Лори Фостер Смятые простыни
Глава 1
Она твердо решила, что не станет встречать День святого Валентина в двадцать шестой раз девственницей.
Несмотря на воспитанное в ней с детства благоразумие, несмотря на строгие ограничения, из лучших побуждений установленные ее теткой — старой девой, Софи Шеридан была полна решимости стать женщиной в полном смысле этого слова. И Коул Уинстон — да благословит Господь его широкую чувственную натуру — был прекрасной кандидатурой для осуществления ее планов.
Задержавшись в дверях бара, который при прежнем владельце — настоящем мужчине, мачо — носил название «Жеребятня», а теперь именовался просто «Таверна Уинстона», она еще раз взглянула на приглашение. Да, репутация бара и без многозначительных вывесок была довольно сомнительной. Хотя, по мнению Софи, название «Жеребятня» весьма подходило бару и его посетителям, а особенно хозяину — Коулу Уинстону.
По всем близлежащим магазинам была разослана листовка, приглашавшая женщин принять участие в новом конкурсе, посвященном Дню святого Валентина. Хотя завсегдатаям «Таверны Уинстона» и не нужна была приманка для привлечения представительниц прекрасного пола. Женщины обожали приходить сюда, чтобы посмотреть, как четверо братьев разносят напитки по залу, смешивают коктейли за стойкой бара или просто дружелюбно болтают с посетителями. Все Уинстоны были обольстительными дамскими угодниками, но Софи положила глаз конкретно на старшего.
Дверь позади нее распахнулась, и вместе с морозным воздухом и облаком окутавших их кружащихся снежинок в бар ввалились постоянные посетители. На какой-то момент громкий хохот новоприбывших заглушил мягкие звуки музыки и тихий гул голосов. Софи направилась к своему обычному месту, отделенному от других перегородкой, в дальнем углу зала.
С того самого дня, семь месяцев назад, когда мисс Шеридан купила свой маленький бутик, Коул из кожи вон лез, чтобы угодить ей, и каждый вечер резервировал для нее один и тот же столик. Правда, он изо всех сил старался угодить всем своим клиентам, чем отчасти и объяснялась невероятная популярность его заведения. Коул знал всех, со знанием дела мог с каждым поговорить о его семье, его проблемах, о жизни.
Но он был так неотразимо сексуален, что у Софи, проводившей в его обществе почти все свое свободное время, язык прилипал к небу. Это было унизительно. Прежде Софи никогда не ощущала такой робости; впрочем, надо признать, что прежде она никогда и не пользовалась подобным вниманием столь интересного мужчины. Коул заставил ее задуматься о том, что раньше ей никогда в жизни и в голову не приходило. Например, о том, какой мускусный, сексуальный, острый запах источает мужчина, когда он разгорячен…
Софи поежилась и глубоко вздохнула.
Поскольку Коул полагал, что девушка робка и замкнута, то обращался с ней соответствующим образом. Но чего только не представляла себе Софи в своих фантазиях о нем, и теперь благодаря устроенному им конкурсу она могла воплотить свои фантазии в жизнь.
Ее бросило в жар, от которого морозный румянец на щеках стал еще ярче. К сожалению, именно в этот момент Коул подошел к ее столику и поставил перед ней чашку горячего шоколада, украшенного двойной порцией взбитых сливок. Шоколад источал соблазнительный аромат. Почти такой же соблазнительный, как запах самого Коула.
— Привет, Софи.
Низкий, густой бас пробрал ее до костей. Его глаза цвета темного виски были обрамлены густыми черными ресницами и широкими бровями.
— Привет, — сдавленно ответила она.
Увидев зажатое в ее руке приглашение, Коул расплылся в довольной улыбке.
— Отлично! — В его грубоватом тоне звучало здоровое мужское удовлетворение. — Собираетесь участвовать? — шепотом спросил он, глядя ей прямо в глаза и не давая отвести взгляд.
Это был самый сложный и ответственный момент — именно сейчас Софи должна направить надуманное в нужное русло. Но главное, надо преодолеть барьер, возникший между ними из-за ее нервозной молчаливости. Не могла же Софи за один вечер превратиться из девушки скромной и крайне сдержанной в сексуальную и почти агрессивную.
Тетушка Мод все уши ей прожужжала насчет того, как важно смолоду беречь гордость и достоинство. Если Софи сейчас пойдет ва-банк и проиграет, то навсегда лишит себя приятной возможности каждый вечер приходить в этот бар, испытывать легкое волнение, перебрасываясь с Коулом несколькими словами, и представлять себе то, что могло бы быть между ними. Если он ее отвергнет, Софи просто не сможет жить так, как жила прежде, потому что будет разрушено бесценное для нее — их взаимоотношения. Все, кого девушка любила, умерли, и она не хотела рисковать еще и этой тихой, милой дружбой, которой Коул одаривал ее в своем уютном баре.
Но даже если Софи выиграет, если ей удастся заинтересовать его хотя бы ненадолго, перспективы все равно никакой нет. Коул известен всем как закоренелый холостяк, и он никогда и ни с кем не вступает в длительные отношения. А поскольку ему уже тридцать шесть, к его решению прожить жизнь в одиночестве следует относиться всерьез. Совершенно очевидно, что этому мужчине нравится холостяцкая жизнь и он прилагает немалые усилия, чтобы сохранить прежний образ жизни.
Необходимость отказать ей разверзнет пропасть между ними, чего Софи совсем не желала, поэтому она решила пойти на хитрость.
— Я ни за что не смогла бы, — ответила она, откладывая в сторону приглашение, нервно облизывая губы и делая вид, что сосредоточена на том, чтобы установить свою чашку с шоколадом точнехонько в центр салфетки. — Я бы чувствовала себя очень глупой.
Улыбка Коула выражала откровенную мужскую снисходительность. Вместо того чтобы сесть напротив, он подтащил стул от соседнего столика и, оседлав его, скрестил руки на спинке.
— Почему же? — Он сидел так близко, что Софи ощущала смешанный запах одеколона и теплого мужского тела.
Софи сделала глубокий вдох и почувствовала, как что-то затрепетало у нее в животе.
Коул склонился к ней и стал уговаривать:
— Все, что от вас требуется, — это фотография. Я даже могу сам сфотографировать вас здесь, в баре. И потом будут же еще десятки других фотографий, можете не сомневаться. Уже около двадцати женщин изъявили желание участвовать. Я развешу снимки в бильярдной, а в День святого Валентина мы проведем голосование и выберем самую красивую участницу.
— У меня нет шансов, — невольно вырвалось у Софи.
Она вовсе не хотела напрашиваться на комплимент, но с опозданием поняла, что ее реплика именно так могла быть и была истолкована, что невольно подтвердил и Коул, цокнув языком.
Он взял ее за подбородок и, слегка приподняв его, взглянул в глаза так нежно и ласково, что у Софи замерло сердце и перехватило дыхание.
— Вы очень милы, Софи.
О, если бы он говорил это серьезно! Но Софи слишком хорошо знала, что Коул со всеми в баре обращается подобным фамильярным образом. Просто он очень открыт, дружелюбен и внимателен. Своими поддразниваниями он вгонял в краску даже не очень молодых женщин, у юных от него кружилась голова, а мужчины — будь они бизнесменами, рабочими или пенсионерами — все как один симпатизировали ему и уважали его. Они толпились вокруг и ловили каждое слово Коула. Он любил людей, и каждый — мужчина или женщина, молодой или старый — чувствовал его особое отношение к себе.
Жаркое прикосновение его шершавой ладони было непреодолимым искушением и порождало греховные мысли. Софи представила себе, как эта жесткая ладонь гладит ее по телу, которого никто никогда не касался даже взглядом. Дыхание ее участилось, и руки задрожали.
Стараясь скрыть волнение, Софи попыталась непринужденно улыбнуться.
— Думаю, это больше подходит моей сестре. Я не очень фотогенична, а вот ей идея может понравиться — она сейчас как раз в городе, приехала погостить ненадолго.
Рука Коула застыла на мгновение. Он пристально посмотрел на Софи.
— У вас есть сестра?
— Да. Более того, близняшка. — Как ни странно, слова легко слетали с ее одеревеневших губ. — Хотя по характеру мы не так уж и похожи. Она гораздо более… общительная.
— Общительная? — Коул был явно заинтересован. Чуть отодвинувшись, он спросил: — Близняшка? — Его голос зазвучал хрипловато-мечтательно: — Расскажите мне о ней.
Софи моргнула.
— Ну-у-у… Что же вам рассказать? Она очень похожа на меня, хотя не так…
На его губах снова заиграла та самая улыбка:
— Не так застегнута на все пуговицы?
— Да, пожалуй. — «Застегнута на все пуговицы? Что он хочет этим сказать?» — В школе Шелли всегда была душой компании.
Коул вдруг тряхнул головой, и темные волосы упали ему на лоб. Софи нравились его волосы, прямые, с легкой проседью на висках. Ей отчаянно хотелось коснуться их, отвести со лба, убедиться, что они действительно так прохладны и шелковисты на ощупь, как кажется. Софи нервно сцепила лежавшие на столе руки.
— Вы можете обе принять участие. Даже сфотографироваться вместе. Судьям это понравится.
— А кто…
Коул внезапно встал, и при виде его высокой, мощной фигуры у Софи, как всегда, все мысли разбежались. Девушка тайком взглянула на него, представляя, какую отличную пару они могли бы составить. В Уинстоне-старшем было столько замечательного, соблазнительного!..
— А кто судьи?
Ах какая у него лукавая улыбка!
— Я и мои братья. Полагаю, это справедливо, если принять во внимание, как пресса весь год подкалывала нас на сей счет. Вы не читали последних статей? — Он весело хмыкнул. — Мы с братьями читали их взахлеб.
Софи тоже улыбнулась. Братья Уинстон являли собой образцовые мужские особи. Владел гостеприимным баром Коул, но и Мак, и Зейн, и Чейз охотно помогали ему.
Мак еще учился в колледже, но даже в свои неполных двадцать два года обладал таким спокойным достоинством, что ему можно было дать больше. Двадцатичетырехлетний Зейн слыл самым беспутным, а свое рабочее время делил между собственным компьютерным — пока не слишком надежным — бизнесом и дававшей постоянный заработок службой в баре у брата. Чейз, которому исполнилось двадцать семь, делил с Коулом все обязанности пополам. Хотя бар принадлежал старшему брату, все важные решения он принимал, только посоветовавшись с Чейзом. В отличие от Коула Чейз был человеком тихим, чаще всего работал за стойкой, смешивая напитки и больше слушая, чем говоря.
За семь месяцев знакомства с ними Софи убедилась, что братья прекрасно ладят друг с другом и что их обаяния хватает для того, чтобы свести с ума все женское население Томасвилля в штате Кентукки.
— Кое-кто нам даже предлагал обслуживать посетителей обнаженными по пояс, — припомнил Коул.
Софи чуть не рассмеялась. Местные газеты забавлялись тем, что добродушно подкалывали братьев. Они дразнили их за привлекательность и ошеломляющий успех у женщин, постоянно уговаривали дать интервью и рассказать о своей личной жизни. Уинстоны неизменно отказывались.
Коул был явно раздражен, а Софи идея показалась забавной. Видит Бог, эта четверка наверняка удвоила бы свою популярность, обслуживая клиентов обнаженными по пояс. Представшая мысленному взору Софи картинка была весьма волнующей.
— Зейн как-то целый день грозился снять рубашку, — добавил Коул. — И женщины не сводили с него глаз, чтобы не упустить момента. Мне пришлось следить, чтобы Зейн не устроил стриптиза и нас не закрыли.
На сей раз Софи не удержалась от смеха, представив, как Зейн устраивает стриптиз. Он флиртовал со всеми напропалую и, как и остальные братья Уинстоны, имел множество поклонниц.
— Вы нечасто смеетесь.
Софи закусила губу. Взгляд Коула был таким пристальным и многозначительным, что у нее закружилась голова. Никто не вызывал у Софи таких опасных и приятных ощущений. Ни один другой мужчина никогда не слушал ее так внимательно, не показывал такой заинтересованности в том, что она говорит, думает, ощущает. Коул давал ей почувствовать, что Софи для него — особенная. Взволнованная, мисс Шеридан не могла придумать, что ответить, но говорить и не пришлось, так как внимание собеседника отвлек его младший брат, подошедший к их столику.
— Привезли продукты от поставщиков.
Коул кивнул:
— Сейчас приду.
Он подождал, пока уйдет Мак, потом склонился к Софи, положил свою большую руку на спинку ее стула, а другой оперся о стол.
— Примите участие в конкурсе, Софи, — проникновенно попросил он.
Его дыхание коснулось ее щеки — она вздрогнула. Софи переводила взгляд с чашки на свои сцепленные пальцы, смотрела на что угодно, лишь бы не встретиться с его таким близким и ищущим взглядом. Если бы только это было возможно, она сама бросилась бы к Коулу.
— Моя сестра придет сюда сегодня вечером, попозже. И наверняка примет участие в конкурсе.
Коул медленно выпрямился, и Софи услышала, как он вздохнул.
— Ладно. Я не теряю надежды и на вас, а ее пошлите ко мне. Буду рад с ней познакомиться.
Софи проводила его взглядом, любуясь длинноногой фигурой, широким шагом, могучей спиной и могучими плечами, тем, как касаются воротника длинные черные волосы. Пока хозяин бара маневрировал между столиками, женщины восхищенно смотрели на него. Возле многих Коул задерживался, перебрасывался парой слов, заставлял звонко смеяться и оставлял своих собеседниц с мечтательными улыбками на губах. Софи понимала, что их он тоже уговаривал принять участие в конкурсе. Вот таков Коул со всеми — внимательный и умеющий убедить.
Так значит, он хочет познакомиться с ее сестрой? Ну что ж, Софи не могла дождаться этого момента.
— Эй! — Коул с удивлением уставился на Чейза, сунувшего ему в руку ледяную банку со взбитыми сливками и пытавшегося отвлечь его внимание от Софи. — Что?
— Ты стоишь здесь, истекая слюной, с тех самых пор, как она взяла в руки ложку. Меня всегда занимал вопрос: почему ты кладешь ей в шоколад столько этих чертовых сливок? Теперь я знаю ответ.
Коул и не думал ничего отрицать. Черт, с того момента, как Софи поднесла ко рту первую ложечку, он чувствовал возбуждение. Какой сексуальный рот, какие полные, мягкие губы — проклятие, он был одержим ею!
Коул вспомнил их первую встречу, когда девушка купила свой магазинчик в нескольких шагах от таверны на другой стороне улицы и после работы зашла в бар — такая строгая, такая привлекательная, — заказала чашку горячего шоколада, несмотря на то что в тот июльский день на улице было очень душно. Заинтригованный, он положил в чашку здоровенную порцию взбитых сливок и с чувственным наслаждением наблюдал, как незнакомка смакует их, облизывая кончиком языка верхнюю губу и прикрывая глаза от удовольствия. Софи не догадывалась, что за ней наблюдают. И вот уже более полугода Коул каждый вечер терпит сладостную муку, наблюдая за этим ритуалом.
— Поскольку с первой порцией она уже покончила, может, пойдешь предложишь ей еще?
Коул покачал головой, не обращая внимания на издевку:
— Это будет слишком очевидно. Если она догадается, какое наслаждение мне доставляет наблюдать за ней, то больше никогда не закажет горячего шоколада.
— А может быть, сжалится и пригласит тебя к себе?
Коул нахмурился. Чейз был самым молчаливым из четверых, но на этот раз что-то разболтался.
— У тебя сегодня есть какая-то особая причина дразнить меня?
Чейз широко улыбнулся:
— Кроме того, что ты прячешься тут, как мальчишка в кондитерском магазине, глазеющий на конфеты и не имеющий денег, чтобы купить их? Нет. Другой причины у меня нет.
— Она отказывается участвовать в конкурсе.
— Очень плохо. — Чейз отлучился на несколько минут, чтобы выполнить очередной заказ, затем вернулся к Коулу. — И ты не смог ее уговорить?
Коул рассеянно покачал головой:
— У нее есть сестра-близняшка.
— О-хо-хо, значит, существуют две Софи. Это уже интересно! Они абсолютно одинаковы?
Коул толкнул его плечом.
— Да. И брось свои грязные мысли.
— Куда мне! А как насчет твоих собственных?
— Кое-какие меня посетили. Она говорит, что ее сестра примет участие в конкурсе, а сама не хочет. — Коул раздраженно вздохнул. — И что есть в Софи такого, что заставляет меня предаваться столь буйной фантазии?
— Это ты мне скажи.
Скрестив руки на груди и прислонившись к стене, Коул попытался разобраться в своих чувствах.
Она так невозмутима, так застегнута на все пуговицы. За семь месяцев не пропустила ни одного вечера, что может свидетельствовать об отсутствии у Софи приятеля. Коул внимательно разглядывал ее темно-каштановые волосы, разделенные на прямой пробор и ниспадающие на плечи легкими волнами. Ему хотелось зарыться в них лицом, уткнуться носом ей в шею, ощутить мягкий шелк ее волос лицом, грудью, животом.
Он жаждал увидеть эти волосы разметавшимися по подушке, когда накроет ее собственным обнаженным телом, спутавшимися и растрепавшимися в момент высшего наслаждения, которое он ей подарит.
Коул вздрогнул:
— Проклятие!
— Не хочешь поделиться со мной своими мыслями?
— Нет!
У нее узкие, но всегда гордо развернутые плечи и прямая спина. Ее кожа сводит с ума, такая гладкая и светлая. Интересно, она везде такая? Должно быть, кожа Софи очень сладко пахнет — Коул готов был биться об заклад, что так оно и есть, — теплая, чувственная, как само женское естество.
— Может быть, ее сестра даст тебе шанс? Если они похожи как две капли воды, тебе не придется даже включать воображение.
— Не хочу я чертовой сестры! Я хочу ее. — Коул не отрывал взгляда от Софи, которая, покончив со сливками, покрывавшими шоколад, поднесла чашку к губам, отпила и вытерла губы салфеткой. — Дело ведь не только в том, как она выглядит. Дело в самой Софи. Она мне улыбается, а я только и думаю что о ее теплой коже, учащенном дыхании и смятых простынях.
— Да, плохо дело.
— Черт побери, сам знаю! Но каждый раз, как только я подхожу, она испуганно отодвигается. Просто эта девушка не испытывает ко мне никакого интереса.
Коул отчетливо представил себе, как Софи прячет от него взгляд, как нервно сцепляет пальцы рук и прикусывает губу. Господи, как ему нравится, когда Софи так прикусывает губу!
— А ты спроси у нее: почему?
Коул сверкнул на брата сердитым взглядом:
— Ну да, сейчас! Я не могу уговорить ее даже поучаствовать в проклятом конкурсе. Как же я буду просить Софи открыть мне свои тайные мысли?
— У тебя в запасе еще несколько дней. Но если она все же откажется участвовать, что будем делать?
Коул пожал плечами, обескураженный такой перепективой.
— Подберем другую победительницу. В конце концов, это же конкурс. О нем пишут все местные газеты, для нас в любом случае будет хорошая реклама. А стоить это будет всего ничего — бесплатное обслуживание победительницы в течение месяца.
— Ну, положим, тебе это будет стоить еще и вечера удовольствий в обществе дамы-победительницы, потому что, кроме тебя, никто из нас не решится сунуть голову в ящик Пандоры. Так что придется тебе выдержать этот премиальный женский эскорт.
По правде сказать, Коул не отказался бы от «премиального женского эскорта», если бы речь шла о Софи. Лучшую часть жизни он потратил на воспитание братьев, которые после смерти родителей остались на его руках, и ничуть не сожалел об этом, напротив, очень дорожил их искренней дружбой. Но на то, чтобы поднять троих мальчишек, у Коула уходило практически все время, для иных занятий его совсем не оставалось, поэтому он довольствовался мимолетными встречами с женщинами.
Теперь Мак, самый младший, уже заканчивает колледж, все братья пристроены и обеспечены, и Коул обрел наконец свободу, может жить для себя. Но теперь ему была нужна Софи. Черт бы побрал ее упрямство и желание подсунуть свою сестру!
Чейз занялся обслуживанием клиентов, а Коул направился в свой рабочий кабинет, чтобы разобраться со счетами, но задержался и снова воззрился на Софи. Его план был так прост: День святого Валентина — праздник влюбленных и подходящий момент, чтобы устроить конкурс, который позволит им остаться наедине.
Победа ей была обеспечена, потому что братья знали, как Коул относится к Софи, хотя и верили в такое с трудом: им казалось, что это всего-навсего вожделение. Они не подозревали, что большую часть дня Коул мечтает о том мгновении, когда девушка закроет свой магазинчик и придет сюда, чтобы провести часок в облюбованном ею уголке бара, поболтать с ним о том о сем. Братья не догадывались, что впервые в жизни их старший брат действительно пленен женщиной.
Победительница конкурса получала не только право бесплатного обслуживания в баре в течение месяца, но и удостаивалась чести сфотографироваться с братьями Уинстон. Снимок будет красоваться в баре на почетном месте, и каждый год к нему станет прибавляться фотография новой победительницы, так как конкурс планируется сделать ежегодным.
Но что замечательнее всего, победительница имела право выбрать, где провести праздничный вечер. Коул уже представлял себе милый тихий ресторанчик, который выберет Софи. У них будет масса времени поболтать наедине, потанцевать под какую-нибудь медленную музыку, и он получит возможность наконец обнять и прижать ее к себе. Коул уже чувствовал, как ее бедра прижимаются к его ногам, как ее живот касается его возбужденной плоти, как ее затвердевшие соски упираются ему в грудь. А закончат они вечер в постели со смятыми простынями, от вида которых он никак не мог отделаться в своем воображении.
Коул не желал знакомиться с ее сестрой, но в то же время испытывал жгучее любопытство: женщина, которая выглядит точно так же, как Софи, но не Софи; женщина, которую можно было бы принять за Софи, но не такая робкая. В этот момент девушка подняла голову, и их взгляды встретились. Несмотря на разделявшее их расстояние, Коул почувствовал возникшую между ними связь и ощутил толчок в сердце.
Проклятие, как же она желанна!
Нет, он не сдастся. Рано или поздно он получит Софи Шеридан именно там, где хочет, и будет наслаждаться ею мучительно долго, столько, сколько потребуется, чтобы утолить свой голод.
Глава 2
Мак громко и протяжно присвистнул:
— Нет, ты только взгляни на нее!
Коул поднял голову от работы, заинтригованный тем, что привлекло внимание брата. Вечер выдался долгим и утомительным, голова у Коула была чугунная, глаза слезились.
— Ну и ну! Кто это? — откликнулся Зейн, тоже слонявшийся в коридоре перед кабинетом; Коул нахмурился и вместе с вращающимся креслом отодвинулся от компьютера.
— Не узнаешь? Я тебе подскажу. Когда Коул увидит ее, он язык себе прикусит от удивления, если, конечно, сумеет закрыть рот.
— Не может быть! — воскликнул Зейн и после довольно долгой паузы добавил: — Ну да, наверное, это она и есть. Но что с собой сотворила?
— Будь я проклят, если знаю, но выглядит она так, что…
Коул вскочил, не в силах больше сдерживать любопытство и решительно настроенный игнорировать сестрицу Софи, если та здесь появится. Он рывком открыл дверь, и Зейн, который стоял прислонившись к ней, чуть не ввалился в кабинет. Коул поддержал брата и взглянул в другой конец зала, туда, куда смотрел Мак. Все мышцы его напряглись до такой степени, что казалось, стали железными. Он не мог пошевелиться. Черт возьми, Коул едва дышал!
Словно лунатик, он отстранился от Зейна и пошел в зал, чувствуя, как братья давятся от смеха за его спиной, но не обращая на это никакого внимания. Боже, как Софи хороша!
Когда он подошел поближе, девушка подняла голову, и взгляд ее голубых с поволокой глаз устремился прямо на него. Она дрожала, грудь ее высоко вздымалась, дыхание было учащенным… Потом она улыбнулась.
— Софи?
От ее сдавленного смеха у Коула по позвоночнику пробежал электрический разряд.
— Ну разумеется, нет. Я ее сестра Шелли. А вы, должно быть, тот самый большой и великолепный хозяин бара, о котором мне так много рассказывала Софи. — Она смело и с любопытством окинула его взглядом с головы до ног и обратно. — Так-так! Должна признать, что сестричка не преувеличивала.
Коул был сражен. Да, Шелли его заинтересовала: в конце концов, он не бесчувственный, ведь женщина, одетая в черное, была неотразима и сногсшибательна. Но это не Софи.
Она могла бы быть ею, думал Коул, не в силах отвести глаз, снова и снова обводя ее взглядом всю, от макушки до пят, но то, что она говорит, его Софи никогда бы не решилась произнести, — о таком он мог лишь мечтать. Женщина протянула бледную изящную руку, и он взял ее, болезненно ощутив восторженное внимание всех своих братьев.
— Коул Уинстон, — сдавленно представился он, его голос звучал ниже, чем обычно; завязать вежливый, непринужденный разговор мешало нарастающее возбуждение. — Софи говорила, что вы, вероятно, примете участие в нашем конкурсе.
Ее маленькая теплая ладонь лежала в его руке, и ему казалось, что он держит руку Софи: прикосновение вызывало такой же прилив желания. От этого Коул чувствовал себя предателем. Ведь только касаясь Софи, он ощущал, как его нервные окончания превращаются в оголенные электрические провода, а теперь испытывает то же самое с ее сестрой.
— Да.
Она произнесла только это коротенькое слово, но Коул был несказанно удивлен: он видел, как жилка бьется на ее стройной шее, как трепещет над этой жилкой нежная тонкая кожа, словно женщина тоже нервничает. Или возбуждена?
Рукопожатие затягивалось, и Коул, откашлявшись, попытался отнять руку, но Шелли задержала ее и сделала шаг к нему, обдав его ароматом вечернего воздуха, морозного и свежего, смешанного с теплым, женственным запахом своей кожи, запахом, который был так хорошо ему знаком. Его ноздри дрогнули.
— Я только сегодня узнал, что у Софи есть сестра.
Женщина опустила ресницы, холодная улыбка скривила ее губы — точно такие же, как губы Софи. Его мышцы снова напряглись.
Чуть пожав плечами, Шелли прошептала:
— Моя сестра немного застенчива.
Коула мгновенно охватило острое желание. Уже давно, очень давно он не переживал такого физического возбуждения. Пусть эта женщина не Софи, но выглядит точно так же, только гораздо смелее, доступнее, а мужское чутье подсказывало, что и на вкус она будет такой же. Не сумев удержаться, Коул привлек ее к себе, чтобы ощутить ее близость, почувствовать, как линии ее тела совпадают с изгибами его.
— Вы позволите показать вам наш бар?
Ее густые ресницы очень медленно опустились.
— С удовольствием.
От долго сдерживаемого желания внутри все словно свело судорогой. Картины, которые он воображал себе, мечтая о Софи, возникли перед его мысленным взором. Едва сдерживая готовый вырваться из груди стон, Коул положил руку на ее узкую талию поверх пальто.
Они повернулись, и в тот же миг трое братьев, толкая друг друга и изображая страшную занятость, побежали по своим делам, словно ничего и не видели.
Коул повел Шелли в дальний зал, где были установлены бильярдные столы; на фоне обычного гула голосов и звуков музыки он отчетливо различал ее взволнованное дыхание. В столь поздний час на исходе морозного, метельного дня в баре было уже совсем мало посетителей. Двое мужчин, игравших на бильярде, едва увидев их, понимающе улыбнулись, положили кии и, не выразив ни малейшего неудовольствия, покинули зал.
— Вы позволите помочь вам?
Шелли улыбнулась и, поведя плечами, сбросила пальто ему на руки. Стоя у нее за спиной и принимая пальто, Коул склонился к ее шее и ощутил теплый запах женщины. Мышцы его живота мгновенно превратились в каменную глыбу. Он положил ее длинное черное кожаное пальто на край бильярдного стола. Шелли медленно повернулась и с ожиданием посмотрела на своего провожатого. Черный свитер подчеркивал бледность ее кожи и пышность каштановых волос, стянутых на макушке золотистым ободом. Такая прическа открывала взгляду беззащитный затылок и маленькие уши, над которыми курчавились по-детски тонкие завитки. Коулу хотелось прижаться к ним губами и ощутить, как женщина затрепещет в ответ.
Его взгляд спустился ниже, на обтянутую свитером грудь, и, к своему удивлению, он заметил, что соски ее действительно затвердели под мягким, тонким трикотажем. Взглянуть в лицо Шелли Коул не решался, зная, что стоит ему это сделать, и он пропал.
Несколько блестящих локонов выбились из-под обода, и один из них призывно лег ей на грудь, искушая, рисуя воображению эту грудь без свитера: небольшую, но очень соблазнительную.
Не в силах справиться с собой, он подошел ближе. Теперь, когда Шелли сняла пальто и оказалась в тесно обтягивающих черных джинсах, Коул увидел, какие длинные у нее ноги. Ему всегда хотелось получше рассмотреть фигуру Софи, но та обычно носила свободную, скрывающую тело одежду, поэтому он только догадывался, что девушка стройна.
Наряд Шелли позволял разглядеть все, для этого не требовалось даже особого воображения, и Коул подумал: похожа ли Софи на сестру и фигурой, такая же ли она изящная и чертовски женственная?
— Вы играете?
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем она говорит, а когда ее слова дошли до его сознания, Коул задрожал всем телом, легко представив себе, как он «играет с ней», много часов подряд лаская ее тело, изучая все его маленькие тайны, все сверхчувствительные места. Он опалил ее жарким взглядом, отчего глаза ее испуганно расширились, а ресницы затрепетали. Неужели нервничает? Непохоже, если судить по браваде, которую она здесь демонстрирует.
Чуть заикаясь, Шелли пояснила:
— Я им-мела в виду б-бильярд. Я… я никогда не играла, но мне всегда хотелось…
— Я вас научу.
Коул словно со стороны услышал собственные слова и понял, что на самом деле ему бы следовало немедленно отойти от нее подальше. Эта женщина — не Софи, как бы ни перехватывало дыхание от ее присутствия. Он не мог представить себе Софи такой игривой, так дразнящей мужчину. Черт побери, как же ему это нравится!
— А вы хорошо играете?
Коул отвернулся, снял со стола ее пальто и стал собирать шары, чтобы Шелли не заметила, как он напряжен, как закрываются в изнеможении его глаза от сексуального возбуждения. Проклятие, он ведь умел любой, самый светский разговор превращать в любовную игру, шутя ухаживать за любой женщиной, но с этой ему не хотелось вести себя подобным образом. Если он надеется когда-нибудь продвинуться в своих отношениях с Софи, ощутить ее тело, открывающееся ему навстречу, тогда сейчас надо сдержать свое желание. Ведь он не прыщавый подросток, не умеющий владеть собой. Он взрослый мужчина, и ему нужна Софи, нужна не на одну ночь, хотя это было первым и естественным желанием, а возможно, на всю жизнь. Он мечтал каждый вечер ложиться с ней в постель и, пробуждаясь утром, видеть ее рядом.
Какой бы соблазнительной ни была Шелли, это не Софи. Она лишь зеркальное отражение сестры, которое возбуждает безудержное вожделение. Но ничего больше.
Итак, Коул призвал все свое самообладание, которого, по правде сказать, ему явно недоставало, и снова обернулся к Шелли. Несмотря на все то, в чем он себя только что убеждал, увидев ее снова, Коул ощутил мощную эрекцию и почти пожалел о принятом решении.
Заставив себя смотреть Шелли прямо в лицо, он ответил:
— Вообще-то я давненько не играл.
Потемневшие до синевы глаза близняшки приковывали его взгляд.
— Тогда, может быть, вместе немного разогреемся? — И прежде чем Коул нашелся, что ответить, она выбрала себе кий, подошла и встала чуть ли не вплотную к нему. — Как нужно держать эту палку?
Ощущая глухие редкие удары сердца, Коул развернул ее спиной к себе, слегка надавил на плечо, заставив склониться над столом, и вложил в руки кий, установив его в нужное положение. Шелли сделала первый удар, почти не потревожив пирамиду из шаров. Она смущенно улыбнулась:
— Простите. Надеюсь, я не очень затруднила вашу задачу?
Снова собирая шары в пирамиду, Коул чувствовал себя так, словно его медленно поджаривают на огне.
— Попробуйте еще раз, постарайтесь попасть в середину.
Он выпрямился и услышал, как Шелли шепотом попросила:
— Покажите мне, как это делается.
Черт! Если бы он не так сильно мечтал об этом, то мог бы отказаться. Но по какой-то загадочной причине Шелли имела над ним такую власть, какой никогда не имела никакая другая женщина. Кроме ее сестры. Это было совершенно необъяснимо. Ведь с тех пор, как Коул встретил Софи и понял, что они идеально подходят друг другу, он не взглянул ни на одну другую женщину.
Коул снова встал за спиной Шелли, и на этот раз она склонилась над столом сама, упершись маленькими ягодицами ему в бедро. Она дернулась, не сумев сдержать тихий возглас, и замерла. Руки Коула невольно поползли вверх, к ее плечам, потом вниз — к талии. Она была такой хрупкой, такой теплой. Его ладони скользили по мягкому тонкому свитеру, поднимаясь все выше, ощущая под тканью ребра и теплую тяжесть груди.
Ему было больно, живот свело, грудь стеснило, в паху пульсировала затвердевшая плоть. Нужно остановиться, а то он не сможет совладать с собой. Издав сдавленный стон, Коул убрал руки и отступил на два шага. Шелли медленно положила кий и повернулась к нему лицом.
Ее волосы растрепались, в глазах таилось отчаяние. Стараясь не обращать на это внимания, Коул попытался вернуть чуть было не утраченный контроль над собой:
— Наверное, будет лучше, если я позову одного из своих братьев поучить вас?
При этих словах Софи почувствовала разочарование, что-то внутри ее оборвалось. Коул не желает ее, несмотря на то что она старается быть сексапильной, он не желает ее. Прикусив губу, Софи отвернулась, чтобы мужчина не увидел, как она покраснела от унижения. Она никогда не умела красиво краснеть. Если у других женщин при смущении на щеках появлялся милый розовый румянец, то она заливалась краской вся — от груди до корней волос, даже нос и уши становились пурпурными. При ее светлой коже это выглядело не слишком привлекательно.
В дверях показалась голова Зейна. Он ощупал взглядом Шелли, и его брови удивленно взлетели, потом перевел взгляд на брата и тихо сказал:
— Мак уже ушел. В баре никого нет, и Чейз готов закрывать. Я тоже уезжаю домой.
Софи спиной почувствовала, что Коул подошел к ней.
— Хорошо. Езжай осторожно. Говорят, дороги очень скользкие.
Думая только о том, как бы теперь отсюда улизнуть, Софи с вежливой улыбкой снова повернулась к Коулу. К счастью, краска уже схлынула с ее щек. Оказалось, что учитель стоит ближе, чем она думала, и Софи поспешно отступила.
— О, простите! — вырвался у нее нервный смешок. — Я… э-э-э… полагаю, что урок бильярда окончен. Мне следует дать вам возможность заняться своими делами.
Коул колебался. Но воспитание взяло верх.
— У нас есть еще полчаса — достаточно, чтобы вы смогли стать участницей нашего конкурса, если вас это все еще интересует.
Он продолжал пристально рассматривать ее своими золотисто-карими глазами. Софи молила Бога, чтобы Коул ничего не заподозрил. Если сейчас раскроется ее хитрость, она умрет на месте. Тем не менее Шелли сделала то, о чем всегда мечтала, но на что не могла решиться Софи: сделала шаг навстречу и положила руку ему на грудь.
Софи была потрясена твердостью его мускулов и силой той энергии, которую он излучал. Не было нужды притворяться взволнованной: от этого пронизавшего все ее тело жара голос зазвучал хриплым шепотом:
— Ну разумеется.
Коул накрыл ее руку своей ладонью и немного придержал.
— Фотоаппарат у меня в кабинете. Вы можете подождать здесь…
— Лучше я пойду с вами.
Сдержанность боролась в ней с любопытством. Софи было необходимо в одиночестве справиться с болью, которую он причинил, отвергнув ее. Но она давно хотела заглянуть в его кабинет, который может многое рассказать о своем хозяине.
В рабочей комнате Коула стоял узкий, очень жесткий диван. Софи много раз слышала шутки его братьев насчет того, как хорошо вздремнуть в кабинете Коула, особенно часто это говорил Мак, у которого всегда была масса домашних заданий.
Сколько раз Софи представляла себе старшего Уинстона в этом кабинете за толстой деревянной дверью сидящим за рабочим столом или прикорнувшим на диване. Теперь она хотела убедиться, насколько воображаемое соответствует действительности, поскольку фантазии, судя по всему, единственное, что ей остается.
Коул нехотя согласился:
— Хорошо.
Он положил руку ей на плечо и слегка подтолкнул вперед. Одно лишь это невинное прикосновение вызвало в воображении Софи множество иных картин: его рука на ее талии. С легкой дрожью она представила, как эта широкая шершавая рука касается ее тела…
Свет в кабинете был выключен, и холодный полумрак окутал Софи. Как только Коул вошел следом и закрыл дверь, девушка обернулась, и они столкнулись друг с другом. Софи показалось, что ее ноги приросли к полу.
— Шелли…
Голос у него был хриплым и напряженным. Софи почувствовала, что легкие вотвот разорвутся от острого волнения, которое она испытывала при прикосновении его стальных мускулов.
Не в силах противиться искушению, она медленно поднялась на цыпочки и уткнулась лицом ему в шею. Господи, ощущение было именно таким восхитительным, каким она его себе и представляла.
Его руки сомкнулись вокруг нее.
— Лампа там, на столе, — пробормотал Коул, и в его голосе прозвучало что-то похожее на отчаяние.
Софи опомнилась и попыталась оттолкнуть его, зная теперь, что ему от нее ничего не нужно. Она убеждала себя признать поражение, но Коул склонил голову, тихо бормоча себе под нос какое-то проклятие, и Софи ощутила, как его губы нежно касаются виска. Ласка, которую она так-долго ждала, сейчас показалась ей мучительной. Плотская страсть была незнакома Софи, и теперь она сходила с ума от ошеломляющей потребности дать волю пожару, полыхавшему в ее теле.
Софи, словно пораженная молнией, ощутила животом его окаменевшую плоть, которая, казалось, вмиг прожгла ее насквозь, как раскаленный стержень. С тихим всхлипом Софи, потрясенная, прижалась к нему еще теснее.
Коул хрипло застонал и уже в следующий миг завладел ее губами. Он держал Софи крепко, не давая пошевелиться, и властно, опустошительно атаковал губами, зубами, языком ее рот. Она представляла себе, что такое страстный поцелуй, но подобного чувственного слияния губ вообразить себе не могла. Сердце рвалось из груди, а в животе образовался плотный горячий клубок. Беспомощно открыв рот, она впустила его язык, а сама все теснее жалась к нему, в восторженном возбуждении ощущая, как впивается в живот его восставшая плоть.
— Коул, — прошептала Софи, когда его губы и язык заскользили по ее щеке и по шее.
Его руки сползли вниз по спине, пальцы крепко сомкнулись на ягодицах; потом он приподнял ее и прижал к своему естеству. Обняв его за плечи, Софи почувствовала сладострастное головокружение и радостное облегчение: значит, он всетаки жаждет ее.
Когда Коул раздвинул ей колени и посадил ее верхом себе на бедра, она издала глухой стон. Несмотря на интимность и новизну ощущений, Софи не испытывала особого смущения: ведь это был Коул, и происходило именно то, о чем она мечтала с самой первой встречи. Он воплощал все, против чего всегда предостерегала ее тетушка Мод, он был само искушение в великолепной мужской плоти. И в то же время был невероятно нежен, осторожен, ласков и силен. Софи разом припомнила все греховные фантазии, какие она когда-либо лелеяла, и захотела, чтобы он немедленно воплотил их в жизнь. Отодвинув губами ворот ее свитера, Коул припал к нежной коже и яростно всосал ее. «Интересно, останется ли на шее след? — подумала Софи. — Хорошо бы остался…» Прикосновение его губ, его языка доставляло ей неслыханное наслаждение.
— Проклятие… — прорычал он.
Каким-то образом Коул догадался, чего она хочет, и, заключив в широкую ладонь ее грудь, обводил пальцем затвердевший сосок до тех пор, пока неистовый крик наслаждения не вырвался из груди Софи. Его рот снова нашел ее губы и поглотил новый крик. Влажный и горячий язык проскользнул в глубь ее рта, и Софи с жадностью приняла его.
Так, под прикрытием темноты, они стояли, окутанные жаром собственных тел, когда раздался стук в дверь.
— Я все запер и ухожу. Просто ставлю вас в известность. — Чейз многозначительно хмыкнул и добавил: — Продолжайте.
Софи, сидевшая верхом на его бедрах и крепко обнимавшая Коула за шею, почувствовала, что в нем происходила теперь какая-то внутренняя борьба, и в темноте видела, как он разглядывает ее.
«Нет, нет!» — взмолилась она, с трудом удерживаясь, чтобы не выкрикнуть это вслух. Но в этот момент Коул опустил ее на пол. Без его тепла Софи стало холодно, и она обхватила себя за плечи. Одной рукой он все еще держал ее — наверное, подумала Софи, чтобы не дать ей приблизиться, — другой гладил ей волосы. Потом Коул откинул голову и затылком ударился о дверь, потом еще раз и еще. Софи почти физически ощутила, как он разгневан, и ей стало стыдно, захотелось убежать.
Внезапно Коул успокоился, вышел в коридор и о чем-то пошептался с Чейзом.
Ее нисколько не удивило, когда, вернувшись, Коул ровным и спокойным голосом сообщил:
— Пора. Пойдемте, я провожу вас до машины.
Коул больше не прикасался к ней, и Софи поняла, что проиграла. Однако забыть, как неистово он откликнулся на ее призыв, было невозможно. Ведь он желал ее! И по какой-то причине не хотел желать. Возможно, предположила Софи, боялся, что от него потребуются какие-нибудь обязательства. Или, может быть, поскольку она была сестрой Софи, полагал, что не имеет права на подобную игру? Неужели отношения с ее родственницей подразумевают ограничения, о которых она не подумала? Софи вела такой замкнутый образ жизни, что понятия не имела об общепринятых условностях между мужчиной и женщиной.
А может быть, Коул просто испугался ловушки? И Софи немного приободрилась.
Бар был погружен в кромешную тьму, но за порогом на них сразу же обрушился яркий свет уличной рекламы и фонарей. Коул все еще не преодолел возбуждения. Она видела это по выражению его лица: румянец на высоких скулах, челюсти стиснуты, в глазах огонь. Опустив глаза, Софи заметила, что и его плоть все еще возбуждена. Так значит, он все же хочет ее. Ну что ж, единственное, что нужно сделать, — подбодрить его, дать понять, что эта ночь любви не будет иметь для него никаких последствий.
Коул взял у нее ключи от машины, открыл дверцу и вдруг заметил:
— Вы приехали на машине Софи.
Окрыленная этим новым знаком доверия, девушка ответила:
— Это она так захотела. У нас с сестрой разный ритм жизни: она — жаворонок, я — сова, так что мы друг другу не перебегаем дорожку. К тому же, — добавила она многозначительно, — я пробуду в городе совсем недолго, всего несколько дней.
Он сделал вид, будто не понял намека.
— Что ж, спокойной ночи. Было… очень приятно с вами познакомиться.
Софи улыбнулась, услышав, с какой иронией он произнес эту вроде бы ничего не значащую реплику, но лицо Коула оставалось серьезным, если не каменным, а ей не хотелось сердить его.
— О, полагаю, мы еще увидимся. Вы ведь забыли сфотографировать меня. Я снова приду завтра вечером, хорошо? — Игриво и смело она протянула затянутую в перчатку руку и указательным пальцем погладила его по груди. — Может быть, на этот раз нам удастся не сойти с рельсов? А может, и не удастся.
Коул лишь стиснул зубы, и когда он отошел от машины, Софи услышала, как из его груди вырвалось сдавленное проклятие. Она закрыла дверцу и включила зажигание. Сердце все еще билось учащенно, и было такое ощущение, что в груди звенящая пустота. Это чувство оказалось восхитительным, Софи хотелось, чтобы оно длилось как можно дольше. Она жаждала испытать его в полной мере. И она хотела получить Коула Уинстона.
Глава 3
То была ужасная ночь. Без конца потягивая кофе, Коул пытался привести в порядок свои мысли, но бессонница и не отпускавшее сексуальное возбуждение сводили на нет все усилия. Удушающее чувство вины действовало угнетающе: он метался, разрываясь между желанием и невозможностью для себя овладеть женщиной, которая выглядела и была желанна точно так же, как Софи, но вела себя как Шелли. Временами обе сливались в его воображении воедино, вызывая такие чертовски эротические видения, что Коул едва сдерживал рвущийся из горла хриплый рык и тело его покрывалось испариной.
Он все еще ощущал на губах вкус ее кожи, чувствовал влажный жар ее губ и языка, теплую округлость груди в его ладони — маленькой, изящной по форме, с затвердевшим соском, который так и хотелось обхватить губами. Он изнемогал от желания мять и целовать ее до тех пор, пока из уст женщины не вырвется мольба: «Еще, еще!»
Тяжело сглотнув комок в горле, Коул закрыл глаза, пережидая очередную накатившуюся волну жара. Дрожащими руками он схватил чашку с крепким кофе и жадно выпил.
Нужно поговорить с Софи. Но если признаться ей в своих чувствах, в своей глубокой привязанности, в своей, черт побери, страсти, девушка может испугаться и замкнуться. Если она не разделяет его чувств, то Коул рискует потерять ее дружбу, а об этом и подумать страшно. Однако такое признание по крайней мере устранит помеху в лице Шелли. Он ни за что не хотел бы снова пройти через то, что случилось сегодня вечером. Дьявол, он ведь был на волоске от того, чтобы уложить эту Шелли прямо на свой письменный стол и стянуть с ее длинных ног эти чертовы обтягивающие джинсы! Он бы овладел соблазнительницей яростно, в горячечном помрачении, и ей бы это точно понравилось.
Но нельзя заменить одну женщину другой; это несправедливо по отношению к обеим. Простая истина состояла в том, что Коул жаждал Шелли только потому, что та была точной копией Софи. Но не Софи.
Приканчивая третью чашку сверхкрепкого кофе, Коул взглянул на часы. Он редко вставал так рано, поскольку работа в баре заканчивалась за полночь, но сейчас все равно не смог бы заснуть: действовал кофеин. Было уже почти полдесятого, и к тому времени, когда он доберется до магазина Софи, тот как раз откроется. Шелли была совершенно права: ее сестра — жаворонок. И лучше ему отправиться туда немедленно, пока есть кураж.
От этой мысли он рассмеялся, потому что с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать, ни одной женщине еще не удавалось его обескуражить. Впрочем, ни одна из них и не значила для Коула того, что значила Софи. Столько времени он не мог решиться на объяснение с ней. Смешно! И пора положить этому конец.
Спустя полчаса Коул, отворив стеклянную в дубовой раме дверь бутика Софи, услышал над головой мелодичный звон колокольчика. Это был элегантный дамский магазинчик, наполненный ароматами изысканной женской косметики и — в данный момент — множеством вещей от Валентино. В дальнем углу миниатюрная блондинка готовилась одеть пока обнаженный манекен в вечерний туалет из тончайшей ткани. Она подняла голову и взглянула на посетителя поверх очков.
— Сейчас я к вам подойду, — произнесла она, едва разжимая губы, в которых держала с десяток булавок.
— Я пришел повидать Софи. Она здесь?
Женщина выпрямилась, взглянула на него с повышенным интересом и вынула изо рта булавки.
— Нет, простите. Сегодня хозяйка придет чуть позже. Она вам назначила встречу?
Коул покачал головой. Опаздывает? Это было не похоже на Софи, его пронзило чувство тревоги.
— Она не заболела?
— Нет, думаю, просто вчера слишком устала, — улыбнулась женщина. — Я ее помощница Элисон. А вы не старший из братьев Уинстонов — владелец таверны? Я недавно видела в газете вашу фотографию.
Коул натянуто улыбнулся: он привык к подобным заигрываниям.
— Каюсь. Надеюсь, вы не стали читать статью? Газеты любят заставать нас с братьями врасплох.
Элисон бросила на него кокетливый взгляд и широко улыбнулась:
— Это был очень симпатичный снимок. Я сохранила газету.
Этот откровенный флирт его ничуть не трогал, на своем веку Коул отверг множество женщин, проявлявших к нему интерес, причем делал это чрезвычайно деликатно, никого не обижая.
К сожалению, ему не удалось поступить так же с Шелли.
Коул решительно сменил тему:
— Вы не знаете, когда придет Софи?
— Простите, нет. Просто сказала, что придет попозже, и при этом сладко зевнула. Наверное, вчера немного выпила лишнего и проспала утром.
— Возможно, она долго не ложилась из-за сестры, — предположил Коул, нахмурившись.
Что, если Шелли уже доложила Софи о вчерашнем свидании, рассказала, как он целовал ее и… все прочее? Вероятно, сестрички проболтали всю ночь о нем и о его проклятой несдержанности.
Черт возьми, какое право имеет Шелли лишать сестру отдыха! Софи работает весь день, и если уж кто должен лишать ее сна, так этим человеком хотел бы быть он.
Элисон засмеялась:
— Нет, дело не в этом, потому что у Софи нет сестры. Она единственный ребенок в семье.
Коул удивился тому, что Элисон так плохо знает свою работодательницу, и тому, насколько скрытна Софи, как мало о себе рассказывает.
— У нее есть сестра-близнец — Шелли, которая сейчас приехала ненадолго погостить.
Решительно тряхнув головой, Элйсон уперлась руками в бока.
— Не знаю, кто вам морочит голову, но у Софи никого нет. Все родные умерли, когда она была еще ребенком. Ее взяла к себе и воспитала тетка, но и та уже с год как умерла.
Его сердце подпрыгнуло, потом начало биться медленно и глухо. Ощущая, как натянут каждый нерв, Коул спросил:
— Вы это точно знаете?
— Абсолютно.
Ошеломленный и в полном замешательстве, Коул положил руки на прилавок и опустил на них голову. Так значит, никакой сестры-близняшки нет.
— Эй, с вами все в порядке?
Он кивнул. Да, черт побери, все в порядке. С ним все в полном порядке. Только… Коул снова взглянул на Элисон, стараясь за внешней непринужденностью скрыть обуревавшие его чувства — и прежде всего снова накатившее сексуальное возбуждение.
Этот сильный, уверенный в себе мужчина был выбит из колеи. На него нахлынула нежность, грозившая поглотить его целиком. Софи была одна-одинешенька на этом свете, без единой родной души! Он тоже рано потерял родителей и, как никто, знал, каким опустошающим может быть одиночество. Но с ним всегда были братья, и вчетвером ребята представляли собой более крепкую семью, чем иная полная. Ему захотелось приласкать, защитить Софи, сказать, что больше она никогда не будет одинока.
Потом Коул вспомнил острый прилив вожделения, испытанный накануне, потный жар похоти и судорожно вцепился пальцами в прилавок. Если у Софи нет сестры, то… Он почувствовал сладостное предвкушение.
— Вы хорошо знаете Софи? — Коул постарался, чтобы вопрос прозвучал небрежно и не насторожил помощницу.
Элисон пожала плечами:
— Ну разумеется. Я работаю у нее со дня открытия магазина.
Коул ощущал, как кровь закипает в его жилах. Все тело напряглось, грубые швы и молния джинсов впились в набухшую плоть; он ничего не мог с собой поделать: снова вспомнил, как вчера обнимал ее… Но теперь он знал, что Софи Шеридан, актриса и притворщица, желает его, и желает настолько, что выдала себя за другую. У него чуть не подкосились ноги.
Дважды откашлявшись, прежде чем обрести голос, Коул сказал:
— Мы с Софи хорошо знакомы. И могу поклясться, что у нее есть сестра.
— Нет, — доверительно возразила Элисон, устраиваясь на табурете за кассой и наклоняясь к нему через прилавок. — У девушки не было никого, кроме тетки. Они были очень близки, всегда жили вместе, потому что тетка болела. Но в прошлом году старушка умерла. Для Софи это было страшным ударом. Она получила наследство и переехала сюда, подальше от мест, навевавших печальные воспоминания. А вас интересует Софи?
О да, она его очень интересовала!
— Мы с Софи добрые друзья, и я хочу устроить ей сюрприз ко Дню святого Валентина, нечто более… интимное. Вы можете оказать мне большую услугу и не говорить ей о моем визите и о том, что я о ней расспрашивал? Не хочу, чтобы сюрприз открылся раньше времени.
Сделав круглые глаза, Элисон широко перекрестилась:
— Я не скажу ей ни слова. Моя хозяйка заслуживает хоть немного радости и удовольствия.
О, он доставит ей удовольствие! Скоро Софи Шеридан получит то, о чем мечтала.
«Нет, не робкая, милая Софи, — уточнил он про себя, вспомнив, как она наотрез отказалась участвовать в его конкурсе, как застывала каждый раз, когда он касался ее руки, — не тихая Софи, а сексуальная Шелли». Коул расплылся в улыбке, не зная, как переживет этот день. Лишь мысль о том, что предстоящая ночь положит конец мучениям, придавала ему силы осуществить задуманное. Сегодня он проведет ночь с Шелли — а утром Софи будет с ним.
Он сделает ей такой сюрприз ко Дню святого Валентина, какой любимая никогда не забудет.
К концу дня Софи едва волочила ноги. Воспоминания о прошлом вечере, перспектива его повторения, напряжение, коего требовало притворство, совершенно вымотали ее. Тетушка Мод была уверена, что нет ничего полезнее, чем рано ложиться и рано вставать. Софи свято верила в ее предписания и следовала им с восторгом, желая сделать приятное тетушке, которая воспитала и любила ее. Но прошлой ночью девушка легла лишь около двух часов, к тому же долго не могла уснуть из-за неудовлетворенного желания. Она не привыкла к тому возбуждению, которое не давало ей заснуть, и все время вспоминала томительное наслаждение, испытанное от прикосновения тесно прижатого к ней упругого, жаркого тела Коула, его твердого бедра между ее ног, его сильной ладони на ее груди. Софи дрожала от этих воспоминаний, будораживших ее, и бессонная ночь длилась бесконечно долго.
Элисон весь день была исключительно услужлива, но чрезмерно весела, она постоянно улыбалась, что-то напевала, и Софи испытала облегчение, повесив наконец на дверь табличку «Закрыто». Ей не терпелось увидеть Коула. Она уже знала, каково на ощупь его тело, помнила его жадные поцелуи, пьянящий вкус его губ.
Дрожа от морозного воздуха, Софи вошла в бар и туг же попала в фокус неотступного внимания золотисто-карих глаз Коула. Было ощущение, что Уинстон следит за ней, и сердце тревожно забилось. Его улыбка теперь неуловимо отличалась от прежней: стала теплее и интимнее. Интересно, не благодаря ли появлению Шелли произошла такая перемена?
На какой-то миг Софи даже ощутила укол ревности.
Ожидая свой привычный заказ, она почувствовала, как отяжелела и налилась ее грудь и как печет все внутри. В таком состоянии Софи предпочла бы сейчас свести разговор к минимуму и выпить свой шоколад молча.
Однако он не дал ей такой возможности и, принеся шоколад, не ушел, как обычно, обменявшись лишь несколькими словами. Поставив на столик чашку, Коул сел напротив, подперев подбородок широкой ладонью, и, улыбаясь, посмотрел прямо ей в глаза. И неотрывно глядел до тех пор, пока Софи не почувствовала, как все ее мышцы, словно коварным ядом, снова наливаются воспоминаниями об ощущениях, испытанных накануне, как дыхание становится шумным и учащенным, а соски болезненно затвердевают. Софи ссутулилась и опустила голову, стараясь скрыть свое состояние.
Коул широко улыбнулся, продолжая смотреть слишком внимательно, слишком заинтересованно. Молчание затянулось, и Софи кивнула на чашку горячего шоколада:
— Спасибо. Я мечтала об этом весь день.
— Хм-м-м, я тоже.
Не донеся до рта ложку со взбитыми сливками, Софи застыла с открытым ртом, потому что его голос напоминал утробное рычание голодного зверя.
— Коул? — недоуменно воскликнула Софи.
Он протянул руку через стол и осторожно подтолкнул ее руку с ложкой ко рту, не отрывая ищущего взгляда от ее губ. Софи послушно, словно зомби, облизала ложку. Очень медленно Коул отвел пустую ложку от ее сомкнутых губ и положил на блюдце. Его взгляд был таким горячим, что Софи, казалось, физически ощущала его прикосновение. Большим пальцем он аккуратно вытер испачканный сливками уголок ее рта, и жест этот оказался таким чувственным, что Софи ощутила острое возбуждение. А Коул продолжал поглаживать пальцем ее нижнюю губу, и Софи пришлось закрыть глаза, чтобы совладать с собой.
Девушка нервничала и была слишком напряжена. Еще немного — и начнется головокружение, и она упадет в обморок прямо к его ногам.
Но тут Коул отнял руку от ее лица и низким, проникновенным шепотом спросил:
— Софи, вы раньше с кем-нибудь встречались?
Его ладонь, до того спокойно лежавшая на столе, начала медленно двигаться. Софи наблюдала, как она подбирается к ее рукам, и предусмотрительно убрала их, спрятав под столом на коленях. Если Коул еще раз прикоснется к ней, она не сдержится и, испортив всю игру, станет умолять: «Еще, еще!»
— Почему вы спрашиваете?
— Сам не знаю. — Хитрая улыбка явно противоречила его словам. — Просто, познакомившись вчера с вашей сестрой, я подумал, отчего это вы такие… разные?
— Значит, вам понравилась Шелли? — Спрашивая, Софи уже знала ответ.
Если бы в этот момент Чейз не прервал их, разговор наверняка принял бы еще более интимный характер. То, что между ними происходило, было по-своему приятным, но и обескураживающим. Невероятное чувство, которое он пробуждал, усиливалось с каждой секундой, и Софи хотела знать, куда это их заведет. Она уже мечтала ощутить его обнаженное тело, погладить налитые мускулы, прикоснуться к его набухшей и отвердевшей плоти.
Софи почти не дышала, когда Коул поддел пальцем упавший ей на плечо локон.
— Да, мне понравилась Шелли. Но мне и вы нравитесь. — Коул погладил ее по щеке тыльной стороной ладони, продолжая играть с выбившимся из прически локоном. — Ну так что? Встречались вы с кем-нибудь?
— Нет. Я… — Она попыталась изобразить улыбку, но мышцы лица оказались неподвижно застывшими. — Знаете, как это бывает… бизнес отнимает все время.
Коул кивнул:
— Вы, наверное, слышали, что я один растил братьев. Все время уходило на то, чтобы присматривать, как бы они не попали в какую-нибудь беду, чтобы хорошо учились. Только теперь я оказался готов к серьезным отношениям с женщиной.
Софи захотелось убежать. Он что, намекает на серьезные отношения с Шелли? Боже праведный, как его отговорить?
Ее захлестнула ревность.
На губах Коула мелькнула улыбка, он шаловливо дернул ее за прядь волос, которой не переставал играть.
— Почему бы вам с Шелли не сфотографироваться вместе? Что может быть прелестнее?
— Вместе?
— Я почти гарантирую вам победу. А поскольку вы приходите сюда каждый вечер, вы могли бы с сестрой по-семейному вместе выпить здесь шоколада.
И у него будет возможность провести вечер наедине с Шелли! Софи не могла произнести ни слова, поэтому просто покачала головой. Победа в конкурсе не была ее целью. Она просто хотела проводить с Коулом как можно больше времени, приходя сюда, и лишь иногда пользоваться мнимой сестрой для более близких отношений.
— Ну ладно. Как знаете. Но не могли бы вы сделать мне одолжение? Попросите Шелли, если ей это удобно, прийти сегодня немного попозже. Ближе к закрытию. У меня куча дел, а я не хочу, чтобы меня отвлекала работа, когда она будет здесь. Сможете сделать это для меня?
Вероятно, она успеет немного поспать дома. Несмотря на крайнее возбуждение в предвкушении новой встречи, глаза у Софи слипались. Ничего, короткий сон освежит ее.
— Хорошо. Я ей передам. Думаю… думаю, она согласится. Сестра сейчас совершенно свободна.
— Отлично. А, Софи? — Коул расплылся в улыбке, ожидая, пока она вопросительно поднимет брови. — Если вы передумаете и решите участвовать в конкурсе, дайте мне знать.
Софи чувствовала, как краска смущения заливает ее лицо, и с трудом заставила себя кивнуть. Господи, как же она ненавидела краснеть!
— Да, хорошо. Благодарю вас.
Он ушел, насвистывая, а Софи, испытывая жуткое унижение, уставилась в свою чашку. Взбитые сливки растаяли.
Черт возьми! Она так боялась, что ее план будет сорван!
Коула можно было понять так, что он до сих пор не женат не по собственной воле, а в силу обстоятельств. Уин-стонстарший открыто сказал, что теперь не имеет ничего против серьезных отношений с женщиной. И как раз тут она сдуру подставляет ему свою мнимую сестру. Софи закрыла лицо ладонями. А какой замечательный был план!
Залпом допив шоколад, она буквально вылетела из бара.
— Ты улыбаешься прямо как кот, нашедший банку сметаны.
— Ага! — согласился Коул и улыбнулся еще шире.
Он вообще улыбался весь вечер, и тому существовала причина. Черт возьми, у него было прекрасное настроение. Софи желает его! Он постоянно напоминал себе об этом. Даже если бы Коул не знал о ее уловке, после того как она покраснела перед уходом, сомнений уже не оставалось. Никто не краснел так, как Софи. Ему хотелось увидеть, как все ее тело заливается краской страсти, которую он возбудит в ней. Уже несколько часов, с тех самых пор как Софи покинула бар, он обдумывал предстоящий вечер, убежденный в том, что придет Шелли.
— Ну так что? Вы с мисс Свет-в-окошке наконец-то поладили или все дело в том маленьком рандеву, которое вчера состоялось у вас с ее сестрицей? Эта дамочка, похоже, способна любого парня заставить вот так глупо улыбаться.
С Чейзом Коул всегда был особо близок. Они доверяли друг другу все свои секреты, однако сейчас Коул предпочел бы сохранить тайну Софи. Но Чейз уже догадался о том, что произошло между ним и Сестрой-близняшкой Шелли, поэтому пришлось объяснить ему:
— Никакой сестры нет.
Рука Чейза с полотенцем, которым он вытирал стакан, на мгновение замерла:
— Что ты сказал?
Черт, Коул никак не мог перестать улыбаться, радость, бурлившая в нем, так и рвалась наружу.
— У Софи нет никакой сестры, — повторил он медленно и четко.
Некоторое время Чейз переваривал полученную информацию, потом на его лице появилось ошеломленное выражение, и он громко рассмеялся:
— Ну не счастливчик ли ты? — И толкнул брата в бок.
Испытав облегчение от того, что Чейз все правильно понял, Коул кивнул:
— Именно. Но этого пока никто не знает.
— Не волнуйся. Мак и Зейн так безуспешно старались вчера понять, что между вами происходит, что я предоставил разгадку их собственному воображению. Мальчишки ни разу не видели, чтобы у тебя язык к небу прирос при виде женщины.
Коул метнул быстрый взгляд на брата:
— Не в языке дело. Черт, наверное, мне было бы легче выдержать пытки в подвалах инквизиции, чем вчерашний вечер!
— Но сегодня все будет по-другому?
— О да!
Сегодня у него не будет причин противиться чарам Шелли. Коула снова охватил прилив нежности, и решимость его удвоилась. Когда он представлял себе, во что ввергла себя Софи, думал об изощренности составленного ею плана, то хотел немедленно подхватить девушку на руки и доказать, что все эти уловки ни к чему. С первого дня, как только увидел ее, Коул воспылал к ней страстью. Стоило Софи улыбнуться и заказать чашку горячего шоколада — и он был готов.
— Если я не ошибаюсь, она хочет получить одно, не потеряв другого, — сказал Коул.
— И обе эти вожделенные цели воплощаешь ты?
Коул кивнул.
— Софи жила замкнуто, с престарелой тетушкой и ни с кем не встречалась. Она боится, что возникнет неловкость, и не хочет рисковать дорогой для себя возможностью приходить сюда каждый вечер — ведь в этом вся ее «светская жизнь». Если у нас будет связь, все может измениться, во всяком случае, похоже, Софи так думает. Но когда я ей все объясню, она поймет, насколько это глупо.
— Значит, ты хочешь рассказать, что знаешь о ее обмане?
— Нет, конечно!
Сама мысль об этом показалась Коулу издевательством. Софи по своей наивности предлагала ему мечту превратить в реальность, и он ни за что не хотел испортить ей этот маленький спектакль. Кроме того, ему было интересно, как далеко она готова зайти.
— Я намерен доказать, что пылаю страстью к Софи, кем бы она ни была.
— По мне все это похоже на глупость и бунт гормонов. Даме это может стоить нервного срыва.
— Ты у нас прямо эксперт! — саркастически заметил Коул.
Чейз, потрясенный смертью родителей, вел еще более замкнутый образ жизни, чем Коул. Не то чтобы был монахом, но относился к связям с женщинами очень разборчиво, и длились они всегда недолго. Коул не знал ни одной подружки Чейза, к которой тот ходил бы на свидания более трех раз.
Чейз покачал головой:
— Не нужно обладать большим опытом, чтобы понять: она будет жутко смущена. А женщины в таких ситуациях порой ведут себя чертовски странно. Ты можешь невзначай ранить ее, слишком смело гарцуя вокруг на коне, и она простит тебя. Но стоит задеть ее чувства, и женщина никогда не сможет этого забыть.
Поскольку Коул хотел услышать совсем другое, он отмахнулся от предостережений брата. У Софи две ипостаси, теперь это очевидно, и он намерен ублажить обе.
Как раз в этот момент она вошла. Каким бы невероятным это ни казалось, но сегодня девушка выглядела еще восхитительнее, чем накануне. Разумеется, теперь Коул смотрел на нее совсем подругому. Это была его Софи, такая милая и застенчивая, но при этом выглядела она столь сексуально, что у него заломило зубы. Подобное сочетание определенно сводило его с ума.
Под длинное кожаное пальто на этот раз она надела свободную белую блузу, застегнутую спереди на пуговицы и заправленную в длинную черную юбку. На ногах были черные туфли без каблуков. Софи выглядела очень женственно и привлекательно.
— Лучше тебе закрыть рот, — пробормотал Чейз, и Коул, оторвав взгляд от Софи, обернулся к братьям.
Мак, не сводя восхищенного взгляда с посетительницы, заговорил первым:
— Что это с ней в последнее время происходит? Она чертовски здорово выглядит.
— Это точно, — подтвердил Зейн. — Не то чтобы раньше не на что было поглядеть, но прежде она, похоже, не обращала на себя никакого внимания. Всегда была такой… незаметной. А теперь ее сексапильность так и бьет в глаза. — Он довольно крякнул. — Мне нравится.
Коул не удостоил братьев возражениями.
— Я собираюсь ее фотографировать, поэтому попрошу нам не мешать, пока мы будем у меня в кабинете.
Мак ухмыльнулся так широко, что у него даже уши поползли вверх.
— Не мешать вам, пока ты будешь ее фотографировать?
Зейн стукнул его по плечу и тут же получил сдачу. Потирая ушибленное место, он сказал:
— Не дразни его, Мак. Черт возьми, я очень рад, что он наконец-то немного отпустил удила! — И, обращаясь к Коулу, добавил: — А то ты больше похож на дедушку, чем на старшего брата.
— Большое спасибо.
Мак снова подтолкнул брата.
— Обещаем предоставить тебе полную свободу действий. Слушай, ведь сегодня пятница, мы с Чейзом сами закроем бар, если хочешь.
— Спасибо, я как раз собирался вас об этом попросить.
— Прости, но я сегодня не могу остаться, у меня уже есть планы на вечер. Если бы ты предупредил заранее… — пробормотал Зейн.
Чейз укоризненно посмотрел на брата:
— Вечно у тебя какие-то планы. Как зовут эти планы на сей раз?
Не растерявшись, Зейн вскинул подбородок и парировал:
— Я никогда не обнародую имен.
Софи все еще стояла посреди зала, не решаясь выбрать место. С самого первого дня она всегда сидела в одном и том же укромном дальнем уголке. Но сегодня, в данный момент, она представляла свою мнимую сестру и потому не знала, как поступить.
Когда Коул подошел, кто-то включил музыкальный автомат, и пришлось кричать, чтобы она его услышала.
— Вижу, вы получили мое сообщение?
— Да! Э-э… Софи сказала мне, что вы просили прийти попозже. Когда вы закрываетесь?
— Через несколько минут Чейз даст последний звонок.
Тесно прижавшаяся друг к другу пара покачивалась рядом, почти не двигаясь и не слишком прислушиваясь к музыке. Коул улыбнулся:
— Вы танцуете? — И, схватив ее за руки, притянул к себе.
Софи побледнела.
— О, я не… То есть…
— Да никто не обращает на нас никакого внимания, — успокоил ее Коул.
Прижав Софи к своей груди, он поверх ее плеча увидел братьев, с любопытством уставившихся на них. Да, как же, никакого внимания! Нахмурившись, он сердито покачал головой. Все трое тут же закивали, демонстрируя разную степень любопытства и юмористического отношения к происходящему.
Софи уткнулась лицом в его плечо.
— Я вообще-то неважно танцую.
— У вас прекрасно получается.
Коул с наслаждением вдыхал аромат ее теплой нежной кожи. Софи пробудила в нем животный инстинкт, и он хотел чуть ли не «пометить» ее как свою собственность. По мере того как в голове все отчетливее вырисовывался план предстоящего вечера, его руки обнимали ее все крепче и крепче.
— Мне нравится держать вас в объятиях.
Чуть дернувшись, она отклонилась и посмотрела ему в глаза.
— И мне нравится, когда вы держите меня в объятиях. Очень нравится. — Софи в нерешительности прикусила губу и вдруг выпалила: — И мне понравилось то, что мы делали вчера вечером. Но почему вы остановились?
Коул был сражен ее прямотой. Такого он не ожидал и, погладив ее по щеке, ответил:
— Пора было закрывать бар.
Софи покачала головой:
— Нет, не только это. Вы почему-то рассердились. — Румянец на ее щеках стал еще ярче, но она не отвела взгляда. — Коул, я хочу, чтобы вы знали: то, что я… сестра Софи, вовсе не означает, будто я ожидаю от вас большего, чем любая другая женщина.
Глупый цыпленок! Она была так мила и наивна, что ему захотелось немедленно подхватить ее на руки, унести туда, где никого нет, и провести долгую ночь страсти, сделав ее своей. Но Коул знал, что братья внимательнейшим образом наблюдают за ними, и сдержался.
— А чего ожидают от меня другие женщины?
Она громко сглотнула, но в ее томных голубых глазах не было и намека на страх. Коул вдруг понял, что эта отчаянная храбрость нравится ему в ней так же, как все остальное. Ведь ей, должно быть, очень нелегко претворять в жизнь свой план, но тем убедительнее это свидетельствовало о силе ее влечения к нему. Господи, помоги, он никогда не занимался этим всю ночь напролет!
— Наверное, просто приятно провести с вами ночь-другую, полагаю. Я не… не собираюсь надолго задерживаться в городе. Но в эти несколько дней хотела бы насладиться вашим обществом. Однако вы не должны беспокоиться о том, что после я повисну у вас на шее. У меня своя жизнь, и мне незачем осложнять ее какой бы то ни было постоянной связью. Не бойтесь, я не буду вам обузой.
Грудь ему стеснило какое-то новое, доселе неведомое чувство. Он провел пальцем по ее нижней губе и прошептал:
— Приходите ко мне в кабинет, там мы сможем поговорить. Я попрошу Чейза принести что-нибудь выпить.
Это предложение доставило Софи явное облегчение, и прежде чем взять протянутую им руку, она благодарно улыбнулась. Ее пальцы были все еще холодными с мороза, и Коул легонько сжал их, делясь частичкой своего тепла.
Обернувшись, он заметил, как его братья неестественно быстро нашли себе занятия. Зейн стал надевать пальто, собираясь уходить; Мак с пылающими щеками — добросовестно подметать, а Чейз просто улыбался, снисходительно поглядывая на обоих.
Проходя мимо него, Коул сказал:
— Принесешь нам что-нибудь выпить?
— Ну конечно.
В тоне Чейза не было и намека на издевку, и Коул с благодарностью добавил:
— Кока-колу, пожалуйста.
Он не хотел предлагать Софи горячий шоколад, дабы девушка не догадалась, что ему известны ее вкусы. Кроме того, Коул не был уверен, что хорошо владеет собой. То, как она пила шоколад, действовало на него сильнее всяких стимуляторов.
Входя в его кабинет, Софи смотрела себе под ноги. На этот раз он оставил свет включенным — хотел видеть все нюансы чувств на ее лице.
— Иди сюда.
Немного встревоженная, она подошла. Ее голубые глаза были широко распахнуты, и губы разомкнулись прежде, чем он накрыл их своими. Коул услышал в отдалении, как Чейз дал последний звонок, все его мышцы напряглись: скоро они останутся совсем одни, Софи будет принадлежать только ему, и тогда здесь, в полном уединении, он исполнит все ее самые заветные желания.
Коул притянул ее ближе, одной рукой поддерживая под, затылок и перебирая пальцами шелковистые волосы, другой, лежавшей на талии, — прижимая к себе и побуждая откликнуться на эту близость.
И Софи вмиг растаяла, полностью отдавшись в его власть. Раздвинув ей губы языком, он обвел им ее маленькие белые зубы и проник глубже внутрь, одновременно стягивая с себя рубашку.
— Коул…
Стук в дверь оповестил о прибытии кока-колы. Отметив, каким затуманенным сделался ее взгляд, как пылают ее щеки, он улыбнулся и сказал:
— Не двигайся.
Софи лишь кивнула в ответ.
Приоткрыв дверь, Коул принял протянутый Чейзом поднос и поблагодарил.
— Не делай ничего такого, чего не сделал бы я.
— А чего бы ты не сделал?
— Вот именно! — Чейз похлопал брата по плечу и закрыл дверь.
Софи стояла на том же месте, где он ее оставил, словно приросла к полу. Коул улыбнулся, поставил поднос на стол и, подойдя, нежно провел рукой по ее щеке, подбородку, бровям. Он так любил это лицо! Прильнув губами к ее рту, начал медленно маневрировать по направлению к столу. Софи, прижавшись к нему, повиновалась каждому его движению, и когда Коул приподнял и посадил ее на край стола, она только издала глубокий вздох.
— Я рад, что сегодня на тебе юбка, — сказал Коул, покрывая поцелуями ее лицо и шею.
Задыхаясь, она спросила:
— Почему?
Он был очарован милой наивностью, ее полуопущенными густыми ресницами, отрешенным выражением лица. Его рука медленно опустилась вдоль ее бедра до самого края юбки, потом заскользила вверх, но уже под юбкой.
— О!
Стройное теплое бедро было обтянуто шелком; поднимаясь выше и выше, его рука нащупала край чулка. Он пробормотал что-то себе под нос и, жадно припав ртом к ее губам, опрокинул Софи на стол. Юбка была поднята, и ему не составило труда развести ей ноги.
— Я слышу, как колотится твое сердце, — прошептал он, не отнимая рта от ее губ.
— Как приятно, когда ты касаешься меня…
— Тогда это тебе понравится еще больше. — Он расстегнул верхнюю пуговицу на ее блузке.
Софи сделала глубокий вдох и задержала дыхание. Еще одна пуговица — и его взгляду открылась ложбинка между гладкими, как шелк, грудями. Коул провел по ней пальцем и стал гладить нежные холмики, отчего Софи задрожала в томительном ожидании.
— О Боже, на свете нет ничего прелестнее женской груди! — произнес Коул, продолжая дразнить ее: он обводил нежные бугорки ладонями, наслаждаясь податливостью мягкой плоти.
Софи тихо застонала.
Коул расстегнул еще одну пуговицу. Ее лифчик из белых кружев лишь чуть-чуть прикрывал грудь — это был самый сексуально-возбуждающий вид, когда-либо открывавшийся ему. Интересно, трусики и пояс у Софи такие же?
Сомкнув головы, они вместе наблюдали за движением его загорелой руки по ее светлой нежной коже. Расстегнув две последние пуговки, он распахнул блузку и обеими ладонями сжал вырвавшуюся на свободу грудь.
— Какие они чудесные! — выдохнул он и ногтем поддел застежку лифчика.
В этот момент музыка в баре стихла. Софи вздрогнула и приподняла голову.
— Ш-ш-ш, все в порядке. Они закрывают. Всем пора домой.
Софи моргнула, и губы ее задрожали.
— Нам тоже?
— Нет, если ты не хочешь. — Коул поцеловал ее легко, ласково, словно коснулся перышком. — Но я бы предпочел отвезти тебя к себе, дорогая. Моя квартира — в нескольких кварталах отсюда. Этот диван годится для того, чтобы наскоро подремать днем, но я не собираюсь делать что бы то ни было наскоро сегодня ночью. Я тебя не тороплю. Понимаю, что события развиваются слишком быстро. — На его лице мелькнула едва заметная лукавая улыбка. — В конце концов, мы ведь только-только познакомились. Но я желаю тебя, и ты, судя по всему, желаешь меня. Ты поедешь ко мне? Проведешь со мной эту ночь?
Глаза Софи были широко раскрыты, влажные ресницы дрожали. Коул видел, как бьется жилка у нее на шее.
— Да, — с трудом прошептала Софи и улыбнулась. — Да, охотно. Спасибо.
Глава 4
Коула позабавили ее хорошие манеры, и он хотел было пошутить по этому поводу, но вдруг понял, что чувство юмора начисто изменило ему.
К тому времени, когда они сидели в машине, девушка была уже не так скованна, однако сказать, что Софи полностью расслабилась, было бы большим преувеличением. Коулу едва удалось отговорить ее от того, чтобы каждый ехал на своей машине. Он боялся, что Софи может сбежать.
Пока Коул припарковывал машину и вел девушку к себе на третий этаж, она не проронила ни слова. Это не тревожило Уинстона; все его существо было наэлектризовано ожиданием. Какое-то примитивное, почти животное чувство возбуждало в нем острое желание видеть Софи в своем доме, на своей территории, в своей постели. Никогда прежде Коул не вел себя как варвар, но сейчас чувствовал, что он дикарь и готов сразиться с драконом, чтобы доказать свою любовь.
— Я живу очень просто, не люблю излишнего украшательства. До недавнего времени со мной всегда жил кто-нибудь из братьев.
Он заметил, с каким жадным интересом Софи осматривает все вокруг: обтянутую темной кожей мебель, столы из светлого дуба, награды и кубки, полученные младшими Уинстонами за успехи в учебе и спорте и выставленные на отдельном столе.
Сквозь арочный проем просматривалась кухня-столовая. Спальни располагались в конце короткого коридора.
— Здесь очень мило, — сказала Софи.
— Зейн дразнит меня домохозяйкой. Мне нравится поддерживать чистоту в доме, а теперь он и сам стал таким же. Было чертовски трудно приучить эту троицу стирать свое белье, мыть полы и готовить еду, но в конце концов они таки всему научились. У нас был постоянный день уборки, и отвертеться от него было невозможно — никакие извинения и причины не принимались. Ну разве что когда Чейз сломал ногу, мы ему сделали послабление.
— Сколько лет вам было, когда вы остались без родителей?
— Двадцать два. Я только-только окончил колледж. Мак и Зейн еще учились в начальной школе, а Чейз перешел в старшие классы.
— Вам, наверное, было очень трудно.
Он согласно кивнул, но ничего не сказал, не желая ворошить прошлое и вспоминать лавину проблем, которые ежедневно обрушивались тогда на его голову.
— Мы справились. Они были хорошими ребятами, просто случившееся немного выбило их из колеи. Понадобилось время, чтобы пережить утрату, и все встало на свои места.
Ему хотелось расспросить Софи о ее утратах, но поскольку предполагалось, что он ничего об этом не знает, пришлось воздержаться от расспросов.
Внезапно Коул спросил:
— Ты голодна? Или, может, хочешь выпить?
Софи замешкалась с ответом, интригующий розовый румянец снова залил ее лицо. Вдруг она бросилась к Коулу и, едва не задушив, крепко обвила руками его шею.
— Единственное, чего я хочу, это завершить то, что мы начали в баре! — Она лихорадочно осыпала поцелуями его лицо и шею, заставляя Коула смеяться и в то же время стонать от невероятно острого желания. — Я хочу лечь с тобой, трогать тебя и…
— Солнышко мое, подожди, а то я сойду с ума!
Коул выдернул из-за пояса юбки край ее блузки, быстро расстегнул пуговицы и стянул блузку с плеч. Софи помогала ему, вынимая руки из рукавов, но старалась при этом не отрывать губы от его губ.
Все так же смеясь, Коул сказал:
— Не торопись, солнышко. У нас впереди целая ночь. Спешить некуда.
Он нежно гладил ее по спине, покрывая легкими влажными поцелуями шею и плечи. Софи впилась пальцами в его бедра, и Коул послушно прижался к ней.
Софи тихо вскрикнула от восторга и волнения, почувствовав его жестко восставшую плоть.
— Коул, а ты не снимешь рубашку?
Он секунду колебался, опасаясь, что не сумеет сдержаться, когда она коснется его обнаженной груди. Но взгляд ее широко распахнутых глаз был нежным, ищущим, волнующим, и Коул не нашел сил для сопротивления. Ощущая гулкие удары собственного сердца, он стянул рубашку вместе с майкой и швырнул их на пол.
Софи ощупывала его взглядом, теплым и чувственным.
— Ты можешь потрогать меня, солнышко.
Поскольку она явно робела, Коул взял ее руку, поцеловал в ладонь и положил себе на грудь. Софи облизала губы и нерешительно погладила его.
— Ты такой упругий и горячий.
Коул рассмеялся. «Горячий» было весьма подходящим определением, а уж о том, насколько «упругим» он стал, и говорить не приходилось. Казалось, джинсы спереди вот-вот лопнут. Из последних сил сохраняя самообладание, он потянулся к пуговице на поясе ее юбки.
— Коул… — с тревогой в голосе прошептала Софи и замерла.
— Я хочу видеть тебя, детка, — объяснил он, но, вглядевшись в ее глаза, понял, как девушка нервничает, и решил повременить. — Ты невероятно привлекательна. Даже если бы я всю жизнь смотрел на тебя, никогда не мог бы наглядеться.
Ее маленькие руки сомкнулись на его запястьях.
— Но перед нами не вся жизнь, ведь так? Я… я уезжаю через несколько дней.
И когда только она бросит эту дурацкую игру? На какой-то момент Коул почувствовал едва ли не раздражение. Ему было так трудно следить за собой, чтобы ненароком не назвать «Шелли» настоящим именем и не признаться в любви. Но это ее спектакль, напомнил он себе и твердо решил позволить Софи доиграть его до того момента, который выберет она сама, давая ей то, о чем она мечтала.
— Ты уверена, что не сможешь задержаться подольше?
— Да, — быстро и твердо прервала его Софи. — Да, мы проведем вместе эту ночь, и больше мне от тебя ничего не надо. Только одну ночь. Волнующую для нас обоих ночь, и не более того.
Уверенность Коула была поколеблена: правильно ли он на самом деле понял ее? Может быть, Софи и впрямь нужно лишь короткое любовное приключение? Ее слова «только одну ночь» продолжали эхом отдаваться в голове. Что, если Софи осознанно выбрала одинокую жизнь? Видит Бог, как женщина она более чем привлекательна, мужчины должны ходить за ней стаями. За внешней невозмутимостью в ней таится такая бездна чувственности, что другие мужчины не могут этого не видеть так же, как он. Даже Зейн сказал, что Софи красотка, а уж он-то знает толк в женщинах.
Коула захлестнул гнев. Ее хитрость больше не казалась ему такой уж трогательно милой, и теперь к нему пришло новое решение — так бешено удовлетворить желание Софи, так насытить ее своей любовью, чтобы бна уже никогда не смогла отвергнуть его. Коул Уинстон даст ей то, чего она жаждет, и кое-что сверх того. Прежде чем закончится эта ночь, Софи уже будет привязана к нему, как к наркотику, навсегда.
Одна ночь ада.
— Сними юбку, солнышко. Дай мне прикоснуться к тебе!
Эти внезапно вырвавшиеся слова тяжело висели между ними несколько секунд, пока Софи наконец не разжала пальцы на его бедрах и не подняла голову. Ее неотрывно следившие за ним глаза сейчас казались скорее серыми, чем голубыми, и молили о поддержке. Он ободряюще улыбнулся, и Софи осторожно расстегнула пуговицу на поясе юбки, потом молнию. Юбка тут же соскользнула с узких бедер. Коул потянул Софи за руку, и она, переступив через юбку, сделала шаг ему навстречу.
Достаточно было взгляда на темные возбуждающие чулки, обтягивавшие стройные длинные ноги, чтобы Коул застонал, но окончательно заставил его потерять голову вид ее узкой талии и плоского живота. На Софи были светлые полупрозрачные трусики, сквозь которые проглядывал треугольничек темных вьющихся волос. Это было такое искушение, что у Коула огнем жгло ладони от желания коснуться их.
— Господи, как ты красива!
Только услышав долгий прерывистый шумный выдох, он понял, что Софи стояла не дыша.
— Я не была уверена, что понравлюсь тебе…
— Да я просто счастливый мерзавец! Иди сюда, солнышко.
Он не собирался быть грубым, не хотел пугать ее, но и терпеть больше не было сил. Более полугода он представлял себе этот момент, но действительность оказалась сладостнее любой фантазии. Наверное, потому, что Коул по-настоящему любил ее, любил и уважал, секс представлялся ему чем-то гораздо большим. Опуститься на ее тело, погрузиться в него было чем-то большим, чем просто физическая близость, чем-то глубоко затрагивающим душу и ум, единением более высоким, чем просто слияние тел.
Коул поцеловал ее в ухо, слегка прикусив мочку. Софи задохнулась, сжала пальцы на его запястьях и прошептала:
— Как хорошо!
Он улыбнулся, сдерживая охватившую его страсть.
— Знаешь, я могу кусать и другие места. Это тебе понравится еще больше.
— О? — Она почти не дышала, ее тело сотрясала дрожь.
Коул сжал ладонью нежную налившуюся грудь, и они оба застонали. Софи покошачьи замурлыкала от удовольствия, как умеют это делать женщины, но слегка дернулась.
— Например, здесь, — предостерегающе сказал Коул и, склонив голову, легко сжал сосок зубами, одновременно облизывая его, так же как за секунду до того играл с ее ухом. Софи обхватила его голову, зарывшись пальцами в густые волосы, и вскрикнула. Коул разжал зубы и, широко открыв рот, обхватил губами почти всю ее маленькую грудь. Он прислонил Софи к ближайшей стене и, крепко прижавшись, заставил ее развести ноги.
Рука, заскользив по животу, добралась до резинки трусиков. Софи дрожала и стонала, он понимал, что мучает ее так же, как себя. В тот момент, когда его пальцы проникли под тонкую ткань, Коул снова поцеловал ее, и этот поцелуй поглотил готовый было сорваться с ее губ крик наслаждения.
Она была горячей, влажной, ее нежная плоть набухла, а его пальцы все ласкали ее, пока Софи не начала задыхаться от страстного желания.
— О Боже… — Ее тело инстинктивно дернулось вперед и еще теснее прижалось к нему.
Продолжая целовать каждый сантиметр ее груди и шеи, Коул медленно достиг уха и снова прихватил зубами мочку. Его язык раз за разом все глубже проникал внутрь, так же как внизу это делал его палец, и Софи не могла не понять намека. Обхватив его бедрами, она начала двигаться вместе с ним в заданном ритме.
Коул понял, что она готова, и удивился — удивился ее мгновенной и щедрой отдаче. Он всегда подозревал, что в Софи таится бездонный омут страсти, которая когда-нибудь вырвется наружу и окажется безудержной и неукротимой. От каждого ее движения, каждого хриплого, низкого стона все его тело бешено пульсировало. А когда он прошептал: «Ты, наверное, очень вкусная. Представь себе, как я пробую тебя там, солнышко, как мой язык входит туда и лижет тебя…» — она издала сдавленный крик и испытала кульминацию.
Коул продолжал неистово сжимать ее в объятиях до тех пор, пока она, тихо постанывая, не обмякла в его руках в полном изнеможении. Подхватив ее, он понес Софи в спальню, положил на кровать поверх прохладного покрывала и опустился сверху.
Коул целовал ее долго и страстно, ласкал ее грудь, бедра, живот, время от времени отстраняясь, чтобы полюбоваться Софи.
— Ты — совершенство, солнышко! — «И этим еще ничего не сказано», — добавил он про себя.
Никогда ни одна женщина не возбуждала его так, как эта. Он продолжал целовать и прикусывать ее груди; губы его были мягкими, язык — твердым. Тело Софи, казалось, было «сконструировано» точно по его идеальным чертежам. Он сходил с ума от желания, но Софи лежала расслабленная и удовлетворенная, отрешенно расчесывая пальцами его густые волосы. Коул перекатился на бок, быстро достал презерватив из кармана джинсов и, зажав его в зубах, стал поспешно освобождаться от остатков одежды.
— Так я плохо тебя вижу, — сказала она чувственным, мурлыкающим голосом.
Несмотря на остроту желания, Коул фыркнул от смеха и широко развел ей ноги.
— Зато я прекрасно вижу тебя. Всю, — добавил он, и голос его прозвучал как звериный рык, поскольку взгляд в этот момент упал на влажные мягкие волоски и нежную набухшую плоть, которую они прикрывали.
На Софи все еще были чулки и легкий, как паутинка, пояс. От этого зрелища Коул чуть совсем не потерял голову. Осторожно, понимая, что она только-только испытала оргазм, он погладил ее пальцами и ощутил липкую горячую влагу. От скромности Софи не осталось и следа, она позволила ему разглядывать и касаться себя. Глубоко вдохнув, чтобы справиться с волнением, Коул подумал, что мог бы вот так смотреть на любимую целую вечность.
А она не хочет принадлежать ему навсегда. К чертям собачьим всю эту игру!
Софи потянулась, как котенок, и улыбнулась:
— Это не совсем честно, знаешь ли! Мне тоже очень хочется увидеть твое тело.
— Скоро ты на меня насмотришься. — Он разорвал блестящий пакетик и надел презерватив. — Но не теперь, потому что я не могу больше ждать.
Положив ее ноги себе на плечи, Коул наклонился вперед. Теперь она была совершенно открыта и беззащитна. Софи обхватила его за плечи, ее глаза расширились и потемнели, она дышала часто и прерывисто. Наверное, ему следовало быть осторожнее, обращаться с ней более ласково, более сдержанно. Но вместо этого, широко раздвинув ей колени, Коул наблюдал, как твердая плоть входит в нее, как ее нежная плоть расступается, медленно пропуская его в себя.
Софи была напряжена, ее тело сопротивлялось. С глухим стоном она выкрикнула его имя.
— Господи, ты такая тесная! — прошептал он сквозь стиснутые зубы. Его лоб покрылся испариной. Откинув голову и зажмурившись, Софи кусала губы. Всю ее грудь, лицо и шею залил алый румянец, нет, не смущения — возбуждения. И наконец лоно приняло его, зажав вторгшуюся плоть словно в жаркий влажный и крепкий кулачок.
Разумеется, он догадывался, что опыта у Софи маловато, что она робка, замкнута и, вероятно, очень мало имела дело с мужчинами. Но Коул и не предполагал, что она вообще никогда не была с мужчиной. Мысль о том, что он у Софи первый, что она столько лет ждала именно его, ошеломила и окончательно лишила Коула рассудка.
— Прости, детка, — сказал он, тяжело дыша, — я не могу больше терпеть.
Без тени обиды Софи притянула к себе его голову и начала целовать с жадной страстью, по силе не уступавшей его собственной. Маленькие руки держали его крепко, не давая отстраниться, она сжимала его с каким-то диким восторгом, приводя в неистовство, подгоняя, заставляя проникать все глубже и глубже. И когда, запрокинув голову, Софи громко застонала в экстазе, он застонал вместе с ней. Коул ничего не соображал, почти ничего не видел, его тело горело. Он ощущал ее частью себя, Софи была в его сознании, в его сердце. Он продолжал мощно двигаться внутри ее хрупкого тела до тех пор, пока наконец его собственное не содрогнулось от финального взрыва.
Стук их сердец сливался воедино, Коул слышал ее легкое, быстрое дыхание, она дышала ему прямо в ухо. Господи, он любит ее! Его сжигало желание обладать ею, произносить ее имя, говорить ей о том, какой счастливой могла бы быть их совместная жизнь, заставить Софи признаться, что и она любит его.
В свое время Коул отказался от личной жизни, чтобы заботиться о братьях. Тогда ни одна женщина, в сущности, серьезно его не интересовала, ни одна не могла заставить его забыть о долге. Но сейчас он свободен, и именно теперь Софи оказалась рядом, словно сама судьба ниспослала ему ее в тот момент, когда он готов к этому и нуждается в ней больше всего на свете. Коул жаждал обладать сю сейчас и всегда. Но ему пришлось сдержать рвущееся наружу признание, потому что он не был уверен, что Софи воспримет все так, как ему хотелось бы, ведь она упорно настаивала на временном характере их отношений.
Осторожно, медленно Коул высвободил руки из-под ее колен и услышал, как она застонала, когда ее ноги упали на кровать. Он был слишком нетерпелив, но Софи не жаловалась.
Извиняясь, Коул поцеловал ее в шею, но был слишком потрясен, слишком расстроен своими мыслями, чтобы сделать чтото еще. Софи перебирала пальцами его взмокшие волосы, ее губы касались его плеча, и Коул чувствовал, что она улыбается.
— Такого я не могла себе даже представить.
Как это ей, черт возьми, еще удается складывать слова в фразы? Коул с трудом приподнялся на локте и, все еще тяжело дыша, посмотрел на Софи сверху. Она выглядела умиротворен ной.
— Значит, ты считаешь, все было хорошо? — поддразнивая, спросил он.
— Просто потрясающе!
От этих слов Коул почувствовал себя завоевателем мира. Он провел пальцем по ее налившимся губам.
— Я рад. Я тоже считаю тебя чертовски привлекательной и совершенно неповторимой. И всегда считал.
Софи на миг замерла, в ее глазах мелькнула настороженность, она нервно облизала нижнюю губу.
— Но ведь мы знакомы всего несколько дней.
Коул все еще был в ней, ее груди оставались распластанными под тяжестью его тела, их сердца еще не перестали бешено биться в унисон, а Софи продолжала эту свою глупую игру. Пора бы уж ей признаться во всем. Коул и сам был почти готов сказать о своей любви.
Разумеется, если она чувствует то же самое, если права ее помощница Элисон и жизнь Софи действительно была именно такой тихой, затворнической. А быть может, она просто изголодалась по мимолетному приключению? Неужели он действительно нужен ей только на одну ночь? Коул уже убедил себя, что Софи придумала весь этот абсурдный план лишь потому, что не была уверена ни в себе, ни в нем. А вдруг правда в другом: она вообще не стремится к длительным отношениям и согласна на меньшее, но наверняка? От этой мысли у него свело живот.
— Коул?
— Я просто задумался. Мне показалось, что я знаю тебя очень давно.
— Может быть, это потому, что ты знаком с Софи? Но мы с ней совсем не похожи друг на друга.
Коул убрал с ее висков темные локоны, мысленно молясь о том, чтобы побыстрее нашелся какой-нибудь простой, волшебный способ все выяснить.
— Не знаю, — прошептал он. — Софи…
Она рассмеялась и быстро сменила тему — Коул не успел произнести ни единого из тех слов, которые ему отчаянно хотелось сказать, слов, которые, как он надеялся, вселят в нее уверенность и подвигнут на ответное признание.
— Так ты собираешься когда-нибудь сфотографировать меня?
Моментально среагировав, Коул пошутил:
— В таком виде? Ты, несомненно, выйдешь победительницей.
Софи улыбнулась:
— А может, сфотографировать только голову?
Коул притворился разочарованным:
— Боюсь, придется именно так и поступить. — Он отодвинулся и, задержав на мгновение руку на ее бедре, попросил: — Не двигайся.
— Даже если бы захотела, не смогла бы. — Софи повернулась и положила голову ему на плечо. — Куда ты?
— У меня здесь есть фотоаппарат.
Коул надел джинсы и, подойдя к шкафу, порылся в нем в поисках «поляроида». Вернувшись, он еще раз взглянул на Софи, неподвижно лежавшую со спутанными волосами на скомканном покрывале. Одна нога, по-прежнему обтянутая чулком, была согнута в колене. Кружевной пояс тоже оставался на ней. Коула снова окатило жаром. Она принадлежала ему. Так или иначе он заставит ее это признать.
— Мне следовало бы подольше поласкать тебя, сделать все медленнее, — сказал Коул, глядя на ее сжатый кулачок.
— Почему же ты так не сделал?
Он присел на край кровати.
— Потому что я потерял голову и перестал соображать, а о том, чтобы сдерживаться, не могло быть и речи. Господи, а я так хотел, чтобы наша первая ночь была особенной!
Софи рассмеялась:
— Но ведь я не жалуюсь, правда?
Коул не мог бы прежде представить себе Софи с такой вот игривой улыбкой. Он нежно поцеловал ее.
— Значит, ты довольна?
Софи снова потянулась:
— Абсолютно! Это было гораздо лучше, чем я могла себе вообразить. Так что прекрати волноваться.
Коул не хотел терять ни единого мгновения на споры. Ночь еще только вступала в свои права, значит, впереди много времени, чтобы убедить ее.
Коул поднес фотоаппарат к глазам, и Софи, смутившись, схватила простыню и стала прикрываться ею.
— Коул, постой, дай я хоть причешусь. Я же похожа на ведьму!
— Нет, ты прекрасна.
Софи скрестила руки, прикрыв грудь ладонями, и засмеялась. В этот момент он ее и сфотографировал. Когда снимок выполз из «поляроида», он не дал ей перехватить его.
— Не смей это нигде вешать!
— Не беспокойся, этот снимок я сохраню для себя.
Успокоившись, Софи стала с любопытством изучать его.
— Зачем? — спросила она.
— Чтобы любоваться тобой всегда, когда мне захочется. — Это было правдой, хотя не выражало всей глубины его чувств. — А теперь для конкурсного снимка, если хочешь, надень блузку и причешись, хотя, клянусь, по мне так в этом нет никакой необходимости.
— Тем не менее я оденусь.
Он рассмеялся над ее невинным тщеславием.
— Ладно. А я пока пойду принесу нам что-нибудь выпить. В твоем распоряжении минуты три.
Он вернулся через две, Софи только начала распутывать волосы и по-прежнему выглядела томной, умиротворенной и расслабленной. Больше всего на свете ей хотелось остаться в постели с Коулом, повторить все сначала и изведать что-то новое. Но взглянув на часы, Софи пришла в отчаяние: чудесная ночь не была долговечной.
Хоть она и наслаждалась их пикировкой и интимными разговорами — что было совсем неожиданно, — Софи не успела исследовать его тело, которое непреодолимо влекло ее.
— О чем ты думаешь? У тебя какое-то лукавое выражение лица.
Софи испуганно взглянула на Коула, который поставил поднос с двумя чашками горячего шоколада и тюбик взбитых сливок. Он был обнажен по пояс, и Софи видела, как играют все его мышцы. Джинсы приспустились на бедрах, поскольку он не застегнул ни молнию, ни пуговицу, а босые ступни были большими, широкими, ближе к щиколоткам чуть припущенными темными волосами.
Софи хотелось кричать от восторга, хотелось, чтобы он стоял вот так перед ней год, два, позволяя любоваться собой.
— Я думала о твоем теле и о том, как нечестно, что ты не дал мне возможности вдоволь ощупать его.
Коул на мгновение замер, потом пожал плечами. Глаза его сощурились и опасно заблестели.
— Погоди, настанет и твой черед, если ты уверена, что хочешь этого. — Он выдавил горкой на шоколад взбитые сливки и поднес чашку с ложкой Софи. Она стремительно села, прислонившись к спинке кровати, и, стараясь не расплескать шоколад, зажала горячую чашку в ладонях. Наклонив голову, Софи лизнула сливки, совершенно не обращая внимания на завороженный взгляд Коула.
Он коснулся ее щеки тыльной стороной ладони, потом пригладил ей волосы, заложив за ухо выбившуюся прядь.
— Я бы хотел предаваться с тобой любви до самого утра, если ты выдержишь, Его высокие скулы пылали румянцем, глаза сверкали. Он был возбужден, и Софи, поставив чашку на столик у кровати, сосредоточила все внимание на нем.
— Я мечтаю о том же. И хочу, чтобы воспоминаний об этой ночи мне хватило очень надолго.
— Тебе не очень больно?
Софи почувствовала такое смущение, что у нее покраснел даже нос.
— Разумеется, нет.
Увы, это лишь отчасти было правдой. Конечно, Софи чувствовала боль. Но она не имела никакого значения в сравнении с предстоявшим удовольствием снова обнимать Коула.
— Ты была такой узкой, такой плотной, — прошептал он, продолжая гладить ее лицо. — Насколько я понимаю, у тебя не слишком большой опыт. Не надо. — Он прижал палец к ее губам, чтобы остановить готовые было сорваться возражения. — Я не спрашиваю тебя ни о чем, но я кое-что понимаю в женском теле, детка. Ты была либо девственна, либо у тебя чертовски давно не было мужчины. Но в любом случае я не хотел причинить тебе боль.
Софи была тронута до глубины души. Он так заботлив, так по-мужски ведет себя, с Коулом она чувствует себя под надежной защитой. Как было бы здорово прожить всю жизнь с таким мужчиной! Несколько раз он намекал, что не прочь продолжить отношения с Шелли. Очень соблазнительно. Но как все устроить? Эта игра уже совершенно измотала ее. Софи чувствовала, как сказывается недосыпание. Бутик требовал ее безраздельного внимания с самого раннего утра, значит, она не сможет допоздна проводить время с Коулом и вести прежний образ жизни. К тому же чем дольше будет продолжаться игра, тем выше риск оказаться разоблаченной. А если Коул узнает, что Софи играла обе роли, что он о ней подумает? От одной мысли об этом Софи содрогнулась.
Очень тихо, чтобы не расплакаться, она прошептала:
— Я хочу испытать все, что ты можешь дать мне сегодня ночью. Если у меня и будут какие-то неприятные ощущения, это не имеет никакого значения по сравнению с тем наслаждением, которое ты мне подарил.
Мускулы на шее и плечах Коула, казалось, напряглись еще больше. Он поспешно вскочил и схватил фотоаппарат.
— Улыбнись мне, солнышко!
Она повиновалась, хотя улыбка получилась вымученной. Сделав снимок, Коул посмотрел на него, удовлетворенно кивнул и отложил вместе с камерой в сторону.
— Итак…
Дрожащим голосом, с трудом сохраняя на лице улыбку, Софи переспросила:
— Что — итак?
— Сейчас мы выпьем шоколада, но прежде ты избавишься от этой блузки.
Как и в первый раз, он стал медленно, одну за другой, расстегивать пуговицы, покрывая поцелуями каждый сантиметр постепенно обнажающейся груди, дразня ее, играя с ней. Софи восхищало то, как подробно он ее изучает. Потом Коул опустился на колени и снял с нее пояс и чулки.
— Теперь я хочу тебя полностью обнаженной.
И она, взволнованная его охрипшим от возбуждения голосом, не стала спорить. К ее удивлению, проделав все это, Коул не спешил предаться любви, а вместо этого стал кормить ее с ложечки. Софи фыркала каждый раз, когда он подносил полную ложку взбитых сливок к ее губам, но он настаивал, уговаривал. И прежде чем с шоколадом было покончено, она немилосердно измучила его, поскольку видеть, как Софи облизывает ложку, а время от времени и пальцы, было нестерпимо восхитительно. Наблюдая, как она это делает, Коул стонал от восторга. Никогда прежде Софи не кокетничала, но теперь ей это даже нравилось.
Судя по реакции Коула, ему тоже.
Софи вспомнила, как каждый вечер пила шоколад в «Таверне Уинстона», и подумала, что впредь никогда больше не сможет там заказать его. Шоколад всегда подкреплял ее после долгого рабочего дня, придавал сил на остаток вечера, был для нее чем-то, чем для других является кофе. Она пила его каждый вечер в течение года, но теперь, прикасаясь к чашке, непременно вспомнит эту спальню, а если Коул будет при этом смотреть на нее, в памяти всплывут и его поцелуи, его прикосновения… Нет, она больше никогда не станет пить шоколад в его присутствии. Но игра стоила свеч: ради того, чтобы испытать восторг сегодняшней ночи, не жалко пожертвовать столь малым удовольствием.
— Господи, чтобы человечество не сошло с ума, следовало бы запретить делать это так, как делаешь ты!
Софи лишь улыбнулась.
— Ты такая соблазнительница, — прошептал Коул, на что Софи ответила:
— Я? Но ведь это ты до сих пор не снял джинсы.
Коул наклонился к ней и поцеловал, ласково обведя языком ее губы.
— Ну это как раз проще простого.
Он встал и небрежно стащил с себя остатки одежды. Софи затаила дыхание, пораженная представшим ей зрелищем: Коул был уже до предела возбужден, его мужское естество мощно восстало, и Софи обдало жаром при мысли о том, что это ей сулит.
— Я несколько поторопился, поэтому не смог кончить.
Она не поняла, о чем речь. Для Софи все выглядело идеально завершенным; все нервные окончания затрепетали при воспоминании о том, как он ласкал и целовал ее. Когда Коул вдруг подхватил ее и уложил на спину так, что одна нога оказалась перекинутой через его колено, а другая — у него за спиной, глаза ее округлились от удивления. Не произнеся ни слова, он наклонился, прикусил ей мочку уха и облизал ее. Сжав ей грудь, он гладил пальцем сосок до тех пор, пока она не вскрикнула.
Все тело Софи дрожало от внезапного возбуждения. Она закрыла глаза, прислушиваясь к его касаниям и ожидая, когда Коул приведет ее в состояние экстаза. Ничего подобного она никогда прежде не могла себе даже представить.
Его губы скользили от уха к шее, потом к плечам, которые оказались на удивление чувствительными к его прикосновениям. От каждого из них волна острейших ощущений пробегала по ее телу.
— Я хочу научить тебя множеству разных вещей, солнышко.
— Да…
Что бы Коул ни имел в виду, Софи ждала этого с восторгом; казалось, он знает о ее теле то, чего не знала она сама.
— Ты такая вкусная, — прошептал Коул, склоняясь к ее груди.
Он дышал часто, его рот был горячим. Софи выгнулась, но он прижал ее к кровати, бормоча что-то ласковое до тех пор, пока она не успокоилась, хотя сердце продолжало бешено колотиться.
— Расслабься и дай мне сделать все самому, детка.
Расслабиться? Разве это возможно, когда тело так напряжено, так чувствительно? Его зубы сжались на ее соске — чутьчуть, ровно настолько, чтобы заставить вздрогнуть от испуга. Он оттянул сосок, и Софи вскрикнула, но он не остановился, продолжая нежно терзать ее. Софи попыталась схватить его за голову, но он перехватил ее руки и прижал их к подушке. Твердый шершавый язык без конца обводил кругами ее сосок. Софи закричала, и тогда он стал целовать другую грудь.
Теперь Коул не спешил, и Софи не оставалось ничего иного, как принимать эту изощренную муку. И все же, когда он начал целовать ее живот, она попыталась противиться, однако остановить Коула было невозможно. Софи сделала движение навстречу, желая поскорее ощутить, как он заполняет ее, и прогнулась в пояснице. Теперь, когда она знала, чего ожидать, все чувства были обострены еще сильнее.
Губы Коула коснулись верхней части ее бедра, и Софи замерла, у нее перехватило дыхание. Его рука скользнула между ее ног и сжала покрытый волосками бугорок.
— Помнишь, что я говорил тебе раньше, детка?
Он нащупал пальцем самое чувствительное место и стал нежно водить по нему. Софи не смогла даже перевести дыхание, чтобы ответить.
— Помнишь?
Софи не сумела сдержать долгий стон, вырвавшийся сквозь стиснутые зубы.
— Вот-вот. Значит, помнишь, да? Вот здесь… И здесь…
В следующий момент его губы оказались там, где только что находился палец. Это было фантастично, и Софи начала тихо вскрикивать и подвывать в изнеможении. Теперь, когда ее руки снова оказались на свободе, она вцепилась в волосы Коула и прижала его голову к себе. Внезапно мышцы внутри ее свело, словно в родовой схватке, и, испытав оргазм, Софи громко закричала, не обращая внимания на то, как Коул удовлетворенно хмыкнул и сам с силой вжался в матрас. Она вскинула ноги, но Коул придавил их и крепко придерживал, ожидая, когда расслабятся ее мышцы. Казалось, этому не будет конца, он не смилостивился, пока Софи не приникла к нему и, содрогаясь, не взмолилась о пощаде.
А несколькими секундами позже Коул был уже сверху и сжимал в ладонях ее лицо еще влажными пальцами.
— Посмотри на меня, Софи!
Она с огромным трудом разомкнула веки. Сознание ее было затуманено, и Софи почти не разобрала тихо произнесенных им слов. Коул казался неистовым, его лицо покраснело, ноздри трепетали, ртом он жадно ловил воздух. А потом наконец погрузился в нее, и тело Софи снова моментально отреагировало: пятки впечатались в кровать оттого, что она стремилась прижаться к Коулу как можно крепче. Оргазм, так недавно перенесенный и так измотавший ее, вспыхнул всепоглощающим жаром и пронизывающей насквозь сладостной болью. Софи прильнула к Коулу, который не сводил с нее глаз, их взгляды встретились, и их сердца соединились так же, как их тела.
Коул хрипло прорычал что-то и в экстазе повторял ее имя снова и снова, словно не мог остановиться: «Софи, Софи, Софи…»
…Наконец он расслабился, лег на бок и повернул ее лицом к себе. Тяжелая мужская нога покоилась на ее бедре. Все его тело было блестящим от пота и излучало жар. Несколько долгих минут они не произносили ни слова — ждали, пока успокоится сердцебиение и остынут тела.
Нечто тревожное смутно беспокоило ее, но Софи была слишком обессилена, чтобы понять, что именно. Ей хотелось вообще отбросить все тревоги, но эта «заноза» не отпускала, продолжая напоминать о себе, как зубная боль.
Коул по-прежнему держал ее в объятиях. Потом наконец прошептал:
— Поспи. — Коснулся пальцем кончика ее носа, провел по щеке. — Ты выглядишь измученной, солнышко. Не насилуй себя. Я разбужу, когда будет пора уходить.
Софи вздохнула и затихла под его ласкающей рукой. Она чувствовала себя абсолютно защищенной и спокойной. Через минуту Софи стала проваливаться в сон, сказывались две предыдущие беспокойные и бессонные ночи. Ладонь Коула покоилась под ее затылком, пальцы чуть-чуть поглаживали голову, и больше Софи ничего не было нужно. Последнее, что она запомнила перед тем, как окончательно заснуть, был его долгий нежный поцелуй в висок.
Глава 5
Сначала она ощутила лишь тепло и уют, каких не испытывала никогда прежде. До сих пор ей не приходилось просыпаться в чужой постели. Осознав этот факт, Софи разволновалась, сделала глубокий вдох и попыталась освободиться от остатков глубокого приятного сна. Запах и тепло тела Коула возбуждали все ее чувства. Даже не очнувшись еще окончательно, она испытала состояние почти полной идиллии, если бы не одно маленькое «но». Софи нахмурилась и стряхнула с себя сон.
И в тот момент, когда открыла глаза, она поняла наконец, что же ее так мучило.
О Боже, да ведь он называл ее по имени!
Софи боялась пошевелиться, боялась даже дышать. Коул грузно лежал рядом, от его ровного дыхания на ее виске подрагивали завитушки. Его тяжелое бедро прижимало ее ногу, одной рукой он обнимал ее за талию, на другой покоилась ее голова. Их разгоряченные тела словно слились друг с другом, и Софи понимала: стоит ей пошевелиться — он проснется.
И тогда начнутся вопросы.
Она снова закрыла глаза, охваченная ужасом. Коул все знает! В любовном угаре он назвал ее «Софи», и не раз, он повторял это имя снова и снова. Значит, Коул знал, что она никакая не Шелли, но все равно любил ее. Софи никак не удавалось сосредоточиться, чтобы понять, какие это может иметь последствия. Обнаженная, она лежала в постели с мужчиной, о котором столько грезила, которого любила. Они предавались страсти прошлой ночью, и тело теперь болело, напоминая о том, сколь новы были испытанные ощущения.
Софи осторожно повернула голову и посмотрела на Коула. Его густые ресницы отбрасывали длинные тени на щеки, уже покрывшиеся жесткой щетиной. Сколько же они проспали? Темные шелковистые волосы упали ему на лоб, и Софи умилил его вид.
Господи, она любит его!
Боль пронзила ее, и Софи снова закрыла глаза. Коул знает, кто она; нужно чтото придумать. В этот момент Коул потянулся и зевнул. Софи замерла. Закинув руку за голову, он перевернулся на спину.
Софи почувствовала, как страх отпускает ее. Не смея пошевелиться, она ждала с замиранием сердца. Коул безмятежно спал. Он тоже очень устал. К тому же он привык вставать позже, поскольку ложился далеко за полночь, когда закрывался бар. Затаив дыхание, Софи медленно и осторожно передвинула ногу поближе к краю кровати.
Подождав и убедившись, что Коул не проснулся, передвинула вторую. На все это у Софи ушло не менее трех минут, но в конце концов она сползла с кровати и, стоя рядом, сверху посмотрела на Коула. Он пробормотал что-то во сне, почесал голую грудь и глубоко вздохнул.
Что она наделала!
«Убежать!» — вот единственная мысль, которая пульсировала в мозгу. Ей нужно время, время, чтобы побыть вдали от него, свободной от его магнетизма. Нужно подумать. Передвигаясь на цыпочках, Софи собрала свои вещи и выскользнула в коридор. Там поспешно оделась и схватила пальто. Она даже не подумала о том, чтобы взглянуть на себя в зеркало, и так было ясно, что похожа сейчас на ведьму. Но что уж тут поделать, а посему и нечего на этом зацикливаться.
Софи повернула ручку замка на входной двери, тот тихо щелкнул, и она обмерла от страха. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Прислушалась, все было тихо, Коул спал.
В пронизывающем холоде утра она пробежала несколько кварталов до бара, возле которого стояла ее машина, даже не замечая, что по щекам текут слезы. К счастью, улицы еще были пустынны. Никто не видел ее унижения, когда, доковыляв до машины, она дважды роняла ключи, прежде чем сумела наконец открыть дверцу.
Софи гнала как сумасшедшая, стремясь поскорее добраться до дома, где можно спокойно все обдумать. Мысль о том, чтобы идти сегодня на работу, казалась невыносимой, тем более что Софи не знала, не посчитает ли Коул своим долгом после такого ее бегства прийти и справиться, все ли с ней в порядке. Однако опасение, что ему вообще все окажется безразлично, тревожило еще больше. Это будет невыносимо унизительно.
Софи позвонила Элисон и попросила заменить ее на весь день. Это означало, что придется платить помощнице за сверхурочные часы, но сейчас хозяйке бутика было все равно.
Софи разделась, приняла горячий душ, который, правда, не помог унять страшную дрожь, сотрясавшую ее изнутри, и забралась в постель. Предстояло решить, что делать дальше, как объяснить свое поведение, какие оправдания придумать своей трусливой выходке.
И для начала она заплакала.
— Так что же с тобой все-таки случилось? Весь вечер выглядишь так, словно ты на грани самоубийства. От тебя посетители шарахаются.
Коул, ничего не ответив, отошел от Чейза. Его сердце разрывалось, и он ощущал такую безысходную пустоту внутри, что совершенно не знал, как с этим справиться.
Чейз, разумеется, не отставал. Он последовал за братом в кабинет, широко распахнул дверь и вошел, даже не потрудившись придумать предлог. Подтянув стул, сел.
— Ну хватит, Коул, давай расскажи мне, что случилось?
У Коула жгло глаза и сводило живот. В ярости он повернулся к Чейзу и выпалил:
— Черт бы тебя побрал! Хочешь знать подробности? Прекрасно. Она от меня сбежала.
— Софи?
Коул воздел руки к небу.
— Нет, Первая леди. Разумеется, Софи!
— Значит, ты все-таки сказал ей о своих чувствах? — осторожно поинтересовался Чейз.
Бросив на брата сердитый взгляд, Коул ответил:
— Она сбежала, пока я спал.
— О!
— Проснувшись утром, я отправился к ней в магазин, но ее помощница сообщила, что Софи заболела. У меня нет ее домашнего телефона, и я даже не знаю, где она живет. — Коул рассмеялся, но в смехе этом не было и намека на веселье. — После семи месяцев — после такой ночи — у меня нет ее домашнего адреса!
— Спроси у помощницы.
Коул зарычал, потом ответил, издевательски копируя женский голос:
— По правилам этики я не могу сообщать кому бы то ни было такие сведения, но обещаю передать Софи, что вы спрашивали ее домашний телефон.
Чейз нахмурился:
— Она отказалась сообщить тебе номер телефона Софи?
— Да. Что я ей только не говорил, но она была непреклонна.
— Так все дело в этом? Черт, бери с нее пример. Если ты сейчас сдашься, считай себя конченым человеком.
— Проклятие, я не собираюсь сдаваться! Просто не знаю, что делать в настоящий момент. Сидеть и ждать нет никакого смысла. Но я понятия не имею, что у Софи на уме.
— Ладно, я сам об этом позабочусь, — сказал Чейз и, поймав недоверчивый взгляд брата, добавил: — Пойду и поговорю с помощницей. Уж я-то выцарапаю у нее номер телефона.
— И как же, скажи на милость, ты собираешься это сделать?
— Не важно. Ты лучше подумай о том, что скажешь Софи, когда позвонишь. Если все испортишь, ты меня сильно разочаруешь.
Подошедшие Мак и Зейн услышали последнюю фразу Чейза.
— Коул разочарует Чейза?! Это в каком же смысле?
Коул покинул кабинет, но братья последовали за ним, как за волшебной дудочкой Крысолова.
— Что это между вами произошло? Куда, направляется Чейз?
Когда все они вышли в зал и оказались за стойкой, Уинстон-старший повернулся к Маку:
— На безнадежное дело, хотя он этого и не понимает. Но, познакомившись с Элисон, поймет.
Зейн, смущенный, выступил вперед:
— А кто такая Элисон?
— Помощница Софи.
— Ах да, припоминаю…
Коул и Чейз разом обернулись и уставились на него; они хотели было что-то спросить, но передумали. Подробности любовных приключений Зейна часто оказывались такими невероятными, что лучше было не расспрашивать. Мак ухмыльнулся.
Пока Чейз надевал пальто и натягивал перчатки, Зейн спросил:
— У вас с Софи произошла размолвка… или что?
— Это не твое дело.
Зейн пожал плечами:
— Ну что ж, прекрасно. Просто мне интересно, по какой такой причине ты ее не обслуживаешь. Если не хочешь, давай я это сделаю, только скажи. Но игнорировать женщину, по-моему, неприлично.
Коул резко обернулся и посмотрел туда, где обычно сидела Софи. Она и сидела там, положив руки на стол, с безмятежным видом, хотя была бледна и глаза ее покраснели. У Коула сжалось сердце и комок встал в горле.
— И сколько она уже так сидит? — спросил Чейз.
— Минут десять. Обычно Коул обслуживает ее сразу же, поэтому я не понял…
Последних его слов Коул не расслышал, так как, перепрыгнув через стойку и раскидывая попавшихся на пути посетителей, уже летел к Софи.
Господи, неужели она плакала? Слова, объяснения, мысли — все смешалось в его голове, Коул не мог ни на чем сосредоточиться и в конце концов, наклонившись, просто поцеловал ее. Крепко. Властно. Ее руки вцепились в его рубашку. Софи притянула его к себе еще ближе.
У Коула зашумело в ушах, и в следующий момент он понял, что это шумит зал. Оторвавшись от Софи, он оглянулся: большинство присутствовавших мужчин, разумеется, подначиваемые его непочтительными братьями, хохотали, бурно приветствуя происходящее.
Коул широко улыбнулся, потом обернулся к Софи. Она начала было что-то говорить, но он прижал к ее губам палец.
— Я люблю тебя, Софи.
Глаза ее расширились, губы задрожали.
Коул наклонился к ней еще ближе и хрипло прошептал:
— Я семь месяцев ждал этой ночи, и мои ожидания оправдались. Но будь я проклят, если стану ждать и дальше! Я люблю тебя, я желаю тебя. Сейчас и навсегда, независимо от того, какое имя ты себе присвоишь и как будешь одета. Теперь ты моя. Привыкай.
Он замолчал, ее большие глаза неотрывно смотрели на него. Если бы не жилка, бьющаяся у нее на шее, Софи можно было бы принять за каменное изваяние.
Наконец она хрипло ответила:
— Хорошо.
Его брови медленно поползли вверх, рот скривился в недоверчивой улыбке. Неужели она сказала «да»?
— Ты тоже желаешь меня?
— Я желала тебя с первого дня, как только увидела здесь.
Коул снова поцеловал ее, потом спросил:
— А почему же, черт возьми, ты сбежала от меня сегодня утром? Господи Иисусе, да я чуть с ума не сошел, когда проснулся и увидел, что тебя нет.
— Прости. Я чувствовала себя такой дурой…
— Черт побери, Софи…
Теперь пришел ее черед успокаивать его, и она прижала руку к его губам. Зрители захихикали. Никто не слышал, о чем они говорили, но жест Софи был весьма красноречив. Губы Коула под ее рукой растянулись в улыбке.
— Я чувствовала себя дурой из-за того, что притворялась кем-то другим вместо того, чтобы набраться смелости и сказать, как я люблю тебя. Но больше я не буду трусихой. Тетушка Мод всегда говорила, что взрослый человек должен отвечать за свои поступки и принимать их последствия. Она также учила меня никогда не бояться добиваться того, чего я хочу.
Сквозь все еще прижимавшиеся к его губам пальцы Софи он спросил:
— А меня ты хочешь?
Она кивнула, на глаза ее навернулись слезы.
— Тебя я люблю.
Коул отнял ее руку от своего рта.
— Жаль, что мне не довелось познакомиться с тетушкой Мод. У меня такое чувство, что мы бы подружились. Ты о ней расскажешь?
Софи кивнула и продолжила:
— Я понимала, что тоже небезразлична тебе, потому что ты все время намекал, что хотел бы встретить женщину… Но поначалу я решила, что тебе нужна Шелли, и заревновала.
— Гусыня, — ласково сказал Коул.
— А потом я наконец вспомнила, что я — это же и есть она.
— Не сразу, и это чуть не довело меня до безумия. Я хотел Шелли потому, что она выглядела точно так, как ты, и возбуждала во мне точно такие же чувства. И я не мог этого понять, потому что ты была для меня единственной женщиной, только ты способна свести меня с ума, только к тебе я чувствую одновременно и страсть и нежность. — Он закрыл глаза и мечтательно произнес: — М-м-м… А уж смотреть на то, как ты пьешь свой горячий шоколад, у меня и вовсе нет никаких сил. — Коул заставил ее встать и вывел из-за стола под бурные аплодисменты публики. — Ты выйдешь за меня замуж, Софи?
Очень просто и непосредственно она ответила:
— Я надеялась, что ты меня об этом спросишь.
В этот момент Чейз поставил на стол две чашки горячего шоколада и подмигнул брату:
— Эй, оказывается, это тоже может оказаться любовным напитком.
Конкурс, приуроченный ко Дню святого Валентина, прошел без сучка без задоринки. Софи была единодушно названа победительницей тремя братьями, у которых все равно не было другого выхода и которые наотрез отказались от участия в ужине с лауреаткой. Местные газеты объяснили читателям, что Софи и Коул влюбились друг в друга в ходе подготовки к конкурсу. Это идеально соответствовало характеру праздника и принесло влюбленным неслыханную популярность, о них сообщили даже в новостях местные теле — и радиоканалы. Такая популярность способствовала также процветанию магазина Софи. Элисон с трудом отбивалась от репортеров, которые мешали входить в магазин все новым и новым покупателям.
В День святого Валентина Коул сообщил репортерам, что, поскольку сам он вскоре станет женатым человеком, на будущий год сопровождать победительницу на ужин будет один из его братьев. Это произвело непередаваемое впечатление на женскую половину посетителей бара и вызвало бурную реакцию самих братьев, сделавших вид, будто они в ужасе от подобной перспективы, однако явно приосанившихся под взглядами дам.
Софи стояла рядом с Коулом, элегантная, невозмутимая и красивая. Он чувствовал себя счастливейшим из мужчин. Его взгляд упал на висевшую в баре фотографию победительницы. Как и полагалось по правилам конкурса, Софи была заснята со всеми братьями Уинстон.
А дома, у кровати Коула, стоял другой снимок — на котором Софи была запечатлена со спутанными волосами и пылающими после страстных любовных объятий щеками. Но этот не был предназначен для посторонних глаз — только для Коула. Навсегда.
Чем черт не шутит, подумал Коул, наблюдая, как братья раздают интервью направо и налево, быть может, на будущий год конкурс, посвященный Дню святого Валентина, подарит удачу еще одному из Уинстонов? Интересно, кто на сей раз окажется счастливчиком? Но тут Софи взяла его за руку, и он забыл обо всем. Их ждало уединение, а также горячий шоколад и взбитые сливки.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
Комментарии к книге «Смятые простыни», Лори Фостер
Всего 0 комментариев