«Волшебная палитра любви»

Диана Рейдо Волшебная палитра любви

1

Мередит озадаченно взглянула на себя в большое зеркало.

Вздохнула, подумала, повернулась так и эдак.

Посмотрела снова.

Вышколенные продавцы дорогого сиднейского бутика уважительно смотрели на нее.

Мередит снова вздохнула, скорее для порядка.

Сокрушаться ей было решительно не о чем.

Огромное зеркало в примерочной отражало Мередит в полный рост. Зеркало не было ни врагом, ни союзником. Оно бесстрастно констатировало то, что Мередит прекрасно знала с пятнадцати лет – она божественна.

Модельный рост сочетался в ней с точеными линиями и соблазнительными формами. Грива черных волос, небрежно отбрасываемая за спину, была шелковистой и закручивалась блестящими кольцами. Светло-зеленые глаза игриво и вместе с тем равнодушно смотрели из-под длинных ресниц.

Деловой костюм в стиле минимализма за пятьсот австралийских долларов смотрелся на ней как нельзя лучше. Эту картину ничем нельзя было испортить – разве что подчеркнуть.

Например, лиловым газовым шарфиком или шелковым платком цвета молодой зелени, который удивительно подходил к глазам Мередит, ну и черными лаковыми ботильонами с небольшим добавлением стразов.

Что продавцы и поспешили предложить Мередит, ведомые профессиональным чутьем и жаждой продажи.

Мередит не спеша завязала шнурки на ботильонах и, выпрямившись, набросила на плечи зеленый шелк, завязав его кокетливым узлом.

Картина была полной. Ни дать ни взять – молодой перспективный директор, или даже подающий надежды член совета директоров, или, что тоже неплохо, высокооплачиваемый референт преуспевающей корпорации.

Образ бизнес-леди был настолько убедителен, что Мередит даже пришла в голову мысль дополнить ансамбль небольшим кейсом из кожи крокодила, в который конечно же идеально умещаются ноутбук, небольшой, но стильный органайзер и дорогая перьевая ручка…

Вот только Мередит Бенкрофт не была ни руководителем компании, ни высокооплачиваемым референтом, ни просто успешной деловой женщиной, самостоятельно строящей свою карьеру и распоряжающейся жизнью по своему усмотрению.

Поэтому сейчас она лениво крутилась перед зеркалом и так же лениво размышляла – на что ей сдался этот престижный и стильный, продуманный до последнего шва и респектабельный деловой костюм.

Он никогда ей не пригодится. Разве что пустить кому-нибудь пыль в глаза или произвести впечатление…

И примерить этот костюм Мередит взялась исключительно от скуки. И оттого, что надоели нескончаемые топы с блестками, корсажи с перьями, вечерние платья и оригинального кроя брюки. Ей хотелось увидеть в зеркале хоть что-то, отличающееся от ее привычного отражения.

Да и гардероб в ее просторной квартире давно уже битком был забит топами, брюками и прочим дорогим барахлом, которое когда-то радовало глаз, а потом просто стало утомлять.

– Вы надумали? – осведомился продавец-консультант, прервав неспешное течение мыслей Мередит.

Мередит покосилась на него. В общем-то и не собиралась она приобретать этот костюм. На что он ей? Куда, для чего?

Ведущей праздный образ жизни молодой женщине двадцати четырех лет отроду…

– Да, надумала, – неожиданно для себя сказала она. – Я возьму.

– Только костюм? – тут же уточнил консультант.

– И шарфик тоже, и ботинки.

– Если вы позволите… Под этот костюм будет очень хорошо топ. Вот этот, слоновой кости. Идеально гармонирует и…

– Давайте и его тоже. Все, больше ничего не надо.

Мередит протянула кассиру кредитку…

Выйдя на залитую январским солнцем улицу, Мередит достала из сумочки ключи от машины. Отключила сигнализацию. Открыла дверцу бледно-голубого автомобиля «форд-пума», забросила пакеты с покупками на заднее сиденье и завела мотор.

Был уик-энд, времени для ничегонеделания было предостаточно, и Мередит решила навестить свою давнюю подругу Элинор Грин.

Элинор жила в одном из старинных домов викторианского стиля, надежных и основательных. Ее дом был небольшим, зато Элинор обустраивала его практически с нуля – в полном соответствии со своим независимым и зачастую неожиданным вкусом.

Мередит заявилась к ней без звонка. Подруга открыла ей дверь. Она была при полном параде.

– Добрый день, – весело поздоровалась Мередит.

– Могла бы и позвонить, – с едва заметной ноткой недовольства отозвалась Элинор, впрочем компенсируя ее широким пригласительным жестом.

– А, ты, наверное, куда-то собралась, – сообразила Мередит. – Извини, не думала… В такое время тебя и из постели чаще всего не вытащить…

– Да нет, наоборот, я только что со встречи. Заявись ты чуть раньше – и не застала бы меня, мы с тобой бы разминулись. Но, как видишь, все сложилось удачно для нас обеих, – подмигнула Элинор. – А это что у тебя? Уже успела ограбить какой-то бутик? Да, ты времени даром не теряешь.

– Это Max Mara, – не без гордости отозвалась Мередит. Впрочем, тут же в ее голосе гордость сменилась нотками пресыщенности.

– Опять топ с люрексом или вечернее болеро? – поинтересовалась Элинор. – Проходи на кухню, выпьем какао. Я всю эту чертову деловую встречу мечтала о чашке горячего шоколада или какао. У меня и миндальные пирожные есть.

– Ошибаешься, – довольно сказала Мередит, радуясь, что хоть чем-то сможет удивить подругу. – Это деловой костюм. Он, правда, чуть-чуть фривольный, но ровно настолько, чтобы, подчеркивая женственность, оставаться при этом деловым костюмом.

Элинор расхохоталась.

– Деловой костюм? Тебе?! Зачем?

– Пригодится когда-нибудь, – самонадеянно заявила Мередит.

– Мередит, дорогая, ружье, висящее на стенке в первом акте пьесы, в конце действия обязательно должно выстрелить. Твоему костюму, извини, стрелять абсолютно негде. Ты дня в своей жизни по-настоящему не работала. Ах да, после колледжа пару месяцев ты продержалась в регистратуре салона красоты… Я удивлена и этой паре месяцев.

– Ты думаешь, я бездарь? – вспыхнула Мередит… – Да и работала я не только пару месяцев. Точнее, не только там.

– Ну извини. Других твоих работ я не очень-то помню. Возможно, потому, что именно эта работа не так тебя напрягала, как остальные…

Элинор, мнением которой Мередит в общем-то дорожила, была энергичной и деятельной особой. Но притом, что она более чем успешно состоялась в бизнесе, она еще и мужчин привлекала, как привлекает разлитый на весеннем солнце мед ос и шмелей. Примерно так же, как от назойливо жужжащих насекомых, Элинор отмахивалась от многочисленных поклонников.

Она и ростом была повыше, чем Мередит, и не отличалась таким изяществом сложения – была поплотнее, с грудью впечатляющего размера, несколько резковата и размашиста как в движениях, так и в поведении. Но мужчин это ничуть не отталкивало. Возможно, тому способствовали еще и белоснежная кожа Элинор, лукавые, чуть раскосые зеленоватые глаза и медного оттенка озорные кудри. Получалось интригующее для кавалеров сочетание. Они слетались на ее уверенность и взгляд, а те, кого сразу не отпугнул характер Мередит и кто проявлял настойчивость, иногда удостаивались ее благосклонного внимания.

Но, сколько Мередит помнила подругу, та никогда не сосредотачивалась на ком-то из своих мужчин дольше нескольких недель. Принимала подарки, приглашения на ужины, на прогулки в заливе, наслаждалась вниманием… и давала отставку, после чего вновь переключалась на деловые встречи и переговоры. До появления следующего партнера.

– Как ты можешь их так часто менять? – интересовалась Мередит время от времени, по-доброму посмеиваясь.

– А что мне? – беззаботно отвечала Элинор. – Кому от этого хуже? Мне приятно, им, надеюсь, тоже. Надоело – все, свободен…

– Неужели ты не привязываешься?

– Скажешь тоже. Именно чтобы до привязанности дело не доходило, я и посылаю их недельки через три, четыре… Иначе распустятся, мало того что обленятся, так еще и права начнут качать, предъявлять какие-то особые, надуманные претензии.

– Какие же претензии могут быть в отношениях двух свободных и самостоятельных людей?

– Вот то-то и оно, что поводок они пытаются потихонечку подбирать… пытаться сделать покороче, воображая, что он есть, поводок этот, – смеялась Элинор. – Руки коротки, на поводке меня держать. А претензий, знаешь ли, достаточно появляется. Кто еще дарил тебе такое белье да почему это ты вдруг не можешь идти в оперу? Спасибо, было дело, я эти претензии начала было принимать близко к сердцу, да вовремя опомнилась.

– А как же семья?

– А что – семья? Я с этим не спешу. Встретится кандидат подходящий, достойный во всех отношениях – вот тогда можно будет свои взгляды на свободу и пересмотреть. Когда-нибудь, конечно, и семья и дети… Но, думаю, нескоро, ой нескоро. Пока что меня устраивает все как есть.

И вот мнение-то самостоятельной и независимой подруги, добившейся успехов в карьере и менявшей мужчин как перчатки, для Мередит было важным. Неужели Элинор считает, что она ни на что не годится?

– Да нет, конечно, – утешила подругу Элинор. – Не бездарь, нет. У каждого есть какой-то свой талант. Да и в колледже ты училась ровно, без особых провалов.

Мередит усмехнулась. «Ровно, без провалов»! хороший отзыв о ее способностях, нечего сказать.

– Но каждый человек создан для чего-то своего, – продолжала Элинор. – У меня хорошо получается делать деньги, заниматься бизнесом. На определенном уровне, естественно. До мультимиллионеров и нефтяных магнатов мне, согласись, далеко.

Мередит была уверена, что у подруги все еще впереди.

– А у тебя талант сделать так, чтобы мужчина захотел обеспечить тебе комфортное существование, – заключила Элинор. – Согласись, моя дорогая, это ведь не самое плохое умение?

Мередит пожала плечами. Не сказать, чтобы они впервые вели разговор в подобном ключе. Время от времени так или иначе, с различными вариациями у них обсуждалась эта тема.

– Неужели тебе хочется вскакивать по звонку будильника, умываться и бежать в скучный – скучный для тебя конечно же – офис? – поинтересовалась Элинор. – Готовить отчеты, печатать письма, сортировать по тяжелым папкам документы? Причем все это, учти, не за такие большие деньги. Или скоропостижно выйти замуж и утирать носы детишкам – это твоя мечта? Нет, дорогая моя, я считаю, ты неплохо устроилась и правильно сделала.

Около двух лет тому назад Мередит впервые услышала о Рональде именно от Элинор.

Правда, никаких особых подробностей подруга Мередит не рассказывала, в детали предпочитала не вдаваться. Просто сообщила о том, что у нее появился какой-то богатый покровитель. С ним, говорила она, не так, как с другими. Относится он к Элинор не как к пустышке, даже советует кое-что по части карьеры. Советы он продолжал давать и тогда, когда у них уже сложились более-менее устойчивые отношения. Он снял для Элинор квартиру, часто навещал.

Элинор говорила, что весьма дорожит этими отношениями. И не столько потому, что к этому партнеру у нее были какие-то особые чувства – если она на них вообще была способна, – а потому, что общение с ним многое ей давало. Дела ее пошли в гору. Свою роль тут играли как активность и пробивная жилка в характере Элинор, так и ценные советы любовника.

Позже он одолжил ей крупную сумму денег, и Элинор занялась своим проектом. С долгом она рассчиталась довольно быстро, уже самостоятельно купила себе небольшой домик в Сиднее, потом машину, а потом… Потом Мередит услышала о разрыве.

Нет, Элинор не обливалась потоками слез, не грызла сладкие молочные шоколадки при просмотре трогательных мелодрам, она лаконично сообщила подруге о завершении отношений.

В голосе Элинор не появилось ни надрыва, ни трагической нотки. Мередит приметила лишь некую досаду в ее интонациях, тень сожаления в ее словах.

То ли это произошло потому, что он наскучил Элинор, как многие мужчины, которые были после него, то ли дело было в том, что Элинор стала слишком самостоятельна для него и уже практически не нуждалась в советах.

Мередит не знала, она могла лишь строить догадки. Во многом Элинор была для нее закрытой книгой. Мередит даже толком не поняла, кто же был инициатором разрыва… То ли Элинор достигла мастерства в дипломатических переговорах и это прорывалось даже при общении с близкими людьми, то ли эти отношения были не вполне ясными даже для Элинор…

Канва событий была для Мередит очевидна, а огромное множество эпизодов, ситуаций и мелочей, которые и составляют течение жизни, прошли мимо нее.

Судьбоносная встреча произошла на одной из вечеринок в честь дня рождения Элинор.

Рональд заявился на праздник без приглашения. Элинор одинаково обрадовалась как изысканной корзинке с орхидеями, в которую был вложен футляр с ниткой дорогого черного жемчуга, так и самому дарителю.

Элинор представила Рональда гостям, не только назвав его имя, но и расписав все его регалии и бизнес-заслуги. Наверное, это была ее маленькая ирония. В течение следующего часа Рональда не оставляла в покое значительная часть собравшихся гостей. Они даже отвлеклись от закусок. Всем хотелось просто перекинуться с ним парой слов, или узнать о чем-то, их интересующем, или обсудить вероятность какой-то сделки.

Рональд через некоторое время уже спасался в обществе Мередит, которая в тот вечер не выспалась и откровенно скучала, хоть и выглядела блестяще.

Она как раз направлялась на балкон проветриться и отдышаться. Рональд догнал ее с двумя бокалами шампанского в руках.

– Вы позволите? – начал он.

– Конечно, – кивнула Мередит. – Просто в комнате так жарко…

– И еще там слишком много любопытных.

Мередит засмеялась.

– Собственно, я заехал-то совсем ненадолго, – объяснил Рональд. – Неожиданно вспомнил о знаменательной дате, купил подарок и не рассчитывал пробыть тут дольше получаса. Вечер был расписан по минутам.

– Так много дел? – сочувственно спросила Мередит. Впрочем, на самом деле ей было все равно. Она просто поддерживала беседу.

– Все планы уже разрушены, мне осталось лишь расслабиться и получать удовольствие, – засмеялся Рональд. – Слишком много желающих получить хотя бы сиюминутную выгоду от общения со мной. Может быть, если бы я предупредил Элинор, чтобы она не так сильно афишировала мое присутствие… Но я хотел сделать ей сюрприз. Мы достаточно давно не виделись. Она отлично выглядит, в прекрасной форме…

– Да, дела у нее идут хорошо, – кивнула Мередит. Она успела понять, что Рональд, который угощает ее шампанским, – это тот самый бывший наставник и любовник Элинор, о разрыве с которым ей было сообщено в таких сдержанных и сухих выражениях.

– А вы, как я погляжу, тоже не слишком-то веселитесь, – неожиданно заявил Рональд.

Мередит посмотрела на него, подняв брови.

Ей действительно было не очень весело. Элинор пригласила на этот день рождения главным образом своих партнеров по бизнесу и коллег. Разговоры, хоть и подогреваемые выпивкой, все же плавно перетекли к договорам, акциям и валютным котировкам. В этих вещах Мередит понимала так же мало, как в вопросах воспитания детей и разведения садовых растений. Она блестяще выглядела, лучезарно улыбалась и время от времени кивала очередному собеседнику – больше ей нечего было дать всему этому деловому сообществу.

Но уходить было невежливо, Элинор это вряд ли понравилось бы. Поэтому Мередит слонялась из угла в угол, пробовала острые закуски и прислушивалась краем уха к разговорам.

Теперь, на балконе, ей стало чуть повеселее. По крайней мере, на этой вечеринке нашелся еще один человек, которого утомили бесконечные разговоры о делах. Можно подумать, Элинор не устает от этого на работе.

– А хотите, я устрою сюрприз для вас? – неожиданно предложил Рональд.

Мередит удивленно подняла брови.

– Для меня? Но у меня не день рождения… да и вообще…

– Мередит, «вообще» тут может быть только одно: вы не любите сюрпризов.

– Нет, сюрпризы я, конечно, люблю.

– Тогда остается одно: сбежать отсюда.

– Сбежать?! Но мы же гости Элинор. Нет, не могу, неудобно, – решительно сказала она.

– Удобно-удобно. Ничего страшного в этом нет. Тем более вы тут не первый час, я так думаю.

– А я думаю, что Элинор это не понравится. Ей будет неприятно.

– Мы не станем прощаться, – заверил ее Рональд. – Мередит, не нужно относиться к этому слишком серьезно. Элинор все поймет. Вы хотите остаться и продолжать выслушивать про котировки, акции и курсы валют?

Она расхохоталась.

– Думаю, что нет. Знаете, может быть, вы и правы.

– Тогда незаметно, группами по одному, перемещаемся к выходу. У вас есть пальто?

– Нет, ведь сейчас очень тепло.

– Прекрасно. Мы не обременены ни боеприпасами, ни экипировкой. Я жду вас у машины. Где-то минут через пять-семь. Бежевый «альфа-ромео». Он там такой один, насколько я помню.

– Идет!

Рональд бокалом отсалютовал ей и покинул балкон.

Они приехали на берег залива и припарковались. Вечер выдался ясным и тихим, небо было чистым, и лишь на горизонте небольшие облака мягко подсвечивались заходящим солнцем.

Выйдя из машины, они остановились неподалеку и любовались на редкость красивым закатом, в котором смешивались лиловые, оранжевые и розоватые краски.

– Нравится? – спросил Рональд, который наблюдал за ней.

– Очень, – в восторге призналась она. – Неужели это и есть обещанный сюрприз? Вы ведь никак не могли его запланировать.

– Видите, иногда не обязательно тратить много денег, чтобы насладиться красотой окружающего мира, – улыбнулся он.

Мередит прищурилась:

– Странно слышать это от человека, который знает цену деньгам и зарабатывает их в таком количестве.

– Именно тогда, когда у тебя появляются большие деньги, и начинаешь ценить те вещи, купить которые нельзя, – серьезно ответил Рональд. – Хотя, конечно, никто не отменял преимущества, которые дают своему обладателю деньги…

Она улыбнулась:

– Что ж, мне придется поверить вам на слово.

– Или спросите у своей подруги Элинор. Она тоже успела, надеюсь, почувствовать на себе то, о чем я говорю.

– Ну, Элинор-то на редкость практична и рациональна, – вздохнула Мередит. – Она только повеселится, если я спрошу ее об этом. Иногда я ломаю голову – насколько она вообще способна испытывать сильные чувства?

– Возможно, те люди, которые кажутся очень хладнокровными и прагматичными, способны на более сильные чувства, чем те, кто все делает напоказ, – сухо произнес Рональд. – Впрочем, вы правы. Не знаю, насколько это верно для Элинор. Скажите, а что вас с ней связывает? Вы не очень-то похожи на всю эту публику из числа ее коллег и партнеров по бизнесу.

– Знаем друг друга с детства, – призналась Мередит. – У меня не так уж много близких людей.

– Понятно. У нее в силу ее деятельности, наверное, близких тоже не очень-то много, – резюмировал Рональд. – Вам не холодно? Что-то от воды уже начинает веять прохладой. Может, мы куда-нибудь поедем?

– Куда, например?

– Туда, где не так много воды, воздуха и вообще открытого пространства.

– Туманное предложение, – улыбнулась Мередит.

– Если вы проголодались, можем отправиться поужинать. Вы какую кухню предпочитаете?

– Практически любую, лишь бы это было съедобно и вкусно. Пробовать что-то новое мне тоже нравится.

– Вот и прекрасно. – Рональд открыл перед ней дверцу автомобиля.

2

После этого вечера у Рональда с Элинор все закрутилось как-то очень быстро.

Рональд время от времени навещал Мередит, часто приглашал ее в дорогие рестораны. Привозил либо милые, но несерьезные безделушки, либо подарки посолидней.

Мередит видела его явный интерес к ней, но, хотя все формальности красивого ухаживания соблюдались, чего-то в этом отношении не хватало, Так же, как и спонтанной поездке к заливу для наблюдения заката не хватало романтики, хотя к тому располагала и ситуация, и обстановка.

А посоветоваться Мередит было не с кем.

Рональд относился к ней, с одной стороны, чуть снисходительно, с позиции старшего, а с другой – был внимателен, предупредителен, старался угадывать ее желания, развлекать и занимать.

Мередит не могла сказать, что испытывает к нему безумную страсть. Он был ей по-своему интересен, с ним было приятно, и, конечно, ей льстило, что такой мужчина обратил на нее внимание.

Но ее не оставляло ощущение, что он словно присматривается к ней, пытаясь что-то определить для себя.

Как-то вечером он зашел к ней на кофе. Неожиданно извлек из свертка множество больших и маленьких белых свечей, расставил по гостиной и собственноручно зажег. Огоньки придали съемной квартире таинственный вид, свечи мерцали, а тени плясали по стенам и по мебели.

Рональд позвонил в ресторан и заказал доставку шампанского и ужина. Мередит с дивана только оставалось наблюдать за его действиями.

Ну а после ужина Рональд приступил к активным действиям. Раньше самое большое, что он себе позволял, это взять Мередит за руку при прогулке или поцеловать ее в щеку при прощании.

Он был настойчив и бережен одновременно, и Мередит подумала: почему бы и нет…

Утром, открыв глаза, она не знала, как себя вести и что говорить. Не знала даже, что ей и думать. Она попыталась дать определение их с Рональдом отношениям, но у нее толком ничего не вышло.

Она плыла по течению последний месяц, не сопротивляясь, не исследуя, не предпринимая попыток понять, – и вот приплыла.

Рональд же выпил утренний чай и уехал по своим нескончаемым делам, обещав позвонить Мередит в ближайшее время.

И позвонил. Днем из офиса. Предложил ей сходить вечером на премьеру громкого, успевшего нашуметь фильма.

После премьеры он отвез ее домой и опять остался у нее на ночь.

Приехав следующим вечером, Рональд подарил ей колье с гранатами очень тонкой, филигранной работы.

Нет, дальше не последовало предложение руки и сердца. Через пару недель такой жизни Рональд купил Мередит довольно-таки большую квартиру в районе Уоттл-стрит и организовал ее переезд туда.

Дальше он затеял разговор о работе Мередит, и в ближайшие дни она покинула контору, где занималась ведением архива документации всех отделов.

Надо сказать, что ни Мередит, ни сотрудники конторы об этом ничуть не жалели.

Разве что, наверное, кроме тех сотрудников мужского пола, которые втайне заглядывались на Мередит, но оказались слишком нерешительными или медлительными…

– Нечего тебе там делать, – сказал Рональд. – Пока ты будешь перебирать бумажки по нескольку часов каждый день и посвящать себе исключительно уик-энды, жизнь пройдет мимо. Я хочу, чтобы ты получала удовольствие от жизни.

Как-то незаметно исчезли регулярные подарки, которые раньше Рональд делал Мередит довольно часто. Теперь он просто давал ей крупные суммы денег и она уже ходила по магазинам сама. Последним значительным подарком от Рональда была машина, нежно-голубой «форд-пума», очень в духе и стиле Мередит…

Можно сказать, что, оставшись без работы и получив в полное распоряжение квартиру и машину, Мередит оказалась предоставленной сама себе. Их с Рональдом встречи, конечно, не стали менее частыми. Но определенно стали более хаотичными. Он уезжал в деловые поездки, много работал, мог нагрянуть внезапно и предпочитал приезжать к Мередит, нежели выбираться куда-то в город.

Впрочем, если они созванивались и Мередит заявляла о своем желании поужинать где-то в модном месте, или посетить очередную выставку, или выбраться на знаменитый мюзикл, то Рональд всегда соглашался.

Однако же большую часть времени Мередит была предоставлена самой себе… И она не знала, как этим временем распоряжаться. В ее кошельке теперь без каких-либо усилий с ее стороны всегда были деньги. Ей не о чем – вернее, почти не о чем – было заботиться. У нее не было никаких особых целей и планов.

Время она проводила, совершенствуя и без того идеальную внешность в салонах красоты или путешествуя по магазинам белья и одежды. Украдкой, правда, вздыхая о тех временах, когда Рональд сам отвозил ее в магазин и оценивал, помогал определиться с выбором, а она видела, что небезразлична ему.

Ей даже в голову не приходило, что именно теперь можно заняться чем-то, на что раньше не было возможности. Продолжить обучение, определиться с каким-то интересным делом по душе, выучить иностранный язык – вариантов было море. Но ни один из них так и не пришел в светлую голову Мередит.

Возможно, Рональд, сам того не осознавая, искусно поддерживал в ней это настроение. Создавал ощущение того, что ей, такой красивой, желанной и понимающей девочке, для полного счастья в жизни необходимо лишь поддерживать определенный уровень, достойный этой самой красивой жизни.

При этом он ни разу не говорил ей о своих чувствах. Время от времени он делал ей комплименты, говорил что-то о том, какая она, но Мередит ни разу не слышала от него слов любви.

Возможно, в другой ситуации она была бы настойчива, если хотела бы что-то прояснить. Но…

Ей казалось, что это ее шанс. Она не желала вновь очутиться на позиции, с которой перешагнула: девочка по работе с документами и на побегушках в ничем особо не примечательной конторе, без каких-то серьезных перспектив и жизненных удовольствий…

Как-то, выбрав вечер, когда Рональд вроде не должен был появиться, Мередит, купив бутылку коллекционного вина, сыр и фрукты, поехала к Элинор.

Какое-то время она избегала подругу. Но и Элинор не проявлялась тоже. Возможно, она действительно обиделась за то, что Рональд и Мередит не прощаясь сбежали с ее вечеринки.

Подруга встретила ее на удивление тепло. Она не выказала ни капли обиды. Вид у нее был как всегда приветливый. Разве что читалась некая усталость в лице, но это-то как раз было объяснимо делами.

– Привет, проходи, – просто сказала она.

– Прости, что давно не появлялась.

– Что-то серьезное? – поинтересовалась Элинор.

– Да нет… Не то чтобы серьезное… – Мередит чуть пожала плечами. – Никаких особых проблем.

– Я как-то звонила тебе на работу, но в твоей конторе сказали, что ты там больше не работаешь. Нашла что-то поинтереснее? – Чуть прищурившись, Элинор смотрела на подругу. – Ладно, проходи в гостиную. Сейчас порежу каких-нибудь закусок и поговорим спокойно. – Ну рассказывай, – продолжила она уже за вином и сыром.

Мередит собралась с духом.

– Даже не знаю, как все рассказать, – честно призналась она. – Тогда, на вечеринке… Ну, в честь твоего дня рождения…

– Да я примерно догадываюсь, – сказала Элинор. – Я же видела, как ты с Рональдом беседовала на балконе. А потом вы ушли почти одновременно.

– Не хотели отвлекать тебя от гостей.

– Так надоело сборище приглашенных мною яппи? – посмеиваясь, поинтересовалась Элинор.

Мередит вконец смутилась.

– Да ладно, дело вовсе не в этом. Так что у вас там произошло?

– В общем, с того времени много чего произошло. Мы сейчас встречаемся. Ты прости меня, тебе ведь, наверное, неприятно…

– Дорогая моя, ты, наверное, забыла, с кем разговариваешь. – Элинор звонко рассмеялась.

– О чем ты?

– Мы, все трое, совершенно свободные люди. Да, у меня когда-то что-то такое с Рональдом было. Но это было давно. И закончилось, заметь, не без моего участия. Ты думала, я стану ревновать? Да делай что хочешь. Я научилась у него всему, чему смогла. С кем он проводит свое свободное время дальше – ну так это целиком и полностью на его усмотрение. С тех пор у меня партнеров было больше, чем у него крупных сделок, я так думаю.

– Так тебе не неприятно, что… не досадно, что он со мной?

– Развлекайся. Делай что хочешь. Почему я должна ревновать к тому, что ты хорошо проводишь свободное время? Рональд не самый плохой вариант… Какой смысл сидеть и ждать у моря погоды, когда можно принимать подарки и ухаживания серьезных людей? Давай реально смотреть на вещи: заработаешь ли ты себе когда-нибудь на такой уровень жизни? Чего тогда стесняться, чего ждать? Драгоценный камень требует хорошей огранки, это тебе любой ювелир скажет. Ну и позволь тем, кто в состоянии это делать, преподносить тебе эту самую огранку.

Что-то в ее словах было не так, но вот что? Умом Мередит не могла найти никаких противоречий или подвохов, но и определить свое ощущение, облечь его в слова у нее не получалось. Она вздохнула.

– Так ты правда на меня не сердишься?

– Бога ради, Мередит. У меня нет к этому ни малейшего повода. Давай рассказывай, что там у вас успело произойти. Работу ведь, я так понимаю, ты бросила не без его участия? В принципе он всегда был достаточно щедр. Наверняка у тебя уже есть машина, подаренная им.

– И квартира тоже, – призналась Мередит.

Элинор удивленно присвистнула.

– Да, ты неплохо продвинулась. Вероятно, он высоко оценил тебя. Впрочем, это немудрено. Одним словом, не забивай себе голову всякими подозрениями, ревностью и прочими несущественными вещами. Давай-ка выпьем. Отличное, кстати, ты выбрала вино. Раньше ты в нем разбиралась не так хорошо. Быстро учишься…

Мередит открыла глаза и сонно потянулась.

Накануне она забыла задернуть шторы, и теперь жаркое австралийское солнце заливало комнату, оставляя следы расплавленного золота на полу, на диване, подушках и вазах.

Изящный деловой костюм вольготно раскинулся на диване. Мередит специально положила его так, чтобы он бросался в глаза. Она до сих пор не могла им налюбоваться. В комплекте со свежеприобретенными аксессуарами он производил фантастическое впечатление.

Мередит откинула одеяло и потянулась. Тело приятно порадовало ее гибкостью. Сквозь сощуренные ресницы она осмотрела себя и не нашла, к чему придраться.

Однако вставать по-прежнему не хотелось.

Мередит перевернулась на живот. Уткнулась лицом в подушки, собрала волосы в узел на затылке и рассыпала его обратно.

Чем же ей заняться?!

Впереди был новый день. Длинный день. Бесконечный, пустой, совершенно ничем не наполненный.

Чем же он будет отличаться от вереницы дней, столь же пустых, не заполненных ничем, не раскрашенных, не подсвеченных? Полностью обеспеченная жизнь, в которой уже нет ничего интересного…

Мередит решительно отмахнулась от этих мыслей.

Пожалуй, съезжу в салон на маникюр, ну и еще можно в солярий, решила она.

На тумбочке весело запищал мобильный – пришло сообщение.

Мередит прочитала сообщение. Оно было от Рональда.

«Думаю, сегодня смогу заехать к тебе. Скорее всего, после семи вечера».

Выходит, еще один вечер, проведенный дома.

Значит, они никуда не пойдут. Иначе Рональд написал бы об этом. Предупредил бы о форме одежды.

Значит, нужно готовить ужин. Можно заказать что-то из ресторана.

А можно заехать в ресторан и забрать еду самой. Так время пройдет быстрее.

Может, приготовить что-нибудь самой? Рональду наверняка будет приятно.

А будет ли?

В конце концов Мередит приняла решение наведаться в салон красоты – освежить стрижку, сделать маникюр и педикюр, массаж с какими-нибудь экзотическими обертываниями для гладкости кожи. Возможно, если она будет выглядеть еще более привлекательной, у Рональда проснется прежний интерес к ней. В последнее время он был чуть более раздражителен и утомлен, чем обычно. А ведь рядом с ней он должен отдыхать, ему должно быть приятно и комфортно.

Мередит подошла к шкафу, настежь открыла его и стала неторопливо перебирать одежки, решая, что надеть.

Неожиданно для себя Мередит провела в салоне гораздо больше времени, чем предполагала. Никакой ужин она уже не успевала приготовить. Поэтому она просто заказала еду из японского ресторана, включая вино и десерты.

Рональд приехал к обещанному времени. Привез небольшую композицию из водянисто-белых лилий, мимоходом вручил ей цветы, чмокнул в щеку.

Когда они уже сидели за накрытым столом и поедали сашими палочками, он вдруг заметил новую покупку Мередит.

– Что это у тебя? – с удивлением поднял брови он.

– Что? Ах это… Я купила его вчера. Давай примерю? Посмотришь, как он на мне смотрится. Мне очень нравится.

– Я примерно представляю. Сиди. Не надо примерять. А зачем он тебе?

– То есть как это зачем? Должен же у меня быть красивый костюм.

– Пожалуй. Но рациональность не помешает. Я просто интересуюсь – куда ты можешь в нем отправиться?

– Ну, даже и не знаю, – вздохнула Мередит. – Просто он мне очень понравился. И потом, неужели мне никогда не представится случая его надеть?

Рональд скрестил руки на груди и откинулся на спинку плетеного стула, наблюдая за ней спокойными серо-голубыми глазами.

– Например? – полюбопытствовал он.

Мередит окончательно растерялась. Да что они все так придираются к этой несчастной покупке – что Элинор, что Рональд?

– Не знаю, – ответила она.

– На прогулку, на выставку, в ресторан, в боулинг? – предположил Рональд.

– Ну… нет, конечно.

– В театр, по магазинам, к подруге?

– Да ну нет же, – простонала Мередит.

– Уж не планируешь ли ты найти себе работу?

– Я об этом даже и не думала…

– И правильно.

– Но мне тут подумалось… Ты ведь много летаешь по делам. Может быть, ты возьмешь меня в какую-нибудь из поездок? Я могла бы сопровождать тебя. Конечно, не в качестве переводчика, а просто так. Может, костюм бы и пригодился.

– Это исключено, – коротко ответил Рональд.

– Но почему?

– Это деловые поездки. Мне не нужны в них сопровождающие лица. Даже такие красивые, – чуть смягчился он. Хотя, вполне возможно, он сказал это лишь потому, что увидел расстроенное лицо Мередит.

– Пойми, – продолжил он, – бизнес есть бизнес. Я не смогу там отвлекаться на тебя. И мне не нужно сопровождение. Я прекрасно справляюсь со всем сам.

– Но я в этом и не сомневаюсь.

– А сидеть в номере отеля и ждать меня, думаю, не самое веселое занятие.

– Я могла бы в это время осмотреть город или еще что-нибудь в таком же роде.

– Я уже сказал «нет», и это значит «нет». – Рональд вновь принялся за еду. – Хорошо, что есть десерт.

Но у Мередит испортился аппетит.

Она небольшими глотками отпивала белое вино, не притрагиваясь к еде. Поверх ободка бокала она наблюдала за Рональдом, за неторопливыми движениями его крупных рук, за чуть сдвинутыми бровями над льдистыми серо-голубыми глазами, за невозмутимо сомкнутыми губами.

Что-то было не так. Что-то переставало ей нравиться. Что-то беспокоило ее все сильнее…

– А чего ты хотела? – спросила Элинор, неспешно поднося к губам широкий коньячный бокал, на два пальца заполненный терпким золотистым напитком.

Мередит сидела в кресле, подтянув к себе ноги. Ее коньяк оставался нетронутым.

– Я сказала тебе то же самое, что и он. Я сразу предупреждала тебя.

Все внутри у Мередит дрожало от обиды.

– Да брось ты, – засмеялась Элинор, посмотрев на подругу. – Не нужно делать такой страдальческий вид. В сущности, не произошло ничего плохого. Ничего страшного не произошло. Просто вы затронули тему, которая раньше не поднималась. Ничего ведь не изменилось, согласись. Но то, что раньше не озвучивалось, было озвучено.

– О чем ты?

– Мередит, – вздохнула Элинор, – ты же не думала, что Рональд к тебе серьезно относится?

Мередит оторопела.

– А как же он относится?

– Раньше ты об этом никогда не задумывалась?

– Не знаю.

– Понятно. Просто брала то, что дают, и предпочитала не анализировать.

– Я не знаю.

– Милая, да кто же будет за тебя думать, если не ты сама?

– Но ведь… А разве ты не могла мне сказать?

– Сказать о чем? Так, пей, пожалуйста. Я не смогу выпить за тебя, так же как и не могу проживать за тебя твою жизнь. Заметь, про Рональда ты рассказала мне тогда, когда уже оказалась на его обеспечении. Что я должна была тебе говорить? Если бы ты позвонила мне с какой-то конкретной ситуацией и попросила бы совета именно по ней, я постаралась бы помочь. Но я не могу наблюдать за тобой каждую минуту твоей жизни и рекомендовать тебе, что нужно делать.

– Я не буду это пить.

– Слишком крепко для тебя? Ну а чего же ты молчишь? Всегда нужно говорить вовремя. Вина или, может быть, просто минералки?

– Давай минеральной. Спасибо.

– Так вот, – продолжила Элинор, – кроме того: кто я такая, чтобы говорить людям, что им делать и как им жить? Я сама не идеальна и не безгрешна. Каждый проживает свою жизнь как хочет. Ты до поры до времени плыла по течению, принимая все, что тебе преподносят. Теперь ты оказалась там, где оказалась, тут уж ничего не попишешь.

– И где же я оказалась?

– Ты живешь на содержании у человека, который, по всей видимости, весьма неплохо к тебе относится, но даже и не думает делать спутницей своей жизни, – коротко и жестко резюмировала Элинор.

Мередит уставилась на свои руки. Некоторое время она изучала безупречный маникюр.

– Почему не думает? – наконец подняла голову она.

– Это ты у него спроси, – пожала плечами Элинор.

– Со мной что-то не так?

– Да нет… не думаю. С тобой все так. Ты красивая, неглупая девочка. С тобой комфортно. Он купил твое время, твое внимание. Он отдыхает с тобой. Но, по-моему, ни на что более серьезное он не претендует. С каждым человеком он ведет себя сообразно его уровню. Меня он учил бизнесу, например. Уделял очень много времени деловым вопросам.

Мередит вспыхнула.

– Хочешь сказать, что я, кроме как для постели, больше ни на что не гожусь?

– Ты все неправильно истолковываешь. У тебя нет каких-то особых склонностей к бизнесу, к ведению собственного дела или просто к построению карьеры. Поэтому ничего такого нет и в темах ваших разговоров. Зачем ему втолковывать тебе что-то, что, судя объективно, тебе вряд ли пригодится, да и вряд ли ты это воспримешь.

– А к чему же у меня есть особые склонности? – напрямик спросила Мередит.

– Ну, дорогая моя… – Элинор слегка пожала плечами. – Это тебе виднее. За тебя никто не будет в этом разбираться. Что увидят со стороны – вероятно, подскажут. И то не факт. Люди больше склонны тратить свое время на самих себя. И без того проблем, знаешь ли, полно. А ты пока и не стремишься к тому, чтобы обнаружить какие-то особые склонности. Живешь в свое удовольствие – и только. В этом нет ничего плохого, думается мне. Просто будь готова к каким-то вещам, не удивляясь им.

– Каким это, например?

– Например, обнаружить внезапно, – Элинор лукаво сощурилась, – что живешь на содержании у богатого человека, который, к сожалению, не планирует связывать с тобой свою судьбу в прямом значении этих слов.

– Может быть, у него есть какие-то мысли на этот счет, но он просто не хочет торопиться? – возразила Мередит.

– Может быть, – лениво протянула Элинор. – Но, я думаю, все, что он хотел понять относительно тебя, он уже понял. Какой-то безумной любви у него явно нет. Только не принимай на свой счет, умоляю.

– Почему же?

– Да потому, что влюблялись в девиц и попустее и поглупее, чем ты. Дело-то совсем не в уме и не в блестящих способностях. Ладно, неважно. Рано или поздно ты должна была понять свое положение. Тебе просто – только не обижайся, Мередит, – указали на твое место.

– И что же это за место? – мрачно спросила Мередит.

Ей уже не очень-то и хотелось препарировать эту тему. Но, с другой стороны, с кем еще ей было обсудить сложившуюся ситуацию? И кто еще, кроме Элинор, скажет ей то, что, возможно, и неприятно слышать, но зато будет правдой?

– Место красивой и дорогой игрушки, – нанесла Элинор сокрушительный удар. – Он оплачивает твою квартиру, машину, наряды. Ты ни в чем не нуждаешься. Взамен он получает твое время, секс… наверное, какую-то заботу и интерес. Я права?

Мередит молчала.

– Ты даже не интересуешь его настолько сильно, чтобы он захотел брать тебя в свои поездки в качестве сопровождающего лица. Только не начинай винить в этом себя. Так сложилось. Вряд ли что-то изменится кардинально в будущем.

– И что мне делать? – Мередит обхватила руками коленки и уткнулась в них подбородком.

– Что делать? – повторила Элинор. – Хороший вопрос. А что ты хочешь сделать?

– Не знаю, – медленно произнесла Мередит.

– Давай прикинем, какие возможны варианты. Хочешь?

– Хочу.

– Первое. Ты оставляешь все как есть.

– И что?

– Да ничего особенного. Точно так же ходишь по бутикам, вешаешь шмотки в шкаф, ждешь Рональда к определенному времени. Общаешься с ним по ограниченному списку тем. Время от времени получаешь какие-то подарки. Ни о чем не беспокоишься, живешь на всем готовом и тратишь деньги как нравится. Устраивает такой вариант?

– Я не знаю. Нет. Наверное, нет.

– И почему?

– Не знаю, право. А что потом?

– Хороший вопрос. Не имею ни малейшего понятия.

– Ты не знаешь? – с удивлением переспросила Мередит.

– Конечно, не знаю. Чтобы ответить на него, неплохо бы тебе самой понять, чего же ты хочешь от Рональда. Да-да, именно ты. Допустим, внезапное озарение подскажет тебе, что ты не хочешь больше быть для него нарядной куклой, что он тот, кто тебе действительно нужен, и ты готова побороться за то, чтобы он увидел в тебе нечто большее, чем просто лицо, фигуру и милую улыбку, нечто большее, чем просто красивый эскорт. Это один вариант.

Мередит внимательно слушала подругу.

– Если ты понимаешь, что Рональд вполне устраивает тебя в качестве денежного мешка, с помощью которого можно безбедно существовать, ни о чем особо не задумываясь, то это другой вариант, согласись, – продолжила Элинор. – Тогда тебя не должно особо волновать, что он о тебе думает, достаточно ли нежно к тебе относится и вообще воспринимает ли всерьез.

– Красиво рассуждаешь, – хмыкнула Мередит.

– Так какой из вариантов больше похож на правду? – поинтересовалась Элинор. – Думай, Мередит. Тебе решать.

– Я не знаю, – сдавленно произнесла Мередит.

– Тебе надо подумать?

– Наверное.

– Понимаю. Очевидно, ты совсем отвыкла думать за время, проведенное с Рональдом.

– Зачем ты так говоришь?

– Не обижайся, пожалуйста. Но ведь это правда. Скажи, какой наиболее сложный выбор ты делала за последние месяцы?

Мередит призадумалась. Элинор с изумлением посмотрела на нее и неожиданно расхохоталась, не в силах более выносить сосредоточенно-напряженного выражения на нежном точеном личике подруги.

– Ну? Припоминаешь? Выбор цвета машины? Цвета портьер? Или цвета лака для особо торжественного маникюра?

– Элинор! – возмутилась Мередит.

– Утрирую, конечно. Не шуми. Но по сути я права. Согласись.

– Права.

– Вопрос только в том, насколько тебя это устраивает. Насколько тебе это продолжает быть интересным.

– Похоже, что так.

– И, судя по тому, что ты сейчас сидишь у меня и обсуждаешь все это, признайся, что тебя не очень-то устраивает то, как складывается твоя жизнь.

– Так что же мне делать? – тихо спросила Мередит.

– А решение, как и всегда, только за тобой. Хочешь – поговори с Рональдом. Попытайся что-то прояснить. В конце концов, почему близость должна ограничиваться постелью? Возможно, я ошибаюсь. Не такой уж я блестящий аналитик. Возможно, он относится к тебе несколько иначе, чем мне кажется. Может быть, у него на тебя иные планы, нежели я думаю. Попробуй поговорить с ним.

– Не могу, – вздохнула Мередит, – он вчера улетел в очередную командировку. В Японию, если не ошибаюсь.

– Как досадно. И надолго?

– Точно не сказал, он, по-моему, и сам еще не знает.

– Что ж. Досадно, как я уже и сказала. Но, по крайней мере, у тебя есть время подумать и понять, чего же ты хочешь. Старайся во всем видеть хорошее. Теперь у тебя есть время.

– Чего другого, а времени у меня в избытке, – с горечью сказала Мередит.

3

Уже поздно ночью Мередит включила свой небольшой стильный ноутбук и вышла в Интернет.

Вместо сайтов модных домов и парфюмерных бутиков она через поисковик нашла несколько ресурсов по подбору персонала.

Глядя в монитор, она хмурилась и закусывала губу.

Те немногие должности, которые подходили ей, она отметала сразу же. Работа с бумагами, с документами успела надоесть ей до оскомины за время пребывания в архиве. Да и оплата этих должностей уже казалась ей смешной.

Возможно, она смогла бы устроиться куда-нибудь в бутик белья, одежды или магазин косметики?

Мередит снова набрала в поисковике нужный запрос.

Да, были и такие вакансии.

Но оказаться по ту сторону барьера? Мередит слишком привыкла к тому, что ее обслуживают, консультируют, обхаживают в салонах. Самой оказаться на месте продавцов? Обслуживать покупателей? Она не представляла себе такой кардинальной смены ролей.

Неквалифицированная работа ею даже не рассматривалась, понятное дело.

Замахнуться на что-то более серьезное, чем делопроизводитель, секретарь или оператор?

Для этого у нее нет соответствующего образования, навыков, опыта. Да и желания, честно говоря, нет.

Приходить на место ассистента отдела, начинать все с нуля, вникать, выкладываться за относительно небольшие суммы. Ради чего?

Опять подниматься чуть свет, наспех собираться, проводить часы, дни в офисе, посвящать жизнь чьим-то чужим идеям, чьим-то посторонним распоряжениям. Зарабатывать некую сумму и тратить ее на ту жизнь, которая остается в собственном распоряжении по вечерам и выходным. И это будет называться ее, Мередит, жизнью?

Заколдованный круг какой-то получается.

Если вернуться к самостоятельной жизни, то жизни все равно не получится. Если жить на всем готовом, то нет свободы, нет цели и жизнь проходит впустую.

Куда ни кинь, всюду клин…

Что же ей все-таки делать?

Мередит опустила голову на руки и невольно всхлипнула.

Красивая, изящная, грациозная, с обворожительной улыбкой и роскошными волосами.

Ухоженная, точеная, холеная, отличающаяся хорошим вкусом, с ног до головы упакованная в престижные тряпки.

Обладательница собственной квартиры и машины, неограниченного времени, которое она может тратить на себя по своему усмотрению… почти что по своему усмотрению.

Мередит сидела в стильно обставленной квартире, в уютной спальне, над стильным ноутбуком и всхлипывала, бесконечно одинокая и беззащитная.

У меня есть все и в то же время у меня ничего нет, как это может быть? – думала она.

Продолжали идти дни, которые Мередит по привычке заполняла походами в салоны, кинотеатры и бутики. Новых шмоток уже не хотелось, да и чего ей было хотеть? Еще одна лишняя вещь не меняла ни ее самочувствия, ни состояния. У нее была одежда на все случаи жизни… ее жизни. Вот только случаев становилось все меньше. Для чего ей все это, зачем?

Да и собственная ухоженность уже не радовала. Все казалось обыденным и заурядным. Наступило пресыщение.

Из одной командировки Рональд тут же отправился в другую.

Мередит не знала, чем себя занять.

Проснувшись в очередной раз для очередного дня, так похожего на вереницу других дней, ничем не отличающихся друг от друга, Мередит включила телевизор, стоявший тут же, в спальне, и принялась бездумно переключать каналы.

Даже сейчас, автоматически щелкая пультом, она не знала, что именно хочет поймать среди множества разнообразных каналов, какую программу посмотреть. Процесс не то чтобы увлекал или захватывал ее. Просто, начав, она уже не могла остановиться и продолжала нажимать на следующую кнопку, вне зависимости от того, что возникало на экране.

Так и с моей жизнью, думала она. Заколдованный круг. То, что я вижу, не доставляет мне удовольствия, но я не вижу ничего другого, не вижу альтернативы. И продолжаю делать то же самое.

Внезапно ее осенило.

А что, если ей куда-нибудь уехать?

Да, Рональд ограничил ее жизнь четырьмя стенами, ограничил ее передвижения одним городом, никуда не берет с собой, хотя с внешней стороны у них все отлично в отношениях.

Но кто сказал, что она не может уехать одна?

Кардинально сменить обстановку, побывать где-то, где раньше не была, расширить круг общения. Возможно, и понять, что же ей делать дальше, раз здесь, на месте, не получается и голова отказывается работать, упираясь в набившие оскомину обстоятельства.

Правильно. Надо уехать.

Уже через час Мередит приняла душ и проверила, сколько денег в ее распоряжении, а еще через час, после легкого завтрака, она отправилась в туристическое агентство.

В агентстве ее принял юноша с блестящими голубыми глазами и впечатляющим загаром. На бедже, обозначающем принадлежность юноши к данной компании, значилось «Томас Смит».

– Итак, Томас, что вы можете мне предложить? – спросила Мередит, усаживаясь в удобное кожаное кресло и изящно закидывая ногу на ногу. Она все еще получала удовольствие от своих игр в баловня судьбы и роковую женщину. Раз уж она очутилась в такой ситуации, то почему бы не выжать из нее все возможные удовольствия, думала Мередит.

Томас чуть-чуть покраснел. Ровно настолько, чтобы это стало заметно Мередит, которая и ожидала подобной реакции.

– Это зависит от того, что вас интересует, – улыбнулся он.

– Деньги меня не волнуют, – небрежно сказала Мередит. – Я хочу отправиться туда, где мне понравится.

– А что именно вы предпочитаете? Теплые страны, горнолыжные курорты, острова, может быть? Свободный отдых, насыщенная экскурсионная программа, смешанные туры?

Мередит задумалась.

– Может быть, кофе? – с понимающим видом предложил Томас, заговорщицки улыбаясь.

Мередит рассеянно кивнула.

Делая первый глоток весьма неплохого кофе, она поняла, что даже не задалась вопросом, чего же она опять-таки хочет. Просто последовала импульсу. Неужели она такова во всем?

Я просто хочу уехать. Увидеть что-то новое. Что-то или необычное, или просто приятное. Оказаться где угодно, лишь бы подальше от этой утомительной жары Сиднея. Но куда? Куда?

Перебирать варианты и размышлять над выбором можно было сколь угодно долго. Карта мира, как известно, достаточно обширна, а времени у Мередит было немало.

Не считая того, что она занимала время симпатичного клерка. Но это его работа…

И тут она вспомнила. Когда-то давно Элинор расхваливала ей Прагу. Для подруги это была скорее деловая поездка, нежели отдых, но полученных впечатлений ей хватило, чтобы остаться от города в полном восторге.

Европа, нежарко… Что-то новое для нее… Наверное, интересная архитектура.

– Хочу в Прагу, – решительно повернулась Мередит к Томасу.

– Прага? Прекрасно, – расплылся в улыбке тот.

В начале марта Мередит уже была в Праге.

Остановилась она в небольшом – на двадцать один номер – пансионе «Алабастр». Ей хотелось уюта и спокойствия, а не кружащей голову роскоши дорогих престижных отелей.

Однако пансион был расположен в самом центре Праги, примерно в пяти минутах ходьбы от Вацлавской площади. Это давало прекрасную возможность для прогулок и экскурсий по исторической Праге.

Первые несколько дней в Праге ушли на то, чтобы осмотреть все основные полагающиеся достопримечательности, музеи, самые известные места в городе.

У Мередит голова шла кругом от красоты архитектуры, от незнакомых названий, от непривычной местности, от потрясающей кухни.

Впрочем, вскоре она устала от необходимости быть внимательной на экскурсиях, пытаться запоминать имена, даты и исторические факты. Она устала и от людей – туристические группы были для нее слишком утомительны, общение получалось поверхностным, ей не нужно было столько внимания.

Поэтому через какое-то время Мередит приняла решение: не пытаться ничего исследовать, изучить, ознакомиться. Она просто побудет в городе в свое удовольствие. Она не пропадет и без чужого сопровождения.

Проснувшись рано утром, приняв душ и легко позавтракав, она натягивала свои самые скромные джинсы и какую-нибудь непритязательный свитерок с курточкой. Ей не хотелось привлекать внимание, ей хотелось затеряться в толпе, слиться с ней, почувствовать ее изнутри. Стать частью этого удивительного европейского города.

Правда, у тех, кто окружал ее, были какие-то дела, были свои занятия.

Юноши, девушки, мужчины и женщины спешили на работу, на свидания, на какие-то выставки, в театры или клубы, в боулинг или на курсы. Наверное, всех в этой толпе ждали, всем было, куда пойти. Мередит некуда было идти, некуда спешить.

Но она уже не тяготилась этой ситуацией. Выйдя из пансиона, она отправлялась куда глаза глядят. Забредала на набережные, гуляла по мостам, исследовала парки, присаживалась в небольших ресторанчиках – она была абсолютно свободна. Можно было провести десять часов на ногах, изучая город, и даже не заметить времени. А можно было усесться в какой-нибудь кофейне и без остановки заказывать чудесные пирожные, запивая их дымящимся кофе, с интересом разглядывая при этом безостановочные потоки прохожих на улицах…

Все в Праге очаровывало ее.

Причудливая роспись и удивительные барельефы на стенах высоких зданий.

Высокие кирпичные башни с часами и затейливые балкончики.

Остроконечные шпили невероятно прекрасных соборов, устремленных ввысь и подпирающих собой небо, готические сооружения, выразительные детали и элементы строений.

Особенно Мередит полюбила Карлов мост, полностью выложенный брусчаткой, украшенный большим количеством статуй. Она могла часами рассматривать с моста реку или же сосредотачивалась на изучении статуй. Могла, прислонившись к перилам, разглядывать прохожих и пытаться угадать, чем они живут и о чем мечтают. Надо сказать, что физиономист из Мередит был плохой. Она мало знала людей и была склонна принимать желаемое за действительное…

Мередит неспешно продвигалась по набережной к Карлову мосту, одновременно любуясь видом, который открывался отсюда на Пражский град: плавное течение воды, слегка нарушаемое легкой рябью, шпили, возвышающиеся над красными крышами домов, аккуратно подстриженные зеленые деревья.

Солнце припекало уже совсем по-весеннему. Мередит бездумно расстегнула несколько пуговиц на куртке…

– Нравится вид? – неожиданно спросили ее по-английски, впрочем с заметным акцентом.

Мередит не смогла определить для себя характер этого акцента. Она повернулась на голос.

Видимо, не только ее завораживала панорама, которая открывалась с набережной. Неподалеку за небольшим переносным мольбертом стоял молодой парень с карандашом в руке.

Наверное, Мередит слишком пристально смотрела на него. Потому что парень смутился:

– Простите… я не хотел вас напугать.

– Ничего, – ответила Мередит и подумала, что они друг друга стоят: она ведь тоже говорила по-английски с акцентом. С австралийским.

Она действительно не имела ничего против того, чтобы пообщаться. Ей надоело молчать. Это молчание прерывалось разве что в магазинчиках, где она покупала какие-то мелочи, или в барах, куда она заходила выпить коктейль, а также в пансионе, общаясь с девушками на ресепшн.

Ей действительно хотелось с кем-нибудь поговорить.

Она подошла к парню и посмотрела, что изображено у него на мольберте. Увиденное было вполне ожидаемым. Вид с набережной и кусок моста. Карандашный набросок был незаконченным, но довольно убедительным. Штрихи и линии были уверенными. Рисунок Мередит очень понравился.

– Ничего страшного, – повторила она, – все в порядке. Вы давно это рисуете?

– Около часа, – ответил художник. – С погодой повезло. Мне казалось, что пойдет дождь. Тогда бумага намокла бы и работа пошла бы насмарку.

Мередит засмеялась. Страх перед дождем позабавил ее.

– Но, если бы я рисовал пастелью – это такой сорт мелков, – продолжил он, – то вода начала бы смывать пастель и получились бы очень красивые разводы. Этакий сюрреализм.

– Сюр… что? – переспросила Мередит и покраснела.

– Неважно. – Он с понимающим видом посмотрел на нее. – Вы не обязаны это знать.

– Вы мне не расскажете? – попросила Мередит.

– Что ж, если вам интересно. И если вы никуда не торопитесь, то я найду несколько минут, чтобы рассказать вам об этом.

– Я никуда не тороплюсь, – сказала Мередит. – В этом городе мне совершенно некуда торопиться. И мне интересно про этот…

– Про сюрреализм, – повторил художник, и в его глазах Мередит почудились смешливые искорки. – Кстати, меня зовут Эдмунд.

– Мередит.

Она неожиданно для себя обнаружила, что уже пожимает протянутую Эдмундом руку. Рукава его рубашки были закатаны до локтей, и Мередит с удивлением отметила загар на коже.

Потом она разглядела, что у него довольно приятное лицо. Живые темные глаза, нос с легкой горбинкой, чуть вьющиеся темные волосы. Он показался ей простым и милым, он так непринужденно держался в обычной клетчатой рубашке и потертых светло-голубых джинсах.

– Знаете, обычно я не останавливаю вот так вот девушек на улицах. Хотя мимо меня ходит довольно много девушек, а я частенько стою и рисую, – объяснил Эдмунд.

– Почему же не останавливаете? – поинтересовалась Мередит. Этот разговор начал забавлять ее все больше.

– Да потому, что я работаю, а когда увлечен работой, мало что вижу вокруг. А тут солнце неожиданно своими зайчиками брызнуло мне в глаза, и я был вынужден на него отвлечься. Вот теперь и думаю: то ли это было солнце, то ли вы, – неожиданно сказал Эдмунд.

Мередит рассмеялась в ответ на его неуклюжий комплимент.

– Я не рискнул бы остановить вас.

– Это почему же?

– Знаете, вот сейчас я смотрю на вас и с каждой минутой все больше вижу, насколько вы ослепительны. Куда там солнцу, вы способны надолго отвлечь от работы.

– Так почему же вы все-таки остановили меня?

– Сам не знаю, – признался Эдмунд. – Честно говоря, когда заговорил с вами, не отдавал себе отчета в своих действиях. Но вы выглядели так трогательно… Нет, скорее даже потерянно.

Он замолчал. Молчала и Мередит.

Она была удивлена. Неужели она действительно выглядит так со стороны?

Неужели он действительно не стал бы останавливать ее и заговаривать с ней, если бы не заметил в ней нотки растерянности и грусти? Хотя, надо сказать, Мередит в последние дни пребывания в Праге чувствовала себя вполне комфортно и свободно.

Возможно, потому, что масса новых впечатлений и вольного воздуха позволяли не возвращаться к насущным мыслям, не давали размышлениям всерьез и надолго поселиться в голове.

Но почему он не стал бы заговаривать с ней?

Он выглядит таким непосредственным, в глазах – живое обаяние, а сам такой симпатичный. И при этом он держится с застенчивостью неуклюжего студента колледжа, едва начавшего сбривать появляющийся на щеках пушок, а комплименты делает с таким видом, словно не знает, как их воспримут. Это можно было бы еще понять в том случае, если бы его комплименты часто отвергались вместе с ним.

Одним словом, Мередит заинтересовало такое несоответствие обаятельной внешности и застенчивого поведения. Ей уже становилось скучно впустую бродить по городу и сидеть в ресторанчиках…

– Ну, если я потерялась, значит, самое время мне найтись, – засмеялась Мередит. – Вы не подскажете, как пройти в бюро находок?

Эдмунд несколько секунд смотрел на нее с легкой оторопью, потом тоже засмеялся.

– Так что там с сюрреализмом? – отсмеявшись, напомнила Мередит.

– Знаете, – предложил Эдмунд, – я готов рассказать об этом, но, может быть, лучше сделать это за чашкой чая или кофе? Что вы больше любите?

Мередит молча пожала плечами.

– Как-то у меня совсем пропал настрой рисовать, – сознался он. – Да и пасмурно становится. Того и гляди, начнется дождь, как я и предчувствовал. Рисовать из-под палки – это никуда не годится.

– Кофе – это хорошо, – наконец сказала Мередит.

– Конечно, хорошо, особенно в приятной компании. Рисую я гораздо чаще, надо признаться, чем оказываюсь в обществе такой интересной девушки. У вас в Праге есть свой любимый ресторан или кафе?

Мередит опять пожала плечами.

– Тут слишком много хороших мест, чтобы можно было остановиться на чем-то одном, – ответила она.

– Отлично, – сказал Эдмунд и начал складывать свой мольберт. – Тогда я покажу вам место, куда, я надеюсь, вы еще не забредали в поисках уютного уголка. Если вам не понравится… Хотя о чем это я говорю, это место не может не понравиться. Так вы готовы идти со мной?

Он увидел легкое замешательство на лице Мередит.

Ситуация, которая еще пять минут назад забавляла ее, вдруг увиделась в ином свете. Тем и была хороша для нее Прага, что у нее не было в этом городе ни знакомств, ни обязанностей, ни привязанностей, ни каких бы то ни было якорьков, способных отвлекать на себя внимание.

– Просто кофе, – торопливо сказал Эдмунд. – Ни к чему не обязывающий кофе и рассказ про сюрреалистов. Я ведь обещал? А обещания надо выполнять. Потом, если вы захотите, мы разойдемся и наше общение на этом будет исчерпано. Я даже клянусь не провожать вас, не стану на этом настаивать.

Мередит улыбнулась.

– Хотя… трудно позволить себе отпустить такую очаровательную девушку без сопровождения и без гарантий, что она доберется, куда ей надо, и никто ее при этом не обидит, – весело сказал Эдмунд. Потом поднял обе ладони вверх с шутливым лицом. – Помню-помню, я обещал. Кофе и рассказ. Так вы согласны?

– Да, – сказала Мередит.

Но кофе дело не ограничилось.

Эдмунд привел Мередит в очень приличный ресторан, и хотя кухня там была не местная, а итальянская, зато там варили темное пиво, которое оказалось просто бесподобным. Мередит вообще не любила пива. Сделать несколько глотков этого горького напитка было для нее настоящим подвигом. Но свежесваренное темное пиво в ресторане «Конте Деминка» пришлось Мередит настолько по вкусу, что она довольно быстро опустошила первую кружку, а затем попросила вторую.

Вторая, впрочем, пилась медленнее.

Видимо, Эдмунд, сам не сознавая того, очень хотел произвести на нее впечатление.

Они заказали полный обед, и, пока ждали лазанью и тальятелли с белыми грибами, Эдмунд прочел Мередит краткую лекцию о сюрреалистах – кто это такие, что это за направление и за что его ценят почитатели. Но вскоре разговор как-то сам собой, незаметно и плавно, свернул на совсем другие темы…

Оказалось, что Эдмунд из Польши – недавно приехал из Варшавы, благо это не так уж и далеко от Праги. Место выбрал специально, чтобы можно было с натуры зарисовать как можно больше знаменитой архитектуры и красивых видов. За границу он выбирается нечасто и с теми же целями – рисовать.

– Немного странное, может быть, хобби, – рассказывал он. – Да это не хобби, это мое любимое дело.

– Конечно, заниматься надо тем, что нравится, – горячо поддержала его Мередит. И осеклась на полуслове.

Эдмунд, впрочем, ничего не заметил и продолжил:

– В Польше, наверное, уже изрисовал все, что только можно было. А может, плохо искал оставшиеся незапечатленными места. Как бы то ни было, путешествовать не самое плохое занятие. Вот только остается маловато времени на музеи, на то, чтобы пообщаться с людьми, получше изучить города. Впрочем, это и неважно. Я счастлив, когда рисую.

– У тебя есть какие-то предпочтения в рисунках?

– Предпочтения? Даже не знаю, никогда об этом не задумывался. Но я стараюсь не рисовать натюрмортов. Насмотрелся на них в свое время, когда учился на художника. Очень хорошо у меня идут сельские пейзажи, ну и городские тоже. У каждого города своя душа. Своя неповторимая, особая атмосфера. Неуловимые отпечатки времени на зданиях… Очень нравится чувствовать, угадывать подобные нюансы. Ну а потом переносить их на бумагу, как ты понимаешь. Именно поэтому я здесь, в Праге. По-моему, такой архитектуры нет больше нигде. Хотя, конечно, я еще не везде побывал… Но у меня все впереди, я так думаю.

– Людей любишь рисовать? – спросила Мередит.

Эдмунд задумался.

– Людей?..

– Да, людей, – нетерпеливо повторила Мередит.

– Знаешь, не могу ответить тебе на этот вопрос с уверенностью. То, что у меня люди получаются неплохо – наброски, портреты, – это факт. Но для этого нужно особое настроение.

– В чем именно оно должно быть особым?

– Понимаешь, мало интересных человеческих лиц вокруг. По крайней мере, на мой взгляд. Мало ярких индивидуальностей, фактурных персонажей. Красивых, тонких лиц.

– А по моему, их все-таки намного больше, чем тебе кажется?

– Может, и больше. Но не каждая модель, которая соглашается мне позировать, долго выдерживает. Я очень придирчивый автор. Нужно сидеть спокойно, неподвижно, а людям это тяжело. Я привык рисовать очень неторопливо, вдумчиво, прорабатывая каждую деталь, освещая каждую грань. Мало кто способен очень долго и тихо сидеть, а я настоящий узурпатор, – засмеялся Эдмунд.

– Может, я как-нибудь пожертвую собой в качестве эксперимента?

– Какого эксперимента?

– Нужно же выяснить, кто ты на самом деле: узурпатор или гений.

– Не считаю себя гением. Я просто люблю то, что делаю. Мне нравится рисовать. Мне нравятся и сам процесс, и результат работы. Мне повезло: я рано нашел себя. Возможно, именно поэтому я мало знаю мир, мало что познал. Мир стал видеться мне через призму моего увлечения.

– Какая глубокая философская мысль, – заметила Мередит.

– Да нет, ну какая же это философия. Просто я об этом задумывался. Когда мне удается скопить денег, я уезжаю куда-нибудь, в какое-то новое место, но, вместо того чтобы исследовать его и изучить с человеческой точки зрения, я целиком и полностью пропадаю в красках и бумаге. Наверное, множество интересных вещей проходит мимо меня…

Разговор, по мнению Мередит, принимал какой-то уж чересчур серьезный оборот.

– Я хочу еще мороженого, – заявила она. – Давай закажем!

Эдмунд кивнул.

Мороженое в этом ресторанчике было замечательное. Мередит казалось, что она узнает в нем натуральный вкус сливок.

Сервировано оно было тоже с выдумкой и вкусом: на большом овальном блюде затейливо располагались разноцветные гладкие шарики, украшенные тонко нарезанными фруктами и яркими аппетитными ягодами.

Потом Мередит подумала, что она, наверное, невежливо перебила Эдмунда, который рассказывал о своем любимом занятии, и решила продолжить тему:

– И много денег получается зарабатывать живописью? Извини, если это личный вопрос…

– Да нет, вполне естественный вопрос. – Эдмунд улыбнулся и пожал плечами. – Я не могу сказать, что я зарабатываю на этом какие-то ошеломляющие суммы. Какие-то из пейзажей, которые получаются у меня особенно удачными, я отдаю в Польше на реализацию. Мои картины берут в небольшой лавочке, которую держат знакомые, и в художественном салоне, тоже небольшом; и лавка и салон специализируются именно на торговле современными картинами. Может быть, моя манера несколько старомодна. Я не знаю. Но пробиться в крупные картинные галереи пока не получилось.

Мередит сочувственно вздохнула.

– Знаешь, – продолжал Эдмунд, – в результате моих поездок по разным городам у меня появились там и друзья, и знакомые. В Нью-Йорке один приятель показывал мои работы директору известного арт-салона. Ничего не вышло. Но я продолжаю работать. Думаю, для начала надо пробить эту стену. Если мои работы возьмет какой-то из крупных салонов или художественных галерей, я уже буду счастлив. О персональной выставке пока не приходится и мечтать. Наверное, я пока не сказал ничего нового в мире искусства. Или же у меня просто нет стиля.

– Одним словом…

– Одним словом, больших денег это не приносит. Поработаю в Польше, продастся одна-две картины – и я списываюсь с друзьями в другой стране. Они приглашают меня погостить у них, а иногда бывает и так, что они устраивают меня у знакомых своих знакомых, там, где я хотел бы поработать. Много мне не нужно: крыша над головой, постель, утром умыться – и я ухожу со своим мольбертом куда-нибудь, забывая вернуться к ужину. Естественно, деньги уходят на билеты, на краски, холсты и прочий нужный инструментарий. Как-то свожу концы с концами, но ничем другим, кроме рисования, не занимаюсь. Просто не могу представить себя делающим что-то еще, чтобы сколотить состояние.

– Ты со мной очень откровенен, – заметила Мередит. – Ты со всеми так – душа нараспашку?

Эдмунд снова засмеялся. Мередит нравилась его улыбка, немного смущенная, в то время как его взгляд оставался озорным.

– Сам удивляюсь, – признался он. – Для меня странно даже то, что утром я решился заговорить с тобой. А уж то, что мы тут сидим с тобой, едим и болтаем как ни в чем не бывало… Наверное, это волшебство Праги на меня так влияет. Сам себя не узнаю.

Мередит тоже было с ним легко, спокойно и интересно. Почему-то она вспомнила своего старшего брата. Пожалуй, только с ним раньше она чувствовала себя и защищенной, и нужной, но при этом в отношениях присутствовали и легкость, и желанная свобода. С братом она могла быть самой собой, могла не стесняться, могла делать то, что ей заблагорассудится, не боясь нарваться на непонимание и осуждение.

Сейчас ей было так же спокойно и комфортно.

Она вспомнила, пожалуй совсем некстати, и о Рональде.

С ним это ощущение легкости кружило ей голову только поначалу, совсем недолго.

Потом появились подарки, потом более крупные и дорогие покупки, но обеспеченность давала ощущение твердой почвы под ногами, не принося упоительного аромата подлинной свободы. Она зависела от Рональда – в своем времени, в своих настроениях. Он приходил усталым со своих бесконечных переговоров, с совещаний. Ей нужно было быть нежной, милой и все понимающей, всегда красивой и ухоженной, всегда идеальной. Чтобы оправдывать его траты на нее. Чтобы оправдывать его вложения.

Она даже не могла пожаловаться на гнетущее настроение. На плохое самочувствие. Сейчас она понимала почему… Она никогда не интересовала его как личность. Как индивидуальность.

Она должна была бы быть ему благодарна. За квартиру. За красивый автомобиль. За кучу тряпок… За то, что не поднималась по звонку будильника и не мчалась в скучный бесцветный офис. За то, что могла тратить свое время не на чужие документы и поручения, а на себя саму, свою внешность, свой имидж, свою форму.

Достигнув идеальной формы и совершенной внешности, она остановилась, осмотрелась и поняла, что ее жизнь пуста.

– Мередит? – Голос Эдмунда ворвался в ее размышления. – О чем ты думаешь? Замечталась?

– Прости. – Мередит опомнилась и даже покраснела.

Все время в Праге я старалась об этом не думать – и надо же, где меня накрыло. В ресторане. С симпатичным молодым человеком. С ним довольно интересно болтать и можно без особого напряжения проводить время. Мне ведь уже надоело одной. Бродить по городу – одной. Завтракать – одной. Любоваться растениями в парке – тоже одной. И не поделиться мыслью, которая вдруг пришла в голову.

– Я, наверное, просто заболтал тебя. Столько о себе наговорил. А ты чем занимаешься? Ты ведь здесь, в Праге, на отдыхе, как я уже понял. А что делаешь, когда не отдыхаешь?

– Да так… – замялась Мередит. – Я уже довольно долго отдыхаю. Правда, первый раз за все время куда-то выбралась. И, как видишь, очень удачно. Не так давно я оставила работу в конторе и пока не решила, что делать дальше.

– Ну, наверное, какое-то время действительно нужно, чтобы понять, чего хочется в дальнейшем, – кивнул Эдмунд. – А кем ты работала?

– Да ничего особенного. Работала с документами в архиве.

– Понятно. Я думал, ты как минимум модель или актриса.

– Нет, ничего такого. Я даже и не думала никогда об этих профессиях.

– А о каких профессиях ты думала? Что тебя привлекает больше всего?

Мередит совсем смутилась и постаралась перевести разговор на безопасную тему. Не рассказывать же Эдмунду о том, что она содержанка, любовница состоятельного человека, без особых увлечений, способностей и стремлений. Без каких-то серьезных планов на дальнейшую жизнь.

И, похоже, даже без особых надежд на счастливую роль жены и хозяйки дома этого состоятельного бизнесмена…

Когда стало понятно, что обед и беседа плавно подошли к концу, Эдмунд попросил счет.

Счет принесли практически мгновенно. Эдмунд раскрыл красивую кожаную папку цвета переспелой вишни… и смутился.

Тень смущения была очень беглой, она скользнула по его лицу практически незаметно для посторонних глаз. Но Мередит, внимательно наблюдавшая за Эдмундом, увидела это.

Ну конечно. Он же небогат. Захотел произвести на нее впечатление, поэтому и привел в один из лучших ресторанов Праги. Они собирались просто выпить кофе, а вместо этого осилили три перемены блюд, десерт и неплохо угостились местным пивом.

Если бы Мередит хоть на секунду заподозрила Эдмунда в том, что он хотел поживиться за ее счет, она так и осталась бы сидеть, наблюдая, как он меняется в лице. Но он абсолютно не был похож на альфонса. Он казался ей таким непосредственным и искренним.

Много ты видела альфонсов? – спросила себя Мередит, но потом отмахнулась от этой мысли и с понимающим видом положила свою ладонь на руку Эдмунда.

Он с удивлением посмотрел на нее.

– Я предлагаю оплатить счет пополам, – сказала она.

– Я не могу позволить даме… – твердо начал он, но Мередит тут же перебила его:

– Мы собирались только выпить кофе или чего-нибудь в этом роде, а вместо этого порядком засиделись за обедом. Нет ничего страшного в том, что на этот раз… – она подчеркнула голосом слова «на этот раз», – мы заплатим вместе. Кроме того, это может быть моей платой за интересную лекцию о состоянии современного искусства.

Эдмунд хмуро смотрел на нее.

– Нельзя позволять условностям брать верх над реалиями жизни, – весело сказала Мередит. – Клянусь, в следующий раз я даже не заикнусь про совместную оплату счета и буду вести себя хорошо.

Слова про «следующий раз» вырвались у нее помимо воли, она даже не поняла, как умудрилась это сказать. Она действительно собирается снова встретиться с ним?

– Тогда, может быть, завтра? – спросил Эдмунд.

– Завтра? А что завтра?

– Ну, не знаю… Мы могли бы встретиться, и ты бы где-нибудь попозировала мне. У того же моста, например. У местных замков я не стал бы кого-то рисовать. Они подавляют. Занимают на рисунке слишком много места. Можно сделать их слабым фоном для яркого изображения фигуры человека, но они для этого слишком прекрасны. Нет, тебя я нарисовал бы просто на набережной или в парке… Если ты, конечно, не против. Я обещаю не мучить тебя долго выписыванием деталей. Просто набросок. Заодно и оценишь манеру письма. Так как? Согласна?

Мередит кивнула. Они раскрыли бумажники и, переглянувшись как два заговорщика, рассмеялись.

Никогда бы не подумала, сидя в Сиднее, что я буду платить за совместный обед с мужчиной, зависая где-то в Европе, подумала она.

4

Будильник в мобильном телефоне Мередит запищал ни свет ни заря. Было совершенно невозможное время для подъема: семь часов утра.

Мередит наскоро умылась, протерла лицо лосьоном, как следует расчесала длинные волосы и забрала их в высокий хвост. Потом натянула джинсы потемнее и накинула вязаный кардиган. В таком виде она и вышла из пансиона, даже не позавтракав.

Эдмунд уже ждал ее на брусчатой мостовой. Заметив ее, он улыбнулся и заторопился навстречу.

Мередит заметила, что у него с собой не было мольберта.

– Привет, – поздоровалась она.

– Привет. Ты точна, – улыбнулся Эдмунд.

– А почему ты без мольберта? Ты ведь собирался рисовать?

– Знаешь, решил сделать перерыв. Сколько можно. Все рисую и рисую. Нужно же и город посмотреть. Не взглядом художника, а так, просто. Побродить, не ощущая вечной тяжести сумки с красками за плечами. Постоять на набережной, посмотреть на воду. Не торопясь, не боясь, что уйдет дневной свет и нужно будет сворачивать работу. Я надеюсь, ты не против просто погулять? Как два самых обычных туриста.

– Скажи еще: ни в чем не повинных, – пошутила Мередит.

– Да. Ни в чем не повинных. Никуда не спешащих, никому ничем не обязанных. Могущих расслабиться и получить удовольствие просто от присутствия в этом городе.

– О, кому-то, похоже, надоело работать?

– Нет. Вовсе нет. Но могу я пообщаться с очаровательной девушкой без кисти или карандаша в руке, прежде чем снова уткнуться в вечный мольберт?

– Да я же не против. Ну и куда мы пойдем?

– А где ты еще не была?

– За последние дни я обошла все, что только могла. И с экскурсиями, и без экскурсий. Набродилась, нагулялась на месяц вперед.

– Тогда, может быть, покажешь мне что-то, что в Праге тебя впечатлило больше всего?

– Можно и так. Только не думай, что я запомнила хоть что-то из того, чем пичкали на экскурсиях гиды. Память на даты и имена у меня дырявая. Исторические события в моей голове не задерживаются.

– Печально. Так, может, нам купить путеводитель и ты сможешь зачитывать из него информацию вслух?

Мередит с удивлением посмотрела на Эдмунда.

Да, Рональд никогда так не шутил с ней. Всегда был обходителен, немного снисходителен, но, оказывается, он никогда не вел себя с Мередит, как с равной себе.

Мередит снова вспомнила брата. Да, это непринужденное общение и в самом деле напоминало ей отношения с братом. Конечно, у них с Эдмундом не было совместного детства, но она вполне могла представить его соратником каких-то озорных детских проделок или подростковых авантюр.

Кроме того, он очень нравился ей внешне, она получала удовольствие от его присутствия. Некоторая доля застенчивости сочеталась в Эдмунде с искренностью и внимательностью к ней. Внутренняя уверенность, определенная зрелость и глубина суждений, на взгляд Мередит, не вязались с его непрактичностью. Но это лишь продолжало забавлять ее, не раздражая и не напрягая.

Однако что же показать ему из полюбившихся достопримечательностей Праги?

Вышеград, решила она. Этот парковый комплекс полюбился ей крепко и сразу. К тому же ей безумно нравился костел, расположенный на территории Вышеграда. Если Эдмунд еще не видел его, он наверняка оценит его по достоинству как любитель интересной архитектуры.

Главное, чтобы он не пожалел об отсутствии карандаша…

Они обошли Вышеград вдоль и поперек несколько раз, пока не стемнело окончательно и не засветились фонари.

Они обсудили все архитектурные достопримечательности Вышеграда, исследовали все неприметные тропинки, укрывались от неожиданно хлынувшего, но недолгого дождя под раскидистым деревом, заходили в костел и прислушивались к удивительной тишине, царящей в нем в тот момент, – высокой, звенящей.

А иногда просто шли рядом и молчали, и никого не напрягало то, что не находится слов.

Мередит просто получала удовольствие, общаясь с мужчиной, которому ничего не должна. Двое, мужчина и женщина, думала она, которые волей случая встретились вдали от своих городов и которым интересно проводить время вместе. Просто женщина и просто мужчина, возможность для разговора или способ молчания, приятная компания. Находятся вместе не потому, что это неизбежно, а потому, что это интересно и комфортно.

В любой момент они могут распрощаться и разойтись, и никто не останется внакладе и не будет обижен…

Так, по крайней мере, казалось Мередит.

А ветер был совсем уже весенним. И легким, чуть заметным – ровно настолько, чтобы нежным китайским шелком с причудливой вязью скользить по лицу и волосам, касаясь губ разве что кромкой, самым краешком, тоньше самого мимолетного поцелуя…

За все время пребывания Мередит в Праге Рональд так ни разу и не позвонил ей.

Неужели он совсем обо мне не думает? – задавалась вопросом Мередит. Очевидно, она безразлична ему как человек настолько, что он нимало не беспокоится о том, как же она проводит время в Сиднее…

Ха-ха. В Сиднее! Держи карман шире…

Прага была все такой же притягательной для Мередит. Она совсем потеряла счет дням. Почти все свое свободное время она проводила с Эдмундом.

Она открывала для себя город по второму разу, в то время как Эдмунд знакомился с ним словно впервые, глядя на него не пристальным взором художника, а освобожденным взглядом ничем не обремененного путешественника.

Как-то они, заинтересовавшись рекламой американского блокбастера, решили отправиться в кино. Это был самый ранний утренний сеанс. К удивлению Мередит и Эдмунда, они, хоть и невыспавшиеся из-за поздней прогулки по ночным площадям Праги, с интересом просмотрели фильм, даже ни разу не отключившись в процессе.

Выйдя из зала, они не сговариваясь направились к билетной кассе и взяли билеты на следующий фильм.

Из кинотеатра они вышли уже под вечер с опухшими глазами. Им удалось посмотреть семь фильмов, все они были разного жанра.

И в небольшом баре еще полночи они обсуждали впечатления и высказывали мнения о каждом из просмотренных фильмов.

После чего Мередит проспала весь следующий день, утомленная и киномарафоном, и ночным бдением, а под вечер Эдмунд снова ждал ее у пансиона с билетами в руках. Они отправились в театр на местную постановку Шекспира. Мередит любила великого англичанина, но вряд ли она смогла бы воспринять что-то более серьезное, чем «Сон в летнюю ночь». И как Эдмунд догадался?

– Давненько я столько не бездельничал, – сказал Эдмунд, когда они, купив по порции мороженого, в очередной раз прогуливались по Карлову мосту.

– Это, наверное, я на тебя так дурно влияю, – виновато сказала Мередит. Впрочем, раскаяние ничуть не помешало ей отломить аппетитный кусок вафли от порции Эдмунда. Ей хотелось попробовать оба сорта мороженого.

– Наоборот, – засмеялся Эдмунд.

– Почему наоборот?

– Давно у меня не было такого насыщенного отпуска. По сути, у меня его никогда и не бывает. Я сам распоряжаюсь своим временем.

– Но ведь это замечательно.

– Да, но по-настоящему это замечательно в тех случаях, если ты обладаешь внушительным состоянием. Тогда ты можешь распоряжаться своим временем действительно по своему усмотрению.

Мередит вспомнила Рональда и вздохнула.

– Не всегда это именно так. Иногда со стороны может казаться, что богатые или просто состоятельные люди не делают ничего, кроме как играют в гольф с утра до вечера. На самом же деле они тоже много работают.

– Это, по-моему, в том случае, если они не могут остановиться, – серьезно сказал Эдмунд. – Им хочется заработать еще и еще, поэтому они и не дают себе передышки. Не позволяют себе остановиться, спокойно пожить, расслабиться. Есть ведь бизнесмены, которые, сколотив капитал, нанимают управляющего и уходят на покой, отстраняются от дел. Ведь они уже обеспечили себя.

– Наверное, это вопрос приоритетов.

– Да, вероятно. Приоритетов, жизненных ценностей или интересов. Тебе не кажется, что, приобретая многое, они и теряют многое? Упускают в вечной гонке за долларами и евро…

Мередит не знала ответа на этот вопрос.

– Но, впрочем, какое нам до них дело? – резонно спросил Эдмунд. – О чем мы говорили? Ах да, я благодарил тебя за отпуск. Надеюсь, что и ты хорошо проводишь время.

– Ну да… Хотя не могу сказать, что я была сильно утомлена. С некоторых пор моя жизнь один сплошной отпуск.

– А тебе это нравится?

– Я пока не решила.

– Это хорошо или не очень?

– Давай договоримся так. Когда я буду знать ответ на этот вопрос, я тебе скажу. А пока я предпочитаю жить тем, что есть. В данный момент у меня есть Прага.

– А деньги? – засмеялся Эдмунд.

– Ну, у меня были кое-какие сбережения на эту поездку, – осторожно ответила Мередит.

– Вот и у меня были. Но, видимо, мне скоро придется возвращаться в Польшу. Может быть, там уже продались какие-нибудь картины… Потому что деньги у меня заканчиваются.

– У меня пока есть немного, – заявила Мередит. – Еще какое-то время можно ни о чем не беспокоиться.

– Тебе можно не беспокоиться, а вот мне уже самое время задуматься о ближайшем будущем.

– Я же сказала: деньги пока есть.

– А я, кажется, уже сказал, что не собираюсь жить на чьем-то содержании. Пусть и на содержании приятного тебе человека.

Мередит замолчала.

Их нехитрые развлечения последних двух недель оплачивал Эдмунд из своего кармана, а она даже не задумывалась, чего ему это стоит.

Она-то привыкла совсем к другим суммам и тратам…

Но, истратив все свои деньги, он не хотел брать их у нее.

Это, конечно, было достойно уважения.

И трогательно одновременно.

Знал бы он, что она может себе позволить.

Какая обстановка в ее квартире в Сиднее, какая машина, какими дизайнерскими нарядами забит ее шкаф.

Дорогие украшения, на которые не скупился Рональд и которые так уместно смотрятся с этими нарядами.

Да, у них совсем разная жизнь, призналась себе Мередит.

Разница лишь в том, что Эдмунд сам оплачивает свою жизнь, какая бы она ни была и как бы он к ней ни относился.

А жизнь Мередит вот уже год оплачивает Рональд…

Но Мередит все еще не готова была решать этот вопрос. Она по-прежнему продолжала думать, что здесь, в Праге, она находится вне этих отношений. И у нее вполне есть возможность не думать о том, о чем рано или поздно придется крепко задуматься.

И решить все-таки, как ей жить дальше.

Кем ей быть…

С кем?..

– Если ты не против, то сегодня мы пообедаем у моих друзей.

– У друзей?

– У людей, которые принимают меня здесь, в Праге. Они очень хорошо ко мне относятся. Мы сдружились настолько, насколько успели. При моем-то распорядке дня, – добавил Эдмунд.

– Понятно. У нас окончательно потрачены деньги, – с иронией заметила Мередит.

– Ну это-то да. Ты права. Но друзья хотят познакомиться с тобой.

– Вот как? Зачем же это, интересно?

– Как тебе сказать… Они хотят посмотреть на девушку, которая сумела заставить меня оторваться от палитры и карандашных набросков, – засмеялся Эдмунд.

– Ну, надо сказать, девушка не очень-то и старалась.

– В том-то и дело.

Мередит покосилась на Эдмунда.

– Что ж, если так…

– Именно так.

– А что у них на обед?

– Придем и увидим. Меню они мне не оглашали. Но вот опаздывать не рекомендовали. Так ты согласна?

– Согласна-согласна. В противном случае, как я понимаю, я рискую остаться голодной.

– Да, так и есть. У тебя просто нет другого выбора.

– Это угроза?

– Это суровая реальность. Да не переживай ты. Они тебе наверняка понравятся. Вот увидишь. Едем. Давай прокатимся на метро, тут всего три остановки.

– Давай.

– Кстати, я ведь смогу показать тебе кое-что из моих рисунков.

– Да неужели?

– Я ведь все уши прожужжал тебе о них, но ты до сих пор так ничего и не видела. Кроме того наброска у Карлова моста, что я сделал в день нашего знакомства.

– Невероятно.

Знакомые, приютившие Эдмунда со всеми его рисунками и пожитками, жили в небольшом домике из светлого кирпича с темно-красной крышей. Эдмунду они отдали во временное пользование мансарду.

Окна, выходящие на реку, витражи на стеклах, старенькая, но крепкая тахта, пара плетеных кресел у низкого стеклянного столика. Множество рисунков, небрежно брошенных на пол, мольберт, прислоненный к стенке. Мередит внимательно осматривала обстановку.

Облокотившись о дверной косяк, Эдмунд наблюдал за ней, пока она изучала мансарду.

– Собственно, тут я и остановился, – повторил он, когда Мередит обернулась к нему. – Но рисунки, думаю, не стоит смотреть сейчас. Пойдем, нас уже ждут к столу.

По витой лесенке они спустились на первый этаж и прошли в столовую, где был красиво накрыт массивный дубовый стол.

Наверняка очень тяжелый, подумала Мередит. Интересно, как они его передвигают?

Всего за столом было кроме них с Эдмундом еще четыре человека. На удивление, все они более или менее сносно говорили по-английски, хозяева дома – лучше всех.

Мередит разглядывала их, стараясь делать это ненавязчиво.

Муж и жена, пара, которая принимала их. Кароль и Эрика. Кароль – плотно сбитый здоровяк, светловолосый и светлоглазый, с почти белыми бровями, но очень славным и жизнерадостным лицом. Эрика – худенькая рыжая очаровашка, одетая в расшитый бисером и нитками мулине балахон чуть выше колена. Балахон свободными складками ниспадал вдоль ее боков, и Мередит ломала голову, вернее напрягала глаза, пытаясь понять, не беременна ли Эрика. А та легко и стремительно порхала вокруг стола, разливая по глубоким голубоватым тарелкам горячий суп.

В гостях за обедом также была двоюродная сестра Эрики со своим кавалером. Кавалер, которого звали Людвиг, был чем-то похож на Кароля. Он был поменьше ростом, более худощав, но так же светловолос, как Кароль, – можно сказать, тот же типаж. А вот сестра Эрики, Яночка, ничем не походила на Эрику. Разве что, пожалуй, была так же стремительна в движениях. Хотя ее чернобровости, аппетитной статности, тугой черной косе, перекинутой через плечо и выгодно выделяющейся на фоне розовой блузки, скорее пошла бы степенная и важная манера.

После горячего и очень сытного грибного супа Мередит готова была попросить пощады, а не добавки. Суп, сваренный из ломтиков молодого картофеля, кружочков яркой моркови и щедро порезанных белых грибов, мог насытить и голодных солдат. Но впереди еще было фирменное жаркое Эрики – свинина с каким-то экзотическим соусом, а на десерт она торжественно водрузила на стол яблочный штрудель.

– Даже не вздумайте не попробовать его, Мередит, – мило улыбнувшись, сказала она. – Я уверена, он сделал бы честь и лучшим кондитерским Вены.

– Могу заметить, что моя жена ничуть не лукавит, делая такое смелое заявление, – вступил Кароль.

Эрика улыбнулась еще шире.

Мередит ничего не оставалось, кроме как улыбнуться в ответ и кивнуть, подставляя тарелочку тонкого расписного фарфора.

Но в конце обеда она чувствовала себя так, словно в животе у нее переваривался целый поросенок, а не ломтик поросенка, порция супа с грибами и кусок яблочного штруделя.

Подали кофе. Все с облегчением откинулись на спинки стула. Людвиг ослабил узел галстука – почему-то он выглядел так, словно был на званом обеде, а не в гостях у будущих родственников.

– Мередит, а как вы с Эдмундом познакомились? – спросила Яночка, кладя себе в кофе несколько кусочков тростникового сахара.

– Я ведь уже рассказывал, – ответил за Мередит Эдмунд.

– Вот и помолчи, раз рассказывал, – со смехом оборвали его. – Мы спрашиваем Мередит, а не тебя.

– Вам дай волю, так вы ее вопросами замучаете, – не отступался Эдмунд. – Не позволю!

– Да никакого секрета в этой истории нет, просто я шла по набережной к мосту, а Эдмунд там рисовал и окликнул меня.

– Правду говорил! – воскликнул Кароль. – А мы уж подозревали его черт-те в чем!

– Подозревали? Почему подозревали?

– Вот и мне интересно, – прищурился Эдмунд.

– Он озвучил нам ту же версию, что и вы сейчас, Мередит, – объяснила Эрика. – Но, зная его застенчивость…

– Совершенно непозволительную при его внешних данных! – вставила Яночка.

– …мы не вполне поверили, что он способен так вот, запросто, остановить проходящую мимо девушку и заинтересовать ее своей особой настолько, чтобы она согласилась выпить с ним кофе, – закончила Эрика.

– Что-то не увязывается в ваших словах, дамы, – встал на защиту друга Кароль. – То вы говорите об исключительных внешних данных, а то – что ему еще надо как следует постараться, чтобы заманить девушку в ближайшую кофейню!

На него замахали руками.

– В общем, если вы не сговорились до того, как прийти сюда, и не выдаете вашу версию за чистую правду, то что-то такое с нашим Эдмундом приключилось, – лукаво прищурилась Эрика.

– Да, его не узнать, – подхватила Яночка. – Если верить слухам, даже кисти с красками забросил.

– Ну, это ненадолго, – отозвался Эдмунд. – Пора снова приступать к работе. Но, наверное, уже не здесь, а дома, в Варшаве.

– Собираешься уехать? – спросил Кароль.

– Не сегодня, конечно… Но – да, наверное. Пора и честь знать.

– Ты нам нисколечко не надоел! – горячо заверила Эрика.

– Спасибо, конечно. Но все равно мне нужно домой. Проверить, как там идут дела. Отдать некоторые картины. Само собой, если позовете в гости, я непременно приеду еще. Прага – волшебный город, я это всегда знал, а когда очутился тут – сразу почувствовал. Вам повезло, что вы тут живете.

– Да, но волшебства не чувствуешь, когда находишься тут постоянно, – возразил Людвиг.

Эдмунд не стал спорить.

– Вам виднее.

– Да просто интересно побывать и в других странах, попутешествовать, – объяснила Яночка. – Как вот ты, Эдмунд. Ты же много где побывал.

– Да… но был ли я там?

Похоже, только Мередит поняла, что Эдмунд хотел этим сказать.

Яночка с недоумением посмотрела на него, но уточнить, что он имел в виду, не успела.

Эрика спросила Мередит:

– А вы ведь тоже путешествуете, не так ли? Эдмунд говорил, вы вроде из Австралии?

– Да, Сидней, – кивнула Мередит.

– Наверное, там очень красиво.

– Да, неплохо.

– Океан и все такое.

– И серфингисты под боком, – засмеялась Мередит.

– И кенгуру? И коалы?

– В зоопарке сколько угодно.

– А вы сами чем занимаетесь? Эдмунд толком так и не рассказал. Вы, наверное, модель? Здесь на натурных съемках? – поинтересовался Людвиг.

У Мередит в очередной раз побежали мурашки по спине. Опять задаются вопросы, на которые она так и не придумала, что можно и что стоит отвечать. А врать ей почему-то не хотелось. В своей жизни она избегала лжи там, где ее можно было избежать.

– Я… я недавно оставила работу, – неохотно сказала она. – Сейчас отдыхаю и думаю, что делать дальше. Пока не придумала, чем буду заниматься в будущем.

Людвиг не отставал.

– Но у вас наверняка уже есть какие-то идеи и замыслы? Что вы любите, чем увлекаетесь?

С грохотом упавшая из-под руки Эдмунда крохотная кофейная чашечка раскололась на несколько частей, осколки разлетелись между ножками стульев и закатились под стол…

– Эрика, прости! Я знаю, это коллекционный фарфор. Я обязательно найду в городе что-то похожее, я подберу… Какой я сегодня неуклюжий.

– Брось, ничего страшного. И вовсе это не коллекционный фарфор. Ты спутал этот сервиз с другим моим сервизом, который расписан цветками вишни. А это просто очень красивый сервиз, – сказала Эрика.

– Ну все равно. Обязательно возмещу.

– Не говори ерунды. Еще не хватало бегать по городу в поисках единственной чашки. Лучше оставь нам на память какой-нибудь яркий пейзаж, нарисуй и оставь.

– Я, конечно, постараюсь. Если успею. Думаю, у меня есть еще неделя. А потом я вернусь в Польшу.

– А вы, Мередит? Вы тоже скоро возвращаетесь в Сидней?

– Я об этом еще не думала, – призналась Мередит. – Честно говоря…

– Честно говоря, мы уже порядком устали, – заявил громко Людвиг и начал отодвигаться от стола вместе со стулом. – И вообще, утром лучше думать о дальнейших планах, нежели тогда, когда засыпаешь после вкусного жаркого.

Мередит подошла к Эрике.

– Я помогу убрать со стола? – полувопросительно сказала она.

– Еще чего не хватало, – решительно запротестовала та. – Гостям в моем доме убирать со стола – никогда!

– Просто она боится, что ты, Мередит, вслед за мной перебьешь вторую половину посуды. Вернее, то, что от нее еще осталось.

– Не наговаривай на себя, – возмутилась Эрика, – одна чашка – это еще не вся посуда в доме!

Мередит с удовольствием наблюдала за ними.

Если не считать своего смущения от чуточку нетактичных расспросов Людвига о ее любимых занятиях, она получила море удовольствия от этого дружеского обеда.

Практически незнакомые люди приняли ее как свою. Только из-за Эдмунда или из-за нее самой тоже?

Как бы то ни было, тут она получила больше тепла, чем на любом из званых ужинов и многочисленных приемов, которые она посещала с Рональдом.

Да, там было больше роскоши и блеска. Блеска – но не тепла.

При всем уважении к своей близкой и, пожалуй, единственной подруге Элинор, притом что Мередит нуждалась в ней, такого тепла в общении у них не было никогда. Что тому виной – холодность и прагматичность подруги или же то, что они никогда не задавались целью создать доверительную связь, Мередит не знала.

Она даже не представляла, как изголодалась по такому вот простому, непринужденному общению, дружескому поддразниванию.

Вернее, не так. Как можно изголодаться по тому, чего у тебя на самом деле никогда не было?

Как можно чувствовать отсутствие того, чего никогда не знал и не испытывал?

Оказывается, можно…

Мередит и Эдмунд снова поднялись по лесенке наверх, в мансарду. Усевшись на тахте, она принялась рассматривать многочисленные рисунки.

Как и рассказывал ей Эдмунд, в основном это были пейзажи. Виды площадей, набережных, ратуши, костелы и часовни, брусчатка мостовых, шпили высоких зданий – в красках и пастели, даже в восковых мелках.

Встречались и рисунки лесных пейзажей – поляны, озера среди деревьев, но их было немного.

– Я рисовал это не в Праге, – объяснил Эдмунд. – Затесались как-то в папки с рисунками.

Людей тоже было мало. В основном их силуэты – торопливые, непроработанные карандашные наброски.

Но они были очень точны. Стремительные штрихи и линии передавали движение, играли на контрастах: легкое касание карандаша, жирный четкий след грифеля…

Талант был налицо.

Мередит слабо разбиралась в этом, но…

Рисунки были убедительны. Они были выразительны, некоторые нежны, некоторые сочны и ярки, но все до единого дышали жизнью.

– Что скажешь? – спросил Эдмунд.

– Ты же знаешь, я мало что в этом понимаю…

– Я же говорил тебе. По-моему, я до сих пор не сказал никакого нового слова, не привнес ничего своего. Классическая старая школа. А востребовано и популярно сейчас не это…

– А что же?

Эдмунд пожал плечами.

– Может быть, просто еще не пришло время? – осторожно спросила Мередит. – Сколько ты этим занимаешься?

– Семь лет.

– А сколько тебе самому лет? Ты не говорил.

– Двадцать шесть. Постоянно я занимаюсь этим семь лет, пытаясь перевести на коммерческую основу.

– В каком смысле? – удивилась Мередит.

– В таком, чтобы именно мое любимое занятие, а по совместительству и профессия приносили мне доход. А не какое-то чужое дело давало заработок.

– Но ведь у тебя получается.

– Пока получается только сводить концы с концами, я же говорил. Я обеспечиваю свое существование, материалы и инструменты, поездки и перелеты в нужные мне места. Пожалуй, с небольшой натяжкой – это все. Ладно, не будем о грустном, ты права. – Эдмунд поднялся и подошел к окну, слегка раздернул шторы. – Надо работать, а там все приложится…

– Наверное, мне нужно возвращаться в отель, – неуверенно произнесла Мередит.

Эдмунд повернулся и подошел к ней.

– Зачем? – просто спросил он.

– Зачем мне возвращаться в отель? – удивилась она.

– Да. Зачем тебе уходить?

– Эдмунд…

– Просто останься.

– Ты нарочно разбил кофейную чашку тогда, за обедом? – неожиданно спросила Мередит.

– Да. Как ты поняла это?

– Ты сделал это очень вовремя. Я и подумала, что это не просто так.

– Я заметил, что ты напрягаешься… или пугаешься, когда я спрашиваю тебя о твоих занятиях, о жизни там, в Сиднее… Друзья за обедом спрашивали о том же самом. Ты явно не знала, что отвечать.

– Я не знаю, как объяснить… – Мередит не ожидала от Эдмунда подобной сообразительности и даже мудрости. А что я вообще о нем знаю? – спросила она себя.

– Не объясняй. Не надо. По крайней мере, не пытайся сделать это из-под палки. Захочешь – расскажешь сама. Мне, конечно, интересно, но не настолько, чтобы неволить тебя, заставляя говорить о том, о чем тебе неприятно говорить.

– Эдмунд… Я…

– Мередит, мне правда неважно. Когда захочешь рассказать – расскажешь… Я думаю, что ничего особо страшного я не услышу. Нет нужды в спешке.

– Уверен? – прищурилась она.

– В каком смысле?

– Ну… криминал, преступная деятельность, меня разыскивает Интерпол?

С полминуты они глядели друг на друга, потом Мередит не выдержала первой, прыснула и расхохоталась.

Эдмунд с нежной улыбкой глядел на нее.

С очень, очень, очень нежной улыбкой.

Отсмеявшись, Мередит заметила выражение его лица и притихла.

– Что… что ты на меня так смотришь? – наконец спросила она.

– Ты удивительная, – тихо произнес он. – Я понял это сразу.

– Ты же меня почти не знаешь…

– А многих ли мы знаем настолько, чтобы с уверенностью сказать, что мы действительно знаем их? Родных, близких? Всегда ли?

– Резонно, – согласилась Мередит.

– Меньше всего сейчас мне хочется рассуждать о знаниях и резонах, – ответил Эдмунд. – Есть что-то, что я чувствую… и хотел бы поделиться этим с тобой. – Спокойным уверенным движением он взял ее лицо в свои ладони. Долгим взглядом посмотрев на нее, словно желая впитать каждую черточку, он нежно коснулся губами ее губ.

Мередит разомкнула губы, отвечая на поцелуй, и подалась навстречу ему. Его губы стали более настойчивыми, а поцелуй более жарким. Он запустил пальцы в ее волосы, потом обнял за талию и прижал к себе еще крепче.

По ее телу пробежала дрожь. Она уперлась ладонями ему в плечи и попыталась оттолкнуть.

– Что с тобой? Что-то не так? – тихо спросил он.

– Да… Нет… Не знаю!

Он ослабил хватку, однако не выпуская ее до конца.

– Тебе правда необязательно возвращаться сегодня в гостиницу, – все так же тихо продолжил Эдмунд.

– Но… А Эрика и Кароль?

– Они не будут удивлены. Поверь.

– Почему?

– Они восприняли тебя как мою девушку. Я, правда, не говорил им такого…

– Эдмунд…

– Что? Я не привлекаю тебя? Мне казалось, что нам очень хорошо вместе.

– Да, но…

Нравится ли он ей?

Конечно, нравится.

Хочет ли она быть с ним?

Она об этом не думала. Она никогда об этом не думала!

Она не рассматривала их отношения в этом ключе.

А почему?

Гнала от себя даже тень этой мысли? Старалась не обращать внимания на признаки зарождающегося чувства, списывала все на легкий флирт, приятный обоим?

Боялась привязаться?

Да, наверное.

– Слишком быстро, – пробормотала она вместо этого первое, что пришло в голову.

Эдмунд выпустил ее.

– Да… Да, я понимаю. Я не тороплю тебя. Это и впрямь слишком быстро. Он отошел к тахте и сел, подогнув под себя ногу. Оперевшись лбом на руки, он вздохнул. – Просто, когда видишь чудо… когда чувствуешь его так близко, возле себя… трудно удержаться.

Мередит села на другой конец тахты.

Они молчали.

– Я не тороплю тебя, – снова повторил он.

Повисла тишина. Слышно было только ровное дыхание Эдмунда и сбивчивое – Мередит.

В ее голове со страшной скоростью крутились разные мысли. Одна тут же сменяла другую.

Она действительно этого не хочет?

Она действительно этого хочет?

Чем он хуже Рональда?

Ах да при чем тут Рональд!

Через неделю они расстанутся и, наверное, никогда больше не увидятся.

Но тогда почему бы и нет?

Или нет: а стоит ли тогда?

Это станет еще одним приятным воспоминаниям о сказочном городе с неповторимой атмосферой.

Почему она столько думает об этом, ведь наверняка если бы она была влюблена, то и мыслей таких не появилось бы!

Потому что она пытается быть ответственной?

Мередит, бог с тобой, об ответственности должен думать мужчина.

Она искоса посмотрела на Эдмунда, чуть тряхнув головой, чтобы его не заслоняла от нее упавшая на глаза прядь волос.

В мансарде почти стемнело, и блики фонарей прыгали по обивке тахты, по полу и шторам. Эдмунд смотрел прямо перед собой, она видела его профиль, на который падал свет из витражного окна…

Привязалась, да, она привязалась к нему.

К звукам его голоса, к его запаху, к легкому, ненавязчивому парфюму, напоминающему одновременно свежесть морской воды и терпкость хвои с легкой ноткой табака, хотя Эдмунд не курил.

К тому, что он берет ее под руку, когда они направляются куда-то, и к тому, как внимательно он смотрит на нее, когда она что-нибудь ему рассказывает.

К тому, как он смеется, слегка запрокинув голову, к тому, что загар чуть высветлил морщинки, лучащиеся возле глаз от смеха.

Он к ней что-то чувствует. Так не лучше ли щадить его чувства, ведь ему будет больно, если… нет, не «если», а когда они расстанутся?

Или лучше все же подарить любовь, не оглядываясь на завтрашний день?

Мередит, привыкшая отдавать тепло за деньги, сидела в растерянности и уже не могла толком понять, что за странный клубок противоречивых мыслей сплетается и расплетается у нее внутри.

– Хватит! – выкрикнула она неожиданно.

Эдмунд тут же оказался рядом, обнял ее и начал укачивать, как маленькую.

– Ну что ты! Не надо шуметь. Все хорошо. Что с тобой? Что «хватит»?

– Хватит мыслей, – прошептала Мередит. – Не хочу больше… Я здесь…

– Да, ты здесь, – твердо сказал он. – И я с тобой.

– Так целуй же меня, целуй крепче, не останавливайся…

– Так ты останешься?

– Да.

– Ты в этом уверена?

– Мог бы и не спрашивать.

– Не знаю… В себе я уверен, давно я не чувствовал в себе такой уверенности. А может, и вовсе никогда не чувствовал.

– Замолчи же уже, целуй меня…

5

Утром Мередит проснулась навстречу солнечному свету, проникающему сквозь шторы, отчаянно сражающемуся с плотной тканью за честь поприветствовать ее.

Она повернулась влево, но не обнаружила никого рядом с собой в постели.

Вздохнув, она укуталась в одеяло и вознамерилась спать дальше. По крайней мере, до тех пор пока это недоразумение не прояснится.

И тут она снова открыла глаза и повернулась. На подушке рядом с ней лежал цветок, но до сонного сознания не сразу дошло это.

Это была небольшая роза удивительной мраморно-розовой расцветки с крупным, удлиненным, чуть вытянутым бутоном.

На лестнице послышались шаги.

Мередит инстинктивно нырнула обратно под одеяло, продолжая сжимать цветок в руке.

– А вот и кофе, – входя, сказал Эдмунд.

Он выглядел таким свежим, таким юным в простых свободных брюках и льняной безрукавке.

– Ты… давно проснулся?

– Около часа назад. Эрика и Кароль давно на работе. Я решил спуститься вниз и приготовить завтрак. Не то что бы я славился отменными кулинарными способностями… рисую я лучше, чем готовлю. Но вот свежевыжатый сок, можно пить со сливками, если хочешь, омлет с зеленью надо есть, пока он не остыл, ну а блинчики… Сознаюсь, блинчики – это произведение Эрики, я только завернул в них начинку и подогрел.

– Потрясающе, – отозвалась Мередит.

– Ты подвинешься? Или я могу разложить все это на столе, а стол подвинуть к постели. Могу покормить тебя, если тебе так больше нравится.

Это тронуло Мередит больше, чем если бы он преподнес ей дорогое колье с блестящими камешками. Впрочем, к таким подношениям она привыкла. А вот подобными вещами Рональд, например, никогда ее не баловал. Да. Сколько Мередит ни старалась вспомнить, она не припомнила, приносил ли он ей хоть раз завтрак в постель.

Похоже, такого никогда не случалось.

Впрочем, и она ведь не делала этого для Рональда. Такие нежности были у них не в ходу.

Либо Рональд, оставаясь у нее ночевать, наскоро принимал душ и пил кофе уже на кухне, делая при этом спешные неотложные звонки. Либо же, если его ночевки выпадали на уик-энд, они валялись в кровати до последнего. После чего, умирая от голода, садились в машину и ехали в ближайшее кафе или ресторан в зависимости от того, чего хотелось больше – пафоса и торжественности или же почти домашней кухни и уюта.

– Спасибо, – сказала Мередит, но Эдмунд поднял брови с таким недоумением, что она осеклась. И предпочла весело улыбнуться, нежели вдаваться в подробности о том, что ее так впечатлило.

Завтрак исчез в мгновение ока.

– Надо же, – сказала Мередит, в шутку поглаживая себя по одеялу поверх живота. – После вчерашнего застолья я думала, что еще очень долго не захочу ничего есть. Но вот этот омлет и блинчики… Все оказалось очень кстати.

– Еще кофе?

– Нет, спасибо. Лучше сок. И сливки тоже!

– Очень полезно.

– Да, я так и поняла. Ты еще борец за здоровый образ жизни?

– Ну не то что бы… Хотя нагрузки все равно нужны, и время от времени я тренируюсь, не стану скрывать.

– Чем же это, интересно?

– В основном плавание. Бассейн. Иногда еще теннис там, у себя, в Варшаве. Хотел бы я поплавать в вашем океане, в Сиднее. Да и серфинг, наверное, очень здорово.

– Никогда не пробовала, – искренне призналась Мередит. – Боюсь.

Эдмунд засмеялся.

– Наверное, ни один человек в полной мере не пользуется теми возможностями, которые предоставляет ему сама жизнь.

– Никогда об этом не задумывалась. – Мередит протянула ему пустой стакан.

– У тебя над губой сливки.

– Да?

– Да. Чуть-чуть совсем.

– Вот здесь?

– Нет.

– Дай мне салфетку, пожалуйста.

– Не надо. – Эдмунд нагнулся к ней и коснулся губами того места, где, по всей видимости, осталось пятнышко сливок.

– Иди ко мне, – прошептала Мередит.

Эдмунд отодвинул ногой столик, снял через голову безрукавку и притянул Мередит к себе.

От его движения одеяло переместилось куда-то ближе к бедрам Мередит. Извиваясь всем телом, она высвободилась из-под него, продолжая отвечать на поцелуи.

Губы Эдмунда переместились на ее шею, и Мередит счастливо вздохнула. Его рот исследовал ее плечи, ключицы, скользил по рукам, плечам, вновь возвращался к ключицам, наконец начал спускаться все ниже и ниже, к нежной коже на груди…

Дыхание их становилось все тяжелее, он прижимал ее к себе все крепче, пока наконец не вошел в нее и она, застонав, не выгнулась всем телом…

Когда все закончилось, обессиленная Мередит лежала на его плече неподвижно. Но ее не покидало странное чувство – словно она вернулась домой.

– Итак, я еду в Польшу, – сказал Эдмунд.

Мередит устроилась на подоконнике в мансарде и очень старалась по мере возможности не свалиться оттуда.

Было уже очень тепло. Едва солнце выглянуло по-настоящему, деревья тут же окутались призрачно-зеленой дымкой распускающихся листьев.

Поэтому Мередит, выбравшись из постели, натянула джинсы и майку, а потом забралась на подоконник. Она не хотела пропустить ни единого дуновения весеннего ветерка, ни единого зеленого пятнышка листвы в округе.

В ответ на слова Эдмунда она молча кивнула.

– И ты ничего мне не скажешь? – удивился он.

Она помотала головой.

– Точно?

Она кивнула.

– А почему?

– Во-первых, мне лень говорить. Тсс… слушай… ты слышишь дыхание листвы?

– Мередит, перестань валять дурака. Между прочим, я говорю серьезно.

– Не сомневаюсь в этом.

– А ты что намерена делать дальше?

Мередит пожала плечами.

– Черт побери, да слезь же ты наконец с подоконника и соизволь поговорить со мной!

– Раньше ты на меня не кричал, – обиженно проговорила Мередит. Но с подоконника она спрыгнула. Налив в стакан томатный сок, она забралась с ногами в одно из плетеных кресел и устремила на Эдмунда наивный взгляд. – Я вся внимание.

– Я задал тебе вопрос. Что ты собираешься делать дальше?

– Не знаю. Еще не думала об этом.

– Так подумай.

– Я же говорю – неохота.

– Весна на тебя всегда так действует?

– А ты еще не понял? Например, ночью. Неужели ты не ощутил?

– Ты можешь быть совершенно невыносимой. Как маленькая капризная девочка. Нет, не ощутил. Ночью, к твоему сведению, весна ощущалась совсем не так явно, как теперь, днем.

– Ах так?! – возмутилась Мередит.

– Только, пожалуйста, не надо выливать на меня сок. Он тебе самой еще пригодится. Я шучу. Правда.

– Ну что мне ответить? – вздохнула Мередит. – Я действительно еще не думала о том, что мне делать дальше.

– Но у тебя есть ведь какие-то возможные варианты?

– Ну конечно есть. Можно еще какое-то время оставаться в Праге. Вернуться в пансион и пробыть здесь еще сколько-то дней или недель.

– Прекрасно. Чем тебя привлекает этот вариант?

– Да ничем. Сколько можно?

– Тебе никак надоело? – с изумлением спросил Эдмунд, слегка сощурившись.

– Надоело, – подтвердила Мередит. – Не то что бы мне перестало тут нравиться… Наверное, чтобы ощутить прежнее очарование, нужно соскучиться по этому городу. Поэтому я и не горю особым желанием оставаться тут.

– Ну хорошо, а еще что ты можешь предпринять?

Мередит снова пожала плечами.

– Вернуться в Сидней.

– И что ты станешь делать в Сиднее?

– Вот об этом я уж совершенно точно не задумывалась. И не стану думать по крайней мере до тех пор, пока не приеду туда.

Эдмунд вздохнул.

– Что ж, ни в Сидней тебя особо не тянет, ни в Праге ты не горишь желанием оставаться. Честно признаться, я хотел позвать тебя в Варшаву.

– Что?! В Варшаву? Меня?!

– Ну да, тебя, а что, здесь есть еще кто-то?

Словно в ответ на его слова на пороге мансарды показалась белоснежная кошка с голубыми глазами. Подняв наверх мордочку, она застенчиво мяукнула.

– Теперь есть, – засмеялась Мередит.

– Если тебе все равно, куда ехать, поехали со мной.

– Зачем?

– В гости. Я предлагаю что-то не то?

– Вовсе нет. Просто… я удивлена.

– Если нам с тобой было хорошо здесь, в Праге, то почему ты не хочешь поехать со мной в Варшаву?

– И что я там буду делать?

– Мередит, по-моему, это как раз мой вопрос. На который ты еще ни разу не дала ответа. Почему именно сейчас ты озадачиваешься этим? Поехали, если хочешь, – на месте разберешься.

– Я не знаю, – вконец смутилась Мередит. – Мне надо… посмотреть, сколько у меня осталось денег на кредитке, надо…

– Если я тебя приглашаю, то о билетах и обо всем остальном думаю тоже я, – твердо сказал Эдмунд. – И мне не хочется отпускать тебя. Успеешь еще вернуться.

– Да, наверное.

– Сколько времени тебе нужно, чтобы решить?

– Я уже решила. Я еду с тобой.

– Как, ты так быстро соглашаешься? – поддразнил ее Эдмунд.

– Ну а когда еще мне выпадет случай посмотреть еще один город?

– Да, пожалуй. Хотя я бы предпочел услышать от тебя, что ты тоже не хочешь расставаться со мной.

Мередит смутилась.

– Ладно, такой вариант лучше, чем ничего, – весело произнес Эдмунд. То ли он не подал виду, что ее поведение задело его, то ли просто решил не обижаться. – Итак, когда мы едем?

– Да хоть завтра.

«Хоть завтра» уехать не получилось.

Сначала состоялся торжественный прощальный обед в кругу друзей Эдмунда. Эрика, как всегда, была на высоте, блистая своими кулинарными способностями.

На следующий день Эдмунд и Мередит отправились в пансион, чтобы собрать ее вещи. За все время проживания она умудрилась создать такой кавардак среди своей поклажи, что они провозились до вечера, разбирая ее одежду, дорожные принадлежности, упаковывая сувениры, которых набралась целая сумка.

Мередит, правда, не представляла, что она будет делать со всей этой сувенирной поклажей.

Элинор вряд ли заинтересуется подобными безделушками. Рональду Мередит дарить ничего не собиралась даже из приличия, даже из вежливости. Ну а больше близких людей у нее в Сиднее не было.

Потом они вызвали такси, Мередит расплатилась за номер, они погрузили сумки в машину и вернулись в гостеприимный домик Кароля с Эрикой.

– Оказывается, собрать вещи мужчины может быть еще хуже, чем возиться с женскими, – смеялась Мередит.

Эдмунд уже отчаялся упаковать свои вещи так, как они были распределены по сумкам в день его приезда в Прагу.

Одежды у него было немного, что и говорить. Но вот рисунки, холсты, наброски… Они заполняли чуть ли не половину мансарды, валяясь везде.

Кроме того, в период своего нахождения в Праге Эдмунд активно докупал краски, недостающие кисточки, палитры, вдохновившие его филигранностью исполнения.

– Чем они так уж сильно отличаются друг от друга? – Мередит с недоумением вертела в руках две палитры. Одна чуть больше, другая чуть меньше, но в принципе они были практически одинаковыми. Одна была цвета слоновой кости, вторая – белоснежной. Одна – пластиковая, вторая – из какого-то светлого дерева, потяжелее.

Эдмунд смутился, но лишь на мгновение.

– Я объясню тебе разницу. Но сделаю это только после того, как ты объяснишь мне как женщина: зачем вы покупаете три лака, не отличимых друг от друга по цвету, пять блесков для губ, разнящихся лишь отливом – платиновым, серебряным или зеркальным. Мне продолжить?

Мередит от хохота повалилась на тахту.

Потом они бережно складывали и упаковывали рисунки. Некоторые Эдмунд отбраковывал прямо и они летели в мусорную корзину, сминаемые его безжалостной рукой.

Два или три рисунка Эдмунд отложил в качестве памятного подарка хозяевам дома.

– А вот теперь можно ехать на вокзал за билетами, – объявил он, обведя взглядом мансарду.

В мансарде теперь царил идеальный порядок. Уже ничто не напоминало о ее теперешних обитателях, если бы не горка сумок, приютившаяся у стены.

– Как, ты еще не брал билеты? – неподдельно удивилась Мередит. – Я думала, все уже куплено.

– Нет. Видишь ли, я хотел сначала собраться в дорогу. А уже потом брать билеты. Мало того что со мной едет женщина, так я еще и сам художник. Два дня, подумай только, мы с тобой потратили на то, чтобы все собрать и упаковать!

– А что хуже? Женщина или художник?

– Только их сочетание, – подмигнул Эдмунд.

Шесть часов заточения в поезде.

Мередит вздохнула и поглубже убрала ноги под сиденье.

Они взяли билеты на поезд, идущий прямо до Варшавы.

Денег на самолет у Эдмунда не было, а брать их у Мередит он не захотел.

По правде говоря, и у самой Мередит осталось на кредитке совсем немного.

Она предпочла бы самолет – быстрота, комфорт, стремительность.

Зато я смогу полюбоваться красивыми видами, успокоила она себя и уставилась в окно.

Эдмунд, утомленный сборами, прощаниями и беготней, которая предшествовала отъезду, дремал, ухитряясь использовать в качестве подушки вертикаль оконного стекла.

Вначале Мередит тоже пыталась убедить себя поспать хоть немного. Потом поняла, что все усилия тщетны.

Сначала она смотрела в окно. Потом – на собственные ногти (не мешало бы освежить маникюр, ой не мешало бы!).

Листать глянцевые журналы, небрежно брошенные на столик, не хотелось.

Воды не хотелось. Бутербродов тоже.

Не хотелось вообще ничего.

Мередит только сейчас поняла, как она устала.

Однако спасительный сон не шел к ней.

Вместо этого она принялась размышлять о том, как она могла сподвигнуться на такую авантюру – поехать вместе с Эдмундом в его родной город.

Тоже мне, заядлая путешественница нашлась.

Элинор, конечно, удивилась, когда Мередит сообщила ей о планируемой поездке в Прагу. Хотя знала обо всех красотах этого города, о его неповторимой атмосфере – да и вообще прекрасно знала, что этот город стоит посмотреть.

Впрочем, как и множество других, не менее достойных городов на земном шаре.

А что? – спросила себя Мередит. Я же не знала, чем мне заняться и куда себя деть. Теперь, может быть, и появился ответ на этот вопрос – хочу путешествовать!

Да, но на чьи деньги и за чей счет?

Может быть, попробовать писать путевые заметки, а потом публиковать на каких-нибудь туристических сайтах, сотрудничать с туристическими агентствами?

Ага, размечталась. Для этого как минимум нужна усидчивость.

Мередит не помнила, как долго она могла в последнее время высидеть где-нибудь, кроме разве что в театре, в опере, ну или посещая дизайнера в любимом сиднейском салоне красоты.

Мимо их купе стремительно прошагал парень крупного телосложения. Таким же стремительным взглядом он выхватил Мередит из антуража купе и заговорщицки подмигнул ей.

Мередит отвернулась.

Она не чувствовала необходимости в дополнительном мужском внимании, находясь рядом с Эдмундом.

Да, и еще ей очень нравилось смотреть на него.

Даже сейчас, когда он спал.

У стремительного парня не было ни малейших шансов составить ему конкуренцию.

Мерно постукивающие колеса, как ни старались, все никак не могли нагнать и на Мередит хоть немножко здоровой дремоты.

Вместо этого в ее голову полезли разные мысли.

Например, о том, что же она все-таки нашла в Эдмунде. Иногда полезно отвечать на такие вопросы хотя бы себе самой.

Внешность? Но это далеко не все.

Ум, проницательность? Но это стало заметно не сразу, по крайней мере его проницательность и глубина суждений. Да и практицизма ему явно не хватало. Уж она-то насмотрелась на предприимчивых и практичных мужчин.

Подкупающее сочетание застенчивости и уверенности в своих действиях? Нерешительная улыбка, спорящая с озорным взглядом? Может быть, это все порождало загадку, которую было бы любопытно разгадать.

Или все просто случилось само собой, как это происходит между мужчинами и женщинами, когда пробегает какая-то искра, протягивается ниточка взаимного интереса, и в таком случае причины произошедшего и анализ ситуации становятся не так уж важны?

И тут сумка Мередит, которая лежала у нее на коленях, задрожала. Это сработал виброзвонок ее мобильного.

За все время, проведенное в Праге, ее телефон звонил впервые.

Дрожащими руками она торопливо открыла сумку и извлекла оттуда телефон.

– Алло, – сказала она, нажав кнопку приема вызова.

– Ну здравствуй, дорогая моя.

– Здравствуй. Не ожидала тебя услышать.

– Почему это?

– Просто не ожидала – и все. Что-то случилось?

– А почему что-то должно случиться?

Мередит старалась говорить тихо, чтобы не разбудить Эдмунда.

– Хотя ты права. Знаешь, Рональд вернулся в Сидней.

– Очень рада за него. И… что? Почему ты мне об этом говоришь?

– Он заезжал ко мне. Искал тебя.

– И что ты ему сказала?

– Знаешь, дорогая моя, разбирайтесь сами. Я сказала ему, что еще совсем недавно ты была у меня в гостях. И что ты совершенно точно была в Сиднее. А потом я закрутилась, забегалась и как-то потеряла тебя из виду.

– А он что же?

– Он сказал, что заезжал к тебе сразу по возвращении из Японии. Тебя не было дома. Он звонил на домашний позже, никто не ответил. А когда заехал на следующее утро, тоже не застал тебя.

– Он мог бы позвонить мне на мобильный, – протянула Мередит.

– Говорит, что звонил, но абонент был вне зоны доступа.

– Ну и что же следует из всего этого?

– Думай сама, Мередит. Тебе не кажется, что стоит вернуться?

– Почему это?

– Повторяю: разбирайтесь сами. Где ты сейчас, все еще в Праге?

– Если честно, то я нахожусь на пути в Польшу. Сейчас я в поезде. Мы с Эдмундом едем к нему в Варшаву.

– Что ты там забыла?

– Сама не знаю, – ответила Мередит. – Я просто подумала: почему бы не прокатиться? И вообще, что касается Рональда, я что, похожа на игрушку, которую обычно ищут там, где оставили в последний раз? Он ничего не сообщал мне о том, сколько продлится его последняя деловая поездка, чем он занимается, когда мы увидимся.

– Ясно. Мередит, один вопрос.

– Да?

– Ты уверена в том, что делаешь?

Мередит беззаботно отмахнулась, словно подруга могла видеть ее жест.

– Да ни в чем я не уверена, даже и настаивать не буду.

– Ну тогда почему бы тебе не разобраться в сложившейся ситуации, выйдя из нее с минимальными потерями?

– Элинор, о чем ты говоришь? Неужели ты действительно… Неужели я так похожа на чью-то собственность? Вы все считаете меня игрушкой?

– Я-то точно не считаю, – вздохнула Элинор. – Но вот за Рональда поручиться не могу. Я не так уж хорошо знаю его. Мередит, когда ты появишься в Сиднее?

– Я не знаю. Не знаю.

– И что ты собираешься делать дальше, ты тоже не знаешь?

– Все вы слишком часто задаете мне этот вопрос. Я не делаю ничего особенного. Живу в свое удовольствие.

– За любые удовольствия рано или поздно приходится платить, – четко сказала Элинор и повесила трубку.

Польша встретила Мередит и Эдмунда настоящей весной.

Двоюродный брат Эдмунда, Стефан, приехал за ними на вокзал на сверкающем серебристо-серой краской «опеле». Они оперативно перенесли все сумки в машину, не позволив Мередит понести даже ее собственную небольшую дорожную сумку.

Но затем Стефан уехал с их вещами домой, а Мередит и Эдмунд отправились с вокзала пешком.

– Долго не был в Варшаве, – объяснил Эдмунд. – Соскучился. Прогуляемся, заодно сразу посмотришь город. Нам вообще-то недалеко.

– Недалеко – это сколько? – спросила Мередит.

Она заменила в поезде легкие дорожные ботиночки на туфли на каблуках и совсем не горела желанием стирать ноги в первый же день приезда в Польшу.

– Недалеко – это минут пятьдесят, не больше. – Он с сомнением посмотрел на ее обувь.

– Давай так: как только ты скажешь, что устала, мы ловим такси и доезжаем уже на машине.

– Не скажу, – заверила его Мередит. Ей не хотелось выглядеть в глазах Эдмунда совсем уж избалованной. Хотя последние месяцы жизни в Сиднее она перемещалась исключительно на автомобиле. Из дома – в машину, из машины – в салон, в бутик, в галерею или супермаркет. Либо же они передвигались на машине Рональда.

Последние долгие душные неопределенные месяцы жизни в Сиднее.

Мередит решительно тряхнула головой, отвлекаясь от нежеланных мыслей. Волосы упали ей на глаза. Теплый варшавский ветер играл с ними, а солнце золотило их нежными бликами.

Эдмунд залюбовался этой картиной.

– Ну что, мы идем или как? – нетерпеливо спросила Мередит.

Эдмунд взял ее под руку, и они зашагали от вокзала в направлении центра.

– Расскажи мне о Варшаве, – попросила Мередит. – Я же ничего не знаю.

– Что мне тебе рассказать… Гид из меня неудачный, причем весьма. Могу, конечно, дать краткий обзор сухими терминами, как в энциклопедическом словаре.

– Любыми терминами, просто расскажи мне про город.

– Варшава, как тебе известно, является столицей Польши, – начал Эдмунд. – Вот уже четыреста лет, кстати.

– Срок немалый.

– Да. Город одновременно спокойный и вместе с тем жизнь не стоит на месте. После Второй мировой войны город пришлось почти полностью восстанавливать. С трудом, конечно, но восстановили. Можно сказать, что это единственный в мире реконструированный город.

– Подумать только.

– Варшава – крупнейший культурный центр.

– О, это же как раз по твоей части.

– Да, с этим мне повезло. Можно сказать, родился в нужном месте.

– И в нужное время?

– Время покажет, – выдал каламбур Эдмунд. – Ну что еще… У нас много театров, музеев. Семьдесят четыре галереи искусства.

– Ого! Значит, у тебя есть перспективы?

– Посмотрим. Я ведь уже рассказывал тебе. Пока продвигается не очень успешно. Надо много работать.

– Ладно. А что еще у вас есть?

– Ты любишь оперу? Опера, оперетта, камерная опера. И филармония.

Мередит скривилась.

– Честно говоря, в Сиднее наелась и оперой, и прочими театральными действами. Да и на польском я мало что пойму. Без тебя я тут пропаду.

– Ну, не такие уж мы поляки темные, – засмеялся Эдмунд.

– Ах, ну да, конечно. Английский как международный.

– Угу. Всеобщий язык.

– Что еще может предложить ваш город туристам?

– Да все что хочешь. Бары, магазины, рестораны. Все достопримечательности – к твоим услугам. Все, что понастроили и сохранили. Королевский тракт, Королевский замок – все это мы с тобой посмотрим. Старый город с его рынком и колонной Сигизмунда. Краковское предместье, дворец на воде…

– Одним словом, найдем чем заняться, – подытожила Мередит.

Они шли вдоль красиво оформленных витрин с надписями, непонятными Мередит, вдоль оград и кафе, где сидели под тентами люди и наслаждались весенним солнцем, не спеша, впрочем, избавляться от шарфов, перчаток и шляп.

Громкоголосый галдеж воробьев, чуявших явную перемену к лучшему, напомнил Мередит детство. Когда просыпаешься рано утром и надо идти в колледж, а сквозь сетчатые занавески проникают птичьи голоса, смешиваясь с потоками солнечных лучей. И необходимо подниматься, идти умываться и чистить зубы, а в столовой ждет завтрак – блинчики с абрикосовым джемом – и мама, радостная и улыбающаяся, обнимает Мередит, а Мередит прижимается щекой к любимому маминому переднику, надеваемому скорее для красоты, чем по необходимости. На переднике вышиты оранжевые вишни, а сам он пахнет свежестью и еще каким-то цветочно-цитрусовым парфюмом, который мама предпочитала всем другим…

Надо будет, кстати, позвонить ей в Торонто.

Мама живет там со своим вторым мужем, его ребенком от первого брака и их общей дочерью Венди. Мередит всего пару раз бывала у них в гостях. И, хотя ее там прекрасно принимали и окружили заботой, Мередит предпочитала видеть маму у себя в гостях, в Сиднее. Ну или у брата.

Жаль, что мама редко выбиралась и к Мередит, и уж тем более к брату, который был настолько занят бизнесом, что с трудом выкраивал время для своей собственной жены.

– Ну вот мы и пришли, – прервал ее размышления Эдмунд. – Ты, поди, не веришь своему счастью?

– Да нет, наоборот, удивлена, что мы дошли так быстро.

Эдмунд толкнул калитку забора, за которым виднелся небольшой приземистый дом с зеленым крыльцом и причудливым, с забавной резьбой, фонарем, призванным, очевидно, освещать крыльцо в темное время суток.

– Здесь я и живу. Пробовал снимать квартиру, но не всегда, признаюсь, хватало денег. Да и скучновато одному было. К тому же дома я бываю нечасто. Сама видишь: то езжу по другим городам в поисках новых впечатлений…

– Двусмысленно звучит, – заметила Мередит.

Эдмунд светло улыбнулся.

А Мередит почему-то подумала, что несколькими неделями раньше от подобных слов Эдмунд, скорее всего, покраснел бы.

– В поисках новых образов, – поправился он.

Мередит засмеялась:

– Опять двусмысленно!

– Так, может, это ты вкладываешь двойной смысл в мои слова, а вовсе не я? – поддел он ее.

– Ладно. Продолжай.

– Ну, когда я нахожусь в Варшаве, то либо бегаю по галереям, либо тоже работаю на натуре. Город, пригороды… Хотя, конечно, мне все реже удается найти здесь что-то интересное.

– Изрисовал вдоль и поперек все, что под руку попалось?

– У тебя сегодня хулиганское настроение, как я погляжу. Да, можно и так сказать, милая.

Мередит с недоверием покосилась на него, среагировав на последнее слово.

– Это дом моей мамы. Ей уже за шестьдесят.

– Так много? – невольно вырвалось у Мередит. – Ой, прости, я не хотела…

– Да ничего страшного, – спокойно ответил Эдмунд. – Я поздний ребенок, так уж вышло…

– Зато, наверное, долгожданный и любимый?

– Ну, что есть, то есть.

– И одаренный к тому же.

– Издеваешься?

– А что, тебе раньше никто не говорил, что ты талантлив?

– Да нет, почему же. Но, думаю, тут дело не в этом. Отец умер сравнительно недавно, но мама держится молодцом. Ну и то, что я пока живу дома, ей в радость, что тут скрывать…

– А Стефан?

– Стефан, конечно, живет отдельно. У него есть подруга, и они выплачивают кредит за большую квартиру. Я даже не знаю, честно говоря, что лучше – современная квартира где-нибудь в центре Варшавы или такой доисторический дом, как у нас. Дом, кстати, в отличном состоянии. Построен, как маленькая крепость. Два этажа, но он не так велик, как кажется. Второй этаж отдан мне на откуп: спальня с душевой комнатой, мастерская – под мастерскую мне требуется довольно много места. Я и дома работаю, так что без мастерской мне никуда.

– А первый этаж?

– Гостиная, столовая, небольшая библиотека, комната для гостей и мамина спальня. Мама пытается заниматься садом, хоть он и большой. Пару раз в неделю приходит женщина, помогает ей по хозяйству, с уборкой и прочим. Хотя мама для своих лет неплохо со всем справляется.

Они поднялись на крыльцо, которое чуть скрипнуло под ногами. Эдмунд открыл дверь своим ключом.

– Проходи, пожалуйста.

– Ну наконец-то! – Навстречу звукам открывающейся двери в прихожую вышла невысокая, чуть, может быть, полноватая, но в целом находящаяся в прекрасной форме приятная пожилая женщина. Ее волосы уже были абсолютно белыми, а короткая стрижка делала ее задорной и придавала ей шарма. – Наконец-то! – повторила она. – Стефан давно уже приехал, выгрузил все вещи и уехал на работу! Не стал вас дожидаться, сказал – мол, на сегодня у него уже запланировано много встреч. Съел три блинчика с капустой и был таков!

– И правильно, – засмеялся Эдмунд. – Если бы он просидел дольше, то ты наверняка впихнула бы в него еще две порции по столько же, накормила бы бигосом, а с собой вручила бы термос с кофе. Мама, тебя же все знают! Вот и спасаются как могут: кто деловыми встречами, а кто-то – провозглашая, что сел на очередную диету. Как девушка Стефана, кстати.

– Эдмунд, а что такое бигос? – тихо спросила Мередит.

– Это польское блюдо из свежей или квашеной капусты, с разнообразными мясными продуктами и добавлением различных специй, – объяснил Эдмунд.

– Да что же это такое, сейчас он будет читать ей лекции по кулинарии, держа в прихожей! – возмутилась мать Эдмунда. – Проходите, дорогая моя! Бедная девочка, он же потащил вас пешком от самого вокзала, хотя вы могли с комфортом доехать на машине Стефана за каких-то десять, ну, пятнадцать минут! Проходите. Меня зовут Анни, так и называйте, без всяких церемоний. Сейчас умоетесь с дороги и будем завтракать. Ну или обедать, это уж кому как больше нравится.

Мередит очень понравилось это знакомство, представление получилось совсем неформальным, простым и теплым. Действительно, без всяких церемоний.

– Очень приятно, – улыбнулась она. И тут до нее дошло, что же настораживало ее с момента, когда Анни вышла им навстречу. – Но… Анни… Вы же говорите по-английски даже лучше, чем я! Потому что я говорю с австралийским акцентом. Вы профессиональный переводчик? Или долго жили в Англии?

– Это как посмотреть. – Анни покачала головой. – Я родилась в пригороде Лондона. А когда мне исполнилось двадцать два года, встретила отца Эдмунда, поляка. Влюбилась, и он увез меня сюда, так что, как видите, у меня отнюдь не польские корни.

– Я предлагаю обсудить всяческие родословные древа и прочие малоинтересные темы за обедом, – сказал Эдмунд, обнимая Мередит и Анни за плечи и мягко подталкивая их в сторону столовой. – Совершенно не хочется провести остаток дня в прихожей, тут ты права, мама.

Обед действительно удался на славу.

Он затянулся, поскольку и застольная беседа шла неспешно, плавно, но увлекательно для всех участвующих сторон и никак не прекращалась.

Нежнейшие блины, острый капустный салат, красное вино, морские гребешки, а потом многослойный песочно-желейный десерт с фруктами, да не по одной порции, а в завершение всего – кофе с ликером.

Мередит еле поднялась из-за стола, глаза слипались.

– А ну-ка, Эдмунд, живо укладывай свою гостью спать, – взглянув на нее, покачала головой Анни.

– Слушаюсь, мама, – засмеялся Эдмунд. – Сам бы никогда не догадался.

Наверху в спальне кровать была застелена свежим бельем с вышитыми ирисами, оконные стекла блестели, а на старинном комоде были расставлены вазы с нарциссами.

Эдмунд покачал головой.

– Мама всегда переворачивает дом вверх дном, когда я возвращаюсь из очередной поездки. Но ее можно понять: каких-то особых своих увлечений у нее нет. Я – ее увлечение. Хотя и без фанатизма, чему я несказанно рад. Мы с ней добрые приятели. Ну и, конечно, она ведет дом, работает в саду – вот, пожалуй, и все ее увлечения.

– Для женщины это ведь вполне нормально, если она находит себя в заботах о доме, – сонно пробормотала Мередит.

Эдмунд с улыбкой накрыл ее одеялом.

– Да, наверное. Но женщины бывают разными. Спи, а я спущусь вниз, поболтаю еще с мамой. Мы давно не виделись. Спи, не торопись подниматься. Нам с тобой, знаешь ли, предстоит еще немало испытаний.

– Каких?

– Застольных в том числе. Потом все тебе расскажу. Спи. Ты ведь так и не поспала в поезде, да?

– Угу, – пробормотала Мередит, уже проваливаясь в сон.

Проснулась она только на следующее утро.

Ближе к полудню.

Не открывая глаз, она потянулась всем телом, выгнулась, ощущая кожей нагретые собственным теплом простыни, завела руки за голову и попыталась сладко потянуться по второму разу, но локтем наткнулась на что-то приятное на ощупь рядом с собой.

Вздохнув, она повернулась к Эдмунду, уютно положила голову ему на плечо, ощущая упругие мышцы, закинула на него руку и ногу и продолжила засыпать в этом импровизированном объятии.

– Мередит?

– Мм?

– Ты уже проснулась?

– Не-а…

– Значит, спишь?

– Мм… нет. А почему ты спрашиваешь?

– Не видел тебя со вчерашнего вечера.

– Ну так смотри, кто тебе мешает? – пробормотала она.

– Можно только смотреть?

– А чего ты еще хочешь?

– Вообще-то я совершенно точно знаю, что под одним одеялом со мной находится ангел с телом обольстительной нимфы. При одной мысли об этом сон слетает с меня.

– Ну, оно же под одеялом, его и не видно. Если не подключать фантазию, то, может, вполне можно еще и поспать?

– Можно и не включать, – согласился Эдмунд. – А как быть с запахом твоей шелковой кожи? Тяжелых волос, кольца которых рассыпались по всей подушке?

– Наверное, это уже сложнее. Но, Эдмунд, так хочется спать…

– Хорошо, спи.

Но Эдмунд не последовал ее примеру, а осторожно откинул одеяло и начал покрывать неторопливыми поцелуями ее плечи, шею, подбородок. Доходя до самого краешка губ, он останавливался и повторял все в обратном порядке.

Улыбка появилась на губах Мередит.

– Мне прекратить? – спросил Эдмунд.

– Нет.

– Продолжить?

– Да. Поцелуй меня…

– Что-то неохота.

– Что!? – с Мередит от возмущения слетел весь сон.

– Неохота целовать спящих красавиц, – пояснил Эдмунд.

– Это почему же?

– Гораздо приятнее, когда она смотрит на тебя и отвечает тебе.

– Немедленно поцелуй меня!

– Ты недостаточно просишь.

– Ах так…

Завязалась шутливая борьба, в ходе которой Эдмунд сначала слегка поддался, но в итоге одержал над Мередит безоговорочную победу. Результатами этой победы остались довольны и победитель, и побежденная…

На следующий день борьба шла уже по другому поводу.

За право устроить ужин в честь возвращения Эдмунда боролись его двоюродный брат с подругой Юлией и друзья Эдмунда.

У Стефана с Юлией в союзниках была Анни.

У друзей никого не было в союзниках, кроме них самих.

Чтобы не быть разбитыми наголову, они вовремя сдались, хитро капитулировали, перенеся званый ужин на следующий вечер.

– Но вы, – объявили они, – будете виноваты в том, что мы бездарно проведем этот вечер и эту ночь. Нам придется лениво потягивать пиво из бутылок перед мелькающим экраном. Назавтра мы проснемся с головной болью. И откуда будет взяться размаху и изысканности званого ужина?

– А вот это уже шантаж, – предупредил Эдмунд.

Таким образом, сначала предстоял ужин в доме Анни. Анни взялась готовить бигос, а Мередит подвело ее природное любопытство. Она заявилась на кухню и незаметно для самой себя вскоре была вовлечена в готовку.

– …А потом нужно спассеровать на растительном масле репчатый лук и томат-пюре, – объясняла Анни.

Мередит послушно исполняла требуемое.

– Закипело, что нужно сделать?

– Добавляем пряности по вкусу. Возьми там в шкафчике тмин и майоран.

– Вы еще что-то говорили о черносливе.

– Да, конечно. Чернослив. А потом тушим под крышкой до готовности. Не забыть все это помешивать.

На кухню заглянул Эдмунд, увидел дымящиеся кастрюли и сковородки, Анни, колдующую над всем этим, зачарованно внимающую ей Мередит и только рукой махнул.

– Ты бы лучше не махал руками, – проворчала Анни, – а откупорил бутылку вина. Или ты хочешь, чтобы я нарушила классический рецепт?

– Ни в коем случае. – Эдмунд ловко открыл бутылку с вином и не замедлил ретироваться из кухни…

Мередит начинали забавлять все эти бесконечные застольные посиделки. К такому она не привыкла. Это не было похоже ни на полуофициальные ужины с Рональдом в лучших ресторанах Сиднея, ни на ее нечастые встречи с Элинор за рюмкой ликера или же бокалом вина с сыром и деликатесами.

Чем-то неуловимым отличались общие сборы за столом и в Праге, и в Польше. По сути, не происходило ничего такого, что кардинально отличало бы все эти встречи друг от друга. Люди, накрытый стол, свечи или приглушенный свет, изысканная сервировка или импровизированный фуршет. Все было похоже, совершались одни и те же действия, но…

Тепло?

Неуловимый аромат дома, семейных отношений, где люди по-настоящему близки?

Все дело было в мелочах, видимо. По крайней мере, для Мередит.

Но было и кое-что, что ее напрягало.

Миниатюрная подруга Стефана, Юлия, яркая брюнетка с очень живыми глазами, темными с черешневыми бликами, по-свойски закидала Мередит вопросами. Через Эдмунда. По-английски она говорила плохо. Мередит с ужасом думала, что было бы, будь Юлия более поднаторевшей в общении на родном языке Мередит.

Она бы меня тут же разоблачила, продемонстрировав всем мою никчемность. Стоп. Хватит. Сколько можно ждать подвоха от людей, которые вовсе не хотят тебя обидеть?

Однако факт оставался фактом – Мередит в своих глазах выглядела не слишком-то интересным персонажем. Спасало ее только то, что, пока Эдмунд переводил очередной вопрос для Мередит, у нее было время как можно корректнее сформулировать ответ. Нет, не затем, чтобы избежать следующего вопроса, на это Мередит даже не надеялась.

Судя по всему, Юлия была крайне активной особой как в социальном, так и в творческом плане, с уймой интересов. Почему-то она, едва взглянув на Мередит, решила, что в ней ей удастся найти единомышленницу. И основная часть ее вопросов была посвящена именно интересам Мередит.

Сама Юлия снималась для рекламы различных косметических штучек, занималась дизайном логотипов и буклетов для польских корпораций и начинала осваивать дизайн сайтов.

Толком не дав никаких ответов, Мередит, однако, в очередной раз сумела без потерь выйти из-под обстрела брюнетки с глазами цвета черешни. Но для этого ей пришлось призвать на помощь всю свою изобретательность, изворотливость и дипломатичность.

А больше всего Мередит расстраивало то понимание, с каким на нее смотрел Эдмунд.

Я профессиональная бездельница, с тоской думала она, пряча лицо за ободком бокала с янтарным вином.

В самом деле, нельзя же считать призванием, увлечением или серьезным карьерным достижением те несколько месяцев, что она провела в архиве, возясь с бумагами.

Если и завтра на ужине у друзей Эдмунда ей придется отвечать на те же вопросы об ее интересах, поисках и самореализации, она даже не знала, что сделает.

6

– Устала? – спросил Эдмунд.

Сидя на краешке постели, Мередит расчесывала свои длинные темные волосы.

– Нет, не очень.

– Знаешь, мне показалось, что все это тебя немного тяготит.

– Что именно?

– Да все. Застолья, внимание к тебе, расспросы. Ничего не изменилось со времен Праги.

– Эдмунд…

– Да нет. Я не упрекаю, я ни в чем тебя не обвиняю. Я уже говорил тебе: захочешь поделиться – выслушаю с удовольствием.

– И тебе достаточно того, что я просто с тобой?

– Да, мне достаточно. Просто будь рядом со мной. Мередит, мне с тобой очень хорошо. Спокойно, уютно. Мне интересно с тобой, мне нравится за тобой наблюдать. Некоторая доля досады, что я не знаю о тебе каких-то важных вещей, есть. Но это ничего. Знаешь, моя профессия научила меня созерцательности. Иногда лучше принять то, чего пока не понимаешь. Или то, что не получается изменить. Может быть, изменится потом.

– Да ты философ.

– Ну, я художник. Какая-то доля философского отношения к жизни должна быть. Как без нее?

– Тебе виднее.

– Так мы идем завтра к моим друзьям?

– Как скажешь.

– А ты? Мередит, ты хочешь или нет? Если нет, тебе достаточно просто сказать об этом.

– И что будет?

– Да ничего не будет. – Эдмунд пожал плечами. – Извинюсь, отменю встречу. Можно перенести. Поужинаем с тобой здесь или сходим куда-нибудь вдвоем… в тихое спокойное место. Можно заглянуть в кинотеатр, можно и до боулинга дойти, в конце концов. А если хочешь побыть одна, я тебя оставлю наедине с журналами, а сам все-таки встречусь с ними. Мы с приятелями давно не виделись, у них много новостей.

– Да ладно, пойдем.

– Как скажешь, – легко согласился Эдмунд.

Друзья Эдмунда выбрали для встречи большой ирландский паб в центре Варшавы.

Антураж тут вполне богемный, подумала Мередит, осматривая помещение. Тяжелые дубовые столы и стулья – стулья, впрочем, с мягкой кожаной обивкой. Грубоватая барная стойка. Высокие табуреты у самой стойки. Армада бутылок за плечами у барменов.

Довольно громкая рок-музыка, перемежающаяся фолком.

Клубы табачного дыма, лампы в виде свечей с бронзовыми канделябрами.

И посреди всего этого богемно-небрежного великолепия – две плоские телевизионные панели, по которым как раз транслировался матч английской и испанской сборных.

Мередит и Эдмунд оставили плащи в гардеробе и прошли в нишу, наполовину отделенную от общего пространства невысокой резной аркой.

– А вот и мы, всем добрый вечер!

– Наконец-то. Мы уже и не надеялись вас увидеть! Ну и что с тобой после этого надо сделать?! – раздалось сразу несколько голосов.

Мередит крутила головой, пытаясь рассмотреть присутствующих.

Эдмунд представил ее друзьям. Но слишком громко орала музыка, поэтому некоторые имена Мередит не расслышала, а некоторые попросту не запомнила. Тем более что не все польские имена были привычны ее слуху.

Было человек пять юношей и две молоденькие девушки. На улице они чем-то выделялись бы из толпы. Внешний вид собравшихся напомнил Мередит одновременно хиппи, неформалов и, может быть, чуть-чуть в их одежде было от этнических костюмов.

Причудливые ремни и бусы, небрежные льняные рубашки, кожаные жилетки, длинные волосы у некоторых парней. Мередит решила, что друзья Эдмунда из среды художников. И оказалась права.

Они заказали темное пиво, а на закуску – острые сухарики с сыром и свиные ребрышки. Официантки сновали между столиками с тяжелыми кружками на подносах. В общем, решила Мередит, тут довольно славно.

Компания общалась, ни на минуту не умолкая, жевала чипсы, запивала пивом, все делились новостями, не задерживаясь подолгу ни на одном вопросе. Мередит выдохнула и расслабилась. Кажется, никто тут не собирался терзать ее, мучить допросом с пристрастием.

– Кстати! – воскликнул один из парней, обладатель самой роскошной русой шевелюры. – Эдмунд, я разве еще не говорил тебе?!

– О чем? – спокойно спросил Эдмунд, передавая Мередит вазочку с фисташками.

– У меня через месяц выставка, представляешь? Своя, персональная! Первая. Заметь, к двадцати четырем добился-таки. Здесь, в Варшаве, в одной из наших галерей. Это только начало, да. Но начало положено!

– И это неплохо, – заметил Эдмунд, поднимая свою кружку. – Ну, я тебя поздравляю, Марек!

– Спасибо, дружище. Дай бог нам всем такого.

По лицу Эдмунда пробежала едва заметная тень. Наверное, лишь Мередит и успела ее заметить.

Она положила руку на плечо Эдмунда, чуть сжав его. Он ответил улыбкой.

Она понимала, что он стремится к признанию своих работ, и искренне за него переживала.

Сама-то она была не способна на такие подвиги и свершения. Не считала себя хоть сколько-нибудь творческой личностью.

Кажется, она начала по-настоящему уважать это в других. Тем более в Эдмунде.

Положив свою руку на ее ладонь в ответ, он тихонько сказал:

– У Марека скорее новаторские работы, плюс небольшие элементы сюрреализма, я рассказывал тебе об этом направлении еще в Праге. Конечно, если помнишь.

– Так тебя ведь тоже можно поздравить! – вновь повернулся к Эдмунду Марек.

– Наверное, можно, только скажи с чем?

– Ну как же, – раздалось еще несколько голосов, – ты же вроде как собрался жениться?

Эдмунд покраснел.

Впрочем, он довольно быстро отреагировал:

– А что, уже передавали по центральному телевидению?

– По спутниковой связи передавали, – объяснил Марек. – Давай оглашай все подробности.

– Всему свое время и место, – не то отшутился, не то просто пожелал свернуть тему Эдмунд. Впрочем, особо никто и не настаивал. Градус вечеринки был довольно крепким, дело близилось к полуночи. Вновь и вновь заказываемые закуски исчезали на глазах. Было затронуто и сменилось не менее двух десятков таких же увлекательных тем, как предполагаемая женитьба, ожидаемая выставка и прочее, прочее. Наверное, словам Марека больше всего значения придал сам Эдмунд.

Так Мередит подумала сквозь легкую алкогольную дымку, подумала и забыла.

На следующий день Эдмунд повез Мередит в знаменитый парк Варшавы – королевский парк под названием «Лаженки».

По огромной территории парка можно было бродить весь день. Красивые дорожки, живописные пруды, белки, которые брали с рук орехи…

Эдмунд показал Мередит знаменитый варшавский памятник Шопену, который находился в одном из самых дальних уголков парка. Они еще успели проплыть на гондоле, пока не начало темнеть.

– Ну что, домой? – спросила Мередит.

– А ты уже устала?

– Да нет, ничего. Ты хотел зайти куда-то еще?

– Я хотел с тобой поужинать и даже заказал столик, если честно. Это не самый известный ресторан Варшавы, но, поверь, там стоит побывать. Очень приятный, прекрасное обслуживание.

– Национальные блюда?

– А это уж как пожелаешь. Захочешь – будут национальные, не захочешь – ограничишься привычными европейскими.

– Договорились.

– Ну что, едем?

– Едем!

Ресторан, в который они приехали, являл собой резкий контраст со вчерашним грубоватым, даже несколько брутальным пабом. Обстановка напоминала скорее средневековье. Все было просто и вместе с тем изящно, сдержанно и вместе с тем… достойно? Мередит не могла подобрать более подходящего слова.

Они порядком проголодались.

Поэтому Эдмунд заказал легкие салаты, потом крем-суп из морепродуктов, пасту с мидиями, сырный пирог, а на десерт – нежнейшие пирожные с медом и ореховой начинкой.

Весь вечер он очень нежно смотрел на Мередит, ее даже стало это несколько беспокоить.

– Я что… вернее, почему ты так на меня смотришь, я как-то не так выгляжу? – наконец спросила она.

– Ты сегодня выглядишь совершенно особенным образом. Глаза сияют, щеки разрумянились.

– Неудивительно, после такой долгой прогулки. Я, наверное, уже говорила, но не могу не повторить снова. Парк очень красивый! Прямо не верится, что такое чудо находится в центре города.

Эдмунд кивнул.

– А мне кажется, что не только ты сегодня выглядишь по-особенному… Вечер сегодня тоже какой-то особенный.

Мередит не стала возражать.

– Послушай… Я долго думал, когда лучше поговорить с тобой об этом. Вроде и торопиться было не с руки, но… Но и тянуть с этим долго я, как оказалось, просто не в состоянии.

– С чем тянуть? – подняла брови Мередит.

– Мередит, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Эти слова произвели на нее такое впечатление, будто в ресторане неожиданно уронили поднос, полностью заставленный фарфором и бокалами, или где-то неподалеку раздался взрыв.

Она сидела словно оглушенная.

Постепенно, однако, к ней вернулась способность воспринимать окружающее, и слова Эдмунда перестали для нее звучать, словно приглушенные толстым слоем ваты.

– Когда я встретил тебя, со мной что-то произошло. Я не могу сказать, что очень часто встречался с девушками… Дело и в работе, и в том, что редко попадались действительно интересные… Поэтому у моих друзей слухи о том, что я хочу жениться – а я действительно хочу жениться, – и вызвали такое воодушевление.

– Да? – тупо спросила Мередит.

– Да, это так. Не то чтобы они отчаялись видеть меня счастливым с девушкой. Но это для них неожиданность. Приятная, конечно, но неожиданность.

До Мередит начало потихоньку доходить, чем были вызваны ее ощущения необычного тепла, которое присутствовало в общении и с друзьями Эдмунда в Праге, и с его семьей в Варшаве, и с местными друзьями.

Они сразу восприняли ее как его невесту. Они приняли ее как часть Эдмунда.

– Они считают, что мне повезло встретить тебя, – с улыбкой сказал он. – Достойная спутница художника, на их взгляд. Красивая, немного загадочная, таинственная, чувственная.

– Они поверхностно судят, – автоматически сказала Мередит.

Эдмунд с удивлением и недоверием посмотрел на нее.

– Ну, не настолько и поверхностно, – возразил он. – Они видят, что мне хорошо рядом с тобой, а для них это показатель, как ни крути.

Мередит молча кивнула.

– Но ты мне еще не ответила.

Она подняла на него глаза.

– Я все думал: как же я отпущу тебя? Ведь рано или поздно тебе нужно будет возвращаться в Сидней, к своим делам. И я думал, как же я могу сделать так, чтобы ты осталась со мной. Решение оказалось таким простым. Выходи за меня. Останься со мной. Выходи за меня, и я уже никуда тебя не отпущу.

– Запрешь в четырех стенах?

– Ну что ты! Я не в этом смысле. Занимайся, чем тебе захочется, путешествуй. Мы можем делать это вместе, у нас вроде неплохо получается. Мередит…

Она молчала.

– Соглашайся, пожалуйста. Ты… ты нужна мне. Я изменился рядом с тобой. Я ощутил в себе то, чего не чувствовал и не переживал раньше. Я стал свободней. Это благодаря тебе.

– Но… Но на что мы будем жить? – Внутренне она проклинала себя за этот вопрос. Но ей надо было как-то остудить его пыл.

– Да, я тоже думал над этим, – кивнул Эдмунд. – Ты знаешь, семья для меня важнее. Наши отношения достойны того, чтобы чем-то пожертвовать.

– Чем же ты собираешься жертвовать?! Уж не живописью ли? Тебе ведь больше нечем.

– Мередит… – Эдмунд вздохнул, – поверь, я все взвесил. Да, живопись мне придется отложить. Не навсегда, нет!

– А на какое время?

– Вот над этим я точно сейчас задумываться не стану. Со следующей недели я приступаю к работе, мне удалось найти вариант – как я считаю, неплохой. Помощник управляющего в одной из художественных галерей Варшавы. Не самая крупная, но и не самая захудалая.

– Разве могут быть захудалыми художественные галереи? – механически спросила Мередит.

– Образно говоря. Я же образно выражаюсь. Так вот, место помощника управляющего. Организация выставок, оформление помещений, декор и размещение картин, работа с художниками, контакты, административные вопросы. Впрочем, не хочу грузить тебя этим. Занятость большая, но и деньги хорошие. Даже на первых порах мне пообещали сумму вдвое большую, чем я зарабатывал своими картинами в среднем в месяц. Это прекрасное начало, это возможность, это какие-то связи. Определенная перспектива на будущее…

– Какая же перспектива? Работать с чужими картинами, вместо того чтобы творить самому? Дорасти до управляющего галереей, который своими картинами занимается лишь в мечтах?

– Мередит, не надо так. Это не навсегда, только на время. Я смогу продолжать рисовать. Конечно, не так часто, но совсем это занятие я не оставлю. Вечера, выходные… Возможность найти при желании вполне реально.

– И когда же ты при таком раскладе намерен общаться со мной? Выкраивать для этого редкие ночные часы?

– Мередит, что бы я ни говорил, тебе все не нравится. – Эдмунд хмуро посмотрел на нее. – Я рассказываю о том, как я вижу свое будущее, описываю какие-то варианты, а ты все критикуешь. Ты… не согласна?

– Я не знаю, – сказала она с несчастным видом. – Это слишком неожиданно. Правда. Столько всего свалилось за последнее время.

– Я не тороплю тебя, – сказал Эдмунд, со вздохом откинувшись на спинку стула. – Да, я понимаю, все очень быстро, так неожиданно. Но я не мог молчать, я хотел, чтобы ты знала. Конечно, у тебя есть время подумать. Или свыкнуться с моим предложением. Ты ведь не отказываешь мне?

Он опять выглядел спокойным. Не застенчивым просителем, а уверенным в том, что делает, мужчиной.

Да, он действительно сейчас отличается от того Эдмунда, каким Мередит впервые увидела его в Праге.

Неужели она действительно стала причиной этих перемен?

Но ведь он ее совсем не знает! То, что с ним случилось, замечательно! Но не является ли это плодом его собственных мыслей, трудов и стараний? Да, это все он сделал для нее, но он делал это без ее помощи. При этом витая в собственных иллюзиях насчет нее, Мередит…

Что он скажет, узнав о том, как она жила последний год? Что скажет, узнав о Рональде? О том, что она была содержанкой, да по сути до сих пор ею и остается? О том, что она так и не нашла свое призвание, свое место в жизни. Которого, впрочем, никогда и не искала.

– Мередит…

– Что?

– Пожалуйста, пообещай мне, что подумаешь.

Она кивнула словно зачарованная.

– Ты мне не отказываешь.

Это был не вопрос. Это было утверждение.

Она снова кивнула.

Помедлив лишь долю секунды, Эдмунд полез в карман рубашки и вытащил маленькую овальную коробочку, обитую светлым бархатом. Поднеся коробочку к Мередит, он откинул миниатюрную крышку. Внутри коробочка была обита бежевым шелком. Там лежало кольцо. Оно не было каким-то особенно дорогим. Уж в этом Мередит разбиралась.

Не было оно и вычурным. Оно было простым, строгим и изящным одновременно, тонким и лаконичным. В центре светился небольшой лиловый камень.

Вот так же светятся его глаза, когда он смотрит на меня.

Я ничем, ничем не заслужила такого отношения.

Я не та, за кого он меня принимает.

Согласиться стать его женой – значит загубить ему жизнь.

Он достоин лучшей судьбы.

Из-за меня он собирается бросить рисовать. Уже одной этой причины достаточно для отказа. Я не могу это допустить.

– Мередит… – Он достал кольцо из коробочки и бережно надел ей на палец.

Она не сопротивлялась.

Она просто не могла сказать «нет».

Она не могла произнести вслух все то, о чем размышляла. Сказать об этом – значит растоптать, убить его. Она не могла так с ним поступить.

– Улыбнись, пожалуйста.

Она послушно улыбнулась.

– Я надеюсь, вид этого кольца на пальце не оставит тебя равнодушной. И вдохновит на то, чтобы принять правильное решение.

Крохотная слезинка выкатилась из уголка ее глаза и скатилась по щеке.

– Что с тобой? Ну пожалуйста, не плачь. Все ведь хорошо.

Она послушно кивнула.

– Ты устала. Наверное, я слишком много тебя везде таскал. Поедем домой. И, Мередит… Если ты не хочешь, я пока не стану никому говорить об этом разговоре. Будем знать ты и я. Смотри на это кольцо и помни, что я жду твоего решения. Кстати, учти: меня устроит только положительный ответ! – Он наклонился и поцеловал краешек ее губ.

Мередит уткнулась лицом в его плечо, чтобы он не увидел второй слезы.

Этой ночью она была особенно нежной с Эдмундом. Она была особенно страстной, она потеряла всякий контроль над собой.

Мысль о том, что она собирается сделать, обжигала ее словно огнем. Стараясь освободиться от этих мыслей, она вкладывала всю силу своей благодарности в объятия и поцелуи. Пытаясь забыть о том, что ждет ее в иной реальности, она отдавалась Эдмунду со всем пылом, на какой была способна.

Все что угодно, лишь бы отвлечься. Лишь бы забыть, лишь бы вытеснить из сознания воспоминания и боль, страх и терзания, наполнив его терпкой сладостью любви. Отдать Эдмунду все, что только в ее силах…

Вконец обессиленная, она откинулась на подушки.

За окном было самое темное время суток, та грань ночи, которая чернее всего перед рассветом.

Эдмунд кончиками пальцев провел по ее лицу, потом уже более озорным движением взлохматил ей волосы и встал.

– Ты куда? – Она приподнялась на локтях.

– В душ.

– Мне было очень хорошо с тобой.

– Знаю. Надеюсь, так же будет и впредь.

– Я знаю, – прошептала она, и отчаяние вновь подступило к горлу.

– Если после всего, что сейчас было, ты мне откажешь, я…

– Что ты сделаешь?

– Мне просто придется убить тебя, – засмеялся он.

– Ничего себе шуточки, – надулась Мередит.

– Да, я становлюсь кровожаден. Никак не могу насытиться. Если ты еще не будешь спать, когда я вернусь, мы продолжим.

Мередит наигранно зевнула.

– Думаю, что буду. Наверное, надо поспать.

– Ну смотри. Спокойной ночи, любимая. – Он наклонился еще раз поцеловал ее и вышел из комнаты.

Удостоверившись, что он вошел в душевую и вода зашумела, Мередит тихо встала, накинула халатик и сложила самые необходимые вещи – документы, кредитку, щетку для волос и еще кое-какие мелочи – в свою дорожную сумку.

Потом выключила свет и вернулась в постель.

Она дождалась, пока Эдмунд уснет. Для верности прождала еще час.

Потом встала, оделась, стараясь двигаться как можно тише. Одеваться на ощупь было непривычно, она два раза проверила, все ли пуговицы застегнуты на кардигане и хорошо ли сидят джинсы.

Держа в руках ботинки и сумку, она бесшумно повернула ручку двери, спустилась по лестнице, так же бесшумно открыла дверь в прихожей. Вовремя опомнившись, надела ботинки, действуя все так же, на ощупь. Вышла на улицу.

Тихо щелкнул замок.

Потом скрипнула калитка – и все смолкло.

Бросив прощальный взгляд на дом, где провела столько счастливых минут, она неторопливо пошла по почти безлюдной улице. Пройдя почти половину квартала, она наконец поймала такси.

– В аэропорт, пожалуйста.

Денег у нее оставалось только на билет.

Сидя в самолете и глядя в иллюминатор, Мередит не видела ничего перед собой. Взгляд проходил сквозь стекло и упирался в лицо Эдмунда. Только его лицо было у нее перед глазами.

Не такое, каким оно было, когда он желал ей спокойной ночи, улыбался и целовал ее.

Не такое, каким оно было в ресторане в тот вечер, когда он предложил ей стать его женой.

Но такое, каким оно станет, когда Эдмунд поутру проснется и обнаружит ее отсутствие.

И записку.

Клочок бумаги, наспех вырванный из записной книжки с серебряным обрезом. Перьевая ручка «Паркер». Да, и такие мелочи она возила с собой.

Два слова, всего два слова.

«Прости. Забудь».

Она писала записку наспех, торопясь, чтобы Эдмунд не вышел и не застал ее за сборами. Она пыталась подбирать слова, потом поняла, что все равно ничего не сможет объяснить на этом клочке бумаги.

Клочке бумаги, который, наверное, один стоит дороже, чем все его кисти.

Словами она ничего не объяснит, он может все превратно понять и, что еще хуже, начать ее ненавидеть. Если не получается рассказать обо всем, объяснить, глядя в его глаза, поговорить о том, что она чувствует и почему так поступает… Наверное, лучше и не пытаться хоть как-то исправить ситуацию с помощью этой записки.

Да и что тут можно исправить? Она сбежала тайком ночью, не попрощавшись, крадучись по дому в какой-то воровской манере.

Главное, чтобы они не начали пересчитывать серебряные ложки.

Мередит оторвала взгляд от иллюминатора, прижала ладони к лицу и беззвучно заплакала. Горячие слезы стекали сквозь пальцы, капли падали ей на колени.

Анни… Главное, чтобы все это не отразилось на Анни, она ведь уже не молода, для нее это может стать ударом.

Я не заслуживаю того, чтобы эти замечательные люди так относились ко мне, в отчаянии думала Мередит. Я недостойна их отношения, я недостойна того, что предлагал мне Эдмунд. Он сможет быть гораздо более счастливым с кем-то другим. Я не заслуживаю, чтобы из-за меня он ставил крест на своем таланте. Оплачивать мои драгоценности, прихоти, капризы, наряды…

Есть тот, кому эта роль подходит гораздо больше.

Вот пусть он ею и займется!

А с пражско-варшавской историей покончено. Раз и навсегда.

Это будет ей хорошим уроком, горьким, как хинное лекарство, зато каким действенным!

Если ты вещь, не пытайся жить с людьми, которые не продаются, которые любят и чувствуют не за деньги, не по обязанности и так щедро делятся этой любовью с тобой, словно и правда видят в тебе чудо.

Мередит всхлипнула, потом еще и еще раз. Но постепенно она начала успокаиваться.

Полезла в сумку за упаковкой бумажных платков. Рука наткнулась на приятную прохладу дерева.

Мередит вытащила из сумки небольшую деревянную палитру.

Эдмунд и Анни могут не пересчитывать серебряные ложки. Мередит усмехнулась, иронизируя сама над собой. Она взяла на память эту небольшую палитру. Она помнила, с какой любовью, как бережно этой палитры касались пальцы Эдмунда.

Пластиковые палитры не очень понравились Мередит. А это дерево было живым, теплым, оно сочетало в себе золотистый, ласкающий взгляд цвет и прохладу в прикосновении.

Совсем как Эдмунд: спокойствие и страсть, пыл и уверенность.

Она взяла с собой палитру, а кольцо оставила на тумбочке возле кровати.

Лучше всего ему продать это кольцо. Для своей будущей невесты он наверняка сможет подобрать что-то более подходящее.

Впрочем, решать это только Эдмунду. Отныне их жизни никак не связаны.

Он не сможет ее найти, даже если станет искать.

Станет ли?

Они даже не обменивались мобильными телефонами. Смешно сказать, у Мередит не было его номера, а он никогда не спрашивал номер у нее.

Тогда, в Праге, каждый вечер они договаривались о новой встрече и он ждал ее у пансиона. Потом он повез ее в Варшаву, и с этой минуты они уже не расставались.

Одна из главных примет времени – связь по мобильным телефонам – была для них недоступна.

Какое-то чудо, наверное, уберегло их от того, чтобы они обменялись номерами.

Он не станет ее искать, а она никогда больше не появится ни в Праге, ни в Польше. Ведь он не сможет простить ее.

7

В аэропорту Сиднея Мередит еле удержалась от того, чтобы не приобрести обратного билета и не вернуться в Варшаву. Умолять Эдмунда простить ее. Даже не принять обратно – хотя бы простить.

Не думать о ней хуже, чем она есть.

Ведь этого она тоже не заслуживает.

Мередит думала, что он воспринимает их отношения так же, как и она сама. Легкий, ни к чему не обязывающий роман двух свободных (ну хорошо, относительно свободных) людей.

Просто приятное общество, просто удовольствие от проведенного вместе времени. А потом к этому прибавилась и радость ночей.

Пусть лишь на время, но Эдмунд подарил ей ощущение того, чего она так давно была лишена – тепла отношений, бесценности мелочей, надежности связи. Потребности дарить и отдавать, при этом ничего не требуя взамен и радуясь полученному.

Но, в конце концов, кого она обманывает сейчас?

Пора уже взглянуть правде в глаза, она одна, рядом с ней никого и никто не сделает это за нее. Никто не избавит от неприятной, но неизбежной необходимости, от признания самой себе… В том, что она тоже влюбилась в этого молодого, тонко чувствующего, в ранимого, но сильного и терпеливого, в талантливого и привлекательного польского художника.

Почти силком Мередит заставила себя покинуть аэропорт.

Взяла такси, доехала до дому.

Квартира встретила ее заброшенностью, безлюдностью, толстым слоем пыли.

В других обстоятельствах Мередит принялась бы за уборку, изничтожила бы пыль, после этого затарилась бы продуктами в ближайшем супермаркете, побыла бы какое-то время в одиночестве и покое, пересмотрела бы ряд фильмов, пришла бы в себя потихоньку.

Но она не могла сидеть дома одна.

Мередит посмотрела на часы.

Начало седьмого.

Не переодеваясь, она заперла квартиру, вышла из дому, дошла до платной стоянки, забрала там свою машину цвета весеннего неба и поехала к Элинор.

На этот раз с пустыми руками – ни сдобы, ни шоколада, ни хорошего вина, ни редких сортов сыра, ничего.

Элинор обрадовалась приходу Мередит несказанно.

– Признаться, я уж не чаяла увидеть тебя в Сиднее, – сказала она. – Проходи. Прекрасно выглядишь, между прочим. Глаза блестят, цветешь и пахнешь. Чуть побледнела, но, видимо, это сходит сиднейский загар. Европа весной небогата солнцем. Впрочем, это дело наживное. Ведь ты вернулась насовсем? Я правильно тебя понимаю?

– Да, насовсем. И первым делом – к тебе.

– Все-таки я ошиблась насчет сияния.

– А в чем дело?

– Не так уж ты и сияешь. Глаза грустные. Твой взгляд мне определенно не нравится.

– Извини, изображать бурное ликование не получится. Ни по поводу возвращения домой, ни по любым другим поводам.

– Ну что ж, тогда рассказывай. Я так понимаю, тебе есть чем поделиться. А потом расскажу я…

– Тебе тоже есть что рассказать? – удивилась Мередит.

– Еще как. Но ты начинай первая.

Подруги устроились в гостиной на мягком диване. Элинор, задернув шторы, включила две лампы мягкого света. Мередит сама не ожидала, что ей будет так трудно начать говорить. Спрятав лицо в падающей от ламп тени, она, медленно подбирая слова, стала рассказывать подруге все, что произошло с того самого дня, когда она, проходя по набережной к Кракову мосту, была окликнута приятным мужским голосом…

– И все-таки почему ты не осталась с Эдмундом?

– Ты действительно не понимаешь?

– Не понимаю. Это не самый плохой вариант.

– Как ты можешь расценивать это как вариант! – вспыхнула Мередит.

– Дорогая, каждый из нас является вариантом для кого-то другого. Удачным или не очень, подходящим или не очень. Устраивающим в большей или меньшей степени. У каждого, знаешь ли, еще и свои критерии отбора, и перечень желаемых качеств…

– Похоже, рынок наложил на тебя слишком сильный отпечаток, – хмыкнула Мередит.

– В глубине души ты понимаешь, что я права. Так чего тебе было надо? Польша страна неплохая, а Варшава достаточно продвинутый город. Не захолустье. Возможностей для приятного времяпрепровождения масса, поверь мне. Даже не нужно туда ездить самой, чтобы примерно представлять себе это все и оценить.

– Ты у нас все-таки больше по финансовому анализу специализируешься…

– Не передергивай. Знаешь, алгоритмы оценки, схемы всяческих явлений примерно одинаковы. Впрочем, не буду утомлять твой мозг. Ему и без того пришлось несладко.

– Ты хотела поговорить об Эдмунде, – напомнила Мередит. – Ты сказала, что это неплохой вариант. Почему?

– Почему? – Элинор стала загибать пальцы.

– Да ты еще калькулятор принеси! – не выдержала и рассмеялась Мередит.

– Такой ты мне нравишься больше. Улыбающееся лицо намного приятнее кислой физиономии.

– Постараюсь не унывать так сильно.

– Вот смотри. Молод? Молод, это безусловный плюс. Хорош собой – тоже нелишнее в партнере. Да, пусть он пока небогат. Но, кажется, он хотел начать делать свою карьеру?

– Я видела его рисунки, – тихо сказала Мередит. – Я не хочу испортить ему будущее. Он все переживает, что пока не сказал своего слова в искусстве. До сих пор, сколько бы ни работал, он не сделал ни шага вперед. По крайней мере, это он так считает.

– А что считаешь ты?

– У него действительно большой талант.

– Ну… – Элинор слегка пожала плечами, – знала бы ты, сколько выдающихся талантов прозябает в безвестности.

– Он еще и трудолюбив, и терпелив. Рано или поздно это должно принести свои плоды. Знаешь, его картины и тонки, и прочувствованны, но в то же время в них чувствуется жизненная сила. А он хотел поставить на всем этом крест и начать заниматься административной деятельностью под чьим-то началом. Я думаю, что очень скоро это опротивело бы ему. По двум причинам: он занимался бы не тем, что любит, а тем, что, возможно, вообще ему не свойственно.

– Не страшно. Вторая причина?

– Он привык работать сам на себя, сам себя обеспечивать, насколько хватает способностей и удачи. А тут он будет в подчинении управляющего и кто знает, смогут ли они сработаться. И, главное, сможет ли он подчиниться? Я думаю, что это все опостылело бы ему. А потом он вспомнил бы о причине, которая привела его к такой смене образа жизни. Он возненавидел бы меня.

– Тебе не кажется, что ты все усложняешь?

– Нет.

– Тебя приняла его семья, тебя приняли его друзья. Чего ж тебе еще надо?

– Они приняли меня, не зная толком, кто я такая и что представляю собой на самом деле. Если бы они узнали, то разочаровались бы…

– Ты так уверенно решаешь за людей. Думаешь, что имеешь на это право?

– О чем это ты?

– Предоставь им выбирать самим, как они отреагируют на рассказ о твоем непростительном прошлом. Или ты просто боишься и поэтому предпочитаешь прекратить все сама, пока от тебя не отвернулись? Но так ли неизбежно то, что от тебя отвернутся?

– Ты говоришь сложными категориями. – Мередит со вздохом отвернулась к окну.

– Ну хорошо. Что было в Праге и Варшаве, мы выяснили. Я так понимаю, с этой историей ты решила покончить?

– Да, решила покончить раз и навсегда.

– Дело твое. По мне, так тебе не хватает здравого смысла. Если тебе хотят подарить любовь, твое дело принять ее и не слишком заморачиваться, а как отнесутся к твоему прошлому… Принимала бы хорошее отношение – и дело с концом. Тебя ведь не очень устраивало то, что Рональд относится к тебе как к своей собственности и одновременно – как к дорогой, престижной вещи? О, прости, не вещи. Кукле. А от Эдмунда ты получила хорошее отношение. Но и этим ты недовольна. Ладно, оставим это. Свой выбор ты уже сделала.

– А что тут было с Рональдом?

– Все, что было, я уже рассказала тебе вкратце по телефону. Не вижу особого смысла пересказывать все диалоги и перечислять подробности. Искал тебя, был в недоумении, не сказать чтобы в гневе, но не без этого. Кстати, он пополнял твой счет?

– Нет.

– Тоже правильно. Зачем давать деньги, если даже неизвестно, где их адресат? Если бы ты вернулась в Сидней сразу, как только я позвонила тебе, ситуацию, возможно, и удалось бы как-то замять. Ночевала у подруги, была за городом, занималась серфингом, ушла в ночной клуб, в конце концов. Но с того момента, как он искал тебя и пришел ко мне, прошло уже довольно много времени. Что планируешь предпринять?

– Женить Рональда на себе.

Тут Элинор изумилась не на шутку.

– Сделать – что?.. Женить?!

– Да. Пусть расплачивается за то, что сделал.

– И что же он такого сделал? Заметь, ведь он делал, а ты не очень-то и возражала.

– Я же не думала, что буду для него всего лишь дорогостоящей игрушкой, способом приятно провести свободное время. Гарантированным и надежным способом провести это время.

– Зачем тебе такое замужество? – поинтересовалась Элинор.

– Затем, что Эдмунд достоин лучшего отношения, чем мое. Достоин лучшей жены, чем я. Я не хочу разбить его сердце.

– Дорогая моя, да ты ведь это уже сделала, – перебила ее Элинор и сделала глоток коктейля.

– Подожди, дослушай. Да, Рональд купил мое время и мое внимание. Да, я позволила так поступить с собой. Да, я оказалась той женщиной, с которой можно вести себя подобным образом. А значит, именно мы с Рональдом и стоим друг друга. Пусть он до конца заплатит за то, что сделал. И я до конца жизни буду платить за этот нелепый, но сделанный однажды выбор. Он будет меня обеспечивать, но уже на законных основаниях, а я буду его статусной игрушкой тоже на законных основаниях.

– Гм, а дети?

– А что дети?

– Ты, как я понимаю, хочешь привести эти отношения к логическому завершению? Семью, детей?

– Ну, наверное, со временем появятся и дети. – Мередит растерялась, о детях она как-то не подумала.

– Эдмунда тебе жаль. А детей, которые будут расти в семье, где муж и жена являются взаимными паразитами, тебе не жаль. Отношения, построенные на фарсе, не лучшая среда для воспитания здоровых и счастливых детей.

– Ну, по крайней мере, я постараюсь дать своим детям все самое лучшее. А Рональд обеспечит это финансово, – медленно проговорила Мередит.

– Вижу, ты все точно рассчитала.

– Да, я все решила. Еще когда летела из Варшавы, я долго думала. Меня столько раз спрашивали друзья Эдмунда, что я люблю, чем занимаюсь, кем вижу себя в будущем. И ни разу, ни единого разу не случилось, чтобы внутри у меня что-то откликнулось, пришла какая-то мысль о том, чем мне хотелось бы заниматься. Что ж, значит, так мне и надо. На большее я не гожусь. Буду высокооплачиваемой спутницей жизни состоятельного бизнесмена.

– И на любви поставишь крест? – насмешливо спросила Элинор.

– Скажите, пожалуйста… От кого я это слышу? От женщины, которая меняет любовников как перчатки? И лишь понаслышке знает о том, что значит любить?

– Мы с тобой все же слеплены из разного теста, не сравнивай, – вздохнула Элинор. – А впрочем, время покажет. Не переживай сейчас особо ни о чем. Как-нибудь все наладится. Что думаешь насчет Рональда? Как будешь объясняться с ним?

Вот об этом Мередит еще не думала.

– Ну… – неуверенно начала она. – Что-то расскажу, а о чем-то ведь можно и умолчать. Скажу, что было тоскливо. Что он уехал надолго и даже не поставил в известность, когда именно вернется. Не звонил, пренебрегал. Было скучно, было одиноко, нечем было себя занять. Поехала путешествовать по Европе, ведь не к нему же в серьезную деловую поездку я напросилась? Отдохнула в свое удовольствие. Что касается трат, надо отдать должное Рональду – он всегда был щедр. Никогда не требовал отчета о том, как я тратила те или иные суммы.

– Пойдет. А что касается женитьбы?

– Поставлю вопрос ребром.

– Это не тот способ, каким можно действовать с Рональдом, – покачала головой Элинор. – Он сильный, хитрый, изворотливый. Но на тебя хитрости даже не потребуется. Он просто, прости, укажет тебе на твое место. Вспомни случай с деловым костюмом? Многого тебе удалось тогда добиться от Рональда?

– Тогда что ты мне посоветуешь?

– Я? Посоветую? Да ты сначала спроси, одобряю ли я эту идею с замужеством. Окажешься в клетке, начнешь задыхаться от скуки, фарса и однообразия. Дети, возможно, и спасут ситуацию. Поправят ее немного. Давай прикинем долгосрочную перспективу.

– Что-то я не вижу твоего ежедневника и ноутбука, – не преминула поддеть подругу Мередит. А что ей еще оставалось делать?

Элинор шутку оценила.

– Я тебе и стратегию распишу, если очень попросишь. Но вот самый простой вопрос. Дети вырастут, отучатся в престижных колледжах, пойдут работать или жить в свое удовольствие. Ты опять окажешься наедине с Рональдом. Так и не создав с ним каких-либо полноценных отношений. Не добившись хотя бы минимального партнерства. Остаток жизни проведешь, убивая время в салонах красоты и играя в гольф? Или что там тебе еще нравится из светских развлечений?

– Но что же делать? – Мередит совсем растерялась.

– Ты правда хочешь услышать, что я думаю?

Элинор прищурившись смотрела на нее.

– Что-то совсем стемнело. Давай-ка включим верхний свет. И пей, пожалуйста, свой коктейль. Лично у меня от долгих разговоров уже в горле пересохло.

Мередит послушно подняла стакан. Но не дотронулась до напитка, застыв в ожидании.

– Что я думаю… – в задумчивости повторила Элинор. – Я думаю, что опрометчиво давать людям советы насчет того, что им делать со своей жизнью. Кто знает, вдруг еще и последуют им. Претензий потом не оберешься. Ну а если серьезно… Не хочешь делать несчастным Эдмунда – не делай. Но и с Рональдом я рекомендовала бы тебе расстаться.

– Очень интересно, – недоверчиво протянула Мередит. – Что, просто взять и уйти?

– Куда уйти? У тебя есть квартира, купленная на твое имя, там и живи. Есть машина. В конце концов, можешь начать продавать драгоценности.

– Если я приму такое решение, вряд ли он будет доволен. Наверняка его юристы смогут все у меня отсудить.

– Не могу сказать наверняка. – Элинор покачала головой. – Нужно изучить все имеющиеся бумаги, проконсультироваться со своими юристами. Но это вопрос не первостепенной важности. Хочешь продолжать вести жизнь содержанки, веди. Но тогда терпи, тогда не жалуйся. Хочешь стать свободной и начать новую жизнь… Знаешь, будь готова к тому, что придется начинать с нуля, снимать квартиру, ходить пешком или ездить на метро, устраиваться в какую-нибудь контору оператором или секретаршей.

– Опять в контору с бумажками? – Мередит была готова расплакаться.

– Угу, – безжалостно кивнула Элинор.

– Не хочу.

– Но такова цена свободы, правда относительной. Все в этом мире относительно. А свобода и подавно. Ну и наверняка ты найдешь себе еще какого-нибудь молодого человека. С твоими внешними данными это несложно, ты и сама знаешь. Так вот, будь готова к тому, что отношения придется строить, руководствуясь иными правилами и принципами. Не законами купли-продажи. Впрочем, наверняка ты успела прочувствовать с Эдмундом, что к чему.

– А если попадется кто-то вроде Рональда, – мрачно спросила Мередит, – кто-то, кто точно так же захочет платить за наличие красивой куклы рядом?

Элинор расхохоталась.

– А тогда нет никакого смысла уходить от Рональда. Зачем менять шило на мыло? Рональд ведь не самый плохой вариант для подобных отношений.

– Я все поняла, спасибо тебе.

– И как же поступишь?

– Не знаю. Еще не знаю. Надеюсь разобраться, но пока не представляю, как будет лучше.

– Поедешь домой?

Мередит кивнула.

– Поеду. Может, Рональд опять будет меня искать. Да и вообще… я давно не была дома.

– Что ж, удачи тебе. Держи меня в курсе.

– Спасибо, что не бросаешь меня.

– Ну о чем ты говоришь…

Рональд оказался легок на помине.

Едва Мередит подъехала к своему дому и начала парковаться, она заметила неподалеку знакомый автомобиль.

Выйдя из машины и включив сигнализацию, Мередит принялась размышлять: а стоит ли подниматься наверх?

Все происходит так быстро. Она еще не готова к серьезному разговору с Рональдом.

Потом, обвинив себя в трусости, она вошла в подъезд и начала медленно подниматься по лестнице, проигнорировав лифт.

Когда она подошла к своей квартире и принялась искать ключи все в той же дорожной сумке, дверь неожиданно распахнулась.

– Заходи, – пригласил ее Рональд.

– А… как…

– Я просто видел в окно, как ты подъехала, – пояснил он.

– Понятно. – Мередит уже справилась с первоначальным испугом. Она вошла в квартиру и заперла за собой дверь.

Рональд помог снять ей плащ и повесил его на вешалку.

– Давно ты меня ждешь? – спросила она.

– Пару недель, – последовал лаконичный ответ.

– Я имею в виду, сегодня.

– А. Да нет, недавно. Возвращался с заседания, захотел тебя повидать. Понадеялся, что ты уже объявилась.

– Ясно. Ты голодный? Я совсем недавно прилетела. Не успела ни квартиру убрать, ни продуктов купить. В доме есть разве что вино… Но одного вина, наверное, мало?

– Да не надо ничего убирать. Вызови кого-нибудь, пусть сделают генеральную уборку. Еще не хватало самой возиться. Ты наверняка устала после перелета.

Мередит насторожилась.

Не сказать, чтобы это было совсем нетипичное поведение для него. Однако какие-то нотки были незнакомыми и совсем ему не свойственными.

– Знаешь, давай сделаем так. Переодевайся, прими душ, если надо. Я подожду, ничего страшного. И поедем куда-нибудь поужинать. В городе открылся чудный ресторанчик: какие-то новые японские блюда, оригинальные способы приготовления. Те из знакомых, кто успел туда наведаться, нахваливают и рекомендуют всячески. Поедем и поужинаем как следует. Я, конечно, устал как собака, но, думаю, пара бокалов хорошего вина к сашими помогут снять напряжение.

– Хорошо, – согласилась Мередит. Напряжение не отпускало ее. Она не понимала его поведения, не знала, чего ждать от него в следующую секунду.

Наскоро приняв душ, она расчесала и слегка растрепала влажные волосы, потом подколола их невидимками. Предположив, что обстановка в ресторане скорее не демократическая, она прошла в спальню, открыла шкаф и достала шелковую юбку-карандаш и тунику в нежнейших пастельных тонах, разрисованную орхидеями. Оценив свой внешний вид в зеркале, она осталась вполне довольна собой.

Но про себя отметила, что за время пребывания в Праге и тем более в Варшаве успела отвыкнуть от статусных одежек.

А так ли уж они обязательны? – спросила она себя. И не преминула надеть нитку жемчуга на шею и еще две нитки – на левую руку. Природное кокетство взяло верх над рассудком.

– Прелестно выглядишь, радость моя. – Рональд на улице взял ее под руку. Они медленно дошли до его машины. В машине сидел шофер.

Мередит подивилась тому, что не заметила его, когда парковалась.

Рональд открыл перед ней дверцу и, вопреки обыкновению, сел не спереди, а на заднее сиденье рядом с ней.

Всю дорогу до ресторана он нежно держал ее руку в своей.

– Так что там с твоей поездкой? – спросил он ее уже после того, как они сделали заказ вышколенному официанту. – Расскажи.

Мередит пожала плечами.

– С чего это ты вдруг так сорвалась, радость моя?

– Не знала, чем бы заняться, – начала Мередит заранее отрепетированную речь. – Тебя не было, ты не звонил, с собой ты меня не взял…

Пока она говорила, Рональд методично кивал в ответ на ее слова.

– Ну, в общем-то все правильно, – подытожил он, когда Мередит замолчала. – Если некому тебя развлечь, то вполне можно самой придумать себе какое-то занятие. Тебе понравилась Прага?

– Да, очень, – искренне призналась Мередит.

– А почему после Праги тебя вдруг понесло в Варшаву?

– Ну как тебе сказать… Это ведь недалеко. Несколько часов на поезде, не больше. Соседние страны. О Варшаве мне тоже говорили много хорошего. А Прагу еще Элинор в свое время рекомендовала.

– Элинор плохого не посоветует, – согласился Рональд. – Умная женщина, редкий случай.

Мередит замолкла, размышляя, уместно ли будет почувствовать себя обиженной.

Подали роллы и суши. Мередит взялась за палочки.

Рональд неожиданно сменил тему:

– Много снимков получилось сделать в Европе?

Мередит удивленно подняла брови.

– Каких снимков?

– Помнится, на прошлое Рождество я дарил тебе фотокамеру. Это хорошая камера, дорогая. Профессиональная. Ты обещала мне, что научишься с ней разбираться. Но, насколько я понимаю, ты даже не взяла ее с собой?

– Нет, – покаянно призналась Мередит.

– Что ж, на будущее буду знать. – Рональд со вздохом взялся за вилку. Искусство есть палочками он предпочитал не осваивать. Избегал его лишь по ему одному понятной причине.

Мередит относила это на счет его консерватизма. Сама она с первого же посещения японского ресторана с удовольствием ела палочками.

– Что ты будешь знать?

– Что бесполезно дарить тебе что-то чуть более функциональное, чем платья, украшения, косметика. Ты не стала изучать инструкцию даже ради собственного удовольствия. Чем же ты занималась в Праге столько времени, если не фотографировала?

Мередит пожала плечами.

– Просто гуляла. Смотрела город. Исходила его вдоль и поперек.

– Похвально. Хотел бы я увидеть это своими глазами.

– Я правда забыла, – пробормотала Мередит.

– Ладно, неважно. Конечно, лучше один раз увидеть. Полного впечатления не передадут никакие фотокарточки.

– Ты можешь тоже съездить туда, – предложила Мередит. Кажется, разговор потихоньку уходил с опасной колеи.

– Съездить не получится.

– Вот как? И почему?

– Дел все больше, времени все меньше. Работаю чуть ли не круглые сутки. – Мередит еще не успела тайно вздохнуть с облегчением, как Рональд добавил: – Но это не значит, что наши с тобой отношения должны страдать. Я буду выкраивать время. Как и прежде, я буду приезжать к тебе на ужин, оставаться на ночь. Может быть, иногда придется работать у тебя и в выходные. На это есть ноутбук. Но тебе ведь приятно, что я буду проводить это время у тебя?

– Да… Да, конечно, – растерянно ответила Мередит. Она ничего не понимала.

Вместо допроса с пристрастием, вместо придирчивых вопросов Рональд сожалел о том, что надолго оставил ее одну. Одобрял ее поездку в Европу. Не требовал отчета о том, чему она посвятила все прошедшее время.

Видимо, он и впрямь это воспринял как небольшую спонтанную поездку своей любовницы с целью проветриться, получить новые впечатления.

Небольшую, ха-ха.

И, похоже, разлука пошла на пользу его чувствам, освежила их. Если, конечно, речь идет о каких-то чувствах.

– Если ты закончила, то иди пудри носик и поедем, – прервал ее размышления Рональд. – Поедем к тебе. Устал, знаешь ли. Хочу лечь спать еще до наступления ночи.

И тут Мередит впервые подумала, каково ей будет снова разделить с Рональдом постель после той страсти, той неподдельной нежности и чувства, которые были у нее с Эдмундом.

– Я еще хочу десерт, – торопливо сказала она.

Это было сделано почти инстинктивно, чтобы потянуть время.

Рональд усмехнулся, как показалось Мередит, с сочувствием.

Но тогда она не придала этому значения. По крайней мере, лишь много позже она поняла, что это значит.

Она заказала фрукты в кляре. Рональд ограничился еще одним бокалом вина.

В ожидании десерта Мередит вышла в туалет.

Заперевшись в кабинке, она извлекла из сумки мобильный телефон.

Что же это такое? – подумала она. Пустяковые вопросы уже не могу решить, не посоветовавшись.

– Алло? Элинор? Да. Да, уже есть новости.

– Ну, в чем дело? – спокойно спросила подруга.

– Ничего не понимаю. Он ждал меня дома, повез ужинать, и мы сейчас в новом японском ресторане. Ведет себя как ни в чем не бывало. Даже внимателен настолько, насколько был, когда мы только познакомились. Тогда, после вечеринки. И, насколько я поняла, настроен на продолжение вечера в постели.

– Имеет право. Для него ведь ничего не изменилось с момента вашей последней встречи. Ты ведь ничего не говорила ему о польской истории с художником?

– С Эдмундом. Нет, ничего не говорила. Неужели ты думаешь, что он потерпит соперника? Пусть даже все и осталось в прошлом.

– Мередит, смотри сама. Тебе ведь жить, не кому-то другому. Чувствуешь, что сегодня не готова, не сможешь – придумай какой-нибудь предлог.

– А если я пойму, что больше не смогу вообще никогда? – внутренне замирая, спросила Мередит.

Элинор вздохнула.

– Проблемы решаются по мере поступления. Сначала придумай отговорку на ночь. Потом у тебя будет время разобраться в своих ощущениях. Ну а если поймешь, что больше не можешь проводить время в постели с Рональдом, значит, придется действовать так, как я говорила.

– Как?

– Уходить от него и строить жизнь самостоятельно, – жестко ответила Элинор. – Прости, мне пора работать.

– Извини. Вечно я отвлекаю тебя своими проблемами, да? – виновато спросила Мередит.

– Мне действительно надо работать, – сказала Элинор и повесила трубку.

Выйдя из кабинки, Мередит слегка припудрила лоб и скулы, накрасила губы, чтобы хоть какими-то внешними признаками объяснить свое долгое отсутствие. Затем решительно распрямила плечи и вернулась за столик.

Всю дорогу до дому в машине Мередит молчала. Она напряженно думала.

Если сейчас отказать Рональду в близости, то он может заподозрить неладное.

Если она больше не будет спать с ним, то на какую женитьбу можно будет рассчитывать?

Но предать прикосновения Эдмунда, все то, что было между ними…

Она молчала, пока они поднимались в квартиру, молчала, когда прошли в спальню. Молчала и тогда, когда Рональд раздевался и ложился в постель, аккуратно вешая на спинку стула пиджак, рубашку, галстук. Машинально она отметила, что он немного осунулся, даже похудел. И что руки у него покрыты темными волосками. Раньше ей это не казалось отталкивающим.

Рональд похлопал по одеялу.

– Иди сюда.

Мередит стояла как каменная, не в состоянии двинуться с места.

– Чего же ты ждешь? Ты не скучала по мне?

– Рональд, я… – прерывисто выдохнула Мередит. – Я не могу!

– Чего ты не можешь? – удивленно спросил он.

– Я так не могу, – быстро поправилась она.

– Толком скажи, в чем дело. Да иди ты сюда, забирайся под одеяло, ты вся дрожишь. Не бойся – если ты не хочешь, я тебя не трону.

Мередит осторожно села на краешек кровати. Он набросил на нее одеяло целиком.

– Ну? – требовательно спросил он.

– Видишь ли… Я много думала о тебе, о наших отношениях, – начала она. И ведь почти не покривила душой.

– Что же ты надумала?

– Знаешь, неопределенность… Она изматывает. Понятно, что ты обо мне заботишься, что уделяешь внимание. Но ведь у меня есть вполне понятное желание иметь семью… детей, в конце концов. А так вроде мы вместе, а на самом деле по отдельности. У тебя своя жизнь где-то там, мне нет места даже в твоих деловых поездках.

Рональд выслушал сбивчивые и путаные объяснения Мередит и спокойно сказал:

– Понятно. Ты хочешь разобраться, кто мы друг другу. Ну, вполне очевидно, что я прекрасно к тебе отношусь.

– Этого мало для серьезных отношений, – прошептала Мередит.

– Послушай, Мередит, – сказал он несколько раздраженно. – Не будь ребенком. У меня серьезный бизнес, от количества дел голова идет кругом. Я уделяю тебе столько времени, сколько могу, иногда даже в ущерб бизнесу. Я даю тебе столько денег, сколько нужно, чтобы ты приятно проводила время и занималась, чем хочешь по своему усмотрению. Ты не ценишь этого?

– Ценю… но…

– Значит, так. Я все понимаю. У каждого бывают сложные периоды. У тебя сейчас период неопределенности. Не стану на тебя давить. Если тебе нужно время – пожалуйста, оно у тебя есть. Делай что хочешь, отдыхай, размышляй. И, разумеется, принимай самостоятельное решение. Либо ты принимаешь то, что я даю, либо нет. Третьего не дано. Других отношений я сейчас строить не могу. Семья, тем более дети – это огромная ответственность. А мое главное детище сейчас – это бизнес.

Мередит всхлипнула.

Похоже, Рональд, как многие мужчины, не переносил женских слез. Хоть и был достаточно расчетливым и практичным дельцом.

– Послушай, ну не надо расстраиваться. Я же не говорю, что никогда… Возможно, в будущем, позже… Когда я буду абсолютно уверен в делах, когда я стану спокоен за бизнес. Тогда и придет время подумать о семье, о свадьбе. Впоследствии и о детях. Договорились? Ты пока поразмысли, нужен ли я тебе, я тебя не тороплю. И не тащу насильно в постель, это ведь должно доставлять удовольствие обоим. Ты наверняка это помнишь. Я хочу продолжать с тобой отношения, мне нравится о тебе заботиться. Я же не стесняю твоей свободы, ты могла в этом убедиться. А что касается будущего… Ну, тут я тебе все уже объяснил.

Мередит ничего не оставалось, кроме как кивнуть в ответ.

Эту ночь они вполне мирно провели в одной постели, но под разными одеялами.

Мередит была так утомлена переживаниями, вдобавок хмель от вина еще не выветрился у нее из головы. Она мгновенно уснула.

Ей снилась Прага, ее готические шпили, причудливые крыши домов и набережные с их романтическими закатами…

8

Прошел месяц, затем другой.

Мередит отоспалась, отдохнула.

Вернулась к своей привычной жизни.

По бутикам белья и одежды, по парфюмерным магазинам, по косметическим салонам.

Конечно, в Праге и в Варшаве ей было совсем не до этих приятных процедур.

Теперь она позволяла себе столько сеансов ухода за собой в день, сколько могла переварить, не получив оскомины от сладкой жизни.

Целый день она могла провести в каком-нибудь роскошном спа-салоне, переходя из рук одного мастера к другому.

Педикюр и увлажняющие ванночки, массаж рук с последующим маникюром, шоколадные обертывания, терапия горячими камнями, турецкая парная…

Стрижки и укладки раз в неделю…

Походы по различным магазинам через день.

Постепенно, по мере того как Мередит вновь обретала вкус к обеспеченной жизни, забывалась Варшава.

Смог бы Эдмунд обеспечить тебе такой уровень? – думала она. Вот то-то и оно, что никогда не смог бы. Испытывал бы чувство вины, что я не могу себе все это позволить. А я испытывала бы вину за то, что из-за меня он бросил искусство, оставил живопись. Нет, эти отношения были обречены с самого начала. Это очевидно. Они пагубны по своей сути для нас обоих. Для меня. Для него.

Она была столь успешна в аутотренинге, что почти убедила себя в этом.

Постепенно забывался облик Эдмунда, тепло его рук, прикосновения губ.

Мередит успокаивалась все больше.

Теперь она точно знала: другого пути, кроме как привязать Рональда к себе настолько, чтобы он захотел жениться, у нее нет.

Ее вполне устраивал бы тот образ жизни, который она вела.

Регулярно пополняемый счет в банке. Оплачиваемые счета за квартиру и за бензин. Все, что душе угодно, в магазинах и салонах.

И частенько отсутствовавший Рональд. С которым у них ничего не было в постели с того самого дня, как состоялся разговор о свадьбе, детях и о бизнесе.

Мередит понимала, что она была бы абсолютно счастлива, если бы Рональд не предъявлял более к ней никаких притязаний в постели. Вряд ли она до конца отдавала себе отчет в том, что означали подобные симптомы. Деньги опять замутнили ее взгляд и опьянили разум.

Кроме того, она еще думала о детях. Дети в ее понимании были непременным атрибутом крепкой и полноценной семьи.

Ведь когда-нибудь Рональд до них дозреет. Тогда и опутать его будет проще.

Шло время. Постоянное пребывание в салонах и блаженное ничегонеделание начинало поднадоедать Мередит, она опять тяготилась этим.

Мередит решила, что прошло вполне достаточно времени. Теперь у нее не должно возникнуть особых затруднений при близости с Рональдом. К тому же он должен был изголодаться по ней. Это вполне могло подтолкнуть его к заветному предложению руки, сердца и кольца с каким-нибудь там хорошеньким брильянтиком.

Видение лилового камешка, оправленного в серебро, Мередит упорно гнала от себя всякий раз, когда он всплывал у нее перед глазами…

Вечером пятницы, перед уик-эндом, она закупила вдоволь морепродуктов, деликатесный рис и водоросли, коллекционный коньяк.

Она решила приготовить суши. Рональд любил японскую еду, но еще ни разу она не делала ее дома. Домашнее суши – в этом что-то было, он должен был оценить это по достоинству.

Перед тем как полностью погрузиться в готовку и отрешиться от внешнего мира, она позвонила Рональду.

– Да, слушаю тебя, – коротко бросил он в трубку.

Мередит показалось, что он находится в каком-то людном и шумном месте. Или же это были помехи?

– Я отвлекаю тебя? – спросила она.

Тон его голоса стал менее недовольным:

– Да не то чтобы… Дело в том, что я сейчас на встрече.

– Понимаю. Я просто хотела сказать, что… Пожалуй, я определилась. Да, я окончательно разобралась в себе.

В трубке послышался короткий смешок.

– Долго же ты созревала. Нет, это не упрек. И что? Ты хотела меня видеть?

– Да, хотела… – призналась Мередит. Ей практически удалось убедить себя в том, что она скучает. И что регулярный секс – это, конечно, лучше, чем ничего, хотя и не является таким наслаждением, как секс с любящим и любимым мужчиной. Особенно если у него такой забавный польский акц… Стоп, хватит! – Хотела тебя видеть. Я готовлю суши, тебе должно понравиться.

– О, да тебя посетило кулинарное вдохновение?

– Думаю, вдохновение посетит меня сегодня во всех смыслах.

Теперь в трубке прозвучал вздох.

– Я бы и рад, но… Я тут по уши закопался в делах. Может быть, мне удастся выкроить пару часиков. Но, признаюсь честно, это будет после полуночи. Совершенно точно. И не уверен, что смогу остаться на ночь. Пойдет? Не станешь дуться на папочку?

– Ну ничего, – легко согласилась Мередит. – Пара часов так пара часов.

Она положила трубку и, повязав поверх легкого льняного домашнего платья цвета оливок символический передник, принялась колдовать над рисом, водорослями и прочими продуктами.

Через час раздался долгий и требовательный сигнал домофона.

Мередит удивилась: для Рональда было еще слишком рано; ну а другие гости к ней и не наведывались…

На пороге стояла Элинор, и она была непривычно мрачна.

Мередит не просто удивилась: она была изумлена. На ее памяти подруга навещала ее всего пару раз на этой квартире. В основном именно Мередит выбирала время и приезжала к Элинор, так уж сложилось, это была практически традиция.

– Проходи, – сказала она. – Я тут как раз суши леплю.

– Водка есть? – с ходу спросила Элинор.

– Что-то случилось? – насторожилась Мередит.

– Выпить дай что-нибудь. Нет, ничего смертельного. Просто дай мне выпить, я в порядке, не думай.

Они прошли на кухню.

Мередит открыла мини-бар.

– Слушай, а водки, оказывается, нет, прости. Я ведь не пью ее, да и Рональд не увлекается. Могу налить виски.

– Давай, если хороший.

– Обижаешь. – Мередит протянула подруге стакан, на три пальца заполненный обжигающим напитком цвета темного янтаря.

Элинор залпом опрокинула стакан и закашлялась.

– На, возьми паштета. Или соком запей.

– Не в то горло. Ерунда, сейчас пройдет.

– Да в чем дело?

– Садись, все расскажу. Я только что из японского ресторана, который вы мне так хвалили.

– Вы?

– Ну ты… – поправилась Элинор.

– Ясно. И чем же он тебе так не угодил, что ты мрачнее тучи?

– Угадай, с кем я там столкнулась, уже расплатившись и покидая свой столик?

– Ну, поскольку из общих знакомых у нас, кроме давно забытых соучеников колледжа, имеется только Рональд…

– Ты догадлива. Это радует.

– А в чем же все-таки дело? Ну да, я звонила ему. И по голосу поняла, что он занят, сказал, что на какой-то встрече. Обещал сегодня приехать, правда, скорее всего, не останется на ночь. Но я уже решила – хватит изводить воздержанием и себя, и его. Надо быть хотя бы последовательной в своих действиях.

– Помолчи, – оборвала ее Элинор. – Да, он действительно там на встрече. У него небольшой деловой ужин. На который он взял свою жену с детьми. Придать, так сказать, ответственному мероприятию семейный оттенок. Раньше он не страдал подобной чувствительностью. Подозреваю, что не страдает и сейчас. Очевидно, все дело в том, что ему попался партнер, двинутый на семейственности, какой-нибудь сентиментальный старый перец.

Мередит механически подумала, что для Элинор редкостью являются подобные расхожие выражения. А потом до нее вдруг дошло, словно обожгло ледяной водой.

– Подожди… ты сказала, с женой?

– Да, – безжалостно подтвердила Элинор. – И с детьми. Девочка лет семи, мальчик лет пяти. Прочная австралийская семья, примерный отец, достойный подражания бизнесмен.

– Ты уверена, что это его жена?

– Он представил нас друг другу. Я знала кое-кого из других людей за его столиком. Он просто не мог не представить меня своей жене. У всех возникла бы если не куча вопросов, то подозрения уж точно. А он не привык рисковать своими сделками, которые уже почти что у него в кармане.

– Но как же так? – тупо спросила Мередит.

Элинор устало плюхнулась на низкий диванчик, вытянула ноги, налила себе еще на четыре пальца виски.

– Слушай, ты не знаешь, чего это я так разволновалась? Неужели из-за тебя, глупенькая ты моя непутевая девочка? Не думала, что мне свойственны столь сильные переживания за ближнего своего.

– Элинор, если ты так шутишь…

– Вовсе нет. Я и правда разволновалась. И мне действительно такое не свойственно. Возможно, потому, что такого я не ожидала даже от Рональда.

– Какого – такого?

– Ну, знаешь ли, он не ангел небесный. И, когда учил меня всяким премудростям и тонкостям бизнеса, рассказывал немало… скажем так, однозначных историй. Но это нормально. А вот то, что он скрыл от тебя факт наличия жены… Совершенно очевидно, что он давно и прочно женат. Могу понять и то, что он сделал из тебя штатную любовницу. Но вот то, что он промолчал, когда ты говорила ему о семье и детях…

Мередит потянулась к бутылке с виски. Элинор накрыла ее ладонь рукой.

– Не надо. Не стоит. Это не стоит того, чтобы ты переживала…

– Не могу поверить, – сказала Мередит, лицо которой было почему-то абсолютно спокойным.

Элинор пожала плечами:

– Просто нечестная сделка. Только и всего. Ты ошиблась, когда стала говорить ему о семье. Одно дело жить на содержании у мужчины. И совсем другое – заводить разговор о семье и детях. По-моему, подобными вещами не шутят. Вещь серьезная… Требует по меньшей мере наличия хоть какого-то чувства. Взаимного, заметь. У вас же был бартер. Сделка. Как ни крути, сделка, Мередит. – Помолчав и сделав глоток из стакана, она продолжила: – Он обманул тебя первым, в этом нет особой заслуги. Допускаю, что просто так вышло и он не планировал заходить особенно далеко. Ну а потом ему было жаль с тобой расставаться. Видишь, длительное время ты была довольно покладиста. Менять тебя на более норовистую фаворитку – рано или поздно можно было нарваться на проблемы. Она захотела бы семью раньше, действовать бы стала активней. Сидней хоть и большой город, но при желании можно раскопать многое и о сильных мира сего. Узнала бы про жену. Скандал в таких случаях обычно неизбежен. А ты… С одной стороны, риска было меньше. С другой – ты очень красива. Ну, и он привязался отчасти…

– Это я виновата, – прошептала Мередит.

– Начинается. Не вздумай казнить себя. Не бывает, чтобы виноват был только кто-то один…

– Виновата, – упорно повторила Мередит. – Ради денег, ради стабильности я предала Эдмунда. Сбежала тайно, ночью, поступила некрасиво. Не представляю, что он пережил при этом. И что вышло? Чем обернулся мой расчет? Как я могла быть такой слепой… Я пыталась сделать так, чтобы за мою любовь платили, чтобы мое предательство обеспечило мне безбедное существование в течение всей жизни.

– А вышло не так, как ты хотела.

– Да, все вышло совсем не так. Я осталась ни с чем, потому что любовь продать нельзя. Купить – тоже.

– Ну что ж, хорошо ли, плохо ли, а ситуация разрешилась. Надеюсь, сейчас она для тебя ясна?

– Да. Я с ним не останусь. Какие бы ни были последствия. Больше не смогу. Все, хватит…

– Хочешь, я останусь с тобой?

– Нет, Элинор, спасибо. Ты и так много возилась со мной за последние недели. Я должна сама поставить точку во всей этой истории.

– Если он будет говорить что-то насчет машины и квартиры, звони мне. Я прикину, кого из адвокатов можно подключить.

Мередит только рукой махнула.

– Ах, об этом я сейчас думаю меньше всего. Я хочу только одного: объясниться. Да, и еще, конечно, освободиться. Давно пора было это сделать. Так мне и надо, так и надо. Ради чего я предала любовь?

Рональд пришел незадолго до полуночи.

– Надеюсь, ты не слишком заждалась меня, – сказал он. – И надеюсь, не наготовила на троих. На встрече пришлось очень плотно поужинать.

– Я все знаю, – тихо сказала Мередит.

– Что ты знаешь? – Удивление пятнами проступало на его лице.

– Не знаю, есть ли тебе смысл проходить. Хотя, впрочем, не в прихожей же разговаривать…

– Мередит, в чем дело?

– Я все знаю.

– О чем?

– Что ты женат. Жена, дети. Девочка и мальчик. И женат ты не первый день. И ты мне лгал, лгал…

– Черт, – сказал с досадой Рональд. – Я считал Элинор здравомыслящей женщиной. Что ты с ней сделала?

– При чем тут ее здравомыслие? – Против своей воли Мередит вовлекалась в диалог с ним.

– Я не думал, что после ресторана она помчится докладывать тебе о том, что узнала. Надеялся, конечно, что она не придаст этому вообще никакого значения. Но это был слишком оптимистичный прогноз. А реалистичный был таков: она прекрасно знает твои способности и возможности. Она не станет подставлять тебя, раскрыв мой маленький секрет и лишив тебя тем самым обеспеченного будущего. По крайней мере, в качестве моей любовницы.

– Ты обманул меня, обманул! Это подло, это… Как ты мог?

– А ты? – спокойно прервал ее Рональд.

Мередит с недоумением посмотрела на него.

– Я все знаю про этого польского художника.

Наверное, ударь из потолка молния, пробей она натертый до блеска паркет, Мередит не была бы поражена так, как этими словами Рональда.

– Откуда ты знаешь? – прошептала она. – Элинор… Элинор рассказала про Эдмунда?

– Нет, только не Элинор, – заверил он. – Она надежно хранит твой маленький секрет.

– Но тогда как…

– Видишь ли, Мередит, я бизнесмен и занимаюсь крупными сделками. Вопросы безопасности – это один из аспектов, которые мне необходимо учитывать. А ты одна из людей, которые имеют ко мне непосредственное отношение. Приставлять к тебе телохранителя глупо, да и тебе вряд ли понравилась бы подобная идея. А заботу ты не оценила бы. Поэтому один-два человека незаметно подстраховывали… то есть охраняли тебя. Это началось спустя некоторое время после нашего близкого знакомства.

– Так они что, и в Прагу за мной летали?

– А как же. Когда ты направилась в туристическое агентство, мои люди были как минимум удивлены. Они поставили меня в известность. Я не счел нужным ограничивать твою свободу, уж коль скоро я был в длительной командировке. Мог и у тебя быть свой отдых, свой отпуск, если, конечно, ты еще помнишь о таком понятии, как отпуск?

Они побеседовали с Томасом, милым мальчиком из агентства, и он сообщил им то, что от него требовалось. В Праге они поселились в том же пансионе, что и ты. Им было достаточно просто работать. Ты их не знаешь, ты даже не предполагала слежки. Мередит, ты наивна как дитя. Им нечего было опасаться.

– И они видели все?

– Ну, если не все, то многое. Я не стал приказывать прослушивать твой мобильный, бог с ним. А так да, они доносили и докладывали мне практически обо всем.

– Шпионы, – презрительно произнесла Мередит.

– А вот это ты зря. Их задачей было тебя охранять. Кто же знал, что вольный воздух вскружит тебе голову настолько? Кстати, помнишь парня, который подмигнул тебе в поезде, идущем в Варшаву? Это был один из них. Решил схулиганить немного. Так вот. Сначала я не слишком беспокоился. Решил, что ты вполне имеешь право на невинные развлечения, на флирт. Да и парень, судя по описанию моих людей, особой опасности не представлял. Я ошибся. И в нем, и в тебе. В тебе я особенно ошибся, – подчеркнул Рональд.

– Ты солгал мне первым.

– Я не лгал тебе. Ты не спрашивала, женат ли я. Я просто приятно проводил с тобой время и за это обеспечивал тебя. Мне казалось, ты достаточно сообразительна, чтобы понять ситуацию правильно. Я думал, что ты сообразишь все свои выгоды и будешь жить в свое удовольствие. Но ты пошла на обман, Мередит. Ты не знала, что я не совсем честен с тобой. Но я всегда был щедрым. Попробуй отрицать это, если сможешь. Много ли ты получила от этой пражской истории?

– А вот это, – произнесла Мередит с нажимом, – мое личное дело!

– Дело действительно твое, – пожал плечами Рональд. – Как скажешь. Что же, он простит тебе всю эту историю? Знаешь, я думал, когда мне рассказали о предложении в ресторане, о преподнесенном смешном кольце и о твоем побеге, что ты взвесила все, сделала правильные выводы, наверняка расскажешь мне про этот случай. Я даже был готов простить тебя. По-своему я к тебе привязался. Но ты молчала…

– Я не прошу у тебя прощения.

– Это уже и неважно.

– Что ты намерен делать?

– Я? – Рональд пожал плечами. – Да ничего. Сначала я разозлился. Особенно злился я тогда, когда ты около месяца взвешивала, думала и размышляла. Теперь мы оба знаем, над чем ты размышляла на самом деле. Ведь он тебя зацепил, этот жалкий художник. Я думал, ты уже почувствовала вкус настоящей жизни. Поняла цену деньгам. Мередит, ты ведь совсем не знаешь жизни. Ты пропадешь.

– Отберешь у меня квартиру, машину? – спросила Мередит.

– О, ты даже так заговорила. Да, твое решение очевидно. Зачем мне забирать их. Они оформлены на твое имя. Это слишком мелкая месть. Нет, живи, наблюдай, как квартира приходит в запустение. Как машина нуждается в различного рода уходе и ремонте. А ты ничего из этого не сможешь себе позволить. Может, тогда и поймешь, что к чему. Что на самом деле главное в этой жизни.

– А ведь ты делец до мозга костей, – прошептала Мередит. – Я раньше этого не понимала. Уходи, пожалуйста уходи.

Рональд пожал плечами.

– Я ухожу, – сказал он. – Спасибо за суши.

Спустя полчаса Мередит мчалась в своей машине по ночным, прекрасно освещенным улицам Сиднея, прилагая все усилия к тому, чтобы не начать рыдать в голос за рулем.

Что же это за вечер тяжелых разговоров получается, говорила она себе. Но я не могу, просто не могу остаться с этим наедине.

Элинор открыла ей не сразу. Очевидно, она уже заснула или же ложилась спать и, чтобы спуститься сверху, ей потребовалось какое-то время.

Не говоря ни слова, она просто обняла подругу и провела ее на кухню.

– Объяснились?

Мередит только молча закивала.

– Все нормально, успокойся. Ты это сделала, сама, без моей помощи, ты молодец. А теперь просто забудем об этом. Я сейчас сварю тебе кофе.

– Да не буду я никакого кофе!

– Будешь. – В голосе Элинор прозвучали негромкие, но отчетливые стальные нотки. Потом тон смягчился. – Я как раз и пирожные купила. Хотя, конечно, и не планировала устраивать такое сумасшедшее ночное бдение. Ах да, ведь завтра же суббота. Этот уик-энд спасет меня от нервного истощения.

– Я хочу попросить у тебя прощения, – продолжила она, уже разливая дымящийся кофе по тонким бежевым чашкам из настоящего фарфора.

– За что? – изумилась Мередит. – Ты-то тут при чем?

– Сейчас объясню, – негромко произнесла Элинор. – Да ты пей кофе, пей.

– Не хочу. Мне кусок в горло не идет.

– Ничего. Все равно есть надо, силы нужны. Ты пей, пирожное бери. Свежее, недавно из кондитерской. Так вот, дорогая. Я была не права в свое время, сознаюсь. Да, была не права.

Мередит удивленно подняла брови.

– Ну не смотри ты на меня так, – мягко сказала Элинор. – Видишь, я думала, что жизнь, которая вполне устраивает меня, подойдет и для тебя…

– И в чем же ты ошиблась?

– А разве ты сама не видишь?

– Не уверена, что понимаю тебя правильно.

– Понимаешь, ты ведь способна на любовь. Да-да, на настоящую любовь. Это я никогда не влюблялась.

– Вообще никогда? – с недоверием уточнила Мередит.

– Да. Вообще. Вообще никогда. Иные мне нравились, иные привлекали, к кому-то тянуло достаточно сильно. Но любить я никого не любила. Настолько, чтобы забыть обо всем или поставить что-то на карту, а может, и измениться самой. Пусть незначительно, пусть на первый взгляд и незаметно, но с какого-то момента возвращение к прежней жизни невозможно, видишь.

– Но ведь… Как же Рональд? – неуверенно спросила Мередит. – Ведь была же у меня к нему какая-то привязанность… Ведь это невозможно совсем без привязанности… Ну ты понимаешь…

– Да, наверное понимаю. Ну и что? Было чувство? – Элинор прищурилась.

Мередит подумала немного и наконец отпила кофе.

Она поморщилась. Кофе был горьким, очевидно Элинор сварила его чересчур крепким.

– Бери сахар, – предложила подруга, – или мед клади. Так что там с чувствами?

– Ведь мир… он же не серый, не черно-белый, – словно размышляя вслух, произнесла Мередит. – Существует множество оттенков, красок, нюансов. Богатейшая палитра. Так и с любовью – множество различных проявлений, нюансов, цветов. Ты не находишь?

Элинор запрокинула голову и долго смеялась.

– Над чем ты так хохочешь? – Мередит окончательно смутилась.

– Вот что значит пожить с художником, – отсмеявшись, вынесла вердикт Элинор.

– И все-таки?

– И все-таки я решительно с тобой не согласна. Подумай сама. В данном случае палитра очень проста. В твоем случае она так проста, эта палитра любви. Она черно-белая.

– Черно-белая? – Мередит подняла брови.

– Ну конечно же. Любовь либо есть, либо ее нет. Решай же, пока жизнь не сделала выбор за тебя. Она, конечно, сделает. Как уже сделала с Рональдом. Уверена, что тебе не нравится способ, которым было сделано то, на что сама ты оказалась не способна. Или думала, что не способна. Но не придется ли потом жалеть о том, что не хватило смелости, решимости… Или же просто честности?

– Для чего?

– Для того чтобы реально посмотреть на вещи. И понять, где же любовь, а где все что угодно, но только не она.

– Я понимаю, – тихо сказала Мередит. – Но уже ничего нельзя поправить.

– Ты так в этом уверена?

– Да. Он слишком чистый, слишком хороший человек для того, чтобы с ним так поступали. Он никогда не простит меня. Я не преувеличиваю, поверь. Это правда.

– Почему бы тебе просто не встретиться с ним и не получить реального подтверждения твоим словам?

– Я никогда не смогу сделать этого. Я причинила ему боль, которой он не заслуживал. Мне нужно просто забыть эту историю, перешагнуть через нее и жить дальше.

– Ну что ж, как знаешь, – решила Элинор. – По крайней мере, я сказала тебе все, что считала нужным. В таком случае тебе нужно задуматься над тем, что ты будешь делать дальше.

Еще месяц прошел для Мередит в бездействии.

Банковский счет, который в свое время открыл для нее Рональд, был аннулирован практически сразу же после их разрыва.

У Мередит оставалось немного наличности. Она не тратила ее, изредка покупая лишь самое необходимое – овощи, пасту, шампунь и чулки.

Хоть в чем-то Рональд повел себя благородно.

Он не стал ни отнимать, ни отсуживать у Мередит все то имущество, что было приобретено за время их отношений.

Мередит была в таком состоянии, что даже не могла оценить это по достоинству. Ей было на все наплевать.

Драгоценности лежали в ящиках, а дизайнерские вещи висели в шкафах мертвым грузом.

Месяц Мередит просидела дома, ничего не делая.

Элинор теперь заезжала к ней почти каждый вечер. Она заставляла подругу поесть, пройтись перед сном или хотя бы просто принять душ, чтобы взбодриться и не выглядеть такой убитой.

А Мередит не знала, что ей делать дальше.

Мало того – не знала, как же ей примириться со всем произошедшим.

Чтобы двигаться дальше, нужно разобраться в прошлом, а она даже не могла думать о нем.

Мысли о двух ее мужчинах причиняли ей боль, от воспоминаний о каждом эта боль была разной.

В конце концов Элинор уже откровенно надоело смотреть на состояние подруги.

Для начала она вытащила ее в магазин спортивных товаров.

Там был приобретен эластичный топ, легинсы и кроссовки для фитнеса.

Все псевдоспортивные вещи от знаменитых дизайнеров, которыми был забит шкаф Мередит, Элинор забраковала как непригодные к реальной жизни и, соответственно, к полноценным занятиям спортом.

А потом она начала вытаскивать подругу на регулярные тренировки. У нее было почетное членство в фитнес-клубе, находившемся на территории бизнес-центра, где располагался офис Элинор. Теперь три или четыре раза в неделю девушки шагали по боковым дорожкам, крутили педали велотренажера или плавали в бассейне.

Надо сказать, что всем прочим занятиям Мередит предпочитала бассейн.

Ровно потому, что в бассейне можно было не разговаривать с Элинор, не слушать ее нотаций и нравоучений, призванных возвращать подругу к жизни.

Она просто тупо насчитывала количество заплывов, двигаясь туда-сюда по водным дорожкам. Она действовала механически, как робот.

С беговыми дорожками было сложнее. Во-первых, тренажеров было много и они располагались рядом, а во-вторых, музыка, звучавшая в фитнес-клубе, была негромкой и не мешала Элинор поучать Мередит.

Постепенно, однако, методичность действий Элинор, а также тихое, спокойное внимание делали свое дело.

Она начала оттаивать, реагировать на слова Элинор. Сначала безучастно отмахиваясь, потом раздраженно огрызаясь, а потом и начиная думать, не довольствуясь формальным ответом, не пытаясь отделаться от разговора, избежать общения…

– Предлагаю как следует сообща подумать о том, что ты будешь делать дальше, – начала Элинор излюбленную тему, прибавляя дорожке скорости движения.

– Может быть, потом? – осторожно спросила Мередит.

– Ну конечно. Потом. Если потом, то не будет тебе никакого молочного коктейля в баре после тренировки.

– Да мне и так не надо, – призналась она. – Костюм ты мне подарила, в зал таскаешь постоянно. Еще не хватало мне покупать коктейли, неудобно ведь.

– Ради всего святого, только не начинай. Я не Рональд, чтобы тебе было неудобно.

– Элинор, мы же договорились!

– Ах, ну да, извини. Так вот я и предлагаю сменить тему и обсудить твои дальнейшие действия.

– Ну… а какие же у меня есть варианты?

– Вариант первый, – начала Элинор. – Ты не ищешь себе никакую работу.

– А что же я делаю?

– Продаешь квартиру, на вырученные деньги покупаешь две небольшие. В одной живешь, одну сдаешь, на арендную плату существуешь.

– Минусы?

– Тебе не хватит, – засмеялась Элинор.

– Смотря на что. Я кардинально пересмотрела свои запросы.

– Рада за тебя. Но проблемы это не решит. К дорогой одежде, скопившейся у тебя, уход за лицом и волосами нужен соответствующий. Можно, конечно, сдавать ту квартиру, что имеется.

– Замечательно придумала! А жить я где буду?

– Жить можно у меня.

– На мой взгляд, и это не решает проблемы. Рано или поздно у кого-то из нас появится потребность в уединении, всплывет вопрос автономности…

– Хорошо, этот вариант мы с негодованием отметаем как негодный. Тогда продавай все свои драгоценности, деньги проедай в суши-барах и с тоской смотри, как ювелирная красота день за днем уплывает от тебя. В конце концов тебе останется жалкая нитка черного жемчуга. В память о былом великолепии, так уж и быть, я позволю тебе сохранить ее.

– Невыносимая женщина, – засмеялась Мередит. – Ну а если серьезно?

– А если серьезно, – ответила Элинор, – то я очень рекомендовала бы тебе еще раз пересмотреть свои жизненные позиции. Мне кажется, даже если ты не планируешь открывать собственное дело и ворочать миллионами, обнаружить в себе склонность или талант, которые смогут финансово поддерживать тебя, тоже очень неплохо.

Мередит тяжело вздохнула.

– Так-то оно так, но… Я уже объясняла. Сколько ни думала, ничего стоящего на ум не приходит.

– А ты не вешай сразу ярлыки, стоящее или нет. Не зацикливайся на занятиях или предметах из колледжа. Посмотри на жизнь шире. Ты же сейчас ничем толком не загружена, кроме тренировок. Используй это время на пользу себе. Езди, ходи по городу, наблюдай, анализируй, думай. Вдруг появится хоть какая-то зацепка. Всплывет какое-то желание. Можно будет от чего-то оттолкнуться, посвятить чему-то время. А там – кто знает… Найдешь то, что понравится, значит, найдешь и то, что полюбишь. Потом будет легче и проще.

– Я больше не могу, – простонала Мередит, нажимая на кнопку отключения тренажера.

– Что не можешь? Слушать меня?

– Заниматься больше не могу! Где мой коктейль?!

9

Как в свое время Мередит изучила Прагу, так теперь она изучала родной Сидней.

Она поднималась рано утром, спускалась в метро и ехала куда глаза глядят. Выходила на случайных станциях, поднималась в город и бродила по аллеям, переулкам, проспектам и улочкам. Смотрела на витрины, читала вывески, вглядывалась в лица людей.

Пачками покупала различные журналы и просматривала их, сидя на скамейке в сквере, присаживаясь в кафе с открытыми террасами за столики под тентами. Читала, изучала, анализировала в надежде найти что-то, что даст ей хотя бы небольшую подсказку, в каком же направлении ей двигаться дальше.

Элинор смеялась над ее методом, но справедливо полагала: уж лучше такой способ поиска, чем совсем никакого.

А денег у Мередит тем временем оставалось все меньше…

– Дайте, пожалуйста, мне вот этот журнал, – попросила Мередит продавца в газетном киоске. – Да, вот этот вот, последний номер. Сдачу можете оставить себе.

У Мередит пухла голова, она уже ничего не соображала.

Она хотела просто почитать журнал, глянцевый и яркий, который напомнил бы ей о прошлой жизни. Но это было и неважно, лишь бы сидеть на солнышке, читать, получать удовольствие и ни о чем не думать хотя бы какое-то время.

Присев за столик в очередном кафе открытого типа, Мередит распаковала хрустящий целлофан и извлекла журнал. Небрежно пролистала страницы, обращая внимание сначала на интересные заголовки и привлекательные картинки.

Прямо ей на колени, обтянутые лиловой юбкой из тонкого хлопка, выпал небольшой пробник с духами.

Мередит немедленно распечатала его и нанесла капельку духов на запястье.

Она уже довольно давно не покупала себе никаких новых ароматов. Сначала просто не было необходимости, потом было не до ароматов, а затем закончились деньги.

Аромат понравился Мередит настолько, что она, не раздумывая более ни о чем, поднялась со скамьи и направилась в ближайший парфюмерный бутик, благо на этом проспекте их было достаточно.

Она шла и вдыхала аромат, нанесенный на запястье. В нем угадывались нотки белого ириса, тонкая чувственность орхидеи, свежесть моря и неожиданно теплые нотки корицы с шалфеем.

Но в магазине ее расстроили, сказав, что данный аромат еще не поступал к ним в продажу.

Тогда Мередит решила утешиться хотя бы блеском для губ. Она открыла кошелек.

Увиденное ее не порадовало. Если бы парфюм и оказался в наличии, у нее не хватило бы денег даже на то, чтобы заплатить за флакон.

Мередит наклонилась к одной из стоек с элитной косметикой и принялась рассматривать пробники. Спешить ей было все равно некуда.

– Неужели вы ничего не сможете мне подсказать?

Мередит выпрямилась и оглянулась.

– Да-да, я к вам обращаюсь. – Неподалеку стояла полная дама в жакете, отороченном рыжим мехом, несмотря на жару, и тщательно отутюженном брючном костюме. – Вы ведь здесь работаете?

Мередит с удивлением огляделась. В дальнем конце магазина стояли несколько продавцов-консультантов и одеты они были довольно похоже на нее по цветовой гамме: белые блузки и сиреневые юбки.

Это позабавило Мередит, и она ответила меховой даме:

– Я с удовольствием подскажу вам.

– Замечательно. – Дама выдохнула и расслабилась. Очевидно, она уже готовилась воевать с продавцами за право быть проконсультированной самым исчерпывающим образом. Но, поняв, что сражаться уже не с кем, она сосредоточилась на сути вопроса.

– Дело в том, что на свадьбу племянницы я сшила вот такой костюм. – Она показала лоскуток ткани. – И хочу, чтобы макияж идеально гармонировал с цветом ткани. Деньги меня не волнуют, значение имеет только качество товара. Ну и, разумеется, цветовая гамма!

Мередит хватило секунды, чтобы запомнить цвет, а потом еще несколько секунд, чтобы сориентироваться в марках товара, с которым цвет данной ткани гармонировал бы.

Когда-то она проводила в таких магазинах очень много времени и прекрасно разбиралась в том, где, что, как и почем продается.

– Пожалуй, больше всего сюда подойдет вот это, – задумчиво сказала Мередит и указала даме на пару палеток с тенями и блесками.

– Думаете? – усомнилась дама. – Дело в том, что сюда еще будет ремень… такой, с крокодиловыми вставками. Вот такого оттенка.

– Ну тогда даже не сомневайтесь, – улыбнулась Мередит.

– Думаете, надо брать?

– Конечно.

– Спасибо вам огромное.

– Не за что. Кстати, я здесь не работаю.

Пока Мередит любовалась румянцем, невольно вспыхнувшем на щеках любительницы крокодиловых вставок, к ее плечу мягко прикоснулись.

– Вы позволите на несколько минут?

Мередит сразу поняла, что перед ней управляющая магазином. Даже если бы на ней не было небольшого аккуратного беджа с указанием должности, манера держаться, осанка и интонации выдавали в ней человека, занимающего один из руководящих постов.

– Слушаю вас.

– Вы так быстро помогли леди сориентироваться в том, что ей нужно. Вы занимаетесь этим профессионально?

– Нет, что вы, – засмеялась Мередит. – Просто в свое время я была одной из ваших главных клиенток. Плюс читала довольно много журналов, отсматривала немало сайтов по косметике, макияжу, уходу за собой… ну и прочим вещам, интересным каждой женщине.

– Дело в том, что у нас открывается новая вакансия, мы пока еще даже не приступили к поиску. Это не вакансия консультанта по каждой отдельной линейке продуктов. Консультанты по каждому бренду у нас есть. Нет, нас интересует другое. Есть люди, которые профессионально помогают подбирать одежду с учетом внешности клиента, особенностей фигуры. То же самое, на мой взгляд, стоит делать и в отношении косметики. Ведь приходится учитывать массу факторов. То, что вы посоветовали той даме… Когда-то я немало времени уделяла этой области знаний, но и я не предложила бы ей косметику лучше. Одним словом, вам было бы интересно рассмотреть наше предложение по данной вакансии, попробовать свои силы?

Мередит растерялась.

– Да, но… Я даже не знаю… Возможно…

– Тогда давайте пройдем в мой кабинет, там нам будет удобнее разговаривать.

– И, представь себе, – возбужденно рассказывала Мередит подруге двумя часами позже, – они предложили мне работу вот так, с ходу, с наскока!

– А ты, конечно же согласилась?

– Ну и как я могла не согласиться, сама подумай? Область хорошо мне знакомая, и если они считают, что из меня выйдет толк как из эксперта, то почему бы и нет? Да и график не слишком обременительный, по крайней мере не придется подниматься в девять утра…

– Ну что ж, поздравляю. Начало положено! Теперь не придется продавать машину, чтобы платить за квартиру.

– А машину я, наверное, все-таки продам, – тихо сказала Мередит. – Уж очень она напоминает мне о Рональде. Хотя мы и выбирали ее сообразно моему вкусу, но и его мнение сыграло немаловажную роль.

Элинор засмеялась.

– Тогда, дорогая моя, проще разбить ее как-нибудь невзначай и получить деньги по страховке.

– Чему ты меня учишь?! – возмутилась Мередит.

Август перевалил за середину.

Мередит вовсю работала в парфюмерном магазине, одном из крупнейших Сиднея, и не верила сама себе: кажется, ей до сих пор нравилось.

Работа отвлекала ее, не позволяя сильно скучать по Элинор: подруга улетела в Нью-Йорк на какую-то важную конференцию. Мередит не ждала от нее никаких звонков, потому что время от времени они списывались по электронной почте или перебрасывались мобильными сообщениями. Этого вполне хватало, чтобы удовлетворять интерес к новостям в жизни друг друга.

В этот вечер Мередит не хотелось отправляться домой и ужинать в одиночестве. Она зашла в первую попавшуюся кондитерскую, заказала молочный коктейль, какао и два эклера с воздушным кремом.

И тут лежавший перед ней на столике мобильный затрезвонил. Это была Элинор.

По ее голосу Мередит поняла, что подруга очень возбуждена.

– Послушай, ты можешь взять пару отгулов у себя на работе? – спросила она вместо приветствия.

Мередит удивилась.

– А что, есть такая необходимость? – спросила она.

– Есть. Немедленно бери билет на самолет и вылетай в Нью-Йорк.

– Ты с ума сошла! Что я забыла в Нью-Йорке?

– Мередит, ты мне хоть капельку веришь?

– Да, я тебе верю.

– Тогда бери билет и прилетай. Немедленно! О гостинице и прочей ерунде не беспокойся. В крайнем случае остановишься в моем номере.

– Мне еще нужно отпроситься на работе…

– Отпустят, никуда не денутся. Ты для них ценный и уважаемый сотрудник. Косметический маньяк с творческим применением освоенного материала.

Мередит возмутилась:

– Да что же это за ярлыки?!

– Действительно, обсуждаем черт-те что. Завтра утром я встречаю тебя в аэропорту. Никакие отговорки меня не волнуют. Сроку тебе… Сама знаешь, сколько у тебя есть времени. Руки в ноги и шагом марш!

– Могу я хотя бы доесть эклер? – смиренно спросила Мередит.

И на следующее утро Элинор действительно встречала Мередит в аэропорту имени Кеннеди. Безупречная как всегда, в черном деловом костюме от Шанель.

– Я же тут на переговорах, – объяснила она, чмокнув подругу в щеку. – А вот ты могла бы выглядеть и более привлекательно!

– Постой, а что тебе не нравится? – неподдельно удивилась Мередит, осмотрев свои голубые джинсы и футболку ти-шорт цвета «пепел розы». – Мне на работе хватает всяких изысков. И вообще, я всю дорогу в самолете спала, неудивительно, что я слегка помятая. Мы заедем к тебе в гостиницу? Тогда я хотя бы смогу привести себя в порядок.

– Плевать на порядок! Я опаздываю на переговоры.

– Тогда зачем ты меня сюда выдернула? Можешь объяснить наконец?!

– Могу. Сейчас я отвезу тебя в одно место, а сама поеду на переговоры. Вечером созвонимся.

– Вечером? Что, по-твоему, я буду делать в Нью-Йорке целый день одна?

Элинор промолчала, ловко управляя в потоке машин маленьким и ярким автомобилем, взятым напрокат.

Через каких-нибудь полчаса они подъехали к внушительному зданию, сложенному из белоснежных камней. На вывеске пламенела надпись «Картинная галерея».

– И что? – спросила Мередит, недоуменно повернувшись к подруге и одновременно отстегивая ремень безопасности. – Ты вызвала меня в Нью-Йорк, чтобы я посмотрела картины?

– Именно. Вылезай, не задерживай меня!

Элинор заплатила за билеты, и они прошли в помещение, с которого, по всей видимости, начиналась экспозиция.

– Вчера вечером я оказалась без дел, без сопровождающих и без особых планов, – начала Элинор, увлекая подругу за рукав в глубь зала. – Дай, думаю, повышу культурный уровень, приобщусь к искусству. Не одной же тебе в Праге изучать архитектуру.

У Мередит чуть быстрее забилось сердце.

– Я покупаю путеводитель, тыкаю пальцем в первую попавшуюся картинную галерею, еду сюда… И что я вижу?

– А что ты видишь?

– Вот что. – Элинор развернула ее лицом к картине.

Мередит остолбенела.

На картине была изображена… Мередит Бенкрофт. В полный рост, в простых джинсах и свитерке, свободная, улыбающаяся, счастливая. Такая, какой она была в Праге. Такая, какой она осталась в Варшаве…

Картина была полна жизни, сходство было потрясающим.

– Очень интересная техника работы, – проговорила Элинор. – Ты не находишь?

– Замолчи! – Впрочем, Мередит тут же опомнилась. – И много тут подобных картин?

– Штук семь наберется, – пожала плечами Элинор. – Преобладают пейзажи, кстати весьма неплохие. Несколько работ в стиле фэнтези. И портреты. Там, дальше, есть твой портрет в обнаженном виде, но все очень пристойно, знаешь ли. Сквозь легкую дымку. Есть поясной портрет, и исполнен он совсем в другой манере, там у тебя и взгляд другой, ну и вообще совсем другое впечатление. Есть картина величиной два на три метра. Там только твое лицо. Не передать, насколько оно красиво. Впрочем, сейчас сама все увидишь. Ты была права, твой польский друг очень талантлив. Несмотря на разницу сюжетов, на нюансы в манере исполнения, сразу видно, что все эти картины принадлежат одной руке. Пойдем, я тебе все покажу.

– Разреши, я сделаю это сам, – негромко проговорил мужской голос.

Мередит обернулась на голос, уже понимая, что ей это не снится, но все еще не веря своим ушам.

– Я, пожалуй, пойду, – улыбаясь проговорила Элинор и, помахивая кейсом, незаметно удалилась.

Мередит и Эдмунд остались одни.

Наступила тишина. Но молчание не было неловким. Просто Мередит пыталась подобрать слова и никак не могла найти их.

– Прости, – вырвалось у нее. – Прости меня!

– За что же? – спросил Эдмунд.

Мередит не могла понять, мрачно он смотрит на нее или же его глаза смеются. А может, это было и то и другое?

– Ты сам знаешь за что. Я выставила тебя посмешищем в глазах семьи, перед друзьями.

– Ах это, – небрежно сказал Эдмунд. – Да, есть такое дело. Хотя, знаешь, они не так глупы, как кажутся. Не могу сказать, что ты нанесла кому-то смертельную обиду, поступив так. Удивились, немного подосадовали. Бывает. Не страшно. Извинения приняты.

– А ты… Ты когда-нибудь простишь меня?

– Я ведь тебе уже говорил. Захочешь поделиться тем, что происходит, расскажешь. Если нет, я приму и это. Не знаю, почему уж так получилось. Но у меня нет на тебя обиды. Хотя, конечно, могла бы и предупредить, чтобы я не гадал – мало ли что стряслось. Болезнь родственников, аврал на работе. Но ты оставила кольцо. Тогда я и понял, что не нужен тебе.

Мередит хотела что-то сказать, но Эдмунд жестом остановил ее.

– Я еще не все сказал. Знаешь, мне было очень тяжело. Не скрою, было больно. Я не знал, где тебя искать. Ты могла найти меня в любой момент, а я вот – не мог. Ты поставила нас в неравные условия. Но этим ты бросила мне вызов. – Он повернулся к картине и неторопливо продолжил: – Знаешь, я бредил тобой дни и ночи, понимая, что схожу с ума. У меня был единственный набросок, сделанный с тебя. Там, на набережной Праги, у моста. Я отыскал его среди всей груды рисунков и закончил набросок. Получилось настолько хорошо, что эту картину сразу приняли в лучший художественный салон Варшавы. Через три дня ее купил какой-то американец. За эти три дня я нарисовал еще один твой портрет. Американец вышел на меня, посмотрел портрет, остальные работы и предложил мне организовать персональную выставку. Не где-нибудь, а здесь, в Нью-Йорке. Естественно, он выступил спонсором. Выставка открыта с начала августа. До этого мне пришлось нарисовать уйму картин. Но картины, где изображена ты, пока не продаются. Они помогают привлекать на экспозицию больше посетителей. Вот и вся история. Если бы ты осталась тогда в Варшаве… – Он вздохнул.

Мередит слушала, затаив дыхание.

– Тяжело это признавать, – продолжал он, – но, скорее всего, сейчас я организовывал бы в своем городе выставку какого-нибудь другого, более удачливого художника, своими картинами занимаясь лишь потихонечку, в режиме уик-эндов. Ты принесла мне удачу, Мередит. Может быть, сама того не желая. Как я могу сердиться на тебя, ведь благодаря тебе ко мне пришел успех?

– Без всей твоей работы этого успеха не было бы, – ответила она.

– Хотя, конечно, мне безумно жаль, что ты не осталась со мной. Никогда я не был счастлив так, как в Праге. И у себя дома, в Варшаве, с тобой. – И тут он что-то вспомнил. С улыбкой он посмотрел на нее. – Кстати… Я ведь заметил исчезновение одной из палитр. Ты взяла самую лучшую. Интересно почему? Только не говори, что когда-нибудь ты собиралась ее мне вернуть… Выслать по почте, например. Серьезно, Мередит, зачем тебе она? На память? В любом случае придется вернуть. Я должен много работать, а тебе она не пригодится.

– Я верну, конечно верну. Но только при одном условии.

– Каком же это?

– Верни мне кольцо.

– А кольцо тебе зачем?

– Ты действительно не понимаешь?

– Скажи сама.

Мередит глубоко вздохнула.

– Оно нужно мне, чтобы остаться с тобой. Насовсем.

– Не раньше, чем ты скажешь, что любишь меня. Или и здесь ты будешь ставить мне условия?

– Да. Конечно, буду. Я скажу тебе об этом – в день нашей свадьбы.

– Вне зависимости от того, когда она состоится? Знаешь, я ведь теперь страшно занятой человек.

– Ах так? Я и не настаиваю. – Мередит повернулась на каблуках, делая вид, что хочет уйти, но Эдмунд оказался быстрее и поймал ее.

– А мне не нужно дожидаться дня свадьбы, чтобы сказать тебе то, что я почувствовал с первого дня, а понял уже потом. Я люблю тебя, Мередит.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

Реклама на сайте