Галина Емельянова ЖЕНА МОЕГО ВРАГА
Глава 1 Бой. Леха
Дом был построен не бедным хозяином, надстроенный второй этаж, металлические ворота, и высокий каменный забор. Старый дом славился гостеприимством, гостя усаживали в прохладной тени, угощали терпким чаем и лепешками, обязательно поминали всех, кому повезло родиться и умереть в этих стенах.
Тот, кто строил его, был уверен, его дом, его крепость не взять штурмом. Если раньше дом слышал детский смех и шепот молитв, то сегодня его покой нарушал шум боя.
Террористы, были блокированы отрядом надежно, и командир с позывным «Батя», вел переговоры о капитуляции, в доме вместе с мужчинами находилась беременная женщина, сестра одного из бандитов.
Боевики понимавшие, что терять им нечего отвечали шквальным огнем. Потом в одном из проемов затрепетала на ветру белая косынка, и гортанный голос прокричал: — Дайте женщине дорогу.
Наконец женщина вышла из дома, вся в черном, даже черные перчатки закрывали руки, ее проверил сапер, и проводил в машину местного участкового.
Женщина передала военным отказ террористов сдаться, скоро ее пришлось везти к местному фельдшеру, у нее начались схватки.
— До вечера надо управиться, а то по темноте могут прорваться, — командир, устало вытер потный лоб.
— Там снайпер, профи, по почерку видно. — Откликнулся Леха Егоров, из группы прикрытия, на войне просто «Берц».
— Скоро солнце поцелует краешек гор, и тогда темнота, надо торопиться. — Откликнулся Лехин напарник Костя Емельянов, с позывным «Кот», любил он такие вот литературные выражения. «Кот» выглянул из-за укрытия и тут же отпрянул, пуля снайпера совсем рядом чиркнула по камням, и осколок отскочил от бронированного шлема.
Засевшие в доме боевики снова открыли огонь, спецназ ответил пальбой из гранатометов, и командир отдал приказ идти на штурм.
Группа прикрытия открыла ураганный огонь по находившимся в доме бандитам, бронетранспортер взревев мотором выломал кованые ворота, под защитой брони команда захвата пошла в наступление.
Взрывы, автоматные очереди, угол дома рухнул от удара бронетранспортера, и в этой пыли и гари спецназовцы непрерывно стреляя, ворвались внутрь дома, неся неминуемое возмездие. Из разбитых окон дома повалил едкий черный дым. Казалось, что и гореть там нечему, но дом пылал словно факел, даже камни плавились.
Плотное марево закрыло обзор группе прикрытия, и помешало им увидеть, как из окна сначала полетела граната, а потом вниз прыгнул боевик, рискуя и сам подорваться от взрыва.
Костя рванул в сторону, пытаясь прикрыть напарника, и нажал на спусковой крючок автомата, но снайпер его опередил, и боец упал.
Через мгновение Лехе в ноги вонзились горящие угли, потом темнота и ощущение, как кто-то, расстегнув ворот куртки, снимает с него цепочку с номерным жетоном. Алексей успел увидеть лицо врага, а главное его взгляд, с удивительно знакомым, наглым прищуром.
Он не помнил, ни как закончился бой, ни полет в санитарном вертолете, ни сам путь до госпиталя. Верил и знал одно — спецназ своих не бросает.
Белый потолок, как купол парашюта, кажется, что за ним огромное синее небо и тишина, но сквозь эту тишину прорывается чей-то стон и крик.
Алексей очнулся лишь в областном госпитале и не сразу пришел в себя, мучительно пытаясь сообразить, он улыбнуться растрескавшимися губами молоденькой медсестре и спросил, где находится. Получив ответ, попросил воды и перед очередным лекарственным забытьем вспомнил о Косте — как он? Медсестра поправила повязанную по-горски косынку, что-то ответила, но Леха её уже не услышал, вновь провалился в сон.
Ответ уже на утреннем обходе дал военврач: «Жив ваш напарник, вся одежда в крови, а сам ни одной царапины. Осмотрен и хоть и просился у вашей постели подежурить, мы его выписали, навестит скоро, ждите».
Алексей обрадовался, меньше всего ему хотелось ехать в далекий Елецк, сопровождать груз «200» и навещать родителей друга с «похоронкой». Если сам Леха вырос в провинциальном интернате, или по простому в детдоме, то у Кости оставалась мама, так что, слава богу, что он выжил.
А ранения, что же бывало и хуже, но оказалось, что хуже еще не было, раны гноились, не заживали, и Егорову дали отпуск на три месяца.
Костя не приходил и не звонил, что было на него не похоже, но понятно и не обидно. Видно не дождавшись, он поехал к матери, а там и завертелась карусель, может и встретил, ту самую единственную, о которой мечтает каждый, и которая будет ждать его возвращения. Вот и не звонит «Кот», чтобы лишний раз не беспокоить, а как все заживет, они и встретятся. Да и с чего он взял, что они всего лишь просто друзья. Надпись на стене учебки — «Для солдата нет уз более святых, чем воинское братство», глубоко врезалась в память и он в неё верил.
Между перевязками и уколами, лежа в палате и мучаясь бессонницей, Егоров наконец-то вспомнит, где видел лицо боевика.
Еще курсантом военного училища, дежуря на КПП, часто был невольным свидетелем жарких свиданий и девичьих слез, но больше всего ему запомнилась одна, не похожая, ни на одну из вульгарных девчонок его фабричной окраины. Девушка, словно, сошедшая с киноэкрана, с копной светлых кудрей и зелеными русалочьими глазами, кажется, ее звали Варвара, а парня Тимур.
Стоя под майским дождем в легком сарафане, Варя улыбалась только одной ей понятным мыслям и ждала Тимура. Заприметив симпатичную блондинку, один из офицеров предложил девушке подвезти её в город, но та решительно отказалась. Позже, так и не признавшись себе, что влюбился с первого взгляда в семнадцатилетнюю первокурсницу пединститута, Алексей искал похожую, но так и не нашел.
Через два часа, не дождавшись, она ушла, а Леха, глядя на хрупкую фигуру, подумал, если и жениться, то только на такой — чистой и преданной. Он начал вспоминать и сравнивать с ней знакомых девчонок и немногих женщин, с которыми довелось провести ночи до армии. К пэтэушницам, которые без остатка дарили себя на лавке в сквере, он презрения не испытывал, скорее жалел. Всем им нравился его незлобивый характер и спортивная фигура, а он, каким и наивным не был в те годы, точно знал — это еще не любовь. Да и они, наверное, сами еще не знали, что это такое — любить.
К Тимуру он не ревновал. Бывало глупо, по-мальчишески злился на себя, но стиснув зубы, понимал — она выбрала не его, значит, она выбрала лучшего из всех. Потом была какая-то темная и даже криминальная история, Тимура отчислили, и он ушел служить солдатом в ВДВ.
Вот значит, как знания в дело применил, против своих же братишек.
Раны заживали плохо, кровили, и даже начали гноиться, Леха в перерывах между перевязками читал до головной боли книги, перечитал все, что были в госпитальной библиотеке.
В мирной жизни он слыл нелюдимом, но не чувствовал себя никогда одиноким, сказывалось детдомовское детство, где все время на виду, ни минутки с самим собой. Он уставал от больших компаний и больше слушал соседей по палате, чем рассказывал о себе.
Потом его выписали, и у Лехи вдруг оказалось уйма свободного времени, смотреть сериалы про ментов или войну категорически не хотелось, да и нервничать врач запретил.
И Егоров подумал, а не найти ли Тимура? Конечно, можно было пойти написать раппорт о странной встрече, а вдруг он ошибся, да и неужели он сам не справиться, один на один?
Он не признаваясь даже самому себе, что память о первой любви ожила, и очень хотелось посмотреть в Варино лицо и понять, не жалеет ли она, девушка его мечты, о своем выборе.
В телефонном справочнике Колывановых в М. оказалось немало, но в сочетании с именем Тимур редкое, и поэтому, легко определившись с адресом, Алексей с волнением позвонил в дверь новостройки, в престижном районе.
Глава 2 Встреча. Варя
Он расслабился в ожидании неминуемого столкновения, вряд ли наемник сдаться без сопротивления, но дверь открыла стройная, ухоженная женщина, только усталые «гусиные лапки» в уголках глаз и черный шелковый шарф, делали ее старше, как и любое горе.
— Тимур дома?
— Проходите, — старясь казаться спокойной, произнесла женщина, поправляя рукой шарф, знамя своей скорби.
Человек в штатском, заслоняя собой узкий коридор, прошел в зал и сел на стул. Был он высок, накачан, под широкими темными бровями, очень детские голубые глаза.
В комнату робко вошли дети: девочка лет десяти и мальчик, дошкольник. Леха глядел в пол, на вязанные шерстяные носки мальчика, мужчина боялся поднять глаза и увидеть в детских лицах, черты недавнего врага.
Он сразу и бесповоротно решил не говорить женщине правду. Пусть кто-то другой, но не он.
— Я ничего не понимаю, я думала, придут из военкомата, но вот также пришел какой-то сослуживец мужа и принес справку о смерти. А где же «похоронка», — она вспомнила, давнее, слышанное в кино слово.
— А справку, можно посмотреть?
Официальное заключение о смерти, дата, печать, в тот день его, Алексея вывезли на лечение в М.
Женщина махнула отрешенно рукой, и девочка, взяв малыша за руку, увела в детскую.
Алексей вдруг отчетливо вспомнил свое сиротское прошлое, когда ждешь что к тебе придет мама или папа, как купят шоколадные конфеты, и ты поделишься со всем друзьями, и с воспитателями. И такая тоска на него накатила, и жалость к этой красивой, теперь уже вдове, а особенно к ее детям.
— Вот, — гость привстал, и, вынув из заднего кармана брюк портмоне, положил на стол небольшую пачку денег.
— Довольствие за два месяца, — пояснил он растерянной женщине.
— Я ничего не понимаю, — устало сказала Варвара, — я думала, придут из военкомата, но вот также пришел какой-то сослуживец мужа и принес справку о смерти и тоже деньги. А где же «похоронка», — она вспомнила, давнее, слышанное в кино слово.
— А справку, можно посмотреть? — спросил Алексей.
Женщина махнула отрешенно рукой, и девочка, взяв малыша за руку, увела в детскую. Вскоре ребенок вернулся в комнату и протянул лист бумаги. Официальное заключение о смерти, дата и печать. Мужчина обратил внимание на число. В тот день его вывезли в М. на лечение.
Варя, не рыдая, смотрела на вестника беды.
— А где же тело, ведь похоронить надо, ничего кроме справки. Что детям сказать, когда вырастут?
— Там, такая рубка шла, всех в братской могиле оставили. Но мы еще вернемся, — уверенно закончил он.
— Ну как же так, где это, хоть горсть земли, чтобы в церкви отпеть.
— В следующий раз, как только попаду туда опять, — сказал он и угрюмо замолчал.
И сама собой вспомнилась яма на окраине села, где хоронили боевиков, тех за чьими телами не приехали родственники. Лежа по госпиталям, он меньше всего думал, что именно так состоится эта встреча с женой врага, самой прекрасной женщиной на земле.
— Может быть чаю, — вдруг предложила хозяйка, а потом мягко осела на пол.
Варя очнулась от холода, когда мужчина уже перенес её в кухню и омыл лицо шершавой ладонью. Увидела участливое лицо гостя и глубоко вздохнула.
— Кому позвонить? — спросил он.
— Зачем?
— Ну, пусть придут, поддержат.
— У нас никого нет. Здесь в М. нет. Тимур поссорился с родителями, но вы не беспокойтесь, мне уже лучше.
Глава 3 О чужих женах. Леха
Алексей, попрощавшись, ушел. Во дворе зашумел дождь, торопиться было некуда, он сел на ступеньки и сжал голову руками. Если бы она сказала, останься, он остался бы в этом доме навсегда.
Тогда в училище, и потом, воюя и отлеживаясь в госпиталях, он, всегда представляя ее — ту, которая его ждет и всегда она была похожа на Варю.
Вот уже и виски поседели, а так вот пришлось встретиться. Жена врага, пусть убитого, но врага. И дети, не его, и радости от того, что наемник убит, нет.
Он теперь часто сидел в ее дворе, незаметно провожал ее с детьми до школы, стоял за их спинами в церкви, Варя даже в церкви не плакала, и его не замечала.
Он помнил ее девочкой, женщиной она стала ее красивей. Пушистые русые волосы она теперь собирала в пучок, не носила брюк, предпочитала юбки и блузки. Строгая, чистая, и скорбь свою она не выставляла напоказ.
У Лехи в душе росло что — то такое, невозможно воздушное, похожее на облака, или на сны о матери, которую он никогда не видел, неосуществимые и прекрасные, и у этого чуда было имя — Варя.
Конечно, он не был монахом, правда, опровергая все анекдоты, никогда не спал с женами друзей. А вот с вдовами…
Была у него в жизни история, скорее печальная, чем пошлая.
Боевой друг его умирал не от ран, и не в бою. Скосил молодого тридцатилетнего мужчину рак. Сделали операцию, и выписали домой — умирать. Валера, так звали боевого друга, последний год был инструктором в спецподразделении и виделись они редко. Высокий, под два метра мужик, гнувший подковы, теперь лежал, высохший, желтый, похожий на мумию.
Леха, старался смотреть другу прямо в глаза, и хотел запомнить его тем Валеркой, сильным и ловким зубоскалом, у которого на все случаи жизни была готова шутка. Больше всего Валера любил шутить про ВДВ: «Вы из ВДВ, если тельняшка в семье есть у всех, даже у кота.» Или, «Если кот бьет кирпич головой — это десантно-штурмовой кот, если лапой — то разведчик, сапер, или просто обычный кот. Если кот бьет черепицу лапой — это штабной кот-офицер».
Перед смертью Валера, попросил у Егорова в долг, и потом, счастливо улыбаясь и плача от боли, рассказывал, как любовался женой в новой норковой шубе.
Алексей встретился с Мариной, женой друга, после его смерти в день годовщины. Проводить Валеру в последний путь не успел, был на задании, а она позвонила после поминок, захотела отдать деньги.
Они встретились у нее на квартире, просидели до утра, пили вино, вспоминали Валеру, а потом она постелила ему на диване, он остался, и еще раз, потом перевез вещи.
Похожая на цыганку Марина, ярко красилась, ярко одевалась. И вся была такая словно огонь — обжигающая, умелая в ласках, хозяйственная — повезло, одним словом.
Он верил, жена офицера, это женщина — судьба, не предаст, и дождется, каким бы ты не пришел с войны.
Было с Мариной и сытно, и сладко, Алексей почти поверил в присказку «стерпится — слюбится», но она его предала, как, наверное, и Валерку предавала, когда он болел.
Он не смог вылететь на задание, в Москве был шквальный ветер, проливной дождь, Леха вернулся домой, и своими глазами увидел Марину с другим мужчиной. Ничего так бычок, но слабоват против Алексея.
Наверное другой бы набил сопернику морду, а он просто выставил того на площадку в чем мать родила. Леху не тошнило от запаха крови или смерти, а вот в таких идиотских ситуациях, ему было так гадко, словно слизняка раздавил. С воображением у него было туговато, а вот с понятием чести он был знаком не понаслышке.
Собрал вещи, и ушел, не слушая обвинения в частом отсутствии, и что-то там о проходящей молодости. Марина звонила не раз и не два, потом перестала. Он не испытывал боли от этой измены, наверное оттого, что знал, есть другие — верные.
Такие, как жена их «Бати», уже двадцать лет вместе или жена Савушкина Андрея, того еле собрали после боя в полевом госпитале, инвалидное кресло, почти ослеп, а жена и даже теща, на него чуть ли не молятся.
Андрей Савушкин, пацан был неказистый, и уши слишком большие, да еще беда, лысеть начал рано. С девчонками тоже не очень ладилось, те, кто нравился парню, над ним смеялись. Так что невесту ему выбирала мама, пусть и задержавшуюся в старых девах дочь старой знакомой, но квартира у нее была трехкомнатная, а у Андрюшки еще пять сестер замуж отдавать.
Как водится, сойтись помогла водка, шашлыки и идеальная чистота в квартире. После скудной жизни с безалаберными сестрами, Андрюша, стал, кататься, как сыр в масле.
После срочной службы, Савушкин остался служить по контракту. В своем решении он был тверд, и жене с тещей пришлось смириться.
В армии Савушкин освоил специальность радиста, и в разведгруппе был самым сильным после минометчика, полевую рацию некоторые гражданские даже не смогут поднять.
В тот роковой для Андрея рейд, их группа из одиннадцати человек, вышла в разведку, и попала в засаду завязался неравный бой. Андрей был контужен, но смог вызвать подкрепление. Он остался добровольно на прикрытии, когда группа начала отход. Андрей был на связи с Центром, и стрелял, уничтожая боевиков, десятерых не меньше отправил к праотцам. Террористы почувствовали свой перевес в численности, открыли шквальный огонь, Андрей был ранен, истекающего кровью его вынесли из-под обстрела и погрузили на санборт. Благодаря его самоотверженности помощь пришла в точно указанное радистом место, и это спасло жизни и ему, и еще пяти разведчикам.
Савушкин проснулся от боли, выкручивало ноги, он открыл глаза.
— Маша, сделай что-нибудь, сил нет терпеть, ноги ломит, — и увидел, как жена вскочила и выбежала в коридор. Он зацепился здоровой рукой за край простыни и приподнял затекшее тело.
Ног ниже колен не было, и руки одной тоже, остался обрубок, даже протез не одеть.
В палату забежала медсестра со шприцем. Андрею сделали укол, и он, отвернувшись к стене, застонал от боли и от Машиного предательства.
Но вечером жена сидела на краешке кровати, повязав Андрею салфетку кормила, ароматным куриным бульоном и совсем не плакала. И это его Маша, такая всегда витающая в облаках, и рыдающая от сентиментальных романов и сериалов.
Андрей то прогонял ее, крича, что она лучше найдет, то брал ее руку и целовал каждый пальчик, такая в нем жила благодарность к своей чудной жене.
Боли вначале были такие, что обезболивающее действовало на краткое время, а потом он мычал, кусая край подушки.
Мама Андрея зашла раз, зашла два, поняла, что не ошиблась с выбором снохи и перестала бывать в госпитале. Сестры Андрея, здоровые кобылищи, заглядывали к оказавшейся в беде семье редко.
Маша словно очнулась, поняла свою нужность, и незаменимость, и вдруг оказалась очень сильной. Раньше все за нее делали то мама, то Андрей, а теперь, она сцепив зубы поднимала мужа, мыла, переодевала, даже в кресло инвалидное могла перенести.
Она пошла в свой Дом пионеров, где она перечитала все книги в библиотеке, и обратилась за помощью. В доме запахло горячей канифолью, Андрей с помощью руководителя радиокружка Сан Саныча и его мальчишек что-то там паял, монтировал. Они с Машей вместе стали изучать английский и скоро он, обреченный войной на будущее в четырех стенах, смог слышать и говорить по радиостанции с целым миром.
Быть нужным, мало это или много, кого-то это ломает, а кому-то дает силы жить полноценно и радостно.
Конечно, слезы были, и край отчаяния наступал, но им Бог дал силы это пережить, не озлобиться и стать счастливыми.
Леха познакомился с Андреем, в госпитале, того привезла Маша на консультацию к хирургу, пока жена говорила с врачом, мужчины вспоминали, как проходили испытание на получение крапового берета. Андрей беретом гордился так же, как и орденом «Мужества», блестевшим на лацкане его штатского пиджака.
Леха навестил Андрея в его в день рождения, прошло уже пять лет с того памятного боя, в доме словно и не было больного человека, ни плача, ни потухших глаз.
Жена, теща, все делали радостно, и гостей кормили сытно и от души, а Андрей, сидевший в инвалидном кресле, был весел и опрятен. Ему на здоровую руку положили сына — первенца, он попросил снять с младенца шапочку, чтобы все увидели, смешные большие уши.
— Папины уши! — счастливо засмеялся Андрей.
Леха тоже ушел радостным, за друга, с надеждой, что вот и у него будут жена, дети. Его обязательно будут ждать, какой бы он не вернулся.
Глава 4 Семья. Леха
Он не мог дать себе отчет, зачем ходит в Варин двор как на работу, каждый день. Он знал уже всех владельцев и марки машин, «собачников» и конечно пенсионерок. Познакомился с участковым, толковым малым, спокойный и уравновешенный капитан, который помнил Тимура, правда был уверен, что тот занимается мелкооптовым бизнесом, возит что-то для охотников и рыболовов.
Дежуря на своем посту в Варином дворе Алексей проголодался и пошел на ближний рынок, перекусить в столовой, на рынке они с Варей и встретились. Она несла большие пакеты с продуктами, Алексей решительно подошел и взял у нее тяжелые сумки.
— Вот, сорок дней уже, поминки хочу сделать, — она, словно продолжала прерванный разговор. — Соседей позову. Я ведь так и не работала после института.
Донес сумки до квартиры, и был счастлив ее приглашением зайти выпить чай.
За чаем, Варя сидела и записывала количество гостей, сокрушалась, что никого кроме Алексея не знает из сослуживцев погибшего мужа.
— А ведь я больше чем на троих и не то готовила никогда, а тут вот соседок двенадцать человек набирается. Это сколько же картошки чистить надо.
— А я в детдоме чемпионом был по чистке картошки. Справимся, — уверенно закончил Егоров чаепитие.
Картошку чистили втроем: девочка Настя, Леха и малыш Жорик. Мальчику нож не доверили, зато он усердно намывал чищеную картошку, устраивая морской бой. На полу образовались лужи, и сам «адмирал» был в мокрой одежде.
Варя поставив варится щи, увела сына переодеваться.
Настя все делала основательно и спокойно, и на удивление очень умело, когда Алексей похвалил ее, и лицо ее зарделось от смущения.
Наконец этот день наступил, пришли какие-то тетки-соседки, все немолодые, равнодушно посочувствовали и, выпив, разошлись. Потом пришла молодая, девица, отчего-то с черной лентой на голове. Леха видел, как закаменело Варино лицо, и понял, что новой гостье здесь вроде и не место.
Девчонка лихо выпила три стопки водки, закусив все кутьей, ушла, правда, при уходе взяла со столика портрет Тимура в, поцеловала, оставив на стекле следы яркой помады.
Варя после ее ухода, как — то сразу сникла, пожаловалась Алексею на головную боль, и ушла в спальню. Дети были в садике и школе, и Леха ожесточенно намывая на кухне посуду, подумал, что не все так счастливо было в Вариной жизни с Тимуром.
Потом он отпросился у Вари забрать детей и ушел, когда они вернулись, гостей уже больше не было и наконец-то, Леха сел на кухне и поел от души, и водки выпил, и за своих, и за предателя Тимура.
Мальчика звали Жора, если Настя была копия мама, то Жорик был похож сам на себя и это Лехе нравилось. Если бы девочке он мог еще простить ненавистные черты, то мальчику вряд ли, такое вот в нем жило глубокое убеждение.
Дети как дети, часто сорились, иногда даже дрались. Он жалел девочку Настю, утирал ей слезы, Жорику просто говорил, что девочек обижать нельзя. Не по-мужски это — понимаешь?
Жоре всегда надо было делать то, что делает сестра. Стоило Насте сесть делать уроки, он тут же пытался выпихнуть сестру из-за стола. Интернет-планшет был постоянно предметом ссор, пока Алексей не купил еще один. Иногда вечерами, они все напоминали счастливую дружную семью: Настя на диване между Лехой и мамой, Жора у мамы на коленях.
Все бы ничего, но быть счастливым, Лехе было трудно, со стены за ним следили глаза Тимура, с портрета в траурной рамке.
— А у тебя много наград? — как-то спросила его Настя — А у моего папы много-много.
Девочка взяла с полки шкатулку и высыпала на стол «богатство»: тут были медали, просто солдатские значки и медальоны с личными номерами.
При виде этих свидетельств смерти, у Лехи свело судорогой лицо от ненависти. С кого и в каком бою солдат удачи их снял? Знают ли матери, где и как погибли их дети, их мальчики. Жены, ждут, ведь если пропал без вести, может еще вернется. И сколько лет длиться этой боли ожидания?
И тут он увидел среди медальонов свой, с ботинком, раздавившим змею.
Офицер вспомнил, как просил у мастера выгравировать к дополнению к личному номеру группу крови и резус фактор. Медальонов у него было два, один он вешал на шею, второй зашнуровывал в ботинок, от этого и позывной ему дали ребята — «Берц». У Лехи перехватывало горло: «Значит, он жив, или тот, кто принес справку о смерти, его подельник?»
Он, молча, согласился с детским утверждением «Мой папа — герой».
Как забрать у девочки шкатулку Леха пока не решил, а просто сел и переписал личные номера с медальонов, вот только в военкомате с этими бумажками, его встретят недоверчиво.
— Что ты, плетешь старший лейтенант, какой наемник, у нас все под контролем. Не зря тебя еще не выписывают, лечись, братишка, все обойдется.
«Батя» был на очередном задании, идти одному в «контору» к вежливым людям Лехе не хотелось, и он решил подождать возвращение командира.
Нога плохо заживала, особенно беспокоили две раны, врачи чистили их от гноя, раз за разом, все больше отрезая мертвой плоти, грозили ампутацией.
Однажды, когда уже детям были прочитаны сказки, и они уснули, Алексей пил вдвоем с Варей чай на кухне, извинившись, попросил у любимой, рассказать о том страшном дне, когда ей сообщили о смерти мужа.
Варя собрала посуду, поставила ее в мойку, отвернулась от мужчины, после недолгого молчания все же сказала.
— Я открыла дверь, не спрашивая, все знали Тимура, и боялись. Хотя никогда он никому не угрожал, просто такой вид у него был, серьезный.
— Ты раньше знала этого человека?
— Нет, совершенно незнакомый, похож на священника, довольно пожилой, торопился очень, но меня это не удивило, кому приятно быть вестником смерти.
— Что он сказал?
— Ваш муж погиб, вот деньги, что справки достаточно для оформления пенсии на детей. И все он даже в комнаты не зашел, положил все на зеркало в прихожей и ушел.
Так и не стало ничего ясно с гибелью Тимура, плохой был из Алексея следователь.
Глава 5 Они такие разные. Варя
Варя, наконец, стала работать, дала объявление в газету о подготовке детей к школе. Работала дома, услуга оказалась очень востребованной, особенно нравилось родителям учеников, что у самой учительницы двое детей и «серьезный муж».
Леха с радостью забирал из школы Настю, и делал с ней уроки. За обедом стеснялся попросить добавки, но Варя понимала, ее пельмени и супы, единственная домашняя еда в его длинных днях. Он давал ей деньги на продукты, и женщина сначала честно пыталась их откладывать, чтобы потом отдать назад Алексею, но не получалось.
Иногда он звонил и сообщал, что не придет, она не сразу узнала, что в эти дни он ложиться в госпиталь на очередную операцию, изматывающую, его так, что он приходил похудевшим, словно из его огромного тела, кто-то выпил все силы.
К зиме он стал так необходим, их семье, что Варя с ужасом ждала, что вот сегодня, он придет такой весь спокойный, уверенный и скажет — «Мне завтра в командировку».
Ей вспомнилась последняя командировка мужа, когда Тимур, как-то недобро усмехнувшись, заявил, что это в последний раз.
Они поссорились, они, очень часто ругались после рождения детей. Денег не хватало, а еще муж заставил родителей через суд выделить ему долю из причитавшейся ему квартиры, и дети перестали интересовать бабушку и дедушку.
Потом Тимур взял ипотеку, и они переехали в эту новую, слишком шикарную квартиру. Что произошло с ними, с их любовью?
Тимур приезжая из командировок отсыпался, скачивал в интернете американские боевики и целыми днями ел в кровати, и смотрел сериалы.
Варе иногда казалось, что она живет с чужим человеком, настолько настоящий Тимур, был не похож на того молодого курсанта, которого она полюбила. Словно кто-то стирал его память о той нежности, с которой он к ней раньше относился. Отцовство его не радовало, детей он не замечал, и только требуя от жены отчет о покупках, узнавал, что Насте скоро в школу, а Жорик уже стал ходить. В поликлинику Варя ездила на такси, в женскую консультацию одна, весь уклад жизни был подчинен графику командировок Тимура. Папа приехал — в доме наступала боязливая тишина, папа уехал, праздник для всех.
Ей иногда чудился даже звериный оскал, когда небритый, полупьяный он набрасывался на нее, и сама она сравнивала себя толи с волчицей, толи с собакой. Все заканчивалось очень быстро, без ласки и нежности, муж, чувствуя ее холодность и разочарование, стал наведываться к молоденькой соседке. Потом возвращался, грязно рассказывая подробности, Варя зажимала уши ладонями, тогда он бил ее под одеялом, чтобы не слышали дети и соседи.
Она занимала у соседей деньги и уезжала к матери. Мать, злобясь от Вариной «гордости», обрушивала на дочь и внуков попреки. Дети становились нервными, Жора плохо говорил для своего возраста.
Потом она возвращалась, стирала грязное белье, после мужниных утех, мыла посуду, и все начиналось сначала.
У нее фактически не было мужа, у детей не было отца, но когда ей принесли справку о смерти, она забыла все плохое Хотя Настя и Жорик помнили синяки на мамином лице, и их внезапные переезды к бабушке, папа стал для них самым храбрым, самым сильным и умным.
И вот встреча с Алексеем. Они были разные, как день и ночь, Тимур и Алексей, и внешне, и по отношению к ней и детям.
Но Алеша, не мог быть другом бесконечно. Варе стали сниться стыдные жаркие сны, в них из командировки возвращался Тимур, но когда они уединялись в спальне, она видела во сне руки Алексея, гладила рыжий ежик волос и любила, любила его, такого застенчивого и терпеливого.
Глава 6 Когда ты нужен. Варя
Варя любила зиму, ей нравился чистый морозный воздух, с детства она хорошо каталась на коньках, и конечно самый любимый праздник — Новый год. Уже были написаны письма Деду Морозу, она прочитала их вместе с Алексеем, Настя хотела пластилин, Жорик радиоуправляемый танк.
Дети спали, Варя с Алексеем сидели на кухне, и вдруг женщина выключила свет, в полумраке, шепотом начала нелегкий для обоих разговор.
— В военкомате мне отказали в начислении пенсии, сказали, что Тимур после срочной службы не подписывал контракт с Министерством обороны. В соцзащите могут назначить пенсию, но просто по потере кормильца. Это конечно копейки, но не это главное, ведь он куда — то уезжал, я видела шрамы на его теле от ранений. Может мне надо, было, идти в другое ведомство. В какое-то секретное, да? Леша, ведь вы должны знать.
— Варя я ничего не могу сказать определенного, но, как узнаю, сразу сообщу.
— Но ведь ты регулярно отдаешь мне какие-то деньги, ты говоришь от товарищей. Значит, ты все знаешь! Я не хочу ждать, ты должен сказать мне всю правду, самую тяжелую, но правду, слышишь!
— Правда, одна, Варя, Тимур погиб. Я там был.
Варя долго молчала, а потом когда пауза стала невыносимой, спросила:
— Это ты его убил?
Он поразился ее интуиции, и с горечью подумал — «значит любит».
— Это был честный бой, он просто выбрал другой путь. Может если бы мы встретились раньше, что-то можно было исправить. Но случилось то, что случилось. Каждый делает свой выбор.
Варвара встала из-за стола, отвернулась к открытому окну и тихо сказала:
— Уходи. Ты должен был сразу сказать. В интернете до сих пор приходят письма с предложением для наемников. Его еще не похоронили, ждут и в Африке и Ираке.
Он ушел, русский офицер Леха Егоров. У него одна жизнь, и ее он отдал бы за них: за женщину с копной светлых кудрей, за мальчика с ее зелеными глазами, и девочку с маминой улыбкой.
Он победил врага на войне, но не мог победить в верном Варином сердце.
Алексей перестал приходить, Варя оглядывалась, на улице, надеясь, он где-то рядом. В магазине специально набирала полные сумки, все ждала вот сейчас подойдет, поможет.
Потом приходил страх, он на войне, и больше они не увидятся! Как глупо, за столько дней не узнать номер его телефона.
Варя оглядывалась, на улице, надеясь, что он где-то рядом. В магазине специально набирала полные сумки, все ждала вот сейчас подойдет, поможет. Потом пришел страх. Он на войне, и больше они не увидятся! Как глупо, за столько дней не узнать номер его телефона.
Алексей пришел через неделю. Варя, не смогла заставить себя прогнать его и теперь смотрела, как он ест, вдумчиво, тщательно пережевывая пищу. После спокойно делает с дочерью уроки, на которые Варе, несмотря на все педагогическое образование, не хватало терпения. И напоследок, расположившись на ковре в зале, увлеченно собирает с Жорой конструктор, они серьезно обсуждал преимущество одних моделей танков перед другими. Тогда Варя и поняла, что привязывается к Алексею все сильнее и сильнее.
Время шло, Алексей выздоровел и снова был в командировке, она ждала и дети ждали. Настя, вытянувшаяся за зиму, и Жора. Они бежали впереди нее на любой звонок в дверь.
Надо было что-то с этим делать, он стал ей слишком дорог, чтобы вешать ему на шею обузу из двух детей, и свое прошлое. Иногда ей казалось, что ему просто одиноко в этом большом городе, и что она ему, как женщина совсем не интересна. Но то, как он брал ее под локоть, усаживая в машину, как боялся прижаться плечом сидя на диване, волновало ее, и становилось стыдно, за свое ожидание, и его надежду.
Соседская девчонка, Катя, любовница Тимура, тоже ждала, теперь уже Алексея. Она звонила Варе по телефону и обзывала ее старухой и «собакой на сене». Потом около двери написала черной краской: «Уступи лыжню!»
Соседки охали, ахали, но скорее язвительно, чем сочувствуя, Варя закрашивала надпись снова и снова, радуясь, что Алексей в командировке.
Глава 7 Тяжелый разговор. Леха
Возвращение к мирной жизни раньше всегда проходило для Егорова тяжело, особенно, когда терял боевых друзей. Он долго отсыпался в такие дни, потом наполнял холодильник продуктами, накупал военных журналов, книг про спецназ, и не выходил из квартиры по несколько дней.
Квартира эта, была бабушкина, мать Алексея, сгинула где-то на пересылке, вместо отца был прочерк, а бабушке по причине вяло текущего алкоголизма, органы опеки внука не доверили. Леха ее и не помнил, в гости она к нему не ходила, гостинцы не передавала, и то, что квартира досталась Алексею, была заслуга их командира.
«Батя», растивший двух дочек, всегда мечтал о сыне, но т. к. у мальчика была жива мать, ему разрешили быть только опекуном.
Егоров возвращался с очередного задания, в этот раз без потерь личного состава, и прямо с поезда, небритый, в полевой форме, которая ему шла неимоверно, постучался в знакомую дверь.
Вари дома не было, дети повисли на плечах, он целовал их, они визжали, так как щетина кололась. И тут из комнаты вышла пожилая женщина, с Варей ее делали похожей пушистые светлые волосы.
— Галина Михайловна, — она оторвала детей от мужчины и прикрикнула на них привычно властно. — Я мама Вари, а вы Алексей. Я наслышана о вас. Хочу Вам сказать, что мы больше не нуждаемся в вашей помощи. Я вышла на пенсию, и приехала, чтобы помочь дочери управляться с детьми и домом.
Женщина не предложила ни чаю, ни обеда, а есть хотелось до спазмов желудке.
Настя вышла из подъезда, чтобы идти в школу.
— А мама где, Настя?
— Мама ушла в налоговую, мы теперь ИП, — девочка смогла выговорить только вторую часть слова. — предприниматели, бабушка говорит, что это соседи, гады, заложили маму, что она на дому работает.
— Настен, бабушке конечно виднее, но гады плохое слово.
— Ну, фашисты, — убежденная в свой правоте поправилась девочка, и Леха не нашелся, что ей возразить.
Он пошел провожать Настю в школу. С ними увязалась Катя-соседка, юбка на девчонке была короче короткого, красивые стройные ноги, высокие каблуки, она почти была одного роста Алексеем.
— Ну, теперь куда? — поправила рыжую прядь, и посмотрела мужчине прямо в глаза. — Может ко мне, я пельмени налепила. Водка в холодильнике.
И он почувствовал, что все, если сейчас не выпьет, и не поест, просто умрет, так он устал.
Он сначала позвонил в Варину дверь, услышал за дверью шаги, кто-то внимательно рассматривал его в дверной глазок, но дверь не открыли.
Тогда он развернулся и шагнул в распахнутую дверь Катькиной квартиры.
Пельмени были магазинные, водка правда холодная, и сметана домашняя.
Он поел, выпил, Катька успела переодеться в атласный халатик и села напротив, демонстрируя все свои прелести, белья она видимо не носила.
Алексей не спал двое суток, ему стало сытно и спокойно, он дал девушке отвезти себя в спальню, и как примерный мальчик лег на правый бок, подложив ладонь под колючую щеку, уснул.
Проснулся он от Катькиного смеха, девчонка стояла, завернувшись в простыню, а рядом с ней Варина мама. Галина Михайловна, презрительно поджав губы, пожелала Катьке счастья и ушла.
Леха знал одно, ничего у них не было, усталость так свалила с ног, что даже думать было лень, и он снова закрыл глаза, и погрузился в здоровый, крепкий сон. Проснулся к вечеру, голова была ясной, тело отдохнувшим, пошел, принял душ, одел выстиранную Катькой рубашку и на прощанье сказал:
— Дура, ты Катька. Хоть молчи, об этом случае, а то никто замуж не возьмет.
Девушка обиженно поджала губы и произнесла такие ругательства, что Леха, понял: сильнее чем он ее обидел, не было у нее в жизни горя, вот и бесится, все норовит отобрать чужое, думая, что оно слаще, счастье ворованное.
Он, конечно, не знал, как был прав. Квартира эта девчонке провинциалке досталась от престарелого преподавателя колледжа в виде отступных за «связь с несовершеннолетней». Сам преподаватель переехал с женой в пригород, в коммуналку.
Так и порхала Катька, не брезгуя и не заморачиваясь, что хорошо, что плохо.
Он вышел на лестничную площадку и позвонил в соседнюю дверь. Ему открыла Варя.
Она была спокойна.
— Поедем в детский мир? — спросил он.
— В таком виде и поедем? — спросила его женщина.
— Понял, побриться, переодеться и к вам, — он счастливый заторопился вниз по лестнице.
Он любил ходить с ней и детьми по магазинам, не считая денег, покупал все, что просят дети. Правда потом перед кассой Варя решительно оставляла только треть покупок, и сразу становилось ясно, кто в доме хозяин.
Леха гордился тем, что научил обоих детей ездить на велосипеде, а Жорка, держась за его плечо пробовал плавать. Так и плыли в бассейне: с одной стороны Настя, с другой Жорка.
По командировкам Леха мотаться перестал. Ушел из-за ранения в запас, нашел работу в солидном банке, Катька больше не приставала и жизнь, вроде как, стала окончательно налаживаться. Если-бы не Галина Михайловна…
Варина мама решилась все-таки переехать и сделала она это в одночасье. В тот день, он никак не ожидал, застать своих любимых в слезах. Настя, билась в истерике, а Жора, ничего не понимая, бил бабушку Галю кулачками по ноге. Варя, рыдая, кричала, что-то ужасно бессвязное.
— Мама, мама, как ты можешь, такие ужасы, не смей такие слова, не смей!
Алексей оторвал от бабкиной ноги Жорку. Взял его на руки, Настю отвел ванную умываться, а потом обоих закрыл в детской.
— Вот смотри, смотри, как он детей твоих лапает, кошка ты, а не мать.
Он сначала даже не понял, отчего Варя кошка, но тут такие пояснения полились из уст ее матери, что хоть святых выноси. Со слов Галины Михайловны, он был убийцей, отморозком и извращенцем, а Варя бесхребетной тряпкой. Вынести этот ор не было сил и Алексей открыл дверь, схватив бабу Галю в охапку понес к своей машине. Терпел во время дороги и оскорбления, и не слабые кулаки стареющей дамы, пока не въехал на территорию загородного мотеля. Леха, оплатил комнату и питание, и попросил Вадима, старого знакомого по интернату, который содержал эту гостиницу, присмотреть за старушкой.
— Хоть часа на три ее задержи, очень надо, дети в истерике.
— У тебя дети? Когда ты успел?
— Да долго объяснять, да и непросто.
Оставил Галину Михайловну за городом и возвратился домой.
Он поднял Варю, которая лежала на диване свернувшись калачиком, и отнес ее в спальню. Лег с нею рядом одетый, и не спал всю ночь, охранял ее сон. Когда она, иногда, всхлипывал во сне шептал, как ребенку: «Тише, тише. У Мишки боли, у зайца боли, а у Вари заживи».
За ссорой с мамой, и ее отъездом, в дом «пришел» грипп, дом превратился в лазарет, и единственным здоровым в нем был он. Это были самые тихие дни.
Варя шла на поправку медленно. Её мучил утренний кашель и изматывала температура. Леха, взял отпуск за свой счет, с утра развозил детей, кого в садик, кого в школу. Не брезгуя, выносил грязные салфетки и засыпал не на диване, а около Вари. На выходные готовил обед, мыл с хлоркой полы, или просто сидел, смотрел, как любимая женщина читает книгу.
Но тихие дни когда-нибудь кончаются. В тот вечер, Варя, отложив книжку, подвинулась к нему, близко, близко. В зеленых глаза ее таилась грусть. Сердце Алексея сжалось и он не выдержал, сначала притянул к себе, обнял и начал целовать ее, в лоб, потом в висок.
А когда Варя сама просто дотронулась до его губ своими, горячими и нежными, он дрогнул. Они целовались долго и страстно, а потом его любимая женщина откинулась на подушки и равнодушно сказала:
— Прости, я не хочу тебя, и никогда не захочу. Уходи.
Он склонился над ней и попытался увидеть улыбку на губах и смешинки в глазах. Ничего подобного, взгляд Вари был спокоен, хотя дышала она прерывисто и возбужденно. Алексей попытался снова ее поцеловать.
— Уходи, убирайся, убийца! — неподдельная боль исказила ее прекрасное лицо.
Она вновь прогнала его, а он вновь ушел.
Прошел месяц, потом другой, она не звонила, он тоже. Он не знал, как она плачет ночами, уговаривая себя: «Так надо, пусть будет счастливым. Так надо». Она не видела, как седина побелила его виски, как бессонница мучит его до рассвета.
Глава 8 Если это судьба
Листочки с переписанным «личными номерами» наконец-то дождались своего часа, Алексей встретился с «Батей».
Батя отдавший армии почти двадцать лет службы, был спортивен и подтянут, как лейтенант, седина его нисколько не старила, и только глаза выдавали возраст, очень уж пронзительный был у отца-командира взгляд.
Для Алексея командир действительно был почти отцом. Часть ВДВ, в которой служил «Батя», взяла на поруки пацанов из интерната. Леха и еще трое ребят стали «сыновьями полка», и школу будущий лейтенант Егоров закончил только благодаря «Бате». Конечно, после училища Алексей просился в «свою» часть и его рапорт исполнили. В мирной жизни у них тоже было заведено, что Леха отзванивается хотя бы раз в месяц, и если нет командира, то жене его отчитывается о своей «мирной» жизни. И это не унижало, а скорее дисциплинировало.
Декабрь в столице выдался хоть и теплым, но снежным, в горах, судя по метеосводкам тоже. Алексей представлял, как ребятам там трудно.
С командиром они повстречались весной, «Батя» выслушал его очень внимательно, аккуратно переписал числа в блокнотик.
— Будь на связи. Приеду с Кавказа, займусь этим делом вплотную.
Но так и не позвонил, толи дело было слишком серьезным, толи не было времени.
А потом они встретились, но уже командир лежал в алом гробу, погиб он, прикрывая отход своих ребят. Боевики занимали высотку и били наверняка, а их группа просто завязла в зарослях кустарников, разыгрался буран, видимость была никакая, и соседние отряды тоже ничем не могли помочь.
Так и оборвалась эта ниточка, но Алексей решил просить помощи в ветеранской организации, люди там были серьезные и неравнодушные.
Пришли майские праздники, весна вступала в свои права, дождями, горячим солнцем.
По ночам ныли шрамы, не давая уснуть до утра, под утро он все — таки пил обезболивающее и проваливался в беспамятство, словно в пропасть. Сны были такие же изматывающие, как и боль, только боль ломала тело, а сны душу.
Во сне он, то убивал Тимура, то брал в плен и помогал сбежать. И снилась Варя, какой он ее никогда не видел: со счастливым лицом умиротворенной женщины, но сладостно ей было не с ним, а с Тимуром.
Не хотелось ничего, он звонил на работу и брал отпуск за свой счет, он не пил, но тоска была такая, что один раз даже достал трофейный пистолет.
Потом «отпускало», начинал снова бегать по утрам в сквере рядом с домом, приходил на работу, и все восхищались: «Вот мужик настоящий, пьет, а выглядит, словно огурчик».
Но когда становилось совсем невыносимо, спасала надежда, а вдруг Варя позвонит, вдруг ждет?
Проходили дни, он пытался жить, ездить на работу, держать спортивную форму, но работа была в другом конце города, и без машины было не обойтись. Он не был автофанатом, «Volkswagen» купленный еще в начале века, был надежен, привыкнув все делать лучше, чем хорошо, он водил, на уровне инструктора — профессионала.
День начался с тумана, дождя и конечно пробок на дорогах.
Алексей ехал на работу, сквозь работавшие дворники он рассматривал людей поднимающихся из подземки, слишком много мамаш с детьми, школьницы в белах фартуках и бантиках. Движение возобновилось и он увидел рекламу — растяжку.
«Последний звонок — лучшие платья для выпускного!»
Насте бы купить что-нибудь такое, бальное, и Жорке в школу, Жорке уже семь в августе.
Он захотел одного — увидеть, пусть прогонит, но даже мгновение, глаза в глаза, детский смех, ничем не сравнимое счастье, и Алексей поехал, туда, где не был уже полгода.
Двери открыла молодая армянка или грузинка.
— Мне Варю.
— А он здесь больше не живет.
Алексей не сразу понял, что женщина путает местоимения.
— А не подскажете где, или телефон риелторов?
— Арсен, иди сюда.
К женщине пришел пожилой мужчина, и Алексей увидел испуг на его лице.
— Мы ничего не знаем, мы просто сняли квартиру. Женщина уехала, кажется к маме, толи в Липецк, толи в Воронеж.
Кажется, Варина мама приезжала из Елецка, но фамилию девичью Варину он не знал, и мамы тоже.
Стало невыносимо обидно, что так мало знал о любимой женщине, но, в конце концов, городок маленький, не Москва и не Питер, человека найти можно.
Ведь Варя непременно должна вернуться осенью, детям в школу идти.
Елецк был родиной Кости Емельянова, того самого, которого он прикрывал в последнем бою.
Леха его не судил за молчание и равнодушие к своей судьбе, взрослые люди, да разница в пять лет хоть и не пропасть но, все же другое поколение, другие интересы. Он поехал на рейсовом автобусе, машине нужна была профилактика, а деньги он хотел потратить на подарки Насте и Жоре, и конечно Варе.
Елецк, городок был районного значения, купеческий в прошлом, а в настоящем, поставщик рабочей силы в Москву.
Маленький купеческий городок с деревянными тротуарами, с церквями, тихая размерная жизнь, но и здесь шла борьба добра и зла.
Выйдя из автобуса и разминая затекшие ноги, Алексей огляделся, площадь была словно вымершей, даже семечки никто не продавал, из всех пассажиров он один вышел, автобус поехал дальше, а мужчина попал, как говориться с «корабля на бал».
Местные силы правопорядка проводили операцию «перехват».
Он, молча, подчинился ребятам в боевой экипировке, и безропотно сел в автозак, почти счастливый от запаха оружия, и амуниции спецназовцев.
По опыту Леха знал, нечего выпячивать грудь в орденах и кичиться своим военным прошлым, здесь тоже ребята порох нюхали, и товарищей теряли.
Но сидеть всю ночь в «обезьяннике» не пришлось, глаз оперативника вычислил его мгновенно, у Алексея проверили документы и начальник отделения, капитан, пригласил его к себе.
— Здесь у нас тихо, но форму ребятам держать надо, молодых натаскивать, вот и учимся.
— Ну, спасибо, что приемы ближнего боя на мне не отработали.
— Так что зря дубинками махать, ты же с уважением к ребятам.
Капитан Гладышев, оказался Костиным одноклассником, и сам на Кавказ не раз летал, пообещал помочь найти Варю с детьми, и это было здорово.
Пили на тесной кухоньке, жена милиционера сначала вышла к ним в ночной сорочке, принесла из кладовки банку соленых помидор, ойкнула, увидев с мужем незнакомого мужчину, и больше так и не заглядывала. Пили всерьез, да так, что очухался Леха на третий день, холодный душ, острое лезвие бритвы, и после полудня они пришли к Костиной маме.
Гладышев, сославшись на дела, ушел, и Алексей остался пить чай.
Мама у Кости была немолода, родила она Костика в тридцать три, для себя, презрев все пересуды маленького городка, пережив тяжелые 90-е, подняла и выучила сына.
Чай, Костина мама, Анна Викторовна, подала в праздничном сервизе, смотреть вокруг было не на что, старая, как сама мама мебель, кое-как побеленные потолки и выцветшие обои. Алексею казалось странным, что Костя даже в отпуск к матери не приезжает, правда деньги шлет аккуратно, мама копила их сыну на свадьбу. Квартира была двухкомнатная, в спальню Костина мама его не пустила, комната была закрыта на ключ.
— Сдаю, все лишняя копейка. Женщина хорошая, дети тихие, вот уехали в Москву на ярмарку, у нас дорого, да и выбора нет.
Спать друга сына она уложила на кухне, на старенькой продавленной раскладушке.
Пока майор искал Варю, Алексей затеял в Костиной квартире ремонт. Анна Викторовна, очень обрадовалась, да так, что сняла деньги с книжки и работа закипела.
— Вот Костя приедет и может останется, он всегда стеснялся нашей квартиры, а теперь и свадьбу можно гулять, а там бог даст и внуки родятся.
Помощи от нее было немного, но борщи она варила вкусные, и самое главное не давала «ценных» указаний, чего Леха терпеть не мог.
Уже сияли белизной потолки, в зале Леха расстелил полотно обоев. Костина мама ушла на рынок за зеленью, она словно помолодела за эти дни, постриглась, линялый халат сменила на смешное длинное платье.
Позвонили в дверь и Леха, оторвавшись от работы, поспешил в коридор.
Глава 9 Давай за нас. Леха
Он узнал его сразу, хотя Тимур сильно похудел, и вот так, глаза в глаза, они не виделись лет восемь, не считая последнего боя. Что будет удар, Леха почувствовал инстинктивно, и от этого кулак пролетел по касательной, но в ушах все равно зазвенело. На ногах он устоял, но Тимур, уже убегал по лестнице вниз, и когда Леха выбежал во двор успел услышать только шум мотора уехавшей машины. Если бы не машина, конечно, он бы мог его догнать.
Пришлось срочно звонить Гладышеву, но пока суд, да дело, и капитан, это не генерал, поэтому план «перехват» ничего не дал. Машину так и не нашли, видно где-то в гараже ее оставил, и выбирался из города на попутке.
Потом они капитаном милиции пошли в старинное здание в центре городка расположившимся рядом с мэрией.
Внутри здания время словно остановилось, массивная дубовая мебель, обтянутые зеленым сукном стол. Но люди в кабинете были молодыми, немногим старше самого Алексея. Им, офицерам ФСБ Алексей и рассказал о своем последнем бое, медальонах в шкатулке и неожиданной встрече.
Его слушали трое, все в штатском, у одного красные от бессонницы глаза, именно от недосыпа, а не пьянки. Леха знал эту меру усталости, когда открывается второе, а может даже третье дыхание, и, описывая запомнившиеся подробности, он в основном обращался к этому усталому офицеру.
Когда по факсу из Москвы прислали личное дело Тимура Колыванова, вызвали Костину маму, Костина мама признала по фото Костиного сослуживца «Алексея Егорова».
— Приходил пару раз, даже оставался ночевать, гостиницы дороги и как же Костиному другу не помочь.
Алеша вспомнил, что майор, Костин однокашник, просто назвал его Леха, представляя Костиной маме. Зачем Тимуру было ехать в Елецк, что ему нужно было от Костиной мамы?
Но в старой советской стенке, где хранились все документы, не оказалось Костиного паспорта и водительских прав, пожилая женщина припомнила, что сама отдала их сослуживцу сына, тот обещал предать их Косте в Москве.
Экстренный запрос в столицу помог установить следующее: Константин Емельянов уволился из армии сразу после последней командировки, и документы забирал в Москве, а не по месту приписки. Теперь уже машина сыска искала Емельянова, который за пределы России не выезжал, жил тихо, был прописан у мамы и избегал крупных городов, но найти такого человека в большой стране было сложно.
К делу подключились такие профи, что зацепка появилась. Костя покупал машину, причем недешевую, покупал в автосалоне в Москве, но по фото опознан не был. Сотрудник ФСБ показал фото Тимура, и был вознагражден за дотошность.
— Да этот человек оформлял документы, паспорт чистый, настоящий. Единственное, что удивило, по документом он выходил совсем молодым, еще тридцати нет. А в натуре как крепкий мужик выглядел, я еще подумал, как-же его жизнь помотала.
Ах, если бы Леха снова встретил Варю, он бы мог поискать Костин медальон в шкатулке Насти, лейтенант с горечью осознал, напарника нет, погиб от гранаты, или был убит иначе, это теперь мог рассказать только сам Тимур.
А пока Егоров, так и не найдя Варю с детьми возвратился в Москву и ходил, как на работу в ФСБ. Его проверяли на ДНК, на детекторе лжи и даже с ребятами из отряда, им устроили очную ставку. Один из них, прежде всего, обнял Алексея, ясно давая понять, что это свой. У Лехи защипало в глазах, так он был рад встрече.
— Да Костя вышел из того боя, нес вот его, Леху, на плече, а потом и в госпиталь повез, после двух взрывов гранаты, выжить — это чудо, а они выжили.
— Вы видели Константина Емельянова с позывным «Кот» в лицо, после того боя?
— А зачем мне его лицо, на нем камуфляж был, а по росту, по фигуре — это был Костян. Потом их обоих в госпиталь переправили.
Потом Алексея попросили рассказать о Варе и ее детях, он понял, что соседей Вариных уже опросили, но что самое главное, они нашли саму Варю.
И как бы это ни было невероятным, Варя, его Варя, снимала комнату именно у Костиной мамы, и пришел Тимур, видимо, к ней. Неужели Варя знала, что муж жив, вот что мучило Алексея, пока он возвращался в Елецк.
Они снова сидели с капитаном Гладышевым на кухне и теперь уже поминали Костю. Леха рассказал о Варе и детях, и о том, что Тимур шел к детям и жене.
— Не думаю, он бы в Москве к ним вернулся, здесь, что-то другое, убивать он шел, маму Костину. В первый приезд сорвалось у него что-то, или приказа не было на ликвидацию.
— Ну ты детективов начитался, лейтенант.
— Как матери-то сказать? Ведь не поверит в смерть.
— Надо сказать, пусть пенсию получает, за сына героя.
— Да она только им и жила. Памятник военкомат поставит, а кто под ним лежать будет?
— Когда наемника этого поймают узнаем. Давай за матерей, Лех.
— Я детдомовский.
— Ничего, мать тебя рожала, так что прости ее, и пей.
Но пока без официально оформленных бумаг о гибели Кости, решили ничего Анне Викторовне не говорить.
Глава 10 Свои, родные. Варя
Идя по деревянным мосткам уже знакомой дорогой, Алексей думал только о том с чего начать разговор.
Что сказать единственной для него женщине?
— Прости что я, не он?
У знакомого подъезда, он стал свидетелем жестокой драки двух котов, один был рыжим другой черным, шерсть клочками летела и с того, и с другого. Леха усмехнувшись сделал мысленно ставку на рыжего, но чем дело кончиться не удалось узнать, с балкона вылили тазик воды, хорошо хоть чистой, капли попали мужчине на джинсы.
Коты взвизгнув совершенно по-человечьи разбежались в разные стороны, так и с нами еще не решилось, подумал лейтенант о себе и Тимуре. Егоров позвонил, двери открыла Настя.
— Настя, кто? — услышал он родной голос.
Стало смешно и грустно, если сейчас, бывший офицер спецназа, «Берц», в этом коридоре бухнется в обморок. Он оперся об стенку и присел, на корточки, сердце словно остановилось.
— Свои! — закричала девочка, и на встречу мужчине, выбежал Жорик. Он с разбегу обнял Леху и закричал: «Папа, папочка, мой пришел!»
Леха сидел на полу, и маленькие детские руки вытирали его слезы, и вот, наконец-то Варя подошла к нему, все вместе они помогли мужчине встать.
Он неловко стал вытаскивать деньги, они рассыпались по полу.
— Вот надо, сыну форму покупать, дочке платье.
Оказалось все уже куплено, только, Варе срочно вдруг понадобился зонт, старый никуда не годный, и они ушли гулять. Целовались под новым зонтом, тесно прижимаясь, друг к другу.
— Пойдем к тебе, — прошептала она.
— Так ведь я, Варя, у друга остановился, а у него две комнаты, двое детей и теща, а до этого я у Костиной мамы на кухне ночевал.
Влюбленные сели на электричку и уехали за город, как только за окнами вагона зазеленел лес, они вышли на незнакомой станции.
Они углубились в лес, и Леха сразу безошибочно вывел их на поляну.
Полянка встретила влюбленных пением кузнечиком в высокой сочной траве, ароматом медуницы, ирисов и земляники.
Алексей постелил свои шорты и майку на траву, и они легли рядом, замерли, чтобы посмотреть друг другу в глаза.
— Леша, Лешенька, милый, любимый. — Варя стала целовать в губы, и в брови, пока он сам не поймал ее губы своими, и поцеловал.
Кружилась голова, перехватывало дыхание, так они долго ждали этого мгновения.
Дольше всего пришлось снимать Варины лосины, так они сидели в облипочку, но зато они стянулись вместе с трусиками.
В зеленых Вариных глазах, были смешные желтые точки, словно у котенка. Нос обгорел, и вся она, кроме очень белого животика была цвета румяного яблока.
— Загорала — хрипло спросил он.
— Ага, только живот не загорел.
— Не только, — прошептал Леха и сполз вниз, целуя и мягкий живот, и ниже, где кололись пробивающиеся темные волоски.
Варе было немного стыдно, у нее впервые так было — под огромным небом. Ее мужчина очень ласково стал ласкать грудь. Варя и сама не ожидала, что так заждалась близости, ей словно снова было семнадцать лет, и никого у нее не было, и все тело звенит от желания, как струна. Она захотела, чтобы все случилось быстрее, стала ласкать рукой, того, что так желало принять ее лоно.
Леха вздрогнул, так это было нежно и приятно, кровь пульсировала везде: в висках, в груди, в паху, даже казалось, начался жар. Когда они стали одним целым, он снова вернулся к ее губам, поцелуй был словно зеркальным отражением того, что происходило с их телами внизу.
Он ничего не мог с собой поделать, он так ее хотел, что фейерверк взорвался для нее слишком быстро, но нескольких движений его языка, по ее набухшей ягодке хватило, чтобы спазмы, ее лона, доставили, ему и ей, восторг и наслаждение.
Варя застонала, и он увидел слезы в ее счастливых глазах.
Над ними плыли облака, лес затих, словно прислушиваясь к симфонии их любви, сияло ласковое солнце, а потом закапал слепой дождик, словно улыбка сквозь слезы. Они лежали под огромным небосводом, у Бога на ладони, как Адам и Ева еще не изгнанные из рая.
Было удивительно легко и радостно возвращаться в город. Они по очереди говорили по телефону с детьми, уговаривая их спать, и когда казалось, что они снова принадлежат только друг другу, раздался телефонный звонок.
— Мама, папа нашелся. Он забрал шкатулку, и меня ударил. Мама я живая, а Жорик лежит и не встает, он меня защищал. Мама! — рыдала Настя по — телефону.
Они бежали по пустым улицам, он боялся бросить Варю, поэтому просто перекинул через плечо и рванул быстрее. В квартире было тихо, Костина мама, вернулась от соседей, пыталась влить в рот девочке валерьянку, оказалось, что это «корвалол».
Он пытался дозвониться Гладышеву, но у того телефон был вне сети.
Жорка уже очнулся, из ушей у мальчика текла кровь, и им оставалось ждать скорую помощь. Ребенка тошнило, он просил пить, и Варя качала сына на руках, шепча нежные слова.
Алексей вышел в коридор, надеясь встретить либо милицию, либо кого-то из ФСБ. Но наружное наблюдение ФСБшники еще не поставили, просто ограничились видеокамерой в подъезде, а на нее Тимур набросил тряпку, тряпка на весь подъезд источала запах бензина.
И тут мужчине отчетливо вспомнилась и марка новой машины, купленной якобы Костей, и даже номер он припомнил. Ему сейчас очень нужна была помощь милиции, но в телефоне вновь и вновь звучало: «телефон абонента выключен или находиться вне зоны действия сети».
Провинциальный городок спал, «скорая помощь» приехала быстро, всей семьей они поехали в больницу. Мальчика приняли сразу, отвезли на каталке куда-то за выкрашенную белой краской дверь, куда не пустили ни Варю, ни Алексея. Худенький молодой человек, похожим на воробышка, представился врачом, и вернувшись к ним через полчаса, успокаивающе сказал: «Перелома черепа нет, сотрясение небольшое, сделаем перевязку и в палату».
Алексей оставил Варю с Настей в приемном покое и вызвал такси. Он чувствовал, как уходит драгоценное время, а вместе с ним тает возможность догнать Тимура. Где Колыванов будет искать убежища, Леха и так уже понял. Тимур решит прорываться к трассе на Москву.
Как только машина отъехала от больницы он попросил таксиста, молодого парня, остановиться, аккуратно «вырубил» его и положил на лавку у какого-то подъезда. Машина была новая, и, слава богу, с навигатором. Ведь дороги в Елецке, как в большинстве в России, были хуже среднего, и если бы не армейская реакция, Леха раз пять мог улететь в кювет.
В машине закончилась очередная песня охрипшего Лепса, когда Алексей наконец-то выехал на показавшейся ему, почти взлетной полосой, трассу Москва — Уфа. Он гнал под двести, и ему сигналил фуры дальнобойщиков. Его явно принимали за каскадера или смертника, но все-таки он смог догнать машину Тимура. Это был он, на черной «Субару» и госномера его. Леха боялся одного, нелепой случайности, что вдруг Тимур продал машину, и теперь за рулем кто-то другой.
Егоров поравнялся с «Субару» и за опущенным стеклом разглядел знакомый ненавистный профиль. По иномарке он ударил сбоку, и Колыванов, не успев вырулить, вылетел в кювет. Подушки безопасности в машине Тимура сработали исправно, а вот таксист видно купил битую «телегу», но Лехе это было только в помощь. Он вытащил оглушенного Тимура, и стал связывать тому руки ремнем.
Наемник очнулся довольно скоро, быстрее, чем Леха, зафиксировал его руки с лодыжками. Удар ногой в подбородок, и Алексей, прикусил себе язык. Если-бы Тимур, воспользовавшись секундным замешательством, прыгнул на него всем телом сверху, то возможно у него еще был шанс оглушить Леху, но вместо этого он перекатился на бок и попытался освободить руки. Алексей поднялся и сходу, без замаха ударил пальцами в гортань. Тимур захрипел и рухнул, потеряв возможность и желание сопротивляться. Он очнулся уже в машине, связанный без вариантов освободится.
Егоров возвращался в город, на переднем сиденье машины лежала шкатулка с медальонами, последним поклоном родным, погибших солдат и офицеров.
Алексей нашел свой и одел, металл приятно холодил тело, другой, Костин положил в карман рубашки, ему не пришлось быть долго в обществе ненавистного соперника, наконец-то капитан Гладышев перезвонил сам.
Когда они встретились, на городской окраине, полицейский, обнял спецназовца.
— Ну, ты даешь, Леха.
— Майор, я тут не причем, ты с ребятами на себя запиши.
— Теперь точно квартиру трехкомнатную дадут.
— Машину таксисту верните, правда, поцарапал немного.
— Да он так рад будет, что нашли, у нас если что угоняют без вариантов «висяк». У меня кореш в ГИБДД работает, чисто оформим, не беспокойся.
— И Варе, жене не проговорись.
— Да не в жисть, это все равно, что своей сказать, что я на лодку-моторку собираю. Что я, камикадзе?
— Вот и, езжайте, а я к Варе и детям.
Он ничего не боялся, Алексей Егоров, русский офицер, кроме слез любимой женщины и детей, уже ему родных.
Остаток этой непростой ночи он провел у постели возлюбленной, в больнице той сделали успокаивающий укол, видно перестарались с дозировкой, Варя была словно сомнамбула, сонной и безразличной. Он — то засыпал, то просыпался и проверял, дышит ли она. Настя стонала во сне и даже что — то бессвязно шептала, он погладил девочку по голове, та проснулась, вцепившись в его руку, так и не отпустила до утра от себя.
Проснулся от великолепного запаха любимого блюда — пельменей. Варя все варила без остановки эти злосчастные комочки теста с фаршем, а Алексей еще удивился — куда столько. Варя, не глядя ему в глаза, перечислила: и ему, и Жорику с мальчишками в больницу, и Тимуру в тюрьме.
Она положил судки в сумку, и вышла из дома. Автобусы в городке ходили плохо, и женщина решила пойти пешком. Маленькой девочкой и позже подростком она знала, в этом старинном здании бывшего дворянского собрания сидят самые главные разведчики в городе. Конечно, она учила историю в школе, и знала о репрессиях, но этот красивый дом никак не укладывался в ее сознании, как застенок. Единственной современной деталью, в нем у был высокий кованый забор.
Поднявшись по ступенькам и еле справившись с массивной деревянной дверью, она вошла и совершенно растерялась, не зная к кому обратиться и что сказать. Строгий часовой за стеклянной перегородкой по переговорному устройству запросил пропуск, и спросил имя следователя.
Варя никаких фамилий не знала, и назвала свою — Колыванова. Офицер куда-то позвонил и вежливо сказал женщине, что ее мужа увезли ночью спецрейсом в Москву. Вызывать к следователю или пропуск выписывать ей не стали, ну неинтересна она была этому ведомству. Варя, почти успокоившись вышла и, с еще теплыми судками, поехала к сыну в больницу.
Жорка лежал с перевязанной головой в палате, и кроме него там были еще пятеро мальчиков. Они уважительно посмотрели на огромного папу их нового соседа.
— Папа, а я совсем не плакал на перевязке! — гордо похвастался Жорка.
— Ничего сынок, прорвемся. Мама тут тебе пельменей прислала, а я тарелки разовые захватил. Всем хватит.
Алексей стал накладывать горячее и разносить по палате мальчишкам. Потом юные знакомые провели ему ликбез по компьютерным играм, и, судя по восторженным крикам мальчишек, у него неплохо получалось.
Варя наблюдала все это в приоткрытую дверь, потом вошла, поцеловала сына, попросила Алексея выйти с ней в коридор.
— Тимура увезли в Москву.
— Так надо, наверное.
— У тебя ведь там квартира, можно мы поживем с детьми, пока все не выяснится?
Конечно, он согласился, правда, отсрочил себе «казнь», травмой Жорки.
Жалел ли он, что не убил Тимура? Ни секунды. Если бы это было в бою, без сожаления бы выстрелил, он хорошо сделал свою работу, Тимур ответит за все смерти, и за предательство.
Варя выглядела устало, бессонная ночь, страх за детей, не прошли даром. Она еще вчера светившееся светом любви, сегодня словно поблекла, яркий сарафан только подчеркивал ее усталость, и какую-то обреченность. Она была похожа на раненную птицу с перебитым крыльями.
Вечером Алексею хотелось быстрее остаться с любимой наедине, уложив детей он попытался обнять Варю, но та отстранилась, и пожелав спокойной ночи закрылась в спальне. Анна Викторовна тоже уже спала, Алексей лег на раскладушку в кухне и пытался заснуть.
Он запрещал себе думать, что сделает Варя.
«Останется с Тимуром. А если пожизненное», — и снова одергивал себя. — «Не думать, не сметь думать, просто ждать».
Утром пришла Варина мама, сменив гнев на милость, согласилась посидеть с детьми, пока Варя съездит в Москву.
— Жорка пока в больнице поваляется, а уж с Настенной я справлюсь, ехайте, — разрешила Галина Михайловна.
Они поехали на автобусе, Лехе было грустно, может эти часы с любимой женщиной последние, что дарит ему судьба.
Поехали налегке, Варя взяла всего лишь небольшую сумкурюкзак, все это Алексей положил на полку в автобусе. Он был рад вот так сидеть с любимой рядом, захотелось расспросить ее о детстве, о маме.
Оказалось мама у Вари, простая школьная уборщица, а высшее образование Варе помог получить отец. Он ушел из семьи, когда ей было семь лет, долго не давал о себе знать, до самого Вариного выпускного.
Отец смог закончить институт, женился на москвичке, и только детей так и не было больше.
А забрал дочь учиться в большой город, с новой семьей не знакомил, но помогал выжить в дорогом городе. Варя знакомила его с Тимуром и благословение успела получить, а потом обширный инфаркт, и никого кроме Тимура рядом, такого сильного и смелого.
Они познакомились на студенческой дискотеке. Он выбрал ее и не отходил весь вечер, а когда ребята, с другого вуза затеяли драку с «местными», он заступился за Варин факультет, и потом ему даже за это объявил благодарность проректор по воспитательной работе.
Варя влюбилась сразу, и за все время учебы так и не завела подругу. Она была молчуньей, и соседки не задерживались в ее комнате, бывала даже и не замечала, что живет уже с другой девочкой.
Вместе строили планы. Как Тимур окончит училище ВДВ, как получит назначение, а потом Варя к нему приедет. Он не торопил с близостью, и она сама отдалась любимому, так верила и любила. Оба неумелые, но искренние в своих чувствах.
Продавленная сетка старенькой общаговской кровати стала колыбелью для дочери, когда Варя родила, а Тимур ушел служить солдатом. Он пришел и казался разочарован, что первенец — дочка. Очень обидно вел себя не беря Настю на руки, когда та плакала, не помогал, когда она болела, не вставал по ночам, когда девочка температурила.
В постели стал другим. Жадным до новых ощущений и смеявшимся над Вариной стыдливостью и робостью.
Конечно этого она Алексею не рассказала, просто рассказала, как счастлива детьми, самое светлое и счастливое событие всей ее жизни с мужем.
Они сидели с Алексеем в кабинете следователя, того мучил шейный прострел. Смотрелся он, как горбун из Нотердама, но взгляд был суров и непреклонен.
— Он вам кто?
— Муж. — Сказала Варя.
Алексей просто кивнул, подтверждая.
— По документам он мертв, вы утверждаете, что ничего не знали об его «работе».
— Я действительно не знала, вернее думала, что он воюет, но за наших.
— За наших, это за кого? — оживился следователь.
— За русских, за Россию, — поправила женщина сама себя.
— Прочитайте, подпишите.
— А суд когда?
— Вас вызовут, а может, и нет, вы же не свидетель, не участник. Спите спокойно, он же умер, вы его похоронили, поминки, наверное, справили.
— Да справила.
— Вот и живите дальше, свободной и счастливой.
Свойства всех казенных помещений давить людям на психику, даже невиновным, Алексей чувствовал, как Варя дрожит от холода, в этот жаркий день, он пожалел что не взял пиджак, и не может помочь Варе согреться. Потом они купили в уличном киоске горячий кофе, очень даже неплохой, в меру крепкий и сладкий, и блинов, Варя от блинов отказалась, выпила кофе и умоляюще посмотрела на мужчину — Леша, я так устала, давай уже быстрее домой.
Ему было стыдно признаться, но денег на такси у него не было. Ремонт машины, ремонт Костиной квартиры, а еще одному хорошему парню, бывшему сослуживцу купил и подарил панели для «бронежилета».
Он, чтобы преодолеть неловкость от Вариного отчуждения начал рассказывать, как им надо самим покупать себе амуницию, и ни на чем не сэкономишь, цена — жизнь, У сослуживца были то похороны, то крестины в семье, а жизнь его государству не так важна, как жене и малышам — двойняшкам.
Варя его не слушала, думала о чем-то о своем, но держала Алексея под руку, и прижималась, пытаясь согреться.
Наконец-то они переступили порог Лешиной квартиры.
Варя легла спать рано, отказалась от ужина, и Леха не грея, ел на кухне холодную гречневую кашу с кетчупом, потом смотрел на кухне телевизор, без звука. Боялся заснуть, вдруг позовет — не позвала.
Утром оказалось, что женщина уже собрала сумку, он лежал на кухонном диванчике и слышал, как она вызывала по телефону такси.
— Ну, вот и все, не пойду провожать. Спать, — приказал сам себе и уснул, так измотала его эта ночь напрасного ожидания.
Варя уехала, чтобы не запить от беспросветной тоски, затеял ремонт. С деньгами было напряжено, сидел на макаронах, да еще по старой дружбе ему привезли ящик просроченной тушенки. Тушенка была советская, действительно с мясом, а не непонятно с чем, как современная.
И спал и ел, и даже лишний вес стал набирать, а потом его вызвал следователь, тот самый с больной шеей.
— Присаживайся, лейтенант, вот ознакомься.
Почерк у Тимура был неплохой, мелкие, словно бисеринки буквы, ровные строчки.
«После минометной атаки, понял, будут идти на штурм, поэтому оставив укрытие, поспешил к окну, бросил гранату, первый боец был ранен или убит. Пока первый номер падал, я успел выстрелить его напарнику в незащищенное место, между шлемом и бронежилетом.
Один был убит, и его тело, я испачкавшись в крови, оттащил в подвал соседнего дома, и переоделся в его камуфляж, снял с труппа жетон. Остаться я не мог, наверняка после боя будут проверять близлежащие дома. Поэтому вернулся к амбалу, который все еще был жив, взвалил его на плечо, и одев балаклаву, вышел к федералам.
Нас обоих отравили в госпиталь. В госпитале меня записали, как Константина Емельянова. Я вызвался сопровождать раненого Егорова в М. Я должен был исчезнуть, потому, что Леха этот меня узнал, в бреду называл мое имя. Убить его было невозможно, всегда были рядом люди.
Вернуться к семье я боялся, казалось, что за мной следят. Мои хозяева обещали меня переправить за границу, как только я добуду паспорт убитого мной сержанта. Что я и сделал, это было нетрудно. Меня сгубила жадность, я вернулся за жетонами, в шкатулке их было не на одну тысячу долларов. Я хотел начать жизнь с чистого листа в свободной стране».
— Прочитал? Мы запрос местным органам отправили, чтобы тело Емельянова нашли, как найдут, в Ростов отправят, Я сам тебе позвоню, а там уж маму его надо привезти экспертизу ДНК делать. Если время будет, на себя возьми, ведь друг он тебе был.
— Так точно, боевой товарищ.
— С этим пока все, а теперь вот смотри, — и следователь положил листок с номерами жетонов, тот самый, что Алексей отдал «Бате».
Только теперь листок был прикреплен к официальному бланку, и напротив каждого номера стояла фамилия, имя, год и место рождения.
Что остается от человека после смерти? Дела, фотографии, видео. А от бойцов и офицеров еще жетоны или медальоны смерти.
Они бывают разные: простые с уникальным номером, выданные в военкомате, или с гравировкой родов войск, с иконами, все они, последний привет погибшего, «похоронка» современной войны.
И смерти нет, пока жива память, обо всех не вернувшихся с войны, и той великой, что была семьдесят лет назад, и локальной, о которой передавали вчера в новостях.
Успел «Батя», смог спасти, как всегда спасал, пусть не жизнь, но честь своих ребят. И пусть ни Леха, ни его командир многих и не знали, но это были «свои», ведь все мы по большому счету твои, Матушка России, сыновья.
А те, кто пасынки, и сыновний долг отдавать не спешат, или не хотят, о тех и память коротка.
Глава 11 Встреча. Варя
Варя вернулась из Москвы, только обняв детей, успокоилась, все позади, Какие любови, мужчины и прочая, дети, вот счастье, пусть тяжело, это даже лучше всякие глупости не будут в голову лезть.
Она помирилась с мамой, когда дети спрашивали о папе, она терялась, пока однажды, Жорка не спросил:
— Мама, а папа Леша в командировке?
— Он живой? — уточнила дочь.
Они сажали картошку на маленьком участке возле маминого дома.
— Какой он вам папа, просто хахаль. Поматросил и бросил. — Запыхавшись от работы, отрезала бабушка.
— Дядя Леша, просто друг, он живет в Москве.
— А когда мы в Москву вернемся, мама. Я так по нашему двору соскучилась, по подружкам.
— И я, и я — закричал Жора.
Дети, ее такие смелые, стойкие дети расплакались.
Варя бросила лопату, и присев на корточки обняла прильнувших к ее плечам малышей.
— Расти, расти неженок. Жизнь она крокодил, слопает, не подавится. — Вещала старуха.
— Все будет хорошо мои золотые, вот летом поедем на экскурсию, и всех проведаем, и друзей и подруг.
— И папу Лешу? — снова вернулся к запретной теме Жорик.
— Все работать, а то зимой без картошки кто-то останется.
В зале на диване спала мама, дети и Варя в спальне. Хорошо, что кровать детская была двухъярусная, а то бы пришлось Насте спать с храпящей бабушкой.
У Вари, ныли плечи, ноги, после дачных работ, но только уснула, приснился он, Леша.
Одет он был как жених, с цветком в петлице, и невидимые гости все кричали «горько». А вот невесты Варя не видела, но чувствовала, не она стоит рядом с дорогим и любимым мужчиной. Леха выглядел во сне усталым, грустным.
Варя проснулась и, встав пошла в ванную, там зажав ладонью рот, зарыдала в голос.
— Ну почему, почему все у нее не так, как у людей. И красотой бог не обидел и умом, и дети такие чудесные, и всю жизнь жить одной. За что, Господи, за что!
И сама себе ответила, это был знак, ведь могла потерять сына, и ничего не надо менять. Потом она представила, как если бы они вернулись в Москву, к Леше, в его однокомнатную квартиру, снова ярмо ипотеки, и все опять по кругу. Ну не в наемники, так в киллеры пойдет, где денег — то взять с банком расплачиваться? Они начнут ссориться, а если еще и маленького Алешку, они родят, а Варе очень бы этого хотелось, то вообще край.
Она, не замечая, пересказывала сюжеты любимых мамой сериалов.
Слезы высохли. — Нет, не судьба, пусть себе живет, там, встретит женщину, лучше нее, счастливее, женится.
Если бы кто-нибудь сказал, семнадцатилетней Варе, что так вот обернется жизнь, и любовь ее кончится грязью и болью, она бы не поверила.
Если бы кто-то показал ей, ее нынешнею, такую вот, плывущую по — течению жизни, она бы удивилась. Всегда думала, что смелая и храбрая, до отчаянности, теперь вот дорогого своего человека, другой отдает, и смиряется.
Но Варе казалось, сил любить нет, вернее ее любовь к Алексею всегда с ней, но пусть так и останется, он сам по себе, она с детьми отдельно.
А Алексей ничего этого, не зная, делал ремонт и, выбирая обои, думал о ней, понравиться — не понравиться.
А если утеплить лоджию, то там можно сделать кухню, а из кухни детскую, но делать это без Вариного согласия показалось ему смешным и глупым, и он просто сел в поезд, и поехал в Елец.
В городе цвела сирень, оказалось ее здесь так много, и яблонь и груш, и аромат этот кружил голову, как и ожидание встречи.
Он подъехал к дому и увидел саму Варю, она сидела на скамеечке и перебирала картошку, на голове миленькая косыночка.
Розы он вез из самой столицы, нежно абрикосового цвета.
Сначала Варя почувствовала аромат, нежный и почти забытый, потом увидела знакомую футболку, голубые глаза и ежик, рыжих волос.
Они стояли, обнявшись на виду у всего двора.
— Ждала, верю. Ты жди меня Варя, мне больше ничего не надо в жизни.
С балкона на них смотрели дети и Варина мама, соседи.
Галина Михайловна утирая слезы фартуком, все же не удержалась, чтобы не съязвить.
— А тещу значит побоку?
— Что вы, Галина Михайловна. Мы пока вот с Варей ремонт поедем делать, потом будем решать квартирный вопрос.
— Надеюсь, к школе решите.
— Я постараюсь.
— Вот и ладно, уже голубцы поспели, айдате кушать.
Так закончилось счастливо эта история.
Комментарии к книге «Жена моего врага (СИ)», Галина Емельянова
Всего 0 комментариев