. Совершила свою ошибку, сделала выводы. А возможности… Их у тебя еще столько будет. Тебе еще лет мало. Ты только жизнь начинаешь. К тому же чего ты считаешь, что все возможности завязаны на столице. Ты здесь вначале чего-то добейся, а потом уже в Москву езжай. Знаешь поговорку? Не место красит человека, а человек место.

— Красиво ты говоришь, — я вздохнула.

— Так я сколько прожил и сколько всего видел. Из всего этого только один урок вынес. Нельзя осуждать людей. И тебя я не осуждаю. Нет людей, которые не ошибаются. Главное, чтоб человек из ошибок вынес урок. Нас ведь еще со школы приучают к урокам и заданиям. И учат на ошибках. Как будто со школьной скамьи приучают не бояться ошибаться, а из ошибок делать выводы. Главная, чтоб ошибка не привела к тому, что тебя оставят на второй год.

— Жить-то только как дальше? Летом должен малыш родиться, а я не знаю что делать.

— Я завтра с тобой на эту тему поговорить хотел, но можем и сейчас. Я тебя замуж возьму. Вот как есть, с ребенком и твоей дурной головой. Но при нескольких условий. Я ребенка признаю своим. Воспитывать его будем с тобой на равных. И только попробуй мне слова сказать, что я ему не отец. Сразу предупреждаю, что ударю. Такую пощечину отвешу, что в ушах зазвенит. Ясно? Не нужно ребенку знать о твоих похождениях. Я не попрекаю тебя прошлым, ты не попрекаешь меня. Согласна?

— Не надо меня бить.

— У меня нет такой привычки. Когда трезвый. Если выпью много, то я себя не контролирую. Поэтому стараюсь не пить.

— В тот раз вроде все нормально было.

— Так и выпили всего пару рюмок, — ответил он. — Следующее условие, ты родишь мне потом ребенка. Пусть не сразу, но родишь. Спим мы с тобою вместе и не только рядом, но и кровать на прочность проверяем. Ласки не жди. Не умею, не хочу, не буду. Хотя, я помню, что ты и без этого неплохо кайф ловишь. Пока не работаешь, дом на тебе. Чтоб было чисто, вкусно и тепло. Продукты я куплю и принесу. Мозг мне не выносишь, пилой не работаешь. Если тебя все устраивает, то жить будем семьей. Я работаю, ты же пока будешь с ребенком сидеть.

— Разве такое бывает?

— Что именно? — не понял он.

— Это предложение, от которого мне сейчас глупо отказываться, — осторожно ответила я.

— Значит соглашайся, раз отказываться глупо.

— В чем подвох?

— Ни в чем. Мне выгодно с тобой жить. Я к тебе уже привык. Знаю, что от тебя ожидать. Для меня не секрет твои слабые стороны. В постели ты меня устраиваешь. Сейчас ты родишь, окажешься к дому привязанной покрепче любой цепи. Плюс будешь чувствовать себя обязанной. Одна выгода, — мягко сказал он. Неожиданно его голос стал жестким. — Но если начнешь мне изменять, так отымею, что ходить не сможешь. Сразу все желание пропадет.

Я молчала. Только испуганно вжалась в подушку. Животный страх предупреждал, что лучше не связываться с ним, не возражать. Он погладил меня по щеке.

— Смотри, и слезы сразу прошли.

— Что-то неуверена, что так уж правильно будет за тебя замуж пойти.

— А не попробуешь — не узнаешь, — ответил Гена.

Тикали часы. За окном бушевала метель. В терраске собака пыталась найти место помягче. Я слышала цокот когтей по деревянному полу. Скреблись мыши. Кошка вышла на охоту. В печке трещали дрова. Было тепло. Рядом лежал Гена. В его объятьях я чувствовала себя защищенной. Но при этом было страшно. Только сейчас возникла мысль, что я этого человека почти не знаю. Пусть он починил дом, но за это я отписала ему часть дома. Теперь он был таким же собственником, как и я. Мы с ним даже переспали. А я ведь ничего толком о нем не знала, кроме того, что он пожелал мне сообщить. Я вроде только положительное видела в нем. Но вот такие моменты, когда он угрожал, хотелось зарыться под землю и не вылезать оттуда. Только был ли у меня выбор? Скорее всего нет. В ситуации, в которой я не могла работать, когда решила точно рожать, то отказываться от предложения Гены было глупо.

Пусть я его не любила. Хотя давно не искала любовь. Сердце все еще тосковало по Эдику. Я его не могла забыть, как ни старалась. Эдик так и оставался для меня первой и последней любовью. Я не могла ему найти замену, да и не хотела. Вряд ли я могла бы еще раз пережить то, что испытывала с ним. И ничего не могло очернить его в моих глазах. Я пыталась себя убедить, что он подлец, но тут же находила ему оправдание. Так было каждый раз. Может правильно говорят, что первая любовь не забывается?

Странная у меня получилась жизнь. Полюбить, но родить ребенка от случайного человека. Выйти замуж так совсем за постороннего человека, которого на остановке нашла. Зато точно можно ответить на вопрос ребенка, как мы с папой познакомились. На остановке. Но не уточнять при каких обстоятельствах. Про Артура лучше забыть и не вспоминать. Так же как и о Москве. Если суждено мне жить в бабушкином доме, значит так тому и быть.

Бессонница не проходила. Я выбралась из кровати и подошла к ведру с водой. Хотелось пить. Холодный пол. Надо дорожку купить или ковер какой-нибудь. На худой конец тапочки купить. Я села за стол.

Закончилась метель и светила луна. Сквозь небольшую щелку, что оставил мороз, когда разукрашивал окно узорами, была видна улица. Все казалось волшебным, сказочным. Казалось, что именно сейчас ходит Мороз Иванович по окрестностям и проверяет свои владения. Или Снежная королева пролетает на волшебных санях. Почему сказка не бывает в жизни? Хотя сказка уже произошла. Я вернулась домой, а дом больше не разваливается. Разве это не сказка и не чудо?

Кошка поймала мышь. Раздался писк и возня. Тявкнул в терраске пес. Дом не мог заменить даже самую дорогую и обустроенную квартиру. Это было волшебное место. Такое, что всегда примет и поможет. Даже когда совсем плохо. Здесь был свой, особый дух, который не давал затмить все отчаяньем.

Беременность все же сильно влияла на настроение. Я это прекрасно осознавала. Надо будет потом к врачу записаться. Может посоветует что-нибудь. А то больно перепады сильные. Но сейчас было так хорошо и уютно. Волшебно, что я ничуть этому не расстраивалась.

— Ты чего не спишь? — сонно спросил Гена.

— Воды попить встала.

— Иди сюда, гулена, — откидывая одеяло, позвал он. Дважды меня приглашать не пришлось. Я легла рядом. — Замерзла вся. Как лед.

— Залюбовалась на уличную красоту, — я зевнула.

— Это хорошо и красиво смотрится, когда дома тепло. Было бы холодно, то ничего красивого в морозе ты бы не увидела.

— Ты волшебник.

— Это чем?

— Дом починил. Тепло принес. В том году я здесь мерзла и в куртке спала. А теперь только в футболке и под теплым одеялом. И кровать мягче и удобнее. Это так здорово, — сонно ответила я.

— Хорошо, что ты это понимаешь и ценишь. Не все с тобой потерянно, — укрывая одеялом, ответил Гена. — А кровать мне совсем недорого досталась. Матрас бракованный. Но брак у нас в ногах. Поэтому купил его чисто за материал. А кровать сбить труда не составило.

— Ты хороший, — пробормотала я и уснула, под смешок Гены.

Глава 22

На следующий день мы подали заявление. В городе задерживаться не стали. Светить своим фингалом мне не хотелось. Два дня прошли дома безвылазно. Все развлечение сводилось к готовке и чтению старых книг. Я все это время отдыхала, после моих приключений и переживаний. Было странно не бояться, а еще радовала возможность выспаться.

Наступили выходные. Я как раз закончила мыть пол, когда столкнулась со взглядом Гены. Темный, тяжелый. Он затушил недокуренную сигарету, хотя я никогда раньше не замечала за ним такой расточительности. Я вопросительно посмотрела на него, пытаясь понять его дальнейшие действия. Он раздумывал минуту.

— Иди-ка сюда, — резко разворачивая к себе спиной и просто кидая на кровать лицом вниз. Все происходило довольно быстро. Так, что я толком не успела ничего понять. Он же уже стаскивал с меня штаны. Его пальцы заскользили по внутренней стороне бедер, заходя внутрь, то ли возбуждая, то ли проверяя готовность. Секунда, и он уже был во мне. Резкие, но осторожные движения. А я уже прогибалась под ним, чувствуя, что еще немного и получу разрядку. Так и произошло. Он же и не думал останавливаться. Я уже думала, что не выдержу всех этих чувств, когда он все-таки закончил. У меня же было такое ощущение, что я марафон бежала. В теле была одновременно и приятная усталость и перенасыщенность. Хотелось зарыться в одеяло и не вставать. Для начала нужно было одеться. Его рука прошлась по моим ягодицам, похлопав по ним.

— Я тебе не кобыла, — не выдержала я.

— Точно, не кобыла. Кошка. Страстная и всегда готовая. Но мне это нравится, — хмыкнул он. Я быстро оделась. Голова кружилась. Клонило в сон. Последнее время такое все происходило чаще.

— Спать хочу.

— Правильно, наелась эмоций, вот в сон и тянет.

— Честно, так порой тебя послать хочется, — пробормотала я.

— Это куда?

— Пока не придумала.

— Как придумаешь, так адрес назови, — добродушно сказал он. Хотела ему что-то ответить, но уснула.

Вечером он приготовил ужин. Накормил. А потом мы лежали в обнимку и смотрели кино по сотовому телефону, которое он где-то накачал. Фильм был не так уж и важен. Главное, скорее атмосфера. Было так приятно лежать с ним рядом. И засыпать не одной.

Несколько месяцев я провела в полусонном состоянии. Мне казалось, что я стала похожей на медведя. Или медведицу. Гена только надо мной смеялся. Он почти целыми днями пропадал на работе. Уходил рано, возвращался поздно. У него сил хватало лишь, чтоб поужинать, да пот смыть. Иногда ко мне приставал. Я же все дома сидела: спала или книжки читала. Однажды в консультации встретила Лену, Володину жену. Он все-таки на ней женился. Несколько месяцев жил у ее родителей, но там у них не получилось ни с работой, ни с родителями общий язык найти. Поэтому они вернулись назад. Мы как-то с ней подружились. Лена чувствовала себя неуютно в чужом городе. А общее у нас было как воспоминания по Москве, знакомство с Володей и беременность. Лена должна была родить уже вот-вот. Общение с ней здорово разнообразило мою жизнь. Хотя и вызвало недовольство Гены и его ревность. Никогда не думала, что меня будут ревновать так сильно и главное, на пустом месте.

Несколько дней Гена приходил хмурым и сердитым. Я спрашивала его, что случилось, но он упрямо молчал. Глядел на меня зверем и курил свои сигареты. Надо было его разговорить и выяснить, что его так беспокоило, но я не придала этому большого значения. Может же у человека просто быть плохое настроение?

Наступила весна. Последние дни апреля выдались по-летнему жаркими. Нужно было докупить вещей. Хотя бы пару футболок и юбок. А то и выйти скоро будет не в чем. На эти цели давно были отложены деньги. Мы планировали поехать с Геной по магазинам в выходной, но мне захотелось поехать раньше. В теплых брюках и водолазке ходить было неуместно. Вроде естественное желание. И поездка не должна была вызвать споров. Я на это не рассчитывала. Обед был уже приготовлен. Поэтому дома особо делать было нечего.

На обратном пути заехала к Лене. Мы с ней пили чай. Кино смотрели. А потом я поехала домой. И время было не позднее. Около шести вечера. Пес встретил радостным визгом. Меня удивило, что дверь была открыта. Гена был дома. Я не успела ничего сказать. Его взгляд. Дикий. Безумный. Он не пугал. Вызывал ужас. Я хотела сбежать. Вполне нормальное желание, когда встречаешься со зверем. Опасным и хищным зверем. Даже у Артура я не видела такого взгляда. Тот был мелкий шавкой, Гена — волком, который мог не то что покусать, а горло перегрызть.

— Стоять, — тихий голос, но в словах был скрыт приказ. Надо было бежать, а я смотрела, как мартышка на удава в известном мультике про Маугли.

— Гена, ты уже вернулся? — слова давались с трудом. Вязкие, тяжелые. Они не хотели слетать с языка.

— Где была? — он налил в кружку водку. До краев. Выпил залпом как воду. Повторил. Пустая бутылка отлетела в сторону к уже двум, что валялись около печки совершенно пустые.

— В магазине.

— Боишься? Правильно, что боишься, — он махнул рукой, Все что лежало на столе полетело на пол. — Я ведь знаю, что ты гуляешь. А мне это не нравится.

Он посмотрел на меня. Ничего человеческого от него не осталось. Зверь. До мозга и костей. И ведь так долго прятал свою натуру, что я и не догадывалась. Бежать. Но ноги не слушались.

— Не надо, — голос сорвался. Во рту все пересохло. — Ты неправ.

— Да ну? — он усмехнулся. — Иди сюда.

— Ген…

— Иди! А то хуже будет, — рявкнул так, что я вздрогнула. Несколько шагов показались мне настоящей пыткой. Он протянул меня к себе. Задрал футболку. Смял набухшую грудь. — Красивая. Нравишься ты мне. И спать с тобой нравиться. И нагибать тебя. А ты все гуляешь. Чего тебе не хватает?

— Я тебе не изменяю.

— Изменяешь. А я тебе что обещал? То и выполню. Я свои обещания выполняю, — он говорил тихо, но мне было страшно. Замереть. Может тогда угроза пройдет? Не пройдет.

— Гена. Не надо. Давай отложим все на завтра, — я провела рукой по его волосам. Он закрыл глаза. Потерся головой об руку.

— Любишь зубы заговаривать. — Гена улыбнулся. — Но не в этот раз.

Он развернул меня, задирая футболку мне на голову. Кинул на кровать, как будто я бревно. Попыталась встать, но не успела. Это было насилие. Грубое, нескрываемое насилие. Оставалось лишь глотать слезы. Он не слышал ничего. А я не понимала, как такое возможно. Как из хорошего человека, он превратился в чудище? И до этого он был груб, но не переходил черту.

Потом он лег спать. Словно ничего не было. Мне же было плохо. И морально, и физически. Утром живот болел так, что я плакала. Появились капли крови. После этого я попала в больницу, с угрозой выкидыша. Май я встречала лежа под капельницей.

Было тоскливо и одиноко. Я смотрела на солнце, что светило в окно. Весна всегда красивая, как невеста. Цвели яблони. Небо было ярким, слепящим. Хотелось вдохнуть воздух полной грудью. Взлететь туда, к этой синеве. Казалось, что там нет всех этих проблем. Только легкость и беззаботность. Но я понимала, что это все лишь кажется. Нет беззаботности в этой жизни. И вряд ли будет беззаботность в следующей.

Рядом в подушку плакала соседка по палате, которая потеряла ребенка. Сегодня ее привезли после чистки. Довольно большой срок, но спасти малыша не удалось. Родился мертвым. А я пока держалась. Угроза не спадала. Каждый день я боялась потерять малыша. Мальчик. Вчера узи четко показало, что у меня будет сын, защитник. Я не знала, что буду делать, если он не выживет. Тогда и самой жить не захочется. Гену точно видеть бы не захотела. Несколько дней я его просто ненавидела. А потом… Потом остыла. Я его не оправдывала. Но и не злилась на него. В душе была просто пустота, которую мне не удавалось ничем заполнить. Только тоской и одиночеством.

А облака все плыли и плыли по голубому небу. Они продолжали звать и меня, и сына. Жить совсем не хотелось. Было слишком тяжело. Или я просто неправильно жила? Вроде все наладилось. Так почему же все случилось именно так, как случилось? В чем моя вина? Или все тянется из прошлого? Или Гена такой же, как все?

Принесли передачу. Неожиданно. Я уже лежала неделю в больнице и передач мне не было. А тут кто-то расщедрился. Хотя, я подозревала кто. Гена. Только он знал, что я в больнице. Мама не знала. Когда я с ней в последний раз общалась? Давно. Надо будет навестить, когда выйду. Она ведь даже не знала, что я замуж вышла. Мы же свадьбу играть не стали. Только расписались и тортик купили. Даже колец не было. Только штамп о браке. Гена никакую романтику и «мишуру» не признавал. А потом было не до того, чтоб ехать в город к маме. Надо будет у нее номер телефона взять, чтоб потом хоть перезваниваться. Вроде в двадцать первом веке живем.

Через час сняли капельницу. Я смогла подняться и посмотреть, что же мне принесли. Любопытство не давало покоя. Яблоки, печенье. Молочка. Телефон. Простенький клавишный телефон. В коробке записка. Я развернула ее. Ровным аккуратным почерком было выведено лишь одно слово, но зато на весь лист: «Извини».

Вот так просто. Извини. Хотелось послать его с извинениями. Только мне все равно возвращаться домой. И жить с ним. Даже если мы разведемся. А как жить? Врагами или нет? Ему ведь ничего не стоит меня выгнать на улицу. Он сильнее. И доказал это.

Я заметила, что прикусила губу до крови. Слизнула эту кровь. Включила телефон. В телефонной книжке лишь его номер. Я посмотрела на уснувшую соседку. Набрала его номер. Ответил через пару гудков.

— Привет. Все получила?

— Да, — пришлось заставить себя ответить.

— Тебя когда выписывают?

— Пока не говорят.

— А что говорят? Что с ребенком? Я звонил, но в регистратуре стандартные ответы, по которым ничего не понять.

— Пока не известно. Угроза сохраняется, — я невольно коснулась рукой живота. Малыш слегка перевернулся. Значит, живой. Все у нас будет хорошо.

— Ясно, — он замолчал. Молчала и я. — Ника. Я, правда, не хотел, чтоб так получилось.

Что-то в его голосе заставило меня поверить. Простить? Возможно. Дать второй шанс? А если он меня убьет когда-нибудь? Я до сих пор видела его безумный взгляд.

— Я подумаю, — ответила я. — Да, мне нужно подумать.

Я сбросила вызов. Весна продолжала радовать глаз. Зеленая трава. Желтые одуванчики, что фонариками выглядывали из травы. Надо успокоиться. Надо жить дальше. Жизнь никогда не была сахаром. Или была? Была. В детстве. Тогда все было намного проще. Теперь же меня кидало, как лодку в шторм. Постоянно било волнами. Каждый раз казалось, что я потону. Но что в итоге? Пока еще держусь.

Глава 23

— Зачем ты это сделал? — спросила я.

— Потому что приревновал. Я уже давно заметил, что ты постоянно отсутствуешь дома. Друзья сказали, что видели тебя. Что я еще мог подумать? — в свою очередь спросил Гена.

— Что я встречаюсь с подругой. Гена, мне в августе рожать. Какие любовники?

— У тебя они могут быть. Ты кошка. А кошке одного кота мало.

— А говорил, что не будешь попрекать прошлым.

— Так я и не попрекаю. Я же не слепой.

— Ты дурак. И я не знаю, плакать или смеяться над твоими абсурдными обвинениями.

— Может быть и абсурдными. Но я тебя слишком хорошо знаю, — упрямо повторил он.

— Предлагаешь мне все время сидеть дома? Совсем никуда не выходить?

— Хорошая идея, — он рассмеялся. Он смеялся, когда я была на грани истерики! Успокоиться. Взять себя в руки. Надо думать о ребенке, а не об эмоциях.

— Я не могу понять, зачем было так поступать. Почему мы просто не поговорили, как раньше? Зачем было напиваться и… — я так и не смогла произнести это слово. А вот слезы удержать не получилось.

— Потому что я такой, — он замолчал. — Когда напиваюсь, то я не контролирую себя. Если мне охота бабу, я ее беру. А на тебя еще и зол был. Хотелось проучить. К тому же я тебя предупреждал.

— Ты и раньше обижал женщин?

— У меня срок был за то, что одну девку в кустах завалил. Попалась мне под руку, когда я был не в настроении.

— Почему ты мне раньше об этом не сказал?

— А ты стала бы тогда со мной жить?

— Нет.

— Вот тебе и ответ. О таких вещах не распространяются.

— Но ты не сожалеешь? — спросила я, хотя уже знала ответ.

— Нет. Ты сама виновата. Сидела бы дома, ничего бы не было.

— Я поняла.

— Вот и молодец.

— Поэтому как выпишусь, то подам на развод.

— Мы с тобой договаривались, что на прошлое друг друга закрываем глаза, — напомнил Гена.

— А я на прошлое и не смотрю. Меня не устраивает отношения в настоящем, — ответила я.

— Дело твое. Я против развода ничего не имею. Ты все равно от меня никуда не денешься. Так даже проще. Не надо ребенка признавать. Сама себе проблемы создаешь. Но дерзай. Совершай еще ошибку. А я посмотрю со стороны, как ты будешь из себя гордячку строить. Потом все равно вернешься. Приползешь ко мне и назад проситься будешь. А я подожду. Мне торопиться некуда, — сказал насмешливо Гена. Я выключила телефон. Несколько глубоких вдохов, а кулаки так сжала, что стало больно ладоням от ногтей. Как легко возненавидеть человека. Достаточно всего одного поступка.

Этот разговор я прокручивала вновь и вновь. И никак не могла найти выхода. На карточке осталось всего лишь десять тысяч. С ними много каши не сваришь. Может к маме съездить? Так и сделаю. Может она даст совет, как быть. Но на развод я подам. Я не могла его простить. Не могла. Потому что точно знала, это все может повториться в любой момент. Только куда уходить? И зачем я на него дом записала? Сейчас закончилась бы его регистрация и можно было бы выгнать. А что потом? Как жить с маленьким ребенком на руках?

В палате со мной теперь лежала другая девушка. Она все время мне рассказывала о своем чудесном муже, о маленькой дочке, о работе и карьеры. Как меня все это злило. Я чувствовала себя ущербной.

Сколько бы я ни думала о словах Гены, но приходилось признавать, что он был прав: уходить от него мне было некуда.

Наступил день выписки. Как раз этот день совпал с днем начала лета. Я не сказала об этом Гене. После роддома поехала к маме. Может она приютит на пару дней. Но не получилось. Ее не было дома. Как сказала соседка мама с отчимом и братом уехала на юг. Самое время. Сезон отпусков. Все логично. Только мне что делать? Возвращаться к Гене? Делать вид, что ничего не случилось?

Я сидела на остановке и смотрела как мимо проезжают машины, автобусы. Как-то о плане «Б» я ни подумала, когда ехала сюда. Но не под мост же идти! Выселил меня лис из моей избушки. А слез больше не было. Я столько плакала в роддоме, что больше плакать не могла.

— Пирожок будешь? — какой-то парень подсел рядом и протянул мне пирожок в промасленной бумаге. Значит покупал на углу. Только они еще по-прежнему заворачивали пирожки в бумагу. Там всегда была вкусная выпечка.

— Нет, спасибо, — отказалась я.

— А раньше, тебе всегда нравились пирожки с яблоками, — сказал парень. Я внимательнее посмотрела на него. Крупный, в толстых очках, с доброй улыбкой на лице. Он напоминал добродушного медведя. — Не узнаешь?

— Нет, — честно ответила я.

— Федя Смирнов. Я еще все время на первой парте сидел из-за того, что видел плохо.

— Мы тебя еще Кротом звали, — вспомнила я. — Ой, извини.

— Да ладно. Чего на правду обижаться? Я долго щурился, пока мне очки не подобрали, — ответил он все с той же улыбкой.

— Но ты же был вот такой тонкий. А сейчас какой-то необъемный.

— Дрожжей случайно съел. Вот и раздуло. А ты еще краше стала.

— Спасибо.

— Давно тебя видно не было.

— Я же здесь больше не живу.

— Ясно. Пирожок-то будешь? С яблоками.

— А давай, — согласилась я. Пирожок был все таким же вкусным. Мягкий с большим количеством начинки. Федя сидел рядом и молчал, так же как и я. Мимо проезжали автобусы. Заходили и выходили люди, а мы с ним словно два человека на фотографии замерли среди движения.

— Хорошая сегодня погода.

— Согласна. И нежарко и не холодно, — ответила я.

— Ты ждешь кого-то? — прямо спросил Федя, после некоторого молчания.

— Нет.

— Это не мое дело, но ты уже давно здесь сидишь.

— Наверное давно. Да, ты прав. Уже и темнеть скоро начнет, — сказала я. Надо что-то делать. Возвращаться на вокзал. Может еще успею на последний автобус. Что-то я действительно засиделась.

— Ника, у тебя неприятности?

— Можно и так сказать. Ладно, Федь. Рада была тебя вновь увидеть.

— Подожди, — он ухватил меня за руку. Я не поняла зачем. Посмотрела на него. Федя хоть и покраснел, как помидор, но упрямо смотрел на меня. — Я же вижу, что у тебя что-то случилось. Пойдем где-нибудь посидим и ты мне расскажешь.

— Я…

— Пойдем, — он потянул меня за собой с остановки, на которой уже собирался народ.

— Не торопись так. А то мне плохо станет, — попросила я, совсем не ожидая от него такой прыти.

— Извини. — Федя сразу сбавил шаг, заводя меня в соседний двор. — Ты не думай, у меня нет никаких плохих мыслей. Просто там шумно.

— Честно, даже мысли такой не возникло.

— Вот и хорошо, — он выдохнул, как будто тяжелый груз с плеч свалил. — Я уже и с работы приехал и детвору из сада забрал. А ты все сидишь и сидишь. Вот и решил подойти.

— Который сейчас час?

— Уже полвосьмого, — посмотрев на массивные часы, сказал Федя.

— И то верно, что-то я засиделась. Просто задумалась. Такое бывает.

— Зубы мне не заговаривай. Я не такой дурак, как могу показаться на первый взгляд, — он надулся. Обиделся что ли?

— Федь, ты не обижайся. Я честно потеряла счет времени. Когда пытаешься найти решение задачи, порой обо всем забываешь.

— Так давай вместе попробуем найти твое решение. С мамой поругалась?

— Давно уже. Это долгая история.

— Давай тогда с конца начни. А то у меня времени мало. Анюта злиться будет. Да и мелких скоро укладывать надо.

— Вот и иди домой. Со мной все в порядке. Я…

— Стоп. Посмотри на меня, — тихий милый Федя схватил меня за плечи и тряханул. — Четко и ясно. Что случилось?

— Поругалась с мужем. Идти некуда, — испуганно выпалила я.

— Пошли, — он опять взял меня за руку и потащил за собой. — Только у меня не прибрано и шумно. Зато место мы тебе точно найдем. И чаем напоем.

— А Анюта против не будет?

— Она все равно гулять сейчас убежит. Так что ей все равно, — отмахнулся он. Вот тут я точно не поняла. Мне показалось, что он женат, а Анюта его жена. Так теперь он говорит, что она гулять уйдет. Но спросить как-то было неудобно. Его скорости передвижения можно было позавидовать. Может из-за роста? Он был под метр восемьдесят. Но такой особой тяжеловесности в нем не было, хотя и выглядел он массивно.

Мы подошли к девятиэтажному дому. Третий этаж. Всю дорогу Федя не выпускал мою руку из своей. Перед дверью он остановился и нерешительно посмотрел на меня.

— Ты только моих девчонок не пугайся. Ладно?

— Не буду, — пообещала я. Заинтриговал так заинтриговал.

Стоило нам войти в квартиру, так я сразу услышала девчачий визг. Явно была ссора. Из комнаты выскочила девчонка лет восьми. С тонкими волосами и конопатым лицом.

— Привет, а Лиля и Виля опять не могут коляску поделить.

— Я тебе говорил, чтоб ты не ябедничала?

— А я не ябедничаю. Только докладываю, — девчонка показала ему язык и убежала в комнату. Федя тяжело вздохнул и, сняв ботинки, пошел за девочкой. Я следом. В комнате стояли две двухъярусные кровати. На стене висел телевизор. Около окна два письменных стола. Посреди комнаты две девочки пытались отобрать друг у друга розовую коляску для куклы. За столом сидела девушка в наушниках и переписывалась в компьютере. Что творилось у нее за спиной, девушку мало интересовало.

— Девочки, что же вы такие у меня жадные? — отбирая у них коляску и поднимая на высоту своего роста, сказал Федя.

— Она первая начала! — хором ответили они. Прям как в сказке Оля и Яло из Королевства кривых зеркал.

— Как вам не стыдно! Девочки! А ведете себя как два бандита. Тем более у нас сегодня гости, — укорил их Федя.

— А что это за тетя? — спросила девочка с веснушками.

— Это Ника. Мы раньше вместе учились в одном классе. Ника, а это Роза, — он кивнул в сторону девочки с веснушками. — Близняшки Лилия и Виола. Или Лиля и Виля. Вон ту особу, которая делает вид что нас не существует, зовут Анюта. Анюта, ты свободна.

— Давно пора, — девушка сразу закрыла крышку ноутбука. — Все, я убежала.

— В девять чтоб была дома.

— Обязательно, суровый страж. — Анюта обошла его, бросила на меня быстрый взгляд и сбежала. Через минуту хлопнула дверь.

— Так, девочки. Я сейчас пойду приготовлю ужин, а вы пока смотрите мультики и не деритесь хоть сегодня. Хорошо?

— Хорошо, — закивали три головы. Одна светленькая и две темненькие. Федя нашел канал с мультиками.

— Все. Сидим тихо.

— Тогда ты нам конфеты дашь? — хитро прищурившись, спросила Роза.

— Да, — он опять взял меня за руку. — Пойдем на кухню. Может сегодня случиться чудо и вечер пройдет спокойно. Ты пока посиди. Я быстро. Только переоденусь.

Он усадил меня на стул и ушел в комнату. Я пока огляделась. Старая кухонная стенка. Телевизор на холодильнике. В раковине горой навалена грязная посуда. Из комнаты на меня смотрят три головы. Сами же прячутся. А глаза хитрые. Прям семейство лисят.

— Я вам что сказал? — шикнул на них проходящий мимо Федя. Он явно переоделся в домашнее. Посмотрел на меня, а лицо красное, как у помидора. — Ты на них внимания не обращай. Девчонки. Любопытные.

— Я и не обращаю.

— Ты не против, я пока ужин начну готовить. Они хоть и в садике едят, а дома еще перед сном требуют. Да и я еще не ужинал. И тебе надо…

— Федя, это я у тебя в гостях, а не ты у меня, — не выдержала я.

— Я как бы ни привык, вот и немного растерялся, — ответил он, доставая чистую кастрюлю.

— Давай я тебе посуду помогу помыть. Заодно и ужин отработаю, — предложила я. Сидеть просто так было неудобно.

— Да, ладно. Ты, как бы…

— Мы с тобой вместе с первого класса учились. Так что…

— Со второго. Мы сюда переехали. И я как раз пошел во второй, — поправил Федя.

А я честно и не помнила, когда он у нас в классе появился. Я на Федю никогда не обращала внимания. Молчаливый. Учился плохо. С двойки на тройку. Я же в отличницах ходила, поэтому не понимала его глупости и неуклюжести. Потом он стал носить очки. Его постоянно дразнили. Он же даже постоять за себя не мог. Поэтому я его сразу списала в неудачники. Я пыталась вспомнить, разговаривала ли с ним хоть раз за все время, что мы учились вместе. Вроде нет. Он был молчаливым. И нерешительным. А еще заикался, когда к нему обращались с вопросом. Сейчас за ним такого не заметила.

Глава 24

Мы почти не разговаривали. Вначале я мыла посуду, потом и ужин помогла приготовить. А ужинали все вместе. Девочки себя вели примерно. Федя все время боялся, что они чего-нибудь выкинут. Но все было тихо до того момента пока он не положил перед ними по две шоколадные конфеты. Девочки схватили сладости и посыпался шквал вопросов.

— А вы поженитись?

— А почему ты такая толстая?

— А Федя тоже толстый!

— А ты сегодня ночевать останешься?

— А ты умеешь пироги печь?

— А ты умеешь платья шить?

— И на утренники к нам ходить будешь?

— А Роза ябеда. Ты с ней не водись?

— А у тебя помада есть?

— А дети есть или ты их только по телевизору видела?

— А кем ты работаешь?

— А твои родители разрешат тебе у нас жить?

— А можно мне такое же платье, какое будет у тебя? Мы ведь тоже будем на свадьбе? Правда?

— А ты не Баба-Яга? Не отдашь нас в приют?

— А у тебя украшения есть?

Вопросы сыпались и сыпались. Федя сидел красный, спрятав лицо в ладони. Я же только улыбалась. Хотелось рассмеяться, но я боялась, что тогда Феди совсем плохо станет.

— Так, стоп! — остановила я водопад вопросов. — Роза, ты ведь умеешь писать?

— Да.

— Тогда играем в журналистов. Берешь листок бумаги и ручку. Все вопросы запиши. А я на них отвечу. А то я не успеваю, — предложила я. Девчонки переглянулись и побежали в комнату, вопросы сочинять.

— Ник, ты извини. Чувство такта у них отсутствует напрочь.

— Все нормально.

— У нас редко гости бывают. Все сбегают от этих птенцов, — сказал Федя. — Странно, что ты еще не сбежала.

— Так бежать некуда, — я улыбнулась. Попыталась, чтоб слова прозвучали легко и весело, но даже сама уловила в них грусть.

— Расскажешь?

— А что рассказывать? То что я дура?

— Ты одна из самых умных в классе была.

— Решать задачки и по сочинениям пятерки получать еще не значит, что я умею в жизни разбираться. А в жизни я оказалась двоечницей.

— Как будто мы все отличники. Порой не знаешь, как поступить правильно, — ответил Федя.

— Только тяжело, когда ошибки всю жизнь ломают.

— Если никто не помер, то все еще исправить можно, — отмахнулся Федя. — Ладно, без двадцати девять. Пора принцесс спать укладывать. Вот смотри, Анюта так та обязательно придет в девять пятнадцать. И все назло мне. Вот упрямая. С характером. Они у меня все с характером. Ты меня минут двадцать подожди. Я им сказку прочитаю и вернусь. Только уходить не думай. А то не могут они без сказок.

Через минуту образовалась очередь в туалет. Как в коммунальной квартире. Роза забежала на кухню и положила листок с вопросами.

— Пока столько. Завтра допишу. Спокойной ночи, — она тут же убежала в комнату, где уже доносился спокойный голос Феди. Он прям в сон вводил. Я даже не заметила, как задремала.

— Ника. Ты спишь?

— Уснула.

— Может тебя спать положить? — спросил он.

— Нет. Я часто могу просто отключиться. Это из-за беременности.

— А ты ребенка ждешь? — он от удивления выпучил глаза.

— А разве не похоже? — я обвела руками живот уже довольно заметный.

— Ну, я подумал, что ты сама по себе такая. Мало ли какая бывает фигура. Ты только не обижайся.

— С чего? Ты верно все говоришь. Все в жизни бывает.

— А чего с мужем поругалась? У вас ребенок будет. А вы ругаетесь.

— Ребенок не от него и он это знает. Обидел сильно. Так что я ребенка чуть не потеряла. Только сегодня из больницы выписалась. Месяц там лежала.

— А возвращаться к нему боишься.

— Боюсь. Хотела у матери пожить пару дней, а она уехала, — ответила я.

— Может померитесь еще? Не просто также ты за него замуж выходила. Любила наверное.

— Нет. Я за еду считай продалась. И уже не первый раз. Глупо все это и погано.

— Погано. — Федя вытер лицо ладонями. Видно было, что он шокирован моими словами. — Не обращай внимания. Тяжело, когда принцесса оказывается совсем не принцессой. Но это и к лучшему.

— О чем ты?

— Об идеалах. И давно ты так живешь?

— Год. Слышал про историю с видео в моем исполнении?

— Не поверил. Думал фотошоп.

— Нет, — ответила я. — С этого все и началось. А закончилось тем, что я у тебя чай пью.

— Длинный путь. Могла бы и просто в гости заглянуть. Я против бы не был.

— Я и не знала, где ты живешь. Мы же не общались никогда.

— Не общались. У нас в семье смелость неравномерно распределилась. Вся девчонкам досталась. На меня не хватило. Зато я себя цветоводом чувствую.

— У всех девчонок имена цветов, — улыбнулась я.

— Да. Я придумал. Все с Анюты началось. У нас с ней пять лет разница. Она весной родилась. Мне ее когда мама показала, у нее тогда глаза такие голубые-голубые были. Прям анютины глазки, что в саду росли. Это сейчас глаза потемнели. Вот я и предложил назвать ее Анютой. Потом Роза появилась. Мать уже в запои часто уходила. Ей все равно было как девчонку звать будут. То же и с близняшками. Анюта возражала. Сама хотела имя выбрать. Я уже тогда понял, что своих не будет детей, поэтому ей ответил, что замуж выйдет, родит своих, тогда пусть и называет как хочет. Мою традицию пусть не нарушает. Потом долго дулась. До сих пор мне в упрек ставит. — Федя усмехнулся. — Она часто обижается. Все себя умнее меня считает. Но я понимаю, что это возраст. Потом пройдет. Ну, я на это надеюсь.

— А что так категорично с семьей?

— Я реально на вещи смотрю. Пока девчонок не подниму, я свободным не буду. А мелким еще по пять лет только. Это значит мне еще двадцать два года минимум тянуть. Я хочу, чтоб они образование получили. Значит помогать все равно будет надо, пока они учатся. Ну и кому я буду нужен в сорок два года с одиннадцатью классами образования? Простой рабочий на заводе. Будь еще на рожу симпатичен… Так сама видишь. Еще и зрение плохое.

— Зато ты добрый.

— Кому нужна эта доброта? Двадцать первый век на дворе. Все ищут предприимчивых и деловых ребят. Доброта нынче не в моде, — он отмахнулся.

— А родители где?

— Померли. Пили сильно. Отец еще после рождения Розы помер. Отравился спиртом. А мать два года назад белую горячку словила, так сиганула вниз. Хорошо мелкие тогда в больнице были. В инфекционке лежали вместе с Анютой. Не видели этого. Я хотел опеку над ними оформить, так эти уроды не дали. Я как раз справку получил, что не могу по зрению идти в армию. Вот они меня и загнули. Мол раз слепой, то и детей не дадим. Хорошо уговорил двоюродную тетку опеку оформить на себя. А тяну я. Так и живу. Вся жизнь на малышне завязана. Ты не думай, я не жалуюсь. Так даже смысл есть. Не знаю, что я бы без них делал.

— Удивительно.

— Да нечему тут удивляться. Я же с ними всю жизнь няньчаюсь. Мать с отцом давно пить начали. Вначале по праздникам, потом по выходным, потом каждый день. Анюта голодная. Ревела все время. Пришлось научиться готовить. Чисто, чтоб заткнулась. Когда же Роза появилась, так мы с ней уже большие были. Мне двенадцать. Там уже легче сообразить как с ребенком заниматься. Анютка считала, что это кукла, — он опять улыбнулся.

— Ты не рассказывал никому.

— Что родители пьют? Или что меня Полина Игнатовна, наша учительница, в третьем классе пожалела и лично к врачу отвела. Еще и очки купила. О таком не принято говорить. Она вначале хотела нас в детдом отправить, но я уговорил, чтоб не делала этого. Справляемся ведь.

— Жуть.

— Это жизнь. Кому-то выпадает как сыр в масле кататься, а кто-то знает цену каждой копейки. Зато у меня девчонки умницами растут. Анюта хорошо химию знает. А Роза грамотная. И читает много. Мелкие тоже умненькие, — он про них говорил с такой гордостью, что аж светиться начинал. В коридоре хлопнула дверь. Вернулась Анюта. — Анют, ты есть будешь?

— Не хочу, — она зашла на кухню. Налила себе воды. Села на подоконник. — Так чего с путевкой решать будем?

— Давай завтра, — попросил Федя.

— Ты думай только быстрее, — она поставила стакан на столешницу и ушла в комнату.

— А кто говорят у тебя будет? Ну, мальчик или там девочка? — неожиданно спросил он.

— Говорят мальчик.

— Счастливая ты, — он с какой-то дурацкой мечтательной улыбкой посмотрел на меня. — Мальчишка — это здорово. Машинки, мячики, роботы, а не феи и принцессы.

— Тяжело тебе с принцессами?

— Не особо. Зато весь Дисней выучил, а какие косы плести научился! Загляденье.

Мы замолчали. Просто сидели и молчали, смотря друг на друга. Не думаю, что моя улыбка отличалась от его. А потом напал смех. Искренний смех, в котором было столько общего, столько печалей и горестей. Это была не истерика, а именно смех, который означал, что мы все равно не сдадимся. Пусть нас жизнь хоть в бараний рог скрутит. Как бы тяжело ни было, всегда найдется человек, который подскажет, что не все так плохо. И поддержит, хотя бы морально.

— Спасибо, — отсмеявшись, сказала я.

— За что?

— За смех. За помощь. С тобой поговорила и поняла, что еще не все потеряно. А еще днем не знала, что делать.

— А сейчас знаешь?

— Да. Поеду на развод подам. Потом попытаюсь комнату снять. Надо продержаться до первых выплат. А там еще чего-нибудь придумаю.

— Мне няня нужна. Анюте предложили путевку на море. А выпадает поездка на следующий месяц. Там как раз заканчивается летний лагерь у Розы и близняшки уходят на каникулы. Дежурный садик далеко находится. Я не успею на работу, если буду их отвозить туда. И Анюту отпустить отдохнуть хочется. Она только и делает, что с ними сидит. Платить не смогу, но зато комнату снимать не придется. Без каких плохих мыслей. Ты в трудной ситуации. Я тоже. Можем помочь друг другу. А там, авось, все наладится.

— Няней?

— Там ничего сложного нет. Главное проследить, чтоб они не спалили мне квартиру и накормлены были. Можно даже не умыты. Еду я приготовлю с вечера. Только разогреть останется.

— Я готовить умею, — ответила я.

— Тогда совсем хорошо. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело. Но…

— Федь, спасибо, — остановила я его.

— Да, я-то что? Так… — замямлил он, почему-то смутившись. Я сама скоро смущаться начну по любому поводу, глядя на него. — Пойдем, я тебя спать положу. Только, это, в одной комнате спать придется. Ты только не думай ничего плохого. Я в кресле раскладном устроюсь. А тебя на кровать положу.

— Я и сама могу в кресле поспать.

— Не говори глупостей. Оно жесткое.

— Уж не жестче, чем кровать в больнице. Вот там все бока отлежать можно. Матрас тонкий и пружины все время упирались в бока.

— В кресле примерно то же самое.

— Ну и зачем тебе терпеть из-за меня неудобства?

— Ника. Я не люблю спорить. Поэтому давай спорить не будем, — сказал он.

Комната у него была скромная. Старый шкаф, односпальная кровать. Раздвижное кресло в углу и письменный стол с ноутбуком. Федя достал чистую простынь и пододеяльник. Потом выудил подушку с одеялом.

— Ничего, устроимся, — пробормотал он. — Поможешь постелить?

— Конечно.

Новая кровать. Одеяло, от которого пахнет кондиционером для белья. Федя, что лежал в углу и крутился с боку на бок то и дело вздыхая.

— Ты завтра поедешь к мужу?

— Думаю да, — ответила я.

— А вернешься?

— Если за порог не выставишь, то вернусь, — ответила я.

— Глупости не говори, — сказал он. И тут же добавил уже мягче. — Извини, не хотел так резко. Не обижайся.

— Не извиняйся за каждое слово. Меня сложно обидеть, — ответила я.

— Но на мужа ты обиделась.

— Лучше уйти, чем постоянно бояться.

— Может с тобой съездить? — после некоторого молчания предложил Федя. Я улыбнулась. Вот никогда не думала, что он будет рыцарем.

— Я справлюсь. Мне всего нужно на развод подать и вещи забрать, — ответила я.

— Вещи тяжелые…

— У меня их мало, — больше мы с ним не разговаривали. А я в скором времени уснула.

Глава 25

Я не хотела вновь встречаться с Геной. Но другого выхода не было. Или мы добровольно разведемся через загс или придется подавать в суд. Я позвонила ему с утра. Сказала, что приеду. Он не возражал. Все равно опять сидел без работы. Страшно? Да было страшно. Я боялась его, но старалась не нервничать. Самое противное, что я ему верила. Доверяла. И не ожидала такого.

Гена встретил меня на остановке. Все такой же. С насмешливой улыбкой, сигаретой, уверенностью. Перед глазами, как назло, вертелись лишь самые хорошие моменты. Его забота, постоянные подколки, к которым я уже привыкла.

— Могла бы сказать, что тебя выписали. Я бы встретил.

— Зачем? И так доехала.

Мы шли некоторое время молча. Лето, тепло. Скоро созреет клубника. И воспоминания о том, как мы в том году ели эту клубнику по-честному, пополам. Почему так? И как он моих незадачливых кавалеров гонял. А я пряталась за ним. Почему когда хочется уйти от человека, то память подсказывает другое. Я помню, как удивилась и обрадовалась, когда он предложил мне расписаться. Дура.

— Чего опять ревешь?

— Я не плачу. Так, гормональное. Настроение меняется, как погода в Лондоне. Я с тобой развестись хочу.

— Еще не передумала?

— Нет.

— Ника, сама говоришь, что из-за беременности тебя клинит. Давай попробуем включить логику. Ты разводишься со мной. А дальше что? Ты ведь все так же будешь жить со мной. Только теперь я не буду тебя содержать. У тебя скоро ребенок родиться. На что ты его кормить собираешься?

— Это не твое дело.

— Ну как не мое? Ты опять дуришь. И это не мое. Ладно, когда ты одна была. В Москву зачем-то поехала. Я на все это глаза закрыл. Охота девчонке силы попробовать и убедиться, что она никто, ну пусть так будет. Теперь тебя опять куда-то несет. Что тебе даст этот развод?

— Я так хочу. Тебе ведь все равно? Так давай разведемся. Сегодня подадим заявление и я уеду.

— Куда?

— К маме.

— Надолго? — он тихо рассмеялся. — Хотя, езжай. Раз еще не убедилась, что не нужна никому, кроме меня. Все равно ведь назад приползешь. Учит тебя жизнь, учит, а ты все дурочку включаешь. Вот чем тебе плохо со мной живется?

— Ты меня в тот раз приревновал без повода. А завтра история повторится?

— Так ты не гуляй и ревновать не буду, — ответил Гена. — Я тебе еще раз говорю. Пора заканчивать с похождениями. Живем неплохо. Скоро ребенок родиться. Будем втроем жить. Потом еще одного родим. Нормальная семья будет.

— А насилие?

— Я тебе говорил, что не умею ласковым быть. И пока тебе все нравилось.

— Одно дело просто завалиться на меня, когда тебе вздумается, а другое, когда сделать больно.

— Нет там никакой разницы. Я тебя хотел — я тебя взял. Вот и все. Остальное, твои глупости.

— Давай я еще раз совершу ошибку. Если ты так уверен, что я назад вернусь, значит не боишься меня отпустить.

— Вали на все четыре стороны, моя хорошая. Дорогу ты назад знаешь, — грубовато ответил он.

— А где мой телефон? Сенсорный.

— Я его разбил. Разозлился и разбил, — спокойно ответил он. А мне стало не по себе.

Начинать что-то всегда сложно. Переворачивать лист и начинать новую историю, когда у тебя ничего нет, а еще и скоро родиться ребенок, еще сложнее. Я не могла с уверенностью сказать, что поступаю правильно. Еще было тяжело, то что из-за беременности голова соображала плохо. Постоянные сомнения. Но я понимала лишь одно: от Гены надо уходить.

Мы подали заявление о расторжение брака. Через месяц нас должны были развести. После этого я уехала не прощаясь. Гена продолжал меня считать дурой, я и сама порой так думала, но такую жизнь, что он мне рисовал, я не хотела. Как можно жить с человеком, для которого насилие — это норма жизни? Он же ничем не был лучше Артура, который периодически меня бил.

— Ты сегодня точно вернешься? — третий раз подряд спросил меня Федя.

— Точно.

— Я буду ждать, — он сжал мою руку на прощание. Крепко. Почему-то после этого появилась уверенность, которой не хватало.

Я ехала в автобусе и вспоминала этот разговор. Ему была нужна няня. Я подвернулась вовремя. Все логично. Чисто деловые отношения. Одно не укладывалось в эту картину, почему он подошел ко мне вчера? Почему не прошел мимо? Хотя я знала на него ответ. Федя был добрым человеком. Такие люди редкость в нашем мире.

Я приехала к семи вечера. В семь тридцать стояла около двери Феди. И не могла нажать на дверной звонок. Вот не могла и все. Было страшно. Почему-то казалось, что он сейчас откроет передо мной дверь и тут же ее закроет. Скажет, что это шутка. Я вздохнула. Не стоять же на лестнице весь вечер? Да и ночевать все равно негде. Разве только под мостом. Ведь это не так сложно, просто нажать на дверной звонок или постучать.

— Какие вы оба нерешительные! — Я не заметила, как откуда-то из-за спины появилась Анюта и начала трезвонить в дверь. Дверь тут же открыла Роза. Анюта подтолкнула меня в спину. — Проходи. Чего стоишь?

Пока я снимала кроссовки, она пихнула пакет с хлебом Розе и оглушительно крикнула на всю квартиру.

— Федька, твоя зазноба приехала. Встречай.

— Анюта! — в фартуке и с деревянной лопаткой, Федя тут же появился из кухни. Опять какой-то красный. Я же не знала куда деться. Анюта довольно рассмеялась и убежала в комнату. — Ника, проходи. Не обращай на нее внимания.

— Держи. — Роза протянула мне пачку исписанных листков.

— Что это?

— Вопросы, на которые ты должна ответить.

— Можно я хоть умоюсь и с дороги передохну? Или это срочное интервью?

— Несрочное. Если ты завтра никуда не денешься, то можешь и завтра ответить, — разрешила Роза.

— Тогда я сегодня все изучу. А завтра отвечу.

— Договорились. Федя говорит, ты у нас теперь Мэри Поппинс.

— Можно и так сказать.

— А ты тоже колдовать умеешь?

— Нет. Экзамены в школе колдовства завалила. Училась плохо, поэтому колдовать не разрешают.

— И что, есть такие школы?

— А как же! В них готовят профессиональных нянек, — ответила я. Роза убежала в комнату. Как я поняла, рассказывать близняшкам полученную от меня информацию. Из кухни донесся запах горелого. — Федя, что-то подгорело.

Мы бросились с ним на кухню. От сковороды валил черный дым. Сгорела поджарка для супа. Я открыла окно. Федя закинул сковороду в раковину. Суп бурлил, напоминая колдовское варево. За окном шумели машины, пели птицы, ветер шуршал листвой. Я смотрела на все это и дышала полной грудью, чтоб избавиться от тошноты, что возникла из-за дыма. Федя уже достал новую морковь и лук. Начал их чистить.

— Ника, а я уже думал, что ты не вернешься.

— Так ехать долго. Вот и задержалась, — ответила я.

— Как все прошло?

— Нормально. Я от него ушла. Только почему-то это тяжело. Вроде привыкла что ли. Да и думала вместе жить будем. Надо прежде чем замуж выходить узнать человека. Может он гнилой внутри, хотя с виду хороший. А я все дурная какая-то. Вместо того чтоб думать, кидаюсь на первых встречных.

— Зато ты смелая. Я вначале все десять раз взвешу, потом перепроверю. Когда уже на что-то решаюсь, то поезд уже ушел. Анюта меня за это всегда ругает. Говорит, что надо двигаться быстрее. Но как-то не получается.

— Двигаешься ты быстро. Я за тобой вчера еле поспела, — ответила я, закрывая окно. Вроде проветрить удалось. А то ветер начал задувать газ под кастрюлей.

— Так боялся, что ты сбежишь от меня.

— А должна была сбежать?

— Возможно, — он пожал плечами. — Вот суп и готов. Я хоть не повар, но готовлю вроде съедобно. Ты будешь ужинать?

— Буду.

Ужин проходил весело. Шумно. Никогда не думала, что можно одновременно и суп есть и обсуждать прошедший день. За время ужина Федя у всех поинтересовался о том, чем они сегодня занимались. Близняшки рассказали, как какой-то Савва поймал кузнечика и пытался его дрессировать. Судя по размерам кузнечика, он напоминал скорее саранчу. Роза, вместе с другими ребятами из школьного лагеря, ходила на пожарную станцию на экскурсию. Анюта в школе практику отрабатывала. Потом Анюта убежала гулять, а девчонки ушли в комнату играть. Мы же остались чай пить.

— Ты с ними здорово справляешься. И у тебя атмосфера добрая. Нет ссор.

— Только и делают, что чего-то делят, — отмахнулся Федя.

— Все равно. Вы как-то вместе держитесь.

— Иначе не выжить. У нас же никого нет, кроме тетки. Поэтому и приходится держаться всем вместе.

— Федь, по поводу денег. У меня есть только восемь тысяч. Больше никаких накоплений нет.

— Я понял. И вещей нет. Чего-нибудь придумаем. Ник, а как так получилось, что у тебя только пакет целлофановый с вещами. Или ты не все взяла? — спросил задумчиво он. — Ты можешь не отвечать. Просто интересно стало. А так… Ты только не обижайся.

— Так получилось. Все вещи пришлось оставить в Москве. Новые особо не покупала, потому что и денег не было и размеры все равно меняются с каждым месяцем, а потом после родов должны поменяться опять.

— Логично. В выходные посмотрим, что у меня есть в закромах. Может найдем что-то подходящие, — сказал он.

Я тогда не знала, что Федя еще тот скопидомок. В кладовке лежали четыре мешка с вещами. И несколько пакетов с детской обувью на все размеры.

— Здесь детские вещи до двух лет. Там все в основном девчачье, но есть и нейтральные. Да и когда ребенок мелкий, то ему без разницы в какие штаны ему прудить, — вытаскивая мешок с вещами, сказал он. — Так что посмотришь. А здесь может и на тебя какие кофты со штанами подойдут.

— Откуда у тебя столько всего?

— Так отдают постоянно. Дети часто вырастают из купленных вещей. Кто-то потом продает, кто-то отдает. Какие-то вещи отдают чисто на тряпки. Как вот это платье пятьдесят восьмого размера. Зато Анюте не надо думать из чего девчонкам на утренники костюмы шить. У нее к шитью талант. А платье под тебя перекроит. Когда мать умерла, то меня все соседи вещами завалили. Каждый решает сам как помочь, — ответил Федя. — А вон там кроватка стоит. Только матрас нужен другой. Я тот выкинул. Запрудили до невозможности. Даже горшки остались, аж целых две штуки.

— И ванночка детская, — заметила я.

— Да. Я только коляски отдал. На санки поменялся. Они места много занимали. Но это посмотрю по сайтам. Из колясок дети тоже быстро вырастают. Так что за полцены купить можно. Не новые, но это лучше чем совсем ничего. Получается из трат у нас коляска, матрас, бутылочки, памперсы. Возможно питание. Зависит от наличия у тебя молока. Лекарства. Это отдельная статья трат. Как раз на это твои восемь тысяч хватит. Ну а накормить… Тарелку супа мы тебе нальем, как и чаю. Даже конфету к чаю дадим.

— Тебя послушать так проблем никаких нет.

— А они есть? — Федя посмотрел на меня. Внимательно так. — Проблемы решить нельзя. А это трудности. С трудностями мы справимся. Пойдем лучше смотреть, что из вещей оставить, а что назад убрать.

Мы ковырялись в этих мешках. Детские вещи были такие милые. Маленькие.

— Даже не верится, что у них такие маленькие головы, — разглядывая чепчик, сказала я.

— Поначалу. Потом раз и бегают вот такие хулиганки, готовые утащить комбинезон. Чтоб куклу нарядить. — Федя поймал Вилю и отобрал у нее вещь, которую она утащила. Та скривила моську. Федя протянул ей маленькую кофточку и штаны, которые были весьма потрепаны и застираны. — Это точно будет Варе по размеру. Иди играй.

— У тебя терпение без границ? — спросила я его. Этот вопрос меня давно уже мучил.

— Почему? — Федя искренне удивился. — Меня тоже можно вывести из себя. Только смысл на девчонок ругаться? Они же маленькие еще. Не все понимают. Да и ругаться я не люблю.

Тут не поспоришь. Мы продолжили разбирать вещи. Во втором мешке нашлось несколько вещей, которые подошли мне. В той ситуации, что была я, особо нос не поворотишь. Поэтому приходилось радоваться такому решению проблемы.

Глава 26

Каждый день был непохожим. Я все больше узнавала и Федю, и его большую семью. Скоро смогла отличать близняшек. Нашла общий язык с Розой. Анюта меня поначалу никак не воспринимала. Пока однажды мы с ней не поговорили.

Все началось с затеянной мною игры в журналиста. Девчонкам так эта игра понравилась, что они сочиняли вопросы каждый день, а потом я на них отвечала. Вопросы были обо всем. Начиная от вопросов, что мне нравиться: лето или зима, заканчивая: почему солнце каждый день встает. Я же, в свою очередь, расспрашивала их что кому нравится. Федя тоже принимал участия в этой игре, признавшись как-то, что многое узнал о сестрах.

В один вечеров я нашла листок с вопросами, написанными не Розой, а более уверенным почерком. И вопросы имели свойство личного характера. Вычислить, что это была Анюта не составило труда. Первое, у Феди буквы были довольно крупные и почерк размашистый. А второе, я не могла представить Федю, который написал бы на листочке вопрос, во сколько лет я поцеловалась в первый раз.

— Тебе правда все интересно? — спросила я ее. В тот день близняшки были в саду, Роза в школе, а Анюта только закончила отрабатывать часы уборки в школе. В квартире мы были вдвое.

— Да, — ответила она, с какой-то насмешкой.

— В первый раз я поцеловалась в двадцать лет и с человеком, которого сильно любила. Остальное все то же с ним было. Только я одного не учла, что этот человек не любил меня. И то, что он может очень легко подставить.

— Жестоко. — Анюта нахмурилась.

— Согласна.

— Ты здесь потому что тебе больше идти некуда?

— Да. А есть какие-то варианты? Не против, если присяду. А то стоять тяжело.

— Садись, — в ее взгляде исчезла насмешка. Я села на стул за рабочим столом Розы. Анюта сидела за своим столом. — Вариантов много. Может тебе помочь нам захотелось. А может ты воспылала неземными чувствами к Феде.

— Когда оказываешься на улице, то выбирать особо не приходится.

— Ясно. Значит. Если найдешь место получше, ты уедешь?

— Возможно. Не все же время мне здесь жить. Да и с Феди мы договорились пока только на два месяца.

— Ведь знаешь, что он будет не против, если ты тут на все время останешься.

— С чего это? Одно дело пустить на время пожить. А другое…

— Ника, не тупи, — она спрятала лицо в ладони, словно дальше мою глупость слушать не могла. — Если так нужно, чтоб тебя носом ткнули, то у Феди пароль двадцать, ноль один, девятнадцать девяносто пять. Там на рабочем столе здоровая такая папка с огромными буквами «Личное». Видимо, чтоб и без очков найти можно было. Вот и загляни туда.

— Я не лазию по чужим компьютерами.

— Даже неинтересно?

— Нет.

— Тогда вы друг друга стоите, — хмыкнула Анюта.

Уточнять, что она имела введу я не стала. Подозревала, но не хотелось, чтоб мои подозрения подтвердились. Я и так от Феди заразилась смущением. Никогда столько не смущалась, как в его присутствии.

В июле я получила бумагу о разводе. Еще раз встретилась с Геной. Он все так же жил. Работал. Звал меня к себе назад. Но я даже слушать не стала. Странно было, что он все еще ждал моего возвращения назад. Возвращаться я не собиралась.

Июль был последним месяцем перед родами и одним из самых спокойных в моей жизни. Время тянулось медленно. Без потрясений. Я пересмотрела с девчонками все мультики про принцесс. Мы научились печь вкусные пироги. Шили платья. А еще кормили ужином Федю, который говорил, что у него наступил неожиданный и приятный отпуск от готовки. Шутил, что так и привыкнуть мог.

Потом наступил август. И в первый день августа я родила крепкого мальчугана. Это не передать словами, что я испытала. Страх. Я боялась взять его в руки и что-то ему сломать. Он был маленьким, пищащим и постоянно хотевшим есть. Вот так и происходят чудеса в этом мире. Так и появляются новые люди. Федя мне тогда весь телефон оборвал. Все детали спрашивал. И почему-то решил, что я его обманываю и это не мальчик. Совсем не в себе был.

Сюрпризом было, когда они меня из роддома пришли встречать. Федька у меня тогда ребенка отобрал, заявив, что я его не так держу. И мне еще учиться и учиться. Никогда не думала, что он может быть таким занудой. По его мнению я все делала не так. Начиная от того, что не так брала ребенка, заканчивая тем, что не так к груди прикладывала. Анюта уже смеялась над ним во весь голос. Ребенок орал и требовал еду, а Федя дискутировал о том, как нужно кормить.

— Может ты успокоишься? Мы уже с малышом нашли общий язык как есть, — не выдержала я.

— Ты не понимаешь…

— Федя. Может тебе успокоительного накапать? Ты мне дашь ребенка накормить?

— Так корми. А я прослежу.

— Пойду чай поставлю, — прыснула Анюта. — Все-таки сдается мне, он просто нашел повод на твою грудь позырить.

— Анюта, я боюсь, что…

Я его уже не слушала. Просто кормила ребенка. Вот этого стесняться точно не буду. А то с его разглагольствованиями малышу от голода плохо станет. За своими мыслями я не заметила, как Федя затих.

— Чего случилось? Или опять скажешь, что я чего-то не так делаю?

— Нет, все верно, — ответил он. Почесал затылок, отвернулся.

— Я смотрю, ты и кроватку собрал? Спасибо.

— И обработал. Все протер. Мы еще с Анютой все вещи перегладили.

— Спасибо.

— Ребят, а как малыша назвать решили? — в комнату вошла Анюта. Мы с Федей переглянулись.

— Я так и не придумала, как назвать, — честно ответила я. — Все время думала о нем, как о малыше.

— Не, ну такое имя для заграницы подошло бы. У нас не прокатит. Его же во дворе засмеют. Если еще вырастит дяденька под два метра, а его кличить будут малыш, то точно один смех, — возразила Анюта.

— Понятное дело, что так звать его не будут. Надо подумать.

— А как насчет Юры? — предложил Федя. — В честь Гагарина. Он смелым человеком был. В космос летал.

— Юра? А можно и Юрой. Юрий Федорович. Вроде звучит. Я ему отчеством имя своего отца запишу, — сказала я, разглядывая малыша, который все это время мирно жевал. В комнате стояла тишина, потом Анюта согнулась пополам от смеха. А я не могла понять почему. Чего такого странного я сказала? Потом до меня дошло. Я посмотрела на Федю. Он стоял красный как рак. Я же сама готова была рассмеяться. — Забавно вышло. Я ведь даже параллели не провела.

— Нормально все, — буркнул Федя.

Нормально. Не знаю, чтобы я без него делала. Потому что в первые дни от Феди была большая помощь. Я не знала, почему Юра плачет. Но подходил Федя и в его руках он тут же затихал. Все его движения были четко отработаны до автоматизма. Он не задумывался, что он делал, но при этом все получалось.

Август сменился сентябрем, который перешел в октябрь. Я крутилась как белка в колесе. Нужно было успевать и по дому что-то делать: хотя бы еду приготовить и вещи постирать, заодно приходилось и с малышом заниматься. Плюс еще ночные бдения около кроватки.

Несколько дней Юра только и делал, что капризничал. Ночью плохо спал. Я уже валилась с ног. Голова просто гудела от его постоянного хныканья. Я ходила с ним из угла в угол, стараясь, чтоб он успокоился. Федя зашел в комнату.

— Все никак?

— Нет. Не хочет спать и все тут, — покачала я головой. — Уложил девочек?

— Вроде улеглись. Давай я попробую? Может у меня уснет?

— Ничего, я еще держусь. Тебе хоть иногда отдыхать нужно.

— Так я и не устал особо. А тебе надо переключиться. В душ сходить. Вон, волосы соплюшками висят. Иди пока. И о нас не беспокойся, — забирая у меня ребенка, сказал он. Помыть голову было нужно. Тут я даже спорить не стала. Когда маленький ребенок, то такие простые вещи, как просто помыться уже кажутся чем-то волшебным. Вернувшись в комнату, я увидела странную картину. Федя развалился поперек кровати, положив себе под спину подушки, и дремал. При этом еще поддерживал спящего малыша. Пока они там отдыхали, я налила чай и вернулась уже в комнату с двумя кружками.

Федя. Здоровый, как медведь. Такой же неуклюжий, смущающийся по любому поводу, и упрямо стоящий на своем, если он считал себя правым. Рядом с ним было не страшно. Спокойно и надежно. При всей своей медвежьей объемности он легко оставался незаметным. Мог сидеть в комнате, а я полностью забывала о его присутствии, как и девочки. Но при этом мы знали, что он рядом и если потребуется помощь, то он окажется рядом. К этому легко было привыкнуть. Он много отдавал и энергии, и доброты. При этом ничего не просил взамен. Словно считал, что по-другому и быть не может. Человек не из нашего мира.

— Кажется, я задремал, — он посмотрел на меня.

— Всего-то минут пятнадцать спал. Я тебе чай принесла.

— Спасибо, — он поднялся и уложил малыша в кроватку. — Видно на перемену погоды среагировал. Как раз мороз обещали.

— Может поспит хоть пару часов.

— Поспит, — он подошел к столу и взял кружку. — Тебе тоже поспать надо. Уже круги под глазами.

— Высплюсь еще. — Я подошла к кроватке. Проверила малыша и села на кровать. — Вот смотрю на Юру и не могу поверить, что из такого малыша вырастит высокий парень.

— Глазом не успеешь моргнуть, как уже будем на его свадьбе гулять. Только вначале моим девчонкам достойных принцев найдем…

— Не надо принцев, — остановила я его. Даже вздрогнула. — Нет принцев в этом мире. И не надо приучать их к этой мысли. Знаешь, как потом тяжело на своих ошибках осознавать? Пусть ищут добрых и работящих, таких как ты, а не что-то эфемерное и волшебное.

— Да чего я-то? Такие не в цене. Нужны сильные и смелые. Я же трус еще тот.

— Ты не трус, а осторожный. Тебе вначале все обдумать надо.

— Есть вещи, которые уже по тысяче раз обдуманы, а все равно шаг сделать боюсь. И знаю почему: так проще все на своих местах оставлять. Потому что иначе…

— А я так не могу. Мне проще сделать и сожалеть, чем ничего не делать. Тем более что это и печальные последствия могут принести. Да и всегда есть две стороны медали. Может все поменяться как в худшую сторону, так и в лучшую, — ответила я.

— То же верно.

Он поставил кружку на стол и сел рядом со мной. Взял за руку. Я уже привыкла к тому, что он порой водил, как ребенка маленького за ручку. У каждого свои тараканы. А его были слишком стеснительные. Смелости им хватало лишь на то, чтоб взять меня за руку.

— Ника, а если… Или… — замолчал. Опять засмущался. Чудной, но добрый.

— А ты попробуй, — предложила я.

Снял очки. Покрутил их в руках. Положил на тумбочку, которую не так давно отдали знакомые. Я же наблюдала за его действиями. Взял очки. Опять их надел. Снял. Когда все это пошло по третьему кругу. Я положила ладонь на его руку, в которой он держал очки.

— Не нервничай ты так. Знаю я все. Можешь и дальше сомневаться. А я подожду, хоть месяц, хоть год. Поверь, я никуда не тороплюсь.

— Ты не против, если я тебя поцелую? — уточнил он. Очки легли на тумбочку. Решился.

— Не против.

Я не знала на что соглашалась. Меня никогда в жизни так никто не целовал. Я ожидала робкое прикосновение к губам, а потому еще кучу извинений. Но недаром говорят, что в тихом омуте бесы водятся. Его губы обжигали чистой страстью. Желанием, которое горело огнем. Оно заставляло трепетать и в то же время притягивало. Манило к себе. Он брал, много и жадно. Но я не чувствовала злых намерений. Лишь голод по ласке и пыл страсти. Я уже задыхалась от поцелуя и пробудившегося желания. Когда его руки оказались у меня на бедрах, я замерла. Большие пальцы гладили кожу под футболкой, а руки уже готовы были начать меня раздевать.

— Ты чего? — спросил он, отрываясь от моих губ.

— Страшно.

— Можем остановиться сейчас и дальше не идти, — тяжело дыша, ответил он. Мое дыхание смешивалось с его. Меня трясло от проснувшегося желания. Один лишь шаг.

— Только негрубо.

— Я постараюсь.

И опять поцелуи и жар тел. У меня от него уносило голову. Да я такого с Эдиком не испытывала, как с ним. Это напоминало опьянение в новогоднюю ночь. Когда легкость и предвкушения волшебства создают невероятное ощущение. И вот небо разрывается фейерверком. Так было и здесь. Фейерверк страсти.

— Ника?

— Что? — Я лежала и рассматривала потолок.

— Ты как?

— Знаешь, у тебя странное понятие о поцелуях. — Я думала он смутиться, но вместо этого Федя рассмеялся.

— Немного занесло.

— А что тогда значит «много»? — Я села.

— В другой раз покажу, — надевая очки, пообещал он. Удивил. И ни капли смущения не видно. Интересно, а прежний Федя вернется или мне теперь придется знакомиться с новым? Что-то к этому я не была готова.

Глава 27

Я сидела около кроватки, кормя Юру, и пыталась понять, что делать дальше. Как-то неожиданно все произошло или, наоборот, ожидаемо? Нет, сомнения и неуверенность — это заразная вещь. А еще смущение. Вот когда на тебя так смотрят, а ты не знаешь куда деваться. И ведь уже давно его не стеснялась, а сегодня почему-то начала. Жаркий получился поцелуй, ничего не скажешь. Завтра обо всем подумаю, а то голова чугунная от недосыпания.

— Ты жалеешь? — его вопрос застал меня врасплох.

— Нет.

— А для тебя это серьезно или так?

— Что ты хочешь этим сказать? — Я положила малыша в кроватку. Он тихо спал. Счастливый и довольный.

— Есть серьезные отношения, а есть так… Как я однажды услышал, пока нет никого другого на примете. Я не оскорбляю тебя. Хочу ситуацию для себя прояснить, чтоб не надеяться лишний раз. Один раз наступил на грабли. Думал, что все серьезно, а оказалось ей было просто скучно.

— А ты думаешь, я с тобой от скуки «целовалась»? — невольно усмехнулась.

— Не знаю. Поэтому и спрашиваю.

— Скажем так, не от скуки. Такой ответ устроит?

— Нет. Я не понимаю твоих мотивов.

— Я их сама не понимаю. Ты мне нравишься, ты добрый, заботливый и я тебе очень благодарна за все что ты делаешь для меня и ребенка.

— Значит, это что-то вроде благодарности? — спросил он, вытягиваясь на кровати и наблюдая за мной.

— Ты хочешь знать люблю ли я тебя? Нет. Я не знаю смогу ли кого-то любить. Но я хочу жить дальше. Хочу семью, дом, работу. Мне надоело болтаться как облако, зависящее от ветра. Я чуть не каждый день судьбу благодарю, что встретила тебя. Никогда не думала, что ты такой сложный и непохожий на других. И…

— А я тебя люблю, — просто сказал он.

— Я догадалась.

— Со второго класса. Знал, что не судьба. Пытался забыть, но не получилось. А потом, когда ты у меня жить начала, то поверить не мог, что это не сон. И сейчас кажется, что сплю, — он улыбнулся. Я выключила свет и легла рядом с ним. Так как места было немного, то приходилось лежать близко друг к другу. — Не хочу, чтоб ты уходила.

— Я не уйду, — сонно пробормотала я.

— Обещаешь?

— Да, — не знаю почему я так сказала, но тогда мне это показалось правильным.

Наступил декабрь. Мы жили вместе настоящей семьей. Почти ничего не изменилось, но в тоже время изменилось многое. Это было почти незаметно. В чем-то едва уловимом. Например, что Федя меньше краснел и был чуть раскованней, чем обычно. Или в том, что стало больше обоюдной заботы. В невинных жестах и прикосновениях, которые и обозначают, что люди давно не чужие друг другу. Жизнь текла плавно и ничего не нарушало ее спокойствие. Даже первая Юрина простуда не нарушила это спокойствие. Я волновалась, но Федя сказал, что переживать не стоит. Дети часто простужаются. И я поверила ему. Просто поверила, а на следующий день температура спала.

Я уже не могла представить, как раньше жила без него. Без его поддержки и заботы, без любви, которая наполняла сердце чем-то теплым и радостным. Я все чаще начала замечать, что стала смеяться, а ведь раньше казалось, что я забыла как это делаться. Или просто не было повода смеяться?

— У тебя с ним серьезно? — вопрос Анюты застал меня врасплох. Она любила задавать неудобные вопросы.

— С Федей? — уточнила я.

— А есть варианты? — спросила она.

— К чему весь этот разговор?

— Проверяю почву, — она посмотрела в окно. На улице начинался снегопад. — Я хочу после школы уехать. Поступлю в институт. Буду в общаге жить. Но в другом городе. Может я эгоистка, но я хочу прожить свою жизнь. Здесь же мне ее придется потратить на малышню. Даже если я съеду, Федя все равно будет тащить меня назад. То с кем-то посидеть, то кого-то забрать. Он не видит другой жизни. У него цель: поднять младших. А у меня цель другая. Я хочу чего-то добиться в этой жизни. Я наигралась в семью и дочки-матери на всю жизнь. Хочу теперь посмотреть, где мой потолок. Квартира, машина, поездки на юг, дорогая одежда, а не обноски. Нормальную жизнь хочу увидеть. Или хотя бы попробовать. Федя же свою планку уже определил. Одного я его оставить не могу. Он не справится. И на Розу все это вешать не хочу. У нее должно быть детство. Так мы с Федей решили. Вот и спрашиваю тебя, если ты с ним останешься, с мелкими поможешь, то я могу спокойно уехать. Если все это временно, то тут другой разговор.

— Не знаю. Я боюсь загадывать. Уже обжигалась. А Федю я знаю слишком мало.

— Ника, а сколько тебе надо лет, чтоб его узнать? Не, ты мне точно его напоминаешь. «Она там на остановке сидит. Подойти или нет?» Чуть пинком его не выгнала. Еще сказала, что авось у тебя неприятности. Ведь угадала. Теперь с тобой такая же история, — буркнула Анюта. Она подошла к Феденому ноутбуку и набрала пароль.

— Зачем?

— А чтоб у тебя сомнений не было. Пароль дата твоего рождения. Папка личное. Иди и читай.

— Не буду. Там же написано, что личное.

— Мне вслух начать читать, я могу.

— Анюта, у тебя ничего святого нет?

— Нет, — она отобрала у меня погремушку, с которой я играла с Юрой.

Я не хотела, но знала, что Анюта не отстанет. Упрямая. Если задумала что-то, то будет идти поездом, сбивая все на своем пути. Стихи. Фотографии. Казалось, что я залезла в чужую душу. Мечты и какая-то щемящая тоска в каждом слове. Мечта, несбыточная и яркая. Там не было пошлости. Не было надежды. А фотографий было много. Старые, с каждого класса. Вся школьная жизнь прошла его глазами. В каких-то воспоминаниях, и обрывках. Он помнил, что я одернула девчонок, чтоб они не смеялись, когда он зацепил стол в столовой из-за того, что его не заметил. Оказывается, я даже за тряпкой сходила и помогла убрать пролившийся чай. А я не помнила этого. Так же как и не помнила, что мы вместе несколько раз дежурили в классе и обсуждали погоду. Он ведь был для меня всегда двоечником, неудачником. Я никогда не воспринимала его всерьез. Только как я воспринимаю его сейчас?

— Ты чего плачешь? — Анюта подошла ко мне.

Я же не могла остановиться. Он был слишком хорошим. Каким-то идеальным и чистым душой. Я же чувствовала себя извалявшейся в грязи. Самой от себя противно стало. Перед глазами так и прошла вся жизнь и все мои похождения. Разве так можно? Разве так нужно жить? Он же меня любил чисто и искренно. Мне же самой от себя было противно.

Анюта испугалась за меня. Зачем-то напоила успокоительным, от которого резко захотелось спать. И похоже я уснула, потому что я проснулась, когда стемнело. В комнате темно, только настольная лампа была включена. Федя кормил из бутылочки малыша. Молоко начало пропадать, поэтому приходилось докармливать смесью.

— Который час? — я подскочила на кровати.

— Десять вечера, — ответил он. — Или около того.

— Это сколько же я проспала? Восемь часов?

— Успокойся. Все нормально. Все живы и здоровы. И уже засыпают те, кто не хотел спать и чего-то требовал, — укачивая Юру, сказал Федя. — Мы уже поужинали. Тебе оставили. Так что иди поешь.

— Не хочу.

— Тогда умойся. Вон, вся зареванная.

Уже по голосу стало понятно, что он все знает и решения какие-то принял. Только когда он не сомневался у него появлялись такие уверенные нотки. Осталось только понять, чего он решил или чего хочет сказать. Когда я вернулась, он уже сидел поперек кровати, положив подушки под спину. Я села рядом, предварительно проверив малыша.

— Что случилось? Что заставило плакать? Молчишь?

— Ты, наверное, знаешь.

— Что вы с Анютой полезли туда, куда я не хотел, чтоб вы лазили? Знаю. Хотя ведь ничего такого нет. Стихи как стихи. Воспоминания. Просто думал ты смеяться будешь, а никак не реветь.

— Федь, ты такой хороший, а я… — меня опять прорвало на слезы.

— Удивила. Я обычный.

— Ты самый чудесный. И не мне с тобой рядом быть. Тебе лучше нужно кого-то найти.

— Давай уж я сам решу с кем жить хочу. Мне с тобой хорошо. Никогда так счастлив не был. А глупостями голову не забивай. Придумала тоже слезы на пустом месте лить, — он обнял меня, переплетая свои пальцы с моими.

— Ты меня любишь, а я… Если я не смогу…

— Ника, забавная ты. А что по-твоему любовь?

— Не знаю.

— Тебе со мной хорошо?

— Да. Спокойно.

— Когда мы с тобой целуемся, вытереться не тянет?

— Нет, — я усмехнулась сквозь слезы. — Продолжить хочется.

— Если я уйду, тосковать будешь?

— Буду.

— Значит любишь. Просто пока не поняла этого. В любом случае я и так счастливый, потому что я вижу и чувствую намного больше, чем ты словами можешь объяснить, — ответил он. — Что ты какая-то эмоциональная стала в последнее время. Обычно, всегда сдержанная.

— Я когда беременна Юрой была, то ревела по каждому поводу. То реву, то плачу. А еще сомнения мучили на каждом шагу. А тут чего-то нашло, — ответила я. Мы замолчали.

— Ника, а мы с тобой ведь не предохранялись, — озвучил он мысль, которая и так крутилась у меня в голове.

— Когда грудью кормишь, то забеременеть проблематично, — осторожно ответила я.

— Но можно, — опять молчание.

— Нет. Я только еще толком от родов не отошла. Юре только пять месяцев. Денег не хватает. И у нас и так их пятеро. Куда еще? Федь, я… — я села и посмотрела на него.

— Насчет организма, видно что он восстановился, раз решился на вторую попытку. Юре уже почти полтора года будет, когда ты родишь. С этого возраста уже в ясли отдавать можно. Денег всегда не будет хватать. Но живем же. Если шестой появится, то это что-то изменит? Все равно их у нас много.

— Железная логика.

— Ника, ну ты сама готова на аборт пойти? Я бы этого не хотел. А вдруг еще один мальчишка, в нашем цветнике?

— А если девочка?

— Тогда будет Маргаритой.

— Все равно ничего еще не известно. Надо будет завтра до аптеки дойти и тест купить.

— Я не против, если будет положительный результат, — он поцеловал меня, заставляя забывать обо всем. — Тогда мы поженимся.

— А так ты мне не собирался предложения делать?

— Ты бы отказала.

Я в этом не была так уверена. Особенно если бы он спросил вот именно в такой момент, когда целовал. Я же за ним хоть на край света готова была пойти. Или во мне говорили гормоны?

Бывают в жизни странные дни, когда встречаешь знакомых на каждом шагу. Даже тех, кого видеть не хочешь до конца своих дней или тех, с кем столько лет ждешь этой встречи, чтоб понять, что ожидание напрасно. Это была последняя неделя старого года. Так как у нас случилась эпидемия гриппа и Федя с Анютой заболели, то Розу Вилю и Лилю на елку повезла я. Хотя им строго-настрого было запрещено есть конфеты, но они все равно тайком наелись. Естественно, они захотели пить. Пришлось зайти в магазин за водой. Там я и увидела Олежу. Больше на нем не было блесток. И вид имел весьма приличный. Я его вначале не узнала. Он же узнал сразу.

— Ника, давно не виделись. Я все ждал, когда ты позвонишь.

— Времени не было. Семья. Дети, — ответила я. — А ты как здесь оказался?

— Как? Да, пришлось вот устроиться. Жить на что-то надо, — как-то грустно ответил он. — Может встретимся?

— Не могу. Некогда. — Я поспешила выйти из магазина. Вот как бывает. Значит, не нашел он себе женщину, за счет которой жить собирался. Теперь за прилавком стоит.

— А кто это был? — спросила Роза.

— Старый друг, — ответила я.

Вторая неожиданная встреча произошла, спустя два дня, у нас во дворе. Я стояла с коляской, наблюдая, как девчонки бегают во дворе. Из-за карантина закрыли детский сад, а учеников младших классов отправили на каникулы досрочно. Поэтому девочки были дома. Федя в тот день пошел к врачу выписываться. Хорошо, что Юра не подцепил простуду и я. Не хватало только простыть. Но пока везло. В тот вечер я и увидела маму.

Мы с ней жили в соседних дворах. Но за столько времени ни разу не пересеклись. И я забывала к ней зайти. Все время что-то отвлекало. Когда она увидела меня с коляской, то ее удивлению не было предела.

— Это твой?

— Мой, — кивнул я.

— А почему не сказала?

— Некогда было, — краем глаза я заметила, что Виля пытается съесть снег. — Виля, если ты хочешь на праздник горлом мучиться, то продолжай в том же духе. Торта точно не получишь.

— А у нас будет торт? — оживилась Роза.

— Будет, — ответила я. Виля тут же начала отплевываться.

— А это…

— Федькины сестры. Я в январе замуж выхожу. А летом второго ребенка жду.

— Ника, не рано?

— Что поделать? Так получилось.

Разговор не шел. Почему так? Вроде столько не виделись, а рассказывать я ей ничего не хотела. Знала, что не поймет. Но и расходиться чужими людьми мы не могли. Хорошо, что подошел Федя.

— Здравствуйте, — на ходу бросил он моей маме, даже не догадываясь с кем поздоровался. — Вы давно гуляете?

— Давно. Выписали?

— Да. Как раз перед праздником денек отработаю и на выходные.

— Хорошо. Тогда загоняй девчонок домой. Ладно, мам. Сейчас скоро Юра проснется. Я поеду.

— Еще увидимся. Ты заходи.

— Обязательно, — ответила я, направляя коляску к подъезду.

— А это была твоя мама? — уже у подъезда спросил Федя.

— Да.

— Почему не представила?

— Потому что она меня не поймет. А зачем нам слушать нехорошие слова? И скорее не в твой адрес, а в мой.

— Спорить не буду. Плохие слова нам не нужны. Только хорошие, — согласился Федя, поднимая коляску наверх. И правда, лучше все же жить без негатива.

Третья встреча, которая меня добила контрольным выстрелом произошла в торговом центре, куда мы приехали за подарками. Как бы тяжело ни было, но Новый год — это был единственный праздник, который Федя справлял. Он не отмечал дни рождения. Но Новый год для него это было время праздника и чуда. Именно это он и хотел подарить сестрам. Анюта осталась с детьми. Мы же бегали с ним по магазинам. Чему-то смеялись. Раньше я не ощущала этой праздничной атмосферы. Сейчас же, рядом с Федей, это ощущение не проходило. Там же я и встретила Эдика.

Я сидела с сумками и ждала, когда Федя выйдет из очередного магазина. Тогда ко мне и подошел Эдик. Он не изменился. Был такой же красивый.

— Ника…

— Привет и пока. Все слова давно сказаны, — остановила я его.

— У меня мама умерла.

— Сочувствую.

— Мы могли бы сначала все начать.

— Нет, — я отвернулась, выискивая в толпе Федю.

— Но, Ника, я все это время тебя вспоминал.

— А я о тебе забыла. У меня семья, муж, дети. Так что иди своей дорогой. Я уже давно иду своей, — взяв сумки, я пошла в сторону магазина, где стоял Федя.

— Ты чего не подходишь?

— Жду когда ты разговор закончишь, — ответил он, забирая сумки.

— Федя, я тебя порой не понимаю. И в этот раз лучше было бы подойти.

— А если мне его ударить бы захотелось? — спокойно спросил он.

— Тогда, да. Правильно, что не подошел, — я покосилась на него. — А за что ударить?

— Думаю, повод бы нашелся, — после небольшого молчания он продолжил. — Город не такой и большой. Слухи быстро распространяются. Но врезать я ему не могу. Не потому, что боюсь. Могу силу не рассчитать. Посадят еще. А как вы без меня будете? Да и тебе нервничать нельзя. Надеюсь, его судьба сама накажет.

— Теперь эта история будет за мной хвостом идти всю жизнь, — я невольно поежилась. И чуть опять не разревелась.

— Не глупи. Уже давно все забыто. Я просто ее знаю. И тут не ты виновата, а тот дурак, который не понял, что упустил.

— Вроде не такая уж и красавица. Но от кавалеров никогда не было отбоя. Правда, из всех самый хороший только ты.

— В тебе что-то есть. Наверное не только я это чувствую.

— Знаешь, что меня больше всего поразило? Я ведь все это время думала о тебе.

— По-твоему это плохо?

— Нет. Наоборот. Я больше не люблю этого козла. Только тебя.

— Я знаю, — ответил он. Для меня же это было настоящее и приятное открытие. А впереди был Новый год. Праздничный торт. Подарки и салаты. Новая жизнь, в которой я была не одна.

Эпилог

А что было дальше? Дальше я вышла замуж за Федю и у нас летом родилась чудесная девочка Маргарита. Правда, после этого мы решили повременить с остальными прибавлениями в семействе. Как-то много у нас детей получилось.

Я продала свою долю дома Гене. Мне тяжело было расставаться с домом. Там было столько воспоминаний… Но в какой-то момент я поняла, что воспоминания от меня никуда не денутся. Они останутся всегда со мной, в каком бы при этом доме я ни жила. Гена с удовольствием выкупил у меня дом. Ему он нравился. Знаю, что к тому времени он женился на какой-то девочке из детского дома. Мне ее было откровенно жаль, но забитой она не выглядела. У каждого из нас своя судьба, своя жизнь.

Володя жил с женой и растил малыша. Мы с ним довольно часто созванивались. Когда они приезжали в город, то заглядывали к нам в гости.

Самое удивительное, но я помирилась с мамой. Правда, это произошло через пять лет после рождения Маргариты. В какой-то момент исчезли барьеры, что мешали общению. А может мы стали старше и умнее? Не знаю.

Я работала вместе с Федей на заводе. Не скажу, что мы жили легко. Но и не так чтоб тяжело. Наверное, в таких случаях говорят, что жили, как все. Хотя, странное выражение. Семьи разные, люди разные и у каждого из нас свои ценности и свое воспитание. Поэтому мы не можем быть «всеми», скорее каждый из нас индивидуален.

Одно время я все переживала о своем бурном прошлом. На что Федя ответил, что иначе мы с ним бы не сошлись. Не окажись в тех неприятностях, то я вряд ли бы обратила на него внимание. Да и он побоялся бы подойти. Так что может все это и было к лучшему? Может у судьбы были свои планы на нас? Возможно. Но я была рада, что все закончилось.

Постепенно подрастали девочки и Юра. Я смотрела на них и думала, что скоро появятся уже их истории. Хотелось бы, чтоб у них все было хорошо. Только так не бывает. Не бывает идеальной жизни. Всегда будет место ошибкам и невзгодам, которые сменит белая полоса. Мы же вынесем из неприятностей уроки, отдохнем и пойдем дальше, совершать новые ошибки, чтоб что-то понять, пока скрытое для нас. Но эта важная информация поднимет нас выше в этой жизни. Сделает мудрее или поможет найти свое счастье. Индивидуальное. И пусть это счастье будет заключаться в принце с роскошной квартирой или неуклюжем, но добром муже. А может кто-то найдет счастье в профессии, как, например, Анюта, которая выучилась на повара и стала работать в престижном ресторане в Москве. Или кто-то найдет счастье в спорте, как Роза, которая выиграла несколько соревнований по лыжным гонкам, а потом поступила в институт физкультуры и спорта. Счастье может быть и в непутевой жене, как я, и в долгожданном сыне, который родился спустя десять лет после Маргариты. Оно у каждого свое и не надо осуждать других, если их не понимаешь, потому что они могут также не понимать осуждающего.

Я же смотрела на свою жизнь, спустя долгие годы, и понимала, что мужчины не делятся на принцев и козлов. Они делятся на мужчин: добрых, злых, скупых, щедрых, смелых и тех, кто краснеет по любому поводу. И никогда не угадаешь, с каким из них сведет судьба и с кем суждено прожить долгую жизнь.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg