«Три счастливых дня»

Анна Клири Три счастливых дня

ПРОЛОГ

Том Рассел стоял над отцовской могилой. Взгляд его был обращен к холмистым пастбищам, свежим, ароматным, местами перегороженным крашеным штакетником. Травы, высотой с ограду, буйствовали и зеленили все кругом, кроме тех мест, которые фермеры уже превратили в плоское коричневое жнивье, пахнущее подгнившей соломой и землей.

Обособленный ручеек, кормившийся большой рекой, низвергался крошечным водопадом, задорно журча и озорно бултыхаясь между изумрудными кромками и галечной тропкой. Берег был покрыт ивняком, опрокинувшим ветки в воду, опекая берега тенистыми ветвями. Синева и зелень переливались и сияли золотистыми искрами.

Земля лошадей. Родина династии газетных магнатов Расселов. Теперь это все принадлежит ему.

Если он сумеет все это удержать.

Том извлек изрядно помятый лист из кармана джинсовых брюк и небрежено распрямил его. Беглый взгляд, брошенный на знакомый почерк, в который раз заставил его вздрогнуть.

Хотя Том знал письмо назубок, он снова почувствовал, как паутина слов затягивает его.

Сынок!

Теперь тебе известно все, что я сделал. Рассчитываю на твое понимание, мальчик, это ради тебя в не меньшей степени, чем ради целей благотворительности. Знаю, что человеку иногда нужно претерпеть сильнейшее потрясение, чтобы суметь оценить вещи, действительно важные. Смирись, больших денег уже нет. Но ты, сын, настоящий профессионал и без средств на достойную жизнь никогда не останешься. Ты сердцем в своей работе, как и твой старик. И ты сумеешь возродить корпорацию «Рассел» в том виде, в каком посчитаешь нужным.

Том, когда я потерял женщину, которую считал единственной, то не только понял, что такое истинное горе для человека, но также и то, что есть лучший и, пожалуй, единственный стоящий путь жить дальше. Тогда я и узнал другую женщину.

Я хочу, чтобы ты мыслил в том же ключе.

У тебя все еще есть доля акций, пусть не большая, но собственность. Теперь тебе осталось найти себя, найти вторую свою половину, и пусть это будет девушка, которой безразлично, есть ли что у тебя за душой…

Читать дальше не имело смысла. Том вновь скомкал письмо и сунул в карман. Сентиментальные общие слова. Отцовское решение для Тома не годилось. Немыслимым казалось уже само желание заменить Сандру кем бы то ни было. Но корпорацию он себе вернет, и эта цель стоила того, чтобы в ней сосредоточились все его упования. Репутация есть, финансистский дар тоже. Том не погнушается продать свои способности тому, кто предложит высшую цену. Только бы не упустить время…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Маркус Рассел умер. Том – его блистательный, отчаянный, самонадеянный и бесконечно несчастный сын, его преемник и наследник – должен был встать во главе империи.

В пятницу утром состоялась заупокойная служба в узком кругу родных. Старый магнат был погребен под эвкалиптовым деревом в долине Хантер, о чем колокола кафедрального собора известили сиднейский порт. Умер всеми уважаемый горожанин и активный общественный деятель, удачливый бизнесмен, столп общества… На полдень была намечена официальная церемония в главном соборе города, на которой люди, знавшие покойного, могли почтить его память.

В гардеробной комнате своего номера в отеле Том Рассел критически инспектировал свое отражение. Темно-серый костюм сидел как влитой, подчеркивал атлетизм молодого тела, приобретенный благодаря регулярному посещению фитнес-клубов. Костюм дополняли черная рубашка из лучшего итальянского полотна, жемчужно-белый галстук и туфли ручной работы… Все самое лучшее из того, что можно купить за деньги, за очень большие деньги.

Кровь пульсировала у Тома в висках, однако ясное лицо не выдавало его внутреннего состояния, а упрямые глаза цвета стали и характерный изгиб губ выражали едкую усмешку. Тверд как скала. Именно такое впечатление стремился производить Томас Рассел, даже если жизнь его становилась подобием ночного кошмара.

Том откинул со лба прядь черных волос и удовлетворенно кивнул своему зеркальному отражению. Глядя на себя теперь, он сам поверил, что у него все получится.

Он глухо хлопнул ладошами и нервно их растер, словно в нетерпеливом ожидании финальной схватки сражения.

Из-за конторки отдела новостей «Сидней Клэрион» Кэт Саммерфилд могла видеть красивую яхту Расселов с приспущенными флагами, отшвартовавшуюся от причала Сиднейского порта.

– Только посмотрите на это, – сердито проговорила Кэт, враждебно сузив зеленые глаза. – На ее месячное содержание уходит больше денег, чем на годовое пропитание любой африканской деревни.

Великолепное судно ловило ветер белоснежными полотнищами парусов и стремительно отдалялось от причала.

Сообщалось, что Том Рассел переоборудовал роскошную яхту в плавучий госпиталь, так что попутный ветер и мирное море вполне могли убаюкать отлетевшую душу старого магната до Судного дня.

Но Кэт не верила в такие демонстративные акты богатых филантропов. Вероятно, по той причине, что ни одно их благое деяние не улучшило положение ее милой бабушки, которая доживала жизнь в доме для престарелых с поэтическим названием «Осенняя листва», где в ее распоряжении из всех земных радостей оставалась только собственная койка. И персонал заведения, ссылаясь на занятость и недостаток финансирования, не сбивался с ног, чтобы удовлетворить простые потребности инвалидов, не всегда даже кормя немощных вовремя.

Пациенты, подобные бабушке Кэт, которые стояли в очереди на дорогостоящую операцию на сердце, надеялись в том числе и на помощь своих родственников. И порой родственники помогали всем, в чем были сильны, навещали по вечерам и сами кормили своих стариков принесенной из дому едой.

Кэт хорошо знала эту тихую скорбь, в которой пребывают многие и многие нуждающиеся, доживающие жизнь старики, кого в конце ждет некролог в пару строк в местной газетенке, подобный тем, что ей приходится слагать для газеты этих упитанных и самодовольных магнатов.

Девушка испытывала какое-то странное удовольствие, раскапывая по архивам все, что касается династии ее работодателей. Возможно, она надеялась обнаружить хоть что-то, что могло бы смягчить ее критицизм в отношении этой фамилии, достигнуть некоего баланса в восприятии их как простых смертных, не более и не менее… Но, как ни прискорбно, ее скромное мнение служащей часто совпадало с обличительными речами самых непримиримых оппонентов Расселов, которые своими яростными высказываниями буквально свежевали всех их вместе и каждого по отдельности.

Мардж, соседка Кэт по столу, называла это «кусачеством», намекая на то, что язвительность для многих превращается из невинного хобби в жизненную необходимость. Кэт же всегда старалась аргументировать свою позицию. Она апеллировала к фактам.

В общем Кэт сказала то, что думала, и, оглянувшись, обнаружила, что в комнате воцарилась тишина и коллеги по новостному цеху повернулись в ее сторону.

Стивен Уилсон, обозреватель светской хроники «Сидней Клэрион» и записной сердцеед, никогда не смотрел на Кэт иначе, как на классическую дурочку-блондинку. Собственно, он и назвал ее вопреки всем протестам Блонди. Харри был их шефом, перед которым она старалась не выказывать своих эмоций вот уже два года. Оба они ошарашенно воззрились на нее, приподнятые брови выражали крайнее изумление, а глубокие складки на переносице – негодование. Кто-то в комнате даже присвистнул, но и те, кто счел возможным пропустить ее комментарий мимо ушей, производили нарочито резкие действия, призванные осудить такую недалекость рядовой сотрудницы.

Кэт растерянно оглядела новостной отдел, поймав на себе несколько насмешливых взглядов, но вскоре все снова вернулись к своим делам. Жужжание коллег перекрывали шум телевизионной трансляции и привычное щелканье подушечками пальцев по клавиатурам. Пронзительно зазвонил телефон на одном из столов.

Воспользовавшись этим, Мардж тихо сказала, склонившись в ее сторону:

– Поздравляю, ты кинула им лакомую косточку. Теперь эти двое не успокоятся, пока не обглодают тебя окончательно.

Ропот в отделе новостей стал силиться, но к оплошности Кэт это уже не имело никакого отношения. Все нетерпеливо ждали, когда Харри наконец объявит, кого из членов команды он отрядит для присутствия на официальной панихиде. Многие видели в этом удобный случай показать себя Тому Расселу. За эту миссию разгорелась самая настоящая война.

Кэт ставила на Стива, рассуждая, что он более, чем кто-либо другой, наглядно демонстрирует общий тон и концепцию издания. Барбара, конечно, хоть и выглядела безобидным котеночком, имела очень острые коготки и такой же ум, а по жесткости и обоснованности оценок могла дать фору даже их прославленному политическому обозревателю и интервьюеру Тони. Впрочем, все они – и красавчик Стив, и непредсказуемая Барбара, и тяжеловес Тони, и некоторые другие – с равным успехом могли представить новостной отдел «Сидней Клэрион», но лишь у Стива, как рассуждала Кэт, хватило бы верткости, чтобы настроить в свою пользу Харри.

Сама Кэт к этой элите не относилась. Она работала за зарплату, а не за призрачные перспективы в журналистике. И материалы, которые ей приходилось писать, никогда не попадали на передние полосы издания. Хотя со стороны коллег она пользовалась стабильным и заслуженным уважением.

Кэт знала: чтобы продвинуться, нужно включиться в рьяную борьбу с коррупцией. Присмотреть себе какого-нибудь политика или бизнесмена средней руки и крепко за него взяться, вгрызаться в его подноготную, выискивать компромат, изобретать уничижительные и хлесткие заголовки, и клеймить, клеймить, клеймить, надеясь, что у бедолаги нет влиятельных покровителей.

Девушка не осуждала своих коллег, взбиравшихся подобным образом по карьерной лестнице «Сидней Клэрион», но не чувствовала себя к этому способной, втайне мечтая, что стажем и профессиональной стабильностью заслужит себе однажды место ведущей какой-нибудь второстепенной колонки. Два года, проведенные за этим столом, еще не давали достаточных оснований отчаяться окончательно.

В эти два года у нее по недоумию даже случился роман со Стивом, который, расставшись с ней, повел себя совершенной свиньей, хотя сам он это очень скоро позабыл, да и Кэт не считала нужным долго помнить такое. Единственное, что она не желала ему простить, – это пренебрежительное отношение к несчастной бабушке, прозябающей в доме для престарелых, и к тому участию в ее судьбе, которое Кэт считала своим долгом. Стива же это тяготило. С тех пор он относился к Кэт как к бесперспективной сотруднице, которая уже достигла своего потолка в «Сидней Клэрион», и только Мардж, вступаясь за нее, повторяла, что Кэт – единственная, кто еще тратит время и силы, чтобы раскопать в людях лучшее.

Однако за два года ее работы в газете никто в редакции так и не узнал, что же на самом деле представляет собой Кэт Саммерфилд.

Она была скрытной, но не столько по своей натуре, сколько из-за постоянных тревожных мыслей о своей маленькой семье, о несчастной бабушке, о которой она не в состоянии должным образом позаботиться, за неимением достаточных финансовых возможностей. Кэт понимала, что эти неотступные мысли стоят непроницаемой стеной между ней и всеми остальными. И людей обеспеченных, людей роскошествующих она невольно причисляла к виновникам собственных переживаний.

Но в последнее время девушка начала испытывать крайнюю неудовлетворенность собой и своим местом в редакции и в жизни в целом. Кэт устала писать о смертях, кончинах и похоронах. Она испытывала огромную потребность написать о чем-то живом, жизненном, пусть даже житейском. И если бы ей выдался шанс сделать это, она бы не раздумывая взялась за интересный материал, да хоть бы об этом самом тридцатичетырехлетнем Томе Расселе, без сомнения живом, надменном наследнике усопшего магната с жестким и безжалостным подбородком, с теснящей костюмную ткань мускулатурой и со стальным взглядом.

– А могла бы ты на страницах прессы вылить на него все те нечистоты, которые удастся выудить? – словно в унисон ее мыслям, тихо спросила Мардж.

Кэт серьезно посмотрела на коллегу. Такая постановка вопроса заставила ее засомневаться.

Она пошла в журналистику вслед за своей бабушкой. В молодости та работала в одной из ежедневных газет Расселов, пока тогдашний владелец не уволил ее и еще нескольких сотрудников, которые противились превращению респектабельного издания в бульварную газетенку. Бабушка внушила ей ненависть к грязи, даже если эта грязь подавалась под соусом скандальных разоблачений. У бабушки был особый взгляд на жизнь и мироустройство. Она никогда не примыкала к тому, на чем видела печать дьявола.

Но именно потакание постыдным слабостям толпы помогло в ту пору Расселам утвердиться в качестве оплота независимой австралийской прессы, из чего впоследствии возник их особый семейный гонор, выразившийся в нарочитой экстравагантности, дорогостоящих причудах, броских атрибутах успешности.

А сын Маркуса Рассела был лишь заманчивой целью разоблачителей всех мастей, которые делали для конкурирующих изданий то же, что сотрудники «Сидней Клэрион» исполняли по заказу своих учредителей в отношении других светских персонажей.

Кэт знала из досье, что Том Рассел долгое время прожил в Британии и вернулся лишь по смерти отца. Бабушка помнила его еще ребенком, но предпочитала не говорить на эту тему.

– Мне известно о нем не больше прочих, – ответила Кэт своей ироничной коллеге после затянувшихся раздумий. – Ты, в отличие от меня, знаешь, что произошло, пока он был здесь наездом, когда впервые слег его отец.

– Ты о чем? – уточнила Мардж.

– Да о той стратегической войне, которую он начал вести против сети Оливии Уэст.

– Ну да, – усмехнулась Мардж. – Не говоря о той кампании, которую он развернул против нас всех.

– Просто удивительно, как ему удается быть столь удачливым в делах, при его-то неуживчивости, – покачала головой Кэт. – И, можешь себе представить, в архивах мне не удалось собрать на его счет ничего сколько-нибудь значительного, – заговорщическим тоном добавила она. – Помимо одного трагического обстоятельства, о котором все наслышаны… ничего о личной жизни Рассела, ничего о его увлечениях…

– Я так понимаю, под трагическим обстоятельством ты имеешь в виду гибель его жены.

– Да… Она была, кажется, известным ученым.

– Генетик, – подсказала Мардж.

– Должно быть, у них было все серьезно, поэтому он теперь и превратился в отшельника. Обычно парни вроде него путаются с пустышками из шоу-бизнеса и потому легко переживают всяческие разрывы, разводы, расставания. Ученая жена – нетипичный трофей медиамагната.

– То есть ты подозреваешь, что у Тома Рассела есть сердце, которое тяжело переносит гибель жены? – ехидно осведомилась Мардж. – Но, насколько мне известно, они проводили много времени врозь задолго до того, как ее не стало. Если хочешь знать мое мнение, Кэт, такие, как Том Рассел, умеют зализывать раны. Даже если он и не злодей из комиксов, то не слишком далеко от них ушел. Человек, которому есть дело только до собственного удобства. Внешность – это единственное привлекательное, что в нем имеется. И если ты намерена изменить свое мнение по отношению к нему, основываясь на отсутствии сведений о любовных интрижках после гибели его супруги, то это, уверяю тебя, ложный путь. Быть может, он просто решил, что ему никто не нужен. Это ближе к истине, чем твоя гипотеза о разбитом сердце магната, – скептически объявила коллега.

Кэт неопределенно пожала плечами – не соглашаясь, но и не возражая. В жизни бывает всякое. Она никогда не думала, что с легкостью сможет пережить разочарование в любви, пока не порвала со Стивом. Теперь она смотрела на него даже без легкой досады.

– Тебе так хочется найти в этом молодом Расселе хоть что-то достойное симпатии? – спросила Мардж. – Все перед тобой, – указала она на фотографию, – глубоко копать не приходится. Посмотри, красивый богатый холостяк. Что еще тебе нужно?

Кэт нахмурилась. В свои двадцать пять она отчаянно боялась казаться окружающим наивной. Однако обстоятельство затворничества Тома Рассела разожгло в ней некоторый интерес, особенно в контрасте с его отцом, который даже в последние годы жизни неустанно менял молодых актрис и моделей.

Она положила перед собой крупное фото из досье Тома Рассела и принялась сосредоточенно его изучать. Бабуля назвала бы такого колоссом. Выглядел он весьма основательно. Девушку буквально обожгло холодом его взгляда. Сама же она назвала бы лицо Рассела точеным, но, пожалуй, излишне резким. Притом за одну ухмылку его вполне можно было возненавидеть. Но Кэт стоически продолжала исследовать его внешность, надеясь таким образом заглянуть в глубь этого человека, в самое средоточие его затаенных чувств.

– Ну и как? – насмешливо поинтересовалась Мардж.

Кэт вновь пожала плечами.

– Кэт, – шепнула соседке Мардж, потому что в эту самую минуту в огромный общий зал вернулся шеф Харри.

Настал момент, когда каждый узнает, кто выиграл в их сымпровизированном тотализаторе. Стив, Тони, Барбара?

Харри решительно подошел к столу Кэт.

– Мне понравился твой некролог на смерть бедняги Рассела. Отправишься на панихиду от нашего отдела. Но учти: там будут бизнесмены, политики, чиновники и прочие важные люди! Если тебе предоставят слово, говори то, что всем будет приятно услышать, а главное, семье покойного, поскольку его семья – это в первую очередь Том Рассел, наш теперешний владелец. Майк пойдет с тобой. Никаких камер в кафедральном соборе – таково условие.

Кэт поспешно кивнула.

Для всех она была аутсайдером, которому подфартило. Сама бы она не стала забегать вперед, именуя случившееся удачей.

– Да, Кэт, охрана будет бдительна, как никогда. Не забудь свою аккредитацию.

Она робко посмотрела в сторону Стива Уилсона. Его нельзя было назвать довольным. Судя по лицу, он уже вовсю генерировал желчь, которая в свое время непременно прольется на голову растерянной Кэт. И уже по одной этой причине ей нельзя было опростоволоситься.

* * *

Майка она нашла в кафетерии с огромным объективом на груди. Они вышли из здания, где располагалась редакция «Сидней Клэрион».

До начала церемонии оставалась пара часов, поэтому Кэт договорилась встретиться с Майком в урочное время возле кафедрального собора, и отправилась домой переодеться в приличествующий поводу строгий костюм.

Для подобных случаев у нее имелся очень удачный гарнитур, который был с иголочки в день ее восемнадцатилетия, но еще и теперь выглядел отлично. Его фасон очень выгодно подчеркивал ее грудь, что особенно ценилось ею в юности. Гарнитур был черным, и скандинавский оттенок волос девушки отливал солнечным серебром на безупречно скроенных плечах из тонкого черного сукна.

Кэт обожала похоронный лоск. У нее были в запасе исключительные новые туфли смоляного цвета и такая же сумочка. Кэт смотрела в зеркало с упоением. Не отказала себе также и в том, чтобы надеть жемчужные серьги. Как же это было эффектно. Строго, женственно, элегантно…

Она поспешила на встречу в Майком, который уже истосковался с камерой наперевес. При появлении Кэт он прицелился и сделал снимок, чтобы запечатлеть ее великолепие. Они направились к входу в кафедральный собор, где предъявила охране свою аккредитацию.

Во время церемонии молодая журналистка поглядывала на наследника, по лицу которого невозможно было проследить ни его мысли, ни его настроение. Он был почтителен, сдержан и официален. И это все, что можно было о нем сказать.

Кэт должна была выразить наследнику свои соболезнования, что она и сделала в числе последних приглашенных, отметив многочисленность собравшихся и великолепие организации.

– Чего не скажешь о некрологе в «Клэрион», – едко заметил Том Рассел, пожимая ей руку. – Вот уж, действительно, бездари. Читали?

– Читала, – пробормотала она в ответ.

– Какая-то сентиментальная чушь, – заметила женщина, стоявшая рядом с Томом. – Меня смех пробирал, когда я это увидела.

– Я разберусь с этой авторшей, – проговорил Том.

– А я как раз хотела поговорить с тобой об этом…

– Сейчас не время, Ливви, – резко проговорил он, проводив Кэт взглядом, но девушка отошла недалеко, стремясь послушать, о чем они говорят.

– Тогда за ланчем? – с надеждой в голосе спросила та, кого он назвал Ливви.

– Не знаю, у меня много дел, – поспешно произнес Рассел.

– Том, это серьезно. Есть информация о Малколме, которую нам нужно обсудить, – настойчиво проговорила женщина.

– Я думал, ты понимаешь, что на этом этапе необходима секретность, Оливия, – гневно прошипел Том.

Оливия Уэст, догадалась Кэт, поспешно удаляясь, но затем резко свернула за колонну и остановилась. Реплика о секретности запала ей в душу.

– Том, послушай меня, – проговорила Оливия. – Все складывается весьма непросто и рискованно. Мы вот-вот проморгаем лакомую часть компании. Никогда не поверю, что дед был готов так легко упустить ее.

– Ты можешь говорить тише, Лив? – сквозь зубы процедил Рассел, раздраженно ослабив ставший тугим узел исключительно элегантного галстука от Армани.

– Складывается такое впечатление, что кто-то, виновный в утечке информации с твоей стороны, поспособствовал тому, что Малколм заметно активизировался. Думаю, однако, знай Малколм обстановку достоверно, его дьявольский умишко давно бы изыскал способ не просто насолить мне, но и нанести сокрушительный удар по компании. В общем, мне нужна твоя помощь, Том.

– Мне претит, когда смешивают дела семейные и бизнес, Лив, – сухо отпарировал он. – И эти твои склоки с бывшим мужем меня категорически не касаются.

– Теперь касаются, – злорадно усмехнулась Оливия Уэст. – И тебе это не хуже меня известно. Если суд признает требования Малколма обоснованными, а такая вероятность существует, то плохи наши дела.

– Ты уже давно должна была от него отделаться. Его аппетиты растут с течением вашего бракоразводного процесса. Если бы он с самого начала получил то, что требовал, сейчас бы эта проблема не стояла так остро, – выговорил женщине Том.

– К твоему сведению, он с самого начала просил чуть не все, что у меня есть. А теперь еще зарится на часть семейного бизнеса… Это в нем говорит ревность.

– Что? – брезгливо поморщился Том.

– Да, ревность. Малколм изыскивает возможность уязвить тебя. Ему кто-то напел, что мы вместе. Возможно, и развод он считает следствием этого.

– Чушь какая! – возмутился он.

– Так ли это невероятно? – спросила Оливия.

– Но это не так, – сердито проговорил Том.

– А Малколм уверен в обратном, – многозначительно проговорила она. – Я лишь предупреждаю тебя, Томас, что по горячности Малколм способен на многое. Тогда мы оба, и ты и я, будем в убытке.

Том Рассел тяжело вздохнул и, ехидно улыбнувшись, сказал Оливии, которая с замиранием сердца буквально ловила каждое его слово:

– Тогда пусть поторопится и избавит нас обоих от головной боли. Передай ему этот мой дружеский совет.

– Как ты можешь так говорить?! Да и потом, никогда Малколм не слушал, что я ему втолковывала, и теперь не послушает… Постой, Томас. А как он поведет себя, если узнает, что у тебя есть другая женщина? А что? Правда, позволим ему думать, будто это так. Быть может, он смягчится, умерит свои требования, удовольствуется тем, что я готова ему уступить?

Тому стоило труда, чтобы не разразиться хохотом в темном и узком проходе кафедрального собора.

– Что за бредовые идеи теснятся в твоей головушке, бедная?! – с откровенной издевкой спросил он, доверительно склонившись к ее уху.

– А по-моему, идеальный выход…

– Оливия, забудь. Я не собираюсь делать из своей личной жизни театральную постановку для этого мракобеса.

– С тобой невозможно ни о чем договориться, – с досадой произнесла Оливия. – Я бы на твоем месте просто наняла какую-нибудь девицу, заплатила ей деньги, и она подтвердила бы что угодно…

– Лив, я не хочу это даже обсуждать, – строго пресек собеседницу Том.

– Иногда ради великой цели приходится идти и на компромиссы, – назидательно произнесла она.

– Ты так веришь в то, что причина жадности Малколма в его ревности? – недоверчиво спросил Том.

– Я убеждена в этом. Я слишком хорошо знаю его, – кивнула Оливия.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Первое впечатление Тома было легким, почти эфемерным. Тонкое полупрозрачное существо, белокурые пушистые волосы, мягкая чувственная кожа, от которой исходил женственный аромат, высокая прельстительная грудь, лебяжья шея…

Отзвучали реквиемы, были произнесены речи, которые мало чем отличались одна от другой, и все вместе говорили о том, что не стало славного австралийца, щедрого благотворителя, человека, способного поступиться своими интересами ради общественных.

С огромным пиететом выслушали выступление сына, который в очередной раз сурово объявил, что его отец никогда «не расточал нажитых сомнительными махинациями доходов, чтобы угождать своим порокам и постыдным слабостям». Он сказал это так, словно действительно у кого-то из присутствующих имелись обоснованные сомнения на этот счет…

Томас слышал, как затруднено дыхание девушки, чувствовал, как грудь теснится, смущаясь столь близкого касания, как напряжены ее члены, захваченные властными объятьями, как пугливо вырывается струйка теплого воздуха из ее полуоткрытого рта, боясь обжечь его кожу порывистым выдохом.

Кэт в очередной раз звучно и поспешно вобрала в себя воздух и вздрогнула, ощущая на своих плечах и спине настойчивое давление его рук.

Он бесцеремонно заглядывал в ее распахнутые зеленые глаза, постигая эту подернутую легким туманом бездонную морскую глубину. Розовый бутончик рта, волнуемый неровным дыханием, безумно волновал его. Необузданным своим воображением Том уже впился зубами в эти влажные губы, он уже тянул из их мякоти сладостный сок, с которым в него перетекала ее сила, ослабевал протест, воцарялась податливость желанной плоти.

Практика подсказывала, что перед ним не столько привлекательная женщина, сколько воплощенный в образе «классической блондинки» агент коварства. Шпионаж и конкурентная борьба шли рука об руку и нередко действовали посредством таких обманчивых и соблазнительных женских форм.

Эти чуть приоткрытые сочные губы, ощутимый трепет гибкого девичьего тела он лишь отчасти принимал как лестный ответ на его мужскую стать, но главным образом как изящный прием женского кокетства.

Он ухмыльнулся:

– И как же так вышло, что мы вот так вот тесно соприкоснулись, милочка? Хотя я, следует признаться, не в обиде.

Кэт лихорадочно старалась придумать приемлемый ответ. Но по ее растерянному взгляду Том прочел отсутствие каких-либо разумных объяснений. Его жесткое лицо и холод стального взгляда не смягчала даже кривая ухмылка, тогда как Кэт просто захлебывалась обилием впечатлений, среди которых был и сандаловый дух его одеколона, и пронзающая острота серых глаз, и властное звучание сочного баритона, и сила неожиданных объятий, в которые она была поймана без шанса улизнуть.

– Да я просто… всего-то… В общем, ничего особенного, я только… – так и не нашлась, что сказать молоденькая составительница некрологов. – Вы позволите мне… Пожалуйста, пустите… Это даже как-то неловко, и вы еще требуете объяснений. Я не в состоянии соображать, когда вы так крепко держите меня, – старалась овладеть ситуацией Кэт.

Его лицо не изменилось ни на йоту. Все та же ухмылка, и хватку он не ослабил, лишь сказал:

– Выбор у вас невелик. Объяснитесь, пока я не задействовал секьюрити.

Рассел скользнул рукой в карман, извлек из него телефон и уже угрожающе принялся жать на кнопки, демонстрируя твердость своего намерения.

– Я пыталась найти дамскую комнату, – прошептала в свое оправдание Кэт и непритворно зарделась, смущенная собственным же интимным признанием.

– И я должен без колебания вам поверить, мисс? – усмехнулся Том.

– Это уж как вы хотите, – дерзко проговорила Кэт, ярко вспыхнув уже не от смущения, а от негодования. – Но не понимаю, что вам мешает поверить мне? Люди порой, да что уж там лукавить, частенько нуждаются в уединении в туалетной комнате. И какие у вас имеются основания, чтобы подозревать меня в злом умысле, отказываясь принять мое объяснение? – гневно спросила журналистка. – А теперь позвольте мне идти… вне зависимости от того, удовлетворены или не удовлетворены вы этим объяснением.

– Не так быстро, милочка, – одним-единственным сдерживающим движением подавил ее порыв дерзости Томас.

Кэт оказалась в еще большем стеснении между исполином и стеной. При всем желании она не могла пошевелиться.

– Не будем играть в невинность и неразумение, златовласка. Я видел достаточно, чтобы сделать вывод. Ты стояла, затаив дыхание, стояла и не двигалась. Не так люди ищут туалет. Но именно так они подглядывают и подслушивают, милочка… Вот только хотелось бы знать, из собственного ли любопытства ты ловила частный разговор, или же тебя кто уполномочил?

– Я не вслушивалась в то, о чем вы шептались. Просто, ненароком очутившись здесь, боялась показаться вам на глаза, ждала, пока вы уйдете. Так и знала, что вы заподозрите меня, если заметите…

– Должно быть, ты считаешь меня идиотом, девочка, – констатировал Рассел.

– Уверяю, те обрывки фраз, что долетали до моего слуха, остались совершенно непонятными для меня и…

– Чушь! – резко оборвал ее мужчина. – Здесь превосходная акустика.

– Послушайте, я здесь впервые, заплутала среди колонн, а когда разобралась, было поздно идти к выходу. Вы беседовали с вашей… с этой дамой и были в явном раздражении, поэтому я не рискнула показываться вам на глаза. Мне очень жаль, что так получилось, но уверяю вас, никакой цели у меня не было. А теперь я бы в самом деле не отказалась бы посетить дамскую комнату… Ну, вы понимаете, о чем я? – замявшись, добавила Кэт.

– Понимаю, что ты отчаянно изворачиваешься, золотце. Как тебя зовут?

– Кэт.

– Кэт, а дальше?

– Саммерфилд, – нехотя пробормотала девушка.

– Саммерфилд, – со значением повторил Том Рассел. – Так вот она какая. Тебе, значит, мой отец обязан этой слащавой эпитафией.

– Босс одобрил, – буркнула блондинка, – он же меня сюда и прислал от имени отдела новостей.

– А ты часом папарацци не подрабатываешь?

– Нет, я работаю только на «Клэрион», – твердо ответила Кэт.

– Так вот, мисс Саммерфилд, если вам не надоело работать на «Клэрион», то в ваших интересах будет забыть обо всем, что вы здесь услышали. Тем более не смейте передавать это кому-либо, фиксировать слова на пленку или бумагу. Потому что, если вдруг, ненароком, кому-то станет известно о содержании сегодняшнего моего разговора, я обвиню в утечке вас, и только вас. Вы все поняли?

– Да, – тихо проговорила она.

– Мне нравится, когда такое ангельское создание говорит «да», говорите «да» почаще. Вам это идет больше всяческих неубедительных в своей нелепости оправданий. Такое роскошное тело всегда должно отвечать «да».

– Да как вы смеете?! – возмутилась обладательница хваленого тела. – Я пришла выразить вам свои соболезнования, а вы оскорбляете меня!

– Не переборщите с гневом, милочка, – лениво присоветовал ей Рассел.

И тут они оба резко повернулись на звук. Со скрипом приоткрылась дверь в глубине собора, и в узком дверном проеме показался силуэт священника.

– Пожалуй, я пойду, – проговорила Кэт.

– Я отпущу вас не ранее, чем решу, что мне с вами делать, – объявил ей Томас Рассел.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Он настойчиво удерживал ее возле себя. В этом Кэт почудилось что-то неправдоподобное. Когда они выходили из собора, все озадаченно смотрели на них. Тем более что лицо Томаса вовсе не выглядело игривым, да и Кэт пребывала в оцепенении, не зная, что ее ожидает в ближайшем или отдаленном будущем. Работа в «Сидней Клэрион» – все, что у нее было, чтобы выжить. А зная, что Том Рассел всегда был скор на расправу, она чувствовала себя будто в логове дикого зверя, и неудивительно, что выражение ее лица многим показалось странным.

Люди изучали ее, как микроб под микроскопом. Игнорируя любопытные взгляды публики, Кэт шагала сквозь строй приглашенных вместе с исполином Расселом.

Девушка могла понять интерес этих людей. Она даже прочитывала на лицах посетившую их догадку, однако убежденности ни у кого не было. Почти никому не было известно, кто она такая, да и мало кто из собравшихся мог с уверенностью сказать, что знает, каков этот молодой Рассел. Слухи рождали слухи, не более того.

– Кто твоя подруга, Томас? – надменным тоном спросила его подошедшая элегантная женщина средних лет, которая, как знала по досье Кэт, была одной из бывших супруг Маркуса Рассела. – Представь нас, – буквально потребовала она.

– Ничего такого, что тебе следовало бы знать, – намеренно неучтиво процедил Томас, однако Кэт показалось, что это едкое замечание адресовалось именно ей, а не интересующейся даме.

– Не обращай внимания, дорогуша. У Томаса сегодня тяжелый день, – обратилась женщина уже конкретно к журналистке, доверительно склонившись к ней.

Кэт понимающе покивала, но лицо ее изобразило еще большее напряжение и даже испуг. Она осматривалась, выискивая в скоплении людей своего коллегу с фотокамерой. Попав в переплет, она понимала, что примитивным бегством ей теперь не отделаться.

Не отпуская Кэт от себя, Рассел присоединился к двум сплетницам в дорогущих нарядах – к своей сводной сестре и ее матери, которые смотрели на девушку с нескрываемым любопытством. Кэт чувствовала, что помимо интереса именно к ней, как к персоне, которую насильно удерживает под локоть хмурый наследник, их любопытство возбуждали ее духи, костюм и качество косметики.

Панихида переросла в светскую толкотню. Уже почти никто не поминал о поводе, приведшем их всех сюда.

Томас Рассел властно указал девушке на скамью в некотором отдалении. Кэт послушно села, спрятав под сиденье туфли, которые в сравнении с обувью присутствующих здесь дам представлялись ей нелепым старьем. Она натянула юбку на коленях и положила ладони поверх них. Откинуться на спинку скамьи она уже не могла, и оттого напряжение вынужденно прямой спины стало еще более заметным.

Томасу показалось, что с каждой минутой девушка представляет все больший интерес в глазах любопытствующих. Он неодобрительно посмотрел на нее, но его взгляд скользнул значительно ниже ее лица и шеи, и Кэт не стоило труда догадаться, что именно так привлекло Рассела с весьма выгодной точки обзора. Она нервно стянула лацканы жакета на груди и собралась встать. Но Том небрежно бросил:

– Сиди! Я еще с тобой не разобрался. После чего отвернулся, а Кэт, естественно, осталась на своем месте.

О чем он беседовал с мачехой и сводной сестрой, слышать она не могла. Акустика вне кафедрального собора не способствовала этому, да и разговаривали они на сей раз очень тихо, поскольку явно не были в одиночестве.

Затем Том вернулся к ней и приказным тоном проговорил:

– Идем!

Кэт удивленно вскинула брови.

– Пожалуйста, – процедил он. – Нам нужно поговорить.

После этих слов Кэт посчитала возможным следовать за ним.

Рассел подвел ее к своему лимузину и открыл заднюю дверцу. Кэт очутилась в мягком пространстве салона автомобиля, отгороженного от водительского места звуконепроницаемым стеклом. Тотчас Том оказался возле нее.

– Теперь нам никто не помешает переговорить начистоту, – не смягчившись ни на йоту, проговорил он и внезапно добавил: – У меня есть для тебя деловое предложение.

Кэт вопросительно округлила глаза и нервно облизнула пересохшие губы.

Том некоторое время молча смотрел на нее. А Кэт принялась оглядываться, изучая внутреннее устройство шикарного автомобиля, в котором неожиданно для самой себя оказалась.

– Никогда не видела лимузин изнутри, – объяснила она свой блуждающий взгляд.

– Это автомобиль моего отца, – отозвался Том. – Большинство его любовниц питали слабость к подобным игрушкам.

– Так о чем ты хотел поговорить со мной? – собравшись с духом, спросила Кэт.

– А мы уже говорим, – улыбнувшись, заметил Томас, на которого привычная обстановка подействовала успокаивающе.

– Я просто думала, что о чем-то конкретном… Разве у тебя не запланировано еще какое-нибудь мероприятие для гостей панихиды после церкви?

– Нет, – коротко ответил Том, продолжая оценивающе всматриваться в молоденькую журналистку.

– Никакого неформального сбора за бокалом вина, никакого совместного ужина? – усомнилась Кэт.

– Нет, – прежним тоном повторил он, внимательно отслеживая каждый ее жест, вслушиваясь в каждое ее слово.

– Я только не могу понять, как можно просто так оставить своих гостей, не пожать им на прощание руки, не переброситься парой слов…

– Можно. Они ведь не мои гости, я не обязан развлекать их. Было сказано все, что можно было сказать по этому поводу. Они по доброй воле пришли почтить память моего отца, при этом каждый исходил из своих соображений… А вот тебе я с радостью предложу что-нибудь из бара, чтобы облегчить наше с тобой дальнейшее общение, – сказал Рассел и потянулся к дверце бара. – Коньяк? – спросил он.

Кэт прикусила губу, задумчивость читалась на ее пасмурном лице. У нее не складывалось с алкоголем, который обычно слишком быстро ударял ей в голову. Не ожидая, что возможно и такое предложение, она не знала, как в приличном обществе принято на него реагировать. Поэтому она вздохнула и отрицательно повела головой, не говоря ни слова. По салону распространился аромат ее духов.

Но Том, словно не заметив этого ее молчаливого ответа, все же налил в пузатый бокал привлекательной янтарной влаги и протянул бокал Кэт. Она, так же молча, взяла бокал из рук Рассела, немного погрела в ладонях, подражая движениям богача, и рискнула сделать глоток, при этом сама удивилась, как дорогой коньяк приятно смягчил ее горло, мгновенно разогрев кровь.

– А вот теперь можно и поговорить, – удовлетворенно кивнул Томас Рассел. – Я намерен заключить с тобой некое соглашение, – сообщил он и вновь оценивающе посмотрел на собеседницу.

– Какого рода соглашение? – деловито поинтересовалась Кэт, поставив бокал с коньяком донцем на коленку. – Надеюсь, это не касается моей журналистской деятельности, – строго проговорила она.

Томас широко улыбнулся и насмешливо сказал:

– Твоей журналистской деятельности? Касается. Но я рассчитываю, что наше соглашение будет взаимовыгодным.

– То есть? – спросила Кэт, сделав еще глоток напитка, который показался ей весьма приятным и столь необходимым в сложившейся ситуации.

– Хочешь стать автором большого эксклюзивного первополосного материала? Я тебя им обеспечу за маленькую услугу с твоей стороны, которая тебе ничего не будет стоить.

– И что же это за материал? – с видом прожженного скептика осведомилась молоденькая журналистка, подбираясь к дну пузатого бокала.

– Интервью, фотография, сенсационные откровения – все, что хочешь, – щедро пообещал ей сын газетного магната.

– С какой целью?

– С какой целью? – переспросил он.

– Ну, какой тебе в этом резон? – переиначила свой вопрос Кэт, заметно загоревшись. – И что требуется с моей стороны?

– Соблюдение тобой одного маленького условия… Я хочу, чтобы ты не публиковала это интервью три недели. Если ты дашь мне такую гарантию, получишь свой коронный материал.

– Редактор направил меня сюда, чтобы я предоставила информацию о прошедшей панихиде. Ты же не заставишь меня фальсифицировать факты?

– Не заставлю. Но этические принципы ты соблюсти обязана. А именно: ты не смеешь упоминать о том, что подслушала из моего разговора с членом семьи.

– А я и не собиралась, – пробормотала она.

– Вот и чудесно… Значит, ты ничего не теряешь в связи с нашим соглашением. Более того, ты много приобретешь в связи с ним, поскольку молва о том, что мы – пара, распространится стремительно.

– Я не понимаю, – прошептала Кэт.

– Именно так расценят наш совместный уход все бывшие на этой панихиде.

– Но это неправда! – искренне возмутилась девушка.

– Тем не менее все именно так и станут думать, Кэт, – наставительно заключил Томас. – Мне незачем объяснять тебе, для чего все это нужно. Мой разговор с Оливией ты слышала, в противном случае здесь бы не сидела.

– Но никто не примет это всерьез. Мои друзья все обо мне знают. В редакции так же всем известно, что до сегодняшнего дня мы даже не были знакомы.

– Однако этого не знают остальные люди, читающие газеты и следящие за новостями по телевизору. Конечно, абсолютное большинство моих знакомых не придадут этому значения, но данная мистификация не для них, – взвешенно рассудил Томас. – И не думаю, что это как-то дурно отразится на твоей репутации. Так что тебе нет оснований отказываться от весьма выгодной, на мой взгляд, сделки… Итак, Кэт, что ты скажешь?

– А чего именно ты ждешь от меня? – спросила она.

– Несколько совместных публичных выходов. Сегодняшний обед, например. От тебя требуется вести себя непринужденно. Не более того. Никто ведь не знает, на какой стадии находятся наши с тобой отношения… Или у тебя уже есть перед кем-то обязательства? – догадался-таки поинтересоваться Рассел.

Кэт лишь хмыкнула в ответ, что должно было продемонстрировать ее полное небрежение какими-либо романтическими, тем более любовными, обязательствами, замешанное на крепкой порции обманчиво-легкого коньяка.

В ее смятенном сознании крутились лишь обрывочные мысли о том, как отнесется к этой новости Стив. А бабушка? И если Стива можно этим уязвить, а следовательно, воздать за его пренебрежение, то бабушка не тот человек, кто оценит игру в любовные отношения. Но коньяк смог сгладить все сомнения, внушив Кэт, что вряд ли бабушке станет известно о такой не стоящей беспокойства мелочи, тем более в стенах дома для престарелых, где не водится посетителей из круга магната Рассела и ему подобных.

– Ну так как? У тебя кто-то есть? – поторопил ее с ответом Томас, озадаченный невнятной реакцией девушки.

– Нет… не сейчас, – неуклюже проговорила она.

– Прозвучало неубедительно, – заметил Томас, усмехнувшись.

– У меня нет никого… в том смысле, что…

– Я понял. Это хорошо, – пресек он ее разглагольствования. – Тогда не вижу никаких помех. А ты?

– Я тоже, – согласилась с ним Кэт.

– Означает ли это, что ты принимаешь мое предложение?

– Я думаю, что смогу на это пойти, – уклончиво отозвалась она.

– Мне нужен прямой и четкий ответ: «да» или «нет»! – неожиданно сурово потребовал он.

– Я не уверена…

– В чем именно? – нахмурившись, спросил Рассел.

– Не знаю, как к этому отнесется моя бабушка. Она очень слаба… Или мои коллеги, люди, с которыми мне приходится иметь дело каждый день.

– То есть безвестную Кэт Саммерфилд смущает, что ее станут связывать со мной, Томасом Расселом?! Уж не хочешь ли ты сказать, что стыдишься этого? – энергично возмутился он.

– Не стыжусь, – поспешила развеять его гнев девушка. – Просто не уверена, что из этого может выйти.

– Из этого может выйти отличный газетный материал, который станет началом твоей газетной карьеры. Или ты хочешь оставаться в редакции на третьих ролях и делать материалы, за которые другим просто не интересно браться?

– Нет, это не так, – промямлила Кэт, поникнув. – Я, наверное, сказала совершенную глупость, – удрученно добавила она.

– Да уж, пожалуй, – охотно согласился Рассел.

– Однако мне кажется, что люди, которые относятся ко мне хорошо, подумают, что ты злоупотребляешь моим доверием. Те же, что думают обо мне не лучшим образом, решат, будто это я использую тебя, чтобы обеспечить себе карьерное продвижение. А это, как мне представляется, не очень хорошо.

– Странно, что ты такое большое значение придаешь домыслам, которые всегда были и всегда будут, вне зависимости от наших с тобой действий, тогда как для тебя это не более чем деловое соглашение, выгоду которого ты сама хорошо осознаешь. Тем более ты сама, намеренно или нечаянно, спровоцировала меня на это, став свидетелем конфиденциального разговора. Я же тебе предлагаю нечто, безопасное во всех отношениях, – заверил ее Том.

– Может быть, в твоем кругу это и считается безопасным, однако я сомневаюсь, что мои близкие правильно меня поймут, – возразила Кэт.

– Послушай, – проговорил он нетерпеливо, – я с тобой рискую в любом случае не меньше, а, пожалуй, намного больше. Та информация, которую ты подслушала, способна негативным образом повлиять на цену наших акций на фондовом рынке. Так что было бы правильнее с самого начала доверять друг другу. Я жду от тебя шага навстречу, в противном случае нам с тобой договориться не получится. Ты слышала, что Малколм Девлин подозревает Оливию…

– Мистер Девлин – ее муж? – уточнила Кэт, ненароком перебив Томаса.

– Да, – раздраженно отвлекся говоривший. – Так вот, Малколм уверен в том, что мы, она и я, состоим в интимной связи, он ревнует жену и рассчитывает отомстить ей тяжелым бракоразводным процессом. И навредить ей и мне имущественно – это то, на что он вполне способен. Поэтому и завел речь об отчуждении доли компании, а также грозит поглощением. Финансовый ресурс у него для этого имеется… Поэтому-то Малколма и надлежит разубедить, официально предъявив тебя обществу в качестве моей подруги.

– И ты думаешь, что это поможет? – недоверчиво спросила девушка.

– Не уверен, но попробовать стоит… Это даже не моя идея. Лив считает, что Малколм безумно ревнует, и видит в этом причину его враждебности… Ну, так что, ты согласна поучаствовать в этом маскараде ради того, чтобы газета не сменила владельца, а следовательно, и редакционную политику? – вдруг задорно спросил ее Томас и протянул руку.

Кэт интуитивно ответила ему рукопожатием, но сделала это прежде, чем поняла, что таким образом дала гарантию своего участия в авантюре с сомнительным для себя исходом.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Томас Рассел покинул лимузин и тотчас, стоило Кэт появиться из темноты салона вслед за ним, его рука собственнически легла на плечо спутницы.

– Готова? – подмигнул он ей.

– Уже?! Но ведь я не знаю, что говорить, что делать. Мы это даже не обсудили. Что, если нас о чем-то спросят? Истории должны совпадать, не так ли? Где и когда познакомились, что было потом? – взволнованно зачастила она.

– Ты нервничаешь, Кэт. Не стоит. Мы должны произвести впечатление счастливой пары, – уверенно проговорил Том, приостановившись.

– И вовсе я не нервничаю. Было бы глупо нервничать. Это ведь не по-настоящему, – беспомощно возразила молодая журналистка.

– Успокойся, Кэт, – настойчиво произнес Том и покровительственно стиснул свои фиктивно-любовные объятья. – Усвой раз и навсегда: ты не обязана никому ничего объяснять, тем более оправдываться. И никто не вправе учинять тебе допрос. Мы вместе, и одного этого остаточно.

Он еще ненадолго притормозил в дверях и невзначай распушил своей встревоженной спутнице волосы, придав ее старательно уложенным локонам подобие шикарной небрежности. Затем, удовлетворенно оглядев свою даму, широко раскрыл перед ней дверь и пропустил вперед себя.

– А это еще зачем? – спросила она, приладив отбившийся локон.

– Так лучше, поверь мне, – авторитетно произнес Том. – А теперь постарайся молчать, пока не свыкнешься с новой ролью и не определишься, как правильнее себя вести, а то ненароком сболтнешь лишнее, – предусмотрительно наставил ее он. – Просто старайся избегать конкретики в разговорах с любой из моих мачех и их дочерьми. И упаси тебя бог сказать, где и кем ты работаешь.

– А если кто-то станет настаивать на подробностях? – обеспокоенно спросила Кэт.

– Извинись и сошлись хотя бы на то, что должна срочно найти меня, чтобы переговорить о деле, не терпящем отлагательств. Именно так всегда и поступают, когда не считают возможным вдаваться в откровенность, – научил ее знаток светских тонкостей.

– Позволь, но разве ты не намерен познакомить меня, как твою девушку, с членами твоей семьи? Разве этикет не обязывает к этому? – осведомилась она растерянно.

– Во-первых, это не развеселая вечеринка, а во-вторых, в моем семействе столько случайных членов… – эмоционально начал он, но не договорил.

Ну и первой, па кого они оба наткнулись, была небезызвестная Оливия Уэст, жеманная и громогласная, как и всегда.

– О, Том! – воскликнула Оливия и бросилась к Тому, не то с объятьями, не то с поцелуями, да так рьяно, что Кэт отступила на пару шагов, чтобы этим ураганом ее не отбросило далеко за пределы просторного помещения. – Так, так… – многозначительно проговорила женщина и оценивающе посмотрела на Кэт, а затем любезно – на Тома, который внял ее увещеваниям. – Отлично. Идем, здесь все только тебя и дожидались… Вижу, вы не тратили зря свое время, – вновь переключилась она на Кэт и уколола ее ледяным взглядом, после чего испустила смешок, желая выдать угрожающий тон за шутку. – А цвет волос вам придется изменить, милочка. Он слишком банален. Где вы вообще делаете прически? Форменная провинциалка… Никто не поверит, что тебе такая могла приглянуться.

– Я бы на твоем месте не был столь категоричен, Лив. И не могла бы ты делиться своими соображениями на тон ниже, – не без желания поддеть Оливию, пробурчал Том.

– Мое единственное соображение, которое стоит того, чтобы его высказать, касается сомнения, что кто-либо поверит, якобы Томас Рассел мог остановить свой выбор на малообразованной простушке. И это после Сандры! Абсурд!

– Ну, это уж не твоя забота, дорогая, – тихо произнес Том.

Своими сбивчивыми разглагольствованиями Оливия добилась лишь того, что восстановила Кэт против себя.

– Мне ужасно хочется остаться, – вновь затараторила Оливия Уэст, – но будет правильнее, если я уйду. До меня дошло, что и Малколм собирается быть, а он сейчас в опасном настроении. Не хотелось бы раздражать его… А ты, куколка, отработай-ка свои деньги на совесть, – с демонстративным презрением обратилась она к Кэт.

Девушка яростно сузила зеленые глаза, но, похоже, без особого эффекта. Оливия находилась в некоем подобии не замутненного никакими сомнениями самодовольства, в котором пребывала от самого своего появления на свет. Женщина излучала феноменальное нахальство, суть которого Кэт была не в состоянии уразуметь, равно как и не имела навыка отбривать такую бесцеремонность.

– Вообще-то, мадам, все не так, как вы думаете, – только и сказала она, с вызовом посмотрев на Оливию.

Затем Кэт перевела взгляд на Рассела, давая тому понять, что она уже играет свою роль по уговору вне зависимости от того, кто перед ней, и рассчитывает на его аккомпанемент.

Том понял партнершу правильно. Властно обняв за талию, он приковал ее губы к своим губам и под громкое «ах!» Оливии запечатлел смачный поцелуй.

– Кэт имела в виду это! – аппетитно пояснил он раскрывшей от удивления рот женщине.

Его ладонь поглаживала спину Кэт, тогда как планировавшая удалиться Оливия Уэст решила привести свое намерение в действие и направилась к выходу. Она еще раз звучно фыркнула, когда уже в дверях, обернувшись, увидела, как ее мнимый любовник вновь склонился к губам белокурой журналистки.

– Тебе не кажется, что ты злоупотребляешь ситуацией? – спросил девушку газетный магнат.

– Но это была целиком твоя идея, – принялась взволнованно возражать Кэт. – Я и не собиралась целоваться с тобой, – гневно добавила она.

– Так вот откуда такое бурное сопротивление, – насмешливо заметил Томас и притиснул ее к себе.

– Ты хотел, чтобы я играла роль, вот я ее и играю. Как еще должна вести себя твоя девушка, если ты изъявил желание ее поцеловать? – деловито осведомилась Кэт.

– Все верно, дорогуша. Никогда не следует упускать свой шанс.

– Ты, должно быть, очень высокого о себе мнения, если искренне так считаешь! Да не будь между нами такого соглашения, я бы и не посмотрела в твою сторону, – резко отпарировала она.

– Отлично! Значит, это чистое партнерство и не более того? – хладнокровно поинтересовался он.

– Вот именно, не более того! – решительно подтвердила Кэт. – Кстати, почему мадам Уэст упомянула о каких-то деньгах? Ты что, и впрямь намерен платить мне?

– А тебе эта идея не кажется удачной?

– Она представляется мне в высшей степени оскорбительной!

– Тогда я очень рад, что не высказал ее… Ну, так можем мы теперь отравляться в комнату для приемов? Обещаю, что это не займет много времени, я постараюсь как можно скорее разобраться со всеми формальностями и предоставить гостей самим себе.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Томас Рассел высоко ценил симпатии горячих красоток, знойных, загорелых, раскованных. Но те, кто всерьез увлекали его, были холодны и бесстрастны. Он любил женщин сдержанных, самодостаточных, живущих своим умом, которые при этом не кичатся своими бесспорными достоинствами. Он любил таких, как его покойная жена. По его представлениям, Сандра была идеальной женщиной. И до самого последнего дня она оставалась неразгаданной, достойной благоговейного обожания.

С момента их знакомства Сандра казалась Тому далекой и прекрасной звездой, и ближе ему она так и не стала. Между ними не происходило яростных вспышек страсти. Их любовь протекала мерно, как полноводная река. Равно как и конфликты, которые они стремились разрешать встречно, не доводя до абсурда мелкие недоразумения, искали компромиссы, не всегда успешно, но с присущей обоим серьезностью. Они были зрелыми людьми не только в профессиональных сферах, каждый в своей, но также и в построении совместной жизни. И такой подход обязан был увенчаться успехом, но этому, к прискорбию Тома, не суждено было случиться.

Он был не в состоянии спокойно вспоминать о той, которую потерял. Любое новое знакомство с привлекательной девушкой возбуждало в нем безотчетное желание сравнить и убедиться, что таких, какой была его возлюбленная, больше не существует, что никто и в сравнение с ней не идет. Его неизменно охватывала и гордость за то, что он обладал таким сокровищем, и тоска оттого, что прошлое ушло безвозвратно.

И это прошлое с каждым днем становилось все более и более идеальным и мифическим. Том уже не вспоминал трений и разногласий, которые случаются в каждой семье, в особенности если каждый в супружеском союзе предан своему призванию, что часто идет вразрез с представлениями об общей жизни.

Теперь он винил только себя в том, что мало внимания уделял любимой и неоправданно много – своей работе. Гибель Сандры представлялась ему финалом отчуждения, которое началось задолго до трагической развязки, и казалась теперь не несчастным случаем, а закономерным исходом – следствием его ошибок, неправильно расставленных жизненных приоритетов.

Томас не упивался самобичеванием, не смаковал свои переживания. Эти субъективные представления сложились в его сознании сами собой по прошествии времени.

Когда Том и Сандра были вместе, он с удовлетворением отмечал, что жена и чувства к ней не повергают его в смятение. Он отдавал себе полный отчет обо всем, что происходит в их отношениях, его не рвали на части сомнения, подозрения и тем более ревность. Все виделось ему контролируемым. И это тоже было идеальным.

И только узнав о ее смерти на полуночной дороге, Том осознал чудовищную правду, способную перевернуть чуть не все его прежние представления. Он на долю мгновения ощутил яростную вспышку желания прикончить ее собственными руками за то, что она могла быть столь неосмотрительна, он даже прочувствовал глубинную способность совершить такое. И это желание, много сильнее, чем скорбь, стало шоком для такого цивилизованного человека, каким всегда считал себя Том. Смерть Сандры уподобилась для него предательству…

Со временем померкло все, кроме назойливой тоски. Но Сандра так и осталась мерилом для прочих женщин. Ему недоставало ее абсолютного спокойствия и тихого благородства. В сравнении с ней другие женщины казались ему жеманными пустышками, суетными деятельницами или вздорными кумушками. Сандра носила в себе свой собственный мир, в который допускала избирательно, она была подобна скале, убежденной, сильной, неколебимой. Рядом с ней он сам себе казался цельнее, основательнее, стойче. Позволяя жене жить в согласии с ее представлениями, он совершал маленький подвиг, гордился своей широтой и при этом полностью доверял ей, мог не маяться сомнениями, а полностью отдаться своей работе. Их отношения были уважительными и строились с дальним прицелом, без сумбурности и спешки.

А теперь он убедительно изображал увлечение этой столь непохожей на его возлюбленную девушкой. Ему даже льстил шепоток, который разнесся среди гостей по их прибытии. И на миг даже захотелось, чтобы их смутные домыслы стали явью, чтобы отсюда они вместе отправились в его номер в отеле, где бы он смог расстегнуть наконец ее тесный жакет и изучить в подробностях, как она устроена.

Тома окружили влиятельные бизнесмены с их неуместной деловитостью, но он исподтишка наблюдал за Кэт, постоянно говоря себе, что было ошибкой довериться этой девушке, которую каждый может сбить с пути даже помимо ее желания.

Он не был настроен обсуждать дела с людьми, которые хотели использовать вечер, посвященный памяти его отца, с пользой для себя. И поэтому намеренно отвлекался от их неустанной болтовни, держа в поле зрения блондинку.

Она была славненькая. Все в ней ему нравилось, даже ее внешняя безыскусность, которую Оливия прозвала провинциальностью, равно как и искренность поведения. Это и забавляло его, и соблазняло пуститься дальше, не ограничиваясь формальным лишь партнерством.

Внезапно Кэт исчезла из поля его зрения, а когда Том вновь нашел ее взглядом, то увидел, что не кто иной, как Малколм Девлин, держит ее за локоть, а вокруг собралась небольшая группка людей, которым она что-то взволнованно объясняет.

Насторожившись, Том прислушался, опасаясь худшего, но напрасно, потому что услышал банальную девичью воркотню, вызывавшую живую и непосредственную реакцию в слушателях, вплоть до хохота. И это почему-то его возмутило. В особенности дружелюбное поведение журналистки с Малколмом Девлином, который успел сделаться костью в горле Тома.

Тем более он требовал от нее сдержанности, не будучи уверенным, что болтовня этой девчушки не обернется для него проблемами.

Том подошел к ним в тот момент, когда Малколм, слащавым голосом обратившись к Кэт, невзначай поинтересовался:

– Не припомню, назвали ли вы свою фамилию?

– Саммерфилд, – не чуя подвоха, тотчас выпалила она.

– Так-так… Значит, Кэт Саммерфилд. И где же я мог слышать это имя? – озадаченно проговорил Малколм и пристально уставился на девушку. – Мы не встречались в свете прежде?

Кэт вздрогнула, когда перед ней появился Том, и моментально осознала свою оплошность.

– Вообще-то… – принялась оправдываться она.

– Дорогая, вот ты где, – призывно перебил ее Томас. – Малколм? – словно с удивлением обратился он к Девлину. – Как славно, что ты нашел возможность появиться сегодня здесь.

Томас протянул мужчине руку и отчаянно потряс ее, сдавив с усилием.

Малколм Девлин изобразил улыбку и едва удержался от того, чтобы не потереть кисть, когда высвободился из тисков рукопожатия Томаса Рассела.

– Всегда рад встретиться с друзьями, – нашелся он. – Да, кстати, Кэт Саммерфилд, не работаете ли вы в «Клэрион»? Кажется, это вашего пера некролог появился на днях по всем известному прискорбному поводу.

Это было вполне в натуре Малколма Девлина: ничего не упускать, ничего не забывать и все трактовать, как ему заблагорассудится. Так что Том даже не удивился.

Мнимая дружественность вмиг испарилась, и Кэт во всей полноте уразумела, как оплошала. Она растерянно посмотрела на Тома, а тот выжидал, желая, вероятно, понаблюдать, как она выйдет из ситуации, в которую сама себя загнала, не послушавшись его безоговорочно и не сохранив таинственное инкогнито, как он настаивал.

– Да, это я… – словно повинившись в этом, удрученно проговорила Кэт и понурилась, избегая смотреть на Рассела. – Я пишу для «Клэрион», – зачем-то добавила она миг спустя и, заставив себя гордо улыбнуться, вздернула подбородок.

– Кэт в моем бизнесе. Тебя это удивляет? – адресовал вопрос Малколму Том. – Просто мы с разных его концов. Я в самом верху, а сочинительница некрологов, как понимаешь, в стороне противоположной. И вот надо же было отцу умереть, чтобы мы встретились, – едко пошутил он.

После собственной ошибки слова Томаса даже не показались Кэт оскорбительными, хоть и были таковыми. Она продолжала улыбаться, радуясь тому, что не в одиночку противостоит недоверчивому взгляду Малколма Девлина.

– Приятно видеть, Том, что ты наконец счел возможным отбросить амплуа анахорета, – сказала подошедшая мачеха, поддев пасынка под локоть. – Человек не должен обрекать себя на одиночество.

Кэт отметила, сколь стремительно переменилось лицо Рассела, сделавшись резким и непроницаемым. Следовало догадаться, до какой степени ему претит вторжение в его личные дела, тем более в глубокие переживания.

Томас повел себя хоть и вежливо, но очень холодно: поблагодарил присутствующих за участие в вечере, посвященном памяти Маркуса Рассела, и взглядом дал понять своей мнимой подруге, что они уходят.

– Разве я не предупреждал тебя о возможных последствиях неуместной болтливости?! – не преминул он гневно спросить девушку, как только это стало возможным.

– Ничего такого я не сказала. А то, что я сотрудница «Клэрион», то это правда и не зазорная, я своей профессии не стыжусь.

– Да при чем тут правда, твоя честность и профессиональная гордость, если я привлек тебя к этому для определенных целей, а не для того, чтобы ты снабжала людей, подобных Малколму Девлину, информацией, которую он наверняка истолкует так, как ему будет удобно, лишь для того, чтобы навредить моим интересам. Девлин – один из самых лицемерных и беспринципных дельцов, что мне доводилось встречать. И если бы опасность была призрачной, я бы не попросил тебя участвовать в этой авантюре. Это ты можешь понять?

– Но как можно ложно истолковать тот факт, что я работаю в «Сидней Клэрион»? – с искренним изумлением спросила Кэт.

– Думаю, очень скоро ты об этом узнаешь, но, боюсь, тогда будет поздно что-то поправить, – угрожающе произнес Томас Рассел, внимательно наблюдая за своей молоденькой собеседницей.

– По-моему, ты либо утрируешь, либо намеренно запугиваешь меня, чтобы я почувствовала себя виноватой, – предположила она.

Томас широко улыбнулся и покачал головой.

– По-твоему? Вероятно, ты безошибочно разбираешься в людях и знаешь наперед, на что способны отдельные из них, а на что не способны? А еще располагаешь сведениями о том, как возникают и рушатся финансовые империи?

– Представь себе, да! – с вызовом ответила Кэт на его презрительные замечания. – Не забывай, я работаю в крупной газете и имею доступ ко многим досье, к досье Расселов в частности.

– Позволь заметить, что ты имеешь доступ только к официальной версии событий, которая, как правило, не имеет ничего общего с реальным положением дел… Ну ладно, что сделано, то сделано. Все прочее – это пустая болтовня. Но я бы на твоем месте не был столь уверен в оценках. В особенности если ты намерена посвятить свою жизнь журналистике… Итак, я хочу знать все, что ты сказала этой барракуде, – мягко, но настойчиво потребовал Том.

– Мы говорили о списках ожидания, чтобы попасть в больницу…

Рассел буквально выпучил глаза.

– Как я заметил, он счел эту тему весьма захватывающей, хотя лично мне трудно понять, о чем тут вообще можно говорить, – озадаченно произнес он. – Это что, как-то касается благотворительных дел, малообеспеченных и бездомных.

– Что-то в этом роде, – нехотя проговорила Кэт, возмущенная такой небрежностью. – Я проголодалась. Ты не мог бы остановиться, чтобы я купила себе хот-дог? Мне еще нужно попасть сегодня в офис.

– Забудь, в офис ты сегодня не пойдешь, – возразил Томас Рассел, не думая притормаживать.

– Но я должна написать отчет о церемонии, сопровождающий фотографии, которые сделал Майк. Ведь именно для этого меня послал шеф редакции. Мне необходимо успеть до пяти вечера…

– Можешь не распинаться, я знаю, как делаются газетные материалы, – безразлично отозвался Том. – Тимминс везет нас в отель, я так распорядился.

– Что это значит? – попробовала возмутиться Кэт.

– Обойдемся без риторических вопросов.

– Во-первых, я обязана сделать мою работу, во-вторых, должна проведать свою бабушку! – решительно объявила девушка.

– Бабушку?! – рассмеялся Том. – Умоляю тебя, не смеши. Бабушку ей, видите ли, нужно проведать! Никуда не денется твоя бабушка. Подождет! – резко бросил он.

Кэт непримиримо нахмурилась. Ровно по этой самой причине она рассталась со Стивом, который категорически отказывался принимать ее обязательства по отношению к пожилой родственнице как должное. Стив игнорировал всякую аргументацию Кэт и оставался совершенно безразличен к ее словам о том, что без регулярных визитов в дом престарелых бабушка полностью лишится должного ухода, поскольку из-за нехватки персонала и скудности финансирования пациенты учреждения буквально предоставлены самим себе и не могут обходиться без помощи родственников.

– Нам нужно переговорить. Срочно! – категорически подытожил Том.

– Так ли это необходимо? – усомнилась журналистка.

– Мы уже едем в отель. И будет лучше, если ты перестанешь буравить меня своим зеленым взглядом. Смирись, Кэт. Просто так надо… Малколм Девлин слишком хитроумный человек, чтобы остановиться в середине пути, и постарается довести дело до победного конца. Надо убедить Девлина в необоснованности его претензий, поскольку он еще пока соотносит свои аппетиты с требованиями приличий. Поэтому мы должны четко согласовать наши с тобой действия во избежание накладок, – прояснил свои намерения Рассел.

– Но я надеюсь, ты понимаешь, что я обязана вернуться к вечеру на работу.

– Да-да, я тебя понял, – небрежно отозвался он.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Как правило, миллионеры обустраиваются в импозантных особняках или в шикарных апартаментах, Том же предпочел поселиться и постоянно жить в отеле. Это было здание старой постройки, которое прежде выполняло функции портового пакгауза, возвышалось в непосредственной близости от пирса и выходило чуть не всеми окнами на Сиднейскую бухту. Это была гостиничная сеть так называемых шато, где селились весьма состоятельные люди, которые, подобно Томасу Расселу, ценили своеобразность дизайнерского решения внутренних пространств жилища.

Интерьер с преобладанием нейтральной белизны, обилие стекла и анодированного металла, а из огромных окон внутрь врывалась морская синь, что, по мнению Кэт, и дало название этому «Шато Блю», так что, попадая в фойе, можно было почувствовать себя пассажиром круизного лайнера в окружении услужливых стюардов.

Кэт Саммерфилд молча следовала за Томом, при этом старалась не встречаться с ним взглядом, не соприкасаться даже краем плеча, и вообще вела себя по возможности независимо, давая понять, что не по своей воле находится здесь, не понимает необходимости и не приветствует его условий.

– Долго задерживаться у меня нет возможности, – в очередной раз предупредила девушка.

Но Том, не обращая внимания, продолжал стремительно вышагивать по коридору. Полагая, что он мог просто не расслышать, Кэт сменила суровый тон на взывающий к пониманию и пролепетала, приблизившись к нему:

– Я в самом деле не могу здесь долго находиться. Ты должен понять, у меня обязательства, которые нельзя игнорировать.

Она имела в виду, конечно, в первую очередь свою бабушку и уже затем необходимость сдать заметку о поминальной службе в срок.

– Что еще за обязательства? – хмуро спросил Том, приостановившись ненадолго.

– Есть вещи, которые я должна сделать, – неопределенно ответила девушка.

Томас задержал на ней свой особенный холодящий стальной взгляд, словно с намерением выявить в ней какое-либо лукавство, но Кэт говорила совершенно искренне. Да и зачем бы она стала лгать? Но при всей своей правдивости и врожденной чистосердечности, она смутилась от этого пристального взгляда и потупилась.

Томас резко распахнул перед ней двери в свой номер. Кэт неторопливо вошла внутрь, не столько с опаской, сколько с изумлением, граничащим с восторгом. Потому что тотчас хозяин провел ее к выходу на просторную террасу, которая своим выступом была похожа на нос корабля. И ветер с моря хлынул девушке в лицо, стоило выйти наружу, обдал ее бальзамической крепостью и предвечерней прохладой.

– Идеальное место! Согласись? – гордо произнес хозяин номера.

– Необычное, – осторожно отозвалась гостья. – И ты в самом деле живешь здесь?

– В самом деле, – передразнив ее, ответил Томас и добавил: – Пока.

Он вернулся с террасы в комнату, отработанными движениями скинул пиджак и повесил его на спинку стула.

– Что значит «пока»? – с обнаружившейся вдруг журналистской дотошностью спросила его Кэт Саммерфилд.

– Просто я не решаюсь говорить более определенно. Кто может знать, что станется завтра, через день, через год? Пока я действительно здесь живу, а там – бог весть… Выпьешь что-нибудь? – осведомился он, открыв створку бара.

– Нет-нет, спасибо, воздержусь. Мне еще нужно работать, ты знаешь, я говорила, – зачастила она. – Я не предполагала, что ты живешь здесь. Все мои коллеги уверены, что ты обосновался в особняке в «Дабл-Бэй».

Томас многозначительно улыбнулся.

– Потому что так написано в моем досье? – насмешливо спросил он. – Потому-то я и говорю, что печатное слово – не всегда истина, а чаще – самая бесстыдная ложь. Но живу я здесь вовсе не для того, чтобы обхитрить твоих коллег журналистов, а просто потому, что мне здесь больше нравится по разным причинам, – проговорил Том, наполняя свой бокал чем-то янтарно-солнечным. – «Дабл-Бэй» – особняк моего отца, где он жил до последнего времени, это всем известно. Немудрено, что многие решили, будто я, как наследник и правопреемник, обоснуюсь там же. Но нет. У меня есть собственные представления о месте, которое я хотел бы считать своим домом. Так ли это странно?

– Я видела фотографии вашего фамильного особняка. Он очень красив, – отозвалась Кэт.

– Безусловно, здание выстроено отменно. Его убранство превосходно и удовлетворит даже самый взыскательный вкус. И мне он тоже нравится, но только как архитектурный объект, но не жилье в моем собственном понимании.

– Не пойми меня неправильно, Том, но этот гостиничный номер, сколь бы впечатляющим он ни был, тоже домом не назовешь, – проговорила девушка, осмотревшись.

– Тем не менее нравится он мне много больше, чем серокаменные хоромы моего покойного батюшки, – заверил ее Томас, сделав глоток янтарной жидкости.

– И тебе не бывает тут одиноко?

– Здесь есть все для жизни: пол под ногами, потолок над головой, постель, – ответил он, улыбнувшись. – А больше мне ничто и никто не нужен.

– А не потому ли ты выбрал этот образ жизни, чтобы, как многие состоятельные люди, продемонстрировать свою самобытность? – репортерским тоном спросила его Кэт. – Ты в состоянии приобрести любой дом или же квартиру, которая придется тебе по вкусу, если ты так не приемлешь уклад отцовского быта. А, насколько я понимаю, оплата номера в таком отеле – удовольствие не из дешевых.

– У меня есть несколько собственных домов в Австралии и за рубежом. Здесь же я живу, потому что мне это нравится и я в состоянии оплачивать свои расходы, – с вызовом бросил он.

Кэт явно покоробил его тон, и она изменилась в лице. Том не мог этого не заметить.

– Очевидно, ты выбрал такой образ жизни не по доброй воле, – дерзко проговорила девушка.

– Что ты хочешь этим сказать? – ухмыльнувшись, спросил Томас.

– А как еще расценить такой поступок? У тебя есть дома в разных частях света, но при этом ты предпочитаешь жить в месте, которое обычно воспринимается как временное. Ты заведомо лишаешь себя возможности обрасти житейскими мелочами, собственным уютом, личным багажом.

– Да, предпочитаю жить налегке, – подтвердил Том. – Так ли это дурно, что я не хочу привязываться к мелочам.

– Не хочешь или не можешь? И если ты искренне считаешь это мелочью, то какая же в том опасность? Я думаю, ты боишься пустить корни именно по той причине, что это для тебя много значит. Ты страшишься неудач в отношениях…

– И что же заставило тебя так думать, дорогуша? – надменно спросил он: – Богатый жизненный опыт?

– Ты можешь, конечно, потешаться надо мной. Мой жизненный опыт, как ты изволил выразиться, действительно может показаться небогатым в силу моего возраста. Но учти, я лишилась родителей, когда мне было пять лет. А участь сироты не так завидна даже в благополучном обществе.

– Я имел в виду опыт романтических отношений, – уточнил Томас.

– Он невелик, – подтвердила Кэт. – Я некоторое время встречалась с одним молодым человеком, но вынуждена была с ним расстаться, поскольку мы категорически не сходились во взглядах по многим принципиальным вопросам.

– Он разочаровал тебя?

– Можно и так сказать, – отозвалась она.

– И давно вы расстались? – осведомился он. – Достаточно давно для того, чтобы понять, что наши отношения с самого начала были бесперспективны.

– Значит ли это, что ты не сожалеешь о расставании?

– Пожалуй, – тихо ответила Кэт.

– Если не возражаешь, я быстренько избавлюсь от этих похоронных одежд, – резко переменив тему, уведомил ее Том и вышел в соседнюю комнату, оставив гостью в озадаченном ожидании.

Она даже не успела ничего ответить, чтобы в очередной раз напомнить, что спешит по делам.

Вышел он к ней очень скоро, одетый в белую рубашку-поло и синие джинсовые брюки.

– Я тут решил, что для эффективности нашего дела следовало бы пригласить Малколма Девлина сюда на ужин. Ты, разумеется, выступишь в роли хозяйки. Полагаю, это будет весьма убедительно даже для такого прожженного скептика, как он, – объявил магнат.

– Не думала, что наш уговор подразумевает и столь поздние встречи. У меня все-таки своя жизнь, – нахмурилась Кэт.

– Но ты сказала, что у тебя сейчас никого нет, – напомнил ей Томас.

– Все верно. В данный момент я ни с кем не встречаюсь. Но и возможности свободно распоряжаться своим временем у меня тоже нет.

– Нам нужно убедить Девлина в том, что мы пара, – твердо проговорил Том.

– По вечерам я не свободна, – столь же твердо объявила Кэт.

– И все-таки тебе придется выкроить для этого вечер. Сегодняшний вечер. Потому что я намерен пригласить его сейчас же, не хочу затягивать это дело, – деловито произнес Томас. – И будь готова к тому, что тебе придется здесь переночевать. Пусть он убедится, что мы в очень и очень близких отношениях.

– Это исключено. Я не стану спать с тобой только для того, чтобы убедить мистера Девлина! – непримиримо проговорила девушка.

– Я сказал, переночевать здесь, а не со мной. Разумеется, спать мы будем порознь, если ты сама не пожелаешь присоединиться ко мне ночью. Но провести ее ты должна будешь в этих стенах. Таково мое условие. Не выполнив его, эксклюзивного материала ты не получишь! – строго произнес Рассел. – Прямо скажем, не думал, что у меня будут с тобой такие проблемы, – посетовал он. – Не понимаю, чего ты боишься? Сомневаешься, что хватит стойкости не сойтись со мной ближе? – ухмыльнулся мужчина.

– Что за чушь! – гневно фыркнула Кэт.

– Тогда успокойся.

– Я спокойна! – раздраженно бросила она. – Мне нужно идти.

– Я подброшу тебя до редакции, – вызвался Томас.

Кэт направилась к выходу. Томас пропустил ее вперед, непринужденно положив ладонь на основание шеи девушки, отбросив назад ее белокурые волосы.

– Для чего ты это делаешь? – растерянно спросила его Кэт.

– Что именно? – изобразил непонимание Том, небрежно потрепав ее по затылку.

– Это, – сказала она, остановившись.

– Ну, ты в таком напряжении. Небольшой расслабляющий массаж еще никому не мешал, – ответил он, приостановившись в коридоре.

Его ладонь скользнула Кэт на плечо, и Том, склонившись к девушке, очень нежно поцеловал ее в уголок губ.

– Зачем? – изумленно спросила она.

– Просто так.

– Не следовало, – сказала девушка.

– Почему?

– В этом нет никакой необходимости. Мистер Девлин нас не видит.

– И если он нас не видит, я уже не имею права поцеловать тебя?

– Игра была затеяна, чтобы убедить его. Не нужно осложнять все недоразумениями, – сухо проговорила молодая журналистка.

– Не будем. Но ответь, для чего тебе ехать в редакцию, если ты можешь написать статью в моем кабинете и отправить ее редактору по электронной почте? Тогда мы сможем обстоятельнее подготовиться к встрече Девлина.

– Нет, я должна присутствовать в редакции лично. Мне еще никогда прежде не доверяли выездных репортажей, – чистосердечно призналась она.

– Вот как?! Значит, у тебя сегодня великий день! Что ж, поздравляю, – эмоционально отозвался Томас. – Но ты все еще на похоронной тематике. Уверяю, скоро это изменится, – пообещал ей газетный магнат. – Твой эксклюзив станет исключительным по многим параметрам. Я в состоянии тебе это гарантировать. Но и ты должна сделать свою часть работы наилучшим образом. Ты обязана сыграть свою роль убедительно. В противном случае составление некрологов так и останется твоей миссией.

– Не такая это дурная обязанность, как может показаться со стороны. Конечно, она лишена разнообразия, которое существует в других направлениях журналистской работы, но я со всей ответственностью осознаю, что делаю нужное дело. Часто, когда пишешь о ком-то почившем, знакомишься с судьбой, прожитой человеком, с его официальной и неофициальной биографией, это действительно захватывает и почти всегда является поучительным.

– Не сомневаюсь, – снисходительно проговорил Томас. – С твоим-то отношением к делу не может быть иначе, – польстил он Кэт. – Хотя некролог на смерть моего отца показался мне чересчур слащавым.

– Харри понравилось.

– Харри Фицджеральду? – уточнил Том.

– Да, он мой босс. Ты знаешь его?

– Конечно. Я знаю всех твоих боссов, – объявил он. – Даже многих твоих коллег. Например, рыжеволосого Уилсона. Бойкий паренек. Уверен, далеко пойдет.

– Стив?

– Да, он самый, – подтвердил Том, решительно вышагивая по направлению к лифту.

Он не сразу заметил, что Кэт рядом с ним нет. Она тихонько ускользнула по лестнице, когда они проходили мимо. И, стараясь не греметь каблуками, засеменила вниз по ступенькам, ведущим к черному ходу и гаражам.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В коридоре, в котором оказалась Кэт, было тихо. Она огляделась, надеясь сориентироваться, затем быстро пересекла холл и выбежала наружу. Конечно, охрана не могла ее не заметить, но главным было оторваться от Тома.

Девушка не знала, почему именно сбежала от Рассела. Просто его постоянное присутствие возле нее в продолжение нескольких часов начало ее угнетать. Она должна была обдумать ситуацию, в которой оказалась, в одиночестве. Его же влияние на все ее последние решения было чересчур категорическим, он не оставлял ей никакого выбора, диктуя свои странные условия. Для человека, который впервые очутился в мире богатых и знаменитых, такое поведение было по меньшей мере угнетающим.

Кэт отличалась спокойствием и миролюбием, но никогда прежде в своей взрослой жизни она не допускала, чтобы кто-то указывал ей, что делать. Тем более она не могла понять, для чего столь состоятельному и влиятельному человеку, как Том Рассел, понадобилось разыгрывать мнимый роман перед другим состоятельным и влиятельным человеком. Конечно, счет ведется на тысячи и миллионы долларов. Но, Кэт была в этом уверена, из любого кризиса можно при желании найти выход, а любое притворство, любая авантюра только усугубит проблему.

Ей удалось сбежать, и она уже была уверена, что не позволит ему вновь втянуть себя в это странное действо, когда сильная рука остановила ее.

Насмешливым тоном знакомый голос изрек:

– Ты не попрощалась.

Томас резко развернул девушку к себе, и их взгляды встретились: растерянный и отчасти испуганный зеленый скрестился с ледяным, стальным и пронзающим. Рука Томаса взметнулась, и брелок с ключом блеснул в стремительно густеющих сумерках.

– Не попрощалась, – согласилась Кэт, глядя то на него, то на ключ. – Я почувствовала себя неуютно… И вообще, я больше не желаю участвовать в этой игре. Это не мое, Том. Что могла, я сделала. Теперь тебе придется обойтись без меня, – отчаянно проговорила она, порывисто ловя губами воздух.

– Не понял, – гневно поцедил Томас, сдавив ее локоть.

– Увы, это твои личные сложности. Вот ты с ними и разбирайся. Я не считаю возможным вмешиваться в твои проблемы. Помимо того, что это банальное вранье, это еще и чуждое для меня занятие – изображать того, кем я на самом деле не являюсь.

– Не поздно ли ты пришла к этому выводу, дорогуша? Где были твои принципы, когда ты подслушивала мой приватный разговор с Оливией, стоя за церковной колонной? Ты уже впуталась, и сделала это сама. И пока я не посчитаю, что ты свою роль отыграла и сделала это хорошо, я не освобожу тебя от твоего обязательства. Имей это в виду. Как понимаешь, в твоей ситуации бегство бесполезно.

– Я бы никогда не использовала эту информацию во вред тебе или Оливии…

– Нет, конечно, – насмешливо отозвался Том. – Просто сработал репортерский ген: если кто-то шепчется, нужно подслушать. Но дело в том, что я не безответная мишень. Я бизнесмен и привык обороняться всеми доступными мне средствами.

– Я поймаю такси, – сказала Кэт, попытавшись вырваться из его тисков, которые становились с каждым сказанным словом все жестче.

– Теперь я знаю, что ты способна сбежать в самый неподходящий момент. И тебе вряд ли удастся убедить меня, что я могу тебе доверять. Поэтому ты поедешь со мной, Кэт. Это не обсуждается. – Он небрежно потянул ее за собой на стоянку возле отеля. – На что вообще ты рассчитывала, удирая от меня так глупо?

– Я просто спешу попасть на работу. Ты же постоянно меня задерживаешь, – принялась оправдываться Кэт.

– Терпеть не могу, когда люди, с которыми меня связывают деловые отношения, начинают вилять и пренебрегать своими обязательствами. Это неприемлемо, более того, я взыскиваю за это в меру своих сил, – угрожающе проговорил Том. – Позволь напомнить, что ты уже дала согласие в этом участвовать. И до сих пор я был предельно честен с тобой. Поэтому требую от тебя ответной честности. Мне бы не хотелось в очередной раз убедиться, что репортеры – люди поголовно необязательные и неразборчивые в средствах.

– Я не такая, – горячо заверила его Кэт, до глубины души уязвленная его упреками.

– Не уверен, – сказал Том, отключив сигнализацию спортивной машины.

– Это же «феррари»! – изумленно воскликнула девушка, уставившись на блестящий обтекаемый кузов.

– Верно. Я люблю большие скорости во всем! – горделиво произнес он.

– Я это заметила, – отозвалась Кэт.

– Вот и хорошо, – подытожил Томас, распахнув перед ней дверцу.

Он сам не мог понять, почему так одержимо впрягся в эту авантюру, когда сам ни на секунду не поверил в доводы Оливии, что ее бывший супруг в своих каверзах движим ревностью. Тем более не верил в то, что его фиктивный роман с некоторой блондинкой заставит того сменить гнев на милость.

Была ли это привычка доводить начатое до конца или просто последовательность непроизвольных действий? Но когда Том обнаружил, что Кэт улизнула по черной лестнице, он преисполнился намерением во что бы то ни стало вернуть ее в игру, чрезвычайно возмущенный такой небывалой дерзостью со стороны совсем еще молоденькой девушки.

Кэт осторожно расположилась на пассажирском сиденье спортивной машины. Провела ладошкой по гладкой деревянной приборной панели, пока владелец обходил свое авто, чтобы занять водительское место.

– Должно быть, очень хлопотно быть владельцем такой дорогущей вещи, – предположила Кэт, нисколько не заботясь о том, чтобы скрыть всегдашнее свое презрение к бессмысленным роскошествам богатеев. – Сплошные тревоги и беспокойства.

Том сощурился и внимательно всмотрелся в нее.

– Ты на что это намекаешь? – осторожно осведомился он.

– Ну, в самом же деле… Плохие дороги, опасность угона, дорогостоящий ремонт…

– Все-таки к чему ты клонишь, Кэт? – спросил он, свернув мимо основной трассы.

– А куда это ты? Я не знаю этой дороги, – забеспокоилась журналистка.

– Так можно срезать, – походя пояснил Рассел.

В мгновение ока небрежение Кэт сменилось паникой. Довод Томаса показался ей не только неубедительным, но и добавил подозрений.

Озираясь, она смотрела на быстро сменяющиеся за окном панорамы, то и дело поглядывая на Рассела, боясь пропустить какой-либо намек на не лучшие его намерения, равно как и опасаясь выдать собственное смятенное состояние.

Необъяснимые угрызения совести внезапно овладели ею. Девушке стало совестно собственных подозрений. То, что этот великолепный мужчина станет окольными путями и всяческими хитростями домогаться ее, показалось Кэт невероятно надуманным и необоснованным страхом.

И дело вовсе не в том, что Кэт Саммерфилд не относила себя к категории физически привлекательных молодых женщин, но ей представлялось нелепым, что мужчина, уступить которому заведомо готовы все светские львицы австралийских мегаполисов, станет изощряться, соблазняя ее, неискушенную простушку.

Но сейчас она была заперта наедине с ним в салоне автомобиля, мчащегося по неведомой дороге в неизвестном направлении, управляемого непредсказуемым и малознакомым властным человеком. И эту тревогу невозможно было унять, она возрастала с каждым мгновением, пока не овладела девушкой всецело.

Кэт лихорадочно соображала, безнадежно глядя на мелькающую межполосную разметку.

– Ты не мог бы остановить здесь?! – воскликнула она.

– Для чего?

– Мне дурно. Я очень плохо себя чувствую. Должно быть, укачало, – сбивчиво объяснила Кэт, глядя на которую можно было без труда поверить, что ей и впрямь очень и очень нехорошо.

– Укачало? С чего бы это? – легкомысленно спросил Томас, даже не сбросив скорость, лишь мельком взглянув на бледную и обескураженную пассажирку. – Быть такого не может! – резко заявил он. – Дорога превосходная. И машина сконструирована так, чтобы комфортно преодолевать большие расстояния на огромной скорости…

– Я прошу тебя! – в отчаянии вскричала Кэт. Томас резко притормозил.

Кэт принялась открывать дверь со своей стороны, но та не поддавалась. Совершенно разнервничавшись, учащенно дыша и порывисто ловя ртом воздух, Кэт буквально взмолилась:

– Дверь…

– Заблокирована. В целях безопасности. Ты же понимаешь, на такой скорости…

– Открой немедленно! – прервав его многословные объяснения, категорически потребовала она, сорвав с плеча ремень безопасности.

Том молча подчинился.

Распахнув дверь, девушка выпрыгнула на тротуар в незнакомой части города и вбежала в первый оказавшийся на пути магазин, слыша, как за ее спиной хлопнула дверь «феррари».

Это был магазин восточных ковров. На входе она налетела на посетителя, неторопливо покидавшего заведение. Кэт машинально попросила прощения.

Она осмотрелась. Обстановка восточной лавочки зачаровала ее. С пола до потолка были развешены ковры, пледы и покрывала всевозможных фактур и расцветок, озаренные сказочным светом, льющимся из причудливых светильников. Пахло пряностями, звучала приглушенная этническая музыка.

Кэт показалось, что она каким-то чудом оказалась в иной реальности. Она знала, что Тому Расселу ничего не стоит войти в лавочку вслед за ней, но тем не менее почувствовала защищенность.

Побродив среди ковров, как в лабиринте, Кэт вышла через некоторое время на улицу. Злополучный «феррари» покинул место своей краткосрочной парковки. Кэт вздохнула с невероятным облегчением. Ей оставалось поймать такси и назвать адрес, по которому расположена редакция «Сидней Клэрион».

Что она и сделала.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Кофе…

В любое время суток можно было уловить его бодрящий аромат, доносящийся из редакции отдела новостей «Сидней Клэрион».

Кэт забежала по дороге в кафетерий и купила там вожделенный хот-дог. И за свой стол она уселась, уже вгрызаясь в аппетитно-теплый рулет и прихлебывая горячий кофе. Если бы она впопыхах разобралась, оглядевшись, то увидела бы Майка, который, низко склонившись над столом, прилежно строчил что-то в своем блокноте.

Пару минут спустя так и произошло. Однако, прежде чем подойти к Майку и попросить прощения за свое необъяснимое исчезновение, Кэт присмотрелась к другим журналистам, собравшимся в зале редакции.

Только теперь, оказавшись на своем привычном месте, за рабочим столом, где прошла большая часть двух последних лет ее жизни, Кэт смогла в большой мере оценить, в сколь необычный переплет она попала, впервые по заданию редакции выйдя в свет, о чем мечтала всегда. Оценила она и ту неуклюжесть, с которой сама распорядилась долгожданной удачей.

Пальцы коллег проворно порхали над клавиатурами компьютеров. Рабочий день близился к концу, все спешили закончить свои материалы к сроку. И неудивительно, что возвращение пропадавшей столько времени Кэт, мобильный телефон которой так и остался отключенным после пребывания в кафедральном соборе, еще долгое время оставалось не замеченным ее коллегами. Журналисты, репортеры, обозреватели – все в едином порыве были полностью поглощены своей работой, как это бывает всякий день в ожидании пятичасового рубежа, того финиша, к которому каждый стремится поспеть с лучшим итогом и обрести свою толику признания, а может быть, даже и славы.

Кэт быстро, но не без аппетита доела свой неполноценный обед и тихо подсела к Майку. Он ненадолго оторвался от работы и смерил ее коротким укоризненным взглядом. Кэт прошептала дежурные извинения, не объясняя тем не менее всех причин своего дезертирства. Майк безразлично кивнул и продолжил строчить в блокноте.

Девушка перебрала сделанные им фотографии, сосредоточенно вглядываясь в лица людей, которых часто видела на газетных и журнальных снимках, на экране телевизора, но только сегодня впервые наблюдала воочию. Ясно, что Майк уже основательно поработал над материалом, потому как на столе лежало лишь небольшое число лучших, специально отобранных для публикации фотографий, которым предстояло лишь пройти селекцию в кабинете редактора.

Интерес Кэт привлек один-единственный снимок: тот, на котором Майк запечатлел ее выходящей из кафедрального собора в сопровождении нового знакомого девушки, Томаса Рассела. На этом снимке они шли, недвусмысленно тесно прижавшись друг к другу, и о подоплеке их очевидной близости нельзя было не догадаться. Вывод напрашивался сам и вряд ли требовал иных доказательств.

Майк не задал ей ни единого вопроса, за что Кэт была ему благодарна. Она извлекла из кармана жакета заметки, наскоро сделанные в такси по дороге в редакцию. Вскоре они сообща закончили работу над материалом. Все опасения не поспеть к сроку оказались напрасными, так что они даже улучили момент отправиться в кафетерий.

Теперь, на безопасном расстоянии от Рассела, Кэт больше думала о подслушанном разговоре между Томасом и Оливией Уэст, об опасности, нависшей над корпорацией «Рассел», о намерениях некоего Малколма Девлина, нежели о собственной роли в этой игре. И у нее родилась мысль о возможной сенсационной пользе для родной «Сидней Клэрион», если материал об этом появится уже сейчас.

Интересно, способны ли журналисты из ее окружения отказаться от публикации подобного рода информации только из-за своего личного лояльного отношения к персонажу или в силу принципиальных представлений и верности идеалу? Ведь большинство ее коллег – замечательные, добрые, достойные люди. Она также доподлинно знает, что многие из них – часто в обход желания редактора – стараются защитить свои дружеские с кем бы то ни было отношения, если этим друзьям повредит нелицеприятное оглашение каких-то фактов.

И все же в редакции часто разгораются ожесточенные дискуссии о праве читателя на информацию. Кэт известны наперечет все доводы, которыми иной раз защищается репортерское вероломство, если дело касается вторжения в личную жизнь героев скандальных публикаций или же сглаживания имущественных нюансов их существования.

Впервые за время своей работы в газете Кэт пыталась разрешить для себя эту моральную дилемму, на одной чаше весов которой лежало обещание, данное Томасу Расселу, а на другой – журналистский долг, понимание которого в полной мере еще не было сформировано ее малоопытным сознанием.

Но все размышления Кэт на этот счет были не более чем гипотетическим разбором ситуации. На деле же она представить себе не могла, что сумеет решиться на что-либо, способное повредить другому человеку, тем более что этот человек рискнул довериться ей.

Но существовала иная опасность – опасность для нее. Не исключено, что другой репортер мог уже покопаться в этом деле и теперь опубликует обстоятельства, сославшись, как водится, на источник, пожелавший остаться неизвестным. Тогда Кэт станет той единственной, которую Том обвинит в разглашении. Девушка не знала, какова в реальности вероятность такого поворота дел, но серьезно опасалась за свою репутацию в глазах Томаса.

Еще недавно она бежала от Тома, гонимая бездоказательными подозрениями, что он намерен соблазнить ее. Теперь же она болела за его успех в противостоянии с Малколмом Девлином, спровоцированном беспечной и неприятной ей женщиной, Оливией Уэст, которая помимо всех прочих своих неприглядных свойств имела виды на Томаса Рассела, что с некоторых пор не могло нравиться молодой журналистке.

Когда Кэт вновь возвращалась в комнату отдела новостей, она заставляла свои мысли работать обыденно, опасаясь выдать чем-либо перед коллегами необычность этого дня. И это ей почти удалось. Следовало просто забыть или хотя бы на время перестать думать о выезде на задание, о знакомстве с Томасом, об их уговоре, который с побегом Кэт стал куда как призрачным, а главное, не принимать в расчет его искусительные маневры и демонстративные поцелуи.

Она лишь продолжала с прежней силой корить себя за то, что по собственной неосторожности впуталась в эту авантюру, что неоправданно много позволила человеку, которого знала считанные часы, что из-за обилия подобных оплошностей с ее стороны он никогда уже не будет относиться к ней уважительно. И это ранило.

Кэт сидела за своим столом с очередной кружкой кофе в руках. Между ее бровями пролегла глубокая складка озабоченности.

– Кэт? – вопросительно окликнула ее неожиданно возникшая перед ней Мардж.

– Что? – без интереса отозвалась она.

– До сих пор ты где-то пропадала, теперь же, несмотря на твое появление, вид у тебя совершенно отсутствующий, более того, сокрушенный. В чем дело, подруга?

– Да ни в чем. Вроде все как всегда, – попыталась убедить саму себя Кэт, натужно улыбнувшись коллеге.

– Вот уж ни за что не поверю, – заключила Мардж, присев за свой письменный стол, стоявший в непосредственном соседстве с рабочим местом Кэт. – Ты в панике. Меня не так-то просто ввести в заблуждение.

– Это не паника, Мардж, – возразила девушка.

– А что же это?

– Просто я в смятении. У меня нет уверенности, что я повела себя верно в нестандартных обстоятельствах, равно как нет и уверенности в том, как расценивать эти самые обстоятельства, – уклончиво пояснила Кэт.

– Почему бы тебе просто не объяснить, что произошло? – прямо спросила Мардж.

– Один человек намеревался похитить меня, – заговорщическим шепотом проговорила Кэт.

– Ты шутишь, – с улыбкой отмахнулась от нее коллега.

– Нет. У него «феррари», и он хотел куда-то увезти меня, – заверила подругу девушка.

– Я бы без вопросов поехала куда угодно с человеком, у которого есть «феррари», – рассмеялась та.

– Я говорю совершенно серьезно, Мардж, – взволнованно произнесла Кэт.

– И это напугало тебя? – сменив тон с шутливого на озабоченный, спросила Мардж.

У Кэт на столе зазвонил телефон, и, сняв трубку, она привычно отозвалась.

– Рад, что застал тебя, – раздался в трубке голос Тома, который Кэт узнала тотчас, хотя впервые разговаривала с ним по телефону. – Как ты? Мне показалось, что тебе немного не по себе, – ровным тоном заявил он.

– А как могло быть иначе в сложившихся обстоятельствах? – отозвалась она.

– Что тебе такое померещилось? – насмешливо спросил он.

– Да только лишь то, что меня везли неизвестно куда на полной скорости, – съехидничала девушка.

– Ах, вот оно что, – отозвался на другом конце провода сочный мужской баритон. – Милая, уверен, оба мы знаем, чего ты действительно испугалась! – снисходительно проговорил Том. – Но это не уважительная причина для расторжения деловых отношений. Скажи, когда оканчивается твой рабочий день? Я за тобой заеду. Планы остаются в силе.

– Нет-нет, только не это! – ужаснулась Кэт.

– Что такое? – удивился Том.

– Пожалуйста, не делай этого. Я сама приеду к тебе в отель, когда освобожусь, – прикрыв рот и микрофон телефонной трубки рукой, прошептала она.

– Боюсь, так не годится, – строго проговорил Томас Рассел в полный голос.

– Если у нас уговор, то мы должны доверять друг другу, – сдавленно произнесла девушка, все еще прикрывая трубку рукой, в опасении, что ее могут слышать коллеги, та же Мардж, и истолковать ложно, равно как и внезапное появление Тома на его «феррари» на стоянке редакции «Сидней Клэрион».

– Хорошо, милая, я рискну поверить тебе. Но учти, ты должна приехать в отель в семь вечера, и ни минутой позже. Иначе последствия могут быть самыми нежелательными, – неопределенно пригрозил ей Томас.

– В семь вечера?! Нет. Это исключено. В семь вечера я не могу. Приеду не ранее восьми тридцати, – отозвалась Кэт, прикинув планы на вечер, которые не менялись ровно столько времени, сколько бабушка находилась в доме для престарелых.

– Кэт, я говорю совершенно серьезно! Ты должна быть в отеле не позже половины восьмого. Это мое последнее слово, – объявил магнат и положил трубку.

Большая категоричность казалась уже немыслимой. Он оставил ее наедине с раздумьями, лишив возможности повлиять на ситуацию.

Но думала девушка не о своем цейтноте, а о небрежно брошенных словах Тома: «Милая, оба мы знаем, чего ты действительно испугалась». Хотела бы Кэт знать, чего она на самом деле испугалась и почему он вдруг стал звать ее не «дорогуша» и «милочка», как прежде, а этим нежным и прельстительным словом «милая». Быть может, просто тренировался перед ужином с Малколмом Девлином, чтобы казаться убедительным? Скорее всего, решила для себя Кэт. Однако это вовсе не успокоило ее.

«Милая», сказанное этим сладостным голосом, продолжало звучать у нее в голове.

Благополучно сдав отчет о поминальной службе, прошедшей при ее непосредственном участии в кафедральном соборе Сиднея, Кэт городским транспортом со множеством пересадок направилась в северную часть города, как делала это каждый вечер.

По дороге она непрерывно, при этом совершенно безотчетно, поглядывала на часы, а время летело стремительно.

– Здравствуй, дорогая! – воскликнула бабушка, увидев Кэт.

Они привычно обнялись и поцеловались.

– Как прошел твой день, девочка моя? – спросила пожилая женщина, приподнявшись на постели.

Кэт взбила подушки и помогла бабушке сесть поудобнее.

– Слышала, что сегодня официально проводили того человека, – таинственно произнесла старушка.

– И кого, ты думаешь, они послали освещать это событие? – с гордым видом подмигнула ей Кэт.

– Не может быть! – воскликнула бабушка. – Поздравляю, детка! – просияла она улыбкой, но тотчас нахмурилась, видимо задумавшись над чем-то своим, что к любимой внучке не имело никакого отношения.

Кэт вполне могла догадаться, о чем сейчас думает ее обожаемая бабушка, с которой она была крепко связана кровными узами, родственной любовью и множеством общих переживаний.

Бабушка растила Кэт, когда девочка осиротела. Она никогда не читала нотаций, стремилась быть внучке другом и, опасаясь злоупотребить ее доверием, не выпытывала интимных секретов Кэт. Зато она всегда чутко следила за внучкой, строила выводы, а затем при случае высказывала ей свое мнение.

И Кэт, зная наблюдательную натуру своей бабушки, старалась не подвести ее и не разочаровать.

А теперь еще Кэт была и ее ангелом-хранителем. За период болезни их отношения переменились только в одном. Нынче уже внучка опекала бабушку, а не наоборот, как это было все годы. Хотя сама Кэт об этом не думала, она по-прежнему остро нуждаясь в мудром совете своей всегдашней наставницы. Только в этот день девушка постоянно погладывала на часы, чего раньше не случалось. И бабушка, деликатно не замечая этого, отослала от себя внучку значительно раньше привычного срока.

Кэт не стала возражать.

Она вновь помогла бабушке удобно устроиться на постели, попрощалась и поспешила к себе, рассчитывая принять душ и переодеться.

Когда она вышла из дома для престарелых «Осенняя листва», было уже темно. Безоблачное небо, щедро инкрустированное звездами, на некоторое время приковало к себе ее взгляд.

По вечерним улицам Кэт неожиданно быстро добралась до дома и тотчас направилась в ванную комнату, попутно соображая, что наденет после душа. Мысленно остановилась на шифоновом вечернем платье, удачно приобретенном на распродаже прошлым летом.

Платье, дымчатое, как и ее мысли, позволило ей мгновенно преобразиться. И уже оно подсказало макияж и прическу, лаконичные и эффектные одновременно.

Решив, что выглядит подобающе, Кэт вызвала такси, довершила свой туалет выбором сумочки и туфель, подушилась и накинула на плечи тяжелую старинную шелковую шаль.

Дорога на такси показалась удивительно короткой. Расплачиваясь с водителем, Кэт обратила внимание на знакомый силуэт мужчины, выходившего из дверей «Шато Блю». Девушка присмотрелась. Она не могла ошибиться, и это ее напугало.

Это был Стив.

Они разговаривали по телефону около трех часов назад. Томас постоянно посматривал на часы. Если она решила его провести, то новости о неприятностях корпорации «Рассел» с минуты на минуту появятся либо на полосах вечерних газет, либо на сайте «Сидней Клэрион».

Включив компьютер, Том вошел в Интернет, ввел адрес «Clarion.com», оглядел новые материалы и вздохнул облегченно. Однако Кэт все еще не было и его гостя тоже.

Томас отличался неспособностью к мирному ожиданию, он всегда испытывал потребность действовать, форсировать обстоятельства, маневрировать и влиять на них. Так и теперь он изнывал от безделья, что усугублялось полным неведением.

А может, что-то другое не оставляло его в покое. Он частенько стал замечать, что порой, сидя за рулем своего автомобиля в час пик в пробке, завидует бесцельно бредущим по тротуару эмоционально беседующим подружкам или обнимающимся парочкам. Это острее всего напоминало Тому, как давно он лишен доверительного общения, которого, впрочем, и прежде было немного. Сандре он мог сказать далеко не все, просто не желая расстроить ее, озадачить собственными проблемами или предстать в невыгодном для себя свете. И все-таки это общение было.

Том вышел на террасу и всмотрелся в ведущие к шато дорожки, освещенные фонарями. С заинтересованностью присмотрелся к подъехавшему такси, с удовлетворением отметил, что из него показалась Кэт, затем озадаченно пронаблюдал, как спешит она встретиться с каким-то молодым человеком, который на кого-то был похож, и теперь Том силился вспомнить, на кого именно.

Кэт по-дружески о чем-то заговорила с ним, тот столь же дружелюбно ответил ей, завязался разговор. Можно было не сомневаться, что эти двое находятся в близком общении.

Том с тревогой и подозрением следил за ними. Его обожгла гневливая враждебность. Со времени похорон Сандры такое случалось с ним все чаще и чаще по совершенно разным поводам. А началось все с письма, которое попало к нему по чистой случайности. Оно предназначалось его супруге, и после ее смерти, не востребованное адресатом, оказалось в его руках. И это было не безобидное послание, хотя бесконечно нежное и трогательное. Оно было от любовника Сандры. А он и предположить не мог, что у его верной жены может быть другой.

Вероятно, отчасти прав был Маркус, намереваясь отнять у него, фанатично преданного своей работе человека, то, на чем он замкнул свою жизнь еще до того, как стал по-настоящему одинок.

Томас бросил на Кэт и неопознанного молодого человека последний взгляд и подошел к бару. Плеснув в широкий стакан скотч, он решил, что ничего больше не станет предпринимать, чтобы спасти корпорацию. Он просто отпустит поводья, созовет пресс-конференцию и публично признается в своем фиаско, пока зреющие подозрения не обросли слухами.

Он чувствовал, что готов впервые в жизни сдаться без борьбы, но это уязвляло его меньше, чем дружеский разговор этой малознакомой взбалмошной блондинки с каким-то франтоватым юнцом под окнами его номера.

Том опорожнил стакан и вновь его наполнил, но уже до краев…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Фойе «Шато Блю» показалось девушке неправдоподобно тихим. Консьерж пропустил ее без вопросов. Она вошла в лифт, и он плавно и бесшумно понес ее вверх. Казалось, сердце отбивает доли секунд, и с каждым мгновением приближения к цели его стук становится все отчетливее.

Створки кабинки лифта скользнули в стороны. Кэт немного прошла по коридору и остановилась напротив двери в номер Рассела. Она переложила из одной руки в другую сумочку, в которую, памятуя об условиях сделки, сумела втиснуть ночную сорочку и пару необходимых гигиенических мелочей, рассчитывая все прочее найти в небедном номере своего компаньона, если он настоит на обязательности ее ночевки в этих стенах.

Она заставляла себя воспринимать такую экзотическую вероятность бесстрастно, не придавая этому какого-либо значения.

Кэт только занесла кулак, чтобы постучать, как дверь номера распахнулась. На пороге стоял Томас Рассел, со стаканом янтарной влаги в руке. Но она его в первый миг даже не узнала. Был он какой-то странный, смотрелся дико в рубашке, расстегнутой наполовину, с закатанными чуть не до локтя рукавами. Рассел подозрительно хмурился и едко ухмылялся, постоянно поднося к губам стакан с каким-то крепким, по мнению Кэт, напитком.

Том отступил в сторону, пропуская Кэт в номер.

– Ах, ну да… моя девушка, – осклабился он, разглядывая ее.

Кэт послышалась нескрываемая злоба в его голосе.

– Прости, Том, я задержалась. Раньше просто не было никакой возможности. Честно… – принялась оправдываться журналистка, испытывая потребность погасить проявившуюся агрессивность. Она прошла в глубь номера и осмотрелась, рассчитывая, что ожидаемый Томасом так называемый гость уже здесь. Однако его не было. – Я не опоздала? – озадаченно спросила девушка, повернувшись к хозяину номера.

Но он ничего не ответил, сделав очередной внушительный глоток.

Волосы его были всклокочены словно при порывистом ветре, как заметила Кэт. Неудивительно… Дверь на террасу была распахнута, задувал гуляющий по побережью ветерок, иногда настолько ощутимо, что в комнате становилось зябко.

Тогда-то Кэт и обратила внимание на открытый бар, на полупустую бутылку скотча, которая при ее дневном визите была только откупорена, еще раз взглянула на Тома и поняла, что он изрядно пьян, о чем красноречиво свидетельствовал его затуманенный взгляд.

Ей бы следовало встревожиться за себя, но вместо этого она испытала острое беспокойство за этого, в сущности, почти незнакомого человека, который доставил ей столько хлопот, перевернул с ног на голову весь ее привычный распорядок жизни, поставил под угрозу ее карьеру, но при этом производил впечатление благополучного, уверенного в себе, успешного деятеля. Но сейчас перед ней стоял злобный и потерянный незнакомец.

Он сомневался в ней, но она пришла, сдержала свое обещание, и вопреки его ожиданиям выглядела поистине великолепно в своем тщательно продуманном одеянии. Тогда как он, еще час назад исполненный воинственного намерения повергнуть всех недоброжелателей, сдался и махнул на все рукой только из-за того, что девчонка остановилась поболтать с каким-то пижоном.

Томас нахмурился еще суровее. Его взгляд застыл в одной точке на ее туловище, где V-образное декольте платья приоткрывало глубокую ложбинку меж округлых грудей. Кэт не сразу просекла устремление этого взгляда, когда же сообразила, то невзначай запахнула на груди тяжелую шаль и притворно поежилась, словно от холода.

Рассел закрыл стеклянную дверь на террасу. Проходя мимо, он вдохнул восхитительный аромат цветочного букета ее духов. Этот запах на некоторое время сделался сильным магнитом для его хмельного сознания.

Он остановился напротив Кэт. Девушка подняла на него вопросительно округленные зеленые глаза, осененные искусно подчеркнутой густотой ресниц. На щеках же ее полыхал неподдельный румянец. Чуть приоткрытые полные губы напомнили ему те дерзости, которые он уже позволил себе в отношении ее, чем, однако, не сумел насладиться, больше занятый производимым эффектом, нежели самим действием. И он испытал сильнейшее желание сделать это вновь и теперь не отвлекаться на такие пустяки, как внешние обстоятельства.

А она продолжала молчать, бесстрашно глядя на Тома. В ее глазах было столько детской доверчивости, что это его отчего-то смутило.

– Конечно, опоздала! Что за вопросы?! Опоздала, притом сильно, – грубо проговорил Том и, отвернувшись, допил свой стакан.

– Я попросила прощения, – кротко напомнила Кэт. – Но ты-то все время был здесь. Тебе ничто не мешало принять твоего гостя, если, конечно, ты его и в самом деле ждешь.

– Какое миленькое платье. Не желаешь снять накидку? – игриво поинтересовался он, проигнорировав ее ремарку. – Выглядишь так, словно куда-то собралась. Куда, если не секрет?

– Как куда? – удивилась девушка. – Пришла, как мы и договаривались. Разве что немного задержалась. Хотя теперь совершенно не понимаю, зачем я здесь.

– Хотела, потому и пришла, – заключил Том.

– Ты меня обязал этим пресловутым договором, – недоуменно пожала плечами Кэт. – А кроме того, ты обещал снабдить меня материалом для большой статьи. И если ужин не предвидится, то мы могли бы использовать эту встречу, чтобы поработать, – деловито предложила она и строго добавила: – В противном случае я предпочту вернуться к своей обычной жизни!

– Сколько страсти! – ехидно заметил Том. – Чем же так прельстительна твоя обычная жизнь?

– Дело не в том, что она прельстительна. Но из-за того, что я спешила сюда, мне не удалось обстоятельно пообщаться со своей бабушкой.

– Так вот что тебя задержало. Но и на крыльце ты не слишком торопилась, любезничая с этим молодым человеком… Прости, не хотел стать преградой, – желчно процедил он.

– Какие у тебя основания для того, чтобы упрекать меня в этом? – спросила она, встав перед ним в воинственную позу.

– Надеюсь, ты, златовласка, не разбила ему сердце тем, что пришла сюда, а не отправилась куда-нибудь поразвлечься с ним под ручку?

– Опасность разгневать тебя представляется мне куда страшнее его разбитого сердца, – позволила себе отшутиться Кэт, догадываясь, что он видел, как она разговаривала со Стивом.

– Славный ответ, – искренне порадовался он и впервые с момента ее появления улыбнулся.

Томас приблизился к ней и глубоко вдохнул легкий аромат ее духов. Не дожидаясь, когда она сама решится, он настойчиво избавил девушку от шали и предложил занять место на софе. Кэт подчинилась, постаравшись расположиться с комфортом, но напряжение не оставляло ее. Томас предложил ей скотч, но Кэт отказалась, тогда как он продолжил опустошать бутылку, к ее превеликому беспокойству.

– Том, а тебе не достаточно ли? – постаралась как можно более деликатно остановить его она.

– Какое чудесное платье! – усевшись в кресле напротив нее, воскликнул Рассел. – Если ты хотела меня поразить, тебе это удалось.

– Том, мне кажется, ты пьян! – бросила девушка.

– Вот именно, тебе так только кажется… Признаться, я не ожидал, что ты вернешься. Выходит, что ты не так проста, как мне подумалось вначале. Или твой интерес сильнее страха?

– Я не понимаю, о чем ты. Мы договорились, поэтому я здесь. У меня и в мыслях не было повредить твоим намерениям. Я со своей стороны все сделала, как мы условились. А вот твое теперешнее поведение кажется мне полным отступлением от задуманного… Скажи честно, ты в самом деле ждешь мистера Девлина на ужин?

– Его тут только не хватало! – рассмеялся Томас. – Нет, детка. Боюсь, он нам может помешать…

– Помешать чему? – встревоженно спросила Кэт.

– Разве я не говорил, что намерен провести с тобой эту ночь?

– Сказано было это несколько иначе, – ответила она. – Провести ночь здесь – это не значит провести ночь с тобой.

– Но поскольку ты все равно у меня, почему бы не совместить эти два условия? – полюбопытствовал Рассел.

Кэт отрицательно покачала головой, сосредоточенно наблюдая за Томом.

Он сел возле нее и тихо проговорил:

– Этот сегодняшний поцелуй… В общем, все было неправильно.

– То есть? – шепотом спросила она.

– Такими вещами нужно наслаждаться в уединении. На публике они утрачивают свою прелесть.

– Это так, – согласилась Кэт. – Но ты сам упрекнул меня в том, что я злоупотребляю своим фиктивным статусом, – напомнила ему она.

– Дурацкие слова, чтобы тебя уязвить, – признался Томас. – Забудь, что я сказал в запальчивости.

Кэт положила ладонь на его плечо и соприкоснулась губами с приблизившимся ртом Тома. Она почувствовала, как ей на затылок легла его рука. Том целовал ее проникновенно долго.

С первым же интимным касанием он ощутил, как хмельной туман рассеялся, уступив место жаркому приливу чувственности. Том тотчас нащупал ее вожделенные груди, соблазнительно круглившиеся в глубоком вырезе платья.

Губы Кэт охотно отвечали на настойчивые поцелуи Томаса, которые с каждым мигом становились все более смелыми.

Бретелька платья упала с ее плеча, обнажив объятую тонким бельевым кружевом сочную грудь. Том скользнул с дивана на одно колено и, иступлено нашептывая имя девушки, принялся целовать ее плечи, ключицы, грудь, тесня в объятиях стройные бедра, комкая шелковую ткань, осязая чувствительные уголочки ее тела.

Следовало бы испугаться той внезапной горячности, с которой Томас обхватил ее всю и со сладострастными придыханиями уложил на диван, отбрасывая прочь разъединявшие их одежды. Но Кэт блаженствовала. Она нежилась в его сильных руках.

В номер постучали. Кэт вздрогнула.

– Не волнуйся, – проговорил Томас. – Должно быть, доставили ужин.

Он оставил ее и вышел из комнаты, притворив за собой дверь.

Кэт застыла в ожидании, прислушиваясь к приглушенным голосам, доносившимся из соседней комнаты. Размеренный говор, а затем прозрачный звон хрусталя, фарфора и столовых приборов успокоили ее трепещущее сердце. Она поправила на себе одежду, пригладила ладонями волосы, накинула отброшенную шаль и улыбнулась своим ощущениям.

Ситуация нисколько не смущала девушку. Наоборот, представлялась ей совершенно естественной. И она уже готова была честно признаться – если не вслух, то хотя бы самой себе, – что именно для того и спешила в отель к Томасу Расселу, вне зависимости от того, о чем они договорились.

Кэт прошла в ванную комнату. Здесь помимо огромного зеркала ее внимание привлекло все внутреннее устройство. Элегантная и просторная ванна, душевая кабинка в заиндевелом стекле, множество баночек с ароматическими солями, всевозможные бутылочки с гелями, шампунями и кондиционерами, расставленные, как ей показалось, женской рукой. Все очень дорого и роскошно.

Вымыв руки, Кэт промокнула их большим пушистым полотенцем и подправила макияж.

Когда девушка покинула ванную, любопытство увлекло ее в спальню Томаса. Она вошла в просторную, старомодно обставленную комнату с тяжелыми портьерами на окнах и многочисленными подушками в тон. Большая постель была покрыта плотным шелком глубоких оттенков. Ночник горел приглушенным светом.

На секунду она позволила себе увлечься фантазиями, но тотчас одернула себя и поспешила удалиться, опасаясь того, что Томас в очередной раз застанет ее за чем-то неблаговидным. Она и без того затруднялась понять, что же он думает о ней сейчас, когда подходил к концу этот самый первый, самый странный день их знакомства.

Кэт прошла в гостиную. Томас появился из холла и сообщил, что служащие отеля удалились, приготовив для них ужин на крытой террасе. Том проводил ее туда, обнимая за талию.

– Ты в порядке? – проговорил он, помогая гостье расположиться за столом.

– Да, конечно. А почему ты спрашиваешь?

– У тебя такой таинственный вид, словно ты что-то замышляешь, – пошутил Том.

– Ничего я не замышляю, просто задумалась над некоторыми странностями.

– Кажется, я тебя понимаю, – многозначительно отозвался он, заняв место за столом напротив нее.

– Я была в твоей ванной. Райское местечко.

– Согласен, – подтвердил хозяин номера. – А в спальню заходила? – поинтересовался он.

– Да, – созналась Кэт.

– Тебе там понравится, – заверил ее Томас.

– Уже понравилось.

– Я имел в виду не обстановку, – усмехнувшись, уточнил он. – У меня чудесная кровать и все, что к ней причитается. Тем более что я чувствую сегодня особенное вдохновение.

– Ты пьян, Том, – с нежностью произнесла она, смущенно улыбнувшись.

– И все же мы выпьем шампанского, – заявил мужчина, взяв в руки запотевшую бутылку изумрудного стекла, обернутую льняной салфеткой.

Кэт пригубила вина и хитро спросила:

– А где ты собираешься спать этой ночью?

– Я тебе покажу, – тотчас сказал Томас. – Если хочешь, то прямо сейчас, – добавил он, вставая.

Том взял Кэт за руку и увлек за собой. Она была уверена, что он ведет ее в спальню, и удивилась, когда он завел ее в комнату, которую можно было назвать и кабинетом и библиотекой. Однако там, в нише, стояла просторная софа.

– Иногда я сплю здесь, когда работаю допоздна, – пояснил Томас. – Мне есть где уединиться. Так что решай сама, как коротать эту ночь.

– Тут очень хорошо, но спальня с мягкими коврами и драпировками нравится мне больше, – тихо ответила она.

– Меня это не удивляет…

– Жаль, что придется лишить тебя доли привычного комфорта, – проговорила Кэт.

– Не стоит сожалений. Твое слово – закон. Если хочешь лишить меня комфорта и удовольствий, что ж… значит, так тому и быть, – напыщенно проговорил Том. – Хотя не вижу помех переночевать в стенах одной комнаты… К тому же одна измятая постель всегда выглядит романтичнее, чем две измятые, – изрек он.

– А кто увидит?

– Как кто? Служащие отеля, конечно же. Горничная бывает здесь регулярно.

– И ты полагаешь, Малколм Девлин мог их нанять в качестве осведомителей? – искренне изумилась Кэт.

– Я бы не стал исключать такой возможности.

– А ты все продумал, – тоном упрека заключила девушка.

– Не умею иначе, милая, – невинно отозвался он. – Но это только один из резонов.

– Есть и другие? – кокетливо спросила она.

– А как же, – проговорил он и поцеловал ее в шею.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Ужин на террасе с видом на безбрежный океан уже сам по себе казался Кэт незабываемым. По большому счету в ее жизни было не так много вдохновенных неожиданностей.

Бухта была обильно расцвечена прибрежными огнями, гирляндами яхтенных светильников, яхонтовыми звездами, серебристым серпиком месяца.

Сочетание природного и рукотворного декора было волшебным, ужин – небывало вкусным, шампанское приятно кружило голову, как и ласковое обхождение Томаса, который перестал шокировать ее всяческими дерзостями и позволил оценить себя с лучших сторон, за что Кэт была ему благодарна.

Ей еще не доводилось чувствовать такое гармоничное наслаждение от праздности, еды и общения.

С этой террасы Сидней казался уютным прибежищем для всех. И, пожалуй, впервые Кэт могла не думать о том, что далеко не каждый его житель может наслаждаться жизнью так же, как и она. Иными словами, она впервые не вспоминала каждую минуту о своей бабушке.

Еще прежде она знала, что никогда не обмолвится бабушке об этом знакомстве – случае, которому суждено стать ее первым настоящим секретом, поскольку до сих пор она разделяла с бабушкой все свои переживания. Пожилая леди вряд ли сможет понять ее.

– Твои служащие всегда накрывают ужин на террасе? – спросила Кэт.

– Нет, только по особым случаям. Считаю, сегодняшний вечер, вне всяких сомнений, особенный… И они со мной согласны, поскольку сам я не отдавал таких распоряжений. Шеф-повар так решил.

– Поразительно, – покачала головой девушка.

– Представь, они вообще хорошо ко мне относятся. А сегодня, вероятно, хотели продемонстрировать свою проницательность.

– Иначе говоря, все идет по плану. Все, в том числе и твои служащие, уверовали, что я – твоя девушка, – шутя, заключила Кэт.

– Вот именно, – в тон ей подтвердил Том.

– Нет опасения, что и главные действующие лица тоже в это поверят? – осторожно спросила она.

– Я весь вечер думал над одним обстоятельством и пытался припомнить, – неожиданно сухо проговорил он. – Тот, с кем ты разговаривала у входа в отель… это ведь был Стив Уилсон?

– Верно, – кивнула Кэт. – А почему ты спрашиваешь?

– Что у тебя с ним? – прямо спросил Том.

– Ты же знаешь, мы работаем вместе.

– И только? – усомнился Том.

– Теперь да, – ответила девушка.

– Вы встречались?

– Недолго, – тихо отозвалась Кэт.

– Он разочаровал тебя?

– Просто мы слишком разные люди, – сдержанно произнесла она.

– Очень дипломатичный ответ, – едко заметил Том, которым вновь овладело хищническое настроение. Но он сумел сдержаться от последующих расспросов и, переборов себя, тихо проговорил: – Прости меня за резкость, которую я позволял себе прежде.

Кэт, не ожидавшая этого, вопросительно посмотрела на него.

– Да, прости, пожалуйста. Напряженные выдались дни. Я вел себя недостойно. Главным образом днем, после поминальной службы. У меня не было намерения пугать тебя, Кэт. Мне стыдно, что ты превратно поняла мою выходку с «феррари».

– Но выходка была, мне это не показалось?

– Да, к сожалению, – признался он. – Сам не знаю, что на меня нашло.

– Ничего, Том, не вини себя. Все нормально, – улыбнувшись, проговорила гостья.

– И этот поцелуй… – добавил Том, кивнув в сторону гостиной.

– А что поцелуй? – уточнила она.

– Обещаю, эта дикость больше не повторится, – заверил он смятенную собеседницу.

– Рада слышать, – холодно произнесла она. – Поцелуи вообще не предусмотрены нашим соглашением.

– Да и соглашение само по себе глупое, – ухмыльнувшись, добавил Том.

– Именно так, – кратко отозвалась Кэт.

– Да, следует признать, что мы дурно начали наше знакомство. Я повел себя дикарем.

– Это объяснимо. Ты переживаешь смерть отца, на тебя разом обрушились всяческие неприятности, тебе могло показаться, что я вас подслушивала, что, уверяю тебя, не так. Я все понимаю, Том, – смягчившись, проговорила Кэт. – Я соболезную тебе. И, как бы ты ни относился к моему некрологу, но писала я его искренне.

– Ты права, милая. Должно быть, я испорченный человек, раз пытался углядеть огрехи в твоих словах. Но следует отметить, что отец заслуживает каждого написанного тобою слова. Откровенно говоря, этот некролог меня даже растрогал, когда я читал его впервые. Но подозрительность, как всегда, возобладала. Увы… В моем случае это происходит постоянно, – с иронической усмешкой добавил он.

– Скажи, вы были очень близки? – осторожно поинтересовалась Кэт.

– В конечном итоге ближе отца у меня никого не было, – задумчиво ответил он. – Хотя думал я так не всегда. Часто мне казалось, что мы не только люди разных поколений, разных систем взглядов, разных устремлений, но и вовсе антагонистичны друг другу… Конечно, мы никогда не враждовали открыто. Но я был молод и дерзок, а он всегда был бескомпромиссным в своих представлениях и требованиях. Нам сложно было уживаться вместе, тем более сотрудничать… Я даже не могу представить отца в моем возрасте. Когда я родился, ему уже было пятьдесят. Поэтому отец для меня всегда был скорее мудрым старцем, суровым наставником, чем просто папой. Конечно, и у Маркуса слабостей было хоть отбавляй, но с годами ему прощалось все больше и больше, с учетом всей совокупности его бесспорных заслуг. У меня такой индульгенции никогда не было и вряд ли будет. Поэтому отцовские вольности вызывали во мне сначала раздражение, а затем и протест. Больше всего меня раздражало именно то, что отцу все сходит с рук… Теперь понимаешь, сколь глуп я был? – задорно обратился он к Кэт.

– А теперь тебе его не хватает?

– Пожалуй… Не хватает человека рядом, – тихо ответил он. – Но отца я похоронил. Я четко осознаю, что его больше нет. Он прожил долгую славную жизнь. И я не намерен удерживать его душу на грешной земле своими непомерными страданиями. Отец ведь скончался не внезапно. Он был стар. Он болел. Я был готов к тому, что рано или поздно это случится. Сюрпризом для меня стало нечто иное… Смерти приходят по-разному.

– Это точно… Моих родителей не стало, когда мне было пять. Их убили, – сказала Кэт.

– Убили? Обоих?! – изумленно воскликнул Томас.

– Да… А когда мне исполнилось девять, я, по выражению бабушки, вышла из строя.

– Как это?

– Ну, со мной что-то случилось, из-за чего я категорически отказалась ходить в школу. Я перестала по утрам подниматься с постели и целыми днями могла лежать, глядя в потолок. Я ничего не хотела, ничего не делала, почти не разговаривала, даже кормили меня принудительно. Это длилось целых полгода.

– Удивительно, – отозвался Томас. – И чем это объясняли врачи?

– Считается, что это было запоздалое последствие перенесенного в раннем детстве стресса, или сказались иные причины… Но, что бы там ни было, бабушка сделала все, чтобы вернуть меня к деятельной жизни. Она на время прервала свою работу в газете, стала обучать меня на дому. Бабушка не понуждала меня, но использовала каждую возможность, чтобы пробудить во мне интерес… Примерно тогда же в наш дом стали ходить люди, которые знали моих родителей, дружили с ними. Они-то и рассказали мне многое об их совместном прошлом. Но это были взрослые люди, и мне, маленькой девочке, хотелось лучше понять их. Бабушка давала мне читать книги, которые способствовали этому. И словно шлюз открылся. Мне вдруг стало интересно все. И желание умереть, которое было таким навязчивым, отступило.

– Все умирают. Сказано: прах к праху. Но пока мы живы, нужно жить, – произнес Том, думая о своем.

Кэт покивала и смолкла, украдкой наблюдая за Томасом.

– Когда ты так молчишь, Кэт, мне кажется, что я слышу, как шумит твоя кровь и бьется сердце, – тихо проговорил Томас чуть погодя.

Он склонился к ней и коснулся подушечками пальцев ее шеи, чтобы проверить свои ощущения. Но Кэт словно вся обмерла в этот миг и заледенела.

– Странно, – шепнул Том, смешавшись. – Я мог поклясться, что это так. – И он вновь замолчал на некоторое время.

Кэт, смущенная не менее его, шепотом произнесла:

– Все же у тебя большая семья… Сводные сестры. Какие у тебя с ними отношения?

– Предпочитаю сталкиваться с ними как можно реже, – резким тоном ответил он. – Они озабочены только одним – выгодно выскочить замуж, и все поголовно уверены, что я просто обязан устроить им наилучшую партию, как если бы я вербовал миллиардеров в женихи своим сводным сестрам. Справедливости ради скажу, что мы категорически чужды друг другу. Они представления не имеют, чем живу я, мне же совершенно безразлично, чем живут они.

– Жаль. Если бы не бабушка, я была бы совсем одна на этом свете. Я делаю все возможное, чтобы она жила дольше, как бы эгоистично это ни казалось. Но не так много у меня возможностей, учитывая, что бабушка очень больна… А заглядывать в будущее мне очень страшно, ведь никто не живет так долго…

– Тяжело терять человека, который много для тебя значит. И не всегда время лечит, поверь мне.

– Я догадываюсь, – прошептала Кэт.

– Но этим вечером мы не одиноки, – убежденно проговорил Том и, взяв ее за руку, поднялся.

Кэт встала ему навстречу. Их губы встретились в глубоком и проникновенном поцелуе.

– Если бы ты была моей девушкой, я бы подхватил тебя сейчас на руки и отнес в спальню, – шепнул он ей на ухо.

– Тогда давай представим, что я твоя девушка, – отозвалась Кэт.

Она обвила руками его шею. Томас поднял ее, оказавшуюся легкой, как пушинка, пронес через весь номер в спальню и положил на постель.

Внутри у Кэт творилось нечто невообразимое. От обилия ощущений голова шла кругом, при этом единственное и ясное желание пронизывало все ее тело.

Тусклый свет ночника резко вычерчивал силуэт Томаса. Его глаза казались черными, и они были устремлены на Кэт.

Он склонился к Кэт и отвел лямочки ее платья с плеч, плавно расстегнул молнию на спине и сбросил лиф с груди.

Кэт поежилась, когда прохладный воздух пробежал по обнажившейся коже. Но Томас приник к ее плечам губами, и жар разлился внутри, вытеснив дрожь смущения. Наоборот, с каждым его прикосновением ей делалось все спокойнее. Кэт крепко обняла Тома, нехотя выпустив из своих рук, когда он поспешно сбрасывал с себя рубашку, и снова нетерпеливо привлекла его к себе.

– Секунду, – сказал Том, затем поддел край ее платья и потянул его вверх. Шифон легко поддался и, взвившись вверх, упал на постель возле стоп Кэт. – Еще терпение, – прошептал он, торопливо избавляясь от брюк. На одно мгновение его лицо исказилось привычной ухмылкой, но тотчас эта нелепая мина сменилась серьезной сосредоточенностью, когда он поймал на себе кроткий взгляд девушки. – Ты еще можешь сбежать от меня, златовласка, – сипло пробормотал Том.

– Я с радостью сбегу от тебя, но только при одном условии, – шепнула она в ответ.

– И что же это за условие такое? – заинтересовался он.

– Пообещай, что поймаешь меня, – объявила Кэт.

– Поймаю, даже не сомневайся, – заверил ее Том.

Кэт завела руки за спину, произвела неуловимое движение, и кружевные чашечки соскользнули с ее груди.

– Что скажешь? – спросила она.

– Бесподобно, – тоном знатока проговорил Том и вернулся на постель.

Кэт обняла его и провела рукой по густым темным волосам. Томас поймал ее ладонь и признательно поцеловал.

Девушка легла на середину большой постели и поманила его к себе. Он помедлил, упиваясь зрелищем, затем приник к ее груди губами.

– Меня не покидает чувство, что я тебе обязан, – прошептал Том. – Меня учили платить по счетам, – добавил он и поцеловал ее в губы. – Удивительно, Кэт, я никогда не сходил с ума от желания сблизиться с женщиной. Ты же заставила меня потерять голову чуть ли не в момент нашего знакомства, очаровательная блондинка, – иронически сознался он.

– Поверь, у меня не было такого намерения, – извиняющимся тоном сказала Кэт.

– Наверное, это меня и привлекает в тебе больше всего, – предположил Том, утопая лицом в ее белокурых локонах.

– И что же теперь?

– А теперь я буду ласкать тебя так, как никто никогда ласкать не будет, – объявил он, неторопливо вытягиваясь вдоль нее.

Его ладонь легла на шелковистое бедро девушки, и пальцы плавно скользнули вверх. Том не сводил с ее лица сосредоточенного взгляда серых глаз.

Он поцеловал ее в основание шеи, а затем долго ласкал губами обольстительную грудь, прежде чем продвинулся ниже, к не менее обольстительному упругому животу.

– Доверься мне, – шепнул он, настойчиво разводя ее бедра.

Кэт изумленно посмотрела на него, но подчинилась. Она вздрогнула и напряглась, почувствовав горячее прикосновение его губ, и сразу же обмякла, когда к нежности губ добавилась требовательность языка. Ее объяла вязкая истома, и вскоре болезненный спазм разрешился всплеском эмоций.

– Ничего чувственней со мной еще не происходило, – разгоревшись румянцем, призналась Кэт.

Но Томас не считал нужным останавливаться. То, что показалось ей восхитительным финалом, на деле было лишь многообещающим началом. И лишь когда он довел ее до исступления, она, не находя слов и сил для разговоров, сладострастно простонала.

А потом настала странная пауза, в течение которой Кэт озадаченно наблюдала за Томом. Он поднялся с постели и принялся курсировать по спальне, заглядывая во все ящики и шаря в них рукой. Два долгих года он не заботился о том, чтобы этот предмет был всегда под рукой, но верил, что парочка должна была где-то заваляться.

Обнаружив наконец целую упаковку, он победоносно продемонстрировал цель поиска своей партнерше и вернулся вместе с трофеем на постель.

Кэт нежно улыбнулась ему.

– Теперь порядок! Можно продолжать, – резюмировал он.

Том чувствовал подступающую нервозность. Он не был столь же безусловно уверен в себе, как минуту назад. Он медлил, неспешно лаская девушку, и винил в своей неуверенности алкоголь и то, что слишком долго не делал ничего подобного.

Кэт пылко поцеловала его и влекла к себе, но Том вдруг отодвинулся.

– Милая, поверь, я очень хочу этого. Ты самая желанная из всех, с кем я был. Хотел бы я, чтобы и для тебя это значило столько же, – взволнованно прошептал он.

– Это значит для меня много больше, чем ты можешь себе представить, – пылко заверила его Кэт.

Она обвила его гибкими ногами. Задышала глубоко и ровно. Томас чувствовал молодое распаленное тело девушки. Это усилило азарт, и его сознание тотчас очистилось от сомнений. Желание возобладало над страхом, и он решительно овладел ею.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Солнечный свет сочился сквозь портьеры. Когда Кэт проснулась, незнакомые звуки заставили ее насторожиться. Она огляделась и в первый миг удивилась, обнаружив себя в чужой комнате. Но это удивление длилось недолго и сменилось счастьем от осознания того, что она в спальне Томаса, в его постели. Однако под шелковым покрывалом она была одна.

Часы показывали десять. Это заставило ее моментально мобилизоваться.

Новый день начинался с чудовищного преступления. Она проспала.

Кэт вскочила и машинально схватилась за голову, понуждая себя осмыслить ситуацию. Но мгновение спустя она вновь присела на край постели, понимая, что опоздание уже случилось и если хорошо подумать, то с кем не бывает. Кэт заставила себя успокоиться, тем более что за последние сутки с ней произошло много приятного. И лишь затем она осознала, что настала суббота и можно никуда не спешить.

Девушка без суеты отправилась в душ, где под расслабляющим потоком теплой воды смогла предаться воспоминаниям о прошедшей ночи.

Разительней всего ей вспоминалась нежность сильных рук Томаса. Она вообще не подозревала, что мужчина может быть столь ласков.

Обернувшись банным полотенцем, она отправилась искать Тома и нашла его за легким завтраком с апельсиновым соком и кофе. Он не услышал поступи ее босых ног, шумно листая утреннюю газету. Это была «Сидней Клэрион».

Кэт обняла его со спины и поцеловала в щеку.

– А, проснулась? Привет! Ну как ты?! – оторвавшись от чтения, спросил он.

– Спасибо, замечательно. По правде сказать, никогда не чувствовала себя так чудесно, – призналась Кэт. – А ты давно встал? Выспался?

Томас неопределенно покачал головой в ответ.

– Будем считать, что выспался, – проговорил он и посмотрел на девушку, лицо которой сияло счастьем.

Кэт ласково поцеловала его в лоб и села за стол.

Она с аппетитом приступила к завтраку, но, посмотрев на Тома в очередной раз, вынуждена была отвлечься, Томас сидел хмурый и определенно имел, что ей сказать.

Кэт отстранила от себя тарелку, давая понять, что приготовилась выслушать, что бы это ни было.

Том начал не сразу, лицо его с каждой минутой становилось все более пасмурным.

– У тебя голова болит? – осторожно спросила она.

– Кэт, – наконец сказал он, – прости меня.

– За что? – осведомилась Кэт, подозревая худшее.

– За эту ночь…

– А что этой ночью было не так?

– Начнем с того, что я был пьян. Ты же знаешь… В общем, я хочу попросить тебя, чтобы ты не придавала слишком большого значения тому, что между нами было.

– То есть, будучи твоей любовницей, я не должна рассчитывать на многое. Понимаю… – сухо проговорила Кэт, вернувшись к завтраку. – Ты читаешь «Клэрион»? – поспешила она сменить тему.

Том передал газету Кэт.

Она сразу узнала ту фотографию из сделанных Майком, на которой было запечатлено, как Томас, обнимая ее за плечи, выходит из кафедрального собора. А внизу значилась подпись редактора: Наследник идет по стопам родителя.

Вероятно, подразумевалось, что молодой Рассел, подобно своему отцу, станет заводить романы с каждой расположенной к нему девушкой.

Кэт просмотрела статью, в конце которой стояло ее имя, и вернула газету Тому.

– Тебе не понравилась заметка? – спросила она.

– Как раз наоборот. У тебя недурной слог. Однажды тебе дадут развернуться, отступив от этой похоронной тематики.

– Я тоже очень на это надеюсь, – сдержанно отозвалась молодая журналистка. – Равно как и на то, что проведенная у тебя ночь и эта фотография убедят твоего оппонента мистера Девлина в том, в чем ты намеревался его убедить, – деловито проговорила она и, промокнув рот льняной салфеткой, поднялась из-за стола.

– Куда ты?

– У меня дела.

– Как насчет вечера? – спросил Томас.

– А что насчет вечера? Разве цель твоей авантюры не достигнута? – холодно бросила Кэт.

– Я вовсе не считаю цель достигнутой, – буркнул он.

– Ну, если Малколма Девлина не убедит то, что уже было сделано, я бессильна помочь чем-либо еще, – рассудила она.

– Забудь про Девлина, – пробормотал Том. – Кэт, я хотел пригласить тебя на концерт, который будет этим вечером… А завтра мы могли бы отправиться на отцовскую ферму. Уверен, тебе там понравится.

– Отличный план, и огромное тебе спасибо за предложение. Однако увы. Я должна вернуться домой и переодеться, вернуться к работе, вернуться к бабушке – в общем, я должна вернуться к своей привычной жизни, в противном случае как бы не пришлось каяться.

– Кэт, понимаю, я обидел тебя своими оговорками.

– Вовсе нет. Я благодарна тебе за честность, – отчеканила она.

– Я настаиваю на том, чтобы ты приняла мое приглашение на концерт. Обещаю, что этим вечером все пройдет гладко, – с чувством проговорил Том.

– Хорошо, – поддалась Кэт. – Но прежде мне нужно будет навестить мою бабушку, – поставила свое условие она.

Том согласно кивнул.

Кэт пошла одеваться, но Том преградил ей дорогу.

– Я спешу, – сказала она.

– И в спешке забыла что-то важное, – отозвался он.

– Что же?

Том принялся расстегивать рубашку, оттесняя Кэт к стене.

– Нет, Том, – испуганно проговорила она, видя их обоих отраженными в зеркале напротив. – Ты говорил, ночью это стало возможным из-за твоего опьянения.

– Теперь я трезв и готов сосредоточиться на своей любовнице, – пояснил он.

«Феррари» Томаса Рассела стремительно несло их по шассе к загородному четырехэтажному особняку Маркуса Рассела «Дабл-Бэй».

Когда они ступили на крыльцо, их радушно встретила экономка, посетовав на то, что Том бывает в стенах отцовского дома не часто.

Осмотревшись, Кэт пришла к выводу, что никогда не была в более роскошной обстановке. В высшей степени консервативный интерьер дома поражал изысканностью.

Она поделилась своими мыслями со спутником.

– Я хотел, чтобы ты побывала здесь, прежде чем дом сменит хозяина, – объявил Том.

– Ты собираешься продать отцовский дом?! – воскликнула Кэт.

– Да… Но сначала хочу решить, что из вещей нужно оставить.

– А стоит ли так бередить свои раны? – обеспокоенно спросила она.

– Это только вещи, милая, – тихо отозвался он.

– Как знаешь… Завидую твоему хладнокровию. Мне кажется, это не только вещи, но овеществленная память.

– Вот и проверю себя на стойкость, – азартно ответил Томас. – Пойдем, я покажу тебе бальную залу.

– Вы давали здесь балы? – изумилась спутница.

– Несколько раз, когда мама была жива. А после ее смерти отец потерял интерес к таким масштабным мероприятиям. Тем более что и для организации подобных событий требовался больший ум и такт, чем был в распоряжении у его последующих жен, – едко сообщил наследник.

– Моя бабушка продала свой коттедж для того, чтобы оплатить мое обучение в колледже, – доверительно сообщила Кэт.

Вечером они снова летели по шоссе по направлению к океану.

Томас Рассел припарковал «феррари» возле виллы, которая, в противоположность отцовскому особняку, была воздвигнута в соответствии с современными архитектурными веяниями, что по силе воздействия равняло ее с эффектом, производимым помпезным четырехэтажным зданием.

– Этот дом я выстроил для себя, – ответил Томас на вопросительный взгляд своей спутницы.

– И почему же ты не живешь здесь?

– Я строил его для нас с женой, – коротко пояснил он. – Но она так ни разу и не побывала здесь.

– Очень жаль, Том. Уверена, ей бы тут понравилось.

– Я тоже так думал, Кэт. Однако я ошибался, и, как оказалось, не в этом одном.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась девушка, расслышав нотки злости в его словах.

– Я думал, что знаю свою жену, и всегда верил, что моей любви ей хватает. Считал, она довольна своей судьбой, своим выбором, в конце концов, мы ведь вместе строили планы на будущее.

– Но нет ее вины в том, что это не стало возможным, – осторожно заметила Кэт, когда Томас умолк.

– Я ставлю ей в упрек отнюдь не смерть, – сказал Том. – Уже после ее похорон я узнал, что Сандра не была верна мне. Более того, из письма ее любовника, на которое я случайно наткнулся, я понял, что планы Сандры с ним куда как определеннее, чем наши общие.

– Кто он был? – спросила Кэт.

– Я не стал выяснять. К чему это? Если он ее действительно любил, в чем я не сомневаюсь, то страдал не меньше, а возможно, и более моего.

– Пожалуй, ты прав, – согласилась девушка. – Но в отличие от тебя он не чувствовал себя обманутым.

– Мы не можем знать этого наверняка, – грустно улыбнувшись, отпарировал он. – А теперь не поговорить ли нам о тебе?

– Смотря, о чем бы ты хотел знать?

– Начнем с твоих отношений со Стивом. Почему вы расстались?

– Просто ошибкой было сойтись, – нехотя ответила Кэт.

– А поточнее? – настаивал Томас.

– Что это, испанская инквизиция?

– Просто я хочу знать о тебе все! – решительно объявил он.

– Ты узнаешь обо мне больше, если поцелуешь вместо расспросов.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Бабушка испытала двойственное чувство, увидев фотографию, приобщенную к статье внучки. С одной стороны, гордость, с другой – беспокойство.

Она без всяких признаний со стороны Кэт поняла, что девушка влюблена, и так сильно, как никогда еще не была. Томас Рассел – предмет ее обожания, – бесспорно, привлекательный мужчина, тем не менее он не вызывал у пожилой женщины доверия, будучи сыном своего отца, которого та знала не понаслышке.

Она встретила внучку с озабоченным видом. Развернутая на известной странице газета являлась исчерпывающим объяснением бабушкиной мины.

И все же Кэт, заметившая это, сияла.

Бабушка надеялась побольше узнать от внучки об ее отношениях с молодым Расселом, но она и прежде никогда не задавала Кэт прямых вопросов, стараясь выстраивать разговор таким образом, чтобы вызвать у той желание поделиться сокровенным. Она стремилась в первую очередь создать у Кэт ощущение доверительности, уверенности, что ее постараются понять и не осудят, если даже и не выразят безоговорочного одобрения.

Для пожилой дамы Кэт был все той же ранимой маленькой девочкой, которая рано осиротела и балансировала на грани жизни и небытия, когда через четыре года, прошедших со дня гибели родителей, потеряла вкус к жизни. Она никогда не забывала, как тяжело было возвращать внучку к активности, пробуждать интерес и желание действовать. Бабушка дорожила сложившимися у них доверительными отношениями и знала, что беспокойство за судьбу внучки держит ее на этом свете, заставляют ее больное сердце размеренно стучать, невзирая на старость и болезни. И за это она в душе благодарила свою белокурую малышку, которую с самого рождения отождествляла с ангелом.

С приходом внучки бабушка стала шутливо щебетать о своем. Она рассказывала Кэт о малейших подробностях своего старческого состояния, которые свели бы с ума любого слушателя, но только не Кэт. Та только слушала, кивала и улыбалась. А бабушка неутомимо и с иронией расписывала ей все нюансы своего недомогания. Она видела, что Кэт не готова еще изъяснить словами то новое, что так преобразило ее внешне.

Мудрая женщина чувствовала, что Кэт необходимо разобраться в этом самой. Она понимала, что теперь каждое событие ее жизни делает внучку взрослее, лепит из нежной девушки зрелую женщину. Бабушка лишь молилась, чтобы для ее малышки пресеклась череда потерь и разочарований. Она не переставала думать о том, что может умереть еще до того, как наступит ее час быть прооперированной.

И Кэт чувствовала, что эта печальная мысль неотступно сопутствует их кажущемуся непринужденным общению. Она ничем не могла утешить обожаемую бабушку. Они, как всегда, тепло распрощались, но Кэт покинула «Осеннюю листву» с тяжелым сердцем.

Позже вечером, насладившись вместе с Кэт струнной музыкой, звучавшей в камерном зале, Томас повез ее в популярный на побережье итальянский ресторан. Проголодавшиеся за день, они буквально проглотили свой ужин и поехали домой. К Тому домой.

Томас включил тихую музыку и аккуратно наполнил два бокала вином ровно настолько, чтобы, разбудив желание, не замутить сознание. Кэт без опаски приняла вино из его рук.

Они отправились в спальню сравнительно рано, а забылись сном лишь ближе к рассвету. Однако Том, несмотря на изнуряющую ночь, запланировал ранний подъем, собираясь воскресным утром вести свою девушку на ферму. И Кэт, засыпая, с ужасом представила, как же усложнилась ее жизнь после встречи с Томасом.

Теперь она будет вынуждена лететь по утрам на работу, затем к бабушке, чтобы после отправиться не в привычный домашний покой, а к своему мужчине, который будет любить ее всю ночь до изнеможения. И это пугало Кэт. Пугало, как пугало все новое, требующее немалых моральных сил.

Так же ее страшили и возможные осложнения в отношениях с коллегами. Прежде в общении с ними она скрытностью не отличалась, в первую очередь потому, что и скрывать было нечего. Теперь же, наоборот, излишняя откровенность грозила сложностями, в то время как замкнутость совершенно не была в ее характере и могла восстановить привыкших к чистосердечности Кэт коллег против нее.

– Возможно, мы слишком торопимся, Том? – осторожно спросила Кэт. – Не стоит ли нам встречаться чуть реже?

– Я надоел тебе? – нарочито шутливо отозвался он.

– Боюсь, что ты перегоришь ко мне, – взволнованно призналась она.

– Никогда, милая. Я ненасытен, – так же шутливо заверил ее любовник.

Следовало ли эти слова воспринимать всерьез? Ей бы хотелось, но она не могла.

Это был день веселья, шуток, еды на свежем воздухе, быстрой езды в открытой машине.

– Ты куда? – спросил ее Том, когда воскресным вечером по возвращении в Сидней Кэт собралась уходить.

– К бабушке.

– Но ты была у нее не далее как вчера. Позвони и скажи, что не можешь.

– Я бываю у нее каждый вечер, и сегодняшний не должен стать исключением, – сухо отозвалась Кэт, давая понять, что торговаться не намерена. – Такова моя обязанность, – решительно добавила она.

– В таком случае не будем тянуть время. Идем. Я подвезу тебя, – вызвался Том. – Пора бы тебе нас познакомить, – сообщил он, к ее великому изумлению, на исходе третьего дня их знакомства.

Такого желания Кэт не встречала ни у одного своего поклонника.

Хоть и выразил он его, как всегда, шутливо, но действия говорят больше слов – желание его было совершенно серьезным.

Томас обнял Кэт и, поцеловав в макушку, проговорил:

– Ты знаешь, что твои волосы пахнут мандаринами?

– Теперь знаю, – тихо отозвалась она и подняла к нему кроткий взгляд зеленых глаз.

– Надеюсь, однажды мы останемся на ферме на ночь. Я разведу камин и буду любить тебя в его свете. Ты станешь кутаться в лоскутное одеяло, а я согрею тебя своими поцелуями, – мечтательно произнес Том. – Ты уснешь на старинной постели с пологом. А на рассвете нас разбудят птицы. И мы будем любить друг друга вновь и вновь.

Кэт все смотрела и смотрела на него зачарованно и хотела верить, что именно так однажды и будет, как он говорит.

– Ты рассчитывал провести этот вечер иначе, – тихо проговорила она по дороге.

– Да, в мои планы не входило посещение дома для престарелых, – шутливо отозвался Том, не отрывая взгляда от дороги.

– Прости… Должно быть, ты очень разочарован, – предположила девушка. – Ты сердишься на меня? – осторожно спросила она.

– Сержусь? Я? Да ты что, милая! И не разочарован я вовсе, – поспешно заверил он ее, посмотрев на спутницу ободряюще.

Она не могла поверить, что он искренен в своем желании оказывать ей поддержку во всем.

– Я могла бы доехать и на такси, Том.

– Что за глупости! Зачем тебе это? Ты не хочешь знакомить меня со своей бабушкой? – весело предположил он. – Признайся, Кэт, ты стыдишься меня?

– Наоборот, Томас. Но это как-то неожиданно… Возможно, несколько поспешно…

– Как и все в наших с тобой отношениях, – подытоживающе заметил он.

– Да, пожалуй, ты прав, – усмехнувшись, согласилась Кэт и поцеловала спутника в щеку.

В своем нетерпении видеть бабушку Кэт поспешно пересекла холл и свернула в узкое и мрачное пространство коридора. На мгновение она даже забыла, что впервые идет в ее палату не одна, что Томас Рассел молча следует за ней.

Кэт удивилась, застав бабушку не только бодрой, но и сидящей за столом за решением кроссворда. Бабушка тотчас поделилась с внучкой радостной вестью, что ее очередь на операцию вот-вот подойдет. И прооперируют ее не позднее следующего месяца, на что она и уповает. В своем воодушевлении она даже не сразу заметила, что Кэт пришла к ней не одна. Да и Кэт забыла о своем спутнике от счастья, обнимая и целуя обожаемую бабушку.

Старая леди посмотрела на Томаса поверх ее плеча и приветственно кивнула ему. Он также кивнул в ответ.

Тогда Кэт спохватилась, укорив себя за то, что не представила бабушке Тома. Подойдя к нему, она потянула его за лацкан пиджака к выходу. Он не стал спорить и вышел из палаты.

– Прости, Том… – смущенно пробормотала Кэт. – Ты не мог бы подождать меня в машине?

– Но зачем?

– Это как-то неловко. Понимаешь? Мне следовало ее сначала предупредить, как-то подготовить к твоему приходу… – сконфуженно пробормотала девушка.

– Что ж тут неловкого, милая? Она уже видела, что я здесь.

– Ты не понимаешь, Том… Я ведь прихожу сюда не просто так. Уход за больным человеком – дело интимное.

– Ах, вот оно в чем дело, – хмуро проговорил Томас. – Но ты могла бы не выставлять меня таким образом, а сначала представить нас друг другу, – упрекнул он.

– В этом нет необходимости. Бабушка знает, кто ты. Пойми, Том, ее здоровье так хрупко… И я не хотела бы ее без надобности тревожить. У меня есть основания считать, что бабушка не одобрит этого.

– Чего этого? Того, что ты со мной?

– Том!

– Я подожду тебя в машине, – бросил на ходу он, резко развернувшись.

– Том, прости, – она догнала его и ухватила за руку. – Я не за себя волнуюсь. Ее сердце слабо настолько, что любые сильные эмоции способны ей навредить, радость ли, печаль ли – не имеет значения. Все, что ей сейчас необходимо, – это срочная операция. Бабушка все время пеклась обо мне. Она стольким ради меня пожертвовала. И я не имею права подвергать опасности ее состояние.

– Или ты боишься, что я узнаю о тебе больше, чем сама ты хотела бы дать мне знать? – обиженно предположил Томас.

– Ты подозреваешь меня в чем-то?

– Время от времени я подозреваю всех, в особенности если человек ведет себя странно, – процедил он.

– Я никогда тебе не лгала.

– Но и правду из тебя не вытянешь, – упрекнул ее Том.

– Да просто не о чем рассказывать. Не та у меня жизнь, чтобы болтать о ней без умолку.

– А по-моему, ты просто не готова пустить другого человека в свою жизнь. Ты просто еще не созрела для серьезных отношений. Для тебя это все еще авантюра, любовная интрига, за которой следят твои коллеги репортеры. Поэтому ты и не хочешь держать в курсе свою бабушку, – обвинительно проговорил Томас. – Опасаешься, что она воспримет это всерьез в отличие от тебя, которая просто развлекается с первым подвернувшимся парнем.

– Вот, значит, как ты обо мне думаешь, – обиженно пробормотала Кэт, на глаза которой навернулись слезы. – Это из-за того, что я блондинка? – всхлипнула она. – Считаешь меня ветреницей? Думаешь, я сплю с любым, кто обратит на меня внимание?

– Не говори так, Кэт, – прошептал Том, опасаясь, что на шум в коридоре отреагируют медсестры, сиделки или даже охрана. – Неуместный разговор мы затеяли. Не плачь. Возьми себя в руки. После поговорим.

– Нет уж, давай все выясним прямо сейчас! – заупрямилась Кэт. – Считаешь меня безмозглой репортершей, которую волнуют только скандальные сенсации? Думаешь, я с тобой только ради того, чтобы выведать все твои секреты?

– Насколько мне известно, ты прославилась лишь писанием некрологов, – едко заметил Том.

– По-твоему, я бездарность, – совершенно расклеившись, всхлипнула девушка.

– Я никогда этого не говорил, – процедил Рассел, сжав ее плечи. – Наоборот, я считаю тебя многообещающей журналисткой.

– Но ты также считаешь меня расчетливой и коварной. И опасаешься, что я могу злоупотребить твоим ко мне отношением.

– Не понимаю, что тебя заставляет так думать? – озадаченно проговорил Том. – Кэт, я постоянно даю понять, как много для меня значит наше общение.

– Ты говоришь общение, а подразумеваешь секс.

– Это только начало. Ты сама хотела двигаться постепенно, – напомнил ей Том. – Что я должен сделать, чтобы ты успокоилась?

– Оставь меня, – тихо попросила Кэт. – Просто оставь меня, о большем я не прошу.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Томас ее не любит. Он вновь резко развернулся и ушел, не оборачиваясь, легко удовлетворив ее истерическую просьбу. Ощущение потери наполняло Кэт по мере того, как затихали его шаги в конце коридора.

Вне всякого сомнения, бабушка узнала его и удивилась, когда внучка вернулась в палату, утирая слезы.

Бабушка избегала задавать вопросы, видя смятение Кэт. Она лишь невзначай заметила:

– Интересный молодой человек.

На это Кэт только кивнула.

– Вызывает доверие… Во всяком случае, так кажется на первый взгляд, – осторожно оговорилась пожилая леди, украдкой наблюдая за внучкой.

Кэт полностью проигнорировала бабушкино высказывание, помогая той совершить ежевечернюю гигиеническую процедуру.

– Очень похож на своего отца. Маркус Рассел был весьма эффектным мужчиной. Помню, девицы чего только не предпринимали, чтобы попасться ему на глаза в надежде, что он их заметит. И он многих замечал, скажу я тебе. Любвеобильный был мужчина… Этот же не производит впечатления волокиты… Хотя голос в точности как у отца, – засыпала мрачную Кэт своими рассуждениями старая леди, стараясь придать своему голосу беспечности.

Кэт хранила стоическое молчание, концентрируясь на выполняемых манипуляциях. А при первой же возможности перевела разговор в тематическое русло предстоящей хирургической операции, с радостью обнаружив, что бабушка действительно сопрягает с ней большие надежды, хотя и риск такого вмешательства сознает всецело.

Слушая рассуждения своей старушки, Кэт старательно гнала от себя прочь все мысли о Томасе, которые одолевали ее неотступно. Она понимала, что ее радужный мыльный пузырь лопнул. Она сама стала виной тому, что это произошло так скоро, но и уповать на продолжение сказки не было оснований.

Возможно, Томас прав, и она просто не созрела для таких отношений. Либо же Томасу нужна другая женщина, женщина, которую не будут разрывать обязательства.

И все же Кэт поступила глупо. Она чувствовала в своем сердце любовь к этому мужчине, но не позволила своей любви расцвести, спровоцировав этот безобразный разрыв с миллионом взаимных обвинений. Она отпустила его с ложным о себе мнением. И теперь не могла вообразить, как посмотрит в глаза Тому, если им представится случай еще раз встретиться.

Она не допускала для себя возможности вернуться к нему после этого разговора. Попрощавшись с бабушкой и пожелав ей спокойной ночи, она отправилась в свою квартирку.

В тот вечер Томас Рассел звонил Кэт несколько раз. Но девушка перевела телефон на тихий режим и постаралась не думать о случившемся.

Поздно вечером Том стал названивать вновь. Кэт испытала сильнейшее искушение ответить на столь настойчивые звонки, но, решив, что он движим лишь плотским желанием, привычкой к близости с женщиной в такой час, сдержалась.

Она и допустить не могла, что Том влюблен. Это казалось ей совсем уж невероятным. Конечно, его многое влекло к ней, думала Кэт. В первую очередь ее умение слушать и сопереживать, рассуждала она, испытывая потребность рационально объяснить себе такую его настойчивость. Оба они знали в своей жизни тяжелые потери, и сходность пережитого их сближает. И то, что она оказалась уступчивой, тоже представляет собой немаловажный аргумент.

Девушка до сих пор отказывалась внятно объяснить себе другое обстоятельство. А именно: как могло случиться, что она позволила так далеко зайти своим с ним отношениям в первый же день их знакомства и почему он сам способствовал этому? Для чего он возил ее по всем своим домам? Не ради же хвастовства, в самом деле?

Кэт нуждалась в объяснениях и поэтому ответила на поздний звонок.

Том елейным голосом стал звать ее обратно. Просил прощения за свою подозрительность и невоздержанность. Обещал, что больше это не повторится. Но Кэт оборвала его, сказав:

– Не пытайся убедить меня дипломатичными речами, Том. Согласись, мы переступили грань отстраненной вежливости. Теперь пути назад быть не может.

– Звучит трагически, – грустно пошутил он. – Но я тоже не заинтересован в пути назад. Меня больше привлекает то, что у нас с тобой впереди.

– Том, я бы хотела, чтобы все это оказалось правдой. Но очень боюсь верить словам. То, что я тебе наговорила в больничном коридоре, было продиктовано моими страхами. Однако было бы неправильно вовсе не принимать их в расчет. Рано или поздно они все равно вырвались бы наружу. Что и случилось сегодня. Сознаю, что я глупая, трусливая и незрелая. И возможно, к лучшему, что мы вовремя все прояснили, чтобы не морочить больше друг другу голову… Нам лучше расстаться, Том, – горестно подытожила Кэт.

– Не слишком ли легко ты сдаешься, милая? Не ожидал, что тебя обескуражит такая маленькая сложность на пути к цели. Кэт, детка, я тоже готов принять все твои упреки с той лишь маленькой поправкой, что это была лишь мизерная часть моего к тебе отношения, и те ошибочные умозаключения, которые я сделал в первый день нашего знакомства, должны были развиться в настоящее узнавание. Но этого не случится, если мы расстанемся. И, уверен, тебе тоже не помешало бы узнать меня лучше… Другое дело, если ты стыдишься меня… Во всяком случае, так мне показалось.

– Нет, Том, нет! – воскликнула Кэт в трубку. – Я не стыжусь тебя. Мне очень жаль, что ты мог так подумать… Я просто не могу представить, как нам быть вместе. Я разрываюсь между работой и домом престарелых. До последнего времени в этом была вся моя жизнь. И именно из-за этого страдали все мои прежние отношения. Ведь близость с другим человеком требует такой самоотдачи…

– И ты струсила? – спросила Томас.

– Да, – честно ответила Кэт.

– Ты не готова пойти на это даже на короткое время? – сухо спросил он.

Кровь отлила от лица Кэт.

– Нет, не готова. Тем более на короткое время. Прости, Том, – сказала она и положила трубку.

Вплоть до последнего его вопроса она еще лелеяла надежду, что речь идет о судьбе, а не о скоротечном романе. Но Томас сам внес ясность, после чего любая мечта становилась самообманом.

Кэт не ждала, что Том позвонит вновь, но все же отключила телефон. Просто она чувствовала, что не сможет ни с кем другим говорить без того, чтобы не расплакаться.

Она легла на кровать и невольно стала думать с тихой грустью о том, что потеряла уже наверняка, вспоминая все, что ей так полюбилось в Томасе, даже его взбалмошность и непредсказуемость, подарившие ей три незабываемых дня.

Девушка подавляла в себе желание разрыдаться. И ей это удалось. Чем подробнее она вспоминала события последних дней, тем фантастичней они ей казались, словно сон, увиденный наяву. Она обязала себя стоически пережить этот разрыв, потому как, в сущности, они и не были парой. Наполовину притворство, наполовину вожделение – все, что объединяло их.

И все-таки в лучшие моменты их общения Томас был удивителен. Он покорил ее своей нежностью, силой, вдумчивостью, физической красотой…

Кэт поняла, что ей следовало быть более трезвой. Она слишком поспешно предалась своим грезам, из-за чего не сумела оценить по достоинству те отношения, что у них были. Они могли наслаждаться взаимным общением, но Кэт показала себя настоящей дикаркой, которая сначала очертя голову кинулась в объятья Тома, а затем так же лихо и безапелляционно оттолкнула его от себя. В результате сама себя обрекла на нелестную роль бывшей случайной любовницы богача, лишив себя шанса дружеского общения с содержательным и благородным человеком.

Странно, что он мог всерьез заподозрить, будто она стыдится его. Если кого Кэт и стыдилась, то только себя. И то, что она бережет бабушку от эмоциональных потрясений, тоже было наскоро изобретенной ложью. Следует признать, что она просто замкнулась в своем маленьком мирке, в котором было место только для нее и бабушки, все же остальное воспринималось ею как помеха. Занятость стала ее оправданием одиночества, а все сетования только усугубляли степень зависимости Кэт от привычки.

До этих пор, встречаясь по большей части не с теми парнями, она убедила себя в том, по ее мнению, бесспорном факте, что проблема именно в них и в их отношении к ней. Она внушила себе невозможность разрываться между любовью к человеку, которому она всем обязана, и желанием наладить свою собственную жизнь. Одна мысль о том, что ей придется много претерпеть, прежде чем судьба сведет ее с человеком, с которым она сможет делить не только радости, но и проблемы, заставляла ее капитулировать при первом же осложнении.

В силу своей профессии Кэт научилась конструктивно оценивать и интерпретировать жизненные вехи героев своих некрологов, но не смогла провести беспристрастный анализ собственной биографии и мировоззрения.

И если для девятилетнего ребенка было простительно без борьбы сложить крылья, то в поведении взрослого самостоятельного человека, которому не на кого уповать, это проявление малодушия не заслуживало оправдания.

Так впервые в своей жизни рассуждала Кэт, отходя в тот вечер ко сну.

Предстояла новая рабочая неделя с ее привычным распорядком. Кэт с неудовольствием думала о том то, что раньше было ее спасением от тревог. Теперь она постановила дать бой всему машинальному, застоявшемуся, казавшемуся ранее единственно верным, что, однако же, всякий раз приводит ее к одинаковому разрыву в отношениях с людьми. Кэт мысленно дала себе наказ с наступающего дня досконально и критически осмысливать каждое свое побуждение, желание, мнение, поступок. Теперь она должна четко сознавать, для чего предпринимает то или иное действие, чтобы впоследствии не лежать в постели на мокрой подушке, обхватив руками колени, из-за того, что жизнь вновь продемонстрировала ей свое коварство.

Кэт утерла слезы с сознанием того, что справится, что эти суровые мысли посетили ее не напрасно, что очередной жизненный этап ею худо-бедно прожит, на сей раз без страховки со стороны самоотверженной бабушки. Томас Рассел и время, проведенное с ним, навсегда останутся для нее сказочными воспоминаниями, вдохновляющими ее на серьезную работу над собой. Кэт убедила себя в том, что если бы ее жизненные установки были более целостными, то и Том увидел бы в ней не столько сексуально привлекательную блондинку, но в первую очередь женщину, с которой можно строить общее будущее. Ведь если основываться на его рассказах об отношениях с покойной супругой, то именно к этому он и стремился.

И у Кэт есть все, чтобы достигнуть своей цели.

Однако начало новой жизни было омрачено отекшим лицом, которое взглянуло на нее из зеркала поутру. Многие-многие пролитые слезы и интенсивность пережитого обезобразили юное личико, подтолкнув к оперативным действиям.

Кэт мельком припомнила все необходимые рекомендации. Наложила на лицо компресс, потратив двадцать минут пассивности на то, чтобы вновь провести мысленную инвентаризацию своих жизненных установок. Однако вскоре ее рассуждения отклонились в сторону выбора подходящего наряда, который смог бы наиболее выгодно подчеркнуть ее духовное преображение.

Девушка закапала в глаза профилактические капли для ясности нового взгляда, припудрилась, покрыла губы мягким ворсом аппликатора блеска, решила, что тушь ей не повредит, натянула топ и юбку, простые и непритязательные. В ее представлениях, цельный человек не должен нуждаться в особых ухищрениях и спецэффектах.

Она посмотрела на себя в зеркало и почему-то преисполнилась такой жалости к этому нервному созданию, что с трудом удержалась от того, чтобы вновь не разрыдаться, но взяла себя в руки, приосанилась и отправилась на работу.

Мардж за соседним столом встретила ее недоуменным безмолвием.

Кэт показалось, что вечность минула с тех пор, как они расстались в пятницу вечером.

Сдержанно поздоровавшись с коллегами, девушка пристрастно оглядела их на предмет предрасположенности к козням.

Но к ее разочарованию, все было как всегда – размеренно, привычно, так, словно пережитое ею личное потрясение никак не задело прочее человечество.

День оказался долгим, нудным, безынтересным. Люди умирали с обычной регулярностью. Кэт добросовестно слагала свои некрологи и тратила свободное время на пустячную болтовню за кофе с сотрудниками. Вечером она отправилась к бабушке, которая предвкушала операцию. Возвращалась домой поздно, с замиранием сердца проверяла автоответчик. Так прошло три дня, в течение которых Томас Рассел так и не позвонил.

Плакать по этому поводу Кэт считала уже совершенной глупостью, поэтому просто приняла исход Тома из своей жизни, теперь уже наверняка окончательный, к сведению, с тем, чтобы продолжать жить без оглядки на то, что в теории вполне могло бы быть.

Однако на исходе третьего дня она искренне удивилась, подняв телефонную трубку и услышав его голос, который бесстрастно произнес:

– Если хочешь получить эксклюзивный материал по слиянию корпораций «Рассел» и «Уэст», я обеспечу тебя информацией, как и обещал… Будь завтра в одиннадцать в моем офисе. Не опаздывай. У меня только один час времени.

Кэт растерянно поблагодарила его и услышала в ответ короткие гудки.

Положив трубку, она всхлипнула, не то от радости, не то от горя.

Затем быстро собралась с мыслями и набрала телефонный номер Харри, который, выслушав ее, сдержанно поздравил с первым настоящим профессиональным успехом и велел связаться с Майком.

Договорившись с фотографом о предстоящей спецоперации, Кэт переворошила свой платяной шкаф и, выудив из него элегантную юбку песочного цвета и белую блузку из плотного шелка, привела вещи в порядок, сопрягая теперь именно с внешним видом свой успех или неудачу. Она понимала, что все это очень по-детски, но не умела еще иначе. Хотя сама не знала толком, чего ждет от предстоящей с Томасом встречи. Она просто испытывала острую потребность видеть его, говорить с ним и попытаться при возможности изменить в лучшую сторону его мнение о себе.

Следующим утром, в час, близящийся к назначенному времени, лифт со стеклянными стенами нес Кэт и Майка на встречу с нелюдимым Томасом Расселом, наследником небезызвестной корпорации «Рассел».

Славненькая сотрудница приемной на пятнадцатом этаже с радушной улыбкой проводила их к дверям большого кабинета, где их, по ее словам, через пару минут и примет мистер Рассел.

Когда она вышла из кабинета, Майк принялся добросовестно проверять свое фотооборудование, а Кэт просто молча нервничала, усевшись на самый край кожаного диванчика.

Через некоторое время появился Томас. Он хмуро кивнул Кэт и лишь затем, заметив фотографа, решительно подошел и протянул ему руку.

– Вы Майк? Очень приятно, – проговорил он.

– Вы ведь не станете возражать против пары фотографий? – кротко спросила Тома Кэт. – Харри настоял на этом, когда я рассказала ему о появившейся возможности.

Согласно кивнув, Томас пригласил их в свой кабинет. Когда оба репортера уселись, он занял свое начальническое место и, церемонно обратившись лично к Кэт, спросил:

– Как поживает бабушка?

– Благодарю, – тем же церемонным тоном отозвалась девушка, – живет в ожидании лучшего.

– Передавайте ей мои искренние пожелания скорейшего исцеления, – проговорил Том.

– Обязательно передам, – завершила обмен любезностями журналистка.

Вошла ассистентка Томаса, поставившая перед каждым по чашечке свежего кофе.

– Шикарный офис! – объявил Майк. – Вы входите в сотню богатейших людей мира? – простодушно осведомился он.

– Увы, пока нет, – покачал головой Том с располагающей улыбкой. – Итак, Кэт… Могу я звать вас Кэт? – в высшей степени бесстрастно осведомился он.

– Безусловно, мистер Рассел.

– Задавайте ваши вопросы, Кэт, – распорядился он, демонстративно посмотрев на часы.

Девушка отставила свою чашку и положила на колени раскрытый блокнот, затем нажала кнопочку диктофона на маленьком столике возле себя, вся как-то вмиг подобралась, посерьезнела, откашлялась и спросила:

– Но полученное от отца наследство наверняка ввело вас в число богатейших людей Австралии?

– Отнюдь. Свое состояние Маркус Рассел завещал многочисленным благотворительным фондам. Как вы верно отметили в опубликованном в «Сидней Клэрион» некрологе, отец был щедрым благотворителем, и делал это отнюдь не для выправления подпорченного реноме, но по зову сердца. У моего отца было дефицитное в наше время качество – совесть. Многие упрекали его в вольном поведении, в любви к роскоши и наслаждениям, но Маркус Рассел, если даже и поступал время от времени вразрез с общепринятой моралью, однако никогда не допускал безнравственности. У моего отца был собственный кодекс чести, которого он строго придерживался.

– Примите соболезнование от имени всех читателей «Сидней Клэрион»… Значит, вы сейчас располагаете только собственным капиталом? А как же наследование семейного бизнеса?

– Я владею контрольным пакетом акций и планирую укрепить свои управленческие позиции вследствие слияния «Рассел» и «Уэст».

– Вы намерены продавать недвижимую собственность, чтобы провести это слияние?

– Так, стоп, милая леди! – резко пресек Томас Рассел. – Майк, оставьте нас на минуточку, – попросил он.

Майк округлил глаза, но без лишних слов вышел.

– Ты используешь частную информацию, Кэт. Если ты думаешь, что я возил тебя по семейным домам для того, чтобы ты писала об этом в газете, то ошибаешься. Это вопрос доверия, – строго проговорил магнат.

– Неужели? Я-то была уверена, что вся наша мимолетная связь – это вопрос взаимных выгод, – воинственно отпарировала журналистка.

– Отвечая на ваш вопрос, мисс Саммерфилд, – вновь перейдя на официальный тон, произнес Том, оставив ее агрессивную ремарку без ответа, – могу сказать, что реструктуризация корпорации повлечет за собой сокращение штатов. Я понимаю, что эту меру не назовешь популярной, но тем не менее в сложившейся ситуации это единственный экономически целесообразный путь. Только так я смогу обеспечить жизнестойкость семейного бизнеса.

– Насколько крупным предполагается сокращение? – спросила Кэт, вернувшись к исполнению своих журналистских обязанностей.

– Вместо восьми подразделений в корпорации останутся только два, которые войдут в медиа-холдинг «Рассел-Уэст».

– Какие направления деятельности вы сохраняете?

– Наиболее популярные таблоиды, глянцевые журналы и информационные издания национальных масштабов, ранга «Сидней Клэрион»… И это все, что я готов сказать на сегодняшний день, мисс Саммерфилд… Пригласите вашего коллегу. Пусть сделает пару фотографий.

– Хорошо. Насколько я понимаю, теперь мы в расчете? – спросила Кэт, не спеша приглашать в кабинет Майка.

– А ты думаешь, у нас были счеты? – спросил ее Томас. – Вполне допускаю, что ты сердишься на меня и твоя душа взывает об отмщении, – насмешливо проговорил он.

– Разве у меня есть основания сердиться на тебя? – передернула плечами девушка.

– Я наговорил лишнее в воскресенье, признаю это и еще раз прошу меня простить. Хотел бы загладить свою вину, если мне представится такой повод.

– Это зависит от того, какое именно из своих высказываний ты считаешь ошибкой, – вспыхнув, отозвалась она.

– О! Мы далеко не в расчете! – шутливо заметил он, намекая на ее непримиримый тон.

– В любом случае не стоит извинений. Это была целиком моя оплошность – подумать, будто наша связь – это нечто большее, чем деловое соглашение, – решила замять разгорающееся препирательство Кэт.

– Это не была оплошность. Я пытался тебе это сказать, но ты со своими детскими укорами меня просто не слышала, – серьезным тоном проговорил Томас. – У нас было два пути для общения. Ты же предпочла не знаться со мной вовсе.

– Что ты имеешь в виду? – смущенная его упреком, тихо задала вопрос Кэт.

– Мне нравилось быть с тобой. Я рассчитывал узнать тебя лучше. Думал, что и ты в этом заинтересована. Как видно, ошибся… Допускаю, что в ваших девичьих представлениях все несколько иначе, но я не считаю возможным принимать радикальные решения, прежде чем хорошо узнаю человека. Но если ты подозреваешь меня в том, что я просто хотел с тобой поразвлечься, это не так, Кэт, – серьезно заверил ее Том. – Такое времяпрепровождение не входит в круг моих увлечений.

– Прости. Мне очень жаль, что мы не поняли друг друга, – кротко отозвалась девушка.

– И мне жаль, – проговорил он, провожая журналистку до двери.

Они удрученно распрощались. Майк сделал несколько снимков сурового лица газетного магната, после чего оба в подавленном настроении отправились в редакцию, где подготовили материал к печати.

В «Осенней листве» Кэт ждала еще одна новость, которая повергла девушку в отчаяние. Бабушку известили о том, что ее операции откладывается по меньшей мере на три месяца в связи с тем, что штат бюджетной клиники вновь подвергли сокращению.

Кэт была в шоке, но бабушка призвала ее отнестись к этой новости по-философски, ведь никто не знает, чем чревато хирургическое вмешательство для столь пожилой пациентки.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Гул голосов, волнение, тревога, суета…

Никогда еще Кэт не просыпалась от такого гомона на своей лестничной клетке. Она оторвала голову от подушки и совсем не удивилась, обнаружив, что подушка опять мокрая. Такое теперь случалось постоянно. Кэт была уникальным существом, которое, рыдая, переживало свои беды во сне.

Девушка тряхнула головой и прислушалась.

До нее отчетливо доносились мужские голоса, можно было даже различить отдельные слова, но не более того. А затем все звуки перекрыл один-единственный знакомый баритон. Не было сомнений, кому именно он принадлежит. Тотчас раздался стук в дверь, настойчивый и чрезвычайно громкий. Протянув руку, Кэт включила лампу на прикроватной тумбочке и поднесла к заспанным глазам будильник.

Было начало девятого.

– Кэт! – раздался из-за двери голос Томаса Рассела. Затем он постучал вновь и выкрикнул: – Открой немедленно!

Кэт поднялась с постели и, бросив взгляд на свое отражение в зеркале туалетного столика, ужаснулась своему всклокоченному отражению.

– Н-не могу, – крикнула она в ответ, поспешно расчесывая спутавшиеся за ночь волосы.

– Открывай, я тебе говорю! – гаркнул на нее мужчина из-за двери.

– В такой ранний час?!

– Подходящий час. Не спорь из-за пустяков, – отозвался он.

Кэт медлила, но, услышав характерный хруст дерева, вздрогнула и прыгнула от страха обратно под одеяло.

– Я вхожу, – предупредил ее Томас, и она поняла, что дверь ее квартиры распахнулась.

Том решительно прошагал по коридору и остановился на пороге спальни.

Девушка смотрела на него испуганными красными глазами, натянув до подбородка одеяло.

– Как ты? – спросил он.

Кэт лишь недоуменно пожала плечами.

– А как твоя бабушка?

– Моя бабушка? – удивилась Кэт.

– Да. Как она?

– Что ты хочешь знать? – непонимающе переспросила она.

– Я хочу знать, как себя чувствует твоя бабушка? – терпеливо разъяснил он.

– И ты для этого ранним утром взломал дверь моей квартиры?

– Это важно, Кэт. Я вынужден был. Ты не отвечала на телефонные звонки. Надеюсь, на мой вопрос ты ответить в состоянии.

– Бабушка все так же… по-прежнему…

– Знаешь, я тут подумал… Я и раньше собирался тебе это предложить, но мы все отклонялись в наших препирательствах не в ту сторону, пока однажды все не вышло из-под контроля… В общем, я хочу, чтобы она жила с нами.

– То есть?

– Ну, это нормально… Она ведь твоя бабушка.

– Прости, Том… верно, спросонья, я просто не в состоянии сообразить, о чем ты говоришь, – промямлила Кэт.

– Я говорю о том, что мы будем жить вместе, а твоя бабушка – с нами. Тогда тебе не придется разрываться. По-моему, оптимальное решение нашей проблемы.

– Ее операцию вновь отложили, – не смогла удержаться от того, чтобы не пожаловаться, Кэт, и глаза ее вновь увлажнились.

– Забудь об этой очереди. Теперь я обо всем позабочусь. Ей сделают операцию так скоро, как только она будет к этому готова, – пообещал Том.

– Правда?

– Чистая.

– Я, наверное, ужасно выгляжу, – пробормотала она, прикрыв лицо ладонями.

– Ты восхитительно выглядишь для человека, который прорыдал всю ночь, – пошутил Том и крепко обнял ее.

– Я была к тебе чудовищно несправедлива, Томас. Мне так стыдно! – воскликнула девушка.

– Шшш… – прошептал он и погладил ее по голове, словно маленькую девочку. – Все забыто. Мы оба напортачили. Я старше, мне следовало быть мудрее. Но когда влюбляешься, становишься идиотом.

– Я думала, что разочаровала тебя, – пролепетала Кэт.

– Да. Первой влюбленности как не бывало, – ответил Томас. – Но зато, расставшись с тобой, я понял, насколько ты мне необходима, понял, что люблю тебя.

– В самом деле?

– В самом деле, – с улыбкой подтвердил он.

– Я тоже очень сильно люблю тебя, Томас, – призналась Кэт, прижимаясь к его груди мокрым лицом.

– Я был в этом уверен… А теперь успокойся, любимая. Все у нас с тобой будет хорошо.

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Реклама на сайте