«Виновата только я…»

Шарлотта Лэм Виновата только я…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Наконец Закери Вест погрузил в фургон последний холст. Теперь осталось только еще раз проверить, чтобы все было как следует закрыто и закреплено. Ему совсем не улыбалась перспектива попасть сегодня по пути в какую-нибудь переделку. Ведь вместо того, чтобы довериться фирме, занимающейся перевозками, как ему все время советовал Лео, он решил перевезти свои полотна сам.

— Это же гораздо безопаснее, Зак, — настаивал Лео по телефону, — и доставит меньше хлопот. Они все сделают сами — тебе не придется даже упаковывать картины.

— Себе я доверяю больше.

— Но это же глупо, Зак. Эти люди — специалисты! Они…

— Однажды я уже потерял картину из-за таких специалистов — кто-то ее уронил, споткнулся и наступил на нее. Ну уж нет! Я их сам упакую и сам повезу в Лондон.

Лео попробовал возразить, но Закери был непреклонен. Он всегда взвешивал все «за» и «против», и раз он принял решение, его не мог изменить никто. Закери Вест был убежден, что рассчитывать можно только на себя, и это не было капризом: сама жизнь доказала ему верность и преимущества этого принципа.

Черная кожаная куртка и черные джинсы в сочетании с его ростом, темными волосами и волевым подбородком придавали Закери вид почти устрашающий. Сам он об этом даже не догадывался, как и не замечал тревоги в глазах сторонившихся его прохожих. Он вообще мало беспокоился о том, что о нем думают и как к нему относятся другие люди. Он был полностью во власти своей работы и ни на что другое не обращал внимания.

Он редко выезжал в Лондон. У него даже не было подруги с тех пор, как около года назад он узнал, что его девушка, встречаясь с ним, назначает свидания кому-то еще. Закери довольно грубо высказал ей все, что об этом думал, и больше они не виделись. Он даже почти не вспоминал Дану, пока не нашел дома принадлежавшие ей вещи: носовой платок, до сих пор благоухающий духами, маленький гребешок и губную помаду.

Разумеется, он избавится от них, как избавится и от воспоминаний о ней: о ее блестящих обольстительных глазах, о самодовольной улыбке во весь рот. Неустанная работа должна помочь.

Закери, когда не был занят рисованием, ухаживал за садом, выращивал овощи, фрукты, разводил цыплят, так что у него всегда были свежие яйца к завтраку и нежное диетическое мясо. Он самостоятельно вел хозяйство, делал покупки, даже готовил, стирал, убирался.

Его дом из красного кирпича был построен еще во времена королевы Анны для отставного капитана, которому хотелось думать, что он все еще в море. Фасад дома выходил на ветреное побережье Суффолка, и во время бури старые балки и перекрытия издавали скрип, напоминающий потрескивание деревянных частей судна во время шторма. За последние три столетия вокруг ничего не изменилось: это было по-прежнему одинокое, диковатое место, окруженное с двух сторон морем, а сзади — огромными полями с затерявшимися в них извилистыми дорогами.

Деревня Тартон находилась в миле отсюда, а до ближайшего города, Винбери, было не меньше 20 минут езды. Именно такое уединение и привлекло Закери. Здесь ему никто не мешал и не отрывал его от работы. А если понадобится что-нибудь, чего нет в деревенском магазине, — краски, холсты, например, — всегда можно добраться до Винбери, там выехать на автомагистраль и доехать до Лондона, что, кстати, он и собирался сделать этим вечером.

Закрывая входную дверь, Закери с удивлением обнаружил, что уже стемнело. Для захода солнца было еще рано — просто весеннее небо заволокли тучи. Закери нахмурился: он не любил ездить на большие расстояния в дождь, особенно ночью. В Лондоне он должен был быть в семь, так что, если повезет, удастся проскочить до дождя.

За рулем он думал о предстоящей выставке и той ужасной суматохе, которая всегда сопровождает подобные мероприятия. Его губы цинично искривились. Лео же обожал все это, ему доставляло удовольствие давать интервью, он наслаждался вечеринками, где художественные критики и их друзья-пижоны могли часами обсуждать какой-нибудь фрагмент картины. Закери ненавидел все это.

Он страшился самой мысли о выставке, а сейчас жалел даже, что позволил Лео вовлечь себя в эту затею. Это была не первая, а уже третья его выставка, но так как он их терпеть не мог, то отрицательных эмоций, вызванных последней, ему хватило на несколько лет. Закери не был портретистом, который гоняется за заказами богачей, предпочитающих фотографиям дорогой портрет; он рисовал пейзажи, тихую, спокойную жизнь. Такие картины неплохо расходились, так как люди понимали их без разъяснений критиков. Лео же считал, что…

В этот миг боковым зрением Закери заметил странный белый объект и инстинктивно повернул голову. Недалеко от дороги, несмотря на сумерки, видно было что-то белое.

— Что это может быть, черт возьми?

Закери прищурился, но так и не понял: лист бумаги, гонимый ветром, белая птица, сова? Их белые мордочки, высматривающие добычу, не часто теперь увидишь в этих местах. Закери любил сов и поэтому даже слегка скучал по ним.

Продолжая наблюдать сквозь живую изгородь, он снизил скорость, и тут его волосы встали дыбом — белое пятно двигалось вместе с ним вдоль дороги. Нет, это была не птица и не сова. Так что же это?

В призраков Закери не верил и вообще не любил то, что нельзя было разумно объяснить. Поскольку он был художником, его глаза обладали немалым опытом, он знал, какие шутки может сыграть с тобой зрение и какой обман возможен, если зрение и мозг объединят свои коварные замыслы. И все-таки этому должно быть объяснение. Но какое?

Закери остановил фургон около калитки, через сетку которой просматривался сад и вдалеке были видны очертания большого светлого здания. Летающее пятно направилось туда и секунду спустя повернулось в воздухе. Закери рассмеялся. Он понял, что это было, и почувствовал себя круглым дураком. На какую-то долю секунды ему действительно показалось, что он видел призрака.

Это же всего-навсего невысокая, стройная девушка с длинными черными волосами, обрамлявшими ее бледное лицо. Должно быть, она отвернулась от дороги и темные волосы закрыли лицо; вот почему Закери не сразу догадался, что за ограждением — живой человек. Все, что он видел, — это ее белое платье, летящее одеяние с длинными широкими рукавами. Теперь она смотрела через калитку на дорогу, и Закери смог ее разглядеть. Темно-голубые глаза равнодушно скользнули по его фургону, и их взгляд устремился на дорогу.

Нехотя Закери завел мотор. Если он не поторопится, то не сможет удержать себя от искушения выйти из машины и выяснить, действительно ли это человек, из плоти и крови. А может быть, это колдунья, произносящая в сумерках свои заклинания? Он снова посмеялся над собой. Хватит! — приказал себе Закери. Прекрати пороть чепуху. В это время суток воображению нетрудно разыграться, тем более, когда ты в таком состоянии.

Итак, это не привидение и не колдунья. Но девушка обладала странной, неземной красотой; Закери не мог не задаться вопросом, почему она бродила по саду в темноте одна. Может, ждала кого-то? Возлюбленного? Вряд ли, в ее ожидании чувствовалась напряженность, голубые глаза пристально всматривались в дорогу. Но он, даже обладая профессиональной интуицией художника, не смог определить, что же владело девушкой в данный момент. В этом лице было нечто особенное, характерное для монахинь: совершенство овала ее лица, огромные голубые глаза, нежность розовых губ. Создавалось впечатление, что она принадлежит не нашему, а какому-то другому, неземному миру.

Закери вспомнил о Дане. Какие же они разные! Сейчас Дана…

В этом месте дорога резко поворачивала. Закери попытался прижаться к центру поворота и вдруг заметил несущуюся по его полосе темно-красную машину. У Закери кровь отхлынула от лица. Выругавшись, он резко нажал на тормоза, круто вывернул руль, но слишком поздно. Столкновения было уже не избежать. Врезавшись в красный автомобиль, его фургон потерял управление и заскользил поперек дороги, пока на его пути не оказалась живая изгородь.

Ударом Закери бросило на руль, кожаная обшивка которого чуть не врезалась в тело. Но все-таки ремни безопасности удержали его при столкновении. Раздались звуки бьющегося стекла, гнущегося металла, крик. Головой он ударился о дверь и почти терял сознание, но тут его ноздрей коснулся запах.

— Боже мой… — он почувствовал запах бензина.

С побелевшим лицом Закери пытался освободиться от ремней безопасности и вылезти из фургона. Металлическая пряжка уже отстегнулась, но тут раздался пронзительный свистящий звук и перед ним встала стена пламени. Закери закричал, беспощадное пламя ворвалось через разбитое ветровое стекло и коснулось его кожи. Единственное, что он смог сделать для своего спасения, — это закрыть руками лицо.

Телефон зазвонил, когда Луиза только начала обход, который и так пришлось отложить на несколько часов из-за поступления нескольких новых пациентов. Вздохнув, она взяла трубку. Что еще могло случиться? Но голос ее был спокоен и мягок.

— Ожоговое отделение, слушаю.

— Сестра Гилби? — раздался знакомый голос. Едва уловимая улыбка коснулась ее губ и сразу преобразила лицо.

— Да, мистер Гэлос, — произнесла она сдержанно, ведь в больнице они всегда старались скрывать свои отношения. В голосе Дэвида после нескольких часов, проведенных в операционной, слышалось сильное утомление.

— Сейчас он приходит в себя после наркоза, а через полчаса-час его привезут к тебе. Учитывая степень ожогов, операцию он выдержал неплохо. У него крепкое здоровье, это поможет ему быстро восстановиться. Самыми опасными будут следующие двадцать четыре часа; если не наступит регресс, можно надеяться на лучшее.

Луиза слушала, нахмурившись, голубые глаза потемнели от переполнявшего ее сочувствия. Она уже несколько лет работала в этом отделении и успела привыкнуть к серьезным травмам мужчин, женщин, а еще страшнее — детей, к их лицам, телам, обезображенным ожогами, но так и не смогла относиться к ним бесстрастно, все это по-прежнему задевало ее за живое.

— Хорошо, у меня есть свободная медсестра, которая будет следить за ним ночью. Все, что от нас зависит, мы сделаем для этого бедняги.

— Уверен, что сделаете, у вас там отличная команда, — тепло заметил Дэвид Гэлос. Затем добавил тише и уже более интимным тоном: — Так ты сможешь пойти со мной в субботу на танцы?

Он пригласил ее несколько недель назад, но она не была уверена, сможет ли пойти. Она предупреждала, что, возможно, ей придется в этот уикенд работать, так как старшая медсестра в отпуске, а та медсестра, чья очередь была дежурить, лежит дома со сломанной ногой. Служебное расписание должны были переделать, и дежурство Луизы могло попасть как раз на субботний вечер.

— Мне пришлось пойти на уловку. Я договорилась поменяться со старшей сестрой Дженкинс из хирургического отделения. До перевода туда она долго работала у нас, так что я смогу доверить ей больных. Она пробудет здесь с восьми до двух, а там уже я приду и закончу смену.

— Так, значит, ты идешь со мной? — В его голосе явно звучала радость. Луиза представила себе довольную улыбку на его привлекательном лице. Дэвид Гэлос не был красавцем, но люди интуитивно чувствовали в нем порядочного человека и всегда тянулись к нему. Широко посаженные темные карие глаза с дружелюбным взглядом, правильной формы губы, прямые темные волосы — все это принадлежало одному из самых любимых и уважаемых врачей в больнице города Винбери.

— С удовольствием! Спасибо за приглашение, Дэвид. — Последнее время Луиза часто обедала с ним, но оба понимали, что это приглашение было особенным. На танцах они впервые покажутся вместе как пара.

— Как жаль, что ты не сможешь пробыть всю ночь. Мы могли бы пойти потом еще куда-нибудь. Все, как я подозреваю, пойдут в ресторанчик «У Мака».

Она засмеялась.

— Да, так обычно и бывает.

— А заканчивается все завтраком уже на рассвете, состоящим из яичницы с беконом.

— Бедная миссис Мак…

— Почему же бедная, кажется, ее бизнес процветает, — едко заметил Дэвид.

— Зря ты так, мне она нравится.

— Хм… лично меня она слишком подавляет своей значительностью, считает, что она чуть ли не королева Винбери, а мне не нравятся женщины, которые так сильно любят командовать.

Луиза улыбнулась, это признание Дэвида не было для нее неожиданностью. Она видела, как у него портилось настроение всякий раз, когда миссис Макдональд появлялась в больнице. Саму же Луизу эти царственные замашки нисколько не смущали, так как за время практики в больнице она привыкла к высокомерности старшего персонала, которая столь раздражала Дэвида.

Он зевнул.

— Сейчас я наконец-то еду домой спать, но, если ночью понадоблюсь, обязательно звони!

— Бедняга Дэвид, ты, наверное, валишься с ног от усталости. Очень надеюсь, что мне не придется тебя будить. Спокойной ночи!

Луиза повесила трубку и вышла из своего кабинета, чтобы наконец закончить этот злосчастный обход; может, хоть теперь ей никто не помешает. В палате царил полумрак; некоторые кровати пустовали, они были недавно продезинфицированы и закрыты покрывалами, на некоторых лежали больные — ровно, как египетские мумии, одеяла были аккуратно приподняты специальным устройством, чтобы лишний вес не давил на их измученные тела. Они боялись пошевелиться, и так и лежали, поглощенные своей болью, только блеск в глазах подсказывал, что они еще живы, находятся в сознании и очень страдают. У кроватей пациентов, пока не вышедших из критического состояния, дежурили сиделки. Луиза обходила, как обычно бесшумно, одну кровать за другой, для каждого больного у нее находилось слово утешения, она выслушивала всех, обещала принести обезболивающее, останавливалась около тех, кому удавалось, несмотря на боль, уснуть, и какое-то время наблюдала за их сном.

Она любила работать по ночам: в палате царит какая-то необычная атмосфера. Это было особое чувство, когда спит весь мир, а только ты на ногах. За одну ночь ты можешь стать намного ближе пациентам, чем за несколько дней. Именно ночью им особенно нужно было утешение, важно было знать, что их не оставили наедине с болью. Луиза и медсестрой-то стала не столько для того, чтобы зарабатывать деньги, сколько для того, чтобы делать что-то важное — помогать серьезно больным людям.

Вернувшись в свой кабинет, она села за письменный стол и занялась разбором накопившихся бумаг.

— Сестра, я уже вернулась, — раздался сзади жизнерадостный голос. — Опять давали так называемый рыбный пирог, но лучше бы вместо картошки и петрушки они клали туда хоть чуть-чуть рыбы.

Луиза знала, насколько неаппетитные блюда готовят в их столовой, поэтому «рыбный пирог» представила себе без труда.

— Я могу теперь сказать другим, чтобы сходили поесть? — поинтересовалась сестра Картер.

— Да, а потом надо сделать укол мистеру Грэму.

Через несколько минут Луиза услышала, как мимо ее кабинета две медсестры прошли в столовую. Сама она смогла заставить себя выпить только чашку некрепкого жасминового чая без сахара и молока: он всегда помогал ей не заснуть на ночном дежурстве. В столовой она никогда не питалась — пища там была слишком тяжелой и невкусной. Все жалобы диетологов больницы были бесполезны — столовая попросту не имела средств на полноценное, здоровое питание, и ее работникам приходилось ограничиваться самыми дешевыми однообразными блюдами. Луиза предпочитала на дежурстве только перекусить — съесть фрукты, йогурт, орехи, а перед уходом на работу нормально пообедать дома.

В тишине раздался пронзительный телефонный звонок, заставивший ее вздрогнуть от неожиданности. Да, этой ночью ее нервы совсем расходились. Соберись! — нетерпеливо скомандовала она себе и взяла трубку.

— Ожоговое отделение, слушаю.

— Это из отделения послеоперационной реанимации. Сейчас вам привезут мистера Веста.

— Да, мы уже все подготовили для его приема, — сказала Луиза, собирая бумаги и пряча их в ящик стола.

Повесив трубку, она направилась в палату, где нового пациента уже поджидала аккуратно застеленная кровать. Из смежной комнаты раздавались какие-то звуки — это Антея Картер стерилизовала судна.

— Мисс Гилби, вы звали меня? Наверное, я не слышала за шумом воды.

— Скоро нам привезут больного, сестра Картер. Оставьте эти судна, ими займется сестра Бретт, когда вернется из столовой. А вы посидите до конца смены с новеньким — ему нужен постоянный присмотр. Для него сейчас особенно опасен неожиданный приступ; как заметите первые признаки — сразу зовите меня!

Антея Картер одернула фартук, поправила шапочку, которая неустойчиво держалась на кудрявых волосах, и произнесла: «Будет сделано». Несмотря на некоторую неряшливость и небольшой опыт, она была хорошей медсестрой. К тому же она очень привлекательна, с улыбкой заметила Луиза, когда Антея уже выходила из комнаты.

Послышались звуки открывающихся дверей лифта.

— Ну вот и они. — Луиза пошла навстречу новому пациенту.

Антея Картер широко открыла двери, чтобы санитар смог ввезти его в палату. Луиза, взяв у сопровождающей сестры историю болезни, взглянула на провозимую мимо нее фигуру. Пострадавший был без сознания. От того, что предстало ее взору, она не могла не вздрогнуть, хотя профессиональный опыт, конечно, подсказывал, что со временем его лицо восстановится и не будет следов от шрамов и ожогов.

— Закери Вест, — прочитала она в истории болезни. — Тридцать четыре года. Доктор Гэлос сказал, что благодаря своему крепкому здоровью он справится с последствиями этой жуткой аварии. Интересно, каким пациентом он окажется?

— Думаю, что непростым, — произнесла сестра, сопровождавшая его из операционной. — Я видела, когда его только привезли… Он тогда был еще в сознании, у нас всех волосы зашевелились от его выражений.

— Обычная ситуация, — отстраненно произнесла Луиза, разглядывая мужчину, лежащего перед ней без сознания.

— Разумеется, но он показался мне очень злобным человеком. Не хотела бы я оказаться на месте виновника той аварии, если он с ним когда-нибудь встретится.

Луиза нахмурилась и захлопнула историю болезни.

— Спасибо, сестра, теперь вы можете вернуться в свою палату. — Сама она пошла проверить, как будут переносить больного с носилок-каталки на подготовленную для него кровать. В его состоянии это нужно было сделать особенно аккуратно, несмотря на то, что он находился без сознания и не мог почувствовать боли.

Когда он уже был устроен, Луиза вернулась в кабинет закончить бумажную работу. Иногда она жалела о повышении, прибавившем ей канцелярских обязанностей, так как гораздо больше любила общение с пациентами.

Перед самым рассветом Луиза сделала еще один обход. Антея Картер по-прежнему сидела возле Закери Веста, занимаясь штопкой своего форменного фартука. Луиза просмотрела записи — каждый час Антея фиксировала его пульс и температуру. График не показал никаких неожиданностей.

— Он не приходил в себя?

— Несколько раз мне казалось, что он вот-вот очнется… — Антея замолчала, заметив слабое движение на кровати. Должно быть, пациенту помешали их голоса. Его веки дрогнули, из-под них показались блестящие глаза. Потом он издал сдавленный крик.

В этом крике Луиза услышала смесь муки и ярости; она наклонилась к нему, шепча слова утешения низким, мягким голосом, не дотрагиваясь до него — она знала, какую боль может вызвать самое легкое прикосновение. Больной обратил на нее дикий взгляд.

— Что вы сделали со мной?..

— Не волнуйтесь, мистер Вест, мы ухаживаем за вами.

— Оставьте меня! — огрызнулся он.

Луиза вздрогнула, как если бы он ее ударил.

— Сестра, сделайте ему укол, — велела она Антее. Минуту спустя пациент опять мирно спал. Луиза вздохнула и вышла из палаты. Вернувшись к себе, она дрожащими пальцами набрала номер другой палаты. — Привет, Бетт, это Луиза. Ну как он?

— Отлично. Ты не беспокойся, он отделался испугом и несколькими синяками, никаких серьезных последствий не будет. Скорее всего, уже сегодня он сможет отправиться домой. Ты навестишь его?

— Да, перед уходом я обязательно зайду.

Луиза повесила трубку; по ее щеке скатилась слеза, которую она яростно смахнула.

Закери Вест был окружен огнем. На него надвигались языки пламени, звенело разбившееся стекло, осколки падали на него, как маленькие кинжалы. Огонь, ослепив, опалил ему кожу.

Я ослеп, я ослеп, я ослеп! — кричал он в своих снах, но никто его не слышал.

Иногда он видел ее: она парила рядом с ним легкая, как белое перышко, как сова, как голубка; она была подобна мечте, ее молчаливое присутствие утешало и успокаивало. Он звал ее из огненного кольца, но она медленно поднялась высоко в воздух и посмотрела на него оттуда. Он любовался ею: длинными черными волосами, красивым нежным лицом, темными голубыми глазами, светившимися добротой и состраданием. Боль отступила, и Закери со вздохом протянул к ней руки.

Она опять исчезла, а он погрузился в ночной кошмар.

Однажды Закери удалось открыть глаза, позвать ее, но он увидел только какие-то чужие лица, рассматривающие его при ужасном желтом свете.

Он озлобленно посмотрел на них. Кто они такие? Что случилось с девушкой в белом? Он пытался задать эти вопросы, но язык не слушался.

Одно из этих лиц наклонилось к нему, говоря что-то, что он не смог расслышать. Это была холодная бледная женщина, она сразу не понравилась Закери, особенно ее стянутые на затылке волосы, маленькие глазки и сжатый рот.

— Где я? Что произошло? — Он снова попытался спросить, но слова превратились в какую-то кашу. Закери сделал еще одну попытку, на этот раз придав голосу обвинительный тон: — Что вы со мной сделали?

Она открыла рот и произнесла что-то, но он не разобрал ни слова. Теперь он хотел, чтобы она ушла. Он так и сказал ей. Она сжалась и обратилась к другой девушке, но слишком тихо — так, что он не услышал ее. Затем Закери почувствовал острую боль. Он вопросительно взглянул на них: что это, что?.. Но они уже ушли, и он опять погрузился в сон, в центр огненного кольца. Ему хотелось кричать, но он не мог: он был скован своей болью. Он всматривался в то, что находилось за стеной пламени, и вдруг перед ним появилась девушка в белом; она нежно улыбнулась, и все его страхи улетучились. Ангел, подумал он. Вот кем она была — ангелом! Как же мне не пришло это в голову раньше? Ну, конечно, я умер и передо мной ангел.

По пути домой Луиза зашла в двенадцатую палату. Пациенты завтракали, читали утренние газеты или просто разговаривали друг с другом. Персонал же был занят своими обычными утренними обязанностями. По этикету, прежде чем зайти в палату, сначала нужно было поздороваться с сестрой, поэтому Луиза направилась в кабинет. Бетт Доулиш, дежурившая ночью, с которой она разговаривала по телефону и с которой когда-то вместе проходила практику, уже ушла, сдав смену другой медсестре. Ее Луиза знала только внешне.

— Да, Доулиш передала мне, что вы зайдете, — кивнула сестра Якобс. — Судя по отчету, который оставила Доулиш, его можно будет выписать уже сегодня днем. Ему повезло, все могло быть гораздо серьезнее. А как второй водитель, ведь его машина загорелась? Я слышала, что он сильно пострадал и сейчас находится в вашей палате. Не знаю, как вы справляетесь с такими тяжелыми больными? Наверное, у вас стальные нервы.

Луиза слегка улыбнулась.

— Я просто привыкла. Наш пациент неплохо провел ночь и, надеюсь, быстро пойдет на поправку.

— Хм, даже если он быстро поправится, пройдет немало времени, прежде чем он полностью восстановится.

— Да, конечно, — согласилась Луиза, вздрогнув. — Ну ладно, я буду держать вас в курсе.

Она подошла к крайней кровати. Там, облокотившись на подушки, сидел мужчина; под глазами на его бледном лице залегли тени. Повернув голову, он смотрел, как она присаживается на стул рядом с кроватью.

— Луиза… — Он с силой сжал ее пальцы. — Он… он?..

— Жив, — помогла она ему закончить предложение. — Не смотри так, он действительно будет жить, папа.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Луиза проспала около шести часов, но сон был беспокоен — она так и не привыкла спать днем. В полдень с трудом вылезла из кровати, съела мюсли с яблоком и выпила чашку чая, но, так и не взбодрившись, решила пойти на свежий воздух и сделать зарядку.

Жила она в небольшой двухкомнатной квартирке, находившейся в нескольких минутах ходьбы от больницы и магазинов.

День выдался солнечным, поэтому сегодня, как бывает только при хорошей погоде, на улицу выползли даже самые заядлые домоседы. Сделав покупки в супермаркете в центре пешеходной зоны, Луиза направилась домой и чуть не столкнулась со спешащей блондинкой ненамного старше ее.

— А, это ты! — Блондинка совсем не обрадовалась встрече, в ее зеленых глазах светилась настоящая враждебность.

— Привет, Нелли, — холодно поздоровалась Луиза: их неприязнь была взаимной. — Отец уже вернулся домой?

— Да! Кстати, ездить за ним пришлось мне, как будто они не могли отправить его домой в машине «Скорой помощи»!

— Больнице и так не хватает машин… — начала было Луиза, но Нелли яростно ее перебила:

— Они забирали его «скорой помощью», почему нельзя было доставить его так же обратно? Мне пришлось отменить назначенную на это время важную деловую встречу. Остается только надеяться, что мы не потеряем из-за этого очень выгодный для нас контракт. Женщина, которая звонила из больницы, настаивала, чтобы кто-нибудь обязательно заехал за ним. Я, правда, не понимаю, почему он не мог добраться на такси или почему, в конце концов, ты не отвезла его домой: все-таки ты там работаешь! Для тебя это не составило бы никакого труда. Они сказали, что ты дома, но я попала только на твой автоответчик!

— Я же дежурю по ночам, днем мне приходится спать, — возразила Луиза, пытаясь не выйти из себя, хотя это становилось все труднее.

— А я вынуждена работать вместо твоего отца, — парировала Нелли. — Если бы не я, то мы бы за год обанкротились! Он оставил дела в таком состоянии…

— Меня не интересуют дела фирмы, скажи лучше, как отец. — Луиза поняла, что сама Нелли не догадается сказать об этом. — Надеюсь, ты не оставила его дома одного: он не должен быть один сейчас, когда он так подавлен.

Нелли рассвирепела.

— Не указывай, что мне делать! Я больше не секретарша твоего отца; теперь я его жена, и меня раздражают твои упреки.

— Мне кажется, ты не понимаешь, какой сильный шок он перенес. С медицинской…

— Ну уж нет! Я не собираюсь тебя выслушивать, я, к счастью, не принадлежу к тем медсестрам, которые беспрекословно тебе подчиняются.

Луизе было очень больно от этой столь неприкрытой антипатии. Ей всегда становилось не по себе, когда она видела эти зеленые глаза. Нелли красива, ничего не скажешь, но для Луизы это была поверхностная красота. С первого дня их знакомства, когда Нелли стала секретаршей в фирме ее отца, в душу Луизы закралось какое-то тревожное предчувствие. Она никогда не думала, что Нелли может заинтересоваться ее отцом, ведь он был старше на добрых двадцать лет! Нет, она просто чувствовала, что Нелли недолюбливает ее по какой-то причине. Поэтому она даже не смогла скрыть своего изумления, когда отец сообщил, что встречается со своей секретаршей.

Она очень надеялась, что сможет полюбить Нелли, что они станут подругами, хотя бы ради отца. Когда она поняла, что он действительно влюбился, то попыталась сдружиться с будущей мачехой, но все ее попытки кончились неудачей. Нелли ненавидела ее и совсем не жаждала наладить отношения с падчерицей.

Подтверждением служила та кислая мина, которая была на ее лице сейчас.

— Если уж на то пошло, то он не один — с ним миссис Норт, она убиралась в доме, и я попросила ее присмотреть за ним. Он решил не ложиться спать, а сел смотреть телевизор. Я не заметила, чтобы с ним было что-то не в порядке, а если он расстроен, то это вполне естественно. Сам виноват — надо было ехать осторожней, ведь он мог даже убить того человека!

Луиза побледнела: она-то знала, что это была правда.

— Слава Богу, этого не случилось!

— А если бы случилось, то эта смерть висела бы, кстати, и на твоей совести! — прошипела мачеха. Луиза вздрогнула — она права, так оно и было. Нелли посмотрела на нее, торжествуя, и добавила со злорадством: — Если бы ты не позвонила и не подняла шум, он не убежал бы с вечеринки и не помчался домой на такой скорости.

Луиза помрачнела. Как бы ей хотелось, чтобы Нелли ошибалась и чтобы это не было именно так, но теперь сожалеть уже было поздно. Если бы она могла, то с удовольствием вернулась бы в прошлое и изменила все, но, увы, это невозможно. Луиза отлично помнит, как в состоянии оскорбленного самолюбия позвонила отцу и он бросился домой, чтобы утешить ее. Если бы он так не поступил, этой трагедии не произошло бы, Закери Вест не лежал бы в больнице на грани жизни и смерти, а отцу не грозило бы обвинение в создании аварийной ситуации… или еще хуже — если Закери не справится с последствиями несчастья. По спине побежали мурашки. А что, если он действительно не выживет? Нет, она не могла позволить себе даже допустить такую возможность.

— Но как же я забыла, ты ведь всегда была испорченной и эгоистичной девчонкой! — продолжала издеваться Нелли.

Луиза молча уставилась на нее, пораженная услышанным обвинением. Неужели она и правда стала эгоисткой? Сейчас она, конечно, понимала, как глупо выходить из себя только из-за того, что отец забыл про твой день рождения и уехал со своей женой в гости; но тогда она чувствовала себя обиженной и оскорбленной. Отец всегда был рассеянным, и приходилось обычно напоминать ему о своем дне рождения, а в последнее время они так редко виделись, что на сей раз она этого не сделала. Примерно неделю назад она позвонила ему, чтобы напомнить и узнать, не смогут ли они поужинать где-нибудь, но его тогда не оказалось на месте, и ей пришлось оставить сообщение через Нелли. Нелли не только ничего не передала отцу, но, даже наоборот, вытащила мужа на один из тех скучных деловых ужинов, которые, как ей казалось, ему очень нравились. Нелли была решительно настроена вытеснить Луизу из его жизни, а отец как будто и не замечал той борьбы, которую две женщины вели за него.

Луиза взглянула теперь на все с точки зрения Нелли. Должно быть, это было нелегко — иметь падчерицу почти такого же возраста, как ты сама, ведь это подчеркивало разницу между мужем и женой, а Нелли, наверное, еще и ревновала Гарри Гилби к дочери, которая всегда напоминала о предыдущей жене.

Луиза была как две капли воды похожа на мать, фотографиями которой были увешаны все стены в доме. Когда ее настиг инфаркт, Анна Гилби была милой сорокалетней женщиной, она умерла, оставив мужу своего единственного ребенка как живое напоминание о той, на ком он женился в двадцать лет. После ее смерти он провел несколько самых одиноких лет в своей жизни. Луиза понимала желание отца жениться во второй раз, даже несмотря на то, что его выбор шокировал ее, как понимала она отчасти и чувства Нелли, но легче ей от этого не становилось. Луиза привыкла быть всегда рядом с отцом, особенно после смерти горячо любимой мамы. Поэтому ей было очень горько разлучаться с ним.

Тем не менее она всеми силами пыталась смириться с решением отца, прежде всего для его блага. Ведь ему тоже нелегко было разрываться между двумя непримиримыми женщинами. А Луизе хотелось видеть его вновь счастливым, независимо от того, как она относилась к его женитьбе на совсем молодой девушке.

Ах, если бы только она так не расстроилась, когда поняла, что отец напрочь забыл про ее день рождения! Но раньше ее дни рождения всегда были особенными, отец так старался угодить ей. Он превращал эти дни в незабываемые: они ходили в необычные места, проводили вместе вечер. Это же был ее первый день рождения с тех пор, как он женился. Она поступила по-детски — узнав, куда он ушел, позвонила и осыпала его обвинениями.

Нет, ей ни в коем случае не следовало так поступать, но как она могла предвидеть, во что выльется ее вспышка?

— Его лишат водительского удостоверения, ты знаешь? — мстительно произнесла Нелли. — Как говорят адвокаты, не менее чем на два года. Но и это еще не самое ужасное. Конечно, я не смогу его постоянно возить, поэтому ему придется нанять шофера. Хоть он и повторяет все время, что надо экономить деньги, он вполне может позволить себе это. Когда я выходила за него, он не был таким жадным. Между прочим, если бы у него был шофер, то ничего бы этого не произошло. Конечно, в его возрасте реакция уже не очень быстрая.

Луиза застыла от удивления.

— Что ты хочешь этим сказать? Ведь ему едва исполнилось пятьдесят!

Когда они поженились, Нелли вовсе не считала его старым. Наоборот, она всегда повторяла, как молодо он выглядит, что он полон энергии и жизненных сил. Действительно, весь последний год Гарри Гилби вел образ жизни, соответствующий этому описанию: он работал и развлекался, не отставая от молодой жены. Когда он не был на вечеринках, то играл в гольф с клиентами, на которых, по мнению Нелли, надо было произвести впечатление.

— Его рефлексы уже не те, — пожала плечами Нелли.

— Может, это из-за того, что он слишком часто ходит на вечеринки! Должно быть, они забирают все его силы! — обвинила Луиза мачеху.

— Правильно, свали всю вину на меня! Скажи еще, это из-за меня он попал в аварию! А на самом деле Гарри обожает светскую жизнь, она нравилась ему даже до того, как он встретил меня! — Зеленые глаза Нелли почти светились от злобы.

Честно говоря, Луиза не могла отрицать этого. Ее отец был очень общительным, он любил находиться в компании, особенно в компании молодых. Неудивительно, что он сразу влюбился в восхитительную блондинку, которая стала его секретаршей. Нелли поощряла его внимание к ней, поэтому он не смог устоять перед ее чарами и ухватился за возможность снова стать молодым.

Луиза вздохнула.

— Да, я знаю. — Бедный отец. Она посмотрела с мольбой на свою мачеху. — Нелли, ну почему мы все время ссоримся? Неужели мы не можем быть друзьями, особенно сейчас, когда отец попал в беду и так нуждается в нас обеих!

Красивое лицо Нелли не смягчилось.

— Ты уже достаточно натворила, оставь теперь нас одних. Забота о Гарри — это мое дело, а не твое. — Она уже повернулась, чтобы уйти, но снова остановилась, вынула из черного кожаного чемоданчика скомканную газету и, протягивая ее Луизе, спросила: — Ты уже видела это?

Не дожидаясь ответа, она ушла, оставив Луизу тупо уставившейся на большую серую фотографию Закери Веста и статью, озаглавленную «Авария сорвала выставку Веста».

Еще более расстроенная и огорченная, Луиза огляделась вокруг в поисках места, где можно было бы присесть. Она доплелась до кафе на другой стороне площади и буквально упала на стул рядом с входом.

— Что вам принести? — спросила появившаяся официантка.

— Кофе, пожалуйста.

— А что-нибудь поесть?

Луиза чувствовала, что голодна и у нее уже даже чуть-чуть кружится голова.

— Может… бутерброд? — пробормотала она, глядя в меню, стоящее в центре столика, накрытого красно-белой клетчатой скатертью. — С сыром и салатом, пожалуйста.

Официантка ушла, и Луиза смогла наконец сосредоточиться на газете. Она как раз закончила читать, когда опять появилась официантка с ее бутербродом и кофе. Дрожащими пальцами Луиза сложила газету и принялась за еду, но ей показалось, что она жует опилки. Последствия аварии были еще хуже, чем она могла себе представить. Оказывается, Закери Вест был художником, и, если верить газете, очень известным: одна его картина стоила бешеных денег.

Когда произошла авария, Закери Вест как раз перевозил в Лондон несколько своих работ для выставки в большой галерее, где обычно собирается высший свет. Эта выставка должна была стать основным событием в мире искусства за этот год. Ее уже давно ждали, потому что Закери Вест долго не выставлялся. Специалистам, да и любителям тоже, было интересно посмотреть, изменил ли он стиль и технику со времени последней выставки. Теперь, как говорилось в газете, об этом никто не узнает: полотна, которым он посвятил четыре года, погибли в безжалостном огне, оставившем самого Закери чуть живым.

Луиза еле добралась домой и сразу, отложив покупки, позвонила отцу.

— Как ты сегодня, папа? — спросила она ласково.

— Ты уже видела газеты? — произнес он сухим дрожащим голосом.

— Отец, не надо…

— Не надо что? — жестко спросил Гарри Гилби. — Не надо смотреть правде в глаза? О Боже, когда я подумаю…

— Не думай об этом, по крайней мере сейчас. Ты еще не отошел от шока, — поспешно вставила Луиза.

— Как я могу не думать об этом? Такой человек — гений, как пишут о нем газеты, — мог бы столько дать людям, а я его чуть не погубил…

— Не говори так! Он выздоровеет и напишет много картин, ведь он еще молод. — Но ее заверения звучали не слишком убедительно, поскольку она сама чувствовала вину, причем гораздо большую, чем ее отец. — В любом случае это моя вина, а не твоя, — добавила она хрипло.

— Твоя вина? Как это может быть твоей виной? Ведь, если мне память не изменяет, я вел машину, а не ты!

— Если бы я не позвонила тебе и не подняла такой шум, ты бы не спешил!

— Все равно это не делает тебя ответственной за происшедшее, Луиза. Я был за рулем, к тому же я выпил. Нет, конечно, я не был пьян, я выпил только немного белого вина. Они проверяли меня на алкоголь и сказали, что я был в норме. Но я-то знаю, что пара бокалов притупила мое внимание: я ехал неосторожно, поворачивал на слишком большой скорости и оказался на его полосе… Но к тебе это не имеет отношения. Я поссорился с Нелли и… Ладно, не обращай внимания. Это была моя вина, и ты не должна винить себя!

Но она не могла не винить себя и была во взвинченном состоянии, когда входила вечером в палату. Ей стоило огромных трудов заставить себя улыбнуться коллеге, Мэри Бэйкер, которая дежурила днем.

— Ты плохо выглядишь. Что-нибудь случилось? — озабоченно спросила Мэри. Она была замужем, у нее было двое взрослых детей, а в больнице она проработала не меньше 15 лет. Общительная и добродушно-веселая, она хорошо относилась к Луизе, которой когда-то помогала освоиться на новом месте.

— Я в полном порядке, — поспешила заверить ее Луиза и постаралась придать лицу соответствующее выражение. Но это было нелегко, поскольку чувствовала она себя неуверенно. — Немного голова побаливает.

— Ты высыпаешься? — строго спросила Мэри. — Надеюсь, мне не надо тебе напоминать, как важен сон, если ты работаешь по ночам.

— Не беспокойтесь, обычно я сплю достаточно. Итак, как сегодня прошел день? Кто-нибудь поступил, кого-нибудь выписали?

Мэри взяла отчет и начала описывать состояние каждого пациента. Когда они дошли до имени Закери Веста, Мэри заметила:

— Он скоро уезжает.

Голубые глаза Луизы широко раскрылись.

— Уезжает? Что вы имеете в виду?

— Он переводится в Лондон, где ему смогут обеспечить лучший уход. Похоже, нас посетила большая знаменитость, — ухмыльнулась Мэри, — сегодня весь день звонили с Флит-стрит[1] и интересовались, как он! Представляешь, некоторые даже хотели приехать сфотографировать его! Мне пришлось сказать, что он без сознания и выглядит не слишком красиво. Если бы он мог, то первый возражал бы против съемок в таком виде. А еще один или два явились прямо сюда, так что мне пришлось даже попросить Джорджа прийти с проходной и вышвырнуть их.

— Но… почему он уезжает от нас? — спросила Луиза, мало интересуясь проблемами с прессой.

Мэри презрительно фыркнула:

— Ну, очевидно, его помощник… или его менеджер… или кто он там… не считает, что эта больница в состоянии обеспечить надлежащее лечение такому известному человеку, поэтому он хочет, чтобы Веста перевели в Лондон, где есть специалисты по пересадке тканей и пластической хирургии. Они забрали бы его уже сегодня, но мистер Гэлос твердо заявил, что состояние пациента не позволит предпринять такое длительное путешествие. Завтра, когда мистер Гэлос будет делать обход, станет видно, можно ли больному отправиться в путь.

Луиза была поражена, она и представить себе не могла, что ему можно разрешить ехать куда-либо, ведь это причинит такую боль.

Ему постоянно делали внутривенные вливания, давали лекарства, чтобы первые несколько дней не были такими тяжелыми. Луиза стояла рядом с ним, глядя на зловещую маску, в которую превратилось его лицо. Именно таким он будет еще много месяцев, пока его состояние не позволит сделать пластическую операцию. Судя по фотографии, опубликованной в газете, раньше он был весьма привлекательным мужчиной. Ужасно видеть его теперь таким.

Как сказала Мэри, слава Богу, он физически силен. Иначе ему бы никогда не пережить эту ужасную аварию. Сейчас же он начал проявлять первые признаки того, что выздоровление уже не за горами.

Закери был крепкого сложения, высокий мужчина с длинными ногами и развитыми мускулами — человек, привыкший к физическим тренировкам или постоянной работе. Нижняя часть тела меньше всего пострадала от огня: на ногах почти не было шрамов, загорелая кожа была покрыта темными волосами.

Неожиданно его веки приоткрылись, и Луиза обнаружила, что смотрит прямо в его глаза, светлые глаза, напоминающие отполированное серебро, расширенные черные зрачки ясно свидетельствовали о наличии наркотических веществ в препаратах, которыми снималась боль.

Профессионализм Луизы взял верх над смущением, которое она испытала, застигнутая за рассматриванием спящего пациента, и она поспешно наклонилась к нему, успокаивающе улыбаясь.

— Как вы себя чувствуете?

Закери Вест даже не сделал попытки ответить. Он смутно помнил ее: это была та бледная, неприятная женщина, которая и раньше стояла у его кровати, правда, он не был уверен, сколько времени прошло с тех пор. Он сомкнул обожженные веки.

Время стало подобно лабиринту, из которого он никак не мог найти выход. Он даже не знал, давно ли находится в таком состоянии; он знал только, что периодически просыпался, но сразу засыпал вновь. Эти короткие моменты, когда он был в сознании, казались ему болезненными и какими-то нереальными. Каждый раз он не мог понять ни где он, ни что с ним произошло, боль вновь и вновь овладевала им. Каждый раз, когда сознание оставляло его, это приносило облегчение, иначе он чувствовал, что все его тело изранено, хотя и не мог точно вспомнить почему. Все, что он помнил, так это то, что однажды, когда он ехал на машине по дороге, его жизнь попросту остановилась и с тех пор была только боль.

— Я сестра Гилби, — произнесла женщина, — я ухаживаю за вами, мистер Вест. Как вы себя чувствуете?

У нее был нежный низкий голос, который, казалось бы, должен успокаивать, но вместо этого вызывал у Закери раздражение. Она думает, что он ребенок, что ли?

Закери с трудом проглотил слюну и понял, что его мучает дикая жажда. «Пить…» — попытался он пошевелить сухими губами. Должно быть, она поняла его, потому что аккуратно просунула ему сквозь зубы трубочку. Он с трудом сделал глотательное движение, и холодная вода потекла в рот. Наконец он утолил жажду и прикрыл уставшие веки.

— Вам очень больно? — задала глупый вопрос эта женщина.

Закери открыл глаза. «А вы как думаете?» — как бы говорил его взгляд.

Он закрыл глаза и вскоре опять погрузился в сон. Девушка по-прежнему кого-то ждала. Ее черные волосы растрепались на ветру, лицо светилось, а улыбка заставила сердце Закери петь. Он радостно заскользил к ней.

На следующий день Дэвид Гэлос впервые осматривал Закери, когда тот был в сознании, и хирург смог с ним поговорить:

— Ваш менеджер, мистер Картни, хочет, чтобы вас перевели в Лондон, в больницу, специализирующуюся на пластической хирургии, но я боюсь… хотя вам уже лучше и я ручаюсь, что вы быстро пойдете на поправку, в настоящее время я не уверен, что могу вам разрешить такое длительное путешествие.

Взгляд Закери не выражал никаких эмоций, он произнес только:

— Понятно.

Похоже, его нисколько не тронула новость, которую Дэвид Гэлос сообщил ему с дружеской, ободряющей улыбкой.

— Мы сделаем для вас все возможное, мистер Вест. Мы пытаемся обеспечить вам необходимый уход.

— Я был слишком накачан лекарствами, чтобы заметить, — произнес Закери неожиданно четко.

Дэвид Гэлос рассмеялся.

— Ну без этого первые несколько дней не обойтись, чтобы вы не двигались слишком много и чтобы смягчить последствия шока. Теперь дозировка будет с каждым днем все меньше, мы же не хотим, чтобы вы стали наркоманом.

Дэвид опять рассмеялся. Закери промолчал. Потом он мрачно заметил:

— Вряд ли это случится, я ненавижу находиться без сознания.

— Конечно. Мне приятно видеть, что вы так быстро выздоравливаете. Я приду проведать вас еще завтра, немного пораньше. А вы скрестите пальцы, чтобы на этот раз у меня был спокойный уикенд.

Он снова рассмеялся. В серых глазах Закери мелькнуло что-то похожее на улыбку.

— Думаю, мне это будет пока трудновато.

Дэвид не сразу понял, что пациент имеет в виду. Потом, ухмыльнувшись, он произнес:

— Да, скорее всего, вы правы.

Руки Закери были сильно обожжены и наверняка ужасно болели.

Разговаривая вечером с Луизой, Дэвид не мог не заметить:

— Я очень уважаю этого человека, у него огромная сила воли. Мне попадались пациенты, у которых не было и половины тех ожогов, что покрывают тело Веста, но они без конца ныли и жаловались. То, что он шутит, находясь еще в столь тяжелом состоянии, говорит о сильном характере. Не думаю, что я бы смог так держаться на его месте. — Он сморщился. — Даже не думаю, а уверен. Сама мысль о том, что у меня были бы такие раны, приводит меня в ужас. Скорее всего, именно поэтому я выбрал пластическую хирургию. Мой отец серьезно пострадал в результате химического взрыва, когда мне было всего десять, и я не могу забыть его вид неделю спустя. Еще много лет после этого я видел кошмары по ночам, мне казалось, что это был я, закутанный в несколько слоев бинта.

Луиза взглянула на него.

— Бедненький Дэвид, как тебе, наверное, было страшно тогда. — Он никогда раньше не рассказывал эту историю, которая показала ей Дэвида с другой, незнакомой, стороны.

Немного покраснев, он улыбнулся и, пожав плечами, встал.

— Ну ладно, я пойду домой. Больше оперировать некого, так что я могу немного поспать. Увидимся завтра. Ждешь с нетерпением?

Луиза оживилась.

— Еще бы. Я так люблю танцевать, а не была на танцах уже сто лет. Я, кстати, собираюсь по этому случаю купить новое платье!

— Чтобы пойти со мной? Я польщен! — Его взгляд потеплел.

Поход в магазин Луиза отложила до самого последнего момента, до полудня субботы, но в Винбери был только один хороший магазин одежды, так что ей не понадобится много времени, чтобы выбрать платье. Ей посчастливилось наткнуться на восхитительное темно-голубое шелковое платье с глубоким вырезом. Платье было длинное, с тремя шуршащими светло-розовыми кружевными нижними юбками и такого же цвета шелковой розой, приколотой к талии. А шелест нижних юбок при ходьбе привел ее в полнейший восторг.

— По-моему, оно смотрится как старинное, вам не кажется? — заметила продавщица. — Ваша прическа очень подходит к нему. Очень красиво — низкий пучок. Конечно, некоторые раньше носили еще локоны, но, наверное, это больше идет молодым девушкам, а не женщинам вашего возраста.

Луиза рассмеялась. Продавщице, скорее всего, не было и двадцати, поэтому неудивительно, что Луиза в свои двадцать семь казалась ей уже старой. Луиза вдруг почувствовала, что она состарилась, даже не заметив этого. Двадцать семь — это не так уж и много! Почему она не может сделать себе локоны, если ей хочется именно такую прическу?

Вернувшись домой, Луиза приняла душ, вымыла голову и закрутила волосы с помощью электрических бигуди, которые ей когда-то подарили, но которые так и лежали без дела.

Одевшись, она стояла перед зеркалом, покусывая губы. Теперь она выглядела совсем иначе. Она покраснела — что, черт возьми, она с собой сотворила! Она почувствовала себя нелепо и обязательно попыталась бы сделать свою обычную прическу, если бы ее раздумья не прервал приезд Дэвида.

Он уставился на нее.

— Луиза? Боже! Я с трудом тебя узнал. Твои волосы…

Луиза застонала.

— Они ужасны? Я даже не знаю, что заставило меня сделать эту прическу. Но…

— Мне очень нравится.

Она неуверенно прищурилась:

— Правда?

— Она подходит к платью. — Он протянул ей свою красивую руку, карие глаза тепло улыбались, и добавил: — И, между прочим, это очень сексуальное платье.

Покраснев, она засмеялась. Дэвид нежно улыбнулся, легко сжимая ее тонкие пальцы.

— Румянец тоже сексуален.

— Не смейся надо мной, Дэвид Гэлос! — потребовала она, покраснев еще больше.

— Я и не смеюсь, я говорю то, что есть на самом деле. Когда ты покрываешься румянцем, то выглядишь особенно женственно и беззащитно, мне так хочется тебя оберегать…

— Оберегать? Это в наши-то дни, да в моем возрасте? — спросила она с сомнением в голосе.

Дэвид недовольно нахмурился.

— Знаю, знаю, это уже давно вышло из моды — открывать дверь перед женщиной, вставать, когда она входит в комнату… Ну конечно, теперь над этим смеются. Но я все-таки человек старомодный. Мне нравится, что женщины еще не стали мужчинами, и я не вижу причины, почему мне надо за это извиняться.

— Я тоже не вижу, — улыбнулась Луиза. За время их совместной работы она уже убедилась, что он всегда относился к женщинам с большим уважением.

Он тоже в ответ улыбнулся.

— Именно твоя женственность и привлекла меня.

Луиза удивленно уставилась на него. Он никогда не говорил ей об этом. Она всегда поражалась, как он смог дожить до тридцати пяти лет, так и не женившись, ведь, будучи очень привлекательным, он имел большой успех среди медсестер. Конечно, у него были девушки, но в конце концов их немногочисленные свидания так и заканчивались ничем. Может быть, между ним и девушками всегда стояло то, что свое основное время он должен был ежедневно проводить на работе и именно ей посвящал большую часть своего внимания?

Дэвид всегда держался просто, даже в медицинском халате, он совсем не относился к строгим хирургам прошлого поколения. Он был неспособен смотреть на всех свысока; его теплая улыбка и дружелюбие быстро сделали его самым любимым врачом в больнице. Но сегодня он выглядел по-особенному в своем вечернем костюме. Черный пиджак и такие же брюки делали его очень стройным, а безукоризненная белая рубашка и черный галстук придавали ему особое очарование.

Его губы удивленно изогнулись.

— Луиза, ты что так разглядываешь меня? Или я шокировал тебя своими откровениями?

Она с улыбкой покачала головой.

Дэвид крепче сжал ее руку и притянул ближе, наклонив к ней голову. Она непроизвольно подняла лицо навстречу ему. Но не успели их губы соединиться, как зазвонил телефон. Оба недовольно замерли.

— Не бери трубку! — попросил Дэвид.

— Ты же знаешь, я должна ответить, это может быть отец.

Дэвид выругался.

Это был не отец, звонили из больницы. Она повернулась и со вздохом передала трубку Дэвиду.

— Извини, — проговорила она, когда он неохотно взял ненавистную трубку.

— Гэлос у телефона. — Он послушал, что ему говорили, затем произнес: — Давно?

Луиза наблюдала за ним, бессознательно теребя в руках свой черный бархатный жакет. Она решила, что, если Дэвида вызовут в больницу, одна она на танцы не пойдет.

Он повесил трубку с кислой миной.

— Я же просил тебя не отвечать!

— Я не думала, что тебя могут вызвать.

— Дело в том, что один из моих пациентов три дня ждал операции: его состояние было нестабильным и я не хотел рисковать. Сегодня им кажется, что уже можно делать операцию, но Колин Докинс хочет со мной проконсультироваться перед тем, как может наступить ухудшение.

— Скорее всего, он просто хочет свалить на тебя операцию, — сухо заметила Луиза.

— Да, я тоже так думаю. Он боится брать на себя ответственность.

— А что будет с нашими танцами?

— Разумеется, мы пойдем. Только по пути мы заскочим в больницу, я осмотрю больного и решу, стоит ли Колину его оперировать.

— В любом случае это лучше, чем откладывать на завтра.

— Не думаю, что в этом случае вообще можно ждать, ну посмотрим.

Когда они подъехали к больнице, Дэвид спросил:

— Подождешь в машине?

— Ну уж нет, — покачала она головой, — ты можешь уйти и застрять. Лучше я поднимусь к себе и выпью чашечку кофе с сестрой Дженкинс.

— И покажешь свое платье? — поддразнил он ее.

— Почему бы и нет? — кокетливо улыбнулась Луиза.

Они вошли в больницу, и она, шурша юбками, пошла вдоль коридора, наслаждаясь эффектом, произведенным на пробегавшую мимо медсестру.

Луиза нашла Хелен Дженкинс в палате. Та проверяла, чтобы сиделка правильно давала больным вечернюю порцию лекарств. Хелен даже рот разинула от удивления, увидев Луизу.

— Думаешь, без тебя мы тут не справимся?

— Дэвида вызвали осмотреть пациента. Я надеялась, что мы с тобой тем временем попьем кофейку, — с улыбкой объяснила Луиза.

— Ставь чайник, я сейчас уже заканчиваю, — обрадовалась Хелен.

— Какое потрясающее платье, сестра! — не удержалась от восхищения сиделка.

— Большое спасибо. Сегодня его дебют.

— Оно очень идет вам, — похвалила девушка, любуясь прической Луизы.

Хелен тоже приняла активное участие в осмотре.

— Я никогда не видела, чтобы ты раньше так укладывала волосы.

— А я и не укладывала. Это своего рода эксперимент, но не думаю, что мне захочется его повторить, — задумчиво произнесла Луиза.

— Почему? Ведь получилось так здорово! — поспешила уверить ее сиделка.

Хелен тоже закивала головой.

— И мне очень нравится, ты совершенно преобразилась!

Немного покраснев, Луиза поблагодарила девушек и собралась выйти из палаты, как вдруг ее что-то остановило. Она посмотрела на постель Закери Веста и заметила, как он слегка зашевелился. Она поспешила к нему. Его глаза были открыты.

— Вы звали, мистер Вест?

Он молча уставился на нее.

Луиза попыталась еще раз:

— Мне показалось, вы что-то сказали, мистер Вест.

Не ответив, он закрыл глаза. Потом вдруг тихо пробормотал:

— У меня галлюцинации! Я схожу с ума! Боже, помоги мне!

Луиза с трудом разобрала его слова.

Его глаза снова неожиданно открылись. Он вздрогнул, увидев ее рядом с собой. Она улыбнулась ему, как она надеялась, успокаивающе.

— Я могу для вас что-нибудь сделать, мистер Вест?

— Ради Бога, убирайтесь! Я больше не выдержу! Уходите!

Луиза была настолько удивлена его гневным выпадом, что безропотно повиновалась и, шелестя нижними юбками, она удалилась из палаты.

К своему ужасу, она обнаружила, что плачет. Что это со мной? — удивилась Луиза и начала рыться в сумочке в поисках бумажной салфетки. Конечно, утешала она себя, он не владеет собой, ведь ему очень больно. Но странно, он же не первый пациент, который нагрубил тебе, так что же ты ревешь?

Она начала готовить кофе, но ей так и не удалось выпить его, потому что, как только пришла Хелен, зазвонил телефон. Это был Дэвид.

— Готова?

— Да, конечно, — сказала она, к своему стыду обнаружив, что ее голос звучит неуверенно. — Как твой пациент?

— Еще не готов к операции. Увидимся через несколько минут в машине.

Она повесила трубку.

— Извини, Хелен, Дэвид освободился раньше, чем я думала. Сегодня еще увидимся.

— Да, конечно, веселись, но возвращайся не слишком поздно, — улыбнулась ей Хелен.

Направляясь к выходу, она задержалась немного, чтобы посмотреть на Закери Веста. Казалось, он опять погрузился в сон. Она вздохнула и поспешила к машине.

Как они и подозревали, их совместное появление на приеме в лучшем отеле Винбери произвело небольшой фурор. Все знали, что они встречаются, но то, что они пришли вдвоем, было своего рода демонстрацией их намерений относительно друг друга. Теперь они официально стали парой. Одна ее приятельница даже не удержалась от замечания:

— Когда будешь выбирать подружку невесты, не забудь обо мне.

— Оставь, Джейн! Мы встречаемся всего несколько месяцев, свадьба пока совсем не входит в наши планы, — не выдержала Луиза.

— В твои, может, и не входит, но в его входит точно! Я видела, как он смотрит на тебя, — не отступала Джейн Дорсет.

Луиза смутилась, что вызвало у всех смех. Она в очередной раз с досадой спросила себя, почему всегда так легко заливается краской. Дэвиду это кажется очаровательным признаком женственности, для Луизы же это было проклятием.

После танцев Дэвид довез ее до больницы, когда уже было половина второго.

— Понравилось? — спросил он, припарковав машину и выключив двигатель.

Луиза кивнула.

— Я прекрасно провела время, это был чудесный вечер; жаль только, что мне нужно возвращаться на работу.

После сытного ужина — вкусной жареной утки, фаршированной вишней, шоколадно-апельсинового мусса, шампанского, — шуток с друзьями, танцев с Дэвидом под прекрасную музыку, естественно, не хотелось опять облачаться в униформу и приступать к шестичасовой смене.

— И мне очень жаль. Если бы ты была свободна остаток ночи, то мы могли бы получше узнать друг друга… — мягко произнес Дэвид, и предательский румянец снова покрыл ее лицо, отчего он не смог сдержать улыбку. — Ты такая смешная, Луиза, — прошептал он, нежно поглаживая ее щеку и медленно откидывая ее голову назад.

Их губы соединились, и Луиза прикрыла глаза. Однако она не могла полностью отдаться поцелую Дэвида: какая-то ее часть оставалась холодной, равнодушной. Она чуть отодвинулась, хотя и не оттолкнула его.

Через несколько секунд он отпустил ее и неуверенно взглянул.

— Я выбрал не то время, да?

— Извини, Дэвид, наверное, я не в настроении… Лучше пойду на работу, — виновато проговорила она.

Он ободряюще улыбнулся.

— Ничего, в другой раз. Тебе уже надо переодеваться. Спокойной ночи, Луиза.

Как только Луиза облачилась в ненавистную униформу и проводила Хелен Дженкинс, то пошла в палату навестить Закери Веста.

Он спал. Она постояла рядом, наблюдая за ним и пытаясь понять странное желание его видеть, которое владело ею весь вечер, пока она ела, смеялась, болтала, танцевала. Тело было с Дэвидом, но душой она стремилась сюда, к этому агрессивному человеку, к которому испытывала столь противоречивые чувства.

Долго не задерживаясь, она пошла проверять других больных, затем занялась бумажной работой в своей комнатке. Но время от времени она прерывалась и выглядывала, чтобы посмотреть на Закери Веста, вздыхала и принималась опять за работу, удивляясь собственным чувствам.

Закери Вест пробыл у них еще всю следующую неделю. С каждым днем он становился все крепче и готовился к путешествию в Лондон. Теперь все зависело от Дэвида, который должен был оценить состояние пациента и разрешить переезд. Луиза хотела, чтобы он разрешил. Ей станет легче, если Закери Веста не будет поблизости.

Станет ли? Она хотела, чтобы он уехал, но с каждым днем ей было все тяжелее по мере того, как приближалось время его отъезда. Каждый вечер, когда Луиза приходила на работу и видела Закери в палате, она ощущала нечто похожее на облегчение.

Спустя 12 дней после аварии она вошла в палату и увидела на месте Закери другого пациента. Он уехал.

Луиза застыла посреди палаты, по спине пробежал неприятный холодок, она покачала головой и вышла. Слава Богу, теперь ее жизнь войдет в нормальное русло и она сможет навсегда забыть Закери Веста.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Прошел не один месяц, прежде чем Луиза снова услышала о Закери Весте. Но это не значит, что на протяжении всего времени она совсем не думала о нем, наоборот — он возникал в ее памяти в самые неожиданные моменты, как если бы прятался в ее сознании и выскакивал, когда она была занята чем-то другим.

Каждый раз это было подобно шоку — кровь стыла в ее жилах, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Было бы понятно, если б она любила этого человека, но ведь он ей даже не нравился. Он был тяжелым пациентом, и она подозревала, что причина была вовсе не в его болезни: будь он абсолютно здоров, был бы таким же грубым и бесцеремонным. Фотография, которую Луиза видела в газете, говорила об этом довольно ясно. Судя по той же фотографии и статье под ней, он был трудным человеком.

Она никак не могла понять, почему не может его забыть, и это злило ее.

Отец больше ни разу не говорил ни о нем, ни о случившемся. Судебное разбирательство назначено еще не было — очевидно, накопилось слишком много дел по дорожно-транспортным происшествиям. Поэтому Гарри предпочел до получения повестки в суд не вспоминать о пережитом. Луиза понимала его. Она пыталась сделать так же, но почему-то у нее не получалось.

С Дэвидом она виделась, как только у них появлялось свободное время, то есть не слишком часто — причиной тому была их работа. Теперь она понимала, почему Дэвид до сих пор не женился. Ему было попросту не до этого, больница и пациенты полностью поглощали его: когда он был свободен, то говорил о работе, а когда работал, то был так поглощен ею, что становился глух и слеп ко всему остальному.

В общем-то, Луиза была не против. Их спокойные отношения без страстных порывов вполне устраивали ее, как устраивали они и Дэвида. Нежность и ум — вот и все, что Луизе было нужно в мужчине. Поэтому еще более странным казалось, что она не может выкинуть из головы Закери Веста. Ведь он не принадлежал к тому типу спокойных и здравомыслящих мужчин, который ей нравился.

Он был непредсказуем: как завывания ветра, как грохот грома после блеснувшей молнии. Луиза всегда боялась грозы, как, впрочем, и сильного ветра. Должно быть, Закери Вест беспокоил ее именно поэтому.

Перед самым Рождеством Луизе позвонил отец, почти подняв ее с кровати.

— Надеюсь, я не разбудил тебя. Ты сегодня работаешь или мы могли бы вместе пообедать? Последнее время мы почти не виделись; к тому же нам надо поговорить о Рождестве. Какие у тебя планы?

— В само Рождество я работаю, но у меня есть несколько выходных после. — Луиза не заговаривала сама об этом с отцом, так как подозревала, что Нелли будет не в восторге видеть падчерицу в праздники, и не хотела вынуждать отца признаваться в этом.

— Ладно, когда мы сможем встретиться и поговорить об этом?

— Давай сегодня, вечером я свободна.

— Предлагаю пообедать в «Вишневом дереве».

— Идет! — Это был самый новый ресторан в Винбери, где они недавно побывали с Дэвидом и где им очень понравилось. — Это совсем недалеко от меня, так что я смогу даже дойти пешком и встретить тебя уже в ресторане.

— Ну и отлично, кстати, будем только мы с тобой, — произнес Гарри Гилби как бы между прочим. Луиза все поняла: отец имел в виду, что Нелли не придет. Она обиженно скривила губы — лучше бы он просто сказал, что мачеха избегает ее общества. Собственно, Луизе тоже не особо хотелось ее видеть. Она испытала огромное облегчение, узнав, что в этот раз не придется чувствовать на себе неприязненный взгляд Нелли, но постаралась не выдать свою радость.

— Во сколько мне прийти, отец?

— Может, в половине восьмого?

— Отлично, я буду.

Луиза надела шерстяное платье, которое, как она знала, нравилось отцу: голубое простого покроя с длинными рукавами. Оно шло ей и подчеркивало стройную фигуру.

Когда она приехала, отец уже ждал. Он был почти такого же роста, как и она, стройный, в хорошей форме, он до сих пор играл в сквош [2] и теннис, каждый день плавал, хоть на висках, как она впервые заметила, начала пробиваться седина.

Его костюм по последней моде, так же как рубашка, галстук и ботинки, подошел бы скорее молодому человеку, а не отцу взрослой дочери. На беглый взгляд он выглядел очень молодо, и только при более пристальном рассмотрении становилось ясно, что перед вами человек, которому уже стукнуло пятьдесят.

У Луизы защемило сердце. Ну почему это было для него так важно — оставаться молодым? Он был ее отцом, и она любила его, и ей было больно видеть, в какой безрезультатной борьбе он пытался победить. И дело было не в его одежде, а в его страстном нежелании вести себя и выглядеть на свой возраст.

Он встал, чтобы поцеловать дочь.

— Ты выглядишь прелестно, дорогая.

— Спасибо, ты тоже неплохо выглядишь. — Это была не совсем правда. Появившиеся на лице морщины ясно свидетельствовали об испытываемых волнениях и усталости. После аварии его возраст начал напоминать о себе.

— Спасибо, Луиза. — Он натянуто улыбнулся. — Мы сразу пойдем за стол или выпьем аперитив в баре?

— Сначала выпьем, — весело произнесла она, надеясь немного встряхнуть его. Он теперь всегда такой или что-то случилось недавно?

Гарри взял виски. Луиза заказала белого вина. Официант принес меню, и они стали выбирать блюда, потягивая напитки.

Только когда заказ был уже сделан, отец заговорил:

— Луиза, я тебя позвал, чтобы поговорить о… Рождестве… дело в том… — Он покраснел, не смея взглянуть ей в глаза. Поняв, что он собирается сказать, она остолбенела.

— Нелли не хочет, чтобы я пришла? — выдавила она с трудом.

Отец вздрогнул:

— Все совсем не так, дорогая!

Луиза усмехнулась.

— Отец, давай будем говорить откровенно. Нелли бы устроило, если бы я просто исчезла. Пожалуй, я так и сделаю, если это облегчит твою жизнь.

— Не говори так, Луиза! — произнес он жестко.

Она накрыла его руку своей.

— Прости меня, — забудь, что я сказала. Не беспокойся за меня. В любом случае мне, скорее всего, придется работать в Рождество. А ты же знаешь, в Рождество мы заняты в два раза больше, чем в течение всей недели.

Какой смысл еще больше усложнять ему жизнь? Он влюбился в девушку вдвое моложе себя, женился на ней и теперь столкнулся с последствиями. Нелли была непреклонна. Она не собиралась делить мужа с дочерью, которая так сильно походила на его первую жену. Ей хотелось, чтобы для Гарри существовала только она, Луизе же не было места в их жизни. А он в свою очередь не мог противостоять ей, он был слишком мягким человеком. Ему нравилось наслаждаться жизнью, а не превращать ее в поле брани. Если намечалась какая-то ссора, Гарри предпочитал заранее отдать Нелли победу. Разумеется, это было глупо. Чем больше он ей давал, тем более жестокой и безжалостной она становилась. Луиза видела, что он не способен постоять за себя, а Нелли с радостью пользуется этим.

Отец тяжело вздохнул.

— Мы всегда так хорошо встречали Рождество.

— Да-а, действительно. — Луиза тоже вздохнула.

Несколько минут они просидели молча. Наконец Гарри Гилби произнес:

— Видишь ли, дело в том, что… Нелли хочет, чтобы мы поехали на Рождество за границу, в Швейцарию. Она слышала от своих друзей о каком-то фантастическом отеле. Они тоже едут. Мы могли бы, кроме того, покататься на лыжах, если будет снег.

— Звучит заманчиво, — порадовалась за отца Луиза. Раньше они часто ездили на каникулы в Австрию и Швейцарию. Ей все там нравилось — и красивые пейзажи, и возможность покататься на лыжах в свое удовольствие, не говоря уже о веселых компаниях, в которых они проводили вечера.

— Если бы только… Мне бы хотелось, чтобы ты тоже поехала, но…

— Как-нибудь в другой раз, отец, — постаралась она произнести весело.

Подошел официант:

— Ваш столик готов, сэр.

По пути к столику Луиза сменила тему, начав рассказывать о новой пациентке с самодержавными замашками, которая уже успела сделать жизнь персонала невыносимой.

— А однажды она заявила Антее Картер: «Мои анализы — не ваше дело, и я не собираюсь отвечать на такие неприличные вопросы». А Антея ответила: «Ладно, но, пока вы не ответите, ваша операция откладывается!» Надо было видеть лицо миссис Аббот в ту минуту.

Гарри Гилби рассмеялся, его лицо смягчилось.

— Ей нужна серьезная операция?

— Нет, совсем пустяковая, она легко должна ее перенести, ведь она крепка, как старая добротная обувь, а Дэвид — отличный хирург.

Отец тут же бросил на нее изучающий взгляд.

— Это серьезно, дорогая? Я имею в виду, ты и Дэвид?

Она покраснела, ее нежная кожа опять подвела ее.

— Это означает «да» или «нет»?

— Мне он очень нравится, но мы никогда не говорили о свадьбе, если ты об этом хочешь спросить, — по крайней мере пока не говорили.

— Кто из вас все еще сомневается? — спросил он, пристально наблюдая за дочерью, пытаясь прочитать ответ по выражению ее лица. Он был уверен, что Луиза влюблена: в ней что-то изменилось, хотя он не мог точно определить что. Может быть, глаза, превратившиеся в последнее время из голубых в почти синие? Может, задумчивая улыбка?

Луиза криво усмехнулась.

— Мы оба слишком заняты, чтобы думать об этом. Для нас важнее всего сейчас карьера. Может быть, когда-нибудь… но не сейчас.

Отец нахмурился.

— Я знаю, насколько серьезно ты относишься к своей работе, но разве ты не сможешь работать, выйдя замуж! Неужели, Луиза, тебе не хочется детей? Ты так хорошо ладишь с ними; держу пари, что хочется.

— Да, конечно, — согласилась она, опять состроив кислую мину. — Но… я не знаю… мне кажется, лучше не спешить с этим.

— Может быть, просто Дэвид не подходит тебе? — вслух размышлял отец. — Когда ты по-настоящему влюбишься, ты захочешь выйти за этого мужчину как можно скорее и как можно скорее родить ему детей.

Она посмотрела на него с упреком.

— Ах, отец! Какое старомодное представление о любви! Теперь все женщины мечтают о карьере; они уже могут сами о себе позаботиться. Им больше не надо искать мужчину, который будет зарабатывать для них деньги!

— Но им по-прежнему нужна любовь, — сказал он со вздохом, и лицо его омрачилось. Он думает о Нелли, поняла Луиза, наблюдая за ним с сочувствием.

Официант забрал их тарелки и снова наполнил бокалы вином.

— А теперь, Луиза, скажи, что бы ты хотела получить на Рождество? — спросил отец, и она смогла расслабиться, полагая, что теперь они будут просто наслаждаться обществом друг друга и на время забудут о своих проблемах.

Так и получилось, но только до тех пор, пока час спустя они не покинули ресторан и Гарри Гилби не сказал то, что, как Луиза позже осознала, тяготило его весь вечер:

— Между прочим, по моему делу наконец-то назначено слушание.

Она посмотрела на его лицо, мертвенно-бледное в желтом свете фонаря.

— Когда?

— В конце января.

— Им понадобилось столько времени!

Он попытался сделать вид, что не придает этому значения.

— Глупо, правда?

— По-моему, это не глупо, а жестоко — заставлять людей столько времени проводить в страхе, ожидая, что им уготовано.

Он вздохнул.

— Да. Это случилось еще прошлой весной — авария, я имею в виду. Почти год ожидания. Слава Богу, что я хоть прошел тест и подтвердилось, что я не был пьян, а то ситуация была бы в сто раз серьезнее.

Луиза взволнованно спросила:

— Что говорит твой адвокат? Каковы твои шансы?

Он пожал плечами.

— Возможно, я лишусь прав на несколько лет, это в лучшем случае; а может, придется заплатить огромный штраф. Он говорит, что сейчас гадать бесполезно. Все зависит от суда. — Он замолчал, взглянув на часы. — Я провожу тебя до квартиры и вызову оттуда такси; ты не против?

— Нет, конечно. Ты теперь так? На такси?

Он кивнул.

— Я не садился за руль после аварии. На моей совести ужасные раны, которые я нанес тому человеку: ведь я разрушил его жизнь.

— Не говори так, отец! Наверняка он уже сделал пластическую операцию и сейчас поправляется. Я видела ожоги и похуже, чем у него. Было всего двадцать процентов…

— А разве это не ужасно?

— Естественно, но ты же не специально, это был несчастный случай!

Он уже не слушал ее, его взгляд затравленно перебегал с места на место.

— А еще я уничтожил картины. Он известный художник, а это были его лучшие работы, он работал над ними не один год… все исчезло в огне. Как, должно быть, он ненавидит меня.

— Уверена, что он не испытывает к тебе ненависти: он же понимает, что это был несчастный случай! Перестань терзать себя!

Стон вырвался из его груди.

— Ты не понимаешь, ты не знаешь… Луиза, я должен сказать тебе, мне надо кому-то сказать… а Нелли я не решаюсь, иначе она сойдет с ума. Я содрогаюсь, когда представляю, что с ней будет, когда она узнает, а она обязательно все узнает во время разбирательства.

Он был в панике. Луиза взяла его руку в свою и успокаивающе сжала ее. Тем временем они уже добрались до квартиры.

— Уверена, что все не так ужасно, как тебе видится. Давай лучше зайдем ко мне и все обсудим.

Он кивнул, и она поняла по его лицу, что ему было сейчас нужнее всего — довериться кому-нибудь, кто постарается понять его. Он последовал за ней в квартиру. Она включила электрический камин, чтобы в комнате было поуютнее. У нее было центральное отопление, но холодной ночью приятно ощущать еще и дополнительное тепло. Потом она прошла в нишу, где располагалась кухня, чтобы приготовить кофе.

Луиза поставила поднос с чашками на низкий журнальный столик перед камином.

— Отец, садись и выпей кофе.

Он, как ребенок, послушно сел в одно из кресел, сжимая обеими руками чашку, словно продрог до костей и хотел согреть замерзшие руки.

— А теперь объясни мне, в чем заключается проблема, — настойчиво, хоть и с улыбкой, произнесла она. Наверное, он опять скажет что-нибудь вроде того, что чувствует свою огромную вину за аварию.

— Я забыл выплатить страховку, — неожиданно произнес он.

— Что? — глупо переспросила дочь.

— Срок прошлой страховки истек, и я собирался послать им чек, чтобы обновить ее, но постоянно забывал, — объяснил ей отец.

— Боже! — Она начала понимать, что это могло означать. Луиза побледнела и почувствовала холодок, пробежавший по спине.

— Если суд решит, что я виновен в происшествии, то я вынужден буду выплатить всю сумму сам, — нетвердо добавил Гарри Гилби.

Она была слишком поражена, чтобы как-то отреагировать, и он мрачно кивнул.

— Закери Вест отсудит у меня все до последнего пенни!

— Ох, отец! — только и смогла она выдохнуть в ужасе.

— А когда об этом узнает Нелли, она бросит меня, — пробормотал он.

— Конечно, она не сделает этого! — запротестовала Луиза, хотя сама подозревала, что именно так и будет. Ведь Нелли вышла за отца из-за денег, следовательно, если он их лишится, она уйдет от него. Нахмурившись, Луиза спросила: — Но не заставят же они тебя выплатить все сразу, они предоставят кучу времени!

— Может быть, но… видишь ли, я уже заложил дом. Мне срочно нужны были деньги… на медовый месяц… Ей хотелось поехать в кругосветное путешествие, оно было действительно чудесным, но очень дорого стоило. А потом ей захотелось свою собственную машину. Ведь она ей действительно нужна?!

— «Порше», если я не ошибаюсь? — сухо уточнила Луиза.

Он покраснел от взгляда дочери.

— Понимаешь, ей неудобно из-за того, что раньше она была моей секретаршей; теперь она считает, что людям надо показать, что ситуация изменилась. Ей пришлось приобрести новые туалеты, и, конечно, она не могла больше ездить на своей старой развалюхе.

Луиза вспомнила, что после свадьбы Нелли носила одежду только от хороших модельеров. Она вообще любила дорогие вещи. Она испытывала трепет перед ними, ей нравилось тратить много денег, ведь раньше у нее никогда их столько не было. Если бы отец действительно был богат, это не имело бы значения; ему доставляло удовольствие покупать жене все, что ей хотелось. Но когда ему приходилось занимать деньги, чтобы оплачивать никому не нужную роскошь, то дело коренным образом менялось! Интересно, Нелли знает об этом?

— Это еще не все. Я понес большие расходы, — отрывисто продолжал Гарри Гилби. — Мы сделали новую пристройку к фабрике, когда заключили тот испанский контракт, — Луиза, мы должны были это сделать! Нелли права: ты или развиваешься, или стоишь на месте. Поэтому я занял еще и для фабрики. Чтобы оплатить нововведения.

— Сколько? — в ужасе спросила Луиза.

Он нерешительно сглотнул и выпалил:

— Четверть миллиона.

Она закрыла глаза.

— Отец!

Из его груди опять вырвался стон.

— Я знаю, я был идиотом.

Луиза пристально посмотрела на него, затем произнесла с печальной улыбкой:

— Нет, просто ты был влюблен, а Нелли очень красива.

Он довольно улыбнулся.

— Да, она красива. И умна. У нее возникают гениальные идеи, касающиеся бизнеса; она сказала, что нам нужно модернизироваться, иначе мы пойдем ко дну. Это правда — я не уделял фирме достаточно времени с тех пор, как умерла твоя мать. В течение многих лет она просто существовала. Фабрика уже не отвечала современным стандартам, а склада у нас вообще не было. Стоило Нелли взять дело в свои руки, и все изменилось.

— Но если тебе придется заплатить ущерб, причиненный Закери Весту, то ты будешь в долгах до конца жизни! — размышляла Луиза вслух.

— Я вообще не смогу заплатить, — ровным голосом произнес он. — Если бы был заложен только дом, это еще полбеды, но с двумя долгами… Едва ли я смогу выплатить их оба. В моем возрасте я могу взять только краткосрочную ссуду на десять лет, что подразумевает, естественно, огромные проценты.

Она вздрогнула, представив, какие проценты ожидают отца.

— А сколько еще надо выплатить?

— Большую часть. Если мне надо будет возместить ущерб, причиненный Закери Весту, то с домом придется расстаться. А может, и с фирмой тоже. Все зависит от того, как суд оценит ущерб и сколько времени они мне дадут.

Луиза испуганно уставилась на него.

— Неужели все настолько плохо? Но ведь… у нас такая надежная фирма… Банк одолжит тебе необходимую сумму!

— Только не тогда, когда у меня уже есть два долга. Ах, если бы не произошло аварии, я смог бы легко выплатить долги за счет доходов. Наши дела последнее время идут гораздо лучше Нелли значительно увеличила доходы. — Он смотрел на Луизу почти просительно. — Ты видишь, она была права! Просто все разрушило несчастье.

Когда он ушел, Луиза еще долго смотрела невидящим взором на камин, прикусив нижнюю губу. Авария нанесла непоправимый ущерб всем им. И это была ее вина!

Конечно, отец не соглашается, но она-то знает, чья это была вина. Если бы она не повела себя тогда как глупый ребенок…

Она должна что-то сделать… для отца, хоть немного поправить положение! Но у нее не было денег, за исключением той небольшой суммы, которую она сэкономила на следующий отпуск, но это ничтожно мало по сравнению с тем количеством, которое нужно было отцу. Как больно ощущать собственное бессилие, когда отец попал в такую затруднительную ситуацию!

Закери Вест не был похож на щедрого человека, так же как не был он похож и на человека, способного простить. Она вздрогнула, вспомнив его неприветливые глаза, лицо, которое она видела на фотографии. Он был непростым человеком, мягко говоря.

Но если он войдет в положение отца, поймет, что того ожидает, может, тогда он согласится на какой-нибудь компромисс?

Луиза отправилась спать в подавленном настроении, но, как ни странно, спала неплохо. Очевидно, из-за вина, выпитого за обедом. На следующее утро она встала рано, съела на завтрак немного фруктов, потом взяла телефонный справочник и начала искать имя Закери Веста.

Она не сомневалась, что существует только один человек с таким именем и такой фамилией. Он жил по адресу: Коттедж Капитана, Тартон-роуд, Тартон. Она знала эту деревушку, это было всего в получасе езды от города. Луиза взяла трубку и начала быстро набирать номер Закери Веста, не давая себе времени струсить. Ведь она идет на это ради любимого отца!

Длинные гудки вторили ударам ее сердца, и она уже чуть было не повесила трубку, как вдруг на другом конце провода раздался грубый голос:

— Да?

У нее кровь застыла в жилах. Это был он. Она прекрасно помнила эту жесткую интонацию.

Луиза повесила трубку. Отлично, теперь она знала, что он там.

Поверх белого пуловера и черных брюк она надела шерстяной короткий жакет вишневого цвета и пошла к машине, красной «мини», которую купила уже подержанной этим летом, отказав себе в поездке за границу.

Довольно скоро она оказалась за городом. Теперь ее путь лежал вдоль берега. Слева было море, а справа — поля, утопающие в тумане. Листья с деревьев уже давно опали, на вспаханных полях сидело множество чаек, прячущихся от зимних штормов на море.

Она проехала через деревню Тартон, которая в это время года была почти безлюдна. Летом тут всегда полно туристов, но сейчас на календаре все-таки декабрь.

Уединенный коттедж Закери Веста оказался примерно в миле от деревни. Он располагался вдали от дороги, в густом лесу. Коттедж был расположен на скалистом берегу омываемой морем бухты. По мере того как Луиза подъезжала ближе, она понимала, какой неуютный ветер, наверное, дует здесь в штормовую погоду.

Вокруг не было видно ни одного дома, только поля. На некоторых паслись овцы, поедая разбросанные специально для них нарезанные фермерами овощи. Трудно представить себе более безлюдное место. Многие сочли бы его мрачным, но, видимо, Закери Веста оно вполне устраивало.

Выходя из машины, Луиза спугнула сидевших на деревьях рябины ворон, они взмыли ввысь, издали напоминая рваные черные носовые платки.

Тут же она услышала шаги по старой кирпичной дорожке, огибающей дом, а вскоре показался и сам Закери Вест, пристально глядящий на ворота.

Луиза только успела открыть их — и замерла, уставившись на него.

— Кто вы? Что вам нужно? — рассерженно спросил он, хмурясь, ветер растрепал его черные волосы. Они снова отросли, стали такими же густыми и длинными, придавая ему устрашающий вид.

Луиза сразу заметила, что он сделал пластическую операцию, но лицо до сих пор сохраняло следы аварии: оно имело неестественный оттенок с мертвенно-бледными шрамами. Очевидно, ему придется пойти еще на одну операцию. Она знала, что хороший хирург не делает сразу много за одну операцию, чтобы дать тканям возможность отдохнуть.

Луиза оценивала его состояние с профессиональной точки зрения, она привыкла к таким лицам, но понимала, что простой человек, скорее всего, просто испугается.

Ее молчание Закери Вест понял по-своему: он подумал, что она испугалась.

Губы изогнулись, делая его похожим на рычащего волка.

— Убирайтесь, — бросил он ей, поворачиваясь, чтобы уйти. Она испытала чувство, похожее на то, что уже пережила, посетив его в больнице в ту ночь, когда на ней было вечернее платье. «Убирайтесь», — сказал он ей тогда, и по какой-то непонятной причине в тот раз это вызвало у нее слезы.

В этот раз ее реакция была другой. Он знал, как выглядит, и, конечно, не хотел, чтобы другие люди видели его в таком состоянии! Она почувствовала его боль, как если бы это была ее собственная, и волна жалости захлестнула ее.

— Вы не помните меня, мистер Вест? — тихо спросила она.

Он обернулся.

— А должен?

Вопрос был оскорбительным, как и тот взгляд, которым он осматривал ее. Но ей удалось не вздрогнуть и даже не покраснеть. Она смело смотрела на него.

— Я сестра Гилби из больницы в Винбери. Я ухаживала за вами первую неделю после аварии.

Он стал всматриваться внимательнее, но в конце концов пожал плечами. И произнес отрывисто:

— Правда? Я не много помню о том времени.

— Вы были слишком больны, — согласилась она.

— Вот это я как раз хорошо помню.

Теперь в его голосе слышалась ирония. Он явно издевался над ней, она вздохнула. С ним будет непросто разговаривать. А с чего она взяла, что сможет сразу с ним договориться, что сможет уговорить его войти в положение отца?

Она взглянула в его глаза, и достоинство, читавшееся в них, заставило ее на мгновение позабыть о своих страхах и печалях.

— Вы сейчас выглядите гораздо лучше, — проговорила она ласково.

Но он засмеялся, а серые глаза потемнели от гнева.

— Неужели? — Он сделал два огромных шага по направлению к ней. Только теперь, когда он стоял, возвышаясь над ней, она осознала, насколько огромен он был: широкие плечи, мускулистое тело, длинные ноги.

Луиза же была хрупкого сложения, ее голова едва доставала до его плеча, и она не могла не чувствовать трепета перед ним.

Она подняла на него удивленно-испуганный взгляд, инстинктивно делая шаг назад.

— Д-да, вы выглядите намного лучше… — Она запнулась, увидев, как его белые зубы обнажились в волчьей усмешке.

— Значит, я привлекателен? Вы застыли от восхищения, когда меня только увидели? Не могли вымолвить ни слова, таким красивым я вам показался!

Он схватил ее за руки и сжал их так крепко, что Луиза по-настоящему испугалась.

— Мистер Вест, пожалуйста…

Он притянул ее еще ближе, безжалостно сдавливая стройную фигурку.

— Не надо просить, я и так дам вам то, чего вы жаждете!

Она бросила быстрый взгляд на его лицо, ее глаза расширились от ужаса, а он злобно рассмеялся.

— Наверное, вам уже не терпится.

Черт возьми, что он имеет в виду? Чем отчаяннее Луиза пыталась освободиться, тем крепче становилась его хватка. Он прижал ее к себе. Она вскрикнула и задрожала от соприкосновения с его телом. Тут он с силой накрыл ее рот своим, больше она уже ни на чем не могла сосредоточиться.

Она не закрыла глаза, они были широко распахнуты и изумленно взирали на Закери. Тело же отреагировало на прикосновение его губ самым невероятным образом. Такого она никогда не испытывала. В этот момент она впервые по-настоящему почувствовала свое тело, почувствовала все то, что с ним происходило: сердце бешено колотилось в груди, на запястьях, шее и за ушами стучал пульс, кровь с огромной скоростью носилась по венам, тело покрылось испариной, ноздри жадно хватали воздух, как если бы она тонула.

Да, такого с ней никогда не случалось. Трудно поверить, что это происходило с ней. Один поцелуй — и она уже готова на все.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Для Закери Веста этот день начался не особо удачно. Полночи он не мог заснуть. Собственно, ему нередко было страшно засыпать: он боялся ночных кошмаров. С тех пор как произошла авария, он переживал ее снова и снова, сотни раз. Переживал тот ужас, который испытал, увидев мчащуюся навстречу машину, боль от падения на руль, удар, а затем языки пламени, охватывающие его.

Чтобы не думать о плохом, он решил заставить себя вспомнить что-нибудь приятное — девушку в белом, которую он видел незадолго до аварии, она тогда плыла по саду. Он так и не забыл ее. За все эти долгие месяцы болезни она была единственным отрадным островком в его памяти, к которому он возвращался в минуты отчаяния. Он мечтал найти ее, но после аварии опасался садиться за руль; если ему нужно было куда-либо отправиться, он всегда вызывал такси.

Как только он решится, сразу поедет на ее поиски. Он чувствовал, что однажды обязательно встретится с ней. Почему-то он был уверен, что она где-то ждет его.

Наутро он встал еще затемно, приготовил себе кофе и тосты. Позавтракал, стоя перед окном, наблюдая за восходом солнца из-за моря и слушая грустный крик чаек.

Позже он пошел в студию. Там было холодно, как на Северном полюсе, потому что он забыл включить центральное отопление. Он посмотрел на чистый холст, который поставил на мольберт, как только вернулся из больницы. На нем не было ни единого мазка. После несчастного случая он до сих пор не рисовал. Но заставлял себя не отчаиваться и каждый день притворялся, что сегодня сможет рисовать, что все нормально, что жизнь вошла в обычное русло.

Отвернувшись от пустого холста, он взял палитру, специально не спеша выбирая каждую краску.

Он решил просмотреть блокнот с набросками в поисках чего-нибудь стоящего. Некоторые наброски были совсем старыми, некоторые даже почти закончены, наполнены деталями: шторм на море, чайки на вспаханном поле, голые деревья на фоне восходящего солнца.

А некоторые представляли собой несколько линий, наспех начерченных и забытых. Ему не попадалось ничего, что бы он хотел нарисовать. Никак не попадалось.

Разозленный и огорченный, он взял кисть, обмакнул ее в красную краску и с яростью набросился на чистый холст, пока на нем не осталось ни одного белого пятнышка.

Отбросив кисть и с трудом дыша, он нетвердой походкой направился к окну, открыл его и вдохнул холодный декабрьский воздух, наблюдая, как выдох превращается на его глазах в пар.

Тут он заметил смотрящую на него с куста малиновку. Он в свою очередь тоже стал наблюдать за ней. Раньше бы он обязательно взял блокнот и зарисовал ее. Сейчас же он просто смотрел, а потом и вообще отвернулся. На бесформенное пятно на холсте он решил не смотреть, просто прошел мимо в кухню и налил себе еще одну чашку кофе. Пока он пил его, зазвонил телефон.

Ответил он неохотно, испытывая большой соблазн вообще не отвечать на звонок:

— Да?

— Закери, в конце концов, ты приезжаешь на следующей неделе или нет?

Он сразу узнал безапелляционный тон сестры, ей даже не надо было представляться. Флора жила со своим мужем-французом в Провансе. Ив был человеком с безграничным терпением и неплохим чувством юмора, иначе бы он, конечно, не выдержал с его сестрой десяти лет.

— Я же говорил тебе… — начал было Закери, но Флора не дала ему закончить, такую вольность она редко ему позволяла. Те пять лет, на которые она была старше, как ей казалось, давали ей превосходство над ним, право перебивать и постоянно поучать его, как и когда ей заблагорассудится.

— Не можешь же ты там остаться на Рождество! У тебя наверняка ужасно холодно. И, как я подозреваю, ты не запасся достаточным количеством еды, а магазины на праздники, к твоему сведению, закрываются. Отсюда простой вывод — ты должен быть с семьей. Какое Рождество без семьи?

— Как какое? Спокойное!

Флора ничуть не смутилась.

— Я забронирую тебе билет до Марселя; ты сможешь забрать его в Хитроу. Лучше тебе приехать двадцать третьего, чтобы быть с нами в канун Рождества.

— Нет, — упрямо настаивал он. — Я не приеду, Флора. Не трать деньги на билет, которым я все равно не воспользуюсь.

— Закери, послушай…

— Нет, Флора! — Его голос чуть не сорвался от раздражения. — Это решено, я не еду.

Его рассерженный тон на какое-то время заставил ее замолчать, поэтому он уже мягче продолжал:

— Я ценю твою заботу, но пойми, я вряд ли составлю вам приятную компанию. Я не в том настроении, чтобы быть для Сэмми и Клода веселым дядюшкой, — просто испорчу праздник, а я не хочу этого. Поэтому веселитесь. Поздравь от меня детей, Ива и его родных, и…

— Дана приедет к родителям, — поспешно вставила Флора, чувствуя, что он уже собирается повесить трубку. — Я сказала ей, что ты приезжаешь. Она умирает, так хочет снова увидеть тебя, несмотря на то, как ты с ней обошелся в больнице. Это такая добрая душа; она говорит, что понимает, почему ты не разрешил ей тогда навестить тебя, а теперь она готова дать тебе еще один шанс. Надеюсь, ты не выставишь меня в глупом виде, не явившись сюда?

— Флора, прекрати, наконец, вмешиваться в мою жизнь! Просто оставь меня в покое! — Затем Закери с силой бросил трубку, взял свой кофе и направился в студию. Там он взглянул на огромные красные кляксы, покрывавшие весь холст, — они как нельзя лучше соответствовали его настроению.

Флора опять хотела видеть его с Даной. Закери бы предпочел, чтобы она больше не вмешивалась в его жизнь, но она делала это уже так давно, что, скорее всего, считает его неспособным самому выбирать себе судьбу. Она так и не поняла, почему они с Даной расстались.

Восхитительная блондинка, певица — да к тому же хорошая певица, он вынужден был признать, — она зарабатывала кучу денег. Практичная Флора это очень ценила.

— Почему ты порвал с ней? — продолжала она интересоваться, но Закери никогда не отвечал. Из принципа он никогда ничего не говорил сестре. Так он экономил время и, кроме того, давал Флоре обширное поле для домыслов — из нее получился бы отличный детектив.

А правда заключалась в том, что у Даны была связь с кем-то еще, Закери обнаружил это, и у них произошла ужасная сцена. Он сказал ей, что не хочет ее больше никогда видеть, и это были не просто слова, оброненные в ссоре, он действительно так решил.

Тем не менее Флора в очередной раз вмешалась. После его первой пластической операции, когда он стал немного походить на человека, она позвонила Дане, выступавшей в лондонском ночном клубе, чтобы та приехала навестить его.

Дана изо всех сил старалась не вздрогнуть, когда впервые увидела его, но Закери успел прочитать ужас в ее глазах, хотя она и прятала его за широкой улыбкой.

— Как ты, мой бедненький? — заворковала она. — Я бы приехала раньше, но Флора сказала, что ты еще не окреп, чтобы видеть кого-либо. Как только она сообщила, что тебе лучше, я сразу примчалась.

Он наблюдал за ее болтовней, которой она пыталась скрыть свой испуг, делая его этим только еще более заметным.

— Какая уютная маленькая комнатка! Ты выглядишь отлично, дорогой, правда очень хорошо! Когда ты вернешься домой, как ты думаешь?

— Без понятия, — отрезал он. — Тебе лучше уйти, Дана. Флоре не следовало просить тебя приезжать. Я не хочу никого видеть.

Осеннее солнце золотило ее волосы, покрывало таким же золотом ее светлую кожу, делало ее зеленые глаза похожими на глаза кошки. На ней был костюм — самый простой из тех, что он когда-либо видел на ней, но который наверняка стоил целое состояние: голубая шелковая блузка с короткими рукавами и глубоким вырезом и коротенькая юбочка, обнажавшая ее длинные загорелые ноги.

Ее красота больше не трогала Закери. За обаятельной внешностью он разглядел настоящую ее сущность, и она была ему безразлична.

Но Дана проигнорировала его выпад, присела на краешек кровати и, кокетливо улыбаясь, прикрыв зеленые глаза темными пушистыми ресницами, произнесла:

— Дорогой, неужели ты ни капельки не рад моему приходу? Может, я хотя бы получу поцелуй?

И она наклонилась к нему — тело напряжено, глаза закрыты, будто это единственный способ выдержать его прикосновение.

— Ты что, оглохла? Убирайся, оставь меня! — завопил он.

Дверь открылась, и вбежала взволнованная медсестра.

— Мистер Вест, вас уже слышит вся больница. Пожалуйста, перестаньте кричать!

— Уходи, уходи! — продолжал он рычать.

Дана сползла с его кровати, откинув за спину золотистые волосы, и бросилась из палаты, притворясь оскорбленной. Как только за ней закрылась дверь, Закери истерически захохотал. Решив, что он на грани нервного срыва, сестра позвала врача.

— Не беспокойтесь, доктор, — заверил его Закери. — Я в порядке. Просто у меня была посетительница, которая с трудом заставила себя поцеловать жабу, а та не превратилась в принца.

Он шутил, но реакция Даны на его внешний облик глубоко запала ему в душу. Это помогло ему осознать, как он на самом деле выглядит. Единственные женщины, кроме Флоры и других родственниц, кого он видел после аварии, были медсестры; но они натренировались не обнаруживать свою реакцию на травмы. Дана же продемонстрировала ему, как на него будут смотреть большинство женщин.

Может, именно по этой причине он не отправился до сих пор на поиски девушки в белом — он боялся, что она испугается, увидев его изуродованное лицо.

Чтобы перестать думать о том, что всколыхнул в нем звонок сестры, он надел свитер, старый пиджак и пошел в сад рубить дрова.

Несколько минут спустя он услышал звук подъезжающей машины. У него редко бывали гости. Удивленный и не слишком обрадованный нежданным вторжением, он обошел коттедж и увидел около ворот женщину.

На какую-то долю секунды у него появилось странное чувство, что он знаком с ней, но, рассмотрев поближе, он решил, что никогда ее не видел. Это была очень бледная стройная женщина с правильными чертами лица, подчеркнутыми прической — собранными сзади в пучок волосами.

Последним к нему приходил журналист, выискивавший какой-нибудь материал для статьи. Закери прогнал его, пообещав, что в следующий раз сломает ему шею.

— Можно я так и напишу, мистер Вест? спросил журналист, почувствовавший безопасность, только сидя в машине. Им кажется, что они очень остроумны! У Закери никогда не хватало времени на прессу.

Может, это очередная журналистка? — старался он понять, крикнув ей: «Кто вы? Что вы хотите?» Он даже не попытался скрыть раздражение.

Когда она представилась, он неожиданно вспомнил ее, несмотря на то что прошло столько месяцев. Она ему не нравилась. Она была холодной, чопорной представительницей женского пола. Закери хорошо помнил ее накрахмаленные белый фартук и шапочку, которые почти хрустели при движениях; он подозревал, что она крахмалила даже нижнее белье. Она олицетворяла собой тип женщин, которых он больше всего не выносил. Чересчур организованная, вечно занятая, стремящаяся всеми повелевать, как его сестра. А что самое плохое, так это ее манера говорить с ним — она старалась успокоить его, будто он капризный ребенок, глаза были наполнены жалостью.

Закери не выдержит этого. Он ненавидел, когда люди жалели его; он предпочитал шокировать их, тогда по крайней мере они прекращали притворяться.

Вот и сейчас он сделал вид, будто верит, что она приехала ради его неотразимой внешности и обаяния, перед которыми не могла устоять.

Это развеселило его. Ведь влечение — это последнее чувство, которое она могла испытывать к нему в его нынешнем состоянии. Он читал это по ее расширенным темным глазам, наполненным чувством, которым могло быть только отвращение. Без сомнения, она считала, что после столь дорогих операций его лицо восстановилось почти полностью, но Закери-то знал, что это было не так — во всяком случае, пока. Хирург предупреждал, что придется сделать еще не одну операцию, прежде чем он будет более или менее походить на себя прежнего.

Он схватил и поцеловал ее единственно для того, чтобы она потеряла сознание от ужаса, — без сомнения, только для этого.

Закери успел подхватить ее раньше, чем она приземлилась на тропинку, внес ее в дом, посадил на диван в гостиной, наклонив ей голову к коленям, а сам пошел за бренди.

Когда он вернулся, она уже успела прийти в себя, но была еще багрово-красной от прилива крови.

— Извините, вы, наверное, Бог знает что подумали обо мне? Я не знаю, что нашло на меня… Я просто не должен был вас целовать, — коротко произнес он, всовывая бокал с бренди ей в руку.

— О нет, спасибо, — поспешно отказалась она, будто это был яд.

Он взял ее за руку и с силой поднес бокал к губам.

— Пейте.

Она неохотно сделала глоток, вздрогнула, и только тогда Закери отпустил ее. Он взял стул и сел напротив дивана.

— Итак, что же вы хотите, сестра?..

— Гилби, — подсказала она, вертя в руках бокал. — Я… мой отец Гарри Гилби. — Она замолчала, наблюдая за его реакцией. Лицо Закери ничего не выражало.

— Мы встречались с ним раньше? Извините, но…

— Он был в другой машине, — прошептала она.

Какое-то время Закери не был уверен, что правильно расслышал. Он смотрел на нее, нахмурившись.

— В другой машине?

Она посмотрела ему в глаза и кивнула.

— Он… это был он… другой водитель? — хрипло спросил Закери.

Она опять кивнула, ее лицо побледнело.

Закери выругался.

Она вздрогнула.

— Это не похоже на него, мистер Вест. Он не был пьян, он всегда осторожно водит, он был… очень взволнован и… Я не ищу ему оправданий, но…

— Звучит именно так! Но если вы не ищете оправданий, то что же вы делаете? — злобно произнес Закери, заставив ее прикусить губу. У нее был крупный рот, нижняя губа полная и теплая, как он успел заметить, что никак не вязалось с ее прической и манерой застегиваться на все пуговицы.

— Просто я хотела объяснить, — прошептала она. — Чтобы вы поняли, почему это произошло.

Его брови сдвинулись.

— Вы были в машине вместе с ним?

Она отрицательно покачала головой.

— Если бы была, то ничего бы этого не произошло.

— Он был на моей полосе и гнал на бешеной скорости. У меня не было возможности избежать столкновения — он сказал вам это?

— Конечно, он сказал. Он винит только себя, он ужасно сожалеет о случившемся, поверьте мне!

Закери засмеялся.

— Как мило с его стороны. Он пострадал?

— Чуть-чуть…

— Конкретнее?

— Синяки и испуг, — негромко произнесла она, видя, как искривились при этом его губы.

— А сколько он пробыл в больнице?

С явной неохотой ей пришлось признать:

— Только одну ночь.

Закери злобно улыбнулся.

— А я не выхожу из больниц до сих пор.

— Я знаю. — Ее голубые глаза смотрели прямо в его. — Я очень сожалею о том, что произошло с вами, мистер Вест, так же как и мой отец. Пожалуйста, поверьте мне, он осознает, что натворил, и это очень тяготит его.

— Не думаю, что так, как это тяготит меня! — Он встал. — Но в любом случае что вы-то здесь делаете? Что вам нужно?

Она тоже встала и поставила бокал на столик.

— Я пришла умолять вас… Я знаю, что моего отца признают виновным — он не отрицает вину… но… мистер Вест, скоро ваше лицо восстановится, поверьте мне. Я знаю много таких случаев, как ваш, хотя, конечно, это займет время, но вы обязательно придете в норму.

— Мое лицо никогда не станет, как вы называете, нормальным! — Закери так разозлился, что ему захотелось ударить ее.

Она помолчала, но, нахмурившись, медленно продолжила серьезным голосом:

— Вы ошибаетесь. Я понимаю, почему вы так думаете, но вы не правы, мистер Вест. Это займет год или чуть больше, пластическая хирургия теперь творит чудеса, особенно если вы попадете к лучшему специалисту, а я знаю, что вы лечитесь именно у такого. Он отличный хирург, самый лучший в стране.

— Даже он не обещает мне полное восстановление! — Закери вдруг засмеялся, вспомнив Дану. — Вам надо было видеть лицо моей бывшей девушки, когда она навестила меня после последней операции! Мне показалось, что она потеряет сознание.

Луиза вздрогнула и побледнела еще больше, взирая на него.

— Я уверена, что она просто очень волновалась за вас. Я согласна, что это не произойдет моментально, но у вас снова будет ваше лицо.

— Не лгите мне! — огрызнулся он. — Я знаю только то, что вижу в зеркале. Я сейчас страшен как черт и, очевидно, таким и останусь. Все женщины будут замирать передо мной только от одного чувства — от ужаса, так же как и вы совсем недавно.

Краска залила ее лицо, и она отвела взгляд.

— Я не от…

— От этого, от этого. А когда я вас поцеловал, вы вообще упали в обморок. Мне пришлось даже принести вас сюда.

— Это произошло не потому, что… — начала было Луиза. На ее лбу выступили капельки пота.

Закери со злостью засмеялся.

— Не утруждайте себя, не надо притворяться. Я отлично знаю, почему вы потеряли сознание.

Ее ресницы опустились, она перестала протестовать, но на лице отражались противоречивые эмоции. Он наблюдал за ней, немного удивившись.

Наконец он произнес отрывисто:

— Никто вас за это не винит. Я вижу себя в зеркале каждый день. Я понимаю, почему вы лишились чувств от моего прикосновения.

— Нет, — прервала она, подняв на него взор, полный страдания, которое Закери без труда прочитал и в искренности которого не мог сомневаться. — Пожалуйста, поверьте, я почувствовала совсем не то, что вы думаете.

Закери уже устал от разговора на эту тему. Все эти дни он предпочитал не вспоминать о происшествии; он отчаянно пытался вернуться к нормальной жизни.

— Ладно, забудем об этом! — нетерпеливо бросил он. — Давайте лучше вернемся к причине вашего приезда сюда; что вы хотите от меня, сестра Гилби?

— Я не уверена, что… — запнулась она. — Ваши адвокаты сказали вам?.. вы знаете?..

— Ради Бога, говорите же, наконец! — заскрипел Закери.

Она пробормотала хрипло:

— Мой отец забыл обновить страховку.

Он удивленно уставился на нее. Закери пробыл в больницах так долго, что все юридические тонкости, вытекающие из аварии, просто оставил своим адвокатам. Он отказался обсуждать с ними происшедшее, ограничившись изложением своей версии, поэтому ему не сообщили о том, что Гарри Гилби не был застрахован.

— Вы шутите, — недоверчиво произнес он. Она только молча покачала головой, как будто не осмеливалась сказать что-либо.

Закери смотрел ей в глаза. Они были необыкновенно глубокого голубого цвета. Вряд ли он когда-нибудь видел голубые глаза более темного оттенка. Цветы горечавки на фоне белого снега в Альпах — вот на что они были похожи. Ее бледность только подчеркивала их яркость. Темно-голубой на белом… Он всегда любил это сочетание.

Затем, отвлекшись, он подумал: неудивительно, что она бледна, неудивительно, что она расстроена, неудивительно, что она здесь в положении просительницы! Интересно, что за человек ее отец, если он прислал ее, вместо того чтобы приехать самому или вообще предоставить это адвокатам?

— Как он мог быть таким безответственным? — произнес он вслух, но больше для себя, чем для нее.

Она с трудом сглотнула, длинная белая шея конвульсивно дернулась.

— Он попал в очень тяжелую ситуацию, до сих пор он испытывает финансовые трудности и не видит выхода. Вот почему он забыл. Он собирался обновить ее, когда она истекла, но… Я знаю, что это было глупо…

— Глупо — это мягко сказано!

— Я не прошу вас позволить ему уйти от ответственности…

— Хоть это хорошо, — огрызнулся он. — Потому что я и не собираюсь. А почему, собственно, должен?

Она отвернулась, опустив голову, но вскоре опять подняла к нему голубые глаза, которые начали подозрительно блестеть от стоявших в них слез.

— Его жизнь будет разрушена, если придется выплатить все сразу… У него уже заложены дом, фирма… В банке денег тоже нет. Для возмещения огромной суммы убытков ему придется продать дом, может быть, компанию тоже.

— Это не мои проблемы, а его! — коротко бросил Закери. — Как авария на его совести, так и все последствия, вытекающие из нее, естественно, тоже. — Он смотрел на нее с сардонической улыбкой. — А вы, мне кажется, или очень наивны, или чересчур оптимистичны. Неужели вы надеялись, что стоит вам сюда явиться, и я сразу махну рукой на убытки только из-за того, что вы рассказали мне слезливую историю о разрушении жизни вашего отца?!

— Я просто подумала, что… — начала она, но он быстро прервал ее:

— Единственная жизнь, которая меня действительно интересует, так это моя собственная, а ваш отец, как известно, испортил ее прошлой весной.

В отчаянии она закричала:

— Я знаю, как сильно вы пострадали, но вы поправитесь. Через год вы уже будете в полном порядке!

— Не забывайте, что я теряю годы жизни после аварии. Но не только это. В огне погибли картины, над которыми я работал годы. Но и это еще не самое страшное — с тех пор я не могу больше работать! После аварии я не нарисовал ничего. Каждый день я бьюсь головой о стену, пытаясь создать хоть что-нибудь, но во время аварии я потерял свои способности. Каждый раз, когда я беру кисть, мои руки и мозг не согласуются… Вы можете себе представить, каково это? Не рисовать для меня подобно параличу. Уж лучше бы я умер!

Она слушала, замерев, словно превратившись в камень, а Закери смотрел на нее глазами, в которых полыхал недобрый огонь. Все это негодование и ярость кипели в нем уже давно. Какое же это было необыкновенное облегчение — выплеснуть их наружу!..

Конечно, не девушка была виновата в том, что с ним произошло, а ее отец, но, кажется, она считала, что как раз ее отец больше пострадал в аварии. Это-то и злило Закери.

— Не заставляйте меня сочувствовать вашему отцу! Может быть, я смог бы его простить, если б был святым, но я не святой и не претендую на это звание. Когда дело будет рассматриваться в суде, размер убытков будут определять другие люди, исходя из известных фактов. Ваш отец должен будет подчиниться их решению.

— Но если бы только вы… — настаивала она, отчего Закери снова вышел из себя.

— Неужели вы действительно полагаете, что я откажусь от возмещения ущерба? — Его превратившиеся в щелки глаза цинично взирали на нее, но тут ему на ум пришла кое-какая догадка. — А может быть, я просто не до конца понял? Может, вы хотите предложить мне что-то взамен денег?

Она смотрела, не понимая его, в ее голубых глазах застыло недоумение.

Закери засмеялся, специально задержав оценивающий взгляд на ее небольших высоких грудях, спрятанных под белым свитером, на плавном изгибе ее бедер, на длинных ногах в обтягивающих черных брюках.

Наконец она все поняла, и тут же яркий румянец залил ее щеки. Закери услышал даже, как затруднилось ее дыхание, и издевательски улыбнулся ей.

— Мне очень жаль, — произнес он, растягивая слова, — но вы не мой тип. Я предпочитаю блондинок с хорошими формами. Вы же чересчур тощая и, как я подозреваю, не слишком опытны в постели.

На этот раз ее румянец стал еще гуще. Если можно было бы убивать взглядом, то он, конечно, уже давно свалился бы замертво к ее ногам, весело подумал Закери. Но тут же задумался. Интересно, почему он настолько вышел из себя, что ему захотелось издеваться над ней? В конце концов, она-то не виновата в том, что с ним произошло! Его губы скривились от отвращения. Господи, до чего же он опустился! Совсем не обязательно было доводить девушку до предынфарктного состояния только из-за того, что ее отец был виновником аварии.

Совсем не обязательно, если только… если только он сам не почувствовал к ней внезапного желания, оглядывая ее, укорил он себя. Вот в чем было дело. Он солгал, сказав, что она не его тип. Если честно, то у него вообще не было никакого типа. Ему просто нравились женщины. И точка. Эта определенно могла бы стать его типом. Если только забыть, что сама она не согласилась бы на это даже под страхом смерти. Ей достаточно было одного поцелуя, чтобы упасть в обморок. Знай она о том, что его влечет к ней, то наверняка бросилась бы бежать и не останавливалась, пока он не скроется за горизонтом.

— Ничего такого я не предлагала! — прошипела она, и он не удержался от смеха.

— Нет? — поинтересовался он, как будто ему нужен был ответ.

— Я всего лишь хотела предложить соглашение…

— Между нами? — протянул он. — Соглашение какого рода? Или мне стоит напрячь свое воображение? — Он снова бросил на нее оценивающий взгляд, ее глаза метали молнии. Странно, она совсем не понимает юмора. Чопорная дамочка. Может быть, поэтому она и стала медсестрой?

— Нет, — отрезала она. — Между вами и моим отцом. Я подумала, что если бы вы разрешили ему выплачивать убытки постепенно, в течение нескольких лет, то он смог бы сохранить дом и свою фирму.

Напряжение и волнение так явно отражались на ее лице, что Закери невольно почувствовал приступ жалости и уверенно произнес:

— Не волнуйтесь, я убежден, что суд учтет эти обстоятельства.

— Правда? — Она в этом не была так сильно убеждена, как он.

Он кивнул и добавил еще мягче:

— Они всегда входят в положение людей, когда назначают сумму, и, конечно, они не будут настаивать на продаже дома.

В ее голосе сквозило отчаяние:

— Может, и нет, но вы не понимаете… Он и так уже должен кучу денег; поэтому ему будет трудно заплатить вам много и… — Она засомневалась, говорить или нет, затем отрывисто произнесла: — И если его жена узнает о его долгах, он боится, что она его бросит.

Все это уже начинало раздражать Закери.

— Поправьте меня, если я не прав, но, мне кажется, я не виноват в том, что ваш отец весь в долгах.

— Нет, естественно, но если бы вы только согласились подождать год или около того, то, возможно, она не узнает. Он уверен, что в течение двух лет доходы фирмы увеличатся почти вдвое, и тогда он сможет вам постепенно заплатить.

— Значит, предполагается, что я смогу ждать? — цинично поинтересовался он.

Она подняла на него взгляд, полный страдания.

— Вы тоже находитесь в затруднительном положении? У вас тоже мало денег?

— Ну, конечно, я пока не голодаю и не на улице, — был вынужден он признать. — Скажите мне лучше, я правильно догадался, что жена вашего отца — не ваша мать?

Она кивнула.

— Моя мать умерла несколько лет назад.

— А когда ваш отец снова женился?

— Спустя пару лет.

— И вы не любите свою мачеху?

— Мы не ладим, — согласилась Луиза холодно.

Теперь Закери рассматривал ее с любопытством и легкой враждебностью. Ее лицо ему хорошо запомнилось во время его непродолжительного пребывания в их больнице. Как-то ночью он проснулся и увидел рядом с собой это холодное овальное лицо с отстраненным взглядом голубых глаз, с волосами, стянутыми на затылке и делавшими ее похожей на монашку, одетую в бело-синюю униформу. Тогда она ему страшно не понравилась, но сегодня, в своем темно-красном жакете и белом свитере, облегавшем тело, она выглядела очень женственно и соблазнительно.

Теперь она ушла в себя, от нее повеяло таким холодом, что у Закери волосы на затылке зашевелились.

— Почему вы ее не любите?

— Потому что она ненавидит меня! — Ее голос звучал так, словно она защищалась, и он улыбнулся про себя.

— Интересно, а что явилось раньше — ее ненависть или ваша? — Закери без труда представил себе тот прием, который оказала эта женщина своей будущей мачехе. Без сомнения, с тех пор как умерла ее мать, они с отцом были неразлучны, крепко связаны общим несчастьем. И, должно быть, она была шокирована, когда отец наконец-то смирился с утратой и нашел другую женщину. Как он посмел? — постоянно спрашивала она себя. Ведь он был ее отцом. Он должен был теперь тосковать по ее матери, а не жениться через несколько лет после ее кончины.

— Я бы постаралась полюбить ее, если бы с самого начала она не дала мне понять, что мое присутствие рядом с ними абсолютно нежелательно! — яростно возразила Луиза. — Нелли не хотела, чтобы люди видели нас вместе. Они бы подумали, что она моя сестра. Она ведь всего на пару лет старше меня.

Его брови удивленно изогнулись.

— Правда? Сколько же тогда вашему отцу?

— Пятьдесят. Они с матерью поженились еще совсем молодыми.

— А мачехе сколько лет?

— Скоро тридцать.

Он кивнул, задумчиво рассматривая ее.

— Значит, вам… двадцать восемь?

— Двадцать семь.

— Вы выглядите моложе. — Странно, ему казалось, что ей немногим больше двадцати. — Должно быть, дело в том, что вы похожи на девственницу, — добавил он сухо и хитро улыбнулся, заставив ее в очередной раз покраснеть. — Вы знаете, это вовсе не ругательное слово.

— У вас оно прозвучало именно так.

Он засмеялся, блуждая взглядом по ее телу: по высокой груди, тонкой талии, стройным ногам, бедрам.

— Что-то вы чересчур разволновались, — протянул он, а потом быстро произнес: — Я угадал?

Она подпрыгнула, будто ее ужалила оса, и переспросила:

— Что угадал?

— Что вы девственница, — пояснил он, хотя был уверен, что она и так все отлично поняла.

Покраснев, как помидор, она произнесла, запинаясь:

— Я… я… я не отвечаю на подобные вопросы!

— У меня такое чувство, что я все-таки прав, — произнес он, поражаясь ее реакции. — Хоть это и довольно необычно в вашем возрасте! Не помню, чтобы я встречал хоть одну за последние годы, если, конечно, не принимать в расчет девочек-подростков. Девственность вышла из моды еще в шестидесятые годы. Или она возвращается? Вы следуете новому течению или просто так сложилось?

— Если вы и дальше собираетесь так глупо шутить, то я… — пригрозила она, поднимаясь, чтобы сбежать.

— Может быть, все дело в распространении СПИДа на планете? — размышлял он вслух. — Расскажите мне еще что-нибудь о вашей мачехе.

Она развернулась на каблуках и заспешила к выходу.

— Вы же не ответили, — прокричал Закери ей вслед.

Она холодно взглянула на него.

— Я не собираюсь здесь оставаться только для того, чтобы вы упражнялись на мне в остроумии, мистер Вест.

— Авария немного подпортила мое чувство юмора, — пожал он плечами, полагая, что дальнейшие извинения излишни.

— Я заметила, — сквозь зубы процедила Луиза.

— Но я готов договориться с вашим отцом, чтобы он не потерял ни дом, ни фирму, ни жену, — сказал он, наблюдая за ее реакцией.

Разинув рот от удивления, она сделала шаг навстречу ему, ее лицо засветилось от радости.

— Правда? Вы не смеетесь надо мной?

— Я говорю совершенно серьезно, но, разумеется, это произойдет только на определенных условиях.

Она опять напряглась. Глаза настороженно взирали на Закери.

— На каких условиях?

— Вы переедете ко мне и будете жить со мной ровно столько, сколько я захочу.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Даже если бы Закери ударил Луизу, это бы не оскорбило ее так, как услышанное предложение. Она покраснела, словно ошпаренная, но постепенно бледнела — по мере того, как в ней закипала ярость.

— Я могла бы и догадаться, чего от вас можно ожидать. Мне вообще не следовало вас слушать! — злобно произнесла она. — Неужели вам доставляет удовольствие издеваться надо мной, мистер Вест? Мне жаль вас. Я бы ни за что на свете не хотела оказаться на вашем месте, и не столько из-за той боли, которую вы пережили, сколько из-за того, что авария подпортила ваши мозги!

Она не стала дожидаться его реакции, а заспешила из коттеджа. Утренний туман уже успел рассеяться, и она могла видеть на много миль вперед — поля с одной стороны, серое Северное море с другой. Пока она открывала машину, Закери вышел из дома и теперь наблюдал за ней с порога.

Ветер растрепал его густые темные волосы. Он откинул их с лица рукой и крикнул ей:

— Мое предложение остается в силе. Если вы решите принять его, дайте мне знать до суда, а то будет уже слишком поздно.

Она проигнорировала его слова, села в машину и поехала прочь. Но после схватки с Закери Вестом ее нервы были так расшатаны, что машину она вела слишком невнимательно и едва избежала столкновения с автомобилем на перекрестке при выезде из деревни. Поэтому Луиза сочла за лучшее припарковаться на специальной стоянке для отдыха и попытаться успокоиться.

Слова, сказанные им, снова и снова эхом отдавались у нее в ушах. Девственница, заключил он. Самое обидное, что он был абсолютно прав. Как он догадался? Может, это написано у нее на лице? Она опустила солнцезащитный козырек, к которому было прикреплено небольшое зеркальце, и стала вглядываться в свое отражение. Что же все-таки выдавало ее? Может быть, опыт оставляет на лицах следы, которых он у нее не нашел?

Она даже не могла точно сказать, почему все-таки до сих пор ни с кем не спала. В ее жизни были мужчины, с кем она, может, и хотела бы заняться любовью, но их отношения почему-то до этого никогда не доходили. Отчасти, наверное, из-за того, что, проходя испытательный срок, она жила в общежитии для медсестер. Следовательно, это было невозможно с мужчиной, не имевшим собственного угла. А все ее молодые люди были начинающими докторами, так же, как и она, проживавшими при больнице. Конечно, нельзя сказать, что никто из них не пытался — в машинах, на квартирах других людей, после вечеринок… Но Луиза никогда не могла расслабиться по-настоящему. Эти свидания были какими-то поспешными, вороватыми, ей же хотелось, чтобы ее первый раз стал особенным, романтичным, прекрасным.

Получив специальность, Луиза вернулась домой, чтобы ухаживать за отцом, и это стало новым препятствием. Она не могла себе позволить заниматься с кем-либо любовью в отсутствие отца, опасаясь, что он в любой момент может неожиданно вернуться.

Луиза тяжело вздохнула. Ладно, хватит себя обманывать! — подумала она. Все дело было просто в том, что она никогда не желала никого так сильно, чтобы лечь с ним в постель. И сейчас, и раньше ей нравились некоторые молодые люди, ей нравилось их общество, но ни разу она не испытала страсти, требующей удовлетворения. О ее существовании она узнала не более получаса назад в объятиях Закери Веста, когда он поцеловал ее.

Луиза содрогнулась и закрыла глаза. До сих пор она еще полностью не отошла от происшедшего. Ей с трудом верилось, что это было с ней.

Конечно, она знала, что он привлекателен. Она знала об этом с первой их встречи в больнице, хоть он и выглядел тогда в сто раз хуже, чем сейчас.

Ее влекло к нему, и это было не просто физическое чувство. Это была эмоциональная тяга: все, что он делал, каждое его движение, каждый взгляд, даже звук его дыхания были важны для нее.

Хватит! — раздраженно приказала она себе и решительно повернула ключ зажигания. Отцу она, естественно, не скажет, что ездила к Закери Весту. Он придет в ужас, если узнает. Она была уверена, что и Закери в свою очередь не проговорится.

Справлять Рождество в больнице было не так уж плохо. В каждой палате царила особая атмосфера, несмотря даже на то, что некоторые пациенты чуть не плакали, скучая по дому. Тяжелее всех, казалось бы, должно было быть детям, но сами они воспринимали это спокойно. И родители, и персонал так избаловали их вниманием и подарками, что многие из них отлично проводили время.

В палате, где дежурила Луиза, было несколько пациентов, которые вообще не понимали, что сейчас Рождество. У нее было гораздо спокойнее, чем в других палатах, поэтому вместе с другими сотрудниками она выкроила время и украсила палату, не забыв поставить и небольшую елочку с серебряными колокольчиками и красными бархатными ленточками на зеленых пушистых ветках.

Накануне вылета в Швейцарию отец вручил ей свой рождественский подарок — бархатное платье нежно-голубого цвета. Встреча была очень короткой — они только обменялись подарками, и отцу уже надо было бежать собирать чемоданы. Луиза подарила ему последний триллер его любимого писателя и теплый свитер для катания на лыжах, который Гарри обещал обязательно носить. Перед праздниками они всегда друг другу прозрачно намекали, что бы они хотели получить в подарок, и в результате им всегда доставалась действительно нужная вещь.

В День подарков [3] Луиза вызвалась помочь отделению неотложной помощи, где катастрофически не хватало персонала и, наоборот, не было отбоя от пострадавших в результате несчастных случаев, столь нередких в праздничные дни. Пришел мужчина с врезавшимся в ладонь крючком для рыбной ловли; женщина, почти до кости разрезавшая палец, разделывая мороженую индейку; маленький мальчик, упавший с только что подаренного велосипеда и сломавший запястье; спортсмен, растянувший сухожилие, участвуя в праздничном кроссе; любитель игры в регби, которая на этот раз плохо для него закончилась — он сломал ребро.

— Спасибо за помощь, — поблагодарила Луизу молоденькая врач из этого отделения, индианка по происхождению, когда они наконец, воспользовавшись временным затишьем, прервались на чашечку кофе.

— Не за что. Мне нравится у вас работать. — Луиза действительно так считала. — Перемены — это всегда праздник.

— Я бы все-таки предпочла праздник!

— Между нами говоря, я бы тоже! — рассмеялась Луиза и добавила: — В любом случае, моя семья уехала. Они полетели отмечать Рождество в Швейцарию.

— Мои тоже, — вздохнула доктор Кумар. Хотя вообще-то мы не празднуем Рождество.

— Они в Швейцарии?

— Нет, в Дели, — ответила Индира Кумар, и они еще немного поболтали, пока не появилась новая жертва несчастного случая. Индира поставила свою чашку и быстро вскочила. — Ну, продолжим!

Луиза поднялась гораздо медленнее, настолько велико было ее изумление. Ради всего святого, что здесь делает Закери Вест? Она направилась к дверям, чтобы перехватить Закери. Во всем ее облике сквозила враждебность к новому пациенту.

— Что вы здесь делаете?

Он равнодушно встретил ее взгляд.

— Вас уж я точно не искал, можете успокоиться! — медленно произнес он и вытянул вперед руку.

Только теперь Луиза заметила глубокий порез около большого пальца. Он уже перестал кровоточить, но еще выглядел очень болезненным.

— Как вы умудрились? — не удержалась она от вопроса, осматривая рану. С внутренней стороны ее края были чистыми, будто это был след ножа, поэтому она не удивилась, когда он ответил:

— Рубил дрова. Топор соскользнул.

— Надо быть осторожнее, — пожурила она его.

— Да, мамочка.

Она никак не отреагировала на его насмешку.

— Неужели вам нужны дополнительные раны? Это может привести к серьезным осложнениям. Когда вам последний раз делали прививку против столбняка?

— Понятия не имею. Наверное, несколько лет назад.

— Лучше пусть вас осмотрит доктор Кумар. Затем я введу вам противостолбнячную сыворотку и промою рану перед зашиванием.

— Да, мамочка, — согласился он тем же тоном, явно не принимая ее всерьез.

Луиза плотно сжала губы, когда провожала его в кабинет Индиры. Он был настроен смеяться над ней, но она не позволит ему вывести ее из себя. Она твердо решила во что бы то ни стало сохранять спокойствие.

Луиза постучала.

— Войдите, — сразу же ответила Индира, и Луиза ввела Закери в небольшую комнату. Как она и ожидала, врач велела сделать прививку, а потом привести его на зашивание. Если бы у них было много пациентов, то Луиза и сама зашила бы рану, но никого не было, и Индира была рада оторваться от бумажной работы, которой избегала при каждом удобном случае. Для старшего персонала бумаги — это просто бедствие в наше время, подумала Луиза, выводя Закери из кабинета.

Он сморщился, когда сыворотка была готова.

— Ненавижу уколы.

— В этом вы не слишком отличаетесь от других пациентов, — заметила она без капли сострадания в голосе.

— Но они не перенесли их столько, сколько досталось мне, — проворчал Закери.

А он храбрый, отметила Луиза, наблюдая за ним, когда делала прививку и местную анестезию прямо в порез. Закери только на секунду закрыл глаза, стиснул зубы и затаил дыхание, но не проронил ни звука, только выдохнул, когда вся экзекуция была наконец-то позади.

Луизе ужасно хотелось потрепать его черные волосы, обнять, как ребенка, и успокоить, но, естественно, она не решилась, представив себе, что он скажет на это.

— Когда вы перевелись в это отделение? — как ни в чем не бывало поинтересовался Закери.

— Я не перевелась. Я здесь только на сегодня. Из-за праздников пришлось делать перестановки. У сестры, которая обычно работает в этом отделении, дети. Ей очень хотелось провести Рождество с ними. Но люди здесь нужны, поэтому я предложила свою помощь.

— То есть иначе бы у вас в Рождество был выходной?

Она мотнула головой, явно не желая обсуждать эту тему.

— Пойдемте, доктор Кумар зашьет вам рану.

Он преградил ей путь.

— Вы работали вчера, но вызвались работать еще и сегодня? А как же ваша семья? Что они об этом думают?

— Отец с мачехой сейчас катаются на лыжах в Швейцарии.

— И вам негде встречать Рождество?

Она чувствовала, что он пристально смотрит на нее, поэтому тщательно старалась сохранить бесстрастное выражение лица и ровный голос.

— Вот именно.

Она постучала и отступила назад, пропуская Закери, радуясь, что хоть теперь он не сможет задавать ей столь личные вопросы.

Он стоически терпел, пока Индира ловко делала аккуратные стежки. Было заметно, что для ее маленьких рук это одно из самых привычных занятий.

— Должно быть, вы неплохо вышиваете! — констатировал Закери.

Индира подняла на него глаза.

— Так и есть. Моя мать начала учить меня шитью, как только я смогла держать в руках иголку. Она хотела, чтобы я стала портнихой.

— Как же она отреагировала, когда вы сообщили, что станете врачом?

— Моя мать очень старомодна: она считает, что девушкам образование ни к чему, — пожала плечами Индира.

— Она хотела, чтобы вы поскорее вышли замуж?

Индира кивнула.

— Она готова на все ради блестящей карьеры сыновей, но образование для дочерей считает пустой тратой денег. И, кроме того, она боялась, что я нахватаюсь в университете западных идей о равенстве мужчин и женщин и, может быть, даже выйду замуж за человека, которого не одобрит семья.

— И как же в конце концов вам удалось стать врачом?

— К счастью, оказалось, что мой отец всю жизнь мечтал быть врачом. Поэтому он сказал, что если у меня есть способности к медицине, то мне надо идти в специальную школу. Я работала как проклятая, развивая эти способности.

— И ваша мать приняла это?

Индира хитро улыбнулась.

— Мама всегда соглашается, когда отец принимает решение. Конечно, это не значит, что она не пытается сначала переубедить его, но если он однажды скажет: «Будет так!», то она прекращает спорить и соглашается. Мама говорит, что в этом секрет счастливой семейной жизни. Для моего отца это, конечно, так.

— А вы разделяете это убеждение?

— Я считаю, что решения должны приниматься вместе, только тогда может быть достигнут компромисс, приемлемый для обоих, — ответила Индира. — Но я рада, что мой отец счастлив. Он очень хороший человек, и я ему многим обязана.

— Он должен гордиться вами, — заметил Закери, улыбаясь ей и рассматривая ее работу на своей руке. — Вы сделали мне первоклассный шов, а я, будьте уверены, уже специалист в этой области. Меня оперировали лучшие хирурги Лондона.

Индира засмеялась.

— Во-первых, спасибо за комплимент. А во-вторых, да, мой отец очень доволен, что я стала квалифицированным врачом, работающим в больнице. Наверное, я его воплощенная мечта. — Ее черные глаза заблестели. — Когда я только начинала здесь работать, он частенько забегал меня проведать, а заодно и сообщить всем, что я его дочь!

— Очень мило, — сказал Закери. — Я сам теперь буду испытывать соблазн заскочить и показать всем зашитую вами руку.

Индира покраснела и захихикала.

— Вы не должны заигрывать со мной, мистер Вест. Я помолвлена с очень ревнивым хирургом из этой же больницы. Ему вряд ли понравятся ваши слова.

— А как к нему отнеслась ваша семья?

— Они сразу его полюбили. Его родители — выходцы из Дели, как и мои. — Заметив подозрительный взгляд Закери, она поспешила добавить: — Нет, конечно, это не родители устроили наш союз, но обе стороны довольны. Кстати, мои сейчас как раз навещают его семью и обсуждают всякие мелочи, связанные со свадьбой.

Луиза слушала все это со смешанным чувством удивления и досады. Она знала Индиру уже много месяцев, так как часто пациенты ее ожогового отделения сначала попадали именно сюда, но никогда не слышала, чтобы Индира так легко рассказывала о себе, о своей семье, о ее происхождении. И, главное, кому?! Закери Весту, который всегда был верхом бесцеремонности. Но, кажется, они отлично поладили.

Естественно, Луиза знала о том, что Индира помолвлена, ведь ее жених Гириш уже несколько лет работал у них в больнице в отделении болезней уха, горла, носа. Это был привлекательный темноглазый мужчина с кожей оливкового цвета и очаровательной улыбкой. В больнице его все очень любили.

Когда Закери встал, Индира строго наказала ему:

— Несколько дней по возможности не используйте поврежденную руку. Мы же не хотим, чтобы швы разошлись.

— Буду осторожен, доктор! — пообещал он.

Луиза последовала за ним из кабинета.

— Я назначу вам день, когда надо будет прийти снять швы, мистер Вест.

Сверившись с регистрационным журналом, она выписала ему талончик, на который он не обратил никакого внимания, быстро засунув его в карман и продолжив свой допрос:

— Итак, вы работаете все рождественские дни. Вам не трудно?

Луиза отрицательно покачала головой, не глядя на Закери: она наблюдала за беседой администратора с вновь прибывшими — женщиной с маленьким ребенком. Луиза уже собралась было пойти к ним, но женщина направилась по коридору в сторону рентгеновского кабинета. Поэтому ей все же пришлось ответить Закери Весту:

— Я привыкла. В такие дни у семейного персонала всегда преимущество. Хотя, между прочим, встречать Рождество в больнице не так уж плохо, как может показаться. Поэтому многие с удовольствием дежурят, особенно одинокие сотрудники.

— Как вы, — сухо вставил он.

Луиза не сочла нужным отвечать.

— И как я, — добавил он.

— Разве у вас нет семьи, к которой вы могли бы поехать? — изумилась Луиза.

— Сестра приглашала меня, но для того, чтобы прожить несколько дней под одной крышей с ее детьми, нужны очень крепкие нервы — они самые настоящие домашние террористы. Они ломают все, до чего дотрагиваются, постоянно нуждаются в том, чтобы их развлекали. Самостоятельно они никогда не пойдут поиграть в сад или просто погулять, им скучно даже на пляже. Их родителей спасают только телевизор, видеофильмы, эти проклятые электронные игры и музыка — когда дети возвращаются из школы, дом становится похож на ад.

— А где они живут?

— В Провансе.

Луиза была поражена, она ожидала, что он скажет «в Лондоне» или где-то в его окрестностях.

— Во Франции?

— Когда я последний раз смотрел на карту, это было там, — сострил Закери.

— Везет же им, — мечтательно протянула Луиза. — Какими бы шумными ни были племянники, я бы на вашем месте поехала. Хотела бы я, чтобы мне кто-нибудь предложил поездку в Прованс.

— Договорились, я еду, если вы поедете со мной, — сказал он, отчего она замерла на месте.

Внимательно поглядев на его лицо, Луиза решила расценить эти слова как шутку и улыбнулась.

— Очень смешно!

— Я не шучу.

Смутившись, Луиза отвернулась.

— Извините, мистер Вест, но у меня нет времени играть в одну из ваших дурацких игр, меня ждут больные.

В отделении снова все кипело. Появилось несколько пациентов, которые в сопровождении администратора и младшей медсестры прошли в комнату отдыха, где должны были ожидать приема Луизы или доктора Кумар.

Больницу города Винбери большой назвать было нельзя, так же как обычно нельзя ее было назвать и переполненной пациентами. Она располагалась в небольшом городке, и этим все объяснялось. Но их отделение неотложной помощи посещалось жертвами несчастных случаев почти так же часто, как в больницах большого города. Здесь пациента могли осмотреть и оказать ему помощь в течение получаса, в то время как в других местах на это затрачивалось не меньше часа. Луиза знала, что трудно представить такую скорость в Лондоне, и гордилась тем, что работает здесь; хотя это не означало, что ей не хотелось бы год или два поработать в Лондоне — просто ради дополнительного опыта.

Спеша к стойке администратора, Луиза слышала сзади шаги Закери Веста по каменному полу — он шел к выходу. Затем она услышала, как он просит привратника вызвать ему такси. Конечно — он же не может вести машину поврежденной рукой! Она думала о нем, даже когда младшая медсестра вручала ей стопку аккуратно заполненных карточек. Но Луиза смогла все же заставить себя бодро поинтересоваться:

— Что у нас сейчас?

Бегло просматривая карточки, Луиза знала, что Закери еще где-то рядом. Он должен был в эту минуту находиться у главного входа. Соберись! — твердо сказала она себе. Забудь о нем, сосредоточься на работе. Она больше ни разу не взглянула в его сторону, но все равно точно знала, когда подъехало такси, когда он сел в машину, когда скрылся за поворотом. И когда он наконец исчез, ее тело странным образом обмякло от смеси испытываемых чувств — облегчения и грусти.

Луиза поняла, как она устала, только когда закончилась ее смена. Индира Кумар заботливо поинтересовалась:

— Как тебе у нас?

— Я уж и забыла, как это может быть утомительно. Я провела на ногах весь день, так что теперь как выжатый лимон.

— Но в своем ожоговом отделении ты ведь тоже не отдыхаешь, — удивилась Индира. Она-то давно привыкла к такому наплыву пациентов.

— Там мне хотя бы удается посидеть.

— Да, мы не можем позволить себе такую роскошь. Работа не дает нам ни минуты отдыха. Но ты отлично справилась, я хотела бы даже, чтобы ты работала у нас постоянно. — Индира хитро улыбнулась ей. — Если ты когда-нибудь захочешь перейти сюда, я встречу тебя с распростертыми объятиями. Ты привыкнешь, уверяю тебя.

Луиза засмеялась, но отрицательно покачала головой.

— Извини, Индира. Мне нравится мое нынешнее место. Работа не легкая, но стоит затрачиваемых на нее сил; я чувствую, что нужна моим пациентам.

Индира вздохнула.

— Да, конечно. Я понимаю. А жаль. Ну ладно, желаю тебе хорошо провести выходные. Ты встретишься с Дэвидом?

— Нет, он уехал в Уэльс к родителям встречать Рождество.

— А он не приглашал тебя поехать с ним? — Индира заметила, что Луиза изменилась в лице, и быстро поправилась: — Я задала нетактичный вопрос? Я просто подумала… ты и Дэвид встречаетесь уже несколько месяцев; я вообразила, что это… серьезно. По крайней мере достаточно серьезно для того, чтобы он захотел встречать Рождество с тобой.

— Еще рано, — ответила Луиза, немного покраснев. На самом деле Дэвид предлагал ей поехать с ним к его семье в Уэльс, но она тогда собиралась встречать Рождество со своими. Когда же отец сообщил ей, что они с Нелли уезжают в Швейцарию, она не стала говорить Дэвиду об этом, опасаясь, что он повторит свое приглашение. Ей совсем не хотелось ехать куда-либо с ним, а тем более встречаться с его семьей, позволив тем самым их отношениям перерасти в нечто большее, чем то, что у них было.

Они по-прежнему виделись не слишком часто, так как работа занимала большую часть их времени. Но Луиза знала, что Дэвид давно хочет, чтобы их отношения стали более интимными. Они встречались много месяцев, и ему хотелось сделать ее своей любовницей. Она знала также, что ее отказ очень расстраивает Дэвида, и ей совсем не нравилось причинять ему боль, но она не собиралась ложиться с ним в постель только для того, чтобы успокоить его. Она же не утешительный приз для мужчины с комплексом!

Вечером, готовя индейку с овощами во фритюре, Луиза мысленно возвращалась к пережитому дню, она вспоминала, как бешено забилось ее сердце при появлении Закери Веста в больнице.

Он был первым мужчиной, которого она желала по-настоящему. Только теперь она осознала, что, должно быть, чувствовал Дэвид, держа ее в объятиях. Может быть, только одна сторона всегда испытывает страсть? Вряд ли Дэвиду понравится, если она — не дай Бог — проговорится о том, что Закери Вест зажигает в ней огонь одним только взглядом, в то время как ему, Дэвиду, это не удается, как бы он ни старался.

Покусывая нижнюю губу, она перекладывала приготовленное блюдо на тарелку. Закери Вест просто забавляется с ней, и она это знала, знала, даже когда пылала от его поцелуя. Она должна перестать думать о нем!

Следующий день, несмотря на холод, был ясным и солнечным. Луиза решила поехать за город покататься на машине. Она выбрала дорогу к морю, намереваясь найти какой-нибудь симпатичный ресторанчик на берегу и пообедать там.

В деревне Тартон было тихо как в могиле. На дорогах тоже было пусто. Кто-то еще отдыхал от бурно проведенных праздников, некоторые если и выбрались из дома, то только до ближайшего городка, чтобы купить что-нибудь на зимней распродаже, которая всегда начиналась сразу после Рождества.

Когда на горизонте показался домик Закери Веста, Луиза нашла в себе силы, чтобы сознаться, что он и был целью ее поездки.

У нее даже нашлось оправдание тому, что она здесь. Но, как только Закери открыл входную дверь и предстал перед ней, язык словно прилип к гортани.

Его брови удивленно изогнулись.

— Ну, здравствуйте еще раз! Передумали насчет поездки в Прованс?

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Луиза со злостью поняла, что краснеет. Ну почему она всегда заливается краской, как только видит его? Неудивительно, что он постоянно подтрунивает над ней!

— На самом деле я пришла проверить, не нужна ли вам какая-нибудь помощь по дому, чтобы вы не повредили больную руку.

Он смерил ее недоверчивым взглядом, но в глазах явно была насмешка.

— Оказывается, вы не только медсестра, но и работник социальной сферы?

— Конечно, нет, но раз уж я проезжала мимо… — Она запнулась, случайно бросив взгляд через его плечо: в коттедже творилось нечто ужасное. Книги были разбросаны по всему полу, там же валялись выдвижные ящики из стенки и письменного стола, повсюду были смятые вещи. — Боже мой! — пробормотала она в шоке. — Что вы тут делали? Вы переезжаете? — Когда она приходила к нему первый раз, здесь было достаточно чисто, но ведь, в конце концов, он художник. Может, ему нравится жить в хаосе?

— Нет, — мрачно ответил он. — Когда я вчера вернулся из больницы, то обнаружил, что меня обокрали.

— Обокрали? — повторила она в ужасе. Кошмар! Что-нибудь ценное пропало?

— Телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр и микроволновая печь. То есть все то, что будет легко продать.

— Полиция приезжала?

— Да, полчаса назад, но они не слишком задержались. В праздничные дни у них людей мало, а вызовов много. В это Рождество обокрали не только меня, так что жертвы уже оборвали телефон в участке. Никаких отпечатков пальцев, никаких улик они не нашли, и, как мне показалось, они не очень рассчитывают на то, что им удастся поймать кого-либо.

Луиза все еще смотрела мимо него на разгромленную гостиную.

— У вас есть домработница?

— Есть, только у нее сейчас недельный отпуск, который она проводит в Хэрроугейте, так что мне придется обойтись без нее. Я как раз собирался приступить, когда вы приехали.

— Я помогу вам, — выпалила Луиза, повинуясь внезапному импульсу. Если она рассчитывала, что он откажется, то ей пришлось разочароваться.

— Я надеялся, что вы предложите, — сказал он холодно. — А если мы быстро закончим, то я угощу вас ланчем в пивной «Блэк свэн» [4]. Они делают лучшие ланчи во всем Тартоне. Правда, вам самой придется отвезти нас туда, поскольку я пока не сажусь за руль, если вы помните.

Луиза сняла свой жакет, намереваясь заняться предстоящей работой основательно.

— Если у вас есть дома какая-нибудь еда, то я сама смогу приготовить нам что-нибудь перекусить. Итак, это единственная комната, где учинили разгром?

— Да, очевидно, грабители поднимались наверх, но вся техника — на первом этаже, поэтому они, наверное, решили поскорее схватить ее, чтобы успеть до моего прихода и не тратить время еще и на второй этаж. Полиция сказала, что я легко отделался, они видели и более серьезный ущерб.

— Это не слишком утешает, — заметила Луиза, и Закери поморщился в ответ.

— Да уж, согласен.

Работа им предстояла нелегкая, и Луизе было даже немного страшно приниматься за нее; но трудности никогда не заставляли ее отступать от намеченного, а начатое она всегда доводила до конца. Луиза носилась по коттеджу до тех пор, пока в нем не воцарился прежний порядок. Конечно, она устала, но не настолько, чтобы не заметить нездоровую бледность на лице Закери, и велела ему безапелляционным тоном сесть отдохнуть и предоставить ей самой закончить всю уборку.

— Я в порядке, — коротко возразил он.

— Нет, вы не в порядке. Садитесь и не упрямьтесь. Вы что, хотите снова заболеть?

— Я не люблю женщин с командирскими замашками! — недовольно пробурчал он.

— А я и не заставлю вас любить меня! — нашлась Луиза, но его слова острым ножом вонзились ей в сердце. — Я просто взываю к вашему здравому смыслу и прошу сесть, пока вы не упали без чувств.

— Ладно, так и быть, — пожал плечами Закери и медленно направился к стулу. Какое-то время он внимательно наблюдал за ее работой, но вскоре ушел на кухню. К немалому удивлению Луизы, он вернулся с кофейником и несколькими толстыми бутербродами. — Пивная только что закрылась, поэтому нам не удастся поесть там, — объяснил он. — Правда, у меня ограниченный выбор компонентов: только сыр и салат. Вам с чем?

— Все равно, — бросила Луиза, полностью поглощенная своим занятием.

— Оставьте вы в покое эти царапины на столе, лучше идите примите душ, и мы будем есть.

Она дотронулась рукой до царапин — это были глубокие отметины, оставленные взломщиками.

— Что заставляет людей быть такими варварами? Столик в плачевном состоянии, а он, кажется, старинный.

— Да, конец эпохи Георгов[5] , — сказал Закери, нахмурившись, отчего его лицо превратилось в зловещую маску, повергавшую людей в ужас. — Он не очень ценный, но в нашей семье находится с 1820 года, поэтому мне не хотелось бы его потерять. Надеюсь, его удастся привести в порядок. Я знаю одного человека, который специализируется на восстановлении антикварной мебели, — он творит чудеса. Я позвоню ему.

— Отлично. — Луиза оглядела комнату критическим взглядом и наконец произнесла: — Кажется, все.

— Да, действительно, вы сделали все, что могли, так что теперь живо в ванную! Она наверху, как подниметесь по лестнице — налево.

Ванную комнату Луиза нашла без труда. Там было очень уютно: все выдержано в лимонно-желтых тонах, множество лампочек обеспечивали море света. Дотрагиваясь до пушистого желтого полотенца, Луиза задумалась, как ему удалось подобрать столь подходящие друг к другу аксессуары. На тумбочке из соснового дерева она обнаружила кусок нераспечатанного лимонного мыла. Специально для нее? Или это просто совпадение?

Когда она вернулась в гостиную, Закери уже успел расставить чашки и тарелки на столике около окна. Увидев ее, он принялся разливать кофе. Только теперь, когда ее ноздри почувствовали приятный аромат, Луиза поняла, насколько голодна.

— Садитесь и приступайте к еде, — скомандовал Закери, кладя на тарелку бутерброд с сыром и подавая ей.

Она не без улыбки взглянула на толстый кусок хлеба.

— И часто вы питаетесь бутербродами?

— Когда работаю, да. Зачем тратить время на приготовление каких-то сложных блюд или даже на то, чтобы выбраться в ресторан? Туда я хожу, только если не занят.

— Вы работаете каждый день? — спросила она перед тем, как вгрызться в свой сэндвич, в котором между толстыми кусками хлеба оказался запрятан такой же огромный ломоть сыра, приправленный домашним соусом с томатным привкусом.

Он молчал. Она удивленно подняла голову и посмотрела на него. Странно, что ее вопрос вызвал такую реакцию. Его лицо покрылось темными пятнами, губы крепко сжались. Что с ним? Он и раньше, видимо, был очень чувствительным человеком; учитывая же то, что произошло с ним за последнее время: авария, а теперь еще и ограбление, — неудивительно, что он стал таким раздражительным.

— Работал, — наконец ответил он на ее вопрос. Она сразу уловила глубокую печаль, скрывавшуюся за этим словом, и ее сердце болью откликнулось на его боль.

— Вы так и не можете начать работать?

Он сердито смотрел на нее.

— Я же говорил вам, когда вы приезжали первый раз, что после аварии я не в состоянии рисовать. Физически я мог бы, конечно. Водить кистью по бумаге — это не так сложно. Но я никак не могу решить, что хочу изобразить. Я часами стою перед холстом, пытаясь решить, но… — он прервался, нахмурившись. Она не могла не испытывать жалость к нему.

— Мне так жаль. Это должно быть очень грустно для вас.

— Грустно?! — прогремел он, свирепо буравя ее взглядом. Луиза даже вздрогнула, опуская недоеденный бутерброд на тарелку. — Грустно! — повторил он ядовитым тоном. — Грустно? — уже кричал он, обнажая два ряда безукоризненных белых зубов. — Это сводит меня с ума. Я же художник. Мне нужно рисовать! Я не понимаю, почему у меня это не получается. Я все стараюсь и стараюсь, но такое впечатление, что чем больше я стараюсь, тем безнадежнее становится ситуация!

Луиза облизала пересохшие губы и сделала робкую попытку высказать ему свое предложение:

— Может быть, вам лучше перестать стараться и отдохнуть недельку-другую?

— Неужели, вы думаете, я не пробовал? Я уже перепробовал все, что только возможно, но ничего не помогает. — Он смотрел на нее почти с ненавистью. — Доешьте, в конце концов, свой бутерброд! И пейте быстрее кофе, он небось и так уже остыл.

Она послушно повиновалась, надеясь, что это его успокоит. Такое состояние ему явно не на пользу.

— Закончили? — спросил Закери десять минут спустя, когда она допила вторую чашку кофе.

— Да, спасибо, все было очень вкусно.

Закери встал.

— Идемте со мной!

Луиза недоуменно тоже поднялась на ноги.

— Куда?

— В мою студию.

Она последовала за ним, ее любопытство росло. Ей никогда не доводилось бывать в настоящей студии художника, и сейчас ей не терпелось попасть туда.

Студия оказалась пристройкой к коттеджу с задней стороны. Две стены представляли собой гигантские окна, от пола до потолка. Таким образом, даже в пасмурный зимний день в комнате было полно света.

В центре на мольберте стоял холст. Закери властно указал ей на него.

— Вот это и есть все, что мне удалось изобразить за последние девять месяцев!

Сбитая с толку, она с недоумением взирала на красные мазки, яростно нанесенные на холст.

— Боюсь, что я не слишком понимаю современное искусство, — вежливо произнесла она.

— Идиотка! Это не искусство! У меня был очередной приступ депрессии, и я просто взял красную краску и вылил ее на полотно, желая изобразить свои чувства.

Луиза сбивчиво пробормотала:

— Понятно. Мне ж…

— Если вы скажете, что вам жаль, то я вас ударю! — взревел он.

Она нерешительно отступила к стеклянной стене.

— Что же еще я могу сказать? — Неожиданно выглянуло солнце и осветило ее стройную фигурку в голубом платье. Закери, прищурившись, посмотрел на нее.

— Стойте смирно, — быстро скомандовал он.

— Зачем? — осторожно поинтересовалась Луиза, ее темно-голубые глаза выражали полнейшее замешательство.

Закери взял со стола блокнот и огрызок угольного карандаша. Луиза наблюдала за решительными движениями длинных пальцев его здоровой руки. На белой бумаге появлялись черные штрихи.

— Вы рисуете меня? — удивленно, но не без радости спросила она.

— А что же еще я могу делать?

Она была слишком польщена, чтобы обратить внимание на его ворчание. Он наконец начал работать, и вдохновила его она! Волна радости словно окатила ее.

Несколько минут спустя он отложил карандаш и начал критически рассматривать только что нарисованное.

— Можно мне посмотреть? — попросила Луиза, и он молча протянул ей блокнот. Она застыла от восхищения. Всего несколько линий, но они передавали полное сходство. — Вот это да! Вы необыкновенно талантливы, мистер Вест. Я завидую вам — у меня совсем нет способностей к рисованию.

— Вы хорошая медсестра, это, без сомнения, тоже дар! — бросил он небрежно.

Она покраснела.

— Спасибо. Но вам не кажется, что это не одно и то же? Хороших медсестер тысячи, хороших же художников гораздо меньше. Когда вы перенесете набросок на холст?

— Что? — Он криво ухмыльнулся. — Сомневаюсь, что это когда-нибудь случится. Делать наброски я мог всегда — это как рефлекс, просто фиксирование на бумаге за несколько минут того, что видишь перед собой. Писать маслом — это совсем другое, это занимает много часов работы: недели, месяцы… а главное, для этого требуется вдохновение. Мне нужно точно знать, что я ищу, именно этого мне недоставало — желания творить.

Она прикусила губу.

— Я понимаю.

Сейчас она чувствовала себя полной дурой, причем сильно униженной. Наверное, он посчитал ее тщеславной и презирал за то, что она подумала, будто вдохновила его.

Он отбросил блокнот и встал рядом с ней у окна.

— Как вам мой сад? Я создал его сам. Конечно, сейчас вы не видите его во всей красе: декабрь — один из мертвых месяцев года, но я посадил много вечнозеленых кустов. Они неплохо защищают от морских ветров. А еще вы сейчас можете увидеть зеленые побеги подснежников, нарциссов и крокусов.

Она повернулась к нему.

— Вы очень любите свой сад?

— Я считаю садоводство отличным способом времяпрепровождения, — согласился он. — Смотрите, а вон моя любимая магнолия — скоро она зацветет.

Луиза чувствовала прикосновение его плеча к ее собственному, улавливала теплый мужской запах его тела, и ее сердце бешено забилось.

Посмотрев в ту сторону, куда он указывал, она увидела небольшое деревце, на нем еще не было листьев, но было много светлых меховых почек. Она смотрела, а в голове словно стоял туман, все мысли ее были поглощены мужчиной, который находился настолько близко, что это не позволяло сосредоточиться на чем-либо еще. Испугавшись собственных чувств, она поспешно сделала шаг в сторону. Как раз в это мгновение пошевелился Закери; их столкновение было неизбежно. Луиза инстинктивно выставила вперед руки, пытаясь восстановить равновесие и избежать падения. Ее пальцы погрузились в теплую шерсть его свитера.

— Извините… — пробормотала она и смущенно подняла глаза, втайне надеясь, что он не сможет прочитать по ее лицу те чувства, которые вызывает в ней малейшее соприкосновение с ним.

Лицо, покрытое шрамами, не отражало ничего, кроме цинизма, так часто появлявшегося на нем; серые глаза блестели насмешкой.

— Вам следует быть более осторожной, — протянул он. — И не дрожите так! Я могу неправильно понять ваше смятение и истолковать его как приглашение. Вы что, забыли, каково вам было, когда я поцеловал вас? Вам показалось это настолько отвратительным, что вы потеряли сознание. Вам же не хочется, чтобы это повторилось!

Она попала в затруднительное положение. Ее смутило и что он сказал, и как он это сказал. Неужели он действительно считал, что выглядит отталкивающе?

— Я не считаю вас… — начала она, но остановилась, не зная, как сформулировать свою мысль, чтобы это не прозвучало как признание. — Я хотела сказать, что это не потому… Ох, не надо думать… — Она была совсем смущена, но смотрела на него с состраданием. — Вы не должны считать, что непривлекательны…

— Нет? — издевался он над ней. — Ну, в таком случае… — Он положил руки ей на талию, приблизившись к ней на один шаг, так что тела их соприкоснулись. Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда она почувствовала его прикосновение: одна рука крепко держала ее за талию, а в это время другая блуждала по спине, затем поднялась к затылку; Луиза чувствовала прохладу его пальцев на своей горячей коже.

Луиза не могла унять дрожь. Она словно стояла на берегу, и ее неожиданно захлестнула высокая волна, смыла в море и, не давая пошевелиться, топила в яростном водовороте, слишком сильном, чтобы бороться с ним.

Луиза закрыла глаза, желая забыть обо всем на свете: о тихой студии, красивом саде за окном, о том, что могло предостеречь ее от безрассудного падения во власть чувств. Здравый смысл предупреждал ее об опасности, но сейчас она ничего не слышала. Ей хотелось испытать то, о чем она раньше могла только мечтать. Поэтому она не смогла оттолкнуть его, когда твердые губы накрыли ее рот, а только вздрогнула от удовольствия и обвила руками его шею, полностью отдаваясь поцелую.

Рукой, обнимавшей спину, он еще ближе прижал ее к себе; его губы уже стали горячими и требовательными. Он хотел ее. Она чувствовала, как бешено стучит ее сердце и пламя загорается внутри.

Но ее ли, Луизу, он хотел, или просто из-за того, что у него уже давно не было женщины, любая могла так сильно возбудить его? — шептал тонкий голосок из потаенных уголков ее сознания. Но она не хотела ничего слышать. Самое главное — сейчас он хотел ее, а причины ее не интересовали.

Все дело было в том, что сама она хотела его с первой их встречи, хоть долгое время и не могла понять, какие чувства испытывает к нему, прежде всего потому, что это было для нее впервые. Сначала Луиза полагала, что жалеет его, ее сердце сжималось от испытываемой им боли. Она много раз повторяла себе, что ее чувства к Закери Весту — это нормальные чувства, которые должна испытывать медсестра к своему пациенту, ведь и раньше она сострадала больным, за которыми ей приходилось ухаживать. В этот же раз к обычному состраданию примешивалось еще и чувство вины, поскольку она знала, что ее отец был виновником его состояния.

В действительности же она, оказывается, обманывала себя. Постепенно пришлось себе в этом признаться. Ее чувства к Закери Весту не имели ничего общего с жалостью. Корни лежали внутри ее самой. Она хотела его, хотела больше всего на свете.

Раньше она часто думала, что, возможно, она фригидна, неспособна на такую любовь, которую воспевают поэты, о которой композиторы слагают песни. Закери Вест доказал ей, что это не так.

Его губы неохотно оторвались от ее мягкого рта, но он не отпустил ее голову. Его губы скользнули вниз по щеке к шее, медленно оставляя поцелуи за ухом и спускаясь ниже, к ключице. Одновременно одной рукой он расстегивал пуговицы ее светло-голубого платья.

Луиза тем временем перебирала черные пряди его густых волос, закручивая их одну за другой вокруг своих пальцев.

Губы Закери сползли еще ниже, и она застонала от удовольствия. Он зарылся лицом между ее нежными маленькими грудями. Она почувствовала, что он повернул голову, и тут испытала необычайно волнующее ощущение — Закери коснулся ресницами ее соска.

Она затрепетала. Дыхание ее было затруднено, но, когда Закери начал ласкать языком ее грудь, она не сдержалась и издала протяжный крик.

Звук ее голоса отрезвил их обоих. Он словно разрушил чары, удерживавшие их. Закери замер. Мгновение спустя он, тяжело дыша, поднял раскрасневшееся лицо.

Ей не хотелось спускаться на землю из того рая, куда он вознес ее. Но она же не могла остаться с закрытыми глазами навечно. Неохотно открыв их, Луиза чуть не ослепла от холодного, но яркого зимнего света, как только что она чуть не ослепла от страсти. Дрожа всем телом, она рискнула взглянуть на Закери.

Сейчас его лицо побледнело от напряжения. Он резко отстранился, опустив руки вниз, но до сих пор дышал так, словно за ним гнались.

— Простите меня, — проговорил он глубоким охрипшим голосом. — Ради Бога, не смотрите на меня так! Вы дрожите, как кролик, загнанный в клетку. — Он протянул руку, словно желая дотронуться до нее, но в последний момент отдернул. — Не волнуйтесь, я пришел в себя. Это больше не повторится — вы можете наконец перестать дрожать! Я просто хотел поставить точку, все началось как дурацкая шутка. Мне не следовало даже прикасаться к вам! — Он прервался, отводя глаза, словно не осмеливаясь смотреть на нее. — Поверьте, переспать с вами — это последнее, о чем я думал.

Лицо Луизы горело. Ее переполняли боль и стыд. Она уставилась в окно, но перед глазами был сплошной туман.

Шутка? — униженно повторила она про себя. Для него это было всего лишь шуткой?

— Я потерял над собой контроль, — произнес он низким голосом. — Вы же медсестра, наверное, знакомы с психологией — может быть, вы поймете, что произошло в моей голове. Я разозлился и поцеловал вас потому, что вы жалели меня, а это приводит меня в бешенство. Но как только я собрался отпустить вас, я вспомнил кое-что… кое-кого…

Луиза оцепенела. Он думал о ком-то, когда целовал ее? Она почувствовала, что вот-вот заплачет.

— Вот почему я потерял над собой контроль, — объяснил он осипшим голосом. — Это безумие; я понимаю, что это глупо — продолжать думать об этом… о ней…

Луиза вела отчаянную борьбу со слезами, она не могла допустить, чтобы они все-таки вырвались наружу. Но вместе с тем она внимательно ловила каждое его слово. О ней? Кого он имеет в виду?

— Я даже не знаю ее. Ни имени, ни где она живет. Я не знаю о ней ровным счетом ничего! Я видел ее только однажды, издалека, но… — вздох вырвался из его груди, — но ее образ преследует меня. Вы понимаете?

— Да, — прошептала она сквозь собственную боль. — Да, понимаю. — Она и правда понимала, причем даже лучше, чем он мог себе представить. С их первой встречи его образ преследует ее, и с каждым днем это наваждение только крепнет.

— Правда? — Он смотрел на нее с сомнением. — Если бы кто-то раньше сказал мне, что я буду испытывать такие чувства к незнакомой женщине, то я рассмеялся бы ему в лицо. Это какая-то болезнь, и я не могу избавиться от нее. Я знаю, что это у меня в голове, это мираж. Я сотни раз повторял себе это. Разве не сумасшествие — влюбиться в девушку, с которой ты даже не разговаривал? В конце концов, что я знаю о ней? — Он нервно шагал взад-вперед по комнате, засунув руки в карманы потертых голубых джинсов.

Луиза молча наблюдала за ним, покусывая нижнюю губу и сдерживая предательские слезы.

Закери рассмеялся.

— Судя по тому, что я знаю о ней, она самая большая зануда на свете. А может быть, она тощая, как доска, или невыносимая кокетка, а может, она вообще замужем и мать двоих детей! Я перебрал все возможные и невозможные причины, по которым мне следует навсегда забыть о ней, но я не могу забыть. Она приходит в мои сны каждую ночь; я просыпаюсь с мыслями о ней.

Луиза и не думала, что можно испытывать такую боль. Голос, напряжение, владевшее его бледным лицом, — все это заставляло ее ревновать так сильно, что она готова была закричать.

— Я видел ее только однажды, — повторил он. — Глупо… — Он остановился и посмотрел на Луизу. Его веки были полуприкрыты, так как свет, проникающий через высокие окна студии, невыносимо резал глаза. — Глупо, — еще раз повторил он. — Это произошло тем вечером; возможно, всего лишь совпадение, или именно поэтому я не могу забыть ее?

Каким-то образом Луизе удалось заговорить, хотя она почти не владела своим голосом:

— Каким вечером?

Их глаза встретились, и словно по телепатической связи она получила ответ, хотя он не успел произнести ни слова. Она прошептала:

— В ту ночь, когда произошла авария?

Он кивнул.

В смятении она пыталась уловить смысл всего сказанного им.

— Я находился где-то между Тартоном и Винбери, — продолжил он. — Машину я вел очень аккуратно, потому что боялся повредить полотна, которые перевозил в багажнике. Я помню, что думал тогда о своей выставке. Она должна была стать самым знаменательным событием для меня; наверное, я был взвинчен еще и из-за этого. Были сумерки, я ехал по проселочной дороге и вынужден был включить фары, так как фонарей не было. Затем впереди с правой стороны дороги я увидел светлое пятно… что-то белое, плывущее вдоль живой изгороди… или стены, точно не помню. Я был в замешательстве, не мог понять, что это такое; инстинктивно я нажал на тормоз и снизил скорость, машина почти ползла.

О чем он говорит? — удивлялась Луиза, смотря на него широко раскрытыми голубыми глазами. Заметив ее взгляд, он поспешно проговорил:

— Я знаю, это прозвучит как бред… но я подумал… всего на секунду я подумал… что это призрак.

— Призрак? — недоверчиво переспросила она. — Не думала, что вы верите в призраков.

— Я и не верю. Это, конечно, был не призрак, но, знаете ли, в сумерках возможны разные галлюцинации. В это время суток все кажется серым и словно тает в ночи. Я сделал еще одну попытку понять, что же это. И тут мне пришлось посмеяться над собственными страхами. Не думал, что у меня такое богатое воображение. Дело в том, что это оказалась просто девушка. Она медленно шла вдоль изгороди… да, сейчас я вспомнил, это действительно была изгородь, скрывавшая огромный сад и где-то вдалеке дом. Но я смотрел только на нее. Казалось, что она была там всегда, всегда плыла в сумерках по саду. На ней было что-то белое, свободное и летящее, похожее на ночную рубашку в викторианском стиле…

Глаза Луизы недоуменно расширились.

— На ночную рубашку? Она гуляла по саду в ночной рубашке?

Он посмотрел на нее так, словно она задала глупый вопрос.

— Ну, может, и не рубашка, но очень похоже. В том-то и дело — странным было все, как будто это происходило не по-настоящему, а во сне. — Он снова заметил ее настороженный взгляд и раздраженно нахмурился. — Но это было, я не выдумываю… — настаивал он, хотя Луиза так и не произнесла ни слова. Но, безусловно, думала она именно об этом. Его описание заставляло усомниться в том, что он вообще что-либо видел. Но она не проронила ни звука, позволив ему продолжить.

— Единственное, в чем я уверен, так это в том, что она очень молода: девушка… может быть, даже подросток… — Он мечтательно смотрел вдаль, как будто видел ее снова уже здесь, в своем саду, на фоне серого зимнего неба.

Луиза наблюдала за ним с болью в сердце. Ну почему он так не мечтает о ней, Луизе? Почему зациклился на ком-то, кого видел лишь раз, а может, и вообще не видел? На нее же он даже не смотрел; он был слеп к тому, что она чувствовала, о чем думала. Он был слишком поглощен собственными эмоциями.

— Она очень хрупкого сложения, — продолжал он описывать свою мечту. — Маленькая и стройная, с длинными распущенными волосами, которые как шлейф развевались при каждом ее движении. Я с трудом рассмотрел ее нежное, бледное лицо — оно было подобно камее, такие же отточенные черты. Я все замедлял ход, пока совсем не остановился. Я так и сидел, наблюдая за ней. Она, хоть и посмотрела один раз в моем направлении, но не думаю, что заметила меня; я чувствовал, что она целиком поглощена собственными мыслями.

Комизм ситуации позабавил Луизу. Девушка даже не посмотрела на него, будучи слишком поглощенной своими мыслями! Да уж, разве это не смешно? Любовь похожа на яркую карусель с громкой музыкой и цветными огнями. Влюбленные бесконечно следуют за предметом своих чувств, но никогда не догоняют его, а сами преследуются еще кем-то, на кого они даже ни разу не взглянули!

Закери, нахмурившись, произнес:

— У меня возникло чувство, что она несчастна… — Он криво улыбнулся Луизе. — Простите мои излияния, но все эти месяцы я не мог ни с кем поговорить. У меня даже не было возможности вернуться и найти ее, потому что через несколько минут после того, как я увидел ее, появился ваш отец и врезался в меня. С тех пор… — его лицо ожесточилось, шрамы стали более заметными, а глаза колючими, — я не осмеливаюсь сесть за руль. Без сомнения, когда-нибудь я справлюсь с этим, но сейчас мне приходится все время брать такси или просить друзей отвезти меня. Не могу же я попросить кого-нибудь из друзей ездить со мной по дорогам и искать девушку, которую даже не знаю, как зовут. А кроме того, я не уверен, где именно ее видел. Где-то между Тартоном и Винбери, но ведь это несколько миль! А если и предположить, что найду ее… посмотрите на меня! Как я смогу показаться ей на глаза, попросить о свидании? Разве захочет такая девушка встречаться с таким уродом, как я?

— Вы выглядите совсем не так ужасно, как вам кажется… — тихо произнесла Луиза. Закери разозлился.

— Не начинайте, пожалуйста, эту песню заново! Вы же медик — поставьте мне диагноз. Я схожу с ума? Или что?

Луиза выдавила слабую улыбку.

— Я уверена, что вы действительно видели девушку, прогуливающуюся по саду, и, без сомнения, она была такой красивой, как вы рассказываете… но в вашей памяти она засела так глубоко только из-за происшедшей вскоре после этого аварии. Вы были тяжело больны, вы ничего не могли делать — только лежали и думали. Когда вы вернетесь к нормальной жизни, начнете работать, вы забудете о ней. — Она демонстративно посмотрела на часы и, деланно удивившись, воскликнула: — Посмотрите, сколько времени! Мне надо идти, мистер Вест. Надеюсь, что полиция найдет воров и сможет вернуть ваше имущество.

Он последовал за ней к входной двери.

— Спасибо за помощь; если бы не вы, я бы до сих пор еще убирался.

— Не стоит благодарности, — произнесла она небрежно. — Прощайте.

Она произнесла это слово легко, но была абсолютно серьезна. Прощай, моя любовь, думала она по пути к машине.

— Увидимся, — крикнул Закери ей вслед, и она вздрогнула. Увидимся?! Ну уж нет, насколько это будет в ее силах.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Празднование Нового года, как обычно, принесло в больницу новую волну пациентов. В большинстве случаев это было связано со слишком большим количеством выпитого спиртного в канун праздника. В основном такие пациенты попадали в другие отделения, но всегда набиралась кучка людей, пострадавших от ожогов, в том числе дети.

В этом году Луиза даже радовалась, что у нее так много работы. Это помогало ей не мучить себя размышлениями и воспоминаниями о Закери Весте. Но напряжение, в котором она находилась, не разрешая себе ни одной мысли о Закери, сказалось на ее состоянии. Она стала часто выходить из себя, и другие сотрудники, которые не могли не заметить происшедшей в ней перемены, уже относились к ней с опаской.

Именно такой взгляд она заметила на лице Антеи Картер ранним январским вечером. Я превращаюсь в мегеру! — подумала Луиза, вспоминая собственные первые годы в больнице и страх перед старшим персоналом. Мне надо держать себя в руках!

— Вы сделали инъекции? — поинтересовалась она гораздо мягче, чем собиралась вначале.

Антея смутилась, но вскоре ее лицо приняло обычное легкомысленное выражение.

— Я как раз собиралась, сестра. Я была так занята, что…

— Хорошо, сделайте это сейчас! И раз уж сейчас Новый год, пообещайте себе как можно точнее придерживаться графика, какие бы экстренные случаи ни возникали.

— Да, сестра, — кротко ответила Антея Картер. — А вы что-нибудь загадали себе, сестра?

Луиза сухо улыбнулась.

— Да, но я не скажу, что именно, иначе вдруг не исполнится. Идите лучше делать инъекции. У вас нет времени на пустую болтовню. Вы и так могли это сделать раньше.

Девушка покраснела и заспешила прочь, словно испуганная мышка от кошки. Бедная Антея — она вела такую беспорядочную жизнь! Жалко, конечно, придираться к ней, но что делать? Работу выполнить нужно, и на будущее ей надо научиться исполнять свои обязанности без напоминаний.

Луиза, нахмурившись, вернулась к огромной кипе бумаг, накопившихся за праздники. Что же касается новогодних желаний, то у нее было только одно — постараться забыть Закери Веста; и она не могла сказать об этом Антее!

Луиза смотрела на бланк, который только что заполняла, но не видела его. Она думала о Дэвиде. Что же с ним делать? Он хороший человек, ей нравится его общество, но она знала, что никогда не сможет полюбить его, а без любви она не могла лечь с ним в постель. Как бы ей ни нравился Дэвид, она слишком долго пыталась полюбить его, чтобы делать вторую попытку.

Долгое время она была почти уверена, что не существует на свете такой любви, о которой пишут в книгах. Она была согласна, что существуют физическое влечение и привязанность, но эти две вещи, казалось, никогда не бывают вместе. Она не раз спрашивала себя, сможет ли так захотеть мужчину, чтобы лечь с ним в постель, чтобы пройти с ним огонь и воду. Некоторые мужчины называли ее фригидной, и Луиза уже почти поверила в это. Однако только до настоящего момента.

Повстречав Закери, Луиза узнала, что способна на страсть такой силы, которая разрывает ее на части. Именно поэтому ей надо было прекратить встречаться с Дэвидом; ведь к нему она никогда не сможет испытать подобные чувства.

От неожиданного звонка телефона она чуть не подпрыгнула. Еще один экстренный случай? У них оставалось только одно свободное место.

Она взяла трубку, скрестив на другой руке пальцы.

— Ожоговое отделение; говорит сестра Гилби.

Узнав голос отца, она вздохнула с облегчением.

— Привет, пап, как ты?

— Не спрашивай, — мрачно ответил он. Рождество, проведенное в Швейцарии, явно не пошло ему на пользу. Он вернулся еще более подавленным и раздражительным, чем уезжал. — Ты-то как? Нормально?

— Очень загружена, — ответила она уклончиво. — Рождество и Новый год, как обычно, кончились притоком новых пациентов во все отделения больницы. Сегодня у нас осталась только одна свободная койка, и если поступит хоть один пациент, то будет катастрофа. Ну ладно, отец, я не могу долго разговаривать: нам уже пора готовить палату к ночи.

— Конечно. Еще несколько слов; мы с тобой не виделись давным-давно. Как насчет того, чтобы пообедать вместе? Когда у тебя выходной?

— У меня два выходных: завтра и послезавтра, — произнесла она неохотно, поскольку собиралась выспаться. Ей этого очень не хватало последнее время.

— Может, в пятницу? — настаивал Гарри Гилби. — Мне сделали предложение, которое я хочу обсудить с тобой.

— Предложение?

Понизив голос, он пояснил:

— Кое-кто хочет купить фабрику; это может оказаться для меня выходом из положения. Но они предлагают слишком мало. Я подозреваю, что они где-то пронюхали о моем затруднительном положении, и пытаются договориться со мной раньше, чем об этом узнает кто-нибудь еще.

— Отец, но я же ничего не смыслю в бизнесе. Что думает Нелли по этому поводу?

— Я ей пока не сказал, — признался Гарри Гилби.

— Ясно.

Луиза была поражена. Сколько еще секретов у него было от Нелли? Что же это за брак, если так много всего скрывалось друг от друга? Жена должна быть таким человеком, которому муж, попав в беду, может полностью довериться, у которого найдет поддержку и утешение, а не таким, чьей реакции надо бояться. Луиза нахмурилась, машинально рисуя что-то на полях своего ежедневника. Ее отец был несчастен; это делало несчастной и ее саму.

— Я и так знаю, что она скажет — она не захочет, чтобы я продавал, — пробормотал Гарри Гилби. — В любом случае я не смогу получить от нее беспристрастный совет. Ты же, я знаю, выслушаешь меня и честно скажешь, что думаешь по этому поводу, и… Луиза, мне надо поговорить с кем-нибудь, а кому еще я могу доверять?

— Ладно, отец, — утешила она его. — Тогда в пятницу. Где?

— Может быть, там же? «Вишневое дерево»? Теперь, когда закончились праздники, там легче будет зарезервировать столик.

— Отлично, там очень вкусно готовят. В 12.30?

— Хорошо, увидимся там в 12.30, — согласился он и повесил трубку.

За дверью Луиза услышала голос Дэвида и поспешила наружу узнать, что он здесь делает в это время. Он уже давно должен был закончить операцию и уйти домой.

Он разговаривал с Антеей Картер, которая при появлении Луизы благоразумно удалилась.

Дэвид вымученно улыбнулся.

— У тебя есть время выпить со мной чашечку какао? Сегодня был трудный день, у меня уже сахар понизился в крови.

— Тебе лучше пойти домой поспать, — посоветовала Луиза, но все равно приготовила ему кружку какао и дала пирожных из запасов, которые всегда имелись в палате.

— Я слишком устал, чтобы спать. — Его лицо действительно было почти серым. — И кроме того, у меня, начиная с пятницы, есть несколько выходных. Ты же тоже свободна в пятницу? Давай пообедаем в «Вишневом дереве»?

Она заколебалась, что не укрылось от его внимания.

— Может, у тебя какие-то другие планы?

Луиза больше не хотела встречаться с ним, но не могла же она порвать их отношения прямо здесь и сейчас.

— Нет, просто в пятницу я уже иду обедать в «Вишневое дерево»…

— С кем? — резко спросил он.

— С отцом, — ответила она, поразившись ноткам ревности, появившимся в его голосе. В их отношениях никогда раньше не проскальзывали такие чувства ни с одной стороны. Теперь же, когда она собиралась прекратить их, тем более было не время для проявления собственнических инстинктов.

Он все еще подозрительно смотрел на нее, откинувшись на спинку стула.

— Я уж испугался, что у меня появился соперник! Ведь правда, ты мне скажешь, если начнешь встречаться с кем-то еще? Я бы не хотел узнать это последним.

— Конечно, если я начну с кем-то встречаться, ты узнаешь об этом первый, — спокойно ответила она.

— Не надо удивляться, что я такой подозрительный, ведь ты не спишь со мной! — обвинил он ее, и она тут же залилась краской.

— Дэвид, сестра Картер за соседней дверью, говори тиши.

— К черту эту Картер, — пробурчал он, но уже тише. — Луиза, нам надо поговорить об этом. Конечно, я не ожидал, что ты отдашься мне после первого же свидания, но скоро уже все-таки год, как мы встречаемся. Ты должна понимать, что дальше это не может продолжаться. Я хочу быть тебе не братом, а любовником.

Она покусывала губу. Он навязывал ей эту тему здесь, когда они были наедине; ее же гораздо больше устроило бы обсудить это в ресторане. Тогда бы беседа прошла спокойнее.

— Дэвид, пожалуйста… давай поговорим об этом в пятницу вечером?

— Ты всегда уходишь от разговора! — яростно воскликнул он, сжимая кулаки, словно хотел сделать что-то страшное. — Я начинаю думать, что только терял с тобой время; наши отношения никуда не ведут, ведь так?

Она замерла. Краска отхлынула у нее с лица.

— Прости меня, Дэвид, — прошептала она. — Я никогда не хотела причинить тебе боль. Но лучше нам перестать видеться.

Он недоверчиво посмотрел на нее, его лицо вытянулось.

— То есть ты говоришь мне, что хочешь порвать со мной?

Она была не в силах вымолвить ни слова и только кивнула, скрестив пальцы.

Дэвид смотрел на нее в упор. Его рот превратился в узкую белую линию. Затем он встал и быстрыми шагами направился к выходу из палаты. Он уже давно ушел, а створки двери все еще бились друг об друга.

Весь следующий день Луиза спала и спала, как будто, вернувшись из больницы, выпила пригоршню снотворного, а не стакан горячего молока. Она сняла одежду, автоматически бросила ее в бак с грязным бельем, надела ночную рубашку, упала на кровать и через несколько минут уже спала как убитая.

Луизе снился странный сон. Она гуляет в полумраке по саду и неожиданно видит бегущего ей навстречу Закери. Ее сердце бьется от радости, она счастлива. Но, подбежав к ней, он останавливается, удивленно смотрит на нее и бросает ей в лицо: «Ты не она! Ты мне не нужна!» Яростно повернувшись, он исчезает. А Луиза так и остается там стоять в замешательстве, со слезами на глазах.

Проснулась она, когда уже стемнело. Это привело ее в ужас. Когда ложилась, было около 9.30; неужели она проспала весь день — в это верилось с трудом.

Но, включив лампу на прикроватной тумбочке и посмотрев на будильник, Луиза убедилась, что уже действительно было почти семь вечера. Она проспала девять часов!

Обычно она радовалась, когда ей удавалось отдохнуть хотя бы пять часов, максимум шесть, девять же — это рекорд! Она спустила ноги на пол, всунула их в тапки и надела пеньюар. Перво-наперво она приготовила себе чашечку кофе и выпила его, читая газету, которую нашла, придя домой, и только потом пошла принять душ и одеться.

Сейчас уже было слишком поздно пойти куда-нибудь — в ресторан или в кино, — как она иногда поступала в выходные. Поэтому Луиза решила взяться за приготовление ризотто[6] . Это было одно из ее самых любимых блюд, прежде всего потому, что оно легко готовилось и туда можно было добавить любые компоненты, какие только окажутся под рукой. Она часто использовала остатки курицы или рыбы, сегодня же добавила немного кукурузы, красного и зеленого перца, консервированной фасоли и томатов.

Пока Луиза превращала эту груду продуктов в изысканное блюдо, зазвонил телефон. Она убавила огонь и взяла трубку.

— Ты дома! — Отрывистый тон Дэвида заставил ее вздрогнуть. — Можно я приеду к тебе? Нам надо поговорить, Луиза. Мы не можем оставить это как есть.

Луиза была в замешательстве.

— Дэвид… я… Послушай, может быть, лучше завтра?..

— Нет, сейчас, — кратко произнес он и повесил трубку.

Он едет сюда. Она нервно покусывала губу, пораженная яростью в его голосе. Конечно, она не имела никакого права судить его за то, что он вышел из себя, но ничего не могла поделать и со своими собственными чувствами. Он нравился ей, но это не любовь — что еще ей оставалось делать, как не сказать ему, что у них не может быть совместного будущего? Она ему никогда ничего не обещала. Их связь началась случайно и всегда подстраивалась под их рабочие графики; ни с одной стороны не проявлялось никаких признаков страсти. Да, Дэвид хотел, чтобы она спала с ним, но он ни разу не говорил, что любит ее, не интересовался, как она сама к нему относится.

Луиза страшилась его прихода к ней сегодня вечером, особенно в таком настроении. Она всегда боялась мужского насилия.

Она медленно вернулась на кухню проверить, как там ризотто, но тут же снова зазвонил телефон. В этот раз она бросилась к нему со всех ног в надежде на то, что это звонит Дэвид сообщить, что передумал.

Это был не Дэвид.

— Это Закери Вест, — произнес знакомый низкий голос.

Сердце Луизы чуть не выпрыгнуло из груди от волнения.

— А-а, привет, — смущенно ответила она.

Его голос звучал отрывисто:

— Послушайте, я никак не могу дозвониться до своего врача, он на вызове, но мне нужен совет… Весь день у меня страшно болит голова, и такое впечатление, что обычные таблетки и не собираются помогать. Я хотел спросить… может, у вас есть что-нибудь посильнее? Или мне надо принять двойную дозу снотворного и спать, пока не пройдет боль?

— Нет, ни в коем случае не делайте этого, — сказала она, нахмурившись. Страшно болит голова? Весь день? Какие лекарства он уже принял? Все это не на шутку встревожило ее. — Если у вас что-то серьезное, то это может быть довольно опасно. Думаю, что самое лучшее, если я приеду осмотреть вас и сделаю несколько тестов. Это может быть и пустяк, но может и что-нибудь, что обязательно потребует квалифицированной помощи. Лучше убедиться сразу. Я буду через полчаса.

— Скорее всего, я ждал именно такого ответа, иначе бы не позвонил, — усмехнувшись, пробурчал он. — Мне неудобно беспокоить вас, но все равно спасибо.

— Не за что, — тепло ответила она и повесила трубку.

Ризотто вышло отличное. Луиза упаковала его в пластиковую миску, быстро закрыла крышкой. Она возьмет это с собой. Если им придется ждать врача, то она сможет разогреть блюдо у Закери.

Луиза наспех накрасилась, черные волосы уложила в свою обычную прическу, надела красный жакет и бросилась к машине. Выехав на дорогу, она заметила мчащегося по противоположной полосе Дэвида. Луиза постаралась не смотреть на него, рассчитывая, что он не заметит ее. Но, заворачивая за угол, она увидела, как Дэвид развернулся и ехал теперь за ней.

Только не это! Он преследует меня! — подумала она не без страха. Как назло, транспорта было немного и спрятаться было невозможно. Ей следовало пропустить шумно двигающийся грузовик, но она рискнула выскочить прямо у него перед носом. Она слышала, как водитель яростно сигналил, но уже мчалась вперед, чтобы скрыться из виду прежде, чем Дэвид тоже повернет.

Через некоторое время она бросила взгляд в зеркало заднего вида. Не обнаружив никаких признаков Дэвида, она успокоилась и стала думать о том, что ее тревожило сейчас не меньше, — о Закери.

Что это за головная боль? У него была травма головы во время аварии, но не серьезная, насколько она помнила, а что касается Закери, она вряд ли могла что-то забыть.

Конечно, это, возможно, совсем не связано с аварией, а было, например, следствием психологического расстройства. Очевидно, его чересчур огорчала неспособность творить. А головная боль была реакцией подсознания на постоянные неудачные попытки заставить себя рисовать.

Дорога до коттеджа заняла даже немного меньше получаса. С собой Луиза привезла целую сумку инструментов, которые подбирала несколько лет: градусник, прибор для измерения кровяного давления, несколько основных лекарств. Пока она извлекала из багажника сумку, где-то совсем рядом раздался звук приближающейся машины. Она замерла и в панике оглянулась. На какую-то долю секунды ей показалось, что Дэвид задавит ее. Заскрежетали тормоза, и он остановился всего в нескольких сантиметрах от капота ее собственной машины.

Он вышел, захлопнул дверцу и подошел к ней. На лице была написана ярость.

— Почему ты уехала, если знала, что я скоро буду у тебя? Какую игру ты затеяла?

Луиза побледнела и неуверенно ответила:

— Извини, Дэвид, у меня был срочный вызов.

— Что? — Он оглянулся, посмотрел на старинный коттедж и оценил безлюдность этого местечка. — Здесь? Ты уверена? — Тут открылась входная дверь, и на пороге показался Закери Вест. Лицо Дэвида вытянулось. — Это… я знаю его — он был моим пациентом… Художник… Как же его имя?..

— Закери Вест, — сухо подсказала Луиза.

Дэвид сначала посмотрел на Закери, направляющегося по тропинке прямо к ним, потом медленно повернулся и наклонился к ней.

— Что происходит? Он позвонил и попросил тебя приехать? — Постепенно в его голосе начали появляться высокие нотки, свидетельствующие об охватившем его гневе. — Почему он позвал тебя? Почему не своего личного врача? И откуда у него твой домашний телефон? Вы что… виделись с тех пор, как он у нас был?

Кровь за эти несколько секунд успела не один раз прихлынуть и отхлынуть от ее лица. Она не могла нормально ответить — только заикалась и выглядела еще более виноватой, чем была на самом деле.

— Ну… я…

Когда к ним подошел Закери, ее голос и вовсе оборвался. Ее взгляд, поднятый на него, выражал мольбу.

— Я как раз объясняла…

— Объясняла что? — спросил Закери, надменно сдвинув брови; Дэвид тоже явно не испытывал симпатии к своему бывшему пациенту.

— Ваше поведение, мистер Вест; она пыталась объяснить, почему вы позвонили ей, а не своему врачу. — Губы Дэвида сложились в насмешливую улыбку. — И, надо сказать, она говорила не слишком убедительно.

Закери ответил ему таким же враждебным взглядом.

— Ну, почему же? Я позвонил своему доктору, но он уехал по вызову.

— И вы не могли подождать, пока он вернется? Почему понадобилось звонить сестре Гилби? — Дэвид осматривал его с ног до головы; потом со злостью спросил: — Что же у вас было такое срочное? Вы мне не кажетесь настолько больным, чтобы вызывать специалиста на дом.

— У меня болела голова, — признался Закери.

— Голова? — Дэвид уже не скрывал ярости. — У вас болела голова? — Он трясся от злобы. — У вас болела голова, и из-за такого пустяка вы позвонили ей, а она помчалась к вам, забыв обо всем на свете?! — Он повернулся к Луизе. Она была так напугана этой сценой, что не могла вымолвить ни слова; ей же хотелось успокоить Дэвида, заставить его понять, как ее взволновала эта головная боль. Хотя она понимала, насколько неправдоподобно это прозвучит сейчас, когда Дэвид своими глазами увидел Закери, и, честно говоря, Закери вовсе не был похож на человека, находящегося при смерти.

После довольно длительной паузы Дэвид наконец произнес:

— Ладно, это хотя бы более или менее проясняет ситуацию, не так ли? Теперь я вижу всю картину. Жаль, что ты не рассказала мне раньше. Я потерял много времени, не понимая характера наших отношений. Должно быть, ты смеялась надо мной…

— Нет, Дэвид! — закричала она в отчаянии, заметив необычное выражение его глаз. — Ты все неправильно понял, поверь мне!

— Не думаю. — У него уже сложилось определенное мнение, и теперь он только мрачно улыбался.

— Дэвид, меньше всего на свете я хотела ранить тебя! — запротестовала Луиза, он заметил муку в ее темно-голубых глазах и некоторое время просто молча смотрел на нее.

— Я верю тебе. Хотя многие мужчины и не поверили бы. Но я знаю, какое у тебя мягкое сердце, Луиза. Все-таки я бы предпочел, чтобы ты мне все объяснила.

После этого он повернулся, сел в машину и уехал; она смотрела ему вслед, подбирая подходящие ругательства.

Он прав. Ей следовало сказать ему, что она любит другого мужчину, и не позволять их отношениям тянуться многие месяцы, хотя сознавала, что они не имеют будущего.

— Полагаю, это был ваш жених, — раздался в тишине голос Закери.

Она повернулась к нему в сильнейшем негодовании.

— Может быть, вы объясните, мистер Вест, как вам удалось вылечить неизлечимую головную боль? — яростно потребовала она.

— По-моему, она сама прошла, — кротко улыбнулся он.

— Прошла? — резко повторила за ним раскрасневшаяся Луиза.

— Правда поразительно? В какой-то момент боль просто ослепила меня; но потом я услышал звук подъезжающей машины, открыл дверь и увидел вашу ссору с тем парнем. Я сначала не понял, что у вас происходит, подумал, что он врезался сзади в ваш автомобиль или вы поцарапали его — в общем, что-то в этом роде. Я пошел, чтобы поддержать вас, но понял, что вы знакомы с ним и ссоритесь по гораздо более личному поводу, чем я предполагал. Он смотрел на меня как на слизня, попавшего к нему в салат, а вы, заикаясь как школьница, пытались извиниться за то, что приехали сюда.

Луиза злобно огрызнулась:

— От вас было не слишком много помощи. Могли хотя бы сказать ему, что заставили меня подумать, будто вам действительно плохо.

— Я собирался, — возразил Закери. — Но он прервал меня и начал кричать на вас, и в любом случае… к тому времени мне стало намного лучше, и мне показалось, что он не поверит ни единому моему слову.

Луиза не могла отрицать, что, возможно, он прав. Дэвид подумал бы, что Закери лжет. Невозможно было представить, что у Закери болит хоть что-нибудь: у него был отличный цвет лица, глаза блестели.

— Мне самой верится с трудом, — произнесла она ледяным тоном. — Боюсь, что история про чудесное исцеление не очень убедительна, мистер Вест.

Усмешка сошла с его лица, он напрягся и посмотрел ей прямо в глаза.

— Вместе с тем это правда, — настаивал он. — Не знаю, почему голова так быстро прошла, но факт остается фактом. Может быть, мне помог адреналин, выработанный моим организмом, когда я оказался свидетелем столь яростной схватки?

— Ох! — прошептала она, испытывая сильное желание поколотить его. — Как насчет еще одной яростной схватки? Подозреваю, что на этот раз у меня схватка будет с вами!

Предварительно посмотрев по сторонам, он одарил ее дразнящим взглядом.

У Луизы на шее начал бешено биться пульс. Она не смогла выдержать его взгляд и отвела глаза в сторону.

— Вы без толку потратили мое время, — пробормотала она, загородившись от него ресницами.

— Мне очень жаль. — По его тону было ясно, что ему не только не очень жаль, но и вообще не жаль. — Я уже давно ничем не занимался, только целыми днями хандрил. Видимо, от скуки голова и разболелась. До аварии я всегда был занят, с раннего утра до позднего вечера, а в течение светлого времени суток работал. Выписавшись из больницы, я брожу по дому, делаю что-нибудь, но мой мозг не занят. Может, он таким образом протестует?

— А может, вы преувеличили свои симптомы, когда разговаривали со мной по телефону!

— Нет, конечно, нет! Боль была настолько сильна, что мне казалось — я бьюсь головой об стенку.

Она поверила ему, а еще больше — настойчивости, с которой он это произнес, но злобы у нее не убавилось.

— Но я так и не поняла, почему вы не сказали Дэвиду правду. Какая разница, поверит он вам или нет; это же лучше, чем давать ему вот так уехать. Неужели вам не показалось, что в сложившейся ситуации вы обязаны были это сделать для меня? В конце концов, виноваты во всем именно вы.

— Так бы я и поступил, если бы у меня не сложилось впечатления, что ваше сердце не будет разбито от разрыва с ним, — медленно произнес он, и краска горячей волной прихлынула к ее щекам.

— Вы ничего об этом не знаете!

— Возможно, но у меня есть глаза и уши. Если бы вы действительно хотели переубедить его, то обязательно сделали бы это.

Она прикусила губу. Он был слишком догадлив, и это ее пугало. Он в состоянии и дальше копаться в ее душе. Луиза опасалась, что там он наткнется на ее чувства к нему, лежащие столь открыто. Такого унижения она не вынесет.

— Ну ладно, в любом случае моя помощь вам, кажется, не нужна, так что я поехала, — произнесла она, поворачиваясь к машине.

Закери схватил ее за руку.

— Не уезжайте!

Она смерила его полным подозрения взглядом темно-голубых глаз.

Его улыбка была почти мальчишеской: полураскаивающаяся-полупросящая.

— Я уже несколько дней ни с кем не общался. Вы ужинали? У меня немного продуктов, но я могу приготовить яйца с беконом или омлет. Только не оставляйте меня, Луиза.

Первый раз он назвал ее по имени. Она отметила это, испытав своего рода небольшой шок, но в ответ произнесла только:

— Мне надо возвращаться.

Ей ужасно хотелось остаться, но она боялась, что он может ранить ее в этот раз еще больнее. Он был влюблен в другую женщину. К ней же самой он испытывал платонические чувства. Его интересовало ее общество только потому, что это было лучше, чем совсем никакого. Это ее ничуть не радовало.

— Останьтесь хотя бы на часик, — предложил он, выхватывая сумку из ее рук. — Что у вас здесь? Орудия пыток?

— Медицинские инструменты. Я думала, что мне придется вас обследовать, — ответила она, стараясь отобрать у него сумку, но он держал ее на расстоянии вытянутой руки.

— Вы все равно можете обследовать меня, чтобы удостовериться, что головная боль не вернется. А потом я приготовлю нам ужин.

— Я привезла еду с собой, — смущенно сдалась она. — Когда вы позвонили, я как раз готовила ризотто, поэтому решила захватить его с собой. Я подумала, что смогу его разогреть у вас, если мне придется здесь задержаться, например в ожидании неотложки…

Недоверчиво прищурившись, он спросил:

— Неужели вы подумали, что мне настолько плохо?

— Лучше быть готовым ко всяким неожиданностям. У вас был такой голос, словно вы при смерти.

— Тогда я себя именно так и чувствовал. — Закери скривил губы. — Ваше ризотто тоже здесь? — поинтересовался он, все еще сжимая в руках ее сумку.

— Да. — Она наконец окончательно капитулировала. Пусть он использует ее как развлечение, потому что ему скучно. Пусть его бы устроила любая другая женщина, оказавшаяся на ее месте. В этом было, конечно, мало приятного, но главное, что она нужна ему. Ей было больно видеть, как он страдает от одиночества, и, в конце концов, авария ведь случилась по ее вине. Она постоянно корила себя. Если бы она не позвонила отцу и не заставила его спешно броситься к ней, он бы не врезался в Закери и Закери не страдал бы от головных болей из-за того, что не может больше работать.

Но сейчас Луиза отчаянно хотела быть с ним, что бы она себе ни говорила, ей доставляло радость даже просто смотреть на него, слышать его голос — почему же ей не доставить себе эту радость? Даже если это была всего лишь иллюзия счастья? Он никогда не должен догадаться, тем более она ему не признается в своей любви, но неужели хотя бы в этот вечер ей не удастся скрыть свое чувство?

— Если вы не слишком голодны, его можно разделить на двоих, — произнесла она спокойным голосом. Закери тепло улыбнулся, отчего ее сердце учащенно забилось. Удивительно, как все-таки преображала улыбка это мрачное, израненное лицо. Неужели он и впрямь считал, что отвратителен, что отталкивает женщин? Если бы он знал, что с ней делал один его взгляд, то понял бы, сколь абсурдна такая мысль!

— На десерт мы можем поесть фрукты, — предложил он по пути в коттедж. — Кухня здесь… Сегодня у меня яблоки, апельсины и бананы. Два раза в неделю мне привозят из деревни продукты. Они, конечно, за доставку берут деньги, но так я хотя бы избавлен от взглядов людей на улице. Продавец уже привык к моему лицу; он больше не пялится на меня и не отворачивается потом, притворяясь, что не видит. Я больше всего не выношу, когда люди избегают смотреть на меня в надежде, что я не замечу их неловкость.

Она вздрогнула и сразу отрицательно замотала головой.

— Вы все это придумали! На вашем лице еще есть шрамы, но совсем не такие ужасные.

Он резко схватил ее за руку.

Луиза замерла, ее пальцы задрожали в его крупной ладони.

Не отрывая от нее взгляда, он поднес ее руку к своему лицу.

— Потрогайте… ну же, дотроньтесь… и после этого повторите, что шрамы не такие ужасные.

У нее пересохло во рту. Кончиками пальцев она провела по его щеке, собственной кожей ощущая рубцы, колючую щетину, которую не смогла захватить бритва, нетерпение стиснутых челюстей.

Она не могла смотреть ему в глаза, опасаясь, что он прочитает там, что с ней делало малейшее прикосновение к нему. Поэтому она остановила свой взор на его губах; желание охватило ее, ноги превратились в вату, а по всему телу прокатился огонь.

Луза хрипло пробормотала:

— Они делают вас похожим на пирата, на опасного человека! — Она засмеялась, рискнув бросить на него быстрый взгляд, только потом поняв, что лучше было ей этого не делать.

Он пристально смотрел на нее. Неужели он что-то заподозрил? Догадался о бушующей в ней страсти? Заметив ее румянец, он мягко произнес:

— Но я не хочу быть похожим на пирата, я хочу выглядеть сексуальным!

Именно так вы и выглядите, подумала Луиза, тяжело проглотив слюну и борясь с искушением дотронуться до его губ.

— По-моему, вы не собираетесь обрадовать меня тем, что я выгляжу так, как мне хочется! — поддразнил он ее. — У вас такие холодные и нежные пальцы.

Она отдернула руку и раздраженно произнесла:

— Я проголодалась. Лучше пойду разогрею ризотто. — Окинув беглым взглядом кухню, она воскликнула: — Ой, у вас новая микроволновая печь, или полиции все-таки удалось вернуть вам вашу старую?

Он отрицательно покачал головой, криво ухмыльнувшись. Он прекрасно понял, что она специально сменила тему, желая смягчить наступившую неловкость.

— Это новая. Она экономит время и к тому же очень удобна в обращении; поэтому я позвонил в магазин в Винбери, откуда родом ее старшая сестра, и попросил привезти мне точно такую же. Изучение техники приготовления пищи в первой заняло у меня столько времени, что мне не хотелось повторять все это сначала.

— Отлично, ризотто будет в ней готово через несколько минут.

Кухня представляла собой современную комнату с ярким светом и мебелью из светлой сосны.

Из такого же дерева были сделаны стол и стулья.

— Мы поедим здесь? — поинтересовался Закери, и Луиза кивнула.

— Но для начала я должна измерить ваше давление, и если оно в норме, то мы приступим к еде, — твердо заявила она, открывая сумку.

Луиза села на стул около стола и измерила его пульс; он был немного учащен, но скорость ударов не вызывала пока опасений. Давление было также повышено, но не настолько, чтобы взволновать ее, и температура была почти в норме.

— Волноваться не о чем, — заключила она, вставая со стула.

Преувеличенно торжественно он произнес:

— Сожалею, что так все получилось. Правда.

Луиза стояла спиной к нему, моя у раковины руки.

— Забудьте. Я думаю, что вы, скорее всего, правы и ваши головные боли вызваны скучным и пассивным образом жизни, который вы сейчас ведете. Вам надо во что бы то ни стало вернуться к работе, мистер Вест.

— Неужели вы никогда не начнете называть меня по имени, Луиза?

В это время она разбиралась с устройством микроволновой печи, радуясь, что он не может видеть ее лица. К счастью, кнопок оказалось немного, и она быстро освоила новую для нее технику. Она открыла дверцу, поставила туда свое ризотто, но не запустила печь, а обратилась к Закери:

— Вы не накроете на стол? Через несколько минут все будет готово. У вас есть салат?

Они, обмениваясь не слишком большим количеством слов, начали слаженную работу по приготовлению к ужину. Десять минут спустя они уже сидели за столом, готовые приступить к еде.

— Очень вкусно, — одобрил Закери ее стряпню, относя тарелки в посудомоечную машину, которую воры почему-то не захватили, скорее всего, потому, что она была слишком громоздка для транспортировки. — Я никогда раньше не пробовал овощное ризотто. Это ваш собственный рецепт?

— Ну что вы, просто я бросила туда все, что у меня оказалось дома.

— Вы хорошо готовите. Думаю, мне следовало это предвидеть, учитывая вашу профессию.

Ее брови удивленно взметнулись вверх.

— Не понимаю, что общего имеет медсестра с умением готовить? Нас не учили этому.

— Зато вас учили спокойствию и терпению, а это очень важно для приготовления пищи.

— Не сказала бы. Однажды моим пациентом был один из лучших поваров Лондона, а людей с его темпераментом еще надо поискать. И в больницу-то он попал из-за жестокой схватки на кухне с китайским поваром — их ссора окончилась тем, что они стали бросать друг в друга острые предметы. Пострадавшей стороной оказался мой пациент — в него бросили огромный нож для разделывания мяса. Правда, он тоже кинул в китайца нож, но промахнулся.

Закери рассмеялся:

— Вы меня разыгрываете!

— Ничего подобного, — ответила она, наблюдая за тем, как его длинные пальцы ловко очищают кожицу с апельсина. Мелкая дрожь пробежала по всему ее телу. У него были самые сексуальные руки, какие ей доводилось видеть: один лишь взгляд на них заставлял ее трепетать.

— Хотите фрукты? — предложил он. Она быстро опустила глаза и потянулась за яблоком.

— Да, конечно. — Чтобы сменить тему, она произнесла: — Вы никогда не думали о гипнозе? Хороший гипнотизер в состоянии помочь вам справиться с невидимым препятствием в вашей голове, которое мешает вам приступить к работе.

— Вы так считаете? — Он нахмурился. — Не думаю, что мне нравится идея оказаться под гипнозом. У меня от самой этой мысли мурашки бегают по коже. Ведь это ужасно, когда кто-то копается у тебя в голове.

— То, что вы действительно не хотите говорить, вы никогда и не скажете, даже под гипнозом, — заверила она его. — Это работает так же эффективно, как иглоукалывание. У одной моей знакомой была тяжелая астма; традиционная медицина не смогла снять приступы, ей приходилось принимать все больше и больше лекарств. А употреблять их слишком долго было опасно. Один из врачей в нашей больнице посоветовал ей пройти курс иглоукалывания. Его друг практиковался в этой области, и иглотерапия помогла не одному человеку. Через пару месяцев моя знакомая вообще перестала принимать лекарства. Да, у нее иногда бывают приступы, если она волнуется или напряжена, но они случается так редко, что можно смело верить этому методу; к тому же это не так рискованно, как традиционная медицина.

— Вот уж не подумал бы, что получу когда-нибудь подобный совет от человека, работающего в больнице!

— В наши дни мы научились доверять альтернативной медицине. Иногда она бывает незаменима.

— Ладно, я подумаю об этом, — всерьез заверил Закери. — А сейчас я приготовлю кофе, а вы идите в гостиную и отдохните около огня.

Гостиная оказалась темной комнатой, в которой горела лишь одна лампа рядом с диванчиком, стоящим перед камином, спрятанным за специальной решеткой. Горящие поленья издавали волшебный аромат смолы. Луиза взяла книгу, лежавшую открытой на подлокотнике дивана. Закери читал историческую книгу в бумажной обложке. Она устроилась поудобнее и начала ее с интересом просматривать.

— Надеюсь, вы не потеряли страницу, где я остановился. — Он опустился рядом так неожиданно, что Луиза вздрогнула от испуга.

— Нет, вы на странице семьдесят три. — Она вернула книгу на место. — Она вам нравится?

— Очень. Мне кажется, путешественники в прошлом веке должны были быть особенно стойкими. Ведь им приходилось преодолевать огромные расстояния на лошадях, или даже пешком, через африканские заросли. У них было мало лекарств, они на каждом шагу могли подхватить какую-нибудь опасную болезнь.

— Им нужна была стойкость хотя бы ради того, чтобы выжить. Причем часто выжить было сложно даже в собственном доме. Большую часть века по всему миру свирепствовали тиф и холера. Иногда и доктора не могли их спасти.

Закери ухмыльнулся.

— Я мог бы догадаться, что вы все знаете об истории медицины! Действительно путешествия в те времена были не опаснее, чем повседневная жизнь.

— Вы преувеличиваете! — улыбнулась она.

— Ты обвиняешь меня во лжи, женщина? — Он изобразил свирепость на лице, протягивая ей чашку кофе.

Огонь отбросил на потолок его тень — огромную, черную, — у Луизы перехватило дыхание. Он заполнил собой всю комнату, как уже заполнил ее жизнь. Кроме него, ничто на свете не имело для нее значения.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Этой ночью светила полная луна. Ложась, Закери не удосужился закрыть шторы, и теперь луна светила прямо ему в лицо и обернулась для него странными снами.

Ему снилось, что он едет на своей машине по неосвещенной дороге, он не знает точно, куда направляется, знает только, что ждет кого-то, ждет, что что-то произойдет. Неожиданно появляется она — девушка в белом, призрак, который является ему по ночам уже много месяцев. Но она всегда невидима, до нее нельзя дотронуться, она плывет по саду в голубовато-лиловом освещении сумерек, молча, как лист, осенью слетающий с дерева медленно, как дыхание, как вздох.

Вдруг, как это бывает только во сне, когда один сюжет неожиданно сменяется совершенно не связанным с ним другим, Закери оказался уже не в машине. Теперь он брел по саду, звал ее, но неотчетливо, ведь он не знал ее имени. А раз он не знал ее имени, как же она поймет, что он ищет именно ее?

Это ему казалось в тот момент жизненно важно. Если бы он только знал ее имя, твердил Закери себе, спеша по тропинке. У него было такое ощущение, что он знал его, но сейчас оно вылетело у него из головы; оно так и крутилось на языке! Он настойчиво копался в своей памяти, но попытки были безуспешны.

Вот перед ним новый сюжет. Он уже не видит ее, она покинула сад. А он продолжал поиски: останавливался, оглядывался, звал ее, шел дальше… Его голос эхом отдавался от деревьев, словно птичья трель, но девушка в белом исчезла. Он не имел права сдаться. Он продолжал бежать и кричать, лихорадочно обыскивая каждый уголок сада. Один раз ему уже было показалось, что среди листьев мелькнули ее черные волосы, а где-то за деревьями с шелестом проплыло белое платье.

Выйдя из-за деревьев, Закери оказался около дома, который при ярком освещении круглой луны светился, как мираж. Закери остановился на краю зеленого газона, чтобы получше рассмотреть ровные ряды пустых окон.

Лунный свет превратил их в зеркала, в которых отражался сад и он сам. Закери уже собрался было уйти, еще раз пройти по саду, как вдруг увидел в одном из окон на нижнем этаже неясный силуэт за длинными плотными шторами: чудесное лицо, мечтательные голубые глаза, пристально наблюдавшие за ним. Его сердце чуть не выпрыгнуло из груди — он узнал ее. Это была она!

Он многое мог увидеть в этом силуэте: и пышные темные волосы, и правильные черты лица, и хрупкую девичью фигурку в длинном белом платье. Она протянула к нему руки, взмахнув широкими рукавами. Он бросился к дому, стараясь бежать все быстрее и быстрее. Наконец он увидит ее лицом к лицу!

Но не успел он подбежать к дому, как услышал звук, похожий на ружейный выстрел; когда он остановился, чтобы понять, что же это было, ставни, покрашенные в белый цвет, начали захлопываться одна за другой, пока все окна в доме не оказались закрыты. Полностью закрытый, дом словно ослеп.

Он побежал к входной двери и забарабанил по ней кулаками. Пока он звал ее, дергал ручку двери, сделанную в виде головы льва, сон проходил. Закери чувствовал себя словно водолаз, поднимающийся на поверхность воды с большой глубины. От такого быстрого пробуждения все его тело дрожало.

Какую-то долю секунды он был объят паникой и страхом, он не мог вспомнить, где находится, что случилось. Но вскоре услышал знакомые звуки — волна катилась по берегу совсем рядом с домом, кричали чайки, выл ветер. Застонав, он перевернулся на другой бок, чтобы посмотреть на часы. Семь часов. Ночь уже прошла, но Закери чувствовал себя таким разбитым, словно не спал вовсе. Поэтому он решил еще немного поваляться. Он вспоминал свой сон и пытался разгадать его смысл. Почему ставни закрылись, отталкивая его?

Потому что она не для тебя, тоненько отвечал внутренний голос. Неужели ты не понимаешь? Тебе надо забыть ее. Вот это и есть значение сна. Как бы ты ни искал, тебе никогда не найти ее, никогда не приблизиться к ней.

Разозлившись, он вскочил с кровати и почувствовал прохладу раннего утра. Сны! Зачем они? Все равно однажды он отправится на ее поиски и обязательно найдет, ведь она, безусловно, ждет его.

Пересекая комнату, он заметил в зеркале отражение своего обнаженного тела и начал его тщательно изучать. Если не смотреть на лицо, то он выглядел совсем как раньше: широкие плечи, не тронутые огнем, грудь, покрытая темными волосами, клином спускающимися к плоскому животу. Несмотря на много месяцев, проведенных лежа в постели, он до сих пор был в неплохой форме, так как, вернувшись из больницы, сразу начал делать физические упражнения.

Прошлой осенью он гостил у Флоры в Провансе. Там ему удалось поплавать, поиграть в теннис, провести много времени на открытом воздухе. Загар, полученный там, держался до сих пор. Даже лицо, кажется, стало выглядеть лучше. Пересаженная кожа почти прижилась, шрамы начали разглаживаться, и если сбудется обещание пластического хирурга, то следующая операция действительно будет последней. Шрамы будут не видны, и лицо примет вид, который у него был до аварии.

Но как он мог девушку, которая была намного моложе его, да к тому же с таким необыкновенно красивым лицом, от которого веяло нежностью и чистотой, — как он мог сейчас попросить?..

Нет! Он не мог. Побледнев и напрягшись, Закери яростно отвернулся от своего отражения. Приняв душ, он надел джинсы, теплый голубой свитер, сунул ноги в старые кеды и пошел завтракать. Он выпил чашку кофе, съел апельсин и заспешил в свою студию. Чистый холст на мольберте больше не удручал его.

Теперь он знал, что ему изобразить. Может, если он нарисует ее, ему станет легче, его не будут постоянно преследовать сны о ней? Или это поможет ему найти ее?

Луиза плохо спала. Яркий лунный свет просачивался даже сквозь шторы и мешал ей. Если и удавалось ненадолго заснуть, то ей снился Закери. У нее никогда раньше не было таких странных снов — эротических, волнующих. Она всю ночь крутилась и ворочалась в постели, ее тело дрожало. Ей не хотелось, чтобы сон кончался, а когда она все-таки просыпалась, то чуть не кричала от огорчения — ведь она пробуждалась все время на самом интересном месте.

Ей снилось, что они с Закери на пляже. Он спал на ослепительно блестящем белом песке. Луиза не спала, она просто лежала на боку, подперев голову рукой, и наблюдала за ним. Она не могла оторвать от него глаз. На нем была открытая черная майка и джинсы, он казался ей невероятно сексуальным. Затем он перевернулся, зевнул и открыл глаза. Он улыбнулся ей, и она ощутила радость; она знала, что он скажет сейчас нечто… нечто важное… нечто чудесное…

И в этот момент Луиза проснулась. Со вздохом она бросила взгляд на часы. Три часа утра! Она немного полежала, думая о Закери, но вскоре опять погрузилась в сон.

Ей снова снилось, что они с Закери на пляже, но в этот раз на нем ничего не было, кроме черных плавок и солнечных очков с зеркальными стеклами. Солнце разлилось по его блестящей золотистой коже; у нее даже во рту пересохло от желания.

— Дотронься до меня, Луиза, — прошептал он, и она всем телом затрепетала от волнения. Проснулась она, все еще дрожа и до боли расстроившись, что так и не дотронулась до него. Ну почему она проснулась?

На этот раз она бодрствовала совсем чуть-чуть. В голове крутились образы из ее сна, и вскоре она опять погрузилась в сон. Ей виделось, что она бежит вдоль берега по теплым волнам, наверху голубое небо, вокруг прозрачная голубая вода, над головой кричат чайки.

Она поняла, что на ней абсолютно ничего нет, только когда услышала какие-то звуки сзади. Кто-то преследовал ее, она слышала плеск воды. Посмотрев через плечо, она рассмеялась — это был Закери. Он тоже был обнажен, и страсть вспыхнула между ними.

Он настиг ее и обхватил руками. Она почувствовала его мокрое гладкое тело. Его холодные, но нежные пальцы ласкали ее обнаженную грудь, и желание пронзило ее. Она застонала от удовольствия, споткнулась и упала в теплое море. Закери упал вместе с ней; они катались и катались по мелководью, пока песок не начал врезаться в ее обнаженную спину. Волосы ее плавали по воде, словно водоросли. Голова Закери склонилась над ней, закрывая собою солнце, затемняя голубое небо. Луиза и не знала, что это так прекрасно, пока он не захватил губами ее грудь, пока его ноги не переплелись с ее, пока его мокрая кожа не заскользила по ее собственной. Звук моря в их ушах смешался со звуком их собственного тяжелого дыхания. Обняв руками его голову, она подняла свои губы ему навстречу.

Секундой позже сон кончился. Она проснулась, испытывая боль и дрожь от неутоленного желания. Она готова была заплакать, так сильно ей хотелось увидеть сон до конца.

Но был уже почти день, поэтому пришлось встать. Луиза села в своей небольшой кухне с чашкой горячего кофе, наблюдая за тем, как светало и начинался новый зимний день. Чем быстрее она вернется на работу, тем лучше, мрачно решила Луиза. В конце концов, когда она будет занята с больными, ей не останется времени, чтобы думать о Закери, мечтать о нем.

Обедала она с отцом. В тот день стоял мороз, поэтому, даже не успев дойти до ресторана от машины, она промерзла насквозь. Несколько снежных хлопьев, гонимых северным ветром, упали на ее волосы и пальто. Войти в помещение было особенно приятно. Около бара уже собрались люди, и волна теплого воздуха встретила ее, едва она толкнула входную дверь.

Отец сразу увидел ее, он заулыбался и помахал ей. Но пока снимала пальто и отдавала его заботливому официанту, она успела заметить, каким хмурым и морщинистым стало его лицо. За эти несколько месяцев, которые пролетели после аварии, он как будто состарился на несколько лет.

Луизе удалось изобразить жизнерадостную улыбку, садясь рядом с ним.

— Привет, пап, извини за опоздание — попала в пробку. Что ты пьешь? Нет, я не буду это пить; лучше бокал белого вина, пожалуйста, — сказала она суетившемуся рядом официанту. Луиза уютно устроилась, откинувшись на кожаную спинку удобного стула, и начала изучать меню. — Ужасная сегодня погода. Страшно холодно, — пожаловалась она. — По-моему, сегодня подходящий день, чтобы заказать какой-нибудь вкусный суп. Лососевый бульон с гренками — звучит неплохо. А ты что будешь?

— Мне все равно. Закажи мне то же, что и себе, — произнес он без энтузиазма, и Луиза тут же подняла на него сосредоточенный изучающий взгляд.

— Как ты, пап?

— Нормально. — Его ответ прозвучал не слишком убедительно.

Она вздохнула.

— А Нелли? Как она?

— Занята. — Такое впечатление, что его морщины стали глубже. — Она поглощена бизнесом. И у нее отлично получается. У меня тоже когда-то было столько же энергии, но не сейчас. — Теперь вздохнул он.

Официант вернулся с напитком для Луизы и заодно принял их заказ и предложил список вин. Отец быстро пробежал его глазами и заказал одно из своих любимых французских вин — «Montlouis» из винограда, выращенного в долине реки Луары.

И только после этого он сказал о продаже фабрики:

— Это надежное предложение, и, скорее всего, при данных обстоятельствах лучшего уже не будет. Кроме того, так я смогу получить значительную сумму наличными, которые мне понадобятся, если придется выплачивать Весту огромную сумму за причиненный ущерб.

Она нахмурилась.

— А не лучше было бы подождать рассмотрения дела? Тогда у тебя будет больше времени найти хорошего покупателя.

— Сомневаюсь.

— Отец, ты ведешь себя как проигравший! Я уверена, что тебе следует проконсультироваться с Нелли и со своими бухгалтерами, прежде чем принимать такое ответственное решение. Но у меня есть еще одно соображение: если ты назначишь более высокую цену и не продашь фабрику по той низкой цене, которую тебе предлагают сейчас, то к тому времени, когда дело будет рассматриваться в суде, актив должен значительно увеличиться. Ведь ты говорил мне, что благодаря новой политике Нелли доходы компании уже сильно возросли.

Гарри Гилби удивленно посмотрел на нее, затем рассмеялся, его лицо даже немного просветлело.

— Ты, оказывается, очень сообразительная. Жаль, что вместо того, чтобы пойти в бизнес, ты стала медсестрой.

— Но ты же ни разу не говорил, что хотел бы меня видеть у себя на фабрике. Когда я тебе сообщила, кем хочу стать, ты только поддержал меня.

— Твоя профессия достойна восхищения, дорогая. И не смотри так испуганно на меня. Я не собираюсь заставлять тебя присоединяться ко мне. — Кривая улыбка тронула его губы. — Подозреваю, что у меня было старомодное представление о том, как девушки способны вести дела. Я думал, что ты скоро выйдешь замуж и, может быть, твоим избранником станет кто-нибудь, кто захочет помогать мне на нашей фабрике. Я и мысли не мог допустить, что ты можешь работать со мной. С тех пор я многое узнал, особенно женившись на Нелли. Как моя секретарша, она отлично справлялась со своими обязанностями, хорошо знала дело, но не могла полностью проявить себя. Став моей женой, она радикально изменилась. Я не разглядел ее сущность. Она оказалась очень амбициозной и чрезмерно практичной женщиной.

— Да, — коротко согласилась Луиза. Ей ужасно жаль, что отец разочаровался в Нелли; ей было бы приятнее видеть его счастливым и довольным своим браком, даже несмотря на то, что она никогда не любила мачеху.

Болезненно сморщившись, он признался:

— Честно говоря, я просто боюсь говорить ей о продаже фабрики. Если она узнает, что у нас финансовые проблемы, она превратит мою жизнь в ад.

Луиза понимающе нахмурилась.

— Странно… Если ты говоришь, что она отлично разбирается в бизнесе, то, мне кажется, она должна была уже заподозрить, что что-то не так. Отец, тебе надо раскрыть карты; скажи ей наконец правду. Ты обязан сделать это, все-таки она твоя жена. У нее есть право знать, как обстоят дела.

Остаток ужина они спорили об этом, но в конце концов ей удалось убедить отца поговорить обо всем с Нелли тем же вечером.

— И будет лучше, если ты не скажешь ей, что советовался со мной, — заметила она, и отец ответил ей мрачной улыбкой.

— Не сомневаюсь, что ты права. Я даже не буду упоминать о тебе. Мне так жаль, что вы не ладите, но я понимаю — у нее трудный характер. — Он замолчал, задумавшись. — И брак, должен сказать, тоже вещь сложная. Когда ты столкнешься с этим, хорошенько подумай, прежде чем принимать окончательное решение.

— Не волнуйся, я обязательно так и сделаю!

— Кстати, ты еще встречаешься с тем доктором? Как же его имя? Дэвид?

Она в ответ только покачала головой.

— Извини за бестактный вопрос. — Отец смотрел на нее с сочувствием. — Мне он нравился, видно было, что он хороший человек.

— Так и есть, но мы не были… это не…

— Ладно, не вспоминай об этом, — быстро произнес Гарри Гилби, заметив, как она расстроилась. — Однажды твой принц появится, дорогая.

Гораздо позже, уже войдя в свою квартиру, она вспомнила слова отца: однажды твой принц появится… принц появится…

Закери Вест не был принцем, и тем более он не был ее принцем; но ей бы очень хотелось поговорить о нем с отцом. Ей хотелось поговорить о нем хоть с кем-нибудь, о том, что она к нему чувствовала, но у нее не было такой возможности. Она слушала, как отец с грустью в голосе рассказывал о Нелли, о том, как сильно он любил ее, о том, как непрочны, к сожалению, их отношения; но сама она ни слова не вымолвила о своих запутанных и противоречивых чувствах. В данной ситуации он был последним человеком, с кем можно было поговорить о Закери!

На следующий день отец позвонил ей, его голос звучал довольно бодро и жизнерадостно:

— Вчера я рассказал все Нелли, ты оказалась совершенно права — она действительно нисколько не удивилась.

— Я подозревала, что она догадывается, — сухо произнесла Луиза.

— Я готов задушить себя за то, что не сказал ей раньше. Она, оказывается, осознавала, что у нас какие-то трудности, и работала с таким усердием, чтобы снова поставить фирму на ноги. Она думает, что теперь нам удастся получить больше, если все же придется продать ее.

— Уверена, что она права, — медленно согласилась Луиза, понимая, что ей, скорее всего, придется пересмотреть свое мнение относительно Нелли.

— Это предложение она не хочет принимать. Она сейчас налаживает контакт с каким-то человеком из Бирмингема, у него целая сеть магазинов по всему северу Англии. Мы производим для них несколько наименований товара. Нелли полагает, что он заинтересуется возможностью вложить средства в одного из своих поставщиков, стать партнером. Он уже давно хотел расшириться на юг.

— А тебе самому нравится эта идея? — Это для Луизы было важнее всего.

— Конечно. Я вообще думаю, что мне пора уходить от дел. Я уже устал от бизнеса, я проработал большую часть своей жизни — сейчас самое время отдохнуть. Побольше играть в гольф!

— А тебе не надоест? — забеспокоилась дочь.

— Что мне надоело, так это бизнес. А если я устану отдыхать, то всегда могу вернуться. Я хочу наслаждаться жизнью, пока еще здоров и полон сил. Теперь мне не надо будет работать с девяти до шести шесть раз в неделю.

— Ты уверен, что делаешь это не для того, чтобы увеличить капитал для выплаты Закери Весту? — поинтересовалась она, почувствовав некоторое облегчение, когда отец ответил отрицательно.

— Все-таки, Нелли права. Я потерял всякий интерес к бизнесу задолго до того, как встретил ее. Я буду счастлив уйти в тень и уступить место Нелли и этому человеку. Очевидно, она планирует ежедневно вести дела компании, наш же новый партнер будет только изредка заглядывать, если его устроят наши будущие общие доходы и успех будет сопутствовать Нелли.

— Я уверена, что Нелли будет сопутствовать большой успех, — сказала Луиза, и отец засмеялся.

— Я тоже в этом уверен, — сказал он.

* * *

Вернувшись на работу, Луиза поняла, что не так-то просто будет ей теперь работать с Дэвидом. Разумеется, он был предельно вежлив. Он не относился к тому типу людей, которые могут затаить злобу и мстить или просто опуститься до грубости. Но в его манерах появился холод, который причинял Луизе боль, особенно когда при этом присутствовали посторонние люди.

Она не раз перехватывала значительные взгляды, удивленно поднятые брови. Она знала, что их разрыв стал достоянием всей больницы. Ей с трудом удавалось спокойно улыбаться, непроницаемо выглядеть, делать вид, что она ни о чем не догадывается. Но ей ненавистна была даже сама мысль о том, что люди шепчутся о ней, о том, что чувства Дэвида ранены, что он зол на нее.

Она ничего не могла поделать. Если бы могла, то объяснила ему, что она тоже оказалась жертвой. Она же не специально влюбилась в кого-то еще; это чувство свалилось на нее как снег на голову и разрушило ее спокойную, размеренную жизнь. Но тем не менее она не стала ничего объяснять. Дэвид же поступил как настоящий хирург: он просто вырезал ее из собственной жизни. Луиза не могла не уважать его решение.

Очень скоро она узнала, что Дэвид начал встречаться с другой девушкой. Прямо ей никто об этом не сказал, но в ее присутствии делались довольно прозрачные намеки, а одна из сестер женского хирургического отделения, миниатюрная блондинка с идеальной кожей и большими голубыми глазами, всегда при виде Луизы заливалась краской.

Луизу это не обижало по простой причине: она не любила Дэвида, но все-таки небольшие укольчики ревности она почувствовала, когда увидела наконец их вместе, идущими от больницы к автостоянке. Они не держались за руки, но были близки к этому — их руки слегка касались. В памяти Луизы всплыло, как они с Дэвидом всегда держались за руки, гуляя за городом, улыбались друг другу. Но все это было до того, как она встретила Закери Веста и поняла разницу между теплой привязанностью к Дэвиду и яростным огнем желания, которое она испытывала к Закери.

Отворачиваясь от окна, она одернула себя: что со мной происходит? Она совсем не хотела быть собакой на сене. Она всегда желала Дэвиду добра: он хороший человек и заслужил счастье. Правда же заключалась в том, что она просто завидовала ему и его новой девушке, завидовала тем нежным чувствам, которые они испытывали друг к другу; видно, что они попали сейчас в необычный мир, проникнуть в который можно только вдвоем.

Накануне назначили слушания по делу отца, он сообщил ей об этом на случай, если она вдруг захочет присутствовать в суде.

— Показания тебе давать не придется, поэтому если ты не захочешь…

Она настаивала на том, чтобы давать показания, но адвокат отговорил ее. Это было бы нужно, если бы Гарри Гилби оспаривал свою вину, а он ведь признавал те факты, на которых настаивала другая сторона: он не отрицал, что на повороте, двигаясь со слишком высокой скоростью, пересек осевую линию. Адвокат отца надеялся, что ему удастся доказать, что Закери Вест тоже не уделял должного внимания дороге, иначе он смог бы заранее увидеть вторую машину.

Луиза не проронила ни слова о том, что ей рассказал Закери Вест о девушке, которую он видел в саду. Сейчас ее мучила проблема: говорить или не говорить об этом? Может быть, его внимание было где-то далеко, когда машина отца мчалась ему навстречу на огромной скорости? Мог ли этот факт оправдать ее отца?

Нет, наконец решила она. Закери был на своей половине дороги и, как она подозревала, ехал довольно медленно. Не имеет значения, думал он в тот момент о девушке или нет, вина все равно целиком лежала на отце.

И на мне! — подумала она, вина тисками сжала ее сердце. Если бы я не позвонила отцу… если бы я не повела себя так по-детски… если бы я не была так поглощена жалостью к себе…

— Хорошие новости, — жизнерадостно сообщил ей отец. — У Нелли отлично продвигаются переговоры с человеком из Бирмингема. Мы еще пока не обговаривали окончательную цифру, так как он хочет, чтобы сначала его бухгалтеры тщательно изучили всю документацию, но он производит впечатление честного человека. Жесткого, но честного. Мне он нравится, думаю, что он заинтересован в этой сделке и не отступится от нее. Поэтому, дорогая, что бы ни случилось в суде, я буду чувствовать гораздо большую уверенность в своем будущем.

— Я рада, пап, — произнесла она, до сих пор чувствуя свою вину в том, как сложились обстоятельства, приведшие к аварии.

Повесив трубку, Луиза взглянула на часы. Было только три; в больнице ей надо быть лишь в семь сорок пять.

Она быстро приняла душ, немного подкрасилась и через десять минут уже ехала из города по направлению к морю. Немного потеплело; всю ночь шел дождь, а теперь с моря дул легкий юго-западный ветер, а в некоторых садах Луиза заметила даже подснежники. Кажется, весна уже не за горами.

Машину она оставила за воротами, но Закери из окна своей студии наблюдал, как она вылезает из машины.

Направляясь к дому, она чувствовала на себе его взгляд. Теплый ветерок растрепал ее волосы, поднимал темно-серую юбку в складку, так что ей приходилось все время придерживать ее.

Закери распахнул одно из огромных окон своей студии и одарил Луизу сардонической улыбкой.

— Догадываюсь, почему вы здесь!

— Не думаю! — возразила она.

— Хотите пари?

— Я не люблю азартные игры, — холодно ответила Луиза. — Я приехала, чтобы предложить отвезти вас в суд. Я вспомнила, что вы сейчас не водите машину, так что сможете сэкономить на такси.

— Какая забота! — протянул он. — Вы надеетесь, что в знак благодарности я каким-то образом дам возможность вашему отцу уйти от ответственности?

— Я не столь оптимистична!

— Слава Богу, потому что это не в моей власти, — коротко заметил он и через некоторое время добавил тем же тоном: — Если бы я мог, я бы это сделал, Луиза, но в зале суда человек должен говорить только правду, а ваш отец действительно ехал по моей стороне, не снизив скорость на повороте. Это правда, и мне придется сказать об этом.

— Я не прошу вас лгать, — произнесла она, когда он отступил, пропуская ее в студию. — А вы расскажете о том, что тоже не были целиком сосредоточены на дороге?

— Что? — Его темные брови сдвинулись. Она отвернулась, от волнения у нее пересохло во рту, она не могла выдержать его взгляд, поэтому смотрела на рисунки на стене: наброски деревьев и птиц, сделанные карандашом и углем. Они были очаровательны, но, зная, что Закери стоит у нее за спиной, она не могла в полной мере оценить их.

— Разве вы не ехали словно в тумане? — хрипло напомнила она ему, чувствуя на своем затылке его дыхание.

— О чем вы говорите, черт возьми? — прорычал Закери. Луиза затрепетала от страха, но не могла позволить ему загнать себя в угол. Она была намерена, несмотря ни на что, сказать ему то, ради чего приехала.

— Вы были слишком поглощены мыслями о таинственной девушке, чтобы сконцентрироваться на дороге.

Ее слова повисли в тишине. В конце концов он прошептал:

— Я медленно ехал по своей полосе. Вся ответственность должна быть только на вашем отце.

— Не вся, — решительно возразила она. — Может быть, большая часть… я не отрицаю, и отец не отрицает, но, если бы вы были настороже, если бы вы были более внимательны, вместо того чтобы мечтать о девушке, вам удалось бы увернуться от столкновения.

— Наверное, у меня помутился рассудок, когда я рассказал вам это, — яростно проревел Закери, схватив ее за локти и повернув к себе лицом. Она опустила ресницы, чтобы спрятать от него глаза, смотреть на него было выше ее сил. Не потому, что он испугал ее — хотя так всегда и было, когда у него был столь угрожающий вид, как сейчас, когда хмурились его брови над серебристыми глазами, когда его рот был сжат, превратившись в узенькую полоску. Нет, она не могла поднять на него глаза, потому что боялась, что он сможет прочитать в них те дикие эмоции, которые завладевали ею, когда он был так близко от нее, когда прикасался к ней. Она назвала ему две причины своего приезда — помочь доехать до суда и указать на то, что он тоже частично виноват в аварии из-за своего невнимания. Но была и третья причина. Ей надо было увидеть его. Казалось, что с их последней встречи прошло не менее года; без него время тянулось намного медленнее, чем на самом деле.

— Но вы сказали, — прошептала она. — И, я думаю, это имеет большое значение. Вам не кажется, что вам следует сказать об этом в суде вместо того, чтобы взваливать всю вину на моего отца?

Наклоняясь к ней, он отрицательно покачал головой.

— Так вот зачем вы приезжали ко мне… чтобы вытянуть из меня что-нибудь, что можно будет использовать потом против меня же в суде! Да, здорово вы меня провели. Вы выглядели столь неприступно, спокойно, нежно, как настоящая медсестра, как мадонна на средневековых полотнах, с вашей гладкой кожей и огромными голубыми глазами…

Она была так поражена его выпадом, что даже подняла глаза. Закери схватил ее за руки и притянул к себе еще ближе. Его злое лицо наклонилось к ней.

— Мне следовало догадаться, — корил он себя. — Мне не следовало забывать, что, как бы вы ни выглядели, вы женщина, а женщины самые двуличные, неискренние, коварные…

— Нет, не надо так говорить, — прервала она его в ужасе, ее губы задрожали. — Я не такая! Не говорите обо мне такие жестокие вещи. Закери, вы же сами не верите, что я такая, правда ведь? Вы не можете…

Его злобный взгляд сверлил ее, но она не могла отвести глаз. Словно под гипнозом, она смотрела на него, и ничто на земле не имело для нее значения, только он.

Закери, Закери, повторял снова и снова ее внутренний голос, когда она смотрела на него, упиваясь его близостью.

Его взгляд медленно опустился к дрожащим полуоткрытым губам. Она даже представить себе не могла, о чем он думает, но это ее ничуть не беспокоило. Она знала только, о чем думает сама, она так сильно хотела, чтобы он поцеловал ее, что это было все равно как глубокая физическая боль, разъедающая весь организм. Она не выдержала, и слезы выступили на глазах.

Закери заметил это и нахмурился.

— Не смейте! — проскрежетал он. — Ну почему женщины всегда, когда кончаются их аргументы, плачут? Это одна из женских штучек, с помощью которых они легко добиваются своего.

Он дотронулся до ее лица, кончиком пальца провел по мокрым ресницам и посмотрел на влагу, оставшуюся на коже.

— Они настоящие? — искренне поразился Закери.

— Я ненавижу вас, — всхлипнула Луиза, пытаясь произнести это как можно убедительнее, поскольку в эту секунду она ненавидела его почти так же сильно, как любила.

— Ладно, прекратите плакать: вы выиграли, — криво усмехнулся Закери. — Я признаюсь в суде, что был недостаточно внимателен, когда ваш отец показался из-за поворота. Я готов на все, лишь бы вы прекратили реветь. Я не могу на это смотреть, вы сразу стали такой беспомощной и несчастной.

Она просияла. Ее улыбка сквозь слезы походила на радугу во время дождя. Казалось, что теперь ее слезы польются еще более широким потоком.

— Правда? Вы сделаете это? О-о, спасибо…

— Разве я не получу за это небольшую награду? — мягко спросил Закери и медленно наклонился к ней. Она тоже покачнулась в его сторону, ослабев от охватившего ее желания.

При первом же прикосновении его губ Луиза закрыла глаза, волна удовольствия накрыла ее с головой, чуть не свалив с ног. Она мечтала об этом с тех пор, как вошла сюда. Наконец она испытала неописуемую радость от исполнения ее тайного желания.

Закери спустил пальто с ее плеч и, когда оно упало на пол, обвил Луизу руками. Она тоже прильнула к нему, обняв его затылок, ее пальцы перебирали его густые черные волосы.

Целуя ее, он прерывисто дышал, его руки нежно ласкали ее тело, изучая каждый изгиб.

Неожиданно он отпустил ее губы и спрятал лицо на ее шее. Она почувствовала горячее дыхание на своей коже.

— Вы сводите меня с ума, — пробормотал он. — Холодная снаружи, но внутри бушует пламя… вы как айсберг — на поверхности видна только часть вас. Я думаю, вы губите всех, кто имеет неосторожность приблизиться к вам.

Обидевшись, она вспыхнула:

— Как вы можете говорить так жестоко? Вы же не знаете меня…

Он поднял голову.

— Неужели вы думаете, что я не осознаю этого? Я даже представить не могу, что творится у вас в голове. А когда я с вами, я не уверен, что знаю, что происходит в моей собственной! — Его губы цинично искривились. — Например, почему я без конца целую вас?

Она покрылась ярко-красным румянцем.

— Вы хотите сказать, что это я бросаюсь на вас? — Неужели он начал догадываться о том, что она к нему испытывает? Она готова была провалиться сквозь землю.

Закери покачал головой.

— Нет, конечно, нет! Вы мне нравитесь, а если бы вы бросались на меня, то я бежал бы от вас куда глаза глядят, вы уж мне поверьте. Я сторонюсь таких женщин. Первый шаг всегда должен исходить от меня.

— Зачем же вы тогда спрашиваете, почему целуете меня? По-моему, вы сами ответили на свой вопрос! — Луиза почти не дышала, она бы тоже хотела знать ответ.

Закери отпустил ее и отошел, держа руки в карманах и опустив голову.

— Я не жду от вас ответа, я просто размышлял вслух — или по крайней мере пытался… Я не могу уже несколько дней объяснить то впечатление, которое вы на меня производите. Может быть, что-то ужасное случилось с моей головой во время аварии, хоть рентгеновские и ультразвуковые исследования ничего не выявили?

Луиза быстро возразила:

— С вашей головой все в порядке. Я видела результаты исследований. Никаких повреждений мозга.

— Я все время забываю, что вы медсестра. Но это неважно. Может быть, я слишком много времени провел в одиночестве? Да, наверное, уж очень часто я ловлю себя на мысли о вас…

Ее сердце подпрыгнуло от радости, но тут же она вспомнила о другой девушке, о той, которую он видел перед аварией и которой грезил с тех пор.

— А как насчет вашей девушки в белом, в саду? О ней вы больше не думаете? — промурлыкала она.

— Все время, — смущенно ответил он. — Я до сих пор мечтаю о ней, но иногда… — Он, нахмурившись, замолчал.

— Иногда что?

Закери не ответил. Он стоял перед мольбертом, находящимся в центре комнаты, и смотрел на холст. Руки Закери были сжаты в карманах голубых джинсов. Луиза наблюдала за ним, думая о той непонятной силе, которая влекла ее к нему.

Помолчав, она подошла ближе.

— Вы уже рисуете? — поинтересовалась она, поворачиваясь к холсту.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь это видел! — злобно выкрикнул он, пытаясь своими широкими плечами заслонить от нее картину, но слишком поздно: она успела разглядеть то, что там было изображено.

Картина не была еще закончена, но на ней уже было все: деревья, живая изгородь, сумрачное небо с месяцем, а на переднем плане вспышка белого — женская фигура в летящем белом платье, ее черные волосы рассыпались по плечам, а голова была немного повернута в сторону.

Луиза сразу поняла, что это изображение женщины, которую Закери видел в саду тем вечером. Все детали, о которых он рассказывал, совпадали. Ревность обострила ее чувства, она заметила все это с первого взгляда. Картина обладала удивительной магической силой: полумрак, девушка в платье словно из эфира, месяц, выглядывающий из-за серебристых листьев, и окна, просматривающиеся где-то вдали. Она интриговала, заставляла поверить, что за картиной скрывается какая-то тайна.

Затем глаза Луизы остановились на лице девушки и… расширились от удивления.

Это было ее собственное лицо.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Позже, на работе, Луиза не могла забыть этот момент. Она была так потрясена увиденным, что даже не нашла в себе сил попросить Закери объяснить — она просто повернулась и уставилась на него широко открытыми глазами.

Лицо Закери в этот момент по цвету походило на спелый помидор.

— Я не могу отчетливо вспомнить ее лицо, — смущенно бросил он. — Я отлично помню, какое впечатление она произвела на меня; когда мечтаю о ней, отчетливо вижу ее лицо; но когда я делал предварительные наброски, мне пришлось оставить для лица место и не рисовать его сразу. Но и позже мне не удавалось перенести этот образ на бумагу. Я даже подумывал о том, чтобы вообще не рисовать лицо — это было бы довольно интересно, интригующе. Некоторые художники сознательно прибегают к таким уловкам, чтобы привлечь внимание любителей искусства. Но я не могу играть с моими почитателями в такие игры. А пока я решал, что же мне все-таки делать, то обнаружил, что машинально рисую глаза, нос, рот… Когда же я отступил назад посмотреть, что получилось, то это оказались вы. Лицо отлично вписалось, — пожал он плечами, — поэтому я решил перенести его и на холст.

Он смотрел на картину, его губы были сжаты. Луиза наблюдала за ним, мечтая узнать, о чем он в данный момент думает.

Искоса взглянув на нее, Закери поинтересовался:

— Вы возражаете?

Она молча покачала головой. Возражает? Ее сердце билось так сильно, что его биение причиняло ей боль. Но что это могло значить? Почему, изображая девушку своей мечты, он вставил ее, Луизы, лицо?

Его голос посуровел:

— Может быть, теперь вы понимаете, почему я не могу уяснить себе до конца свое отношение к вам. Не только вы меня загоняете в угол, я сам попал туда. Раньше я ловил себя на том, что держу вас в объятиях; теперь, когда пытаюсь нарисовать ее лицо, я рисую вас. Словно два образа смешались у меня в голове, но я никак не могу понять, из-за чего это произошло! Что, черт возьми, случилось с моей головой?

Луиза, к сожалению, тоже не могла ответить на этот вопрос. Размышляя об этом уже в больнице, она ходила по палате взад-вперед. Она обдумывала возможность разговора с каким-нибудь психиатром. Но они не смогут ничего ей посоветовать без детального обследования, она и сама понимала, что это непрофессионально. Они скажут, что необходим личный осмотр Закери, наблюдение за ним в течение определенного периода. Она же сильно подозревала, что он не согласится подвергаться очередному обследованию. За последний год его осматривало слишком много врачей, это с одной стороны, а с другой — она помнила, как он всегда иронизировал над всеми попытками специалистов его вылечить. У него было свое твердое мнение по этому поводу, как, собственно, и по другим тоже.

На следующий день она поехала к Закери, чтобы доставить его в зал суда.

— Вы рано, — удивился Закери, открывая ей дверь. Сам он показался ей каким-то непохожим на себя, каким-то слишком официальным в темном костюме, красно-белой рубашке в полоску и каштановом шелковом галстуке. Он ей гораздо больше нравился в своих старых голубых джинсах и облегающем белом свитере.

— Парковка рядом со зданием суда не очень большая, — объяснила Луиза, — поэтому я подумала, что мне придется забросить вас, а самой еще поискать где-нибудь место.

Он пристально посмотрел на нее.

— Понятно. И, конечно, вы не очень-то жаждете, чтобы вас видели вместе со мной входящей в здание суда.

Она покраснела и попыталась сменить тему:

— Не забудьте пристегнуться.

Проигнорировав ее напоминание, он отвернулся и начал рассматривать себя в боковое зеркальце, крепко сжав губы.

— Я догадываюсь, люди будут таращиться на меня, когда я войду. Может, мне надеть мешок на голову?

В его голосе звучало такое напряжение, что Луиза невольно вздрогнула, как будто он ударил ее.

— Не надо так говорить, у вас всего лишь несколько шрамов…

— Несколько? — Он с яростью взглянул на свое отражение.

— Может, некоторые и будут таращиться, мягко произнесла она, — но только вначале; они быстро привыкнут к тому, как вы выглядите.

Закери медленно повернулся к ней.

— Вы так говорите потому, что привыкли видеть людей со страшными ожогами.

— Нет, — настаивала она. — Я говорю так потому, что уже давно наблюдаю, как пациенты и их семьи свыкаются с травмами такого рода. Человеческий мозг уникален: люди привыкают ко всяким повреждениям и ранам. Шрамы быстро становятся невидимыми, никто не замечает их больше хотя бы потому, что готовы к ним, они ожидают их увидеть. У каждого из нас есть внешний облик, по которому люди отличают друг друга. И любой шрам может стать частью этого внешнего облика. Таращиться могут только незнакомые.

— Сегодня я войду в комнату, которая будет набита незнакомыми! — выпалил Закери. Луиза обратила внимание, что руки Закери сжаты в кулаки. Она ласково взяла их в свои руки: сначала один, потом второй — и палец за пальцем разогнула их.

— Расслабьтесь! Ведь, если вы их не знаете, зачем волноваться из-за того, что они подумают? Просто войдите в зал суда с высоко поднятой головой, а если люди будут таращиться, пускай! — Она отпустила обе его руки и откинулась на сиденье. Покраснев и опустив глаза, она все-таки произнесла то, о чем думала: — И потом, вы же должны были уже привыкнуть, что все на вас смотрят. Вы такой привлекательный мужчина…

Он ухмыльнулся.

— Знаю я, какой я привлекательный: Дане чуть плохо не стало, когда она меня увидела!

— Ах, она!.. — Луиза уже успела забыть о ней. Она ни разу ее не видела, но была уверена, что экс-подруга Закери ей не понравится. — А кого волнует, что думает Дана?

Неожиданно он рассмеялся.

— И правда, кого волнует, что думает Дана? — Он поднял руку и повернул голову Луизы так, чтобы видеть ее лицо. — Ладно, тогда, если вы не стыдитесь моего вида, почему вы не хотите, чтобы нас видели вместе?

Она колебалась, ее ресницы дрожали, она то поднимала на него свои голубые глаза, то опускала вниз.

— Ревнивый приятель? — Он попытался ей подсказать.

— Конечно, нет! — удивилась она тому, что он подумал о Дэвиде, хотя сама она его почти не вспоминала.

— Его там не будет? — продолжал допрос Закери.

— А почему он должен быть? Он же никак не связан с аварией; ему там делать нечего.

— Вы еще видитесь с ним?

Странно, откуда такой интерес к персоне Дэвида, подумала Луиза.

— Конечно, мы с ним видимся, мы же вместе работаем!

— Вы отлично поняли, что я имел в виду. Вы встречаетесь с ним? — сухо переспросил Закери.

— Нет, не встречаюсь! — не смогла она солгать, и теперь ее темные ресницы были опущены на покрасневшие щеки. — А почему, разрешите поинтересоваться, вы задаете все эти вопросы о Дэвиде?

— Я по природе любопытен, — неохотно ответил Закери. — Он еще проявляет к вам интерес?

— Если вам так надо это знать, то он встречается с медсестрой из другой палаты! — Луиза вызывающе посмотрела на сидящего рядом с ней человека, который вдруг задумал поиграть в следователя.

— А вы как к этому относитесь? — настаивал он, глядя ей прямо в глаза.

Она раздраженно вздохнула.

— Вы похожи на смерть или на налогового инспектора: те тоже никогда не отступаются.

— Так и есть, особенно когда я хочу получить ответ на свой вопрос. Итак, ответьте мне… вы против того, что он встречается с кем-то?

— Нет, не против. — Она уже смирилась с тем, что ей придется отвечать до тех пор, пока у Закери не иссякнут вопросы. — Он никогда для меня слишком много не значил, а я не была подходящей для него женщиной. Мы нравились друг другу, и не более. Ну хоть сейчас мы можем закончить обсуждение моей личной жизни?

— Нет пока. А почему он тогда так ревновал вас, что последовал за вами до моего дома, если вы, как утверждаете, ничего для него не значили?

— Дэвиду казалось, что он любит меня. Но когда он понял, что наши отношения иссякли, он быстро нашел себя другую девушку.

— А кто прекратил ваши отношения? Вы или он?

— Я. Я сообщила ему об этом незадолго до того, как он проследил за мной до вашего дома. Частично это и было причиной того, что он так взъелся… — Она прикусила язык, поняв вдруг: Закери может догадаться, что их с Дэвидом разрыв как-то связан с ним самим, и поэтому поспешно добавила: — Мы спорили несколько недель. Не подумайте, что это как-то связано с вами, просто так совпало, что он поехал за мной именно к вам.

— Хмм… — Похоже, она не слишком его убедила. — Вы когда-нибудь думали, что любите его?

Такой прямой вопрос смутил ее. Она молча покачала головой.

Закери продолжал изучать ее.

— А вы вообще любили кого-нибудь?

— Конечно! А вы как думаете? Подростком я влюблялась каждый месяц.

— А после этого?

Она не ответила.

Он криво улыбнулся.

— Этим объясняется то, как вы выглядите, — пробормотал он.

Луиза решила не уточнять, как она выглядит. Она упрямо молчала, поэтому Закери задал следующий вопрос:

— Тогда почему же вы не хотите появляться со мной на людях? Вы боитесь, что все подумают, что мы с вами в сговоре и заранее обсудили показания, которые надо будет давать?

— Нет, конечно! Но… мой отец… дело в том, что я не говорила ему, что поеду за вами.

Он был поражен.

— Понятно. Не говорили… Значит, это была не его идея?.. — Закери не закончил предложение. Она нахмурилась, пытаясь понять, что же он хотел сказать.

— Не его идея? — Тут до нее дошло, что он имел в виду, и она вспыхнула. — Нет! Нет, это не отец предложил довезти вас до суда! Он даже не знает, что после того, как вы выписались из нашей больницы, я с вами виделась. Я никогда не говорила ему об этом. Ни ему, ни кому-либо другому! И тем более я никому не рассказывала о той девушке, которую вы видели в саду.

Последовала небольшая пауза, после чего он улыбнулся ей и заявил:

— Ну что, мы едем? Мы потратили на споры добрых десять минут. Так что теперь если мы не поторопимся, то наверняка опоздаем!

Он поверил ей! Облегчение теплой волной накрыло Луизу, она радостно вздохнула и включила мотор.

— До Винбери не более получаса езды. Мы не опоздаем, но все равно хорошо, что я оставила запас времени.

— Вы всегда очень предусмотрительны, — согласился он.

Она понимала, что он специально дразнил ее, но решила не обращать на него внимания. Она сейчас была слишком обеспокоена исходом дела, будущим ее отца. Казалось, она потеряла даже свое чувство юмора.

Закери откинулся в кресле, наблюдая, как за окном проносились ряды кустов и деревьев. Сквозь их голые черные ветви виднелись вспаханные поля, пастбища и пасущиеся на них овцы.

— У меня в саду уже много подснежников, — сообщил Закери, — еще пара месяцев, и весна полностью вступит в свои права. Авария случилась как раз весной. Ровно год назад. Не думал, что время может тянуться так долго, год показался целой вечностью.

Луиза смотрела на дорогу, но почувствовала холод, коснувшийся ее сердца. Он до сих пор испытывал горечь, и, самое обидное, она не могла винить его. Со времени аварии он провел много ужасных месяцев. Вся его жизнь перевернулась с ног на голову.

— Хорошо хотя бы, что я снова могу рисовать, — добавил он уже веселее. — Не представляете, как это чудесно — вернуться к работе, каждое утро заходить в свою студию и знать, что ты сейчас увидишь то, что сделал накануне, что это ждет тебя, ждет продолжения.

— Я никогда не рисовала, но представляю, каково это — вернуться к той работе, которой ты обучен, с которой хорошо справляешься, которую любишь, — согласилась она.

— А вы скучали бы по вашей работе, если бы пришлось оставить ее? — Закери удивился тому, как хорошо она его понимает.

— Еще бы! Я умею это делать, а когда занят тем, что умеешь, то испытываешь особый трепет.

— Да, вы хорошая медсестра, — пробормотал он. — Знаете, это может показаться странным, но я хорошо помню вас, несмотря на то что в вашей больнице я пробыл совсем немного времени. Я как сейчас вижу, как однажды ночью вы склонились надо мной. Вы выглядели тогда как холодный ангел в накрахмаленной шапочке и со спокойным овальным лицом. Я помню, что страшно обиделся на вас. У меня все невыносимо болело, я боялся, что умру или буду так обезображен, что уж лучше умереть. Вы же выглядели на редкость спокойно и были так уверены в себе. Мне хотелось закричать на вас, высказать вам свое негодование и обиду.

— Раз или два вы так и поступили!

Он застонал.

— Не может быть; я правда кричал на вас? Тогда простите меня за это. Теперь когда я знаю вас, то понимаю, что вы делали для меня все, что было в ваших силах. Наверное, это ужасно, когда вместо благодарности на тебя кричат!

— Мы привыкли к этому. От больных никто и не ждет, что они будут вести себя как святые.

— У вас ангельское терпение! Тогда вы просто воплощение всех достоинств. Вы добры, сострадаете людям, спокойны, великодушны, незлопамятны. Стоп!

Она чуть не подпрыгнула, так пронзительно выкрикнул он последнее слово. Она непонимающе взглянула на него, ожидая объяснений.

— Остановите машину! — скомандовал он голосом, испугавшим ее. Она посмотрела в зеркало, сзади машин не было, спереди тоже, поэтому она нажала на педаль тормоза и съехала на обочину.

— Что случилось? — спросила она, но Закери не ответил; казалось, что он напрочь забыл о ней. Он открыл дверцу, выскочил из машины и бросился по дороге в обратном направлении. Может быть, он что-то увидел на дороге? Неужели она сбила кого-то?

Иногда, когда едешь здесь зимой, перед машиной может лететь фазан, тяжелый и глупый, с набитым желудком. Или кролик может выскочить из кустов и перебегать дорогу. Водителям надо быть настороже, чтобы быстро отреагировать и не задавить их. Если же на дороге будут другие машины, то увернуться или нажать на тормоза очень сложно из-за опасности более серьезного столкновения. Но в любом случае Луизе была невыносима сама мысль о том, что она могла убить живое существо или, еще хуже, ранить его, ведь оно могло исчезнуть в подлеске до того, как она успеет подобрать его, чтобы отвезти к ветеринару. Если такое случится, то это будет преследовать ее до конца жизни.

В любом случае ей надо было знать, что она натворила. Неохотно она вышла из машины и направилась к тому месту, где Закери словно врос в землю.

Она посмотрела на дорогу, но ничего не увидела.

— Что такое? Что случилось? — спросила она Закери, заметив, что его лицо побелело как полотно, а взгляд стал каким-то безумным.

— Она была здесь!

— Кто «она»? Птица?

— Птица? Нет! — проговорил он нетерпеливо, удивляясь, что она не может понять его. — Той ночью… она была здесь…

Луиза наконец поняла.

— Авария? Нет, Закери, вы ошибаетесь; это было гораздо дальше. — Она отлично знала это место, так как за последние несколько месяцев часто проезжала здесь. И каждый раз у нее пересыхало во рту, а по спине пробегал холодок — она представляла, что Закери запросто мог в этой аварии погибнуть. Так же, как и ее отец.

— Нет, не авария. Неужели вы не понимаете? Именно здесь я видел ее!

Луиза замерла.

— Здесь? Вы видели ее здесь?

Его взгляд был устремлен на противоположную сторону дороги, на живую изгородь из высоких густых кустов боярышника и бузины; сейчас на них не было ни листочка, но прошлой весной они были полны жизни и покрыты яркими цветами. Под ними росли примулы, фиалки, нарциссы, и несколько ранних колокольчиков голубым ковром стелились под деревьями.

— Эта изгородь… я видел, как она шла по саду вдоль нее. Дом… вы видите этот белый дом за деревьями?.. Должно быть, она живет здесь.

Его голос дрожал; она едва различала слова и только слышала его тяжелое дыхание. Он тихо засмеялся.

— Может быть, она сейчас там; она в любую минуту может выйти…

Луиза побелела как призрак. Она смотрела через зимний сад на дом вдалеке, на который так упорно указывал Закери.

— Вы уверены, что это было именно здесь? прошептала она, в ушах у нее звенело от подскочившего давления.

— Конечно, я никогда не забуду это место. Вы же видели мою картину, разве вы не узнали? По-моему, я изобразил все довольно точно.

— Нет, не узнала, — медленно произнесла она. — Но мне никогда не приходило в голову… Сады часто бывают так похожи. Кроме того, дом был плохо виден. Я и не подозревала…

Закери мгновенно повернулся к ней.

— Вы знаете этот дом? Вы знаете ее? Кто она? Как ее зовут?

Луиза не ответила. Ее темно-голубые глаза лучились, в них блестели слезы и… счастье.

Какое-то время он просто смотрел на нее, затем его глаза изумленно расширились.

— Это был мой день рождения, — тихо начала Луиза. — Раньше я всегда справляла его со своим отцом, но в этот раз он, хоть и пообещал, что мы встретимся, забыл обо мне и поехал со своей женой в гости. Я приехала сюда, в мой старый дом, дом, который виднеется сквозь деревья… Здесь я прожила большую часть жизни, пока мой отец вторично не женился. Я думала, что папа будет ждать меня. Я купила новое платье, специально для дня рождения. Оно было очень романтическое — белое, тонкое как паутинка, с длинными рукавами и кружевами на вороте и подоле. Оно было похоже на платье из старинных романов.

— Да. — Его голос был еле слышен.

Он ничего больше не добавил, поэтому она продолжила:

— Когда я сюда приехала, то обнаружила, что папы, конечно, нет. Я ужасно расстроилась, можно даже сказать, вышла из себя. Я узнала, куда он пошел, позвонила туда и спросила у отца, как он мог забыть о моем дне рождения. Я повела себя как ребенок, как глупый ребенок. Если бы у меня только было больше самообладания!.. Мне следовало самой пойти в какой-нибудь ресторан или позвонить друзьям — все что угодно, но не вести себя как испорченный ребенок.

Закери рассмеялся.

— Вы? Уж кем-кем, а испорченным ребенком, я уверен, вы никогда не были.

Она бросила на него быстрый взгляд, робко улыбаясь.

— Вы же не знаете меня.

— Но собираюсь это сделать, — ответил он, и у нее перехватило дыхание.

— Отец тоже расстроился, — продолжила она свой рассказ прерывистым шепотом. — Он сказал, что выезжает ко мне немедленно; попросил, чтобы я никуда не уходила — он будет с минуты на минуту. Погода стояла отличная, я вообще очень люблю весенние ночи, и я решила выйти встречать его в сад.

— У вас были распущены волосы, — тихо вставил Закери. — Как у девочки. При ходьбе они словно летели вокруг вашего лица, а ваше белое платье окутывало вас, как облачко на голубом небе. Вы как будто пришли из сказки в сад, на который спустилась ночь. Вы были спокойны и таинственны, как лунный свет.

Она слегка улыбнулась.

— Вы так романтичны. Вы не выглядите как…

— А как я выгляжу? — В его голосе снова появились резкие нотки. — Можете не отвечать; я и сам знаю, что похож на страшилище, которым пугают детей 31 октября [7] .

— Неправда! У вас повреждено только лицо, ну и мозги чуть-чуть, а так вы очень сексапильный мужчина. Закери, простите меня, если сможете; ведь это я виновата в том, что отец ехал слишком быстро, я виновата в том, что вам пришлось выстрадать всю эту боль.

Он заглянул ей в лицо: огромные темно-голубые глаза, тонкая кожа, нежные губы. Его взгляд смягчился, и он улыбнулся ей.

— Может быть, это цена, которую я заплатил за встречу с вами. Ничто не достается нам в этой жизни даром.

Ее сердце радостно забилось.

— Кроме того, за последний год я многое узнал о себе самом, о жизни, — усмехнулся он. — Может быть, после этого я стану даже лучшим художником, чем был. По крайней мере теперь изменится мой стиль. Раньше я рисовал пейзажи, рисовать людей я по возможности избегал. Только сейчас я понимаю, это связано с тем, что мне было трудно общаться с людьми, и, естественно, я предпочитал пейзажи — это ничего от меня не требовало. Но когда я наконец смог снова рисовать, то изобразил именно человеческую фигуру: девушку, о которой я мечтал на протяжении стольких ночей, она… вы… вы были моим маячком, вы стали смыслом моей борьбы за жизнь.

Луиза была так тронута, что не могла вымолвить ни слова. Она отлично помнила первую ночь, которую Закери провел в ее палате, он был тогда между жизнью и смертью. Она не раз подходила к его кровати, смотрела на него, а он лежал неподвижно, накачанный снотворными. Тогда ей и в голову не могло прийти, что в тот самый момент, когда она неотрывно на него смотрит, он мечтает о ней.

Закери обнял ее и перевел через дорогу в тень ракитника, который перегнулся через живую изгородь, взял обеими руками ее лицо, обводя нежным взглядом глаза, нос, губы, шею, собранные волосы.

— Пообещайте мне, что никогда не будете собирать волосы, когда вы не на работе, — попросил он. Он поднял руку и принялся вытаскивать из ее пучка шпильки одну за другой. — Так вы выглядите намного моложе, неужели вы не понимаете этого?

— А вы думаете, зачем я собираю волосы? Когда я начинала работать в больнице, пациенты смеялись надо мной, а доктора не доверяли мне ни одного мало-мальски серьезного поручения. А все из-за того, что я выглядела как маленькая девочка, а не как медсестра. Вот поэтому мне и пришлось укладывать волосы таким образом, это делает меня старше.

— Понятно, но все равно больше не делайте этого, — сказал он, пропуская между пальцами тяжелые пряди ее темных волос. — Они похожи на шелк. Мне не терпится увидеть вас обнаженной, чтобы только волосы прикрывали вашу грудь…

Луиза вспыхнула.

Он одарил ее порочным, дразнящим взглядом.

— Я не слишком спешу, любовь моя? Мы знаем друг друга почти год, это уже долго.

Она молчала, только румянец окрашивал ее лицо.

Закери улыбнулся.

— Вы снова покраснели — мне это давным-давно должно было подсказать, что здесь что-то не так. Румянец, так часто заливающий ваши щеки, совсем не вязался с тем представлением, которое у меня было о сестре Гилби, об этом айсберге в накрахмаленной униформе. Я мог бы представить, что девушка из сада краснеет, но чтобы медсестра!.. В ту девушку я влюбился с первой же минуты, когда увидел, как она гуляет в полумраке. Но нельзя забывать, что зрение может и обмануть. Я думал, что это молоденькая девушка, а когда увидел вас в больнице, в форме, то не смог узнать. Вы были совсем другой, но мое зрение все еще обманывало меня. Высокая, спокойная медсестра, которая наклонилась над моей головой, похожая на ледяного ангела, была не кем иным, как девушкой моей мечты. Различия между вами были только у меня в голове.

Волнение подступило к горлу Луизы, она напряглась.

— То есть, иными словами, вы хотите сказать, что ошибались насчет испытываемых чувств?

— Нет, Луиза! — мягко ответил он. — Проблема была не в моих чувствах, а в моей голове. Например, мне казалось, что вы холодны со мной, а ведь этого не было, правда? Я ненавидел вас, потому, что вы ассоциировались у меня с моей болью, в то время как на самом деле вы, наоборот, пытались облегчить ее. Но даже несмотря ни на что, вы пробудили во мне интерес. Это-то и смущало меня больше всего — по ночам я мечтал об одной женщине, а днем горел желанием поцеловать совсем другую. Когда эти два образа стали смешиваться у меня в голове, я понял, что у меня действительно серьезные проблемы. Здоровый человек не может одновременно любить двух женщин, не может путать их.

— Я была уверена, что вам способен помочь только квалифицированный психиатр, — призналась Луиза, неожиданно засмеявшись. Она наконец-то осознала, что все ее страхи оказались беспочвенными, что она представляла собой сразу двух женщин, которых изобразил Закери на своей первой после долгого перерыва картине.

— Знаю, я видел вашу реакцию на картину. Это была еще одна подсказка, которой я не сумел воспользоваться. Я уже был не в состоянии воспроизвести лицо той девушки: у меня перед глазами стояло только ваше. Какой же я был дурак, что не догадался!

— А я тогда надеялась, что это означает, будто вам начинаю нравиться я, а о ней вы постепенно забываете, — сказала Луиза, и Закери резко втянул в себя воздух.

— Луиза… милая… я только что сказал тебе, как я люблю тебя, а что ты чувствуешь ко мне?

— Разве ты не догадываешься? — засмеялась она. — Я с ума схожу по тебе. Я полюбила тебя с той самой минуты, когда тебя привезли в мою палату. Ты выглядел тогда таким больным и беспомощным!..

Закери жалобно взглянул на нее.

— А ты будешь любить меня, когда я перестану быть больным и беспомощным? — Он поцеловал ее. Потом, тяжело дыша, Закери поднял голову. — У меня немного кружится голова. Дорогая, я не сплю? Все это действительно происходит, и ты тоже реальная? — Он погладил ее по щеке, и она засмеялась, но вдруг, заметив часы на его запястье, вскрикнула от ужаса:

— Посмотри, сколько уже времени! Мы наверняка опоздаем в суд! — Луиза выскользнула из его объятий и побежала к машине. Закери неохотно пошел за ней.

Когда она уже включала зажигание, Закери поспешил успокоить ее:

— У нас осталось три четверти часа, этого хватит.

Но они все же успели едва-едва. Она высадила его, а сама поехала искать место для парковки. Без поцелуя Закери выйти отказался.

— Иди же! Тебе нельзя опаздывать! — настаивала она, одной рукой отталкивая его. Закери довольно неохотно оторвался от ее губ и поплелся в здание.

Действительно, найти место для парковки оказалось очень сложно, поэтому, когда Луиза вошла в зал суда, слушание уже началось. Она тихо устроилась на скамеечке для зрителей, переводя взволнованный взор с отца на Закери, с Закери на лица присяжных и адвокатов.

В окно светило яркое солнце. Оно безжалостно выявляло все морщины на лице отца, они казались даже глубже, чем на самом деле, это очень старило его. Холодный солнечный свет не пощадил и покрытое шрамами лицо Закери. Луиза даже вздрогнула, заметив, что публика глазеет на него. Сам он, сознавая это, опустил глаза и упорно разглядывал пол. Она видела, как белели шрамы на его коже.

Ее сердце болело за него, за обоих этих мужчин, которых она любила всей душой. Это был жестокий каприз судьбы, что им привелось встретиться именно таким образом, в аварии, которая разрушила жизни их обоих, а теперь им надо было находиться здесь по разные стороны «баррикады», как дуэлянтам. Она боялась даже думать об исходе дела. Правосудие для Закери обернется катастрофой для ее отца, и как она сможет тогда сказать отцу, что любит человека, который разрушил его жизнь?

Разбирательство тянулось медленно, час за часом. Адвокаты что-то жужжали, присяжные задавали вопросы, ее отец и Закери давали показания, так же как полицейские и врачи, первыми прибывшие на место аварии.

Гарри Гилби оцепенел, когда Закери в своих показаниях признался, что в ту ночь сам был невнимателен.

— Я должен сказать, что был тогда занят своими мыслями, а если бы был более внимателен, то наверняка заметил бы несущуюся на меня машину и смог бы увернуться от столкновения, — произнес он. Гарри Гилби недоверчиво, но с благодарностью посмотрел на Закери.

Чем дольше тянулось разбирательство, тем труднее и труднее Луизе было держать глаза открытыми. Даже несмотря на испытываемое волнение, ей хотелось спать. Ведь накануне у нее было ночное дежурство, а днем ей так и не удалось прилечь. Слава Богу, что хотя бы сегодня ей не надо на работу. Спертый воздух и монотонные показания полицейских сделали свое дело — она без конца клевала носом.

Решение суда не явилось ни для кого неожиданностью. Большая часть ответственности возлагалась на Гарри Гилби. Ему предстояло выплатить Закери и личный ущерб, и ущерб, причиненный потерей картин. Точная же цифра должна была быть определена через некоторое время.

Люди начали расходиться. Луиза с закрывающимися глазами поплелась к выходу. Отец вышел вместе с Нелли и со своим адвокатом. Луиза поспешила к отцу.

— Как ты себя чувствуешь, отец?

— Рад, что все наконец закончилось.

— Но они же не определили размер возмещения.

— Очевидно, это особый вопрос. Закери Вест должен будет сам назвать ту сумму, в которую он примерно оценивает ущерб.

— Скорее всего, он удвоит те цифры, о которых думал сначала, — злобно прошипела Нелли. В этот момент к ним подошел Закери, и Гарри Гилби робко и неуверенно протянул ему руку.

— Мистер Вест… мне жаль… и спасибо вам за то, что вы сказали в суде; это было очень честно и порядочно с вашей стороны…

Закери с улыбкой пожал протянутую ему руку.

— Это же правда, и в любом случае у меня был свой тайный мотив, чтобы быть честным.

Гарри Гилби насторожился.

— Вот как? Что вы имеете в виду?

Закери по-свойски обнял Луизу за талию и объяснил:

— Я хочу жениться на вашей дочери.

Гарри даже рот разинул от удивления. Но все равно он не был так удивлен, как сама Луиза. Она подняла на Закери глаза. Он в ответ улыбнулся ей.

— Я опять слишком опережаю события, любовь моя?

— Луиза? — произнес отец, вложив в свой возглас все мучившие его вопросы. Он хотел сказать: «Луиза, ты же не говорила мне, я даже не догадывался, что ты снова виделась с ним. Что происходит?»

Нелли тоже оцепенела от удивления и не могла вымолвить ни слова. Она только недоверчиво переводила взгляд с Закери на Луизу, с Луизы на Закери.

— Нет, не опережаешь, — ответила Луиза, весело смеясь. — Я готова выйти за тебя хоть завтра. Но не стоит ли нам сначала хорошенько все обдумать, подготовиться?

— Как всегда, практична и предусмотрительна! — с явным удовольствием произнес Закери. — Да, ты права. Просто мне хотелось ввести твоего отца в курс дела, чтобы он убедился в честности моих намерений.

— Луиза… — еще раз попытался подать голос отец. — Я не понимаю. Ты никогда ничего не говорила о… Ты встречалась с ним? Почему ты не сказала мне?

— Потому… как ты не понимаешь… это было трудно… — Луизе никак не удавалось оформить свою мысль, поэтому Закери вмешался:

— Мне кажется, Гарри… могу я называть вас Гарри? Отлично. Мне кажется, нам всем надо пойти сейчас к вам, и мы с Луизой все вам объясним. И, между прочим, забудьте о деньгах. Конечно же, я не собираюсь начинать нашу совместную с Луизой жизнь, ограбив ее отца.

Гарри Гилби недоверчиво замер.

— Н…но… вы у…уверены?

— Конечно, он уверен, — быстро пришла в себя Нелли, Повернувшись к Закери со слащавой улыбкой, она прощебетала: — Очень великодушно с вашей стороны, Закери, и очень мудро, если учесть, что вы теперь станете членом нашей семьи.

— Спасибо, Нелли, — ответил он серьезно, но Луиза заметила улыбку в его глазах. Нелли была прекрасна, но ей не удалось одурачить Закери, как она одурачила Гарри Гилби.

Луиза взглянула на Закери. Ее волосы обрамляли раскрасневшееся лицо, глаза светились любовью к стоящему рядом с ней мужчине, благодаря его за сделанный Жест.

— Ну что, мы идем? — спросил Закери. — Нам надо столько всего рассказать твоему отцу и мачехе! Я думаю, наша история требует подробных объяснений.

Луиза согласилась кивком головы, но не могла не подумать о том, что полностью их историю рассказать невозможно. Они смогут рассказать лишь то, что любят друг друга, но многие вещи должны остаться между ними. Как можно объяснить тот факт, что Закери полюбил ее прежде, чем узнал, что это она? Как можно объяснить то, что она влюбилась в него, когда он был без сознания, а лицо его напоминало посмертную маску? Кто это поймет? Луиза сама этого не понимала, она догадывалась, что и Закери не смог разобраться в этом. Но, может быть, однажды он нарисует картину, которая приоткроет для них эту тайну, и тогда весь мир узнает о том, как сильно они любят друг друга.

Примечания

1

Флит-стрит — улица в Лондоне, где сосредоточены редакции газет. — Прим. перев.

(обратно)

2

Сквош — спортивная игра вроде упрощенного тенниса.

(обратно)

3

День подарков — второй день Рождества.

(обратно)

4

Блэк свэн (англ.) — черный лебедь; перен:. странное явление.

(обратно)

5

 Георги — английские короли, правившие в XVIII веке.

(обратно)

6

 Ризотто — рисовый пудинг, отваренный на мясном бульоне, с тертым сыром и специями.

(обратно)

7

 31 октября — праздник Hallowe'en, канун Дня всех святых.

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Реклама на сайте