«Ночь соблазна»

Барбара Пирс Ночь соблазна

Моему брату Брайану. В детстве товарищ по играм, а ныне непревзойденный веб-мастер ты во всем лучший.

Когда на влюбленных дрожащих устах

В затмении сладком с душою сойдется душа.

Перси Биши Шелли. Освобожденный Прометей[1]

Пролог

12 ноября 1799 года, Уоррингтон-холл

Ненависть.

Коварное это чувство, будто червь, вползло в его нутро. Нашептывая соблазнительные обещания мести, оно мало-помалу поглотило всю его душу. Таунсенд Эллиот Лидсоу, виконт Эверод, не ведал до конца темных глубин своей натуры до тех пор, пока его исполненный злобы взгляд не остановился на маленьком бледном красивом личике Мауры Кигли. По милости этой десятилетней девчонки он теряет свою семью!

Хрупкая девочка, вся дрожа, стояла между младшим братом Эверода, тринадцатилетним Роуэном, и их отцом. Даже в злобе своей виконт не мог не признать, что Маура прекрасна: безупречно белая, как алебастр, кожа, упрямо вздернутый носик, по которому он не единожды с удовольствием щелкал, и роскошные локоны густых темно-русых волос, с особым изяществом обрамлявшие ее личико. В эту минуту ее носик и щечки пылали, а глаза цвета морской волны покраснели и опухли от слез. Кого она жалела — его или себя? Эверод неустанно размышлял над этим вопросом последние семь недель — с того мгновения; когда она намеренно выдала его. Каждую ночь, в поздний час, когда им обоим полагалось давно уже видеть сны, он слышал приглушенные рыдания Мауры.

Проходя через беломраморный зал сельской усадьбы, которая принадлежала вот уже трем поколениям его семьи, Эверод нарочно потрогал повязку на шее. Прекрасное личико предательницы Мауры страшно побледнело. Она пошатнулась и, чтобы не упасть, схватилась за руку его брата. Ее страдание согрело виконта, словно теплое вино в зимний вечер.

Да, проклятая обманщица! Я знаю, как легко слетела с твоих губ бессовестная ложь.

Рана едва не оказалась смертельной. Клинок вошел как раз под левым ухом и прочертил безобразную извилистую дорожку поперек горла до самой ключицы. Не ухитрись Эверод извернуться в самый момент удара — отцу наверняка удалось бы обезглавить его.

Ведь граф тогда горел одним желанием — убить своего старшего сына.

А где же очаровательная мачеха, леди Уоррингтон? Графиня так старалась добиться его изгнания из семьи! Эвероду казалось странным то, что она не пожелала собственными глазами увидеть трагическую развязку.

Виконт остановился прямо перед отцом, Роуэном и Маурой.

— Скажешь что-нибудь на прощание, отец? — спросил он и сам не узнал своего тихого охрипшего голоса. — Быть может, благословишь меня и пожелаешь пути быстрого и спокойного?

От этой дерзости лицо графа побагровело. Он несомненно бросился бы на своего наследника, если бы двое лакеев и младший сын не схватили его за руки.

— Вероломный подлец! Я желаю тебе скорейшего пути в преисподнюю! — воскликнул Уоррингтон, кипя от гнева и все еще пытаясь освободиться из рук, удерживавших его ради его же блага. — Я буду рад, когда услышу о твоей смерти!

— Как и я — о твоей, батюшка. Сколь бы ни желал ты лишить меня наследства, ты не сможешь помешать мне получить то, что принадлежит мне по праву. Наступит день, и твои титул и состояние станут моими, как семь недель назад — твоя прелестная покладистая женушка.

— Негодяй!

Эверод принужденно усмехнулся в ответ на оскорбление. Если он и вправду негодяй, что ж, ему по душе упиваться своим бесчестьем. Стоит немного постараться — и он сможет стать одним из самых прославленных негодяев в Лондоне!

Под испепеляюще-надменным взглядом его янтарных глаз девочка сжалась. Теперь, когда он был на расстоянии вытянутой руки, Маура боялась смотреть на него. А виконт ощущал такое искушение схватить ее за горло и душить до тех пор, пока она не запросит у него пощады, что пальцы его скрючились.

— Хотя прощание наше причиняет мне боль, — резко бросил Эверод, рассеянно поглаживая рукой перевязанное горло, — пусть вас утешит мысль о том, что мы непременно встретимся.

Его холодный взгляд скользнул по всем троим и задержался на Мауре. Почувствовав его пристальное внимание, она нерешительно подняла ресницы и увидела, как в огненно-желтых глазах разгорается злоба.

— Непременно!

Глава 1

3 февраля 1811 года, Уоррингтон-холл

— Так я и думала! — Жоржетта Лидсоу, графиня Уоррингтон, придирчиво вглядывалась в лицо своей племянницы, стоявшей перед зеркалом. — Ожерелье тебе идет. Прими его в подарок.

Оробевшая от такой щедрости Маура Кигли прикоснулась пальчиками к серебряному украшению. То была прекрасная старинная вещица из двух свободно соединенных серебряных подвесок. В центре верхней красовалась жемчужина в оправе, а по бокам было по два сверкающих серебряных шарика. Нижняя подвеска была выполнена в форме перевернутого треугольника; по углам его были вправлены три жемчужины, самая крупная — в нижний; с жемчужин свисали серебряные капельки. Маура покачала головой и потянулась к застежке, чтобы снять ожерелье.

— Своей щедростью ты совсем избалуешь меня, Жоржетта. Я не могу принять твой подарок. — Она протянула тетушке руку, меж пальцев которой струились серебряные нити.

Графиня в недоумении слегка приподняла брови. Жоржетте было тридцать шесть лет, она была четырнадцатью годами старше своей племянницы; в глазах последней годы сделали лишь более утонченной ту совершенную красоту, которой природа наделила ее тетушку. Жоржетта дважды выходила замуж, и оба раза очень удачно. Не успел закончиться ее первый сезон в лондонском свете, как лорд Пертон повел ее под венец. Брак оказался счастливым, хотя и непродолжительным: болезнь свела лорда в могилу, когда его любящей супруге не исполнилось двадцати одного года.

Мать Мауры — старшая сестра Жоржетты — однажды сказала, что горе заставило ее младшую сестру совершать необдуманные поступки. В тщетной попытке не отстать от наиболее расточительных людей ее круга Жоржетта тратила деньги без счету и быстро истощила средства, оставленные ей покойным мужем: к двадцати четырем годам карточные долги привели ее к полному безденежью. Перед тетушкой, оказавшейся в стесненных обстоятельствах, лежали два возможных пути: она могла либо удалиться в деревню и положиться на добросердечие своей сестры, либо подыскать себе богатого мужа. Молодая вдова обратила взоры на графа Уоррингтона. Граф, на тридцать лет старше ее, был сражен наповал. Он был отнюдь не новичком на супружеском ложе: Жоржетта стала уже четвертой по счету графиней Уоррингтон. И вот теперь, прожив вместе двенадцать лет, они оба, казалось, были вполне довольны друг другом.

Жоржетта отмахнулась от протянутого Маурой украшения.

— Глупости! Ожерелье так тебе идет! Может быть, оно тебе не нравится? Тогда выбери что-нибудь другое… — И она заглянула в свою шкатулку, где свернулись, подобно серебряным и золотым змеям, несколько ожерелий.

— Нет, тетушка. — Маура ласково дотронулась до ее руки. — Жоржетта, я в восторге от кулона. Честное слово. — Она с сожалением посмотрела на переливающееся в ладони серебро. — Но право же, я не могу принять фамильную реликвию. Нельзя отдавать другим to, что предназначено одной лишь графине Уоррингтон.

Жоржетта запрокинула голову и залилась смехом.

— Ах, Маура, ты просто прелесть! Это ожерелье вовсе не относится к столь почитаемым фамильным сокровищам Уоррингтонов. Оно некогда принадлежало одной даме, дальней родственнице, — теперь уж никто не помнит, кому именно. Если тебе не нравится это украшение, давай возьмем его с собой в Лондон — там мы найдем ювелира, он переплавит серебро и сделает что-нибудь по твоему вкусу.

Маура тотчас сжала ожерелье: ее пугала сама мысль о том, чтобы уничтожить такую восхитительную старинную вещицу.

— Нет, тетушка, в этом нет нужды! Если лорд Уоррингтон не станет возражать против того, чтобы это украшение принадлежало мне, то я с благодарностью приму твой подарок.

Она завела руки за голову и вновь застегнула ожерелье. Сомневаться в том, что граф одобрит великодушный поступок супруги, не приходилось: все двенадцать лет брака лорд Уоррингтон старался угодить Жоржетте и потакал ее капризам.

— Уоррингтон редко мне в чем-нибудь отказывает, — сказала Жоржетта, словно прочитав мысли Мауры.

Тетушка ласково прикоснулась щекой к ее щеке. Когда они стояли рядом, сходство было поразительным, хотя Маура находила, что у тети более эффектная внешность. У обеих — одинаковая форма носа, одинаковые миндалевидные глаза. Родители Мауры горели страстью к путешествиям, и она, проводя много времени в обществе тетушки, переняла у той и многие ужимки. Например, Жоржетта имела обыкновение решительно выпячивать подбородок, когда настаивала на своем мнении, а если она хотела подавить смех, то нарочито прижимала к губам тыльную сторону ладони. Казалось, лорд Уоррингтон бывал очень доволен, когда видел, как Маура подражает его драгоценной половине.

Конечно, кое в чем они отличались. Например, у тетушки глаза были того же цвета, что и у сестры, — васильковые, а Маура унаследовала глаза бабушки с отцовской стороны — зеленовато-серые, как морская волна после бури. Маура была немного выше ростом. Формы ее отличались изяществом, однако природа наградила ее щедрее, округлив бедра и грудь. Миниатюрная Жоржетта частенько вздыхала, повторяя, что корсаж сидел бы на ней куда лучше, если бы грудь ее была чуточку полнее.

У обеих локоны вились от природы, но у Мауры они были темно-русыми и слегка отливали спелой земляникой, тогда как короткие, до плеч, волосы Жоржетты были не столь густыми и более светлыми. Еще ребенком Маура отчаянно мечтала стать такой же красавицей, как ее тетушка.

Если уж говорить начистоту, Маура хотела бы, чтобы ее матерью была именно Жоржетта.

Ее родители, лорд и леди Кортвилл, были уже немолоды и мало интересовались своей единственной дочерью. Оба были почтенными учеными, и совместный интерес к науке породил глубокую духовную близость. Времени растить не очень желанное дитя у них не оставалось. К тому же их, вероятно, весьма огорчало то обстоятельство, что они не сумели произвести на свет наследника титула и фамилии.

По причинам, которых Маура не могла постичь, Жоржетта сжалилась над одинокой дочерью своей сестры. Лорд и леди Кортвилл много путешествовали, и Жоржетта позаботилась о том, чтобы в ее доме всегда было место для Мауры. Нельзя сказать, что Жоржетта являла собой образец материнских добродетелей — ей ведь надо было посещать балы, по вечерам выезжать в театр, очаровывать светских франтов. Пока тетушка предавалась своим увлечениям, за Маурой присматривали гувернантка и слуги.

Зато, когда Жоржетта возвращалась домой, она щедро дарила племяннице свое внимание и развлекала ее веселыми рассказами. В тетушкином доме Маура никогда не чувствовала себя посторонней. Нет-нет; она любила своих родителей, а они по-своему отвечали на ее привязанность. Они дали ей завидное образование, достойное девушки из высшего общества, одевали и кормили ее. Пару раз родители даже брали ее с собой в путешествие.

Однако же Маура была в очень большом долгу перед тетушкой. Жоржетта угадала в одинокой девочке родственную душу и впустила ее в свое сердце. Она наполнила безрадостное детство Мауры любовью, озорными проделками, смехом.

И только один раз, чуть больше двенадцати лет назад, тетушка напомнила ей об этом долге.

В итоге некто жестоко поплатился за верность Мауры своей тете.

— Ну, что хмуришься? — Жоржетта шутя ущипнула ее за щеку. — Неужто никак не можешь успокоиться из-за ожерелья? Да если все пойдет как задумано, это ожерелье останется в семье Уоррингтонов.

Ну да, конечно, речь шла о мистере Роуэне Лидсоу, втором сыне лорда Уоррингтона, его любимце. Роуэн был на три года старше Мауры и с детства был ее другом. Когда он приезжал из школы на каникулы, она поверяла ему свои тайны, они играли и веселились в Уоррингтон-холле. С тех пор как ей исполнилось шестнадцать, граф и тетушка постоянно намекали на то, что охотно согласятся, если эти двое свяжут себя узами брака. Когда Маура согласилась поехать в Лондон вместе с тетей и дядей, ей следовало бы догадаться, что Роуэну придется сыграть свою роль в их матримониальных планах.

— Тетушка, ты когда-нибудь перестанешь изображать из себя сваху? — спросила Маура, которой эта тема уже изрядно наскучила. Она отошла от зеркала. — Роуэн благовоспитанный молодой человек и замечательный друг. Однако он не предлагал мне руку и сердце. Если ты пригласила меня в Лондон только затем, чтобы вы с графом могли уговорить беднягу Роуэна сделать мне предложение, лучше закажи экипаж, чтобы я могла вернуться домой.

— И не увидеть Лондон? — с легкой насмешкой спросила Жоржетта, хорошо понимая, что племянница с таким же нетерпением ожидает этой поездки, как и она сама. — Неужто ты хочешь провести все это время взаперти, вместо того чтобы посещать музеи, слушать лекции, бывать на балах, играть в карты?..

Маура, не в силах противостоять ей, подняла руки, сдаваясь.

— Довольно! Все, что ты говоришь, очень верно. Как глупо было бы с моей стороны отказаться от такого щедрого предложения!

Почувствовав легкий приступ грусти, она опустилась в ближайшее кресло. Ну как объяснить тетушке, что перспектива быть словно цепями прикованной к Роуэну портила все удовольствие от такого замечательного приключения, как поездка в Лондон? Ведь если Роуэн будет все время рядом с ней, она мало чем станет отличаться от замужней дамы. Ей не удастся ночи напролет, до зари, кружиться в танце или кокетничать с загадочными джентльменами в театральной ложе. Ей уже двадцать два, и большинство девушек ее возраста провели в Лондоне не один и не два сезона. Многие успели выйти замуж и родить своим мужьям наследников. Лорд и леди Кортвилл были слишком поглощены своими научными изысканиями, чтобы вывозить дочь в свет — подобная банальность просто не заслуживала их сил и времени. Это упущение и собиралась исправить Жоржетта.

— Твоя грусть разрывает мне сердце! — Жоржетта опустилась на колени у ног Мауры. — Да, мы с Уоррингтоном ничего не желаем так, как твоей помолвки с Роуэном. Но мне ли не понять девичью душу? Ты молода, красива, у тебя есть деньги на то, чтобы удовлетворять свои прихоти. Тебе хочется, чтобы тебя боготворил не один-единственный мужчина, нет, ты мечтаешь, чтобы весь Лондон склонился к твоим ногам.

Маура не могла удержаться от смеха, слыша такие возмутительные речи.

— Ну, право же, тетушка…

Жоржетта приложила палец к ее губам.

— Ты мечтаешь о романтических ухаживаниях! Нет-нет, не спорь! Какой женщине захочется связать свою жизнь с мужчиной, который даже не удосужился завоевать ее благосклонность? Ты невинна, но созрела для глубокой страсти. Ты заслуживаешь того, чтобы испытать всю прелесть поэтической любви, заслуживаешь того, чтобы получать залоги верности и нежности. Ты должна узнать волнение, которое вспыхивает, когда влюбленный посылает тебе пламенные взоры через весь бальный зал, наполненный людьми, должна ощутить сладость поцелуя в тени сада.

Тетушка села в кресло, оперлась на спинку, медленно выпрямилась и потерла рукой поясницу.

— Роуэн не проявил усердия, ухаживая за тобой, и винить в этом надлежит, вероятно, твоего дядюшку и меня. То, что завоевано без труда, ценится гораздо меньше, чем битва, выигранная крайним напряжением сил. Да к тому же, если мой пасынок не сможет завоевать твое сердце в борьбе с соперниками, он не достоин моей племянницы.

Маура порывисто обняла Жоржетту. В ее тетушке удивительным образом сочетались тщеславие и великодушие. Если ее оскорбить, она могла быть опасным врагом — этот урок Маура усвоила на всю жизнь. Но сейчас девушку переполняло чувство благодарности к Жоржетте, такой проницательной и доброй.

— Должно быть, ты считаешь меня неблагодарной, потому что я желаю чего-то еще, когда вы с Уоррингтоном уже дали мне так много!

— Отнюдь! Я хочу, чтобы ты была счастлива, девочка, — проворковала Жоржетта, зарываясь лицом в ее волосы. — Более того, я полагаю, что ты недооцениваешь Роуэна. Вот увидишь: в нынешнем сезоне ты заставишь его ухаживать за тобой по-настоящему!

И леди Уоррингтон, довольная тем, что опасения Мауры рассеялись, ловко повернула разговор к прежней теме: какие драгоценности взять с собой в Лондон. Тетушка показывала ей фамильные изумруды Уоррингтонов, а Маура тем временем в глубине души задавалась вопросом: учла ли Жоржетта, что поездка в Лондон приведет их в тот мир, где обитает Эверод? Наследник графа вряд ли обрадуется, прослышав об их приезде. Маура могла лишь молиться, чтобы за те двенадцать лет, в течение которых они ничего не знали друг о друге, жажда мести в душе Эверода поутихла.

Глава 2

— Вечера в обществе lessauvagesnobles[2] стали невыносимо пресными, — заявил Эверод, потягивая бренди в особняке Рэмскара.

Вопреки этому желчному замечанию он с удовольствием провел сегодняшний вечер в кругу друзей. За минувшие годы их тесный круг пополнился женами Солити и Рэмскара, а сегодня с ними вместе была и десятилетняя сестра герцогини, Джипси.[3] Когда Эверод впервые увидел ее два года назад, она молчала, как немая. Очевидно, в то время ее неокрепший рассудок едва справлялся с тяжелыми ударами — потерей родителей и жестоким обращением бессердечного старшего брата. Теперь же, когда и она, и ее сестра Килби находились под защитой Солити, малышка Джипси трещала без умолку.

Блюда за ужином были отменными, а беседа за столом не позволяла скучать. Но за внешней веселостью скрывалась какая-то невысказанная тревога. Несколько раз Эверод приметил, как герцог Солити и его супруга обмениваются невеселыми взглядами. Килби, как ему показалось, даже вздохнула с облегчением, когда Рэмскар предложил мужчинам продолжить дружеские споры в библиотеке, где хранилась собранная графом коллекция старинного оружия, которой позавидовал бы сам Нельсон.[4]

Эверод лениво потягивал бренди и смотрел на хозяина дома, усердно ворошившего угли в камине. Небрежно облокотившись на каминную доску, за стараниями друга наблюдал и Солити, их признанный лидер. Раздражительный Кэдд отделился от прочих и мрачно размышлял о чем-то, глядя в распахнутое окно библиотеки.

— Быть может, мы покинем дам и нанесем визит в «Прихоть Мойры»? — предложил Солити. Речь шла об игорном притоне, владельцем которого был один из друзей его шурина. — Килби не будет возражать.

Кэдд невесело хмыкнул.

— Тебе-то герцогиня просто оторвет яйца, а вот Пэйшенс велит дворецкому Скримму принести ей с кухни самые тупые ножи. У женщин весьма своеобразные понятия о том, где надлежит развлекаться женатому мужчине. Уж конечно, не в известном всему городу притоне!

Солити расхохотался, качая головой.

— С каких это пор ты стал разбираться в том, о чем думают женщины?

— Я не говорил, что разбираюсь в этом, — отрезал Кэдд. — Какому мужчине под силу разгрызть такой твердый орешек? Зато я получаю искреннее удовольствие, наблюдая за тем, как вы, влюбленные остолопы, ищете радостей у семейного очага, набивая при этом шишки.

— О чем тут говорить? Нам с Кэддом очень забавно наблюдать за тем, как вы то и дело на чем-нибудь да обжигаетесь, а потом не знаете, что и делать, — весело прибавил от себя Эверод, оборачиваясь и поднимая бокал в честь Кэдда.

— Да, и не будем забывать, что нас это многому научило! — Кэдд чокнулся с Эверодом и подмигнул.

— А когда вы научитесь тому, что нельзя превращать мои личные дела в предмет балаганных насмешек? — Солити кивнул Рэмскару. — Что скажешь, Рэм? Может, отвести их в сад да поучить уму-разуму?

Рэмскар выпрямился и устало вздохнул.

— До сих пор это не приносило успеха. Вот если тебе нужен равный противник для дуэли, тогда я готов.

Хотя Рэмскар был ниже ростом, фехтовал он отлично — об этом все знали. Только дурак, оказавшись противником графа, счел бы, что у него есть шансы на победу.

— Конечно, предложение поглядеть, как красавчика Кэдда разукрасят синяками, звучит заманчиво, — проговорил Эверод, растягивая слова. — Но я думаю, сначала не мешает выяснить, зачем нас все-таки пригласили сюда на ужин.

— Эверод, что за околесицу ты несешь? — вспылил Кэдд. Он схватил со стола полный графин бренди и стал наливать всем по очереди.

— У меня, знаешь ли, чутье. Что-то затевается, друг мой. — Эверод сделал небрежный жест в сторону Солити. — Они с женой весь вечер обменивались хмурыми взглядами.

Маркиз отбросил упавшую на глаза прядь темно-русых волос.

— Не иначе как Солити прогневил герцогиню. Ты у нее в постели-то давно был?

— А кто сказал, что я доставляю своей жене удовольствие только в постели? — парировал Солити, но было видно, что шутка ему приятна.

— Сомневаюсь, чтобы герцогине доставило удовольствие слышать этот спор, — сдержанно напомнил Рэмскар, неисправимый миротворец.

— Нет, право, Кэдд, ты ведешь себя как провинциал! — Вероятно, Эвероду не стоило этого говорить: двадцатипятилетний маркиз выходил из себя по малейшему поводу. — Когда ты найдешь даму, способную терпеть твое присутствие, я научу тебя, как доставить ей удовольствие.

— Ты меня научишь, скотина? — прошипел Кэдд. — То-то я замечал, что твои возлюбленные исчезают в мгновение ока, как только ты начинаешь их неуклюже тискать.

Эверод вскочил на ноги и наградил приятеля вызывающей усмешкой.

— Они задерживаются достаточно долго, — во всяком случае, этого времени вполне достаточно, чтобы доставить удовольствие и себе, и им. А вот о твоих похождениях было бы интересно услышать! Скажи нам, сделай милость: когда ты в последний раз был с ласковой, сговорчивой красоткой? Или тебя теперь больше привлекают мужчины?

Гримаса ярости исказила лицо Кэдда, и Эверод понял, что зашел слишком далеко. Он хотел было извиниться, но маркиз резко оттолкнул его, и Эверод врезался в хрупкий столик, все четыре ножки которого тут же с громким треском сломались.

— Довольно! — прорычал Рэмскар и бросился к драчунам. Кэдд успел еще нанести удар Эвероду в живот, прежде чем Солити оттащил его.

— Эх, старина, раньше бы чуть-чуть! — сказал герцогу Эверод, ощупывая свой живот и немного морщась.

Рэмскар укоризненно покачал головой и протянул руку Эвероду, помогая ему встать.

— Если ты будешь дразнить Кэдда, то получишь в ответ не то, на что рассчитываешь.

— Твоя правда. Просто мне надоело дожидаться, пока вы с Солити перейдете к сути дела. — Эверод выпрямился, снова скривился от боли и тут же саркастически усмехнулся, когда его взгляд упал на столик: от того остались одни щепки, годные теперь разве что на растопку. — Похоже, я должен купить тебе стол.

— А мне — принести извинения, черт тебя побери! — вмешался в их диалог Кэдд, вырвавшийся из цепкой хватки герцога.

— Не стоит об этом говорить, — откликнулся граф на слова Эверода. Скрестив на груди руки, он переводил взгляд с одного драчуна на другого. — Ну что, угомонились?

Эвероду хотелось дать издевательский ответ, но он поймал предостерегающий взгляд Солити и прикусил язык. Кэдд, хотя и никак не мог успокоиться, помалкивал, только то и дело бросал сердитые взгляды на Эверода. Они подружились еще в ранней юности, и, если случалось разбить друг другу носы до крови или обидеть побольнее, они считали это проявлением дружеской симпатии. По правде говоря, Эверод любил маркиза как брата. Как только Кэдд немного отойдет, все будет забыто — до следующей стычки.

— Тому, кто привык разбираться с вами, задирами, вырастить наследника рода Карлайлов — сущие пустяки, — резюмировал Солити. Затем он наклонился, поднял с полу бокал Кэдда и поставил его рядом с графином.

— Припоминаю, твоя матушка говорила, что с тобой хлопот было хоть отбавляй, — ответил Эверод, снова развалившись на диване. — А старый герцог очень тобой гордился.

— Кстати, о делах семейных… — начал Рэмскар, обмениваясь выразительными взглядами с Солити.

Эверод прикрыл глаза и мысленно выругался. До его друзей уже дошли слухи о приезде в Лондон лорда и леди Уоррингтон.

— Мне бы не хотелось. Этот предмет в лучшем случае скучен.

— Черт побери, да ведь старик Уоррингтон в городе, верно? — догадался Кэдд. В голосе его прозвучало негодование, ибо недавняя обида отступила перед чувством привязанности к Эвероду.

— Да. Моя матушка встретила лорда и леди Уоррингтон на вечернем приеме. Памятуя, что ты с отцом в ссоре, она сочла необходимым тебя предупредить. — Солити внимательно посмотрел на Эверода. — А ты, выходит, уже и сам знаешь.

— Солити, будь любезен передать своей матушке мою признательность, — тихо сказал Эверод. — Как ты думаешь, примет она от меня маленький подарок в знак благодарности?

— Разумеется, — отвечал с недовольной гримасой герцог. — Впрочем, достаточно и записки. Если ты станешь делать герцогине подарки, она расценит это как разрешение вмешиваться в твою личную жизнь.

— Или сделает так, что Солити ничего другого не останется, кроме как убить тебя, — тихонько пробормотал Рэмскар за спиной виконта.

Даже при жизни обожаемого супруга ныне вдовствующая герцогиня славилась тем, что ее любовники были на двадцать лет моложе ее. Эверод, со своей стороны, успел приобрести репутацию отчаянного покорителя сердец, противостоять которому не могла ни одна встреченная им женщина. И пусть Эверод считал вдовствующую герцогиню пленительной женщиной, он ясно понимал, что затеет смертельную игру, если попытается добиться от матери друга чего-то большего, нежели материнская забота.

— Напрасно беспокоишься, Рэм. — Эверод запрокинул голову, чтобы видеть его. — Если уж на то пошло, я для герцогини староват.

Солити откашлялся.

— Я более не желаю слышать рассуждений о том, какие мужчины по нраву моей матери, — сказал он тоном, не допускающим возражений. Несмотря на свое беспутство, герцог не забывал о сыновнем долге, внушенном ему воспитанием. — Мы говорили об Уоррингтонах.

Эверод одним глотком допил свой бренди.

— Это ты говорил, Солити, а не я. Чем будет заниматься Уоррингтон в Лондоне — это его дело, лишь бы он не лез в мои дела. — Эверод со стуком поставил бокал на приставной столик и наклонился, собираясь встать с дивана.

— Да ты прямо филантроп, Эверод, — фыркнул Кэдд. — Старик-то чуть голову тебе не отхватил.

Вспоминая об этом, виконт всякий раз ясно видел тот миг, когда клинок отца вонзился в его беззащитную шею, чувствовал, как теплая кровь струей заливает лицо и грудь, а жизнь уходит из него с каждым толчком сердца — пока рану не удалось перевязать. Он никогда и никому не рассказывал о бесконечно долгих часах после происшествия, когда он был уверен, что вот-вот умрет, о страхе, от которого ему никак не удавалось избавиться.

Но ироническая усмешка скрывала его мрачные мысли.

— Ну я же не сказал, что брошусь ему на грудь! Если Уоррингтон способен рассуждать здраво, он должен понимать, что за минувшие двенадцать лет я стал немного мудрее и в тысячу раз упрямее.

Тогда чувство вины и стыд связали Эверода по рукам и ногам. Он заслужил отцовский гнев. Одного он никогда не сможет простить: Уоррингтон поверил жене, оклеветавшей его старшего сына. Он поверил лживой шлюхе, а Эверод был изгнан из дому и забыт.

Впрочем, быть может, и не всеми забыт.

Если ему не солгали, то в лондонском особняке Уоррингтонов проживает сейчас мисс Маура Кигли. «Интересно, — подумал Эверод, — а не вспоминает ли она обо мне хоть иногда?»

Он ее не забыл.

Солити вскочил на ноги, явно не удовлетворенный словами Эверода.

— Милый мой, да ведь это твой отец! А что, если его приезд открывает путь к вашему примирению? Не пора ли залечить старые раны?

Эверод рассеянно потрогал шрам под левым ухом.

— Есть раны, которые так и не залечиваются до конца. — Он предостерегающе поднял руку, не позволяя Солити возразить. — Ладно, я не собираюсь снова ссориться с отцом, так что вы все можете не беспокоиться. Не стану я и пытаться завоевать расположение Уоррингтона, а его титул и богатство со временем и так перейдут ко мне.

Да, но Маура Кигли не относится к числу членов их семьи!

Погруженный в свои мысли, Эверод разглядывал донышко пустого бокала. Когда его выпроводили из Уоррингтон-холла и изгнали из семьи, Маура была совсем еще ребенком.

Хорошенькая в детстве, сейчас она, вполне возможно, превратилась в очаровательную женщину.

Вроде Жоржетты.

Эта горькая мысль укрепила Эверода в его решении.

Одна красивая тварь использовала его в своих целях и безжалостно выбросила. Он не позволит размягчить свое сердце воспоминаниями о ребенке с глазами цвета морской волны. А почему, собственно, не сделать Мауру Кигли орудием своей мести? Уж такого поворота Жоржетта совсем не ожидает! Пусть графиня тревожится из-за того, что он в Лондоне, а он тем временем ублажит в постели ее драгоценную племянницу — она вполне заслужила это своей бессовестной ложью в защиту тетушки. Такой план представлялся Эвероду абсолютно справедливым.

Предвкушая его осуществление, виконт стал постукивать костяшками пальцев по ножке бокала.

Нет никакого смысла сводить месть к единственной ночи совращения. Можно будет много недель удовлетворять свои желания посредством упругого, податливого тела Мауры.

А уж в том, что ей это понравится, Эверод не сомневался — порукой тому был его опыт в искусстве любви.

Самым забавным было бы так влюбить в себя Мауру Кигли, чтобы она стала его сообщницей и сама помогла исполнить его план.

Глава 3

4 апреля 1811 года, Лондон

— Я раздумала покупать ту шляпку с розовыми лентами, — сказала Жоржетта. Они с Маурой стояли возле коляски, в которой было не повернуться от покупок. — Розовый мне всегда не очень нравился. Наверное, светло-зеленые ленты будут смотреться лучше.

Маура чуть слышно застонала. Они не пропустили на Бонд-стрит ни одного магазина, и, честно говоря, она уже утомилась, ей очень хотелось есть, болели ноги. Ее тетушке, напротив, суета приказчиков только прибавляла сил. Пока карман Уоррингтона был полон, Жоржетта не уставала тратить его денежки.

— Если ты никак не можешь решиться, тетушка, то можно заказать обе. Ведь я сама слышала, как граф сказал, что ему хочется порадовать тебя, — напомнила Маура.

— И то правда. Если шляпка с розовыми лентами мне не понравится, я отдам ее тебе. — Жоржетта была довольна тем, что вопрос решился так легко. — Идем!

— Нет! — Восклицание прозвучало так резко, что тетушка недоуменно посмотрела на Мауру. — Если ты не против, я бы вернулась немного назад, там был книжный магазин…

Жоржетта состроила недовольную мину и беспомощно развела руками.

— Можешь не продолжать. — Тетушка была из тех, кто предпочитает переживать приключения, а не читать о них в пыльном книжном томике. — Я привезла тебя в Лондон, а ты хочешь листать книги! Боже правый, ты гораздо больше походишь на свою ученую матушку, чем можно было подумать.

Эта колкость, сказанная будто невзначай, была так тонко рассчитана, что обидный смысл ее дошел до Мауры лишь тогда, когда тетушка заговорила совсем о другом.

— Ладно, ступай. — Жоржетта раскрыла зонтик, чтобы солнечные лучи не испортили белизну ее кожи. — Я возвращаюсь в магазин и заказываю шляпки, а ты тем временем изучи содержимое книжной лавки. Встретимся у коляски.

Лакей устремился за хозяйкой. Маура поглядела им вслед, немного удивляясь тому, что тетушка ее отпустила. Девушка грациозно пожала плечиком, развернулась и пошла назад по улице. По тротуару нескончаемым потоком текла пестрая толпа — богатые модницы и франты вперемешку с теми, кто тяжким трудом зарабатывал на хлеб насущный. Разносчики нараспев расхваливали свои товары, их заглушали стук копыт и громыхание колес многочисленных экипажей.

Маура уже бывала в Лондоне со своими родителями. В течение многих лет они регулярно представляли свои труды на суд коллег-ученых и читали лекции для интеллектуальной элиты. Но собственно светское общество не интересовало лорда и леди Кортвилл, поэтому они почти не бывали в Лондоне в разгар бального сезона.

Подойдя к одному из столиков перед дверью книжной лавки, Маура кивнула молодому человеку, который явно охранял книги, разложенные стопками на столике. Она взяла было тоненький зеленый томик, но тут же нахмурилась, заметив потрепанный корешок. Девушка положила книгу на место, просмотрела несколько других. Большинство книг были потрепанными. Стало ясно, что книготорговец приобрел библиотеку какого-то джентльмена и теперь пытается возместить свой убыток. Маура вошла внутрь лавки в надежде купить достойную книгу.

Увлекшись разбором уцененных книг, она и не заметила, что за ней внимательно наблюдают издалека. Стоило Мауре войти в лавку, как Эверод, ловко увертываясь от проезжающих экипажей, перешел улицу и вошел в ту же лавку.

Значит, слухи подтвердились: она осмелилась приехать в его город!

Хотя и прошло двенадцать лет, Эверод узнал бы Мауру Кигли, даже если бы она и не стояла рядом с его коварной мачехой. Хорошенькая девочка, которая не раз виделась ему в ночных кошмарах, расцвела и превратилась в девушку ослепительной красоты.

Эверод улыбнулся своему везению.

Ему не составит труда уложить в постель эту вероломную красавицу. Если можно составить перечень достоинств, которые делают женщину совершенной в глазах мужчины, то внешность Мауры Кигли отвечала всем требованиям Эверода. Молочно-белое овальное лицо с четко очерченными скулами и прямым носом, выразительные серо-зеленые, как морская волна, глаза, алые губы, созревшие для поцелуев.

За прошедшие годы она выросла, угловатая детская фигура приобрела стройность, нынешняя Маура находилась в полном расцвете женственности. Эверод с легкостью воображал себе ее длинные крепкие ноги, мысленно проникая жадным взором сквозь преграду пышных юбок, служивших как бы оберткой предназначенного ему подарка. Он так живо представил себе, как резко входит в Мауру и эти ножки обвиваются вокруг его стана, что едва сдержал громкий стон. Большинство любовниц были слишком хрупкими для его мускулистого тела, вытянувшегося без малого на два метра, а вот Маура его выдержит. С ней Эвероду можно не церемониться.

Господи, в ответ на эти мечты каждая жилка натягивалась как струна. Виконту не терпелось провести ладонями по изящным изгибам ее бедер, ощутить мягкие ягодицы — от предвкушения жар разливался по его венам. Эверод попытался немного унять разыгравшееся воображение, чтобы его возбуждение не слишком бросалось в глаза. На лбу выступили бисеринки пота, а ведь он ей еще даже не представился!

Маура, совершенно не замечая его похотливых взглядов, рассеянно улыбнулась двум молодым людям, проходя мимо них к полкам с книгами. Денди зашептались, подталкивая друг друга локтями: они рады были случаю пофлиртовать с хорошенькой незнакомкой. Эверод с невольным торжеством отметил, что ее безразличие изрядно охладило их игривые мечты.

Эта девушка моя, господа!

Два разочарованных молодых человека проследовали к дверям.

А Эверод, стоя за спиной Мауры, любовался ее гибким станом. Она была очень высокой — макушкой доходила ему до ключиц.

Он подошел немного ближе, а Маура, бормоча что-то себе под нос, передвинулась правее. На ней было гладкое батистовое платье с коротким шлейфом, состоявшим из трех рядов оборок. Пелерина из серого французского атласа была схвачена на правом плече брошью. Белая соломенная шляпка прикрывала темные волосы, слегка затеняя лицо. Маура, встав на цыпочки, сняла книгу с верхней полки.

Эвероду хотелось бы знать, думает ли она когда-нибудь о нем и о своей роли в его изгнании из семьи. Он взял себе за правило все эти годы внимательно следить за событиями в отчем доме и летними визитами Мауры Кигли в Уоррингтон-холл. Не избалованная вниманием родителей, девушка очень привязалась к своей тетке. Эверод, считавший себя законченным циником, полагал, что коварная леди Уоррингтон и ее племянница свели еще не все счеты с мужчинами семьи Лидсоу. Когда он увидел их обеих, то подумал, что это грозные враги. Но теперь они были в его владениях!

Он знал с точностью чуть ли не до одного дня, когда именно его отец собирается привезти жену и Мауру на бальный сезон в Лондон. Граф мог прогнать своего старшего сына с глаз долой, но у Эверода были свои люди среди прислуги Уоррингтон-холла. Все эти годы он получал сведения о своей семье.

Да, двенадцать лет назад столкновение с мачехой и Маурой Кигли произошло по их правилам. Теперь Эверод стал старше, в чем-то умнее. Научился он и тому, как вести себя с честолюбивыми женщинами, которые охотно прыгают к тебе в постель, лишь бы добиться своего. Мауре будет невдомек, что здесь их игры пойдут по его правилам.

Что ж, пора уже, наверное, указать Мауре ту маленькую роль, которая отведена ей в его игре. Подкравшись сзади, Эверод через плечо девушки взглянул на томик, который привлек ее внимание. Прочитав несколько строчек, он наклонился и прошептал ей в ухо:

— Вижу, ты осталась такой же романтичной. А мне казалось, что Жоржетта не одобряет столь эксцентричных увлечений.

Вздрогнув от неожиданности, Маура захлопнула книгу и отшатнулась от молодого человека, чьи губы щекотали ей ухо. Она попятилась и только теперь поняла, что отступать некуда. Прижав к груди книгу, служившую ей как бы щитом, Маура издала несколько бессвязных, но очень сердитых восклицаний. И только решившись поднять глаза на незнакомца, девушка поняла, что этого джентльмена она где-то видела.

И он знает Жоржетту.

Эверод!

«Боже, неужто и вправду он?» То, что он оказался рядом, так потрясло Мауру, что она бессознательно протянула руку и дотронулась до него. Стальные мускулы его руки дрогнули под ее пальчиками, как будто бы это нечаянное прикосновение напугало виконта не меньше, чем он сам только что испугал девушку. Их взгляды встретились, и Маура опустила глаза первой.

Его красивое непреклонное лицо до сих пор не изгладилось из ее памяти. Но этот мимолетный взгляд сразу вытеснил образ мальчика и заменил его образом рослого сильного мужчины, лицо которого дышало отвагой и силой. Маура чувствовала на себе тяжесть изучающего взгляда его янтарно-зеленых глаз. В них вспыхнул довольный огонек: ее инстинктивный страх доставил Эвероду удовольствие. Блестящие черные волосы были длиннее, чем она помнила, и теперь были заплетены в короткую косичку. Плотно сжатые губы придавали виконту воинственный вид.

Маура убрала руку и неуверенно улыбнулась.

— Полагаю, лорд Эверод, мы неминуемо должны были встретиться вновь.

В пятнадцать лет, тяжело раненный и преисполненный ярости, Эверод с угрозой поклялся в том, что они непременно встретятся снова. Маура тогда ему поверила. А если бы даже и нет, то все равно стоявший сейчас перед ней опасный человек имел возможность осуществить месть, которая была недоступна ему двенадцать лет назад.

— Мисс Кигли, — его тихий голос громом отдавался у нее в ушах, — у меня и в мыслях не было вас пугать.

Лжец. У нее не было ни малейших оснований предполагать, что он нарочно подстроил эту встречу. Однако же Эверод не упустил возможности восторжествовать над ней! Маура чувствовала себя беззащитной, беспомощной, и негодяй знал это.

— Я не испугалась, — сказала она, хотя сердце гулко билось в груди. Эверод усмехнулся, и Маура ни на миг не усомнилась, что ее страх его забавляет, потому он и улыбается так дружески. — Это просто от неожиданности. — Ни за что нельзя признаваться такому человеку, как Эверод, что страх был первым чувством, которое она испытала, едва увидев его. — Вы застали меня врасплох. Я задумалась и не ожидала…

— Встретить ни друга ни врага? — учтиво пришел он ей на помощь, когда она в смятении не могла подобрать нужных слов.

Девушка, у которой перед глазами стояло видение — взбешенный юноша, не помышлявший ни о чем, кроме мести, — хотела сейчас оказаться подальше от него и позвать на помощь хозяев книжной лавки. Но что-то в его лице помешало Мауре отступить. Эверод ожидает ее бегства. Нет, он надеется, что она обратится в бегство! По-прежнему прижимая к груди книгу, Маура выдержала решительный взгляд виконта и присела в почтительном реверансе, отдавая дань его титулу.

— Лорд Эверод, я не ожидала встретить вас, однако ваше появление не вызвало моего неудовольствия, — солгала она нежным голоском. — Прошу извинить за то, что не сразу вас узнала. Мы ведь столько лет не виделись!

Маура тут же рассердилась на себя за последнее неудачное замечание. Вот чем закончилась ее героическая попытка вести светскую беседу. Не было нужды напоминать виконту, что при их последней встрече его отец велел сыну, которого едва не убил, немедленно покинуть Уоррингтон-холл.

— Двенадцать, если быть точным, — лаконично сказал Эверод. Он протянул руку и схватился за книжную полку позади Мауры, словно пресекая любую мысль о бегстве. — А вот я сразу же узнал вас.

Девушка ощутила холодок в животе. В его голосе слышалась уверенность. Вряд ли виконт мог так легко выделить ее из толпы, ведь, когда они виделись последний раз, ей было всего лишь десять лет. Вероятно, именно эта его самоуверенность и задела ее женскую гордость. Мауре хотелось поверить в то, что, взглянув на нее, он уже позабыл лицо той девочки.

Нет-нет, дело вовсе не в этом.

Ей просто не хотелось, чтобы лорд Эверод помнил лицо девочки, которая предала его двенадцать лет назад.

— Лестно слышать, милорд, но трудно поверить, — сказала Маура отрывисто, слегка отвернулась и поставила на место книгу, которую читала перед тем, как появился Эверод.

Что бы она там ни говорила, в душе Маура не могла не признать, что ей самой хватило мгновения, чтобы узнать красивого высокого незнакомца, так ее испугавшего. Конечно, время и расстояние размыли в ее памяти черты Эверода, но его глаз она не забыла. Эти неповторимые глаза, светло-янтарные, окаймленные зелеными ободками, она узнала бы из тысячи. Двенадцать лет назад она видела, как в них полыхал огонь ненависти и обиды за причиненную несправедливость. Нынче они поблескивали холодным цинизмом. Под пристальным взглядом Эверода Маура залилась румянцем.

— Вы хотите сказать, что я лжец, мисс Кигли?

Эверод бросил ей это обвинение твердо и сурово, будто вызов на дуэль. И его вопрос прозвучал как пощечина, потому что когда-то давно своим молчанием она уже обвинила его во лжи.

Было ясно, что он ничего не забыл, ничего не простил.

Маура невольно посмотрела на шрам, который она заметила у него на шее, когда виконт гордо вскинул голову. Почти всю шею скрывал узел галстука, но она-то знала, что прячется под накрахмаленным воротничком — зловещий и длинный позорный шрам. Он начинался под левым ухом и шел извилистой полоской через всю шею. Маура не сомневалась, что мало кто — кроме любовниц, разумеется, — видел этот шрам и уж совсем мало кто отваживался спросить о его происхождении.

— Смелее, мисс Кигли, на правду я не обижусь, — продолжал Эверод с едва заметной насмешкой. — Вы считаете меня лжецом?

Виконт умно расставлял акценты: он говорил о прошлом и настоящем сразу. Этого было достаточно, чтобы смутить ее еще больше.

— Нет, милорд. Я ни за что не назвала бы вас лжецом. — Маура посмотрела на него как-то странно. — Впрочем, мое мнение никого не интересует.

— Право же, вы чересчур скромны. — Он придвинулся ближе, и Маура вынуждена была отвести взгляд. — Ваше мнение высоко ценится и моими родителями, и всей моей семьей.

Рука Мауры потянулась к животу — удостовериться, что туда еще не вонзился по самую рукоять его кинжал. Нельзя было не восхититься умением Эверода вести разговор. Говорил он непринужденно, но его слова были подобны острой бритве.

— Вы не так меня поняли, лорд Эверод. Я говорила о том, что происходит сейчас. В те времена, двенадцать лет назад, вас еще трудно было назвать мужчиной.

— Теперь вы меня оскорбляете! — вскричал Эверод, смеясь над ее объяснением.

— Вы намеренно изображаете непонимание! Очень сомневаюсь, чтобы вы прислушались к совету пятнадцатилетнего лорда Эверода, — сказала Маура, чувствуя себя все более беспомощной из-за того, что он искажает ее слова по своей прихоти. — Теперь вам двадцать семь. Откровенно говоря, я совсем не знаю того джентльмена, в которого вы превратились.

Она храбро шагнула вперед, желая пройти мимо него. Если бы ей повезло, можно было бы беспрепятственно дойти до двери. Рука Эверода рванулась вперед и сомкнулась на ее локте. Маура не решилась проверить, насколько цепко он ее держит. Ей было совершенно ясно, что он не отпустит ее, пока между ними не останется никаких неясностей.

— Вы ничего не забыли? — Эверод посмотрел на свою затянутую в перчатку руку, лежавшую на локте девушки.

— Чего вы хотите? Извинений? — Маура не сумела подавить в своем голосе нотки растерянности и нарастающего страха. Прошло двенадцать лет, но стыда за содеянное у нее не убавилось, он по-прежнему нестерпимо жег ее. — Примите их! И дня не прошло без того, чтобы я…

— Избавьте меня от подробностей ваших сердечных мук, — грубо прервал ее Эверод. — Если бы простое извинение меня удовлетворило, я бы давно уже его потребовал.

Маура задрожала. Чего он добивается? Мести? В душе она соглашалась с тем, что заслужила его презрение. Если бы она не позвала Уоррингтона, когда застала Эверода с тетушкой, граф, возможно, так никогда и не узнал бы об измене. Из-за ее поспешности Эверод лишился всего, едва не расстался с жизнью. Сказать, что она сожалела о своем поступке, — значит ничего не сказать.

С другой стороны, Эверод явно не был настроен прощать кому бы то ни было.

Маура чувствовала, что ей необходимо уйти.

Они стояли так близко, что она ощущала аромат его мыла и непривычный дразнящий запах мужчины, и это ее смущало. По детской привычке ей хотелось убежать под крыло к тетушке. Но в Мауре заговорила женщина, и этой женщине хотелось остаться и принять вызов: должна же она побольше узнать о мужчине, в которого превратился Эверод.

— Тогда я не стану докучать вам своими извинениями. Что вам угодно?

Виконт беззастенчиво усмехнулся ее ледяной вежливости.

— «Сицилийский роман» Радклиф.[5] Когда я вас потревожил, вы были поглощены чтением этой книги. Вы хотели купить оба тома?

Книги уже успели вылететь у Мауры из головы. Готический роман Анны Радклиф пока подождет. Девушке не хотелось задерживаться здесь под пристальным взглядом Эверода ни на секунду дольше.

— Нет. Я любовалась самим изданием.

— Если у вас нет с собой денег, я куплю их для вас. — Эверода ее отговорка не убедила.

На лице Мауры промелькнуло выражение, похожее на страх.

— Нет! То есть спасибо, милорд, не нужно. Совершенно не нужно. — И Маура многозначительно посмотрела на его руку, все еще державшую ее за локоть. Он разжал пальцы, и Маура глубоко вздохнула, собираясь с духом.

— Я слишком задержалась здесь. Я… меня ждет коляска. — Она сочла, что будет разумнее не упоминать при виконте о своей тетушке.

— Ну что ж, не смею вас задерживать. — И тут Эверод удивил Мауру: он схватил ее за руку и галантно поклонился. Сквозь замшу перчатки девушка ощутила тепло его губ на своих пальцах.

Вспомнив о правилах приличия, Маура сделала книксен.

— Прощайте, милорд. — Она слегка замялась. — Если желаете, я передам поклон вашему отцу, — предложила Маура с притворным безразличием: ей вдруг пришло на ум, что Эверод мог обратиться к ней в надежде достичь примирения с графом.

Но какие бы иллюзии она ни питала в душе, они тут же были безжалостно растоптаны. Потеплевшее было лицо Эверода тут же окаменело.

— Не помню, чтобы я просил вас об этом, мисс Кигли.

Мужчины семьи Лидсоу были упрямыми и зла не забывали. Маура кивнула.

— Стало быть, я поступила глупо, думая иначе.

Она пошла к двери.

— Мисс Кигли!

Маура замерла и вопросительно посмотрела на Эверода.

— Вы хотите сказать что-то еще, милорд?

Небрежной походкой он догнал ее.

— Полагаю, да. Я хочу, чтобы вы кое над чем поразмыслили, когда будете ехать в коляске рядом с той тварью, которую вы называете своей тетушкой.

— О чем же?

— Вы утверждали, что не знакомы с джентльменом, которым я стал в свои двадцать семь лет. — Эверод навис над нею, пользуясь преимуществом в росте. — Я решил избавить вас от этого заблуждения.

Мауру обеспокоил злорадный блеск в его глазах, смотревших свысока на ее растерянность.

— Я вас не совсем понимаю, милорд.

Он провел большим пальцем по тонким косточкам на ее кисти. До этой минуты Маура не осознавала, что он все еще держит ее за руку.

— Вы находитесь на моей территории, мисс Кигли. И здесь действуют мои правила, — проговорил Эверод, и от торжественности в его голосе у Мауры зашевелились волоски на затылке. — К концу сезона вы не сможете так же невинно утверждать, что не знаете меня.

— Служанка мне сказала, что ты попросила подать тебе ужин в комнату, — сказала Жоржетта, повернувшись к племяннице в профиль: тетушкина камеристка в это время шнуровала платье своей госпожи. — Ты не больна ли, дитя мое?

Маура едва обменялась с Жоржеттой парой слов с того момента, как вскочила в коляску с такой поспешностью, будто за ней гнался сам дьявол. В буквальном смысле этого слова.

Она подумала, что сравнение, которое пришло ей на ум, не так уж далеко от истины: меньше всего лорд Эверод был похож на святого.

— Извини меня, тетушка, но я не смогу сегодня провести вечер с тобой и дядей. Это огорчает меня, но, право же, мне нездоровится. Если ты не станешь возражать, я поднимусь к себе пораньше.

Жоржетта повернулась к ней. Сложив руки на груди, она посмотрела на Мауру с сочувствием.

— Как ужасно, что ты нездорова. Сегодня вечером к нам должен заглянуть Роуэн.

— Ты, разумеется, передашь мои извинения и ему, — сдержанно сказала Маура.

Она ничего не сказала тетушке о своей встрече с Эверодом.

Покидая книжную лавку, Маура искренне хотела предупредить Жоржетту о том, что виконт выслеживает ее. Между ними тремя были старые счеты, а Эверод отнюдь не похож на человека, склонного прощать врагам своим. Да и Жоржетту нельзя было недооценивать. Уже после изгнания Эверода Маура узнала, что тетушка сказала далеко не всю правду о своих свиданиях с пасынком. Так двенадцать лет назад вера Мауры в тетю пошатнулась. И краткая встреча с виконтом сегодня показала, что с годами щекотливость ее положения ничуть не уменьшилась.

— У тебя жар? — Слегка нахмурив брови, Жоржетта сделала шаг к племяннице. При этом она закрыла нос изящно вышитым платочком, чтобы и самой не слечь в постель.

— Нет, тетушка. Просто легкое несварение желудка. — Маура закрыла глаза, когда тетушка прикоснулась к ее щеке своими холодными пальцами.

— Не могу с тобой согласиться. У тебя и впрямь жар. — И Жоржетта поспешно отошла от Мауры. — Боже, помилуй нас! Ты немедленно должна лечь в постель. А я велю повару приготовить один из моих укрепляющих чаев, тебе сразу станет легче. Уоррингтон очень огорчится, что тебя не будет с нами вечером.

Дав указания племяннице, Жоржетта вернулась к пудрам, румянам и притираниям, разложенным на туалетном столике. Ей надо было подготовиться к вечернему выезду. Хотя Маура была уверена в том, что тетушка ее любит, больше всего Жоржетту интересовала собственная персона.

— Всего хорошего, тетушка. Передай, будь добра, мои извинения дяде и Роуэну.

— Да-да, конечно, — рассеянно отвечала Жоржетта.

Маура тихонько выскользнула из тетушкиной спальни, вновь упустив возможность предупредить ее о намерениях пасынка.

Девушка нисколько не сомневалась, что лорд Эверод не замедлит дать о себе знать лорду и леди Уоррингтон. И если они решат объявить друг другу войну, то у Мауры не было желания оказаться под перекрестным огнем.

Или стать пешкой в чьих бы то ни было руках.

Как уже случилось однажды.

Глава 4

— Богом клянусь, тебя за такое убить мало! — прорычал Эверод. Он с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, пытаясь унять резкую боль внизу живота.

Ударивший его ангелочек не только не убоялся гнева Эверода, но еще и улыбался во весь рот, глядя на виконта без тени раскаяния. Мальчугану еще не исполнилось и двух лет, а он взял верх над мужчиной, который недавно отпраздновал свое двадцатисемилетие. Большее унижение трудно вообразить.

Эверод перевел горящий взгляд на отца малыша, который подбежал выручать свое чадо.

— Броули, если ты дорожишь этим чертенком, убери его с моих глаз подальше! — бросил Эверод и оскалил зубы.

Макус Броули выхватил ликующего сынишку из рук виконта и бережно передал своей супруге, леди Фэйр. У Эверода сузились глаза, когда он заметил, что леди, обнимая ребенка, пытается сдержать смех.

Броули потер челюсть, тоже стараясь не рассмеяться.

— Прими мои извинения, Эверод. Я тебе сочувствую. У юного Дерека появилась новая игра — лягать мужчин в самую чувствительную часть тела. И признаться, нам не удается отучить его от этого.

— Да ладно, чего еще ждать, коль в его жилах течет кровь Карлайлов? Они же все до единого прирожденные бойцы. — Эверод сжал руку в кулак, борясь с настоятельной необходимостью прижать ее к разболевшемуся паху. Он не хотел делать этого в присутствии двух дам: молодой герцогини Солити и ее золовки леди Фэйр. Поэтому он вжал кулак в левое бедро и постарался не застонать.

И только Фэйн Карлайл, герцог Солити, не постеснялся рассмеяться над несчастьем, постигшим друга. Эверод бросил на него уничтожающий взгляд.

— Жестоко так смеяться над бедненьким Эверодом, — пришла ему на выручку жена Фэйна. — Утром Дереку удалось лягнуть дворецкого и двух лакеев. После этого печального происшествия Хедж не выговорил ни слова, если не считать ругательств.

— А как ты думаешь, почему я настаивал, чтобы именно нашему другу Эвероду дали подержать этого негодного шалуна? — отвечал Солити, и не думавший каяться. — Если повезет, эта игра наскучит малышу, когда очередь развлекать его дойдет до меня.

Этого Эверод стерпеть не мог.

— Твое великодушие, Солити, поистине не ведает границ! Если у меня и были надежды когда-нибудь стать отцом, один удар ногой с размаху, похоже, расплющил их в лепешку.

— Неужели так сильно болит, Эверод? — с искренним сочувствием спросила леди Фэйр.

В ответ на этот неразумный вопрос виконт зарычал. Броули и Солити расхохотались, но Эверод заметил, как они обменялись взглядами, сочувствуя его несчастью.

После короткой встречи с Маурой Кигли виконт охотно принял приглашение Солити поужинать в кругу семьи Карлайлов. Но не прошло и часа, как он пожалел об этом. Герцог, ныне счастливый в браке, предложил провести вечер чинно, в противовес тому вихрю безрассудств, который неизбежно сопутствует лондонскому бальному сезону.

Чего стоило Эвероду выслушивать поучения о благонравии от одного из самых беспутных повес во всем Лондоне! Сколько лет он вместе с Солити (тогда еще просто Карлайлом), Рэмскаром и Кэддом, и думать не желая о приличиях, рыскал по всему Лондону в поисках развлечений. В высшем обществе эту четверку прозвали lessauvagesnobles, то есть «светскими дикарями».

Это прозвище великолепно им подходило в прошлом, пока двое из них не потеряли голову и не женились. Солити первым из их компании пал, сраженный стрелой Амура. Даже подозрение, что будущая жена была, вероятно, любовницей его собственного отца, не уберегло Солити от чар кокетливой леди Килби Фитчвульф.

Год спустя их друг Фаулер Ноуден, граф Рэмскар, безоглядно влюбился в маленькую пышную блондинку по имени Пэйшенс Фарнали. Если бы все это не было так печально, Эверод от души посмеялся бы над своим другом, некогда столь разумным, а ныне связанным узами брака по рукам и ногам.

При всем том виконт не мог не отдать должное женам друзей. Чем дальше, тем большее восхищение и симпатию испытывал он к обеим дамам. Однако память о тех днях, когда большой свет с замиранием предвкушал новые озорные выходки lessauvagesnobles, постепенно тускнела. Быть может, Солити и Рэмскар и не сожалели о потере своей свободы. Даже Макус Броули, женатый на младшей сестре Солити леди Фэйр, казалось, был вполне доволен семейной жизнью. Так что, кроме Эверода и Кэдда, некому было поддерживать былые традиции.

Да, но сейчас не приходилось рассчитывать даже на Кэдда! Он в последнее время чертовски странно себя вел, даже если учесть то, что Кэдд вообще был странным.

— Что ж, раз Дерек лишил вас чувства юмора, — в глазах леди Фэйр плясали озорные зеленые огоньки, — то я отведу его наверх и отдам няне.

Темноволосая Килби, сделавшая герцога Солити столь рассудительным, поднялась со своего места. Джентльмены тоже встали из уважения к дамам.

— Я пойду с тобой, Фэйр. В наше отсутствие мужчинам будет легче излечить Эверода от дурного настроения.

— Я не жалуюсь на настроение, — проворчал Эверод.

Герцогиня повернулась к Дереку и, не говоря ни слова, раскрыла объятия. Мальчик тут же потянулся к тетушке и обвил ручонками ее шею.

Что-то в этой трогательной сцене побудило Эверода спросить:

— Так что же, милая герцогиня, когда вы решитесь подарить нашему Солити наследника, умеющего так же ловко лягать в чувствительные места?

Вопрос был крайне бестактным, даже для близкого друга семьи. Эверод напрягся: его бы не удивило, если бы Солити отвесил ему подзатыльник за столь вопиющую неучтивость.

Но молодая герцогиня, прекрасно владеющая собой, только приподняла правую бровь, удивляясь прозвучавшей дерзости. Губы ее сложились в надменную улыбку.

— А кто сказал вам, Эверод, что я еще не решилась?

Удовлетворенная его полнейшей растерянностью, Килби удалилась с драгоценным грузом на руках; леди Фэйр, от души смеясь, последовала за ней.

Эверод посмотрел на Солити. По снисходительной улыбке друга и очевидной веселости Броули, с которой тот смотрел вслед уходящим дамам, Эверод заключил, что заявление герцогини не было новостью.

Виконт усмехнулся и хлопнул друга по спине.

— Я вижу, Солити, что скоро тебя надо будет поздравлять. А я тебе не говорил, что мы с Кэддом давно заключили пари: можешь ли ты произвести потомство, или таковая способность у тебя отсутствует?

Солити посмотрел на него с сожалением.

— А что, у вас с Кэддом совсем уже не осталось совести? Ничего святого для вас нет?

— Наверное, не осталось, — насмешливо улыбаясь, ответил Эверод.

Теперь, когда дам в комнате не было, Броули взял с серебряного подноса бутылку бренди и три бокала.

— Такая добрая новость требует чего-нибудь покрепче чая, и тост должен быть подходящим.

Эверод принял бокал из рук Броули. Герцог недоверчиво хмыкнул.

— За твои воспроизводительные органы, Солити! — не обращая внимания на его реакцию, провозгласил Эверод. — Мы все рады, что они оказались не такими бесполезными, как ты утверждал.

Он не успел поднести бокал к губам, как Солити сбил его с ног. Эверод взмахнул руками, и они оба повалились на диван. Где-то за спиной послышался жалобный звон разбившегося бокала. Эверод смеялся, даже не чувствуя, как кулак Солити ткнулся в его живот. По правде говоря, друг не сердился на него по-настоящему, разве что был немного раздражен: Солити умел драться, и, если бы он хотел нанести ощутимый удар, ему бы это удалось.

Герцог схватил Эверода за воротник, развернул и со смехом ткнул лицом в подушку:

— Вот тебе, щенок паршивый!

— Мы же ровесники, — возразил виконт, отдуваясь после короткой схватки. Он добродушно потер живот. — Ублюдок!

— Это грязная сплетня, пущенная либо тобой, либо Кэддом, — равнодушно парировал Солити. Он отошел от дивана, взял у Броули свой бокал бренди и выпил залпом. — Боже, Килби носит моего ребенка. Везет же мне!

Эверод, приподнявшись на локтях, улыбнулся другу. Он почувствовал легкий укол зависти, но это, скорее всего, был просто отклик на тот торжественный тон, которым Солити извинялся за удар.

— Держу пари, ты возьмешь свои слова обратно, как только герцогиня родит тебе девочку.

Солити протянул Эвероду свой бокал бренди и посмотрел другу прямо в глаза.

— Если я увижу — еще раз — свое имя в клубной книге пари, друг мой, считай, что ты получил от меня формальный вызов!

Эверод отхлебнул бренди. Ему хватило ума воздержаться от ответа.

Глава 5

— Милорд, доставили посылку для мисс Кигли, — доложил дворецкий Уоррингтонов вскоре после того, как Маура закончила завтракать вместе со своими тетей и дядей.

Никого это сообщение не удивило больше, чем саму Мауру. Она ведь недавно прибыла в город. Возобновить былые знакомства она еще не успела, а ее родители, люди щедрые, не имели, однако, привычки посылать ей подарки из своих путешествий.

— Тетушка Жоржетта, это ты устроила? — спросила Маура, вставая и подходя к дальнему концу стола, куда Эббот положил завернутый в материю подарок.

Тетя, удивленная не меньше Мауры, покачала головой.

— Нет-нет, милочка. У меня натура пылкая, я не умею готовить подарки заблаговременно.

Граф с довольной улыбкой взял графиню за руку.

— Совершенно справедливо, любовь моя. За эту пылкость я тебя и обожаю.

Все трое молча наблюдали за тем, как дворецкий умело разрезает шпагат и разворачивает навощенную ткань, скрывавшую подарок.

— Это вы, дядюшка? — перевела Маура взгляд на графа.

Лорд Уоррингтон лукаво подмигнул ей.

— Нет, малышка, я тоже здесь ни при чем. Похоже, у нашей Мауры появился воздыхатель.

Роуэн!

Вполне возможно. Жоржетта ведь знала, что Маура не стремится к помолвке с человеком, в котором много лет видела только брата. Граф и графиня могли распорядиться, чтобы он поухаживал за ней. Сама мысль об этом была унизительна.

Хуже этого могло быть только одно: если ее загадочный поклонник не кто иной, как…

— Книги. Как это мило! — воскликнула Жоржетта без особого восторга. Она откинулась на стуле и знаком велела лакею налить ей чаю.

Эверод!

Мауре не было нужды внимательно вглядываться в эти два томика. Она сразу узнала роман, который привлек ее внимание в книжной лавке. Самоуверенность безумца! К чему эта выходка? Виконт ведь не мог не понимать, что его посылка доставит огорчение всему семейству.

— А визитная карточка? — из вежливости спросил граф. К счастью, ему интереснее было покрывать легкими поцелуями пальчики супруги, нежели выяснять личность отправителя посылки.

Маура поспешно выхватила книги из рук Эббота, прежде чем он успел отыскать визитную карточку.

— Никакой карточки нет, дядя, совсем ничего! — Она открыла первый том и тут же его захлопнула. — Похоже, мой воздыхатель предпочитает сохранять инкогнито.

— Тайный обожатель! — многозначительно проговорил лорд Уоррингтон. — А как думаешь ты, моя повелительница: не Роуэн ли это заигрывает с нашей очаровательной племянницей?

«Нет, другой сын», — с горечью подумала Маура.

Жоржетта широко улыбнулась, и в ее прекрасных глазах засветилась неподдельная радость. Тетушка намеревалась соединить молодых людей узами брака, и, коль уж Роуэн самостоятельно решил взяться за дело, ей это было по душе.

— Я уже несколько месяцев замечаю, что Роуэн, похоже, всерьез влюбился в Мауру. Я бы, конечно, порекомендовала более романтичный залог любви, но таинственный поклонник Мауры выбрал такой подарок, который понравится нашей девочке.

Мауре, которая ясно понимала, что на самом деле подарок прислал Эверод, было необходимо уединиться и осмыслить поступок виконта. Была ли это насмешка? Быть может, он хотел напомнить, что не по своей воле оторван от семейства, и эти книги — предупреждение о том, что он еще сведет счеты с родственниками, которые предали его и отвергли?

Маура взглянула на тетю с дядей, и на губах ее появилась слабая улыбка: не приходилось сомневаться в том, что граф горячо любит Жоржетту. Для своей графинюшки он готов на все.

Даже убить собственного наследника, если потребуется?

— Мне надо удалиться, — выпалила Маура, привлекая внимание влюбленных голубков. — Дело в том, что это… великолепный подарок! — Она попятилась к двери, прижимая книги к груди. — Я хочу посидеть в тишине и почитать.

Она стремительно развернулась и выскочила в дверь, которую услужливо придерживал для нее Эббот. Уже в коридоре девушка расслышала, как тетя с дядей добродушно посмеиваются над ее неуклюжим бегством. И только оказавшись вдали от столовой, вдали от любопытных взглядов родных и прислуги, Маура раскрыла первый том «Сицилийского романа», написанного автором романа «Замки Атлин и Данбэйн».[6]

Лорд Эверод проявил осторожность и не написал ничего на первых страницах книги. Мало ли кто откроет посылку? А Маура была уверена, что записка виконта предназначена только для ее глаз. Когда девушка перелистывала страницы одну за другой, тонкий листок бумаги выпорхнул из книги и опустился на мраморный пол. Маура наклонилась, подняла его и прочитала три слова, написанные ровным изящным почерком:

«Думайте обо мне».

Вот как! Негодяй ведь понимал, что Маура ничего другого и не сможет делать, пока они не увидятся вновь.

Эверод осторожно провел руками по огромному животу Велуэтты Уолл, графини Спринг, которой вот-вот предстояло родить.

— Боже правый, Вель! Как тебе удается носить такую тяжесть? Это дитя весит больше тебя!

Давным-давно, еще до того, как его друг нашел себе герцогиню, овдовевшая графиня была одной из любимых подружек Солити. Еще раньше за ней волочился Эверод. Года три-четыре назад он провел несколько таких приятных месяцев в нежных объятиях любвеобильной леди Спринг.

Увы, виконт не отличался верностью. Тем сладостным летом он дарил свое внимание не только леди Спринг, но и ее близкой подруге леди Сильвер, и еще нескольким дамочкам, которых теперь уже не помнил по именам. Надо сказать, леди Спринг была не в пример остальным дамам весьма терпима к тому, что ей приходится делить возлюбленного с кем-то еще. Но в один прекрасный вечер ее терпение лопнуло, что очень удивило Эверода. Последовала ужасная сцена из тех, которых он всегда старался избегать со своими возлюбленными.

В ту ночь их бурному роману пришел конец, но они остались друзьями. Когда Эвероду было необходимо поразмыслить в тиши или же он нуждался в женском сочувствии без примеси любовной горячки, он неизменно оказывался в будуаре леди Спринг.

В темных глазах Велуэтты заплясали веселые искорки.

— Эверод, жестоко напоминать даме о том, что она так располнела, что даже в собственную коляску взобраться не в силах!

Эверод смотрел на нее усмехаясь, без тени раскаяния. Младенец шевелился в ее утробе, бил ножкой. Графиня на мгновение задохнулась, и они вдвоем с Эверодом рассмеялись новизне впечатлений. Ни у виконта, ни у Велуэтты еще не было детей. Эверод поцеловал ее живот, поднялся с колен и присел на один из стоявших в будуаре стульев.

— Как ты себя чувствуешь, будущая мама? — заботливо спросил он. — Может быть, тебе что-нибудь нужно?

Ребенок был не от него. Они с Велуэттой давно уже покончили с плотскими утехами к тому времени, когда появился другой мужчина и оплодотворил молодую графиню. Она так и не сказала, кто же отец ребенка. Эверод спросил лишь однажды, но в ее влажных карих глазах отразилась такая боль, что он не стал расспрашивать дальше. Велуэтта считала, что это только ее ребенок. Она была богатой вдовой, и друзей у нее хватало. Эверод не мог не восхищаться ее твердостью.

— Не надо суетиться, Эверод, — шутливо упрекнула она его. Ей было несомненно приятно, что есть друг, который о ней беспокоится. — Я хорошо себя чувствую. Мой акушер говорит, что ребенок развивается, как ему и положено.

— Так ты полагаешь, что будет сын?

В свои двадцать шесть лет темноволосая Велуэтта с округлившейся фигурой могла бы позировать художнику для картины «Богиня плодородия». Смуглостью лица она была обязана своей матери-испанке. Лорд Спринг предложил ей руку и сердце, когда Велуэтте исполнилось всего шестнадцать, и Эверод не мог не признать, что у покойного графа был отменный вкус. Овдовев, леди Спринг стала причиной многих дуэлей.

— Мне хочется, чтобы был сын, — искренне сказала Велуэтта. Ее руки покоились на необъятном животе. — Ты же знаешь, как я люблю, чтобы в доме был мужчина.

Ну да, и к тому же у тебя в постели. Эверод тут же прогнал эту мысль. Такие мысли не доведут его до добра.

— А что же отец, Вель? — Эверод мысленно выругал себя, жалея, что слово уже вылетело; Велуэтта сразу насторожилась.

— А что он? Он свое дело сделал, ты не находишь? — Она начинала волноваться, и от этого в ее речи стал проскальзывать испанский акцент. Велуэтта считала Эверода близким другом, но вопрос об отце ребенка был закрыт для всех. — Ты ведь пришел сегодня не затем, чтобы интересоваться моим здоровьем или ребенком. Что привело тебя ко мне, Эверод? У тебя неприятности?

Что их роднило с Велуэттой — они оба избегали чрезмерной близости. Нет, в постели можно было приятно и необременительно провести время, и в этом они тоже оба преуспели. Избегали они вовсе не плотской близости. Ни один из них не представлял себе, как можно впускать кого-то в потаенные уголки своей души. Эверод ясно видел, что Солити полностью доверяется своей герцогине. Похоже, что и Рэмскар без особых усилий открывает супруге душу. Мужественные люди. Эверод же не мог вообразить себе такого — показать кому-то свое нутро как есть, со всеми хитросплетениями добра и зла.

Виконт нарушил это неписаное правило, вмешиваясь в такой интимный вопрос, как отцовство ребенка. Понимая, что Велуэтта будет рада перемене предмета разговора, Эверод решил, что будет вполне уместно рассказать ей о своих текущих заботах.

Правду говоря, он за тем и пришел к ней. Она умела сочувствовать, знала, что такое печаль, а главное — Эверод был уверен, что она понимает его так, как ни за что не сумеют понять ни Солити, ни Кэдд, ни Рэмскар.

— Старые грехи, Вель, — начал он с усталым вздохом. Эвероду очень хотелось выпить чего-нибудь покрепче предложенного графиней чая, но прямо просить об этом он не отважился. — Лорд Уоррингтон с супругой решили развлечься и потому приехали на несколько месяцев в Лондон.

— Лорд Уоррингтон? — Велуэтта наморщила лоб, пытаясь понять, как эта фамилия связана с ее бывшим возлюбленным. — Не слыхала о таком.

— Со времени своей женитьбы на бывшей леди Пертон мой отец, граф Уоррингтон, не появлялся в высшем свете, — мягко объяснил Эверод, давая собеседнице время понять, что именно связывает его с названной четой.

— Твой отец! — воскликнула она и тут же застонала, потому что младенец вновь зашевелился у нее под сердцем. — Я не знала, что твой отец еще жив. Ты же никогда не говорил о своих родственниках, я и думала, что ты один как перст на этом свете.

Как сама Велуэтта. Должно быть, потому они и остались друзьями, хотя былая страсть давно перегорела.

— Мне было пятнадцать лет, когда отец привел в Уоррингтон-холл новую супругу. Она была уже четвертой по счету, моложе отца на тридцать лет.

— Боже милостивый! Ты совсем как твой папочка, разве нет? — поддела Велуэтта, поразившись числу жен, которых пережил его родитель.

— Ни в малейшей степени, — ответил Эверод, стискивая зубы. Правда, он быстро справился с собой: Велуэтта ведь не виновата в том, что он не любит говорить о своем семействе. Теперь виконт сам решил поведать ей о единственном непростительном грехе, совершенном им.

— Ты должна пообещать, что никому не передашь ни слова из того, что я тебе сейчас расскажу. Об этом никто не знает, кроме самих участников, и если я услышу от кого-то…

— Эверод, — сказала Велуэтта сердито, пропуская угрозу мимо ушей, — мы, кажется, достаточно знаем друг друга!

Успокоенный ее язвительным замечанием, виконт откинулся на спинку стула, собираясь начать свою повесть.

— Моя мачеха была красавицей. Чуть моложе, чем ты сейчас. А мне было пятнадцать, я был совсем еще невинный… — Он глубоко вздохнул.

— Обманщик! Я не верю, что было такое время, когда тебя можно было заподозрить в невинности. — Велуэтта погрозила ему пальчиком.

Эверод усмехнулся этому комментарию.

— Я был настолько невинным, насколько может быть юноша в пятнадцать лет, — принял он ее поправку, затем помрачнел. — Меня привлекла в мачехе не только красота. Она была очень жизнерадостной, даже шаловливой. Эта женщина открыто заигрывала со всеми подряд, а отец, кажется, только радовался, что его супруга всегда в центре внимания.

— Ты в нее влюбился, — без обиняков проговорила Велуэтта. — Нет, дай сказать! Я не собираюсь ни смеяться над тобой, ни порицать твои поступки. Если ты помнишь, я повстречала лорда Спринга и стала его женой, когда мне было шестнадцать.

Эверод кивнул и продолжал, проглотив подступивший к горлу горький ком:

— Казалось, Жоржетта поощряет мой интерес к ней. При каждой встрече она флиртовала со мной. Стоило нам остаться наедине, и она всегда находила предлог прикоснуться ко мне. С каждым днем я все больше поддавался ее чувственному очарованию и очень скоро позабыл, что эта женщина — жена моего отца. Я желал ее. Нет, безумно жаждал, как ни одну другую женщину.

С тех пор как воспаление легких унесло в могилу ее мужа, у молодой графини было бессчетное количество любовников. Она не краснела, когда речь заходила о плотском влечении, и не избегала его. Подобно Эвероду, она охотно отдавалась этому влечению.

— Бедняга Эверод! У тебя не было ни малейшей возможности противостоять чарам этой женщины, жены отца, так ведь?

Жоржетта стала его первой любовницей.

Эвероду не было нужды произносить это признание вслух: Велуэтта уже догадалась, что причиной его смущения и стыда были чувства, которые он питал к своей мачехе.

— Жоржетта играла со мной, пока я не обезумел от страсти. — Он тряхнул головой. — Да, обезумел, ибо согласился воспользоваться возможностью, которая нам представилась.

Велуэтта сжала кулачки и вынесла свой приговор:

— Жоржетта уже дважды была замужем, к тому же она на девять лет старше тебя. Уж она-то должна была понимать, на какой риск идет.

Виконт взглянул на нее с благодарностью.

— Жаль, но тогда я так и не понял, что она просто дергает меня за ниточки. Да мне ведь было только пятнадцать! И эта запретная любовь поглотила меня. Если бы даже кто-нибудь предупредил меня о последствиях, не уверен, что я отказался бы от того, что Жоржетта мне предложила.

Нет-нет да и вспоминался Эвероду в снах тот день. После того как несколько недель они жарко целовались украдкой и Жоржетта позволяла ему пошарить рукой за корсажем и под юбками, она предложила ему свое тело. Они незаметно улизнули в сад за домом, пока отец занимался делами в библиотеке. Им казалось, что раньше вечера ему не управиться. Эверод запомнил все детали короткого страстного свидания, должно быть, потому, что Жоржетта была его первой женщиной. Он помнил, как сияли на солнце ее светлые локоны, когда он уложил ее в высокую траву. Помнил, как ее обнаженные груди благоухали, подобно окружавшим их цветам, помнил то ни с чем не сравнимое ощущение, когда его напряженное естество проникло в ее зовущее лоно.

Теперь это видение их страстного слияния лишь напомнило виконту, каким дураком он тогда был.

— Нам казалось, что никто не заметил, как мы вышли из дома вместе. Все думали, что я на конюшне, а Жоржетта сказала отцу, что будет проверять счета по хозяйству.

— Отец вас увидел?

Эверод грустно усмехнулся при мысли о Мауре, несчастной девочке, которая потом давилась слезами.

— Нет. Десятилетняя племянница Жоржетты выследила нас в саду и сразу бросилась к моему отцу — поделиться увиденным.

Велуэтта сочувственно закатила глаза.

— MiDios![7] — прошептала она, как молитву.

— Бог здесь ни при чем, Вель, скорее уж это козни дьявола, — сухо отозвался Эверод, пытаясь как можно непринужденнее рассказать о трагических событиях, которые последовали за разоблачением. — Когда я услышал, как отец в бешенстве зовет меня, я посмотрел на прекрасное лицо Жоржетты: выражение удовольствия на нем мгновенно сменилось хитрой маской, значения которой я в тот миг не понял. Маура пронзительно кричала…

— Маура?

— Племянница Жоржетты, — кратко пояснил он. — Я не успел еще освободиться из объятий мачехи, как почувствовал, что отцовский клинок вонзается в мое горло.

— Так вот откуда ужасный шрам на твоей шее!

По щекам Велуэтты потекли слезы. Эверод застыл как громом пораженный: он никогда не видел плачущую женщину. Ни разу в жизни. Он достал из кармана носовой платок, наклонился к Велуэтте и вложил платок в ее руку.

— Вель, зачем же плакать? Я знаю, что этот шрам выглядит жутко. И все же, как видишь, я выжил после того удара.

Велуэтта всхлипнула и приложила платок к глазам. Поток слез, впрочем, от этого не утих.

— Отец дал тебе хотя бы возможность объясниться? Она икнула. Эверод взглянул на нее с некоторой тревогой.

— А что там было объяснять? Он застукал сына в саду, в укромном месте, верхом на своей молодой жене. Какие еще признания были ему нужны?

Достаточно того, что десятилетняя Маура привела его туда.

Велуэтта склонила голову набок, ожидая продолжения. Она чувствовала, что это еще не все.

— А что сказала мужу Жоржетта?

— Пока я зажимал руками рану на горле, чтобы не полить кровью весь сад и сохранить в себе искру жизни, эта предательница, моя мачеха, рыдала и умоляла мужа простить ее за то, что ей не достало сил сопротивляться моему нападению, — горько сказал Эверод.

Если бы можно было вернуться в тот злополучный день, Эверод поднял бы отброшенный отцом кинжал и с удовольствием перерезал глотку Жоржетте. И он, в отличие от отца, сумел бы нанести смертельную рану.

— А что ты делал в тот момент?

Эверод в возбуждении взъерошил волосы, и они рассыпались во всю длину, немного ниже плеч. Длинные темные волосы помогали скрывать шрам от любопытных любовниц.

— Я старался не умереть, — саркастически хмыкнул виконт, пытаясь отгородиться насмешкой от давнего страдания. — Послали за лекарем. Вероятно, отец с некоторым опозданием сообразил, что его будут судить за убийство, если я, к несчастью, умру от его жестокого удара. В первые дни я был в лихорадке, почти ничего не говорил и не соображал. Надо отдать должное изобретательности Жоржетты: пока я был между жизнью и смертью, она умело возбуждала в отце ненависть, выказывая опасения, что от этого нечестивого соития может родиться ребенок.

— А что же племянница?

— Она подтвердила обвинения своей тетушки против меня, сказала, будто слышала, как Жоржетта умоляла меня остановиться. — Он почесал правую бровь, вспоминая, что Жоржетта действительно умоляла его, только отнюдь не остановиться. Но об этом Эверод упоминать не стал.

Велуэтта поднесла руку к губам, словно ей стало нехорошо.

— А это правда? Что Жоржетта понесла от тебя?

— Чушь собачья! — взорвался виконт. — Я же не… ну, я не успел… — Он не мог подобрать слов. — Эта мерзавка нагло солгала!

Велуэтте потребовались немалые усилия, чтобы выбраться из кресла, но она это сделала, вразвалочку подошла к Эвероду и обняла его. В этом жесте не было любовной страсти. Когда ее налившиеся груди и большой живот прижались к нему, Эверод ощутил скорее умиротворение, как от материнской ласки, ипогладил руку Велуэтты.

— Так вот почему ты никогда не рассказываешь о семье! Тебя изгнали из дому?

— Да. — Это слово виконт прошептал, почти прошипел. — И с тех пор как меня выдворили из Уоррингтон-холла, я ни разу не говорил ни со своим отцом, ни с младшим братом.

— Это ужасно! — Велуэтта оторвалась от него и покачала головой. — Отчего же ты не рассказал отцу всей правды? Ты же мог написать ему обо всем подробно или послать к нему доверенного человека.

Эверод и сам подумывал об этом в первые годы унизительной опалы, но гнев и гордыня запечатали его уста. Его доныне уязвляло то, что отец был так ослеплен любовью к своей жене, которую знал всего-то полгода, и даже не стал расспрашивать своего сына и наследника. Уоррингтон встал на сторону Жоржетты, продолжал делить с ней ложе, и этого сын так и не смог ему простить.

— Правда уже никого не интересует, Вель.

Она стояла рядом с ним, и Эверод ласково положил руку ей на живот, а она в ответ прикоснулась губами к его щеке.

— Уоррингтон с женой сейчас в Лондоне. Если тебе не нужна правда, то что нужно? — Велуэтта могла и не спрашивать, ответ читался в его зло сощуренных глазах.

— Месть.

Глава 6

Маура уверилась, что лорд Эверод безумен.

Вот уже четыре дня он регулярно присылал ей подарки. Тетя с дядей были приятно удивлены тем, что Маура, которая совсем недавно начала выезжать в свет, уже обзавелась таким скромным и преданным поклонником. Граф полагал, что это его сын Роуэн присылает дары, пока сам Роуэн не опроверг его подозрения, добавив, что подарки суть романтическое баловство.

В первый день Эверод прислал Мауре два тома госпожи Радклиф. На второе утро доставили овальную золотую брошь с камеей. В центре красовался голубок, сжимавший в клюве цветы. Незабудки. На третий день прибыл изящный флакончик духов, напомнивших Мауре запахи летнего сада.

И вот на четвертый день — новый подарок. На синем бархате лежал серебряный нож для разрезания бумаги. Рукоять изображала красавицу в древнегреческом наряде. Лезвие было образовано сложенными крыльями, но Мауре при взгляде на него представлялся лишь отброшенный лордом Уоррингтоном кинжал, обагренный кровью его сына. Она едва смогла заставить себя прикоснуться к ножу.

Тетя с дядей не замечали, как огорчает ее каждый новый подарок. Покинув столовую, Маура тихонько поднималась в свою спальню, запирала дверь на ключ и рыдала до изнеможения.

В каждом подарке заключался смысл. То были издевки, призванные побудить ее к действиям. Она ясно понимала, к каким именно действиям он ее подталкивает, потому и не спала ночами.

К вечеру четвертого дня Маура приняла решение. Подкупив служанку, она велела той доставить записку в особняк лорда Эверода. Все это безумие началось в книжной лавке. Маура надеялась, что, если удача будет сопутствовать ей, там же оно и окончится. Она выманит туда негодяя и встретится с ним лицом к лицу. Если он считает ее своим врагом, пусть скажет об этом прямо. Но ожидать, что же ей доставят на пятый день, было выше ее сил.

Эта встреча проходила на ее условиях. Маура нарочно приехала немного раньше назначенного времени: она хотела видеть, как Эверод придет. На сей раз ему не застать ее врасплох. Приятное волнение охватило ее, когда ровно в два часа, в назначенное время, лорд Эверод вошел в лавку. Он был так потрясающе красив, что девушка охотно улыбнулась бы ему в знак приветствия, если бы не следила за собой. Это не встреча старых друзей.

А вот кем они могут стать — это сегодня и решится.

— Добрый день, лорд Эверод! — произнесла Маура, приседая в реверансе. — Давным-давно моя гувернантка приучила меня ценить точность. А если говорить прямо, я вообще не была уверена, что вы придете на эту встречу.

В его янтарных глазах с такими необычными зелеными ободками вспыхнул огонек интереса. Он окинул девушку взглядом с головы до ног.

— Помилуйте, как же я мог не откликнуться на ваше любезное предложение возобновить нашу старую дружбу? — Его хрипловатый голос был достаточно громким, чтобы две дамы поодаль обернулись, мельком взглянули на Мауру и захихикали.

При этом неуместном намеке на их якобы близкие отношения глаза Мауры стали метать молнии.

— Мы с вами не… Я вам такого не писала! — Она прошептала эти слова, задыхаясь от ярости. — Я… я… — Она беспомощно огляделась, уже сожалея, что назначила виконту встречу в лавке. Встретиться и объясниться в людном месте казалось ей более безопасным до тех пор, пока Эверод не показал, что готов все поставить на карту, ибо ему терять нечего.

Она не могла ответить ему тем же.

— Я надеялась, что мы сможем побеседовать как умные люди, но теперь вижу, что совершила непростительную ошибку, пригласив вас сюда. — От обиды у нее на глазах выступили слезы.

Эверод хранил молчание, усугубляя ее тревогу и смятение.

— Примите мои поздравления, милорд: вы делаете подарки так умно и так жестоко! Мне следовало бы знать, что в изобретательности мне с вами не сравниться. — Маура склонила голову. — Всего доброго!

Слезы застилали ей глаза, и она не видела, что виконт последовал за ней. Но вот он схватил ее за руку.

— Да как вы смеете? Отпустите немедленно! Что вы себе позволяете?! — возмущалась Маура, пока Эверод вел ее к коляске, ожидавшей его.

— Ну раз вам так не понравилась книжная лавка, я подумал, что вы не против продолжить разговор в другом месте, — сказал он тоном, не допускающим возражений.

Он подвел ее к коляске и усадил так непринужденно, что Маура невольно подумала: «Должно быть, у него немалый опыт обращения с капризными дамами».

— И часто вы похищаете женщин на лондонских улицах? — спросила она, когда он велел своему слуге ехать прямо.

— Каждый день, — ответил Эверод без улыбки и тут же сменил предмет разговора, перейдя к тому, что его интересовало. — Из того, что вы пришли сюда одна, я заключаю, что и над моими скромными дарами вы страдали в одиночестве, подобающем мученице. Да и что бы подумало семейство Уоррингтонов, если бы узнало, что это вы назначили мне сегодняшнее свидание?

Его издевательский тон не заслуживал ответа.

— Отчего вы так уверены, что я не рассказала о ваших выходках вашему отцу и Жоржетте?

— Не рассказали. У меня в доме Уоррингтонов имеются глаза и уши, которым я хорошо плачу. — Эверод откровенно расхохотался, глядя на ее вытянувшееся от удивления личико. — Да нет, шучу. Просто нетрудно предугадать, как поступил бы мой отец, если б он узнал, что я тяну свои грязные лапы к его дражайшей племяннице. Он сразу отослал бы вас с тетушкой назад в Уоррингтон-холл, вы бы и слова вымолвить не успели.

— Я ничего им не сказала, — угрюмо подтвердила его предположения Маура.

— Лучше скажите мне что-нибудь такое, о чем я сам пока не догадался. — Виконт опустил руку в карман сюртука, достал платок, однако не предложил ей, как она ожидала, а сам бережно вытер слезы на ее щеках. — Например, где ваш кучер? Что-то не верится, чтобы вы путешествовали по лондонским улицам в одиночку.

— Я сказала кучеру, что не имеет смысла ждать, пока я делаю покупки. Он вернется к лавке через два часа. Я же не знала, сколько времени мне понадобится… — Она отвела глаза, не желая заканчивать фразу.

— Бедняжка Маура, — сказал лорд Эверод, сочувственно причмокивая. — Вам в ваши юные годы не часто приходилось бросать вызов негодяям, правда?

Она гордо вздернула подбородок в ответ на это возмутительное утверждение.

— У меня не было намерения бросать вам вызов, милорд. Я всего лишь хотела переговорить с вами. — Эти доводы прозвучали неубедительно даже для нее самой.

Эверод усмехнулся, аккуратно сложил платок и положил его обратно во внутренний карман.

— Какая неожиданность! А я так давно мечтаю о возможности поговорить с вами, Маура Кигли, — произнес он так вкрадчиво, что она не сразу заметила таившуюся в его голосе угрозу.

— Роуэн, как я рада, что ты оторвался от своих развлечений ради того, чтобы навестить родных! — сердечно поздоровалась с пасынком Жоржетта. Держа на руках бленгеймского спаниеля[8] по кличке Бо,[9] она склонила набок голову и разглядывала молодого человека, к воспитанию которого приложила руку.

Роуэн, всего на три года старше ее племянницы, являл собой еще один прекрасный образчик мужчин семьи Лидсоу. Он был высоким — в отца, — темноволосым, а тонкие черты его лица порой заставляли учащенно биться сердце даже такой циничной особы, как Жоржетта. Он не обладал яркой привлекательностью старшего брата Эверода. Фигура и лицо Роуэна были мягче, зауряднее. Он был ниже ростом, не столь широк в плечах, да и глаза у него не имели той удивительной окраски, что была свойственна глазам изгнанного наследника рода. И все же Жоржетта, глядя в эти зеленые глаза, видела мужчину, способного хранить ее тайны. Такого мужчину, при котором она могла ослабить бдительность и быть для него не только женой графа Уоррингтона.

— Право, Жоржетта, ты говоришь так, будто мы не виделись несколько месяцев, — проворчал он, оглядывая ее со всех сторон, пока она закрывала дверь. — Ведь только три дня назад я провел весь вечер с тобой и отцом.

Она подставила щеку, ожидая, что он проявит родственные чувства. Роуэн, как заботливый пасынок, наклонился и слегка коснулся ее щеки губами. Белый с рыжими пятнами спаниель угрожающе зарычал при его прикосновении. Роуэн сразу выпрямился и наградил песика сердитым взглядом.

— Не нужно сердиться на Бо, дорогой мой, — сказала пасынку Жоржетта и тут же стала ласковым голосом успокаивать своего четвероногого любимца. Роуэну же она пожаловалась: — Мой бедненький малыш сам не свой, с тех пор как мы уехали из Уоррингтон-холла. Поверишь ли, он ни крошки не ест иначе как из моих рук!

Роуэн отошел от Жоржетты с ее драгоценным Бо и сел в кресло.

— Ты портишь собаку, Жоржетта, — сказал он, не скрывая своей неприязни. — Своими нежностями ты губишь хорошее животное.

В ответ на это неодобрительное замечание Жоржетта поджала губы. Когда она вышла замуж за его отца, Роуэн был таким покладистым мальчиком. Теперь же, став мужчиной, юноша часто испытывал раздражительность и с ним порой бывало нелегко ладить. Впрочем, Жоржетта давно уже выяснила, что собак и мужчин можно успокоить сходными способами.

— Ну же, Роуэн, не надо дуться! Я так рада, что ты пришел, — сказала она, присаживаясь на диван рядом с его креслом. Бо устроился у нее на коленях и жалобно посмотрел на хозяйку своими большими влажными глазами. Этот взгляд неизменно смягчал ее сердце. Жоржетта положила руку на голову песика и ласково потрепала его за уши.

— Приказать, чтобы принесли чай?

— Нет, спасибо. А где отец? — спросил Роуэн, оглядываясь так, словно ожидал, что Уоррингтон вот-вот появится на пороге.

— Должно быть, в одном из своих клубов, — равнодушно ответила она. Жоржетту мало интересовало, где проводит время ее муж. — Я просила тебя прийти сегодня, потому что, по-моему, настало время обсудить твои намерения в отношении моей племянницы.

Роуэн, с трудом сдерживая раздражение, завел левую руку за голову и принялся массировать затылок.

— Черт возьми! Ты-то свои намерения проявила вполне определенно, потому что подталкивала меня к Мауре всякий раз, когда я приезжал в Уоррингтон-холл. Отец тоже не раз и не два напоминал мне, какая Маура умная, красивая и воспитанная. — Он пристально посмотрел в глаза мачехе. — К счастью, я согласен с вами обоими. Всеми силами я стремлюсь жениться на твоей племяннице. Но я взрослый человек, Жоржетта. Предоставь мне ухаживать за Маурой так, как я сам считаю нужным.

— Твои ухаживания оставляют желать лучшего, — сказала она твердо, не щадя его гордости. — Пока ты проводишь время в клубах да в постели с любовницей, за Маурой взялся ухаживать какой-то неизвестный поклонник.

Роуэна удивил ее резкий тон, он даже поднял брови.

— Отец упоминал вскользь, что Маура получила несколько подарков. Он поначалу даже думал, что это я их послал.

— Уоррингтон уже рассказал мне, что ты от этого открестился, — ответила Жоржетта, негодуя, что пасынок так и не удосужился поразмыслить о том, как же следует ухаживать за Маурой.

Самое любопытное; что реакция Мауры на этого таинственного обожателя немного озадачивала тетушку. В то первое утро присланные книги обрадовали и взволновали девушку. Но с каждой последующей посылкой она становилась все более замкнутой. Нет-нет, она улыбалась графу и очень мило принимала его ласковые шутки, однако Жоржетта знала Мауру лучше, чем ее собственные родители. Девушку что-то тревожило. Известно ли ей, кто ее воздыхатель? Если так, то впервые в жизни Маура скрывала что-то от любимой тетушки, а это не предвещало ничего хорошего.

Жоржетта осторожно расспросила дворецкого, кто же доставляет посылки. Она выяснила только, что новую посылку всякий раз приносит другой человек, не называя ни своего имени, ни имени того, кто его послал. Таким образом, этот загадочный поклонник становился нежданной помехой взлелеянным ею планам соединить Роуэна с Маурой.

Бо заскулил и перевернулся на спину. Жоржетта, привыкшая за долгие годы во всем угождать мужчинам, ласково почесала песику брюхо.

— Так ты меня позвала, чтобы выследить этого робкого обожателя Мауры? — Роуэн зевнул, прикрыв рот рукой.

— Нет. — Жоржетта покачала головой и воздела очи к небу, досадуя на его недогадливость. — С этим типом мы разберемся, если он когда-нибудь наберется смелости подойти к моей племяннице. И все-таки кое-что ты для меня сделать можешь.

Его губы медленно сложились в улыбку, и впервые, с тех пор как пасынок переступил порог ее гостиной, Жоржетта почувствовала, что полностью овладела его вниманием.

— Я всецело к услугам леди Уоррингтон.

Ах, если бы все в ее жизни было так просто! Она ласково столкнула Бо со своих коленей и подсела к Роуэну.

— Милый мальчик, ты должен прекратить проводить ночи за картами и в постели доступных женщин и всецело заняться своей будущей невестой. Хотя Маура и любит тебя, завоевать ее не так-то легко. Ты должен ухаживать за ней по всем правилам, Роуэн. Когда ты хочешь, ты умеешь очаровать. Покори ее сердце и мысли! А коль тебе на это не хватит талантов, постарайся завлечь ее к себе в постель.

Юноша откинул голову и захохотал. Это движение так напоминало манеру его старшего брата Эверода, что леди Уоррингтон на миг потеряла нить своих мыслей.

— Да ну, Жоржетта, как пошло с твоей стороны предлагать такое: я должен затащить Мауру в постель, чтобы добиться ее согласия на брак, к которому она вовсе не стремится. Во всяком случае, стремится далеко не так горячо, как ты. Что сказал бы отец, если бы знал о твоих планах?

Жоржетте совсем не понравилась его проницательность. Желая усыпить его подозрения, она присела к Роуэну на колени и стала играть прядью его волос.

— Уоррингтон даст тебе свое благословение, как только узнает, что Маура носит под сердцем его внука.

Бо, лежавший на диване, сел и залаял. Он ревновал хозяйку ко всем, кто похищал ее внимание.

— Чертова псина! — пробормотал Роуэн, не сводя глаз с Жоржетты. — На его лай непременно заглянет кто-нибудь из любопытных слуг.

— Прислуга давно привыкла к лаю Бо и не обращает на это ровно никакого внимания, — успокоила Жоржетта, переходя от волос Роуэна к его губам. Юноша притворялся равнодушным, однако природа брала свое, и его гибкий орган заметно увеличился в размерах от прикосновения ягодиц Жоржетты. — А кроме того, я взяла на себя смелость запереть дверь на ключ. Никто нам не помешает.

Роуэн откашлялся.

— А каковы ваши виды на меня, леди Уоррингтон?

Жоржетта обожгла его страстным поцелуем, принудив замолчать. Хотя она и была мачехой, но к сыновьям Уоррингтона питала отнюдь не материнские чувства. Отстранившись немного, она проговорила охрипшим голосом:

— Вот сейчас я покажу тебе, как следует соблазнять женщину.

На Бо, жалобно скулившего у ног хозяйки, ни один из них не обращал ни малейшего внимания.

Для девушки двадцати двух лет от роду Маура была чрезмерно доверчива. Это было весьма неожиданно, особенно если принять во внимание изощренный ум ее тетушки. Эверод не так уж много знал о жизни Мауры, разве только то, что ее умные, вечно занятые собой родители месяцами не общались с дочерью, отсылая ее на лето в Уоррингтон-холл. Брат Роуэн приурочивал свои наезды в родовое гнездо к визитам юной Мауры Кигли. На первый взгляд казалось, что его младший брат питает нежную привязанность к племяннице Жоржетты.

Внимательно вглядываясь в серо-зеленые глаза, Эверод не мог не заметить их беззащитности и безыскусной прелести. И все же он ей не доверял.

— Так мои подарки не понравились вам, Маура?

Он задал этот банальный вопрос только ради того, чтобы держать свою жертву в напряжении. Как он и предвидел, она отвела глаза, но прежде в них промелькнуло удивление: его тон показался ей слишком мягким.

— Подарки? — Она вымолвила это так тихо, что виконту пришлось наклониться ближе, иначе он не расслышал бы. — Вы так и называли их, когда посылали своего человека в особняк вашего отца?

Решение приобрести для Мауры два тома, которые так увлекли ее, не было минутной прихотью виконта. Эверод чувствовал, что, не спугни он ее в тот день, она бы вернулась к своей тетушке, прижимая к груди драгоценную добычу. А так ему доставляло извращенное удовольствие сознавать, что всякий раз, как Маура станет читать книгу госпожи Радклиф, она невольно вспомнит о нем.

— А как их расценили вы? — ответил он вопросом на вопрос.

— Как предостережение. — Маура обхватила себя руками, словно ей было холодно. — Как издевку. Как средство вынудить меня довести до сведения лорда Уоррингтона тот факт, что вы ничего не забыли и никого из нас не простили.

Да, сидевшая напротив него девушка была весьма догадлива. Выбранные им дары предназначались для того, чтобы лишить ее самообладания и, быть может, даже выманить из убежища — дома его отца. Этот расчет блестяще оправдался. В конце-то концов, вместо того чтобы сидеть в саду, уткнувшись в книгу, Маура Кигли ринулась прямехонько к нему!

— Как я понимаю, вы не рассказали моему отцу о нашей встрече? — Этот вопрос тоже оказался излишним: Эверод был уверен в том, что она этого не сделала.

— Нет, — отвечала Маура сердито. — Граф полагает, что у меня появился таинственный поклонник.

Эверод залился смехом.

— Пораженный в самое сердце ухажер мисс Кигли! Какая прелесть!

Она вспыхнула до корней волос.

— Так вы считаете, что я слишком некрасива, чтобы в меня мог влюбиться джентльмен? — спросила Маура дрожавшим от возмущения голосом.

Виконт задел ее женскую гордость, а рассерженная женщина непредсказуема. Эверод заметил, что даже кучер с осуждением покачал головой: господин допустил грубый промах.

— Вы не так поняли. Меня позабавило предположение отца, Маура. Вы красивая девушка, — добавил он, поморщившись от того, как банально это прозвучало.

Маура не успокоилась. По правде говоря, гнев только делал ее краше.

— Послушайте, лорд Эверод, я уже не дитя! Я давно не заплетаю косичек, и у меня не возникает желания бегать босиком и лазать по деревьям.

Ага! Он ждал, вспомнит ли она о первых месяцах, проведенных в Уоррингтон-холле после замужества тетушки. Маура носилась по лугам с ним и Роуэном, срывала и ела дикие ягоды и болтала ногами в ручье, пока братья удили рыбу, пытаясь поразить ее своими талантами.

Именно Эверод научил ее взбираться на деревья. Лорд и леди Кортвилл с неодобрением относились к такому роду занятий. Эвероду же нравилось показывать новой кузине мир, в котором он жил, пока Жоржетта не заманила его в свою паутину искушений и страсти.

— Я смотрю на вас, Маура Кигли, — произнес он спокойным тоном, — и не вижу больше той девочки, какой вы когда-то были. Разве что… — он погладил ее подбородок, — вот это. И еще глаза. Выражение невинности в женских глазах пленяет. Оно искреннее или Жоржетта уже обучила вас своим уловкам?

Этот вопрос развеял очарование беспомощности, которое так привлекало в ней. Эверод был пресыщенным распутником, и в его мире не было места невинности. Явление редкое и хрупкое, оно быстро исчезало. Он убрал руку с подбородка девушки.

Маура откашлялась и сказала:

— Мы отклонились от цели, которая привела нас сюда.

— Вы имеете в виду ваше недовольство моими подарками?

Она оставила насмешку без ответа. Вместо этого Маура распустила шнурок на своем ридикюле и засунула руку внутрь. Когда же она вынула руку, ее пальцы крепко сжимали серебряный нож для разрезания бумаги. Кончик ножа был направлен прямо в живот Эверода.

Виконт равнодушно смотрел на лезвие.

— Вы замыслили убийство, Маура?

Возмущение вспыхнуло в ее глазах прежде, чем она сумела подобрать слова для ответа на этот вопрос.

— Я знаю, что вы меня ненавидите, но как вам могло прийти в голову, будто я…

— Я вас ненавижу? — отозвался Эверод, поднимая бровь и обдумывая про себя это обвинение. — Для чего же мне испытывать ненависть, когда к прекрасной даме можно питать куда более трогательные чувства?

От удивления девушка открыла рот, не в силах произнести ни звука. Вспомнив о своем намерении, она вернула ему нож, опустив острие. Как только Эверод взял его, она вновь полезла в ридикюль. Через мгновение к ножу присоединился флакончик духов. Эверод не успел возразить, как на свет божий явилась брошь.

— Простите, что не принесла двухтомник госпожи Рад-клиф: в ридикюле он не помещался, а я не хотела, чтобы кто-нибудь…

— Маура, одну минутку!

По выражению ее лица и напряженной позе он догадался, что речь она заготовила заранее. Переложив флакончик духов в другую руку, Эверод опустил нож в один из внутренних карманов своего сюртука. Не зная, что ему делать с духами, виконт завернул их в платок, и они тоже исчезли в кармане. Теперь он откинулся на сиденье и приготовился слушать ее.

— Я хотела бы похвалить ваш тонкий вкус, милорд. Вы так подобрали подарки, что постороннему наблюдателю они ровно ни о чем не говорили, а у меня каждый из них вызвал именно те чувства, на которые вы рассчитывали. — Девушка выпалила это на одном дыхании и остановилась, чтобы набрать воздуха. Ее глаза наполнились слезами (а Эверод-то надеялся, что они иссякли!), и это подчеркивало глубину ее страдания.

Виконт заерзал на сиденье.

— Маура!

Она остановила его жестом.

— Умоляю, позвольте мне закончить! Я не рассказала ни о чем ни вашему отцу, ни моей тетушке, потому что именно этого, как я понимаю, вы и добивались. — Тут она сообразила, что все еще держит брошь, и вложила ее в руку виконта. — Мне ведь так и не представилась возможность поговорить с вами, после того как… — Маура сделала новый судорожный вдох, заставив Эверода подумать о том, не собирается ли она падать в обморок. — После того… — Маура никак не могла произнести фразу до конца, а Эверод не собирался облегчать ей задачу.

Справившись с наплывом противоречивых чувств, девушка продолжала:

— Если бы только мы встретились на следующий день, через неделю или через месяц, я бы рассказала вам, как сильно скорблю о той роли, которую сыграла в вашем изгнании. Да если б я только знала, что ваш отец так безжалостно набросится на родного сына, я бы ни за что не…

Ее неуверенные извинения, перемежавшиеся слезами, вызвали у Эверода прилив необъяснимого гнева.

— Не сделали бы чего, Маура? Не пошли бы в сад за мной и тетушкой? Не стали бы шпионить? Подсматривать, как я задрал Жоржетте юбки выше талии и вставил ей свой…

— Довольно! — вскричала девушка и крепко зажмурилась, как бы стараясь отгородиться от воспоминаний.

Эверод едва удержался от того, чтобы протянуть к ней руки. Она выглядела такой хрупкой, ее дух был надломлен, а ведь он еще и не приступал к тем пыткам, которые измыслил для нее.

Но не успел он пошевелиться, как Маура открыла глаза.

— Я не прошу у вас прощения за роль, которую сыграла в тот день. Это было бы бесполезное занятие, поскольку я не думаю, что вы способны прощать.

Он улыбнулся в ответ на это оскорбление.

— Милая Маура, вам придется придумать что-нибудь другое, чтобы вывести меня из равновесия. У котят коготки и то острее.

Девушка теребила шнурки своего ридикюля.

— Я не имею намерения бороться с вами, милорд. В вас больше силы, упорства и жестокости, нежели я надеюсь приобрести за всю жизнь.

— Ну что ж, спасибо, дорогуша.

— Это отнюдь не похвала, — отрезала она с вернувшейся смелостью. — Вы сообщили мне, что хотели, и я решила ответить любезностью на любезность.

— И что же вы хотите мне сообщить, Маура?

— Поищите себе другую пешку, лорд Эверод. Двенадцать лет тому назад я невольно стала участницей запутанной интриги, которую еще не в силах была постичь. Мое неведение привело к вашему изгнанию из семьи, и из-за этого совесть будет мучить меня до конца моих дней.

— Вы очень близки к тем извинениям, которых поклялись не приносить, — поддразнил ее Эверод.

— Кучер, остановите! — распорядилась она повелительным тоном, который до тошноты напомнил ему о ее тетушке.

Виконт спокойно велел слуге не обращать внимания на ее приказы.

Маура, придя в крайнее негодование из-за того, что он снова взял верх, сердито воскликнула:

— А вы, лорд Эверод, можете отправляться прямиком в преисподнюю!

— Оскорбления не заставят меня выкинуть вас к чертовой матери прямо на кишащие преступниками улицы и оставить одну, пусть вы того и заслуживаете, — сказал он, постепенно выходя из себя.

— Словом, моя затея была бесполезной, — проговорила Маура. — Я хочу вернуться в книжную лавку.

Эверод кивнул кучеру:

— Сэм, вы слышите, что говорит мисс Кигли? Поворачивайте!

Они с Маурой упрямо молчали всю обратную дорогу, пока кучер не натянул вожжи. Как только коляска остановилась, Маура перешагнула через ноги Эверода, намереваясь сойти без посторонней помощи.

— Эй! — воскликнул виконт, подхватив Мауру за талию и успев поддержать ее, пока она не свалилась на мостовую. — Если вы так поспешно покинете мою коляску, всякий непременно решит, что я покусился на вашу добродетель прямо среди бела дня на глазах всего Лондона.

— Как один из печально известных членов кружка lessauvagesnobles, вы наверняка редко упускаете такую возможность, — сухо ответила Маура. — А теперь пустите меня.

Так. Значит, светские сплетни уже заставили ее держаться настороже с ним и его друзьями. Или это Жоржетта оклеветала его, чтобы удержать племянницу на расстоянии от заблудшего, порочного наследника Уоррингтонов? Насмешка Мауры, как молния, воспламенила его гнев.

— Какой, право, подходящий денек для прогулки! — весело воскликнул кучер, не обращаясь ни к кому конкретно. Привыкший ревностно оберегать частную жизнь господина от посторонних глаз и ушей, он уже приметил, что громкий спор Мауры с Эверодом привлек внимание нескольких зевак. Кучер добродушно улыбнулся прохожим, ожидая, когда Маура ступит на землю. Слуга хорошо понимал, что его господин не станет задерживать девушку при свидетелях.

Эверод схватил ее за локоть прежде, чем она успела шагнуть, и придвинул ближе, почти касаясь губами ее уха.

— Сказки, которые вы обо мне слыхали, — это лишь то, что можно рассказывать в приличном обществе. Поверьте, я проделывал вещи гораздо хуже! Я негодяй, знаменитый распутник, Маура, и вы пробудили во мне самые низменные желания. Бегите, девочка! Я люблю погоню.

Потрясенная Маура благодарно приняла протянутую кучером руку, вышла из коляски и направилась прямо к открытым дверям книжной лавки. К разочарованию Эверода, девушка так и не обернулась.

Глава 7

— Я слышал, ты стал нападать на юных невинных девушек прямо на улице, — сказал владелец «Прихоти Мойры» Ксавьер. Дело происходило в тот же вечер; Эверод с Кэддом решили для разнообразия провести его не в душных бальных залах, где подают тепловатый лимонад, а в теплой компании игорного притона.

— Это гнусные сплетни, — ответил Эверод, не отрываясь от карт. — Я предпочитаю охотиться не на домашних, а на диких зверей.

Кэдд жестом пригласил светловолосого великана, фигура которого подошла бы скорее молотобойцу, присесть к ним, но тот с вежливым полупоклоном отказался.

— Кстати, о неукротимых: где сегодня твоя очаровательная спутница? — спросил Эверод, вспоминая встречи с игривой, но неприступной брюнеткой, которая помогала Ксавьеру получать законную выручку. Если примета о везении в картах была правдива, то Эвероду сегодня не доведется спать в одиночестве.

— Ее сейчас нет, — сказал хозяин заведения, опуская на стол сжатый кулак. Невозможно было не заметить, как играют мускулы под его кожей, когда он словно невзначай расправил складки на рукаве безукоризненно сшитого сюртука. — Так что лучше иди помирись со своей невинной красавицей, Эверод.

Сделав такое предупреждение, Ксавьер поднял глаза и тут же увидел, что в противоположном конце зала назревает ссора. Выругавшись вполголоса, он поспешил туда, готовый пустить в ход кулаки, если благородные посетители не станут вести себя прилично в его заведении.

— Я бы на твоем месте хорошенько подумал, — сказал Кэдд, отвлекаясь от карт.

— О чем? — спросил Эверод. Он раздраженно отодвинул от себя карты, не открывая их, и потянулся к стоявшей на столе бутылке вина.

Кэдд смешал карты Эверода и свои.

— Надо ли драться с Ксавьером.

— Ты думаешь, схватка была бы неравной? — Виконт понемногу закипал. Хорош друг Кэдд, если считает, что Эверод не способен проломить голову этому великану!

— В силе, я думаю, ты ему не уступишь. Но у него есть в запасе еще кое-что, чего нет у тебя. — Кэдд показал на карты, но у Эверода пропало желание играть.

— И что же у него есть?

Маркиз отложил карты и сцепил руки.

— Ксавьер считает Мойру своей, пусть даже сама она думает иначе. И он убьет всякого, кому хватит глупости прикоснуться к ней. А тебе-то она вовсе не нужна.

— Кто это тебе сказал? — Эверод в бешенстве смотрел на друга, ему не терпелось сорвать на ком-нибудь свое дурное настроение.

— Это я тебе говорю. — Кэдд отобрал у Эверода бутылку и наполнил свой бокал. — Если бы ты по-настоящему хотел женщину Ксавьера, ты бы уже давным-давно ее получил. Я же по твоим глазам вижу, — он шутливо погрозил Эвероду пальцем, — тебе сейчас не женщины хочется, а драки.

— Заткнись! — презрительно скривил губы Эверод. Ему не хотелось признавать, что друг видит его насквозь. — Ты, должно быть, уже изрядно нализался, если несешь такую чушь.

— А кто эта невинная барышня? — Увидев, как напрягся Эверод, Кэдд примирительно махнул рукой. — Ну должна же быть какая-то девица: у Ксавьера обычно надежные источники информации.

— Маура… Маура Кигли, — ответил Эверод, потирая лицо. Пикировка с упрямой девушкой испортила ему настроение на весь день, пока он не вытащил своего друга в игорный дом. — Это племянница леди Уоррингтон, живет сейчас в их лондонском особняке.

При этом признании маркиз тихонько присвистнул.

— А чего ты недоговариваешь?

— Она участвовала в том, что случилось двенадцать лет назад.

Кэдд перехватил руку Эверода, потянувшуюся к бокалу.

— Послушай, я знаю, что ты не боишься драки. Но, как один из твоих самых близких друзей, я прошу тебя не связываться с Уоррингтонами и мисс Кигли.

Кэдд говорил таким серьезным тоном, совершенно ему не свойственным, что Эверод даже растерялся. Много лет они подзадоривали друг друга, затевая проделки, которые могли стоить им жизни. Когда одному из них случалось драться на дуэли, другой неизменно был секундантом, а в трактирных потасовках они бились бок о бок. От кого-кого, но от Кэдда виконт никак не ожидал такой просьбы — остыть и не лезть в драку. Со смехом Эверод стряхнул удерживавшую его руку.

— Ты шутишь!

— Да нет, я вполне серьезно. Если только ты не собираешься просить прощения у отца…

— Не собираюсь.

— Тогда совсем не понимаю, зачем тебе заваривать эту кашу. — Кэдд говорил так рассудительно, что Эвероду хотелось стукнуть его посильнее. — А что мисс Кигли?

— А вот это никого, кроме меня, не касается.

— Ты сейчас говоришь прямо как Ксавьер. Да ведь двенадцать лет назад она была еще совсем ребенком!

— Ты собираешься читать мне нравоучения?

— Я только хочу сказать, что мисс Кигли никоим образом не отвечает за то, что тебе двенадцать лет назад чуть не перерезали глотку. Ты сам на это напросился, когда вздумал скакать на жене своего отца, — сказал Кэдд напрямик.

— Ради всего святого, Кэдд, говори потише! — прошипел Эверод. — Побереги свой голос, лучше уж прямо напиши обо всем в газетах.

— Я вполне понимаю, как тебе больно, друг. Ты мечтаешь отомстить леди Уоррингтон за ее предательство, но ее тебе не достать. Однако племянница — совсем другое дело. Чем ты лучше своей мачехи, если собираешься мстить ни в чем не повинной девушке?

С Эверода было довольно. Он встал и, уперев руки в край стола, посмотрел на друга сверху вниз. Кэдд спокойно выдержал его взгляд.

— В тот день, Кэдд, мы все лишились своей невинности. Прочь с дороги, когда речь идет о моем семействе и о мисс Кигли! Меня сейчас не очень заботит, кто именно подвернется под мой кулак или под дуло моего пистолета.

— Ты хотела поговорить со мной, тетушка Жоржетта? — спросила Маура, останавливаясь на пороге дядиной библиотеки. Жоржетта не сводила глаз с работников, наводивших порядок в ухоженном саду. Ее напряженная поза и сжатые кулаки свидетельствовали о том, что попытка Мауры не быть втянутой в войну, которую тетушка вела со своим пасынком, потерпела поражение. Кто-то уже успел нашептать обо всем Жоржетте.

— Ты ничего не сказала вчера о своей встрече с Эверодом! — Тетушка так и не повернулась к ней лицом и не поздоровалась. Холодные нотки в ее голосе также указывали на то, что она была не на шутку разгневана. Маура вошла в огромную библиотеку и закрыла дверь.

— А что тебе сообщили?

Жоржетта медленно повернулась к ней. Одетая в белое, с искусно уложенными короной светлыми волосами, тетушка была похожа на богиню мщения.

— Точнее говоря, дражайшая племянница, почему не ты сообщила мне новость о моем злокозненном пасынке?

Щеки Мауры залил яркий румянец стыда за свою скрытность. Противоречивые чувства бушевали у нее в груди, пока не рванулись вверх, сжав горло спазмом.

— Ни для кого не секрет, что лорд Эверод проводит в Лондоне почти все время. Об этом знали и вы с дядей и все же решили приехать сюда на бальный сезон. Вы что, действительно полагали, что можно вращаться в свете, среди его друзей, и не встретить его самого? Столкновение было неминуемо.

— Маура, я не дура, — ответила тетушка, распаляясь все больше. — Разумеется, столкновение было неминуемо. Эверод не трус. Но встреча должна была произойти на моих условиях! Это я должна была определить место и время. Я! А отнюдь не бестолковая девчонка, которая, наверное, обмочила со страху нижние юбки, как только увидела его!

Значит, вот какой Жоржетта ее считает?

Тетушкина ярость и обидные колкости захватили Мауру врасплох, как гром среди ясного неба. Обхватив руками плечи, она попыталась урезонить Жоржетту.

— Но, тетушка, ведь ничего дурного не случилось. Просто обычный обмен любезностями.

Жоржетта ударила ее по лицу.

— Никогда больше не смей мне лгать! — Глаза ее сузились, обвиняющий перст был направлен на племянницу. — Вас видели, Маура. Люди видели, как ты выскакивала из его коляски, словно куропатка, которую вспугнули. А значит, ты беседовала с Эверодом в лавке достаточно долго, раз он уговорил тебя сесть в его коляску и продолжить разговор наедине, подальше от любопытных глаз. И если ты такая умница, как хвастают твои родители, ты сейчас же передашь мне всю беседу слово в слово.

Маура отшатнулась. Никто, даже родители, никогда и пальцем ее не трогал. Охваченная ужасом, вся дрожа, она прижала руку к пылающей щеке. Только однажды тетушка вышла из себя и ударила ее: в тот день, когда принудила сказать лорду Уоррингтону, будто бы его старший сын изнасиловал свою новую мачеху.

— Ты испытываешь мое терпение, Маура!

Сознание девушки затуманилось от обиды. Она отвернулась: ей необходимо было находиться на некотором расстоянии от тети, и нужно было время, чтобы взвесить свои слова.

— А ты не подумала, тетушка, что я хотела пощадить тебя? Ведь двенадцать лет назад ты утверждала, что лорд Эверод напал на тебя. С тех пор его имя никогда не произносилось в моем присутствии. Неужто так странно, что я не пожелала огорчать тебя воспоминаниями об этом ужасном происшествии?

Маура рухнула на диван, избегая взгляда Жоржетты. Ее объяснения были вполне разумны, однако то, что она скрыла свою встречу с Эверодом, воздвигло стену между ней и тетушкой.

Жоржетта в порыве раскаяния подошла и нерешительно присела рядом с Маурой.

— Прости, пожалуйста. Меня так потрясла мысль о твоей встрече с Эверодом, что я не до конца осознавала, что делаю. Я лишь поняла, что меня обманывают и предают. Ну разумеется, ты хотела пощадить мои чувства.

Маура повернулась и посмотрела Жоржетте в глаза. Во рту у девушки пересохло, и она судорожно сглотнула слюну. Тетушка просила извинения не только на словах — весь ее вид выражал раскаяние. Но боль от пощечины была еще слишком свежа, чтобы Маура могла так быстро простить Жоржетту. Леди Уоррингтон умела изображать чувства не хуже настоящей актрисы.

Тетушка распахнула ей объятия, и Маура, скорее по привычке, позволила себя обнять.

— Бедная моя девочка, сокровище мое, — причитала Жоржетта, уткнувшись в волосы Мауры. — Ты, должно быть, так испугалась, когда Эверод загнал тебя в угол. Ты ведь была совсем одна, некому было за тебя заступиться. — Она отстранилась и поглядела племяннице в лицо. — Он тебя не обидел?

— Нет, тетушка.

«В отличие от тебя», — подумала Маура, а вслух продолжила деревянным голосом:

— Как ты справедливо отметила, встреча произошла при свидетелях. Лорд Эверод расспрашивал о своей семье и просил передать уверения в неизменном почтении. С учетом сложившихся обстоятельств я решила не огорчать ни тебя, ни дядю.

Маура потупила взор, глядя на свои стиснутые руки, покоившиеся на коленях. Она мысленно молила о том, чтобы тетушка ей поверила. Она ведь была вполне искренна, когда говорила Эвероду, что не желает быть пешкой в его игре.

Минуту помолчав, Жоржетта кивнула и расправила локон, прилипший к мокрой от слез щеке Мауры.

— Ну конечно же. Ты думала только о своих родных. Ты славная девочка, Маура. Мои обвинения были так несправедливы! Я, когда произносила их, уже чувствовала, что буду об этом сожалеть.

— Можно, я пойду? — спросила Маура, мысленно негодуя на себя за этот раболепный тон.

— Да. Пойди умойся и отдохни. Сегодня вечером мы едем в театр, и я хочу, чтобы ты предстала перед Роуэном в лучшем виде, — ласково сказала Жоржетта; по ее лицу было заметно, что мысли ее переключились на грандиозные планы в отношении будущности племянницы.

Маура выскользнула из тетушкиных объятий. Она молча встала и деревянной походкой направилась к двери.

— Маура!

Девушка замерла, взявшись за дверную ручку и не оборачиваясь.

— Ты поступила очень мудро, решив пощадить чувства Уоррингтона. Он огорчится, если узнает, что Эверод говорил с тобой.

Маура искоса посмотрела на тетушку — та явно подыскивала слова.

— Если Эверод снова попытается заговорить с тобой, думаю, для тебя же будет лучше сказать мне об этом немедля. А пока я не вижу причин сообщать Уоррингтону, что его наследник опускается до того, чтобы использовать тебя для нанесения мне новых обид. — Жоржетта выдавила улыбку. — Я не потерплю, чтобы Эверод причинил зло тебе, мое сокровище.

— И я тоже, тетушка Жоржетта.

Маура тихонько прикрыла за собой дверь.

Пэйшенс Ноуден, графиня Рэмскар, предвкушала увлекательный вечер в театре, обещанный ее супругом. Ему следовало бы предупредить ее, что главная драма развернется в ложах, а не на сцене. С самого начала Рэм исчез за задернутыми портьерами ложи вместе с Кэддом, мистером Броули (которого друзья называли просто Маком — так ему больше нравилось) и Солити. Они пошли обсуждать дела lessauvagesnobles.

Графине уже доводилось сидеть в ложе, пока муж улаживал размолвки между своими друзьями. Она смирилась с этим и приготовилась насладиться пьесой в одиночку. Однако стоило мужчинам удалиться, как Килби, жена Солити, принялась оживленно шептаться о чем-то со своей золовкой Фэйр. Внимание дам привлек некто в ложе справа.

Пэйшенс, не в силах противостоять искушению, пересела в пустующее кресло мужа.

— Сдаюсь, — сказала она. — Что произошло? Что-то опасное? Кто-то кого-то вызвал на дуэль?

Хотя Рэмскар отказывался обсуждать с ней вопрос о дуэлях, Пэйшенс не забыла, что однажды он вызвал одного джентльмена из-за нее. Тот пошел на попятный, и секунданты передали Рэмскару его извинения. Для нее все это было ужасным испытанием. Ведь отец Рэмскара умер от смертельных ран, полученных на дуэли, и она не хотела потерять мужа таким же образом.

Фэйр, жена Макуса Броули, заметила волнение Пэйшенс и ободряюще пожала ей руку. Фэйр по рождению принадлежала к семье Карлайлов. Вся жизнь этой несчастной женщины проходила среди упрямых безжалостных мужчин.

— Нет-нет, никто никого не вызвал, — успокоила Фэйр. — Пока, во всяком случае.

Пэйшенс от облегчения закрыла глаза.

— Тогда кто же попал в беду?

Килби придвинулась ближе, чтобы никто не мог подслушать их разговор.

— Эверод, — ответила она совсем не так спокойно, как ее золовка.

— Эверод? — Пэйшенс от удивления захлопала глазами. — Он же еще не приехал! Я знаю, что виконт может кого угодно вывести из себя, но посылать вызов на дуэль, даже не явившись лично, — такого даже от Эверода я не ожидала! — Она, прищурившись, посмотрела в том направлении, которое возбудило интерес ее соседок, но ничего необычного среди зрителей не заметила. — Должно быть, в этом замешана женщина.

Недолгого знакомства с Эверодом было достаточно, чтобы Пэйшенс поняла: виконт распутник. Невозможно отрицать: он обладал неким обаянием, которое могло заставить женщину поставить на карту свою репутацию в надежде завоевать его сердце. Хотя Пэйшенс ни единой душе, особенно своему мужу, в том не призналась бы, но даже она была неравнодушна к чарующей улыбке Эверода и его безмолвным намекам на радость, которую сулили совместные любовные шалости.

Пэйшенс вздохнула. Обе соседки посмотрели на нее вопросительно.

— Ну как только речь заходит об Эвероде, тут уж непременно должна быть замешана женщина, — сказала она, как бы оправдываясь.

— Не всегда, — прошептала Килби, осторожно указывая направо. — Вон тот джентльмен, восьмая ложа напротив… Он не кажется тебе знакомым?

До своего замужества Пэйшенс объехала все уголки сельской Англии, играя второстепенные роли в театрах и ярмарочных балаганах. При этом она была мелкой воровкой довольно высокой квалификации, хотя такой профессией не приходилось гордиться, а уж тем более хвастать в свете. Как бы то ни было, приобретенные навыки сослужили ей добрую службу и в высшем обществе.

Раскрыв свой веер с цветочками, она разгоняла теплый воздух, исподтишка высматривая джентльмена, который привлек внимание Килби и Фэйр. Изображая скуку, Пэйшенс переводила взгляд с ложи на ложу и скоро нашла предмет своих поисков, сделав вид, что смотрит на соседнюю ложу. Ей потребовался один миг, чтобы боковым зрением увидеть все подробности, какие ей хотелось. Мужчина был весьма пожилым, за шестьдесят. Волосы редкие, посеребренные сединой, очень коротко подстриженные. Хотя он сидел, Пэйшенс прикинула, что роста он высокого и обладает прекрасным аппетитом, если судить по слегка выступающему брюшку Насколько она могла видеть, мужчина был довольно красив. В нем было некое чувственное обаяние, заметное сейчас, когда он непринужденно беседовал со своей спутницей.

Некое обаяние…

Пэйшенс вдруг ощутила легкое головокружение.

— Мамочки! Неужели это…

Фэйр кивнула, и бриллианты в ее локонах цвета корицы замерцали в тусклом свете.

— Отец Эверода, лорд Уоррингтон. А рядом с ним — леди Уоррингтон, четвертая по счету.

Пэйшенс позволила себе вновь, теперь уже открыто, посмотреть на блондинку.

— Ты уверена? Она же в дочери ему годится! — И поспешно опустила глаза. — Да нет, все верно. Никакая она ему не дочь.

— Конечно, теперь-то ты видишь: раз она держит руку на его… — хихикнула Килби.

— Килби! — одернула невестку Фэйр.

— Да ведь здесь вдоволь укромных местечек! — воскликнула герцогиня с видимым удовольствием. — А проделывать такие вещи на людях — значит заведомо возбуждать пересуды.

Все три дамы захихикали, но быстро взяли себя в руки, когда какой-то джентльмен в соседней ложе многозначительно откашлялся.

— А кто вторая женщина, рядом с леди Уоррингтон? — спросила своих соседок Пэйшенс. — Наверное, сестра Эверода?

— Моя сестра? Боже сохрани! — раздался позади шепот Эверода, заставив дам вздрогнуть от неожиданности. — Как бы там ни было, подозреваю, что лорд и леди Уоррингтон не обрадуются, когда узнают о моих замыслах относительно мисс Мауры Кигли.

В воздухе словно повеяло холодом, когда виконт горящими глазами оглядел свое семейство. Пэйшенс даже отвернулась, преодолевая желание потереть обнаженные руки. Она заметила, что в ложе Уоррингтонов появился молодой человек. Эверод прошептал проклятие, выпрямился и, не сказав дамам ни слова, вышел из ложи.

Только теперь Пэйшенс заметила своего мужа, Мака и Солити. Она встала и, обойдя кресла, подошла к ним.

— Кто это? — спросила она Рэма.

Муж рассказывал ей, что много лет назад виконт был изгнан из семьи. По Эвероду, однако, не было заметно, чтобы он очень переживал из-за своего прошлого. Но тот человек, который только что выбежал из ложи, явно готов был кого-то убить.

— Это мистер Роуэн Лидсоу, — объяснил ей муж, одновременно делая знаки Кэдду и Солити, чтобы они пошли вслед за разъяренным другом. — Младший брат Эверода.

Пэйшенс показалось, что мужчины весьма обеспокоены, и эта тревога передалась ей. Мак прошел к дамам и сел рядом с женой. Фэйр что-то сказала мужу вполголоса, тот ответил, но Пэйшенс ничего не расслышала: внизу играл оркестр, а в соседних ложах довольно громко разговаривали. Мак обнял жену, успокаивая, и поцеловал ее в висок.

Пэйшенс подняла глаза на своего мужа. Она чувствовала, что он обеспокоен, что ему необходимо было вновь оставить ее и поспешить вместе с друзьями на выручку Эвероду.

— Рэм, что происходит?

— Незваные родственники, — ответил муж, уже раздвигая портьеры и готовясь выйти.

Поколебавшись, он отпустил портьеры и привлек жену к себе, наклонился и поцеловал ее, не отпуская, пока она не задохнулась.

— Родственники? — отозвалась она, прижимаясь к мужу.

В его глазах было заметно сожаление, когда он отпустил Пэйшенс и вновь отдернул портьеру.

— Ты лучше всех нас знаешь, что иных родственников мирить бесполезно. Есть такие обиды, которые одними словами не залечишь.

Глава 8

После бурного объяснения с тетушкой Маура подготовилась к вечеру, который им предстояло провести вместе. Она вела себя тише воды ниже травы. Дядя не удержался и выказал беспокойство по поводу ее меланхолии, к тому же на щеках ее он заметил румянец. Он опасался, не заболела ли Маура, но Жоржетта уверила, что все это отнюдь не болезнь, а просто нервы.

— Сделай хотя бы вид, что ты признательна за всю эту заботу и внимание, — прошипела ей на ухо тетушка, когда они входили в фойе театра и Уоррингтон здоровался с кем-то из знакомых джентльменов.

Предупреждение было предельно ясным: Маура должна нести себя прилично и не привлекать внимания к своей персоне, не то ее отправят назад, в Уоррингтон-холл, одну. Увы, эта угроза не возбудила того страха, который Жоржетта надеялась вызвать в своей робкой племяннице.

Погруженная в свои мысли, Маура рассеянно перебирала пальцами жемчуга и серебряные подвески ожерелья, подаренного Жоржеттой как раз накануне их поездки в Лондон. Отполированное серебро тускло мерцало на ее белой коже. Пусть она негодовала на тетушку, но этим подарком Маура дорожила. Нынешняя леди Уоррингтон не могла оценить ожерелье по достоинству, для нее оно было слишком незатейливым. Тетушка говаривала, что, если ожерелье не сверкает как солнце или не стоит целое состояние, оно недостойно украшать ее.

Когда они приехали в театр, настроение Мауры не улучшилось. Ложу дядя выбирал с таким расчетом, чтобы из нее хорошо были видны другие ложи, а то, что происходило на сцене, серьезного внимания вроде бы и не заслуживало. Оркестр Маура еще слышала, но голоса певцов заглушались шумом публики в партере и разговорами аристократов в соседних ложах.

— Роуэн, как мило, что ты решил провести вечер вместе с нами! — с преувеличенным восторгом проворковала Жоржетта, царственным жестом подавая для поцелуя руку, чтобы пасынок смог оценить новый перстень с изумрудами и бриллиантами, купленный для нее Уоррингтоном.

— Здравствуйте, миледи. — Роуэн склонился к ее руке. — Здравствуй, отец.

Маура напряглась, когда его зеленые глаза остановились на ней.

— Здравствуйте, мисс Кигли! Клянусь, вы стали еще очаровательнее в мое отсутствие, — проговорил он с поклоном.

— Тогда, умоляю вас, оставьте меня снова. — И она выдернула руку, которую он не спешил отпускать. — Может быть, при следующей нашей встрече я заслужу еще большую похвалу.

Граф весело усмехнулся остроумию племянницы. Маура с милой улыбкой обратилась к нему:

— А что вы скажете, дядюшка? К чему я должна стремиться: к тому, чтобы пленять мужчин внешностью, или же к тому, чтобы развлекать их?

— Если позволительно высказать независимое суждение, — сказал, раздвигая портьеры, Эверод, — то я бы применил к вам слово «искушать», мисс Кигли. Вам подошло бы и слово «соблазнять», но, боюсь, мой отец расценит это как неподобающую вольность.

Эверод!

При его неожиданном появлении Маура ощутила, как быстро забилось ее сердце. Виконт вмиг разрушил планы, тщательно разработанные Жоржеттой, и сам выбрал момент, когда ему явиться перед родственниками, лишившими его семейного очага.

Все трое Лидсоу окаменели, не зная, как поступить. Ведь они были на людях! Мауре вдруг захотелось рассмеяться.

Должно быть, Эверод почувствовал ее веселость и перевел на нее взгляд своих янтарно-зеленых глаз. Затем этот взгляд с интересом скользнул ниже, к мягким округлостям грудей.

Невежа!

Маура ожидала, что он сделает какое-нибудь едкое замечание, однако вместо этого виконт поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. Она была озадачена. Ей непонятен был тот гнев, который вспыхнул в его взоре, вытеснив прежнюю насмешливость пополам с высокомерием.

Но виконт быстро опомнился. Уверенно расставив ноги и сцепив руки за спиной, Эверод оглядел свое семейство.

— Что ж, отец, ты не находишь ни одного доброго слова для своего наследника? А вы, милейшая мачеха? — Он вздохнул с притворным огорчением. — А что же ты, Роуэн? Ты ведь двенадцать лет не видел старшего брата. Разве по такому случаю не следует по-братски обняться?

Лорд Уоррингтон первым пришел в себя. Тетушка Жоржетта с подобающим случаю драматизмом схватила его за руку, без слов напоминая, что за ними сейчас наблюдает добрая половина собравшейся в театре знати.

— Мы тебя сюда не звали, — проговорил граф с большим усилием, будто с кровью вырывая из себя каждое слово.

Маура слегка наклонилась в кресле и заметила, что Эверод пришел не один. За портьерой маячили фигуры двух или трех мужчин, которые молча ожидали, пока Эверод скажет семейству Лидсоу все, ради чего он явился.

И ей тоже.

Невозможно забыть, что он и ее считает своим врагом.

— Ты что, брат, оглох? — Роуэн произнес это таким ледяным тоном, на какой Маура считала младшего отпрыска семейства Лидсоу неспособным. — Ты уже принес нашей семье довольно горя. Если тебе так уж хочется, можешь прийти еще через двенадцать лет. Быть может, к тому времени мы позабудем о твоем предательстве.

Эверод сжал зубы, борясь с гневом. Он сделал шаг к брату и презрительно фыркнул, когда тот встал между ним и Жоржеттой, словно прикрывая ее.

— О предательстве? — переспросил виконт, смерив Роуэна угрожающим взглядом. К чести Роуэна следует сказать, что он не отступил. — Отец женился вот на этой, ты ее защищаешь, а я отымел ее двенадцать лет тому назад. И до сих пор никак не отмоюсь от ее поцелуев.

Роуэн двинулся грудью на Эверода, провоцируя того поднять руку на брата.

Маура встала со своего места и схватила Роуэна за руку.

— Не смей, Роуэн, — прошептала она сердито, надеясь, что ее не услышат в соседних ложах. Они и без того уже привлекли всеобщее внимание. — Только не здесь!

В ложе появились друзья Эверода. Неясно только было: собираются они драться бок о бок со своим другом или же хотят удержать его от стычки с братом?

Виконт наградил Мауру испепеляющим взглядом за ее вмешательство.

— Конечно, братец. Прежде всего, слушай, что говорит мисс Кигли. В конце концов, все мужчины Лидсоу печально известны тем, что прислушиваются к зову плоти, а не к голосу рассудка.

— Я не боюсь тебя, самовлюбленный ублюдок!

Лорд Уоррингтон схватил Роуэна сзади за руки прежде, чем тот успел замахнуться на старшего брата. Эверод, скрестив руки на груди, смеялся над ними.

— Убирайся! — зашипела Жоржетта; самообладание изменило ей, как только стало ясно, что на этот раз Эверод победил. — Вон отсюда!

Виконт удалился вместе со своими друзьями, напоследок презрительно усмехнувшись Мауре.

— На мой взгляд, все окончилось благополучно, — сказал Рэмскар, нарушая напряженное молчание. — Никого не побили, никто никого не вызвал на дуэль, даже из театра нас пока не выгнали. Если удача нам не изменит, то и жена не станет на меня сердиться за то, что я весь вечер оставляю ее в одиночестве.

Эверод запустил руки в свою шевелюру. Друзья проходили сейчас по тускло освещенному длинному коридору, который соединял ложи и кабинеты и выходил на главную лестницу. Чтобы сорвать злость хоть на чем-то, он с силой ударил кулаком по ближайшей к нему стене и удовлетворенно почувствовал, как руку до самого локтя пронзила острая боль.

— Полегчало? — осведомился Солити, не рискуя, впрочем, прикасаться к другу.

— Нет! — ответил Эверод хриплым от злости голосом. Отец не видел его двенадцать лет — с тех пор как изгнал из дому. И что же? В его сердце не нашлось для старшего сына ничего, кроме неприязни! Даже Роуэна Жоржетта сбила с пути. Эверода очень задела ненависть, которая была написана на лице младшего брата. — Мне было бы куда легче, если бы я швырнул эту лживую суку с балкона!

— Ты имеешь в виду мисс Кигли?

Эверод удостоил Кэдда презрительной усмешкой. Никто другой не посмел бы дразнить его, когда он вот-вот окончательно выйдет из себя.

— Я же предупреждал тебя: не трогай Мауру. — Солити обогнал маркиза, отодвинув его плечом. Рэмскар поглядел па герцога и пожал плечами. Эти двое вечно обменивались между собой какими-то таинственными знаками, что временами просто бесило Эверода.

Он быстрым шагом двинулся к лестнице, нимало не заботясь, идут ли друзья за ним. Если уж на то пошло, Солити и Рэм — люди семейные, они должны уделять внимание женам. Он не мог требовать, чтобы они пренебрегли своим долгом только потому, что ему самому горько и обидно.

Обидно.

Он произнес про себя это слово и замер на месте как статуя. Прислонившись к стене, Эверод стал сползать по ней, пока не сел на пол. Как унизительно было сознавать, что столько лет спустя он все еще хотел услышать от отца доброе слово! Или надеялся на прощение за то, что поддался чарам Жоржетты?

Солити присел на корточки рядом.

— Чего ты хотел добиться, когда вот так внезапно набросился на своих родственников?

…Перед началом представления Эверод стоял на одном из верхних ярусов и, взглянув вниз, вдруг заметил своего отца, Жоржетту и Мауру — они входили в фойе. Даже с такого расстояния он понял, что Маура чем-то опечалена. Жоржетта крепко держала ее за локоть, и он видел, что между родственницами произошла размолвка. Должно быть, кто-то сказал тетушке, что вокруг ее племянницы увивается Эверод. Похоже, Мауре досталось из-за него…

— Если говорить начистоту, — ответил Эверод другу, строго смотревшему на него, — я и сам не знаю. Чего я хотел добиться, того не нашел.

Но Эверод не стал объяснять друзьям, какие причины побудили его ворваться в ложу Лидсоу. Сам-то он хорошо знал, что подтолкнуло его. Роуэн. Друзья посмеялись бы над его ханжеством, но ему совсем не понравилось выражение хозяйской самоуверенности, с каким Роуэн смотрел на Мауру. У Эверода вспыхнула догадка, что брат собирается затащить ее в постель. Эта мысль так задела виконта, что он метнулся по коридорам к ложе, мечтая разорвать Роуэна на части.

Когда же он увидел, как Маура пытается успокоить и сдержать Роуэна, как уверенно и привычно берет его за руку, Эверод загорелся гневом и набросился на нее с насмешками. Ей бы лучше его успокоить! Да, это его она должна была сдерживать, а не Роуэна.

Похоже, я окончательно спятил.

Отвращение. Боль. Одиночество. Потребность в тепле.

В его душе бушевал неистовый ураган, и в центре этой бури он видел Мауру Кигли, которая с опаской смотрела на него своими глазами цвета морской волны.

Эвероду что-то было нужно от нее, только гордость не позволяла ему просить. Когда же он осознал, что именно ему нужно, то решил, что может просто взять это сам, не заботясь о том, чего это будет стоить им обоим.

В конечном счете он причинит ей зло.

И от этого не уйти.

— Это ты, Маура?

Она замерла. Неяркий свет упал на ее лицо: дядюшка, держа в руке канделябр, стоял на пороге библиотеки.

— Дядя! А я-то думала, вы с тетушкой Жоржеттой уже отдыхаете.

— Мне не спится, — устало ответил он.

— Мне тоже, — вздохнула Маура.

Она не стала упоминать о причинах, которые заставили ее покинуть спальню и бродить по дому, хотя ей так хотелось забыться сном.

Как и всем троим.

На ее туалетном столике лежали брошь, флакончик духов и серебряный нож для разрезания бумаги, которые она возвращала Эвероду. Она своими глазами видела, как он положил нее эти вещи в карман сюртука, и, однако же, вот: каким-то образом они оказались в ее спальне. Еще одно напоминание. Он напоминал, что в любой момент может проникнуть в дом Уоррингтонов, если захочет добраться до нее. И ей некуда бежать, негде спрятаться от него.

— Заходи ко мне, племянница, — мрачно сказал граф. — Я знаю, чем лечить бессонницу.

Маура вошла в темную библиотеку, освещенную лишь весело плясавшим в камине пламенем да несколькими свечами в дядином канделябре. Она смотрела, как он ставит серебряный канделябр на низкий столик перед ней и наливает ей в бокал тот напиток, который и сам пил перед ее появлением.

Взяв бокал за тонкую ножку, Уоррингтон протянул его племяннице.

— Золотистый кордиал,[10] — сказал он, хотя напиток заметно отливал красным. — По рецепту моей бабушки. Милая старушка прекрасно разбиралась во всевозможных зельях и снадобьях. Почти как твоя тетя.

Мауре хорошо были известны тетушкины целебные снадобья. Жоржетта не хуже заправской знахарки умела готовить травяные настои и отвары, которые помогали прогнать слабость, унять головную боль, успокоить расстроившийся желудок. Всю жизнь тетушка настойчиво расширяла сад, оттачивая свое искусство. Из числа прислуги мало нашлось бы таких, кто хоть раз не отведал целебных зелий, приготовленных хозяйкой.

Маура слабо улыбнулась графу.

— Спасибо, дядюшка, — произнесла она, отхлебнув немного напитка. Он был сладким, с легким привкусом апельсина. — Очень вкусно.

Граф кивком ответил на эту похвалу. И вдруг замер: что-то в Мауре привлекло его внимание, улыбка на лице уступила место недоумению. Он вгляделся внимательнее.

— Это ожерелье… Я не видел его уже… Черт, где ты его взяла?

Графу эта вещь несомненно была хорошо знакома. Маура взволнованно погладила серебряные подвески с жемчужинами и вдруг поняла, что тетушка отдала ей фамильную драгоценность, не спросив лорда Уоррингтона.

— Мне подарила это тетушка Жоржетта. Она решила, что ей жемчуг не идет, и уверила меня, что вы не станете возражать, — объяснила Маура. Намереваясь снять ожерелье, она наклонилась вперед и поставила бокал на круглый столик рядом с креслом. — Я могу вернуть…

Граф схватил ее за руки, не позволяя снимать ожерелье.

— Не нужно. — Она подчинилась, и дядя отпустил ее руки. Он рассеянно взял в руки подвески, провел по ним пальцем.

— Видишь ли, я никак не ожидал увидеть это украшение, — признался граф. — Его уже несколько десятилетий никто не носит. Честно говоря, я уж и позабыл о нем, пока вот не увидел сейчас в отсветах пламени. А ты знаешь, что это ожерелье — часть гарнитура? Там еще должны быть, если память мне не изменяет, серьги, браслет и перстень. Их Жоржетта тоже подарила тебе?

Маура заерзала в кресле: ей было как-то не по себе от того, что граф так и не выпустил подвески из рук.

— Нет, дядя. Наверное, тетушка Жоржетта просто не знала, что есть еще целый гарнитур. Может быть, остальное потерялось?

— Да. Должно быть. — Похоже, Уоррингтон совсем не сердился, что его жена отдала старую безделушку. И все же, глядя на ожерелье, он явно опечалился.

Наконец он выпустил подвески из своих пальцев и медленными, усталыми шагами направился к дивану, где его ожидал бокал ликера. Как-то очень по-домашнему граф откинулся на подушки и вытянул длинные ноги. Обычно он не позволял себе так расслабляться.

Маура потягивала ликер и размышляла, нужно ли продолжать разговор об ожерелье. Эта тема казалась более подходящей, чем происшедшая в ложе короткая стычка с Эверодом.

— Я так и не поблагодарила вас как следует, дядюшка, за ожерелье, — сказала она, чувствуя, как ликер приятно согревает ее изнутри. — А можно поинтересоваться, кому оно принадлежало?

Уоррингтон не сразу ответил на ее вопрос. Казалось, он целиком погрузился в собственные мысли, рассматривая на свет напиток в своем бокале. Маура уже собиралась спросить снова, когда он вдруг сказал:

— Я купил этот гарнитур для своей первой супруги, матери Эверода. Она очень любила жемчуг. Видишь ли, ей нравилось, что он неброский с виду.

Маура посмотрела на подвески и погладила большую жемчужину. Ей вспомнилось выражение лица Эверода: как и отец, он сразу узнал ожерелье своей матери.

Уж не подумал ли он, что я украла ожерелье?

Неприятная мысль заставила ее нахмуриться. Сегодня вечером Эверод казался таким разгневанным. Она заметила, как он стиснул зубы, глядя на нее, но не связала это с ожерельем. А ведь Жоржетта собиралась переплавить его, если бы Маура не захотела принять подарок!

— Тетушка Жоржетта не знала историю этого ожерелья, потому и подарила мне, — промолвила Маура; на душе заскребли кошки, когда она подумала, что дала Эвероду новый повод презирать ее.

Граф усмехнулся:

— Жоржетту мало заботит история. Для нее это украшение чересчур простое, да и слишком старомодное. — Он повернул голову и посмотрел на Мауру. — А вот тебе, племянница, эта вещь идет. Матери Эверода понравилось бы, что ты носишь ее ожерелье. Только тетушке ты лучше не говори, кто была его первая владелица.

Маура придерживалась того же мнения. Тетя была собственницей, она не любила думать о том, что граф был трижды женат, прежде чем сделал предложение руки и сердца ей.

— Ей это не понравится.

— Вы правы.

Если Жоржетта проведает о том, что Уоррингтон когда-то купил это украшение для матери Эверода, она, пожалуй, захочет уничтожить ожерелье.

Глава 9

На следующее утро ни тетушка, ни дядя к завтраку не вышли. Маура была рада этому. Вчера вечером, прежде чем замечательный ликер Уоррингтона подействовал и она смогла уснуть, Маура приняла решение. И тетушка, узнай она об этом решении, пришла бы в ярость.

Маура выждала почти до полудня и лишь тогда начала претворять свой план в жизнь. Конечно, и в такое время выезжать из дому считалось слишком рано, но это даже устраивало девушку. Она привыкла к тому, что родственники и прислуга обращают на нее мало внимания, поэтому просто сказала Эбботу, что отправляется в Британский музей послушать научную лекцию. Эксцентричность ее родителей в этом отношении была всем известна, и дворецкий не удивился тому, что их единственная дочь привыкла предаваться умственным занятиям.

Кучер Уоррингтонов доставил ее на Грейт-Рассел-стрит, а там Маура взяла наемный экипаж, чтобы добраться до цели своего путешествия.

До особняка Эверода.

Встречаться с виконтом лщом к лицу было рискованно, особенно после вчерашнего столкновения в театре. Но ведь Маура и не собиралась вот так взять да постучать в его дверь и объявить слуге, что она желает видеть лорда Эверода. Она намеревалась не задерживаться, а лишь передать через камердинера то, что по праву принадлежало виконту. После этого она возвратится в музей.

Никто никогда не узнает, что она была так близко от логова зверя.

Эверод готовился к утренней верховой прогулке, когда услышал, что камердинер открывает кому-то парадную дверь. Заинтригованный столь ранним визитом, он быстро застегнул сюртук и вышел на лестницу.

— Кто это был? — спросил он камердинера Дунли, как раз закрывавшего дверь.

— Принесли посылку, милорд.

Виконт ощутил неожиданное разочарование.

— Полагаю, вы объяснили посыльному, что такие вещи доставляются с черного хода?

— Еще бы, милорд. Но здесь особый случай. — Дунли показал маленький кожаный футляр. — Кучер сказал, что леди не хочет оставлять свою визитную карточку. Она, однако, уверена, что вы поймете, от кого это.

Маура.

— Велите вознице придержать лошадей! — крикнул Эверод, и слуга бросился выполнять распоряжение.

Значит, Маура приезжала к нему! Он бросился вниз по лестнице, перепрыгнув последние четыре ступеньки. Ему пришлось подкупить четырех слуг в доме Уоррингтонов, чтобы вернуть свои подарки, пока хозяев не было. Эверод восхитился смелостью Мауры. Приехать к нему после стычки в театре!..

Дунли сумел остановить экипаж недалеко от дома. Он препирался с возницей, и Эверод различил тихий голосок Мауры, которая просила кучера ехать дальше.

Эверод распахнул дверцу экипажа. У Мауры вырвался стон, когда она увидела его.

— Доброе утро, мисс Кигли, — проговорил виконт, немного запыхавшись. — Рановато для визита, вам не кажется?

Раздосадованная, Маура сердито посмотрела на него.

— А я не с визитом к вам, лорд Эверод. Я даже карточку не оставила! Если вы отзовете своего человека, я поеду дальше.

— Дунли, дайте мне футляр, — приказал он слуге и улыбнулся Мауре. — Раз уж вы здесь, почему бы вам не зайти? Вам сейчас подадут чай.

— Нет уж, спасибо, — выговорила она с некоторым трудом. — У меня свои планы. К тому же и время неподходящее.

— Нельзя сказать, чтобы совсем уж неподходящее, мисс, — весело вмешался в их разговор Дунли. — Их сиятельство принимают дам в любое время.

— Довольно, Дунли! — Эверод взглянул на слугу сузившимися от злости глазами. Маура и без того относилась к виконту с опаской. Если существовала хоть какая-то возможность посидеть с ней в его малой гостиной, Дунли своим длинным языком лишил ее своего хозяина.

— Я не собиралась к вам в гости, милорд, — сказала Маура, сжимая пальцы. — Получилось так неловко! Я всего лишь хотела вернуть то, что принадлежит вам.

Эверод быстро терял терпение.

— Да если бы я желал получить обратно свои подарки, будь они неладны, для чего бы я приложил столько стараний, дабы они потихоньку снова оказались в вашей спальне?

— Подарки? — Маура облизнула пересохшие губы. — Вы не дали себе труда открыть футляр, лорд Эверод?

Разумеется, не дал. Он собирался швырнуть кожаный футляр на мостовую. Было ясно, что он вновь огорчил ее, но как надоело терпеть, что его подарки бросают ему же в лицо.

Эверод раскрыл футляр и замер. Внутри свернулось колечками ожерелье, принадлежавшее его матери.

— И что вы хотите этим сказать?

— Я подумала, что мне пора оказать ответную любезность и преподнести подарок вам. Этд ожерелье приводит меня в восторг, но у меня нет права носить его, — объяснила Маура, с сожалением глядя на футляр. — Пока граф не просветил меня, я даже не догадывалась, что оно принадлежало вашей матери.

— Так вам сказал об этом Уоррингтон! — Эверод удивился, что после стольких браков отец все еще помнит свою первую жену.

— Как только я узнала правду, я уже не могла с чистой совестью носить его, — Маура жестом указала на ожерелье. — Вы покинули Уоррингтон-холл с пустыми руками. Ожерелья, конечно, слишком мало, но я подумала, что вам будет приятно иметь вещь, принадлежавшую вашей матери.

Эверод погладил пальцем самую большую жемчужину.

— Вы пытаетесь подкупить меня, Маура?

В сильнейшем негодовании девушка откинулась на сиденье, гордо скрестив руки на груди.

— Я? Да как бы я осмелилась, милорд? Уж я-то знаю, что вас не удовлетворит ничто, пока вы не обагрите руки моей кровью. Простите великодушно, но я не расположена развлекать вас сегодня утром. Если вы уйдете с дороги, я не стану долее докучать вам.

Сдерживая усмешку, Эверод захлопнул футляр. Маура, как и он сам, не потерпит, чтобы от ее подарков отказывались.

— Входите в дом. Я достойно отблагодарю вас за щедрый дар.

Камердинер хмыкнул. Если бы он стоял чуть ближе, Эверод непременно лягнул бы его.

— Нет, — ответила она спокойно.

Эверод был по горло сыт ее высокомерием.

— Прекрасно, тогда я присоединюсь к вам, — промолвил он, вскакивая в экипаж.

— Вы не смеете! — воскликнула Маура, когда он устроился рядом с ней.

— Поезжайте! — велел он вознице и обратился с вопросом к Мауре. — Куда мы направляемся?

Она смотрела на виконта широко открытыми глазами, поражаясь его самонадеянности.

— В Британский музей. Я сказала Эбботу, что буду слушать там лекцию.

— А кто такой Эббот?

— Дворецкий Уоррингтонов, — ответила Маура, размышляя над тем, как отделаться от Эверода. — Послушайте, вам нельзя здесь оставаться: нас могут увидеть.

— Это ужасно! — воскликнул он с притворным испугом. — Что скажет Жоржетта?

— Скорее уж, что она сделает со мной, если узнает о нашей встрече! — вскрикнула Маура, всерьез обеспокоенная его неблагоразумием.

Эверод вскинул голову: в нем проснулось любопытство.

— И что же сделает дорогая тетушка Жоржетта? — Тут он вспомнил, как они ссорились у входа в книжную лавку. — А еще важнее, что такого она уже сделала?

Маура, не отвечая ему, отвернулась и стала смотреть в окошко. Эверод внимательно вгляделся в ее профиль. Затем нахмурился, наклонился ближе, всматриваясь в ее припудренную щеку. В их прошлую встречу на лице Мауры не было пудры.

— Боже правый, да она вас ударила! — Эверод мысленно проклял Жоржетту за то, что она покусилась на свою племянницу. Эта злобная тварь думала, что положение супруги графа Уоррингтона защищает ее от любого возмездия. Он испытал сильное искушение поколебать ее самоуверенность.

Встревоженная заметной переменой в его настроении, Маура пробормотала:

— Нет-нет, она не…

— Вот вы снова лжете, выгораживая ее, — сказал Эверод, безжалостно пресекая попытки отрицать очевидное. Он и не думал скрывать свое разочарование в Мауре. Да, возможно, он просто недооценил ее. — Скажите мне, Маура, это вы сами решили ко мне приехать или же шпионите за мной по ее поручению?

— Нет, неблагодарный вы упрямец! — выкрикнула Маура. — Я привезла вам ожерелье, потому что это я хочу, чтобы у вас была вещь, принадлежавшая вашей матери. Ведь если бы Жоржетта знала, чья это вещь, она бы раздавила жемчужины ногой, а серебро пустила бы на переплавку!

Эверод положил палец на ее дрожащие губы и заставил Мауру замолчать. К вящему удивлению их обоих, он вдруг наклонился и поцеловал ее. Впрочем, он лишь слегка коснулся ее губ. Она не отстранилась. Зрачки у нее расширились, она смотрела на него с робостью и испугом. Карету подбросило на ухабе, Маура покачнулась, и ее губы вжались в губы Эверода.

— Благодарю вас, — прошептал он и потянулся губами к розоватому следу, оставшемуся от удара Жоржетты. Пощечину Маура получила за то, что общалась с человеком, которого ее тетушка считала своим врагом.

Правильно считала.

Он и был ее врагом.

А вот кем была ему Маура… на этот вопрос ответить было труднее.

С легким вздохом виконт отстранился от девушки и откинулся на сиденье. Глаза цвета морской волны смотрели на него с беспокойством.

— Ничего у вас не получится.

Эверод заерзал: его мужское естество слегка напряглось, словно опровергая ее слова.

— Вы и вправду хотите враждовать со мной, Маура?

— Подарки… поцелуй, немного сочувствия, — перечислила она его действия, раздражаясь по мере того, как постигала их смысл. — Я поняла, к чему вы стремитесь, лорд Эверод. Вы хотите соблазнить меня?

— А разве похоже на это? — лениво проговорил он, растягивая слова. — Должен вам признаться: когда я соблазняю женщину, то меньше всего при этом думаю.

Маура так мило оттопырила нижнюю губку, что Эвероду захотелось укусить ее. Коль скоро доходило до соблазнения, он обычно не играл, не притворялся, а отдавался делу со всей душой.

— Вам нужны доказательства?

— Ну да, lessauvagesnobleslВы, должно быть, удивитесь, но слухи о ваших подвигах дошли даже до Уоррингтон-холла. — Она сказала это так, будто знала про него все, а не судила на основании сплетен. Вполне возможно, что дошедшие до нее слухи были вполне справедливы, однако Эвероду не хотелось, чтобы от него так легко отмахнулись.

— Итак, Жоржетта опасается, что в один прекрасный день я могу вернуться? — проговорил он задумчиво.

— Нет такого мужчины, который испугал бы Жоржет-ту, — надменно промолвила Маура. Ее преданность тетушке возбудила в Эвероде желание схватить девушку за горло и встряхнуть хорошенько, чтобы зубы застучали. — Не уверена, — продолжила Маура, — но мне кажется, ваш отец нанял человека, который должен выяснить, чем вы занимаетесь.

— Этому бедняге, должно быть, потребовался не один год, чтобы описать все мои амурные похождения, — откликнулся Эверод. Если он ожидал, что отец предложит ему оливковую ветвь, то жестоко ошибся. — Батюшка читал графине эти записки вслух в постели?

Маура посмотрела на него с осуждением:

— Вы его оскорбляете, лорд Эверод.

Виконт отогнул галстук, открывая ужасный шрам на шее.

— Он свершил свою месть, Маура. А мне, вы полагаете, нельзя?

Она не стала спорить.

Лошади пошли тише и наконец стали. Кучер открыл дверцу кареты.

— Позвольте мне выйти, милорд.

Невзирая на душивший его гнев и жажду мести, Эверод очень не хотел расставаться с Маурой. Он не мог не признать, что их пикировки возбуждают его во всех отношениях, и никак не мог решить, что же предпринять дальше. Черт возьми, ему не хватало времени!

Маура упрямо выдержала его взгляд. Несколько мгновений шла безмолвная борьба: девушка ждала, что он подвинется и пропустит ее.

Эверод отвел взгляд первым и кивнул на громаду Британского музея.

— Я бывал там бессчетное количество раз. Почту за честь сопровождать вас.

Маура зарделась от этого предложения, но в глазах ее отразилось недоверие.

— Вы — постоянный посетитель музея? — Она даже носик сморщила от удивления. — Не верится, что за двенадцать лет вы настолько переменились. Не иначе как вы делали это, поспорив с кем-то.

Ну может, он и преувеличил — самую малость. В детстве Эверод больше любил фехтовать на деревянных мечах или скакать верхом, чем сидеть взаперти над книгами. С возрастом его предпочтения не изменились.

— Будьте же смелее, Маура, — уговаривал виконт, прикасаясь к ее руке. — Ничего обидного для вас в этом нет.

Девушка постаралась сдержать улыбку, когда он стал убеждать ее в своей безобидности.

— Вам не провести меня, лорд Эверод. Вас слишком хорошо знает весь свет.

— А ведь было время, когда вы звали меня по имени, а не по титулу, — печально заметил он.

— Я… у меня не получается, — сказала она после некоторого колебания.

Эверод почувствовал ее нерешительность и поспешил воспользоваться моментом.

— Пойдемте вместе, Маура.

Глава 10

Леди Фэйр Броули не выносила сплетен. Перед тем как она вышла замуж за Макуса, лорд Тэтчер Стендиш со своей любовницей леди Хипгрейв использовали ненасытное любопытство высшего света для открытых нападок на Фэйр. Она оказалась в невыносимом положении, и, если бы не ее любимый супруг, эта парочка сумела бы нанести ее репутации непоправимый ущерб.

И что же? Вот сейчас она стояла у входа в бальный зал лорда и леди Фанкутт, собираясь сплетничать с Килби, Пэйшенс, еще одной близкой приятельницей леди Лиссой и своей лучшей подругой Калли Мейблуорд (ныне счастливой супругой лорда Йеманта). О ком? О лорде Эвероде, одном из друзей своего брата.

Да и то сказать: поведение виконта в последнее время, особенно же его резкое столкновение с родственниками, требовало решительных действий. Лорду Эвероду необходима была поддержка друзей, пусть он сам и отвергал ее.

— Которая из них? — спросила Килби, поворачивая голову во все стороны и стараясь высмотреть кого-то в сплошном море блестящего шелка и сверкающих бриллиантов.

Все пять дам заняли удобную позицию, с которой бальный зал прекрасно просматривался. Людей собралось очень много, и хозяин лорд Фанкутт распорядился, чтобы лакеи распахнули все двери и окна, выходящие в сад.

Пэйшенс, жена графа Рэмскара, указала веером:

— Блондинка в темно-зеленом платье — это леди Уоррингтон. Я видела ее в театре. Вон там, у колонны справа, — продолжала Пэйшенс. — Она беседует с двумя дамами. Правда, мне отсюда не видно лиц. Фэйр, а ты не видишь лорда Уоррингтона или молодую леди?

Фэйр сморщила нос и покачала головой:

— Нет.

Леди Лисса Наник была старшей дочерью герцога и герцогини Уилдон. Всего за два года она испытала унижение двух разорванных помолвок, и теперь родители изо всех сил старались выдать ее замуж в нынешнем сезоне. Так что Фэйр и Килби, вступив в заговор, пытались познакомить подругу с множеством подходящих холостяков из высшего общества, тогда как сама леди Лисса с не меньшим упорством противодействовала их стараниям.

— Ты думаешь, это разумно — вмешиваться в дела лорда Эверода? — поинтересовалась леди Лисса. — Он ведь из числа lessauvagesnobles. Слухи, как и общепринятые правила, его никогда не волновали. Фэйр, ведь вы с Килби знаете его куда лучше меня. И все же я думаю, ваши мужья этого не одобрили бы.

— Фи! — воскликнула Килби, которая не придавала особого значения мнению своего супруга. — Фэйн не меньше нас обеспокоен делами Эверода. Увы, мужчины живут по каким-то глупым правилам, которые не позволяют им прямо вмешаться, пока не прольется кровь либо пока друг сам не обратится к ним за помощью.

Все пять дам дружно вздохнули. Мужская логика представлялась им верхом глупости.

Позади раздался стон Калли. Фэйр повернулась к подруге и сочувственно похлопала ее по плечу. Калли сидела на каменной скамье у дверей и поглаживала раздувшийся живот: через месяц ей предстояло подарить лорду Йеманту наследника.

— Калли, может быть, стоит позвать твоего мужа? — спросила Фэйр и обеспокоенно нахмурилась.

— Не нужно, — ответила подруга, наклоняясь, чтобы ослабить давление на позвоночник. В ее кротких, шоколадного цвета глазах отразилось страдание, которое она пыталась перебороть. — Он вообще не хотел, чтобы я сегодня ехала на этот бал, ведь я теперь так быстро устаю. Если я попрошу его отвезти меня домой, он замучает меня своими переживаниями.

Фэйр отошла от дверей и присела рядом с Калли.

— С Макусом было то же самое. Всякий раз, когда я собиралась выйти из дому без него, он был на грани апоплексического удара. Представь себе, он все время уговаривал меня пойти вздремнуть. Мало того, он и матушку мою привлек на свою сторону!

— Я ее нашла! — взволнованно воскликнула Пэйшенс.

Фэйр помогла Калли подняться, и все пятеро обратили взоры на загадочную молодую леди, которая имела отношение к прошлому Эверода. Сейчас она подошла к своей тетушке. Фэйр знала от брата, что девушку зовут Маура Кигли.

Эта мисс Кигли была как раз во вкусе виконта. Высокая и стройная, она двигалась с поразительной грацией. Платье, которое она выбрала для сегодняшнего бала, было сшито по последней моде. Длинные темно-русые волосы были уложены в высокую прическу, с которой низвергался целый водопад вьющихся локонов, сиявших в свете люстры. С такого расстояния трудно было разглядеть, насколько красива Маура. Но Фэйр, хорошо знакомая со вкусами Эверода, не сомневалась, что мисс Кигли блистает красотой.

— Она такая тоненькая, — вздохнула Калли: она вспоминала, какой стройной была совсем еще недавно она сама.

— И какая красавица! — добавила Килби. Ее муж потихоньку собирал сведения о молодой леди, поскольку сам Эверод оказался неожиданно скуп на подробности такого рода. — Фэйн говорит, что она, похоже, большая умница. Ее родители — лорд и леди Кортвилл.

Фэйр напряглась: она заметила, как ее муж вместе с Кэддом медленно движутся в сторону мисс Кигли. Леди Фанкутт не замедлила пригласить обоих джентльменов подойти ближе и представила их леди Уоррингтон и ее племяннице. Фэйр заскрежетала зубами, наблюдая, как ее муж галантно целует обе протянутые ему руки. Вот как: забыл, что у него есть жена? Да как он смеет флиртовать с другими женщинами!

— Ну что, будем презирать ее из принципа? — тихонько предложила Пэйшенс, посылая Фэйр исполненный сочувствия взгляд.

— Ну-ка, ну-ка, чем это мы заняты? — поинтересовался Тиг Петум, виконт Дакнелл. Он подошел сзади и напугал дам. — Вижу, пять кошечек выпускают свои коготочки. А кто же мышка?

Хотя Фэйр неоднократно встречала лорда Дакнелла на балах и светских раутах, виконт был гораздо ближе знаком с Килби. Герцог Солити с первой же встречи: невзлюбил этого джентльмена. Фэйр находила красивого виконта, у которого были темные глаза и слегка посеребренные сединой виски, весьма обаятельным и в высшей степени благовоспитанным. Фэйн же испытывал к нему антипатию просто потому, что лорд Дакнелл был некогда влюблен в Килби. И не будь Килби такой любящей и преданной женой, наверняка Солити скрестил бы с Дакнеллом шпаги.

— Вряд ли можно назвать мышкой мисс Кигли, — ответила Килби, проявляя благосклонность к старому другу.

— Мисс Кигли? Маура Кигли? — Лорд Дакнелл старался слегка протиснуться между Килби и леди Лиссой, чтобы рассмотреть девушку.

— А вам она знакома? — с любопытством спросила Фэйр.

— Немного, — кивнул виконт. — Меня ей представили вчера вечером в театре.

Леди Лисса рассмеялась:

— Меня это ничуть не удивляет!

— Ах, проказник! — огорченно воскликнула Килби. — Так вы вчера вечером были в театре и не зашли к нам в ложу?

Лорд Дакнелл виновато улыбнулся герцогине:

— Меня отвлекли.

— Я на вас очень сердита! — сказала Килби, надменным кивком давая понять, что разговор окончен.

— Нанн, — с мольбой обратился виконт к леди Лиссе (это прозвище он дал ей, когда она была еще ребенком). — Заступитесь за меня, будьте так любезны.

Леди Лисса отодвинулась от него, принимая сторону подруги.

— Да полно, Дакнелл, неужто вы думаете, я стану вас защищать? Ведь вы, скорее всего, любезничали со своей новой возлюбленной в каком-нибудь укромном уголке. — Она даже презрительно фыркнула. — Не стану я вам помогать!

Виконт бессильно застонал. Они уже много лет дружили втроем. То, как они постоянно поддразнивали друг друга, напомнило Фэйр ее собственные шутливые ссоры со старшим братом. Однако же, Дакнелл смотрел на леди Лиссу с отнюдь не братской любовью! «Интересно, — подумала Фэйр, — а видит ли сама Лисса, какие чувства питает к ней Дакнелл?»

— Мы тут организуем заговор с целью спасти лорда Эверода от мисс Кигли, — объяснила Калли, не давая Килби и леди Лиссе мучить виконта и дальше.

Лорд Дакнелл изумленно поднял брови.

— Вы серьезно? Сколь бы благородны ни были ваши намерения, уважаемые дамы, что-то мне не верится, будто Эвероду так хочется быть спасенным.

И тут все шестеро устремили свои взоры на заинтересовавших их лиц в бальном зале. Между Кэддом и мисс Кигли стоял Эверод, не сводя глаз с девушки. Рядом с ней кипела от гнева леди Уоррингтон. Если никто не вмешается, то произойдет нечто такое, что поутру станет обсуждать весь бомонд.

Не замечая, что жены его друзей жадно следят за разыгрывающейся сценой, Эверод мрачно посмотрел на Мауру.

— Я же тебя предупреждал! — Он обращался к Кэдду.

Яркий румянец залил щеки девушки.

— Я не знала, что есть люди, с которыми мне нельзя разговаривать. — Лицо Мауры стало напряженным то ли от гнева, то ли от смущения. — Быть может, вы составите список, дабы в будущем избежать прискорбных недоразумений?

В этот вечер Эверод намеревался держаться подальше от Мауры. В те часы, когда они вместе обошли один за другим все залы музея, между ними установилось шаткое перемирие. На короткое время он забыл, что ему надо опасаться Мауры, и она делала вид, что ей незачем опасаться Эверода.

Все шло хорошо, пока он не увидел, как Кэдд увивается вокруг мисс Кигли, словно ласковый пес. Прежде чем успели вмешаться Солити и Рэмскар, виконт быстрым шагом пересек бальный зал и встал между беззаботно беседующими Кэддом и Маурой.

— Эверод… — начал было Кэдд, до которого дошло, как опасно сейчас сердить друга.

Сохраняя на лице загадочное выражение, Эверод сцепил руки за спиной.

— Вот и хорошо, мисс Кигли. Можете поместить лорда Бишмора в этот список под номером первым.

Хотя Эверод не удостоил леди Уоррингтон даже мимолетным взглядом, он чувствовал, как пристально, с ненавистью она смотрит на него. Поблизости не было ни ее супруга, ни Роуэна, так что защиты искать было не у кого, к тому же она прекрасно понимала, что на них сейчас обращены взоры всех собравшихся. Что же замышляет его изобретательная мачеха? Закричит: «Помогите!»? Или она наконец, столкнувшись с ним, сообразила, что его влияние в обществе значительно сильнее, чем влияние его отца? Впервые в своей жизни себялюбивая Жоржетта, похоже, увязла в трясине сомнений и нерешительности.

— Маура, отойди от него, — сказала Жоржетта тихим голосом, который послушная Маура всегда умела расслышать, — в этом Эверод не сомневался. — Мистер Броули, лорд Бишмор… Ваш друг, несомненно, пьян. Было бы разумно отвести лорда Эверода назад к игорному столу, пока он не довел до слез мою племянницу.

Эверод пренебрежительно хмыкнул в ответ на эту «слезную» просьбу. Леди Уоррингтон было глубоко наплевать на племянницу. Она боится одного: как бы Эверод не переключил внимания на нее саму. Что тогда может произойти?

Броули тронул Эверода за локоть:

— Ты выпил лишнего, Эверод?

— Нет. — Он только что приехал к Фанкуттам и сразу прошел к игорным столам, чтобы поздороваться с друзьями, и готов был весь вечер провести там, не вздумай Кэдд познакомиться с Маурой. — Я очень вас огорчил, мисс Кигли? — спросил Эверод с напускной любезностью.

Маура искоса посмотрела на тетушку.

— Увы, нет, милорд. Похоже, вы не слишком старались. И однако же я совершенно уверена, что вы сможете достичь желаемого, стоит только захотеть как следует.

И Броули, и Кэдд смотрели на нее с нескрываемым изумлением, будто у нее вдруг выросла вторая голова: они полагали, что в присутствии Эверода девушка стушуется, а не станет дергать тигра за усы. Эверод же улыбнулся ей. Его уважение к Мауре возросло: он любил женщин с характером.

— Леди Уоррингтон, — учтиво проговорил Макус Броули, — похоже, ваши опасения необоснованны. С вашего позволения замечу, что вид у вас несколько болезненный. Если угодно, я могу принести вам что-нибудь освежающее.

От такого оскорбления графиня побелела как мел.

— Мне угодно, — проговорила она, изо всех сил стараясь сохранить самообладание в присутствии стольких свидетелей, — отыскать своего мужа. Маура…

— …приняла мое приглашение на танец, — закончил за нее фразу Эверод. — Ступайте искать своего мужа, леди Уоррингтон. И посмотрите, достанет ли у него смелости, которой не хватает вам, помешать мне пригласить Мауру.

Жоржетта в ярости смотрела на них. Но, побоявшись стать предметом всеобщих насмешек, она направилась к комнате, где шла игра в карты, разыскивать супруга.

Эверод повернулся к Мауре, но Кэдд задержал его, слегка толкнув плечом.

— Ты что, напрашиваешься на дуэль с Уоррингтоном? — спросил маркиз, взволнованный происшедшим. — Как тебя утихомирить?

— В данную минуту, — беззаботно отвечал Эверод, — только танцем с мисс Кигли. Если ты придумаешь что-нибудь более дерзкое, я готов на любую выходку, самую отчаянную. — Он склонил голову, его дыхание щекотало Мауре ухо.

Виконт предложил ей руку. Она нехотя дала ему свою.

— Лорд Эверод!

— Да, мисс Кигли?

Она громко вздохнула.

— Вам все же удалось меня огорчить.

Когда они с Эверодом присоединились к танцующим, Маура старательно избегала встречаться с любопытными взглядами. Соглашаться на танец с виконтом было чистым безумием. Да, но что ей оставалось делать?

Тот джентльмен, с которым она осматривала Британский музей, исчез. Всего несколько часов назад, когда они переходили из зала в зал, она вновь увидела перед собой пятнадцатилетнего подростка, каким Эверод некогда был. Ей необычайно понравилось в музее.

Там было от чего прийти в восторг: начиная с редкостей, привезенных в Англию Куком и Байроном, и коллекции мумий и заканчивая знаменитым портретом Оливера Кромвеля[11] работы Купера.[12] Там были древние идолы из дальних стран, чучела птиц и пресмыкающихся, коллекции минералов, оружие древних бриттов. Когда они дошли до оружия, Эверод похвастал, что музейная коллекция не идет ни в какое сравнение с той, какую собрал его друг лорд Рэмскар. Мауру привел в восхищение банкетный зал с портретом короля Георга II и единственным в мире столом, изготовленным из разных видов вулканической лавы.

Эверод, утратив на время обычную настороженность, отпускал невероятные комментарии по поводу некоторых редчайших сокровищ музея, и Маура, к своему ужасу, обнаружила, что смеется его шуткам в самое неподходящее время. Когда часы, которые они тайком ото всех провели вместе, подошли к концу, Мауру охватила грусть: ей не хотелось расставаться с Эверодом.

Теперь та раскованность с легким оттенком флирта, которая отличала виконта в музее, исчезла. Он снова стал циничным, насмешливым Эверодом, которого она уже привыкла видеть. Он не щадил никого, даже своих друзей лорда Бишмора и мистера Броули. А в чем они были виноваты? Они всего лишь учтиво попросили хозяйку бала представить их. Маура не сразу поняла, что они друзья Эверода; это стало ясно, только когда виконт встал между ними и Маурой. Ее очень обидело то, что он считает ее недостойной познакомиться с его друзьями.

— Улыбайтесь, мисс Кигли, — приказал Эверод, кланяясь ей, когда заиграла музыка. — Вашим поклонникам интересно, не обидел ли я вас.

— У меня нет поклонников, милорд, — ответила Маура, сделав положенный реверанс. — И друзей здесь тоже нет. Это наш мир. И ваши друзья беспокоятся о вас.

Она сделала шаг вперед и взяла его за руку.

— Правда? — пробормотал он, сжимая ее руку, пока Маура плыла вокруг него.

Когда они оказались лицом к лицу, она сказала:

— Мистер Броули и лорд Бишмор, должно быть, удивлены тем, что вы танцуете с девушкой, которую открыто презираете. Они преданы вам, и их беспокоит, не желаете ли вы таким образом вынудить своего отца к открытому столкновению. — Они отошли друг от друга, взялись за руки с соседней парой и, проделав один тур вчетвером, снова разошлись. Маура поменялась местами с дамой в другой паре, а в следующем туре вернулась к Эвероду.

— В вашей логике есть изъяны, — сказал он, снова ловя ее руку и двигаясь вперед.

— Это какие же? — Она ответила реверансом на очередной поклон.

— Я вовсе не презираю вас, мисс Кигли.

Маура чуть не сбилась с шага при этом заявлении. Они вновь отошли друг от друга, затем она быстрым движением приблизилась к Эвероду.

— Так вы простили мне прежние обиды? — спросила Маура, задыхаясь от быстрых движений. Она старалась сдержать разочарование, когда он вздрогнул от ее вопроса. — А я думала, нет.

Эверод схватил ее за руку. Маура задохнулась — это движение танцем не предусматривалось.

— Наше положение куда сложнее, чем просто «да» или просто «нет», — пробормотал он, словно извиняясь.

Краешком глаза Маура увидела лорда и леди Уоррингтон. Ей большего и не требовалось, чтобы понять, в какой ярости были оба. Роуэн подошел к отцу и что-то прошептал ему на ухо. Казалось, все трое ждут, что лорд Эверод сейчас перебросит ее через плечо и увлечет в глухие уголки темного сада.

— Ненависть всегда такова, лорд Эверод.

Глава 11

Прошло уже несколько часов после того, как Уоррингтоны вернулись с бала, а граф все бушевал.

— Да у тебя в жилах лед вместо крови! Ты здесь сидишь как ни в чем не бывало, а Эверод тем временем замышляет погубить нашу племянницу! — возмущался граф, стоя на пороге спальни своей супруги.

Кордиал, которым он пытался успокоить себя в библиотеке, прежде чем решил поговорить с Жоржеттой, грозил вот-вот перелиться через край изящного бокала. Жоржетта, глядя в зеркало на отражение мужа, невозмутимо проводила гребнем по волосам. Да, Эверод снова принес огорчение их семье. На ее взгляд, это было досадно, но поправимо.

— Признаюсь, поначалу и я крайне огорчилась, когда Эверод поставил нас в такое неловкое положение на балу, — проговорила она, вглядываясь в отражение грустными глазами. — Но что он, собственно говоря, может нам сделать? Как только Эверод увидит, что его присутствие нас не пугает, ему тут же наскучит преследовать нас напоминаниями о прошлом.

Жоржетта притворялась спокойной, но в глубине души она из последних сил сдерживала раздражение. Эверод вознамерился отравить ее пребывание в Лондоне. Его неслыханная наглость на балу ошеломила на мгновение даже ее. Когда он подходил к ним, его устремленный на Мауру взгляд не поправился Жоржетте — столько в нем было властности. Явная же грубость виконта сама по себе мало трогала графиню.

И все же с Маурой в последние дни что-то происходит. Она стала капризной, скрытной, чего раньше за ней не наблюдалось.

Многие годы Жоржетта старательно взращивала в ее душе страх перед Эверодом. До тех пор пока она может положиться на племянницу, правда об отношениях с Эверодом не выплывет наружу, даже вопроса об этом не возникнет. А вот сегодня, хотя их беседа была весьма краткой, Жоржетта заметила в глазах Мауры огонек интереса, когда та смотрела на виконта.

Да нет, не то чтобы она осуждала племянницу за интерес к Эвероду. Когда-то давно Жоржетта и сама засматривалась на него, а ведь тогда он был пятнадцатилетним юношей. Жоржетта была на девять лет старше и куда искушеннее. Наследник Уоррингтона не устоял перед ее чарами, и она смогла воплотить в жизнь свои мечты, лаская его прекрасное, без единого изъяна тело.

Столь соблазнительный юный виконт стоил риска, на который она ради этого пошла, а с помощью Мауры ей удалось предотвратить неприятности, добившись изгнания Эверода. И то, что она смогла за считанные минуты разглядеть в новом, взрослом Эвероде, лишь подтвердило ее прежние опасения: он стал достойным противником, не считаться с ним невозможно.

Жоржетта положила гребень на столик и повернулась к мужу.

— Ах, Уоррингтон, сядь, успокойся. Я не допущу, чтобы из-за выходки Эверода ты так переживал!

— Бог свидетель, этот негодяй переходит все границы! — бушевал граф, прихлебывая свой ликер. — Танцевать с Маурой! Да он напрашивался на мой вызов!

Такую возможность Жоржетта много раз обдумывала за прошедшие годы, но ее не устраивала непредсказуемость исхода поединка. Она встала и подошла к мужу. Бедняга довел себя до крайнего возбуждения.

— Всего один танец. Ты что, собираешься драться на дуэли с каждым джентльменом, который пригласит нашу племянницу на танец? — шутливо спросила она и ущипнула мужа за подбородок. Немного раньше она и сама излила на Мауру свой праведный гнев за этот «один танец». Ее немного успокоило лишь объяснение Мауры: та была вынуждена, по ее словам, как-то помешать Эвероду выставить Уоррингтонов на посмешище перед всем светом как людей неумных, упрямых и злопамятных. Если уж на то пошло, у Эверода хватало влиятельных друзей в высшем обществе.

Жоржетта обняла графа. Наклонив к себе бокал, она вдохнула запах темного напитка и недовольно поморщилась. Кордиал — так она и предполагала.

— На самом деле, милорд, тебе нужно одно из моих укрепляющих средств. Всего одна рюмочка — и настроение у тебя сразу поднимется.

Она вернулась к туалетному столику, открыла ключом ящик и достала маленькую бутылочку. Если ее сестра оттачивала свой ум с помощью наук, то Жоржетта сосредоточила внимание на растениях. Многие годы она создавала и совершенствовала рецепты снадобий, которые приносили ощутимую пользу и ей, и ее близким. В данную минуту важнее всего было здоровье Уоррингтона.

Граф прикончил свой кордиал и протянул бокал жене.

— Твои настойки поднимают у меня не только настроение.

Прекрасно понимая, что он имеет в виду, Жоржетта посмотрела на мужа с лукавой улыбкой.

— Верно, и мне это только на пользу.

Маура сидела на верхней ступеньке каменной лестницы, спускавшейся в сад Уоррингтонов. Высоко в небе светила луна, веяло ночной прохладой, и девушка плотнее закуталась в шерстяную пелерину. В особняке чуть ли не во всех комнатах горел свет.

Она слышала, как наверху спорят дядя с тетушкой. Отсюда слов было не разобрать, но ей показалось, что они упоминают ее имя. Как только лорд Эверод с коротким поклоном отошел от нее, Роуэн ледяным тоном сообщил, что они сейчас же покидают бал.

У Мауры в ушах все еще звенели тетушкины обвинения.

«Ты что, ему глазки строила?» — «Нет, тетушка Жоржетта». — «Так не пойдет. Эверод пытается нас унизить». — «Но пригласить меня на танец — это не оскорбление и не злонамеренная выходка, тетушка. Если бы я отказала, это лишь усилило бы его неприязнь к нашей семье». — «Я-то помню, как ты еще ребенком бегала повсюду за Эверодом с сияющими глазами, Маура. Я молюсь о том, чтобы ты и мысли не допустила, будто у Эверода могут быть в отношении тебя честные намерения». — «Я так и не думаю, тетушка». — «Смотри, девочка, не будь беспечной! У виконта на уме лишь собственные удовольствия. Он не колеблясь может покуситься на твою невинность, а потом станет хвастать друзьям, как легко ему досталась победа».

Граф был вполне доволен тем, что вместо него с Маурой беседует супруга. Мауре еще повезло, что Роуэн прибыл на бал в собственной коляске, не то ей пришлось бы выслушивать нравоучения и от дяди.

За ее спиной тихо отворилась дверь. Маура обернулась: Роуэн.

— Добрый вечер, милорд, — холодно сказала она. — Если вы пришли сделать мне выговор за неосмотрительное поведение нынче вечером, то опоздали. Тетушка Жоржетта отчитывала меня за это не меньше часа, так что я не настроена и дальше выслушивать нравоучения.

— А где отец?

— Лорд и леди Уоррингтон уже спят, — ответила Маура, сцепив руки на коленях.

Тишину ночи нарушил звон разбившегося бокала. Вслед за этим до них долетели сердитый возглас графа и почти сразу же — грохот захлопнувшейся двери.

— Ну они собирались лечь спать, — поправила себя Маура, безразлично пожав плечами.

Роуэн до сих пор был в бальном наряде. Как человек очень аккуратный, он достал из кармана платок, расправил его и постелил на каменную ступеньку, а уже потом присел рядом с Маурой.

— Бедненькая Маура, — проговорил Роуэн и умильно и громко вздохнул, застывая в неудобной позе. — Жоржетта бывает очень резкой, если вывести ее из себя.

Маура нахмурилась и посмотрела в темную глубину сада.

— В конце концов, один только танец в переполненном бальном зале… А твой отец и моя тетушка поднимают такой шум, словно меня застали с твоим братом полуодетой в одной из спален особняка Фанкуттов.

— Для моего братца такое было бы не впервые, — пробормотал сквозь зубы Роуэн.

— А что ты, собственно, знаешь о брате?! — воскликнула Маура, которой надоело слушать нападки на Эверода. — Когда он ушел из Уоррингтон-холла, тебе было всего тринадцать лет. Я совершенно уверена, что ты не посмел ослушаться строгих наказов своего отца и не общался с братом. Откуда же тебе знать, каким стал Эверод?

Мауре не удалось скрыть нотки презрения. Роуэн был честным, порядочным человеком. К ней он всегда относился доброжелательно. И все же младший сын Уоррингтона полагал, что рожден повелевать младшими и низшими, так что временами у нее даже зубы начинали болеть от его снисходительности и высокомерия.

— Так вот к чему ты стремишься, Маура? Узнать моего брата?

Она вскочила на ноги и резко повернулась в его сторону.

— Ваше замечание звучит чересчур неучтиво. Чересчур даже для вас, мистер[13] Лидсоу!

Маура называла его на «вы» только тогда, когда очень сердилась. К сожалению, с самого их приезда в Лондон Роуэну почти не приходилось прикладывать усилий, чтобы вызвать у нее раздражение.

Он поспешно встал, пытаясь успокоить ее.

— Маура, да ведь твоя тетушка и мой отец так встревожены! Жоржетта опасается, что старая симпатия, возможно сохранившаяся у тебя к моему брату, ослепляет тебя и не позволяет видеть его пороки.

Девушка вздрогнула от этих слов, будто от удара. Неужели двенадцать лет тому назад ее чувства к старшему из братьев были так заметны для всех, включая самого Эверода? Ах, как они все, должно быть, потешаются над ней!

— Не иначе как вас всех ослепила ненависть! — сердито воскликнула она. — Твой брат до сей поры ничего не сделал, разве что показал вам всем, что и без благоволения своих родственников он живет себе и здравствует.

— Я вижу, ты старательно отделяешь себя от всей семьи, когда бросаешь обвинения в наш адрес! — Маура не ответила, и Роуэн схватил ее за локти. — Сделайте одолжение, миледи, не забывайте, что и вы приложили руку к тому, что произошло двенадцать лет назад. Именно твои слезы и твой донос вынудили отца выбежать из дому и искать своего изменника сына. Именно ты, держась за руку Жоржетты, подтвердила ее сказки о том, что Эверод набросился на нее в саду. Разве на самом деле все было именно так, Маура? Неужто твои невинные детские глазки наблюдали, как охваченный вожделением мужчина сломил сопротивление твоей любимой тетушки и одержал над ней верх?

Нет.

Даже теперь Маура не могла никому рассказать о том, как она предала Эверода. Ну как объяснить другим, что она чувствовала в тот день, когда пошла вслед за ним и тетушкой в сад? Спрятавшись за цветущими кустами, девушка с обидой и удивлением смотрела, как ее тетушка обнажила грудь и предложила ее Эвероду. Юный виконт прильнул к Жоржетте, и тетушка не протестовала.

Тогда не протестовала.

Она стала протестовать позднее, когда Эверод метался на постели, истекая кровью из раны на горле, в беспамятстве от лихорадки. В этот страшный час Жоржетта позвала Мауру в свою спальню и стала молить ее о помощи.

«Ах, сокровище мое! Я прямо не знаю, что и делать! После этой измены Уоррингтон для меня потерян!» — рыдала она. «Дядя простит тебя». — «Нет, Маура, он этого не сделает, — сказала тетушка; слезы текли у нее по щекам. Жоржетта попыталась взять себя в руки. — Я так понимаю, Маура, что ты пошла за нами в сад. Я представляю, как это все выглядело для тебя…» — «Ты стянула корсет и обнажила одну грудь, — с укором сказала ей Маура, чувствуя острую обиду за то, что Эверод предпочел тетушку. — Ты упрашивала его, чтобы он тебя поцеловал». — «Неправда! Он мне угрожал! — завизжала Жоржетта так искрение, что Маура даже засомневалась: может, она что-то не так поняла? — Эверод обвинил меня в том, что я соблазнила конюха. Он обещал ничего не говорить Уоррингтону, но за это я должна… Ах, Маура, ты и понятия не имеешь, какое зло может мужчина причинить женщине. То, что ты, как тебе кажется, видела, я делала вовсе не по доброй воле. Эверод подкупил служанку, чтобы она свидетельствовала против меня. То, что я делала, я делала, чтобы защитить своего мужа. Свой брак».

Что же, она ошиблась? Тетушка несколько раз выкрикивала имя Эверода. Значит ли это, что она умоляла его перестать? Маура была в ужасе от того, что сделали с Эверодом, — в этом она винила тетушку и себя. Но может быть, он сам повинен во всей этой трагедии? Маура в сомнении присела на краешек тетушкиной кровати.

Жоржетта взяла ее руку и приложила к своему животу.

«У меня есть секрет. Никому, кроме тебя, мое сокровище, я об этом сказать не могу. Боюсь, что похоть Эверода принесет свой плод, Маура. От этого насилия может родиться ребенок. — Тетушка склонила голову на плечо Мауры и всхлипнула. — Я потеряю мужа».

Маура обняла тетушку. Жоржетту всю трясло, ею овладел страх.

«Лорд Уоррингтон тебя любит. Он не станет винить тебя за грех своего сына».

Тетушка замерла в ее объятиях.

«Если только будет уверен, что это грех Эверода, а не мой, — прошептала Жоржетта ей на ухо и облизнула пересохшие губы. — Ты можешь мне помочь, Маура. Ведь ты была там и все видела. Может быть, ты скажешь дяде правду?» — «Правду?» — еле слышно откликнулась девочка.

У Жоржетты прибавилось уверенности. Она отстранилась от племянницы и энергично закивала.

«Ты же можешь защитить меня. Нас. Защитить моего неродившегося ребенка от гнева Уоррингтона. Ты можешь всем рассказать, что видела сама: Эверод напал на меня! Тебе граф поверит. Ты вполне сможешь убедить его, что я никак не могла защититься».

Маура вздрогнула, сообразив, что Роуэн все еще полуобнимает ее.

— Пусти! — сказала она и, не ожидая, пока он послушает ее, отстранилась от него и обхватила себя за плечи.

— Маура, ну иди сюда! — просил Роуэн, спускаясь вслед за ней по лестнице.

Родных надо защищать.

Это сказала ей тетушка в тот день, когда Эверод был изгнан из дому. Маура тогда старалась защитить тетушку от гнева Уоррингтона. Какое-то время она даже сама верила в собственную ложь. Ей это ничего не стоило, пока никто не упоминал имени Эверода. Для семьи он словно умер.

Прошло пять лет, и чудовищность обмана, к которому прибегла Жоржетта, нечаянно вскрылась во время одной беседы Мауры с матерью — беседы, которая так и осталась между ними. Происшествие с Эверодом было к тому времени основательно забыто, и Маура вскользь заметила: «Какая жалость, что у Жоржетты и лорда Уоррингтона нет детей. Ведь тетушка всегда так заботится обо мне!» Маура сказала матери, что Жоржетта, как ей кажется, была бы самой заботливой родительницей.

Мать оторвалась от вышивания и вопросительно посмотрела на дочь.

«Мне приятно слышать, что в наше отсутствие тетя заботится о, тебе. И все же моей сестре никогда не держать на руках собственное дитя».

Леди Кортвилл говорила таким будничным тоном, что Маура воззрилась на нее в недоумении.

«Как ты можешь быть так уверена, мама? Ведь вы с папой были столько лет женаты, прежде чем родилась я!»

Она видела, что этот вопрос был неприятен маме. Леди Кортвилл несколько минут не отрывалась от шитья, но наконец ответила:

«Моя сестра бесплодна, Маура». — «Не может быть! — Ее сердце кольнула острая жалость к Жоржетте. Наверное, поэтому тетушка и настаивала, чтобы Маура каждое лето проводила у нее. На несколько месяцев можно было притвориться, что у нее есть свое любимое дитя. — Отчего судьба так жестока?»

Леди Кортвилл укололась иголкой. Отложив вышивку, она пососала палец.

«Это не судьба сделала бесплодной мою сестру, Маура, — сказала она, и в ее голосе послышалось раздражение. — Жоржетта сама виновата. Будучи замужем за лордом Пертоном, она узнала, что носит ребенка от другого мужчины, и срочно приняла меры, чтобы младенец не родился. — Графиня увидела, как вытянулось лицо дочери, и нахмурилась. — Дитя мое, то был не первый раз, когда сестра отказалась от радостей материнства. Однако тот раз стал последним. Попала инфекция, и когда Жоржетта выздоровела, то поняла, что ей уже никогда больше не носить ребенка в своей утробе».

Вот тут-то Маура снова услышала шепот тетушки: «У меня есть секрет. Никому, кроме тебя, мое сокровище, я об этом сказать не могу. Боюсь, что похоть Эверода принесет свой плод, Маура. От этого насилия может родиться ребенок».

Если мать сказала правду, то выходит, Жоржетта обманула Мауру. Тетя знала, что ни Эверод, ни какой-либо другой мужчина не может ее оплодотворить. Она просто использовала выдумку о ребенке для того, чтобы склонить Мауру на свою сторону, заставить поверить, что с помощью ее навета Жоржетта защищает не себя одну. Начиная с этого дня Маура стала совсем по-другому смотреть на то, что произошло между тетей и Эверодом.

Но это ничего не изменило.

Ей не было никакого смысла враждовать с тетушкой. Эверода рядом не было, она понемногу стала забывать его лицо и голос. Вред, причиненный семье, все равно было уже не исправить. И если опровергнуть одну ложь, это лишь создаст новые трудности для тетушки и дяди. Маура не хотела разбить их брак из-за того, что услышала от матери.

— Маура, ты слышишь, что я говорю? — Голос Роуэна вернул ее в настоящее.

— Что тебе от меня нужно, Роуэн? — Она попятилась, когда он сделал шаг к ней. — Я же не отрицаю своей вины в том, что случилось с твоим братом в тот день, когда я увидела его с тетушкой Жоржеттой. Просто мне кажется, что лорд Эверод заплатил высокую цену за то, о чем лучше не вспоминать. Я отказываюсь понимать, зачем наказывать его и дальше. — Вина лежала на ее душе тяжелым грузом, не отпуская ни на минуту, но Роуэн не властен простить ей ту однажды сказанную ложь.

Это может сделать только Эверод.

Он, однако, был человеком суровым, не склонным прощать — ни ей, ни кому бы то ни было.

Маура увидела, как блеснули в улыбке зубы Роуэна.

— Ну и ладно, — сказал он с облегчением и продолжил, глядя на ее удивленное лицо: — Я ведь одно хотел сказать: я надеюсь, что выходки моего брата не отвратили тебя от всех мужчин моей семьи.

Она вдруг поняла, что Роуэну вовсе не так интересно, как ей, обсуждать события прошлого. Молодой человек хотел поговорить о будущем. До этой минуты Маура старательно избегала оставаться с ним наедине. Даже в темноте было видно, как Роуэну не терпится расставить все точки над «i».

— Время уже позднее, — заметила она, молясь в душе, чтобы решимость его покинула и он удалился восвояси.

В его глазах мелькнул огонек сочувствия:

— Да, конечно, вечер выдался нелегкий.

— Спасибо, что ты это понимаешь, — ответила Маура, направляясь к лестнице.

Роуэн учтиво подхватил ее под руку и повел вверх по ступенькам.

— И что же, Маура?

— Да… м-м-м!

Роуэн резко прижал губы к ее губам. Поцелуй был настолько неожиданным, что Маура застыла на месте. Он крепче прижимал свои губы, добиваясь ответного поцелуя. Увы, Маура не имела в этом опыта, она просто не знала, как надо отвечать на поцелуй.

Роуэн оторвался от нее, весьма довольный собой.

— Приятных сновидений, — сказал он, и по его лукавой улыбке было видно, на что он надеется: она будет думать о нем.

Маура, находясь в полнейшем замешательстве, не пошла к двери вместе с ним. Она нерешительно подняла руку и слабо помахала Роуэну, когда он входил в дом. В столь поздний час он не станет беспокоить лорда Уоррингтона. Маура надеялась, что он отправится к себе домой.

— Так-так… Похоже, маленький братик себя показал, — раздался голос Эверода, заставив ее вскрикнуть так тоненько, что и не расслышишь. — И добавлю, не очень-то умело: у вас весь подбородок в слюнях.

Глава 12

— Вы-то что здесь делаете?

Ничуть не смутившись, Эверод вынул из кармана платок и протянул его Мауре. Ей придется проявить храбрость и приблизиться к нему, если она желает воспользоваться тщательно отутюженным кусочком батиста. Виконт усмехнулся, когда она быстро спустилась по лестнице и выхватила платок из его протянутой руки.

Маура вытерла губы и подбородок и, скомкав платок, погрозила Эвероду пальцем.

— И долго вы… М-м-м… Да как вы смеете подслушивать чужие разговоры?! — воскликнула она возмущенно: ведь он мог не только подсмотреть, как его брат целовал ее!

Маура понятия не имела, как прекрасна она в это мгновение: горящие глаза мечут молнии, предупреждая о надвигающейся буре, щеки раскраснелись, а вызывающе вскинутую голову окружает дразнящий ореол густых вьющихся локонов. Эвероду захотелось откинуть плотную пелерину, скрывавшую ее шею и вырез платья.

— А что, мне надо было показаться на глаза Роуэну? — Он удовлетворенно кивнул, увидев промелькнувший на ее лице ужас. — Я так и подумал, что не надо. Кроме того, мне было интересно, как Роуэн собирается уговорить вас не видеться со мной, поскольку он хочет завлечь вас к себе в постель.

— Ваш брат надеется жениться на мне! — ответила Маура, а уж потом подумала, стоило ли раскрывать Эвероду намерения Роуэна.

От этого признания сердце виконта ухнуло вниз. Она подтвердила уже возникшие у него подозрения.

— Так говорите, замужество? У кого-то далеко идущие планы. И у кого же — у вас, у Роуэна или у вашей тетушки?

Маура с досадой прикусила губу, осознав, что сболтнула лишнее. Жоржетта намерена выдать племянницу за Роуэна, вот как? Жадную стерву ничем не собьешь, коль уж она запустила когти в одного из Лидсоу!

— И когда же начнут рассылать приглашения на свадьбу? — промурлыкал Эверод со скрытой угрозой. Он злился на Жоржетту. Его ненависть к графине никогда не погаснет. Но сейчас он сердился и на Мауру. Она что, так же тщеславна, как и тетушка, или просто ослеплена своей преданностью Жоржетте?

Он слышал, что Маура говорила Роуэну. Она утверждала, что в отличие от прочих родственников не намерена больше наказывать Эверода за старый грех. Виконту не терпелось испытать ее.

— Н-ничего еще не решено, — запинаясь, проговорила Маура, а он тем временем подошел совсем близко, вынуждая се развернуться и отойти в тень ради того, чтобы соблюсти приличествующую дистанцию.

Чего Маура не поняла — это того, что он заманивает ее и хитро расставленную ловушку и ждет только подходящего момента, чтобы эту ловушку захлопнуть.

Девушка бросила взгляд на темные окна верхних этажей. Кажется, тетушка и дядя разошлись каждый в свою спальню. Она же осталась с Эверодом наедине.

— Да ну? — иронически спросил виконт, заходя с другой стороны и в то же время приближаясь к ней. — Жоржетта очень сильно желает соединить узами брака вас и моего младшего брата, так что и отец, вероятно, выступает за этот брак. Роуэн тоже согласен, поэтому он и предпринял такую неуклюжую попытку соблазнить вас. Так что единственный, кто еще ничего не решил, — это, похоже, вы.

— А что же вы? — спросила Маура глухим шепотом. Пелерина скрывала почти всю ее фигуру, но тонкие черты белого, как сливки, лица были хорошо видны в лунном свете. — Вы бы одобрили этот союз?

— Вы просите у меня благословения, Маура? — Эверод накрутил на палец ее локон и осторожно потянул назад, так что ее голова коснулась его груди.

— Нет.

— Вот и хорошо, потому что моего благословения вы не получите, — ответил он, перебирая ее волосы. — Роуэн не тот человек, который вам нужен.

Маура не могла отстраниться от него безболезненно, ведь он запустил пальцы в ее волосы. Она закрыла глаза и представила себе, что близость Эверода, его ласки — это только испытание. Он был без перчаток, и его ногти слегка царапали кожу на ее голове. Мауру пробрала дрожь.

— Это смелое заявление, лорд Эверод!

— Вы действительно так думаете? — Он зарылся в ее волосы носом и глубоко вдохнул запах.

Маура еще никогда не испытывала ничего подобного: мужчина так тесно прижимался к ней, что они словно бы составили одно целое из двух половинок. Одна рука Эверода, оставив ее волосы, заскользила вниз, пока не замерла на ее бедре. Он не пытался проникнуть дальше, меж складок платья, и все равно его рука, будто раскаленные угли, жгла девушку даже через одежду.

«О чем мы, собственно, говорим?» Маура безуспешно пыталась восстановить в памяти ход беседы, которую ни один из них вроде бы не стремился довести до конца. Она могла думать лишь об одном: о его руке, лежавшей на ее бедре, и о том, что он собирается делать дальше.

— Мы чужие, — проговорила Маура и почувствовала, как он проводит языком по ее уху. У нее в глазах зажглись звезды ярче тех, что сияли на небосводе. — Как вы м-можете отрицать возможность брака между двумя людьми, которых вы почти не знаете?

Эверод сжал пальцы на ее бедре, а другой рукой повернул голову Мауры так, что ее губы оказались почти рядом с его губами.

— Мне не нужно близко дружить со своим младшим братом, чтобы понять: вы его не любите.

Маура открыла глаза. У нее пересохло в горле, а язык словно отнялся. Она с томлением посмотрела в янтарно-зеленые глаза Эверода.

— Я…

— Тс-с-с. — Он ущипнул ее за нижнюю губу, принуждая к молчанию. — Довольно лгать. А еще лучше — попробуйте доказать, что я не прав.

Доказать, что он не прав? И как же ей убедить его, коль ее чувства к Роуэну так противоречивы? Она, конечно же, любит младшего брата Эверода. Эта любовь родилась из близкого знакомства, из долгих лет дружбы. Но в глубине души Мауру тревожило то, что в их с Роуэном отношениях не было страсти. Он ведь все эти годы относился к ней как к сестре, а теперь родственники уговаривают их пожениться. Тетушка полагала, что Мауре не хватает лишь ухаживаний со стороны Роуэна, а ей на самом деле требовалось время, чтобы разобраться в себе и прийти к определенному решению.

— Зачем вы здесь? Что вам надобно от меня? — спросила она Эверода, не без трепета ожидая ответа.

От его улыбки легче на душе у нее не стало. Ей представился хищный зверь, готовый растерзать свою жертву.

— Вот что.

Эверод прижался губами к губам Мауры, заглушив тем самым все ее протесты. Если бы он просто объяснил ей, что именно ему нужно, она оттолкнула бы его и в ужасе бежала в то неприкосновенное убежище, каким ей представлялся лондонский особняк лорда Уоррингтона. Но девушка не догадывалась о том, что виконт был способен, если пожелает, проникнуть в любое убежище.

А в этот миг желание пылало в нем.

Поначалу Эверод пробрался в сад в надежде увидеть профиль Мауры в окошке. Маура невероятно упростила ему задачу, когда вышла в сад, дабы не слышать споров лорда и леди Уоррингтон. Появление Роуэна и его прощальный поцелуй окончательно определили выпавший девушке жребий. Эверод, в отличие от своего младшего брата, не удовлетворится одним-единственным поцелуем.

Оторвавшись от губ Мауры, он посмотрел на нее в задумчивости. Она стояла с открытым ртом, жадно хватая воздух. Ее нежная кожа не привыкла к мужской настойчивости. Губы девушки уже слегка опухли и блестели, как будто их смазали медом. Эверод же лишь пригубил их сладость и теперь жаждал большего.

Он развернул Мауру. Она инстинктивно положила руки ему на грудь, не позволяя прижаться к ней слишком тесно. Она не чувствовала, что его бунтующее мужское естество уже разбухло и напряглось, словно железный штырь. Эверод мечтал потереться этим затвердевшим орудием о расселину между ее обнаженными ягодицами и полюбоваться, как девушка сама задрожит от нетерпения. А вот когда она станет сходить с ума от желания и будет молить его, вот тогда он раздвинет ее бедра и вонзит орудие наслаждения сзади в ее влажные ножны.

— Мои поцелуи не должны вас пугать, — сказал Эверод, отвел ее руку и прижал девушку к своей груди.

Она попыталась было освободиться, но очень скоро поняла, что Эверод только начинает свою игру с ней.

— А я и не говорила, что они меня пугают! — надменно ответила ему Маура.

Эверод увлек ее в глубину сада. Мальчишкой он играл в этом саду и сейчас легко бы мог найти дорогу в лунном свете.

— Еще как пугают, — дразнил он, вращая Мауру, пока у нее не закружилась голова. — Еще как! — Он поймал ее руку. — Я знаю вашу тайну, Маура Кигли. — Виконт наклонился к самому ее уху. — Хотите, я скажу вам то, в чем вы еще не признались ни единой живой душе?

Маура не нашла слов, только отрицательно покачала головой.

Эверод проник под покров пелерины, наслаждаясь теплом и нежными изгибами женской фигуры, скрытой под накидкой.

— Вас пугают мои поцелуи, потому что вы желаете их больше всего на свете.

В ответ на это самоуверенное заявление Маура иронически фыркнула.

Продолжая одной рукой крепко прижимать ее к себе, Эверод другой рукой гладил ее по щеке. Чувствовалось, что Маура тянет время в надежде, что он потеряет бдительность и тогда она сможет убежать.

Эверод иной раз поддавался внезапным порывам, но он старательно оберегал то, что считал своим.

— Вы ведь сегодня хотели, чтобы я вас поцеловал. — И он приблизил свои губы к ее губам, дразня ее.

— Ничего подобного я не хотела. Вы бредите, лорд Эверод! — воскликнула Маура, стараясь оттолкнуть его и избежать этих манящих губ.

— Вы же в былое время называли меня по имени! Так, будто мы…

— Брат и сестра! — прошептала Маура, не сознавая того, что ее попытки увернуться воспламеняют его еще сильнее, чем прежняя покорность.

— Влюбленные. — И Эверод положил конец ее сопротивлению, снова горячо приникнув к ее устам. — Ну, назовите меня по имени! Хотя бы раз. Язык у вас не почернеет и не распухнет, если вы окажете мне такое снисхождение.

Двенадцать лет он никому не позволял такой вольности — называть его по имени. Таунсенд — такое имя носили предки его матери, и восходило это имя к XV веку. Все потомки этого славного рода, как и его мать, давно уже покинули этот свет. Когда-то Маура принадлежала к тем немногим, кто звал виконта по имени, а не по титулу. Но после изгнания из семьи он стал только Эверодом. И всякая любовница, рискнувшая назвать его по имени, горько пожалела бы о своем безрассудстве.

Так было до этого момента.

А теперь он хотел услышать свое имя из ее уст.

— Вы что же, забыли, как меня зовут?

Маура застыла в нерешительности.

— А если я назову вас по имени, вы позволите мне вернуться в дом?

Эверод ткнулся носом в ее щеку, чтобы она не увидела, каким торжеством вспыхнули его глаза. Она пыталась торговаться с ним, а ведь уже проиграла сражение! Эверод мог лишь умиляться ее простодушию.

— Даю слово! — торжественно произнес он, выпуская Мауру из объятий.

Уверовав, что ей удалось добиться своего, она отступила на шаг и восстановила между ними дистанцию.

— Ну хорошо. — И только тут она заметила, что Эверод увлек ее гораздо дальше от дома, нежели она полагала. — Таунсенд, — произнесла она ласково и при этом кивнула, словно ожидая, что он поведет себя точь-в-точь как дрессированная собачка в цирке.

Мауре предстояло еще многое о нем узнать.

Эверод не отступил. Извиняющимся тоном он произнес:

— Прости великодушно, но после стольких лет я ожидал большего.

— Большего? — в ее голосе прозвучала настороженность.

Он сделал неопределенный жест.

— Больше тепла. Больше страсти.

— Увы, мне недостает ни того, ни другого. — Маура попыталась обойти его сбоку. Он ленивым движением поймал ее за руку, притянул девушку к себе. Пока он не добьется своего, она не уйдет.

— Лжец! Негодяй! — Она негодовала, ибо считала, что он обманул ее. — Вы же обещали, что я буду вольна идти в дом, как только произнесу ваше имя.

— Я сдержу слово, — сказал виконт примирительно. — Со временем.

Он провел ее! Мауре хотелось пнуть что подвернется под ногу — так она была сердита. Слишком большое удовольствие получает Эверод, играя с ней, чтобы позволить ей ускользнуть так легко. Еще хуже то, что гордость подстегивала ее гнев и упрямство. Ей ведь не хотелось уходить от него. В доме Уоррингтонов ее ожидали долг и ответственность. А Эверод всегда олицетворял свободу и приключения. До тех пор пока они не встретились, Маура не осознавала в полной мере, как ей его не хватало. Когда они остались в саду наедине, она легко поверила, что эта ночь таит в себе какое-то волшебство. «Ну что за беда, если он меня поцелует украдкой раз-другой?» — так нашептывал ей внутренний голос, уговаривая ее не спешить. Взойдет солнце — и хрупкое перемирие между нею и Эверодом испарится, как утренняя роса; он вновь станет холодным и чужим человеком, который считает ее своим врагом, хотя сердце его противится таким рассуждениям.

— Ну что же вы, Маура? Сдаваться без боя — это так на вас не похоже, — сказал виконт, потихоньку оттесняя ее, пока она не натолкнулась на каменный забор, отгораживающий сад. — Если бы вы, скажем, назвали меня по имени и поцеловали нежно в губы, вот тогда я, наверное, позволил бы вам убежать и тепленькую постель.

— Вам хочется поиграть, милорд? — спросила она едко. Эверод рассмеялся, оценив ее чувство юмора.

— Да, радость моя. Почти все негодяи обожают безнравственные игры. Достанет ли вам смелости остаться и рискнуть своей добродетелью?

Какое-то темное неизведанное ощущение поднялось внизу ее живота. Маура задрожала.

— Только прикоснитесь ко мне, и я закричу, — предупредила она.

— Несомненно! — Он согласился слишком быстро, и ответ был подозрительно похож на обещание. — Так что же, милая Маура, поцелуете вы меня или хотите, чтобы я принудил вас к этому?

Она даже задохнулась от его наглости:

— Вы лишились всяких понятий о порядочности?

— Так и есть. — Эверод упер обе руки в стену, как бы заключая Мауру в клетку. — А вы, Маура Кигли, лишь оттягиваете неизбежное.

Поцелуй.

— Ну что ж, ладно, — сказала она с обидой, даже враждебно, как будто терпеть его ласку было для нее тяжким испытанием. — Нагнитесь: у меня затекает шея всякий раз, как…

Стены, делившие сад на участки, были высотой по пояс. Эверод подхватил Мауру и усадил на стену.

— Быть может, у меня и нет совести, но я не допущу, чтобы дама, желающая меня поцеловать, терпела неудобства.

Снова он над ней смеялся. Его янтарно-зеленые глаза сверкали, приглашая и Мауру забыть о строгости светских условностей.

Поцелуй же его!

Потому что еще немного — и все для нее будет отравлено сознанием того, что Эверод принудил ее к этому поцелую. Маура расправила плечи, желая показать, что ее не пугают ни сам Эверод, ни его поцелуи, от которых сладко ныло сердце.

Балансируя руками, чтобы не свалиться со стены, она наклонилась вперед, губы ее приоткрылись. Эверод, скрестив руки на груди, стоял прямо перед ней. Его снисходительная усмешка показывала, что он не верит в храбрость Мауры. Ну ладно, сейчас она ему докажет!

Девушка не удержалась на стене и неминуемо рухнула бы вниз, если бы Эверод не подхватил ее и не прижал к себе. Он недовольно ойкнул, когда обе ее протянутые вперед руки ударили его в грудь. Маура ухватила его за галстук и потянула к себе до тех пор, пока их уста не соприкоснулись.

Казалось, все звуки ночи отодвинулись куда-то далеко-далеко, когда девушка стала покрывать губы Эверода нежными поцелуями. Он застонал, прижимаясь к ее устам. Ободренная, Маура отпустила галстук, и пальчики ее переместились выше, обхватив виконта за шею. Он сжал девушку крепче, она даже раскрыла губы, дивясь его силе. Эверод не замедлил этим воспользоваться. Он всегда был по натуре завоевателем, и вот теперь его язык ворвался во влажные глубины ее рта, настоятельно побуждая ее не медлить с ответной лаской.

Ее тело повиновалось инстинкту. Мауру обдало жаром, когда она почувствовала, как соски до боли затвердели и уперлись в корсет. Она слегка потерлась языком о язык виконта, и эта столь откровенная ласка так взволновала ее, что даже голова пошла кругом. В глубинах ее существа зародилось и стало расти желание, грозя разорвать ее изнутри, если она не найдет пути к его удовлетворению. Это ощущение было сродни боли, волнение Мауры нарастало, и она напряглась, тесно прижимаясь к Эвероду. Теперь Маура хотела от него большего. Она еще не осознала, чего именно, но чего-то куда опаснее простого поцелуя.

Медленно, неохотно она отстранилась.

— Таунсенд, — простонала Маура охрипшим голосом, полным удивления. Она улыбнулась Эвероду, испытывая непреодолимое желание поцеловать его снова.

— Ах, леди, вы меня искушаете, — вздохнул он.

Не принимая ее молчаливого приглашения продолжать, Эверод осторожно опустил девушку, пока ее ноги не коснулись вновь земли. Целомудренным движением служанки он поправил ее сбившиеся юбки.

Он отпускал ее.

Теперь, после огненно-страстного поцелуя, Мауру обидело то, что Эверод не стремился к продолжению.

— Я сделала что-то не так?

— Вы свою задачу выполнили с душой, и это заслуживает восхищения. Считайте, что условия нашего уговора соблюдены. Вы вольны возвратиться в дом, как я и обещал, — ответил он.

Он развернул ее лицом к дому и подтолкнул, не так уж и нежно, однако это движение далось ему не без труда.

Вообще-то Маура должна была бы благодарить судьбу. Эвероду явно наскучило ее дразнить, и теперь он готов был отпустить ее. Девушка сдержалась и не надула губки, но ей было обидно, что поцелуй так мало значил для него. Ночная тьма скрыла ее обиду и разочарование, но та же тьма мешала Мауре разглядеть выражение его лица, и от этого ее неудовольствие стало еще сильнее.

Она пошла вперед и вдруг остановилась.

— Вам не понравился наш поцелуй? — Она поморщилась, потому что легкая дрожь в голосе выдала ее чувства больше, чем ей хотелось бы. — Нет-нет, не отвечайте, не нужно! Я задала нелепый вопрос. Доброй ночи, лорд Эверод.

Маура слышала, что рассказывают о нем шепотом светские дамы. Эверод перецеловал сотни женщин, а десятки уложил в постель. Что же мог значить для такого искушенного соблазнителя один неумелый поцелуй?

Она не успела дойти до лестницы, как Эверод поймал ее за руку и снова притянул в свои объятия. Его рука легла ей на затылок, он заставил девушку поднять голову и посмотреть ему в глаза.

— Ты выглядишь такой невинной, — мечтательно протянул он, разглядывая ее лицо своими янтарно-зелеными глазами, в которых разгорался огонь. — В это верится с трудом, если вспомнить, что твоя лживая тетушка приложила руку к твоему воспитанию. А ведь Жоржетта терпеть не может ничего, что ей неподвластно. Она развращает людей просто из врожденной злобности.

— Милорд, я люблю свою тетушку, но все же я — не она, — спокойно возразила на это Маура.

— Невинная девушка или расчетливая искусительница… Но думаю, разгадка этой тайны ничего не изменит в нашей судьбе, — проговорил Эверод, а его рука между тем скользнула по плечу Мауры и сплелась с ее рукой. И ее руку он положил не на сердце себе, как ожидала Маура, а чуть пониже пояса. Она непременно отдернула бы руку, если бы Эверод не держал ее, вынуждая поглаживать рвущееся из одежд могучее орудие.

— Удовольствие женщины действует на мужчину как сильнейшее стимулирующее средство, — пробормотал он, поглаживая подбородком ее затылок. — Если уж простой поцелуй возбуждает меня, то я стремлюсь дальше — к тому, чтобы разложить тебя на своей постели и ублажить на совесть, так чтобы у тебя и тени сомнений не осталось, какое наслаждение я получил.

Маура выдернула свою руку подальше от того жесткого, длинного, чем он намеревался похитить ее невинность, если она не уйдет от него тотчас же.

— Я не принадлежу к числу ваших любовниц, — она резко отстранилась от Эверода, — тех, кто служит вам для недолгих развлечений, и кого вы прогоняете по своему капризу. Я дочь дворянина и невинная девушка.

Он равнодушно пожал плечами.

— Да какая разница, невинна ты или нет? Уж поверь мне, ты станешь извиваться не хуже любой ненасытной бабы, у которой между ног оказался страстный мужчина. Ты станешь царапать меня и молить, выкрикивать мое имя, когда я буду снова и снова врываться в твою влажную теснину, и так до тех пор, пока нас не сожжет до конца безумный пламень первобытной потребности, пылающий внутри.

Маура задрожала с головы до ног, когда ее мысленному взору представилась картина совокупления с Эверодом. На свою беду она вполне понимала, о какой первобытной потребности он говорит. Как и стоящего рядом мужчину, ее толкали все дальше загадочная власть этой потребности и предвкушение тех восторгов, которые она сулила. Когда ее поцеловал Роуэн, Маура не почувствовала ничего, кроме раздражения. Отчего же его старший брат так неудержимо притягивал ее? Независимо от того, стремился ли он к мщению, искал ли обычного удовольствия, лорд Эверод не принадлежал к числу джентльменов, за которых выходят замуж порядочные девушки. Полюбить его — значит навеки разбить свое сердце.

Полюбить.

Боже, только не это! Неужто она уже успела влюбиться в отчаянного волокиту? Не говоря больше ни слова, Маура изо всех сил рванулась к дому, взлетела по ступенькам со всей скоростью, какую позволяли длинные юбки, и мигом проскользнула в дверь. Она слышала, как Эверод тихонько посмеивается над ее поспешным бегством.

— Я приснюсь вам, милая леди.

Последние слова Эверода звучали у Мауры в ушах, пока усталость наконец не взяла над ней верх.

Глава 13

— Я надеялся, что ты объявишься, — сказал Фэйн Карлайл, герцог Солити, открывая дверь Эвероду. — А Кэдд и Рэм собирались зайти в «Прихоть Мойры» и еще в некоторые твои излюбленные заведения, чтобы посмотреть, нет ли тебя там.

Эверод снял шляпу и рукой пригладил волосы.

— Некоторые мои излюбленные заведения не годятся для Рэма как человека семейного. Если он там нарвется на неприятности, его графиня сделает меня евнухом.

Или одна из моих бывших возлюбленных.

Они с Солити прошли в библиотеку. Два часа ночи. В такое время слуги, должно быть, не встают с постели, А вообще-то Эверод не мог припомнить ни единого случая, когда дверь ему открывал не сам Солити, а кто-то другой. Он очень дорожил дружбой Солити и тем, что герцог старался создать для него какое-то подобие семьи.

— А где твоя герцогиня? — Пока они не вошли в библиотеку, Эверод старался говорить потише: он не хотел поднять на ноги весь дом.

— Спит. — Солити указал на бутылку бренди, но Эверод покачал головой. В голове у него и так все перепуталось, он не хотел туманить разум еще больше.

— Теперь, когда она ждет ребенка, она быстро утомляется, да и тошнота мучит ее постоянно, — объяснил Солити; в его зеленых глазах отразилась тревоги о женщине, в которой теперь для него сосредоточился весь мир. — Она презирает себя за то, что считает непозволительной слабостью. Джипси старается ей помогать, но у этой девочки талант превращать самое простое дело черт знает во что.

Вспомнив недавние проделки Джипси, герцог так захохотал, что повалился на диван. Он прижал руки к груди, будто боялся лопнуть от смеха. Ну если он и сожалел о прежней холостой жизни, то очень умело это скрывал. В прежние времена Эверод никогда не видел, чтобы его друг был так доволен жизнью.

— А у тебя что? — спросил Солити; веселость его утихла, он протянул руку за спину и поправил подушку. — Броули мне тут долго выговаривал за то, что я позволил тебе отойти от карточного стола.

— В задницу Броули! — хмыкнул Эверод.

— И то правда, — согласился герцог, нисколько не обижаясь из-за того, что его зятю нанесено оскорбление. — Но меня огорчает то, что он был прав. После происшествия в театре у меня сложилось впечатление, что ты решил держаться подальше от Уоррингтонов и этой барышни… Как бишь ее? Мэри? — Он сделал неопределенный жест.

— Маура… Маура Кигли, — подсказал Эверод, ни на минуту не веривший, что его друг забыл имя Мауры и ее положение в семье Уоррингтонов. Солити был умнее и сообразительнее, чем все lessauvagesnobles, вместе взятые. — Племянница графини.

— А тебе она кто? — Солити сверлил друга взглядом. — Кэдд заметил, что ты увивался вокруг Мауры Кигли отнюдь не как двоюродный братец. А еще он…

Напоминание о том, что Кэдд проявил интерес к Мауре, вновь пробудило в Эвероде прежнее ожесточение.

— Хватит с меня! Пусть Кэдд катится к черту со своими наблюдениями. Если он не рехнулся, пусть не показывается мне на глаза хотя бы ближайшие дни. Я же предупреждал его, а он наплевал на это и побежал к леди Фанкутт просить, чтобы она познакомила его с Маурой.

— Что-то происходит вокруг этой племянницы, — заметил Солити, прикрыв глаза. — Когда ты с нею танцевал, Уоррингтоны прямо из кожи выпрыгивали.

Эверод и сам не знал, от чего он получил больше удовольствия: от того ли, что Маура, не обращая внимания на родственников, решилась танцевать с ним, или же от того, что его отец, Роуэн и Жоржетта кипели от злости.

— Мой младший братец готов был вызвать меня на дуэль за то, что я осмелился дотронуться до руки Мауры. Этот щенок вообразил себя влюбленным. Ты бы только видел, как он млел возле нее, когда…

Солити приоткрыл один глаз.

— Только не это!

— Не это? Что «не это»? — Эверод наклонился и пододвинул еще один стул, чтобы положить на него свои длинные ноги. Солити открыл глаза и набросился на Эверода с упреками:

— Только не говори мне, что ты отправился вслед за Уоррингтонами в их особняк. А тем более — тайком проник в их усадьбу.

— Лондонский особняк принадлежит мне, — сказал Эверод, устраиваясь поудобнее в кресле. — Он будет моим, когда Уоррингтон удовлетворит мои заветные мечты о своей скорейшей кончине.

Эверод с опозданием сообразил, что прошло всего два года с тех пор, как Солити унаследовал герцогский титул после смерти своего отца. Старик умер скоропостижно, и друг Эверода до сих пор скорбел об этой утрате.

— Не надо шутить такими вещами, — сказал герцог; глаза его сузились от гнева. — Возможно, ты никогда не простишь Уоррингтона за то, что он чуть не убил тебя; все равно он твой отец. Кроме того, я хорошо тебя знаю, Эверод: ты не захочешь обагрить руки его кровью.

— Ты мне приписываешь добросердечие, которого сам я в себе не нахожу, — небрежным тоном ответил Эверод. — Ладно, не стоит меня поучать. У меня нет ни малейшего желания встречаться ни с отцом, ни с братом на рассвете с пистолетами в руках. Для чего причинять себе неудобства, ежели Уоррингтоны предоставили мне развлечение и способ развеять скуку?

— Мисс Кигли.

Эверод ссутулился и подпер щеку кулаком.

— Ты так говоришь, словно не одобряешь моих намерений.

— Соблазнять невинных девушек ради своего удовольствия — занятие низкое, я такого никогда не одобрял. — Голос Солити звучал резко, напоминая Эвероду, что так они могут стать врагами, а этого виконт никоим образом не желал. — Я бы с удовольствием умыл кровью лорда Тэтчера Стендиша за то, что он соблазнил мою сестру, но Фэйр испытывала такое унижение, она была поражена в самое сердце изменой этого мерзавца и упросила нас с отцом отказаться от мщения.

Эверод успокоился.

Он уж и позабыл о несчастной любви леди Фэйр к Стендишу, а сам Солити почти никогда не упоминал об этом происшествии. Семье Карлайлов удалось заглушить большую часть сплетен, а бесстыдную похвальбу Стендиша выдать за клевету. Прошло всего несколько недель, и новый скандал отвлек внимание бомонда от сестры Солити.

— К тому же ты не ограничишься соблазнением мисс Кигли, — нарушил неловкое молчание Солити.

Эверод между тем вспоминал, как несмелые уста Мауры прижимались к его губам. Она была совершенно неопытна в таких делах, но его плоти было все равно. Он настолько возбудился, что желал в тот миг лишь одного — прижать ее покрепче к стене и раствориться в ее женской нежности. Он насмехался теперь над самим собой за то, что едва не потерял рассудок.

— Напрасно ты так думаешь, — сказал виконт, прикрывая зевок тыльной стороной ладони. — Если Маура Кигли будет послушна у меня в постели, это сделает меня весьма терпимым по отношению к Уоррингтонам. Она очень предана моему отцу. Вот и посмотрим, согласится ли она пожертвовать своей невинностью ради него?

А может быть, ради того, чтобы загладить свою вину.

Сможет ли она отдаться ему, чтобы искупить свою ложь, которой выгораживала свою тетушку?

— Лично мне противно такое намерение. — Солити даже сплюнул и сел прямо. — Довольствуйся обычной данью от вдовушек и куртизанок, Эверод. Такое мщение недостойно тебя. Мисс Кигли не заслуживает того, чтобы лечь на жертвенный алтарь за предательство Уоррингтонов.

Внутренний голос подсказывал Эвероду, что его друг прав, но гордыня не позволила ему произнести это вслух. Если бы у него действительно не осталось ни капли совести, в чем его обвинила Маура, он уже нынче вечером похитил бы ее невинность. Он ощутил ее любопытство, увидел, что она понимает цель его стремлений. Когда он отпустил ее после поцелуя, она даже обиделась на него за это. Задержись они в саду подольше, девушка разрешила бы ему дальнейшие вольности — в этом у виконта не было сомнений.

— Если я уложу мисс Кигли в постель, обещаю, что это произойдет по ее воле, — сказал Эверод, пытаясь убедить друга в том, что не настолько низко он пал.

— Ты забываешь: мне приходилось видеть, как ты очаровывал и тех, кто вовсе этого не хотел. — Солити стоял на своем. — У меня нет ни малейших сомнений в том, что мисс Кигли будет полагать, будто выбор остается за ней.

Тем временем, не замеченная ими, Килби Карлайл, герцогиня Солити, осторожно попятилась от приоткрытой двери, ведущей в библиотеку, и тяжело оперлась о стол. То, что ей удалось случайно подслушать, огорчило ее. Поначалу она хотела войти в комнату и составить компанию своему мужу и Эвероду, беседовавшим в библиотеке. Но потом она вдруг услышала имя мисс Кигли. Дело в том, что леди Килби, как и ее муж, очень тепло относилась к Эвероду, однако вся эта история с Маурой Кигли ей не нравилась. Фэйн — близкий друг Эверода. Он не станет вмешиваться, пока не прольется кровь, да и тогда он будет защищать друга. А кто защитит Мауру Кигли от Эверода? Было похоже, что юная леди нуждается в дружеской поддержке. И Килби впервые не смогла встать на сторону мужа.

Только утром Маура поняла, почему Эверод нанес «визит» в особняк Уоррингтонов. Доказательством того, что он побывал в доме, служил кожаный футляр. Маура обнаружила этот футляр в своей спальне, за складной подставкой на письменном столе, и если бы она не собиралась утром немного почитать произведение госпожи Радклиф, то не скоро нашла бы его.

Когда девушка открыла футляр, ей стало понятно, почему Эверод не оставил его просто на туалетном столике. Маура медленно опустилась в кресло. На бархате покоилось не только ожерелье из жемчуга и серебра, принадлежавшее матери Эверода, — там были еще серьги, два браслета и узенькое серебряное кольцо. Полный гарнитур. Значит, у Эверода и раньше было все это, кроме ожерелья. Теперь неудивительно, что он так рассердился, когда в театре заметил недостающее ожерелье на Мауре.

Да, но отчего он отдает весь этот гарнитур ей?

Ведь Маура не имела в виду ничего дурного, когда привезла ему ожерелье. Если разобраться, это была память о его матери. Маура взяла в руки тоненькое кольцо и восхитилась тремя жемчужинами, не крупными и не мелкими, оправленными в спиральные завитки из серебра. Ее смутила щедрость Эверода. Она поставила открытый футляр на письменный стол и надела кольцо на безымянный палец правой руки.

Оно подошло ей идеально.

Неожиданно в дверь постучали, и Маура невольно вздрогнула. Опасаясь, что это может быть тетушка, она поспешно захлопнула футляр и убрала его с глаз — обратно за подставку для книг. Стук в дверь возобновился, и весьма решительно, так что Маура снова вздрогнула. У нее мелькнула запоздалая мысль о том, что серебряное колечко осталось у нее на пальце. Ну если кто-нибудь спросит, всегда ведь можно сказать, что это мама ей подарила.

Маура открыла дверь и удивилась: за порогом стоял дворецкий Эббот.

— Извините меня, Эббот, я… э-э… задумалась немного, — запинаясь, проговорила девушка.

— Прошу прощения за беспокойство, мисс Кигли, — почтительно сказал дворецкий. — Приехали с визитом три дамы, они хотели бы встретиться с вами без промедления. Ее светлость[14] сказала, что ей совершенно необходимо повидать вас не далее как сегодня.

— Меня? — пискнула Маура, жалея о том, что не надела сегодня платье понаряднее. — Вы уверены? Здесь, наверное, какая-то ошибка.

— Ее светлость герцогиня Солити и ее спутницы спрашивали только вас, мисс Кигли. — И дворецкий вопросительно посмотрел на Мауру, которая попятилась от двери. Обычно бесстрастное лицо вышколенного слуги выражало сочувствие. — Я так понимаю, что под всеми этими пышными титулами и нарядами скрываются простые добросердечные девушки вроде вас. Пока вы будете прихорашиваться, я велю повару послать в малую гостиную что-нибудь освежающее и подкрепляющее.

И Эббот с поклоном затворил за собой дверь.

«Боже мой», — подумала Маура, хватая гребень и бросая взгляд в зеркальце на туалетном столике. В малой гостиной Уоррингтонов ее ждет герцогиня! То-то удивится тетушка Жоржетта, когда узнает, что ее племянница не все время проводит, уткнувшись носом в книги.

Но к тому времени, когда Маура вышла на лестницу, ее волнение от предстоящей встречи с тремя дамами несколько поутихло. Она не припоминала, чтобы ее представляли герцогине Солити, хотя Маура о ней уже где-то слышала. Должно быть, это тетушка Жоржетта попросила кого-то из своих знакомых об услуге и молодые леди по этой причине приехали познакомиться с Маурой и предложить ей свою дружбу.

Мысль о том, что герцогиня Солити нанесла ей визит из снисходительности, погасила в Мауре последние искры волнения. Расправив плечи и высоко вскинув голову, она вошла в гостиную.

— Эверод, я очень польщена тем, что ты в последнее время находишь часок-другой для старых друзей, — произнесла Велуэтта, протягивая ему руку для поцелуя, и опустилась на сверкающую золотом кушетку.

— Мне велели тебя навестить. Наша общая подруга леди Сильвер рассказала мне, что ты отвергла многочисленные приглашения побывать у нее, Вель. — Эверод поцокал языком. — Как это не похоже на тебя — запираться в доме в разгар бального сезона.

Обе леди в свое время недолго, но страстно любили почти всех lessauvagesnoblesпо очереди. Эти веселые вдовушки пустились во все тяжкие, порой превосходя многих мужчин смелостью любовных похождений. Однажды эта парочка предложила Эвероду ночь втроем — сначала они предлагали это Солити, но герцог, чванливая задница, испугался и сбежал от них. Обе дамочки исполняли все капризы Эверода, так что он совершенно выбился из сил и получил полное удовлетворение. Это они прозвали его Эверардом,[15] что очень ему нравилось. До сего дня у Эверода при одном воспоминании о той ночи сладко подрагивал детородный член.

— Эверод, да ведь я теперь и в двери-то с трудом прохожу, — сказала Велуэтта, и от жалости к себе ее глаза наполнились слезами. На сей раз она была во всеоружии и тотчас же достала из рукава кружевной платочек. — Ты только посмотри! Да я ведь стала в этом наряде круглой, как тыква. Ни один мужчина не будет стремиться к моему обществу, а дамы станут подшучивать надо мной. Ах, мне уже давно следовало бы уехать из Лондона в деревню.

— Вель, — сказал Эверод, растягивая гласную. Он тревожился за нее. Леди Сильвер тоже была обеспокоена, иначе она не послала бы ему записку с просьбой навестить Велуэтту. Нетрудно было догадаться, что причина ее меланхолии кроется в исчезнувшем любовнике.

— Может быть, ты все же умеришь свою гордыню и напишешь отцу ребенка? Если он не ведает о твоем нынешнем положении, ты должна бы его об этом известить. Ведь несправедливо…

Темные глаза Велуэтты испепеляли виконта.

— Кто бы говорил о несправедливости? Даже сидя в четырех стенах, я слышу, что ты строишь козни против некой молодой леди. Пусть ты красив до умопомрачения, пусть ты пылкий любовник, Эверод, но, коль скоро ты желаешь чего-то добиться от других, ты становишься бессердечным негодяем.

Виконт нахмурился и крепче сжал в руках свою шляпу.

— Следует ли это понимать как отказ выйти за меня замуж, Вель?

Это прозвучало так естественно, что Велуэтта расхохоталась. Они с Эверодом были так схожи характерами, что из их брака ничего хорошего бы не получилось. Ее тело так сотрясалось от смеха, что пришлось обхватить живот руками.

— Вы глубоко раните меня своим отказом, миледи, — сказал Эверод, довольный тем, что ему удалось, пусть и ненадолго, развеять печаль Велуэтты.

Она промокнула глаза платочком.

— Тебя, Эверард, нелегко ранить, — ответила она, покачивая головой и дивясь нелепости его предложения. — Ты убьешь всякого, кто попытается это сделать.

Это замечание графини задело Эверода куда сильнее, чем могло показаться. Наконец, собравшись с мыслями, он сказал:

— Переоденься. У меня есть желание прокатиться верхом в парке. — Он погладил ее пальцы и ощутил, как младенец в ее чреве бьет ножкой. Бедная Велуэтта! Ему тоже было бы не до веселья, если бы внутри у него завелся вредный бесенок, лягающийся целыми днями. — Я вижу, твой сынок согласен.

Велуэтта сжала руку виконта, на ее лице отразилась признательность.

— Ты так добр ко мне. Жаль, что не ты отец моего сына.

Эверод слабо улыбнулся, но благоразумно придержал язык за зубами.

— Мисс Кигли, вы, должно быть, считаете наше появление здесь верхом неучтивости, — извиняющимся тоном произнесла Килби Карлайл, герцогиня Солити, после того как покончила с церемонией представления Мауре своих спутниц: леди Фэйр Броули и леди Рэмскар.

— Отнюдь нет, уверяю вас, — сказала Маура, приглашая гостей присаживаться. — Однако признаюсь, меня удивило то, что вы передали мне через дворецкого. Вы ведь сказали Эбботу, что вам настоятельно необходимо повидать меня.

Ее светлость взглянула на свою золовку леди Фэйр. Та в ответ кивнула:

— Да-да, я так и сказала.

Все три дамы были заметно смущены, хотя и в разной степени. Маура осторожно присела на самый краешек кресла. У нее было ужасное предчувствие, что все трое сейчас станут предлагать ей дружбу.

— Надеюсь, вы приехали не потому, что моя тетушка просила об этом через ваших родственников? Я было подумала, что тетушка Жоржетта снова проявляет заботу обо мне. А быть может, даже Роуэн, э-э, мистер Лидсоу. Думаю, что это было бы еще хуже.

У графини Рэмскар было своеобразное чувство юмора. Она чуть не задохнулась от хохота, когда Маура заговорила о своих подозрениях, — не вмешались ли в это дело ее родственники. Впрочем, элегантная блондинка быстро справилась с собой. Ее глаза лучились добротой, когда она пояснила:

— Примите мои извинения, мисс Кигли. Просто мне трудно представить себе что-нибудь более ужасное, чем вмешательство родственников в личные дела.

— Хуже этого разве что докучливые гости в вашем доме, — добавила леди Фэйр.

— И все же вы правы, — сказала герцогиня, и лицо ее напряглось от гнева. — Те новости, какие мы привезли, столь же неприятно слышать, как и рассказывать.

Маура переводила глаза с одной гостьи на другую.

— Простите мою дерзость, но приходилось ли нам видеться раньше? Вы знакомы с Уоррингтонами? С моими родителями — лордом и леди Кортвилл?

— Наши мужья состоят в близкой дружбе с одним человеком… э-э, с лордом Эверодом, — проговорила наконец ее светлость.

— Ах! — Теперь неожиданный визит стал приобретать определенный смысл.

— За исключением моего супруга, мистера Броули, — уточнила леди Фэйр, делая вид, что никакой заминки в беседе и не происходило. — Мой брат, герцог Солити, а также Рэмскар, Кэдд — это лорд Бишмор — и, разумеется, Эверод — те самые джентльмены, которых в свете именуют lessauvagesnobles.

— Я слыхала это прозвище и знаю, что лорд Эверод принадлежит к упомянутому кружку, — рассеянно проговорила Маура, глядя на кольцо из серебра с жемчугом, надетое на палец. — Если уж вы знакомы с виконтом, то знаете, стало быть, и о размолвке в его семье.

— Ваша тетка его совратила, а отец сделал все, что мог, дабы его убить, — вставила леди Рэмскар. — Это семейная трагедия, которая достойна театральных подмостков.

— А Эверод, скорее всего, задушит тебя, Пэйшенс, если только увидит свою историю на подмостках Ковент-Гардена,[16] — предостерегла подругу леди Фэйр.

Маура поджала губы, почувствовав, что ей известно далеко не все об этой истории. Все три гостьи были, несомненно, очень милы, однако ее тревожило их близкое знакомство с сыном графа Уоррингтона.

— Я полагаю, что лорд Эверод был бы недоволен, узнай он, что его друзья нанесли визит в дом Уоррингтонов. Пусть и с благим намерением предупредить меня, чтобы я держалась подальше от виконта. — Маура встала с кресла. Проводить всех троих до дверей сможет и Эббот. — Верите вы мне или нет, но я хорошо понимаю ваше желание защитить его.

Герцогиня тоже поднялась со своего места. С горячим чувством, которого Маура явно не заслужила, ее светлость сжала ее руки.

— Защищать Эверода? Да нет же, мисс Кигли, мы пришли ради того, чтобы защитить вас!

Глава 14

— Защитить меня от лорда Эверода? — Маура не скрывала своего изумления. Предложение герцогини было столь неожиданным, столь великодушным, что девушка сморгнула невольную слезу. Что же такое было известно этим дамам, чего она сама не знала, но что вынуждало оберегать ее от виконта? — Ваша светлость…

— Килби, — тут же поправила ее молодая женщина. — Подруги называют меня просто по имени. К тому же я считаю настоящей герцогиней мать Фэйна и Фэйр. Я пока еще не успела привыкнуть к этому титулу.

— Мама не согласилась бы с тобой, — возразила Фэйр и встала рядом с невесткой. — Она всем говорит, что ты руководишь моим братом очень умно и хитро, а она наблюдает за этим с большим удовольствием. — Фэйр повернулась к Мауре. — Мой брат Теммз — так называем его мы с мамой — настолько покорен Килби, что даже не замечает, когда ей удается его перехитрить.

Графиня, которая одна продолжала сидеть, почувствовала себя забытой и встала с дивана, присоединяясь к остальным.

— А меня вы можете называть Пэйшенс. Мой муж постоянно говорит, что имя никак не отвечает моему характеру.[17] А можем ли мы обращаться к вам запросто? Вас зовут Маура, верно? Какое красивое имя! На латыни оно значит «темная».

— Разве? — отвечала Маура, ошеломленная вниманием гостей.

Издалека донесся голос тетушки: она звала Мауру. Девушка бросила тревожный взгляд на закрытую дверь гостиной.

— Вам надобно уходить. — Она отпустила руку герцогини и отступила на шаг. — Господи, я не хотела вас обидеть! Дорогие дамы, я вполне понимаю причины, которые привели вас сюда, но вам необходимо уйти. Прямо сейчас. Тетушка Жоржетта будет очень огорчена, если узнает, что вы друзья Эверода.

Леди Фэйр и бровью не повела.

— У Эверода в Лондоне много друзей. Друзей, которые готовы не на жизнь, а на смерть отстаивать его честь — честь, в которой ему отказывают родственники. Ежели ваша тетушка хочет сберечь нервы, ей лучше было бы оставаться в деревне.

— Маура!

Маура вздрогнула. Ну конечно, тетушка отыскала дворецкого и тот доложил ей, что у них гости.

— Только, пожалуйста, давайте не будем говорить об Эвероде! — сказала Маура шепотом. — Прошу вас!

Дверь широко распахнулась, и в гостиную вошла тетушка Жоржетта. Она окинула молодых женщин критическим, высокомерным взглядом, который приберегала для неприятных ей особ, если желала их унизить.

— Эббот сказал мне, что у тебя гости.

Новые подруги Мауры, несмотря на свою молодость, нисколько не смутились при появлении ее тетушки. Маура быстро представила всех друг другу, лихорадочно подыскивая подходящий предлог, чтобы распрощаться с гостями.

Килби взяла инициативу в свои руки.

— Леди Уоррингтон, я надеюсь, вы не станете возражать, если мы похитим вашу племянницу на часок-другой. Погода стоит теплая, и нам захотелось побывать в Гайд-парке. Если вы согласны, мы с большой радостью возьмем мисс Кигли с собой.

— Ну разумеется, — проговорила тетушка; она успокоилась, и складки вокруг рта разгладились. — То, что запланировано у нас на сегодня, вполне может подождать. Намного приятнее провести время на свежем воздухе, да еще в кругу друзей.

Маура заставила себя посмотреть на тетушку без изумления. Не зря же леди Фэйр так расхваливала ум и хитрость Килби, благодаря которым та управляла своим мужем. Ее светлость обратилась к тетушке Мауры столь почтительно, что рассеяла все подозрения, какие только могли возникнуть у Жоржетты при виде дамы более молодой, более красивой и более знатной.

Леди Фэйр заметила растерянность Мауры и заговорщически подмигнула ей.

Маура в ответ улыбнулась.

Что ж, у Эверода были очень симпатичные друзья.

— Где же Маура?

Вместо ответа Жоржетта виновато улыбнулась Роуэну. Он уже довольно давно приехал, чтобы рассказать ей о своей встрече с Маурой, которая произошла накануне вечером. То, что ему удалось поцеловать Мауру, было хорошим знаком; к тому же, по словам пасынка, девушка благосклонно отозвалась на его пылкость. Ободренная этим, Жоржетта отправилась искать Мауру, дабы Роуэн смог продолжить свои ухаживания. Визит трех дам был совершенно неожиданным. С другой же стороны, познакомиться с герцогиней, дочерью герцога и графиней было для Мауры весьма неплохо. Жоржетта некоторое время назад была представлена вдовствующей герцогине Солити. Герцогиня, на целых десять лет старше Жоржетты и куда менее привлекательная, имела множество друзей и, насколько можно было понять, пользовалась в свете немалым влиянием. Маура только выигрывала от знакомства с такой семьей. Какая жалость, что сын герцогини уже женат, иначе Жоржетта могла бы передумать относительно Роуэна и сосредоточить свои силы на том, чтобы выдать племянницу замуж за герцога.

— Увы, Маура только что уехала со своими новыми подругами, — сказала Жоржетта, обходя Роуэна сзади и кладя руки ему на плечи. — Похоже, что девочка сама сумела найти себе весьма достойных подруг. Как трогательно, что ее светлость герцогиня Солити взяла Мауру под свою опеку. Остается добавить, что такое знакомство и тебе не помешает.

Роуэн сжал ее пальцы, прервав нежное поглаживание.

— Герцогиня Солити? А еще кто? Назови мне их, — коротко потребовал он.

Обиженная его грубостью, Жоржетта прошла на свою сторону стола, специально вынесенного на веранду.

— Еще двое. Леди Фэйр, золовка герцогини, и блондинка… леди Рэмскар, если не ошибаюсь.

Роуэн выругался, отшвырнул газету, которую читал, пока хозяйка искала Мауру, и вскочил на ноги.

— Жоржетта, все эти дамы знакомы с Эверодом.

— Боже милостивый, они что же, все были его любовницами?! — воскликнула Жоржетта. На нее произвела впечатление ненасытность виконта. Если бы Уоррингтон не застал их тогда, она могла бы еще долго наслаждаться ласками Эверода.

— Нет, любовницами его они не были. Подозреваю, что этому помешали их мужья, — сказал Роуэн с обидой, которую часто испытывал, будучи младшим из двух братьев. — Солити и Рэмскар — близкие друзья Эверода. И если ты говоришь, что отправила Мауру из дому в компании жен lessauvagesnobles, то я позволю себе усомниться в мудрости такого решения.

Жоржетта с невозмутимым видом грациозно опустилась в кресло напротив Роуэна, не подавая виду, насколько ее потрясли его слова. Она редко допускала ошибки. Для чего Эверод послал жен своих друзей познакомиться с Маурой? Жоржетту донельзя огорчало то, что она никак не могла предугадать шаги виконта, а тот играл, как хотел, и с Уоррингтоном, и со всеми прочими родственниками.

В конечном счете самое благоразумное, быть может, — это встретиться с Эверодом самой. Но она была согласна и на то, чтобы Роуэн стал шпионить для нее.

Следуя привычке, Жоржетта взяла чайник и налила себе чаю.

— Роуэн, миленький мой! Похоже, тебе не повредит, если ты прокатишься верхом по парку.

Молодой человек кивнул: предложение доставило ему мрачную радость.

— Понятно.

Жоржетта оперлась подбородком на переплетенные пальцы.

— Я так и не сказала Мауре, что ты здесь. Если вы встретитесь в парке, она сочтет это простой случайностью.

Таким образом, ее ошибка не причинила никакого вреда. Если герцогиня Солити и ее подруги завязали знакомство с Маурой ради далеких от дружбы целей, Роуэн их спугнет.

У Жоржетты не было ни малейшего желания позволить Эвероду перехитрить ее.

— Может быть, отсюда мы пойдем пешком? — ненавязчиво предложила Килби. — Можно пройти по тропинке к реке, оттуда открывается чудесный вид.

— Здесь обожают писать пейзажи художники Королевской академии. Вы увидите многих из них на поросших травой берегах: чуть сбоку от каждого, — мольберт, одна кисть зажата в зубах, другая в руке, — добавила леди Фэйр, чтобы сильнее заинтересовать Мауру.

— Прогуляться — это звучит так заманчиво! — живо откликнулась Маура.

Килби велела кучеру придержать лошадей. Пока герцогиня отдавала слуге распоряжения, Маура, подавшись вперед, предвкушала захватывающее приключение. Тетушка Жоржетта вмешалась своевременно, тем самым освободив ее от ограничений, налагаемых пребыванием в доме. Возможно, настоящей леди и не стоит в том признаваться, но в родном поместье Маура предпочитала ходить пешком. С тех пор же, как они приехали в Лондон, покидать дом приходилось не иначе как в экипаже.

В это время дня в Гайд-парке было людно, словно на Бонд-стрит. Пока дамы выходили из коляски, опираясь на руку грума, мимо них лился бесконечный поток всадников, прогуливавшихся верхом, и экипажей всевозможных размеров. Хватало и пешеходов, которые любовались пейзажами, да и себя старались показать. Мужья с женами и целые семьи отдыхали на лоне природы, наслаждаясь теплой сухой погодой, так что трава повсюду пестрела разноцветными покрывалами, будто лепестками весенних цветов. Мимо Мауры, заставив ее замедлить шаг, пронеслись стремглав два мальчика, за ними, чуть отстав, бежал третий.

Будь Маура немного моложе, она бы, пожалуй, охотно побегала вместе с этими жизнерадостными мальчуганами.

Кучер остался при лошадях, а грум последовал за четырьмя дамами, которые неспешно прогуливались по парку.

— Давно ли вы знакомы с лордом Эверодом? — спросила Маура своих спутниц, любовавшихся разнообразием пейзажа с его рощами, холмами и лугом.

Фэйр первая отозвалась на ее вопрос.

— Мой брат Теммз и Эверод дружат с детства. Не могу припомнить такого года, когда рядом с братом не было бы Эверода. Когда я была еще девчонкой, Эверод частенько бывал в нашем поместье Арионрод, и, надо сказать, товарищ брата произвел на меня большое впечатление.

Фэйр раскрыла зонтик от солнца — вычурную вещицу с пестрым узором, с тонкой красной каймой по краям. Маура тоже раскрыла зонтик — он был весь в кружевах, а с жесткого каркаса ниспадали кисточки.

— Уже тогда Эверод был выше моего брата, — продолжала Фэйр, шагая рядом с Маурой. — Я по-детски думала, что раз он выше, то может задушить Теммза. Из-за одной этой мысли я была влюблена в него целое лето.

Все четверо весело засмеялись, представив себе девчушку с русыми косичками, которая повсюду бегает за Эверодом в надежде, что он придушит ее брата, если ей так захочется.

Маура смущенно отвела взгляд: она ведь тоже бегала за юным Эверодом. Она была старше Фэйр, а влюбилась в горделивую улыбку Эверода и его задорный нрав. Но в отличие от Фэйр Маура так и не смогла с годами избавиться от этой детской влюбленности.

— Разумеется, ни брат, ни Эверод меня не замечали — это было ниже их достоинства. Я была просто младшей сестрой, маленькой непоседой, — объясняла Фэйр. — Да и не все ли равно? Пару раз мне удалось-таки уговорить брата взять меня с собой. Это было что-то ужасное: я приходила домой и слезах, платьице было порвано и перепачкано в грязи, а на лице и руках — сплошные ссадины и царапины.

— Какой кошмар! — воскликнула Пэйшенс. Они с Килби шли справа от Мауры. Все еще улыбаясь рассказу Фэйр, Маура обратилась к ним:

— Вы тоже давно знакомы с лордом Эверодом?

— Думаю, Рэм, муж Пэйшенс, подружился с Эверодом тогда же, когда и Фэйн, — ответила Килби и взглянула на подругу, ожидая подтверждения своим словам. — Я же познакомилась с ним два года назад, когда обстоятельства свели меня с Фэйном.

— Тебе повезло, что Теммз увидел тебя первым, — поддразнила ее Фэйр. — Не то Эверод еще поборолся бы за твою благосклонность.

— Согласна, — хихикнула Пэйшенс. — Я-то знакома с Эверодом всего чуть больше года, но мой муж утверждает, что виконт имеет обыкновение очертя голову бросаться за каждой юбкой. Должна признать, что есть в нем что-то такое, от чего женское сердечко начинает биться часто-часто…

— Или заставляет женщину задуматься, каково это — прижаться губами к его губам. Вот интересно, от его поцелуев пьянеешь как от коньяка или еще сильнее? — проговорила Фэйр и вздохнула с тоской.

Маура уже открыла рот и едва не попалась в ловушку. Она чуть не проболталась, что уж точно знает, как действуют на женщину поцелуи Эверода. Поцелуи виконта действительно пьянили. Закрыв глаза, она до сих пор чувствовала его жаркое дыхание, когда его губы жадно приникли к ее устам. И вкус был божественный! Женщина, склонная к научным занятиям, могла бы часами целоваться с этим мужчиной, чтобы анализировать каждую мелочь.

Маура судорожно сглотнула слюну и вовремя удержалась от того, чтобы не произнести подобный вздор. Должно быть, лицо у нее при этом было особенно глупое, поскольку все три дамы воззрились на нее как-то очень пристально.

— Да теперь уж поздно: ведь этот бездельник уже целовал вас, верно? — сказала проницательная Килби. — Или хуже того…

Маура резко остановилась, почуяв, что новые подруги ловко загнали ее в угол.

— Я…

Тут Фэйр сделала то, что удивило Мауру, — обняла ее за талию, глядя в глаза с таким сочувствием!

— Не трудитесь отрицать. Килби подслушала, как Эверод говорил моему брату, что он рассчитывает на большее, нежели ваши поцелуи.

— Мы очень любим Эверода, Маура, — сказала Килби; они с Пэйшенс подошли ближе. — И все же этот человек — отчаянный ловелас. За те два года, что я его знаю, у него было столько любовниц, что я со счету сбилась.

Пэйшенс кивнула, подтверждая ее слова.

— Вы в опасности, потому что являетесь членом его семьи. Конечно, нам не следует вмешиваться…

— Однако вы сильно отличаетесь от его обычных возлюбленных, — закончила ее мысль Фэйр.

— Я не принадлежу к числу его любовниц, — быстро ответила Маура.

— Пока не принадлежите, — уточнила Килби, взяв ее за руку. — Эверод, как правило, стремится к тем, кто хорошо понимает его суть. Ему нельзя верить, он обожает волочиться за женщинами, и он чудовищно эгоистичен. Его привычный круг — это вдовушки и куртизанки. Эти дамочки не претендуют на то, чтобы связать его серьезными узами, да он бы им этого и не позволил.

— Но соблазнять невинных девушек ради развлечения или из мести — это слишком отвратительно, даже для Эверода, — сказала Фэйр в уверенности, что она видит виконта насквозь. — Я не утверждаю, что знаю все о вас с Эверодом, по совесть не позволяет нам допустить, чтобы он погубил невинную девушку из мести.

Маура опустила зонтик и закрыла его. Тревога, звучавшая в словах Фэйр, огорчила ее. Все ее существо протестовало против мрачного портрета, какой ей нарисовали. Она не хотела верить, что Эверод может причинить ей зло. Но эти дамы, которые знают его куда лучше, чем она, утверждают, что он не только способен, но и замышляет ее погубить.

— Добрый день, милые леди, — раздался голос Эверода. Они вздрогнули, отрываясь каждая от своих мыслей. Он был не один: на его руку опиралась красивая женщина, судя по всему, на последнем месяце беременности. — Поспел ли я вовремя, или вы уже забили Мауре голову сказками о моей кровожадности?

Его неприветливые янтарно-зеленые глаза перебегали с одного лица на другое, а неудовольствие виконта было столь явным, что даже воздух вокруг них, казалось, сгустился подобно грозной пелене тумана.

— А ведь и правда, Эверод, — со смехом проговорила его спутница, красавица брюнетка. — Большинство женщин — исключая присутствующих, разумеется, — находят твою грубую, порывистую натуру довольно привлекательной.

— Мы не смеем задерживать вас и вашу подругу, лорд Эверод, — сказала Килби, отнюдь не смущаясь из-за того, что она с подругами только сейчас занималась именно тем, в чем обвинял их Эверод. — Счастливой прогулки!

Эверод не сводил глаз с Мауры, мысленно подталкивая ее к тому, чтобы она бросила ему обвинение в каком-нибудь чудовищном злодеянии.

— Пойдемте, леди, — сказала Фэйр и прикоснулась к Мауре, которая, казалось, ее не слышала.

И все четверо поспешили дальше по тропинке, не оглядываясь, чтобы проверить, не гонится ли за ними разъяренный виконт.

— Она очень красива, — глядя вслед уходящим дамам, заметила Велуэтта. — К тому же совершенно невинна. У некоторых женщин это очень заметно, как аромат у цветка.

— Что ты хочешь этим сказать, Вель? — проворчал Эверод, борясь с искушением догнать Мауру и потребовать, чтобы она пересказала все то, что ей наговорили о нем жены его друзей. — Ты полагаешь, что я слишком изнурен похождениями, чтобы ухаживать за мисс Кигли?

О, эти женщины! Даже не выслушав его точку зрения, они окружили Мауру со всех сторон, как бы заслоняя от его зловещих замыслов. А вот интересно, знают ли Солити и Рэм, что нынче затеяли их женушки, заявившись в гости к Мауре? Всю эту троицу следовало бы выпороть как следует, чтобы не вмешивались в его жизнь.

— Милый мой, ты слишком изнурен, чтобы ухаживать за большинством женщин, — отозвалась Велуэтта и ласково потрепала его по щеке. — Но это не мешает нам замедлять шаг, дабы ты мог нас поймать.

Никому не хотелось возобновлять беседу, пока они не вышли на берег реки Серпантин, которая своими очертаниями напомнила Мауре параллелограмм и была скорее похожа на озеро,[18] питавшееся водами маленького ручейка. По его зеркальной глади рядом с утками и лебедями скользили лодки и маленькие яхты. Килби говорила чистую правду — в таком живописном месте невольно хотелось остановиться и полюбоваться красотами природы. Как и предсказывала Фэйр, несколько художников старательно воспроизводили на полотне окружающий пейзаж посредством акварели и угля.

— А кто была та дама с лордом Эверодом? — спросила Маура, не в силах справиться с любопытством.

— Леди Спринг, — ответила ей Фэйр, не желая вдаваться в подробности.

— Его возлюбленная? — Маура не могла не задать этот вопрос, он буквально жег ей язык, словно раскаленный уголек.

— Чьей только любовницей не была леди Спринг! — зло бросила Килби, и на ее лице живо отразилась неприязнь к этой даме. — А если и не была, то очень хотела быть.

Герцогиня прищурила глаза, пытаясь сохранять спокойствие.

— Простите меня, Маура, я не хотела говорить о ней дурно. Однако в высшем свете есть дамы, которым ничего не стоит похитить чужого мужа. Лучше всего держаться подальше от таких, как леди Спринг.

Маура исподтишка взглянула на Фэйр, которая едва заметно качнула головой, предупреждая дальнейшие расспросы.

Очевидно, у Килби были веские причины недолюбливать красавицу брюнетку.

— И лорд Эверод — отец ее будущего ребенка? — Маура затаила дыхание в ожидании ответа.

Пэйшенс нахмурилась.

— Сильно в этом сомневаюсь. Лорд Эверод, быть может, и ловелас, но он очень ревниво относится ко всему тому, что считает своим. Если бы леди Спринг ждала ребенка от него, он непременно признал бы его своим, а я что-то ни о чем подобном не слыхала. По моему мнению, они с леди Спринг просто друзья.

— Зная Эверода, можно утверждать, что она была его любовницей раньше, — сказала Фэйр и тем рассеяла заблуждения Мауры. — Она слишком красива, да к тому же о ней много чего говорили.

Маура с завистью подумала о том, что Эверод и леди Спринг удивительно подходят друг другу. Высокий и красивый Эверод, склонившийся к леди Спринг, ее гладкая смугловатая кожа, блестящие иссиня-черные волосы, манящая глубина ее черных глаз… Да, Эверод не стал бы противиться чарам такой удивительной красавицы! Возможно даже, что она его возлюбленная, и не бывшая, как предположили спутницы Мауры.

Эта мысль казалась ей невыносимой.

Роуэн Лидсоу, сидя в седле и оставаясь незамеченным, наблюдал за встречей Мауры с его старшим братом. Каковы бы ни были причины, побудившие трех дам подружиться с Маурой, Роуэн даже с такого расстояния мог без труда заметить, что все трое были явно недовольны появлением Эверода. Жоржетта не меньше Роуэна обрадовалась бы тому, что беседа дам с виконтом оказалась столь непродолжительной. Маура со своими новыми подругами пошли дальше по тропинке к реке, а Эверод и его беременная спутница не спеша направились к ожидавшему их экипажу.

Что, эта дама ждет ублюдка от Эверода?

Такой явный промах брата мог пойти на пользу Роуэну. Маура слишком невинна, чтобы оценить всю глубину темной страсти, обуревающей мужчину. Вероятно, она пришла в ужас, когда увидела, как Эверод открыто прогуливается со своей шлюхой в парке. Падение этой женщины станет для Мауры суровым примером того, насколько слаб Эверод, и она отшатнется от него из-за этой несчастной, ожидающей ребенка.

Стало быть, герцогиня Солити и ее подруги оказались союзниками Роуэна.

Довольный увиденным, он вонзил шпоры в бока своего мерина. То-то обрадуется Жоржетта, когда он поделится с нею доброй вестью!

Глава 15

Жоржетта тепло встретила Мауру, когда та вернулась из Гайд-парка после прогулки с новыми подругами. Тетушка говорила о выгодах, которые сулит близкое знакомство с эксцентричными Карлайлами, Маура же тем временем снова и снова перебирала в уме подробности коротенькой встречи с Эверодом.

Он был удивлен не меньше, чем она сама. Он не был смущен оттого, что его застали в обществе любовницы — или бывшей любовницы. Нет, Эверод был очень сердит на Килби, Фэйр и Пэйшенс за то, что они вмешиваются не в свое дело. Он полагал, что они способны повредить ему во мнении Мауры, и готов был поубивать ее подруг и с трудом сдерживался.

С другой стороны, его поведение, похоже, весьма позабавило леди Спринг. Маура в полной мере ощутила на себе тяжесть оценивающего взгляда этой женщины. Та явно знала, кто такая Маура, а возможно, знала и о ее роли в той беде, что постигла Эверода двенадцать лет тому назад. Но леди Спринг не стала осуждать Мауру, вместо этого она начала поддразнивать Эверода и заставила его медленно отступить. Кем бы ни доводилась виконту эта дама, она имела на него немалое влияние.

Только теперь Маура сообразила, что в продолжение всей этой странной встречи она не вымолвила ни единого словечка. Но что она сказала бы, будь у нее возможность произнести хоть что-нибудь разумное? Килби, Пэйшенс и Фэйр сделали все, что было в их силах, дабы подготовить ее к вероятному коварству Эверода. Тетушка, дядя и Роуэн тоже считали, что Эверод опасен.

Даже сам Эверод, и тот в присущей ему развязной манере по-своему предупредил, чтобы она была настороже.

Она подняла руку и внимательно посмотрела на украшенное жемчугом серебряное кольцо. Эверод тайком подарил ей драгоценности своей матери. Так что же ей делать — прислушаться к его словам или же судить виконта по делам его?

Ведь в парке Эверод ждал, что она станет порицать его, да что там, он прямо вызывал ее на это. Он любил играть, особенно в азартные игры. Рассчитывал ли виконт на то, что Маура достаточно проницательна и сумеет разглядеть его настоящее лицо под старательно созданной маской насмешника и повесы, каким его знал свет? Или же все это просто уловка, чтобы побольнее уязвить свою семью?

Весь вечер вопросы не давали Мауре покоя. К счастью, они с Жоржеттой были на музыкальном представлении, так что ее задумчивость не бросалась в глаза. Девушка вполуха слушала оперную певицу, хотя тетушка расхваливала голос.

Графа Уоррингтона в тот вечер не было с ними: ему сделалось нехорошо, когда он был в одном из своих клубов. Эббот рассказал Мауре по секрету, что граф лишился чувств в холле клуба, сам же дядя упорно твердил, что просто переутомился. Жоржетта встревожилась и готова была остаться дома, но Уоррингтон настоял на том, чтобы они ехали без него.

Тетушка весь вечер беспокоилась о супруге, Маура была погружена в размышления об Эвероде, поэтому обе они обрадовались, когда выступление певицы закончилось.

Жоржетта поцеловала Мауру в щечку. Когда они подъехали к своему особняку, тетушка сказала:

— Прости меня, дорогая моя, что я сегодня была тебе такой плохой спутницей.

— Я все понимаю, тетушка, — ласково ответила Маура, выходя вслед за ней из коляски. — Поцелуй дядю от моего имени. Я молюсь о том, чтобы к нему вернулись силы и здоровье.

— Непременно поцелую. — Жоржетта обняла племянницу. — Наверное, мы обе забываем, что Уоррингтон уже немолод. Ему ведь уже за шестьдесят, и его мучат многие болезни, сопутствующие возрасту, хотя он и не желает признавать этого. — И графиня выразительно постучала указательным пальцем по лбу. — И все же, если тебя интересует мое мнение, он вполне может прожить еще шестьдесят лет. У меня в спальне хранятся травяные настойки. Это как раз то, что необходимо Уоррингтону, — мои лекарства!

Маура улыбнулась тетушкиному энтузиазму. Жоржетта, как и ее сестра, была прирожденным ученым, пусть она и отрицала, что наделена и незаурядным умом, и честолюбием.

— Я тебя обожаю, тетушка Жоржетта! Не сомневаюсь, что благодаря твоей заботе Уоррингтон скоро поправится.

Тетушка взяла Мауру под руку, и они вместе поднялись наверх.

— Ты же знаешь меня, мое сокровище. Если уж я чего хочу, то не отступлюсь, пока не добьюсь своего.

Мауру разбудили приглушенные раскаты далекого грома. А может быть, ей это просто приснилось? Она видела тревожные сны. Сев на кровати, девушка наклонила голову и прислушалась: тихо. Наверное, все-таки приснилось.

Она сбросила одеяло и выскользнула из постели. Подошла к окну, налегла на тугую раму и растворила окно. Просунула голову наружу и вдохнула полной грудью. Поднялся ветер, влажный воздух был насыщен ароматом подступающей бури.

Маура улыбнулась, увидев вспышку молнии, за которой почти тут же последовали раскаты грома.

Многие люди в страхе прячутся от надвигающейся грозы, но Маура грозу любила. Ветер растрепал ей волосы, играл темными прядями, заставлял их танцевать у нее перед глазами. Она не знала, сколько проспала, но время не играло роли. Маура отступила от окна в глубину спальни и пошарила по полу в поисках домашних туфель. Затем, тоже на ощупь, отыскала в комоде плащ с капюшоном — плащ был из шерсти, темно-синий, с подкладкой из золотистого шелка. Такой наряд был немного необычен для прогулки в саду перед надвигающейся грозой, зато обещал хоть какую-то защиту от ветра и дождя.

Кроме того, темный плащ полностью закрывал ее пеньюар, позволяя раствориться в ночи. Как привидение, Маура тихонечко спустилась по лестнице и через оранжерею выскользнула в сад. Она не стала зажигать свечу или возиться в поисках лампы. Девушка прекрасно знала расположение дома и сада, а если приходилось выбирать дорогу, ей помогали редкие вспышки молний.

Выйдя из дому, Маура огляделась кругом, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Ветер ласкал ее призрачными пальцами, будто уговаривая поиграть. Разряд молнии озарил небо прямо у нее над головой и осветил беседку слева. Маура неспешным шагом направилась к деревянному строению. Отсюда можно будет наблюдать грозу, не намочив при этом красивый плащ. Первые крупные капли упали ей на лицо, когда она была на полпути между домом и беседкой. Девушка натянула капюшон и закрепила его под подбородком, чтобы ветер не сбросил легкую ткань. Еще несколько шагов — и небеса разверзлись и внезапный ливень ослепил ее, усилив сплошную тьму вокруг.

— Ну и умница ты, Маура Кигли, — пробормотала она, вытягивая правую руку вперед и стараясь не споткнуться о порог беседки. — Вышла в сад поздно ночью, а в небе вспыхивают молнии. На грозу тебе захотелось поглядеть, надо же! Тетушка скажет: «Да ты ума решилась, дитя мое!»

Она все же споткнулась о первую ступеньку беседки. Промокший плащ сковывал движения, и Маура упала, приземлившись на четвереньки.

Девушка застонала от боли, проползла оставшиеся три ступеньки, села и с опаской дотронулась до левого локтя.

— Ну если я сломала кость, то так и не узнаю, чем все закончится.

— Да уж, поверьте, вошли вы не самым изящным образом, мне приходилось видеть и более изысканные манеры, — задумчиво проговорил Эверод, напугав ее до полусмерти; Маура крутнулась на месте и завизжала. — На ваше счастье, я человек добросердечный.

Виконт говорил, словно бестелесный дух, пока новая вспышка молнии не осветила его на мгновение. Он склонился на перила справа от Мауры, голова его была не покрыта, черные волосы блестели от дождя. Если он смеется над ее унизительным положением, она убьет его на месте!

— Вы храбрая девушка, Маура Кигли, — произнес Эверод, протягивая ей руку. — Насколько храбрая — это мы еще увидим. Приди ко мне, красавица! Если подойдешь, я излечу все твои раны поцелуями.

Эвероду в приятных мечтах рисовалось, как Маура выходит ночью к нему на свидание, но он и подумать не мог, что она и вправду это сделает. Особенно после того, как Килби, Фэйр и Пэйшенс предприняли благородную попытку настроить ее против него. Он был крайне изумлен, когда увидел их вчетвером на прогулке в парке. Другой мужчина, возможно, был бы польщен, что жены его друзей проявляют такой интерес к его связям.

Эверод не увидел в этом ничего хорошего.

Когда же он немного поработал своими ленивыми мозгами, то смог догадаться, что Килби подслушала часть его беседы с Солити.

Боже правый, стоит мужчине жениться — и конец секретам! Когда Эверод придет к другу в следующий раз, он собственноручно закроет не в меру любопытную герцогиню в спальне на замок, чтобы не вмешивалась в его личную жизнь.

Маура вздрогнула и поднялась на ноги. Немного смущенная и очень недовольная, она откинула капюшон. Выглядела она великолепно. Ее белая, как сливки, кожа продолжала светиться даже после того, как затухала вспышка молнии. Капюшон не защитил от ливня длинные вьющиеся локоны. Влажные волосы обрамляли ее лицо будто темная сеть, сплетенная из тонких нитей. Маура провела рукой по щекам, убирая прилипшие пряди.

Уловив его движение, она вытянула руку.

— Не приближайтесь, милорд. Никто не целовал мне сбитые коленки с тех пор, как мне было… — Она посмотрела на свои руки, и ее длинные ресницы отбросили на щеки тень, словно иглы из черного обсидиана.

Маура не закончила фразу. Эверод скрестил руки на груди, и полузабытые картины вдруг ожили в его памяти.

— С тех пор как тебе было десять лет, — подсказал он, и Маура удивленно вскинула голову. — Я тогда стал дразнить тебя, и ты согласилась забраться на большой дуб. Ты так разозлилась на меня, что даже не подумала ухватиться за самую нижнюю ветку. Но когда пришло время спускаться, вот тут ты растерялась и испугалась. Ты содрала со старого дуба половину коры, прежде чем шлепнулась наземь.

— Святые угодники, с деревом-то как раз ничего не случилось! Зато я, пытаясь не сломать себе шею, жутко исцарапала обе ноги и левую руку до локтя. — На ее лице мелькнула слабая улыбка, но Маура была слишком сердита на Эверода и не собиралась ему улыбаться. — А ты так хохотал, что толку от тебя вообще не было.

— Ты меня обижаешь, Маура, — заявил Эверод, придвигаясь чуть ближе. — Я вел себя по-рыцарски, особенно если учесть мой юный возраст. Пока ты сидела под деревом и ревела в три ручья…

— Ничего подобного!

На самом деле девочка тогда расплакалась. Большинство девчонок хлебом не корми, дай только пореветь. Но спорить с ней сейчас было бы невежливо, и Эверод не стал настаивать на своем.

— Так вот, я побежал к ручью и намочил платок. И не кто иной, как я, обмыл самые большие царапины и…

— И поцеловал обе коленки. — Маура высвободила из-под плаща обнаженные руки и показала пятнышко на левой руке, возле самого локтя. — И вот здесь. — Девушка наградила его загадочной печальной улыбкой. — В тот день ты был моим героем.

Наверное, то был последний раз, когда он был героем в ее глазах. Через две или три недели Эверод пал жертвой своего любопытства и уловок Жоржетты и жизнь его несказанно изменилась в худшую сторону. Правда, он не склонен был жаловаться на судьбу — не такой у него был характер. Да и изгнание не повлекло за собой борьбы за выживание. Уоррингтон ни за что не позволил бы своему наследнику умереть с голоду. Через своего стряпчего Эверод получил достаточные средства на текущие расходы при одном-единственном условии — держаться подальше от членов своей семьи.

Что ж, тогда это была честная сделка.

Кроме того, Эверод был слишком обижен, чтобы искать примирения со своей ненаглядной семейкой.

— Зачем вы здесь? — спросила Маура, к которой начало возвращаться самообладание по мере того, как проходили испуг и смущение.

Эверод подозревал, что его ответ лишь напутает ее еще больше. Поэтому вместо того, чтобы отвечать на ее вопрос, он задал свой:

— А вам-то отчего не спится?

Маура беспомощно указала на сплошную завесу из ливня, отгородившую ее от уюта и безопасности особняка.

— Я спала. Меня разбудил гром.

— А-а… Так вы боитесь грозы, — в голосе Эверода слышалась снисходительность к тому, что он считал женской слабостью. Ну раз они оказались в беседке вместе, он охотно предложит ей руку помощи и плечо, на которое она сможет опереться.

— Ну конечно же нет! — Маура произнесла это с такой горячностью, что Эверод даже заморгал. — Я обожаю грозу. Вот эта была далеко-далеко — так мне показалось. Воздух был теплым, ароматным, я и подумала, что могу посидеть здесь и посмотреть на грозу. Тут-то она меня и накрыла. — Маура с досадой взглянула на виконта. — А бег наперегонки с грозой я проиграла.

С этого мгновения Эверод полюбил грозу еще сильнее.

— Какая удача, что здесь оказался я и теперь вы не будете в одиночестве, пока не пройдет гроза.

— А почему так вышло, Эверод? — Маура вернулась к вопросу, ответа на который ему так ловко удалось избежать в первый раз. — Ведь засады у особняка Уоррингтонов, должно быть, не стоят на первом месте в списке ваших вечерних развлечений.

Если уж Мауре хотелось быть насмешливой, у нее неплохо получалось. Эверод нашел это очень милым, ведь и его обвиняли в том же грехе бесчисленное множество раз.

— Ну а если я отвечу, что мне известна твоя привычка бродить по саду, когда тебе не спится? — сказал Эверод и придвинулся к ней еще ближе, вынуждая Мауру отступить и прижаться к столбику беседки.

— Вот как?

— Я иной раз страдаю бессонницей. — От этого признания выразительные глаза девушки расширились, а губы Эверода слегка дрогнули в усмешке. — Неужели же удивительно, что я стремлюсь найти товарища по несчастью, с которым можно скоротать время?

Маура прикусила губу, обдумывая его слова.

— Еще как! — Она с силой толкнула его в грудь и отошла подальше.

Эверод не препятствовал ей: вокруг бушевала гроза и укрыться от нее Мауре все равно негде, кроме этой беседки.

— Вы лжете. — Она обернулась и подкрепила обвинение указующим перстом. — Вам просто хочется выведать, о чем мы беседовали с Килби, Фэйр и Пэйшенс.

— Ага, так вы уже настолько сблизились, что зовете друг дружку по имени, — пробормотал он, поражаясь тому, как быстро могут женщины завязать дружбу, особенно если они сговариваются против мужчины. Виконт развел руками, признавая себя побежденным.

— Вы правы, я лгал. Мне очень хочется узнать о прогулке, а еще точнее, о чем вы там говорили.

От сильного порыва ветра Маура поежилась. Ей было холодно в мокром плаще, хотя ветер и был теплым. Она потянулась было к застежке, но заколебалась, бросив сердитый взгляд на Эверода.

— Ваш плащ промок насквозь, в нем вам очень неуютно, — рассудительно сказал он. — Вокруг совершенно темно, и ваша стыдливость вне опасности, разве что вспыхнет молния.

— Я не ожидала гостей в столь поздний час, — едко сказала девушка, — так что под плащом у меня только пеньюар.

— Милая Маура, клянусь вам, я перевидал бесчисленное количество пеньюаров, — ответил Эверод, намеренно придавая своему голосу покровительственные интонации. — Нет оснований думать, что именно ваш повергнет меня в смущение.

Усмешку Эверода скрыла тьма. Атмосфера в беседке стала накаляться по мере того, как росло раздражение Мауры.

— Должно быть, так. И все же, сударь, я не приму вашего нескромного предложения показать вам мой пеньюар.

Эверод в мгновение ока был рядом с ней. Она не успела возразить, как он расстегнул плащ и тяжелая от влаги материя бесформенной грудой упала на пол.

— Да как вы смеете! — Маура была вне себя от злости; ее руки взметнулись вверх, пальцы растопырились, будто она готова была задушить виконта.

Эверод перехватил ее запястья. В этот миг яростно блеснула молния и гром потряс до основания их ненадежное убежище. Маура боролась, стараясь освободиться от хватки виконта, и тут он заметил, как на ее пальце блеснуло серебро. Заинтригованный, он притянул ее ближе к себе, чтобы внимательно рассмотреть украшение.

— Отпустите меня!

— Что это? — Вопрос прозвучал так, будто он сделал открытие. Эверод уже узнал кольцо. Следующая вспышка молнии помогла ему подтвердить свое предположение.

Маура носила кольцо его матери.

Может статься, все его страхи из-за того, что могли наговорить Мауре Килби и ее подруги, ни на чем не основаны.

— Вы носите мое кольцо, — произнес он и обхватил руками столбики с обеих сторон, преграждая Мауре путь.

— Кольцо вашей матери, — возразила она, стремясь приуменьшить значение своего поступка.

— Это одно и то же, ибо именно я подарил вам эти драгоценности.

Белый пеньюар Мауры был таким тонким, что порхал вокруг ее щиколоток подобно семенам одуванчика на весеннем ветерке. Правая рука Эверода, лежавшая на столбике беседки, сжалась в кулак. Желание обнять Мауру постепенно брало верх над его первоначальным намерением ничем ее не обидеть.

А она смотрела на его грудь. Эверод еще раньше снял сюртук и жилет, которые промокли от вездесущей влаги. Он и галстук развязал, так что концы свободно свисали.

— Простите, я не сумела должным образом поблагодарить вас за то, что вы вернули мне ожерелье и подарили весь гарнитур. — Маура откашлялась, обхватила себя руками, а потом посмотрела виконту прямо в глаза. — Я бы непременно это сделала, если бы представился случай.

То есть такой случай, когда их не видят ни друзья, ни родственники.

То, что объединяло их, не касалось больше никого. Эвероду уже до смерти надоело, что кто-то вечно стоял между ним и объектом его желаний. Он не привык колебаться, если надо было заявить свои права на то, что — как он сам считал — принадлежит ему.

Маура была слишком невинна, чтобы понять, какое искушение он испытывает. Слишком доверчива. Эверод был достаточно безжалостным, чтобы воспользоваться ее слабостью в своих интересах, и достаточно безрассудным, чтобы рискнуть даже своей жизнью, лишь бы упиться ее безыскусным чувством.

— У тебя есть возможность проявить свою благодарность, — сказал он и придвинулся еще ближе, ощутив ее нежные груди. — Сейчас никто нас не видит и не мешает тебе поблагодарить меня подобающим образом.

Маура, не веря, вглядывалась в его лицо.

— Но вы уже получили мою благодарность, милорд.

— А как еще ты можешь отблагодарить меня? — подсказал он, готовый всю ночь напролет прижимать ее тело к своему.

Она растерянно покачала головой, силясь в темноте прочитать отгадку на его лице.

— Поцелуй?

— Это будет только началом, — проговорил виконт еле слышно и приподнял ее подбородок, чтобы потребовать свою награду.

Глава 16

Маура закрыла глаза и растворилась в поцелуе Эверода, слушая, как дождь барабанит по крыше беседки. Буря выманила ее из дому легкими дуновениями ветерка, а теперь его губы ласкали ее легчайшими прикосновениями. Ее завертело, будто в водовороте, сладко кружилась голова, путались мысли; Маура лишь сознавала, что освобождается от каких-то предписанных ей оков, совершает недозволенное.

Она приподнялась на цыпочки, поощряя Эверода действовать смелее. Но Маура не ожидала того отклика, какой получила: сильно прижав ее спиной к столбикам беседки, он запустил пальцы в ее длинные волосы и впился губами в ее губы. Поцелуй, начавшийся так нежно, превратился теперь едва ли не в пытку. Эверод больно прикусил ей нижнюю губу и протолкнул вглубь рта свой язык, борясь там с ее языком.

Он подчинял ее себе.

Девушка попыталась сопротивляться, но из ее горла вырвался лишь слабый хрип. Эверод не обратил на это никакого внимания. Он требовательно мял ее губы, отчего они быстро распухли. Задыхаясь, Маура схватила его за локти, пытаясь высвободиться. Его же это лишь раззадорило. Ощутив руку виконта на своей груди, Маура вдруг испугалась.

С трудом она смогла оторвать свои губы от его рта.

— Нет! Нет! Не надо!

Девушка изо всех сил отталкивала Эверода, пока он не отпустил ее. И, не заботясь более о том, что промокнет, она выбежала из беседки под тугие струи дождя.

— Маура!

Ливень заглушил его возглас, подстегнув девушку; она побежала быстрее. Эверод, однако, перехватил ее в десятке шагов от беседки. С запозданием Маура сообразила, что у нее с самого начала не было ни малейшей возможности улизнуть от него. Преимущества были на его стороне.

Теперь они оба промокли до нитки. Гроза, посмотреть на которую вышла Маура, больше не казалась ей безобидной. Очередной раскат грома заставил девушку съежиться.

— Ты что, с ума сошла?! — крикнул Эверод.

Маура отбросила с лица мокрые пряди и повернулась, исполненная решимости вернуться в дом. Час был поздний, никто и не заметит, как она проскользнет обратно. А если ей удастся вытереть грязные следы, никто не узнает о том, что она выходила ночью из своей спальни.

Эверод грубо схватил девушку за локоть, желая силой втащить ее обратно в беседку.

— Мы еще не все сделали! — прорычал он.

Когда Маура поскользнулась в грязи, он подхватил ее на руки и понес.

— Туфелька! Я потеряла туфельку. — Маура пыталась разглядеть ее сквозь ночную тьму и струи ливня. Поднимался легкий туман, из-за него даже вблизи ничего не было видно.

— Ты голову потеряла, если думаешь, что я сейчас стану барахтаться в грязи, отыскивая тебе туфельку, — сказал Эверод, делая последний шаг и отпуская девушку. — Замерзла?

Маура скрестила руки на груди и отвернулась — она заметила, что ее намокший пеньюар стал почти прозрачным.

— Нет. — Воздух действительно был все еще теплым, да и дождь показался ей не прохладнее, чем вода в ванне. — Что ты там делаешь с моим плащом?

Рубашка Эверода прилипла к телу. Тонкие струйки воды лились и лились с его косы, словно из водосточной трубы.

— Пытаюсь его расстелить, чтобы нам было на что присесть, — ответил он, не глядя на Мауру. — Вон там мой сюртук. Надень его: он поможет тебе уберечь свою стыдливость, а то ты подумаешь, будто я пытался купить ее у тебя.

Нет, каков грубиян!

С этой мыслью Маура отошла от виконта и отыскала сюртук, продела руки в длинные рукава, чувствуя себя очень неловко в одежде, которая была ей велика. Сюртук хранил запах Эверода, но об этом девушка старалась не думать. Она не была уверена, захочет ли он принять хоть что-то из ее рук, но все же прихватила и жилет.

Маура подошла к Эвероду и протянула жилет ему.

— В этом, без сомнения, вы почувствуете себя лучше, чем в рубашке.

Эверод окинул ее задумчивым взглядом, но жилет взял. Пока она усаживалась на плащ, виконт отвернулся, содрал с себя промокшую рубашку, отшвырнул ее и надел жилет. Не говоря ни слова, Эверод сел рядом с Маурой и снял с себя туфли и чулки. Девушка нахмурилась, взглянув на единственную оставшуюся туфельку. Она была вся в грязи — вряд ли удобно будет бежать в ней к дому. Девушка сердито сбросила туфельку.

— Мне что, извиниться? — спросила Маура, которой не нравилось воцарившееся молчание.

— Я так и подумал, — резко ответил Эверод.

Мауру так поразил этот неожиданный ответ, что она вдруг начала хохотать. Придерживая полы сюртука, она раскачивалась взад-вперед, а в глазах плескалось веселье. Что ж, Эверод, пожалуй, не сможет правильно понять ее настроение, но после их стычки она чувствовала себя очень глупо.

Негодяй, озабоченный лишь одним — как бы уложить в постель первую попавшуюся женщину, — не выбежал бы, тревожась о ней, под проливной дождь. И не дал бы ей свой сюртук, ощутив, как ей неуютно. Разумеется, никто не назовет Эверода ангелом, но Маура в душе признала, что неправильно расценила его намерения.

Она поджала под себя ноги, накрыв их, как смогла, сюртуком.

— Должно быть, я вела себя…

— Как умалишенная? — подсказал Эверод нежным голосом.

— Необдуманно. — Маура откинулась на перила беседки. Так ей было не очень удобно, зато облегчало боль в затекшей пояснице.

— А что я должна была подумать, Эверод? Не далее как сегодня днем я видела, как вы прогуливались в парке со своей беременной возлюбленной.

Невзирая на темноту, он вперил в Мауру яростный взгляд.

— Хотя вас это и не касается, я разъясню мои отношения с леди Спринг. Некогда мы действительно были близки, но с той поры минул уже не один год. Эта дама просто мой друг. И младенец, которого она носит во чреве, не мой.

Килби и ее подруги рассуждали о том, что леди Спринг не смогла бы противиться мужественности Эверода. Но его, похоже, обидели обвинения Мауры, и он не стал ей лгать.

— И еще: драгоценности вашей матери, — тихо сказала Маура и протянула руку. — Зачем вы преподносите мне столь дорогой подарок?

Она услышала его усталый вздох.

— Кольцо, браслеты и серьги много лет пролежали в шкатулке, — стал объяснять виконт, взмахивая рукой. — Я видел, что ожерелье вам очень нравится. Вам не хотелось возвращать его мне, но вы все равно это сделали, потому что так и надлежало поступить. И хотя вы не похожи на мою мать внешне, вы схожи с ней характером. Будь моя матушка жива, она бы порадовалась, что вам пришлись по сердцу ее любимые драгоценности, — в этом у меня нет сомнений.

— Ах, Эверод!

Он придвинулся ближе к Мауре.

— То, что я делаю, Маура, я делаю не бескорыстно. Быть может, мне доставляет удовольствие видеть, что вы носите мой подарок.

— Что ж, в таком случае я не осмелюсь оскорбить вас предложением взять его назад, — сказала она и заметила, что он осторожно просунул руку между перилами и ее спиной. Эверод вновь угадал ее невысказанное желание. Маура прижалась к его руке, наслаждаясь ее надежностью и теплом его тела.

— Раз уж мы говорим столь откровенно, — проворковал Эверод, приглаживая свободной рукой ее волосы, — то тебе следует знать еще кое-что.

— Умоляю, скажите, милорд, — откликнулась Маура, запрокидывая голову.

— Я имею твердое намерение тебя соблазнить.

Маура засмеялась.

Она думала, что он шутит, но Эверод всегда был очень серьезен, если речь шла о том, чтобы уложить в постель женщину, которую он желал. Он безошибочно узнавал этот взгляд — призывный и покорный одновременно, — которым смотрит женщина, готовая оказаться в его постели. Быть может, Маура и сама не отдавала себе отчета в своих желаниях, но Эверод сумел разглядеть выражение страстного томления в глазах цвета морской волны. Когда он прижимал ее к себе, она вся растворялась в нем, словно была частью его самого.

Сейчас Эверод пытался обуздать бурное желание обладать Маурой немедленно.

Он подарил ей материнские драгоценности вовсе не для того, чтобы купить ее благосклонность, однако сейчас кровь его вскипела, затмевая разум, и он готов был предложить ей все что угодно, лишь бы добиться ее согласия.

В глубине души Эверод усмехнулся своей нетерпеливости. Если у него сохранилась хоть капля здравого смысла, он должен отнести Мауру в дом, и пусть она думает, что он пошутил. Иначе большинство его друзей скажут, что он потерял и совесть, и рассудок. Ему оставалось лишь надеяться, что Маура не станет испытывать пределы и того, и другого.

— Это не шутка.

К Мауре мгновенно вернулась серьезность.

— У меня нет желания становиться вашей возлюбленной, Эверод. Как поведали мне Килби, Фэйр и Пэйшенс, в высшем обществе и так много дам, которые претендуют на эту сомнительную честь.

При упоминании о проделках Килби, Фэйр и Пэйшенс виконт скрипнул зубами.

— Я не прошу тебя стать моей возлюбленной.

— Становиться вашей женой я тоже не собираюсь!

Когда он ответил, в его голосе зазвучала горькая ирония:

— Да вы, я вижу, смелая девушка, Маура Кигли! Вы что же, хотели бы связать себя узами брака с вероломным негодяем? С человеком, на которого даже родной отец не может смотреть без брани и проклятий?

Маура попыталась отстраниться, но он схватил ее за полы сюртука и притянул к себе, чтобы видеть лицо.

— Думаю, что не хотели бы. — Он разжал пальцы и отпустил сюртук. — Да ведь я и не предлагаю выходить за меня замуж. Я хочу тебя, Маура. Ты тоже хочешь меня. И если ты станешь это отрицать, мне придется назвать тебя лгуньей.

На это Маура ничего не сказала.

Должно быть, он ошеломил ее своими до грубости откровенными речами. Девушка привыкла к цветистым признаниям и слюнявым поцелуям щенков вроде его братца Роуэна. Будь здесь фонарь или свеча, Маура без труда увидела бы растущее на глазах свидетельство желаний Эверода. А так она не заметила, что ему уже несколько раз пришлось поправлять напрягшийся детородный орган, которому стало слишком тесно в панталонах.

Поэтому Эверод не мог думать ни о чем другом: ему необходимо было разрядиться, вставив упомянутый орган в ее тело.

— Это было бы дурно, — выговорила наконец Маура. — Как я могу верить вам?

— Но ты же племянница Жоржетты, — холодно парировал он. — Могу ли я верить тебе?

Логика и зов плоти редко уживаются вместе. Эверод почувствовал, как девушка выпрямилась, напряглась, изобретая сотню доводов против того, чтобы они оба закрыли глаза на то, что их разделяет, и уступили тому, что влечет их друг к другу.

Эвероду неинтересно было выслушивать эти доводы.

Он ведь уже заглушил свой внутренний голос, подсказывавший ему не трогать Мауру Кигли.

В противном случае он не бродил бы среди ночи в парке своего отца.

И не думал бы о том, чтобы похитить невинность Мауры.

Эверод запустил большой палец под сюртук и провел сверху вниз, высвободив одну руку Мауры.

— Этот наряд тебе больше не нужен, — и высвободил другую руку.

— Эверод!

Боже, как ему хотелось видеть черты ее бледного лица яснее и дольше, чем позволяли редкие вспышки молний! Была ли она напугана или смирилась? А может быть, испытывала облегчение от того, что он взял ситуацию в свои руки?

— Пеньюар тоже надо снять. Пусть свежий ветерок высушит кожу.

Но Эверод не стал снимать с Мауры остатки одежды, он просто ждал. Прошло несколько мирут, прежде чем он услышал, как шуршит ткань. Еще пару мгновений — и мокрый пеньюар упал на доски беседки. Эверод, который затаил дыхание, выдохнул и снял свой жилет. Он любил, чтобы атлас кожи соприкасался с таким же материалом.

Затем виконт встал на колени и слегка дрожащими руками расстегнул пояс, поспешно освобождаясь от панталон. Он не опасался, что Маура может передумать, ему просто не терпелось овладеть ею. И только это нетерпение несколько мешало ему. Эверод выпрямился, окончательно сбросил панталоны и пинком ноги отшвырнул их; теперь все его внимание сосредоточилось на сидевшей перед ним женщине.

— Давай, ложись, — велел он, подкладывая ей под голову сюртук вместо подушки.

— Я не… не знаю, как доставить тебе удовольствие, — призналась Маура, и голос ее при этом дрожал, как будто она совершала смертный грех.

Такая забота о том, что нужно ему, тронула зачерствевшее сердце Эверода. Он укрепился в намерении не допустить, чтобы она разочаровалась в своем первом любовном опыте. Он стал целовать Мауру, покусывая ее губы, пока она не ответила ему тем же.

— Доставить мне удовольствие нетрудно, — сказал виконт, лаская пальцами ее шею, груди, постепенно спускаясь к гладкому животу. — Я же обещал прогнать твою боль поцелуями. — И он подвинулся, устраиваясь между ее ногами.

— В этом нет необходимости, — проговорила Маура, начиная задыхаться, когда пальцы Эверода стали гладить ее ногу от колена и выше, по внутренней стороне бедра, а его приводила в восхищение эта нежная гладкая кожа.

Маура уже вся дрожала от его ласковых, осторожных прикосновений, тело ее напряглось. Эверод не заблуждался на этот счет: он понимал, что ее хрупкий стан выгнулся, как натянутый лук, отнюдь не в предвкушении того наслаждения, которое ожидало их обоих.

— А я настаиваю. — И виконт поцеловал ее колено, затем повернулся, приподнял второе колено и прижался к нему губами.

— Да ведь больно! — возмутилась Маура, когда Эверод слегка передвинулся и стал покусывать ее бедро.

— Правда? Значит, я что-то делаю не так.

Он рассмеялся, когда она чуть слышно пробормотала ругательство. По крайней мере, ему показалось, что это было ругательство. С другой стороны, он считал, что такая девушка, как Маура, не способна сквернословить. Эверод скользил рукой выше и выше, пока не нащупал мягкие волоски между ногами. Он ласково погладил сокровенную расселину, и по телу Мауры пробежала дрожь. Пальцы продвигались все глубже; Маура не мешала ему. Эверод застонал, когда его пальцы оросились влагой — доказательством ее готовности.

Маура желала этого соединения не меньше, чем он сам.

С тех пор как виконт выследил ее на Бонд-стрит рядом с этой стервой тетушкой, он все время кружил вокруг Мауры, дразнил ее, искушал, пытался расшевелить — и все ради этого мгновения. Эверод добился того, что ее тело стало жаждать его, пусть даже ее разум и сердце не ведали до конца его побуждений. Зато он сам не решил еще, чего именно хочет от Мауры, помимо обоюдного удовлетворения страсти, в котором она долго отказывала им обоим.

Но теперь было не время искать ответы на невысказанные вопросы, которые возникали в глубине сознания каждого из них. Маура, обнаженная, распростерлась на его сюртуке, как добровольная жертва. Ночь и буря укрывали их от посторонних глаз. Все спали, некому было остановить Эверода, и он почувствовал, что умрет, если не войдет в нее тотчас же.

Не давая Мауре возможности передумать, он взобрался на нее. Опираясь на руки, виконт раздвинул ей ноги и устроился между ними. Затем потянулся одной рукой вниз, взялся за свой подрагивающий от нетерпения орган и стал вводить его. Всякий раз, когда Эверод на миг задерживался, входя в мягкое зовущее лоно, его пронизывало чувство мучительного наслаждения.

Он потерся головкой детородного члена о ее влажную расселину.

— Только не проси меня остановиться. Я не настолько благороден, как тебе кажется, Маура. Сегодня я намерен овладеть тобой до конца.

— Я знаю. — И она погладила его по щеке.

Направляя пальцами головку члена, Эверод все дальше и дальше проникал в истекающую влагой жаркую глубину, такую желанную и жаждущую его. Хотя на улице было прохладно, а по открытой беседке гуляли порывы ветра, лоб Эверода покрылся испариной, когда он проник еще глубже и ощутил слабое сопротивление ее девственной преграды.

Слабая боль, причиненная его вторжением, заставила тело Мауры напряженно застыть.

Девица.

Эверод и до этого знал, что она непорочна. Прежде он избегал укладывать в свою постель невинных девушек. Не то чтобы излишняя щепетильность мешала ему лишить девушку невинности — просто отдаленные последствия такого поступка обычно перевешивали то незначительное удовольствие, какое он мог при этом получить. Не следовало забывать и о мамашах, озабоченных замужеством дочек. Но ни один из этих доводов не помешал ему причинить Мауре первую боль, которую она испытала при его вторжении.

Глядя на нее сверху вниз, сердясь на самого себя за то, что он не тот терпеливый влюбленный, о каком мечтала романтичная Маура, Эверод резко сказал ей:

— Есть невинность или нет — это ничего не меняет. Отобрать ее должен я, ведь твое тело предназначено для меня.

И в доказательство своих слов он резко протолкнул член в глубь ее лона. Маура закрыла глаза и впилась ногтями в его плечи, красноречиво свидетельствуя о том, какую боль он ей причиняет.

— Больно, — прошептала она.

В постели Эверод не был эгоистичен. Он не мог не почувствовать ее боль. Это была одна из причин, по которым он избегал хлопот с невинными девушками. Он ошибся, полагая, будто Мауре будет не так больно, если он станет входить в нее медленно.

— Я передумал, — сказал Эверод и почти вышел из нее.

— Как так?

Он слышал, сколько удивления было в этом вопросе. Без предупреждения он резко вошел в нее снова на всю глубину, пронзая преграду, стеснявшую его свободу. Два крика слились в один: крик боли и крик торжества.

Эверод уткнулся лбом в ее плечо. Лоно Мауры облегало его детородный орган плотно, словно вторая кожа. Он приостановил движения, давая ей возможность привыкнуть к его проникновению.

— У нас получилось, Маура. Я вошел в тебя, — проговорил он; правая рука скользнула ей под ягодицы, крепко прижимая два тела друг к другу. — Я делаю тебе очень больно?

— А если я скажу «да»… ты поцелуешь меня, чтобы прогнать боль? — Она слегка пошевелилась, чтобы удобнее принимать на себя его вес и тот твердый орган его тела, который так плотно засел в ее горячей влажной глубине.

— Бесстыжая девчонка, — сказал Эверод с нежностью. — Только ты одна могла осмелиться дразнить меня в такую минуту.

— А хочешь, я упаду в обморок, как полагается девице?

— И пропустишь самое интересное? Ни за что! — Эверод легонько укусил ее за подбородок.

Оказывается, чтобы находиться в ней и не двигаться, ему пришлось сделать над собой огромное усилие. Чтобы отвлечь Мауру от неприятных ощущений, виконт положил руку ей на грудь и стал играть набухшими сосками, гладить большим пальцем чувствительную кожу, пока Маура не выгнулась под ним дутой.

— Ну вот, — тихонько сказал Эверод, прижимаясь бедром к ее бедру. При этом он слегка пошевелился внутри нее, и это едва не закончилось семяизвержением. — Ну что, храбрая моя девочка, пора нам обоим исцеляться от боли.

Он отстранился и вновь на всю глубину погрузился в ее тугую вагину. Ее тело на этот раз не сопротивлялось. Ее лоно уступило его неистовому натиску. Поначалу Маура тихо лежала под ним, позволяя его телу тереться о ее тело. Но, понемногу привыкнув к ритму его движений, она осмелела. Ее бедра приподнимались, встречая его, позволяя ему проникать еще глубже.

Поскольку вокруг по-прежнему было не видать ни зги, Эверод пользовался остальными чувствами, чтобы проверить, как реагирует Маура. Он прислушивался к ее судорожным вздохам, когда грубая растительность на его груди гладила изгибы теплой шелковистой кожи ее грудей. Он прикоснулся пальцами к ее лицу и с облегчением обнаружил, что щеки у нее сухи. Он поглаживал ее губы и вскрикнул от неожиданности, когда она шутливо укусила его за палец.

Эверод отомстил тем, что просунул руку между их телами и стал мять кусочек плоти между ее ногами, пока его мужской орган неутомимо двигался внутри нее.

Маура отозвалась на это незамедлительно. Она застонала, заметалась, врезавшись лбом в его подбородок. Эверод зарычал и увеличил темп движений. Маура извивалась под ним, дыша часто-часто.

— Отдайся мне полностью, — прошептал он ей на ухо, как змий-искуситель. — Это не больно.

Маура рванулась к нему и тут же застыла. Когда женщина получает удовлетворение, на мужчину это действует особенно возбуждающе. Маура тоненько вскрикнула, крепко-крепко прижимаясь к нему, а он меж тем лихорадочно двигался взад-вперед.

Чувствуя приближение сладостных содроганий, Эверод поспешно вышел из нее и сжал в руке разбухшую головку члена. Он посасывал грудь Мауры, а пальцы тем временем сжимали и ласкали его собственный твердый орган. Ее грудь заглушила его торжествующий рык. Прижавшись лицом к ее нежному телу, Эверод застыл: пальцами он наконец довел себя до высшей точки наслаждения, горячее семя вырвалось наружу.

— Боже правый! — воскликнул он, когда безумие стало проходить. — Я солгал, когда говорил, что это не больно. Миледи, быть с вами в постели — это сладчайшая из пыток.

Он не увидел, но угадал, что Маура робко улыбается.

— И ты хочешь, чтобы мы снова занялись этим?

Бессильно повалившись с нею рядом, Эверод застонал.

Маура оказалась сиреной. Его тело болело, а чертов детородный орган хотел еще.

— Без малейшего сомнения.

Может быть, если они повторят это безумное соитие, он сумеет разгадать, кто же из них кого соблазнил.

Глава 17

— Какая-то ты напряженная. Ты что, жалеешь, что тетушка не смогла поехать с нами?

При этом вопросе Роуэна Маура поморщилась. Ее волновало вовсе не его присутствие и не то, что они оказались вдвоем. Когда утром Роуэн появился к завтраку, такой заботливый и веселый, и предложил продолжить знакомство с парком — теперь уже верхом, — она внутренне содрогнулась. Поскольку накануне она рассталась с невинностью, теперь ей представлялась невыносимой даже мысль о том, чтобы усесться в седло, — это была бы пытка, слишком мучительная для нижней половины ее тела.

Пока Маура размышляла, под каким бы разумным предлогом отклонить его любезное приглашение, тетушка Жоржетта уже дала согласие от ее имени. Приглашение распространялось и на тетушку, но графиня отказалась ехать. Уоррингтону не становилось лучше, и она хотела отправиться в Ковент-Гарден:[19] купить кое-какие травы, которых не было в ее собственном саду.

— Нет-нет. Долг тетушки — находиться у постели твоего отца, — сказала Маура, довольная тем, что можно перевести разговор на другую тему и не обсуждать ее напряженную позу. — Надо бы позвать врача. Однако тетушка настаивает на том, чтобы самостоятельно лечить графа.

— Ну что ж, хотя у ее настоек и жуткий вкус, я ни разу не болел, когда жил в Уоррингтон-холле. — Роуэн весело взглянул на Мауру. — Ты же не наябедничаешь Жоржетте, что я назвал ее настойки «жуткими», правда?

— Можешь на меня положиться, — заверила его Маура. — К тому же я думаю, что во всем доме вряд ли кто-то считает эти настойки такими уж приятными.

Роуэн захохотал, и ветер далеко разнес его веселый смех.

— Я рад, что ты приняла мое приглашение. Поначалу я опасался, что земля будет слишком сырой для прогулки.

При упоминании о вчерашней грозе Маура подумала о том, что произошло в беседке. При вспышках молнии она видела сцены их бесстыдного совокупления. Лицо Эверода дышало безудержностью первобытных инстинктов; он лихорадочно вонзал в нее свое мужское естество, пока ей не показалось, что она вот-вот умрет от наслаждения. Немного погодя звук дождя и раскаты грома стихли. Она была способна слышать только звон крови в ушах, шлепки влажной кожи о такую же кожу и хриплые крики, с которыми Эверод и она отдавали себя друг другу.

Роуэн посмотрел на нее и нахмурился.

— Если тебя беспокоит конь, дорогая, то можешь быть спокойна: я выбрал для тебя самого смирного мерина. Он не споткнется ни на подъеме, ни на спуске.

— Спасибо за заботу, Роуэн.

По внешнему виду Мауры никак нельзя было сказать, что она провела всю ночь в объятиях одного из пользующихся самой дурной славой lessauvagesnobles. Перед отъездом в Лондон тетушка выбросила старый костюм Мауры для верховой езды и заменила его алым рединготом, полусапожками в тон и вычурной шляпой из черного атласа с приколотым спереди огромным черным пером.

Маура зевнула, прикрывая рот, затянутой в перчатку рукой.

— Ты плохо спала, любовь моя? — спросил Роуэн покровительственным тоном, от которого Маура сердито стиснула зубы. — Тебя беспокоила гроза?

— Не так сильно, как я побеспокоила Эббота и всю прислугу, — ответила она. Лошади шли шагом, голова к голове.

Наверняка тетушка Жоржетта не устояла перед искушением рассказать Роуэну о ее ночной проделке. Хорошо еще, что тетушка не ведала ни о том, что произошло в беседке, пока они с Эверодом пережидали там дождь, ни о самом присутствии Эверода.

— Мне не спалось, вот я и вышла в сад погулять. И попала под ливень, так что по всему дому потом остались мокрые и грязные следы, — призналась Маура, вновь огорчаясь из-за того, что все ее старания затереть следы лишь окончательно замарали пол от входа до самой спальни. — А ты разве не слышал, что Эббот учил трех горничных отчищать мраморный пол в холле? Как раз когда мы уходили.

Они добрались до вершины холма, и Роуэн натянул поводья. Маура последовала его примеру.

— Да, Жоржетта мне сказала, что ты обожаешь ночные прогулки, — произнес Роуэн, наклоняясь и поглаживая своего коня. — Еще она сказала, что ты потеряла туфельку.

«Ах да», — подумала Маура невесело. Как она могла забыть о туфельке? Положительно, ей недостает хитроумия, чтобы тайком бегать на свидания к любовнику. Да если бы она и не забыла о туфельке, все равно: как бы она объяснила грязь на полу и то, что ее плащ был весь испачкан землей?

И еще — утрату невинности.

— Прямо как в сказке про Золушку, разве нет? — осклабился Роуэн.

— Да, только моя туфелька была сафьяновая, а не хрустальная, — слабо улыбнулась Маура.

Не было у нее и злой мачехи и сестер, которые измывались бы над ней. Ее серьезные серо-зеленые глаза остановились на Роуэне. Он, конечно, воображает себя прекрасным принцем. Что ж, он действительно красив, да и в доброте ему не откажешь. Как жаль, что мужчина, к которому стремится ее душа, жаждет только ее тела, и ничего более.

Роуэн порывисто схватил ее за руку, отчего Маура невольно вздрогнула.

— В следующий раз, когда решишь побродить ночью по саду, пригласи меня, пожалуйста, с собой, — сказал он, глядя на нее с мольбой. — Мало ли каким проказам можно предаться под небом, усыпанным звездами?

Пока Роуэн любезничал в Гайд-парке с ее племянницей, сама Жоржетта заигрывала с опасностью в лице ее красавца пасынка, лорда Эверода. Она пришла к выводу, что встречи с бывшим любовником и нынешним врагом не избежать: он вознамерился разрушить ее планы.

Хотелось бы надеяться на то, что с годами Эверод стал мудрее. Быть может, каждому из них удастся добиться желаемого. Это могло стать предметом переговоров, и Жоржетта надела свое любимое платье, которое носила специально по таким случаям.

Платье было из бледно-зеленого муслина, а корсаж у него был вырезан ниже обычного, открывая взорам значительную часть груди. Когда Жоржетта хотела произвести особое впечатление своим нарядом, в прорезь на лифе продевался полупрозрачный шарф, который закалывался на плечах.

Десять лет тому назад Уоррингтон подарил ей две замечательные булавки, выполненные в форме листиков. Эти булавки, щедро унизанные бриллиантами и изумрудами, довершали ее наряд. Если Жоржетте хотелось расположить собеседника к себе, шарф, изображавший скромность, исчезал с ее груди. Муж полагал, будто она носит этот откровенный наряд только при нем. Иной раз, однако, Жоржетта желала и других мужчин.

Еще ни одному любовнику не удавалось удовлетворить все ее желания, а если и удавалось, то ненадолго.

Как Жоржетта и предполагала Дунли, слуга Эверода, не помешал ей войти. Едва отворив дверь, он чуть языка не лишился при виде ее великолепия и охотно поверил, когда она сказала, что Эверод ангажировал ее сегодня на весь день.

Поневоле напрашивался вопрос: чем же виконт занимается в дневное время?

Слуга двинулся было к лестнице — доложить его сиятельству, что дама прибыла. Вот это Жоржетте было ни к чему. Она остановила слугу прежде, чем он поднялся на первую ступеньку. Изобразив замешательство, запинаясь, графиня объяснила, что они с лордом оговорили все заранее. Подобно актрисе Ковент-Гардена, она должна сыграть свою роль, и этот замысел включает в себя элемент неожиданности.

Бедняга камердинер стал было робко возражать, но тут она вдруг уронила ридикюль. Не дожидаясь, пока Дунли его поднимет, Жоржетта наклонилась и дала слуге возможность полюбоваться ее грудью вблизи. Если ей нужно было чего-нибудь добиться, она без колебаний использовала свое тело.

Когда Жоржетта с извинениями мило улыбнулась слуге, Дунли сразу объяснил ей, в какой спальне находится лорд Эверод.

Какие все-таки восхитительные простаки эти мужчины!

Проснувшись, Эверод прежде всего заметил, что его правая рука испачкана запекшейся кровью. Эти небольшие пятнышки наглядно подтверждали, что часы, проведенные им с Маурой в беседке, не приснились ему. Были и другие свидетельства: следы девичьей крови Мауры обнаружились и на внутренней стороне его бедра, и на рубашке, которой он вытирал свой детородный орган после извержения семени.

Эверод поспешно отбросил рубашку и велел Дунли приготовить ванну. Лишив Мауру невинности, виконт не чувствовал за собой вины. Может быть, он и подвел ее к этому, но окончательное решение она приняла сама. На прощание она нежно поцеловала его в губы и пошла к дому. Ну, черт побери, если уж она сама не сожалеет об утраченной непорочности, он тем более жалеть не станет!

Эверод вышел из ванны освеженный и собрался выкинуть на сегодня Мауру из головы. Что-то он в последнее время совсем забросил клубы и друзей. Амурные похождения никак не влияли на его распорядок дня, и теперь он решил несколько дней не видеться с Маурой. Если ей будет так уж его не хватать, она сама, возможно, придет к нему.

Виконт мурлыкал что-то себе под нос, когда услышал тихий скрип двери. Вот уж кого он совсем не ожидал увидеть у себя в спальне, так это леди Уоррингтон.

— Черт возьми! Как вы сюда попали?

Мгновенно заметив, что из одежды на виконте одни панталоны, Жоржетта неторопливо вошла в комнату.

— Должна признать, что без малейшего труда. Дунли поверил, что ты нанял меня на сегодняшний день.

Она двинулась в глубь комнаты, обходя Эверода, но он повернулся вслед за нею, не спуская с Жоржетты глаз, словно вдруг обнаружил в комнате ядовитую змею.

— Нет, Эверод, честно: мне очень хочется узнать, чем ты занимаешься с женщинами, которых нанимаешь за деньги?

— В шашки играю, — насмешливо бросил Эверод, а про себя обругал последними словами камердинера, который впустил в дом единственную женщину, которую виконт готов был задушить собственными руками. — Дунли это даром не пройдет. Я хорошо плачу ему как раз за то, чтобы он не впускал в дом кого попало. — Виконт адресовал Жоржетте презрительную усмешку. — Если вам интересно, какого я о вас мнения, скажу, что уличных шлюх я ставлю выше вас, леди Уоррингтон.

Она вздохнула и покачала грудями, чтобы Эверод мог их как следует разглядеть.

— Тихо, тихо, милый мой. Если ты не забыл, вкусы у меня весьма извращенные: жестокость в мужчине только возбуждает меня. — И она хотела было погладить его, но Эверод перехватил ее руку.

— То-то и оно. Поэтому вы уйдете прямо сейчас. — И, преодолевая ее сопротивление, потащил Жоржетту к двери. — Я с большим удовольствием наподдам тебе под зад, и ты вылетишь прямо на мостовую.

Жоржетта впилась зубами в его руку и таким образом вновь обрела свободу. Она проворно подбежала к двери и захлопнула ее. Эверод немного опоздал: она уже заперла дверь на замок, а ключ опустила к себе за корсаж.

Его мачеха оперлась о косяк и злорадно засмеялась.

— Тварь продажная! — Эверод с силой ударил кулаком по двери рядом с ее головой. — Как тебе только удается так долго морочить отца? Я-то разглядел тебя насквозь, когда мне было пятнадцать лет!

— Уоррингтон меня боготворит. Я выполняю любой его каприз, и он обращается со мной как с королевой, — ответила Жоржетта, и ее голубые глаза загорелись торжеством.

— А ты тем временем тайком укладываешь в постель всякого мужчину, какого тебе заблагорассудится, — сказал Эверод дрожащим от отвращения голосом.

Лицо Жоржетты смягчилось, на нем промелькнуло что-то похожее на боль.

— Когда-то я захотела тебя, Эверод. Ты был таким красивым мальчиком! Когда твой отец привез меня в поместье, ты тоже на меня засматривался. Ты мечтал обо мне по ночам, оставаясь один в своей спальне? Поглаживал свой член, а яички тем временем становились твердыми в предвкушении скорого освобождения… и тебе хотелось, чтобы ты, а не твой отец драл меня в тот миг?

Эверод задрожал от ярости. По крайней мере, ему самому хотелось думать, что это была ярость. Когда он в последний раз стоял так близко к Жоржетте, она довела его до того, что он задрал ее юбки, пока она расстегивала его панталоны. Сгорая от похоти, она раздвинула бедра, и он предал своего отца, ни на миг не задумавшись о последствиях. Жоржетта умела вести себя так, что у мужчин ум заходил за разум. Не попадись они тогда на глаза Мауре и отцу, интересно, как глубоко запустила бы в его тело Жоржетта свои ядовитые когти?

Если знать, где искать, на его спине до сих пор можно было обнаружить слабые отметинки, оставленные ее ногтями, когда она извивалась и содрогалась в его объятиях. Его детородный орган зашевелился, когда Эверод ясно представил себе, как неистово он входил в нее. Напуганный тем, что может возбудиться, виконт отодвинулся от Жоржетты подальше.

— Что тебе нужно, Жоржетта?

Поверив, что ей удалось взять над ним верх, она перешла в наступление.

— Я предлагаю перемирие, Эверод.

— С чего бы это вдруг?

— А почему бы и нет? — Она изящно повела плечами. — Нам нет нужды лгать друг другу. Ты же знаешь, что, если бы Уоррингтон не узнал тогда о нашей взаимной любви, ты бы доныне приходил в мою спальню.

Эверод откровенно рассмеялся такой самоуверенности.

— Ты была моей первой возлюбленной, Жоржетта. С тех пор у меня в постели побывали другие — и красивее, и бойчее, и, уж конечно, умнее тебя.

Эверод тут же подумал о Мауре, вспомнил, как сладко и легко она вздыхала, вздрагивая в его объятиях. За одну ночь с Маурой он охотно отдал бы тысячу ночей с искушенной Жоржеттой, вместе со всеми ее макиавеллиевскими приемами соблазнения.

— Мне теперь трудно даже припомнить, чем ты вообще меня тогда привлекла.

— Ты об отце думаешь? — спросила Жоржетта, предполагая, что она понимает Эверода. — Мы были неосторожны. Он мог бы так никогда и не узнать о нашем свидании.

Бесстыдно придвинувшись к нему, она прижала нос к груди Эверода и глубоко вдохнула. Из горла у нее вырвался тихий возглас наслаждения. Он схватил ее за плечи и оттолкнул. И тут же почувствовал ее язык на своем соске.

— Нет, Жоржетта, — холодно сказал Эверод. — Я говорю не об отце, а о тебе и о том, что ты сделала со мной… и с моей семьей.

— Конечно, — отвечала она с печальной миной. — Ты во всем винишь меня.

Эверод зажмурил глаза, силясь не выйти из себя.

— Мне жаль тебя, Жоржетта. Просто не понимаю, как твоей племяннице удалось остаться такой бесхитростной, если ее воспитывала такая властолюбивая дьяволица.

— Только не трогай Мауру! — крикнула Жоржетта, отходя подальше от Эверода.

То была первая искренняя фраза, которую он сумел вытянуть из нее.

— А что? Или ты боишься, что я могу запятнать единственную живую душу, которая любит тебя искренне? Боишься, что я могу переубедить ее и она станет тебя ненавидеть?

Должно быть, он отчасти угадал. Томное выражение лица, с которым Жоржетта пыталась искушать его, напрочь исчезло. Перед Эверодом стояла леди Уоррингтон, враждебная и готовая к схватке.

— У меня свои виды на Мауру. И не смей мне мешать! Если ты встанешь на моем пути, я сумею тебе досадить — через Уоррингтона и любого, кто только подвернется!

Жоржетта пискнула: рука Эверода внезапно взметнулась и ухватила ее за горло. Он толкал ее, пока она не ударилась затылком о филенку двери. Ногти у нее были упрятаны в лайковые перчатки, так что все бешеные старания освободиться от его хватки ни к чему не привели. Эверод склонил голову набок и внимательно разглядывал ту, которую он считал воплощением зла.

Красота ее была смертельно опасной приманкой.

К счастью, ему она уже не страшна.

— Отцу надо было бы перерезать твою глотку, когда он оторвал нас друг от друга, леди Уоррингтон. — Виконт придвинулся ближе, удовлетворенный выражением страха, который он вселил в нее. — Если же он так глуп, что доныне любит тебя, значит, он заслуживает своей участи. Но вот что запомни: если ты еще раз попытаешься ко мне приставать или причинить зло мне либо моим друзьям, я приду по твою душу. И никто не сможет тебя защитить. Когда я сделаю свое дело, у тебя останется шрам под стать моему.

Эверод запрокинул голову, чтобы хорошо было видно ужасное напоминание о том, чего стоила ему любовь Жоржетты. Графиня бессильно всхлипнула. Не отпуская ее горла, Эверод бесстрастно запустил другую руку ей за корсаж, достал ключ и покачал им перед ее расширившимися глазами.

— Теперь можешь уходить.

Жоржетта вырвала ключ из его пальцев, обожгла виконта злобным взглядом и вставила ключ в замочную скважину. Еще мгновение — и дверь отворилась.

— Надеюсь, какая-нибудь из твоих шлюх наградит тебя французской болезнью,[20] подонок, — сказала она, тяжело дыша от едва сдерживаемой злости. — И не смей приближаться к Мауре!

— Поздно! — пробормотал Эверод слишком тихо, чтобы Жоржетта могла разобрать. Прислонившись к косяку двери, виконт равнодушно смотрел, как леди Уоррингтон прошествовала вниз по лестнице, чтобы навсегда исчезнуть из его жизни.

— Маура моя, и делать я с ней буду все, что захочу.

Глава 18

Короткий стук в дверь.

Маура, свернувшаяся калачиком на постели, посмотрела в ту сторону. Кто мог ее побеспокоить? Тетушка Жоржетта велела ей спать до самого вечера. Даже камеристке приказано было не тревожить Мауру.

Здесь, в Лондоне, они ложились поздно, и такой распорядок дня сказывался на всех. Граф болел уже больше недели. Он по-прежнему жаловался на слабость во всем теле и тупую боль в груди. Из-за болезни он уже несколько раз пропустил их выезды.

Тетушка забеспокоилась. Опасаясь, что болезнь мужа свалит с ног всю прислугу, она целыми днями не выходила с кухни, варила одно из своих любимых лекарств — в таком количестве, чтобы хватило на всех домочадцев. Она велела отнести Мауре в спальню чашку чаю и один гренок с маслом и джемом, дабы ей легче было принять горький травяной отвар.

Маура разок-другой откусила от гренка и добросовестно выпила две ложки тетушкиного укрепляющего, потому что никакие отказы не принимались. Тетушка Жоржетта так или иначе всегда добивалась своего. Дверь задрожала от нового удара. Маура встала посмотреть, кто это такой храбрый нарушает категорические распоряжения тетушки.

Она отворила дверь.

На пороге никого не было. Маура удивилась, высунула голову наружу и окинула коридор внимательным взглядом. Там было совершенно пусто. Это что, шутка? Она зевнула, отступила назад в комнату и затворила дверь.

Но не успела девушка повернуться, как стук раздался вновь.

Резко распахнув дверь, Маура надеялась поймать шутника и открыла рот, едва сдержав крик: в дверном проеме стоял Эверод. Виконт мгновенно закрыл ей рот рукой и легонько толкнул назад, в спальню.

Маура не могла прийти в себя от изумления, пока он закрывал и запирал дверь. Он среди бела дня прокрался в лондонский особняк Уоррингтонов! Дерзость этого человека граничила с безрассудством.

— Как ты сумел пробраться в дом незамеченным? — спросила она шепотом.

Эверод снял шляпу и небрежно бросил на туалетный столик. За шляпой последовали перчатки. Ленивым взглядом он смотрел, как Маура пятится от него.

— Да на удивление просто: прошел через сад и вошел в дверь.

— Ты что, ума решился? Идти на такой риск! — стала выговаривать ему Маура. — А если бы тебя заметил кто-то из прислуги?

В янтарно-зеленых глазах зажегся огонек: она была полуодета. Ей ведь полагалось спать, вот она и была в одной ночной сорочке. Мауре вспомнилось, как совсем недавно он застал ее одну, одетую только в пеньюар.

По ее телу пробежала дрожь.

— Я вошел неслышно, как опытный взломщик, любовь моя, — сказал Эверод, подходя ближе; Маура отступала, пока не уперлась в один из столбиков своей кровати.

— Если бы тебя увидели, твой отец позвал бы констебля и тебя обвинили бы в посягательстве на чужое жилище, — настаивала она охрипшим от волнения голосом.

Эверод запустил пальцы в ее длинные волосы; Маура не отстранилась. Эверод наклонился и вдохнул аромат вьющихся локонов.

— Ну как можно говорить о посягательстве на чужое жилище, если со временем все это будет принадлежать мне?

Спорить с такой логикой было трудно. Сердечко Мауры забилось быстрее, когда она ощутила на своей щеке его губы.

— Для чего было рисковать столь необдуманно?

— Чтобы увидеть тебя. — Эверод улыбнулся, глядя в ее широко раскрытые глаза.

Маура толкнула его в грудь, но этот мужчина был слишком крепок, чтобы сдвинуть его с места так легко.

— Мы бы все равно увиделись на балу у лорда и леди Керстинг.

Эверод провел пальцами по ее соску, выступавшему под сорочкой.

— Да ведь там было бы совсем не то, что здесь, — промурлыкал он, прильнув к ее губам.

Его поцелуй был требовательным. Окончательно побежденная этим аргументом, Маура прижалась к виконту. Когда она осторожно прикоснулась к его языку своим, Эверод принял ее капитуляцию и весь погрузился в поцелуй. Он накрыл рукой ее левую грудь и сжал посильнее. На нежной коже еще оставались следы их предыдущего свидания.

Он оторвался от ее губ и наклонился ниже, к той части груди, которая не была прикрыта сорочкой.

— Назови меня по имени.

— Эверод, — нежно вымолвила Маура, инстинктивно поглядывая с опаской на дверь.

Виконт отвлекся от поцелуев и посмотрел на девушку с досадой.

— Нет, по имени. Так, как ты назвала меня, когда я дарил тебе наслаждение, — тогда я добился, чтобы твои сладкие уста произнесли его. — Он взялся за подол ее сорочки и стал заворачивать его.

— Таунсенд, — поспешно сказала Маура в надежде, что он перестанет искушать ее и отпустит сорочку.

Он сорвал сорочку через голову.

— Не надо!

На этот возглас Эверод ответил волчьей усмешкой. Маура скрестила руки на груди. Эверод вытянул сорочку в длину, потом скатал ее наподобие веревки.

— Как ты думаешь, кто победит в этой борьбе?

Он схватил Мауру за запястья, обмотал их тканью сорочки и закрепил узлом. Затем поднял ее руки над головой.

— А вот что еще важнее: ты и вправду хочешь сопротивляться мне?

Пропуская возражения мимо ушей, он привязал ее руки к столбикам кровати. Маура рванулась и убедилась, что узел завязан на совесть. Под жарким взглядом виконта она затрепетала.

— Таунсенд, развяжи! А вдруг кто-нибудь решит войти?

— Если только ты не ожидала моего визита…

— Ха-ха! У тебя и впрямь богатое воображение!

Усмехнувшись ее раздражению, Эверод погладил руками каждый изгиб ее тела.

— Ты была неодета, и из этого я заключил, что тебе полагалось спать. И я абсолютно уверен, что слугам строго-настрого запретили тебя беспокоить, — уверенно сказал он, показывая, что хорошо знаком с порядками в этом доме.

— Что ты делаешь? — возмущенно спросила Маура, повышая голос, когда он опустился перед ней на колени. Его губы приблизились к кустику волос на лобке.

— Все, что только пожелаю, — ответил Эверод, придерживая ее руками за бедра.

Маура вновь проверила узлы на прочность. Он ухитрился привязать ее, не причинив боли, но освободиться она сможет лишь тогда, когда это будет угодно Эвероду. Девушка облизнула пересохшие губы.

— Довольно игр, — простонала она, когда он запечатлел поцелуй на ее животе и поднялся. — Если ты думаешь оставить меня в этом крайне неподобающем положении, чтобы меня вот так и застала камеристка, то я…

Его проворные пальцы уже потянулись, чтобы развязать галстук, когда краем глаза виконт заметил на туалетном столике поднос.

— Помолчи! — Он развязал узел, и длинные концы галстука свесились на рубашку. — Что это у нас здесь? — Он взял в руки флакончик зеленого стекла, стоявший рядом с чайником.

Маура топнула ногой:

— То, что ты видишь. Тетушка Жоржетта боится, как бы вся прислуга не заболела тем же, что и твой отец. Она настояла, чтобы все пили ее укрепляющий отвар.

— Так, значит, она по-прежнему возится со своими колдовскими зельями, да? — заметил Эверод, быстро поставив флакончик на место. — А это что?

— Клубничный джем, дурачок! — Маура обхватила пальцами столбик кровати и потрясла его. — Если ты проголодался, я попрошу, чтобы принесли еще один поднос.

Под его пристальным взглядом ей стало не по себе. Эверод с кувшинчиком джема вернулся к ней.

— Зачем же поднос, когда передо мной такое соблазнительное пиршество?

Он поставил джем на краешек кровати. Не сводя с ее лица неповторимых янтарно-зеленых глаз, виконт снял кожаный ремешочек, который перехватывал на затылке его волосы. У Мауры непроизвольно напряглись и затвердели до боли соски, когда она вспомнила, как эти длинные волосы щекотали ее груди в прошлый раз.

Эверод тоже вспомнил, как она отвечала тогда на его прикосновения, и взял ее за грудь.

— Такая нежная! Ведь когда я кладу руки вот так, ты отвечаешь мне без обмана, правда?

Кажется, ее тело никогда не было равнодушным к его близости. К его прикосновениям. Когда его рука упала, отпустив ее грудь, Маура огорчилась.

— Отвяжи, и я тебе докажу! — Маура смотрела, как Эверод снимает и кладет на кровать сперва сюртук, а за ним и рубашку.

— Потом, потом, — сказал виконт и рассмеялся, когда она тихонько зарычала. Он ухватился за противоположный столбик и снял обувь.

— Из тебя получится отличная жертва, Маура. Какая жалость, что я не поклоняюсь какому-нибудь древнему богу — им как раз такие и требовались.

Эверод отстегнул от своих панталон подтяжки, панталоны свалились с талии и повисли низко на бедрах. В просвете между штанинами Мауре теперь стали видны заманчиво курчавившиеся темные волосы. Он возбужден, и ему больно, если судить по тому, как надулись спереди панталоны. Эверод, однако, раздевался не спеша, как будто весь день до вечера был в его распоряжении и он мог все это время играть с ней вволю.

— Ну если ты решил отложить сегодня жертвоприношение, то что же ты намерен делать? — спросила Маура, с любопытством переводя взгляд на кувшинчик с джемом, стоявший на кровати.

Эверод усмехнулся, взял кувшинчик и запустил в него палец, а затем поднес этот палец, обмазанный клубничным джемом, к своим губам.

— М-м-м… Честное слово, иногда я могу быть изобретательным. — Он запустил в джем всю пятерню.

— Эверод! — завизжала Маура, когда он покрыл липким джемом ее левый сосок. — Не надо этого, не надо! Ты слишком далеко заходишь!

— Ты поистине удивишься, каким дерзким я могу быть с покладистой дамой, привязанной к кровати, — парировал он с преувеличенной учтивостью.

Но виконт еще не закончил разукрашивать ее тело. Размазав джем и по правому соску, он снова окунул два пальца в кувшинчик и нарисовал замысловатый узор вдоль ее живота, до устланного курчавыми волосками лобка.

— Ну, довольно, — потребовала Маура, но ее строгий приказ был сведен на нет ухмылкой Эверода, с которой он потянулся к ее пупку, чтобы слизать улику.

— Нынче вечером из-за твоих мерзких проделок моему платью не потребуются ни ленты, ни булавки.

Эверод поднялся с колен, не обращая внимания на то, что ее перепачканные джемом соски оставили липкие следы и на его собственной груди.

— Джем очень вкусный. Попробуй сама. — Он водил пальцем по ее губе до тех пор, пока девушка не открыла рот.

Маура с закрытыми глазами смаковала сладкий клубничный джем. Посасывая липкие пальцы Эверода, она издала стон. Он расслышал этот призывный звук, и игривое выражение на его лице тут же сменилось серьезным. Он убрал пальцы и накрыл ее уста своими. Их языки начали свой нежный танец.

— Все-таки я привыкла к тому, что джем намазывают на гренок, — пробормотала Маура, с трудом прерывая поцелуй.

— Гренок слишком сухой, — отозвался Эверод, покрывая ее уста быстрыми легкими поцелуями. Он снова встал перед ней на колени. — И это скучно.

Он слегка укусил ее грудь, прежде чем накрыть своими губами сосок и окружающую его нежную кожицу. Маура слегка дрожала, ухватившись за столбик кровати, а Эверод вовсю слизывал языком клубничный джем с ее груди.

— Твое тело придает джему ни с чем не сравнимый вкус, — пробормотал он, а его губы и жаркое дыхание двинулись вниз. — У тебя местами солоноватый вкус, местами же бесспорно острый.

Виконт запустил пальцы в кувшинчик и поставил его на пол.

— У меня предрасположенность к экспериментам, и я буду искать до тех пор, пока не найду тот единственный вкус, который удовлетворит мой лютый голод. — Он осторожно, чтобы не спугнуть Мауру, положил руку повыше ее колена, и она почувствовала, к чему он стремится, еще раньше, чем Эверод развел в стороны ее нижние губы.

При первом же прикосновении прохладного липкого джема к тому комочку плоти, который прятался в ее женских складках, Маура выгнулась и ударилась затылком о столбик кровати. За пальцами Эверода последовал его ловкий язык, слизывавший десерт.

От нестерпимого желания тело Мауры трепетало, она выгнулась дугой навстречу Эвероду, утроба ее сжалась в сладостном томлении. Если раньше она ощущала лишь легкое возбуждение, то теперь из ее тела словно забил скрытый там горячий источник. Будь у нее свободны руки, Маура запустила бы сейчас пальцы в волосы Эверода и прижала бы его лицо к себе посильнее, чтобы он глубже проникал внутрь.

— Таунсенд! — прошептала она и вздохнула, когда его пальцы развели в стороны складки промежности, стремясь к ее женской глубине.

Эверод вытер свои влажные губы о плечо.

— Вкус острый и умиротворяющий, сладкий, медовый, — сказал он. Его большой палец в это время потирал промежность, доставляя Мауре мучительное удовольствие. — AmorVeneris, veldulcedo,[21] как назвал это потаенное женское сокровище Маттео Коломбо.[22] Подобная красота вкупе с нежными возгласами наслаждения, издаваемыми женщиной, способна подвигнуть мужчину на поэтическую хвалу своему открытию.

С этими словами он поднял правую ногу Мауры и положил себе на плечо. Небольшое изменение в позе вынудило девушку шире развести ноги, и теперь Эверод обладал полной властью над тем наслаждением, какое он извлекал из ее тела.

Ах, это наслаждение!

Маура тщетно пыталась ослабить путы, связывавшие ей руки. Эверод лучше, чем она сама, понимал все секреты ее тела. Он облизал углубление возле ее бедра, и ее охватила дрожь. Он исследовал и дразнил языком нежную атласную кожу между нижними губами, доводя Мауру до грани безумия. Она готова была предложить ему все, что угодно.

— Все, что угодно, — произнесла она вслух, задыхаясь и всхлипывая.

Они оба понимали, о чем она просит, нет, умоляет его.

Только Эверод был в силах снять то напряжение, которое он сам сознательно создал в ее существе. Двигая бедрами в согласии с движениями его ищущего рта и умелых пальцев, Маура прикусила губу, чтобы не закричать, когда на нее накатила первая волна наслаждения. Эверод вздрогнул от этого приглушенного крика. Обхватив ее бедра обеими руками, он жадно приник языком к источнику этих восхитительных ощущений, упиваясь ее возбуждением, как ненасытный хищник.

Чтобы не упасть, Маура ухватилась за столбик кровати. Сдавшись на милость победителя, она закрыла глаза, позволяя волнам наслаждения раз за разом сотрясать ее тело.

Изнемогая от беспощадной атаки, Маура смутно, как во сне, видела: неутомимый воин Эверод встает и сбрасывает с себя панталоны.

Толстый стержень его подрагивает от непреодолимой жажды завоеваний.

Вместо того чтобы отвязать Мауру, Эверод повернул ее лицом к столбикам. Он пристроил ее правое колено на мягком матрасе, а сам тем временем направил свое вздыбившееся естество вдоль складок ее ягодиц, пока не нашел искомую жаркую расселину.

— Я попробовал твое наслаждение на вкус, — прошептал он ей на ухо. — Теперь же я хочу почувствовать, как оно плотно облегает мой мужской орган.

Он проник в нее быстро и глубоко. Маура сделала глубокий вдох, ожидая некоторого неудобства, но ее телу уже не нужно было никакого поощрения со стороны Эверода. Его меч так легко двигался в ее ножнах, словно сам был частью ее существа.

Маура вцепилась в столбик кровати, смягчая неистовые толчки. Одной рукой Эверод обвил ее талию, тогда как другая по-прежнему зарывалась в ее увлажнившиеся нижние кудри. Его игривое настроение улетучилось, уступив место ожиданию удовлетворения страсти. В этом Маура не могла ему отказать. Вызванное им напряжение теперь сжимало ее недра, подобно пружине. Она не меньше Эверода стремилась к этому необузданному совокуплению.

Эверод издал приглушенный вопль и уткнулся лицом в ее плечо. Маура ощущала, как набухает внутри нее его стержень; потом он глубоко вонзился в нее, в ее сладостную податливую глубину. Когда ее влажная кожа заглушила торжествующий крик Эверода, Маура почувствовала, как горячая струя семени наполняет ее.

Эверод, вложивший все силы в это высвобождение, продолжал мягко двигаться внутри нее, сотрясаемый мелкой дрожью. Наконец, с явной неохотой, он вынул свой меч из ее ножен, потянулся через голову Мауры и освободил ее руки от стягивавшей их полоски ткани.

Маура растерла запястья, с опозданием понимая, как сильно им досталось во время любовных игр. Эверод подхватил ее на руки и бережно уложил на кровать. Ее взгляд невольно устремился на его стержень, и она изумилась, обнаружив, что тот все еще крепок и готов к бою.

Эверод улегся на нее, обхватив руками ее голову.

— Так во сколько камеристка должна тебя разбудить?

— В половине седьмого, — ответила девушка, играя его волосами. Под таким углом его шрам был полностью открыт ее взору, однако Маура старательно сохраняла на лице бесстрастное выражение. Возможно, Эверод просто проверяет, не станет ли она его жалеть. Маура почувствовала: если она скажет о шраме хоть слово, каким бы оно ни было, Эверод оставит ее навсегда.

А она не хотела, чтобы он ее оставлял. И это открытие ее напугало. Она ведь лучше многих понимала, что не сможет удерживать его.

Не зная, о чем она думает, Эверод поцеловал ее.

— Ну тогда у нас еще не один час впереди.

Глава 19

Эверод вздрогнул и проснулся.

Несколько драгоценных секунд он потратил на разглядывание незнакомой постели, потом вдруг вспомнил, где он находится.

Повернувшись на бок, виконт бесстрастно вглядывался в свою спящую возлюбленную. Умиротворенная, доведенная до изнеможения страстными ласками, Маура спала, как невинное дитя. Даже пальцы были сжаты в кулак под подбородком — это осталось у нее с детства, когда она, бывало, посасывала во сне большой палец.

Сегодня она преподносила ему один сюрприз за другим.

Когда Эверод так дерзко постучал у ее двери, он ожидал, что Маура просто выставит его из своей спальни. Откровенно говоря, он пришел не ради того, чтобы снова соблазнять ее. Ему хотелось утереть нос Жоржетте, хотя сама графиня никогда и не узнает о его проделке, если только удача будет на его стороне. Она пришла в его дом незваной гостьей, Эверод же просто ответил любезностью на любезность. Жоржетта предупредила, чтобы он не смел приближаться к Мауре.

Эверод же доказал самому себе, что Маура принадлежит ему, когда бы и где бы он того ни пожелал.

Но это новое свидание с Маурой заставило его позабыть о ее лживой тетушке. Виконту очень нравилось играть с девушкой. Он надеялся, если повезет, сорвать с ее губ несколько поцелуев. Но увидев, что на ней ничего нет, кроме ночной сорочки, Эверод не мог противиться желанию овладеть ею.

Она проявила восхитительную непокорность, когда он привязал ее к столбику кровати. Но что ж делать: как всякая страстная женщина в столь соблазнительном положении, она не могла не раздвинуть ножки и не умолять насытить ее.

Эверод ревностно взялся за решение этой благодарной задачи.

Маура, сгорающая от желания, была точно греческая богиня Гедона, дочь бога чувственной любви Эроса и богини Психеи. В ее объятиях Эверод впервые в жизни почувствовал, как тает его тело и размягчается душа. Он ведь даже излился в нее и не корил себя за такую неосторожность. Эверод мечтательно улыбнулся. Пусть уж Маура сама все усложняет, а он просто-напросто получал удовольствие от ее тела. Эверод не мог по-настоящему упрекнуть себя в том, что совершил.

Он испытывал нежность к женщине, которая сумела насытить его волчий аппетит, и готов был потакать ее капризам. Осторожным движением он убрал прядь волос с ее щеки, чтобы ничто не мешало любоваться красотой Мауры. Она открыла глаза и, похоже, растерялась при пробуждении не меньше, чем Эверод.

— Мы что, так долго спали? — вымолвила она срывающимся голосом. — Который теперь час?

Она привстала в постели на колени. Ею овладел страх, что их вот-вот обнаружат.

— Успокойся, — ответил виконт, рассеянно поглаживая ее руку. — Твоя служанка постучит не раньше чем через час.

— Ах! — заметно было, как страх отпускает Мауру.

— Ах! — передразнил Эверод и поманил ее пальцем. — Приди ко мне, моя маленькая Гедона.

— Твоя маленькая кто? — спросила она грозно, потом вспомнила, что ей рассказывали на уроках мифологии. — А, поняла. Я бы назвала тебя Эросом, но тогда выйдет, что ты — мой отец. — Маура сморщила носик. — Это слишком ранит мою чувствительную душу — а твою, наверное, нет?

— Маура, любовь моя, несколько последних часов доказали, что твоя чувствительность прекрасно сочетается с моей.

Она, все еще обнаженная, подползла к нему и поцеловала. Ее волосы щекотали Эверода, он улыбнулся и потянул ее за левую ногу, помогая Мауре устроиться верхом на нем.

— Где бы нам встретиться?

Ее глаза округлились при этой просьбе, которую она сочла нелепой.

— Ты увидишь меня сегодня вечером, Таунсенд, — сказала она, доставив ему удовольствие тем, что назвала по имени без его настояния. — Ты же пойдешь на бал к лорду и леди Керстинг, так ведь? Там будут и твой отец с моей тетушкой, равно как и твой брат, но на балах всегда много народу. Не сомневаюсь, что нам удастся погулять в парке или провести несколько минут вдвоем в отдаленной гостиной, если ты захочешь.

— И тебя устроят такие встречи украдкой? — спросил ее Эверод, внутренне удивляясь тому, что его самого это почему-то не устраивает.

— Да ведь почти все твои романтические свидания со светскими дамами просто не могли не быть тайными, — поддразнила его Маура и потерлась носом о его нос.

Эверод улыбнулся, хотя ничего смешного в сказанном не увидел. Да, верно, когда он заводил новую любовницу, то не стремился привлекать к этому всеобщее внимание. Сплошь и рядом тайна оказывалась необходимым условием свиданий, и он играл на страхе той или иной своей дамы перед угрозой огласки. Он и с Маурой поначалу повел себя так же, хотя гордиться этим не мог. И если на примере прежних любовниц он хоть что-то узнал о том, как устроена женская душа, то Маура должна бы теперь настаивать на том, чтобы он во всеуслышание объявил о своих чувствах к ней. Эверода неприятно удивило то, что она соглашается сохранять их связь в тайне.

Неужто она замышляет порвать связующую их нить раньше, чем он сам это сделает?

— Кого ты стараешься защитить, Маура? — спросил он, облизнув большой палец и стирая им пятнышко джема возле ее пупка. — Себя, меня или родственников?

— А надо выбирать кого-то одного? — вздохнула она. — Я ведь тоже могла бы усомниться в твоих побуждениях. Быть может, ты соблазнил меня сегодня ради того, чтобы возбудить гнев своего отца или даже получить вызов на дуэль от Роуэна?

Еще совсем недавно Эверод и сам раздумывал над тем, как ему позабавиться с Маурой и тем досадить семье. И все же сегодня он пришел к ней по своему желанию, и стремился он к чему-то куда более сложному, чем месть.

— Я пришел к тебе, Маура, ради себя самого. Я желал тебя и явился потребовать то, что принадлежит мне.

Маура нахмурилась и отбросила локоны за спину. Хоть она сидела верхом на нем и была обнажена, у нее был вид королевы, беседующей с мятежным подданным. В ответ на его резкий тон она подняла правую бровь.

— Примите мои извинения, лорд Эверод. Как неучтиво с моей стороны расспрашивать вас, зачем это вы прокрались в мою спальню, привязали меня к кровати и принудили терпеть безобразия вашего распутного языка, ваших рук и вашего стержня.

В груди виконта заклокотал веселый смех. Он схватил Мауру руками за бедра, не давая ей откатиться в сторону. Ее чопорное перечисление того, чем они занимались нынче днем, немедленно вернуло ему веселое расположение духа. И пыл страсти. Его стержень затвердел и стал быстро вздыматься, пока не ударил Мауру сзади по ягодицам, заставив ее вздрогнуть от неожиданности.

— Ну и ну! Я теперь начинаю понимать, отчего ты получил интригующее прозвище Эверард! — воскликнула она, а в ее глазах цвета морской волны плескался едва сдерживаемый смех.

Эверод шутливо шлепнул ее по ягодице.

— Дерзкая девчонка! — Он потер рукой то место, на котором мог остаться след от удара. У него не было ни малейшего желания объяснять Мауре, что именно он делал с леди Спринг и леди Сильвер, чтобы заслужить это злосчастное прозвище. — Всякому ведь известно, что в слухах редко присутствует истина.

Пусть у Мауры было здоровое любопытство и страстная натура, он все равно сомневался, что сидящая верхом на нем девушка поймет, а тем более одобрит ту жизнь, какую он вел с тех пор, как был изгнан из Уоррингтон-холла.

Маура издала протестующий возглас.

— Не скажи. — Она приподняла бедра, и его вздыбленное мужское естество скользнуло в промежность, осторожно нащупывая вход в расселину. — Ты уже два раза насытил свою похоть, — заметила она, полузакрыв глаза, и легкими покачиваниями помогла ему проникнуть глубже. — И вот, полюбуйтесь: снова готов вложить в меня свой стержень, словно меч в ножны, и снова, и снова, пока я не капитулирую.

— Или я, — возразил Эверод, неожиданно вонзая упомянутый меч по самую рукоять.

Маура в экстазе запрокинула голову. Длинные темные кудри разметались по спине, их шелк ласкал руки Эверода, а нежные вьющиеся кончики щекотали его тугие яички.

Оставалось еще больше получаса до того, как служанка придет будить Мауру. И Эверод наслаждался каждой минутой, подталкивая Мауру к вершине блаженства и тут же отступая, — он тянул время до прихода камеристки, пока ее шаги не послышатся в коридоре. Страх быть пойманными на месте преступления удесятерит наслаждение Мауры. И когда виконт попросил, чтобы они встретились позднее тем же вечером, она не смогла отказать ему.

— Дядюшка, вы нынче выглядите молодцом, — сказала Маура, когда они втроем подъезжали к особняку Керстингов. — Укрепляющий отвар тетушки Жоржетты вернул румянец вашим щекам.

От комплимента племянницы граф гордо вскинул голову.

— Спасибо, милочка. Можно и я тебе сделаю комплимент? В твоих глазах пляшут искорки, а щечки так и рдеют. Это говорит о том, что ты отлично себя чувствуешь. Хорошо зная свою супругу, я догадываюсь, что и ты, и все домочадцы усердно пили отвар, пока я был прикован к постели.

Маура почувствовала, что при этом замечании ее щеки вспыхнули еще сильнее. Сама она объясняла свое хорошее настроение долгим любовным свиданием с Эверодом. Благодаря его неутомимости и неиссякаемому восхищению ее телом она ощущала боль в местах, о которых не принято говорить, и была невероятно счастлива.

— Ну вот, а когда я посоветовала ей вздремнуть, Маура противилась этому точь-в-точь как в раннем детстве, — поведала мужу Жоржетта. — А впрочем, я согласна с Уоррингтоном. Несколько часов сна — и у тебя исчезли тени вокруг глаз и вернулась joiedevivre,[23] которая свойственна тебе с детства.

— Ты слишком добра ко мне, тетушка, — ответила Маура с преувеличенной скромностью. Она отвернулась и стала смотреть в окно на улицы, по которым они проезжали. Мысли ее то и дело возвращались к Эвероду.

Хотя она мгновенно сомлела в объятиях виконта, он показал себя человеком действия. Не осталось ни одного вершка ее тела, который он не приласкал бы губами или пальцами. Доводя ее до грани безумия, Эверод беспечно оставался в ее постели, предаваясь восторгам любви, пока короткий стук не развеял чары.

Маура пришла в ужас и крикнула камеристке, что она уже проснулась и желает принять ванну. Она попыталась было отползти от виконта, но у него были свои соображения на сей счет. Эверод подхватил ее как пушинку и бросил на мягкий матрас. Маура отбивалась, но он не обратил на это ни малейшего внимания, без долгих разговоров развел ей ноги, вонзил свой меч в Истекающие влагой ножны и стал бешено двигаться, мигом доведя до того восхитительного блаженства, испытать которое не давал ей буквально минуту-другую назад. Маура, в страхе, как бы их не услышала служанка, запустила зубы в руку Эверода. Тем временем ее тело изогнулось под ним, пылая, точно тысяча солнц. Почти сразу же Эверод разделил ее восторг, и теперь ее расселина сжимала его стержень так же, как сам Эверод сжимал губами набухшие соски Мауры.

Виконт покинул ее спальню столь же дерзко, как и пришел. Он извлек из ее глубин свой стержень, отыскал безбожно измятую ночную сорочку и набросил на Мауру, дабы скрыть следы их любовной горячки. Пока девушка переживала, что служанка вот-вот возвратится, он неспешно оделся, подарил ей долгий прощальный поцелуй и незаметно выскользнул из комнаты.

Никто не всполошился, не поднял тревоги, значит, Эверод благополучно избежал внимания со стороны прислуги Уоррингтонов. Маура восхищалась выдержкой виконта, а какая-то часть ее души ужасалась тому, как упоенно она отвечала на ласки Эверода. Было в нем что-то такое, что побуждало ее состязаться с ним в раскованности. Несмотря на принятую ванну, Маура до сих пор ощущала запах его семени. Ее нижние губы все еще были влажными, словно ее тело готовилось к возвращению Эверода.

Маура ожидала, что виконт встретится с ней на балу и потребует, чтобы они снова встретились тайком. Даже сейчас ее нутро сладостно сжималось в предчувствии новых ласк, ибо у Мауры не было сил отказать Эвероду.

— Маура, ты меня слышишь? — спросила тетушка Жоржетта. По ее недовольному лицу можно было предположить, что она уже не в первый раз пытается привлечь внимание племянницы.

— Прости меня, тетушка, я что-то замечталась, — призналась Маура, надеясь, что ее оправдание звучит достаточно правдоподобно.

— Пока ты спала, принесли записку от Роуэна, — твердо сказала тетушка. — Он будет сегодня на балу у лорда и леди Керстинг и просит, чтобы ты оставила несколько танцев для него.

— Ха-ха! — весело засмеялся граф. — Даже несколько танцев, вот как? Похоже, Маура, что мой сын открыто предлагает тебе руку и сердце и доводит свои притязания до сведения других неженатых джентльменов.

Маура слабо улыбнулась дяде и тетушке. Она подумала о том, что у нее осталась отметина от укуса на левом бедре и еще одна, под правой грудью. Эверод имеет свои притязания на нее.

И если она не хочет столкновения между братьями, ей придется хорошенько подумать. Похоже, что оба джентльмена мечтают о ней. Таким образом, она оказалась в самом центре их вражды.

А то, что оба влюблены в нее, отнюдь не помешает любому из них погубить ее, если только она отдаст явное предпочтение одному из братьев.

Ей вдруг подумалось, что лучше было бы слечь с такой болезнью, как у графа, нежели встречаться с любым из этих двоих.

Первым ее отыскал Роуэн, пока она ожидала своей очереди, чтобы поздороваться с лордом и леди Керстинг. Маура задержалась в холле с Килби Карлайл, герцогиней Солити. Бедняжка дурно себя чувствовала. Как она объяснила Мауре, в конце сентября они с мужем ожидают появления своего первенца, а сейчас ее беспокоят боли в желудке.

Маура, разумеется, проявила живейшее участие.

Вскоре подошла и леди Керстинг, которую Фэйр, золовка Килби, попросила помочь молодой герцогине. Леди Керстинг, которая вырастила десятерых детей, от души сочувствовала Килби и пригласила герцогиню отдохнуть наверху, в одной из спален, пока ей не станет лучше.

Маура уже собиралась идти в бальный зал к остальным гостям, когда Роуэн взял ее за руку.

— Смею ли я надеяться, что это меня ты искала? — спросил он и склонился, целуя ее руку.

— Я… — Маура заколебалась, нужно ли объяснять, что герцогиня Солити находится в интересном положении. Она не знала, известно ли другим о беременности этой дамы, и не хотела сплетничать о женщине, которую считала своей подругой. — Тетушка Жоржетта рассказала мне о твоей записке. Насколько я поняла, ты рассчитываешь на танец?

Роуэн махнул рукой в сторону небольшой ниши справа от лестницы. Маленькая скамья, рассчитанная на двоих, предусмотрительно помещалась между подножий двух гигантских ваз с живописными букетами.

— Идем посидим минутку, — дружелюбно предложил он.

Мауре не удалось выдумать предлог, под которым она могла бы ему в этом отказать.

— Тетушка Жоржетта ожидает, что я скоро присоединюсь к ней, — предупредила Маура, стремясь поскорее пройти вместе с Роуэном в бальный зал.

— Жоржетта мне доверяет. Кроме того, ты не могла не заметить, что она искренне пытается играть роль свахи. Наша леди Уоррингтон столь самонадеянна и решительна, что я не удивлюсь, если она уже дала знать твоим родителям о нашей скорой помолвке.

— Этого быть не может! — громко воскликнула Маура, падая на скамью. — Тетушка Жоржетта не станет действовать вопреки моим желаниям. — У Мауры все похолодело внутри, когда она подумала о тетушкином предательстве. — Ведь решение еще не принято! Какое право она имеет писать моим родителям и вводить их в заблуждение?

На искренний гнев Мауры Роуэн отвечал абсолютным спокойствием. Он осторожно присел на скамью рядом с ней и взял Мауру за руку. Она с удивлением посмотрела на их сплетенные руки.

— Маура, никто не сговаривается за твоей спиной. Мы с тобой оба знаем, что наши родные будут рады нашему браку. Многие годы я старательно приурочивал свои приезды в Уоррингтон-холл к тому времени, когда там гостила ты. Мои ухаживания были почти незаметны, они выросли из долгих лет нашей дружбы.

Маура почувствовала, что тетушка умело вертит ею и вот теперь загнала в угол. В душе у девушки все кипело от такой несправедливости. Успокаивая ее разговорами о времени и ухаживаниях, сама Жоржетта между тем написала сестре о помолвке Мауры и Роуэна.

— Похоже, что все вокруг уверены в моих чувствах, Роуэн. Как это может быть, если я сама не уверена в них?

— Напрасно отец и Жоржетта привезли тебя в Лондон, — сказал Роуэн, и его глаза стали печальными от невысказанной тревоги, которой ему не хотелось делиться. — С тех пор как вы приехали сюда, ты как-то отдалилась от меня, стала замкнутой. Ты мне не безразлична, Маура. И ты питаешь ко мне определенные чувства. Не спорь, не нужно. Скажи «да» — и я войду в бальный зал и оглашу нашу помолвку.

Роуэн был таким настойчивым — на него это было не похоже. Маура сочла, что это тоже тетушкина вина, — скорее всего, Жоржетта настояла на том, чтобы Роуэн сделал формальное предложение.

— Я способен сделать тебя счастливой, Маура.

Ей не хотелось обижать Роуэна, но она не собиралась уступать принуждению.

— Я просила тебя запастись терпением, Роуэн, и эту просьбу я не отменяла. Я не могу дать тебе свое согласие.

Казалось, его уверенность тает на глазах.

— Но как же твои родители? — продолжал настаивать он.

— Когда они возвратятся в Англию, то узнают, что сообщение Жоржетты было преждевременным, — ответила Маура, которая знала, что вопрос о ее браке родители оставили на усмотрение дяди и тетушки, не желая об этом беспокоиться. — Они поддержат любое мое решение.

Роуэн кивнул. Он понимал, что, если попробует и дальше давить на Мауру, та попросту ответит ему отказом.

— Ну что ж, ты меня не обескуражила. Извини за откровенность, но я твердо намерен стать твоим мужем, Маура. Я не отступлюсь. Если ради этого придется вернуться с тобой в Уоррингтон-холл, я это сделаю.

Маура так и думала. Он встал, а она осталась сидеть.

— Я умею быть очень упрямой, Роуэн. Дай мне время самой принять решение.

Они зашли в тупик, и Роуэну пришлось отступить.

— Ты потанцуешь со мной попозже? — спросил он, стараясь разрядить возникшую напряженность.

— Да, конечно.

Роуэн отошел на несколько шагов, потом повернулся к ней.

— Ах да, чуть было не забыл! Когда я тебя разыскивал, меня подозвала Жоржетта и спросила, где ты пропадаешь. Она бы хотела, чтобы ты была с ней в бальном зале.

— Скоро приду. Спасибо, Роуэн.

Маура смотрела, как он удаляется. Ей не терпелось объясниться с тетушкой, но с этим придется подождать, пока не закончится бал.

— Как хорошо, что Роуэн воздержался от поцелуев после своей проникновенной речи, — раздался откуда-то сверху голос Эверода. Этот самоуверенный наглец, должно быть, стоял на лестнице, бесстыдно подслушивая их разговор. — И все равно мне так хочется отыскать его и пустить этому сопливому щенку кровь из носу.

Глава 20

Маура вскочила на ноги, резко развернулась и попятилась, отыскивая глазами Эверода. Он стоял на лестнице, облокотившись на перила. Поза его была небрежной, но во взгляде таилась угроза.

«Это глаза охотника», — отчего-то подумала Маура.

— Джентльмены, которые имеют привычку подслушивать чужие разговоры, не предназначенные для посторонних ушей, нередко могут услышать весьма неприятные для них откровения, — сказала Маура, уперев руки в бока. — Вы что же, шпионили за мной, лорд Эверод? Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать.

У нее не было настроения играть в игры виконта. Пусть он умел быть веселым и шаловливым, как давеча в ее спальне, но она была не так глупа, чтобы не понимать: Эверод в десять раз беспощаднее ее тетушки. Ее окружали те, кто умел манипулировать и словами, и людьми, все равно что оловянными солдатиками. И Мауре хватало здравого смысла, чтобы понимать: любой из них способен одурачить ее и использовать в своих целях.

Левая рука Эверода заскользила по гладкой поверхности перил — он спускался, чтобы присоединиться к стоявшей в нише Мауре.

— Да я всего-навсего воспользовался гостеприимством лорда Керстинга и вдруг совершенно случайно услышал, как мой братец бесцветно объясняется тебе в любви и предлагает руку и сердце. — Эверод поморщился, будто припоминая натянутый обмен фразами между Роуэном и Маурой. — Твой уклончивый ответ тоже звучал весьма забавно. Отчего ты колеблешься, Маура? Ты что, ждешь, когда к тебе посватается кто-то более достойный?

Вне себя от того, что виконт так бездумно смеется над ее смущением и желанием не обидеть Роуэна, Маура изо всех сил толкнула его. Эверод отступил на шаг только потому, что не хотел ее рассердить.

— Ты безмозглый самодовольный дурак! — воскликнула Маура, стараясь говорить тише, чтобы ее не было слышно за пределами ниши. — У твоего брата, по крайней мере, честные намерения. А тебя, Таунсенд, я что-то не вижу у своих ног. Не слышу, чтобы ты предлагал мне свое сердце, а не только столь примечательный мужской орган.

Она не могла в глубине души не признать, что это обстоятельство больно ее задевало, ведь Эверод не делал различия между нею и несметным количеством любовниц, которых он соблазнил за все эти годы. Подобно своим предшественницам, Маура втайне мечтала приручить эту необузданную натуру, но тщетно. Эверод никогда не допустит, чтобы женщина получила власть над ним, а уж тем более не станет полагаться на непостоянную женскую любовь.

Эверод вдруг схватил Мауру за плечи и прижал к стене, чем немало напугал. От толчка одна из ваз слегка покачнулась. Его губы оказались в соблазнительной близости от губ Мауры.

— Что-то я не припоминаю, чтобы ты жаловалась на мой мужской орган, когда я так старательно вонзал его в твою милую, прелестную пещерку. Да что там: ты умоляла, чтобы я тебя как следует…

Маура запечатала ему рот внезапным поцелуем. Она не могла позволить виконту уподобить их любовные ласки спариванию животных, которые лишь следуют своим инстинктам. Эверод завладел не только ее телом, хотя сам он, скорее всего, посмеялся бы над ее неискушенностью. Поначалу, когда она приподнялась на цыпочки и прервала его оскорбительное описание проведенного ими вместе времени, Эверод застыл на месте. Но это равнодушие, к его чести, длилось очень недолго. Он всем телом прижался к Мауре и перехватил инициативу в начатом ею поцелуе. Его язык властно проник в ее рот, принуждая девушку подчиниться. Она не противилась его притязаниям. Маура храбро сплела свой язык с его языком, напоминая, что мужская власть — понятие относительное. Эверод попятился и уперся лбом в ее лоб.

— Маура, любовь моя, ты умеешь испортить добрую ссору, — пожаловался он, хотя, судя по его виду, был не слишком расстроен. — Я хочу одного: похитить тебя, увезти в ночь и напомнить, какой плохой девочкой ты умеешь быть, когда не стараешься изо всех сил быть такой уж хорошей.

— И я тебе позволила бы это, если бы тетушка Жоржетта не ждала меня в бальном зале, — ответила Маура, поглаживая его щеку своей затянутой в перчатку рукой. Она глубоко вздохнула и посмотрела на Эверода с тоской. — Ах, Таунсенд! Отчего ты так настойчиво испытываешь мою верность близким, а потом еще сердишься, если я отказываюсь причинить боль тем, кого считаю членами своей семьи?

Эверод поцеловал ее между бровями.

— Наверное, я не люблю тех, кто претендует на твою любовь и верность. Они не достойны этого, а ты, кажется, нарочно закрываешь глаза на их пороки. Ты что, всерьез раздумываешь над предложением выйти замуж за этого щенка?

— А какая женщина не задумается над серьезным предложением выйти замуж? — парировала Маура, притворно удивляясь его недогадливости. — И все же у меня, по всей вероятности, не тот характер, чтобы стать твоему брату достойной женой.

Ах, если бы только ей удалось убедить в этом самого Роуэна, не оскорбив его чувств!

— Мудрое решение, — сказал Эверод и снова поцеловал ее. — А можно мне присутствовать при том, как ты ему откажешь?

Маура воздела очи к небесам, ловко проскользнула у него под рукой и пошла прочь.

— Хотелось бы считать это шуткой. Роуэн не заслужил ни твоей снисходительности, ни твоей ненависти.

Эверод поймал ее за руку.

— Он получит и то, и другое, ежели ему удастся склонить тебя к этому браку, — проговорил виконт, притягивая Мауру ближе к себе. Затем подхватил ее на руки и понес в нишу.

— Отпусти меня! — воскликнула она со смехом. — Нас могут увидеть!

— Не увидят, если мы будем вести себя тихо, — пробормотал Эверод, приподнимая ее подбородок, чтобы можно было добраться до надутых губок.

Ни Эверод, ни Маура не заметили, что в пятнадцати шагах от них стоит Роуэн. От влюбленной парочки его скрывал огромный букет, но Роуэн был уверен, что, сбрось он вазу с пьедестала, они и тогда бы его не заметили.

Когда он увидел ненароком, как брат по-хозяйски поглаживает бедро Мауры, руки Роуэна бессильно сжались в кулаки. «Черт бы побрал их обоих», — подумал он, кипя от ярости. Из того, как они обнимались, Роуэн заключил, что Маура уже побывала у Эверода в постели. Брат похитил невинность его будущей невесты, а заодно, судя по всему, и ее сердце: Маура ни за что не поддалась бы чарам этого негодяя, если бы он не пробудил в ней любви.

Это было мое право — лишить ее невинности!

Жоржетта будет не меньше, чем он, разгневана таким поворотом событий. Она давно и упорно настаивала на том, чтобы Роуэн женился на ее племяннице. Он не противился ее желанию, даже стремился к этой женитьбе. И снова его брат все испортил! Когда Эверод успел соблазнить Мауру? Долго ли эта парочка смеялась над ним, пока он понятия не имел об их предательстве?

Роуэн скрипнул зубами, услышав нежный смех Мауры. Ему она не хотела признаться в нежных чувствах, а одному из самых известных в Лондоне повес охотно отдала свою добродетель.

Ну что ж, увиденного ему было достаточно.

Роуэн отошел от ниши так же неслышно, как и подобрался к ней. Направляясь в бальный зал, он уже знал, что ему следует сделать. Совершенно ясно, что Маура слишком неопытна и не понимает, что Эверод просто использует ее в своих целях. Многие годы Роуэну передавали слухи о бесстыдных похождениях виконта, о его многочисленных дуэлях, а иной раз и о других выходках всей этой компании — lessauvagesnobles.

Жоржетта часто выказывала желание, чтобы он женился на Мауре, дабы защитить ее от Эверода. Теперь Роуэн понимал обеспокоенность графини. Маура нуждается в нем. Ей поначалу трудно будет смириться с его решением, но со временем природная доброта возьмет верх над ее обидами. В конце концов она его простит.

Если бы он с самого начала действовал смелее, то, вероятно, избавил бы ее от похотливых лап Эверода.

Но прежде чем перейти к действиям, Роуэн нуждался в мудрых наставлениях Жоржетты.

Пора уже Эвероду понять, что он не может требовать всего, что ему захочется.

Пока они с Маурой веселились в нише, к Эвероду вернулось прежнее хорошее расположение духа. Он вел себя как паинька — удовлетворился несколькими поцелуями и тем, что слегка сжал обворожительные ягодицы Мауры, прежде чем отпустил ее.

Жоржетта звала Мауру, и девушка была слишком ей предана, чтобы открыто ослушаться графиню. Эверод последовал за Маурой, стараясь не потерять ее из виду. Прежде чем она убежала, Эверод добился еле слышного согласия встретиться с ним позднее в саду Уоррингтонов. У него на уме было похищение: увезти ее в свой особняк, где она сможет не сдерживать крики наслаждения, когда его яростный штурм доведет ее до вершины блаженства.

Почувствовав, что он идет за ней, Маура остановилась и обернулась.

— Уходи! — Она произнесла это одними губами, заранее сердясь на него, ибо чувствовала, что он не подчинится ее приказу.

Маура была проницательна.

Она проскользнула в толпу гостей, прокладывая дорогу к своим родственникам. Но отделаться от Эверода было не так-то просто, тем более что он еще не все ей сказал. Пробиваясь сквозь толпу, он уловил нарастающее веселье в той стороне, куда стремилась Маура.

Над морем причудливых перьев, драгоценностей и шелковых нарядов Эверод увидел двух джентльменов, которые высоко над окружающими вздымали на своих плечах Роуэна. У брата в одной руке была бутылка вина, в другой — бокал. Призывая всех к молчанию, он звякнул бокалом о бутылку.

— Прошу соблюдать тишину! — крикнул Роуэн, заглушая реплики заинтригованных гостей. — И слушать. — Его красивое лицо озарилось вдохновением, когда он заметил Мауру справа от небольшой группы людей, привлеченных его возгласами. — А вот и ты, дорогая! Иди же, иди ко мне! — И он простер к ней руку.

Эверод двинулся вперед, но замедлил шаг, когда увидел, как Маура озадачена и растеряна из-за того, что к ней привлечено всеобщее внимание. Он так сосредоточенно смотрел на Мауру, что не заметил двух джентльменов, намеренно загородивших ему дорогу.

То были Солити и Кэдд.

Оба они выглядели мрачными, что не предвещало ему ничего хорошего.

— Не надо! — От просьбы герцога, произнесенной очень тихо, волосы на затылке виконта зашевелились.

Его друзья что-то узнали. Что удалось им подслушать еще раньше, чем Мауру позвали к тетушке?

— Прочь с дороги! — прорычал Эверод, пытаясь обойти их. Если им так хочется подраться с ним в переполненном гостями зале, он к их услугам. Скандал, который неминуемо за этим последует, не слишком его заботил.

— Дело уже решено, — твердо сказал Кэдд, хватая Эверода за руку. Он мог бы дать маркизу пощечину за такую дерзость, если бы земля не ушла у него из-под ног от слов Роуэна.

— У меня есть новость, которой я хочу поделиться, и я не могу ждать, пока появится официальное объявление, — сказал брат, не сводя глаз с Мауры. — Поднимите же бокалы, друзья, и выпейте от всего сердца, ибо новость у меня радостная. С благословения обеих наших семей через четыре недели от сего дня мисс Кигли станет моей женой!

При этом возгласе Роуэна мисс Кигли, о которой шла речь, покраснела от гнева. Маура пыталась что-то сказать, но ее голос потонул в общем шуме. Со всех сторон слышались радостные восклицания и тосты, десятки доброжелателей торопились поздравить молодых.

Эверод стряхнул с себя удерживающие его руки Кэдда. Его огненный взгляд сверлил прекрасное лживое личико Мауры. Всего несколько часов назад она лежала в постели, утомленная и обессиленная их любовными играми. Раздвигая ноги, извиваясь и умоляя его утолить ее жажду, она шептала, что принадлежит только ему одному. Всего несколько минут назад там, в нише, она поклялась, что Роуэн не добьется ее согласия.

Она лгала.

Эверод не мог не заметить сходства между Маурой и ее тетушкой. Словно почувствовав его приближение, леди Уоррингтон подняла глаза, увидела ярость на его лице и улыбнулась.

Графиня торжествовала свою победу.

Стальные руки схватили его сзади. Эверод обернулся и набросился на Солити.

— Руки прочь!

— Ты же отомстил, — сказал ему герцог тихим напряженным голосом. — Отпусти ее. Она заслуживает того, чтобы устроить свою жизнь, выйти замуж за достойного джентльмена, который подарит ей дюжину детишек и постарается сделать ее счастливой. Если в тебе есть хоть капля нежности к этой молодой леди, ты уйдешь с ее дороги.

Нежности? Его чувства к Мауре были темными и изменчивыми, они возникали и тут же испарялись. При мысли о ней виконтом овладела тоска. В груди клокотало так, что он думал, легкие вот-вот разорвутся, а в мозгу роились обрывки лихорадочных, безумных мыслей. Солити полагал, что он отомстил Мауре и всему семейству. Друг ошибался. Измена Мауры вновь покачнула стрелку весов, и Эверод был преисполнен решимости ответить любезностью на любезность.

— Мы уйдем после того, как я провозглашу тост в честь будущих жениха и невесты, — сказал он, и губы его искривились в пугающем подобии улыбки. Ловко выскользнув из цепких рук Солити, виконт отошел в сторону, не обращая внимания на приглушенные ругательства друга.

Оказавшись лицом к лицу с Роуэном и Маурой, Эверод выхватил бутылку у одного из пирующих и поднял ее.

— Я тоже хочу предложить тост.

Лорд Уоррингтон незаметно приблизился и встал между сыновьями. Этот маневр свидетельствовал о том, что отец считает Эверода грубияном и драчуном.

— Эверод, у нас радостное событие, и нам не нужны твои пьяные разглагольствования.

Недобрый, пылающий ревностью взгляд виконта обратился на Мауру. Она, единственная среди присутствующих, смотрела ему прямо в глаза сквозь застилающие ее взор слезы. Упрямо вздернув подбородок, она изо всех сил старалась держать себя в руках. В ее лице читалось отчаяние обреченности, словно она знала, что он собирается сделать, но была бессильна ему помешать.

— Ладно, пусть скажет свой тост, — произнес любимчик отца Роуэн, и пальцы Эверода сами собой сжались в кулак, готовый наградить брата за проявленную им щедрость. — У тебя нашлись для меня добрые слова?

Доблестный победитель, окруженный родными и друзьями, не страшился никого, а уж меньше всего — своего отверженного брата. Эверод набрал в грудь побольше воздуха, наслаждаясь мгновением. Роуэн очень сильно недооценил своего противника.

— Не стоит тебе этого делать, — прошептал на ухо виконту Кэдд.

Эверод не был согласен с ним.

Ни Кэдд, ни Солити не понимали его: они думали, что им движет ревность. Нет, его чувства были сложнее. Друзья не осознавали до конца, чего ему стоили дьявольские козни Жоржетты. За свою невинность он и гроша ломаного не дал бы. Будь его воля, он истратил бы эту невинность на какую-нибудь коровницу или на первую приглянувшуюся ему шлюху из тех, что продают свои пышные телеса в кабаках.

Жоржетта совратила его отчасти из похоти и жажды власти. Ее подлинная цель, однако, была столь отвратительна по своей безжалостной жестокости, что даже он мог так никогда и не разгадать глубоко скрытых пружин поведения этой женщины. Многие годы Эверод обдумывал зловещие действия своей мачехи.

Теперь, задним числом, ответ напрашивался сам собой. Жоржетта считала, что он представляет угрозу для нее. В те первые месяцы Эверод интересовался новой женой отца и осторожно подглядывал за нею. Однажды он увидел, как она целовалась с конюхом. Двенадцать лет назад Эверод был на стороне своего отца, и с годами эта связь только окрепла бы. Из боязни, что он может рассказать отцу об увиденном, Жоржетта обратила свои неуемные аппетиты на самого Эверода. Она играла на его гордости и проснувшихся желаниях, и юноша поддался ее сладким чарам, позволил графине втянуть себя в предательство, которого отец ни за что не простил бы ему и которое едва не стоило Эвероду жизни.

А Маура?

Пожалуйста, не надо!

Она не произнесла этого, как давеча, когда игриво пыталась отговорить его идти за нею в зал. Виконт угадал эти слова в ее затуманенных слезами глазах и отвел свой взгляд, как бы отгораживаясь от Мауры.

По каким-то ему самому пока неясным причинам Жоржетта хотела выдать Мауру за его младшего братца. Для леди Уоррингтон было важно, чтобы этот брак состоялся. Настолько важно, что Эверод столь же твердо вознамерился лишить ее этого выигрыша. Его братец не женится на Мауре Кигли.

За его месть Маура заплатит своей честью.

— Конечно, нашлись, Роуэн Лидсоу! — начал Эверод, и голоса окружающих смолкли. — Поздравляю тебя, брат! Твоя избранница великолепна. — Не глядя Мауре в глаза, Эверод сделал жест в ее сторону. — Она прекрасна… образованна… чистых кровей… и кожа у нее нежная-нежная, мужчине так и хочется ее гладить и бормотать нелепые стишки. — Он еще выше поднял бутылку вина и усмехнулся Жоржетте. — Я интимно знаком с ее выдающимися качествами, — промурлыкал Эверод теперь уже без запинки. — Она подарила мне свою невинность со щедростью и вдохновением, которые ты сможешь оценить, когда и сам будешь ее…

Кулак Роуэна врезался в его челюсть.

Виконт, шатаясь, отступил на несколько шагов, наталкиваясь на свидетелей нового скандала вокруг семьи Уоррингтонов. Кто-то помог ему устоять на ногах. Издалека Эверод услышал, как визжат дамы; в бальное зале воцарилось крайнее смятение. Отец схватил Роуэна сзади и с немалым трудом его удерживал. Жоржетта наблюдала эту сцену, вцепившись пальцами в лиф платья; она не скрывала сильного волнения и, похоже, была изрядно напугана.

Мауры и след простыл.

Эверод потер ушибленный подбородок, отыскивая ее глазами. У него на губах был привкус крови, но он ни за что не признался бы, что удар был болезненным.

— Ты, младшенький, дерешься как изнеженный щенок. Если хорошенько подумать, то ты, может быть, и не сумеешь справиться в постели с такой женщиной, как Маура…

Роуэн издал вопль, вырвался из рук Уоррингтона и ринулся на брата. Эверод только того и хотел. Уже одного намерения Роуэна жениться на Мауре было вполне достаточно, чтобы умыть кровью его смазливую физиономию. Эвероду очень хотелось толкать, колотить и щипать его, пока от Роуэна и мокрого места не останется.

Чтобы оттащить его от брата, потребовались объединенные усилия Солити, Рэмскара и Кэдда. Еще два джентльмена помогали Уоррингтону удерживать Роуэна. Братец буйствовал, размахивал кулаками и требовал, чтобы ему дали волю.

— Довольно! — загремел Солити на Эверода. — Все кончено. Ты сделал то, ради чего пришел.

Солити участвовал в бесчисленных потасовках и дуэлях, и его снисходительный тон выводил Эверода из себя, а виконт был не в том настроении, чтобы выслушивать ханжеские поучения.

— И для чего же я пришел сюда, ваша светлость?

В зеленых глазах Солити вспыхнуло бешенство, губы его задергались. Эверод напрягся, ожидая, что друг сейчас уложит его одним ударом.

— Для того чтобы отомстить своим родственникам, хотя, на мой взгляд, ты наказал не того, кого надо бы.

— Что ты понимаешь? — мрачно отозвался виконт. Маура была его возлюбленной, а втайне готовилась стать женой его младшего брата.

— Я понял одно: ты объявил на весь свет, что Маура Кигли, дочь лорда и леди Кортвилл, по доброй воле стала твоей подстилкой. Если говорить начистоту, Эверод, лучше уж ты бы ей горло перерезал!

— Biche-sone![24] — еле слышно выдохнул Эверод, не понимая толком, к кому он это относит — к Солити или к самому себе.

Резким рывком освободившись из рук благонамеренных друзей, Эверод нетвердой походкой побрел подальше от своих родственников, которые все еще посылали проклятия в его адрес.

Маура впоследствии не могла вспомнить, как ей удалось пройти через огромный бальный зал. Одно мгновение она смотрела на Эверода, мысленно умоляя его опровергнуть ее тайные страхи: она для него ничего не значит, он только хотел с ее помощью причинить зло семье. А в следующий миг Маура уже открывала дверь, ведущую в холл особняка.

Схватившись рукой за горло, девушка судорожно глотала воздух, молясь о том, чтобы не упасть в обморок и тем не усугубить свое унижение. Те, кто проходил мимо, бросали на нее взгляды и перешептывались, но никто не остановился поинтересоваться, не стало ли ей дурно.

Ах, как болит сердце!

Боль была нестерпимой. Ослепшая от слез, Маура поднесла руку ко рту и всхлипнула.

— Маура!

Она слышала, как кто-то несколько раз повторил ее имя, прежде чем начала приходить в себя. Кто-то уже обнимал ее. Маура заморгала, стараясь рассмотреть, кто это.

То была Килби.

— Маура, что случилось? — ласково спросила герцогиня.

Она не присутствовала при том, как Эверод осуществил свою месть? Виконт был безжалостен и хорошо рассчитал удар. Килби пропустила сцену, достойную какой-нибудь пьесы. Мауру охватила истерика, и в ее горле заклокотал неуместный смех.

— Эверод! — с отвращением произнесла Фэйр, передергивая от гнева плечами. — Если Фэйн не убьет этого негодяя за то, что он сделал, тогда его убью я!

— А я тебе помогу, — поддержала Килби, крепко-крепко обнимая Мауру. — Маура, ты поедешь вместе с нами. — Она пресекла все ее возражения. — А мы через слуг дадим знать Уоррингтонам, где ее искать, — добавила она, обращаясь к Фэйр.

— Мужчины и сами сумеют добраться домой. Самое разумное — если мы уедем тотчас же, — сказала Фэйр, кивая на двери бального зала.

Мысль о том, что она может снова столкнуться с Эверодом, придала Мауре сил и позволила стряхнуть охватившее ее оцепенение. Подруги окружили ее, и, отдавая на ходу распоряжения снующим вокруг лакеям, все трое поспешили прочь из особняка Керстингов.

Глава 21

— Мадам, оставьте в покое мой сюртук! — рявкнул Уоррингтон на жену. — Если бы я нуждался в услугах лакея, черт побери, то я бы его уже позвал.

Почуяв хозяйку, бленгеймский спаниель Бо побежал к Жоржетте, низко опустив голову и стуча когтями по наборному паркету. На свою беду, бедное животное не рассчитало и оказалось под ногами у Уоррингтона. Граф, едва не растянувшись на полу, выругался и пнул собаку. Бо заскулил и поспешил спрятаться под кроватью.

— Черт бы побрал эту скотину! Все время путается под ногами, мне это уже надоело! — бушевал граф, из чистого упрямства снимая свой сюртук и швыряя его в собаку.

Ой-ой, муж был в нешуточном гневе. Просто удивительно, как стенки экипажа не развалились, когда граф колотил по ним, выкрикивая проклятия в адрес своего старшего сына, а заодно и всех тех, кто имел неосторожность оказаться рядом.

— Бо ожидал от вас немного ласки, милорд, — сказала Жоржетта, жалея, что сама не может пинать ногами все, что подвернется. Вечер начинался так многообещающе, особенно когда Роуэн собирался объявить о помолвке с Маурой. Жоржетта предвидела, что Маура закапризничает из-за помолвки, на которую она не дала формального согласия. Ну что ж, племяннице придется покориться своей участи, а Эве-роду — забыть о ней как о любовнице. Если даже Маура и нафантазировала, что влюблена в этого негодяя, ей придется признать неоспоримый факт: мало кто согласится закрыть глаза на то, что она утратила свою добродетель.

Но Жоржетта не предвидела, что Эверод осмелится открыто разоблачить Мауру. Этот человек был жесток, как дикарь. И если бы он разрушил не ее, а чьи-нибудь чужие планы, Жоржетта рукоплескала бы ему. Она недооценила Эверода. Ей казалось, что соблазнение ее племянницы должно было удовлетворить его жажду мести. Какое, собственно, ему дело до того, на ком женится его брат? Наоборот, Эверод должен был бы посмеиваться в душе над тем, что Роуэн берет в жены женщину, которую он лично обучил постельным играм.

Жоржетта не понимала хода мыслей Эверода, и само по себе это уже делало его очень опасным. Сегодня вечером стало ясно, что он не успокоится, пока не обагрит рук ее кровью.

— Любовь моя, — сказала Жоржетта, подходя к мужу и беря его за голову обеими руками. — Меня беспокоит цвет твоего лица. На твоем месте я бы полежала в постели. Тебе нездоровится.

Она не преувеличивала. Лицо графа было белым как мел, даже губы побледнели. Тело била мелкая дрожь, которую Жоржетта по ошибке приписала гневу. На лбу Уоррингтона выступил пот, хотя в комнате было довольно прохладно.

Гнев Уоррингтона слегка поутих, когда он ласково отнял ее руки от своего лица и приложил их к сердцу.

— Я чувствую слабость, — неохотно признал он. — Мне бы очень этого не хотелось, особенно когда я нужен своим близким.

Жоржетта поднесла его руки к губам и поцеловала пальцы. Маура убежала из бального зала прежде, чем им пришло в голову ее остановить. Когда Эверод, спотыкаясь, удалился, Уоррингтон и его добровольные помощники отпустили Роуэна. Выкрикивая ругательства в их адрес, он тоже исчез в толпе. Вряд ли можно было ожидать, что у него достанет смелости и ловкости, чтобы выследить старшего брата и убить его за нанесенное оскорбление.

Уоррингтон покачнулся и оперся на Жоржетту.

— Мне надо отыскать Роуэна.

— Тебе надо выпить чашку крепкого чая и один из моих целебных отваров, — решительно возразила Жоржетта и потянула его за руку к кровати; граф вынужден был последовать за ней. — Я позову твоего камердинера, пусть поможет тебе раздеться. А Роуэн вернется, как только немного остынет. Ты задел его гордость, обращаясь с ним так, словно он мальчик и нуждается в защите.

— Ну я же не мог просто стоять и смотреть, — пробормотал граф, ложась на спину. — Ты ведь их видела! Оба кипят, оба упрямы, готовы убить друг друга. Мои сыновья… — Уоррингтон закрыл глаза.

При этих словах Жоржетта поджала губы и задумалась: «Мои сыновья». Впервые за много лет она слышала из его уст о том, что сыновей у него двое. Конечно, Уоррингтон этого не признает, но он тревожится и за Эверода, не только за Роуэна.

— Я принесу тебе лекарство, любовь моя, — сказала Жоржетта, целуя мужа в губы. — Боль и усталость скоро пройдут.

— Я думала, он меня любит.

Маура свернулась калачиком на диване в гостиной герцога и герцогини Солити, подоткнув под себя плотное шерстяное покрывало и не веря, что когда-нибудь сможет согреться.

— Я твердила себе, что он просто не может сказать этого вслух: слишком гордый. Да и потом, между нами в прошлом было много лжи, мы не могли доверять друг другу безоглядно, — рассказывала она, пытаясь объяснить трем сидящим перед ней участливым дамам, как это она могла отдаться мужчине, который походя унизил ее, не задумываясь ни на минуту о ней самой.

Пэйшенс подалась вперед и налила себе еще чаю. Она приехала сюда через двадцать минут после подруг. В бальном зале она танцевала со своим мужем, когда Роуэн удивил всех, не исключая и Мауру, своим объявлением о помолвке. Когда братья сцепились, Рэмскар буквально протащил жену через толпу и велел ей оставаться в игорной комнате. Поэтому, когда Пэйшенс выбралась в холл, Маура с Килби и Фэйр уже уехали.

— Если бы я знала, каковы намерения Эверода, я бы сама охотно подтолкнула его как следует навстречу кулакам мистера Лидсоу, — сказала Пэйшенс с очаровательной кровожадностью. — Как, должно быть, это ужасно — стоять там и слушать, как он нахваливает твою… твои…

— Мои достоинства, — подсказала ей Маура, поскольку добросердечие Пэйшенс не позволяло ей самой закончить фразу. — Высокая похвала в устах мужчины, который переспал с умопомрачительным количеством женщин.

— Эверод никогда не казался мне жестоким, — нахмурилась Фэйр. — То, что он сделал нынче вечером, достойно всяческого порицания. — Она пробормотала еще что-то неразборчивое и, порывшись в ридикюле, вынула оттуда носовой платок. — Не могу ничего понять. Я же видела, как он увивается за тобой. Я могла бы поклясться, что он наконец-то влюбился.

Что ж, если это была любовь, он пожертвовал ею ради мести.

Маура отставила чашку в сторону. Как только Килби и Фэйр посадили ее в герцогскую коляску, девушка тут же дала волю слезам, которые так упорно сдерживала в бальном зале. Утешения подруг прорвали плотину, которую она удерживала исключительно силой воли. В темной глубине экипажа Маура горько оплакивала потерю мужчины, которого так любила. Через час с этим было покончено. В ее душе не осталось ничего, лишь боль и пустота.

— Фи, Эверод очень разочаровал меня! — воскликнула Килби; происшедшее так ее огорчило, что она не могла усидеть на месте. — Этого человека надо бы охолостить.

— В таком случае я прикажу Хеджу спрятать все ножи в доме, — сказал, входя в гостиную, герцог Солити.

Все женщины повернули головы к двери.

Герцог был не один. У Мауры все внутри похолодело, когда она подумала, что Эверод мог присоединиться к своим друзьям. Мистер Броули, лорд Бишмор и лорд Рэмскар переступили порог и поздоровались с дамами. Маура еще несколько мгновений смотрела на открытую дверь, убеждая себя: она рада, что вместе со всеми в комнату не вошел Эверод с извинениями, которые она швырнула бы ему назад, в его презрительно ухмыляющуюся физиономию.

Килби сердито посмотрела на мужа. Он хотел поцеловать ее в щечку, но она отвернулась.

— Если бы я поведала нашему дворецкому грустную повесть о том, что произошло сегодня в бальном зале Керстингов, верный слуга сам вооружился бы ножом, чтобы помочь мне сделать твоего дружка евнухом.

Его светлость выпрямился, с его губ сорвался вздох. Он бросил осторожный взгляд на Мауру.

— Ты уже слышала о выходке Эверода. Я так и подумал, когда узнал, что ты уехала с бала, не сказав мне ни слова. Я беспокоился, что из-за ребенка ты плохо себя чувствуешь.

— Я действительно плохо себя чувствую. Но за это можешь поблагодарить Эверода, — сказала Килби, ткнув мужа в грудь.

— Боже, до чего же у тебя костлявые пальцы. — Герцог отступил на несколько шагов. — Я вижу, что ты расстроена, но ты не на того нападаешь.

— Вы все — его друзья, — вступила в разговор Фэйр, вытирая глаза платочком. — Не могу поверить, что никто из вас не пытался ему помешать.

Не зная, как она это воспримет, мистер Броули медленно присел рядом с женой и взял ее за руку.

— Тебе не стоит упрекать меня, женушка: меня не было в бальном зале.

— А я танцевал с Пэйшенс, когда Эверод решил свалять дурака, — сказал Рэмскар, вложив в интонацию крайнее отвращение к действиям виконта. — Как только я отвел Пэйшенс в безопасное место, я бросился туда, где разгорелась драка. Черт возьми, я и понятия не имел, что всю эту кашу заварил Эверод, пока не увидел, как Солити и Кэдд оттаскивают его от Роуэна Лид coy.

Мужчины ни на минуту не забывали, что девушка, ставшая жертвой жестокости Эверода, тихонько сидит здесь же, на диване. Никто из них не отваживался посмотреть Мауре в глаза, словно все чувствовали вину за поступок виконта.

— Ты не мог не догадываться, что затевается нечто дурное, — сказала Пэйшенс, позволяя мужу обнять ее и прижать к себе. — Рэм, ты же говоришь, что Солити и Кэдд были достаточно близко, чтобы оттащить Эверода от его младшего брата. — Она повернулась к лорду Бишмору, который сидел к ней ближе всех. — Эверода что-то огорчило?

На ее вопрос ответил Солити:

— Он был немало взбудоражен, когда Лидсоу объявил, что женится на мисс Кигли.

— Я видел, как изменилось его лицо, — добавил лорд Бишмор, потирая затылок. Было видно, что в присутствии Мауры он чувствует себя неловко. — У него был такой вид, словно его ударили под дых. У меня сложилось впечатление. — Маркиз кивнул в сторону Мауры, словно спрашивая остальных, разумно ли продолжать этот разговор.

— Умоляю вас, лорд Бишмор, продолжайте, — впервые подала голос Маура. Голос у нее совсем охрип от слез и долгого молчания. — Какое впечатление произвел на вас лорд Эверод?

Она не видела лица Эверода, когда Роуэн объявил о помолвке. Но как бы там ни было, он не мог изумиться больше, нежели она сама. Роуэну надоело, что она уклоняется от прямого ответа всякий раз, когда он заговаривает о свадьбе. Мауре представлялось, что она сможет тянуть время, а там и бальный сезон закончится. Смелость Роуэна до сих пор приводила ее в недоумение.

Лорд Бишмор сосредоточенно рассматривал свои туфли.

— Он был сам не свой, мисс Кигли. Мы пытались заставить его уйти. — Он взглядом молил Солити о поддержке. — Эверод и слушать нас не пожелал.

Килби задохнулась, переводя исполненный ужаса взор с маркиза на своего мужа.

— Так вы угадали его намерение и не помешали?

— Мы пытались! Эверод не обратил ни малейшего внимания на все наши предостережения! — воскликнул Солити, оправдываясь перед женой. — Это же семейное дело, Килби. Тут, прежде чем вмешиваться, надо хорошенько все взвесить.

— Вон!

— Прошу прощения, не понял. — Когда герцог начинал сердиться, его голос становился тише.

— Ты слышал, что я сказала, Фэйн. — Килби указала пальцем на дверь. — Ступай прочь отсюда. Ты явно на стороне своего дружка, но я, так уж вышло, с тобой не согласна. Так что на сегодня твое общество меня не привлекает. Лорд Эверод — развратное чудовище!

— Черт его возьми, Волчонок! — вскричал Солити, называя жену ласковым прозвищем, которое он придумал для нее из-за ее девичьей фамилии, Фитчвульф.[25] — Да согласен я с тобой! Я бы избил его до крови, если бы он не убежал из бального зала Керстингов, словно за ним гнался дьявол.

Маура заерзала на диване. Ей не хотелось, чтобы из-за нее Килби выставляла мужа из его собственного дома. Все остальные, казалось, ощущали неловкость, став свидетелями семейной ссоры.

— Килби, прошу тебя! — умоляющим тоном обратилась Маура к герцогине. — Нельзя же прогонять мужчину из его дома только потому, что ты с ним не согласна. Подумай о будущем ребенке. Ты нервничаешь, а это вредно для маленького. Кроме того, я и так задержалась здесь слишком долго. Мне пора возвращаться к дяде и тетушке, расхлебывать…

— Нет! — хором воскликнули остальные дамы.

Герцог Солити внимательно посмотрел на Мауру. От его проницательного взгляда не укрылись следы слез на ее щеках и плескавшееся в глазах горе, причиной которого стал его друг. И все же она беспокоилась о здоровье его жены и их будущего малыша. Герцог склонил голову, только теперь начиная испытывать к ней уважение.

— Нет-нет, оставайтесь. А мы пойдем. — И он обратился к жене: — Нам сегодня предстоит нанести еще много визитов. Я настоял, чтобы мы сначала заехали сюда, потому что ты ушла с бала, ничего мне не сказав. Я волновался, — сказал он угрюмо, недовольный тем, что друзья стали свидетелями его нежности к герцогине. Герцог легонько провел руками по ее животу, как бы напоминая, что ему дороги и она, и младенец в ее чреве.

— Куда вы направляетесь? — спросила Килби, прильнув к мужу, словно она была обессилена после их короткой стычки.

— Искать Эверода, — ответил его светлость, желая, чтобы она его поняла. — Его надо найти прежде, чем он захочет сорвать злость на каком-нибудь бедняге, который подвернется ему под руку.

Фэйр схватилась за горло, будто защищаясь.

— Он что, настолько опасен?

Мистер Броули погладил ее руку и поднялся.

— Ну нам-то он ничего не сделает. Рэмскар поцеловал Пэйшенс в губы.

— Если он снова встретится с Лидсоу, эта парочка может довершить то, что они начали в бальном зале, — пояснил он. — Жди меня здесь.

Маура повыше подтянула плотно окутывавшее ее покрывало и отвела глаза, чтобы не смотреть, как джентльмены прощаются с женами. Она заметила, что лорд Бишмор, единственный холостяк из присутствующих, тоже чувствует себя не в своей тарелке, наблюдая за интимными проявлениями супружеских чувств.

Мысли Мауры вернулись к Эвероду. Хотя виконт в тот день и низверг ее в пучину горя, она не могла подавить растущую в глубине души тревогу за него. Ведь даже его друзья обеспокоены тем, что он может натворить. Эверод бродит по улицам Лондона, безрассудный в своем гневе. Если друзья не отыщут его, он, может статься, будет ранен, а то и убит.

Эта мысль казалась ей невыносимой.

Ведь если это случится, она будет лишена удовольствия убить его своими руками.

Глава 22

— Какая неожиданная встреча!

Эверод оторвался от пивной кружки и внимательно посмотрел на стоявшую перед ним женщину. Безразличный к картам, он выбрал себе столик в самом темном углу игорного притона. Ему хотелось побыть в одиночестве, но теперь он готов был изменить свои планы.

— Для меня тоже, моя красавица! — Он ногой выдвинул из-под стола второй стул, чтобы девушка могла посидеть с ним вместе. — Позвать подавальщицу, чтобы принесла еще кружку пива, или ты хочешь чего-нибудь другого?

Она засмеялась и вскинула голову, отчего зазвенели крошечные колокольчики на лентах, вплетенных в ее русые кудри. Будучи подавальщицей, девушка не могла как следует исполнять обязанности, ради которых ее наняли, и одновременно флиртовать с джентльменом, который мог, как она надеялась, принести ей сегодня дополнительный заработок.

— А может, вы просто поделитесь со мной? — предложила девушка с веселой улыбкой и, взяв его кружку, отхлебнула немного пива. — Вы выглядите таким одиноким, — сказала она, поглядывая на него поверх кружки.

Проницательность девушки удивила Эверода. Он как раз размышлял о своей жизни и о том, как он одинок, хотя притон битком набит профессиональными игроками, беспутными молодыми дворянами, которые предпочитали такие вот вертепы чопорным гостиным, моряками, пьяницами и шлюхами. Подарив собеседнице натянутую улыбку, Эверод пожал плечами.

— Не более одинок, наверное, чем всякий другой.

— Ах, милорд, я-то знаю наверняка, что вы отнюдь не всякий, — проворковала девушка, возвращая ему кружку. — Я вас хорошо помню. Если уж на то пошло, может, вы снова захотите побыть со мной?

Эверод вгляделся в ее лицо. Он ее не узнавал. У девушки было миленькое личико, розовые щечки и живые синие глаза, но красавицей она не была. Он смотрел на нее и не чувствовал желания.

Она — не Маура.

— Значит, мы знакомы? — Виконт вопросительно приподнял бровь. Неужели он так легко сходился с женщинами, что даже не трудился узнать, как их зовут, или запомнить их лица?

Или же Маура отодвинула на задний план прежние его победы, стерла их из его памяти, так что он теперь не в силах думать ни о ком, кроме нее? Эверод готов был убедить себя в том, что Маура Кигли — ведьма. Она привязала к себе все его помыслы в ту минуту, когда он подошел к ней в книжной лавке.

Подавальщица недовольно надула обильно напомаженные губки.

— Ах, миленький, неужто ты не помнишь, как любил бедную Марджори? Мы так здорово провели тогда время, ты и я. Ты снял один из кабинетов, сказав Ксавьеру, что хочешь научить меня фокусу с картами. Как ими жен… жан… — Она нахмурилась, стараясь вспомнить слово, которое он тогда употребил.

— Жонглировать, — мягко подсказал Эверод, посмеиваясь в душе над тем, что соблазнил служаночку одним словом, которого она не поняла, да и выговорить правильно не умела. — И что же, мои жалкие фокусы тебя позабавили, Марджори?

Девушка охотно закивала.

— Еще бы, милорд! — Не упуская представившейся возможности, она тут же соскользнула со стула и устроилась у него на коленях. — Вы были такой щедрый! Как только закончится моя работа, я бы не против еще поучиться — в одной из комнаток, что выходят во двор.

Эверод поддел пальцем крошечный колокольчик в ее волосах и рассеянно улыбнулся раздавшемуся звону. Он, должно быть, здорово тогда набрался, коль уж не побоялся навлечь на себя гнев Ксавьера и превратить его притон в свой личный бордельчик. Хотя Эверод и не припоминал эту Марджори, она по всем статьям подходила его похотливой натуре. Личико смазливое, все выпуклости на месте, а искреннее желание заработать монету восполняло то, чего ей не хватало.

Служаночка храбро сунула руку под стол и погладила вздувшиеся панталоны виконта. Эверод не удивился тому, что его детородный член быстро разгорячился и затвердел под ее проворными пальчиками.

— Ах, ну ты и могучий мужчина, — Ее глаза засияли от восхищения.

Она наклонилась и поцеловала его. Эверод не оттолкнул Марджори, но и не стал поощрять, отвечая на поцелуй. На ее губах был вкус пива, которое она подавала, а от покрывавшей губы помады оставался горьковатый привкус. Марджори взяла руку Эверода и положила ее себе на грудь.

— Помнится мне, к этому вы были особенно неравнодушны, милорд, — промурлыкала девушка ему на ухо.

Когда Марджори заерзала у него на коленях, Эверод не мог не признать, что низменная часть его существа отвечает на это так, как ей и было положено природой. Не из камня же он сделан, хотя напрягшийся мужской орган и собирается превратить его в обманщика. Потом, вспоминая эти минуты, Эверод станет смеяться. У него на коленях сидела любвеобильная женщина, а он ничего не чувствовал. Ни интереса, ни азарта. Ни малейшего желания повести смазливую служаночку в отдельный кабинет и попытаться вычеркнуть из памяти объятия Мауры.

Дурное предзнаменование.

— Ваша светлость, — объявил с порога Хедж. — В холле ожидает джентльмен, просит принять его.

Эверод.

Маура выпрямилась, отыскивая глазами, куда бы улизнуть, чтобы избежать этой встречи.

— В такой час? — Килби хмуро посмотрела на дворецкого. — Кто таков?

— Некий мистер Лидсоу. Его неприязненные отношения с лордом Эверодом побуждали меня захлопнуть дверь у него перед носом. Но он утверждает, что помолвлен с мисс Кигли. — Дворецкий фыркнул, не очень-то скрывая собственное мнение. — Прикажете вытолкать взашей?

Слуга свято хранил верность семье Солити, а значит и Эвероду, который был ближайшим другом герцога. Маура взглянула на Килби, но та уже приняла решение.

— Просите, Хедж, — сказала герцогиня.

В груди Мауры родился страх.

— Килби, я не знаю, как смогу встретиться с Роуэном, — сказала она, сбрасывая покрывало и расправляя платье. — Если он пришел, чтобы упрекать меня, я…

Килби взяла ее за руки и крепко их сжала.

— Тебе все равно рано или поздно придется встретиться с мистером Лидсоу. И я думаю, лучше, если это произойдет в присутствии друзей, — произнесла она, стараясь успокоить взволнованную Мауру. — Если этот джентльмен так же безжалостен, как и его старший брат, то Хедж окажет нам услугу и вытолкает мерзкого грубияна прочь.

— Так-так-так, что это здесь у нас?

Услышав голос Рэмскара, Эверод оторвался от губ Марджори. Он поднял глаза и увидел Броули, Солити, Кэдда и Рэмскара, которые сверлили его взглядами.

— Добрый вечер, приятели. Позвбльте представить вам Марджори.

— Здрасьте, сэры, — проговорила служанка, широко открыв глаза при виде четырех красивых незнакомцев. Жадная девка, похоже, подсчитывала, какую уйму денег сможет заработать, если ее услугами за вечер пожелают воспользоваться все пятеро.

— Как это похоже на тебя, Эверод, — презрительно фыркнул Кэдд. — Мы гоняемся за тобой по всему городу, боимся, что найдем тебя избитого, истекающего кровью, с чьими-нибудь выбитыми зубами в кулаке. А ты вот где, обнимаешься с какой-то потаскухой!

— Эй, я же не глухая! — воскликнула Марджори.

— У него кровь на губах, — сухо заметил Броули. Солити выругался с коротким смешком, достал свой носовой платок и бросил Эвероду. Тот молча поймал платок.

— Это помада, как я понимаю. А тебе, Эверод, очень идет этот цвет.

Ну и ну! С помадой, размазанной на губах, он выглядит, должно быть, полным идиотом. Эверод оттолкнул служанку и стер платком Солити ее помаду со своих губ.

— Марджори, милочка, — сказал виконт, не глядя на девушку, — нас грубо прервали в тот самый миг, когда я собирался отклонить твое великодушное предложение. А раз так, пойди-ка лучше принеси пива моим друзьям.

Подавальщица тяжелой походкой направилась к стойке, обиженная на друзей Эверода за то, что они лишили ее дополнительного заработка. Эверод отбросил испачканный платок и смотрел, как приятели рассаживаются за столом.

— Похоже, ты очень быстро нашел замену мисс Кигли, — небрежно проговорил Солити, глядя вслед пышнотелой подавальщице. — Так что сегодняшняя заварушка проистекала из желания насолить семье, а не из досады на то, что девушка собралась замуж за твоего брата.

У Эверода напряглись все мышцы. В другое время он, возможно, и набросился бы на друзей, кулаками выражая свое недовольство, но за этим столом не он один готов был драться. Остальные четверо были настроены так же решительно. Они предполагали, что слова на него не подействуют, что он станет буйствовать. Желая доказать им, что он не какой-нибудь дикий зверь, которого надобно укрощать, Эверод нарочно откинулся на спинку стула и постарался немного успокоиться.

Он наклонил голову и слабо улыбнулся друзьям.

— Что я чувствую — это только мое дело, Солити. Марджори просто выражала мне дружеское расположение. У нее в заведении Ксавьера есть свои источники заработка. Я уже собирался отказаться от…

— Как-то поздновато, не находишь? — бросил ему Кэдд, указывая на испачканный платок. — Рука твоей Марджори обвилась вокруг твоего хрена, а язычком она…

— Да не моя она, пойми ты, дурень! — рявкнул Эверод в ответ на обличительную речь маркиза. — Я эту девку, считай, и не знаю. А даже если бы я и собирался поиметь ее, это уж мне решать, это мое дело, и ничье больше.

— Эверод прав, — сказал Броули и положил руку на локоть Кэдда, удерживая его. — Нас это совершенно не касается, и мы с радостью уйдем, так что можешь продолжать беседу с этой дамой.

Марджори вернулась с заказанным пивом и не спеша расставила кружки перед каждым из джентльменов. Ее взгляд с надеждой остановился на Эвероде. Она безмолвно зазывала его, и остальные просто не могли этого не заметить.

— Если пожелаете, милорд, можете попрощаться со мной без посторонних. — Подавальщица подмигнула ему. — Вы знаете, где меня найти.

Кэдд с размаху опустил кулак на столешницу.

— Бог свидетель, это уж слишком, даже для тебя!

Похоже было, что маркизу сегодня нужно совсем немного, чтобы от слов перейти к кулакам, Эверод не мог не заметить иронии происходящего: ведь вся четверка искала его именно ради того, чтобы он не дай бог не подрался с кем-нибудь.

— Ты хочешь что-то сказать, Кэдд?

— Хочу. Вот тебе правда, если угодно ее выслушать: чего я хочу, так это расквасить тебе физиономию. — Кэдд уперся ладонями в столешницу и поднялся. Эверод тоже медленно встал.

— Давай, попробуй.

Солити и Рэмскар одновременно вскочили и схватили Кэдда за руки, удерживая его от драки.

— Этим делу не поможешь, — прошептал ему на ухо Солити.

Кэдд, сверля Эверода яростным взглядом, пытался освободиться из державших его рук. Повернувшись к Солити, он сказал:

— У тебя дома мисс Кигли горюет по вине этого подонка, а он тем временем радуется, что погубил ее, и развлекается с какой-то кабацкой шлюхой. Я согласен с твоей женой: мы поддерживаем не того, кого надо.

При упоминании о Мауре у Эверода мигом пропало желание драться с Кэддом. Он схватил Солити за руку.

— Так Маура у тебя?

Герцог некоторое время молчал, не зная, стоит ли раскрывать, где именно находится Маура.

— Да. Килби, моя сестра и Пэйшенс решили, что мисс Кигли лучше побыть пока у нас, а не возвращаться к Уоррингтонам.

А куда ей было идти после того, как ты ее опозорил?

Тогда, в бальном зале, Эверода захватил вихрь собственных переживаний. Виконт чувствовал, что его предали, потому что Маура готова была выйти за Роуэна, он ревновал к брату, потому что Роуэн имел право претендовать на Мауру, он ненавидел жену своего отца — все это, вместе взятое, ослепило его. Он нанес удар, не задумавшись, что же будет с Маурой после того, как он нарушит матримониальные планы Роуэна.

А чего же ты ждал, Эверод? Что Маура простит тебя после того, как ты опозорил ее на глазах всего света, и все останется как прежде?

Уоррингтоны отошлют Мауру из Лондона. Она вернется в родительский дом, и ему больше ее не видать — об этом позаботятся. Он свел на нет расчеты Жоржетты, и та станет бушевать. Ему-то леди Уоррингтон бессильна причинить зло, зато Маура вытерпит от своей тетушки немало.

Ты потерял ее навеки!

Он уже сомневался, правильно ли истолковал взгляд Мауры, обращенный к нему там, в бальном зале. Она умоляла его не мстить Уоррингтонам. Маура не пыталась защитить Роуэна или спасти свою репутацию. Так, может быть, она молила его не разрушать то, что соединяло их двоих?

Она предлагала ему свою любовь, но гордость и ревность побудили его отвергнуть этот дар. Эверод не до конца верил Мауре, не доверял ей полностью и потому не решался открыться до конца. Нынче вечером он жестоко наказал ее за то, что она невольно завладела частицей его души, ибо Маура сумела несколько умерить его необузданность.

Она пробила брешь в его броне.

— И мисс Кигли до сих пор у тебя? Я хочу встретиться с ней, — обратился виконт к Солити, чувствуя, что готов драться со всей четверкой, если они попытаются помешать ему увидеться с Маурой.

— Нет! — крикнул Кэдд, прожигая Эверода взглядом. — Мы пришли только ради того, чтобы не дать ему уничтожить свой род или покалечить какого-нибудь дурака, случайно подвернувшегося под руку.

— Вся ночь впереди, Кэдд, — сказал Эверод, вплотную придвигаясь к его лицу. — Если в мире станет одним дураком меньше, я не буду из-за этого мучиться бессонницей.

Броули встал из-за стола. Казалось, он не ощущает, как накалилась атмосфера.

— Быть может, это неразумно, Эверод. Мисс Кигли так огорчена, и дамы…

— …поговаривали о том, чтобы оскопить тебя, — вставил Рэмскар не без некоторого злорадства.

Эверод сник прямо на глазах. Он представил, как Маура натачивает нож, и мурашки пробежали у него по спине.

— Мне необходимо увидеть ее сегодня во что бы то ни стало. Уоррингтоны и родители Мауры никогда больше не позволят мне даже приблизиться к ней. Так что другой возможности увидеться с ней у меня просто не будет.

Увидеться — для чего? Чтобы умолять ее о прощении? Чтобы попрощаться? Эвероду, человеку гордому, оба эти предположения были не по вкусу. Но он чувствовал, что Маура не заслужила его жестокости.

Должно быть, Солити стало жаль его, когда он увидел по исказившемуся мукой лицу Эверода, как тот беззащитен. Друг раньше, чем сам Эверод, понял, что тот влюбился в Мауру Кигли. Понял, наверное, потому, что и сам прошел через многие испытания, добиваясь любви будущей герцогини.

— Мы отведем тебя к ней, — серьезно сказал Солити.

Запоздало спохватившись, что в комнате находятся еще три дамы, Роуэн Лидсоу отдал дань светским приличиям. Он прошел через всю комнату к Килби и поклонился.

— Простите мне мое вторжение, ваша светлость. Нынешний вечер нелегко дался нашей семье. — Роуэн метнул быстрый взгляд на Мауру. — Мы не знали, где находится моя кузина, пока я не посетил вторично Керстингов и не выяснил, что лакей по небрежности не передал мне того, что вы ему велели.

— Ах вы бедненький, — сказала Килби, беря его за локоть. — Как, должно быть, переживали лорд и леди Уоррингтон. В нашу защиту могу сказать, что мы почли за благо увезти нашу дорогую подругу прежде, чем лорд Эверод станет и дальше поносить ее доброе имя.

Роуэн испытал заметное облегчение от того осуждающего тона, каким герцогиня говорила о виконте. Роуэну потребовалось немалое мужество, чтобы прийти в дом к одному из ближайших друзей старшего брата. Ему грозило столкновение не с одним Эверодом, а со всеми lessauvagesnobles, вместе взятыми. Роуэн воображал особняк Солити настоящим львиным логовом.

— Как любезно, что ваша светлость согласились принять меня в своем доме, — проговорил Роуэн, целуя герцогине руку. — Моя семья в долгу перед вами и вашими подругами за то, что вы защитили мою кузину от жестокости света.

— Знакомы ли вы с моими дорогими подругами? — И герцогиня быстро представила его Фэйр и Пэйшенс.

— Мне очень приятно, дорогие дамы, — произнес Роуэн, восторг которого сменился сожалением. Он повернулся к Мауре. — С позволения вашей светлости, я хотел бы переговорить с моей кузиной.

— Я не намерена вам препятствовать, мистер Лидсоу, — ответила Килби, очарованная безукоризненными манерами молодого человека. — Однако вы должны ясно понять, что я пригласила Мауру погостить у нас. Если она примет это приглашение, вам придется возвратиться к Уоррингтонам без нее.

— Я вполне понимаю, кузина, что у вас нет желания говорить с кем-либо, кто носит фамилию Лидсоу, — начал Роуэн, наклонившись так, чтобы его глаза были на одном уровне с глазами Мауры. — Но я пришел не для того, чтобы судить вас.

— Пойдемте, дамы, — сказала Килби, подавая знак подругам. — Маура и мистер Лидсоу хотят поговорить наедине.

Маура прикусила губу, сдерживая смех: все три леди прошествовали в противоположный конец гостиной. Кажется, их заинтересовала стоявшая в углу синяя ваза из китайского фарфора. Молчаливая поддержка подруг тронула Мауру.

— Тебе незачем являться сюда за мной, Роуэн. Я бы и так вернулась домой рано или поздно.

— Да я бы еще раньше пришел за тобой. — Он взял ее за руку. — Просто поначалу никто не знал, где тебя искать. Жоржетта подумала, что ты прячешься где-то в доме Керстингов. Стали искать во всех комнатах. Потом отцу сделалось нехорошо, и я решил, что надо отвезти его домой. А кроме того, я хотел получить возможность побеседовать с тобой наедине.

Он кивнул в сторону дам, которые делали вид, что не прислушиваются к их беседе, и улыбнулся Мауре: его тоже позабавило, как широко трактует герцогиня понятие «поговорить наедине».

— А о чем, собственно, говорить? — мягко спросила Маура. — Твой брат…

— Эверод поставил нас с тобой в чертовски неловкое положение, — вспыхнул Роуэн. — Если ты думаешь, что я осуждаю тебя за его бессердечные поступки, то ты ошибаешься, — поспешно проговорил он, опасаясь, что Маура не даст ему закончить. — Жоржетте следовало бы тебя подготовить. У моего брата репутация отчаянного повесы, у него отбою нет от любовниц. Должно быть, он припомнил, что в детстве ты была в него влюблена, и решил воспользоваться твоей добротой и великодушием. Только ты не могла понять всей глубины неприязни, которую он испытывает к нашей семье. У Эверода ледяное сердце. Когда он нашептывал тебе слова любви, все его помыслы были направлены на одно только мщение.

Меньше всего Маура хотела обсуждать свои отношения с Роуэном. Ну как объяснить, что его брат соблазнил ее вовсе не лживыми посулами? К Эвероду ее влекла сама природа, вопреки разуму.

Его душа созвучна с ее душой. Так, по крайней мере, ей казалось тогда.

Маура думала, что с ней Эверод забыл о мщении. Она заставляла его смеяться от души, и он тянулся к ней всем сердцем, пусть и не желая признавать этого. Маура упрекала себя за то, что идеализировала его животную страсть к ней. Не иначе как похоть толкала Эверода овладеть ее телом, ему нравилось ее общество, но любовь его не простиралась дальше удовлетворения телесных потребностей.

— Хотя я могла бы пощадить свою гордость, обвиняя твоего брата в низкой лжи, — сказала Маура, глядя на затянутые в перчатки руки Роуэна, — должна признаться, что я по своей воле пришла к нему. Он не пытался завоевать меня лживыми обещаниями.

Это спокойное признание потрясло Роуэна.

— Ну да, понимаю. — Видно было, с каким трудом он переваривает сказанное. — Ты любишь моего брата?

Одна-единственная слезинка выкатилась из уголка ее правого глаза и скатилась по щеке. Маура отчаянно заморгала, не давая скопившимся слезам излиться потоком.

— Мне сложно объяснить свои чувства к Эвероду, — уклончиво ответила она. — Боюсь, что мой ответ заставит тебя испытывать ко мне жалость.

— Ни за что, — заверил ее Роуэн, стирая пальцем след слезы с ее щеки. — Напротив, я испытываю жалость к своему брату, который не оценил предложенного тобою дара.

Ее сердца.

Роуэн выпрямился, но руку ее не отпустил.

— Я хочу, чтобы ты вернулась домой вместе со мной.

Маура грустно покачала головой.

— Я не могу смотреть в глаза твоему отцу и тетушке Жоржетте. Пока не могу. Я все испортила.

— Ничего подобного, — возразил Роуэн и потянул ее за руку, побуждая встать. — Все, что сказал сегодня Эверод, все, что он сделал, — для меня это не имеет значения.

Одна из присутствующих дам ахнула от удивления, но звук был таким слабым, что Маура даже не разобрала, кто его издал.

Маура все еще сомневалась. Ни один мужчина не прощает измены так легко, и поведение Эверода служило тому доказательством.

— Ты сам не веришь в то, что говоришь, Роуэн.

На его лице появилось снисходительное выражение.

— Маура, ничего ты не испортила. Я уже говорил с родными. Я по-прежнему хочу жениться на тебе, — сказал он и погладил ее по щеке. Он говорил так искренне, что и сам себе поверил. — Я люблю тебя, Маура Кигли. Возможно ли, что и ты сможешь полюбить меня?

Неужели он так хорошо ее понимает? Маура почувствовала, как дает трещины ее самообладание, сохранять которое ей и без того было нелегко.

Роуэн тотчас же почувствовал ее смятение.

— Ты вовсе не обязана отвечать мне сразу. Просто ты казалась такой растерянной, и я захотел, чтобы ты знала о моих чувствах. Пойдем домой, не бойся. Отец и Жоржетта желают своими глазами убедиться, что козни Эверода не причинили тебе большого вреда.

Маура молча кивнула. Что бы ни говорил Роуэн, она чувствовала стыд за свой выбор. Роуэн Лидсоу был настоящим мужчиной. Тетушка была, как всегда, совершенно права. Он станет ей добрым и честным мужем.

Так отчего же она полюбила его брата?

Глава 23

— Где она? — вскричал Эверод, врываясь в гостиную без доклада. Следом за ним вошли и остальные.

Леди Фэйр была погружена в чтение. Она зевнула и посмотрела на Эверода сонными глазами.

— Если ты о мисс Кигли, то она уже ушла.

— Право же, Эверод! — накинулась на него Пэйшенс, вставая навстречу мужу. — Ты так гадко поступил с бедняжкой Маурой. Неужто ты думаешь, что неуклюжих извинений будет достаточно?

Эверод покраснел бы, будь он на это способен. Он действительно надеялся, что Маура удовлетворится его извинениями.

— Кто из вас надоумил на это Эверода? — требовательно спросила Килби, выпрямляясь в кресле. Она уснула, пока дамы ожидали возвращения мужей.

— Да никто. Эверод сам додумался до этого блестящего решения, — ответил Солити и поцеловал жену в носик. — А ты снова уснула?

Килби протерла глаза.

— Что-то я совсем запуталась. Я что, проспала что-то важное? — спросила она у подруг.

— Ничего ты не проспала. — И Фэйр, самая бдительная из всех, пристально посмотрела на Эверода. — Ты могла бы спать и дальше, Килби. Лорд Эверод пока не успокоился, и наши мужья вряд ли оставят его одного.

Что-то произошло. Леди Фэйр даже не считает нужным скрывать свое удовлетворение или желание подразнить его.

— Отчего вы так в этом уверены, миледи?

— Как вы думаете, надо ему об этом рассказывать? — задала вопрос Пэйшенс.

— О чем рассказывать? — Каждое слово давалось Эвероду с трудом, а его беспокойство стремительно нарастало.

— За Маурой пришел мистер Лидсоу, — мило сказала Фэйр.

Рэмскар нахмурился.

— Он увел ее силой?

— Отнюдь, — отвечала его жена. — Мистер Лидсоу вел себя как джентльмен.

В отличие от Эверода.

Но по доброй ли воле ушла Маура, или ее заставили уйти с помощью угроз, все равно Эвероду необходимо было повидать ее.

Броули заметил решительное выражение на лице виконта и выругался.

— Ты что, хочешь увидеться с мисс Кигли? В такое время?

Эверод фыркнул. Плевать ему, который теперь час. Он пришел, чтобы повидать Мауру, а Роуэн помог ей сбежать. И больше он ее не увидит.

— Да, и вот еще что, — сказала Килби, видя, что виконт направился к двери. — Твоя ревнивая вспышка у Керстингов была вообще ни к чему. Твой брат все равно хочет жениться на Мауре.

Не говоря более ни слова, Эверод вышел из комнаты.

Несмотря на уверения Роуэна, Маура не без внутреннего трепета переступила порог особняка своих дяди и тетушки. Она была готова к тому, что ее станут осуждать, и это ее сильно смущало. Она никак не ожидала застать тетушку рыдающей в объятиях незнакомого джентльмена.

Жоржетта, приникшая к его плечу, подняла голову и посмотрела на Мауру и Роуэна с выражением безграничного горя. Она не сразу их узнала.

— Ах, это ты, Маура!

Оторвавшись от своего утешителя, тетушка направилась к девушке, распахнув объятия. С тревогой взглянув на Роуэна, Маура подбежала к Жоржетте, и они обнялись.

— Умоляю, прости меня, тетушка, — пробормотала Маура, зарываясь лицом в ее волосы. — Я не хотела тебя тревожить. Но я была так расстроена, покидая особняк Керстингов, что просто нуждалась в уединении.

— Я так и поняла, Маура, — ответила та, отрываясь от племянницы и протягивая руку Роуэну. — Но, милые мои, у меня дурные вести об Уоррингтоне. — Снова крепко обняв Мауру, она обратила залитое слезами лицо к пасынку. — Вы же знаете, что граф уже почти выздоровел после болезни, ему стало заметно лучше. Настолько, что он настоял на поездке к Керстингам. Однако переживания оказались ему не по силам. В нашей спальне он упал без чувств. Я сразу же послала за доктором Бэрком…

Роуэн уже все понял.

— Где отец?

Тетушка Жоржетта заморгала, — похоже, этот вопрос ее смутил.

— Наверху. Он отдыхает.

Роуэн выпустил руку Жоржетты и бросился к лестнице. Доктор Бэрк, тот самый джентльмен, который прежде утешал графиню, догнал Роуэна. Врач говорил очень быстро, стараясь подготовить молодого человека к ожидавшему его удару.

— Я уверена, что графу скоро станет лучше, — проговорила Маура, глядя на лестничную площадку, где только что стоял Роуэн. Издалека послышался скрип открываемой двери, затем она снова закрылась.

Жоржетта прикрыла рукой дрожащие губы и быстро покачала головой. Лишь несколько минут спустя она снова смогла говорить.

— Доктор Бэрк полагает, что у Уоррингтона отказывает сердце. Вероятно, потому, что преклонный возраст и болезнь действуют одновременно. Но какова бы ни была причина, я вот-вот потеряю мужа. Это невыносимо!

В сравнении с этим позор, перенесенный Маурой в тот вечер, сразу померк. Девушка закрыла глаза. Она думала о дяде, который умирал в эти минуты.

— Чем я могу помочь? Может быть, принести тебе поесть или хотя бы чашку чаю?

Тетушка поцеловала Мауру в щеку, испытывая признательность за ее заботу.

— Мне ничего не нужно, мое сокровище. Тебя хочет повидать Уоррингтон. Он уже спрашивал о тебе и Роуэне.

А об Эвероде?

Этот вопрос вертелся у Мауры на языке, но дядя был в тяжелом состоянии, и новые огорчения ему ни к чему. Они с тетушкой поднялись по лестнице, обнявшись и храня молчание, пока не дошли до спальни графа.

У двери стоял доктор Бэрк, предоставивший Роуэну возможность недолго побеседовать с отцом наедине.

— Леди Уоррингтон, я вынужден настаивать на том, чтобы ваше общение с графом было весьма кратким. Не говорите и не делайте ничего такого, что могло бы расстроить его. Отдых — единственное, что может ему помочь.

— Разумеется, доктор Бэрк, — ответила Жоржетта, прижимая к уголку глаза платок.

Врач улыбнулся ей, как заботливый папаша.

— Я оставил на столе лекарство. Через шесть часов можно дать графу несколько капель настойки в небольшом количестве подогретого вина. Лекарство принесет вашему мужу некоторое облегчение.

Жоржетта прикоснулась к руке врача.

— Благодарю вас! Вы так заботитесь о моем супруге.

Доктор погладил ее руку.

— Если я снова понадоблюсь, пришлите за мной кого-нибудь из слуг.

Пока Жоржетта прощалась с доктором, Маура вошла в спальню графа. Роуэн, склонив голову, сидел на стуле у изголовья кровати и держал отца за руку.

Мауру поразила происшедшая в графе перемена. Румянец на щеках и веселые искорки в глазах, которые она заметила в карете по дороге к Керстингам, совершенно исчезли. На белоснежной подушке лицо Уоррингтона казалось пепельно-серым, губы болезненно сжались в тонкую линию. Он протянул Мауре руку с тонкими пальцами, скрючившимися наподобие когтей.

— Маура, — проговорил граф, задыхаясь, словно его легким не хватало воздуха.

Она бросилась к кровати.

— Дядя! — Девушка схватила его за руку, молясь про себя, чтобы он выздоровел. — Что случилось? Вам очень больно?

— Чуть-чуть, — солгал граф. Маура поцеловала его руку. — Я сильно напугал твою тетушку, когда упал без чувств. Кажется, я ударился головой.

Уоррингтон скрипнул зубами, все его тело напряглось: на него накатил новый приступ сильной боли. Маура с тревогой посмотрела на Роуэна.

— Вам нельзя говорить. Доктор Бэрк настаивает, чтобы вы отдыхали.

— Непременно, — пообещал Уоррингтон. Боль немного отступила, и он удобнее устроился на матрасе. — Роуэн, Маура, у меня осталось мало времени.

— Нет! — Роуэн беспокойно заерзал на стуле.

— Я умираю, — без обиняков сказал граф. — Бэрк говорит, что сердце у меня изношенное, а я верю ему, потому что дело свое он знает.

Слезы, повисшие на ресницах Мауры, застили ей взор.

— Но вы же так упрямы, дядя! Вы еще можете доказать, что доктор Бэрк заблуждается.

— Мне надобно привести в порядок свои дела. Утром Жоржетта вызовет сюда моего стряпчего. — Уоррингтон отпустил руки Роуэна и Мауры. Отворачиваясь от нее и согнувшись пополам, он сильно закашлялся.

Маура поспешила к стоявшему у кровати приставному столику. На нем стояли несколько флаконов темного стекла, бокал и кувшин с водой. Она наполнила бокал и подала графу.

— Я пойду посмотрю: быть может, доктор Бэрк еще не успел уйти, — предложила она.

— Уже ушел, — сказала Жоржетта, входя в комнату. Встревоженная, она поспешила к постели больного. — Что случилось?

— Ничего, женушка. Я совершенно здоров, — сказал Уоррингтон, отодвигая поданный ему бокал, из которого успел отпить несколько глотков. — Я как раз собирался рассказать Роуэну и Мауре о том, что мы тут без них обсуждали.

— Тебе что-то нужно, отец? — спросил Роуэн, вытирая платком испарину, выступившую на лбу и висках графа.

— Обещание, — прошептал Уоррингтон. — Роуэн, мне надобно, чтобы ты дал слово: безосновательные обвинения в адрес Мауры со стороны твоего брата не должны помешать твоему решению жениться на ней. — Он посмотрел на графиню. — Я желаю, чтобы вы с Маурой соединили свои судьбы.

— Твои тревоги излишни, отец! — воскликнул Роуэн, схватил Мауру за руку и привлек ее к себе. — Маура согласилась стать моей женой.

— Роуэн!

Ничего подобного она не говорила. Пока они ехали в экипаже, Роуэн уверял ее в своих чувствах, но Маура и слова не сказала о том, что согласна выйти за него замуж. Он был обижен ее холодностью, однако согласился подождать еще.

— Немедленно! — Уоррингтон весь дрожал от нового приступа сильной боли. — Если вы отправитесь немедленно, то сможете пожениться уже через несколько дней. В Шотландии.

Бежать в Гретна-Грин?[26] Маура попыталась справиться с нахлынувшим на нее чувством страха и растерянности. Она и так мало могла распоряжаться своей будущностью, а теперь с ней и вовсе перестали считаться.

— Я не могу вступить в брак без благословения родителей. — Она беспомощно посмотрела на Роуэна, умоляя его понять ее чувства.

Жоржетта обняла ее за талию.

— Твои родители все поймут. Они много лет видели, как вы с Роуэном увиваетесь друг за другом. В последнем письме к сестре я предуведомила ее, что по возвращении из Индии их, вероятно, будут ждать добрые вести.

— Вот мое последнее желание, Маура, — сказал граф, с трудом переводя дыхание. — Я всегда относился к тебе как к дочери. Окажи мне уважение, сделай так, чтобы мечта моя сбылась. Возвращайся к моему смертному ложу, став женой моего сына.

Роуэн с силой сжал пальцы Мауры. Он без слов предостерегал ее, чтобы она не усугубила состояние старого графа, идя наперекор его последней воле. Маура глубоко, вздохнула и кивнула.

— Я стану женой вашего сына.

Глава 24

Эверод выпрыгнул из коляски первым. Быстрыми шагами он взбежал по ступенькам к парадной двери отцовского особняка. Дверь была заперта, но это не могло его остановить. Он не раз перелезал через садовую ограду в надежде повидать Мауру. Не так много часов прошло с того мгновения, когда он по-хозяйски вошел в этот дом и проследовал его коридорами до ее двери.

Он наследник Уоррингтона, но во всем доме помнила об этом, кажется, одна только Маура. Уже много лет она была влюблена в него. А он все это время презирал ее. Когда он подошел к ней в книжной лавке, она испугалась, что он обидит ее. И все же она заставила себя преодолеть неприязнь и попробовать достучаться до того юноши, которого когда-то любила. Его побуждения в отношении Мауры отнюдь не были столь же благородны, и все же именно ему она преподнесла в дар свою невинность.

Это была единственная ее драгоценность, которую она могла принести ему в жертву. Она отчаянно рисковала, доверяясь мужчине, который не так давно собирался похитить ее невинность лишь для того, чтобы посмеяться над ней.

И чем же он отплатил ей за доверие? Он позволил своему гневу и ревности к Роуэну довести себя до того, чтобы публично опозорить единственную женщину, которая любила его безоглядно, со шрамом и прочими недостатками.

Маура любила его.

Когда Эверод понял это, он почувствовал, как теплеет у него на душе, в самых дальних ее уголках, которые он до той поры и не считал заледеневшими. Маура всегда любила его, просто она никогда не облекала это чувство в слова.

А если бы она это сделала, Эверод не поверил бы ей.

Любовницы шептали ему на ухо слова любви, и он отвечал им тем же, а вот теперь они все словно стали для него призраками, и он не в силах был припомнить их лиц. Ибо все, чего он желал, заключалось для него в трех простых словах.

И единственная женщина, которая заслуживала этих от души идущих слов, никогда не слышала их от него.

А поверила бы она мне, наберись я смелости их вымолвить?

Эверод почувствовал, что его догоняют друзья.

— Ты собираешься постучать? — спросил Солити.

Как и остальные, он устал и думал лишь о том, чтобы вернуться к жене и лечь спать.

Эверод сердито посмотрел на дверь.

Его братец собирается жениться на Мауре.

Черта с два!

Эверод с размаху пнул дверь ногой.

— Господи, Эверод! Я же сказал «постучать»! — закричал на него Солити, а Эверод тем временем навалился на дверь всем телом.

Под его напором дверь отворилась.

Эббот, престарелый дворецкий Уоррингтонов, услышал шум у парадной двери. Он покрепче ухватил трость, так, словно это была дубинка.

— Немедленно убирайтесь отсюда! Нам здесь гуляк не нужно!

Эверод выхватил трость из рук слуги и бросил ее Кэдду.

— Мы не какие-нибудь громилы, Эббот. Наденьте очки: я Эверод, наследник графа Уоррингтона. — И он посмотрел вглубь холла: не выглядывает ли Маура из-за какой-нибудь двери? — Я пришел за мисс Кигли.

Дворецкий растерянно нахмурился. Он разглядывал пятерых устрашающего вида джентльменов, соображая, как ему поступить.

— Мисс Кигли? Я…

— Кто там, Эббот? — послышался сверху холодный голос Жоржетты, и Эверод отступил на несколько шагов, чтобы разглядеть графиню.

Изящно держась одной рукой за перила, она снисходительно рассматривала всю пятерку.

— Тебя никто не звал, Эверод. Пока это все еще дом Уоррингтона. Ступай вон, иначе я велю Эбботу позвать ночную стражу.

Дворецкий, прихрамывая, встал так, чтобы видеть хозяйку.

— Должно быть, его позвал доктор Бэрк, миледи. В таких печальных обстоятельствах обычно приглашают наследника.

Рэмскар выступил вперед, загораживая Эвероду дорогу и мешая ему схватить дворецкого за ворот ночной рубашки.

— Что это за обстоятельства, Эббот? — спокойным тоном спросил граф.

— Ничего не отвечай, — прошипела слуге Жоржетта.

— Лорд Уоррингтон при смерти, милорды, — печально покачал головой Эббот. — Доктор Бэрк говорит, что сердце у него…

Эверод не стал слушать дальше. Он взлетел вверх по лестнице, готовый смести с дороги всякого, кто попытается помешать ему увидеть отца.

Его отец при смерти!

Вопреки разногласиям и вражде Эверод никогда не переставал любить отца. Женщина, которая сделала все для того, чтобы эта любовь осталась безответной, преградила ему путь, словно ангел мщения.

— Уоррингтон не желает тебя видеть, — сказала она, задевая его своими словами за живое.

— Ну что же, мне нравится ему досаждать, — ответил Эверод, оттесняя ее в сторону. Он слышал, как его друзья обмениваются репликами, поднимаясь за ним. Вероятно, Эббот рассказал им о болезни Уоррингтона более подробно.

— Не смей! — Визг Жоржетты зазвенел в ушах Эверода.

Не обращая внимания на ее требования остановиться, он отворил дверь в спальню отца. У входа виконт замер, зажав нос рукой. Спальня, скупо освещенная лишь ночным светильником, висевшим на стене, была насыщена запахами рвоты, пота и медицинского спирта.

Эверод увидел отца, лежащего в постели. Однако дело было плохо: глаза Уоррингтона были открыты, но он не замечал сына. Взгляд его был устремлен в пространство, а зрачки блестели, будто стеклянные пуговицы. Граф дышал с большим трудом.

— Отец, — тихо позвал Эверод, дотрагиваясь до его плеча.

Уоррингтон с трудом перевел взгляд, силясь разглядеть сына. Он пробормотал что-то нечленораздельное, по его глазам было понятно, что он не узнает Эверода.

— Я съезжу за доктором Бэрком, — сказал Броули и исчез за дверью.

Эверод закрыл лицо руками. Состояние отца ухудшалось на глазах. Безвольно уронив руки, Эверод скользнул холодным отчужденным взглядом в сторону приставного столика у кровати. Там в беспорядке стояли несколько грязных бокалов и какие-то лекарства. Виконт взял один из бокалов и понюхал прозрачную жидкость.

Вода.

Разноцветные флакончики, теснившиеся у кувшина с водой, были наполнены чем-то более хитрым. Эверод взял темно-зеленый флакон и откупорил. Вдохнул и тут же непроизвольно отдернул голову. Запах у жидкости был тошнотворный. Эверод быстро закупорил флакон и поставил на прежнее место. Взял другой. Жидкость в этом коричневом флаконе пахла не намного лучше, но Эверод узнал в ней настойку опия. На краешке стола стоял полупустой бокал с красным вином. Эверод схватил бокал за ножку и понюхал. В вине присутствовал запах жидкости из темно-зеленого флакона.

Он осторожно поставил бокал на место и прикоснулся пальцем к темно-зеленой пробке.

— Я тебе сочувствую, друг, — печально произнес Солити. Он смотрел на Эверода, и в глазах его стояли слезы. Должно быть, ему вспомнился собственный отец. Старый герцог скончался скоропостижно, и семья Карлайлов не имела возможности проститься с ним у смертного одра.

— Неужто вы не можете дать Уоррингтону умереть спокойно? — зарыдала у двери Жоржетта, обращаясь ко всем сразу. Они вторглись в личные покои ее мужа, а она не хотела видеть там никого из них.

Да, Мауры ведь тоже нет!

Она любила его отца как своего собственного. И раз уж он умирал, она должна была бы находиться у его постели и держать его слабеющую руку.

— Где Маура?

Графиня зевнула, благовоспитанно прикрыв рот рукой.

— Спит. Если ты не забыл, она по твоей милости пережила нынче вечером тяжелый удар.

Так на что же это он случайно натолкнулся?

Эверод крепко обхватил одной рукой зеленый флакон и, подскочив к Жоржетте, другой вцепился ей в горло, как давеча, когда она проскользнула в его спальню незваной.

— Вы были заняты важными делами, леди Уоррингтон, разве я не прав? — проговорил Эверод с нескрываемой угрозой.

— Ты что, ума решился? Отпусти меня! — вскричала Жоржетта, колотя его по руке.

На плечо Эверода опустилась ладонь Кэдда.

— Этим делу не поможешь.

— Она что-то натворила, — сказал Эверод, сердито глядя на маркиза. — Похоже, она отравила отца. — Он вплотную придвинулся к Жоржетте. — Маура мне рассказывала, что ты увлеченно поишь весь дом своими отварами и настойками. — Он припомнил, как видел на подносе в спальне Мауры один из таких же флакончиков зловещего цвета.

— Я в первую очередь всегда забочусь о здоровье домочадцев, — вызывающе ответила графиня. — Много лет я выращиваю и собираю целебные травы, и от моих лекарств еще никто не умер.

— Сейчас Броули привезет доктора Бэрка, Эверод, — произнес стоявший справа от него Рэм. — Доктор выяснит, что во всех этих флаконах.

Уоррингтон закричал и заметался на постели. Солити подошел к нему, стараясь успокоить умирающего. Пальцы Эверода сжались на горле Жоржетты.

— У нас не осталось времени, и к тому же, насколько можно судить, леди Уоррингтон подкупила доктора.

— Ваш-ш-ша светлость, разве вы не видите, что мой пасынок болен ничуть не меньше своего отца? — воззвала графиня к Солити. — Я не сделала ничего дурного.

Эверод зловеще усмехнулся.

— Докажите! Я предлагаю провести опыт. — Он поднес флакон ближе и большим пальцем сковырнул пробку. — Коль вы так свято верите в свои снадобья, выпейте вот это, я настаиваю.

Жоржетта с опаской взглянула на флакон.

— Это очень сильное средство. — Она сглотнула слюну, и горло ее напряглось под пальцами Эверода. — Обычно я разбавляю его вином.

— Ну хотя бы несколько капель, — настаивал Эверод, поднося флакон к ее губам. — В худшем случае помаетесь немного животом от этих вареных сорняков.

— Не буду. — И она отвернулась от флакона.

— Выбирайте, Жоржетта: несколько капель или весь пузырек, — пригрозил Эверод. — Мне ведь все равно. Но зелье свое вы выпьете.

Он прижал флакон к ее губам и невзирая на протестующие возгласы друзей, еще крепче сжал горло графини. Если он задушит Жоржетту, его не будет мучить совесть.

Это уже давно надо было сделать хоть кому-нибудь. Его мачехе придется проглотить часть содержимого, пусть даже она после этого лишится чувств.

— Нет, нет, подожди! — Жоржетта брыкалась и лягалась, словно Эверод отнимал у нее жизнь. Ее глаза злобно сверкнули, встретившись с его непреклонным взглядом. — Если я выпью то, что в этом флаконе, я почти наверное умру.

От такого признания, произнесенного хриплым голосом, все в комнате, исключая лишь Уоррингтона, застыли на месте.

— Что в нем? — спросил Эверод, стиснув зубы. Он повыше поднял флакон, как бы предупреждая Жоржетту, что ее признания не помешают ему влить это зелье ей в глотку. — Говори правду!

— Здесь несколько трав. По одному из рецептов, созданных мной. В малых, точно выверенных дозах он помогает от болезней сердца, — заговорила Жоржетта, опустив глаза, чтобы не выдать себя сверкавшим в них злорадством. Пальцы Эверода по-прежнему крепко сжимали ее горло. — Твой отец болен уже много лет, Эверод. Что же преступного в том, что жена заботится о муже?

Эверод нисколько не сомневался, что мачеха лжет. Если бы отец действительно был болен столько лет, верные люди ему давно уже об этом сообщили бы. И уж наверняка ему рассказала бы об этом Маура. Сколь бы ни сомневалась она в побуждениях Эверода, душа у нее была очень добрая и она не стала бы скрывать от него такие ужасные новости.

— А если обращаться с этим неосторожно? — подсказал виконт.

Жоржетта подняла на него взгляд. Ее голубые глаза блестели от слез.

— Это верная смерть.

Эверод впоследствии не мог припомнить, как с глухим воплем отчаяния он протолкнул горлышко флакона между ее губами. Потребовались объединенные усилия Кэдда, Солити и Рэма, чтобы оттащить его от Жоржетты. Вот он только что душил ее — ив следующий миг уже сидит в кресле в противоположном углу, а Кэдд и Рэмскар удерживают его за плечи. Жоржетта повалилась на колени. Эверод видел, как она, всхлипывая и задыхаясь, вставляет в рот пальцы. Она согнулась пополам, и ее вырвало на пол.

«Значит, мне удалось-таки влить ей в глотку эту жидкость», — безразлично подумал Эверод.

Рэмскар стиснул его плечо.

— Я пойду позову кого-нибудь из слуг. — И граф быстро вышел.

— Кэдд, меня очень тревожит то, что нет Мауры. Отыщи ее. Разбуди, если потребуется, но не возвращайся без нее, — поручил Эверод маркизу.

Когда тот ушел, Эверод пересек комнату и присел на корточки перед Жоржеттой. Ей удалось избавиться от яда, и теперь она устало опустилась на пол.

— За что?

Отец так любил ее! Двенадцать лет тому назад граф ради нее выгнал из дому своего наследника. Если бы Уоррингтон не поверил тогда лживым уверениям графини, то вынужден был бы признать, что женился на вероломной шлюхе.

Потрясенная тем, как Эверод набросился на нее, Жоржетта больше не отрицала своей вины.

— Уоррингтон на тридцать лет старше меня, — угрюмо проговорила она. — По справедливости я уже давно должна была стать богатой вдовой.

Ее исполненный горечи взгляд обратился к мужу. Глаза графа были закрыты, но грудь с трудом вздымалась и опадала, показывая, что он еще жив.

— Живуч же старый козел, — пробормотала Жоржетта, подтягивая колени к груди. — Он не должен был так страдать. Вот лорд Пертон…

Лорд Пертон также погиб от руки своей молодой женушки. Эверод сцепил пальцы.

— Двенадцать лет быть женой человека, которого ты рано или поздно собиралась убить? Отчего ты выжидала так долго?

Ее лицо приобрело воинственное выражение.

— Не думаю, что ты мне поверишь, Эверод, но я люблю своего мужа. Ни один из моих любовников не обращался со мной так, как он. Он был очень нежен, предоставлял мне все, что я пожелаю, стоило мне только слово сказать.

— Любовь. Доброта. Уважение. Большинство жен не склонны убивать мужей, которые так к ним относятся. — Эверод не старался скрыть насмешку в голосе.

— Лицемер! Мы с тобой гораздо больше похожи, нежели ты признаешься самому себе или своим надутым друзьям, — сказала Жоржетта, подавшись вперед и понижая голос так, чтобы другие не могли их услышать. — Ты свалял дурака, когда не согласился на мое предложение. Как только твой отец умрет и титул перейдет к тебе, я не смогу выйти за тебя замуж по закону, но я стала бы твоей, — промурлыкала она.

Подобно пауку, Жоржетта столь долго плела свою сеть, что уверовала, будто все остальные станут слепо исполнять ее замыслы. Как же ее должно было разочаровать то, что муж все не умирал, Маура влюбилась в Эверода, а не в Роуэна, сам же Эверод никак не желал вернуться в постель Жоржетты.

Эверод вздрогнул от омерзения. Он встал и обменялся взглядами с Солити.

— За содеянное ты отправишься на виселицу, Жоржетта.

— Должна тебя удивить. — Она с усмешкой подняла на него глаза. — Если Уоррингтон выживет, он за меня заступится. Я скажу ему, что тревожилась о нем и по неосторожности дала слишком большую дозу. Твой отец меня любит! — воскликнула она и ударила себя в грудь. — Он поверит, что это была простая случайность.

Если отец выживет.

— Есть люди, которые станут свидетельствовать против тебя.

— Ты для Уоррингтона ничто, — презрительно бросила Жоржетта. — Ты со своими друзьями можешь угрожать мне сколько угодно, но в конце концов меня поддержит моя семья.

Эверод вскинул на нее удивленный взгляд. Жоржетта вовсе не походила на женщину, которая поставила все на карту ради своей свободы и проиграла. Слишком уж уверенно она держалась, словно перехитрила его, а он никак не мог разгадать, в чем именно.

В комнату ворвался Кэдд.

— А где Маура?

Маркиз поднял руку, призывая его помолчать и послушать.

— Я проверил все спальни. Ее нигде нет. Тогда я решил поговорить с дворецким. — Кэдд схватил Эверода за руку и встряхнул его. — До нас здесь побывал Роуэн. Маура уехала с ним.

Виконт резко повернулся к мачехе, его янтарно-зеленые глаза недобро прищурились.

— Куда они поехали?

Хохот графини заполнил спальню.

— А ты думал, тебе удастся отнять у меня Мауру? — Пошатываясь, хватаясь за стену, она выпрямилась. — Ну так ты опоздал. Роуэн и Маура поженятся прежде, чем ты сумеешь их разыскать! — выпалила она с явной издевкой.

Эверод схватил ее и прижал к стене, но Жоржетта только смеялась ему в лицо.

— Куда Роуэн ее повез?

— По ту сторону границы,[27] — злорадно бросила в ответ Жоржетта. Ее глаза сверкали торжеством, и хотя Эверод чуть не вдавил ее в стену, мачеха смотрела на него с превосходством, как победитель. — Боже мой, в каком затруднении ты оказался! Уоррингтон на смертном одре, а Маура сбежала, чтобы стать женой твоего брата. Что же тебе делать? Бросишься ли ты сломя голову спасать свою возлюбленную? — Жоржетта покачала головой. — Что ж, это было бы подвигом в твоем духе. Но если ты покинешь тяжелобольного отца, власти, скорее всего, поверят, что ты меня соблазнил и мы вместе отравили его. Ты много выигрываешь от его смерти, а если принять во внимание неприятные события прошлого… — Она оборвала фразу и пожала плечами, тут же задохнувшись от боли.

Солити ухватил Эверода за плечо.

— Вот этого не нужно! Если она доведет тебя до убийства, она победит. — Видя, что эти доводы на Эверода не подействовали, он добавил: — Подумай о Мауре и об отце. Ты нужен им.

Эверод кивнул, соглашаясь с другом. Как бы это ни было заманчиво, Жоржетта не умрет от его руки. Где-то там Маура один на один с Роуэном. Виконт ощутил горечь во рту, когда подумал, что он сам в этом отчасти виноват.

— В каком месте они собираются пересечь границу?

Жоржетта фыркнула:

— Если у тебя будет быстрый конь и сам дьявол станет тебе помогать, ты поспеешь как раз вовремя, чтобы поцеловать свежеиспеченную невестку.

Глава 25

— Маура! Мы же вот-вот станем мужем и женой, — снисходительно объяснил Роуэн, когда она застыла на пороге комнаты, только что снятой им на постоялом дворе. — Нет ничего дурного в том, чтобы провести ночь в одной постели. Да к тому же других свободных комнат у хозяина просто нет.

Они уже больше суток провели в пути, направляясь в Гретна-Грин, и оба устали от бесконечной тряски в тесном экипаже. Поэтому, когда Роуэн предложил отдохнуть несколько часов, Маура охотно с ним согласилась. Она страстно молилась о том, чтобы горячий обед и короткий сон прогнали уныние и сомнения, которые нарастали у нее по мере приближения к цели их побега.

На обед подали вареную баранину, пирог с телятиной, горошек, лук, водянистый вареный картофель и очень горький эль. Скромная еда не могла удовлетворить ее тонкий вкус, но горячая пища и эль наполнили и согрели ее пустой желудок.

Маура нахмурилась, увидев узкую койку, которую Роуэн предлагал ей разделить с ним. Девушка сомневалась, что эта постель окажется хотя бы столь же сносной, как обед.

Роуэн увидел, что Маура все еще колеблется, и накопившееся в нем раздражение прорвалось наружу. Пробормотав под нос ругательство, он быстро подошел к ней и за руку втащил в комнату, Маура подошла к маленькому камину, намеренно не обращая внимания на громко сопевшего Роуэна. Его раздражало то, как она держится, однако Мауре было не до него — она слишком устала.

Они проехали много миль, Лондон был теперь далеко, но от этого печаль в ее сердце не улеглась. Темная часть ее души винила Эверода за то, что здоровье Уоррингтона резко пошатнулось. Маура размышляла о том, обрадуется ли Эверод, когда вести о кончине отца дойдут до него.

— Как ты думаешь, Роуэн, он еще жив? — спросила она, стараясь не отрывать взгляда от мерцающих в камине угольков.

— Кто жив? Ах да, отец! — откликнулся Роуэн, с трудом выдергивая руку из рукава измятого сюртука. Он несколько раз сильно встряхнул сюртук, затем повесил его на спинку стула. — Ты же видела, в каком он состоянии, любовь моя. Не сомневаюсь, что его жизнь пришла к своему неизбежному завершению.

Дядя умер. После всего, что произошло, эта мысль казалась невыносимой. Роуэн не говорил больше ни слова, и Маура бросила взгляд в его сторону. Он смотрел на нее, снова нахмурившись. Перед нею вдруг приподнялась завеса будущего. За этой завесой скрывались годы, которые ей предстоит провести вдвоем с непрерывно брюзжащим, вечно недовольным ею Роуэном.

— А ты полагаешь, будто он еще жив?

При этом обвинении ее тонкая бровь изогнулась дугой.

— А ты разве так не думаешь?

Роуэн, волнуясь, пригладил волосы.

— Ну конечно. Что за нелепый вопрос! Я, в конце концов, самый преданный его сын.

Ему в голову пришла неприятная мысль, и Роуэн прищурил глаза. Эта мысль побудила его сердито подойти к Мауре и схватить ее за запястья. Большими пальцами он потер нежную кожу ее рук.

— А как же твоя преданность, Маура? Она столь же непостоянна, как и твое сердце?

Девушка выдержала его горящий взгляд.

— Непостоянство предполагает утрату. Но смею тебя заверить: тебе мое сердце никогда не принадлежало. — Она вырвалась из его рук и отошла подальше от человека, стать женой которого пообещала умирающему дяде. Часы, проведенные наедине с Роуэном, заставили ее усомниться в разумности этой клятвы, данной под сильным нажимом родных. Маура замешкалась у кровати, в горле застрял ком. Она ощутила жар тела Роуэна за миг до того, как он обхватил руками ее бедра. Девушка попыталась было увернуться, но он безжалостно вцепился в нее и удержал на месте.

— Твоя правда, — выдохнул Роуэн Мауре в ухо и положил подбородок ей на плечо. — Ты не подпускала меня ни к своему сердцу, ни к своему телу. Если вдуматься, это смешно: ведь я, единственный из Лидсоу, предложил тебе руку и сердце. А что же мой дражайший старший брат? Эверод искусно соблазнил тебя красивыми словами или же просто нагнул да и лишил невинности?

Маура застыла в его объятиях. Прежняя усталость отступила, как только она осознала всю опасность своего положения. Если Эверод предпочитал искушать, то в поведении его брата было что-то угрожающее. С той минуты, как они покинули лондонский особняк Уоррингтонов, Роуэн стал неуловимо меняться. Интуиция ясно говорила Мауре о том, что ее жених вполне способен просто-напросто швырнуть ее на кровать и силой утвердить свои притязания, если она будет и дальше перечить ему.

По щеке Мауры скатилась одинокая слеза.

— Твой брат, Роуэн, лжец и законченный негодяй. А подробности уже не имеют никакого значения. — Она смахнула слезинку, слегка повернулась в его объятиях и выжала из себя бледную улыбку. — Я за тебя выхожу замуж.

— Вы действительно не видели эту женщину? — Эверод сунул прямо под нос хозяину постоялого двора миниатюрный портрет Мауры, взятый им в доме Уоррингтонов. От страха опоздать и от усталости он уже с трудом держал себя в руках. — Волосы темно-русые. Глаза цвета морской волны после бури. — «Господи! Я описываю ее цветистым языком романов!» — Она, должно быть, путешествует вместе с одним джентльменом.

Трактирщик продолжал отрицательно качать головой, и Эверод глухо заворчал и скрипнул зубами. Но попробовал все же продолжить расспросы.

— Вероятно, они очень торопились. Могли остановиться у вас всего на одну ночь или даже на несколько часов.

Конечно же, Жоржетта велела Роуэну как можно реже останавливаться, пока они с Маурой не доберутся до Гретна-Грин. Графиня изначально не доверяла Эвероду, не знала точно, каковы его чувства к Мауре. Она обязательно должна была предупредить Роуэна, чтобы тот был настороже.

— Да нет, милорд. Кабы я увидел такую хорошенькую девицу, то уж наверняка бы запомнил, — сказал трактирщик с глубоким сожалением. — Что, не с тем убежала, да? Какой стыд! Желаю вам непременно догнать ее.

Эверод с такой силой грохнул кулаком по неструганым доскам стойки, что все находившиеся поблизости невольно вздрогнули. В эту минуту он бы с радостью подрался, только вот задерживаться было нельзя. Он раздраженно поблагодарил трактирщика и вышел.

Во дворе виконт прищурился от яркого солнечного света. Его измученному телу отнюдь не улыбалось провести еще один день в седле, но только так можно было надеяться догнать экипаж Роуэна. Пока один из грумов ходил за его конем, Эверод устало облокотился на забор. Он раскрыл ладонь и снова, уже в сотый раз, посмотрел на портрет Мауры. С каждым часом надежда догнать ее таяла. При мысли о том, что Роуэн дотрагивается до нее, Эверод приходил в бешенство.

Он снова мысленно вернулся к той ночи, когда Жоржетта хохотала ему в лицо и злорадно говорила, что он опоздал и не сумеет помешать Роуэну жениться на Мауре. Впрочем, этот смех сменился хриплыми проклятиями, когда пришел констебль и увел ее из дому. Долгие часы, проведенные у постели отца, Эверод подвергался невыносимой пытке: душа его разрывалась между больным отцом и любимой женщиной. Да, любимой! Теперь, когда он мог потерять Мауру, Эверод не боялся признаться самому себе, что любит ее. Солити и остальные друзья уговаривали его поспешить. Они обещали, что сами будут ухаживать за Уоррингтоном. И все же в ту ночь Эверод был не в силах оставить отца. Он знал, что Маура огорчится, если он это сделает.

— Я непременно отыщу тебя, — пообещал он, обращаясь к портрету. На этой дороге были еще два постоялых двора, где Роуэн мог остановиться, чтобы поесть и сменить лошадей. Несмотря на задержку, у Эверода было два преимущества: скорость и решимость. Когда он догонит Роуэна, власти Жоржетты над его семьей придет конец.

Эверод почесал небритое лицо и спрятал миниатюру во внутренний карман сюртука.

— Нет, Маура, Роуэн не победил! Даже если он станет твоим мужем, я обещаю, что твой свадебный букет украсит его свежую могилу.

Глава 26

Невеста была испугана. Жених пьян. Не слишком-то ободряющее начало супружеской жизни. Или даже свадьбы.

Маура расхаживала туда-сюда перед кузницей, а тем временем пожилой господин по имени Джозеф Пейсли мрачно ожидал, когда же парочка, бесцеремонно поднявшая его с постели среди ночи, соблаговолит войти внутрь чисто выбеленной кузни и даст ему возможность сочетать их браком. Мистер Пейсли даже разбудил по такому случаю двух односельчан, дабы они стали свидетелями на свадьбе.

Роуэн, прислонившись к дверце экипажа, смотрел на Мауру затуманенными от выпитого глазами.

— Мы же… ты же… пообещала отцу, что выйдешь за меня замуж, Маура, — выговорил он, махнув зажатой в руке бутылкой отличного бренди мистера Пейсли. — Ты же понимаешь, мы не можем вот так вернуться и сказать умирающему, что не исполнили его последнюю волю.

Маура плотнее запахнула концы наброшенной сверху шали. Было еще темно, и немало времени оставалось до того часа, когда восходящее солнце рассеет сгустившиеся тени. Девушка замерзла, проголодалась, а долгие часы в тесной духоте экипажа отнюдь не убедили ее в том, что Роуэн станет образцовым мужем, каким рисовала его тетушка Жоржетта.

— Напрасно мы уехали из Лондона, Роуэн, — сказала Маура, вспомнив, какой бессильной была рука Уоррингтона, которую она пожала на прощание. — Если это и вправду был последний час твоего отца, он должен был умереть в окружении родных и близких. Он заслужил это.

Тетушка Жоржетта там совсем одна, ей, наверное, так страшно.

— Ну, довольно! — крикнул Роуэн, отбрасывая бутылку. Она упала на землю, перевернулась, и разлившееся бренди в тусклом свете фонаря показалось Мауре кровью.

Роуэн потянулся, чтобы схватить ее за руку, и промахнулся. Он прищурил глаз и с третьей попытки схватил-таки ее за пальцы.

— Сейчас мы войдем туда. Произнесем эти чертовы клятвы перед попом от кувалды — и все, мы муж и жена. А по пути домой мы скрип… скреп… — Он потряс головой, чтобы она слегка прояснилась. — Скрепим наш брачный союз, и, быть может, по воле Провидения отец будет еще тепленьким и ты сможешь припасть к его руке.

Маура уперлась ногами в землю, вынуждая Роуэна остановиться.

— Ты говоришь об этом так холодно!

— А мне самому холодно, Маура. И я устал. — Он хотел пригладить волосы и сбил с головы шляпу. Вцепившись в Мауру, чтобы не упасть, Роуэн не без труда наклонился и поднял шляпу с земли.

— Роуэн!

— Нет-нет, я ее уже нашел. — И он резким движением нахлобучил шляпу. — Жоржетта го-о-оворила, что ты будешь послушной женой. Не станешь поднимать шум. Мы сможем продолжать, как и прежде, а ты ничего и не узнаешь. — Он приложил к губам палец.

Ах, вот оно что!

— Мы? — Маура резко вырвала у него свою руку. — Вы с тетушкой Жоржеттой…

Боже правый, неужто нет ни одного мужчины из семьи Лидсоу, с которым не спала тетушка Жоржетта?

— Когда-нибудь я стану графом Уоррингтоном, — продолжал бормотать Роуэн, снова поймав руку Мауры и подтаскивая девушку к дверям кузни. — Потому что Эвероду тоже придется умереть. — Он увидел выражение ужаса на лице Мауры и захлопал глазами. — Ну ты-то должна радоваться его смерти — это же он во всеуслышание объявил, что ты его девка, такая послушная. — Роуэн нахмурился. — Вот опять то же самое — послушная. Что-то я этого не вижу.

Маура не прислушивалась больше к пьяной болтовне Роуэна: она старалась осмыслить то, что уже услышала от него. Тетушка Жоржетта была любовницей Роуэна. Он мечтал унаследовать графский титул, но ради этого должны были умереть два человека.

Она закрыла лицо руками.

Что же ты наделала, тетушка Жоржетта?

Маура схватила Роуэна за плечо и встряхнула.

— Нам необходимо возвращаться в Лондон.

— Но-о… — Он указал пальцем на дверь кузни.

— Не теряя ни минуты! Свадьбу можно сыграть в другой раз, — успокаивала его Маура, а сама пыталась понять, когда же именно тетушка замыслила убийство мужа. — Роуэн, я боюсь, что твой отец в большой опасности.

Он взял ее за руку и повлек к двери.

— Уедем после того, как ты станешь моей женой.

Маура застонала от негодования. Этот человек совсем не соображал, он одурманил себя вином и бренди.

— Роуэн!

Она никак не ожидала, что он ударит ее по лицу, да еще с такой злобой. Маура отлетела в сторону и упала наземь. Роуэн бросился к ней, схватил за руки прежде, чем она успела отползти, и поставил на ноги.

Маура громко закричала.

На лице Роуэна появилось мечтательное выражение. Ему нравилось применять силу. Лишним тому доказательством был удар, который он нанес ей в поясницу.

— Мы заехали так далеко, чтобы пожениться. Твоя тетушка будет очень недовольна, если мы не вернемся мужем и женой. И я тоже буду не доволен, — прошипел он ей на ухо. — Жоржетта любит тебя как родную дочь. Ну-ка, попробуй еще раз меня ослушаться, и с тобой произойдет несчастный случай: ты сломаешь себе шею. Твоя тетушка не единственная, кто умеет без лишних угрызений совести устранять беспокойных родственников.

Эверод ударом ноги распахнул дверь кузницы, уже второй за сегодня. На него устремились пять пар глаз. Эверод, без сна пробыв в седле трое с половиной суток, исчерпал все запасы своего терпения. Его беспощадные янтарно-зеленые глаза замерли на лице Мауры.

На этом лице промелькнуло выражение, которое ему хотелось считать радостным облегчением. Но его гнев тут же вспыхнул с новой силой, когда он заметил, что Маура одной рукой прижимает к груди увядший букетик полевых цветов, а другую ее руку крепко удерживает его брат.

Роуэн, открыв рот, смотрел на брата, будто на привидение.

Маура сделала шаг к Эвероду, но его проклятый братец снова притянул ее к себе.

Эверод сверкнул глазами на пожилого господина, который весил, похоже, не меньше десяти пудов.

— Этот брак не может состояться!

— Не обращайте на него внимания. — Роуэн, покачнувшись, оперся на Мауру.

— Э-э, а кто вы, сударь, будете? — мрачно вопросил тучный господин.

Эверод посмотрел прямо в глаза Мауре.

— Я отец ребенка, которого она носит в своем чреве.

Это скандальное заявление разбудило двух полусонных крестьян, которых позвали в свидетели.

Глаза цвета морской волны округлились при этом невероятном утверждении. Маура вырвала руку из руки Роуэна.

— Это неправда!

Загораживая дорогу Эвероду, младший братец выступил вперед.

— Послушай, никому ты здесь не нужен. Эта женщина — моя, и…

Кулак Эверода обрушился на его челюсть. Виконт с удовлетворением услышал треск сломавшейся кости, после чего братец рухнул на пол бесформенной грудой. Эвероду было неведомо, посвящен ли Роуэн в замыслы Жоржетты. Вернутся в Лондон — тогда и разберутся, кого в чем винить. Он переступил через распростертое тело.

— Ты ударил его! — Маура пристально смотрела на Эверода.

Он взглянул на младшего брата и равнодушно пожал плечами.

— Он заслужил. — Виконт прищурился и недобро усмехнулся. — И ты тоже!

Разъяренная девушка набросилась на него, колотя по голове увядшими цветами.

— Ах, ты не знаешь, что мне пришлось вытерпеть!

Эверод только прикрыл лицо согнутой рукой, а Маура без устали хлестала его букетом.

— И после всего этого ты распахиваешь дверь и сообщаешь всем, что я беременна? Что вы за люди, Лидсоу? Неужто мало того, что ты в приличном обществе обозвал меня шлюхой?

— Выходи за меня замуж.

Маура швырнула в него растрепанным букетом. Эверод уклонился, и цветы приземлились на спину Роуэна.

— Я тебя ненавижу! — прошипела она.

Пожилой господин критически оглядел живот Мауры.

— Так вы носите дитя этого человека?

— Нет! — завизжала она пронзительно — так похоже на свою честолюбивую тетушку-убийцу.

Эверод умоляюще простер к ней руки.

— Любовь моя, будь же справедлива. Мы ведь оба понимаем, что я пропащий человек, с тех пор как отведал клубничного джема.

Два поселянина, сидя в напряженных позах, жадно прислушивались к перебранке невесты со вторым за эту ночь женихом.

— Ты вполне можешь сказать, — лукаво усмехнулся ей Эверод, — что все предпринятое нами в тот день оказалось плодотворным.

Он зашел слишком далеко. Маура бросилась в его объятия.

— Уф! Вы позволяете себе слишком много вольностей, лорд Эверод! Как вы смеете насмехаться надо мной, когда ваш брат — бессердечный подлец… — Вспомнив об упавшем женихе, Маура наклонилась над Роуэном и пнула его ногой под ребра.

Трое наблюдателей отшатнулись при таком проявлении ее кровожадности. А Маура обратила свой гнев на Эверода.

— А ты врываешься сюда, словно средневековый рыцарь, готовый бесстрашно сражаться со всяким, кто обидит меня! — Она отошла от Эверода и шмыгнула носом. — Так вот, это ты меня обидел.

— Да, я понимаю, — сказал он, и при виде слез, навернувшихся ей на глаза, у него заболело сердце.

— Ты по-настоящему обидел меня. — Маура снова всхлипнула и вытерла слезы, стекавшие по щекам. — Нужно ли мне просить мистера Пейсли сбить тебя с ног, или ты добровольно окажешь мне такую честь и встанешь на колени?

Ну если она так хочет лягнуть его, Эверод готов был лечь на пол и сдаться на ее милость. Маура икнула в сжатый кулак.

— День был ужасный. И… и твой отец при смерти! — выпалила она, всхлипывая.

Эверод не мог больше видеть ее несчастное лицо. Ему было мучительно стыдно сознавать, что во многом именно он виноват в этом горе. Отмахнувшись от ее слабых возражений, виконт крепко прижал Мауру к себе.

— Отец не умер. Я был рядом с ним, прежде чем отправиться за тобой. Он тяжело болен, но может еще выздороветь, ведь теперь твоя тетушка больше не поит его отравленным вином по нескольку раз на дню. Маура вскрикнула и отшатнулась.

— Откуда ты знаешь?

Его янтарно-зеленые глаза прищурились с подозрением.

— А тебе что об этом известно?

Маура горько усмехнулась, взглянув на распростертое тело Роуэна. Если бы Эверод не держал ее, она, наверное, лягнула бы его младшего брата.

— Только то, что он мне рассказал. Может, ты хочешь связать его, пока он не очнулся?

Эверод погладил ее по спине. Он никогда и не сомневался, что Маура не замешана в этом скандальном деле.

— Нам предстоит о многом поговорить на обратном пути в Лондон.

Она отрешенно кивнула.

— Будьте моей женой, миледи, — пробормотал Эверод, зарываясь лицом в ее волосы. — Я люблю тебя. Ты же знаешь, что я не думал и половины того, что…

Маура бросила на него язвительный взгляд. Эверод вздохнул.

— Ничего из того, что я наговорил, когда Роуэн встал и объявил о вашей предстоящей свадьбе. Выходи за меня замуж, и тогда ты вместе с Килби, Пэйшенс и Фэйр сможешь посидеть и подумать о самых зверских способах мести за ту боль, которую я тебе причинил.

Ее глаза постепенно теплели.

— Я люблю тебя, Таунсенд. Однако выходить замуж только ради того, чтобы насытить свою месть, представляется мне столь же нелепым…

— …как и соблазнять очаровательную невинную девушку ради той же цели, — закончил он, вздернув бровь.

— И еще о тетушке…

Эверод не дал ей договорить. Жоржетта была под стражей. На сей раз графине не уйти от правосудия. Крепко прижавшись к губам Мауры, он поцеловал ее с таким жаром, словно они не виделись годы, а не несколько дней.

Мистер Пейсли с грохотом опустил свой молот на наковальню.

— Клятвы принесены. Благословляю новобрачных. — Он кивнул изумленной паре. — Отныне вы муж и жена.

Кузнец махнул рукой своим помощникам:

— Принесите-ка веревку. Да не мешкайте: мне не терпится добраться до своей кровати.

Маура посмотрела на Эверода, глаза ее лучились радостью.

— Я люблю тебя, — произнесла она одними губами.

Они с Эверодом отошли, чтобы не мешать добрым людям связывать Роуэна по рукам и ногам для обратного путешествия в Лондон.

— И я люблю тебя, леди Эверод, — громко произнес виконт, сплетая пальцы с пальцами Мауры.

Закаленная в адском огне горя и предательства, их любовь была из тех, что не сломит никакая сила.

Примечания

1

Перевод К. Бальмонта. (Здесь и далее примеч. пер.)

(обратно)

2

«Светские дикари» (фр.).

(обратно)

3

Цыганка (англ.).

(обратно)

4

Горацио Нельсон (1758–1805) — виконт, адмирал, выдающийся английский флотоводец.

(обратно)

5

Анна Радклиф (1764–1823) — английская писательница, автор «готических» романов. Названная здесь книга относится к числу ее ранних произведений (1790).

(обратно)

6

Первый роман Анны Радклиф (1789).

(обратно)

7

Боже мой! (Исп.)

(обратно)

8

Порода комнатных собак, популярная в Англии XVIII–XIX вв.

(обратно)

9

Красавчик (фр.).

(обратно)

10

Ликер, настоянный на ягодах и фруктах.

(обратно)

11

Оливер Кромвель (1599–1658) — виднейший деятель английской революции XVII в., фактический диктатор Англии с 1649 г.

(обратно)

12

Сэмюэль Купер (1609–1672) — выдающийся английский художник-миниатюрист.

(обратно)

13

Как младший сын, Роуэн не имел права на наследственный титул.

(обратно)

14

Обращение к герцогине в Англии.

(обратно)

15

От англ. ever — «всегда», hard — «твердый», а также «крепкий», «выносливый».

(обратно)

16

Королевский оперный театр.

(обратно)

17

В переводе с англ. Patience — «терпение».

(обратно)

18

Серпантин действительно искусственное озеро, отделяющее Гайд-парк от Кенсингтон-гарденс.

(обратно)

19

Главный лондонский цветочный и овощной рынок, находился на той же площади, что и Королевская опера; закрыт в 1974 г.

(обратно)

20

Сифилис.

(обратно)

21

Любовь Венеры, или сладость (лат.).

(обратно)

22

Маттео Реальдо Коломбо — итальянский врач середины XVI в., профессор анатомии; открыл роль клитора в достижении полового удовлетворения.

(обратно)

23

Жизнерадостность (фр.).

(обратно)

24

Сукин сын! (Англ.)

(обратно)

25

Wolf — волк (англ.).

(обратно)

26

Деревушка на юго-западе Шотландии, на самой границе с Англией. С 1754 по 1940 год там заключались браки без должных формальностей и без благословения Церкви, признававшиеся, однако, законными. Обычно влюбленные пары бежали туда, стремясь опередить возможную погоню.

(обратно)

27

К тому времени Шотландия уже более 100 лет была частью Соединенного Королевства, но по традиции административная граница между ней и Англией сохранялась.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте