«Любовь и месть»

Энн Хэмпсон Любовь и месть

Глава 1

Сидя за своим любимым столиком в кафе, Тони Фриман наблюдала за танцорами, ожидая, когда ей принесут заказанные блюда. Англичанка была здесь единственной женщиной, за исключением Андрулы, которая помогала своему отцу обслуживать клиентов.

— Терпеть не могу ходить в эти забегаловки, — сетовала подруга мисс Фриман два года назад, когда они вместе отдыхали в Греции. — На лице каждого мужчины я вижу проблеск надежды! — Тони рассмеялась, и ее приятельница добавила: — Если им так нравится пожирать глазами женское тело, почему, черт возьми, они не приводят с собой своих жен?

Год спустя девушку опять потянуло в Грецию. Ей удалось найти работу на Крите, где жил ее дядя, женившийся после войны на гречанке. Хозяин гостиницы, в которой работала мисс Фриман, настойчиво пытался ухаживать за ней. Но к счастью, вскоре Тони устроилась в туристическое агентство, где ее боссом стал менее любвеобильный человек. На новом месте очень пригодилось ее знание английского и греческого.

Молодая англичанка уже успела познакомиться со всеми постоянными посетителями кафе Павлоса. Мужчины, восхищенные ее знанием греческого, непременно втягивали девушку в свой разговор.

В тот момент, когда появилась Андрула с долгожданным обедом, за столик к Тони подсел Саввас, молодой критянин. Мисс Фриман улыбнулась, отвечая на его приветствие.

— Барбуни[1] выглядит отлично, — заметил мужчина. — Думаю, на нем я и остановлю свой выбор. — Он бросил свою газету на стол, и внимание собеседницы тут же привлек один из заголовков. — Я видел, как все произошло, — произнес Саввас беззаботно.

— В самом деле? — Глаза англичанки расширились от ужаса. — Какой кошмар!

— Это была пробная часть. В закусочную, где я сидел, зашел человек и воткнул нож в спину какого-то юноши. Все было кончено за несколько секунд.

Тони передернуло. Когда девушка впервые услышала о вендетте, она была потрясена тем, что подобный варварский обычай мог выжить в такой стране, как Греция. Но он по-прежнему существовал на Маки и на Крите. И хотя просвещенные судьи старались искоренить его, им приходилось действовать осмотрительно, поскольку у этой древней жестокой традиции оставалось множество приверженцев. Тем не менее, виновные теперь наказывались, хотя были времена, когда вендетта считалась веским оправданием для убийства, и любителей отпускали на свободу.

Мисс Фриман просмотрела колонку текста под заголовком. Главкос, убийца, недавно узнал, что двадцать лет назад дедушка зарезанного им юноши убил одного из его родственников, и незамедлительно отправился мстить — «кровь за кровь».

— Это дикарский обычай, Саввас, — заявила она. — Почему вы от него не откажетесь?

Он пожал плечами:

— Многие греки его не одобряют, но, к сожалению, есть и те, кто все еще верит в необходимость кровной мести. В основном это старики, впитавшие его с молоком матери, — пояснил молодой человек. — В результате в большинстве деревень традиция остается в силе.

— Мне кажется просто невероятным, что вендетту нельзя немедленно запретить, — возмущенно проговорила девушка. — Греция считается колыбелью западной цивилизации, и, несмотря на это, здесь до сих пор существует такой варварский обычай.

— Очевидно, пережиток язычества. — С присущей всем греческим мужчинам властностью Саввас хлопнул ладонями, чтобы привлечь внимание Андрулы. Та старалась одновременно выполнить два заказа и потому склонила голову, извиняясь, что заставляет клиента ждать. — Мы, возможно, были в древности цивилизованным и культурным народом, но мы также были язычниками, помни об этом.

Тони нахмурилась. Ей никак не удавалось смириться с мыслью, что человек способен считать убийство своим долгом. Девушка перевела взгляд на танцоров. Они исполняли пендозалис — боевой танец древнегреческих воинов. Она завороженно следила за их движениями, думая, что языческие корни греков сильны и по сей день.

Молодой человек рассмеялся над выражением лица собеседницы:

— Такое красивое лицо никогда не должно хмуриться.

Его комплимент не произвел впечатления на девушку. Тони еще не встречала грека, чьи уста не источали бы лесть.

— Мрачные мысли не дают мне покоя. — Она рассеянно поковыряла вилкой свою рыбу. Нарисованная ее воображением сцена, свидетелем которой стал Саввас, отбила у мисс Фриман аппетит. — Будь я судьей, я бы приговаривала мстителей к очень длительному сроку заключения. Только так можно искоренить этот кровавый обычай.

— Почему человек должен нести тяжкое наказание, сидеть в тюрьме, если он послан на убийство своей семьей? — возразил мужчина. — Если он верит, что исполняет свой долг?

— Я могу это понять в какой-то степени, — неохотно признала Тони после некоторых размышлений. — Но варварский обычай вендетты надо изживать.

— На это потребуется много лет. — Молодой человек прервал беседу, чтобы продиктовать Андруле свой заказ. — Ты знаешь, что есть люди, которые готовы мстить даже в случае непреднамеренного убийства?

Англичанка пришла в ужас:

— Они, должно быть, фанатики!

— Учитывая их приверженность этому обычаю, они действительно фанатики, — ответил Саввас.

Мисс Фриман все еще раздумывала об этом, когда покидала кафе, не подозревая, что вскоре она сама окажется жертвой кровавой греческой вендетты.

Все произошло три недели спустя. Тони заперла дверь агентства и направлялась к своей машине, когда к ней подошел старик и попросил подвезти его.

Спросив, куда он едет, Тони с улыбкой открыла ему дверцу. Приходилось делать крюк, но она не возражала, потому что грек был очень стар.

— Вы работаете в туристическом агентстве мистера Петроу? — спросил он.

— Да. — Девушка не удержалась от улыбки. Даже в таком большом городе, как Ираклион, каждый житель знал, чем занимаются все остальные.

— Вам нравится остров?

— Очень нравится.

— Мой внук живет на Родосе, — сообщил старик. — Очень красивый остров. Вы там когда-нибудь были?

— Нет. Это удовольствие мне еще предстоит.

Тони сбавила скорость, приближаясь к светофору. Но не успела она затормозить, как свет переключился, и девушка снова нажала на газ.

— Вы всегда жили в Ираклионе? — спросила она, кинув взгляд на пассажира. Молодые мужчины уже не носили подобных нарядов, но старики утверждали, что они гораздо удобнее брюк.

— Я родом из отдаленной деревни. Она расположена уединенно и, можно сказать, отрезана от цивилизации.

— Вам нравится жить в Ираклионе? — поинтересовалась англичанка.

— Я уже привык.

Беседа развивалась в том же обыденном направлении, пока они не добрались до маленького квадратного домика.

— Вы ведь зайдете что-нибудь выпить?

Тони ожидала этого вопроса. У нее вырвался тихий смиренный вздох. Все ее планы летели коту под хвост! Она собиралась вечером наконец заняться домашними делами и написать письма. Но на греческое гостеприимство, щедрое и искреннее, не принято было отвечать отказом.

— Большое спасибо, — произнесла она. — Я могу оставить машину здесь?

— Проезжайте чуть дальше, тогда сможете выключить фары.

Опередив Тони, пожилой человек поднялся по ступенькам и открыл дверь. Хозяин дома попросил ее подождать в гостиной, пока он нальет им выпить.

— Вы живете один? — спросила мисс Фриман, направляясь в указанную ей комнату.

— Один. Моя жена умерла, а у детей уже свои семьи.

Старик оставил ее, и девушка огляделась вокруг. Она заметила на стене светлую полосу, словно раньше на этом месте что-то висело. Затем взгляд англичанки переместился на стол и лежащий на нем кинжал, который, хоть и был в ножнах, выглядел зловеще. Когда, наконец, вернулся хозяин дома с подносом, девушка хмурилась. Мужчина поставил его на стол, И гостья потянулась к одной из крошечных чашечек с турецким кофе, но грек отодвинул ее руку и протянул ей другую чашку.

— Здесь меньше сахара, — поспешно объяснил он. — Англичане не любят, когда сахара много.

Мисс Фриман внезапно насторожилась, увидев огонь в глазах старика. Как это ни странно, она никогда раньше не испытывала и намека на страх в обществе греков, даже молодых. Сейчас же этот дряхлый старец заставлял ее чувствовать себя, мягко говоря, неуютно.

— Разве вы не присядете? — Он подошел слишком близко, высокий и худой, с раздувающимися ноздрями и плотно сжатыми губами. — Пейте свой кофе!

Чашка была уже около ее губ, но при этих словах Тони поставила ее обратно на блюдце.

— Пожалуй, мне все же не стоит оставаться, — сказала она холодно и, встав, направилась к двери.

— Она заперта, — сообщил хозяин дома.

Медленно девушка повернулась и посмотрела на него. Дома, в Англии, друзья считали ее бесстрашной и верили, что она способна справиться с любой ситуацией. Ведь мисс Фриман происходила из старинной династии военных, отважных бойцов; среди наград ее предков был и знаменитый Крест Виктории. Присущая Тони храбрость отражалась в каждой черточке ее прелестного лица, в твердом взгляде и невозмутимости, с которой она произнесла:

— Я не знаю, какие у вас намерения, но уверена, что смогу за себя постоять. Откройте дверь, пожалуйста.

За коротким мгновением тишины последовал тихий ответ:

— Я собираюсь вас убить.

Опять наступило молчание. Мисс Фриман инстинктивно бросила взгляд на лежащее на столе оружие.

— Вам придется объясниться. Вы меня даже не знаете. — Ее мягкий голос не содержал и намека на страх. Хозяин дома был очень стар, и Тони не приходило в голову, что он может оказаться серьезным противником.

— Насколько я знаю, вы живете на острове больше года.

Мужчина стоял около стула, с которого девушка только что встала. Его худые узловатые руки тряслись.

— Верно.

— Значит, вы слышали о вендетте?

— Естественно, я слышала о вендетте, — с легким раздражением ответила Тони. — Но какое отношение это имеет ко мне? Вы ошиблись — выбрали не того человека.

— Вас зовут Антония Фриман?

— Да. — Она в недоумении сморщила лоб. — Но вы не можете меня знать. А я абсолютно уверена, что не знаю вас.

— Ваш брат приезжал сюда отдыхать месяца два назад?

Лицо девушки слегка побледнело. Она вспомнила слова Савваса и, убирая волосы со лба, обнаружила, что он стал влажным.

— Да, он приезжал ко мне в гости.

— Он убил мою сестру — мою старую калеку сестру!

— Это был несчастный случай, а не преднамеренное убийство, — пылко возразила мисс Фриман. — Суд снял все обвинения с моего брата в течение нескольких минут.

— Суд — да. Но не я! — яростно заявил грек. — Это была преступная неосторожность, и, раз я не могу поехать в Англию и убить его, расплачиваться придется вам! Мой долг по законам вендетты — пролить кровь убийцы или члена его семьи!

Значит, перед ней один из тех фанатиков, о которых они говорили с Саввасом. Старик явно выжил из ума. Тони произнесла с искренним сожалением:

— Я признаю, что случившееся с вашей сестрой было трагедией, большой трагедией. Но она вышла на дорогу — очень темную дорогу, не забывайте — без малейшего предупреждения, — добавила она рассудительно. — И поскольку она была одета в черное, мой брат не заметил ее вовремя.

— Мы часто ходим по дороге, а наши пожилые женщины всегда носят черное, вы же знаете это.

— Но мой брат не знал. Да и когда он мог бы узнать, если только что приехал? Поверьте мне, — продолжила девушка ласково. — Хотя его и оправдали, ему самому не дает покоя эта роковая случайность. В каждом письме брат упоминает, что сожалеет о своем приезде на остров. И маму с папой тоже ужасно огорчило произошедшее. — Ее глаза омрачились от мыслей о беде, пришедшей в ее семью, и все из-за невнимательности старой калеки, вышедшей на дорогу прямо перед машиной, арендованной Хью всего на несколько часов.

Как мисс Фриман и сказала, он и родители все еще очень переживали. Что касается самой Тони, то не проходило и дня, чтобы печальная история не всплывала в ее памяти.

— Гораздо больше их расстроит смерть дочери! — воскликнул старик. — Вы умрете — от ножа! — Он бросил взгляд на чашку, стоявшую на подносе. — Я предпочел бы, чтобы вы были без сознания, так как вы женщина, но теперь это не имеет значения. Все закончится очень быстро. Я убил много свиней и овец и никогда не заставлял их страдать дольше, чем необходимо. — Его глаза злобно поблескивали в предвкушении расправы. — Боитесь? Я только что пообещал вам, что боль не будет долгой.

— Боли вообще не будет, — начала девушка, но осеклась, потому что, догадавшись о ее намерениях, хозяин дома, стоявший к столу ближе, чем она, схватил кинжал.

Грек старался высвободить оружие из ножен, и англичанка перешла к решительным действиям.

Тони бросилась на противника, поначалу застигнув старика врасплох. Но вскоре ее враг сбросил оцепенение, и через несколько секунд девушка все более явственно начала осознавать, что его внешность обманчива. Кожа старика была покрыта морщинками, ум потерял былую остроту, однако его мышцы до сих пор были сильны. Прекрасно зная, какие глубокие корни у жестокого обычая кровной мести, Тони понимала — мужчина не отступится от своего решения.

Девушка отдавала себе отчет в том, что находится на волосок от гибели. Несмотря на опасность, она почувствовала изумление, когда в конце концов осознала физическое превосходство пожилого грека. И в этот жуткий миг перед глазами мисс Фриман пронеслись образы членов ее семьи. Со спокойствием, присущим лишь отважным людям, без страха смотрящим в лицо неизбежному, англичанка думала о каждом по отдельности. Она пыталась представить себе их реакцию на известие о ее смерти. Хью, чья оплошность послужила причиной вендетты, будет всю жизнь нести мучительное бремя вины. Мама никогда не сможет прийти в себя от потрясения. В одурманенном усталостью сознании возникло мимолетное воспоминание о том, как мама умоляла ее не уезжать за границу, особенно на Восток. Там на каждом шагу подстерегают опасности, предупреждала она, а дочь лишь посмеялась и ответила, что все это глупости. Была еще Пэм — овдовевшая сестра Тони — и ее дети. Девушка очень любила этих шалунов. Дэвиду было девять, Робби — восемь, а Луизе — семь. Их отец умер более двух лет назад. Наконец, мисс Фриман подумала о своем отце, которого обожала. Его последнее письмо было таким грустным, что на протяжении нескольких дней ее не покидало ощущение тупой боли в груди. Его лавка, когда-то процветавшая, находилась на грани банкротства из-за магазина, который открылся на противоположной стороне улицы. Оптовые закупки были его единственным спасением, но для этого требовалось около пяти тысяч фунтов.

Промелькнувшее совсем рядом с лицом девушки лезвие кинжала прервало размышления о семье. Старик все-таки умудрился вынуть его из ножен. Схватив противника за запястье, Тони отвела острие от сердца. Но кровь гулко стучала у нее в ушах, и силы быстро таяли. Раздраженная своей беспомощностью, англичанка предприняла отчаянную попытку избежать стремительно приближающегося финала. Однако одна лишь твердость духа ей помочь не могла. Необходима была грубая физическая сила, без которой Тони не могла надеяться победить врага, озверевшего от желания убить ее.

Она чувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Перед глазами у девушки все поплыло. Тем не менее, когда ее гаснущее сознание уловило голоса снаружи за дверью, Антония собрала остатки сил и сумела отбросить старика к дивану.

— Отец мой, отец! Открой и дай нам войти! — кричали по-гречески, но, естественно, Тони поняла смысл слов.

— Дедушка! — На этот раз фраза была произнесена по-английски, властным тоном, требующим немедленного повиновения. — Открой дверь!

Говоривший ждать, однако, не стал. Затрещало дерево, и дверь распахнулась. Оружие было вырвано из рук старика. Ни один из вновь прибывших не обратил ни малейшего внимания на Тони, которая, еле дыша, в изнеможении опустилась на ближайший стул.

— Слава богу, мы приехали вовремя! — Разразившись слезами, женщина средних лет обвила руками шею старика. — Мы не позволим тебе навлечь на себя беду!

Мисс Фриман резко вскинула голову. Гречанка волновалась лишь о своем отце. Ей было абсолютно наплевать на его несостоявшуюся жертву!

Вывернувшись из объятий дочери, пожилой мститель заворчал:

— Дарос, откуда ты здесь взялся? И почему ты вмешиваешься? — Его голос был высоким, а речь звучала отрывисто. Тони окончательно уверилась в том, что у этого человека не все в порядке с головой. Знают ли об этом родственники? Скорее всего, да.

— Мама вызвала меня сразу же, как только ей стало известно о твоих намерениях, — ровным тоном пояснил внук. — Я тотчас приехал. Ни она, ни я не подозревали, насколько ты близок к своей цели, до тех пор пока мы не встретили Луиса. Он сообщил, что машина, припаркованная у твоего дома, может принадлежать девушке, которую ты собираешься убить.

— Луис? — Старик, похоже, был сбит с толку.

— Он знал, что ты нашел сестру, — продолжал молодой человек. — Прошел слух о твоих планах мести, поэтому он незамедлительно связался с мамой.

— Луис, мой верный друг!

— Он беспокоился о тебе. Как и мы, он хотел уберечь тебя от неприятностей. — Голос мужчины, сильный и резкий, звучал одновременно и терпеливо, и строго. Внук говорил с пожилым дедом так, словно тот капризный ребенок. — Мама уже сказала, что мы не позволим тебе подвергать себя опасности судебного преследования. Тетя София погибла в результате несчастного случая. Ты должен забыть о мести…

Он говорил на греческом. Все эти люди, осознала англичанка, даже не предполагали, что она может понимать их родной язык.

— Ты не имела права вызывать Дароса! — Пожилой фанатик явно не придал особого значения словам внука, так как добавил дрожащим голосом: — Я должен убить девушку. Ее брат погубил мою сестру. Кровь прольется!

— Ее гибель была случайностью, а не убийством. — Дарос по-прежнему говорил тем же спокойным тоном с той же терпеливой интонацией. — Тетя София вышла на дорогу. У молодого человека не было возможности заметить ее вовремя.

Услышав последнее, девушка подняла голову и стала рассматривать смуглые черты мужчины. Сдержанность и достоинство, написанные на его лице, несомненно, были английскими. А вот чрезмерная худоба, жесткие черты лица, будто вырезанные из камня и указывавшие на врожденные непреклонность и высокомерие, выдавали его греческие корни. Его отец был англичанином, заключила миссис Фриман. Девушку продолжали игнорировать, и, откинувшись на стуле, она тихо наблюдала за развернувшимся перед ней невообразимым спектаклем. Дарос засунул кинжал обратно в ножны, но не выпускал его из рук.

— Меня не интересуют детали этого несчастного случая, как ты его называешь, — произнес старик. — Мое сердце подсказывает, что я должен убить девушку. — Его глаза горели, словно раскаленные угли. Одержимость пожилого грека граничила с безумием.

— Ты понимаешь, что попадешь в тюрьму? — строго спросил мужчина.

— Нет! О, Дарос, не говори так! — воскликнула его мать. — Именно поэтому мы здесь — чтобы уберечь отца от неприятностей с полицией.

Не обращая внимания на дочь, пожилой грек пожал плечами и заявил, что приговор не будет суровым: пара месяцев максимум.

— Не неси чепухи! — Терпение и мягкость испарились из ставшего теперь резким голоса внука. — В цивилизованном обществе подобные расправы нельзя допускать. Приговоры становятся все более серьезными. Ты можешь умереть за решеткой.

— Тебе не запугать меня. Убийство во имя мести не карается так сурово, как обыкновенное преступление. — Впервые с момента появления родственников фанатик посмотрел на свою жертву. — Я убью ее. Я поклялся сделать это, и я выполню свое обещание.

Она задрожала. Старик был просто дикарем. Взгляд девушки переместился на его внука. Никакого сходства, кроме высокого роста. У пожилого грека была внешность типичного крестьянина. Он сам упоминал, что жил в отдаленном поселке, где, очевидно, обычай кровной мести еще не утратил силы. Дарос, напротив, казался разносторонне образованным и культурным человеком. Его мать также сильно отличалась от своего отца. Видимо, ей посчастливилось вырваться из родного поселка и выйти замуж за англичанина. Взгляд молодого грека был прикован к Тони, и она посмотрела ему прямо в глаза. Он тоже мог быть безжалостным, решила девушка. Ему явно было наплевать на ужасы, через которые она прошла. Как и мать, Дароса волновал только старик и необходимость уберечь его от тюрьмы. Мисс Фриман наконец проговорила ехидным тоном:

— Огромное спасибо, что спасли меня от этого сумасшедшего!

Пара прямых черных бровей надменно взметнулась вверх. Дарос холодно и оценивающе оглядел ее.

— Может, вы хотите уйти? — бесстрастно спросил он. — Вы вольны удалиться. У вас есть полная свобода поступить так, как только у вас появится желание.

У девушки перехватило дыхание. Ни одного извинения, ни единого сочувственного слова по поводу нападения, которое ей пришлось пережить. Ну и мерзкая семейка!

— Спасибо, — парировала она. — Ничто не доставит мне большего удовольствия, чем возможность выйти на свежий воздух! — Однако, начав вставать, Тони тотчас снова опустилась на стул, ощутив невероятную слабость.

Дароса и его мать явно удивило поведение англичанки, но никто из них не поинтересовался, почему она вдруг передумала уходить.

— Я собираюсь убить ее! — закричал старик, свирепо глядя на внука. — Мне не будет покоя, пока я не исполню свой долг!

— Отец, нельзя этого делать, — взволнованно проговорила гречанка. — Успокойся и постарайся быть разумным. Дарос уже объяснил, дорогой, что смерть твоей сестры не имеет никакого отношения к убийству.

— Вам не удастся мне помешать. Ни одному из вас, — отрезал одержимый. — Так что вы зря потратили время, приехав сюда.

Тони опять взглянула на фанатика и невольно поежилась, увидев решительность на его лице.

Молодой человек тоже встревожился. Он резко произнес:

— Мисс Фриман… — Дарос замолчал и нахмурился, задумавшись. — Ведь фамилия вашего брата Фриман, правильно?

Девушка кивнула.

— Мисс Фриман, вам надо незамедлительно покинуть Крит.

Ошарашенная наглым приказом, англичанка лишь недоуменно уставилась на него, и мужчина продолжил:

— Вы не понимаете греческий, иначе бы осознали всю серьезность ситуации. Моего дедушку сильно взволновала смерть его сестры. Совершенно ясно, что он не оставит своих попыток отомстить, поэтому вам необходимо сейчас же уехать с острова.

— Боюсь, это невозможно, — кипя от гнева, ответила Антония, проигнорировав его замечание насчет незнания греческого. — Я недавно продлила разрешение на работу и подписала контракт на шесть месяцев со своим работодателем.

— Кто ваш работодатель? Предоставьте все мне. Утром я аннулирую ваш договор, и днем вы сможете покинуть остров, — категорично заявил грек. — Не знаю, когда будет следующий рейс, но существует множество паромов, плывущих на материк.

Злость душила Тони. Она подняла голову и ответила в такой же высокомерной манере:

— Вы действительно ожидаете, что я брошу свою работу и уеду отсюда в течение нескольких часов?

Дарос раздраженно вздохнул:

— Если бы вы знали о непреклонности моего дедушки, вы бы не колебались. Ради вашей собственной безопасности, мисс Фриман, вам надо уехать с Крит.

— Ради моей безопасности, — тихо возразила девушка, — мне надо обратиться в полицию.

Глубокое молчание последовало за этой угрозой. Угрозой, к которой Антония никогда бы не прибегла, будь в Даросе и его матери немного меньше эгоизма и чуть больше раскаяния.

— Мой совет вам, — в конце концов твердо сказал мужчина, — покиньте остров.

— Меня такой вариант не устраивает: бросить работу и сбежать из-за угроз этого человека.

— Вы категорически отказываетесь?

— Конечно, я отказываюсь. Вашего родственника следует изолировать от общества.

На самом деле Тони так не считала, потому что дед Дароса был очень стар и, по всей вероятности, жить ему оставалось недолго. К тому же если с точки зрения европейца вендетта была дикарским обычаем и убийства из мести не имели оправдания, то для многих жителей Греции вендетта являлась привычным образом жизни. Ведь эта традиция зародилась очень давно и была, наверное, столь же стара, как и некоторые любопытные свадебные обряды. Эти ритуалы тоже сохранились в отдаленных, оторванных от цивилизации деревнях Востока. Старик довел идею кровной мести до абсурда. Но было ясно — смерть сестры оказала серьезное воздействие на его психику. После сильного потрясения он искренне поверил, что его долг — убить сестру своего, обидчика.

— Мисс Фриман, — обратилась к ней гречанка с отчаянием в голосе. — Вы уедете, если мы возместим вам ущерб?

— Нет. — Девушка уже смирилась с необходимостью отъезда с Крита, но она не могла устоять перед желанием заставить этих людей понервничать. Просто чтобы наказать их за бессердечное отношение к ней. — Я и здесь буду чувствовать себя в безопасности, после того как наведаюсь в полицию.

Мать и сын обменялись взглядами. Пожилой фанатик стоял опираясь на стол, его дыхание было тяжелым, а лицо осунувшимся. Тем не менее он сумел сказать по-английски:

— Полиция не сможет охранять вас все время. — Его черные, полные злобы и угрозы глаза буравили жертву. — Я буду выжидать, затаившись. Так иногда происходит в деревне, когда кто-то собирается отомстить. Он прячется в углу или за деревьями, а когда появляется шанс — наносит удар!

— Прекрати нести чепуху! — Внук гневно посмотрел на деда. — Вендетта — это дикость.

— Для тебя, Дарос, возможно. Но я не из твоего поколения. Я следую обычаю наших предков так, как подсказывает мне мой разум и мое сердце. — Теперь он говорил тише и сдержаннее, но в его голосе чувствовалась решимость совершить убийство, которое он твердо считал своим долгом.

Молодой человек мрачно нахмурился. Его мать разразилась рыданиями.

— Он действительно так считает, — всхлипывала она. — Дарос, что нам делать? — Не дожидаясь ответа, женщина повернулась к Тони: — Мисс Фриман, просто назовите сумму, и мы заплатим. Столько, сколько вы попросите.

Девушке доставило бы огромное удовольствие подержать их в напряжении еще немного, но она вынуждена была успокоить гречанку. Все, о чем она собиралась попросить, — это деньги на дорогу домой. И то исключительно из-за их отсутствия.

— Я вернусь в Англию, если вы готовы расплатиться. — Она остановилась, заметив резкое движение головы Дароса и упрямый блеск, который появился в его глазах. — Вам надо будет заплатить.

— Мы не станем платить! — отрезал мужчина, прежде чем девушка могла закончить фразу. — Мы не позволим эксплуатировать нас из-за упрямства дедушки. Маме не следовало предлагать вам деньги.

Это была последняя капля! После подобного заявления Антония не намеревалась уступать ни на йоту. С горящими глазами и сжатыми кулаками она снова сообщила, что пойдет в полицию.

— То есть либо полиция, либо деньги? — Молодой критянин презрительно осмотрел ее с ног до головы. — Вы собираетесь воспользоваться ситуацией?

— Дарос, — вмешалась его мать, перейдя на греческий. — Не спорь с девушкой. Дай ей то, чего она хочет.

— Я не поддамся на шантаж! — гневно воскликнул мужчина. — Дедушка, в чем дело?

Старик прижал ладонь к голове. Он выглядел совершенно измотанным, и Тони подозревала, что недавняя борьба истощила его силы не меньше, чем ее собственные.

— Я пойду отдохну, — пробормотал он и удалился.

— Заплати девушке, Дарос, и давай избавимся от этой проблемы.

— Я не позволю женщине помыкать мной, — буркнул грек. — С твоей стороны было немудро упоминать о деньгах.

— Но твой дедушка! Он говорил серьезно, Дарос.

Ее сын машинально кивнул и нахмурился, задумавшись.

— Должен существовать какой-то способ помешать ему.

— Тебе надо только согласиться заплатить англичанке.

— Это противоречит моим принципам, — прервал ее Дарос непреклонно. — Должна существовать какая-нибудь другая возможность. — Он посмотрел на Тони. — Вы должны уехать, — приказал мужчина.

— Я не уеду! — отрезала Антония.

Он раздраженно вздохнул и обратился к матери.

— Очевидно, она не хочет идти нам навстречу бесплатно, — признал Дарос неохотно.

— Тогда тебе придется поступиться своими принципами, — отозвалась женщина. — Можно подумать, ты не можешь себе этого позволить.

Темные глаза сощурились.

— Ты ждешь, что я уступлю ее требованиям? — Тон его голоса был резок.

Мужчина отрицательно покачал головой, но, взглянув на него искоса, Тони обратила внимание на задумчивое выражение его лица и на движение губ, которые прежде были непримиримо сжаты. Дарос уставился в одну точку, мрачно насупившись. Девушка продолжала наблюдать за ним, гадая, какие черты он унаследовал от своего кровожадного деда. Тягу к убийству — нет, а вот его бессердечие не вызывало сомнений. После напряженных размышлений грек наконец спросил со сдерживаемой яростью:

— Сколько вы хотите, мисс Фриман?

У его матери вырвался вздох облегчения. Казалось, у нее словно гора с плеч упала.

Настало время, подумала Тони, сказать Даросу, что она хотела только попросить о деньгах на дорогу домой, но тут в нее вселился какой-то дьяволенок. Вскинув голову, она вызывающе ответила:

— Ничего. Я иду в полицию.

Дарос нахмурился:

— Но вы же собирались потребовать деньги.

— Я передумала, — фыркнула англичанка. — Почему я должна бросать свою работу?

Его глаза опасно сощурились. Интересно, какие мучения для нее он сейчас рисует в своем воображении?

— Это ваше последнее слово? — бесстрастно поинтересовался мужчина. — Вы твердо решили обратиться в полицию?

Англичанка заколебалась. Что ее дернуло зайти так далеко? И как теперь отступать?

— Твердо решила, — последовал быстрый ответ, как только девушка заметила внезапный оптимистический блеск в его глазах, вызванный ее заминкой. Ну и завралась! Какое мнение о ней он в результате составит? Впрочем, какая разница? Мнение такого человека, как Дарос, ничуть не трогало ее.

— О господи, — запричитала его мать. — Это ты виноват! Не надо было возражать ей! Она готова была обсудить компенсацию. Теперь мы абсолютно ничего не можем сделать! — Женщина осеклась, потому что в комнату вошел ее отец. Его глаза были остекленевшими и мрачными, в них таилась угроза.

— Мне только что пришло в голову, — бросил старик. — У юного убийцы есть дядя, который живет на Крите. Я узнал о его существовании, когда собирал информацию о ней. Поэтому, если она уедет в Англию, я убью дядю. — Он расхохотался в лицо Даросу. — Да, я убью этого англичанина или одного из его детей. Мне сказали, что у него есть красавица дочь. — Одержимый наклонился вперед и ухмыльнулся Тони. — Все верно, не так ли? Его младшая очень красива?

У девушки душа ушла в пятки.

— Вы не можете впутывать моего дядю в это! — крикнула она, но фанатик молча ушел, и, когда голос мисс Фриман затих, единственным, что нарушало тишину в комнате, были тихие всхлипывания гречанки. Оба, Дарос и Тони, глубоко задумались.

Девушка задавалась вопросом: как теперь быть? До этого мгновения она намеревалась в конце концов согласиться на денежную компенсацию и уехать домой. Однако новая идея старика усложнила и без того запутанную ситуацию. Если она останется, ее жизнь будет в опасности. Но если она отправится домой, может пострадать ее дядя или один из членов его семьи.

Первой заговорила женщина. Подняв голову, она как-то странно посмотрела на Дароса, потом перевела взгляд на Тони и затем снова на сына.

— Как ты думаешь, она выйдет за тебя замуж?

— Что?!

Этот возмущенный возглас мог также слететь и с губ девушки, но не слетел. Дарос, открыв рот, смотрел на мать, словно она, подобно ее отцу, была на полпути к безумию. Антония лишь тихо ахнула, подавив собственное изумленное восклицание.

— Ты ведь знаешь, на родственников нападать запрещено, — быстро пробормотала женщина, избегая взгляда сына. — Если бы ты женился на ней, родные мисс Фриман стали бы нашими родственниками и он не мог бы тронуть никого из них. Согласно законам деревни, где он вырос, на родичей нападать нельзя, а ты знаешь, он беспрекословно им следует. — Женщина встревоженно ждала его реакции, но ее сын продолжал молчать, и она проворно добавила: — Я понимаю, тебе ненавистна сама мысль о свадьбе, но… но, Дарос, мог бы ты жениться на ней?

Все еще ошеломленный, мужчина способен был только молча стоять, уставившись на мать. Молодой человек явно считал, что она тронулась. А Тони почти выдала свое владение греческим языком, однако умудрилась подавить второй гневный возглас, чуть не сорвавшийся с ее губ.

Ну и наглость! Ни разу за все время пребывания в Греции девушка не встречалась с подобной самовлюбленной семейкой. Сначала один из этих типов путь не убил ее. Затем, благодаря своевременному появлению дочери и внука фанатика, опасность миновала. Но ни женщина, ни ее высокомерный сынок не поинтересовались самочувствием жертвы и не сочли уместным предложить ей что-нибудь для успокоения нервов. Зато ей приказали покинуть остров, обвинили в шантаже, а в заключение решили использовать — если этот невыносимый тип соизволит последовать совету матери, — чтобы спасти маньяка, замышляющего убийство, от тюремного заключения! Никогда раньше англичанка не ощущала потребности отомстить, но сейчас она не сомневалась: предоставь ей судьба удобный случай, она не устоит перед искушением. Однако пока случай не подворачивался, и девушка молчала, с огромным интересом следя за развитием событий.

— Жениться на ней! Ты что, с ума сошла?

Отвращения и презрения, прозвучавших в голосе мужчины, уверенного в том, что предполагаемая невеста не понимает греческого, было достаточно, чтобы Антония потеряла терпение. Она открыла рот, намереваясь заговорить, но мать Дароса опередила ее.

— Это единственный выход, — быстро пробормотала гречанка. — Конечно, она может не согласиться выйти за тебя только ради спасения дяди, но, я думаю, если ей станет известно о твоем богатстве…

— Совершенно недопустимо! — Ее сын хлопнул ладонью по столу, подчеркивая категоричность своего решения. — Ты спятила, раз предлагаешь такое!

Воздев руки в жесте отчаяния, женщина отвернулась от него. Тони разглядела горе и ужас в ее глазах. Без сомнения, гречанка любила своего отца, и ее сердце было бы разбито, попади он в тюрьму.

— Брак с англичанкой стал бы только временным, — опять начала убеждать она сына. — Естественно, ты не пожелаешь ее в… То есть я хочу сказать, ты не захочешь ее в этом смысле. Поэтому, случись что с отцом, ты сразу сможешь избавиться от нее, аннулировав брак. Я бы не стала просить тебя жениться на мисс Фриман, если бы тебе предстояло прожить с ней всю жизнь. Но ведь это не может продлиться долго… — От Дароса комментариев не последовало. Только сердитый взгляд, который, видимо, не испугал его мать, поскольку она продолжила: — Тебе следует помнить и о позоре. Ты об этом думал? В наши дни образованные греки считают вендетту преступлением, а тебе надо заботиться о своей репутации. Твои деловые партнеры всегда уважали и высоко ценили тебя. Поразмысли под моим предложением ради чести нашей семьи. Судьба твоих сестер тоже зависит от твоего решения, не забывай об этом, — привела женщина последний отчаянный аргумент.

У девушки возникло такое чувство, будто она сейчас лопнет от злости. «Поразмысли!» Как будто ее высокомерному сыночку стоит только пальцем поманить, и она, Тони, тотчас прибежит.

— Даже и речи быть не может! — отрезал молодой человек.

— Джулия учится в университете, и Маргарита… Ее муж занимается бизнесом, его только что выбрали старостой деревни, — напомнила мать. — Ты же не хочешь, чтобы мы все были опозорены.

Белые костяшки просвечивали через кожу судорожно сжатых кулаков мисс Фриман. Если она не покинет этот дом в ближайшее время, она взорвется. Однако Антония не сделала попытки уйти — настолько ей было любопытно узнать, как они намеревались справляться с ситуацией.

— Невозможно. Ты знаешь, что я думаю об англичанках.

Мужчина принялся подробно излагать свое мнение, и гнев Тони превратился во всепожирающее пламя ярости. Дарос считал английских девушек непривлекательными, самонадеянными и корыстными охотницами за золотом. Они заманивают мужчин в западню, говорил он, притворяясь беспомощными, а затем демонстрируют свою эмансипированность и силу ничего не подозревающим мужьям, превращая бедняг в бесхребетных существ, потерявших даже чувство собственного достоинства.

— Спасибо, но нет! Когда придет время, я возьму в жены гречанку, которая знает, как должна вести себя женщина.

— Я понимаю причину твоего отвращения, Дарос, но это единственный выход. Мне мысль о подобной свадьбе так же противна, как и тебе, — вздохнула его мать. — Но только подобная жертва может спасти твоего дедушку от тюрьмы. Если он попадет за решетку, он умрет в заключении, потому что, я уверена, наказание будет суровым, несмотря на его возраст.

Дарос стиснул зубы. Он никогда в жизни не попадал в такое унизительное положение. Женщина собиралась снова заговорить, но взгляд сына заставил ее промолчать. В душе молодого грека шла борьба, Тони не сомневалась в этом. Сейчас он смотрел на мисс Фриман столь же свирепо, как и его дед. В конце концов он ошарашил Антонию, заявив своей матери:

— В девушке столько упрямства, свойственного англичанкам, что, скорее всего, она не согласится на брак даже ради денег.

Гречанка ахнула. Тони тоже, но про себя. Девушка отвернулась от матери и сына, чтобы они не заметили написанные на ее лице ошеломление и ярость. Он позволил себе размышлять о женитьбе на ней! Конечно, их союз был бы только временным. Его дед мог умереть в ближайшие несколько недель — мисс Фриман полагала, что ему далеко за восемьдесят. Дарос выглядел лет на тридцать пять, не меньше, а его матери, вероятно, было около шестидесяти.

— Ты спросишь ее? — с надеждой воскликнула женщина и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Я уверена, девушка примет твое предложение, хотя она и доказала нам свое упрямство. Упоминание о деньгах заставит ее согласиться. Ты всегда утверждал, что англичанки на все готовы ради денег. Не могу взять в толк, почему ты сомневаешься в ее положительном ответе. Скажи ей, что ты судовладелец, и она из кожи вон будет лезть, чтобы стать твоей женой.

А если вдруг, хотя это маловероятно, мисс Фриман будет колебаться, Даросу следует сообщить девушке об особняке на Пелопоннесе и летней резиденции на острове Родос, советовала сыну гречанка.

— Она не сможет устоять, — добавила женщина уверенно. Тони лишь каким-то чудом удавалось сохранять каменное выражение лица. — Тебе придется выплатить ей компенсацию позже, когда ты будешь готов расторгнуть ваш брак. Вероятнее всего, она потребует довольно внушительную сумму, но дело того стоит.

Антония еще никогда не испытывала такой ярости. И все же она прислушалась к шепоту своего внутреннего голоса, советующему ей помалкивать.

— Возможно, ты права, — проследовало циничное согласие мужчины. — Рассказы о моем богатстве должны вызвать блеск в ее алчных английских глазах.

Его презрительный взгляд прошелся по фигуре Тони, и девушка задумалась, было ли мнение Дароса основано на личном опыте. Обидела ли его когда-то англичанка? Похоже, именно так и случилось. Вероятно, ему пришлось пережить сильное разочарование и, может быть, даже душевную боль. В последнее Тони верилось с трудом: ничто не могло причинить страдания человеку с каменным сердцем. Как бы то ни было, собственные печальные воспоминания не давали ему права одинаково судить обо всех англичанках.

— Но как, черт побери, я буду жить с подобной женщиной в одном доме? — снова вскипел грек.

— Это ненадолго, — успокаивала его мать. — И ты, конечно, все объяснишь девушке, чтобы она не отнимала у тебя время. Вам придется вместе есть, по крайней мере вечером, из-за присутствия слуг. А в остальном ты сможешь забыть о ее существовании. — Дочь фанатика ненадолго замолчала, потом поинтересовалась: — Так ты ее спросишь?

Черная бровь взлетела вверх.

— Не сейчас. Дай мне время свыкнуться с этой мыслью!

Глава 2

Прошло несколько часов, прежде чем Дарос Латимер появился в гостинице «Гермес», где жила мисс Фриман. В течение этих нескольких часов девушку не покидало чувство, что все ее тело охвачено пламенем — так сильна была ее ярость. Но когда пожар в ее душе стал постепенно затихать и, наконец, потух, она смогла оценить события с присущей ей практичностью. Дарос захотел узнать ее адрес, и, повинуясь внутреннему голосу, Тони не стала отказывать ему. Поэтому, уезжая из дома его деда, девушка сообщила, где ее можно будет найти. В тот момент Антония пребывала в смятении. Она отчаянно пыталась найти решение проблемы, не желая даже думать о браке по расчету с подобным невыносимым типом.

Однако, лежа в ванне, наполненной теплой душистой водой, и расслабляясь, Тони сумела беспристрастнее взглянуть на происходящее. Она пристально изучала каждого участника этого импровизированного «спектакля», словно они были фигурками на шахматной доске. Существовал Дарос, богатый судовладелец с собственностью на материке и летней резиденцией на прекрасном острове Родос. Из услышанного мисс Фриман заключила, что именно в доме на острове он проводил почти весь год, предпочитая его более просторному и шикарному особняку, в котором родился. Наличествовал кровожадный дед молодого судовладельца, чьи угрозы расквитаться с Хью путем убийства одного из его родственников нельзя было воспринимать легкомысленно. Одержимый старик говорил совершенно серьезно. Потом были еще родители Тони, которые всю жизнь работали ради процветания своего магазинчика. Для того чтобы сейчас спасти его, требовалось пять тысяч фунтов. «Откуда, — писал девушке отец, — можно взять такую сумму?»

В самом деле, откуда?

Затем девушка подумала о своей сестре Пэм. Да, той определенно пригодилась бы финансовая помощь.

Наконец, существовала сама Тони. В ее переполненной яростью душе родился план мести, план, на несколько часов завладевший мыслями девушки. Мисс Фриман с садистским наслаждением воображала, как заставит этого самовлюбленного грека дорого заплатить за все те оскорбительные эпитеты, которые она услышала. Заблуждение мистера Латимера, решившего, что девушка не понимает ни слова, ни в коей мере его не оправдывало. Да, пришла к заключению Антония, свадьба с Даросом была необходимой и желательной. Она не только защитит всех членов семьи Антонии и укрепит их финансовое положение, но также предоставит замечательную возможность отомстить.

Выйдя из ванной и завернувшись в полотенце, девушка прошла в комнату и остановилась перед зеркалом. У Дароса уже сложилось представление о типичной англичанке, так зачем же его разочаровывать? Согласие мисс Фриман обойдется ему — для начала — в пять тысяч фунтов, поэтому будет только справедливо, если он за свои деньги получит именно то, чего ожидает.

«Притворяются беспомощными»: будет довольно сложно убедить грека в ее несамостоятельности, учитывая упрямство, которое Тони продемонстрировала, когда встал вопрос об ее отъезде с острова. Все же она могла попробовать прикинуться беззащитной, просто чтобы дать ему то, чего он ожидает. Затем девушка последовательно пройдется по всем эпитетам. Дарос назвал англичанок корыстными. Ну что же, скоро он убедится в своей правоте. «Непривлекательные»: закрепив на себе полотенце, мисс Фриман откинула прелестное золотистое облако волос со лба и гладко зачесала пряди назад. Нет, ничего не выйдет. Кроме того, он уже видел ее такой, какая она есть.

«Тщеславные»? Здесь трудностей возникнуть не должно. «Эмансипированность и сила»? Она определенно даст подлинному судовладельцу почувствовать и то и другое, как только он женится на ней. Зеленые глаза девушки засияли от удовольствия. К тому времени, когда она закончит издеваться над ним, Дарос Латимер будет всем сердцем жаждать возможности взять назад тот поток оскорблений, которому он так глупо позволил сорваться со своих уст в ее присутствии!

Мужчина, стоявший посреди комнаты, выглядел безупречно в костюме из превосходной ткани. Его предложение, произнесенное бесстрастным тоном, Тони встретила с подобающим случаю удивлением. Она ахнула, вздрогнула и для пущего эффекта потрясение плюхнулась в ближайшее кресло.

— В-выйти за вас з-замуж, мистер Латимер? Я-я не понимаю. — Она помотала головой, замечательно изобразив крайнее замешательство. — Не может быть, чтобы вы говорили серьезно. — Длинные темные ресницы затрепетали, на губах девушки порхала робкая улыбка.

Грек бросил в ее сторону раздраженный взгляд, но постарался говорить с глупенькой англичанкой терпеливо.

— Вряд ли я находился бы здесь сейчас, если бы я не был серьезен, мисс Фриман, — заявил он напыщенно. — На моего дедушку сильно повлияла смерть его сестры. К тому же он родом из отдаленной деревушки, где обычай кровной мести до сих пор не утратил силы. Он искренне верит, что убийство вашего брата или одного из членов вашей семьи — его долг. Однако в его поселке запрещено мстить своим родичам. Поэтому наш брак будет гарантией вашей безопасности и безопасности ваших родственников. — Мужчина сел, но продолжал держаться скованно. Было совершенно очевидно, что ему не терпится как можно быстрее завершить неприятный разговор.

— И убережет вашего деда от тюрьмы, — мягко подсказала Даросу Антония.

Она подняла голову и мило улыбнулась собеседнику. Мужчина сердито посмотрел на нее, и у девушки возникло неудержимое желание расхохотаться. Ситуация несомненно была забавной — по крайней мере, с точки зрения Тони.

— Именно, — буркнул грек неохотно.

Он огляделся вокруг. Заметив дубовую панель в стене, Дарос понял, что это откидная кровать и что номер однокомнатный. Мисс Фриман слушала мужчину с серьезным выражением лица, однако часто посматривала в зеркало, висевшее напротив. Она поворачивала голову то в одну сторону, то в другую сторону, словно любуясь своим отражением. Ее собеседник наконец обратил внимание на легкомысленное поведение девушки. Его губы сжались еще сильнее в приступе презрения. Дарос посчитал Тони тщеславной. Она мысленно улыбнулась. Брак? Этот человек бежал бы со всех ног, если бы знал, что его ждет!

— Ну, — произнес он наконец. — Вы приняли решение?

Зеленые глаза широко распахнулись.

— За пять минут? Для меня это очень важный шаг, мистер Латимер, — заявила Антония. — Я ведь о вас ничего не знаю, верно?

— Что бы вы хотели узнать? — спросил грек с нотками раздражения в голосе.

— Ну… хм… Какое у вас положение?

— Положение?

— Я имею в виду, вы богаты? Видите ли, — продолжила мисс Фриман быстро, заметив реакцию Дароса, — я поклялась никогда не выходить замуж за бедняка. — Тони кинула на него кокетливый взгляд из-под ресниц. — Девушка должна думать о своем будущем, не так ли?

Полные презрения глаза осмотрели англичанку с головы до пят. Антонии еле-еле удалось сдержать смех.

— Я судовладелец, — прозвучал лаконичный ответ, и зеленые глаза собеседницы заблестели, как он и ожидал.

— Тогда вы наверняка очень богаты! — Дарос оставил это восклицание без комментариев, и Тони спросила с энтузиазмом: — У вас большой дом?

— В Греции — да.

Она задумчиво посмотрела на мужчину.

— У многих богатых людей есть по нескольку домов, — пробормотала девушка с легким разочарованием в голосе.

— У меня летняя резиденция на Родосе, — холодно проинформировал Тони новоявленный жених. — Но других нет. Прошу простить меня за это, — добавил Дарос саркастически. — Однако я поразмышляю над приобретением еще одного дома. Потом.

Чтобы ее туда отправить, должно быть.

— Полагаю, мне необходимо посоветоваться с отцом, — в конце концов глубокомысленно сообщила мисс Фриман, придя к выводу, что небольшая демонстрация «притворной беспомощности» совсем не помешает. — Он может не одобрить мой брак с малознакомым мужчиной.

Молодой человек рассерженно вскинул голову.

— Я считал вас достаточно взрослой, чтобы самостоятельно принимать решения, — бросил он. — Сколько вам лет?

— Двадцать три. — Девушка прикусила губу. Вот к чему привела ее попытка казаться беспомощной! Оставалось только надеяться, что она не допустит подобных провалов в будущем. — Думаю, я в состоянии сама распоряжаться своей жизнью, — вынуждена была признать Тони, но сразу же добавила: — Однако раньше я всегда советовалась с отцом.

Дарос скептически посмотрел на нее и сухо спросил:

— То есть, если бы вы захотели выйти замуж, а ваш отец не одобрил бы будущего зятя, вы бы подчинились его воле?

Сопровождающее эти слова пожатие плечами заставило Антонию ощетиниться, но она сумела тихо сказать:

— Меня больше всего волнует оплата…

— Оплата?

— Естественно, вы обязаны мне заплатить! — сообщила девушка, словно это было дело решенное.

Его губы сжались. Мистер Латимер выглядел сейчас настоящим греком, без капли английской крови. Точеные черты лица стали еще резче, а глаза приобрели оттенки гранита. Мужчина был взбешен, мисс Фриман это видела, и, несмотря на тщательно скрываемое веселье, она ощутила легкий укол страха. Девушка рассчитывала всласть поразвлечься, как только Дарос Латимер станет ее мужем. Оставалось только надеяться, что она не переоценила свои возможности и сумеет справиться с ним.

— Когда наш брак подойдет к концу, вы получите достойное вознаграждение, — отчеканил мужчина. — Но не раньше!

Антония выглядела совершенно ошеломленной.

— Мой отец будет настаивать на немедленном получении денег из-за нестандартных обстоятельств нашей свадьбы. — Судовладелец молчал, и девушка добавила: — Это будет моей защитой.

— От чего? — сухо спросил Дарос.

— От будущего. Ведь после развода я могу никогда не найти себе мужа.

— Вы не будете разведены.

— Какая разница? — Тони пожала плечиками. — Мужчины не хотят женщин, которые повторно выходят замуж. — Брови грека поднялись, и она замолчала.

— Там, откуда вы родом, судя по всему, даже наличие у женщины полудюжины бывших мужей не имеет значения, — саркастически заметил он.

Тони покраснела от злости. Ее глаза сверкали, когда их взгляды встретились.

— Мы не аморальные люди, мистер Латимер!

— Это, — парировал Дарос с усмешкой, — вопрос спорный. Однако мы отклонились от темы. Что касается оплаты, то вам придется подождать до момента расторжения брака. Вам будет выдаваться ежемесячное содержание. Вы будете вполне обеспечены до тех пор, пока смерть моего дедушки не освободит нас обоих. — Тон его голоса был жестким и непреклонным.

Мисс Фриман грустно спросила:

— Вы не хотите дать мне эту сумму сейчас?

Она думала о своих родителях. Ожидая приезда новоявленного жениха, Антония радостно воображала, как отправит им деньги. И она была бы совершенно удручена, если бы ее планам не суждено было стать реальностью.

— Я не хочу платить сейчас.

— В таком случае о браке не может быть и речи. — Девушка рассеянно посмотрела на свои ногти, потерла их о рукав и затем бросила взгляд в зеркало. Ее собеседник, возмущенный таким легкомысленным поведением, с отвращением фыркнул. Его неуступчивость, однако, немного нервировала Тони. — А раз мы не поженимся, — заявила она спокойно и многозначительно, — мне придется воспользоваться возможностью, которую мы обсуждали в доме вашего деда. — Антония глубоко вздохнула и прибавила: — Мне придется попросить полицию о защите, ведь я уверена, что он попытается причинить моему дяде вред.

— Вы предъявляете мне ультиматум? — спросил мужчина резко. Судя по его взгляду, он был взбешен.

— Без оплаты брака не будет, — твердо ответила мисс Фриман. — Видите ли, я ведь англичанка, а для нас важно удостовериться в наличии определенных финансовых гарантий. Но может, вы не знаете английских девушек?

Грек очень странно посмотрел на Тони, и та отвернулась. Перебарщивать было опасно, ведь Дарос Латимер к категории дураков не относился. Он не должен был догадаться, что его будущая супруга поняла каждое слово из потока оскорблений, адресованных ее соотечественницам. По крайней мере, пока.

После долгого молчания Дарос спросил резко:

— И сколько вы хотите?

— Ну-у… Я думала, тысяч пять…

— Что вы сказали? — переспросил он, с недоверием взирая на собеседницу.

— Вы можете это себе позволить. В самом деле, мистер Латимер, для такого человека, как вы, это сущий пустяк, — легкомысленно заявила Антония. — Греческие судовладельцы считаются одними из самых богатых людей мира.

— Вы полагаете, что я отдам подобную сумму незнакомке?

— Вы тоже чужой для меня, — отпарировала девушка. — Так почему я должна вам доверять? Нет, я настаиваю на немедленной оплате.

Кровь медленно приливала к лицу мужчины. Дарос был побежден, и Тони упивалась своим триумфом. Однако для этого напыщенного грека самое страшное еще было впереди. Вот когда она станет его женой, тогда держись!

— Вы получите деньги, как только мы сыграем свадьбу. — Судовладелец встал и теперь стоял неподвижно, взирая на нее сверху вниз с ледяным презрением в темных глазах. — Я дам моему адвокату необходимые инструкции.

— Я бы хотела получить деньги сейчас…

— Вы их получите, когда мы распишемся, — перебил он девушку.

Его тон заставил мисс Фриман прикусить язык. Не было смысла выводить Дароса Латимера из себя. Пять тысяч станут первым золотым яичком. Тони надеялась, что ее курица снесет их еще немало.

Они добрались до Родоса на корабле, причалившем к пирсу в полдень. Машина Дароса была припаркована в порту Мандраки, и их путешествие по суше началось именно оттуда. Покинув очаровательный город Родос, автомобиль помчался в южном направлении вдоль побережья. С одной стороны дороги поднимались к небу горы, а с другой плескалось море. Их путь пролегал мимо прелестных деревушек с белыми домами. После продолжительного молчания грек удивил Тони, смягчившись в достаточной мере, чтобы сообщить ей названия поселков, мимо которых они проезжали. Среди них были деревня Апандоу, прославившаяся своими абрикосами, и деревня Архангелос, где росли лучшие апельсины острова. Затем дорога свернула в глубь острова, потянулось через перевал в Малону, пересекая дикие, покрытые соснами горные склоны, прежде чем снова повернуть на юг к Мессарии, где над городской площадью возвышалась большая белая церковь. Дарос вынужден был остановить машину и подождать, пока беспечный пастух проведет свое стадо по площади. Раскидистые деревья затеняли их от солнца и дарили прохладу. Здесь росли платаны, миндаль, оливковые деревья и несколько высоких, элегантных кипарисов. Внимание Антонии неожиданно привлек к себе мужчина, сидевший за столом около маленького квадратного домика. Он небрежно развалился в кресле, лениво вытянув ноги, изо рта у него торчала сигарета. Он повелительно хлопнул в ладони, и к нему тотчас подбежала женщина. Услышав какой-то приказ, она исчезла и вскоре вновь появилась с подносом в руках.

— Это его жена? — Тони повернулась к своему спутнику.

На его губах застыла легкая улыбка, вызванная хмурым выражением ее лица.

— Верно.

— Как он с ней обращается! — фыркнула девушка.

— Она к этому привыкла. — Судовладелец подавил зевок и обратил все свое внимание на стадо овец, неспешно пересекающих площадь.

— Хлопать в ладони, словно она рабыня!

— Он, наверное, и считает ее рабыней.

Дарос подал машину вперед, но был вынужден снова затормозить, потому что две овцы решили остановиться посреди дороги. Повернув голову, он заметил злой румянец, заливающий щеки спутницы, и сказал с неожиданным юмором:

— Не слишком переживай по этому поводу. Я не буду так с тобой обращаться.

Глаза мисс Фриман сверкнули.

— Даже если бы ты попробовал, вряд ли тебе понравилась моя реакция! — последовал быстрый ответ, и губы собеседника сжались.

В течение следующих двадцати минут ни один из супругов не произнес ни слова. Однако когда они приехали в Линдос, Тони непроизвольно ахнула.

Перед ее взором раскинулась панорама истинного греческого великолепия. Далеко внизу, за ослепительно белыми квадратными домиками, разбросанными по склонам холмов, простирался медового цвета пляж, ласкаемый пенистыми волнами Эгейского моря. Справа, на вершине отвесного мыса, возносился к небу акрополь Линдоса. Древние греческие храмы Афины и Псизироса, залитые солнцем, сливались в гармонии с более поздними укреплениями византийцев и рыцарей прославленного ордена Святого Иоанна. Слева от великолепной, окаймленной пальмами бухты, на скале, нависающей прямо над морем, был виден мавзолей губернатора Линдоса, простоявший там почти восемь тысяч лет.

— Как красиво!

По бокам дороги росли кипарисы и тамариски, перемежаясь с благоухающими олеандрами и бугенвиллеями. Из-за ограды садов долетал аромат экзотических цветов. Повсюду, близ стен или в тенистых широких патио, видны были очаровательные лиловые джакаранды и алые венчики гибискусов. Высоко на холме живописная колокольня церкви Линдоса белым силуэтом выделялась на фоне безупречного лазурного неба Родоса. У девушки перехватило дыхание от такой необыкновенной красоты, и она опять выразила свое восхищение. Дарос повернулся к ней, явно удивленный. Антония вздернула голову. Неужели он решил, что у англичанок, корыстных и тщеславных, еще и отсутствует чувство прекрасного? Ему предстояло многое узнать, этому напыщенному, самоуверенному полугреку!

Внимание ее спутника снова обратилось к дороге. На развилке мужчина направил машину вниз, в сторону пляжа.

— Твой дом стоит рядом с морем? — Тони оглядела склон и приметила сияющий белый особняк, предположив, что именно так может выглядеть дом богатого судовладельца.

— Прямо на пляже, между скал. Ты увидишь его за следующим поворотом. Вот он, теперь ты можешь его разглядеть.

Как он и сказал, дом, построенный из песчаника, с широкими арками и балконами почти в каждой комнате, был расположен между скалами. Когда они приблизились, Тони разглядела следы западного влияния: подстриженные деревья, большие газоны и декоративный бассейн, рядом с которым находились садовые скамейки и беседки. Расположение жилища было восхитительным: само здание смотрело на восток, а с юга его затеняли сады. С одной стороны открывался вид на акрополь и на беспорядочно разбросанные дома Линдоса под ним. Там же находилась небольшая бухта Святого Павла, почти полностью окруженная сушей. Говорили, что святой остановился здесь на пути в Рим и за время своего пребывания на этой земле успел обратить язычников греков в христианскую веру. С другой стороны был виден покрытый деревьями склон холма, а прямо перед домом расстилалась бирюзовая гладь моря. От сада небольшой мол вел к крохотной защищенной бухточке, где стоял на якоре попавший туда каким-то непостижимым образом красивый прогулочный катер.

Высокие стальные ворота были открыты, и мужчина, проехав по обсаженной деревьями дороге, остановил машину возле дома. Оттуда сразу же вышла Мария, чтобы взглянуть на свою новую хозяйку. Антония была удивлена тем, что Дарос взял на себя труд сообщить экономке об их браке. Но он это сделал, потому что Мария, слегка поклонившись, произнесла по-гречески:

— Добро пожаловать в дом хозяина, мадам Латимер.

Тони вопросительно посмотрела на мужа.

— Мария сказала «добро пожаловать», — перевел он ей.

Девушка любезно ответила:

— Спасибо, Мария. Э-э-э, efharisto polie, — добавила она неуверенно.

Экономка была очарована:

— Вы говорите по-гречески?

Антония снова с мольбой поглядела на своего супруга.

— Нет, Мария, мадам Латимер не говорит на нашем языке, — объяснил тот домработнице.

Подошел муж Марии и после схожего приветствия принялся вынимать багаж из машины. Чемодан Тони он отдал жене, и та повела свою новую хозяйку вверх по лестнице. Из комнаты открывался вид на море, а боковое окно смотрело на поселок и акрополь, возвышающийся над ним. Дверь, соединяющая ее спальню со смежным помещением, была приоткрыта. Антония толкнула ее и увидела покои Дароса. Ее взгляд упал на замок: ключ отсутствовал. Девушке такое положение дел не понравилось. Но спросить Марию, где ключ, Тони не могла. Через некоторое время после ухода горничной англичанка услышала, как ее супруг ходит за стеной, и подошла к двери.

— Здесь нет ключа, — объявила она.

Дарос машинально посмотрел на замок, и на его лице появилась саркастическая улыбка, которая заставила Тони случайно вспыхнуть.

— Боюсь, его действительно нет, — едко произнес мужчина. — Но это не так уж важно. Ни один из нас не станет докучать другому.

Ее румянец усилился.

— Я предпочитаю иметь под рукой ключ, если ты не возражаешь.

— Я только что объяснил, ключа не существует, — пожал плечами грек. — Его потерял кто-то из гостей, давным-давно.

— Но можно же сделать другой, ведь так?

Судовладелец нахмурился.

— Это так важно? — Его губы скривились в презрительной усмешке. — Уверяю, у тебя нет причин опасаться меня. — Девушка промолчала, и Дарос добавил саркастически: — Заблокируй ручку стулом. Разве не так обычно поступают женщины?

— Ты, похоже, знаешь не понаслышке, — парировала новобрачная, забавляясь. — Наверное, от тебя уже запирались подобным образом когда-то, — добавила она с озорством.

Черные брови поднялись.

— Моя дорогая девочка, если бы я хотел попасть в комнату, мелочь вроде стула меня бы не остановила.

— В таком случае, мне нужен ключ, — последовал ее быстрый ответ, и тут же Антония пожалела о своих словах.

— Твоя спальня — последнее место, куда я хотел бы войти, — заявил Дарос, бросив на Тони презрительный взгляд.

В следующее мгновение он захлопнул дверь, оставив девушку в столбняке посреди ее комнаты. Щеки Антонии покраснели, и все ее тело сотрясалось от гнева. Еще одно оскорбление пополнило список! Он заплатит и за это! Самовлюбленный грек и не подозревал, во что обойдется ему его высокомерие!

Глава 3

Тони и Джулия загорали, лежа на пляже. Изящная белая яхта, на которой Маргарита и ее муж плыли домой на маленький остров под названием Кос, едва виднелась на фоне подернутого дымкой горизонта. Джулия Латимер посмотрела в ту сторону и сказала с раздражением в голосе:

— Дарос поступил подло, не взяв нас с собой, да?

— Греки не часто приглашают с собой женщин.

— Но Дарос наполовину англичанин, — возразила мисс Латимер. — Наша мама овдовела, когда ему было всего два, а год спустя она снова вышла замуж.

— Значит, Дароса воспитывали как настоящего грека? — Не дожидаясь ответа, Антония продолжила: — Поэтому в его характере больше греческого, чем английского. В сущности, я его вообще не воспринимаю англичанином. Вот и объяснение, почему он не взял нас с собой. — Эти слова не были правдой. Судовладелец не хотел брать Тони с собой на Кос, а следовательно, не мог позвать и сестру.

Джулия нервно сжала пальцы, и Антония напряглась, ожидая услышать нечто интересное. Мисс Латимер жила у брата уже больше недели, приехав из Афин сразу же после начала каникул, в первых числах июня. Дня через три она начала время от времени странно поглядывать на Тони. Казалось, еще чуть-чуть, и студентка поделится со своей новоявленной невесткой какой-то личной тайной. Но каждый раз гречанку что-то останавливало. Сейчас она смотрела на Антонию странным, полным решимости взглядом. Когда Джулия наконец заговорила, ее речь звучала гораздо быстрее, чем обычно:

— Тони, как ты считаешь, плохо иметь роман до свадьбы?

Глаза девушки скользнули по обручальному кольцу на пальце Джулии. Оно появилось там меньше месяца назад.

— Я не знаю, как ответить. У меня на родине это не имело бы ни малейшего значения, но здесь… — Тони смущенно пожала плечами. — Ну, греческие девушки не флиртуют до свадьбы, так ведь?

Легкий румянец окрасил миленькое личико Джулии.

— У меня был молодой человек в университете. Его зовут Костас. — Гречанка рассеянно подняла с земли камешек и стала вертеть его в руке. Она сильно стеснялась.

— А Стефанос знает об этом молодом человеке? — поинтересовалась Антония.

— Нет, я не осмеливаюсь сказать ему!

— А Дарос и твоя мама? Им об этом известно?

Студентка кивнула. Ее румянец стал ярче.

— Они знают о Костасе, но, конечно, не всё.

— Всё? — У Тони сжималось сердце. — О чем ты, Джулия?

Гречанка сглотнула.

— Я бы не сделала этого, если бы понимала, что он не собирается на мне жениться.

— Ты? — Антония уставилась на приятельницу, не веря своим ушам. — Но, Джулия, это ведь запрещено в Греции. Тебе же нельзя даже просто встречаться с мужчиной.

— В университете все по-другому, — вздохнула студентка. — Взгляды меняются. Мы все далеко от дома, и… и у нас есть молодые люди.

«Я-то почему дрожу?» — спросила себя англичанка. И тем не менее, она продолжала дрожать, задавая следующий вопрос: — Дарос ведь когда-нибудь это выяснит?

— Я не знаю, Тони. — Слезы наполняли большие карие глаза Джулии. — Понимаешь, я должна буду сообщить Стефаносу перед свадьбой, что я потеряла невинность. Должна ведь?

Антония надолго задумалась. Пожив в Греции, она понимала: у ее подруги будут большие неприятности, когда ее жених обнаружит, что невеста не блюла целомудрие.

— Полагаю, тебе следует рассказать ему, — произнесла наконец англичанка. — Да, ты должна.

— В таком случае Даросу все станет известно, потому что Стефанос, наверное, захочет разорвать помолвку.

— Куда ни кинь — везде клин. — Тони сочувственно взглянула на молодую девушку. — Почему же ты обручилась со Стефаносом?

— Брат и мама считали, что мне лучше забыть о Костасе, — вздохнула студентка. — Дарос давно знает Стефаноса и заверил меня, что тот будет мне хорошим мужем.

Антония заскрежетала зубами.

— Твой брат вынудил тебя обручиться с этим человеком просто потому, что они приятели! Потому что он посчитал Стефаноса хорошим мужем для тебя, — прошептала она. — О-о, я так злюсь, когда слышу подобные вещи! Ты должна решать, что тебе нужно, а не твой брат!

Джулия удивленно посмотрела на нее.

— Тони, ты не должна говорить о своем муже неуважительно, — укорила ее девушка мягко. — А что касается принуждения к замужеству, то Дарос лишь дал мне совет, как поступить. Я вольна была отказаться от помолвки со Стефаносом.

— Ты любишь его?

— Нет, Тони, — покачала головой гречанка. — Я люблю Костаса.

— Тогда зачем ты согласилась на это предложение? Ты ведь знала о проблеме, с которой тебе придется столкнуться.

— Я не понимала, что мне делать. Я не общалась с Костасом с тех пор, как он уехал из Афин в прошлом июне, — печально произнесла девушка. — И Дарос счел бы странным, если бы я отказала Стефаносу, ничего не объясняя. — Джулия замолчала, ее глаза снова наполнились слезами. — Думаю, я начала паниковать, потому что осознавала: в случае моего отказа брат станет расспрашивать меня о его причинах.

— Ты могла рассказать о своей любви к Костасу.

— Я не хотела лишний раз упоминать о нем: вдруг бы Дарос заподозрил неладное? Ты представления не имеешь, Тони, каким строгим бывает мой брат, — добавила студентка. — Я страшно боялась, что он догадается о моем проступке, поскольку при упоминании о Костасе я всегда краснела.

У Тони вырвался тихий вздох. Джулия просила о помощи, а она не в состоянии оказалась даже что-то посоветовать.

— Костас когда-нибудь говорил, что любит тебя?

— Много раз, — кивнула гречанка. — Я бы не решилась на близость с ним, если бы он не говорил. Я воображала, что он женится на мне, когда мы оба закончим учебу в университете.

— Где он живет?

— На острове Кос.

Антония перевела взгляд на яхту, подплывающую прямо к берегу.

— Значит, поэтому ты хотела, чтобы Дарос взял тебя с собой.

— Не совсем. Видишь ли, даже когда мы с братом отправлялись на Кос вместе, мы всегда пришвартовывались у дома Панайотиса, выпивали прохладительные напитки и потом сразу возвращались на судно, — объяснила Джулия. — Брат любит плавать на яхте, поэтому он сам всегда отправляется за Маргаритой и ее мужем, если у тех появляется желание навестить его. Нет, я бы не сумела встретиться с Костасом. Как бы я могла с ним связаться? Он обещал писать, но не сдержал обещания — ни одного письма за все прошедшее время! Дарос сказал, что, если бы мой возлюбленный собирался на мне жениться, он давно бы уже подошел к нему или к маме и попросил моей руки.

— Возможно, он заболел или у него что-то случилось…

— Он не заболел. Моя кузина видела его, и Костас сообщил ей, что не желает больше со мной общаться. — Девушка играла с камешком. Она бросила его в море, одновременно вытирая другой рукой слезы. — Думаю, мне следует забыть его и выйти за Стефаноса.

— Но ты же говоришь, Стефанос может отказаться от свадьбы.

— Если я не расскажу ему о своем романе, он женится на мне.

— А потом?

Джулия внезапно побледнела.

— Не знаю, Тони. — Она помотала головой и дрожащими губами добавила: — Я просто с ума схожу! О-о, что же мне делать!

Антония нахмурилась, чувствуя себя беспомощной.

— Если бы молодой человек написал тебе, поняв, что ты ему не безразлична, ты смогла бы разорвать помолвку? — спросила она.

— Бросить Стефаноса? Да, полагаю, да.

— Дарос позволит тебе? — удивилась Антония.

— Если поверит в искренность Костаса, уверена, он разрешит мне разорвать помолвку.

— Ты удивляешь меня. Я думала, твой брат заставит тебя сдержать слово, — призналась англичанка. — Ведь помолвка здесь связывает людей почти так же крепко, как и брак, так мне говорили.

— Все верно. Но Дарос примет во внимание мои чувства. Он очень добрый. Хотя ты и сама прекрасно это знаешь, — добавила Джулия.

Добрый? Взгляд Тони был прикован к яхте, но ее мысли вернули девушку к их первой встрече с судовладельцем. «Бессердечный» было более подходящей характеристикой. И с тех пор он не смягчился. Мужчина обращался к ней отстраненно, с механической вежливостью, когда они находились на виду у прислуги, и полностью игнорировал, когда они оставались одни. Последнее случалось нечасто — об этом Антония позаботилась. На самом деле безразличие мужа ее ничуть не трогало. Брак был необходимостью, временной мерой, и между вынужденными терпеть друг друга супругами речь не шла даже о дружеских отношениях. А что до интимных, Тони охватывала внутренняя дрожь в тех редких случаях, когда подобные мысли приходили ей в голову. Дарос твердо заявил о своих намерениях жениться на гречанке, знающей свое место. Антония очень сочувствовала этой неизвестной девушке, на которой в один прекрасный день остановится его взгляд, расчетливый и не выражающий ничего, кроме похоти. Слава богу, на нее саму мистер Латимер никогда не посмотрит с вожделением, решила Тони, когда однажды заметила, как мужчина бесстрастно взирает на ее полураздетое тело, пока она загорала на лужайке.

Стычек между ними до сих пор не было, потому что через неделю после свадьбы Дарос уехал в Афины. Оттуда он вернулся вместе с сестрой, которая навещала его три раза в год. Таким образом, у жены пока не было возможностей начать с Даросом «работу», чтобы проучить его за все произнесенные им оскорбления.

Яхта стремительно приближалась к причалу, и вскоре новоявленную мадам Латимер уже представляли Маргарите и ее мужу. Ни один из них не подозревал об истинной причине свадьбы Дароса.

— Нет никакой нужды посвящать других в тайну вашего брака, — высказала свое мнение миссис Питсос после церемонии, и ее сын сразу же согласился. — Девочки только расстроятся, если узнают о дедушкином стремлении отомстить, — добавила женщина. — Ведь они его очень любят.

К дедушкам и бабушкам в Греции всегда относятся с большим почтением, Тони это знала. Однако понять, как кто-либо мог любить жестокого старого негодяя, она была не в состоянии.

— Нам очень приятно познакомиться с тобой.

Маргарита и ее муж пожали руку Антонии. Оба выглядели немного смущенными, а золовка казалась еще и настороженной. Она избегала глаз брата, пробормотав:

— Мы так удивились, услышав, что Дарос женился на англичанке.

— Почему? — сладким голосом поинтересовалась Тони. — Разве твой брат не любит британцев?

Быстрый взгляд мужа заставил ее осознать свою ошибку. Девушка опустила глаза и поклялась себе никогда больше не делать подобных глупостей. Дарос не должен был догадаться, что она владеет греческим языком. Когда придет время, она торжественно сообщит ему об этом и получит море удовольствия от его замешательства.

— Ну конечно, он хорошо относится к жителям Англии, — поспешила заверить ее Маргарита. — В конце концов, он сам наполовину англичанин.

Антония поймала взгляд супруга, отметив мрачный блеск, появившийся в его глазах, когда его назвали «наполовину англичанином». На самом деле в нем больше греческого, решила жена, рассматривая его жесткий, напряженный профиль, пока судовладелец, повернувшись, говорил что-то своему зятю. Будь у Дароса выбор, он бы с радостью избавился от своей связи с Британией — в этом девушка не сомневалась. Тони стало интересно, злился ли он на мать из-за ее брака с британцем, вследствие которого в его жилах текла ненавистная английская кровь.

Тем же вечером Антония поняла, насколько ее муж может быть учтив по отношению к ней, если возникнет такая необходимость. Никаких проявлений нежности с его стороны, однако, не наблюдалось, но девушка знала, что этого никто из присутствующих и не ждал. Греки вступали в брак по расчету, и изображать несуществующие чувства к жене не считалось необходимым.

По прошествии нескольких дней Маргарита и Панайотис отправились в Афины. Джулию они взяли с собой, оставив Тони и Дароса наедине друг с другом. После двух недель, которые супруги провели как совершенно посторонние люди, Антония так заскучала, что решила отправиться путешествовать. Она планировала сначала посетить парочку островов, но, получив письмо от родителей, решила поехать домой. Исследованием Греции можно заняться и потом.

— Мои мама с папой хотят повидать меня, — проинформировала Тони мужа. — Поэтому я решила провести месяц в Англии.

Впервые она увидела заинтересованное выражение на лице Дароса. Не трудно было заметить облегчение, которое он почувствовал при мысли о том, что избавится от жены на какое-то время! Его мгновенный ответ убедил Антонию в правильности такого, заключения.

— Замечательная идея. Тебе здесь, наверное, довольно скучно.

— Мягко говоря, — ответила девушка резко, едва супруг закончил фразу, — жизнь еще никогда не была такой нудной!

Его брови взлетели вверх.

— А чего ты от меня хочешь? — иронично спросил судовладелец. — Я здесь не для того, чтобы тебя развлекать.

Тони разозлилась. Надменному снобу было абсолютно наплевать на то, что жизнь проходила мимо нее, пока она, считая минуты, ждала смерти его кровожадного деда.

— Может, я даже подольше там задержусь, — заявила она, посвящая мужа в свои мысли. Антония сначала собиралась как можно скорее начать изводить Дароса, однако, если представилась возможность избежать этой всепоглощающей тоски, то стоило отложить месть.

— У тебя есть не больше месяца, — произнес судовладелец очень тихо.

Тони моргнула и, гордо вскинув голову, сообщила ему, что будет отсутствовать столько, сколько пожелает.

— Не думаю, — сказал грек, когда девушка замолчала. — В конце следующего месяца дедушка приедет в гости, и он должен увидеть тебя здесь.

— А если не увидит?

— Я хочу, чтобы увидел. В Греции женам не следует уезжать куда-то одним, — сухо пояснил мужчина. — Твое отсутствие может вызвать подозрения, что мы сыграли свадьбу с единственной целью — расстроить его планы.

— А что это изменит? — фыркнула Антония. — Я ведь все равно остаюсь твоей женой. Я так понимаю, он в любом случае вряд ли теперь решится убить меня.

Дарос, разозленный ее легкомысленным тоном, плотно сжал губы. Тони заметила предостерегающий блеск в его глазах, но ее это не испугало.

— Я не собираюсь рисковать. И тебе не следует этого делать, если у тебя есть хоть капля здравого смысла, — заметил супруг.

Девушке удивительным образом удалось сдержать свой гнев, когда она примирительно, но с долей ехидства произнесла:

— Я подумаю над этим.

— Ты сделаешь так, как я сказал!

Тони уставилась на мужа, на мгновение придя в замешательство.

— Должна предупредить, Дарос, я поступаю так, как мне заблагорассудится. Если я захочу остаться, то я останусь. — Глаза ее супруга сощурились, его поза стала угрожающей. Антония ощутила огромное желание не позволить ему высказать свои возражения и быстро добавила: — Мне нужно, чтобы ты дал мне денег на поездку.

— Я? — повторил мужчина изумленно.

— Ну естественно, — пожала плечами девушка. — Кого же еще мне просить?

Его челюсть напряглась, и Тони почувствовала себя немного неуютно даже прежде, чем он заговорил.

— От меня ты денег не получишь. У тебя есть содержание, и, если ты планировала съездить в Англию, тебе следовало экономить. — Антония собиралась перебить Дароса, но он заставил ее молчать, властно подняв руку. — Нет, девочка моя, ты никогда не должна приходить ко мне за деньгами.

— Никогда? — Совершенно упав духом, Тони пристально посмотрела в его напоминающие сталь глаза. — Но я намеревалась путешествовать.

— Милости прошу, отправляйся куда угодно, если можешь себе позволить. — Мужчина прикрыл рот рукой, зевая.

Этот жест взбесил Антонию.

— Я не смогу навестить родителей, если ты не заплатишь за билет! — воскликнула девушка, возвращаясь к неотложному вопросу — оплате ее поездки в Англию. Ей ни разу не приходило в голову, что с этим у нее возникнут сложности. Вымогание денег у Дароса было важной частью ее плана мести. — Я уже ответила на их письмо, сообщив, что скоро прилечу домой. Ты должен дать мне деньги! — Тони трясло от ярости. Ее муж молчал и сохранял спокойствие. Девушка добавила более сдержанным тоном: — У меня не осталось денег. По крайней мере, у меня их недостаточно для такого путешествия.

Мужчина взял со стола маленькую нефритовую фигурку — редкий экземпляр из его коллекции — и принялся рассматривать ее с задумчивым выражением лица. Своим поведением он демонстрировал, что лично для него спор окончен. Жена топнула ногой и пожалела о своем ребячливом поступке сразу же, как только грек оторвал взгляд от изящной вещицы, которую держал в руке, и презрительно посмотрел на нее. Девушка поежилась и еще больше разозлилась из-за того, что этот невыносимый тип мог заставить ее почувствовать неловкость.

— У тебя полно денег! — вспылила Антония, намереваясь все-таки добиться своего. — Сто фунтов для тебя — мелочь!

Мужчина поглядел ей прямо в глаза и тихо произнес ленивым тоном, в котором, однако, прозвучало предостережение:

— Если ты не глупая, Тони, то ты не будешь вести себя со мной так нагло. Когда я что-то говорю — я говорю серьезно. Я отказался давать тебе деньги, и это мое последнее слово.

Гнев буквально душил девушку, однако, одарив Дароса полным ненависти взглядом, она все-таки сумела выдавить:

— Я своего последнего слова еще не сказала! Я пообещала родителям, что навещу их, и намерена сдержать свое обещание. Они с нетерпением ждут моего приезда, и разочаровывать их я не собираюсь!

— Тогда воспользуйся частью той суммы, на выплате которой ты настояла перед нашей свадьбой.

— Я не могу… То есть те деньги я трогать не буду. — Вся сумма была отправлена родителям и в настоящий момент, как надеялась Тони, спасала их бизнес от краха.

Взгляд ее супруга стал еще тяжелее. Он считал свою жену одновременно стяжательницей и скупердяйкой, что, удовлетворенно подметила девушка, прекрасно вписывалось в его представление об англичанках.

— В таком случае, — заметил он скучающим тоном, — у тебя нет другого выбора, кроме как отказаться от поездки.

Выражение лица Дароса указывало на категоричность его заявления. Тони с ужасом осознала, что ее план мести рушится. Одного взгляда на твердо сжатые губы супруга было достаточно, чтобы окончательно убедить девушку — ее муж не смягчится, даже если собственное упрямство лишит его возможности наслаждаться отсутствием жены.

Она покраснела от ярости и разочарования. Единственным, чего добилась Тони, было появление на высокомерном лице мужчины удовлетворенного выражения, поэтому она развернулась на каблуках и вылетела из комнаты. Если Дарос отказался дать ей денег на поездку в Англию, насколько же мало оставалось шансов отправиться в другие запланированные ею путешествия? Должен был существовать какой-то способ приструнить его.

На следующее утро Антония забронировала билет на самолет в туристическом агентстве на Родосе.

— Счет отправьте моему мужу, — улыбнулась миссис Латимер, вручая менеджеру визитную карточку Дароса.

У того округлились глаза, и, с уважением посмотрев на свою клиентку, он кивнул:

— Конечно, мадам.

Два дня спустя Тони беседовала в Бирмингеме со своими родителями. Оттуда она отправилась в Дорсет к сестре и племянникам.

— Я так рада тебя видеть! Ты прекрасно выглядишь. Мы все так удивились, когда узнали о твоем замужестве, — восклицала сестра. — Наверное, это была любовь с первого взгляда, раз все произошло так быстро. Как отреагировали родители?

Они сидели в гостиной маленького дома Пэм. Болтая с сестрой, Антония осматривалась вокруг, отмечая бедность обстановки.

— Они обрадовались за меня. — И это было правдой, потому что Тони прежде всегда отличалась рассудительностью, спокойствием и мудростью, когда дело касалось принятия решений. Ни на секунду им не приходила в голову мысль, что ее замужество может оказаться неудачным.

— Я завидую тебе. — В голосе Пэм слышалась тоска, и девушка знала — сестра думает о Фрэнке. Он умер в тридцать пять лет, став очередной жертвой наводящего страх тромбоза. Фрэнк был замечательным мужем, не прекращавшим любить свою жену до самого конца.

— Как ты справляешься? — Антония нахмурилась, переживая за родственницу. Она наблюдала за Пэм, штопавшей носки, которые, казалось, уже не поддавались восстановлению. Тони регулярно посылала одежду и деньги для детей, но вынуждена была соблюдать осторожность, чтобы ее посылки выглядели как подарки. Если бы сестра заподозрила благотворительность, она бы вовсе отказалась принимать подобную помощь. Она была очень гордой. Однако визит Тони являлся прекрасным поводом привезти всем кучу даров. Тот факт, что она накупила вещей в магазине на Родосе на огромную сумму, ничуть ее не беспокоил. Со временем она вернет эти деньги Даросу, но сейчас, воображая, какой шок испытает ее муж, когда получит счет из магазина вдобавок к счету за билет, она получала море удовольствия. Даже вручая подарки восхищенным детям, она представляла себе лицо супруга, его гнев и досаду, вызванную тем, что презираемая жена одержала над ним победу. Ему придется признать поражение. Девушка готова была биться об заклад — через такое унижение ее высокомерный муженек никогда еще не проходил.

Даросу это пойдет на пользу, подумала Антония с удовольствием. Самое время было скинуть его с пьедестала.

— С трудом, — неохотно признала Пэм. — Видишь ли, у детей через неделю начинаются каникулы, и мне придется уйти с работы. Мое место займет кто-нибудь другой, и в сентябре мне придется искать новую должность.

Тони снова нахмурилась:

— Твой начальник не согласится оставить место за тобой?

— Он не может, — пояснила сестра. — Как он будет управляться шесть недель?

— Он мог бы нанять временного сотрудника.

— Нехорошо просить его об этом. К тому же кто захочет устраиваться на работу на такой короткий срок? — Пэм смиренно покачала головой. — Я привыкла к подобным проблемам. Как ты помнишь, я дважды меняла место работы в прошлом году.

— Я знала, но думала, что ты искала более доходную должность, — отозвалась Антония. — Ты ни разу не упомянула об этих сложностях в своих письмах.

— А какой смысл? — Женщина ненадолго замолчала и задумалась, а затем продолжила: — Если бы только кто-нибудь мог бы позаботиться о детях во время летних каникул… Но они стали такими неуправляемыми. Порой они совершенно выходят из-под контроля, потому что рядом нет мужчины, который бы их приструнил. Мальчики не слишком прислушиваются ко мне. — Пэм осеклась и неодобрительно дернула плечами. — Хотя Луиза тоже хороша. Она настоящий сорванец. Полагаю, этого можно было ожидать, учитывая, что у нее два брата. — Она глубоко вздохнула. — Нет, я бы никого с ними не оставила. — Взяв второй носок, сестра свернула оба в клубок и потянулась за рубашкой. Воротник порвался, и она подворачивала его, чтобы скрыть протертую часть.

— А мама? — предложила Тони огорченно. Она и не догадывалась, что положение Пэм настолько плачевно. Когда-то сестра была красавицей, а сейчас сильно похудела и осунулась. — Если бы мама взяла их к себе, тебе, может, даже самой удалось бы отдохнуть. Взяла бы на недельку отпуск.

Женщина отрицательно покачала головой:

— Мама должна работать в магазине. Твои деньги спасли положение, но родители пока не могут позволить себе такую роскошь, как помощник… Пока не могут. Нет, у мамы никак не получится посидеть с детьми.

— Гм-м… Наверное, ты права. — У миссис Латимер родилась идея, от которой ее глаза засияли. Каким же это будет шоком для ее напыщенного и скупого мужа! — Я заберу их с собой на шесть недель.

— Ты! — Пэм изумленно уставилась на сестру. — Но твой муж? Он не захочет, чтобы в его доме целых шесть недель находились три неуправляемых ребенка!

— Греки обожают детей, — улыбаясь, успокоила ее Тони и с безмятежным лицом откинулась на спинку стула. — Я уверена, Дарос будет от них в восторге.

Голоса племянников доносились снизу, из сада. Полчаса назад они вернулись из школы, совершили набег на кладовую, а затем снова выскочили на улицу. Играя в свою любимую игру — «племя краснокожих», — дети вопили так, что уши закладывало. Соседи не огорчатся, узнав, что они уедут на время летних каникул, подумала Антония, скорчив ехидную гримаску.

Как же весело будет действовать на нервы супругу с помощью детей! Внезапный блеск, появившийся в глазах девушки, сделал их еще прекраснее. В ее сердце, однако, была черная жажда мести. Дароса Латимера ждали шесть самых изматывающих недель в его жизни!

— Но я уже говорила тебе, что они совершенно неуправляемы, — запротестовала сестра, хотя в ее глазах засветилась надежда. — Иногда я по-настоящему боюсь, Тони. Я уверена: эти трое — потенциальные правонарушители!

Антония рассмеялась:

— Глупости. Признаю: они, конечно, непоседы, но я не заметила, чтобы они чем-то отличались от других детей их возраста.

— Нет, отличаются! Они жутко нахальные, и никакие шлепки не помогают сделать их послушными. Правда, может, я шлепаю недостаточно сильно, — с некоторым смущением созналась Пэм. — Я каждое мгновение помню о том, что они лишены отца, и поэтому балую. Твой муж очень рассердится на тебя, Тони, я не сомневаюсь в том.

— Только не он. Я уже говорила тебе, он будет от них в восторге. — Про себя девушка смеялась, предвкушая гнев и замешательство Дароса. Его красивый дом, которым он так гордился! Ну, у него достаточно денег, чтобы заменить любую сломанную детьми вещь. А его дедушка приедет туда, рассчитывая на тишину и спокойствие!

— Я волнуюсь, Тони…

— Волноваться не о чем, — прервала сестру девушка. — Я заберу их и привезу обратно к началу учебного года в сентябре. Ты сохранишь работу и к тому же отдохнешь от детей.

— Расходы, Тони. — Пэм озабоченно нахмурилась. — Только подумай, во что обойдется ваше пребывание там. А их возвращение домой — кто за все заплатит?

— Дарос будет только рад заплатить, уверяю тебя. — Антония действительно так думала. Она не сомневалась, что после ее дерзкой выходки спора не будет.

— Ты с ними не справишься, — начала ее сестра, но миссис Латимер ее тут же перебила:

— Чем они больше шалят, тем сильнее они мне нравятся.

— Ты шутишь. — Пэм была озадачена, но, так как объяснений не последовало, она добавила, хотя и без особого энтузиазма: — Ты не можешь навязать моих детей своему мужу… К тому же неожиданно, без предупреждения.

Но именно это Тони и собиралась сделать, поэтому она даже телеграмму не стала отправлять, чтобы сообщить супругу о своих намерениях. Сняв все свои сбережения со счета, она забронировала три билета на самолет. Несколько дней спустя девушка уже везла трех восторженных детей в свой дом в Линдосе.

Дароса не было дома, когда они приехали. Он вернулся к обеду. Так как дети в этот момент резвились на пляже, мужчина пока не подозревал об их присутствии. Судовладелец решительно пересек лужайку и приблизился к Антонии, сидевшей на стуле и поглощенной чтением. Его лицо было напряжено, а выражение глаз определенно сулило опасность.

— Может, ты объяснишь мне, — начал он на удивление спокойным тоном, — что означают счета, выписанные на мое имя?

Муж возвышался над ней, руки в карманах, брови нахмурены. Тони невозмутимо посмотрела ему прямо в глаза, но затем отвела взгляд, заметив, как дергается кадык у него на шее. Сейчас он прилагал все усилия, чтобы сдержать гнев, но девушке следовало приготовиться к неизбежному взрыву накопленной ярости.

— Оплата за проезд. — Она беззаботно пожала плечами. — Я же сказала, что еду в Англию, и поехала. — Антония замолчала. Можно было различить голоса детей, играющих на пляже. Тони надеялась, что они еще некоторое время не будут себя обнаруживать. — Я взяла дело в свои руки. Хотела продемонстрировать тебе, что я не допущу, чтобы мной помыкали. У меня появилось желание повидаться с семьей, и, поскольку ты мой муж, ты должен был без возражений дать мне деньги. Мог бы дать, — добавила она с нотками торжества. — В конце концов тебе ведь все равно пришлось заплатить, не так ли?

— В конце концов мне пришлось заплатить, да?! — Прежде чем девушка поняла, что происходит, ее грубо поставили на ноги и стали трясти, пока ее тело не обмякло. — Только посмей еще хоть раз влезть в долги! Только посмей, и я тебе такое устрою — мало не покажется!

Тони, дрожащая с головы до пят, была брошена обратно на стул.

— Ты можешь позволить себе эти расходы! — вспыхнула Антония, твердо намеренная ответить на его выпад, несмотря на охватившую ее слабость. — А что касается долгов, то это сильное преувеличение. До сих пор не было ни единого случая, чтобы я за что-нибудь не заплатила сама.

— Если тебе дорога твоя шкура, подобное больше не повторится! Ты понимаешь, каким дураком меня выставила? — прошипел сквозь зубы мужчина. — Счет из магазина пришел первым. Я отправил его обратно, заявив, что он ко мне не имеет отношения, и устроил менеджеру хорошую головомойку за некомпетентность!

Тони едва не расхохоталась. Если он позволил себе выглядеть дураком, то так ему и надо. Этот новый отрезвляющий опыт пойдет ему на пользу! Девушке, однако, удалось сдержать смех. У нее уже не было желания ругаться с мужем, когда она тихо произнесла:

— Всего этого не произошло бы, оплати ты мою поездку. А о счете из магазина я бы тебя предупредила. Ты глупо поступил, потому что, как я и предполагала, тебе все равно пришлось заплатить.

Повисло недолгое молчание. Непроницаемый взгляд Дароса был прикован к жене. Когда он наконец заговорил, его гнев утих, сменившись ледяным спокойствием не без примеси триумфа.

— Ты, похоже, уверена, что я оплатил счет. — Интонация его холодного голоса вызвала у Тони неприятную дрожь в области позвоночника. — Деньги, которые ты мне теперь должна, — мягко продолжал ее муж, — будут возмещены мне посредством твоего ежемесячного содержания. До тех пор, пока не будет возвращена последняя драхма, я прекращаю выплачивать тебе деньги.

— Прекращаешь? — Сердце девушки сжалось. Почему мысль о подобном варианте развития событий никогда не приходила ей в голову? — Ты не можешь так поступить!

Судовладелец взирал на нее с высоты своего огромного роста с насмешливо-торжествующим выражением лица.

— Уже сделал. Банк известит тебя, когда я дам разрешение снова начать выплачивать тебе содержание, — заявил он.

Антония потеряла дар речи. Остаться без ничего — без гроша в кармане!

— Я… я не смогу без него обойтись. Мне нужны хоть какие-то средства. — Ее голос утратил резкость, а глаза — воинственный блеск. — Я собиралась заплатить по счету из магазина сразу же, как только получу содержание на следующий месяц.

Дарос коротко рассмеялся и затем ответил:

— Надо отдать тебе должное, соображаешь ты быстро. Заплатить по счету? Ты надеешься, будто я поверю в твои намерения вернуть мне деньги? На что ты их потратила? — сухо поинтересовался он. — Или мне не следует спрашивать?

— Я купила подарки детям своей сестры, — объяснила девушка. — А что до твоих сомнений в моей искренности — мне плевать, веришь ты мне или нет!

— Дети сестры? Значит, у тебя есть сестра?

— Она вдова и с трудом может обеспечить их едой. Я купила им кое-какую одежду и обувь. — К собственному огорчению, Тони почувствовала, как у нее защипало в глазах, и быстро отвернулась. Каким образом она могла устроить племянникам хорошие каникулы, не имея денег?

Хотя это ей было не по нутру, Антония поняла, что должна забыть о своей гордости и попросить у супруга в долг. Однако прежде чем девушка успела открыть рот, она вновь услышала голоса детей. Ликование от предвкушения их знакомства с самодовольным греком внезапно исчезло, уступив место тревожному предчувствию. Голоса приближались, и Тони рискнула поднять глаза. Дарос навострил уши и сморщил лоб, не понимая, что происходит. Спустя несколько секунд буйная троица уже неслась через лужайку, визжа и размахивая руками, продолжая играть в «племя краснокожих».

— Что за… — Грек с открытым ртом смотрел на приближающееся торнадо в человеческом обличье. — Что вы здесь делаете? — Он обращался к Робби, который остановился первым. — Марш с газона — сейчас же! — Мужчина повернулся к Тони: — Где, черт возьми, живут эти неуправляемые дети?

— Мы живем тут, — пропищала запыхавшаяся Луиза, одарив Дароса дерзким взглядом. — А ты вообще кто такой? — Девочка была не только такой же хулиганкой, как и братья, но и столь же нахальной и непочтительной по отношению к старшим. — Это дом тети Тони!

— Тут? — Судовладелец медленно повернулся к жене, которая намеренно избегала его взгляда. — Ты привезла их с собой? — В его голосе слышалось изумление.

Антония попыталась заговорить, но не смогла. Тогда мужчина взял ее рукой за подбородок и развернул лицом к себе, продолжая удерживать, пока она не вырвалась.

— Да, я привезла их с собой, чтобы Пэм могла продолжать работать во время школьных каникул. Они пробудут здесь шесть недель, — заявила Тони с вызовом. Ее храбрость возвращалась.

Настала очередь Дароса лишиться дара речи. Все его раздражение теперь было обращено против жены. Девушка, несмотря на всю свою решимость мужественно встречать нападение надменного грека, отчаянно старалась сохранить воинственный вид. Дети стояли рядом. Дэвид глядел на мужчину так, словно это он вторгся на их территорию. Судовладелец поочередно оглядел всех троих, его глаза напоминали стальные клинки. Робби показал ему язык. Потрясенная Антония поднялась со стула и приказала племянникам идти в дом.

— Зачем? — дерзко спросил Дэвид. — Мы играем в краснокожих!

— Идите внутрь, вы все! — вспылила девушка. — Вымойте лицо и руки…

— Мои не грязные.

— И мои тоже мыть не надо.

— И мои не надо. Но я хочу есть! Пошли, — позвала братьев Луиза и зашагала прочь.

Прежде чем Тони успела заговорить, все трое уже бежали в сторону дома.

За уходом детей последовала зловещая тишина. Но вскоре Дарос произнес угрожающе тихим голосом:

— Я хотел бы услышать объяснение.

Антония облизала губы.

— Я же сказала тебе, что привезла их сюда, чтобы сестра могла продолжать работать во время каникул, — заявила она. — Если бы я не сделала этого, Пэм вынуждена была бы уволиться, а позволить этого она себе не может.

— Ты пытаешься убедить меня, что твои мотивы совершенно бескорыстны? — мягко поинтересовался он.

— Естественно, они были бескорыстными!

— Не лги! Ты привезла этих детей сюда, чтобы действовать мне на нервы! — взорвался мужчина. — Я не понимаю, почему ты получаешь садистское удовольствие, пытаясь измываться надо мной, но предупреждаю, не на того напала. Я не один из твоих английских слюнтяев!

Девушку затрясло от ярости.

— Не смей обзывать англичан! — воскликнула она. — Мои соотечественники лучше, чем ты сможешь когда-либо быть. И из них получились бы куда лучшие мужья, чем из тебя! — Грамматика сильно хромала, но Тони была ужасно зла и не отдавала себе отчета в собственных словах. — Ты просто высокомерный напыщенный иностранец, и я не позволю тебе осмеивать моих сограждан. Так что попридержи язык в будущем! — Ее лицо горело, а кулаки были сжаты. Ирония, появившаяся в глазах мужа, не способствовала восстановлению ее душевного равновесия.

— С характером, и к тому же взрывным. Не уверен, что мне не доставит удовольствия сделать с этим что-нибудь. — Дарос приблизился вплотную, и девушка увидела, что он уже не шутит. — Позволь мне дать тебе один хороший совет, Тони. Не испытывай мое терпение. Поверь, оно не столь эластично, как ты, очевидно, предполагаешь.

Ей удалось отодвинуться от супруга подальше. Вскинув голову, Антония заявила, что Дарос ей не настоящий муж и, следовательно, не имеет права ей приказывать. Поэтому угрозы совершенно ее не пугают. Тряска, нашла в себе смелость сказать девушка, была неприятной, но не более того.

— Я бы не испугалась тебя, даже будь ты моим настоящим супругом, — закончила Антония. Она действительно так считала. Однако после некоторых размышлений Тони призналась себе, что этот невежественный иностранец заставляет ее ощущать беспокойство. Но не страх. Истинный страх она не испытывала ни разу, даже перед лицом смерти. Поэтому было маловероятно, что угрозы фиктивного супруга способны испугать ее.

— Значит, я тебе ненастоящий муж, да? — произнес Дарос после долгого молчания. — Объясни мне, что именно ты подразумеваешь под этими словами? Насколько я помню, мы официально женаты, хотя ни один из нас не был в восторге от такой перспективы. — Мужчина откровенно смеялся над ней. Тони молчала, потому что слов в такой ситуации было явно недостаточно. Девушке хотелось врезать ему, и если самодовольный грек не будет осторожен, то она, несомненно, рано или поздно так и поступит. — Я тебе очень даже настоящий муж, к моему большому сожалению. Не будь твой брат таким плохим водителем, этой огорчительной свадьбы не случилось бы…

— О-о! — Ее гнев готов был смести все сдерживающие его преграды. — Как ты смеешь обвинять моего брата! Ты, наверное, хотел сказать, что, не будь у тебя такого дедушки-маньяка, всего этого не произошло бы! Ему место в сумасшедшем доме!

К ее удивлению, Дарос расхохотался.

— Итак, мы дошли до того, что обзываем родственников друг друга. — Мужчина насмешливо поглядел на Тони. — А ты утверждаешь, будто мы не женаты. — Его тон изменился, когда он добавил: — Ты не ответила на мой вопрос. Что ты имела в виду, назвав меня «ненастоящим» мужем?

— Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду!

Тон супруга снова стал ироничным, однако глаза Дароса посуровели, предостерегая ее.

— Это легко исправить, — произнес он мягко, и девушка мгновенно побледнела. Мужчина дал ей время осознать смысл его слов, прежде чем добавить по-прежнему мягким и спокойным голосом: — Помни о моем предупреждении и не переусердствуй, пытаясь вывести меня из себя.

Антония сглотнула, чтобы освободиться от сдавливающего ощущения в горле. Греки были любвеобильной нацией, по мнению европейцев, самой любвеобильной в мире. Рисковать не стоило, так как Тони подозревала, что просвещенный судовладелец ничем не отличался от своих соотечественников. Женщина в доме может однажды стать искушением, которому он не в силах будет противостоять.

— Мне лучше пойти к детям, — сдержанно сказала Антония. — Они будут ждать свой чай.

— В два часа дня? — Дарос чуть приподнял прямые брови. — Они не останутся здесь. Ты ведь понимаешь это? — Он говорил серьезно, и у Тони сжалось сердце.

Однако к девушке довольно быстро вернулось самообладание, и она заявила с вызовом:

— Они мои родственники, и они останутся. Прошу прощения за нарушение твоей спокойной жизни, — и тут же разрушила созданный ее словами эффект, скривив губы в довольной ухмылке: — Но моя сестра гораздо больше нуждается, чем ты!

Дарос заскрежетал зубами.

— Ты увезешь отсюда этих чертовых проказников, и быстро! — Он направился к двери.

— Это невозможно было бы сделать, даже если бы я захотела, — твердо ответила Антония. — У меня нет денег, чтобы отправить их домой.

Дарос медленно развернулся и одарил ее изумленным взглядом:

— Ты взяла им билеты в один конец?

— У меня не было средств на обратные билеты, ты же не дал мне денег! — возмутилась девушка. — А моя сестра не смогла оплатить их поездку.

Кровь прилила к лицу ее мужа. Он выглядел так, словно готов взорваться.

— У тебя есть пять тысяч фунтов! — прогремел судовладелец. — Воспользуйся ими!

На этот раз он зашагал прочь по газону, оставив свою жену размышлять обо всем сказанном. Слова Дароса, неохотно признала Тони, произвели на нее впечатление и вызвали появление дурного предчувствия, что ее тщательно продуманным планам мести вряд ли суждено было сбыться.

Глава 4

После некоторых раздумий Тони стала успокаиваться. Что мог сделать ее муж? Дарос не выгонит детей на улицу, а значит, они могут остаться. Ближе к концу этих шести недель ей придется поразмыслить, где достать деньги, чтобы оплатить билеты домой для детей. И для себя, конечно, ведь ей надо будет сопровождать сорванцов. Возможно, придется взять в долг у отца. Да, через некоторое время Антония напишет ему. Он с готовностью одолжит дочери необходимую сумму, хотя она представления не имела, сколько времени ей потребуется, чтобы вернуть отцу деньги. Какую же она заварила кашу, и всему виной ее безумное желание наказать Дароса за сорвавшиеся у него с языка оскорбления! Лучше было бы забыть о них. И тем не менее, девушка не жалела о том, что привезла с собой детей. Пэм устала и точно заболела бы, не представься ей возможность отдохнуть. Переживания по поводу работы тоже не способствовали улучшению ее душевного и физического самочувствия. Тони вдруг показалось несправедливым, что ее супруг просто неприлично богат, тогда как Пэм живет так бедно. Вот бы существовал способ переправить сестре часть денег мужа! Антония помотала головой, упрекая себя за подобные мысли. Смысла еще больше усложнять ситуацию не было. Сейчас Тони из-за собственной самонадеянности находилась в финансовой зависимости от Дароса, и настоящим безрассудством было бы не извлечь урок из случившегося.

Приблизившись к дому, она услышала, как дети требуют у Марии еды. Они наговорили женщине кучу дерзостей, большую часть которых она не могла понять, но смысл этих речей определенно улавливала. Антония слышала, как домработница отвечает им по-гречески:

— Не смейте дерзить мне! Есть вы будете в подходящее для этого время, и не раньше. А ну-ка марш с моей кухни. Вы, кучка маленьких хулиганов! Если сейчас же не уйдете, прогоню вас метлой!

— Что она сказала? — раздался нахальный и насмешливый голосок Робби. — Она не умеет говорить по-английски. Глупая старая корова!

Шокированная Тони ускорила шаги.

— Мне кажется, эта тетка пригрозила, что будет гоняться за нами с метлой, — захихикала Луиза. — Потому что она на нее показала. Мы позволим ей? Это будет очень весело!

— Она будет гоняться за нами? — вставил Дэвид пренебрежительно. — Она такая толстая, что не пробежит и ярда!

— Ты прав. Она как большая пышка… Ой! Кто это сделал?! — завопил Робби, и девушка преодолела последние несколько ярдов бегом. В тот момент, когда она ворвалась на кухню, ребенок потирал больное место и сердито смотрел на обидчика.

— Ты ударил его! — Тони, не веря своим глазам, уставилась на мужа. Она считала, что детей недопустимо бить — это ранит их гордость. — Как ты посмел прикоснуться к моему племяннику?!

— Это, — заявил Дарос свирепо, — только предупреждение. В следующий раз я положу его на колени и выпорю. — Мужчина с вызовом поглядел на других детей. — Продемонстрировать? — обратился он к Дэвиду.

Мальчик отрицательно покачал головой и спрятался за спину тети.

— А тебе?

— Н-нет, — Луиза схватила Тони за руку. — Мне этот человек не нравится. Скажи ему, чтобы шел домой.

— Милая, это и есть его дом, — начала миссис Латимер, но ее грубо перебили.

— Именно туда вы трое немедленно и отправитесь — домой! А сейчас идите в отведенные вам комнаты. И не смейте выходить из них, пока не получите моего разрешения, — приказал судовладелец. — Ну, чего вы ждете?

— Это обязательно, тетя Тони? — Девочка подняла голову, и Антония кивнула. — Но на улице солнышко, и мы только что приехали. Я хочу поиграть на пляже.

— Идите все наверх. — Девушка старалась быть строгой, но ей тоже казалось неправильным отсылать племянников в комнаты в такой замечательный день. Она поглядела на мужа. — Дарос…

— Сейчас же делайте, как я сказал!

Больше угроз не потребовалось. Надувшись, дети вышли из кухни и тихо поднялись по лестнице.

— А что до тебя, — прошипел мужчина сквозь зубы, — ты тоже достаточно юна для хорошей порки!

Тони побагровела, но осмотрительно сохраняла молчание. Хотя в этом разъяренном диктаторе, несомненно, было гораздо больше человеческого, чем в немногословном, равнодушном муже, к которому девушка привыкла, он в то же время наводил страх. В том, что грек без колебаний приведет свою угрозу в исполнение, Антония нисколько не сомневалась. В таком настроении, если она поведет себя глупо и спровоцирует его, Дарос скорее всего забудет о присутствии экономки! Наконец, судовладелец развернулся, собираясь уйти, но приказал жене следовать за ним в его апартаменты.

— Закрой дверь! — рявкнул Дарос, и, сжав зубы, она благоразумно повиновалась.

Сам он сел, но Тони заставил стоять. Это обстоятельство только добавило масла в уже тлеющее пламя злости, разожженное его высокомерным поведением. Мужчина откинулся на спинку стула и некоторое время наблюдал за Антонией из-под полуопущенных век. Когда он заговорил, в его голосе звучало любопытство.

— Будь добра, объясни мне, что все это означает. Последние несколько минут я провел в раздумьях, но так и не смог найти ни одной веской причины для твоих попыток досадить мне.

Ни одной веской причины! На долю секунды у девушки возникло искушение сказать Даросу правду, сообщить, что каждое произнесенное им слово было понято. Однако Тони поборола этот импульс, не желая отказываться от планов наказать его.

— Я не досаждаю тебе, — отвергла она обвинение мужа. — Я хотела навестить родных, а добровольно ты мне средств на поездку не выдал…

— У тебя есть пять тысяч фунтов, — снова напомнил ей супруг. Антония молчала, и он добавил с любопытством: — Что ты сделала с деньгами?

— Инвестировала.

Это ведь не беззастенчивое вранье, а… ну, всего лишь ложь во спасение, успокоила свою совесть девушка.

— Ты можешь взять часть суммы обратно. — Сказанное было наполовину вопросом, наполовину утверждением.

Тони отрицательно покачала головой:

— Не могу.

— Я тебе не верю. Ты припрятала деньги в надежде вытянуть из меня еще, — заявил судовладелец. — Но ничего не выйдет, девочка моя. Как я уже говорил, я не один из твоих мягких и уступчивых англичан.

— Дарос, пожалуйста, давай не будем начинать все сначала, — попросила девушка к собственному изумлению. — Я не хочу ссориться с тобой…

— Ты меня поражаешь, — перебил ее супруг, в его голосе прозвучал намек на иронию. — До сих пор ты из кожи вон лезла, чтобы поссориться со мной.

— Неправда. Мы почти не разговаривали друг с другом до сегодняшнего дня. — Брови Дароса поползли вверх, и Антония осеклась и покраснела. — Ладно, я рассердилась, потому что ты отказался оплатить мой перелет в Англию, — милостиво уступила Тони. — Полагаю, тогда мы поссорились.

Мужчина не стал развивать эту тему, вернувшись к вопросу о взятии части вложенных денег обратно.

— Тебе придется это сделать, — продолжал настаивать он. — Потому что эти дети не останутся в моем доме ни минутой дольше, чем необходимо.

— Они пробудут здесь столько, сколько я пожелаю! — взорвалась девушка. — Это мой дом… сейчас, — уточнила Тони, заметив надменный взгляд супруга. — И мои родственники будут навещать меня! Подозреваю, тебя беспокоит, что дети будут докучать твоему деду, когда он приедет. Искренне надеюсь, что так и случится. Он заслуживает наказания за все неприятности, которые мне причинил!

— Мой дедушка едет сюда, надеясь отдохнуть в тишине. Но в любом случае, с дедушкой или без, я не согласен терпеть присутствие этих невоспитанных сорванцов в своем доме, — самоуверенно заявил грек.

— Они уедут через шесть недель.

Глаза Дароса сверкнули.

— Ты, похоже, забыла мое предупреждение, Тони, — произнес он тихо. — Воспользуйся моим советом и увези их отсюда в ближайшие же два дня.

— Нет! Даже если бы я согласилась выполнить твой приказ, у меня все равно нет денег на обратные билеты, — возразила Антония. — Я уже говорила тебе об этом.

— А спустя шесть недель? — поинтересовался супруг. — Тогда у тебя будут деньги?

— Мой отец одолжит мне.

— А почему он не может одолжить сейчас?

Тони сжала губы и сердито посмотрела на мужа.

— Я его еще не просила.

— Так попроси. Отправь телеграмму.

— Мои племянники останутся тут, — упрямо заявила девушка. — Сестре надо работать, а если дети будут дома, она должна будет отпрашиваться. Более того, она вообще потеряет место, если так надолго уйдет в отпуск.

У Дароса вырвался раздраженный вздох.

— Если ты так беспокоишься о своей сестре, почему, черт побери, ты не дала ей часть тех денег, которые потребовала у меня? — злобно спросил он.

— Она не приняла бы их. Пэм очень горда.

— В таком случае, — парировал мужчина бессердечно, — она заслуживает бедности.

— Ты отвратителен!

— Мы можем на время забыть о моих недостатках? Тебя сейчас должна в первую очередь волновать более насущная проблема — дети. — Дарос гневно посмотрел на жену, и, несмотря на всю свою решительность, Антония не смогла отделаться от тревоги, медленно овладевавшей ею. — Это мое последнее слово. Если бы ты знала меня дольше, ты не сомневалась бы, что я говорю серьезно. Всегда. Лучше тебе смириться и вести себя подобающим образом. — Грек замолчал, а затем добавил резко: — Ты можешь идти. И когда я увижу тебя снова, надеюсь услышать, что ты начала поступать согласно моим указаниям.

Клокоча от ярости, Тони вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Муж мог катиться к дьяволу! Она не собиралась подводить Пэм. Однако, поднявшись наверх к племянникам, девушка задалась вопросом: будь у нее возможность повернуть время вспять, взяла бы она детей с собой? Ребятишки собрались в комнате Робби. Свою обиду на взрослых они выразили в сознательно устроенном погроме. По стенам была расплескана вода из раковины. Матрац кровати продавлен, а дорогой абажур валялся на полу, растоптанный детскими ногами. В ужасе от увиденного, Антония на несколько секунд застыла в дверях, не в силах выдавить ни слова. А затем выбранила их.

— Ваша мама предупреждала меня, чего от вас следует ожидать, — гневно закончила девушка. — Я ей не поверила, она оказалась права. Вы трое — самые непослушные и буйные дети, которых я встречала. И мне искренне жаль, что я привезла вас сюда!

— Нам тоже! — Робби стоял перед тетей, сердито глядя на нее и совершенно не чувствуя раскаяния. — Он монстр. Он ударил меня!

— Я хочу домой, — капризно заныла Луиза. — Хочу уехать прямо сейчас!

— Вы не можете уехать сейчас! — возразила Тони. — Более того, вы останетесь здесь на шесть недель, поэтому советую смириться с необходимостью хорошо вести себя все это время. — Она посмотрела на Дэвида, у которого хватило совести покраснеть под ее осуждающим взглядом. — Тебе почти одиннадцать, и, как старший, ты должен подавать пример. Мне по-настоящему стыдно за вас. И это целиком ваша вина, если дядя Дарос на вас разозлился.

— Он нам не дядя! — опять встряла девочка. Ее тон стал еще более плаксивым, а в глазах стояли слезы, когда она попросила: — Я хочу к мамочке. Пожалуйста, тетя Тони, отвези меня к ней…

Увидев слезы, Антония забеспокоилась. Луиза не отличалась плаксивостью. Пэм часто с горечью упоминала, что у девочки очень жесткий, мальчишеский характер. Она вообще перестала проявлять какие-либо чувства с того самого дня, когда ей сообщили о смерти отца.

— Давайте приведем комнату в порядок, — предложила миссис Латимер, в надежде отвлечь ребенка. — Дэвид, возьми полотенце и вытри стены. — Она замолчала, заметив румянец на щеках Луизы. Девочка ведь не заболевала… Боже, только бы она не болела!

Но Луиза была больна. Ее уложили в постель. Доктор приехал на следующий день, к этому моменту у девочки уже поднялась температура.

— Корь, — прозвучало лаконичное заключение. — Днем я пришлю для нее кое-какие лекарства.

Спускаясь, Тони столкнулась с Даросом, выходившим из собственной комнаты.

— Что случилось с этой маленькой проказницей? — потребовал ответа ее муж. — Я только что видел, как уезжал врач.

— У Луизы корь, ей надо оставаться в постели, — сухо сообщила девушка.

Его глаза вспыхнули.

— Значит, ты все-таки добилась своего!

Взгляд Антонии потемнел.

— Уверяю тебя, я не заражала ребенка!

— Нет, но тебе чертовски повезло!

— Ты отвратителен! — вырвалась Тони. — У тебя что, нет ни капли сочувствия к бедной больной маленькой девочке, которая хочет к маме?

Дарос изогнул бровь.

— Бедная маленькая девочка? — фыркнул он. — Неуправляемая, дерзкая сорвиголова — более подходящее описание. А что касается ее невозможности быть рядом с мамой, чья это вина?

Тони покраснела, к собственному неудовольствию, и, обороняясь, ответила:

— Луизе гораздо лучше будет здесь, чем дома. У Пэм забот хватает и без больного ребенка на руках.

Злое выражение покинуло лицо мужчины. Он странно посмотрел на жену.

— Ты меня озадачиваешь, — признался судовладелец. — Твое беспокойство о сестре можно было бы счесть искренним. Если бы только ты не была такой жадной до денег, которые получила от меня.

— Пэм терпеть не может благотворительности, я же говорила.

— Существуют способы передать средства так, чтобы это не выглядело как благотворительность, — возразил супруг.

— Тебе бы очень хотелось узнать, что я сделала с пятью тысячами, да?

— Я знаю, что ты с ними сделала.

— Знаешь? — Антония с интересом ждала ответа своего мужа.

— Ты припрятала всю сумму и не собираешься тратить из нее ни пенни ради кого бы то ни было, — презрительно заявил грек. — Ты стяжательница и маленькая скряга, Тони.

— Благодарю! Ты сам тоже не отличаешься особой щедростью!

Дарос расхохотался.

— У меня нет желания потакать твоей скупости, — бросил он. — Или воспользуйся своими накоплениями, или обходись без денег.

Девушка слегка побледнела. Теперь было уже немного поздно вспоминать о своем намерении попросить у мужа взаймы. Тем не менее Тони все же обратилась к Даросу, не подозревая, что в ее больших глазах отражается мольба.

— Я хотела поговорить о деньгах… — начала она неуверенно.

— Зря колышешь воздух.

— Так как у меня нет возможности… э-э-э, воспользоваться своими накоплениями в настоящий момент, — продолжила девушка, проигнорировав резкие слова супруга, — я хотела спросить: не можем ли мы как-нибудь договориться о возобновлении моего содержания? О, я знаю, его выплата приостановлена, но Луиза больна, и о мальчиках тоже нужно заботиться, поэтому мне, естественно, понадобятся какие-то средства… — Ее голос стих.

У Тони засосало под ложечкой. Непреклонное выражение лица мужа указывало на безрезультатность ее попытки. С какой стати она решила, что она будет вертеть мужчиной так, как захочет, злясь, спрашивала она себя. С глупой самоуверенностью девушка воображала, что будет постоянно требовать у мужа денег и он, не имея возможности отказать ей, покорно их вручит. Но тогда Антония не учла, что брачные узы изменят расстановку сил. До свадьбы музыку заказывала она, но сейчас они с Даросом, похоже, поменялись местами. От ярости и разочарования щеки Тони покрылись красными пятнами. Супруга, казалось, забавляло ее негодование. Он продолжал пристально смотреть на жену сверху вниз со злобной ухмылкой на губах.

— Мне необходимо на что-то жить! — вспылила девушка. Ее глаза вспыхнули двумя зелеными язычками пламени. — Если ты не станешь вести себя более благоразумно, я в полном объеме продемонстрирую тебе свою способность влезать в долги!

Все намеки на ироничное отношение к происходящему исчезли с лица Дароса. Он подошел ближе. Слишком близко, чтобы Антония могла чувствовать себя в безопасности.

— Мои предупреждения, Тони, следует воспринимать всерьез, — бесстрастно произнес он. — Еще до нашей свадьбы ты протянула свои жадные маленькие ручки к моему богатству. Я вынужден был заплатить тебе определенную сумму, но поклялся, что ты ни пенни больше не получишь… За исключением ежемесячного содержания, конечно. — Голос мужчины был очень мягким, но даже Тони не смогла проигнорировать его зловещую угрозу, когда он добавил, тыча пальцем ей в лицо: — Посмей еще хоть раз выписать счет на мое имя, и твоя кожа будет саднить не меньше недели.

Ни злости, ни крика… И тем не менее девушка, к собственному неудовольствию, поймала себя на том, что по-настоящему дрожит. Она, которую друзья всегда считали бесстрашной! Это было невероятно!

— У тебя ничего не выйдет с рукоприкладством!

— Почему? Ты полагаешь, что сможешь дать мне отпор? — поинтересовался Дарос. В его голосе слышались ироничные нотки.

— Я собиралась объяснить, что обращусь в полицию, если ты посмеешь хоть пальцем меня тронуть, — рассерженно заявила Антония.

— Боюсь, это тебе не поможет. Греческие мужья имеют полное право наказывать своих заблудших жен.

Он был наполовину англичанином, хотела напомнить Тони, но промолчала. В ее супруге, возможно, и текла английская кровь, но он предпочитал думать о себе как о греке.

— Я могу уехать подальше, от тебя. — Девушка бросила вызывающий взгляд в сторону судовладельца.

— Верно. Но тогда мой дедушка решит, что наш брак распался. — Глаза мужчины улыбались, когда он добавил: — Видишь ли, в Элладе именно существование интимных отношений определяет, женаты люди или нет. И если ты не будешь жить со мной, тогда… — Дарос пожал плечами, а затем весело рассмеялся, увидев краску на щеках супруги.

Антония хотела бы оспорить это утверждение и выставить его лжецом, но она достаточно долго прожила в Греции, чтобы понять всю важность секса для греков. В любом случае, девушка все равно не собиралась бросать мужа. Во-первых, Тони все еще надеялась, что каким-нибудь способом заставит его заплатить за оскорбления в адрес англичанок. А во-вторых, она не собиралась волновать родителей в такое время, когда они были озабочены спасением своего бизнеса.

Но деньги ей были нужны. Антония размышляла над проблемой, где их достать, в течение следующих нескольких дней после разговора с Даросом, пока ухаживала за Луизой. Она проявляла такую заботу о племяннице, словно была матерью девочки. Дня через два мальчики стали вести себя спокойнее, и Тони решила, что на них повлияла болезнь сестры. Только когда на четвертый день Робби не пришел пить чай, девушка выяснила, что происходит на самом деле.

— Где Робби? — спросила она Дэвида, И тот расстроенно посмотрел на нее.

— В своей комнате.

— Чем он там занимается? — удивилась Антония. — Иди и скажи ему, что чай готов.

— Он не может спуститься.

У Тони сжалось сердце. Ведь не заболел же племянник! С Луизой приходилось нелегко. Она не просто капризничала из-за болезни, но к тому же была раздражительной и упрямой от природы и недостатка родительского внимания. Мальчики отличались своеволием и непослушанием. Несколько минут Тони пребывала в восторге от того беспокойства, которое они причиняют ее мужу, а в следующее мгновение ужасно сердилась на детей. Порой девушка готова была послать к чертям все свои современные взгляды и надавать племянникам тумаков. Как ни удивительно, их разрушительные действия причиняли ей боль, потому что принимали форму настоящего вандализма. Когда во время драки, устроенной мальчиками в гостиной, разбилась редкая нефритовая фигурка, Антония гораздо сильнее переживала из-за ее безвозвратной утраты, чем из-за гневной брани, услышанной от мужа.

— Что значит — он не может спуститься?

— Тот ужасный человек — я имею в виду, дядя Дарос — отправил Роба наверх сразу после обеда и не разрешил ему больше спускаться сегодня.

«Дядя Дарос»? Это откуда взялось? В течение первых нескольких дней Тони пыталась заставить мальчиков хотя бы в такой форме проявлять уважение к хозяину дома, больше ради их собственного блага, чем ради чего-либо еще. Однако они наотрез отказывались называть мистера Латимера «дядя».

— Что натворил Робби?

— Нагрубил садовнику, — объяснил Дэвид. — А потом он этому… Он нагрубил дяде Даросу, когда тот сказал, что Робби должен извиниться. Поэтому его отправили в свою комнату.

Девушку охватили смешанные чувства. Злясь из-за провала своего последнего плана мести, она одновременно ощущала — как это ни парадоксально — огромное облегчение оттого, что сорванцов удалось укротить. Размышляя сейчас о своем решении привезти детей в Линдос и о своем желании вызвать этим поступком бессильную ярость мужа, Антония начала осознавать, насколько была глупа. Тогда она уже прекрасно знала о греческой властности Дароса. И хотя сама Тони никогда не подчинится ему, она должна была понимать, что дети быстро окажутся у супруга под каблуком. К собственному изумлению, девушка сказала:

— В таком случае, дядя Дарос правильно сделал, наказав его.

— Ты согласна с дядей? — Взгляд племянника потемнел от обиды.

— Конечно согласна.

— Хорошо было бы вернуться домой, — пробурчал Дэвид, впервые не испытывая интереса к еде, лежащей перед ним. — Луиза в постели, Роб в своей комнате, а мне что делать?

— Ты можешь сделать то, что тебе посоветовали, — почитать.

Судовладелец проходил мимо открытой двери и заглянул в гостиную. Он строго посмотрел на мальчика.

— Дэвид говорит, что Робби у себя в комнате, потому что ты его туда отправил? — Сколько успел услышать Дарос? Антонии не слишком хотелось доставлять супругу удовольствие, позволяя думать, что она согласна с его методами воспитания мальчиков.

— Все верно. — Мужчина перевел взгляд на свою жену. Его высокомерие проявлялось даже в той небрежности, с которой его рука легко касалась дверного проема. — Собираешься как-то прокомментировать мое распоряжение?

Девушка посмотрела на Дэвида, который ждал, будет ли тетя защищать его брата. Тони оказалась в затруднительном положении. Ее упрямство подталкивало ее к спору с мужем, а не к кроткому признанию его власти. Но если бы Антония начала противоречить своему недавнему утверждению о согласии с решением Дароса, то поощрила бы Дэвида к дальнейшему неповиновению дяде. А это только обернется для мальчика очередным строгим наказанием.

— Да нет… Но обязательно ли ему оставаться в своей комнате целый день? — спокойно поинтересовалась она. — Не слишком ли это долго?

Если отсутствие сопротивления с ее стороны удивило грека, виду он не показал, ответив тихим и ровным тоном:

— В обычной ситуации такое наказание было бы слишком строгим, но Робби получил два предупреждения. Проигнорировав второе предупреждение, он прекрасно знал, что произойдет.

— Он получит какую-нибудь еду?

— Чай был отнесен ему в комнату. — Тони ничего не сказала, и Дарос переключил внимание на Дэвида. — По поводу чтения, которым я попросил тебя заняться, — обратился он к мальчику, пристально наблюдая за ним. — Ты можешь прийти ко мне в комнату после того, как выпьешь чай, и рассказать мне о прочитанном.

Девушка широко раскрыла глаза от изумления. Осаждать маленьких проказников — это одно дело, но проявлять подобный интерес… Просто невероятно. Определенно перед ней был совершенно другой мужчина. И что на него нашло?

— Я… я ничего не читал, — промямлил Дэвид, уставившись на свои руки, крепко сцепленные вместе и лежащие на коленях.

— Так я и думал. Ты тоже получил предупреждение, не так ли?

Сорванец, надувшись, кивнул, и Дарос продолжил:

— Допивай чай и затем отправляйся в свою комнату. Как и Робби, ты останешься там до завтрашнего утра.

По лицу мальчика заструились слезы.

— Я хочу домой! — Он умоляюще посмотрел на тетю, но Тони не могла прийти в себя от удивления. Она бы никогда не поверила, что у ее супруга имелась и такая сторона характера. Он был спокоен, но строг. Гнев, овладевший им, когда он узнал о приезде сорванцов, сменился интересом, в котором совершенно не было необходимости. Попытку Дароса усмирить детей из соображений защиты собственного имущества и душевного равновесия было легко понять. Однако почему он должен утруждать себя, занимаясь их образованием, девушке казалось непостижимым.

Ситуация складывалась довольно странная. Шли дни, и Антония поймала себя на том, что стала по-новому смотреть на мужа. Мальчики начали видеть в хозяине дома более чем достойного противника и уважать его за это. Им выделили специальную комнату, и каждый день они должны были проводить определенное количество времени за занятиями. Если кто-то из них ослушивался приказа и хоть в малейшей степени нарушал тишину, его ожидало какое-нибудь наказание. Но самым удивительным были деньги на карманные расходы, которые каждой день выдавались обоим племянникам. Антония, узнав об этом, просто онемела от изумления и могла лишь ошеломленно уставиться на Дароса. Попросив Марию часок побыть с Луизой, девушка сидела в патио и читала, когда подошел Робби, чтобы показать ей маленькую игрушку, купленную им в деревне. Пульс Тони участился, пока она размышляла, где сорванец мог раздобыть драхмы.

— Дядя Дарос дал мне сегодня в два раза больше карманных денег, потому что я все задания сделал правильно. — Робби улыбнулся мужчине, который только что вышел из дома. — Тебе нравится? — спросил мальчик, протягивая ему игрушку.

Дарос осмотрел машинку и вхолостую покрутил колеса. Но когда он в конце концов заговорил, его взгляд был прикован к Тони, а в голосе звучала ирония.

— Почему такой потрясенный вид?

— Ты…. — девушка сглотнула, все еще ошарашенная, — ты даешь детям деньги на карманные расходы?

— Немного.

Антония недоуменно помотала головой:

— Но почему?

— О-о, ну, вероятно, для того, чтобы доказать, что я не такой скупой, как тебе представляется.

Девушка подумала о собственном незавидном положении. Она не могла купить себе даже кусок любимого туалетного мыла. Все оставшиеся у нее после покупки билетов деньги были потрачены на всякие сладости для племянницы. Тони вдруг стало обидно. Не иметь ни одной драхмы, будучи замужем за одним из самых богатых людей острова! Реальность так отличалась от ее планов. На мгновение Антония пожалела о своем вызывающем поведении перед свадьбой. Может, если бы она не проявила тогда такой алчности, сейчас ее муж был бы более сговорчив. Девушка кинула на него испытующий взгляд и засомневалась. Не находись тогда она во власти ярости и безумного желания отомстить, Антония, возможно, оказалась бы более проницательной в оценке своей потенциальной жертвы.

«Но ведь это же совершенно естественно, что я хотела заставить его заплатить! И сейчас заставила бы, представься подходящая возможность!»

Дарос продолжал смотреть на жену с легкой улыбкой на губах. Робби потянулся за своей машинкой, и игрушка была возвращена ему.

— Дядя Дарос…

— Да? — Взгляд темных глаз переместился на мальчика.

— Ты обещал покатать меня и Дэвида на яхте, — напомнил проказник.

— Обещал.

— Ты сказал, что покатаешь нас сегодня вечером. Если мы будем хорошо себя вести.

— А вы хорошо себя вели? — весело спросил мужчина.

Робби рассмеялся, глядя на него снизу вверх. Веснушчатое личико сорванца раскраснелось.

— Конечно хорошо. Ты просто дразнишь!

— Верно. И это нечестно, да? Пошли, поплывем прямо сейчас. Где Дэвид? — Грек снова посмотрел на жену, в его глазах, казалось, таилась насмешка.

Тони сказала резко:

— Ты прекрасно их выдрессировал. Скоро они совсем ручными станут!

— А это идет вразрез с твоими планами, — быстро парировал муж, и девушка вспыхнула от злости.

— Ты сломишь их дух!

— Что гораздо предпочтительнее, чем ломать им шеи. Уверяю тебя, я был очень близок к этому. — Дарос, довольный собой и своей победой, смеялся над ней.

Разозлившись, Антония отвернулась.

— Дэвид сказал, что спустится через несколько минут, — вставил Робби. Мальчик подождал, демонстрируя на удивление хорошие манеры, когда появится возможность ответить на вопрос дяди. — Идем к яхте? Он поймет, где мы. — Мужчина кивнул и зашагал прочь. — А тетя Тони может поехать с нами? — спросил пребывающий в нерешительности племянник.

Судовладелец твердо произнес, лишь слегка повернув голову:

— Твоей тете надо заниматься Луизой. У нее нет времени на морские прогулки.

Антония испепелила взглядом спину супруга, задыхаясь от гнева. Если бы только она могла найти способ сбросить Дароса с его пьедестала вниз, на твердую землю!

— Тетя Тони, где Робби? — Девушка повернула голову к Дэвиду, который появился из-за угла дома. — Дядя Дарос собирался взять нас с собой покататься на яхте, и, наверное, они уплыли без меня.

— Ничего подобного, — отозвалась та. — Буквально минуту назад они направились к яхте.

— А, спасибо!

Мальчик уже готов был убежать, но Тони быстро спросила:

— Вам вдруг очень понравился ваш новый дядя. Что произошло, пока я ухаживала за Луизой?

— Дядя Дарос был сначала очень жестоким, — заявил Дэвид драматично. — Но когда я расплакался, после того как он кричал на меня, я сказал ему, что хочу к маме и что ей грустно и одиноко, ведь папа умер… Тогда он заставил меня сесть рядом с ним, как только я перестал реветь, и рассказать ему все остальное. — Дэвид с тревогой поглядел на ворота. Яхту отсюда видно не было, и племяннику явно не терпелось уйти.

— Они не уплывут без тебя, — успокоила его Антония. — Что именно «остальное» он заставил тебя рассказать?

— О маме. Он спрашивал меня обо всем, — ответил мальчик. — Я объяснил ему, что ей приходится много работать и что у нас мало денег. И я сказал, что она иногда плачет, когда мы говорим о папе. Потом дядя поинтересовался, такие же мы непослушные дома или нет, и я произнес «да». А он спросил, не стыдно ли мне, и я ответил, что не знаю. А дядя Дорис сказал, что мне должно быть очень стыдно и что нам всем лучше исправиться… — Дэвид остановился, чтобы набрать в легкие воздуха, и опять с нетерпением посмотрел в сторону ворот. — Тогда он пообещал, что займется нами и мы вернемся домой гораздо более воспитанными детьми, чем приехали сюда. Могу я идти теперь?

— Да, беги.

Тони наблюдала, как ее племянник помчался к воротам, расположенным на краю садика. Проведя в раздумьях еще несколько мгновений, девушка неторопливо направилась к бассейну, откуда была видна яхта. Вскоре дети уже поднялись на борт, и их звонкий смех разлетался над песчаным побережьем. Антония погрузилась в собственные мысли, глядя на отплывающее судно. «Добрый» — назвала Джулия своего брата. Добрый…

Но разве не все греки одинаково добры к детям? Если ее супруг тратит немного своего времени, развлекая мальчиков Пэм, то это еще не прибавляет очков в его пользу. Любой другой мужчина в подобных обстоятельствах поступил бы так же. Она не должна позволить этому маленькому эпизоду изменить ее мнение о присущем мистеру Латимеру бессердечии.

Глава 5

Дедушка Дароса приехал в августе, на неделю позже, чем они ожидали. Тони была уверена, что их отношения с пожилым фанатиком будут довольно прохладными. Однако, к ее удивлению, старик приветствовал девушку с типичным для греков радушием. Словно драмы, которая развернулась в его доме, никогда и не было.

Мальчики к этому моменту уже были хорошенько вымуштрованы. Антония продолжала злорадно настаивать на том, что причиной метаморфозы были суровые дисциплинарные меры, к которым прибегал муж. Однако самой себе она признавалась, насколько далеки от правды такие утверждения. Дарос имел подход к детям — это и было объяснением потрясающих изменений. Мужчина вынужден был временами проявлять строгость, но он также доказал, что может быть чутким. Дарос быстро понял: мальчики на самом деле довольно симпатичные и смышленые дети. Допрос, который хозяин дома учинил Дэвиду, позволил ему понять, что происходило после смерти их отца. Мама работала. Ребятишки были предоставлены самим себе и, очевидно, избалованы, так как Пэм считала, что они страдают без отца. История не новая, ничуть, но Тони до сих пор изумлялась, что ее супруг взял на себя труд исправить ситуацию.

Луизе уже не надо было соблюдать постельный режим, и сразу, как только доктор разрешил ей выходить из дома, тетя отвела ее на пляж. Он был частным владением мистера Латимера, и мальчики уже были там. Они играли с мячом, их коричневые тела были прикрыты только шортами. Дедушка Дароса сидел в шезлонге, наблюдая за ними. Когда Антония и Луиза приблизились, старик поднял голову и улыбнулся им.

— Ваша племянница чувствует себя лучше?

Девушка кивнула и улыбнулась пожилому человеку. Странно, подумала Тони, но она не могла держать на него зла. Собственное намерение отомстить казалось старику правильным и справедливым, и девушке было легко простить его сейчас, когда опасность миновала. Но собственного мужа Антония простить не могла. В глубине души она продолжала надеяться, что однажды у нее появится возможность заставить его пожалеть обо всех пренебрежительных замечаниях, высказанных им в адрес англичанок.

Шанс представился скорее, чем Тони предполагала. Или ей показалось, что представился. Дарос принимал у себя деловых партнеров и их жен на следующей неделе, и девушка попросила у него денег на новое платье и прическу.

— Воспользуйся тем, что у тебя есть, — ответил мужчина резко. Его манеры сделали невозможным дальнейшее обсуждение вопроса.

Миссис Латимер задумалась об этом разговоре, сидя рядом со стариком. Луиза тем временем присоединилась к братьям, играющим в мяч.

Идея опозорить мужа пришла в голову Антонии неожиданно, и, когда Дарос появился на пляже, его супруга удовлетворенно улыбалась. Судовладелец тоже был облачен только в шорты, его коричневая кожа блестела, а мышцы под ней перекатывались. Он нахмурился, увидев Луизу, играющую в мячик вместе с братьями.

— Это слишком утомительно для нее. — Мужчина несколько удивленно посмотрел на жену. — О чем ты думаешь, позволяя ей растрачивать тот небольшой запас сил, который у нее есть?

Тони ощетинилась.

— Она моя племянница! Я сама знаю, что для нее лучше! — По щекам девушки разлился румянец, когда она поймала изумленный взгляд старого грека.

— Ты разрешаешь жене так с тобой разговаривать? — Вопрос бы задан на греческом языке.

— Я пока не до конца укротил ее английскую строптивость, — ответил внук. — Но я справлюсь.

Кровь прилила к лицу Антонии, но она вынуждена была хранить молчание. Она склонила голову, чтобы скрыть краску на своих щеках и не выдать себя.

— Еще одна англичанка, — покачал головой дед. — Ты должен был усвоить урок, Дарос. Девушка знает о твоей помолвке с Оливией?

— Я не видел причин упоминать об этом, — огрызнулся мужчина.

— Я иногда начинаю гадать, почему ты женился на ней. Твоя мама сказала, что ты влюбился в эту девушку. — Пожилой человек замолчал и помотал головой. — Или ты женился на ней, чтобы спасти ее от моей мести. Или назло Оливии. — Его внук никак не отреагировал на эти предположения, и старик продолжил: — Брак был очень неожиданным, Дарос.

Снова никаких комментариев не последовало. Судовладелец кинул взгляд на Тони и направился к детям. Луиза обнаружила, что ее взяли за руку, и удивленно посмотрела вверх.

— Но я хочу поиграть! — услышала ее протестующий крик Антония. — Я не пойду с вами!

— Лучше делай так, как велит дядя, — посоветовал Дэвид сестре предостерегающим тоном.

Луиза, однако, еще не испытала на себе сурового влияния дяди и попыталась вырвать свою руку. В результате Тони опять чуть не потеряла самообладание, так как без дальнейших церемоний Дарос поднял девочку и перенес к свободному шезлонгу, стоявшему рядом с шезлонгом ее тети. Луиза была аккуратно посажена на него. Рука грека, лежащая у нее на плече, удерживала девочку на месте, несмотря на ее сопротивление.

— Оставь ее в покое! — не выдержала Антония.

— Или она будет спокойно сидеть, или отправится обратно в дом.

— Я не буду сидеть! — завопила проказница. — И я не пойду обратно в дом — вот так!

— Вы останетесь там, где находитесь сейчас, юная леди. Твоя тетя не имела права позволять тебе играть с Дэвидом и Робби. — Голос мужчины звучал твердо, однако интонации были тихими и успокаивающими.

Луиза перестала вырываться и посмотрела на Дароса с намеком на уважение в глазах.

— Я должна остаться здесь? — обратилась она к тете.

Ну и положение! Тони поскрежетала зубами и ответила: да, Луиза должна спокойно сидеть в шезлонге. Дарос стоял рядом какое-то время, глядя сверху вниз на жену с тенью насмешки в глазах. Затем он развернулся и направился к мальчикам, которые громко выразили свой восторг, поскольку он решил присоединиться к игре.

Наблюдая за ними, Антония вдруг затосковала. Она никогда не завидовала Пэм из-за детей. Жизнь Тони была легкой и приятной, она наслаждалась свободой. Семья для нее была некой далекой и расплывчатой целью, о которой она, скорее всего, задумалась бы, когда прошла ее юность, а заодно и страсть к перемене мест. Но сейчас Тони ощутила в душе странную пустоту, словно ее уносило в море, а якоря не было. Машинально девушка перевела взгляд на сияющий белый особняк на склоне холма, тот самый, который она поначалу сочла принадлежащим Даросу. Там жил Чаритос Леонти вместе со своей мамой. Антония встретила его однажды, спускаясь по склону холма со стороны Линдоса, куда она отправилась за покупками. Мистер Леонти предложил подвезти девушку, представившись и пригласив ее в гости к нему и его маме на следующий день. Это случилось еще до приезда детей и, скучая в одиночестве, Тони приняла приглашение. Более того, девушка и потом наведывалась к нему несколько раз. Чаритос был привлекательным и богатым парнем, холостяком и, без сомнения, увлекся Антонией. Ее положение замужней женщины удерживало его от комплиментов. Хотя Тони по опыту знала, что среди греков это распространенная форма обращения к любой девушке, она также чувствовала, что восхищение Чаритоса было подлинным.

За свою жизнь Антония получила несколько предложений руки и сердца, но ни разу ни один мужчина не тронул ее сердце, пока она не встретила Чаритоса Леонти. Ее чувства были странными. Парень очень нравился Тони, и, хотя он на самом деле не возбуждал в ней страсти, его образ определенно будоражил воображение миссис Латимер в течение нескольких часов после каждого его визита. После приезда племянников у Антонии не было времени навестить Чаритоса и его маму. Молодой человек, наверное, терялся в догадках, что случилось с его знакомой, и Тони решила позвонить ему.

Мысли девушки вдруг вернулись к короткому разговору между Даросом и его дедом, произошедшему несколько минут назад. Тони стала размышлять о том, какой была эта самая Оливия и сколько времени прошло с момента разрыва ее помолвки с Даросом. Очевидно, женщина разочаровала его. Поэтому судовладелец начал испытывать презрение ко всем англичанкам и теперь намеревался взять в жены только гречанку, которая будет вести себя так, как подобает женщине. Раздумывая об этой истории, Антония стала гадать, как сестры Дароса воспримут известие об аннулировании брака. Разводы в Греции были редкостью. Аннулирование, должно быть, еще большая редкость. Однако ее саму это беспокоить не будет, решила девушка. Все, что она почувствует, — это облегчение.

— Тетя Тони! — Двое мальчиков мчались по пляжу. Когда они прибежали, запыхавшись, то плюхнулись на песок у ее ног. — Мы закончили нашу игру. Дядя Дарос сказал, что нам надо отдохнуть. Ты расскажешь какую-нибудь историю?

— Историю о Родос, — с энтузиазмом вставил Дэвид. — Она была нимфой и вышла из моря!

Мужчина неторопливой походкой приближался к ним. Антония посадила племянницу к себе на колени, чтобы ее муж мог занять шезлонг. Поблагодарив супругу, он сел, пристально рассматривая личико Луизы.

— Еще несколько минут, и ей надо будет вернуться в дом. Солнце становится слишком жарким для нее.

Как будто это его дети! Тони отвернулась. Если бы только Дарос сдерживал свою властность, ей, возможно, удалось бы сохранить самообладание.

— Ты расскажешь нам историю? — снова попросил Робби. — Если ты ее знаешь, конечно.

— А ты откуда о ней узнал? — поинтересовалась его тетя.

— Мы разговаривали с забавным маленьким человечком в деревне, и он говорил, что Родос была нимфой, которая вышла из моря, — пояснил мальчик. — Когда я попросил его пересказать легенду целиком, он ответил, что забыл.

Антония поудобнее расположила Луизу на коленях, чувствуя, как за ней наблюдают Дарос и его дедушка. Двое племянников сидели у ее ног, с нетерпением глядя на нее снизу вверх.

— Давным-давно, — начала Тони мягко, — Зевс, повелитель всех греческих олимпийских богов, победил титанов и стал владыкой всего мира…

— Ух ты! Он один сражался с титанами? — восхитился Дэвид.

— Один.

— Хотел бы я, чтобы это происходило сейчас. Тогда я бы ему помог!

— Став владыкой мира, он решил разделить его между богами…

— А сколько было богов? — пожелала узнать Луиза, прижимаясь к тете, словно собиралась задремать.

— Двенадцать. Итак, когда Зевс распределял землю…

— Что значит — распределял?

— Раздавал, — объяснила Тони. — Когда Зевс раздавал землю, один из богов не присутствовал.

— А куда он ушел? — зевнула Луиза.

— Он уехал на своей сверкающей колеснице, чтобы осветить мир.

— Как?

— Это был бог света и солнца — Аполлон. Поэтому он отправился дарить миру солнечный свет, — ответила Антония. — Итак, когда Аполлон вернулся, он очень расстроился, потому что ему ничего не оставили…

— А какому богу досталась его доля? — спросил Дэвид, и у девушки вырвался тихий вздох.

— Если вы хотите дослушать историю, перестаньте перебивать, — приказал Дарос. — Если бы легенду рассказывал я, то давно бы уже прекратил.

Тони повернула голову и благодарно улыбнулась мужу, прежде чем продолжить пересказывать миф.

— Зевс очень сожалел о своей ошибке и трижды стукнул посохом о землю. И тогда произошло чудо: из морской пены родилась очаровательная нимфа. Ее звали Родос, а ее отцом был бог моря. Когда Аполлон увидал эту прелестную нимфу, он тотчас влюбился в нее. Он одарил ее своим золотым сиянием и усыпал прекрасными цветами, аромат которых долетал до всех остальных островов. Они поженились и жили долго и счастливо.

Последовало короткое молчание, а затем Робби спросил, озадаченно нахмурившись:

— А где сейчас Родос?

— Подумай над историей, — подсказал мужчина, и через мгновение глаза мальчика округлились.

— Этот остров был нимфой?

— Правильно. Это была доля Аполлона. И поэтому остров назвали — и до сих пор называют в Греции — Родос, — пояснил Дарос и продолжил: — Солнце здесь светит почти всегда, и, как ты уже мог заметить, цветы растут повсюду на острове и действительно цветут круглый год. — Он говорил мягко, с гордостью в голосе.

Антония поймала взгляд супруга, и ею овладело какое-то странное чувство. Он казался совсем другим — таким человечным, — когда разговаривал с двумя нетерпеливыми мальчишками. И лицо судовладельца тоже казалось почти мальчишеским и светилось воодушевлением, словно ему было очень хорошо. Тони решила, что, хотя мужем Дарос был скверным, отцом он мог бы стать замечательным.

Ужин должен был стать торжественной церемонией. За несколько дней до него Антония уже рисовала в своем воображении потрясающую картину: судовладелец, не веря своим глазам, наблюдает, как появляется перед богатыми и влиятельными гостями его жена, одетая в допотопный красный бархат с блестками по воротнику. Ее волосы — чистые, но не причесанные — будут торчать во все стороны, а лицо будет блестеть настолько, насколько это возможно. Да, она намеревалась повеселиться на славу… И если Дарос сделает ей хоть одно замечание по поводу внешнего вида, она одарит его обвиняющим взглядом и скажет громко, чтобы все слышали:

— Но, Дарос, это все, что у меня есть. Ты не даешь мне денег даже на прическу.

Платье принадлежало ее маме. Умея шить, девушка взяла его с собой, собираясь однажды смастерить из него юбку. Но в результате наряд больше года пролежал в ее чемодане, и, даже если бы Тони захотела разгладить складки, ей бы это не удалось. Она, однако, не собиралась избавляться от складок. Когда она очутилась перед зеркалом, собственный внешний вид заставил девушку поежиться. Но она упрямо сжала губы и отбросила трусливую мысль, что следует немедленно переодеться в одно из вечерних платьев, которое казалось на редкость подходящим для торжественного приема.

Однако супруг в очередной раз расстроил ее планы. За полчаса до прибытия гостей Антония услышала, как он поднялся в свою комнату. Мужчина уже успел одеться и спуститься вниз, но, очевидно, что-то забыл наверху. Она ждала, пока муж снова уйдет, но он внезапно постучал в дверь и спросил, может ли он войти.

— Я… э-э… нет! — сумела выдавить девушка.

— Ты еще не одета? — Голос Дароса был резок, когда он добавил: — Тогда накинь что-нибудь на себя и подойди сюда.

— А что такое?

— Ты оделась?

— Минутку. — Тони схватила халат и накинула его поверх платья. А затем открыла дверь. — Что-то не так?

— Эта чертова манжета. Что-то случилось с запонкой. Я не могу исправить, а у тебя получится. — Супруг протянул ей руку. Антония поняла, что застежка сломана, но, проделав несколько манипуляций, ей удалось прочно скрепить ее.

— А других у тебя не нашлось? — спросила девушка, с любопытством разглядывая запонку, которую только что застегнула. Вещица была золотой, с бриллиантом в центре.

— Таких хороших — нет. — Дарос осекся и уставился на жену, потеряв дар речи от изумления. Он, похоже, наконец заметил ее прическу (точнее — отсутствие прически), но взгляд мужчины был прикован к ее красному бархатному платью, которое обнажил распахнувшийся халат. — Это твой новый план? — в конце концов мягко спросил он Тони. Глаза Дароса сузились и помрачнели от внезапной догадки.

Антония пожала плечами, пытаясь держаться вызывающе, и запахнула полы халата, крепко стянув их поясом.

— Я не понимаю, о чем ты, — твердо произнесла она.

— Твой наряд… — Судовладелец возвышался над девушкой, безупречно одетый, начиная с дорогих кожаных ботинок и заканчивая сверкающей белой рубашкой. — Объяснись! — Быстрым движением руки мужчина снова открыл взору ее платье. — Как это называется?

Тони судорожно сглотнула, но, даже дрожа, умудрилась с вызовом спросить:

— Тебе не нравится мое платье? — Антония подергала за воротник. Несколько блесток отвалились.

Супруг подошел ближе, глаза метали молнии.

— Объяснись, — повторил он свирепо.

— А есть необходимость? — Девушка развела руками. — Мне нечего надеть.

В три широких шага ее муж оказался у двери гардероба и резко рванул ее на себя, разглядывая висящие в ряд одеяния.

— Надень вот это, — приказал Дарос, бросив на кровать белое вечернее платье. — И сделай что-нибудь с волосами. Ты похожа на торговку рыбой!

Гнев душил Антонию. Зеленые глаза потемнели от ненависти.

— Я не стану ни причесываться, ни платье менять!

— Клянусь богом, станешь! — почти зарычал мужчина, быстро надвигаясь на жену. Одно движение — и халат был сорван с плеч Тони. — Итак, ты сама снимешь эту чертову тряпку или мне сделать это?

Ее дрожь усилилась, воинственный дух был сломлен. Девушке хотелось заплакать от досады. Почему судьба всегда благоволит ему?

— Я не хочу идти вниз. — Антонию трясло, у нее даже губы побелели. — Ты можешь выдумать оправдание моему отсутствию… Сказать, что я заболела, например.

Проигнорировав ее слова, Дарос указал на маленькие серебряные часы, стоявшие на туалетном столике.

— У тебя около двадцати минут, — сообщил он. — Приведи себя в подобающий вид за это время, или тебе не поздоровится.

— Я н-не могу ничего сделать с-с волосами, — начала Тони, но муж перебил ее:

— Позови Марию. Она часто делала прическу Джулии. — Супруг направился к двери, но на пороге обернулся: — Спускайся вниз через двадцать минут. И позаботься о том, чтобы выглядеть так, как полагается выглядеть моей жене.

Антония развела руками:

— Каким образом? Всего за двадцать минут?

— Не выполнишь мой приказ — заплатишь за это, — прозвучала зловещая угроза, И взбешенный судовладелец оставил Тони.

Девушка уже отчаянно сожалела, что не продумала план как следует, прежде чем пытаться опозорить мужа таким образом.

Двадцать минут спустя она уже была в холле, и ее представляли первым гостям, богатым грекам и их женам. Этим женщинам, как и матери Дароса, повезло сделать первый шаг к эмансипации, но им никогда не суждено было достигнуть подлинной свободы, которой наслаждались женщины Запада.

— Ваша жена очаровательна, — долетели до Антонии слова, произнесенные по-гречески одним из мужчин.

— И так красива, — отметил другой, чьи глаза скользили по всем округлостям фигуры девушки с присущим всем грекам высокомерным превосходством.

— Спасибо, Павлос. — Любезный ответ мистера Латимера сопровождался пристальным взглядом в сторону жены.

Тони покраснела, зная об удовольствии, которое он испытывает после одержанной над ней победы. Но одновременно судовладелец казался озадаченным, и девушке вдруг пришло в голову, что ее настойчивые попытки вывести его из себя вызывают у ее супруга недоумение. Однажды — возможно, перед аннулированием брака — Антония просветит его. Каким же ударом для него будет узнать, что она понимает греческий! Это, конечно, должно смутить его… Но смутит ли? Дарос был настолько переполнен отвратительным чувством самодовольства, что Тони уже казалось, будто ничто не в состоянии заставить его почувствовать неловкость.

Гости пили, и, оглядываясь вокруг, девушка ощутила пристальный взгляд молодой красотки. Ее звали Эвианиа Ламбедес. Она была женой богатого владельца отелей, который стоял у окна, погрузившись в беседу с хозяином дома. Эвианиа не отводила взгляда от Антонии, оценивающе осматривая девушку с головы до ног. Да кто она такая? «Женщина с ужасными манерами» — заклеймила ее Тони и опустила наконец глаза. Несколько минут спустя англичанка оказалась за спиной Эвиании, говорившей с Даросом по-гречески.

— Оливия очень беспокоится, что ты женился на ней только по необходимости.

— Да ну? — фыркнул мужчина. — Могу я поинтересоваться, какое отношение моя свадьба имеет к Оливии?

— Ты был обручен с ней, помнишь?

— Послушай, Эвианиа, давай оставим эту тему! — холодно отозвался судовладелец. — Это будет мудро, учитывая, что Оливия одна из твоих лучших подруг.

— Она горько сожалеет о тех неприятностях, которые причинила тебе, — продолжала женщина, проигнорировав просьбу хозяина дома. — Ты женился на Тони, потому что был вынужден?

— Вынужден? — резким тоном повторил Дарос. И хотя он также стоял спиной к жене, она почувствовала, что супруг внезапно нахмурился.

— Оливия слышала странные слухи, Дарос, — промурлыкала красотка. — Она говорит, твой дед собирался убить девушку… Из-за вендетты?

— Чепуха! Я предложил руку и сердце Антонии, потому что хотел, чтобы она была моей женой, — отрезал мужчина.

— Я заметила, ты ничего не сказал о любви, Дарос. — Собеседник не ответил, и Эвианиа заявила медоточивым голосом: — Ты никогда не забудешь Оливию. Она сильно превосходит эту девчонку красотой и… хм… сексуальностью.

— Мне неприятно быть грубым с моей гостьей, но я требую, чтобы ты оставила эту тему! — С этими словами хозяин дома отвернулся.

Глаза Дароса встретились с глазами жены. Тони пришлось выдавить мечтательную улыбку, поскольку она чувствовала, что ее лицо начинает пылать. «Значит, эта Оливия превосходит меня красотой и сексуальностью, да?» — кипела от возмущения девушка. Ее муж ответил на улыбку, взял ее пустой стакан и любезно спросил:

— Наполнить снова, моя дорогая?

— Спасибо. — Улыбка стала язвительной. — То же самое, пожалуйста.

Он отошел, и миссис Ламбедес уставилась на Антонию.

— Вы не говорите по-гречески?

— Я знаю несколько слов, — пожала плечами девушка.

— «Пожалуйста» и «спасибо», я полагаю? — не пытаясь скрыть пренебрежения, поинтересовалась женщина.

— Да, именно эти слова.

— Вам не обязательно говорить по-гречески, — покровительственно произнесла красотка. — Сейчас большинство жителей Греции знает английский.

Тони пристально посмотрела ей в глаза.

— Однако владеющий языком получает преимущество. — Она выдержала небольшую паузу. — Можно быть уверенным, что не возникнет ситуации, когда тебя обсуждают за твоей спиной, а ты ни о чем не догадываешься.

Женщина слегка вздрогнула.

— Надеюсь, вы не решили, что Дарос и я говорили о вас? — Тон ее низкого и хриплого голоса был снисходительным и не содержал даже намека на чувство вины.

— А почему я должна была так подумать, мадам Ламбедес?

Эвианиа глядела на девушку чересчур пристально, и та стала краснеть. К облегчению Антонии, в этот момент появился Дарос с ее бокалом. Протянув вино жене, он заметил выражение ее лица и перевел взгляд на ее собеседницу.

— Что-то не так? — полюбопытствовал он.

— Мне кажется, твоя супруга думает, будто мы болтали о ней. — Эти слова прозвучали как вызов.

Тони затаила дыхание, сожалея о минутной вспышке, которая вынудила ее затронуть эту скользкую тему.

— Мадам Ламбедес показалось, — сказала она с наигранной беспечностью, поднося бокал к губам.

Муж странно посмотрел на Антонию.

— Я заинтригован. Одной из вас лучше утолить мое любопытство, — произнес он.

— Твоя жена говорила о том, как неприятно не понимать чужой язык. Она намекнула, что о таком человеке могут сплетничать в его присутствии, а он не будет об этом знать, — коротко объяснила ему Эвианиа.

— Это было обычное, ничего не значащее замечание. — Длинные ресницы Тони опустились, скрывая от пытливого взгляда мужа выражение ее глаз. — Мадам Ламбедес, очевидно, неверно истолковала мои слова.

Больше эта тема не затрагивалась, но девушка до конца приема ощущала себя неуютно. Один или два раза, когда приглашенные что-то говорили по-гречески, она ловила на себе изучающий взгляд супруга. Антония сохраняла каменное, равнодушное выражение лица и надеялась, что эта уловка окажется действенной. Но она поклялась себе впредь быть осторожнее. Ведь Тони уже так далеко зашла в своей мистификации, что не существовало способа обнаружить свое знакомство с греческим языком так, чтобы не выглядеть при этом очень глупо.

В конце концов гости разъехались, и девушка осталась наедине с Даросом.

— Ты поступила мудро, прислушавшись к моему предупреждению, — заявил он, пытаясь подавить зевок. — Надеюсь, урок был усвоен.

Ее глаза сверкнули.

— Обязательно надо издеваться над моей заботой о твоих чувствах? — рявкнула его жена, и черные брови мужчины взлетели наверх.

— Забота? — насмешливо повторил судовладелец. — Капитуляция — вот нужное тебе слово.

— Если такая формулировка тешит твое самолюбие, — парировала Антония с завидной сдержанностью, — тогда тебе вскоре придется расстаться со своими иллюзиями.

Дарос расхохотался:

— Если кто и пребывает во власти иллюзий, так это ты. Ты уже должна была понять, что меня сердить не стоит, — самоуверенно произнес он. — Однако ты из кожи вон лезешь, чтобы досадить мне. Почему, я не в силах понять, хотя какая-то причина наверняка существует.

Какая-то причина! Однажды он о ней узнает!

— Я иду спать, — уклонилась от продолжения разговора Тони и вышла из комнаты.

Она слышала, как мужчина поднялся в свою спальню несколько минут спустя. Машинально покосившись на незапертую дверь между комнатами, девушка подумала об Оливии и о том, какой была эта женщина. Судя по всему, красивой и чувственной. Антония отдавала предпочтение этому слову, по сравнению с тем эпитетом, который использовала Эвианиа, называя бывшую невесту Дароса более сексуальной, чем Тони. Интересно, из-за какого проступка Оливии помолвка была разорвана? И действительно ли надменный грек никогда не сможет забыть эту женщину, как утверждала Эвианиа? Оливия сожалела о неприятностях, причиненных Даросу. Вполне вероятно, они отбросят свои разногласия, когда мистер Латимер вновь обретет свободу. Неизвестно почему расстроившись, девушка наконец легла в постель. Она продолжала думать о прекрасной незнакомке, которая каким-то образом узнала, что дед Дароса угрожал Антонии, а следовательно, и о том, что брак мог быть не более чем видимостью. Оливия, естественно, с энтузиазмом начнет соперничать с Тони, если судовладелец согласится простить обиду, нанесенную бывшей невестой.

«Соперничать». С какой стати это слово возникло в ее мыслях? Ни о каком соперничестве между Оливией и самой Антонией и речи быть не может. Пусть бывшая высокомерная невеста и получает своего властолюбивого со всеми потрохами, и удачи ей!

Но постепенно девушкой начало овладевать очень странное чувство, чувство, которому она не могла дать названия. Оно не давало Тони уснуть и заставило ее полночи ворочаться в постели.

Ее последние мысли перед погружением в дрему были, однако, о Чаритосе Леонти и прогулке, о которой они условились по телефону. Миссис Латимер хотела взять с собой племянников, но Леонти удалось убедить девушку, что ей нужно отдохнуть от сорванцов.

— За детьми же могут присмотреть слуги, — подал идею парень. — Как насчет экономки? Она не займется ими на полдня? В конце концов, ребятишки уже не младенцы.

— Хорошо, я поеду без них, — сдалась Антония. — О них позаботится Мария, как ты и советуешь.

— Отлично. Мы съездим в Родос, пообедаем там, после чего ты сможешь пройтись по магазинам, если захочешь, — предложил Чаритос. — А потом я покажу тебе город.

По магазинам! У Тони не было ни единой драхмы!

— Давай не будем тратить время на магазины, Леонти, — попросила девушка. — Я предпочитаю экскурсию.

Таким образом, они обо всем договорились. Миссис Латимер почувствовала слабое угрызение совести, из-за того, что оставляла детей. Но с другой стороны, она с нетерпением ждала вечера, который должна была провести в обществе Чаритоса.

Глава 6

Пообедав в «Гранд-отеле», они направились в сторону старого города, с его массивными стенами, построенными рыцарями-крестоносцами, и диковинной турецкой архитектурой. Узкие окна, прикрытые узорными решетками, казалось, с виноватым любопытством взирали на узкие кривые переулочки внизу.

Когда они прошли сквозь великолепные Морские ворота, окружающее внезапно изменилось, подобно декорациям в театре. Несколько шагов — и Запад остался позади, а перед их глазами предстал восточный город.

— Потрясающе! — воскликнула Антония. — Здесь так уютно: все из булыжника, и здания средневековые, и мечети с минаретами!

Чаритос расхохотался над ее незамысловатым описанием этих кварталов. Почувствовав ее внезапно возникшую симпатию, он взял Тони за руку.

— Деревья и забавные маленькие переулочки, — добавил парень, подыгрывая ей. — Дома со сводчатыми арками входов, которые словно подпирают друг друга.

— И ощущение изолированности и какой-то тревоги.

— Сказывается влияние старых порядков, — пояснил спутник. — Долгое время греки должны были покидать старый город к восьми часам вечера.

— Они боялись турок? — предположила девушка.

— Нет, это турки их боялись. Мы не всегда были такими добрыми и нежными, как сейчас, — добавил он, смеясь.

«Добрыми и нежными»? Тони не стала бы использовать эти слова, описывая одного властолюбивого и самодовольного грека. Однако, может быть, он унаследовал некоторые свои пороки от отца-англичанина? Возможно, но маловероятно. Англичане совсем другие, решила Антония, преданная своим соотечественникам.

— Как ты относишься к идее что-нибудь выпить? — поинтересовался Чаритос через некоторое время. — Это солнце вызывает жажду.

Они сели на скамью рядом с мечетью, под тенью огромного платана. Глаза Антонии сияли, щеки разрумянились. Для нее это было первое путешествие за пределы Линдоса, и она получала от него большое удовольствие. Ее спутник продиктовал заказ турку с желтоватой кожей, вышедшему из кафе, а затем откинулся на спинку стула и стал с восхищением рассматривать свою спутницу.

— Почему, — обратился он к Тони в конце концов, — твой муж позволяет тебе ездить куда-то одной?

— Мой супруг должен был запретить мне выходить из дома? — осведомилась девушка, рассердившись, что Чаритос способен предположить, будто ей можно что-то не позволить.

— Я бы запретил… Если бы ты была моей женой.

— Тогда я бы тебя не послушалась.

— Ты этим сейчас занимаешься? — ехидно спросил парень. — Не слушаешься мужа?

— Он не знает, что я уехала.

— Ты не сообщила ему, куда направляешься? — удивился Чаритос.

— Его не было дома, поэтому я не могла упомянуть о поездке, верно? — беспечно пожала плечами девушка.

Ее спутник расхохотался, и у Антонии перехватило дыхание. Каким же он был красавчиком — в лучшем смысле этого слова. Губы полные и мягкие, карие глаза немного светлее, чем обычно встречаются среди греков. Они тоже были мягкими, и в их глубине можно было заметить искорки юмора.

— Предположим, он находился бы дома, — с любопытством поинтересовался парень. — Ты рассказала бы ему о том, что встречаешься со мной?

— Нет, не думаю, — ответила миссис Латимер после минутного раздумья.

Он наклонился вперед на стуле:

— Ты озадачиваешь меня, Тони. Как долго ты уже замужем?

— Около десяти недель.

— И ты не против встреч с другим мужчиной. — Чаритос озадаченно помотал головой. — Я знаю, англичанки свободные, но… Разве ты не любишь своего мужа?

Девушка пристально посмотрела на собеседника и задумалась над его вопросом.

— Ответь я утвердительно, ты бы мне поверил? — наконец полюбопытствовала она.

— Откровенно говоря, нет. Ты никогда не казалась мне счастливой новобрачной с лучистыми от счастья глазами, какой ожидаешь увидеть недавно вышедшую замуж английскую девушку, — пояснил парень. — А гречанки… Они редко бывают счастливыми женами с лучистыми глазами.

— Потому что они не выходят замуж по любви, — закончила за него Антония.

— Именно. Они выходят замуж по совету родителей.

— После того, как те подберут подходящего супруга для своей дочери.

— Обычно да. — Чаритос помолчал. — А ты, Тони? Скажи, почему ты не влюблена?

— Я не признавалась, что не влюблена.

— О нет, ты призналась! Ответь на мой вопрос, Тони, — попросил ее спутник. — Мне важно узнать о тебе побольше.

Ее сердце внезапно сжалось. Следует ли ей делиться с ним тайной? Чаритосу можно было доверять, в этом Антония не сомневалась, и у него были веские причины стремиться узнать о ней побольше. Девушке надо было лишь посмотреть в его глаза, чтобы убедиться в этом.

— Наш брак — вынужденная мера, — созналась Тони.

— Вынужденная?

Миссис Латимер поколебалась, по затем внезапно решила рассказать ему все:

— Дедушка Дароса собирался убить меня…

— Убить?!

— Это была кровная месть. Я тогда жила на Крите. — Она начала объяснять, наблюдая за изменившимся выражением лица парня, когда в конце концов упомянула о том, что брак будет аннулирован.

— Значит, со временем ты будешь свободна? — с надеждой спросил ее Леонти.

Тони кивнула:

— Да, Чаритос, однажды я буду свободна. — Девушка улыбнулась владельцу кафе, который принес им напитки. Тот обнажил свои коричневые зубы, улыбаясь в ответ.

— Вы туристка, мадам? — поинтересовался он и бросил взгляд на ее спутника.

— Нет, я здесь живу.

— В Родосе? — с любопытством спросил продавец.

— В Линдосе.

— А-а… там красиво, да?

— Очень красиво, — подтвердила Антония. Мужчина снова улыбнулся и направился к другому столику.

Между Чаритосом и Тони воцарилось молчание, пока они потягивали свои напитки. Парень погрузился в раздумья. Его спутница какое-то время наблюдала за ним, а потом стала оглядываться вокруг.

Мужчины заходили в мечеть, оставляя у входа свою обувь. Прямо напротив, на другой стороне площади, сквозь открытую дверь одного из зданий можно было рассмотреть пол с выложенными на нем древними узорами из черно-белой мозаики. А из маленького домика поблизости доносились дразнящие запахи греческой кухни. Из музыкального магазина раздавались громкие звуки бузуки[2]. Там собралась толпа туристов, которые слушали мелодию, размышляя, покупать инструмент или нет.

Антония удовлетворенно вздохнула. Это был Родос, который она никогда прежде не видела, и она была благодарна Чаритосу за то, что он привез ее сюда. Путь оказался неблизким и, не имея за душой ни гроша, самостоятельно девушка никогда не добралась бы сюда. Подумав о деньгах, она вспомнила о детях. Тони очень бы хотелось привезти им какой-нибудь сувенир отсюда, но это, конечно, было невозможно. Сколько она задолжала мужу? Антония покачала головой. Она не знала и не имела ни малейшего желания узнавать. Сумма была внушительной, и потребуется несколько месяцев, чтобы долг был погашен.

— Ну что, пойдем? — наконец нарушил молчание парень, и Тони кивнула.

Они отправились гулять по городу, где свидетельства прошлого встречались на каждом шагу, где камни, казалось, впитали в себя навечно суровость храбрых рыцарей, где ниспадающая бугенвиллея одела стены и скрыла за завесой цветов горделивый шлем какого-то прославленного средневекового полководца, чей сверкающий меч был направлен на ненавистного неверного. Это действительно был город прошлого.

Короткая прогулка привела их улице Рыцарей.

Здесь собрались сотни туристов. Некоторые брели вслед за уставшими гидами, а другие с умеренным интересом рассматривали дом рыцаря Вилларагота или испанскую часть резиденции провансальских рыцарей.

Антония и Чаритос переглянулись и расхохотались.

— Что они в этом находят! — воскликнула девушка, с жалостью взирая на небольшую группу экскурсантов, стоящую поблизости. — Мне любопытно. Я хочу попасть внутрь одного из этих живописных зданий!

— Внутрь? — Спутник Тони ошеломленно уставился на нее. — Во всех этих домах живут люди. Ты не можешь туда войти.

— Если я знаю твоих соотечественников, Чаритос, найдется множество хозяев, которые с радостью впустят меня в свое жилище.

Сама улица мало изменилась с тех далеких дней, когда здесь жили рыцари. Дома стояли близко друг к другу. Их фасады были лишены украшений, за исключением гербов и эмблем семей, живших тут много веков назад. Пройдя по глухой улочке, девушка обнаружила, что дома, оказывается, были огромными, с величественными лестницами и великолепными внутренними дворами. Теперь в них обитали обычные люди, которые, однако, обращались со своими жилищами очень бережно, будто всегда помнили, что живут среди реликвий прославленного прошлого.

— Взгляни на развешанное белье! — воскликнула Антония. — Что бы рыцари подумали?!

— Подозреваю, рыцарям тоже надо было стирать одежду, — со смехом отозвался Чаритос.

— Да, но выглядит это нелепо! Веревки с пеленками и… и женскими предметами туалета.

— Дети — не новое изобретение. Думаю, у рыцарских дам тоже были… э-э… предметы туалета, хотя, несомненно, более роскошные. — Девушка рассмеялась вместе с ним, а потом заявила о своей готовности держать пари, что ее пустят в один из этих великолепных домов.

— Пожалуй, я не стану рисковать своими деньгами. Не сейчас, когда у тебя такое решительное выражение лица, — отказался Чаритос, качая головой.

— Poli kala, — наудачу произнесла Тони, подойдя к одетой во все черное пожилой женщине, сидящей на ступеньках. Та улыбнулась, и девушка перевела полный восхищения взгляд на уставленный цветами балкон над головой. — Para poli kala! — заявила Антония с сильным ударением на первом слове.

— Не выйдет, — с веселым ехидством произнес Чаритос. — Хотя ты и сказала, что ее дом более чем красив.

Старая женщина встала и после минутного размышления взмахом руки пригласила их зайти.

Тони посмотрела на своего спутника и от души рассмеялась.

— Efharisto poli — премного благодарны.

Старушка оставила их одних, позволив самим гулять по ее дому. Молодые люди прошлись по комнатам первого этажа, которые до сих пор пребывали в том же виде, что и при жизни рыцаря. Никаких украшений не было на массивных стенах, сложенных из блоков песчаника. Антония снова вышла наружу, чтобы попросить разрешения подняться наверх. Получив кивок головой и улыбку, она продолжила экскурсию. Чаритос шел следом, его добродушное лицо покрылось мелкими морщинками от сдерживаемого смеха.

— Так, а почему эта лестница такая широкая? — пробормотала Тони, нахмурившись.

— По ней поднимались лошади, когда в этом возникала необходимость, — напомнил девушке ее спутник.

— Ну конечно! — восхищенно воскликнула Антония. — Только представь, Чаритос, как рыцари после одержанных побед верхом на конях возвращались домой, где их ждали прекрасные дамы.

— О-о, да ты романтичная, я прав? — Внезапно парень притянул Тони к себе и поцеловал. — Романтичная… И брак без любви. Как несправедливо!

Девушка ошеломленно застыла на верхней площадке огромной лестницы, ее щеки пылали, а на губах еще не остыл поцелуй Чаритоса.

«Романтичная»? Практичная и прозаичная — так бы она описала себя когда-то. Но сейчас…

— Не следовало это делать, Чаритос, — наконец проговорила она. — Я… я замужем.

— Формально. И вы оба собираетесь расторгнуть брак сразу, как только представится возможность, — напомнил ее спутник. — Нет, моя дорогая Тони, ты не замужем.

— Чаритос…

— Милая? — Он отпустил девушку и отступил назад, но затем снова приблизился. Антония протянула руку, останавливая его, и покачала головой.

— Я чувствую… какой-то стыд. Почему?

— Тебе нет нужды винить себя, — начал убеждать ее парень. — Ты свободна.

— Но это не так, Чаритос!

— Никто не виноват в том, что вам пришлось пожениться, — продолжил Леонти. — Хоть один из вас, вступая в брак, стремился сделать его настоящим? Из твоих слов ясно, что Дарос даже не испытывает к тебе уважения.

— Я невольно создала такое впечатление? Я не хотела. — Девушке по-прежнему было стыдно, и она ощущала себя предательницей. С другой стороны, заслуживает ли Дарос ее верности? Ни капельки.

— Тони, милая, я люблю тебя! И я довольно оптимистичен в отношении твоих чувств ко мне, — пылко заявил Чаритос. — Мы должны подождать, и, хотя для меня это будет непростым испытанием, я смирился. Я не стану просить тебя о большем, Тони, но позволь мне целовать тебя иногда.

— Мы должны идти, — пробормотала спутница, уклоняясь от ответа. — Старая женщина будет гадать, чем мы тут занимаемся.

Все ее удовольствие от пребывания в этом готическом особняке испарилось. Антония понуро спускалась по широким ступеням, волоча ноги. С какой стати она должна себя так чувствовать? Тони тоже хотела, чтобы их с Чаритосом роман развивался, считая себя свободной для любви, случись той встретиться ей на пути. Дарос для нее ничего не значил. Девушка испытывала к супругу острую антипатию, так же как и он к ней. Они совершенно не подходили друг другу, и, в любом случае, о постоянном союзе никто и не помышлял — как и заметил Чаритос.

— Не знаю, что со мной происходит. — Миссис Латимер вздрогнула, осознав, что произнесла свои мысли вслух.

Ее ладонь ободряюще пожали теплые руки спутника.

— У тебя неспокойна совесть, Тони. Почему, я не могу понять, но в то же время это похвально в каком-то смысле, — успокаивающе проговорил парень. — Однако, немного подумай, ты обнаружишь, что для чувства вины нет оснований. Ты свободна, моя дорогая, свободна — ты понимаешь?

Они подошли к тому месту, где сидела пожилая гречанка. Она улыбнулась и склонила голову, когда Антония снова ее поблагодарила. Молодые люди продолжили свою прогулку, держась за руки, и Чаритос спросил спутницу, куда она хочет пойти теперь.

— Мы собирались во дворец, — напомнила ему девушка без особого энтузиазма.

— Но тебе уже туда не хочется?

Тони выдавила слабую улыбку:

— Я веду себя глупо, знаю. Но мне необходимо время, Чаритос.

— Ну конечно, у тебя будет время. — Леонти легонько пожал ее руку. — Все сложится хорошо. Об этом я не беспокоюсь. А сейчас, — добавил Чаритос быстро, — давай забудем обо всем и начнем получать удовольствие!

Они долго гуляли вдоль берега по мощеной набережной нового города. Лопасти его живописных ветряных мельниц медленно поворачивались. Именно здесь, согласно легенде, стоял Колосс Родосский, одно из семи чудес света. В гавани толпилось множество раскрашенных в яркие краски судов с развевающимися флагами разных стран. В основном это были роскошные небольшие яхты, владельцы которых были одними из самых богатых людей мира.

— Не желаешь присесть? — Молодой человек остановился около скамьи, уютно расположившейся среди кустов гибискуса.

— Да что со мной такое? — раздраженно спросила Антония, глядя на своего спутника в ожидании ответа.

Он немного поколебался, прежде чем произнести:

— Ты… Я не безразличен тебе, Тони?

Девушка перевела взгляд на ряд пальм, стоящих вдалеке и легко покачивающихся на ветру.

— Я не знаю, Чаритос, — откликнулась она задумчиво. — Я правда не знаю.

— Ты бы никуда со мной не пошла, если бы я тебе хоть немного не нравился.

— Ты мне очень нравишься, — сумела честно ответить Тони, и ее спутника, похоже, этот ответ вполне удовлетворил.

— В таком случае, вверим все остальное природе, — улыбнулся Леонти.

Антония повернулась к нему. Глаза девушки засияли от испытываемого ею чувства благодарности.

— Ты так добр ко мне, Чаритос. По-моему, твое имя тебе необыкновенно подходит[3].

— Пойдем, — позвал он Тони через какое-то время. — Я куплю тебе подарок.

— Нет, Чаритос!

— Да, Тони.

Англичанка рассмеялась и, когда они встали, взяла своего спутника под руку. В конце концов, почему бы Леонти не купить ей подарок, если это доставит ему удовольствие?

Пока они ходили по магазинам, остатки уныния Антонии испарились. Ей опять стало весело, и, когда грек спросил, чего бы она хотела, девушка ответила не задумываясь:

— Что-нибудь из моей любимой косметики, Чаритос.

Когда парень повернул голову и посмотрел на нее, в его глазах промелькнул странный огонек. Но вслух он произнес только:

— Конечно, ты получишь свою любимую косметику.

Тони прикусила губу. Она попросила о том, в чем действительно нуждалась. Но теперь она поняла — косметику обычно любая женщина покупает себе сама, если только у нее есть деньги. Заподозрил ли Чаритос, что ее карманы пусты? Девушка смутилась, готовая на любые жертвы, лишь бы взять свои слова обратно.

Купив подарок Антонии, Чаритос сообщил о своем желании приобрести что-нибудь на день рождения матери.

— Она помешана на кольцах, — добавил он. — Поэтому мы сначала пройдемся по ювелирам в этом ряду. Ты поможешь мне выбрать.

Пока они рассматривали украшения, девушка неосознанно теребила свое кольцо. Оно было золотым с безупречным бриллиантом в центре, окруженным рубинами. Обручальное кольцо ее бабушки, доставшееся Тони по наследству, было одной из самых дорогих ей реликвий. Девушка одарила продавца ослепительной улыбкой, когда тот упомянул о красоте этой вещицы. Несколько минут спустя появился владелец магазина, и продавец обратил его внимание на кольцо клиентки. Тот взял руку миссис Латимер и долго рассматривал украшение, прежде чем заинтересованно спросить:

— Вы не желаете продать ваше кольцо, мадам?

— Ни в коем случае. — Антония выдернула у него руку и принялась разглядывать содержимое покрытого бархатом подноса, лежащего на прилавке.

— Тебе нравится вот это, Тони? — Чаритос передал ей очередное изделие.

— Лично мне больше нравится вот это… Но тебе лучше знать, что любит твоя мама. — Девушка взяла кольцо, приглянувшееся Леонти, и стала пристально разглядывать его, но чувствовала, что взгляд владельца магазина по-прежнему прикован к ее руке.

— Мадам, я предлагаю вам хорошую цену.

— Леди не желает продавать украшение, — резко и твердо произнес Чаритос.

— Оно принадлежало моей бабушке, — пояснила Антония.

— У меня есть клиентка — американка, — она хочет приобрести именно такое кольцо, с камнем в настоящей старинной оправе. Она согласна купить его за очень солидную сумму.

— Леди не продает! — Леонти со злостью посмотрел на мужчину. — Мы пришли к вам, чтобы купить, а не продать!

Ювелира его гнев не испугал, и он назвал цену. Глаза Тони невольно округлились.

— Оно того не стоит!

— Я знаю, но американка коллекционирует кольца с такими оправами. Она несколько чудаковата, как вы выражаетесь. Вдова, у которой гораздо больше денег, чем здравого смысла.

Заметив выражение лица девушки, Чаритос тихонько ахнул.

— Ты же не обдумываешь всерьез предложение этого человека? — ошеломленно спросил он.

Его спутница рассеянно покачала головой. Вырученные деньги позволят ей расплатиться с Даросом… Антония нахмурилась, производя мысленные расчеты. Да, они дадут ей возможность решить проблему задолженности, оплатить возвращение детей домой, и даже кое-что останется. У нее появится возможность устроить детям несколько экскурсий и купить подарки племянникам и Пэм.

— Нет, — наконец твердо сказала девушка. — Я не могу продать свое кольцо.

Владелец магазина увеличил сумму, и она уставилась на семейную реликвию. Искушение было велико, несмотря на связанные с ней бесценные воспоминания.

— Тони, — обратился к ней Чаритос, положив свою ладонь поверх ее руки, словно, закрыв кольцо, он мог избавить свою спутницу от мыслей о его продаже. — Почему ты размышляешь о том, чтобы расстаться с ним? У тебя нет денег?

Парень тихо прошептал эти слова Антонии на ухо. Она выдала себя, и увиливать не было смысла. Девушка кивнула, признаваясь, что у нее нет ни драхмы. Ювелир ждал, напрягая слух, но изменился в лице, когда Леонти отрезал:

— Это кольцо не продается, — и, взяв Тони за руку, вывел ее на улицу.

— Чаритос, — начала миссис Латимер, поворачиваясь к нему. — Я должна еще подумать…

— Ты не продашь его. — В голосе ее спутника звучали сердитые нотки, а глаза сверкали. — Как так получилось, что у тебя нет денег? Твой муж один из самых богатых людей на острове!

— Я слишком много потратила, — созналась девушка, гадая, с какой стати она испытывает такое возмущение из-за того, что Чаритос говорит о ее супруге с осуждением. — Когда закончились наличные, я задолжала в паре мест…

— Почему тебе пришлось задолжать? — перебил парень сердито. — Что ты покупала?

— Во-первых, билеты в Англию, — пояснила Антония. — Я вынуждена была выписать счет на имя Дароса.

Леонти озадаченно нахмурился:

— Но он оплатил его конечно же?

Тони отрицательно покачала головой, всем сердцем желая прекратить этот разговор.

— Я должна была догадаться, что он не станет платить. Видишь ли, я просила у него денег на поездку, но он потребовал, чтобы я воспользовалась собственными средствами. — Теперь ей следовало поведать историю про пять тысяч фунтов, но Тони хотела поскорее завершить эту беседу, а не продолжать ее до бесконечности.

Чаритос не нашел оправдания поведению мистера Латимера. В конце концов Леонти заявил: скупость ее мужа и его отказ заплатить по счетам супруги только доказывали, что Дарос не относится к своему браку серьезно.

— Мужчина может рассердиться на жену, если та влезла в долги, но он все равно будет платить, — гневно продолжал парень. — Даросу нет оправдания! Особенно учитывая, что для человека с его состоянием стоимость твоей поездки — просто мелочь.

В конце концов девушке удалось сменить тему разговора. Однако пока они ехали домой, оба большую часть времени молчали. Антония думала о том, что должна продать кольцо и отдать долг. Ее план наказать судовладельца провалился, причем с треском. Девушка благоразумно признала, что если будет продолжать в том же духе, то навлечет на себя еще большие неприятности. Разумнее было признать поражение и начать разрабатывать новую стратегию мести, не влезая больше в долги.

— Тони, — обратился к ней Чаритос, остановив машину неподалеку от ее дома. — Насчет твоего кольца. Ты не собираешься продать его?

— Думаю, мне придется так поступить.

— Так вот… Я старался придумать, как помочь тебе, и нашел решение. — Он неуверенно помолчал какое-то время, прежде чем продолжить: — Я куплю эту вещицу у тебя, а потом, позже, ты сможешь выкупить ее у меня. Я бы дал тебе деньги в долг, но знаю, ты откажешься. — Леонти взял ее за руку. — Прими мое предложение, дорогая. В нем нет ничего плохого.

На мгновение Антонию охватили противоречивые чувства, и она не в состоянии была произнести ни слова. Честно ли было принимать его предложение? Чаритос чересчур торопил события, но Тони не хотела причинять ему боль своим отказом. Какие чувства она испытывает к нему? Растерянная и несчастная из-за непростого положения, в котором она оказалась, девушка помотала головой и заявила, что будет гораздо проще продать кольцо ювелиру.

— И это означает, — произнес парень с горечью, — что ты не уверена в своих чувствах ко мне.

Тони повернулась к нему. На ее лице отражалась тревога.

— Я не знаю, — призналась она. — Ты нравишься мне, Чаритос, больше, чем любой другой мужчина… Но я не знаю, любовь ли это.

В машине воцарилась тишина. Молодые люди молча созерцали спокойное синее море и окаймленный пальмами пляж, величественный круглый мавзолей, стоящий на мысе, и маленькие лодочки с разноцветными парусами, отражающимися в воде. Наконец Леонти нарушил молчание.

— Позволь мне купить кольцо, Тони, — снова попросил он. — Тогда оно всегда будет доступно, если ты захочешь вернуть его себе. А если не захочешь, тогда его с радостью будет носить моя мама. — Он улыбнулся ей, и девушка поняла, что грек смирился с возможностью развития их романа в нежелательном для него направлении. — Ты не будешь счастлива, зная, что твоя фамильная реликвия попала в руки к незнакомому человеку.

— Уверена, я смогла бы выкупить его обратно. — Антония пребывала в нерешительности, но доводы Чаритоса убедили ее. — Это так мило с твоей стороны, и я действительно очень тебе благодарна. Но ты не должен давать мне сумму, которую называл владелец магазина, — добавила Тони решительно. — Кольцо стоит гораздо меньше.

— Какая сумма тебя устроит?

Миссис Латимер подумала о своих родителях, размышляя, смогут ли они дать ей деньги на билеты. Наверное, нет.

— Я не могу разрешить тебе купить его за такую цену, — начала девушка, чувствуя неловкость. — Это несправедливо.

— Тони, дорогая, сумма не имеет для меня ни малейшего значения. Если тебя беспокоит только цена, то считай украшение заложенным, — добавил парень, смеясь над потрясенным выражением ее лица. — Ты выкупишь его однажды, и я не возьму с тебя ни одного процента!

Антония не могла не улыбнуться в ответ, но затем вновь стала серьезной, выражая ему свою благодарность за чек, который Леонти сразу же выписал.

— Я не хочу забирать его, — вздохнул Чаритос, когда девушка вручила ему кольцо. — Но полагаю, что достаточно хорошо знаком с тобой, чтобы не начинать наш спор заново. Ведь он начался бы снова, верно? — добавил он, и Тони решительно закивала головой.

— Ты должен взять кольцо, Чаритос, иначе я не смогу принять этот чек.

— Чисто деловые отношения, хм? Ну да ладно, не важно. Я все равно тебя люблю. — Он поцеловал девушку в щеку, затем перегнулся через сиденье и открыл дверцу машины.

— До свидания, и еще раз спасибо за все! — Антония помахала рукой.

Машина начала удаляться, и девушка свернула на тропинку. Ей был виден построенный между скал дом из песчаника со множеством арок, украшенных цветами. Племянники играли в саду. Когда миссис Латимер подошла поближе, они ее наметили.

— Тетя Тони! — закричали они в унисон и помчались ей навстречу, как только она оказалась у ворот. — Тебя долго не было, — пожаловалась Луиза. — Возьми нас с собой в следующий раз, пожалуйста.

— Мы бы не так скучали, если бы дядя Дарос был дома, — сказал Дэвид с детской прямотой. — Но он тоже куда-то уезжал.

— Но сейчас он дома, — сообщил ей Робби. — Пришел всего за минуту до твоего появления, но не мог поиграть с нами, потому что ему надо заниматься делами.

— Какая-то женщина звонила, и Мария не могла ее понять, поэтому я взял трубку. — Дэвид расправил грудь, переполненный ощущением собственной значимости. — Она хотела поговорить с дядей, но я объяснил ей, что его нет дома.

— Это была англичанка? — поинтересовалась Антония.

— Да. Я спросил, как ее зовут, но она ответила, что перезвонит дяде Даросу позже.

— Дэвид говорит, она показалась ему очень милой, — заявила Луиза. — Кто она, тетя Тони?

— Понятия не имею.

— Она, наверное, подруга дяди, — высказал свое мнение Роберт. — Она приедет навестить его, как ты думаешь?

— Я не знаю, Робби. Может быть.

Лоб Тони был нахмурен, когда она шла в свою комнату. Оливия? Похоже, именно она. Простит ли Дарос свою бывшую невесту и примет ли обратно? Если да, то этой кокетке придется довольствоваться интрижкой, подумала Антония со злостью. Какая наглость! Звонить своему бывшему жениху после того, как он женился на другой!

«Это может оказаться и не Оливия, — поделилась девушка мыслями со своим отражением в зеркале. — В любом случае, мне-то какая разница?»

Приняв душ и переодевшись, миссис Латимер снова спустилась вниз и приготовила детям чай. Потом они поиграли в крикет в саду. А после из-за быстро опустившихся сумерек все вынуждены были зайти в дом, где, сидя у окна, начали партию в карты. Через какое-то время в комнату вошел Дарос, и трое детей стали уговаривать его присоединиться к игре.

— Хорошо, но сыграем только один раз. Вам скоро будет пора ложиться спать.

Мужчина сел, и Робби сдал ему карты. Хозяин дома поинтересовался, кто выигрывает.

— У нас нет карандаша, поэтому мы не ведем счет, — любезно пояснила ему Луиза.

— Вы должны знать свой счет.

— Иди и принеси мою сумку, Робби, — попросила племянника Тони. — Там есть карандаш.

Конечно, карандаш оказался на самом дне. Он обнаружился только после того, как девушка вынула оттуда несколько писем, чеков и других мелочей, которые неизменно оказываются в женской сумочке.

— Отнести ее обратно? — спросил мальчик.

— Нет. Я сама положу ее на место, когда пойду наверх.

Двадцать минут спустя Дарос объявил игру оконченной. Детям уже пора было готовиться ко сну. Без пререканий карты были убраны, и следующие полчаса Антония потратила на купание и укладывание племянников в постель.

— Можно сказку? — попросила Луиза, когда все трое сидели рядом, с сияющими носиками, одетые в пижамы и уплетающие бисквиты с молоком.

Тони удовлетворила их просьбу, а затем, уложив каждого в кровать, спустилась вниз, намереваясь часок почитать в тишине перед ужином. Супруг стоял на веранде; он медленно развернулся, услышав, как она вошла в комнату, и девушка увидела у него в руке свой чек.

— Что это? — Голос мужчины был мягким и вибрирующим, горловой рев тигра, готового к прыжку.

— Мой чек. — Антония машинально посмотрела на стул, где недавно сидела. — Я, должно быть, уронила его. Спасибо. — Она осеклась, заметив выражение лица мужа; ее рука, протянутая за бумагой, упала. — Что-то не так?

Глаза, яростно пылающие словно угли, прожигали ее насквозь.

— Почему у тебя чек от Чаритоса Леонти?

Дарос вел себя как прокурор на процессе, но в чем он ее обвинял? Озадаченная, девушка какое-то время недоуменно взирала на него, не понимая причины его гнева.

— Он дал мне его сегодня днем, — пояснила наконец Тони. — Он за…

— Сегодня днем? — прошипел судовладелец. — Вот, значит, где ты была — с ним?

— Да, и что в этом плохо? Мы ездили в Родос, на экскурсию.

Скажи Тони, что летала на Луну, она не сумела бы вызвать большего изумления у мужа.

— Ты, глядя мне в глаза, заявляешь, что была с мужчиной на экскурсии! — взорвался он. — Ты бросила троих детей, которые могли переломать здесь мебель… Или даже собственные шеи!

Глаза девушки сверкнули.

— Ты знал, что меня не было дома!

— Дети сообщили мне о твоем отсутствии, но я решил, что ты отправилась в Линдос за покупками.

— Ты ошибся. Я была в Родосе. Впервые со дня моего приезда на остров! — обвиняющим тоном добавила Антония. — Могу я спросить, по какому праву ты возражаешь?

Судовладелец еще не возразил, но собирался, и еще как, судя по выражению его лица. Ну что же, пусть начинает. Она померится с ним силами, если он этого хочет.

— Тебя не было весь день? — сухо спросил супруг.

— Я встретилась с Чаритосом в одиннадцать утра.

— И вернулась к чаю. Ты оставила детей более чем на пять часов.

— Они не младенцы. — Голос Тони был твердым, когда она вызывающе произнесла: — Могу я получить свой чек, пожалуйста?

Ее холодность была ошибкой — она только подхлестнула ярость грека. Подойдя к девушке, Дарос схватил ее за плечо. Его хватка была такой сильной, что Антония не могла вырваться.

— Этот чек, — прорычал ее муж, приблизив к ней лицо. — Как он к тебе попал?

Девушке удалось вывернуться из его рук. Она было решила объяснить происхождение чека, но внезапно ей захотелось пристыдить Дароса.

— Я же должна где-то доставать деньги! — заявила Тони. — Учитывая, что ты мне их не даешь!

Воцарилась тишина. Ни звука, кроме стрекота сверчков на оливковом дереве за окном и мягкого тиканья французских часов на белой мраморной каминной полке. Наблюдая за мужем, Антония вспомнила его деда, увидев в глазах мужчины то же пламя безумной одержимости. Она задумалась, машинально поднеся руку к горлу: «Этот тоже попытается убить меня?»

Наконец грек заговорил с мягкостью, более опасной, чем взрыв гнева:

— Очевидно, это плата за какую-то услугу. Но за какую?

За его двусмысленным предположением последовало изумленное молчание, а потом Тони подняла руку, собираясь залепить супругу пощечину. Однако прежде, чем она успела ударить, Дарос схватил ее запястье и вывернул его так, что девушка вскрикнула от боли:

— Отпусти меня!

— Не раньше, чем я захочу сделать это, и не раньше, чем ты скажешь мне, каким образом к тебе попал чек. — Он помахал бумагой перед лицом жены. — За что он?

— Поскольку ты уже сделал собственные выводы, нужды в дальнейших объяснениях я не вижу, — вспылила Антония. — И не ори на меня, будь добр!

Когда давление на запястье усилилось, слезы брызнули у нее из глаз, но на этот раз Тони не издала ни звука. Дарос был взбешен. Загорелая кожа его лица приобрела пурпурный оттенок, а вена на виске набухла.

— Если бы ты представляла, в какой опасности находишься, ты бы сменила свою дьявольскую гордыню и ответила на мой вопрос! — прорычал мужчина.

Возвышающийся над ней муж и мучительная боль в руке от его хватки, стальной блеск горящих глаз, жестокий изгиб его рта и напряженная челюсть — всего этого было более чем достаточно, чтобы сломить любую женщину, но Тони слишком разозлилась.

— Какой ты хочешь услышать ответ? — бросила она резко. — Ты уже намекнул, что я… я!

— Ну?

Девушка молчала. Она лишь еще сильнее покраснела под презрительным взглядом, которым ее одарил супруг.

— А разве не так?

— Ты мне ненавистен! — воскликнула Антония, дрожа от ярости. — Насколько же у тебя извращенное воображение, если тебе в голову приходят подобные мысли?! — Она была готова расплакаться, начиная понимать, что ей не победить в этой схватке из-за подтачивающей ее решимость неожиданной и необъяснимой тоски. Быть заклейменной как распутница! Слова мужа лишили Тони боевого духа и вызвали тупую боль в груди. Из-за этой боли она злилась на саму себя. Почему ее вообще должно волновать мнение Дароса? Разве она не лезла из кожи вон, пытаясь казаться корыстной и тщеславной, чтобы соответствовать его представлению о типичной англичанке? А сколько еще эпитетов она собиралась обыграть… Слабая улыбка тронули губы девушки при мысли о том, что «сила» и «эмансипированность» ни разу не были использованы.

— Что ты сделала с пятью тысячами фунтов? — тихо спросил грек в конце концов.

Стоило ли говорить ему? Супруг наверняка сочтет ее слова ложью. Не поверил же он ей, когда Антония сообщила, что, выписав счет на его имя, купила подарки Пэм и ее детям.

— Это мое личное дело.

Дарос отреагировал на это заявление, разорвав чек и бросив кусочки на стол. Взгляд Тони переместился от клочков бумаги к синему следу, оставшемуся на ее запястье. Грек тоже взглянул на руку жены. Его ярость, похоже, испарилась, но что-то в его спокойной, сдержанной манере сильно встревожило девушку. Более того, она с изумлением обнаружила, насколько часто бьется ее сердце.

— Ты не будешь принимать деньги от Чаритоса Леонти, как и от любого другого мужчины, — приказал судовладелец. — Тебе ясно?

Глаза Антонии были холодными и сверкали, словно стекло.

— Я категорически отказываюсь жить без единой драхмы в кармане. — Голос миссис Латимер звучал спокойно, под стать голосу мужа. В то же время предполагалось, что ее твердость произведет нужное впечатление. Мужчина с интересом ждал продолжения. — Я устроюсь на работу.

— С тремя детьми, за которыми необходимо присматривать? — Его черные брови недоуменно приподнялись.

— Когда они уедут домой, — парировала девушка.

— Моя жена не будет ходить на работу.

Тони возвела глаза к небу и раздраженно вздохнула:

— Ты хоть раз оказывался без единой драхмы в кармане?

— Я живу по средствам. — Дарос мрачно поглядел на жену. — И я не припрятываю деньги.

Это девушка пропустила мимо ушей, и она снова заговорила о намерении устроиться на работу.

— Я могу найти себе место в Линдосе, в магазине мистера Эфтимио.

— Ты, как я понимаю, уже обо всем заранее договорилась?

— Мы обсудили такую возможность, — пожала плечами Антония. — Туристы любят, когда есть англоязычные консультанты.

— Я запрещаю тебе работать, — надменно произнес судовладелец. — Ты действительно думаешь, что я позволю жене устроиться продавцом здесь, в моей деревне, у хозяина сувенирной лавки?!

Его высокомерный тон тоже был пропущен мимо ушей.

— Ты не сможешь мне помешать! — возразила англичанка.

— Нет? Моя дорогая девочка, после моего звонка мистеру Эфтимио завтра утром он очень быстро станет искать себе консультанта в другом месте, — усмехнулся ее супруг.

На Тони опять нахлынула тоска. Она развела руками, признавая собственную беспомощность, в которую раньше никогда бы не поверила.

— Я не могу жить без денег. — Девушка сглотнула, чтобы ее голос перестал дрожать. — Я не в состоянии даже пару чулок себе купить. Ты должен дать мне какую-то сумму!

Дарос подавил вздох раздражения, и у Антонии возникло сильное искушение воспользоваться моментом и рассказать ему, что она сделала с пятью тысячами. Но девушка была уверена — грек лишь ухмыльнется и обвинит ее во лжи.

— Хорошо, — наконец произнес он. — Ты получишь свое содержание утром. Оно будет выплачиваться тебе регулярно. Но впредь распоряжайся им более обдуманно.

Тони потрясенно уставилась на мужа, не веря своим ушам. Она победила! Действительно победила! Ее глаза осветились триумфом, а губы тронула счастливая улыбка. Однако, если бы миссис Латимер была благоразумнее, ее бы озадачило выражение лица супруга и она бы обратила внимание на собственную неутихающую тревогу и сердце, продолжающее бешено стучать.

Девушка все еще думала о своей победе, когда гораздо позже вышла из ванной и натянула на себя воздушное одеяние из кружев и нейлона. Наконец-то она почувствовала, что дело сдвинулось с мертвой точки! Наконец-то ее планы начали осуществляться! Как же этот надменный грек, наверное, страдает от самой мысли о необходимости уступить ее настояниям. Это было только начало. Деньги на билеты домой для детей станут следующим требованием, и, естественно, супругу придется оплатить и ее собственный перелет. Возможно даже, что Антонии удастся объездить все греческие острова, как она предполагала вначале.

Тони принялась расчесывать волосы. Они сияли; гладкие медные пряди сверкали среди более темного каштанового облака, которое обворожительными волнами струилось по плечам.

Расческа замерла в ее руке; от неожиданности девушка прижала ее к груди, когда глаза ее встретились с глазами Дароса в зеркале. С трудом Тони повернулась на вращающемся сиденье. В ее душе нарастало ощущение нависшей угрозы.

— Что т-ты тут делаешь? — спросила англичанка хрипло.

Закрыв за собой дверь, мужчина молча прошествовал в комнату и, остановившись около табурета жены, улыбнулся ей. Его взгляд прошелся по полуобнаженному телу Антонии, потом скользнул по ее великолепным блестящим волосам.

— Раз уж я буду платить, — пробормотал грек, вытаскивая руку из кармана, чтобы провести пальцами по изгибу ее шеи от плеча до изящной мочки уха, — я намерен получить что-нибудь взамен. — Расческа с грохотом упала на пол, когда резким движением он поставил жену на ноги. В считаные секунды девушка оказалась в объятиях Дароса, тщетно стараясь вырваться из стального кольца. Ее губы распухли и дрожали, когда мужчина наконец оторвался от нее. Глаза судовладельца взирали на супругу иронично и насмешливо. — Ты решила проигнорировать мой совет, Тони, — произнес он поучительно. — Я предупреждал тебя, если ты помнишь о том, что мое терпение не безгранично, хотя ты и убеждена в обратном. — Дарос крепко держал ее за руки, и, так как у девушки не было желания получить еще несколько синяков, она воздержалась от попыток освободиться. — Я также предупреждал тебя, что статус нашего брака можно легко изменить. Тебе следовало быть осторожнее, моя дорогая, но ты настойчиво выводила меня из равновесия. Пришло время расплатиться за свою глупость.

— Аннулирование, — быстро напомнила ему Антония, но, к ее удивлению, мужчина лишь рассмеялся.

— Мы можем о нем забыть.

— Забыть? — Тони недоуменно уставилась на него. — Но тогда нам придется оставаться супругами!

— А ты против? Я буду более щедрым, чем до сих пор, — усмехнулся грек. — За удовольствие надо платить.

— Ты отвратителен! — вспыхнула девушка, а затем продолжила, уже спокойнее: — Я не желаю оставаться твоей женой!

— Очень жаль, — пожал плечами судовладелец. — Об этом тебе надо было подумать прежде, чем пытаться разозлить меня.

Девушка лихорадочно пыталась сообразить, как заставить грека отказаться от своего намерения, и в результате решила рассказать ему о причинах своего вызывающего поведения. Если Дарос поймет, почему она действовала ему на нервы, то, возможно, изменит свое мнение о ней. И оставит ее в покое.

— Дарос! Я могу объяснить… — пробормотала Антония.

— Что? Чаритоса? — фыркнул мужчина. — Ты позволила ему заняться с тобой любовью или я просто сделал поспешные выводы? Вообще, если подумать, сумма чека была слишком большой. Может, он просто дал тебе взаймы?

Кровь прилила к щекам Тони; ее глаза сверкнули.

— У тебя больное, порочное воображение, и я… я ненавижу тебя!

Судовладелец улыбнулся. Его позабавил страстный выпад девушки. Тони захотелось как следует врезать мужу.

— Естественно, ненавидишь, потому что я пресекал все твои попытки проявить типичное для англичанок властолюбие, — самодовольно заявил он. — Я до сих пор не понимаю, зачем ты вообще предпринимала эти попытки, учитывая кратковременность нашего супружеского союза. Если бы ты вела себя более разумно, мы могли бы мирно сосуществовать. Чем мы и должны будем заниматься начиная с этой минуты, — добавил мужчина многозначительно. Антония стояла неподвижно. Муж посмотрел на нее с некоторой иронией, словно ожидая сопротивления с ее стороны. Девушка тем временем молча одарила его в ответ холодным взглядом, и Дарос спросил несколько удивленно: — Ну, разве ты не собираешься сопротивляться?

С этими словами он сильнее стиснул руки жены. У Тони не было иллюзий относительно собственной способности противостоять ему.

— Полагаю, тебе бы этого хотелось? — спросила она ледяным тоном.

— Да, — признался ее супруг, смеясь. — Я бы не возражал.

— Чтобы ты мог продемонстрировать свою мужскую силу и выйти победителем? — Девушка презрительно усмехнулась. — Я не доставлю тебе такого удовольствия.

— Я уже вышел победителем, — удовлетворенно произнес ее супруг.

Тони расхохоталась ему в лицо:

— Это ты так думаешь. Ты осознаешь степень своей ошибки, когда обнаружишь, что занимаешься любовью с глыбой льда!

Теперь настала очередь мужчины рассмеяться.

Он отпустил ее руки и поднял девушку.

— Глыба льда, а? — Раздался еще один взрыв смеха, и Антония почувствовала на своем лице его горячее дыхание. — Моя дорогая девочка, почему ты упорно продолжаешь недооценивать меня?

Глава 7

Следующие несколько дней Тони рвала и метала, но Дарос реагировал на нее так же, как на надоедливую муху, — отмахивался с легким раздражением. Казалось, он совершенно примирился с мыслью, что Антония будет его женой во всех смыслах этого слова. Часто миссис Латимер вспоминала сцену, развернувшуюся в доме его дедушки. Насколько тогда обескуражила и разозлила судовладельца мысль, что брак — единственное решение проблемы. В конце концов, смирившись со своей судьбой, он сказал с горячностью: «Как, черт побери, я буду жить с подобной женщиной в одном доме?»

А теперь, похоже, он хотел, чтобы Тони осталась в его доме навсегда.

Вожделение? Неутоленная жажда завладеть ее телом? Несомненно, она интересовала мужа с этой и только с этой точки зрения. Англичанка задумчиво посмотрела на супруга и стала гадать, почему у нее в мыслях такой хаос. Они ужинали вместе; в Кремасти, где родилась Мария, был праздник, и женщина по всему дому расставила свечи. Девушка была поражена, что Дарос разрешил служанке сделать это. С таким дедушкой он просто не мог не быть язычником.

— Как мало мы знаем друг о друге, Тони, — неожиданно рассмеялся мужчина. — Нам придется совершить множество открытий. Тебя, например, я считаю крайне загадочной.

— И одновременно — привлекательной, — ехидно обронила девушка.

Дарос кивнул.

— Привлекательной, без сомнения, — любезно согласился он. — Довольно быстро я начал задумываться о том, что будет очень приятно заняться с тобой любовью. А ты по глупости проигнорировала.

Миссис Латимер покраснела и быстро отвернулась, пока Эвангелос, муж Марии, подавал ей суп. Комната была освещена мягким светом; серебряный канделябр и бесценный старинный бокал сверкали на столе. Романтическая обстановка вызывала в душе чувство умиротворенности. Антония надеялась, что беседа с мужем сегодня не будет развиваться в привычном направлении — к неизбежной ссоре.

— Ты сказал, что не понимаешь меня, — пробормотала она, взяв свою салфетку. — Что же во мне таинственного?

Дарос проводил глазами коренастую фигуру слуги и подождал, пока за тем закроется дверь, хотя Эвангелос и не понимал по-английски.

— Я должен извиниться перед тобой по поводу Чаритоса. — Мужчина замолчал и слабо улыбнулся, потому что ее румянец усилился. — Почему ты не стала отрицать мои обвинения?

У Тони ком застрял в горле. Она удивилась своему ответу не меньше, чем Дарос, когда произнесла:

— Мне было больно, и это меня разозлило. Поэтому я позволила тебе считать меня… считать меня распутной.

— «Больно»? — Супруг нахмурился. — Ты же не пытаешься убедить меня в том, что мои слова могут причинить тебе боль?

Девушка моргнула — почему-то у нее защипало в глазах. Как бы ей хотелось, чтобы ее муж не произносил эти слова таким насмешливым и скептическим тоном.

— Тебе не слишком нравятся англичанки, да? — спросила она.

— Мне они вообще не нравятся.

Антония вздрогнула.

— И, несмотря на это, ты не против оставаться женатым на одной из них? — недоуменно спросила она. — Мы же теперь не можем аннулировать брак, ты ведь знаешь.

— Конечно знаю. — Дарос странно посмотрел на жену. Его худощавое лицо выглядело почти зловещим в отсветах свечей. — Как я уже говорил, я нахожу тебя соблазнительной.

— И этого, — вспыхнула Тони, — вполне достаточно для грека!

Ее ярость удивила мужа, но он ответил только:

— Я не грек.

Настала ее очередь изумляться.

— Ты не против быть наполовину англичанином?

Судовладелец рассмеялся и поднял брови.

— Сейчас уже немного поздно возмущаться тем фактом, что моя мать вышла замуж за британца. — Девушка хранила молчание, и через какое-то время он пробормотал себе под нос: — «Больно». Как странно… — Дарос заинтересованно посмотрел на жену. — За что ты получила чек, Тони?

У нее сжалось сердце. История с чеком непременно приведет супруга в бешенство.

— Я п-продала свое кольцо Чаритосу.

— Продала кольцо? — Муж кинул взгляд на ее палец. Антония обычно носила кольцо на левой руке, как обручальное. — А почему Леонти захотел купить твой перстень и почему ты захотела его продать?

— Потому что у меня не было денег, естественно.

Последовала напряженная пауза, прежде чем мужчина гневно воскликнул:

— Ты позволила Чаритосу думать, будто я не даю тебе денег!

— Я… — Где был сердитый ответ, который девушка должна была бы швырнуть ему в лицо? Зачем эти поиски объяснения, которое не остудит его уже закипающий гнев? — Это произошло случайно. Я подумывала о том, чтобы продать перстень ювелиру в Родосе, а Чаритос мне отсоветовал.

— Чаритос тебе отсоветовал? — Хозяин дома изумленно уставился на жену. — С каких пор у Леонти есть право указывать моей супруге, как поступать?! — взорвался он.

— Не пойми меня неправильно, Дарос, пожалуйста, — взмолилась Антония. — Я не хочу ссориться с тобой.

— Тебя ждет скандал, который ты никогда не забудешь! Чего ты добивалась, когда позволила моему соседу решить, что я не в состоянии тебя обеспечивать?

— Я же сказала, это была случайность. Ювелир увидел мое кольцо и захотел купить его. Цена показалась мне очень соблазнительной, и я поддалась искушению. — Девушка смолкла, ощущая недоумение мужа, вызванное тем, что она могла продать свой золотой перстень и в то же время «припрятать» пять тысяч фунтов. — Так Чаритос и догадался о моих проблемах с деньгами.

— Продолжай, — потребовал Дарос, оставаясь пугающе спокойным.

— Это все, — развела руками Тони. — Чаритос предложил заложить украшение. Я надеюсь выкупить его со временем.

Белая пена ярости появилась в уголках губ мужчины.

— Ты чертова негодница! — вскричал он. — Я мог бы сейчас задушить тебя голыми руками — и получить от этого удовольствие! Выставить меня скрягой, чтобы по всему острову разлетелись слухи, что я не даю тебе денег! — Унижение добавило масла в огонь его гнева.

Антония поняла, что дрожит. Воспоминания о храбром отпоре, который она оказала его кровожадному деду, смешались с мыслями о неспособности оказать отпор Даросу. Почему Тони не могла с ним бороться? Тонкая улыбка тронула губы девушки. Она боролась с ним, и не раз, только для того, чтобы ее вынудили капитулировать. Однако, как ни странно, не осознание неизбежного поражения вызвало в ней нежелание сражаться. Нет, ею завладело какое-то глубокое и сильное чувство. Чувство, которое уже посещало ее и которое она тщетно пыталась осознать.

— Чаритос никому ничего не скажет, — наконец, запинаясь, пробормотала Антония. — Зачем ему рассказывать?

— Его мать, — свирепо заявил Дарос, — самая знаменитая сплетница на острове!

— Он не скажет своей матери…

— Откуда ты знаешь? — Перебив жену, грек одарил ее сердитым взглядом и сообщил, что к этому моменту миссис Леонти уже наверняка обо всем узнала и пересказала историю всем своим знакомым, приукрасив ее множеством невероятных подробностей.

— Я не верю. Миссис Леонти не станет преувеличивать, — возразила Тони. — Ты так говоришь только потому, что злишься. — Девушка уже начинала терять терпение. Она хотела избежать ссоры, но супруг не дал ей возможности замять разговор о чеке. — Я почти не сомневаюсь, что молодой человек даже не упомянул о кольце. А если и упомянул, — добавила Антония непоследовательно, — миссис Леонти и в голову не придет сплетничать.

Дарос какое-то время молча поглощал еду, время от времени бросая на Тони такие взгляды, которые вызвали появление опасного огонька в ее собственных глазах.

— Утром ты первым делом заберешь перстень, — гаркнул мужчина, когда они встали из-за стола и вошли в гостиную, куда им принесли их кофе. — И если ты еще хоть раз выкинешь что-нибудь подобное, я сверну тебе шею, — мрачно подытожил супруг.

Это было уже слишком. Антония уже едва сохраняла самообладание.

— Опять эти угрозы! — фыркнула она. — Я сумела дать отпор твоему деду, не забывай!

Импульсивные слова девушки привлекли внимание ее мужа.

— Что значит «дала отпор»? Мы с мамой приехали прежде, чем он успел наброситься на тебя, — недоуменно произнес грек. — Я сам отнял у него кинжал…

— Вы приехали! — взорвалась Тони. — Мало же ты знаешь! Я боролась с этим маньяком не меньше десяти минут до того, как вы появились!

Новость, похоже, ошеломила мужчину; Дарос сразу же забыл о своей злости и унижении, попросив ее рассказать подробно. Девушка начала описывать произошедшее и с изумлением увидела, как на его лице появилось выражение, напоминающее раскаяние.

— Правда? Но почему ты ничего не сказала? — потрясенно спросил он. — Почему не попросила выпить или чего-нибудь еще?

— Попросила? Вы должны были сами предложить мне! — возмутилась Антония. — Вас обоих волновал только негодный старик и вопрос, как уберечь его от тюрьмы. Я сопротивлялась снова и снова, пытаясь защитить свою жизнь, и, не будь я достаточно сильной, я была бы мертва. Мертва через несколько секунд после того, как он бросился на меня, — закончила девушка драматично.

Она предполагала, что супруг с иронией отнесется к ее излишне эмоциональному описанию случившегося. Дарос, однако, хмурился и качал головой, словно теперь гнев обратился против него самого.

— Для меня это полная неожиданность, Тони. Я воспринял как должное, что мы приехали прямо перед его нападением на тебя. Ты стояла довольно далеко от него, когда я выломал ту дверь, — добавил грек, внимательно наблюдая за женой.

— Я слышала ваши крики и, хотя чувствовала, что слабею, все же сумела отбросить его назад, к дивану, — мрачно пояснила Антония. — Я надеялась, вы войдете прежде, чем он снова накинется на меня. Так и произошло.

— Но ты не казалась утомленной… — начал Дарос.

— Да вы ни разу не взглянули на меня, — сердито перебила девушка. — Вас волновал только этот старый плут! «Мы не позволим тебе навлечь на себя беду», — сказала твоя мама! А на меня ей было наплевать! — Тони прикусила язык, но, конечно, было уже слишком поздно.

Судовладелец, сощурив глаза, пристально наблюдал за ней.

— Моя мама так сказала?

— Я могла вспомнить неточно. — Антония покраснела. — Она говорила что-то похожее.

— По-английски?

— Конечно. — Тони опустила глаза и потянулась за своим кофе. — Это ведь должен был быть английский, верно?

Дарос сел на стул, стоящий с противоположной стороны стола.

— Полагаю, да, — ответил он медленно, — если учесть, что вы, миссис Латимер, не понимаете греческий.

За неделю до возвращения племянников домой Антония получила письмо от мамы. В нем были серьезные известия, и девушка снова пожалела о невозможности перевода Пэм части денег мужа.

— Моя сестра ложится в больницу на операцию, — пребывая в расстроенных чувствах, сообщила она супругу, пока они вместе завтракали. Дети уже закончили есть и попросились погулять, оставив Дароса и Тони допивать кофе в тишине и покое.

— Что-то серьезное? — заинтересовался мужчина, к немалому удивлению Тони.

— Мама не сообщила… Она не хочет тревожить меня, — вздохнула девушка. — Что будет делать Пэм? Дети возвращаются домой на следующей неделе.

Она колебалась, не решаясь высказать вслух свою идею после всех ссор и скандалов, которые свалились на ее голову за последние дни. Дарос настоял, чтобы она забрала свое кольцо, и снова начал выплачивать ей содержание, но в придачу Тони получила лекцию и угрозу. С тех пор она вела себя очень тихо и сдержанно.

— Я думаю, — рискнула Антония наконец, — мне лучше остаться в Англии на какое-то время и присмотреть за племянниками. Ты не согласен?

— Остаться? — повторил судовладелец резко. — Ты не останешься там.

Девушка чуть было не заявила супругу, что он не сможет заставить ее вернуться в Грецию, но сдержалась по двум причинам. Во-первых, она полностью зависела от Дароса финансово. А во-вторых, Тони была безумно благодарна мужу за то, что он сделал для детей. У них были замечательные каникулы, и ни одна мелочь не была упущена. Мужчина много раз брал их с собой в плавание и катал их на своей машине. У всех троих теперь была одежда, которой им хватит на несколько лет. Он даже свитера им купил и другие зимние вещи. Казалось, ее супруг из кожи вон лезет, стараясь облегчить жизнь свояченице, которую никогда не видел.

— Пэм нужна помощь, Дарос.

— А твоя мама не может взять на себя заботу о детях? — Хозяин дома читал какой-то документ, но сейчас отложил его в сторону и обратил все свое внимание на жену.

— Думаю, может. Более того, она сообщает, что собирается это сделать. Но у моих родителей не слишком хорошо идут дела в последнее время… — Девушка коротко рассказала про конкуренцию со стороны большого магазина, объяснив, что ее матери приходится сейчас стоять за прилавком, чтобы сэкономить на зарплате продавца. — Но ей придется забрать внуков к себе домой, поскольку Пэм живет очень далеко. Это вызовет кучу проблем. Дети будут вынуждены перейти в другую школу, а мама столкнется с определенными неудобствами, потому что в доме, где сейчас живут родители, только две спальни. Они продали большой дом, когда Хью уехал год назад.

— Двух спален не хватит, — нахмурился грек. — Только не в том случае, когда семья смешанная.

— Вероятно, Луизе придется спать внизу.

Ее муж нахмурился еще сильнее.

— А больше никто не может позаботиться о детях?

— Других сестер у меня нет, а Хью не женат. — Девушка умоляюще посмотрела на Дароса, прежде чем добавить: — Думаю, мне лучше будет остаться в Англии, когда я повезу племянников домой.

Но он лишь покачал головой. В ней закипала злость, несмотря на все усилия Антонии сохранять спокойствие. Могло существовать только одно объяснение его непреклонности: муж привык к ее присутствию в доме; к тому, что под рукой есть женщина.

— Мой долг — помочь сестре.

— Конечно, это твой долг. — Мужчина пару секунд помолчал, задумавшись. — Наилучший выход, насколько я понимаю, — оставить детей здесь до тех пор, пока Пэм не поправится настолько, чтобы забрать их. Нет, Тони, не перебивай, — попросил он, увидев, что девушка открыла рот. — Они были неуправляемы, когда приехали сюда, и дома быстро снова избалуются.

— Ты не слишком высокого мнения о моих педагогических способностях, — заметила жена, задрав подбородок.

— Совсем не высокого, — кивнул супруг. — Если бы я не занялся их воспитанием, они бы сейчас были еще менее управляемыми, чем два месяца назад.

Антония бросила сердитый взгляд в его сторону:

— Ты такой умный — прямо дрожь пробирает!

— Я деловой. — Ее приступ гнева мужчина воспринял с легким удивлением, но от комментариев воздержался. — Напиши сестре и сообщи ей, что мы присмотрим за детьми до ее выхода из больницы.

— Ты говоришь серьезно? — Тони вспомнила, как Дарос, едва увидев сорванцов, приказал ей убрать детей из дома сию же секунду. — Тебе они не нравились когда-то.

— Меня, естественно, не обрадовала перспектива присутствия в доме трех малолетних хулиганов, свалившихся на мою голову, да еще и без предупреждения, — признал судовладелец. — Но должен сознаться, дети твоей сестры совершенно очаровательны теперь, когда я их приструнил. И я не против их пребывания здесь, если ты не будешь забывать, что присматривать за ними входит в твои обязанности, а не Марии. У нее и без того дел полно.

— Я оставила их всего один раз, — заметила Антония.

У мужчины вырвался раздраженный вздох, и он спросил довольно резко:

— Ты не устала от этих глупых инфантильных выпадов? Мы должны решать проблему.

Краска прилила к щекам девушки, и она отвела взгляд, смутившись от его упрека.

— Я напишу Пэм сегодня, — произнесла она. — И маме, потому что она волнуется из-за предстоящего приезда детей. Им придется пропустить школу, но, надеюсь, это ненадолго.

— Они будут ходить в школу здесь, — непререкаемым тоном сообщил супруг.

— Здесь? Но они не знают языка.

— Тогда им представится великолепная возможность выучить его. — Он осушил свою чашку кофе и поставил ее на блюдце. — Как насчет денег? Твоей сестре они понадобятся. Дай мне знать, какая сумма потребуется, и я переведу средства на ее счет.

Тони могла только ошарашенно уставиться на него, не веря своим ушам. Ее муж, такой скупой в прошлом, согласен оплачивать комфорт и душевное спокойствие женщины, которую никогда не видел! Да еще и представительницы презренного племени англичан!

— Ты хочешь помочь деньгами моей сестре? — выдохнула Антония, когда наконец к ней вернулась способность говорить.

Прямые брови мужа чуть приподнялись.

— При том, что тебе я не давал ни гроша, да?

— Вот именно.

Дарос вытер губы салфеткой, бросил ее на стол и встал со стула.

— Но тогда ты требовала, Тони, — объяснил он и легонько похлопал ее по щеке.

— Я твоя жена.

— Теперь — да. Но ведь тогда ты ею не была, верно? — Мужчина кинул косой взгляд в ее сторону, его глаза смеялись. — Ты казалась мне маленькой твердолобой охотницей за золотом. Но, как я сказал однажды вечером, последнее время ты меня озадачиваешь.

Девушка взглянула на него, закинув голову. Дарос пару минут пристально всматривался в глаза супруги, а потом залюбовался прелестным цветом ее волос и персиковым оттенком щек. Губы Тони были приоткрыты, и он наклонился, чтобы впервые поцеловать ее без страсти и вожделения.

— Дарос… — Сердце Антонии как-то странно заныло. — Ты… Я…

— Да?

— Я напишу сегодня Пэм и маме, — поспешно сказала девушка.

Задорная улыбка смягчила твердую линию его губ.

— Да, моя дорогая, ты уже говорила об этом.

— Тогда они перестанут волноваться.

— Обязательно, — кивнул муж.

— Дети будут в восторге, — смущенно пробормотала Антония.

— Без сомнения.

— Хотя, может, и не будут…

— Нет? — удивился мужчина.

— Луиза в последнее время часто вспоминает о маме.

— Тони, — обратился к ней супруг, смеясь. — Так можно продолжать до бесконечности. Если ты хочешь успеть отправить письма с сегодняшней почтой, тогда тебе лучше пойти и написать их.

Девушка смотрела, как он уходит, ошеломленная произошедшей в нем переменой. Потому что надменный грек действительно преображался. Возможно, его смягчили дети… Хотя нет. Племянники не имели отношения к этому поцелую, поцелую, так отличавшемуся от всех его страстных ласк, в которых не чувствовалось ни нежности, ни уважения.

Мужчина несколько раз заявлял, что Тони его озадачивает. Могло ли его мнение о ней измениться? Как ни странно, девушке очень хотелось, чтобы именно так и случилось. И это после героических усилий казаться настолько неприятной и раздражающей, насколько она была способна!

Миссис Латимер напевала себе под нос песенку, поднимаясь наверх за бумагой и конвертами. Она забыла об отвратительных замечаниях Дароса, касающихся англичанок, жалела о своей клятве отомстить ему и даже простила мужа за все его угрозы.

Ответ сестры пришел через несколько дней. Антония зачитала письмо супругу, который, как она заметила, слушал с неподдельным интересом. Правда, иногда он хмурился, словно не хотел о чем-то слышать.

«Это замечательные новости, Тони! Пожалуйста, передай мою глубочайшую признательность своему мужу. Доктор Бенсон сообщил, что случай срочный, но я все же подумывала отложить операцию. Не могла представить себе, как мама управится с детьми. Но благодаря вам я могу немедленно лечь в больницу и ни о чем не беспокоиться. Я думаю, твой муж — замечательный человек, и я поклялась серьезно экономить, когда выздоровею, — как только вернусь на работу, конечно, — и приехать к вам в следующем году в гости».

Девушка замолчала, в горле стоял ком. Пэм была настроена оптимистично или просто подбадривала близких. Но она никогда не накопит необходимую сумму, чтобы оплатить четыре билета до Родоса. Судовладелец думал о том же, судя по тому, как он качал головой и хмурился.

«А что касается денег, которые Дарос согласен одолжить, — писала сестра, — десяти фунтов будет достаточно. Я просто хочу купить себе приличную ночную рубашку (с оборочками, для поднятия духа!), чтобы взять с собой в больницу».

Тони позволила письму упасть на стол.

— Ну разве Пэм не храбрая? — вздохнула она. — Ты и не представляешь, через какие испытания ей пришлось пройти после смерти мужа.

— Могу вообразить, — прозвучал мрачный ответ. Мужчина наклонился и, взяв послание, сам просмотрел его. — Ты сообщила ей, будто я даю ей деньги в долг? — сухо поинтересовался он.

— Нет.

— Значит, она неправильно поняла?

— Намеренно. Я говорила тебе о ее гордости, Дарос, — напомнила Антония. — Она не берет у меня наличные. Мне приходится покупать детям подарки.

Дарос странно посмотрел на жену поверх письма. Думал ли он о счете из магазина в Родосе, не понимая, как у нее хватило наглости заявить, что она покупает детям подарки? Тони отвернулась, пожалев, что напомнила мужу о счете, который он вынужден был оплатить сам.

— Ее надо как-то заставить принять деньги, — мрачно заметил мужчина. — Это никуда не годится.

— Она будет настаивать на возможности, чтобы вернуть их, — предупредила жена.

— С этим мы разберемся потом. Скажи мне, какая примерно сумма необходима, и я сразу же займусь ее переводом. — Грек на секунду замолчал, выражение его глаз стало задумчивым. — И я считаю, когда ее прооперируют, тебе лучше будет поехать туда: ты сможешь навещать сестру в больнице и привезешь ее на Родос, как только она будет готова к путешествию.

Его спокойное заявление потрясло девушку. Она уставилась на супруга, на мгновение лишившись дара речи.

— Привезти ее сюда? — выдохнула она наконец. — Ты хочешь сказать, что оплатишь ее перелет?

— Пэм надо будет выздоравливать. Здесь она поправится быстрее, ей на пользу пойдут и теплый климат, и морской воздух, — заметил мужчина. — К тому же она сможет находиться рядом с детьми.

Тони ошарашенно покачала головой, пробормотав что-то про свою неспособность понять мужа. Дарос улыбнулся и ответил с иронией:

— Тогда нас уже двое, поскольку я совершенно уверен, что не понимаю тебя.

И неудивительно, печально подумала девушка. Она упорно старалась казаться воплощением тех пороков, которые грек на дух не выносил, — стяжательницей, задирой, нахалкой. С самоуверенной беспечностью она влезла в долги, вынудив судовладельца расстаться с деньгами, которые никак иначе вытащить из него не могла. Намеренно она старалась опозорить его перед деловыми партнерами. Антония привезла в его дом трех неуправляемых сорванцов с единственной целью — позволить им свести мужа с ума.

Другой — положительной — стороной была ее привязанность к детям, чья любовь к тете не вызывала сомнений. Была сильная тревога за сестру и за мать, когда предполагалось, что та будет присматривать за внуками. Наверняка не осталось незамеченным изменившееся отношение Тони к самому Даросу. Он наверняка обратил внимание на ее более дружелюбный настрой, отсутствие дерзкого, вызывающего поведения. О чем мужчина не знал, так это о странной тоске, поселившейся в сердце девушки, и об огромном желании жить с полном согласии с мужем.

Судовладелец все еще наблюдал за ней, и Антония улыбнулась. Следует ли ей чистосердечно во всем сознаться? Объяснить, что понимает его родной язык и поведать, что заставило ее начать изводить супруга? Она вспомнила, как требовала заплатить ей пять тысяч фунтов. Служили ли услышанные ею оскорбительные эпитеты оправданием для подобной жадности? Девушка была уверена, что Дарос так не подумает. В любом случае, как он отреагирует на унизительное известие о том, что она понимала все сказанное им? Грек был таким гордым… Нет, Тони чувствовала: ее муж никогда не должен догадаться, что она уже во время первой их встречи знала греческий. Когда-нибудь Антонии придется заговорить на местном наречии, если ей суждено будет остаться здесь навсегда. Но пусть Дарос решит, будто его жена выучила язык позже, общаясь с жителями Линдоса.

Глава 8

К середине сентября Пэм уже отдыхала на Родосе, где за ней ухаживала сестра.

— Я не позволю тебе так носиться вокруг меня, — запротестовала она было, когда Тони принесла ей завтрак.

Пэм сидела на большой белой кровати с сатиновыми покрывалами, наброшенными сверху; на ее плечах красовалась очаровательная накидка. Балконная дверь была распахнута настежь, и сквозь дверной проем струились солнечные лучи.

— Дарос настаивает, что сейчас тебе необходим абсолютный покой. — Девушка придвинула маленький столик и налила сестре кофе. — И мистер Латимер рассчитывает, что его инструкции будут выполняться. Вот, полстакана молока и один кусок сахара. Все так, как ты любишь!

Пэм подняла повлажневшие глаза:

— Тебе повезло, Тони, — он такой милый…

Антония пристроилась на краешке кровати и задумчиво взглянула на акрополь; на древние стены с башенками, казавшиеся коричневыми и подрумяненными в розовых лучах низкого утреннего солнца. У нее вырвался вздох. Отношения с Даросом, о которых девушка прежде страстно мечтала, развивались не так, как она надеялась. Правда, на прошлой неделе ее муж на несколько дней уезжал по делам, так что Антония не слишком часто виделась с ним с момента ее возвращения в Линдос. Однако в те редкие минуты, которые супруг проводил с Тони, он вел себя ни теплее, ни холоднее, чем в тот день, когда поцеловал ее, как ей тогда показалось, с некоторой нежностью.

— Ты права, он милый. — Собственное признание вызвало у миссис Латимер улыбку. Странно было соглашаться с сестрой, если учесть, что только недавно она считала своего мужа самым жестоким, скупым и высокомерным человеком во вселенной.

Две недели спустя, когда доктор разрешил Пэм плавать, они с сестрой отправились на пляж. Искупавшись в прохладной освежающей воде, девушки вылезли погреться на солнышке. Дети были в школе, а Дарос работал дома. Но через какое-то время мужчина присоединился к жене и Пэм. Он переоделся в яркие голубые шорты и белую рубашку с открытым воротом, а его глаза скрывали темные очки. Грек принес с собой книгу, но вскоре отложил ее и сел, подтянув к себе колени, созерцая причал крохотной бухты Святого Павла. Та была похожа на небесно-голубое озеро, окруженное темной каймой голой неровной вулканической породы.

Антония подняла голову и заметила, что ее сестра с задумчивым выражением лица наблюдает за Даросом. Она ему очень симпатизировала, это было очевидно. Однако сегодня Пэм выглядела озадаченной и встревоженной. Ведь недавно судовладельца видели с «другой женщиной».

Об этом эпизоде Пэм стало известно утром. Леонти упомянул о нем в разговоре с Тони, думая, что та одна. Девушки отправились в Линдос за покупками. Пока сестра выбирала что-то в книжном магазинчике, а миссис Латимер ждала ее снаружи, подошел Чаритос. Поприветствовав девушку дружеским «kalimera», он затем серьезно спросил:

— Кто та женщина, с которой я видел твоего мужа в Родосе?

Вспыхнув, Антония пролепетала неожиданно тоскливым голосом:

— Я не знаю.

Но она знала, потому что слышала, как ее муж назначает свидание своей бывшей невесте по телефону. Оливия несколько раз звонила ему до отъезда Тони в Англию к сестре. После возвращения в Грецию миссис Латимер часто гадала, виделись они или нет, пока она отсутствовала.

Ей хотелось встретиться с этой Оливией и оценить ее. Девушка считала соперницу потенциальной разрушительницей их с Даросом брака и, естественно, чувствовала, что сможет лучше сражаться, если будет понимать, какими силами обладает противница.

— Как она выглядела?

— Темноволосая, высокая и очень привлекательная, — описал парень. — Ты ее знаешь?

— Я… — Антония осеклась, потому что Пэм вышла из магазина. Лицо сестры побледнело, а взгляд был вопросительным и обеспокоенным. — Пэм, познакомься с моим другом, Чаритосом Леонти. Он живет в том великолепном особняке на склоне холма. В том самом, которым ты так восхищалась, когда мы на днях катались на машине.

— Да, я помню. — Девушка протянула руку, и Чаритос пожал ее.

— Могу я угостить вас кофе? — спросил он, указывая на таверну через дорогу. — Они готовят его с молоком, в том случае, если вам не нравится турецкий.

— Не думаю, что у нас есть время, — извинилась миссис Латимер, взглянув на часы. — Дети и так придут домой раньше нас. Они заканчивают в половине двенадцатого по средам.

— Конечно. У них длинная перемена в середине дня, — кивнул грек. — Ну что же, значит, в другой раз.

— Тони, — начала Пэм, когда девушки остались одни. — Я случайно услышала, о чем говорил этот молодой человек.

— Об Оливии, ты имеешь в виду? — уточнила Антония.

— Так, значит, ты ее знаешь?

— Я незнакома с ней, но мне известно, что она старая пассия моего мужа.

— И он встречается с ней… — мрачно заключила сестра. Ее широкий лоб нахмурился. — Ты никогда не рассказывала, как познакомилась с Даросом, — наконец отважилась спросить она. — Я интересовалась у тебя однажды, но ты ушла от ответа.

— Это длинная история, Пэм, и не слишком приятная, — неуверенно ответила девушка. — Я расскажу ее тебе как-нибудь в другой раз.

— Неприятная? — Сестра продолжала расспросы, несмотря на явное нежелание Антонии на них отвечать.

— Да, Пэм. Даже, скорее, очень неприятная. — Миссис Латимер ускорила шаги, направляясь к машине, припаркованной на площади. — Мне нужно подумать, — добавила Тони, когда они сели в автомобиль. — Я не уверена, что мне следует посвящать кого-либо в детали.

— Но ты должна! — горячо возразила сестра. — Ты только сильнее заинтриговала меня. Я же умру от любопытства!

У Антонии вырвался слабый смешок.

— Я расскажу тебе, Пэм, когда соберусь с духом.

— Эта Оливия, она замешана в твоей истории?

— Никоим образом. Она появилась позже.

— Ты к ней ревнуешь, Тони. — Пэм замолчала, подождав, пока машина минует опасный поворот. — Я вижу, что ты ревнуешь, а значит, беспокоишься. Я думала, ты так счастлива, — добавила она расстроенно. — Дарос такой замечательный. О, Тони, я думаю, тебе не о чем волноваться! — воскликнула сестра, принимая желаемое за действительное. За тот небольшой промежуток времени, который миновал со дня ее приезда на Родос, мистер Латимер начал еще больше восхищать ее.

Сейчас Пэм пристально наблюдала за ним, сидя на пляже. Грек, похоже, ощутил беспокойство девушки; повернувшись к ней лицом и одарив нежной улыбкой, он поинтересовался:

— Что случилось, Пэм? Мне кажется, ты чем-то встревожена.

— Нет… Действительно, нет. — Свояченица сумела весело улыбнуться ему в ответ. — Пожалуй, скоро нам с детьми надо будет думать об отъезде, — произнесла англичанка, меняя тему разговора. — Мы замечательно отдохнули, и я очень тебе благодарна. Я только не знаю, когда смогу вернуть тебе долг.

— Вернуть долг? — Дарос поднял брови. — Ты ничего мне не должна, Пэм. Мы наслаждались твоим присутствием. А что касается возвращения домой, то пока тебе нет нужды беспокоиться об отъезде. Дети привыкли к школе, и я не вижу необходимости увозить их из Греции.

— Но необходимость есть, — возразила девушка. — Я не могу сидеть у тебя на шее, Дарос.

— Это выражение мне не нравится, — нахмурился он. — Мы одна семья. Если у моих сестер появляется желание навестить меня, они так и делают. И ты тоже должна чувствовать себя моей родственницей. Считай этот дом своим, Пэм, и оставайся в нем столько, сколько захочешь.

Сестра посмотрела на Тони, и по выражению глаз не составляло труда прочитать ее мысли. Как столь благородный человек мог завести интрижку за спиной у жены? Это казалось невозможным.

— Дарос прав, Пэм. Не уезжай домой пока, — начала убеждать ее Антония. — Да и к чему тебе возвращаться? У тебя сейчас нет работы… По крайней мере, ты сказала, что твой босс написал тебе, будто не может оставить за тобой место. Он не изменил своего решения?

Мать семейства покачала головой:

— Нет. Мне в Линдос пересылают все письма, и с тех пор, как начальник сообщил, что ему придется заполнить вакантную должность, никаких известий от него не было. — Уголки ее губ опустились, и Пэм вдруг показалась несчастной и беззащитной. Миссис Латимер поглядела на своего мужа. Она чувствовала, что Дарос с радостью помог бы ее сестре финансово, но он, как и Тони, знал — гордость Пэм не позволит ей принять от зятя деньги. Ей придется разрешить судовладельцу заплатить за перелет в Англию ее самой и детей, но она была намерена вернуть долг, сколько бы на это не потребовалось времени. Конечно, Пэм ждет спор с Даросом. Антония понимала, что супруг наотрез откажется брать деньги у женщины, которая еле-еле сводит концы с концами. Но так как в ближайшее время подобного спора не предвиделось, девушка выкинула мысли о нем из головы. Тони очень тревожилась за сестру, и чем больше она думала о возвращении Пэм в Англию, тем меньше ей нравилась эта идея.

— Вот было бы здорово, если бы Пэм могла остаться здесь навсегда, — сказала она мужу вечером, после того как ее сестра легла спать.

— Я думал об этом, — последовал неожиданный ответ. Они стояли на веранде, потягивая напитки, прохладный морской ветерок обдувал их лица. — У нее нет на родине работы, так что ей, по сути, незачем возвращаться, верно?

— Да. Дом она снимала, — кивнула Антония. — У Фрэнка была не слишком большая зарплата, и у них не было времени встать на ноги, ведь дети родились вскоре после свадьбы.

— Я мог бы найти ей работу в Родосе. — Дарос свел брови, задумавшись. — Жаль, у меня нет ничего здесь, в Линдосе, потому что моей маме принадлежит очаровательный особнячок прямо на том холме…

— Твоей маме? — удивилась девушка. — Ты никогда не говорил мне об этом.

Ее муж улыбнулся.

— Помнится, я уже однажды заметил, что мы очень мало знаем друг о друге, — произнес он. — Тебе почти ничего не известно о моей семье, а я, за исключением Пэм и ее детей, абсолютно ничего не знаю о твоей. — Он осушил свой бокал и, пройдя в гостиную, налил себе еще. Бокал Тони стоял на маленьком столике в углу веранды, поэтому Дарос захватил бутылку с собой. — Скажешь мне, когда будешь готова, — сказал он, ставя бутылку на стол. — А теперь насчет дома. Мама собирается продать его, и мы можем сделать так, чтобы его цена была невелика.

— Но сестра не может позволить себе купить его, Дарос, — возразила Антония. — Твоя мама не сдаст ей дом? Нет, это бесполезно. У Пэм нет работы, а если она найдет себе место в Родосе, то не сможет жить здесь. Слишком далеко придется ездить. Что нам делать?

Мужчина вздохнул, и когда Тони посмотрела на него, то заметила на его лице раздраженное выражение.

— Я пытаюсь найти решение, — ответил ее муж тихо. — Если бы ты помолчала пару минут…

— Прости, — каясь, пробормотала Антония. — У тебя есть какая-то идея?

В его глазах что-то промелькнуло, когда он услышал кроткое извинение жены.

— Я говорил, что ты меня озадачиваешь, но на самом деле ты даже не озадачиваешь меня, а совершенно сбиваешь с толку. — Дарос глядел на нее, нахмурившись. — Ты не та девушка, на которой я женился. — Он помолчал немного, чтобы подчеркнуть важность своих слов. — Или та? Я никак не могу взять в толк, являются ли изменения в твоем характере результатом моих воспитательных действий, или, в сущности, перемен и не было.

Вопрос… Тупостью Тони не отличалась, но тем не менее она повторила, слегка покраснев:

— Не было изменений? — Ее длинные темные ресницы затрепетали. Мужчина не знал, смеяться ему или сердиться, даже до того, как она прибавила: — Я не понимаю…

— Нет? — Карие глаза сощурились. — Я тоже. Но не имеет значения. Думаю, ты сама все расскажешь, когда придет время. — И на этой многообещающей ноте он, закрыв исчерпавшую себя тему, переключился на проблему будущего свояченицы.

За дом, заверил девушку супруг, можно назначить такую низкую цену, что Пэм, нисколько себя не ограничивая, сумеет выкупить его в рассрочку.

— Я бы с удовольствием купил дом у мамы и подарил его Пэм, но с твоей сестрой благотворительность исключается.

— Она не примет подобный подарок, — кивнула Антония.

Неужели это был тот же самый человек, который не так давно презрительно осмеивал всех англичанок? Богач, который наотрез отказался дать жене какие-то сто фунтов для поездки в Англию? В конце концов мужчина, конечно, заплатил, но его ярость и угрозы в адрес влезшей в долги супруги совершенно не сочетались с нежной заботой о Пэм и готовностью потерять деньги на продаже дома ради того, чтобы небогатая мать семейства могла позволить себе его купить.

— Ты очень добр, Дарос, — сказала девушка благодарно. — Не знаю, почему ты принимаешь такое участие в судьбе моей сестры.

Грек взял свой бокал и задумчиво покрутил его между большим и указательным пальцами.

— Во-первых, Тони, я очень привязался к ее детям. Они многого лишились. Им необходима стабильность… И мужчина рядом, чтобы держать их в узде. Ребятишки на редкость резвые, и это замечательно, но только если приучены к дисциплине. Ситуация очень быстро может стать такой, какой была до их приезда сюда: Пэм на работе, дети сами по себе. — Муж категорично покачал головой: — Это не должно произойти.

Он улыбнулся Антонии и добавил, что если бы он был крестным детей, то обязан был бы содержать их в случае нужды и заботиться об их благополучии. Дарос считал себя их крестным и, следовательно, обязанным позаботиться о сорванцах. Тони прекрасно понимала, что он чувствует. В Греции семейные узы были сильны; каждый член семьи считал себя ответственным за благополучие любого из родственников, столкнувшегося с трудностями. А крестные несли еще большую ответственность. Крестный обязан, как говорил ее муж, обеспечивать своих крестников всем необходимым, если возникнет нужда. В свою очередь, к крестным здесь относились с глубоким почтением. Существовал религиозный праздник, когда каждый крестник обязан был пойти в дом своего крестного, встать перед ним на колени и поцеловать его руку.

— Во-вторых, — продолжил судовладелец, — я очень симпатизирую твоей сестре и восхищаюсь ею. И хочу облегчить ее бремя, которое она несет не по своей вине.

Хотя мужчина говорил подчеркнуто сдержанно и сухо, Тони подозревала, что им двигало не только развитое чувство долга, но и великодушие. Грекам вообще присуще стремление к неуклонному выполнению своего долга. Дарос был наполовину англичанином, но он следовал нормам поведения соотечественников его матери и говорил о Греции как о своей стране. Пэм получит помощь, в этом Антония не сомневалась.

— Работа, Дарос? — напомнила ему жена. — Ты сказал, что у тебя нет ничего в Линдосе?

— Да, у меня нет. Жаль… Подожди-ка! — Супруг щелкнул пальцами и спросил: — Пэм говорила мне, что занималась фотографией, верно?

Тони кивнула.

— Тогда я нашел ей работу!

— Да? Здесь?

— У меня есть друг, он профессиональный фотограф. От него через несколько недель уйдет ассистентка, которая выходит замуж, — пояснил мужчина. — Он много путешествует и, кстати, сейчас отсутствует, но его студия находится в саду его дома, здесь, в Линдосе. И именно там будет работать Пэм.

У Антонии словно гора упала с плеч.

— Я не знаю, как благодарить тебя, — начала она нетвердым голосом. — Никогда не думала, что ты можешь быть таким добрым.

Муж одарил ее долгим и тяжелым взглядом:

— А я не знал, что ты можешь быть такой чувствительной.

Но Дарос все еще не доверял супруге, и его манеры ничуть не смягчились. Более того, его губы сжались в привычную жесткую линию, и девушка, которая уже готова была заговорить, быстро прикусила язык. Что ей даст чистосердечное признание? Мужчина немного изменил отношение к ней, но на любовь или даже привязанность не было и намека. Признание в обмане с ее стороны лишь спровоцирует очередную ссору, а к этому Антония вовсе не стремилась.

— Надеюсь, Пэм согласится с твоими планами, — сказала Тони, пытаясь сменить тему разговора. — Она не должна догадаться, что ей оказывают благотворительную помощь.

— А никакой благотворительности и нет.

— Но ты же, по сути, даришь ей часть суммы, в которую оценивается дом?

— Это ерунда. Пэм ничего не заметит, потому что не имеет представления о местных ценах на недвижимость, — заверил ее супруг. — В любом случае, жилье тут гораздо дешевле, чем в Англии.

У Антонии не было причин для беспокойства. Сестра с энтузиазмом отнеслась к мысли о жизни на острове. А дети, которые в последнее время пребывали в несколько подавленном настроении из-за скорого возвращения домой, выразили свой восторг так шумно и буйно, что были отправлены Даросом на улицу. Их благоприобретенное послушание все еще изумляло Пэм, и она пробормотала признательно:

— Мне слов не хватит, чтобы отблагодарить тебя за такое количество добрых дел, Дарос!

— Тогда не надо пытаться ими воспользоваться, — мягко перебил ее хозяин дома. — Тони счастлива, что ты будешь жить поблизости, и я тоже. Ребятишкам здесь нравится, и они привыкли к школе. — Мужчина выразительно пожал плечами. — Зачем тратить слова, когда все и так счастливы?

Она рассмеялась:

— Ладно. Я больше не буду пытаться благодарить тебя! Но, — добавила англичанка уже более серьезным тоном, — я всегда буду чувствовать признательность глубоко в сердце.

Проигнорировав ее слова, Дарос произнес, поднимаясь, чтобы уйти:

— Кстати, Тони. Джулия приезжает в выходные. Она будет жить в комнате, где останавливался дедушка.

— Мы заняли все лучшие помещения? — спросила Пэм виноватым тоном, когда за ее зятем закрылась дверь. — Если я в комнате Джулии…

— Ты не в ней, — заверила ее Антония. — Золовка спала в комнате под башней, когда в прошлый раз гостила здесь.

Башня давным-давно исчезла, но комната под ней до сих пор сохраняла свое первоначальное название.

«Следует ли расспрашивать Джулию об Оливии?» — размышляла девушка все чаще по мере приближения пятничного вечера. Сестра Дароса, наверное, все равно уклонится от ответа и, наверное, смутится. А поскольку Тони знала, что и сама будет чувствовать неловкость, она решила не пытаться получить информацию о сопернице таким способом.

Не успела Джулия приехать, Антония уже догадалась, что та виделась с Костасом. Как только миссис Латимер осталась наедине со своей золовкой, та ей во всем призналась.

— Значит, вы поженитесь? — Хотя Тони была слегка шокирована, она обрадовалась за гречанку. Дарос будет недоволен, но, как уверяла его сестра, прежде всего он будет заботиться о ее счастье.

— Нет… — Джулия отвернулась, густо покраснев. — Я думала, когда мы были вместе, что Костас все-таки решил предложить мне руку и сердце, но все закончилось очередным прощанием.

— О! — Антония потрясенно уставилась на студентку. — Ты хочешь сказать, он просто использовал тебя? — Вопрос был не слишком тактичным, и к щекам Тони тоже прилила кровь. — Что именно произошло? Этот парень говорил о своем желании жениться на тебе?

Джулия покачала головой.

— Я приняла желаемое за действительное, — горько произнесла она. — Видишь ли, любимый позвонил мне и сообщил о своем намерении приехать отдыхать на Порос. Он попросил меня встретиться с ним там в отеле. Я сказала маме, что буду с подругой, и… поехала на Порос, чтобы встретиться с Костасом. Он был таким добрым и заботливым… А когда он попросил меня провести с ним ночь, я, естественно, подумала, что мы потом сыграем свадьбу.

За ее словами последовало долгое тяжелое молчание. Англичанке, упрямой и всегда осторожной, подобная наивность казалась невероятной. Доверчивость Джулии, второй раз поверившей Костасу, была выше ее понимания.

— Как ты собираешься поступить? — поинтересовалась наконец девушка. — Ты ведь теперь не можешь выйти замуж за Стефаноса.

— Ситуация не изменилась, — сказала студентка, и Тони недоуменно посмотрела на нее:

— Но ты же не любишь его.

— Я его не любила и прежде, когда Дарос посоветовал мне обручиться с ним.

— Послушай, Джулия: я знаю, что это не мое дело, и мне также известно, что у тебя на родине сватовство — норма, но если ты не любишь Стефаноса, не выходи за него, — посоветовала миссис Латимер. — Ты никогда не будешь счастлива.

— Я все равно не буду счастлива без Костаса.

— Он мерзавец, Джулия. Ты же понимаешь это.

— Я не первая девушка, которая влюбляется в мерзавца, — ответила студентка, криво улыбнувшись. А затем добавила: — Как бы мне хотелось, чтобы ты увидела его, Тони. Ты бы согласилась, что он самый привлекательный мужчина на земле.

— Он отвратительный внутри. Значение имеет лишь то, что спрятано внутри, Джулия, — поучительно сказала Антония. — Внешность может быть обманчива.

— Верно подмечено. — Дарос вошел в комнату и сел на диван рядом с сестрой, однако его взгляд был прикован к раскрасневшемуся лицу жены. — Я не слышал первую часть беседы, — обратился он к Тони. — О чем, моя дорогая, шла речь?

— Это не для твоих ушей! — Чуть не попались! Приди муж на несколько секунд раньше и услышь то, что говорила Джулия… — У нас женский разговор.

— Мне уйти? — сухо спросил мужчина.

— Конечно нет! — вставила его сестра. — Я не видела тебя много недель, а сюда приехала всего на пять дней. Чем ты занимался? Я виделась с дедушкой, когда была на Крите, и он сказал, что замечательно провел время в твоем доме.

— Он спокойно отдохнул, но мне показалось, он не очень хорошо себя чувствовал, — отозвался брат. — А что касается меня — я то работал, то развлекался.

— Тебе везет, Дарос. Ты можешь развлекаться тогда, когда захочешь, — завистливо вздохнула студентка. — Мне вот приходится вкалывать весь учебный год, а предаваться веселью я могу только на каникулах.

— Ты сможешь развлекаться, когда выйдешь замуж, — заметил мужчина. — Твой муж достаточно богат, чтобы нанять тебе кучу служанок, которые будут работать.

— Он мне еще не муж.

Сощурив глаза, грек посмотрел на сестру.

— Вы обручены, Джулия, — мягко напомнил он ей.

В ответ послышался дрожащий вздох. Антония поглядела на супруга. Тот повернулся и внимательно наблюдал за Джулией.

— Да, Дарос, я помолвлена. — Слова были произнесены почти шепотом. Судовладелец никак не мог не заметить отчаяния, прозвучавшего в них.

— Стефанос — хороший человек, и он будет добр к тебе, — попытался он утешить девушку. — Он обеспечен и происходит из прекрасной семьи…

— Я знаю! — Джулия вскинула руки в жесте смирения. — Я не собираюсь отказываться от своего слова.

— Искренне надеюсь, что это так. Я назначил свадьбу на июнь, когда ты сдашь последние экзамены, — сообщил ей брат.

Гречанка посмотрела на свои стиснутые ладони. Тони всем сердцем сочувствовала ей. Столько девушек, подобно ей, шли к алтарю, разодетые в пух и прах и ведущие за собой веселую толпу. И все ради того, чтобы выйти замуж за мужчин, которых выбрали их родители или другие люди, считавшие, что знают жизнь гораздо лучше. Самой поразительной деталью, по мнению Антонии, была неспособность этих людей учиться на собственном опыте. Когда их дочери подрастут, Джулия и Стефанос будут действовать согласно традициям и выдадут тех замуж за молодых людей, которых девушки, наверное, никогда не видели. А если жениха и невесту представят друг другу до свадьбы, то их знакомство этой встречей и ограничится, пока нареченные не станут мужем и женой.

— Я думаю, — сказала Тони супругу на следующий день, когда они сидели вдвоем после обеда, — преступление — заставлять девушку выходить замуж за нелюбимого человека.

— Ты имеешь в виду Джулию? — Губы Дароса сжались в жесткую линию.

— Она не любит своего жениха, которого ты для нее выбрал.

— Очевидно, она доверилась тебе, — заметил мужчина. — Она намекнула, что ее вынудили обручиться?

— Нет, — быстро ответила девушка. — Джулия сказала, ты посоветовал ей выйти за Стефаноса. — После недолгой паузы Антония спросила: — Какой он?

— Очаровательный молодой человек без вредных привычек, умный и богатый. Чего еще может желать женщина?

— Она может желать любви, — резко парировала жена. — Женщины стремятся к ней, знаешь ли!

Супруг приподнял брови:

— Для тебя, похоже, это слово не пустой звук. — Его вниманием завладели дети, которые возились в песке. С ними были Пэм и Джулия. — Если мне не изменяет память, — продолжил судовладелец своим самым сухим тоном, — ты считала, что ради денег жертвовать можно всем.

Девушка прикусила губу и подняла глаза.

— Мое положение было другим.

— Полагаю, тут ты права. — Внимание Дароса теперь привлекли две изящные белые яхты, плывущие к бухте Святого Павла. Скалы над бухтой потемнели, когда солнце скрылось за тучей. Перемена была поразительной, и игравшие на пляже дети посмотрели на небо, словно ожидая, не пойдет ли дождь. — Сколько рассказала тебе Джулия? — неожиданно спросил муж, вновь повернувшись к Тони. — Я так понимаю, ты знаешь о Костасе?

Девушка насторожилась.

— Джулия упомянула о нем, да. — Выдавать тайну золовки Антония не собиралась.

— Упомянула? — Казалось, супруг не поверил ее словам. — Она думает, что любит его.

— Я уверена, что любит.

— Но он не любит ее, Тони. — Голос Дароса стал вдруг печальным. — Если бы этот молодой бездельник хотел обручиться с Джулией, он бы давно уже обратился или ко мне, или к маме.

— Ты доволен предстоящим браком сестры и Стефаноса? — не удержалась от вопроса Антония и пристально посмотрела на мужа.

— Ты осуждаешь меня? — задал он встречный вопрос, высокомерно подняв бровь.

Девушка склонила голову. Чувствуя себя неуютно, она пробормотала:

— Я не вправе осуждать тебя, Дарос. Но Джулия несчастна, и… и мне кажется, ей надо позволить разорвать помолвку. Если она захочет, конечно.

— Значит, она не утверждала, будто хочет разорвать помолвку? — уточнил грек.

Тони отрицательно покачала головой. Она лезла не в свое дело.

— Она только сказала мне, что не любит своего жениха. Я же не выдала ее секрет, — добавила Антония, всматриваясь в лицо супруга. — Ты знал, что она не любит Стефаноса.

— Гречанки выходят замуж не ради любви, — напомнил судовладелец.

— Поэтому здесь столько несчастливых браков.

Дарос тихо выругался.

— Я не принуждал Джулию, — рявкнул он.

— Ты позволишь ей разорвать помолвку, если она захочет? — настаивала девушка.

Брови ее мужа сошлись у переносицы. Возникло такое впечатление, что он пытается разрешить запутанную проблему.

— Я должен попросить тебя не вмешиваться в судьбу моей сестры, Тони, — произнес Дарос наконец. — Видишь ли, в ее жизни произошли некие события, о которых тебе неизвестно.

Ее глаза встретились с его, и пульс Антонии участился. Знал ли он тайну Джулии? Нет, он наверняка не догадывался о ней, иначе он не был бы так спокоен.

— Извини, — прошептала девушка. — Это действительно не мое дело.

— В каком-то смысле это твое дело, — вздохнул мужчина. — Я помогаю твоей сестре, и в обычных обстоятельствах твоим долгом было бы поддержать мою сестру. Но к несчастью, сложившиеся обстоятельства нельзя назвать обычными, — произнес он с сожалением. Даросу все известно, теперь Тони была в этом уверена. Почему же тогда он не выбранил Джулию? — Будет лучше, если девочка выйдет за Стефаноса, — произнес грек тихо. В его голосе звучали доверительные нотки, словно он на самом деле не был против вмешательства жены в эту семейную проблему.

«Лучше, если девочка выйдет за Стефаноса». Глаза Антонии засияли, когда ее осенила гениальная догадка, и девушка совершила непоправимую ошибку.

— Стефанос влюблен в Джулию? — предположила она.

Мужчина бросил на нее пронзительный взгляд:

— Почему ты так решила?

Девушка покраснела и принялась смущенно барабанить пальцами по столу.

— Я н-не знаю. Просто м-мысль в голову пришла.

— Основанная на чем?

Тони помотала головой и стала нервно оглядываться по сторонам, словно отыскивая путь к бегству.

— Похоже, сестра во всем тебе призналась, — прозвучало утверждение. Жене оставалось лишь кивнуть, потому что врать было бесполезно. — Мне она, понятное дело, не говорила, — продолжил судовладелец бесстрастным тоном. — Я узнал о ее… проступке от своего друга, чей сын учится в Афинском университете. Естественно, я предпочел бы, чтобы Джулия стала супругой Костаса, и я намекнул, что ее счастье для меня драгоценно, хотя ее избранник беден, а Стефанос богат. Однако этот самый Костас, очевидно, не хочет просить руки моей сестры, и ни один другой мужчина не возьмет ее в жены, поэтому у Джулии выбор невелик.

— Ты вынужден был сообщить Стефаносу о… о… — Тони осеклась, пытаясь подобрать подходящее слово. — Я догадалась, поэтому и решила, что мужчина влюблен в нее. Ведь Стефанос, очевидно, примирился с этим.

Дарос кивнул.

— Он обратился ко мне, желая жениться на Джулии, и мне пришлось рассказать ему правду, — подтвердил он. — Естественно, молодой человек был потрясен и расстроен, но не отказался от намерения обвенчаться с ней. Сестре очень повезло, потому что в этой стране подобный неблагоразумный поступок обычно полностью лишает девушку шансов выйти замуж.

— Повезло ли ей, Дарос? — засомневалась Антония. — Будет ли она счастлива с человеком, которого не любит?

— Либо она будет супругой Стефаноса, либо останется старой девой, — сухо отметил хозяин дома. — Главная цель гречанки — выйти замуж и нарожать детей.

После непродолжительного молчания Тони вслух выразила свое удивление его спокойным восприятием случившегося.

— Ты кажешься таким чутким, Дарос. Разве ты не сердишься на Джулию?

Губы мужчины сурово сжались.

— Сначала сердился, — признался он, подумав. — Но потом моя английская половина победила. Я с удивлением обнаружил, что отношусь к безрассудному поступку сестры терпимо и реалистично. Жизнь юных девушек в большом мире, в университете, сильно отличается от их прежнего замкнутого существования в родительском доме. Они вдруг оказываются свободными, свободными увлечься мужчинами, чего в обычных обстоятельствах никогда бы не случилось. Если бы только им не повезло влюбиться уже после свадьбы. Эти девочки, которых до сих пор охраняли отцы и братья, остаются без защиты. Они невинны и неопытны. — Грек говорил мягко, его голос был наполнен теплом и сочувствием.

Антония уставилась на мужа, лишившись дара речи и чувствуя стыд. Среди вызывающих чувство вины воспоминаний были его забота о благополучии детей, его щедрость к Пэм и даже его недоумение, вызванное поведением жены, которая почему-то из кожи вон лезет, пытаясь сделать его жизнь невыносимой. Сколько нового девушка узнала о супруге! Если бы только она встретила Дароса до того, как он познакомился с Оливией. Она знала теперь, что у него были причины осуждать англичанок. Возможно, в то время рана, нанесенная Оливией, была свежа и болела. Оливия… Как далеко зашло их воссоединение? Тони не хотелось забивать голову этими мыслями, и она отбросила их.

— Ты утверждаешь, что ни один другой мужчина не женится на Джулии, — с сомнением в голосе произнесла она. — Но предположим, какой-нибудь молодой человек воспылает к ней страстью и она ответит взаимностью?

— Он не захочет жениться на сестре, узнав правду, — отозвался супруг. — А он узнает ее, потому что будет катастрофой для девушки, потерявшей невинность, выйти замуж, не признавшись жениху во всем. Ее муж может сразу же развестись с ней, и, скорее всего, так и сделает.

— Нет, если будет любить ее! — воскликнула Антония страдальческим голосом.

— Требование сохранять целомудрие до свадьбы непререкаемо, и поэтому Джулии по-настоящему повезло, что такой просвещенный человек, как Стефанос, влюбился в нее, — объяснил грек. — Я, честно говоря, не верю в возможность повторения подобного. Сестра правильно сделает, согласившись на его предложение.

Тони раздраженно встряхнула головой, выдав тем самым свои чувства. Она постаралась направить беседу в нужное ей русло, желая получить ответ на вопрос, мучавший золовку.

— Будет ли Стефанос ждать признания от самой Джулии?

— Я уже говорил, он хороший человек, и, думаю, ты согласишься со мной, — начал мужчина. — Если Джулия признается, он простит ее. А если сестра промолчит, муж не будет винить ее, и она никогда не узнает, что я выдал ее тайну.

— Да, похоже, он хороший человек, — вынуждена была признать Антония. А затем с любопытством добавила: — Почему ты не сказал Джулии, что тебе все известно?

— Я не понимал, какой в этом смысл, — отозвался Дарос. — Сестра бы потом всю жизнь чувствовала неловкость в моем присутствии. Я очень люблю ее, Тони, и, если наши отношения станут натянутыми, это не принесет пользы ни ей, ни мне.

Довольно долго после ухода мужа миссис Латимер размышляла об их разговоре и о терпимости и чуткости, проявленной греком в отношении неблагоразумного поступка его сестры. Она никогда бы не поверила, что такое возможно. Суровое осуждение и презрение гораздо больше соответствовали образу того мужчины, за которого Антония вышла замуж. Мужчина, за которого она вышла замуж… Судовладелец утверждал, что она не та женщина, на которой он женился, но и этот новый Дарос был не тем человеком, с которым она заключала супружеский союз.

Мысли Тони вернулись к Джулии. Девушка чувствовала облегчение при мысли, что, если ей снова будет задан мучивший студентку вопрос, она сможет дать своей золовке совет.

И вопрос был задан страдальческим голосом, сопровождаясь горькими слезами.

— Ты должна открыться ему, без сомнения, — ответила Антония, не колеблясь ни секунды. — Я уверена, он простит тебя.

— Ты… — Плач прекратился, и Джулия уставилась на свою невестку. — Почему ты так решила? Ты даже не встречалась со Стефаносом.

— Он хочет жениться на тебе, Джулия. Вероятно, потому, что любит тебя.

— Он никогда не говорил мне этого, — робко возразила гречанка.

— А у него была возможность? — спросила Тони, и золовка отрицательно покачала головой.

— Не было, потому что мы никогда не оставались наедине.

Миссис Латимер улыбнулась:

— Тогда почему бы тебе не подождать, пока вы останетесь одни, и тогда ты, может быть, узнаешь, что он хочет обвенчаться с тобой по любви. — Она увидела, как последние капли слез исчезли с очаровательного личика гречанки и как на нем появилась робкая улыбка.

— Я никогда об этом не думала, — призналась Джулия, в голосе которой смешались неуверенность и надежда. — Ты и вправду веришь, Тони, что если Стефанос любит меня, то простит мою ошибку?

— Я уверена, он простит, — кивнула Антония и тут же добавила: — Но, Джулия, ты не должна никогда больше встречаться с Костасом.

Студентка энергично замотала головой. В ее глазах светилось раскаяние.

— Никогда! О, Тони, интересно, права ли ты! Каким же для меня будет облегчением, если Стефанос все-таки захочет жениться на мне после… после того, как узнает. — Она подняла глаза, которые снова заблестели от слез. — Понимаешь, я очень боюсь, что Дарос узнает о моем грехе. Он добрый, но этого он мне не простит. Он вычеркнет меня из своей жизни навсегда!

Значит, даже Джулия на самом деле не знала своего брата.

— Ты сможешь полюбить Стефаноса? — полюбопытствовала невестка.

Воцарилось недолгое молчание перед тем, как девушка ответила:

— Наверное, когда забуду Костаса. — Она задумчиво кивнула. — Да, я думаю, что смогу полюбить своего супруга. — Джулия улыбнулась. — Я постараюсь, ведь, по словам моего брата, он хороший человек.

Вполне вероятно, у этой истории все-таки будет счастливый конец. Антония страстно надеялась на это. «А у моей собственной истории?» — уныло думала девушка. Ее жажда абсолютной гармонии в отношениях с мужем могла быть порождена лишь любовью. С осознанием этой истины пришел страх. Полюбит ли ее когда-нибудь Дарос? Тони не могла вообразить себе подобного, и ее будущее представлялось ей тоскливым и одиноким, полным несбывшихся мечтаний.

Глава 9

С присущей ему деловитостью мистер Латимер очень скоро запустил процесс передачи собственности новому владельцу. Но, пока подписывались разнообразные документы, Пэм вручили ключ, и частенько сестры вместе поднимались по узенькой тропинке вверх по склону холма. Девушки проводили около часа, обсуждая цветовые гаммы комнат или делая замеры для приобретения занавесок и ковров. Пэм уже полностью поправилась и скоро должна была ехать в Англию, чтобы упаковать свою мебель и организовать перевозку в новое жилище. Ее дети были просто образцами вежливости и послушания. В то же время не было заметно никаких признаков того, что их дух сломлен, как в приступе раздражительности предсказала когда-то Антония. Джордж Тарсули, обаятельный фотограф, друг Дароса, вернулся в Линдос, и место его ассистентки было закреплено за Пэм. Причем сумма зарплаты заставила глаза англичанки округлиться.

— Наконец-то удача меня нашла, — радовалась она. — Я до сих пор не могу поверить, что все это происходит со мной!

Был вечер. Муж Тони вместе с девушками поднимался по склону холма, в основном чтобы осмотреть сад — большой, запущенный и сильно разросшийся из-за того, что в доме больше года никто не жил. Они уселись в патио, единственной части здания, где уже стояла мебель. Очаровательный комплект из плетеных кресел и такого же стола был даром Джулии, которая, увидев его в магазине, решила, что он замечательно подойдет для патио Пэм. Ковры должны были стать подарком от Дароса, еще какие-то вещи англичанка должна была получить от Маргариты и ее матери, не говоря уже о презенте Тони — старинном бюро с инкрустацией, которым Пэм восхищалась в Родосе, будучи там с сестрой и ее мужем. «Она должна получить его», — решил Дарос позже. Он поможет Антонии купить его. И хотя англичанка пыталась протестовать против этого преподнесения даров, ей приказали не спорить. «Это традиция, — сказал ей зять. — Все члены семьи приносят подарки тому, кто переезжает в новый дом».

— У меня прямо голова кружится, — говорила мать семейства, глядя вниз и любуясь открывающимся с холма великолепным видом. Белые домики на склоне сияли в лучах быстро заходящего солнца. Сверкал храм на мысе, блестела прозрачная вода бухты Святого Павла, и в угасающем свете дня светлым пятном выделялась одинокая рыбацкая лодка, лежащая у самой кромки неподвижной водной глади. — У меня такое чувство, что я вот-вот проснусь, — выдохнула Пэм, переводя застенчивый взгляд с мужчины на свою сестру.

Антония была рада за нее. Борьба за выживание кончилась благодаря Даросу, его щедрости и осторожности, с которой он все устроил. Пэм даже и не догадывалась о степени этой щедрости. Он был замечательным человеком, подумала Тони с гордостью. Однако несмотря на то, что ее супруг был добр ко всем остальным, к жене он продолжал относиться с прохладной вежливостью. И хотя между ними больше не было стычек, нежности тоже не прибавилось.

— Остается надеяться, что реальность окажется такой же приятной, как и сон, — произнес мужчина с улыбкой, наблюдая за Тони, наливающей кофе из термоса, взятого с собой. — Ты почувствуешь себя еще счастливее, когда все твои вещи будут здесь и ты, сможешь обставить дом по собственному вкусу.

— И привести в порядок сад, — добавила Антония, передавая мужу его кружку.

— Я внимательно осмотрел эти заросли. Одна ты не справишься, — непререкаемым тоном заявил судовладелец. — Я устрою, чтобы один из наших садовников приходил к тебе пару раз в неделю.

«Наших садовников». Тони кинула удивленный взгляд на супруга. Ничего подобного он раньше не говорил.

— Нет, Дарос, я не могу позволить тебе оплачивать уход за моим садом, — запротестовала англичанка. — Я с удовольствием займусь им сама, ведь у меня никогда раньше не было собственного клочка земли.

— Садовникам не хватает работы… — Грек осекся, потому что Пэм отрицательно качала головой, в этом ее жесте были и извинение, и мольба. Дарос все понял. Дело было в ее гордости. И он не стал больше настаивать, предупредив твердо, что к новоселью сад приведут в порядок его люди, после чего за растениями не так сложно будет ухаживать.

Потом они молча пили кофе в патио пустого дома. Вокруг них тоже царила тишина, лишь изредка нарушаемая стрекотом цикады, спрятавшейся в серебристо-серой листве оливкового дерева, или позвякиванием овечьих колокольчиков, доносящимся со склона холма. Постепенно малиновое пламя заката стало темно-бронзовым, и лишь у горизонта виднелась небольшая светлая полоска. Фиолетовая вуаль скрыла бронзу, и в мягких сумерках маленький домик, казалось, погрузился в волшебную дрему, тогда как люди в патио пошевелились, забормотали что-то и вдруг очнулись.

— Пора все здесь запирать и идти домой.

Дарос поднялся, со стула и стоял, ожидая, пока девушки занесут чашки и блюдца в дом. Потом он закрыл окна, ставни и, наконец, входную дверь. Поднялся легкий ветерок, покрывая море мелкой рябью и заставляя кроны пальм покачиваться на фоне темного бархата ночного неба. Экзотические ароматы, наполнявшие воздух, издавали неповторимую, пропитанную волшебством атмосферу Востока, пока луна медленно выплывала из-за скрывавших ее облаков и заливала дышащую жаром землю серебристым сиянием.

— Обожаю здешние вечера и ночи, — выдохнула Пэм, спускаясь вниз по тропинке, которая стала слишком узкой, чтобы они все трое могли идти по ней плечом к плечу.

— Я тоже, — пробормотала Тони. — Они такие теплые и мягкие. И романтичные.

Непроизвольно она взглянула вверх; ее глаза встретились с темными глазами мужа, и девушка покраснела. Выражение лица ее супруга изменилось, сарказм и ирония уступили место недоумению. Совершенно неожиданно мужчина положил руку на плечо Антонии, и она задрожала от его прикосновения. Небольшая группа пальм, окаймлявших дорогу, скрыла их своими листьями от лунного света. И в это мгновение внезапно опустившейся на них темноты Дарос нагнулся и поцеловал жену.

Еще долго потом она вспоминала этот поцелуй. Секунду назад девушка наделяла его огромной важностью, а в следующую — корила себя за глупость. «Но этот поцелуй отличался от остальных, — шептала Антония. — Он не такой, как те, другие, которые заставляют меня чувствовать себя не более чем собственностью мужа».

Но словно специально для того, чтобы усилить ее сомнения, судьба дала возможность Тони самой увидеть Дароса с Оливией. Антония и Пэм поехали в Родос, поскольку сестра хотела купить несколько сувениров родителям и брату. Миссис Латимер свои уже купила, они были упакованы и ждали, когда Пэм их заберет.

— Думаю, всё, — решила ее сестра, наблюдая, как улыбающийся продавец-грек заворачивает купленную ею вышивку. — Мама будет в восторге от этих тканей.

— Мы можем здесь поужинать, — предложила Тони. — Как насчет кафе в гавани? Мне хочется поесть на открытом воздухе.

Когда они сидели за столиком, глядя на проходящих мимо людей и ожидая заказанные блюда, Пэм приглушенно ахнула. Антония резко подняла голову. Следя за направлением потрясенного взгляда сестры, девушка заметила своего супруга и Оливию, входящих в великолепный ресторан, из окон которого открывался восхитительный вид на гавань.

Повернув голову, Пэм заметила краску на щеках Тони и по-детски дрожащие губы.

— Это Оливия? — Голос сестры охрип от огорчения. — Не могу поверить! Только не твой муж… — Ее глаза потемнели, когда мать семейства снова посмотрела на ресторан. — Между ними ничего не может быть, Тони, — добавила Пэм успокаивающим тоном, который, однако, не умерил тревоги девушки.

— Подозреваю, это Оливия. Я никогда не встречалась с ней.

— Ты говорила, она его старая пассия, — произнесла сестра нерешительно. Антония молчала, и Пэм добавила: — Ты намекнула однажды на какую-то тайну, касающуюся твоего знакомства с Даросом, и пообещала, что однажды раскроешь ее мне.

После недолгих колебаний Тони призналась:

— Он спас меня от убийцы.

Медленно ее сестра наклонилась вперед:

— Что ты сказала?

— Это правда, — подтвердила Антония. — Но ты никогда не должна говорить об этом маме и папе и уж точно не рассказывать Хью. Обещаешь?

— Ты серьезно? — Пэм нахмурилась и уставилась на девушку с недоверием.

— Совершенно серьезно. — Тони перевела взгляд на ресторан через дорогу. Сидели ли они сейчас в каком-нибудь укромном уголке? Наслаждались ли обществом друг друга, забыв разногласия? С мрачной решимостью миссис Латимер отвела взгляд и посмотрела на Пэм, будто так она могла забыть, что ее муж рядом, но предпочитает ей общество другой женщины. — Я расскажу тебе все, — предложила девушка. — Но только после того, как ты пообещаешь мне не открывать этот секрет никому из семьи.

— Я обещаю, но…

— Это была вендетта, — начала Антония и поведала сестре всю историю, чувствуя, как напряжение понемногу отпускает ее…

— Звучит, как сюжет одного из этих дурацких фильмов про убийства! — ахнула Пэм, когда рассказ подошел к концу. — Каким кошмаром это было для тебя… А мы дома и не подозревали об опасности, в которой ты находилась. Люди на Крите, должно быть, варвары!

— Нет, совсем нет, — быстро возразила Тони. — Кровавый обычай до сих пор остается в силе лишь в немногих отдаленных деревнях. И люди там искренне верят, будто исполняют свой долг. Они не считают подобные убийства преступлениями. Это действительно непостижимо для европейцев.

— Вот уж точно. — Появился официант с их заказами, и Пэм откинулась на спинку стула. — Значит, у вас один из тех фиктивных браков, — пробормотала она проницательно.

— Был сначала. Но теперь уже нет.

— Но… — Сестра озадаченно замолчала. — Вы влюбились друг в друга? — недоуменно спросила женщина. Пэм покосилась на ресторан через дорогу, выражение лица у нее при этом было растерянным.

— Ничего такого романтичного, — ответила Антония с горечью. — Дарос меня совершенно не любит.

— Но, Тони, он же не стал бы… не стал бы. — Она замолчала, смутившись, и миссис Латимер с кривой улыбкой ответила:

— Стал бы, Пэм. Эту его сторону ты не знаешь. — Антония смолкла, испытывая стыд и раскаяние. Завладевшая девушкой ревность чуть не вложила в ее уста злые слова. — Полагаю, мне следует рассказать тебе остальное, — произнесла Тони после недолгого размышления.

— А есть еще что-то?

— И немало.

Девушка дополнила свою поведанную ранее историю, и, когда она наконец замолчала, собеседница уставилась на нее с недоверием.

— Тони, ты, наверное, сошла с ума, если решила, что легко справишься с Даросом, — выдавила она потрясенно.

— Почему? — Антония поглядела на сестру с любопытством.

— Достаточно один раз посмотреть на него. Мужчина с таким волевым подбородком и квадратной челюстью не позволит никому командовать собой!

— Думаю, я была так зла из-за услышанного, что мне даже в голову не пришла мысль о возможном сопротивлении супруга.

— Ты, наверное, чокнулась или ослепла, — заявила мать семейства. — Я бы никогда даже и пытаться не стала доводить до белого каления такого человека, как Дарос. Я бы сразу поняла, что он этого не потерпит.

Тони молчала, размышляя о своих многочисленных ошибках, и Пэм спросила с некоторым сомнением, действительно ли судовладелец награждал англичанок всеми этими отвратительными эпитетами.

— Именно так он и говорил, — заверила ее девушка мрачным и осуждающим тоном.

— Он не мог так думать, — твердо заявила сестра. — Иначе меня бы здесь не было, правда? Только подумай, сколько он сделал для меня… — Она развела руками. — Нет, он так не считал. Вероятно, какая-то англичанка здорово разочаровала его незадолго до вашей встречи. — Пэм бросила быстрый понимающий взгляд в сторону Антонии. — Оливия?

Тони кивнула и пересказала услышанный ею на званом ужине разговор Эвиании и Дароса, добавив, что о существе нанесенной мужу обиды ей ничего не известно, так как в беседе об этом не упоминалось.

— Подозреваю, Оливия каким-то образом умудрилась прибрать к рукам его деньги, — поделилась своими соображениями Антония. — И он, естественно, разгневался, ведь его оставили в дураках. Однако Дарос, похоже, простил ее. — Девушка подумала, что на нее саму подобное всепрощение не распространяется, и у нее в горле возник маленький горький комок. Но ведь грек был влюблен в Оливию — женщину, которая была гораздо красивее и сексуальнее Тони. — Ее раскаяние, видимо, произвело на него впечатление, — закончила Антония с отчаянием в голосе.

— А ты раскаиваешься в своем вызывающем поведении?

— Конечно, я сожалею о нем.

— Ты могла бы сказать об этом мужу, — предложила Пэм.

— Теперь уже нет смысла, — возражала девушка. — Слишком поздно, ты и сама должна понимать.

— Тебе подобные мысли когда-нибудь раньше приходили в голову?

— Да. Я даже подумывала рассказать ему о своем знании греческого, но к тому времени ему уже названивала Оливия, и я решила, что не интересую его, — объяснила Антония. — Поэтому и не захотела выглядеть идиоткой. — Она взяла нож и вилку. — Давай приступим к еде и забудем об этом.

В кафе было включено радио, и из динамика раздавалась мелодия бузуки. Туристы в ярких нарядах прогуливались по берегу, глядя на два грациозных круизных лайнера, стоявшие на якоре неподалеку. Корабли доставили своих пассажиров в город Родос, чтобы те могли несколько часов побродить по его узким улочкам, прежде чем отплыть к другим островам.

— Я все еще не могу поверить в то, что Дарос способен поступить с тобой бесчестно, — заявила сестра через некоторое время. И тем не менее в ее голосе слышалось сомнение, сомнение и разочарование. — Начала ты свою семейную жизнь просто ужасно, — пожурила она Антонию после очередной паузы. — Требовать деньги! Он, наверное, считает тебя самой жадной женщиной на свете. Почему бы тебе не объяснить ему, что ты сделала с пятью тысячами?

Тони подняла голову. На ее лице была написана обреченность, и Пэм заметила лихорадочный блеск в глазах девушки.

— Я тоже думала об этом, но у Дароса сложилось жуткое мнение обо мне. Он просто не поверил бы, что я могла выпустить из рук деньги. А теперь, — закончила она горестно, — уже слишком поздно. Даже если муж мне и поверит, наши отношения не изменятся. Да и как бы они могли перемениться, если он вернулся к Оливии?

— Вернулся?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Пэм казалась расстроенной так же сильно, как и она сама. Тони постаралась изобразить жизнерадостность, сказав, что, вероятно, когда-нибудь Дарос заскучает и бросит Оливию. — Тогда мы, может быть, будем счастливы вместе, — закончила девушка на светлой ноте.

— Да, думаю, он когда-нибудь бросит ее, — согласилась сестра. — Я надеюсь на это.

Два дня спустя Пэм уехала в Англию. Антония была так занята организацией косметического ремонта в ее доме, что у нее не оставалось времени размышлять о своей несчастливой судьбе. Необходимо было немного оштукатурить жилище снаружи, а затем появились дизайнеры. К возвращению сестры на полах уже лежали ковры, а на окнах висели занавески.

— Мебель привезут примерно через две недели, — сообщила мать семейства, восхищаясь своим преобразившимся домом. — Мне придется пожить с вами еще некоторое время.

— Мы не возражаем, Пэм, ты же знаешь. Но нетрудно заметить, что тебе не терпится въехать в собственное жилище. — Дарос улыбнулся ей, и его суровое лицо преобразилось, как случалось всегда, когда он пребывал в хорошем настроении. Он в любом расположении духа был красив, что не могла не отметить Тони, даже когда его лицо сохраняло привычную жесткость. Однако, когда грек улыбался, он становился неотразимо привлекательным.

Какой была Оливия? — гадала Тони. Она видела бывшую невесту своего мужа не настолько близко, чтобы судить о ее красоте, которую расхваливала Эвианиа. Но девушка была высокой и держалась с уверенностью фотомодели.

— Да, я просто умираю от желания переехать туда, — подтвердила слова зятя Пэм. — Дом кажется таким притягательным теперь, после того, как его покрасили и привели в порядок сад. Ты заметила, Тони, что у меня есть апельсиновое и фиговое деревья?

Выйдя из задумчивости, девушка улыбнулась:

— Да, я заметила. А еще у тебя есть два олеандра — один розовый, а другой белый — и прекрасная бугенвиллея у заднего крыльца, — добавила она.

— Я знаю. — Глаза сестры сияли. — Вы оба такие замечательные! Впервые я чувствую себя счастливой со… со дня смерти Фрэнка.

— Ну, с этих пор ты обязана оставаться счастливой. — Хотя голос мужчины был мягким, от Дароса веяло строгостью. Обе женщины вопросительно посмотрели на него. — И с этих пор я не желаю слушать никаких слов благодарности. Ты покупаешь жилье и сама за него платишь. Ты перевозишь в дом собственную мебель. — Он сделал небрежный жест рукой. — На самом деле никто для тебя ничего особенного и не делал. — Взгляд грека встретился со взглядом жены, после того как он закончил говорить.

Дароса, казалось, удивило увиденное. Отражалась ли в глазах Антонии вся ее признательность? Искренняя признательность за все, что он сделал для Пэм? Девушка догадывалась, что так оно и было, ведь ее сердце было переполнено. Но ее беспокоило другое. Что, если ее муж увидит нечто большее, чем благодарность, в ее глазах? И Тони опустила взор и не поднимала до тех пор, пока не услышала, как ее сестра воскликнула:

— А вот и мой маленький выводок возвращается из школы. Случайный прохожий может подумать, что за ними сам дьявол гонится!

Дэвид первым добежал до террасы, где трое взрослых сидели, наслаждаясь теплом и солнцем. Начинало холодать, потому, что ноябрь был уже не за горами.

— Мы завтра не учимся! — выдохнул мальчик, плюхаясь в кресло. — Завтра праздник.

— Это означает, что мы целый день будем праздновать? — захихикал Робби, посылая маме озорной взгляд.

— Я голодная, — заныла Луиза с надеждой в голосе. — Мой живот пустой.

— Очень жаль, — бесстрастно ответила Пэм. — Ему придется оставаться пустым до того часа, когда мы сядем пить чай.

— Отдых должен ему помочь, — добавила Тони, смеясь над внезапно надувшимися губками девочки.

— Нет смысла выпрашивать, — напомнил Дэвид смиренно. — Ты же знаешь, Мария не даст тебе ни крошки, пока не наступит время полдника.

— До пяти часов ждать очень долго.

— Ты же брала с собой в школу бисквиты, — напомнила ей мама, но Луиза помотала головой.

— Я их потеряла, — заявила девочка. — Или, может, Майкл Ватиокотис стянул их.

— Глупости. Майкл не стал бы красть твои бисквиты, — возразила Пэм.

— Он гонялся за мной, и, я думаю, пирожные выпали у меня из кармана, — объяснила девочка. — Готова поспорить: он перестал гоняться за мной потому, что увидел их и поднял.

— Куда мы отправимся завтра? — сменил тему Робби, глядя на дядю умоляющим взглядом. — Мы можем устроить пикник?

— Может быть.

— Где? — заинтересовалась Луиза, забыв про голод.

— Я хотел бы съездить в Родини[4], — попросил мальчик. — Ты возил нас туда однажды, и там было очень красиво.

— А я хочу поехать в Долину бабочек[5], — возразил Дэвид. — И так как я старший, выбирать должен я.

— А мне никогда не разрешали выбирать. — Луиза подошла к маме и обняла ее рукой за шею. — Они никогда не позволяют мне настоять на своем, поскольку я самая младшая и потому что я девочка.

— В Греции девочки не имеют права выбирать. — Робби подчеркнул свои слова презрительным взмахом руки. — Они просто поступают так, как хотят мальчики. — Он посмотрел на дядю: — Так мы поедем в Родини?

— Но мы никогда не были в Долине бабочек, — возразил Дэвид.

— Там нет бабочек в это время года, — тихо сообщил им Дарос. — Они умирают в конце лета.

— Все?

— Все.

Робби сморщил лобик, пытаясь разобраться в ситуации.

— А как же в следующем году? — Он недоуменно помотал головой. — Нет, они, должно быть, просто спят.

— В следующем году из яиц, которые бабочки отложили в этом году, появятся личинки, и в долине снова будут миллионы бабочек, — терпеливо объяснил мужчина. — Так происходит всегда.

— Я думала, бабочки откладывают гусениц. — Луиза взглянула на маму в ожидании подтверждения.

— Да, в каком-то смысле. Понимаешь, гусеница — это личинка, из которой рождается бабочка… — Пэм смолкла и расхохоталась. — Всё не так, да?

— Не совсем так, — ответил Дарос, присоединяясь к ее веселью. — Но, как бы то ни было, кому нужен урок биологии? Бабочки появляются каждый год, — сообщил он детям. — А через три месяца умирают.

— Но я хочу знать, — настаивал младший из мальчиков. — Бабочки откладывают не гусениц, а яйца?

— Яйцо становится гусеницей, — растолковала Тони. — Потом гусеница ест и ест, пока не раздуется так, что почти лопается…

— Ох, — вздохнула Луиза. — Я хочу есть.

— А потом она ложится спать в очаровательный шелковый мешочек, который делает себе сама, — продолжила тетя. — Это существо в мешочке называется куколкой. Она находит себе симпатичное укромное местечко…

— Какое укромное местечко? — спросила девочка, держась рукой за живот, словно он болел.

— Может, под корой дерева или в трещине стены. Потом, как по волшебству, из нее появляется прекрасная бабочка. Не раньше весны, конечно, когда наступает приятная теплая и солнечная погода. — Голос Антонии был мягким и низким, а глаза — мечтательными. Девушка подняла голову и замолчала, обнаружив, что глаза ее мужа прикованы к ней. Она улыбнулась дрожащей улыбкой, и взгляд мужчины смягчился. Сердце Тони глухо застучало в груди, пульс участился. Она отвела взор.

— Видишь, — ликуя, заявил Робби брату. — Ты не можешь настоять на своем, потому что бабочки еще не вылезли из своих маленьких мешочков. Так что мы можем поехать в Родини!

— Это нечестно! — заговорила Луиза. — Девочки должны…

— Я думаю, — вмешался мягкий голос Дароса, — что мы позволим тете Тони сделать выбор.

— Мне? — Антонию смутили не слова супруга и не его тон. Все дело было в том, как он смотрел на нее — озадаченно, но как-то совсем иначе, чем обычно. Такого выражения глаз она никогда раньше не видела. Пэм несколько мгновений наблюдала за сестрой, а затем перевела взгляд на зятя.

— Это замечательная мысль, — с энтузиазмом поддержала она. — И спор будет улажен.

— Я хотела бы съездить в горы, если тебя такой маршрут устраивает, Дарос, — предложила миссис Латимер. — Ты же будешь вести машину.

— Это не проблема, — откликнулся он. — Хорошо, значит, едем в горы.

Глава 10

В путь они отправились сразу после завтрака и поехали в направлении западной части острова. В Агиосе-Иссидорасе они остановились, чтобы выпить прохладительные напитки. Дружелюбные жители деревни, обрадовавшись гостям, подарили детям фрукты, а Тони и Пэм — цветы. Когда пришло время отправляться в путь, толпа улыбающихся и махающих руками людей собралась на площади, провожая приезжих.

Некоторое время спустя путешественники уже стояли на вершине самой высокой горы острова. На самом деле скала не была такой уж невероятно высокой, но с нее отчетливо были видны берега Малой Азии.

— Сколько отсюда видно островов! — восхищенно воскликнул Робби. — Должно быть, существуют десятки греческих островов, дядя Дарос!

— Сотни, Робби, но некоторые представляют собой просто большие куски голого камня, — сообщил мужчина. — А на других растут деревья и цветы, но люди не живут.

— Почему? — Луиза достала из кармана плитку шоколада и принялась ее разворачивать.

— По разным причинам. Возможно, там не хватает пресной воды или недостаточно ровных участков, пригодных для земледелия, — объяснила Антония.

— Вот было бы здорово исследовать необитаемый остров, — задумался Дэвид. — Ты нас отвезешь туда на своей яхте, дядя Дарос?

— Ничего не выйдет. — Судовладелец прищурился, указывая на запад. — Ты знаешь, что это за остров, Тони? — спросил он с едва уловимой иронией.

Крит, где они встретились. Почему муж решил обратить ее внимание именно на этот остров?

— Конечно, — ответила та наконец.

Он улыбнулся, потому что девушка выглядела смущенной и немного задумчивой. Но мужчина больше ничего не сказал, а просто повернулся, чтобы снова посмотреть на берега и покрытые дымкой холмы Турции.

Несколько минут спустя они бродили по развалинам древнего храма Зевса, стоявшего на вершине горы рядом с дворцом Алфемена.

— Есть какая-то история об этом дворце. — Тони нахмурилась. — Но я не могу ее вспомнить.

— Существует миф, — начал рассказывать Дарос, улыбаясь детям, собравшимся вокруг него, — что, согласно предсказанию оракула, принцу Алфемену суждено было стать убийцей собственного отца. Чтобы избежать ужасной судьбы, принц покинул родной Крит и построил дворец на самой высокой горе Родоса — горе Атабирий. Это и есть гора Атабирий, — добавил он специально для ребятишек. — Алфемен построил дворец здесь, чтобы иметь возможность любоваться родным островом, который он любил, — Критом. Однако его отец, царь Крита, очень хотел увидеть сына. Переодевшись, царь и его стража приплыли на Родос. Но Алфемен принял их за пиратов и приказал своим воинам убить всех стражников, а он сам тем временем расправился с отцом. Таким образом предсказание сбылось.

— Это правдивая история? — поинтересовалась девочка.

— Дядя Дарос сказал, что это миф, дорогая, — вставила ее мама. — А мифы не соответствуют реальности.

— Сказка? — уточнила Луиза.

— Да, нечто подобное.

— Ну что, пошли? — предложил мужчина несколько минут спустя. — Мы можем продолжать экскурсию в горах или, наоборот, отправиться к морю. Куда вы хотите держать путь?

Тони глянула на часы:

— По-моему, у нас есть время посмотреть и то и другое.

Итак, они продолжили свое странствие по горам. Порой их путь пролегал над безжизненными каменными ущельями. Водные потоки сбегали по освещенным солнцем склонам холмов, прежде чем упасть в свои узкие ложа, чтобы весело спуститься к морю. А иногда им встречались долины, покрытые роскошной растительностью, где ветер был пропитан ароматом сосен и сладко пахнущих трав. Последнюю остановку в скалистой местности они сделали на горе Монте-Смит, возвышающейся неподалеку от города Родос. Детей больше интересовали пещеры, чем развалины храмов Аполлона и Зевса, и им разрешили предаться шумным играм. Потом Тони и Пэм позвали ребятишек на травянистый склон, где в тени деревьев был устроен пикник.

Когда все пообедали, Дарос повез их к городу и прекрасному пляжу, находившемуся в самой северной точке острова. Они побродили по старому городу, выпили прохладительные напитки в порту Мандраки, а затем, уставшие и соскучившиеся по дому, путешественники под покровом быстро сгущающихся сумерек поехали вниз, к Линдосу.

Над морем светила большая луна, когда они свернули на дорогу, ведущую к дому. Особняк Дароса уютно устроился среди скал, его арки и фасад серебрились. Маленький домик Пэм гордо стоял на склоне. Он был белым, с голубыми ставнями — цвета Греции.

«Ну разве мы не счастливчики?» — сказала Тони самой себе. Она все еще ощущала удовольствие и умиротворенность, когда несколько часов спустя сидела на своей кровати и прислушивалась к шорохам, раздававшимся из соседней комнаты. День был чудесным! Следует ли ей рассказать все Даросу? Ее искренность не сотворит чуда и не заставит мужа вдруг полюбить ее, но может помочь ему понять жену и найти оправдание ее поведению. С грустью Антония признала, что оправданий ее поведению не существовало. Девушка по-прежнему пребывала в нерешительности, когда до ее ушей донесся виноватый голос Марии. Горничная говорила по-гречески. Мисс Оливия звонила и просила перезвонить ей, как только мистер Латимер вернется. Мария сожалела, очень сожалела, что забыла сообщить об этом раньше.

Тени посмотрела на часы. Было всего половина одиннадцатого. Все очень устали. Она слышала, как Дарос спустился вниз. Прошла целая вечность, прежде чем Антония услышала, как он вернулся. Внезапно кровь в ее жилах вскипела. Дарос вынудил ее вступить в этот брак, навязал ей свои ласки и теперь завел интрижку с бывшей невестой! Пусть только войдет сюда… Тони усилием воли усмирила свою ярость. Ей надо было соблюдать осторожность, чтобы Дарос не догадался о том, что она поняла слова Марии. Поэтому, когда муж вошел в комнату, девушка сонно пробормотала:

— Я устала, и ты, уверена, тоже. Спокойной ночи, и спасибо за чудесный день.

Мужчина озадаченно поднял брови.

— Ты вдруг стала очень холодной, — недоуменно произнес он.

— Я же сказала, что вымоталась.

— Даешь мне от ворот поворот, да? — Голос грека стал тихим, и в нем появились жесткие нотки.

— Это не слишком деликатное выражение.

— Это не слишком деликатная ситуация.

Судовладелец подошел поближе и остановился, глядя на жену сверху вниз. Глаза Антонии сверкали, а на щеках пламенел румянец. Изящный изгиб шеи подчеркивали соблазнительные кружевные оборочки. Его взгляд спустился ниже, туда, где еще более прекрасные изгибы, дразня, скрывались под газовой паутинкой нежно-зеленого цвета.

— Что случилось, Тони?

Девушка раздраженно вздохнула, прежде чем ответить:

— Я уже дважды говорила тебе, что устала.

Ненадолго воцарилась тишина. Дарос повернулся и странно посмотрел на дверь между спальнями, находящуюся позади него. Он пребывал в молчаливой задумчивости.

— Жаль, — протянул наконец мужчина. — Потому что я полон энергии.

Антония одарила супруга грозным взглядом:

— А говорил, будто утомлен. Поэтому мы и поднялись наверх так рано, мы все.

Красивые губы Дароса тронула веселая улыбка.

— Твоего присутствия, моя дорогая Тони, достаточно, чтобы разбудить меня, каким бы уставшим я ни был.

У девушки все внутри заклокотало от ярости. Что можно ответить на эти слова, не выдавая себя? Она, конечно, могла сообщить мужу, что видела его с незнакомой женщиной, но выбор времени для подобного заявления наверняка покажется ему странным. Нет, Дарос не был дураком. Если Антония сейчас упомянет об Оливии, он быстро сообразит, что его жена поняла все, сказанное Марией.

— Я предпочла бы, чтобы ты ушел, — сухо сказала Тони, чудом умудрившись обуздать свой гнев.

— Но я намерен остаться.

— Я буду сопротивляться! — Слезы бессилия повисли на ее ресницах, когда девушка произнесла свою тщетную угрозу.

— Замечательно. Я однажды упомянул, что мне это доставит удовольствие. — Движение пальца — и свет потух, осталось лишь мягкое розоватое сияние ночника у кровати. — Я не верю в искренность твоего желания сопротивляться, Тони, но скоро мы это проверим. — Дарос рассмеялся и направился к жене.

Со склона отдаленного холма доносился смех, и Антония улыбнулась, входя в дом сестры.

— Они играют на холме, — ответила девушка, когда Пэм спросила, не видела ли она детей. — Удивительно, что ты не слышала их.

— Я занималась делами внутри, — пояснила мать семейства. — Да, теперь я их хорошо слышу.

— У тебя здесь очень мило. — Тони проследовала за сестрой в сверкающую чистотой кухню и села. — Как дела на работе?

Все было хорошо, заверила ее Пэм, упомянув о коротком рабочем дне и шефе, который с пониманием относится к ее затруднениям. Фотограф разрешил ей самой распределить свои рабочие часы так, как ей удобно, когда у детей начнутся рождественские каникулы.

— Конечно, я не стану сокращать продолжительность рабочего дня, потому что не хочу злоупотреблять его великодушием, — добавила сестра. — Но с его стороны было очень мило это предложить, ты согласна?

— Я согласна, Пэм. И я испытываю огромное облегчение, зная, что у тебя все в порядке, — призналась Антония. — Мне было очень больно видеть тебя в безвыходном положении, в котором ты находилась прежде. И я боялась, что в конце концов ты сорвешься.

Пэм улыбнулась. Она снова похорошела, и тень грусти в ее глазах с каждым днем таяла.

— Было тяжело. У меня никогда не оставалось времени для себя… И дети начинали меня тревожить. Я за многое должна поблагодарить твоего мужа, Тони. — В голосе сестры прозвучали вызов и разочарование. — У него столько хороших качеств, что… что… — Она замолчала.

— Что ты не можешь поверить в его скверное обращение со мной? — завершила Антония ее незаконченную мысль.

Дарос уехал в Афины через два дня после их маленького спора в спальне, и Тони не видела его вот уже две недели.

— Я не понимаю другого, — заявила Пэм. — Если он хочет Оливию, тогда почему он… По какой причине он сделал аннулирование брака невозможным? Чепуха какая-то, Тони.

— Оливия явилась со своим раскаянием позже.

Хозяйка дома выключила чайник и заварила чай.

— Их интрижка не может привести ни к чему серьезному, — уверенно заявила Пэм, ставя на стол поднос с изящным китайским сервизом.

Тони задумалась; она прислушивалась к голосам резвящихся племянников, но ее мысли были посвящены другому предмету. Она не имела реальных доказательств существования интрижки. На основании увиденного можно было судить лишь о возобновлении хороших отношений, об исчезновении враждебности, которую Дарос питал по отношению к бывшей невесте, которая обидела его когда-то. С другой стороны, если между мужем и Оливией не было романа, почему он вообще с ней встречался?

— Если они любят друг друга, — наконец пробормотала Тони, озвучивая свои опасения, — тогда их связь должна привести к чему-то серьезному. Муж м-может попросить меня… попросить меня о разводе, когда умрет его дедушка. — Даже думать об этом для нее было так же больно, как поворачивать нож в сердце. И когда он стал ей настолько дорог?

Пэм разливала чай. Она прервала свое занятие и покачала головой.

— Дарос не поступит так с тобой, Тони, — заверила она девушку. — Я знаю, что не поступит. Я уверена: он слишком добрый, чтобы причинить тебе настолько сильную боль.

— Он может быть очень недобрым… ко мне, — парировала Антония, говоря чистую правду. — А кроме того, мой супруг не имеет представления о моих чувствах к нему, поэтому не сможет предвидеть мои страдания.

Дрожащий вздох слетел с губ сестры.

— Ты не собираешься намекнуть ему о них? Дать крошечную подсказку?

— Конечно нет. Что я буду за женщина, если стану навязываться мужчине, которому я безразлична? — возмутилась Антония. — Мы поженились, потому что не видели другого выхода, и ни один из нас не ожидал возникновения проблем с эмоциями. Наш брак, вызванный суровой необходимостью, мы заключили по расчету. Мы были чужими людьми друг для друга и в то время намеревались таковыми остаться. В том, что Дарос повел себя безрассудно, должна признаться, частично виновата я…

— Частично?

Краска разлилась по лицу Тони.

— Ну ладно, это целиком и полностью моя вина, — признала девушка. — Но я пытаюсь доказать тебе, что в сущности наши отношения не изменились.

Пэм подавленно кивнула:

— Ты хочешь сказать, что физическая близость не заставит его полюбить тебя.

— Вот именно. Для любви нужна духовная основа, а мы… — Антония горько вздохнула. — Дарос не испытывает ко мне никаких глубоких чувств, и… и никогда не будет испытывать. Я абсолютно уверена в этом, Пэм.

Девушки погрузились в мрачное молчание, прислушиваясь к шуму, который возвещал о приближении к дому детей. Тони потягивала чай, взяв бисквит с тарелки, протянутой ей сестрой. «Как меня угораздило так влюбиться?» — снова спросила она себя. Да еще в мужчину, который никогда ни словом, ни делом не проявлял даже намека на привязанность, не говоря уже о более глубоком чувстве. Дважды он поцеловал ее с нежностью. Те поцелуи много значили для девушки, ведь они дарили ей надежду на то, что отношения между ней и ее мужем не ограничиваются плотским желанием. Два поцелуя… И на них Тони, не отдавая себе в этом отчета, построила целый воздушный замок, которому, вместе с его непрочным фундаментом, суждено было рухнуть на землю и превратиться в прах.

— А вот и они, — рассмеялась девушка, отбросив уныние. — У тебя готова еда?

— Тетя Тони! Мы не знали, что ты здесь! — Луиза покосилась на тарелку с бисквитами, а потом перевела умоляющий взгляд на свою маму.

— Только один, — позволила Пэм.

— Один! — расстроенно воскликнула девочка.

— Каждому по одному. Они дорогие.

— Ну ладно, я возьму хлеб, — покорно ответила ее дочь. — Мне нравится греческий хлеб. Он коричневый и хрустящий, и на нем сверху маленькие зернышки. — Луиза взяла один бисквит и направилась к хлебнице.

— Как они изменились! — Мать семейства покачала головой. — Дарос сотворил чудо. Шесть месяцев назад девочка получила бы все бисквиты. Если бы я могла позволить себе их купить, конечно, — добавила она мрачно. — И никакие мои слова не остановили бы ее. Она бы просто брыкалась и кричала до тех пор, пока не добилась бы своего.

— На самом деле у Дароса не возникло особых трудностей с детьми, — задумчиво сказала Антония. У нее вырвался непроизвольный смешок, когда она вспомнила о собственных намерениях. — Это я была настоящим испытанием для супруга, — вынуждена была признать девушка, чем, естественно, вызвала вопросительный взгляд сестры. — Я привезла детей сюда, в первую очередь желая помочь тебе. Но, должна признаться, я надеялась, что твои сорванцы превратят жизнь Дароса в ад и совершенно лишат его покоя.

— Ты! — Пэм растерянно уставилась на Антонию. — Тони, как ты могла? Я помню, ты заявила, что чем больше они шалят, тем лучше. Я тогда очень удивилась. — Хозяйка дома недоуменно пожала плечами. — Что на тебя нашло? Вся семья считала тебя благоразумной и практичной девушкой, которая никогда не наделает глупостей.

Тони покраснела.

— «Никогда не наделает глупостей»? Я не делала ничего, кроме глупостей, с того самого дня, когда встретила Дароса. Самой большой ошибкой, — произнесла она задумчиво, — было недооценить его. Он побеждал в каждой стычке.

— Значит, вы только и делали, что ссорились.

— В последнее время стало немного спокойнее, — заметила Антония. — Когда я отказалась от попыток сделать его жизнь невыносимой.

— Судя по всему, у тебя просто не оставалось иного выбора, — сухо прокомментировала Пэм, и Тони не удержалась от смеха.

— Признаю. Я не равный соперник Даросу.

— Ты сказала, у него не возникло особых трудностей с детьми, — напомнила сестра. — Каким образом он умудрился помешать им превратить его жизнь… э-э-э, в ад, как ты выразилась?

— Он отшлепал одного из мальчиков в первые же несколько минут, но после этого случая его прихода было достаточно, — объяснила девушка. — Я ухаживала за Луизой, как тебе известно, и к тому времени, когда девочка стала выздоравливать, чудо уже произошло. Твои сыновья из кожи вон лезли, стараясь угодить ему.

— Твой муж любит детей, вот в чем дело. — Хозяйка дома печально вздохнула и добавила: — Судя по развитию событий, детей у вас не будет?

— Я не думаю, что Дарос станет усложнять себе жизнь, если он хочет получить свободу, — подтвердила Антония. — О, Пэм, у меня ужасное предчувствие, что он захочет освободиться от меня, несмотря на твою убежденность в обратном.

Но Пэм упрямо покачала головой.

— Он не поступит бесчестно, — твердо заявила она.

— На самом деле такой поступок нельзя считать бесчестным, ведь мы не предполагали оставаться супругами длительное время.

— Это будет подло, так как вы теперь действительно муж и жена. В любом случае, ему нужны будут основания для развода, — заметила сестра. — А оснований у него нет.

Патологическая жестокость, подумала Тони, и у нее задрожали губы. Даже в самых мрачных фантазиях она не могла вообразить, чтобы Дарос привел подобные основания.

Мальчики уже сидели за столом с Луизой, и девушка стала помогать Пэм готовить бутерброды.

— Мы сегодня собираемся подняться к акрополю на осле, — сообщил Дэвид своей тете. — Мама даст нам деньги. Поездка стоит пятнадцать драхм, но мы теперь богатые, так что это не важно. Почему бы тебе не отправиться с нами, тетя Тони? Будет весело!

— Богатые! — Хозяйка дома рассмеялась счастливым, беззаботным смехом, который Антония так любила слушать. — Да, мы богатые. Как славно не думать о том, как свести концы с концами. И я ненавидела необходимость отказывать детям во всем. Они получали по несколько пенни в неделю, да и то не всегда. Ребятишки очень ждали твоих подарков, Тони. Правда, они спускали все за день.

— Мы теперь должны учиться экономить. — Девочка потянулась за вторым бутербродом, хотя ее рот был еще набит. — Дядя Дарос дает нам немного денег, которые мы можем тратить, и немного тех, которые мы должны откладывать. Раньше он каждый день давал нам их — деньги, которые можно тратить, — и говорил, что мы должны учиться расходовать понемногу каждый день. А теперь он выдает нам всю сумму по субботам. Мне нравятся субботы. Уже пора идти? — спросила Луиза у своей мамы, и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Ты поедешь с нами кататься на осле, тетя Тони?

— Да поехали, — принялась уговаривать ее сестра. — Дароса ведь не будет сегодня дома, да?

— Он появится, но не раньше вечера.

— Он писал?

Тони ответила отрицательно.

— Пришло письмо от Джулии (Дарос часть времени жил у матери и сестры), в котором золовка сообщила, что он прилетает в шесть тридцать, — пояснила она. — Машина мужа в аэропорту, поэтому он приедет домой к ужину.

— Так ты пойдешь с нами? — спросил Робби. — Сейчас на ослах катаются немногие, потому что почти все туристы разъехались.

— Ну хорошо, я пойду, — кивнула тетя.

— Надеюсь, я не свалюсь с осла, — поделилась с ней своими опасениями Луиза. — Гора ужасно крутая.

Тропа действительно круто взбиралась вверх и местами была узкой. Они ехали сначала по причудливым мощеным улочкам, а потом по дикой местности, пока, преодолев почти отвесный подъем, они не приблизились к самой вершине мыса. Последние несколько футов пришлось преодолеть пешком.

— Вид просто великолепен!

Тони и Пэм стояли у стены и смотрели вниз на маленький белый город, прилепившийся к склону холма.

Далеко внизу виднелся блестящий голубой круг, который представляла собой маленькая бухта Святого Павла. Она была полностью заключена в кольцо суши, не считая крохотного прохода, по которому могли проплыть только рыбацкие лодки. Песчаная полоса окаймленного пальмами пляжа отливала золотом и была пуста. А в самом ее конце стоял дом Дароса, выглядевший теплым, добрым и манящим. Рыбацкие лодки, вышедшие в море, начали качаться, когда неожиданно вода покрылась рябью.

— Мне кажется, будет дождь. — Пэм посмотрела вверх на небо. Собирающиеся тучи вызвали поразительные перемены. Темная тень заволакивала все вокруг.

— Пожалуй, нам лучше поторопиться, — посоветовала Антония. — Похоже, приближается шторм.

Однако дождь не начался, и ветер был теплым, пропитанным ароматами трав, в изобилии растущих среди руин храмов, склепов и средневековых укреплений. Очаровательная маленькая византийская часовенка, построенная в тринадцатом веке, до сих пор хранила на своих стенах куски фресок, которые украшали ее семь веков назад.

— Мы поднимемся по винтовой лестнице. Мы не потеряемся. — Дэвид подбежал к матери и тете, задержавшись рядом с ними ровно настолько, чтобы успеть протараторить эти несколько слов, а затем снова исчез. Когда Тони и Пэм увидели его в следующий раз, он уже махал и кричал, выглядывая из окна часовни.

— Они определенно хорошо проводят время, — рассмеялась миссис Латимер. — Ну и энергия!

Большая аркада храма Афины Линдийской стала следующей детской площадкой для сорванцов. Они носились вверх и вниз по ступеням, пока не выдохлись. Сестры в это время отправились рассматривать Пропилеи — величественный вход в храм. А потом они зашли внутрь храма. Точнее, руины, которые от него остались.

— Только подумай, Пэм, ему больше двух тысяч лет!

— Первоначальный храм был построен гораздо раньше, — со знанием дела заявила мать семейства. — Ну разве не были они умны и артистичны? А размер колонн — как они установили их без подъемных кранов и других механизмов?!

— Рабы, — лаконично ответила девушка.

Следующий час они провели, гуляя по окрестностям. Затем Пэм подозвала детей, которые сразу же прибежали.

— Нам обязательно надо уходить? — грустно спросил Робби. — Мне здесь нравится.

— Мы придем сюда снова.

— На осликах?

— Вы еще молодые — можете и пешком пройтись, — поддразнила их Пэм.

— Ладно, — уступил Дэвид. — В следующий раз придем пешком.

Пробыв у сестры достаточно долго, чтобы помочь ей приготовить обед, Антония направилась по каменистой тропинке вниз, к дороге. Она вдруг почувствовала себя потерянной и одинокой, размышляя о своих, не приносящих должного удовлетворения отношениях с мужем. Тони изводила себя опасениями, что он захочет расторгнуть их брак и соединить свою судьбу с Оливией.

Греки ненавидели разводы, но Дарос не был чистокровным греком. Тем не менее, девушке почему-то казалось, что мысль о разрыве супружеского союза не слишком вдохновит судовладельца.

«Но если мы останемся женаты, — в отчаянии прошептала Тони, — что это будет за жизнь?»

Такая же, какой была до сих пор, заключила Антония. Муж будет продолжать относиться к ней вежливо и учтиво, но не с любовью; будет воспринимать жену как нечто чуть более ценное, чем любая другая принадлежащая ему вещь. Так и происходило обычно в Греции. Мужчины жили в своем собственном мире, а женщины считались низшими по сравнению с ними существами.

Пока она одевалась, зазвонил телефон.

Дарос не вернется домой к ужину…

Девушка созерцала свое отражение в зеркале, понимая, что разочарована гораздо сильнее, чем предполагала. И Тони поняла — несмотря на все опасения, она с волнением и нетерпением ждала возвращения мужа. «Его не было дома уже две недели… Может, Дарос соскучился по мне…» Какая же она дура! Соскучился по ней? Он был в Родосе — и даже не потрудился прийти домой к ужину.

Злость сменила горькое разочарование и, поколебавшись лишь долю секунды, Антония позвонила Чаритосу. Он всегда будет рядом, если понадобится ей, заверил девушку Леонти и добавил:

— Я согласен быть просто другом, благопристойным и платоническим, но помни, что я у тебя есть.

Чаритос принял ее приглашение, и они сели ужинать при свечах. Тони с особой тщательностью выбирала свой наряд и сейчас выглядела очаровательно в зеленом вечернем платье, гармонирующем с цветом ее глаз.

Чаритос произнес комплимент и рассмеялся, потому что девушка покраснела.

— Все греки льстецы, — заявила она наконец. — Эти слова ничего не значат!

Странная улыбка появилась на его губах.

— Просто их значение зависит от того, Тони, кто произносит эти слова, — отозвался Леонти. — Подозреваю, если бы в роли льстеца выступал твой муж, ты бы с жадностью проглатывала его комплименты и просила добавки.

— Значит, ты догадался?

— По твоему лицу нетрудно догадаться, — сказал он серьезно. — Знаешь, английские девушки довольно глупы. Они так быстро теряют голову от любви, что потом не могут ее найти. Заметь, — добавил Чаритос все так же мрачно, — влюбись ты столь же сильно в меня, я бы чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. — Тони молчала, и парень с любопытством поинтересовался: — Почему Дарос не приходит домой? Он с другой?

Девушка судорожно сглотнула, потому что еда застряла у нее в горле.

— Именно к этому выводу пришла и я, Чаритос, — выдавила она наконец. — Других причин, по которым муж мог задержаться в городе, нет.

— Когда он приедет?

— Дарос не сказал. Он попросил только не ждать его к ужину.

— И ты решила, что он ужинает в городе?

— Вряд ли он решит остаться голодным сегодня. — Внезапные слезы заволокли ее глаза, когда Антония взглянула на своего собеседника. — Он с ней, Чаритос, я знаю это.

Леонти молчал, и девушку осенило, что ее подавленное настроение заставляло гостя чувствовать себя лишним. И она поменяла тему разговора, попытавшись отбросить грусть и напустив на себя жизнерадостный вид.

Они выпили кофе в гостиной, а потом молодой человек откланялся. Не успел он отъехать, как Тони услышала звук приближающейся машины. Она кинула взгляд на часы. Дарос недолго пробыл с Оливией…

— Кто это уезжал? — Резкий голос ее мужа ворвался в мысли девушки.

Сердце Антонии учащенно билось, когда она ответила:

— Чаритос. Я… я пригласила его на ужин. Ты вернулся раньше, чем я ожидала.

Медленно мужчина надвигался на нее, угрюмый, высокий и грозный.

— Я просил тебя больше не встречаться с ним! — Гнев и обвинение, казалось, сквозили в каждом слове, и Тони гордо вздернула подбородок.

— Я перестану видеться с ним, когда ты перестанешь видеться с этой женщиной! — яростно возразила она.

— Женщиной?

— Я сама заметила тебя с ней в Родосе. И Леонти тоже видел тебя с ней! Так что если тебе можно приглашать свою пассию на ужин, то и мне тоже. Я буду встречаться с Чаритосом, смирись с этим! — На самом деле Антония не собиралась этого делать, но желание отыграться пересилило благоразумие. Оно также оказалось сильнее, чем осторожность. Глаза девушки метали молнии, когда она добавила: — Ты высокомерный диктатор, но я не боюсь тебя! Я буду поступать так, как мне нравится!

Муж подошел к ней вплотную и схватил за руки.

— Ты будешь делать то, что тебе велено, — прошипел Дарос сквозь зубы. — И я велю тебе — и больше повторять не буду — не встречаться с этим человеком. Проигнорируешь мой совет и…

— Совет! — презрительно выдохнула Антония.

— Тогда приказ. Если проигнорируешь его, то пожалеешь!

— Опять грубая сила? — Тони дрожала от ярости. Она с вызовом посмотрела в глаза мужчине и, сделав неожиданно резкое движение, рывком высвободилась из его хватки. — Мне плевать на твои угрозы!

— Ты напрашиваешься на неприятности. — Судовладелец прожигал жену взглядом, его лицо было багровым от гнева. — У меня возникает искушение поставить тебя туда, где ты и должна была находиться с самого начала, раз и навсегда!

— На место знающей, как нужно себя вести, греческой женщины? — Девушка смолкла и посмотрела на супруга, с некоторым опасением ожидая его реакции.

Но, к ее удивлению, мужчина лишь тихо сказал:

— Я давно догадался, что ты знаешь греческий.

Его гнев испарился, к изумлению Тони, однако тон Дароса оставался строгим, когда он поинтересовался:

— Значит, ты поняла все, о чем я говорил в доме дедушки?

— Если я знаю греческий, то, наверное, да, — призналась Антония, не видя смысла выкручиваться.

— Я не был уверен, насколько хорошо ты владеешь языком. — Судовладелец, казалось, находил ситуацию забавной.

Тони пребывала в замешательстве. Сердце девушки стучало с бешеной скоростью, потому что она все еще была зла; постепенно Антония начала успокаиваться.

— Очевидно, ты уловила смысл нашей беседы с Эвианией. — Дарос поглядел жене прямо в глаза. — Видишь ли, ты допустила один или два промаха, и я был бы полным идиотом, если бы не начал подозревать, что до какой-то степени ты понимаешь мой родной язык. Но… — Он покачал головой. — Мне жаль, что ты слышала все сказанное, — закончил Дарос, поразив девушку своим признанием.

— Разве твои слова не были искренними? Пэм утверждает, что ты не мог так думать.

— Ты рассказала Пэм? — прозвучал его резкий вопрос. — Твоей сестре обо всем известно?

— Пэм была со мной, когда я видела тебя в Родосе с твоей подружкой. — Слезы были готовы потоком вылиться наружу. Должно быть, это реакция, подумала Тони, злясь на себя из-за подобной слабости. — Я вынуждена была все ей рассказать.

Гнев супруга уже остыл, но эти новости произвели поистине отрезвляющий эффект. Греку явно не нравилось, что Пэм знала о его супружеской неверности, решила Тони. «Но на мое мнение ему наплевать!» Эта мысль высвободила едва сдерживаемые слезы, и девушка не стала даже утирать их.

— Пэм считает, что у меня… интрижка? — медленно спросил Дарос.

— И я тоже! — последовал ее мгновенный ответ. — Вы с ней были помолвлены, а сейчас ты понял, что снова п-полюбил ее.

— В самом деле? — Мужчина помолчал, а потом поинтересовался странным тоном: — Почему ты плачешь, Тони? — Девушка не знала, что на это ответить, и внезапно муж оказался рядом с ней, спрашивая мягким, почти ласковым голосом: — Ты ведь не ревнуешь меня к Оливии?

— Ревную? — На это у Тони ответ нашелся: — Ничего подобного! С какой стати мне ревновать тебя к ней?

Мягкая улыбка коснулась его губ.

— Причин ревновать меня у тебя нет. Если только, — добавил Дарос нарочито медленно, — ты не влюблена в меня.

Ее взгляд встретился с его. Дарос догадался о ее тайне, Антония поняла это, и девушку захлестнула волна смущения.

— Я не… То есть… Как я могу быть влюблена в… в… — Ее голос стих, потому что супруг рассмеялся над ее словами, но в его смехе не было ни издевки, ни презрения.

— Как ты можешь быть влюблена в высокомерного диктатора? Ты это собиралась сказать?

Тони не ответила.

— Знаешь, дорогая, я совсем не такой, но ты была для меня настоящим испытанием.

Что он говорил? И почему его голос был мягким и не содержал в себе ничего, кроме нежности и юмора?

— Дарос… — выдохнула девушка тихо. — Я тебе… небезразлична?

— Небезразлична! — Прежде чем Антония успела сообразить, что происходит, она оказалась в его объятиях, и к ее губам прильнули его губы, властные, но в то же время ласковые. — Я обожаю тебя. — В конце концов грек отстранил от себя девушку. В его глазах промелькнула печаль. — Скажи мне, моя милая, ты изменилась благодаря моим… моим…

— Воспитательным усилиям? Так ты это назвал? — подсказала Тони, не без дерзких ноток в голосе.

— Они стали причиной изменений в твоем характере или перемен и не было? — И, не дав ей открыть рот, тут же добавил: — Я предположил, что их не было, если ты помнишь.

— Нет. — Антония наклонила голову и говорила несколько приглушенным голосом, отчасти потому, что уткнулась лицом в его пиджак, а отчасти потому, что ей с трудом давалось это признание. — Перемен на самом деле не было. Я хотела отомстить тебе за все ужасные эпитеты, которыми ты награждал английских девушек.

Дарос время от времени чуть слышно ахал, пока Тони рассказывала ему всю историю. Сама она раскраснелась. Наконец, девушка объяснила супругу, куда делись пять тысяч фунтов. Ее муж не находил оправдания скрытности Тони, поскольку он множество раз спрашивал ее о деньгах.

— Я думала, мое признание не будет иметь никакого значения, так как ты не любишь меня, — пояснила Антония. — А потом, когда ты стал встречаться с Оливией…

— Так уж случилось, — быстро перебил ее Дарос, — что, кроме двух известных тебе встреч, я больше с Оливией не виделся.

И он поведал жене про свою бывшую невесту. Он был обручен с Оливией и, абсолютно доверяя этой женщине, дал ей большую сумму денег, когда она пришла к нему в слезах и сказала, что эти средства нужны ей для того, чтобы уберечь от тюрьмы младшую сестру. Та обворовывала своего работодателя, и ей угрожали разоблачением и обращением в полицию в случае, если украденные деньги не будут тотчас же возвращены.

— Мне пришлось дать ей требуемую сумму, и я даже не думал о том, чтобы когда-нибудь потребовать ее обратно. Но все это оказалось лишь уловкой, — продолжал мужчина. — Оливия совершенно не любила меня. Она была жадной охотницей за золотом, чьей единственной целью было найти какого-нибудь богача и облапошить его. — Голос Дароса задрожал от сдерживаемой ярости, а в глазах появилось почти сатанинское выражение. — Я бы заставил ее страдать, если бы смог тогда до нее добраться, — сказал он злобно. — Но она исчезла. Позже эта женщина вдруг поняла, что все же привязалась ко мне. Оливия несколько раз звонила мне, каялась и просила прощения. Я решил поиграть в ее игру, чтобы получить обратно свои деньги. Она отдала их мне во время нашей второй встречи, вообразив, будто я собираюсь развестись с тобой, когда умрет дедушка, и жениться на ней…

— Ты так ей сказал? — перебила его Тони, не поверив своим ушам. Мысль о том, что ее муж мог произнести подобные слова, причиняла боль.

Но мужчина лишь отрицательно покачал головой.

— Она приняла желаемое за действительное. До Оливии дошли слухи, что мы с тобой были вынуждены заключить брак из-за намерения моего дедушки убить тебя. И естественно, она восприняла как должное отсутствие нежных чувств между нами. У этой женщины хватило самонадеянности предположить, что стоит ей только вернуться, как я сразу же прощу ее. — Он замолчал и нежно поцеловал жену. — Чего она предположить не могла, так это моей внезапно возникшей любви к тебе… Хотя ты и заставляла меня подозревать, что припрятала те деньги.

— Я хотела рассказать тебе о них, но потом решила, что ты мне не поверишь. Я думала, ты ненавидишь меня… И я заслуживала скверного к себе отношения, — призналась Тони, раскаиваясь.

— Верно, — мрачно согласился Дарос. — Я даже предполагал, что мне в конце концов придется силой заставить тебя подчиняться. Ты даже не представляешь, сколько раз я чуть было не сорвался.

— Сегодняшний вечер, — пробормотала девушка по прошествии немалого времени, — ты проводил не с Оливией, очевидно?

— Нет, дорогая. Причина моей задержки объясняется очень просто. Возникли проблемы с машиной. Мне пришлось чинить ее, а так как я не знал, сколько времени этот процесс займет, то позвонил тебе и попросил не ждать меня к ужину, — объяснил любимый. — Я собирался рассказать о своих затруднениях, но ты повесила трубку или нас разъединили. Кстати, — спросил он вдруг, меняя тему разговора, — почему ты пригласила этого парня, Чаритоса, на ужин?

— Я ведь думала, что ты развлекаешься с Оливией, — сообщила Антония быстро. Ее губы задрожали, когда она заметила, как изменилось выражение лица мужа.

— Месть, да? — Дарос ошарашенно помотал головой, и веселье вернулось в его глаза. — Ты бесенок, Тони, и хотя я не понимаю почему, но я все равно люблю тебя.

— Почему ты не говорил мне это раньше? — спросила жена грустно.

— Потому что думал, будто ты припрятала те деньги. А если я и испытываю к чему-то отвращение, так это к скупости, — растолковал мужчина. — Иногда мне казалось, что должно существовать какое-то объяснение твоему нежеланию их тратить, и я однажды упомянул, что придет время — и ты сама мне обо всем поведаешь. Но время шло, а ты так ничего и не рассказывала. — Девушка молчала, и Дарос снова произнес, так ласково, как только умел: — Я люблю тебя, милая.

Она еще сильнее прижалась к мужу, но повернула голову, взглянув ему в глаза.

— А я люблю тебя, — прошептала Антония хрипло и подставила губы для поцелуя.

1

Барбуни — блюдо греческой кухни, морская рыба. (Здесь и далее примеч. пер.)

(обратно)

2

Бузуки — греческий струнный музыкальный инструмент.

(обратно)

3

Имя Charitos (Чаритос) имеет схожую основу с английским словом charity, которое означает «любовь к ближнему».

(обратно)

4

Парк Родини — зеленая долина с речкой и небольшими озерцами. В озерах плавают лебеди, а по парку разгуливают красавцы павлины. Во времена античности этот умиротворяющий край облюбовала Родосская школа ораторского искусства.

(обратно)

5

Долина бабочек — один из уникальных заповедников Европы, где с июня по сентябрь можно увидеть изумительных по красоте бабочек.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg