«Выигравший получает все»

Андрианна Ли Выигравший получает все

Лэрри, моему гадкому мальчишке

Глава 1

Женщины любили Митча Боханну. Митч не мог отрицать этот факт. И даже каждый день благодарил за это Бога. Но причина этого была ему непонятна. Он не блистал ослепительной красотой, как Чарли, хотя и страшилой его тоже нельзя назвать. Свое лицо он считал скорее интересным, чем красивым. Его резкие черты свидетельствовали о том, что он имел некоторое отношение к индейцам племени шошонов, это подтверждали и черные как смоль волосы, однако его зеленые ирландские глаза могли кого угодно сбить с толку.

В фигуре Митча тоже не было ничего выдающегося. Однако он на нее не жаловался. Он был высок, худощав и достаточно мускулист, чтобы делать любую физическую работу, которая подворачивалась, — он объезжал диких мустангов и не менее хорошо выполнял обязанности пылкого любовника.

Усмехнувшись при этой мысли, Митч захлопнул дверцу машины и зашагал по дорожке к своему офису в центре Мизулы, стуча каблуками по бетону.

Он всегда считал, что женщины влюбляются в мужчин, подобных Чарли, — мужчин, которые знают, какое вино к какому мясу подается, которые любят оперу и балет — или по крайней мере притворяются, что любят, которые никогда не забывают о важной годовщине или дне рождения.

Митч чувствовал себя более комфортно на лошади, чем в офисе, Моцарту предпочитал Минди Маккреди, любил пиво с гамбургером и был владельцем всего одного костюма.

В чем причина его привлекательности? Он не знал. Может, никогда не узнает. А может, он нравился женщинам просто потому, что ему нравились все женщины, с которыми он когда-либо встречался.

Он ухмыльнулся, вспомнив, как ему понравилась женщина, с кровати которой он только что поднялся.

Митч миновал двойные двери и подошел к письменному столу Ванды Крофорд.

— Доброе утро, светлый лучик солнца!

Ванда — секретарша, ведущая прием посетителей, — отличалась нежным цветом кожи и заплетала волосы в тугие косички. Когда пять лет тому назад она вошла в эту дверь, ища работу, Чарли и Митч были поражены ее бойкостью и уверенностью. Ей было тогда всего девятнадцать лет, и то, что они наняли ее, было самым умным из всего, что они когда-либо сделали.

Ванда оторвала взгляд от компьютера и улыбнулась Митчу, обнажив ряд ровных белоснежных зубов.

— Спасибо за розы, Митч. Они очень красивы.

— Не столь красивы, как ты.

— Но столь же дороги, — нашлась она.

— И благоухают так же, как ты.

— Я убью этого сукина сына! — донеслось из ближайшего кабинета. Кабинета Чарли.

Митч состроил гримасу и направился в кабинет Чарли, чтобы выяснить, в чем там дело. Он появился на пороге и настороженно посмотрел на своего зятя.

— Какого сукина сына ты имеешь в виду, Чарли?

Идеально правильное лицо Чарли Бейкера было покрыто багровыми пятнами, отчего его синие глаза казались кроваво-красными. Пшеничного цвета волосы были взъерошены, словно он нарочно их растрепал. Казалось, еще секунда — и Митч увидит, как из ушей Чарли повалит пар. Чарли наставил на Митча палец.

— Тебя, сексуально озабоченный, безмозглый выродок! Почему ты не даешь себе труда пошевелить мозгами, прежде чем расстегнуть ширинку?

— Эй, тут женщина! Поаккуратней выражайся. — Митч закрыл за собой дверь. Сейчас он вспомнил, почему женщины не падали штабелями перед Чарли: у него был темперамент мамаши-гризли. — Кто тебя взбаламутил?

— Ты! Где ты пропадал всю ночь? — каким-то подозрительно спокойным голосом вдруг проговорил Чарли, и это сразу не понравилось Митчу.

Он приподнял брови и покачал головой:

— Ты же знаешь, я никогда не распространяюсь о том, с кем целуюсь.

Чарли посмотрел на Митча так, словно ему пришлось проглотить какую-то гадость.

— А вот твоя вчерашняя «дама» не столь щепетильна. Она прибежала домой и все выложила своему отцу.

— Тебе звонил Джей Ди?

— Только что.

— Судя по твоему лицу, он был не в восторге. — Митч ухмыльнулся, затем пожал плечами. — Однако, черт возьми, Сьюзи уже достигла двадцати одного года.

— Скажи это Джею Ди! Он считает, что ты изнасиловал его маленькую дочурку.

— Изнасиловал? — Митч ощетинился. — Сьюзи не просто участвовала, она была в восторге, когда…

— Избавь меня от подробностей и от своих оправданий, Митч! Они не вернут нам назад крупнейший счет.

Митчу стало не по себе.

— Джей Ди забрал свои деньги?

— Да!

— Черт побери! — Митч потянулся к телефону. — Я позвоню, все объясню и…

Чарли нажал кнопку, отключающую телефон.

— Джей Ди не желает выслушивать твои объяснения. Он хочет, чтобы твоя шкура была распята на стене его офиса, а твои яйца были поданы под соусом ему на ужин.

Митч покачал головой:

— Ну, он явно переигрывает. Если я объясню…

— Похоже, я также зря трачу время на разговоры. — Чарли поднялся и стукнул ладонями по столу. — Мы потеряли самого крупного клиента.

Было бессмысленно возражать Чарли, когда он находился в подобном настроении. Самое лучшее сейчас — извиниться и дать ему остынуть. Позже, решил Митч, будет достаточно времени, чтобы пригладить всклокоченные перья — как Чарли, так и Джею Ди.

— Поверь мне, Чарли, я искренне сожалею.

— Извинениями на сей раз делу не поможешь, приятель. Нам с тобой крышка. Либо ты выкупаешь мою долю, либо я твою. — Чарли был серьезен, абсолютно серьезен.

— Но послушай… С прошлого года список наших клиентов утроился. Дело наше расширяется, а не сужается.

— Расширялось, приятель. В прошлом. Но твоя сексуальная озабоченность отбросила нас назад. Мы катимся вниз со скоростью метеора.

— Сексуальная озабоченность? — Митч принужденно засмеялся. Его кожа заполыхала от неслыханного оскорбления. — Я не отношусь к сексуально озабоченным.

Чарли устремил на него холодный взгляд.

— Ты на таком крючке, что тебе требуется помощь. Профессиональная помощь. Ты не боишься подхватить какую-нибудь гадость?

— Я всегда предохраняюсь. И я чист. Ты хочешь посмотреть на мои медицинские справки? — Митч не на шутку разозлился.

Чарли с отвращением покачал головой.

Митч с трудом сдержал порыв что-либо разбить — лучше всего красивую физиономию ЧарЛи. Да, бесспорно, он любил женщин, но это не означает, что он сексуально озабоченный. Ему совсем не обязательно ежедневно заниматься сексом. Хотя в этом плане ему везло, и почти так оно и получалось.

Он еще больше разозлился. Весь этот разговор — настоящее безумие.

— Я возмущен твоими голословными обвинениями, Чарли. Если бы не Кимберли, я бы выбил тебе зуб-другой.

— Кимми согласна со мной.

Это было подобно пощечине. Митч вначале ощетинился, но подумал, что, пожалуй, его сестра и в самом деле солидаризируется с Чарли. Она полагала, что солнце поднимается и садится благодаря ее мужу. Она думала и мыслила его категориями. Весь последний час Митч размышлял о том, что заставляет женщин любить мужчин, но так и не пришел к определенному выводу.

Он оперся ладонями о письменный стол Чарли.

— Пусть это и не твое дело, но я могу в одночасье перестать заниматься сексом — этак на пару месяцев или больше! И при этом глазом не моргну!

— Ха!

Смех Чарли показался Митчу оскорбительным. Он еще ниже наклонился к своему партнеру:

— Пари хочешь?

Чарли выпрямился, лицо его приобрело задумчивое выражение.

— А что, я мог бы и поспорить с тобой.

Митч не ожидал, что Чарли поймает его на слове. Тем более так быстро. Но будь он проклят, если отступит!

— Идет.

Чарли снова хмыкнул:

— Ты проиграешь пари, едва мы его заключим.

— Черта с два! Я уверен, что выиграю. Ставка — моя доля в нашем деле!

— Что?!

Ошеломленный взгляд Чарли пролился бальзамом на душу Митча, он испытал явное удовлетворение.

— Что слышал. Если я проиграю, то выхожу из дела. И ты не будешь должен мне ни пенса.

Чарли замер.

— Если я выигрываю, выходишь ты. — Митч протянул Чарли руку. — То же самое условие.

На лице Чарли отразилось неудовольствие.

— Ты никогда этого не сделаешь.

— В чем дело, приятель? Никак, боишься?

Шея у Чарли побагровела. Он не любил, когда над ним берут верх. Он ударил своей ладонью по ладони Митча.

— Идет. Но я хочу, чтобы присутствовала Ванда. Мы оформим все письменно. И тогда ты не отвертишься от этого пари.

***

Секс. В течение всей жизни, услышав это слово, Кэррол Сидни заливалась румянцем стыдливости. Но это осталось в прошлом. Сейчас она постоянно думала, мечтала о сексе и предавалась эротическим фантазиям. Вооруженная знаниями, почерпнутыми из столь разных источников, как «Камасутра» и ее сослуживица Келли-Энн, Кэррол была готова познать секс на практике.

При подобных мыслях ее всегда бросало в жар — от пальцев ног до корней рыжеватых волос на голове. Да, она пока еще пребывала в волнении. Но кто бы чувствовал себя иначе, если учесть бредовую дерзость ее замысла? Однако Кэррол решения всегда принимала быстро. И сейчас она решила добиться желаемого и приступила к выполнению замысла.

Кэррол всегда действовала по плану. Она. чувствовала себя комфортно при наличии плана. Разве вся ее жизнь не представляла собой единый, грандиозный план в действии? Каждый день формировал ее будущее, настоящее съедало часть будущего, а прошлое неизменно на него влияло.

Но сейчас у нее не было будущего за пределами трех ближайших месяцев.

Насколько она понимала, у нее было три возможности: а) погибнуть под тяжестью жалости к самой себе; б) провериться в ближайшей больнице, снося осмотры и ощупывания медсестер и докторов, а также визиты и слезы перепуганных родственников и друзей; в) начать жить на полную катушку, насколько это будет возможно в оставшееся время и насколько позволят ей силы.

Решить было легче, нежели воплотить план в жизнь.

Она посмотрела на себя в зеркало. Темные круги под глазами были скрыты слоем косметики. Вообще говоря, она выглядела сейчас гораздо лучше, чем в последние недели. Да и чувствовала себя менее усталой.

Но привыкнет ли она к тому, что ее вьющиеся волосы теперь свободно развеваются за спиной, а не заплетены, как раньше, в косы? Или к отчаянно короткой юбке? Она бросила взгляд на свою самую близкую подругу — Келли-Энн Уэбстер, которая видна была в зеркале.

— Тебе не кажется, что это немного слишком? Я хочу выглядеть сексуальной, но не шлюшкой.

Келли-Энн чуть склонила голову набок и улыбнулась, в ее светло-карих глазах заиграли озорные искорки.

— Ну, твой наряд наверняка шокирует большинство наших читателей.

— Не говоря о Куинн. — Это их начальница. Кэррол ухмыльнулась. — Но если я больше не вернусь на работу, какое значение имеет ее мнение?

Веселые искорки в глазах Келли-Энн исчезли, и она отвернулась, очевидно, чтобы скрыть печаль. Кэррол хотелось успокоить ее, сказать, чтобы она не печалилась. Но что это даст? Никакие слова здесь не помогут. И они обе это понимали.

Однако у нее нет времени для того, чтобы жаловаться на судьбу.

— Итак, ты считаешь, что я буду неотразимой для Митча Боханны и его друзей?

Келли-Энн снова посмотрела на Кэррол.

— Я не могу говорить конкретно о Митче или о ком-то другом, но если репутация что-то значит в этом городе, то для твоей цели подходят три кандидата. Ты наверняка их потрясешь, дорогая. Они просто упадут к твоим ногам.

Обе подружки заговорщицки засмеялись.

Этот смех звучал в голове Кэррол, когда четыре часа спустя она ехала вдоль берега озера в сторону Калиспелла. До нее дошли слухи, что Митч Боханна в настоящее время находится на семейном ранчо на берегу озера. Отдыхает, устав от трудов в своем рекламном бюро. Есть надежда, что он один. Иначе все ее хлопоты могут оказаться напрасными.

Кэррол прикинула, что ей нужно делать, и постаралась подавить вновь появившиеся сомнения и тревогу. Больше всего ей хотелось выглядеть уверенной и умудренной жизнью. Мужчины, значившиеся в ее списке, были мастерами секса, они привыкли иметь дело с женщинами искушенными и опытными. Не с наивными, стыдливыми девчонками, которые почерпнули знания о сексе от своих приятельниц да из книжек.

Она сделала глубокий вдох. Может быть, Митч Боханна не заметит, что ей не хватает уверенности… и техники. И может быть, всего лишь может быть, он обучит ее кое-каким штучкам, и к тому времени, когда она направится к Джимми Джеку Пальметто, второму Ромео в ее списке, она будет способна не только краснеть, но и разбивать сердца.

Усмехнувшись при мысли об открывающихся перед ней возможностях, Кэррол нажала на акселератор и обогнала медленно ползущий грузовик. Поначалу ее раздражала мысль о том, что придется ехать этой дорогой, однако пейзаж здесь оказался весьма живописным — холмистая равнина, остроконечные скалы, бесконечное лазурное небо.

В течение почти всех своих двадцати шести лет Кэррол была настолько сосредоточена на своем будущем, что почти не обращала внимания на окружавшую ее красоту. Эта поездка дала ей возможность полюбоваться великолепным видом, подышать пьяняще чистым воздухом и послушать свои любимые компакт-диски.

Это было похоже на приключение. Ее первое приключение. Да еще какое! Не каждый день женщина готова предложить свою девственность мужчине, которого она никогда не встречала. Как ни странно, эта перспектива ее нисколько не шокировала.

Кэррол полагала, что впредь ничто не сможет ввергнуть ее в то состояние, которое она пережила в минувшем месяце.

Верх ее новенького «мустанга» был опущен, и Кэррол купалась в лучах горячего августовского солнца. Казалось бы, она должна была прокалиться насквозь, но это было не так. Усталость и постоянные простуды были единственными симптомами болезни, которая ее настигла. Они раздражали, но не особо сказывались на самочувствии. Да она и не позволит им взять над ней верх.

Кэррол свернула с шоссе на боковую дорогу — последний отрезок ее путешествия. Асфальтированная дорога вилась по холмистой равнине, слева раскинулись пахотные земли, справа виднелись фермы и усадьбы фермеров. Кэррол проехала мимо небольшой бакалейной лавки, которая одновременно служила также почтой и заправочной станцией.

Через три мили асфальт внезапно кончился и возникло решетчатое ограждение для скота. Дальше шла узкая гравийная дорога, петляющая среди рощи из американской лиственницы и дугласии. Кэррол оторвала руку от баранки и помахала ею:

— Прощай, прежняя, зашоренная Кэррол! Да здравствует новая, смелая Кэррол!

Она уверенно и решительно нажала на газ. Гигантские деревья загородили солнце. Дорога вилась между благоухающими елеями, карабкалась вверх, затем, после поворота, вдруг сделалась шире, а лес расступился. Перед Кэррол простирались огороженные заборами пастбища, которые спускались к голубой глади озера, такой же блестящей и бескрайней, как и небо, обрамленное иззубренными горами.

Кэррол замерла при виде открывшейся взору красоты. Она остановила машину перед высокой деревянной аркой, на которой значилась надпись, свидетельствующая о том, что Кэррол прибыла в «Даймонд Б.» — уединенное семейное ранчо Боханны на берегу озера.

Пожалуй, ей никогда не приходилось видеть столь романтического пейзажа. С этой мыслью Кэррол нажала на газ и въехала на грязную подъездную дорожку. Прежняя Кэррол сейчас не выдержала бы, повернула назад и помчалась домой; но она навсегда распростилась с той Кэррол.

Во время езды она успела окинуть взглядом, должно быть, акров двадцать земель. Здесь повсюду стояли заборы, которые, по-видимому, служили для того, чтобы лошади не убегали на волю, а дикие мустанги не проникали в загоны по ночам.

Дорога вывела Кэррол на открытое пространство перед великолепным двухэтажным бревенчатым домом, расположившимся у кромки озера. Вознося молитвы о том, чтобы у Митча Боханны не было в этот момент никакой компании, Кэррол припарковала машину и ступила на землю. Ноги у нее подкашивались. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, она ощутила пьянящую свежесть и чистоту воздуха и направилась к дому. Никто не ответил на ее стук. Она бросила взгляд на амбар или сарай позади дома — солидное двухэтажное строение, выкрашенное в красный цвет. Может быть, Митч находится там?

Прежде чем направиться туда, Кэррол решила обследовать другую часть дома. Со стороны озера к нему примыкала веранда, которая спускалась почти к самой воде. На веранде спиной к Кэррол, опираясь на перила, стоял мужчина. У него были густые черные волосы, сам — высок и сухощав, узкие бедра плотно обтянуты полинялыми синими джинсами. Тенниска цвета хаки не только не скрывала, но даже подчеркивала ширину его плеч и мускулистую крепость спины. Мужчина наблюдал за рыбацкой лодкой, которая скользила по зеркальной поверхности озера, и легкий шум ее мотора долетал до усадьбы.

Кэррол собрала все свое мужество и бесшумно поднялась по ступенькам лестницы.

— Привет!

Мужчина вздрогнул и обернулся. У него были удивительно зеленые глаза, каких она никогда раньше не видела. Когда их взгляды встретились, у Кэррол возникло такое ощущение, что замкнулись два электрических провода, и по ее телу пробежал чувственный разряд. Она вдруг ощутила жар во всем теле — от головы до ног. Но как ни странно, этот жар нисколько не походил на тот, когда ее охватывало смятение. Это был какой-то приятный, волнующий жар. Ей захотелось, чтобы этот парень и был Митчем Боханной.

И в то же время Кэррол почувствовала в нем некую непонятную сдержанность. Нет, она не сказала бы, что вызвала в нем неприятие. Скорее даже наоборот. Судя по масленому блеску его глаз, он вполне был способен подхватить ее и отнести в дом на кровать, хотя почему-то не стал этого делать. Может быть, причина была в джемпере. Кэррол тут же стала стаскивать его с себя.

Сердце ее забилось сильнее, когда она поняла, что мужчина, по-видимому, тоже испытывает смущение. Очевидно, он прикидывал, что эта совершенно незнакомая молодая женщина делает в его личных владениях. Он вскинул брови.

— Гм… вы не должны были заблудиться…

— Нет. — Кэррол перекинула джемпер через руку.

Он проследил взглядом за ее действиями, затем остановил взор на ложбинке между грудей, которая существовала от природы и стала еще более выразительной благодаря чудо-лифчику. Показалось, что мужчина проглотил что-то очень большое, застрявшее в его горле.

— К «Даймонд Б.», кажется, не ведут проторенные дороги…

Кэррол скользнула по нему взглядом, остановила взор на его губах — крепких и резко очерченных, созданных для того, чтобы целовать и дарить наслаждение. Его сильный подбородок явно нуждался в том, чтобы по нему прошлась бритва. Впрочем, щетина лишь добавляла ему привлекательности. Где-то внутри у Кэррол что-то зашевелилось и сладостно заныло.

— «Даймонд Б.» — цель моей поездки… гм… мистер Боханна?

— Черт побери, вы отлично знаете, что я Митч Боханна. И не думайте, будто я не знаю, что за этим кроется и кто вас послал.

Почувствовав облегчение по поводу того, что ей не придется объяснять, чего она от него хочет, Кэррол сделала глубокий вдох и приняла позу, которую они вместе с Келли-Энн отрабатывали перед зеркалом. Выставив вперед бедро, она как можно более развязно заявила:

— Вы можете смотреть на меня как на подарок, дарованный Богом.

— Вы и в самом деле ангел, дорогая. — Зеленые глаза Митча потемнели, когда он стал оценивающе ощупывать глазами ее фигуру, отчего Кэррол сразу же бросило в жар. Но затем он склонил голову набок, взгляд его стал холодным. — Однако еще никто не называл Чарли богом.

— Чарли? — непонимающе пробормотала Кэррол. У нее пересохло во рту. Очевидно, ей придется-таки рассказать ему, почему она сейчас здесь. Она расправила плечи и выставила вперед подбородок. — Я проделала сюда путь из Мизулы, чтобы заняться с вами любовью.

— В таком случае вы зря потеряли время. — Митч отошел от перил, прошел мимо нее и направился к двери, ведущей внутрь дома. — Вам придется насладиться обратной дорогой.

— Погодите! — Она бросилась вслед за ним. — Прошу вас, Митч… Вы не считаете меня привлекательной?

Он замедлил шаг, посмотрел на нее через плечо и сердито вскинул брови.

— Смотритесь неплохо, мисс…

— Сидни, Кэррол Сидни. — Она сделала к нему шаг. — Вы не хотите меня?

— Хотеть вас и иметь вас — это совершенно разные вещи. Я дал зарок не заниматься сексом в течение трех месяцев.

— Но это невозможно. — Она в смятении подошла к нему вплотную. Он ощутил запах ее кожи. Задыхаясь, Кэррол сказала: — Позвольте мне переубедить вас.

Митч ухмыльнулся и покачал головой:

— Передайте Чарли, что он зря теряет время. Он может присылать сколько угодно искусительниц. Я не поддамся.

— Я не знаю никакого Чарли. Вы должны заняться со мной любовью. Все говорят, что вам нет в этом равных. Поэтому вы и оказались во главе моего списка.

Митч вскинул черные брови.

— Вашего списка?

Глава 2

— Какого списка?

Несмотря на свое намерение выставить эту женщину со своего ранчо, Митч почувствовал себя заинтригованным. Чарли весьма удачно подобрал себе исполнительницу. Кэррол Сидни обладала всем, чтобы затащить мужчину в постель. У нее в правильной пропорции были замешены невинность и сексуальность, что способно расшевелить сердце самого хладнокровного мужчины. А ведь его сердце не камень.

И поэтому кровь у Митча бурлила всюду, где ей положено бурлить, руки у него зудели и, казалось, сами рвались погладить ее лицо, изящную шею, обнаженные руки. Но он не станет этого делать. Он не какой-нибудь сексуально озабоченный маньяк. Он способен преодолеть искушение, не поддаться очарованию этого создания, от которого исходит аромат тонких духов и у которого так призывно сложены пухлые губки.

Кэррол посмотрела на него с каким-то сожалением.

— Списка моих будущих любовников.

Митч озадаченно нахмурился.

— У вас есть такой список?

— Да. — Глаза у нее были цвета аквамарина с золотистыми прожилками в центре. — Мне помогли его составить мои подруги.

Митч растянул рот в улыбке, не в силах воспротивиться желанию пофлиртовать.

— Вы так говорите, словно это великая честь для меня — оказаться в вашем списке.

Ее лицо из розового сделалось красным, и это еще на пункт повысило уважение Митча к ней. Следовало отдать ей должное — она была великолепной актрисой.

— Ну да! — Она энергично кивнула, отчего ее роскошные волосы пришли в движение, и Митчу захотелось взять в руки это волнистое шелковое чудо и притянуть к себе обольстительное тело, прижав к ноющему животу. Однако вместо этого он сделал резкий выдох и отступил на шаг назад.

Кэррол уперлась ладонями в свои призывно выставленные бедра.

— Вы должны быть польщены. У вас самый высокий рейтинг.

— Самый высокий?.. А кто конкретно определял этот самый рейтинг? — Улыбка сбежала с его лица. Похоже, его амурные дела были предметом пристального интереса в Мизуле, и это ему было не по душе. — Чарли?

Господи, похоже, зять считает его действительно гигантом секса, если так уверен, что он падет к ногам этой большеглазой обманщицы.

Кэррол нахмурилась:

— Чарли — женщина?

— Да нет, черт побери!

— В таком случае я хотела бы, чтобы вы объяснили мне, кто такой этот Чарли, поскольку я не знаю ни одного мужчины с таким именем.

— Чарльз Ти Баркер. Ваш работодатель.

Она покачала головой, при этом ее волосы вновь затеяли свой чувственный танец. Он посмотрел мимо нее, в сторону, на скользившую по воде рыбачью лодку, однако от него не укрылась вспышка негодования на ее лице.

— Никогда не слыхала ни о каком Чарльзе Ти Баркере! И к вашему сведению, до последней недели я работала в библиотеке в Мизуле. Я работаю там уже пять лет. И если вам угодно, вы можете позвонить Терри Куинн, и она вам это подтвердит.

— Библиотекарь? — Митч никогда не был знаком с библиотекарями, похожими на Кэррол Сидни. Пожалуй, она сумеет пробудить у мужчины интерес к чтению. Он прислонился к перилам, — Что предложил вам Чарли, чтобы оторвать вас от такой надежной и спокойной работы? Место в штате агентства после моего ухода?

Ее глаза гневно вспыхнули.

— До вас всегда так трудно доходит?

Митч проигнорировал ее реплику.

— У вас такое невинное, честное лицо, но я вам не верю. Если вам нечего больше сказать, то лучше отправиться в обратный путь.

Кэррол вздохнула и снова надела джемпер. На пару мгновений взгляд Митча устремился на аппетитную ложбинку между грудей, и он почувствовал прилив чувственного желания. Мысленно он тут же залепил себе пощечину.

Кэррол застегнула верхнюю пуговицу джемпера, и это показалось ему еще более соблазнительным. Чем-то вызывающим. На что она, без сомнения, и рассчитывала.

— Ладно, — сказала она. — Очевидно, мне дали плохой совет. Может, мы начнем все снова?

— Нет-нет. — Митч подавил желание, которое грозило поколебать его решимость. Он боялся, что это приведет к проигрышу пари и лишит его уверенности в том, что он способен контролировать себя, управлять своими сексуальными действиями. — Вы должны уехать. Немедленно.

— А нельзя ли войти в дом? Становится прохладно.

Митч выгнул дугой бровь, услышав столь дерзкую просьбу. Он посмотрел на термометр, висевший на веранде.

— Леди, сейчас девяносто градусов.

— Да, я знаю. Но если бы мы вошли в дом, я могла бы все объяснить. И тогда вы, возможно, пересмотрели бы свои взгляды.

— Я не намерен их пересматривать.

— Пожалуйста, не прогоняйте меня назад в Мизулу. В такую жару, не выслушав. Или по крайней мере предложите чего-нибудь освежающего.

Митч почувствовал себя в положении мяча на теннисном корте, который гоняют туда и обратно. То ей было холодно, то ей стало жарко и она закипает под слепящим солнцем. Решив, что он никогда не поймет женщин и что этот парадокс в какой-то степени и делает их привлекательными, Митч потер ладонью щетинистый подбородок.

— Что ж, думаю, я могу предложить вам стакан воды. А затем вам нужно ехать. Подождите здесь.

Он распахнул застекленную дверь и направился внутрь, бесшумно ступая босыми ногами по деревянному полу.

Кэррол последовала за ним, тихо прикрыв за собой дверь. Она была рада, что у Митча не было кондиционера. В помещении сохранялось приятное тепло, которое обволакивало ее, словно мягкая удобная шаль,

однако пальцы ее при этом оставались холодными.

Комната, в которой она оказалась, имела сводчатый потолок и галерею наверху. Можно было ожидать, что она увидит здесь медвежьи шкуры и чучела диких животных. Но здесь стояла искусственная елка, а дикие животные были изображены на расписанной масляными красками стене: это были гризли и лось на фоне естественной для них среды обитания.

Кэррол продолжала осматривать комнату: мебель обтянута коричневой кожей, подлокотники кресел, столы и светильники сделаны из полированного дерева. С одной стороны располагался большой камин, противоположная стена представляла собой нечто вроде бара и одновременно кухни.

Митч достал из буфета стакан, наполнил его водой со льдом, обернулся и застыл от удивления. Зеленые глаза его широко раскрылись. Насупив брови, он проговорил:

— Я просил вас подождать снаружи.

— Да, знаю, я нарушаю право владения. — Кэррол всю жизнь подчинялась законам и правилам, но сейчас отбросила их прочь. Это казалось невероятным. Опасным. Головокружительным. Лишь в мечтах она могла представить, что это такое, когда с тобой занимаются любовью. В особенности если это будет такой мужчина.

Сглотнув, она отвела глаза от его сердитого лица и устремила взор на картины в рамах, на фотографии Митча в разном возрасте — верхом на лошади, на водных лыжах, на рыбачьей лодке. Кэррол пробормотала:

— Надо же, а я никогда ничего этого не делала.

— Прошу прощения?

— Да нет, ничего, — сказала она, возвращаясь от мрачных мыслей к действительности. — Можно? — Она протянула руку к стакану. Митч подал его ей. Их пальцы соприкоснулись, и Митч отдернул руку, словно опасался даже малейшего контакта.

Он испугался? Ее? Или себя? Это было не похоже на того Митча Боханну, каким обрисовали его подруги. По их рассказам он представлялся ей как бесстрашное сексуальное животное, которое испытывает постоянное желание.

Что с ним случилось? Пытаясь это понять, Кэррол села на диван, оставив достаточно места для того, чтобы к ней мог присоединиться Митч. Но он предпочел сесть в кресло напротив, жестом указав, чтобы она пила. Его нетерпеливость в ответ на ее тактику потянуть время, кажется, выходила за рамки хороших манер.

Однако не только он был невежлив и груб. Прежняя Кэррол не стала бы вмешиваться в личные дела мужчины. А вот новая позволяла себе не придерживаться правил хорошего тона. Зная, что поступает дерзко и бесцеремонно, она спросила:

— А почему вы больше не занимаетесь сексом? Подцепили болезнь? Или стали импотентом?

— Что? — рявкнул Митч.

От гнева у него побагровела шея, он сжал подлокотники кресла с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев. Кэррол обратила внимание, что у него большие руки, длинные, довольно тонкие пальцы, кожа загорелая, ногти короткие и чистые — такие руки способны нежно ласкать женщину.

Он наклонился к ней всем корпусом.

— Хотя это вас и не касается, но… для сведения, чтобы вы не распространяли лживые слухи по всей Мизуле. Я в прекрасном здравии. В физическом и прочем. Просто я… — Он оборвал фразу и расправил плечи. — Я взял отпуск.

Кэррол была готова к любому ответу, кроме этого. Она выгнула дугой брови.

— Отпуск от секса?

— Да! — Слово прозвучало отрывисто и решительно. Как последняя точка в обсуждении темы. Митч провел рукой по волосам. Его взгляд красноречиво говорил, что вопрос закрыт.

— Я никогда не слышала о подобных вещах. — Кэррол сделала глоток воды и ощутила холод в желудке. И почему она не попросила кофе, когда Митч предлагал ей воду? Она с подозрением взглянула на Митча, затем обвела взглядом комнату. — Так вы по этой причине здесь прячетесь?

— Я не прячусь, — возмущенно возразил Митч.

Кэррол решила, что возражает он слишком громко и с обидой. Она наверняка попала в самую точку, и это давало ей надежду, что она сумеет нарушить его самому себе навязанный отпуск. Но как долго придется здесь оставаться, чтобы привести свой план в исполнение? Очень досадно, что она не знает, какое отношение имеет ко всему этому некий Чарли.

Кэррол медленно пила воду и обдумывала варианты. Она может сделать то, чего хотел Митч, — подняться и уехать в Мизулу. В конце концов, у нее в списке значились еще два кандидата. Но было в Митче Боханне нечто такое, что удерживало ее на месте.

Вызов с его стороны?

Или сам этот мужчина?

А может, то и другое?

Она какое-то время изучающе смотрела на него и вдруг поняла, что хотела бы узнать его получше, хотела бы, чтобы этот интригующий рот приласкал ее губы, чтобы эти сильные руки прикасались к ней так, как она только может вообразить в самых дерзких фантазиях.

Но каким образом уговорить его, чтобы он позволил ей остаться?

Если бы она могла вернуться на несколько минут назад и представить ему себя несколько иначе! Если бы она появилась и что-нибудь соврала ему, а не выпалила бы сразу, что хочет заняться с ним любовью. Кэррол почувствовала замешательство. Не следовало слушать подружек, которые говорили, что она должна все выложить этому человеку напрямик.

М-да… И вот теперь из-за их советов ей придется возвращаться в машину. Как-то надо переубедить его. Но как? Кэррол снова окинула взглядом комнату и задержалась на фотографиях позади бара. Понимает ли он, как ему повезло? Жизнь предложила ему все, в то время как у других не было ничего — кроме неисполненных фантазий и желаний. Всю жизнь ей хотелось делать то, что, судя по фотографиям, делал он.

Кэррол выпрямилась на диване.

— Если я заплачу вам, вы научите меня ездить на лошади?

— В какую игру вы играете? Сперва секс, теперь лошади… — Митч прищурился — казалось, он хотел сказать: «Она преисполнена решимости обязательно на чем-то покататься». Но вместо этого проговорил: — Я похож на человека, который нуждается в деньгах?

— Нет, конечно, но не могу же я просить вас, чтобы вы сделали это бесплатно.

Он помахал в воздухе своей удивительно красивой рукой.

— Вам показалось, что эта ферма принадлежит тренеру по верховой езде?

Кэррол проигнорировала его сарказм.

— Я в самом деле хочу научиться ездить верхом, а вы, по-видимому, обучены этому с малых лет. Мне хотелось бы прокатиться на этом огромном черном жеребце.

— Ночной Костер? — Митч рассмеялся. — Он не для новичков.

— А у вас есть лошадь, на которой я могу научиться ездить?

— Да. То есть нет. Я не собираюсь вас обучать.

Кэррол поднялась с дивана, подошла к бару, поставила стакан на полированную поверхность и повернулась лицом к Митчу. Если она не убедит его сейчас, ей придется к ужину быть снова в Мизуле. Единственным оружием, которое у нее оставалось, была откровенность. Ей не нравилось, когда люди делают для нее что-то из чувства жалости, но на сей раз это был единственный способ получить то, чего она хочет.

— В прошлом месяце я узнала, что у меня редкая форма лейкемии. Это неизлечимо. Смертельно. Доктор говорит, что мне повезет, если я проживу три месяца… — Кэррол замолчала, пытаясь совладать с подступившим чувством жалости к себе. Проклятие! Ясно было одно: прежде чем она встретится с кандидатом номер два, ей нужно составить план и придумать какую-нибудь убедительную ложь. Нельзя больше вот так распахивать свою душу. — Одним словом, я решила, что это время потрачу на то, что осуществлю некоторые свои заветные мечты. Когда я была ребенком, мне очень хотелось иметь пони. Но самое большее, что у меня было, это пластиковая лошадка, которую на Рождество подарила мне тетя Вирджиния для моей куклы Барби. Я хочу научиться ездить верхом.

Митч должен был отдать должное ее изобретательности. Прямая атака не сработала, и теперь она хочет сыграть на его чувствительности. Однако он не доверял ей. Он ей не верил. Митч покачал головой.

Будто не замечая этого, она тряхнула головой, и ее роскошные золотисто-рыжеватые волосы скользнули по плечам. Митч почувствовал исходящий от них запах свежих фруктов, и ему захотелось потрогать их, ощутить их вкус.

Кэррол бросила на него взгляд, в котором читались мольба и уязвимость. И Митч почувствовал, что этот взгляд, затронув какие-то струны, пробудил в нем сочувствие.

Она вздохнула.

— Еще я хотела научиться кататься на водных лыжах. И была бы счастлива просыпаться в этом славном доме, чтобы было о чем вспоминать в недалеком и не столь приятном будущем.

Господи, да что такое с ним происходит? Кажется, он позволяет втянуть себя в эту мрачную, душераздирающую фантазию. Нет! Он даже не будет выяснять, так ли это на самом деле. Конечно же, это не так.

— Должно быть, это самая печальная история, которую я когда-либо слышал. Но я вам не верю.

Выражение лица у Кэррол стало серьезным. Даже каменным.

— Я бы тоже хотела вот так все отмести. Но я не могу терять зря время. У меня с собой результаты лабораторных анализов, можете взглянуть, если хотите.

— Чарли предусмотрел все.

— Да что у вас общего с этим Чарли?

Терпение у Митча лопнуло.

— Пари! Вот что!

Он произнес это так, словно она должна была знать, о чем он говорит. Кэррол уставилась на него и несколько секунд не произносила ни звука, ее мозг напряженно работал, собирая воедино полученную разрозненную информацию. И вдруг она поняла. Или, скорее, догадалась.

— Вы заключили пари с этим Чарли, что не будете заниматься сексом в течение трех месяцев, и сейчас думаете, что он подослал меня для того, чтобы вы это пари проиграли?

Митч ухмыльнулся, словно удовлетворенный кот — огромный опасный кот с зелеными глазами, в которых было достаточно огня, чтобы расплавить даже самую стойкую женщину.

— Я не сомневался, что вы знаете.

Кэррол также ответила ему улыбкой, впервые почувствовав под ногами твердую почву. Это объясняло ей гораздо больше, чем Митч подозревал. И теперь у нее был рычаг, с помощью которого можно было действовать.

— Допустим, я действительно подослана к вам Чарли. И вы хотите сказать, что, увидев меня, вы не в состоянии совладать с собой?

Митч побледнел. Она попала в цель и с трудом сдерживала улыбку. Он шумно выдохнул, отчего его ноздри хищно расширились, свидетельствуя о том, что его предки принадлежали к дикому племени, но на нее этот взгляд подействовал сильнее, чем иная ласка.

— Конечно же, нет, — сказал наконец Митч.

— Правда? — Кэррол бочком приблизилась к креслу, где он сидел. Его взгляд скользил по ее оголенным бедрам и основательно укороченной юбке, которая едва прикрывала самую соблазнительную часть тела. — В таком случае почему вы боитесь оставить меня здесь на несколько дней?

Он поднялся, очевидно, чувствуя себя более уверенно на ногах.

— Я не боюсь.

Она подошла к нему еще ближе.

— Значит, я могу остаться?

— Нет.

Он легонько сжал ее за плечи, но тут же отпустил и поспешно отступил назад, и Кэррол поняла, что он боится. На что же он поспорил, черт возьми? Впрочем, не важно, сейчас она одерживает верх и будет продолжать игру. Она снова сделала шаг к нему.

— Почему я не могу остаться? — Кэррол опять шагнула, и он снова отступил. — Может, вы ожидаете компанию? — медовым голосом спросила она.

— Нет. — Он нервно провел рукой по волосам.

— Тогда почему нельзя? — Она расстегнула джемпер и начала стаскивать его с плеч.

— Потому что вы не были приглашены. — Его взгляд упал на аппетитно выпирающие груди, и Кэррол прочитала в его глазах вожделение. — Потому что я даже не знаю вас.

Кэррол стянула джемпер и опустила его на пол, как учила ее Келли-Энн, затем сказала с придыханием — опять же следуя наставлениям подруги:

— Вы сможете узнать меня.

Митч засмеялся — как бы над собой.

— Я не собираюсь этого делать.

— Значит, вы на самом деле боитесь, что не выиграете пари.

— Я не могу выиграть пари, когда у меня связаны руки.

Она представила себе, что он привязан к креслу или кровати и не в состоянии противостоять козням исполненного решимости сексуального партнера, и ухмыльнулась.

— Я не это имею в виду, — сказал Митч, словно прочитав ее мысли. — У меня нет потребности заниматься сексом. Я не намерен проигрывать это пари. Я в состоянии столкнуться с искушением… вроде вас… и остаться джентльменом.

Кэррол уперла руки в бедра и медленно, многозначительно провела языком по губам.

— Я вам не верю.

Он снова обвел ее взглядом. Кроме вожделения, в его глазах появилась решимость.

— Это так. Ставлю на кусок торта.

Она выставила вперед губы, словно посылая ему поцелуй.

— Докажите.

Глава 3

Докажите? Митч задохнулся от подобного предложения. Доказать ей? С какой стати? Кэррол сверлила его прищуренными глазами, повторяя вызов. Доказать Чарли? К черту Чарли! Но когда он отбросил мысленно Чарли, в его голове словно рассеялся туман, и он понял, что она предлагает ему доказать это самому себе.

— Так как? — спросила Кэррол.

— Я думаю, — ответил Митч.

Но о чем здесь было размышлять? Либо он имеет проблемы с сексом, либо не имеет. А он их не имел. И если какая-нибудь соблазнительная женщина — вот эта соблазнительная женщина — поживет в его доме несколько дней и это станет доказательством того, что у него нет проблем, то почему бы не согласиться?

Митч уже четыре ночи и три дня обходился без секса. Невелика жертва. Это так же просто, как оседлать Ночной Костер. Митч вспомнил, как жеребец не любит, когда его седлают, и усмехнулся. Даже еще проще. Это он переживет.

Но его беспокоило то, что он чувствовал себя загнанным в угол. Не важно, что он пошел на это ограничение сам. Он заслуживал наказания за то, что уложил в постель дочь одного из их лучших клиентов. Это было неэтично. Не важно, что Сьюзи сама бегала за ним. Он мог бы выстоять против ее домогательств, если бы не выпил пива на одну кружку больше нормы. Однако это не значит, что он какой-то там алкоголик, а тем более — сексоголик.

Проклятие, он был всего лишь здоровый мужчина с вполне здоровым аппетитом. И в этом нет ничего противоестественного. Он способен выстоять против соблазнов, которые предлагало ее соблазнительное тело, как бы при этом ни ныла его плоть. Не поддаться воздействию провокационных запахов, которые проникли, кажется, во все закоулки его дома. Он способен подавить в себе желание уложить ее в постель из сочувствия, какую бы душещипательную историю она ему ни рассказала. Трахать женщину из сострадания и жалости — это не его стиль.

Она топнула ногой.

— В чем дело, Боханна? Или вы не джентльмен, чтобы быть верным своему слову?

— Я джентльмен. — Митч одарил ее медленной, самоуверенной улыбкой. Он докажет это всем и каждому. — Ладно, можете остаться на пару дней. Могу даже преподать вам урок верховой езды. Даже два, если переживете первый.

Кэррол просияла, словно ребенок в канун Рождества.

— И водные лыжи будут тоже?

Митч кивнул, хотя мысль о том, что она предстанет перед ним в купальнике, привела его в большее возбуждение, чем он хотел бы себе признаться.

— Но я не собираюсь брать за все это плату. Мне не нужны ваши деньги.

Выигрыш пари будет достаточной компенсацией.

— Мне тоже в скором будущем деньги не понадобятся.

Митч посмотрел на нее с подозрением. Неужто ее печальная повесть о неминуемой смерти — правда? Действительно ли она настолько больна, как о том заявляет? На вид она была совершенно здоровой. Впрочем, нечего гадать, ложь так или иначе все равно откроется.

— В таком случае оставьте их кому-нибудь. Составьте завещание.

— Я уже сделала это несколько лет назад. — Она обхватила себя руками за плечи и потерла их.

Несколько лет назад? Это его поразило. Ей едва ли было более двадцати пяти. Он уже дожил до тридцати, но не удосужился составить завещание. Он не слишком задумывался о своем будущем, о своей смерти. Он подавил в себе желание насмешливо отреагировать на ее слова. Составление завещания означает, что человек собирается умереть. Митч намерен был жить, жить долго и упорно. Неужели эта женщина всегда знала, что умрет молодой? Или она просто ненормальная?

— Если вы не возьмете деньги за уроки, то как быть с оплатой за стол и проживание? Я ведь не приглашенный гость.

Стол и проживание? Он представлял это так, что сидит за столом напротив нее. Проживание означает, что он спит в другой комнате. У него потекли слюнки: это будет дьявольское испытание. Митч посмотрел на озеро, затем снова на Кэррол.

— Мне не нужно сдавать комнаты. И у меня достаточно еды. Возьмете себе то, что вам понравится. Я обедаю с друзьями в городе и не вернусь раньше полуночи.

Это была ложь. Что он делает — убегает? Ему нет необходимости прятаться от нее, находиться от нее как можно дальше. Что это докажет? Впрочем, это не имеет значения. Он соврал и теперь связан этой ложью. Митч схватил ключи от машины и зашагал к выходу.

— Вы не собираетесь обуться?

Митч остановился и посмотрел на свои ноги. В самом деле, он был босой. Кровь прилила к его шее. Он пожал плечами, тряхнул головой и, изобразив улыбку, сказал:

— Оставил их возле другой двери.

Повернувшись, он направился по коридору к передней двери. Ботинки, которые он оставил в прихожей, предназначались для конюшни, а выходные туфли находились наверху, в гардеробной. Но он ни за что не пойдет за ними, пусть ему и будет до чертиков неудобно таскать на ногах часов восемь эти тяжелые башмаки.

— Прежде чем уйти, вы не покажете мне мою комнату? — спросила Кэррол. — Я хотела бы внести чемодан и распаковаться, может быть, немного вздремнуть до обеда.

— Это на втором этаже, вторая дверь направо. — Митч снова остановился и посмотрел через плечо. — Вам помочь донести чемодан?

— Нет, я справлюсь сама, но спасибо за предложение.

Он кивнул и не смог удержаться от того, чтобы не бросить жадный взгляд на ее голые длинные ноги.

— Первый урок верховой езды у нас будет утром. Надеюсь, вы захватили для этого подходящую одежду.

Митч проснулся с головной болью после чрезмерных возлияний, ноги болели от долгого пребывания в тяжелых ботинках, настроение было ужасное. Он знал только один способ поправить самочувствие и, чертыхаясь, отправился в ванную. Приняв продолжительный холодный душ, он обмотал полотенце вокруг талии и намылил лицо. И в этот момент дверь в его персональную ванную комнату открылась.

На пороге появилась Кэррол — ангел с копной рыжих волос. На ней был прозрачный халатик, который не скрывал ни одной выпуклости ее тела — тела, которое способно свести мужчину с ума.

— Привет, — сказала она голосом, который словно задел его нервные окончания. Ее намерения были столь же очевидны и коварны, как и намерения самого дьявола.

Митча пронзило вожделение. Он был не в силах противодействовать естественной реакции своего тела и не мог отвести взгляд от обольстительного зрелища. Она надвигалась на него, прозрачный халатик шевелился, развевался, дразняще обнажал плотные бедра и темный треугольник на стыке между ними. Она взялась за его полотенце, и это ее прикосновение вывело Митча из состояния оцепенения.

— О нет, не надо! — Он схватил ее за руки и отвел от себя.

Кэррол посмотрела на обмотанное вокруг талии полотенце, затем подняла глаза на его лицо и усмехнулась.

— Но ведь ты хочешь меня.

Спрятать доказательство справедливости ее слов было невозможно.

— Может, это так и есть, но я не собираюсь проигрывать пари. Иди оденься.

Кэррол подняла руку, чтобы развязать халатик сверху, у декольте.

— Но я хочу принять душ.

Деликатно, но крепко Митч сжал ее за плечи, развернул, проводил к дверям и подтолкнул в коридор:

— Видишь — вон там гостевая ванная. Можешь ею воспользоваться.

Митч вернулся в свою ванную, громко хлопнул дверью и запер ее за собой. Затем снова принял холодный душ, побрился, оделся и направился вниз даже в более плохом настроении, чем был в первую минуту после пробуждения.

Почувствовав едва ощутимый запах ее духов, Митч вздрогнул, и его настроение упало еще на один пункт. Кэррол его опередила, уже приготовила кофе и находилась на веранде. Рядом с ней он увидел кружку и тарелку с наполовину съеденным бананом.

— Доброе утро, — пробормотал он, подходя к маленькому столику и видя, что его чашка до краев полна кофе.

— О, доброе утро! — прощебетала Кэррол таким тоном, словно перед этим ничего не происходило в ванной. На ней были новые джинсы, плотно обтягивающие бедра, и пестрая клетчатая рубашка, застегнутая лишь наполовину. Вздымающиеся холмики грудей с белоснежной ложбинкой удерживала на месте кружевная полоска цвета морской волны. Митч с трудом отвел взгляд от предлагаемого ему зрелища. Настроение его еще более упало.

— Как спалось? — любезно спросила она.

— Отлично, — отрезал он.

Спал он мерзко: слишком много было пива и связанных с ней фантазий. Очень большое желание — и никакого удовлетворения.

— Я чувствую себя лучше, чем все последние недели. Должно быть, причина в горном воздухе. Как только я поднялась с постели, сразу поняла, что это будет один из моих лучших дней.

Итак, она намерена продолжить этот фарс, пренебрежительно подумал Митч, стараясь не смотреть на роскошные груди, которые так и лезли в глаза. Искушение — так называлась эта игра, и Митч был намерен одержать в ней верх. Он сделал большой глоток горячего кофе и обжег язык и горло. Ничто не сможет заставить его проиграть пари.

— Кажется, опять будет жаркий день.

— Да. — Она посмотрела на него из-под густых ресниц, и этот взгляд был одновременно и невинным, и обольстительным.

Он улыбнулся ей.

— Не забудь солнцезащитный козырек и застегни рубашку, иначе ты можешь здорово сжечь себе грудь.

Кэррол вздрогнула, словно ее ударили, щеки порозовели, однако она не сделала попытки застегнуть широко распахнутый ворот рубашки. Митч выразительно посмотрел на ее груди, впервые обратив внимание на гусиную кожу на ее теле. Как она могла замерзнуть, когда солнце льет на нее прямые лучи? На Митче была легкая хлопковая рубашка, и он уже чувствовал, как припекает солнце.

Была ли она действительно больна? В самом ли деле умирала? Митч сел рядом с ней, размышляя, насколько далеко она пойдет, чтобы убедить его. Бусинки пота выступили у него на верхней губе, а тем временем Кэррол сидела, обхватив ладонями чашку с горячим кофе, словно они у нее замерзли. Впервые у него зародилось сомнение, и он решил, что последует совету Кэррол и поговорит с Терри Куинн, ее работодательницей в библиотеке Мизулы.

Вокруг жимолости, цветущей возле веранды, с жужжанием летали пчелы. Кэррол подняла на Митча глаза — и моментально соблазнительница куда-то подевалась, на ее лице было написано неподдельное удивление.

— Почему неизбежная смерть помогла мне понять, какое удовольствие можно получить от чашки доброго кофе, от свежего банана, от созерцания красоты горного озера, небесной синевы, изумрудной воды, позолоченных осенью деревьев?

У Митча не было на это ответа, он воспринимал все эти вещи как данность. Как все. Такова человеческая натура. Он сделал еще глоток кофе, смакуя его вкус. Взглянул на небо и на озеро, отметив удивительный контраст между прозрачной голубизной и плотной нефритовой гладью. Затем устроился рядом с Кэррол поудобнее, словно теперь между ними возникла более тесная связь.

— Должен сказать, что жизнь основательно подминает большинство из нас. Оставляет слишком мало либо вообще не оставляет времени для того, чтобы насладиться красотой природы. Щедрыми дарами, которые совсем рядом.

Кэррол смотрела на его руки и пальцы так, словно ощущала их прикосновение к себе. Она провела языком по губам. Пульс у Митча слегка участился.

Над озером прокричала птица. Крик был громкий, пронзительный. Кэррол вопросительно посмотрела на Митча.

— Это скопа. Кличет своего дружка.

Кэррол кивнула, но ничего не сказала, и некоторое время они сидели в благожелательном молчании, как два старинных друга, которые знают, что будут делиться своими мыслями и впечатлениями по крайней мере еще лет пятьдесят, а сейчас самый момент помолчать и поразмышлять. Митч никогда не чувствовал себя так свободно и спокойно в присутствии женщин. Ощущение было странное. И приятное.

Даже слишком приятное.

Он допил кофе и встал.

— Если мы собираемся учиться верховой езде, лучше это делать, пока высок уровень энергии.

Кэррол поднялась и увидела, как его зеленые глаза ощупали ее фигуру взглядом, в котором читалось откровенное вожделение. По ее телу пробежала волна озноба. Проигнорировав желание обхватить себя руками и застегнуть рубашку, она расправила плечи.

— Нравится то, что видишь? — спросила она.

Но он уже больше не любовался ее грудями. Взгляд его остановился на ее ногах. Митч нахмурился.

— Ты не привезла ботинки?

— Н-нет, я… — Она не ожидала, что ей понадобится так много одежды. Она захватила лишь то, что годится для обольщения: прозрачные трусики, кружевные лифчики, чулки в сетку, белоснежную ажурную ночную рубашку, платье в обтяжку… И еще то, что было на ней. Она посмотрела на свои теннисные туфли. — А что в них не так?

— Нет каблуков. Нога не сможет держаться в стремени. Тебе нечем будет за него зацепиться, и ты приземлишься на свою очаровательную попку.

— Я не думала, что ты это заметишь, — поддразнила его Кэррол.

— Я не слепой. — Он склонил голову набок. — Просто стараюсь не обращать внимания.

— А ты можешь сделать исключение… хотя бы на сей раз? — Кэррол шагнула к нему. — А через день или два снова будешь не обращать внимания.

— Нет. — Он отступил назад и еще сильнее нахмурился. — У тебя есть туфли на каблуках?

Вряд ли он имел в виду красные туфли-лодочки на высоком каблуке, которые лежали у нее в чемодане.

— Нет! — покачала она головой. — Наверное, мне придется купить что-нибудь подходящее в Калиспелле или в Пол-соне.

— Какой у тебя размер?

— Седьмой, а что?

— В гардеробной есть несколько пар ботинок, думаю, что-нибудь может подойти. Подбери подходящие и приходи ко мне на конюшню. А я пока оседлаю тебе лошадь. И застегни рубашку. Я не хочу, чтобы рабочие на конюшне набросились на тебя.

Через десять минут Кэррол обулась в жесткие голубые ботинки седьмого размера. Она не знала, какая из его многочисленных женщин оставила их здесь, собираясь вернуться на следующий день и снова надеть. Впрочем, это не имело значения — она не была ревнивой. Она была благодарной.

Митч стоял у небольшого загона рядом с конюшней. Высокий и поджарый, он разговаривал с гнедой лошадью, привязанной к перекладине. Одетый в линялые, плотно сидящие джинсы, пыльные ковбойские ботинки и черную поношенную шляпу, он, казалось, сошел со страниц романа Луи Л'Амура. У Кэррол вдруг учащенно заколотилось сердце.

— Это старина Падре, — представил Митч лошадь. — Он мерин. Очень дружелюбный парень. Погладь его по гриве — пусть привыкнет к твоему прикосновению, запаху, голосу.

Стоя между Митчем и мерином, Кэррол вновь испытала невероятное чувство восторга. Казалось, всепоглощающее чувство радости накрыло ее подобно тому, как приливная волна накрывает человека.

Мерин обнюхал Кэррол и подтолкнул ее к Митчу. Соприкосновение с ним породило у Кэррол чувственное желание, и она засмеялась от смущения. Митч помог ей восстановить равновесие и отступить назад. Кэррол улыбнулась ему.

Благоговейный трепет в ее глазах затронул какие-то глубинные струны в душе Митча. Она находит радость в том, что он всю свою жизнь воспринимает как само собой разумеющееся. В том, что общается с лошадью, в красоте окружающей природы. Это вызвало в нем уважение к ней, и ему захотелось пересмотреть собственный взгляд на жизнь. Он не осознавал раньше, насколько счастлив, — а ведь счастье даже в том, что ты жив и что-то делаешь. Она была совершенно необыкновенная женщина. И в этот момент Митч вдруг подумал, что, если Кэррол Сидни действительно умрет, он станет тосковать по ней.

— Как мне взобраться на него? — спросила она.

— Садиться надо всегда с левой стороны.

— С левой от меня или от лошади?

— Ты становишься лицом к лошади с ее левого бока и ставишь левую ногу в стремя.

Потребовалось две попытки, прежде чем Кэррол сумела поднять ногу достаточно высоко, чтобы продеть ее в стремя. Мышцы бедра и ягодиц застонали в немом протесте.

— Держи оба повода левой рукой и используй ту же левую руку для того, чтобы держаться за шею. Правой рукой держись за луку седла.

Говоря это, Митч придерживал своими большими теплыми руками холодные маленькие руки Кэррол, отчего по ее телу прокатились чувственные волны.

Если Митч испытывал те же самые ощущения, то он это не показывал.

— Теперь поезжай. И с каждым шагом немного подпрыгивай в седле.

Кэррол взяла поводья в одну руку и положила ее на шею лошади. Крепко ухватившись за луку седла, она уселась верхом. Падре тихонько пошел.

— Нет! Стоп, лошадка!

— Натяни поводья потуже, — подсказал Митч.

Кэррол попробовала. Однако мерин продолжал идти. Кэррол запрыгала в седле.

— Стоп, лошадка, стоп!

Митч поравнялся с Кэррол, обхватил ее руки с поводьями.

— Нужно говорить «тпру», а не «стоп». Тпру, Падре!

Щеки у нее горели, мышцы болели, казалось, что связки сейчас порвутся.

— Ладно, попробуй снова. — Чувствовалось, что он с трудом сдерживает смех. Кэррол

бросила на него сердитый взгляд. — Помни, что поводья нужно держать натянутыми.

Она сделала глубокий вдох, мысленно представила последовательность действий и сделала новую попытку.

— Теперь немного подпрыгни.

Кэррол изо всех сил пыталась подняться в стременах, однако все ее попытки заканчивались неудачей. У нее не хватало сил и сноровки, чтобы это сделать. Когда ею овладело отчаяние, сильные руки легли ей на ягодицы и слегка подтолкнули. Однако это только напугало Кэррол. Она вскрикнула, выпустила поводья и свалилась в объятия Митча.

Митч прижал ее к себе. Она весила всего ничего, однако то, что он держал в объятиях женщину, мгновенно пробудило его мужское тело. Проклятие, он хотел ее. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он прижался губами к ее губам, его язык проник ей в рот.

Кэррол почувствовала, что в отношении ее рта совершается насилие, но ей хотелось большего. Это было как вершина айсберга, как залог и обещание чего-то гораздо более значительного.

Митч прижимал ее к себе — податливую, жаждущую женщину, что ему доводилось делать частенько, однако в этот раз что-то было иначе, что-то, чего он не мог определить и объяснить. Но он хотел большего. Хотел настолько, что у него все болело от желания, все ныло и пульсировало.

Нет, черт возьми! Нет и нет! Митч поставил Кэррол на ноги и отстранился от нее. Грудь его тяжело вздымалась, он жадно хватал ртом воздух.

— Это… — Слова не шли, он сделал вдох и попробовал начать снова: — Это…

Он хотел сказать: «Это не повторится», однако в конце концов отказался от попытки выговорить заготовленную фразу и вместо нее произнес:

— Этого достаточно на сегодня.

— Нет! — Кэррол, казалось, недоумевала. — Я в самом деле хочу ездить. Прошу тебя.

— Никаких игр больше?

— Обещаю.

— О'кей.

Ослабевшая от наката желания Кэррол с трудом вставила ногу в стремя. На сей раз, почувствовав его ладонь на своих ягодицах, она закрыла глаза, заставив себя сконцентрироваться на том, что ей нужно сделать. Она поднялась, перекинула ногу через седло и опустилась в него с такой силой, что, кажется, набила себе на ягодицах синяки.

— Просунь другую ногу в стремя и привстань, — скомандовал Митч. Она повиновалась, и Митч отрегулировал высоту стремени.

— У меня такое ощущение, будто я делаю шпагат. Так и должно быть?

Митч засмеялся:

— Да. Но как только почувствуешь, что больше тебе невмоготу, скажи — и мы остановимся.

Однако Кэррол не собиралась останавливаться. Каждый нерв ее дрожал от возбуждения, мышцы болели, но это было приятно. Каждая клеточка ее тела жила и наслаждалась полнотой жизни.

— Я провожу тебя вокруг загона, чтобы ты почувствовала под собой лошадь. Держись за луку седла.

Кэррол ухватилась за нее обеими руками. Когда лошадь тронулась, Кэррол закачалась из стороны в сторону и удовлетворенно улыбнулась. Однако вскоре она завладела поводьями и под руководством Митча стала управлять лошадью.

Однако, когда Митч помог Кэррол слезть с Падре, ей показалось, что ноги у нее сейчас подогнутся и она рухнет на землю.

— Я теперь никогда не смогу нормально ходить, — пожаловалась она.

— Лучшее средство от этого — заняться любовью… — Митч оборвал себя, сам не понимая, как это у него вырвалось. — Горячая ванна поможет снять все болевые ощущения.

— Ты присоединишься ко мне? — По всей видимости, она не пропустила мимо ушей оброненную им фразу и решила этим воспользоваться.

Митч хмыкнул и покачал головой:

— Мне нужно сделать телефонный звонок.

Глава 4

Все оказалось правдой. Она умирала. Митч почувствовал приступ холодного черного отчаяния. Он безмолвно посмотрел на телефон, затем на ванну, в которой лежала Кэррол. Руки ее лежали на бортах ванны, голова откинута назад, глаза закрыты.

Смерть. Живя без особых забот, Митч мало о ней задумывался. Не хотел думать о ней и сейчас. Однако чувствовал, что старуха с косой стоит за плечами и дотрагивается до его сердца своей леденящей рукой.

Ему стеснило грудь. Эта жизнелюбивая, мужественная женщина, которую он знал менее двух дней, каким-то образом влезла ему в душу и растревожила его сердце. У Митча было такое ощущение, что он теряет человека, которого знает всю жизнь. Любимого родственника. Бесценного друга. Какое-то безумие!

Черт побери! Ему хотелось стукнуть кулаком так, чтобы что-нибудь сломать и сокрушить. Хотелось подхватить и унести ее куда-нибудь далеко, где болезнь будет не властна над ней.

Но может ли он быть менее мужествен, чем она? Как может он оскорбить ее мужество жалостью к ней? Она оценила обстановку и приняла решение наслаждаться жизнью в течение всего того времени, которое ей отпущено. И его совесть не позволяет отнять это у нее.

Митч направился к застекленной двери, не спуская с Кэррол глаз. В этот момент он твердо знал, что сделает все возможное, чтобы не омрачить ей радость в течение тех нескольких дней, пока она будет его гостьей. Но как это сделать?

Ему отчетливо вспомнилась она в прозрачном халатике. Кровь застучала в висках, сладостно заныло в животе. Как просто мог бы он подарить ей то, чего она хотела.

Он подумал о последствиях. Пари. Чарли и его самоуверенные бездоказательные обвинения. Если бы он был сексуально озабоченным, он не выстоял бы столь долго под напором ее предложений. Но согласившись на них сейчас, он потеряет все… если это обнаружит Чарли. Однако перед лицом смерти потеря того, что измеряется кучкой денег, не казалась столь уж важной.

Тогда что же все-таки важно? Он кивнул самому себе: его слово. Чарли может и не узнать, но он сам никогда не забудет, что нарушил клятву. И после этого его слово не будет стоить ничего. Он не может соблазнить ее, не может уложить ее в постель. Митч с шумом выдохнул воздух. Но он может пригласить ее на танец.

И он это сделал.

Кэррол была в коротком красном платье и в туфлях на таком высоком каблуке, что ее восхитительно длинные ноги казались еще длиннее. Весь вечер он изо всех сил старался оставаться джентльменом, выглядеть веселым и бодрым. Она в ответ вознаградила его тем, что оказалась отличной компаньонкой и собеседницей. Она смеялась грудным смехом, в ее аквамариновых глазах блистали радостные искры.

Митч развлекал ее как мог, угощал вкуснейшими бифштексами, выпил с ней два графина сухого вина и с трудом удержался, чтобы не наброситься на нее с поцелуями.

Кэррол отплатила ему тем, что показала список ее возможных любовников. Митч пришел в ужас. Он оказался единственным порядочным парнем в этом списке.

Кэррол покачивалась в его объятиях, захмелев от вина, смеялась и щебетала. Тело ее было жарким и податливым, когда он деликатно пытался отвести ее наверх. Желание поистине клокотало в нем и выплескивалось через край, но Митч приказал себе держаться до конца. Он помог ей раздеться и едва не проиграл баталию, когда короткое красное платье упало к ее ногам.

Поспешно сказав «спокойной ночи», Митч отступил в свою комнату, сохранив самоуважение, хотя в голове его отчаянно стучала кровь, а желание отнюдь не стало слабее. Он свалился на кровать, измученный тем, что весь вечер ему приходилось держать оборону, смеяться и шутить, в то время как ему хотелось только одного… Сон сморил Митча, едва он коснулся головой подушки.

Во сне она снова пришла к нему, обольстительная и обнаженная, юркнула к нему под простыню, воркуя над его ухом. Ее рука нежно коснулась его живота, и от этой ласки трепет пробежал по его телу, снова пробудив в нем неукротимое желание. Митч застонал, отдаваясь сладостным ощущениям, понимая, что в этом нет никакой беды, что это всего лишь эротический сон, всего лишь иллюзия.

Пульс сделался чаще, кровь застучала в висках, когда он еще глубже погрузился в сладостные ощущения, вообразив, что это могло бы произойти на самом деле, что рука, которая гладит его живот, могла бы принадлежать Кэррол. Он готов был поклясться, что даже ощущает яблочный запах ее волос.

Его мужское естество стало твердокаменным, когда Митч почувствовал, как девичьи пальцы с живота опустились ниже. Робость, с которой пальцы прикасались к нему, невероятно усилила ощущение сладострастия и восторга. Теплая ладонь встретилась с его вздыбленным пенисом и после некоторого колебания стала его массировать. Нежные женские пальцы начали скользить вверх и вниз по стволу, и Митч не имел ничего против этих сладостных манипуляций, наоборот — всячески им способствовал.

Сердце его стучало все громче, дыхание учащалось, по мере того как движение женской ладони становилось энергичнее. Митч был наверху блаженства и готов был поклясться, что Кэррол из эротического сна пришла к нему наяву. И он вытянул руку, чтобы дотронуться до нее. К его удивлению, рука наткнулась на полные и спелые, словно персики, груди, твердые, как горошинки, соски, влажную кучерявую поросль между атласных бедер и вполне реальные выпуклости ягодиц.

Митч открыл глаза. Он увидел рядом Кэррол, голую и обольстительную, которая склонилась над ним, трогая и целуя его, и у него не было ни малейшего шанса на отступление. Он сделал было слабую попытку воспротивиться, но Кэррол мгновенно пресекла ее, коснувшись языком головки пениса, и эта умопомрачительная ласка окончательно сломила его сопротивление, вытравила из памяти пари, и в мире не осталось ничего, кроме неодолимого, все сметающего на пути желания.

Он был на пределе. Притянув Кэррол к себе, он губами отыскал ее рот и ощутил солоновато-сладкий вкус того, что принадлежало им обоим. Кровь оглушительно стучала в его ушах, пульсировала в пахе. Он повернул Кэррол на спину и увидел, с какой готовностью она раздвигает ноги. Он вошел в раскрывшуюся расщелину, не испытывая ни малейшего сопротивления.

По крайней мере в этот момент.

Когда проникновение совершилось, взгляды Митча и Кэррол встретились, и он увидел в ее глазах нечто похожее на боль — и, кроме того, что-то еще. Должно быть, она наконец поняла, что означает быть женщиной. Митч замер, прежде чем совершить второй толчок, и затем стал входить в ее лоно медленно и осторожно, насколько позволяло ему неутоленное желание. Он увидел свое отражение в ее глазах, восторг и благоговение в ее взгляде и, похоже, впервые осознал, что значит быть мужчиной.

Это было за пределами секса, за пределами физического удовольствия, как будто Кэррол проникла в его душу и сердце, в каждую клеточку его тела, как будто их души слились и составили единое целое.

Испытываемая им сладость нарастала, становилась безграничной, и его движения делались все более энергичными и быстрыми. Кэррол ритмично приподнимала бедра навстречу его толчкам и делала это настолько умело, словно обладала многолетним опытом. Однако ее восклицания выдавали, что это было ей внове. «Ой, что это? Ой! О-о-о! Вот опять!» — бормотала она, и было ясно, что подобные сладострастные ощущения она испытывает впервые. Эта ее невинность сводила Митча с ума, ему хотелось продлить до бесконечности это состояние блаженства, которое они оба испытывали, однако подошел момент его разрядки, жаркой, невыразимо сладостной и в каком-то смысле очищающей. Он произнес имя Кэррол и осторожно опустился на нее.

Тяжело дыша, слыша, как счастливо бьется в груди сердце, Митч вдруг пришел к заключению, что секс может означать больше, нежели простое слияние тел для получения кратковременного удовольствия, что он может соединить души двух людей надолго, на всю жизнь и что отныне он никогда не будет довольствоваться чем-то меньшим.

Опасаясь, что может раздавить Кэррол тяжестью своего тела, Митч приподнялся на локтях и встретился взглядом с лежащей под ним женщиной, с которой он все еще был единым целым и лоно которой он не хотел покидать. Лицо ее полыхало, в глазах светился восторг, улыбка свидетельствовала о том, что она испытывает чувство удовлетворения.

— Я даже не могла представить себе, что это может быть так.

Митч вспомнил, что в какой-то момент, когда входил в ее лоно, он почувствовал какое-то противодействие. Господи, что же он наделал?

— Ты девушка?

Кэррол улыбнулась:

— Теперь уже нет.

Глава 5

Голова у Кэррол отчаянно болела, как будто крошечные человечки стучали молоточками по вискам; ныли икры и бедра, как будто она все еще сидела верхом на лошади; казалось, что синяки на ягодицах никогда не пройдут; и еще Кэррол ощущала ранее неведомую сладостную ноющую боль на стыке бедер. Вспомнив, что с ней произошло, она улыбнулась и вспыхнула от смущения.

У Кэррол не было сил оторвать голову от подушки. Тело ее покрылось гусиной кожей, хотя ей и не было холодно. Даже наоборот. Внутри у нее все полыхало.

Если бы год назад кто-нибудь сказал ей, что она соблазнит короля на одну ночь, а затем еще дважды в течение ночи повторит любовный акт, отдаваясь всякий раз с большим бесстыдством, чем какая-нибудь десятидолларовая шлюха, она назвала бы такого человека сумасшедшим. Кэррол раскинулась на кровати Митча. Его не было. Из ванной доносился шум душа, и Кэррол улыбнулась, представив стоящего обнаженным Митча, тело которого ласкают струи воды. Ей хотелось бы, чтоб его тело сейчас ласкали ее пальцы, чтоб они снова пробудили в нем желание заняться любовной игрой.

Разумеется, Митч был опытным в сексе мужчиной, он хорошо знал особенности женской анатомии. Но он коснулся таких мест на ее теле, об эрогенности которых она не подозревала, заполнил пустоты в ее мозгу и сердце, о существовании которых она не догадывалась.

Кэррол попыталась сесть и поморщилась, ощутив, как болячки словно объединили свои усилия и сосредоточились под черепной коробкой. Очевидно, вино следует пить в меньших дозах. Она никогда не пила с таким аппетитом и в таком количестве, как накануне вечером. Сегодня она переживала свое первое похмелье.

Однако это было единственным из вчерашнего, чего она не хотела повторить. Она отвела от лица спутанные волосы и выжидательно посмотрела на дверь ванной.

Раньше она планировала, что ляжет в постель с мужчиной лишь после замужества. Она планировала многое, чему суждено начаться лишь после того, как на ее пальце появится кольцо, а в сумке — свидетельство о браке. Но что, если бы она никогда не встретила своего суженого? Так никогда и не вышла бы замуж? Никогда бы не пережила ночи, наполненной сладостными любовными играми? Было бы невероятно жалко.

Кэррол провела языком по губам. Даже они болели. Она осторожно потрогала рот и счастливо вздохнула. Может быть, и с запозданием, но она поняла, что даже хорошо продуманные планы не всегда воплощаются в жизнь. Печально, что это удивительное чувство, которое ею владеет, очень скоро пройдет. Слишком скоро. Но она отложит в копилку своей памяти каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждую ласку, чтобы вспоминать об этом в те дни, когда будет чувствовать себя гораздо хуже, когда болезнь возьмет свое.

Дверь ванной распахнулась, и на пороге появился Митч с полотенцем, обмотанным вокруг талии. Сердце у нее дрогнуло, она села в постели, не обращая внимания на свалившуюся простыню, все ее печальные мысли и боли были мгновенно забыты при виде его улыбки.

Кэррол сползла с его огромной деревянной кровати, слегка порозовев оттого, что она нагая, но лишь слегка. Еще неделю назад она бы умерла от стыда при мысли о том, что может дефилировать голой перед мужчиной, который не является ее мужем. Однако за эту ночь она освободилась от чувства стыдливости… во всяком случае, перед этим мужчиной.

— Мне тоже нужно принять душ. — Кэррол бесстыдно прошла мимо него, но остановилась, услышав его прерьшистыи вдох.

Кэррол повернулась и увидела, что он с мрачным видом оглядывает ее фигуру.

— Это я сделал такое?

Она посмотрела на себя и увидела синяки на ногах и руках. Ей хотелось спрятать их как некое уродство, но ее нагота не позволяла это сделать, и она лишь покачала головой и заявила:

— Ты здесь совершенно ни при чем. Просто из-за моей болезни у меня постоянно появляются синяки. Возникают почти из ничего.

Она заметила, как потускнели и затуманились печалью глаза Митча. Сердце у Кэррол сжалось. Ей совсем не хотелось видеть тоску и жалость в его глазах. Она проглотила подступивший к горлу комок и бодрым тоном проговорила:

— Я буду готова кататься на водных лыжах сразу после завтрака.

Это было сказано с гораздо большим энтузиазмом, чем она испытывала на самом деле. Голова у нее разболелась еще сильнее, когда она оказалась на ногах, и кататься на водных лыжах ей сейчас, мягко говоря, не улыбалось.

— Не знаю, как ты, — медленно сказал Митч, пытаясь освободиться от нахлынувшей грусти и слегка улыбаясь, — но может быть, нам лучше для разнообразия заняться рыбной ловлей?

— Рыбной ловлей? — Кэррол отлично понимала, что Митч вряд ли так уж устал, чтобы ему трудно было заняться водными лыжами. Он явно проявлял заботу о ней. Какое-то приятное теплое чувство родилось в ее груди. — Я никогда не занималась рыбной ловлей.

— Никогда?

— Никогда в жизни. Мой отец был заядлым рыболовом, но он считал, что этот священный ритуал — удел мужчин.

Митч покачал головой, и по выражению его лица стало понятно, что он считает ее отца старомодным шовинистом. Кстати, она разделяла это мнение. Митч сказал:

— В таком случае займемся наживкой.

Солнце отражалось от воды, поднимаясь все выше, угрожая испепелить все, что окажется в пределах его лучей. Митч настоял на том, чтобы Кэррол надела бейсбольную шапку и подняла солнцезащитный козырек над шестнадцатифутовой лодкой, которую он использовал как для катания на водных лыжах, так и для рыбалки.

— Принадлежала моему отцу! — заявил он, стараясь перекричать рев мотора, когда они неслись на высокой скорости по волнам озера.

— Твои родители живы?

— Да. Проводят лето, путешествуя в собственном доме на колесах. — Митч направил лодку к своему излюбленному месту и бросил якорь. — А зимой живут в Аризоне.

Он предложил ей насадить приманку на крючок, Кэррол попросила научить ее, как это делается, и вскоре в совершенстве овладела этим искусством.

— Ну так, и что дальше? — Лицо ее светилось, словно подсвеченное изнутри лампой, а выражение было счастливое, как у ребенка.

Митч мысленно улыбнулся.

— Отпусти защепку — круглую кнопку на катушке и придерживай большим пальцем, чтобы леска не разматывалась слишком быстро. Когда леска ослабнет, это будет означать, что крюк на дне.

— Хорошо. — Кэррол посмотрела на Митча, ожидая подтверждения, что все сделала правильно. — А что теперь?

Он улыбнулся, опустился на сиденье, посильнее натянул на лоб кепку и скрестил ноги.

— А теперь будем сидеть и ждать.

— Ты вырос на этом озере или в Мизуле? Расскажи мне о себе.

Просьба Кэррол застала Митча врасплох. Он не любил распространяться о себе, однако тихий плеск волн и вся обстановка способствовали тому, что у него развязался язык.

Втаскивая на борт улов и выпуская мелочь, Митч стал рассказывать о своей семье, своей сестре, о зяте и бизнесе. День проходил спокойно, в приятной беседе. Они позавтракали и разговаривали как старые добрые друзья, выяснив, что у них очень много общего, несмотря на то что у каждого жизнь складывалась по-своему.

Наблюдая за тем, как Кэррол радовалась своему первому улову, слушая ее рассказ о братьях, племянницах и племянниках, Митч не мог отделаться от ощущения, что знает Кэррол всю жизнь. Перед ним была не умирающая женщина, а благоухающий цветок, и у него создавалось впечатление, что они оба находятся внутри некоего прозрачного купола, куда не могут проникнуть шумы внешнего мира, не могут их достигнуть и нанести им вред. Ему хотелось, чтобы подобное ощущение длилось бесконечно, чтобы новообретенное чувство удовлетворения и радости не пропадало и не покидало бы его.

Хотелось всегда быть с Кэррол.

Осознание этого поразило его. Как случилось, что он, узнав эту женщину всего три дня назад, так подпал под ее обаяние, что не хочет более никакой другой женщины на свете? Возможно ли это? Митч почувствовал, как клюнула рыба, и начал наматывать леску на катушку. Он не мог дать себе ответа на этот вопрос, как и на другие вопросы, касающиеся женщин. У него лишь было ощущение того, что они вдвоем составляют семью.

Была ли это любовь с первого взгляда?

Этого он не знал, как не знал и того, что ему делать.

***

Спустя несколько часов он сделал очень важный телефонный звонок. Звонок касался его личной жизни, безвозвратно ставил точку на прошлом, и Митч ни на секунду не жалел об этом.

Веселясь и смеясь, они с Кэррол пожарили три рыбины, которых поймали, а потом мыли посуду подобно супружеской чете, привыкшей заниматься этим плебейским делом. После ужина Митч привлек Кэррол к себе и крепко и горячо целовал ее, о чем мечтал весь день. Взрыв охвативших его чувств подтвердил, насколько серьезно он относится к этой женщине, насколько правильны были его предыдущие действия.

— Послушай, у меня великолепная идея. Готов биться об заклад, что ты никогда не купалась нагишом в озере при свете луны.

Кэррол вскинула брови, заинтригованная предложением, в ее глазах засветились озорные огоньки.

— Я нигде и никогда не купалась нагишом.

В воздухе сохранялось дневное тепло, и это располагало к тому, чтобы поплавать в озере. Когда Митч остановил лодку, Кэррол спросила:

— Ты хочешь раздеть меня?

Он засмеялся, поцеловал ее в шею и в рот и почувствовал возбуждение. Отстранившись от Кэррол, сказал:

— Если я раздену тебя, мы не сможем войти в воду.

— Тогда я сделаю это сама.

Она поднялась и стала стягивать с себя узенькие трусики.

Митч разделся и нырнул. Прохладная вода несколько успокоила его, уменьшив напряжение до приемлемого состояния. Он высунулся из воды и крикнул:

— Ну, копуша, поторопись!

Кэррол пододвинулась к краю лодки; волосы ее распустились, словно крылья у ангела, тело было освещено серебристым лунным светом, вид ее обольстительных округлых форм снова возбудил и воспламенил Митча. Она стала спускаться по лестнице, но затем, когда пальцы ее ног коснулись воды, испуганно вскрикнула:

— Ой, какая холодная!

— Вовсе нет. — Протянув руки, Митч схватил Кэррол за щиколотки и втянул в воду.

Озеро огласилось криками и плеском воды. Вынырнув, Кэррол стала бултыхаться, фыркать и смеяться, а затем плавать недалеко от лодки.

— Какое странное, какое удивительное ощущение, чувствуешь себя раскованной и свободной!

— В этом-то и прелесть. — Митч поплыл к ней, затем они сделали три круга вокруг лодки, после чего остановились, чтобы отдохнуть, поддерживая друг друга и тихонько смеясь. Их взгляды встретились.

Она поцеловала Митча в щеку.

— Спасибо тебе за это… и за все остальное.

— Счастлив услужить, мэм. — Он притянул ее к себе поближе, наслаждаясь тем, что может ощутить упругость ее тела, целуя ее в губы. Даже холодная вода не охладила его пыл и не уменьшила его возбуждение. Только Кэррол способна была сотворить с ним такое.

Он помог ей подняться в лодку, положил на кожаные диванные валики, предусмотрительно прихваченные из гостиной, вытер ей волосы и тело, действуя полотенцем предельно осторожно, чтобы не причинить боль, налил бренди в пластиковые стаканчики, и они оба сделали по глотку.

Луна была единственным свидетелем их любовных ласк. Митч действовал нарочито не спеша, испытывая радость от обладания этой красотой, а затем, баюкая ее в руках, прошептал:

— Выходи за меня замуж.

Эти слова поразили его самого не меньше, чем Кэррол, однако, услышав их от себя, он понял, что это именно то, чего он хочет. Он знал, что его чувство к Кэррол — это нечто настоящее и ни к кому другому он подобных чувств испытывать не может.

Кэррол приподнялась в его руках; освещенное лунным светом лицо ее было хорошо видно Митчу, как и неподдельное изумление и сомнение, отразившиеся на нем.

— Что?

— Я знаю, что это сказано под влиянием порыва. — Он отвел влажные волосы с ее щеки. — Но я чувствую, что это не ошибка. Это так. Мы правы с тобой.

— Митч, да ты с ума сошел! Я не располагаю жизнью, чтобы с кем-то строить будущее.

— Чушь! Ни у кого нет никаких гарантий. Может, меня завтра сбросит и затопчет Ночной Костер. Ты научила меня ценить каждый миг жизни. Жизнь заключается в том, чтобы дарить любовь и делить ее с любимым человеком. Сколько бы времени нам ни было отпущено, Кэррол, я хочу провести его с тобой.

Слезы подступили к глазам Кэррол, сердце сжалось и учащенно забилось в груди. Дрожащей рукой она коснулась его лица, которое сделалось ей таким дорогим за последних три дня.

— Ах, Митч, если бы у меня было будущее, я бы хотела всегда быть только с тобой! Но я не стану просить тебя о том, чтобы ты оставался рядом, когда я стану слабеть на глазах.

— Ты и не просишь. — Митч взял ее за руку. — Это я предлагаю.

— Я обожаю тебя за эту мысль. — Однако эта мысль слишком разволновала Кэррол, и ее стали душить слезы. — Я не могу принять это предложение. Можешь называть меня эгоистичной, но я не в силах вынести твоей жалости. Последующего за этим отвращения. Твоей печали.

— Вовсе нет! Мной руководит не жалость. И не будет никакого отвращения. — Митч шумно втянул в себя воздух. — Я лишь буду грустить, потому что люблю тебя.

Кэррол засопела. Две слезинки выкатились из уголков глаз и прожгли горячую дорожку на щеке. «Люблю? Что сказала бы Келли-Энн, если бы узнала? Я не просто спала с самым гадким мальчишкой в Мизуле, — подумала Кэррол, — но заставила его влюбиться в меня». Она облизала губы. Неужели это правда? Если так, то помогай ему Бог. Она не доставит неприятностей этому замечательному парню, который принес ей столько радости.

Она высвободила руки и подняла с обнаженных плеч мокрые волосы. Тело ее было покрыто гусиной кожей. Она должна убедить Митча, что не сможет пойти с ним рядом. Она уйдет, навсегда исчезнет из его жизни сегодня же ночью, пока он не успел привыкнуть к ней.

— Становится прохладно, — сказала она, — давай вернемся. Я хочу спать. Свой ответ я дам тебе утром.

Митч подчинился и направил лодку к причалу. Когда они оказались в доме, он сгреб ее в охапку и потащил к кровати, затем осторожно положил на пуховую перину. Меньше всего ему хотелось сейчас спать. Она с готовностью потянулась к нему.

— Ты должна знать, — сказал он, покусывая ей мочку уха и нежно целуя в самые чувствительные места на шее, — что я не приму твой ответ, если ты скажешь «нет».

Его рот отыскал ее мгновенно воспрянувшие соски, и все мысли тут же улетучились. Ее внимание сосредоточилось на мужчине, который находился рядом, и на переживаемом моменте. Однако на сей раз ей хотелось порадовать его так, как радовал ее он, ей хотелось отблагодарить его, отдать какую-то часть долга, и это было все, что она могла предложить, а он принять.

Кэррол обхватила его голову обеими руками и мягко притянула к себе, затем стала целовать его, используя приобретенный за последние дни опыт, играя своим языком с его. Она принудила его медленно лечь на спину. Его зеленые и потемневшие от страсти глаза неотрывно смотрели на нее. Кэррол исцеловала ему шею, плечи, грудь. Она сосала его соски, как до этого делал ей он, и улыбалась про себя, слыша восторженные стоны.

Митча бросило в жар, когда Кэррол проделала языком дорожку по его плоскому животу, приблизившись к зарослям густых черных кучерявых волос. Она обхватила пальцами восставший ствол и стала ласкать его шелковистую поверхность, вспоминая о том восторге, который она переживала, когда он находился внутри ее.

Ее дыхание участилось, и она прикоснулась языком к головке и ощутила солоноватую капельку на кончике. Она словно попробовала запретного нектара. А затем обхватила его губами. Митч хрипло застонал, отдаваясь охватившей его страсти. Кэррол почувствовала, что ее тело словно освобождается от каких-то пут и что ею овладевает невероятное, всепоглощающее желание, утолить которое может только находящийся рядом мужчина.

Она поднялась, села на него, наклонившись вперед, пока не встретились их губы. После этого она приподняла бедра и медленно опустилась на вздыбленный ствол. Жар разлился по всему ее животу, соприкосновение мужской и женской плоти вызывало изысканные сладостные ощущения, и каждый новый подъем и новое погружение рождали новые волны блаженства, которые становились все выше и захлестывали все сильнее. Оргазм, который потряс ее, можно было сравнить с извержением вулкана, и его волны долго сотрясали ее тело.

Кэррол бессильно опустилась на Митча, уткнувшись лицом в его шею. Полностью обессиленная. Счастливая. Удовлетворенная. Чуть позже она сползла с него и уютно устроилась рядом. Когда ее стал одолевать сон, она вдруг вспомнила о предложении Митча…

— Утром, — прошептал он.

***

Однако утром Митч обнаружил только записку Кэррол, лежавшую на ее подушке.

«Митч, не беспокойся о своем пари. Никто и никогда не узнает от меня о наших страстных днях. Мне жаль убегать от тебя, но твое предложение не было частью нашей сделки. Ты с самого начала знал, чего я хотела. Никаких обязательств. Ничего, кроме любовных ласк. Ты превзошел мои ожидания. Спасибо тебе за все. Мне нужно посетить кое-какие места, повидать некоторых людей, а время неумолимо уходит…»

Холодный гнев охватил Митча. Повидать людей? Может, она отправилась в Мизулу, чтобы встретиться с кандидатом номер два из ее списка? Он почувствовал, что его сердце сжали ледяные пальцы. Как могла она такое сделать после вчерашнего вечера? После его предложения? После тех ласк, которые она подарила ему?

Митч чувствовал, как ему сдавило горло. Он перечитал записку и понял: она сделала то, что он десятки раз делал в прошлом. Он убеждал себя в своей доброте, запросто отпуская разочарованных любовниц, которые ожидали от их отношений большего. Господи, каким негодяем он был! И он стократ заслужил ту боль, которую испытывает сейчас.

Он вскочил с постели, натянул джинсы и бросился вниз. Ее блестящий лимузин с открывающимся верхом исчез. Однако на смену ему на то же самое место подъехал другой автомобиль, из которого вышел его зять.

— Какого черта тебе здесь надо? — напустился на него Митч. — Приехал позлорадствовать? Черт побери, у меня нет для тебя времени! Я собираюсь ехать в Мизулу.

Митч поднялся вверх, по пятам преследуемый Чарли, ворвался в ванную, захлопнув за собой дверь, наскоро принял душ и за три минуты побрился. Когда он вышел, Чарли сидел, поджидая его.

Митч снова набросился на зятя:

— Я надеялся, что ты уже уехал. Что тебе здесь нужно?

— Я слышал, что ты принимаешь у себя рыжеволосую красотку. Но я сказал, что это чушь. Митч не отступит от своего слова. Он не станет рисковать проигрышем пари. Однако мой источник клянется, что это так, и я приехал удостовериться лично. — Чарли поднял руку. На пальце его висели прозрачные трусики Кэррол. — Похоже, что сообщение было правильным.

Митч вырвал трусики, едва не оторвав шурину палец.

— Не тронь!

Он натянул свежие джинсы и белую рубашку. Нужно как можно быстрее поймать Кэррол и поговорить с ней о ее дурацких планах, убедить в том, что они нужны друг другу. Не имеет значения, насколько коротким может оказаться этот период.

— Знаешь, Чарли, если бы ты просмотрел адресованные тебе телефонные послания, ты бы избавил себя от поездки сюда. Я признал проигрыш пари вчера вечером. Компания твоя. Со всеми потрохами. И Ванда тоже знает об этом.

Открыв рот, Чарли в недоумении уставился на него.

— Н-но… но я не ожидал, что ты выйдешь из контракта по рекламе! Ты же знаешь отлично, черт возьми, что лучшего специалиста по рекламе нет по эту сторону Миссисипи. Мне некем заменить тебя. Проклятие, Митч! Я просто хотел оказать тебе профессиональную помощь, чтобы ты справился с проблемой.

— Единственная моя проблема в том, что ты меня задерживаешь. Я должен немедленно ехать в Мизулу и убедить некую упрямую рыжеволосую красотку, что нам нужно пожениться.

— Пожениться? — Загорелое лицо Чарли покрылось румянцем. — Боже милостивый, ты сделал кого-то беременной?

Митч уперся кулаками в бока, чтобы не пустить их в ход против сидящего перед ним болвана. Возмущенно фыркнув, он выскочил из спальни и, клокоча яростью, сбежал вниз по лестнице. Однако когда он доехал до арки на выезде из «Даймонд Б.», он вдруг вспомнил о предположении Чарли и пробормотал: «Святая Мария, только бы это не оказалось правдой».

Только сейчас он сообразил, что не пользовался презервативами. Ни разу. Ему это даже в голову не приходило. Может, он сошел с ума? Кэррол вполне могла забеременеть. У Митча сжалось сердце, и он закрыл глаза. Он не мог смириться с потерей Кэррол и их ребенка.

В Мизуле все оказалось гораздо хуже, чем он ожидал.

***

Кэррол не поехала в Мизулу, а направилась в Национальный парк. Ей не нужен был другой мужчина, и она разорвала свой список. Кэррол инстинктивно чувствовала, что не может быть ничего более прекрасного, чем это короткое время, проведенное с Митчем. Она не станет заполнять свои последние дни чем-то таким, о чем потом придется сожалеть.

Теплые, дорогие воспоминания согревали ее сердце. Правда, она беспокоилась о том, что Митч не согласится с ее решением и сделает что-нибудь необдуманное — например, бросится в Мизулу, чтобы предотвратить ее встречу с Джимми Джеком Пальметто.

Мысль о том, что такой человек, как Митч, мог поступить по-донкихотски, ее поразила. Въезжая в город Калис-пелл, Кэррол предалась меланхолическим мыслям. Почему она и Митч нашли друг друга лишь тогда, когда уже не осталось времени для счастья? Хотя и этот короткий период был счастливым даром, и она ни на миг не сожалела о том, что произошло. В течение всего своего путешествия она перебирала в памяти пережитые ею удивительные мгновения.

Последующие полторы недели Кэррол провела в дороге, останавливаясь, чтобы осмотреть достопримечательности и всевозможные приманки для туристов, заполняя время чем угодно, чтобы забыть Митча. Однако места, которые она посещала, достопримечательности, которые видела, люди, которых встречала, лишь подтверждали, насколько она одинока. Ей было одиноко и тоскливо без Митча.

Она оставила свое сердце в доме на озере на северо-западе Монтаны. Ей понадобилось десять дней, чтобы признаться себе: без Митча она может умереть сейчас. Ей следовало его послушать. Следовало принять его предложение, надеть кольцо и носить его до тех пор, пока жива.

Развернувшись, Кэррол взяла курс на «Даймонд Б.».

Мысли о Митче ни на минуту не оставляли ее. И вдруг Кэррол испытала прозрение, от которого похолодела. Его пари! Боже, что она с ним сделала? Она была настолько благодарна ему за все то, чем он ее одарил, что даже не вспомнила о том, что значит для него нарушить слово.

Тот Митч Боханна, которого она узнала и к которому прониклась уважением, не относится к числу людей, бросающих слова на ветер. И Кэррол не сомневалась, что ее эгоизм может стоить ему его работы, его дела. Он может возненавидеть ее, не захотеть с ней встречаться. Представив возможные драматические для Митча последствия, Кэррол, как ни странно, лишь укрепилась в своей решимости. Она должна вытащить его из той беды, в которую он попал по ее милости. Даже если для этого придется идти к самому Чарли.

Преисполненная решимости как можно скорее встретиться с Митчем, Кэррол, забыв об усталости, гнала машину день и ночь, то и дело нажимая на газ. Она была настолько погружена в беспокойные мысли, что заметила оленя лишь тогда, когда он оказался в свете ее фар.

Кэррол резко крутанула руль, сворачивая в сторону, и врезалась в дерево.

Глава 6

Кэррол очнулась через три дня в медицинском центре Калиспелла.

— Вы были без сознания. — Лысый мужчина, высокий и поджарый, с кустистыми седыми бровями, длинным носом и карими глазами, в упор смотрел на Кэррол. На нем был белый халат, из кармана торчал стетоскоп. Она прочитала его имя на значке — доктор Дж. Б. Стивенс. — Но теперь с вами все будет в полном порядке.

В порядке? Кэррол чертыхнулась про себя, приподнялась и обхватила руками голову, которая отчаянно болела.

— Я умираю и потеряла бог знает сколько драгоценного времени из того, что мне отпущено. Так что слова о том, что со мной все в порядке, едва ли уместны.

— Умираете? — Голос доктора был бархатным и успокаивающим. — От травмы головы, которую вы получили в аварии, вы не умрете.

Кэррол нахмурилась, продолжая держаться за голову.

— Не от травмы головы, а от лейкемии.

— Лейкемии? — Доктор Стивенс заморгал глазами, как если бы она говорила на языке, который он не понимал. Он взял ее медицинскую карту и просмотрел ее. — С чего вы взяли?

— Мне сказал об этом мой доктор.

— Знаете, по вашему анализу крови я бы этого не сказал. — Он снова посмотрел на карту. — Острая анемия — да, но мы это лечим.

Кэррол уставилась на доктора так, словно стала участницей эпизода в кинофильме «Сумеречная зона». Он либо ошибается, либо намерен сыграть с ней злую шутку. Ее бросило в жар. Это вовсе не смешно.

— Лаборатория дала сведения…

— Какая лаборатория? — Кустистые брови доктора Стивенса сошлись на переносице. — Не наша лаборатория?

Кэррол попыталась сглотнуть, но у нее пересохло во рту.

— Центральная лаборатория в Мизуле.

— О Господи! — В его светло-карих глазах промелькнуло сочувствие. — Вы одна из жертв этого позора.

Она сделала попытку приподняться на локтях.

— Какого позора?

— Позора Центральной лаборатории в Мизуле. Этот постыдный случай бросает тень на мою профессию и на всех медиков. Устаревшее оборудование, взятые с нарушением правил образцы и работающий с перегрузкой, к тому же неравнодушный к наркотикам лаборант.

— Что? — Кэррол почувствовала, что ей не хватает воздуха.

Похоже, доктор этого не заметил.

— Было поставлено множество ошибочных диагнозов, искалечено много жизней. Были и трагические результаты.

— Как искалечена моя. — Ей наконец удалось сделать глубокий вдох. Грудь у Кэррол вздымалась и болела, голова кружилась. Она прислонилась спиной к подушкам, пытаясь осмыслить эту невероятную новость, еще не в состоянии до конца понять, что может жить далее того срока, который ей определили врачи.

— Эта история получила широкий резонанс в газетах и на телевидении. — Доктор Стивенс что-то пометил в медицинской карте. — Я удивлен, что вы не слышали об этом.

— Не слышала. — Кэррол покачала головой и почувствовала боль в висках. Она сторонилась новостей, которые большей частью были малоприятными и не имели непосредственного отношения к ее жизни. По крайней мере она так считала. — Ну а как же синяки… озноб?

— Симптомы анемии. Это пройдет, когда будет восполнен недостаток железа.

— Но мой доктор сказал, что мне отпущено три месяца…

— Его заключение основывалось на результатах анализов, однако они были ошибочны. За это его нельзя осуждать, — успокоил ее доктор Стивенс. Однако, похоже, он понимал, что не убедил Кэррол. — Чтобы у вас больше не было сомнений, мы можем снова сделать анализ крови.

— Да, прошу вас об этом, доктор Стивенс! — В Кэррол боролись страх и отчаянная надежда.

Доктор погладил ее по запястью.

— Я даже попрошу, чтобы это сделали срочно. Не гарантирую, но приложу все усилия.

Кэррол боялась, что ее убьет если не лейкемия, то ожидание результатов анализа. Секунды шли как минуты. Минуты как часы. Часы казались днями. Почему, удивлялась Кэррол, время летело так быстро, когда она думала, что ее дни сочтены? А вот сейчас, когда все зависит от одного теста, почему лаборант не может поторопиться?

Ей хотелось кричать. Нервы были напряжены и обнажены и, казалось, кровоточили. Она не могла ни есть, ни спать. Поскольку голова по-прежнему болела и силы были истощены, она не могла погасить свою тревогу и нетерпение хотя бы вышагиванием по комнате. Ей хотелось позвонить матери и Келли-Энн. Однако она не решалась. Она не станет звонить из больницы. Во всяком случае, до тех пор, пока все не определится.

Но больше всего ей хотелось позвонить Митчу. Услышать его голос, доброжелательный и успокаивающий. Каждые полчаса она порывалась это сделать, но одергивала себя. Она должна увидеть его лично. Каковы бы ни были результаты анализа, она должна поговорить с ним лицом к лицу.

Вечером пришел доктор и сказал:

— Повторный анализ дал в точности такие же результаты, что и первый. Никакой лейкемии нет. У вас тяжелая форма анемии.

У Кэррол закружилась голова, когда она услышала слова доктора, а все тело содрогнулось.

— Значит, я не умираю?

— Нет!

— Я не умираю! — повторила она, проникаясь все большей уверенностью; ей нужно было услышать эти слова, чтобы окончательно в них поверить. — Я не умираю!

— Нет. У вас все возможности дожить до глубокой старости, — улыбнулся доктор Стивене. — Конечно, если вы больше не будете врезаться на полном ходу в деревья.

***

В тот день, когда Кэррол узнала о близкой смерти, она увидела мир каким-то новым, обостренным взглядом. В этот вечер, похоже, она все воспринимала даже острее. По дороге к озеру она пообещала себе, что перестанет двигаться по жизни словно в закрытом туннеле без окон, думая лишь о будущем. Нужно наслаждаться красотой и радостями повседневной жизни.

«Даймонд Б.» выглядел так же, как и в тот день, когда Кэррол въехала через гостеприимную арку двумя неделями раньше. Даже Ночной Костер посмотрел на нее так же, когда она проезжала мимо, но зато теперь это была другая Кэррол и другой лимузин. С помятым подфарником, покрытый дорожной пылью, он больше не был блестящим и новеньким, а стуки в моторе свидетельствовали о том, что он нуждается в техосмотре.

У Кэррол появился новый взгляд на жизнь, изменившийся в третий раз за последние несколько месяцев, и новое беспокойство при мысли о встрече с Митчем. Действительно ли он имел в виду то, о чем говорил? Действительно ли ее любил? И захочет ли он повторить свое предложение теперь, когда узнает, что обязательства по отношению к ней будут длиться дольше, чем он планировал, — может быть, сорок или пятьдесят лет?

И как у него складывается его собственная жизнь? Что его заботит? Клянет ли он ее за то, что проиграл пари и потерял свою рекламную фирму? Кэррол винила себя в случившемся. Она припарковала машину рядом с его и еще чьим-то автомобилем. Митч был дома не один. Кэррол колебалась всего лишь секунду. Даже если у него гости, это не может ее остановить. Она должна с ним поговорить. Ее добрые новости не могут ждать, равно как и ее извинения.

Ноги у Кэррол были ватные, когда она подошла к двери и постучала. Внутри громко играла музыка. Кэррол постучала сильнее, однако ответа не последовало. Она прошла к веранде. Отсюда музыка через открытую дверь доносилась еще громче — исполнялась веселая мелодия Алана Джексона. В воздухе разносился аппетитный запах бифштексов.

Кэррол шагнула в дверь.

— Митч?

Из бара вышла блондинка с короткой стрижкой, голубыми глазами и цветом лица, как у фотомодели. На ней было шелковое платье с лифом без бретелек, плотно обтягивающее ее пышные формы, в руках она держала поварскую вилку. Ее непринужденность говорила о том, что она привычна к этой кухне.

Блондинка улыбнулась Кэррол:

— Привет, заходите.

Когда она подошла поближе, Кэррол узнала женщину. Это была Сьюзи Тэйбек, богатая, испорченная дочь одного из самых состоятельных людей Мизулы. Ее фотографии часто появлялись в разделе светских новостей газеты «Мизулиэн».

Хотя Кэррол затруднялась объяснить присутствие в доме Сьюзи, тем не менее она решила не делать поспешных выводов и осторожно спросила:

— Митч здесь?

— Да. — Сьюзи ткнула вилкой в потолок и убавила звук музыкального центра до приемлемого уровня. — Принимает душ.

Мозг Кэррол напряженно заработал. Что здесь происходит? Она взглянула на обеденный стол и увидела, что он накрыт на двоих, украшен цветами и свечами, около бара стоит открытая бутылка вина. Интимный обед.

У Кэррол перехватило в горле, все ее радостные чувства вдруг рассыпались, превратившись в тонкие льдинки. Она не могла в это поверить. Хотела, чтобы Митч сказал об этом сам. При этой мысли она в душе рассмеялась. Боже, как она могла быть столь наивной? Она ведь в самом деле верила, что он ее любит. Что он сделал ей предложение.

— Я могу передать от вас записку Митчу.

— Записку? — Кэррол показалась, что она сейчас задохнется.

— Да, как видите, вы выбрали не самое удачное время для визита.

— А что здесь происходит?

— Мы празднуем. Митч договорился с моим отцом о том, что их рекламные агентства снова сливаются.

Кэррол нахмурилась. К ней пришло осознание того, что она переоценила добропорядочность Митча, и у нее сжалось сердце. Он не рассказывал ей о себе. Он вовсе не был тем человеком, каким она его считала. Может, вообще не было никакого пари. И зятя по имени Чарли тоже не было. Может, он просто разыгрывал ее.

Сьюзи ухмыльнулась и заговорщицки наклонилась к Кэррол.

— Между нами говоря, единственная причина, почему отец вновь отдает свой капитал в рекламное агентство, состоит в том, что Митч попросил моей руки. Сегодня вечером у нас помолвка.

— Помолвка? — Кэррол качнулась и ухватилась за косяк двери, чтобы не упасть. — У вас с Митчем?

Шум душа наверху прекратился.

На лице Сьюзи отразилась озабоченность.

— Да. Послушайте, я не могу вас пригласить, потому что это интимное мероприятие, вы понимаете меня?

У Кэррол хватило сил лишь кивнуть. Она, спотыкаясь, вышла на веранду, с трудом держась на ногах.

Сьюзи шла за ней следом.

— Я скажу Митчу, что вы… гм… проезжали мимо. Простите, не расслышала вашего имени, — Не беспокойтесь. У нас с ним больше нет никаких дел.

Кэррол с трудом дошла до машины. Как она могла так ошибиться в Митче? Попасться на удочку? Да ей следовало понять, что он собой представляет, еще до встречи с ним! Она была настоящей идиоткой, поверив его лживым выдумкам.

Он не говорил ей ни одного слова правды. Кэррол бросило в жар, ее душила ярость, она чувствовала себя униженной. Может, следует сказать Сьюзи, за какого подлеца она выходит замуж?

Однако у нее не было сил возвращаться назад. Она была совсем не похожа на женщину, которая собиралась жить, и чувствовала себя даже хуже, чем тогда, когда узнала, что ей отпущено всего три месяца. Тогда она отчаянно хотела жить. Сейчас же, когда перед ней открылась перспектива жить до старости, оказалось, что в этом нет никакого смысла.

Без Митча — того Митча, какого она знала эти три божественных дня, для чего ей жить? В полном отчаянии Кэррол села в свою побитую, как и она сама, машину и проплакала всю дорогу до самой Мизулы. Машину можно починить. Но нет лекарства, которое помогло бы ей.

— Он снова стал гоняться за юбками, едва я покинула дом, — слабым голосом сказала Кэррол, объясняя Келли-Энн случившееся. Они находились в библиотеке, расставляя на полках возвращенные книги. Куинн снова взяла Кэррол на работу, как только та вернулась в город.

Келли-Энн кивнула:

— Готова поклясться, что такие мужчины ничего не могут с собой поделать.

— Даже не знаю, как я хотя бы на секунду могла подумать, что Митч Боханна способен выполнить какие-то обязательства. Я вообще сомневаюсь, что он умеет читать и писать. Мне повезло, что я вырвалась от него, пусть и несколько потрепанная.

В глазах лучшей подруги Кэррол читалась жалость, и от этого ей сделалось еще горше. Келли-Энн склонила голову набок.

— Я очень сожалею, что он причинил тебе такую боль.

— Причинил боль? — Кэррол саркастически засмеялась. — Могло быть значительно хуже. Я могла бы выйти за него замуж — и ты только представь себе, как он стал бы гоняться за женщинами, когда я почувствовала бы себя по-настоящему больной.

Келли-Энн часто заморгала.

— Но ведь ты не стала бы по-настоящему больной.

— Ну, я… — Похоже, эта реплика не на шутку разозлила Кэррол. — В общем, это не имеет значения.

Келли-Энн обняла Кэррол.

— Значение имеет то, что этот человек — подлец. И лжец. Я ведь искренне верила, что он беспокоится о тебе. Он без конца надоедал твоей матери, мне и всем и каждому в библиотеке. Казалось, он готов сделать все, чтобы найти тебя. Я даже не могу понять, как это получилось, что он оказался помолвлен с Сьюзи Тэйбек.

— Все очень просто. Для него бизнес — это все. Если ты хочешь кого-то пожалеть, то прибереги свою жалость для Сьюзи. Митч никогда не будет ей верен. Он не способен держать свою ширинку застегнутой.

— Кажется, я не в состоянии понять мужчин. — Келли-Энн вздохнула и покачала головой. — Если он любит Сьюзи, то почему так хотел разыскать тебя?

— Могу предположить три причины. Первая: он чувствует себя виноватым. Он беспокоился, что мог заразить меня какой-нибудь венерической болезнью или сделать меня беременной. Вторая: он мог разозлиться, что я бросила его. И третья: он не мог смириться с мыслью, что я могла счесть Джимми Джека Палметто более интересным любовником.

Келли-Энн поджала губы и скосила глаза, словно что-то припоминая.

— Ты не видела его лица. Он вовсе не выглядел злым, он казался удрученным и подавленным.

Кэррол покачала головой. Это ровным счетом ничего не значило — Митч был помолвлен с другой женщиной.

— Я не хочу больше говорить о Митче Боханне. Обещай мне, что больше никогда не произнесешь при мне его имя.

— Обещаю. — Келли-Энн продвинула тележку с книгами между рядами. — Я вижу, что ты продолжаешь носить волосы распущенными. Мне это нравится.

— Не могу опять вернуться к косам. Я больше не та Кэррол. Иногда я даже не пойму, какая я теперь.

— Да, ты изменилась, — подтвердила Келли-Энн. — И думаю, что в основном к лучшему.

Если только не считать постоянной тоски и тупой боли в сердце, которая не проходит. Должно быть, лишь время способно излечить от этого.

— Думаю, переезд в новую квартиру поможет мне обрести себя. Беда в том, что я должна жить у мамы до тех пор, пока не скоплю денег на уплату ренты.

— Опять начинаешь строить планы?

— Нет. Я никогда не смогу вернуться к прежней Кэррол. Она ушла навсегда. Я никогда не буду столь же свободной от обязательств, как в последние два месяца, но и не буду мисс Консервативностью.

— Так что, — поддразнила ее Келли-Энн, — больше никаких планов на будущее?

— Нет. Думаю, что буду жить так, как живется, и постараюсь использовать наилучшим образом то, что мне дается.

— Звучит как очень здравая идея.

Голос Митча донесся откуда-то из-за ее спины, и волна трепета пробежала по телу Кэррол. Она почувствовала, как заполыхало ее лицо. Ей захотелось, чтобы пол под ней разверзся и поглотил ее.

«О Господи, дай мне силы выстоять и не оказаться вновь одураченной», — вознесла молитву Кэррол, медленно поворачиваясь к Митчу. Он был великолепен. Прядь его черных как смоль волос упала на лоб, изумрудные глаза впились в ее лицо. У Кэррол защемило сердце и перехватило дыхание.

— Что с твоей головой? — Митч наклонился к ней, и вид его щетины пробудил в ней воспоминания, от которых ноги у нее сделались ватными.

Она облизала пересохшие губы и машинально дотронулась до нашлепки пластыря на лбу.

— Несчастный случай. Я чувствую себя прекрасно.

Митч озабоченно нахмурился, а Кэррол уловила в его глазах чувственный огонек, который некогда замечала так часто.

— Ты уверена?

— Да. — Она отвернулась от него, заставляя себя настроиться на работу. Ее рука дрожала, когда она взяла книгу.

Митч обошел ее и оказался перед ней.

— Не могли бы мы куда-нибудь отойти и поговорить?

Понимая, что Келли-Энн не спускает с них глаз, Кэррол ответила шепотом:

— Мне абсолютно нечего тебе сказать.

Было похоже, что он ей не поверил. Он стоял перед ней, гипнотизируя ее запахом, взглядом, чем-то еще, чему не было названия и чему невозможно было воспротивиться. Он сказал спокойным тоном:

— Зато у меня есть что сказать тебе.

Нет, нет и нет! Она не желает слышать о его помолвке. Слышать от него.

— У тебя нет ничего такого, чего бы я уже не знала.

Митч приподнял брови, и дьявольская улыбка появилась на его губах — тех губах, о которых она так часто вспоминала и которые умели доводить ее до экстаза. Он убрал прядь волос с ее щеки, и от этого прикосновения у Кэррол подогнулись колени.

— В самом деле? — спросил он.

— Ш-ш-ш. — Она отодвинулась от него. — Это библиотека. Пожалуйста, говори потише.

— Если ты не хочешь, чтобы я поговорил с тобой наедине, — сказал он, произнося каждое последующее слово громче предыдущего, — то я сделаю это здесь.

Кэррол съежилась. Келли-Энн мгновенно стушевалась, увезя тележку с книгами и оставив их в проходе одних. Кэррол вжалась спиной в шкаф.

Митч протянул было руку, но не дотронулся до Кэррол.

— Пожалуйста, давай выйдем в парк.

Вопреки своим намерениям и здравому смыслу она вывела его в парк, который занимал целый квартал. Погода была мягкая, приятная, лето клонилось к сентябрю. Кэррол привычно обхватила себя за плечи и стала их растирать. Сейчас она благодаря лекарствам замерзала не так быстро, но в присутствии Митча ее тело вновь покрылось гусиной кожей.

Митч накинул ей на плечи пиджак, который хранил еще его тепло. Казалось, что ее обнимал сам Митч. Боль сжала сердце Кэррол. Она не хотела ощущать себя защищенной, не хотела напоминаний о том, как она чувствовала себя в его объятиях, и в то же время не могла заставить себя сбросить его пиджак.

Он жестом показал на скамейку. Кэррол села. Митч сел рядом и устремил на нее взор. Раньше, чем он успел что-то сказать, она выпалила:

— Я не беременна.

Что-то промелькнуло в его глазах. Было ли это облегчение, сожаление или смятение, Кэррол затруднялась сказать. Набрав побольше воздуха, добавила:

— И еще — я не умираю. Так что, если это все…

Она сделала попытку встать, но он снова усадил ее.

— Я знаю. Я говорил с твоей матерью сегодня утром.

— Что?! О Господи, неужели ты сказал моей матери, что я могу быть беременна?

Он насупился, словно обидевшись на нее за то, что она могла так подумать.

— Разумеется, нет. Я никогда не болтаю о том, с кем и как целовался.

«Ты просто целуешься, а потом сваливаешь, — подумала Кэррол. — Интересно, как сейчас Сьюзи?»

Кэррол сдержала готовый вырваться всхлип и справилась с подступающими слезами. Вовсе не так она хотела с ним расстаться. Кэррол всегда гордилась тем, что умеет с достоинством проигрывать. Правда, она никогда не проигрывала что-либо такое, что она любила больше Митча, но все равно надо выдержать класс.

Нужно поздравить его с помолвкой. Это будет классно.

— Я… — Кэррол запнулась. Нет, она не сможет его поздравить. Даже не сможет упомянуть о помолвке. — Я… я тоже не болтаю, с кем целуюсь. Можешь не беспокоиться, я не отступлю от своего слова и не стану распространяться о пари. Этот секрет умрет вместе со мной.

— Ты можешь рассказывать об этом кому угодно. — Митч усмехнулся и наклонился к ней поближе.

Кэррол не поняла.

— Но если Чарли узнает…

— Он уже знает. Я сказал ему в тот вечер, когда мы вернулись с рыбалки.

— Что? — Кэррол открыла рот. Он сдал пари еще до того, как она уехала? Напряжение немного отпустило ее. Оказывается, в чем-то в отношении Митча она все же была права. Ей стало чуть-чуть легче. Хотя оставались другие вопросы. — Тогда почему ты все-таки продолжаешь работать?

— Похоже, Чарли пытался обговорить этот пункт в пари. Он не хочет управлять агентством один. Я сказал, что останусь его партнером лишь в том случае, если наш крупнейший клиент вернется назад. Это было очень непросто. Джей Ди Тэйбек хотел, чтобы ему на ужин подали самую изысканную часть моего тела.

Кэррол улыбнулась и подняла на Митча глаза.

— Представляю.

— Уф! — Митч расплылся в улыбке. — Он поставил условие, что возвратится, если я стану держаться подальше от его дочери.

Кэррол полностью повернулась к Митчу.

— Не будет ли это трудновато, если ты женишься на Сьюзи?

— Женюсь на Сьюзи? Я не женюсь на Сьюзи! Разве ты забыла, что я сделал предложение тебе?

— Н-нет, но…

— И никаких «но». Я больше никому предложений не делал. И никогда не сделаю. Я люблю тебя, Кэррол.

Кэррол попыталась сделать вдох.

— Но ведь Сьюзи была в «Даймонд Б.» и готовила обед на двоих по случаю помолвки.

— Ты была там?

— Да, и она сказала…

— Проклятие! — У Митча побагровела шея. — Сьюзи любит подслушивать. Она слышала часть моего разговора с ее отцом и решила сделать по-своему. Она приехала ко мне с надеждами, которые я не сумел оправдать.

— Ни одной?

— Ни единой. Клянусь в этом.

Кэррол верила ему. Он протянул руки, и она позволила ему обнять ее.

— А я предала тебя. Нас обрих.

— Да, — сказал он, целуя ей руки. — Когда я проснулся в то утро, увидел, что ты уехала, и прочитал твою записку, меня душила ярость и мне было очень больно и тошно. Я был уверен, что мы с тобой созданы друг для друга, что мы любим друг друга. Как ты могла так обмануть меня? Как я мог так ошибиться в тебе? Но потом я понял, что ты делала.

— А что я делала? — Кэррол посмотрела на их переплетенные руки, млея от любви, которую излучали его глаза и которая проникала ей в сердце.

— Давала мне легкий выход.

Она дотронулась до его лица, а он коснулся губами ее руки, отчего сердце забилось чаще и веселее.

— Я думала, что умираю.

— Все равно я знал, что мы принадлежим друг другу.

— Да, но теперь я намерена жить и жить. И даже состариться вместе с тобой.

— Да! — Он счастливо засмеялся, притянул ее к себе и поцеловал. — Так что мы ничего не проиграли.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Реклама на сайте