«Замужем за неизвестным»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

  — За наш клуб! — Эбб Болдуин Талбот подняла бокал шампанского и обвела глазами своих лучших подруг.

  — За нас! — Фелисити легко звякнула своим бокалом о бокал Эбби, остальные последовали ее примеру.

  Все они вместе окончили Иствикскую академию, рука об руку вышли в свет и основали Клуб Дебютанток. Эмма, Мэри, Фелисити и Эбби знали друг друга всю жизнь и были по-настоящему неразлучными подругами. Но хотя союз их являлся нерушимым, он все же был достаточно свободен, чтобы принять двух новых членов. Лили и Ванесса как-то незаметно влились в их компанию, и теперь Эбби не могла представить свою жизнь без всех этих женщин.

  Особенно теперь, подумала она. Все в ее мире рушилось, и она, как никогда прежде, нуждалась в дружеской поддержке и любви, но теперь ей негде было их получить, кроме как у подруг.

  — Не собираюсь нарушать торжественность момента, — улыбнулась Мэри, — но я хочу потанцевать с Кеном. — Ее улыбка немного померкла, и она спросила: — С тобой все в порядке, Эбби?

  — Все просто прекрасно! — с сияющим лицом солгала Эбби. И отпила шампанского, чтобы как-то проглотить комок в горле. — Я присоединюсь к вам через несколько минут.

  Ванесса погрозила ей безупречно наманикюренным пальчиком:

  — Но если ты не появишься через пятнадцать минут, я за тобой приду!

  Эбби кивнула.

  Ванесса и Лили растворились в толпе, и Эбби перевела дух. У нее едва доставало сил изображать веселье перед своими подругами. Но будь она проклята, если испортит вечер, который все они так долго готовили.

  Казалось, весь Иствик собрался в танцевальном зале на Осенний бал. Бриллианты так ослепительно горели в ушах и на запястьях, а руки были унизаны кольцами так густо, что охранное агентство должен был бы хватить коллективный сердечный приступ. По-летнему яркие наряды казались протестом близящейся зиме. Женщины посылали друг другу воздушные поцелуи и шепотом передавали сплетни. Мужчины в смокингах обсуждали что-то, что могут находить интересным только мужчины — то ли футбол, то ли рынок ценных бумаг.

  Все в порядке, уговаривала себя Эбби. Самое главное — Клуб Дебютанток сумел превратить эту ночь в настоящее чудо. Старый загородный клуб преобразился: мягкие огни; оркестр, играющий старые мелодии; фонтан шампанского — небольшой, но очень эффектный, гордо бивший среди комнаты; безупречно одетые официанты двигались среди гостей с подносами изысканных канапе...

  Клуб Дебютанток.

  Эбби улыбнулась. Они в шутку прозвали друг друга Дебютантками в тот вечер, когда вместе впервые вышли в свет. Теперь это казалось таким глупым, таким старомодным... Но дружба, зародившаяся еще в средней школе, выдержала испытание временем. И теперь, спустя годы, они все еще были вместе. Они были силой, с которой всем стоило считаться.

  И все же так многое изменилось, подумала Эбби, выискивая глазами своих подруг в блестящей толпе. Так многое случилось за последние несколько месяцев, и атмосфера в зале была неуловимо напряженной, как будто все, затаив дыхание, ждали, что вот-вот грянет взрыв.

  И неудивительно. Убийство и шантаж не были нормой в Иствике. По крайней мере, до сих пор.

  Глаза Эбби наполнились слезами, и то ли от этого, то ли от шампанского, которое она пила весь вечер бокал за бокалом, голова у нее закружилась. Ей следовало что-нибудь съесть, но она просто не могла проглотить ни кусочка. Ее желудок сжался в напряженный комок, а нервы были натянуты до предела.

  Это все из-за Люка, обреченно подумала она. Он должен был прийти. Он обещал прийти. Но, как и большинство обещаний ее мужа, это тоже не стоило ни гроша.

  — Эб? — Эмма заглянула ей в глаза. — У тебя все хорошо?

  О, у нее уже давно все было плохо. И шло все хуже с каждым днем. Но она твердо посмотрела в фиолетовые глаза Эммы и сделала то, что делала теперь постоянно. Солгала лучшей подруге.

  — У меня все прекрасно, Эмма. — Эбби старательно растянула рот в улыбке. — Правда. У меня все хорошо. Даже более чем...

  Она шагнула к Эмме и слегка запнулась о подол своего длинного алого платья.

  — Ой, осторожно, — вскрикнула Эмма.

  — Я всегда осторожна, — ответила Эбби. — Я сама осторожность. Всегда думаю прежде, чем делаю. И всегда делаю то, что положено. Всегда... Так о чем мы говорили?

  Эмма, нахмурившись, посмотрела на нее, затем скользнула взглядом по комнате, будто ища поддержки. Никого не найдя, она снова повернулась к Эбби:

  — Я думаю, тебе нужно присесть. И обязательно съесть что-нибудь.

  — Я не голодна. И у меня все прекрасно, Эм. Не о чем беспокоиться. — Эбби отпила еще глоток шампанского, взяла Эмму под руку и прошептала: — Все мы много работали, чтобы устроить этот бал, ты — больше всех, так что давай просто веселиться.

  — Я думаю, ты уже навеселилась.

  — Эмма! Ой... — Эбби взмахнула рукой, в которой держала бокал, шампанское выплеснулось и, пузырясь, побежало по ее руке. — Я в порядке, я в полном порядке, — твердила она как заведенная, пока Эмма просила официанта принести салфетки. — Все просто прекрасно.

  — Эбби, сколько ты выпила?

  — Много меньше, чем хотела бы. — Ее натянутая улыбка, которую она так старательно носила весь вечер, начала потихоньку сползать.

  Весь ее мир рушился, и никто не подозревал об этом, кроме нее самой и человека, которого, как ей казалось, она хорошо знала. Что сказали бы ее Дебютантки, если бы узнали, что она была у адвоката? Если бы узнали, что она подает на развод? Если бы они узнали, что Эбби только неделю назад поняла: она вышла замуж за лжеца, обманщика, за ублюдка?

  — Я действительно в порядке, Эм. Иди, разыщи своего мужа, потанцуйте, развлекайтесь, хорошо? Я просто хочу немного посидеть в патио.

  — Там холодно, — возразила Эмма.

  — Я возьму накидку. Все будет хорошо. — Эбби набросила на плечи черный шелковый шарф, поставила почти пустой бокал на поднос проходящего официанта. — Видишь? Я в порядке. Иди. Потанцуй.

  — Хорошо... — Эмма поцеловала ее в щеку. — Но потом я к тебе присоединюсь.

  — Я буду здесь. — Эбби растянула рот еще шире, и голос ее звучал еще бодрее. — Одна, — добавила она тихо.

  Она смотрела, как Эмма пробирается сквозь толпу, останавливаясь, чтобы поздороваться с кем-то, улыбается друзьям и наконец обнимает Гаррета, за которого недавно вышла замуж. И когда они пошли танцевать, то выглядели такими безумно счастливыми, что Эбби почувствовала острый укол почти черной зависти.

  О господи, что она за ужасный человек! Как она может завидовать, она же знает, как трудно Эмме досталось ее счастье! Нет, конечно, Эбби ей не завидует. Но как бы она хотела пережить все это снова. Она так ясно помнила первые дни, когда они с Люком были вместе, — как билось ее сердце, а в желудке, казалось, летали бабочки.

  Но это было так давно, и уже так давно Эбби чувствовала себя совершенно одинокой, и так хотелось плакать о том, что некогда было между ней и ее мужем, о том, чего больше никогда не будет.

  Сейчас, стоя в переполненном зале, окруженная танцующими людьми, молодая женщина чувствовала себя более одинокой, чем когда-либо. Музыка струилась вокруг нее, мягкий, прохладный бриз проникал через открытые французские окна, ведущие в патио. Смех, обрывки веселых разговоров летали в воздухе и, казалось, царапали кожу ее обнаженных плеч.

  — Я знала, что он не придет, — прошептала Эбби так тихо, что никто не мог услышать.

  Конечно, сама она должна присутствовать. Дебютантки отвечали за организацию бала, и она просто обязана быть здесь. Но господи, она предпочла бы быть в любом другом месте. Она не могла больше здесь находиться. Все изменилось. Ничто больше не было... надежным.

  По спине Эбби пробежал холодок, вызванный отнюдь не октябрьским ветром. Глядя на лица танцующих, она больше не видела в них тепла. Она видела подозрительность и чувство вины. Страх.

  Она всегда думала, что ее мать, Банни Болдуин, погибла в результате несчастного случая. С тех пор, как Эбби узнала, что ее мать убили, она допускала, что каждый, кого она знала и кому верила, на самом деле был не тем, за кого себя выдает.

  И в первую очередь — ее муж.

  Но, несмотря на это, господи, как бы ей хотелось, чтобы сейчас он был рядом. Нет, не такой, каким он был сейчас. Такой, каким он был, когда они впервые встретились. В первую пору их любви. Задумавшись, она выскользнула из бальной залы и позволила воспоминаниям окружить ее.

  Окончание колледжа. Приключения начинаются! Две недели в Париже! Одна! Эбби собиралась обойти весь город, посидеть в уличных кафе, пить вино в парке, посмотреть Эйфелеву башню и Нотр-Дам — и при этом выглядеть пресыщенной и скучающей бывалой путешественницей.

  Она распланировала каждую минуту поездки, о которой мечтала уже несколько лет. Никаких случайностей, ничего неожиданного. Эбби любила организованность. Ясность. Четкие планы. И все они пошли прахом в ту минуту, когда место рядом с ней в самолете занял Люк Талбот.

  Он вошел в салон первого класса, приблизился к пустому месту рядом с Эбби, и у нее сразу перехватило дыхание, а он улыбнулся ей, сидящей, с высоты своего роста и сказал:

  — Ого, кажется, этот долгий перелет будет очень приятным.

  Потом закинул свою сумку на полку, сел в кресло и протянул ей руку:

  — Люк Талбот.

  И как только она коснулась его руки, Эбби почувствовала, что случилось что-то очень... странное. Особенное. Что-то горячее, обволакивающее и совершенно незнакомое пробежало от его ладони по всей ее руке и отдалось бешеным стуком в груди.

  Она смотрела в его глаза и не могла оторваться:

  — Эбби Болдуин.

  Он неохотно отпустил ее ладонь, и Эбби сразу сжала ее в кулак, словно пытаясь удержать в ней это странное ощущение.

  — Первый раз в Париж?

  — Как вы догадались? — удивилась Эбби.

  — У вас глаза взволнованные.

  — Правда? — сказала она разочарованно. — А я собиралась изображать бывалую путешественницу.

  — О, это много интереснее, поверьте.

  Сердце Эбби рухнуло в желудок, когда она опять поймала взгляд его карих глаз. Его волосы, того же оттенка, что и глаза, были слегка растрепаны. Синий костюм, серая водолазка. Вид у него был немного университетский и очень сексуальный. Есть ли лучшее начало для путешествия, чем легкий флирт?

  — А вы? — была ее очередь спрашивать. — Первый раз в Париж?

  Его глаза вдруг на секунду стали совсем пустыми, но тут же снова потеплели.

  — Нет. Я довольно часто бываю там по делам.

  — А чем вы занимаетесь?

  — Я работаю в компании программного обеспечения. А вы?

  — Я только закончила колледж.

  — Поздравляю. Что изучали?

  — Спасибо. Иностранные языки.

  — Прекрасно, но печально для меня. — И Люк опять заглянул ей в глаза. — Я так надеялся, что вам будет нужен переводчик.

  Девушка улыбнулась, чувствуя, что у нее в груди, в животе — всюду порхает рой бабочек.

  — Мне не нужен переводчик, — признала она, потом набрала полную грудь воздуха и... рискнула. Эбби не могла поверить, что способна на такое. Да она даже не знает этого парня. Но что-то внутри нее требовало, чтобы она его узнала. — Но, если вас это интересует, мне нужен гид, который показал бы мне Париж.

  Его губы дрогнули в улыбке, и все ее тело дрогнуло в ответ.

  — Меня это очень интересует, Эбби Болдуин.

  Когда самолет двинулся по взлетной полосе, она слегка передернула плечами и сжала подлокотники.

  — Боитесь летать? — поинтересовался Люк, накрывая ее ладонь своей.

  — Немного, — призналась она, стиснув зубы. — Вообще летать не боюсь. С этим все в порядке. А вот на взлете нервничаю. Никогда не могу поверить, что мы сумеем оторваться от земли.

  Он снял ее ладонь с подлокотника, нежно сжал обеими руками и сказал:

  — А вы поверьте, Эбби. Самолет взлетит и сядет, и мы вместе будем открывать для вас Париж.

  * * *

  Так и было. Две недели они не расставались ни на минуту. Конечно, Люку приходилось отлучаться на работу, но большую часть времени они проводили вдвоем.

  Уютные маленькие бистро, танцы под мелодии уличных музыкантов в темноте, озаряемой только огоньками Эйфелевой башни. Молодое вино и свежие багеты, пикники на берегах Сены и долгие томные вечера в крошечном гостиничном номере в мансарде, нависшей над шумным переулком.

  Они часами занимались любовью, вновь и вновь открывая друг друга. Их тела переплетались, их сердца перестукивались, и еще до того, как эти две недели истекли, каждый из них знал, что их жизнь никогда не будет прежней.

  В последнюю парижскую ночь Люк сделал ей предложение. Он поцеловал ее перед темным фасадом Лувра и пообещал любить ее всегда.

  Эбби была так ослеплена счастьем, так растворилась в любви, что ни секунды не сомневалась в их чувствах. Когда он напомнил ей, что должен будет часто уезжать по делам, она не придала этому значения. Она знала, что он вернется домой, и этого ей было вполне достаточно.

  Любовь поймала их в сети.

  Но теперь, спустя несколько лет, Эбби приходилось признать, что не любовь удерживала их вместе. Вовсе нет. Их держала вместе привычка.

  — Шампанского, мадам? — официант застыл над ней в полупоклоне. Но она смотрела мимо него, на человека, который шел к ней через переполненный зал. Люк. Он все-таки пришел.

  Как бы Эбби хотела, чтобы ее сердце не подпрыгивало всякий раз, когда она его видит. Как она могла любить его даже теперь, зная, что он лгал ей все эти годы?

  — Мадам? — мягко повторил официант. — Шампанского?

  — Да, — сказала она, беря бокал. — Конечно. Шампанского.

ГЛАВА ВТОРАЯ

  Люк Талбот шел через толпу, казалось, не замечая вызванного им интереса. Но даже если он его замечал, то не подавал виду. Его взгляд был прикован к жене.

  Он опоздал, но не было никакой возможности избежать этого. Было чудо, что он вообще сумел прийти на бал. Но он знал, как много работала Эбби и ее подруги, чтобы сделать этот вечер незабываемым. И он обязан был прийти. Ради нее.

  Не совсем так, думал Люк, подходя к жене, которая, похоже, совсем не была рада его видеть. Он хотел прийти сюда ради себя, потому что находиться вдали от нее было мучительно.

  Он, как никто другой, знал, что его частые деловые поездки были абсолютной необходимостью, и знал, что его работа очень важна. Люк утешал себя тем, что заранее предупредил об этом Эбби, когда сделал ей предложение. Но ему становилось все тяжелее и тяжелее покидать ее.

  Когда он подошел достаточно близко, чтобы различить выражение ее бледно-голубых глаз, он понял, что она в ярости. Возможно, этого еще никто не заметил. Никто, кроме него.

  — Малыш, — сказал Люк, пытаясь загасить своей улыбкой, злое пламя в ее глазах, — я пришел.

  — Я вижу.

  Он наклонился поцеловать жену, но она отстранилась так поспешно, что едва не потеряла равновесие. Он посмотрел на все еще полный бокал шампанского, который Эбби сжимала так, что побелели пальцы.

  — Ты немного выпила?

  — Это не твое дело, не так ли?

  Даже когда она была такой рассерженной, у него перехватывало от нее дыхание. Ее мягкие белокурые волосы были собраны на затылке, а дальше ниспадали таким же золотым каскадом, как листья на улице. На ней было рубиновое ожерелье, которое он подарил ей на их первое Рождество, и огромный красный камень лежал в выемке ее грудей, гордо приоткрытых алым платьем. Рубиновые серьги смотрелись каплями крови на ее бледной шее, и он внутренне содрогнулся от этого сравнения.

  Эбби была невысокой, но Люк обожал каждый дюйм ее маленького тела. Она выглядела, как женщина, которая является во сне. Во всяком случае, ему. И он знал это с первого момента, как увидел ее.

  — Почему ты здесь, Люк? — спросила она намеренно громко.

  — Что ты имеешь в виду? — ответил он, быстро оглянувшись, чтобы убедиться, что их никто не слышал.

  — Я имею в виду, что не могу себе представить, что вынудило тебя все-таки появиться на этом балу.

  — Я же говорил тебе, что приду.

  — О! — кивнула она, скривившись. — А ты никогда не лжешь мне, ведь правда, Люк?

  Самым безопасным было то, что он делал всегда. Ответить вопросом на вопрос. Отвлечь и разоружить.

  — Зачем мне лгать тебе, малыш?

  — Вот и я думаю, — сказала она еще громче. Достаточно громко, чтобы несколько людей, стоявших рядом, обернулись.

  — Эбби, — он выразительно посмотрел на одного из мужчин, и тот поспешно отвернулся, но Люк не был столь наивен, чтобы полагать, что тот перестал прислушиваться. — Здесь не место для...

  — Для чего? — спросила она, дернувшись так, что шампанское из ее бокала полилось на пол. — Чтобы выяснять, почему мой муж лжет мне?

  Люк стиснул зубы. «Я не лгал тебе. До этой минуты», — подумал он с внутренним стоном.

  Он был чертовски осторожен все эти годы, всегда удерживаясь в рамках полуправды в своих объяснениях. Так что в одинокие бессонные ночи он пытался успокаивать себя тем, что действительно не лжет женщине, которую любит.

  Но Люк должен был понимать, что так не может продолжаться вечно.

  — Лжец, — прошептала она угрожающе. — Я звонила тебе в гостиницу в Сакраменто пару дней назад.

  Он смущенно ответил:

  — Да. Я помню. Мы проговорили с тобой полчаса.

  — Ха! — Эбби вскинула голову и посмотрела на него свысока. Что было нелегко, поскольку она была на пятнадцать сантиметров ниже. — Но я еще раз звонила в гостиницу после этого, — сказала она, пошатнувшись. — У меня не было с собой номера, который ты мне оставил, и я сама узнала телефон твоей гостиницы.

  О боже!

  — Знаешь, что они мне сказали? — Эбби усмехнулась, и голос ее опять зазвенел, да так, что теперь уже все кругом обернулись на его звук.

  — Я знаю, что тебе хватит пить, — Люк вырвал бокал у нее из руки.

  — Эй! Я еще не все сказала.

  — Нет, ты уже все сказала. — Держа в одной руке ее бокал, другой рукой он крепко взял ее под локоть и решительно вывел во внутренний двор.

  Здесь тоже была слышна музыка. Несколько пар, которых не пугал холодный ночной воздух октября, рассеялись по большому патио, так что темнота скрывала их друг от друга.

  Люк чувствовал, что они нуждаются в укрытии. Он поставил бокал с шампанским на столик, в этот момент Эбби рванулась, и он отпустил ее.

  Немного дальше при свете луны и нескольких фонарей можно было различить щегольски аккуратное поле для гольфа. Островки света выхватывали из темноты подстриженную траву и деревья, обрамлявшие поле. Со стоянки автомобилей, что была чуть дальше, донеслось урчание мотора, и этот звук почти слился с журчанием фонтана в центре патио.

  Люк смотрел на Эбби, стараясь различить в темноте выражение ее лица. Больше всего ему хотелось просто обнять ее, но он чувствовал, что Эбби это вряд ли понравится. Ее глаза были полны злобы, а черты искажены болью, которую он ей причинил. Люк не хотел причинять ей боль. Он никогда этого не хотел. Но всегда знал, что рано или поздно это случится.

  — В гостинице в Сакраменто никогда не слышали о тебе, Люк. — Она плотнее завернулась в шелковую накидку, стараясь одновременно удержать обеими руками скользящую шаль и убрать с лица прядь белокурых волос, которая все время падала ей на лицо. — Тебя не было там. Ты вообще никогда-никогда не бывал там.

  Она нервно засмеялась.

  — Я сказала им, что ты всегда останавливаешься у них, когда бываешь в городе. Что я звонила тебе в номер два дня назад. — Ее голубые глаза яростно сузились. — Они решили, что я сумасшедшая.

  — Я могу объяснить... — На самом деле Люк не мог ничего объяснить. Но он постарается. Господи, помоги ему, он очень-очень постарается.

  Эбби жестом остановила его.

  — Когда я приехала домой, то позвонила по номеру, который ты мне оставил, и — о чудо! Мне отвечает телефонистка гостиницы, кстати сказать, женщина с низким, очень сексуальным голосом, и соединяет меня с твоим номером! Забавно, не так ли?

  — Эбби, этому всему есть объяснение. — Она ни за что не поверит, если он скажет ей правду, поэтому ему придется сочинить еще одну историю. Срочно.

  — Разумеется, есть! — Яростным движением головы она пыталась откинуть непослушный белокурый локон,— который то и дело падал ей на глаза. — Теперь мне все понятно.

  Она снова покачнулась, но, когда он попытался удержать ее, быстро отпрянула.

  — Не прикасайся ко мне. Мне противно, когда ты до меня дотрагиваешься!

  Он вздрогнул, как от удара.

  — Ты обманывал меня, Люк. — Он увидел слезы в ее глазах. — Может быть, ты обманывал меня с самого начала. Это так? Ты лгал мне с самого начала?

  — Нет, Эбби! — горячо возразил он. — Нет.

  Она безнадежно покачала головой.

  — Пару месяцев назад Делия Форрестер намекнула, что, когда ты уезжаешь, дела здесь совсем ни при чем. Ты уезжаешь с другими женщинами.

  Делия Форрестер. Женщина с острым умом и компьютером вместо сердца. Ей около сорока, ее муж, Фрэнк, на тридцать лет старше ее, и она постоянно проявляет внимание к молодым мужчинам. Включая Люка. Он пресекал ее попытки настолько вежливо, насколько это вообще возможно, но теперь, похоже, она нашла способ ему отомстить.

  — Делия Форрестер — подлая сука, и ты это знаешь.

  — Но это не значит, что она ошиблась, — возразила Эбби. — Конечно, тогда я с ней спорила. Потому что защищала своего мужа. А теперь я не знаю. Ты действительно мой муж? Я твоя законная жена?

  — Ну, разумеется. Господи, да у нас же была свадьба здесь, в этом клубе.

  — Это ничего не значит, — сказала она, медленно покачав головой. — Это не значит, что у тебя нет десяти других жен по всей Америке. — Эбби опять пошатнулась и прошипела: — А может, еще парочка в Европе?

  — Что? Теперь я еще и двоеженец?

  — Почему бы нет? Ты так мастерски врал мне, наверняка у тебя уже был огромный опыт. — Она подошла к нему вплотную, подняла обе руки и изо всей силы обрушила свои маленькие кулаки на его грудь. Но он даже не покачнулся. Шелковая накидка все норовила соскользнуть с ее обнаженных плеч, и она судорожными движениями натягивала ее обратно. — Вся наша жизнь — ложь, Люк. Я не могу верить ни одному твоему слову. Я думаю, что ты не случайно сел рядом в том самолете. Ты подстерегал меня. Чтобы жениться на мне, убедить меня в своей любви, а потом...

  Сердце Люка переворачивалось в груди от ее слов, но он знал, что не нужно останавливать ее сейчас. Пусть выскажется. Когда она выплеснет на него все, что мучило ее эти несколько дней, он попробует поговорить с нею. Попробует найти способ оправдаться так, чтобы она услышала все, что хотела, а он скрыл все, что нужно.

  Он умирал от боли, глядя, как жена мечется в своем алом платье по темному патио. Он не имел права впутывать ее. Он не имел никакого права мечтать о нормальной семье.

  С той минуты, когда он сел рядом с ней в самолете, Люк знал, что она — женщина всей его жизни. Те две недели в Париже дали ему внезапную надежду, что у него может быть обычное человеческое счастье. И вот теперь пришло время убедиться, что это невозможно.

  Он настолько боялся потерять ее, что сделал то, чего поклялся никогда не делать, — втянул невинного, ничего не подозревающего человека в свой мир. Но Люк просто не мог ее потерять.

  И вот теряет.

  Вот он стоит в темном патио и смотрит, как женщина, которую он любит, плачет. Эбби никогда не плакала. Она всегда была спокойной и уравновешенной. Всегда улыбалась. Даже после смерти своей матери ей удалось держать себя в руках.

  И Люка убивала мысль, что именно он был причиной ее слез. У него внезапно так запершило в горле, что он попытался глотнуть шампанского из бокала, который забрал у нее. Но его рука замерла, как только он поднес бокал к лицу. Его остановил едва уловимый знакомый запах. Нахмурившись, Люк принюхался. Аромат был слабым, но различимым.

  Это был запах горького миндаля.

  Цианид.

  Кровь застыла у него в жилах. Через открытые двери он посмотрел в зал. Вечеринка была в разгаре. Со своего места мужчина видел, по крайней мере, трех официантов, разносящих напитки и закуски. Любой из них мог дать Эбби этот бокал.

  Но, может быть, это была случайность. Может, этот бокал предназначался не ей?

  Он посмотрел на Эбби. Осенняя луна окутала ее серебристой дымкой, и даже сейчас, со слезами в глазах и искривленным ртом, она была самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел.

  И если бы он не приехал на этот бал, она была бы уже мертва.

  Цианид — не самый приятный способ умереть, но, безусловно, самый быстрый. Внутри у Люка все похолодело. Кто-то в этом зале чуть не убил его жену. Единственного человека в целом мире, который для него что-то значит.

  — Пойдем, — сказал он резко.

  — Что? — ошарашенная его резким тоном, она даже перестала плакать. — Куда?

  — Домой.

  — Я никуда с тобой не пойду.

  — Пойдешь. — Аккуратно держа бокал с шампанским, другой рукой он крепко обнял ее и полуповел, полуповолок из патио вниз по лестнице, к стоянке машин.

  — Люк, отпусти меня.

  Если хоть капля его крови еще не застыла от ужаса, этот тон ее бы заморозил. Но он срочно должен увести Эбби подальше отсюда, нравится ей это или нет. Даже если ему придется заставить ее силой. Он не собирается торчать тут, пока кто-нибудь ее не застрелит.

  Люк остановился, твердо посмотрел в ее горящие от бешенства глаза и сказал:

  — Эбби, мы поговорим дома. А теперь ты пойдешь сама или я тебя понесу. Выбирай.

  Она остановилась, ошеломленная.

  — Какой же ты ублюдок, Люк.

  — Мне это уже говорили.

  — Но не я, — сказала она потухшим голосом. — Ты за это заплатишь.

  — Хорошо. А сейчас идем.

  Больше они не разговаривали. Он крепко держал ее за локоть и почти волок за собой. Но в то же время бдительно следил, чтобы ни одна капля из бокала не пролилась, чтобы ни один из возможных отпечатков пальцев не стерся.

  Он должен был найти выход.

  Он должен был найти способ не только убедить жену, что любит ее, но удержать ее рядом, пока снова не сможет завоевать ее доверие.

  Всю дорогу до дома они молчали. Люк вел машину одной рукой, другой по-прежнему держа бокал. Она была благодарна ему за это молчание. В конце концов, что тут было говорить? К тому же в голове у нее все перепуталось, горло болело после долгого крика. Сердце болело еще сильнее.

  Они подъехали к дому. Прежде она его любила.

  К их дому вела небольшая аллея. Даже в лунном свете цветущие хризантемы ярко выделялись на фоне серого кирпича. Французские окна выходили на лужайку. За одним из них горела лампа, и ее мягкий свет золотыми полосами проливался на траву.

  Купив этот дом, они с Люком отметили каждую комнату своей любовью. Они любили друг друга на полу в гостиной, в столовой, на кухонном столе. Даже по лестнице Эбби не могла пройти, не вспомнив с болезненной ясностью, как она лежала на ступенях обнаженная, а Люк нежно раздвигал ей колени.

  Теперь, проходя по дому, она все время чувствовала, какой он пустой. В нем не было слышно детских голосов. Люк хотел подождать с детьми, а она уступала ему, утешая себя тем, что в один прекрасный день у них будет настоящая семья, такая, о какой они мечтали тогда в Париже.

  Люк заглушил мотор, повернулся к жене и посмотрел ей в глаза:

  — Мы должны поговорить.

  — Интересно, сколько браков распалось под эту фразу? — еле выговорила она.

  — Эбби, я не хочу, чтобы наш брак распался.

  Она взглянула на него и ясно увидела в его глазах боль и раскаяние. Но было слишком поздно.

  — Слишком поздно, Люк, — сказала Эбби и вышла из машины, не дожидаясь, пока он откроет ей дверцу.

  Она направилась к дому, когда заметила, что Люк все еще сидит в машине, держа в одной руке бокал с шампанским.

  — Зачем тебе это?

  — Скажу дома.

  Она заглянула в его мрачное лицо и поняла, что спорить с ним сейчас бесполезно. По правде говоря, у нее уже не было сил спорить. Она чувствовала себя бесконечно усталой. Вымотанной. Все, чего ей сейчас хотелось, — добраться до постели и попытаться уснуть.

  Почему-то лампа, оставленная гореть в передней, заставила ее застонать от боли. Она дожидалась их возвращения домой. Но они последний раз входят сюда вместе.

  Она отперла дверь и вошла в дом. Ее каблуки цокали по паркету, отсчитывая последние секунды их совместной жизни, которая казалась такой счастливой.

  — Пойдем в гостиную, — велел Люк, и Эбби последовала за ним через холл.

  Они вошли в гостиную. Стены с намеренно открытой кладкой серого кирпича выглядели бы мрачно, но их расцвечивали и оживляли солнечные пейзажи. Мебель была обтянута шелком цвета топленых сливок, по диванам и креслам уютно раскиданы подушки ярких тонов. На большом камине стояла ваза с целой охапкой огромных хризантем.

  Она наблюдала, как Люк поставил бокал на каминную полку, подошел к окнам и плотно задернул гардины.

  Пожалуй, так лучше, подумала Эбби. Незачем устраивать спектакль для соседей.

  Она улыбнулась этой мысли. Дома в Иствике были настолько большие и стояли так обособленно, что она могла орать во все горло — и никто бы ее не услышал. Они могли бы танцевать голыми перед окнами — никто бы не увидел их. Она знала это точно, потому что когда-то они с Люком такое уже проделали.

  Как же это было давно.

  Люк повернулся к ней, и тут она увидела в его глазах то, чего никогда не видела прежде.

  Страх.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  — Что с тобой? — она шагнула ему навстречу прежде, чем вспомнила, что ее не должно больше заботить, что с ним.

  — Я должен тебе кое-что сказать.

  Люк глубоко вздохнул и подошел к ней. Его глаза были все так же сосредоточенны, но в линии рта Эбби уловила странное и жестокое выражение, какого она не видела у мужа прежде.

  — Ты должна кое-что узнать, — повторил он.

  — Если это очередная ложь — не утруждай себя, — сказала Эбби, стараясь унять стук сердца.

  — Я не лгал тебе, клянусь! — он схватил ее за плечи и крепко сжал их, будто боялся, что она сейчас убежит, не выслушав его.

  — Правда? Так в гостинице ошибались, сказав мне, что никогда о тебе не слышали?

  — Я могу объяснить.

  — Сочинишь новую сказку? Спасибо, не стоит.

  — Эбби, происходит что-то ужасное.

  — Совершенно верно: муж обманывает жену.

  — Я имею в виду, — сказал он, крепко держа ее за плечи, — нечто более важное, чем-то, что произошло между нами.

  Ее сердце съежилось, как воздушный шарик, который прокололи из злой шалости.

  — Так это не из-за нас ты так переживаешь? — уточнила Эбби, искренне удивившись, что ее боль еще не дошла до предела, что она еще способна расти. — Из-за чего-то более важного? Ну, разумеется, разве есть в мире что-нибудь менее важное, чем наш смехотворный брак?

  — Черт побери, да послушай же меня!

  — Тебе нечего сказать, Люк! Почему я должна тебя слушать?

  Она впилась в него взглядом, пытаясь понять, о чем он думает. Прочитать его мысли, которые он скрывал от нее. Но все было бесполезно: за годы лжи он хорошо научился держать ее на расстоянии. Это уже не должно было бы ее удивлять, но по-прежнему удивляло.

  — Я не хочу больше лжи, Люк! Можешь больше не притворяться, что наш брак что-то для тебя значит, что я что-то значу для тебя. И я не собираюсь делать дальше вид, что у нас все превосходно. Я не могу больше жить во лжи!

  — Я люблю тебя, Эбби. Это не ложь.

  Он говорил совсем тихо, его голос был не громче вздоха, и в нем звучала такая мольба, что на секунду она готова была поверить всему, что он скажет.

  Она не должна расслабляться.

  — Как я могу верить тебе?

  Его руки разом ослабели, настолько, что она без труда высвободилась, стараясь не думать о том, что ее плечам стало холодно без тепла его рук.

  — Мне жаль, что ты так думаешь, малыш. Клянусь, я сделаю все, чтобы ты мне снова верила. Но сейчас есть кое-что, что тебе нужно знать.

  Эбби чувствовала себя такой измученной, что не в состоянии была выдержать еще один удар, каков бы он ни был.

  — Разве это не может подождать до утра?

  — Нет.

  — Прекрасно. Тогда говори скорее, и я иду спать.

  — Твое шампанское было отравлено.

  Несколько секунд было так тихо, что Эбби слышала, как стучит ее сердце. Потом она открыла рот, но не смогла издать ни звука. Отравлено?

  — Я чуть не выпил его, но вовремя заметил.

  Люк посмотрел на бокал, стоявший на каминной полке. При свете ламп вино за тонкой стенкой хрусталя напоминало жидкое золото. Яркое. Живое. И смертельное.

  — Что? — наконец выдавила она из себя. — Почему ты так думаешь? Откуда ты можешь знать? Ты его пил? Ты же не пил его, нет?

  Она подбежала к нему и в страхе быстро и нежно гладила его по плечам, по рукам, по лицу, будто ища какую-то рану. Но даже сквозь ужас она понимала, что выглядит глупо. Если бы он выпил это вино и если оно действительно отравлено, он был бы уже мертв.

  — Когда я поднес его ко рту, то почувствовал запах миндаля. — Люк поймал ее взлетающие руки и крепко сжал их. — Это — цианид, Эбби. Если бы ты выпила это шампанское... если бы я не приехал на бал вовремя и не забрал его у тебя...

  Он с тревогой ласкал глазами каждую черточку лица любимой женщины, которую чуть не потерял. Нежность к нему переплелась в ней с диким ужасом.

  — Но Люк, если бы ты не почувствовал этот запах... Как это вообще произошло?

  — Счастливая случайность.

  Счастливая. Очень счастливая абсолютная случайность. Если бы он вовремя не почувствовал этот запах, если бы попробовал вино, то умер бы прямо там, в патио, и последнее, что бы он услышал, были бы ее обвинения.

  И хотя Эбби даже сейчас точно знала, что не сможет больше жить с ним, она вдруг поняла, что не перенесла бы, если бы он умер.

  — Но как? Почему? И кто?

  — Я не знаю. Но клянусь, я это выясню.

  Цианид?

  — Мою мать убили, Люк.

  Ее мать, Банни, аккуратно принимала свое лекарство, которое ей было жизненно необходимо, не зная, что кто-то подменил ее пилюли. Новое лекарство было безвредным, но организм Банни не справился с болезнью без лекарства. Эбби пристально посмотрела на Люка.

  — Ты думаешь, что тот же человек пытается убить и меня? Или нет? Может быть, это случайность?

  Он заговорил, но она тут же прервала его:

  — Нет! Случайно цианид в шампанское не попадает. Но, может быть, он предназначался не мне?

  В голове Эбби проносились картины бала. Смеющиеся, танцующие люди. Все они от души развлекались. Все, кроме одного. В комнате был убийца.

  Она не могла представить, что кто-то из людей, которых она знала всю жизнь, был хладнокровный убийца. Но кто-то же убил ее мать. Неужели теперь этот человек метит в нее?

  — Мы не можем быть уверены, что он предназначался не тебе, — сказал Люк мягко.

  — Но ведь это возможно. Может быть, мне дали этот бокал по ошибке.

  — Может быть. — Но по его голосу было понятно, что он этому не верит.

  — Мы должны кому-то про это сообщить...

  — Мы обязательно так и сделаем.

  — Люк...

  Он провел рукой по ее щеке, потом запустил пальцы в ее волосы, и она услышала, как на пол позади нее посыпались шпильки. От прикосновения его пальцев у нее по спине пробежала дрожь.

  — Ты такая красивая, Эбби! — шептал он, с нежностью вглядываясь в каждую черточку ее лица. Казалось, очередной вздох дается ему с трудом. — Господи, Эбби, мне страшно представить, что могло бы произойти, если бы я не успел.

  — И мне тоже, Люк, — шептала она, стараясь сдержать слезы.

  Она понимала, что совершает ошибку.

  Большую ошибку.

  Но это ее не останавливало.

  Они с Люком разведутся и никогда больше не увидят друг друга, но сегодня Эбби хотела быть с ним. Еще раз побывать в его объятиях. Почувствовать, как он входит в нее. Особенно теперь. Теперь, когда они побывали в одном шаге от смерти.

  Когда они едва не потеряли друг друга безвозвратно.

  — Ты — все для меня, Эбби. — Он наклонился и скользнул губами по ее губам. Легко. Едва касаясь.

  И тут же она почувствовала, как жар охватывает все ее тело. Так было всегда. Одного прикосновения было достаточно, чтобы их тела разом вспыхивали. Он крепко сжал ее в объятиях, и она почти повисла у него на руках, потому что колени у нее подкашивались, а голова шла кругом. Он впился в ее губы, его язык нашел и переплелся с ее языком, у обоих перехватило дыхание.

  Это магия, пронеслось у нее в том уголке мозга, который еще мог думать. Это она свела их вместе. Магический огонь приковывал их друг к другу.

  И что бы ни случилось дальше в их жизни, это было потрясающе.

  — Ты так нужна мне, — прошептал он, отрываясь от ее рта и скользя губами вниз по шее к нежной ямочке на ключице.

  Эбби запрокинула голову, закрыла глаза и не чувствовала больше ничего, кроме его губ на своей коже. Его пальцы нащупали и расстегнули брошь, скреплявшую ее накидку, и нежный шелк соскользнул к ее ногам.

  Его ладони ласкали ее обнаженные плечи, спину, груди, радостно выскользнувшие навстречу ему из глубокого выреза платья. Играя, Люк повертел в пальцах рубиновый кулон, улыбнулся и заглянул ей в глаза.

  — Ты сегодня надела его для меня?

  Эбби хотела возразить. Да она даже не знала, что он будет на балу сегодня вечером. Но тут же поняла, что он прав. Она действительно надела сегодня эти рубины именно для него. Одеваясь, она представляла себе, какими глазами Люк посмотрит на рубин, соблазнительно лежащий в ложбинке между ее грудей.

  — Ты помнишь, как я тебе его подарил?

  — Да, — выдохнула она, глядя ему в глаза и видя в них свои собственные воспоминания.

  — Наше первое Рождество. Сочельник, мы сидели здесь, на ковре перед камином.

  Она прильнула к нему, истомленная его голосом, чувствами, которые он в ней вызывал.

  — Я подарил его тебе в канун Рождества, потому что не мог дотерпеть до утра.

  Люк провел пальцами по камню, но Эбби была готова поклясться, что чувствует это сильное и нежное прикосновение на своей коже.

  — А ты заплакала. Ты сказала, что он очень красивый, красивый до слез.

  — Люк...

  — Я надел тебе его на шею, а потом мы занимались любовью, прямо здесь, перед рождественской елкой.

  Он выпустил рубин из пальцев и теперь гладил ее по груди, отчего она начала дрожать.

  — Я, как сейчас, вижу тебя. Ты была совсем голая, только рубин на шее, и по всему твоему телу вспыхивали от него цветные искры.

  У нее перехватило дыхание.

  — И ты была такая красивая. Ты тоже была красива до слез.

  — Люк...

  Она обхватила руками его шею, обняла так крепко, будто он был спасательным кругом, который помог бы ей выжить в бушующем море. Она уткнулась ему в шею и вдыхала его запах, такой знакомый. Он пах перцем и сексом.

  Его руки умело справились с молнией на спине ее платья. Когда Эбби высвободилась из платья, его глаза жадно вспыхнули.

  — Ты голая? — Люк смотрел на нее взглядом дикого, сильного, голодного зверя. — Ты была совсем голая под платьем? Весь вечер?

  — Платье такое узкое, я не хотела, чтобы были видны швы от белья.

  Она стояла перед ним, как в их первое Рождество — совсем нагая, лишь алый рубин горел на шее.

  — Я мог потерять тебя сегодня вечером... — Он целовал ее глаза, лоб, виски. — Я мог навсегда потерять тебя.

  Эбби крепко зажмурила глаза, чтобы не расплакаться от горькой мысли: да, она выжила, но он все равно потерял ее.

  И все-таки, только на одну ночь, она про это забудет. Забудет боль, обиду, унижение и отдаст всю себя Люку.

  — Возьми меня, — попросила она.

  — Эбби... — он почти простонал ее имя, а она, едва спустив смокинг с его плеч, срывала с него рубашку, и вот уже ее дрожащие от нетерпения ладони легли на его широкую грудь.

  Эбби никогда не переставала удивляться телу своего мужа. Он смотрелся таким тонким и гибким в одежде, теперь же, обнаженный, он выглядел глыбой восхитительных выпуклых мышц.

  Каштановые волосы курчавились на его груди и дорожкой уходили вниз. Эбби последовала за ними глазами, и в ушах у нее зашумело, когда она увидела, как он возбужден.

  Люк слегка тронул ее затвердевшие соски, и от этого быстрого прикосновения Эбби почувствовала, словно горячий удар внизу живота.

  — Даже не надейся, что я буду ждать, пока мы доберемся до кровати.

  — А разве нам нужна кровать? — Эбби приподнялась на цыпочки и, найдя его рот, стала быстро и жадно посасывать его язык, предвкушая иное, более острое наслаждение.

  Он застонал и сразу же запустил свою руку между ее бедер. Она опять задохнулась, когда он всей ладонью охватил ее мягкий пушистый холмик, а его пальцы пробирались все глубже. Она раздвинула бедра, не отрываясь от его рта, в неутолимом голоде вновь и вновь всасывая его язык.

  Люк скользнул ей внутрь пальцем, а потом двумя, и опять, и опять... Эбби закричала, подалась навстречу его руке и крепко сжала ее бедрами, потому что ей хотелось, чтобы эта ласка и это проникновение длилось вечно. Ее тело замерло на самой грани наслаждения, она хотела бы остановить время и оттянуть этот миг, но он уже наступил. Ей показалось, что ее тело взорвалось миллионом рубиновых искр, и она рванулась навстречу Люку, но он с силой удержал ее, а пальцы продолжали настойчиво и неумолимо двигаться внутри нее, делая наслаждение почти невыносимым.

  Но еще до того, как последняя сладкая судорога прокатилась по ее телу, Люк опустил ее на ближайшую банкетку и лег сверху.

  — Сейчас я войду в тебя, Эбби. Прямо сейчас.

  — Да, Люк, сейчас!

  Она обвила его ногами, поднимая бедра все выше, торопясь встретить его. Он вошел в нее и заполнил ее полностью: ее тело, ее мысли, всю ее. Так всегда было с Люком. Она двигалась навстречу ему, раскрываясь все шире, гонясь за его ритмом, то и дело приподнимаясь и повисая на его шее. Снова и снова. Они разделялись лишь для того, чтобы опять устремиться друг к другу. Ее тело двигалось все быстрее, предчувствуя новый взрыв наслаждения. И когда ни один из них не мог больше сдерживаться, он довел ее до оргазма несколькими мощными толчками и тут же сам застонал в экстазе.

  Но уже через несколько минут Люк встал, поднял ее на руки, прижал к груди и понес вверх по лестнице в спальню.

  Комната таяла в лунном свете, лившемся в огромные не зашторенные окна. Серебряные лучи тянулись поперек широкой кровати. Люк, одной рукой все еще прижимая Эбби к груди, другой рывком сбросил покрывало на пол.

  Он не насытился своей женой. Он вообще сомневался, что когда-нибудь сможет ею насытиться. А теперь, поскольку бокал с отравленным шампанским стоял на каминной полке, он чувствовал, что хочет еще и еще прикасаться к ней, любить ее, всем своим телом ощущать, что она жива и что она с ним.

  Он найдет способ решить проблемы, которые у них возникли. Он не позволит ей уйти. Он просто не сможет без нее.

  Люк положил Эбби на душистые простыни и несколько минут просто смотрел на нее. Ее глаза были затуманены истомой только что пережитого наслаждения, губы опухли от его поцелуев. Рубиновый кулон мерцал на ее коже, белокурые волосы смешивались с полосами лунного света на голубых простынях.

  Она напоминала древнюю языческую богиню.

  И он хотел ее отчаянно.

  — Люк...

  Эбби едва выдохнула его имя, но этот звук отозвался во всем его теле.

  Она протянула к нему руки, и он опустился в ее объятия, чувствуя себя как человек, вернувшийся домой после долгого и трудного путешествия. Кожа льнула к коже, смешивался пот, сила и нежность, бронзовое и серебряное от лунного света — их тела сливались.

  Люк двигался вдоль ее тела, растягивая удовольствие, смакуя каждый сантиметр ее тела. Он находил губами ее затвердевшие соски, ласкал их языком. Покусывал, подогреваемый тихими стонами, срывавшимися с ее губ.

  Его руки блуждали по ее телу, повторяя все его изгибы. Эбби подняла одно колено, и он улыбнулся, понимая, чего она от него ждет. Он провел рукой вниз по ее животу, сквозь островок белокурых золотистых волос туда, где она была такой влажной и горячей.

  Она задрожала от прикосновения и нетерпеливо развела бедра, требуя новой ласки. Но теперь, когда первая вспышка страсти была утолена, он не хотел торопиться.

  Люк соскользнул с кровати, встал на колени и за ноги потянул ее к себе. Эбби поднялась на локтях и смотрела на него сквозь длинные спутанные волосы, в ее глазах горел диковатый свет, от которого у него всегда перехватывало дыхание.

  Он закинул ее ноги себе на плечи и медленно водил губами по ее бедрам, устремляясь туда, где они соединялись. Глядя ей прямо в глаза, он приник к ее горячему источнику. Его язык нашел крошечный бугорок плоти, в котором гнездилось сумасшедшее наслаждение. Она запустила пальцы в его волосы, а он продолжал свою нежную атаку.

  — Люк, мне так хорошо... — прошептала Эбби отрывисто. — Так хорошо...

  Он приподнял ее бедра, а она еще глубже запустила пальцы в его волосы и притягивала его голову к себе, будто боясь, что он остановится.

  Он не отрывался от ее бутона, пока она не начала вырываться, измученная невыносимым наслаждением. Но он не отпускал ее, крепко удерживая за бедра, а она извивалась в его руках, как пойманная змея.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  Эбби обняла Люка, положила голову ему на грудь, и биение его сердца возле самого ее уха одновременно и успокаивало, и пугало ее.

  Это их последняя ночь. Ее сердце ныло, когда она думала, что жизнь ей придется доживать без него. Но даже теперь Эбби не могла не размышлять о том, действительно ли Люк был тем человеком, за которого она его принимала. В конце концов, если он солгал ей про гостиницу, возможно, он лгал ей и про все остальное. Кем он был? Каким он был на самом деле?

  — Эбби...

  — Не надо, — остановила она его, приподнявшись на локте и заглянув ему в глаза. — Не надо сейчас ничего говорить. Давай просто любить друг друга, забудем все остальное до утра.

  Казалось, Люк хочет ей возразить. Она узнала это упрямое выражение его рта. Но он лишь погладил ее по щеке:

  — Эбби, я могу себе представить, что ты думаешь обо мне, но... ты ошибаешься.

  Она коротко вздохнула и потерлась щекой о его ладонь. Ей показалось, чья-то холодная рука стиснула ей сердце.

  — Я бы очень хотела, чтобы это было так.

  — Если ты меня выслушаешь... — сказал он почти умоляюще.

  Но она не могла. Не сейчас. Рана от предательства была еще слишком свежей. Эбби слишком хорошо помнила, что она чувствовала несколько дней назад, когда обнаружила, что муж, которому она слепо верила столько лет, солгал ей. Что бы Люк сейчас ни говорил — он ни разу не был в гостинице, в которой, как он ее уверял, останавливался годами.

  И она не могла забыть, что голос, ответивший по номеру, который ей дал Люк, был женским.

  — Я не могу, Люк, — прошептала она. — Я не могу.

  Он закрыл глаза, но Эбби успела различить в них вспышку боли. Ей было так жаль его, но ее собственная боль, причиненная им, была слишком сильна.

  Не открывая глаз, он обнял ее и снова притянул к себе.

  — Я не хотел, чтобы так случилось.

  Новая волна боли захлестнула ее. Ну конечно, он предпочел бы, чтобы его обман остался нераскрытым.

  — Пожалуйста, Люк, — выдохнула Эбби ему в шею. — Не надо больше ничего говорить.

  — Если ты не позволяешь мне сказать, что я чувствую, я могу тебе это только показать.

  Люк так быстро опрокинул ее на спину, что она слегка вскрикнула от неожиданности. Он взял ее за подбородок и пристально посмотрел ей в глаза.

  — Я уже сказал тебе, Эбби: ты для меня всё.

  Он буквально впечатывал свое тело в ее. Она стонала, отдаваясь ему, принимая его. Она двигалась с ним в одном ритме, будто они танцевали под одну мелодию.

  В этом они всегда были честны друг с другом. В этом они друг другу не лгали.

  — Люби меня, — шептал Люк, перекатываясь на спину и перетягивая ее за собой. — Люби меня, Эбби. И позволь мне любить тебя.

  Эбби стояла над ним на коленях. Потом начала медленно двигаться. Она раскачивала бедрами из стороны в сторону, то танцуя на самом кончике его плоти, то насаживая себя так глубоко, что ей не верилось, что они когда-нибудь смогут разделиться. Он поднял голову к ее груди и поймал губами сосок. Люк ласкал его языком, посасывал и покусывал, пока тот не стал совсем твердым. Но, почувствовав, что вот-вот взорвется внутри нее, Люк крепко взял ее голову руками и ни на миг не отрывал взгляда от ее глаз, а сладкие судороги пробегали по их телам.

  На следующее утро Эбби проснулась одна.

  Подушка еще пахла Люком, тело еще чувствовало блаженную усталость. Но ее мужа не было с ней.

  Чему удивляться? Она хорошо знала, что так и будет. Когда они занимались любовью прошлой ночью, она наполовину поверила, что их брак еще можно спасти. Что, если они могут так много дать друг другу, у них есть шанс.

  — Шансов нет, — пробормотала Эбби, отрешенно глядя прямо перед собой. Она схватила подушку и в гневе запустила ею в стену. — Черт возьми, Люк! Вчера вечером меня чуть не убили. Неужели даже это не могло задержать тебя дома на полчаса?

  Ладно, может быть, яд предназначался не ей. Но она же чуть не выпила его! Сейчас бы она лежала мертвая! Интересно, тогда бы Люк тоже пошел на работу?

  — Хорошо, — заявила она пустой комнате. — По крайней мере, я четко знаю, как обстоят дела.

  Она дотянулась до телефона на прикроватном столике. И пусть сейчас воскресное утро, она столько платит своему адвокату, что вправе рассчитывать на его услуги хоть среди ночи.

  — Луи?

  — Миссис Талбот?

  — Да. — Эбби крепко сжала трубку. — Я знаю, что сегодня воскресенье, но я хочу, чтобы вы прямо сейчас отправили моему мужу документы на развод.

  — Сегодня? Но...

  — Пожалуйста. Сделайте это. Я давала вам адрес его офиса. Он наверняка там.

  В этом она была уверена. Люк — настоящий трудоголик. Если бы он вкладывал в брак хоть половину тех сил, какие он вкладывал в работу, она бы сейчас не звонила адвокату.

  — Частный посыльный на воскресенье будет стоить очень дорого, — промямлил адвокат.

  Да какая разница! Ей нужно было это сделать. Она почувствовала тянущую боль в сердце и начала растирать грудь свободной рукой. Не помогало.

  — Это не имеет значения. Я хочу, чтобы вы доставили бумаги моему мужу в течение часа.

  — Хорошо, я займусь этим прямо сейчас, но...

  — Спасибо.

  Эбби дала отбой, но еще несколько долгих минут ее пальцы не выпускали трубку, как будто она собиралась отменить свое распоряжение. Но на самом деле она приняла это решение еще несколько недель назад. И лучше исполнить его прямо сейчас. А потом они с Люком подумают, как им жить дальше. Порознь.

  — Что-нибудь есть? — нетерпеливо твердил Люк, стоя за спиной у Берни Берковера. Берни намертво прилип к микроскопу, который стоил не меньше, чем маленький город.

  — Да, — Берни оторвался от микроскопа и вернул очки в роговой оправе на свой птичий нос. — Цианид.

  — Я знал. — Люк почти рычал. — И я хочу выяснить, кто положил его в бокал.

  Люк метался по лаборатории. Берни следил за ним близоруким внимательным взглядом.

  — Не могу сказать, агент Талбот. Если это были не вы и не ваша жена, потому что на бокале нет других отпечатков.

  — Прекрасно. — Люк навис над Берни и направил на него палец. — Я хочу, чтобы ты обследовал ножку бокала. Его основание. Там могут быть хотя бы фрагменты отпечатков.

  Берни смерил его одним из тех снисходительных взглядов, которым смотрят технари на оперативников. Этот взгляд говорил: «Если бы ты был столь же умным, как я, эту работу доверили бы тебе, так что отвали».

  — Я уже проверил каждый квадратный дюйм этого бокала, — сказал он веско. — Кроме твоих отпечатков и отпечатков твоей жены, там ничего нет. Все, что я могу, — еще поработать над цианидом, возможно, обнаружатся какие-то особые характеристики, которые смогут помочь нам выйти на источник.

  Люк кипел от бешенства. Ночью он обнимал Эбби, любил ее, а сегодня, находясь здесь, ни секунды не мог быть уверен, что она в безопасности.

  Сквозь стеклянную стену лаборатории он видел своих коллег, говоривших по телефону, сидящих за компьютерами, — все они работали над срочным заданием.

  Все, кроме Люка.

  Но как, черт возьми, он мог думать о чем-то, когда его жену пытаются убить!

  Зазвонил телефон, Берни протянул руку и взял трубку:

  — Берковер.

  Пауза.

  — Хорошо. Я ему скажу.

  Люк поглядел на него. Берни повесил трубку и пожал плечами.

  — Директор хочет тебя видеть. Прямо сейчас.

  Люк с досадой провел рукой по лицу, потом кивнул и ткнул пальцем в бокал:

  — Проверь его еще раз.

  И вышел из лаборатории, не дожидаясь, какую колкость соизволит выдать ему Берни. После тишины лаборатории офис обрушился на него шквалом звуков. Клацали клавиатуры компьютеров, звонили телефоны, все разговаривали одновременно, и к этому хору присоединялись вопли закованного в наручники подозреваемого, раздававшиеся снизу. Для мира за стенами это была обыкновенная компания по разработке программного обеспечения. Только несколько людей вне этого здания знали правду.

  Люк шел по длинному коридору мимо кабинетов, разделенных стеклянными перегородками, в которых сидели сотрудники. Он знал этот мир. Он был его частью с последнего года колледжа.

  Завербованный элитным правительственным агентством, Люк быстро приспособился к его жизни. Он был подобен хамелеону. Он легко мог обернуться высоким гостем на посольском балу, а через минуту — обитателем гонконгских трущоб. Он мог превратиться в кого угодно по первому требованию.

  И ему нравилась такая жизнь.

  Но еще была Эбби.

  Эбби...

  Перед кабинетом директора он остановился, чтобы взять себя в руки.

  С той секунды, как он увидел Эбби в самолете, летящем в Париж, Люк знал, что она была особенной. Она была рождена для любви. И даже понимание, что брак с женщиной не из их конторы для человека его профессии практически невозможен, не могло удержать его.

  Возможно, это было эгоистично с его стороны. Возможно, было бы лучше для нее, если бы он тогда сел на другое место или скрыл свои чувства. Но он просто не смог этого сделать. Жизнь без Эбби... Это вообще не жизнь.

  И вот теперь его брак разваливается, трещит под горой полуправды, которую он был вынужден нагромоздить за эти годы. Он не хотел обманывать ее. Он хотел бы разделить с ней все, что было в его жизни.

  Но если бы он это сделал, то подверг бы ее жизнь ежечасной опасности.

  Однако, напомнил себе Люк, теперь именно так и было. Разве прошлым вечером ее не спасло только чудо? И кто стоял за этим? Тот же, кто убил ее мать? Или один из его собственных врагов пытается свести с ним счеты?

  О господи!

  Если это он виноват в покушении на Эбби, как ему вообще жить после этого?

  Дверь распахнулась. Высокий человек лет шестидесяти с абсолютно лысой головой, но с шикарными седыми усами в упор смотрел на Люка.

  — Когда я посылаю за агентом, — прогремел Том Кеннеди, — я имею в виду, что он должен немедленно зайти. А не торчать у дверей, таращась в стену.

  Шеф развернулся и направился обратно к себе. Кабинет был огромный — как и приличествует директору агентства, подотчетного только президенту. Стол Тома — конструкция из стекла и стали, размерами напоминавшая стол для пинг-понга, — был завален файлами, фотографиями, докладами. Среди них мирно уживались полусъеденный бутерброд и леденцы, высыпавшиеся из разодранного пакетика.

  — Простите, — сказал Люк человеку, которому за восемь лет привык отчитываться во всем. — Мне надо было кое-что обдумать.

  — Вам надо много чего обдумать, — резко проговорил Том. — Например, вашу поездку в Прагу. — Он с размаху бросил папку на стол, несколько леденцов упали на пол с веселым стуком. — Документы все там. Маршрут, билеты, имя по легенде. Вы уезжаете через два дня.

  Люк взял папку, открыл, изучил содержимое, затем закрыл вновь. Он подавил приятное возбуждение, которое уже начало разливаться по его телу. Черт, он всегда любил новые задания. Натиск. Риск. Удовольствие уйти из-под носа у противника.

  Но сегодня был не тот случай. Он бросил файл обратно на стол, сунул руки в карманы и сказал:

  — Я не могу за это взяться.

  — Из Праги вы поедете в Берлин и встретитесь там с Шуманом.

  — Вы меня не слушаете, — сказал Люк сквозь зубы. — Я не поеду.

  Но Том продолжал, будто действительно не слышал его:

  — Отдадите чип Шуману, он обработает коды.

  — Вам придется послать кого-то другого. Пошлите Джекмена.

  Том фыркнул.

  — Джекмен не говорит по-немецки.

  — Тогда пошлите кого-нибудь другого.

  — Лучше проверьте билеты, — Том откинулся на стуле и сощурился на Люка. — Убедитесь, что на этот раз они в порядке. До того, как вы приедете в аэропорт.

  Черт побери, один раз, один-единственный раз он только в аэропорту обнаружил, что ему сделали билеты не на тот самолет. Но он нашел выход. Он всегда находил выход.

  — Мне нет нужды проверять билеты, потому что я не еду.

  — Ваш рейс прибывает в Прагу за три часа до встречи, чтобы у вас было время сориентироваться.

  — Черт побери, Том! — Люк ударил обеими руками по столу. — Я же сказал вам, что не могу поехать.

  — Я слышал. — Шеф водрузил локти на подлокотники своего вертящегося стула и сложил кончики пальцев. — Но я ничего не понял.

  — Хорошо, начнем сначала. Я не могу ехать. Дома...

  — Эбби?

  Люк взъерошил волосы рукой и чертыхнулся.

  — Она пыталась дозвониться в гостиницу в Сакраменто. Через справочную. Разумеется, меня там не было.

  Том мрачно кивнул:

  — Мы проследим, чтобы это не повторилось.

  — Дело не в этом, — доверился Люк своему старому другу и учителю. — Дело в том, что она мне больше не доверяет.

  — А с чего бы ей тебе доверять?

  — Простите?

  — Проснись, Люк. — Том встал, обошел свой диковинный стол и уселся на угол. — Ты лгал ей с первой минуты вашей встречи. И, чтобы продолжать работать у нас, будешь вынужден лгать ей и дальше.

  — Возможно, я не захочу больше работать у вас.

  — Ты слишком хорош, чтобы уйти.

  Люк повернул голову и посмотрел на своего босса, на своего друга.

  — Я не откажусь от Эбби ради этого.

  — А я не откажусь от своего лучшего агента, — возразил Том. — Видишь, все мы вынуждены идти на жертвы. Брак с женщиной не из агентства — штука тяжелая.

  — Если бы я мог объяснить ей, чем занимаюсь... Почему я должен все время ее обманывать?

  Том встал и покачал головой:

  — Потому, что у тебя нет выбора.

  Люк почувствовал себя безнадежно усталым:

  — Я знаю.

  — Это подвергло бы ее опасности.

  — Она и так в опасности.

  Том нахмурился:

  — Эти уроды в лаборатории говорят, что нет никакой возможности выяснить, кто причастен к тому цианиду.

  — Я это выясню, — пообещал Люк, и его губы сложились в жестокую, твердую линию. — Именно поэтому я не поеду в Прагу. Я должен быть рядом с Эбби сейчас, когда она в опасности.

  — Черт побери, Джекмен сопляк.

  Люк усмехнулся и обернулся на звук открывшейся двери.

  — Простите, что прерываю вас, сэр, — молодая женщина вошла в кабинет и протянула Люку большой коричневый конверт. — Но это только что доставили для агента Талбота.

  Люк взял конверт, дождался, пока секретарша выйдет, затем вскрыл его и достал бумаги. С минуту он смотрел на них, потом поднял глаза на Тома.

  — Документы на развод. Эбби разводится со мной.

  Том присвистнул.

  — Похоже, твоя жена не хочет, чтобы ты был рядом, когда она в опасности. Ну что, полетишь в Прагу?

ГЛАВА ПЯТАЯ

  — Мне так неловко перед вами, — сказала Эбби и взяла себе бокал ледяного белого вина.

  — Нет проблем, — ответила Фелисити, пригубив «Маргариту». — Дебютантки всегда в строю. Правда, девочки?

  Остальные закивали головами. Эбби была готова расцеловать каждую из них.

  После разговора с адвокатом она так нуждалась в поддержке, что позвонила Эмме. Эмма тут же обзвонила остальных, и вот теперь все шесть Дебютанток сидели в Изумрудной комнате клуба.

  Они устроились вокруг стола в патио, с видом на бассейн и пышные клумбы. Анютины глазки подставляли свои яркие соцветия золотому листопаду. С теннисных кортов доносился ритмичный стук мячей. В баре тихая музыка смешивалась с разговорами. Несколько пожилых мужчин с комичной серьезностью обсуждали свою партию в гольф.

  В патио был занят только еще один стол — две пожилые женщины наслаждались чаем с булочками. Но Дебютантки были уверены, что те сидят слишком далеко, чтобы их слышать.

  — Так, — решительно начала Мэри, отхлебнув чая со льдом. — Что случилось, Эб?

  — Да, — подхватила Лили, — Эмма нас так напугала, но ничего не объяснила.

  — Люк, — выдавила из себя Эбби, чуть сильнее сжав бокал. Она уже украдкой понюхала вино, проверив, не пахнет ли оно миндалем. При свете дня предположение, что ее хотели убить вчера ночью, казалось почти смешным. Но ведь на самом деле так оно и было. И теперь она опасалась всего.

  — Что с ним? — встревожилась Мэри. — Он заболел?

  — Нет, — Эбби поставила бокал на стол. — Но ему не поздоровится, когда он получит документы, которые я ему послала.

  — Ух, — встряла Фелисити. — Жутковато звучит.

  — Да. Документы на развод.

  Всё. Она это сказала. Но, произнесенные вслух, эти слова холодом растеклись у нее по спине. Господи! Да ведь она действительно это сделала! Она действительно разводится с человеком, с которым собиралась прожить всю свою жизнь.

  И, что гораздо хуже, она по-прежнему очень любит этого человека.

  — Бедная моя! — сказала Эмма растерянно и погладила ее по руке.

  — Какой ужас! — вторила ей Мэри.

  — Не могу сказать, что я удивлена, — мягко вмешалась Ванесса. — Ты была такой грустной последнее время.

  Слезы просились ей на глаза, но Эбби сдержалась. Что толку плакать! К тому же она не хотела, чтобы кто-нибудь увидел это и по клубу поползли сплетни.

  Она улыбнулась этой мысли. Ее мать была настоящей сорокой и много чего разносила на хвосте. Ее колонка в «Иствикдайари» была посвящена светским сплетням и сообщала любопытным читателям о мельчайших событиях жизни Иствика.

  Она жила ради сплетен. Не то чтобы Банни была скандальной или злорадной. Ей просто это нравилось. Ее дневники были легендой. Она записывала в них любую информацию, любой слух, любую интригу, вероятно, поэтому их и украли, когда Банни убили.

  Что показало Эбби, насколько опасны могут быть сплетни. Она не хотела, чтобы кто-то обсуждал ее жизнь, ее брак. Хватит и того, что Делия Форрестер уже рассказывала всему городу, что «бедная Эбби» не видит, муж ее обманывает.

  — Эбби, — окликнула ее Мэри. — Ты уверена, что хочешь этого? Ты же любишь его.

  — Я знаю, — печально призналась Эбби, водя пальцем по ободку бокала. — И нет никаких шансов, что я его разлюблю. Но я считаю: развод — единственно верное решение, хотя вчера вечером...

  — Понятно, — вздохнула Фелисити, — немного любви напоследок.

  — Почему немного? — Эбби откинулась в белом плетеном кресле. — Много.

  — Тогда, я думаю, развод — это то, чего Люк ждет меньше всего, — подала голос Эмма.

  — Так ты уверена? — гнула Мэри свою линию. — Зачем разводиться, если на самом деле для тебя ничто не закончено?

  — Да я не хочу с ним разводиться, — призналась Эбби. — Когда я выходила за него замуж, то думала, что это навсегда. Мы собирались заводить детей. Но он все время говорил, что пока не время. А теперь я узнала, что он меня обманывает, и бог его знает, сколько это уже длится...

  — В каком смысле — обманывает?

  Эбби уже почти все сказала им, но сама до сих пор не могла заставить себя признать, что, возможно, Делия была права. Что у Люка была интрижка. И, может быть, далеко не первая.

  — Это не имеет значения, — сказала она сдавленным голосом.

  — Еще как имеет! — вмешалась Фелисити. — Мне всегда нравился Люк. Но если этот ублюдок на самом деле плохо с тобой обращается — разводись!

  Эбби улыбнулась горячности, с какой Фелисити кинулась на ее защиту.

  — Может, вам пойти к психологу? — предложила Лили.

  — Нет, — отказалась Эбби. Не хватало, чтобы ее муж лгал еще и психологу. — Он ни за что не пойдет. Да и я не вижу в этом смысла.

  — Мне просто жалко вас, — вдруг сказала Эмма. — Вы выглядели такой счастливой парой.

  Они и были счастливой парой. Наверное, самой счастливой из всех. Но это было так давно... Тогда они понимали друг друга с полувзгляда.

  Да, было время, когда Люк говорил Эбби, куда он едет, а бедная глупая Эбби ему верила. Но с этим покончено. Гнев боролся в ней с болью, она опять была готова заплакать о том, как ужасно все обернулось.

  — Бедный Люк! — воскликнула Лили.

  — Эй! Мы вообще-то ее подруги, — напомнила Мэри.

  — Правда. Мы с тобой, Эбби! — Фелисити подняла бокал и подождала, пока остальные присоединятся к ее тосту.

  Эбби почувствовала, как рука, сжимавшая ее сердце, ослабляет хватку. Да, она разводится. И что-то из ее жизни уйдет навсегда. Но не ее друзья. И она уже не чувствовала себя такой одинокой, как вчера.

  Когда Эбби вернулась домой, Люк уже ждал ее. Документами, свернутыми в трубку, он похлопывал себя по ноге.

  Он слышал, как открылась дверь, как звякнули ключи о столик в холле, как ее каблучки процокали через холл. Она вошла в гостиную и сразу наткнулась на его гневный взгляд. Эбби остановилась от неожиданности и судорожно вздохнула.

  — Ты так удивлена, что я дома? — спросил он, втайне радуясь, что ему удается говорить спокойно.

  — Я думала, ты на работе.

  — Сегодня воскресенье. Воскресенье мы обычно проводим вместе.

  — Обычно мы много чего делали раньше, — сказала она и направилась к дверям, не в силах выяснять отношения прямо сейчас.

  Но у него были иные планы.

  — Например, мы все обсуждали вместе?

  — Было дело, — устало согласилась Эбби.

  Он кивнул, бросил свернутые бумаги на стол.

  — То есть в старые добрые времена ты предупредила бы меня, что собираешься разводиться, прежде чем присылать мне документы в офис?

  Эбби вихрем влетела обратно в гостиную.

  — В старые добрые дни не было бы никаких документов.

  — Я не могу поверить, что ты делаешь это, Эбби.

  Люк не хотел показать ей, как глубоко уязвлен. Он смотрел на нее и чувствовал, как в его сердце борется любовь с болью за нее. Он видел, как она несчастна.

  Но он не знал, что она была достаточно несчастна, чтобы уйти от него. И чувствовал себя преданным — неважно, имел он на это право или нет. Вчера вечером, когда они были вместе, ему казалось, что все устроится. Как будто никакого разговора о Сакраменто не было. И теперь вдруг все будет как прежде. А оказалось, в это время она уже была готова к разводу.

  — Я должна сделать это, Люк, — сказала Эбби, пытаясь удержать сердце в груди. — У меня просто нет выбора.

  — Выбор есть всегда.

  — Нет. У меня нет, — замотала она головой в отчаянии, и завитки золотистых волос упали ей на лицо. — Я живу здесь, ты живешь... я даже не знаю, где. Где угодно, но не здесь, со мной.

  — Ты сошла с ума.

  — Нет, — настаивала она, и слезы уже стояли у нее в глазах. — Дом — это нечто большее, чем место, где у тебя лежат вещи. Здесь висят твои костюмы, но тебя самого здесь никогда нет.

  Люк хотел бы возразить, но то, что она говорила, было слишком похоже на правду.

  — Даже когда мы вчера были в этой комнате, твои мысли были где-то еще. — Она вцепилась в спинку кресла так, что у нее побелели суставы. — Я не могу быть женой время от времени. Я хочу нормальную семью. Я хочу детей, которых ты мне обещал. Я хочу...

  — Продолжай, — сумел произнести он. — Чего ты хочешь?

  Люк смотрел на нее и чувствовал ее боль как свою собственную.

  — Прежде всего, я хочу доверять своему мужу. А я не могу.

  Он открыл рот, чтобы возразить ей, но она быстро остановила его:

  — Подожди! Ты спросил, я отвечаю. Я больше не доверяю тебе, Люк. Ты лгал мне. И если ты обманул меня сейчас, могу представить, что, вероятно, ты лгал мне все это время. Тебя не было в гостинице, про которую ты мне говорил. А по номеру, который ты мне дал, ответила женщина.

  — Я могу об...

  — Я не буду жить с человеком, который так мало заботится обо мне, что заводит интрижки налево и направо. Не буду.

  — Интрижки? — Люк был оскорблен. За годы, проведенные вне дома, он выполнил столько правительственных заданий, что сейчас не мог уже и упомнить. Пару раз изображал чьего-то мужа для прикрытия, пару раз целовался с какими-то женщинами в барах, чтобы поддержать свою легенду. Но он никогда даже не помышлял изменить единственной женщине, которую любил. — Я никогда не изменял тебе, Эбби.

  — Да?! Правда? — выдала она притворно-восторженно. — Не изменял? Что же ты мне сразу так и не сказал? Тогда все в порядке! Я тебе верю!

  — Прекрати.

  — Нет, — продолжала она горячо. — Ничего не выйдет. Я знаю, что ты меня обманывал, единственная причина, которую, я этому нахожу, — ты мне изменяешь.

  — Прекрасно! — До того как она что-то успела понять, он подлетел к ней и схватил ее за плечи. — Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой. И ты серьезно думаешь, что я мог бы изменить тебе?

  Она запрокинула голову, и Люк увидел слезы в ее глазах. Он сделал бы все что угодно, чтобы остановить их. Но он не знал, что делать. Его брак — главная вещь в его жизни, но даже ради него он не мог нарушить клятву, данную своей стране.

  — Я хотела бы так не думать. — Эбби смотрела ему прямо в глаза. — Но что ты мне предлагаешь?

  Он еще сильнее сжал ее плечи и отпустил только тогда, когда она сморщилась от боли.

  — Эбби, когда мы познакомились, я предупредил тебя, что буду часто уезжать. Очень часто. Что это необходимо для моей работы. Я не лгал тебе. Ты знала, на что шла.

  — И тогда же мы говорили о том, что заведем детей. Помнишь, Люк? Мы хотели трех. Мы даже имена им сразу придумали.

  Он помнил. Они лежали на узкой кровати в маленьком номере парижской гостиницы и строили планы на жизнь. И Люк, даже понимая, насколько несовместима его работа с нормальной семейной жизнью, верил в них так же горячо, как она.

  — Но, — продолжала она печально, — каждый раз, когда я завожу разговор о детях, ты меня останавливаешь. Ты говоришь — через несколько месяцев, малыш. В следующем году, малыш! Когда на работе все наладится.

  Люк вздохнул, понимая, что она права.

  — Ты думаешь, я не хочу детей? Я очень хочу детей, Эбби...

  Она покачала головой.

  — Дело не в этом. Не только в этом. А все остальное? Да, ты предупреждал, что будешь много ездить, но теперь я знаю, что ты не всегда говоришь мне, куда на самом деле едешь.

  — Я говорил бы тебе, Эбби. Если бы мог.

  Она рассмеялась.

  — Надо же. Ты мне не доверяешь. Я тебе не доверяю. Как нам дальше жить вместе?

  Зазвонил телефон, и Эбби с облегчением кинулась к нему.

  — Алло! — она нахмурилась. — Я не знаю, почему вы продолжаете звонить сюда. Я говорила вам много раз, что здесь нет никакой Люси.

  Она повесила трубку.

  — По крайней мере, раз в месяц кто-то звонит и просит позвать Люси. Сколько я им ни говорю, что у них неверный номер, они все равно звонят.

  Но теперь Люк едва ее слушал. «Люси» был условный сигнал, означающий, что его вызывают в агентство. Теперь, когда Эбби стала так подозрительна, придется изменить пароль.

  Телефон зазвонил снова. На этот раз Люк схватил трубку первым.

  — Алло?

  — Ты не мог бы брать трубку сам, — заворчал Берни Берковер на том конце, — чтобы мне не приходилось слушать нотации твоей жены?

  — Да, я понимаю, — Люк на всякий случай улыбнулся и кивнул Эбби, которая внимательно за ним наблюдала.

  — Она что, рядом?

  — Совершенно верно.

  — А во что она одета?

  Еще этого не хватало! Он с ума сходит от страха за жену, а Берни решил пошутить. Первое, что он сделает, приехав в агентство, — набьет этому уроду его надменную морду. Он даже сжал кулаки в предвкушении. Но в трубку снова произнес:

  — Совершенно верно.

  — Ты мне не скажешь? — заскулил Берни.

  — Кто это? — спросила Эбби.

  — По работе, — ответил Люк и продолжил в трубку: — У вас есть что-нибудь для меня?

  — Прекрасно. Не хочешь сотрудничать, тогда и я не стану. — Берни выдержал драматичную паузу. — Ну ладно, я закончил с бокалом и с шампанским.

  — И?..

  — Могу сказать кое-что про цианид.

  Холодный пот выступил на спине Люка. Он поглядел на Эбби. Освещенная солнцем, она была такой красивой, такой живой... невозможно было представить, что вчера вечером она чуть не погибла.

  — Чего они хотят? — спросила Эбби, подходя ближе. Солнечный свет сиял в ее волосах, зажигал еще не высохшие слезы.

  Его жена?

  Или его страна?!

  Почему, черт возьми, он должен выбирать?!

  — Мне надо в офис.

  — Ты собираешься на работу? Сейчас? — Ее глаза сразу высохли.

  — Ты помнишь, что ты несколько минут назад говорила про выбор? Теперь его нет у меня.

  — Ты сказал, что выбор всегда есть.

  — Я ошибался.

  Люк должен был срочно узнать, что выяснил Берни. Надо узнать, кто покушался на Эбби, прежде чем они предпримут новую попытку. Ему все время казалось, что он сможет совместить свою работу с семейной жизнью. Но очевидно, он обманывал себя. Мало того, что его брак распадался.

  Пока он спасал мир, кто-то пытался убить его жену.

  — Хорошо, Люк. Значит, и я ошиблась. Очень и очень сильно.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

  Эбби почти физически чувствовала, как Люк уходит из ее жизни. Он стоял в нескольких метрах от нее, но с тем же успехом он мог быть на Луне. Для него не имело значения, что их брак разваливался, — все его мысли уже были в офисе.

  — Эбби, — наконец сказал он, — утром, пока ты спала, я отвез тот бокал в лабораторию.

  — Какую лабораторию?

  — Не важно, — ответил он быстро. — У меня есть старый друг, он сделал для меня несколько тестов.

  Он.

  Но правда ли это? Или очередная ложь?

  — И?..

  — И я был прав. Шампанское отравлено.

  Эбби с трудом перевела дыхание.

  — Цианид?

  — Да.

  Ей показалось, что из ее легких выкачали весь воздух. Люк сел на краешек стола прямо перед нею. Он бросил радиотелефон на диван и взял ее руки обеими руками.

  — Мой друг говорит, что единственные отпечатки на бокале — мои и твои. Я хочу, чтобы ты, как следует вспомнила тот вечер. Как к тебе попал тот бокал? Его дал официант?

  Эбби сосредоточилась. Она снова была на балу, окруженная людьми и охваченная чувством одиночества. Она слышала музыку, чувствовала ветер, проникавший с террасы. «Еще шампанского?»

  — Он предлагал мне шампанское несколько раз, — пробормотала она. — Сначала я не обратила внимания, а затем... Нет, он не давал мне его. Я сама взяла его с подноса.

  — На подносе были другие бокалы? — его взгляд был острым и твердым, голос настойчивым.

  — Не помню. А что?

  — Если их было несколько, если этот официант, кто бы он ни был, предлагал тебе выбрать, значит, ты была случайной жертвой. Бокал мог предназначаться кому годно.

  — Нет, — она испуганно взглянула на него. — Бокал был только один. Я помню. Я еще подумала, что гости, наверное, веселятся вовсю. Шампанское быстро расходится.

  Эбби попыталась рассмеяться, но смех застрял у нее в горле. Люк нежно сжал ей руки.

  — Значит, кто-то пытался убить меня, — прошептала она.

  Люк кивнул.

  — Похоже, что так.

  — Но почему?

  — Это нам предстоит выяснить, — он взял ее лицо в свои ладони. — И мы это выясним, Эбби. Я клянусь тебе.

  Как хорошо было чувствовать его руки на своем лице. Чувствовать теплоту его кожи. Но какая-то ее часть знала, что нельзя поддаваться этому чувству. Не надо оттягивать момент неизбежного разрыва. Поскольку ничто не изменилось.

  Несмотря на всю историю с шампанским, она помнила, что не может больше доверять Люку. И хотя ее сердце разрывалось, она знала, что дальше было бы только больнее.

  Эбби оторвалась от него, отступила на несколько шагов, борясь с желанием снова кинуться к нему в объятия.

  — Люк, я ценю твою помощь. И поверь мне, я с благодарностью приму любую помощь, чтобы выяснить, что происходит.

  — Сейчас ты скажешь «но»...

  — Но, — кивнула она, — я не изменю свое решение о разводе.

  — Черт побери, Эбби, если ты думаешь, что я оставлю тебя, когда тебе угрожает опасность...

  — В своем доме я в безопасности, — остановила она его. По крайней мере, она на это надеялась. — И я не думаю, что тебе стоит оставаться здесь.

  Люк встал, скрестил руки на груди, и его твердый взгляд сказал Эбби, что он не сдвинется ни на дюйм.

  — Я не собираюсь никуда съезжать.

  — Люк, наш брак...

  — Это может подождать. Я не оставлю тебя. Не сейчас, когда кто-то охотится за тобой. Я должен защитить тебя.

  Но кто защитит ее от него? Если он останется, они будут проводить много времени вместе, это только сделает их развод еще более болезненным.

  — Люк! — она тоже встала, чтобы как-то сравнять их положение. Но все равно, чтобы посмотреть ему в глаза, ей приходилось запрокидывать голову. — То, что было между нами вчера вечером, больше не повторится.

  — Прекрасно. — Его челюсти напряглись. — Не хочешь со мной спать — не спи. Это твое дело, и я уважаю твои решения. Но не рассчитывай, что я оставлю тебя перед лицом опасности. А сейчас мне необходимо идти в офис. На час, не дольше. А когда вернусь, мы поговорим. О покушении. Хочешь ты того или нет, бороться с этим нам предстоит вместе.

  Люк сразу отправился к шефу.

  — Том, мне нужен отпуск. Несколько дней. — Он осекся. — Может, больше. Я не могу оставить Эбби одну, пока не выясню, что происходит. Ее чуть не отравили вчера вечером.

  Том вздохнул и откинулся на спинку стула. Он долго смотрел на Люка мрачным и испытующим взглядом, потом сказал:

  — Мы это уже обсуждали. Ты нужен нам в Праге.

  — Любой может выполнить эту работу. Но только я могу защитить свою жену.

  — Ты знаешь, я могу приставить кого-нибудь к ней, пока ты будешь в Праге.

  Люк покачал головой.

  — Нет. Я не оставлю ее. Но я все-таки соглашусь на ваше предложение. Хорошо бы, чтобы кто-нибудь из наших парней охранял ее, когда меня нет рядом.

  — На твоем месте я бы тоже этого хотел. Выбери агента, которого хочешь приставить к жене. Об остальном, я позабочусь.

  Том выпрямился, снял трубку телефона, резкими движениями набрал номер и мрачно пробормотал:

  — Найдите Джекмена. Он едет в Прагу.

  Люк вздохнул с облегчением. У него, конечно, останутся дела в агентстве, но, по крайней мере, он будет в городе. Да еще кто-то станет охранять Эбби, когда он будет занят. И он будет рядом с ней каждую ночь. Хочет она этого или нет.

  Когда Том повесил трубку, Люк сказал виноватым тоном:

  — Хорошо, что Шуман говорит по-английски. Немецкий у Джекмена такой, что он не сможет даже заказать себе чашку кофе. Я твой должник, Том.

  — Еще бы! — Том раздраженно отмахнулся. — Разберешься с женой — сочтемся.

  — Хорошо, — пообещал ему Люк. — Я быстро. Я никому не позволю угрожать моей жене.

  Вечер следующего дня нельзя было назвать мирным. Раньше Эбби очень любила семейные ужины. Они могли спокойно поговорить, обсуждали события дня. Шутили, смеялись.

  Теперь, однако, слишком много недосказанного было между ними, чтобы изображать непринужденную беседу.

  Их столовая была оформлена в деревенском стиле. Круглый стол перед окном. На полках — банки со специями. Солнечно-желтые стены были сейчас уютно освещены, но за окнами уже сгустилась темнота.

  — Вкусно, — сказал Люк, когда молчание стало совсем тягостным. — Всегда любил твою лазанью.

  Эбби выдавила улыбку.

  — Спасибо. Хотелось приготовить сегодня что-то особенное. В смысле — трудоемкое. Чтобы не думать о... — «тебе», — закончила она про себя.

  — Ты не ходила на работу?

  — Нет.

  Она позвонила и сказалась больной. Кажется, впервые. Но все эти дни она никак не могла сосредоточиться на работе. Стрессов ей сейчас хватало.

  А еще недавно ей так нравилась ее работа в парфюмерной компании. Она любила свой стол, легко находила общий язык с клиентами, ей нравились завтраки с президентом компании, за которыми они обсуждали стратегические планы.

  Но в последнее время ее работа, как и ее брак, уже не казалась ей такой прекрасной. Эбби все чаще задумывалась, что могла бы заниматься чем-то другим, более интересным. Может, могла бы заняться живописью. Или стать писательницей. Или стать матерью.

  В глубине души она понимала, что больше всего ей хотелось детей. Они с Люком много говорили о будущих детях. Но теперь про это можно забыть.

  Боль, ставшая уже привычной, зашевелилась внутри нее, и она запретила себе дальше об этом думать.

  — Выяснилось что-нибудь новое про шампанское? — спросила Эбби. Тишина в комнате была такой гнетущей, что она решила заговорить о чем угодно, только бы совладать со своими эмоциями.

  — Ничего.

  — Звучит неутешительно. Ты думаешь, это имеет отношение к убийству моей матери?

  — Возможно.

  Он посмотрел на нее, и она почувствовала, что ее напряженность тает в его взгляде. Даже смешно, насколько ее успокаивало его присутствие. А ведь она все время твердила, что не хочет, чтобы он был рядом.

  — Ты рассказала мне все, что знаешь о смерти Банни?

  — Да, — она уставилась в бокал с вином, будто на его дне лежали ответы на все ее вопросы. — Ей подменили таблетки. Новое лекарство было абсолютно безвредным, но ей было необходимо регулярно принимать именно ее препарат. У полиции нет ни идей, ни подозреваемых.

  — Ни одного? — его губы изогнулись в недоверчивой улыбке.

  Она невольно тоже улыбнулась.

  — Ну да, ты прав. Проблема не в том, что нет ни одного подозреваемого в маминой смерти. Проблема в том, что их слишком много. Убийцей мог быть любой из тех людей, о которых она писала в своей колонке. Но есть еще кое-что.

  — Что?

  — Ничего особенного. Но через некоторое время после ее смерти Фрэнк Форрестер сказал одну вещь, о которой я как-то раньше не задумывалась.

  — В чем дело?

  — Я не помню, где это было, — старалась она восстановить все в деталях. — Наверное, в клубе. Да, Дебютантки завтракали в клубе. И там был Фрэнк. Он сказал мне, как ему жаль Банни, а потом он сказал, что недавно у него тоже были проблемы с таким же лекарством — с дигиталисом. Что-то с дозировкой или чем-то подобным. Он еще сказал, что просил Делию проследить за его лечением.

  — Нашел кого попросить! — фыркнул Люк.

  — Точно, — хихикнула Эбби, вспомнив, сколько раз они с Люком потешались над тем, как упорно Делия строила из себя роковую женщину. И вдруг на секунду им снова стало так легко вместе — они снова думали одинаково и смеялись над одними и теми же вещами. Но эта общность быстро растаяла.

  — Надо выяснить про Фрэнка и его проблемы с дигиталисом.

  — Каким образом? — спросила Эбби. — Ты же не полицейский. Никто не будет отвечать на твои вопросы.

  Он забормотал что-то про друга, к которому мог бы обратиться за помощью.

  — Кто этот друг?

  — Ты его не знаешь.

  — Прекрасно! — сказала Эбби обреченно и отпила вина. — Еще одна тайна.

  — Эбби...

  — Не обращай внимания.

  Господи, почему она не сдержалась, она же клялась себе! Какой смысл начинать все сначала и провоцировать Люка на новую ложь! Над столом опять нависла напряженная тишина.

  — Что нового в парфюмерной промышленности? — Люк решил нарушить молчание.

  Эбби в упор посмотрела на него.

  — На самом деле тебя это не интересует, не так ли?

  — Конечно, интересует! Для меня важно все, что касается тебя.

  — Как жаль, что я не могу в это поверить!

  Она и правда не могла. Не могла больше поверить вообще чему-нибудь из того, что он говорил. Он лгал ей с такой легкостью и изобретательностью, так как же ей отличить правду от лжи?

  Люк перевел дух и взял свой бокал. Отпив глоток темного, густого бургундского, он сказал преувеличенно спокойно:

  — Хорошо. Мы не будем говорить о работе.

  — Отчего же? Мы можем поговорить о твоей работе, — сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Например, когда ты снова уезжаешь? По делам?

  Он твердо выдержал ее взгляд.

  — Предполагалось, что завтра.

  — Предполагалось?

  — Я не поеду. Сказал боссу, пусть посылают кого-нибудь другого.

  — Ты не должен был отказываться.

  — Почему?

  — Потому что я не хочу, чтобы ты был здесь, — сказала Эбби резко. Интересно, понял ли он, что теперь она говорит ему неправду? Если ты все время лжешь, учит ли это тебя распознавать чужую ложь? Еще один вопрос, на который она вряд ли получит ответ. — Думаю, тебе стоит поехать. Я развожусь с тобой, надеюсь, ты не забыл?

  Он бросил вилку на тарелку, Эбби вздрогнула от неожиданности.

  — Такое не забудешь, — уверил он ее. — Не каждый день тебе в офис приносят бумаги на развод.

  — Я просто хочу поскорее все это закончить.

  — То, что есть между нами, никогда не закончится, Эбби.

  — Не надо, Люк. Зачем делать это еще тяжелее? — Эбби поднялась и начала убирать со стола.

  Люк оказался позади нее так быстро, что она не заметила. Он схватил ее в охапку, но она извернулась в его руках и теперь смотрела ему в глаза, полные ярости.

  — Это и должно быть тяжело, Эб. То, что наш брак распадается, просто невероятно, непостижимо. Почему нам должно быть легко?

  — Зачем ты так говоришь?

  — Потому что я люблю тебя.

  Его руки обмякли, злоба в его глазах сменилась нежностью. Он гладил ее по рукам, по плечам, по спине и шептал:

  — Я никогда не изменял тебе, Эбби. Никогда. Никогда.

  Слезы вскипели у нее на глазах, и она уже смутно различала его лицо. Она так хотела верить ему! Как никогда в жизни! Но как она могла? Разве она не поймала его на лжи? Разве не женщина подошла к телефону, когда Эбби разыскивала его в прошлой поездке?

  — Пожалуйста, Эбби, — его голос таял от нежности. — Верь мне.

  — Я хочу, — призналась она почти против своей воли. — Я поверю тебе, и буду верить, как прежде. Но только скажи мне честно, что происходит? Где ты на самом деле был, когда я звонила тебе в Сакраменто? Кто та женщина, которая подошла к телефону и заявила, что она гостиничная телефонистка?

  Эбби, едва дыша, со страхом и надеждой ждала его ответа. По его лицу проносились мысли, которые она никак не могла понять, он так крепко сжал челюсти, как будто боялся выпустить изо рта слова, которые уже был готов сказать. Наконец он устало приник губами к ее виску.

  — Малыш, я бы очень хотел сказать тебе то, что ты хочешь знать. Ты не представляешь себе, как бы я этого хотел. Но я не могу. Мне очень жаль.

  Эбби закрыла глаза. Его руки на ее плечах были по-прежнему теплыми и родными, но от них мороз бежал по ее коже. Ее душила обида, так что ей приходилось бороться за каждый вздох.

  — Мне тоже жаль, Люк, — сказала она и стала собирать тарелки со стола. — Но теперь, если ты отказываешься покинуть этот дом, переберись, по крайней мере, в комнату для гостей.

  — Эбби, мы все еще женаты.

  — Это не надолго, — сказала она твердо и даже сама удивилась, что голос ее не дрожит от слез, которые вновь и вновь набегали ей на глаза. — Я не могу жить с мужчиной, которому не доверяю. Более того, я не хочу жить с мужчиной, который не доверяет мне, просто не уважает меня настолько, чтобы сказать мне правду.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  Следующие несколько дней Люк и Эбби провели в своего рода вооруженном перемирии.

  По крайней мере, так казалось ей. Он остался в доме, но спал в комнате для гостей, за стеной их спальни. Эбби думала, если он будет спать в другой комнате, ей будет легче выносить всю эту ситуацию. Она ошибалась.

  Она каждую ночь лежала с открытыми глазами, слушая, как муж бродит за стеной. Она задавалась вопросом, о чем он думает, что его так беспокоит. И думал ли он в эти минуты о ней, как она думала о нем.

  Ночи казались бесконечными, но дни пролетали достаточно быстро. Эбби заботилась, чтобы каждая ее минута была чем-то занята. Она вернулась на работу и искренне старалась снова войти в курс дела. Но это ей удавалось с трудом.

  Она не пришла на встречу с перспективным клиентом, забыла перезвонить еще одному. Эбби начинало казаться, что ее вот-вот уволят.

  Но как она может заниматься новыми ароматами для следующего сезона, когда в ее жизни происходит такое?

  Покушение на ее жизнь.

  Убийство ее матери.

  Люк.

  Уже стало понятно, что развод не поможет ей изгнать Люка из ее мыслей. И ее сердца. Она любила своего мужа. Человека, который обманывал. Человека, который, возможно, изменял ей.

  Как это все случилось? Все так хорошо начиналось. Они были так счастливы. Так хорошо понимали друг друга. Казалось, они были созданы друг для друга.

  Эбби сидела в темноте и размышляла об этом, когда услышала голос Люка за стеной. Приглушенный, но различимый. Она приложила ухо к стене, разделяющей их комнаты, закрыла глаза и вся обратилась в слух.

  «Нет», — услышала она отчетливо, потом несколько слов ей не удалось понять, потом: «Возьми с собой».

  «Возьми с собой»? Она выпрямилась, впившись взглядом в стену, будто могла увидеть Люка сквозь нее. Потом снова приникла к ней ухом и задержала дыхание, чтобы лучше слышать.

  — Следи за гур-гур-гур гур-гур-гур и ни в коем случае не гур-гур-гур гур-гур-гур ее.

  — О господи! — в ужасе простонала Эбби.

  — Считай, что гур-гур-гур вы гур-гур охранять ее гур-гур-гур, пока не гур-гур.

  Эбби готова была кинуться с кулаками на эту проклятую стену, через которую ничего не было слышно. Прокравшись через комнату, она тихонько открыла дверь и на цыпочках вышла в коридор.

  Ну надо же! Она дошла до того, что крадется ночью по своему собственному дому, чтобы подслушать телефонный разговор своего мужа. Она стала похожа на обманутую жену из одного старого фильма. Осталось только нанять частного детектива с квадратной челюстью, чтобы следить за Люком.

  Хмм. Эбби закусила губу и решила обдумать этот вариант. Ее хватило на одну секунду или около того. Потом она с досадой тряхнула головой, отгоняя эту бредовую мысль, на цыпочках подкралась к двери мужа, аккуратно убрала все волосы на одну сторону и осторожно прильнула ухом к щели.

  Так было слышно гораздо лучше. Может быть, теперь она получит ответы на свои вопросы. Может быть, ей удастся подслушать его разговор с женщиной, с которой он ее обманывает.

  И как бы ей ни было противно то, что она делает, Эбби затаила дыхание и прислушалась.

  — Мне все равно. Я сказал, что это очень важно для меня. И запомни, я никуда не поеду, пока...

  Ее дыхание остановилось.

  — Делай, как я сказал, Кэтрин.

  Эбби впилась зубами в руку, чтобы не застонать. Вот как ее зовут, эту дрянь.

  — И я тебя очень прошу — не попадайся ей на глаза. Это не трудно.

  Она крепко зажмурила глаза, будто это могло ей помочь слышать лучше.

  Голос Люка смолк. Только не это! Она еще не все услышала. Он не мог повесить трубку. Не сейчас.

  Дверь распахнулась, и Эбби, потеряв равновесие, упала прямо на обнаженную грудь Люка. Она отшатнулась от него и сбила со столика лампу от Тиффани, разноцветные стекла рассыпались по полу.

  — Черт побери, Эбби, смотри, что делаешь! — крикнул Люк.

  — Это ты мне? — она ткнула себе в грудь пальцем. — Я должна смотреть? Ты лучше скажи, что ты делаешь, плейбой!

  — Я — плейбой?!

  Эбби выставила руку ладонью вперед. Она не может позволить ему прикоснуться к ней. И не позволит.

  — Кэтрин, наверное, будет против того, чтобы ты сейчас обнимался со мной. Теперь это ее привилегия?

  — Кэтрин? — Он с отвращением швырнул радиотелефон на кровать. — Ты подслушивала.

  — И правильно сделала! — Эбби в гневе металась по комнате.

  — Эбби, ты ничего не понимаешь! — закричал Люк. — Перестань!

  — Не... ой! — Она наступила на осколок стекла. Люк подхватил ее на руки.

  Она чувствовала резкую боль в ноге, но боль в душе затмевала ее. Она пыталась вырваться из его объятий, колотила его руками в грудь, но Люк будто не чувствовал этого.

  — Отпусти меня.

  — Конечно. И ты еще погуляешь босиком по битому стеклу. Прекрасная идея.

  Он на руках понес ее в ванную.

  — Отпусти, не прикасайся ко мне!

  Люк усадил ее на край ванны и начал смывать кровь с ее ноги.

  — Ты делаешь мне больно! — Она билась в его руках, но он явно не намеревался ее отпускать.

  Он кинул на нее разъяренный взгляд и рявкнул:

  — Заткнись, Эбби!

  — Заткнись? Ты мне говоришь — заткнись? Ой! — Она сильно ударила Люка по плечу, но он даже не обратил на это внимания, продолжая возиться с ее ногой. И надо отдать ему должное, он действовал мастерски. Он осторожно вынул осколок стекла, промыл рану под струей воды и обмотал ступню полотенцем.

  — Не пачкай полотенце, не... — Она запнулась. — Прости, не обращай внимания.

  — Посиди так, пока я не вернусь.

  — Ты куда?

  — Убрать осколки лампы, пока ты вообще не отрезала себе ноги.

  Эбби не смогла скрыть облегченной улыбки.

  — Прижми полотенце к ноге, — велел Люк.

  Под ярким светом лампы на лице Люка очертились глубокие тени, и оно выглядело странным, даже неожиданно опасным. Эбби позабавило, как игра света превратила ее спокойного, мягкого, миролюбивого мужа чуть ли не в Терминатора.

  — Не надо мне приказывать, — сказала она, но полотенце все-таки прижала. И вслед ему с удовольствием показала язык.

  Она слышала, как он выкидывает в мусорное ведро то, что пять минут назад было действительно очень красивой и дорогой лампой. Она сама виновата. Наверное, слишком шумела под дверью. Шпион из нее никудышный.

  Она отняла полотенце от ноги и осмотрела рану.

  — Я же сказал, прижми полотенце к ноге, — раздался голос Люка из другой комнаты.

  Эбби вздрогнула и попыталась выглянуть в дверной проем.

  — Как ты узнал, что я убрала полотенце?

  — Я знаю тебя.

  — Я то же самое всегда говорила про тебя, — отозвалась она, опять обматывая окровавленным полотенцем ногу.

  — Эбби...

  — Кто она?

  Еще один осколок лампы полетел в мусорное ведро, затем — тишина.

  — Люк?

  Он появился в дверях. Он так и не надел рубашку, и мышцы его груди рельефно выделялись в резком свете лампы. На нем были старые потертые джинсы, сидевшие как вторая кожа. Две верхние кнопки были расстегнуты, и Эбби еле смогла подавить чувство физической тоски по нему, которое она запретила себе испытывать.

  Она не должна забывать разговор, услышанный ею несколько минут назад. Люк сказал Кэтрин, что собирается оставаться здесь, с Эбби, пока. И хотя она не знала, что означало это «пока», радоваться тут явно было нечему.

  — Кэтрин, — повторила она. — Кто это? Я ее знаю?

  — Нет, — вздохнул он, — не знаешь.

  Она почувствовала себя разбитой на кусочки, как та прелестная лампа.

  Она ревновала мужа к другой женщине. И очень, очень надеялась, что ошибалась.

  — Это не то, что ты думаешь.

  Эбби засмеялась, но даже она сама понимала, как неестественно звучит ее смех.

  — Представляю, как много мужчин говорят это своим женам.

  Он вошел в ванную и стал разматывать ее ногу.

  — Не надо! Я не хочу, чтобы ты помогал мне. Я не хочу...

  — Мне плевать, чего ты хочешь, Эбби!

  — Это и так слишком очевидно, но спасибо, что напомнил.

  Она всхлипнула и тут же возненавидела себя за это. Пока он осматривал ее ногу, она украдкой смахнула слезы ладонью.

  — Ты не понимаешь, — произнес Люк.

  — Так объясни мне!

  — Я не могу.

  — Ты не хочешь. Есть разница.

  — Надо накладывать швы.

  — Нет! Я не хочу ехать в больницу.

  Он поднял на нее глаза и увидел, как она напугана и утомлена.

  — Ладно. Сами справимся.

  Эбби судорожно перевела дух.

  — Ладно, — согласилась она.

  — Повезло, что в ванной есть пакет для первой помощи.

  — Да уж, повезло. Я вообще везунчик.

  Она видела, как у Люка заходили желваки, но он ничего не сказал, а только достал из шкафчика коробку с красным крестом на крышке.

  — Почему ты подслушивала под дверью? — спросил он, бинтуя ее ногу.

  — Угадай.

  — Потому что ты мне не доверяешь.

  — Прямо в точку. И мне кажется, у меня есть для этого все основания.

  — Вещи не всегда такие, какими кажутся, Эбби.

  Он закончил перевязку, но, когда Эбби захотела встать на ноги, он ей не позволил. Вместо этого он нежно баюкал ее ступню в ладони, как маленького зверька.

  — Люк, я не хочу...

  — И кто сейчас лжет? — спросил он глубоким голосом, который отзывался во всем ее теле.

  Она смотрела на него и видела человека, в которого некогда влюбилась. Чувствовала его прикосновения и по-прежнему загоралась от них. Но больше это не приносило ей радости. Независимо от того, хотела его Эбби или нет... он просто был не тот человек, которого она знала все эти годы.

  — Я только что слышала, как ты говорил по телефону с другой женщиной, — напомнила она Люку. — Тебе это действительно кажется таким простым и естественным: кидаться от меня к ней и тут же снова обратно?

  Его глаза сузились.

  — Я уже сказал, что никогда не изменял тебе, Эбби.

  — Да, но чего теперь стоит твое слово, Люк?

  Он вздохнул, осторожно уложил ее перевязанную ногу к себе на колени, мягко взял ее руки в свои и так держал их, нежно поглаживая большими пальцами.

  — Я знаю, что задаю вопросы, на которые не имею права. Я знаю, тебе кажется, что у тебя есть причины сомневаться во мне...

  — Мне кажется?!

  — Но, — оборвал он ее, — прошу тебя, попробуй поверить мне. Оглянись назад, на все наши годы, и попытайся поверить мне.

  Он отпустил ее руки и нежно взял ее лицо ладонями.

  — Пожалуйста, Эбби. Подари мне еще немного доверия. Хоть ненадолго. Ты можешь сделать это?

  Эбби чувствовала теплоту его рук, но она не могла растопить лед у себя внутри.

  — Я не знаю.

  Люк закрыл глаза, как если бы ее ответ глубоко ранил его. Но когда он снова поднял веки, она увидела в его глазах мрачную решимость.

  — Попробуй, Эбби, — сказал он мягко. — Обещай мне, что ты попытаешься.

  На следующее утро Эбби чувствовала себя ужасно. Нога болела, а голова была словно набита ватой. Она не спала ни минуты, и взгляд в зеркало говорил, что это не прошло бесследно.

  Под веки ей будто насыпали песку, а желудок словно завязали узлом. Она не могла забыть нежность Люка вчера вечером. Так же, как и его ночной разговор с этой женщиной. Она принимала то одно, то другое решение и металась между ними, как шарик для пинг-понга.

  — Миссис Талбот?

  Эбби вздрогнула и увидела секретаршу в дверях своего кабинета.

  — Что, Донна?

  — Вам звонят по второй линии. Наше французское отделение. Я пробовала соединить их с вами, но вы не берете трубку. — Донна едва сдерживала раздражение.

  — Простите. — Эбби потрясла головой, пытаясь вернуться к действительности. — Кто звонит?

  Донна закатила глаза.

  — Я же вам только что сказала. Французское отделение. Вы должны были сами позвонить им сегодня утром.

  Эбби потерла пальцами глаза.

  — Наверное, я забыла.

  — Мистера Вайнрайта это не успокоит.

  — Спасибо. — Эбби едва сдержалась, чтобы не огрызнуться на Донну. Но, в конце концов, это же была ее вина.

  Донна проверила записную книжку, которую она держала в руке.

  — После того как вы закончите с Мишелем, у вас в двенадцать тридцать завтрак с начальником отдела маркетинга, а затем в два часа встреча с клиентом из Лондона.

  — Прекрасно, — Эбби протянула руку к телефону

  — И еще, — добавила Донна прежде, чем Эбби сняла трубку. — Мистер Вайнрайт просил зайти вас к нему, прежде чем вы уйдете.

  Прекрасно.

  Голова Эбби начала буквально раскалываться на части. Еще один стресс, подумала она. Слишком много стрессов. Убийство ее матери. Покушение на ее собственную жизнь. Обман Люка. Развод. Нога болела, живот крутило, глаза будто засыпали песком.

  Слишком много стрессов.

  Слишком много, чтобы думать о них.

  Слишком много проблем, чтобы решить их все сразу.

  А теперь она еще должна успокаивать Мишеля Андре, потому что забыла ему позвонить. Потом ленч. Потом Вайнрайт.

  Ее пальцы повисли над трубкой, но Эбби так и не взяла ее. Она глядела на мигающую кнопку на телефоне и понимала: ей надо ответить. Но не могла заставить себя сделать это.

  — Миссис Талбот? — сказала Донна по внутренней трансляции. — Вторая линия.

  Но Эбби едва различала ее голос сквозь шум в ушах. Она больше не могла. Не могла делать вид, что ей есть какое-то дело до работы, до парфюмерной промышленности, до парижского отделения.

  Так почему она еще здесь?

  Нет ни одной уважительной причины.

  — Вот именно, — сказала она себе, схватив свое портмоне и выскакивая из кабинета. У Донны было такое ошарашенное лицо, что Эбби едва не расхохоталась. — Скажите мистеру Вайнрайту, что меня сегодня не будет.

  — Это ему не понравится.

  — Это его проблема. — Эбби так летела к дверям, что едва не смела Донну по пути. — Я увольняюсь.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  Кэтрин Шэйкер причесала короткие каштановые волосы так, чтобы скрыть крохотный наушник.

  — Я готова.

  — Прекрасно, — сказал Люк, засовывая пистолет сзади за ремень джинсов, и одернул куртку так, чтобы оружия не было видно. — Следи за Эбби. Не упускай ее из виду.

  — Я пасла ее задницу два дня, ты забыл? — Кэтрин усмехнулась. — Я давно на этой работе, Талбот. И не учи меня, как ее выполнять.

  — Да? — переспросил Люк, оглядывая переполненный центральный офис, чтобы удостовериться, что никто из агентов не может их слышать. — Если ты такая крутая, то должна знать, что нельзя звонить мне домой.

  Она слегка покраснела, но тут же снова вздернула подбородок вверх.

  — Моя ошибка. Сожалею.

  — Но не так, как я, — возразил он, вспомнив, как нашел Эбби под дверью спальни, подслушивающую его разговор с Кэтрин.

  Он вспомнил ее взгляд, взгляд человека, которого предали, и готов был высечь сам себе. Но что он мог сделать? Не мог же он сказать ей, что обсуждал с правительственным агентом ее собственную безопасность.

  Том поручил дело Люка Кэтрин Шэйкер, потому что ее изысканный вид и изящные манеры позволят ей легко вписаться в иствикское общество. У нее была хорошая легенда: разведенная жена богатого мужа ищет себе новый дом. Таким образом, у нее был повод много ездить по городу, часто появляться в загородном клубе и все время наблюдать за Эбби, не вызывая подозрений,

  Но она их уже вызвала.

  — Эбби сейчас ходит по лезвию бритвы, — сказал Люк, и внутри у него все съежилось. Ему было трудно сознавать, что сам он только добавляет жене проблем. — Она полагает, что ее мать убили. И вероятно, кто-то из людей, кого Эбби считает своими друзьями. Ее саму едва не убили. И еще она перестала верить своему мужу.

  Впервые с тех пор, как он знал ее, Люк увидел симпатию в глазах Кэтрин.

  — Это трудно, я знаю, — сказала она, застегивая кобуру. — Брак достаточно трудная штука и в нормальных условиях. А уж с нашей работой...

  — Да уж, — согласился он и опять спросил себя, не стоит ли ему сказать Эбби правду, а там будь что будет.

  — Но признаться во всем жене — это плохая идея, — проговорила Кэтрин, будто прочитав его мысли.

  Он хохотнул:

  — Ты что, экстрасенс?

  — Нет, — усмехнулась Кэтрин. — Только ты — не первый агент, который хочет рассказать своей половине правду.

  Люк посмотрел на Кэтрин. Ее лицо казалось абсолютно спокойным, но Люк знал ее достаточно давно. Он знал, что когда-то она была помолвлена с врачом, но затем они расторгли помолвку.

  — И ты? — спросил он спокойно.

  Ее глаза заметались, но через секунду она уже опять твердо смотрела на него.

  — Да. Но если ты об этом кому-нибудь скажешь, я буду все отрицать, назову тебя лжецом и, возможно, даже напишу на тебя донос.

  Она выдала все это почти без улыбки.

  — Но я это сделала. Я сказала своему жениху правду. Знаю, что это было против правил, но мне казалось, он должен знать, на ком женится.

  — И?..

  — И... ты знаешь, кто мой муж. Он один из нас.

  — Твоему жениху это не понравилось?

  — Можно и так сказать, — пожала плечами Кэтрин. — А можно сказать, что у него так сверкали пятки, когда он сбежал от меня, что я чуть не ослепла.

  — Мне жаль.

  Она пожала плечами снова.

  — И мне. Было. Знаешь, Дэвид неплохой парень. Он просто не был готов жениться на женщине, которая, как оказалось, не аналитик программного обеспечения, а Джеймс Бонд в юбке. — Несколько секунд она сидела с таким отсутствующим видом, будто унеслась в прошлое. Потом резко встала. — Так, хватит воспоминаний! Мне пора идти, если ты хочешь, чтобы я подобрала твою жену в полдень.

  — Верно. И спасибо тебе, Кэт.

  — Пока не за что.

  Она шла через офис, стройная, энергичная, с высоко поднятой головой, но Люка трудно было обмануть. Он слышал горечь в голосе Кэтрин и знал, что боль от предательства жениха все еще мучит ее. Он оценил тот факт, что она вообще ему в этом призналась. Это был огромный риск. Если когда-нибудь всплывет, что она рассказала про их агентство гражданскому лицу, ее карьера закончится. Но в то же время он задавал себе вопрос: может быть, Эбби отреагирует иначе? Принесет ей это известие новый шок или огромное облегчение?

  Вероятно, он никогда этого не узнает.

  — Спасибо, что пришла, — сказала Мэри, открывая Эбби дверь. — Кен хочет, чтобы ты послушала запись.

  Эбби с облегчением сбросила босоножки на высоких каблуках, которые выбрала утром, чтобы не надевать закрытые туфли на повязку. Но после нескольких часов, проведенных на ногах, она чувствовала такую боль при каждом шаге, что мечтала только добраться до дома и рухнуть прямо за порогом.

  — В полиции есть копия, но он сохранил оригинал. Я не думаю, что они знают про это, но...

  Мэри пожала плечами и направилась в кабинет мужа. Эбби шла за подругой, поглядывая по сторонам. На стенах было много картин, которые нарисовала сама Мэри. В доме было тихо и прохладно, и Эбби немного позавидовала покою, которым веяло от каждой мелочи.

  — Кто-то позвонил вам и обвинил тебя в убийстве моей матери?

  — Да. — Мэри застыла посреди лестницы, потом повернулась и посмотрела на Эбби. — Для меня очень важно знать, что ты веришь, что я никогда бы не причинила вреда Банни. Как бы она меня ни доводила. А ты знаешь, как она меня доводила.

  Эбби порывисто схватила руку Мэри и сжала ее.

  — Дорогая, я это знаю. — Она с трудом улыбнулась и добавила неестественно весело: — К тому же мамочка могла довести до бешенства кого угодно. Даже меня.

  Глаза Мэри наполнились слезами, но она смахнула их и улыбнулась в ответ.

  — Спасибо тебе. Правда. Спасибо тебе.

  Эбби отпустила ее руку и пошла вверх по лестнице. Они с Мэри знали друг друга всю жизнь. Когда они были детьми, Мэри открыто проявляла свой буйный, дикий нрав, который, однако, делал ее очень жизнелюбивой и обаятельной. Но со временем она стала более сдержанной, более мягкой. И вообще, такая милая и изящная женщина, как Мэри, просто не могла никого убить. Тем более мать своей лучшей подруги.

  Кабинет Кена был оборудован как настоящий офис. Здесь находились компьютер, ксерокс, и факс. Удобное кресло немного смягчало обстановку. Тут тоже висели картины Мэри, а на рабочем столе красного дерева стояло несколько фотографий Кена и Мэри.

  Кен встал из-за стола, улыбнулся и протянул Эбби руку. У него были проницательные голубые глаза, и он выглядел изысканно-небрежно в черных слаксах и белой рубашке с расстегнутым воротником. Он говорил с британским акцентом.

  — Эбби, спасибо, что приехала.

  — Я хочу выяснить, кто убил мою мать. Я должна выяснить. Но хочу сразу сказать, я знаю, что это не Мэри.

  Кен улыбнулся и обнял жену за плечи. Она прижалась к нему и положила руку ему на грудь таким уютным и привычным движением, что у Эбби сердце сжалось от зависти. Когда-то у них с Люком тоже так было. Им было так же славно друг с другом. Как она могла все это потерять?

  — Хорошо, тогда послушаем запись. Может быть, ты узнаешь голос.

  Эбби села к столу, а Мэри стала позади нее и обняла подругу за плечи.

  Кен нажал кнопку — и странный, искаженный голос заполнил комнату. Слова были хорошо слышны — женщина сказала, что Мэри убила Банни. Но голос был неясным. Фактически, если бы Кен не сказал, что это женщина, Эбби усомнилась бы, мужской она слышит голос или женский. Но независимо от того, чей это был голос, он словно источал яд. Мэри крепко сжала похолодевшую руку подруги и держала ее, пока запись не закончилась и Кен не выключил магнитофон.

  — Есть идеи? — спросил он Эбби.

  — Ни одной, — признала та печально. — Но очень хочется сжечь магнитофонную ленту и позвать священника освятить дом.

  — Да, у меня от этого голоса тоже мурашки, — согласилась Мэри.

  — Кто мог сделать такое? — прошептала Эбби.

  — Кто-то, кто пытается отвести подозрение от себя.

  — Почему ты уверен, что это женщина?

  — Эксперт, которому я давал пленку, настаивает, что интонация и некоторые особенности речи определенно указывают на женщину.

  — Я верю тебе на слово, — сказала Эбби дрожащим голосом. — Я только хочу, чтобы эту запись не использовали для обвинения Мэри.

  Кен обнял жену и поцеловал в макушку. Зависть опять зашевелилась в душе Эбби, и ей стало очень стыдно. Мэри заслужила счастье. Только потому, что сама Эбби несчастна, у всех остальных не должна была остановиться жизнь.

  — Жаль, что ты не узнала голос, — сказал Кен разочарованно. — Но спасибо за попытку.

  Эбби кивнула:

  — Полиция говорит, что у них по-прежнему нет никаких зацепок. Убийца был очень умен.

  — Идеальных преступлений не бывает. В конце концов, если бы преступники были так уж умны, тюрьмы не были бы так переполнены, правда?

  Эбби нашла в себе силы улыбнуться.

  — Я извиняюсь, но мне уже пора.

  — О! Останься хоть на кофе. — Мэри сделала паузу и добавила хитро: — У меня есть торт...

  — Шоколадный? — воскликнула Эбби.

  — А какой же еще? — поддразнила Мэри.

  — Остаюсь! — согласилась Эбби. — Кофе и шоколад. Именно то, что нужно после такого дня!

  — Плохой был день?

  — Не стоит и вспоминать, — уверила подругу Эбби.

  — Ты присоединишься к нам? — обратилась Мэри к мужу.

  Но мудрый Кен покачал головой:

  — Нет, спасибо, любимая. У меня еще много работы.

  Мэри чмокнула его и улыбнулась Эбби.

  — Тогда пошли есть торт, и ты мне расскажешь, что у тебя случилось и почему ты хромаешь.

  Через час Эбби, немного утешенная шоколадным тортом, ехала домой.

  — Итак, — сказала она своему отражению в зеркале, — чудный день, замечательная неделя. Тебя чуть не отравили. Муж по ночам разговаривает с какой-то женщиной. А теперь ты еще и безработная.

  Ее руки крепче сжали руль двухместного спортивного автомобиля. Когда загорелся желтый свет, она притормозила. По радио передавали классический рок, часы на приборной панели показывали четыре сорок пять.

  Небо было темное, в тяжелых дождевых тучах. Ветер гнал сухие листья вниз по улице. Ребенок на велосипеде налетел на бордюр и свалился на тротуар. Эбби ойкнула, потом с облегчением увидела, что мальчик встал, опять забрался на велосипед и помчался дальше. Эбби проводила его взглядом и заметила синий автомобиль, притормозивший недалеко за нею.

  Сначала она попыталась прогнать навязчивую мысль, которая уже приходила ей в голову. Но страх потихоньку начал точить ее изнутри. За последние два дня Эбби видела за собой синий автомобиль раз десять, а то и больше. Он никогда не подъезжал слишком близко, иногда пропуская между собой и Эбби одну две машины, но все-таки она замечала его.

  Не поворачивая голову, она поглядела в зеркало и постаралась рассмотреть синюю машину. За рулем была женщина. Незнакомая, хотя где-то Эбби ее уже видела. Каштановые волосы, темные очки, несмотря на то, что солнца не было, и сверхмодный синий костюм. Эбби пыталась вспомнить, где и когда она встречала эту женщину, но ничего не приходило в голову.

  Сердце у нее сдавило. Кто-то пытался убить ее. Кто-то отравил ее шампанское. Может быть, именно эта женщина. Может быть, она теперь решила подстроить Эбби несчастный случай на дороге.

  Во рту у нее пересохло. Эбби раздраженно ударила ладонью по кнопкам радио. Тишина накрыла ее, как душное, колючее одеяло. Не глядя, запустив руку в сумочку, Эбби нащупала телефон, вытащила его и набрала номер Люка.

  Она сидела и, изнывая от страха, слушала долгие гудки в трубке. Гудки. Гудки. Люк не брал телефон.

  Когда зажегся зеленый, Эбби быстро нажала на газ, и крошечный спортивный автомобиль тут же сорвался с места, моментально набрав скорость до ста километров.

  Она мчалась по дороге и видела, что синий автомобиль не отстает. Всегда оставляя между ними дистанцию, автомобиль, тем не менее, крепко сидел у нее на хвосте. Эбби задыхалась от скорости и от ужаса, а сердце колотило в ребра так, будто пыталось пробить их насквозь.

  — Эбби?

  Голос Люка был теплым, родным, надежным, господи, как хорошо просто услышать его в трубке.

  — Люк, кто-то едет за мной. Синий автомобиль.

  Ее занесло на повороте, но она выровняла машину. Эбби направлялась на эстакаду. Она не собиралась на бешеной скорости носиться по городу, каждую минуту рискуя задавить какого-нибудь ребенка, который выскочит на проезжую часть за своим мячом.

  — Что? — переспросил он. — Кто-то едет за тобой?

  — Да, — заорала она в ярости. — Ты что, не слышишь? Синий автомобиль. За рулем женщина. Я уже видела ее несколько раз за последние дни.

  — О господи, Эбби...

  Эбби на бешеной скорости обошла еле тащившийся автобус и свернула в переулок, мечтая быстрее добраться до шоссе. Иствик никогда не казался ей настолько большим. Синий автомобиль теперь был ближе. Эбби проскочила на красный свет и съежилась от гудков, которые обрушились на нее со всех сторон.

  — Он не отстает, — сказала она, стуча зубами. — Что мне делать? Куда ехать?

  — Эбби, послушай. Тебе нечего бояться. — Люк говорил очень быстро.

  Она истерически рассмеялась.

  — Нечего? Кто-то снова пытается меня убить, — вопила она в отчаянии.

  — Нет, малыш, все в порядке. Водитель синего автомобиля — мой друг.

  — Что?

  Она взглянула в зеркало заднего обзора и сбросила скорость. Сбросит ли скорость та, другая машина?

  — Друг, Эбби. Она просто присматривает за тобой. Охраняет тебя.

  — Охраняет?

  Слепой ужас постепенно сменялся яростью. Как он мог так поступить с ней? Так ее напугать? Он же знал, что она на пределе.

  — Я мчусь, как психопатка, на красный свет, а на хвосте у меня твоя приятельница?

  — Я тебе все объясню.

  — Нет, сукин ты сын! — орала она, так сжимая телефон, что было странно, что Люк не хрипит на том конце. — Ты не сможешь объяснить. Я чуть с ума не сошла от страха! Ты сажаешь кого-то мне на хвост. Ты должен был предупредить меня!

  Она сняла ногу с педали газа и внимательно посмотрела в зеркало. Синий автомобиль приближался на большой скорости. Прищурившись, она пыталась разглядеть водителя, но солнце светило ей в глаза.

  Ей снова стало страшно.

  — Люк...

  — Что случилось?

  — Он... — Эбби запиналась от ужаса. — Он... не... сется... пря... мо... на... меня...

  — Что ты говоришь? — орал он.

  — Господи!

  Эбби выронила телефон и схватилась за руль, и в этот момент синий автомобиль налетел прямо на ее машину.

  Последнее, что она слышала, был голос Люка, кричащий ее имя.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  Люк не мог поверить, что все это происходит в действительности.

  Он еще слышал крик Эбби в ушах, когда подъехал к месту происшествия. Издалека он увидел пожарных, «скорую помощь», три полицейские машины и струйку дыма, поднимавшуюся над искореженным капотом машины.

  Машины Эбби.

  — О господи, нет...

  Он выскочил из машины и кинулся, расталкивая толпу, к машине «скорой помощи».

  Никогда в жизни Люк еще не испытывал такого ужаса. Будто огромная холодная змея обвилась вокруг него и сосала из него жизнь. Выйдя из машины, он думал, что не сможет сделать ни шага, но лицо Эбби, стоявшее перед глазами, гнало его вперед. Люк вдруг понял: самое жуткое, что он вообще может представить в своей жизни, — это страдания Эбби, не говоря уже о...

  — Хватит! Я же сказала вам, со мной все хорошо, и не надо больше меня дергать и ощупывать!

  Голос Эбби был таким сердитым, таким энергичным, что Люк едва не рассмеялся от облегчения. Он остановился, закрыл глаза, перевел дух и снова почувствовал, что в груди у него есть сердце. Он слушал ее раздраженный голос и думал, что это самые прекрасные звуки, какие есть в мире.

  — Дайте мне телефон! — потребовала она королевским тоном. — Или найдите мой телефон. Он должен быть в моей машине, в том, что от нее осталось.

  — Мы дадим вам телефон, только чуть позже, — ответил кто-то.

  — Нет, сейчас! — отчеканила Эбби, и Люк не позавидовал парню, который спорил с его женой. Когда Эбби говорила таким голосом, пора было прятаться. Господи, как же он ее любит!

  — Леди, если вы не дадите обследовать вас на сотрясение... — врач говорил подчеркнуто терпеливо.

  — Сотрясение будет у вас! — вопила Эбби. Люк наконец пробился сквозь толпу. Молодой патрульный полицейский нерешительно подошел к Эбби.

  — Мэм, если вы расскажете нам, что случилось...

  Люк увидел, как его тонкая, хрупкая жена одним движением сорвала манжету аппарата для измерения давления и швырнула ее санитару, а затем развернулась к полицейскому, который явно мечтал оказаться в любом другом месте на земле.

  — Я вам уже сказала, — рычала Эбби. — В меня влетел автомобиль. — Она сжала руки. — Неужели так трудно понять? А теперь послушайте меня. Мне! Нужен! Телефон!

  — Но леди... — полицейский на всякий случай сделал шаг назад.

  — Эбби! — окликнул ее Люк, и она быстро обернулась.

  Кроме царапины на лбу, никаких других повреждений у нее, кажется, не было, и Люк возблагодарил Бога.

  Она увидела его, и в ее глазах промелькнуло облегчение, тут же сменившееся яростью.

  — Люк! — Эбби шагнула к мужу, но остановилась и бросила полицейскому: — Мне больше не нужен телефон. Это мой муж.

  Полицейский посмотрел на Люка с сочувствием.

  — Эбби! — Черт побери, может быть, он сумасшедший, но ему нравилась даже злоба в ее глазах. Как же он испугался! Как он боялся потерять ее! Боялся, что никогда больше не сможет обнять ее, поцеловать, сказать ей, как он ее любит.

  Когда он наконец сумел добраться до нее, Эбби выпалила:

  — Сукин сын! — и влепила ему увесистую пощечину.

  У Люка в ушах зазвенело от ее удара, но прежде, чем он смог сказать хоть слово, она бросилась к нему на шею и обвила ее руками так крепко, будто от этого зависела ее жизнь.

  — Прости меня! Я не хотела тебя бить, я просто...

  — Все в порядке, малыш! — уверил он любимую, нежно гладя ее по спине.

  — Боже, Люк, я так испугалась!

  — Я тоже, малыш, — прошептал он, уткнувшись ей в шею. Он вдыхал ее запах, целовал пульсирующую жилку, крепко прижимал к себе, стараясь унять ее дрожь. — Я тоже.

  Даже санитары поняли, что их нужно оставить вдвоем, и отошли в сторону, стараясь удержать зевак на расстоянии. Но через несколько минут Люк вдруг испуганно отпрянул от нее и начал быстро ощупывать все ее тело.

  — Ты не пострадала?

  — Я в полном порядке, — ответила она, но по ее голосу можно было подумать иначе. — Просто меня всю трясет.

  — Это шок, — прошептал он, осторожно убирая волосы с ее лба. Сейчас она, казалось, держит себя в руках. Но он знал, что скоро пережитый шок даст себя знать.

  — Если хотите знать мое мнение, — сказал врач «скорой помощи», скатывая манжету тонометра, которую Эбби гневно сорвала несколько минут назад, — вы не можете знать, в порядке ли вы, пока не позволите нам осмотреть вас.

  Она развернулась и уставилась на бедного парня.

  — Я и так вам могу сказать, что давление у меня чуть-чуть повысилось, когда меня на полной скорости протаранил автомобиль!

  — О чем ты? — Люк схватил ее за руку и повернул к себе. — Разве это не был несчастный случай?

  — Единственная случайность заключается в том, что я еще жива, — ответила Эбби спокойно, откидывая волосы со лба. — Кстати, это была твоя приятельница, которая гналась за мной.

  — Это невозможно, — проговорил он, инстинктивно оглядываясь в поисках синего автомобиля. Но его не было.

  Это было очень странно.

  Если бы Кэтрин видела, как Эбби попала в аварию, она бы осталась с нею до прибытия «скорой помощи».

  Почему ее здесь нет? И если ее нет здесь, то... где она, черт возьми?

  Эбби пошатнулась, и Люк сразу забыл обо всем, кроме своей жены.

  — Пойдем. Тебе нужно сесть. — Он повел ее к своей машине и усадил на сиденье так осторожно, будто она была сделана из самого хрупкого фарфора. — Тебе нехорошо, Эбби?

  — У нее может быть сотрясение, — не сдавался врач. — Но наверняка мы сказать не можем, потому что она не дает себя осмотреть.

  — Я сказала вам, меня незачем осматривать. Я хочу поехать домой.

  Но Люк увидел в ее глазах первые вспышки боли, которая, он знал, скоро охватит все ее тело. Она была очень бледной, и Люк начал беспокоиться из-за раны у нее на лбу. Сейчас она контролировала себя, могла нормально ходить и говорить, но он понимал, что это было следствие огромного выброса адреналина. Когда это пройдет, она начнет чувствовать боль, которую сейчас просто не замечает.

  — Эбби, — сказал он, опускаясь перед ней на колени и беря ее руки в свои. — Тебе надо поехать с ними в больницу и пройти полное обследование.

  — Нет, я не поеду. — Она подозрительно посмотрела на Люка, потом на врача, потом снова на Люка. — Я не хочу в больницу. И ты не заставишь меня туда поехать.

  Люк вскинул бровь:

  — Спорим?

  Полиция уговаривала зевак разойтись, пожарные уже уехали. Наступал вечер, тени лениво вытягивались, становилось прохладно. Люк снял свой кожаный пиджак и набросил на плечи Эбби.

  — Эбби, ты поедешь в больницу. Либо ты сделаешь это по своей воле, либо я тебя свяжу.

  Она, нахмурившись, поглядела на него.

  — Ты сможешь так со мной поступить?

  — Легко!

  Она разглядывала его, прикидывая, осуществит ли он в случае чего свою угрозу.

  — Ладно, — наконец пробормотала она.

  — Вот и молодец.

  Люк помог ей подняться и подвел к санитарной машине.

  — Я поеду за вами.

  Она остановилась.

  — Ты не поедешь со мной?

  Он хотел бы. Хотел бы быть рядом с ней, знать, что с ней больше ничего не случилось. Но ему нужно было еще кое-что проверить.

  — Я поеду прямо за вами.

  Она неохотно кивнула, потом поглядела мимо него на то, что еще недавно было ее автомобилем. Люк проследил за ее взглядом и напрягся. Пассажирская сторона была полностью смята, так что Эбби на водительском месте едва не раздавило.

  Люк поцеловал ее в лоб и махнул санитарам:

  — Езжайте. И не мучай этих парней. Увидимся в больнице.

  Как только санитарная машина отъехала, он повернулся к все не желавшей расходиться толпе, выискивая знакомое лицо. Не найдя Кэтрин, Люк подошел к одному из полицейских, показал свой значок и спросил:

  — Есть свидетели?

  Глаза молодого полицейского чуть не вылезли из орбит, когда он увидел значок.

  — Нет, сэр. Очевидно, в нее врезался другой автомобиль, как ваша жена и сказала. На поврежденном крыле следы синей краски. Больше ничего.

  — Хорошо.

  Люк оставил полицейского заполнять протокол и направился к изувеченному автомобилю Эбби. Присев на корточки, он внимательно осмотрел искореженный металл. Там действительно были следы синей краски.

  Если Кэтрин Шэйкер атаковала Эбби на дороге, значит, кто-то ее заставил. Во что Люк не верил. Кэтрин не только была одним из лучших агентов, она была его другом. Не один раз жизнь Люка была в ее руках, и она боролась за нее, как за свою собственную.

  Итак, если в машине была не Кэтрин, значит, там был кто-то другой. И если Кэтрин не было в машине, то где же она была? И кто в Иствике смог бы справиться с опытным, обученным агентом?

  Он выпрямился, достал сотовый телефон и набрал номер Тома Кеннеди.

  — Есть новости от Кэтрин?

  — Нет, — ответил Том. — Ничего за последние три часа. И она не позвонила в контрольное время.

  — Плохо.

  — Ты думаешь? — Голос Тома напрягся. — Как твоя жена?

  — Надеюсь, хорошо. Едет в больницу.

  — Езжай к ней. Мы найдем Кэтрин.

  — Держите меня в курсе, — сказал Люк.

  Он сел в машину и поехал к своей жене. Все равно он сейчас больше не мог думать ни о чем другом.

  Каждая клеточка ее тела болела. Эбби с трудом поправила подушку под спиной. Но все-таки она была рада, что она дома, в своей кровати.

  И что ее муж рядом с ней. Люк вел себя как ангел. Правда, он не поехал с нею в больницу, но зато в приемном покое был уже рядом, а потом, во время обследования, держал ее за руку. От машины до самой спальни он нес ее на руках, осторожно раздел и уложил в постель.

  Она закрыла глаза и снова вспомнила, как он гладил ее по руке.

  — Ты спишь? — тихонько спросил Люк, войдя в комнату с подносом.

  — Нет, — Эбби открыла глаза.

  Люк пристроил на кровати поднос с чашкой чая и небольшой тарелкой супа. Она дотянулась до его руки.

  — Полиция нашла твою знакомую?

  Его глаза потемнели, и в ней опять заворочался страх, что он продолжает лгать ей, как бы хорошо он с ней ни обращался.

  — Нет, — сказал он, затем добавил: — Но это не Кэтрин в тебя врезалась.

  — Кэтрин? — повторила она. — Та женщина, с которой ты разговаривал прошлой ночью?

  — Да. — Он посмотрел на нее и прочитал на ее лице все страхи, поэтому быстро добавил: — У меня нет романа с Кэтрин. Она — мой друг. По работе.

  Эбби отпустила его руку и отвернулась. Короткий хриплый смешок вырвался из ее горла.

  — По работе? Ты послал программистку охранять меня? Пожалуйста, Люк. Придумай что-нибудь более правдоподобное.

  Зазвонил телефон, и Люк ответил. Эбби не хотела смотреть на него, но не смогла удержаться. Она повернула голову и наблюдала, как меняется выражение его лица, как темнеют от гнева глаза.

  — Я понимаю, — сказал он. — Когда?

  Казалось, воздух в комнате сгустился от напряжения. Эбби с трудом села. Теперь она уже не чувствовала боли. Она чувствовала только тревогу за Люка.

  Она заметила, как напряглась его спина, как побелели пальцы, сжимавшие телефон, как мрачно изогнулся его рот.

  — Тогда завтра, — сказал Люк. — Хорошо.

  Он швырнул телефон через всю комнату.

  — Что случилось? — спросила Эбби, надеясь, на сей раз услышать правду. Она по его глазам видела, что сейчас он честен с нею.

  Он повернул голову.

  — Это с работы.

  — С работы? — переспросила она недоверчиво. — Ты хочешь сказать, что это проблемы с компьютерами довели тебя до такого состояния?

  Люк усмехнулся, потом провел руками по лицу. Наконец он снова посмотрел на жену, что-то обдумывая.

  — Ну? — не отступала Эбби, чувствуя, что на этот раз ее нервы точно не выдерживают. — Что происходит? Люк, прошу тебя, скажи мне. Я готова ко всему, кроме очередной лжи.

  — Да, я думаю, ты готова, — кивнул он наконец, будто приняв решение. — Я должен был сказать тебе это давным-давно. Но мне не позволяли. Это против правил.

  — Каких правил? — Эбби ничего не поняла, но сама мысль, что за этой бесконечной ложью кто-то стоял, привела ее в ярость. — Ты хочешь сказать, что лгал мне, потому что тебя заставляли?

  — Да, — подтвердил он. — Там, где я работаю, никто никогда не говорит правду. Пока ты лжешь, ты жив.

  Ей стало страшно, и она схватила его за руку.

  — Что значит — жив? Люк, я не...

  Он перебил ее:

  — Эбби, я хочу сказать тебе что-то, что я не должен был говорить никому.

  Ее затошнило от страха, и вдруг она обрадовалась, что не успела ничего съесть. У Люка было такое странное и жесткое выражение лица, что ей уже не хотелось слышать его признание.

  Но она должна была.

  Ей нужны были ответы на ее вопросы.

  — Во-первых, это не Кэтрин сбила твою машину.

  — Откуда ты знаешь?

  — Потому что ее только что нашли в одном из переулков. Она без сознания.

  Эбби судорожно вздохнула.

  — С ней все в порядке?

  — Надеюсь, будет. Кто-то ударил ее по голове, угнал ее машину и попытался тебя убить. Машину до сих пор не нашли, но мы надеемся ее найти и обнаружить следы того, кто это сделал.

  Эбби ошарашено покачала головой.

  — Я ничего не понимаю, Люк.

  — Поймешь, когда узнаешь все остальное.

  — Что?..

  Он перевел дыхание.

  — Кэтрин не имеет никакого отношения к компьютерам. Ни она, ни я.

  Этого она не ожидала. Она думала, что он изменяет ей. Но с чего бы человеку врать о своей работе?!

  Она с трудом сглотнула и прохрипела:

  — Что ты говоришь?

  Он посмотрел ей прямо в глаза и сказал просто:

  — Я шпион.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  Люк наблюдал за ней, ожидая ее реакции.

  Но такого он не мог предположить.

  Она расхохоталась. Она хохотала взахлеб, она задыхалась от смеха. Наконец, обессиленная, Эбби откинулась на подушки и... рассмеялась снова.

  — Блестяще! — сказала она наконец, утирая слезы. — Шпион?

  — Что, черт возьми, тебя в этом так веселит?

  Новый взрыв хохота был ему ответом. Через минуту Эбби взяла себя в руки, отерла слезы и отдышалась.

  — Ей-богу, Люк, если хочешь врать дальше, так хоть ври убедительно.

  А действительно, забавно, подумал он мрачно. Он, наконец, собрался с духом, нарушил клятву, подставил себя под удар, а она думает, что это всего-навсего очередная выдумка.

  — То есть теперь, когда я наконец решил сказать тебе правду, ты мне не веришь?

  — Правду? — Смех в ее голубых глазах погас, улыбка сбежала с лица. Она смотрела на него так, будто видела его впервые в жизни. — Ты хочешь мне сказать, что ты, мой муж, компьютерный аналитик, на самом деле Джеймс Бонд?

  Люк стиснул кулаки от беспомощности, потом сунул обе руки в карманы джинсов.

  — Опять Джеймс Бонд! Нас тошнит от этого имени.

  — Нас? — она опять хихикнула. — С чего бы это? Такие славные истории.

  Она отбросила одеяло и поднялась. Люк заметил красные пятна на ее скулах и лихорадочный блеск в глазах. Ему придется туго. Ее белокурые волосы буйно рассыпались по плечам, а грудь под зеленым шелком ночной сорочки бурно вздымалась.

  — Джеймс Бонд — это сказка. А реальность — это я. Эбби, я дал клятву, что никогда никому не расскажу о своей работе. И до этого вечера я ни разу ее не нарушил.

  — Клятву?

  — Да.

  — И ты — шпион?

  — Я предпочитаю термин «тайный агент».

  — Ну, еще бы! — кивнула она, и в ее глазах опять заплясали искорки. — Этот термин куда лучше.

  Он схватил ее за плечо, но она вырвалась и отскочила от него.

  — Не надо. Не трогай меня.

  Она вышагивала взад-вперед по спальне, сначала слегка пошатываясь, потом все более твердо. Звук ее шагов заглушался мягким ковром и ее собственным возбужденным дыханием.

  — Зачем ты мне все это говоришь? — спросила она резко, держась от него на расстоянии, так, чтобы он не мог дотянуться до нее. Люк следил за ее метаниями, не поворачивая головы и не двигаясь с места.

  — Я устал лгать тебе.

  Она скептически посмотрела на него.

  — Ты думаешь, что у меня роман, — продолжал он, — и я не хочу тебя терять из-за этого вздора.

  — А у тебя нет романа, просто ты — шпион!

  — Да, это так.

  Она остановилась перед ним и воинственно скрестила руки на груди.

  — А кто такая Кэтрин?

  О господи, он же уже объяснял ей тысячу раз!

  — Тоже тайный агент. Я знаю ее уже много лет.

  Эбби подняла бровь. Люк устало вздохнул.

  — Она замужем, за нашим же. И у нее трое детей!

  Эбби смотрела на него исподлобья.

  — То есть Кэтрин — шпионка и любящая мать?

  — Ну да.

  — И у тебя нет с ней романа?

  — Нет.

  — А с кем у тебя роман?

  Он улыбнулся.

  — Ни с кем. У меня очаровательная жена, кстати, ужасно ревнивая.

  — Я не ревнивая, — возразила Эбби, но как-то не очень уверенно.

  — И у тебя нет повода, — уверил ее Люк, осторожно идя через комнату — будто он проходил мимо голодного хищника.

  — Как бы я хотела в это верить, — сказала Эбби неожиданно нежно и грустно, и Люк почувствовал вспышку надежды.

  — Я не лгу тебе, Эбби. — Он взял свой кожаный пиджак, валявшийся в ногах кровати, достал из внутреннего кармана потрепанный бумажник и протянул ей.

  Она осторожно взяла его, развернула и молча разглядывала несколько секунд. Наконец подняла глаза.

  — Так это правда? Ты работаешь на правительство.

  — Да, это правда.

  — Ты не занимаешься программным обеспечением?

  — Я даже не знаю, что это такое.

  Покачав головой, она снова посмотрела на его удостоверение и провела пальцами по фотографии.

  — Это просто невероятно.

  — Я знаю, как это звучит, но это правда. — Он сделал шаг к ней. — Когда мы встретились в самолете...

  Она вскинула глаза.

  — Я летел в Париж, чтобы допросить пойманного террориста.

  — О, боже мой...

  — Те звонки, когда к телефону звали Люси, они — из офиса. Это знак, что я должен выйти на связь.

  — Пароль?

  — Своего рода.

  Господи, что она теперь будет делать? Так трудно было ей во всем признаться. И так трудно теперь понять, не совершил ли он ошибку.

  Том Кеннеди придет в ярость, когда узнает об этом. Но, черт возьми, Люк не собирается терять женщину всей своей жизни из-за обещания, которое он дал, когда не был еще с нею знаком. Он не откажется от Эбби. Он будет бороться за нее.

  — О господи, — прошептала она, сжимая бумажник.

  Она подошла к кровати и села, задумалась на некоторое время, потом спросила:

  — Когда ты в последний раз уезжал... Почему тебя не было в гостинице? Ты вообще был в Сакраменто?

  — Да, — сказал, садясь рядом с ней, — был. Правда, не в гостинице. Я жил на конспиративной квартире. Я расследовал продажу секретных правительственных материалов.

  — Конспиративная квартира...

  — По оплошности отель не перевел мне твой звонок.

  — Такая секретность...

  — Эбби?

  Она смотрела на его документы, которые все еще держала в руке.

  — Правительственные материалы. Шпионы. Террористы.

  — Ты в порядке?

  — Я не знаю, — проговорила Эбби, подняла голову и посмотрела на человека, которого, как ей раньше казалось, она хорошо знает. Теперь все, что годами казалось ей совершенно надежным, рушилось, как карточный домик на ветру. — Люк, я не знаю, что сказать.

  — Я понимаю тебя. Такие новости и так неожиданно.

  — Да, это правда, — произнесла она, отдавая бумажник и заглядывая ему в глаза.

  — Я никогда не хотел скрывать это от тебя, Эбби, — сказал он, гладя ее по щеке. — Но я не хотел подвергать тебя опасности.

  — Я понимаю, — сказала она. Она и вправду понимала. Ей все еще было больно, что он скрывал от нее часть своей жизни, но теперь, по крайней мере, она поняла, почему он это делал.

  Гардины были задернуты, и только мягкий свет лампы образовывал светлый теплый островок в темноте их спальни. В комнате было так тихо, что она слышала стук своего сердца. Она хотела что-нибудь сказать, но никак не могла придумать, что.

  — Я скрывал это все от тебя, чтобы уберечь тебя от опасности, — сказал Люк, запустив пальцы в ее волосы. — Но теперь я понимаю, что подверг тебя опасности, просто женившись на тебе.

  Она быстро подняла на него глаза, сразу поняв, о чем он говорит.

  — Ты говоришь о цианиде? Думаешь, что кто-то, кто знает про твою работу, пытался отравить меня?

  Он нахмурился.

  — Это возможно. — Его рука перебирала волосы у нее на затылке. — Но маловероятно.

  — Нет, — мозг Эбби заработал удивительно быстро. — Этого не может быть. Никто в Иствике не подозревает, кто ты на самом деле. И для твоего врага не имело бы смысла разоблачать себя, пытаясь отравить гражданское лицо на благотворительном обеде.

  Она остановилась, перевела дыхание.

  — Ничего себе. Не могу поверить, что я это говорю: враг, гражданское лицо.

  Он улыбнулся и шутя дал ей подзатыльник.

  — Ты быстро научилась.

  Эбби повернулась, чтобы лучше видеть его. Она так хорошо знала и любила его лицо. Она вглядывалась в него — оно было таким же, как всегда. Его глаза были точно такими же, как раньше. Красивые глаза цвета горького шоколада. Улыбка была та же, немножко кривая — правый угол рта вздергивался чуть выше левого. Это был тот же самый человек, которого она так хорошо знала. И все же...

  Теперь, когда Эбби знала его тайну, ей показалось, что она замечает в нем новые черточки.

  Острый, проницательный взгляд. Твердая линия подбородка. Скрытая сила, которая позволяла ему решать вопросы государственной важности, самому оставаясь в тени.

  Она смотрела в его горькие шоколадные глаза, и ей казалось, что ее затягивает восхитительный горячий водоворот. Еще пять минут назад каждая косточка в ее теле болела после перенесенной аварии, но внезапно проснувшееся желание, искрящееся в ее венах, было сильнее боли.

  Эбби потихоньку подвинулась поближе к Люку и забралась к нему на колени.

  — Эй... ты же собиралась отдохнуть, — неуверенно запротестовал Люк. Но его руки уже обвились вокруг ее талии, а глаза тонули в ее голубых глазах.

  — Я не хочу, — прошептала она и быстро скользнула ртом по его рту, слегка укусив его за губу.

  Он издал короткий стон.

  — Эбби...

  Но она продолжала целовать его, тихонько ерзая у него на коленях и чувствуя, как твердеет от этого его плоть.

  — Ммм... — промурчала она с наслаждением и потерлась о него снова. Ее рубашка задралась, и теперь только ткань его джинсов разделяла их горевшие от возбуждения тела.

  Его руки скользили по ее спине, затем спустились по позвоночнику вниз. Кончики его пальцев танцевали по ее нежной коже, и от них по всей спине Эбби разбегались мурашки.

  — Это плохая идея, — умудрился проворчать Люк между поцелуями. — Тебе же, наверное, больно...

  — Нет, — помотала она головой, и волосы цвета бледного золота затанцевали на ее обнаженных плечах. — Мне не больно. Сейчас уже нет.

  Жена поцеловала его снова, на сей раз долго и глубоко. Она раздвинула его губы кончиком языка, проникла внутрь и нашла его язык. Два горячих влажных жала то переплетались, то боролись. Ей казалось, что его сердце стучит прямо ей в грудь и может пробить ее насквозь.

  Да, ей немножко больно. Но гораздо больнее ей оттого, что они так долго не были вместе. Гораздо больнее от голода по нему, который иссушил ее за последние несколько дней. Она так его хотела, что едва могла дышать. Кто бы он ни был, она любила его всегда.

  Наконец он отстранился от нее, прервав поцелуй, после которого они оба едва дышали, посмотрел ей в глаза и прошептал:

  — С того момента, как я увидел тебя в том самолете, — он покачал головой и улыбнулся углом рта, — я только одного хотел в этой жизни — тебя. Ты — все, что мне было нужно.

  Она ничего ему не ответила, только быстро, как змея, скользнула вниз и расстегнула кнопки на его брюках. Он часто задышал и крепко стиснул ее талию, пока ее нетерпеливые пальцы сражались с его одеждой. Наконец она освободила его затвердевшую плоть и, полюбовавшись ею секунду, провела пальцами по всей ее мощной длине. Она двигала рукой вверх и вниз, с ощущением своей власти глядя, как он запрокидывает голову и в наслаждении прикрывает глаза.

  Эбби начала поглаживать большим пальцем по самому нежному и чувствительному месту. Он снова опустил голову и посмотрел ей в глаза, и Эбби призналась:

  — Когда та машина летела на меня, и понимала, что сейчас могу умереть, я могла думать только об одном: «Я никогда больше до него не дотронусь, я никогда больше не смогу его поцеловать».

  Он уткнулся лбом в ее волосы и на выдохе прошептал ее имя.

  Не разжимая руки, она медленно поднялась с колен, глядя вниз на него, прошептала:

  — Мне казалось, что я через минуту умру. Но я думала только о том, как ужасно, что я больше никогда не смогу к тебе прикоснуться. Ты мне так нужен. Хочу, чтобы ты был во мне.

  — Я тоже хочу этого, малыш, — сказал Люк и задохнулся, потому что она опустилась на него. Медленно, по миллиметру, она вводила его в себя, погружала его в свои нежные влажные ножны, и оба чувствовали радость, которую никто из них не мог найти больше нигде в целом свете.

  В бархатной темноте, едва растопленной светом лампы, они двигались вместе, неотрывно глядя друг другу в глаза. Переплетясь телами, они гнались и охотились за маленьким взрывом, который унесет их. Время остановилось, и весь мир исчез, и ничто больше не имело значения, только эта комната, и темнота, и жар, который они дарили друг другу.

  Ей показалось, будто цветок распускается у нее внутри от его толчков. Она откинула голову, впилась в его плечи ногтями и выкрикнула его имя. Люк застонал и, не выпуская ее из объятий, откинулся на кровать.

  Парой часов позже Эбби успокоилась у него на груди и с тихим удовольствием слушала, как его сердце мерно стучит у нее под ухом. Он спал, но и во сне крепко прижимал ее к себе одной рукой.

  А Эбби не могла сомкнуть глаз. То ей чудился синий автомобиль, стремительно надвигающийся на нее, то вдруг она представляла Люка в темном переулке и чей-то пистолет, направленный на него. Все шпионские фильмы, которые она когда-либо видела, проплывали у нее в голове, пугая и мучая ее. Ее мучили мысли о тех неведомых ей опасностях, которые подстерегали его всякий раз, когда он уезжал из дома.

  А она-то думала, что он едет мирно заниматься компьютерами. И никогда ничего не подозревала.

  Все время, пока она его знала, ей ни разу не пришло в голову, что у него есть такая тайна. Из чего можно сделать вывод, что ее муж — настоящий ас. Этот человек научился раздваиваться. Этот человек знал, как совмещать жизнь, полную государственных интриг, с мирной домашней жизнью, в которой она, можно признаться, была совершенно счастлива.

  Она провела рукой по его груди — просто чтобы почувствовать, какой он большой и теплый.

  Теперь она понимала, что не только ей было больно от его лжи. Точно так же было больно ему самому, а может быть, и еще хуже.

  Каково это было Люку — входить в дом и с первой же секунды постоянно притворяться! Никогда не позволять себе полностью расслабиться. Все время переживать за нее и заботиться о ее безопасности.

  Эбби даже зажмурилась на секунду, вспомнив о том, как она мучила его последние несколько месяцев. Она нападала на него, требовала от него откровенности, требовала объяснить, почему существует эта пропасть между ними, которую она чувствовала все более и более явно. Люк, наверное, просто разрывался пополам между желанием открыться ей и невозможностью это сделать.

  Как же он справлялся со своей работой? Как он мог сосредоточиться, как он вообще сумел выжить, если все время помнил и беспокоился о ней? Она подвергала его опасности. Но ведь она же не знала.

  — Эбби?

  Она подняла голову и заглянула ему в глаза.

  — Я думала, что ты спишь.

  Он улыбнулся уголком рта.

  — Я слышу даже то, как ты думаешь.

  Она приподнялась, опершись на руку, а другой рукой перебирала его густые темные волосы.

  — Я много о чем думала, — призналась она.

  — Судя по твоим глазам, это были не очень веселые мысли.

  — Нет, — сказала Эбби печально, вдруг точно поняв, что она должна сказать. И что она должна сделать. — Люк, я люблю тебя.

  — Я тоже люблю тебя, малыш. — Его руки заскользили по ее обнаженной спине, ниже и ниже, и она затаила дыхание, стараясь запомнить ощущение его пальцев на своей коже.

  — Я знаю, — сказала она, — и именно поэтому нам будет нелегко.

  — Что? — его руки замерли и глаза сузились.

  — Люк, я так рада, что ты наконец сказал мне все. Для меня очень много значит, что ты мне полностью доверяешь.

  — Эбби... — начал он осторожно.

  Она молча молила Бога дать ей сил и храбрости сказать то, что она должна сказать.

  — Я по-прежнему хочу развестись.

  Он вскочил, схватил ее в охапку и притянул к себе.

  — Что ты такое говоришь?

  Резкие тени прошли по его лицу, в глазах появился опасный блеск.

  — Это единственный путь, Люк. Единственное средство быть уверенной, что ты в безопасности. Ты не сможешь сосредоточиться, как требует твоя работа, если будешь постоянно беспокоиться обо мне.

  Она быстро подняла руку и закрыла ему рот прежде, чем он успел что-то сказать.

  — Я не хочу заставлять тебя выбирать между мной и работой. Между твоими обязанностями перед страной и нашей семьей. Этого больше не будет.

  Он обнял её еще крепче.

  — Эбби, но я не хочу разводиться.

  — И я не хочу, Люк, — сказала она мягко. — Но ради тебя я должна это сделать.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  Люку показалось, что земля вокруг заходила ходуном. Глядя в глаза своей жены, он едва мог поверить тому, что услышал.

  Он думал, что все в порядке. Он думал, что им удалось переступить через недоверие, гнев, обиды прошлых нескольких месяцев и все будет хорошо. И теперь, когда он наконец сказал ей все, она хочет развестись с ним, чтобы его же защитить?

  — Я ни за что не дам тебе развод, Эб, — пообещал он ей сквозь зубы.

  Она вывернулась из его объятий и отодвинулась на край кровати, схватила с полу ночную рубашку, которую сбросила несколько часов назад, и натянула ее.

  Одевшись, она повернулась к нему и сказала:

  — Мы разведемся, Люк! Хочешь ты этого или нет.

  Он в отчаянии затряс головой.

  — Ты хоть слышишь, как глупо это звучит?

  — Ну да! — возразила она. — А не глупо отправлять своего мужа на секретную службу и знать, что он не может на ней сосредоточиться? Знать, что он беспокоится о тебе вместо того, чтобы беспокоиться о себе самом? Вот это действительно глупо.

  — Теперь ты будешь учить меня, как делать мою работу?

  — Кто-то же должен, — ответила она.

  Люк чувствовал себя по-идиотски, лежа абсолютно голым перед женой, которая читает ему высокопарные нотации. Он соскочил с кровати и начал, путаясь, натягивать джинсы. Затем, не потрудившись застегнуть их, ринулся к жене.

  — Веришь ты этому или нет, я хорошо разбираюсь в своей работе. И мне не нужно, чтобы жена заботилась о моей безопасности.

  Эбби толкнула его в грудь, но он не сдвинулся ни на дюйм.

  — Ты думаешь, я смогу жить нормально: завтракать с Дебютантками, искать новую работу, заниматься домом, все время зная, что ты стоишь в темном переулке и кто-то направляет на тебя пистолет?

  — Тебе надо меньше смотреть телевизор.

  — То есть тебе никогда никакая опасность не угрожала?

  Люк в отчаянии вцепился себе в волосы.

  — Конечно, бывают опасные ситуации. Опасные ситуации бывают где угодно. Черт возьми, Эбби, тебя чуть не отравили на вечеринке в загородном клубе!

  — Это другое дело.

  — Нет, не другое, — сказал он с нажимом, хватая ее за плечи и притягивая к себе. — Ты думаешь, что, выбирая между тобой и работой, я выбрал бы работу? Ошибаешься. Я уйду в отставку, если это будет нужно, чтобы сохранить тебя.

  — Я не хочу вставать между тобой и нашей страной, Люк.

  — Мне можно заняться чем-нибудь другим. Я не обязан всю жизнь быть оперативником.

  — Но ты это любишь!

  — Я люблю тебя.

  Она ткнулась лбом в его грудь и тяжело вздохнула:

  — Все так сложно.

  Он обнял ее.

  — Малыш, все будет хорошо. Мы с этим справимся. Мы выясним, кто подсыпал тебе яд. Выясним, кто убил Банни. А потом подумаем о нас.

  — О чем тут думать, с нами и так все ясно.

  — Верно. — Люк кончиками пальцев приподнял Эбби подбородок и заглянул ей в глаза. — С нами и правда все ясно. Мы должны быть вместе. Всегда.

  Но на работе Люк не мог взять себя в руки. Уже две недели он рычал на коллег, огрызался на лабораторных умников и рявкал на интернов. Его работа стояла на месте, потому что он ни на минуту не мог перестать думать об Эбби. В этом она была права. Выражение ее лица, ее слезы, ее голос, произносящий слово «развод», преследовали его.

  Каждую ночь, обнимая ее, занимаясь с нею любовью, он клялся себе, что никогда ее не отпустит. Но при свете дня она опять и опять упрямо говорила о своем решении оставить его для его же пользы.

  Она была даже упрямее, чем он предполагал. Теперь, когда Эбби знала, кто он и чем занимается, она собиралась развестись с ним — потому что любит его! И где тут логика, черт побери?

  За стеной его офиса бушевала целая какофония: клацали клавиатуры компьютеров, жужжали факсы, звонили телефоны, шум разговоров вздымался и опадал, как океанские волны. Но Люку не было до этого дела. Он не просто выпал из работы, он вообще почти перестал общаться с коллегами.

  Когда он шел по этажу, вокруг него будто была мертвая зона. Разговоры смолкали, когда он подходил; люди отводили глаза, когда он поднимал взгляд от стола, заваленного документами.

  — Том хочет видеть тебя в пять.

  Люк был готов обрушить гром и молнии на незваного гостя, но поднял глаза и увидел... Кэтрин. Угрюмое выражение, казалось насмерть прилипшее к его лицу, сменилось облегченной улыбкой. Хорошо, что она снова здесь.

  — Эй, ты выглядишь много лучше, чем в последний раз, когда я тебя видел.

  Она фыркнула.

  — Разумеется, обморок и кровоточащие раны мне никогда не шли.

  — Ты в порядке?

  — Да. — Ее явно раздражала его забота. — Бывали переделки и похуже. Весной в Бельгии, например, помнишь?

  — Да уж. — Та операция с самого начала пошла вкривь и вкось. Они с Кэтрин едва унесли ноги в самый последний момент.

  — Ты должен потребовать себе нормальный офис, — сказала Кэтрин, глядя по сторонам. — При твоей должности, почему ты работаешь в таком закутке?

  Он пожал плечами и в свою очередь огляделся.

  — Мне подходит. Я все равно постоянно где-то езжу. На черта мне огромный офис, который целыми днями будет пустовать?

  — Резонно. Но тут у тебя такой бардак.

  Стряхнув кучу хлама со стула, она села, закинула ногу на ногу и посмотрела на него.

  — А теперь объясни мне, почему Берни жалуется на то, что ты напрягаешь сотрудников?

  Люк откинулся на спинку стула и потер лицо руками. Он заставлял Берни снова и снова обследовать тот злополучный бокал и его содержимое. А вдруг они что-то упустили? Кто же знал, что этот ботаник окажется таким вредным!

  Хотя Люк не мог обвинять его. Берни был лучшим технарем в агентстве. Если бы на бокале было хоть что-то еще, Берни давно нашел бы это. Но отчаяние и страх за жену заставляли Люка требовать невозможного.

  Пока ничего нового не обнаружилось. Но Люк не желал отступать. И он использует все свои служебные возможности, чтобы раскрыть тайну смерти свекрови.

  — Мне нужны хоть какие-то сведения, и никто, кроме Берни, не сможет мне помочь.

  — Не обязательно, — сказала Кэтрин и бросила на стол тонкую папку, которую держала в руках.

  — Что это?

  — А ты посмотри.— Она откинулась на спинку стула и хитро улыбнулась. — Помнится, ты хотел, чтобы я занялась Делией Форрестер? Узнала, что за проблемы были у ее мужа с дигиталисом.

  — Да. — Люк открыл папку и быстро просмотрел ее содержимое. Пока он читал под пристальным взглядом коллеги, кровь прилила к его лицу, а сердце заколотилось так быстро и громко, что даже Кэтрин услышала это.

  — Похоже, наша дорогая Делия порядком наследила до замужества. Я подумала, что тебе это может пригодиться.

  Люк внимательно прочитал первую страницу, затем вторую. Когда он дошел до конца, его глаза горели мрачным огнем.

  — Ты хорошо поработала, Кэт.

  — Я так и знала, что тебе понравится.

  — Но, тем не менее, нет никаких доказательств, верно?

  — Пока нет, — ответила Кэтрин. — Но там есть над чем подумать.

  — Ты права, — согласился Люк и постучал пальцем по папке. — Я думаю, мы найдем способ получить необходимые доказательства.

  — И я так думаю. Просто скажи мне, что от меня требуется.

  Люк усмехнулся.

  — Я был уверен, что ты это скажешь.

  — У нас есть кое-что.

  Эбби подняла голову от цветника, которым она занималась, и смотрела, как Люк идет к ней через вымощенный кирпичом дворик. После того, как она ушла с работы и узнала правду про своего мужа, Эбби никак не могла подавить в себе постоянное чувство тревоги и поэтому не могла долго усидеть на одном месте. Она с новой страстью занялась своими цветами. Ей нравилось видеть, как клумбы преображаются под ее руками. И хотя неизвестно, что думал садовник о ее вмешательстве, она, копаясь в земле, имела время поразмыслить о многом.

  Видит Бог, ей было о чем поразмыслить.

  Эбби смотрела, как Люк идет к ней через двор, и от одного этого ее сердце начинало колотиться. Она всегда чувствовала всплеск желания, когда видела своего мужа. Но теперь все, что касалось Люка, казалось ей немного иным.

  С одной стороны, это был все тот же человек, которого она всегда любила. Но когда он открыл ей всю правду о себе, ей показалось, будто бы Люк позволил себе полностью раскрыться перед ней. Разрешил ей видеть себя таким, какой он есть на самом деле. Каждое его движение излучало энергию и мощь, и Эбби задавалась вопросом, как она вообще могла поверить, что этот человек проводит свои дни за столом, копаясь в бумажках.

  — Эбби? — Он провел рукой у нее перед лицом.

  — Да? — она очнулась от своих мыслей и нежно улыбнулась ему. — Прости. Задумалась.

  Он присел на корточки возле нее и, наклонившись, скользнул губами по ее губам. Эбби облизнулась, будто пыталась удержать вкус его поцелуя. Потом глубоко и горестно вздохнула. Скоро, очень скоро они разведутся. Она останется одна и будет целыми днями думать, где он. Что он делает? Не случилось ли с ним чего-нибудь страшного?

  Скучает ли он по ней?

  — Ты опять? — спросил Люк спокойно и отвел мягкую прядь с ее лба.

  Осень дарила их последними ясными днями. Бледное солнце старалось дать еще немного тепла перед скорыми холодами. Легкий ветер гонял по дорожкам золотые и алые листья.

  Эбби присела на землю, сняла садовые перчатки, сложила руки на коленях, как послушная ученица, и улыбнулась мужу.

  — Все в порядке. Я тебя слушаю. Так что у вас там?

  Он протянул ей папку, но прежде, чем она открыла ее, сказал:

  — Ты уже знаешь, что я бросил всех своих коллег на раскрытие смерти твоей матери и покушения на твою жизнь.

  — Да...

  — Мы изучили всю подноготную каждого жителя Иствика. Перевернули кучу документов.

  — Я уверена, что вы сделали все возможное, — сказала она, держа папку самыми кончиками пальцев.

  — Они были рады помочь мне в этом, Эбби. Когда одному из нас или кому-то из наших родных что-то угрожает, каждый считает своим долгом встать на защиту.

  — Так что же вы нашли? — прошептала она, все еще не решаясь открыть папку.

  — Ну, обычная проверка дала не так уж много. Но мы копнули чуть глубже и нашли кое-что интересное. — Он опустился на траву рядом с ней, обхватил колени руками, усмехнулся и добавил: — На самом деле, много чего интересного.

  Эбби подавила в себе искру любопытства.

  — Я не уверена, что хочу знать чужие тайны, — сказала она. — Это была мамина страсть. Она обожала сплетни, смаковала мельчайшие детали чужих секретов. — Она сделала паузу и вздохнула. — За что ее, наверное, и убили. Как я недавно поняла, у людей бывают веские причины хранить свои тайны.

  Он дотронулся до ее руки и легонько сжал ее.

  — И некоторые тайны намного легче хранить, если поделиться ими.

  Переплетясь с ним пальцами, она кивнула.

  — Ты прав. Продолжай. Что вы нашли?

  — Почти у каждого здесь в прошлом есть что-то, что он скрывает или хотя бы не афиширует. Но один человек в особенности нас поразил.

  — О господи, — едва выдохнула Эбби. Она боялась того, что скажет Люк. Она боялась услышать о ком-то из тех, кого любила. О ком-то из своих подруг. — Кто?

  — Делия Форрестер.

  Ответ удивил Эбби. О, она никогда не любила эту женщину, но Делия всегда казалась именно тем, кем была: еще молодой женой богатого старого мужа. Делия и Фрэнк были женаты не больше года, и Делия не особенно старалась влиться в жизнь Иствика. Она не занималась благотворительностью, избегала женских собраний и, казалось, интересовалась только собственной персоной.

  Конечно, она не скупилась на шпильки и колкие замечания, которые иногда могли очень больно уязвить. Но что же такое, спрашивается, могло быть у нее в прошлом, что могло удивить даже Люка?

  — Делия? — переспросила Эбби, удивленно глядя на мужа. — Она всегда казалась такой... обычной. Точнее, — запнулась она, — необыкновенно обычной, я бы сказала.

  Люк задумался.

  — Когда-нибудь ты должна будешь мне растолковать, как можно быть «необыкновенно обычной».

  Эбби усмехнулась,

  — Хорошо. Как-нибудь потом. А сейчас...

  — Да.

  Люк дотянулся до бутылки с водой, отвинтил крышку и отпил несколько глотков, прежде чем продолжить.

  — Мы изучили каждого, вплоть до бармена в Изумрудной зале.

  — Гарри? — она отшатнулась и испуганно посмотрела на мужа. — Только не говори мне, что Гарри какой-то там преступник.

  — Нет. — Люк засмеялся. — Он просто тот, кто вывел нас на преступника. Хотя твой Гарри тоже странный тип.

  — Слава богу!

  — Вернемся к Делии. Помнишь, ты мне говорила, что Фрэнк Форрестер обмолвился как-то про какую-то оплошность с лекарством?

  — Да. — Эбби хорошо это помнила. — Он выразил мне соболезнования после смерти мамы и сказал, что с этих пор заставит Делию следить за его лекарствами, чтобы, не дай бог, опять чего-нибудь не случилось.

  — Да уж, я уверен, что теперь Фрэнк пересмотрит свое решение.

  — Люк, скажи толком, что случилось?

  — Сначала скажи мне, что ты знаешь про Делию?

  — Не так уж много, — призналась она. — Она не завела здесь друзей. Теперь я думаю, что и не стремилась. Одевается она чуть-чуть излишне ярко, волосы у нее чуть-чуть излишне обесцвечены, а украшения у нее — просто жуть. — Эбби пожала плечами и добавила: — Если ты до сих пор не заметил, я ее терпеть не могу.

  — Рад это слышать, — сказал Люк и протянул ей бутылку. Он подождал, пока она выпьет воды, и продолжил: — Поскольку у твоей блондинистой Делии в жутких украшениях такие скелеты в шкафу, что самых бывалых агентов мороз по коже продрал.

  — Не выдумывай!

  — И не собирался, — сказал он и открыл папку, лежавшую у нее на коленях. — Посмотри на это.

  Эбби посмотрела на первую страницу и от изумления открыла рот. На фотографии была Делия Форрестер с пистолетом в руках.

  — О, мой Бог!

  — Да уж, — сказал Люк, усмехнувшись. — Нам пришлось порыться, чтобы найти это. Делия, похоже, выложила огромные деньги, чтобы эта фотография никогда не всплыла.

  — Я глазам своим не верю.

  — Ну, скажем, это не лучшая ее фотография. Полицейский фотограф — это вам не обложка «Вог».

  — Точно, — подтвердила Эбби.

  Женщина с фотографии смотрела на Эбби холодными карими глазами. Она была грубо накрашена, волосы были так начесаны, что казалось, стояли дыбом, но внимание Эбби привлекли именно глаза.

  — Когда это было снято? — спросила она, хотя уже увидела дату, стоящую вверху листа.

  — Около десяти лет назад, — сказал Люк и машинально вырвал сорняк, затесавшийся в безупречные ряды золотистых хризантем, которые так любила его жена. — Ее арестовали в Нью-Йорке, когда она пыталась обналичить фальшивые чеки.

  — Она их подделала?

  Он кивнул.

  — Было дело. Она крала чеки из почтовых ящиков. — Он едва ли не восхищенно покачал головой. — Потом она выводила чернила и вписывала туда все, что хотела.

  — Неужели такое возможно? — спросила Эбби изумленно.

  — Возможно, хотя и нелегко. В наше время — особенно, большинство банков теперь применяет новые меры безопасности, специальную бумагу. — Он запнулся. — Но тем не менее. Кое-кто умудряется просто творить чудеса на этом поприще.

  Люк улыбнулся.

  — Кассир в бутике потребовал у нее документы, когда она попыталась расплатиться чеком. Делия предъявила фальшивые водительские права, а он заметил. Кассир вызвал охрану, а те — полицию.

  — Это доказывает, что она воровка, — сказала Эбби. — Но не доказывает, что она убийца.

  — Я не все принес.

  — Есть еще что-то?

  — И очень много. — Люк поймал ее пристальный взгляд. — Похоже, крошка Делия не удовлетворилась мелким воровством. Она переквалифицировалась. Теперь она Черная Вдова.

  Холодок пробежал у Эбби по спине.

  — Что ты хочешь этим сказать?

  — Это значит, что она избрала своей карьерой замужество. Она вышла замуж за богатого старика. А потом еще за одного. На данный момент мы насчитали у нее, по крайней мере, пять мужей, включая Форрестера.

  — Пять?

  — Но самое любопытное, все они умерли. Приблизительно через год после свадьбы с прекрасной Делией.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  — Это должностное преступление, — сказал Том Кеннеди на следующий день, глядя через стол на супругов Талбот. — Миссис Талбот, вам нельзя здесь находиться...

  — Пожалуйста, называйте меня Эбби и поймите, я все знаю, — выпалила Эбби. Она хотела продолжить, но Люк прервал ее:

  — Это было самое простое решение, Том. Она все равно уже все знает.

  Эбби ясно видела, что этот огромный лысый человек, который был шефом ее мужа, вовсе не в восторге от услышанного. Она испугалась, что за доверие к ней муж может поплатиться не только карьерой, но и жизнью. Что происходит со шпионами, которые больше не хотят быть шпионами?

  Она обвела глазами огромный офис. Здесь было гулко и чисто, как в церкви. И здесь все было иначе, чем она ожидала. Ничто в этом месте не напоминало картины, которые она рисовала в своем воображении, думая о работе мужа. Центральный офис секретной службы выглядел абсолютно так же, как и любой другой обычный офис.

  — Вот что, — рявкнул Том. — Мы еще поговорим о том, чем чревато такое нарушение секретности...

  — Мистер Кеннеди, — Эбби хотела взять мужа под руку, но на самом деле она помимо воли вцепилась в него и не разжимала пальцев, пока говорила. — Я никогда никому не скажу того, что узнала от Люка. Даю вам слово. И я с готовностью подпишу любые необходимые бумаги.

  Том раздраженно вздохнул, желваки заходили под кожей, отчего его усы комично задвигались. Наконец он кивнул.

  — Эбби, я ценю то, что вы сейчас сказали. И пока с нас довольно вашего слова.

  Люк улыбнулся ей, и Эбби почувствовала, как тает напряжение, которое она все время чувствовала, находясь здесь. Даже если они с Люком не могут быть вместе, она хочет знать, что он счастлив. Эбби уже поняла, как он любит свою работу.

  Она знала, что всегда будет волноваться за него, но теперь, по крайней мере, могла представить себе его рабочее место.

  — Теперь, когда мы разобрались с этим, — начал Люк, сжимая руку Эбби в ответ, — я хочу поговорить о нашем плане.

  — Это безумие, — пробормотала Кэтрин со своего места.

  Эбби быстро взглянула на нее. Теперь, когда она знала, что у Люка ничего не было с этой женщиной, Кэтрин была ей почти симпатична. В конце концов, Кэтрин рисковала жизнью из-за нее.

  — Это сработает, — сказала Эбби, бесстрашно встречая пристальный взгляд Кэтрин.

  — С тобой в качестве приманки? — Кэтрин ткнула в нее пальцем.

  — Я же буду с ней, — возразил Люк. — И ты тоже. А еще Бэйкер и Эрнандес. Можешь даже взять с собой своего мужа.

  — Весь вечер без детей? — Кэтрин заметно воодушевилась. — А что, может, это не такая уж безумная идея.

  Эбби рассмеялась.

  — Но это же не просто вечеринка, это охота за убийцей.

  Кэтрин улыбнулась.

  — Вы не знаете моих детей.

  — А я знаю, — поддакнул Люк. — Как я ее понимаю!

  — Итак, — Том поднял обе руки, требуя внимания. — Если я правильно понимаю, — он медленно обвел взглядом всю троицу, — вы хотите устроить вечеринку у себя дома?

  — И собираемся пригласить весь Иствик, включая, разумеется, Делию.

  — С какой целью?

  — На вечеринке, — вмешалась Эбби, — мы собираемся заманить ее в ловушку.

  — У нас есть подозрения в связи со смертью четырех ее мужей, но нет доказательств. Если мы умно все разыграем, то сможем ее разоблачить.

  — Вряд ли, — буркнул Том.

  — Я так не думаю, — возразил Люк. — Делия на грани нервного срыва. Она боится, что ее разоблачат. Боится, что в любой момент ее прошлое может вылезти наружу, и тогда Фрэнк бросит ее, прежде чем она доберется до его денег.

  — Да, но...

  — И, — подхватила Эбби, — я думаю, что она убила мою мать, потому что мама разузнала про нее что-то, что Делия хотела бы сохранить в тайне. Я уже обмолвилась пару раз, что нашла копии маминых дневников и что хочу прочитать их от корки до корки, а потом положить в депозитный сейф.

  — Это очень опасно.

  Эбби заметила недовольный взгляд, который шеф бросил на ее мужа, и вмешалась:

  — Не вините его. Это была моя идея. Я даже не хотела говорить вам, но Люк настоял.

  — Леди... — нахмурился Том.

  — Это не имеет никакого отношения к вам и вашему агентству, — вежливо прервала его Эбби. — Это касается только меня. И моей семьи.

  Для Эбби была невыносима даже мысль, что Делия Форрестер, женщина, которая, возможно, убила ее мать, все еще на свободе. И, судя по тому, что сказал Люк, Банни была не единственной ее жертвой. И кто-то должен остановить Делию, пока она не убила очередного мужа.

  — Она штатская, — отрезал Том. — Она даже не понимает, какая опасность...

  — Я не нуждаюсь в вашем одобрении, — остановила его Эбби, вскинув подбородок и глядя грозному шефу прямо в глаза. — Я знаю, что делаю, и настаиваю на этом плане. Если придется, я буду действовать одна. Но с вашей помощью будет намного безопаснее.

  Люк одной рукой обнял ее за плечи, и она приняла его поддержку с облегчением и благодарностью.

  — Мне это не нравится, — сказал Том, нахмурившись, но тут дверь его офиса распахнулась.

  — Я же просил нас не беспокоить! — рявкнул Том Кеннеди.

  — Мне очень жаль, шеф! — затараторила измученная женщина средних лет, обводя всех виноватым взглядом. — Но у нас большая проблема. Русский агент вышел на незапланированный контакт, а наш переводчик застрял в пробке.

  Том раздраженно вышел из-за стола.

  — Так киньте на это кого-нибудь другого.

  — Но больше некого.

  — Черт побери! Вы хотите сказать, что во всем этом муравейнике нет ни одного человека, который говорит по-русски?

  — Я говорю, — спокойна сказала Эбби, и все взгляды устремились на нее.

  — Что?

  Эбби пожала плечами.

  — Я буду рада помочь. Я говорю на нескольких языках. Они мне всегда легко давались...

  — Проводите миссис Талбот к телефону, — заорал Том и, схватив Эбби за руку, потащил за собой. — А печатать вы умеете?

  — Восемьдесят слов в минуту, — Эбби едва поспевала за ним.

  — Займитесь этим. — Том почти проволок ее по коридору.

  Люк и Кэтрин мчались за ними. Кэтрин была потрясена, но Люк явно наслаждался ситуацией.

  — Переводите и печатайте прямо во время разговора, — инструктировал ее Том на ходу. — Все, что слышите. Заминки, паузы, обмолвки — все.

  Том запихнул ее в крошечную комнатку.

  — Поняли?

  — Поняла, — сказала Эбби, надевая наушники и садясь за стол.

  — Хорошо. Начали. — Том стукнул ладонью по мигающей белой кнопке на пульте.

  С этого момента Эбби была слишком занята, чтобы думать. Ее пальцы летали по клавиатуре, пока русский агент с другого конца света диктовал ей срочную информацию.

  Но она все-таки успела подумать, что, так или иначе, попала в команду, пусть на самое скромное место. И улыбнулась. Она делала что-то важное. Она помогала своему мужу. Своей стране. Пусть очень отдаленно, но теперь она понимала, что чувствовал Люк, когда утром шел в агентство.

  И завидовала ему.

  Провертевшись полночи с боку на бок, Эбби поняла, что ей уже не заснуть.

  Она сидела, подложив подушку под спину, и смотрела в темноту за окном. Ночь была холодной, деревья качались на ветру, и листья с них облетали, как конфетти.

  Эбби поглядела на пустую половину кровати, и ей стало ужасно тоскливо оттого, что мужа нет рядом с ней. Но Люк по-прежнему спал в комнате для гостей. Развод все еще висел над ними темным облаком, и неясно было, не то оно вот-вот рассеется, не то разразится дождем. Эбби считала, что в такой ситуации им лучше пока быть врозь.

  Особенно теперь.

  Секс только все усложнил бы. Разве у нее хватило бы сил оставить Люка, если бы они по-прежнему спали вместе? Она закрыла глаза, и на нее вдруг накатила волна дурноты. Даже мысль о жизни без Люка заставляла ее чувствовать ужасную слабость. Как она будет жить без него? Как сможет перенести длинные одинокие ночи, складывающиеся в одинокие годы — до самого конца ее жизни? С другой стороны, как она могла остаться с ним, жить с ним, зная, что сама любовь к ней подвергает Люка опасности — ведь любая рассеянность может стоить ему жизни.

  Эбби отбросила одеяло и встала с кровати. Уснуть ей уже не удастся, и она решила выпить горячего чая. Она тихо прошла по комнате, накинула зеленый шелковый пеньюар и осторожно приоткрыла дверь спальни, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Люка. Ее босые ноги бесшумно ступали по мягким коврам.

  Молодая женщина шла по дому, тени скользили по ее едва прикрытому шелком телу, но это были нестрашные тени, привычные, уютные. Она любила этот дом. Она влюбилась в него с первого взгляда, когда они с Люком приехали его посмотреть. Эбби всегда чувствовала себя здесь в безопасности, и мысль о скором отъезде мучила ее.

  Но она не могла представить, как останется в этом доме одна, без Люка.

  Лунный свет лился в не зашторенные окна столовой, и Эбби медленно шла сквозь его серебристые полосы. Она проскользнула в кухню, но решила не включать свет, потому что знала свой дом наизусть. Эбби сняла чайник с плиты, наполнила его, стараясь не шуметь, и поставила на газ. Маленькие синие язычки огня помогли ей найти кружку и чайные пакетики. Потом она села за стол и стала ждать, пока чайник закипит.

  — Какая уютная картина!

  Эбби вздрогнула и вскочила со стула, вглядываясь в темноту. Ее сердце заколотилось еще сильнее, когда из темного угла вышла Делия Форрестер. Лунный свет отражался в ее глазах и танцевал на лезвии ножа, который она держала в правой руке.

  — Делия...

  — Только не притворяйся, что ты удивлена, — сказала Делия с ухмылкой. — Я знаю, что ты знаешь.

  — Знаю что? — Эбби беспомощно шарила взглядом по кухне, с надеждой взглянула на дверь столовой, молясь, чтобы откуда ни возьмись, подобно ангелу мщения, появился Люк. Но Люка не было.

  — Давай не будем играть в игры, у меня нет на это времени, — шикнула на нее Делия, крепко схватила дрожащую Эбби одной рукой и поднесла нож к самому ее лицу. — Мне нужны дневники твоей матери.

  Проклятье! Эбби думала, что Делия попытается тихонько раздобыть их во время вечеринки, которую они затеяли. Ей не приходило в голову, что эта женщина не станет дожидаться приема, что она ворвется в дом среди ночи и будет требовать несуществующие дневники, приставив нож к горлу Эбби.

  — Не молчи, Эбби, — в голосе Делии слышалась угроза.

  — Да. Да. Конечно. Они в... — Эбби лихорадочно вспоминала, что именно они с Люком говорили налево и направо о вымышленных дневниках. — Они в гостиной.

  — Ну, вот и славно. Пошли.

  Делия поволокла ее за собой с такой силой, что Эбби невольно подумала, может ли женщина вообще быть такой сильной? Или это та сила, которая просыпается в сумасшедших во время припадка?

  Делия тащила ее через столовую, по-прежнему держа нож у ее горла, когда на плите засвистел чайник.

  Злодейка замерла, потом с новой силой подтолкнула Эбби.

  — Не обращай внимания. Отдай мне дневники, и я уйду.

  Дрожа от страха, Эбби зашла в гостиную и направилась к самому дальнему книжному шкафу. Ее глаза лихорадочно шарили по комнате, ища пути к спасению. Ей нужно какое-нибудь оружие. Бутылка ликера? Слишком далеко. Лампа? Слишком тяжелая, чтобы Эбби могла ее быстро схватить и бросить. Проклятье! Люк! Проснись!

  Она должна что-нибудь сделать, думала Эбби в смятении, чувствуя, как ужас близкой смерти пробирается ей в душу и сковывает ее.

  — Убери нож, Делия.

  Люк повернул выключатель, и резкий переход от темноты к свету на мгновение ослепил всех троих.

  Но Делия пришла в себя гораздо быстрее прочих. Она крепко схватила Эбби сзади и приставила нож к ее ребрам.

  — Один шаг, и я ее зарежу.

  — Не советую.

  Даже сейчас Эбби не могла не восхититься тем, как он был хорош. Жестокость, звучавшая в его голосе, только делала его еще прекраснее. Настоящий ангел мести. Его темные глаза были прищурены и полны яростью. Он пришел, он был рядом!

  Делия засмеялась, этот звук был жутким — будто ногтями скребли по стеклу. Эбби вздрогнула. Но не Люк. Он стоял босой, в одних джинсах и обеими руками держал пистолет, направленный на Делию.

  — Я тут же пристрелю тебя — пообещал он.

  — Но я успею первой!

  — А может быть, я? — раздался голос из дальнего угла гостиной, и Кэтрин Шэйкер вышла из-за кожаного дивана, за которым пряталась.

  — Или я. — Мужской голос прозвучал со стороны бара.

  — Проклятье! — Делия скрутила Эбби еще сильнее. — Клянусь Богом, я убью ее. Я успею раньше вас. Одной мертвой сукой будет больше.

  — Только тронь ее — и ты труп.

  — Ну конечно! — прошипела Делия. — Мужчины потрясающе глупы. Примчался сюда, как рыцарь на белом коне, спасать свою принцессу? Тогда убирайся отсюда, пока я ее не прирезала!

  Эбби не отводила взгляд от Люка, который медленно двигался в сторону бара.

  — Все было так просто, — лихорадочно бормотала Делия, обращаясь, похоже, к самой себе. — Было так легко очаровать и окрутить всех этих придурков. А отправить их на тот свет — еще легче. Отвратительные, дряхлые, слюнявые уроды! И они были уверены, что я обожаю их. Мужчины!.. Вот уж действительно слабый пол. — Она презрительно посмотрела на Люка. — Только женщина смогла меня разоблачить.

  — Моя мать? — дернулась Эбби и тут же ощутила, как лезвие ножа пропороло тонкий шелк и врезалось ей в кожу. Она вскрикнула, почувствовав, как струйка крови побежала по ее коже.

  — Стой спокойно! — голос Делии звучал издевательски. — Ты же не хочешь, чтобы я нервничала, правда?

  — Я в порядке, — крикнула Эбби мужу и тут же почувствовала, что лезвие врезалось еще глубже.

  — Твоя мать совала свой длинный нос в мои дела, — с досадой шипела Делия, будто все еще не в силах понять, как такая продуманная авантюра полетела к черту в один момент из-за досужей светской сплетницы. — И ты точно такая же, как она. Ходишь, выспрашиваешь. Твоя подлая мамаша должна была меня понять! Она должна была быть на моей стороне. Женщина должна помогать женщине. Но нет. Она думала иначе. Вот и сдохла.

  — Ты убила мою мать!

  — Я не собиралась! — рявкнула Делия. — Но она не оставила мне выбора. Сама виновата. Любопытная сука сама напрашивалась.

  Комната вокруг Эбби вдруг стала красной. Абсолютно красной. Все перед глазами плыло от непереносимой ярости, которая душила ее. Прежде чем Эбби успела понять, что она делает, прежде чем она подумала о последствиях, она вывернулась из рук Делии и изо всех сил ударила кулаком в челюсть опешившей злодейки.

  Делия качнулась назад, и прежде чем она успела обрести равновесие, Люк выбил нож из ее рук и опрокинул Делию на пол. В одну секунду он прижал ее лицом к ковру и теперь застегивал на ней наручники, пока она орала о мести и о подлости мужчин.

  Пока Эрнандес вел Делию к машине, Кэтрин направилась на кухню и выключила чайник.

  Люк обнял Эбби и бережно прижал к себе. Но Эбби все равно застонала от боли. Люк немедленно отпустил ее.

  — Ты идиотка, она же могла тебя убить. — Люк испуганно задрал ее ночную сорочку, чтобы осмотреть рану. — Придется зашивать.

  — Ну, вот еще! — Эбби затрясла головой. — Ненавижу врачей.

  Тут она покачнулась, и Люк снова подхватил ее в объятья, уткнувшись лицом ей в шею.

  — Она убила маму. — Эбби прижалась к его груди так тесно, как только могла. — И ей было наплевать. Она просто довела меня.

  — Теперь все позади, малыш. Все кончено. — Он провел одной рукой по ее волосам, а другой гладил ее по спине.

  — Откуда ты взялся?

  — Я пошел за тобой, когда ты направилась на кухню. Кэтрин и Эрнандес стерегли дом, на тот случай, если Делия захочет добраться до дневников, не дожидаясь вечеринки.

  — Профессионалы, — только и сумела сказать она.

  — Спасибо.

  Где-то на кухне, наконец, умолк свисток чайника, и Эбби только теперь осознала, что все это время он не умолкал. Господи, она не могла поверить в это. Она в безопасности. Люк в безопасности. А убийца ее матери сядет в тюрьму.

  — Люк? — Кэтрин окликнула его от дверей, и он обернулся на ее голос. — Мы повезем ее на допрос. Поедешь с нами?

  — Я подъеду через час. Мне нужно отвезти Эбби в больницу. Эта тварь ее поранила.

  Кэтрин нахмурилась и поглядела на Эбби.

  — Ты в порядке?

  — Да. Благодарю.

  Кэтрин улыбнулась и вышла, закрыв за собой дверь.

  — Как хорошо, что все позади!

  — Еще не все, — возразил Люк и слегка отодвинулся, чтобы видеть ее лицо. Он заглянул ей в глаза и твердо сказал: — Я знаю, что ты хочешь оставить меня ради моей же безопасности. Но я никогда не отпущу тебя, Эбби.

  — Люк...

  — Я хочу завязать с этим. — Он внимательно смотрел ей в глаза, стараясь понять, верит ли она ему. — Есть много работы, помимо оперативной, которую я могу делать в агентстве. Я больше не собираюсь изображать из себя тайного агента. Разве что в нашей спальне.

  Эбби смотрела на него сквозь слезы, и видит Бог, ей так хотелось принять эту жертву! Она не могла жить без него. Но...

  — Ты будешь сожалеть о своем решении. Ты уже сейчас знаешь, что будешь. Люк, я не хочу, чтобы ты когда-нибудь обвинил меня в том, что ради меня отказался от любимой работы.

  — Я отказываюсь от нее не ради тебя. Ради нас. Это мой выбор, Эбби. Я выбираю тебя.

  — Если бы все было так просто...

  — Все очень просто, — сказал он мягко, и нежная улыбка тронула его губы. — Сложно будет, если ты будешь настаивать на разводе. И я предупреждаю тебя, у тебя ничего не получится.

  Его глаза были такими теплыми и темными, что у нее перехватило дыхание. Эбби так хотела поверить ему! Но она все еще сомневалась.

  Он наклонился, прижался к ее губам на несколько нескончаемых секунд, затем выпрямился и сказал:

  — Единственное, о чем я способен жалеть, — это если мне придется тебя потерять. Если тебя со мной не будет, все остальное в моей жизни не имеет смысла. Разве ты этого не понимаешь?

  Теперь она понимала это. Она чувствовала это в его глазах. Его голосе. Его прикосновении.

  — Я понимаю, — сказала она, улыбаясь сквозь слезы. — Я так люблю тебя, Люк. И я тоже не хочу терять тебя.

  Он перевел дыхание и улыбнулся ей так, что она задрожала до кончиков пальцев.

  — Этого никогда не случится, малыш.

  Она обняла его и опять вскрикнула, потому что боль в боку обожгла ее.

  — Так, — сказал Люк, привычно беря ситуацию под контроль. — Все по порядку. Врач. Потом допрос.

  — Можно я пойду с тобой? — спросила она, прижимаясь к своему собственному, персональному Секретному Агенту.

  — Сегодня можно, — сказал Люк и направился к дверям.

  Они не стали отменять вечеринку, и несколькими днями позже Люк и Эбби принимали гостей.

  Мягкий джаз лился неведомо откуда, ее подруги собрались вокруг нее, и Эбби едва верила тому счастью, которое так неожиданно вернулось в ее жизнь. Она смотрела на улыбающиеся, обнимающиеся, танцующие пары и улыбалась вместе с ними.

  Джек и Лили привели с собой малышку Грейс — они не любили расставаться с ней. Эмма и Гаррет стояли рядом с ними, и что-то в глазах Эммы подсказывало Эбби, что та предвкушает такое же счастье. Фелисити и Ред танцевали, забыв обо всех вокруг, Мэри и Кен стояли в углу и оживленно что-то обсуждали. Ванесса и Тристан говорили с Кэтрин Шэйкер и ее мужем, и Эбби улыбнулась. Несмотря на то, что операцию отменили, Кэтрин потребовала, чтобы ее пригласили на вечеринку. Она действительно была рада вырваться на один вечер из дома.

  И еще был Люк, улыбавшийся ей через всю комнату. Ее сердце подскочило в груди, и она положила руку себе на живот. Господи, всего месяц назад она и представить себе не могла, что будет так счастлива. Она отпила глоток содовой и взяла подошедшего Люка под руку.

  — Мы очень рады, что вы пришли к нам, — сказал Люк громко, чтобы все услышали.

  Эмма усмехнулась.

  — Как мы могли не прийти! Это не просто вечеринка, это ответы на все вопросы в Иствике.

  Люк обнял Эбби за плечи.

  — Верно. Вы все знаете, что Делия Форрестер арестована.

  — Все еще не могу себе представить, что это она убила Банни, — произнесла Мэри.

  — Но это так. Мы пока не можем доказать, что она виновата в смерти всех своих мужей, но в любом случае я не думаю, что она скоро выйдет из тюрьмы.

  — Но почему? — спросила Фелисити. — Зачем она убила Банни?

  — Наверное, мама была рядом с ними, когда Фрэнк пожаловался на боль в груди. Может быть, она заметила, что Делия не спешила ему помочь, пока не заметила маму. Но вряд ли мама поняла, что в тот момент она предотвратила убийство.

  — Но она поняла это немного позже, — добавил Люк.

  — Верно, — согласилась Эбби. — И вы знаете, что мама записывала все в дневник. Думаю, после этого она стала следить за Делией. Задавать вопросы, присматриваться к мелочам. Этого хватило, чтобы Делия испугалась. И Делия убила маму тем же способом, который выбрала для Фрэнка. Подменив ее лекарство.

  Она посмотрела на Мэри.

  — В день, когда мама умерла, Делия видела Мэри, выходящую из дома Банни.

  Мэри опустила голову, но Кен положил ей руку на плечо, и она благодарно ему улыбнулась.

  — Когда Мэри ушла, — рассказывал Люк дальше, — Делия проникла в дом и, угрожая оружием, заставила Банни отдать ей дневники. Напряжение и страх довели Банни до сердечного приступа. Она попробовала принять таблетки, но это ей не помогло. Делия думала, что забрала фальшивое лекарство с собой, но она не заметила таблетку, которая осталась у Банни в руке.

  — О господи! — пробормотал Гаррет.

  — Бедная Банни! — прошептала Фелисити.

  — Спустя некоторое время, — продолжал Люк, — Делия позвонила Кену и, изменив голос, обвинила Мэри в смерти Банни.

  — Да она вообще шантажировала весь Иствик после смерти Банни! — воскликнула Ванесса.

  — Я думаю, Делия убила Банни, чтобы обезопасить себя, — сказал Люк, все еще обнимая Эбби. — Но дневники Банни дали ей простор для действий. И тут уже в ней заговорили жадность и злоба. Мы нашли дневники Банни в доме Делии.

  — А где они теперь? — тихо спросила Мэри.

  — Не волнуйся, — ответила Эбби. — Я сожгла их вчера вечером.

  — И хорошо, — сказал Джек. — По-моему, хватит Иствику скандалов.

  — Аминь, — сказал Ред.

  — Ну, я не знаю, — сказала Эбби, обнимая мужа за талию. — Мне предложили продолжить мамину колонку. Кажется, кто-то считает, что в Иствике еще достаточно сплетен, о которых стоит написать.

  — О, нет, — засмеялась Эмма. — Перестань.

  Смех прокатился по всему залу, и все стали оживленно обсуждать, что еще можно выкопать в Иствике и что за этим последует.

  Люк наклонился и прошептал в ухо Эбби:

  — Ты собираешься сказать им про свою новую работу?

  — Я думаю, это может подождать. В конце концов, для всех это будет значить только то, что я буду работать в твоей безобидной компьютерной фирме. Никому и в голову не придет, что я тайный переводчик при тайном агенте.

  Она сама верила этому с трудом. Ей снова и снова приходилось проверять свой жетон, чтобы убедить себя, что все это не сон.

  Люк подмигнул жене:

  — Теперь в деловые поездки мы будем ездить вместе.

  — Не считая следующей недели, когда ты будешь в Гонконге.

  Улыбка сползла с лица Люка.

  — Это последнее задание, малыш. Я клянусь.

  Эбби забыла про своих подруг и видела только человека, которого она любила.

  — Не волнуйся. Я знаю, что ты супер профессионал. И теперь, когда я — помощник шпиона, я смогу узнать про тебя все.

  Люк поцеловал ее в лоб.

  — Ты себя нормально чувствуешь? Не хочешь присесть или еще что-нибудь?

  Эбби восхищенно засмеялась. Она чувствовала, что глупая улыбка не сходит с ее лица с тех самых пор, как Люк отвез ее в больницу, чтобы наложить ей швы, и там обнаружилось, что она беременна.

  — Люк, я пережила автомобильную катастрофу и нападение сумасшедшей с ножом. У меня все хорошо. У нас с тобой все хорошо.

  — Ты абсолютно права. — Он снова улыбнулся. — Ты скажешь или я скажу?

  — Мы скажем это вместе, — проговорила она, переплетая свои пальцы с его.

  Люк поднял бокал и сказал громко:

  — У нас есть тост!

  — Какой? — спросил кто-то.

  Эбби подняла бокал, посмотрела на Люка сияющими глазами, затем повернулась к подругам, и они с Люком хором сказали:

  — За нашего ребенка!

  Зал взревел. Друзья накинулись на Эбби и Люка с восторгами и поздравлениями. Когда шум наконец смолк, Эбби опять подняла свой бокал, обвела глазами своих подруг и подумала, что никогда не была так счастлива. У них всех был очень тяжелый год. Но они пережили его. Они стали только сильнее. И счастливее.

  Она обняла своих подруг и сказала:

  — За Дебютанток! За верных друзей!

   

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?