«Опасная любовь»

Кэндес Скулер Опасная любовь

Глава первая

Надписи на стене появились вновь. Безобразные красные мазки запятнали свежую белую штукатурку и атласную поверхность ореховой панели под ней. С прошлого раза минула почти неделя, и Энди уже начинала надеяться, что их озлобленный автор отказался от намерения отомстить ей. Но этот любитель граффити, видно, лишь взял краткий тайм-аут, прежде чем снова перейти в наступление. Плоды его нынешних трудов выходили за рамки ребяческих оскорблений и сомнений в ее сексуальной ориентации — теперь они содержали уже явные угрозы. Надпись на стене предостерегала: «Берегись, сука!», и на миг Энди обуял страх.

Она настороженно огляделась, гадая, не притаился ли неизвестный вандал в пустых комнатах за ее спиной или в просторном верхнем холле, выжидая случай непосредственно выплеснуть ненависть. В старом ветхом особняке Энди оказалась совсем одна: даже самые дисциплинированные члены ее бригады явятся на работу лишь через десять-пятнадцать минут. Этого времени с избытком хватит тому, кто решил проучить ее, указать, какое место в этом мире отведено женщине.

Благодаря решительному усилию воли и здравому смыслу, которыми Энди так гордилась, ей на какое-то время удалось отогнать пугающие мысли. Подонкам, которые портят стены грязными ругательствами, редко хватает духу на большее. Это тактика труса, рассчитанная на то, чтобы вселить страх. Но Андреа Вагнер больше не позволит унижать и запугивать ее. Никому и никогда!

Подобное случалось с ней далеко не в первый раз — и, к сожалению, наверняка не в последний. Ее коллег-строителей вовсе не радовали успехи женщины в столь «мужской», как они считали, профессии. Они даже не скрывали своего недовольства. За девять лет работы на избранном поприще Энди навидалась и наслушалась всякого.

С проявлениями недовольства — иногда добродушными, но большей частью злобными — она столкнулась в тот же день, когда появилась в помещении профсоюза, чтобы сдать вступительные экзамены на курсы, где готовили помощников водопроводчиков. Энди и еще пять женщин оказались в комнате, полной мужчин, каждый из которых рвался занять одно из немногочисленных свободных мест на курсах. Практические навыки Энди оставляли желать лучшего, но на экзамене по математике она получила неслыханно высокий балл, а неожиданно прорезавшаяся в ней склонность к пространственному воображению удивила даже ее саму. Из-за набранной Энди суммы баллов по закону ей не могли отказать в приеме на курсы. А вот заставить ее бросить учебу — дело другое.

Энди не реагировала на обидные прозвища, не обращала внимания на непристойные предложения, игнорировала скабрезные намеки и даже постаралась не заметить хлыст, подброшенный в ее ящик с инструментами. Поначалу ей было нелегко: не одну ночь она провела, рыдая в подушку и гадая, правильно ли поступила. Но она выстояла! Андреа Вагнер закончила курсы помощников водопроводчиков, попутно добавив к своему репертуару некоторые навыки плотника и электромонтера, и наконец получила удостоверение рабочего. Затем она поместила объявление в справочнике «Желтые страницы» и наконец приступила к самостоятельной работе.

С той поры Энди успела закалиться и окрепнуть — и душевно, и физически. Из неумехи, краснеющей даже от самой невинной шпильки, она превратилась в опытного работника, сообразив, что самый лучший способ справиться с оскорблениями — не замечать их. Вот и сейчас Энди была твердо убеждена: когда автор этой ребячески-демонстративной выходки поймет, что его действия не производят желаемого эффекта, он сам откажется от них. Придавать слишком большое значение случившемуся означало лишь тешить самолюбие неизвестного провокатора и поощрять его.

Раздраженно вздохнув и мельком взглянув на крупные мужские часы на запястье, Энди смочила чистую тряпку скипидаром и принялась тщательно стирать красную краску. Она была свежей, еще липкой на ощупь, поэтому смыть ее с деревянных перил и элегантной резной панели в нижней половине стены удалось без труда. Стоит пройтись по поверхности панели мелкой шкуркой — и дерево станет как новое, готовое к следующему этапу обработки. А вот стена над ним — совсем другое дело. Красные пятна глубоко въелись в свежую штукатурку. Всю верхнюю секцию стены придется очищать и штукатурить вновь.

До прибытия бригады Энди оставалось лишь размазать краску по стене — так, чтобы бранные слова стали неразборчивыми. Незачем поднимать шум из-за такого пустяка! Это и вправду пустяк, уверяла она себя, продолжая работу. Абсолютно ничего не значащая мелочь.

Тем не менее, услышав за спиной звук открываемой парадной двери, она вздрогнула и резко обернулась, стиснув в кулаке перепачканную тряпку.

— О Господи! — пробормотала Энди, разглядев вошедшую. — Ты чуть не перепугала меня до смерти! С чего тебе вздумалось подкрадываться?

— Я вошла сюда через парадную дверь среди бела дня. По-твоему, это называется «подкрадываться»? — невозмутимо осведомилась ее сестра Натали, кладя дипломат на нижний помост лесов, сооруженных возле высоченной стены вестибюля. — Каждый шаг по кирпичной дорожке у двери слышен на всю округу! — Она расстегнула замки дипломата и подняла крышку. — Кроме того, красться на шпильках невоз… — Светло-карие глаза Натали за стеклами модных очков в черепаховой оправе приобрели настороженное выражение. — Опять эти художества? — спросила она, разглядывая размазанные по стене слова. — Что было написано на этот раз?

— То же, что и прежде! — Энди недоуменно пожала плечами и отошла от стены, опустив голову и вытирая ладони грязной тряпкой. Больше всего в эту минуту ей хотелось оглянуться и убедиться, что надписи стали неразличимыми, но это только привлекло бы к ним внимание сестры. Своей настырностью Натали не уступала питбулю. — Ты не прихватила рогалики с корицей? — Энди кивнула на белый пакет, лежащий в открытом дипломате Натали. — Сегодня утром я только выпила кофе и теперь умираю от голода, — добавила она, надеясь втянуть сестру в спор о значении плотного завтрака. Натали была на три года моложе Энди, но никогда не упускала случая прочесть сестре материнское наставление. — Я не успела ничего приготовить.

Натали вытащила пакет из дипломата и бросила его сестре.

— Это не рогалики, а обезжиренные булочки из муки с отрубями. Но так и быть, угощайся! — предложила она и шагнула поближе к стене, вглядываясь в размытые буквы. Энди вскрыла пакет, делая вид, что в данную минуту ее заботит лишь пустота в желудке. Впрочем, она и вправду проголодалась. Кроме того, с полным ртом ей вряд ли удастся ответить на расспросы, которые наверняка начнутся, не пройдет и пары минут.

Натали пристально разглядывала стену, пытаясь прочесть то, что было там написано. Задача была не из легких, и она обернулась к сестре, взглядом прося помощи, но Энди продолжала невозмутимо жевать.

— Должно быть, опять намеки на твою сексуальную ориентацию? — осведомилась Натали.

Энди снова попыталась переменить тему.

— Как дела у папы и детей? — спросила она.

Двое младших детей Энди проводили лето у своего деда, на Лосином озере в северной части Миннесоты. Ее старший сын, Кайл, находился в Лос-Анджелесе у своего отца и мачехи номер два — первая мачеха, бывшая секретарша, продержалась в этой роли недолго.

— Еще не просятся домой?

— Ничуть. Эмили влюбилась в мальчика, который продает наживку на причале, и пристрастилась к рыбалке. — Натали ободряюще взглянула на сестру. — Беспокоиться пока не о чем. Ему пятнадцать лет, и он даже не замечает ее.

— Слава Богу, — пробормотала Энди. Эмили было всего двенадцать.

— Кристофер учится кататься на виндсерфере. Оба передают тебе привет. — Натали поправила очки на носу и подступила поближе к стене, продолжая бормотать себе под нос.

— А папа? — продолжала расспросы Энди. — Как у него дела?

— К счастью, как обычно. Он считает, что уровень преступности в Миннеаполисе значительно вырос с тех пор, как он вышел в отставку. — Снисходительная улыбка тронула губы Натали, но тут же ее пухлые губы недовольно поджались. — Здесь написано «сука», — бесстрастно выговорила она, протянула руку и коснулась размазанных букв. — «Берегись, сука!» — безошибочно угадала она и прищурилась, глядя на сестру: — По-моему, это уже угроза.

— Ну и что?

— Прежде он ни разу не угрожал тебе.

— И сейчас не угрожает. А подобные оскорбления я слышала уже не раз.

— От кого? — воскликнула Натали, возмущенная тем, что кто-то осмелился оскорбить ее сестру. Натали считала Энди самой милой, приветливой и привлекательной женщиной на свете. Даже в заляпанном краской комбинезоне и тяжелых рабочих ботинках она выглядела словно изящная фарфоровая статуэтка.

— Прежде всего от тех, у кого я отбила этот заказ. Кое-кто уверен, что я получила контракт только благодаря… короче — потому, что переспала со всеми членами комиссии, руководящей реконструкцией Белмонт-Хауса, причем не обошла вниманием ни мужчин, ни женщин! — Энди пожала плечами: собственная репутация не тревожила ее. — Во всяком случае, они не постеснялись высказать мне все, что об этом думают.

— Ты уже говорила, но… — вспыхнула Натали. Она на собственном опыте убедилась, как нелегко иметь мужскую профессию. — Можно подумать, твоя работа не говорит сама за себя! — покачала она головой, защищая Энди. — Ты получила этот контракт только благодаря тому, что являешься лучшим подрядчиком в округе, известным своей изобретательностью и порядочностью. Ты всегда укладываешься в бюджет и в сроки! Никто ни разу не пожаловался на качество твоей работы! Неужели для твоих конкурентов это ничего не значит?

— Для некоторых значение имеет лишь то, что я женщина. Кстати… — И на лице Энди сверкнула быстрая лукавая усмешка, вмиг превратившая ее из хорошенькой фарфоровой пастушки в озорного беспризорника. — Как поживает Лукас?

Натали закатила глаза.

— О, Лукас! — Она негромко рассмеялась. Замашки супруга служили для нее источником как бесконечного раздражения, так и удовольствия. Бывший морской пехотинец Лукас был до помешательства влюблен в свою жену, несмотря на почти шестилетний семейный стаж. — В эти выходные он вместе с отцом безуспешно пытался убедить меня, что мне пора перейти на неполный рабочий день.

— Так рано? — Энди оглядела подтянутую фигуру сестры. — Но у тебя еще ничего не заметно…

— Только — благодаря замечательному покрою! — Натали провела ладонью по жакету своего новехонького костюма цвета зеленого яблока. — В эти выходные мне пришлось надеть рубашку Лукаса — застегнуть шорты уже не удается. И этим, разумеется, я только подкрепила доводы отца. — Тут она произнесла старческим хрипловатым баритоном: — «Детка, беременным женщинам нельзя так много работать, особенно, тем, у которых есть мужья, способные позаботиться о них. А о твоей бедной сестре…»

— «…больше некому заботиться», — в том же тоне договорила Андреа и насмешливо покачала головой: — Ну и ну! Похоже, отец до сих пор живет в средневековье. Я уже тысячу раз втолковывала ему, что больше не желаю выходить замуж. Это мы проходили, с этим покончено! — добавила она, нахмурив брови. — Но он не слушает меня: я всего-навсего женщина, а женщине необходима мужская забота, видишь ли. Не понимаю, с какой стати…

— Он беспокоится о тебе, — перебила Натали, — как, впрочем и все мы.

— И совершенно напрасно! — поспешила заверить сестру Энди. — Я вполне способна позаботиться о себе сама.

— Ты печешься обо всех, кроме себя, — возразила Натали. — С тех самых пор, как Кевин сбежал от тебя в Калифорнию! Послушай, не пора ли вспомнить и о себе? Дети здоровы и, слава Богу, хотя бы летом не сидят у тебя на шее. Ты получила завидный контракт, который будет превосходной рекламой для твоей бригады, — ты на гребне волны, Андреа. Пора побаловать себя!

— Каким образом? — поинтересовалась Энди. В последний раз она потворствовала своим слабостям в незапамятные времена.

— Сходи в кино, почитай, — Натали пожала плечами, — в конце концов, побывай в картинной галерее, в музее! Сделай педикюр. Или обзаведись любовником — ты это заслужила! — Натали протянула руку и привычным ласковым жестом заложила тонкую прядь шелковистых белокурых волос сестры за ухо. — Иной раз не грех и отдохнуть.

— Я не могу позволить себе отдыхать — пока не покончу с этой работой.

— Что значит «не могу позволить себе отдыхать»? — с тревогой в голосе переспросила Натали. — По-моему, твои дела идут успешно.

— Так и есть!

— Так почему бы тебе не взять отпуск на несколько дней?

— Потому что моя безупречная репутация — не единственная причина, по которой я получила подряд на реконструкцию Белмонт-Хауса. Видишь ли, я согласилась на смехотворно низкую цену, чуть ли не в убыток себе.

— Но ты ведь сумеешь выполнить условия контракта? Подумать только, столько времени добиваться признания!..

— Я твердо намерена уложиться в бюджет и в сроки, — торжественно произнесла Энди, точно клятву.

— И при этом загнать себя в могилу?

— Если понадобится — да!

Натали вздохнула. Ее раздирали жалость, гордость и восхищение. С виду Андреа напоминала фарфоровую статуэтку, но под хрупкой внешней оболочкой скрывалась прочная сталь, закаленная временем и невзгодами. Андреа вышла замуж в восемнадцать лет, через две недели после окончания школы, за человека, который был убежден, что ее работа — сидеть дома и заботиться о семье. Ради него Андреа отказалась от дальнейшей учебы. Стремясь обрести вечное счастье в уютном доме, рядом с преданным мужем, она охотно согласилась на все его требования.

В течение одиннадцати лет Андреа успешно играла роль преданной, заботливой и любящей жены. Она сидела в библиотеке и печатала диссертацию мужа, благодаря чему тот получил диплом. Она устраивала чудесные вечеринки, чтобы помочь его карьере. Она бывала в опере вместо кино — потому что ее муж предпочитал именно оперу. Она одевалась по его вкусу, думала так, как хотел он, и ни разу не превысила недельный бюджет семьи. Но едва их третий ребенок вырос из пеленок, муж бросил Андреа и сбежал с секретаршей. За одну ночь Андреа потеряла все, что имело для нее значение: мужа, дом, достаток, положение в обществе и уважение к себе. Ей остались только дети.

У нее не было ни навыков, ни опыта работы, алиментов же едва хватало на еду. И Андреа, тщательно изучив все возможности, которые предлагала жизнь женщинам в ее положении, решила, что ей прежде всего необходима надежная профессия.

И вот теперь, девять лет спустя, женщина, которая некогда гордилась своими пышными суфле и безупречно отутюженными рубашками мужа, целыми днями укладывала водопроводные трубы, работала молотком, сражалась с фасонными деталями, которые весили едва ли не больше, чем она сама. Но именно благодаря упорной работе и мужеству, порожденному отчаянием, Андреа сумела создать новую жизнь для себя и детей. Она строго следовала профессиональным правилам, доводила себя до изнеможения и превосходила саму себя.

Стоит сделать неверный шаг — и ей придется начинать все сначала.

Натали чуть было не заговорила о том, что Андреа незачем так напрягаться, незачем подвергать опасности свое будущее, что родные будут счастливы помочь ей, но она знала: сестра все равно поступит по-своему.

— Неужели эта работа так важна для тебя, что ты готова пойти на риск? — спросила Натали.

— Ты же сама все понимаешь, — негромко отозвалась Энди. — Когда реконструкция будет завершена, благодаря рекламе я уже смогу выбирать работу, а не искать ее. По крайней мере я надеюсь на это, — добавила она, машинально постучав по деревянной панели, чтобы не сглазить.

— В таком случае тебе следовало показать это безобразие бригаде, — Натали указала на запачканную краской стену. — До сих пор этот негодяй доставлял тебе лишь незначительные неприятности, но, если ты вовремя не остановишь его, в следующий раз он выкинет такое, что придется или нарушить все сроки работы, или превысить бюджет.

Энди уже думала об этом. Как любой опытный подрядчик, в своих расчетах она сделала поправку на непредвиденные расходы, но эта поправка была слишком мала. Одна-единственная ошибка могла стоить ей не просто затрат времени или денег. Однако другого выхода она не видела.

— И что же ты предлагаешь? — спросила Энди.

— Нужно заявить о случившемся в полицию, — ответила Натали. — Пусть поймают этого мерзавца!

— Ты хочешь, чтобы папа узнал об этом, едва заявление окажется в полиции? Он сейчас же примчится сюда с целым отрядом полицейских, пытаясь защитить меня и обращаясь со мной словно с хрупкой фарфоровой вазочкой! Нет уж, спасибо. — Она вздернула подбородок. — Я справлюсь сама!

— Андреа, это вандализм! Вторжение на чужую территорию и взлом! Надеюсь, у тебя нет привычки оставлять двери на рабочих местах незапертыми?

— Конечно, нет.

— Тогда тот, кто это сделал, виновен сразу в нескольких преступлениях. Кто знает, что он еще способен выкинуть!

— По-моему, им движет зависть. Он досадует на то, что проиграл женщине, и дает мне это понять. Он хочет, чтобы я с перепугу ретировалась обратно на кухню или туда, где, по его мнению, самое место женщине. Если я подниму шум и обращусь в полицию, он начнет злорадствовать — ведь именно из-за него я нервничаю. Значит, я, как и все женщины, слаба, и меня можно поставить на место. Но если я не буду обращать на это внимание, он ничего не добьется и отступит!

— А если он этого не сделает? — допытывалась Натали. — Если твое пренебрежение только раззадорит этого негодяя? Что, если он решит встретиться с тобой нос к носу? Думаешь, ты и в этом случае справишься с ним в одиночку?

— Ничего подобного не произойдет! Тот, кто пачкает стены, — все равно что эксгибиционист. Он радуется, видя испуг жертвы, но, если жертва никак не реагирует, игра заканчивается. На большее он никогда не решится.

— Ошибаешься!

Энди покачала головой.

— Вряд ли! Человек, который испортил эту стену, — не преступник. По крайней мере по его мнению. Он наверняка полностью оправдывает свои действия. Я знаю таких людей, — Энди положила руку на плечо сестры. — Знаю, как они мыслят, — потому что с ними мне приходилось работать бок о бок на десятках строек.

— Ты хочешь сказать, что знаешь, кто это натворил? И молчишь? Энди, это безумие!

— Откуда мне знать? Я имела в виду совсем другое. Я хотела сказать, что тот, кто сделал это, — Андреа указала на стену, — похож на моих коллег — тех самых, которые оставляли для меня непристойные фотографии, прятали вибраторы в мою сумку с инструментами или взваливали на меня самую трудную и грязную работу, от которой отказываются даже подсобные рабочие, а затем со злорадством ждали от меня жалоб и слез. Но я ни разу не пожаловалась! И не расплакалась! Я просто делала свою работу. Вскоре меня оставили в покое. То же самое произойдет и здесь. Если я ничем не выдам раздражения, ему вскоре надоест пакостить.

Натали недоверчиво смотрела на сестру.

— Я и понятия не имела, что все так плохо. — Она взяла Андреа за руку. — Почему же прежде ты молчала?

— Потому что ты наверняка принялась бы сочувствовать мне, рассказала обо всем Лукасу, и он попытался бы отомстить за меня. Папа бы вскипел и стал бы снова совать мне деньги. В то время я была так напугана, что охотно сдалась бы и уселась вам на шею. — Андреа пожала пальцы Натали и отпустила их. — А я должна научиться заботиться о себе самостоятельно.

— Но какой ценой!

— Все не так уж и плохо, иначе я бы давно поменяла работу. Ты же знаешь — в офисе я столько не заработаю. А здесь я пользуюсь льготами профсоюза. Я сама себе хозяйка. Еще никогда я не была в такой хорошей физической форме! — Она согнула руку, демонстрируя твердые бицепсы. — И потом, далеко не все рабочие на стройках — мерзавцы. Большинство из них — вполне нормальные люди, зарабатывающие на жизнь тяжелым трудом, как и я. Некоторые даже желают мне добра. А это, — Андреа постучала по измазанной штукатурке, — выходка бедолаги, который до сих пор не понял, что работы только для мужчин или только для женщин не существует. Он считает…

Округу огласил протяжный и томный женский стон, донесшийся из приоткрытой двери:

— О-о, какие ягодицы!..

Затем последовал взрыв кокетливого смеха.

— Не обращай на нее внимания, дорогой, иди сюда, к мамочке, — позвал кто-то. — Со мной не соскучишься!

Сестры озадаченно переглянулись.

— Ты случайно не назначила в Белмонт-Хаусе встречу с Лукасом? — спросила Энди, пряча улыбку.

Глава вторая

Женщина, которая так недвусмысленно оценила фигуру Джима Николоси, была невысокой и крепко сложенной, в ее коротких темных волосах уже поблескивали серебристые нити, талию охватывал пояс для инструментов. Джим добродушно усмехнулся, ничуть не сконфуженный слишком откровенным комплиментом.

— Благодарю, мэм, — отозвался он, охотно поднимая перчатку, брошенную тремя женщинами, стоявшими на кирпичной дорожке перед Белмонт-Хаусом. Они потягивали кофе и болтали перед началом рабочего дня. — Похвалы всегда приятны.

— О, я могла бы осыпать тебя похвалами! — подхватила женщина, назвавшая себя мамочкой. На вид ей было не больше двадцати трех лет, грива белокурых спутанных волос ниспадала на накачанные скульптурные плечи. — Дай мне тридцать минут, и я доведу тебя до блаженного изнеможения!

— Тиффани! — возмущенно перебила третья женщина — самая рослая из всех, с индейскими чертами лица, контрастировавшими с рыжими волосами и пронзительно-зелеными глазами. — Как не стыдно так разговаривать с незнакомым человеком! — негромко упрекнула она и робко потупилась, заметив улыбку на лице Джима.

— Ничуть не стыдно, — промурлыкала Тиффани. — Надеюсь, ты любишь женщин без комплексов, милый? — Она одарила Джима манящим взглядом, который мог бы расплавить сталь. — Кстати, неподалеку есть беседка…

— Заманчивое предложение, — Джим пропутешествовал взглядом по ее действительно великолепному телу. — Боюсь только, нам помешают мои старые боевые шрамы, — с притворным огорчением добавил он.

— Это не беда, — утешила его собеседница.

— Да уймись ты! — со смехом прервала ее пожилая подруга. — Ты до смерти перепугаешь беднягу.

— А по-моему, он ничуть не испугался, — Тиффани пристально оглядела Джима, соблазнительно играя глазами. — Ты ведь не боишься меня, правда?

— У меня душа давно ушла в пятки, — признался Джим, но лукавый блеск в глазах опровергал его слова.

— Если ты не против, я помогу ей переместиться в какое-нибудь другое место…

— Тиффани, оставь парня в покое! — резким тоном приказала старшая. — Попомни мои слова, когда-нибудь ты доиграешься! — Она перевела взгляд на Джима: — Чем могу помочь?

Джим вдруг растерялся. Внезапно лицо этой особы стало серьезным. Шутливый обмен любезностями и намеками он мог бы продолжать до бесконечности, не испытывая ни малейшего смущения. Но деловой вопрос женщины, которая, вероятно, по возрасту годилась ему в матери, — совершенно иное дело. Джим не знал, что ответить.

Тиффани захихикала.

— Так кто из нас напугал его? — вполголоса осведомилась она. — Похоже, он считает, что ты решила устроить ему допрос.

Ее подруга в притворном недовольстве покачала головой.

— Итак, мы уже выяснили: ты явился сюда не для того, чтобы подцепить подружку. Так что тебе надо? Может, ты инспектор? Или поставщик? Или ты просто ищешь работу?

Джим испытал одновременно облегчение и замешательство. Только бы не покраснеть!

— Да, я ищу работу. Мне посоветовали обратиться к Андреа Вагнер. Это случайно не вы? — спросил он, хотя уже знал, что услышит отрицательный ответ. Фотография, которую ему показали, давала исчерпывающее представление о внешности Андреа Вагнер. Но Джим умолчал об этом.

— Увы, нет, — отозвалась старшая из женщин. — Я — Дот Лансинг, здешний плотник. Это Мэри Фри, — она указала на рослую индианку. — Она электрик. А нашу нимфоманку зовут Тиффани Уилкс, она помощник электрика. Мизантроп, сидящий вон там на ступеньках и делающий вид, что он незнаком с нами, — она ткнула пальцем в сторону дома, и Джим впервые заметил сидящего поодаль мужчину, — Питер Линдстрём, плотник. Пит, поздоровайся с гостем!

Пит коротко кивнул, пробурчал что-то неразборчивое и вновь углубился в газету.

Джим ответил на приветствие примерно так же, а затем обернулся к Дот.

— А где Андреа Вагнер?

— Она в доме, — Дот указала на широкую парадную дверь.

— Благодарю. — Джим приложил палец ко лбу в кратком салюте и направился к полуоткрытой двери, стараясь не задеть Пита Линдстрёма.

— Постой, красавчик, — Дот дождалась, когда Джим обернется. — Послушай моего совета — не пытайся очаровать ее. Если хочешь, займись нашей нимфоманкой.

Джим кивнул. Он уже знал, что Андреа Вагнер — крепкий орешек, что она не отступает ни перед кем, а тем более перед мужчинами. Жаль, что такая миловидная особа обречена на одиночество. Но еще сильнее Джим пожалел об этом, когда вошел в Белмонт-Хаус и увидел Андреа в просторном двухэтажном вестибюле.

На миг ему показалось, что он видит близнецов. В вестибюле стояли две женщины, сблизив головы, словно школьницы, обменивающиеся секретами. Собеседницы были почти одинакового роста и сложения, их волосы имели один и тот же оттенок пшеницы. Но, присмотревшись, Джим заметил в их облике существенные различия.

Одна из женщин носила изысканную деловую стрижку, гладкие прямые пряди ее волос подчеркивали скульптурные линии скул. Не менее модным был и ее костюм, выгодно демонстрирующий подтянутую фигуру и великолепные ноги. В ее ушах покачивались золотые серьги-обручи, на левом лацкане жакета поблескивала золотая брошь-полумесяц, а губы покрывал слой помады неброского оттенка. Джим не сразу понял, что своим ростом она обязана паре туфель на убийственно высоких шпильках.

Вторая женщина была немного выше. Светлые волосы, коротко, по-мальчишески стриженные. Да и одета она соответственно — в полосатую майку без рукавов, какие носят культуристы, а поверх нее — джинсовый комбинезон, заляпанный краской. Ее тонкую талию охватывал широкий пояс для инструментов, тяжелые рабочие ботинки со шнуровкой туго сжимали узкие щиколотки. На ее лице Джим не заметил никаких признаков макияжа. И все-таки она выглядела более женственно, чем ее собеседница в зеленых туфлях на шпильках и элегантном костюме.

Очень короткие волосы Андреа не скрывали изящных маленьких ушей, подчеркивали тонкие черты лица и стройную шею. Отсутствие помады на губах только привлекало внимание к их форме и нежному оттенку. Даже грубая мужская одежда не могла исказить линии соблазнительной хрупкой фигуры.

— Прошу прощения, дамы, — произнес Джим и, когда женщины обернулись, обнаружил самое главное их отличие: у модно одетой блондинки глаза были цвета темного шоколада и светились умом и любопытством. Глаза второй блондинки напоминали зимнее небо Миннесоты — пронзительно-голубые, чистые и ясные, как горный лед. И абсолютно непроницаемые.

Некоторое время женщины разглядывали незнакомца, пряча усмешки. Наконец кареглазая в зеленом костюме произнесла:

— Нет, это не Лукас! — И обе разразились смехом.

Джим неловко переступил с ноги на ногу, подавляя желание удрать и поражаясь своему неожиданному смущению. Подобные чувства он презирал и, будь ситуация иной, сумел бы в ответ вогнать незнакомок в краску. Но сейчас ему надо было устроиться на работу.

— Кто из вас Андреа Вагнер? — спросил он, переводя взгляд с одной женщины на другую.

— Я, — откликнулась Андреа, не сходя с места. — А это моя сестра, Натали Бишоп-Синклер. Натали уже уходит.

— Да-да, я ухожу. — Натали взяла свой дипломат. — Пообещай мне по крайней мере подумать над моими словами, — вполголоса попросила она и поцеловала сестру в щеку. Андреа ответила на поцелуй.

— Ладно, обещаю, — пробормотала она, но, судя по тону, намеревалась ограничиться только обещанием.

— Ну как можно быть такой упрямицей! — воскликнула Натали, направилась к двери и вдруг оглянулась на сестру с лукавой усмешкой. — Но если ты не желаешь последовать моему совету насчет любителя граффити, подумай по крайней мере о другом деле, о котором мы только что говорили. Ты заслужила награду, дорогая! — Натали едва заметно кивнула в сторону мужчины, застывшего на пороге.

Андреа кивнула:

— До свидания!

Негромко рассмеявшись и окинув незнакомца еще одним оценивающим взглядом, Натали вышла.

— Прошу простить нас, — обратилась Андреа к нежданному гостю, надеясь, что ее щеки не покраснели. Иногда Натали безумно раздражала ее. — Мы смеялись вовсе не над вами. Просто… — она взмахнула рукой, подыскивая слово, — секретничали, как полагается сестрам.

— Ничего страшного. У меня самого три сестры, я давно привык к девчоночьим выходкам, — отозвался Джим и тут же ужаснулся собственным словам.

Он знал, что с рьяными феминистками надо быть начеку: большинство из них не терпят посягательств на собственное достоинство. Судя по тому, что ему рассказали, Андреа Вагнер могла принять за оскорбление любую, даже самую невинную шутку. Джим застыл в ожидании скандала, но Андреа просто кивнула, очевидно, пропустив мимо ушей его слова. Должно быть, они не задели ее за живое.

Он протянул руку и представился, отметив почти неуловимое смущение Андреа. Обдумать свои наблюдения Джим решил попозже, а пока обратил внимание только на ее изящную, маленькую и довольно мозолистую руку. Рукопожатие было крепким, но кратким.

— Итак, чем могу помочь? — осведомилась Андреа деловитым тоном.

Вспомнив предостережение Дот Лансинг, Джим посерьезнел.

— Меня прислал Дейв Карлайл. Он сказал, что вам нужен плотник-отделочник. Я ищу работу.

Андреа хмыкнула и задумалась, поджав губы.

Дейва Карлайла она считала одним из лучших партнеров по бизнесу. Не проявляя дискриминации по отношению к женщинам или представителям меньшинств, он ценил только одно: своевременное выполнение одного заказа и получение следующего. За последние годы Карлайл прислал к ней уже немало людей. Обычно Андреа брала на работу протеже Дейва, когда у нее была возможность, он же старался направлять к ней квалифицированных мастеров.

Джим Николоси как-то не подходил для должности помощника мастера — прежде всего из-за возраста. Кроме того, он выглядел так, словно жизненные обстоятельства заставили его неожиданно поменять карьеру. Должно быть, ему лет тридцать пять, решила Андреа. Может, Дейв прислал Джима именно к ней потому, что она всегда старалась помочь тем, у кого не сложилась жизнь?

Впрочем, о судьбе нового работника можно подумать и позже. Сейчас ей требовался мастер-отделочник. Но стоит ли рисковать дружной и слаженной работой бригады?

Джим Николоси выглядел на редкость привлекательным, пожалуй, даже себе во вред. Этакое ходячее приглашение к греху — рослый, широкоплечий, мускулистый, с длинными сильными ногами под выцветшими джинсами. Темно-каштановые, но без проблеска рыжины волосы соблазнительно спадали на воротник рубашки. Блеск его темных глаз манил и завораживал — Андреа уже почти не сомневалась, что этот человек пользуется успехом у представительниц противоположного пола. Он наверняка знал об этом. Не помешает ли это работе? И все-таки…

Поймав себя на столь необъективных предположениях, Андреа ужаснулась. Внешность Джима Николоси не имела никакого отношения к его опыту и квалификации. В конце концов, он же не виноват в том, что привлекает внимание женщин! Надо отнестись к нему абсолютно беспристрастно — тем более что она сама оказалась во власти его обаяния.

В памяти всплыли слова Натали: «Ты заслужила награду».

Конечно, вынуждена была признаться Андреа, Натали права. Она действительно достойна награды! Когда же в последний раз она занималась любовью? С тех пор прошло много лет. А этот мужчина мог заставить согрешить даже монахиню…

— Вам известно, каковы обязанности помощников? — строго спросила Андреа. — Не надейтесь на высокую зарплату. Работа помощника — отнюдь не синекура.

— Да, я знаю. Дейв мне все объяснил. Но поскольку у меня почти нет опыта работы, выбирать не приходится. Видите ли, не так давно со мной произошел несчастный случай, из-за которого я потерял уйму времени.

Это вовсе не ложь, уверял себя Джим. Он действительно чуть не погиб, так и не получив сертификат строительного рабочего. Причины не имели значения. Его предупредили, что Андреа умеет сочувствовать.

Ему не солгали: сочувствие ясно отразилось на ее лице. Она решила предложить ему работу? Очевидно, да!

— Этот несчастный случай… — начала Андреа. Нового работника обязательно следует расспросить. Судя по виду, Джим был вполне здоров, но рисковать не стоило. Андреа требовался помощник, способный довести работу до конца. — Надеюсь, вы не слишком пострадали?

— Я могу работать! — резко откликнулся тот, явно задетый вопросом. И своей ошибкой. Он был уверен, что Андреа сразу же возьмет его, но вместо предложения о работе с ее розовых губ слетел вопрос о его трудоспособности. Джим болезненно воспринимал подобные намеки, и это оказалось чувствительным ударом по его самолюбию.

Он уже был готов послать ее подальше, но… Ему нужно было во что бы то ни стало заполучить эту работу! Разозлив Андреа, он ничего не добьется.

— Дело в том, что я стал побаиваться высоты, — нехотя признался он, бросив опасливый взгляд на леса возле дальней стены. Сестры Джима не раз повторяли, что им нравится находить в мужчинах маленькие слабости. — К примеру, мне бы не хотелось лазать по крышам. Однажды при этом я свалился. — Он вновь не солгал, просто слегка исказил истину. — Но я готов на любую другую работу, — поспешно добавил Джим, надеясь, что не зашел слишком далеко. — Например, я охотно возьмусь за внутреннюю отделку, настил паркета, крепления — все что угодно. Кроме того, у меня есть небольшой опыт работы с плиткой. А еще я умею изготавливать декоративные стойки — например, для лестниц, — он указал на широкую лестницу, где недоставало нескольких балясин.

Энди кивнула: несмотря ни на что, Джим сумел произвести на нее благоприятное впечатление. Такой работник мог ей пригодиться — особенно в том случае, если платить ему придется как помощнику мастера. И все-таки она колебалась. Этот человек непременно доставит ей немало неприятностей — Андреа нутром чувствовала это.

— Моя бригада состоит в основном из женщин, — сообщила она, пытаясь заставить его передумать. — На прошлой неделе слесарь закончил свою работу и уволился, поэтому сейчас в бригаде почти нет мужчин. Мой каменщик, Дэн Джонстон, появляется здесь лишь изредка, когда у него нет другой работы, поэтому рассчитывать на его компанию вам не придется. По правде говоря, сейчас в моем списке значатся только трое мужчин: Пит Линдстрём, еще один мой плотник, и два подмастерья, Букер Питт и Мэтью Барнс. Оба они еще совсем мальчишки, подрабатывают на каникулах. Вынуждена предупредить вас, что помощникам обычно достается самая грязная работа — впрочем, как на любой стройке.

Джим согласно кивнул.

— Не ждите от меня послаблений только потому, что я женщина, а вы — мужчина. Вы обязаны приходить на работу вовремя и заниматься делом весь день, — добавила она, чтобы развеять возможные надежды Джима. — Я терпеть не могу лодырей!

Джим снова кивнул.

— И кроме того, я требую от помощников беспрекословного повиновения мастерам. А большинство моих мастеров — женщины. — Энди уставилась в лицо Джима, слегка прищурив глаза. — Если вы не сможете выполнять распоряжения женщин, вам лучше не браться за эту работу.

— Как я уже говорил, у меня есть три сестры, все они старше меня. К приказам со стороны женщин мне не привыкать.

И он одарил Энди милой и обезоруживающей улыбкой. В ней не было и тени той сексуальности, что он излучал, разговаривая с тремя женщинами перед домом. «Я всего лишь добродушный, безвредный, по-братски настроенный недотепа», — казалось, говорила его усмешка. По крайней мере на это надеялся сам Джим.

На самом деле дружеских чувств к Андреа он не испытывал, особенно теперь, когда она устремила на него пристальный взгляд огромных голубых глаз, сосредоточенно сжала губы и слегка свела на переносице брови. Такой нежной и светлой кожи, как у этой женщины, ему еще не доводилось видеть, а ее короткие, чуть вьющиеся шелковистые волосы вызывали желание прикоснуться к ним. Андреа стояла так близко, что он рассмотрел крохотный загадочный шрамик под ее нижней губой и неприметные жемчужные сережки-гвоздики в тонких мочках ушей. Джим почувствовал и аромат духов, легкий и нежный. Вот уж этого он никак не ожидал. Отъявленная феминистка, работающая на стройке, носит жемчужные серьги и пользуется духами? Запах был чистым и горьковатым, освежающим и изысканным, как женщина, от которой он исходил. Почему-то Джиму вспомнилось его первое сексуальное приключение. Кажется, это туалетная вода «Чарли»! Именно ею пахло от Пэтти Ньюкомб, когда она наконец поддалась ласкам Джима на заднем сиденье машины его отца во время ночного сеанса в кинотеатре под открытым небом. С тех пор этот аромат мгновенно приводил Джима в состояние возбуждения. Но сейчас поспешность могла все испортить.

— Если в мои обязанности не будет входить приготовление кофе, мы поладим, — заявил он, пытаясь шуткой скрыть внезапно вспыхнувшие чувства.

Похоже, Андреа пропустила его слова мимо ушей.

— Хорошо, — со вздохом согласилась она. — Назначаю вам две недели испытательного срока — как всем. Если за две недели вы не передумаете, можете считать, что вы приняты на постоянную работу.

В тот же вечер Джим позвонил по условленному номеру и отчитался:

— Я получил работу. Завтра утром приступаю. — Выслушав ответ, он уверенно добавил: — Нет, она ничего не заподозрила.

Глава третья

Дот Лансинг заглянула в туалетную комнату на цокольном этаже Белмонт-Хауса.

— Я ухожу, — сообщила она, обращаясь к ногам в джинсовых штанинах, торчащим из-под туалетного столика. — Энди, ты слышишь? — И Дот постучала по мраморной столешнице.

Энди вздрогнула, но ухитрилась сдержать испуганный вскрик.

— Что?

— Пора закругляться!

— Уже? — Энди прекратила ожесточенную борьбу с упрямой муфтой и вывернула запястье, чтобы взглянуть на часы, стараясь при этом не удариться головой об стол. Время близилось к шести. День пролетел незаметно. — Подожди минутку, — попросила она, откладывая газовый ключ.

Дот прислонилась к дверному косяку.

— В чем дело? — осведомилась она, дождавшись, когда Энди выползет из-под раковины.

— Как тебе наш новый помощник?

— Красавчик?

Энди поморщилась.

— Давай обойдемся без прозвищ!

— Я просто констатирую факт.

— Так или иначе, ты ведешь себя непрофессионально, — упрекнула ее Энди. — Сексуальные домогательства и намеки недопустимы! Он может пожаловаться в профсоюз.

Дот пожала плечами.

— По-моему, ты преувеличиваешь. Красавчик ничуть не обижается.

Энди знала, что Дот права: не далее как сегодня днем она слышала диалог Джима и Тиффани, полный рискованных намеков. Даже застенчивая Мэри Фри засмеялась шутке Джима. И все-таки насмехаться над ним не стоило.

— Ну ладно, — Дот не требовалось дополнительных наставлений. — Я буду называть его по имени.

— Вот и хорошо. — Энди встала, сцепила пальцы за спиной и с наслаждением потянулась. — Как он работал сегодня?

— Для начала я поручила ему оштукатурить стены верхней гостиной, а затем заняться мраморной каминной доской в большой спальне. — Дот заговорщицки усмехнулась. Реставрация мрамора, особенно покрытого искусной резьбой, была утомительной и неблагодарной работой. Кроме того, она требовала известных навыков. — Похоже, он знает в этом толк и, как это ни удивительно, любит работать с мрамором, — добавила Дот с таким видом, словно удостаивала Джима высочайшей похвалы. — Трудно поверить, что он до сих пор всего лишь помощник мастера.

— Кажется, он попал в какую-то аварию, — отозвалась Энди, — и потому не сумел вовремя получить сертификат.

— Так вот оно что! — пробормотала Дот. — Теперь понятно, откуда у него эти шрамы…

— Какие шрамы?

— Во время работы он несколько раз вытирал лицо футболкой, что на нем, и я заметила два довольно больших шрама у него на спине, справа, чуть выше… пояса джинсов.

— Он объяснил, откуда они взялись?

— Я и не спрашивала, — ответила Дот. — Тиффани попыталась было, но он сразу положил конец расспросам, отделавшись старой шуткой про бандитскую пулю. По-моему, он не желает вспоминать о шрамах. — Она выпрямилась. — Кстати, сегодня мы идем в бар Варга, праздновать радостное событие: тест показал, что Тиффани в очередной раз удалось благополучно избежать беременности. Ты с нами?

— Нет, спасибо, — Энди покачала головой. — Сначала надо закончить работу, — она кивнула в сторону раковины.

— Работа может подождать до завтра.

— А я не могу, — возразила Энди, вновь заползая под раковину.

— Только не задерживайся здесь допоздна, — предупредила Дот.

Энди застыла на месте, держась руками за край раковины. Голос Дот заставил ее насторожиться.

— Прежде чем оштукатурить испачканную стену в вестибюле, я прочла надпись, — объяснила Дот.

— Тогда тебе известно, что беспокоиться не о чем. Просто какой-то болван, у которого аллергия на женщин, работающих на стройке, дал себе волю.

— Может быть, — с расстановкой произнесла Дот, но, судя по всему, слова Энди не убедили ее. — И все-таки не стоит задерживаться здесь — на всякий случай. Постарайся уйти до того, как стемнеет, и не забудь запереть дверь.

— Конечно! — откликнулась Энди. — Передай Тиффани мои поздравления. И предупреди ее, что злоупотреблять оргазмами опасно, иначе уже через месяц тест придется повторять! — С этими словами Энди забралась под раковину, закончив разговор.

В восьмом часу Энди наконец удовлетворили результаты собственного труда. Тесная туалетная комната цокольного этажа была более современной, чем три ванных, расположенных наверху, но это не означало, что в ее реконструкции следует проявлять небрежность. Энди привыкла старательно выполнять любую работу, будь то приготовление суфле или установка раковин.

Вытащив из кармана комбинезона мягкую тряпку, она стерла слой пыли с мраморной крышки туалетного столика, отметив изысканное соседство бледно-розового фарфора раковины и кремового мрамора с розовыми прожилками. Завтра пол туалетной комнаты покроют плиткой, а стены оклеят обоями с нежным узором розовых бутонов. А когда наконец привезут соответствующее зеркало, реконструкция туалетной комнаты будет завершена — раньше намеченного срока.

С довольной улыбкой Энди погасила свет и прошлась по тускло освещенным помещениям цокольного этажа. Впереди, в конце коридора, светился прямоугольник открытой двери. Летом в Миннесоте темнело поздно, в десятом часу, поэтому в доме было еще светло. Вместо того чтобы запереть дверь и направиться к машине, Энди медленно обошла пустые комнаты, мысленно прикидывая объем предстоящих работ и убеждаясь, что все идет согласно плану.

Белмонт-Хаус, кирпичный особняк времен королевы Виктории, с высокой крышей и парапетами на фронтонах, был построен примерно в 1895 году. Крышу просторной веранды поддерживали классические колонны, оба фасада украшал орнамент на карнизах, подчеркивающий умышленную асимметрию здания. Огромные окна-фонари, выступающий вперед второй этаж и угловая башенка усиливали величавое очарование особняка. Его построил богатый промышленник, наживший состояние на добыче железной руды и перевозке грузов в Дулуте, штат Миннесота. Супруга промышленника считала зимы на берегах Верхнего озера слишком суровыми, поэтому он выстроил для нее этот впечатляющий викторианский замок возле озера в Миннеаполисе.

Пара была бездетной, и после смерти вдовы промышленника особняк унаследовал родственник, которому не хватило ни средств, ни желания ремонтировать огромное старое здание. За неуплату налогов особняк перешел в собственность муниципалитета, а потом был приобретен Фондом охраны памятников старины. После реконструкции и размещения старинной мебели и картин особняк предполагалось открыть для туристов, а также использовать для благотворительных мероприятий и частных вечеринок.

Энди без труда могла представить себе, каким был дом в свои лучшие времена. Еще предстояло восстанавливать паркет, штукатурить стены. Утратила былую красу величественная лестница, время почти полностью разрушило мраморный камин, от пыли и копоти потускнели стекла. Хрустальная люстра, точная копия оригинала, покоилась пока в деревянном ящике, стоявшем в гостиной. Но стоило открыть этот ящик, и хрустальные подвески начинали переливаться радужными огоньками, безмолвно обещая роскошное зрелище, когда люстра займет свое место.

Улыбнувшись, Энди присела на корточки и осторожно опустила крышку ящика. Несмотря на то что люстра не имела исторической ценности, обращаться с ней следовало осторожно. Завтра надо будет напомнить бригаде, что нельзя оставлять такие хрупкие предметы там, где они могут случайно пострадать.

Затем Энди направилась на верхний этаж, где весь день кипела работа. Отделка комнат для прислуги и детских была почти завершена. Кое-где стены были покрыты первым слоем краски, восстановленные карнизы красовались на своих местах, проводка была подведена к скромным люстрам. Помощник водопроводчика Букер успел установить в ванной комнате для прислуги простую ванну, раковину и унитаз. Качество его работы вполне устраивало Энди.

И тем не менее работа на втором этаже продвигалась гораздо медленнее из-за ее сложности. Стены и потолки были отделаны резными панелями, гипсовой лепниной, замысловатыми карнизами и плинтусами. Две ванные комнаты представляли собой чудо техники конца викторианской эпохи. Фарфоровые трубы и фасонные части, туалетные столики красного дерева с вращающимися крышками и мраморную плитку — все это предстояло тщательно и кропотливо восстановить или заменить.

Дот и ее подручные порядком потрудились над отделкой резных панелей в большом холле. Мэри Фри и Тиффани закончили проводку в трех из пяти спален, умело спрятав кабели под плинтусами. Благодаря Джиму Николоси стены в верхней гостиной стали гладкими и ровными. Теперь их следовало оклеить расписанными вручную обоями, выбранными дизайнером для этой комнаты.

Конечно, оштукатурить стены может кто угодно, убеждала себя Энди, направляясь к открытой двери большой спальни. Ей не терпелось проверить, соответствует ли новый работник похвалам Дот. Войдя в спальню, она поняла, что с ветхой каминной доской Джим сотворил настоящее чудо.

Энди задумчиво провела ладонью по тщательно отчищенному нефритово-зеленому мрамору. Несколько щербинок было заполнено цветным мраморным клеем. После высыхания его следует обработать тонкой шкуркой, пока поверхность мрамора не станет абсолютно ровной. Что ж, работа была выполнена на редкость скрупулезно. Энди пришлось признать, что она сама не сумела бы справиться с ней лучше. Похоже, Джим Николоси знает, что такое терпение. Это качество редко встречается у мужчин.

Вспомнилось замечание, которое Тиффани отпустила сегодня утром. «У тебя чуткие руки, красавчик, — промурлыкала Тиффани. — Я люблю мужчин с чуткими руками».

Энди внезапно залилась краской, представив себе, какими могут быть прикосновения Джима.

— Это ты во всем виновата, Натали, — прошептала она, чувствуя, как горячий бутон распускается в низу ее живота, как жар охватывает грудь и бедра, вызывая мелкую дрожь.

Если бы не дурацкое замечание сестры о том, что ей необходим любовник, Энди не стояла бы теперь перед каминной доской, касаясь кончиками пальцев прохладного мрамора и воображая бережные прикосновения рук человека, который работал сегодня над этим мрамором.

Когда же в последний раз к ней прикасался мужчина? Восемь лет назад! Это был деловой партнер ее бывшего мужа. Он старался тогда проявить понимание и заботу, а Энди отчаянно пыталась доказать самой себе, что она способна вызвать у мужчины желание, но главное — отомстить предателю мужу. Человек, который поспешил бы сообщить Кевину об этой новости, подходил для такой цели как нельзя лучше. Но та давняя ночь оставила у Энди чувство неудовлетворенности, и не только физической. С ней переспали от нечего делать, не питая никаких чувств. Месть не удалась: Энди постоянно помнила о том, что ее мучитель в эту минуту спит в объятиях молодой жены.

С тех пор Энди воздерживалась от подобных приключений. «Ты заслужила награду»…

— Можно подумать, это зависит только от меня, — буркнула Энди себе под нос.

Вот, например, Джим Николоси не бросил в ее сторону ни единого лишнего взгляда — должно быть, потому, что рядом с ним целый день крутилась пикантная, сексуальная и донельзя доступная Тиффани Уилкс. Рядом с двадцатитрехлетней Тиффани Энди выглядела как мальчишка. Такой красавец, как Джим, вряд ли интересуется мальчишками. И потом, Энди старше его, у нее трое детей, и она еще в здравом рассудке. Только сумасшедшая способна позволить себе завести роман с подчиненным.

Да к тому же она вовсе и не стремилась завести роман — на это у нее нет ни времени, ни желания! С романами давно покончено, и покончено навсегда!

Отвернувшись от каминной доски, Энди натолкнулась на живую стену из мышц. Испуганно вскрикнув, она вскинула руки, приготовившись защищаться.

— Эй, полегче, леди босс! — спохватился Джим и удержал ее за плечо, иначе Энди ударилась бы о камин.

— Полегче?! — Энди возмущенно стряхнула с плеча его руку. — С чего это вам вздумалось подкрадываться ко мне?

— Простите, я не хотел…

— Утром сестра перепугала меня чуть ли не до смерти, несколько минут назад Дот подкралась так неожиданно, что еще немного — и я разбила бы голову о раковину, и вот теперь вы!

— Простите, — вновь пробормотал Джим.

Энди стиснула зубы, недовольная собой: к чему этот взвинченный тон? Зачем она схватилась за футболку Джима, словно перепуганный ребенок?

Черт бы побрал Натали и Дот! По их милости Энди оказалась в дурацком положении! Разжав пальцы, она разгладила мятую ткань и сдержанно извинилась, не поднимая глаз.

— Это я во всем виноват, — Джим дружески похлопал ее по руке. — Мне следовало окликнуть вас. В следующий раз я так и сделаю.

— Я засмотрелась на дело ваших рук, — объяснила она, наконец найдя в себе силы поднять глаза и тут же забыв об оскорбительной надписи на стене.

При ближайшем рассмотрении глаза Джима Николоси оказались не совсем карими — в них плясали янтарные и золотистые искорки, они переливались на солнце, словно старый бренди в уотерфордском хрустале. Взгляда этих глаз было бы достаточно, чтобы свести с ума любую женщину. Энди ощутила приступ слабости.

— Надеюсь, вам нравится?

Энди непонимающе приподняла бровь, очарованная глазами Джима, прикосновением его рук и собственными безумными фантазиями.

— Я про каминную доску, — пояснил Джим. — По-моему, я справился со своей задачей. А вы как думаете?

— А, так вы про камин! С ним все в порядке, просто…

Его губы были полными, но не слишком, красиво очерченными, чувственными, созданными для длительных медленных поцелуев и ласкового шепота в темноте. Джим слегка улыбнулся.

Энди смотрела на него, словно впервые видела мужчину. Ее глаза стали огромными, как блюдца, бездонными и невинными, как у ребенка. Мягкие розовые губы слегка приоткрылись, на бледных щеках вспыхнул неяркий румянец. Джим видел, как учащенно бьется жилка в неглубокой впадинке возле ее шеи.

Внезапно он решил, что порция секса им обоим сейчас не помешает, и наклонил голову, соблазненный зачарованным выражением лица этой женщины и ее так и не высказанным приглашением. На какую-то долю секунды Энди покорилась ему — она приподняла голову, веки ее затрепетали. Она явственно ощущала его желание, увертюру к первому поцелую, и ей хотелось испытать такое же желание самой.

Но, прежде чем их губы соприкоснулись, Энди опомнилась, ахнула и попятилась.

— Что вы делаете?! — возмущенно выпалила она.

— Кажется, собираюсь поцеловать вас, — он пожал плечами. — Или я ошибся?

Энди поспешно отступила подальше, чтобы преодолеть искушение.

— Я не об этом, — сбивчиво проговорила она, пытаясь избавиться от сложной смеси чувств — влечения, очарования, желания, страха. — Я хотела спросить, что вы делаете здесь?

— Я здесь работаю — разве вы забыли? — отозвался он. — С сегодняшнего утра.

— Но уже поздно. Все ушли, — Энди взглянула на часы, — около часа назад.

— Но вы же остались, — резонно заметил он.

— Я — глава бригады. Мне положено задерживаться.

— А я — новичок, которого приняли на работу с испытательным сроком. Моя задержка тоже объяснима.

— Не люблю подхалимов, — отрезала Энди и перепугалась прежде, чем брови Джима сошлись на переносице. — Простите, я оскорбила вас, но это вышло случайно. Не думаю, что вы… — Она поднесла руку ко лбу, на минуту закрыла глаза и глубоко вздохнула. — Извините, — произнесла она с грустной улыбкой. — Я просто вымоталась.

— А еще вы чем-то встревожены.

— Да… то есть нет. — Она еще раз вздохнула. — Пожалуй, немного, — наконец призналась она.

— В чем дело? — Джим не знал, дождется ли правды.

Энди уклонилась от честного ответа.

— Дело в том, что я позавтракала обезжиренной булочкой и пообедала крутым яйцом, а время ужина давно миновало. Когда я голодна, я всегда становлюсь вспыльчивой — можете спросить у моих детей, — добавила она, надеясь, что последняя информация заставит Джима отказаться от повторных попыток поцеловать ее. Известие о детях способно образумить любого мужчину.

— У вас есть дети?

— Трое! — Энди показала три пальца. — Старшему уже восемнадцать.

— Восемнадцать? — Джим прекрасно знал, что у Энди есть дети: его посвятили в важнейшие факты ее биографии. — Неужели?

— Этой осенью он начинает учебу в Лос-Анджелесском университете.

— Должно быть, вы родили его еще в детстве.

— Я родила его в двадцать лет!

— Двадцать… — повторил он, явно производя в уме математические вычисления. — Нет, вы не выглядите на тридцать восемь лет. Судя по виду, вам еще далеко до совершеннолетия.

Энди пожала плечами, стараясь не выказать то удовольствие, что доставила ей эта невинная лесть. Теперь Джиму было известно самое главное.

— Вы же знаете, внешность обманчива.

— Да, — подтвердил он, явно раскусив ее. — Итак, вы голодны, я тоже, так почему бы нам не перекусить? — Увидев, как округлились глаза Энди, Джим с трудом сдержал усмешку. Феминистка была твердо уверена в том, что сумела отшить его, и оказалась не готова к продолжению. — Нам обоим необходимо поужинать, — добавил он поспешно, не дожидаясь ответа. — Я мог бы составить вам компанию… но, может быть, вас ждут дети? Или у вас назначено свидание? Нет? Значит, решено?

— Мне надо привести себя в порядок, — возразила Энди, хватаясь за первую попавшуюся соломинку. Если бы они зашли в бар Варга, собственный вид был бы ей безразличен: в этом баре обычно собирались рабочие. Но ужин в ресторане — совсем другое дело. Вероятно, посетителей не обрадует соседство пары заляпанных грязью и покрытых пылью строительных рабочих. — И вам тоже.

— Это вовсе не обязательно. Мне известно одно местечко, где готовят гамбургеры и персоналу нет дела до внешнего вида посетителей. Это заведение находится неподалеку от Миннетонка — вероятно, вы проезжаете мимо по дороге домой. Оно называется «Самородок» — слышали?

Энди покачала головой.

— Не думаю, что…

— Я предлагаю всего лишь дружеский ужин, — поспешил заверить ее Джим. — Что плохого, если двое трудяг преломят хлеб после рабочего дня? Обещаю, я буду помнить о том, что вы — мой босс, — Джим приложил ладонь к сердцу. — Даю слово скаута.

Последняя фраза покорила Энди. Ее и без того мучали угрызения совести: она напрасно обвинила Джима в подхалимаже.

— Ну ладно. Но мы только поужинаем вместе — и больше ничего!

— Разумеется, — торжественно подтвердил Джим. — Мы побеседуем о том, как надо штукатурить стены, и я выслушаю ваши замечания по поводу моей работы.

Энди рассмеялась — предстоящий вечер вдруг показался ей заманчивым.

Глава четвертая

Ресторанчик «Самородок» оказался тесным заведением с баром, несколькими отдельными столиками вдоль стены и общим залом. Пластиковые столы, стулья, обитые искусственной кожей, бумажные салфетки, расклеенные по стенам рекламные листовки, объявления о пропаже домашних животных и афиши матчей местной команды. Несколько газетных и журнальных вырезок на одной из стен свидетельствовали о том, что в этом ресторане действительно подают лучшие гамбургеры в округе. В подтверждение этого по залу распространялись столь аппетитные запахи, что рот Энди наполнился слюной.

Энди и Джим заняли один из свободных столиков у стены и заказали два гамбургера средних размеров.

— Так как же вышло, что вы стали носить пояс для инструментов и каску? — приступил к разговору Джим, но, встретив холодный взгляд Энди, тут же поправился: — Я хотел сказать, что стройка — неподходящее место для женщины вроде вас.

— Почему же? — Энди поставила тяжелую кружку с пивом на маленький картонный кружок, лежавший перед ней. — Что странного в том, что женщина работает на стройке?

— Вообще-то ничего. Но согласитесь, такое увидишь нечасто. До вчерашнего дня мне казалось, что женщины в строительных бригадах — редкость.

— Привыкайте, — сухо посоветовала Энди. — С каждым годом среди строителей появляется все больше женщин.

— Не понимаю, зачем им такая грязная и тяжелая работа.

— Трудиться на стройке ничуть не тяжелее, чем обслуживать посетителей в ресторанах. Или по восемь часов в день стоять за прилавком в отделе косметики, предлагая губную помаду и тушь, — и все это за минимальную плату. — Сама Энди испробовала и то и другое занятие. Лишь затем она остановила выбор на ремесленных курсах. — На стройке платят гораздо больше, — подчеркнула она. — Без диплома я смогла бы зарабатывать столько же, только если бы согласилась демонстрировать свои прелести в каком-нибудь заведении для мужчин. — Энди опустила глаза и провела пальцем по краю кружки. — А прелестей для этого у меня явно маловато.

— Вы думаете? — Джим оценивающе прищурился. — Я не отказался бы увидеть вас в такой роли.

Энди бросила в его сторону укоризненный взгляд из-под ресниц.

— Вы обещали, что ужин будет чисто дружеским, а сами…

— Первым начал не я!

— Хорошо, это моя ошибка, — великодушно признала Энди. — Забудем о ней, ладно?

Джим кивнул, но было слишком поздно: он уже успел вообразить ее в черном шелковом белье и туфлях на шпильках, извивающуюся в ритме будоражащей музыки. Воображение у него было на редкость богатым: чтобы увидеть перед собой эту картину, не пришлось даже зажмуриваться.

…Женщина, сидящая рядом, была миниатюрной и стройной, с пропорциональной фигурой, тонкими руками и покатыми плечами. Ее небольшие груди имели идеальную форму, розовые соски повторяли оттенок губ. Рядом с треугольником черного шелка между ногами ее кожа казалась соблазнительно белой…

Неловко поерзав на стуле, Джим порадовался тому, что стол скрывает нижнюю часть его туловища. Схватив кружку, он отпил крупный глоток, чтобы унять внезапно вспыхнувший жар. Но пиво не помогло. Перед глазами по-прежнему стояла Энди в черном белье, извиваясь всем телом, покачивая грудью, вращая узкими бедрами. Он заморгал, пытаясь прогнать видение, и отставил полупустую кружку на стол. Украдкой опустив руку, он поправил туго натянувшиеся джинсы.

— Вы сказали, что у вас трое детей, — начал Джим, стараясь отвлечься от сладострастных видений. — Почему же вы не спешите домой после работы?

— Потому что сейчас детей нет дома. Двое младших, Кристофер и Эмили, проводят лето на Лосином озере у деда. Старший, Кайл, гостит в Калифорнии — у своего отца.

— Развод был скандальным? — сочувственно осведомился Джим, уловив новые нотки в голосе Энди.

— Вовсе нет. Все действующие лица держались весьма хладнокровно.

— Как это случилось?

— Мой бывший супруг отправился в деловую поездку вместе со своей секретаршей. О том, что он не вернется, я узнала только из письма, в котором он просил выслать его вещи.

— Вы шутите? — ошарашено выговорил Джим, не понимая, как можно так жестоко обойтись с собственной женой. — Неужели нет? И он надеялся, что вы прилежно упакуете его барахло и отошлете ему?

— Но именно так я и поступила! Выполнила все его требования, до мельчайших деталей. — Энди невольно улыбнулась, увидев недоверчивое выражение на лице Джима. — О, в то время я была совсем другой. Более… — Она пожала плечами, не сумев подыскать верное слово, отхлебнула пива и наконец закончила: — Я была просто тряпкой!

— Значит, вы сильно изменились.

— Разумеется, — подтвердила она с улыбкой. — Мне пришлось измениться, чтобы выжить.

— Должно быть, это было нелегко?

— Но необходимо! — Энди наконец решила переменить тему. История ее жизни была скучной, печальной и слишком банальной. — А как насчет вас? — спросила она, перехватывая инициативу. — Как вышло, что вы стали рабочим?

— Мой дядя был подрядчиком, — охотно сообщил Джим. — С девятого класса я каждое лето работал у него.

Энди понимающе кивнула: именно так начинало большинство рабочих. Какой-нибудь дядя, двоюродный брат или отец с готовностью предоставлял ребятам прекрасную возможность взять старт.

— Протекция.

— Вот именно!

— Почему же сейчас вы работаете не у него?

— Несколько лет назад дядя ушел на пенсию, продал дело и перебрался во Флориду.

— У него не было детей?

— Не было. А мне в то время не хотелось этим заниматься. Ну а потом… — Джим оборвал себя на полуслове.

Энди вспомнила о шрамах, которые видела Дот, и о несчастном случае, о котором Джим не хотел рассказывать.

— Вы были когда-нибудь женаты? — спросила она, чтобы отвлечься от опасной темы. Джим отрицательно замотал головой. — А помолвлены? — (Снова мотание головой.) — Может, вы с кем-нибудь жили?

— Да, еще в ака… словом, когда я впервые уехал из дома.

— Это была ваша возлюбленная?

— Нет! То есть…

— Видите ли, — Энди решительно покачала головой, — процесс окультуривания мужчины начинается лишь с совместной жизни с женщиной.

— Вы забыли про трех моих сестер!

— Ах, да! Вы говорили, все они старше вас? — Энди на миг задумалась. — Ладно, учтем сестер. — Она откинулась на спинку стула, ожидая, когда на стол поставят тарелки с гамбургерами и плетенку с поджаренным хрустящим луком. — Вы поддерживаете отношения с родными? — продолжила она расспросы, едва официант ушел.

— Конечно. — Джим взял верхнюю половинку булочки и намазал ее горчицей. — Мы вместе отмечаем все дни рождения и другие праздники, иногда собираемся на воскресные ужины и так далее. Обычно эти сборища происходят в доме моей старшей сестры Дженет — наши родители после ухода на пенсию переселились к дяде во Флориду. У Дженет и ее мужа в Эдине есть старый дом, набитый детьми и собаками, а рядом с домом — большой участок. — Джим сосредоточенно размазывал горчицу. — Она увлечена простыми, приземленными делами — настоящая хранительница домашнего очага. — Эти слова прозвучали без тени сарказма. Похоже, Джим искренне восхищался сестрой и гордился ею. — Она великолепно воспитывает детей.

— А остальные сестры? — Энди положила в рот колечко лука, не сводя глаз с ловких пальцев Джима. — Чем они занимаются?

— Джесси — преуспевающий юрист, в деловой части города у нее шикарный офис. — Джим накрыл гамбургер верхней половинкой булочки, слегка сжал его и поднес ко рту, держа обеими руками. — А Джули служит в полиции.

— Вот как? Мой отец тоже был полицейским в Миннеаполисе. В прошлом году он вышел в отставку. Может, они знакомы?

Джим чуть не поперхнулся слишком большим куском.

— Вряд ли, — пробурчал он с набитым ртом. — Джули служит в полиции Иден-Прейри.

— Откуда вам знать? — Энди аккуратно разрезала гамбургер пополам. — Папа прослужил в полиции чуть ли не сорок лет. Он знает полицейских всей Миннесоты! — Она поднесла гамбургер ко рту. — А может, с вашей сестрой знакома и Натали. Она наверняка знает и вторую вашу сестру, юриста. Натали — частный детектив, — пояснила она. — Надо будет расспросить ее при следующей встрече. — Энди улыбнулась. — Мир тесен, верно? — добавила она, деликатно откусывая от гамбургера.

— Да, тесен, — согласился Джим. Слава Богу, Энди не подозревала, сколько у них общих знакомых.

По правде сказать, он забыл про то, что ее отец служил в полиции. Забыл и про то, что ее элегантная, утонченная сестра — частный детектив, а все потому, что сексуальное тело Энди отвлекало его. Джим знал, что бывают случаи, когда секс только вредит делу. Пора было вернуться к работе, за которую он согласился взяться. Он допил пиво и с резким стуком поставил тяжелую стеклянную кружку на стол.

От этого звука Энди вздрогнула и улыбнулась.

— Вы были правы: гамбургеры здесь готовят отлично, — заявила она и откусила еще немного. Дождавшись, когда она прожует, Джим спросил:

— Как вы думаете, кто мог совершить акт вандализма в особняке?

У Энди округлились глаза. Она судорожно глотнула.

— Кто вам сказал?

— Все, кто работает на вас. Сегодня вся бригада только об этом и говорила.

Энди ошеломленно воззрилась на Джима. Она и понятия не имела, что бригада обсуждает ее неприятности у нее за спиной.

— Не понимаю, что вас так удивило. Люди любят посплетничать. Особенно о своем начальстве.

— Что-нибудь еще? — вмешался подошедший официант и указал на пустую кружку. — Еще пива?

Энди нетерпеливо замотала головой.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Джим. — Принесите счет.

Официант вытащил счет из кармана передника.

— Платить в кассу, — сообщил он.

— Так о чем сплетничают рабочие? — опять спросила Энди, дождавшись, когда официант ушел.

— Только о том, что какой-то любитель настенного творчества вот уже месяц оставляет в особняке… так сказать, знаки внимания. — Джим протянул руку и коснулся пальцев Энди. — Доедайте гамбургер, пока он не остыл, — посоветовал он. — Дот говорит, что на неделю он затаился, а сегодня утром все началось заново.

Энди покорно кивнула, подтверждая слова Дот.

— Насколько я понимаю, следы красной краски на стене в вестибюле — его рук дело? — (Энди снова кивнула.) — И это все, что он натворил?

Энди смутилась. Если бы Джим не наблюдал за ней так пристально, он не заметил бы этого мимолетного смущения.

— Да, — наконец сказала она.

— Вы уверены?

— Конечно! — Она отложила гамбургер. — Но почему вы спрашиваете? — ринулась Энди в ответную атаку. — Какое вам до этого дело?

— С сегодняшнего дня я работаю на вас, — невозмутимо напомнил Джим. — Следовательно, опасность грозит и мне. И я хочу знать, что это за опасность.

— Происходящее касается только меня, и я не вижу в нем ничего опасного! — Внезапно Энди ощетинилась, как еж. Джим сразу понял: ей есть что скрывать. — Дот и остальные делают из мухи слона!

— Вы думаете? — Джим похлопал Энди по маленькому стиснутому кулачку, лежащему рядом с тарелкой.

— Да! — Она нетерпеливым жестом отдернула руку. — Бросьте ваш покровительственный тон! Терпеть не могу покровительства!

— Простите, я не хотел. Я только…

— Я знаю, что вы имели в виду, — усмехнулась Энди. — Вам просто хотелось успокоить перепуганную дурочку. Бедняжка ничего не понимает и не знает, что теперь делать, — вот что вы думали! Вы решили, что я нуждаюсь в утешении и заботе.

Он пожал плечами, не желая признаваться, что догадка Энди верна.

— Полагаю, вы намерены предложить мне помощь в решении этой проблемы?

Джим вновь отделался неопределенной гримасой, недоумевая, откуда взялись его угрызения совести. Что плохого в том, что он собирался предложить ей помощь — пусть даже с задней мыслью?

— Должно быть, вы хотите воспользоваться своими связями и разнюхать, что скрывается за этим? Предупреждаю, лучше не беритесь… Нет, я поняла! Вы хотите поймать преступника с поличным! А мне, должно быть, полагается смутиться, захлопать ресницами и восхищенно пролепетать, какой вы сильный и мужественный? — Энди прижала ладони к груди жестом экзальтированной героини старомодного дешевого романа. — Нет уж, спасибо!

— О каких связях вы говорите? — осторожно осведомился Джим.

— Своим бизнесом я занимаюсь девять лет, поэтому у меня хватит собственных связей! — Ей вновь удалось уклониться от прямого ответа. — Но сейчас они мне ни к чему, — продолжала Энди. — Со своими неприятностями я справлюсь сама, без посторонней помощи, несмотря на все ваши благие намерения!

Наступила продолжительная пауза. Энди и Джим смотрели друг на друга.

Джим прокашлялся.

— Что ж, и на том спасибо. Мои намерения действительно были благими, — убедительно добавил он. — Я хотел всего лишь помочь вам и… — он замялся, — предложить покровительство. Напрасно я это сделал. Больше ничего подобного не повторится, — он протянул ей руку ладонью вверх. — Ну что, мир?

Энди медлила, раздираемая противоречиями. Ее собеседник оказался настоящим самцом, со всеми недостатками, присущими подобным типам, — надменностью, заносчивостью, стремлением доминировать, непоколебимой уверенностью в своей правоте и непогрешимости — особенно когда речь идет о так называемой слабой половине человечества. С другой стороны, он был прекрасным работником и компаньоном — до тех пор, пока не попытался сунуть нос не в свое дело. Правда, он очень вежливо извинился, признал свою ошибку, пообещал больше не повторять ее, и… черт побери, еще никогда ей не доводилось видеть у мужчины таких красивых губ! Сейчас их уголки дрожали в полуулыбке, и внутри Энди разлилось приятное тепло.

— Впредь я не стану предлагать вам советы или помощь — до тех пор, пока вы сами не попросите об этой. — Улыбка сменилась чуть насмешливой гримасой. — По крайней мере я постараюсь вести себя как пай-мальчик. Годится?

Энди сдалась. Какое ей дело до надменности и заносчивости этого человека? Он не имеет лад ней власти. Он никак не сможет повлиять на ее жизнь — ни сейчас, ни когда-либо впредь! Она не собирается выходить за него замуж, не планирует даже встречаться. В ее намерения входит лишь…

Лечь с ним в постель! — с ужасом осознала Энди. И сегодня же!

Она пожала протянутую руку.

— Мир, — негромко произнесла Энди, улыбнувшись так, что Джим насторожился, не понимая, что задумала эта женщина.

Глава пятая

Заманить Джима в гости оказалось на удивление просто. Выходя из ресторана, Энди просто намекнула ему, что возвращается в пустой дом. Джим галантно предложил проводить ее — на всякий случай. Энди начала отнекиваться, но Джим, как и следовало ожидать, настоял на своем. В общении с самцом имелись явные преимущества. При всей его склонности доминировать инстинкты защитника позволяли легко управлять им, стоило лишь избрать верный подход. Только сейчас Энди оценила эти преимущества, о которых ей уже довольно рассказала сестра. Впредь следует почаще прислушиваться к словам Натали.

— Похоже, мне придется извиниться перед тобой, Натали, — пробормотала Энди, глядя в зеркало заднего вида и поворачивая к своему темному и притихшему дому.

Верный слову, Джим Николоси следовал за ней по пятам — Энди видела фару его большого черного «харлей-дэвидсона». Двигатель мощного мотоцикла ревел раскатисто и басовито, и Энди казалось, что от него волнами расходится вибрация, передаваясь ей через шины древнего «шевроле». А может, дрожь была вызвана биением собственного сердца?

Он выключил двигатель, и Энди внезапно окружила тишина — как и полагалось в столь поздний час в уютном старом квартале. Энди прижала ладонь к сердцу — непривычный ритм пугал.

И все-таки сегодняшний вечер она заслужила и теперь хотела провести его именно с этим мужчиной!

Взявшись за ручку дверцы, она толкнула ее от себя как раз в тот момент, когда Джим потянул снаружи. От неожиданности Энди вывалилась из машины прямо ему в руки.

— Извините — произнесла она, отводя взгляд.

— Ничего. — Судя по всему, он ждал, что она отстранится. Но Энди только напряглась.

Непредвиденные обстоятельства, недовольно размышлял Джим, чувствуя, как напряжение нарастает в каждой клетке его тела. Такого он не мог себе позволить. Хотя Энди и дала понять, что он ее не интересует, она явно солгала. Джим умел определять женскую заинтересованность с первого взгляда. Вместе с тем Энди явно не желала осложнений — как и он сам. Взявшись за ее обнаженные руки, Джим аккуратно поставил женщину на землю.

Энди медлила, словно не желая отстраняться, и он понял, что она испугана. Как бы сдержанно она ни вела себя и что бы ни говорила, наверняка она встревожена из-за этих чертовых надписей в особняке. Подобное происшествие взволновало бы любую женщину — за исключением разве что сестры Джима, Джули, которая за время службы в полиции насмотрелась всякого.

— Хотите, я зайду в дом вместе с вами и включу свет? — предложил он.

Энди не верила своим ушам: соблазнение оказалось донельзя простой задачей.

— Надеюсь, вы не против? — смущенно пробормотала она.

— Конечно, нет, — отозвался Джим и повел ее к дому за руку. Они шагали по усыпанной галькой дорожке, которую Энди проложила по лужайке прошлым летом. — Дайте ключ, — попросил он, взойдя на крыльцо, и протянул руку.

Энди вложила ключ в его ладонь и отступила. Открыв дверь, Джим пошарил рукой по стене, разыскивая выключатель.

— Подождите здесь, а я осмотрю дом, — велел он Энди и поднялся на второй этаж.

Первым побуждением Энди было выполнить приказ — но именно поэтому она поступила иначе. Она направилась в кухню, без малейшего трепета пройдясь по темному коридору. Беглый взгляд на автоответчик — дети не звонили! Сегодня ей вообще никто не звонил. Но в последнее время кто-то часто названивал ей и тяжело дышал в трубку.

— Андреа, где вы?

— На кухне! Прямо по коридору и направо. Я решила приготовить кофе, — объяснила она, увидев входящего Джима. — Это займет всего несколько минут. Не хотите присоединиться?

Осложнения, вновь напомнил себе Джим. Ситуация, в которой он оказался, изобиловала, осложнениями: мужчина и женщина очутились поздно ночью одни в пустом доме…

— Пожалуй, мне следовало бы уйти, — нерешительно начал он. — Уже поздно, а завтра мне рано вставать. — Джим смущенно усмехнулся: — Боюсь, новое строгое начальство оштрафует меня за опоздание.

— Одну чашечку! — настаивала Энди. — В знак благодарности — за то, что вы доставили меня домой. А я в ответ замолвлю за вас словечко перед боссом.

— Ну хорошо! — Чем может повредить ему одна чашка кофе? — Так и быть, я выпью кофе.

Энди отвернулась, чтобы скрыть победную улыбку при виде столь поспешной капитуляции. Задача оказалась удивительно легкой. Странно, почему она так нервничает? Все шансы на ее стороне.

— Тогда почему бы вам не пройти в гостиную? Когда кофе будет готов, я принесу его. Идите, — Энди махнула рукой в сторону коридора. — Там есть музыкальный центр и целая стопка компакт-дисков. Выберите что-нибудь успокаивающее.

Ее пристрастия в музыке оказались эклектичными. Уилли Нельсон соседствовал на полке рядом с Мэри Карпентер, Джорджем Джонсом, Пэтси Клайн, Моцартом, Шопеном и впечатляющей коллекцией мастеров рок-н-ролла 50—70-х годов. Здесь же нашлась пара дисков групп «Девятидюймовые гвозди» и «Нирвана», но Джим решил, что они наверняка принадлежат восемнадцатилетнему сыну Энди. Он провел пальцами по торцам коробок с дисками, мысленно отказавшись от рок-н-ролла в пользу Шопена. Сегодня ему не хотелось слушать ни завывания Мика Джаггера, ни хрипловатый голос Рода Стюарта. Энди просила поставить что-нибудь успокаивающее — значит, Шопен будет в самый раз. Едва мелодичные пассажи фортепианного концерта огласили комнату, как свет в ней вдруг мигнул и потускнел.

— Так лучше, не правда ли? — спросила Энди, поворачивая выключатель. — Приглушенное освещение успокаивает.

Джим отметил последнее слово, уже начиная нервничать.

— Будьте как дома, — предложила Энди, сверкнув мимолетной улыбкой. — Располагайтесь поудобнее, можете положить ноги на стол. Эта мебель выдерживала и не такое. — Она поставила поднос на журнальный столик перед диваном и села, поджав под себя одну босую ногу. Плетеный поднос был застелен бледно-голубой салфеткой, на нем стояли чашки тонкого белого фарфора с рисунком голубых цветов, тарелка с печеньем, хрустальный графин и два бокала. — Садитесь же, — повторила Энди, похлопав ладонью то дивану рядом с собой. Джим послушался. — Вам добавить бренди в кофе или налить в бокал? — спросила она, потянувшись к графину.

Внезапно Джим встрепенулся. Приглушенный свет, мягкая музыка. Приглашение располагаться поудобнее. Босые ступни Энди. Графин. Происходящее напоминало сцену из старых фильмов с Роком Хадсоном и Дорис Дэй, где Дорис неизменно играла роль девственницы, решившей пойти на компромисс, — с той лишь разницей, что сейчас в роли смущенной девственницы выступал Джим.

Он взял Энди за руку, мешая поднять графин. Энди вздрогнула и застыла, ожидая продолжения.

— Вы случайно не пытаетесь соблазнить меня?

Энди вспыхнула и закусила губу. Возможно, она поспешила с выводами? Она не рассчитывала, что Джим потребует объяснений, просто надеялась, что он в конце концов поймет намек и возьмет инициативу в свои руки.

Медленно-медленно он провел пальцами вверх по ее руке, плечу и подбородку. Приподняв его мозолистым пальцем, он заставил Энди повернуться к нему лицом. Она потупилась.

— Смотрите мне в глаза, — мягким тоном приказал он, и она покорно подняла глаза. Увидев в них искры, Джим вполголоса чертыхнулся: — Так и есть: вы пытаетесь соблазнить меня.

— Ну и что?

Уголки рта Джима дрогнули в насмешливой улыбке.

— Я мог бы возразить, заявить, что вы не за того меня принимаете, но… — (Энди затаила дыхание.) — Но мы оба поняли бы, что это явная ложь.

— Значит, до пай-мальчика вам далеко? Я правильно поняла вас? — (Джим кивнул.) — И вас можно совратить?

— Несомненно!

— В таком случае… — Энди придвинулась чуть ближе к его великолепным, обольстительным губам и опустила веки, ожидая поцелуя.

— Еще один вопрос. — Джим попытался отдалить неизбежное на еще одну восхитительную минуту ожидания.

Энди вздохнула и открыла глаза.

— Какой?

— Вы сможете уважать меня после этого?

Энди негромко рассмеялась.

— Все зависит от того, как вы себя поведете, — сообщила она и прижалась к его губам, торопясь изведать их вкус. Подсказок Джиму не потребовалось — он знал, что надо делать дальше.

Его ладонь скользнула с подбородка на щеку Энди, пальцы коснулись шелковистых волос на ее виске, слегка потерли изгиб скулы. Энди не знала, как долго продолжался поцелуй — секунду, минуту или час, но он был настоящим: то нежным, умоляющим, то страстным и безжалостно требовательным. Его губы ласкали и ранили, язык дразнил и соблазнял, вызывая то ошеломляющее блаженство, то невыносимое возбуждение.

Наконец Джим отстранился и уставился в глаза Энди. К этому времени оба они лежали на диване, своим весом Джим вдавливал Энди в голубые подушки, поместившись между ее ног. Его пальцы запутались в ее коротких светлых волосах. Оба раскраснелись и тяжело дышали, охваченные предвкушением.

Джим приподнялся на локтях.

— Ты уверена, что потом не пожалеешь? — прошептал он.

Энди кивнула. От решительного шага ее удерживало лишь одно сомнение.

— Я не предохраняюсь, — пробормотала она робко и вместе с тем решительно, как подобало современной женщине. — Но у меня есть…

— И у меня тоже. — Он усмехнулся. — Без них я никогда не выхожу из дома.

Энди с улыбкой приподнялась с дивана навстречу и обхватила ладонями его лицо.

— Тогда замолчи и поцелуй меня, — приказала она, приникая к его губам.

— Слушаюсь, мэм, — хрипло пробормотал Джим, выполняя приказ.

Он просунул одну ладонь под голову Энди, а другой подхватил маленький упругий холмик ее груди, продолжая осыпать ее поцелуями — нежными и сладкими, страстными и легкими, быстрыми и медленными. Он осторожно касался губами ее щек и закрытых век, впивался в шею и грудь, жадно вбирал в рот сосок.

Энди стонала и выгибала спину, умоляя о большем, требуя и изнывая от нетерпения. Ей хотелось испытать все, что он только мог дать, все, в чем она отказывала себе и в чем нуждалось ее изголодавшееся тело. В его объятиях она казалась пламенем, вся трепеща от страсти и бездумного, болезненного желания. Джим ощущал ее жар через плотную джинсовую ткань.

— He торопись, милая, — пробормотал он, пытаясь успокоить ее. — У нас впереди вся ночь.

Энди запустила пальцы в густые пряди его волос.

— Скорее! — Она прижалась к нему. Против такой мольбы Джим не смог устоять.

Он сполз с дивана и встал перед ней на колени. Застонав, Энди потянулась к нему и вцепилась обеими руками в его футболку. Осторожно уклонившись, Джим умело отстегнул лямки ее комбинезона и быстро справился с рядом металлических пуговиц. Вскоре пыльный, перепачканный краской комбинезон уже лежал на полу. Под ним на Энди оказались простые белые трусики в розовый цветочек и такая же майка. Майка вскоре полетела на пол. Трусики были высоко вырезаны по бокам и прикрывали лишь самые сокровенные уголки ее тела. Джим благоговейно провел кончиками пальцев по ее длинным ногам, узким бедрам, плоскому животу, маленькой груди с торчащими розовыми сосками. Он не спешил, желая насладиться этими ласками, но Энди схватила обеими руками его ладонь и положила к себе на живот.

— Прикоснись ко мне…

Со сдавленным стоном Джим обхватил ладонью ее холмик. Жар был невыносимым. Опаляющим. Он просунул пальцы под влажную ткань, легко поглаживая шелковистые завитки. Энди вскрикнула, дрожь прошла по всему телу. Но одного прикосновения ей было слишком мало.

Схватившись за резинку трусиков, Джим торопливо стянул их с Энди и отшвырнул на пол. Прежде чем они приземлились точно на смятый комбинезон, Джим помог Энди сесть на диване и придержал ладонями ее широко раздвинутые ноги. Нежные складки между ними набухли и влажно поблескивали, истекая соком. Придвинув Энди ближе к краю дивана, он обнажил крохотную бусинку чувствительной плоти, а затем склонился и коснулся ее губами.

Энди вскрикнула и отпрянула, но Джим удержал ее, обняв одной рукой за талию и ожидая, когда крик повторится. Наконец, когда Энди ослабела от стонов и наслаждения, он отпустил ее и расстегнул собственные джинсы.

Зная, что теперь ей не хватит сил даже на то, чтобы пошевелиться, он быстро облачил свое достоинство в презерватив, который держал под рукой, в кармане джинсов. Покончив с этим делом, Джим вновь придвинул Энди на край дивана, подсунул ладони под ее ягодицы и вошел в нее одним быстрым движением.

Она кончила мгновенно, в ослепительно яркой вспышке страсти, которая отбросила ее на спинку дивана. Эта бурная реакция не оставила Джима равнодушным. Он сумел нанести всего три удара, прежде чем взорвался сам, в беспамятстве впиваясь ногтями в нежную плоть ее ягодиц. Оргазм продолжался бесконечно, изматывая его, опустошая, обжигая от макушки до ступней. А когда все было кончено, сил у него осталось лишь на то, чтобы посадить Энди поудобнее и зарыться лицом в ее колени.

Несколько минут они молчали и не шевелились. Джим стоял перед диваном на коленях, со спущенными джинсами и плавками, распростертая Энди лежала перед ним. Оба тяжело дышали, усмиряя бешено бьющиеся сердца.

Он первым пришел в себя и поднял голову, вопросительно глядя на Энди из-под приподнятых бровей.

— Это не только моя заслуга, — произнес Джим, и Энди ответила ему недоуменным взглядом. — Я знаю толк в таких делах, — пояснил он, поднимаясь с пола и садясь рядом с ней, — но не настолько же!

Энди улыбнулась.

— Ты был великолепен!

— Несомненно, — подтвердил он с горделивой усмешкой, — но я имел в виду совсем другое. Ты вспыхнула прежде, чем я успел прикоснуться к тебе. — Протянув руку, он осторожно задел пальцем сосок. Тот мгновенно набух, превратившись в твердую бусинку. — По-моему, ты еще не насытилась.

Сконфузившись, Энди прикрыла грудь рукой.

— Просто у меня давно этого не было.

— Давно? — переспросил он и накрыл ладонью островок шелковистых светлых волос между ее бедер. — Как давно?

Энди вновь ощутила нарастающую дрожь.

— Несколько лет.

— Значит, больше года? — Джим остро чувствовал ее реакцию. Энди кивнула. — Два года? — Он осторожно погладил ее холмик одним пальцем. Энди закрыла глаза. — Или три? — Энди ахнула, ощутив, как его палец спустился ниже. — Или еще больше?

— Восемь, — простонала Энди.

— Восемь лет?! — Рука Джима застыла. — Значит, восемь лет ты обходилась без секса? — Энди кивнула и прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать стон. — Бедная моя, — пробормотал он, потрясенный до глубины души. — Неудивительно, что ты так изголодалась! — Обняв Энди за талию обеими руками, он посадил ее к себе на колени и подхватил ладонями ее груди, слегка сжимая их. — Малышки, — пробормотал он, целуя капризно оттопыренный розовый сосок. Ладонь скользнула вниз, к узкой талии и изгибу бедра. — Восхитительное тело! — Его рука прошлась по ноге до колена, а затем вновь начала подниматься вверх, пока большой палец не коснулся чувствительной плоти между бедер. — Какая прелесть…

Энди смущенно покраснела и прижала пальцы ко рту Джима, умоляя его замолчать.

— Но ведь это правда, — возразил он, продолжая ласки. Не сводя глаз с Энди, он взял ее за руку и положил между ног. — Потрогай сама!

Энди попыталась вырвать руку, но в конце концов покорилась и в наслаждении запрокинула голову.

— Вот так… — бормотал Джим, обжигая ее взглядом.

Энди вновь пришла в неистовство, ее бедра судорожно забились, кровь стремительно заструилась по венам, дыхание сбилось, стало кратким и отрывистым. Не прошло и минуты, как Джим понял, что больше не выдержит. Торопливо упаковав свое достоинство во второй презерватив, он приподнял Энди и вошел в нее. Она ахнула и схватила его за плечи, впиваясь ногтями в ткань футболки. Ощущение заполненности было неизъяснимым.

— А теперь помедленнее, детка. Успокойся, — попросил Джим, двигаясь в унисон с ней. — Тебе придется наверстывать слишком многое.

К остывшему кофе они так и не притронулись. Фарфоровые чашечки по-прежнему стояли на своих местах на плетеном подносе, а вот бренди пришелся кстати, помогая увлажнить самые интимные местечки тел. Они предавались любви на полу, на пестром потрепанном ковре. Оседлав Джима, Энди доводила его до помешательства, одновременно лаская собственную грудь. Они стояли за диваном, склонившись над его спинкой — в этой позе у Джима появилась возможность одновременно вонзаться в Энди и ласкать ее обеими руками. Они занимались любовью на лестнице, где Энди держалась за перила, и под душем, под струями прохладной воды, охлаждающей перегретые тела, и в постели, где наконец пришла очередь Джима извиваться и стонать, пока Энди работала языком и губами.

Они любили друг друга всю ночь, смеясь и обмениваясь нежностями, намеренно медля и задыхаясь от спешки, проявляя богатое воображение, давая волю жажде и необузданной страсти, и наконец под утро так устали, что уже не в силах были пошевелиться. Так и заснули, сплетясь в объятиях на сбившихся в ком простынях.

Глава шестая

Прежде надежные «внутренние часы» Энди в это утро подвели ее. В сером предрассветном сумраке она проснулась на миг, услышав, как Джим сполз с постели и начал одеваться.

— Спи, — пробормотал он, когда Энди попыталась подняться, и она послушно уткнулась лицом в подушки и погрузилась в сладостный сон.

Пробудилась Энди лишь несколько часов спустя и сдавленно чертыхнулась, обнаружив, что сквозь занавески бьют яркие лучи солнца. Время близилось к девяти.

В этот день Андреа Вагнер впервые опоздала на работу. Все остальные — все до единого! — явились вовремя.

При виде лоснящегося черного «харлея», принадлежащего Джиму, припаркованного рядом с обшарпанным «фольксвагеном» Дот, Энди прижала ладонь к животу, пытаясь успокоиться. Предвкушение, нетерпение, смущение и страх — все смешалось в ее душе. Эта встреча наверняка вызовет у обоих мучительную неловкость.

Вчера ночью она лежала в его объятиях, вытворяя такое, на что никогда прежде не отваживалась — даже с отцом ее детей. Вчера ночью она внезапно пробудилась к жизни и обнаружила в себе то, что так долго пыталась игнорировать. Но утром Энди твердо решила вести себя с Джимом как ни в чем не бывало — неважно, что на ее теле остались следы его любви. Внутренняя поверхность ее бедер покраснела и саднила, расцарапанная жесткой щетиной Джима. Чуть ниже талии остались крохотные лиловые царапины, правую грудь украшал внушительного размера засос. Болели те места тела, о существовании которых Энди почти забыла. И эта боль приводила ее в восторг.

Утром, увидев в зеркале свои встрепанные волосы, припухшие от поцелуев губы, раскрасневшиеся щеки и затуманенные глаза, Энди решила, что выглядит на редкость соблазнительно. А теперь она опасалась, что этот вид непременно выдаст ее.

Энди вспомнила о бывшей секретарше своего мужа. Никто и не подозревал, что у них роман, пока любовники не сбежали вместе. Но до тех пор все выглядело вполне благопристойно. Вероятно, ей следовало тогда проявить большую подозрительность?

Она заставила себя выбраться из машины и надеть пояс для инструментов. Уже взяв большой серебристый термос, Энди вспомнила, что в нем плещутся остатки вчерашнего кофе. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы перейти через улицу и зашагать по вымощенной кирпичом дорожке к особняку с таким видом, словно ей не впервой опаздывать на работу и прятать засосы под голубым платком, небрежно повязанным на шее.

— Доброе утро, Дэн, — поздоровалась она с каменщиком, стоявшим перед домом. Он деловито отдавал распоряжения своим подручным, которые сооружали леса вокруг башенки, готовясь к реконструкции ее кирпичной отделки. — Как дела?

— Похоже, работы здесь меньше, чем кажется на первый взгляд. Надо только почистить кладку, добавить пару кирпичей и несколько шлепков раствора — вот и все! — Дэн похлопал по кирпичной стене. — В старину каменщики знали толк в своем деле.

— Это точно, — с улыбкой согласилась Энди: вести об экономии средств и времени всегда радовали ее. Кроме того, Дэн ничего не сказал по поводу ее внешнего вида — вероятно, просто ничего не заметил.

Правда, остальные члены бригады знали ее лучше, чем Дэн Джонстон. Некоторые из них ни за что не упустили бы возможности поддразнить босса! Энди расправила плечи и решительно зашагала к двери. Чем раньше все будет кончено, тем лучше!

— Берегись! — предупредил Букер, проходя мимо нее с панелью.

Энди улыбнулась молодому рабочему — он вряд ли станет поддразнивать ее. В ее присутствии Букер не мог связать и двух слов — то ли от робости перед начальством, то ли по какой-то другой причине. Тем не менее Энди была благодарна ему.

— Вчера вечером я осмотрела комнаты на втором этаже, — сообщила она, пока Букер прислонял панель к груде других, уже сложенных у подножия лестницы. Продолжая, говорить, Энди огляделась: нигде не было видно ни новых надписей на стенах, ни ее любовника. Энди отмахнулась от мыслей о Джиме. Она велела ему помогать Дот, значит, Дот и должна заботиться о его местонахождении. Происшествия прошедшей ночи никого не касаются. Ничто не изменилось! — Ты отлично поработал в ванной для прислуги, Букер.

Парень смущенно улыбнулся и покраснел.

— Когда закончишь перетаскивать панели, зайди ко мне, — попросила Энди. — Мне необходима твоя помощь.

От такой неожиданной просьбы молодой рабочий застыл столбом.

— Спасибо, — с признательностью пробормотал он, но Энди уже прошла в дом, не подозревая, каким ошеломленным взглядом ее провожают.

Пита Линдстрёма, плотника, она разыскала в гостиной. Тот поздоровался с ней сдержанным кивком, и Энди лишь кивнула в ответ, не желая мешать. Мэри Фри работала в столовой: стоя возле высокой стремянки, она наблюдала, как Тиффани бережно снимает с потолка гипсовую лепную розетку, чтобы провести электрический провод для люстры. Услышав шаги Энди, Мэри оглянулась.

— Кстати, мы получили плитку, которую ты ждала, — сообщила Мэри после обмена приветствиями. — Ее привезли час назад.

— Плитку? — Все воспоминания о прошедшей ночи на миг вылетели из головы Энди. Плитку, расписанную вручную, она ждала уже несколько недель и опасалась, что это ожидание затянется. — Где она?

— Наверху. — Мэри обеими руками приняла поданную ей гипсовую розетку. — Дот просила предупредить тебя, как только ты появишься.

— А мне она передала твой совет о том, что не следует злоупотреблять оргазмами, — вмешалась Тиффани, засовывая отвертку в отверстие пояса и доставая плоскогубцы. — По ее словам, ты опасаешься, что я пойду по твоим стопам.

Энди недоуменно вскинула бровь, вспомнив о недавно пережитых оргазмах.

— Стану мамочкой, — пояснила Тиффани, расплываясь в улыбке. — Сначала оргазмы, затем тесты на беременность, потом дети… И что в результате?

— Мама Тиффани! — безошибочно угадала Энди и через силу улыбнулась шутке, но сердце ее екнуло.

Вчера ночью они с Джимом пользовались презервативами. У него в кармане оказалось всего две резинки, но, к счастью, у Энди нашелся запас — вернее, не у нее, а в тумбочке у старшего сына. Эту коробку она обнаружила во время уборки, после того как Кайл уехал в Калифорнию.

Испытав шок и даже отвращение, как и подобало матери, узнавшей, что ее сын живет половой жизнью, Энди вскоре успокоилась: Кайл оставил презервативы дома — значит, не собирался заниматься сексом в Калифорнии. Значит, не следовало беспокоиться, что он совершит ошибку, за которую ему и какой-нибудь юной девушке придется расплачиваться всю жизнь. Тем не менее Энди решила побеседовать с сыном после его возвращения, хотя и понимала, что такой разговор вызовет неловкость у обоих. А затем она благополучно забыла о презервативах в тумбочке.

Вчера же ночью она дошла до того, что воспользовалась запасами сына! Вероятно, ее поступок был безнравственным. Она умрет от стыда, если ей придется отчитываться перед Кайлом за пропавшие презервативы! Но что оставалось делать? Она просто не могла позволить себе иметь еще одного ребенка — особенно от такого человека, как Джим.

Жгучий стыд огромной волной накрыл Энди. Она, Андреа Вагнер, самоотверженная мать троих детей, отдалась почти незнакомому мужчине! Она провела сказочную ночь с великолепным молодым жеребцом и наслаждалась каждой минутой. Но такое больше не повторится!..

По крайней мере до тех пор, пока она не успокоится и не купит презервативы. Господи, что на нее нашло? Вчерашняя ночь больше не повторится никогда!

— Ты неважно выглядишь, Энди, — заметила Тиффани, спускаясь со стремянки. — По-моему, сегодня утром тебе следовало бы подольше поваляться в постели. Предпочтительно с мужчиной, — она добродушно усмехнулась. — Лично мне такие забавы всегда поднимают настроение.

Энди всерьез опасалась покраснеть.

— Значит, Дот наверху? — спросила она у Мэри, не отвечая на пикантное замечание Тиффани.

— Да.

Эду пришлось ждать, пока они с Джимом не распакуют плитку, чтобы убедиться, что ее довезли в целости и сохранности.

— Пожалуй, я поднимусь наверх и сама осмотрю ее, — решила Энди, стараясь не думать о том, что Джим распаковывает плитку. Она собралась подняться наверх не для того, чтобы повидаться с ним, а чтобы проверить, как продвигается работа! В ее поступке нет ничего странного. Все идет как обычно! Если она переспала с Джимом, это ничего не меняет. Ее обязанности никуда не исчезли.

— Что-то Энди сегодня выглядит слишком уставшей, — услышала она голос Тиффани, уже шагая по коридору. — Как думаешь, с ней все в порядке?

— Она переутомилась. Дот говорит, что… — отозвалась Мэри, но тут визг пилы Пита заглушил ее слова.

Энди застыла у подножия лестницы, вцепившись в перила. Знать бы, что говорит Дот!

Дот — отнюдь не робкий подмастерье вроде Букера, не решающийся высказать свое мнение. Она ничуть не похожа на жизнерадостную Тиффани, не так сдержанна, как Мэри, не настолько угрюма и отчужденна, как Пит. Дот наблюдательна и смела. Она не постесняется высказать свое мнение о ночи безумного, опустошающего секса с мужчиной, с которым Энди едва знакома. С ее подчиненным.

Энди считала Дот подругой и сейчас опасалась упреков с ее стороны, но еще больше боялась услышать похвалу.

Натали и Дот часто сетовали на отсутствие личной жизни у Энди. Что, если Дот посоветует ей завязать с Джимом длительный роман? Нет, скорее всего, Дот напомнит ей о здравом смысле, объяснит: связь с Джимом Николоси не приведет ни к чему хорошему! Но если Дот не попытается образумить ее, от кого ждать помощи? Конечно, не от Натали! Сестра Энди давно советовала ей дать себе волю. «Ты это заслужила».

И вот результат! Все упущенное она наверстала вчера ночью. Что же дальше?

— Делай вид, будто ничего не случилось, — шепотом велела она себе, поднимаясь по ступенькам. — Ничего не было, ничего не было, ничего…

Она вдруг осеклась и застыла на пороге гостиной, лишившись дыхания, словно от удара в живот. Ей казалось, что она готова к встрече. Вчерашняя ночь миновала, наступил другой день, она уже взрослый человек и знает, как вести себя в подобных случаях. Но при виде Джима Энди поняла, что пропала.

Он стоял на коленях в профиль к двери. Солнечные лучи, льющиеся в высокое окно, озаряли его широкую спину и одну щеку, подчеркивали уверенные движения рук, опущенных в ящик. Крохотные пылинки, микроскопические частицы штукатурки и мраморной крошки, образовывали над его головой нимб, придавая ему почти мистический вид. Он был подобен древнегреческой Пандоре, открывающей шкатулку, чтобы выпустить в мир горе и… радость.

Энди заморгала, пытаясь прогнать очарование и мысленно приказывая себе не глупить. Он всего лишь мужчина, занятый работой, а она — его начальство. В происходящем нет ни капли мистики.

Джим вынул из ящика плитку, смахнул с нее крошки упаковочного материала, провел по гладкой поверхности ладонью и передал плитку Дот. Она сделала пометку в накладной и положила плитку на длинный стол. Поставщик стоял рядом со скучающим и недовольным видом, ожидая момента, когда бумаги будут подписаны и он сможет удалиться.

Энди стояла и думала лишь об одном: как прошлой ночью Джим прикасался к ней, ласкал кончиками пальцев, бережно проводил по ее телу ладонями, словно она была редкой и изысканной фарфоровой статуэткой…

Делать вид, будто ничего не произошло, оказалось труднее, чем она предполагала, гораздо труднее! Вздохнув, Энди расправила плечи и шагнула в комнату.

— Всем привет! — весело проговорила она, не обращаясь ни к кому в отдельности. — Простите, я опоздала. — Она подошла к столу и принялась разглядывать плитки. — Какая красота!

Большинство плиток представляли собой квадратики со стороной в четыре дюйма, расписанные желтыми розами и зелеными листьями, и предназначались для отделки стен большой ванной, а еще несколько были расписаны так, что вместе образовывали большой букет, перевязанный розовой лентой.

— Идеальное сочетание, — заметила Энди, восхищаясь тонкой росписью и одновременно, точно невзначай, отворачиваясь от Джима. — Здесь все плитки? — спросила она у Дот. — Весь заказ?

— Похоже, да. — Дот вопросительно взглянула на Джима.

— Вот последняя, — Джим протянул Энди еще одну плитку. Дот заглянула в бумагу, которую держала в руке.

— Тогда все в порядке, — заявила она.

— В таком случае, может быть, вы все-таки подпишете накладные? — раздраженно осведомился поставщик. — Меня ждут и другие заказчики.

Энди и Дот обменялись взглядами.

— Все в порядке, — успокоила Дот. — На плитках нет ни единой царапины.

Энди взяла у поставщика бумаги.

— А вы не спуститесь со мной вниз и не посмотрите на фаянсовые изразцы кухонной печи? — спросила она, подписывая их. — Конечно, если у вас найдется время, — поспешно добавила она. Поставщик Эд принадлежал к старой школе: ему не нравилось иметь дело с женщинами, особенно с теми, которые способны принимать решения и отдавать приказы, но ради денег он был готов поступиться принципами. — Мне бы хотелось восстановить разбитые плитки, — пояснила она, — или, если это невозможно, заменить их.

— Нет проблем. — Эд забрал у нее накладные, отдал копии и сунул остальные бумаги в твердую папку. — В фургоне у меня есть каталоги компаний, специализирующихся на изготовлении фаянсовых изделий.

— Отлично! Давайте спустимся прямо сейчас, не будем терять время. Дот, поговори с Питом насчет отделки панелей в холле — пусть скажет, когда он закончит работу. — Энди направилась к двери. — Да, и еще… — Она помедлила и обернулась к Джиму, стараясь не смотреть ему в глаза: — Джим, сложи все плитки обратно в ящик — пусть полежат там, пока мы не займемся ванной. — Она сумела отдать ему распоряжение так, словно он был всего лишь рабочим. — А потом можешь закончить отделку каминной доски в большой спальне. — Энди перевела взгляд на Дот: — Или у тебя другие планы?

Дот покачала головой:

— Тебе решать.

Вот именно, мысленно подхватила Энди, выходя следом за поставщиком к лестнице, здесь решения принимаю я!

Дот разыскала Энди спустя полчаса. Скрестив ноги, та сидела на полу в кухне, с помощью отвертки развинчивая сосновый стол, в котором была укреплена большая фарфоровая раковина.

— Вот ты где прячешься! — с ходу заявила Дот. Энди даже не оглянулась. — А я думала, сегодня ты начнешь работу в большой ванной.

— Я решила подождать, пока Букер не закончит с ванной для прислуги и пока Джим не доделает все в большой спальне.

— Ясно. — Дот прислонилась к раковине и скрестила руки на груди. — Что случилось?

— По словам Эда, мы сумеем заменить разбитые фаянсовые плитки без лишних проблем, — сообщила Энди, ловко уклоняясь от ответа. — А вот раковина безнадежно потрескалась. Правда, все трубы и арматура в хорошем состоянии, как и стол. Дерево будет достаточно обработать шкуркой и покрыть лаком, и оно станет как новое.

— Он что, приставал к тебе?

— Кто? — Энди сунула отвертку в пустую банку, стоящую рядом. — Эд?

— Нет, не Эд! Мы обе знаем, что ты не в его вкусе. Он предпочитает более покладистых женщин.

— Ну и слава Богу! — решительно отозвалась Энди.

— Аминь, — кивнула Дот. — Значит, Джим приставал к тебе?

— Джим? — Энди напряглась, но не прекратила работу. — Конечно, нет! С чего ты взяла?

— Ты обдала беднягу холодом, вот я и подумала, что он заслужил такое обращение.

— Нет, — Энди не сводила глаз с болта, который вывинчивала, — он ни в чем не виноват.

Только в том, что заставил ее вспомнить о давнем прошлом.

— Может, это ты приставала к нему?

— С какой стати? Ой! — Отвертка выскользнула из рук Энди, и она ободрала костяшки пальцев о головку болта. — Смотри, что ты наделала! — Она подняла руку, показывая царапину, набухающую кровью. — Я чуть не выбила себе глаз. — Она сунула руку в карман, разыскивая платок.

— Он у тебя на шее, — подсказала Дот. Не задумываясь, Энди развязала узел.

— Щиплет, — пожаловалась она, вытирая кровь.

— Это наказание за вранье!

Энди вскинула голову:

— Ты о чем?

— Теперь мне все ясно: к тебе кто-то приставал!

Энди слишком поздно вспомнила о красноречивой отметине на шее.

— Ты спала с ним?

— Да, — честно призналась Энди и приготовилась к продолжительной нотации. В конце концов, она провинилась, затащив в постель почти незнакомого мужчину. Энди была твердо уверена, что Дот упрекнет ее в глупости.

— Пора заказывать шампанское, — заявила Дот. Энди изумленно воззрилась на подругу.

— Ты что, сговорилась с Натали?

— Нет. Но почему ты спрашиваешь?

— Просто так, — Энди покачала головой, — просто так. — Она потупилась, теребя платок. — А я думала, ты объяснишь мне, какую глупость я совершила.

— Разве это глупость?

— А разве нет?..

— Неужели он не предохранялся?

— Предохранялся, конечно! — Энди вспыхнула.

— Большинство мужчин об этом и слышать не хотят, — известила ее Дот. — Тебе понравилось?

— Тебя это не… — возмущенно начала Энди, но тут же осеклась со вздохом. — Да, — призналась она, заливаясь густым румянцем. — Это было… — она с трудом подыскала верное слово, — бесподобно.

— Может, кто-нибудь из вас нарушил клятву верности? — (Энди отрицательно покачала головой.) — Ранил своих близких?

— Кажется, нет, — с расстановкой выговорила Энди.

— Тогда в чем же проблема?

— Во-первых, я старше его.

— Всего-то на пару лет, — Дот пренебрежительно усмехнулась.

— И кроме того, он — мой подчиненный!

— Ну и что?

— Романы с подчиненными могут помешать работе.

— А это уже зависит от тебя.

— И потом, я не стремлюсь к длительной связи.

— А ты подумала о том, что он к ней тоже не стремится?

Энди многозначительно кивнула.

— Но разве такая связь не выглядит… — она замялась и пожала плечами, — слишком пошло?

— Это тебе решать! Но мое мнение: не упускай шанс.

Энди вздохнула:

— Именно это я и боялась услышать.

Глава седьмая

Джим обрабатывал шкуркой высохший мраморный клей и распалял в себе праведное негодование. После ночи, проведенной вдвоем, после того, как Энди соблазнила его, она делала вид, будто едва помнит его имя! «Джим, сложи все плитки обратно в ящик!» Она обращалась к нему как к просто рабочему!

Он видел ее обнаженной, держал ее в объятиях, заставлял извиваться и стонать. И она отвечала ему страстными ласками. Как она смеет делать вид, будто ничего не произошло!

Джим всегда предпочитал самостоятельно определять границы взаимоотношений. Он устанавливал рамки и регулировал темп. Он привык к власти над женщинами: сестры считали, что не слишком взыскательные подруги избаловали его. Обычно Джиму попадались более покладистые женщины, чем Андрея Вагнер. Никаких осложнений не возникало.

А сейчас Энди отмахнулась от него, словно от какого-то досадного напоминания о бурном сексуальном приключении.

Да, все произошло чересчур стремительно! Возможно, ему не хватило времени быть более откровенным? Но с такими мелочами можно разобраться и попозже. Важно то, что прошедшая ночь принесла небывалое удовлетворение им обоим — в этом Джим был уверен. Будь он проклят, если позволит Энди превратить ее в случайную — первую и последнюю — встречу!

Джим скомкал в кулаке кусок шкурки и, со сдавленным проклятием швырнув его об стену, направился к двери, вознамерившись немедленно найти Энди и во всем разобраться.

Но Энди опередила его, войдя в комнату прежде, чем он успел отойти от камина.

— Мы можем поговорить? — негромко спросила она, смущенно улыбаясь.

Негодование Джима тут же утихло, сменившись острым желанием схватить эту женщину в объятия. Но уязвленное мужское самолюбие удержало его на месте.

— Ты босс, — он небрежно пожал плечом. — Слушаю.

Энди прикусила губу.

— Ты сердишься? Похоже, я это заслужила. Извини, — просто произнесла она. — Я не хотела тебя обидеть.

— Я не обиделся, — возразил он, несмотря на подозрение, что именно это и произошло. Все когда-нибудь случается в первый раз. — Но в одном ты не ошиблась: я действительно сержусь, — продолжал он, пытаясь выиграть время.

— Мне очень жаль. — Энди прошлась по комнате и остановилась перед ним. — Я хотела бы начать все заново.

— С какого момента? — Джим удивленно приподнял бровь.

— С этого утра. Я вела себя… непростительно и стыжусь этого.

— А как насчет вчерашней ночи? Разве о ней ты не сожалеешь? — Его голос прозвучал холодно и бесстрастно, словно ответ Энди его не волновал. — И не стыдишься?

Энди нахмурилась, обдумывая вопрос. Джим затаил дыхание.

— Пожалуй, мне следовало бы стыдиться, — выговорила она, и Джим испытал болезненный укол. — Но я считаю, что прошлая ночь была чудесной. Я не жалела о ней ни минуты.

Признание смягчило боль, но уязвленное самолюбие все еще взывало к мести.

— Тогда почему же утром ты сделала вид, будто не замечаешь меня?

— По глупости, — потупилась Энди. — Из-за неловкости. Дело в том, что я еще никогда… не спала с теми, кто работает в моей бригаде. Я не знала, как следует себя вести. И до сих пор не знаю.

Ей удалось обезоружить Джима: она держалась так застенчиво, мило и серьезно.

— И мне еще не доводилось спать с начальством, — признался он.

— Значит, я прощена?

И Джим сдался. Он не мог не простить Энди, видя, как она терзается и стремится загладить свою вину. Она стояла так близко, что он почувствовал аромат ее духов.

— Да, — кивнул он, взял ее за плечи и придвинул к себе.

— Нет! — Энди уперлась ладонями в грудь Джима, останавливая его. — Не здесь!

В нем вновь взыграло мужское эго.

— Почему? — подозрительно и раздраженно осведомился он.

— Нас могут увидеть, — пояснила она, словно Джим об этом и не догадывался.

Он тут же отстранился.

— А я думал, ты не стыдишься…

— Так и есть. — Она шагнула ближе. — Но мы находимся на рабочем месте. Это мой бизнес, мне нельзя терять авторитет. В таком деле женщине и без того нелегко завоевать уважение и добиться успеха. Представляешь, что произойдет, если кто-нибудь войдет сюда и увидит, что я целуюсь с подчиненным?

— Разве я для тебя просто подчиненный?

— В другом месте — нет, — не задумываясь выпалила Энди, но тут же спохватилась. — Не надо так смотреть на меня, — добавила она, увидев, что Джим нахмурился. — Ты же понял, что именно я хотела сказать.

Джим действительно все понимал, но все же засунул ладони в карманы и набычился.

— Бизнес есть бизнес, — продолжала убеждать Энди, подступая все ближе и невольно оттесняя Джима к камину. — А удовольствие — это удовольствие, и не следует их смешивать.

Внезапно Джим вновь почувствовал себя в роли Дорис Дэй в неизбежных сценах, когда Рок Хадсон оттеснял ее к столу, стене или дверце лимузина. Впрочем, сравнение было не совсем точным: в планы Рока обычно входило соблазнение, о котором Энди даже не помышляла. Тем не менее Джим почувствовал весь юмор ситуации и необходимость встать на защиту собственной добродетели.

Энди протянула руку и умоляюще прикоснулась к его груди.

— Подумай как следует, и ты сам поймешь, что я… — Энди ждала ответа.

— Что ты использовала меня? — осведомился Джим, с трудом сдерживая усмешку. — Решила сделать из меня игрушку для секса?

— Конечно, нет! — вспыхнула она, хотя именно на это и надеялась в глубине души. Она совсем не стремилась к длительным отношениям. — Чувства, которые я к тебе испытываю, гораздо сложнее. Я хотела бы, чтобы мы… продолжали встречаться.

— Видишь, я оказался прав.

Энди вспылила.

— Просто я предпочитаю никому не давать повода для сплетен! — со сдержанной яростью выпалила она. Джим явно не желал понять ее. — Но если бы я знала, что ты… — Ее остановил насмешливый блеск в глазах Джима. Энди прищурилась: — Что здесь смешного?

— Какая же ты все-таки хитрюга!

Минуту Энди ошеломленно таращилась на него. Что случилось с уязвленным самолюбием и гордостью?

— Значит, ты просто шутил? — Она хлопнула ладонью по груди Джима и шагнула назад. — Прекрасно, забудем об этом. Я передумала.

Джим схватил ее за запястье, не давая уйти.

— Андреа, милая, я внимательно все выслушал и согласен с тобой, только…

— Не смей подлизываться, негодяй! — Энди высвободила руку.

— Что у тебя с рукой?

Энди не сразу поняла, что он имеет в виду.

— Просто царапина, — она спрятала перевязанную платком руку за спину. — А теперь уходи!

— Для царапины на платке осталось слишком много крови. Стой смирно, дай мне посмотреть. Отвесить мне пощечину сможешь потом, если захочешь.

— Я и не собиралась, — фыркнула Энди, пока Джим развязывал платок. — В отличие от некоторых, — добавила она, язвительно усмехнувшись, — я не поклонница грубой силы… — Внезапная боль заставила ее поморщиться и охнуть.

— Кровь запеклась, и платок прилип к ране, — пояснил Джим. — Надо отмочить его.

— Просто оторви, вот и все, — Энди зажмурилась. — Давай, я потерплю.

— Не могу.

Энди открыла глаза и оторвала платок от раны свободной рукой прежде, чем Джим успел остановить ее. Вновь выступила кровь, и Энди начала промокать ее платком.

— Дай сюда. — Джим отобрал у нее окровавленный кусочек ткани и бросил на пол, вытащил из своего кармана чистый носовой платок и прижал к руке Энди. — Где здесь аптечка?

— Послушай, это всего-навсего царапина, — возразила Энди. — Сейчас кровь остановится.

— Хочешь заработать заражение?

— Не беспокойся, в прошлом году мне делали прививку против столбняка.

— Так где аптечка? — настойчиво повторил Джим.

— В ящике с инструментами, — с нетерпеливым вздохом призналась Энди, понимая, что Джима ей не переупрямить. — В большой ванной.

Джим за руку провел ее в ванную и усадил на опущенную деревянную крышку фарфорового унитаза.

— Держи платок, — велел он и открыл ящик с инструментами.

Энди с удовольствием наблюдала, как он хлопочет, разыскивая аптечку. Несмотря на свое упрямство, Джим был удивительно милым. Энди не привыкла к мужской заботе — по правде говоря, кроме отца, о ней никогда не заботились мужчины. Бывший муж Энди предпочитал, чтобы все хлопотали вокруг него — он был уверен, что для этого и существуют жены. Энди слишком долго приспосабливалась к роли преданной жены и наконец решила больше не повторять эту ошибку. Она никогда не будет ничьей женой!

— Протяни руку, — велел Джим, опускаясь перед ней на колено и ставя рядом открытую аптечку.

Энди послушалась. Он убрал запачканный кровью платок.

— Похоже, кровотечение прекратилось.

— Я же говорила!

Джим вскрыл пакет с тампонами, пропитанными антисептиком.

— Сейчас начнет щипать, — предупредил он, прижимая тампон к ранке.

Антисептик действительно щипал, и Энди едва сдержала вскрик. Аккуратно промыв рану, Джим подул на нее, чтобы смягчить боль.

— Где ты этому научился?

— У моей сестры Дженет четверо детей, у Джесси — один. Выводы делай сама. — Он обтер тампоном пальцы и выдавил из тюбика немного антисептической мази, которой осторожно смазал царапину. Она уже начинала затягиваться, но Джим решил на всякий случай наложить повязку. — Чтобы в рану не попала грязь, — пояснил он, закрепляя бинт полоской липкого пластыря.

Энди сочла такую меру предосторожности излишней, но воздержалась от замечания.

— Спасибо, — произнесла она. Что еще ей оставалось?

— Не стоит благодарности. — Джим склонил голову и поцеловал ее пальцы чуть выше повязки. — Вот так! Теперь все будет хорошо, — произнес он таким тоном, словно успокаивал маленького племянника.

Неожиданно на глаза Энди навернулись слезы. Джим был так внимателен! Заморгав, она коснулась его щеки кончиками пальцев.

— Я действительно не хотела обидеть тебя.

— Знаю. — Он взял ее за руку и поцеловал в мозолистую ладонь. — И я не хотел смеяться над тобой, несмотря на то, что мы выглядели довольно нелепо. — Он сжал в ладонях обе руки Энди, продолжая стоять на коленях. — Я понял, что ты имела в виду. Действительно, служебный роман — не самая удачная затея, — Джим усмехнулся. — Но мы можем продолжить где-нибудь в другом месте — годится?

Энди невольно улыбнулась.

— Годится, — кивнула она, хотя в этот миг желала лишь одного: чтобы Джим забыл о правилах приличия на рабочем месте и поцеловал ее так же страстно, как прошлой ночью.

Это приглашение он прочел в ее взгляде. В глубине его глаз вспыхнули ответные искры. Он придвинулся ближе и застыл в ожидании. Энди замерла, не зная, сумеет ли выдержать такое искушение.

— Прошу прощения… Энди!

Энди резко выпрямилась. Она вскочила бы, забормотав оправдания, но Джим крепче сжал ее руки и удержал ее на месте, дав ей время успокоиться. Энди успела вздохнуть, прежде чем повернулась к двери.

— В чем дело, Букер? — невозмутимо осведомилась она.

— Ты просила меня спуститься вниз, когда работа в ванной для прислуги будет закончена. — Лицо Букера пылало, кончики ушей налились свекольным соком. Он то и дело переводил взгляд с Энди на Джима и обратно. — Я закончил.

— Прекрасно! Тогда займемся большой ванной: — Она повернулась к Джиму. — С повязкой покончено, верно?

— Только не снимай ее, и все будет в порядке! — Он закрыл аптечку, убрал ее и отступил в сторону, наконец позволив Энди встать.

Она взглянула на часы, держа руку так, чтобы молодой подмастерье разглядел повязку.

— Без четверти двенадцать, — объявила она многозначительным тоном. — Скоро обеденный перерыв. Может, пообедаем пораньше, а потом приступим к работе? — Она улыбнулась Букеру. — Мы начнем с туалетного столика.

— Если хочешь, я могу начать немедленно, — вызвался Букер, подозрительно взглянув на Джима. — А пообедать можно и потом.

Джим поднял бровь, ответив юноше невозмутимой улыбкой.

— Лучше сначала поешь, — посоветовала Энди, не подозревая о том, какими взглядами обменялись двое ее работников. — Профсоюз запрещает морить рабочих голодом.

— Ну, как знаешь. — Букер вновь метнул в Джима негодующий взгляд. — Я постараюсь вернуться поскорее.

— У тебя в запасе целый час, — напомнила ему Энди и замолчала, слушая, как грохочут по лестнице подошвы ботинок Букера. Наконец она обернулась к Джиму. — Хотелось бы знать, что он подумал.

— Судя по всему, Букер принимает тебя за невинную овечку, попавшую в лапы злого волка. Мальчишка сохнет по тебе!

— Ты хочешь сказать — он влюблен? Не может быть! Нет, ты ошибаешься! Просто он до сих пор робеет в присутствии женщин.

Джим усмехнулся.

— В таком случае он давно бы уволился, не выдержав домогательств Тиффани.

— Пожалуй… — согласилась Энди. Тиффани не оставляла без внимания ни единого мужчину, а Букер почему-то без смущения общался с ней. — И потом, он мой подчиненный, — все пыталась найти причину Энди. — Разумеется, при мне парень робеет…

— Дорогая, он не робеет, а просто сгорает от любви. Если бы взглядом можно было убить, я уже давно валялся бы на полу — бездыханный, как замороженная скумбрия в рыбном отделе!

— Но ведь это нелепо! Он всего на пару лет старше Кайла…

— А нам обоим известно, что Кайл еще не интересуется девочками, верно? — И Джим подмигнул. Коробка с презервативами, найденная в тумбочке сына!

Энди вспыхнула.

— Я о другом, — сдержанно отозвалась она. — Я хотела сказать, что гожусь ему в матери. Мальчишки обычно не влюбляются в женщин моего возраста.

— А как же я? — возразил Джим, и его губы дрогнули в иронической усмешке.

Глава восьмая

— Ну и ну! — Свой возглас Тиффани сопроводила лукавой усмешкой. — Похоже, Букер попал в точку.

Энди настороженно взглянула на Тиффани из-под ресниц и заерзала на деревянной скамье беседки.

— О чем это ты? — Энди с треском открыла замок на своей коробке с обедом, делая вид, будто слова Тиффани ее почти не заинтересовали.

— Он сказал, что Красавчик… — Тиффани осеклась под укоризненным взглядом Дот.

— Его зовут Джим, — сухо напомнила Дот.

— Извини, я забыла, что мы решили отказаться от прозвищ. Так вот, Букер сказал, что Джим приставал к тебе наверху, в большой ванной. Это правда?

Но тут вмешалась Дот:

— Любопытство когда-нибудь доведет тебя до беды, моя дорогая! Когда ты наконец поймешь, что личная жизнь Энди тебя не касается?

— Все в порядке, — остановила ее Энди. — Букер просто неправильно понял то, что увидел. Джим перевязывал мне руку! — Она выставила повязку на всеобщее обозрение. — Я поранилась.

— А откуда у тебя на шее взялся засос?

Энди судорожно прикрыла ладонью лиловое пятно.

Дот всплеснула руками.

— Тиффани, да замолчи, наконец!

— А что тут такого? Из своей личной жизни я ни для кого не делаю тайны. Вам давно пора поделиться со мной пикантными подробностями.

— Послушай, а тебе никогда не приходило в голову, что твоя личная жизнь нас не интересует? — вопросила Дот.

— Нет! — Судя по лицу Тиффани, такой мысли у нее действительно ни разу не возникало. — Сексом интересуются все, только не каждый отважится признаться в этом. — Она окинула Энди любопытным взглядом. — Ну так скажи: каков он в постели?

Энди вздохнула. Ее интимные отношения с Джимом продолжались всего один день, но уже успели стать предметом бурных обсуждений всей бригады.

— Значит, тебе понравилось? — упрямо допытывалась Тиффани.

Энди не выдержала и рассмеялась. Должно быть, она спятила, если надеялась сохранить в тайне роман с Джимом. Теперь ей оставалось только нагло отрицать все обвинения. И кроме того, она ничуть не стыдилась! Разве что хотела избежать сплетен и догадок. Но раз все ее надежды рухнули…

— Да, — Энди улыбнулась.

— Так я и знала! — вскричала Тиффани. — Выкладывай!

— Тиффани, ради Бога, вспомни о приличиях! Нельзя совать нос в чужую личную жизнь! И кроме того… — Дот кивнула в сторону стены, где сидели Букер, Мэтью и еще несколько каменщиков, — для такого разговора ты выбрала самое неподходящее место.

Тиффани придвинулась поближе к Энди.

— Расскажи поподробнее, — попросила она, понизив голос. — Только ничего не утаивай!

На миг Энди овладело искушение: случившееся было таким чудесным, неповторимым и неожиданным, что ей не терпелось поделиться своей радостью. Захотелось рассказать, как Джим ласкал ее, что говорил, какими были ее ощущения, хотелось вновь пережить все, на этот раз вместе с понимающей аудиторией. Но она лишь встряхнула головой.

— Тиффани, подробности слишком интимны…

— Само собой! В том-то и дело. Мы же подруги! — Тиффани ободряюще пожала колено Энди. — Так что выкладывай, не стесняйся!

Энди вытащила из коробки сандвич и принялась разворачивать его.

— Лучше ты расскажи мне о том, как прошел вчерашний вечер в баре. Похоже, ты неплохо провела время.

— Но не так удачно, как ты, — парировала Тиффани.

Энди лукаво улыбнулась.

— Пожалуй, да, — подтвердила она и вонзила зубы в сандвич с тунцом.

— Должно быть, это случилось во время обеденного перерыва, — пояснила Мэри, нервно стискивая пальцы, — потому что, когда я уходила, все было в порядке.

— Конечно, в порядке! — подтвердила Тиффани. На этот раз в ее голосе не слышалось ни ироничных, ни кокетливых ноток. — Сегодня утром мы вытащили ее из ящика, и я лично пересчитала все подвески, чтобы убедиться, что они на месте. Мы хотели повесить ее еще до обеда, но провозились с проводкой дольше, чем рассчитывали. А потом пришел Букер и сообщил, что можно начать перерыв пораньше. Это вполне устраивало Мэри — ты же знаешь, в этот день недели она возит дочку на инъекции против аллергии. Мы поставили люстру в угол, чтобы заняться ею сразу после обеда.

— А когда я вернулась, — Мэри указала на люстру, лежащую на боку, среди разбитых подвесок, — то увидела вот это…

— Возможно, произошла досадная случайность? — заговорила Энди, пытаясь убедить прежде всего саму себя. — Люстра могла просто упасть. Или кто-то по неосторожности задел ее и боится признаться. И совершенно напрасно: я не стану…

— Это не случайность! — Джим присел на корточки рядом с разбитой люстрой. — Некоторые подвески не просто разбиты: кто-то раздавил их каблуком.

— Каблуком? — Энди подошла поближе, вглядываясь в осколки стекла. — Откуда ты знаешь?

— Смотри, — он указал пальцем на пол. — Это отпечатки подметок! — Он поднял голову, глядя на обступивших его членов бригады: — Конечно, доказательств у нас слишком мало — мы сами уничтожили их, топчась вокруг.

Все поспешно отступили подальше от разбитой люстры. Кое-кто из рабочих начал осматривать подошвы ботинок и обнаружил осколки стекла.

— Так что полиция вряд ли обнаружит какие-нибудь улики, — заключил Джим, поднимаясь. — Но на всякий случай лучше отойдите подальше.

— Полиция?! — У Энди изумленно округлились глаза. — Я не вызывала полицию!

— И напрасно!

— Что толку? Ты сам сказал, что мы уничтожили все улики.

— И все-таки о случившемся следует сообщить. Пусть место преступления сфотографируют, — он указал на следы на полу. — Поищут на всякий случай отпечатки пальцев.

— Это ни к чему, — возразила Энди. — Я думаю, произошел всего лишь несчастный случай. Виновником мог быть любой из нас.

— Но мы знаем, что это не так!

Энди пропустила его слова мимо ушей.

— Итак, что мы имеем? Всего-навсего разбитую люстру. О каком преступлении я должна сообщить? О взломе или порче имущества? — Она покачала головой. — Двери не заперты, некоторые — вообще распахнуты. Значит, взлома не было. И кроме того, особняк не считается частной собственностью! — Дочь полицейского, она разбиралась в законах. — Строго говоря, никакого преступления не было совершено.

— Это так, — кивнул Джим. — И будь этот случай единственным, я согласился бы, что привлекать полицию не следует. Но всем нам известно, что он далеко не первый…

— Джим прав, — вмешалась Дот. — Надо заявить в полицию.

— Нет, мы справимся сами. Вернее, я справлюсь. — Энди глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки, и обернулась к рабочим, стоящим за ее спиной полукругом: — С этой минуты мы вводим новые меры предосторожности на рабочих местах. Входные двери должны быть закрыты и заперты — за исключением случаев, когда они находятся под постоянным наблюдением кого-нибудь из членов бригады. То же самое относится к окнам первого этажа. Покидая ту или иную комнату, вы должны проверить, заперты ли окна. Это касается всех без исключения!

— Тогда мы задохнемся в этой жаре, — вставил Пит.

— Я позабочусь о вентиляторах. Тиффани и Мэри, уберите осколки, пока кто-нибудь не поранился, а затем повесьте люстру. Сообщите, скольких подвесок недостает — я попытаюсь заменить их. Букер, приступай к деревянной отделке ванной. Со всеми вопросами обращайся к Дот. Остальные могут заниматься прежним делом! — Рабочие медлили, и Энди нетерпеливо махнула рукой, отсылая их прочь: — Идите работать! Я плачу вам не за то, чтобы вы изображали зевак вокруг места аварии.

— Что ты намерена делать дальше? — спросил Джим, когда все нехотя разошлись.

— Съезжу за парой вентиляторов и замками.

— И ты думаешь, это поможет?

— По-моему, это шаг в верном направлении.

— Лучше было бы сообщить в полицию.

Энди ответила ему бесстрастным взглядом.

— Ты, помнится, обещал давать мне советы лишь в том случае, если я сама попрошу об этом.

— Я обещал попытаться, — уточнил он.

— Так попытайся еще раз, — оборвала его Энди, направляясь прочь.

Джим удержал ее за руку.

— Почему ты так настроена против полиции? Ведь твой отец был полицейским.

— Именно поэтому, — ответила Энди и высвободила руку.

В этот вечер, оказавшись дома, Энди обнаружила на автоответчике два сообщения: первое — от дочери, второе — от неизвестного с шумным дыханием.

Едва услышав второе сообщение, Энди остановила пленку и перемотала ее. Судя по всему, говорил мужчина, понизив голос до шепота. «Я хочу помочь тебе, — шептал неизвестный. — Позволь мне позаботиться о тебе».

— Не надейся, приятель, — ответила громко Энди и нажала на кнопку, чтобы стереть запись. В этот момент зазвонил телефон.

Вздрогнув, Энди отдернула руку. Прежде неизвестный никогда не звонил ей вечером — только днем, когда ее не было дома.

Она схватила трубку.

— Слушай, ты, мерзавец!..

— Мама, ты что?..

— О, Эмили, дорогая! Это ты! — Энди прижала ладонь к лихорадочно бьющемуся сердцу. — Я как раз собиралась позвонить тебе. Как твои дела?

Эмили разразилась возмущенной тирадой о старшем брате, любящем покомандовать, и о дедушке, который обращается с ней как с младенцем. Потратив на свои обвинения против родственников мужского пола около получаса, она перешла к рассказу о мальчике, которого видела на пристани, и тут Энди услышала отчетливый шум двигателя «харлей-дэвидсона». Она слегка отодвинула трубку от уха, прислушиваясь к приближению мотоцикла и вместе с тем пытаясь разобрать сбивчивый щебет дочери.

— Да-да, зеленые глаза у мальчика — это здорово! — Энди, до отказа натянув телефонный шнур, подошла к окну и отодвинула штору. Мотоцикл приближался, хотя разглядеть лицо самого мотоциклиста было пока невозможно. Но сердце Энди уже радостно запрыгало. — Да, знаю, мальчики бывают…

Мотоцикл свернул к ее дому. Сердце Энди ушло в пятки. Джим! Он здесь! Она думала, что после сегодняшних событий они больше не увидятся. А она еще не успела переодеться, принять душ и…

— Крис застал тебя, когда ты целовалась? С кем? — Она попыталась сосредоточиться на словах дочери и прижала руку к сердцу, которое с каждой минутой колотилось все быстрее. — Когда ты только упражнялась в поцелуях? С кем? С собственной рукой? — Слава Богу! — Нет, Эмили, никакое это не извращение. Твой брат сам не понимает, что говорит. А твоя подруга Дженнифер права — отчасти. Целоваться бывает приятно. Особенно если целуешься с…

В дверь позвонили, эхо трех мелодичных нот долго висело в воздухе. Энди не обратила на них внимания.

— …с тем, кто тебе нравится. Но целоваться с мальчиком по-настоящему в двенадцать лет еще слишком рано. Вот видишь, Дженнифер уже тринадцать! Да, понимаю… И все-таки, на мой взгляд, тебе еще рановато. В каком возрасте?.. Это зависит от ряда причин, дорогая: от того, насколько девочка знакома с мальчиком, насколько она способна отвечать за свои поступки…

Звонок в дверь повторился. Энди собралась с силами, чтобы не броситься к двери. Гораздо важнее в эту минуту было дать совет дочери.

— Словом, от многих причин. Прежде чем целоваться, надо как следует подумать — подумать о многом! И желательно подольше! Поцелуй — серьезное дело, и… рыбалка? Но при чем тут… Да, да, конечно! С дедушкой можно, дорогая. Знаю, временами он бывает вспыльчивым. Прежде чем повесить трубку, пообещай мне одну вещь, ладно? Пообещай, что будешь только упражняться в поцелуях — по крайней мере до конца недели, а в выходные, когда я приеду, мы как следует поговорим об этом. Да, обязательно приеду! Желтый сарафан с бантиками? Да, помню. Хорошо. Я тоже люблю тебя, детка!

Голосок в трубке смолк. Энди осторожно повесила трубку. Дочь взрослела слишком быстро! Еще неделю назад Эмили была способна говорить лишь о новом бесподобном платье для Барби. Сейчас темой разговора стали поцелуи. Следующего звонка от дочери Энди ждала уже с тревогой.

Три ноты у входной двери прозвучали вновь — громко и нетерпеливо, и Энди вдруг вспомнила, кто стоит на крыльце. Она торопливо сбежала вниз по лестнице, грохоча ботинками по ступенькам и нервничая, как школьница, боясь, что гость передумает и уйдет, не дождавшись ее.

Джим стоял с плоской коробкой из пиццерии в одной руке и бутылкой красного вина в другой. Он успел принять душ, побриться и переодеться в чистую белую футболку, потертые джинсы и коричневую кожаную куртку и теперь выглядел словно крутой парень из рекламного ролика.

Энди вздохнула и прислонилась к дверному косяку.

— Привет, — произнесла она и улыбнулась.

— Привет, — отозвался он, окидывая ее таким взглядом, что по телу Энди пробежал трепет. — А я уж было подумал, что ты до сих пор сердишься.

Энди удивленно заморгала.

— С какой стати?

Джим поднял бровь.

— Сегодня днем ты была не в себе.

— Я злилась вовсе не на тебя!

— Тогда, может быть, ты впустишь меня, пока пицца не остыла?

— Разумеется, входи! — Она отступила и вдохнула запах его лосьона после бритья. А вот она не успела переодеться! Энди почувствовала себя настоящей замарашкой рядом с великолепным красавцем мужчиной. — А пиццу мы поставим в духовку, чтобы разогреть! — Она взяла у Джима коробку и направилась по коридору к кухне. Включив духовку, извлекла из ящика стола штопор.

Джим поймал ее за руку.

— Зачем ты сняла повязку?

— Она испачкалась, под ней скопилась грязь.

— Похоже, рана уже затягивается. Красноты нет. — Он осторожно провел ладонью по поцарапанным пальцам Энди. — Не больно?

— Ничуть! — Энди неловко высвободила свою грязную руку и открыла дверцу шкафа. — Нужны бокалы, — пояснила она, словно Джим об этом не догадывался, и поставила их на кухонный стол рядом с бутылкой. — Открой бутылку, налей себе вина и можешь выйти с ним на заднюю веранду, а я быстренько приму душ. — Она провела ладонью по запыленным волосам. — Я успела бы вымыться до твоего прихода, но сперва пришлось прослушать сообщения на автоответчике, потом позвонила Эмили, вот и… — Она не договорила и пожала плечами. — По правде говоря, сегодня я не ждала тебя.

— Почему? Я же пообещал привезти ужин.

— Я думала, что ты сердишься, — призналась Энди.

— Не на тебя, — уточнил Джим.

— Но я обидела тебя…

— Вот как?

Бывший муж всегда обращал нечастые вспышки Энди против нее, погружаясь в недовольное молчание, пока она не начинала каяться во всех реальных и воображаемых грехах. Это был один из его излюбленных приемов, всегда действовавший безотказно. Почему-то она ждала подобного и от Джима, но оказалось, что тот не склонен к таким воспитательным мерам.

— Ладно, я иду мыться.

Какое странное у нее лицо! Джим обнял Энди и положил ладонь на ее затылок.

— Подожди минутку, — пробормотал он.

— Я перепачкаю тебя… — сдавленно начала она, но ее слова прервал поцелуй — продолжительный и страстный, и к тому времени, как Джим поднял голову, Энди в его объятиях стала податливой, как тряпичная кукла.

— Замечательно. — Он коснулся лбом ее лба. — Об этом я мечтал весь день.

— И я…

— Правда? Значит, ты умело скрывала это.

Энди улыбнулась.

— Я чуть не выдала себя один раз, когда Букер нас застукал.

— Это не считается. — Он нежно поцеловал ее. — Ты была ранена и не могла сопротивляться.

— Когда ты рядом, у меня вообще не хватает сил сопротивляться.

— Вот как? А если я поднимусь наверх вместе с тобой и потру тебе спину? И чуть ниже?

Энди нехотя отстранилась.

— Сперва поужинаем. Иначе у меня ни на что не хватит сил.

— Силы тебе ни к чему, — пробормотал он, изготовившись для очередного поцелуя.

Она вновь насладилась продолжительной лаской, дав волю стремительно вспыхнувшему желанию и поддаваясь его нежным и крепким объятиям. Джим не настаивал, не торопил, не проявлял требовательности. Он просто впитывал ее вкус, позволяя предвкушению окрепнуть, не нарушая внутреннего ритма.

— Я быстро, — наконец прошептала Энди и выскользнула из его рук.

Она наскоро вымылась, прошлась бритвой по ногам и подмышкам и воспользовалась ароматным лосьоном для тела. К счастью, ее короткие волосы сохли быстро, а стрижка не требовала укладки. Косметикой она не злоупотребляла: немного туши, капелька румян, чуть-чуть блеска для губ. Но, собираясь надеть длинное, пастельно-голубое платье, Энди вдруг застыла, пораженная автоматической бездумностью собственных действий.

То же самое она проделывала для Кевина: мылась и переодевалась перед его приходом с работы, чтобы выглядеть свежей и женственной.

Он не любил видеть ее перепачканной после работы в саду, потной после домашних дел или встрепанной после возни с детьми. Ему нравилось находить дом опрятным, детей — ухоженными, ужин — готовым, а саму Энди — ждущей его с виски и содовой наготове. Когда Энди чувствовала себя во всеоружии, ей было легче пережить оскорбленное молчание и язвительные шпильки мужа.

И вот теперь она выполняла этот ритуал для Джима. Всецело отдавшись работе, она почти полностью забыла о своем прошлом. Но стоило ей вернуться к знакомым делам, на место, предназначенное для женщины, и она стала прежней, превратилась в бесхребетную, услужливую мышку, какой хотел видеть ее Кевин. Она превратилась в жену.

Впрочем, Джим ничего не требовал от нее и ни на чем не настаивал. Он счел ее сексуальной, увидев в комбинезоне и рабочих ботинках, и доказал это, страстно поцеловав и не обращая внимания на слой пыли. Он не обиделся на то, что она вступила с ним в спор, не упрекнул ее в неженственном поведении, не попытался наказать молчанием, не заставил гадать, где она допустила ошибку. Он вообще не считал, что она ошиблась. Именно она, а не он, делала слишком поспешные и необоснованные выводы. Джим не навязывал ей свои правила!

Значит, переодеваясь в платье, она повинуется не его, а собственной воле! Очевидно, он будет удивлен, увидев ее в столь женственном наряде. Энди усмехнулась отражению в зеркале и решила преподнести Джиму еще один сюрприз: сняв трусики и облегающую майку, она надела свободное хлопчатобумажное платье прямо на голое тело. Широкие бретельки свободно легли на плечи, мягкая ткань подчеркнула грудь и бедра, подол заколыхался чуть ниже икр. С виду ее наряд был вполне благопристойным, даже чересчур скромным, и Энди испытала прилив воодушевления. Вот теперь она была достойной парой роскошному, чувственному мужчине, ждущему ее внизу.

Она пригладила волосы, вдела в мочку одного уха жемчужную сережку и, негромко напевая, направилась в кухню, шлепая босыми ступнями по ковру и гладкому деревянному полу. Пожалуй, стоит соблазнить его во время ужина — по примеру Шэрон Стоун в «Основном инстинкте». А может, следует только намекнуть ему на наготу, склонившись над ним и наливая второй бокал? После этого она наверняка окажется у него на коленях, или на столе, или возле стены… Энди ускорила шаг.

В ожидании ее Джим не сидел сложа руки. Он разыскал посуду и столовые приборы, скатерть и салфетки и накрыл стол в гостиной. Переложив пиццу на поднос и наполнив бокалы, он включил музыку, и дом наполнился завораживающими гитарными переборами. Разыскав три толстых белых свечки, Джим зажег их, хотя за окнами только начинало темнеть, задернул шторы, отгородившись от внешнего мира, и…

Когда он обернулся, услышав шаги Энди, выражение его лица стало таким, что она ни на секунду не пожалела о своем выборе платья. Джим весь напрягся, подрагивая ноздрями, — самец, почуявший подругу. Где-то в глубине тела Энди тут же вскипело настойчивое, яростное желание. Внезапно одежда стала стеснять ее.

Не говоря ни слова, она спустила бретельки платья с плеч, и платье соскользнуло на пол. Оставшись обнаженной, она застыла, словно Венера Боттичелли над ворохом бледно-голубой ткани вместо морской пены. Она не сделала ни малейшей попытки прикрыться, не поднесла руки к груди, не попробовала робко согнуть колено. Она откровенно заявляла о своем желании, предлагая себя без тени кокетства и жеманства.

Джим чуть не проглотил собственный язык. Как рыба, вытащенная из воды, он открыл рот, чтобы заговорить, и захлопнул его. Он слышал шум крови в ушах, чувствовал, как она струится по венам, наполняя каждую клетку тела. Такая откровенность требовала единственно возможного ответа.

Он разделся так же быстро и молча: расшнуровал тяжелые черные ботинки и стащил их вместе с носками, сорвал через голову футболку, избавился от джинсов и плавок и застыл, словно Адам перед Евой, нагой и уязвимый, как и она.

Бесконечную минуту они смотрели друг на друга, впитывая взглядом красоту тел, лаская каждый изгиб и впадину. Энди ощущала его пристальный взгляд, словно физическую ласку: он путешествовал по ее груди и животу, неспешно исследовал женственные тайны под светлым кустиком волос между ног. Он чувствовал, как она мысленно поглаживает его плечи, грудь и восставшее достоинство. Оба дрожали.

И продолжали смотреть друг на друга, наслаждаясь этим зрелищем, пока наконец его не стало слишком мало. И тогда они двинулись навстречу. Сначала соприкоснулись ладони; маленькая и белая с большой и смуглой. Кончики пальцев осторожно прошлись по скулам и подбородку, по гладкой шее, буграм бицепсов, пологой линии талии, равнине плоского живота. Прикосновения вызывали бесконечную череду ощущений, волнами распространяющихся по всему телу. Губы сближались и снова отдалялись только для того, чтобы вновь сблизиться. Сближение чресл вызвало взрыв возбуждения, несмотря на мимолетность.

А затем два тела слились воедино — страстно, пылко и жадно. Джим подхватил Энди, приподнял ее, побуждая открыться. Она охотно развела ноги, обняла его за талию и впустила в себя.

Джим опустился на колени и положил Энди на спину, на узоры турецкого ковра. Она ощутила спиной мягкую шерсть, а животом — прикосновение его разгоряченного тела, заполняющего ее и заставляющего забыть обо всем на свете. Он задвигался — сначала с мучительной медлительностью, постепенно усиливая удары, погружаясь все глубже. Она начала извиваться, приподнимаясь навстречу ему. Но этого было слишком мало.

Запрокинув руки, Энди схватилась за ножку стола, чтобы удержаться на месте под мощными ударами, и поставила ступни на пол. Джим упирался в пол руками, напрягаясь всеми мышцами тела, не сводя с нее глаз. Пот струился по его плечам и груди, он с трудом сдерживался, продолжая размеренные, сильные движения, вознося Энди все выше, на самую вершину. Вскоре она начала задыхаться, хватая ртом воздух.

— Прошу тебя, Джим! — взмолилась она.

— Иди ко мне, — простонал он, изнуренный сладкой пыткой. Слегка приподнявшись, он изменил угол движения на долю дюйма, усиливая трение, и вновь погрузился в нее, быстрее и сильнее. — Иди ко мне, детка!

Она мгновенно откликнулась на этот зов. В бурном, безумном вихре ощущений каждый нерв натянулся до предела и был готов лопнуть. Энди издала низкий, долгий, мучительный стон, который завершился торжествующим вскриком, знаменующим освобождение. Джим нагнал ее на вершине ощущений и насладился продолжительным, болезненным и блаженным мигом, прежде чем задрожал в ослепляющем, сокрушительном экстазе. Содрогнувшись, он упал без сил в ее объятия, слившись с ней каждой частицей тела. Телом и душой, разумом и сердцем.

Еще никогда секс не бывал для него таким всепоглощающим. Мощным, почти первобытным и чудесным. Абсолютно необходимым. Джим сумел найти лишь одну причину этой метаморфозы.

— Андреа, — прошептал он ей на ухо голосом, искаженным страстью и ощущением чуда, — я влюбился в тебя.

Глава девятая

Первой реакцией Энди на это откровение стал восторг.

— Влюбился? О, Джим! — И тут ее внезапно охватила паника. Он влюблен в нее! Но разве такое возможно? Она вовсе не хотела этого! Это не любовь, а секс — простой и откровенный. — Это нелепость!

— Нелепость? — пробормотал Джим, уткнувшись губами в ее шею так, словно не понял ее.

К нему еще не вернулась способность трезво мыслить, мышцы продолжали судорожно подергиваться. Сейчас он был в состоянии думать лишь о великолепных ощущениях, овладевших им.

Это его первая любовь, понял Джим. Она не имела ничего общего со сложной смесью похоти, нежности и благодарности, которую он испытывал к Пэгги Ньюкомб, девушке, с которой впервые занимался сексом. Подобные чувства он питал к молодой женщине, посвятившей его в тайны ласк. Было и еще одно похожее событие — сразу после окончания колледжа, когда он чуть не женился. Но, как выяснилось, его подруга мечтала совсем о другой жизни, и никому из них не захотелось приносить себя в жертву. Этот роман постепенно сошел на нет.

С тех пор Джим жил в ожидании, зная, что, когда он встретит свою избранницу, все встанет на свои места. Так и случилось. Кроме одного — избранница вовсе не разделяла его чувства. Собравшись с мыслями и с остатками сил, Джим приподнялся на локтях и нахмурился.

— Почему ты называешь мою любовь к тебе нелепостью?

— Потому что это правда. Во-первых, я старше тебя…

— Всего на шесть лет, — уточнил он. — Подумаешь!

— И во-вторых, у меня есть дети. Трое детей.

— Ну и что? Я люблю детей.

— А еще потому… потому… — Потому что у влюбленных мужчин есть надежды и потребности. А влюбленным женщинам остается лишь осуществлять эти надежды и удовлетворять их потребности. — Потому что ты вряд ли стремишься к прочным отношениям.

— Раньше мне тоже так казалось, но теперь все по-другому.

— Этого не может быть! — твердо заявила она. — Это несправедливо!

— Что это значит? При чем тут справедливость?

— Ни при чем, — Энди оттолкнула Джима. — А теперь отпусти меня! Я проголодалась, и пицца остывает.

— Проголодалась?! — Он отстранился. — Я признался тебе в любви, а ты в ответ заявляешь, что проголодалась? Нет уж, подожди! — Он встал на колени между ее ног и нахмурился. — Говоришь, это нелепость? Если один из нас и нелеп, так это ты! Вспомни, мы лежим нагишом на полу в твоей гостиной лишь потому, что не смогли больше вытерпеть ни единой секунды. Мы только что пережили самую бесподобную любовь, какую я когда-либо…

— Секс, — уточнила Энди, сев и чуть не ударившись головой об стол. — Мы занимались сексом.

Удар оказался невыносимым.

— Черт побери, мы занимались любовью! Мы… — В глазах Энди промелькнуло выражение, заставившее Джима замереть на полуслове, прежде чем он успел вскипеть. Такое же чувство он испытал, когда однажды фара его мотоцикла осветила замершего на дороге оленя. — Ты испугалась?..

— Чепуха! Ничуть.

— Нет, испугалась! — Он взял ее за подбородок. — Посмотри мне в глаза — если, конечно, не боишься, — добавил он, заметив, что Энди колеблется.

Она подняла веки и уставилась на него. Искры вызова в ее глазах не могли скрыть истину.

— Да, ты перепугана!

Энди отвернулась и встала.

— Тебе почудилось.

— Ты боишься меня? — (Энди презрительно хмыкнула.) — Нет, конечно, не меня, — продолжал он, — иначе я и в дом твой не зашел бы. — Он застыл на коленях, сосредоточенно наблюдая, как Энди подбирает с пола платье и выворачивает его. — Все дело в моих словах, да? Вернее, в одном слове. Ты вела себя как ни в чем не бывало, пока я не упомянул о любви.

— Если кто из нас и спятил, так это ты! Мы знакомы всего два дня! — Энди обнаружила, что надела платье задом наперед, и попыталась перевернуть его, сдерживая дрожь в руках. — Влюбиться за два дня невозможно.

— Но я же влюбился! — Он протянул руку и взялся за ткань платья. — Я полюбил тебя с первого взгляда. — Едва эти слова слетели с его губ, Джим понял, что еще никогда не был настолько откровенен. Он и вправду обезумел от любви. А может, все началось, когда ему показали фотографию Энди? Может, именно поэтому он взялся за предложенное дело?

Энди наконец оправила платье и застыла. Она приоткрыла рот, но не издала ни звука. Все дело в неожиданности, уверяла она себя, ощущая, как в ней нарастают опасные чувства. Она просто-напросто испытала шок, услышав слова любви от взрослого мужчины.

— Любовь с первого взгляда? — наконец съязвила она. — Такое случается только в кино.

— Не только. Я люблю тебя, Андреа!

Как он выговаривал ее имя! Как смотрел на нее! Кроме родных, никто не звал Энди полным именем. Для всех остальных она давно превратилась в Энди — опытную, старательную, бесполую Энди. Андреа же была совсем другой женщиной.

— Ты слышишь? Я люблю тебя.

— Ошибаешься! — Энди еще раз одернула юбку. — Во всем виноват секс. Если секс хорош, он создает иллюзию чувств. Но какими бы чудесными они ни были, это не любовь, а просто… Прекрати так смотреть на меня!

— Как?

Энди попятилась.

— Так, словно ты не прочь вновь повалить меня на пол!

— Ты же сама сказала, что секс тебе понравился…

— Да, он нравился мне — до тех пор, пока ты не ударился в сантименты. — Энди сделала еще один шаг назад. — Вставай! Ты выглядишь нелепо.

На самом деле он выглядел чересчур соблазнительно, подумала она про себя. Такой великолепный и страстный мужчина! Энди подмывало забыть об осторожности и броситься к нему — если бы Джим не настаивал на том, что любит ее. Очередное занятие сексом только подкрепило бы это заблуждение.

Джим остался на месте.

— Ты нервничаешь? — Он усмехнулся. — Тебе неловко видеть, как я стою перед тобой на коленях?

Улыбка стала шире: Джим вдруг почувствовал весь юмор ситуации. Они вновь поменялись ролями. Это ему следовало уклоняться от ответственности и заявлять, что секс и любовь — не одно и то же. А Энди должна была с затуманенным взором заверять его, что любит, и мечтать, что они будут вечно счастливы вдвоем.

— Боишься, что я сделаю тебе предложение, не сходя с места?

Энди запаниковала.

— Ну хорошо, — наконец решила она, — оставайся здесь, а я пойду подогрею пиццу. — Она взяла пиццу со стола и направилась в кухню.

Джим последовал за ней.

— Неужели муж настолько достал тебя?

— Бывший муж, — поправила она, засовывая противень в духовку. — Никто меня не доставал. Просто длительные отношения меня не интересуют. Я ценю свободу.

— Я и не пытаюсь отобрать ее у тебя.

— А еще мне не нравится, когда в разгар игры меняют правила.

— Я и не подозревал, что эти правила существуют, — возразил Джим. — Никто не говорил о них.

— Я думала, это будет мимолетный, ни к чему не обязывающий роман, а ты… — Энди осеклась.

Джим без труда подобрал слова.

— Влюбился в тебя, — невозмутимо закончил он.

— Прекрати повторять одно и то же! — выкрикнула Энди.

Джим стоял у нее за спиной в чем мать родила, не скрывая дерзкого и откровенного возбуждения.

Энди оттолкнула его.

— Пойди оденься, — с ноткой отчаяния приказала она, опасаясь, что в таком состоянии Джим откажется выполнить ее просьбу. Он был убийственно красив и желанен.

Взяв Андреа за руки, Джим притянул ее к груди. Попытавшись отпрянуть, она наткнулась на плиту.

— Осторожнее. — Он обнял ее за талию и отвел на безопасное расстояние. — Ты обожжешься.

Слишком поздно, мысленно отозвалась Энди. Огонь уже охватил ее изнутри. Но поддаваться ему было слишком опасно — особенно теперь, когда тревожные слова повисли между ними.

— Неудачная мысль. Нам не следует… — Энди вздохнула: Джим склонился и поцеловал ее в шею. — Нет, нет! — Она отдернула голову. — Не надо!

— Почему? — Он провел языком по ее шее до уха, с радостью чувствуя дрожь Энди. — Если я тебе нужен только для секса, ты должна ловить каждый удобный случай.

— Не только для секса, — нашла в себе силы признаться она и наклонила голову в другую сторону. Джим коснулся мочки ее уха. — Я… ты мне нравишься.

Он слегка отстранился.

— Нравлюсь? — недоуменно переспросил он.

— Да, — серьезно подтвердила Энди. — Очень нравишься. Вот почему я думаю, что нам не следует продолжать. Это было бы несправедливо по отношению к тебе. Я… не хочу пользоваться твоими чувствами.

— Постой, дай мне разобраться… — Золотистые искры в глазах Джима замерцали с внезапной насмешкой. — Ты не желаешь пользоваться своим преимуществом? — (Энди кивнула.) — И думаешь, что, если мы займемся сексом, именно это и произойдет? — (Энди обрадованно закивала.) — Но почему?

Он так ничего и не понял! Когда речь заходит о нюансах эмоций, все мужчины становятся туповатыми.

— Потому что ты лю… — Она не договорила. — Потому что ты относишься ко мне не так, как я к тебе, — терпеливо растолковала она. — Если сейчас мы займемся сексом, ты будешь считать, что я когда-нибудь разделю твои чувства. А этого никогда не произойдет!

Он ожидал болезненного укола, но не почувствовал никакой боли. Пусть Энди верит, что их связывает только секс, у него на этот счет свое мнение. Женщина не ложится в постель с мужчиной после восьми лет воздержания только потому, что он ей нравится. Она не станет таять от каждого прикосновения. Должно быть, Энди пугали собственные чувства — и настолько, что она предпочла делать вид, будто их не существует.

И Джим поклялся действовать осторожнее, сбавить скорость, помочь Энди признать то, что происходит между ними.

— Я рад слышать, что ты беспокоишься о моих чувствах, но это ни к чему. Я взрослый человек и могу сам о себе позаботиться.

— Просто мне бы не хотелось вводить тебя в заблуждение…

— Как же ты можешь ввести меня в заблуждение, если была абсолютно откровенна со мной? — Энди попыталась что-то возразить, но Джим не дал сказать ни слова, легко проведя ладонями по ее телу от талии до груди, вызвав у нее мелкую дрожь. — За мои чувства отвечаю я, а не ты.

— Но…

Джим притянул Энди к себе, заставляя ощутить степень своего возбуждения.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

Она должна попросить его уйти — ради них обоих! Это был бы правильный поступок.

Найдя соски Энди сквозь тонкую ткань платья, Джим сжал их, требуя ответа. Энди ахнула.

— Нет, — выдохнула она, проклиная себя за слабость. — Нет, не хочу.

— Вот и хорошо, — произнес он, — потому что я все равно не собирался уходить.

Он склонился к ее губам прежде, чем Энди успела запротестовать. Она ответила на поцелуй мгновенно и страстно, обняв его, сжимая ладонями мускулистую спину, запрокидывая голову.

Они целовались, словно в первый раз — или в последний: жадно, открыв рты, слившись в объятиях, будто между ними еще никогда не было близости. Энди чувствовала, как край кухонного стола уперся ей в спину, а к животу прижалось упругое тело Джима. Она приподнялась на цыпочки, стараясь теснее прижаться к нему, и провела ладонями по длинным гладким мышцам его спины, нащупала шрам возле талии и спустилась еще ниже.

Он целовал ее с возрастающей силой, обнимал все крепче, словно пытаясь заклеймить ее своим вкусом и запахом, оставить отпечаток своего тела. Он уже знал, как заставить эту женщину стонать и вздрагивать. Посадив Энди на кухонный стол, Джим безжалостно применил свои познания. Ей нравились легкие укусы, поэтому он принялся покрывать ими ее губы, мочки ушей, чувствительное местечко у основания шеи, изгиб плеча. Она возбуждалась, когда он осторожно сжимал ее соски — так он и сделал, поначалу кончиками пальцев, а затем зубами, пока соски не превратились в твердые, заостренные бугорки. Она обожала, когда он прижимался к ее лобку. Он встал между ее ног, поднял юбку и потерся животом о ее живот — сначала очень медленно, а затем все сильнее.

Ему вновь хотелось признаться в любви, без конца шептать об этом, но он знал, что окончательно напугает Энди. Сначала она должна привыкнуть — к его ласкам и вкусу его губ, и только после этого она поверит словам.

В ослепительной вспышке прозрения Джим вдруг понял, что избрал неверный путь. Нельзя доказать любовь, овладев Энди на кухонном столе или на полу. Чтобы чувствовать себя любимой, женщине нужна нежность, забота и романтика. Она должна убедиться, что ею восхищаются. А он пытался ошеломить ее страстью и своим опытом, подтверждая, что их связывает только секс! Разве Энди могла считать иначе, если каждый раз, оказываясь рядом, он превращался в сексуального маньяка? Он уже доказал свое желание, теперь пришло время доказать любовь. И заставить Энди поверить в нее!

Он убрал руку, и Энди протестующе забормотала, потянувшись следом за ним. Джим взял ее за руки, положил их себе на плечи. Энди охотно подвинулась ближе к краю стола, чтобы обвить его талию ногами и впустить его в себя. Но вместо этого Джим подхватил ее под колени, поцеловал в висок и снял со стола. Энди вновь издала протестующий возглас неудовлетворенного желания.

— Нет, — Джим сжал ее в объятиях, как любимого избалованного ребенка, и снова поцеловал в висок. — Нет, детка, подожди, — бормотал он.

Неожиданно Энди успокоилась, обвила руками его шею и положила голову на плечо, молча соглашаясь со всеми его действиями. Всему свое время.

Она изнемогла от независимости и самостоятельности, устала быть сильной и решительной Энди Вагнер. Сегодня она вновь станет Андреа, позволит другому человеку принимать решения, вести ее за собой. Завтра утром все пойдет своим чередом.

А пока ее нес по лестнице в спальню единственный мужчина, к которому она испытала влечение с тех пор, как получила развод. Ей повезло: Джим способен не только получать удовольствие, но и дарить его, не разбираясь, кто кому и что должен. Рядом с ним Энди не боялась показаться неженственной или недостаточно сексуальной. Она могла позволить себе быть слишком агрессивной, умной и требовательной — его это не оскорбляло. Он был достаточно сильным и уверенным в себе, чтобы уступить ей пальму первенства в их любви. Теперь пришло время отдать долг. Если он хочет, чтобы на сей раз она играла пассивную роль, была беспомощной девушкой, трепещущей перед сильным мужчиной-завоевателем, — что ж, пусть так и будет! Джим не должен принять ее временную капитуляцию за слабость.

Он поставил ее у постели, и Энди послушно ждала, наблюдая, как он аккуратно сворачивает стеганое одеяло и взбивает подушки. Затем он бережно и молча избавил ее от платья, целуя по очереди плечи и руки. Наконец платье упало к ногам Энди, Джим молча подхватил ее на руки и уложил в приготовленную постель. Она ждала, что он ляжет рядом, поспешит броситься в ее объятия, но он только поцеловал ее в лоб и выпрямился. Лежа неподвижно, Энди наблюдала, как он ходит по спальне, ничуть не стесняясь своей наготы.

Джим подобрал с пола платье Энди, встряхнул его и повесил на спинку стула. Задернув шторы, он включил лампу на тумбочке и повернул ее так, чтобы свет падал на стену, а остальная комната пряталась в тени. Только потом он вернулся к постели. К женщине, лежащей в ней. Он присел на край кровати, касаясь Энди бедром, и поднес к губам ее руки. Она сжала кулаки, инстинктивно пытаясь спрятать огрубевшие ладони, но Джим не позволил ей.

— У тебя прекрасные руки. — Он покрыл нежными поцелуями мозоли у основания пальцев и пощекотал ладонь языком. — Сильные и умелые. — Поднеся ее руки к собственному лицу, он потерся о них, точно огромный кот.

Энди послушно касалась его щек, перебирала густые блестящие волосы. Повернув голову, Джим поочередно поцеловал пульсирующие жилки на каждом запястье. Энди вздохнула, когда он принялся осыпать легкими поцелуями ее руки вверх до локтей и изгиба плеч. Запрокинув голову, она подставила его ласкам шею.

Джим не замедлил воспользоваться ее щедростью и дотронулся губами до ключиц, а затем уткнулся носом в шею Энди. Он пропутешествовал по маленькой ушной раковине, затем по другой, проложил языком влажную дорожку вдоль щеки до подбородка.

— У тебя самые сладкие и нежные ушки в мире, — прошептал он. Энди счастливо вздохнула. Ее тело обмякло, руки упали, раскрывшись, точно бутоны цветов на фоне желтых простынь. Закрыв глаза, она бездумно отдалась ласкам.

Такая реакция вызвала у Джима благоговейный трепет. Только нежностью ему удалось сломить ее неистовую, железную волю. Он испытал гордость и унижение, чувствовал себя одновременно всесильным и беспомощным. Но самым сильным было его желание отдать Энди все.

Он вытянулся на постели рядом с ней, опираясь на локоть, и подсунул ладонь ей под голову, заставив повернуться к нему.

— У тебя бесподобная кожа, — бормотал он, скользя губами по ее лбу и вискам, по закрытым векам, носу и разрумянившимся щекам. — Как у ребенка — гладкая и шелковистая. — Он провел ладонью по ее телу, слегка задевая кончиками пальцев грудь. — А твои губы великолепны. — Он взял ее за подбородок и запечатлел по поцелую в каждом уголке рта. — А этот сексуальный шрамик… — он коснулся указательным пальцем тоненькой белой ниточки под нижней губой, — сводит меня с ума.

— Сексуальный? — с удивлением переспросила Энди, открыв глаза.

— Невероятно. — Джим лизнул ее подбородок, словно изумительно вкусное мороженое. — Он придает тебе таинственный и опасный вид. Хотел бы я знать, откуда он взялся?

— Шесть лет назад я попала себе молотком по губе, когда пыталась вытащить гнутый гвоздь. В этом шраме нет ничего опасного, — она усмехнулась, — ни для кого, кроме меня.

— И все равно он выглядит сексуально. — Джим прильнул губами к шрамику. — Стоит мне взглянуть на него, и я теряю голову. — Его глаза вспыхнули. — Ты вся сводишь меня с ума — твоя кожа, губы, глаза, духи. Да, твои духи — особенно когда их запах исходит вот отсюда. — Он коснулся пальцем ее ключицы и прижался губами к местечку, облюбованному еще предыдущей ночью. — У тебя изумительные плечи — это я понял еще в ту минуту, когда впервые увидел тебя в вестибюле Белмонт-Хауса. Они сильные, гладкие и покатые. А твоя грудь — настоящее произведение искусства.

Он спускался все ниже по ее телу, осыпая его томительными ласками рук и губ и похвалами, на которые Энди было нечего возразить.

— Ты такая хрупкая и нежная, — восхищался он, накрывая ладонью ее маленькие груди, спускаясь к узкой талии и мускулистым ногам. — И вместе с тем сильная. Ты чертовски сексуальна…

Никогда еще Энди не сталкивалась с таким желанием и искренним восхищением, никогда не чувствовала себя такой защищенной, как в объятиях этого человека. Он воспламенял ее чувства, пробивался сквозь твердый панцирь, которым она окружила свое сердце. Она слабела от влечения, сгорала в его пламени, была очарована его ласками и словами, потому не чувствовала потребности поторопить его. Она не отвечала на его поцелуи, не шевелилась, не приподнимала бедра. Все равно они будут вместе. Происходящее вполне удовлетворяло ее. В этот момент Энди полностью доверилась Джиму, зная, что он исполнит все ее желания, интуитивно поймет, чего она жаждет, — лучше, чем она сама.

И когда он наконец приподнялся и лег между ее ног, последнее, что мелькнуло в голове Энди, была мысль о том, что, возможно, в любви нет ничего плохого…

Глава десятая

— О, нет! — Энди застыла на пороге Белмонт-Хауса, держась одной рукой за дверную ручку, а в другой сжимая только что вынутый из замка ключ. — Не может быть!

Джиму, который только что поцеловал ее в затылок и теперь стоял позади, не понадобилось спрашивать, в чем дело. Ярко-красной краской во всю стену вестибюля было намалевано: «Я предупреждал тебя, сука. Тварь. Шлюха. Иезавель».

— Но входная дверь была заперта! На два замка! — Энди обернулась к Джиму, словно пытаясь убедить его в своей невиновности. — Ты сам видел, как я запирала ее!

— Есть и другие двери, — напомнил Джим.

— Все они тоже были заперты. Я проверяла вчера вечером.

— Очевидно, к запертым дверям этот мерзавец питает не больше почтения, чем к женщинам-рабочим, — Джим сжат ее плечи. — Подожди у машины. Я хочу проверить, который из замков взломан.

Но Энди не желала ждать. Пострадало ее дело, которым она зарабатывала себе на жизнь. Сунув ключи в карман комбинезона, она направилась к застекленной двери, ведущей в гостиную, — скорее всего, взломана была именно она.

Но замки оказались нетронутыми, стекла — целыми. А вот от хрустальной люстры почти ничего не осталось. Пол усеивали осколки подвесок, голый остов с застрявшим в нем ломом свисал с потолка. В эту минуту Энди думала лишь об одном: хорошо, что она не успела заказать новые подвески, — теперь придется менять всю люстру.

— Не трогай! — Джим остановил ее, едва она потянулась к лому. — Ни к чему не прикасайся! Здесь могут быть отпечатки пальцев.

Энди стиснула кулаки, но послушно кивнула, признав его правоту. Она попятилась от изуродованной люстры, сжала губы и зашагала к дверям, ведущим в библиотеку.

— Подожди минутку! — Джим схватил ее за руку. Ему хотелось обнять ее и заверить, что все будет в порядке, но он не осмелился. Вероятно, Энди не поверит ему и не оценит его жест. — Может, преступник спрятался где-то в доме.

Энди выхватила из кармана гаечный ключ.

— Тем лучше!

Джим покачал головой: Энди напоминала разъяренного котенка с выпущенными когтями, устрашающего и вместе с тем смешного. Его вновь охватило желание сжать ее в объятиях, однако он ограничился тем, что вынул у нее из рук импровизированное оружие.

— Видишь, как легко отнять его у тебя? И что будет дальше?

Энди вспыхнула.

— Пора вызвать полицию, Андреа.

— Сначала надо осмотреть весь дом.

— Пусть этим займутся полицейские. Это их работа.

— Я хочу сделать это сама! — возразила Энди.

— Ну хорошо, — Джим смирился, понимая, что нервы Энди на пределе. Вызвать полицию они всегда успеют. Преступник наверняка давно исчез. — Давай осмотрим дом, только иди следом за мной! — Он направился к противоположному крылу особняка. — Держи руки за спиной и ни к чему не прикасайся.

Застекленная дверь библиотеки не пострадала, как и черный ход в кухне и маленькая боковая дверь, ведущая в салон. Преступник проник в дом через большую спальню, разбив стекло в высоком окне, под которым днем раньше были сооружены леса для починки башенки. Безобразные мазки краски покрыли свежеоштукатуренные стены и восстановленный камин. «Сука. Шлюха. Иезавель».

— Слава Богу, мы еще не успели оклеить стены, — пробормотала Энди. Стены можно оштукатурить заново, камин отмыть — на это понадобится только время, а вот замена антикварных муаровых обоев пробила бы солидную брешь в ее бюджете.

— Андреа…

Услышав голос Джима, она отвела взгляд от перепачканной каминной доски. Он стоял в дверях между спальней и гостиной. Увидев его лицо, Энди сжалась от ужаса. Она поспешила к нему, он обнял ее за плечи, притянул к себе, словно желая защитить от того, что ждало ее за порогом. Но беда была непоправимой.

На голых стенах гостиной красовались бранные слова, как и ожидала Энди. Мало того, ящики с расписанной вручную плиткой для большой ванны были перевернуты, упаковочный материал разбросан по полу. Вместе с обломками плиток.

— О, Господи! — В душе Энди вскипели ярость, страх и ненавистное чувство беспомощности. Первым ее порывом было броситься в объятия Джима, уткнуться головой в его грудь и разрыдаться. Но она удержалась, помня о том, что должна вести себя разумно при любых обстоятельствах. Надеяться можно только на себя. Особенно сейчас, когда ей больше всего хочется переложить свою ношу на широкие плечи Джима и попросить у него помощи и защиты.

Она отстранилась, с трудом сдерживая чувства, грозящие вырваться наружу.

— Ты прав, — бесстрастно произнесла она. — Пора вызывать полицию.

Полицейские прибыли одновременно с членами бригады, создав небольшую пробку перед дверями Белмонт-Хауса.

— Всем оставаться снаружи, — распорядился детектив в штатском. — Вас допросят в самом ближайшем времени. — Он кивнул в сторону двух офицеров полиции. — Прошу не расходиться! Не хватало еще разыскивать каждого из вас. Миссис Вагнер, будьте любезны пройти в дом вместе с нами.

Энди инстинктивно огляделась в поисках Джима. Где он? Джим стоял на дорожке, ведущей к дому, беседуя с одним из офицеров. Полиция применила стандартную тактику: разделила свидетелей преступления прежде, чем версии события перепутаются, а воспоминания сотрутся в памяти. Энди последовала за детективом к крыльцу и вошла в дом, мимоходом заметив пожилую пару, стоящую на веранде своего дома, расположенного на противоположной стороне улицы.

Мистер и миссис Гастингс слыли самыми отъявленными сплетниками в окрестностях. Дважды в день, после обеда и ужина, они «дышали воздухом», собирая информацию, словно пчелы на лугу — цветочный нектар. Что ж, вскоре все подробности происшествия в Белмонт-Хаусе станут достоянием гласности.

— Детектив Коффи, может быть, мы напрасно подняли такой шум? — обратилась Энди к человеку, в котором узнала одного из бывших коллег своего отца. Обычно по таким вызовам являлось двое офицеров в штатском. А сейчас у особняка скопилась целая армия полицейских, ищущих отпечатки пальцев, щелкающих затворами фотоаппаратов, допрашивающих бригаду. Все было так, как Энди и предполагала, именно поэтому ей не хотелось обращаться в полицию. — Соседи решат, что в доме обнаружена крупная партия наркотиков или пара расчлененных трупов.

Детектив Коффи пожал плечами, признавая ее правоту.

— И потом, почему по вызову приехали именно вы? — Она понимала, что выглядит неблагодарной и раздражительной, но ничего не могла поделать. Ее нервы натянуты до предела, мысли путаются, мешая составить четкий план замены люстры и плиток, но в то же время не выйти из бюджета. Вместо того чтобы отвечать на бесконечные вопросы, следует прежде всего оценить ущерб. — Неужели вместо ловли торговцев наркотиками и сутенеров вы занялись взломами и актами вандализма?

— Когда вы позвонили, я находился в участке, — объяснил Коффи. — Я узнал вашу фамилию.

— Значит, все дело в том, что я — дочь вашего давнего приятеля?

— Неважно. — Коффи вытащил блокнот. — Вы намерены подать на меня жалобу, миссис Вагнер?

Да, такой разговор ни к чему не приведет! Энди глубоко вздохнула, собираясь с силами, и начала отвечать на вопросы. Спокойно и толково она рассказала о том, что случилось с тех пор, как она открыла дверь особняка, вплоть до момента прибытия полиции. Детектив Коффи старательно записывал, одновременно осматривая место преступления.

— Как долго это продолжалось? Месяц, два?

— Чуть больше двух месяцев. Но до сих пор злоумышленник ограничивался надписями на стенах.

— И все? Он не пытался связаться с вами? Не подбрасывал в машину записки, не звонил домой?

— Нет. — Энди умышленно не упомянула о телефонных звонках, считая, что они никак не связаны с происшествиями на строительной площадке. Если о звонках узнает отец, он будет вне себя, поставит подслушивающее устройство и прикажет Коффи следить за каждым ее шагом. — Неизвестный ограничивался только надписями. Эти происшествия были досадными, но вполне безобидными. До сегодняшнего дня у меня не было причин обращаться в полицию.

— А вчера, когда была разбита люстра? Почему вчера вы не позвонили в полицию?

— Откуда вы об этом знаете? — Энди подозрительно прищурилась.

— Услышал от рабочих, — Коффи пожал плечами.

Тут что-то не так — Коффи прибыл десять минут назад и не мог еще что-либо услышать.

— Итак, расскажите мне, что произошло здесь вчера?

Энди объяснила.

— Как вы думаете, кто мог сделать это? У вас были враги?

— Многие мужчины недовольны, увидев на стройке женщин. Особенно женщин, имеющих собственные компании. Когда я получила этот заказ, мне позвонил один из разъяренных конкурентов, а второй прислал оскорбительную записку.

— Вы же говорили, что вас беспокоили только надписи на стенах.

— Это случилось несколько месяцев назад, в то время, когда был подписан контракт. С тех пор я не слышала об этих людях.

— Вы сказали, что записка была оскорбительной? — Коффи сделал пометку в блокноте.

— В ней не было никаких сексуальных намеков, если вы спрашиваете об этом. Первый конкурент заявлял, что я получила этот подряд только благодаря тому, что я женщина. А второй негодовал по поводу того, что женщины больше не желают знать свое место и отбивают работу у тех, кому она принадлежит по праву, — у мужчин. Но, по-моему, ни тот, ни другой не способен на преступление. Оба они откровенны в своем недовольстве, в отличие от автора вот этого… — Она указала на надписи на стене.

— И все-таки назовите мне имена этих конкурентов, — попросил Коффи.

Энди нехотя назвала имена. В конце концов все это выйдет ей боком!

— А как насчет бывших приятелей? Может, вы недавно, простите, отшили кого-нибудь?

— По-моему, это тут ни при чем. Речь ведь идет о профессиональных, а не о личных отношениях!

— В профессиональных делах мужчины обычно не бросаются такими ругательствами, как «шлюха» или «Иезавель», — возразил детектив. — Вот я и предположил, что, возможно, во всем виноват кто-нибудь из ваших бывших приятелей.

— Уверяю вас, детектив, вы заблуждаетесь! Так или иначе, у меня нет бывших приятелей. Речь идет только о профессиональных отношениях. Таким оскорблениям женщины на стройках подвергаются постоянно: их называют то лесбиянками, то шлюхами. Нападки по адресу сексуальной жизни женщины — освященный веками способ поставить ее на место. Я думала, вам известно об этом!

— Я догадывался, но, на мой взгляд, в данном случае все не так просто. Этот парень бесится от досады. — Он постучал по собственному носу указательным пальцем. — Я чую это.

— Предположения детектива Коффи не лишены оснований, — раздался за спиной Энди голос Джима. — Все это с самого начала показалось мне способом выяснения отношений.

Энди оглянулась. Как хорошо, что он пришел! Но почему он поддерживает не ее, а детектива Коффи?

— А по-моему, вы оба ошибаетесь! — твердо заявила Энди и увидела, как мужчины обменялись выразительными взглядами. Они ее держат за глупенькую женщину? Прекрасно! Энди вспылила. — Но, как вижу, вы уже приняли решение, и мне вас не переубедить, — ледяным тоном продолжала она. — Так что можете обсуждать свои замысловатые теории между собой, а у меня есть другие дела.

— Детектив Коффи! — окликнула полицейского молодая женщина в штатском. — Мы закончили поиск отпечатков пальцев. — Энди застыла, ожидая продолжения. — Никаких результатов. Перила и леса сплошь покрыты отпечатками, но нам понадобится немало времени, чтобы исключить принадлежащие здешним рабочим и так далее. По-моему, игра не стоит свеч. Здесь работает слишком много народу.

— Так я и думал, — подытожил Джим. — Но попытаться все-таки стоит.

Коффи согласно кивнул.

— Что-нибудь еще?

— Почти ничего, сэр. Лом, найденный в столовой, и пустая банка из-под краски начисто вытерты, как и подоконники в спальне. По-моему, преступник был в перчатках.

— Должно быть, насмотрелся детективов по телевизору, — предположил Джим.

Коффи хмыкнул и велел женщине продолжать.

— Офицер Бенсон обнаружил пару отпечатков подошв рядом с осколками люстры. Снаружи полно следов, но разобраться в них так же трудно, как в отпечатках пальцев. А еще мы нашли вот это! — Она протянула пластиковый пакет. — Он лежал на полу рядом с перевернутыми ящиками. Должно быть, преступник поранился, разбивая окно.

— Это мой платок, — разглядев содержимое пакета, заявила Энди. — Вчера я оцарапала пальцы и вытирала кровь платком.

— Почему же он оказался на полу?

— По моей вине, — вмешался Джим. — Я настоял, что Андреа… то есть миссис Вагнер нужна перевязка.

— И бросили платок на пол, таким образом загрязнив место преступления? — Коффи покачал головой. — Теперь нам придется занести его в протокол и отдать в лабораторию. — Он кивнул женщине-офицеру, отпуская ее.

— Джим тут ни при чем, — сказала Энди, когда женщина удалилась. Она знала, как устроен мозг полицейских. Они собирают незначительные обрывки разрозненных сведений, умножают два на два и… получают пять. — Он был… — Она заколебалась, зная, что ее слова в конце концов дойдут до отца. Она не намеревалась обсуждать свою частную жизнь с посторонними, но вместе с тем не могла допустить, чтобы детектив Коффи сделал неверные выводы. — Джим всю ночь был со мной, — наконец выпалила она.

Коффи беспечно пожал плечами и захлопнул блокнот.

— Я никого ни в чем и не обвиняю. — Он вновь обменялся взглядом с Джимом. Энди не смогла определить, что промелькнуло в его глазах — подозрение, сомнение или намек. А может, предостережение? Внезапно Коффи усмехнулся: — Разумеется, мнение лейтенанта может не совпадать с моим, — добавил он, упоминая об отце Энди так, словно тот по-прежнему служил в полиции.

После отъезда полиции Энди не стала терять времени.

— Время — деньги, — заявила она, не поддаваясь разрушительным чувствам жалости и досады. Ведь стоит хоть чуть-чуть расслабиться, и она разрыдается на виду у всей бригады! — А у нас слишком мало и того, и другого. Мэри и Тиффани, снимите люстру и уберите все осколки из столовой. А когда закончите, займитесь установкой сигнализации. Надо установить ее сегодня же — пусть воет так, чтобы смогла и мертвого поднять из могилы. Дот, вставь стекло в окно большой спальни. Пит, возьми Джима и Мэтью и отчисти краску со стен и камина. Букер, а ты поможешь мне в гостиной.

— Лучше я помогу тебе, — вмешался Джим, — а Букер пусть идет с Питом и Мэтью.

— Нет! — отрезала Энди тоном вспыльчивого сержанта.

Все застыли на местах и обернулись к ней. Они уже привыкли, что Энди обращается с подчиненными твердо, но вежливо. Ее просьбы всегда звучали как приказы, но до сих пор она не позволяла себе рявкать на рабочих.

— По-моему, я дала работу каждому, — она обвела стальным взглядом всех членов бригады — всех, кроме Джима. — Можете приступать! Только Букер и Джим не сразу бросились выполнять приказ. Букер в нерешительности стоял посреди вестибюля, переводя взгляд с Энди на Джима и обратно.

— Букер, — Энди кивнула в сторону лестницы, подгоняя его, — иди в гостиную и займись разбитой плиткой. Я сейчас подойду. — Дождавшись, когда он уйдет, она наконец повернулась к Джиму: — Я была бы признательна, если бы ты перестал оспаривать мои распоряжения на виду у бригады. Если тебе не нравится та или другая работа, будь любезен сообщить об этом, оставшись со мной наедине.

— Дело не в работе, — негромко отозвался Джим, глядя на нее, как на бомбу, готовую взорваться, — а в тебе. С тобой все в порядке?

— В полном.

— Ошибаешься. Ты напряжена, как наркоман в поисках очередной дозы. Давай поговорим, Андреа. — Он шагнул навстречу и протянул руки. — Разреши помочь тебе.

Она отступила, избегая прикосновений.

— Я не нуждаюсь в помощи.

— Каждому в тот или иной момент нужна помощь. — Джим опустил руки. — Жизнь слишком сложна, чтобы справляться с ней в одиночку.

— Я справлюсь сама, — упрямо повторила Энди.

Истина заключалась в том, что она была в отчаянии, жаждала помощи и была напугана этим — не меньше, чем словами «я люблю тебя» из уст Джима. Но она не будет рассчитывать на него, на его любовь или помощь — хотя бы потому, что умной женщине следует полагаться только на саму себя.

— Ну хорошо, я ошибся. Тебе действительно не нужна помощь, — Джим с трудом сдерживал гнев и обиду, стараясь понять Энди. На нее свалился слишком тяжкий груз, и она испугалась. Он видел страх в ее глазах, чувствовал его в поникших плечах и сжатых губах. Но как отчаянно она пытается сохранить лицо, подавить опасения и неуверенность! Ей сейчас очень тяжело, но ведь рано или поздно ее чувства вырвутся наружу. — Не буду настаивать, — негромко сказал он. — Сейчас не время и здесь не место для этого. Поговорим потом.

Энди так и не сумела понять, что прозвучало в его словах — обещание или угроза?

— Глазам не верю! Почти все плитки целы! — воскликнула Энди, у которой от облегчения закружилась голова. Казалось, с ее души свалился тяжкий груз. Она вновь обрела способность дышать. — Должно быть, преступник просто повалил ящики набок и разбил выпавшие плитки, а об остальных не подумал! — Она прикусила губу, чтобы сдержать подступившие к глазам слезы.

— Значит, не все так плохо, как нам представлялось? — спросил Букер, тревожно наблюдавший за ней.

— Да, не все!

Замена поврежденной люстры и разбитых плиток все-таки потребует внушительных затрат, но это еще не катастрофа. Энди считала, что она сумеет выкарабкаться. Если она вовремя получит дополнительные плитки, если сигнализация обойдется сравнительно дешево, если больше ничего не случится, она сумеет удержаться в рамках сроков и бюджета!

Энди одарила помощника сияющей улыбкой, заставив его покраснеть:

— Это еще полбеды!

— Привет! — Стоя на лестнице, Энди улыбнулась двум рабочим на верхней площадке лесов, смывавшим красную краску со стены. — Кто-нибудь знает, где Джим?

Как обычно, Пит пробурчал нечто неразборчивое — это бурчание могло означать что угодно, — а затем указал вниз. Энди перегнулась через перила:

— Джим!

— В чем дело? — Джим выронил пропитанную растворителем тряпку и спрыгнул на пол. — Ты выглядишь гораздо лучше. Что случилось?

Энди невольно взяла его за руку, не замечая, что Пит и Мэтью бросили работу и наблюдают за ними.

— О, Джим! — Она сияла, как ребенок, которому подарили пони на день рождения. — Ты ни за что не догадаешься! Представляешь, плитки почти не пострадали! Разбилось всего штук сто, а остальные целы!

— Замечательно, милая! — Джим обнял ее, искренне радуясь известию.

Энди ответила на объятия и уткнулась лицом в грудь Джима, чтобы спрятать блестящие от восторга глаза. Его руки сжались, словно оберегая ее. Но тут Джим вздрогнул, почувствовав влагу у себя на груди.

— Андреа, что с тобой?

— Я не плачу. — Она улыбнулась и заморгала. — Просто я вдруг испытала такое облегчение… Это еще не катастрофа, и я почти счастлива! — выпалила она и обняла его за шею.

Их губы встретились. Поначалу легкий, поцелуй становился все более страстным, раздувая пламя, и без того грозившее выйти из-под контроля. Они уже не помнили о том, что стоят посреди вестибюля, где их могут увидеть. Одной рукой Джим обнимал Энди за талию, вторую ладонь положил ей на затылок — это был жест собственника, успокаивающий и требовательный одновременно. Она запустила пальцы в его волосы, и оба забыли обо всем на свете.

— Джим, мне так жаль, что я обидела тебя, — пробормотала она в краткий промежуток между поцелуями, — но я ужасно расстроена и…

— Ничего, детка, я все понимаю. Напрасно я настаивал на своем.

— Я так рада, что ты был рядом…

Их прервал громкий лязг и предостерегающий крик. Вскинув голову, Джим успел увидеть, как с помоста лесов на их головы падает большая банка. Он быстро отскочил, увлекая за собой Энди, и инстинктивно прижал ее к груди, закрывая собой. Банка гулко ударилась об одну из металлических перекладин и наконец, глухо стукнувшись об пол, покатилась по нему. Содержимое банки выплеснулось, окатив ноги Джима и Энди.

— Бог ты мой! — Рыжеволосая голова Мэтью показалась над краем помоста.

— Что это было, черт побери? — закричал Джим.

— Банка растворителя, — отозвался Пит.

С лестницы уже спускался Букер: Тиффани и Мэри выросли на пороге столовой.

— Что случилось?

— Все живы?

— Конечно, — поспешила заверить Энди. — Все в полном порядке!

— Нет, не все… — начал было Джим, но Энди знаком попросила его замолчать.

— Возвращайтесь к работе, — велела она, подталкивая Джима к входной двери. — Ничего страшного не произошло.

Едва оказавшись за дверью, Джим дал волю своему негодованию.

— А если бы эта чертова банка размозжила тебе голову? Почему она упала?

— Но ведь банка не задела ни тебя, ни меня, — Энди приложила пальцы к губам Джима. — Успокойся, никто не пострадал.

По крайней мере физически, мысленно поправилась она.

Случилось другое: они с Джимом перешагнули некий барьер в своих взаимоотношениях, переступили незримую черту и стали ближе друг другу. Решающий шаг сделала Энди. Возможно, ей давно пора было совершить этот поступок, забыть о своих опасениях, довериться Джиму. Если им предстоит не просто мимолетный роман, она готова впустить его в свою жизнь.

— В субботу я уезжаю на Лосиное озеро, к детям. Хочешь поехать со мной?

Глава одиннадцатая

Энди не знала, как дети отреагируют на визит незнакомца: ничего подобного прежде не случалось. Отца они помнили плохо: в то время, когда Энди развелась с мужем, дети были еще слишком малы — Эмили едва исполнилось три года, а Кристоферу шесть. К тому же Кевин изображал отца-трудоголика и редко бывал дома. Дети привыкли делить Энди только с ее работой. Сейчас она была готова к недовольству, настороженности, даже грубости, но, к ее облегчению, сын и дочь приняли Джима вполне дружелюбно.

Романтично настроенную двенадцатилетнюю Эмили покорила мужественная внешность и обаятельная улыбка Джима, на Криса произвел впечатление блестящий черный «харлей-дэвидсон». Только отец Энди оставил свое мнение при себе.

— Я слышал, у тебя с ним роман, — мрачно заметил Натан Бишоп, кивая в сторону Джима, который, забредя по пояс в воду, обучал Криса тонкостям управления серфером.

Энди обернулась к отцу.

— Вот как? От кого?

— У меня свои осведомители. — Старик свел на переносице клочковатые брови.

— На твоем месте я не доверяла бы сплетникам, — отозвалась Энди, но отец что-то забормотал о неблагодарных дочерях, не проявляющих должного уважения к родителям.

Впрочем, Энди уже не слушала его. Она наблюдала за сыном и любовником. Несмотря на свои пятнадцать лет, Крис казался особенно хрупким и беззащитным рядом с мускулистым и рослым Джимом. Уже не ребенок, но еще не мужчина. Держась за мачту, он внимательно слушал объяснения гостя, который бурно жестикулировал — судя по всему, рассказывая о том, как важно следить за направлением ветра. Вот Крис кивнул, и Джим отпустил серфер. Балансируя, Крис выпрямился. Серфер заскользил по воде. Приставив руку козырьком ко лбу, Джим одобрительно наблюдал за учеником, вот он что-то крикнул, когда парус опасно накренился.

Энди услышала громкий вздох где-то рядом и, обернувшись, увидела Эмили и ее не по годам развитую подругу Дженнифер: девочки сидели на причале, болтая босыми ногами в воде. Эмили была в шортах из обрезанных старых джинсов поверх ярко-розового купальника. Дженнифер щеголяла неоново-зеленым бикини, который Энди сочла слишком вызывающим и роскошным для тринадцатилетней девочки. Интересно, о чем думает ее мать, выпуская дочь из дома в таком виде?

— Клевый парень, — заявила Дженнифер, не сводя глаз с Джима. — Как думаешь, у него есть девушка?

— По-моему, он дружит с моей мамой, — Эмили улыбнулась Энди, поблескивая синими глазами. — Правда, мама?

— Да ну? — ахнула Дженнифер. — Миссис Вагнер, он и вправду ваш приятель?

Энди поправила темные очки, забавляясь при виде явного недоверия в глазах Дженнифер.

— Может, да, а может, и нет, — загадочно ответила она. — Я еще не решила.

Отец Энди, слышавший разговор, громко хмыкнул. Эмили засмеялась.

— Мама говорит, что нельзя заставлять мужчин ждать, — заметила Дженнифер. — Их легко отпугнуть, достойных мужчин встречается мало, поэтому женщина не может позволить себе привередничать, иначе останется одна.

Энди не сразу нашлась с ответом. Неужели матери позволено давать дочери такие советы?

— По-моему, ты слишком сгущаешь краски. — Она перевела взгляд на собственную дочь, с уважением взирающую на умудренную житейским опытом подругу. — В наше время женщины обязаны быть разборчивыми, — начала она, осторожно выбирая слова. — Нельзя вешаться на шею первому попавшемуся мужчине. А если уж выбирать не из кого, можно вообще отказаться от этого занятия.

— Но ведь тогда останешься одна, — возразила Дженнифер. — Кто же в таком случае о тебе позаботится?

— Моя мама сама может о себе позаботиться, — вмешалась Эмили, — что она и делает. И потом, она не одна: у нее есть я, Крис, Кайл, дедушка, тетя Натали, дядя Лукас и друзья.

Энди улыбнулась: суждения дочери были вполне логичны. И хотя одно лето в обществе тринадцатилетней кокетки ей не повредит, на всякий случай все-таки необходимо поговорить с Эмили о мальчиках и поцелуях.

— Я разговаривал с Коффи, — сообщил отец Энди, когда девочки увлеклись своим разговором. Энди постаралась сделать невозмутимое лицо.

— С Коффи? — вежливо переспросила она таким беспечным тоном, что ее отец явно разочаровался. — Классная работа, папа!

— Не дерзи, детка! Ты понимаешь, что я имею в виду. Коффи считает, что между тобой и Николоси что-то есть. — Румянец ярко вспыхнул на загорелых скулах старика. — А еще Коффи доложил, что, по твоим словам, ты провела с ним ночь.

— Ну и что тут такого?

Отец побагровел, на миг отвернулся, а когда вновь взглянул на Энди, его глаза были прищурены, рот сухо сжался. Именно с таким выражением лица он почти сорок лет вытягивал признания из преступников Миннеаполиса.

— Это правда?

— Это тебя не касается, — твердо заявила Энди, — но если хочешь знать — да, правда! И я намерена повторить эту ночь.

— Ни в коем… — взревел старик, но вовремя понизил голос, вспомнив о сидящих поблизости девочках: — Только не в моем доме!

— Разумеется, — согласилась Энди. — Здесь же дети.

— Тебе следовало вспомнить о них несколько дней назад, прежде чем связываться с этим… — Он осекся и не договорил.

— Папа, в твоих советах я не нуждаюсь и не намерена спрашивать их впредь!

— Черт побери, ты же порядочная женщина, мать троих детей! Ты не должна вести себя как… как…

— Как женщина? — подсказала она, выпрямилась в шезлонге и повернулась к отцу. — Папа, я просто сделала то, чего ты желал мне в течение последних восьми лет.

— Ничего подобного я тебе не желал!

— Неправда, — возразила Энди, почувствовав его замешательство. В словесных баталиях с отцом ей редко доводилось побеждать. — Разве не ты советовал мне найти себе мужчину? Вот я и нашла его! — Она развела руками, всем видом побуждая отца признать ее логику.

— Значит, он готов жениться на тебе?..

Энди закатила глаза.

— Об этом мы еще не говорили. Но если он сделает мне предложение, знай: я откажусь! — В глубине души она сомневалась в собственных словах. — Больше я никогда не выйду замуж!

— Женщине необходим мужчина, способный позаботиться о ней, — упрямо возразил Натан, — особенно женщине, у которой есть дети.

— Ты рассуждаешь точь-в-точь как мать Дженнифер. — Энди попыталась обратить разговор в шутку, но отец не поддался, и она сухо добавила: — Я сама могу позаботиться о себе и о детях, папа, — до сих пор мне это удавалось! — Она положила ладонь на голое худое колено отца. — Эмили понимает меня, почему же ты продолжаешь спорить?

— Просто я хочу видеть тебя счастливой, Андреа!

— Знаю, папа. Но я и так счастлива, — заверила она, удивляясь, почему эти слова кажутся ей сейчас ложью. Поднявшись, она поцеловала отца в макушку. — Надеюсь, этот разговор останется между нами? — осведомилась она и, увидев недоуменный взгляд отца, пояснила: — Я не хочу, чтобы ты заговаривал с Джимом о женитьбе.

— Отец вправе узнать намерения друга своей дочери.

— В этом случае беспокоиться следует не о намерениях Джима, а о моем желании. А я не желаю выходить замуж! — Эти слова прозвучали уверенно, как в первые дни после развода. — Постарайся вместе с Джимом зарубить это себе на носу!

— Ладно, посмотрим, детка.

— И перестань называть меня деткой — мне уже не шестнадцать лет, а тридцать восемь! Я не хочу, чтобы ты задавал вопросы или вмешивался в мои дела — пусть даже для моего блага, ясно?

Натан Бишоп нахмурился.

— Ясно, — нехотя откликнулся он.

— Вот и хорошо! — Энди обернулась к девочкам: — Вы идете со мной? Пора готовить обед.

Разумеется, отец не сдержал обещание. Перед сном, выйдя из спальни за стаканом воды, Энди выглянула в окно на кухне и увидела, что отец и Джим сидят на веранде в окружении противомоскитных свечей. Отец Энди посасывал сигару, Джим потягивал бренди из стакана. На первый взгляд оба казались спокойными, почти расслабленными, но, судя по напряженным позам, разговор шел серьезный.

Первым побуждением Энди было выбежать из дома, схватить отца за ухо, увести его в комнату и хорошенько отчитать. Именно так поступили бы мама и Натали. Но Энди обладала более мягким характером. Она задумалась: в ответ на ее возмущение отец может заявить, что ничего наобещал ей. И кроме того, Джим, как он как-то выразился, уже взрослый мальчик. Он вполне способен справиться с ситуацией самостоятельно. Если Джим выдержит бой с ее отцом, значит, на него можно положиться. Энди выпила воды, поставила стакан на сушилку и вернулась в спальню.

— Он и в самом деле твой приятель, мама? — спросила Эмили, когда они улеглись в постель. — Ты не пошутила?

— Нет, не пошутила, — отозвалась Энди и поцеловала дочь в макушку. — Надеюсь, ты не против?

— Пожалуй, нет, — после минутного раздумья ответила девочка. — Он хороший. Мне он нравится, да и Крису тоже — он сказал это, пока мы мыли посуду. Крис говорит, что Джим разговаривает с ним как со взрослым — о строительстве и о том, что на следующий год Крис сможет поработать, если ты разрешишь, потому что многие мальчики начинают подрабатывать на стройке с шестнадцати лет. Крис спросил, откуда у него шрамы.

Энди затаила дыхание. Она еще не успела расспросить Джима о шрамах, но любопытством не уступала своим детям.

— Джим объяснил, что упал с крыши и перенес операцию, чтобы вновь научиться ходить. Он сказал, что его бедро почти полностью состоит из пластика и металлических штырей, а не из настоящих костей. Иногда даже детекторы металла в аэропорту срабатывают, когда он проходит мимо. — Эмили надолго замолчала, о чем-то задумавшись. — Мама… вы с мистером Николоси… — Эмили заерзала в постели, явно стесняясь откровенного разговора с матерью, — целуетесь и все такое?

Энди было смутилась, но вовремя вспомнила правило — всегда быть откровенной с детьми.

— Да, мы целуемся… и так далее.

— И ты хочешь выйти за него замуж?

— Он еще не сделал мне предложение, — уклонилась от прямого ответа Энди.

— А если он сделает его? — настаивала Эмили. — Ты согласишься?

Согласится ли она? Еще неделю назад Энди решительно сказала бы «нет», не испытывая никаких сожалений. Еще вчера она поступила бы точно так же. Но теперь… она ни в чем не была уверена. Неделю назад она клялась, что у нее больше никогда не будет любовников, а сегодня называет Джима Николоси приятелем.

— Нет, — наконец ответила она, — вряд ли, — и не удержалась от ответного вопроса: — А если бы я согласилась?

— Я была бы так рада! Он хороший, а ты всегда улыбаешься, когда смотришь на него. — Эмили придвинулась ближе к матери, наслаждаясь покоем ее объятий. — Поэтому я буду рада, если ты согласишься выйти за него замуж.

Энди сняла шлем, повесила его на руль «харлея», сцепила пальцы и потянулась, ожидая, когда Джим заправит мотоцикл. Воскресный день заканчивался, Джим и Энди возвращались в Миннеаполис.

— Что сказал тебе отец?

— Когда? — спросил Джим, не сводя глаз со счетчика.

— Вчера вечером, на веранде. — Она взлохматила свои примятые шлемом волосы. — Похоже, у вас состоялся крупный разговор.

— А, вот ты о чем! — Джим пожал плечами. — Он расспрашивал, что мне известно о вандализме в особняке. — Услышав удивленный возглас Энди, он продолжил: — Что же тут странного? В конце концов, я был там и все видел, — торопливо добавил он, заметив внезапную вспышку гнева в глазах Энди. — Ему требовались сведения из первых рук.

— Так я и знала! Ему потребовался свидетель. Моего отчета, видите ли, оказалось недостаточно! — Энди раздирали раздражение и желание рассмеяться. — А я думала, он выпытывает у тебя нечто совсем другое.

— Что, например?

Энди смутилась.

— Твои намерения насчет меня. Я сказала, что мы спим вместе.

— Что?!

— Что мы спим вместе, — повторила Энди и расхохоталась, увидев ошарашенное лицо Джима. — Об этом он знал и без меня — от Коффи, просто ждал подтверждения.

— Коффи рассказал ему о нас?

Энди кивнула.

— Пока папа служил в полиции, они с Коффи были неразлучны. Именно поэтому мне так не хотелось сообщать о случившемся в полицию. Я знала, что вести все равно дойдут до отца. — Она покачала головой. — Впрочем, он воспринял их на редкость спокойно. — Ее отец лишь задал несколько вопросов, высказал несколько предположений и сменил тему, что было ему несвойственно. Теперь-то Энди понимала, в чем дело: он решил поговорить с Джимом по-мужски и выведать все, о чем умолчала дочь. — А я-то думала, он наконец понял, что я вполне могу позаботиться о себе.

— Он твой отец, — возразил Джим, засовывая кредитную карточку в карман джинсов. — Он всегда будет считать тебя ребенком, так что смирись с этим.

— Неужели прошло всего два дня? — простонал Джим, хватая ее в объятия, как только они переступили порог дома. Пинком закрыв дверь, он вытащил футболку Энди из-под пояса ее джинсов, чтобы добраться до груди. — С тех пор как мы отъехали от озера, я думал лишь о той минуте, когда вновь увижу тебя обнаженной, а ты словно нарочно издевалась надо мной, прижимаясь грудью к спине… Господи, Андреа, сжалься! — воскликнул он, почувствовав, как она сжала выпуклость под его джинсами.

— Именно этим я и занимаюсь. — Она продолжала ласкать его сквозь плотную ткань. — Проявляю милосердие.

— Ты сведешь меня с ума!

Она игривым жестом убрала руку, но Джим водрузил ее на прежнее место.

— Не останавливайся, продолжай! Ты дразнила меня последние двадцать миль.

— Разве тебе не понравилось? — кокетливо осведомилась Энди, уже зная ответ, но желая услышать его.

— Очень понравилась! — простонал Джим, пока она расстегивала молнию его джинсов и просовывала руку под ткань. — Я люблю тебя.

В порыве страсти он не заметил, что его признание на этот раз не испугало Энди: он был слишком поглощен физическими ощущениями. Едва она прикоснулась к нему, как Джим содрогнулся, дыхание сбилось. Сердце судорожно застучало.

Дрожь мышц, затрудненное дыхание, лихорадочный ритм сердца, невольные стоны — все это придало Энди сил, заставило почувствовать себя женщиной. Она встала на колени, стянула с Джима джинсы…

— Андреа! — издал он стон смертельно раненного и прислонился к стене. — Андреа!..

Протянув руки, он обхватил ее голову, удерживая ее, словно невообразимо тонкое, баснословно дорогое и хрупкое стекло. От страсти и любви его глаза стали золотистыми.

И прежде женщины стояли перед ним на коленях в подобной позе, но ни одна из них не вызывала в Джиме таких чувств — гордости, смирения, благодарности, влечения. Все его существо переполняли мучительная нежность и обжигающая потребность отдать все, оберегать и защищать, властвовать, поклоняться и обожать ее — женщину, которая превратила его в героя-завоевателя. Положить свое сердце к ее ногам, предложить ей свое тело, совершать подвиги в ее честь! Вместе с тем сейчас от слабости он едва мог пошевелить языком. Джим сумел лишь выговорить ее имя, скользя ладонями по плечам Энди, заставляя ее подняться на ноги.

Он прильнул к губам Энди, словно желая поглотить ее в поцелуе — трепетном и жадном, грубом и нежном, умелом и неловком. Энди таяла в его объятиях, доверившись силе его рук и жару поцелуя, желая в этот миг лишь одного: доставить ему величайшее наслаждение. Она не опасалась потерять саму себя, не испытывала тревоги, охваченная потребностью отдать все, что у нее есть. Она стала абсолютно беспомощной, оказалась во власти мужчины, сжимающего ее в объятиях, целующего так, словно ему было достаточно лишь поцелуев.

Их прервал телефонный звонок — два пронзительных, настойчивых сигнала, разорвавших тишину, словно выстрелы в мирном лесу.

Энди окаменела.

— Не обращай внимания, — пробормотал Джим хриплым от страсти голосом, но в этот миг включился автоответчик.

— Шлюха, — послышался в комнате гневный сиплый шепот. — Бесстыдная шлюха. Иезавель. Я предупреждал тебя, сука! Предупреждал не раз. Теперь ты поплатишься за все!

Глава двенадцатая

Джим резко отстранился, глядя на Энди. Ее застывшая поза и этот виноватый блеск глаз. Такие звонки ей не в новинку! Осторожно отодвинув ее, Джим надел джинсы, застегнул молнию и прошагал на кухню. Энди нервозно оправила футболку и последовала за ним. Голос в автоответчике продолжал выплевывать грязные ругательства, усиливаясь с каждым словом. Джим схватил трубку:

— Кто говорит? Кто это, черт возьми?

Единственным ответом ему стали короткие гудки. Лишенный возможности излить гнев на реального виновника, Джим бросил трубку и обернулся к Энди.

— И долго это продолжается?

— Такого еще не случалось! — Она умоляюще сложила на груди руки, перепуганная звонком и выражением лица Джима. — Все было иначе!

— Что это значит?

— Прежде он никогда не вопил в трубку. Он говорил спокойно и почти… отчужденно — другого слова не подберешь. И до недавнего времени эти звонки были просто… неприятными, но безвредными. Я никак не связывала их с тем, что происходило на работе, — до прошлого четверга.

— Значит, все это тянется уже несколько месяцев, а ты сидишь сложа руки?! Почему ты не обращалась в полицию?

— А чем мне могла помочь полиция? По ее милости моя жизнь только осложнилась бы. Мне посоветовали бы сменить номер телефона и запирать дверь. Нет, я не стану менять номер из-за пары досадных звонков! И кроме того, окна и двери в моем доме надежно запираются.

— Андреа, это не просто досадные звонки. Неужели ты не поняла? Этот тип — псих!

Энди покачала головой.

— До прошлого четверга он вел себя вполне пристойно, — возразила она. — Никаких сексуальных намеков, никаких угроз. Только потом он начал осыпать меня оскорблениями.

— В тот день, как ты приняла меня на работу… И после того, как была разбита люстра. — Энди молчала, и он добавил: — После того, как мы начали спать вместе. Почему же ты молчала?

— Сначала я думала, что эти звонки никак не связаны с происшествиями на стройке. — Энди схватилась за край кухонного стола. — А потом…

Рассказать ему все? Признаться в своих опасениях, выложить все беды и попросить о помощи? Но позволить себе такую роскошь Энди не могла: это означало бы превращение ее в прежнее, бесхребетное и беспомощное, существо, которым она была девять лет назад. В то время она умела принимать решения лишь в бытовых вопросах — например, при выборе новых занавесок для кухни.

— Я молчала потому, что это мои проблемы, и я уже предприняла меры, чтобы справиться с ними.

— Твои проблемы? Ясно… — Его голос прозвучал еле слышно. Он всеми силами пытался сдержать гнев. — Как же ты намерена поступить дальше?

— В понедельник я установлю определитель номера и сигна…

— Определитель? И ты думаешь, этого хватит?!

— В телефонной компании считают, что это наилучшее решение. Я узнаю номер телефона, по которому мне звонят, и тогда смогу обратиться в полицию с конкретными…

Она вздрогнула: не дослушав ее, Джим ударил кулаком по столу.

— Господи, Андреа, ты в своем уме? Ты представляешь себе, насколько все серьезно? Этот тип злится на тебя не потому, что ты лишила его работы! Его злоба приобрела личный оттенок, а может, и всегда была такой! Просто прежде ты не давала ему повода для ревности. Но теперь все изменилось. Ты спишь со мной, и он считает, что ты изменила ему. Он одержим, Андреа! Тебе известно, что такое одержимость? — Джим схватил ее за плечи и встряхнул. — Ты представляешь, на что способен этот мерзавец? И ты думаешь, что определитель номера и пара замков спасут тебя, если он явится сюда?

— Я не настолько глупа! — выпалила Энди, стараясь сохранить достоинство, несмотря на ярость Джима и собственный ужас.

— Я и не пытался обвинить тебя в глупости, я…

— И кроме того, я не ребенок. Я взрослая женщина! Я обдумала положение и приняла разумные меры предосторожности, чтобы обеспечить себе безопасность.

— Разумные? Ты считаешь, что ведешь себя разумно?

— Вот именно! Если бы ты не перебил меня, я добавила бы, что вместе с определителем собираюсь установить сигнализацию, — заявила она. — Что еще я могу сделать? Купить револьвер?

— Револьвер! — Джим мгновенно вспомнил мрачную статистику: нередко жертв преступления убивают из их же собственного оружия. — Только этого не хватало!

— Тогда чего же ты хочешь от меня? — Энди была готова сорваться на крик.

— Хочу, чтобы ты позвонила в полицию, а затем собрала вещи и уехала к отцу, пока этого типа не поймают.

— Нет! — Энди попыталась вырваться из рук Джима, но не сумела. — Никуда я не уеду. Я сама разберусь в своих проблемах, — твердо добавила она. — Неужели мужчина в таком случае решил бы сбежать? Скажи, ты бы сбежал?

— Ты не мужчина, черт возьми! Ты — женщина! Взгляни на себя: ты едва достаешь головой мне до подбородка, кости у тебя хрупкие, как у птицы. Ты не можешь вырваться даже из моих рук, а ведь я держу тебя не так, как разъяренный психопат, — я не хочу причинять тебе боль.

— Мне все равно больно! — Она начала вырываться, попыталась толкнуть Джима в грудь. Это было все равно что биться лбом о стену. — Пусти!

Джим притянул ее к себе и обнял.

— Андреа, перестань вырываться! — Он сжал руки, сдерживая ее движения, успокаивая, словно обиженного ребенка.

Внезапно она прекратила борьбу, но не расслабилась.

— Отпусти меня, — произнесла она. — Поверь, это не истерика. Просто я хочу, чтобы ты меня отпустил.

Он разжал объятия нехотя, постепенно и взял Энди за руки. Они безвольно обмякли в его ладонях.

— Я просто пытаюсь помочь тебе, дорогая! — Джим поцеловал ее ладони. — Почему ты сопротивляешься?

Предательская слабость! Она уже угрожала охватить Энди. Было бы так просто сдаться, взвалить все свои беды на Джима, стать такой, как прежде. Но чтобы защитить себя нынешнюю, ей следовало изо всех сил бороться с Джимом и с собой.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи, — ответила она, не глядя на Джима. — И не хочу ее!

Джим не верил своим ушам: он полюбил эту женщину, предложил защитить ее от опасности, а она отвергла помощь, словно ничуть не дорожила им! Его сдержанность улетучилась без следа.

— Это еще ничего не значит! — резким тоном выпалил он. — Тебе нужна моя поддержка, и я окажу ее — неважно, хочешь ты этого или нет! — Он гневно оттолкнул от себя руки Энди. — Так что — смирись!

— Не надейся! — выкрикнула в ответ Энди. — Больше я не желаю терпеть твое присутствие. Ты уволен!

— Ты не вправе увольнять меня без причины. Я подам жалобу в профсоюз.

— Ты забыл, что твой испытательный срок еще не кончился? Я могу уволить тебя по любой причине или вообще просто так! — Она вскинула руку и указала на дверь. — Убирайся из моего дома!

Джим скрестил руки и прислонился к кухонному столу.

— Хочешь, чтобы я ушел, — позвони в полицию, — съязвил он.

— Если понадобится — позвоню.

— И признаешься, что тебе нужна помощь? — Джим покачал головой. — Вряд ли.

Больше он не шелохнулся, и Энди осталось только кипеть от ярости. Она не могла заставить его уйти, не могла вышвырнуть вон, не могла подчинить себе! Это привело ее в бешенство.

— Ты негодяй, ясно? Все мужчины — негодяи! Да, ты умеешь маскироваться лучше других, но в глубине души ты мерзавец и тиран! Если тебе не удается подчинить себе женщину с помощью обаяния, ты пускаешь в ход грубую силу. Ты всегда получаешь свое, всегда достигаешь цели. Но на этот раз тебе не повезло. Сейчас все будет так, как захочу я! — Энди взяла телефонную трубку. — Я все-таки позвоню в полицию и потребую, чтобы тебя вышвырнули отсюда. Посмотрим, понравятся ли тебе наручники.

— Не спеши, — Джим вынул трубку из ее руки с легкостью, которая взбесила Энди. — Твоему отцу это не понравится.

— Моему отцу? Но при чем здесь он?

Джим лишь загадочно приподнял бровь. Боже мой! Так вот в чем дело! В голове Энди сложилась законченная картина: обрывки разговоров встали на свои места, вспомнились мелочи, которым она прежде не придавала значения, намеки и оговорки, которые пропускала мимо ушей. «Мне известно одно местечко, где готовят гамбургеры… вероятно, вы проезжаете мимо по дороге домой…» Откуда он мог знать, где она живет? А его решение поискать отпечатки пальцев в особняке? Термины, которые никак нельзя назвать общеупотребительными?

С самого начала он звал ее Андреа, хотя все, кроме членов семьи, называли ее Энди — включая Дейва Карлайла, человека, который порекомендовал Джиму обратиться к ней. А женщина-офицер, которая, кажется, смутилась, не зная, кому должна докладывать о результатах поисков? И детектив Коффи слишком охотно прислушался к мнению Джима и пренебрег важной уликой — платком, запачканным кровью…

А ее отец! Он проявил несвойственное ему безразличие к актам вандализма, о которых рассказала Энди. Но это отнюдь не означало, что старик предоставил дочери возможность самой позаботиться о себе. Он вновь вмешался в ее жизнь! Неудивительно, что они с Джимом так долго проговорили в тот вечер на веранде. Отец выслушивал показания свидетеля преступления!

Мысль о предательстве больно уколола ее. Ее обвели вокруг пальца, ее желаниями пренебрегли, словно она была ребенком! Интересно, посвятил ли отец в свои намерения Натали? Может, сестра знала обо всем еще в тот день, когда посоветовала Энди обзавестись любовником, указав при этом на обаятельного красавца, стоящего на пороге Белмонт-Хауса?

— Ты полицейский!..

Джим кивнул.

— Детектив Джим Николоси из полиции Миннеаполиса, в настоящее время находящийся в отпуске по состоянию здоровья, к вашим услугам.

— Значит, мой отец нанял тебя в качестве няньки?

— Телохранителя, — поправил Джим. — И он не нанимал меня, а попросил об одолжении, как бывшего товарища по работе. Я согласился.

Энди отмахнулась от этого объяснения. Предательство оставалось предательством, несмотря на все оправдания. А как она гордилась своими успехами и независимостью! Ей казалось, что она победила былую беспомощность, считала, что теперь собственная жизнь в ее руках. Что ж, судьба сыграла с ней злую шутку. Похоже, она обречена вечно быть марионеткой в руках мужчин.

— Ты солгал мне!

— Ни разу! Я говорил только правду.

— Ты обманом получил работу.

— Почему обманом? Я действительно плотник — притом чертовски опытный. Чтобы оплачивать учебу в колледже, во время летних каникул я работал в дядиной бригаде.

— А несчастный случай, о котором ты упоминал?

— Ты же видела шрамы, — Джим дотронулся до своего бедра. — Я свалился со второго этажа, гоняясь за торговцем наркотиками, который только что избил до смерти свою подругу. Из-за этого мне пришлось проваляться в больнице два месяца. Мое здоровье до сих пор оставляет желать лучшего… — Тут он смутился, а затем признался в том, что скрывал от всех, словно пытаясь искупить прежнюю вину: — Оно никогда не восстановится полностью, и в физическом, и в… — он с трудом закончил: — …психологическом смысле. Вот почему я нахожусь в отпуске.

Энди пристыжено отвела глаза.

— Прости, — пробормотала она, вспомнив, как Джим признался, что побаивается высоты. — Я не хотела обидеть тебя.

— Ничего страшного. Ты же ничего не знала.

— Да, не знала! — с упреком подтвердила она.

— Но теперь тебе все известно. — Под ее пристальным взглядом в душе Джима пробудились угрызения совести. — У тебя есть еще вопросы? Может, ты хочешь знать что-нибудь еще?

— Вопросов больше нет!

Он протянул руки:

— Тогда иди ко мне.

Она поспешно отпрянула. Неужели Джим надеялся искупить свою вину признанием?

— Я люблю тебя, Андреа, — произнес он. — Это чистая правда, поверь мне.

Энди взглянула на него полными слез глазами.

— Ты любил ту женщину, за которую принимал меня. Или ту, которой хотел меня видеть. Но я не такая! Я не безмозглая кукла, мной нельзя управлять! — Она сжала кулаки.

— Я вовсе не считаю тебя куклой, Андреа. В куклу я не сумел бы влюбиться. Я влюблен в тебя такую, какая ты есть.

— С чего ты это взял? Ты даже не знаешь, какая я на самом деле.

— Ошибаешься! Я знал, кто ты такая, с самого начала.

— Тебе так только казалось, — печально возразила Энди.

— Черт побери, Андреа! — взвился он, раздраженный ее упрямством и внезапной апатией. Лучше бы она вновь разозлилась! Но Энди держалась спокойно и отчужденно. — Ты ничего не понимаешь!

— Пожалуй, да, — безвольно согласилась она, внезапно устав спорить. — Мне все надоело. Пожалуйста, уходи!

— Не могу. — (В глазах Энди мелькнули знакомые искры.) — Я не могу оставить тебя одну, когда этот негодяй, — Джим кивнул в сторону телефона, — где-то рядом.

— Спасибо за заботу. После твоего ухода я запру дверь.

— Вот именно! — подхватил он. — Но мы оба останемся в доме. — Он взял Энди за руки, по-прежнему сжатые в кулаки. Она напряглась, но не стала сопротивляться. Джим чувствовал, как она дрожит, видел пульсирующую жилку на шее. — Я люблю тебя, Андреа. Мало того, ты любишь меня. — (Энди лишь покачала головой.) — Да, любишь, — мягко настаивал он, — и в конце концов… — он осторожно погладил ее пальцы, прежде чем произнести решающие слова, — ты выйдешь за меня замуж.

— Нет! — В ее голосе прозвучала паника. Она высвободила руки. — Никогда! Больше я никогда и ни за кого не выйду замуж! Неужели ты не понимаешь? Я хочу, чтобы ты ушел!

Пока Джим был рядом, она боялась доверять себе. Даже сейчас ей хотелось уткнуться в его грудь и переложить на его плечи все свои заботы. Если он останется здесь, она наверняка поддастся искушению. И все будет кончено!

— Больше я не желаю тебя видеть, — решительно произнесла Энди.

Эти искренние слова задели его сильнее, чем можно было предположить. Будь Джим другим человеком, он повернулся бы и ушел, оставив Энди за собственноручно созданной ею стеной. Но ей грозила опасность, а его задачей было защитить ее.

— Смелое решение, — Джим скрыл боль насмешкой. — Но я все-таки останусь.

— Тогда уйду я! — пригрозила Энди.

— А я последую за тобой. Я не шучу, Андреа. Я не спущу с тебя глаз, пока этого мерзавца не поймают. Если же ты не желаешь видеть меня рядом, отправляйся к отцу. Иначе не получится.

— Стало быть, мое желание для тебя ничего не значит?

— В этом случае — да.

— Понятно… — Энди помолчала минуту, собираясь с мыслями. — Может, я не вправе даже навестить свою сестру? Я нахожусь под домашним арестом?

— Если ты хочешь повидаться с сестрой, с родными или друзьями — дело твое. Я провожу тебя и подожду, а затем отвезу домой.

— Ждать тебе не понадобится. Я переночую у Натали и отправлюсь к ней одна — прямо сейчас. Не беспокойся, я не стану разговаривать с незнакомыми людьми. Если хочешь, можешь следовать за мной, но я бы предпочла, чтобы ты этого не делал.

— Андреа! Какой приятный сюрприз! — воскликнула Натали, открыв дверь. — Заходи. Ты как раз вовремя: поможешь мне решить, что выбрать на десерт — шоколадное печенье или кофейную помадку. Лукас и Бен устроили себе мальчишник в «Макдоналдсе», — Беном звали четырехлетнего сына Натали, — а я собралась… — Она взглянула через плечо сестры и увидела остановившийся возле дома «харлей», которым управлял незнакомец в кожаной куртке и блестящем черном шлеме. — Кто это? — Присмотревшись, она обрадовалась: — Неужели ты все-таки последовала моему совету?

— Да, к сожалению, — отозвалась Энди, оттеснила сестру в дом и захлопнула за собой дверь.

— Андреа, это невежливо! Ты хочешь, чтобы он ждал тебя на улице?

— И поделом ему, — выпалила Энди. — Чем скорее он устанет ждать и уедет домой, тем лучше. Мне на него наплевать!

— Похоже, он уезжает. — Натали повернулась к сестре с горящими любопытством глазами. — В чем дело?

— Так ты ничего не знаешь? Слава Богу! А я так боялась… — Энди рухнула на мягкий диван и разрыдалась.

— Андреа, дорогая! — Натали присела рядом, позабыв о мотоциклисте, и обняла сестру. — Что с тобой?

Энди рассказала сестре все, ничего не утаивая, — о том, как Джим манипулировал ею, уверяя в любви, как он пренебрегал ее желаниями, как ее предали те, кому она доверяла.

— Ох уж эти мне мужчины! — воскликнула Натали, выслушав ее. — Честное слово, иногда мне хочется перестрелять их всех до единого и наконец успокоиться. Начиная со старика с Лосиного озера. — Она сверкнула улыбкой. — Но тогда кто же будет оберегать нас?

— Благодарю покорно, я сама способна постоять за себя, — фыркнула Энди, не желая расставаться с раздражением. — И ты тоже!

— Конечно, но гораздо забавнее предоставить это право сильному полу. В таком случае у них появляется повод задирать нос. Нужно же мужчинам чем-нибудь гордиться — иначе им грозит отравление тестостероном.

Энди сдавленно хмыкнула.

— Ну, теперь тебе полегчало? Ты выплакалась? Вот и хорошо. А теперь давай поговорим о том, что тебя тревожит. — Натали заложила прядь волос Энди за ухо. — Ты влюблена в него?

Энди нестерпимо захотелось сказать «нет». Отрицать свои чувства было бы гораздо легче.

— Да, черт бы его побрал! Я влюблена в него!

— Прости, — поперхнулась смехом Натали, заметив гневный взгляд сестры. — Ты произнесла это с таким презрением.

— Да, я презираю прежде всего себя! Я не хотела влюбляться — ни в него, ни в кого-нибудь другого.

— Дорогая, любви не следует бояться. Этому чувству следует радоваться и лелеять его, как чудо.

— Тебе — может быть! Ты достаточно сильна и уверена в себе. Ты осталась прежней, когда вышла замуж за Лукаса. Рядом с такой сильной личностью, как он…

— Мне оставалось только направить его силу в нужное русло.

— Но ты сама ничуть не пострадала и сохранила за собой право распоряжаться собственной жизнью. Я удивлялась, не понимая, как у тебя это получилось.

— Андреа, я вышла замуж в двадцать восемь лет, я была уже взрослой, самостоятельной женщиной. А ты стала женой Кевина в восемнадцать. Он был старше и опытнее тебя. К тому же Кевин оказался надменным, самодовольным типом. Странно, что ваш брак продлился так долго.

— Только потому, что я не пыталась бороться с ним! Я выполняла все его желания — все до единого. Он всецело завладел моей жизнью, а я превратилась в тряпку.

— Но с тех пор ты изменилась, — напомнила Натали.

— В душе я осталась прежней, — с трудом выговорила Энди, словно признаваясь в отвратительном извращении. — Разве ты не видишь? Мне уже хотелось, чтобы Джим взял на себя часть моих обязанностей.

— Ну и что в этом плохого? Всем нам иногда хочется переложить свои беды на кого-нибудь другого, но это еще не значит, что все мы — тряпки.

— Но за первым шагом последует второй! Стоит мне поддаться искушению, и он завладеет всей моей жизнью, а я опомнюсь лишь тогда, когда окажется, что я уже не принадлежу сама себе.

— По-моему, он не такой человек.

— Ты же видела — он последовал за мной. Он не покинул мой дом, когда я попыталась выгнать его. Он настаивал на своем желании защитить меня — неважно, хочу я этого или нет.

Натали усмехнулась.

— Он полицейский, Андреа. К тому же он влюблен. Потребность защищать заложена в его генах. Да, он проводил тебя, ну и что из этого? Он просто выполнил свою работу. Скажи, он не препятствовал твоему приезду ко мне? — (Энди отрицательно покачала головой.) — Может, он запрещал тебе что-нибудь говорить или делать? Принуждал тебя к чему-нибудь? Унижал тебя, выставлял на посмешище или…

— Он сказал, что я не в своем уме.

— А ты?

— А я назвала его негодяем, — призналась Энди.

— Значит, вы квиты! Итак, как видишь, Джим Николоси — типичный мужчина, подверженный приступам упрямства и самоуверенности, но в целом приятный в общении. — Глаза Натали лукаво блеснули. — Не говоря уже о внешних данных и опыте.

Но Энди не обратила внимания на игривый тон сестры.

— Он ничуть не похож на типичного мужчину, — встала она на защиту Джима, словно Натали пыталась умалить его достоинства. — Ничуть. Он невероятно… мил. И сексуален. С ним я чувствую себя желанной и… привлекательной.

— Так в чем же дело?

— Во мне, — удрученно произнесла Энди.

Глава тринадцатая

— Она обвинила меня во лжи! Меня — во лжи, представляете? Заявила, что я пытался манипулировать ею, обозвала меня тираном!

Три сестры Джима, сидящие за длинным столом в уютной кухне Дженет, переглянулись, наблюдая, как их единственный братец гоняет по тарелке клубничное пирожное, возмущенно повествуя о том, как некая Андреа Вагнер вывела его из себя. Воскресный ужин давно завершился, кофе в чашках остыл, мужья и дети ушли к бассейну.

Услышав последнюю фразу, Дженет подняла бровь. Джесси закатила глаза. Джули рассмеялась.

Джим возмущенно вскинул голову.

— Что тут смешного?

— Джим, дорогой, мне неприятно становиться на сторону твоего… врага, — начала Дженет, взглядом велев замолчать более прямолинейной Джули, — но у тебя действительно замашки тирана.

Джим гневно уставился на старшую сестру, невозмутимо встретившую его взгляд, и с резким стуком поставил чашку на стол.

— Еще ни одна женщина не обвиняла меня в попытках распоряжаться ее жизнью! — негодующе заявил он.

— Вероятно, потому, что прежним твоим знакомым не хватало ума, чтобы понять это, — без обиняков высказалась Джули. Она была твердо уверена в том, что все бывшие подруги брата ему не подходили.

— Но я не совершал ничего предосудительного!

— Ты бросался в атаку каждый раз, когда они осмеливались высказать свое мнение, противоположное твоему, — пояснила Джули.

— Думаю, это преувеличение, — вмешалась Джесси, незаметно толкая младшую сестру в бок. — Обычно ему не требовалось решительных действий: большинство подруг были настолько покорены его внешностью, — она потрепала брата по щеке, — что охотно уступали ему во всем.

Джим отдернул голову.

— Ну, это уж слишком!

— Она права, — вступила в разговор Дженет. — Большинство женщин, с которыми ты встречался до сих пор…

— Все женщины, — поправила Джули.

— Нет, большинство, — настаивала на своем Дженет, — они были слишком уступчивыми.

— И следовательно, они не протестовали, даже когда ты превращался в тирана, — заключила Джули.

— А все благодаря симпатичному лицу, — добавила Джесси.

— А как же те, которые не были уступчивыми? — поинтересовался Джим.

— В конце концов они бросали тебя — как Мишель, — подвела итог Дженет, напомнив про девушку, на которой Джим чуть не женился.

— У нас с Мишель были разные цели.

— А ты даже не попытался найти компромиссное решение, которое устроило бы вас обоих, — подхватила Дженет.

— И она тоже, — возразил Джим. — Но при чем тут Мишель?

— А при том, тупица, — воскликнула Джули, — что Мишель была самостоятельной и умной женщиной, с собственными представлениями о жизни. Очевидно, такова и твоя новая знакомая. А независимым женщинам не нравится, когда мужчины пытаются навязывать им свое мнение, — особенно тем женщинам, которые уже побывали замужем за тиранами.

— Но я ничего ей не навязывал! Я только пытался защитить ее!

— А если ей не нужна твоя защита? Об этом ты подумал?

— Андреа сама не понимает, чего хочет! На нее свалилось слишком много бед, она перепугана и не в состоянии рассуждать здраво — иначе она признала бы мою правоту!

Сестры переглянулись и печально покачали головами.

— Надеюсь, ей ты об этом не говорил? — осведомилась Дженет.

— Как бы не так! — воскликнула Джесси. — Если бы он сдержался, сейчас не сидел бы здесь и не жаловался бы нам на свою неудавшуюся личную жизнь.

— Может, я объясню ему, в чем дело? — спросила Джули. — Или это сделает кто-нибудь из вас?

Обе сестры уступили ей почетное право.

— Послушай, Джим, мы понимаем: ты уверен, что поступаешь правильно — потому что ты всегда уверен в себе. Но на этот раз тебе придется уступить, иначе ты потеряешь новую подругу, как потерял Мишель.

— Я не терял ее. Мы прекратили встречаться по обоюдному согласию.

— Ну а сейчас Андреа Вагнер в одностороннем порядке отказалась встречаться с тобой.

— Когда у нее появится возможность рассуждать здраво, она наверняка передумает! — Уж об этом я позабочусь, мысленно добавил он.

— Если ты будешь настаивать — вряд ли, — фыркнула Джесси. — Судя по твоему рассказу, она терпеть не может снисходительных, покровительственно настроенных мужчин, непоколебимых в своем мнении. Какими бы благими ни были их намерения, она прекрасно обойдется без них. Можешь мне поверить! — Она оглядела сестер. — Так поступила бы любая из нас.

Благие намерения… Это слово эхом отдалось в голове Джима, напомнив об обвинениях Энди. Неужели сестры правы? Значит, ему действительно грозит опасность потерять ее?

— Мы понимаем, что ты безумно влюблен в Андреа, Джимми, — произнесла Дженет сочувственным тоном. — Это написано у тебя на лбу. Но не кажется ли тебе, что ты переусердствовал?

— Нет, — Джим покачал головой. — Она нуждается в защите, даже если сама не сознает этого. Ей угрожают!

— Может, она нуждается в помощи кого-нибудь другого?

— С чего ты взяла? Ее должен защитить я, и только я! Я отвечаю за нее. Она — моя женщина.

— Ты хоть понимаешь, каким собственническим тоном это было сказано, братец? — Джесси закатила глаза.

— Ну и что? Главное, я сказал правду. Повторяю: она моя женщина, и я намерен защитить ее.

Даже если в результате им придется расстаться. Безопасность Андреа — прежде всего. Но расставание не входило в планы Джима.

— Она принадлежит только самой себе! — Джули вскочила и уставилась на брата сверху вниз. — Она взрослый человек, способный самостоятельно принимать решения!

— А если она ошибется?

— Зато это будет ее собственная ошибка!

— Ну уж нет! — Джим поднялся.

— Довольно! — Дженет хлопнула в ладоши, успокаивая брата и сестру. — Немедленно прекратите и сядьте на место! Я знаю, ты поступишь так, как сочтешь нужным, что бы мы тебе ни говорили, — обратилась Дженет к брату. — Но задумайся хотя бы на минуту. Ты говоришь, Андреа нуждается в защите — может, так оно и есть. Это твоя работа, поэтому я не стану спорить. Но должен ли этим защитником быть именно ты? — Она жестом остановила Джима, который пытался что-то возразить. — И не надо так смотреть на меня. Я же не говорю, что тебе следует отказаться от своих намерений. Все мы знаем, что ты способен постоять за нее. Но ты сам сказал, что она уже приняла меры. У нее в доме надежные замки, она устанавливает определитель номера и сигнализацию. Наконец, она известила полицию и провела сигнализацию на рабочем месте. По-моему, Энди Вагнер вполне разумная женщина…

Именно об этом заявила и Андреа. Неужели сестры все-таки правы, а он — нет?

— …способная действовать соответственно обстоятельствам. Если ты считаешь, что ей необходим телохранитель, почему бы тебе не посоветовать, — Дженет подчеркнула последнее слово, — ей самостоятельно выбрать его? В таком случае она окажется под надежной защитой, и это будет ее собственное решение, а не навязанное тобой.

— А если Энди откажется?

— Значит, так тому и быть! Ей придется смириться с этим и пенять только на себя.

— Или погибнуть, — добавил Джим. — А с этим не смогу смириться я!

В конце концов сестры убедили Джима пойти на компромисс, чтобы не потерять Андреа. Он позвонил Натали, но Энди у нее не оказалось.

— Она уехала домой полчаса назад, — сообщила Натали.

— И вы отпустили ее!

— Моя сестра — взрослая женщина, — известила его Натали. — Она не спрашивала у меня разрешения.

— И все-таки вы должны были остановить ее!

— Каким образом, хотелось бы знать? — фыркнула Натали. — Она была не в настроении прислушиваться к чужим советам. Что же мне было делать — связать ее?

— Если бы понадобилось — да! — обрезал Джим и повесил трубку.

Его подмывало отправиться прямиком к Андреа, убедиться, что с ней все в порядке, а затем выругать за непослушание. Но сестры убедили его сначала позвонить.

— И попроси разрешения приехать, — посоветовали они.

Но Энди не подошла к телефону.

— Черт! — выругался он. — Так я и знал! Не следовало оставлять ее одну. Черт возьми, так я и думал!

— Это еще ничего не значит, — поспешила успокоить его Джесси.

— Конечно, — подхватила Джули. — Она просто не желает разговаривать с тобой, потому и не берет трубку.

— Тогда почему же она не отключила телефон?

— У нее дети, — объяснила Дженет. — Что, если они позвонят?

Джим попытался побороть панику и позвонил ей еще раз.

— Андреа, если ты дома, подойди к телефону. Иначе я сейчас же приеду, — проговорил он для автоответчика.

Она не отозвалась. Возможно, ее не было дома. Или она упрямилась. А если она дома, но не может подойти к телефону?

Джим бросил трубку и выбежал из дома сестры, намереваясь выяснить, в чем дело.

Дома Энди не оказалось. Он убедился, что нигде нет следов взлома или борьбы. Снаружи дом выглядел точно так же, как в ту минуту, когда Джим и Энди покинули его.

— Андреа, где же ты? — бормотал он. — Куда ты уехала?

Ответ был только один — в Белмонт-Хаус.

* * *

Расставшись с Натали, Энди действительно направилась домой, но мысль об одиноком вечере расстраивала ее. Она не боялась, просто была охвачена беспокойством, понимая, что будет слоняться из комнаты в комнату в поисках занятия — точно так же, как после отъезда Криса и Эмили на Лосиное озеро, а Кайла — в Калифорнию.

За время первой недели одиночества она починила в доме все краны и подогнала покосившуюся дверь, перекрасила стены в комнатах мальчиков, оклеила комнату Эмили новыми обоями и поставила по обе стороны камина книжные шкафы. А теперь в ее душе вновь появилась пустота, на этот раз оставленная Джимом Николоси. Не было смысла обманывать себя — она влюбилась в него с самого начала! Но с доверием дело обстояло иначе. Энди не доверяла прежде всего себе, а не ему — это выяснилось в разговоре с Натали. Джим Николоси оказался порядочным человеком, достойным любви и доверия. Вопрос был лишь в том, сумеет ли она стать для него парой. Сможет ли она забыть о прошлом и уверенно войти в будущее? Именно это Энди и предстояло выяснить — причем как можно скорее. Но сейчас она жаждала действий, хотела чем-нибудь занять свои руки и мысли.

Не задумываясь, она свернула к Белмонт-Хаусу. Когда ее машина остановилась у особняка, солнце уже садилось за деревья. Длинные, колеблющиеся тени упали на поверхность озера, пролегли между живописными старинными домами.

Надвигались сумерки. Андреа поставила машину возле дома и машинальным жестом надела пояс с инструментами.

На лужайке перед домом появилась табличка «Вход воспрещен», вторая висела на входной двери. Энди выудила из кармана связку ключей, отперла дверь и уже было шагнула на порог…

— Чудесный вечер, не правда ли? — послышался голос позади нее. Энди вздрогнула.

— О, простите! Мы не хотели напугать вас, — послышался второй голос. Энди обернулась.

— Мистер и миссис Гастингс! Какая встреча! Как вы здесь… — Она вовремя опомнилась, услышав длинный предупредительный зуммер сигнализации. — Простите, не могли бы вы подождать минутку? Я должна набрать код, пока сигнализация не сработала.

Она быстро подошла к пульту на стене комнаты и набрала четырехзначный код. Зуммер утих. Панель мигнула и погасла — код был набран правильно.

— Все в порядке, — объявила Энди, выходя на крыльцо. — Как поживаете?

— Превосходно! — отозвался мистер Гастингс. — Как видите, совершаем ежевечернюю прогулку — это полезно для сердца.

— А как ваши дела, милочка? — с тревогой в голосе осведомилась миссис Гастингс. — Мы так обеспокоены недавним происшествием! — Она похлопала Энди по руке. — Жаль, что мы ничем не смогли помочь полиции.

— Полицейские допрашивали вас?

— Конечно! — При этом воспоминании тусклые глаза миссис Гастингс молодо заблестели.

— Но мы не могли сказать ничего определенного. Какая жалость, что зрение и слух у нас уже не те, что были прежде! Само собой, в то время мы спали, поэтому, если бы здесь и случилось что-нибудь подозрительное, мы бы ничего не заметили. Я так сожалею об этом! Как досадно знать, что по нашей вине полиция лишилась ценных улик!

— Не расстраивайтесь, прошу вас! — Энди спрятала улыбку, зная, что больше всего пожилую даму огорчает отсутствие повода для сплетен. — Злоумышленник проник в дом через заднее окно, так что вы все равно ничего не заметили бы.

— Только это нас и утешает.

Господи, как бы побыстрее спровадить любопытную парочку?

— Я не хочу показаться негостеприимной хозяйкой, но мне предстоит работа, поэтому…

— Неужели вы собрались работать здесь так поздно, да еще в полном одиночестве? Впрочем, мы уже успели изучить ваши привычки. — Миссис Гастингс переглянулась с мужем. — Видите ли, мы каждый вечер наблюдали за вами с веранды, — призналась она. — Но, по-моему, оставаться здесь одной после того, что случилось, по меньшей мере неблагоразумно.

— Со мной все будет в порядке, — заверила стариков Энди. — Вы же видели, я только что отключила сигнализацию. Войдя, я снова включу ее. Если в дом кто-нибудь проникнет, сигнализация сработает — так громко, что ее услышат даже на Миссисипи!

— В таком случае не будем вам мешать. Идем, Элла! — Мистер Гастингс взял жену под руку. — Всего хорошего, миссис Вагнер!

Проводив стариков взглядом, Энди вошла в дом, заперла дверь и включила сигнализацию. В доме царили сумрак и звенящая тишина, которую нарушали лишь слабые потрескивания и поскрипывания, как в любом ветхом здании. Упрекнув себя в трусости, Энди начала подниматься по лестнице, поминутно оглядываясь через плечо.

Она собиралась разобрать туалетный столик красного дерева. Это следовало сделать еще в пятницу, а в понедельник начать ремонт труб, но все планы были нарушены. Если удастся покончить со столиком сегодня, завтра они уложатся в график.

Энди стояла на коленях на полу, разбирая переднюю панель столика, когда вдруг услышала внизу шум. Она застыла, сжав в руке отвертку. По коже пробежали мурашки.

Неужели она слышала шаги? Нет, этого не может быть! Здесь нет никого, кроме нее. Никто не сумеет пробраться в дом — сигнализация включена. Она сама включила ее. А может, она забыла? Нет, ни в коем случае! Она помнила, как светился на панели ряд цифр. Просто старый дом потешается над ней.

И все-таки звуки поразительно напоминали шум шагов. Кто-то поднимался по лестнице. Это немыслимо! Сигнализация непременно сработала бы, попытайся кто-нибудь открыть дверь или разбить окно. В дом мог проникнуть только тот, кто знал код. Кто еще знал этот код, кроме нее? Дот, с облегчением вспомнила Энди. Она сама сообщила код на всякий случай — не только Дот, но и Джиму. Ну конечно, это Джим!

Сжимая в одной руке отвертку, а в другой — фонарик, Энди вскочила и бросилась по коридору к большой лестнице. Ее охватило чувство облегчения, спокойствия и радости.

— О, Джим! — закричала она. — Как я рада! Нам надо поговорить…

Внезапно она осеклась и застыла на верхней площадке лестницы, глядя на медленно поднимающегося мужчину.

— Пит? — неуверенно пробормотала она. Откуда Пит знает код? Может, ему сказала Дот? Должно быть, он что-нибудь забыл или потерял, вот и обратился к ней. Скрыв разочарование, Энди улыбнулась. — Пит, что ты здесь делаешь в воскресенье? Да еще так поздно? Уже… — она взглянула на часы, поднеся запястье поближе к фонарику, — почти девять часов.

Свет фонаря упал на лицо Пита, и Энди похолодела.

— Я предупреждал тебя, — процедил он.

Глава четырнадцатая

Энди не стала пытаться вразумить его: против безумия рассудок бессилен. Изо всех сил швырнув в Пита фонарик, она бросилась бежать. На долю секунды у нее возникла мысль проскользнуть мимо к ближайшей из дверей, но он стоял посреди лестницы, загораживая проход, и Энди не стала рисковать. Выражение лица Пита ясно свидетельствовало о том, что шутить он не намерен.

Она слышала, как грохочут за спиной его ботинки, ей казалось, что его дыхание обжигает ей затылок, а руки тянутся к ней. Страх придал ей сил, заставил прибавить шагу, и она юркнула в одну из пустых спален, благодаря Бога за то, что на ней легкие теннисные туфли, а не грубые ботинки. Пересиливая страх, она ждала: когда Пит вбежит в спальню, она проскользнет в дверь у него за спиной и метнется к спасительной лестнице.

— От меня тебе нигде не спрятаться, Андреа, — прохрипел в коридоре Пит. — Я найду тебе повсюду.

Энди вжалась спиной в стену, стиснула в руках отвертку и замерла, ожидая, когда дверной проем заслонит тень. Теперь это могло случиться в любую секунду. Но Пит остановился за дверью.

— Я знаю, что ты здесь, Андреа: я слышу твое дыхание.

Она перестала дышать. Он вошел в комнату.

— Это справедливо, не правда ли, — заговорил он так, словно продолжал светскую беседу, — что возмездие настигло тебя именно здесь? Если бы ты сидела дома, как положено женщине, если бы ты знала свое место, с тобой бы ничего не случилось…

Подожди, убеждала себя Энди, борясь с паникой. Пусть он отойдет подальше, и тогда ты выскользнешь из комнаты. Она видела Пита на пороге — он стоял в проеме, преграждая путь к спасению.

— Я предупреждал, к чему ведет неповиновение, Андреа. Но ты не слушала меня. Ты не подчинилась.

Еще немного, еще… Всего один шаг, мысленно умоляла его Энди. Еще один. Вот так!

— Ты изменила мне с ним! Ты опозорила себя! — Пит остановился и вскинул голову, принюхиваясь, точно зверь. — И теперь ты будешь наказана. Сурово наказана.

Энди съежилась, отчаянно желая стать меньше, слиться со стеной. Пит вдруг метнулся в сторону и схватил ее за руку. Вскрикнув, Энди ударила его отверткой, точно ножом, чувствуя, что задела кость.

— Сука! — взревел Пит, разжимая пальцы. — Бесстыдная шлюха!

Энди бросилась бежать — так быстро, как еще не бегала никогда в жизни. Прочь из комнаты, по коридору, к лестнице! Почувствовав, что Пит схватил ее за рубашку, она снова вскрикнула и рванулась вперед, чуть не споткнулась о фонарь, задела его ногой, и он покатился по лестнице, дребезжа и подскакивая. Она была уже почти у двери, когда Пит настиг ее и повалил на пол. Энди лягалась и кричала, пытаясь выцарапать ему глаза, бедро ей резал край фонаря. Горячее дыхание Пита окатывало лицо, его руки блуждали по ее телу. Дыхание вырывалось из груди Энди вместе со всхлипами и проклятиями, паника почти ослепила ее, силы стремительно иссякали.

Пит вопил не переставая, перемежая ругательства угрозами и бессвязными мольбами. Наконец Энди удалось ударить его коленом в болевую точку, и на миг захват ослабел. Она высвободилась и попыталась встать прежде, чем он опомнился. Пит метнулся вперед, вытянувшись всем телом, и схватил ее за щиколотку. Энди ударила его ногой, попав по шее.

Однако Пит по-прежнему находился между Энди и дверью — между ней и свободой. Он вновь потянулся к ее ногам. Подхватив фонарь, Энди с силой швырнула его — но не в Пита, а в высокое окно рядом с дверью. Краем глаза она видела, что цифры на панели системы сигнализации мигают — система была включена, значит, могла сработать.

Фонарь ударился об оконное стекло, разбив его, и сигнализация сработала, огласив тихую летнюю ночь пронзительным воем.

— Сука! — вскричал Пит, снова бросаясь к ней. — Тварь!

Увернувшись, Энди начала карабкаться вверх по лесам.

Джим услышал вой сигнализации еще за два квартала до Белмонт-Хауса. Он прибавил скорость, лавируя между машинами. Возле особняка он увидел «шевроле» Энди и целую толпу, высыпавшую из соседних домов. Со скрипом тормозов Джим остановил «харлей» рядом с машиной Энди, спрыгнул с седла и бросился к дому.

— Полиция Миннеаполиса! — прокричал он на бегу. — Позвоните в службу спасения! Скажите, что нужна помощь! Скорее!

Входная дверь была заперта, и Джим выбил ее плечом, ворвавшись в вестибюль.

— Андреа!

— Я здесь!

Он едва расслышал ее ответ сквозь вой сирены.

— Где? Андреа, где ты?

— Наверху! Джим, наконец-то! — Она сорвалась на пронзительный крик. У Джима похолодела кровь. Это был вопль женщины, ведущей смертельную схватку за собственную жизнь. Он ринулся в ту сторону, откуда донесся ее голос.

Энди висела на верхней площадке лесов, цепляясь за нее руками и отбиваясь ногами от мужчины, который тащил ее вниз.

— Шлюха! — вопил Питер Линдстрём. — Тварь! Он тебя не спасет. Спасти тебя могу только я!

Джиму было некогда раздумывать: его боязнь высоты не шла ни в какое сравнение со страхом потерять Энди. Он подтянулся до нижней площадки лесов и начал карабкаться наверх. Понадобилось всего несколько минут, чтобы добраться до маньяка, напавшего на Энди. Джим схватил его сзади за колени, сбивая с ног, и они покатились беспорядочным клубком по узким доскам, составляющим вторую платформу лесов. Только перекрещенные поперечные доски мешали им свалиться вниз.

Джим почувствовал, как поперечина врезалась ему в бедро, напоминая о падении с пожарной лестницы. Но доска выдержала, и он вновь бросился на обезумевшего противника, пытаясь одержать над ним верх.

Пока они катались по узкому помосту, сигнализация внезапно смолкла, а вместо нее окрестности огласил визг полицейских сирен. Пит Линдстрём взревел и подмял под себя Джима, очевидно пытаясь сбросить его с платформы. Джим успел схватиться за доску, зацепился за нее рукой и сделал вид, что поддался Питу. К краю платформы они подкатились вместе. От сильных толчков все шаткое сооружение тряслось. Противники опасно свесились с края помоста, Пит не удержался и рухнул на пол, с гулким стуком приземлившись к ногам двух офицеров полиции, ворвавшихся в особняк.

— Господи, Джим! — Энди поспешно спустилась с третьей площадки, схватила его за рубашку и ремень и помогла взобраться на помост. — Ты жив? А твое бедро? С ним все в порядке? — Она рыдала, ощупывая его и осыпая поцелуями. — Это я во всем виновата! Ты цел?

— Андреа, милая, все хорошо! — Джим был уверен, что вывихнул плечо, но не собирался сообщать об этом Энди. Он обнял ее здоровой рукой и прижал к себе. — А что с тобой? Что он тебе сделал?

— Ничего! — Энди была готова задушить его в объятиях. — Ты рядом, и со мной все в порядке!

В больнице их разлучили: Джима увезли в один кабинет, Энди — в другой.

Оказалось, что Джим действительно вывихнул плечевой сустав, но его быстро вправили, а вот бедро, как ни странно, ничуть не пострадало. А еще Джим понял, что преодолел недавний страх перед высотой.

Энди отделалась царапинами и ушибами, которые не требовали даже перевязки, а на ее голове, в том месте, которым она ударилась об пол, красовалась шишка размером с яйцо.

Пита Линдстрёма срочно увезли в операционную.

— Сложный перелом левой ноги, — сообщил офицер полиции, ждущий за ширмой, пока врачи осматривали Энди. — И внутреннее кровотечение, но неопасное. Врач сказал, что он наверняка выкарабкается.

— И что же будет с ним дальше? — спросила Энди, когда сестра убрала ширму и знаком разрешила полицейскому подойти поближе к пациентке.

— Потом с ним займутся психиатры, и тогда… — он пожал плечами и открыл блокнот, — кто знает? Все зависит от того, насколько он болен.

— Не знаю, что на него нашло, — призналась Энди после того, как сообщила офицеру все известные факты. — Мы знакомы несколько лет, но между нами никогда не было ничего личного. Нас нельзя было назвать даже друзьями — Пит держался слишком замкнуто и отчужденно. В начале моей карьеры мы работали в одной бригаде. А потом, когда я получила подряд на реконструкцию Белмонт-Хауса и мне понадобились плотники, я вспомнила о нем. Но он ни разу даже не намекнул, что питает ко мне какие-то чувства.

Рассказывая, она то и дело поглядывала на дверь, ожидая появления Джима. Но он не входил. Где же он?

— Вы уже допрашивали Джима? — поинтересовалась она, когда офицер закрыл блокнот. — То есть детектива Николоси? Человека, которого привезли вместе со мной?

— Нет. Коффи остался с ним в соседней комнате. Постойте! — встрепенулся полицейский, когда Энди соскользнула с кушетки. — А вы уверены, что сумеете передвигаться самостоятельно? Может, раздобыть вам кресло?

Не обращая на него внимания, Энди вышла за дверь и чуть не упала, столкнувшись с Джимом.

— Почему ты торчишь здесь? Почему не заходишь?

— Я не хотел навязываться. — Джим пожал плечами и поморщился от боли. — Думал, может, после всего этого тебе хочется побыть одной…

— Когда я захочу побыть одна, я сообщу тебе. — Энди взяла его за здоровую руку и ввела в кабинет. — Вам что-нибудь еще, офицер? — спросила она у полицейского, стоявшего возле кушетки.

— Нет, мэм. Больше у меня нет вопросов.

— Тогда будьте любезны оставить нас вдвоем.

— Не беспокойся, Мэдисон, — вмешался Джим, увидев, что офицер колеблется, — она безоружна.

Мэдисон вышел, а Энди усадила Джима на кушетку.

— Почему ты вдруг стал избегать меня?

— Я просто пытался проявить чуткость.

Она прищурилась.

— А я думала, ты любишь меня.

— Я действительно тебя люблю! Но при чем здесь это?

— А я хочу видеть тебя рядом, — заявила Энди. — Именно в то время, когда ты мне понадобился, ты почему-то ушел с детективом Коффи!

— Постой, — Джим остановил ее, подняв здоровую руку, — подожди минутку. Разве не ты упрекала меня в том, что я пытаюсь распоряжаться твоей жизнью? Разве не ты уверяла, что я навязываю тебе свое мнение? Может, не ты заявляла, что тебе не нужен ни я, ни любой другой мужчина?

— Разве я так говорила? — пыталась протянуть время Энди. — Ну хорошо, ты прав, — сдалась она. — В то время я так и думала, но… потом я поразмыслила и… — Почему ей так трудно сказать правду? Джим заслужил ее! — Я ошибалась, — наконец закончила Энди. — Ты нужен мне. Дело вовсе не в том, что ты мешал мне принимать собственные решения, а в том, что я не доверяла самой себе.

Джим удивленно поднял бровь.

— Я боялась дать себе волю, — пояснила Энди, — опасалась вновь превратиться в бесхребетную размазню, которой была когда-то.

— Ты — в бесхребетную размазню? Милая… — Он приложил ладонь к ее щеке. — Ты наделена львиной отвагой — разве ты этого не знала? Не многие женщины способны на поступок, который ты совершила сегодня, не говоря уже о жизни, что ты вела последние девять лет. Именно за твою отвагу я и люблю тебя.

Энди почувствовала, как ее глаза наполняются слезами.

— А еще люблю твою восхитительную грудь, — тихо добавил он. Ее глаза прояснились, как по мановению волшебной палочки, — этого он и добивался.

Приподнявшись, Энди поцеловала его в губы — в знак безмолвной благодарности за понимание.

— Сегодня я узнала о себе нечто важное, — заявила она. — Я поняла, что способна справиться с любой бедой.

— Разве я не говорил тебе…

Энди приложила палец к его губам.

— А еще я узнала, что даже самому сильному человеку нужна опора. То, что я нуждаюсь в тебе, не умаляет моих достоинств, не лишает меня самостоятельности или независимости. Но самое главное… — она взглянула Джиму в глаза, — я поняла, что люблю тебя!

На этот раз влажно заблистали глаза Джима.

— Андреа…

Но она не дала ему договорить.

— Все время, пока я взбиралась по лесам и боролась за жизнь, я думала только о тебе. Я боялась умереть, так и не признавшись тебе в любви.

— Андреа, милая… — Он крепко прижал ее к себе, склонил голову и поцеловал ее в губы.

В комнату заглянула медсестра.

— О, простите! — воскликнула она, увидев обнявшуюся пару. — Не беспокойтесь, я займу соседнюю комнату. — И она скрылась за дверью.

Спустя минуту в комнату заглянул Коффи.

— Может, кого-нибудь подвезти? — осведомился он, но не получил ответа. — Нет? Так я и думал!

Энди вздохнула, когда бесконечно длинный поцелуй наконец прекратился. Обняв Джима за талию, она положила голову на его здоровое плечо.

— Джим… — пробормотала она.

— Что, милая? — спросил он, уткнувшись лицом в ее волосы.

— Ты женишься на мне?

— Что?!

Она подняла голову.

— Я спрашиваю, ты женишься на мне?

Джим рассмеялся.

— Что здесь смешного? — спросила она, терпеливо дождавшись, когда он отсмеется.

— Я вновь оказался в роли Дорис Дэй, — объяснил он.

Эпилог

Два года спустя

— Ну скорее же! — взмолилась Эмили, нетерпеливо пританцовывая на дорожке у Белмонт-Хауса. — Мы опоздаем! Все уже давно в сборе!

— Беги вперед, детка, — разрешил ей Джим и протянул обе руки Энди, выходящей из машины. — А я приведу маму. Мы появимся через несколько минут.

Эмили колебалась.

— Правда?

— Беги, — разрешила Энди, пока Джим помогал ей подняться. Энди была на последнем месяце беременности и выглядела так, словно схватки могли начаться с минуты на минуту. — Займи мне место. И вы идите с ней, — велела она сыновьям, заметив их нетерпение. — И прихватите подарок для дедушки.

Стоя у открытой дверцы автомобиля и держась за руку мужа, она смотрела, как дети убегают по вымощенной кирпичом дорожке к Белмонт-Хаусу. Кайл и Крис несли громоздкий подарок — рыболовные снасти, к изготовлению которых приложили руку все члены семьи. Эмили помогала им советами.

Такими детьми следовало гордиться. Сыновья Энди, семнадцатилетний и двадцатилетний, казались взрослыми мужчинами и были так симпатичны, что девчонки округи названивали им днем и ночью. Эмили только что минуло четырнадцать, но, несмотря на опасения Энди, их отношения ничуть не ухудшились — по крайней мере пока. Самой Энди недавно исполнилось сорок. Несмотря на все заверения, она была второй раз замужем и готовилась в четвертый раз стать матерью.

Конечно, беременность в ее возрасте — безрассудный поступок, но, если не считать ноющей боли в спине и распухших щиколоток, еще никогда в жизни она не была так счастлива. Энди считала, что этим счастьем она обязана прежде всего мужчине, стоящему рядом.

Они поженились в Белмонт-Хаусе два года назад, став первой парой, соединившейся в восстановленном особняке, внушительный вид которого укрепил репутацию Энди как опытного подрядчика. Теперь ее бригада была нарасхват, ей больше не приходилось обивать пороги в поисках работы. Заказчики считали, что бригада, состоящая целиком из женщин, во всех отношениях превосходит строителей-мужчин. Сама Энди безоговорочно верила в это.

Происшествие с Питом Линдстрёмом только упрочило ее положение. История попала во все местные газеты. Суд приговорил Пита к лечению в психиатрической клинике. Энди слышала, что несколько месяцев назад он вышел на свободу и поселился с родными в Висконсине. Джим поручил одному из приятелей следить за всеми перемещениями Линдстрёма, особенно на территории Миннеаполиса.

— Все в порядке? — спросил Джим, положив ладонь на округлившийся живот жены.

Энди улыбнулась ему.

— Разумеется, — отозвалась она, накрывая его ладонь и подставляя губы для поцелуя. Это был поцелуй влюбленных — страстный, крепкий и долгий, и он продолжался бы еще дольше, если бы ребенок не зашевелился в животе Энди.

Джим улыбнулся, оторвавшись от губ жены.

— Мы разбудили ее.

— Она обожает отца, как, впрочем, и ее мать. — Энди потрепала мужа по руке и нехотя отстранилась. — Пойдем, иначе папа забеспокоится.

Сегодня они праздновали семидесятилетие отца Энди — почти на две недели раньше срока. Родные опасались, что Энди разродится во время торжества. Натан Бишоп был уверен, что ребенок появится на свет точно по расписанию. Если этого не произойдет, отец, по мнению Энди, окончательно уверится в женском коварстве.

— Сюрприз! — закричал кто-то, едва Энди и Джим шагнули в открытую дверь Белмонт-Хауса. Виновник торжества принимал многочисленные подарки.

— О, Боже! — Глаза Энди увлажнились — вероятно, причиной тому была беременность и сопутствующая ей повышенная чувствительность. Неожиданно она охнула.

— Андреа! — Джим встревожился, увидев, что жена вдруг напряглась. — В чем дело? Что-нибудь с ребенком? Или с тобой?

— Только что отошли воды…

— Воды? — Он растерянно перевел взгляд на влажные пятна на просторном платье Энди, на мокрые туфли и лужицу между ее ног. — Но ведь у нас в запасе еще две недели…

— Сюрприз, — пояснила Энди. — Этого не мог предвидеть даже ты.

КОНЕЦ

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Эпилог X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?