«Отказать мистеру Совершенство»

Отказать мистеру Совершенство (fb2) - Отказать мистеру Совершенство [The Sheikh’s Christmas Conquest] (пер. М. Н. Шестакова) 651K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Шэрон Кендрик

Шэрон Кендрик Отказать мистеру Совершенство

Sharon Kendrick

THE SHEIKH’S CHRISTMAS CONQUEST

Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме.

Это издание опубликовано с разрешения Harlequin Books S. A.

Товарные знаки Harlequin и Diamond принадлежат Harlequin Enterprises limited или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.

Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

The Sheikh’s Christmas Conquest

© 2015 by Sharon Kendrick

«Отказать мистеру Совершенство»

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав.

Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя.

Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Глава 1

Дверной колокольчик зазвонил в тот момент, когда Ливви, стоя на стремянке, готовилась вешать гирлянду из омелы, перевитую красной как кровь лентой. Начавшаяся метель заглушила звуки, погрузила мир в тишину, поэтому резкий звонок заставил ее вздрогнуть от неожиданности. Она не ждала никого до самого вечера Рождества.

«Кто бы ты ни был – уходи», – мысленно приказала Ливви. Колокольчик продолжал настойчиво трезвонить, словно кто-то прижал кнопку пальцем и не собирался отпускать.

Ливви надеялась, что непрошеный посетитель не задержится, потому что до приезда гостей у нее непочатый край дел, а помощница Стелла не сможет добраться сюда в метель. Впрочем, если хочешь добиться успеха в бизнесе, нельзя вести себя как примадонна, даже если до Рождества остается четыре дня, а желающих забронировать номер все еще нет. Ливви спустилась с лестницы в состоянии крайнего раздражения, которое мгновенно улетучилось, как только она открыла дверь.

Она не была подготовлена к визиту стоящего на пороге человека. Потребовалось несколько секунд, чтобы узнать мужчину, имеющего известную репутацию в мире конных скачек, к которому она сама когда-то принадлежала. Забыть такую внешность невозможно: черные пронзительные глаза, оливковая кожа, худощавое лицо, орлиный нос. Сильное, тренированное тело говорило о постоянных физических тренировках и дисциплине. Мимо такого не пройдешь не оглянувшись.

Однако не внешность, не явная мужская харизма заставили Ливви изумленно раскрыть глаза, а высокий социальный статус человека, разглядывающего ее без тени улыбки. На пороге стоял не кто иной, как Саладин аль-Мектала – настоящий арабский шейх, король Джазратана – государства в сердце пустыни.

Ливви подумала, что наверняка существует протокол, по которому принято встречать одного из богатейших людей мира, к тому же персону королевских кровей. Раньше ее смутила бы подобная ситуация, но за последние годы Ливви многому научилась, повзрослела и стала сильной. Она гордилась тем, что ни от кого не зависела, даже если в последнее время ее независимость висела на волоске.

– Вам кто-нибудь говорил, что воспитанный человек после первого звонка ждет, чтобы ему открыли дверь, а не трезвонит без остановки? – спросила она, склонив голову набок.

Саладин поднял брови, не скрывая удивления от резкой отповеди. С таким приветствием он не сталкивался даже здесь, в Англии, где протокол соблюдался не так строго, как в его стране. Он привык, что одно только его королевское присутствие вызывало почтение, и хотя жаловался советникам на подобострастие окружающих, но неизменно ожидал этого.

Прищурив глаза, Саладин изучающее смотрел на Ливви.

– Ты знаешь, кто я?

Она засмеялась, и копна густых волос, схваченных на голове резинкой, покачнулась из стороны в сторону, как хвост рыжей кобылы.

– Такой вопрос второстепенные актеры обычно задают охране, когда пытаются пройти в закрытый модный клуб.

Саладина охватило раздражение, смешанное с другим, непонятным чувством. Его предупреждали, что у нее плохой характер – язвительный и упрямый. Эти качества, как правило, предпочитали не демонстрировать при нем, учитывая его репутацию и социальный статус. Еще стоило принять во внимание, что рядом с ним все без исключения женщины начинали таять, как мороженое в пустыне. Саладин уже приготовился резким замечанием поставить ее на место, но сдержался: ему необходимо получить от Ливви Миллер нечто очень важное. Ценой больших усилий он взял себя в руки и перешел на миролюбивый тон.

– Это искренний вопрос. Я – Саладин аль-Мектала.

– Знаю.

– Мои люди пытались связаться с тобой, причем неоднократно.

Она улыбнулась, но улыбка не коснулась глаз.

– Мне это тоже известно. Они бомбардировали меня имейлами и обрывали телефон всю последнюю неделю. Стоило включить компьютер, как в почту сыпались сообщения из дворца Джазратана.

– Но ты предпочитала игнорировать их?

– Разве я не имею на это права? – Она облокотилась на косяк двери, прикрыв необыкновенные янтарные глаза пологом густых ресниц. – У меня один ответ: предложение меня не интересует. Если люди не готовы принять отказ, это их проблема. Мое решение не изменилось.

Саладин уже с трудом сдерживал раздражение.

– Ты даже не узнала, чего именно хотят от тебя.

– Что-то связанное с лошадьми. Этого достаточно. – Ливви выпрямилась во весь рост, но Саладин все равно возвышался над ней. Он прикинул, что мог бы поднять ее одной рукой. Когда ему сказали, что она может смирить и успокоить самого строптивого коня, он представить не мог, что она такая… миниатюрная.

– Я больше не работаю с лошадьми, – мрачно закончила она.

Переведя взгляд с тоненькой фигурки на глаза цвета меда, Саладин коротко спросил:

– Почему же?

Ливви насмешливо фыркнула, на лице промелькнула и сразу исчезла тень сожаления.

– Это никого не касается, – заявила она, упрямо подняв подбородок. – Я не обязана давать отчет, особенно людям, которые без предупреждения возникают у меня на пороге в самую горячую пору.

Саладин почувствовал первую волну азарта. Ему брошен вызов. Он не привык к сопротивлению. В его мире он получал все, чего хотел. Щелчка пальцев и холодного взгляда хватало, чтобы ему предоставили желаемое. Саладин впервые столкнулся с отказом, тем более от женщины, а ведь представительницы прекрасного пола мечтали подчиниться его воле, а не идти против. Желание добиться цели только возросло. Более того, он вдруг почувствовал горячий прилив сексуального возбуждения и удивился: по слухам, Оливия Миллер творила чудеса с лошадьми, но ее внешность не отличалась гламуром.

Саладин скривил губы, решив, что она относилась к типу девиц, больше похожих на мальчиков, чего он никак не одобрял. Женщина должна оставаться женщиной, не так ли? Каштановые волосы Ливви отсвечивали рыжиной. Такой достаточно редкий оттенок принято называть тициановым в честь великого итальянского художника. Однако Ливви предпочла убрать локоны в хвостик. На веснушчатом лице не заметно ни следа косметики. Даже ее джинсы не выполняли единственную достойную задачу – они мешковато сидели на ней вместо того, чтобы облегать ягодицы как вторая кожа. Наблюдения никак не объясняли неожиданного прилива вожделения. Как можно считать привлекательным создание, всеми силами скрывающее женскую сексуальность?

Саладин нахмурился:

– Ты понимаешь, что твое поведение граничит с оскорблением? Вряд ли прилично говорить с королем Джазратана в таком тоне.

Ливви снова вскинула подбородок. Вероятно, она не понимала, поднимая к нему лицо, что напрашивалась на поцелуй.

– У меня и в мыслях не было намерения оскорбить, – сказала она, хотя выражение глаз предполагало обратное. – Просто констатировала факты. Никого не касается, как я распоряжаюсь своей жизнью, и тем более не обязана отчитываться вам. Я не подданная вашего королевства.

– По крайней мере, могла бы снизойти до того, чтобы выслушать, – едко заметил Саладин. – Или понятие гостеприимства тебе незнакомо? Я проделал долгий путь в эту чудовищную погоду, чтобы встретиться с тобой.

Ливви оглянулась на гирлянду омелы на полу и подумала о множестве других вещей, которые должна успеть сделать до гостей. Она собиралась испечь пирог, чтобы наполнить дом уютным запахом свежей выпечки, поскорее разжечь камины в спальных комнатах. Список неотложных дел был длинною в ее руку, а этот красивый и немного устрашающий незнакомец отнимал драгоценное время.

– Для визита нужно выбирать более удобное время, чем канун Рождества.

– Не знаю, о каком удобном времени идет речь, но тебя невозможно застать на месте, – не согласился Саладин.

– Большинство людей уже бы поняли намек и перестали утруждать себя.

– Я – король и не играю в намеки, – холодно парировал он.

Ливви колебалась. Его поведение полностью подтверждало то, что говорили о нем. В конных кругах он славился высокомерным нравом. У Ливви было сильное желание послать его подальше. Однако она должна подумать о своем бизнесе. Если продолжать сердить Саладина аль-Мектала, он может обронить несколько нелестных слов среди местной публики. Ему ничего не стоит подлить яду в ее пошатнувшуюся репутацию. Недоброжелательная пресса грозит смертельным ударом, если вы работаете в гостиничном бизнесе.

За спиной Саладина стеной валил снег: метель не прекращалась с самого утра. Толстые снежинки, как в замедленном кино, пролетали мимо бесконечной чередой. Пушистый белый ковер укрыл лужайки. Если так будет продолжаться, дороги станут непроходимыми, и тогда не удастся избавиться от посетителя. А ей совершенно необходимо, чтобы он ушел. Возвышаясь в дверях, он просто-таки излучал тестостерон, заставляя ее думать о вещах, которые она постаралась оставить в прошлом. Ливви не нравилась собственная реакция на незнакомца.

Поодаль за воротами стоял черный внедорожник. Она представила, что кто-то ждет его там, дрожа от холода.

– Где же ваши телохранители? Сидят в машине? – Ливви окинула глазами сад. – Прячутся за кустами? Готовы спрыгнуть с дерева?

– Я приехал без охраны.

Значит, они здесь одни.

Беспокойство Ливви усилилось. Внушительная фигура мужчины, его мрачное лицо вызывали странное возбуждение и тревожные предчувствия. Впервые она пожалела, что у нее нет собаки, которая бы лаяла на незнакомца. Какой толк от капризной, избалованной кошки по кличке Пеппа, пушистым комочком свернувшейся у камина в гостиной?

Однако Ливви не позволит запугать себя. А если так, ничто не мешает поговорить с ним. Может, она сумеет объяснить, что ее решение окончательное и бесповоротное. Если раз за разом повторять отказ, он поверит и оставит ее в покое.

– Заходите, пожалуйста, – пригласила она, вздрогнув от ледяного порыва ветра, швырнувшего за порог пригоршню снега. – Могу уделить вам полчаса, но не больше. На Рождество я жду гостей, и много еще надо сделать.

Ливви заметила легкое выражение триумфа на его лице, когда он вступил внутрь. Она закрыла дверь, и просторная прихожая сразу как будто сжалась. Ливви вынуждена была признать, что Саладин просто-таки олицетворяет мужественность, привлекая и одновременно пугая ее. Ливви сделала глубокий вздох, чтобы унять частый стук сердца. Она представила, что перед ней просто очередной гость: включила дежурную улыбку и профессиональное гостеприимство.

– Прошу вас пройти в гостиную, – вежливо сказала она. – У камина вам будет тепло.

Он кивнул, обведя глазами комнату с высоким потолком и резной деревянной лестницей на второй этаж.

– Какой красивый старинный дом, – заметил он с явным одобрением.

– Спасибо, – улыбнулась она, автоматически переходя на роль гида. – Сохранилась часть постройки двенадцатого века. Теперь так уже не строят, что к лучшему, принимая во внимание, сколько стоит содержание и ремонт.

Собственно говоря, именно древняя история привлекала туристов, готовых приехать в такую глушь, чтобы снять здесь комнату: элегантные старые особняки обладали определенным очарованием и магнетизмом. Дела шли неплохо, пока поблизости не появилось несколько отелей, составивших Ливви заметную конкуренцию.

Тем не менее Ливви не могла скрыть удовольствия, пригласив шейха в просторную гостиную немного обветшалого семейного дома.

В большом камине горели яблоневые ветки, распространяя душистый аромат. Рождественская елка, почти касавшаяся балок высокого потолка, стояла голая. Ливви еще предстояло залезть на пыльный чердак, достать коробку с украшениями, хранившимися в семье с незапамятных времен, и нарядить красавицу. Тогда пышные ветки засияют огоньками, а на верхушке будет красоваться ангел, которого Ливви в детстве смастерила вместе с мамой. И снова произойдет немного грустное рождественское чудо соединения прошлого и настоящего.

Ливви подняла голову и увидела, что Саладин аль-Мектала пристально изучает ее. Она снова почувствовала необъяснимое беспокойство, мигом вытеснившее из головы ностальгические воспоминания. Она, в свою очередь, пригляделась к нему.

Он не был одет как шейх: ни развевающихся длинных одежд, ни традиционного головного убора короля пустыни. Саладин, не дожидаясь приглашения, как раз снимал темное кашемировое пальто, надетое поверх черных брюк и серого свитера, свободно облегавшего мускулистый торс. Ливви отметила его современный облик в сочетании с тревожной диковатой аурой от холодных, темных, с острым блеском глаз. Он повесил пальто на спинку стула и подошел ближе к камину. На блестящих черных волосах сверкали капли тающего снега.

– Ну, что же, – сказала она. – Вероятно, вам действительно очень сильно чего-то хочется, если вы лично явились за этим в глушь Дербишира.

– Угадала, – промурлыкал Саладин. – Я хочу тебя.

Игривая интонация неожиданно пробудила в Ливви эмоции, которых она не ощущала с незапамятных времен. На долю секунды она представила, каково это быть объектом сексуального желания такого мужчины, как Саладин аль-Мектала. Смягчится ли взгляд пронзительных глаз перед тем, как он поцелует? Чувствует ли женщина себя слабой и беспомощной в объятиях его сильных рук?

Ливви удивилась столь неожиданному повороту мысли, поскольку никогда не испытывала вожделения к незнакомым мужчинам. По правде говоря, она вообще никогда не испытывала вожделения. Единственным оправданием служил сам провокационный тон Саладина, рассчитанный, вероятно, на то, чтобы шокировать ее.

– Хотелось бы знать конкретнее, что вам надо от меня?

Выражение его лица сразу изменилось, словно узкое, хищное лицо накрыла тень.

– У меня беда, – сдержанно произнес он. – Жеребец – мой любимец – получил травму.

Его очевидное горе тронуло Ливви. Иначе и быть не могло. Но разве у нее недостаточно своих проблем?

– Мне очень жаль, – сказала она. – Но будучи королем и очень богатым человеком, не сомневаюсь, вы наймете лучших ветеринаров. Они найдут эффективный способ вылечить его.

– Они бессильны.

– Неужели? – Ливви сцепила пальцы. – В чем проблема?

– Поддерживающая связка отошла от кости.

– Плохо, – нахмурилась Ливви.

– Сам знаю, – скрипнул зубами Саладин. – Иначе зачем бы я приехал?

Ливви проигнорировала грубость.

– Сейчас разработаны революционные методы лечения, – миролюбиво заметила она, – инъекции стволовых клеток или шоковая волновая терапия. Говорят, действует очень эффективно.

– Думаешь, я уже не перепробовал все средства? Лучшие специалисты мира прилетали, чтобы осмотреть его. Все напрасно. Они не могут помочь. – Его голос опустился до шепота. – В один голос заявили, что надежды нет.

Ливви снова почувствовала сострадание. Она, как никто, понимала, какая тесная связь возникает между человеком и лошадью, особенно если человек занимает высокое положение и часто больше доверяет животному, чем людям. Однако Ливви знала, что в жизни приходится принимать вещи такими, как есть, а не такими, как хотелось бы. При всем желании, природу победить нельзя, и деньги ничего не решают.

Во взгляде Саладина появился стальной блеск, говорящий о решимости не сдаваться. Неужели статус короля влияет на человека, и он начинает верить, что может изменить мир по своему желанию? Ливви вздохнула.

– Мне правда очень жаль, но если вам сказали, что надежды нет, чего вы ждете от меня? Ничем не могу помочь.

– Можешь, Ливви, – твердо сказал он. – Знаешь, что можешь.

Уверенность Саладина поразила ее не меньше, чем неожиданное обращение по имени.

– Нет. – Она покачала головой. – Я уже много лет не имею дела с лошадьми. Эта страница моей жизни закрыта, и если кто-то считает иначе, то глубоко заблуждается.

После паузы он спросил:

– Можно мне сесть?

Насторожившись, Ливви указала на одно из выцветших парчовых кресел у жарко горящего камина. Неожиданная смена тактики застала ее врасплох. Но если честно, ей невероятно польстило желание шейха продлить визит и просьба позволить ему присесть. На мгновение она подумала, не даст ли он разрешение упомянуть его визит на сайте ее гостевого дома. «Шейх Джазратана любит отдыхать перед старинным камином». Встретив его ледяной взгляд, она отказалась от этой мысли.

– Если вам угодно. – Она зажгла лампу, разгоняя вечерний сумрак. Ее пульс предательски зачастил, когда Саладин опустил гибкое мускулистое тело в кресло и вытянул бесконечно длинные ноги к огню. Он напоминал пантеру в редкий момент покоя, когда из дикой чащи она забрела в укрытие, не давая забыть, что в мягких подушечках лап спрятаны смертельные когти. Не по этой ли причине ее кошка вдруг открыла глаза, вскочила, зашипела на Саладина и вышла из комнаты, подняв трубой хвост. Слишком поздно Ливви пожалела, что не отправила его в обратный путь до того, как сгустились сумерки.

– Так что же? – Она кинула взгляд на часы. – Я предупредила, что у меня много дел. Может, не будем тянуть, перейдем сразу в галоп?

– Образно сказано, – сухо заметил Саладин. – Ты нарочно? В любом случае жеребец вряд ли будет когда-нибудь скакать. А ведь он выигрывал почти все призовые скачки. Мой ветеринар сказал, что боли очень сильные: жестоко заставлять коня мучиться дальше… – Его голос прервался.

– И что?

Саладин откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза, сверкнувшие на мгновение в сполохах огня в камине.

– Ливви, у тебя дар исцелять лошадей. Редкий дар. Ты можешь вылечить коня.

– Кто это сказал?

– Тренер. Он рассказал мне о женщине, которая лучше всех на свете понимала лошадей. Легкая, как перышко, но при этом выносливая, как вол, она могла успокоить самого свирепого коня. Она творила чудеса, не поддающиеся логике и поражавшие ветеринаров. – Голос Саладина стал глуше. Он не спускал с нее глаз. – Ее называли заклинательницей лошадей.

Ливви давно не слышала прозвища, когда-то преследовавшего ее. В мире скачек ее считали чуть ли не ведьмой. Такая репутация не льстила. Ливви хотела, чтобы ее оставили в покое и позволили жить своей жизнью.

Она наклонилась за очередным поленом, пряча от Саладина лицо, а когда выпрямилась, уже достаточно владела собой и спокойно встретила испытующий взгляд.

– Оставим суеверия невеждам, готовым верить всяким небылицам, – твердо сказала Ливви. – Мне просто везло. По теории вероятностей, лошади, которых я вылечила, поправились бы и без моего участия.

– Мне известны случаи, когда природа опровергала теорию вероятностей, – мягко возразил Саладин. – Разве один из ваших великих поэтов не утверждал то же самое?

– Не читаю стихов, – отмахнулась Ливви.

– Может, стоило бы.

– А еще не принимаю советов от посторонних, – криво усмехнулась она.

Глаза Саладина блеснули.

– Если согласишься работать на меня, мы не будем посторонними.

Резким движением Ливви подбросила полено в огонь, взметнув целый сноп искр. Он нарочно сменил тактику и решил очаровать ее. Его репутация была хорошо известна Ливви, но и без этого одного взгляда хватало, чтобы понять: ни одна женщина не устоит против искушения подчиниться ему, точно так же, как самая строптивая лошадь не удержится от соблазна взять с ладони кусочек сахара.

– Послушайте, – постаралась смягчить резкость Ливви, полагая, что таким образом сумеет убедить привыкшего к женской покорности шейха. – Мне жаль, что не могу помочь вам. У меня нет волшебной палочки, чтобы вылечить лошадь. Не скрою, мне польстило то, что вы вспомнили обо мне, но ваше предложение меня не интересует.

Саладин был близок к отчаянию. Ливви вовсе не выглядела польщенной. Как подступиться к ней? Разве она не понимает, что получит за работу крупное вознаграждение, не говоря уж о публичном признании, как человек, удостоившийся чести работать на королевский дом аль-Мектала?

Он провел тщательное расследование. Саладин знал, что унаследованный от родителей старинный особняк, превращенный Ливви в частный пансион, упоминался во всех туристических справочниках как историческая достопримечательность. Однако дом заметно обветшал – это видно невооруженным глазом. Содержание памятника архитектуры требовало огромных денег. Очевидно, что у Ливви нет таких средств. Пружина обитого парчой кресла, на котором он сидел, впивалась в ягодицы, а штукатурка на стене у камина дала трещину. Неужели не понятно, что он дает ей шанс заработать достаточно, чтобы полностью отремонтировать особняк?

О чем думает эта женщина с мальчишеской фигурой и веснушчатым лицом? Она повернулась спиной к миру скачек, когда-то составлявшего смысл ее жизни, спряталась в дикой глуши, чтобы стоять у плиты и готовить завтрак редким постояльцам. Какую судьбу выбрала она в свои почти тридцать лет? В его стране к двадцати пяти годам женщина уже имеет как минимум двоих детей, потому что по традиции девушки рано выходят замуж. Он вспомнил Алию, крушение всех надежд, и его охватило горькое чувство вины. Сердце пронзила острая боль. Саладин с усилием отогнал мрачные мысли и взглянул в упрямое лицо Оливии Миллер.

– Может, у тебя нет волшебной палочки, но я прошу тебя попробовать. Как говорится, кто не рискует, тот не выигрывает. Кроме того, тебе и не снилось вознаграждение, которое я готов предложить. – Он изогнул губы в короткой улыбке. – Дареному коню в зубы не смотрят, не так ли?

Ливви никак не отреагировала на попытку юмора. Она продолжала глядеть на него янтарными глазами, но только теперь во взгляде читалось явное раздражение. Саладин вновь почувствовал прилив вожделения, потому что женщины никогда не осмеливались так смотреть, а непокорность Ливви, как ни странно, возбуждала его. Прежде он никогда не знал отказа.

– Сколько мне повторять «нет», чтобы вы поверили мне?

– Сколько времени потребуется, чтобы ты поняла: я упрям и все равно получу то, что хочу?

– Будьте уверены, я не изменю решения.

Саладин решился прибегнуть к аргументу, который приберег для крайнего случая, который, по его мнению, как раз наступил. Он откинулся назад, не сводя взгляда с ее лица.

– Вот, значит, как ты решила провести остаток своих дней, Ливви? – тихо спросил он. – Спрятавшись в глуши, пренебрегая данным от бога талантом, только потому, что какой-то негодяй бросил тебя перед алтарем?

Глава 2

Сначала Ливви никак не отреагировала на жестокое замечание Саладина: она умела держать удар. Первое, чему она научилась после того, как жених не удосужился явиться на церемонию венчания, – это скрывать чувства. Внешне Ливви оставалась невозмутимой. Тем не менее слова шейха причинили боль. Обида все еще жила в сердце, хотя за прошедшие годы никто не осмелился напомнить ей о пережитом чудовищном унижении. Ливви хорошо помнила, как стояла у алтаря в белом платье с улыбкой радостного ожидания, которая блекла по мере того, как тянулось время. Присутствующие тревожно перешептывались, и наконец в церкви установилась зловещая тишина, когда стало ясно, что жених не появится.

Она смотрела на хищное лицо шейха, освещенное всполохами огня в камине, и в этот момент ненавидела его. Как он посмел оскорбить ее ради того, чтобы добиться своей цели? Неужели он совершенно равнодушен к людям, не привык щадить их чувства, или это один из способов манипуляции? Понимает ли он, что публичное унижение нанесло самолюбию удар, от которого она долго не могла оправиться? Может, не оправилась до сих пор. Во всяком случае, потрясение было настолько сильным, что она решила порвать с прежней жизнью, бросить обожаемых лошадей и с тех пор с подозрением относится ко всем знакам внимания со стороны мужчин.

Ливви удержалась от порыва броситься к нему, как следует встряхнуть, ударить кулаком по широкой, твердой груди и крикнуть, что он безжалостный монстр. Однако навряд ли гневный выпад произведет впечатление на сурового мужчину. Возможно, он отнесет такую несдержанность на счет своей маленькой победы.

– Мое несостоявшееся замужество не имеет ничего общего с отказом работать на вас, – заявила она тоном холодной сдержанности, выработанным как раз для подобных случаев. Он не раз выручал ее, когда женщины – хрупкие блондинки – не понимавшие, что Руперт де Врис нашел в такой невзрачной персоне, с плохо скрытым злорадством задавали вопросы: «Он ничего не сказал? Ты правда не знаешь причины?» Ливви действительно не понимала. Кому придет в голову подвергнуть себя публичному осмеянию, если заранее известно, что жених сбежит из-под венца?

Она глянула в сверкающие глаза Саладина.

– Тем не менее заданный вопрос – еще одна черная метка в ваш адрес.

Он свел черные брови.

– О чем ты?

– О том, что вы, очевидно, интересовались моей личной жизнью, что говорит не в вашу пользу. Кому понравится, если за ним шпионят? Как потенциальный работодатель, вы допустили большую ошибку.

– Обычно мне не приходится уговаривать, – поправил он тоном, не уступавшим ей в холодности. – Думаю, тебе понятно, почему я навожу справки о человеке, которого собираюсь нанять.

– Когда до вас дойдет, наконец, что я не собираюсь работать на вас?

Саладин открыл было рот и снова закрыл, внимательно оглядывая комнату. Его взгляд остановился на бархатных шторах, словно он только что обратил внимание, как они выцвели на солнце, а моль проела подкладку.

Неужели он заметил?

– Значит, твой бизнес процветает? – небрежно поинтересовался он.

Намек был совершенно прозрачен, и вдруг Ливви захотелось доказать ему, что он ошибается. «Пора поставить его на место», – подумала она из гордости, хотя на самом деле не обязана ничего доказывать. В этот момент для нее было важно сменить имидж брошенной невесты на имидж успешной предпринимательницы, что, увы, мало соответствовало действительности.

– Именно так. Моя гостиница пользуется популярностью, – сказала она. – Исторические особняки привлекают людей. Многие приезжают по нескольку раз. Кстати… – Она посмотрела на часы. – Ваши полчаса почти истекли.

– Вероятно, у вас много работы? – настаивал он.

Ливви заметила насмешку в темных глазах.

– Конечно. Приходится готовить на завтрак восемь разных блюд по заказу, менять постельное белье каждый день. Это не каждому под силу, но меня не испугаешь трудностями. Ничто в жизни не дается даром, – сдержанно усмехнулась она. – Хотя некоторые, подобные вам, не попадают под это правило.

Саладин продолжал невозмутимо смотреть на нее.

– Почему же?

– Ну, ведь вы шейх, не так ли? Один из самых богатых людей в мире. Владеете конюшней призовых лошадей, живете во дворце. Скорее всего, имеете собственный самолет.

– И что?

– И вы пальцем не пошевелили для того, чтобы получить все это богатство, – просто унаследовали его. Получаете на блюдечке все, что пожелаете.

Наступила пауза. Саладин был близок к отчаянию. Подобные обвинения часто адресуют лицам королевской крови, но люди редко осмеливаются высказывать их вслух в присутствии этих персон. Он действительно баснословно богат, но неужели она думает, что он живет в золотой клетке? Сколько раз ему приходилось сражаться за свою страну и свой народ. Разве он защищен от сердечной боли? Перед глазами снова возникло прекрасное лицо Алии, но он отогнал печальный образ и поглядел в глаза англичанки.

– Не отрицаю, что в материальном плане я вполне обеспечен, – согласился он. – Но поговорим о тебе. Тебя вряд ли можно назвать обездоленной, правда, Ливви? Этот дом не из разряда обычных. Ты, скорее, входишь в число привилегированных.

Ливви не терпелось избавиться от шейха. В его присутствии она чувствовала себя неловко. Клетчатая рубашка, казалось, стала ей мала: ткань натянулась на торчащей груди. У нее было ощущение, словно сквозь одежду он видит простое, функциональное нижнее белье.

– Это редкий образец георгианской архитектуры, – сообщила она, теребя пуговицу на рубашке. – Повезло, что дом принадлежит мне. Несколько поколений моей семьи жили здесь.

– Содержание должно обходиться в огромную сумму, – предположил он.

– В астрономическую, – призналась Ливви. – Поэтому я открыла его для постояльцев, готовых платить.

Саладин посмотрел на потолок. Разглядел ли он уродливое сырое пятно на потолке, или в полутемной комнате оно незаметно? Его взгляд снова упал на нее, будто обжигая лицо.

– Как идут дела, Ливви, – в целом?

Она изобразила улыбку:

– Отлично.

– Гости не возражают, что краска облезла, а штукатурка осыпается?

– Не думаю. Люди приезжают ради истории, а не за свежей краской – многие гостиницы требуют ремонта.

– Ты ведь понимаешь, что я готов заплатить тебе большие деньги, – помолчав, продолжал Саладин. – Достаточные, чтобы оплатить полный ремонт дома. Я прибавлю бонус, чтобы ты могла выбраться отдохнуть – тебе это не повредит.

Ливви насторожилась. Неужели он намекает, что у нее усталый вид? Непроизвольно она убрала за ухо выбившуюся прядь. Надо заметить, справедливости ради, что она не отдыхала целую вечность. Ее банковский долг тоже продолжал расти, несмотря на число гостей, которых она обслуживала. Чем закончится борьба за выживание? Неужели она сдастся?

Ливви нервничала под гипнотическим взглядом сверкающих черных глаз Саладина. Она была лишена тщеславия, но, безусловно, оделась бы тщательнее, если бы ожидала визита шейха пустынного государства. У нее вдруг вспыхнули щеки и странно покалывала грудь в рубашке, словно севшей после стирки.

– Это ваш ответ на любой вопрос? – спросила она. – Выписать чек и забыть о проблеме?

Он пожал плечами:

– Почему нет, если у меня есть такая возможность? Деньги говорят убедительнее слов.

– Вы – циник.

– Не отрицаю, – усмехнулся Саладин. – Или ты слишком наивна? Деньги – единственное, чему можно доверять, Ливви. Они могут купить практически все. Поэтому не упускай возможности и отправляйся со мной в Джазратан. Мои конюшни – лучшие в мире. Тебе будет интересно посмотреть.

Он улыбнулся, но улыбка показалась Ливви расчетливой, будто он хотел придать больше легкости разговору, который явно не получался.

– Займись лечением моей лошади, и я дам тебе все, что захочешь, в разумных пределах, – продолжал он. – А если вылечишь Бархана и мне не придется приставить пистолет к его голове, глядя в преданные и удивленные глаза, и наблюдать, как жизнь покидает его, тебе больше никогда не придется беспокоиться о деньгах.

Трогательные слова о лошади произвели на Ливви гораздо большее впечатление, чем обещанное шейхом финансовое вознаграждение. По правде говоря, ей была неприятна попытка подкупить ее. Шейх уверен, что все имеет свою цену – даже люди, ведь любого можно купить, увеличивая стопку денег на столе. Вероятно, в его мире это правило действовало безотказно.

Несмотря на твердую решимость Ливви не уступать, соблазн был слишком велик. На одну минуту она позволила себе помечтать о том, как использовать деньги. С чего начать? Надо сменить старую электропроводку в спальнях, вместо древнего бойлера установить новый. Она подумала о ледяных коридорах на втором этаже и теплоизоляции крыши. Тепло в первую очередь направлялось в гостевые комнаты, в то время как в ее спальне окно к утру покрывалось изморозью. Ее пробрала дрожь. Зима выдалась на редкость холодной, а впереди еще несколько морозных месяцев. Ливви надоело ложиться спать в шерстяных носках.

– Не могу, – сказала она. – Я жду гостей, которые приезжают через два дня, чтобы провести здесь праздники. Не могу же я аннулировать бронь на Рождество и Новый год, если люди мечтали об этой поездке весь год. Вам придется найти кого-нибудь другого.

Саладин твердо сжал губы: он не собирался сдаваться. Вероятно, она не понимает, что он добьется своей цели любой ценой. Если речь идет о борьбе характеров, победа будет за ним. Вдохновленный ноткой сомнения в ее голосе, он поднялся с кресла и подошел к окну. Почти стемнело, но плотные облака закрыли небо, стерев все краски. Виден был только снег. Деревья в саду походили на призрачные белые фигуры. Землю укутал белый ковер. Его машина превратилась в снежную гору.

Саладин прищурил глаза, наблюдая за игрой снежинок в красноватом отблеске падающего из окна света и обдумывая следующий ход, хотя вариантов оставалось совсем мало. Можно, пока метель не усилилась, завести машину, уехать и вернуться на следующий день, дав ей время понять, как глупо отказываться от щедрого предложения. Или поручить дело своим людям с использованием более жесткой закулисной тактики.

Обернувшись, он посмотрел в ее неулыбчивое лицо и разозлился, что не может найти подход. Логика подсказывала, что лучше уйти, но что-то удерживало его, хотя Ливви уже направилась к двери, предлагая ему следовать за ней. Женщина хотела, чтобы он ушел? Невозможно поверить! Она отвергла его? Такого еще не случалось.

Саладин шел по освещенному лампами коридору достаточно близко, чтобы дотронуться до Ливви. Неожиданно возникла безумная идея поцеловать ее: накрыть губами упрямый рот и посмотреть, сколько у нее хватит сил сопротивляться прежде, чем, задыхаясь от страсти, она согласится выполнить любое его желание. Однако мысли были прерваны драматическим поворотом событий: неожиданно погас свет, и дом погрузился в кромешную темноту. Шагавшая впереди Ливви ахнула и резко шагнула назад, прильнув к нему мягким телом.

Глава 3

Непроизвольно в темном коридоре Саладин обхватил руками Ливви, помогая сохранить равновесие: так он объяснил себе свой поступок. Позже он признавал, что если бы перед ним был мужчина, он быстрее убрал бы руки, а его ладони не сжимали бы так крепко тонкую талию. Но Ливви Миллер была женщиной, а он давно не имел контакта со слабым полом. Годовщина смерти Алии прошла совсем недавно, а Саладин избегал интимных отношений до и после трагической даты, когда его переполняла тоска и горечь утраты. Он не хотел таким образом предавать память жены, хотя механический половой акт не имел ничего общего с искренними чувствами. Секс превратился для него в процедуру, необходимую мужчине для нормального функционирования, как простое утоление голода. С Алией все было иначе: их отношения трогали и тело и душу.

Впрочем, сейчас он согласился бы только на тело.

Саладин замер от первого сладкого контакта, при котором гормоны взрываются независимо от рассудка. Он чувствовал под пальцами отчаянное биение сердца Ливви. Ее кожа пахла душистым мылом. Невинный аромат еще больше возбудил его. Саладин представил, как по волшебству исчезает преграда в виде их одежды, позволяя ему удовлетворить острый приступ вожделения. Быстрое анонимное совокупление в темном коридоре прекрасно отвечало его желанию. Возможно, это могло иметь дополнительные преимущества, если бы заставило упрямую англичанку согласиться на его предложение. Хороший секс делает женщину покладистой.

На мгновение она обмякла в его руках. Еще секунда, и она будет готова принять его. Но Ливви отшатнулась, скорее даже вырвалась из его рук. В темноте он слышал, как она пытается восстановить дыхание. Он не видел ее лицо, но хорошо представлял выражение паники, отразившейся в голосе.

– Что случилось? – выдохнула она.

Он удивился, что она полностью игнорировала короткий, но эмоциональный миг объятия. Интересно, как бы она отреагировала, если бы Саладин сказал правду: «У меня такая мощная эрекция, что я могу взорваться. Позволь мне войти в тебя и излить семя». В своем воображении он уже знал ее ответ. Ливви кивнет и дрожащими руками бросится сдирать с него одежду, пока он будет раздевать ее. Достаточно только добраться до тела, чтобы его пальцы оказались между ее ног. Он будет целовать ее, пока она не начнет молить о большем. Тогда он прижмет ее к стене – влажную, готовую принять его – и войдет глубоко и быстро. Все произойдет в считаные минуты, но она не будет возражать.

Ливви напрасно щелкала выключателем – ничего не происходило.

– Что случилось? – повторила она с возмущением.

С огромным усилием Саладин отогнал эротические фантазии и сосредоточился на проблеме: они по-прежнему стояли в кромешной темноте. Его губы так пересохли, что он не сразу мог ответить Ливви.

– Очевидно, произошло замыкание.

– Сама вижу, – без всякой логики отрезала она. – Как это случилось?

– Не имею представления, – спокойно заметил он. – Какая разница? Надо действовать. У тебя есть запасной электрогенератор?

– Ты спятил? – в панической растерянности ответила Ливви. – Конечно нет!

– Ладно. Где ты держишь свечи?

Ливви все еще плохо соображала. Саладин мог с таким же успехом предложить ей найти Юпитер на звездном небе. Отключение электричества и отопления грозили полной потерей контроля. Она и без того чуть не растаяла в его объятиях, потому что его прикосновение таило угрозу и возбуждало. Стоило ему дотронуться до нее, и она потеряла голову. Ливви обомлела, когда его твердый член уперся ей в спину, но, как ни странно, не испытала шока. Наоборот, не хотела, чтобы Саладин отпустил ее. Более того, ей хотелось повернуться к нему, чтобы он поцеловал ее – ведь она знала, как он желал этого. А дальше…

– Свечи? – нетерпеливо напомнил он.

Ливви перевела дыхание.

– Они… в кухне. Сейчас принесу.

– Пойду с тобой.

– Думаешь, я заблужусь в собственном доме?

– Здесь темно. Мы должны действовать вместе.

Саладин перехватил ее запястье и подумал, что при других обстоятельствах рядом были бы телохранители и сопровождающие, которые немедленно занялись бы решением проблемы. Однако он предпринял это путешествие в одиночку, полагая, что без свиты у него больше шансов уговорить англичанку. Как правило, люди терялись в атмосфере услужливого почитания шейха, да и сам он при любой возможности старался избежать особых почестей.

Путешествуя в Европе или в США, Саладин иногда менялся ролями со своим советником Зейном. Внешне они были удивительно похожи и давно заметили, что, одетые в пышные одеяния, могли легко сойти один за другого, особенно в полумраке идущего на скорости королевского лимузина.

В Джазратане Саладин время от времени предпринимал одиночные вылазки далеко в глубь пустыни. Иногда он переодевался купцом, смешивался с шумной толпой на рыночной площади в столице королевства – Джанубварди. Ему было интересно слушать, что говорят о нем в народе. Советникам не нравились его похождения, но никто не имел над ним власти. В Англии, которую Саладин хорошо знал, он вообще отказывался соблюдать ритуал. Ему было известно, что опасность поджидает не там, где ждешь, а застает врасплох.

Он чувствовал, как бешено колотится пульс Ливви.

– Отпусти меня, – прошептала она.

– Нет, ты никуда не пойдешь, – рявкнул он. – Следуй за мной. Я пойду первым. Будь осторожна.

– Не учи меня осторожности. Разве у тебя нет телефона? Можно использовать его как фонарик, а не спотыкаться в темноте.

– Он в машине, – сказал Саладин. Они добрались до конца коридора, где было чуть светлее, да и глаза уже привыкли к темноте. – А где твой?

– В спальне.

– Очень предусмотрительно, – саркастически заметил он.

– Не ожидала, что застряну в потемках с незнакомцем.

– Избавь меня от мелодрамы, Ливви. Давай постараемся добраться до цели не свернув шею.

Скрипя половицами, они на ощупь передвигались по узкому коридору, потом спустились вниз по короткой лестнице и попали в просторную, без окон кухню, темную, как пещера. Ливви выдернула руку, шагнула в сторону и начала шарить по ящикам. Скоро он услышал короткий, радостный вскрик – она нашла свечи. Саладин оценил расторопность, однако заметил, как дрожали ее пальцы, когда Ливви поднесла спичку к фитильку. Пламя осветило побледневшее лицо.

Ни слова не говоря, он взял у нее коробок и зажег несколько свечей, а Ливви установила их в потертые серебряные подсвечники. Колеблющееся пламя отбрасывало на стены кривые тени. В кухне стало светлее, и Саладин обнаружил признаки активной кулинарной деятельности: на блюде горкой сложено бисквитное печенье, на тарелке сладости, которые англичане всегда готовят на Рождество. Он напряг память, вспоминая название: пирожки с повидлом.

– Что могло случиться? – спросила Ливви.

Саладин пожал плечами:

– Обрыв электролинии? Такое бывает при сильных снегопадах.

– Этого не должно быть! – с ноткой отчаяния воскликнула Ливви. – Мне надо столько успеть до приезда моих гостей.

– Боюсь, придется подождать.

У Ливви сильнее задрожали руки.

– Думаю, тебе лучше уехать до того, как погода ухудшится. – Она старалась говорить непринужденно. – Тебя наверняка ждут. Кто-то же должен беспокоиться, куда ты пропал.

Саладин посмотрел недоверчиво:

– Оставить тебя здесь одну? Без электричества?

Он подошел к старинному радиатору у стены и тронул рукой.

– И без тепла?

– Я прекрасно справлюсь сама, – упрямо заявила Ливви.

– Как хочешь, но я никуда не уеду, – твердо сказал Саладин. – Какой мужчина бросит женщину в такой ситуации?

– Хочешь облегчить совесть?

Он немного помолчал, потом заметил с горечью:

– Да, пожалуй.

Ливви попыталась унять бешеный стук сердца и принять решение. Во-первых, перестать паниковать. Во-вторых, не позволить Саладину взять контроль над ситуацией. Может, в его государстве мужчины берут на себя всю ответственность, а женщины служат лишь для украшения? Тогда ему пора понять, что она прекрасно справляется без посторонней помощи и привыкла обходиться без мужчины: умеет менять пробки и чинить текущий кран. За время своего одиночества она всему научилась, и ей нравится такая жизнь.

Ливви сняла трубку висящего на стене телефона. Тишина.

– Связи нет? – уточнил Саладин.

– Глухо. – Ливви повесила трубку. Вопреки намерениям, она была близка к панике, вспоминая, не забыла ли она зарядить аккумулятор в суете утренних дел, когда покупала елку, вешала гирлянду, пекла пирожки? – Схожу наверх за мобильником.

– Я с тобой.

– Ты что, привык командовать с рождения?

– Думаю, да. Тебе не нравится?

– Нет.

– Твои проблемы, – сказал он, беря свечу.

Они вышли из кухни, и вдруг Саладин почувствовал, что впервые живет по-настоящему. Никто не знает, где его искать, а он застрял в глухой заснеженной английской провинции с рыжей красоткой, которая, он не сомневался, еще до вечера будет принадлежать ему. Забыв печаль и тревожные мысли, Саладин поднимался из высокой просторной гостиной с арочными потолками на второй этаж по широкой лестнице. Он глубоко вздохнул, когда Ливви толкнула дверь спальни.

– Можешь подождать здесь, – с нажимом сказала она.

– Как ученик перед кабинетом директора? – усмехнулся Саладин. – Нет уж. Не бойся, Ливви, мне все равно, если в комнате беспорядок. Кроме того, я достаточно хорошо воспитан, чтобы удержаться от искушения бросить тебя на кровать, если тебя это беспокоит.

– Ладно, заходи, если хочешь.

Тем не менее Ливви испытала чувство гордости, когда распахнула дверь в спальню. Занавески не были задернуты и комната сияла в мистическом, серебристом свете снежных сумерек. На прикроватном столике стояла ваза с гиацинтами, наполнявшими ароматом морозный воздух. Старинная мебель поблескивала в мерцании свечей. Здесь царили тишина и покой – ее рай и одна из причин, почему она не покидала дом и хранила царившие в нем воспоминания.

Ливви подошла к окну и взяла мобильник, с тоской глядя на темный экран.

– Сдох, – констатировала она. – Отправляла фотографии школьной подруге, а тут привезли елку… Придется тебе принести свой из машины.

– Сам решу, когда и куда идти, – рявкнул Саладин. – Никто не смеет приказывать шейху.

– Я не приглашала тебя, – тихо напомнила Ливви. – Мы здесь вдвоем в очень стрессовой ситуации. Не стоит усугублять ее, напоминая о своем ранге.

Он смерил ее грозным взглядом, готовый дать резкий отпор, но вдруг передумал и кивнул:

– Хорошо. Сейчас вернусь с телефоном.

Саладин быстро вышел из комнаты. Его шаги удалялись вниз по лестнице, потом хлопнула входная дверь. Ливви стало не по себе в наступившей неестественной тишине, которую нарушал только мерный стук старинных дедушкиных часов внизу. Она глядела в окно на нечеткую в сумерках фигуру шейха, пробиравшегося к засыпанной снегом машине. Метель не кончалась. Ливви почувствовала облегчение, увидев, что у Саладина хватило ума накинуть кашемировое пальто, прежде чем выйти из дома.

Смахнув снег, Саладин с трудом открыл дверь автомобиля. Ливви пыталась представить, что произойдет дальше. Может, как в кино, штурмовая группа спецназа Джазратана спустится с небес на вертолете? Она с сомнением посмотрела на низкие тучи и плотную пелену снега: погода явно была нелетной.

Ливви натянула толстый свитер и отправилась вниз. Только успела поставить на плиту чайник, как хлопнула входная дверь и послышались шаги. В дверях кухни возникла высокая фигура Саладина. Увидев его, Ливви с неохотой признала, что испытала радость и еще какое-то настораживающее чувство. Облегчение, что самоуверенный альфа-самец остался в доме, несмотря на ее решительный протест? Или причина кроется глубже, в инстинктивной реакции тела? Эта мысль испугала Ливви.

Она почувствовала, как при взгляде на него под толстым свитером напряглась грудь.

– Ну что?

– Удалось связаться с моими людьми. Дороги непроходимы. Сегодня помощи не будет.

Дрожащей рукой Ливви налила кипяток в заварной чайник. Этой ночью они останутся в доме вдвоем. Почему же вместо панического страха сердце бьется от возбуждения? У нее перехватило горло.

– Хочешь чаю?

– Да, спасибо. Как тебе удалось вскипятить воду? – удивился Саладин.

– Плита работает от газового баллона.

«Разговаривая о бытовых вещах, оба думаем о другом», – решила Ливви, глядя в его блестящие глаза.

– Есть хочешь? Я положила пирожки на тарелку, – заторопилась она, заполняя неловкую паузу. – Можем пойти сесть у огня в гостиной.

– Давай помогу. – Внутренне усмехаясь, Саладин взял из ее рук поднос. Обычно его обслуживали слуги: наполняли ванну, приносили утром прохладные шелковые одежды. На дипломатических приемах папки с подготовленными документами аккуратной стопкой возвышались на столе, золотая ручка всегда лежала слева. Его не касалась повседневная рутина, потому что его жизнь не была обычной. Даже на личную трагедию он не имел права: шейху не пристало проявлять человеческие эмоции независимо от того, что он испытывает в душе. Ему хотелось рыдать над гробом Алии, но он не мог показать людям своего горя.

Твердо сжав губы, Саладин прошел с подносом в гостиную, где на фоне окна темным силуэтом возвышалась голая рождественская елка. Глядя, как Ливви усаживается на шелковистый ковер, он чувствовал, что мрачные мысли покидают его. Под толстым свитером он угадывал тонкую фигурку. Всполохи огня в камине бросали ярко-красные блики на ее тициановые локоны. Он мечтал об одном: увидеть ее обнаженной.

Настойчивая пульсация в паху толкала его к решительным действиям. Саладин не сомневался в успехе.

Глава 4

Прищурив глаза, Саладин промурлыкал:

– Впереди у нас длинный вечер, Ливви. Чем займемся?

Она смерила его недоверчивым взглядом, стараясь понять причину слишком примерного поведения. Было легче, когда, командуя, он невероятно раздражал ее, чем создавал естественный барьер между ними. Тогда Ливви чувствовала себя в безопасности.

А теперь?

Он казался подозрительно покладистым: пил предложенный чай, ел пирожки с повидлом и нахваливал их. Саладин даже попросил рецепт, чтобы передать поварам во дворце: пусть придворные и гости попробуют английские деликатесы. Потом он принес охапку дров из сарая и уложил в корзину перед камином.

Наблюдая за ним, Ливви ощутила, как под толстым свитером по спине пробежал холодок. Его тело было сухим и мускулистым, а движения полны атлетической грации. Поленья в руках казались легкими, как прутья: он перекладывал их без всяких усилий. Ливви гордилась независимостью и не гнушалась грязной работы, от которой ее замужние школьные подруги воротили нос: выносила мусор и подметала дорожку, приносила дрова, пропалывала сорняки, когда было время. Тем не менее она с удовольствием позволила шейху потрудиться. Облокотившись на мягкую кушетку, Ливви пила чай и смотрела, как Саладин аль-Мектала подбрасывал поленья в огонь. Рядом с ним она, как ни странно, чувствовала себя… женщиной.

– Можно поиграть в игры, – предложила она, подумав.

– Прекрасная мысль, – сверкнул хищным глазом Саладин. – Никогда не откажусь от хорошей игры.

Вряд ли можно назвать Ливви изощренной, но она не была глупой. Долгое время она крутилась в мире скачек среди мужчин с высоким тестостероном, а потом была помолвлена с очень непростым мужчиной. Она научилась распознавать завуалированные приемы соблазнения женщины и знала, что единственный способ контролировать ситуацию – полностью игнорировать намеки. Ливви сделала вид, что не видит сверкающих как раскаленные угли глаз шейха, и укротила его спокойным вопросом:

– Предпочитаешь играть в скраббл или в карты?

– Выбирай сама. Только предупреждаю: я все равно выиграю.

– Бросаешь мне вызов? Думаешь испугать?

– Сама увидишь.

Ливви пришла в ярость, когда его бахвальство оправдалось. Он выиграл все партии, включая скраббл, в котором она была экспертом. Скрывая огорчение, она бросила карандаш на листок с результатами.

– Как тебе удалось обыграть меня в кроссворде, если английский тебе не родной язык? – спросила она.

– Когда я был маленьким, мой учитель-англичанин говорил, что обширный словарный запас доступен любому. Меня, как и всех мужчин рода аль-Мектала, учили побеждать. Я никогда не проигрываю. Ни в чем.

– Значит, всегда только победа?

Саладин взглянул на нее, и сердце Ливви дрогнуло: в темных глазах сверкнуло что-то совсем не похожее на триумф, скорее отголосок глубокой печали. Ей показалось, что складки у рта стали глубже.

– Нет, – тихо сказал он. – Когда-то давно я потерпел страшное поражение.

– Как это случилось?

– Не будем ворошить прошлое. – Голос Саладина стал холодным, отчужденным, и он наклонился, чтобы бросить в огонь полено. Когда он снова повернулся к Ливви, лицо было замкнутым. – Расскажи лучше о себе.

Она пожала плечами:

– Что я могу сказать? Мне двадцать девять, и я открыла пансион в доме, где родилась. Историю личной жизни ты уже знаешь. Есть еще вопросы?

– Есть. – Огонь на мгновение осветил его хищное лицо. – Почему он бросил тебя?

Ливви твердо встретила вопросительный взгляд.

– Ты серьезно решил, что я расскажу?

Саладин поднял темную бровь.

– Почему нет? Мне интересно. Когда метель стихнет, мы расстанемся. Ты никогда не увидишь меня, если не захочешь работать в Джазратане. Чем обычно люди занимаются в подобных обстоятельствах? Делятся секретами.

Размышляя над его словами, Ливви старалась угадать, какой он ее видит: старой девой, спрятавшейся в глубинке, подальше от динамичного, шумного мира, частью которого была когда-то? Если так, то у нее есть возможность показать ему, что ей нравится такая жизнь и она давно забыла о Руперте.

Однако почему все-таки она изгнала мужчин из своей жизни, оставшись единственной двадцатидевятилетней девственницей в мире? Вероятно, настала пора выложить все начистоту и окончательно расстаться с прошлым.

– Ты знаком с Рупертом де Ври? – спросила она.

– Встречал пару раз в прошлые времена. – Саладин скривил рот. – Он мне не нравился.

– Не надо только смягчать для меня пилюлю.

– Никогда не говорю того, что не думаю, Ливви, – усмехнулся Саладин. – Так что же случилось?

Ливви опустила глаза, словно разглядывая симметричный рисунок на ковре. Она представила лицо Руперта, чего не позволяла себе долгое время: его правильные черты, светлую кожу. Он был антиподом шейха. Ливви долго не верила, что такая важная персона в мире скачек обратила внимание на нее, бывшую тогда скромным грумом.

– Значит, тебе известно, что он владел очень перспективной конюшней.

– До тех пор, пока его не сгубила жадность, – сказал Саладин, вытягивая вперед длинные ноги. – Допустил большую ошибку, переоценив свои возможности. Работая с лошадьми, даже самыми лучшими, нужно перестраховываться. Они всего лишь плоть и кровь, а значит, очень уязвимы.

В его голосе послышалась боль. Ливви решила, что он думал о своем Бархане.

– Согласна, – подтвердила она.

– Как же случилось, что он готов был вести тебя под венец, а потом бросил перед алтарем? – Саладин сверлил ее глазами. – Именно так все было? Неужели он не говорил о своих сомнениях?

Ливви покачала головой, воскрешая в памяти череду событий. В те дни она с напускной веселостью говорила всем, что могло быть хуже, если бы Руперт изменил решение не до, а после свадьбы, если бы решил уйти от нее через несколько лет, после рождения детей… Она была вынуждена поступить так, чтобы не выглядеть жалкой. Но по правде говоря, в душе она чувствовала пустоту и унижение. Ливви не замечала, как изменилось отношение к ней жениха, а в результате понесла значительные материальные потери. Она оплатила буфет и услуги официантов, которые у накрытого стола горячо обсуждали разворачивающуюся на глазах драму. Она отпустила шофера заказанного лимузина, который должен был отвезти их в аэропорт после церемонии, аннулировала свадебное путешествие, оплаченное из ее денег – Руперт обещал позже возместить расходы, чего, конечно, не сделал. Короче, приготовления к несостоявшейся свадьбе обошлись ей дороже, чем уязвленное самолюбие.

Когда прошел первый шок и были оплачены все долги, Ливви дала себе слово ни с кем не обсуждать произошедшее, чтобы не подпитывать любопытство и сочувствие. Со временем разговоры смолкли.

Глядя в сверкающие глаза Саладина, Ливви поняла, что молчание тоже имело свою цену. Она похоронила правду глубоко внутри, бдительно следя за тем, чтобы ничего не выплыло наружу. Если так будет продолжаться, ей грозит превратиться в вечную жертву предательства, хранительницу грязной тайны. Вероятно, стоит выговориться, чтобы прошлое навсегда растаяло в воздухе.

– Я позволила себе повторить роковую ошибку многих женщин, – медленно произнесла она. – Поверила уговорам опытного мужчины, не задумываясь, почему такой, как он, вообще заинтересовался такой, как я.

– О чем ты говоришь? – прищурил глаза Саладин.

– Да ладно, Саладин! Не прикидывайся наивным. Рядом с ним всегда были красивые женщины, не чета мне. Единственно, что могло привлечь его, – это особняк моего отца. Этот самый дом. Моя мать умерла, а мачеха давно бросила отца. Поскольку у меня нет братьев и сестер, все наследство отходило мне. С точки зрения Руперта, я была выгодной партией. Он, вероятно, предполагал, что на счетах отца в банке лежит солидная сумма денег – достаточная, чтобы поправить его пошатнувшийся бизнес.

– Но он ошибся?

– До поры и времени так и было. Потом мачеха наложила лапу на отцовские деньги и пустила их на ветер: пластические операции, бриллианты, огромные отступные при разводе. После смерти отца ничего уже не оставалось: я платила сиделкам, которые ухаживали за ним в последние тяжелые годы.

– Ты не рассказывала об этом де Ври?

Ливви презрительно хмыкнула и изо все сил ткнула кочергой в угли, вызвав сноп искр.

– Большинство невест пребывают в заблуждении, что на них женятся по любви, а не за деньги. Представляешь, какими жалкими были бы слова: «Слушай, я вдруг обнаружила, что разорена. Но ты ведь все равно любишь меня, правда?» Кроме того, почти до самой свадьбы я не знала, как мало денег осталось.

– Но ты ему все-таки сказала.

– Да, – подтвердила Ливви. Она никогда не забудет: ее жених побледнел как полотно, в глазах промелькнула паника. Она не знала, на кого разозлилась больше: на жалкого Руперта или на себя, не замечавшую этого раньше. Может, просто не хотела замечать.

– Ему не понравилось то, что он услышал. Лучше бы он сразу отказался: мне не пришлось бы наряжаться в пышное подвенечное платье, а моим подружкам – суетиться вокруг в нервном возбуждении. Но, вероятно, у него не хватило духа. Вот и вся история. – Ливви взглянула с вызовом. – Теперь ты знаешь все.

В наступившей тишине Саладин изучающее смотрел на нее.

– Не совсем, – покачал он головой.

– Хочешь больше драматических подробностей? – насторожилась Ливви.

– Не все, что ты сказала, соответствует действительности. – Его голос звучал мягко, почти нежно, и опасно завораживал.

– В чем именно?

Саладин улыбнулся:

– Ошибаешься, если считаешь, что твое единственное достоинство – этот дом.

– Разве? – недоверчиво спросила Ливви.

Саладина охватила ярость при мысли, что такое ничтожество, как де Вир, лишил ее уверенности и заставил спрятаться в глуши.

– Представь себе. – Он окинул ее взглядом. – Хочешь, перечислю самые очевидные достоинства?

Ливви только развела руками:

– Старые джинсы и свитер?

– Твоя кожа, например, напоминает мне мед и сливки. Но главное – веснушки.

Она тронула пальцем нос.

– Ненавижу их.

– Напрасно. В моей стране они очень ценятся. Мы называем их поцелуями солнца.

– Боюсь, здесь к веснушкам другое отношение, – с нервным смешком заметила Ливви. Ее охватил озноб, словно вдруг подскочила температура. – Холодно, – сказала она потирая руки, – пойду приготовлю нам что-нибудь поесть.

– Я не голоден.

– Не верю. Я-то умираю от голода.

Саладин усомнился в ее искренности, глядя, как она решительно поднялась, взяв свечу. Похоже, она торопилась убежать от неожиданно возникшей между ними близости.

– Давай помогу тебе.

– Нет! – Она смягчила резкость улыбкой. – Я предпочитаю сделать все сама. Честно. Здесь у камина тебе будет удобно.

Саладин видел, что Ливви безуспешно пыталась восстановить дистанцию. Неужели она не понимала, что потемневший взгляд и язык тела выдавали эротическое возбуждение? Забыв обо всем, он и сам был во власти нетерпеливого ожидания сексуальной развязки.

– Скорее возвращайся, – тихо попросил он.

В холодном коридоре по пути на кухню Ливви вдруг охватило чувство беспомощности. Она не могла поверить, что только что выболтала все Саладину – самому неподходящему для исповеди человеку. Удивительно, как легко он сумел обойти преграды. Более того, он все правильно понял. Это особенно настораживало, потому что лишало Ливви способности сопротивляться. Собственная уязвимость пугала ее. Она не могла победить вожделения, будоражившего ее до такой степени, что казалось, она умрет, если Саладин не дотронется до нее. Жизнь теряла смысл, если она не узнает, каково это – оказаться в объятиях шейха аль-Мектала, испытать страсть его поцелуя.

Впрочем, однажды она уже допустила ошибку, польстившись на влиятельного мужчину, которому не была ровней, и Ливви не собиралась наступать на те же грабли.

Она приготовила еду, хотя подозревала, что оба не голодны: разложила на подносе свежевыпеченный хлеб, сыр из местной лавки, розовые яблоки. Ливви не знала, пьет ли шейх вино, поэтому заварила кофе. Им обоим лучше воздержаться от алкоголя.

Вернувшись в гостиную, она застала Саладина на том же месте. Он сидел неподвижно с закрытыми глазами и, похоже, спал. Ливви замерла, пытаясь осмыслить происходящее: настоящий король дремал перед ее камином, откинув черноволосую голову на выцветший алый шелк спинки кресла. Высокий и экзотичный, он излучал ауру неодолимой чувственности. Плотная ткань брюк облегала вытянутые вперед длинные ноги и не скрывала твердый бугор гениталий. Забыв доводы рассудка, Ливви смотрела на Саладина и понимала, что хочет его, хотя это было неправильно.

Неожиданно он открыл глаза, и чашки на подносе предательски зазвенели. Ливви покраснела, надеясь, что он не заметит смущения, однако Саладин провожал ее смеющимся взглядом, пока она пересекала комнату, чтобы поставить поднос и сесть рядом с ним на ковер у огня. Она ожидала насмешливой ремарки, но Саладин промолчал. Ливви старалась унять сердцебиение и сохранить невозмутимость.

– Угощайся, – предложила она.

– Сам? – Он сделал паузу. – Но я привык, чтобы меня обслуживали, Ливви.

Шутливая интонация заставила ее взглянуть в смеющиеся глаза шейха. Он заигрывал с ней! Ливви решила не поддаваться на провокацию.

– Не сомневаюсь, – с холодком ответила она. – Но что-то подсказывает, что ты вполне способен позаботиться о себе.

«Интересно, – думал Саладин, – понимает ли она, что сейчас решается ее судьба? Если бы она была покорной и готовой ублажать, как все без исключения женщины, желание, возможно, погасло бы. Но она упряма и независима. Сидя рядом, надкусывает яблоко, хоть и без удовольствия, а тело напряжено и готово к сопротивлению, что делает ее неотразимой».

Его томило ожидание. В его государстве, кроме охраняемых незамужних девственниц, берегущих чистоту до свадьбы, любая женщина в данной ситуации уже принадлежала бы ему. В мире, где уже почти не осталось вызовов, Ливви бросала ему вызов. Саладин немного поерзал, облегчая давление на возбужденный член.

Бросив огрызок яблока в камин, Ливви протянула руки к огню, растопырив пальцы. У нее были рабочие ладони. Неожиданно для себя, Саладин наклонился, налил кофе в две чашки – себе и ей – и поймал ее удивленный взгляд.

Ливви надкусила хлеба и сыра.

– Ты ничего не ешь, – удивилась она.

– Я не голоден.

Обняв колени руками, Ливви смотрела на него.

– Чем займемся? Снова в скраббл или позвонишь своим людям узнать, не расчищена ли дорога?

– Забудь про моих людей, – нетерпеливо перебил он, не сводя глаз с ее торчащих сосков.

Ливви проследила за его взглядом – откровенным, жадным, бесстыдным, – и ее тело обдало жаром. Сердце колотилось, словно рвалось из грудной клетки. Она знала, что надо делать: попрощаться, подняться в ледяную спальню и не выходить до утра, дожидаясь, пока расчистят дорогу, прилетит на вертолете его охрана или кто-то вызволит их из снежного плена.

Она не сделала этого. Ливви продолжала сидеть и глазеть на него, как будто не догадывалась, что будет дальше. Тем не менее, несмотря на свою неопытность и нереальность происходящего, она совершенно точно знала, что произойдет, потому что это уже происходило. Саладин аль-Мектала положил руки ей на плечи, прижал к себе и наклонил голову, чтобы поцеловать.

Ливви вздрогнула от первого сладкого прикосновения, когда кончиком языка он начал исследовать ее губы. Волна нестерпимого желания мгновенно захлестнула ее. В его объятиях Ливви чувствовала себя защищенной. На его губах остался вкус кофе, горячее дыхание согревало ее, и Ливви приоткрыла рот под его требовательным поцелуем. Кончиками пальцев Саладин скользнул по шее, но прикосновение к груди заставило ее опомниться.

Ливви знала, чего Саладин хочет, но он даже представить не мог, что его ждет. У него будет шок, если он узнает правду.

– Саладин… – невнятно пробормотала она, когда поцелуй прервался.

– Собираешься перечислить весь список причин, почему мы не должны делать это? – задыхаясь, спросил он.

– Да.

– С чего начнешь? С отсутствия желания? – Он провел большим пальцем по ее нижней губе, чувствуя ответную дрожь. – Не думаю.

С усилием она отшатнулась и, запинаясь, торопливо заговорила, стараясь сохранить остатки рассудка.

– Начнем с того, что ты шейх, а я простолюдинка, и мы едва знакомы.

– Это можно решить в одну секунду.

– Мы даже не нравимся друг другу, – продолжала она. – Все время спорим.

– Небольшой конфликт только добавляет пикантности сексу, согласна? – пробормотал он. – Напряженность в отношениях сразу пропадает.

Ливви не ответила – не посмела. Он засмеялся бы, узнав правду. Ливви не возражала, когда Саладин протянул руку, распустил резинку, стягивающую волосы на затылке, и любовался рыжими локонами, рассыпавшимися по ее плечам.

– Не сомневаюсь, что у тебя еще куча возражений против секса со мной, но есть одно обстоятельство, которое перечеркивает все твои аргументы.

Ливви знала, что не стоит спрашивать, но не удержалась:

– Какое же?

– Мы хотим этого. Очень сильно. Я, во всяком случае. А ты?

Ливви закрыла глаза, потому что огонь страсти в его глазах грозил сжечь ее. «Мы хотим…» Как просто звучали эти слова для человека, который так долго не смел следовать своим желаниям, что почти забыл о них. Может быть, ее никогда не искушали? Особенно так искусно? С Рупертом ее постигло горькое разочарование, граничащее с шоком. Она перестала доверять своим оценкам, начала избегать мужчин. Свадебное платье Ливви отдала на благотворительную акцию. Она решила, что с ней не все в порядке, она не похожа на других женщин.

Но теперь…

Захлестнувшая ее горячая волна желания толкала на риск. Могущественный шейх готов вознести ее на вершину блаженства. Что ужасного в том, чтобы испытать наслаждение, которого была так долго лишена?

Ливви откинула голову, позволяя Саладину целовать себя. Под свитером грудь налилась тяжестью, а джинсы щекотали ставшие чувствительными бедра. Впервые ее терзал сексуальный голод.

– Саладин, – прошептала она задыхающимся голосом, чувствуя, как его руки сжимают талию.

– Слишком много одежды, – сказал шейх, ловким движением стягивая с нее свитер.

Ливви задержала дыхание, когда он начал расстегивать пуговицы рубашки, боясь разочаровать его видом простого белого лифчика: наверняка он привык к эротическому нижнему белью на женщинах. Однако Саладин, похоже, не обратил на это внимания: он был слишком увлечен, целуя ее обнаженную плоть. Ливви вздрагивала от прикосновения горячего языка к прохладной коже.

– Ты такая хрупкая, – пробормотал он, запуская пальцы под пояс джинсов. – У меня никогда не было таких миниатюрных женщин.

В этот момент реальность вторглась в сознание Ливви с силой, похожей на удар в солнечное сплетение. Она готова отдаться едва знакомому мужчине. Безжалостный шейх заворожил ее темной, опасной сексуальностью, и Ливви готова подчиниться ему. Она с силой вырвалась из его объятий, судорожно застегивая рубашку, вскочила на ноги. Саладин смотрел на нее с изумлением.

– Что случилось?

– Разве не понятно? Пора остановиться, пока мы не зашли слишком далеко.

В растерянности и недоумении он запустил пальцы в черные блестящие волосы.

– Мы уже обсудили этот вопрос, – простонал он.

– Он не подлежит обсуждению, – задыхаясь, заявила Ливви. – Совершенно очевидно, что это недопустимая ошибка. Мы принадлежим разным мирам и никогда не увидимся после сегодняшней ночи. Ты застрял здесь в ожидании подмоги – тут ничего не поделаешь. Давай смиримся с обстоятельствами. В доме семь спален – выбирай любую, – Ливви сверкнула глазами, – кроме моей.

Глава 5

Снова Саладин гладил ее обнаженную грудь. Его пальцы массировали острые соски, и Ливви издавала тихие мяукающие звуки удовольствия.

– Пожалуйста, – постанывала она, – ох, Саладин, пожалуйста.

Он не отвечал, но его ладонь переместилась на живот, совершая ритмичные, круговые движения, потом опустилась ниже в треугольнику мягких волос и замерла в мучительной паузе. У Ливви пересохло горло. Жар охватил тело, и она раздвинула бедра в немом приглашении.

«Давай, – безмолвно молила она, – сделай это, забудь мои возражения. Я глупая и нерешительная, а жизнь так коротка. Хорошо это или плохо – мне наплевать. Просто хочу тебя».

Она открыла рот, чтобы произнести его имя, но услышала громкий стук двери где-то внизу и, вздрогнув, проснулась. Ливви в ужасе заморгала, оглядываясь по сторонам. Сердце стучало как молот. Она плохо соображала, где она, что происходит, и наконец поняла. Она лежала в своей постели в Уайтвик-Мэнор с ладонью между ног и собиралась звать Саладина. В жизни она не испытывала такого сексуального возбуждения.

Откинув одеяло, она с облегчением убедилась, что другая сторона кровати пуста и аккуратно застелена, только ее пижамные штаны, против обыкновения, валялись скомканными у изножья. Ливви быстро расправила и натянула их, пытаясь найти объяснение летаргического состояния и припадка вожделения. Возвращаясь к реальности, она строго одернула себя.

Ливви выскочила из постели и метнулась к окну, раздвигая плотные занавески. Сердце в груди сделало кульбит, когда она выглянула во двор. На укрытой снегом лужайке Ливви увидела предмет одновременно сладких грез и ночных кошмаров, который она так живо представляла в своей постели: по щиколотку в сугробе Саладин аль-Мектала сгребал снег, как простой рабочий. Он раздобыл где-то лопату и расчищал дорожку к входной двери. Ночью, вероятно, выпало еще больше снега, и сверкающая белая пелена слепила глаза. Ливви вновь охватило чувство нереальности происходящего: среди заснеженного английского сада стоял король пустыни.

На ногах Саладина были теплые сапоги, которые Ливви держала для клиентов: по опыту она знала, что гости никогда не имели при себе правильной обуви. Удивительно, что он не воспользовался одной из непромокаемых курток и раскидывал снег в своем кашемировом пальто, соизмеримым по стоимости с ее месячным счетом за электричество.

Ливви уже готовилась скрыться за шторой, когда он поднял голову, словно чувствуя, что за ним наблюдают. Саладин стоял слишком далеко, чтобы она разглядела выражение его лица, но ей показалось, что он коварно улыбнулся. Фыркнув от злости, Ливви ринулась по коридору в промерзшую ванную, обнаружив, что электричества все еще нет. Она быстро ополоснулась ледяной водой, обеспокоенная мыслью, которая продолжала крутиться в голове, как заезженная пластинка. Ей просто снился сон, не так ли? Ноющая грудь, тяжесть между ног, воспоминания о Саладине в ее постели – всего лишь игра воображения? Наваждение, вызванное поцелуем у камина.

Натянув джинсы и черный свитер, Ливви стянула волосы в пучок на макушке. Она недоумевала, почему он заигрывал с ней? Сжалился над одинокой женщиной? Может, его тронула история с Рупертом?

Надменный, самоуверенный, опасный, он бесил ее, но, закрыв глаза, Ливви таяла при воспоминании о его сладком, соблазнительном поцелуе и охватившем ее трепете, когда он прижал ее к мускулистому телу.

Она спустилась вниз и проверила, работает ли телефон, но линия молчала. Значит…

Хлопнула входная дверь, и вошел Саладин. Он выглядел так, словно морозная и ветреная английская провинция была обычной средой обитания. Его золотистая кожа сияла после физических упражнений по расчистке снега. Вдруг Ливви жарко вспыхнула от смущения, вспомнив свой слишком реалистичный сон. Но всего лишь сон, правда?

– Где ты спал? – спросила она, почти готовая услышать произнесенный с насмешливой улыбкой ответ: «В твоей кровати». Тогда станет понятно, почему ее ощущения были такими достоверными.

– Лучше бы ты спросила, как я спал, – невозмутимо поправил ее Саладин, бросая на стол перчатки. – Разве не более уместный вопрос для хозяйки?

– Ладно, – натянуто улыбнулась она, – начнем сначала. Как ты спал?

– Поначалу сном праведника, – сказал он, запустив пальцы в черные волосы, на которых, поблескивая, таяли снежинки. – Но потом ты разбудила меня.

Ливви посмотрела с ужасом и едва выдавила из пересохшего горла:

– Разбудила тебя?

– Представь себе. – Он кинул на нее взгляд из-под густых ресниц. – Ты что-то кричала во сне.

Румянец на щеках Ливви сменился яркими красными пятнами, а веснушки – она знала по опыту – выступили отчетливее.

– Что? – простонала она. – Что я кричала?

– Сначала мне показалось, это было мое имя, – после секундной паузы сообщил Саладин, – но я подумал, что ошибся, учитывая, как неожиданно ты закончила вчерашний вечер. – Он смотрел на Ливви с загадочным выражением. – Но все-таки я решил проверить.

– И дальше? – едва слышно пробормотала Ливви.

– Вышел в коридор, подошел к твоей двери. Ошибки быть не могло: ты выкрикивала мое имя, как будто с болью. – Он сверкнул глазами. – Тогда я повернул ручку и…

– И что? – пискнула Ливви в паническом нетерпении.

Саладин улыбнулся:

– Обнаружил, что ты заперла дверь изнутри.

– Точно, – вспомнила Ливви, вздохнув с облегчением.

– Конечно, – продолжал Саладин, грозно прищурившись, – в случае реальной опасности запертая дверь не остановила бы меня. Однако в данных обстоятельствах я не мог решить, что тебя мучит: благочестие или паранойя. Чего ты боялась, Ливви? Ожидала, что я ворвусь в твою комнату среди ночи под влиянием одного маленького поцелуя?

– Конечно нет, – процедила она, чувствуя, что звучит неубедительно. Если бы она оставила дверь незапертой и он вошел бы, откликнувшись на зов? Вполне возможно, что она протянула бы к нему руки… Не требовалось большого воображения, чтобы представить дальнейшее.

Ей хотелось закрыть лицо руками или зажмуриться, а потом открыть глаза и убедиться, что он исчез вместе со всеми мучительными переживаниями и сомнениями. Но рассчитывать на это не приходилось, а значит, надо притвориться, что она ничуть не обеспокоена. А что касается поцелуя, то, по его собственным словам, он ничего не значил.

– Мне жаль, что я нарушила твой сон.

– Ничего страшного, я переживу, – мягко сказал он. – Хочешь горячего кофе?

– Ты приготовил кофе? – удивилась Ливви.

– Вчера ты предложила мне чувствовать себя как дома. Более того, дала понять, что не собираешься обслуживать меня. Пришлось проявить инициативу.

Саладин повернулся на каблуках и направился в кухню. Ливви ничего не оставалось, как последовать за ним, отмечая с раздражением, что он ведет себя совершенно по хозяйски в ее доме.

При свете дня кухня уже не выглядела такой устрашающей, как вчера в мерцании свечей. Ливви села за стол, наблюдая, как Саладин разливает кофе с такой же непринужденностью, как накануне снимал с нее свитер. Господи, он еще расстегнул на ней рубашку. Ливви закрыла глаза. Без сомнения, он пошел бы дальше, не останови она его.

Прежде всего нельзя допустить, чтобы он здесь командовал. Пусть прекратит разгребать снег, варить кофе и придумает, наконец, как поскорее убраться отсюда. Ливви успокаивала себя тем, что ее реакция на Саладина носит чисто физиологический характер, а значит, скоро пройдет. Он поцеловал ее, доставив удовольствие телу, и оно требовало повторения. Все просто. Главное, любой ценой избегать контакта.

– Тебе удалось связаться со своими людьми? – спросила она.

Саладин подвинул ей чашку.

– Да, но связь очень плохая, аккумулятор садится. Сахар?

– Немного молока, пожалуйста. – Она взяла чашку. – Полагаю, они скоро будут здесь, чтобы вызволить тебя?

– К сожалению, все не так просто, – спокойно заметил он. – Поваленные деревья перекрыли несколько дорог, а техника задействована на расчистке главных магистралей.

Ливви чуть не поперхнулась кофе.

– Что это значит?

Саладин пожал плечами. Вероятно, она не понимала, что ему достаточно щелкнуть пальцами и дорога будет расчищена, а вертолет уже готов к взлету, чтобы доставить его, куда он пожелает.

Но он пока не готов покинуть этот дом. По крайней мере, до тех пор, пока не убедит Ливви сопровождать его в Джазратан. Кроме того, была еще одна причина задержаться: он хотел ее так сильно, что испытывал болезненную эрекцию при одном взгляде на нее.

– Значит, я пока остаюсь здесь, Ливви.

У нее расширились глаза. В них была тревога и еще что-то, очень похожее на вожделение. Саладин замечал, как напрягалось ее тело при его приближении. Об этом говорил вкус ее жадного поцелуя, хотя, невероятным образом, она отвергла его. Ему нравилось, что ее страсть не уступала его собственной, а упрямство, с которым она отказывалась от секса с ним, просто поражало. Ей в голову не приходило, что сопротивление только разжигало желание овладеть ею. Он чуть не взорвался от злости, когда Ливви сбежала от него и забаррикадировалась в спальне. В какое-то мгновение Саладин был близок к тому, чтобы уподобиться своим предкам – ни один не остановился бы перед тем, чтобы взломать дверь, устранив преграду. Он с трудом удержался от искушения и вернулся в свою комнату, возбужденный и недоумевающий.

– Останешься здесь? – с недоверием переспросила Ливви.

– Похоже на то.

– Как долго?

– Пока минует опасность.

– Неужели ты не можешь вызвать вертолет, – возмутилась Ливви. – Не могу поверить, что могущественный шейх Джазратана застрял в снегу в английской глуши.

Саладин улыбнулся, потому что впервые столкнулся с необычным явлением: как правило, люди не спешили расстаться с ним, наслаждаясь аурой королевского присутствия. Никто никогда не смотрел на него с подозрением, не скрывая желания поскорее избавиться.

– Все бывает, – рассудил он. – Ведь ты не хочешь подвергнуть риску пилота только потому, что мое присутствие смущает тебя?

Ливви облизнула губы, успокоенная, похоже, его мягким тоном. Именно этого Саладин добивался.

– Неправда, совсем не смущает.

Их взгляды встретились.

– Значит, ты не возражаешь?

Ливви кивнула. Саладин поздравил себя с победой. Когда же она поймет, что сопротивление бесполезно?

– К твоему сведению, – заявила Ливви, глядя на часы, – у меня полно дел, и я не собираюсь развлекать тебя целый день.

– Не знаю, что ты подразумеваешь под развлечением, но я не претендую.

Ливви сердито покосилась на него.

– Надо готовиться к приезду гостей в надежде, что погода наладится и они приедут вовремя.

– Готов помочь тебе.

Ливви со стуком поставила чашку на блюдце.

– Чем?

– Может, наколоть дров?

– Ты умеешь?

– Представь, умею, Ливви. Или ты думаешь, я целый день валяюсь без дела на шелковых подушках?

– Не представляю. Никогда не размышляла над распорядком дня шейха.

Саладин демонстративно провел руками по твердым бицепсам.

– Тело не поддержишь в такой форме без физической нагрузки.

– Самая возмутительная похвальба, какую я слышала!

– Так что? – усмехнулся он. – Дрова?

– Их колет человек из деревни, – сказала Ливви, вставая. – Но ты можешь принести поленья из сарая, если хочешь быть полезным. Или разжечь камин.

– А потом?

– Буду наряжать елку, – бросила она с вызовом.

– Ага, – обрадовался Саладин, – что-то новенькое для меня. Никогда этим не занимался, поэтому сможешь командовать, сколько душе угодно. Представляю, какое получишь удовольствия, Ливви. Ты ведь любишь командовать?

Ливви с трудом удержалась от резкого ответа. По лицу было видно, что она хочет послать его к черту.

– Можешь подержать лестницу, – пробормотала она, проглотив ругательство.

Спустя полчаса Саладин удерживал стремянку, пока Ливви доставала с чердака пыльные коробки и передавала ему. Он разглядывал наклеенные на них стикеры «Лампочки» или «Гирлянды» с интересом человека, попавшего в незнакомый мир. В жизни ему не приходилось наряжать рождественскую елку – в Джазратане не праздновали Рождество, – но процесс доставлял ему удовольствие.

Стоя у подножия лестницы, Саладин изучал стройные очертания фигурки Ливви. Даже свободные джинсы не могли скрыть округлые ягодицы и узкие бедра, когда она тянула вверх руки. Его взгляд поднялся выше к шее, на бледной коже которой были рассыпаны веснушки. Вероятно, она нарочно затянула волосы в узел на макушке, чтобы он одним движением рассыпал их по плечам, и они бы вспыхнули рыжим пламенем, как прошлой ночью…

Прошлая ночь.

Саладин проглотил комок в горле, когда Ливви потянулась, вешая шар на ветку, и крепче сжал основание лестницы, чтобы унять дрожь в руках. Он соврал ей насчет сегодняшней ночи – ему не удалось заснуть ни на минуту. Он слишком поздно понял, что она не шутила, а действительно не собиралась делить с ним постель. В ледяном холоде своей комнаты он вспоминал ее страстный поцелуй, неожиданно показавшийся таким эротичным. Вспыхнувшее вожделение застало его врасплох – она казалась доступной, он не ожидал сопротивления.

Сначала Саладин решил, что она шутит или затеяла вечную женскую игру: зацепить мужчину легче, если разыгрывать недотрогу. Он цинично улыбнулся, подумав, что в таком случае она напрасно теряла время: его интересует только гарантированное удовольствие. Саладин твердо сжал губы: он прошел через это, и его не проведешь.

– Подай мне, пожалуйста, ангела.

Ангела? Голос Ливви прервал его размышления. Саладин протянул ей предмет, на который она указала: пластиковую куклу в лоскутном одеянии с волосами из свалявшейся пакли, перетянутыми тонкой серебряной лентой, и, вероятно, с волшебной палочкой из фольги в руках.

– Самоделка? – осторожно спросил он.

Поколебавшись, Ливви кивнула и улыбнулась.

– Мы делали его с мамой.

Улыбка тронула его до глубины души. Саладину снова захотелось поцеловать ее, но Ливви быстро поднялась выше по лестнице, явно не желая продолжать разговор. «Вероятно, к лучшему», – подумал Саладин. Он сосредоточился на удивительном превращении елки, сверкавшей нарядным убранством. В камине трещал огонь. Это было самое удивительное и невинное утро в его жизни, впервые проведенное в компании женщины, не помешанной на сексе. Саладин не мог вспомнить другую такую, кроме Алии. Его охватило чувство вины при этом сравнении.

– Осторожно, – предупредил он, когда Ливви спиной начала спускаться с лестницы.

– Сама знаю.

Однако вдруг он сам утратил осторожность – просто потерял контроль. Саладин крепко схватил ее за руку, когда она ступила на пол. К его удивлению, Ливви не отстранилась. Она не сводила с него глаз, когда, повернув вверх ладонь, он поднес ее к губам и провел языком по солоноватой коже.

– Саладин, – прошептала Ливви.

Он заметил, как потемнели ее глаза.

– Не говори ничего, потому что я собираюсь поцеловать тебя, – севшим голосом произнес он. – Но ты и сама знаешь, Ливви. Я мечтал о тебе с самого утра.

Ливви понимала, что ее попытка сохранить самообладание выглядела жалко, но она попыталась.

– Здесь должна быть омела, – прошептала она, глядя на потолок.

– К черту омелу, – отрезал Саладин, склоняясь к ней.

Глава 6

Когда губы Саладина коснулись ее губ, Ливви пообещала себе, что позволит лишь один поцелуй, не больше. Как вчера вечером, когда они спокойно разошлись. Она сумеет остановиться в любую минуту.

Однако в глубине души Ливви знала, что обманывает себя: обстановка изменилась. Вчера их окружала аура романтики: мерцание свечей в полумраке, потрескивание дров в камине. Недаром в ресторанах приглушают свет, чтобы создать интимную атмосферу.

Но сегодня…

Холодный прозрачный дневной свет, резкие, слепящие блики свежевыпавшего снега – все ясно и понятно. Еще голод. Мучительный голод накапливался во сне всю ночь, а теперь Саладин умело разжигал его эротическими прикосновениями, лаская ее губы. Сначала поцелуи казались легкими и нежными, но становились все требовательнее и глубже, вызывая ответную реакцию. Ливви хотела его, причем больше, чем могла вообразить, потому что никогда раньше не испытывала похожих ощущений. Обняв его за шею, она подставляла губы. Хотя он крепко обнимал ее, Ливви казалось, что она парит в воздухе, мягкая и податливая, словно лишенная костей. Тело стало чувствительным, каждая клеточка кожи под его прикосновениями становилась эрогенной зоной. Ливви вся горела: каждый поцелуй все глубже затягивал ее в паутину страсти, сплетенную Саладином. В какой-то момент она, вероятно, застонала, потому что он вдруг поднял голову, с трудом переводя дыхание. Его глаза лихорадочно блестели.

– Здесь, – хрипло пробормотал он, – или наверху?

Откровенный вопрос несколько обескуражил Ливви, но он был поставлен прямо и не оставлял никаких сомнений по поводу намерений Саладина. Он не маскировался: речь шла о честном и откровенном сексе. Саладин не лгал ей, не так ли?

– Не можешь решить? – прошептал он, не дождавшись ответа, и начал ласкать ее шею.

Ливви откинула голову, думая, какое решение принять. В кровати удобнее – она сможет спрятаться под пышным одеялом. Но дело не в том, чтобы прятаться: ей предстояло принять судьбоносное решение, впервые не оглядываясь на мнение других людей.

Саладин ждал ответа. Сердце Ливви дрогнуло, когда она посмотрела в его черные глаза. Он не подходил ей по всем статьям, но какое это имело значение? Много ли она выиграла, когда действовала правильно? Может, стоит, наконец, отдаться на волю случая и забыть о правилах, раз этот роскошный мужчина хочет заняться с ней любовью? Природный инстинкт подсказывал, что такое решение может обернуться жестокой болью, гораздо более сильной, чем причиненное Рупертом разочарование. Ливви напомнила себе, что стала теперь другим человеком: не наивная девочка, смотрящая на мир сквозь розовые очки. Она независима и справится с любой ситуацией. Так чего же она ждет?

– Здесь, – пробормотала она сквозь припухшие губы, – хочу заниматься этим здесь.

Саладин наклонил голову и приник к ее рту, словно скрепляя поцелуем ее согласие. Ливви чувствовала его растущее нетерпение, когда он подвел ее ближе к камину и прижал к себе с такой силой, что она почти слилась с его сильным телом. Саладин расстегнул заколку в волосах, любуясь, как они рассыпались по плечам.

– Твои локоны как огонь, – прошептал он, перебирая пальцами густые пряди. – Ты должна распускать их.

Ливви открыла рот, чтобы заметить, насколько это непрактично, но забыла обо всем, когда Саладин стянул с нее свитер и удивленно поднял брови, обнаружив под ним шелковое темно-синее белье.

Он осторожно уложил Ливви на ковер и, касаясь кончиками пальцев тонких кружев, спросил:

– Что это?

– Э-э… лифчик, разве не видно?

– Но не тот, который был на тебе вчера вечером. – Саладин накрыл ладонью мягкую округлость. – Ты надела его специально для меня?

Так ли это? Ливви никогда не носила красивого белья. Однажды подруга подарила ей подарочный сертификат в дорогой дамский бутик, где никто не слышал слов «скидка» или «распродажа». Темно-синий шелковый комплект показался Ливви самым практичным, хотя и непригодным для повседневной носки. Раньше у нее не было повода наряжаться в кружево, но что-то заставило ее воспользоваться обновкой сегодня утром.

– Вероятно, подсознательно… – призналась она.

Легкая улыбка скользнула по его губам.

– Женщины надевают такое белье, когда хотят, чтобы мужчина снял его. Ты об этом думала, Ливви? Мечтала обо мне с самого утра? Представляла, как я буду ласкать нежную кожу, раздевая тебя?

Ливви закрыла глаза, когда Саладин тронул пальцами пряжку кокетливого бра. Она хотела упрекнуть его в самонадеянности, но не успела, потому что он расстегнул застежку, обнажив грудь. Холодок пробежал по коже, но Саладин наклонился и втянул в рот торчащий сосок. Он легко прикусывал и теребил чувствительный бугорок губами. Ливви издала слабый стон удовольствия, и Саладин сразу поднял голову.

– Ты очень выразительно поощряешь меня, хабиби, – тихо заметил он. – Тебе хорошо?

Он провел языком по ее пересохшим губам.

– Очень хорошо.

– А так? Тебе нравится?

Ливви возбужденно ерзала спиной по ковру, чувствуя его руку между ног. Тело отказывалось подчиняться, а слова замерли на губах. Неужели он действительно хочет знать, нравятся ли ей ласки? Палец Саладина настойчиво скользил по внутреннему шву джинсов к самой чувствительной зоне и вдруг замер.

– Ответь мне, – шептал он.

Ждал ли он поощрения? Может, она сама должна трогать его? Коснуться пальцами явственно выступавшего бугра под брюками и погладить затвердевший ствол? У нее зачастил пульс. Познания Ливви в любовной игре были ограниченны, потому что Руперт знал, что она девственница, и хотел подождать до свадьбы. Якобы он не ручался за себя, если дотронется до нее. Только гораздо позже она узнала об истинной причине.

Ливви считала, что ей противопоказан секс, но инстинкт подсказывал: Саладин аль-Мектала тот человек, который способен изменить ее жизнь. Скорее всего, шейх знал о наслаждении все, что стоило знать. Однако было бы несправедливо заниматься с ним любовью, не посвятив его в свою тайну.

– Так что же? – повторил он.

Ливви съежилась в отчаянии. Что, если он откажется от нее, когда узнает правду? Отвернется, оставив лежать на ковре у камина в агонии неудовлетворенного желания?

Она обязана сказать.

Ливви посмотрела ему прямо в глаза.

– Я в полном блаженстве, но, думаю, ты должен знать, что я…

– Доводишь меня до безумия, – прервал ее Саладин, страстным поцелуем заставив замолчать.

Ливви позволила ему, понимая, что лишь оттягивает момент признания. Она обвила руками его шею, отвечая на поцелуй. Саладин потянул вниз молнию на ее джинсах.

– М-м-м… – пробормотал Саладин, обнаруживая кружевные трусики в тон бра. Теперь он сосредоточил внимание на ее теле: пощекотал губами грудь, обдавая ее теплым дыханием, опустился ниже – на живот. Ливви затаила дыхание, когда его темная голова оказалась между бедер. На мгновение она напряглась, но Саладин лениво провел языком поверх влажного шелка, и Ливви испытала такой спазм удовольствия, что чуть не лишилась чувств. Вероятно, он услышал ее сдавленный крик, потому что вдруг остановился. Ливви впилась ногтями в его плечи, но Саладин не среагировал.

– Не надо… – выдохнула она.

Мог ли он читать ее мысли?

– Не надо останавливаться? – Он поднял на нее глаза из весьма странной позиции между ее ног и улыбнулся. – У меня и в мыслях не было. Мне нравится касаться твоей кожи, но, в отличие от тебя, на мне слишком много одето.

Ливви не хотела, чтобы он двигался – боялась разрушить магию, но ей оставалось только наблюдать, как он встал и начал сбрасывать с себя одежду. За шелковой рубашкой последовали шелковые боксеры, легким ворохом упавшие на пол. У Ливви перехватило дыхание, когда он предстал перед ней во всем великолепии наготы. Темная кожа отливала всеми оттенками золота, а всполохи огня высвечивали рельефные мышцы, подчеркивая физическое совершенство фигуры: мощный торс, мускулистые руки, бесконечно длинные ноги, узкие бедра и твердые ягодицы. Даже возбужденный член не шокировал Ливви, потому что желание бурлило внутри нее так сильно, что казалось, она умрет, если он не овладеет ею.

Она как завороженная смотрела на его эрекцию, но когда он достал из кармана брюк презерватив, она немного опешила. Неужели средство защиты постоянно при нем? Другими словами, у него не возникает сомнений, что всегда найдется женщина, готовая удовлетворить его. Ливви вспомнила красоток, иногда сопровождавших его в конюшне, – моделей и актрис в замшевых сапогах, мини-юбках и настоящих мехах. Разве она могла сравниться с этими гламурными созданиями? Ливви решительно отогнала сомнения. Скорее всего, женщины ждали его везде, как матроса в каждом порту. А ей пора перестать изображать скромницу, потому что она убедилась: этот путь никуда не ведет.

Через плечо Саладина она смотрела в окно на белое прозрачное безмолвие. Внизу тикали часы, время шло, они были одни – этот момент никогда не повторится. Она должна воспользоваться шансом, и к черту последствия.

Однако в ее жизни была ситуация, когда она закрыла глаза на правду: как страус, зарыла голову в песок и позволила одурачить себя человеку, с которым была помолвлена. Неужели она обречена повторять ошибку снова и снова – убегать от всего, что внушает страх?

– Саладин, – прошептала она. – Ты должен кое-что знать.

– Единственное, что меня интересует, нравится ли тебе… это…

Ливви закрыла глаза. Нравится? Даже мраморная статуя ожила бы под его ласками, но не в этом дело. Слова сорвались с губ коротко и торопливо. Как еще сказать ему?

– Я – девственница.

Ритмично двигающийся по возбужденной плоти палец застыл. Саладин поднял голову и посмотрел с недоумением. Кроме вопроса, в глубине его глаз она прочитала еще что-то пугающе темное и мучительное.

– Ты пошутила? – спросил он сдавленным голосом.

Удивляясь его странной реакции, Ливви покачала головой:

– Это не шутка. С чего бы мне шутить на такую тему. Правда. Хотя признаюсь, мне нечем гордиться.

Саладин резко отстранился, и его эрекция заметно спала.

– Не может быть! Тебе почти тридцать лет, ты была помолвлена и собиралась выйти замуж. Женщины на Западе рано теряют невинность и, как правило, имеют много любовников!

Бесцеремонное обобщение рассердило Ливви и вернуло ей чувство собственного достоинства, что давалось с трудом, учитывая, что на ней не было одежды. Хватит ли у нее смелости встать и принести с дивана теплый плед? Вероятно, так и следует поступить, чтобы не чувствовать себя совсем беззащитной. Она поднялась на дрожащих ногах, смущенная его горящим взглядом, прошла через комнату и, завернувшись в плед, вернулась к камину. Ливви заметила, что эрекция не только вернулась, но стала сильнее. Она торопливо отвела глаза и подбросила в затухающий огонь полено.

– Не хочу развеять твои предрассудки, но не все женщины соответствуют стереотипам. По закону средних чисел, встречаются как более пожилые, так и более молодые девственницы.

Саладин недовольно поджал губы. Она выбрала самое неподходящее время поразить его знанием статистики. Удивительно, что у нее вообще столько наглости. Он чувствовал, как сильно бьется сердце. Все, чего он желал, – простого, непритязательного секса с обычной женщиной. Ему не нужны осложнения и переживания, и, уж точно он не хочет иметь дело с особой, сохранившей чистоту и невинность, потому что это пробуждает воспоминания, о которых он предпочел забыть. В его жизни была только одна девственница – его прекрасная юная жена. Чувство вины и печаль охватили Саладина.

– Не понимаю, – холодно сказал он.

– И не надо. Мне… – На бледном с веснушками лице отразилась растерянность. – Прости, мне не стоило провоцировать тебя.

Неожиданно для себя Саладин сочувственно кивнул и тяжело вздохнул:

– Мы провоцировали друг друга. Но должен признаться, что ты немного поздно взорвала мину.

Ливви неловко передернула плечами.

– Хочешь одеться?

Саладин покачал головой. Ему хотелось вернуться к занятию, прерванному пять минут назад, и прекратить этот бессмысленный разговор.

– Не могу поверить. Думал, на Западе принято заниматься сексом до свадьбы, а в твоем случае свадьба почти состоялась. Что произошло?

– Трудно объяснить словами.

– До сих пор тебе как-то удавалось облечь мысли в слова.

Ливви поежилась под его взглядом.

– Думаю, я родилась не в том веке, – начала она. – По характеру была больше похожа на мальчишку. Целый день пропадала во дворе, лазила по деревьям, дружила с парнями из деревни. В отличие девочек из моего класса не вешала на стену портреты поп-звезд. Меня больше интересовали лошади. Они стали смыслом моей жизни. Мое детство напоминало волшебную сказку, пока не умерла мама.

– Наверное, это было тяжело.

Ливви пожала плечами. Саладину показалось, что она выглядит гораздо моложе своих почти тридцати лет.

– Многие дети теряют матерей, но не всегда их отцы так беззащитны. Богатый вдовец стал легкой добычей женщины из числа тех, кого называют «охотницами за золотом».

– Мне приходилось сталкиваться с такими экземплярами, – сухо заметил Саладин. – Что было дальше?

– Он попался на крючок пышнотелой блондинки, которая испытывала слабость к бриллиантам и роскоши, и женился на ней. Мой отец предпочитал жить в своем поместье, в доме своих предков, но новая жена любила дорогие путешествия, желательно на яхте в теплых морях. Перед каждой поездкой она полностью обновляла гардероб. В нашей семье не привыкли сорить деньгами, основной капитал был привязан к дому. Ты не хочешь… – Ливви облизнула губы. – Может, накинешь одеяло или что-то другое?

Саладин предпочел бы что-то другое, но подозревал, что время еще не настало.

– Тебя смущает моя нагота?

– Немного.

– Самую малость? – Он опустил глаза на возбужденный пенис, потом взглянул на ее пылающие щеки. – Вероятно, я задумался. Ладно, принеси одеяло, если настаиваешь.

Ливви не подозревала, что он дрожит от вожделения, провожая взглядом ее обнаженные спину и ягодицы, когда она направилась к дивану за пледом. Ливви стыдливо смотрела в сторону, возвращаясь на свое место поодаль на ковре у камина.

– А потом? – спросил он, когда она уселась, завернувшись в мягкий шерстяной плед. – Впрочем, догадываюсь. Ей наскучила жизнь с пожилым мужем. Она требовала все больше денег, пока не разорила его.

У Ливви округлились глаза.

– Откуда ты знаешь?

– Мне знаком этот тип женщин, а твоя мачеха не изобрела ничего нового, – прищурил глаза Саладин. – По иронии судьбы ты встретила де Ври – мужчину из той же породы «золотоискателей».

Ливви согласно кивнула, сосредоточенно разглядывая рисунок ковра. Когда она взглянула на Саладина, ее лицо было спокойно, словно она долго репетировала невозмутимое выражение.

– Ты прав. Не могу поверить, что сама не догадалась. Единственное оправдание – моя молодость. Все были в курсе, что у его конюшни проблемы, но никто не подозревал, насколько серьезные. Де Ври знал, что я – единственный ребенок, бывал в нашем доме и сделал вывод, что мы баснословно богаты. Но он ошибся. Отец уже был очень стар и болен. Уход за ним требовал огромных денег.

– Вероятно, это отнимало у тебя много сил и времени?

Ливви снова кивнула.

– Руперт относился с пониманием, когда я отменяла свидания, чтобы подменить сиделку. Он был моим первым парнем: я не могла сравнивать. Более того, поверила в его искренность, когда он сказал… – у нее перехватило дыхание, – что хочет подождать до свадьбы и только потом заняться сексом. Меня это тронуло.

Саладин хорошо понимал ее: обожающая лошадей девочка, больше похожая на мальчика, сирота, лишенная материнской опеки, имеющая перед глазами пример старого, беспомощного отца и корыстную, подлую мачеху – Ливви не имела представления об отношениях, мужчинах, сексе. Кто мог дать ей совет?

– Пойми, все, что ты говоришь, характеризует не тебя, а его, – жестко сказал Саладин. – Мужчина, который бросает женщину в день свадьбы потому, что у нее оказалось меньше денег, чем он рассчитывал, не имеет права называться мужчиной. У нас в Джазратане таких называют… не хочу оскорблять твоих ушей.

– Дело не только в деньгах, но еще кое в чем. – Ливви машинально крутила кисти пледа между пальцами. – Позже выяснилось, что он давно спал с одной из девушек-грумов, поэтому не пытался затащить меня в постель. Она к тому же была моей лучшей подругой. А я-то думала, что он проявляет старомодную галантность, решив сначала завоевать сердце своей дамы. Получилось, что меня предали два человека, которых я считала самыми близкими. – Ливви горько засмеялась. – Вот такая дура!

– Нет ничего плохого в том, чтобы верить людям, – рассудил Саладин. – Однако, надеюсь, ты усвоила урок. Уж лучше ожидать худшего – тогда меньше шансов разочароваться.

Ливви уставилась на него.

– Ты проявил редкое… – Ее голос затих.

– Что именно?

– Не важно.

– Говори.

– Редкое понимание, – смутилась Ливви.

– А чего ты ожидала? – сердито спросил Саладин. – Буду продолжать как ни в чем не бывало? Или ты хотела реализовать фантазию об экзотическом незнакомце, насилующем воспылавшую страстью девственницу? Ведь тогда вся ответственность за содеянное ложится на него, а тебе не надо принимать решение. Ты этого хотела? Сценарий вполне в духе предрассудков, касающихся шейхов пустыни. Тебе было бы легче, Ливви?

Она облизнула губы.

– Я даже не собиралась говорить тебе.

– Догадываюсь, – сухо заметил он. – Почему же все-таки решилась?

Ливви повела плечами и поправила соскользнувший плед.

– Это было бы нечестно. Мне показалось, ты один из тех мужчин, для которых девственность имеет значение.

Саладин молча размышлял над ее словами. Так ли? Ливви смотрела на него широко распахнутыми янтарными глазами, в которых он без труда читал тревогу. Для человека в его статусе девственность являлась непременным условием для будущей королевы. Но он не искал жену. Приехал и уехал. Как говорят на Западе – купил футболку.

Он твердо сжал губы. На что она надеялась? На чудо? Ситуация казалась абсурдной. Вожделение все еще терзало его, но он знал – это пройдет. Всегда найдется женщина, готовая раздвинуть для него ноги. Будь здесь другая, он бы, не задумываясь, оделся, сделал один телефонный звонок и убрался бы отсюда к черту, независимо от того, сколько дорожной техники пришлось бы задействовать.

Именно так он должен поступить: в этом не было сомнений. Чистота и невинность всегда ассоциировались у него только с одной женщиной. Он не предаст память Алии, лишив девственности другую. Все инстинкты – кроме сексуального – говорили о том, что ему надо бежать, пока еще возможно.

Но Ливви Миллер обладала одним качеством, в котором у него была нужда. Только она могла помочь ему. Если он готов пойти ей навстречу, не согласится ли она продолжить переговоры? Услуга за услугу, не так ли?

Саладин видел по ее лицу, что сомнения борются в ней с желанием. Его охватила злость от чудовищной несправедливости: как случилось, что эта женщина никогда не знала радости секса? Она творила чудеса, исцеляя лошадей, но никогда не думала о себе.

Саладин не двинулся с места, он замер: он не должен влиять на ее решение. Один поцелуй, и она растает в его руках, но выбор остается за ней. Глядя ей прямо в глаза, он мягко спросил:

– Ты хочешь, чтобы я лишил тебя девственности, Ливви?

Глава 7

Ответ Ливви дала не сразу. Происходящее походило на сон: могущественный шейх спрашивал, хочет ли она, чтобы он лишил ее невинности, так невозмутимо, словно речь шла о ложке сахара в кофе. Глядя в темные, сверкающие глаза Саладина, Ливви думала о том, как пришла к этому моменту. Она испытала невероятное чувство позора, когда жених бросил ее перед алтарем, хотя и приняла удар с гордо поднятой головой. Потом, не оглянувшись, она ушла из мира скачек и начала новую жизнь.

Ради памяти отца, доказывая себе, что предательство Руперта не сломило ее, ценой огромных усилий Ливви сохранила Уайтвик-Мэнор. При мизерном бюджете ей удалось открыть пансион и привлечь постояльцев. Со всей очевидностью она поняла теперь, что заплатила за это высокую цену, пожертвовав личной жизнью. Лучшие годы молодости Ливви посвятила спасению старого дома. Она не ходила на свидания и вечеринки, не покупала нарядов: деньги уходили на покупку кровельной черепицы, ремонт, покраску окон. Даже летом Ливви не позволяла себе короткой передышки, солнечным днем не сидела с подружками в баре с бокалом яркого коктейля. Она не пыталась найти себе нового парня, потому что боялась разочарования и сердечной боли.

И вот она, совершенно голая под накинутым одеялом, сидит на ковре напротив обнаженного, не сводящего с нее глаз Саладина. Как ответить на его вопрос? Можно категорически сказать «нет». Изобразить праведное негодование и заявить, что не собирается по обычаю средневековья преподнести девственность ему в жертву. Как цивилизованный человек, он без сомнения примет ее отказ, а если и пожалеет об этом, то лишь на мгновение. Сотни женщин будут счастливы занять ее место.

Решение осложнялось тем, что она все еще хотела его. Ливви помнила, как он страстно целовал ее, и она чувствовала себя желанной. До сих пор Ливви не предполагала, что способна на взрыв сексуальных эмоций – Саладин заставил ее гореть от страсти и вожделения. Ливви растворялась в невероятных ощущениях. Разве можно отказаться от этого? Было и другое обстоятельство: шейх пустыни, обещающий неслыханное блаженство, появляется на пороге дома только раз в жизни.

Она посмотрела на Саладина.

– Да, – прошептала Ливви, – я хочу, чтобы ты лишил меня девственности.

Его выражение не изменилось. На хищном лице не было заметно триумфа, хотя губы дрогнули в легкой улыбке.

– Иди ко мне, – тихо приказал он.

Ливви удивило, что он сам не подошел к ней, но спокойный голос не допускал возражений, и она подчинилась. Она сделала несколько нетвердых шагов, прижимая к себе одеяло, и остановилась, не зная, что делать дальше. Горящий взгляд Саладина словно прожигал плотную ткань и касался кожи. Он обхватил ее щиколотку; его пальцы, мягко массируя, двинулись выше. От легких, невинных прикосновений по телу Ливви разлилась сладкая истома.

– Саладин…

– Ш-ш-ш.

Разомлев, Ливви, вероятно, ослабила хватку. Саладин слегка потянул одеяло, и оно скользнуло на пол. Обнаженная, она предстала перед ним, автоматическим жестом прикрыв грудь.

– Не прячься, Ливви. У тебя прекрасное тело – маленькое, изящное, в то же время сильное и женственное. Мне нравится смотреть на тебя.

Ливви не подумала убрать руки, хотя от его слов соски напряглись и затвердели.

– Ты говоришь так, словно я вещь.

– Совсем не вещь, – усмехнулся Саладин, обнимая ее и прижимая к горячему телу. Откинув с ее лба спутанные волосы, он очертил большим пальцем ее губы. – И даже не подданная, потому что я не имею над тобой власти. Не смотри на меня с таким испугом, расслабься. Позволь доставить тебе удовольствие, какого ты не испытывала раньше.

– Я не знаю, как себя вести, – шепнула Ливви.

– В этом половина твоей привлекательности, – слегка задохнулся Саладин, накрывая губами ее рот.

«Только половина, – успела подумать Ливви. – Тогда в чем же другая часть?»

Глубокий поцелуй Саладина отвлек ее от размышлений, а волнующие движения губ окончательно лишили способности мыслить. Он тесно прижимал ее к себе, и каждая клетка ее тела реагировала на нежные прикосновения. Поначалу ласки не были особенно эротичными. Саладин перебирал завитки ее волос, обвел пальцами контуры лица. Когда Ливви расслабилась, его руки опустились ниже вдоль тела, заставляя ее подрагивать в нетерпении. Саладин следил за ее растущим возбуждением, но не спешил, продлевая изысканную пытку. Его ладони ласкали грудь, двигались по изгибам талии, поглаживали живот. Ливви затаила дыхание, когда дразнящими движениями он коснулся мягкого треугольника между бедер. Лицо Саладина оставалось невозмутимым, хотя Ливви ощущала, как напряглось мощное тело. Он словно сдерживал свое желание ради ее удовольствия.

– Саладин, – выдохнула она, глядя в его затуманенные глаза.

– Хочешь меня? – Его палец скользнул поверх набухшего, влажного бугорка, спрятанного в мягких кудряшках вагины, отчего Ливви издала протяжный стон удовольствия и кивнула.

– Кажется… да.

– Я тоже так думаю, – хрипло согласился он.

Саладин склонился над ней. Возбужденный член уперся в горячее лоно. Следуя вечному природному инстинкту, Ливви раздвинула ноги ему навстречу. Она чувствовала тяжесть и силу Саладина, слабый аромат сандалового дерева и жаркого песка, пропитавших его кожу.

– Смотри на меня, – настойчиво потребовал он.

До этого мгновения Ливви даже не осознавала, что лежит с закрытыми глазами. Она подняла веки и встретила его пронзительный взгляд в тот момент, когда Саладин сильным движением глубоко вошел в нее. Ливви ахнула, и он мгновенно замер.

– Больно?

Задыхаясь, она покачала головой:

– Нет. Вот только…

– Что?

– Он такой большой.

Саладин не сдержал улыбки. Непосредственная оценка мужского достоинства еще больше распалила и без того жадный сексуальный голод. С трудом сдерживая себя, Саладин продолжил движение, чувствуя, как его обволакивает нежная плоть, словно устричная раковина сжимается вокруг блестящей жемчужины. Она была такая тугая и влажная, такая неожиданная… Саладин подавил яростное желание дать себе полную волю, как во время бешеной скачки на лошади, однако напомнил себе, что для Ливви все это впервые. Отныне она будет сравнивать с ним всех мужчин, которые будут потом. От него зависит, каким будет ее первый опыт, и, по целому ряду причин, Саладин хотел остаться непревзойденным.

Забыв на время о собственных желаниях, он сосредоточился на нежностях и ласках, которые так любят женщины. Несмотря на мучительное, почти невыносимое желание, он наслаждался процессом потому, что впервые за долгое время ставил интересы женщины выше собственных. Обычно в этом не было нужды. Саладин умел довести женщину до оргазма в считаные минуты. Но сейчас от него требовалось другое. С девственницами все сложнее…

Болезненное воспоминание пронзило его как черная молния, заставив на мгновение крепко зажмуриться. Отогнав тяжелые мысли прежде, чем они одолели его, Саладин заставил себя вернуться в реальность. Он следил за тем, как потемнели глаза Ливви, как вспыхнули щеки. Ее пальцы крепче впились в покрытую испариной кожу на его спине, а бедра напряглись, когда она приподняла ягодицы, чтобы он глубже проникал в ее лоно. Саладин откинул голову, и Ливви начала осыпать его шею легкими, как бабочки, поцелуями. Они становились чаще по мере того, как она приближалась к оргазму.

По знакомым ему признакам Саладин безошибочно знал, когда она достигнет пика: дрожь возбуждения, ожидания, изумления всегда предшествовали разрядке. Он приник губами к ее рту, крепко сжал бедра, глубоко вошел в нее и замер в ожидании момента, когда она содрогнулась, выгнув спину, и обмякла: горячая плоть трепетно пульсировала вокруг его напряженного члена. Ему послышалось, что она произнесла его имя. Саладин больше не мог сдерживать собственный оргазм, более волнующий от того, что Ливви все еще беспомощно вздрагивала под ним.

Против обыкновения, Саладин долго держал Ливви в объятиях и отпустил, только когда почувствовал приближение новой эрекции. Он накинул на нее одеяло и не удержался от взгляда на пылающее лицо, блестящие медового цвета глаза. Ливви устало прикрыла веки. Однако ему не хотелось спать, как обычно бывало после секса. Сон помогал поддерживать нужную дистанцию, а также избегать бессмысленных вопросов о возможном продолжении отношений.

На сей раз Саладин был бодр и, как никогда, полон жизни. Ему хотелось, чтобы рыжеволосая красотка поделилась с ним впечатлением о первом сексуальном опыте. Впрочем, его интерес, как он считал, был чисто академическим: Саладин прекрасно знал себе цену. Он должен убедиться, что она довольна. Для него важно приручить ее.

Медленно поглаживая розовый сосок, он улыбнулся:

– Стоит ли спрашивать, как тебе понравился секс?

Его тихие слова нарушили блаженное состояние удовлетворения и покоя, в которое погрузилась Ливви. С усилием она заставила себя очнуться, хотя глаза грозили закрыться, словно кто-то положил на веки тяжелые камушки. Она встретила затуманенный взгляд Саладина. Ливви показалось, что он ждет от нее похвалы. Впрочем, его самонадеянность уже не имела значения, потому что он доставил ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Глупо не воспользоваться таким шансом, пока есть возможность. Ливви словно плыла на розовом облаке и не хотела слезать.

Она посмотрела на хищное лицо Саладина, на его чувственные губы и поняла, что снова хочет его. Стоило лишь наклониться и поцеловать его, но что-то удержало ее от поспешного шага. Нельзя забывать, что шейх не похож на других мужчин, а ее сексуальный опыт ничтожен. Она не хочет выглядеть глупо в его глазах, но главное, не допустит, чтобы он отверг ее: второй раз она не перенесет такого позора. И уж точно Ливви не повторит ошибку и не влюбится в него.

Ливви постаралась представить, чего ожидает в подобных обстоятельствах такой опытный любовник, как Саладин. Инстинкт подсказывал, что с ним следует говорить прямо и не поддаваться бушующим гормонам, требующим проявления ласки и нежности.

– Даже не проверяя частоту пульса, можно сделать вывод: сексуальный опыт был на редкость удовлетворительным.

Саладин посмотрел с удивлением, чем доставил Ливви маленькое удовольствие.

– Значит, ты не сожалеешь?

Ливви прикусила нижнюю губу. Сожалеет? Она вспомнила обещание, данное себе давным-давно.

– Не вижу смысла в сожалениях, – тихо сказала она.

Саладин прищурил глаза. Напрасно он ожидал восторженной благодарности или намека на то, что женщина мечтает о повторении. Если бы он был на своей территории или хотя бы на нейтральной, в номере гостиницы например, то надолго ушел бы в душ, бросив ее в одиночестве сожалеть о необдуманных словах. Однако это ее дом, ее ковер, а главное, она нужна ему для другой цели. С задумчивой улыбкой Саладин провел пальцем по ее груди, заметив, как Ливви вздрогнула. Неужели она думает, что сможет отказать ему теперь, когда испытала наслаждение, которое он способен дать ей?

– Я хочу снова заняться с тобой любовью, – сказал он.

Вместо того, чтобы завороженно смотреть ему в глаза, Ливви уставилась в угол комнаты на мерцающий синий огонек.

– Твой мобильник вибрирует.

В этот момент ее чертова кошка величественно вошла в комнату и зашипела на него.

Глава 8

Направляясь нагишом к телефону, Саладин словно не замечал пронизывающего холода комнаты вдали от пылающего камина. Возможно, он намеренно вышагивал перед Ливви пружинистой походкой, надеясь произвести впечатление и настроить ее на эротический лад. В таком случае он не ошибся.

Пеппа жалостно мяукнула рядом, но впервые, поглаживая пушистую шерстку, Ливви делала это машинально: внимание целиком было сосредоточено на великолепном шейхе.

Она поймала себя на том, что разглядывает его так же жадно, как Пеппа, следящая за красивыми птичками в саду. Мощные колонны ног заканчивались тугими ягодицами, переходящими в узкие бедра и талию. Ливви проглотила слюну. Гордо поднятая голова и широкий разворот плеч напомнили статую, которую она видела в музее. Трудно поверить, что минуту назад он был в ней, заставляя стонать от наслаждения.

Она едва знала этого человека, но по иронии судьбы именно с ним решилась на интимную близость. Зная, что она девственница, Саладин невероятно бережно занимался с ней любовью.

Завернувшись в одеяло, Ливви следила за тем, как он взял трубку и быстро заговорил на гортанном языке. Почти не слушая ответов, он, казалось, отдавал резкие команды. «Вероятно, это главное занятие шейхов», – с усмешкой подумала она, удобнее устраиваясь на ковре. Чувством обретенного покоя и удовлетворения Ливви была обязана Саладину. Несмотря на заносчивый и надменный характер, он оказался самым нежным и страстным первым любовником, о котором можно только мечтать.

Лениво поглядев в окно, Ливви отметила, что метель закончилась, но снег не таял. Пейзаж напоминал рождественскую картинку – сказочный мир, не доступный ни для кого, кроме них двоих. Отсутствие электричества стало заметнее: без горящих лампочек наряженная елка выглядела непривычно, температура в комнате заметно упала. Ливви боялась представить, как холодно должно быть наверху. Эйфория медленно покидала ее по мере того, как она задумывалась о неминуемых последствиях аварии. Через два дня она ожидала прибытия восьми постояльцев. Что, если линию не восстановят!

Ливви в панике вскочила, схватила валявшиеся на полу трусики и быстро натянула, но вдруг почувствовала, как уверенная ладонь легла на бедро.

– Что это ты делаешь?

Повернувшись, она встретила недовольный взгляд Саладина.

– Одеваюсь.

– Почему? – Он бесцеремонно зацепил пальцем край шелка на ягодицах. – Если я снова хочу заняться с тобой сексом.

– Потому что… – задохнулась Ливви в растерянности, чувствуя, как совсем другого рода электрические разряды пробежали по коже. Она попыталась взять себя в руки. – У меня разморозится холодильник. Дороги, вероятно, уже расчистили, и восемь гостей, которые приедут на Рождество, останутся без круассанов. Тебе вряд ли приходится сталкиваться с такими проблемами, но это реальный мир, Саладин, и я в нем живу!

– Не вижу связи между твоим торопливым одеванием и гостями, которых ты ждешь через два дня.

Ливви без труда уловила насмешку. Что возразить? Сказать, что боится сближения, опасается собственной беззащитности перед ним… Ответа не потребовалось, потому что вдруг дали свет, ярко вспыхнули лампочки на елке, зажглись лампы, в глубине дома заговорило радио. Пеппа вскочила и выгнула спину.

– А вот и электричество, – заметил Саладин.

– Да, – упавшим голосом подтвердила Ливви.

В этот момент на стене зазвонил телефон, резким звуком нарушив благостную тишину дома. Ливви с трудом скрыла разочарование. Внешний мир вторгался в ее райский уголок, когда она меньше всего хотела этого.

– Тебе лучше ответить, – напомнил Саладин.

Ливви метнулась через комнату, подняла трубку и кивнула, слушая голос на другом конце провода.

– Нет-нет, все в порядке, Элисон, – сказала она, наблюдая, как Саладин ставит защитный экран перед пылающим камином. – Честное слово, это не имеет значения. Я вас понимаю. На вашем месте я поступила бы так же. Да-да, надеюсь. Конечно. Я тоже. Желаю веселого Рождества. До свидания.

Она медленно положила трубку. Саладин выпрямился, и Ливви увидела, что он снова возбуждается. Для Ливви это было так ново, что она уставилась на него, не в силах отвести взгляд, хотя не была уверена, что ведет себя прилично.

– Кто звонил? – спросил он. По блеску глаз Ливви заподозрила, что Саладин в курсе ее дилеммы.

Она пожала плечами:

– Мои постояльцы. Некая Элисон Кларк забронировала комнаты для себя и друзей на Рождество. Они испугались прогноза погоды и отменили визит. Собираются отметить праздник в роскошном отеле в Лондоне.

– Ты огорчена?

– Не самое подходящее слово в данном случае, – сказала Ливви, думая о долгих рождественских каникулах в пустом доме. Главной причиной, почему Ливви никогда не закрывала пансион на праздники, было желание занять себя работой, чтобы не страдать от одиночества. – Это означает, что я лишилась заработка.

Помолчав, Саладин вдруг широко улыбнулся:

– Ошибаешься, Ливви. Судьба преподнесла нам подарок. Теперь ты вольна принять мое предложение и поехать в Джазратан: забудешь про утомительные хлопоты по хозяйству, вновь воспользуешься своим даром лечить лошадей и спасешь моего жеребца, а я гарантирую щедрое вознаграждение.

Он назвал такую сумму, что Ливви сначала приняла это за шутку. Она готова была поддаться искушению, но из гордости покачала головой:

– Это чересчур много.

Саладин поднял брови:

– Впервые кто-то жалуется на слишком большие деньги.

– Оплата труда должна быть справедливой, – упрямо твердила Ливви. – Это не выигрыш в национальную лотерею.

– Я сам решу, какую сумму считать справедливой, – заявил Саладин. – Если бы твой дар не был таким редким, он бы стоил меньше. Но он уникален, Ливви. Мы оба знаем это.

Ливви не заблуждалась насчет Саладина – он очень эффективно манипулировал ею. От его предложения трудно отказаться, и это пугало ее. Она боялась попробовать, боялась, что не справится, и не знала, как он отреагирует в случае провала. Много чего еще вызывало опасения.

– Что, если я утратила так называемый дар? Нет гарантии, что мое вмешательство принесет пользу. Если я не смогу помочь Бархану?

– Я допускаю такую вероятность, но, по крайней мере, буду знать, что сделал все возможное для своей лошади.

Голос Саладина звучал глухо, глаза погасли. Видя его страдание, Ливви решилась. Саладин аль-Мектала владел несметным богатством и властью, о которой можно только мечтать, но при этом оставался обычным человеком, готовым на все, чтобы спасти любимого коня.

– Ладно, – согласилась Ливви, наклоняясь, чтобы поднять с пола лифчик. – Поеду с тобой в Джазратан.

– Что ты делаешь?

Она выпрямилась:

– Одеваюсь, не видишь разве? Надо еще многое успеть. Накормить кошку для начала.

– У нас есть более важное дело, – промурлыкал он. – Не смотри на меня вопросительно медовыми глазами, будто не знаешь, о чем я говорю.

Саладин взял из разжавшихся пальцев лифчик и бросил на пол, обнял за талию и наклонился. Он только начал целовать ее, а Ливви уже хотелось большего. Она приподнялась на цыпочки и закинула руки ему за шею. Саладин с триумфом засмеялся.

На сей раз он не опрокинул ее на ковер. Его движения не были вкрадчивыми. Он подхватил Ливви под колени, легко поднял и прижал к груди.

– Куда ты несешь меня? – пискнула она, когда он двинулся к двери.

– В кровать.

– Зачем?

– Ты серьезно? Сама не догадываешься? Хочу заниматься с тобой сексом, но теперь не на жестком полу, а на мягкой постели.

– У меня очень твердый матрас.

– Отлично. – Он ладонью сжал ее ягодицы. – Люблю твердое.

Лицо Ливви пылало от смущения, смешанного с вожделением. Она прижалась щекой к его груди. Саладин полностью контролировал ситуацию, и она не возражала. Не прибегая к иносказаниям, он прямо и безапелляционно заявил, что хочет секса. Саладин обошелся без нежных слов и романтических признаний, как бы ей ни хотелось услышать их. Ливви напомнила себе, что он во всем оставался прямым и откровенным. «Однако трудно удержаться от фантазий, когда обнаженный шейх распахивает дверь спальни и укладывает тебя на кровать», – думала она.

– Ну, вот, – сказал Саладин, устроившись сверху и зацепив пальцами края тонких шелковых трусиков.

Ливви ожидала, что, как прежде, он медленно стянет их вниз, но услышала резкий звук разрываемой ткани. У нее округлились глаза от удивления и возбуждения.

– Не могу… – задохнулась она, – не могу поверить, что ты сделал это.

– Вот доказательство, – усмехнулся Саладин, как трофей поднимая на пальце лоскут.

– Это мое лучшее белье, – возмутилась Ливви.

– В прошлом, – поправил он. – Они мешали, а я не терплю препятствий своим желаниям. Никогда. Не стоило надевать их, Ливви.

– Чудовищно.

– Возможно, – согласился он вдруг севшим голосом, – но ведь тебя возбуждает, когда я веду себя как варвар, дорогая? – Медленными, дразнящими движениями он ласкал горячую точку между бедер, отчего Ливви вздрагивала в блаженстве. – Не беспокойся, куплю тебе новые. – Опалив дыханием, он склонился к ее губам.

– Чтобы снова разорвать их? – почти бессвязно пробормотала Ливви.

– Конечно, потому, что у нас разные роли: тебе нравится подчиняться, не правда ли, моя красавица? – Его палец проник глубже в лоно. – Это прекрасно, потому что я привык командовать.

Сгоравшая от желания Ливви почти не заметила, как Саладин достал презерватив, умелым движением надел его и легко вошел в нее. Она не сдержала протяжного стона от ощущения невероятного блаженства: она уже знала, как это будет, и ждала с нетерпением.

– Ох, Саладин, – прошептала Ливви, готовая в тысяче слов высказать ему свою нежность и благодарность. – Ты такой…

Но слова замерли на губах, потому что он вдруг напрягся, словно она допустила какой-то промах. Саладин нахмурился и твердо сжал губы.

– Не говори ничего, я не хочу слышать ласковых слов, – резко скомандовал он. – Мне не нужна твоя нежность, Ливви. Понимаешь?

– Понимаю, – пробормотала она, закрывая глаза, чтобы не показать смущение и обиду.

В этот миг что-то изменилось – возможно, ее восприятие происходящего. Саладин походил на человека, исполняющего миссию, словно его задача состояла в том, чтобы продемонстрировать сексуальное превосходство. Казалось, для него было очень важно, сколько раз он доведет ее до оргазма. Его возбуждали мольбы и стоны, словно изощренными ласками Саладин хотел компенсировать годы, когда секс был недоступен ей. А может, он просто опьянен властью и намерен показать Ливви, кто здесь хозяин?

Глава 9

Задолго до того, как вертолет показался над домом, Саладин услышал шум винтов. Осторожно, чтобы не разбудить Ливви, он поднял руку и посмотрел на часы. Довольная усмешка тронула губы: все шло в точном соответствии с его приказом.

Он перевел взгляд на спящую рядом Ливви: волосы разметались по подушке, губы приоткрыты, щеки в веснушках слегка порозовели. В нем проснулось желание, и он сдержал искушение провести кончиком пальца по нежной коже бедра. Саладин вспоминал прошедшую ночь и большую часть дня, которые провел в ее постели. Они делали короткие перерывы на еду, вместе приняли очень эротический душ, один раз даже оделись и выбрались на улицу прогуляться по заснеженному саду, но большую часть времени провели в спальне. Они занимались любовью так часто, что он мог бы устать, но вместо этого чувствовал себя приятно возбужденным.

Оливия Миллер оказалась великолепной любовницей, чего он не ожидал, принимая во внимание отсутствие опыта. Ее легкое, сильное тело было невероятно податливо, как молодое деревце. Она предавалась сексу с поразительной страстью и энтузиазмом. Только однажды она допустила промах, проявив нежность, но Саладин позаботился о том, чтобы ошибка не повторилась. Он не мог допустить, чтобы Ливви всерьез увлеклась им. Королевский протокол требовал субординации, и он жестко дал это понять. Сегодня они в постели вместе в последний раз.

Саладин почувствовал легкие угрызения совести, признавая, что безжалостно использовал Ливви. Он лишил ее невинности потому, что считал несправедливым, что сравнительно молодая женщина обрекла себя на целомудрие, и потому, что испытывал вожделение. Однако была и другая причина заняться с ней сексом. Саладин знал, что женщины редко отказывают мужчине, доставившему наслаждение. Его план сработал, не так ли? Ливви поедет с ним на родину, как он и предполагал.

Еще один укол совести – чувство вины за то, что, нарушив ее девственность, символически предал память жены, улетучилось с первым сладким проникновением.

Несмотря на заметную эрекцию, Саладин оставил мысль о последнем коротком совокуплении перед отъездом. Ливви нужно привести себя в порядок, а ему предстоит встреча с советниками и телохранителями, недовольными его побегом, хотя они никогда не посмеют выразить свои претензии. Не было сомнений, что они догадаются об истинных отношениях с рыжеволосой красоткой, но Саладин не собирался афишировать интимную связь перед очень консервативной группой мужчин. Тем более, что связь не будет иметь продолжения. Совесть скоро перестанет мучить его, потому что в Джазратане он не позволит себе сексуальной вольности. Саладин никогда не привозил любовниц на родину из практических и моральных соображений.

Шум винтов вертолета вернул его к реальности. Он легко потряс Ливви, разбудив ее. На мгновение в ее медовых глазах отразилась растерянность, когда она пыталась сообразить, почему лежит голая в постели рядом с ним. Она села, уже не стесняясь его присутствия, не пряча под одеялом торчащие холмики грудей. Саладин проклинал захлестнувшую его волну желания.

– Что за шум?

– Мой вертолет.

– Он здесь? – Ливви растерянно моргала глазами.

– Приземляется.

– За окном темно, – сонно протянула она.

– Сейчас поздняя ночь. Тебе надо принять душ, одеться и собрать вещи. Нам пора ехать, и как можно быстрее.

Ливви откинула со лба спутанные волосы, недоумевая, почему Саладин так сдержан по отношению к ней. Разве она не послушалась его? После резкого предупреждения она не проявляла нежности, хотя и предавалась любовным играм со всей страстью и восторгом. Ливви ожидала, что Саладин приласкает и поцелует ее, но он уже деловито набирал номер на мобильном телефоне. Она постаралась не придавать этому значения, тем более что накануне вечером обещала себе не совершать глупость, влюбившись в шейха.

Ливви отправилась в душ, радуясь, что включился бойлер и горячей воды теперь в избытке. Наливая в ладонь шампунь, она, покраснев, вспомнила, как после ланча они оказались здесь вдвоем и что из этого вышло. Несмотря на некоторую эмоциональную отрешенность Саладина, Ливви наслаждалась каждой проведенной с ним минутой. Удовольствие, которое он доставлял, превосходило самые смелые фантазии. Она вдруг порадовалась, что Руперт не довел отношения до постели. Ей несказанно повезло, что ее первым любовником стал Саладин. Инстинкт подсказывал, что никакой другой мужчина, кроме шейха пустыни, не подарил бы ей столько невероятных ощущений.

Ливви постаралась представить другого на месте Саладина и вздрогнула от отвращения. Подставляя лицо под горячие струи, она приказала себе не мечтать о нем, чтобы потом не чувствовать себя жертвой: она не собиралась повторять ошибку. Их связывал прекрасный, гармоничный секс, но ничего более. Значит, надо пользоваться случаем, пока есть возможность.

Вернувшись в спальню, она натянула джинсы и свитер, достала из шкафа несколько футболок и пару платьев, разыскала на полке старые бриджи для верховой езды и начала складывать чемодан, не забыв прихватить с книжной полки непрочитанный роман. Когда она спустилась вниз, вертолет уже ждал на поле за оградой. Саладин стоял возле рождественской елки, разговаривая по телефону. Увидев Ливви, он сразу прервал беседу, но в его взгляде не было теплоты, и он не дотронулся до нее, не обнял, не поцеловал. У наблюдавших за ними не возникло бы сомнений, что перед ними начальник и подчиненная, а не любовники, несколько часов назад страстно ласкавшие друг друга.

Босс и служащая – вот кем они были сейчас.

– У тебя мокрые волосы, – заметил он. – Замерзнешь.

Игнорируя критический взгляд, Ливви выдавила улыбку:

– Я прихватила шерстяную шапку.

– Хорошо. – Он оглянулся. – Тебе надо запереть дом?

– Нет. Собиралась открыть пошире дверь на случай, если воры захотят войти, – саркастически заметила Ливви. – Конечно, я все закрою!

Ей хотелось, чтобы он не вел себя как робот, а поцеловал ее, подтвердил, что прошлая ночь не приснилась ей в безумном сне. Он не сделал этого и как-то отдалился, отступил за невидимый, недоступный ей барьер. Из страстного, неутомимого любовника Саладин без усилий превратился в надменного и властного шейха.

Как в приключенческом фильме, в темноте, по заснеженному полю Ливви последовала за ним к вертолету, возле которого стояли рослые охранники, склонившиеся перед Саладином в низком поклоне. Интересно, как Саладин объяснил присутствие на борту бледнолицей женщины в вязаной шапочке?

Мигая огнями, вертолет приземлился на аэродроме, где на взлетной полосе ждал личный самолет шейха. Ловя на себе косые взгляды, Ливви поднялась в салон лайнера с королевскими гербами на фюзеляже. К ее удивлению, она должна была сидеть отдельно от Саладина. Вероятно, он заметил ее удивленный взгляд, когда стюард провел ее в небольшой хвостовой отсек, где, надо признать, находилась личная постель шейха. Ливви достала из сумки книгу, музыкальные диски и огляделась, обнаружив встроенный экран телевизора и туалетную кабинку с соблазнительным набором парфюмерии. Тем не менее…

Через пару минут Саладин пришел проведать ее. Стоя в дверях и спокойно глядя на нее, он просто-таки излучал власть и силу.

– Надеюсь, ты хорошо устроилась?

Ливви изо всех сил старалась скрыть разочарование, но это было выше ее сил.

– Не думала, что мы будем сидеть отдельно после того… – Она замолчала, поняв, что сказала слишком много. Может, как и нежность, ему нельзя показывать обиду?

Саладин глянул через плечо и понизил голос:

– После того, как мы занимались сексом, ты хотела сказать?

– Не имеет значения, – пробормотала она.

– Это важно, – сказал Саладин и вдруг сердито разразился потоком непонятных слов в адрес замешкавшегося стюарда, который мигом скрылся. – Это важно, – продолжил он, – потому что отныне так будет всегда.

Ливви недоверчиво смотрела на него, пока каменное выражение его лица не объяснило, что он имел ввиду.

– Я правильно поняла…

– То, что случилось в Англии, останется в Англии, потому что в Джазратане такие отношения не приняты. Законы моей страны очень строги. Люди будут глубоко оскорблены, если узнают, что меня связывают интимные отношения с незамужней женщиной, особенно с иностранкой. – Он с легким сожалением пожал плечами. – Отныне я шейх, а ты моя служащая, Ливви. Мы не будем выходить за рамки протокола.

Ливви на минуту лишилась дара речи. Если бы огромный самолет не выруливал на взлетную полосу, она вполне могла бы потребовать, чтобы ей дали сойти. Однако об этом не было речи: она дала согласие на работу и должна вести себя как профессионал. С другой стороны, все к лучшему – ее чувства будут надежно защищены. Если они не будут общаться, Ливви скорее остынет. Хотя слова Саладина обидели ее, Ливви нашла силы изобразить небрежную улыбку:

– Что же, я даже рада.

Он прищурил глаза.

– Рада?

– Конечно. Мне надо так много прочитать до приземления. Ты знаешь, я давно не работала с лошадьми. – Она махнула рукой на стопку книг, которые успела распаковать. – Хочу освежить кое-что в памяти до того, как увижу Бархана. Не хочу тебя задерживать, – добавила она. – Мне вполне комфортно одной.

Надо было видеть лицо Саладина, когда до него дошло, что она милостиво отпускает его. Что он мог возразить после собственных слов?

Когда он ушел, Ливви отложила справочник «Лечение лошадей натуральными средствами» и уставилась в темноту за окном. Сердце сжалось от тоски. В голове звучали его слова, как расхожее клише: ему непозволительно заниматься сексом с незамужней иностранкой.

Ливви закрыла глаза. Саладин приехал, уверенный, что она согласится принять его предложение, но она сопротивлялась. Вероятно, он решил, что, соблазнив, сумеет быстрее уговорить ее. Ливви прикусила губу. Даже когда она сообщила ему, что все еще девственница в свои двадцать девять лет… На этом многие мужчины прекратили бы попытки, но не Саладин. Догадался ли он, что секс сделает ее сговорчивее, что она не сможет отказать после того, что случилось между ними?

Черт бы его побрал!

Она больше не позволит ему командовать, решила Ливви. Надо быть благодарной за то, что он открыл для нее радость секса. И вообще к лучшему, что Саладин воздвиг между ними стену: их отношения все равно лишены будущего.

Ливви поднесла к губам чашку жасминового чая, поданную немного испуганным стюардом. Пора начать мыслить рационально. Она согласилась на работу за деньги, способные изменить ее жизнь, и сделает все, чтобы добиться успеха. О сексе придется забыть. У нее хватит сил.

Проспав почти шесть часов, Ливви обнаружила, что душ в маленькой кабинке работал лучше, чем у нее дома. Она словно ожила и уже готовилась приступить к завтраку – нежной овсянке с кусочками сочного манго, когда занавеска в ее отсек отодвинулась. На пороге стоял Саладин.

Она немного растерялась, увидев, что он сменил европейскую одежду на традиционный наряд шейха, что лишь подчеркнуло гигантскую пропасть между ними. На Саладине были свободные шелковые одежды, под которыми угадывалась мускулистая фигура. Черные волосы скрывал головной убор, скрепленный плетеным алым обручем. Выражение хищного лица было строгим. Саладин словно явился из мира грез и казался Ливви незнакомцем. Так, собственно, и было.

Глядя на нее, он не двигался. Вероятно, он ожидал, что она вскочит на ноги, но Ливви не спеша проглотила ложку каши и улыбнулась.

– Привет, – сказала она.

Нахмурившись, Саладин склонил голову, словно заставляя себя соблюсти приличия и ответить на неформальное приветствие.

– Доброе утро. Ты хорошо спала?

– Как сурок. А ты? – снова улыбнулась Ливви.

У Саладина стучало в висках. Ее веселый тон только усугубил раздражение. Он почти не спал, вертясь с боку на бок. Ночь казалась бесконечной. В конце концов, открыв шторку иллюминатора, он уставился в черное, усыпанное звездами небо. Давно Саладин не испытывал такого беспокойства. С тех самых пор…

Его пронзило чувство вины, когда мысленно он сравнил легкое сексуальное неудовлетворение с самым тяжелым периодом своей жизни. Отбросив непрошеные мысли, он с неудовольствием отметил непочтительное поведение Ливви Миллер, которая, опираясь на локти, задумчиво смотрела на него медовыми глазами. Как она смеет есть и пить в его присутствии?

Он предупредил, что между ними не будет интимных отношений, но не давал права нарушать протокол. Ливви должна понимать, что существует строгий этикет, которому она должна следовать в его присутствии. Никому не позволено так фамильярно приветствовать короля Джазратана. Надо поставить ее на место до того, как они прибыли во дворец.

– Ты обязана встать, когда я вхожу в комнату, – объявил он.

– Разве? – Она посмотрела на него с откровенным вызовом. – Насколько я помню, раньше ты предпочитал, чтобы я ложилась.

– Ливви! – шикнул он, торопливо оглядываясь и чувствуя прилив вожделения. – Ты не должна…

– Что именно? – перебила она, понижая голос. – Вспоминать об этом? Извини, Саладин, но лицемерие мне не свойственно. Я приняла запрет на интимные отношения, потому что, поразмыслив, решила, что так будет правильно. Но не рассчитывай, что я буду склоняться до земли и скромно опускать глаза в твоем присутствии.

Саладин не ожидал яростного отпора и на мгновение испытал шок. Ему захотелось одновременно сделать несколько взаимоисключающих вещей: поцеловать Ливви и отправить ее подальше от себя, никогда не видеть ее и неторопливо любоваться ее милым лицом. Он вдруг увидел перед собой единственного человека – женщину, которая никогда не подчинится его воле. Более того, Саладин понял причину: она нужна ему больше, чем он ей.

Он мог бы уволить ее за непочтительность, но тогда пострадает жеребец. Хотя он предложил ей огромную сумму за консультацию, которая, по ее собственному признанию, могла оказаться бесполезной, Саладин подозревал, что деньги не имели для Ливви большого значения. Или он ошибался? Может, упорный отказ от его предложения был всего лишь уловкой хитрого переговорщика? Это предположение стоило проверить.

– Думаю, соблюдение приличий не затруднит тебя, учитывая щедрость вознаграждения за твою работу.

– Не вознаграждение, а оплата за труд, – возразила Ливви. – Ты сам назначил чрезмерную сумму, так что шантаж неуместен. Если ждешь уважения, заслужи его.

– Заслужить? – не поверил ушам Саладин.

– Почему ты так удивлен?

Он усмехнулся:

– В жизни не слышал подобного требования.

Ливви вскочила, сжав маленькие кулаки. Она прерывисто дышала, глядя ему в глаза.

– Я не полная дура, Саладин! – прошипела она. – Прекрасно понимаю, что ты нарочно соблазнил меня, чтобы добиться своей цели. Это сработало.

Он смотрел в золотистые глаза, сверкавшие под стать огненным волосам. Ливви была великолепна в своей ярости. Ему вдруг стало трудно дышать.

– Поверь моему слову, – глухо пробормотал он. – Я сделал это потому, что хотел тебя.

Ливви услышала в его голосе неподдельную страсть, и что-то дрогнуло внутри. О чем они спорят? Ведь ее тело по-прежнему реагирует на него и жаждет прикосновения.

Неужели он чувствует то же самое? Ей показалось, что он сделал едва заметное движение ей навстречу. В этот момент, разрядив напряженность, тишину нарушил громкий трубный звук, похожий на завывание волынки. В растерянности она взглянула на Саладина. Похоже, он тоже вернулся к реальности, потому что, нахмурившись, быстро отступил назад.

– Что, черт возьми, это было? – прошептала она.

– Воспоминание о визите моего прадедушки в твою страну и посещение королевской резиденции в Шотландии. Волынщики, будившие двор по утрам, произвели на него незабываемое впечатление. Он распорядился, чтобы они стали частью государственного ритуала Джазратана. Когда шейх возвращается на родину, его приветствуют характерные звуки волынок.

– Очень оригинально, должна сказать.

– Тебе предстоит узнать еще много неожиданного, Ливви, – сказал Саладин. – Через несколько минут я покину самолет, а один из стюардов сообщит, когда ты можешь последовать за мной. Тебя будет ждать автомобиль, чтобы отвезти во дворец.

Ливви демонстративно закатила глаза.

– Значит, я не могу поехать с тобой?

Саладин покачал головой:

– Нет. Мое прибытие всегда сопровождается определенными церемониями. Жители выстроятся вдоль дороги, чтобы приветствовать шейха. Им вряд ли понравится, если рядом со мной будет иностранка, даже если она приехала с профессиональным визитом.

– Понятно.

– Тебе выделят комфортабельные апартаменты. Когда устроишься, мой советник отведет тебя в конюшни, где ты встретишься с ветеринарами и грумами. Я хочу, чтобы ты сразу осмотрела Бархана. Обедать ты будешь со мной.

Не ожидая ответа, он повернулся и вышел, прошелестев шелковым одеянием. Хотя Ливви расстроила его холодность, но думала она о другом. Она вспоминала выражение его глаз в ту минуту, когда он едва удержался, чтобы не дотронуться до нее. Во взгляде Саладина промелькнуло чувство, не свойственное монарху. Оно было похоже на раскаяние.

Глава 10

Изумление и легкое чувство нереальности происходящего охватили Ливви, когда, стоя под жарким солнцем Джазратана, Ливви осматривалась кругом. Она с трудом верила, что в канун Рождества оказалась на родине Саладина.

Конный двор аль-Мектала поражал роскошью. Хозяин не жалел денег, чтобы удовлетворить все потребности более сотни лошадей. Ливви читала о таких комплексах в те далекие времена, когда посвященные скачкам журналы были всегда под рукой, но не ожидала увидеть подобное собственными глазами. Пальмы вдоль песчаных загонов давали благодатную тень, просторные выгулы были засеяны травой, радуя глаз изумрудной зеленью на фоне суровой, выжженной пустыни, конюшни охлаждались кондиционерами. Здесь был даже бассейн с прохладной водой, где лошади могли плавать. Грумы, ветеринары и жокеи в темно-синей с серебром униформе конюшен аль-Мектала сновали вокруг в полной гармонии, как трудолюбивые пчелы.

Прибыв во дворец и разместившись в просторных апартаментах, Ливви переоделась в рабочую одежду. Слуга проводил ее в конюшню, где, неожиданно для себя, она увидела Саладина. Одетый в костюм для верховой езды, он машинально вертел в руках хлыст. Ливви с трудом отвела взгляд от высокой фигуры в бриджах, подчеркивающих узкие бедра и сильные длинные ноги. Под свободной шелковой рубашкой угадывался мощный торс и широкие плечи. Саладин напоминал благородного красавца разбойника из субботних телесериалов.

Ливви зареклась вспоминать, как он сжимал ее в объятиях, занимаясь любовью, как жадно целовал, как она стонала от наслаждения, когда он снова и снова доводил ее до оргазма. Она здесь только по одной причине – постараться вылечить его коня.

Однако, стоя рядом, Ливви с трудом удерживалась, чтобы не протянуть руку и не дотронуться до него. Тем не менее ее улыбка оставалась сдержанной и профессиональной.

– Что ты скажешь о моих конюшнях, Ливви?

– Производят сильное впечатление, – заметила она, оглядевшись. – Могу я увидеть Бархана?

Снова Саладина раздирали противоположные чувства. Его бесило нежелание Ливви поддерживать с ним беседу, но он восхищался ее профессионализмом. Он вспомнил, как в самолете с трудом удержался от искушения дотронуться до нее. В последний момент он, к счастью, сумел остановиться, и правильно сделал. В Джазратане совсем иначе смотрели на такие вещи, а кроме того, память об Алие была сильнее. Его роль в государстве была строго регламентирована и не предполагала интимной связи с иностранкой. Ему придется поскорее забыть восхитительный сексуальный эпизод и надеяться, что Ливви оправдает свою репутацию.

Взмахом руки он велел ожидающему груму вывести коня, и сердце Саладина замерло в ожидании чуда: вдруг мистическим образом за время его отсутствия Бархан поправился и, как обычно, резво выбежит из конюшни. Однако реальность потрясла его: жеребец едва напоминал прежнего любимца. Великолепный призовой скакун словно уменьшился в росте, когда-то блестящая вороная шерсть свалялась и потускнела, в глазах отражались страдание и боль… Бархан оскалил зубы на хозяина.

– Не подходи к нему, – предупредил Саладин. – Он стал очень злобным, никого не подпускает, даже меня.

Он едва сумел скрыть тревогу, когда Ливви, не обращая внимания на его слова, медленно, словно тень, двинулась к лошади, протягивая руки в успокаивающем жесте.

– Все хорошо, – шептала она коню нежным, музыкальным голосом, которого Саладин никогда раньше не слышал. – Я не причиню тебе боли, поверь мне, Бархан. Все будет хорошо.

Хотя жеребец привык к арабскому языку и даже до травмы не подпускал чужих, на сей раз, к изумлению Саладина, он не протестовал, когда Ливви вплотную подошла к нему. Вопреки ожиданию, он не бросился на упрямую женщину, хотя Саладин уже готовился быстро оттолкнуть ее в сторону. Ливви осторожно погладила коня по шее, и Бархан позволил ей.

– Я приехала помочь тебе, – тихо нашептывала Ливви. – Ты поправишься, вот увидишь. Веришь мне?

Конь ответил ей тихим ржанием. У Саладина перехватило дыхание от странного чувства, похожего на надежду. Однако он, как никто другой, знал горечь разочарования и утраченных иллюзий, поэтому, следуя давней привычке, одернул себя. То, что жеребец позволил англичанке погладить себя, ровным счетом ничего не значило.

– Пусть его проведут по паддоку, – сказала Ливви, – хочу увидеть, как сильна травма.

Саладин произнес несколько слов, и грум повел хромающего Бархана по кругу.

– Видишь, он припадает на…

– На левую переднюю, – деловито перебила Ливви, внимательно наблюдая за конем. – Это очень заметно. Конь испытывает сильную боль и старается не ступать на травмированную ногу. Ну вот, я увидела то, что хотела. Скажи груму, чтобы завел его в денник.

Чувствуя себя наемным переводчиком, Саладин перевел ее слова. Когда Бархан скрылся в конюшне, Ливви повернулась к Саладину. Ему показалось, что ее улыбка слегка натянута. На ярком солнце Джазратана волосы Ливви полыхали как огонь. Как ему хотелось снова коснуться их пальцами.

– Попробую несколько приемов, – сообщила Ливви. – Прошу тебя и всех остальных уйти.

Саладина охватило изумление, граничащее с восхищением, потому что в очередной раз она повелевала ему удалиться. Похоже, она привыкла командовать. Впервые в жизни ему приходилось подчиняться женщине – это возбуждало больше, чем он мог вообразить, но терпеть дискриминацию он не собирался. Пусть не надеется. Она же понимает, что здесь его конюшни, его лошадь, и он желает присутствовать. Саладин твердо сказал:

– Я никуда отсюда не уйду, Ливви.

Тяжело вздохнув, она пояснила:

– Извини, но я предпочитаю работать в одиночестве.

– Мне все равно. Я хочу остаться, – повторил Саладин.

Ливви смерила его взглядом, прикидывая, стоит ли продолжать спор, и, вероятно, пришла к разумному заключению.

– Ладно, только не отвлекай меня. Стой очень тихо, не вмешивайся. Отойди в сторону и не произноси ни звука. Понятно?

Губы Саладина кривились в мрачной усмешке, пока он слушал Ливви: никто и никогда не позволял себе разговаривать с ним в таком тоне, даже Алия – в особенности Алия – самая покладистая женщина на свете.

Инстинкт велел подойти к Ливви и напомнить, с кем она, черт побери, имеет дело. В конце концов, он – шейх, и будет делать, что хочет. Однако в данном случае Саладин понимал, что бессилен, потому что судьба любимого жеребца была важнее, чем гордость и амбиции.

– Да, Ливви, – сухо сказал он. – Понял в общих чертах.

Саладин хотел понять, как Ливви будет лечить Бархана, но она лишь осторожно прикладывали ладони к больной ноге лошади. Время пролетело незаметно. У Саладина сложилось впечатление, что Ливви говорила истинную правду: она хотела остаться одна и предпочла бы отправить его назад во дворец. Впервые в жизни от попал в ситуацию, когда его просто не замечали.

Шейхов никогда не игнорировали – наоборот, их присутствие было очень заметно. На официальной церемонии или на частном приеме шейх находился в центре внимания, даже если на первый взгляд это было неочевидно. Никто не мог выйти из комнаты, пока он там находился, никто не смел повернуться к нему спиной.

Все это не имело значения, когда он наблюдал за Ливви, которая шептала что-то в ухо Бархану, легкими, как перышки движениями поглаживая порванную связку и массируя ему спину. Удивительно, как конь терпеливо сносил прикосновения, только дважды он вскинул голову и оскалил зубы. Наконец она выпрямилась и вытерла ладони о бриджи. Саладин заметил на ее лбу капельки пота.

– На первый раз достаточно. Зайду к нему позже. Позаботься, чтобы он отдохнул. Его нельзя беспокоить до моего возвращения.

Ливви посмотрела на часы. Саладин понял, что загнал себя в тупик. Он объявил ей – вполне справедливо, – что они будут жить в разных крыльях дворца, их пути будут пересекаться только во время обеда и на сеансах лечения Бархана. Теперь он сожалел о собственных распоряжениях, более того, злился на себя. В самолете по дороге в Джазратан он думал о том, как оградить себя от возможных посягательств с ее стороны, показать, что секс для него ничего не значит. Он ожидал возражений и даже обиды. Женщины всегда цеплялись за него, когда он неизбежно бросал их.

С Ливви все было по-другому – она не навязывала себя и не казалась обиженной. Она без возражений отправилась одна во дворец. Саладин признался себе, что, по странной иронии, сам недоволен ее смирением.

– Еще много времени до ланча, – заметил он. – Не хочешь прокатиться со мной на лошади?

На мгновение Ливви была готова поддаться искушению. Она представила мощь лошади под седлом, теплый ветер пустыни, ни с чем не сравнимое чувство свободы, которую давала верховая езда. Она покачала головой:

– Я больше не езжу верхом.

– Почему?

В ответ Ливви прищурила глаза:

– Это требует времени, увлеченности, денег. Я была слишком занята своим бизнесом, чтобы позволить себе это.

– Но сейчас у тебя есть время, – заметил Саладин. – И про деньги можно забыть.

– Не может быть и речи. Я потеряла навык.

– Может, ты просто боишься сесть в седло после долгого перерыва?

Верная догадка застала ее врасплох, поэтому Ливви ответила честно.

– Возможно, ты прав, – согласилась она, хотя ее останавливал не страх перед лошадью. Ливви пугала мысль о возвращении в мир, принесший боль, пусть это случилось давно и будто с другим человеком.

– Тем более стоит попробовать. – Его голос звучал хрипло. – Только так можно победить страх. Говорят, начни делать, и у тебя получится.

В его словах Ливви почувствовала откровенный сексуальный подтекст. Ее словно окутала атмосфера чувственности, возбуждая запретное желание: кожа пылала, грудь напряглась, губы приоткрылись – как ей хотелось, чтобы Саладин поцеловал ее.

Она смотрела на Саладина, борясь с вожделением. Ливви напомнила себе, как изменилось его отношение с той минуты, когда она согласилась лечить его лошадь: держался в стороне во время полета, отправил одну во дворец, где поселил в крыле для прислуги. В этом не было ничего обидного – она и была прислугой. Возмущало другое: он считал ее чем-то вроде игрушки в зависимости от настроения – то обдавал холодом, то начинал флиртовать. Ему пора понять, что с ней такие номера не проходят.

– У меня нет желания возвращаться в прошлое, – сказала она.

– Почему?

Ливви посмотрела на свои запорошенные мельчайшей песчаной пылью сапоги для верховой езды, потом подняла голову и взглянула прямо в черные, сверкающие глаза.

– Когда Руперт бросил меня, я ушла из мира скачек – просто захлопнула за собой дверь. Я не испытывала удовольствия, ловя на себе многозначительные взгляды и перешептывания о том, что он спал с моей лучшей подругой.

– Можно было найти другое место.

– Наверное, но мир скачек тесен, и сплетни сопровождают тебя повсюду. Я не хотела, чтобы на меня смотрели как на жертву смачного скандала. Единственным выходом было начать все с нуля. Прежней Ливви больше не существовало, как и ее прежней жизни. Я приехала сюда не для того, чтобы возродить прошлое, а ради будущего. Если допрос окончен, кто-то должен проводить меня в апартаменты, иначе я рискую заблудиться.

Задумчиво кивнув, Саладин сказал:

– Я сам провожу тебя.

– Нет необходимости. Это сделает слуга.

– Мои слуги не говорят по-английски.

– Буду рада обойтись без светской беседы.

– Я сам отведу тебя в апартаменты, Ливви, – заявил Саладин с холодной решимостью. – Не возражай мне только из чувства противоречия или узнаешь, что моему терпению быстро наступает конец.

Резкое замечание было вполне оправданно, но шагавшая рядом Ливви заметила, что, даже возражая Саладину, испытывала опасные чувства. Ее терзало вожделение такой силы, что хотелось визжать от отчаяния. У нее едва хватало воли, чтобы не протянуть руку, дотронуться до его шелковой рубашки, пробежать пальцами по твердым мышцам торса. Можно ли объяснить это тем, что Саладин был ее единственным любовником? Или злую шутку играет ее воображение: он лишил ее девственности, и она придает этому важное символическое значение?

Чему же удивляться, если секс между ними происходил легко и естественно, будто она всю жизнь ждала появления шейха, чтобы заняться с ним любовью. Он дал ей то, чего ей недоставало – впервые Ливви почувствовала себя цельной. Вероятно, она не могла реагировать на него иначе.

Отогнав мучительные мысли, Ливви сосредоточилась на окружающей красоте. По тенистой галерее, где жара почти не чувствовалась, они прошли в главный портал дворца и оказались во внутреннем дворике. В дальнем углу Ливви заметила красивую, увитую алыми розами арку, над которой возвышался купол из ажурного серебра в виде цветов и листьев. Ливви замерла в восхищении.

– Ух ты, – воскликнула она, – что это?

Проследив за ее взглядом, Саладин заметно напрягся.

– Это ворота Фадди в дворцовый розарий, – коротко ответил он.

– Ах, как красиво. Можно пройти туда?

Саладин не мог справиться с эмоциями. Посмотрев на него, Ливви заметила, как судорожно бьется жилка на виске, а губы сжаты в твердую линию. Выражение лица трудно было понять. Он покачал головой:

– Там сейчас работают садовники. Они не любят посторонних. Пойдем, я проведу тебя другим путем.

Еще несколько минут сохранялась напряженность, но, пока они шли к апартаментам Ливви, Саладин начал говорить о Джазратане и об истории королевского дворца. Сменив тему, он успокоился, да и Ливви отвлеклась, тем более что рассказ захватил ее. Саладин красочно описывал сражения и победы своих предков, говорил о крови шейхов, пропитавших пески его родины, о смелом жеребце под седлом прадеда во главе королевской конницы. Любимец Саладина – Бархан – был потомком этого коня.

Ливви поняла, почему Бархан так дорог Саладину, – ни деньги, ни преданность не имели значения. Бархан для Саладина являлся звеном, связывающим прошлое и будущее. Жеребец должен стать производителем и продолжить знаменитую родословную. Непрерывность линии составляла основу могущества правящих шейхов.

«Какие мы разные, – думала Ливви. – Невозможно представить, что между нами было бы что-то иное, чем то, что происходит сейчас».

Когда они подошли к двери, Саладин вдруг сжал пальцами ее запястье. От неожиданности Ливви замерла. Он мог почувствовать бешеный ритм ее пульса. Кровь так оглушительно стучала в ушах, что казалось, на шум сбегутся слуги.

– Спасибо за то, что ты сделала сегодня, – сказал он.

– Увы, очень мало.

– Наоборот. Впервые сегодня я увидел искру доверия в глазах Бархана.

А Ливви смотрела на шейха, готовая сгореть в лучах его сверкающих черных глаз. Начиная со дня, когда он впервые вошел в ее жизнь, она видела в них много разных эмоций: непреклонную волю и настойчивость, огонь желания и страсть. Сегодня в его взгляде ей почудилось что-то похожее на глубокую печаль, когда он смотрел на ворота Фадди. Неужели Саладина терзают темные демоны?

Неохотно она освободила руку, хотя в душе хотела крепче сплести свои пальцы с его. Однако она осознавала опасность такого порыва. Саладин сам установил границы. Пускай ее тело отчаянно протестовало, она отдавала должное его благоразумию.

– Извини, пожалуйста. – Она перешла на более официальный тон. – Мне надо позвонить в Англию, узнать, как там Пеппа и не причинил ли снегопад серьезного урона. – Ливви улыбнулась. – Мы увидимся за ланчем.

Она вошла в комнату и закрыла за собой дверь, не обращая внимания на то, что он по-прежнему стоял у порога, недовольный тем, что она опять нарушила этикет. Но для Ливви важнее было поскорее увеличить дистанцию между ними прежде, чем она совершит чудовищную глупость – прижмется к его сильному телу и начнет умолять заняться с ней любовью.

Глава 11

Можно ли было предположить, что все обернется иначе, чем он планировал?

Нетерпеливым жестом он отпустил слугу и опустился в ванну с горячей водой. Разве так бывает? Он только что поднялся с кровати, но уже чувствовал себя совершенно разбитым. Связано ли это с очередной бессонной ночью, когда ему не давали спать эротические воспоминания о страстных объятиях с невинной Ливви Миллер перед горящим камином?

Как наивно было полагать, что он легко перенесет собственный запрет на секс с Ливви. Мысли о ней посещали его в самое неожиданное время в самом неподходящем месте и без всякой видимой причины. Иногда на заседании Государственного совета он вспоминал ее бледную кожу и огненные волосы или представлял, как сжимает ладонями стройные бедра, погружаясь в горячее лоно. Саладин неловко ерзал, пряча гигантскую эрекцию под свободными одеждами. Однако он не имел права предать священную память прошлого, затеяв сексуальную интрижку прямо во дворце.

Лежа в ванной, Саладин размышлял о долгих днях, прошедших с приезда Ливви. Англичанка освоилась быстрее и лучше, чем он мог себе представить. Она добросовестно работала с Барханом, проводя по четыре сеанса в день. Хотя Ливви согласилась с его присутствием, она настаивала на полной тишине, и Саладин вынужден был подчиниться. От слуг Саладин узнал, что она много времени проводила на тенистой террасе возле своих апартаментов. Он приходил в ярость от того, что не смел нарушить ее покой, хотя считал себя полновластным хозяином всего сущего в своем королевстве. Саладин попался в ловушку, которую сам себе расставил. Иногда он замечал ее, гуляющую по обширной территории дворцовых садов и заглядывающую в арку ворот Фадди. Удивительно, но перед его глазами всплывало уже не лицо Алии, а лицо веснушчатой англичанки.

Запретный плод сладок? Раньше ему не приходилось сталкиваться с подобным женским упрямством: ни кокетливых улыбок, ни призывных взглядов. Ливви не носила обтягивающей одежды, дразня его воспоминаниями о том, что скрывается под ней. Ее достойное поведение одновременно восхищало и бесило его.

Жесткие правила переставали действовать только за едой, и Саладин с удовольствием беседовал с Ливви. Он подробно расспрашивал, как проходит лечение, и постепенно Ливви отбросила настороженность. Саладин вынужден был признать, что складывалась невероятная ситуация: никогда раньше у него не возникало желания – или потребности – ближе узнать женщин. Они существовали только для удовлетворения сексуальных потребностей. Саладин уходил сразу, как только получал желаемое. Но с Ливви о сексе не было речи. В то же время он физически не мог уйти и, как ни странно, не испытывал желания. Бледнолицая упрямая англичанка интриговала его больше, чем он мог представить.

Ливви рассказывала ему, что впервые села в седло в возрасте трех лет благодаря матери, любившей верховую езду. Она быстро научилась обращаться с лошадью. Они с матерью вдвоем часто скакали по росистым полям вокруг усадьбы Уайтвик-Мэнор. Ливви рано осознала, что понимает лошадей лучше, чем это дано другим, испытав при этом огромное чувство ответственности. Она вспоминала день, когда в шесть лет привезла домой первую награду, а через год выиграла первый серебряный кубок.

Однажды после очередного рассказа, услышав, как дрогнул ее голос, Саладин откинулся в кресле и внимательно посмотрел на Ливви.

– Ты, должно быть, сожалеешь, что больше не ездишь верхом.

– Иногда, – пожала плечами Ливви.

– Как мне уговорить тебя снова сесть в седло?

– Не пытайся – я не хочу.

– Честное слово?

Ливви со стуком поставила на стол золотой кубок.

– Да.

Вдруг Саладину захотелось нарушить все правила, забыть, что он король, вдовец, и вести себя как обычный мужчина – получать удовольствие и радость, когда есть возможность. Надо избавиться от наваждения и зависимости от рыжеволосой англичанки, прежде чем она уедет. Бархану становилось лучше день ото дня – все признавали это. Скоро Ливви вернется домой, он никогда больше не увидит ее. В глубине души он понимал, что в отличие от других любовниц Ливви не согласится на короткий роман в Англии, чтобы дать страсти перегореть. Более того, ее возмутит такое циничное предложение.

Значит, страсть должна перегореть здесь и сейчас. Разве он не король в своей стране? В его власти изменить в виде исключения и на короткое время негласный закон.

– Прошу сопровождать меня сегодня на конную прогулку, Ливви, – вдруг сказал он. – Пожалуйста. Ну что тебе стоит?

Ливви взглянула на него, удивленная просительными интонациями голоса. Она хотела отказаться, сказав, что это слишком рискованно, слишком интимно, слишком… все. Однако…

Его черные глаза опасно сверкали. Искушение было велико, а ее мысли добавляли ему остроты. Что может случиться, если она немного прокатится на одной из великолепных лошадей шейха? Ведь она давно мечтала об этом. А еще это шанс оказаться рядом с шейхом в стороне от любопытных глаз его слуг.

– Ладно. Поедем, но позже. Когда закончу последний сеанс с Барханом.

Охватившее Ливви возбуждение явно не соответствовало масштабу затеянной шейхом недолгой прогулки. Так, во всяком случае, уговаривала себя Ливви. Кровь бурлила в венах, как ни старалась она успокоиться и не возлагать больших ожиданий на свидание с Саладином вне дворца.

Сердце бешено колотилось, когда она вскочила в седло на глазах у стоящего рядом Саладина.

– Все хорошо?

Ливви кивнула, чувствуя под собой мощь лошади.

– Хорошо, – тихо повторила она.

Прекрасная гнедая кобыла, которую выбрал для нее Саладин, вела себя спокойно. Сам он сел на рослого вороного коня, и они бок о бок рысью выехали со двора на спрессованный ветром песок пустыни. Ровный стук копыт музыкой звучал в ее ушах, когда они подняли лошадей в галоп. Солнце опускалось к горизонту, и небо напоминало перевернутую темно-голубую чашу. Теплый ветер обдувал лицо. Ливви чувствовала себя живой, впервые с тех пор… как Саладин занимался с ней любовью.

Она повернула к нему голову и решила, что он похож на героя волшебной сказки. Сегодня вместо ездового костюма на нем развевались белые шелковые одежды, обрисовывающие мощный торс.

– Как ты находишь дорогу в пустыне? – спросила она. – Не боишься сбиться с пути?

Он коротко улыбнулся:

– Я вырос в этих краях. Знаю пустыню как собственную кожу.

– Правда? – Ливви подумала, что кожа не лучшее сравнение. – Что ты имеешь в виду?

Пожав плечами, Саладин придержал коня.

– Ты видишь только песок, а мне заметны все гребни и впадины дюн, нанесенных ветром, и я читаю его мелодию, как другие музыку. Я знаю, где под песками текут реки, где искать растительность, чтобы укрыться от палящего солнца. Самое главное, у меня всегда с собой достаточный запас воды и компас, а также мобильный телефон. – Он снова улыбнулся ей. – Хочешь, покажу тебе оазис?

Ливви крепче сжала поводья, встретив недвусмысленный взгляд Саладина, и вдруг отбросила сомнения. Когда еще в жизни у нее будет возможность увидеть оазис?

– Конечно, – сказала она.

– Тогда вперед.

Саладин сжал бока коня, посылая его в галоп. После секундного колебания Ливви последовала за ним.

Через несколько секунд к ней вернулось забытое чувство невероятной свободы. Она вновь наслаждалась скоростью и мощью несущейся во весь опор лошади. Ее последние сомнения развеялись, когда она мчалась вдогонку за шейхом. Они скакали по твердому спрессованному песку, и только громкий стук копыт нарушал безмолвие пустыни. Достигнув крутого подъема, Саладин придержал коня. Они поднялись на холм.

С гребня открылся вид, от которого у Ливви перехватило дыхание. Внизу сверкала водная гладь в окружении пышной растительности. Высокие пальмы давали благодатную тень.

– Вот это да! – удивилась Ливви. – Настоящий оазис.

– Ты решила, что это мираж? – поинтересовался Саладин.

Честно говоря, Ливви так и подумала, потому что все вокруг казалось ей нереальным. Они спустились к озеру, спешились и подошли к воде. Ливви слушала чириканье незнакомой птицы и фырканье жадно пьющих воду лошадей. Саладин жестом велел ей привязать кобылу рядом с его конем, достал флягу и протянул ей.

Никогда вода не казалась Ливви такой восхитительно вкусной. Она с благодарностью сделала несколько больших глотков и почувствовала полное умиротворение. Саладин взял флягу из ее безвольных пальцев и допил оставшуюся воду. Стоя в тени пальмы, Ливви думала, сколько интимной близости было в том, что они пили из одного сосуда. Но между ними бывали более интимные моменты. Она посмотрела на запрокинутую голову Саладина, и у нее снова пересохло во рту.

Не говоря ни слова, он убрал пустую флягу, взял ее за руку и повел в прохладную тень рощи. Ливви не спрашивала, куда он ведет ее и что собирается делать, – она знала. Об этом говорили его пальцы, крепко сомкнувшиеся вокруг ее запястья. Сердце Ливви забилось сильнее. Саладин остановился под сенью пальмовых листьев, снял с ее головы широкополую шляпу и положил на землю.

– Саладин, – задыхаясь, прошептала Ливви, когда он сжал в ладонях ее лицо.

Его голос был тихим, но настойчивым.

– Я собираюсь поцеловать тебя.

– Но ты сам сказал…

– Мы не можем заниматься сексом во дворце, но сейчас мы далеко от него, правда?

Ливви кивнула, сожалея, что он выразился слишком прямо. Вот если бы он добавил немного нежности, раз уж они оказались в таком романтическом месте! Но Саладин уже целовал ее, и все сомнения Ливви мигом растаяли, когда она приоткрыла губы ему навстречу. Разве она не мечтала об этом больше всего на свете?

Горячие руки Саладина нетерпеливо ласкали ее тело, а Ливви с такой же жадностью гладила мускулистый торс. Быстрыми движениями он стянул с нее бриджи и рубашку, потом сбросил шелковые одеяния. Ливви ахнула от неожиданности, увидев, что он совершенно голый под одеждой.

– Это еще одна черта, которая роднит нас с шотландцами, – пробормотал он, раскладывая на песке одеяния и делая для них шелковую постель. – Они ведь тоже ничего не надевают под килт?

Ливви ничего не ответила, потому что попала прямиком в сказку – самую удивительную в ее жизни. Саладин уложил ее на покрывала. Выражение его глаз было загадочным. Ливви прошептала его имя, когда он склонился и первый раз вошел в нее.

– Хорошо?

Ливви прикусила губу и простонала:

– Ужасно.

Он засмеялся, но вдруг его голос изменился: никогда раньше она не слышала такой интонации. Погружаясь в ее лоно, Саладин простонал:

– О, Ливви.

Она не ответила. Ей хотелось о многом спросить, но Ливви молчала. Все, что она могла, все, чего желала, – это чувствовать Саладина глубоко внутри себя. Она уже не могла остановить приближающийся оргазм.

Они возвращались домой в полной темноте, хотя Ливви боялась ночью ехать верхом по пустыне. Когда Саладин провел кончиком языка по контуру ее губ, Ливви догадалась, что он улыбается.

– Я же сказал тебе, что знаю пустыню, как свое тело, – тихо сказал он. – Посмотри, над нами развернута огромная звездная карта.

Ливви подняла голову. До этой минуты она была слишком взволнованна, чтобы замечать что-либо вокруг. На темно-синем небе сияли огромные серебряные звезды. Над пустыней всходили луна во всем своем великолепии – яркий круглый шар повис над пальмами, где они два часа занимались любовью. У Ливви комок стоял в горле, до того все походило на сказку.

Это не было волшебной сказкой, скорее коротким исключением из правил. Саладин уже предупредил ее, что они возвращаются в реальную жизнь.

После того как они оделись и стряхнули песок с одежды, Саладин прижал ее к себе, приподнял подбородок. Ливви смотрела в его сверкающие черные глаза и была близка к тому, чтобы влюбиться. Но взгляд Саладина был холоден. С болью в сердце, она поняла, что он снова возвел между ними барьер.

– Знаешь, когда мы вернемся…

– Я должна делать вид, что ничего не случилось.

Глаза Саладина поблескивали в лунном свете.

– Откуда ты знаешь, что я хотел сказать?

– Я ведь не ошиблась?

Казалось, его удивила спокойная реакция Ливви. Возможно, поэтому он счел нужным объясниться, хотя Ливви не задавала вопросов.

– Это не должно происходить в стенах дворца. Ты рискуешь оказаться в неловкой ситуации, если станет известно о наших отношениях.

– Как мило, что ты заботишься о моей репутации, Саладин. Может, на самом деле беспокоишься о своем добром имени?

– Кажется, ты не понимаешь, – ответил он с легким раздражением. – Никто не посмеет осудить меня за то, что между нами был секс.

– Потому что я скоро уеду и все забудется, – легко предположила она.

Возникла пауза.

– Правильно, – подтвердил Саладин.

Ливви могла бы оценить его честность, но только не в этот момент. Ей хотелось услышать ласковые, нежные слова, но перед ней стоял холодный, сдержанный незнакомец. Саладин легко вскочил в седло. Ливви подумала, что сигнал к пробуждению прозвучал вовремя. Нельзя требовать невозможного от мужчины, который не обещал ничего сверх своих возможностей. Ей надо отнестись к этой… связи так же, как любой женщине ее возраста, – с энтузиазмом и благодарностью, но без ожиданий и сдерживать эмоции в пределах разумного: брать то, что дают, и не рассчитывать на большее.

У нее только два пути – бежать или остаться. Похоже, она выбрала второе.

Силуэт дворца вдали напоминал крепость. Они подъехали к воротам в молчании. Двое грумов приняли лошадей. Войдя в мраморное великолепие своего дома, Саладин что-то быстро сказал подбежавшему слуге и пошел провожать Ливви в ее апартаменты.

В коридоре не было ни души. Из сада веяло теплым ароматным воздухом.

– Приятного сна, – сказал Саладин с едва заметной улыбкой, повернулся и ушел, прошелестев шелком своих одеяний. Ливви смотрела ему вслед, думая, что ей просто приснился сон.

Ливви приняла душ, смыв с себя песок пустыни, и переоделась в халат. Служанка принесла поднос с едой и напитками: сладкое печенье, ломтики свежих, сочных фруктов, гранатовый сок со льдом. Ливви мучила жажда, но есть не хотелось. Она вышла на воздух и подняла голову к звездному небу, размышляя о будущем. Вчерашние рентгеновские снимки Бархана показали, что «чудо» свершилось, – Ливви, к счастью, не утратила свой дар, но скоро в ее услугах не будет нужды. Ливви не сможет любоваться красивым, хищным лицом Саладина за совместной трапезой, ей придется забыть о коротких отлучках из дворца, как сегодня, для страстных любовных игр в пустыне. Ливви снова вернется к обычной рутине, как до встречи с шейхом, пробудившим ее от спячки. Она всегда будет помнить, что он открыл для нее радость секса, помог снова сесть в седло и поверить в свой удивительный дар. Благодаря Саладину монохромный мир снова засверкал яркими красками. Он словно вдохнул в нее жизнь: она почувствовала себя желанной и обрела веру в свои силы. Однако мысль о том, что она больше никогда не увидит его, была сродни удару кинжала в сердце.

Ливви пыталась понять, почему Саладин не женился, почему такому завидному, хоть и вспыльчивому жениху до сих пор не нашлось красивой, юной невесты. Неужели его устраивал статус холостяка, или ему хватало забот, связанных с управлением страной? Ливви знала о его бесчисленных коротких связях с моделями и актрисами, но даже это не объясняло причины избегать женитьбы. Такой авторитарный правитель наверняка заинтересован в том, чтобы иметь наследника и продолжить род. Ее мучила загадка, почему Саладин не мог скрыть эмоций перед воротами Фадди. Ливви не посмела расспрашивать, а слуги не говорили по-английски, и ей некому было задать вопрос.

Ливви легла в постель и, утомленная событиями дня, быстро заснула. Она решила, что ей снится сон, когда матрас прогнулся под сильным мужским телом. С бьющимся сердцем она повернула голову и увидела рядом обнаженного Саладина. В лунном свете, проникавшем через незашторенные окна, его торс отливал серебром. В полусне Ливви попыталась что-то сказать, боясь в то же время разрушить волшебство и спугнуть видение. Она безумно хотела его и презирала себя за предательскую слабость.

– Саладин, – прошептала она.

– Это я.

– Что ты здесь делаешь?

– Не догадываешься? – усмехнулся он, положив руку ей на грудь. – Неужели воображение подводит тебя, Ливви?

Саладин наклонился и поцеловал ее.

Ливви хотела заговорить, но он покачал головой.

– Молчи, – прошептал он. – Мы уже наговорили на целую жизнь.

– На целую жизнь? В нашем случае такое сравнение неуместно, не так ли?

В ее голосе Саладин услышал неприкрытую грусть и подумал, что ей хотелось услышать опровержение. Возможно, ее ввело в заблуждение то, что он решил заниматься с ней любовью во дворце. Он поджал губы. Лицемерие было чуждо ему, а внушать несбыточные надежды такой женщине, как Ливви, значило оскорбить ее. Он не собирался шептать нежные слова и рисовать картины будущего, которого у них не было. К тому же, нарушая негласные правила и предавая память прошлого, Саладин не хотел усугублять чувство вины.

Он сосредоточился на прикосновениях к Ливви, удивляясь тому, как ее маленькое тело способно доводить его до исступления.

Саладин глухо застонал, проникая в нее, и сам не узнал свой голос. Его удивило чувство безграничной радости, вдруг наполнившее сердце. Он произнес несколько слов на непонятном Ливви языке. Она открыла глаза и вопросительно посмотрела.

– Что ты сказал?

– Ты такая же тугая, как барабаны племени Карсуруум.

Ливви подавила смешок.

– Это, по-твоему… – Она ахнула, когда Саладин глубже вошел в нее. – Ты считаешь это комплиментом?

– Да, – прорычал он. – Не сомневайся.

Саладин продолжал дразнить Ливви, слушая, как она повторяет его имя. Он сдерживался, пока не почувствовал пульсацию нежной плоти, и тогда заглушил поцелуем ее крик. Только после этого Саладин позволил себе мощный оргазм.

Саладин не отпустил Ливви, продолжая удерживать в объятиях. Его ладони сжимали округлые ягодицы, продлевая контакт. Он чувствовал ее теплое дыхание на шее, касание острых сосков и думал, что готов лежать так всю ночь.

Наконец Ливви заговорила.

– Думала, мы не должны делать это.

– Это?

– Заниматься любовью во дворце. Ты сам сказал.

– Разве?

– Не отпирайся.

– С тех пор у меня было время подумать, и я решил, что поступил недальновидно. – Он перебирал пальцами ее локоны. – Мне вдруг пришло в голову, что у меня огромный опыт, а у тебя его практически нет. Пока ты здесь, я готов научить тебя кое-чему. Мы никому не причиним вреда, если не будем афишировать наши уроки, а я, как никто, умею действовать тайно, дорогая.

Ливви подняла голову и очень серьезно посмотрела на него.

– Хочешь сказать, что я твоя ученица?

– В какой-то степени да. Но для меня ты значишь гораздо больше.

– Правда?

– Представь себе. Ты искушение, против которого я бессилен.

Саладин увидел, как надежда погасла в ее глазах. Он взял ее руку и опустил между ног.

– Смотри, Ливви, как ты заводишь меня.

Она посмотрела вниз.

– Ох. – Ее голос дрогнул.

– Вот тебе и «ох». Теперь погладь меня, – велел он. – Проведи кончиками пальцев вверх и вниз по всей длине. Вот так. Да. Только легче. Ох, да-да.

Саладин кончил неожиданно, расплескивая семя по ее ладоням, а потом ласкал ее влажную плоть, пока Ливви не начала ерзать под ним. Он снова поцелуем заглушил стон оргазма.

Только когда ее веки отяжелели, а сонное дыхание стало ровным, Саладин выскользнул из кровати Ливви, оделся и вышел из комнаты.

Глава 12

«Берегись исполнения желаний».

Ливви смотрела в потолок, отсчитывая минуту за минутой. Скоро Саладин поднимется с постели, исчезнет как призрак, словно его и не было здесь. Она уговаривала себя смириться с тем, что имеет: они занимаются любовью из ночи в ночь, и надо наслаждаться сексуальными удовольствиями, пока это возможно.

Однако чего-то недоставало, но Ливви затруднялась, чего именно.

Днем Саладин относился к ней с нейтральным дружелюбием. Они встречались за обеденным столом, беседовали. Когда позволял деловой график, Саладин приходил на конюшню и наблюдал, как она занимается с Барханом. Трудно поверить, что надменный шейх был тем же мужчиной, чье прикосновение в постели пробуждало ее к жизни. Когда волна возбуждения спадала, Ливви замечала его странную отрешенность, как будто что-то терзало его, но он хранил тайну от нее и остального мира.

Неопределенность лишала Ливви покоя, словно какая-то часть Саладина была недоступна ей. Их отношения не имели будущего, но ей не хотелось уехать из Джазратана, не разгадав Саладина. Неужели она просила слишком много?

Почему она вела себя как дрессированный щенок, соглашаясь на все, что он предлагал ей? Разве сексуальные отношения предполагают открытия только эротического характера?

Ливви перекатилась на бок и провела пальцем по угловатой, упрямой челюсти.

– Саладин?

– М-м-м, – отозвался он после паузы.

– Можно спросить кое о чем?

Под скомканной простыней Саладин вытянул ноги, чтобы касаться ее бедра. У нее удивительно нежная мягкая кожа, подумал он, зевая. Как обычно, он пришел к Ливви, когда стемнело, движимый неутолимым сексуальным голодом, который никак не шел на убыль. Саладин знал, что, навещая Ливви по ночам, подвергает риску свою и ее репутацию, но ничего не мог с собой поделать. До него начало доходить, что те же свойства характера, позволявшие ей магически исцелять лошадей, делали ее восхитительной любовницей. Ливви отличалась удивительной интуицией и любознательностью. Она была одновременно нежной и сильной. Затянувшаяся девственность не сделала Ливви осторожной и недоверчивой. Оливия Миллер не уступала ему в энтузиазме, осваивая все способы чувственного секса.

Саладин безуспешно сдерживал возбуждение, когда ее тонкие пальчики заскользили по его груди.

– Можешь спрашивать о чем угодно, дорогая. Другое дело, захочу ли я ответить.

Ничуть не смутившись, Ливви продолжала гладить его щеку с отросшей за день щетиной.

– Почему ты не женился?

Вопрос застал его врасплох. Саладин вздрогнул, как от пощечины, и отодвинулся от нее. Неужели он поспешил поверить ей? Слишком хотел увидеть в ней идеальную любовницу в то время, как она ждала случая вторгнуться в запретную область.

– Никогда не мог понять, – выдохнул он, – почему лежащая рядом со мной женщина хочет говорить о другой женщине.

Ливви заметно насторожилась.

– Хочешь сменить тему?

– А как ты думаешь?

Ливви зажгла лампу у изголовья и посмотрела на него.

– Думаю, не ошиблась.

– Вот и хорошо, что поняла намек. Не спрашивай.

– Ты не единственный, кто не любит намеков. – Ливви убрала за ухо длинную рыжую прядь, но не отвела взгляд. – Спрашиваю не потому, что рассчитываю занять постоянное место в твоей жизни. Я знаю, какая роль мне отведена. Между нами только секс…

– Только секс?! – не удержался Саладин, накрывая ладонью ее грудь.

Ливви оттолкнула его руку.

– Мне не дает покоя любопытство, – упорно продолжала она. – Твой статус холостяка никак не укладывается в образ правителя, любящего страну, но думающего скорее о продолжении рода своего жеребца, чем о собственном наследнике. Не могу понять.

– Тебе и не надо понимать.

– Но я хочу.

Саладин на минуту замолчал. Он расценивал ее вопрос как вмешательство – ненужное и нежелательное. Ливви не имела права спрашивать. Однако что-то необъяснимое подталкивало его к ответу. Возможно, тот же инстинкт, заставлявший озлобленных, травмированных лошадей подчиняться ей. Ее особый дар распространялся и на людей. Саладин колебался, чувствуя странную беззащитность под ее взглядом – спокойным и настойчивым. Может, забыв о вспыльчивости, он испытывает рядом с ней покой и радость потому, что Ливви излучает целительную ауру умиротворения. Саладин приказал себе не отвечать ей. Внутренний мир монарха не только вопрос его личных переживаний, но и вопрос власти. Оставаясь одиноким и недоступным, он возвышается над людьми.

Но бремя вины и мрачной тайны лежало на его плечах камнем, слишком тяжелым, чтобы вынести одному. Впервые в жизни Саладин решился поделиться с другим человеком.

– Потому, что я уже был женат, – сказал он.

Ливви испытала шок – для Саладина это было очевидно. Несмотря на ее браваду и утверждения, что их связывает только секс, все было гораздо сложнее. Женщин так запрограммировала природа: они стремились установить с мужчиной эмоциональную близость. Саладин видел, как Ливви старается изобразить непринужденный интерес, но ее глаза потемнели.

– Женат? – переспросила она дрогнувшим голосом. – Мне в голову не приходило.

– С чего бы вдруг? Я был очень молод. В те времена не существовало чертовых круглосуточных новостных каналов, и Джазратан не представлял интереса для внешнего мира.

– И твоя… жена?

В ее голосе слышалась настороженность. Какого ответа она ожидала? Что Алия заперта где-то в высокой башне или среди других его жен спрятана в гареме, пока он развлекается с иностранной любовницей?

– Умерла.

Никакой реакции не последовало. Если бы Ливви начала бормотать банальные соболезнования, он, вероятно, встал бы и вышел. Ничто так не бесило его, как непочтительное отношение к прошлому. Но Ливви ждала. Она терпеливо ждала так же, как недавно с Барханом, когда он злобно стучал копытами в деннике прежде, чем позволил ей войти.

– Какое горе, – наконец сказала она тихим голосом, пролив бальзам на его душу.

– Да, – согласился он.

– С ее памятью как-то связаны ворота Фадди и розарий, правда? – нерешительно предположила Ливви.

Саладин кивнул, а через минуту пояснил:

– Она планировала отметить в саду первую годовщину нашей свадьбы, но не дожила до завершения работ. Я велел закончить разбивку розария по ее чертежам, но…

– Сам никогда не заходил туда, так? – продолжила за него Ливви. – Никому не позволено гулять там. Сад всегда безлюден.

– Да, это так.

Возможно, ее молчание заставило Саладина рассказать всю историю. Стоило только начать, и слова будто сами полились быстрым, сбивчивым потоком. Он так долго не разрешал себе вспоминать, что случившееся казалось нереальным. Но прошлое не изменишь. Печаль, как осколок стекла, пронзила сердце, а затем обрушилось чувство вины, которая всегда жила в нем.

– Алия была принцессой Шамрастана. Мы были помолвлены с детства, – начал он. – Наши отцы хотели закрепить союз между двумя вечно враждующими государствами и установить мир в регионе.

– Значит, – осторожно спросила Ливви, – это был договорной брак?

Саладин прикрыл глаза, чувствуя, как закипает привычное раздражение.

– Это всегда вызывает протест на Западе, потому что противоречит вашей морали. Правда, Ливви? – потребовал он ответа. – Однако такие союзы имеют гораздо более крепкий фундамент, чем наивные представления о романтической любви. Мне было легко взять в жены Алию – умную, добрую. Мой народ любил ее. Она была прекрасна, как свежий утренний цветок. А я позволил ей умереть, – закончил он, почти задыхаясь. – Позволил умереть!

Ливви хотела дотронуться до него, но Саладин отшатнулся и уставился на пляшущие на стене тени, словно даже взгляд на нее воспринимал как предательство, когда говорил об Алие.

– Как это случилось? – спросила Ливви за его спиной.

Сердце грохотало в груди, когда он мысленно возвращался к событиям того страшного утра. Казалось, он спрятал память глубоко внутри, но по-прежнему страдал от невыносимой боли, словно все произошло вчера.

– Я должен был уехать, – устало произнес он. – Мне предстояли переговоры с султаном Гураха, и я решил тронуться в путь до восхода солнца. Мог бы полететь или поехать на джипе, но по дороге мне хотелось посетить несколько кочевых племен. К ним лучше являться на верблюде или на лошади – в глубине пустыне люди живут традицией. Помню, Алия поднялась незадолго до моего отъезда, чтобы, как обычно, попрощаться. Она прикрывала глаза от света, но мы не спали большую часть ночи, и я подумал, что она не выспалась. – Его голос дрогнул. – Алия пожаловалась на головную боль, и я велел ей лечь спать и дождаться утра, когда придет служанка звать ее на завтрак.

– Продолжай.

Саладин смотрел прямо перед собой.

– Она улыбнулась и кивнула, глядя на меня с полным доверием. Я поцеловал ее. Алия пожелала мне доброго пути и просила быть осторожным в пустыне. Больше я не видел ее живой. – Голос Саладина прервался, потому что предстояло сказать самое страшное. – Потому что, когда пришла служанка, Алия была мертва.

– Мертва? – потрясенно переспросила Ливви.

Саладин повернулся к ней и увидел ужас на ее лице.

– Она лежала холодная и неподвижная, глядя в потолок остановившимся взглядом. Алия умерла от кровоизлияния в мозг в возрасте девятнадцати лет. – Саладин дрожал от горя, гнева и вины. – Мы потеряли ее, а тот единственный, кто мог спасти, предал ее.

– Кто? – спросила Ливви. – Кто мог спасти?

Саладин удивленно покачал головой.

– Неужели, непонятно. Конечно, я.

– Как ты мог ее спасти, Саладин? Что ты мог сделать?

Он до боли сжал кулаки.

– Если бы я думал о ней, а не о собственных амбициях, если бы не торжествовал победу, потому что связал Гурах важным договором, то понял бы, насколько серьезна ситуация. Надо было отложить поездку, позвать доктора – он успел бы приехать до того, как у нее начались спазмы. Мне надо было быть рядом с ней, а я узнал о случившемся, пересекая пустыню.

– Почему ты так решил? – запротестовала Ливви. – Это всего лишь домыслы.

– Это факт, – рявкнул Саладин. – Я бы отвез ее в больницу.

– Вся медицина мира могла оказаться бессильной, – сказала Ливви. – Но ты этого никогда не узнаешь, потому что жизнь непредсказуема. Бывают ситуации вне нашего контроля. Храни прекрасные воспоминания о том времени, когда вы были вместе, но в них не должно быть горечи и самобичевания.

– Вот как? – горько засмеялся Саладин. – С каких пор ты стала экспертом в человеческих отношениях, моя маленькая заклинательница лошадей?

Ливви нахмурилась, услышав в словах издевку.

– Иногда со стороны легче увидеть проблему и оценить ее, – сдержанно заметила Ливви. – Полагаю, ты рассказал мне все это потому, что хотел услышать мое мнение.

Саладин и сам не понимал, зачем посвятил ее в свою тайну. Что толкнуло его раскрыть ей душу и темное сердце? Возможно, хотел пресечь нежность, закрадывающуюся в их ночной секс, хотя в самом начале предупреждал Ливви о нетерпимости к подобным эмоциям. Саладин горько сожалел о проявленной слабости. Жаль, что нельзя повернуть время вспять. Если бы он мог вернуть слова, Ливви оставалась бы еще одной анонимной женщиной в его списке. Однако внутренний коварный демон заставил его задать вопрос:

– Каково же твое мнение?

Ливви глубоко вздохнула. Чтобы ответить Саладину, ей требовалось мужество, которого она не ощущала, поеживаясь под его враждебным взглядом. Однако она верила, что жизнь надо прожить честно: смотреть опасности в лицо, а не прятать голову в песок. Саладин был шейхом процветающей страны, но иногда ему полезно выслушать человека, которого не смущает его статус и власть. Кто расскажет ему все, как есть, а не так, как он хочет услышать? Она покачала головой.

– Однажды ты обвинил меня в том, что я разрушила свою жизнь из обиды на предавшего меня человека. Ты был прав. Но не сделал ли ты то же самое из-за Алии?

Саладин зло прищурился.

– О чем ты говоришь?

Ливви облизнула губы.

– Не кажется ли тебе, что ты используешь смерть жены, чтобы оправдать разочарование в жизни здесь и сейчас? Она умерла вскоре после того, как вы поженились… – Ее голос прервался, когда она заметила сверкнувшую в черных глазах ярость, но Ливви заставила высказаться до конца. – Она была молода и прекрасна, и время не запятнало ваших отношений…

– Хочешь сказать, что все бы изменилось? – горячо возразил Саладин. – Любовь неизбежно заканчивается болью и разочарованием? Так на Западе представляют брак?

– Я совсем не это хочу сказать. Никто не знает, как бы все повернулось, – настаивала Ливви. – Жизнь нельзя предсказать. Для меня очевидно, что ты позволяешь сомнительному чувству вины тянуть себя назад.

– Моя вина не вызывает сомнений. Мне предстоит нести это тяжкое бремя до конца дней.

– Тогда это твой выбор, Саладин. Никто не заставит тебя думать по-другому, если ты сам не хочешь. – Ливви колебалась, потому что должна была произнести жестокие слова. – Возможно, тебя это устраивает. Твоя красавица жена умерла в расцвете лет, и никто не сможет равняться с ней, не так ли? Она остается для тебя образцом совершенства, потому что ты воздвиг ее на пьедестал. Ни одна живущая женщина не достойна сравнения с Алией.

В глазах Саладина вспыхнуло подозрение, и он кивнул.

– Ага, – прошипел он. – Теперь я понимаю.

Мрачная интонация насторожила Ливви.

– Что именно?

Он коротко засмеялся:

– Даешь совет ради своей выгоды? Разве не так?

– Боюсь, не понимаю тебя. Никогда не умела разгадывать загадки.

Саладин цинично скривил губы.

– Брось, Ливви, ты прекрасно понимаешь, о чем я. Похоже, ты неплохо устроилась в Джазратане. Даже мои советники похвально отзываются о тебе: скромная, незаметная и очень трудолюбивая – полная противоположность расхожему мнению о европейских женщинах как о распущенных созданиях, прожигающих жизнь в клубах. Никто, кроме нас, не знает, что мы проводим ночи в сексуальных утехах. Под покровом темноты ты становишься другой – превращаешься в источник чистого наслаждения. – Он прищурил глаза, глядя на нее. – Наверное, тебе не хочется лишаться здешних привилегий. Разве тебе не нравится мой дворец и все, что вокруг? Может быть, моя маленькая девственница уже представляет себя будущей королевой Джазратана?

Ливви замерла. Слова Саладина ранили ее как пущенные в сердце стрелы. В то время как она хотела помочь ему, он извратил высказанный от души совет, решил, что она заботится о своем будущем, представил ее эгоистичной, коварной… дешевой.

– Как ты смеешь обвинять меня в цинизме? – задохнулась она.

– Представь, смею! – с вызовом бросил он. – Что с тобой, Ливви? Угадал?

Откинув волосы с пылающего лица, Ливви через силу выговорила:

– Твое предположение я нахожу вздорным и возмутительным, но зато теперь многое стало понятным. – Она решительно отодвинулась от Саладина. – Я возвращаюсь в Англию.

– Нет, не сейчас.

– Мне не нужно твое согласие, Саладин. Решение окончательное – я уезжаю, и ты не в силах остановить меня.

Протянув под простыней руку, он обнял ее за талию. Ливви в отчаянии отметила, как ее тело мгновенно отреагировало на прикосновение.

– Послушай, может, мне не стоило говорить таких вещей, – начал он немного извиняющимся тоном, не переставая соблазнять Ливви. – Я обрушился на тебя, потому что злился на свою откровенность: никогда ни с кем раньше я не делился этим.

– Что бы ты ни говорил, не имеет значения: решение принято, я возвращаюсь домой, – повторила Ливви, отбросив его руку. – У меня больше нет причин оставаться. Ты подозреваешь меня в корыстных намерениях, но это твое право. А я больше не желаю, чтобы меня прятали, как грязный секрет. Ты меня понимаешь?

Саладин помрачнел:

– А что будет с Барханом?

Сердце Ливви упало, потому что его реакция подтвердила то, о чем она уже знала: скаковой жеребец значил для Саладина больше, чем все остальное. Какие могли быть сомнения? Когда же она усвоит урок и перестанет влюбляться в мужчин, не способных ответить взаимностью?

– С конем все в порядке, – сказала она. – Он не нуждается во мне – мы оба это знаем. У него проснулся аппетит, он больше не бросается на грумов, рентген показал хорошие результаты. – Ливви замолчала, осознав вдруг, как много теряет: она будет скучать без вороного коня, но не так сильно, как без его упрямого хозяина. – Ветеринар доволен его состоянием, а дальше выздоровление пойдет еще быстрее. Нельзя торопить его. Месяц Бархан должен только шагать, потом месяц – рысь. После этого можно поднимать в галоп…

– Ливви…

– Конечно, нет никаких гарантий, что он снова выйдет на скачки, – торопливо продолжала она, не давая возможность Саладину дальше искушать ее, потому что боялась уступить. – Но в будущем он может стать прекрасным производителем. А теперь, думаю, тебе надо уйти. Нет, не трогай меня, Саладин. Все только усложнится, сам знаешь.

Увидев изумление на его лице, Ливви пыталась представить, бывал ли случай, когда его выставляли из постели, противились его воле? Скорее всего, нет. Однако она не видела другого выхода. Между ними должна быть дистанция, потому что сила воли покидала ее, когда Саладин был рядом. Несмотря на уверения, что у них нет будущего, разве не об этом она втайне мечтала? Чем ближе она узнавала этого сложного и харизматичного мужчину, тем сильнее желала оставаться рядом с ним. Если бы он позволил, она могла бы любить его. Ливви подозревала, что ему нужна любовь.

Но что могло быть безнадежнее, чем привязанность к шейху пустыни, все еще любящему покойную жену?

Саладин сел в постели, откинув простыню.

– Все еще хочешь, чтобы я ушел? – спросил он.

– Да. – Ливви выдавила улыбку. – Способствует стойкости характера.

Ярость и отчаяние терзали Саладина, когда он смотрел в упрямое лицо Ливви. О чем она думает, навязывая свою волю? Она оставит место работы только с его разрешения и ни минутой раньше. Откуда это упрямство? Ливви с самого начала диктовала ему свои правила, не понимая, с кем имеет дело, и рассчитывала, что он будет беспрекословно подчиняться. Пора показать, кто здесь главный.

Надо признать, что, живя во дворце, она доставляла ему удовольствие, а как иначе? Кроме того, Ливви принесла много пользы, вылечив любимого жеребца. Но все рано или поздно заканчивается. Саладин не мог представить, какое будущее ожидало их, пусть даже она ему нравилась. Ее упорное нежелание смириться, признать его статус, подчиниться власти вызывали все большее раздражение.

– Хочешь уехать? – рявкнул он, вставая с постели и подбирая разбросанные одеяния. – Скатертью дорога!

В глазах Ливви мелькнула тревога.

– Отлично, – сказала она неуверенно.

– Распоряжусь, чтобы завтра тебя отвезли в аэропорт. Чем скорее, тем лучше.

Ливви с тоской наблюдала, как Саладин, натягивая одежду на голое тело устремляется к выходу. Он не хлопнул дверью, хотя явно желал бы сделать это.

Она осталась одна в пустой комнате. Ее охватило отчаяние. В голове крутилась одна мысль: что она наделала?

Глава 13

После благодатного тепла Джазратана Англия встретила Ливви промозглым холодом. На столе скопилась неразобранная почта, кошка демонстративно игнорировала хозяйку, но, главное, Ливви не представляла, как дальше распорядиться своей жизнью. Она знала одно: никогда больше не будет застилать постели и готовить завтраки.

Ливви уезжала из Джазратана с тяжелым сердцем. Саладин не поцеловал ее на прощание, но винить она могла только себя. Она выгнала его из своей кровати, пригрозила, что вернется в Англию, на что Саладин велел ей убираться прочь. Неужели она рассчитывала, что гордый шейх найдет способ уговорить ее остаться? Ливви твердила себе, что на уме у Саладина был только секс: он не обещал любить и заботиться о ней. Любой, имеющий хоть каплю здравомыслия, поспешил бы уехать, пока не поздно.

К сожалению, она опоздала. На личном самолете Саладина она покидала Джазратан с разбитым сердцем. Рано утром в день отлета Ливви пробралась в конюшню попрощаться с Барханом. Она потерлась щекой о густую шерсть на шее коня, а он стукнул об пол копытом, словно разделял ее горе и понимал причину горьких слез.

Саладин любезно согласился на аудиенцию, когда она попросила разрешения попрощаться с ним. Ее проводили в тронный зал, где он сидел в окружении советников и телохранителей. Правильно ли он истолковал немую мольбу остаться с ним наедине на несколько минут? Но он проигнорировал ее, если только его мысли уже не были заняты другим. Он удостоил ее рукопожатием и мимолетной улыбкой с несколькими словами благодарности. Отчаяние Ливви только усилилось, когда один из советников передал ей чек. Вероятно, в какой-то момент, она позволила купить себя.

Ливви решительно воспротивилась оскорбительной мысли. Она больше никогда не позволит себе быть жертвой. Ей посчастливилось обрести сексуальность с мужчиной, который оказался великолепным любовником. Она благодарна Саладину за то, что вернул ее в мир конного спорта. Но самое главное, Ливви убедилась в том, что нельзя жить воспоминаниями и позволить прошлому стать преградой на жизненном пути. Примером тому был Саладин и его прекрасная жена. По иронии судьбы он не последовал совету, который так уверенно дал ей.

Если теперь ей кажется, что она любит Саладина, что же, она подождет, пока любовь пройдет.

До ее возвращения помощница Стелла убрала рождественскую елку и сложила украшения на чердак. Снег растаял, и праздник канул в прошлое. О Рождестве напоминали только несколько ягодок омелы, закатившиеся под комод в гостиной.

Ливви отправила имейл Элисон Кларк и ее друзьям, сожалея, что им пришлось отменить бронирование, но выразила надежду, что они хорошо отметили праздник в лондонском отеле. Она с унынием пролистала книгу заявок. Можно ли рассчитывать на успешный бизнес в наступившем году? Готова ли она бессмысленно потратить летние месяцы, убирая дом за постояльцами, как делала уже много лет? Ее бизнес сводился к тому, чтобы сохранить родительский дом, хотя былые чувства к нему угасли. Особняк казался ей грудой камней, связанных известкой, но не кровными узами. Ливви критически огляделась вокруг: большому дому требовался ремонт и дружная семья, которая вдохнет в него жизнь, а не бродящая из угла в угол, стареющая одинокая женщина.

– Расскажи, как это было? – спросила Стелла, когда они убирались в одной из спален спустя несколько дней после возвращения Ливви.

Расправляя простыни, Ливви уточнила:

– Что именно?

Стелла пожала пухлыми плечами:

– Ну, сама понимаешь. Жизнь в пустыне.

Вздохнув, Ливви выпрямилась.

– Там все… иначе. – Она призадумалась, старалась быть объективной и не вспоминать мужчину, причиняющего сердечную боль. – Очень-очень красиво. Дворец просто сказочный, как и сады вокруг. Трудно передать великолепие жаркой пустыни или ночного неба с самыми яркими звездами, которые мне приходилось видеть.

– Они хоть кормили тебя? – спросила Стелла, критически оглядывая Ливви. – Ты похудела.

– Конечно, кормили. Просто я… – Ливви печально улыбнулась, – не хотела есть из-за жары.

Жара ни при чем. Ее одолевали навязчивые мысли о Саладине. Ей не удавалось избавиться от наваждения. Пора было определяться с будущим, а у нее на уме только мужчина с черными глазами и мускулистым телом, который вознес ее к ярким звездам и вернул на землю. Она никогда больше не увидит его.

– Послушай, в красной спальне подтекает труба. Надо заняться протечкой, пока из-за нее не рухнула крыша, – заявила Стелла, любившая драматизировать хозяйственные проблемы.

Сантехнические работы отвлекли внимание Ливви на некоторое время, потом она успешно заглушала отчаяние, сгребая листья с дорожки перед домом.

К вечеру, когда Пеппа решила наконец простить Ливви за долгое отсутствие и ласково терлась возле ее ног, зазвонил телефон. Стелла бросилась в коридор, чтобы ответить. У нее глаза полезли на лоб, когда она услышала голос в трубке.

– Это он, – прошептала она одними губами.

– Кто? – так же спросила Ливви.

– Шейх.

С натянутой улыбкой Ливви взяла телефон и перенесла в свой маленький кабинет, стараясь одновременно успокоить дыхание. За окном с голых веток падали капли, растекаясь на земле грязными лужами. Картина в точности соответствовала ее настроению. «Надо быть сильной и твердой, – убеждала она себя. – Саладин решил убедиться, что я благополучно добралась до дома – наверное, так принято между бывшими любовниками. Или, скорее всего, хочет посоветоваться по поводу Бархана». Тем не менее Ливви не могла унять бешеный стук сердца.

– Слушаю, – сказала она.

– Ливви?

– Да, это я. – Бархатный голос словно обволакивал ее. Ливви чувствовала, что напускное спокойствие покидает ее. Вероятно, она никогда не научится притворяться. Ливви была близка к тому, чтобы выложить ему, как она скучает, как мечтает снова оказаться в его объятиях. Ее остановил звоночек о приеме имейла. – Чего тебе надо, Саладин?

– Не самое любезное приветствие, которое мне доводилось слышать, – сухо заметил он.

– Кажется, ты сам так решил – говорить коротко и по существу. Мы завершили сделку и сказали друг другу все, что хотели. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление, когда я уезжала. – Она выдержала паузу. – Поэтому меня удивил твой звонок. Что случилось?

На другом конце линии Саладин посмотрел на небо. Зачем он позвонил? Он не спешил отвечать на вопрос. Он думал, сможет ли уговорить Ливви вернуться в Джазратан, сказав, что Бархан скучает по ней. Это была чистая правда.

Саладин сомневался в успехе. Он подозревал, что она не польстится на финансовое вознаграждение, какую бы огромную сумму он ни предложил. Более того, Саладин был почти уверен, что гордость не позволит Ливви принять ни одно его предложение, кроме самого желанного. Он вздохнул. Несмотря на обретенную сексуальную свободу, Оливия Миллер оставалась женщиной с самыми консервативными взглядами. Однако боль в его сердце не давала покоя, не так ли? Вопрос в том, как далеко он готов зайти, чтобы вернуть ее.

– Мне надо поговорить с тобой.

– Говори, слушаю.

– Разговор не для телефона.

– У тебя нет другого варианта, – заметила Ливви. – Чего ты хочешь, Саладин?

– Увидеть тебя.

– Извини. Не выйдет.

– Ливви, – упорствовал он. – Я серьезно.

– Я тоже, – не сдавалась Ливви. – Ты сказал мне очень жестокие слова той ночью. Высказал подозрения, разозлился, обвинил в корыстных намерениях…

– За что извинился.

«Потому что был вынужден. Только поэтому», – подумала Ливви.

– Помню. Мы расстались как подобает. Я благодарна тебе за прекрасное время, только жаль, что все так обернулось. С другой стороны, это должно было когда-то закончиться, – заключила она со вздохом. – Как Бархан?

– С ним все в порядке, Ливви…

– Послушай, мне надо идти, – прервала разговор Ливви, услышав, что на почту пришло новое сообщение. – Меня кто-то вызывает. Прощай, Саладин, и… береги себя.

Она повесила трубку, прежде чем успела передумать, или, поддавшись искушению, совершить ошибку, грозящую новой болью.

Сев за стол, Ливви заставила себя успокоиться. Пусть сердце все еще бешено колотится, но она не собирается переживать из-за нежданного звонка Саладина. Даже если не скоро, но рано или поздно боль пройдет. Она прочитает сообщения, ответит на письма и будет вести себя так, словно ничего не случилось. Ливви гордилась собой, ведь у нее хватило характера не уступить Саладину.

Выбрав мышкой на экране лэптопа первое сообщение, она начала читать и не поверила глазам… Спустя час она все еще сидела в полной темноте, не в силах двинуться с места. Пеппа жалобно мяукала у ее ног, Стелла давно ушла. Надо бы встать, накормить кошку и что-то делать.

Но что?

Не может же она сидеть весь вечер, размышляя, каким коварным манипулятором оказался Саладин.

Ливви пробежала глазами остальные сообщения: пару предварительных запросов на бронирование и присланная по обыкновению школьной подругой юмореска, которую Ливви вовсе не находила смешной. Еще она обнаружила приглашение в местный паб на вечер знакомств. На приглашении стояла сегодняшняя дата. Бесплатный входной билет обещал живую музыку, караоке и многое другое…

* * *

Ливви почувствовала небывалую решимость. Она распечатала приглашение и, накормив Пеппу, отправилась наверх переодеться.

Хватит вести себя как затворница, пора применить на практике все, чему Саладин научил ее. Она готова к новым отношениям и к новой карьере. Ливви наложила более смелый, чем обычно, макияж, подобрала к джинсам облегающий топ и закрутила волосы в сложный узел, чтобы ветер не растрепал волосы, пока она дойдет до машины.

Подъехав к пабу, она чуть было не повернула обратно. Оглушительно играла музыка, народу было много. Однако шум стих, когда женщина на маленькой эстраде немного фальшиво запела о намерении забыть боль разлуки. Ливви узнала несколько человек из деревни, но постеснялась присоединиться к ним. Взяв стакан томатного сока, она решила немного посидеть и уйти.

«Первый шаг, – твердила себе Ливви. – Уже неплохо, что решилась выйти одна. Не очень-то весело, но следующий раз будет лучше». Она села в углу и заставила себя улыбаться, словно от этого зависела ее жизнь. Ливви постукивала ногой в такт музыке и делала вид, что хорошо проводит время. Наконец к ней подошел мужчина примерно ее возраста с кружкой пива в руке. У него были густые волосы и морщинки вокруг голубых глаз. Он попросил разрешения присоединиться. Прежде, чем Ливви среагировала, за его спиной раздался уверенный ответ:

– Боюсь, что нет.

Ливви мгновенно узнала глубокий, бархатный голос с сильным акцентом. Она могла бы догадаться о появлении Саладина и раньше, когда гул в зале неожиданно стих. Даже женщина перестала петь караоке и смотрела на вошедшего, не веря глазам. Чего же удивительного? Высокий, смуглый шейх в кашемировом пальто не каждый день появлялся в этих местах.

Дрожащими пальцами Ливви поставила стакан с соком на стол, не сомневаясь, что к ним привлечено заинтересованное внимание всех присутствующих.

– Как ты здесь оказался? – спросила она, чувствуя, как участился пульс. – Ты же в Джазратане.

– Как видишь, нет. Я прилетел сегодня и добрался сюда на вертолете.

Ливви смотрела неприветливо, с явной досадой. Зачем он преследует ее здесь, на ее территории, теперь, когда она начала долгий путь освобождения от него.

– Чего ты хочешь?

– Мне нужны три вещи, – мрачно сообщил он. – Во-первых, нам надо поговорить, но в таком шуме это невозможно. Давай выйдем, Ливви. Пожалуйста.

Она уже открыла рот, готовясь сообщить, что никуда не желает с ним идти, но Саладин сразу бы разгадал откровенную ложь. Кроме того, он говорил таким голосом, какого она еще не слыхала. Но даже при этом…

– На улице дождь, – возразила она.

– Можем сесть в мою машину.

– Нет, Саладин, – твердо сказала Ливви, – ты можешь сесть в мою машину. У тебя есть ровно десять минут.

Предложение его не обрадовало, но он без возражений вышел за ней в промозглую ночь. У дверей стоял огромный лимузин под охраной рослых охранников, но Ливви прошагала мимо них к своей маленькой машине. Она испытала непривычное злорадство, заметив, как Саладин почти беспомощно пожал плечами в сторону охраны.

Однако, когда Саладин убрал с сиденья носок, неизвестно как попавший туда, и сел рядом с ней, Ливви пожалела о неосторожности. Лимузин был бы лучше, главное больше, и у нее не возникло бы ощущения, что мужчина, до которого так хочется дотронуться, совсем близко… но вне досягаемости.

– Ладно, Саладин, что во-вторых? – Голос почти не изменил ей. – Как ты нашел меня?

– Коттедж был под наблюдением человека, которому приказано везде следовать за тобой, – не смущаясь заявил Саладин. – Когда я прибыл к дому, он проводил меня сюда. Правда, в этот момент откуда ни возьмись вылетел комок шерсти и пытался атаковать мою ногу. – Саладин поморщился. – Твоя кошка не любит меня.

– Вполне возможно. Я взяла ее из приюта. Мужчина жестоко обращался с ней, когда она была котенком. Пеппа не забыла.

Саладин подумал, что женщина и кошка похожи: Ливви тоже получила душевную травму из-за мужчины и стала подозрительной. Что он сделал, чтобы реабилитировать сильный пол в ее глазах? Обращался с ней, как с временной забавой, которую можно в любой момент заменить. Не пора ли исправить ошибку?

В тусклом свете старенькой машины Саладин смотрел на Ливви: скромный плащ, огненные волосы, разметанные ветром и спадающие неровными локонами вдоль лица. На ней было слишком много косметики. Ливви никогда при нем не пользовалась яркой помадой, не красившей ее. Вопреки всему, Саладин никогда еще не испытывал такого ненасытного желания обладать ей. Может быть, потому, что Ливви проявила твердость и отвергла его? Она воспротивилась пренебрежительным отношениям и завоевала тем самым его уважение, заставила считаться с ней, как с ровней.

– Мне не хватает тебя, Ливви, – признался он.

В ее глазах мелькнуло удивление, но лицо оставалось каменным.

– Не хватает секса, хочешь сказать? Уверена, найдется полно желающих.

– Конечно, секса, – признался он, – но я не хочу никого, кроме тебя. Мне не хватает других вещей. Например, разговоров.

– Вокруг много людей, готовых ловить каждое твое слово, Саладин.

– В том-то и дело. Я хочу, чтобы мне возражали.

– Хочешь – не значит получишь, – заявила она с возмутительным спокойствием.

– Не хватает волшебства, которым ты вылечила моего коня, – продолжал Саладин. «И меня, – думал он, – и меня». – Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне.

После этой фразы что-то резко изменилось. Каменная маска спала с веснушчатого лица, и в янтарных глазах сверкнула ярость.

– Как далеко ты готов зайти, чтобы добиться желаемого? – потребовала ответа Ливви. – Скольких людей надо подкупить, чтобы Саладин аль-Мектала получил то, что хочет?

– Извини, не понял?

Ливви со злостью ударила кулаком по рулю.

– Я получила имейл от Элисон Кларк, которую ты давно забыл. Она собиралась с друзьями провести здесь Рождество до того, как ты решил, что я нужна тебе в Джазратане. Эти ребята удивительным образом в последний момент изменили планы и решили отметить праздник в модном лондонском отеле. Как я выяснила из сообщения благодарной Элисон, отель был оплачен тобой, Саладин. Как ты это сделал? Твои люди связались с моими гостями и сделали предложение, от которого невозможно отказаться? Вот как ты увез меня из Дербишира.

Глядя в ее сердитые глаза, Саладин вздохнул:

– Они были счастливы принять мое предложение.

– Еще бы! Полностью оплаченное размещение в пятизвездном отеле не растет на дереве. Но с твоей стороны было нечестно манипулировать мной, – продолжала обвинять Ливви. – Стоило щелкнуть пальцами, и все вышло по-твоему, как обычно.

– Всего лишь креативный план с целью уговорить тебя поехать в Джазратан. Ты меня сразу заинтриговала.

– Я нужна была, чтобы вылечить лошадь!

– Да, – признался Саладин срывающимся голосом, – но в процессе ты каким-то образом вылечила меня. Проникла в мое сердце, хотя я не представлял, что это возможно. Ты заполнила в нем пустоту, Ливви, всю, целиком.

– Саладин, – потрясенно произнесла Ливви, – не надо…

– Я должен. – Он спрятал ее руку между ладонями в уютном тепле кожаных перчаток. – Каждое твое слово оказалось правдой, – тихо сказал он. – Я использовал ранний брак и свою вину как предлог избегать серьезных отношений, но то, что я испытал с тобой, превзошло все, что было раньше. Я воспринимаю тебя равной себе, да, равной, – пресек он ее возражения. – Я не говорю о статусе или богатстве – мы равны в главном. Я люблю тебя, Ливви Миллер, и, думаю, ты любишь меня.

От неожиданного признания сердце Ливви подскочило в груди. Она боялась поверить в реальность происходящего.

– Ты до сих пор любишь покойную жену.

– Я всегда буду любить Алию, – просто сказал он, – но нас с тобой связывают совершенно другие отношения. Юная и неопытная, она боготворила меня. Я был ее королем, а не ровней. Ты не ошиблась, говоря, что ее образ стал для меня идеалом, которому я поклонялся, но и оправданием одиночества. Романтическая любовь казалась выдумкой, но теперь я понял, что она существует. – Саладин не сводил с нее горящих глаз. – Поверь, Ливви, мое сердце принадлежит тебе. Хотя твое упрямство и непокорность иногда сводят меня с ума, все равно люблю тебя страстно, верно, преданно.

У Ливви пропали все сомнения в его искренности. Она представляла, какого труда стоило гордому шейху такое признание, и поверила каждому слову. Но что-то сдерживало ее.

– Я тоже очень люблю тебя, Саладин, – призналась она, – но не уверена, что смогу стать такой любовницей, какая тебе нужна.

– Какая же мне нужна любовница? – спросил он осторожно.

– Я уже почти решила продать дом, добавить деньги, которые ты заплатил мне, и завести собственную скаковую конюшню. Только место еще не выбрала. Тебе это вряд ли понравится, а меня не устроят такие отношения, которые ты предлагаешь. Хотя теперь, когда я снова увидела тебя, то засомневалась, – пожала плечами Ливви. – Пока мне трудно представить себя живущей в роскошных апартаментах, куда ты мог бы приезжать и навещать меня.

Саладин нахмурился.

– Приезжать? Навещать? – повторил он в изумлении.

– Ну да. Когда окажешься в Лондоне. Так, кажется, принято?

Смех Саладина напоминал тихое рычание льва. Он обнял Ливви и нежно приподнял большим пальцем ее подбородок.

– Я надеялся увезти тебя в Джазратан как свою королеву. Я собирался жениться на тебе.

У Ливви вспыхнули щеки. Она вспомнила его упреки.

– Знаю, – сказал Саладин с сожалением, – но, скорее всего, я обвинил тебя в матримониальных амбициях, потому что сам уже думал об этом. Я бы не потерпел другого сценария наших отношений. – Ты согласна, Ливви? Станешь моей женой?

В глазах Саладина сияла любовь, сравнимая только с чувством, кипевшим в ее груди, и Ливви больше не могла сдерживать рвущуюся из груди радость. Она обвила руками его шею.

– Да, Саладин. Я выйду за тебя замуж хоть завтра, если хочешь.

Эпилог

Бракосочетание отмечалось дважды. Сначала скромно в маленькой каменной церкви, где венчались родители Ливви, а потом в Джазратане. На торжественной церемонии присутствовали главы государств и немало представителей конного мира.

Сначала Ливви не могла привыкнуть к обилию фотографий в газетах, где она стояла под руку с Саладином. Поверх прозрачной фаты на ее голове сверкала корона из бриллиантов и рубинов, а золотое платье переливалось, как шерсть пегой лошади.

Ливви быстро освоилась в стране, которую полюбила. В ее ближайшие планы входило изучение языка Джазратана и подготовка Бархана к участию в скачках на престижном Кубке Омана. Когда ее спрашивали, насколько ей комфортно в новой роли королевы государства, ведь совсем недавно она была хозяйкой лишь скромного пансиона в Дербишире, Ливви отвечала совершенно искренне. Она говорила, что ее ничуть не смущает роскошный королевский дворец, потому что ее дом там, где Саладин.

Саладин стал реже покидать страну, а когда выезжал, брал Ливви с собой: ему нравилось представлять миру свою жену.

Когда позволяло время и новые обязанности, Ливви работала на конюшне. Очень скоро она завоевала уважение персонала, потому что была умелой, надежной и не кичилась своим статусом. На закате, когда спадала жара, Ливви любила выезжать с Саладином на конную прогулку в пустыню. Иногда они навещали «свой» оазис, где когда-то занимались любовью под сенью пальм.

После недолгих уговоров, Ливви убедила Саладина устроить церемонию официального открытия прекрасного розария и пригласить родителей Алии и ее братьев с женами в качестве почетных гостей. Поначалу атмосфера была грустной: мать Алии не могла сдержать слез, когда привязывала маленький траурный венок на ворота Фадди. В глазах Саладина тоже стояли слезы. Однако родители Алии согласились взять с собой внуков, и скоро все сидели в тенистом саду, пили жасминовый чай и с улыбками наблюдали за игрой двух карапузов среди цветущих кустов.

Прошло несколько лет, прежде чем Бархан выиграл главный приз Кубка Омана, а спустя долгое время он стал производителем. От него родился жеребенок – точная копия великолепного жеребца. Пеппа постепенно привыкла к Саладину, смирившись с его присутствием в жизни хозяйки. Кошка наслаждалась жизнью во дворце, окруженная заботами персонала, правда, вызвала легкий переполох, когда принесла пятерых котят от уличного кота, жившего на задворках конюшен. Надо отдать ей должное – Пеппа оказалась прекрасной матерью.

Саладин не позволил продавать особняк Вайтвик-Мэнор, решив, что имение станет их базой, если, устав от жары пустыни, они захотят уединиться в английской провинции.

– Важно, чтобы дети, если они у нас будут, знали и любили наследие матери. Твои корни столь же важны, как и мои, дорогая, – сказал Саладин, поглаживая голову Ливви, лежащую на его обнаженной груди.

– Совершенно согласна, – заметила Ливви, поеживаясь от наслаждения, когда рука Саладина скользнула ниже вдоль живота. – И это прекрасный повод сообщить тебе что-то важное.

Саладин замер, затаив дыхание, совсем как она, когда утром проверяла результаты теста. Они специально не планировали, но Ливви знала, как он мечтает о наследнике. Сама Ливви хотела от него ребенка с той минуты, когда Саладин надел ей на палец обручальное кольцо.

– Я беременна, – прошептала она. – У нас будет малыш.

Саладин счастливо засмеялся и бросился целовать ее, заверяя в бесконечной любви. Однако Ливви заметила, что муж оставил попытки соблазнения. Она недвусмысленно потянула его ладонь.

– Не останавливайся.

– Это не причинит вреда?

– Совершенно безопасно, – улыбнулась она, подставляя губы.

Чувство надежности и покоя, на что Саладин не смел рассчитывать, дала ему Ливви, став его мирной гаванью, убежищем, источником радости. Мир вокруг обрел законченный смысл. Саладин склонил голову и приник к ее губам в долгом поцелуе. Он благодарил небеса за снежную ночь Рождества, открывшую ему бесценный дар – дар любви.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg