«Такое простое счастье»

Такое простое счастье (fb2) - Такое простое счастье [The Consequence of His Vengeance] (пер. Ирина Григорьевна Ирская) 785K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дженни Лукас

Дженни Лукас Такое простое счастье

The Consequence of His Vengeance

© 2017 by Jennie Lucas

«Такое простое счастье»

© «Центрполиграф», 2018

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2018

Глава 1

Летти Спенсер вышла на темную улицу из вращающейся двери дешевого бруклинского ресторанчика и сгорбилась под порывом холодного февральского ветра.

– Летисия, – раздался сзади низкий голос.

Летти мгновенно выпрямилась.

Летисией ее больше никто не называл, даже отец. Летисия Спенсер была богатой наследницей Фэрхоулма, а Летти – одна из многих нью-йоркских официанток, едва сводящих концы с концами.

А этот голос так похож на… Прозвучал, как…

Она медленно повернула голову. И… задохнулась.

На обочине тротуара около блестящей черной спортивной машины в свете уличных фонарей стоял Дариус Кириллос. Красивый и неотразимый, в дорогом черном шерстяном пальто, снежинки вьются и падают ему на плечи, на темные волосы.

Дариус? Здесь?

* * *

– Ты видела это? – возбужденно произнес утром отец, разложив газету на кухонном столе. – Дариус Кириллос продал свою компанию за двадцать миллиардов долларов! – Он поднял глаза, замутненные от анальгетиков, недавно сломанная рука висела на перевязи. – Летти, ты бы позвонила ему… вдруг он снова в тебя влюбится.

– Дариус? – прошептала она. – Это… ты?

Он шагнул к ней. Свет от фонарей падал только на темные волосы, присыпанные снегом, а лицо было в тени. Летти думала, что он исчезнет, стоит ей коснуться его. Но она на это не осмелится.

А он коснулся ее. Протянул руку и погладил темный завиток, выбившийся из завязанных в хвост волос, и накрутил на палец.

– Ты удивлена?

Все тот же голос… густой, с легким акцентом – раннее детство он провел в Греции. Он – не видение. Сердце громко забилось. Дариус… Мужчина, страсть к которому она целых десять лет пыталась побороть. Мужчина, о котором помимо воли мечтала ночами. Он здесь. Сейчас.

– Что ты тут делаешь?

Темные глаза оглядели ее с головы до ног.

– Я приехал за тобой.

Теперь свет падал на его лицо. Он совсем не изменился. Он все тот же, каким она его помнила. Тот же юноша, которого она полюбила еще маленькой девочкой, а потом, когда выросла, ее закружила запретная любовь. До того, как пожертвовала своим счастьем, чтобы спасти его.

Он провел рукой по ее плечу. Ей хотелось плакать, хотелось спросить его, почему он так долго не появлялся.

Она заметила, что его взгляд задержался на ее одежде: старое пальто не застегнуто – сломалась молния – и видно застиранное ресторанное белое платье. На ногах белые ортопедические туфли – чтобы ноги не болели. И ноги у нее… голые, потому что последние колготы порвались.

Проследив за его взглядом, Летти покраснела:

– Я не одета…

– Не важно. Поедем.

– Поедем? Куда?

Он взял ее руку в свою, и она уже не замечала ни холода, ни снега.

– На Средний Манхэттен. Там у меня пентхаус. – Он смотрел на нее сверху вниз. – Ты поедешь?

– Да!

Он повел ее к блестящему низкобортному спортивному автомобилю, открыл дверцу, и она села в салон, где приятно пахло дорогой кожей. Этот автомобиль стоит никак не меньше того, что она заработала за десять лет в ресторане. Летти провела рукой по красивой телячьей коже бледно-кремового цвета.

Дариус сел рядом и завел мотор, автомобиль рванул вперед и понесся в темноте в сторону престижных районов Парк-Слоуп и Бруклин-Хайтс. Они пересекли Манхэттенский мост и въехали в район Нью-Йорка, который больше других облюбовали туристы, – Манхэттен.

– Итак, – с усмешкой произнес он, – твой отец вышел из тюрьмы.

Летти неуверенно посмотрела на него из-под ресниц.

– Недавно.

Дариус снова взглянул на ее старое пальто и видневшееся форменное платье.

– И теперь ты готова изменить свою жизнь.

Это что – вопрос или предложение? Он имеет в виду, что это он хочет изменить ее жизнь? Он узнал правду о том, почему она предала его десять лет назад?

– Изменения даются не просто, – тихо сказала она.

– Это так. – Он крепче сжал руль.

Летти не сводила глаз с его профиля, от темных прямых бровей, носа с горбинкой, чувственных губ. Ей все еще казалось, что она спит. Дариус Кириллос… После стольких лет он разыскал ее в дешевом ресторане и везет в свой пентхаус. Он – единственный мужчина, которого она любила…

– Почему ты за мной приехал? – шепотом спросила она. – Почему именно сегодня, после стольких лет?

– Твое сообщение…

Она не посылала ему никаких сообщений.

– Какое сообщение?

Он улыбнулся:

– О’кей. Пусть будет по-твоему.

Сообщение? У Летти промелькнуло подозрение. Отец хотел, чтобы она увиделась с Дариусом. Мог отец послать Дариусу сообщение от ее имени со старого компьютера?

Не важно. Если отец и вмешался, то ей следует быть ему благодарной за результат.

Отец наверняка рассказал подлинные причины, почему она предала Дариуса десять лет назад. Если это не так, то она не представляет, чтобы Дариус стал с ней разговаривать.

Но как тогда узнать?

Покусав губу, Летти сказала:

– Я прочитала о тебе в газете. О том, что ты продал… свою компанию.

– А! – Подбородок у него напрягся. – Все правильно.

– Поздравляю.

– Спасибо. Компания стоила мне десяти лет жизни.

Десять лет…

Автомобиль въехал на Манхэттен – обитель богатства и жестокости, место, которое она избегала почти десять лет после суда и приговора отцу.

Она опустила глаза на потрескавшиеся руки, сжатые на коленях.

– Я много о тебе думала, спрашивала себя, как ты. Надеялась, что у тебя все хорошо… что ты счастлив.

Дариус остановился на красный свет и взглянул на нее.

– Очень мило, что ты думала обо мне, – растягивая слова, произнес он.

За окном – холодная ночь, фары проезжавших машин бросают блики на резкие контуры его лица. Зажегся зеленый свет, и они направились к Первой авеню, проехав площадь ООН, свернули с Сорок девятой улицы на широкое пространство Парк-авеню и подъехали к новой постройке – небоскребу из стекла и металла на южной стороне Центрального парка.

Дариус въехал в порт-кошер[1], и Летти вытянула шею, удивленно спросив:

– Ты здесь живешь?

– У меня два верхних этажа, – небрежно бросил он.

Машину открыл улыбающийся портье, и Дариус отдал ему ключи, а сам обошел вокруг машины, открыл Летти дверцу и протянул ей руку.

Она вложила свою ладонь в его, и Дариус провел ее через величественный вестибюль с высоким потолком.

– Добрый вечер, мистер Кириллос, – поздоровался консьерж. – Какая холодная погода. Надеюсь, вы не замерзли?

– Не замерз. Спасибо, Перри, – ответил Дариус.

Он поднес брелок с ключом к панели лифта и нажал на семидесятый этаж. Дариус не отпускал руку Летти. Он стоял совсем близко, возвышаясь над ней, от него исходило тепло. Летти закусила губу, не в силах посмотреть на него. Они вошли в лифт, и она уставилась на электронное табло, где мелькали цифры этажей: шестьдесят восемь, шестьдесят девять, семьдесят…

Звякнул колокольчик, и двери раздвинулись.

– После тебя, – сказал Дариус.

Летти шагнула вперед, он вышел следом, за спиной бесшумно закрылись двери лифта.

Они шли через холл под современными хрустальными светильниками. Летти смущал стук резиновых подошв ее специализированных туфель по мраморному полу. Но красивое лицо Дариуса оставалось бесстрастным. Они вошли в большую комнату высотой в два этажа, мебели почти не было, а та, что стояла, была угловатая в черно-серой гамме. Повсюду, куда ни повернись, окна от пола до потолка.

Дариус снял пальто, не зажигая света.

Летти, нервно сжимая ремень сумочки, посмотрела в окна. Она увидела темный массив Центрального парка, высокие здания у реки Гудзон и огни Нью-Джерси вдали, а на юге небоскребы Среднего Манхэттена с Эмпайр-стейт-билдинг. Сверкающих огней ночного города было достаточно, чтобы осветить пентхаус.

– Какая красота. Потрясающе, – вырвалось у нее. Она прижалась лбом к холодному стеклу, глядя вниз на Парк-авеню. Машины и желтые такси выглядели крошечными муравьями. У Летти едва не закружилась голова от такой высоты… она словно находилась в облаках.

– Красота – это ты, Летисия, – произнес за спиной хриплый голос.

Она обернулась. Синий свет газового камина падал ему на лицо. С чего она взяла, что Дариус не изменился?

«Он совершенно изменился».

В тридцать четыре года он уже не был стройным, худощавым юношей, а превратился во внушительного мужчину, широкоплечего и мускулистого. Прежде у него были темные беспорядочные кудри, теперь – короткая стрижка, подчеркивающая строгую линию скульптурно вылепленных скул.

Все в Дариусе теперь сдержанно-строго, начиная от покроя дорогой одежды – черная рубашка с незастегнутой верхней пуговицей, черные брюки, черные кожаные ботинки – и заканчивая манерой держаться. Губы утратили мягкость, были изогнуты в надменной и даже злой полуулыбке.

Он возвышался над ней подобно королю в своем дворце – пентхаусе, – а весь город Нью-Йорк лежал у его ног.

– Летисия…

– Летти, – поправила его она и выдавила улыбку. – Меня больше никто не называет Летисией.

– Я не мог тебя забыть. И то лето, когда мы были вместе…

То лето… Танцы на лужайке. Поцелуи ночью после ее бала дебютанток. Бегство от любопытных глаз слуг в огромный гараж Фэрхоулма, где они неделями прятались в винтажных автомобилях. Она была готова уступить ему во всем.

Но Дариус не хотел близости без свадьбы, он хотел, чтобы их любовь была закреплена браком.

– Нет. Пока ты не станешь моей женой… – шептал он, когда они, полуодетые, сжимали друг друга в объятиях, тяжело дыша на заднем сиденье старинного лимузина. – Пока ты не станешь моей навсегда.

Это время не настало. Их роман был запретный. Ей едва восемнадцать, она дочь хозяина, он старше ее на шесть лет и сын шофера.

У них было лето невинной страсти, а когда ее отец узнал об этом, то приказал Дариусу убираться вон. Целую неделю Дариус и Летти не виделись. Потом он ей позвонил.

– Давай убежим, – предложил он. – Я найду работу, мы снимем мансарду в городе. Главное, чтобы мы были вместе.

Летти не могла не уступить ему. Поэтому они решили убежать на Ниагарский водопад – «столицу молодоженов».

Но в ту ночь, когда он ожидал ее в машине за воротами Фэрхоулма, Летти не появилась.

И она не отвечала на его бесконечные звонки. На следующий день она даже убедила отца уволить Юджиниуса Кириллоса, отца Дариуса, который проработал в поместье шофером двадцать лет.

Даже тогда Дариус отказывался поверить в их разрыв. Он продолжал звонить до тех пор, пока не получил сухое сообщение:

«Я использовала тебя, чтобы привлечь внимание другого. Он богат и обеспечит мне ту жизнь, которую я заслуживаю. Неужели ты на самом деле думал, что такая девушка, как я, согласится жить в мансарде с таким, как ты?»

Это сработало.

Но это было ложью. Никакого другого мужчины не существовало. В зрелом возрасте двадцати восьми лет Летти все еще оставалась невинной девушкой.

Все эти годы она клялась себе, что Дариус никогда не узнает, какую жертву она принесла, чтобы он смог следовать своей мечте. Пусть это и означает ненависть к ней.

Но Дариус, судя по всему, узнал правду. А иначе как объяснить то, что он ее нашел?

– Значит, тебе известно, почему десять лет назад я предала тебя? – Летти была не в силах встретиться с ним взглядом. – Ты меня прощаешь?

– Не важно, – оборвал ее он. – Сейчас ты здесь.

Она все же взглянула на него и увидела животный голод в его глазах.

Он снял ремешок сумки с ее плеча, снял с нее пальто.

Летти посмотрела на форменное платье с пятном от кофе – еще одно было от кетчупа около беджика с ее именем слева на груди – и прошептала:

– Неужели ты до сих пор… хочешь меня?

– Я хотел тебя тогда… – Он взял в ладони ее лицо и прошептал: – И хочу сейчас.

Жаром обдало все ее тело. Она облизнула губы. Взгляд Дариуса упал на ее рот.

Он снял заколку с ее волос, и длинные пряди рассыпались по плечам. Дариус погладил ее по щеке.

Он такой высокий, до него не дотянуться. У Летти внутри все трепетало, в точности как в те дни, когда ей было восемнадцать. Быть с ним рядом сейчас… Вся та мука, боль, печаль и усталость прошедших десяти лет исчезли подобно дурному сну.

– Я так долго скучала по тебе, – задыхаясь, сказала она. – Ты – все, о чем я мечтала…

Он приложил к ее губам палец. Боже! Достаточно легкого прикосновения, чтобы ее прострелило насквозь. Терпкий мужской запах ударял Летти в голову. Запах Дариуса…

Дариус крепко обнял ее, опустил голову к ее лицу. Его поцелуй был обжигающим и совсем не нежным, щетина колола ей кожу. Летти поцеловала его в ответ, сгорая от желания.

У него вырвался глухой стон, и он прижал ее к стене. Рывком расстегнул все пуговицы на платье. Летти охнула – он видит ее грудь в незатейливом бюстгальтере, видит простые трусики.

– Сними это, – прошептал он и, не дожидаясь, стянул с нее платье и кинул на пол. Встав на колени, снял с нее туфли.

Летти, почти голая, стояла перед огромными окнами, из которых был виден весь город.

Дариус поднялся и впился ей в губы. Летти, ничего не соображая, начала расстегивать ему рубашку. Она погладила его по груди с порослью темных волос и задрожала. У нее под пальцами его теплая, мягкая, как бархат, кожа и твердые, стальные мышцы.

Пусть он прижмется к ней всем телом…

Руки Дариуса у нее на плечах, на бедрах, на груди. Он целовал ее страстно, грубо терзая ей губы. А она теребила его волосы, голова кружилась от желания.

Поцелуи спустились на шею, потом под бюстгальтер прямо на голую грудь. Соски мгновенно напряглись и заныли. Он просунул руку ей за спину и расстегнул бюстгальтер.

Он упал на пол. Теперь на ней были одни трусики. Дариус наклонил голову и взял в ладони ее голую грудь. Запрокинув голову, Летти вцепилась в его крепкие плечи.

У нее перехватило дыхание – его жаркие, влажные губы прильнули к соску. Тело прострелило, словно молнией. Летти тихонько стонала.

И все это происходило на фоне потрясающей панорамы Нью-Йорка.

Она и не пыталась сопротивляться, когда он подхватил ее на руки и отнес в спальню, где по обеим сторонам тоже были высоченные окна. За ними виден весь Средний Манхэттен от Крайслер-билдинг до Эмпайр-стейт-билдинг.

Дариус уложил ее на кровать, расстегнул запонки, стянул рубашку и бросил ее на пол. От него исходила сила. От натренированного торса, рук с выпирающими мышцами, широких плеч. Раздевшись и скинув ботинки, он лег на кровать.

Он начал целовать ее в губы, жесткие, требовательные. Он хочет ее… Ей хорошо и приятно от тяжести его тела. Все это время она думала, что их любовь закончилась, но сейчас чувствует, знает, что ничего не изменилось. Они – те же двое, молодые и влюбленные.

Поцелуи струились по всему телу, по груди, по животу до края трусиков. Руки Дариуса гладили ее, она трепетала от счастья.

– Ты моя, Летти, – шептал он. – Наконец.

Летти провела пальцами по его спине, ощупывая каждый мускул. Он задвигался, и она почувствовала его напряжение. Желание гнездилось у нее внизу живота и росло.

Дариус спустил с нее трусики, развел ей бедра и встал на колени. Она замерла и зажмурилась. Его руки приподняли ее, он медленно опустил голову и стал целовать ей бедра и… самые интимные места. Она дернулась, но он ее не отпускал. Волны наслаждения захлестнули ее, она едва могла дышать, когда он коснулся языком самой чувствительной точки. Она – словно бабочка, приколотая к стене. Бедра сами собой изогнулись, она ухватилась за простыни, чтобы… не взлететь наверх, в небеса.

Наслаждение набегало бесконечными волнами. Какая радость! Она никогда не переставала его любить. А сейчас он простил ее. Он хочет ее. Он тоже любит ее.

Извиваясь и задыхаясь, Летти вскрикнула от счастья.

Он приподнялся, закинул ей руки за голову, прижав ладони к подушке, и его бедра оказались у нее между ног. Летти все еще парила в высоте вся во власти немыслимого счастья, когда он резким движением вонзился в нее. Она чувствовала, как он заполняет ее собой, и открыла глаза от потрясения и боли.

У него вдруг выпрямилась спина, он застыл и смотрел на нее, тяжело дыша:

– Ты никогда не была в постели с мужчиной?

Она кивнула, закрыла глаза и отвернулась, чтобы он не заметил, что у нее готовы политься слезы. Она не хочет испортить красоту их ночи, но боль разрывала ее.

Он хрипло произнес:

– Не может быть. Как… после стольких лет?..

Летти открыла глаза и сказала единственные слова, которые подавляла десять лет:

– Потому что я люблю тебя, Дариус.

Глава 2

Летисия Спенсер – невинная девушка?

Невозможно. Прошло десять лет…

Но ее слова поразили его еще сильнее.

– Что это значит – ты любишь меня? – выдавил он.

Темные ресницы задрожали – на него смотрели большие, красивые, сияющие карие глаза.

– Я никогда не переставала тебя любить.

Дариуса переполняли далеко не добрые чувства, а холодная, постепенно растущая ярость.

Когда-то он любил Летти Спенсер так сильно, что думал – без нее он умрет. Она была его ангелом, его богиней. Он возвел ее на такой пьедестал, что даже настоял на том, чтобы с занятием любовью они повременили – он хотел прежде жениться на ней.

От воспоминаний ему сделалось тошно и стыдно.

Как же низко она пала. Сегодня она прислала ему сообщение – первое за десять лет, когда она так хладнокровно его бросила, – и предложила себя. За деньги.

Целый день Дариус старался забыть об этом сообщении, посмеяться и забыть. Он давно пережил свою любовь к Летти. Заплатить сто тысяч долларов, чтобы сегодня переспать с ней? Он не платит за секс. Женщины бьются за его внимание, супермодели падают в его постель.

Но что-то внутри не забыло прошлого и побуждало увидеть ее в последний раз.

Только просить будет она. А он будет тем, кто ее отвергнет.

В тот день он подписал контракт на продажу своей компании, создавшей мобильное текстовое приложение, которым пользовались пять миллионов пользователей по всему миру, с технической корпорацией на сумму двадцать миллиардов долларов. Девяносто процентов акций принадлежали ему, а это означает, что он получил восемнадцать миллиардов долларов за вычетом налогов.

Но вместо того, чтобы радоваться триумфальной компенсации за десять лет неустанной работы, мысли его были заняты Летисией, женщиной, когда-то его предавшей. Он представлял ее то танцующей сексуальный экзотический «танец семи вуалей», то в обольстительном черном белье. И она умоляет его лечь с ней в постель.

После подписания документов он стремительно покинул офис, чтобы быть подальше от поздравлений и празднования. Все, о чем он думал, – это Летти с ее предложением.

Он не один час уговаривал себя отказаться от этого. Затем, сжав зубы, поехал в Бруклин, в тот ресторан, где, как говорилось в сообщении, она работала.

Дариус не собирался спать с ней – в этом он себя убеждал. Он лишь хотел заставить ее почувствовать свое ничтожество и стыд – то, что когда-то чувствовал он. Увидеть ее унижение. Увидеть, как она молит его позволить ей доставить ему удовольствие.

И вот тогда он скажет, что больше не находит ее привлекательной, и швырнет ей в лицо деньги. Он посмотрит, как она их возьмет и, сгорая от стыда, уйдет прочь. Он же до конца жизни будет знать, что победил.

Он жаждал мести больше, чем секса.

Или так думал.

Но все пошло не так. Увидев Летти выходящей из дешевого ресторана, он был поражен ее внешностью. Она не выглядела вымогательницей. Такое впечатление, что она старается быть незаметной. Никакого макияжа, в незастегнутом пальто видно белое форменное платье.

Хотя даже тогда его к ней потянуло. Как ей удалось оставаться чертовски сексуально-притягательной?

Когда Дариус вез ее в пентхаус, чтобы насладиться местью, то позволил себе лишь один поцелуй.

Огромная ошибка.

Податливое тело Летти заставило его забыть о всех планах мести. Десять лет он безумно хотел эту женщину, а сейчас обнимает ее голую. И она готова на все.

Отчего же не взять то, что ему дают? Почему не вкусить сладости ее тела и таким образом раз и навсегда стереть наконец-то память о ней?

Летти, обнаженная, лежала под ним, глаза сияли.

– Скажи что-нибудь, – попросила она.

Дариус сжал губы. После бессердечного предательства и десятилетнего молчания она заявляет ему, что любит его. Что на такое ответить? Пошла к черту?

Но он ее раскусил. Она не просто хочет получить за себя сто тысяч долларов. Сегодняшняя ночь – это пробный шаг, она рассчитывает заставить его хотеть большего.

Она прочитала о продаже его компании в газетах и решила, что пора ей заполучить его миллиарды. Она сохраняла невинность все эти годы, так почему не нажиться?

«Она его любит».

Холодный гнев охватил Дариуса. Неужели она считает, что стоит ей сказать, что она его любит, он упадет к ее ногам, как прежде? Что он все тот же влюбленный дурачок?

Если Дариус и презирал ее до сегодняшнего дня, то это ничто по сравнению с тем, что он чувствует к ней сейчас.

Дариус жаждал мести.

Он хотел подать ей надежду, а затем сокрушить. Так, как она сделала когда-то. Это не было бы местью. Это – справедливость.

– Дариус? – Тень беспокойства пробежала у нее по лицу.

Он наклонился к ней и поцеловал почти что нежно. Она задрожала, блики света перебегали по ее телу, оно дразнило своими изгибами, и он понимал, что не устоит.

– Прости, что причиняю тебе боль, agapi mu[2], – глухо произнес он. Ложь. Его губы коснулись нежной кожи щеки и убрали две слезинки с ресниц. – Но боль пройдет. – Еще одна ложь. Он позаботится, чтобы боль длилась до конца ее жизни. Он мрачно улыбнулся.

Поцелуй, который она получила, нежным не назовешь: жесткий, даже грубый. Он знает, как соблазнить, подчинить себе.

А вдруг она лишь изобразит желание? Нет. Он отбросил эту мысль. Подобного оскорбления он не допустит. Он уверится в том, что она не симулирует, а каждую секунду получает от него наслаждение.

Он не торопясь ласкал ее. Она обхватила его за плечи, потянула на себя и начала целовать в ответ. Он двигал бедрами, проверяя, готова ли она принять его. И лишь когда она, тихонько постанывая, тоже задвигалась под ним, он во второй раз медленно стал проникать в ее лоно, не сводя взгляда с ее лица. Он понял, что добился своего, когда увидел, как оно изменилось от восторга, и почувствовал, как ее лоно смыкается.

Они сплелись в единое целое, и трудно было понять, кто где.

Удовольствие и боль.

Ненависть и страсть.

Дариус был весь в поту, его рывки делались все глубже. У нее колыхалась грудь, она задыхалась, извивалась под ним и, чтобы выдержать его напор, уперлась руками в изголовье кровати.

Он захлебнулся в обладании ею, поглощал ее плоть, ее сладость, одновременно терял себя и находил. И каждая клеточка его души, которая до сего момента была пустой, волшебным образом наполнилась светом.

Откуда-то издалека он услыхал глухой, прерывистый крик и понял, что этот звук исходит из собственного рта. Ее голос вторил его крикам.

Тело Дариуса содрогнулось в последнем судорожном рывке, и он повалился на нее, оба были мокрые от пота.

Прошло много времени. Дариус открыл глаза и увидел, что Летти спит. В изумлении он смотрел на нее. Как он раньше удовлетворялся бледными и тощими супермоделями, которые чередовались в его постели? То, что он получил сейчас, оказалось самым лучшим сексуальным опытом в его жизни.

«Это ненависть».

Он десять лет ненавидел ее, подавлял страсть к ней и наконец овладев ее телом, погасил темные силы в душе, жаждущие мести.

Дариус отстранился от нее и… окаменел.

У него порвался презерватив.

– Ты проснулся? – послышался голос Летти.

Она, заспанная и прелестная, темные волосы рассыпались по подушке.

Он опять ее хочет. Дариус смотрел на нее и приходил в ярость. Она действует на него как наркотик.

Дариус встал и взъерошил волосы.

– Дариус, что с тобой?

– Ты меня любишь? – повторил он свой вопрос.

– Это правда, – прошептала она.

Дариус вытащил серые спортивные штаны из стенного шкафа и натянул их прямо на голое тело.

– Ты меня не любишь, – ледяным тоном произнес он. – Тебе даже не известно значение этого слова. Когда я думаю о том, как я тебя боготворил, то мне становится тошно. Особенно сейчас – сейчас мы оба знаем, какая ты на самом деле.

– Я не понимаю…

– Эта ночь… вся эта ночь… Не притворяйся, что ты не понимаешь.

– Я не понимаю!

– Не прикидывайся. Ты продала мне свою девственность за хорошую цену – сто тысяч долларов.

Слова эхом разлетелись по спальне. Оба молча смотрели друг на друга.

– О чем ты говоришь?

– О твоем имейле. Ты написала, что тебе нужно заплатить какому-то бандиту, сломавшему руку твоему отцу. Он грозился переломать ему остальные кости, если через неделю не получит сто тысяч долларов. Это правда? Или просто удобное оправдание?

– Отец сломал руку… да. – Летти натянула одеяло до подбородка. – Но я не посылала никакого имейла.

– Тогда кто же? – усмехнулся он.

Щеки у Летти зарделись.

– Я… – Она потерла глаза. – Вот почему ты заехал за мной? Ты покупал меня на ночь?

– А ты что подумала?

– Я подумала… – Она запнулась, – я подумала, что ты простил меня за то, что я сделала…

– Десять лет назад? Ты оказала мне услугу. Мне без тебя было лучше. – Дариус усмехнулся, и это была усмешка хищника. – Твой другой жених, должно быть, быстро понял то же самое, раз больше не появился. Чего я никогда тебе не прощу, так это того, как твой отец обошелся с моим. Из-за вас он рано умер. Он лишился работы, лишился сбережений. Он потерял все и после сердечного приступа умер. Умер из-за вас.

– Дариус, все не так, как ты думаешь. Я…

– О! Это следующая часть твоей роли? Теперь ты изобразишь себя святой? Давай, Летти. Расскажи мне, что твое предательство было ради моего же блага. Объясни, как вы уничтожили мою семью и какая это была огромная личная жертва, потому что ты очень сильно меня любила. Ну же, расскажи мне о своей любви.

Летти открыла рот. И закрыла.

– Понятно. Все в точности, как я и думал, – холодно заключил Дариус.

Летти заморгала и произнесла всего одно слово:

– Пожалуйста…

Но сочувствие в его душе было выжжено. Он пожал плечами:

– Я думал, что занятно будет снова тебя увидеть. Я вообще-то не собирался спать с тобой, но ты охотно пошла на это, и я подумал: почему нет? – Он со скучающим видом вздохнул: – Хотя я заплатил за всю ночь, но уже потерял интерес. И, как один предприниматель другому, скажу по секрету: ты дешево себя продала. Ты могла бы рассчитывать на более высокую цену за свою невинность. Если пойдешь дальше в этом направлении, то даю тебе совет: не продешеви. Как это теперь называется? Платная любовница? Профессиональная герлфренд?

Летти покачала головой:

– Как ты можешь быть таким жестоким? Когда ты приехал к ресторану, я увидела прежнего мальчика, которого любила…

– Да ну? – Он склонил голову набок, и темная бровь полезла вверх. – А, правильно. Поскольку сохраняла невинность все эти годы, ты подумала, что если затеешь небольшой романчик, то покоришь меня, как было раньше. «Я люблю тебя, Дариус. Я не переставала тебя любить», – передразнил ее он.

– Прекрати! – крикнула она и закрыла уши руками. – Пожалуйста, прекрати!

Одеяло соскользнуло с нее, обнажив грудь. Дариус увидел розовые соски и тут же ощутил вкус ее тела, ее лона. То, что он переспал с ней, не утолило его желания. Наоборот. Он захотел ее только сильнее.

И это бесило.

Резко отвернувшись, он подошел к столу, вытащил из бумажника банковский чек, вернулся к кровати и бросил ей.

– Вот. Полагаю, что это подведет итог нашей сделке.

Летти, как в тумане, подобрала чек с одеяла.

– Если у тебя на сегодня есть еще клиент, то я тебя не задерживаю, – процедил он сквозь зубы.

Она на мгновение закрыла глаза и прошептала:

– Ты чудовище.

– Это я чудовище? – Он злобно рассмеялся. – Я?

Летти поднялась с постели. Дариус ждал, не бросит ли она чек ему в лицо и тем самым докажет, что он не прав. Сделай она это…

Но она не сделала. Она подняла с пола свои трусики и пошла к двери. Дариус посмеялся над собой за наивность. С какой стати ей отказываться от заработанных денег ради чести или гордости!

Она вышла из спальни в гостиную, он последовал за ней, наблюдая, как она подобрала валявшиеся бюстгальтер, туфли и платье. Натянув трусики, она быстро надела платье и застегнула оставшиеся пуговицы – половина пуговиц была сорвана, когда он в спешке раздевал ее. На Дариуса она не смотрела.

А он хотел, чтобы посмотрела. Хотел увидеть в ее глазах унижение.

Летти запихнула бюстгальтер в сумку, сунула босые ноги в туфли.

– Как неприятно, что презерватив порвался, – сказал он.

– Что?

– Презерватив. Разумеется, я им пользовался. Но он порвался. Так что, если ты залетела, сообщи. – Он усмехнулся. – Мы договоримся о цене.

Теперь он был вознагражден – она наконец повернулась и в ужасе посмотрела на него:

– Ты мне заплатишь? За ребенка?

– Почему нет? Я же заплатил за то, что создал ребенка. Я никогда не женюсь на тебе, Летти, поэтому твои вымогательства заканчиваются чеком у тебя в сумке. Если вдруг случится, что ты забеременела, то единственная для тебя возможность обогатиться, – это продать мне нашего ребенка.

– Ты сошел с ума!

– А ты мне отвратительна. – Он подошел к ней, глаза – куски льда, голос хлестал. – Я ни за что не допущу, чтобы мой ребенок воспитывался тобой и преступником, которого ты называешь отцом. – И добавил уже вкрадчиво: – Я найму сотню юристов и утоплю вас обоих.

Летти обомлела, затем отвернулась, но он успел заметить заблестевшие слезы.

– Пожалуйста, отвези меня домой, – еле слышно попросила она.

– Отвезти тебя домой? – расхохотался он. – Ты не гостья. Ты – временная прислуга, и часы твоей работы истекли.

Глава 3

Летти, дрожа от холода, брела к станции метро на Лексингтон-авеню. Шел уже второй час ночи, когда она села в экспресс, крепко прижимая сумку в полупустом вагоне. Ей было очень страшно.

В Бруклине она, окоченевшая, спустилась по лестнице надземной станции и пошла пешком по темным улицам. Магазины закрыты, кругом ни души, холодный ветер бил по заплаканным щекам.

Она ведь думала, что произошло чудо, когда увидела Дариуса.

Как она могла так ошибиться?

Летти подошла наконец к своему четырехэтажному дому с осыпающимся кирпичным фасадом и ветхой пожарной лестницей. Нажав на кодовый замок, она открыла дверь.

Две лампы в подъезде перегорели, осталась лишь одна без плафона, едва освещавшая почтовые ящики, пол с разбитой плиткой и разбросанные по углам старые рекламные листки. Даже среди ночи по бетонной лестничной клетке разносились крики жильцов, лай собак и детский плач, пахло прокисшей едой.

Еле передвигая ноги, она поднялась по лестнице на четвертый этаж, достала ключи и отперла замок-задвижку. Дверь со скрипом открылась.

– Летти! Ты вернулась! – Отец с нетерпением приподнялся с кресла. На нем помимо фланелевой пижамы был надет халат, а сверху накинуто одеяло, поскольку батареи работали плохо. Выключив телевизор, он спросил: – Ну что?

Летти уронила сумку на пол и повалилась на диван.

– Как ты мог? – с трудом произнесла она.

– А как еще я мог бы соединить вас с Дариусом? Нужен был подходящий предлог.

– Ты… шутишь? – Летти едва не разрыдалась.

Говард Спенсер сдвинул брови.

– Так ты и Дариус снова вместе?

– Нет, конечно! Как ты мог послать ему сообщение от моего имени? Предложить ему меня на ночь!

– Я пытался помочь. Ты так долго его любила, но отказывалась связаться с ним. Или он с тобой. Я подумал…

– Что? Ты решил, что мы немедленно упадем друг другу в объятия?

– Ну… да.

Летти, вне себя от гнева, в упор смотрела на него.

– Ты сделал это не ради меня! – Сунув руку в сумку, она вытащила банковский чек. – Ты сделал это вот для чего! – И кинула чек отцу.

У того тряслись руки, когда он подхватил чек, а когда увидел сумму, то выкатил глаза и облегченно произнес:

– Слава богу.

– Как ты мог? Как ты мог меня продать?

– Продать? – Отец непонимающе смотрел на нее. – Я тебя не продавал! – Он выпутался из одеяла, встал с кресла и уселся рядом с ней на диван. – Я счел, что вы поговорите, и он все поймет. Я думал, что вы оба перешагнете через гордость. Он мог дать деньги, а мог и не дать. – Но… но в любом случае вы бы снова были вместе. Вы же любите друг друга.

– Выходит, ты сделал это ради любви. – Летти скептически прищурилась. – И тот факт, что ты сегодня утром прочитал о миллиардах Дариуса, не имеет к этому отношения?

Отец заерзал, опустил глаза и дрожащим голосом сказал:

– Видишь ли, я подумал, что не будет греха, если также разрешить и мою проблему с… недовольным клиентом.

Летти едва не убила его взглядом. Злые слова готовы были сорваться с губ, но… он старый и несчастный, сидит на продавленном диване. Этим человеком она когда-то восхищалась и беззаветно любила.

Он поседел и облысел, череп в пигментных пятнах, лицо, раньше веселое и красивое, теперь исхудало, на щеках – глубокие морщины. Он иссох и ссутулился, халат на нем висел. Почти десять лет в тюрьме состарили его на тридцать лет.

Говард Спенсер, юноша из среднего класса Оклахомы, приехал в Нью-Йорк и сколотил состояние, полагаясь исключительно на свое обаяние и умение хорошо считать. Он влюбился в Констанс Лангфорд, единственную дочку обедневшей аристократической семьи. У Лангфордов почти не было денег, а имение Фэрхоулм было заложено. Но Говард Спенсер, вне себя от счастья, что женится на Констанс, заверил ее, что беспокоиться о деньгах ей не придется.

Он сдержал обещание. Пока жена была жива, он действовал осмотрительно, осторожно и разумно. Он создал инвестиционный фонд, и ему везло. Лишь после неожиданной смерти жены он стал опрометчив, все чаще рисковал, пока однажды его уважаемый и надежный фонд не превратился в финансовую пирамиду и вдруг испарились восемь миллиардов долларов.

Месяцы ареста и суда над Говардом стали месяцами кошмара для Летти, а еще ужаснее было беспокойство за него, когда он сидел в тюрьме. Но видеть, в какого старика он превратился сейчас, оказалось самым тяжелым испытанием.

Глядя на его поникшие плечи, потухшие глаза и руку в гипсе, Летти забыла о своем гневе. Остались только печаль и отчаяние.

Она посмотрела на отца:

– Почему ты не сказал мне, что кто-то сломал тебе руку, папа? Почему сказал, что это несчастный случай?

– Не хотел, чтобы ты волновалась.

– Волновалась?! – закричала Летти. – Какой-то ублюдок сломал тебе руку и угрожал, если ты не вернешь ему деньги?

– Я же знал, что смогу со всем разобраться. – Отец выдавил улыбку. – Как только я получу подписанный чек…

– Откуда тебе известно, что не появятся еще головорезы, требуя деньги, узнав, что ты уже кому-то заплатил?

Отец этого не ожидал.

– Но большинство тех, кто вкладывал средства в мой фонд, порядочные люди. Никакого насилия я не жду!

Летти заскрежетала зубами. Для человека, проведшего в федеральной тюрьме больше девяти лет, он был до странности простодушным.

– Ты должен был сказать мне.

– Зачем? Что ты могла сделать? Только волновалась бы. Или хуже – попыталась бы сама поговорить с этим человеком и подверглась бы опасности. – Он решительно сжал губы. – Я не знал, даст ли Дариус деньги, но действительно думал, что стоит вам с Дариусом взглянуть друг на друга, и вы снова будете счастливы. – Он улыбнулся, и улыбка получилась жалкой.

– Дариус счел меня вымогательницей, – обреченно прошептала она.

– Как он мог такое подумать! – возмутился отец. – Ты ведь сказала ему, что это не ты посылала сообщение.

– Он мне не поверил.

– Но… Ты что, не рассказала ему, что случилось тогда, десять лет назад? Не рассказала, почему не убежала с ним?

– Нет, – еле слышно ответила Летти. – Дариус меня не любит. Он ненавидит меня сейчас еще больше, чем до нашей встречи.

Морщинистое лицо Говарда исказилось от горя.

– Боже мой, девочка моя…

– Но сейчас и я его ненавижу. – Летти подняла голову. – Это все, чего я добилась, и я этому рада. Я тоже его ненавижу!

Отец испугался:

– Но я этого совсем не хотел!

Летти вытерла глаза и кисло улыбнулась:

– Я потратила впустую слишком много лет, мечтая о нем, тоскуя по нему. С этим покончено.

Да. Того Дариуса Кириллоса, которого она любила, больше не существует. Любовь к Дариусу навсегда умерла, и ее единственное спасение – это забыть его.

Но через месяц Летти поняла, что забыть его не получится. Никогда.

Она беременна от него.

Летти сделала тест на беременность, а когда увидела положительный результат, то пришла в ужас. Но ужас вскоре сменился радостью – она представила, как баюкает очаровательного толстенького младенца.

Она сказала об этом отцу.

– Я стану дедом? – Говард пришел в восторг. – Это чудесно! А когда ты скажешь Дариусу?

Вопрос отца испугал Летти. Она вдруг осознала, что ребенок не только ее, но и Дариуса.

Он ее ненавидит.

Он грозился забрать у нее ребенка.

Летти решительно тряхнула головой:

– Я ни за что не скажу ему про ребенка!

Отец похлопал ее по плечу.

– Знаю, ты зла на него. Но это в прошлом! Мужчина имеет право знать, что он будет отцом.

– Зачем? Чтобы попытаться отнять ребенка, раз я ему ненавистна?

– Отнять ребенка? – Отец рассмеялся. – Как только Дариус узнает, что ты беременна, он забудет про свой гнев и вспомнит, как он тебя любил. Вот увидишь. Ребенок вас соединит.

Летти покачала головой:

– Ты живешь в выдуманном мире. Он сказал мне…

– Что сказал?

Летти отвернулась. В голове стучал холодный злорадный голос: «Я ни за что не допущу, чтобы мой ребенок воспитывался тобой и преступником, которого ты называешь отцом».

– Нам необходимо экономить деньги, – прошептала она. – Немедленно.

– Почему? Как только ты выйдешь замуж, тебе уже не придется беспокоиться о деньгах, – заявил Говард с довольным видом. – Ты и мой внук всегда будут жить в достатке. О вас есть кому позаботиться.

Летти понимала, что отец не в силах поверить, что Дариус захочет ее уничтожить.

Они должны как можно скорее уехать из Нью-Йорка.

Но переезд требовал денег, а они едва сводили концы с концами. Надо оплатить аренду, залоговый депозит и транспорт, чтобы перевезти вещи.

Следующие месяцы доказали, что страхи Летти небезосновательны. Скопить не удавалось, а деньги таяли, потому что прибавились расходы на медицинское обслуживание для нее и на сеансы физиотерапии отцу.

Но, к счастью, после того как Говард заплатил прежнему вкладчику, ему больше не угрожали, требуя денег.

В конце августа в Нью-Йорке было не продохнуть от жары. Летти находилась на грани безумия. Она уже не могла больше скрывать свой выпирающий живот даже под широченными отцовскими шортами. В ресторане все знали, что она беременна, в том числе и ее подруга Белл Лангтри. Она постоянно поддразнивала Летти:

– Ну и кто отец? Прекрасный принц? Помнится, я видела тебя однажды с темноволосым мужчиной в спортивном автомобиле.

Нет. Это был не Прекрасный принц. Отец ее ребенка не принц, а эгоистичное, жестокосердное животное. И он хочет отнять у нее ребенка.

Наконец, когда кончался срок годовой аренды квартиры, Летти поняла, что дальше ждать не может. За две недели она предупредила владельца ресторана, что увольняется. Хотя достаточную сумму денег скопить не удалось, время поджимало.

Первого сентября Летти встала, когда еще не рассвело, плеснула в лицо холодной водой и посмотрела в зеркало на свое осунувшееся отражение.

Сегодня или никогда.

Заказать грузовик, чтобы перевезти вещи, они не могут – нет денег. Так что придется уложить то, что поместится, в два чемодана и ехать на автобусе.

Они распрощаются с последними воспоминаниями о Фэрхоулме, о ее детстве, о матери. Летти положила руку на живот. Там ее ребенок. УЗИ показало, что это мальчик, и меньше чем через три месяца, в конце ноября, она уже будет няньчить своего малыша.

Или будет рыдать, когда отец ребенка навсегда заберет его у нее.

Летти вошла в крохотную кухню и сказала отцу:

– Папа, я иду получать оставшуюся зарплату. И куплю билеты на автобус.

– Я все равно не понимаю, почему именно Рочестер, – пробурчал он.

Она вздохнула:

– Я же тебе говорила. Моя подруга Белл знает там кое-кого, кто, в свою очередь, знает того, кто сможет помочь мне с работой. А ты пока что начинай укладывать вещи.

– У меня на сегодня другие планы, – сварливо пробормотал Говард.

– Папа, наша аренда кончается через два дня. Я не шучу, но если ты не упакуешь вещи, то я отдам их в скупку старья.

Отец сидел за расшатанным пластмассовым столом, где обычно решал кроссворды. На Летти он смотрел сердито и раздраженно.

– Тебе всего-то нужно сказать отцу ребенка, что ты беременна.

Этот спор они вели не один раз.

– Я не могу, – прошипела Летти. – Я же тебе говорила.

– Вздор. Летти, я не всегда буду рядом, чтобы помогать тебе. Я знал Дариуса мальчиком. – Отец повертел в руке кружку с нетронутым кофе. – У него доброе сердце.

– Я не делаю ставку на его доброе сердце, – с горечью ответила Летти. – Особенно после того, как он со мной обошелся.

– Я бы мог позвонить ему… – задумчиво произнес отец.

– Нет! – крикнула Летти. Глаза у нее горели. – Если ты еще хоть раз будешь действовать за моей спиной, я перестану с тобой разговаривать до конца моих дней. Ты понял? Навсегда!

– Ладно, ладно, – пробурчал Говард. – Но он – отец твоего ребенка. Тебе следует просто выйти за него замуж.

Летти потеряла дар речи. Наконец она сказала:

– Уложи вещи к моему возвращению, – и ушла.

На улице было серо и дождливо. В ресторане она забрала последний чек на получение зарплаты – жалкую сумму – и попрощалась с единственной подругой, официанткой Белл, и вышла из ресторана под дождь. Ей еще надо пойти в банк и получить по чеку зарплату, а затем купить два билета в один конец до Рочестера.

Промокшая насквозь, Летти вернулась домой, но отца в квартире не было, а все их вещи так и лежали на тех же местах, что и утром.

Придется все делать самой.

Все ценное имущество было отобрано федеральными властями и судом по делам о банкротстве. То, что осталось, Летти с отцом впихнули в эту тесную квартирку. Сломанная флейта, на которой мама играла в Джульярдской музыкальной школе в Нью-Йорке. Керамические фигурки животных – Констанс сама раскрашивала их и дарила дочке. Книги в кожаных переплетах из коллекции деда, теперь почти истлевшие. Прадедушкин корабль в бутылке. Рождественские украшения, сделанные руками бабушки Спенсер. Все это придется оставить здесь.

Летти разбирала вещи, когда услышала громкий стук в дверь. Она поднялась с колен. Наконец-то отец вернулся и поможет ей! Наверное, опять забыл ключ.

Открыв дверь, она ахнула.

На пороге стоял Дариус в черной застегнутой на все пуговицы рубашке и джинсах, плотно обтягивающих узкие бедра.

– Летти, привет, – холодно произнес он, и его взгляд упал ей на живот.

Летти хотела было захлопнуть дверь у него перед носом, но Дариус не дал ей этого сделать. Крепким плечом он распахнул дверь и вошел в квартиру.

Глава 4

Шесть месяцев Дариус жаждал отомстить. И удовлетворил свою месть, лишив Летисию Спенсер невинности и выгнав ее холодной зимней ночью. Он бросил ей в лицо деньги, заставил почувствовать себя дешевкой.

Но с тех пор, к своему ужасу, он открыл для себя цену мести.

В детстве бабушка часто говорила ему, что месть калечит человека, совершившего ее, больше, чем жертву мести. Когда дети в школе насмехались над ним, кричали: «Даже твоя mitera[3] от тебя отказалась», – бабушка учила его не обращать на насмешки внимания.

Он пытался, но насмешки мальчишек от этого не прекратились, и тогда он полез в драку, и дразнить его перестали.

Но на этот раз бабушка оказалась бы права: месть Дариуса против Летти ранила его сильнее, чем он себе представлял.

Вместо того чтобы погасить пламя, та ночь лишь разожгла его желание.

«Он хочет ее».

Каждый день в течение шести месяцев он ждал вестей от Летти. И если не ради постели с ним, то ради денег.

Но она пропала. Он вызвал в памяти ее лицо с загнанным выражением в глазах, когда она сказала, что любит его. А что сделал он? Лишил ее невинности и бессердечно отбросил.

Мог ли он ошибиться в ней?

Лишенный двадцати четырех часов рабочего дня – к чему он привык за десять лет, – он не знал, чем заполнить свое время. Он потратил часть состояния на покупки: гоночного автомобиля и еще десяти машин, гоночного трека, четырех самолетов. Ничего не помогло. Затем он испробовал экстремальные виды спорта: затяжные прыжки с парашютом, горные лыжи. Оказалось скучно.

Его окружали красивые женщины, жаждущие его внимания. А он не хотел ни одну из них.

Ему надоело все, он был раздражен и зол. Потому что даже бесконечное свободное время и деньги не давали ему того, чего он на самом деле хотел.

«Летти».

Сейчас, видя ее, такую красивую… и беременную, он возненавидел себя за свою месть. Не важно, что она это заслужила, но куда же завели его ненависть и похоть?

Беременная. Его ребенком.

В белой растянутой футболке и мешковатых джинсах Летти выглядела более сексуальной, более желанной, чем спички-модели в обтягивающих коктейльных платьях. Полнота беременной Летти на удивление привлекательна. Кожа у нее словно светится. Грудь стала еще больше. Он перевел взгляд на ее живот.

– Значит, это правда. Ты беременна.

Летти застыла. Затем расправила плечи, вскинула голову.

– И что из этого?

– Ребенок мой?

– Твой? – Глаза гневно сверкнули, а под глазами синева, словно она не выспалась. – С чего ты взял, что ребенок твой? Может, я спала с кучей мужчин после той ночи. Может, я спала с сотней…

Дариусу едва не стало дурно при мысли, что она спала с другими мужчинами.

– Ты лжешь.

– Откуда тебе известно?

– Твой отец сказал мне.

Летти побледнела и сникла:

– Мой… отец? А если он солгал? – У Летти был такой вид, что сейчас она упадет.

– Сядь, – приказал Дариус. – Я принесу тебе воды. Потом мы поговорим.

Летти опустилась на старый раздвижной диван.

Он огляделся, потрясенный тем, что Летти, родившаяся в Фэрхоулме, где было сорок комнат, сейчас ютится с отцом в квартире такого же размера, как и комната, в которой ее мать составляла букеты цветов для солярия.

Везде коробки и какое-то барахло, сложенное рядом со старым телевизором.

Дариус прошел по истертому ковру на кухню размером с телефонную будку и порванным линолеумом на полу. В слабом солнечном свете плавали пылинки. Окно с решеткой выходило на вентиляционную шахту и на другие квартиры всего в нескольких ярдах. Помещение было похоже на тюрьму.

«Они и этого не заслуживают», – мрачно сказал себе он.

Дом его детства в Гераклиосе выглядел хуже. Здесь, по крайней мере, есть электричество и водопровод. И есть хотя бы один из родителей.

Обоих родителей Дариус лишился – но по разным причинам – через два дня после рождения. Его безработный отец обнаружил новорожденного сына, плачущего в корзинке под дверью, – ребенка там оставила под дождем его прежняя любовница, избалованная наследница, которой ребенок был ни к чему.

Уволенный с работы, Юджиниус Кириллос не смог найти другую работу. Богатые греческие отцы не желали рисковать добродетелью дочерей, нанимая шофера, который не соблюдает свой статус. Отчаявшись, он отправился в Америку, а крошку сына оставил на воспитание бабушке, жившей у моря в убогом домишке.

Впервые Дариус увидел отца на похоронах бабушки – ему тогда было одиннадцать лет. Отец забрал его из Греции и увез в Америку.

Фэрхоулм казался Дариусу экзотическим местом, где все говорили на непонятном языке. Да и отец был ему чужой. Он работал шофером у Говарда Спенсера, и этот американец представлялся мальчику королем.

И вот до чего докатились Спенсеры сейчас.

Дариус очень давно снес бабушкину лачугу в Гераклиосе и построил там шикарную виллу. У него были пентхаус на Манхэттене, шале в Швейцарии, личный гоночный трек в пригороде Лондона. Его состояние превосходило состояние богача Говарда Спенсера во много раз.

Но вместо торжества Дариуса охватило ощущение неловкости, когда он прошел в темную кухню и налил в стакан воды из-под крана. Вернувшись в такую же унылую гостиную, он протянул Летти стакан.

– Куда вы собрались уезжать?

– Туда, где ты нас не найдешь.

Дариус с мрачным видом внимательно смотрел на Летти. После разговора с Говардом Спенсером он навел справки и узнал, что она только что уволилась из ресторана. Никто из служащих не помнил, чтобы с ней бывал какой-нибудь мужчина. За исключением официантки Белл – она описала самого Дариуса.

Судя по всему, он ошибся – Летти не была вымогательницей. Ни с ним, ни с другими мужчина ми.

После того как десять лет назад она разбила ему сердце, сообщив, что оставляет его ради более богатого человека, он поверил, что в его жизни все повторяется.

Его собственная мать оставила его, двух дней от роду, по той же причине. Для Каллы он был нежелательным результатом связи на одну ночь с шофером ее богатой семьи. Она собиралась выйти замуж так, как приличествовало ее положению в обществе. Ее интересовало исключительно это, и еще деньги.

Но Летти другая. По крайней мере, теперь стала другой.

Дариус сел на диван рядом с ней.

– Почему ты не пришла ко мне, когда узнала, что беременна? Я бы дал тебе все, в чем ты нуждаешься и даже больше.

– Дал? Ты только умеешь брать! Ты угрожал мне забрать ребенка!

Он стиснул зубы.

– Мы могли бы договориться.

– Ты грозился купить моего ребенка, а если я откажусь, то ты забрал бы его у меня и… Что ты сказал? А, уничтожишь меня.

Дариуса покоробило. Он не хотел, чтобы ему напоминали о том, что он сказал шесть месяцев назад. Он сердито посмотрел на Летти:

– Пей воду.

Она понюхала стакан.

– Что ты туда насыпал? Какой-нибудь препарат, чтобы я отключилась, а ты отвезешь меня в трущобу за Девяносто шестой улицей?[4]

Дариус фыркнул:

– Вода из крана у тебя на кухне. Не хочешь – не пей. Я просто подумал, что ты очень бледная.

Летти смерила его настороженным взглядом и сделала маленький глоток.

– Почему ты здесь живешь? – спросил он.

– Как ни грустно, но президентский номер в отеле Сен-Реджис был уже зарезервирован.

– Летти, я имею в виду, почему ты продолжала жить в Нью-Йорке все эти годы. Ты же могла переехать на запад, где никто тебя не знает и никому нет дела до твоего отца.

– Я не могла его оставить. Я его люблю.

Этот человек – лжец и мошенник, а Летти его любит. И собирается воспитывать ребенка вместе с ним, с тем, кого Дариус винил в смерти собственного отца. Он сжал зубы.

– Ты следишь за своим здоровьем? Наблюдаешься у врача?

– Конечно. Неужели ты думаешь, что я этого не делаю?

– А что мне думать, когда ты живешь в таком месте… – Он раздраженно махнул рукой на заваленную старьем квартиру. – Тебе ни разу не пришло в голову, что я хотел бы лучшего для нашего ребенка?

Она злобно на него посмотрела:

– Это я хотела лучшего! Я хотела, чтобы отец моего ребенка был хорошим человеком, которому я доверяла бы и любила. Вместо этого мне достался ты, Дариус. Ты – самый худший из всех мужчин на земле.

– Ты так не считала десять лет назад.

Дариус уже пожалел, что нельзя взять свои слова обратно.

– О, ты, оказывается, хочешь поговорить о том, что было тогда? Прекрасно. Давай поговорим. – Она на секунду прикрыла глаза. – Знаешь, почему я не пришла в ту ночь, когда мы собирались убежать? Я защищала тебя этим поступком.

Он презрительно усмехнулся:

– Ну конечно, как же иначе.

– Да. – Лицо Летти застыло. – В тот день, когда мы хотели убежать, отец признался, что его инвестиционный фонд прогорел и давно прекратил накопление средств. Но отец продолжал выплаты старым вкладчикам, забирая деньги у новых. Федеральные власти уже начали за ним слежку. Я знала, чем это чревато. – Летти подняла на Дариуса глаза. – Я не могла позволить, чтобы ты оказался втянут в эту аферу. У тебя были такие грандиозные планы на будущее, ты только-только завел собственное дело… Крах отца сокрушил бы тебя.

Дариус смотрел на ее красивое лицо. Этот душераздирающий взгляд карих глаз… И вовремя вспомнил, что его сердце больше не сможет разбиться.

– Ты лжешь. Ты ушла к другому мужчине. Богатому. Как ты выразилась? Кажется так: «который даст тебе ту жизнь, которую ты заслуживаешь». – Он усмехнулся. – Хотя, очевидно, не очень-то он был хорош, раз бросил тебя, как только твоего отца арестовали.

– Этот человек не мог меня бросить. – Летти тоже усмехнулась. – Его просто не существовало.

– Что?

– Это была отговорка, единственно возможная, чтобы ты мне поверил и не искал меня. – Она вскинула подбородок. – Я уже тогда знала твою слабость.

– Слабость? – недовольно переспросил он.

– Ты всегда говорил, что мужчину следует оценивать по его деньгам. Я знала, что ты не примешь моего разрыва с тобой без объяснения. Поэтому я дала тебе объяснение. Я сказала, что мне нужен богатый мужчина. Я знала, что ты мне поверишь.

Он не сводил с нее глаз.

– Это неправда.

– Но ты этому поверил, – грустно сказала она. – И сразу перестал мне звонить.

Дариус покраснел, когда вспомнил то, что чувствовал в тот день. Она была права.

Он безумно любил ее, был готов биться за нее любой ценой. До того момента, когда она написала, что он не для нее, потому что беден. И он тут же поверил ей. Потому что деньги делают мужчину. Нет денег, нет настоящего мужчины.

У него сдавило горло. Он старался не верить, что она говорит правду. А все фибры его души побуждали поверить ей.

– А мой отец? – прохрипел он. – Ты и его защитила тем, что его уволили?

– Да. Я настояла, чтобы его уволили. Я сказала отцу, что не смогу спокойно смотреть на Юджиниуса – он напоминал мне о тебе. Я поступила так, потому что боялась, что отец попросит его вложить свои сбережения в обанкротившийся фонд. Отец все еще верил, что в силах выпутаться. Я знала, что твой отец отдал бы ему деньги. Он был ему предан.

– Да, – с горечью произнес Дариус. У отца всегда хозяин был на первом месте, был важнее сына.

Дариус не мог припомнить случая, когда отец думал прежде о сыне, а уж потом о работе. Он никогда не бывал в школе, где учился Дариус. Он был всецело в распоряжении Говарда Спенсера, содержал в чистоте и порядке его десять шикарных автомобилей. В этом заключался смысл жизни Юджиниуса.

Дариус никогда не разговаривал с отцом, их словно разделял океан. До того страшного дня, когда Дариус выложил отцу все, что он о нем думает. Но это воспоминание было настолько болезненным, что Дариус вытолкнул его из памяти, забыл навсегда.

Летти вздохнула:

– Я постаралась, чтобы твой отец уехал из Фэрхоулма как можно скорее, пока он не лишился всего. Но было поздно – он уже успел вложить свои сбережения и сделал это давно. А мой отец их взял, хотя это была незначительная сумма.

Незначительная сумма! Да это накопления отца за всю его жизнь! Ну и наглость! Дариус в ярости сдвинул брови.

– Говард Спенсер – лгун и обманщик. Он испортил жизни стольким людям.

– Знаю, – прошептала Летти. – Но он делал это не намеренно.

Она сказала это, глядя в пол и закусив нижнюю губу… такую нежно-розовую и пухлую, что Дариус не мог отвести глаза.

– Он заслужил свои страдания.

Летти подняла голову:

– Он и страдал. Во время ареста и суда, и когда он был в тюрьме. Я поддерживала его, подбадривала. И все время мне было страшно и одиноко. – Она еле заметно улыбнулась. – Иногда единственное, что меня держало на плаву, – это ты.

– Я?

– Я хотя бы не утянула тебя в омут вместе с собой, и ты смог осуществить свою мечту.

Дариус уставился на нее. Плохо же она о нем думает, заявив, что, если бы не ее жертва, он никогда ничего не добился бы, не стал богатым человеком!

– Ждешь благодарности?

Летти была поражена.

– Я…

– Когда ты узнала о преступлении отца, тебе следовало прийти ко мне. Я собирался стать твоим мужем в будущем. А ты солгала мне, выбросила из своей жизни. Вместо того, чтобы попросить меня о помощи, ты, очевидно, решила, что я настолько ни к чему не способен, что ты должна пожертвовать собой, чтобы спасти меня.

– Нет! Ты все не так понимаешь…

– Ты никогда не уважала меня. – Он подавил гнев и бешенство. – Не уважала меня, не верила в мои возможности.

– Не уважала? Я любила тебя. Но я знала, что произойдет. Я не могла допустить, чтобы ты пострадал вместе с нами. У тебя не было ничего…

– Тут ты права, – холодно ответил он. – У меня не было ничего. Ни денег. Ни влияния. Ты знала, что я не смог бы оплатить адвокатов или поговорить с нужным политиком от твоего имени. Поэтому ты решила, что пользы от меня нет.

– Я имела в виду, что тебя это не касалось…

– Ты была моей невестой, и меня все это касалось. Я бы попытался защитить тебя, утешить. Но ты не дала мне такой возможности. Ты считала, что у меня ничего не получится.

– Дариус…

Он резко поднял руку.

– Но сейчас я заработал себе состояние. Все изменилось. И тем не менее ты намерена исчезнуть и скрывать моего ребенка. – Ему вдруг пришла в голову леденящая кровь мысль. – Какую историю ты выдумаешь для нашего ребенка, Летти? Что у него или у нее нет отца? Что я не хотел его появления? – Старое детское горе, которое, как он думал, давно было похоронено, вдруг сотрясло Дариуса, будто почва разверзлась под ногами и он сейчас провалится в преисподнюю. – Что я намеренно его оставил?

– Я не знаю! – крикнула Летти. – Но ты сказал, что заберешь его. У меня не было другого выхода, как убежать.

Дариус уставился на женщину, которую знал большую часть жизни. Он любил ее совсем недолгое время, но это было чудесное время. И намного дольше он ее ненавидел.

Его самого покинули все, кому полагалось любить его, когда он был ребенком. За все годы юности он ни разу не почувствовал, что кому-то нужен.

И вот появилась Летти.

Он любил ее безумно, искренне, безрассудно. Она в результате уничтожила его любовь, разорвала ему сердце. Этот страшный урок Дариус усвоил навсегда.

Он сделает что угодно, но его ребенок никогда не получит подобного урока.

Его ребенок будет окружен любовью с самого начала. У его сына или дочери будет прочное место в жизни, и он никогда не засомневается в своих достоинствах.

Ярость от уязвленной гордости поднималась волной изнутри и слепила. Он посмотрел на Летти, и вдруг все прояснилось, сделалось кристально чистым. На него спустилось спокойствие, словно пролился теплый дождь.

Их ребенку нужны оба родителя!

Десять лет он старательно забывал о той, прежней Летти. О ее добром сердце.

Сейчас он понял, что для нее та жестокая ложь была проявлением любви. Она хотела его спасти, как до сих пор защищает отца.

И как по-своему, пусть и неразумно, пытается защитить их ребенка.

Летти его не предала. Она любила его. И в ту ночь в феврале, в ночь, когда был зачат их ребенок, она тоже его любила. Да, она приняла неправильное решение десять лет назад, когда солгала ему, скрыв правду об отце. И сегодня она поступает неправильно, собираясь убежать с его ребенком под сердцем. У Дариуса холод пробежал по позвоночнику, когда он подумал о том, что могло бы случиться, не позвони ему сегодня ее отец.

Но это не была исключительно ее вина. После того как он с ней обошелся, после его угроз отнять ребенка, как можно обвинять ее в том, что она испугалась?

Не надо демонизировать ее. Она не заслуживает того, чтобы разлучить ее с ребенком. Уж ему ли не знать, что такое, когда у ребенка нет матери! Нет отца. Нет надежного места в этом мире.

У их ребенка будут оба родителя и надежный дом. Он должен найти способ, чтобы ее ошибочное суждение о нем переменилось. Он всегда смотрел в суть проблемы. А сейчас?

Ответ прост: он должен сделать Летти своей женой.

Это единственное, что обеспечит будущее их ребенка. Только таким образом будет гарантия нормальной жизни.

А также – подсказывало тело, – став его женой, Летти всегда будет в его постели.

Мысль возбуждала. Значит, решено.

– Я неправильно судил о тебе, – сказал он.

– Да! – Летти обожгла его взглядом.

– Я грубо обошелся с тобой. Так что позволь все исправить. – Он нагнулся к ней. – Я хочу, чтобы ты вышла за меня, Летти.

Она приоткрыла от неожиданности рот.

– Выйти за тебя?!

– Я во всем винил тебя, а это не было твоей виной… Это была вина твоего отца, – мрачно закончил он. – Он разрушил твою жизнь. Я не позволю ему погубить нашего ребенка.

Широко раскрытыми глазами она смотрела на него, положив руки на живот.

– Ты сошел с ума. Мой отец любит ребенка так же, как любит меня!

– А если на него снова нападет какой-нибудь вымогатель? Что, если этот человек захочет отомстить семье твоего отца?

На лице Летти промелькнул испуг. Сглотнув слюну, она прошептала:

– Этого не случится…

– Не случится в том случае, если ты и ребенок будете далеко от Говарда Спенсера. Со мной вы в безопасности. – Он встал. – Тебе придется подписать добрачное соглашение.

– Нет. Потому что я не выйду за тебя.

Она не шутит и не прикидывается простушкой. Она произнесла это серьезно.

Дариус недоумевал. Столько женщин умирают от желания выйти за него замуж, что он принял как само собой разумеющееся, что Летти, безработная, без гроша за душой, Летти, которой со всех сторон угрожают беды, придет в восторг от одной лишь мысли стать его женой.

– Но ты ведь хочешь выйти за меня?

– Выйти за того, кого ненавижу? И кто ненавидит меня? Нет уж, спасибо.

Дариус не мог в такое поверить. Она противоречит ему из-за упрямства, когда проблему можно решить только таким образом!

Опять любовь вмешивается в здравый смысл! Он заскрежетал зубами и, сложив руки на груди, просверлил ее взглядом.

– Я могу подать на тебя в суд, где тебя признают неподходящей матерью, эгоисткой, которая подвергает опасности нашего ребенка.

Летти тоже встала.

– Только попробуй.

Он едва не рассмеялся. Он выше ее на две головы и весь состоит из железных мускулов. Но он забыл о ее характере – за других она готова сражаться до конца. Не то что за себя.

– Ты думаешь, что сможешь выиграть опеку? Думаешь, что найдется толпа адвокатов, желающих помочь дочери Говарда Спенсера бесплатно, когда все, что они получат за свои труды, это реклама и притом плохая?

У Летти покраснели щеки, но она вызывающе подняла подбородок.

– Вот мы и посмотрим.

Дариус вдруг представил Летти в суде. Какими бы ни были грехи ее отца, если она найдет хорошего адвоката, то он с успехом представит ее дело как угрозу бездушного и властного миллиардера наивной, замученной бедностью официантке. Так что победа ему не гарантирована. Есть возможность, что он может проиграть.

Дариус моментально сменил тактику.

– Разве наш ребенок заслуживает враждующих родителей? И вот этого он заслуживает, – и указал на отклеенные обои и потолок в трещинах, – вместо того, чтобы жить в пентхаусе? Он заслуживает жизни в нищете без отцовского имени? Без моей любви?

Летти была потрясена.

– Никто не лишает тебя любви к ребенку.

– Он заслуживает всего, чем я могу его обеспечить. Ты настолько эгоистична, что ради ущемленной гордости готова заставить нашего ребенка страдать?

Летти боролась со своими сомнениями, и это было видно по ее лицу. Дариус понимал, что близок к тому, что хочет получить, – ее полное согласие.

– Мы могли бы сделать наш брак удачным. Наш сын или дочь будут всегда на первом месте.

– Сын, – поколебавшись, сказала она.

Он прострелил ее взглядом.

Летти улыбнулась:

– У нас будет мальчик.

– Мальчик! – Неясная мысль о ребенке вдруг обрела очертания и окрепла. Дариус представил, как его сын улыбается, играет в футбол, смеется, обнимает его. И то, что она призналась, что у них будет мальчик, доказывает, как близка она к тому, чтобы принять его предложение. Приблизившись к ней, он мягко произнес: – Выходи за меня, Летти.

Она закусила губу, все еще в сомнениях.

– Это стало бы бедствием. И не только для меня, но и для тебя. Разве тебе не известно, сколько людей меня ненавидят?

– Но если ты со мной, этого не будет, – заверил ее он.

– Ты не представляешь, как это страшно…

– Ты преувеличиваешь. – Он почти победил. Ребенок, еще не появившийся на свет, уже под его защитой, и… он строит дальнейшие планы: Летти, нагая, в его объятиях, она тает от желания, она полностью подчиняется ему. Он хотел сию минуту забрать ее в пентхаус. Но тут вспомнил: – Сегодня вечером я – хозяин благотворительного приема. Осеннего бала.

Летти не смогла скрыть удивление:

– Ты – устроитель бала в этом году?

– Мы можем объявить о нашей помолвке всему нью-йоркскому бомонду.

– Не нужно этого делать!

– Оставь беспокойства мне.

– Хорошо, но…

– Что «но»?

– Я же больше тебя не люблю. – Лицо Летти потемнело.

– Мне не нужна твоя любовь. Могу тебя заверить, что и мою ты не получишь. Любовь нужна детям. А мне нужно твое согласие. – Видно было, что она в нерешительности. – Иначе я уйду и отправлюсь прямо к своему юристу.

На тоскливое лицо Летти падал тусклый свет из маленького окошка. Она вздохнула:

– Ты добился своего.

– Так ты выйдешь за меня?

Она кивнула.

Дариуса охватило торжество, самодовольство мужчины-победителя.

Он обхватил ее и сделал то, что хотел сделать в течение шести месяцев, – поцеловал.

В ту же секунду, как ощутил ее губы на своих, ощутил сладость ее рта, языка, он потерял себя и… обрел. Она прижималась к нему, а он наслаждался ее подчинением. Его тело и умершая душа вернулись к жизни.

Летти вывернулась из его рук.

– Но сначала ты возьмешь меня на твой благотворительный бал. И воочию убедишься, что это такое, когда у тебя жена – я.

– Хорошо…

Она усмехнулась:

– Ты сам напросился.

Глава 5

Летти почти что решила уйти, не оставив записку отцу, – слишком велик был ее гнев на него за вероломство. Но потом смягчилась и написала записку, положив на кухонный стол: «Я уехала с Дариусом, а с тобой больше не желаю разговаривать».

Дариус заявил, что везет ее по магазинам. Она пыталась возражать, но он был непреклонен.

Она уже садилась в спортивный автомобиль Дариуса, когда в животе забурчало от голода. Но она ничего ему не скажет! Она не станет просить накормить ее, словно нищенку!

Он одержал верх.

А она потерпела поражение.

Летти сложила руки на коленях и стала смотреть в окно. Как только он убедится, во что превратится его жизнь с ней, то поспешит отделаться от нее, и они с отцом еще успеют на завтрашний автобус до Рочестера. Сегодня Дариус получит порцию ненависти и узнает, как заразна фамилия Спенсер даже сейчас. А что творилось во время ареста отца и суда над ним! Репортеры и разгневанные, орущие люди были готовы забросать помидорами дом отца на Сентрал-Парк-Уэст.

Пусть Дариус увидит, что его ждало, если бы она последовала велению сердца и вышла за него десять лет назад, а не отпустила его от себя. Он не оценил ее шага, ее желания защитить его? Прекрасно. Теперь он поймет.

После ареста отца Летти осталась жить в маленьком городке на Лонг-Айленде около Фэрхоулма, но там многие узнавали ее и преследовали не только оскорбительными криками. Несколько раз у нее пытались вытащить деньги из кошелька, говоря, что ее отец им должен. Поэтому она перебралась в спальный нью-йоркский район Бруклин, где ее никто не знал.

Без денег, без семьи и друзей Летти научилась, как выживать и дотягивать до зарплаты.

Летти повернулась к Дариусу:

– Расскажи мне, куда пойдут деньги от осеннего благотворительного бала?

Не отрывая глаз от руля, он сказал:

– На учебу в колледжах для приемных детей.

– Это здорово. – Летти была удивлена. – Но ты не похож на устроителя светских приемов.

Он пожал плечами.

– У меня есть свободное время. Почему бы его не использовать?

– Ты мог использовать это время, ухаживая за красивыми женщинами и тратя до неприличия крупные суммы денег.

Дариус подъехал к обочине тротуара около магазина.

– Именно так я намерен поступить сегодня.

– У тебя свидание? – В его глазах она прочла ответ: он имел в виду ее. Она покраснела.

Дверцу автомобиля распахнул швейцар, и Летти вышла на Пятую авеню, где дорогие магазины дизайнерской одежды самых известных международных брендов соседствовали с небольшими бутиками, менее известными, но такими же дорогими.

– В какой отдел идем сначала? – спросил Дариус. Глаза у него улыбались.

– Я передумала, – пробормотала Летти. – Я не хочу сюда идти.

Улыбка исчезла с лица Дариуса.

– Слишком поздно, – ответил он.

Не обращая внимания на протесты, он схватил Летти за руку и чуть ли не втащил в фойе шикарного магазина, где к ним подскочила продавщица с шампанским на подносе.

– Месье?

Дариус взял бокал:

– Спасибо.

– А для мадам? Может, воды с газом или сок грейпфрутовый? – заметив, что Летти беременна, предложила продавщица.

– Нет, спасибо, – ответила Летти.

– Нам нужен консультант, – сказал Дариус.

– Сэр?

Он повернулся к элегантной седой женщине, вероятно, менеджеру, в дорогом твидовом костюме.

– Мне необходимо бальное платье для моей невесты.

«Невесты». Летти вздрогнула. Но это правда. Она же согласилась на его предложение о браке, но в любом случае помолвка закончится еще до полуночи.

– Модельная или готовая одежда, мистер Кириллос? – спросила менеджер, каким-то образом зная, кто он.

– Платье, подходящее для сегодняшнего приема.

– Мы сможем подогнать по фигуре мадам. Прошу вас, пройдите со мной.

Их провели в частный сектор с белым кожаным диваном и трехстворчатым зеркалом. Целая процессия продавщиц под зорким взглядом менеджера стала вносить платья.

– Она примерит все, – заявил Дариус. У него зазвонил мобильник, и прежде, чем ответить, повернулся к Летти со словами: – Выйди ко мне, когда что-нибудь выберешь.

– А что тебе хочется увидеть? – робко спросила она.

Он медленно оглядел ее фигуру, и губы у него чувственно изогнулись.

– Все, – сказал он.

Господи! Он что, видит в ней богиню секса даже с шестимесячной беременностью и в старой футболке и растянутых джинсах?

Дариус расположился на белом кожаном диване, разговаривая по телефону и потягивая шампанское. А Летти со вздохом скрылась в примерочной.

Но, увидев ценник на первом же платье, тут же вышла.

Дариус посмотрел на нее:

– Почему ты не переоделась?

– Цена этих платьев немыслима! В магазине уцененных вещей можно найти почти новое выходное платье…

– Летти!

– Я серьезно. Глупо выбрасывать деньги, когда ты, возможно, больше меня не увидишь после сегодняшнего вечера.

– Ты несешь ерунду. – Он склонил голову набок, критически ее разглядывая. – Ты себя плохо чувствуешь? Ты голодна? Хочешь пить? Устала?

Она ни за что не признается, что хочет есть. Из нее клещами этого не вытянуть! Но… в животе опять забулькало.

– Я… не позавтракала.

Если бы не ребенок, она не произнесла бы этих слов!

– Ты должна была мне сказать! – возмутился Дариус и повернулся к стоящей рядом помощнице менеджера: – Принесите сюда завтрак для моей невесты из вашего кафе.

– О, сэр, но боюсь, что это невозможно, – пролепетала девушка.

– Для мистера Кириллоса возможно, – вмешалась менеджер и лучезарно улыбнулась. – Беременной женщине нельзя ощущать голод. Что бы хотела мадам?

– Все, – заявил Дариус. – Мы здесь задержимся, возможно, на пару часов. Помимо бального платья нам нужно много всего. Туфли, аксессуары, одежда для будущих мам.

– Конечно, сэр. – Менеджер хлопнула в ладоши, и помощницы кинулись выполнять пожелания клиента.

– Дариус, зачем ты устраиваешь суматоху?

– Я прекрасно вижу, когда необходимо вмешаться. Ты ведь умеешь лишь беспокоиться о других, а не о себе. – Он легонько подтолкнул Летти к дивану. – Садись и выдохни. Не следует делать покупки на голодный желудок.

Мягкие подушки дивана пружинили под их весом, и Летти задела бедром Дариуса. Она резко отодвинулась.

– Ты не обязан обо мне заботиться.

– Сейчас обязан. – Он протянул руку, убрал длинный завиток волос ей за ухо и мягко уточнил: – Заботиться о тебе доставляет мне удовольствие.

Страшная мысль пришла ей в голову.

– Дариус, – запинаясь, произнесла Летти, не в силах посмотреть ему в глаза. – Ты же не думаешь?..

– Что не думаю?

– Ты же не думаешь, что наш брак будет настоящим.

– Конечно, будет настоящим. Законным для любого суда.

– Я хочу сказать… – Она ненавидит его за то, что он вынуждает ее это произнести. – Это всего лишь будет брак по расчету. Ради нашего ребенка. Мы не… Ты и я, мы никогда не будем…

– Ты будешь спать в моей постели, Летти. Обнаженная. Каждую ночь.

Чувственный голос Дариуса окутывал подобно горячему ветру, у нее закололо даже кончики пальцев на ногах.

Она должна воспротивиться. Она не намерена снова спать с ним, как бы он ни соблазнял ее. Прежняя любовь ушла.

– Я любила тебя в ту ночь, когда был зачат наш ребенок. Теперь все изменилось. В отличие от тебя я не могу заниматься сексом без чувств. Нет любви – нет секса.

Он сжал ей руку своей рукой, большой и теплой, наклонился к ней и прошептал:

– Мы посмотрим.

Глава 6

Появление продавщицы с подносом печенья, фруктов и соков спасло Летти. Сзади шла другая девушка с вешалками новой одежды.

Затем принесли еще один поднос: блинчики с беконом, сбрызнутые кленовым сиропом, горячие сосиски с подрумяненным картофелем. Подкрепившись, Летти провела еще час в этом роскошном магазине за примеркой. Потом был дизайнерский бутик, потом – эксклюзивный универсальный магазин.

К вечеру Дариус накупил ей столько одежды, что ему пришлось вызывать телохранителя и шофера, чтобы доставить все сумки и пакеты с Пятой авеню в пентхаус.

Он отвел Летти во всемирно известный ювелирный магазин, где их пригласили на этаж для привилегированных покупателей. Летти пыталась сопротивляться в сотый раз за день, а Дариус критически разглядывал ожерелье из бриллиантов в двадцать каратов.

– Ты станешь моей женой. Тебе необходима одежда, это не обсуждается.

– Но бриллианты…

Он улыбнулся:

– Это тоже одежда, просто твердая, сверкающая. – Дариус повернулся к ювелиру и, держа ожерелье в руке, кивнул: – Я возьму его.

Уже был накуплен целый гардероб модный одежды, но бального платья так и не подобрали – ни одно из них Дариусу не понравилось. Честно говоря, и ей тоже. Пышная юбка на выпирающем животе? Летти казалась себе бегемотом из мультфильма.

Она примеряла очередное вечернее платье изумительного цвета – ярко-розового, ее любимого, из струящейся ткани. Летти закинула руку за спину, но застегнуть до конца молнию не удалось. Посмотревшись в зеркало, Летти себе понравилась. Разве беременные женщины обязательно должны носить что-то смахивающее на мешок? А это длинное платье из эластичной ткани красиво облегало и полную грудь, и большой живот.

– Я хочу посмотреть, – раздался требовательный голос Дариуса.

Летти сделала для смелости глубокий вдох и вышла к нему. Щеки у нее горели.

– Как тебе? – несмело спросила она.

Лицо Дариуса сказало ей все. Он медленно обошел ее кругом.

– Это то, что нужно, – тихо сказал он.

– Не слишком обтягивает?

– Превосходно.

– Я не достаю до молнии…

Дариус обнял ее, касаясь пальцами кожи, когда застегивал молнию.

Он смотрел на нее сверху вниз. Твердые чувственные губы Дариуса дрогнули, и он заключил в ладонь ее щеку, провел пальцами по шее. У Летти перехватило дыхание.

– На этой шейке будет восхитительно смотреться ожерелье.

Летти только сейчас сообразила, какой глубокий вырез на платье. Щеки у нее зарделись.

– Я не должна носить… такое.

– Почему?

– Слишком открытое. Все будут глазеть.

– Будут глазеть в любом случае.

– Потому что я – дочь преступника.

– Потому что ты – немыслимо красивая женщина.

– Ты не представляешь, как меня ненавидят. – Глаза защипало. – Когда они меня увидят… это все равно что бросить свежее мясо в резервуар с акулами. – Летти выдавила улыбку. – Я к этому привыкла. Но…

– Что?

Она уставилась в пол.

– Летти?

– Я не хочу, чтобы о тебе говорили гадости на твоем же благотворительном приеме. А будут говорить, если ты придешь со мной.

Он приподнял ей подбородок.

– Я смогу себя обезопасить, agapi mu. Когда же ты это поймешь?

Летти показалось, что он сейчас ее поцелует на глазах у всех. И ей даже этого захотелось. Но он повернулся к продавщице со словами:

– Мы возьмем это платье. И нам нужны туфли в тон.

Летти перемерила десять пар, прежде чем выбрала туфли на шпильке, такие потрясающе красивые, что у нее дух захватило.

Посмотрев на ее лицо, Дариус произнес:

– Вот эти.

– Нет. Они… слишком непрактичные. – Летти оглядела свои ноги, вихляющие на высоких каблуках. – Да я не уверена, что и сейчас смогу в них пройти.

Но отвести глаз от модных, изысканных туфель на красной подошве и инкрустированных розовыми пайетками она была не в силах.

– Мы их берем, – твердо заявил Дариус.

Туфли давили на носки, и Летти слегка покачивалась, но… как отказаться? Лучше не думать о том, что их цена – это оплата квартиры за три месяца.

– А сейчас… – Дариус перевел взгляд с ее губ вниз, – белье. И кивнул стоящим поблизости трем продавщицам: – Подберите белье, которое подойдет к платью.

Они кинулись выполнять просьбу.

– Надеюсь, ты не ждешь, что я стану тебе демонстрировать это?

– Нет? Ну, может, потом.

Летти залилась густым румянцем. На виду у всех Дариус словно раздевал ее взглядом, словно хочет затащить в примерочную и заняться любовью прямо там.

С каждой минутой она затягивается в его мир, вспоминает, как жить без забот и волнений и когда у тебя много денег.

Как же давно она так не жила! Летти росла одиноким подростком, ей больше нравилось общаться со слугами в Фэрхоулме, играть с домашними животными, читать книжки, а не проводить время с другими девочками. В четырнадцать лет она влюбилась в Дариуса. Он был на шесть лет ее старше, сын шофера, а значит, совершенно ей не подходил. Смешно вспоминать, что тогда она чувствовала себя несчастной.

Вскоре Летти поняла, что такое на самом деле быть несчастной, когда мама, душа семьи, заболела, и через несколько месяцев ее не стало. Отец был раздавлен, а спустя пару лет попал в тюрьму.

Но сейчас…

Впервые за многие годы она поняла, что это такое, когда о тебе по-настоящему заботятся, ухаживают. Продавщицы упаковывали шелковое белье стоимостью тысяча долларов, а Летти все казалось сном, сказкой про Золушку. После полуночи волшебство исчезнет.

Дариус расплатился и с улыбкой посмотрел на Летти:

– Хочешь еще что-нибудь купить?

Она лишь покачала головой.

– Нам надо пойти еще в одно место. – Он взял ее за руку.

Телохранитель с покупками уже уехал в спортивном автомобиле Дариуса, а шофер нес оставшиеся сумки к поджидавшему лимузину. Дариус не отпускал руки Летти и не сводил с нее глаз.

Они сели на заднее сиденье роскошной машины. В окно было видно, как садится солнце между небоскребами. Наверное, все дело в гормонах, но Летти захлестнули чувства.

Она больше не одинока. Кто-то о ней думает. Кто-то сильный, надежный.

«Надежный?»

Дариус опасный человек. Он эгоист. Он надменный и холодный.

– Ты плачешь? – Дариус нахмурился.

Летти вытерла глаза:

– Нет.

– Летти…

– Прости. Я… Ты был так добр.

– Купив тебе одежду? – Он тихо засмеялся. – И от этого ты плачешь?

Конечно, не только от этого, но объяснить она не могла.

– Мне не следует идти с тобой на бал, – с несчастным видом сказала Летти.

– Но ты идешь, – отрезал он.

– Как ты не понимаешь? Ты навлечешь на себя неприятности.

– В твои обязанности не входит оберегать меня. Это моя обязанность – защищать тебя. И нашего ребенка. Хватит намекать, что я не способен это сделать. Это меня оскорбляет. – И уже ласковее произнес: – Летти, пойми же наконец – я буду рядом и не допущу, чтобы хоть кто-то тебя обидел.

Лимузин несся по улицам, а Летти думала о том, что хорошо, если бы так. Очень хочется верить ему, как верила раньше.

Лимузин остановился, и шофер распахнул перед ней дверцу, предлагая выйти. Она с удивлением посмотрела на Дариуса – он самодовольно улыбался.

– Это лучший спа-салон в городе. Коллинз оставит здесь твое платье и все остальное для бала, а я заберу тебя в восемь часов.

– Спа?

– Ты заслужила это удовольствие. – Дариус осторожно коснулся ее волос и прошептал на ухо: – Скоро вернусь за тобой.

Его теплое дыхание, его запах… У Летти запрыгало сердце, желание пронзило ее насквозь, по спине пробежали мурашки, кожу закололо. А всего-то он шепнул ей на ухо пару слов!

Ее провели в великолепный спа-салон с высокими окнами, зелеными растениями и розовой экстравагантной мебелью в стиле китч.

Часы пролетели, как мгновение. Маникюр, расслабляющий массаж, косметолог, парикмахер, стилист… А когда все процедуры закончились, было уже почти восемь часов.

Летти надела новый шелковый бюстгальтер и трусики, розовое платье, сверкающие туфли на шпильках. И посмотрела на себя в зеркало.

Длинные волосы блестели и лежали упругими волнами. Красная губная помада придавала гламурность, подведенные глаза с накладными ресницами казались больше и выразительнее. Полная грудь в бюстгальтере пуш-ап – словно лакомое блюдо под розовой тканью платья, бедра гордо удерживают выпирающий живот. Ей нечего стесняться.

Летти была ослеплена собственным образом, едва могла себя узнать.

– Представляю восторг мистера Кириллоса, – хозяйка спа-салона широко улыбалась. – Вы – само совершенство.

Летти, нервничая, спустилась в фойе. А если он сочтет, что у нее дурацкий вид? Как она это переживет?

Но стоило Дариусу взглянуть на нее, как Летти поняла по его лицу, что он все одобряет.

– Ты божественно выглядишь.

Она застенчиво улыбнулась:

– Ты сам неплохо выглядишь.

От него было не отвести глаз. Чисто выбритый, темные глаза озорно блестят. Он безумно красив, высокий и широкоплечий, в превосходном черном смокинге.

Дариус положил ее руку на свою, твердую, мускулистую. Летти вспомнила его крепкое, мощное тело на себе. И внутри себя. Она чуть не споткнулась.

Он остановился и вопросительно посмотрел на нее.

– Прости, я еще не освоилась в таких туфлях, – соврала она. Ведь не скажешь ему, что шпильки ни при чем – всему виной та ночь. Ночь, которая больше не повторится. После сегодняшнего вечера он убежит от нее рысью, словно под ним горит земля.

Их ждал лимузин. Шофер Коллинз в форменном пиджаке и фуражке открыл перед Летти дверцу.

– Где в этом году состоится бал? – спросила она у Дариуса.

– В Кортленде.

Это такое же известное место, как Метрополитен-опера, художественные музеи Фрика или Уитни. Летти замерла. Все хуже, чем она думала.

Лимузин вез их в верхнюю часть города, а она сидела, объятая страхом, отчаянно призывая себя к спокойствию.

Но… даже в этом прекрасном платье и даже рядом с Дариусом Летти все равно чувствовала себя беззащитной, словно после спа-процедур кожа у нее настолько истончилась, что все зло, которое ее ждет, с легкостью проникнет внутрь. И она не хочет, чтобы это распространилось и на Дариуса, пусть она больше и не любит его. Тем не менее от мысли, что их ждет на приеме, ей делалось страшно.

Лимузин остановился. Летти посмотрела на толпы людей, красный ковер и армию папарацци. О ужас! Коллинз открыл заднюю дверцу, и Дариус вышел первым. В толпе за отгороженной красной ковровой дорожкой раздался рокот. Еще бы. Появился самый известный холостяк-миллиардер в Нью-Йорке. Вспышки камер осветили сгущающие сумерки. Дариус приветственно помахал рукой.

При виде фотографов у Летти затряслись ноги – она испугалась, что не сможет выйти из машины.

Дариус обернулся, протянул ей руку и вопросительно поднял бровь, видя, что она замешкалась.

Летти, дрожа, вышла из лимузина. Среди репортеров прокатился гул – кое-кто узнал ее.

И тут началось. Гул перерос в раскаты грома, беспрерывно вспыхивали и щелкали камеры, журналисты и светские блогеры начали кричать:

– Летисия Спенсер!

– Где вы были целых десять лет?

– Какие у вас ощущения после того, как ваш отец вышел из тюрьмы?

– Вам не стыдно перед жертвами вашего отца появляться на балу в бриллиантах?

– Вы и Дариус Кириллос вместе?

– Мистер Кириллос, зачем вам связываться с дочкой преступника, когда весь Нью-Йорк у ваших ног?

Дариус, не отвечая на крики репортеров, с надменным видом крепко сжимал руку Летти и вел ее по лестнице в великолепное здание из гранита в стиле боз-ар с внушительными колоннами. Летти смогла выдохнуть, лишь когда за ними закрылась широкая дверь. Дариус обнял ее, а она прижалась к нему.

– Все кончено, – сказал он и поправил ей выбившийся темный завиток. – Ничего страшного, правда?

– Ты думаешь, что все закончилось? – У Летти тряслись губы. – Все только начинается.

Он не успел ей ответить, потому что в вестибюль вслед за ними вошла немолодая седая дама, обвешанная драгоценностями. Увидев Дариуса, она заулыбалась, отошла от своего спутника – намного ее моложе – и заворковала:

– Дариус, как чудесно, что вы здесь! Спасибо еще раз за то, что согласились быть хозяином этого важного события. Хотя, думаю, здесь будет много разбитых сердец, когда увидят, что вы пришли в паре…

Матрона повернулась к Летти, и улыбка сошла с ее лица, сменившись ужасом и возмущением.

– Здравствуйте, миссис Александер, – робко произнесла Летти. – Возможно, вы не помните, но я училась в школе с вашей дочкой Поппи. Мы обе были дебютантками на…

– Замолчите. – Глаза дамы метали молнии. – Как вы смеете разговаривать со мной? – Посмотрев на Дариуса, она процедила сквозь зубы: – Вам известно, кто эта девушка и что она сделала?

Дариус холодно ответил:

– Конечно, я знаю, кто такая Летти. Мы дружим с детства. Относительно того, что она сделала… полагаю, вы перепутали Летти с ее отцом.

Дама испепеляла Летти взглядом.

– И вы имеете наглость прийти сюда! Ваш отец обокрал почти половину из присутствующих. – Затем с недоумением повернулась к Дариусу: – Вы сошли с ума, раз привели ее сюда. Послушайте моего совета – отделайтесь от Летисии Спенсер. Или обнаружите, что у вас вдруг не окажется ни гостей, ни благотворительных взносов. И ради чего? Чтобы уложить эту шлюшку в постель? – И выразительно взглянула на живот Летти. – Вероятно, вы уже это сделали?

У Летти загорелись щеки. Да, она и есть шлюха в этом облегающем розовом платье с глубоким вырезом. Под уничижительным взглядом светской матроны даже прекрасные туфли потеряли блеск и просто жали ноги.

– Лишь из сострадания к этим бедным приемным детишкам я не уйду прямо сейчас. – Дама удалилась, шелестя шелком и сверкая украшениями.

Летти стояла словно парализованная.

– Не слушай эту ведьму.

– Я ее не виню, – еле слышно ответила она. – Ее семья потеряла кучу денег. Десятки миллионов.

– Очевидно, этот урон не отразился на ее бриллиантах и пластических операциях. Забудь о ней. Пойдем.

Дариус положил руку Летти себе на запястье и направился с ней в зал с видом революционера, сопровождавшего французскую аристократку на гильотину.

Но ничего не помогло. Оставшийся вечер прошел так, как опасалась Летти. Каким же волшебным был день, и каким безрадостным оказался вечер!

Дариус не отпускал Летти от себя, здороваясь с гостями, каждый из которых внес тысячи долларов за посещение бала. Она чувствовала на себе враждебные взгляды, но никто не осмелился повести себя так открыто, как миссис Александер. Сливки нью-йоркского общества просто смотрели на нее с нескрываемым ужасом, словно у нее заразная и смертельная болезнь. А на Дариуса смотрели так, словно ждали, что он раскроет смысл своей шутки: почему он привел такую парию, как Летти Спенсер, на осенний бал, когда любая красавица Нью-Йорка с радостью составила бы ему пару?

Летти слышала шепот, чувствовала недоброжелательные взгляды, идя с Дариусом через толпу в зал. Когда он ненадолго ее оставил, чтобы принести напитки, она опустила глаза, стараясь сделаться незаметной. Если на нее не обратят внимания, то эти дикие животные не разорвут ее на части клыками и когтями.

Не получилось.

Три бывшие соученицы окружили ее… как вышибалы в баре.

– Ну и ну. – Худая девушка в дизайнерском платье хищно улыбалась. – Летисия Спенсер. Какая встреча. Правда, Кэролайн?

– Да, удивительно.

Летти помнила их, они учились на год старше. Сейчас они смотрели на нее холодно и враждебно. Но третья девушка стояла немного поодаль и молчала. Это была Поппи Александер, они с Летти вместе учились на втором курсе колледжа. Поппи явно было неловко.

И тут на нее посыпалось:

– Тебе здесь не место.

– Ты – позор общества.

– Будь у тебя хоть капля совести, ты вообще исчезла бы, а лучше – умерла.

Только Поппи ничего не говорила и стояла с несчастным видом. Летти даже стало ее жалко.

А насмешки продолжались:

– Ты, наверное, думаешь, что под руку с Дариусом Кириллосом ты недосягаема, но…

– Летти, вот ты где. – Сзади подошел Дариус. – Я принес тебе сок. – Повернувшись к дамам, он лучезарно им улыбнулся. – А, Огаста, Кэролайн. И Поппи Александер. Рад вас видеть.

– Привет, Дариус. – Они кисло улыбнулись и отошли, первые две бросали на Летти ядовитые взгляды, а Поппи – с виноватым видом и опустив голову.

– Все хорошо? – спросил Дариус.

– Да. Просто замечательно.

Самое плохое было впереди. После десяти часов наконец подали ужин. Летти умирала с голоду. Они с Дариусом сидели на почетном месте за главным столом, но под неприязненными взглядами четырех других пар она с трудом могла проглотить салат и омара с белым трюфельным соусом. Поток невысказанной ненависти налетал на нее подобно порывам горячего ветра со всех сторон. Ужин тянулся бесконечно. Дариус несколько раз начинал беседу, ему отвечали, но, как только он пытался вовлечь в разговор и Летти, моментально наступало молчание.

Наконец Летти не выдержала.

– Прошу меня извинить, – сказала она, вставая. – Я должна…

Она быстро прошла мимо других столов и выбежала из зала. В конце длинного коридора она нашла дамскую комнату, где ее вытошнило. Прополоскав рот, Летти посмотрела на себя в зеркало. Она скорее умрет, чем вернется в зал.

Лучше просто незаметно уйти. Для них обоих лучше.

Она постояла еще немного. В прохладном пустом мраморном туалете ощущалась старомодная элегантность.

Летти вышла в коридор… и обнаружила поджидавшего ее Дариуса. Он прислонился к стене, сложив руки на груди.

– С тобой все в порядке?

– Достаточно насмотрелся? – задыхаясь и едва сдерживая слезы, спросила она. – Ты же не полный идиот, чтобы жениться на мне.

В коридоре с мягкими коврами и позолоченными светильниками никого не было. Летти замерла. Вот сейчас он скажет, что совершил ошибку, приведя ее на прием, и что он не сможет жениться на ней и не желает больше ее видеть. Она ведь этого хотела? Но почему-то сейчас она не обрадовалась.

– Я не представлял, насколько тебе было тяжело.

Летти долго крепилась, чтобы не заплакать, но силы у нее были на исходе, и слезы полились из глаз.

Она вытерла глаза, проглотила ком в горле и выдавила улыбку:

– Теперь ты знаешь. Поэтому завтра я уезжаю в Рочестер с отцом. А ты продолжай жизнь богатого, известного и успешного человека. Если захочешь, то можешь навещать нашего ребенка в любое время… – Что-то в его глазах заставило ее на секунду замолчать. – Если, конечно, захочешь, – прошептала она.

Глаза Дариуса гневно засверкали, он схватил ее за руку.

Летти хотела вырваться, но не смогла.

– Что ты делаешь?

– То, что мне следовало, как только мы сюда приехали. – И с суровым видом повел ее обратно в зал.

– Нет, – задыхаясь, Летти пыталась отдернуть руку. – Пожалуйста. Я не могу туда идти. Не заставляй меня…

Дариус был безжалостен. Крепко стиснув кисть Летти, он снова ввел ее в огромный зал с высоким потолком и хрустальными люстрами. Ей ничего не оставалось, как ковылять за ним в узких туфлях на шпильках и розовом платье мимо больших круглых столов, где тысячи людей пили бренди и кофе после ужина и поедали десерты. За каждым столом на десять персон наступала тишина, когда они проходили. Летти кожей чувствовала осуждение, обвинение, ненависть.

Дариус упрямо тащил ее через зал, по пути схватив с их стола бокал с шампанским. Он пересек вместе с Летти танцпол и помог ей подняться по ступенькам на подиум, где, не выпуская ее руки, взял микрофон и прокашлялся.

Летти тряслась от страха.

– Добрый вечер, – произнес в микрофон Дариус. Его низкий, властный голос разнесся по залу. На лицо упал луч прожектора. – Для тех, с кем я лично не знаком, представлюсь: я Дариус Кириллос. Благодарю вас за то, что пришли на этот бал, событие, которое начинает нью-йоркский сезон, и благодарю за поддержку стипендий для приемных детей. Ваша помощь даст возможность многим способным подросткам поступить в колледж либо получить специальность.

Послышались жидкие хлопки. В голове у Летти пронеслось, что хлопали бы сильнее, не будь ее с ним рядом. Она портит все, даже для тех детей, которым необходима помощь. Летти себя ненавидела. Почти так же сильно, как Дариуса.

Дариус отвернулся от микрофона и внимательно посмотрел на нее. Сердце у Летти упало.

«Вот оно – он сейчас объявит, что привел меня ради шутки и выгонит отсюда».

Губы Дариуса дрогнули, и он снова повернулся к микрофону:

– Большинство из вас знают эту красивую женщину рядом со мной. Мисс Летисия Спенсер. – По залу пролетел шепот, тихое шиканье. А Дариус обворожительно улыбнулся: – Поскольку мы здесь все друзья, то я хочу, чтобы вы первыми узнали… Я только что сделал ей предложение выйти за меня замуж.

Что? Летти не верила своим ушам. Он рехнулся?

– И она согласилась, – спокойно закончил Дариус. – Поэтому я хочу, чтобы вы первыми пожелали нам счастья.

Летти сдавленно ахнула. Он не рехнулся. Он – самоубийца.

По залу пронесся свист, шиканье переросло в злые, непристойные оскорбления. Летти инстинктивно прижала ладонь к животу, как бы закрывая своего неродившегося младенца от жестоких слов.

Но Дариус продолжал улыбаться. Мало этого, он положил свою большую ладонь ей на живот поверх ее ладони.

– И мы ждем ребенка. Все это переполняет меня радостью, которую я хочу разделить со всеми вами. А теперь следующее. Многие из вас знают о неприятностях ее отца…

Какой-то седовласый мужчина вскочил из-за стола и закричал, потрясая кулаком:

– Говард Спенсер обворовал мою компанию на миллионы долларов! Нам заплатили лишь малую часть того, что мы потеряли!

Кругом зал гудел от ярости.

– Отец Летти – преступник, – согласился Дариус. – Он злоупотребил вашим доверием, и я знаю, что более половины того, что он украл, до сих пор не восполнено. Но Летти не сделала ничего плохого. Вот почему я решил ради моей будущей новобрачной возместить ущерб.

За столами воцарилась мертвая тишина.

– Я лично верну каждый цент, украденный ее отцом.

Теперь по залу прокатился гул, словно все одновременно выдохнули.

Седой мужчина, шатаясь, сел, бормоча:

– Но это… пять миллиардов долларов!

– Да, – спокойно сказал Дариус и обвел взглядом зал. – Поэтому если вашей семье до сих пор не заплатил деньги Говард Спенсер, я лично гарантирую их получение. И все это в честь моей прекрасной, невиновной, несправедливо преследуемой невесте. – Он повернулся к Летти, высоко поднял бокал с шампанским и громко крикнул в микрофон: – За Летисию Спенсер!

Когда к подиуму бросились репортеры, Летти едва не стало дурно. Везде вспышки камер, шум голосов, криков, восклицаний, скрип стульев. Тысячи людей вскочили со своих мест и подняли бокалы с шампанским.

– За Летисию Спенсер!

Глава 7

Каждый ли день человек по собственной прихоти тратит пять миллиардов долларов?

Дариус не собирался этого делать. У него на уме был другой сюрприз для Летти: черная бархатная коробочка, спрятанная в кармане смокинга. Он собирался вручить ей это, как только закончится вечер, и все ее непомерно раздутые страхи окажутся неосновательными.

Но все изменилось в одну минуту – он понял, сколько она вынесла за десять лет. Он понял это, стоя в коридоре, дожидаясь ее. А когда она вышла из дамской комнаты, бледная, словно привидение, до него наконец дошло, во что он вовлек ее. Если люди так отнеслись к Летти сейчас, то насколько хуже было ей десять лет назад, когда обстановка накалилась добела?

Он спрашивал себя: если Летти появилась бы в ту ночь, когда они собрались вместе убежать, и рассказала бы ему о том, в чем признался ее отец, что произошло бы?

Дариус знал, что настоял бы на том, чтобы она вышла за него. С какой стати инвестиционный фонд ее отца должен иметь к Летти отношение?

Но как мужу Летти ему пришлось бы быть рядом с ней во время скандала, сопровождавшего судебное расследование. Вполне возможно, что он не получил бы столь необходимую ссуду, чтобы создать компьютерную фирму по разработке программного обеспечения, нанять сотрудников, взять в аренду помещение для своего первого офиса. На нем лежало бы клеймо зятя Говарда Спенсера.

Не дай Летти ему свободу, он был бы безработным неудачником, ему пришлось бы ютиться в той бруклинской квартирке, искать средства, чтобы обеспечить семью.

Он преуспел благодаря жертве, которую десять лет назад принесла Летти.

В то время, как он успешно создавал свою компанию, она жила в нищете, страдала от бесконечных унижений за преступление, которого не совершала. И она держала свою жертву в секрете, чтобы он никогда не чувствовал вины за то, что забыл о ней.

Даже сейчас она продолжает его оберегать. Она ведь предупреждала его, что произойдет, если он появится на балу вместе с ней. Он наконец увидел, как высший свет относился к Летти. А она выносила оскорбления, не жалуясь. И он понял, что ее позор был настолько велик, что его присутствия, невзирая на его самодовольные заверения, недостаточно, чтобы защитить ее.

Когда-то он был самым бедным ребенком в деревне, над ним насмехались, потому что его бросили и отец и мать. Сейчас он самый уважаемый и любимый человек на Гераклиосе. Он преуспел не только на Манхэттене, но и в Лондоне, и в Париже, и в Риме, и в Сиднее, и в Токио.

На деньги можно купить все, начиная от домов до людских душ.

Деньги делают мужчину.

Некоторые считают, что любовь – это самое важное. Они либо дураки, либо их мало наказывали. Он-то усвоил свои уроки хорошо. И горькая правда в том, что любовь ведет лишь к боли.

Любовь не может соперничать с деньгами. Любовь всегда просит. Деньги диктуют.

Поэтому, когда Дариус понял, как нью-йоркское общество третировало Летти все десять лет, то сердце у него сжалось в ледяной ком.

Особенно когда понял, что сам отнесся к ней даже хуже. Десять лет он игнорировал ее, а потом отомстил за ее так называемый грех, обольстил, осыпал оскорблениями и угрозами.

Лицо у него исказилось. Он заплатит этот долг.

Он не любит ее. Та часть души, которая когда-то жаждала любви, была выжжена. Он больше не хочет испытывать любовь ни к кому.

Но есть другие вещи, в которые Дариус верил.

Честь.

Верность.

Защита своей женщины.

Он уладил дело раз и навсегда. Теперь Летти будет самой известной девушкой в городе. Все, кто плохо к ней относился, будут добиваться приглашения на их свадьбу. Будут набиваться ей в друзья.

В момент своего триумфа, когда на подиуме он провозглашал тост в честь Летти, Дариус повернулся к ней. Он смотрел на нее – его женщину, великолепную в своей беременности, красавицу в розовом платье, струящемся по ее полной груди и круглому животу.

Она пытается твердо стоять в туфлях на шпильках под слепящим прожектором, а тысячи людей аплодируют ей. Те люди, которые всего минуту назад считали ее отбросом общества, теперь скандируют ее имя. Камеры вспыхивали, репортеры выкрикивали вопросы.

– Мисс Спенсер, каково это купаться в славе, цена которой пять миллиардов долларов?

– Когда свадьба?

– Когда должен родиться ребенок?

– Что вы чувствуете, став неожиданно самой известной девушкой в Нью-Йорке?

Летти выглядела испуганной ланью, и до Дариуса дошло, что эта ситуация не доставляет ей такого же удовлетворения, как ему. Он с улыбкой ответил в микрофон вместо нее:

– Свадьба будет скоро, но точной даты пока нет. Наш ребенок родится тоже скоро. На этом все. Благодарю за вашу поддержку. Приятного вечера. И поскольку вы стали теперь намного богаче, не забудьте проявить щедрость к детскому стипендиальному фонду. – Поставив пустой бокал на подиум, он посмотрел в сторону оркестра. – Музыка!

– Дариус, первый танец – ваш! – закричали из задних рядов.

– Да, да! Первый танец ваш и Летти!

Дариус помог Летти спуститься с подиума и провел на танцпол. Зазвучала медленная романтическая мелодия, которую он специально заказал оркестру, потому что знал: Летти вспомнит эту песню того давнего лета.

Он оказался прав: Летти остановилась и посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

Дариус улыбнулся:

– Что скажешь? Ты потанцуешь со мной, Летти?

Летти огляделась – вот эти самые люди с таким презрением относились к ней десять лет, а сейчас улыбаются, словно лучшие друзья.

– Почему я вдруг им понравилась?

– Люди обожают рассуждать о высоких материях, а их интересуют исключительно деньги. – Дариус ухмыльнулся. – Теперь деньги им заплатят, поэтому они смогут снова тебя полюбить.

Большие карие глаза с темными ресницами смотрели на Дариуса, как на супергероя, спустившегося с небес.

– Почему ты это сделал? Почему заплатишь пять миллиардов долларов в счет долга… чужого долга?

– Ты помнишь наш старый вальс? – спросил Дариус, не отвечая на ее вопросы. – Потанцуй со мной.

– Но не перед всеми…

– Пойдем. – Дариус прижал ее к себе.

Длинные волосы Летти обвились вокруг шеи, где сверкали бриллианты. Он хотел ее весь вечер, сейчас же, когда она коснулась его животом и грудью, то захотел еще больше.

– Это наш с тобой танец, а на всех нам наплевать.

Первые шаги вальса… как тогда, той весной в год ее выпускного года в колледже перед балом дебютанток. Они танцевали вальс на залитой солнцем цветущей лужайке с видом на залив под музыку из ее телефона.

Когда в мае Летти отправилась на Манхэттен на бал дебютанток – необыкновенно красивая в белом платье, – Дариус весь вечер в ярости мерил шагами лужайку, ненавидя мальчика из Гарварда, который был ее кавалером на балу.

И каково же было его удивление, когда Летти вернулась очень рано и шепнула ему:

– Я не хотела танцевать ни с кем, кроме тебя…

Дариус взглянул на радостное лицо Летти, поднятое к нему, и он, сын шофера, сделал немыслимое – обхватил ее своими сильными руками и поцеловал.

Сейчас он кружил ее в ритмах вальса и будто возвращался в то время. Гости стояли вокруг танцпола и хлопали в ладоши. Здесь, в этом зале, в этот момент, Дариус и Летти были королевской парой Нью-Йорка. Для Дариуса это – вершина его юношеской мечты.

Он не замечал людей – была только Летти. А он снова на лужайке танцует с прекрасной принцессой. Дариус прижимал ее к себе, к ноющему от желания телу. Она подняла на него лучистые глаза и почти не дышала.

Дариус остановился. В ушах пульсировала кровь, удары сердца заглушали музыку.

Он хочет ее сию секунду. В своей постели.

Музыка замолкла, зал взорвался аплодисментами, эхом разносившимися вверх к потолку.

Не говоря ни слова, Дариус быстро провел Летти через толпу, которая расступалась перед ними. За их спинами слышались поздравления и радостные крики. Пошли все к черту! У него на уме одно – уложить ее в постель.

Дариус извлек из кармана смокинга телефон. Когда они вышли из здания, их поджидал лимузин, и Коллинз открыл заднюю дверцу. Через секунду они сидели внутри.

Дариус сжал Летти в объятиях и начал с жадностью целовать.

Ее губы такие сладкие, она дрожит, тело податливо припало к нему.

– Сэр? – спросил Коллинз.

– Домой, – коротко бросил Дариус. – Быстрее. – Затем нажал кнопку загородки между передними и задними сиденьями. Каждая лишняя минута – это агония. Летти принадлежит ему. Только ему.

Лимузин ехал по ярко освещенному Манхэттену, а Дариус не переставал страстно ее целовать. Как же она красива, как сексуальна… Шелковистые длинные волосы, атласная кожа… Он прижимал ее к спинке кожаного сиденья, целуя неистово, грубо, кусая ей нижнюю губу, стискивая грудь, обтянутую розовой тканью. Она не сопротивлялась – наоборот, вцепившись ему в плечи, целовала в ответ. Глаза у нее были закрыты, голова откинута, на лице – восторг.

Он едва держался, чтобы не овладеть ею прямо здесь, на заднем сиденье лимузина, и уже машинально тянул руку к ширинке, как понял, что машина остановилась. Дариус перевел взгляд на окно и увидел, что они подъехали к порт-кошер перед парадным входом в пентхаус. Дариус посмотрел на Летти – она полулежала на мягком кожаном сиденье, большие карие глаза подернуты дымкой, темные волосы растрепались, платье смято. Еще минута – и он задрал бы ей подол.

Но не так он рисовал себе эту ночь – все чуть не закончилось грубым сексом на заднем сиденье автомобиля. Нет! После ужаса их первой ночи он хотел, чтобы сегодня ночь стала идеальной.

Наконец-то он обойдется с Летисией Спенсер, запретной принцессой его юности, как она того заслуживает. А он насладится ею так, как он того заслуживает.

Дариус поправил на Летти платье. Дверца лимузина распахнулась, он взял ее за руку и помог выйти.

В холле пентхауса с ними поздоровался консьерж:

– Добрый вечер, сэр.

– Добрый вечер, Джоунз, – вежливо ответил Дариус.

Держа Летти за руку, он чинно провел ее к лифту.

Но как только дверцы лифта закрылись, Дариус прижал ее к стене, и жадные поцелуи продолжились.

– Я все еще не могу поверить… – задыхаясь, произнесла Летти.

– Во что не можешь поверить? Что я тебя целую?

– Что ты отдаешь пять миллиардов долларов. Почему?

– Ты разве не догадываешься?

Она покачала головой:

– Ты же ненавидишь моего отца…

Дариус чуть отстранился.

– Я сделал это не для него.

– Для твоих друзей?

– Они – не мои друзья.

– Ну тогда для других жертв. Для трудяг, у которых нет пенсий. Для пожарных. Для медсестер…

– Я не настолько благороден.

Лифт остановился, и они вышли. Помещение с высокими от пола до потолка окнами заполнял лунный свет. Каблуки-шпильки туфель Летти гулко стучали по мраморному полу. Она вдруг остановилась.

– Тогда почему? – прошептала она.

– Я не смог вынести того, как к тебе все отнеслись, а ты ведь всего лишь была верна человеку, который этого не заслуживает.

Летти прикусила губу.

– Я знаю, что мой отец далек от совершенства…

– Совершенства? – Дариуса передернуло. – Он преступник. Теперь тебя защищаю я.

– Защищаешь… или навязываешь свои правила?

– Это одно и то же. Я защищаю то, что принадлежит мне.

– Нашего ребенка.

– И тебя. – Он смотрел ей прямо в глаза.

Летти тоже смотрела ему в глаза.

– Но я не принадлежу тебе, – сказала она. – Моя беременность случайна. Твои разговоры о браке… это несерьезно.

– Серьезно, – возразил он.

– Дариус, такое обязательство… это навсегда.

– Знаю.

– Я была уверена, что после приема ты не захочешь меня больше видеть.

Дариус медленно поднес ее руку к губам. Летти, не дыша, смотрела, как он целует изгиб ее ладони. Он выпрямился и произнес:

– Я хочу видеть тебя завтра и каждый следующий день до конца нашей жизни.

– Дариус…

– Летти, ты выйдешь за меня. Ты это знаешь. И я знаю. В душе ты всегда знала, что будешь моей.

Выйти за него? По-настоящему?

Даже если Дариус больше не испытывает к ней ненависти, он ее не любит. А она? Она боится, что может полюбить его. Это страшит.

Будут ли они счастливы?

Он ее никогда не полюбит. Все, что ему надо, – это заполучить ее в постель. Он предлагает секс и деньги, а в ответ ожидает секса и абсолютной преданности. Он завладеет не только ее телом, но и душой.

Летти проняла дрожь, она разрывалась между страхом и желанием.

– Тебе холодно? – хрипло спросил он. Глаза у него потемнели.

– Нет, я… я… Мне душно.

– Пойдем со мной, – улыбнулся Дариус.

Не отпуская ее руки, он провел Летти через залитый лунным светом пентхаус. У Летти пронеслось в голове, что она уже привыкает идти туда, куда он ее ведет. Но, чувствуя его крепкую руку, она не хотела больше ничего.

Дариус прав: она принадлежит ему. С самого начала Дариус Кириллос был ее единственным мужчиной. Мужчиной, которого она любила.

«Я больше не люблю его», – твердила Летти. Она не позволит ему ее купить!

Дариус повел ее наверх по резной лестнице, толкнул стеклянную дверь, и она очутилась в саду на крыше.

Какая красота! Увитая плющом беседка с цветами, китайские фонарики и подсвеченный прудик с голубой водой. Над головой на бархатном черном небе сверкали звезды подобно бриллиантам. За стеклянными стенами переливался огнями Манхэттен. У Летти дух захватило. Она держалась подальше от края, но Дариус оперся о невысокую стеклянную стену, нисколько не думая о том, что может упасть с высоты семидесяти этажей.

Летти осторожно приблизилась к нему.

– Эта терраса… потрясающая.

– Цветы напоминают мне о доме, – сказал Дариус.

Летти не поняла: он о Греции или о Фэрхоулме, но не осмелилась спросить.

– Ты теперь король гор – смотришь сверху на долину из небоскребов.

Он повернулся к ней, неожиданно опустился на одно колено и достал из кармана смокинга черную бархатную коробочку.

– Правь королевством вместе со мной, Летти, – сказал он. – Как моя жена.

Летти прижала руку к груди:

– Я уже сказала…

– Это настоящее предложение, и я жду настоящего ответа. – Он протянул ей коробочку. – Летти Спенсер, ты окажешь мне честь и выйдешь за меня?

Дариус открыл крышку футляра. Внутри лежал огромный бриллиант в платиновой оправе. Такого восхитительного кольца и такого размера бриллианта Летти никогда в жизни не видела.

Но дыхание у нее перехватило не от кольца, а от лица Дариуса. От его молящих глаз. Она увидела человека, который бросил вызов Манхэттену и готов заплатить пять миллиардов долларов ради нее. Человека, чей ребенок у нее под сердцем.

Глядя ему в глаза, она увидела юношу, которого когда-то любила, сильного и доброго, с чистой душой. Того, кто так пылко ее любил. Глаза были те же.

Сердце подскочило.

«Это иллюзия. Он не тот же самый».

Летти коснулась пальцами обручального кольца – бриллианты сверкали подобно звездам. Подобно огням этого могущественного города. Искрились, как и глаза Дариуса.

– Нас это погубит, – еле слышно произнесла она, но на самом деле хотела сказать, что это погубит ее.

Дариус медленно выпрямился перед ней во весь рост. Положив ладонь ей на щеку, он наклонил голову и прошептал:

– Скажи да. Скажи, что ты моя.

– Да, – задыхаясь от волнения, ответила она.

Красивое лицо Дариуса озарилось торжествующей улыбкой.

– Да? – переспросил он.

Она кивнула, в глазах стояли слезы.

– Пути назад не будет, – предупредил он.

– Знаю. – Летти старалась не обращать внимания на нервную дрожь. От чего? От возбуждения? От страха?

Правильно ли она поступает или нет, сулит ли это ей несчастье, ничего уже не поделать. То, что он сказал, – правда. Она всегда принадлежала ему. Это было предначертано ей давным-давно.

Дариус надел ей кольцо на средний палец левой руки. Летти смотрела, как оно сверкает в лунном свете.

– Как ты угадал размер?

– Это то же самое кольцо.

– Какое? – не поняла она.

– То, которое я купил тебе десять лет назад. – Голос Дариуса звучал глухо. – Я вставил другой камень.

Сердце Летти заныло сладкой болью. Он хранил то кольцо все эти годы! Разве это не доказывает, что он до сих пор к ней небезразличен… ну пусть немного?

Может ли любовь, когда-то утраченная, снова возродиться?

С глазами полными слез она прошептала:

– Дариус…

– Теперь ты моя, Летти, – прошептал в ответ он, целуя ее в лоб, в веки, в щеки. – Ты принадлежишь мне. Навсегда.

И припал к ее губам поцелуем собственника.

Его ладони заскользили по ее обнаженным рукам, стиснули грудь. По телу Летти мгновенно разнеслись стрелы удовольствия. Она оказалась прижатой к каменной стене, увитой плющом. Китайские фонарики от ветра покачивались над головой, небоскребы Манхэттена освещали темное небо.

Дариус осыпал поцелуями ей шею, ключицы, ложбинку в глубоком вырезе платья. Она стояла, не дыша, с закрытыми глазами, все было как во сне.

Подхватив Летти на руки, он понес ее в комнату, где над длинным столом висели светильники в деревенском стиле, вокруг камина стояли два кожаных дивана и бар со множеством бутылок.

Дариус щелкнул выключателем, и газовый камин загорелся.

Медленно сняв смокинг, Дариус бросил его на плиточный пол, затем расстегнул молнию на ее платье, и платье тоже упало на пол рядом со смокингом. На ней остались только бриллианты, кружевные бюстгальтер и трусики и туфли на шпильках.

Дариус не сводил с нее глаз и восхищенно покачал головой:

– Немыслимо прекрасно.

Летти поняла, о чем он – увидел-таки ее в белье. Она рассердилась:

– Ты всегда получаешь то, что хочешь?

– Да. – Он погладил ее по щеке.

Летти взяла его за галстук-бабочку и потянула к себе.

Она первой сделала шаг, и ему это понравилось. Он одобрительно хмыкнул, прижал ее к себе и крепко поцеловал.

Летти лихорадочно помогала ему раздеться. Наконец галстук, запонки, рубашка и все остальное упало на пол.

Его загорелое тело с твердыми мускулами, плоским животом и порослью темных волос выглядело в мерцающем свете камина словно скульптура из мрамора. Летти коснулась его груди – гладкая кожа, стальные мышцы.

– Если я твоя, Дариус, – прошептала она, – то ты – мой.

Он откинул ей назад волосы, расстегнул шелковый кружевной бюстгальтер и заключил в ладони мягкую полную грудь. Опустив голову, взял в рот сначала один розовый сосок, потом другой.

Дрожа от удовольствия, она прикрыла глаза.

Дариус нежно коснулся ее живота, бедер, опустившись на колени, снял с нее туфли. Она держалась за его плечи, чтобы не упасть. Он трогал ухоженные, с маникюром, пальчики на ногах, впадинки под коленками.

И начал медленно стягивать с нее трусики. Она замерла. Вдруг его движения сделались резкими, он нетерпеливо сорвал полупрозрачный треугольник, скомкал и отбросил в сторону.

– Они очень дорогие, – слабо пискнула Летти.

Он поднял на нее глаза – чувственные губы иронически изогнулись.

– Они исполнили свою роль.

Что с ней будет, если она тоже исполнит свою роль? Он может выбросить ее вот так же легко. Но… все страхи улетучились, когда он, стоя на коленях, взял ее за бедра, и она почувствовала на самых интимных местах его дыхание. Боже!

Дариус со стоном облизывал ее, словно она тающее во рту мороженое. Летти едва держалась на ногах, голова кружилась, наслаждение охватило все тело, она изгибалась под напором его изощренных ласк.

Он встал, подтолкнул ее к черному кожаному дивану, сам лег первым и вытянулся, голый, во всю длину.

Летти покраснела:

– А что делать мне?

Дариус засмеялся и, взяв ее за руки, уложил поверх себя.

– Я покажу, – хрипло произнес он.

Она прижималась бедрами к его бедрам, его член упирался ей в живот. Он нагнул ее к себе, и длинные волосы Летти пологом упали ему на лицо.

Летти расслабилась, приноравливаясь к его телу. Дариус целовал ее и гладил по спине, по животу, по груди. Постепенно поцелуи из нежных сделались требовательными, жаждущими. Положив руки ей на бедра, он приподнял ее и начал медленно опускать дюйм за дюймом.

Она охнула, чувствуя, как он заполняет собой все у нее внутри. Приподнимая и опуская ее, он задавал ритм, которому она следовала. Закрыв глаза, Летти двигалась сначала осторожно, потом смелее и быстрее. Наслаждение росло, губы у нее приоткрылись в сдавленном крике восторга, который сотрясал ее тело. Она услышала вскрик Дариуса – он тоже взорвался, как и она.

Без сил Летти повалилась на него.

Он долго ее не отпускал, их тела, мокрые от пота, никак не могли разъединиться. Летти лежала на нем, как на прочной основе, которую нельзя разрушить.

Вдруг ей стало холодно, но не от прохлады сентябрьской ночи.

Быть женой Дариуса… Что это ей сулит? Несчастье, если не гибель. Так и случится, если она отдаст ему свое сердце, получив взамен лишь обеспеченное существование.

Летти посмотрела на солидное бриллиантовое кольцо, блестевшее у нее на левой руке.

Если бы Дариус смог стать тем молодым человеком, которого она помнила, – добрым, умеющим прощать! Тогда она отдала бы ему все. Не только свое тело, свое имя, но и свое сердце.

Глава 8

Проснувшись на следующее утро, Дариус взглянул на спящую рядом Летти и улыбнулся. Да, он чертовски умно поступил. Никогда удачнее он не тратил пяти миллиардов долларов.

Он проведет остаток жизни в наслаждении, если дивиденды будут такими же, как прошлой ночью. Ночь была потрясающей. Более чем. В глазах Летти он видел благодарность и робкую надежду.

Дариус нежно поцеловал ее в висок. Она зевнула и потянулась, как кошечка.

– Который час? – пробормотала она, не размыкая век.

– Уже поздно. Почти полдень.

– О нет! – Она широко открыла глаза. – Я опоздала… – Тут она вспомнила, как много всего изменилось за двадцать четыре часа, да и работы у нее больше нет. – Ох… – Она покраснела и выглядела такой прелестной, что ему очень захотелось продержать ее в постели еще час.

Прошлой ночью они занимались любовью четыре раза – на террасе, здесь в постели, в душе и снова в постели, – а он опять ее хочет. Немыслимо. Летти предназначена ему. Он никогда в жизни не испытывал такого чувственного удовлетворения. А тело требует еще и еще. Как такое возможно?

Дариус улыбнулся:

– Есть хочешь?

– Умираю от голода. И пить хочу.

– Сейчас устрою. – Он встал с кровати, надел белый махровый халат, а второй передал Летти. – Пойдем на кухню.

– Ты не говорил, что в доме есть прислуга. Что, если они нас слышали?

– Прислуга здесь не живет. Четыре раза в неделю приходит экономка, и все.

– Тогда кто же будет готовить? – удивилась Летти.

– Я не настолько беспомощен.

– Ты умеешь?

Он усмехнулся:

– Пойдем, и сама увидишь.

Сидя на ярко освещенной кухне за длинным столом-стойкой и попробовав омлет с беконом и помидорами, Летти закатила глаза.

– Вкусно? – самодовольно спросил он, устроившись рядом с ней с огромной тарелкой, содержимое которой он густо полил соусом сальса. Он чувствовал себя сексуальным героем, и аппетит у него был отменный.

– Очень вкусно. Надо будет подать это на свадьбу.

Он засмеялся:

– Спасибо за комплимент, но я как-то не представляю себя взбивающим омлеты на тысячу гостей.

Летти замерла:

– Тысячу гостей?

Он глотнул кофе и пожал плечами:

– Наша свадьба станет светским событием года, как ты того заслуживаешь. Весь Нью-Йорк будет лежать у твоих ног.

– Это не то, чего я хочу.

– Нет? – Он ленивым жестом поправил ей прядку волос. Глаза ласкали кремовую кожу шеи, дразнящую ложбинку на груди, такой полной, что ткань белого халата натянулась, и полы вот-вот распахнутся. Дариусу мгновенно захотелось смахнуть все тарелки на пол, сорвать с нее халат и уложить ее, обнаженную, на стол.

– Свадьба – это радостное событие, – сказала Летти, – а светская публика мне чужда. Зачем мне их приглашать?

– Чтобы ткнуть их носом! Я думал, что тебе понравится снова стать королевой.

– Я королева? – фыркнула Летти. – Я никогда не была королевой. Да я и девочкой никогда не умела носить красивые платья и не знала, как вести себя в светском обществе. Я была неотесанной дурочкой.

Он нахмурился:

– Я никогда так не думал. Я просто считал…

– Что я избалованная принцесса? – Летти улыбнулась. – Я и была избалованна, хотя не в том смысле, о чем ты говоришь. Я всегда знала, что меня любят. Мои родители любили друг друга и любили меня. – И она прошептала: – У меня был настоящий дом.

– Ты все еще скучаешь по Фэрхоулму?

Она печально улыбнулась:

– Я знаю, что Фэрхоулм окончательно потерян, но я мечтаю о нем. Там родилась моя мама, там жили четыре поколения моей семьи.

– Что стало с поместьем?

Летти уставилась в тарелку.

– Его купил за бесценок владелец какой-то технологической компании. Я слышала, что он там все переделал – полы застелил ковровым покрытием, повесил неоновые лампы, устроил дискотеку в детской. Конечно, это его право, но он не разрешил сфотографировать фреску моей прабабушки до того, как стер все.

Дариус сердито хмыкнул. Он помнил фреску в детской, наивную картинку: маленькая девочка с печальными глазами ведет утят и гусят по баварской деревушке.

– Как жаль, – сказал он.

Летти вымученно улыбнулась:

– Что делать. Все хорошее никогда не бывает вечным.

– И плохое тоже, – заметил он. – Ничто не бывает вечным, ни хорошее ни плохое.

– Думаю, ты прав. – Летти обхватила руками живот. – Но я не хочу грандиозной свадьбы. Только ты и я и наши близкие, родные и друзья. Я хочу пригласить одного человека. Белл Лангтри. Она официантка в ресторане. А ты? Кто будет свидетелем у тебя?

– Ангел Веласкес.

– Ангел?

– Это прозвище. Вообще-то его зовут Сантьяго, но он терпеть не может свое имя, потому что его назвали в честь отца, который отказался признать его сыном. Я называю его по фамилии. Веласкес ненавидит свадьбы. Недавно ему пришлось быть шафером у нашего приятеля Кассиуса Блэка, и потом он долго ворчал и ругался.

– И ты хочешь, чтобы он был на нашей свадьбе? – ужаснулась Летти.

– Пусть немного помучается. Увидишь его и поймешь, о чем я. Он жуткий наглец, считает, что прав только он. И еще будет моя многочисленная семья.

– Твоя семья? – У Летти глаза полезли на лоб.

– Моя двоюродная бабушка Иоанна, она живет в Афинах. А еще дяди, тети, двоюродные братья и сестры и все жители моей деревни на Гераклиосе – острова, откуда я родом.

– И они все прилетят из Греции? Конечно, будет мой отец…

– Нет, – отрезал Дариус.

– Нет? – не поняла Летти. – Мы могли бы пожениться на Гераклиосе, если они не смогут путешествовать. Я всегда хотела побывать на греческих островах…

– Я имею в виду твоего отца. Он не будет приглашен.

– То есть как? Он мой отец. Он поведет меня к алтарю. Ты его не любишь – я знаю, но он – моя семья.

– Летти, я думал, что ты поняла. – У него окаменел подбородок, голос стал ледяным. – Я не желаю, чтобы ты или наш ребенок приближались к этому человеку.

– Что?

– Это не обсуждается. – Дариус повернулся к ней и схватил за плечи. – Я возмещу все, что он украл. Но это – плата за то, что ты выбросишь своего отца из нашей с тобой жизни.

Летти отпрянула от него.

– Но он мой отец. Я люблю его…

– Он давно потерял право на твою верность. Ты что думаешь, я захочу иметь жулика, вора у себя в доме рядом с моей женой… моим ребенком? – Дариус смотрел на нее с едва сдерживаемой яростью. – Нет.

– Он не собирался умышленно никого обирать, – попыталась оправдать отца Летти. – Он надеялся, что дела на фондовой бирже улучшатся и он сможет заплатить всем. Он просто растерялся, когда мама умерла. А с тех пор как вышел из тюрьмы, плохо себя чувствует. Если бы ты знал, что он вынес…

– Ты ждешь, что я его пожалею? За то, что он болен? За то, что потерял жену? Из-за него мы с тобой расстались. Из-за него мой отец умер, еще не состарившись, а он проработал на него почти двадцать пять лет. И вот как твой отец его отблагодарил!

– Дариус, пожалуйста…

– Ты ждешь, чтобы я позволил этому человеку вести тебя к алтарю? Чтобы он взял на руки моего первенца? Нет. – Дариус стиснул зубы. – Он чудовище. У него нет ни совести, ни души.

– Ты не знаешь его так, как я…

Дариус вдруг сменил тактику.

– Если ты действительно его любишь, то сделаешь так, как прошу я. Он внакладе не останется.

– Господи, что такое ты говоришь!

– Поскольку я заплатил все его долги, ему нечего бояться – больше никто руку ему не сломает. Он может остаться в вашей бруклинской квартире и не платить за аренду. У него всегда будет еда и все необходимое. Но он должен почувствовать последствия того, что сделал. Летти, твое будущее – со мной.

Отодвинув тарелки, он встал и подошел к столику при входе, где лежала сумка Летти, вытащил ее телефон и передал ей.

– Позвони ему, – спокойно заявил Дариус. – Узнаешь, что он тебе скажет.

Летти смотрела на телефон, словно на отраву. Выхватив телефон у Дариуса, она набрала номер и поднесла трубку к уху.

– Привет, папа. – Она замолкла. – Да. Прости. Ты волновался – это понятно. Мне следовало… Что? Ты это видел? – Она посмотрела на Дариуса: – Папа потрясен. Твое объявление о том, что ты заплатишь пять миллиардов долларов, уже появилось во всех новостях. И о нашей помолвке тоже.

– Разумеется, – едко заметил он.

– Что, папа? О да, мы очень счастливы. – Летти закусила губу. – Нет, папа, есть одна сложность. Ужасная… – Голос у нее прервался. – Не знаю, как сказать… – Летти сделала глубокий вдох. – Я не смогу больше с тобой видеться. И видеть ребенка ты тоже не сможешь.

Дариус наблюдал за ее лицом, когда она слушала ответ отца. Вид у нее был жалкий.

Но он запретил себе такую роскошь, как жалость. Он поступает жестоко, чтобы быть добрым. Он спасает слабое любящее сердце Летти.

– Нет, – прошептала она в телефон. – Я тебя не оставлю. Это не…

Летти снова замолкла, лицо сморщилось от горя. Наконец она еле слышно выдавила:

– Хорошо, папа. Хорошо. Я тоже тебя люблю. Очень. До свидания.

Слезы струились по ее лицу. Она вытерла их и отдала телефон Дариусу:

– Он хочет поговорить с тобой.

Дариус уставился на телефон – этого он не ожидал, но трубку взял и холодно спросил:

– Что вам нужно?

– Дариус Кириллос. – Голос Говарда Спенсера нельзя было не узнать, хотя голос и постарел, и немного дребезжал. – Я помню тебя маленьким мальчиком, когда ты только приехал в Фэрхоулм. Ты едва умел говорить по-английски, но был замечательным парнишкой.

Ненужные воспоминания промелькнули в мозгу. Он впервые появился в Фэрхоулме с отцом, чужим для него человеком. А он был замкнутым одиннадцатилетним мальчиком, осиротевшим после смерти бабушки. Дариус был растерян и потрясен Америкой и скучал по Греции. К тому же Говард Спенсер представлялся ему величественным иностранным королем. Но он привечал одинокого мальчугана и даже попросил пятилетнюю дочку подружиться с ним. Несмотря на разницу в шесть лет, Летти, заботливая и добрая девочка, быстро стала его подружкой, делилась игрушками и показывала окрестности, поля и пляж. Говард Спенсер дарил ему подарки на Рождество и наставлял, как добиваться в жизни того, чего хочешь.

Косвенным образом Говард Спенсер помог ему основать собственную компанию по разработке программного обеспечения. Подростком Дариус увлекся компьютерами и вскоре уже отвечал за каждый технический прибор, за систему безопасности и за радиосвязь в Фэрхоулме. Именно Говард Спенсер оплатил Дариусу обучение программированию в местном колледже.

У Дариуса что-то дрогнуло внутри. Чувство вины? Он тут же стал оправдывать себя. Да, Спенсер поощрял его и заплатил за обучение. А на какие деньги? На ворованные своей финансовой пирамидой!

– Да, ты был хорошим мальчиком, – тем временем продолжал Говард. – Но упрямый, с этой твоей греческой гордостью. Всегда хотел делать все сам. Летти – единственная, кому ты позволял тебе помочь. Но все равно считал, что всем управляешь ты. Ты не понимал, какая она сильная.

– Итак, в чем дело? – спросил Дариус по-прежнему холодно.

Он услышал, как старик вздохнул.

– Позаботься о моей дочери, – сказал он. – Об обоих – о Летти и моем внуке. Я знаю, ты это сделаешь. Только поэтому я и позволил ей уйти.

Связь внезапно оборвалась.

– Что он сказал? – с несчастным видом спросила Летти.

– Он сказал… – Дариус с удивлением смотрел на телефон в руке.

Черт бы побрал старика! Он, должно быть, затеял долгую игру. Рассчитывает на то, что Летти после свадьбы заставит его смягчиться и простить отца?

Но он никогда его не простит. Он скорее умрет, чем позволит Говарду Спенсеру пролезть в их жизнь.

– Скажи, о чем он говорил, – едва не плача, просила Летти.

Дариус повернулся к ней с насмешливой улыбкой:

– Он благословил наш брак.

Плечи у нее поникли.

– И мне он это сказал, – прошептала она.

«Значит, я не ошибся, – подумал Дариус. – Умный негодяй. Он знает, как растрогать свою дочь».

После свадьбы, после того как Летти официально станет его женой, она будет любить только его, Дариуса, и будет верна только ему. Но полюбить ее в ответ он не сможет. Детское представление о том, что любовь не несет боли, выветрилось из него окончательно. Но для Летти любовь по-прежнему волшебство. Дариус знал, что единственный способ привязать ее к себе и сделать счастливым их брак, – это заставить Летти полюбить его.

– Ты правильно поступила. – Он обнял ее, целуя в макушку. – Ты никогда об этом не пожалеешь.

– Уже жалею.

Дариус губами снял слезы с ее щек, поцеловал лоб, глаза.

– Я тебя успокою, – прошептал он.

Дариус распустил пояс на ее халате и провел рукой по голому телу. Затем одним махом отодвинул в сторону тарелки, и они со звоном попадали на пол.

Подняв свою будущую жену на стол, Дариус сделал то, что хотел уже битый час. Он успокоил ее, как обещал, и она снова заплакала, но это были слезы радости. Во всяком случае, так он себя убеждал.

* * *

Через два дня после предложения Дариуса они поженились, и худшее трудно было представить.

После телефонного разговора с отцом Летти настолько пала духом, что организация свадьбы ее не занимала. Даже то, что произошло у них с Дариусом на кухонном столе, ее не подбодрило. На душе было пусто и грустно.

Дариус старался прельстить ее идеями свадьбы на Гавайях, или в Южной Америке, или в Сиднее – обещал арендовать оперный театр, – если она не хочет пышной светской свадьбы в Нью-Йорке. Стоит ей только сказать слово, и все исполнится. А Летти лишь удрученно смотрела на него.

– Все, чего я хочу, – это чтобы рядом был мой отец. Без любви какая разница, где состоится свадьба?

Атмосфера накалилась до предела, и Дариус сухо произнес:

– Прекрасно. Если тебе все равно, то мы поженимся в муниципалитете, в Сити-Холле.

– Прекрасно, – безжизненным голосом ответила Летти.

Они приехали днем в муниципалитет около Чайна-тауна в нижней части Манхэттена и прождали три часа. Вместе с ними своей очереди ждали еще несколько счастливых пар.

Летти падала с ног от усталости. К тому же не спала накануне ночью. Ни она, ни Дариус даже не оделись должным образом. На ней были простая блузка и брюки для беременных, а на Дариусе темная рубашка, темные брюки, в дополнение к злому выражению лица.

Мало этого – двое друзей, приглашенных в свидетели, с первого взгляда возненавидели друг друга. Белл Лангтри и Сантьяго Веласкес, представившийся Ангелом, без конца пикировались, что выглядело по-детски глупо.

Летти с грустью думала о том, как все могло бы быть. Если бы отец находился здесь, если бы они с Дариусом были влюблены…

А что на самом деле? Они с Дариусом слушают пререкания шафера и подружки невесты, у нее слезы на глазах, а он сидит со злобным видом.

Их вызвали самыми последними. Чиновник скороговоркой произнес положенные слова, навечно связавшие ее с Дариусом. В голове у Летти крутилось лишь одно – она предает отца. Человека, который научил ее кататься на роликах по длинным мраморным коридорам Фэрхоулма, научил играть в шахматы. Человека, который повторял, как сильно он ее любит.

– Я все испортил, – грустно сказал отец, выйдя из тюрьмы. – Но, Летти, я клянусь, что восполню тот ущерб, который нанес тебе. У тебя будет та жизнь, которой ты лишилась.

Он ни разу не осудил ее за то, что она забеременела, не будучи в браке. Он пришел в восторг оттого, что у него будет внук. И даже когда позвонила ему и сказала, что выходит за Дариуса, она почувствовала, как он рад. Правда, разговор оборвался, когда она, плача, сказала ему об условиях этого брака.

– Выходи за него, милая. Ты всегда этого хотела. Зная, что ты счастлива, я буду спокоен, – тихо ответил ей он.

Сейчас, глядя на Дариуса, произносящего брачные обеты, у Летти больно сжалось сердце.

Клерк торжественно закончил:

– …я объявляю вас мужем и женой.

Вся церемония заняла три минуты.

Летти смутно слышала, как Белл хлопает в ладоши и радостно кричит, когда Дариус наклонился к ней, чтобы поцеловать. Летти инстинктивно отвернулась, и поцелуй пришелся в щеку.

После подписания брачного сертификата вся малочисленная компания вышла из офиса под серое сентябрьское небо, с которого лил дождь.

– Я так за тебя рада, – тараторила Белл. – Вы – идеальная пара.

– Вы живете в мире сказок, – пробурчал Сантьяго Веласкес. – Они терпеть не могут друг друга – это очевидно.

– Не могли бы вы помолчать, – накинулась на него Белл. – Слушать противно!

Тот пожал плечами и повернулся к Дариусу:

– Ты женишься, потому что она беременна?

– Веласкес, не вынуждай меня двинуть тебе по физиономии в день моего бракосочетания, – ответил Дариус.

– Поняли?! – воскликнула Белл. – Даже Дариус вас не выносит.

Испанец с вызывающим видом произнес:

– Да просто я единственный, кто хочет говорить правду…

– Правда в том, что брак – это любовь и верность и еще много чего, о чем вы понятия не имеете. Так что держите свое мнение при себе, – не унималась Белл. – Изображаете из себя глубокомысленного человека, а говорите на свадьбе такие гадости!

Испанец угрожающе прищурился, и Летти испугалась, что перепалка перерастет во что-то более серьезное. Но, к ее облегчению, Веласкес неожиданно кивнул со словами:

– Вы правы.

Белл тряхнула головой и воинственно раздула ноздри.

– Конечно, я права. Я всегда права.

Но бой еще не закончился.

– За исключением тех случаев, когда вы не правы, – последовал саркастический ответ. – Продолжайте жить в мире грез.

Белл решила на это не отвечать и повернулась к Летти с сияющей улыбкой:

– Дорогая, у тебя сегодня знаменательный, чудесный день, правда? Я не такая грубиянка, как некоторые. Ой, смотрите, лимузин подъехал.

Летти облегченно выдохнула.

– Наконец-то, – пробормотал Дариус. И не успел автомобиль остановиться у обочины, как он открыл заднюю дверцу, быстро усадил туда Летти и твердо произнес: – Огромное спасибо вам обоим. Мы с Летти немедленно улетаем в Грецию. Моя семья ждет новобрачную.

Белл сникла:

– А! Конечно, я понимаю. – Она просунулась в салон и обняла Летти. – Желаю замечательного медового месяца! Ты заслужила много-много счастья!

Летти в оцепенении сидела в лимузине и думала о словах Белл. Получит ли она много счастья, бросив отца, чтобы выйти за Дариуса?

Не получит.

Она смотрела в окно на дождь. Дариус сидел рядом. Они молчали всю дорогу – полтора часа – до небольшого аэропорта за пределами города. И когда сели в его личный самолет, он продолжал молчать.

Летти, уставшая и измученная, ушла в спальню в задней части самолета и закрыла за собой дверь. Она легла, натянула на себя одеяло и закрыла глаза, сдерживая слезы.

Проснулась она в совершенно другом мире.

Она уже не в самолете, а в просторной, светлой комнате, где нет никакой мебели помимо широкой железной кровати.

Ослепительный солнечный свет льется из открытого окна, оставляя узоры на белых стенах и красных плитках пола. Откуда-то слышались смех, разговоры и пение птиц.

Летти опустила глаза на мягкое одеяло и тонкие льняные простыни. Где она? И… Боже! На ней только бюстгальтер и трусики! Кто-то раздел ее, пока она спала. О ужас!

И как она попала в эту постель?

Перелет через Атлантику был тяжелым. Она чувствовала себя одинокой и несчастной. Помнила, что уснула в слезах, помнила, что Дариус несет ее на руках, помнила тепло его груди, тихий звук его голоса.

– Проснулась?

Муж стоял в проеме двери, одетый по-домашнему в черную футболку и шорты-карго. Свет падал на него сзади, и лицо было в тени.

– Где мы?

– На острове Гераклиос. На моей вилле.

– Я совсем не помню, как мы сюда приехали.

– Ты уснула, переполненная счастьем оттого, что вышла за меня, – насмешливо сказал он.

– Который час?

– Здесь? Почти два часа дня. – Он указал на дверь сбоку. – Там ванная, если хочешь принять душ. А там, – он махнул рукой на большой стенной шкаф, – твои вещи. Все развешано.

– Это ты меня раздел?

– Ну, чтобы тебе было удобнее спать.

– И ты… и мы… спали здесь вместе?

– Если ты спрашиваешь, не воспользовался ли я тем, что ты спала, то ответ – нет, – натянуто сказал он.

– Я вовсе не хотела…

– Одевайся и выходи на террасу, когда будешь готова. Моя семья ждет, чтобы познакомиться с тобой.

И ушел.

Летти испуганно смотрела на дверь. Потом медленно поднялась с кровати, тело затекло от долгого сна.

В отделанной мрамором ванной она приняла горячий душ. Обернувшись полотенцем, Летти стерла пар с зеркала – на нее смотрело бледное и печальное лицо.

Ну и ну. А ей предстоит знакомство с его семьей. Стоит им взглянуть на нее, как вывод очевиден – как и Сантьяго Веласкесу, – что Дариус женился на ней из-за ее беременности. К чему такому красавцу, такому успешному и влиятельному человеку выбрать нищую простушку?

Он рискует, знакомя ее с родственниками. Она ведь может поставить его в неловкое положение, рассказав, как шантажом заставил выйти за него.

Нет. Летти посмотрела в свои глаза в зеркале. Она не хочет вредить Дариусу. Она всего лишь хочет, чтобы он простил ее отца.

Может, начать с уважительного отношения к его семье?

Летти быстро оделась, высушила волосы и расчесала до блеска щеткой, подкрасила губы, выбрала новое открытое платье без рукавов и сандалии. Пошла по коридору на террасу, а ноги подкашивались.

Собравшись с силами, она вышла из дома на солнечный свет.

Ярко-розовая бугенвиллея обвивала белые стены греческой виллы, над широкой террасой горные склоны острова, казалось, выступали прямо из Ионического моря. На горизонте Летти увидела поросший лесом отдаленный остров. Все кругом – сплошные яркие краски: белые дома, голубые море и небо, розовые цветы, коричневая земля и зеленые деревья – оливковые, фиговые, гранатовые. Солнечное тепло проникало внутрь.

За длинным деревянным столом сидели люди. Дариус встал, и все замолчали, следя за его взглядом.

Не говоря ни слова, он подошел к ней, наклонил голову, поцеловал в щеку и подвел к столу.

– Это Летти. Моя жена, – сказал он по-английски.

Пожилая женщина поднялась из-за стола. Стоя на цыпочках, она, прищурившись, рассматривала Летти, и лицо, и выпирающий живот. Улыбнувшись, она похлопала Летти по щеке и что-то сказала по-гречески.

– Моя двоюродная бабушка говорит, что ты сейчас хорошо выглядишь, – перевел Дариус. – Как положено счастливой новобрачной.

– Очень приятно… Разве она видела меня раньше? – спросила Летти.

– Видела. Когда я принес тебя в дом. Она сказала, что ты была похожа на смертельно больную.

Летти недоверчиво уставилась на него:

– Она не могла этого сказать.

Дариус засмеялся:

– Она говорит, тебя возродил наш остров – столько солнца и морского воздуха. Помимо брака со мной.

Женщина что-то быстро сказала, и Дариус со снисходительной улыбкой ответил:

– Нэ, тейя Иоанна[5].

– Что она сказала?

– Она сказала, что брак с тобой мне тоже подходит. – И неохотно добавил: – Наше бракосочетание было…

– Кошмарным.

– Да, не очень-то приятным, – согласился он и, наклонившись к ней, шепнул: – Но что-то подсказывает мне, что наш медовый месяц возместит все.

Летти ощущала на волосах его дыхание, его губы касались мочки уха, кожу закололо, тело пульсировало – все обещало будущие восторги на греческой вилле. На той широкой кровати.

Эти мысли она поскорее выбросила из головы, потому что Дариус представил ее остальным сидящим за столом: тетям, дядям и бесчисленным кузенам и кузинам. Летти застенчиво улыбалась, сожалея, что не умеет говорить по-гречески. Члены семейства Кириллос по очереди обнимали ее, и на их лицах было написано одобрение.

Летти усадили на лучшее место за столом, и все хором начали предлагать ей всевозможные вкусные блюда: острые оливки, салат из огурцов, помидоров и сыра «Фета», виноградные листья с рисом, мясо на шампурах, поджаренное на гриле, свежие морепродукты и воздушное, легкое медовое печенье. После долгого сна Летти с аппетитом набросилась на еду.

Женщины обменивались радостными восклицаниями, а Дариус сидел рядом и улыбался.

– Им нравится, что ты ешь с удовольствием, – сказал он.

Среди розовых цветов, под теплым солнцем Греции и с близким голубым морем Летти почувствовала себя счастливой. Насытившись, она покачала головой, когда ей продолжали предлагать еще много чего вкусного.

Она повернулась к Дариусу:

– Как сказать «нет, спасибо»?

– Охи, эфхаристо.

– Охи, эфхаристо, – с улыбкой повторила она.

Один за другим члены семьи стали ее обнимать, что-то быстро говоря и похлопывая ее по животу. Потом, обняв и Дариуса, стали расходиться.

– У тебя замечательная семья.

– Спасибо. – Темная бровь взметнулась вверх. – Кстати, кое-кто из них неплохо говорит по-английски, но они надеются, что если ты не будешь этого знать, то у тебя появится желание выучить греческий.

Летти засмеялась:

– У меня уже появилось желание.

– А они уже тебя полюбили. Потому что ты моя жена. – Дариус положил руку на спинку ее стула. – И не только поэтому. Ты первая женщина, которую я привез домой и познакомил с ними. – Он усмехнулся. – Не один год они читали о моих скандальных любовных похождениях и приходили в отчаяние, что я никогда не встречу порядочную девушку и не одумаюсь. – Дариус сделал глоток крепкого черного кофе из крошечной чашки. – Тетушка Иоанна вне себя от радости, увидев меня не только женатым, но ожидающим ребенка. И она тебя помнит.

– Помнит? – изумилась Летти.

– Да. Она помнит, что ты – та девочка, которую я любил и потерял. Она считает, что наш брак – это судьба. Она верит, что наша любовь должна была вынести проверку временем. – Он взял ее руку. – Ты – часть семьи. Ты теперь Кириллос.

Да, это так. Теперь у нее новая фамилия. Когда она получит новый паспорт, то больше не будет Летисией Спенсер, дочерью известного мошенника, а Летисией Кириллос, женой уважаемого человека, миллиардера. Выйдя за него, она становится совершенно другой. Какая странная мысль.

Но, возможно, эта новая женщина, Летисия Кириллос, узнает, что такое быть счастливой. Может, их брак, такой унылый вначале, станет таким же счастливым, как брак ее родителей.

Ей просто надо изменить мнение Дариуса о ее отце. Неужели это так уж невозможно?

Как снегопад в июле…

Тут из виллы вышла одна из двоюродных сестер Дариуса и потянула его за руку, что-то быстро говоря по-гречески и извиняюще улыбаясь Летти.

– Им надо передвинуть большой стол, – объяснил он, – чтобы освободить террасу для гостей. Нам не отделаться от вечеринки, – засмеялся Дариус. – Будут моя семья и друзья из деревни, а это весь остров, и еще несколько человек с соседних островов. Надо же им поприветствовать мою новобрачную.

У Летти от страха упало сердце. Все эти люди будут с любопытством смотреть на нее и возможно, найдут ее неподходящей женой для Дариуса!

– Что, если я им не понравлюсь? – прошептала она.

Дариус приподнял ей подбородок.

– Ты им понравишься. Потому что ты нравишься мне.

Горячее солнце Греции приятно грело кожу, они на террасе в окружении цветов, глаза Дариуса таили обещание.

На террасе появились родственники Дариуса, служанки, и все начали убирать посуду, вытирать стол и подметать пол.

– Спроси у них, могу ли я помочь?

Он фыркнул:

– Бог с тобой! Ты думаешь, они позволят нам с тобой хоть пальцем пошевелить?

– Но не сидеть же сложа руки.

Дариус пожал плечами. Тут появилась его двоюродная бабушка с доброй улыбкой на морщинистом лице, замахала на них руками, прогоняя.

– Чем мы с тобой займемся? – спросила Летти.

– У нас же медовый месяц… – ответил он, и глаза у него мгновенно затуманились.

Мысль вернуться в спальню очень ее манила, но родственники и прислуга, убиравшие дом, искоса на них поглядывали с нескрываемым любопытством и снисходительной улыбкой.

– Если мы останемся в доме, то я не удержусь, чтобы не помочь.

– Значит, мы не останемся. – Дариус взял ее за руку. – Пойдем. Я покажу тебе остров.

Они вышли из ворот роскошной виллы на ничем не замощенную дорогу. Вокруг – покатые склоны холмов с оливковыми и гранатовыми деревьями, там и тут видны побеленные домики. Вся деревня словно прилепилась к скалистому утесу.

– Здесь разве нет асфальтированной дороги для автомобилей?

– У нас нет автомобилей. Гераклиос слишком маленький остров и тут много гор, а жителей всего-то несколько сотен. Около порта есть мощенные булыжником улицы, но они слишком извилистые и узкие для машин.

– Как же вы передвигаетесь?

– На ослах.

Летти чуть не споткнулась.

– Ты шутишь?

Он улыбнулся:

– Я построил вертолетную площадку – за большие деньги, – но пользоваться этим можно лишь при минимальном ветре. Мы привозим почти все по морю. – Дариус указал на домик на холме. – Это была моя школа.

– Похоже, что там всего одна комната.

– Так и есть. Это начальная школа, а чтобы учиться дальше, дети на пароме переправлялись на другой остров. А вон там, – Дариус указал на закусочную, – я в первый раз попробовал рецину[6]. – Он сморщился. – И сразу выплюнул. До сих пор не люблю. – Приглядевшись к закрытой двери, сказал: – Похоже, что старый Паладакис уже закрыл свое заведение и наверняка расставляет бутылки для вечеринки.

Летти замедлила шаг, увидев наверху холма полуразрушенную виллу.

– А это что?

Дариус ответил не сразу:

– Это был дом моей матери.

Летти знала, что мать Дариуса бросила его при рождении. Он почти не упоминал о ней.

– Там больше никто не живет? – спросила она.

– Мать уехала с острова сразу после моего рождения, и ее родители вскоре тоже уехали. Видно, не могли вынести позора от моего существования. Мать перебралась в Париж. Она погибла в автомобильной аварии, когда мне было четыре года. – Он пожал плечами. – Я слышал, что ее родители умерли спустя несколько лет после этого. Я не помню, где и как.

– Прости.

– Не извиняйся. Я их не любил. И не сожалел об их смерти.

– Но они – твоя мать, твои дедушка и бабушка…

– Калла Галкиас погибла в лимузине, она была замужем за аристократом. – Голос Дариуса звучал равнодушно. – Она хотела подобной жизни, престижной. И ее родители хотели для нее того же.

У Летти в горле образовался ком. Она представила Дариуса ребенком, представила, как он смотрит на богатую виллу, где жили люди, выбросившие его из жизни, словно мусор. Не зная, что сказать, она просто крепко сжала ему руку.

– Ты их простил?

– За что?

– За то, что бросили тебя… ведь они были твоей семьей.

Он скривился:

– Мать дала мне жизнь, чему я рад. Но семьей я их не назвал бы. Из того, что я слышал, от них исходило только несчастье. Как и… – Он не закончил, но Летти поняла.

– Как и от моей семьи?

Он помолчал.

– Твоя мать была настоящей леди. Доброй. Ко всем.

– Да, – с трудом выговорила Летти.

– Меня вырастила йайа[7]. В нашем доме не было ни электричества, ни водопровода, но я всегда знал, что она меня любит. Когда я, наконец, разбогател, то снес старую лачугу и на этом месте построил виллу. Самую большую на этом острове. – Задрав голову, он смотрел на разрушенное здание с мрачной улыбкой. – Когда я был мальчишкой, то семья Галкиас была здесь самой влиятельной. Сейчас таким являюсь я. Но это в прошлом, а я хочу жить в настоящем. И создавать будущее. – Он взял ее руки в свои. – Обещай мне, Летти, – произнес он, серьезно глядя на нее, – обещай, что всегда будешь поступать так, как лучше для нашей семьи.

– Обещаю, – ответила она, желая этого всем сердцем.

– И я это обещаю, – прошептал он и нежно ее поцеловал, словно скреплял их клятву. Чуть отстранившись, он, продолжая смотреть ей в глаза, снова поцеловал – на этот раз по-другому, крепко и страстно.

Его губы обжигали, небритый подбородок царапал щеки… Она прильнула к нему, охваченная собственным желанием. Он теперь ее муж.

Ее муж.

– Пойдем, – произнес он.

И повел по пыльной дороге, по кривым улочкам деревушки с белыми домами. На другой стороне деревни они пробрались через заросли оливковых деревьев и спустились по каменистому холму. Летти держала Дариуса за руку, чтобы не упасть. И вдруг они очутились в укромной бухточке на пустынном пляже с белым песком.

Летти смотрела на все это с изумлением. Популярные пляжи в Хэмпстоне и даже вокруг Фэрхоулма всегда были забиты людьми в такой теплый сентябрьский день. Но этот пляж был пуст.

– А где все?

– Я тебе говорил – на вилле, готовятся к вечеринке.

– Но… должны ведь быть хоть какие-то туристы?

– У нас нет гостиницы. Туристы едут на Корфу. А здесь… мы – одна большая семья, все знаем друг друга. Каждый – друг или родственник, или друг родственника.

Да, этот остров – совершенно иной мир. Летти окинула взглядом уединенную бухту, пляж с белым песком и синее Ионическое море.

– Здесь восхитительно.

– Но тебе не хватает Фэрхоулма, – заметил он.

Летти опустила голову.

– Прошло десять лет. Это глупо.

– Мне тоже его не хватает. Помнишь пляж в Фэрхоулме? Сплошные скалы, – сказал Дариус.

– Да. А цветочную поляну помнишь, где ты научил меня танцевать?

– А пруд, где я ловил лягушек, а ты давала им имена и хотела забрать в дом?

– А какие яркие были листья на деревьях осенью… А помнишь, как мы катались на роликах по коридорам…

– А тайный ход за библиотекой – ты там пряталась, когда на что-то обижалась. – Дариус засмеялся. – А в розовом саду твоей мамы меня застукали, когда я в первый раз закурил. В первый и последний.

– А как миссис Поллифакс ругала нас за грязные следы на чистом полу кухни? – Летти улыбнулась. – И она всегда давала нам молоко с булочками после того, как мы за собой убирали. Но ты не очень-то ловко управлялся со шваброй и тряпкой.

– Для нас это была игра.

Они стояли на пустынном пляже и улыбались друг другу, но у Летти улыбка скоро исчезла.

– Мы никогда больше не увидим Фэрхоулма, – сказала она.

Дариус внимательно и долго на нее смотрел и вдруг начал разуваться.

– Море должно быть теплое. – И, нагнувшись, расстегнул ей сандалии.

Они шлепали по воде и брызгались, вода касалась щиколоток и коленей, задевала подол платья. Летти захотелось зайти поглубже, даже поплавать, чтобы ее тело омывали волны, чтобы почувствовать себя невесомой. Дариус обнял ее. Вокруг – море, никто их не видит, только парящие в небе птицы. Они целовались под горячим греческим солнцем на берегу синего моря, под синим небом. Он гладил ее по обнаженным плечам, соленые морские брызги попадали на кожу и волосы.

Сколько времени прошло? Может, час, а может, несколько минут. Начинался прилив, вокруг ног поднимались волны.

– Летти, дома, где мы с тобой жили в юности, возможно, нет, – прошептал он. – Но мы есть.

Полуденное солнце ореолом сияло вокруг его темных волос. И в эту минуту Летти поняла, что случилось худшее. Это рок. И случилось быстрее, чем она могла ожидать.

Она любит его.

Мужчину, каким он был.

Мужчину, какой есть сейчас.

Мужчину, каким мог быть.

С той февральской ночи, когда они зачали ребенка, Летти убеждала себя, что он безвозвратно изменился, что она ненавидит его, что он навсегда потерял ее любовь.

И все оказалось ложью.

Она не переставала его любить, даже когда боль раздирала душу. Да и как могла разлюбить? Он – ее любовь на всю жизнь.

Дариус вздохнул:

– Нельзя опоздать к собственным гостям. Вернемся на виллу. – Поцеловав Летти в голое плечо, он шепотом пообещал: – Мы закончим это попозже, миссис Кириллос. Жду не дождусь, чтобы лечь с тобой в постель.

Они вернулись на пляж и стали подниматься вверх на гору. Летти оступилась, и Дариус поддержал ее.

– Не ушиблась?

– Нет. – Летти старалась не заплакать. Но знала, что плакать ей еще предстоит.

Всего один день, как она замужем, а сердце уже потеряла.

Глава 9

Дариус чуть не задохнулся, когда Летти появилась на террасе. Она была необыкновенно красива, ему казалось, что она плывет по воздуху в белом длинном платье.

Платье не скрывало ее полных форм, материя оттеняла кремовую кожу, карие глаза светились, в длинные волосы были вплетены ярко-розовые цветы.

Три сотни людей на террасе одновременно захлопали и восторженно закричали.

У Дариуса сердце подкатило к горлу.

– Ты великолепна.

– Спасибо. – Она застенчиво улыбнулась.

Дариус боялся дотронуться до нее. Она слишком желанна, и он не был уверен, сколько еще искушений вынесет его самообладание. В другой ситуации он бы сказал всем убираться к черту и отвел свою новобрачную прямиком в постель.

Но тут его семья, жители его деревни. Как он может проявить грубость, отказаться от теплого приема, который они оказывают его жене?

А тело ныло и болело от напряжения и желания, и он не мог думать ни о чем другом. Хорошо, что на нем длинный просторный пиджак и широкие брюки – не то бы вся деревня весело обсуждала, как он сильно любит свою новобрачную.

Вечеринка удалась: музыка, танцы, много вина и угощения, приготовленного руками женщин его семьи и односельчанок. Когда Летти сказала, что собирается научиться говорить по-гречески, то ее тут же окружила целая толпа, и все начали громко и радостно кричать. А когда Дариус перевел ее слова тетушке Иоанне, то пожилая женщина приподнялась на цыпочках и расцеловала Летти в обе щеки. Его семья полюбила Летти.

Тетя Иоанна ушла спать в полночь, вскоре ушли пожилые сельчане, но узо[8] лилось рекой под грохот музыки, так что родственники помоложе и деревенская молодежь остались веселиться и танцевать. Лишь когда закончилась выпивка, а музыканты уснули прямо за инструментами, последние гости поняли, что им тоже пора.

Наконец Дариус и Летти остались одни на празднично украшенной террасе.

Не говоря ни слова, Дариус взял ее за руку и отвел в спальню в самом дальнем конце южного крыла виллы. Он закрыл за ними дверь, а окна и раздвижную дверь на балкон открыл. С моря дул ветер и шевелил прозрачные белые занавески, сквозь которые лился лунный свет.

Дариус подошел к Летти, приподнял ей волосы на затылке и медленно расстегнул молнию на платье. Платье упало на пол. В тишине ночи это походило на священный обряд.

Летти повернулась к нему, в глазах отражался лунный свет. Она протянула руку и сняла с него пиджак, расстегнула рубашку. Легкое касание пальцев, ее вопросительный взгляд… Дариус поймал ее руки и поцеловал. Сердце наполнилось незнакомым теплым чувством.

Ветер шевелил волосы Летти, и розовые лепестки цветов мягко слетели вниз, словно благословляли их. Молча он уложил ее на широкую кровать.

Их любви слова были не нужны – только язык прикосновений, дарящих удовольствие и восторг.

Дариус думал, что в ту ночь в его пентхаусе на Манхэттене он достиг вершин экстаза. Но сейчас было что-то еще. Другое.

Независимо от причин, но эта первая подлинная брачная ночь была священной.

И была похожа… на счастье.

Когда они, наконец, упоенные, разомкнули объятия, Дариус подождал, пока она не заснула.

Он лежал и смотрел в потолок, думая о ее словах, сказанных на пляже, о том, что они никогда больше не увидят Фэрхоулма. Она произнесла это с печалью, словно приняла эту потерю как должное.

Дариус сердито хмыкнул. А он этого не принял!

Ему захотелось дать Летти все то, что она потеряла. И намного больше.

Осторожно, чтобы не разбудить ее, он встал с кровати и вышел на балкон. Уже начало светать, но море было еще серое. Он позвонил в Нью-Йорк своей долготерпеливой помощнице. Милдред Харрисон работала у него семь лет, поэтому нисколько не удивилась столь позднему звонку.

– Как жаль, что вы уехали из Нью-Йорка, не насладившись своим геройским поступком, – сухо заметила она. – Ваша фотография красуется на обложке «Дейли пост». Вы теперь вроде Робин Гуда.

– Рад, что я не там. Что-то еще?

– Та квартира в Бруклине была приобретена, как вы хотели. Ваш тесть…

– Никогда его так не называйте, – оборвал он помощницу.

Она кашлянула:

– Хм… Мистеру Спенсеру сообщили, что он может оставаться в квартире ровно столько, сколько пожелает, и без оплаты.

– Хорошо.

Милдред, помолчав, продолжила:

– Есть еще кое-что, о чем вам следует знать.

– Да?

– Детектив, который за ним наблюдает, говорит, что Спенсер посещал онколога. Очевидно, он болен. Возможно, умирает.

Дариус фыркнул:

– Это обман.

– Мистеру Грину удалось посмотреть его медицинскую карту. Судя по всему, это не подделка.

– Спенсер мог подкупить врача.

– Возможно. Но если бы это был мой отец, я хотела бы знать точно.

Дариус посмотрел на спящую Летти. Да, она хотела бы знать точно. Но он ни за что ей ничего не скажет. Скорее всего, старик просто пытается их поссорить. У Спенсера наверняка всего лишь простуда.

– Я не желаю, чтобы мою жену беспокоили, – коротко и твердо заявил он.

– Как скажете, мистер Кириллос.

– Я позвонил вам по другому поводу. Я хочу сделать жене свадебный подарок.

– Помимо миллиардов, которые вы уже выделили жертвам ее отца? У нас, между прочим, недостаточно персонала, чтобы определить точные выплаты.

– Уверен, что вы все утрясете. А потом я отправлю вас с мужем на неделю в заслуженный отпуск на Майами.

– В Рим, – заявила Милдред. – И на три недели.

Дариус засмеялся. Милдред знает себе цену. И он ее за это уважал.

– На три, – согласился он. – Но сначала вы сделаете одну вещь. Я хочу купить дом.

– Вам тесно в пентхаусе?

– Я хочу определенное место. Узнайте, сколько это стоит.

Дариус все объяснил, и Милдред присвистнула:

– Хорошо, босс. Перезвоню вам, как только узнаю. Какая максимальная цена?

– Сколько запросят.

Дариус отключился и вернулся в постель к своей беременной новобрачной. Он слышал, как запели птицы, когда за окном стало подниматься солнце.

Его вдруг осенило: вот она, награда за все правильные поступки, которые он совершил в жизни. Это – Летти. Покой. Дом. Дети. Радость. Все то, о чем он уже и думать забыл. Все это у него будет.

И никто, в особенности ее преступник отец, не встанет между ними.

Личный самолет Дариуса подлетал к Нью-Йорку, спускаясь сквозь облака. Летти не могла понять, что чувствует: облегчение или сожаление.

Она рада вернуться, чтобы быть ближе к отцу. Дариус заверил ее, что отец здоров, живет в их старой квартире бесплатно и с регулярным пособием и целыми днями играет в шахматы с приятелями в парке. Летти из этого заключила, что Дариус нанял кого-то приглядывать за отцом, но она не стала возражать – хорошо, что с отцом все в порядке. Хотя не может не переживать, что не видит его.

Она посмотрела на Дариуса – он сидел в белом вертящемся кресле напротив и большую часть полета набрасывал в ноутбуке соображения по поводу развития своей новой фирмы. Но когда их взгляды встречались, он смотрел уже только на нее. И Летти ощущала тепло его глаз каждой клеточкой тела.

Приподняв бровь, он шутливо произнес:

– Мы еще можем развернуть самолет в обратную сторону.

– Там было чудесно, – сказала Летти, – но вернуться домой тоже приятно. – Она помолчала. Прикусила губу, зная, что ей не следует об этом просить, но удержаться не смогла: – Когда прилетим в Нью-Йорк, ты поговорил бы с папой. Если бы ты услышал его…

– Забудь об этом. – Дариус защелкнул ноутбук.

– Прощение очищает душу. Ты ведь не знаешь… – отчаяния в голосе ей не скрыть, – возможно, и ты когда-нибудь попросишь о прощении!

Он фыркнул:

– Не попрошу, так как не планирую совершать преступления.

Ей надо просто проявить терпение. Она перевела дух и заговорила о другом:

– Мне очень понравилась твоя семья. Может, тетя Иоанна захочет навестить нас в Нью-Йорке?

Дариус мгновенно расслабился и улыбнулся:

– Она ненавидит летать, называет самолеты новомодными, опасными прихотями. Но после рождения ребенка мы могли бы вернуться на Гераклиос.

– Я бы очень хотела. – За окном было видно, как самолет снижается, проходя сквозь облака, похожие на белую сахарную вату. – А пока что начну изучать греческий. – И кокетливо из-под ресниц взглянула на Дариуса: – Ты бы хотел учить меня своему родному языку?

У него загорелись глаза, и он уже поднялся с кресла, но пилот объявил по связи, что самолет идет на посадку и им следует пристегнуться.

– Это не Тетерборо? – удивилась Летти, посмотрев в иллюминатор.

– Нет, – улыбнулся Дариус.

– Это Лонг-Айленд? Что-то случилось?

– Подожди и увидишь.

Самолет приземлился, и они спустились вниз. Автомобиль ждал их на бетонированной площадке, водитель и охранник быстро выгрузили чемоданы из самолета.

– Но почему мы здесь? – ничего не понимая, спросила Летти уже на заднем сиденье машины, когда они выезжали их аэропорта.

– Увидишь.

– Ты просто невозможен!

– Невозможен? – Он поднял бровь и, придвинувшись поближе, прошептал: – На самом деле? – И набросился на нее с поцелуями, так что ей пришлось признать, что у него есть несколько хороших качеств.

Лимузин свернул на прибрежную дорогу, которую Летти прекрасно знала. Подозрения переросли в уверенность, когда они проехали по той же самой узкой улице, которая вела к внушительным строениям 20-х годов… к Фэрхоулму. Она повернулась к Дариусу и рассерженно спросила:

– Почему тебе взбрело в голову сюда приехать? Дом с дороги все равно не виден. Ворота охраняются, поэтому если ты рассчитываешь увидеть дом хоть мельком, то это не удастся.

– А ты пыталась?

– Пыталась. Через месяц после того, как дом продали на аукционе. Я тебе говорила, что хотела сфотографировать фреску прабабушки, а охрана едва не спустила на меня собак.

– Сегодня этого не произойдет.

Летти посмотрела на дорогу впереди и не поверила своим глазам. Ворота были распахнуты. Их автомобиль проехал мимо пустого помещения охраны и дальше по широкой подъездной аллее к великолепному, фасадом на море, особняку. Этот дом построил прапрадедушка Летти, сталелитейный магнат Эдвин Лангфорд.

Дыхание застряло в горле. Она высунулась из окна автомобиля, глаза слепило. В первый раз за десять лет она снова увидела свой любимый дом.

Глаза наполнились слезами, когда она подняла голову на серые каменные стены с башенками и окна со знакомыми переплетами. Оглянувшись на мужа, она прошептала:

– Разве такое возможно?

– Я даю тебе то, чего ты больше всего хотела, – улыбнулся он.

Автомобиль едва успел остановиться, как Летти, распахнув дверцу, выскочила и кинулась в дом. Толкнув парадную дверь – не заперта! – она вбежала в вестибюль, где столько раз играла ребенком.

– Папа?! – крикнула она. – Папа, где ты?

Летти неслась по комнатам, зовя его. Какое счастье! Дариус, несмотря на свое нежелание простить отца, откликнулся на ее заветное желание.

Воспоминания следовали за ней по пятам.

Тут они с отцом играли в пиратов.

Тут катались в носках по мраморному полу наперегонки, а мама громко смеялась, глядя на них.

Тут она играла с котятами садовника.

А тут – в прятки с Дариусом, когда они были детьми.

Но где же папа? Где?

Летти прошла через все передние комнаты и побежала по широкой лестнице на второй этаж. И остановилась. Она слышит только отзвуки собственного голоса. Отца здесь нет.

У Летти опустились плечи, она повернулась и стала спускаться. Внизу стоял Дариус и наблюдал за ней. Самодовольное выражение исчезло с его красивого лица.

– С чего ты взяла, что я приглашу сюда твоего отца? – натянуто произнес он.

– Ты сказал… ты сказал, что даешь мне то, чего я больше всего хочу, – запинаясь, сказала Летти.

– Я имел в виду этот дом, – раздраженно ответил Дариус. – Дом твоего детства. Я устроил эту покупку для тебя. И поверь, это было непросто. Пришлось выложить кругленькую сумму хозяину, чтобы он выкатился до нашего приезда. Но я хотел, чтобы осуществилась твоя мечта, чтобы ты получила все, что потеряла.

«Все, что она потеряла…»

Ухватившись за перила, Летти опустилась на ступеньку. Сердце разрывалось от горя. Лучше бы у нее вообще не было надежды…

Летти с тяжелым вздохом подняла глаза на высокие расписные потолки, на отделанные деревом стены. Дом. Она здесь. Дариус вернул ей дом, где выросли поколения Лангфордов, семьи ее матери.

Это – царский подарок.

Вытерев глаза, Летти посмотрела на Дариуса и с трудом улыбнулась.

Он стоял с мрачным видом.

Но как она может его осуждать? Чего ему стоило сделать ей этот немыслимый подарок? А она показала себя неблагодарной.

Летти поднялась, спустилась в вестибюль, где стоял ее муж, скрестив руки на груди.

– Спасибо, – прошептала она. – Спасибо за твой потрясающий подарок.

– Не похоже, что это так, – сухо произнес он.

Тогда Летти обняла его за шею и поцеловала.

Он смягчился и сказал:

– Я нанял миссис Поллифакс. Она будет у нас экономкой.

– Ты это сделал?

Он улыбнулся, довольный ее реакцией.

– И вернул многих из прежней прислуги, кого смог разыскать. Разумеется, предложил большие зарплаты. И оформил банковский счет на твое имя.

– Зачем?

Дариус усмехнулся:

– Ты наверняка захочешь сама все переустроить. Ты еще не видела шеста для стриптиза в библиотеке. Возможно, и фреску удастся восстановить. Я дал указание банку предоставить тебе неограниченный кредит. Трать деньги по своему усмотрению. Ты не обязана меня спрашивать.

– А могу я послать деньги отцу? – вырвалось у нее. И сразу поняла, что совершила ошибку.

Лицо у него окаменело.

– Я устал от того, что ты постоянно возобновляешь этот разговор. Мы же условились.

– Я знаю, но…

– Твой отец уже имеет намного больше того, что заслужил.

– Если бы я только могла его увидеть, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке…

– С ним все в порядке.

– Ты уверен? – Летти старалась заглянуть Дариусу в глаза. Ей надо быть уверенной!

После долгого молчания он сказал:

– Да. – Но в глаза ей не посмотрел.

– Я скучаю по нему, – еле слышно выговорила Летти. – Но я никогда не забуду, что ты сделал для меня сегодня, вернув Фэрхоулм. – И прижала его руку к своей щеке.

Он хрипло произнес:

– Ты стоишь этого, Летти. Для тебя я заплатил бы любую цену. – Наклонив голову, он поцеловал ее.

Слова родились сами собой. Слова, идущие из сердца.

– Я люблю тебя, Дариус.

– Любишь? – Он как-то странно улыбнулся, почти смущенно.

Она кивнула. Кровь стучала в ушах – она ждала, что он еще скажет.

Он ничего не сказал, а просто снова ее поцеловал.

Летти казалось, что она находится в круговороте чудес. Она стоит в вестибюле Фэрхоулма, беременная, муж нежно целует ее…

Они женаты, ждут ребенка, Дариус заплатил долги отца, привез ее в родной дом. Она любит его.

И когда-нибудь он тоже ее полюбит. Ведь столько чудес уже свершилось. Почему не случиться еще одному?

Дариус простит ее отца и позволит ему жить с ними. Он не может не простить, зная, как ей это важно. Она ждет этого. И еще ждет трех слов.

Но Летти для себя решила, что когда он простит отца, то тем самым докажет, что любит ее.

Глава 10

Переустройство закончилось, жуткое оформление прежнего владельца было убрано, в том числе ворсистое ковровое покрытие и шест для стриптиза. К Фэрхоулму вернулся привычный блеск.

За окном ноябрьский холод, а в гостиной уютно: огонь в камине, пушистый турецкий ковер, натертый пол, удобные плюшевые диваны и кресла, мягкий свет ламп, семейные фотографии на стенах.

Летти свернулась калачиком на диване, муж сидел тут же с ноутбуком. Они недавно пообедали: жаркое из барашка и домашний хлеб, любимая с детства еда Летти, вкусно приготовленная миссис Поллифакс.

Экономка только что ушла навестить в бруклинской больнице знакомого, и они с Дариусом остались вдвоем.

Срок родов приближался, и Летти с радостью ждала этого события.

Детская уже готова. И – какая радость! – дорогая сердцу прабабушкина фреска окончательно не утрачена. Реставратор смог восстановить фреску почти полностью, правда утят и гусят стало меньше, почти исчезла баварская деревня, но девочка-пастушка осталась. Дариус снисходительно подтрунивал над этим так называемым искусством, а Летти была в восторге.

– Скоро, – громко прошептала Летти, поглаживая огромный живот. – Очень скоро.

– Снова с ним беседуешь? – поддразнил ее Дариус.

Летти держала в руке свою изрядно потрепанную любимую детскую книжку.

– Собираюсь прочитать ему сказку. В руководстве по беременности сказано, что ребенок может слышать, находясь в утробе.

Дариус с нежностью положил ей на живот свою большую ладонь.

– У меня есть для тебя кое-что поинтереснее сказки про кролика, малыш, – сказал он.

– Неужели? – засмеялась Летти.

Он нажал на пару клавишей на ноутбуке и начал, нараспев, читать последние деловые новости.

Голос Дариуса, низкий, глубокий, звучал успокаивающе. Летти потягивала травяной чай с привкусом апельсина и грызла сахарное печенье, которая сама испекла днем. Ее начало клонить ко сну.

– Летти? Ты не спишь?

– Почти сплю. – Она зевнула. – Пойду наверх.

– Спокойной ночи, агапи му.

На следующее утро Дариус, как обычно, уехал в Нижний Манхэттен. Он организовал там фирму для реализации своего нового проекта – создание программ для обучения математике и кодированию. Летти очень им гордилась. Сегодня, целуя его, она заметила какой-то особый блеск в его глазах.

Она поднялась в детскую, чтобы в который раз сложить милые детские вещицы и убедиться, что все готово. С утра она ощущала тянущую боль в пояснице и спустилась на кухню, чтобы узнать у миссис Поллифакс о каком-нибудь народном средстве от таких болей.

Она застала экономку в слезах.

– Что случилось? – переполошилась Летти.

– Мой знакомый… – Миссис Поллифакс вытерла глаза краем фартука. – Он умирает.

– Мне очень жаль.

– Конечно, вам должно быть жаль. – И обвиняющее посмотрела на Летти. – Это же ваш отец.

Летти, потрясенная, уставилась на нее.

– Простите, но я не могу больше молчать. Что бы там между вами ни было, но нельзя дать ему умереть в одиночестве. Вы до конца дней будете себя корить!

– Отец? Умирает?

– Вы не знали?

Летти покачала головой:

– Это какая-то ошибка. Он не болен. С ним все хорошо. Он живет ни о чем не заботясь… ходит в парк каждый день играть в шахматы…

– О боже. – Экономка подошла к Летти и обняла за плечи. – Простите. Я думала, что вы знаете. Он потерял сознание, и его отвезли в больницу. Он там уже больше месяца. Вчера, когда я его навещала, он плохо выглядел. Возможно, жить ему осталось пару недель. А может, дней.

У Летти стучало в ушах.

– Нет, – едва ворочая языком, сказала она. – Это ошибка. Вы ошиблись. – Она откинула руку экономки и вытащила телефон.

Номер Дариуса был переведен на голосовую почту.

Трясущимися пальцами она набрала номер бруклинской квартиры, понимая, что нарушает слово, данное мужу, не общаться с отцом. В автоответчике зазвучал отцовский голос, записанный два месяца назад.

Ее охватил ужас.

– В какой он больнице?

– Но вы не в том состоянии, чтобы самой туда ехать. Я скажу Коллинзу приготовить машину. Мне поехать с вами? – заволновалась экономка.

Летти покачала головой. Миссис Поллифакс сказала ей, где больница и какая палата.

Дорога в Бруклин показалась Летти вечностью. Когда наконец они туда приехали, то Летти кинулась к входу, поддерживая живот. Не останавливаясь у справочного окна, она влетела в лифт и нажала кнопку третьего этажа, как ей сказала миссис Поллифакс.

Она почти бежала до палаты отца.

– Папа! Я… – Летти распахнула дверь.

Комната была пуста. Неужели она вошла не в ту палату?

Или… о боже, не может быть, чтобы он…

– Извините, – раздался сзади женский голос.

– Разумеется, «извините», – ответил ворчливый голос отца.

Летти обернулась.

Отец сидел в инвалидной коляске и сердито взирал на медсестру, которая пыталась ввезти его в дверь.

– Вы чуть не врезались в стену! Чему вас только учили!

Летти расплакалась. Отец повернул голову, увидел ее, и его бледное, исхудавшее лицо озарилось радостью.

– Летти. Ты пришла.

Обхватив тощую фигуру в кресле, она, задыхаясь от рыданий, выговорила:

– Конечно же я пришла. Как только узнала, что ты болен. Но когда не увидела тебя на кровати, то…

– Подумала, что я умер? Ну нет! – И добавил, посмотрев на медсестру: – Хотя некоторые люди стараются меня уморить.

Медсестра фыркнула:

– Последний раз я согласилась помочь вам выиграть гонки на колясках, Говард.

– Выиграть? Да мы ничего не выиграли! Марджери обогнала меня на целых десять секунд, несмотря на лишние фунты.

– Гонки на колясках? – Летти не поверила своим ушам.

– Не лучшая из моих затей, особенно вместе с неуклюжей сестрой. Но в отделении хосписа это все-таки развлечение. Либо это, либо депрессия от теленовостей.

– Это нарушение больничных правил. Зачем только я вам уступила? В следующий раз попросите другого, а я нарываться на увольнение не буду.

Отец улыбнулся прежней обаятельной улыбкой:

– Гонки поднимают настроение всем, кто лежит в хосписе.

Медсестра со вздохом ушла.

Отец повернулся к Летти:

– Но почему ты плачешь? Ты действительно подумала, что я умер?

– Папа, ты тоже плачешь. – Летти заставила себя улыбнуться.

– Разве? – Отец дотронулся до лица. – Я просто рад тебя видеть, поэтому растрогался. Я уж боялся, что ты не придешь.

– Я пришла сразу, как узнала.

Говард кивнул:

– Я знал, что он, в конце концов, тебе скажет.

– Кто?

– Дариус. Конечно, я обещал не звонить тебе, но в нашем уговоре не было слов о том, что я не могу связаться с ним. Я оставил ему сообщение месяц назад, когда упал на улице и «скорая» привезла меня сюда.

Месяц? Летти онемела. Дариус целый месяц знал, что отец в больнице всего в часе езды от Фэрхоулма?

Отец потер иссохший подбородок.

– Хотя я почти уверен: он и раньше знал, что я болен. Он нанял человека следить за мной с того дня, как ты ушла с ним. Этот парень видел, что я посещаю врача три раза в неделю.

Летти зажала рот ладонью. Выходит, не месяц, а два? Дариус знал, что отец болен, умирает, и намеренно скрывал от нее, а ей говорил, что отец играет в шахматы.

Холодный пот выступил на коже. Дариус лгал ей. Как он мог быть таким черствым, бессердечным и жестоким?

Ответ очевиден: он ее не любит. И никогда не любил.

Она едва не задохнулась от гнева и боли.

– Дариус тебе ничего не сообщил? – произнес отец. Она помотала головой, и он вздохнул: – Как же ты тогда узнала, что я здесь?

– От миссис Поллифакс.

– Понятно. – Тут его взгляд переместился на живот Летти, и лицо у него просветлело: – Наверное, до срока неделя или две?

– Да.

– Я почти успел, – довольным голосом заявил он. – Врачи говорят, что я не жилец, а я им сказал, что пока никуда не тороплюсь. Я твердо настроен увидеть своего внука до того, как умру.

Летти трясло от горя и ярости.

– Перестань говорить о смерти.

– Прости, Летти, но я ведь умираю.

– Неужели нет никакой надежды? – дрогнувшим голосом спросила Летти. – Может, операция? Или… еще чье-то мнение?

– Я еще до того, как вышел из тюрьмы, знал, что умираю.

– Почему ты мне не сказал? – Летти едва устояла на ногах.

Отец потер слезящиеся глаза.

– Надо было, конечно. Но я не хотел тебя волновать, чтобы ты, как всегда, все хлопоты взяла на себя. Я хотел хоть раз позаботиться о тебе. Я хотел возместить то зло, которое причинил, и вернуть тебя туда, где ты должна быть по справедливости. Чтобы ты вышла замуж за человека, которого любила.

«Любила…» – с горечью подумала Летти.

– Это стало моей единственной целью, – сказал отец. – Я хотел быть уверен, что ты будешь окружена заботой и любовью после моей смерти. Теперь вы с Дариусом поженились, ждете ребенка. – Он улыбнулся: – Я умру со спокойной совестью, счастливым человеком.

– Дариус не сказал мне, что ты болен. – Горло у Летти стянуло. – Я никогда его не прощу.

– Не вини Дариуса. Это просто доказывает его разумный подход. Он позаботится о тебе лучше, чем я. – Отец помолчал. – Спасибо тебе, Летти.

– За что? – спросила она, чувствуя себя самой плохой дочерью на свете.

– За то, что ты всегда верила в меня, – тихо сказал он, – даже когда у тебя не было на это причин. За то, что не переставала меня любить.

Летти сквозь слезы обвела взглядом больничную палату, узкую кровать, плиточный пол, медицинские приборы. Она не вынесет, если отец проведет свои последние дни здесь, устраивая гонки в инвалидной коляске.

– Тебе так уж необходимо находиться в больнице?

Говард пожал плечами:

– Врачи мало чем могут мне помочь, дают лишь обезболивающее.

Летти решительно тряхнула головой:

– Тогда ты поедешь со мной. Я забираю тебя в Фэрхоулм.

– В Фэрхоулм? – Отец был поражен, глаза у него засветились радостью. Потом он растерянно заморгал: – Но Дариус…

– С ним я разберусь. – Летти обняла отца за худые плечи, поцеловала в поредевшие волосы на макушке. Последние дни отца будут счастливыми – она поклялась в этом.

И еще она объяснится с Дариусом. И прощения ему не будет.

Дариус пружинистой походкой и с улыбкой на лице вошел в свой офис около Бэттери-Парка. Он опоздал по уважительной и замечательной причине – зашел в ювелирный магазин на Пятой авеню, чтобы купить подарок жене в честь рождения ребенка. Он читал о таких подарках – их дарят мужчины женам после родов в знак благодарности. Срок у Летти приближался, и Дариус решил не терять времени. Он нашел идеальный подарок – изысканные серьги с изумрудами и бриллиантами в золотой оправе. Серьги когда-то принадлежали французской королеве. Зная любовь Летти к истории, он был уверен, что доставит ей удовольствие.

Он поймал себя на том, что насвистывает ту же самую колыбельную, которую жена сегодня утром напевала, принимая душ, их еще не родившемуся ребенку.

Ему нравился ее голос.

Ему нравился их дом.

Ему нравилась его новая работа, новая компания.

Летти научила его, что такое хорошо жить.

Он чувствует ее любовь, это согревает его подобно огню зимой.

Есть только одно пятнышко.

Один секрет, который он не раскрывает.

Он знает, что это может все разрушить.

Отец Летти умирает, а он не знает, как сказать ей об этом.

Как объяснить свое молчание в течение нескольких недель, когда он знал, что ее отец умирает в бруклинской больнице?

Дариус уговаривал себя, что поступает правильно. Они с Летти с самого начала брака договорились, что она не будет общаться с отцом, а он, Дариус, лишь соблюдал их договоренность. Ему не за что чувствовать вину. Он не просто заплатил долги Спенсера, но и оплачивал его проживание в квартире и даже его медицинские счета. Да он вел себя как святой.

Но почему-то он не был уверен, что Летти его поймет.

Дариус боялся разговора с ней. Она ведь вот-вот родит. Не рисковать же ее здоровьем и здоровьем ребенка. Он все расскажет после рождения их малыша… когда убедится, что мать и ребенок здоровы.

Она, конечно, рассердится – он в этом не сомневался. Но потом, обдумав все, поймет, что он всего лишь хотел ее оберечь. А в ее характере – прощать. Она умеет прощать. И она любит его.

Успокоившись, Дариус направился мимо стола личной помощницы в свой кабинет.

– Доброе утро, Милдред.

Подняв брови, Милдред вместо приветствия сказала:

– Ваша жена на линии.

– Моя жена? – На лице у него появилась улыбка, как всегда, когда он думал о Летти.

– Она говорит, что вы не отвечаете на мобильный.

Дариус сунул руку в карман брюк. Пусто. Он, должно быть, оставил телефон в машине.

– Миссис Кириллос очень расстроена. Она сказала, что это срочно.

Летти никогда не звонила ему на работу. Могла быть только одна причина, почему она ему позвонила.

– Я возьму трубку в кабинете. – И торопливо скрылся за дверью. – Летти? Это ребенок? У тебя схватки?

Голос жены звучал безжизненно:

– Нет.

– Милдред сказала, что-то срочное…

– Срочное. Я от тебя ухожу. Я подаю на развод.

Дариус долгое время просто сжимал трубку.

Смысл сказанного до него не доходил.

– О чем ты говоришь? Это шутка?

– Нет. – На другом конце линии прозвучал нескрываемый гнев. – Я развожусь с тобой, потому что ты мне лгал. Ты лгал не один месяц! Мой отец умирает, а ты мне об этом и не заикнулся!

У Дариуса сердце подкатило к горлу.

– Как ты узнала?

– Миссис Поллифакс не могла понять бессердечности дочери к умирающему, брошенному отцу. Я сказала ей, что бессердечный – это ты.

Дариус облизал губы.

– Летти, ты расстроилась…

– Расстроилась? Нет. Я не расстроилась. Я… счастлива.

Такого Дариус не ожидал и не знал, как реагировать.

– Позволь мне объяснить.

– Ты уже объяснил, давно объяснил, что ты меня не любишь. Что та любовь была детской. Ты сказал это, а я, видно, не услышала. Теперь-то я поняла. И поэтому не хочу больше видеть тебя в своей жизни.

– Летти…

– Я привезла отца в Фэрхоулм.

Дариус пошатнулся:

– Говард Спенсер… в моем доме?

– Да, – ледяным голосом ответила Летти. – Я не оставлю его в больнице среди чужих людей. Он проведет свои последние дни окруженный любовью, в доме, где жил с моей мамой.

– Ты не можешь одна решать. Я купил дом и…

– Вот именно, – презрительно произнесла она. – Ведь мужчину делают деньги. И ты этому следуешь, не так ли? Покупаешь все. Ты купил мою невинность и продолжал меня покупать. Чем? Браком, деньгами. Ты так и не понял, что денег мне от тебя не нужно. – Голос у нее перешел на шепот. – Мне был нужен ты, Дариус. Моя мечта о тебе. О замечательном мальчике, каким ты был. – Она вздохнула. – Я думала, что в том мужчине, каким ты стал, все еще живет тот мальчик.

– Так и есть. Я не изменился. Летти… я собирался рассказать тебе. Я просто не хотел тебя огорчать.

– Огорчать? Тем, что мой отец умирает?

Дариус вздрогнул от едкости в ее голосе.

– Вероятно, это было неверное решение, но я пытался оберечь тебя.

– И ты счел, что я тебя прощу?

– Ты же всегда всех прощаешь.

Она рассмеялась:

– Как это тебе удобно. Надо быть дурой, которая тебя любит, чтобы все тебе прощать.

Это говорит не Летти, не его добросердечная жена, поцелуями встречавшая его каждый день, женщина, так много отдававшая и так мало требовавшая взамен.

А ей было нужно лишь одно – чтобы он простил ее отца. Он же снова и снова ей отказывал.

Он, ничего на свете не страшившийся, впервые ощутил страх.

– Только выслушай меня…

– Я уложила твои вещи в чемоданы, и Коллинз отвезет их в пентхаус. Не беспокойся. Я не останусь здесь навсегда. Ты получишь обратно Фэрхоулм. После… – Голос у нее прервался. – Потом получишь. Я ничего не хочу от тебя, когда мы разведемся. Мы с ребенком уедем из Нью-Йорка. Поппи Александер сейчас живет в Лос-Анджелесе. Она предлагает мне там работу.

– Нет.

– Только посмей меня остановить. Только посмей. – Она задыхалась. – Ты назвал моего отца чудовищем. Настоящее чудовище – ты, Дариус. Ведь твой отец умирал в одиночестве, и ты знаешь, что это такое. Это причина твоей ненависти и мести? По этой причине ты не позволял мне видеться с отцом? Из-за тебя мой отец тоже едва не умер в одиночестве.

– Летти…

– Держись от меня подальше. Я не желаю больше тебя видеть. Лучше, чтобы у нашего сына совсем не было отца, чем такой бессердечный, как ты.

Линия отключилась. Дариус стоял и тупо смотрел на трубку в руке.

Одеревенев от шока, он обвел пустым взглядом кабинет, где на всех вещах лежал отпечаток руки Летти. Их фотография во время медового месяца в Греции. Снимок УЗИ их ребенка.

По крыше стучал дождь. Похоже на стук детской погремушки.

Он брошен, абсолютно одинок. Он потрясен, словно получил удар в зубы. В зубы! Да у него вырвали все внутренности.

Ему пришлось опереться на стол, чтобы устоять на ногах.

И вдруг он понял, почему Говард Спенсер превратился в преступника, когда потерял жену. Дариусу захотелось поджечь все кругом.

Едва передвигая ноги, словно постарел на пятьдесят лет, он вышел из кабинета.

– Все в порядке, сэр? – спросила Милдред Харрисон. – Вы едете в больницу к миссис Кириллос?

«Миссис Кириллос». Он чуть не расхохотался.

Дариус обвел взглядом открытое офисное пространство с высоким потолком, со служащими за компьютерами и тихо ответил:

– Нет. – И ушел не оглядываясь.

Он провел день в одном из подвальчиков на Манхэттене, пытаясь напиться шотландским виски.

Даруис вернулся в темный пентхаус уже поздней ночью. Через высокие окна сверкал огнями Манхэттен, но он не видел ничего кроме темных теней. Он – один на свете. Он всегда будет один. Пришло время принять это как данность.

В холле были оставлены три дорогих чемодана. Чемоданы, которые Летти упаковала, когда узнала, что он ничтожество, и выбросила его из их семейного дома.

Дариус медленно огляделся: модная дорогая мебель в безликом помещении пентхауса.

Этот пентхаус – не его дом.

Его дом – Фэрхоулм.

Дариус закрыл глаза, представляя открытый ветрам, стоящий на океанском берегу особняк с окнами, выходящими на Большой Южный залив и простор Атлантики. Розы в саду, поля и пляж, лужайка, где он учил Летти танцевать. Где впервые узнал, что такое любить.

Он открыл глаза и вздохнул.

Его дом там, где Летти.

Она сказала, что это он чудовище, а не ее отец.

Дариус прижался лбом к холодному стеклу.

Говард Спенсер когда-то был хорошим человеком, хорошим хозяином. Он был добр со всеми, включая испуганного одиннадцатилетнего мальчугана, только что приехавшего из Греции в чужую страну. Но он изменился, когда потерял любимую жену.

Дариус невидящим взглядом смотрел в окно. Почему он так решительно хотел отомстить ее отцу? Настолько решительно, что ему было все равно, как сильно он ранит Летти.

Он убедил себя, что его действия оправданны, потому что винил Говарда Спенсера в преждевременной смерти своего отца, смерти от несчастья.

Летти права: он лжец. И самому себе он тоже лгал.

Правда, спрятанная глубоко в душе, заключалась в том, что единственный человек, виновный в смерти отца, – это он. Но ему слишком тяжело посмотреть правде в глаза.

Мысли, которые он десять лет отгонял от себя, обрушились на него.

Он помнил все. Помнил, как Юджиниус позвонил ему и сказал:

– Я потерял все, сын. У меня был сертификат на все мои сбережения… и я вложил их в фонд мистера Спенсера. И все пропало.

Дариус тогда работал в своем первом арендованном офисе на Манхэттене, подвале без окон. Накануне он спал всего три часа, и впервые они с отцом разговаривали с тех пор, как Летти отказалась от него, а Юджиниус лишился работы в Фэрхоулме. От одного звука его голоса Дариус вспомнил все, что пытался забыть. И он взорвался:

– Так вот как тебе отплатил Спенсер за твою верность, а, папа? Столько лет он был у тебя на первом месте, важнее собственной семьи.

Сейчас ему противно это вспоминать.

– Такая уж у меня работа. – Голос отца дрожал. – Я дорожил этой работой, боялся ее лишиться, чтобы снова не повторился тот кошмарный день, когда я обнаружил тебя на пороге… У меня не было ни денег, ни работы. Я не мог допустить, чтобы моя семья голодала. Ты не знаешь, что такое для мужчины ничего не иметь…

Так долго отец с ним никогда не говорил. Холодный ответ отцу преследовал Дариуса с тех пор:

– Значит, папа, у тебя ничего не было, да? Ну, и сейчас у тебя ничего нет. А ты всю мою жизнь не обращал на меня внимания, и что ты получил? Да ничего. Ты – ничто. – И отключил телефон.

Спустя час отец тихо умер от сердечного приступа в своей квартире в Куинсе, жилом районе к востоку от Манхэттена.

Дариус прижал кулаки к стеклу.

Отец не умел показывать свои чувства. В детстве Дариуса не было ни поцелуев, ни похвалы. Да и ругал он его редко. Но Дариус и бабушка никогда не голодали, Юджиниус обеспечивал их всем необходимым. Работа была для него смыслом жизни, и он делал все возможное, чтобы у сына была жизнь лучше, чем у него.

А когда он потерял работу и деньги, Дариус с презрением оттолкнул его.

Стыд, невыносимый стыд, разрывал Дариусу сердце. Он умышленно выкинул из головы последние слова, сказанные своему гордому отцу-греку, и вместо этого отомстил Говарду Спенсеру, возложив на него всю вину.

Дариус считал, что раз он никого не любит, то защищен от сердечной боли, что если он богат, то, значит, он счастлив.

И вот он в окружении богатства и совершенно одинок.

Ему не хватало Летти.

Он хотел ее, безумно хотел.

«Он ее любит».

Потрясенный этим открытием, Дариус поднял голову.

Он не переставал ее любить. Десять лет он притворялся, что не любит Летти. Делал вид, что не любит, трусливо прятал свою любовь, в то время, как Летти позволила своей любви ярко сиять.

В этом ее слабость? Да она самая сильная из всех, кого он знал. Он получил от нее верность, дружбу, самопожертвование. И не только это – она отдала ему свою душу и сердце. А в ответ он предложил ей деньги.

Она права: он пытался ее купить. Но мужчину делают не деньги.

«Любовь».

Он любит ее. Безумно любит. Он хотел быть ее мужем. Жить с ней. Воспитывать их ребенка. Быть счастливым. Иметь дом.

Как ему доказать ей, что он может предложить больше, чем деньги? Как убедить ее простить его?

Прощение… Он иронически усмехнулся. Именно в этом он отказывал ее отцу столько месяцев и теперь будет сам молить о прощении.

Но ради нее он сделает все, что угодно. Дариус упрямо стиснул челюсти. С таким же упорством, с каким он создавал себе состояние, он вернет жену.

За следующий месяц он перепробовал все.

Он уважал ее требование не приближаться к ней и, даже узнав о рождении сына, не ринулся в больницу, а скупил все цветы в магазине и послал вместе с игрушками в родильное отделение. Анонимно.

И ждал с затаенной надеждой.

Позже он узнал, что она отправила все в палату, где лежали больные дети.

Он не сдался и отослал в Фэрхоулм королевское украшение, тоже анонимно.

Через несколько дней он получил открытку с благодарностью от миссис Поллифакс – серьги были проданы, а деньги пожертвованы для содержания приюта для животных на Лонг-Айленде, который экономка опекала.

Дариус заскрежетал зубами, и на следующей неделе он послал подарки на имя Летти вместе с открыткой, поздравляя ее с рождением ребенка. На День благодарения он оформил доставку в Фэрхоулм десяти пирогов из ее любимой пекарни.

И подарки, и пироги были переданы в приют для бездомных.

Ноябрьские дожди сменились декабрьским снегом, и упорство Дариуса пошло на убыль. Как-то в минуту слабости он поздно вечером проехал мимо закрытых ворот Фэрхоулма.

На его звонки она не отвечала, а письма вернулись к нему нераспечатанными.

Его маленькому сыну уже исполнилось месяц, а Дариус так его и не видел, не держал на руках. Он даже не знает, как его зовут.

Он мог бы добиться полной опеки над сыном, но поступать так с Летти он не хотел.

Он хотел Летти.

Он хотел вернуть свою семью.

Приближалось Рождество. Дариус понимал, что исчерпал себя. У него осталась всего одна выигрышная карта, которую он мог выложить. Но когда он сказал об этом своему юристу, у того глаза полезли на лоб.

– Если вы так поступите, то вы, простите, дурак.

Юрист прав. Он дурак. Но это его последняя отчаянная надежда. Хватит ли у него смелости пойти на это? Это – как прыжок с утеса. Либо он вернет любимую женщину, либо этот поступок будет стоить ему в полном смысле всего.

Днем в канун Рождества, когда Дариус получил пакет от своего юриста, раздался телефонный звонок. На дисплее – номер Фэрхоулма.

Сердце неистово заколотилось.

– Летти?

Но голос принадлежал тому, от кого он меньше всего мог ждать звонка.

Глава 11

Летти баюкала сына, прохаживаясь с ним по большому холлу Фэрхоулма. Она уже оделась для обеда в сочельник в длинное алое бархатное платье и мягкие кожаные туфли. И крошку сына нарядила в миниатюрный костюмчик Санта-Клауса.

Миссис Поллифакс приготовила по просьбе Летти все любимые блюда отца в надежде, что у него появится аппетит. В большой холл принесли обеденный стол и поставили у огромного каменного камина и высокой елки.

Летти хотела сделать это Рождество идеальным, потому что знала: оно последнее для отца.

Она смотрела на елку с искрящимися огоньками и игрушками, новыми и старыми, оставшимися еще с ее детства. Смешно, но надо за это благодарить Дариуса. Если бы он не нашел ее в Бруклине и не отговорил уехать из Нью-Йорка, елочные украшения ушли бы к старьевщику или в мусорный контейнер.

Да и ее здесь не было бы.

Как ни отрицай, она скучала по нему.

Каждый раз, когда доставляли очередной щедрый подарок, она представляла отца в больнице, бледного и одинокого, и напоминала себе, что Дариус принимал ее любовь и при этом лгал ей. Она убеждала себя, что с любовью покончено.

Но когда прекратились подарки, телефонные звонки и письма, облегчения Летти не почувствовала.

– Я ненавижу его, – громко сказала она. – Я не хочу больше его видеть.

Летти сняла с елки самодельную игрушку и показала сыну.

– Га! – Малыш замахал ручонками.

– Ты моя умница! – Летти приложила матерчатого голубка к его щечке. – Это сделала твоя бабушка Констанс. Как бы я хотела, чтобы она тебя увидела!

Шестинедельный младенец заулыбался – Летти была в этом уверена.

А Дариус всего этого не видит. Дариус не держал его на руках, не слышал милого гуканья или сердитого крика, когда малыш хотел есть. Дариус столько всего пропустил. Шесть недель бессонных ночей, усталости и волнений… С первой же минуты, когда ей дали в руки сына, ее охватило необыкновенное, до сих пор неведомое чувство, которому трудно дать определение. Дариусу такое чувство неизвестно. А может, неизвестно из-за нее? Сердце ёкнуло. Правильно ли она делает, отказывая Дариусу в этом?

Как-то поздно вечером, когда ребенок никак не мог заснуть, она, укачивая его, возила коляску по аллее до ворот и увидела темную спортивную машину, медленно проезжавшую мимо.

Дариус! Она побежала к воротам, но не успела – машина уехала. Летти долго смотрела сквозь решетку ограды на пустую дорогу и вдруг осознала, что дом без него пуст, хотя в доме отец, сын и прислуга.

«Нет»! – строго приказала себе она. Она не занялась разводом лишь потому, что у нее не было на это времени.

Покормив сына, Летти почти час баюкала его, пока он не заснул. Включив радионяню, она тихонько вышла из детской и стала спускаться по лестнице. И вдруг услышала негромкие мужские голоса, доносившиеся снизу из комнаты отца.

Его комната была самой большой и уютной, с видом на море. Здесь они с мамой жили раньше. Он редко вставал с кровати. Иногда Летти удавалось уговорить его спуститься на лифте в кресле-каталке в зимний сад или посидеть около камина, когда рядом лежал внук.

Но чей это мужской голос, разговаривающий с отцом? Летти нахмурилась и подошла ближе.

– Ты всегда был хорошим мальчиком, – услышала она голос отца.

– Поверить не могу, что вы говорите это мне после всего случившегося.

У Летти подогнулись колени. Что здесь делает Дариус? Как он попал в Фэрхоулм?

– Немного колючий, как и твой отец. Юджиниус был самым лучшим из всего персонала. Мы часто говорили о тебе. Он тебя любил.

– Он своеобразно это показывал. – Голос мужа прозвучал без горечи, спокойно.

Отец засмеялся:

– Мое поколение показывало свою любовь иначе.

– Но Летти всегда знала, что вы ее любите.

– Я рос без тех страхов, что были у твоего отца. Он с пятнадцати лет был единственной опорой твоей бабушки. Когда родился ты, он не смог найти работу в Греции.

– Я знаю.

– Он больше всего боялся, что не сможет тебя обеспечить. – Отец закашлялся. – Будь я хоть немного осмотрительнее, то не оставил бы дочь без средств, пока сидел в тюрьме. Только благодаря тебе мы вновь вернулись в наш дом. Вот почему я позвонил. Я тебе благодарен.

– Тогда уговорите Летти остаться.

– Остаться? Куда она собралась?

– Она уедет из Нью-Йорка, когда вас не станет.

Говард тихонько засмеялся:

– Похоже на нее. Не видит любви у себя под носом, готова убежать от собственного счастья.

Летти с дико стучащим сердцем привалилась к стене около открытой двери и замерла.

Молчание. Затем Дариус произнес так тихо, что она с трудом расслышала:

– Простите меня. Я винил вас за смерть моего отца все эти годы. Правда в том, что ненавидел я себя самого. Я сказал ему ужасные слова как раз перед его смертью. Я никогда себе этого не прощу.

– Как бы там ни было, – ответил Говард, – но твой отец давно тебя простил. Он знал, что ты его любил. А он – тебя. Он гордился тобой, Дариус. И я тобой тоже горжусь – за то, что ты нашел в себе смелость прийти сюда сегодня.

Отец горд за человека, который так отвратительно с ним обошелся? Который лгал ей? Летти не выдержала и ахнула.

Наступила пауза.

– Летти, – произнес отец, – я знаю, что ты здесь. Войди.

Летти застыла. Если она сейчас убежит, то это будет выглядеть глупо и трусливо. Задрав подбородок, она вошла в комнату отца.

Отец лежал высоко на подушках, вытянувшись на кровати, на ночном столике полно пузырьков с лекарствами. На худом лице слабая улыбка, глаза светятся любовью.

Летти нашла силы повернуться к тому, кто стоял около кровати.

Высокий, широкоплечий… Дариус излучал силу. Целую минуту Летти впитывала этот образ. Он был одет просто, в темную рубашку и темные джинсы. Дариус поднял руки и тут же опустил, словно заставил себя не приближаться к ней, не дотрагиваться до нее. Но черные глаза смотрели в упор и прожигали насквозь.

Сердце у нее моментально откликнулось громким стуком. От чего – от гнева? от сожаления? от желания…

– Что ты здесь делаешь? – выдавила она.

– Он пришел повидаться со своим сыном, – ответил за Дариуса отец.

– Папа!

Отец ее предал!

– И я пригласил его на обед. Сегодня ведь канун Рождества, – спокойно продолжал он.

– Нет! – выкрикнула Летти.

– Но ты же не откажешь умирающему отцу в последнем рождественском желании? – Отец лукаво улыбнулся.

Как мало у него осталось от прежней обаятельной улыбки! Конечно, она ему не откажет.

– Он скрывал тебя от меня целых два месяца!

Взгляд отца заставил ее опустить глаза.

– Лишь чуть дольше, чем ты скрываешь от него сына.

– Я бы хотел его увидеть, – сказал Дариус, – но если ты против того, чтобы я здесь находился, то я не останусь.

Летти вызывающе вскинула голову и посмотрела на отца:

– Ты сказал ему, как зовут ребенка?

– Нет.

– Его зовут Говард. – Она скрестила руки на груди. – Говард Юджиниус Спенсер.

К ее удивлению, Дариус не разозлился и не возмутился. Он просто смотрел на нее, и в его глазах читалась тоска.

– Не эту фамилию я бы выбрал. Его фамилия должна быть Кириллос.

Так он расстроился лишь из-за фамилии? А не из-за того, что она назвала их сына в честь своего отца, его заклятого врага?

Он подошел к ней. Летти сделала над собой усилие, чтобы не отступить от него подальше. Но боялась она не его, а себя. Она дрожала. Дрожала от желания прижаться к нему.

Но она же сделала свой выбор! Она не останется женой человека, который ее не любит!

– Пожалуйста, позволь мне взглянуть на сына, – попросил он и наклонил голову, будто ожидая приговора.

– Разреши, – произнес отец.

Летти поняла, что ей их не победить.

– Хорошо, – резко ответила она и вышла, даже не повернувшись, чтобы убедиться, что Дариус идет за ней следом.

Приложив палец к губам, она осторожно открыла дверь в детскую и прошла в затемненную комнату, сделав знак Дариусу войти.

Они стояли, склонившись над кроваткой, и Летти совершила ошибку – посмотрела на мужа, когда он впервые увидел сына.

Глаза Дариуса сделались изумленными и растерянными, были полны любви. Он протянул руку и нежно погладил темную пушистую головку.

– Мой сын, – прошептал он. – Мой дорогой мальчик.

У Летти в горле образовался такой ком, что она едва не задохнулась. Она вдруг поняла, что не одного Дариуса можно считать бессердечным.

Что же она наделала?

Ослепленная горем от его лжи, она устранила Дариуса от сына. Шесть недель не подпускала его к первенцу. Пусть Дариус не любит ее, но ребенка он любит. Их ребенка. В этом она не сомневалась. Она видит, с какой нежностью он гладит по спинке сладко посапывающего ребенка в комбинезончике Санты.

Она не имеет права не допускать его к сыну.

Дариус осторожно положил руку ей на плечо, и у нее по телу пробежали мурашки.

– Летти… тебе нужно кое-что знать.

Их глаза встретились, и все те чувства, которых она не желала, нахлынули на нее.

Она смотрит на его чуть приоткрытые чувственные губы, слышит прерывистое дыхание и понимает: то, что он сейчас ей скажет, изменит ее жизнь навсегда. Он скажет, что их брак закончен, и теперь он хочет поговорить с ней о том, как они разделят опеку над сыном.

– Нет. – Летти кинулась в коридор, потом – вниз по лестнице.

– Летти! – Дариус бежал за ней.

Она не помнила, как выбежала из дома. Дариус догнал ее у оранжереи и с силой прижал руки к стене, где за стеклами виднелись экзотические растения. Летти, задыхаясь, пыталась вырваться, но он ее не отпускал.

– Прости меня, Летти. – Он опустил голову. – Ты была права. Во всем.

– Простить… тебя? – прошептала она. – Я же не пускала тебя к ребенку…

– Ты была права, выкинув меня из своей жизни. – Он взял в ладони ее лицо. – Я винил тебя и твоего отца. Я винил всех, но виноват-то был я. Именно я.

– Дариус…

– Подожди. – Он поднял руку. – Дай мне сказать. Я не знаю, будет ли у меня еще такая возможность.

Вокруг – тихий, запорошенный снегом сад, белые хлопья падали с серого низкого неба. Летти чувствовала, как сердце колотится в горле. Вот прямо сейчас он скажет ей, что им лучше расстаться.

– Ты права, Летти, – глухо произнес он. – Я пытался купить тебя. Я думал, что деньги – это все, что нужно предлагать людям. Я думал, что смогу эгоистично пользоваться твоей любовью, а свое сердце смогу – как трус – защитить. Правда в том, что защититься мне не удалось.

У него в глазах слезы? Не может быть, чтобы Дариус Кириллос, безжалостный греческий миллиардер, расчувствовался до слез. Это просто от холодного зимнего ветра.

– Я любил тебя, Летти. Это меня испугало. Вся моя жизнь, все, что я знаю о любви, – это сплошные потери. Когда я потерял тебя десять лет назад, то это почти меня уничтожило. Я не хотел никогда больше испытывать это чувство. Поэтому и заковал свою душу в лед. А потом я снова тебя увидел, и после той нашей первой ночи лед треснул. Но даже тогда я боялся. – Он глубоко вздохнул и посмотрел ей в глаза. – Но больше я не боюсь. – Он улыбнулся, покачал головой, взял ее руку и крепко сжал. – Теперь я знаю: правда в том, что любовь никогда не кончается. Настоящая любовь. Любовь твоего отца к тебе, а моего – ко мне. Любовь твоих родителей друг к другу. Летти, даже если ты со мной разведешься, если не захочешь больше меня видеть, я все равно буду тебя любить. И это не принесет мне боли, лишь радость, потому что ты сделала мне столько всего хорошего. Ты спасла меня. Возродила мои чувства. Научила меня снова любить. Подарила мне сына. Что бы ни случилось, я всегда буду благодарен, и я буду тебя любить.

Какие у него теплые руки… Стоя рядом с ним, Летти не чувствовала холодного снега.

– Если ты до сих пор хочешь развестись со мной, то адвокат тебе не нужен. – Подбородок у него напрягся. – Он сунул руку в карман рубашки и вынул сложенный лист бумаги. – Вот.

Развернув лист, Летти окаменела. Она читала то, что там написано, а слова прыгали перед глазами.

– Что это?

– Все. Фэрхоулм. Самолеты. Акции, облигации, банковские счета. Все это переведено на твое имя. Все, что у меня есть.

Она от изумления открыла рот, потом покачала головой:

– Ты же знаешь, что деньги для меня ничего не значат.

– Да, знаю. Но что они значат для меня, тебе известно. Я предлагаю тебе не только мое состояние, Летти. Я предлагаю тебе всю мою жизнь. – Он прижал ее руку к своей щеке и прошептал: – Я предлагаю тебе мое сердце.

Тут Летти поняла, что плачет.

– Я люблю тебя, Летисия Спенсер Кириллос, – хрипло произнес он. – Я знаю, что потерял свою любовь, твое доверие. Если у меня уйдет сто лет, чтобы…

– Перестань. – Она стукнула его в грудь, и бумага упала на снег.

– Летти…

– Я этого не хочу. – Она прикоснулась ладонью к его шершавой, небритой щеке, а другой рукой обняла за плечи. – Я просто хочу тебя, Дариус.

Его темные глаза засветились счастьем.

– Я тебя не заслуживаю.

– Я сама не образец совершенства.

Он немедленно возразил, стал доказывать, что она идеальна во всех отношениях.

Летти улыбнулась, встала на цыпочки и поцеловала Дариуса, шепча:

– Мы можем любить друг друга, несмотря на недостатки.

Они целовались и обнимались в заснеженном саду, словно давали клятву в том, что все грядущие дни, какими бы они ни были, солнечными или сумрачными, будут дарить им радость и научат прощать.

Говард Спенсер умер в январе, окруженный семьей, с улыбкой на исхудавшем лице, не дожив до весны, которая пришла в Фэрхоулм рано.

Дариус легкой походкой вошел в дом с букетом цветов. Завтра ожидали других членов семьи Кириллос. Дариус послал на Гераклиос личный самолет для Иоанны и кузенов. Двоюродная бабушка очень хотела увидеть внучатого племянника и поборола страх перед полетом.

Дариус радовался тому, что его многочисленная семья скоро будет в Фэрхоулме. Места хватит всем.

Все его внимание было направлено на Летти и сына. Теперь Дариус осознал, что не деньги делают мужчину. Мужчину делает то, что он сам делает со своей жизнью.

В доме царила любовь. Любовь – это все. А Летти – центр мироздания Дариуса.

– Летти! – позвал он.

– Она устроила пикник на лужайке, мистер Кириллос! – крикнула из кухни экономка.

Отложив сумку с ноутбуком, Дариус вышел из дома, миновал сад, где на солнце уже распускались тюльпаны и нарциссы. Он прошел по дорожке среди травы и остановился на золотисто-зеленой лужайке, где учил танцевать жену. И где она научила его мечтать.

Над головой ярко-голубое небо, вдалеке – океан. Он увидел Летти. С улыбкой на лице – таком прекрасном – она танцует с сыном на руках и поет ему греческую песенку, а ребенок радостно визжит. На расстеленном одеяле корзинка для пикника, резиновые игрушки – у сына режутся зубки – и знакомая потрепанная книжка про кролика.

Летти танцует. Летти поет.

Летти – это любовь.

Чем он заслужил такое счастье?

И Дариус побежал к жене и сыну.

Сноски

1

Порт-кошер – въездная арка для автомобиля. (Здесь и далее примеч. пер.)

(обратно)

2

Любовь моя (греч.).

(обратно)

3

Мать (греч.).

(обратно)

4

Севернее Девяносто шестой улицы (улица миллионеров) Парк-авеню превращается в район нищеты.

(обратно)

5

Да, тетя Иоанна (греч.).

(обратно)

6

Рецина – греческое смоляное белое вино.

(обратно)

7

Бабушка (греч.).

(обратно)

8

Узо – греческая водка.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg