Барбара Уоллес Самые счастливые времена
Barbara Wallace
Beauty & Her Billionaire Boss
Эта книга является художественным произведением.
Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.
Copyright © 2015 by Barbara Wallace
© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016
© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016
Глава 1
Необходимо издать закон, запрещающий мужчине, столь неотразимо выглядящему в смокинге, появляться в обществе. При одном взгляде на спящего в кресле мужчину Пайпер охватывала дрожь. Несмотря на то что пиджак распахнулся, а галстук съехал набок, месье Фредерик Лафонтен все же выглядел на миллион долларов, не говоря уже о том, как восхитительно тонкая рубашка обтягивала мускулистую грудь. Надо непременно узнать, услугами какой химчистки он пользуется. Он спит здесь уже несколько часов, а на одежде не появилось ни единой складочки.
Форма Пайпер не выдерживала и пяти минут, – она провела рукой по черной юбке – ну, или около того.
И еще у нее не было таких красивых высоких скул и великолепных каштановых волос, таких мягких, что их хотелось потрогать. Вероятно, при рождении достоинства выдаются человеку комплектом.
Глубоко вздохнув, она потрясла его за плечо, стараясь не обращать внимания, к каким крепким мускулам прикасается. За восемь месяцев работы на этого человека она так и не научилась противостоять его обаянию.
– Месье! Вам пора просыпаться. Уже начало восьмого.
Он не ответил, и она потрясла сильнее. На этот раз попытка удалась. Веки медленно приподнялись, и он несколько раз сонно моргнул.
– Вы заснули в кресле, – сообщила Пайпер.
– Да? – Голос был низкий, с легкой хрипотцой. – Который час?
– Семь пятнадцать.
– Что? – Он вскочил, задев локтем правой руки чашку с кофе, поставленную Пайпер на стол всего несколько секунд назад. От резкого толчка чашка перевернулась и скатилась на пол, выплескивая коричневую жидкость. – Черт! – воскликнул он, глядя, как на белоснежной ткани рубашки расползается темное пятно. – Сколько раз я просил вас предупреждать, если ставите мне что-то под руку? Вам известно, что с этой стороны я ничего не вижу.
У нее не было времени произнести и слова, ведь он вскочил так неожиданно.
– Принесу вам салфетки.
– Не стоит. – Он уже скинул смокинг и вытянул рубашку из-под ремня. – Лучше уберите здесь, прежде чем кофе зальет весь ковер. Я приму душ. – Он развернулся, чтобы отправиться наверх.
– Подождите, – воскликнула Пайпер и бросилась поднимать лежащую в дюйме от его ботинка чашку. – Вы чуть на нее не наступили. – Она покрутила чашкой перед его носом.
Если он и оценил ее проворность, то от похвалы воздержался.
– Скажите Мишелю, когда он приедет, что я скоро буду готов. И позаботьтесь о том, чтобы портфель стоял у двери. Слева, – добавил он, повышая голос.
Можно подумать, она могла бы поставить его в другое место. Пайпер кивнула, проглотив язвительный ответ. Ей давно стало понятно, что некоторые бои приходится проигрывать. Сейчас именно тот случай. Как можно выиграть раунд у работодателя, стоящего перед ней с пятном от горячего кофе на животе? Дождавшись, когда он поднимется на несколько ступеней, она осмелилась посмотреть ему в спину. Было бы неплохо проучить его и поставить портфель именно справа.
Конечно, она никогда так не поступит, она не настолько подлая, чтобы издеваться над слепым, точнее, наполовину слепым человеком.
Суть была в том, что кажущиеся придирками замечания были в его случае важнейшими требованиями. Когда она поступала на работу, ее предупредили, что обзор зрения месье весьма ограничен, поэтому все в доме подстроено под эту его особенность. О каждом устанавливаемом рядом с ним предмете необходимо сообщать, поскольку отсутствие периферического зрения может стать причиной несчастного случая. Как правило, все проходило гладко, но бывали сложности, например, когда он резко входил в комнату, Пайпер смущалась и забывала обо всем на свете, включая его проблемы со зрением.
Дважды удостоверившись, что портфель действительно стоит слева от двери, Пайпер прошла в кладовку.
– Итак, начинается еще один увлекательный день в Париже, – пробормотала она себе под нос, направляясь в кухню. Как неприятно, что чашка с кофе упала на персидский ковер ручной работы; теперь, вместо того чтобы воспользоваться моющим пылесосом, придется оттирать водой и уксусным раствором.
Пайпер совсем не рассчитывала, что ее год за границей пройдет именно так. Предполагалось, что он станет стартом новой, прекрасной жизни. Жизни, полной восхитительных моментов триумфа. Она будет не вечно унылой Пайпер Раш, а шеф-поваром Пайпер Раш, ослепившей своим кулинарным талантом и природным остроумием всех мужчин Франции. Короче говоря, все должно было стать полной противоположностью жизни в Восточном Бостоне.
Впрочем, ей не стоило так обольщаться.
Очень скоро Пайпер поняла, что Париж ничем не отличается от Бостона, только люди здесь говорят по-французски. Для нее это стало только очередным недостатком. Несмотря на то что она много времени проводила среди людей, у нее появилась всего одна-единственная подруга. Все вокруг были озабочены лишь тем, как произвести впечатление на шефа Диспельту. Можно было предположить, что нежелание самой Пайпер подольщаться к боссу в некоторой степени ей поможет, но нет. Вчера она недостаточно долго готовила курицу конфи, а сегодня шеф заявил, что ее кассуле лишено аромата, и прочитал десятиминутную лекцию о том, что у хорошего повара даже «крестьянская еда» получается изысканной. Все ее одноклассники тихо похихикивали. Город огней не скоро будет у ее ног. Пока он не спешит ее полюбить.
Даже Фредерик не обращал на нее внимания, за исключением тех случаев, когда надо что-то ему подать. У него почти не было свободного времени, он разрывался между лекциями в университете и посещением многочисленных светских мероприятий.
Гнетущее одиночество, которое Пайпер тщательно скрывала от людей, грозило вырваться наружу. Ей все чаще приходилось подавлять в себе это неприятное чувство, пока оно не задушило ее. Господи, как много бы она отдала за то, чтобы просто с кем-то поговорить. И с еще большей радостью вернулась бы домой.
Рука невольно потянулась к мобильному телефону, но Пайпер заставила себя вернуть его обратно в карман фартука. В Бостоне сейчас глубокая ночь, ее сестра крепко спит. Пейшенс была единственной причиной, по которой она оставалась в Париже. Ведь та была уверена, что Пайпер живет как в сказке, а учитывая, сколько сестре это стоило, разочаровать ее было бы преступлением. Кроме того, у Пейшенс немало своих проблем; племянник ее хозяйки время от времени умудряется сделать что-то такое, отчего сестра пребывает на грани нервного срыва. Сейчас у нее нет времени нянчиться с младшей сестрой, постоянно жалующейся на то, что год обучения за границей не оказался столь безоблачным и счастливым, как она рассчитывала.
Вооружившись всем необходимым для чистки ковра, Пайпер направилась в гостиную, но остановилась у окна. Отсюда была отлично видна Эйфелева башня, и этот вид каждый раз напоминал ей, что все в жизни не так плохо. Да, ей очень одиноко, но при этом она живет в роскоши. А ведь вместо особняка месье она могла оказаться в убогой квартирке с тараканами. Или, еще хуже, просто на улице. С подобным ей уже приходилось сталкиваться, и повторения печального опыта Пайпер не желала.
Ах, если бы ей было с кем погулять по Парижу, все было бы не так плохо. Но надеяться уже не стоит. Если она до сих пор не встретила родственную душу, этого уже не случится. Придется, как всегда, существовать в тех условиях, в которые поставила ее судьба.
Кстати, ей еще предстоит очистить ковер. Оглядев темное пятно на бежевом ковре, Пайпер вздохнула. Хочется верить, что это не станет знаком того, как пройдет весь оставшийся день.
Фредерик скривился и стянул испачканную рубашку. Причина была не столько в том, что горячий кофе обжег кожу, а в неудовольствии самим собой. Как можно было накричать на экономку? Он вел себя как истеричный ребенок. Разве он не обещал себе, что больше подобного не случится? Неужели он стал одним из тех брюзжащих инвалидов, которые вымещают свое плохое настроение на других? Пролитый напиток не повод впадать в бешенство. И внезапное смущение, ставшее причиной гнева, его не оправдывает.
Что можно ожидать, когда засыпаешь в кресле гостиной? Всему виной последний бокал бордо. Зная, что алкоголь заставляет его погружаться в раздумья, он не должен был его себе позволять. Вчера он несколько часов провел в мире своих мрачных мыслей и не отводил глаз от ярких огней башни.
Он прикоснулся к пятну, и пальцы стали влажными. С трудом поборов искушение разбросать вещи по комнате, он сложил одежду на кровати, чтобы Пайпер было проще ее найти. Костюм и ботинки он аккуратно разместил в шкафу.
Сейчас не один из тех дней, когда, раздеваясь, он сбрасывал все вещи в кучу, и все-таки печальное настроение прошлого вечера по-прежнему с ним. Почему он снова и снова оплакивает прошлое, которое не в состоянии вернуть? В конце концов, он был готов к частичной слепоте задолго до того, как начались проблемы с периферийным зрением. Фактически, с того момента, как врачи заговорили о дистрофии сетчатки. Он хорошо понимал, что настанет день, когда разрушится туннель, через который он видел этот мир, и принял свою судьбу, посвятив жизнь ожиданию. Когда придет время, он будет нести это бремя в одиночку, как и положено порядочному человеку. Он не имеет права увлечь с собой в эту темную пропасть окружающих. Следует отметить, что до сегодняшнего утра он оставался верен своим принципам.
Следует непременно извиниться перед экономкой.
Когда агентство рекомендовало ему на это место американскую студентку кулинарной школы, он счел идею абсурдной. Зачем ему человек, временно проживающий в стране? Скорее всего, ее будет интересовать лишь учеба и достопримечательности города. Но выяснилось, что Пайпер просто образцовый работник. Не считая сегодняшнего инцидента, она выполняла все свои обязанности и не была навязчивой. Откровенно говоря, они иногда не встречались по нескольку дней. Именно такой персонал и нужен Фредерику. Сегодняшний разлитый кофе был не в меньшей степени и его ошибкой. Наверняка Пайпер поставила чашку, чтобы разбудить его, она не могла знать, что он так резко вскочит.
Да, ему просто необходимо извиниться.
К сожалению, сейчас на это времени нет. Наклонившись ближе, он разглядел циферблат часов на тумбочке. Хорошо, что еще есть несколько минут принять душ и успеть к первой паре в университет. Даже плохо начавшееся утро не служит оправданием для его начальства, им надо, чтобы занятия начинались вовремя. Придется отложить извинения на вечер. Перед концертом он найдет Пайпер и скажет, что утром повел себя несдержанно. А потом они оба забудут, что это утро было в их жизни.
Чистка ковра превратилась в трудоемкое занятие за весь день. Прежде всего, это заняло больше времени, чем Пайпер предполагала. Помимо одного большого пятна обнаружилась еще дюжина мелких. Закончив, она поняла, что опаздывает. Шеф Диспельту, разумеется, был невообразимо рад увидеть ее в дверях за пять минут до начала занятий. Только этого не хватало.
– А где же вдохновение? – восклицал мэтр. – Ваши специи не танцуют, они еле волокутся. Я жду от своих студентов волшебства на кухне, а не… – Он бросил вилку в тарелку с таким лицом, словно на ней лежали смердящие отбросы, и проследовал дальше, давая понять всем, что Пайпер не стоит его драгоценного времени. – А не столь жалкого зрелища, – пренебрежительно бросил он.
Почему она вообще здесь?
Продолжая комментировать, шеф удалялся, нимало не заботясь, слышит ли его кто-то или нет. Да и зачем ему беспокоиться, раз весь класс думает об одном и том же? Студенты украдкой зашептались.
Пайпер выпрямилась, стараясь не обращать внимания на шефа и соучеников. Это правило номер один: никогда нельзя показывать, что им удалось тебя задеть. Нельзя терять контроль над чувствами. Нельзя позволить увидеть твои слезы. Это только даст им шанс тебя запугать. Пусть шепчутся за спиной, она не доставит им радость увидеть, как ей обидно.
Слова шефа звучали в голове всю дорогу в метро и позже дома. Войдя в гостиную, она увидела разводы на ковре, подтверждавшие, что и с этой задачей ей не удалось справиться. Пайпер понимала, что готова сломаться.
К черту кулинарную школу. Бросив сумку в кресло, она понеслась в кухню. К черту месье и его заляпанный ковер. К черту Париж, с его уютными кафе на тротуаре и магазинами, зайти в которые она не может себе позволить. Как же она все это ненавидит!
Углеводы. Сейчас ей необходимы углеводы. Дернув дверцу холодильника, она достала кусок сыра чеддер и лук. Макароны со сливочным соусом и сыром – вот что сейчас нужно одинокой и несчастной Пайпер. Как вам такая крестьянская еда, шеф Диспельту?
Только бы перестать плакать. Смахнув слезы, она решительно принялась тереть сыр.
– Вот вы где, – раздалось за спиной.
– Что еще? – прорычала Пайпер. Чем еще он решил испортить ей настроение?
Фредерик заморгал от удивления, не готовый к такой реакции. Отлично. Теперь она позволяет себе так безобразно разговаривать с боссом.
Пайпер в ужасе принялась с еще большей энергией тереть сыр.
– Простите, я хотела сказать, месье. – В этот момент слезы некстати хлынули из глаз, и она запрокинула голову, заметив краем глаза протянутое бумажное полотенце.
– С вами все в порядке?
Почему он так вежлив? От этого становится только хуже.
– Да, спасибо.
Взяв полотенце, Пайпер вытерла глаза и нос.
– Выглядите вы не очень счастливой.
– Это все из-за сыра.
– Ясно. Видимо, этот очень острый.
Пайпер проигнорировала замечание и высморкалась.
– Вам что-то нужно, месье?
На его лице внезапно появилась ласковая улыбка. Видимо, он не хотел, чтобы она опять разрыдалась.
– Да. Я хотел извиниться за то, что сорвался сегодня утром. Из-за кофе. Вы ни в чем не виноваты.
«Да, ни в чем», – хотелось крикнуть ей. Ведь так и было. Но раз он извинился, ей ничего не оставалось, как вежливо ответить:
– Мне стоило заранее подумать и не ставить кофе туда, где вы его не увидите.
– Я вел себя как невоспитанный ребенок, – перебил Фредерик. – Нехорошо обвинять других в том, что случилось из-за собственных недостатков.
Пайпер не была уверена, что частичную слепоту можно считать недостатком, но приняла извинения. Если бы она этого не сделала, они бы потратили весь вечер на пререкания и оправдания.
– Спасибо, – сказала она, хлюпнув носом.
Этот человек никогда не узнает, что его извинения, словно солнце, осветили ее день.
– Дать вам еще бумажное полотенце? Нужно бы предложить вам что-то симпатичнее, но я не из тех, кто носит с собой носовые платки. Хотите салфетку?
Пайпер невольно улыбнулась, представив, как он достает ей льняную салфетку из комода.
– Спасибо, уже все хорошо. – В глазах еще стояли слезы, но их она могла сдерживать. Надо скорее умыться, и ей будет лучше. – Вы… – Она опять зашмыгала носом. – Вы будете ужинать дома?
Конечно, она знала ответ. Фредерик редко проводил вечера дома. Это время посвящалось светским мероприятиям. Пайпер не представляла, откуда он берет силы на такой активный образ жизни.
Как она и предполагала, Фредерик покачал головой:
– У меня билеты на концерт. Я заехал переодеться.
Значит, дома он будет, как всегда, поздно.
– Я прослежу, чтобы свет в холле оставили включенным.
– Благодарю. – Он развернулся, собираясь уходить, но остановился. – Почему бы и вам не сходить куда-нибудь вечером? Время, проведенное с друзьями, поможет вам забыть о печалях.
Непременно поможет, только вот у нее нет друзей.
– Я… – К счастью, в этот момент раздался сигнал о полученном сообщении, что спасло ее от необходимости бесстыдно врать.
– Похоже, у ваших друзей появились идеи, – заметил Фредерик.
Пайпер достала из кармана телефон и улыбнулась, прочитав текст.
– Это от сестры. – Она и сама не понимала, почему ей хочется ему это объяснить.
– У вас есть сестра.
Полувопрос-полуутверждение. Разумеется, он знал. Хотя, возможно, и нет. Разговор грозил стать самым длинным за все время их знакомства.
– Она работает экономкой в Бостоне.
– Получается, это ваше семейное дело.
– Скорее, не семейное дело, а семейная ситуация. – По выражению его лица было ясно, что шутка не удалась. Неудивительно. Она получилась не смешной. – Сестра хотела поболтать по видеосвязи.
– У вас появилась надежда на приятное времяпрепровождение.
– Да, – улыбнулась Пайпер. Разговор с Пейшенс несомненно поднимет настроение.
– Рад за вас. – И впервые, насколько она помнила, Фредерик искренне и тепло ей улыбнулся. – Я оставлю вас, не буду мешать разговору. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи. – К своему ужасу, Пайпер едва не выкрикнула: «Не уходите!». Одиночество страшно ее тяготило, и даже пустяковый знак внимания мог стать толчком для полной потери контроля над собой.
Дождавшись, когда хлопнет входная дверь, она поспешила к компьютеру. Ее квартирка располагалась в задней части особняка. Это на самом деле была квартира, состоящая из спальни, гостиной и ванной комнаты, и она была лучше всего, что Пайпер могла бы себе позволить. Кроме того, кухня была в ее распоряжении, а кухня месье – мечта любого начинающего повара.
Именно туда Пайпер и перенесла ноутбук. Пейшенс настаивала именно на видеосвязи, значит, планировала долгий разговор. Если поставить ноутбук на стойку, можно готовить и разговаривать одновременно. И представить, что она дома. Почти.
Несколько кликов – и на экране появилось лицо Пейшенс Раш. Через секунду, нахмурившись, она произнесла:
– У тебя красные глаза. И опухшие. Что-то случилось?
Боже, это становится вопросом дня. Стоило прежде посмотреть в зеркало и немного привести себя в порядок.
– Нарезала лук, – отмахнулась Пайпер. По крайней мере, это служит лучшим оправданием, чем натертый сыр.
Жаль, что сестру не так просто обмануть, как хозяина.
– Лук, говоришь. Ты уверена?
– Да, уверена.
Пейшенс приподняла бровь. Это срабатывало безотказно.
– Ладно, ладно. Ну, я позволила себе дольше обычного думать о доме.
– О, милая, я тоже очень скучаю. Послушай, всего пара месяцев – и ты вернешься в Бостон и будешь хвалиться, что стала крутым французским поваром. Ты не представляешь, как я тобой горжусь.
– Представляю, – улыбнулась Пайпер, но сердце сдавило, что случалось каждый раз, когда сестра заводила разговор о ее великолепной жизни в Париже. – Так почему ты звонишь мне в середине дня? – спросила она, чтобы сменить тему. Пейшенс казалась сегодня слишком восторженной, полной противоположностью той, какой она видела ее на экране последние несколько раз. Лицо ее светилось, впрочем, возможно, всему виной помехи.
– А что? Разве я не могу соскучиться по младшей сестренке?
– Можешь, разумеется. – Младшая сестренка и сама очень скучала. Пайпер незаметно смахнула пару слезинок. – Но обычно ты мне пишешь. Похоже, тебе есть о чем рассказать.
– Мне всегда есть, о чем с тобой поговорить.
– Угу. – Как мило, но ее просто так не проведешь. Особенно когда Пейшенс так светится. – Рассказывай, что произошло.
– Хочу попросить тебя об одолжении.
– Я так и знала. – Чем она может помочь сестре, находясь здесь? Отправить сувенир? – Признавайся, что тебе нужно?
– Мне нужно, чтобы ты кое с кем встретилась в Париже.
– И с кем же?
Пайпер внимательно слушала объяснение сестры. Ей предстояло навестить сестру умершего художника по имени Найджел Руж.
– Послушай, кажется, кота твоей хозяйки зовут Найджел? – перебила ее Пайпер. Пейшенс частенько рассказывала об огромном коте породы мейн-кун по кличке Найджел.
– Это его кошечий тезка. В семидесятые Найджел был любовником Анны. – Анна была пожилой дамой, на которую работала Пейшенс. Сестра принялась рассказывать трогательную историю о романе хозяйки и художника. – Существует вероятность, что сохранилось хотя бы одно полотно, для которого позировала Анна.
– И ты хочешь, чтобы я встретилась с сестрой Найджела и это выяснила?
– Если кто и знает, какие из работ Найджела сохранились, то это члены его семьи.
Вполне логично. Особенно если Найджел был так же близок с сестрой, как она с Пейшенс.
– Полагаю, с тобой она встретится охотнее, чем с частным детективом.
– Надеюсь, я не выгляжу устрашающе, – усмехнулась Пайпер. Как правило, в жизни чаще пугалась она сама.
– Так ты мне поможешь?
– Конечно. – Пара часов свободного времени у нее всегда найдется. Этот визит поможет разнообразить монотонные будни. – Я позвоню завтра и выясню, когда она сможет меня принять. Возможно, вам повезет, и в доме художника найдется огромный портрет Анны.
– Это будет грандиозно, – рассмеялась Пейшенс, – но я и Стюарт будем рады любой информации.
– Стюарт? – Это что-то новенькое. До недавнего времени Пейшенс с презрением называла Стюарта Даченко слабаком. Отложив нож, Пайпер склонилась к самому экрану. – Что там у вас происходит? Он не имеет ничего против? Ну, ты понимаешь, против клуба?
– Кажется, нет.
– Видишь? Я говорила, он все поймет. Ты ведь пошла туда работать не потому, что тебе нравится танцевать полуголой. – Приблизительно так она отвечала, когда ее дразнили в школе. Разумеется, сестре она об этом не рассказывала, та и без того ужасно смущалась.
По лицу Пейшенс пробежала тень.
– Ты права, вовсе не для этого. И Стюарт говорит, что он понимает.
– Подожди, что значит «говорит, что понимает»? Ты ему веришь? – Было нечто в словах сестры, что не нравилось Пайпер.
– Да, верю. Стюарт прекрасный человек.
– Тогда в чем проблема?
– Ни в чем…
– Пейшенс, ты что-то недоговариваешь.
Сестра покраснела, как помидор, а это могло быть лишь по одной причине…
– О боже! Пейшенс, у тебя что-то с хозяином?
– Не с хозяином, – быстро ответила сестра. – С племянником хозяина. – Почти одно и то же, и обе это отлично понимали. Поэтому Пайпер спросила:
– А какая разница, Пейшенс?
– Одно дело встречаться с боссом, а другое дело с его соседом.
Отличное объяснение.
– Единственный сосед моего босса, которого я знаю, мальчик одиннадцати лет, да и сам Фредерик даже не…
– Что «даже не»?
«Не замечает меня, – хотела сказать Пайпер. – Сегодня впервые он заговорил со мной не по делу». Рассеянно глядя в экран, она провела рукой по щеке, вспоминая, как это было.
– Пайпер?
– Да, прости. Потеряла мысль. Но ты так и не ответила на мой вопрос: ты встречаешься со Стюартом Даченко?
Пейшенс помрачнела.
– В данный момент да.
От такого ответа Пайпер стало нехорошо. Такое же чувство возникало в детстве, когда она ждала, что заденет мяч во время игры в вышибалы. Обычно она оставалась последней.
Пайпер заставила себя растянуть губы в улыбке.
– Как здорово! Очень за тебя рада! – Реакция вышла какой-то детской. На самом деле у нее не было оснований грустить, она должна радоваться за сестру. Виной всему засевшая в сердце тоска.
– Не стоит преувеличивать, – фыркнула сестра. – Нам хорошо вместе, вот и все. Ничего серьезного.
Однако блеск в ее глазах подсказывал, что она о чем-то умалчивает. Ничего, очень скоро Пайпер узнает правду.
Они еще довольно долго болтали, смеялись и шутили, и тоска и грусть ненадолго рассеялись.
– Почему ты не готовишь что-то изысканное французское? – спросила Пейшенс, видя, как сестра ставит макаронную запеканку в духовку.
– Потому что сейчас мне хочется макарон и сыра. Тебе станет легче, если я назову это блюдо макарони у фромаж?
– Станет немного. – На другом конце света сестра поерзала на стуле и вновь нахмурилась. – Ты уверена, что у тебя все хорошо? Ты что-то сказала о своем хозяине. Он по-прежнему хорошо к тебе относится?
И опять Пайпер растянула губы в улыбке.
– Он прекрасно ко мне относится.
– Странно.
– Что ты имеешь в виду?
– То, с каким придыханием ты ответила.
Пайпер закатила глаза. Других выводов от сестры она и не ожидала.
– Я нормально ответила. Он хорошо ко мне относится. Мы почти не видимся. – Сегодняшний день стал исключением. – Знаешь, не у всех такие теплые отношения с хозяевами. Я говорю об Анне, – поспешила добавить она, прежде чем сестра неправильно все истолковала.
– Ну, раз он ведет себя нормально…
– Нормально, уверяю тебя.
Они еще немного поговорили о всякой ерунде. Пейшенс рассказала о Найджеле-коте и о том, как дела у Стюарта. Пайпер солгала, уверив, как все чудесно в кулинарной школе. К тому моменту, как сестры попрощались, запеканка была уже готова и даже съедена. Вечер прошел именно так, как она мечтала, но, к сожалению, стоило выключить компьютер, как тоска навалилась на нее с прежней силой.
– Во всем виноват Голливуд, – сказала Пайпер светящейся вдалеке Эйфелевой башне. – Во всех фильмах они показывают Париж таким потрясающим, и у людей невольно зарождаются мысли, что жизнь под небом Франции будет похожа на волшебный сон.
От ее дыхания на стекле появилось пятно, и она стерла его рукавом. Пейшенс была бы сейчас в ужасе. Она сама всегда очень серьезно относилась к уборке.
Возможно, если бы она работала усерднее, прилагала на занятиях больше усилий, окружение научилось бы ее ценить. Если бы ко всему она относилась с энтузиазмом, то и жизнь была бы легче и веселее. Сейчас же она ощущает только усталость. Действие углеводов прекратилось, вернулась грусть, иссякли последние силы, которые еще оставались после уборки кухни. Пайпер опустилась в кресло и невольно приняла ту же позу, в которой нашла утром Фредерика. За окном искрилась огнями башня. Пайпер откинула голову и принялась любоваться творением Эйфеля. Разве оно не прекрасно?
– В этом кресле сразу хочется спать, верно?
Вопрос прозвучал над ухом неожиданно и немного сурово. Пайпер вскочила на ноги, схватила первое, что попалось под руку, и приготовилась защищаться.
Фредерик рассмеялся и поднял руки.
– Простите. Не хотел вас напугать.
– Вы не напугали. – Учитывая, что в руках она держала подушку, поверить ей было сложно. – Не ожидала, что вы вернетесь так рано. – Ведь еще не поздно, правда? Пожалуйста, пусть будет не поздно.
– Моя знакомая почувствовала себя плохо, и мы ушли в антракте.
Он оглядел ее с удивлением, и Пайпер похолодела, вспомнив, что вместо формы на ней все еще пиджак кулинарной школы.
– Заработались?
– Нет. Я… я собиралась, но…
– Шучу.
– Да, конечно. – Какое счастье, что свет в комнате приглушенный и он не видит, как пылают ее щеки.
– Если помните, я сам предложил вам расслабиться этим вечером. Рад, что вам удалось. – Он отошел к окну, скрестил руки за спиной и постоял так несколько минут, любуясь башней.
Пайпер давно заметила, что Фредерик полностью концентрируется на том, что делает. Идет. Смотрит в окно. Некоторые привычки были связаны с плохим зрением, но, несмотря ни на что, движения его были уверенными, он действовал четко и давал понять, что все, что может, готов делать сам. Если бы он был учеником шефа Диспельту, то справился бы с любым блюдом не хуже учителя.
Внезапно Пайпер поняла, что эти глаза цвета асфальта смотрят на нее. Он что-то сказал, а она не слушала. Поблагодарив тусклое освещение, она осмелилась переспросить:
– Простите, что вы сказали?
– Я спросил, довольны ли вы проведенным в Париже годом?
Значит, он не понял причину ее слез?
– Прекрасный город.
– Да, это так. Вам многое удалось посмотреть?
– Не очень.
В первое время она изучала город с удовольствием и трепетом, но вскоре прогулки в одиночестве ей наскучили.
– Успеваю кое-что увидеть по дороге из школы на работу. У меня не так много времени.
– Плохо. Вам надо задаться целью посмотреть как можно больше. Неизвестно, будет ли у вас еще возможность приехать.
– Я запомню ваш совет. – Пайпер казалось, что он имеет в виду не только красоты города, или из-за усталости она пытается разглядеть то, чего нет. Он говорит так убедительно, почему бы ей не прислушаться к совету?
Против своей воли Пайпер занервничала. Фредерик был таким элегантным в летнем костюме, что ей стало стыдно за свой измятый пиджак и исходивший от рук запах лука.
Внезапно в комнате стало душно. Положив подушку на место, она произнесла:
– Мне необходимо закончить уборку на кухне.
В помещении не было ни пятнышка, но другого повода сбежать она не нашла.
– Да, и простите, что расплакалась.
– Вы прощены, Пайпер. Надеюсь, все, что вызвало ваши слезы, завтра уже не будет вас расстраивать.
– Надеюсь, – пролепетала она и собиралась пожелать ему спокойной ночи, но Фредерик уже стоял к ней спиной и продолжал любоваться огнями башни.
Возможно, всему виной блики на стекле, но он неожиданно показался Пайпер таким одиноким и далеким от этого мира. Может, она и не самый одинокий человек в Париже?
Фредерик Лафонтен одинок. Это она теперь знала точно. А еще поняла, что очень устала.
Глава 2
На следующее утро Пайпер позвонила Мари Руж-Монпелье. К ее удивлению, пожилая дама выказала огромное желание увидеться, и особенно настаивала после того, как услышала упоминание о работах своего брата. Она пригласила Пайпер прийти после ланча. Это означало, что придется пропустить занятия, и это даже немного радовало. Выходной будет сейчас очень кстати, поможет прийти в себя.
Мари, как оказалось, проживала в одной из башен в районе Ла-Дефанс – деловом квартале в ближайшем пригороде, добраться до которого было проще, чем она ожидала.
Не желая являться раньше времени, Пайпер решила осмотреть окрестности. Ее внимание привлекла Большая Арка, задуманная архитектором как вариант знаменитой Триумфальной арки двадцатого века. В такой прекрасный летний день, когда погода была не слишком жаркой и не слишком прохладной, так приятно прогуляться по улицам. Начался обеденный перерыв, и кафе и рестораны стали заполняться людьми. Туристы предпочли различным заведениям лужайки парка неподалеку. Проходя мимо, Пайпер наблюдала за тем, как весело они смеются и обсуждают увиденное. Может, Фредерик имел в виду именно это, когда советовал посмотреть в городе все, что только возможно?
Мысли о хозяине выбили ее из равновесия. Когда она проснулась утром, его уже не было дома. Это ее не особенно удивило, поскольку так бывало большую часть дня, но она надеялась, что после вчерашнего вечера что-то может измениться. Перед глазами стоял его образ у окна, сердце сжималось от сочувствия его одиночеству. Фредерик был глубоко погружен в свои мысли, и от этого казался далеким и непонятным ей.
То, чем она сейчас занималась, можно выразить одним словом – прожекты. Или двумя – пустые мечты. В любом случае, ей необходимо остановиться. Ее постоянно плохое настроение не означает, что босс пребывает в таком же состоянии.
Неожиданно разболелись ноги, протестуя против открытых туфелек, надетых после нескольких месяцев ношения ботинок. Пайпер огляделась, выбирая кафе, где можно было бы передохнуть, и заметила на углу много свободных столиков под бордовыми с белым тентами. Устроившись в одном из кресел из ротанга, она достала мобильный телефон, когда услышала знакомый голос, заказывающий чашку эспрессо.
Она повернулась. Даже в очках-авиаторах, закрывающих половину лица, она узнала Фредерика.
Он был один. По крайней мере, кресло напротив не было занято, а вытянутые ноги, загораживающие к нему проход, наводили на мысль, что он никого не ждет. Она оглядела его длинные ноги, отмечая, как узкие брюки подчеркивают развитые мышцы, и подумала, что сегодня он, похоже, в более приподнятом настроении.
Должно быть, чувствовать себя уверенно намного приятнее, чем постоянно стараться казаться таковым. И конечно, здорово быть таким красавцем. Пейшенс любила повторять, что красивым быть совсем не обязательно, поскольку красота быстро уходит. Пайпер не знала, согласна ли она с сестрой. Ведь ее никто не считал красивой. Ребята в школе посмеивались над тем, чем занимается ее сестра, хотя в глазах у них при этом вспыхивал огонь. На нее саму так никто никогда не смотрел.
Внезапно, будто почувствовав ее взгляд, Фредерик повернулся в ее сторону. Пайпер подумала, что будет лучше сделать вид, что она его не заметила, но вместо этого почему-то махнула рукой. Он никак ей не ответил. Пайпер уже была готова обидеться, но вовремя поняла, что находится вне поля его зрения. Пригладив юбку, она встала и подошла к столику.
– Бонжур, месье, – произнесла она с улыбкой.
Приветствие, произнесенное с американским акцентом, заставило Фредерика вынырнуть из своих мыслей. На данный момент он был знаком лишь с одним человеком, который так говорил. Несколько раз моргнув, он уловил вихрь желтого и красного на краю картинки. Подняв голову, он увидел знакомое лицо брюнетки.
– Пайпер? Как вы здесь оказались?
– Я сидела через два столика. Помахала, но вы не обратили внимания.
Не стоит забывать о вежливости. Они оба понимают, он не ответил, потому что она сидела не с той стороны.
– Задумался, – поспешил ответить Фредерик, поддерживая ее игру.
– Я вам не помешала?
– Нисколько. Пытаюсь убить время после рано закончившейся встречи. – Еще одного бессмысленного визита к офтальмологу. Он раз в несколько месяцев приходил к врачу лишь для того, чтобы услышать, что зрение его не стало лучше. – А вы?
– Вообще-то пытаюсь убить время перед встречей, – улыбнулась она.
Фредерик неожиданно для себя понял, что ему приятно видеть Пайпер. В доме она всегда носила пиджак кулинарной школы или строгую форму, которая была полной противоположностью той, о которой мечтала бы любая горничная-француженка. А это платье… Яркие цвета определенно ей идут. Кроме того, он мог любоваться ее открытыми плечами, что раньше было невозможно.
– Встречаетесь с другом? – спросил он. Предстоящее свидание объясняло такой наряд. Ему внезапно стало любопытно, с кем она проводит время. Ведь о ее личной жизни ему было известно только то, что вчера вечером она из-за кого-то плакала. Странно, что такая привлекательная американка – а она была, несомненно, очень привлекательной – проводит все вечера в Париже в одиночестве.
– У меня встреча в Роуз-д'Армс неподалеку, – произнесла Пайпер. – Это дом для престарелых недалеко отсюда.
– Хотите подобрать себе суррогатную бабушку?
– Нет, – со смехом ответила она. Надо заметить, смех у нее заразительный и веселый. Похож на перезвон колокольчиков. – Это по просьбе сестры.
– Что у вашей сестры может быть общего с домом для престарелых?
– Долгая история. Не хочу утомлять вас подробностями. Я подошла просто поздороваться. Не буду мешать вам заниматься тем, чем…
– Прошу вас, останьтесь. Будем убивать время вместе.
– Вы уверены, что я не помешаю?
Она выглядела смущенной, и ее не за что винить. Все восемь месяцев они почти не разговаривали, а тут третий раз за два дня.
– Я бы не предложил, будь это так. Какой смысл нам двоим сидеть за соседними столиками? Кроме того, вы меня заинтриговали.
В этом кафе, как и во всех прочих на площади, столики стояли рядом, а не напротив друг друга, чтобы посетители могли насладиться прекрасным видом. Пайпер села, и Фредерика обдало ароматом ванили и пряностей, от которого рот наполнился слюной.
– Вы сегодня что-то пекли?
– Нет, – пожала плечом девушка. – А в чем дело?
– Все в порядке. – Он не ожидал, что от человека может исходить такой восхитительный аромат. – Теперь рассказывайте свою длинную историю.
Пайпер глубоко вздохнула и начала:
– Хозяйка моей сестры, Анна, в семидесятых жила в Париже с художником и часто позировала ему. Ее внучатый племянник, Стюарт, хотел сделать ей сюрприз ко дню рождения и преподнести картину. Поэтому Пейшенс попросила меня встретиться с сестрой художника и выяснить, не сохранилась ли какая-нибудь работа.
– Полагаю, ваша сестра могла бы найти более простой способ. Если художник известный…
– Вот тут начинаются сложности.
Пайпер отвлеклась и сделала заказ официантке, принесшей его кофе.
– Сложности, вы сказали.
– Художник давно умер. Если верить Анне, он был сравним по таланту с Пикассо. Теодор Даченко купил…
– Простите. – Фредерик вынужден был ее перебить. – Вы сказали, Теодор Даченко?
– Именно, – кивнула Пайпер. – Моя сестра Пейшенс работает у Анны Даченко, его сестры.
Невероятно. Коллекция серебряных изделий Даченко было известна во всем мире. Фредерик лично знал людей, которые мечтали получить экземпляр из коллекции этого русского. Что же касается Теодора, он считался одним из самых безжалостных олигархов двадцатого века.
– Вы хотите сказать, что пытаетесь заполучить портрет Анны Даченко?
– Это не совсем портрет. Она позировала обнаженной. Найджел много писал, кроме того, работы были весьма… откровенные и…
– И Даченко их уничтожил, – закончил за нее Фредерик. – Поразительно. Фамилия Даченко… скажем так, если даже одна картина существует, это станет событием в современной культуре.
– Не думаю, что Стюарту есть дело до живописи, художественная ценность картины для него не важна – он просто хочет подарить тетушке кусочек воспоминаний. Как говорит Пейшенс, Анна по-настоящему любила этого художника.
Вернулась официантка и поставила перед Пайпер чашку кофе с молоком.
– История весьма трагическая, правда, – сказала она и сделала глоток.
Трагическая, но интересная. Фредерик был невероятно заинтригован, такого чувства он не испытывал со студенческих времен.
– Ничто так не будоражит кровь, как возможность открыть миру нового художника, – задумчиво произнес он. – Эйфория захватывает вас, как… – Сравнение со страстью прозвучало бы неуместно в обществе женщины. – Невероятно захватывает. Не многие чувства могут сравниться с этим по силе. Я вам завидую.
– Все это может быть впустую.
– Возможно. – Фредерик потянулся к чашке, размышляя, что, скорее всего, так и есть. – Будет предприятие успешным или нет, азарт все равно присутствует.
– Вы бы не согласились пойти со мной?
Он опустил чашку и внимательно посмотрел на Пайпер.
– Извините, не понял?
– Вы только что сказали, что завидуете мне, кроме того, я совсем не разбираюсь в искусстве. А вдруг картина с изображением Анны висит у этой дамы на стене? Откуда мне знать, стоит ли она тех денег, что готов заплатить Стюарт?
– Вы же говорили, что ценность картины не в стоимости.
– Верно.
Повисла пауза, и Пайпер заерзала в кресле. Вскоре она заговорила опять, и от него не ускользнуло то, как изменился ее голос, стал ниже и менее восторженным.
– Что ж, ладно. Я только предложила.
– Нет, вы не поняли, я буду рад составить вам кампанию. – Фредерик принял решение, не думая, что его подтолкнула перемена в ее голосе.
Улыбка вернулась на лицо Пайпер.
– Здорово! Допьем кофе, и можем идти.
Делая глоток эспрессо, Фредерик думал о том, что нет ничего страшного в том, чтобы нанести визит пожилой женщине в доме престарелых. Вреда от этого не будет.
Откуда же у него такое чувство, будто он ввязывается во что-то более серьезное?
В квартире Мари, разумеется, не было никаких картин. Их встретила высокая женщина с изможденным лицом в бархатном домашнем костюме.
– Профессор! Как интересно, – приветствовала она их с широкой улыбкой и протянула ему руку. – Прошу, проходите.
– Я предполагала, что ваше появление произведет фурор, – пробормотала стоящая позади Пайпер.
Фредерик улыбнулся в ответ, ощущая забытый трепет перед началом охоты.
Он согласился, несмотря на то, что так до конца и не понял, почему Пайпер предложила пойти вместе. Кто знает, когда выдастся случай ступить на знакомую дорожку. Кроме того, как он мог отказать такой красавице. Пайпер прошла в глубь комнаты, и он смог разглядеть ее фигуру. Ей бы позавидовала и обладательница безупречных форм. Мягкие изгибы, стройный силуэт – руки так и тянулись прикоснуться к ней. Решено. Надо избавиться от этой жуткой формы для горничной.
– Какой период вы изучаете, профессор? – спросила Мари. Она уже, прихрамывая, шла по комнате к книжному шкафу.
– Средневековье.
– Найджел сказал бы, что вы застряли в прошлом. Он гордился тем, что противопоставлял себя истеблишменту. Мы все тогда этим гордились. Прошу, присаживайтесь.
Она жестом указала на диван, размеры которого с трудом позволяли так его называть. Чувствуя себя гигантом, Фредерик пристроился на край, удивляясь, как женщина с ростом Мари умудряется чувствовать себя на нем комфортно. Пайпер опустилась рядом, и он вновь с удовольствием вдохнул аромат ванили и пряностей. Такое ощущение, что он зашел в самую прекрасную кондитерскую на свете.
– Мой брат был таким талантливым. Мама утверждала, что он научился рисовать раньше, чем ходить. Я уверена, она преувеличивала. Знаете, я не могу вспомнить и дня, чтобы он не сделал хотя бы рисунок или набросок.
Женщина достала альбом, похожий на большую пластиковую папку, и открыла.
– Вот, – сказала она. – Брату пять лет, а он уже выиграл свой первый конкурс.
Альбом лег на колени Фредерика. Фотография была старой и очень маленькой, поэтому ему было трудно разглядеть изображение, но он наклонился вперед и сделал вид, что внимательно смотрит. Пайпер тоже подалась вперед, и ее колено коснулось его бедра. Фредерик с трудом вдохнул.
– Впечатляет, – пробормотал он, сам не понимая, что имеет в виду, ногу Пайпер или достижения Найджела.
– Он мог бы так много сделать, – продолжала Мари. – Мы все умоляли его отказаться от этого ужасного мотоцикла, но он был упрям. – Голос ее дрогнул. – Простите. – Женщина опустила глаза и поджала губы. – Я так давно ни с кем не говорила о Найджеле.
– Простите, что вызвали у вас неприятные воспоминания, – поспешила вставить Пайпер.
– Все в порядке. Они не такие уж неприятные. Мне кажется, в некотором смысле Найджел был рад умереть молодым. Он как-то сказал мне, что художник находит признание только после смерти.
– Могу назвать вам имена нескольких современных художников, которые поспорили бы с этим утверждением, – заявил Фредерик.
Мари грустно улыбнулась.
– Я никогда не соглашалась с ними. В конце концов, это уже не имеет значения, ведь его работы уже никто не увидит.
Потому что Теодор Даченко приказал их уничтожить.
– Поэтому мы здесь, – произнесла Пайпер. – Моя сестра работает у Анны Даченко.
Улыбка сползла с лица Мари.
– Эта семья уничтожила моего брата, – воскликнула она. – Я была маленькая, но отлично помню, что говорили мои родители о Теодоре и всех остальных Даченко.
Надо отдать должное Пайпер – она оставалась спокойной. Его всегда занимало, как люди реагируют в подобных ситуациях. Его экономка определенно умеет держать себя в руках.
– Как я понимаю, Теодор Даченко заслужил ваш гнев, – продолжала Пайпер. – Он совершил ужасный поступок.
– Возмутительный. Погубил жизнь моего брата, уничтожил его работы и только для того, чтобы у его семьи не было повода стыдиться.
Остальную часть гневной речи Мари произнесла себе под нос.
– Если для вас это важно, Анна прекратила всякое общение с братом после того, как он это сделал.
Мари подняла на нее глаза.
– Правда?
– Да. Сестра говорила, что Анна, как и вы, обвиняла брата в смерти Найджела. Кстати, она так и не вышла замуж.
– Из-за Найджела?
– Она очень любила вашего брата.
Фредерику стало не по себе. Любовь лишила молодую наследницу будущего.
Мари вернулась к книжному шкафу. Ее вытянутый силуэт наполовину скрывала темнота.
– Я встречалась с ней лишь однажды, – после молчания произнесла она. – Найджел привел ее на воскресный обед и представил как свою музу. Не скажу, что родители были счастливы. Помню, отец прошептал маме, что Анна «выглядит слишком дорого».
Фредерик живо представил себе картину, как Найджел, их вечно голодный сын, приводит в дом родителей богатую семнадцатилетнюю любовницу.
– Мне известно, что Теодор пытался уничтожить все картины Найджела. – Пайпер заерзала на месте, и на этот раз коснулась его всем бедром. – Мы надеялись, может, несколько полотен все же сохранились?
– Вы полагаете, сохранись хоть одна, моя семья хранила бы ее?
– Возможно, перед приездом Теодора Найджел кому-то продавал свои работы? – предположил Фредерик. – Или подарил друзьям.
Мари покачала головой.
– Мне об этом неизвестно. Из всех работ Найджела сохранилась лишь пара пейзажей, которые он написал еще в художественной школе и подарил маме.
– Что ж, – вздохнула Пайпер. – Мы предполагали, что надежды мало.
Фредерик подумал, что она, кажется, напротив, очень рассчитывала на удачу. Ее разочарование слишком велико, это очевидно. Он сам не раз напоминал своим ученикам, что в жизни часто приходится разочаровываться. Однако сейчас ему не хотелось объяснять это Пайпер, а просто пожать ей руку. На него это совсем не похоже.
Мари тем временем продолжала говорить.
– Я совсем не уверена, что родители позволили бы сохранить хоть один портрет Анны. Они и слышать не хотели о Даченко.
– Да, – кивнула Пайпер. – Я понимаю.
– У моего брата был друг, который может что-то знать. У него галерея в Марэ. Кажется, он добился успеха. Его звали Гаспар.
Фредерик поднял глаза на женщину.
– Гаспар Теру?
– Да, именно так.
– Вы его знаете? – повернулась к нему Пайпер.
– Галерея Гаспара Теру одна из самых уважаемых в Париже.
– Гаспар был очень близок с Найджелом. Только он может знать, продавал ли брат кому-то портреты Анны. Если еще жив.
– Вот что я вам скажу, – обратился Фредерик к Пайпер, когда позже они шли по площади. – Если Гаспар представляет работы Найджела, тот должен быть очень талантлив. В его галерее вывешены полотна самых талантливых молодых художников Европы. Я купил несколько картин сына Гаспара, Бернара. Он немного уступает отцу, но тоже очень талантлив.
Пайпер не было дела до таланта Бернара, ее волновало только то, что поиски зашли в тупик. Она не ожидала, что будет так разочарована ответом Мари, уверявшей, что картины уничтожены. Ее тронула история любви Найджела и Анны.
Она развернулась, чтобы лучше видеть идущего рядом мужчину. Поддавшись внезапному порыву, она пригласила Фредерика пойти с ней. Причина в том, что он увлекся историей; кроме того, она решила, что с ним ей будет спокойнее, если Мари не выкажет той же радости, что по телефону. Женщине любого возраста будет приятно увидеть у себя на пороге мужчину, который выглядит как Фредерик.
А теперь получается, он может стать ее спасением.
– Полагаю, вы не знаете, жив ли еще Гаспар Теру?
– Он жив, но последние несколько лет болел. Проблемы с головой. – Он сделал неопределенный жест рукой.
Именно этого Пайпер и боялась. Вздохнув, она смахнула прядь волос с лица. Что ж, по крайней мере, ей есть к кому обратиться.
– Может, его сыну что-то известно? Как, вы сказали, его имя?
– Бернар.
– Позвоню ему завтра. Может, у его отца сохранились какие-то записи или дневники.
– Искренне желаю удачи. С Бернаром очень непросто связаться. Он предпочитает общаться только с серьезными коллекционерами. Даже в его галерею можно попасть лишь по предварительной договоренности.
Отлично. И как ей добиться этой договоренности? Звонить постоянно, пока Бернар не ответит?
Или… Ей пришла в голову неплохая идея.
– На ваш звонок он ведь непременно ответит, верно?
– Разумеется. Мы много лет сотрудничаем. Хотите попросить меня договориться о вашей встрече с Бернаром?
– А вы могли бы? Тогда он согласится со мной разговаривать. К тому же, если картина найдется, это будет и ваш успех.
Фредерик не смог сдержать смех.
– Что? – Пайпер смутилась. Она никогда не видела столь ироничного выражения его лица. Потом он откинул голову и смеялся громко и от души, глядя в небо. – Вам это не нужно?
– Напротив, признание всем приятно.
– Тогда что вас так рассмешило?
– Нет, ничего.
Что же его так развеселило? Может, это она? Тогда почему ей не щемит сердце, как бывало каждый раз, когда люди над ней смеялись? Вместо этого ей стало на удивление легко и тепло рядом с ним.
– Так вы позвоните Бернару?
– Да, позвоню. Как только доберусь до университета.
– Спасибо вам большое! Вы самый лучший! – Пайпер была так рада, что встретила Фредерика. Пожалуй, сегодня ее лучший день в Париже. Неожиданно для самой себя, она потянулась и обняла его за плечи.
Она прижималась к Фредерику, пока не почувствовала, что пряжка его ремня давит на грудную клетку. Отпрянув, она опустила голову, моля бога, чтобы он не заметил, как покраснели ее щеки.
– Хм… Спасибо вам, – пробормотала Пайпер.
– Рад помочь, – ответил Фредерик.
Интересно, на его лице опять присутствует то же ироничное выражение? Но чтобы посмотреть, ей пришлось бы поднять на него глаза, а это было невозможно.
Учитывая, как горит лицо, лучше достать мобильный телефон и сделать вид, что она что-то ищет.
– Мы неплохо провели с вами время, – услышала она над головой. – У меня скоро факультатив. Попросить Мишеля отвезти вас домой?
И ей придется сидеть рядом с ним на заднем сиденье автомобиля?
– Не стоит беспокоиться. Я доеду на метро. – Так безопаснее. – Я хотела зайти на фермерский рынок.
– Как вам удобно. Я сообщу, что ответил Бернар.
Пайпер проводила взглядом удаляющегося в сторону кафе Фредерика. Он был спокоен и двигался с присущей ему грацией. Очевидно, такая нервная реакция возникла только у нее. Впрочем, как можно надеяться, что будет по-другому?
Глава 3
Когда она вернулась на следующий день из школы, Фредерик ждал ее в гостиной.
– У нас встреча с Бернаром через полчаса, – сообщил он. – Машина уже едет.
– У нас? – переспросила Пайпер, чтобы удостовериться, что верно его поняла. Сегодня они виделись впервые, и после той неловкой ситуации, что произошла вчера, когда она позволила себе его обнять, Пайпер даже не надеялась на столь милостивое обращение. – Вы тоже пойдете?
– Придется, раз уж я принимаю участие в поисках картины. Кроме того, Бернар обмолвился о том, что одно имеющееся у него полотно может меня заинтересовать.
– Правда? – Значит, она его правильно поняла. По телу прокатилась теплая волна радости. – Я скоро буду готова.
Она бросилась в свою комнату, на ходу расстегивая пиджак. Фредерик все очень быстро организовал. Конечно, она помнила, что он обещал ей связаться с художником немедленно, но не ожидала, что встреча состоится так скоро. Он еще сказал, что будет принимать участие в поисках лично. Неужели она не ослышалась? Пайпер была польщена, что важная для нее встреча стояла первым пунктом в списке дел такого занятого человека, как Фредерик.
Платье, в котором она была вчера, висело на спинке стула. Пожалуй, это ее лучший летний наряд. Когда-то она наивно полагала, что сможет купить себе что-нибудь новое в Париже. «И все же это лучше, чем джинсы и футболка», – напомнила она себе и поспешно натянула платье через голову. Юбка немного помялась, но в рамках допустимого. Ведь, кроме Фредерика, никто не знает, что вчера она была в том же самом. Решив, что он, скорее всего, не обратил внимания на то, что на ней надето, она подхватила босоножки и понеслась обратно в гостиную.
– Очень быстро, – отметил Фредерик. Он, как всегда, выглядел безупречно, на этот раз в легком льняном пиджаке.
– Вы велели поспешить.
– Я не думал, что люди понимают, что это значит. Вы, должно быть, забыли, что я провожу большую часть дня в обществе студентов, а у нас разные понятия о времени. – Он распахнул входную дверь и жестом пригласил ее выйти. – Идем?
Как и большинство художественных галерей Парижа, галерея Гаспара Теру располагалась в квартале Марэ, в исторической части города недалеко от площади Вогезов.
Пайпер вышла из машины и с удовольствием вздохнула полной грудью.
– Должна вам признаться, эта часть города нравится мне намного больше. – Архитектура деловых районов была современной, а здесь… Это был именно тот Париж, о котором она мечтала. – Булыжники, статуи, все это так…
– Романтично? – подсказал Фредерик.
Сухой тон заставил ее покраснеть.
– Понимаю, я кажусь вам типичной американкой.
– И да и нет. Знаете, это и мое любимое место в городе. Как бы ни впечатляли небоскребы, им далеко до французской классики. Кстати, эта площадь является первым примером городского планирования. Генрих IV обогнал свое время. – Он обвел рукой площадь. – К тому же это одно из немногих мест, где здания выдержаны строго в едином стиле. Видите эти аркады по периметру?
Фредерик продолжал рассказывать об архитектуре и исторических деталях, и Пайпер жалела, что не может все это оценить должным образом. Ее больше привлекало выражение его лица, энтузиазм в глазах, который был виден даже сквозь стекла очков. Его манера говорить вызывала трепет в груди. Сейчас Фредерик был не такой серьезный, как обычно, будто вырвался из рамок. Пайпер могла бы слушать его вечно. Как хорошо, что у шефа Диспельту не такой завораживающий голос. Она бы постоянно отвлекалась и не смогла бы записать ни один рецепт.
– Не сомневалась, что вы, как искусствовед, отлично знаете предмет, – усмехнулась Пайпер.
Нет, она не ошиблась, и щеки чуть ниже очков-авиаторов порозовели.
– По моему мнению, архитектура – одна из форм искусства. Например, горгульи Нотр-Дама или памятник Людовику XIII на площади Вогезов. Я очень ценю стремление людей вкладывать силы в создание красоты. Когда я думаю об этой части Парижа, особенно если вспомнить, сколько войн пришлось пережить городу, я не могу ей не восхищаться. – Пойдемте, – сказал Фредерик, помолчав немного. – Галерея Бернара на западной стороне.
Взяв Пайпер под локоть, он повел ее в дальний конец площади. Пока они шли мимо галерей и антикварных магазинов, Пайпер с интересом разглядывала витрины, но все же больше ее занимали ощущения от прикосновений Фредерика, хотя он и отпустил ее руку через пару секунд.
– Галерея Бернара под номером тридцать три. Дверь, как правило, заперта, нам придется звонить.
– Закрытая дверь, встречи по договоренности. Вы правы, он избирателен с клиентами.
– Он может себе это позволить.
– Мило. Надеюсь, я все же попаду внутрь.
– Непременно, – произнес Фредерик с улыбкой. – Вы же со мной.
Пайпер издалека увидела галерею. Фредерик толкнул дверь и, поняв, что она открыта, распахнул, пропуская Пайпер вперед. Над головой звякнул колокольчик.
– Бонжур! – К ним уже направлялся хозяин галереи – высокий поджарый мужчина с тонкой полоской усов над губой и зачесанными назад волосами с проседью. Взглянув на Фредерика, он расплылся в улыбке, обнажившей два ряда идеальных зубов, и затараторил по-французски с такой скоростью, что Пайпер потеряла надежду уловить, о чем идет речь. – Прошу меня извинить, – вскоре переключился он на великолепный английский. – Я слишком возмущен, что Фредерик так редко у меня бывает.
– А я ответил, что просто завален работой.
– И это истинная правда, – добавила Пайпер. – Месье почти не бывает дома. – Слова прозвучали как жалобы брюзжащей жены, и Пайпер смутилась. – Я хотела сказать, что он слишком много работает. – Вышло не лучше.
К счастью, хозяин галереи был искренне рад видеть Фредерика и спешил показать ему картину.
– Я уже говорил по телефону об этой работе, уверен, тебе понравится. Начинающий художник из Праги. Я нашел его во время последней поездки. Видел бы ты, какие он находит оттенки.
– Не сомневаюсь, что он настоящий мастер, – перебил его Фредерик. – Но прежде позволь Пайпер задать тебе один вопрос. О друге твоего отца.
По лицу Бернара было видно, что он предпочел бы поговорить о своей находке, но он не стал возражать.
– Разумеется. Но, как я и сказал, у отца было очень много друзей. Возможно, они общались еще до моего рождения, тогда я ничем не смогу помочь.
– Он был не только другом, вероятно, еще и клиентом, – произнесла Пайпер. – Сестра того художника полагает, что у вашего отца могли сохраниться некоторые его работы.
Она достала телефон, чтобы показать присланную Пейшенс фотографию одного из полотен.
– Надеюсь, еще сохранились книги с учетными записями о продажах. Его звали Найджел Руж. Это написал он.
Она протянула телефон. Глаза Бернара стали круглыми, брови поползли вверх.
– Бог мой, не могу поверить! Вы ищете это произведение? Картину с изображением обнаженной дамы?
– Да… – неуверенно ответила Пайпер, она уже и сама стала сомневаться, что это так. Выражение лица Бернара заставляло ее нервничать. – А в чем дело?
– Я вырос, любуясь этой женщиной.
– Вы… Что?
– Именно, картина висела у нас в столовой.
Невероятно. Пайпер поверить не могла в свою удачу. Она уже настроилась на долгий разговор, приготовилась умолять мужчину рассказать, где он видел эту картину.
– Она все еще принадлежит вашей семье?
Бернар покачал головой.
– Боюсь, уже нет. Я продал большую часть вещей, когда мы расставались с домом. Необходимо было оплатить долги. Эта картина была продана вместе с остальными.
Ей надо было заранее приготовиться к тому, что поиски редко бывают легкими и короткими. И все же надежда существует.
– Но вы ведь знаете человека, который ее купил?
– У меня записано все о каждой картине. – Бернар вскинул голову.
– Можем мы узнать имя? – вмешался Фредерик.
Пайпер вздрогнула. Видимо, последние несколько минут Фредерик разглядывал работы, поэтому голос его звучит так глухо.
– Разумеется, но мне потребуется несколько минут, чтобы найти все в компьютере.
– Спасибо вам, – с чувством сказала Пайпер, обращаясь скорее к Фредерику, нежели к Бернару. – Вы очень мне помогли.
– Вернусь, как только найду нужную информацию. А вы тем временем посмотрите картину Бискупа. Она называется «Зауфальствы». – Бернар самодовольно улыбнулся и указал рукой на картину. – Вы будете в восторге от его манеры.
Пайпер подошла к картине. Типичный пример современного искусства. Перемешанные цвета – белый, красный и черный, – вероятно передающие некий смысл. Цена ее впечатлила больше. Она меньше заплатила за весь год обучения в кулинарной школе.
– Что скажете? – обратилась она к Фредерику, стоящему у нее за спиной.
– Любопытно, – только и ответил он.
– Ваш друг действительно думает, что вы сегодня это купите?
– Полагаю, да. Бернар никогда не шутит, когда разговор идет об искусстве.
– Вы так и сделаете? Выпишете чек, если работа понравится?
– Если понравится, да.
Пайпер тряхнула головой. В ее голове не укладывалась мысль о том, что можно одним росчерком отдать сумму, которую ей пришлось копить много месяцев, в прямом смысле откладывая каждое пенни. А Фредерик собирался расстаться с такими огромными деньгами так легко, словно покупал новую рубашку.
– Вам она нравится? – спросил он.
– А вам?
– Честно? – Он склонил голову набок. – Я не вполне понимаю, что сейчас вижу. Передо мной лишь смешение красок.
Пайпер прищурилась, стараясь уловить какие-то очертания. На ее взгляд, эта работа ничем не отличалась от многих, висящих в доме Фредерика. Но они производили лучшее впечатление, были легче и разнообразнее по цвету. Эта картина, определенно, не манила ее. От взгляда на полотно внутри появлялось знакомое неприятное чувство, а это не приносило радости. Не хотелось бы видеть эту картину каждый день.
– Она очень грустная, – произнесла наконец Пайпер.
– Так и должно быть. – Вдалеке послышались шаги. – Ведь «зуфальствы» переводится с чешского как «отчаяние».
Неудивительно, что у нее появилось ощущение зияющей внутри дыры.
– Не представляю, как может появиться желание купить произведение, нагоняющее тоску? Впрочем, я плохо разбираюсь в искусстве.
– Вот как? А я полагал, повара считают кулинарию искусством.
– Знаменитые шефы безусловно. Каждый из них своего рода творец. – Шеф Диспельту частенько напоминал им об этом. – Но я говорю о живописи и всяком таком. – Она перевела взгляд на соседнюю картину. – Единственным предметом искусства в нашем доме был постер с «Водяными лилиями» Моне. Думаю, Бернар не продает постеры.
– Нет, не продает.
– Плохо. – Пайпер стояла и смотрела на картину. Цвета на ней были ярче и веселее, но она не оказывала такого сильного воздействия, как первая. Внезапно Пайпер поняла, почему полотно Бискупа показалось ей знакомым. Оно напомнило ей Фредерика. Он тоже был сильным и умел убеждать. Но эта грусть… Ее она во Фредерике не замечала. Хотя, несомненно, она присутствовала. И еще он был одинок. Несмотря на загруженность. По крайней мере, он много времени проводит один. Если у него и есть родственники и друзья, то никто из них ни разу не был приглашен в его дом.
– Надеюсь, вы не купите эту картину, – произнесла она вслух.
Он резко к ней повернулся и внимательно посмотрел в лицо. Глаза его стали серее, чем обычно.
– Почему бы и нет?
– Потому что… – Как она собиралась ответить? Потому что эта картина навевает мысли о нем? Если человек любит быть один, совсем не значит, что он одинок. Скорее всего, Фредерик один из тех людей, кто любит уединение.
В любом случае ему безразлично, что она ответит. Но стоило посмотреть на него, как из головы вылетели все мысли. Пайпер могла думать только о том, как красивы его стального цвета глаза, впрочем, сейчас они казались ей похожими по цвету на пушистые клубы дыма. Этот дым был почти осязаем, он наполнял пространство и окутывал теплым шарфом.
Прядь волос упала на лоб и чуть скрыла один глаз. К ней хотелось прикоснуться.
– Пайпер? – услышала она свое имя.
Господи, она по-прежнему стоит и смотрит на него, открыв рот.
– Я хотела сказать, – начала она, касаясь ладонью лба, – мне неловко, что вам приходится что-то из-за меня покупать.
– Думаете, я не умею говорить «нет»?
– О, нет, конечно. Тогда так и скажите. Нет. Мне бы не хотелось…
– Не волнуйтесь, – перебил ее Фредерик, спасая от возможности поставить себя в еще более глупое положение. – Некоторое время назад я решил больше не покупать картины. Бернар забыл об этом моем решении, поэтому и предложил.
Сердце ее подпрыгнуло и забилось сильнее. Разумеется, Бернар забыл. Он так самоуверен и занят только собой, другой бы на его месте тоже забыл.
Фредерик рассмеялся:
– Ну, уж прямо так.
Пайпер захлопала глазами. Неужели она высказала свои мысли вслух? Лучше бы ей провалиться сквозь землю.
– Так что скажете? Думаете, ему хорошо удается работать с оттенками?
К счастью, в этот момент подошел Бернар и спас Пайпер.
– Я предрек этому автору невероятную популярность. Уже несколько серьезных коллекционеров внесли его в список своих пожеланий. У тебя есть шанс получить одну из его работ, прежде чем цена на них взлетит.
– Получается, ты прибрал его к рукам? – произнес Фредерик. Пайпер была удивлена услышать от него такое выражение. – Бернар начинает давить только тогда, когда сам получает выгоду, – объяснил он ей. – Верно, Бернар?
Щеки владельца галереи стали пунцовыми.
– Да, я прочу ему большое будущее. Но ты же знаешь, я поступаю так только в случае, когда художник талантлив.
– Да, знаю. Ты нашел адрес?
– Нашел. – Бернар повернулся к Пайпер. – Картина называется «Анна возлежащая». Мне так стыдно, что я забыл. Ее купил человек по имени Джон Аллен. Находится ли она до сих пор у него, я не знаю.
Пайпер взяла маленький листок бумаги. Это же настоящее чудо! У нее есть имя конкретного человека, будет чем порадовать Пейшенс.
– Глостершир, – прочла она. – Англия?
– На северо-запад от Лондона, – ответил ей Фредерик.
Неизвестно, можно ли еще найти Джона Аллена по этому адресу и телефону, но все же начало неплохое. Очень неплохое.
– Два дня назад мы не знали, существует ли картина, – произнесла Пайпер, когда они с Фредериком вышли на улицу. – А сейчас у нас даже есть имя и адрес. Я теперь Пайпер Раш – сыщик предметов искусства.
– Найти пропавшую картину всегда волнительно. Знаете, однажды обнаружилось, что полотно семнадцатого века Лебрена висит в люксе отеля «Ритц Карлтон».
– Я бы не поставила эти работы в один ряд. Но племянник Анны будет доволен. – Пайпер не представляла, кто такой Лебрен, но семнадцатый век внушал уважение. – Ему повезло, что отец Бернара решил оставить одну из картин друга себе.
– Несомненно. – Они стояли в тени, но Фредерик все же надел очки. Оглядев темные стекла, Пайпер ощутила трепет в груди. Она была рада, что ей не придется больше смотреть в эти глаза, к тому же ее переполняла энергия, будто она выпила не один литр кофе.
– И какие у вас планы, мадам сыщик? – поинтересовался Фредерик.
– Расскажу обо всем Пейшенс, чтобы они поскорее принялись искать этого Джона Аллена.
– Похоже, такие перспективы вас не очень увлекают?
Странно, но это было так.
– Мне будет не хватать работы сыщика.
– Мне тоже было приятно отвлечься от ежедневной рутины. – Ему было неожиданно приятно провести с ней время и помочь оказать услугу сестре, но вскоре жизнь должна вернуться в свое прежнее русло. – Но вам не обязательно на этом заканчивать поиски.
Пайпер рассмеялась.
– Вам известно об еще одной пропавшей картине?
– Нет, но вы и эту еще не нашли.
Верно. Информация, полученная от Бернара, может быть неактуальна.
– Полагаю, надо еще сделать пару звонков, чтобы убедиться, что моя версия правильная. – Она специально использовала выражение из детективных сериалов. Просто потому, что ее это веселило.
– А если понадобится, отправляйтесь в Англию и все проверьте лично.
– Думаю, это лишнее, – улыбнулась Пайпер, представив, как стучится в дверь Джона Аллена и просит показать ей картину с обнаженной женщиной.
– В чем дело? Неужели у вас нет желания увидеть полотно воочию?
– Да, но… А вы бы согласились?
– Ради того, чтобы отыскать пропавшую картину, я ездил намного дальше.
– Что ж, тогда я не возражаю, но все же сначала позвоню.
В этот момент подъехала машина, о чем Мишель сообщил негромким сигналом клаксона.
– Простите, что заставил вас ждать, – сказал он, открывая дверцу со стороны пассажирского сиденья.
После солнечного света Пайпер не сразу освоилась в полумраке салона автомобиля, ей даже пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем глаза привыкли. Сегодня она впервые передвигалась по городу в лимузине Фредерика. И, несмотря на старания убедить себя, что он ничем не отличается от такси, не смогла не признать разницу. Прежде всего, в такси нет сидений, повторяющих очертания тела, в них не пахнет кожей и терпким лосьоном после бритья. Вчера она поступила верно, решив ехать на метро, сейчас же ругала себя за то, что не настояла на этом и сегодня.
Автомобиль был шикарен и превзошел все ее ожидания. По телевизору всегда показывают, что в лимузинах есть люк и хрустальный графин, но Фредерик предпочел изысканную простоту, что впечатляло еще больше. Она напомнила себе, что продукт высшего качества не требует сложного оформления, чтобы произвести должное впечатление. Так же и Фредерику хватало простоты вокруг.
Если бы она могла не нервничать. Но как объяснить себе, почему внутри все переворачивается, когда она смотрит в эти удивительные серые глаза, почему сердце бьется чаще от звуков его голоса?
Фредерик сел рядом с ней, и водитель захлопнул дверцу, оставив их наедине. Если бы его плечи не были такими широкими, и рост чуть меньше, тогда бы он не занимал так много места в волнующей близости от нее. Казалось, она уже ощущает тепло его тела. Пайпер внезапно стало душно. Она поправила юбку, которая выглядела слишком яркой для этого места.
– Еще раз спасибо за то, что организовали встречу с Бернаром, – произнесла она.
– Вы уже поблагодарили меня дважды. Этого достаточно.
– Я рада, что все прошло неожиданно гладко, оттого немного волнуюсь. – Не говоря уже о том, что только болтовня помогала ей немного расслабиться, ведь так непросто провести несколько часов рядом с Фредериком. – Я ваша должница. Вы нашли для меня несколько часов в самой середине дня, а могли просто отправить меня на встречу одну.
Он рассмеялся, и его белоснежные зубы ярко сверкнули.
– Если бы я так поступил, вы бы до сих пор наговаривали сообщения на автоответчик.
Верно. Бернар тот еще тип.
– У нас есть специальное слово для таких, как он.
– В каждом языке есть слово для таких, как Бернар, уверяю вас, – ответил Фредерик с улыбкой. – Кроме того, мне действительно было приятно вам помочь, вспомнить прошлое и поиграть в сыщика. Кстати, если тот художник так хорош, как считает Бернар, это значимое открытие.
Пайпер вспомнила о его предложении продолжить поиски.
– Вы скучаете по тем времена, когда искали редкие произведения искусства?
– Да, но что поделать. Жизнь такая, какая есть. Я ведь ничего не могу изменить, верно?
– Полагаю, нет.
Пайпер задумалась, на самом ли деле он с таким смирением относится к своему положению, как говорит? Если бы она с каждым днем теряла зрение, она бы не была так спокойна и точно не воспринимала этот факт с такой покорностью судьбе.
Она повернулась к Фредерику и наткнулась на его внимательный взгляд.
– Рада, что своими проблемами я не отвлекаю вас от чего-то более важного, – сказала она, стараясь уйти от опасной темы, затем отвела взгляд и вновь принялась разглаживать едва заметные складки на юбке. Послышалось тихое шуршание и поскрипывание кожи – Фредерик поменял позу.
– Разумеется, нет. Сегодня у меня запланирована лишь одна важная встреча в Обществе сохранения наследия в области искусства. Приглашенный лектор расскажет о новых методах реставрации.
– Вот как? – Пайпер не представляла, о чем идет речь. – Звучит…
– Скучно? От такой темы клонит в сон? – Он усмехнулся. – Я вас понимаю. Уверен, на лекции о слоеном тесте я бы чувствовал себя так же. А вы? Что планируете на вечер?
– Вы имеете в виду, помимо поисков информации о Джоне Аллене в Интернете? Ничего особенного. Сделаю уборку, которую пропустила. Немного посмотрю американские программы…
– Вам надо куда-нибудь сходить.
Пайпер покачала головой. Скорее всего, он сказал так из вежливости, ведь каждому ясно, что у нее нет возможности вести активную светскую жизнь. Это так же глупо, как заставить Фредерика отказаться от нее.
– Нет, не стоит.
– Почему же? Наверняка ваши приятели из школы…
Это произошло случайно. Едва он произнес слово «приятели», Пайпер фыркнула.
– В кулинарной школе друзей не найти. Там все соревнуются друг с другом.
– Вы не ожидали?
– Нет. И да. – Если бы не стремление каждого проявить себя перед шефом, все было бы не так плохо. – Я думаю, что, даже соревнуясь, люди все равно должны оставаться людьми. Должны быть дружелюбнее, стараться помочь. Я понимаю, что кажусь наивной, – поспешила добавить Пайпер, прежде чем Фредерик как-то отреагировал. – Мне надо было не забывать, что это все же школа. А в школе многое остается неизменным.
– Не понимаю вас. Чем плоха, по-вашему, школа?
Разумеется, он не понимает и не поймет.
– Вас любили в школе?
Пайпер внимательно следила за его реакцией на вопрос. Отразившиеся на лице мысли и станут ответом на ее вопрос.
– Я никогда об этом не задумывался.
Значит, его любили, и он был популярен среди одноклассников. Именно такие люди никогда не задумываются об этом.
– А вы?
– Я была толстая, бедная, и меня воспитывала одна сестра. – Которая танцевала стриптиз, чтобы прокормиться. Но об этом Пайпер решила умолчать. – В пятом классе у меня были вши. Можете представить, какое место я занимала по популярности в классе?
– А ваши родители?
– Мама умерла, когда я была маленькой.
– Простите.
– Такое часто случается.
Пайпер не нравилось сожаление в его голосе.
Она сама может себя жалеть, но другие никогда. От этого она кажется себе совсем жалкой.
– Таким образом, я всегда была аутсайдером.
Фредерик кивнул, глядя прямо перед собой.
– Мне лично всегда казалось, что идти одному легче, – сказал он. – Отношения с людьми привносят слишком много драматических событий в нашу жизнь.
– О, жизнь и без того драматична. – Она не собиралась произносить это вслух, слова слетели с языка сами собой. Фредерик нахмурился, и она ощутила неловкость. – Я хотела сказать, вы знаете, как жестоки бывают дети.
Конечно, он захочет услышать подробности.
– И что же они делали? – спросил Фредерик.
– Делали? Ничего особенного. В основном говорили. – Эй, Пайпер, у меня есть двадцать баксов. Как думаешь, твоя сестра для меня станцует?
Она несколько раз моргнула, прогоняя мысли.
– Такова школа. Если уж ярлык приклеился, это навсегда. Уж я этого хлебнула…
– Хлебнула?
– Настрадалась, – подобрала она более приличное слово.
– Ах да. Это мне знакомо.
Ему ли не знать. В его жизни случались вещи и серьезнее того, когда дразнят в школе. Удивительно, насколько они оба одиноки. По непонятной причине от этого Фредерик нравился ей еще больше.
А это очень опасно.
– На самом деле все было не так ужасно, – решилась она прервать паузу. – Не знаю, почему я вспомнила о школе. Мы ведь говорили о кулинарной школе, а там и должен присутствовать соревновательный дух, верно? Ведь речь идет о профессии на всю жизнь. – Пайпер опустила голову и опять занялась складками на юбке. – Кроме того, – продолжала она, – я приехала в Париж не для того, чтобы заводить друзей.
Фредерик наклонился вперед и постучал по стеклу, отделявшему салон от места водителя.
– Мишель, – произнес он. – Не могли бы вы остановиться на следующем светофоре?
– Выходите? – поинтересовалась Пайпер. Должно быть, здесь состоится его встреча. Конечно, он говорил об этом, но ей неожиданно стало неприятно, что придется расстаться.
– Не я, а мы, – ответил Фредерик.
Глава 4
Это была самая нелепая ложь из всех, что Фредерику доводилось слышать, а слышал он немало. Разумеется, она приехала в Париж «не для того, чтобы заводить друзей».
Он тянулся к двери, пока пальцы не коснулись ручки. Из-за плохого освещения ему сложно было различать предметы.
– Сейчас мы увидим Париж, – произнес он, впуская в салон солнечный свет.
– О чем вы?
– Вы уже дважды упомянули о том, что Париж вас разочаровал. Я не могу позволить, чтобы вы считали мой город холодным и недружелюбным.
Выйдя из автомобиля, он жестом пригласил ее следовать за ним и огляделся, определяя, где они находятся. Через секунду он заметил стеклянную пирамиду у Лувра – этого было достаточно, чтобы сориентироваться. Отлично.
– Мы прогуляемся, – сказал он Мишелю. – Когда будем готовы ехать домой, позвоним.
– А как же ваша встреча? – заволновалась Пайпер. Платье ее теперь казалось еще ярче и сливалось с солнечным светом.
Фредерик любил желтый. Он напоминал о солнце, повышал настроение, позволял забыть об одиночестве.
Он сделал шаг вперед, чтобы лучше разглядеть ее лицо.
– Общество вполне справится и без меня. Защитить честь города сейчас важнее.
– Мне неловко, что вы это делаете ради меня.
– Не стоит беспокоиться. – Они уже шли по тротуару.
– Вы сказали, что американцы слишком много ждут от Парижа.
– Да, но это было до того.
– До чего?
До того, как она так спокойно призналась ему, что одинока. При этом в голосе улавливалась тоска, словно она не надеялась, что когда-то может быть по-другому. Она говорила как ребенок; казалось, на несколько минут вернулась в прошлое. Не жалуйся. Не проси о помощи. Воспоминания о выученных им самим уроках приносили боль, и хуже становилось от того, что они применимы и к другим.
– До того, как вы сказали, что собираетесь провести вечер за просмотром американских передач, – ответил он.
– Я и французские тоже смотрю.
Фредерик многозначительно ухмыльнулся.
– Париж – город, который нужно узнать изнутри, не просто окинуть взглядом, как случайный приезжий. Неудивительно, что он вас разочаровал. Уверен, вы воспользовались одним из этих двухэтажных автобусов. Скажите, разве можно понять вкус изысканного блюда, проглотив один маленький кусочек?
Молчание Пайпер подсказало ему, что ей нечего возразить. Улыбнувшись, Фредерик сконцентрировался на открывающемся перед ним виде. Стук каблучков радом создавал приятный фон для прогулки.
– Мы идем в Лувр, а я там уже была, – произнесла она через несколько минут. – Здесь останавливается автобус. Я даже заходила внутрь и выстояла очередь, чтобы посмотреть Мону Лизу.
Его забавляло ее желание оправдаться.
– Рад за вас. Надеюсь, остальные великие творения вы тоже не пропустили. Но мы идем не в Лувр.
– А куда же?
– Увидите.
Основываясь на том, что он знал об этой девушке, о ее реакции приходилось только догадываться. Возможно, она закатит глаза, как сделали бы его ученики.
– Вы не любите сюрпризы?
– Только когда точно знаю, что это будет.
– Хм, на этот раз вам придется довериться мне.
На перекрестке он повернулся. Лицо Пайпер было достаточно близко, чтобы он мог внимательно его рассмотреть, и заметил, что она нервно покусывает нижнюю губу.
– Обещаю, ничего плохого не будет, – заверил ее Фредерик. От того, что ему было невыносимо смотреть, как краснеет ее губа, он подался вперед и прикоснулся к ее щеке. От неожиданности она приоткрыла рот, словно была готова вскрикнуть от удивления. Он позволил себе взглянуть ей в глаза. – Верьте мне.
– Я… я верю.
Поддавшись желанию, он прикоснулся кончиком пальца к нежной мочке ее уха. Кожа была холодной – всему виной кондиционер в машине – и мягкой, как у ребенка.
Он ощутил, как она напряглась, и вдруг явственно осознал, что делает.
– Вот и отлично, – произнес он, отдергивая руку. – Потому что мы почти пришли.
Поборов внезапное желание взять ее за руку, он решительно двинулся вперед через дорогу.
Выбранным Фредериком местом оказался музей Оранжери в саду Тюильри, расположенный всего в квартале от Лувра. Войдя в зал эллиптической формы, Пайпер едва не задохнулась от восторга. Потолок, стены и пол в зале были белые, благодаря струящемуся сверху мягкому свету все казалось подкрашенным в теплый кремовый цвет. Такой интерьер был словно создан специально для того, чтоб подчеркнуть изображения на стенах.
– Моне, «Нофеа», – объявил Фредерик. – Вот так ими приятнее любоваться.
«Водяные лилии». Пайпер прошла в центр зала. Вокруг нее плескалось море красок: голубой, зеленый, пурпурный. Она боялась в них утонуть.
– Это намного лучше постера, – прошептала она. В этом помещении не хотелось говорить громко.
– Я надеялся, что вам понравится.
– Я так рада, что вы об этом подумали.
Он стоял так близко, что его дыхание согревало щеку. Она невольно провела пальцами по тому месту, которого он касался совсем недавно. По шее побежали мурашки, и она потерла ладонью предплечье, словно желая согреться.
– Я читала об этом музее перед поездкой. – Но забыла о нем, когда поняла, что ходить по музеям одной совсем неинтересно.
– Одно из любимых моих мест, – прозвучал над ухом голос Фредерика.
Пайпер принялась изучать другие картины, представленные в зале. Они были больше тех, что она видела в Бостоне. Они окружали ее со всех сторон, занимали все пространство, поражали размерами.
– Это здание было построено только из-за этих восьми работ.
– Они огромны. Интересно, сколько времени потребовалось, чтобы создать каждую?
– Полагаю, очень много.
– И это говорит эксперт?
– Именно. – Улыбка его была доброй, почти ласковой. Если бы они не были такими разными, Пайпер решила бы, что он с ней заигрывает.
Была вторая половина дня, когда туристы обычно уже закончили знакомство с экспонатами музеев, поэтому они были в зале вдвоем. Фредерик опустился на скамью в центре зала.
– Из всех импрессионистов я всегда больше любил Моне, – сказал он. – Вам известно, что он написал более двухсот пятидесяти вариантов этого пруда с лилиями. Многие в то время, когда у него уже была катаракта. Определить, какие это работы, легко, там есть красный цвет.
– Поэтому они вам нравятся?
– Вы хотите спросить, близок ли он мне, потому что у нас обоих проблемы со зрением? – Он пожал плечами. – Никогда об этом не задумывался. Но сейчас, когда вы спросили, я подумал, что вы правы. Я невероятно признателен ему за то, что он все это написал.
Пайпер присела рядом и вытянула ноги.
– А вы никогда не хотели стать художником? – Этот вопрос вполне естественно возник в ее голове за последние два дня. Ведь с чего-то началось его увлечение искусством. Возможно, он отказался от одной цели и поставил себе другую. Ей было бы приятно знать, что не одна она спотыкается на пути к мечте.
Она посмотрела на него, но не смогла понять, о чем он думает…
– Я пробовал в ранней юности. Но искусством это нельзя назвать.
– У вас получалось еще хуже, чем та картина, которую Бернар пытался вам продать?
Боже, какой восхитительный у него смех! Гортанный, но мягкий, щекочущий слух.
– Хорошо, что Бернар вас не слышит. Да, у меня получалось хуже. Кстати, картина Бискупа совсем не плохая.
– Очень депрессивная.
– Многим нравится такое искусство. Что же касается меня… полагаю, последним талантливым человеком в семье была моя мать.
– Так ваша мама была художницей? У вас есть ее работы?
Скорее всего, это цветы, что висят в гостиной.
– К сожалению, нет. Она бросила писать.
– Почему?
Он опустил глаза.
– Просто бросила и все.
Судя по печали в его голосе, это было не просто так. Интересно, что же случилось?
Ей было любопытно, но Фредерик не был расположен говорить на эту тему, а она не имела права настаивать. В конце концов, в ее жизни тоже были моменты, о которых она совсем не готова рассказывать. Она слегка подтолкнула его плечом.
– Итак, вам не хватает таланта, – сказала она, стараясь вернуть его в реальность. – Поэтому вы стали преподавать? Все, кому не удается стать художниками, становятся учителями.
К счастью, Фредерик понял, что она шутит, и подтолкнул ее плечом в ответ.
– Благодарю вас, профессор, – сказал он. – В соседнем зале выставлена вторая часть работ, а потом мы поднимемся наверх, где я покажу вам еще одну свою любимую картину. А если будете хорошо себя вести, зайдем в сувенирный магазин и купим вам постер.
– Хорошо, что Бернар вас не слышит, – сощурилась Пайпер.
Было бы неплохо, если бы он не забыл о своем обещании.
Пайпер была уверена, что после посещения музея Оранжери Фредерик вызовет машину, но ошиблась. Вместо этого он поинтересовался, который час.
– Почти половина шестого, – ответила она.
– Отлично. У нас достаточно времени.
– Достаточно для чего?
– Прогуляться вдоль реки, разумеется. Будем гулять, пока не проголодаемся, а потом найдем, где поужинать.
– Вы не обязаны кормить меня ужином.
– Почему нет? Вы мне скажете, подходит ли эта еда под стандарты вашей кулинарной школы.
– Потому что… – Пайпер не забыла, что призналась ему в своем одиночестве, поэтому была уверена, что Фредерик делает все это лишь из жалости. – Вы и так потратили на меня много времени. – И полдня вчера. – Уверена, вам есть чем заняться.
– Я уже сказал, что нет. Но мне очень хочется насладиться всеми прелестями этого дивного летнего вечера.
Он взял ее под локоть и сошел с тротуара. В этот момент раздался громкий звук клаксона.
– Наверное, лучше подождать, когда загорится зеленый, – сказал он с улыбкой, но Пайпер не могла не заметить, что на его щеках появились красные пятна. – Обычно я слежу за этим, но иногда, по рассеянности, забываю.
– И я не посмотрела, – добавила она. – Мы оба заслужили наказания.
Тем не менее было очевидно, что этот инцидент беспокоит Фредерика больше, чем он позволяет себе показать. Они молча перешли улицу, и Пайпер решила не заговаривать с ним первой. Людям нужно время, чтобы справиться с собой после перенесенного позора. Они шли вдоль реки, и она с удовольствием любовалась видом. По ноге бил пакет с плакатами из музея, и она представляла себе, что это волны разбиваются о каменные берега.
Вид был ей хорошо знаком. За последние восемь месяцев она дюжину раз ходила вдоль реки. После школы. За покупками. В любую погоду. Еще вчера она сказала бы, что в этой реке нет ничего особенного, но сегодня… Сегодня… Ей казалось, что она здесь впервые. Может, все дело в том, что сейчас она не одна?
Более того, впервые за много месяцев она не чувствовала себя несчастной и одинокой в этом городе. Украдкой глядя на Фредерика, она думала о том, сколько проходящих мимо людей ей завидуют. Такой мужчина может заполучить любую женщину в Париже. Душа пела от одной мысли о том, что избранной стала она. Впрочем, это все из жалости. Завтра она проснется и вернется к прежней жизни. Но сегодня она примет все, что подарила ей судьба, пусть даже из жалости.
– Благодаря маме.
Голос Фредерика вывел ее из задумчивости. От неожиданности она даже оступилась.
– Вы спрашивали, почему я стал изучать историю искусства. Ценить прекрасное меня научила мама.
Странно, что сейчас он решил ответить на ее вопрос, заданный в музее. Она была уверена, что он думает о том, как они едва не попали под машину. Может, эти две вещи связаны?
– Получается, вы все же не лишены таланта.
– Скорее всего, она хотела, чтобы я увидел как можно больше красивых вещей.
Вот она, связь. Она представила, как мама учит Фредерика смотреть сначала налево, потом направо. Сколько ему было лет, когда стало ухудшаться зрение?
– Знаете, – услышала она собственный голос, – иногда я забываю, что у вас проблемы со зрением. Особенно дома.
– Причина в том, что я много работаю над собой, чтобы приучить обходиться без него. Не хочу, чтобы слепота сделала меня полностью беспомощным.
– Но вы ведь не слепой.
– Это пока.
Пайпер стало не по себе. За долю секунды до того, как услышать его ответ, она уже понимала, что он скажет, но все же надеялась.
– Простите.
– Ничего страшного. Я давно знал и принял свою судьбу. Однажды утром я проснусь слепым. Возможно, не в одночасье, но это произойдет.
– И что вы будете делать? – Пайпер не была уверена, что хочет знать. Грусть в его голосе печалила ее.
Фредерик остановился и развернулся, чтобы видеть ее лицо. Глаза скрывали солнечные очки, но она чувствовала, что он смотрит уверенно.
– Я справлюсь, – произнес он.
Исчерпывающий ответ. Отчего же ей так хочется обнять его и прижать к себе?
– Если бы с нами была моя сестра, она бы добавила: «И найду способ исправить положение».
Фредерик слабо улыбнулся.
– Сомневаюсь, что она могла сказать такое о моем заболевании.
– Возможно, но благодаря ей мы преодолели темные времена.
– Темные?
Ей не следовало употреблять это слово. Пожав плечами, она стала прикидывать, как выпутаться из глупой ситуации, но внезапно передумала.
– Когда я росла, не все в жизни было просто. Пейшенс всегда делала, что могла, чтобы как-то исправить ситуацию. Я всем ей обязана. – В горле встал ком, как случалось каждый раз, когда она вспоминала о сестре.
– Похоже, ваша сестра удивительная.
– Я всегда ее такой считала.
– Значит, у вас это семейное.
Он говорит о ней? Пайпер в недоумении тряхнула головой.
– Не думаю…
Он прижал палец к ее губам.
– Никогда не отказывайтесь от комплимента, Пайпер.
Он коснулся ее уже второй раз за день. Она потрогала губы, словно это прикосновение значило что-то особенное. А как иначе, ведь они до сих пор слегка подрагивают.
– Пайпер? – Фредерик отошел уже на несколько шагов от нее, а теперь остановился и ждал.
– Простите, мне… мне показалось, я слышу музыку.
Верно. Издалека до нее доносились звуки скрипок и аккордеонов.
– Кажется, это где-то за поворотом, – предположил Фредерик.
– Концерт? – Для уличного выступления слишком много инструментов, возможно, играют на речном трамвайчике или в плавучем ресторане. Пайпер постаралась вспомнить, далеко ли отсюда док.
Фредерик изо всех сил старался скрыть улыбку.
– Вы ведь знаете, что это, верно?
– Возможно, – ответил он.
Он определенно знал и хотел сделать ей сюрприз, как прежде с работой Моне. Вопрос в том, что же на этот раз? Ее охватил трепет от предвкушения чуда, даже губы стало покалывать. Они свернули за угол, и она увидела толпу людей.
– Точно концерт.
– Уверены? Может, подойдете ближе? – На лице его вновь появилась одна из тех загадочных улыбок, от которых у нее таяло все внутри.
Приблизившись, она увидела танцующих на площадке людей.
– Бог мой!
– Бальные танцы в сумерках, – прошептал Фредерик ей на ухо. – Летняя традиция.
Зрелище было завораживающим. Дюжина пар кружилась в танце под музыку. Пайпер заметила вышагивающую между парами стройную блондинку.
– Кто эта женщина в красной рубашке? Судья?
– Скорее, инструктор. Она помогает новичкам выучить необходимые движения.
Не похоже, что среди них были новички. Все двигались в едином, словно отрепетированном танце.
– Вы знаете, что это?
– Танго, судя по музыке.
Она должна была догадаться. В воздухе витала чувственность, даже на расстоянии в движении каждой пары ощущалась страсть. Она заражала окружающих, и Пайпер поняла, что сердце неожиданно стало биться сильнее. Дыхание стоящего за спиной Фредерика тоже, кажется, участилось. Со стороны реки послышалась музыка, Пайпер повернулась и увидела украшенный огнями речной трамвайчик – плавучий ресторан, на палубе которого ужинали люди.
– Ничего себе, – прошептала она, когда музыканты закончили играть, и повернулась к Фредерику. – Я никогда так близко не видела танцующих бальные танцы. Невероятно.
Зазвучала новая мелодия, и она узнала «Жизнь в розовом свете».
– Танцевать могут все желающие. Не хотите к ним присоединиться?
– На площадке? Но я не знаю бальных танцев.
– И не надо. Единственное правило – двигаться под музыку и получать удовольствие.
Подталкиваемые знакомой мелодией, на танцпол вышли несколько пар. Некоторые из них почти не двигались, они наслаждались близостью друг друга и медленно покачивались в такт.
Пайпер представила, как Фредерик обнимает ее, но не успела сказать и слова, как его рука уже подталкивала ее вперед.
– Останемся с края, тут свободнее, – сказал он.
Пайпер мечтала лишь о том, что его дыхание опять будет щекотать кожу, ни о чем другом она не могла думать.
– Надеюсь, вы умеете танцевать, не наступая на ноги, потому что я нет, – преодолевая волнение, произнесла она.
Рука Фредерика обвила ее за талию.
– Слушайте музыку, и все получится, – сказал он. – Танцевать в толпе сложнее, поэтому мы здесь.
Да, все дело в толпе. Поэтому он прижимает ее к себе, еще пара дюймов, и щека коснется его плеча. Она прислушивалась к ритму мелодии и покачивала в такт головой.
– Расслабьтесь. Пусть музыка сама вас ведет.
– Мне кажется, даже такая музыка не сдвинет мои ноги с места.
– Ерунда. Вы ведь в Париже. Здесь все обладают грацией. – Он прижался щекой к ее виску. – Позвольте себе получить удовольствие.
Почему бы и нет? Выдастся ли ей в будущем еще такая возможность? На фоне предзакатного неба были отчетливо видны шпили Нотр-Дама и дул теплый летний ветерок – волшебство наяву. Пайпер закрыла глаза и впустила в себя музыку. Так хорошо ей не было никогда в жизни.
– Видите? – произнес Фредерик. – Я же говорил, что вы умеете танцевать.
Они, скорее, покачивались в такт, но Фредерик, видимо, ничего не имел против. Он вряд ли был способен на более сложные па, особенно когда вокруг так много людей. Положив руку на ладонь Пайпер, лежащую у него на груди, он с удовольствием вдыхал исходящий от нее аромат. Как ей удается сохранять этот запах?
Пайпер совершенно расслабилась и даже осмелилась положить голову ему на плечо. Интересно, она понимает, как много для него значит этот танец? Прошло уже много времени с тех пор, как он обнимал красивую женщину. А когда последний раз он танцевал, и вспомнить невозможно.
– Обними меня скорее, обними меня сильнее, – напевала себе под нос Пайпер. – Ты меня околдовал.
– Это жизнь в розовом цвете, – закончил Фредерик.
Она подняла голову. Их лица были так близко, что он смог разглядеть мечтательное выражение ее глаз. Они сияли, и это многое ему объясняло.
– Я всегда любила эту песню, – призналась Пайпер. – Перед поездкой я представляла себе, что в Париже на всех улицах музыканты будут играть именно ее.
Париж действительно виделся ей очень романтичным; к сожалению, реальность разрушила мечту.
– Жаль, что вы сначала разочаровались.
– Все в порядке. – Пайпер опять положила голову ему на плечо. – Зато сейчас мне хорошо.
Домой они возвращались пешком. Фредерик был бы недоволен тем, что приходится так долго напрягать глаза, не будь рядом Пайпер, напевающей себе под нос любимую мелодию. Впереди светилась огнями великолепная Эйфелева башня.
– Красиво, правда?
– Очень, – улыбнулась Пайпер, поворачиваясь, чтобы лучше видеть. – Какой бы мне ни казалась моя жизнь в Париже, башню я буду любить всегда.
И он тоже. Сегодня Фредерик ощущал в себе поэтический настрой, ему было легко, спокойно и тянуло к общению. На него совсем не похоже. Обычно он старался держать людей на расстоянии вытянутой руки, быть открытым миру желания не возникало. Он хорошо знал, к чему это может привести. Куда безопаснее быть вежливым, но сдержанным. Сегодня же ему хотелось нарушить это правило.
– Когда-то давно я обещал себе, что никогда не буду считать башню чем-то естественным в своей жизни. С того момента я ежедневно смотрю на нее, как в первый раз. Потому что неизвестно, увижу ли ее завтра.
Рядом раздалось тихое покашливание. Он повернулся и увидел, что Пайпер смотрит на него с улыбкой.
– Спасибо вам. Спасибо за этот день. За то, что показали мне такой удивительный Париж. Я этого никогда не забуду.
Фредерик не знал, что ответить. Вероятно, она считает его эксцентричным и непредсказуемым. Может, он бывает и таким. Кстати, сегодняшний день понравился не ей одной.
– Я рад. Мне тоже было приятно прогуляться.
Пайпер улыбалась, и он не мог не заметить блеснувший в глазах огонь. Искры разлетались во все стороны, подсвечивая лицо. Фредерик смотрел во все глаза, стараясь увидеть сразу как можно больше. Исходивший от нее аромат ванили манил, и он внезапно понял, что Пайпер потянулась к нему и смущенно поцеловала в щеку.
Он чувствовал ее губы и после того, как она скрылась в своей комнате. Не в силах подняться в спальню, он сидел в кресле и любовался башней. Сегодняшний день прошел совсем не так, как он ожидал. И Пайпер оказалась совсем не такой, какой он себе ее представлял.
Только непонятно, хорошо это или плохо.
Глава 5
Пайпер ненавидела шефа Диспельту не меньше, чем он ее. Ее навыки и знания были ничуть не ниже, чем у всех остальных к группе. Откровенно говоря, она полагала, что шеф не вполне освоил книгу Джелии Чайлд о французской кухне.
Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что ей отвратительна добрая половина блюд, которые они готовили? Все они были слишком претенциозные.
Одолеваемая такими мыслями, Пайпер зашла по дороге домой в магазин и купила все необходимое для жаркого с картофелем. Вряд ли бы шефу удалось приготовить это блюдо янки так, как ей.
Пора признать, дорогая, что в душе ты предпочитаешь простую еду.
Возможно, но в то же время она способна вальсировать под луной. Скольким в ее родном городе удавалось потанцевать на парижской улице? Мысли заставили ее погрузиться в воспоминания. Пайпер улыбнулась. Если сосредоточиться, она вспомнит даже мельчайшие подробности, вплоть до аромата кожи Фредерика.
Все парни, которых она знала, использовали танец только для того, чтобы пообниматься. Они прижимались и начинали тереться; казалось, что они уже представляют, что оказались в постели. Фредерик вел себя совсем по-другому. Он был настоящим мужчиной, которому ничего не нужно доказывать женщине. Разумеется, тот вечер ничего не значит, они по-прежнему остаются хозяином и экономкой.
И все же благодаря Фредерику у нее появились чудесные воспоминания. Теперь, если кто-то ее спросит, ей не придется лгать о том, как великолепно она проводила время с красавцем французом.
Войдя в дом, она увидела этого красавца растянувшимся в кресле. Удивительно, как ему удается даже в таком положении выглядеть элегантно. Одна рука прикрывала глаза, вторая лежала на животе.
Пайпер оглядела длинные пальцы и вспомнила, какой мягкой на ощупь была его кожа.
– Я знаю, что вы здесь, – сказал он, принимая сидячее положение.
Пайпер смутилась. К счастью, она стояла сбоку, и он не мог увидеть, как покраснели ее щеки.
– Я боялась вас разбудить.
– Я просто отдыхал. Вечерняя встреча отменилась, и я решил дать отдых глазам. К этому времени дня они уже устают.
– Простите, что потревожила. – Она никогда не задумывалась о том, что с его проблемами трудно постоянно напрягать глаза. И это делало вчерашний день особенно ценным.
– Не беспокойтесь. Вы что-то купили?
Пайпер вытянула руку, в которой держала яркую сумку для продуктов.
– О, мне показалось, я вижу розовую ручку.
– Продукты. Решила приготовить жаркое. – Значит ли, что он будет ужинать дома, если его встреча отменилась?
– Надеюсь, мое присутствие не станет для вас проблемой.
Еще вчера Пайпер заверила бы его, что не станет. Дела заставляли Фредерика большую часть времени проводить вне дома, но бывали случаи, когда он никуда не уезжал, и Пайпер готовила ему ужин. Впрочем, это было до того, как они провели вместе почти весь день. Несколько минут в его объятиях многое изменили. Сегодня обычная готовка приобрела несколько другой смысл.
Однако ведь это только ее домыслы. Они по-прежнему остаются боссом и прислугой.
– Какие могут быть проблемы, – произнесла она, стараясь говорить как можно спокойнее. – Ведь готовить еду – одна из моих обязанностей. Меня нанимали на должность «экономка/повар».
– Разумеется, но, когда я сказал, что останусь дома, вы немного… стушевались. Это меня обеспокоило.
– Просто я пыталась прикинуть, когда смогу подать ужин. Надеюсь, это будет не слишком для вас поздно. – Умоляю, не спрашивайте, что для меня поздно, иначе я совсем запутаюсь.
– Не беспокойтесь о времени. Я поем, когда все будет готово.
– Тогда я надену форму и приступлю. Да, кстати, я позвонила в химчистку, чтобы узнать насчет ковра, но они закрыты на каникулы. Позвоню на следующей неделе.
– Это не срочно.
– Срочно, если вы хотите, чтобы от кофейных пятен не осталось следа.
– Я хотел сказать, что надевать форму не обязательно. Если это из-за меня, то не стоит.
– Вы передумаете, когда почувствуете, как отвратительно пахнет мой пиджак после урока по приготовлению морепродуктов.
– Тогда наденьте обычную одежду.
Но она всегда носила в доме только форму. На этом настаивало агентство. «Должна быть разница между персоналом и работодателем», – как они выражались.
– Я уже несколько дней об этом думал. Вам не стоит постоянно надевать то одну форму, то другую. Главное, чтобы вам было удобно.
Было удобно, пока она готовит для него. Да, тогда она будет чувствовать себя как дома.
– Спасибо, – улыбнулась Пайпер. – Я так и сделаю, с вашего разрешения.
Через некоторое время в кухне уже пахло жареным мясом и луком. Знакомые запахи ее успокаивали. «Сейчас главное – взять себя в руки», – велела себе Пайпер. Этот вечер отличается от всех предыдущих, именно поэтому необходимо быть собранной. Невозможно не заметить, что она переходит определенную черту. Раньше она была очарована боссом, теперь же ее к нему влечет, а это не нужно им обоим.
Взгляд упал на лежащий на столешнице телефон. Странно, два пропущенных вызова. Значит, она была так увлечена нарезанием овощей, что не заметила, как вибрирует телефон. Оба раза звонила Пейшенс. Наверняка хотела узнать, как идут поиски картины. К сожалению, Пайпер пока нечего ей сообщить, Джон Аллен не ответил ей и не перезвонил.
Как оказалось, дело вовсе не в картине. Сестра оставила сообщение голосовой почты и сообщила новость об их отношениях со Стюартом Даченко. Пайпер дважды прослушала запись, чтобы убедиться, что поняла все верно. Это было непросто, потому что сестра постоянно всхлипывала.
Ах, Пейшенс. Пайпер опустилась на стул.
– Ароматы добрались даже до моего кабинета. Пахнет восхитительно.
– Спасибо, – пробормотала она, не отрывая взгляд от экрана телефона. Она даже не потрудилась посмотреть на Фредерика, когда он подошел.
– Вас что-то расстроило? – Он склонился и взял ее за руку. – Это из-за картины? Месье Аллеи прислал плохие вести?
– Нет. Он так и не перезвонил. Моя сестра потеряла работу. – Сейчас было бы лучше всего поговорить по видеосвязи, но неизвестно, где сейчас сестра и есть ли рядом компьютер.
Фредерик отодвинул стул и сел рядом.
– Она больше не работает у Анны Даченко? Но почему? Как я понял, она беспокоится о хозяйке и у них хорошие отношения.
– Да. Но проблема в том, что у нее хорошие отношения и со Стюартом Даченко.
– С тем племянником, который разыскивает картину? Я не подумал, что они могут быть… друзьями.
Пайпер улыбнулась его деликатности.
– Судя по ее сообщению, они больше не друзья. Поругались из-за прошлого моей сестры. Она плакала, поэтому я не все разобрала. Все выяснить удастся только поговорив с ней. – Пайпер повертела в руках телефон. – А я так надеялась, что она, наконец, станет счастлива после того, что пережито.
– Пережито? Я не понимаю. И вчера вы сказали, что вам пришлось пережить темные времена.
– Да. Но Пейшенс вынесла больше, по крайней мере, мне так кажется.
– Что это значит?
Пайпер тяжело вздохнула. Она совсем не собиралась рассказывать ему об этом, но сейчас, раз уж начала, надо договаривать до конца. Ведь Фредерик откровенно признался, как сильно его тревожит надвигающаяся слепота.
– Помните, я сказала, что нам было очень трудно, но Пейшенс нашла выход?
– Помню.
– Жизнь тогда была ужасна. – Она чуть не задохнулась от воспоминаний. – Вы… вы когда-нибудь были бездомным?
– Только неделю или около того. – В его голосе послышалось сочувствие. В горле появилась привычная горечь, но она постаралась скорее забыть об этом.
– Это было после смерти мамы. Как только мы накопили немного денег, сняли комнату в самом дешевом мотеле, а потом нашли квартиру.
– Должно быть, это было ужасно.
– Было бы хуже, если бы меня забрали. Пейшенс обещала, что мы останемся вместе.
– И сдержала обещание.
– Да, сдержала. Она устроилась на единственную работу, благодаря которой могла оплачивать счета.
– Работала у Анны Даченко.
– Это место она нашла позже, после того, как я уехала в Париж. Все мое детство она танцевала в клубе. Там женщинам платят за танцы.
Фредерик ответил не сразу.
– Понятно, – наконец произнес он.
– У Пейшенс не было выбора. – Она стала привычно защищать сестру, боясь уловить в его взгляде осуждение. – Я ведь говорила вам, это была единственная работа, которую она смогла найти.
Пайпер крутила в руках телефон и думала о тех днях. Она хорошо помнила, как куталась ночью в одеяло, изнемогая от голода, потому что единственное, что ей удалось съесть за весь день, были несколько крекеров, взятые с прилавка в супермаркете.
– Сколько себя помню, мы всегда жили вместе с Пейшенс. Она сама только окончила школу, а ей пришлось растить ребенка.
– Полагаю, вам обеим было непросто.
Теперь он говорил с теплотой, такое отношение Пайпер нравилось больше сочувствия.
– Я была слишком мала, чтобы понять, чем занимается сестра, потом повзрослела… – Она пожала плечами. Потом она старалась не думать о работе сестры, ради нее же самой.
– Это и повлияло на отношения вашей сестры и Даченко? Он обо всем узнал?
– Полагаю, он узнал не только об этом. Кажется, я и сама многого не знала о Пейшенс.
Сколько же еще несчастий произойдет в жизни сестры из-за нее, Пайпер? Чувство вины стало невыносимым.
Фредерик оперся на стол и принялся водить указательным пальцем по столешнице.
– Вы обе очень сильные. Я знал людей, которые не обладали и половиной вашей стойкости.
Интересно, кто это? Точно не он сам.
– Если ваша сестра такая, какой я ее себе представляю, она выдержит и эти трудности. Не вы ли говорили, что она всегда находит выход из самой сложной ситуации?
– Вы правы. Она найдет выход. – Пейшенс была настоящим бойцом. Пайпер следует у нее поучиться. – Но я сейчас в пяти тысячах миль от нее, и это невыносимо. Надеюсь, после разговора с ней мне станет легче.
На самом деле Пайпер уже стало легче, и все благодаря сидящему рядом мужчине.
– Кто знает? Может, когда все успокоятся, Стюарт поймет, что прошлое сестры не имеет такого большого значения. – Ведь жизнь непредсказуема. Случись подобное на прошлой неделе, она переживала бы все в одиночестве.
– Спасибо вам, – произнесла Пайпер.
– За что?
– За то, что выслушали. Мне приятно чувствовать рядом чье-то плечо.
Фредерик протянул руку и накрыл ее ладонь. Этот простой жест, выражающий поддержку и сочувствие, значил для Пайпер очень много. По телу пробежала дрожь, и она подняла глаза, чтобы понять, заметил ли Фредерик ее реакцию. Глаза его неожиданно стали темнее, чем обычно.
– Думаю, мне надо позвонить Пейшенс, – произнесла Пайпер и встала. Рука не желала расставаться с ладонью Фредерика, и ей пришлось силой заставить себя освободить ее. – Я не задержусь надолго.
– Разговаривайте столько, сколько необходимо. – Он не мог отвести взгляд от руки и собраться с мыслями, отчего выглядел растерянным.
Пайпер старалась об этом не думать. Она направилась в комнату, и все ее мысли были только о Пейшенс. Набрав номер сестры, она услышала автоответчик.
– Как ты можешь звонить мне и плакать, а потом отключить телефон? – выкрикнула Пайпер в трубку. – Срочно перезвони мне. И знай, все будет хорошо, – добавила она уже мягче.
Через две секунды пришло сообщение: «Мне уже лучше. Переезжаю в мотель. Позвоню позже».
Пайпер напечатала ответ: «Скорее, ладно? Люблю тебя».
Пайпер сказала себе, что с сестрой все будет в порядке, и убрала телефон в карман. Фредерик прав, Пейшенс настоящий боец, но все же невыносимо жаль, что сестра так и не нашла своего счастья.
Возможно, такова судьба всех женщин по фамилии Раш. Они обычные девушки, не стоит ждать от жизни слишком многого. По крайней мере, она знает точно, что некоторые жертвы сестры были не напрасны.
Внезапно в голову пришла мысль, что и она может помочь сестре. Надо самой поговорить со Стюартом. Пайпер решительно открыла ноутбук, чтобы отправить письмо по электронной почте.
Когда она вернулась, Фредерик прохаживался по кухне. Создавалось впечатление, что атмосфера за время ее отсутствия стала напряженнее.
– Поговорили с сестрой? – встревожено спросил он.
– Нет, она отправила сообщение. Сказала, что ей лучше.
– Кажется, и вам тоже.
Да, пожалуй.
– Я решила не стоять в стороне и тоже помочь ей, хотела связаться со Стюартом, написать ему и объяснить, в каком сложном положении была Пейшенс, когда принимала такое решение. Она была загнана в угол.
– Хорошая мысль.
– Да, но необходимости не было. Я открыла почту и увидела письмо от него с просьбой посоветовать, как ему все уладить.
Стюарт не идеален, но и не так уж плох.
– Отлично. Значит, он уже принял то, что узнал; уверен, они смогут поговорить и все выяснить.
– Очень на это надеюсь.
Только сейчас Пайпер заметила, что Фредерик накрыл стол прямо на кухне и на двоих.
– Я подумал, что здесь будет удобнее, – произнес он, поймав удивленный взгляд Пайпер.
– Мы будем ужинать вместе? – Обычно Пайпер накрывала ему в столовой, а сама ела здесь.
– Как-то глупо ужинать в разных помещениях, когда нас всего двое. Особенно теперь, когда мы подружились.
Подружились. Видимо, Фредерик забыл, что тем же словом охарактеризовал отношения Стюарта и Пейшенс.
Фредерик подошел к столу. Она никогда раньше не замечала, что он оглядывает пространство частями, видимо, потому, что не все предметы сразу попадают в поле его зрения. Но и это у него получалось изящно. Человеку непосвященному он показался бы очень внимательным, не желающим упустить из виду любую мелочь. Вот о чем ей никогда не следует забывать – Фредерик любит все держать под контролем. Ей следует брать с него пример и не позволять себе излишней увлеченности.
– …дела?
Фредерик смотрел на нее и ждал ответа.
– Как я понимаю, в школе у вас дела не очень?
Да, конечно, он спрашивал о школе. Пайпер покачала головой.
– В школе всегда проблемы, но это не страшно.
– Простите, – сказал он и запнулся, словно размышлял, продолжать ее жалеть или нет.
– Мы уже говорили о том, что кулинария тоже искусство. Разве не страдали все великие живописцы?
– Многие.
– И повара тоже. В таких случаях я говорю себе, что трудности только помогут мне большего добиться в профессии. – Она потянулась за кукурузным крахмалом. – К тому же я узнала множество способов испортить человеку ужин. Все сказанное сегодня шефом не важно. Не важно, какой у меня получился соус. Главное, что на этой неделе я все же сделала шаг вперед в своих познаниях.
– Вижу, ваш учитель один из тех, – усмехнулся Фредерик.
– Каких? – спросила Пайпер и принялась готовить загуститель для соуса.
– Из тех, кто уверен, что, оскорбляя учеников, он побуждает их работать лучше.
– Он не просто старается нас подхлестнуть, все его слова – правда.
– Ароматы говорят мне об обратном.
Пайпер так редко приходилось слышать добрые отзывы о своих блюдах, что она благодарно улыбнулась в ответ, стараясь не думать, что он мог сказать так просто из вежливости.
– Жаркое мне всегда хорошо удавалось. Я вообще люблю кухню Новой Англии. С ней у меня лучше отношения, чем с вашей. – Она махнула рукой и рассмеялась. О том случае она не вспоминала уже очень давно. – Когда мне было лет семь, я попыталась приготовить вишисуаз.
– В таком возрасте вас уже интересовала французская кухня?
– Что вам сказать. Я была вундеркиндом. – Детали Пайпер решила опустить. – Как-то раз я услышала по телевизору рецепт холодного картофельного супа и подумала, что приготовить его будет несложно. В результате мне пришлось кормить Пейшенс готовым картофельным супом из банки. Я не добавила даже воды, ничего. – Лучше не думать, что бы сказал шеф Диспельту.
– Рад, что в Париже вы чему-то научились.
– Я тоже. Кстати, сейчас я умею готовить этот проклятый вишисуаз. Хотя Пейшенс отказывается его есть. Впрочем, ее не стоит обвинять. Мы слишком часто ели картофельный суп из банки.
Она посмотрела на мутную жидкость в миске.
– Поэтому я здесь, в Париже. Сестра постоянно меня убеждала не отказываться от мечты. Говорила, что я смогу добиться всего, чего захочу.
– Так и поступают хорошие родители.
– Она бы сейчас рассмеялась, услышав вас, хотя вы правы. Я помню день, когда получила письмо, сообщающее о зачислении. Пейшенс радовалась больше меня.
Удастся ли теперь самой Пейшенс реализовать свои мечты?
Задумавшись, Пайпер забыла, что у нее в руках миска. Та же как-то незаметно выскользнула из рук, прокатилась по столешнице и упала на пол.
Черт! Капли разведенного кукурузного крахмала брызнули на дверцу шкафа. Они с Фредериком одновременно потянулась за бумажным полотенцем, и пальцы их соприкоснулись. Пайпер показалось, что в воздухе вспыхнули искры. Она с удивлением посмотрела на их руки, затем перевела взгляд на Фредерика.
– Похоже, на этой неделе мне суждено все проливать, – грустно усмехнулась Пайпер.
– Это неделя вообще ломает многие правила, – ответил Фредерик, при этом лицо его стало очень серьезным и напряженным. Пайпер лихорадочно думала, как поступить, чтобы унять волнение. Она чувствовала, что Фредерик испытывает нечто похожее. Краем глаза она заметила, что голова его склоняется ближе к ее лицу – намерения Фредерика очевидны. Если она скажет «нет», он не сделает этот шаг.
Их губы встретились, найдя друг друга быстрее, чем руки. Пайпер поразилась, что они действовали в унисон. Фредерик поцеловал ее с той же уверенностью, что была в каждом его движении. Не выпуская ее руку, свободной он обнял ее за талию и прижал к себе. «Как в танце», – подумала Пайпер и закрыла глаза.
Через несколько мгновений он отпрянул. Пайпер тряхнула головой. Вот черт! Она и представить не могла, что поцелуи бывают такими.
Похоже, Фредерик сам был удивлен своим поведением. Он провел пальцем по ее губам, и она отметила, что рука его дрожит.
– Телефон звонит, – прошептал он.
Телефон? Пайпер растерянно заморгала. Из кармана доносились звуки джазовой мелодии.
– Н-наверное, Пейшенс.
– Лучше ответить.
Да, конечно. С сожалением оторвав взгляд от руки Фредерика, сжимавшей ее ладонь, она посмотрела на экран. Это не Пейшенс. Номер был ей не знаком. Она не знала, существует ли продажа товаров по телефону в Париже, но если это они, пусть не рассчитывают на вежливый ответ.
– Здравствуйте, – произнес в трубке незнакомый голос. – Это Пайпер Раш? Вас беспокоит Джон Аллен. Как я понимаю, вас интересует имеющаяся у меня картина?
Пока она разговаривала с Джоном Алленом, Фредерик ходил взад-вперед по кухне. Надо отвлечься и держаться подальше от экономки, пока он не повалил ее на пол прямо здесь же. Он ничего не имел против секса на полу, но не был уверен, что стоит заниматься им с Пайпер. Она была не обычной экономкой. Он смог убедиться, что эта девушка мила и добра, а он к этому не привык. Его страстно влекло к ней, хотелось постоянно обнимать ее и успокаивать.
И еще… боже, от нее так приятно пахло ванилью… У него появилось желание вновь ощутить вкус ее губ, но стоит ли спешить?
Пайпер рассмеялась, и опять зазвенели колокольчики. Нет, все же поцеловать ее было очень правильным, хоть и внезапным решением.
– Вы уверены? – говорила она в трубку. – Это было бы замечательно. Мисс Даченко будет в восторге.
В восторге? Любопытство заставило забыть о желании. Означает ли это, что у Аллена есть картина? Получается, найти ее было до смешного просто. Люди годами ищут пропавшие скульптуры и полотна, а его экономка нашла картину за три дня.
Удивительно!
Для Фредерика был естественным интерес к пропавшей работе пусть и неизвестного художника, но то, что он зашел дальше и испытал влечение к экономке, заставляло его задуматься.
– Получается, я все же еду в Англию за картиной, – объявила Пайпер, закончив разговор. – Мистер Аллен пригласил меня посмотреть на «Анну возлежащую».
– Поздравляю. – Улыбка его была очаровательной. – Означает ли его приглашение готовность расстаться с картиной?
Конечно, а как иначе? Хорошая цена заинтересует любого.
– Он предложил проверить состояние картины и сделать фотографии. Если он не захочет продать ее, у Анны хотя бы будет доказательство того, что один ее портрет сохранился.
Теперь понятно, отчего будет в восторге мисс Даченко.
– Думаю, мне лучше поехать в эти выходные. На следующей неделе мистер Аллен уезжает в командировку и не может сказать, как долго она продлится. Я могу поехать на завтрашнем поезде. Если, конечно, вы согласитесь отпустить меня на пару дней.
– Разумеется. – Конечно, он может, но хочет ли? По ее восторженному лицу ясно, что всю сегодняшнюю ночь она будет думать о предстоящей поездке. И ему придется ждать еще два дня, прежде чем он сможет опять ее поцеловать?
– Вообще-то я думал, мы поедем вместе, – произнес Фредерик, почти не раздумывая.
– Правда?
– А почему нет? Я тоже принимал участие в поисках. И вы полагаете, я буду спокойно сидеть дома, когда мы почти у цели?
– Вы действительно хотите поехать? Со мной в Англию?
– Да, Пайпер. Очень хочу.
На ее лице он увидел замешательство. После того, что сейчас произошло, ясно, к чему может привести совместное путешествие в Англию. Фредерик молчал, давая ей возможность принять решение. Он не хотел подталкивать ее ни в одну сторону, ни в другую. Его желания сейчас не имеют значения.
Он напряженно вглядывался в ее лицо, пока не увидел, как она кивает.
– Хорошо. В котором часу вы хотели бы ехать?
Глава 6
Пайпер была достаточно умна для того, чтобы понять, что может произойти между ней и Фредериком в Англии. Особенно после поцелуя, который навсегда останется в памяти. Вы решите, что это было впервые. В каком-то смысле действительно так. А уж подобные ощущения она точно не испытывала ранее, даже страшно представить, что бы произошло, не зазвони тогда телефон. По иронии судьбы, событие, заставившее их прерваться, бросило в объятия друг друга.
Следующим утром они уехали на первом же поезде.
На станции Пайпер купила карту Англии и нашла город, в котором жил Джон Аллен.
– Вы бывали там раньше? – спросила она Фредерика.
– В этом городке? Нет. Но я несколько раз был в Котсуолдсе.
Он изменил положение, и его нога, обтянутая джинсовой тканью, коснулась бедра Пайпер. Лишь усилием воли ей удалось не двинуться с места и сдержать волнение.
Влечение было невероятно сильным, подобного с ней никогда не случалось.
Она невольно заерзала на сиденье, стараясь увеличить разделявшее их пространство. В противном случае это будет самое тяжелое путешествие в ее жизни.
– Вчера вечером я нашла кое-что о Котсуолдсе в Интернете. – Ей непременно надо было чем-то себя занять, чтобы не думать о своем гипервлечении. Как выяснилось, планирование поездки с человеком, который недавно тебя поцеловал, совсем не успокаивает. – На фотографиях он выглядит великолепно. – И очень романтично. В этом была еще одна причина, мешавшая заснуть. Внезапно ей стало интересно, какими были предыдущие поездки Фредерика в Англию. – Вы там отдыхали?
– В аббатстве, недалеко от Чиппинг-Кэмпдена, сохранилась уникальная фреска девятого века, изображающая святого Михаила. Я писал о ней статью. – Он улыбнулся немного печально. – Я слышал, пару лет назад ее реставрировали; любопытно, какой она стала.
– Почему бы нам не заехать туда, раз мы будем неподалеку? – Судя по его улыбке, это место стоило посетить.
– Я уже думал об этом. Представляете, много столетий никто даже не догадывался о ее существовании. Ее обнаружили под каменной кладкой после того, как удар молнии отколол кусок стены.
– Известно, когда появилась эта кладка?
– Никто не может сказать точно. По моему мнению, это было сделано во времена Реформации, чтобы не злить Генриха VIII. – Он рассмеялся и начал рассказывать ей о монахах, их верности королю, но внезапно покраснел. – Простите, кажется, меня понесло.
– Ничего страшного, я не возражаю, – ответила Пайпер.
В любом случае она слушала его лишь вполуха. Ее больше привлекал блеск в его глазах и выражение лица.
– Я должна вам признаться, – смущенно произнесла она. – Мне трудно представить вас сидящим день за днем в библиотеке, погрузившись в книги.
Например, сегодня, в джинсах и футболке, он был похож скорее на плейбоя, проводящего все время на курортах, или известного спортсмена.
– Иногда я бываю в аудитории. Мои студенты сказали бы, что я провожу в библиотеке слишком много времени, поэтому мои лекции такие нудные.
– Совсем не нудные. – Она готова слушать его часами.
– Вы разделяете мнение меньшинства. Знаете, порой я думаю о том, что освещение в моей аудитории лучше бы приглушить. Тогда бы я не видел, как многие спят прямо на парте. Неприятно, когда спрашиваешь студента, а он не может повторить то, что ты сказал минуту назад.
Наверняка он преувеличивает. Пайпер не могла представить, что Фредерик может казаться скучным, и не важно, о чем говорит. Если бы она была его студенткой, то обязательно посещала все лекции и мечтала бы только об этом красивом профессоре.
– Наверное, ваши студенты в основном мужского пола.
– Да, где-то семьдесят на тридцать. А какая связь?
– Поверьте мне, девушки не заснули бы на ваших занятиях.
Лицо Фредерика густо залилось краской.
– Вы таким образом хотите дать мне понять, что они все очарованы моей внешностью?
– Вы напрашиваетесь на комплимент, профессор.
– Возможно. – Фредерик опустил глаза и стал водить указательным пальцем по карте. Интересно, он просто так ее разглядывал или мысленно прокладывал маршрут?
– О вас я мог бы сказать то же самое, – пробормотал он, не поднимая глаз.
– Получается, я тоже напрашиваюсь на комплимент?
– Ваша внешность невольно привлекает внимание.
– Сказал слепой, – выпалила Пайпер и в следующую секунду съежилась, осознав весь ужас ситуации. Поднять голову ее заставил только заливистый смех Фредерика.
– Человек способен разглядеть бриллиант даже сквозь щелку.
– Теперь я поняла, что вы шутите.
Забыв о карте, Фредерик провел пальцем по ее руке.
– Вы очень красивая, Пайпер.
По телу побежали мурашки.
– Вы говорите эти слова каждой своей экономке?
– Только американкам.
– А, значит, вы нанимаете на работу только американок?
– Нет. Вы первая. У меня нет привычки целовать тех, кто на меня работает.
– Тогда почему… – Пайпер запнулась и опустила глаза. Она не привыкла, чтобы ее выделяли, считали особенной.
– Не знаю, – ответил Фредерик и посмотрел на нее так, будто искал ответ на этот вопрос. Внезапно он улыбнулся. – Почему не получить удовольствие от того, что нам обоим нравится?
– Вы о чем?
– О сегодняшнем дне. Об этом путешествии.
– А завтра?
– Вот наступит, тогда и будем думать. Давайте жить сегодняшним днем.
Другими словами, не думая об обязательствах.
– Когда я была ребенком, эти слова означали для меня, что пока у нас есть деньги на аренду жилья. – Она пошутила, но грустный голос смазал эффект.
Фредерик наклонился к ней и взял за руку.
– Я не склонен обнадеживать впустую. Особенно если дело касается человеческих отношений. Я предпочитаю быть честным.
Ради кого? На днях он упомянул о том, что серьезные отношения приводят к серьезной жизненной драме. Этого он боялся? Боялся, что она воспримет все слишком серьезно? Что ж, в таком случае ему стоит вести себя более сдержанно и не быть таким привлекательным.
– Может, я несовременна, но хочу заранее знать, что меня ждет, – произнесла Пайпер. Она тоже будет предельно откровенной, никакого подтекста.
– Вы слишком много думаете. Давайте жить настоящим. Случится то, что случится. Но мы не будем форсировать события.
Пайпер кивнула. Она готова не форсировать. По крайней мере, ей так кажется.
На станции Сан-Панкрас их ждала машина с водителем. Устроившись на заднем сиденье, Пайпер подумала, что может привыкнуть к такой роскоши. И все же хорошо, что рядом с ней Фредерик. Как бы она вела арендованную машину с механической коробкой передач по дороге, где все ездят по встречной полосе?
Впрочем, ей лучше не придавать всему этому слишком много значения. Настанет время, и Золушке придется вернуться в свой мир. Вряд ли лимузин будет возить ее в Бостоне. Впрочем, на перемещение на лимузине по Парижу тоже не стоит рассчитывать. Жить настоящим значит в понедельник опять стать экономкой и поваром.
Единственное, что порадовало ее в речи Фредерика, так это предложение «не форсировать события». Она захлопнула крышку, позволив чувствам внутри бурлить без угрозы вырваться наружу, и придала лицу равнодушное выражение. Теперь она сможет сдержать свое гипервлечение. Сложностью было лишь то, что Фредерик сидел слишком близко, а иногда и наклонялся к ней, тогда она отчетливо ощущала его аромат, древесные ноты лосьона после бритья буквально околдовывали ее. К счастью, он наклонялся не слишком часто.
– Нам долго ехать до Котсуолдса? – спросила она у водителя.
– Девяносто минут или около того, – ответил он. – Может, чуть меньше. Все зависит от того, свободны ли дороги.
Пайпер проверила телефон, чтобы убедиться, не пропустила ли важный звонок. Никаких вызовов.
– Пейшенс так и не перезвонила.
– Возможно, она занята.
– Очень надеюсь. – Что она занята выяснением отношений со Стюартом, добавила она про себя. – Знаете, а я ведь так и не рассказала ей, что встречаюсь с Джоном Алленом.
– Полагаю, это и к лучшему. Мы ведь еще не видели картину. После разговора с месье Алленом у вас будет больше информации.
Например, готов ли коллекционер ее продать.
– Как вы думаете, рассказ об истории картины произведет на него впечатление?
– Возможно. Но все может быть и по-другому. Узнав, что картина связана с известнейшими коллекционерами серебра, он…
– Я поняла, не захочет с ней расстаться.
– Однако я уверен, что вне зависимости от результата нашей встречи Стюарт Даченко не пожалеет средств и времени, чтобы заполучить картину.
– Вы так уверены?
– Разумеется. Когда я желаю что-то получить, ни за что не отступаюсь, – ответил Фредерик.
От его слов Пайпер стало не по себе.
Сельская местность Англии оказалась еще красивее, чем на фотографиях в Интернете. Пайпер постоянно требовала остановить машину, чтобы сделать снимки изумительных видов.
– Во французской провинции тоже очень красиво, – не выдержал Фредерик, когда она принялась восторгаться пасущимися на лугу овцами.
– Да, но там Франция, а здесь Англия, – ответила Пайпер, щелкая фотоаппаратом.
– И?
Он выглядел почти обиженным.
– Вы говорите так, словно это соревнование за звание лучшего.
– Что касается отношений Франции и Англии – это всегда соревнование.
– Ну, здесь мне, по крайней мере, легче читать указатели, – усмехнулась Пайпер.
И как не соревноваться, ведь эти две страны – лучшее, что ей доводилось видеть в жизни.
– По дороге еще будет место, где я могла бы сделать красивые снимки? – спросила она водителя.
– Вы уже и так сделали целую дюжину, неужели мало? – проворчал Фредерик.
– Не хватает еще нескольких, – улыбнулась Пайпер. Из машины у нее ни за что не получится сделать красивую фотографию.
– Такой вид устроит? – Он указал вперед, где огромное поле разных оттенков зеленого простиралось до самого горизонта.
– Восхитительно.
Машина остановилась.
– Выходите и вы. – Пайпер махнула рукой.
– Зачем?
– Хочу вас сфотографировать.
– На обочине дороги?
– Вообще-то я думала снять вас у дерева. – Она махнула рукой в сторону.
Фредерик посмотрел на нее поверх очков. Она постаралась представить, о чем он сейчас думает, но не смогла.
– Прошу вас, – произнесла она. – Вчера я не могла себе представить, что захочу все это сфотографировать. – Будет здорово, если об этой поездке останется память. Хотя бы такая.
– Только для вас, знайте это, – ответил Фредерик.
– Спасибо. Встаньте рядом с деревом, хорошо? Ой, осторожно! – добавила она, когда он угодил ногой в яму.
– Надо предупреждать заранее, – проворчал он и улыбнулся.
Трудно оставаться серьезной, когда видишь такую улыбку.
Не веря в свою удачу, Пайпер сделала три фотографии подряд и пожалела, что не попросила Фредерика снять очки. Ей бы хотелось видеть потом на снимке его глаза.
Ну что ж, может, в следующий раз.
– Готово! – выкрикнула она. – Возвращайтесь в машину.
– Задержимся еще немного. Грегори, – обратился к водителю Фредерик, – не могли бы взять у мадемуазель телефон?
– Разумеется, сэр.
– И будьте так любезны, сфотографируйте нас вместе.
– О, нет, – спохватилась Пайпер. – Я не люблю сниматься.
– Грегори…
Водитель тут же протянул руку.
– Осторожно, не провалитесь в яму, – добавил Фредерик.
– Ладно, – согласилась Пайпер. Будет приятно иметь фотографию вместе с Фредериком на память. Растрепав немного волосы, она пошла за ним следом к дереву.
– Вставайте здесь, – велел он. Пайпер повиновалась, отметив, что они окажутся рядом. Неожиданно для нее Фредерик обнял ее за талию. – Улыбайтесь, – произнес он, прижимаясь щекой к ее виску.
– Снято! – выкрикнул Грегори.
Пайпер попыталась сделать шаг, но рука Фредерика держала ее крепко.
– Подождите, – прошептал он, затем приподнял ее подбородок и поцеловал. – Вот теперь можем идти, – сказал он.
Пайпер чуть не задохнулась.
– А как же слова о том, что не стоит форсировать события? – растерянно спросила она.
– Я и не форсирую. Но ведь мне не запрещено попытаться вас убедить, верно? – Он лукаво улыбнулся. – Пойдемте? Грегори ждет.
– Вот гостиница, которую рекомендовал Джон Аллен, – сказал Фредерик, оглядывая здание.
– Впечатляет, – кивнула Пайпер.
Это было самое романтичное место на свете. На холме стояло здание неправильной формы из грубого камня, а у подножия располагалась сама деревня – дома с соломенными крышами, окруженные зелеными холмами и лесом. Вид как на открытке. Картину довершал фермер, выгонявший в поле стадо овец.
Такое место очень подошло бы двум влюбленным, желающим укрыться от мира. Особенно, если одна из них такая женщина, как Пайпер.
Фредерик сам не понимал, почему эти мысли его так тревожат.
У дверей их встретила владелица, миссис Лестер.
– Вы, должно быть, те люди, которые звонили вчера? – поинтересовалась она, широко улыбаясь. – Вам повезло. Обычно в это время года у нас нет свободных номеров, но одна семья отказалась в последнюю минуту, и у нас появились две свободные комнаты.
Фредерик едва не рассмеялся, услышав облегченный вздох Пайпер.
Она удалилась в номер, чтобы подключиться к сети и поговорить с сестрой, а Фредерик дал указания Грегори насчет завтрашнего дня и поднялся к себе, чтобы прилечь. Он отвык от подобных путешествий за пределы Парижа, незнакомые места требовали большей концентрации, а от этого начинала болеть голова. В отличие от Пайпер, чтение вывесок только добавляло ему проблем.
Ритм последних двух дней был для него непривычен, но Пайпер просто светилась от счастья, и он не мог позволить себе испортить ей настроение, попросив немного сбавить темп. А самое странное, что ему этот ритм нравился, хотя и совершенно не подходил. Фредерик был доволен тем, как проводит время. Ведь неизвестно, сколько еще будет в его жизни таких счастливых дней.
Он невольно нарушил собственное правило заниматься только насущными делами и не думать о будущем, его заставляло присутствие Пайпер.
Положив голову на подушку, Фредерик предался более приятным размышлениям – о поцелуе у дерева в поле. Он был ему необходим. Ведь с того момента, как он поцеловал ее в первый раз, он только и мечтал о следующей возможности, кроме того, они довольно долгое время находились рядом, на одном сиденье, и его буквально дурманил исходивший от нее аромат ванили. Он вспоминал сладкий вкус ее губ и понимал, что больше сдерживаться не в силах. В самой Пайпер и в ее поцелуе были очаровательная нежность и наивность. Несмотря на тяжелое детство, она сохранила способность видеть прекрасное и радоваться ему. Она была из тех женщин, которые не перестают верить в сказку. Очевидно, что Пайпер очень предана сестре, и это еще раз подтверждало то, с какой готовностью она кинулась спасать отношения Пейшенс, даже написала письмо Стюарту Даченко. Портрет Анны стал для Пайпер примером трагической, но удивительной истории любви. Это восторгало ее и заражало подобным чувством всех вокруг. Иначе, почему он позволил себе сфотографироваться рядом с ней у дерева в глухой английской провинции?
Разумеется, Пайпер понимала: что бы ни произошло между ними, будь даже нечто похожее на сказку, она закончится в тот день, когда ей предстоит вернуться в Америку.
Впрочем, до этого времени у них еще есть возможность очень романтично провести время. Разумеется, он не собирается форсировать события, давить на нее, убеждая упасть в его объятия, но все же будет осторожно подталкивать к тому, что его постель – то самое место, где ей очень понравится.
Должно быть, он провалился в сон, потому что очнулся от осторожного стука в дверь.
– Простите за беспокойство, – пробормотала Пайпер, увидев его на пороге. – Я вас разбудила?
– Дремал, чтобы дать отдых глазам. – Он провел рукой по волосам, смахивая остатки сна. – Вы дозвонились до сестры?
– Да. Мы, наконец, поговорили. Кажется, у них со Стюартом все налаживается.
– Отлично. – Фредерик сделал шаг назад, впуская ее в номер.
Пайпер подалась вперед, но остановилась. Пальцы нервно теребили ворот майки, словно она не была уверена, стоит ли ей делать следующий шаг. Это было трогательно и еще раз подчеркивало невинность и чистоту этой девушки.
– Я хотела прогуляться по деревне. Может, в одном из восьми домов найдется магазин сувениров. Вот, пришла спросить, не захотите ли вы составить мне компанию, но раз вы отдыхали…
– Я не устал, только глаза, – поспешил ответить Фредерик.
– Вам лучше отдохнуть.
Едва ли.
– Если я буду выходить на улицу только тогда, когда мои глаза готовы к этому на сто процентов, мне придется постоянно сидеть дома. – А это совсем не в его характере. – Я с удовольствием прогуляюсь с вами.
– Вы считаете, что нельзя давать себе расслабляться, верно? – спросила Пайпер, когда они спускались по лестнице. – Поэтому постоянно находитесь в движении?
– Не считаю нужным сдерживать себя. – Да и возможно ли такое. – Стараюсь каждый момент жизни сделать прекрасным.
– Последние несколько дней были слишком активными, должно быть, вас это утомило.
Фредерик наклонился к ней и произнес, чуть понизив голос:
– Уик-энд только начинается, кто знает, что интересного он нам принесет.
Даже слепой мог бы понять, что Пайпер покраснела до корней волос. Как трогательно.
Оказавшись в центре деревни, они поняли, что для туристов здесь сделано многое: винный магазин, агентство недвижимости и юридическая контора. Единственным подходящим им магазином оказалась аптека, где Пайпер купила несколько открыток и две бутылочки лавандовой соли для ванны.
– Как вы думаете? – спросила она, открывая пробку и принюхиваясь. – Это хороший сувенир из Англии?
– Очень. – Хотя ее аромат нравился ему намного больше.
Они медленно шли по тротуару. Пайпер восторгалась домами и всем, что видела.
– У меня такое ощущение, что мы в Голливуде, в декорациях к фильму. Если бы я снимала кино об английской деревне, все сделала бы именно так.
Фредерик не мог не признать, что сады и кусты ежевики прекрасны. Он вообще любил тишину, а больше всего ценил умение молчать, находясь вдвоем. Совсем недавно он заметил, что рядом с Пайпер не ощущает той нервозной необходимости чем-то заполнить паузу, как бывало с другими женщинами. Можно спокойно сосредоточиться на всех неровностях дороги и даже полюбоваться красотой садов. Сейчас волосы Пайпер были убраны в хвост, и ему это нравилось, поскольку давало возможность любоваться ее профилем. Он потянулся и заправил выпавшую прядь ей за ухо. Пайпер вздрогнула и повернулась.
– Не знаю, как вы, а я проголодалась. Последний раз мы ели в поезде. – Пальцы ее невольно проделали то же самое, что и его несколько секунд назад. – Аптекарь сказал, что в полумиле есть бар. «Курица и цыпленок», кажется. Может быть, зайдем?
– Полагаю, выбор у нас невелик. Не думаю, что здесь больше одной гостиницы и ресторана.
– Скорее всего, – улыбнулась Пайпер. – Учитывая, как прекрасно это место, надеюсь, бар окажется не хуже. И вы говорили, что надо решать проблемы по мере их поступления…
Ее намек заставил его вздрогнуть.
– Приятно, что вы меня понимаете.
– Что касается ужина, несомненно. – Пайпер отвернулась, но он успел уловить на ее губах улыбку.
– Ужин – неплохое начало, – произнес Фредерик.
Какое-то время они шли молча.
– Надеюсь, в этом баре традиционное меню. Я всегда хотела попробовать пирог с мясом и почками. И пудинг на пару. Например, «Пятнистый Дик» с соусом из патоки.
Фредерик посмеивался, слушая, как она мечтательно выбирает блюда.
– Теперь мне ясно, почему вы решили стать поваром. К еде вы явно неравнодушны.
– К хорошей еде, – поправила она. – Стоит всего раз попробовать, и я могу воспроизвести блюдо в точности, хотя некоторые, даже затейливые, могу приготовить, не пробуя.
– Затейливые? – Фредерик не понял.
– Слишком сложные. Мне не нравятся блюда, которые надо долго готовить. Не поймите меня неправильно, но я считаю, что лучше всего стейк, добрый старый стейк. – Он рассмеялась. – Думаю, поэтому шеф меня и ненавидит. Он сам слишком затейливый.
– Полагаю, вы преувеличиваете, говоря, что он вас ненавидит.
– Ничуточки. Понимаю, вы думаете, что он старается сделать меня лучше, но на самом деле ему претит мой стиль в кулинарии. Он невзлюбил меня с самого первого дня.
В этот момент они проходили мимо старого развесистого дуба. Пайпер потянулась и сорвала листок.
– Знаете, в тот день, когда вы застали меня плачущей в кухне, я думала уйти из школы.
– Правда? – Он тогда понял, что она расстроена, но решил, что у нее просто был неудачный день. Если бы она бросила школу, они не шли бы сейчас по этой дороге. – И почему ты передумала?
– Нам пришлось много работать, чтобы отправить меня в Париж. Бросить все и уехать было бы неправильно.
Нам. Ей и сестре? Фредерик не мог понять почему, но разговоры о кулинарной школе и ее сестре заставляли нервничать. Все дело в том, что ему не нравится слушать о чувстве долга в таком контексте?
– Уверен, сестра не стала бы вас заставлять, зная, какие это приносит страдания. Она желает вам счастья.
– Это верно. Она бы велела мне немедленно возвращаться домой, но я уже сказала, это было бы неправильно. – Она помедлила. – И я не могу сказать, что несчастна. Сейчас точно.
– Принимаю это как комплимент в свой адрес. – Вспыхнувшая радость полностью подавила неприятное чувство, появляющееся всякий раз, когда Пайпер заводила разговор о сестре и школе. – Итак, вы решили закончить курс. А потом? Что будет потом, когда вы вернетесь в Бостон?
– Устроюсь на работу в один из ресторанов и буду постепенно подниматься вверх по карьерной лестнице. Что еще может делать дипломированный повар?
Да, конечно, но это должно быть сказано с большим энтузиазмом. Впрочем, многим и обучение приносит удовольствие. Сейчас был один из тех моментов, когда он жалел, что не может одновременно идти и вести серьезный разговор. Он даже не может оторваться от дороги и посмотреть ей в глаза, чтобы понять, о чем она думает.
– Вы могли бы открыть свой ресторан. Кафе дю Пайпер.
Она весело рассмеялась.
– Возможно, настанет такой день. Я бы предпочла небольшое бистро, чтобы самой составлять и менять меню. Мы с Пейшенс часто об этом мечтали.
Опять Пейшенс. Эта женщина начинает ему надоедать, словно незримо она всегда рядом.
– А у вас с сестрой и мечты общие? – резко спросил он.
– Нет, – ответила она не слишком уверено. – У меня есть и собственные.
– Например? – Ему неожиданно стало любопытно услышать, чего же она хочет, поэтому он остановился, развернулся и заглянул ей в глаза. – Что бы вы сделали, если бы могли позволить себе все на свете?
– Готовила бы, конечно.
– И все? Только готовили бы? Скажите, о чем на самом деле мечтает Пайпер?
Хорошо, что он остановился, иначе не увидел бы, как веки опустились, а темные ресницы скрыли глаза.
– Вам это покажется глупым.
– Нет же. – Ее мысли не могут быть глупыми. – Мне очень хочется знать. Правда.
– Но предупреждаю, в этом нет ничего волшебного и прекрасного.
– Хорошо. Ведь все мечты разные.
Она вздохнула полной грудью.
– Если бы я могла делать только то, что захочу, я бы готовила самые вкусные блюда для тех, кого люблю. Кулинария стала мне другом, когда это было необходимо. Я бы хотела сделать людям ответный подарок. – Она покраснела. – Я же говорила, это глупо.
– Вовсе не глупо. Напротив, очень мило. – Такая мечта очень ей подходила. Как повезет тем людям, кого она любит.
Фредерик наклонился и поцеловал Пайпер в щеку.
– Желаю, чтобы ваша мечта исполнилась, – прошептал он и про себя добавил: «И не дай ей умереть из-за преданности сестре».
Бар, как выяснилось, назывался «Курица и петух», и табличка у двери сообщала, что он был открыт в 1666 году. Пайпер не сомневалась, что здание не раз перестраивалось. Войдя, они вдохнули чистый воздух без примесей неприятных запахов, а это было для нее очень важно.
Интерьер был таким же, как в таверне семнадцатого века. Ей даже показалось, что к ним сейчас выйдет хозяин в одежде той эпохи и кожаном фартуке. Грубые стены, низкие потолки. Фредерик даже задел головой балку, когда они прошли в зал.
– Должно быть, у них не так много людей выше шести футов, – усмехнулась Пайпер.
– Пожалуй, даже пяти. Надо повесить табличку с предупреждением.
– Бедняга, – скривилась Пайпер и принялась тереть его макушку. – Так лучше?
– Намного, – кивнул Фредерик.
Она не видела его глаз за стеклами, но кожей чувствовала взгляд. Он смотрел только на нее. Взял ее ладонь и поднес к губам.
– Спасибо.
По телу побежали мурашки, и она поспешила освободить руку. Удивительно, как остро она реагирует на каждое его прикосновение, гипервлечение проявляет себя очень некстати. Этому способствует и то, что он поцеловал ее дважды за последние десять минут.
В зале сидели только двое мужчин. Им навстречу вышла женщина и посадила за столик в углу около нерастопленного камина. Уединенное и тихое место. Удивительно. Может, и в этом Англия и Франция соревнуются? Хотят, чтобы именно на их земле она упала в объятия Фредерика? Им не стоило так усердствовать, он справится и без их помощи. Чтобы отвлечься, Пайпер углубилась в изучение меню, занимавшего всего один лист, врученный женщиной.
– Там есть ваш пирог? – спросил Фредерик.
– Кажется, нет. Похоже, местный повар предпочитает континентальную кухню традиционной. Впрочем, может, киноа и есть то традиционно английское, о чем я не знаю.
– Жаль.
– И мне, – вздохнув, сказала Пайпер. – Остановлюсь на запеченной цесарке.
– Бедняга, как не повезло, – произнес Фредерик. Настроение внезапно поднялось, стало весело и легко. И почему они не подружились сразу, как он взял ее к себе на работу? Последний год прошел бы куда лучше. Он мысленно поблагодарил неизвестную ему Анну. Если бы не ее портрет, они бы так и остались чужими друг другу.
– Добрый вечер. Вы готовы сделать заказ? – Рядом стоял мужчина с блокнотом в руке.
Пайпер быстро перечислила блюда.
– То же самое, – сказал Фредерик. – И бутылку Совиньон блан, – добавил он.
– Вы даже не заглянули в меню, – удивилась Пайпер.
– Доверяю вашему вкусу. Кроме того, я оставил волшебные очки в дорожной сумке.
– Ах, вот теперь все ясно. Теперь моя очередь надеяться, что вы не разочаруетесь.
– Пока у меня не было повода.
Пайпер поежилась. Надо быть настороже. Она и так увлечена этим мужчиной больше допустимого.
Фредерик снял солнечные очки, и она, наконец, смогла увидеть его глаза. Надо сказать, ей не понравилось, как он выглядит, вокруг глаз и рта залегли морщины, такие появляются на лице от усталости. Фредерик принялся тереть пальцами брови.
Когда на столе появилась бутылка вина, она спросила:
– Глаза очень устали?
– Немного.
Кажется, у них разное понимание этого слова.
– Вам не надо было идти со мной. Я бы и одна прекрасно прогулялась.
Конечно, это было бы не так приятно, но она бы вытерпела.
– Не стоит переживать. Я уже говорил, что не могу постоянно находиться в помещении и вести себя как инвалид всего лишь из-за небольшой усталости.
Он произнес эти слова слишком эмоционально. Видимо, Фредерик и сам понял, что излишне резок, поэтому следующую фразу говорил уже спокойнее.
– Полагаю, мы все выяснили еще в отеле.
– Да, но тогда вы не выглядели таким усталым. Мне неловко, что я не подумала о вашем здоровье.
Видимо, она сказала что-то лишнее, потому что Фредерик взорвался.
– Мое здоровье не ваша забота, – отрезал он.
– Я только хотела сказать…
– Я знаю, что вы хотели сказать. – Он запнулся и опустил глаза, пытаясь взять себя в руки. – Простите. Я не должен позволять себе говорить в таком тоне. Скажем так, я уже старался в жизни с пониманием относиться к требованиям людей, и это не привело ни к чему хорошему.
Все ясно.
– Вам станет легче, если я скажу, что не принадлежу к таким женщинам? – Другие мысли не приходили в голову, скорее всего, его бывшая девушка была слишком требовательна.
– Дело вовсе не в женщине.
Тогда в чем же? Фредерик молчал, сосредоточенно глядя на бокал, но Пайпер была уверена, что думает он сейчас совсем не о вине. Скорее, подбирает подходящий ответ.
Нет сомнения, что Фредерик постарается увести разговор в другую сторону, но, к ее удивлению, он произнес:
– Проблема в том, что, требуя исполнения всех желаний, очень просто превратить близкого человека в слугу.
Ничего себе. Видимо, это была очень властная личность.
– Я всего лишь хотела сказать, что способна сама дойти до аптеки. Я же не предлагала вам нарезать мясо или нечто тому подобное. Кроме того, я действительно ваша прислуга.
Она полагала, что Фредерик рассмеется, но он продолжал угрюмо смотреть перед собой. Он лишь сильнее нахмурился, глаза сверкнули, словно готовы были метнуть молнии.
– Моя мама делала для отца все, – сказал наконец он.
– Так бывает в традиционных семьях.
Слова показались ей неуместными.
– При чем здесь традиции? Мой отец ничего не мог сделать сам, мама постоянно должна была находиться рядом. В результате у нее не было собственной жизни. Весь ее мир крутился вокруг отца.
– Вам не нужно мне ничего объяснять. – Впрочем, Пайпер очень надеялась, что он продолжит, ведь ей было интересно узнать о нем как можно больше. Судя по выражению его лица, тема для него очень болезненна.
– Это имеет какое-то отношение к вашему выбору в жизни? Вы говорили, что благодаря маме заинтересовались искусством.
– Она хотела и добилась того, чтобы я заинтересовался. Я гулял с няней, приходил домой и рассказывал обо всем, что видел. – Он опустил глаза. – Если бы мама могла, она бы сама со мной гуляла.
Пайпер отлично понимала, что значит не иметь выбора.
– А почему ваш отец… – Она хотела сказать «был таким эгоистом», но промолчала.
– Он был слепой.
От неожиданности Пайпер часто заморгала.
– Как?
Это многое объясняло.
– Пигментный ретинит – наследственное заболевание.
Получается, Фредерик, как полный наследник отца, ищет способы, которые помогут именно ему справиться с болезнью? Он поэтому отвергает любую помощь?
– Мне так… – хотела извиниться Пайпер, но опять запнулась. Фредерику будет неприятно слышать, что ей жаль, и она просит прощения. Лучше промолчать.
– Давайте поговорим о чем-то другом, – предложил Фредерик. – Не хочу портить чудесный вечер грустными воспоминаниями. Скажите, вам понравилось вино?
Глава 7
Пайпер объясняла, что никогда не могла понять разницу между Оак Совиньон блан и сухим Совиньон блан.
– Да, я разбираюсь в кулинарии, но вино – совершенно другая история, – закончила она.
Уже второй раз за неделю Фредерика поражала деликатность этой девушки. Она понимала, что тема слишком для него болезненна, и не стала настаивать на продолжении разговора. Возможно, причина была в другом, но он был благодарен ей за то, что она не стала расспрашивать его о слепоте отца.
Фредерик и сам не понимал, почему вдруг коснулся этой темы, ведь ему она была неприятна. Он ни с кем не говорил о своем детстве. Ведь если поделиться с человеком самым личным, он может решить, что ты расположен к нему больше, чем к остальным, и будет надеяться, что отношения могут иметь продолжение. Ему очень не хотелось попусту обнадеживать такую прекрасную девушку, как Пайпер.
Внезапно он вспомнил о том, что она поделилась с ним всеми своими сокровенными тайнами, и у него возникло чувство, что он должен быть с ней более откровенным. Как говорится, тайна за тайну. Он расскажет ей о себе.
В голове закружились воспоминания детства. Голос отца, грустный и едва различимый, потом его грохочущий, требовательный крик: Ты мне нужна! Я не могу сейчас справиться сам! «Сейчас» случалось постоянно. Генетическая память о том, что на помощь всегда придут слуги, оказывала свое действие. Отец ничего не мог сделать сам. В результате его требовательность перешла все разумные границы.
Похоже, еда в заведении была на славу.
– Видите, я не зря вам доверился, – сказал Фредерик, подцепляя на вилку очередной кусок. – Вы не могли ошибиться. Цесарка прекрасна.
– Да, неплоха, – кивнула Пайпер. – Но я бы положила меньше тимьяна.
– Получилась бы совсем бестимьянная цесарка.
Взрыв смеха напомнил ему, как он соскучился по перезвону этих колокольчиков. Фредерика тревожило, что ее общество ему так приятно. Она веселая и умная, а поцелуи вызывают ощущения, забытые с подросткового возраста.
Давление в груди заставило его сжать руку в кулак. Девяносто девять дней из ста он проживал, не жалуясь на неизбежное будущее. Теперь же все чаще ему становилось грустно от мысли, как он будет скучать по этому миру. А ведь может стать таким же законченным эгоистом, как отец…
«Парис, ты мне нужна», – постоянно твердил он, словно мантру.
Нет, Фредерик был уверен, что не станет таким. Ни за что не станет.
Впрочем, сейчас он желал одного – женщину, сидящую напротив.
Пайпер тихо откашлялась. Фредерик скользил по ней взглядом, будто внимательно изучал.
– Жаль, что здесь такое плохое освещение. Мне бы хотелось лучше вас видеть.
Щеки ее стали такого же цвета, как розы в саду, мимо которых они сегодня проходили. Интересно, а остальные части ее тела тоже покраснели?
Он потянулся через стол и сжал ее руку, отметив, что она слегка дрожит.
– Вы еще не отказались от мысли о пудинге? – тихо спросил он, поглаживая пальцем ее ладонь.
– Я не видела его в меню.
– Какая жалость. Мне неприятно, что вы остались без десерта.
– Не страшно. Думаю, мне понравится что-то другое, – произнесла Пайпер и добавила, наклонившись почти к самому лицу Фредерика. – Из меню.
Маленькая шалунья. Значит, она решила с ним поиграть.
– Учтите, – произнес ей в тон Фредерик. – Когда мы здесь закончим, я буду целовать вас, пока вы не лишитесь чувств. А потом опять буду целовать.
Он нечетко видел ее лицо, скрытое от него полумраком, но хорошо слышал, как участилось ее дыхание.
– Стоит подумать об этом, – прошептала Пайпер, – и есть торт уже не хочется.
– Отлично. – Не потрудившись попросить счет, Фредерик открыл бумажник и бросил на стол пачку купюр, которой хватило бы на оплату десяти подобных обедов. – Пойдемте.
Удивительно, но за дорогу обратно Фредерик не сделал попытку обнять и поцеловать Пайпер. Он решил, что самое главное сейчас без проблем добраться до гостиницы. Стоит отвлечься на поцелуи, и он потеряет ориентацию, а тогда беды не миновать.
Кроме того, он испытывал мазохистское удовольствие, отодвигая во времени исполнение заветного желания. Он позволил себе лишь ненадолго взять ее за руку, а поднимаясь по лестнице в номер, пропустил вперед, чтобы полной грудью вдохнуть чудесный аромат ванили.
Оказавшись на верхней площадке лестницы, Фредерик решил, что может больше не сдерживаться, и обнял Пайпер за талию. Она дрожала, и он обрадовался, что не у него единственного такая реакция.
– Я тебе кое-что обещал.
Взяв ее лицо в ладони, он жадно впился глазами в ее губы.
Вчера он лишь попробовал на вкус это блюдо, сегодня же собирается насладиться им в полной мере. Фредерик поцеловал уголок ее губ, потом другой. Дыхание ее участилось, и это придавало смелости. Прежде чем поцеловать ее, он прошептал, почти касаясь ее рта губами:
– В твой номер или мой?
Пайпер ответила не сразу и очень тихо:
– Не имеет значения.
Она права. Какая разница.
– Вот ты где. А я уже десять минут стучу к тебе.
Пайпер оторвала взгляд от френч-пресса и подняла глаза на Фредерика. Он стоял в дверях зала для завтраков босиком, рубашка была застегнута криво. Он был похож на человека, только что вставшего с постели. Впрочем, так оно и было. Пайпер знала это точно, потому что еще час назад лежала рядом в его кровати.
Стоило ей подумать о том, чем они занимались, и лицо заливалось краской.
– Мы с миссис Лестер обсуждали рецепты блюд для завтрака. – По голосу ее было понятно, что она изо всех сил старается сдерживать эмоции. – Я показала ей, как готовлю уэвос ранчерос, а миссис Лестер рассказала, как делает сосиски с картофельным пюре.
– Это все, что я могу сделать, чтобы вас отблагодарить, – улыбнулась стоящая рядом хозяйка и заправила рыжий локон за ухо. – Гостей я на кухню не пускаю, но настоящему повару отказать не могла.
Пайпер встала.
– Пока мы беседуем, я могла бы еще что-то приготовить. – Необходимо куда-то деть переполнявшую ее энергию. Она покосилась на осадок во френч-прессе. – Хочешь кофе?
– Удивлен, что ты так рано встала. – Фредерик подошел ближе и наклонился к самому ее уху. – Не ожидал, что проснусь сегодня один.
Пайпер поежилась. Его дыхание щекотало шею.
– Ты спал, я не хотела тревожить.
Возможно, но, скорее, пыталась избежать утренней неловкости перед любовником. Прошлая ночь была, без сомнения, прекрасной, но она понимала, что ночь и день – разные времена суток; то, что кажется естественным после двух бокалов вина ночью, может смутить после пробуждения. Пайпер побоялась увидеть глаза Фредерика при утреннем свете.
– Мое эго задето, – произнес он, пожирая ее глазами. – Обычно утро я проводил по-другому. Должно быть, теряю хватку.
Нет, он ничего не потерял. У Пайпер начинала кружиться голова, стоило ей вспомнить, что способны вытворять его руки. Она опасливо обернулась, чтобы понять, не слышит ли их разговор миссис Лестер. К счастью, хозяйку больше беспокоило состояние хлеба в духовке.
– Прости. Я вспомнила о предстоящей встрече и уже не смогла заснуть. Решила спуститься вниз, выпить кофе и столкнулась с миссис Лестер.
– Которая сразу предложила тебе приготовить уэвос ранчос. Лучше возвращайся в постель.
– Уэвос ранчерос, – поправила его Пайпер. – Я не просто показала ей, как готовить эту яичницу, а еще сделала картофель к завтраку.
– Пойдем в номер, – продолжал он шептать ей на ухо, не думая даже о том, что его может услышать хозяйка. – Хочу показать тебе, чего ты лишила себя своим побегом.
У Пайпер подкосились колени.
– Вы… вы не возражаете, если мы выпьем кофе наверху? – обратилась она к миссис Лестер.
– Конечно, конечно, – ответила та. – Оставьте все в комнате, горничная потом уберет. И спасибо вам за помощь. Первый раз встречаю гостью, которая готовит картофель лучше меня.
– Благодарю вас за эти слова. Мы скоро вернемся. – Фредерик подтолкнул Пайпер к лестнице.
– Ты не дал мне договорить, – возмутилась она.
– Не важно. Ты не представляешь, в какое количество номеров мне пришлось постучать, прежде чем я нашел тебя.
– Но внизу их всего три.
– Целых три! Идите в наш номер, юная леди. Он не заперт.
В наш номер. Эти слова невероятно ее возбуждали. Она позволила Фредерику обнять себя за талию и поспешила вверх по лестнице.
Через два часа, приняв душ и приведя себя в порядок, они спустились вниз, готовые к новому дню.
Миссис Лестер так хитро улыбнулась Пайпер, что та опять покраснела до корней волос.
– Садитесь, где вам удобно. Сегодня вы последние. Да, – спохватилась она, – ваш водитель приехал, пока вы пили наверху кофе. – Она кивнула на Грегори, сидящего за столом в углу. Он тоже улыбнулся им и кивнул.
– Весь мир знает, чем мы занимались, – шепнула Пайпер Фредерику.
– Если ты о Грегори, не думаю, что он удивлен. Я уверен, он просто завидует. Сам мечтал бы оказаться на моем месте.
Он провел пальцем по ее плечу, и этого было достаточно, чтобы ее опять охватило желание.
– Ты часто этим занимаешься? – спросила она.
– Когда удается увезти в Англию красивую женщину? – Пайпер смотрела на него и ждала, не отреагировав на шутку. – Как ты заметила, на столбике моей кровати не слишком много зарубок, если ты об этом.
Ее интересовало не совсем это. Сейчас она подумала, что он редко не ночевал дома, а друзей принимал дома еще реже. Она вспомнила лишь двоих, и они покинули его дом до завтрака.
– Приятно слышать. – Ее порадовала его откровенность. Какой женщине приятно знать, что она лишь одна из многих в очереди в эту спальню. Впрочем, даже женщина разозлила бы ее меньше, чем единственное слово шефа Диспельту в ее адрес. А это наглядно демонстрирует, как она относится к Фредерику.
К столику подошла миссис Лестер с кофейником.
– Пайпер сказала, что сегодня вы встречаетесь с Джоном Алленом. По поводу картины.
– Именно так, – кивнул Фредерик. – Вы его знаете?
– Немного. Время от времени заходит к нам на чай. Странный такой парень. Ой, не сочтите за бестактность, я просто хотела сказать, что он своеобразный человек.
– Насколько своеобразный? – оживилась Пайпер. Ей хотелось знать заранее, не попадут ли они в дом к сумасшедшему.
– Немного. Например, он всегда приходит к нам со своими пирожными. Самый богатый человек в городе жалеет деньги на какие-то сладости, а сам потом оставляет на чай в сто раз больше положенного.
– Любопытный джентльмен. – Фредерик отставил чашку с кофе.
– Любопытный, вот именно. У меня осталась последняя корзинка с хлебом. Принести?
– Да, пожалуйста, – кивнула Пайпер. Когда миссис Лестер удалилась, она наклонилась к Фредерику: – Думаешь, любопытный – это хорошо или плохо? – На ее взгляд, это похоже на странности Бернара при выборе клиентов.
Фредерик пожал плечами:
– Сложно сказать. Знаешь, коллекционеры похожи на снежинки, на свете не существует двух одинаковых.
– Может, мне повезет, история Анны тронет его сердце, и он согласится продать картину?
– Или твой друг Стюарт укажет в чеке столько нулей, что он будет не в силах отказаться.
– Он не мой друг, он внучатый племянник Анны. И, надеюсь…
– Друг Пейшенс? – подмигнул он. В этой фразе было слишком много подтекста.
– Совершенно напрасно ты так говоришь. Мы со Стюартом никогда не дружили. – Она потянулась к чашке с кофе. Теперь ведь слово «дружба» подходит и для определения их отношений.
Фредерик улыбнулся, глядя на ее влажные губы.
– Я рад. Не люблю кого-то делить.
Он не любил делиться и думать о будущем. Получается, их обоих ждет неопределенность?
Дом Джона Аллена располагался в конце длинной дороги, пролегающей между двумя огромными полями лаванды. Поворот никак не был обозначен, поэтому они дважды проехали мимо. Поскольку Аллен был коллекционером и ценителем искусства, Пайпер ожидала, что его дом будет выглядеть лучше, чем это покосившееся строение с соломенной крышей. Впрочем, может, ему нравилась такая жизнь в тихой сельской местности.
Пайпер огляделась в поисках машины, но единственным транспортным средством с колесами был прислоненный к изгороди велосипед.
– Вы уверены, что адрес верный? – спросила она Грегори.
– Если верить навигатору, то да, – ответил тот.
– Возможно, он старается не привлекать воров, – предположил Фредерик.
Возможно. Выйдя из машины, она вдохнула аромат цветов и влажной грязи.
– Похоже, месье Аллен не любитель ландшафтного дизайна.
Он был прав. Дорога из щебня была размыта дождями и местами опасна. Вдоль ведущей к двери дорожки были высажены цветы. Пайпер заметила еще ящик с однолетними растениями. В остальном земля вокруг дома оставалась голой.
– Может, он считает, что полей лаванды достаточно? – предположила Пайпер.
– Возможно. – Фредерик вдохнул полной грудью. – Превосходный аромат.
– Просто спрятать тело, – сказала Пайпер и добавила, увидев, как у него перекосилось лицо: – Шутка. Хорошо, что ты со мной.
– Спасибо, – ответил Фредерик, и на лице его появилось одно из тех выражений, которое она не могла разгадать.
В следующий момент входная дверь распахнулась.
– Приветствую вас! – воскликнул хозяин. – Вы, должно быть, Пайпер. Рад встрече. Я беспокоился, что вы заблудились. – Пайпер не сразу привыкла к его акценту. Некоторые слова звучали непривычно. – Вы приехали с другом. Здравствуйте. – Он широко улыбнулся Фредерику.
Он взглянул на Джона Аллена, и слова миссис Лестер обрели смысл. Одетый во все льняное, мистер Аллен выглядел английским джентльменом 1920-х годов. Седая макушка оказалась прямо под носом Пайпер. Господи, как Бернар мог забыть их встречу?
Она поспешила познакомить мужчин. Джон Аллен с энтузиазмом потряс руку Фредерика.
– Для вас Джон, пожалуйста. Для вас обоих.
– Спасибо, что согласились с нами встретиться, – сказала Пайпер.
– Не скрою, вы меня удивили. Я и представить не мог, что случайно купил такое знаменитое полотно.
Фредерик кашлянул и поднял вверх большой палец, давая понять Пайпер, что он набивает цену.
Внутри дом оказался обставлен вполне современно. Джон снес несколько стен, увеличив пространство. Таким образом, они оказались в очень большой комнате со сводчатым потолком. Кухня же по размеру могла соперничать с кухней Фредерика. Пайпер настолько не терпелось увидеть картину, что она не уделила ей должного внимания. Краем глаза она заметила, что Фредерик внимательно осматривает дом. Это не укрылось и от хозяина.
– Несколько лет назад купил его за символическую сумму, – ответил он, выслушав комплимент гостя. – Пришлось полностью все переделать, чтобы справиться с сыростью. Теперь за этим следит система климат-контроля. Долго не решался повесить картины.
– Печально.
– Да. Стоит ли тратить целое состояние и не иметь возможности любоваться красотой. Основная коллекция на той стене.
– А сколько всего у вас картин? – поинтересовалась Пайпер.
– На данный момент пятнадцать. Две самые большие на хранении в Нью-Йорке. Для них здесь нет места.
Ей стало понятно почему. На задней стене располагались около дюжины полотен. Фредерик заметил акварель, на которой была изображена женщина, работающая в саду.
– Бергдал? – спросил он.
– У вас профессиональный взгляд, профессор. Купил в Нью-Йорке лет двадцать назад.
– Такие работы сейчас редко встречаются на рынке.
– Я слышал, на аукционе в следующем месяце будет выставлен его морской пейзаж. Я уже дал знать своему агенту. Прошу вас, «Анна» здесь, в столовой. Кстати, угощайтесь – чай и булочки. Я сам их пеку.
Пайпер не сдержалась и потянула Фредерика за рукав пиджака.
– Неудобно спрашивать, но сколько может стоить такая картина?
– Поверь, тебе лучше не знать.
Джон уже ждал их на пороге столовой.
– А вот и «Анна возлежащая».
– Ух ты, – только и смогла сказать Пайпер. Невозможно представить, что эта женщина и та старушка, помахавшая в камеру во время одного из разговоров с Пейшенс, один и тот же человек.
– Прекрасна, верно? – улыбнулся Джон.
– Потрясающе.
– Я влюбился сразу, как только увидел. Как удивительно художнику удалось передать, как светится ее кожа. А губы! Он поймал на полувздохе. Согласитесь, сразу понимаешь, что эта женщина только что…
– Вы правы, – сказала Пайпер. В конце концов, перед ними хозяйка ее сестры, хоть и бывшая. Некоторые фразы лучше оставить неоконченными.
Дело в том, что Джон был абсолютно точен в оценке. Картина была невероятно чувственной. И дело было не в сексуальности изображения; по крайней мере, Пайпер поразило не это, а выражение лица Анны. Она смотрела на художника с нескрываемым обожанием. Пайпер видела перед собой не лежащую на диване семнадцатилетнюю обнаженную девушку, а влюбленную женщину. Неужели это и есть причина, по которой Теодор Даченко хотел ее уничтожить?
Пайпер старалась представить, каково это – испытывать столь глубокое чувство?
– С вами все в порядке? – обратился к ней Джон.
– Да, спасибо. Я задумалась об Анне Даченко. Она будет счастлива узнать, что картина сохранилась. – Пайпер открыла сумку и достала телефон. – Вы сказали, что я могу сделать несколько фотографий.
– Да, разумеется. Вы же мои гости. Только, прошу вас, отключите вспышку, если можно, я не хотел бы, чтобы краски потускнели.
– Спасибо.
Продаст он полотно или нет, но Анна должна увидеть: доказательство ее любви к Найджелу существует.
Джон тем временем подошел к чайному столику, а Фредерик внимательно разглядывал картины. Пайпер заметила, как часто его голова меняет положение – он разглядывает их частями.
– По телефону вы сказали, что ищете картину для Анны, на ней изображенной. – Джон подошел и протянул ей чашку чаю, а затем передал еще одну Фредерику.
– Да, для Анны Даченко. – Пайпер принялась рассказывать захватывающую историю, и с каждой минутой все отчетливее понимала, что теперь купить картину за разумные деньги Стюарту не удастся. Ну и ладно. Сейчас важнее, чтобы Джон понял, что владеет неординарной картиной.
– Удивительно, – заключил тот, выслушав рассказ. – Вы сказали, что это единственная сохранившаяся картина Найджела Роужа.
– Если только какой-то коллекционер не прячет его полотна у себя в подвале, – добавил Фредерик и опять кашлянул, предупреждая Пайпер. – Найджел умер вскоре после того, как Анна вернулась в Штаты.
Джон тяжело вздохнул.
– Какая трагическая история. Когда я впервые увидел картину, я сразу понял, что это творение влюбленного человека. И она его любила. Чтобы понять это, достаточно посмотреть в глаза.
Значит, он понял.
– Анна так и не вышла замуж.
– Что вы говорите?
Пайпер покачала головой. У нее было такое впечатление, что она распускает сплетни о романе голливудской знаменитости.
– Она живет в Бостоне с котом Найджелом.
– Кота зовут Найджел? – Джон всплеснул руками. – Я сейчас заплачу.
– Теперь вы понимаете, почему племянник решил разыскать и подарить ей картину. Он мечтает вернуть ее тете, пока та еще жива.
– Удивительная история, – вздохнул Джон. – Получается, Найджела лишили возможности стать знаменитым. Возможно, он бы прославился, если бы Теодор Даченко не уничтожил его работы. – Он посмотрел на Фредерика, словно ожидая поддержки.
– Несомненная потеря для искусства, – кивнул тот.
Пайпер достала телефон и сделала еще несколько снимков. Она решила отправить несколько и сестре Найджела.
– Она дарила ему вдохновение, – произнесла она. – Думаю, Анна была настоящей музой Найджела.
– Полностью с вами согласен. Теперь мне понятно, почему племянник хочет подарить полотно тете.
– Вопрос в том, – Фредерик впервые заговорил на эту тему, – согласитесь ли вы ее продать?
– Э-э-э…
Такая реакция Джона показалась Пайпер плохим знаком.
– Я, безусловно, встречусь с мистером Даченко, но должен признаться, что это мой любимый предмет в коллекции. Я обожаю смотреть на нее во время еды.
Пайпер подумала, что она, например, спокойно обошлась бы и без этого портрета.
Следующий час они провели за осмотром коллекции, поскольку Джон Аллен был счастлив воспользоваться случаем и показать ее тому, «кто понимает». Когда они закончили, Пайпер все же решилась еще раз поднять вопрос о продаже картины.
– Обещаю вам, я об этом подумаю, – заверил ее Аллен. – Признаюсь, я питаю слабость к таким трогательным любовным историям.
– Благодарю вас, – улыбнулась Пайпер и еще раз посмотрела на полотно, незаметно скрестив пальцы. Хочется верить, что однажды эта картина окажется в Бостоне.
– Миссис Лестер была права, – сказала она Фредерику, когда они подходили к машине. – Он странный.
– Странный, но находчивый. Кстати, у него отличная коллекция. Даже ради одного Бергдала сюда стоило ехать. Поздравляю. – Фредерик обнял ее за плечи. – Твои поиски были удачными.
Да, удачными. И все же Пайпер нахмурилась.
– Что-то не так?
– Не знаю. Я думала, что буду счастлива найти картину, но…
– Тебе грустно, потому что все кончено. Ничего удивительного.
Дело было не только в том, что портрет Анны найден. Пайпер внезапно осознала, что это был ее единственный шанс находиться рядом с Фредериком. Теперь, когда поиски закончены, нет необходимости проводить время вместе. После возвращения в Париж их отношения закончатся?
Пайпер боялась, что все так и будет.
– Это приключение меня изменило.
Просто перевернуло всю мою жизнь.
– День еще не закончен. Приключение продолжается.
– В каком смысле? – спросила она, будто действительно не поняла его.
Фредерик остановился и посмотрел на нее так, как не смотрел никогда. В его глазах горела страсть, но было и что-то еще. Смятение? Что бы то ни было, но от его взгляда у нее кружилась голова.
– Хочешь, я кое-что тебе покажу? – спросил он, проводя пальцем по ее губам.
– Очень, – ответила она. Когда он так на нее смотрел, она была готова на все.
Глава 8
Это было самое некрасивое произведение искусства из всех, что Пайпер видела в жизни. Не такое депрессивное, как картина в галерее Бернара, но уродливое и страшное. Ей было очевидно, что над созданием фрески трудились несколько мастеров; таким образом, она состояла из отдельных фрагментов, выполненных в совершенно разной манере. В самом центре святой Михаил боролся с огнедышащим драконом, по крайней мере, в описании это существо называлось драконом, хотя Пайпер оно казалось больше похожим на корову с крыльями. Армия ангелов позади него была сплошным месивом белого с золотом с черными линиями, обозначавшими контуры тел, в то время как люди на земле… кажется, художник вообще не представлял, что он рисует. Что же касается самого святого Михаила, то губы и нос его были настолько велики, что возникала мысль, что дракон не раз крепко ударил его о скалу.
Стоящий справа от нее Фредерик смотрел на изображение восторженным взглядом ребенка.
– Святой Михаил побеждает зло, – медленно произнес он. – Что скажешь?
– Э-э-э… очень необычно.
– Ты когда-нибудь видела нечто столь отвратительное? Оно еще хуже, чем мне запомнилось.
Слава богу, а она боялась, что совсем ничего не понимает в живописи.
Они были здесь одни, руины монастыря не представляли интереса для большинства туристов, и причина была очевидна. Мало кто захочет увидеть эти ужасные фрески, сохранившиеся каким-то чудом в этом единственном помещении, и камни, разбросанные по всей остальной территории.
Пайпер повернулась к Фредерику.
– Но ты же писал статью на эту тему. – После всего прекрасного, что они увидели за эти дни, посещение монастыря стало разочарованием.
– Писал, – кивнул Фредерик, не отрывая взгляд от стены.
– Но почему? – Возможно, она многого не понимает, скорее всего, существует обоснование с исторической точки зрения.
Фредерик взял ее за руку и потянул к себе.
– Причина в том, что я считаю, что эта фреска изначально не должна была стать красивой. Создававшие ее люди знали, что обделены талантом, или, напротив, считали себя выдающимися художниками, это не важно. Картина совершенна как раз благодаря недостаткам. Ты видишь уродство, я вижу радость. Страсть.
Страсть, на ее взгляд, ощущалась лишь в речи Фредерика. Таким он был на площади Вогезов, хотя, пожалуй, тогда спокойнее.
– Из всех произведений живописи это одно из моих самых любимых. Как раз благодаря его простоте.
– Когда ты так говоришь… – Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Она была счастлива и благодарна ему за то, что он решил поделиться с ней своими мыслями. Желая выразить свою признательность, она побоялась, что он услышит лишнее в интонациях ее голоса, и просто улыбнулась. – Если бы тебя слышали люди, им бы тоже захотелось посмотреть на это чудовище с распухшими губами.
– Бедный святой Михаил. У него такой вид, будто он переборщил с коллагеном, верно?
– Рада, что тебе довелось снова его увидеть.
– Я тоже.
Они разглядывали фреску и молчали. Вернее, Фредерик любовался ею, а Пайпер следила за ним. С минуты их первого поцелуя на его кухне в Париже Пайпер не переставала ощущать себя словно во сне. Сюрреализм ситуации не давал ей покоя. Она не могла поверить, что у нее роман с Фредериком. Ее не покидало чувство, что она падает в пропасть. Лишь бы не упасть ниже, чем она сейчас находится.
– Хочешь, я покажу тебе кое-то еще? – прервал ее размышления Фредерик.
– Здесь? А аббатстве?
Он кивнул и взял ее за руку.
– На улице.
Вся территория бывшего монастыря представляла собой пустырь, поросший травой, желтыми цветами «черноглазой Сусанны» и заваленный разного размера валунами.
Фредерик присел на камень и потянул ее к себе, приглашая сесть рядом.
– Когда я изучал фреску, однажды пришел сюда, чтобы перекусить, – сказал он.
– Красивое место. – Пайпер достала телефон и сделала снимок. Через два месяца, когда она вернется в Бостон, ей будет приятно вспоминать этот день, впрочем, как и другие.
Оглядевшись, она заметила, что слева неподалеку кусок территории огорожен веревками и усеян воткнутыми в землю табличками.
– Что там происходит?
– Археологические раскопки, скорее всего. До постройки аббатства здесь было ритуальное место язычников.
– Не может быть.
– Это одна из причин, по которой аббатство построили именно здесь. Они изобразили святого Михаила с целью предотвратить повторение ритуалов и защитить землю от зла.
– Его лицо совсем не внушает страх. Интересно, монахи добились цели?
– Об этом надо спросить древних язычников. Насколько я помню, они проводили ритуалы в день летнего и зимнего солнцестояния.
Пайпер скинула босоножки и подняла голову к небу, наслаждаясь теплом. Вокруг было очень тихо, если не считать щебета птиц и жужжания насекомых. В этом месте было что-то мистическое. Впрочем, возможно, дело в том, кто сейчас рядом с ней.
Пайпер повернулась и сфотографировала Фредерика, который этого даже не заметил, благодаря особенности его зрения. Наблюдая за чем-то или разглядывая внимательно, он полностью концентрировался на предмете, так ему было проще увидеть все детали; со стороны казалось, что он стремиться проникнуть внутрь, разглядеть то, что не лежит на поверхности. Пайпер физически ощущала эту его особенность, исходящая от него в этот момент сила завораживала.
На этот раз во взгляде Фредерика она уловила грусть. Потрепав его волосы, она постаралась шуткой вывести его из задумчивости.
– Пытаешься разглядеть язычников? – усмехнулась она. Вдохновенное выражение сползло с его лица, и ей стало больно. – Ты сейчас где-то очень далеко.
– Прости. – Фредерик улыбнулся уголком губ. – Неизвестно, вернусь ли я сюда еще раз, хотел запомнить этот вид.
Пайпер хотела напомнить, что в этом нет необходимости, что она сделала фотографии, но смутилась и промолчала, поняв, что он имеет в виду.
– Да, я не подумала.
– Я где-то читал, что, если долго на что-то смотреть, образ навсегда сохранится в памяти. Не знаю, могут ли слепые видеть эти образы, но, если вдруг…
– Поэтому ты подолгу смотришь на Эйфелеву башню? – И на нее?
– И поэтому тоже.
Осознание того, что ждет его в будущем, нахлынуло на Пайпер и впервые показалось реальным. Об этом не хочется думать, но настанет тот день, когда Фредерик не сможет увидеть траву, солнце и даже собственную руку. Сейчас невозможно представить, как это перенесет человек, умеющий так высоко ценить красоту этого мира, человек, умеющий видеть прекрасное в уродливом.
– Что ты будешь делать? – спросила она. – Когда… – В горле встал ком, и она замолчала, так и не задав вопрос.
– Жить дальше, разумеется. Что еще я могу сделать?
– Ничего, наверное.
Он сорвал травинку и повертел ее в пальцах.
– Лучше я скажу, что точно делать не буду. Я не буду считать себя жертвой и не стану заставлять весь мир служить мне только потому, что я инвалид.
Как вел себя его отец. Он ведь это хотел сказать, верно?
– Однажды я спросил его, тогда я только узнал о болезни… Я спросил его, каково это – быть слепым.
– И что он ответил?
– Сказал, что это кошмар, что скоро я сам все узнаю.
– И все? – Он не успокоил сына, не дал ему совета? Должно быть, этот мужчина действительно был занят исключительно самим собой, раз даже не захотел поговорить с сыном, которого пугала неизвестность.
Впрочем, родители часто бывают эгоистичны. Например, ее мать больше волновало в жизни все, кроме нее, Пайпер.
– Если бы он стал разговаривать со мной на эту тему, ему бы пришлось думать о слепоте, а он это не любил. Он предпочитал праздность, любил коктейли. Знаешь, я в восемь лет умел сделать отличный суассон-кенз. Это из джина и шампанского, если тебе интересно.
Пайпер не было интересно, из чего состоял коктейль, гораздо больше занимало то, что его делал маленький мальчик. Ей очень хотелось поддержать Фредерика, сказать, что она его понимает, что сама пережила подобное. К сожалению, пристрастие к алкоголю было не единственным недостатком ее матери.
– Я до сих пор помню его лицо. Это доказывает, что память способна хранить образы. – Он глухо рассмеялся. – Он сидел в огромном кресле и слушал музыку. Весь день. Изо дня в день. Из дома он выходил только тогда, когда его выводила мама. Я был так рад, когда меня решили отправить в школу-интернат, что мне больше не придется видеть отца в его кресле.
Облегчение, сопряженное с чувством вины. Пайпер отчетливо слышала сожаление в его голосе. Он сбежал в школу, но мама была вынуждена остаться.
– Мне очень жаль, – произнесла Пайпер. – Понимаю, как тебе было больно.
– Он был себялюбивым подонком, который не имел права жениться на маме, ведь он знал, что ослепнет. Настоящий мужчина никогда бы не позволил ей остаться.
Да, он жил бы настоящим и не давал обещаний. Пайпер охватила дрожь.
– Почему ты не допускаешь, что мама сама пожелала остаться? – Она уже знала ответ – Фредерик был уверен, что его мать осталась рядом из чувства вины.
– Откуда ей было знать, что жизнь остановится в тот момент, когда отец ослепнет? Не старайся его защитить, это напрасная трата времени. Все происходило на моих глазах, я каждый день наблюдал, как она заботилась о нем, была всегда при нем. Она погубила себя рядом с этим человеком, а я…
Готовил ему коктейли. Неудивительно, что мама отослала сына.
Сердце сжималось при мысли о том, как Фредерику было тяжело.
– Знаешь, – он поднял голову и посмотрел ей в глаза, – иногда я задаю себе вопрос: зачем им вообще нужен был ребенок?
Потому что было время, когда они любили друг друга и без опаски смотрели в будущее. По крайней мере, мать Фредерика. Пайпер потянулась к нему, чтобы успокоить, хотела сказать, что человеку непросто лишить себя права мечтать о будущем. Права желать и любить. Слезы обожгли ей горло, и она отвернулась.
– Я счастлива, что твой папа был эгоистом, – с трудом произнесла она. – Иначе мы бы никогда не встретились.
– Значит, хоть что-то хорошее он сделал.
Он провел ладонью по ее щеке, она взяла ее и поцеловала. Это был один из тех моментов, которые она будет вспоминать в будущем.
– Спасибо, что показал мне свою ужасную фреску.
– Она не моя, а принадлежит Великобритании.
Пайпер была уверена, что Фредерик считает ее своей, и была приятно удивлена, что он показал ее. Он никогда не узнает, как много это для нее значит. Она начинала понимать, с каким удовольствием и вдохновением монахи создавали свое творение. Внезапно она ощутила заполнявший все внутри страх.
Ей страстно захотелось поделиться своими мыслями с Фредериком, но как она могла объяснить это, без угрозы показаться влюбленной дурочкой? Как сказать ему, что происходящее между ними, его желание поделился с ней самым сокровенным, не боясь показать свою уязвимость, значит для нее очень много?
Три самых главных слова в жизни застряли у нее в горле. Нет, она не готова произнести их вслух. Это чувство ново для нее, и сейчас не время для признаний. Впрочем, Пайпер не была уверена, что оно когда-то придет.
– Не важно, кому оно принадлежит. Теперь это мое самое любимое место во всей Англии. Я бы хотела остаться здесь навсегда.
Черт, почему очки скрывают от нее его глаза? Ей бы так хотелось узнать, смотрят ли они испуганно, или в них мелькнула радость от сделанного признания. Что ж, первый шаг она уже сделала, надо делать и второй.
– С тем, с кем я сейчас здесь.
– Пайпер, ты знаешь, что я ничего не могу тебе дать. А быть таким же эгоистом, как мой отец, я не хочу.
– Я знаю, Фредерик. – И это разбивает мне сердце.
Он только что сказал ей, что, ослепнув, собирается жить один, чтобы не стать похожим на отца – вечно пьяного себялюбца. Как это ужасно. Фредерик может и должен желать большего, хотя спорить с ним бесполезно, он все равно останется при своем мнении.
Ей лучше отступить. По крайней мере, сейчас.
– Эй, – она потянулась и сняла с него солнечные очки, чтобы увидеть, наконец, глаза. – Но ты ведь пока не слепой, и я рядом.
Серый цвет стал темнеть, пока не стал почти черным от желания.
– И ты очень красивая. Мне бы хотелось навсегда запомнить эту картинку.
Он целовал ее медленно, наслаждаясь каждым мгновением. Счастье охватывало ее, и она с удовольствием погружалась в эти ощущения. Его руки обвивали ее, и все вокруг перестало существовать, стихли птицы и ветер. Его ладонь скользнула под ее рубашку, и она тихо вскрикнула. Внезапно все закончилось, и она слышала лишь тяжелое дыхание Фредерика, щекочущее ей ухо. Смахнув с себя наваждение, она прижалась к нему. Теперь ее сердце навеки принадлежит ему. Жить только настоящим уже невозможно.
Позже, уже ночью, Фредерик лежал в кровати и смотрел в потолок. Темнота позволяла ему видеть лишь очертания предметов, но это не имело значения. Мысленно он все еще был в аббатстве, собирал по фрагментам прошедший день, чтобы не забыть ни одного мгновения. Спасибо, что показал мне свою ужасную фреску.
Какие замечательные пять дней. А он все эти месяцы даже не подозревал, какое сокровище находится в его доме. Пайпер не была похожа на тех женщин, которые оказывались в его постели, и не потому, что была американкой – человеком из другого мира. Особенным в ней было нечто не связанное с географией или культурой, и еще его поражала ее искренность и простодушие. Дело в том, что рядом с ней он словно становился выше ростом, остроумнее, смелее, ярче. Как обидно, что он не разглядел ее раньше. Сколько времени потеряно.
Что ж, теперь он все исправит. Время, которое отпущено им до ее отъезда в Бостон, они проведут так, что оба никогда его не забудут.
А потом она уедет домой… Ему стало не по себе. И он будет по ней скучать. Скучать больше, чем может сейчас представить. За последние пять дней она стала частью его самого, он понял, что жить без нее ему будет очень тяжело.
И что ему делать? Просить ее остаться? Но будет ли это честно?
Нет, лучше провести несколько прекрасных недель вместе и отпустить ее. Она должна жить, идти вперед. Пайпер встретит человека, который ее оценит, а ему останутся воспоминания – единственное, что будет с ним, когда мир станет черным.
Послышалось шуршание простыни, и Пайпер, подвинувшись ближе, положила ему голову на плечо. Он гладил ее нежную кожу – этих удивительных ощущений ему всегда будет мало.
– Я думал, ты спишь.
– Кто-то слишком громко думает. С тобой все в порядке?
Он не мог не заметить тревогу в ее голосе, и она тронула его сердце. На мгновение он позволил себе подумать: «Что, если…».
– Это не в голове, а в желудке, – отшутился Фредерик. – Мы ведь так и не поужинали.
– И кто виноват?
– Ты. От тебя невозможно оторваться. – Он поцеловал ее, усмехнувшись про себя, когда она тихо застонала. – Но, знаешь, сейчас я очень голодный.
– Я могу тебе помочь, – прошептала она, не отрываясь от его губ.
– Ты уверена? – поразился Фредерик. Кажется, его желание обладать ею удовлетворить невозможно. Как и многие другие качества в нем, желание увеличивалось, когда рядом была Пайпер.
Фредерик обнял ее, но, к его удивлению, девушка выскользнула из объятий. Какое-то шевеление – она одевалась.
– Что ты делаешь? – воскликнул он, услышав, как открывается дверь. Из коридора в комнату хлынул поток света.
– Я же сказала, – повернулась к нему Пайпер. – Я могу тебе помочь. Сейчас вернусь.
– Я знаю другой способ! – крикнул он ей вслед, но дверь уже захлопнулась.
Оставшись один, он вновь принялся разглядывать потолок. Глаза сегодня болели и чесались сильнее обычного. Скорее всего, виной тому долгое пребывание на солнце. В последние пять дней он вообще делал много запрещенного, лучше бы притормозить. Или нет? У него еще будет много времени вести себя примерно, когда он останется один.
Фредерик потерял счет времени и вернулся в реальность, лишь когда открылась входная дверь.
– Вуаля! – провозгласила Пайпер. – Вот и еда!
Он прищурился, стараясь разглядеть, что у нее в руках. Из-за потока света из коридора он мог видеть лишь светящийся силуэт.
– У нас есть яблоки, конфеты и пакет чего-то под названием «Маквитиз». Полагаю, что это печенье.
– Скажи на милость, как тебе удалось все это раздобыть?
– Миссис Лестер оставляет на столе внизу всякую всячину на случай, если гости проголодаются. Я это выяснила, когда она попросила меня утром отнести туда несколько пакетов.
– Значит, помимо готовки она попросила тебя еще и об этом? – Даже не видя лица Фредерика, Пайпер поняла, что он улыбается. – Может, она уже наняла тебя на работу, пока меня не было рядом?
На подушку рядом с его головой упал пакет.
– Замолчи. Это была небольшая услуга. Включи, пожалуйста, лампу, у меня руки заняты.
– Ты не возражаешь, если мы посидим в темноте?
– Почему? У тебя болят глаза?
И опять в ее голосе было столько тепла и заботы, что у Фредерика сжалось сердце.
– Нет, глаза в порядке. – Маленькая ложь сейчас простительна. Да и причина не в его глазах. Ему нравилась интимная атмосфера темного гостиничного номера.
Фредерик встал, подошел к окну и толкнул деревянные створки. В лицо ударил теплый ветер и серебристый лунный свет.
– Пикник при луне, – сказала Пайпер, когда он вернулся в кровать. – Очень романтично.
– Все дело в компании, – улыбнулся он. – Ты будишь во мне романтические чувства.
– Скорее, ты. – За окном раздался шум, и он не расслышал окончание фразы. Пайпер поняла это и произнесла громче: – Извини.
– За что?
Если бы все зависело от него, он сделал бы каждый день ее жизни полным романтики. Фредерик не понимал, как окружавшие ее в школе парни не заметили такого сокровища.
– Если мужчина остался к тебе равнодушен, значит, он полный идиот.
– Ешь, – пробормотала Пайпер, опуская глаза.
Фредерик уже знал, что щеки ее при этом покраснели.
В комнате стало тихо, эта была умиротворяющая, приятная тишина, нарушаемая лишь редкими сигналами мобильного телефона. Как приятно. Спокойно. Если не быть осторожным, к этому можно быстро привыкнуть. А привыкнув, не пожелать отпустить. Грудь сжалась от внезапной тоски, заставшей его врасплох. От тебя будет очень трудно отказаться, дорогая моя Пайпер.
– О чем задумался? – спросила Пайпер с другого конца кровати.
– О том, что следующие два месяца нам надо сделать незабываемыми. Особенными.
– Мне нравятся такие мысли.
– Отлично. Начнем прямо сейчас?
Он набросился на нее с поцелуями.
Фредерик проснулся, уткнувшись носом в подушку, один в пустой постели. Через пару минут он вспомнил, что Пайпер что-то говорила о том, что они с миссис Лестер будут готовить. Пожилая хозяйка явно старалась воспользоваться тем, что рядом оказался отличный повар. Похоже, нужно опять идти спасать Пайпер. Зевая, он поднял голову и огляделся.
Нет… Что-то не так. Все предметы в комнате были словно окутаны туманом. Такое впечатление, что кто-то растянул перед его глазами тонкую серую пленку.
Фредерик поднял руку и посмотрел на дрожащие пальцы. Даже прищурившись, он не смог навести четкость.
Он несколько раз глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. Не стоит паниковать, возможно, глаза просто устали, ведь последние несколько дней выдались напряженными. Надо дать им отдых больше обычного, подольше поспать. Фредерик закрыл глаза и сконцентрировался на своем дыхании.
К сожалению, через час ничего не изменилось. Туман не рассеялся.
От осознания произошедшего сердце стало биться сильнее. Он опустил голову и закрыл руками лицо. «Не стоит делать поспешных выводов», – твердил он себе.
Через несколько минут Фредерик встал и прошел в ванную. В несессере с бритвенными принадлежностями должны быть глазные капли, он точно брал их с собой. В новом мире все пузырьки выглядели одинаковыми, так ведь можно случайно брызнуть в глаза спиртосодержащим средством. Может быть, Пайпер…
Нет! Он ни за что не станет обращаться к ней за помощью, какой бы невинной ни казалась его просьба. С подобными трудностями он сталкивался и раньше. Фредерик глубоко вдохнул, медленно выпустил воздух и еще раз посмотрел на пузырьки. Они отличаются по цвету. Капли были в зеленом. Где же он?
На полочке в ванной его дома. Он воспользовался ими перед самым отъездом и машинально поставил на место. Все его мысли тогда были заняты только Пайпер.
Никаких проблем. Он отправится в деревню и купит новые.
Несколько раз споткнувшись – вчера вечером его совсем не волновало соблюдение порядка, – он наконец оделся и, держась рукой за стену, спустился по лестнице.
Стоило ему сойти с последней ступеньки, как он скорее почувствовал, нежели увидел знакомого человека.
– Ой! А я как раз несла тебе кофе. Как жаль. – Голос Пайпер был нежным и ласковым. Ему сразу захотелось прижаться к ней, внутреннее напряжение сразу пройдет. – Хотела оставить тебе завтрак на тумбочке. Ты бы проснулся и сразу его увидел. Кажется, я задержалась в кухне дольше, чем планировала.
Она прикоснулась пальцами к его щеке.
– По-моему, я впервые вижу тебя небритым. Мне нравится, очень сексуально. – Через секунду она отступила на шаг. – Что-то случилось?
«Нет», – хотел было произнести Фредерик. Просто я едва различаю твои черты. Слова так и остались не сказанными. Он не мог начать жаловаться.
Вместо этого он стал вглядываться в ее лицо, надеясь, что большое желание увидеть ее вернет остроту зрению.
– Все в порядке, – произнес он. – Просто еще не проснулся.
– Тогда иди в зал для завтраков, а я принесу кофе. Я обещала Джоан – вернее, миссис Лестер – приготовить картофель к завтраку, но не думаю, что она будет возражать, если я позавтракаю с тобой. В конце концов, я ведь не работаю здесь.
Сейчас его меньше всего волнует завтрак.
– Не стоит менять планы. К тому же мне нужно прежде зайти в аптеку.
– Хочешь, я пойду с тобой?
Да. Очень.
– Лучше помоги миссис Лестер. Я скоро вернусь, и мы вместе позавтракаем.
– Хорошо, – пожала плечом Пайпер.
Фредерик ничего не мог с собой поделать. Сейчас ему необходимо прикоснуться к ней, тогда все будет хорошо. Он взял ее лицо в ладони и поцеловал.
– Эй, ковбой, – рассмеялась Пайпер. – Ты прольешь кофе. Иди же по делам, мы закончим, когда ты вернешься.
На улице уже ярко светило солнце. Он полагал, что это поможет лучше разглядеть предметы, но надежды оказались напрасными. Напротив, яркие цвета казались еще более размытыми.
Почему он вчера не удосужился сосчитать шаги. Он помнит, что нужно повернуть направо и перейти улицу, но что потом?
Просигналила подъезжающая машина, и он вернулся на тротуар.
Ты самонадеянный идиот, Фредерик. Ты не в Париже, где знаком каждый дом и переулок, это другой город и даже другая страна. Одинаковые фасады домов слились в одно гигантское здание. Фредерик стал вглядываться в серую массу, пытаясь различить вывеску.
– Пардон, – извинился он, задев плечом проходящую мимо женщину. – Извините, – повторил он, врезавшись в другую. Нет, он не может различить даже очертания предметов, не говоря уже о том, чтобы прочитать вывески. Если бы рядом была Пайпер, она бы… помогла.
От отвращения к самому себе Фредерик замер на месте.
– Масло горит.
Черт. Пайпер поспешила снять сковороду с плиты, но было уже поздно, масло стало темным. – Простите. Я задумалась.
– Да ты сама не своя. – Хозяйка внимательно оглядела ее с ног до головы, взяла за руку и потянула в сторону от плиты. – Вот что я тебе скажу. Сейчас ты не в том состоянии, чтобы готовить. Иди, выпей кофе и проснись.
Пайпер ничего не оставалось, как согласиться. Миссис Лестер права, сейчас ей совсем не до готовки.
– Не знаю, как там принято у вас в этой кулинарной школе во Франции, – продолжала миссис Лестер, – но у нас в Англии люди стараются хорошо выспаться, если утром им предстоит готовить. – Ее лекция сопровождалась хитрой улыбкой. – Вы, молодые любовники, всегда думаете, что сможете зажечь свечу с двух концов, растрачиваете силы попусту.
– Кажется, я у вас не работаю, а отдыхаю, – отрезала Пайпер, делая вид, что не обратила внимания на слова «молодые любовники». Это она о них? Они любовники? Это подразумевает лишь сексуальные отношения, а между ними происходило нечто большее. По крайней мере, по ее ощущениям. Она все поняла на холме в аббатстве. Но насколько глубоко ее чувство, пока сказать не могла.
Она рассеянна совсем не из-за того, что почти не спала ночью. Проблема в утреннем разговоре с Фредериком. Она не понимала, в чем дело, но была уверена, что с ним что-то происходит. Перед ней был не тот человек, что ночью. С той минуты, как он вышел из гостиницы, она прокручивала в голове их недолгий разговор, пытаясь понять, не перешла ли она черту. Возможно, она сказала что-то лишнее и обидела Фредерика. Или ей стоило лучше скрывать свои чувства? Ее откровенность могла натолкнуть Фредерика на мысль, что она слишком привязана к нему и не сможет справиться с собой в нужный момент.
Теперь становится понятно, почему он поцеловал ее так странно, словно прощался. Фредерик сказал, что пойдет в аптеку. Бог мой, может, у него разболелась голова?
Тем временем миссис Лестер вернулась к плите, чтобы продемонстрировать Пайпер, в какой форме должен быть утром хороший повар.
– Может быть, мне лучше сесть за столик, чтобы не мешать вам?
– О нет. Мне приятно твое общество, хотя ты знаешь, я никого не пускаю к себе в кухню. – Взяв разделочную доску, женщина быстро нарезала несколько луковиц и вывалила в сковородку с маслом. Вскоре помещение наполнилось ароматами обжаренных овощей. – Так о чем мы говорили?
– Вы рассказывали мне, как готовить корнуэльские пироги.
– Ах да. Хотя я не понимаю, зачем изучать высокую кухню, если на самом деле интересуешься простыми пирогами.
– К вашему сведению, я умею прекрасно печь пироги, – не сдержалась Пайпер. – Они получаются у меня намного лучше изысканных блюд, – добавила она, сунув нос в чашку.
– Что ты сказала? – повернулась к ней миссис Лестер.
– Ничего. – Сейчас не время и не место вспоминать о распрях с шефом Диспельту. – Сейчас меня больше привлекает простая еда.
– И это правильно. Я всю жизнь ее любила. Муж повел меня в прошлом году в ресторан в Лондоне на мой день рождения. И что? Пара медальонов, залитых соусом с чайной ложкой ризотто. Мне кажется, если берете с людей пятьдесят фунтов за ужин, надо накормить так, чтобы по возвращении домой не хотелось перекусить.
– Полностью с вами согласна, – кивнула Пайпер. В шефе ее страшно раздражало, что он больше внимания обращает на презентацию блюда, чем на размер порции. – Я и Фредерику не раз говорила, что соусы вещь хорошая, но иногда стейк лучше подавать без них. – Она сделала глоток кофе. – А самая хорошая и вкусная еда быстро готовится. Большую часть времени шефы в ресторане пытаются приукрасить ее, чтобы блюдо выглядело модным, а это неправильно.
– Мы в «Курице и петухе» предпочитаем традиционную кухню. Я хоть каждый день готова есть рыбу с картофелем.
– Да, да, – закивала Пайпер.
– Так зачем ты пошла в эту школу? – Миссис Лестер смотрела на нее с любопытством.
– Простите?
Женщина нахмурилась и дернула плечом.
– Я считаю, что тебе не надо изучать высокую кухню, раз ты не любишь такую еду. Так зачем ты туда поступила?
Почему все задают ей один и тот же вопрос?
На этот раз она сама виновата, никто не заставлял ее заводить разговор о пристрастиях в еде.
– Я хочу стать шеф-поваром, а кулинарию лучше изучать в Париже. – Ответ прозвучал заученной фразой. Пайпер внезапно поняла, что устала. Надо отдать должное Фредерику, они не спали почти половину ночи. Кроме того, ее совершенно вымотало самокопание.
Осуждает ли она себя или оправдывает? Вот в чем вопрос.
– Я так понимаю, тут дело в престиже. – Миссис Лестер поджала губы.
– Английская кухня мне тоже очень интересна, – поспешила заверить ее Пайпер. Ей не хотелось обижать женщину. – Поэтому я и спросила о корнуэльских пирогах.
– Мои здесь все очень хвалят, – улыбнулась хозяйка. – Но, знаешь, пироги ведь уэльское блюдо, не английское. Эти две кухни нельзя путать.
– Да, конечно, мэм.
В этот момент затрезвонил дверной колокольчик, сообщая о новом посетителе.
– Я посмотрю, – сказала Пайпер. – Наверное, Фредерик вернулся. – По крайней мере, она очень на это надеялась. Их прощание оставило неприятный осадок. – Вы не могли бы записать рецепт, а я потом заберу.
– Конечно, могу. Вот закончу с завтраком и напишу. Да, и если это новые постояльцы, скажи, номеров не будет до двенадцати. А вещи они могут оставить.
– Непременно, – ответила Пайпер со смехом. Определенно эти выходные она провела скорее как работник гостиницы, нежели гость.
Действительно пришел Фредерик. Он стоял у лестницы и смотрел на свои ноги. Впервые он показался ей таким далеким и чужим.
Надо сдерживать свои чувства. Возможно, по этой причине он не захотел зайти в кухню.
– Ты купил все, что нужно? – поинтересовалась она.
– Нет, я никуда не ходил.
Не ходил? Где же он был все это время? Подойдя ближе, она заметила, что рука его так сильно сжимает перила, что побелели костяшки пальцев.
– У меня болит голова. Мне надо лечь.
– Я пойду с тобой. – Пайпер положила руку ему на лоб.
– Нет, – слишком резко ответил Фредерик. – Мне не нужна компания. – Он стал подниматься, опершись одной рукой на перила, другой о стену.
Его слова больно хлестнули ее по лицу. Отбросив обиду, она поспешила следом, чтобы выяснить, что случилось.
Фредерик сидел на краю кровати, глядя куда-то в сторону. Она закрыла дверь, и он даже не повернулся.
– Я думала, ты захочешь лечь.
– Передумал.
– Я спрошу у миссис Лестер, не найдется ли у них аспирин.
– Не стоит. Со мной все будет хорошо.
Изменения в нем пугали Пайпер. Нежность во взгляде и тепло в голосе исчезли, резкий тон терзал слух. Так он не разговаривал с ней с того дня, как они начали поиски картины. Выходит, они теперь опять только хозяин и экономка?
Где же тот мужчина, который нашептывал ей милые глупости под покровом ночи? Пайпер прокрутила в голове все события вчерашнего дня. Чем же она могла его так разочаровать?
Нет, только не это… Ведь еще не прошло и суток…
– У тебя болят глаза, верно?
Фредерик выпрямился и замер.
– Да, – коротко ответил он, словно не зная, что еще сказать или сделать.
– Ах, Фредерик. – Зачем он так с ней? Она бросилась к нему и обняла как можно крепче. Сейчас лучшее, что она могла для него сделать, – дать понять, что он не остался один на один со своей бедой, она будет рядом и поддержит его.
Фредерик не ответил. Тело было напряжено, словно они снова стали чужими друг другу. Его нельзя обвинять, он сейчас в состоянии шока. Даже подготовленного человека беда может застать врасплох.
– Все будет хорошо, – повторяла она, старательно не обращая внимания, что по телу от ужаса бегут мурашки. Она поцеловала его в щеку. – Я здесь, рядом с тобой и буду всегда, когда тебе понадобится.
Через несколько минут она почувствовала, как тело его стало расслабляться. Он прижал ее к себе, но неожиданно резко встал и отошел на несколько шагов.
– Мне надо собираться, – сказал он. – Можешь сообщить миссис Лестер, что мы уезжаем?
Сейчас он был похож на сурового хозяина, увольняющего прислугу, в чьих услугах в доме больше не нуждаются.
Глава 9
В Париж они вернулись уже к вечеру. Фредерик заранее позвонил доктору, и тот ждал их в клинике. «Чтобы провести необходимое обследование», – объяснил он. Фредерик был уверен, что это все бесполезно. Что нового может сказать ему врач? Глаза все уже сделали за него.
Шок постепенно прошел, и он понял, что настала необходимость осмыслить свое новое положение. Зрение стремительно ухудшалось, и день, когда он ослепнет, совсем близко.
Серая пелена перед глазами не рассеивалась, и теперь уже точно он никогда не будет видеть предметы четко. До того утра, когда он проснется совсем слепым, осталось совсем немного времени.
Он всегда знал, что каждый новый день неумолимо приближает его к полной темноте, лишь надеялся, что у него осталось чуть больше этих дней. Чтобы провести их с Пайпер.
Фредерик закрыл глаза. В деревне он смог взять себя в руки и передвигался вполне сносно. До вокзала Сан-Панкрас, где было слишком много народу и плохое освещение. От неожиданности он растерялся. Если бы не Пайпер, взявшая на себя роль собаки-поводыря… Осторожно. Здесь налево. Подожди немного. В голове эхом разносились ее слова. Она была мягкой и заботливой. Только ее голос мог успокоить его во время этой бури.
Как просто, когда тебе кто-то помогает и все контролирует. Это ужасало и пугало больше, чем то, как спокойно и уверенно он себя чувствовал, когда Пайпер держала его за руку. Он подчинялся ей, шел следом, полностью уверенный, что ей можно доверять, а если что-то и случится, она всегда будет прежде всего думать о нем.
Впервые в жизни он, кажется, стал понимать, почему его отец стал таким, каким был. Зависимость от постоянного контроля извне. Почему бы не позволить кому-то нести вместо тебя свое бремя, если в ответ ты получает лишь тепло и поддержку?
Он не может так поступить с Пайпер. Жизнь ее и без того непростая. Какое счастье, что у него есть воспоминания, например, о дне, проведенном в аббатстве. Рядом послышалось шлепанье босоножек, и сердце забилось сильнее. Фредерик мысленно отметил, что уже безошибочно узнает звуки ее шагов. Как странно для столь непродолжительного романа.
– Знаешь, все же Париж прекрасен, – послышался ее голос. – В кафетерии в больнице выпечка лучше, чем в большинстве американских кондитерских. Я купила тебе круассан. Поставить перед тобой или…
– Лучше на столик с этой стороны.
– Ты уверен? Ты весь день ничего не ел.
– Я бы понял, если бы проголодался. – Ответ прозвучал резче, чем он хотел. Пайпер, кажется, даже не представляет, что от ее заботы ему становится хуже. – Прости, – добавил он. – Я не хотел…
– У тебя был сложный день.
– И у тебя тоже.
– Я в порядке.
– Уже поздно. Тебе надо ехать домой.
– Не так уж поздно. – Пайпер придвинула стул ближе к кровати. Металлические ножки со скрипом проехались по полу. – Когда-то доктор Дусетт тебя отпустит, и мы поедем вместе.
Мысль о том, что они теперь вместе, согревала Фредерика, но в голове опять прозвучал тревожный сигнал.
– Тебе лучше поехать сейчас. Мишель позже меня привезет.
– Что за глупости. Я уверена, ты скоро сможешь ехать.
– Пайпер, пожалуйста, уезжай.
Он отчетливо ощущал ее замешательство.
– Ты не хочешь, чтобы я была рядом?
Как раз напротив. Он больше всего на свете хотел, чтобы она осталась.
– Думаю, будет лучше, если ты поедешь домой.
– Ясно.
Несколько минут она сидела молча и смотрела в пол. Фредерик решил, что она злится. Он слышал, как она несколько раз прерывисто вдохнула, а потом положила руку ему на плечо.
– Ты не один, ты ведь знаешь?
В этом все дело. Он не один, но, если в нем осталось хоть немного совести, он должен остаться в одиночестве. Прежде всего он обязан был думать о Пайпер, он же повел себя как законченный эгоист, беспокоился лишь о собственных желаниях. Сердце сжалось от боли. Если он позволит ей остаться, то неминуемо захочет опереться на нее. А потом еще раз, и еще, еще… А потом никогда не позволит ей уйти.
– Прошу, Пайпер, уезжай. Ты не обязана быть здесь.
Преодолевая желание обнять ее, он постарался оторвать ее руку от своей. Пайпер держала удивительно крепко, словно это она нуждалась в его помощи.
– Да, конечно. Я понимаю, мы вместе совсем недавно, но я…
– Не надо. – Он боялся, что она произнесет те слова, которые он никогда не сможет забыть. От сентиментальных признаний ему будет только хуже.
Стараясь придать лицу и голосу равнодушное выражение, он произнес:
– Нам было хорошо вместе, но мы оба с самого начала знали, что это когда-то закончится. Мы не давали друг другу никаких обещаний.
– Спасибо, что напомнил. – Она вырвала руку. – Странно, что ты выбрал именно этот вечер, чтобы сказать мне об этом. Я думала, после прошлой ночи… А как же твои планы на ближайшие два месяца?
Фредерик отвернулся. Удивительно, но, даже почти ничего не видя, он опасался смотреть ей в глаза. Он знал, что ему будет больно, даже если он ничего не увидит.
– Прошлая ночь закончилась. Я заставил себя все обдумать и понял, что нам лучше поскорее расстаться. Ведь чем дальше, тем будет тяжелее. Сейчас, когда свежи приятные воспоминания, расстаться будет проще.
– Для кого проще? Для меня или тебя?
– Для нас обоих.
– Конечно, – произнесла Пайпер на выдохе.
Ножки стула царапнули пол, и она встала. Босоножки зашлепали сердито и раздраженно.
– Скажи мне, Фредерик, ты бы принял такое решение, если бы утром твое зрение не стало хуже?
Отвергать очевидное он был не в силах.
– Нет.
– Неужели ты думаешь, что меня так волнует твое зрение?
– Меня волнует. Я хочу, чтобы ты запомнила меня не таким.
– И оттолкнуть меня – лучший способ этого добиться.
– Лучше оттолкнуть, чем погубить.
– Погубить? Меня? Значит, ты думаешь, все будет именно так?
Он не думал – он знал.
– Кому нужен слепой любовник?
– Если ты не забыл, ты еще не слепой.
– Но скоро буду. Сегодняшние события мне напомнили. Поэтому нам лучше немедленно прекратить все отношения. Потом будет больнее.
Фредерику было противно слушать самого себя.
– Так ты этого хочешь? Все закончить?
Фредерик вздохнул. Какая она упрямая. Ведь очевидно, что это единственно правильное решение, почему она не хочет понять?
Он напрягся, оглядел помещение и увидел Пайпер, стоящей у его кровати в ногах. Собравшись с силами, он произнес твердо, чтобы она, наконец, поняла.
– У тебя нет выбора. Так будет лучше.
– С твоей точки зрения, – сказала она и даже не пошевелилась и не отвела взгляд. Он чувствовал, как пронзительно она смотрит. – Ты ошибаешься, Фредерик. Ты не погубишь меня.
Это ты сейчас так говоришь…
– Наверное, мама так же когда-то говорила отцу.
И к чему это привело? Зависимая от прихотей отца, она лишилась возможности прожить собственную жизнь. Ее сын никогда не испытывал уважения к человеку, которого называл отцом.
– Я не желаю быть таким же эгоистом, не хочу совершить те же ошибки.
И погубить Пайпер.
– Даже учитывая, что через два месяца я должна вернуться в Бостон.
Они оба понимали, что она не вернется в Бостон, если их отношения сейчас не закончатся. Их связывает нечто большее, чем простое увлечение.
– Даже в этом случае.
Он видел, как дрожат губы Пайпер. Она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Сердце сжалось от боли за нее. Ничего, пройдет время, и она будет ему благодарна.
– Ты заслужила лучшей судьбы, Пайпер.
– Иди к черту!
Фредерик слушал торопливые шаги, пока они не стихли, а потом, зажмурившись от охватившей его тоски, изо всех сил сжал руки в кулаки. Кажется, он пережил один из самых ужасных моментов в жизни.
Но он все сделал правильно; ведь, если откладывать момент расставания, оно лишь станет более тяжелым для них обоих. По крайней мере, сейчас ее привязанность не слишком сильна, сердце не будет разбито. Она еще встретит человека, который полюбит ее, и будет счастлива.
Проклятие! У него такое ощущение, что в грудь всадили острый нож. Откуда ему было знать, что отношения их будут развиваться стремительно и за столь короткий срок зайдут так далеко?
Впрочем, он должен был допускать и этот вариант. Если задуматься, ему все стало понятно еще в тот вечер в кухне, когда тело его внезапно охватил огонь, предупреждавший, что Пайпер не просто очередная знакомая. Она его единственная мечта.
Фредерик вжался в кровать. Теперь он наказан за свое же упрямство.
У него впереди вся жизнь, которую предстоит провести в одиночестве в размышлениях о том, как неосмотрительно он поступил.
– С вами все в порядке? – В дверном проеме, где недавно исчезла Пайпер, появилась медсестра. – Месье, вам что-то нужно?
Фредерик растерянно оглядел палату.
– Благодарю вас. Ничего.
Пайпер не могла забыть слова Фредерика. «Нам лучше немедленно прекратить все отношения. Потом будет больнее», – сказал он.
Нет, уже слишком поздно. Она не выдержала и расплакалась. Таксист посмотрел в зеркало заднего вида.
– Мадемуазель? – осторожно спросил он. – Что-то случилось?
– Благодарю, – всхлипнула Пайпер. – Все хорошо.
Через отверстие в разделявшем их стекле он передал ей бумажную салфетку. Она вспомнила, как Фредерик протягивал ей бумажное полотенце, и слезы потекли еще сильнее.
– Спасибо, – смогла все же произнести она.
Почему в ее жизни появился этот Фредерик Лафонтен? С чего вдруг решил проявить сострадание? Если бы он не был так добр к ней, она бы не влюбилась, а спокойно переживала бы сейчас свои проблемы сама.
И что хорошего дал ей этот чертов Париж?
Пайпер высморкалась. Фредерик не прав. Какая разница, как долго длился роман – два дня или восемь недель, – ведь она уже всей душой отдалась этому чувству, и это не простое увлечение, она любила Фредерика по-настоящему. Всем сердцем. И не важно, слепой он, зрячий, с двумя головами, зеленый, фиолетовый – для нее это не имело значения. Она любила не его внешность, а внутренний мир. Ее околдовал этот умный, глубокий человек, ценитель искусства и красоты, рядом с ним ей казалось, что она может сделать все, что только пожелает. Как глупо было считать, что он испытывал то же самое. А еще глупее верить в это до сих пор.
Еще вчера она и представить не могла, что ее ждет утром. Фредерик сам признался, что не стал бы настаивать на расставании, если бы не проблемы с глазами.
И все из-за родителей. Почему они только портят жизнь своих детей? Мать бросила ее и Пейшенс на произвол судьбы, родители Фредерика невольно убедили его, что болезнь лучше переносить в одиночестве. Будь они сейчас живы, она бы, наверное, убила их за то, что сын считал самопожертвование своей обязанностью. Неужели он не видит, что совсем не похож на отца? Пайпер была уверена, что Фредерик обладает силой, он не даст слепоте его победить.
И что же теперь? Принять и смириться, как она обычно делала? Возможно ли опять стать прислугой в его доме, после того, что произошло за эти два дня? Когда она находилась с ним в одной комнате, сердце начинало биться чаще. Как же они будут жить в одном доме, делая вид, что чужие друг другу?
Пайпер со вздохом призналась себе, что ей придется переехать. Надо подыскать на эти два месяца недорогую квартиру. Отлично. А ведь всего двадцать четыре часа назад она лежала в объятиях Фредерика и мечтала о будущем. Теперь же она почти бездомная, а в будущем вместо красивых слов и признаний только лекции ненавистного шефа Диспельту.
Лучше бы она вообще не приезжала в Париж.
Впрочем, кого она пытается обмануть? Если бы она не приехала, то не встретила бы Фредерика и не испытала бы того счастья, что выпало ей в последние пять дней.
«Тогда борись за него, – прозвучал в голове голос Пейшенс. – Найди способ все уладить».
Сестра права. Ведь она приехала в Париж, чтобы исполнить свою мечту. Теперь Фредерик часть этой мечты.
Нет, она настроена решительно и не сдастся без боя.
Глава 10
К приезду Фредерика у Пайпер был почти готов целый противень шоколадных кексов.
– Что ты делаешь? – удивленно спросил он.
День выдался нелегкий, от переживаний он побледнел и осунулся, вокруг глаз появились темные круги. Пайпер подошла к нему, чтобы обнять, но замерла в полушаге. Учитывая их последний разговор, он наверняка ее отвергнет.
Смутившись, она вернулась к раковине и принялась отмывать миску.
– Сделала кексы. Будут готовы через несколько минут. Можешь подождать.
– Не думал тебя здесь увидеть.
– А где же мне быть? Я на работе. Или ты меня увольняешь? – Она повернулась к нему лицом.
Даже на расстоянии она слышала, как он тяжело вздохнул.
– Почему ты решила остаться?
Ради тебя.
– Однажды в жизни я уже оставалась без крыши над головой, больше не хочу.
– Я бы этого не допустил. Я оплачу тебе гостиницу или другую квартиру.
– И найдешь мне новую работу?
– Да, я что-нибудь придумаю.
– Отлично. Иными словами, ты будешь платить мне, чтобы я не жила в твоем доме. – Сработал таймер на плите. – А если тебе все равно, я бы предпочла доработать до окончания контракта, – сказала Пайпер и взяла прихватки.
– Я понимаю, чего ты добиваешься, но твое присутствие не изменит мое решение.
– Значит, это не будет для тебя большой проблемой. – Выложив кексы, она повернулась к Фредерику, ожидая новых аргументов.
– У тебя ничего не выйдет. Я иду спать. Доктор хочет встретиться со мной завтра до начала лекций.
– Зачем? – заволновалась Пайпер. Должно быть, дело в результатах сегодняшнего обследования.
– Я так понимаю, чтобы научить меня пользоваться тростью. Сегодня он мельком об этом упоминал. Да, и завтракать я не буду.
Последняя фраза, вероятно, должна была напомнить о ее роли в этом доме. Что ж, она не станет возражать.
– Хорошо, сэр.
В последующие два дня Фредерик под разными предлогами отказывался от завтрака и ужина. Пайпер решила, что это он снял номер в отеле. Нет, он открыто ее не игнорировал, но делал все, чтобы их пути не пересекались. Он вежливо давал ей распоряжение по поводу домашних дел, но не более того. Такое впечатление, что Фредерику удалось прокрутить часы назад и вернуться в то время, когда они были хозяином и прислугой.
На третий день она нашла его утром спящим в кресле.
Должно быть, Фредерик вернулся очень поздно, ведь она ждала его возвращения до самой полуночи.
Пайпер не могла отказать себе в удовольствии и несколько минут наблюдала за ним. Со стороны это выглядело странно, но она уже несколько дней почти не видела Фредерика, а ей необходимо было понять, в каком он состоянии.
Еще в Англии она отметила, как менялись, расслабляясь, черты его лица во сне. Губы чуть растягивались в улыбку, словно он видел прекрасный сон. Сегодня же улыбки не было, губы плотно сжаты.
– Глупый, – прошептала она себе под нос. – Ведь мы могли бы и сегодня проснуться вместе.
Локон упал ему на глаза. Пайпер поправила прядь и осторожно провела пальцем по щеке. Как приятно вновь касаться его кожи. Прошло всего два дня, а ей кажется, будто вечность.
Фредерик зашевелился.
– М-м-м, как хорошо, – пробормотал он.
Перед ней был опять тот Фредерик, который был рядом в Англии. Он еще не проснулся, поэтому не успел надеть свои доспехи. У Пайпер сжалось сердце.
– Ты опять заснул в кресле.
Повернувшись, он взял ее руку и поднес к губам. «Как же я по тебе скучаю», – подумала Пайпер и вздохнула.
В следующую секунду глаза Фредерика распахнулись. По взгляду она поняла, что он уже успел прикрыться броней.
– Пайпер…
Она отдернула руку, но нескольких мгновений было достаточно. Она поняла, что он борется с собой, а чувства, о которых он говорил ей в Англии, все еще с ним.
– Ничего не изменилось, – произнес он, вставая.
– Я вижу.
– Я не об этом, ты меня поняла. – Он подошел к своему любимому окну, поднял руки и распахнул створки. – Ничего не получится. Ты останешься здесь, а я…
– Переедешь в отель? Нет, спасибо.
– Бог мой, почему ты такая упрямая? – Он развернулся и, наконец, посмотрел на нее.
– А ты?
Не дождавшись ответа, она сделала шаг к нему.
– Послушай, Фредерик. – Теперь она смотрела прямо ему в глаза. – Я готова уйти, но только после того, как ты скажешь мне, что я не нужна тебе и ты не испытываешь ко мне тех же чувств, что я.
Фредерик отвернулся.
– Ты же знаешь, я не смогу такое сказать. – Сердце ее затрепетало. – Но, – добавил он, – у нас все равно нет будущего. Мы не можем быть вместе даже несколько недель. Я не смогу.
Господи, как она устала от его постоянного «не могу». Он бы смог, если бы позволил себе.
– Чего ты боишься?
– Ничего.
– Ложь. Я уверена, причина в страхе. Ты боишься, что очень скоро настанет день, когда ты ничего не сможешь увидеть.
– Ты ошибаешься. Я с пятнадцати лет готовлю себя к этому дню. Я всегда знал, что моя жизнь будет такой.
– Какой?
– Одинокой.
От печали в его голосе сердце было готово разорваться на части. Неужели он действительно верит, что ему уготована судьба одинокого отшельника? Как же человек может так ошибаться?
– Вовсе не обязательно все должно быть именно так.
– Обязательно. Я знал это с пятнадцати лет. Я ни за что не превращу жизнь дорогого человека в ад, как сделал мой отец.
– Даже если человек сам этого желает? – Она осмелилась взять его за руку.
– То, что сначала делается по доброй воле, потом превращается в обузу.
– Вовсе не обязательно.
– И это говорит женщина, которая посещает ненавистную ей кулинарную школу только для того, чтобы не разочаровывать сестру.
Пайпер опешила.
– Это не так.
– Разве? Тогда скажи мне, когда последний раз ты готовила с удовольствием. – Когда делала жаркое. – Ты не любишь французскую кухню.
– Какое это имеет значение? – вскинула брови Пайпер. – Люди часто готовят то, что не любят.
Почему они говорят о кулинарной школе, ведь дело вовсе не в этом.
Фредерик навис над ней и сурово посмотрел прямо в глаза. От неожиданности Пайпер поежилась.
– Помнишь, ты рассказывала о себе? Так вот, я готов высказать свое мнение. Как бы сложилась твоя жизнь, если бы Пейшенс не хотела, чтобы ты училась в Париже? Если бы это не стоило таких усилий? Ты до сих пор была бы здесь?
– Я… – Она не могла произнести это вслух.
– Вот и я об этом. Ты чувствуешь себя обязанной сестре. А ты хоть раз спросила ее, имеет ли для нее значение, чем ты будешь зарабатывать на жизнь?
– Она пожертвовала всем ради того, чтобы я училась здесь.
– Нет, она пожертвовала всем ради того, чтобы ты жила хорошо. Это ты решила стать поваром и учиться во Франции.
– Неправда. – Они обе мечтали о Франции. Фредерик подтасовывает факты в свою пользу.
– Ты можешь убеждать себя в чем угодно, но я не позволю себе стать еще одним человеком, которому ты бы чувствовала себя обязанной.
– Ради всего святого, Фредерик, я не такая, как твоя мать. – Это ее последний аргумент в свою защиту. – И не пытайся обращаться со мной, как твой отец с ней.
Похоже, все слова пролетали мимо его ушей.
– Заканчивай школу, Пайпер, и поезжай домой, – бросил он ей, проходя мимо.
Она кусала губы, глядя ему вслед. Как он мог использовать ее ситуацию против нее же самой? Кулинарная школа – это совсем другое. Они с Пейшенс мечтали о ней вместе, так что сестре принадлежит 50 процентов идеи. Или 60. Ну, в крайнем случае, 70.
Она упала в кресло и откинула голову на спинку. Может, она действительно посещает занятия только из-за сестры? Но ведь, не будь школы, у нее бы не начался роман с Фредериком. А остаться с ним навсегда ее идея на 100 процентов. И чувство долга здесь точно ни при чем.
Что же теперь делать? Может, Пейшенс…
Пайпер потянулась к карману, но одернула руку. Нет. Она сама должна найти выход. Кроме того, Пейшенс в очередной раз скажет то, что она слышала уже сотни раз.
Надо стремиться к исполнению мечты. У тебя все получится. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
Счастлива.
Именно такой была мечта сестры: чтобы Пайпер была счастлива. «Я на все готова ради твоего счастья», – любила повторять Пейшенс.
Но учеба в кулинарной школе не сделала ее счастливой. Признай же, Пайпер, тебе приятнее готовить макароны с сыром, чем фуа-гра.
Интересно, хотела ли она сама учиться? Пайпер знала точно, что любила готовить простую традиционную еду. Пожалуй, Фредерик прав. Она приехала в Париж по своей воле, а осталась из-за сестры. Пейшенс, наверное, убила бы ее, если бы знала.
Внезапно Пайпер стала сама себе отвратительна.
Но все это не связано с их отношениями с Фредериком. Быть рядом с ним, оказаться ему полезной не было для нее самопожертвованием. Она ведь влюблена не в его зрение, а в человека, который принял свою болезнь и продолжал жить.
Как же ей заставить его понять, что они не обязаны повторять ошибки его родителей?
Первым делом надо навести порядок в своей жизни.
– Уезжаете? – воскликнул шеф Диспельту. – Но до конца курса всего восемь недель.
– Знаю. И поверьте, решение далось мне нелегко.
Это была не совсем правда. После того как она все обдумала, решение пришло само собой. Лучшим способом отблагодарить Пейшенс было вовсе не стать тем человеком, который никогда бы не разочаровал сестру. Все наоборот. Слезами и отсутствием даже намека на счастье она очень расстраивала Пейшенс. Если она хочет действительно порадовать сестру, надо создать себе такую жизнь, которую она бы полюбила сама. В ней будет место и для кулинарии, но не для французской кухни.
– Я решила освоить немного другую область кулинарии, – ответила она шефу.
– Жаль, – ответил тот. – Из вас получился бы прекрасный шеф-повар французского ресторана.
Пайпер улыбнулась.
Его попытка польстить ее не вдохновляла.
Пайпер легко выбежала из офиса, словно похудела на сотню фунтов. Теперь осталось только достучаться до Фредерика, и она будет по-настоящему счастлива.
Когда она вернулась домой, он стоял у любимого окна, но с первого взгляда было видно, что он напряжен. У стены она заметила белую с красным трость.
– Доктор Дусетт желает, чтобы я передвигался по городу только с ней, чтобы избежать эксцессов, – ответил Фредерик на ее вопрос о том, что это. Больше он ничего объяснять не стал.
– Я бросила кулинарную школу, – сообщила Пайпер после паузы.
– Что? – Он повернулся к ней, и глаза его стали круглыми.
– Ты был прав. Я училась только из-за Пейшенс, но внезапно поняла, что поступаю неправильно. Ей было бы неприятно знать, что я считаю себя ей обязанной и учусь, чтобы не расстраивать ее. Она всегда хотела, чтобы я была счастлива.
– Вот как?
Что это значит? Пайпер надеялась на другую реакцию. Не на такую сдержанную, пожалуй. Конечно, глупо ожидать, что Фредерик будет прыгать от счастья, но он произнес всего два слова.
– Я так понимаю, ты скоро уезжаешь домой. – Голос его был какой-то странный, Пайпер не поняла, что это значит, и неприятное предчувствие ее пугало.
– Никуда я не уезжаю, – покачала она головой. – Ты не понимаешь? Я бросила школу, потому что вижу разницу между выбором из чувства долга и по своему собственному желанию. Фредерик, я вижу разницу.
Пайпер сделала паузу, собираясь с силами. То, что она собиралась сказать, было очень важно.
– И я понимаю, что может сделать меня счастливой. – Она подошла и взяла его лицо в ладони, не давая шанса уйти или даже отвернуться. – Ты можешь сделать меня счастливой, Фредерик. Много месяцев моя жизнь была ужасна. Я ненавидела Париж, школу… А потом ты протянул мне бумажное полотенце, и все изменилось. Жизнь уже не казалась ужасной.
– Пайпер…
– Позволь мне закончить. А знаешь, когда я почувствовала себя счастливой? Не в тот вечер, когда мы танцевали на набережной, и не во время поездки в английскую деревню. Даже не когда мы занимались любовью. А тогда, когда ты сидел рядом со мной в поезде и жаловался, что в Англии готовят отвратительный кофе, когда слушала, с каким воодушевлением ты рассказывал о той ужасной фреске. Я была счастлива, что ты был рядом со мной и считал возможным поделиться самым сокровенным. Благодаря тебе Париж для меня стал другим.
Она видела, что ей удалось пробить его доспехи. По лицу Фредерика пробежала тень.
– Так у всех бывает в начале романа. Скоро пройдет.
– Я не хочу, чтобы это проходило. Я влюблена в тебя, Фредерик.
Она потянулась и поцеловала его, давая возможность губам выразить все, что она не договорила. Он ответил ей, но через несколько секунд уже подался назад, стараясь вырваться из ее объятий.
Фредерик, неужели ты сможешь сказать, что не любишь меня?
Он взял ее за плечи и оттолкнул.
– А теперь уходи, – прошептал он.
– Будь все проклято! – воскликнула Пайпер и ударила его кулаками в грудь. – Я ненавижу твоих родителей! Знаешь, за что? За то, что ты стал таким упертым только потому, что их брак не удался. За то, что твой отец был законченным эгоистом. Ты никогда не задумывался о том, что отец, например, вовсе не желал зла твоей матери? Он просто постоянно жалел себя. Посмотри на эту ситуацию с другой стороны, Фредерик. Ты сейчас ведешь себя как твой отец.
– Я не похож на отца.
– Верно. Ты не пытаешься затащить кого-то в пропасть следом за собой, нет, ты просто отталкиваешь всех, кому ты дорог. К черту всех с их чувствами!
Фредерик молчал, не глядя на нее. Он опять повернулся к башне и отдалился от этого мира. Они оказались там же, с чего начали. Два одиноких человека, готовых разбить друг другу сердце.
Пайпер поняла, что у нее больше нет сил. Выражение лица Фредерика подсказало ей ответ на вопрос: есть ситуации, которые невозможно изменить, сколько ни старайся.
– Я уезжаю в Глостершир, – сказала она. Это был запасной план, она надеялась, что он ей не пригодится. – Миссис Лестер сказала, что в любое время будет рада видеть меня на своей кухне, и я принимаю ее предложение. Я сейчас соберусь, и ты больше никогда меня не увидишь.
Дойдя до середины комнаты, она повернулась. Уйти, не высказав все, что хотела, она не могла.
– Знаешь, необходимость в помощи и постоянная жалость к себе не одно и то же. К сожалению, твоя душевная слепота не позволяет тебе это понять. Ты всегда был таким, и эта слепота не позволяет тебе увидеть еще много очень важных вещей.
Пайпер удалилась в свою комнату и начала собираться. Фредерик не зашел к ней попрощаться, впрочем, она и не ждала его.
Она вышла из дома, и ее приветствовали лишь яркие огни Эйфелевой башни. Именно она навсегда останется для нее символом Парижа. Напоминанием о хорошем и плохом, произошедшем в этом городе. Пайпер достала телефон, сделала последнюю фотографию и улыбнулась на прощание.
Фредерик думал о том, что время решило над ним подшутить. Когда рядом была Пайпер, оно пролетало стремглав, и проведенные вместе дни закончились прежде, чем он успел осознать, сколько же времени прошло. Последние же сорок восемь часов с ее отъезда тянулись непривычно медленно.
Нет, у него было много дел, и он был постоянно чем-то занят. Бывал в университете и учил студентов, потом ехал в клинику и учился сам у доктора Дусетта. Профессиональные и общественные дела не давали расслабиться, он ложился поздно. Зрение еще немного ухудшилось, но на его образ жизни это не повлияло. Проблема была одна – он скучал по Пайпер.
Последнюю ночь он пролежал в постели без сна, вспоминая проведенный в аббатстве день. Ее синие глаза, которые он помнил еще очень отчетливо. События того дня были особенно дороги ему, ведь тогда он в последний раз видел все достаточно четко, судьба милостиво подарила ему возможность наблюдать красивейшие картины перед последним закатом. Странно, он был уверен, что постарается сохранить навсегда в своей памяти дорогие произведения искусства, возможно, башню, ставшую его верным другом. Сейчас свет огней виделся слегка размытым.
Теперь же он знал, что больше всего хочет навсегда запомнить глаза Пайпер. Эти воспоминания он не променяет и на тысячу башен.
Господи, как же он по ней скучал. Даже дышать без нее было трудно. Ему не хватало воздуха, а воротник рубашки постоянно сдавливал горло. Он скучал по звукам ее голоса, ее умиротворяющему аромату, прикосновениям рук. И винить во всем он должен только себя.
Хорошо, что она сейчас в другой стране. Незнакомые люди любуются ее улыбкой. Он был уверен, что Пайпер планирует в скором времени вернуться в Америку.
Болван! Она ведь могла быть с тобой, а вместо этого ты решил расстаться с ней навсегда.
Знаешь, необходимость в помощи и постоянная жалость к себе – это не одно и то же. Отец нуждался в помощи. Постоянно. Он помнил день из детства, когда просил отца отвести его к Эйфелевой башне, но тот отказался, сославшись на большое количество народа. «Я не смогу один справиться с этой толпой», – сказал он. Тогда Фредерик пошел с няней, а мама осталась дома, потому что отец не хотел быть один. Он не желал быть среди людей и не мог выносить одиночество.
Был ли в его жизни хоть один день, когда отец не напомнил бы ему, что он слепой? Сколько же семейных встреч они пропустили из-за этого! Сколько праздников отменили! Отец использовал слепоту как щит и требовал, чтобы все вокруг считались с его болезнью.
Неужели он, Фредерик, поступает так же? Неужели его желание нести свое бремя в одиночку – другая сторона того же эгоцентризма?
Он постарался дышать медленнее и закрыл глаза. Умом он понимал, что разрыв с Пайпер был необходимым и правильным шагом. Сердце же терзалось от желания оказаться рядом с ней. Он всегда старался следовать советам ума и добился того, что сидит в одиночестве, ощущая лишь боль в разбитом сердце.
Нет, так быть не должно. Он может поехать в Англию. И что потом? Умолять ее вернуться и позволить рискнуть своей и ее жизнью?
Лучше рискнуть, чем жить так, как он провел последние сорок восемь часов. С Пайпер жизнь имела ценность, без нее каждый день был просто днем.
Пожалуй, настало время слушать свое сердце.
– И я спросил себя: к чему эта игра? У меня нет причин цепляться за это полотно, когда Анна Даченко в Бостоне так в нем нуждается. Можете сказать ее племяннику, что я буду счастлив продать ему картину.
Джон Аллен открыл бумажный пакет и достал аппетитное печенье с черникой. Миссис Лестер сразу оживилась.
– Должна вам сказать, что у нас найдутся прекрасные сладости.
– Не сомневаюсь, мадам, что вы превосходно готовите, но эти без глютена. Я сам пеку их из специальной муки. Попробуйте.
Хозяйка осторожно отщипнула кусочек.
– Неплохо, – кивнула она, прожевав. – Конечно, не такие, как мои, но тоже ничего. Хочешь попробовать, Пайпер? Пайпер!
– А? – Она оторвалась от чашки с кофе и увидела, что миссис Лестер и Джон Аллен смотрят на нее во все глаза.
– Простите, – смутилась она. – Я задумалась. – О том упрямце, который не хотел – вернее, не мог – ее полюбить.
– И все же ты не в духе. Я права?
– Похоже что да. – Кажется, она никогда больше не будет в хорошем настроении. – Может, мне все же надо было остаться в Париже?
– Зачем? – всплеснула руками пожилая женщина. – Чтобы закончить эту кулинарную школу для французских снобов?
– Нет, конечно. Мы с шефом Диспельту попрощались очень вовремя.
Пожалуй, это единственное решение, о котором Пайпер не жалела. Фредерик оказался прав; Пейшенс не волновало, останется она в школе или нет. Она отправила Пайпер сообщение и задала давно мучивший ее вопрос: «Надеюсь, у тебя все в порядке? Для меня главное, чтобы ты была счастлива, как бы ни решила поступить».
Пайпер решилась солгать и написала, что у нее все отлично. На этот раз, это была ложь во спасение, ей не хотелось расстраивать Пейшенс. Она только что помирилась со Стюартом и переживала нечто похожее на медовый месяц. Пайпер решила ей не звонить, боялась, что расплачется, услышав счастливый голос сестры.
– Мне кажется, – вмешался мистер Аллен, – что она скучает не по школе.
– Я думаю, что, будучи в Париже, я могла бы убедить Фредерика, что он зря упрямится. – Она сама не могла поверить, что так сильно полюбила его за такой короткий период времени.
– Люди должны сами победить демонов в душе, – со знанием дела произнесла миссис Лестер. – Если бы ты была постоянно рядом, события не стали бы развиваться быстрее, поверь, дорогая.
– Верно.
Остаться рядом с Фредериком в Париже было бы неправильно, но и приехать в отель миссис Лестер, кажется, тоже было ошибкой. Красивые места напоминали Пайпер о проведенных с Фредериком днях. Даже на этой чертовой кухне она не могла расслабиться. Ночью ей было совсем худо. Она лежала в кровати и вспоминала, как проводила ночи с Фредериком.
– Почему бы вам не пожить у меня, – предложил ей Джон, когда миссис Лестер отошла встретить новых посетителей. – Мы бы вместе изобретали новые блюда без глютена.
Пайпер улыбнулась:
– Вы прекрасный человек, мистер Аллен, но мне лучше остаться здесь.
– Вы забыли, что в прошлый раз называли меня Джон. Что ж, если передумаете, я всегда рад вас видеть. Это единственное, что я могу сделать для Анны и ее любовника.
В этот момент послышался голос миссис Лестер:
– Пайпер? Дорогая, можно тебя на минутку?
– Иду, миссис Лестер.
Та ждала ее около лестницы, на лице было странное выражение.
– Что случилось? – заволновалась Пайпер.
– Тебе лучше знать, – ответила та и указала головой на дверь.
Повернувшись, Пайпер вскрикнула.
– Фредерик?
Она не верила глазам. Неужели это действительно он?
Услышав ее голос, он снял солнечные очки, рука при этом заметно дрожала. Он выглядел так же отвратительно, как она себя чувствовала.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Пайпер.
– Ты права. Я был слеп.
– Был? – Пайпер не понимала, что он хочет сказать. Она растерялась, ведь, уезжая из Парижа, она была уверена, что никогда его больше не увидит. И вот он здесь. Она слышит его голос, видит в дверях гостиницы миссис Лестер. Это больше похоже на сон.
Фредерик сделал несколько шагов и остановился на расстоянии вытянутой руки от Пайпер.
– Я был уверен, что только одиночество сделает меня непохожим на отца. Если рядом со мной никого не будет, я никому не смогу испортить жизнь. Я не понимал… – Он вздохнул. – Я думал, что спасаю тебя, а на самом деле поступал так, как поклялся не делать. Из-за этого я потерял любимую женщину.
– Ты серьезно? – Краем глаза Пайпер заметила, как миссис Лестер поспешила скрыться в кухне, чтобы не мешать им. Сейчас они были только вдвоем: она и Фредерик.
– Ты о том, что я люблю тебя? Более чем. Я сам не предполагал, как сильно. Я вел себя как глупец, когда отталкивал тебя. Ты лучшее, что когда-либо было в моей жизни. Я должен был сделать все, чтобы только не отпустить тебя. Ты сможешь меня простить, Пайпер?
– Я… – Ей хотелось плакать и смеяться одновременно. Сможет ли она простить? – Я ведь словно побывала в аду, – сказала она.
– Я знаю, любимая. Я пойму, если ты не простишь. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы все осознать. – Фредерик опустил голову. – Возможно, не будь я таким упрямым…
– Я поверить не могу, что ты приехал в Англию. – Она не могла так сразу простить его, но и отпустить ни за что бы не смогла.
– Я бы поехал на другой конец света. Я не мог иначе. Мне надо сказать тебе, что я, конечно, не заслуживаю прощения, но… но я не могу без тебя, Пайпер.
Именно этого она от него ждала. Не говоря ни слова, она бросилась к нему в объятия.
– Я очень скучал, – прошептал Фредерик ей на ухо. – Мир стал совсем темным. Прошу, скажи, что ты меня прощаешь.
– Прощаю, – прошептала в ответ Пайпер и зажмурилась, чтобы сдержать слезы.
На глаза Фредерика тоже навернулись слезы.
– Нам надо многому научиться. Ведь жить со слепым не так просто.
– Я знаю.
– Возможно, настанет день, когда я не выдержу и стану эгоистичным занудой.
Ничего смешного в этом не было, но Пайпер рассмеялась.
– Даже большим, чем сейчас?
– Я хотел, чтобы ты была счастлива.
– Тогда… – Пайпер взяла его за руку. – Найди в себе силы принять мою помощь. Не отталкивай меня, Фредерик.
– Больше никогда. Но ты должна обещать, если будешь чувствовать себя несчастной…
– Непременно скажу тебе об этом, и мы вместе подумаем, что делать дальше.
– Я люблю тебя, Пайпер Раш, и хочу, нет, прошу тебя быть всегда рядом.
Он поцеловал ее, и этот поцелуй длился так же долго, как недавно в аббатстве. Пайпер с трудом сдерживала слезы.
– Не плачь, милая моя, ведь впереди нас ждут счастливые времена. Кроме того, у меня нет с собой носового платка.
– Попросим у миссис Лестер бумажное полотенце, – рассмеялась Пайпер. Впервые за несколько дней ей стало весело и легко. Она смахнула рукой слезы. – Я счастлива, любимый. Ты даже не представляешь, насколько.
Фредерик выглядел в смокинге просто потрясающе. Сначала он отказывался его надевать, но Пайпер настояла. Ведь она была в красивом вечернем платье, значит, без смокинга никак не обойтись. Кроме того, она не могла отказать себе в удовольствии еще раз увидеть его таким красивым. Этот мужчина был просто создан для того, чтобы носить смокинг.
Свадьба была не настоящая. Устраивать церемонию через две недели после начала романа слишком рано, особенно учитывая тот факт, что они оба еще не понимали, каким станет их будущее.
Фредерик был занят получением новых навыков и подготовкой к жизни без света. Пайпер же предстояло решить, чем она займется, ведь французская кухня ее больше не интересовала. Они с миссис Лестер обсуждали возможность открытия небольшого бистро в Париже, которое бы предлагало простую и сытную еду. Им казалось, что многие иностранцы должны оценить возможность попробовать привычные домашние блюда. Единственное, в чем Пайпер была уверена, что сердце ее теперь принадлежит Фредерику. Пройдет время, и она станет его женой официально, а пока ее устроит и такая шуточная церемония.
Они решили организовать ее в поле у аббатства. Идея, разумеется, принадлежала Фредерику.
– Хочу видеть тебя в святом месте, идущей к алтарю. Вдруг я… – Он не закончил, но все было понятно и без слов.
Он взял ее за руку.
– Клянусь, я никогда не оттолкну тебя. Я приму твою помощь, но не позволю забыть, что ты тоже личность.
– А я клянусь, что никогда не буду действовать только из чувства долга. Что бы ни случилось в будущем, мы со всем справимся вместе.
Пайпер счастливо улыбалась человеку, которого – она была уверена – будет любить всегда. Какой удивительной может быть жизнь. Она приехала в Париж, мечтая об одном, а в результате исполнилось то, о чем она даже не смела мечтать. Что же касается будущего, то они будут решать проблемы по мере их поступления. У них много времени, им удастся сделать все, что они пожелают. Пока они вместе, им все по плечу. Пайпер не сомневалась, судьба будет к ним благосклонна, ведь она счастлива, как никогда в жизни.
А началось все с портрета Анны Даченко…
– О боже! – воскликнула Пайпер. Это было так неожиданно, что Фредерик побледнел.
– Что случилось, любимая?
– Я ведь так и не позвонила Пейшенс. Столько всего произошло, я совсем забыла… Я уже две недели с ней не разговаривала. – Впрочем, сестра тоже ей не звонила, этот аргумент можно использовать, если она станет предъявлять ей претензии. – Она не представляет, что у нас происходит. – Растерянно оглядевшись, она обратилась к Фредерику: – Можешь дать мне свой телефон?
– Мы женаты две минуты, а ты уже пренебрегаешь мной ради сестры. Я еще даже не поцеловал невесту.
Пайпер улыбнулась и подарила ему долгий и нежный поцелуй, обещающий волнующее продолжение.
– Так лучше? – спросила она через несколько минут.
– Отлично.
– Хорошо, тогда давай телефон. – Она смотрела на него, широко улыбаясь. – Пейшенс? Я тебя разбудила? – услышал вскоре Фредерик. – У меня для тебя хорошая новость и отличная новость. Хорошая касается портрета Анны. Владелец готов обсудить условия продажи со Стюартом. – Она подпрыгнула от нетерпения, ожидая услышать восторженные возгласы сестры.
Фредерик не сдержался и, улыбаясь, поцеловал ее в лоб.
– Но ты сказала, что есть еще и отличная новость, – послышался в трубке голос Пейшенс.
– Я вышла замуж! – закричала Пайпер и сжала руку Фредерика.
Рождество
Анна понимала, что все эти взгляды, которыми обменивались на протяжении всего обеда ее племянник и Пейшенс, неспроста. Она предполагала, что они собираются сообщить о помолвке, поэтому не удивилась, когда Стюарт попросил ее закрыть глаза.
– Зачем это понадобилось? Мы ведь все уже видели подарки.
Стюарт многозначительно усмехнулся, как делал всегда, когда готовил сюрприз.
– Может, еще не все? Может, кого-то ждет еще один неожиданный подарок?
Бог мой, еще подарок? В комнате под елкой и так уже все завалено яркими коробками.
Тонкая рука легла на ее плечо. Пейшенс.
– Прошу вас, Анна. Обещаю, вы не будете разочарованы.
– Ах, ну хорошо. – Она никогда не могла отказать этой девочке.
Какой бы ее ни ждал сюрприз, настроение уже ничто не испортит. Рождество в этом году получилось очень веселым. Кроме Пейшенс и Стюарта, в гости приехала Пайпер со своим другом. Анна усмехнулась. Другом его назвать никак нельзя. Найджел бы сказал, он стал «большой страстью» этой девушки. Стоило одному из них войти в комнату, как глаза другого начинали светиться от счастья. Впрочем, со Стюартом и Пейшенс происходило то же самое.
Как приятно провести день в окружении влюбленных, видеть, что те, кого она так любит, без ума друг от друга. Она свой шанс упустила, так пусть же им повезет. Анна провела рукой по пушистой шерстке кота. Милый Найджел. Ему бы тоже это очень понравилось. Он любил повторять, что любовь дала жизнь его творчеству. Для бунтаря он был слишком большой романтик.
– И так, бабушка, открывай глаза.
Нет… Этого не может быть… Сердце подпрыгнуло в груди.
– Но как… – Колени задрожали, она даже побоялась, что упадет.
Хорошо, что Пейшенс оказалась рядом и поддержала ее.
– Пайпер и Фредерик нашли ее в Англии.
– Благодаря Гаспару Теру дедушка Теодор ее не уничтожил. Тот скрыл от всех, что владеет картиной Найджела, – сказал Стюарт.
– Милый Гаспар. Он больше остальных верил в талант Найджела. – Она пробежала пальцами по холсту, прикасаясь к себе молодой. Ей вспомнилось каждое движение художника, каждый взмах кисти. Он творил с такой страстью… – Найджел очень гордился этой работой.
Она перенеслась в прошлое, в Париж…
Не шевелись, мон амор. Сейчас свет великолепен. Вот бы весь мир мог увидеть тебя такой, какой вижу я.
Анна была готова всю жизнь пролежать на этой кушетке, если нужно.
По щекам покатились слезы.
– Прошу вас, не надо плакать, – спохватилась Пейшенс.
Милая девочка, она не понимает. Это слезы счастья. Картина Найджела сохранилась и сейчас с ней. По воле случая она не попалась в руки Теодора, а стала вечным доказательством их с Найджелом любви.
Утирая слезы, Анна повернулась к Пайпер и Фредерику:
– Спасибо вам, мои милые.
– Это вам спасибо, – откликнулась Пайпер. – Если бы не картина, мы с Фредериком до сих пор были бы…
– Две одиноких души в Париже, – закончил за нее Фредерик. – Нас соединил Найджел.
Он был счастлив, что так получилось.
Анна повернулась и еще раз посмотрела на портрет. Годы не ослабили исходившую от него энергию, она и сейчас ощущала ее силу. Любимый мой, как я по тебе скучаю.
«Мы скоро будем вместе, мон амор», – послышалось ей.
Анна почувствовала себя очень счастливой. Любовь окружавших ее молодых людей согревала, она радовалась за них и верила, что их ждет прекрасное будущее. А она скоро встретится с Найджелом.
– Лапушка, будь добра, принеси еще шампанского из погреба. – Анна встала. – Иди ко мне, пушистый негодник. – Она подхватила кота. – Выпьем за твоего тезку. И за счастливое будущее.
Найджелу бы этот тост очень понравился.
Комментарии к книге «Самые счастливые времена», Барбара Уоллес
Всего 0 комментариев