«Самая длинная ночь»

Сандра Мэй Самая длинная ночь

Пролог

Так… Это я сказала, это сделала, зеленую таблетку выпила, красную и синюю приготовила на вечер.

Мясо размораживается, овощи закупила, пиццу принесут и постучат, я просила не звонить в дверь.

Полы мытые, белье глаженное, посуда… посуда завтра. Комната моя тоже завтра. Или послезавтра. Короче, не к спеху.

И, как говаривала бабушка Флосси, не забудь подойти к зеркалу и поразиться, какая же ты красавица!

Вот только глаз при этом желательно не открывать.

Руки тряслись от усталости, по вискам струился пот, а то, что по идее называлось сердцем, глухо бухало в груди. Это не пробежка по беговой дорожке и не занятия в тренажерном зале, это называется – утро молодого опекуна. Или точнее – опекунши.

Она осторожно опустила валявшуюся на столе телефонную трубку на рычажки и несколько раз глубоко вздохнула.

Глаза заволокло слезами, но она с яростью их вытерла и громко шмыгнула носом, а уже через несколько секунд развила бешеную деятельность. Как всегда.

Она приготовила завтрак, помыла позавчерашнюю посуду, выкинула мусор за дверь и сгребла в кучу высохшее белье с веревки. Разберем потом, сейчас некогда, близится время побудки. И, ради бога, не реветь! Некогда!

Свежий ветер, врывавшийся в открытые окна, заставил разгореться побледневшие щеки, заблестеть изумрудные глаза. Мы живы и здоровы. Вот что главное.

Кошмар останется при ней, он никуда и никогда не уйдет. И страх перед самолетами – это уже навсегда. Но это тоже потом, сейчас наступает новый день. Адреналин толчками вливается в кровь, земля и небо обретают прежние краски.

И к черту опекунский совет. И инспекторшу к черту. И еще к черту накопившиеся счета, молчание потенциального работодателя, угрозы домовладельца и нулевой счет в банке.

Все эти люди просто не понимают, что такое – быть живым и здоровым.

Джессика Лидделл с ожесточением тряхнула медной гривой буйных кудрей. Мы бодры, веселы и талантливы! Нам не снятся кошмары, мы не страдаем из-за них бессонницей, не глотаем горстями таблетки и не плачем по утрам злыми и отчаянными слезами. И нам абсолютно наплевать, что в целом мире у нас больше нет никого, кроме нас.

Я и Элисон. Точнее, Элисон и я.

Когда полгода назад ее жизнь круто изменилась, она и понятия не имела, что всего за шесть месяцев сможет превратиться из веселой, общительной, пухленькой рыжей кошечки – так ее все звали – в худую стремительную стерву с пронзительным и подозрительным взглядом зеленых глаз и порывистыми движениями. А нужно для этого было немного. Всего-навсего позвонить ей с утра по телефону и сообщить, что час назад над Атлантикой потерпел крушение «боинг», выполнявший пассажирский рейс. Все пассажиры признаны погибшими, так как самолет загорелся в воздухе. Зачем мы вам об этом говорим, мисс Лидделл? Потому что на этом самолете были зарегистрированы мисс Моника Лидделл и ее спутник Франсуа Рено.

Моника и Фрэнк.

Ее сестра-близнец со своим любимым мужем.

Потом были: процедура опознания останков, после которой – процедура лечения в психоневрологическом отделении госпиталя в Чикаго, после чего процедура реабилитации и, наконец, сообщение о том, что маленькая дочь Моники и Фрэнка отправлена в сиротский приют.

Рыжее солнышко Элисон, золотце Элли – в приюте. Именно это сообщение и подействовало лучше всяких лекарств, именно это заставило Джессику выйти из ступора и развить бешеную деятельность. Хорошо, что на тот момент у нее еще были и работа, и деньги. Девочку ей отдали.

Теперь нет ни работы, ни денег, но зато Элисон с ней. И она обязательно будет говорить! Не смейте! Слышите? Она не калека!

В результате психологического шока девочка временно потеряла речь, сказали врачи. Надо ждать полового созревания, сказали врачи. Время лечит, сказали врачи.

Фрэнки и Моника полюбили друг друга, когда сестренка ездила на стажировку во Францию. Там они и поженились, и золотце Элли родилась во Франции. Только Моника там долго жить не смогла, потому что Фрэнки был уж слишком крут – настоящий барон, не фунт изюма! И у него во Франции был огромный дом, а в доме мать-баронесса и старший брат, тоже, соответственно, барон. А может, баронет. В Штатах со времен Гражданской войны весьма слабо разбирались в титулах. Но, как бы то ни было, Монике все это было чуждо. И она была всем чужой. Так что жили они с Фрэнки отдельно от его знатных родственников, а потом сестренка просто забрала трехлетнюю Элли и сбежала в Штаты, и муж был вынужден поехать за ней.

С виду же Фрэнки был подстать Монике – невысокий, рыжий и улыбчивый, совсем не баронского вида.

Джессика смогла опознать их только по оплавившимся кольцам с инициалами.

Она не стала кольца сохранять, похоронила вместе с Моникой и Фрэнки.

1

Арман Жермен Мари дю Шателе, барон Рено ненавидел самолеты. Он им никогда не доверял, инстинктивно. Железные штуки весом в несколько тонн летать не могут, это противоестественно.

Полгода назад Франсуа Рено косвенно подтвердил правоту старшего брата. Он разбился в авиакатастрофе над Атлантикой.

Этот факт страшно раздражал Армана. Он разрушал устои мироздания, в котором были мама, тетя Кло, маленький Франсуа, сам Арман и масса людей, с которыми связана была его, Армана, жизнь. Почти все – крестьяне, некоторые – слуги, но это вовсе не мешало им быть частью мироздания Армана.

И вот полгода назад Франсуа взял и выпал из этого списка.

Арман с некоторым даже недоумением смотрел на слезы матери и тети Кло, сам словно окаменев и замерзнув одновременно. Он больше ничего не чувствовал, это правда. Ни боли, ни отчаяния, ни скуки, ни радости. Ни плотских желаний, ни духовных потребностей.

Остались долг, железная воля, раз и навсегда установленный порядок жизни – и маленькая девочка по ту сторону океана.

Элиза. Дочка Франсуа и американки по имени Моника, которая так и не пожелала с ним, Арманом, познакомиться. Равно как и с его матерью, своей свекровью. Моника, кстати, тоже погибла. А Элиза осталась. Рыжее солнышко, золотце Элль…

С самого первого мгновения, с того момента, когда Арман увидел на руках брата эту пухленькую малютку с удивленно вздернутыми желтыми бровками и скорбно сложенными губками, он полюбил эту девочку. Обычно так самозабвенно любят матери и отцы – родители, так, по крайней мере, считается, но дядя малютки Элизы, Арман Жермен Мари дю Шателе, барон Рено отдал свое сердце племяннице без остатка.

Тем страшнее оказалась та боль, которую принесли последующие события.

Арман Рено судорожно провел рукой по разметавшимся светлым волосам. Наверняка он выглядит как огородное пугало, но какая разница!

Полгода поисков, полгода наведения идиотских справок, полгода сражений с бюрократами двух стран. Разные законы, разные препятствия. Хорошо еще, что Элль родилась во Франции, иначе ему ни за что не удалось бы добиться опекунства, при всех его деньгах и связях.

Он загонял себя работой, он заставлял себя не думать, он ждал. Сегодня ожиданию пришел конец.

Арман тряхнул головой, отгоняя нахлынувший ужас воспоминаний. Все прошло. Все будет иначе. Свет и радость вернутся в старый шато, смех Элизы зазвенит и прогонит тоску и страшные воспоминания, затаившиеся в темных углах, словно призраки… Тетя Кло вечно поливает эти темные углы святой водой, только это слабо помогает.

Когда прошел ужас и сердце перестало колотиться в груди, барон Рено смог почти спокойно поставить чашку на блюдце. Он сидел в ресторане чикагского аэропорта и приходил в себя после многочасового перелета. А ведь еще обратно лететь… Темные брови сошлись над прямым, тонким носом. Черные глаза сверкнули мрачным блеском. Последний перелет – и больше никогда. Ни одного. Даже самого короткого.

Он привезет Элизу домой. Он пройдет через огонь и воду, он сметет все препятствия на этом пути, он уничтожит всех, кто посмеет помешать ему.

Никто и ничто больше не разлучит Элизу Рено с ее настоящей семьей.

А девица эта, ее так называемая тетка… Она наверняка будет только рада. Такая обуза, как пятилетний ребенок, ни к чему молодой незамужней особе. Джессика. Да, Джессика Лидель. Или Лидел. Ах нет, Лидделл. Англосаксонцы вечно все усложняют.

Джессика осторожно коснулась румяной щечки спящего рыжего ангела.

Встала, не отрывая глаз от малышки. Осторожно поднесла к губам тонкие прозрачные пальчики, а потом бережно отвела золотые локоны с вспотевшего лба. На цыпочках пошла к двери, не желая уходить из тепла и покоя детской.

Впрочем, на взгляд какого-нибудь идиотского опекуна комната носила следы полного и несомненного разгрома. Такое впечатление, что по ней недавно пронесся поезд-экспресс, причем не по прямой, а по кругу, да еще и несколько раз. Джессика осторожно повертела головой, восстанавливая кровообращение.

Эти четыре месяца, прошедшие после того, как она забрала Элисон из детского приюта, Джессика провела исключительно дома, ни на секунду не отлучаясь от испуганной и молчавшей, как рыбка, девочки с рыжими кудрявыми волосами и огромными черными провалами глаз, в которых плескались отнюдь не детские боль и страх. Пережитая трагедия отбросила Элисон в развитии года на три назад, и теперь пятилетняя девочка реагировала на все, словно двухлетний младенец. Если она бодрствовала, то не отпускала Джессику ни на минуту, засыпала в слезах, ела плохо и мало.

Рыжее золотце Элли… золотой ангелочек… Где теперь твои мама и папа?

Джессика вздохнула. Воспоминания нахлынули на нее, вызвав и слезы, и улыбку.

Теперь она уже всему научилась, а в первые дни только ревела от ужаса по ночам, понимая, что не справляется. Элли рыдала, забиваясь в угол детской, Джессика носилась помелом – и ничего не успевала.

Удивительно, но через неделю ужас испарился, и Джессика лихо гладила белье, одновременно помешивая кашу, небрежным движением бедра включала стиральную машину, а потом снова гладила белье, при этом артистично исполняя недоверчиво косящейся на нее племяннице сказки, песни и прочую красоту. Постепенно Элисон оттаивала, выползала из своего угла, начала подходить и даваться в руки… В последнее время вообще придумала – подходила, с размаху утыкалась лицом Джессике в живот и замирала на долгое, долгое время. И Джессика не шевелилась. Так велел врач. Ни в чем не препятствовать.

Джессика выползла из детской и на цыпочках поскакала на балкон. Здесь стоял шезлонг, в котором она и вытянулась с громадным удовольствием.

Эх, сейчас бы поспать часиков десять!

Ванну она примет, когда стемнеет, а пока полежит здесь, наслаждаясь последними лучами солнца. Удивительно, как быстро проходит день. Буквально только что было раннее утро – и нате вам!

Только теперь Джессика Лидделл поняла, какой пустой и бессмысленной была вся ее жизнь до этого. Странно, сколько судеб одним махом изменила одна трагедия. В жизнь рыжей легкомысленной хохотушки Джес входит маленькая страдающая девочка и переворачивает все с ног на голову, а вернее, с головы на ноги, и все становится совершенно ясно, правильно и понятно.

Родители Элисон погибли. Она – круглая сирота, так что усыновление не займет много времени. «Привет, я Джессика Лидделл, а это моя дочка Элли». Так нельзя, конечно. Элисон помнит маму и папу, и они всегда останутся для нее мамой и папой. А Джессика… Джессика постарается стать другом. Защитницей. Помощницей. И однажды Элли обязательно заговорит. Сбросит черный ужас ночных кошмаров, прорвет плотину собственного молчания – и заговорит.

Джессика улыбнулась от удовольствия. Что может быть лучезарнее, чем улыбка ребенка, тянущего к тебе свои ручки?

Элисон, золотой ангелочек…

Нет, конечно хорошо бы было, кабы в этой прекрасной картине мироздания присутствовал еще и высокий, красивый, широкоплечий мужчина с большим доходом и толстой чековой книжкой, готовый взять на себя абсолютно все расходы и основную часть бытовых трудностей, в чьих глазах при этом еще горела бы любовь, и чье сердце было бы отдано одной только Джессике, но Джессике Лидделл было двадцать пять лет, и с некоторыми иллюзиями она уже рассталась. Принцев с хорошим годовым доходом на свете не осталось. А уж принцев, желающих влюбиться в девушку с ребенком на руках, и вовсе, наверное, не существовало никогда.

Она приоткрыла один глаз и критически оглядела окрестности. Балкон выходил на лужайку, дом был очень и очень неплох, но Джессика прекрасно понимала, что это ненадолго. Деньги на счету растаяли, а восполнить их было можно, только начав работать, вернее, вернувшись к работе. Работала же Джессика в той, прошлой жизни – дизайнером по интерьерам. Работа хорошая, но требует заказчиков, а поиск заказчиков требует времени, а времени у нее нет.

Джессика вздохнула и закрыла глаз обратно. Что там говорила Скарлетт О’Хара? Я не буду думать об этом сейчас, я подумаю об этом завтра… Сейчас надо принять ванну!

Она на ходу развязала пояс халата и двинулась по направлению к ванной, когда раздался звонок в дверь. Это ее удивило. Друзья, конечно, навещали ее, но в последнее время все реже и реже. Волна восхищения (какая молодец наша Джес!) схлынула, теперь они все больше удивлялись, как это молодая, успешная и самостоятельная женщина по доброй воле взвалила на себя такой груз и не желает возвращаться к прежней жизни.

Уже девять вечера. Поздновато для гостей.

Звонки не прекращались, становились все настойчивее. Как хорошо было раньше! Стучит, положим, поздний гость в дубовые ворота, а ты свечку задул и спишь себе в западном крыле замка. А если еще и подъемный мост не опускать…

– Иду. Кто там?

– АРМАН РЕНО.

2

Она застыла посреди коридора, охваченная ужасом. Ноги подкашивались, в глазах темнело, темнело… Казалось, сама Судьба пророкотала из-за двери свой приговор.

И… Джессика упала в самый настоящий обморок.

Длился он недолго. Подсознание прекрасно понимало, что Элисон спит в своей комнате, но рано или поздно проснется, а Джессики рядом нет, будет плач, истерика… Короче говоря, Джессика кое-как встала на ноги и медленно побрела к двери. Мысли вертелись в голове, сталкиваясь, разбегаясь и перепутываясь друг с другом.

Арман Рено звонит в дверь. Старший брат Фрэнка, зануда и педант, звонит в дверь квартиры Джессики Лидделл.

Зачем ему Джессика Лидделл? Она ему на фиг не нужна!

Значит, он пришел за Элисон!

И Джессику снова охватил холодный ужас.

Элисон только-только начала выходить из своего ступора, она уже не так часто плачет, она уже пытается помогать Джессике по хозяйству… Лучше даже не думать, какая с ней случится истерика, если ее заберет чужой для нее человек.

Джессика, а как будешь плакать ты сама!

Но что бы там ни было, Арман Рено имеет право войти.

А также право забрать Элисон и выгнать Джессику Лидделл, точнее, просто увезти от нее Элли, потому что, строго говоря, у нее нет никаких шансов победить в этом споре. Она незамужняя, безработная, не совсем здоровая и совсем малообеспеченная. А он – барон.

Как хорошо, что в прекрасной дубовой двери есть глазок! Надо хоть посмотреть на барона этого…

Она все равно никогда в жизни не видела Армана, знала только, что он старше Фрэнки на пять лет. Фрэнки говорил о брате шутливо и немного снисходительно, но, судя по всему, любил его. «У Армана в сейфе лежит подробный график жизни на ближайшие десять лет. И инструкции на все случаи жизни».

И по образованию он юрист. А Элли – гражданка Франции… Он давно уже мог потребовать ее возвращения на родину… Возможно, это хороший знак, что Арман Рено прилетел в Штаты сам? А возможно, это плохой знак. Посмотрим.

Если бы кто-то мог видеть Джессику Лидделл в эту минуту, то явно посчитал бы ее за ненормальную. Полы халата разошлись, рыжие волосы дыбом, лицо бледное, зеленые глаза полыхают, словно прожекторы или кратеры вулканов, курносый нос подозрительно распух, да еще вдобавок из закушенных до синевы губ вырываются совершенно безумные слова: «Пусть это окажется грабитель. Или продавец карманных библий. Или страховой агент. Или все-таки грабитель».

Звонок выдал требовательную трель, от которой внутри у Джессики все оборвалось в очередной раз, и она на негнущихся ногах стала приближаться к двери, издавая легкое сипение, в котором только очень чуткое ухо могло уловить нечто вроде «иду, иду, минуточку!».

Тапочки превратились в колодки, халат – в смирительную рубашку.

Если это действительно Арман Рено, а это, скорее всего, он, то она должна быть сильной. Очень сильной. Супер сильной. Она просто обязана защитить Элисон от… от ее родного дяди. Ерунда какая-то получается.

Неважно, ерунда, не ерунда, главное – спрятать Элли, спрятать так, чтобы ни одна ищейка не смогла бы ее найти. Выиграть время, улизнуть, сбежать. Если понадобится, они с Элисон спрячутся на необитаемом острове!

Еще скажи, на Луне, идиотка!

– Иду, иду, минуточку!

Элли не должна вновь страдать, не должна – и все тут. И уж конечно не должна попасть в чужую страну к чужим людям, а они для нее чужие, как ни крути, хоть и родственники, чужие и холодные лягушатники без сердца и совести, так долго игнорировавшие существование собственного сына и его семьи!

Ведь Фрэнк, хоть и не жаловался, но наверняка переживал, что его семья не хочет признавать Монику. Или это Моника не захотела признавать его семью? Во всяком случае, Моника и Джессика страшно веселились, идиотки, над всеми этими феодальными заморочками…

И вот теперь этот фон-барон хочет силой увезти девочку в свой угрюмый замок, где по каменным галереям гуляют сквозняки, а постельное белье всегда сырое, где на обед подают жидкий луковый суп и дурацкие круассаны, где никто не пожалеет Элли и не ляжет с ней рядышком, когда она опять увидит во сне кошмар…

Образ несчастной сиротки Элли, рыдающей в серых каменных палатах посреди огромной промерзлой постели, вышел так убедительно, что Джессика начала тихонько всхлипывать, одновременно переполняясь жаждой мести жестокосердному барону. Видимо, именно ярость придала ей сил, и уже через каких-то десять минут Джессика Лидделл решительно отпирала трясущимися руками многочисленные замки на добротной дубовой двери.

Перед ней стояли шесть с лишним футов Абсолютного и Бесповоротного Идеала Всех Женщин. Серый с искрой костюм облегал широкие плечи, подчеркивал античный торс, оттенял огненные черные глаза и скромно намекал на годовой доход Идеала, который не шел ни в какое сравнение даже, пожалуй, с пожизненным доходом Джессики Лидделл.

Светлые волосы, загорелое лицо, классические черты, тонкий породистый нос – все выдавало в незваном госте потомка норманнских баронов, некогда захвативших Британию и прочно обосновавшихся на ее меловых утесах. Вероятно, именно так и выглядели крестоносцы. Да, и на Фрэнка, своего младшего брата, Идеал не был похож ВООБЩЕ ничем.

Общее лучезарное впечатление немного портил тот факт, что Идеал был здорово рассержен. Еще бы, Джессика добиралась до дверей добрую четверть часа.

Арман снял палец с кнопки звонка и ошеломленно уставился на представшее перед ним создание. Странно, он всегда полагал, что фраза «У нее безупречная фигура» является в некотором роде гиперболой или, по крайней мере, метафорой, однако в данный момент перед ним стояла обладательница несомненно безупречной фигуры. Правда, ее следовало бы подкормить и дать выспаться, потому что под глазами залегли синие тени, но зато очаровательную головку красавицы увенчивала копна медных, сверкающих, свитых в тугие кольца кудрей, рассыпанных по плечам в живописнейшем беспорядке. С идеального овального личика – слишком бледного, но очень красивого – на Армана смотрели два рассерженных глаза, чей цвет вызывал мысли о морских глубинах, об изумрудах и бериллах, о первой траве, о хризопразах, черных кошках и еще о тысяче вещей, которые не имели никакого отношения к цели приезда барона Рено в Соединенные Штаты Америки.

В этих невозможных глазах горела ярость, уж ее-то Арман узнал мгновенно. Безупречное создание выпрямилось, в результате чего белый халат соскользнул с чуть загорелого, восхитительно кремового плеча, грозя представить на суд невольного зрителя умопомрачительную грудь. Арман судорожно сглотнул. Еще немного – и он начнет думать стихами.

И вообще, носить такие халаты – безнравственно! Тонкий легкий шелк струился по фигурке незнакомки, облегал и приоткрывал, намекал и прямо демонстрировал, подчеркивал и оттенял, а в районе стройных ног и просто ничего не скрывал!

Арман Жермен Мари дю Шателе, барон Рено, не сразу понял, ЧТО происходит с его организмом, а когда понял – страшно удивился. И немного испугался. Раньше, по крайней мере, лет с восемнадцати уж точно, ему всегда удавалось контролировать свои инстинкты. Сегодня Тело вышло из-под контроля. Арман Жермен Мари дю Шателе, барон Рено, был крайне возбужден.

Растерянный, рассерженный, недоумевающий, обозленный Арман решил действовать наперекор всему, в том числе и собственному непокорному организму. В таких случаях нужна жесткость. И он произнес по-английски, твердо, насколько ему позволял кошачий французский акцент:

– Немедленно впустите меня. Мое имя Арман Жермен Мари дю Шателе, барон Рено, и я настаиваю на том, что мне нужно войти!

– А я Мария Стюарт, очень приятно! Покажите документы!

Он сделал было шаг вперед, и эта дикая кошечка, нет, пожалуй, пантера, едва не зашипела на него. Во всяком случае, под коралловыми губками блеснули ослепительно белые зубки, напоминавшие, естественно, жемчужины. Осторожнее, Арман, лирика в твоем деле не поможет, а навредит!

Он презрительно усмехнулся и медленно засунул руку во внутренний карман пиджака. Водительские права он протянул пантере без единого звука.

На самом деле Арман все больше терялся. Никто, ни один человек в жизни не вел себя с ним таким образом. Сильные мужчины сникали и превращались в жалко лепечущих младенцев, когда на них падал повелительный взор огненных черных очей, а уж документы… Их с него не требовали даже в аэропортах.

Тем временем зеленоглазая ведьмачка внимательно и подозрительно изучала фотокарточку на правах. Несколько раз она бросала быстрый, но проницательный взор на оригинал, а в конце концов даже поковыряла фотографию ногтем (розовый миндаль с перламутровым отливом! все! ни слова о прекрасном!), желая удостовериться, что пластиковый слой не нарушен.

А потом она его удивила. На прелестном личике ясно выразились ужас, недоверие и еще что-то. Видимо, именно так смотрели предки Армана Жермена Мари дю Шателе, барона Рено на привидения, проплывающие под потолком Шато Руайя.

– Этого не может быть!

– Чего именно?

– Вы приехали! Вы не могли этого сделать!

Несмотря на явную абсурдность этого заявления, Арман едва не предложил девице потрогать его, к счастью, вовремя опомнившись. К чему могло привести ее прикосновение, страшно и подумать. В его-то состоянии!

Как странно, подумал другой, внутренний Арман Рено. Как удивительно и невероятно, что мир все еще цветет и благоухает, что красота иных женщин способна свести с ума, что кровь все еще горяча.

Она прекрасна, эта непонятная и незнакомая ему женщина с глазами цвета магического изумруда. Она восхитительна, но надо возвращаться на землю.

– Я приехал. Смог, знаете ли. Сами видите.

Она видела, видела, но все равно не отводила от него изумленного и испуганного взгляда. Потом она отвела глаза и всхлипнула. Это вышло неожиданно и трогательно, Арман едва не кинулся утешать незнакомку, но в этот момент она сама все разъяснила.

– Если бы я только знала… если бы могла предположить, что вы приедете, я бы… Я бы вам сообщила, когда… О господи, но вы ведь… Вы знаете, что Фрэнк и Моника…

– Погибли? Да, знаю.

Арман нетерпеливым взмахом руки словно отмел все соболезнования, которые она собиралась произнести, и это ее явно шокировало. Плевать! Сейчас важно не это.

– Я хочу знать, где моя племянница. Я хочу ее видеть немедленно! Я забираю ее с собой во Францию.

Пантера вернулась.

– Чушь!

– ЧТО. ВЫ. СКАЗАЛИ?

– Я сказала Ч-У-Ш-Ь. Это невозможно.

Она гордо откинула голову назад, водопад медных локонов едва ли не искры вокруг рассыпал, а на пол упали несколько шпилек. Ведьма, черт бы ее побрал! Наглая ведьма, с которой того и гляди свалится халат.

Девушка уперла руки в бедра. Великолепные, надо сказать, бедра. В другое время и при других обстоятельствах Арман сказал бы, что это бедра его мечты, но сейчас дела были поважнее.

– И почему же это невозможно?

Теперь она смотрела на него, как на нечто ползающее и ядовитое, а также, несомненно, отвратительное.

– Потому что! Потому что вы не можете! Я вам не позволю, понятно?

Черные глаза норманнского барона и крестоносца сузились и живо напомнили о вороненой стали, битве при Азенкуре и Гастингсе, а также о праве феодалов казнить своих вассалов безо всякого суда. И Америка здесь ни при чем, предки Джессики Лидделл были англичанами, а значит, врагами предков барона Рено!

– Это почему же?

– Потому что она… потому что она спит!!!

Джессика замерла, ожидая взрыва. Она понятия не имела, что эти дерзкие слова музыкой отозвались в ушах Армана Рено.

Рыжая Элль, солнышко Элль, золотая Элиза спит в кроватке и видит сны. Она спит, маленькая принцесса, потому что все дети в это время спят!

Жесткое лицо разгладилось, словно по мановению волшебной палочки, и Джессика с изумлением увидела, как страшные, похожие на пылающие угли глаза прикрылись, а по надменному лицу расплылась блаженная улыбка. Удивительно его, это лицо, украсившая.

Философы утверждают, что счастье недолговечно, а покой нам только снится. Уже через миг Арман Жермен Мари дю Шателе, барон Рено решительно вцепился в дверной косяк и начал вновь настаивать на своем.

– Спит она или бодрствует, неважно! Я хочу ее видеть, и все тут. Я имею на это право, она моя племянница! Вы меня остановить не вправе и не в силах! Открывайте дверь.

Последнее требование несколько запоздало, потому что дверь и так была открыта, но Джессика не собиралась сдаваться вот так, без борьбы.

– Не открою! То есть… не пущу! Мне… Я… Мне надо одеться!

– Это я заметил. Вы вообще-то в порядке? Мне показалось, я слышал звук падения.

– Правильно, это я и упала! И кто хочешь упал бы. Вы назвали себя таким голосом, что любая упадет. Откройте первую же книжку – там будет написано, что при звуках ТАКОГО голоса девушки должны падать в обморок пачками. Я и упала.

Арман рассматривал ее с откровенным интересом, и Джессика нервно запахнула халат на груди, правда, это мало помогло барону. Воображение работало вовсю, инстинкты бушевали, гормоны тоже.

Внезапно он поднес руку ко лбу. Голова закружилась – слишком много событий и потрясений за сегодняшний день. Да и возбуждение…

С тех пор, как садовник Жак, который первым узнал страшную новость из газеты, заливаясь слезами, прибежал к нему в кабинет и сообщил о Франсуа, Арман перестал хотеть чего-либо, в том числе и женщин. Он не стал импотентом, нет, он просто больше ничего не хотел. Совсем. Начисто. Сама мысль о плотском наслаждении казалась кощунственной. Мысли барона Рено отныне были заняты только судьбой его малолетней племянницы.

Он тряхнул головой и постарался говорить как можно более иронично.

– Значит, это моя вина? Что ж, приношу свои извинения.

В ответ зеленоглазая кошка полыхнула на него таким взглядом, что он залюбовался. Как она хороша, это уму непостижимо.

– Извинения принимаю. Если вы подождете, пока я переоденусь…

– Вы что, издеваетесь? Впустите меня немедленно!

– Подождете!

– Черта с два! Я что, должен ходить по лестничной площадке, как тигр в клетке, пока вы соизволите напялить…

– Придержите язык для начала. А потом походите по лестничной площадке. Я не могу рисковать. Пока я буду переодеваться, вы можете ворваться и похитить Элисон!

– Похитить? Вы ненормальная? Зачем мне похищать то, что и так принадлежит мне!

– Элли не вещь. А я здесь для того, чтобы защитить ее.

– От ее ближайшего родственника? От будущего приемного отца? От родного дяди?

– Да!!! Тем более что родной дядя собирается отобрать ее у родной тети и даже не чешется.

Голос девушки внезапно надломился, она судорожно схватилась за горло рукой.

– Послушайте… мистер Рено, вы… вы должны подождать. Я обещаю, это будет недолго. Я не копуша, одеваюсь очень быстро. Я действительно не могу рисковать… Вы должны знать кое-что…

Арман почувствовал, как ярость ослепляет его новым приступом.

– Что?! Что еще я должен знать, ад вас побери? Вы вообще-то кто такая?

Она недоуменно посмотрела на него и тихо ответила:

– Я Джессика. Джессика Лидделл. Сестра Моники. Мы близнецы… были. Мы вместе выросли, а когда все это… с ней и Фрэнком… я болела, а потом узнала, что Элли в приюте… и забрала ее. Потому что ей там нельзя… Ей нельзя одной… Побудьте здесь, пожалуйста.

С этими словами она быстро закрыла дверь. Последнее, что видел ошарашенный Арман, было: буря огненных локонов, распахнувшийся от резкого движения халат, стройные длинные ноги. И закипающие в изумрудных глазах слезы. Естественно, бриллианты.

3

Он остался перед закрытой дверью.

Секунду спустя он уже колотил в эту дверь кулаком.

– Джессика! Немедленно вернитесь и откройте дверь!

Все напрасно. Это вам не няня, не нанятая гувернантка, дорожащая своим местом, это самостоятельная женщина, облеченная правом и обязанностями по отношению к своей племяннице. К тому же она безбожно хороша. Безбожно!!!

Тетушка Кло наверняка сказала бы, что она ведьма, и побрызгала бы на нее святой водой.

В висках у Армана неожиданно запульсировала кровь, он прислонился к прохладной стене, прикрыл глаза.

Элиза здесь, в доме, она мирно спит, это самое главное. А красота Джессики Лидделл… Что ж, красоту можно пережить. Просто он слишком давно не задумывался о женщинах.

Спокойствие, только спокойствие. Что изменят пять, десять минут, даже пусть час под этой дверью, что они значат после полугода черного отчаяния, полугода тоски, безнадежной и черной, как самая черная ночь… Просто подождать – и золотая малышка Элль снова, после двух лет разлуки, окажется в его объятиях.

Он решил отвлечься, подумать о чем-нибудь другом, но в этот момент в голову ему полезли совершенно неуместные мысли. Джессика Лидделл, ее прекрасное тело, ее потрясающие волосы, невозможные глаза… Она должна быть чертовски страстной. Пылкой, страстной и нежной. Эти губы созданы для поцелуев. А вообще – вообще из рыжих самые лучшие любовницы…

Бабник вы, барон! Что это лезет вам в голову?

Сколько нужно среднестатистической женщине, чтобы переодеться? Час? Два?

Все! Успокойся и не думай о ней. Думай только о том, что через несколько часов ты вместе со своей племянницей сядешь в самолет, будь он неладен и дай бог ему здоровья, и через каких-то десять часов после взлета вернешься в родной дом, в старый теплый Шато Руайя, знавший много разных событий, переживший не одну семейную бурю, но еще крепкий и готовый принять под свой кров золотую принцессу Элль, маленькую дочку Франсуа Рено, племянницу Армана Рено.

Армана Жермена Мари дю Шателе, барона Рено.

Джессика трясущимися руками застегивала джинсы. Пришлось сесть, потому что ноги тоже ходили ходуном.

Никогда в жизни она не видела настолько разгневанного мужчину. Нет, когда-то ее шеф швырнул на пол папку с ее эскизами, затопал ногами и даже стукнул один раз по столу. Но это был ее шеф, пожилой, близорукий и крайне интеллигентный человек, поэтому уже через пару секунд он лепетал извинения, ползал по полу, собирая эскизы и стараясь не задеть ушибленную об стол руку – удар пришелся на превосходный стальной дырокол.

Папа тоже один раз орал. Всего один раз, когда Джессика ушла к подруге и засиделась там допоздна, не соизволив позвонить домой.

Кто еще? Все, больше никто. Но все это в сравнение не шло с гневом Армана Рено. Его можно было сравнить только с вулканом в момент извержения.

Джессика прикусила губу, пытаясь не разреветься в голос. Совершенно очевидно, что Арман Рено не кивнет и не уйдет, услышав, что Джессика не собирается отдавать ему племянницу. Он не из таких. В излишней сентиментальности его заподозрить нельзя. Наверняка его поганый портфель набит бумагами на все случаи жизни.

От мысли, что она может потерять Элисон, слезы подобрались совсем близко. Такого Джессика не могла представить даже в страшном сне. Она только сейчас поняла до конца, как много значит для нее бледная, худенькая девочка с рыжими кудряшками, ее племянница, которую Джессика любит больше жизни. И которой больше жизни необходимо, чтобы именно Джессика была с нею рядом.

Она позволила себе отдать свое сердце этому ангелу, и теперь разлука с Элли убьет ее. Но главное не это, а то, что будет страдать сама Элли!

Господи, что же делать? Арман Рено ее родной дядя, это неоспоримый факт, и тут они на равных. Еще он чертовски богат и влиятелен, это еще более неоспоримый факт, и тут счет в его пользу. Джессика, строго говоря, сама нуждается в уходе и лечении от депрессии, это третий, тоже вполне неоспоримый факт. И то, что Элли – гражданка Франции, увы, тоже факт…

Однако фактом является и то, что малышка едва начала отходить от страшного потрясения. Она потеряла маму и папу, которых очень любила, с которыми не расставалась ни на миг и без которых просто не могла жить. Джессика совершенно точно знала и без всяких врачей, что немота девочки, ее подавленное состояние – все это последствия ужасного потрясения. И вот теперь появляется этот… ДЯДЯ, человек жесткий, суровый, возможно, злой, забирает Элисон, разлучает ее с Джессикой, к которой девочка уже привязалась… Это немыслимо. Невозможно. Неправильно.

Голова раскалывалась – и от боли, и от громадного количества вопросов. Вернемся к началу. Почему Фрэнк никогда толком не рассказывал о том, что случилось у них в семье? Почему он даже не познакомил Монику с матерью и братом? Почему жил на ничтожную зарплату клерка и ни разу не попросил помощи у своих родных? Каким же монстром был на самом деле Арман Рено, если его родной брат даже не переписывался с ним?

Неожиданная судорога пронзила Джессику, и это было не что иное, как сексуальное возбуждение. Она вспомнила лицо Армана, его атлетическую фигуру, красивые сильные руки, впившиеся в дверной косяк. От него исходило ощущение чувственности и силы, почти животной, звериной, первобытной, и Джессика, вернее, ее естество, откликалось на импульсы, которые излучал загадочный злодей-барон. А голос… Как стальной клинок в бархатном футляре. И этот его акцент – такой сексуальный…

А какие у него глаза… А рот… Как он целуется, интересно? Французский поцелуй…

Она вспыхнула, хотя в комнате никого не было. О чем ты думаешь, глупая курица! Он приехал за малышкой Элисон и не отступит от задуманного, вот что должно волновать тебя больше всего!

А зачем ему Элисон? Строго говоря, для него было бы проще и выгоднее забыть о ее существовании. Сын и наследник – куда ни шло, но племянница… На продолжательницу рода Элли не тянет. Семейство Рено владело крупным состоянием и вело успешный винодельческий бизнес по всей Европе, это Фрэнк им с Моникой рассказывал. Тем более непонятно, зачем признавать претендента на твое собственное наследство?

Мысли были мерзкие, гадкие, горькие на вкус. Джессика брезгливо передернула плечами.

Красное вино, белое вино, реки вина и реки денег. Деньги, огромные деньги, громадные деньги, бешеные деньги, дьявол их побери!

Конечно, с этой точки зрения для Элисон было бы лучше жить во Франции. Материально она будет обеспечена.

А вот будет ли она любима? Это ведь куда важнее всех богатств мира. Малышке нужна помощь, она не справится со своей болью в одиночку. Ей нужен человек, любящий ее сильно и бескорыстно, а не куча нянек и учителей, нанятых на те самые бешеные деньги от продажи винных рек.

Кулаки Джессики сжались, когда она представила маленькую, худенькую, одинокую и молчаливую девочку среди серых (почему-то) стен старинного замка (откуда она взяла этот замок, тоже непонятно).

Не нужны Элли дорогие платья и куклы-монстры, ей нужна любовь!

Ну и что теперь? Начнешь войну, дурочка Джессика? Да ты же уже сейчас трясешься, как осиновый лист!

Она все же взяла себя в руки, не спряталась под кровать, не выкинулась из окна, а просто пошла, проверила, как спит Элли, глянула на себя в зеркало и направилась к входной двери.

Она не сдастся, пока есть такая возможность. А потом – потом, видимо, погибнет от тоски и боли.

Очередная заколка выпала из гривы спутанных кудрей, и Джессика печально улыбнулась. Подумать только, еще сегодня в полдень, жаркий летний полдень, они были так счастливы вместе с Элли! Девочка в первый раз проявила интерес к чисто женским занятиям и сосредоточенно причесывала Джессику, сооружая на голове у той королевскую прическу.

Уже идя к двери, она поняла, что в задумчивости напялила не ту футболку, и она была ей явно маловата, но в этот момент звонок разорвал тишину дома, и Джессика, покрывшись холодным потом, рванулась к дверям. Только бы Элли не проснулась!

Проклятая футболка задралась на ходу, но это девушку больше не волновало. Она шла на битву.

Арман обдал ее холодным и презрительным взглядом, не произнеся ни слова, но все и так было ясно. Возможно, кто-то и умеет одеваться быстро, говорил этот взгляд, но к Джессике Лидделл этого никак не отнесешь. Плевать. Она молча распахнула дверь и коротким кивком пригласила барона Рено внутрь.

Он еще не знает, на что она способна! Это не просто слова, потому что нет такой вещи на свете, которую не смогла бы сделать Джессика Лидделл, чтобы уберечь свою маленькую принцессу Элли от очередного душевного потрясения.

Бароны начинали битвы, но выигрывали их простые солдаты, вот Джессика Лидделл и выиграет.

Должна выиграть. Тем более что англичане победили. Ну, не сразу, конечно…

Но она – обязана.

4

Конечно, хорошо бы, чтобы голос не дрожал. И руки не тряслись. И ноги не подгибались. И чтобы исчез этот идиотский румянец на щеках…

– Проходите.

– Где Элиза?

– Вы не смеете ее будить!

– Господи, как вы мне надоели! Просто скажите, куда идти, и все! Наверх?

И наглый лягушатник решительно направился к ступеням, ведущим на второй этаж. Джессика сама поразилась своей прыти, но в считанные секунды догнала его и схватила за руку.

Должно быть, именно так его предки смотрели на муху, усевшуюся на их латы. Хотя нет, что-то странное полыхнуло в черных глазах, и Джессика, неожиданно устыдившись чего-то, убрала руку. Смешно, но… полное ощущение, что их обоих шарахнуло током. Этого же не может быть?

– Не понял, вы что-то хотели?

Она нервно сглотнула и попятилась. Совершенно отчетливо в ее мозгу пронесся точный ответ на этот вопрос: да, хочу, вас.

Вместо этого она произнесла, запинаясь:

– Вы должны мне обещать…

– Что еще?

– Не будить ее.

– То есть вы заботитесь о моей племяннице, и потому…

– Да! Я забочусь о моей племяннице! И не просто забочусь. Я ее люблю, слышите? Я обожаю ее, от маленьких пяток до золотистой макушки, маленькую мою принцессу с золотыми волосами, настрадавшуюся маленькую девочку, оставшуюся одну, я ее обожаю! Вам это понятно?!

В ее голосе были и слезы, и боль, и вызов, но Арман Рено этого вызова не принял. Напротив, что-то изменилось, смягчилось в огненном взгляде, теперь он смотрел на девушку с явной симпатией.

– Джессика? Послушайте меня. Я обещаю, что не разбужу Элизу. Поймите, больше всего на свете я хочу увидеть девочку. Просто увидеть. После этих месяцев…

– Но вы ее не заберете?!

– Я за этим приехал. Все бумаги готовы. Ее ждет семья. Дом. Франция.

Она отшатнулась и в ужасе прошептала:

– То есть вы собираетесь просто взять ее, словно щенка, посадить в самолет и увезти из страны?

– Я что, похож на разбойника? На варвара?

– Не знаю я, как выглядят варвары! И разбойники тоже! Я должна ее защитить. Я ее опекаю!

Темные брови издевательски приподнялись.

– И, позвольте спросить, это официально оформленная опека? Подтвержденная судом и опекунским советом? И у вас есть все бумаги?

Джессика покачнулась. Удар был точен и безжалостен. Она так и не нашла времени, чтобы все это оформить как следует…

– Н-нет.

– В таком случае у вас нет никакого права мешать мне. По закону…

– Да при чем здесь закон!

– При всем! Послушайте, барышня, я по горло сыт вашими подозрениями и обвинениями. Вероятно, в Америке так принято, но я прилетел из Европы. У нас другие правила и другие законы. Кроме того, объективно вы должны признать, что я прав. Элизе лучше жить со своей бабушкой, дядей и в собственном загородном доме, чем вдвоем с молодой и бестолковой тетей в крошечной съемной квартире, не имея даже твердых гарантий, что назавтра их из этой квартиры не попросят!

– Я знаю, для вас важны только деньги…

– Нет, не знаете, черт возьми!!! Все, что вы знаете, вы же сами себе и придумали. И вы меня выслушаете, даже если для этого мне придется вас связать и заткнуть рот кляпом, чтобы вы не перебивали!

– Вот теперь вполне похоже и на разбойника, и на варвара. Но я вас слушаю. Говорите.

Она стояла на лестнице, прямо перед ним, загораживая дорогу к Элль, но, странное дело, Арман не чувствовал больше ни злости, ни желания спорить с ней. Зеленоглазая красавица была ему симпатична. Ее любовь к девочке – очевидна. Арман с тяжелым вздохом поклонился.

– Благодарю, прекрасная дама. Итак, шесть лет назад Франсуа, молодой и горячий упрямый козел, поссорился со всем своим семейством и стал жить отдельно. Через год мы узнали, что у него родилась дочь. Еще полгода мы уговаривали его познакомить малышку с семьей. С вашей сестрой он нас, кстати, так и не познакомил.

Наконец он согласился, что девочка должна знать бабушку и дядю. И он стал приводить Элль к нам в гости, даже оставлять ее ночевать. Если бы вы знали, как радовалась мама! А наша тетушка Кло помолодела прямо на глазах. Для Элль приготовили комнату, Жак построил для нее специальную колясочку, чтобы запрягать пони… Мы учили ее французскому… Но однажды выяснилось, что Франсуа с женой и дочкой уехал в Штаты. Даже не попрощавшись. Он любил вашу сестру. И предпочел ее интересы… Они оба совсем не думали об Элизе, отрывая ее от нас…

Комната Элль опустела… От Франсуа я больше не слышал ни единого слова или объяснения. Как вы думаете, обидно мне было? А маме? И я обижался.

Я обижался, дулся, ругал его и вашу сестру… А потом прибежал Жак, плачущий навзрыд, и сказал, что моего маленького смешного брата Франсуа больше нет. Совсем нет, понимаете? Вы должны понимать, ведь вы потеряли сестру, да еще близнеца.

Я его растил. Я защищал его. Я таскал его на закорках. Я мог отдать за него жизнь. И точно так же я отдам жизнь за его дочку. Мое сердце будет биться только для нее, для золотой Элль! Ведь после известия о смерти Франсуа мы даже не знали… не было ли в самолете вместе с ними и малышки… Это был ад!

– Какой ужас! Как же вы это вынесли! Не знать даже, жива ли она… Если вы не лжете, конечно.

– Лгу? Это правда, барышня. Чистая правда, хотя я предпочел бы, чтобы это было не так. Вы не представляете, что это за пытка, как мы все жили эти месяцы! И теперь, когда эти мучения кончены, вы даже не подпускаете меня к Элизе!

Джессика вспыхнула и сердито посмотрела на Армана.

– Я… Откуда мне было знать, какой вы распрекрасный и замечательный дядюшка?! Теперь я знаю две абсолютно разные истории, и что мне делать в такой ситуации? То, что вы рассказали, такая жестокость, такая несправедливость…

– Франсуа ударил больно и даже не заметил этого.

– Фрэнки был добрым и любящим мужем и отцом. Он никогда не говорил о вас плохо. Тогда почему он так поступил с вами? За что?

Чувственный рот затвердел, превратился в узкую полоску побледневшей кожи.

– Я не намерен об этом говорить.

Она сразу поняла, что спорить бесполезно. В черных глазах Армана Рено горел такой огонь, что ей стало не по себе. Что же такое могло произойти между добрым и веселым обалдуем Франсуа, Рыжиком Фрэнки, и его семьей? Особенно между ним и Арманом? Зачем Фрэнки так поступил?

– Все равно я не знаю всей истории. И я не могу позволить…

– Джессика. Я пытаюсь помнить о хороших манерах. Изо всех сил пытаюсь, честное слово. Но терпение мое на исходе. Обычно я человек сдержанный, но не в данном случае. Последний раз спрашиваю вас: вы отведете меня к Элизе или я пойду к ней сам?

– Но я боюсь, что вы ее заберете!

– Естественно, заберу!!! Она плоть от плоти, кровь от крови моей, если вы еще помните Библию! Девочке нужен нормальный, удобный, хороший дом и семья.

Джессику душили слезы. Он не лгал, этот черноглазый красавец, он действительно любил и страдал без своей племянницы, он имел полное право забрать Элисон, но именно от этого и было хуже всего. Девушка покачнулась, комната почему-то стала медленно розоветь и гаснуть в каком-то тумане, а потом сильные руки подхватили ее и не дали окончательно упасть на пол.

– Что с вами, Джессика?

– Это… это страх… Вернее, ужас…

– О чем вы? Что вы имеете в виду?

Черные глаза были так близко, так оглушительно близко… Только бы не утонуть в их бездонной глубине!

– Я боюсь. Я очень боюсь, что вы заберете ее прямо сейчас. А она маленькая, Арман, она испугается до смерти. Умоляю вас… умоляю, Арман, не забирайте ее, побудьте здесь немного, дайте мне рассказать вам об Элли… и ее проблемах, дайте ей тоже время привыкнуть к вам!

– Я не понимаю… Она что, больна? Ей… причинили какой-то вред в приюте?

– О нет, физически она не пострадала! Но у нее шок и сильный стресс. Она уже достаточно взрослая, чтобы понять случившееся. Но оказалась еще слишком мала, чтобы пережить это. Отпустите меня, пожалуйста. Мне больно.

– Извините. Простите, ради бога. Я слишком взвинчен и не понимаю, что творю.

Он поспешно отпустил ее и почти нежно провел по плечу… Это простое движение вызвало такую бурю в ее теле, что Джессика испугалась. Она слегка попятилась и шепнула:

– Вы меня напугали. В какой-то момент я опасалась худшего… Ладно. Пойдемте. Вы увидите, какая она… красавица! А потом поговорим, ладно?

Арман нахмурился, а затем решительно кивнул.

– Ладно. Поговорим. Но только недолго. К утру мы должны собраться и ехать в аэропорт.

Джессика едва сдержала стон. И все же надежда еще была. Она постарается убедить Армана!

Слезы заблестели в изумрудных глазах, и Арман неожиданно привлек ее к себе. Джессика понимала, что надо бы отстраниться, но не могла. Слишком хорошо и спокойно она чувствовала себя в этих спокойных и сильных руках.

Ее обнимали мужчины, немногие, но обнимали. Только затем, чтобы поцеловать потом. А вот так, просто, заботливо и нежно, лаская и успокаивая, – никогда. Джессика устало прильнула к широкой груди и прикрыла глаза. Я всего на секундочку, вяло подумала она.

– Простите меня. Я совсем рассиропилась… даже рубашку вам слезами намочила.

– Высохнет.

– Обычно я вполне адекватная и здравомыслящая, но сейчас… когда речь идет об Элли…

– Почему?

Ну как это ему объяснить! Разве поймет он это своим рациональным умом?

– Не знаю, с чего начать. Это долгая история…

– О небо, только не сейчас. Хватит историй, пожалуйста! Где моя девочка?

Она обреченно махнула рукой.

– Там.

Джессика была уверена, что он решительно войдет в спальню, даже не взглянув на нее, но этого не произошло. Потомок норманнских баронов замер у двери. Его рука, протянутая к ручке, дрожала. По лицу пробежала судорога. Наконец Арман Рено набрался мужества и шагнул в темноту комнаты.

На негнущихся ногах Джессика Лидделл медленно последовала за ним и замерла на пороге, не в силах ни смотреть на открывшуюся картину, ни отвести от нее глаз.

Золотистые кудряшки Элисон разметались по подушке, один пухлый кулачок свесился вниз, другой, с оттопыренным большим, но очень маленьким пальчиком лежал на груди. Сейчас она особенно походила на маленького и смертельно уставшего ангела.

А перед кроватью застыл коленопреклоненный архангел, прекрасный и грозный, но такой беззащитный и счастливый сейчас. Арман Рено благоговейно поднес к губам краешек одеяла и прошептал:

– Маленькая принцесса… ангел мой любимый… какая же ты стала большая… ты настоящая красавица… золотая Элль, Элль Солнышко!

Он, не отрываясь, смотрел на спящую девочку, и Джессика в отчаянии понимала, что им движет только любовь, огромная и настоящая любовь, а это значит…

Это значит, что Джессика больше не нужна.

Странно, но сейчас ее занимали и другие мысли. Как он, должно быть, страдал. Сколько пережил за эти годы разлуки и неизвестности.

Она перевела взгляд на спящую Элисон. Странно, но она походила на дядю куда больше, чем на своего родного отца. Фрэнк был рыжеватым плотным блондином с добрым, но простоватым лицом, Моника, естественно, тоже была медно-рыжей. Однако маленькая Элисон унаследовала светлые золотистые локоны и черные глаза… именно от своего родного дяди! Как же они были сейчас похожи! Эти ресницы, этот решительный подбородок, этот тонкий, породистый нос…

Как она сможет жить без Элли? Как представить себе вечер без сказки на ночь, без доверчиво прижавшейся к твоему животу золотистой головки, без поцелуя на ночь в щечку, по сравнению с которой лепесток розы – наждачная бумага.

Да, Арман Рено любит свою племянницу. Это видно, это не подлежит сомнению.

И только тоненький, подлый голос внутри нее все сокрушался. Зачем он прилетел, этот барон-фанфарон? Зачем он был так настойчив и отыскал девочку, тем самым обрекая Джессику на одиночество… хуже, чем на одиночество!

Нет, он не может забрать Элли просто так. Она слишком мала и больна, для нее это будет страшным потрясением. Она боится чужих людей, она испугается большого замка (опять этот замок!), будет плакать, опять превратится в дикую затравленную зверушку, забьется в угол и перестанет кушать… Она никогда не заговорит!

Арман осторожно протянул палец, и малышка инстинктивно ухватилась за него во сне. Демон по имени Ревность впился в сердце Джессики. Раньше это неосознанное, сонное движение принадлежало только ей.

Она не выдержала и, размазывая слезы, торопливо вернулась в гостиную.

5

Всхлипы душили ее, и Джессика не расслышала, как вслед за ней спустился Арман. В его черных глазах тоже стояли слезы.

– Она так выросла… Она красавица… Господи, какое счастье!

Джессика молча кивнула и шмыгнула носом.

– Выпьете чего-нибудь?

– Виски. Спасибо…

Она молча налила янтарную жидкость в бокалы и, не глядя Арману в глаза, протянула ему один. Честно говоря, сейчас она одна могла бы осилить всю бутылку.

Когда она закурила, рука заметно дрожала, но и у Армана, протянувшего ей зажигалку, тоже. Это ее удивило.

Джессика медленно подняла глаза и… остолбенела.

На нее смотрел совершенно другой человек. Мягкая, нежная улыбка освещала его красивое, породистое лицо, черные глаза горели теплым светом, на высоких скулах играл легкий румянец. Любовь светилась в каждой черточке этого лица, невообразимо привлекательного и мужественного, и Джессика тонула в лучах этой любви.

– Садитесь, Арман!

Очарование момента исчезло. Только что барон Рено пребывал в раю, и вот Джессика Лидделл собственными руками вернула его с небес на землю. Теперь на нее смотрел Большой Босс. Гран Буржуа. Жесткий и безжалостный бизнесмен, добившийся высот своей железной волей. Он привык получать то, что хочет, и возвращать то, что ему принадлежит.

Вряд ли он при этом примет в расчет чувства Джессики Лидделл.

Бокал едва не выскользнул из ослабевших пальцев, и девушка поспешила поставить его на столик.

Надо с чего-то начинать. С чего?

Ненавистный красавец-француз небрежно раскинулся на диване, закинув ногу на ногу.

– Я так понимаю, я должен быть вам благодарен. – Он послал Джессике холодную вежливую улыбку, а она только молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова. – …Можете быть уверены, что ваши труды будут соответствующим образом вознаграждены.

– Мне не нужны деньги. И благодарность ваша мне тоже не нужна. Засуньте ее себе… куда солнце не светит.

Она едва сдерживала слезы ярости, глядя прямо ему в глаза. Арман невольно поежился под этим огненным ведьмачьим взглядом.

Джессика знала, что хочет сказать. Прокричать, простонать, прошептать.

Оставь мне Элисон!

Она знала, что это невозможно, знала, что этому не суждено сбыться, но сердце рвалось на части, и в горле клокотал стон.

Арман Жермен Мари дю Шателе, барон Рено процедил сквозь зубы:

– Я благодарен вам, независимо от того, нужна ли вам моя благодарность.

Смешно, какие неожиданные вещи замечаешь в самый, казалось бы, неподходящий момент. Когда он говорил об Элисон, когда смотрел на нее, спящую, его красивые большие руки двигались плавно и нежно, но теперь они сжались на колене, жилы набухли, под загорелой кожей четко прорисовались все сухожилия и мышцы… Руки бойца, руки воина.

Как они ласкают, эти руки?

Внезапный жар окатил Джессику с ног до головы. Это было чистой воды сексуальное желание, и девушка пришла в ужас, понимая это. Если так пойдет и дальше, этот потрясающий красавец в момент обведет ее вокруг пальца… нет, вокруг мизинца, а она с радостью позволит это сделать, после чего он просто помашет ей рукой и улетит вместе с девочкой. Нет, даже и махать не будет. Будете вы махать на прощание мебели? Газовой плите? Стиральной машине? Нет, просто заплатите за свет и за газ, запрете дом и уедете. Джессика Лидделл для Армана Рено – всего лишь мебель.

– Вы просто не хотите меня слушать.

– Почему же. Я вижу, что вы злитесь.

– Я не злюсь. Я очень тревожусь.

– Из-за меня?

– Из-за того, что вы собираетесь сделать.

– Мы уже говорили об этом. И закончили с этим вопросом.

Да, говорили, и именно поэтому он не собирался к этому возвращаться. Арман откинулся на спинку, по его лицу блуждала мягкая, немного рассеянная улыбка. Несомненно, что мыслями он был уже в своем доме вместе с Элли. В своем родном доме. В сером, угрюмом, холодном замке, на другой стороне земного шара.

Дался ей этот замок!

– Мистер Рено!

– Я вас внимательно…

– Вы не должны забирать у меня Элисон!

Черный взгляд скрестился с зеленым. Вороненый клинок врезался в бушующее море.

Его голос был тих и задумчив.

– Понятно. Скажите, а почему вы думаете, что я не смогу позаботиться о ней?

Он не спорил, не оправдывался, это было неожиданно. Джессика настроилась на яростный отпор, а вместо этого…

Глядя в эти бездонные черные глаза, Джессика с горечью подумала, что ему, наверное, наплевать на ее ответ. Он ведь уже все решил для себя.

– Потому что вы даже не знаете, что с ней случилось.

– Вот я и хочу знать, что!

– Что ж… Я выписалась из клиники… да, из клиники! Я почти не помню ничего, что было после опознания трупов. Знаете, как они выглядели?!

– Не отвлекайтесь.

– Я выписалась и стала искать Элли. Нашла ее в приюте. Она ведь росла рядом со мной, знала меня с трех лет, но при встрече забилась под стол и начала страшно кричать.

– О боже…

– Врач мне объяснил, что шок был слишком силен. Взрослый человек сошел бы с ума, Элли просто отгородилась от ужаса, который ей пришлось пережить. Она… ей сейчас пять лет, но по состоянию психики она – двухлетний младенец. Со всеми вытекающими последствиями. Памперсы, капризы, плохой аппетит.

– Бедная моя девочка…

– И самое главное. Она перестала разговаривать. Врач сказал, это обратимо, но только при условии отсутствия стрессовых ситуаций. Любых! Теперь понятно, почему я так бегаю здесь перед вами?!

Он удивил ее, гордый и надменный французский аристократ. Красивое лицо залила бледность, он глухо простонал: «Франсуа, что ты наделал!».

Джессика в смятении смотрела на Армана. Он казался искренне потрясенным, но все равно, все равно она скажет ему все в лицо. Скажет, что нельзя играть чувствами других людей. Что нельзя подавлять их своей волей и надменностью. Что Франсуа сбежал из дома именно от него, Армана Рено!

– Знаете, кто вы?! Вы холодный, бесчувственный человек. Без совести, без жалости! Без человеческих чувств.

– Нет!

– Да!!! Теперь мне все ясно. Вы твердо стоите на ногах, барон! Вы не собираетесь уступать ни на дюйм!

– Я и не обязан это делать!

– Конечно! Так же вы поступите и в отношении Элисон! Возьмете за шкирку и увезете силой. А то, что к ней после этого никогда не вернется речь, – на это вам плевать!

– Рассказывайте дальше.

– Нечего рассказывать! Я привезла девочку сюда и не отхожу от нее ни на шаг. Она нуждается в постоянном присмотре. Работа моя накрылась, деньги заканчиваются. Вообще-то все верно. Мне с вами не тягаться, силенок не хватит. Но если в вас осталась хоть капля человеческих чувств…

Арман нахмурился.

– Она уедет со мной немедленно. Я больше ни на миг не оставлю ее одну. Элиза начнет новую жизнь со мной… с нами у себя дома! Во Франции. Где небо синее, нет смога и машин, где весь мир будет принадлежать ей.

– Не-е-ет! Вы этого не сделаете! Я вам не позволю!

Шесть с лишним футов холодной ярости поднялись на ноги и нависли над ней. Она физически ощущала его ненависть.

– Ах, не позволите?

В следующий момент он уже шел к лестнице. На секунду Джессика окаменела, но уже через мгновение обрела неведомые ранее силы и метнулась ему наперерез. Выставила вперед руки и уперлась в стальную грудь врага.

– Вы должны понять… почему девочке лучше остаться со мной…

– Не заставляйте меня применять силу, Джессика. С дороги, иначе я за себя не ручаюсь! Я слишком долго и страшно шел к этому моменту и теперь могу забыть, что женщин бить нельзя. Вы просто не представляете, ЧТО я пережил, КАК я страдал! Если бы не родные, я бы пропал, я бы просто не выжил! Джессика, вы бы уж должны это понять! Можно любить чужого ребенка так же неистово, как и своего собственного. А Элиза – дочка моего младшего брата. Я отдал этому ребенку свое сердце с первого мига его жизни – и навсегда. Теперь ничто не остановит меня!

Могучие руки впились в хрупкие плечи девушки, но Джессике было уже все равно.

– Остановитесь! Если вы действительно любите эту девочку, то выслушаете меня! Она… Она нездорова!

– Интересно! Несколько минут назад вы утверждали, что она абсолютно здорова.

– Физически – да. Но не психически. Вы что, не слушали меня? Она получила слишком страшную травму. Теперь она не может находиться одна… без меня… Не просто не может… это серьезно.

Хватка ослабла. Теперь в черных глазах плескалась тревога. Арман Рено недоверчиво смотрел ей в глаза.

– Объясните!

Слава тебе, Господи! Это уже кое-что.

– Мы можем сесть? Я еле стою на ногах. Вы все поймете, когда я объясню.

– Хорошо.

О, небеса! Барон Рено заботливо придержал ее за локоть и помог усесться на диван. Не на стул, заметьте, на диван, только что подушку не подложил. Потом сам разлил по бокалам виски и уставился на нее своими дьявольскими глазищами.

Джессика набрала воздуха в грудь и начала.

– Она не может находиться без меня. Она должна все время меня видеть. Она чувствует себя в безопасности только рядом со мной. Незнакомцев она боится, не просто боится, а до смерти боится. До истерики, до судорог. Если меня нет рядом, она начинает плакать.

– И только-то? Но все дети плачут, капризничают… Наоборот, не надо их баловать.

– Это не капризы! Когда вы это услышите, то поймете. Это настоящий панический ужас. Это крик маленького зверька, попавшего в смертельную западню. Это невозможно вынести. О, я знаю, знаю, и простите меня, вам неприятно будет услышать то, что я скажу, но… Если она проснется и не увидит меня, если я исчезну из ее жизни так же, как и ее мама и папа, она окончательно сойдет с ума. Подумайте и представьте, прошу вас, Арман! Что испытали вы тогда, когда узнали, что брат и племянница уехали из страны? Вот! А вы ведь взрослый мужчина! Ну а Элисон – она проснулась однажды и узнала, что у нее больше нет мамы и папы. Ее взяли, увезли в чужое место, к чужим людям. После первого случая она перестала разговаривать, второго раза ее рассудок не вынесет.

– Я люблю ее, она это поймет…

– Но ей нужно время. Возможно, много времени.

– Бедная малышка. Господи!

Против воли Джессика почувствовала жалость. Большой, сильный человек в растерянности потирал лоб дрожащими пальцами. Каков бы ни был барон Рено, дочь своего покойного брата он действительно любил.

– Арман… Если бы она к вам привыкла, если бы виделась с вами все эти годы, она бы… Но за два года она могла забыть вас. Сейчас я – это ее укрытие. Ее защита. Единственный человек, которому она доверяет. Послушайте меня, Арман. Мы взрослые, мы многое можем пережить и перетерпеть. Главное сейчас – Элисон. Ее интересы, ее здоровье. Я понятия не имею, что нам делать, но надо искать выход. Я умоляю вас, во имя маленькой девочки, которая дорога нам обоим, не наносите ей новый удар. Это слишком жестоко.

Арман устало улыбнулся.

– Джессика, не считайте меня чудовищем. Меня дети любят…

– Это не тот случай!

– …И я их очень люблю. Дети – самые лучшие люди на свете. Добрые, честные, прекрасные. А Элиза для меня – все. Вот увидите, через час она успокоится и забудет все свои страхи. Не волнуйтесь.

– Вы не понимаете! Она травмирована. Она больна. Вы ошибаетесь!

– Хватит! Это вы ошибаетесь! Теперь ваша очередь слушать. Я люблю девочку. Об этом нечего больше говорить. Я приму во внимание то, что вы сказали, и дождусь утра, чтобы мы смогли с ней заново… познакомиться и заново стать друзьями. Разумеется, я останусь ночевать здесь, потому что не могу допустить, чтобы вы с ней удрали у меня из-под носа.

– Я не собираюсь этого делать.

– Собираетесь, собираетесь! Вы страстная натура, Джессика, к тому же вы рыжая. Рыжие всего мира всегда совершают необдуманные поступки.

Джессика возмущенно фыркнула и саркастически бросила:

– Что ж, располагайтесь. Будьте моим гостем.

– Гостем? Между прочим, этот дом вам не принадлежит. Так что мы на равных. Утречком упакуйте вещи Элль, приготовьте мне все бумаги Франсуа, а потом мы уедем отсюда навсегда.

Она смотрела на него сквозь завесу слез.

– Вы не можете так… Я никогда не увижу ее?

– Франция – не Марс. Самолеты летают. В конце концов, вы ее тетя и в нашем доме всегда будете желанным гостем. Мама будет вам рада, я уверен. И что бы вы там ни говорили, ваши труды будут вознаграждены. С завтрашнего дня вы вернетесь к своей нормальной жизни, которой у вас наверняка не было последние полгода.

Она молчала, тупо глядя мимо Армана. Слезы текли по щекам, но Джессика их не замечала.

Нос распухнет… Девонька моя маленькая… Проснуться в своей постели и ничего не услышать… Топота ножек… пыхтения… Она воркует, как голубка, только много нежнее… Золото мое, Элли…

Зачем ей ее прежняя жизнь?! Зачем ей свобода, если рядом нет Элли?

– Джессика… Пожалуйста, не плачьте.

– Я не плачу.

– Я понимаю, вам тяжело. Вы привязались к девочке за эти полгода…

– Привязалась… Глупое слово. И не за полгода. Она росла рядом со мной. Она все, что у меня осталось. Моя единственная родня. Я не могу без нее!

– Мы оба знаем, что она уедет со мной. Завтра утром.

– Нет!

– Да. Извините, но разговор окончен. Я хочу взглянуть на нее еще раз, а потом заберу из машины вещи и найду, где тут можно поспать до утра хоть пару часов.

Она проводила его слепыми от слез глазами, не в силах больше спорить, убеждать, уговаривать…

Завтра ее жизнь закончится. Завтра солнце уйдет, останется глухая тьма и тоска. А где-то будет биться и метаться в слепом ужасе маленькая испуганная девочка с золотыми волосами, пронзительно и страшно кричать, не в силах при этом произнести ни единого человеческого слова. Будет плакать и забиваться в темные углы, будет стонать, и судороги станут сотрясать маленькое тельце…

Эта картина так живо предстала перед ней, что Джессика громко и отчаянно всхлипнула.

Она не может сдаться, не может! Элли ей дороже жизни, дороже души, дороже всего, что может быть дорого в принципе. Она просто не выживет без нее, особенно зная, как она страдает.

Одна, испуганная зверушка, одна среди чужих и страшных людей, одна среди холодных стен мрачного замка.

Дался ей этот замок, честное слово!

6

Арман Рено блаженно вытянулся под покрывалом, повернулся на правый бок и с нежностью вспомнил личико спящей Элизы. Он спал в гостиной, потому что зеленоглазая ведьма не разрешила ему лечь в детской. Элиза проснется и перепугается! Да она даже в младенчестве не боялась своего дядю Армана, только он мог ее укачать.

Постелил он себе сам, принял душ и вот теперь лежал на неудобном диване и ждал рассвета.

Малышке нужна любовь, ничего больше, а уж этого у семейства Рено в избытке. Все, что причиталось его маленькому брату Франсуа, упрямому мальчишке, теперь достанется ей, золотоволосой принцессе Элль, и она выздоровеет, непременно выздоровеет, дайте только срок.

И не будет никаких проблем, мадемуазель Лидель… Лидделл! Какие могут быть проблемы рядом с родными!

Эта рыжая красотка Джессика… Она просто не знает, как обращаться с детьми, вот и все. Жила себе спокойно, без семьи, без собственных детей, и вдруг получила на свою голову целый мешок забот. Нет, она молодец, заботилась о малышке, это видно, любит ее, переживает за нее, но опыта у нее маловато.

Завтра она увидит мастер-класс. Элиза признает его за несколько минут.

Он закрыл глаза и замер со счастливой улыбкой на губах. Начинается новая жизнь. Удивительно, еще рано утром он чувствовал свинцовую усталость во всем теле, не слышал пения птиц, не видел красоты окружающего мира, а сейчас, после долгого, нервного, выматывающего перелета и бестолковой, суматошной встречи он полон сил и бодрости. Даже спать не хочется.

Как они все будут рады! Мама, тетушка Кло, Жак, Амели, все-все-все. Элиза утонет в их любви. Она будет купаться в ней, и жар их сердец растопит ледяной панцирь горя и тоски, сковавший бедную девочку.

Интересно, а по-французски она все еще говорит? Может быть, прости Господи, даже к лучшему, что она временно потеряла речь, – во Франции сразу заговорит на родном языке, а не на этом лающем американском.

Джессика, впрочем, говорит вполне пристойно. У нее речь образованной женщины…

То ли жара была виновата, то ли нервное возбуждение, но спать Арман не мог. Он ворочался и так, и этак, но сон не шел.

Вдобавок перед ним стояло личико Джессики. Злые зеленые глаза, полные слез. Закушенные розовые губки. Отчаяние во взгляде. Медная буря волос.

Арман заворочался еще сильнее. Таких женщин, как Джессика Лидель… Лидделл, он видел только на картинах старых мастеров. Эти кольца волос, эта прозрачная кожа, это совершенное тело, чьи контуры так соблазнительно подчеркивал тонкий халатик, а потом и эта немыслимая футболка. Лучше бы она ее вообще не одевала – Арман кричал на нее, а смотрел только на соски, откровенно проступившие под тонкой и туго натянутой тканью.

У нее, как и у всех рыжих, должны быть нежно-розовые, очень светлые и маленькие соски. Где-то он об этом читал…

Арман резко откинул простыню и сел, учащенно дыша. Еще не хватало! Какое ему дело до сосков Джессики Лидделл! Завтра они с Элизой летят в благословенную Францию…

Сверху, со стороны детской донесся тихий и полный отчаяния стон. Арман похолодел при этом звуке, а потом сорвался со своего неудобного ложа и в три прыжка одолел лестницу на второй этаж. Стон повторился, и впопыхах Арман даже не обратил внимания, что доносится он из комнаты по соседству с детской… Он-то шел к Элизе!

А попал к Джессике. И замер на пороге, не в силах оторвать глаз от открывшейся картины.

Лунный серебряный свет заливал комнату потоками нереального, фантастического свечения, и в этом мягком сиянии было отчетливо видно, что щеки спящей девушки мокры от слез, а нежные губы некрасиво искривлены в беззвучном плаче. Джессика спала поверх одеяла, в той самой футболке и трусиках, не столько прикрывавших, сколько подчеркивавших красоту ее тела и совершенство форм.

При виде этого зрелища Армана Рено вновь залило волной желания. Он вспомнил ее плечи, стройные ноги, ее коралловые губки, ее невозможные, сияющие изумрудами глаза.

Довольно неосторожно с ее стороны спать в таком виде под одной крышей с незнакомым мужчиной. А если бы Арман оказался насильником?

…Он прижимает к себе хрупкие плечи, и отчаянно бьющееся под ним тело только распаляет его желание. Рыжие волосы – бурей по подушке. Утонуть в них, расплескать их сияющую медь, зарыться лицом, спасаясь от ударов маленьких кулачков…

…Упругая грудь напряжена, девушка выгибается в его руках, стонет от ярости и бессилия, но в этом стоне уже звучат и иные нотки. Желание вспыхивает в изумрудных, потемневших от ярости глазах. Дикая кошка, гибкая пантера, маленький леопард – и вот уже тонкие пальцы впиваются в его могучие плечи, а укусы превращаются в поцелуи, и общий жар тел расплавляет Вселенную вокруг них…

Какого дьявола он приперся к ней в комнату, да еще в одних трусах?

– Джессика?

Она снова застонала, слезы с новой силой заструились по ее бледному личику. Арман расслышал, как искусанные губы прошептали бессвязно и горько:

– Я не могу смотреть… Доктор, им не было больно?.. Элли, голубка, ты меня не узнаешь?.. Ей нельзя одной…

Ничто не могло больше удержать Армана от прикосновения к этой коже… к этим нежным щекам… к губам…

Смущало только одно: Джессика Лидделл крепко спала, а он – стало быть, он действительно превращался в насильника.

Он медленно провел пальцем по ее губам, а затем поднес палец ко рту. Ощутил соль. Соль ее слез.

Чувствуя нарастающую тревогу, приподнял руку девушки, отпустил.

Рука мягко и безвольно упала.

Джессика Лидделл была истощена и измучена сверх всякой меры. В любую из ночей ее тяжкий сон со слезами и кошмарами грозил перейти в сон вечный. И тогда малышка Элли опять осталась бы одна, да еще наедине со своей мертвой теткой.

Его прошиб холодный пот при мысли о таком исходе, потом он разозлился, а еще потом расстроился.

Нельзя же ее оставлять одну, в таком-то состоянии? Но и ухаживать тут за ней…

Арман вздрогнул, потому что Джессика вдруг перевернулась набок, вцепилась в его руку и со вздохом облегчения прижалась к ней мокрой от слез щекой. Дыхание ее постепенно стало ровным, на высоких скулах проступил легкий румянец.

Арман стоял на коленях возле кровати и чувствовал себя одновременно полным идиотом – и необыкновенно счастливым человеком. Точно птица заснула на ладони…

Так он провел около часа, боясь потревожить сон Джессики, а потом осторожно высвободил онемевшую ладонь, придержав спящую девушку за плечо…

…и коснувшись при этом ее тела, как же иначе?

Его пронзило молнией. Ударило током. Затрясло в лихорадке. Обожгло лавой, ошпарило кипятком.

Ни одно сравнение не передавало и сотой доли истинных чувств, обуревавших Армана Рено. Он хотел эту женщину так, что разум отказывался работать, стыдливо уступая место инстинктам, здоровым, могучим и не обремененным условностями.

Арман Рено торопливо вернулся на свое осиротевшее ложе, натянул простыню до самого носа, а затем проделал необходимые операции для снятия сексуального напряжения: насчитал полторы тысячи овец с черным ухом, извлек квадратный корень из заведомо сложного интеграла, припомнил по именам всех Рено с семнадцатого века включительно, рассчитал в уме примерную сумму инвестиций, потребных для реставрации одной из старейших давилен в Руайя…

На рассвете Арман Рено заснул.

Он проснулся, словно от толчка, и некоторое время лежал, пытаясь понять, где находится. Наконец, вспомнив, вскинул запястье к глазам. Половина седьмого. Пора вставать.

Арман Рено прислушался – и похолодел. В доме было абсолютно тихо, как будто… как будто…

Как будто здесь не было больше ни одной живой души, кроме Армана Рено!

Желудок свернулся в комок. Он уже видел очами души своей пустую детскую, наспех выдвинутые полки детского шкафчика…

Судорожно подтянув трусы, барон Рено бросился по комнатам в поисках людей. Первая же дверь по коридору вела в спальню Джессики. Несомненно. Ее футболка лежала на постели. Единственная вещь. Все остальное исчезло. В комнате царил хаос, так, словно…

Так, словно в этой комнате спешно собрались куда-то и удрали!

Он метнулся по дому с криком: «Мадемуазель Лидделл!!! Джессика!!! Черт!!!», и это было последнее членораздельно произнесенное слово. Дальше из его груди вырывалось только рычание, смешанное с глухим стоном. Если она сделала это, рыжая тварь, ведьма, американская шлюха…

– Господи, что происходит?!

Он остановился, словно налетел на невидимую стену. Судорожно схватил ртом воздух и стал медленно приваливаться к стенке. Сердце билось почему-то в ушах.

Джессика стояла в дверях, видимо, кухни и изумленно смотрела на полуголого, всклокоченного мужчину с необыкновенно бледным лицом. Она была очень красива, Джессика Лидделл. И очень встревожена.

А потом Арман перевел глаза ниже и увидел две тонкие ручки, крепко обхватившие ногу Джессики. И серьезное, испуганное личико пятилетней девочки, с недетским ужасом смотревшей на него из-за ноги своей тети.

Черные глазенки были полны слез. Нежные губки некрасиво кривились. Синие тени под глазами стали глубже, золотые кольца волос разом развились и обвисли. Принцесса Элль, смертельно испуганная, дрожащая, затравленная, с диким ужасом смотрела на своего родного дядю, видя в нем исключительно угрозу для своего маленького сиротского мирка.

– Все в порядке, красотка Элли. Не пугайся и не плачь. Вот какой шум твой дядя поднял! Наверное, ему приснился плохой сон…

Чья бы корова мычала, ошарашенно подумала часть мозга Армана Рено. Плохие сны скорее по вашей части, мадемуазель… А сны Армана Рено, наоборот, вернее было бы отнести к ХОРОШИМ снам. Насыщенным таким снам, содержательным. После таких снов подростки обычно просыпаются с мокрым пятном на простыне, а потом отцы рассказывают им про секс…

Элиза не сводила черных угольев глаз с опасного чужака. Было видно, что звуки голоса Джессики ее успокаивают и придают хоть немного уверенности, но это выражение на лице маленькой девочки было невыносимо.

Арман почувствовал нечто, очень напоминавшее раскаяние.

– Я… я думал… я решил, что вы ее забрали.

Она вспыхнула.

– Я же сказала, что не собираюсь этого делать.

– Но ваша комната… Там такой хаос…

– Там всегда так. У меня не хватает времени на уборку. Что вы творите, Арман! Вы ее до смерти перепугали. Хорошо вы начинаете знакомство, нечего сказать.

С этими словами она подхватила Элисон на руки и понесла в кухню, шепча что-то ласковое ей на ушко. Потом из кухни донеслась тихая песенка, слов Арман не разобрал, а потом детский прерывистый вздох.

Арман с облегчением вздохнул. Вроде обошлось.

Bien, барон! Вы неподражаемы. Прекрасное начало большой дружбы с маленькой племянницей.

Он неловко потоптался в коридоре и рискнул войти в кухню, вернее, осторожно встать на пороге. Элиза сидела за столом и с интересом наблюдала за Джессикой, а та кружилась и напевала что-то очень веселое и нежное.

Девочка очень бледна и худа, это сразу бросается в глаза, однако все равно красавица. Эти золотые локоны в сочетании с черными глазенками прелестны.

Одета аккуратно и со вкусом, надо набавить ее рыжей тете еще один бал. Голубое платьице, белые носочки, удобные туфельки… Арман мог на глаз определить, что детские вещи куплены в хорошем магазине и стоят недешево. Рыжей пришлось нелегко, дети в наше время – удовольствие накладное.

Он уже открыл рот, чтобы спросить, можно ли ему позавтракать с дамами, но яростный взгляд изумрудных глаз заставил его промолчать. Не переставая кружиться, Джессика пропела в ритме песенки:

– Просто стойте на месте. Очень тихо.

Он глупо кивнул, чувствуя себя полным идиотом. Все, в чем она его вчера обвиняла, подтвердилось. Несдержанный, грубый эгоист, не умеющий вести себя с детьми. Уж теперь она наверняка не доверяет ему.

Чувствуя настоятельную потребность сказать хоть что-то, он промямлил:

– Как вы спали?

Она только возмущенно взглянула на него. Вообще-то она этого не помнила, потому что ночь была каким-то странным сплетением кошмаров и беспросветной тьмы – к этому Джессика уже привыкла за полгода. Обычно помогали таблетки, которые ей выписали в лечебнице, но вчера она их не выпила, поэтому дико болит голова. В любом случае, это не касается Армана Рено!

– Стойте там, кому сказано! Элли, посмотри, какие смешные сосиски! Это будут поросята, а мы с тобой будем их пасти на зеленой тарелочке… Стойте на месте, черт бы вас побрал!

Элли недоверчиво разглядывала пузатые розовые сосиски, а потом взяла одну руками и стала есть. Словно зверек, с горечью подумал Арман. Дикий зверек, понятия не имеющий о приличиях. Неужели все это последствия психической травмы?

– …Вот какая Элли умница! А теперь молоко с медом, чтобы были румяными щечки. И я с тобой за компанию. Ложечку мне… ложечку тебе… ложечку мне… ложечку тебе… Сядьте на стул, не торчите столбом… Ложечку тебе… Вы же кажетесь ей волосатым чудовищем… Ложечку мне… А великанов мы боимся, особенно великанов без штанов!

Строго говоря, сама Джессика тоже чувствовала себя крайне неуверенно при виде этого могучего торса, широкой груди, покрытой завитками жестких волос, длинных стройных ног атлета, а самое главное, при виде узких плавок, не скрывающих, а, скорее, подчеркивающих все, ну то есть абсолютно все достоинства Армана Рено.

– Еще ложечку… Я передумала, не садитесь, тихо уйдите и оденьтесь… А теперь вытрем губы салфеткой, как я учила тебя!

Арман почти уполз из кухни, а Джессика только сейчас поняла, какое напряжение охватило ее в присутствии незваного гостя. Она посмотрела на Элисон и увидела, что черные глаза опять полны слез. Девочка смотрела на дверь и с трудом сдерживала плач.

В следующие несколько минут Джессика довольно успешно изображала по очереди всех артистов цирка и смогла немного отвлечь Элли от мыслей об опасном незнакомце, а потом вновь появился Арман. Надо признать, он выглядел сногсшибательно. Белая рубашка оттеняла загар, черные брюки были безукоризненно отглажены.

Он усвоил урок и теперь просто сидел и смотрел на Элисон немного искоса, чтобы не встревожить ее прямым взглядом в упор. С немым и безбрежным счастьем во взоре черных огненных глаз.

А Джессика Лидделл исподтишка разглядывала его и дивилась тому, как одно его присутствие превратило ее, взрослую, уравновешенную, много пережившую женщину, в расплавленное желе. Что с ней творится? Откуда этот жар и холод, откуда слабость в ногах, откуда дурацкая улыбка?

В этот момент она поняла, что Арман повернулся к ней и внимательно за ней наблюдает. Его взгляд был еще хуже. Словно к сложенному хворосту поднесли спичку. Огонь вспыхнул где-то внизу живота и стремительно понесся по жилам, заставляя кровь бурлить и кипеть, плавя кости и мышцы.

Арман вздрогнул и отвел от нее взгляд. Потом жесткое лицо смягчилось, он наклонился вперед и тихо прошептал по-французски:

– Привет, красавица. Здравствуй, золотая Элль!

Его улыбка была такой… такой… У Джессики забилось сердце, а глаза немедленно наполнились слезами. Она уже знала, что сейчас произойдет. И когда Элисон с истерическим животным визгом бросилась к ней на руки и забилась в конвульсиях, когда ее начало бурно тошнить только что съеденным завтраком… Джессика старалась не смотреть на искаженное ужасом лицо Армана Рено. Ей было его искренне жаль.

Она нежно гладила золотые кудряшки и шептала орущей девочке на ухо:

– Это твой дядя Арман, маленькая…

– Опустите ее на пол.

Арман нахмурился, но Джессика больше не боялась. Она спокойно и очень тихо произнесла:

– Если я сейчас опущу ее на пол, она описается и начнет биться об пол, хватая меня за руки и за ноги. Вы этого хотите? Вы должны понять, Арман, что это не капризы и не избалованность. Это – болезнь, и на ее излечение требуются тонны, километры, моря любви, а не рациональный подход к воспитанию!

Арман поджал губы, но смолчал. Джессике было его жаль. Нелегко прирожденному лидеру оказаться в такой ситуации.

Он тихо и недовольно заметил:

– Все идет не так гладко, как я думал.

– Я вас предупреждала. Сами видите, ее нельзя просто забрать, когда она в таком состоянии.

– Да. Нельзя. Можно, я кофе выпью?

– Конечно. Только не делайте резких движений. Арман?

– А?

– Не расстраивайтесь. Дайте ей время.

– И сколько? Час? Неделю? Год, вечность?

Джессика опустила голову. Может быть, и так. Однажды Арману наскучит это, он признает свое поражение и уедет, а они с Элли останутся вместе. Ничто не будет им угрожать.

Очень жаль Армана Рено, но правде надо смотреть в глаза.

– Я не знаю, Арман. Правда, не знаю.

7

Он все-таки настоял на скором отъезде, и единственной победой, которую Джессика смогла одержать, было согласие Армана Рено взять ее с собой. Он согласился, потому что Элли все-таки описалась, когда он протянул ей конфету, а потом, вечером того же дня, когда он попытался просто присесть перед ней на корточки, исцарапала ему руки, визжа и урча при этом, как дикий котенок.

После этого Арман переехал в гостиницу и за два дня выправил документы для Джессики, поменял билеты на самолет, закупил все необходимое для Элли и о чем-то долго разговаривал с Парижем, а потом с Бордо.

Вечером у них состоялся тяжелейший разговор с Джессикой

– Я не полечу! Как вообще можно предлагать лететь на самолете людям, которые только что потеряли в автокатастрофе самых близких!

– К вашему сведению, я сам не переношу самолеты!

– К ВАШЕМУ сведению, меня вообще не касается, чего именно вы не переносите. Я не лечу.

– Вы мне надоели, мадемуазель. Не летите? Значит, мы с Элизой летим вдвоем.

– Бесчувственный, жестокий человек!

– А вы – капризная и вздорная!

– Не орите, разбудите девочку.

– Если она и проснется, то именно от вашего визга.

Некоторое время на кухне царит тяжелое молчание. Примерно такое же молчание повисало, вероятно, над полями сражений, когда воюющие стороны перезаряжали пушки.

Наконец выкидывается белый флаг.

– Джессика, послушайте… Ну ведь мы же никак больше во Францию попасть не можем. Поезда туда из Чикаго не ходят.

– Есть лайнеры.

– В это время года Атлантику штормит. И во время катастроф на воде погибает гораздо больше людей, чем…

Арман Рено прикусил язык, потому что рыжая кошка с отвратительным характером и прекрасной фигурой заплакала. Тоненько, по-девчоночьи, закрыв лицо ладонями.

Он растерянно пробежался по кухне, потом налил ей вина в бокал, подошел, присел на корточки и тихонечко тронул ее за руку.

– Не надо, пожалуйста. Давайте вообще не будем больше говорить об ужасах и катастрофах. Мы с вами напьемся успокоительного, погрузимся в самолет, хлопнем снотворного – проснемся уже в Париже.

Молчание, но плач затихает. Потом из-под ладоней неожиданно доносится хихиканье, и заинтригованный Арман силой отводит ее руки от зареванного лица. Джессика шмыгает носом и улыбается.

– Я представила, что подумают стюардессы. Элли вопит, как резаная, а мы с вами с просветленными улыбками шествуем на свое место, чокаемся рюмками с донормилом и мирно засыпаем. Элли разносит салон и изводит пассажиров, командир корабля запрашивает политического убежища в Африке, угоняет самолет – и мы просыпаемся не в Париже, а в Кейптауне.

Он тоже улыбнулся.

– Да, это я не подумал. Элль тоже придется налить рюмочку.

– Арман, я… Я ужасно себя веду, простите меня.

– Я тоже хорош, так что мы квиты.

– Бож-же, какое благородство!

– Бож-же, какой характер…

Слово за слово, и вот через полчаса перед нами та же кухня. По ней мечется высокий, красивый светловолосый мужчина. Он вне себя, это видно невооруженным глазом. Пожалуй, от рычания и вырывания волос на голове его удерживают только поколения аристократических предков да рациональный ум, говорящий, что это все равно ни к чему не приведет. За окном темнеет.

Проверив спящую ангельским – на удивление – сном Элисон, Джессика устало вернулась на поле боя и на мгновение застыла на пороге. Медная грива разметалась по плечам, под изумрудными глазами залегли ярко-синие тени, лицо бледное и какое-то прозрачное. И при этом она улыбалась. Арман подумал – и осторожно улыбнулся в ответ, хоть это и было нелегко.

– Выпьешь вина?

– С удовольствием. Поухаживаешь?

– Естественно!

Джессика устало присела возле стола, а Арман протянул ей бокал. Переход на «ты» совершился на удивление естественно и мирно.

– На сегодня бои закончены, да? Элль спит?

Она устало кивнула и посмотрела прямо на Армана. Он нервно вцепился в столешницу. Эти изумрудные глаза заставляли его… нет, даже не нервничать, а просто сгорать. Он мечтал о ней, хотел ее, жаждал, но боялся нарушить то хрупкое равновесие, которое только что установилось в их отношениях.

Ее губы влажно блестели от вина. Кораллы и жемчуга…

– Мне показалось, или она сегодня не сразу пряталась от меня?

– О да! Целых пять минут. Впрочем, ты прав. В нашем случае это тоже победа.

Изумруды, кораллы и жемчуга, натура античной героини – и она скоро начнет падать на ходу. Она истощена и замучена. Ничего, виноградники Руайя славятся лучшим в мире лекарством от малокровия…

Потом Арман вспомнил Элисон – и нахмурился. Ничего не помогало, ни роскошные куклы, ни мороженое. Единственной реакцией были слезы. Слезы и страх. А если Джессика пыталась отойти – дикий истерический крик. Крик, от которого разрывалось сердце Армана Рено.

– Я слабее, чем ты, Джессика. Я впадаю в отчаяние, а ты держишься.

– Я люблю ее, Арман. Это все, что ей сейчас нужно. Любовь и терпение, терпение и любовь.

– О да!

Он не хотел, чтобы его голос звучал так сардонически, но выходило само собой. Дело было не только в малышке Элизе.

Каждый взгляд на Джессику Лидделл раздирал душу и тело Армана на части, и сотни маленьких демонов терзали его и без того исстрадавшуюся душу.

– Я говорила с доктором. Он велел показаться хорошему неврологу и детскому психологу через три месяца, если ничего не изменится, а пока ждать. И любить. Ты найдешь ей врачей?

– Естественно, зачем ты спрашиваешь. У нее будет все самое лучшее. Мы потом поговорим об этом, ладно? Я принес китайскую еду, но только ты не засыпай, ладно?

– Я пытаюсь. Аромат потрясающий. Спасибо тебе.

Он едва не упустил бутылку, так дрожали руки.

– Не за что. Всегда пожалуйста.

Некоторое время стояла тишина, а потом Джессика простонала с полным ртом:

– Это невозможно вкусно! Откуда ты узнал, что именно нужно брать? На мой взгляд, это всегда казалось набором подозрительных клочьев и малоаппетитных кусочков теста. А во Франции есть китайская еда?

– Во Франции есть все.

– Я всегда хотела там побывать – а вот теперь сопротивляюсь этому, как психопатка. Собственно, я и есть психопатка.

– Ты просто маленькая, усталая и самоотверженная женщина.

– Осторожнее! Когда ты перестаешь вести себя, как норманнский барон, я настораживаюсь. Сразу кажется, что у тебя коварные и тайные планы.

Еще какие, возопил сластолюбивый внутренний голос. Перед мысленным взором Армана пронеслась картина: Джессика в его объятиях, ее пальцы скользят по его спине, губы приникают к груди…

Джессика хихикнула.

– Прикидываешь, в какую именно темницу меня заточить по приезде?

Джессика улыбалась, ее глаза блестели, а на щеках играл нежный румянец. Арман хотел одного: прижать ее к себе, покрыть поцелуями, предложить ей весь мир!

Однако ждал. Не сейчас. Она должна полюбить его. Должна захотеть его так же сильно и так же страстно, как хочет ее он. Сейчас она просто доброжелательна, ничего больше, а он… он умирает каждую ночь и каждый день.

– Ты выглядишь все более усталой.

– Так и есть. Я все хуже себя чувствую. Плохо сплю.

Он сглотнул нервный комок в горле.

Он изнывал от плотского желания. Джессика была так близка, так доступна – и так невообразимо далека от него.

Все могло бы быть иначе, если бы они жили дома…

А почему, собственно, им не жить дома?! Во Франции? Кто сказал, что Джессика должна приехать туда всего лишь на время?

Джессика по-детски облизала кончики пальцев, не в силах оторваться от соуса. В теле Армана бушевал пожар, а в голове начал зарождаться план. Глаза подозрительно заблестели.

– Я преклоняюсь перед тобой за то, что ты сделала для Элизы, Джессика…

– Не надо грубой лести. Я люблю ее – больше ничего.

Арман смотрел на ее грудь и не мог оторвать глаз. Нежная шея, плавный изгиб плеча, темная ложбинка между грудями… Он сойдет с ума, если не прикоснется к ней.

Атмосфера сгущалась, словно потрескивала невидимыми молниями. Под тонкой тканью халата отчетливо проступили напрягшиеся соски. Она была возбуждена не меньше, чем он!

Арман судорожно перебирал варианты. Она должна отправиться во Францию и остаться с ним навсегда. Джессика не может исчезнуть из его жизни. Но ведь и ее самое сильное желание – не расставаться с Элисон! Так почему бы не предложить ей остаться с Элли навсегда… в доме Рено!

Он машинально ел нежнейшего цыпленка, а может быть, и древесный гриб, не сводя глаз с Джессики. Она так же пристально смотрела на него, осторожно облизывая верхнюю губу.

– Почему перестала есть? Не нравится?

– Очень нравится.

– Тогда почему?

– Нипочему.

– Мы взрослые люди, Джессика…

– Не понимаю, о чем ты.

– Понимаешь. И чувствуешь то же, что и я. Поэтому и не можешь есть. И плохо спишь. И…

Он замолчал, увидев, как участилось ее дыхание. Медленно протянул руку и накрыл ее дрожащие пальцы. Напряжение в воздухе было почти материальным.

Арман медленно поднес руку Джессики к губам.

– Джессика…

Внутри взорвался огненный фонтан. Ничего не осталось на свете, только изумрудные моря, полные огня и страсти. Только медь и пожар, красное золото ее волос. Только нежнейшая кожа, горящая под его губами. Только томительное и нежное имя, как шепот в ветвях неведомых деревьев на неведомой планете, которую еще только предстоит открыть, – ДЖЕССИКА!

Дыхания у нее не осталось. Сердцебиение так участилось, что она его и не чувствовала. Все плыло перед глазами, и пальцы Армана, могучие, теплые, невыразимо нежные, скользили по ее шее, хотя еще миг назад он сидел напротив нее за столом.

А потом его губы прижались к ее губам, осторожным, ласкающим движением прошлись по нежной коже и вдруг обожгли яростным, требовательным напором, разбудили в ней то, с чем она так яростно сражалась последние дни, и не стало больше границ и условностей, не стало смущения и тревоги, а пришло лишь блаженство и облегчение, и огонь в крови больше не жег, а согревал, наполнял тело золотистым легким паром, уносил по горячей и нестрашной реке желания в море страсти, и мужчина с огненно-черными глазами больше не казался властным и пугающим демоном, потому что она с удовольствием отдавалась в его власть сама, не боясь этого и мечтая о его объятиях.

Жадный рот мужчины уже достиг ее груди, и Джессика – стыдливая скромница Джессика, усталая и фригидная Джессика – выгнулась в диком и блаженном стоне, раскрылась навстречу бешеной страсти мужчины.

Она не открывала глаз, она стонала все громче, и ее стоны только подстегивали страсть мужчины. Она вдыхала терпкий, свежий аромат его светлых вьющихся волос, наслаждалась неудержимой силой этих могучих рук, горделиво и нежно ласкала широкие плечи, принадлежавшие отныне – она знала это точно – только ей одной, пила его дыхание и умирала от счастья.

Как сквозь золотой туман, Арман услышал ее счастливый всхлип:

– Арман… Возьми меня… Прошу… Я так хочу тебя…

Золотое пламя сомкнулось вокруг них, слепящая тьма затопила вселенную, и мир прекратил свое существование.

8

Джессика пребывала в некоем странном, возможно, пятом или шестом измерении, ее тело то и дело сводила сладкая судорога, глухие стоны вырывались из груди, а Арман все ласкал и ласкал ее, его жадные губы бродили по плечам, рукам, губам девушки.

Совсем иная, незнакомая Джессика Лидделл, напрочь растерявшая всю свою стыдливость, сама раскрывалась ему навстречу, подобно нежному экзотическому цветку. Она никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Жар и лихорадка, туман в глазах и удивительная ясность в мыслях, вернее, всего лишь в одной мысли: «Я его хочу!».

Арман уже стягивал с нее халат, и она, извернувшись, впилась ему в губы жадным и страстным поцелуем, удивившим и немного напугавшим ее саму. Языки сплелись в битве, одинаково сладкой и страшной.

Джессика больше не могла терпеть. Все ее существо вопило, молило о близости, жаждало ее, страшилось ее и не мыслило, что может быть иначе. Она уже злилась на Армана за то, что он так долго тянет.

А потом она начала слышать его неразборчивый, торопливый шепот. Нежные и бесстыдные слова. Тихую мольбу, яростное требование близости.

Словно во сне, она ощутила, как он осторожно тянет вниз тонкую ткань ее трусиков, и тут в происходящее совершенно некстати включился рассудок.

Она вспомнила, кто перед ней. Арман Рено. Жестокий и бесчувственный делец, рассчитывающий свою жизнь на сто лет вперед. «У него в сейфе инструкции на все случаи жизни». И судя по всему, случаи с совращением женщин и дальнейшим их подчинением своей воле для него никогда не были редкостью. С такой-то внешностью – и не женат! Значит, ему выгоднее содержать любовниц. Лучше – больше, чтоб между ними была здоровая конкуренция.

Подведем краткий итог. Джессика Лидделл, практически голая, висит на шее у мужчины, который несколько дней назад перевернул ее хрупкий мир вверх тормашками и собирается отнять у нее единственное родное существо. Мужчины, которого страстно жаждет ее тело и панически боится рассудок… или то, что от рассудка осталось.

Рассудок пока еще проигрывал инстинкту, но его тонкий голосок звучал все тверже.

В этот момент Арман назвал ее по имени, и Джессика окончательно опомнилась. Краска стыда залила ее щеки, девушка даже зажмурилась, представив, что она собиралась сделать еще мгновение назад.

Она вывернулась из его объятий, дрожащая, растрепанная, полуобнаженная, отшатнулась к стенке и беспомощно вскинула руку с растопыренными по-детски пальцами.

– Я… я слишком много выпила!

Голос дрожал. Джессика потупилась, чтобы не видеть лица Армана, и тут увидела свою обнаженную грудь. Теперь румянец просто сжигал ее щеки.

Арман почти прорычал в ответ:

– При чем здесь вино?

– Его было слишком много… Я не знаю, что на меня нашло… Мне надо сесть… Господи, я сейчас завизжу, наверное… Что это было?

– Я могу тебе объяснить…

– Не надо! Это я виновата!

– Джесс!

Она отшатнулась, почти упала в кресло, а Арман бросился к ней. Она действительно едва не завопила, но он успокаивающе вскинул руки.

– Послушай… послушай меня, Джессика, пожалуйста! Почему ты… что тебя остановило?

В его глазах теперь горело настоящее адское пламя. Адское пламя, которое наверняка ждет и Джессику Лидделл, если она и впредь будет слушать свое глупое и разнузданное тело!

Она откашлялась и постаралась, чтобы ее голос звучал твердо.

– Личная гигиена, например. Я не люблю случайных и коротких связей.

Арман Рено не стал спорить. Он просто очень медленно и очень легко провел пальцем по ее медным волосам, нежно коснулся маленького ушка… Джессика вспыхнула и задрожала. Волны возбуждения вновь загуляли по всему телу. В глазах барона Рено поблескивала откровенная насмешка.

– Ты ведь не веришь сама себе. Кроме того, почему короткие?

Ага, длинные. На целых три ночи. Или на четыре.

Она откинулась на спинку кресла, ускользая от его пальца и одновременно отчаянно злясь на собственное тело, так подло предавшее ее в самый неподходящий момент.

– Что это ты делаешь?!

– Тс-с! Не шуми. Я хочу удержать тебя от поспешных и необдуманных действий. У меня есть неплохое решение для проблемы Элисон.

Джессика недоверчиво глядела на него, не понимая слов.

– Что-о?

– Я его нашел не прямо сейчас, хотя это произошло сегодня. Пока мы ругались. И пока целовались тоже.

– И что это за решение?

Поразительно, но если не считать руки, которая вкрадчиво поглаживала ее обнаженное колено, Арман Рено казался совершенно пришедшим в себя.

– Для начала давай придем к некоторым выводам. Во-первых, мы оба согласны, что Элизе… Элисон потребуется время, чтобы привыкнуть ко всем нам, ее родственникам. Подружиться с нами. Поверить нам.

– Ну да… Я ведь никогда этого не отрицала.

Неужели в его план входило ее совращение? Господи, пусть это будет не так! Дура, дура, тысячу раз идиотка, что с тобой, тебе же не шестнадцать лет, ты вполне можешь управляться с собственными гормонами!

– Отлично. Во-вторых, мне надо вернуться домой. Телефон – прекрасное изобретение, но работа есть работа. От меня зависит огромное количество людей, я не могу их подвести. Одна проблема. Я не уеду без девочки, а она, соответственно, не уедет без тебя.

– Не уедет. Это точно. Мы уже все обсудили. Мы даже практически договорились. НЕ понимаю, зачем опять переливать из пустого в порожнее. Другое дело, что кое-кто мог бы быть посговорчивее и оставить нас с Элли в покое, хотя бы до наступления улучшения ее состояния. Но для этого надо уступить, а этого кое-кто как раз и не умеет.

– Можно подумать, что это умеет кое-кто другой!

– Не думаю, что кое-кто так хорошо успел узнать кое-кого другого!

– Тормози, а то опять поссоримся.

– Сам тормози, понял?!

Откуда и силы взялись! Джессика забыла обо всем на свете и резко подалась вперед. Самодовольный мерзавец, если он думает, что сможет вертеть ей по своему усмотрению…

– Я не отдам Элли! Ты не можешь нас разлучить!

– А это и не нужно.

– Как это?

– Так это. Ты поедешь не сопровождать ее, а жить с ней. У нас, во Франции. Если ничего не получится – вернешься вместе с ней домой.

– Ты что, с ума… Да разве это возможно?!

– А в чем проблема? Или ты по-прежнему считаешь меня монстром без сердца?

– Нет, но одно дело – поехать в Европу на какое-то время, и совсем другое… На каком основании я туда поеду? В качестве кого?

– В качестве родной тетки Элль. Документами я займусь позже, уже из дома.

– Что-то я не понимаю, откуда столько благородства…

– От рождения. Джессика, я страшно устал. Я встревожен. Я растерян. Я вижу, что малышке плохо, я понимаю, что бессилен, что волевые решения, на которые я всегда был мастер, не помогают. Поэтому я предлагаю выход. Мы поможем ей вместе.

А кто такие «мы»? Джессика открыла рот и немедленно его закрыла. В груди разгоралось иное пламя – пламя ярости.

– Понятно. Вот, стало быть, к чему все это было? Танцы-шманцы-обжиманцы. Думал, я размякну и соглашусь на все?!

– Джессика, я…

– …А заодно, чтобы не тратить время, можно и переспать со мной, не так ли? Очень удобно, днем я ухаживаю за Элисон, ночью увеселяю ее родного дядю… Няня и подстилка в одном флаконе. Не дождешься!!!

Она бушевала, не давая Арману и слова вставить, а в груди разгоралась горькая обида. Как она могла поддаться на все эти пошлые уловки?! Подумать – просто представить на секунду! – что Арман Рено испытывает к ней настоящие чувства! Неудивительно, что он так быстро овладел собой. С самого начала он действовал согласно своему тайному плану!

– Джессика!!!

Она в бешенстве полыхнула на него изумрудным лазером глаз, уже налитых слезами, и увидела, что барон хмурится.

– Нет, говорили мне, что все рыжие – психи, но я надеялся… У тебя отсутствует элементарная логика, Джесс. Я не собирался соблазнять тебя, а потом использовать. Это не мой стиль, знаешь ли. Кроме того, будь это так, я бы не остановился на полпути. Я довел бы дело до конца, как привык поступать во всем.

– Еще лучше! Изнасиловал бы меня, да?

– Да, если тебе проще называть любовный акт этим словом.

– Ага! А потом я, расслабленная и благодарная за бесподобную ночку, пала бы к твоим ногам и молила о счастье сделаться твоей наложницей и служанкой?

Арман чуть улыбнулся.

– Если бы я мог этого добиться всего лишь одной ночкой, как ты выражаешься, я бы этим гордился.

– Ты невозможен!

– Я честен. Джессика, постарайся остыть хоть на минуту и рассудить здраво. Ты все равно уже согласилась лететь, что такого нового я сказал, отчего ты так взбеленилась?

– Потому что! Потому что одно дело – полететь в другую страну на время, зная, что вернешься к своей прежней жизни, домой, и совсем другое – взять и за полчаса сменить страну проживания в принципе. Считай, эмигрировать. Бросить все…

– Нажитое непосильным трудом? У тебя есть фамильный сервиз? Любимый шкаф твоей прабабушки? Доска от борта «Мэйфлауэр», на котором приплыл твой прапрапрапрадед? Джесс, опомнись! Вы с Элли живете в съемной квартире, да еще и без денег. И вы всегда жили на съемной квартире, разве нет?

– Да, потому что ты выгнал Фрэнка из родного дома! И пускай мы с Моникой не были баронессами, но мы любили друг друга, мы были единой семьей, а ты – ты даже ни разу не прислал младшему брату письма со словами поддержки!

– Джессика, ты многого не знаешь, а твой темперамент не позволяет тебе мыслить здраво…

– Зато у тебя темперамент вообще не запланирован. Только график – остальное на фиг! Интересно, сколько же времени ты отводил на секс со мной? Десять минут? Полчаса? Потом быстренькое изложение твоих планов, моя капитуляция и отъезд, так? А что, если бы мой оргазм затянулся? Ты бы попросил меня поторопиться?

Теперь Арман расхохотался.

– Ты неподражаема. Но на подобный убийственный вопрос нужно отвечать честно. Так вот, я был застигнут врасплох случившимся, Джессика. Для меня это неожиданность, как и для тебя. Хорошо. Чтобы не возбуждать ярость масс, я просто предлагаю тебе полететь во Францию и пожить в моем доме, пока Элисон не привыкнет ко мне, маме и тетушке Кло. Собственно, это я и собирался сказать, потому что у меня есть дурацкая привычка все подытоживать. Но потом я к тебе прикоснулся и…

– …И не смог справиться с собой. Не неси чушь, Арман Рено! Ты взрослый мальчик, пора юношеского онанизма в женской раздевалке осталась далеко в прошлом, пора отвечать за свои действия!

– Только не в твоем случае. Глядя на тебя, я все чаще думаю о судьбе… или роке.

Черные глаза глядели на нее нежно и задумчиво, и от этого переворачивалось в груди сердце. Джессика не знала, что и думать. Неужели можно так врать? Вот так, глядя в глаза?

С самого начала, сталкиваясь руками, случайно прикасаясь друг к другу, они вздрагивали, как от удара током. С самого первого мгновения их встречи в воздухе висело странное, томительное напряжение, подспудно перераставшее в какую-то сладострастную истому. Джессика это чувствовала, но вот чувствовал ли Арман? Кто она для него: одна из многих… или первая из многих?

– Лучше бы я сразу легла спать у Элли в комнате! Не надо было сюда приходить!

– Но ты пришла. И откликнулась на мой призыв. Даже больше, чем откликнулась.

Джессика снова залилась краской, вспомнив волны блаженства, гуляющие по всему телу, вспомнив жадные, бесстыдные и прекрасные прикосновения этих могучих рук, так спокойно лежащих сейчас у него на коленях.

Он зажег в ее крови огонь, и Джессика Лидделл понятия не имела, чем его погасить. Вернее, кажется, имела. Но ни за что на это не согласилась бы!

– Извините! Прошу прощения, ежели моя распущенность порушила ваши баронские планы!

– Я не думал в тот момент ни о каких планах, рыжая ведьма! Я просто не мог остановиться, точно так же, как и ты.

– Ошибаешься! Я остановилась!

– И я до сих пор не понимаю, почему?

– Потому что опомнилась! Пришла в себя! Поняла, что на самом деле я тебе отвратительна!

– Серьезно?

– Да, и нечего ухмыляться! Возможно, ты удивишься, но для меня мораль – не пустое слово, а вот ты не узнаешь ее, даже если она выскочит из кустов и даст тебе по голове!

– Выходит, я был просто не слишком сообразителен и неправильно истолковал твои сигналы. Я по глупости предположил…

– Ты меня просто поймал в момент слабости. Я устала. Вкусная еда, много красного вина, задушевный разговор… Я не люблю тебя, Арман, и более того, мне противны мужчины, которые беззастенчиво используют женщин в своих целях, а потом выбрасывают их за ненадобностью, как… как перегоревшие лампочки!

– Лампочки?!

– Да, лампочки! Пощелкал ими, они зажглись, потом перегорели, и ты их выкинул!

– Так ты зажглась?

– Дурак несчастный! А о своем решении проблемы можешь забыть!

– Ты считаешь меня холодным и бессердечным негодяем.

– Да, считаю.

– Но ведь все, что ты обо мне знаешь, ты придумала сама. Может, стоит узнать кое-что и из первых рук?

– Я знаю только то, что ты меня пытался соблазнить.

– Да, и что из этого? Ты красива, привлекательна, с тобой хочется быть рядом, заниматься любовью… Это что, преступление – хотеть красивую женщину? Ты шастаешь передо мной в полупрозрачном халате, а я ведь не каменный. И это вовсе не значит, что я бросаюсь на каждую смазливую бабенку или трахаю все, что хоть отдаленно напоминает женщину.

Джессика отвела взгляд и прошептала:

– А почем я знаю… ты соврешь – недорого возьмешь….

– Но ты не знаешь наверняка. А что, если я невинен, как ангел? Вдруг пострадавшая сторона – это я? Вдруг я пытался остановить Франсуа и не дать ему совершить глупость, и только поэтому он сбежал от меня?! Почему ты не даешь мне возможности оправдаться?

– Потому что мне вообще на тебя наплевать! Ты забыл, что сейчас самое главное? Я не могу рисковать психикой Элисон! Откуда я знаю, что ты станешь делать, если мы приедем к тебе домой! У себя во Франции ты наверняка царь и бог, местный судья будет на твоей стороне, да и вообще все будут за тебя… Может, ты меня вышвырнешь из замка на второй день? Не дашь мне с ней видеться?

– И доведу ее до безумия своими руками? Я же не идиот, Джессика, и не фашист. Ты – залог моего успеха, ты и только ты. Поедем? У тебя появится возможность выяснить, что я за человек.

– Нет!

Она отпрянула, потому что ее очень испугала такая возможность. Джессика Лидделл несколько минут назад уже имела возможность убедиться, как велика сила притяжения, исходящая от Армана Рено, и дальнейшее изучение этого вопроса в ее планы не входило. Она не желала превращаться в рабыню.

– Я не хочу уезжать! У меня здесь работа… друзья… вся жизнь!

– Я поговорю с твоим боссом.

– У меня нет босса. Я сама себе хозяйка.

– Что, и босса нет? Тем более, без проблем.

– С проблемами! Я не могу послать псу под хвост все, чего добилась за годы. Я остаюсь.

– Хорошо, но Элль уедет.

– Через мой труп!

– Не думаю, что мне понадобится заходить так далеко. Достаточно иного.

Он медленно, не сводя с нее глаз, расстегнул брюки. Джессика метнулась к стене и замерла, дрожа от ужаса и возбуждения. Только сейчас до нее дошло, что в припадке страсти она почти сорвала с Армана рубашку, и теперь ее глаза неотрывно смотрели на могучий торс мужчины. Она вспомнила ощущение его теплой кожи… его прерывистое дыхание… его силу…

– Не смей этого делать, Арман Рено!

– Не знаю, о чем ты подумала, но в этом доме я вообще ничего больше делать не буду, кроме одного. Если ты отказываешься собирать вещи Элизы, я пойду и сделаю это сам.

С этими словами он спокойно заправил рубашку в брюки и снова застегнул их. Джессика вновь ощутила себя непроходимой идиоткой.

– Ты не знаешь, где что лежит.

– Так помоги мне.

Она беспомощно смотрела на мерзавца.

– Я ее опекаю. Я решаю, что с ней будет. Если ты захочешь забрать ее силой, я вызову полицию.

– Давай. Вызывай. Ты, конечно, можешь обвинить меня в насилии, и тогда Элизу… Элисон заберут в приют до полного разрешения дела через суд, а что это для нее будет означать, ты и сама знаешь. Не говоря уж о том, что я тебя за это просто уничтожу. Физически! Джесс, не надо превращать нашу жизнь в ад. Ни ее жизнь, ни твою, ни мою.

– Ты этого не сделаешь!

Арман устало посмотрел на нее и очень тихо сказал:

– Сделаю.

– Ты… ты… варвар!

– Нет. Не я. Это ты дикая кошка. Я предлагаю тебе уехать вместе с нами и остаться с племянницей – хоть до конца жизни, прожить эту жизнь в хорошем доме, имея все необходимое и гораздо более того. Да, для тебя это в определенной степени трудное решение, но ведь ты даже не ищешь вариантов. Ты просто отказываешься. Выбирай: едешь с нами или остаешься одна. Что тебя смущает? Отнесись к этому, для начала, как к отпуску, к отдыху в одном из древнейших и живописнейших уголков Франции. А когда Элль ко мне привыкнет, ты сможешь вернуться к друзьям, работе и прежней жизни. Если захочешь, разумеется.

Как же он хладнокровен! Как спокоен и уверен в себе!

– И что мне это даст?

– Жизнь с Элисон. По крайней мере, некоторое время. Возможность мирно сосуществовать со мной. Жить в моем доме, получать все необходимое и даже сверх того.

– Это ловушка, только я не понимаю…

– Когда ты вернешься, у тебя будет достаточно денег, чтобы начать свой бизнес заново. Или вообще ничего не делать. Как видишь, выбор за тобой. Я вовсе не давлю на тебя.

– Не давишь?! Да разве у меня есть этот выбор! Ты все прекрасно понимаешь, жестокий ты человек, феодал несчастный, ты заставляешь меня бросить все, разрушить всю мою жизнь!

– …И даю тебе Элль. Разве ты не этого хотела? А жизнь… ее ведь никогда не поздно начать сначала. Через пару месяцев ты вернешься.

Она задохнулась от возмущения. Этот наглый барон ошибается! Девочка не сможет привыкнуть за два месяца, она вообще не сможет привыкнуть к такому придурку!

Джессика сжала маленькие кулачки.

– Это громадный риск, ты можешь это понять? Она с трудом привыкла ко мне, я ей нужна…

– И я ей нужен. И бабушка. И свой собственный дом, и сад, и лошадка, и речка, и поле, и солнце, и новые друзья – весь мир ей нужен. Мы должны вернуть ей мир, а ее – миру. А ты мечтаешь запереться с ней в этой халупе и от мира отгородиться. Так ее не вылечить, это ты можешь понять, Джессика?

– Могу. Но ведь ты говорил, что должен вернуться к работе… И что же, она будет опять-таки весь день проводить с няней или воспитательницей, сидеть в твоем холодном замке!

– Дался тебе этот замок!

– …А ты можешь гарантировать, что няня будет любить ее так же как я? Что она останется с Элли до тех пор, пока она не вырастет?

Арман мрачно поглядел на расстроенную и сердитую Джессику и нехотя ответил:

– Нет.

– Вот! Теперь делай свой выбор. Есть ребенок, очень маленький, беззащитный ребенок, чья психика пережила сильнейший удар. Если ты собираешься стать для Элли опорой и защитой, но при этом станешь всего лишь очередным незнакомцем, который успевает только поцеловать ее на ночь, то лучше оставь девочку со мной… в этой халупе. С тобой она никогда не поправится. Надо думать, ты много ездишь?

– Да.

– И с кем же будет оставаться Элли? Опять с няней?

– Я буду брать ее с собой.

– На деловые совещания? И кормить в перерывах чипсами? Не думаю. Ты просто наймешь женщину, которая будет относиться к своей работе, как любой наемный служащий. Или потребуешь от своей очередной сожительницы, чтобы она следила за девочкой?

– Значит, перестану ездить. Перестрою свой график, буду руководить из дома.

– И озвереешь через две недели. Кроме того, мы оба знаем, что это невозможно в принципе, если ты, конечно, не собираешься продавать семейный бизнес, а ты не собираешься.

Арман нахмурился, в черных глазах промелькнула уже знакомая ей ярость.

– В любом случае, отсюда она должна уехать. Этот дом не для маленькой девочки, она его боится!

– Значит, я перееду.

– Да, во Францию! Надо увезти Элль от воспоминаний. Завтра… нет, уже сегодня утром Элль уедет со мной, время идет, а мы все спорим. Решай, едешь ты с нами, или остаешься. Я должен спешить, пока малышка не проснулась.

– Как ты можешь быть таким жестоким?

– Потому что я прав! Она слишком маленькая и худенькая для своего возраста, у нее отнялась речь, она писается и закатывает истерики, она страдает. Я это вижу – и потому увожу ее домой, туда, где она будет окружена любовью и заботой, где она вырастет нормальным и здоровым ребенком.

– Ты правда ее заберешь?

– Да. Ты едешь?

– Я не хочу этого. Но у меня нет выбора. Я подчиняюсь твоему жестокому решению и еду в твой дом, где мне наверняка придется запираться на ночь, чтобы ты не мог воспользоваться…

– Правом первой ночи? Детка, это несколько устарело!

Он ухмыльнулся, Джессика вспыхнула и замахнулась на него, но Арман перехватил ее руку. Ощущение было такое, словно на руке защелкнулись стальные наручники. А в следующий момент Арман Рено уже целовал ее, грубо, жадно, яростно, и самое печальное, что Джессика Лидделл таяла от счастья под этими поцелуями, растекалась жидким золотом в могучих объятиях и мечтала только об одном: пусть это никогда не кончится!

Потом он медленно выпустил ее и прошептал вкрадчиво:

– Ты же хочешь этого, ведьмачка… Подумай, как хорошо нам могло бы быть вместе…

– Иди к черту!

Она простонала это, вырываясь, а потом стремглав кинулась наверх, ненавидя себя за собственную слабость.

Он догнал ее в два громадных прыжка, прижал к перилам. Рука медленно скользнула по ее бедру, поднялась выше, прошлась по спине… Джессика, слабея, вновь замахнулась, но он снова подставил ладонь, и теперь их пальцы переплелись.

– Я тебя ненавижу!

– Мне нравится, КАК ты это делаешь… Послушай меня, рыжая кошка. Мы займемся любовью, я знаю это. Рано или поздно ты будешь моей. Потому что я хочу тебя, Джессика. Больше, чем какую-либо женщину в моей жизни, а их было достаточно.

С этими словами он снова прильнул к ее губам. Девушка пыталась стиснуть зубы, уклониться от объятий, но он сломил ее сопротивление в доли секунды.

Потом неожиданно отпустил. Она отскочила, тяжело дыша, словно после быстрого бега.

– Я поражена… что ты помнишь всех своих женщин.

– Всех до единой.

Он улыбался, а она… она ревновала. Секс был для Армана Рено игрой, и Джессика Лидделл стала его следующей жертвой, только и всего.

Она мрачно смерила соблазнителя взглядом и процедила сквозь зубы:

– Я поеду с тобой, потому что у меня нет другого выбора. Но не думай, что моя любовь к Элли автоматически переходит и на тебя. И я не собираюсь специально учить ее…

– То есть ты собираешься настраивать ее против меня? Осторожнее, красавица!

– Нет. Это было бы слишком опасно для нее. Я просто не собираюсь делать тебе рекламу.

– Ну и не надо. Это нужно тем, кто в чем-то не уверен, а я все прекрасно понимаю. Я знаю свои чувства к девочке… и к тебе, Джессика.

Он следовал за ней, и Джессика шла по коридору на ватных ногах, изо всех сил пытаясь собраться с мыслями.

Если Арман Рено сумеет затащить ее в постель, она пропала и погибла. Дело не в девственности, Бог с ней, на дворе двадцать первый век. Дело в самоуважении. Джессика Лидделл будет уничтожена морально.

Зачем она ему, это же смешно! Самые блестящие красотки Франции и всех столиц мира улыбаются Арману Рено и готовы пачками сыпаться к его ногам, а он, видите ли, возжелал приударить за рыжей тощей психопаткой из Чикаго! Так она и поверила.

Нужно найти какой-то выход. Обезопасить себя. Причем так, чтобы ее не выкинули из треклятого замка, как ненужную вещь. Этого допустить нельзя, потому что Элли не должна пострадать.

– Арман?

– Я внимательно тебя слушаю.

– У меня есть одно условие.

– Назови его.

– Хорошо. Ты должен завоевать доверие девочки за полгода. Если этого не произойдет, ты отправишь нас обратно в Штаты. Разумеется, навещать ее ты сможешь в любое время.

– Согласен. Даю слово.

– Поклянись!

– Клянусь.

– Я серьезно.

– Я тоже.

Он протянул руку, и Джессика, после некоторого колебания, приняла ее.

И снова удар током, снова змейки по позвоночнику, снова странная слабость в ногах…

– Ты уверена, что победила, ведьмачка?

– Я ни в чем не уверена. Я просто стараюсь быть объективной. Мы на равных – тетка и дядя. Но ко мне она уже привыкла, а к тебе пока нет. Я собираюсь поступать исключительно в ее интересах.

– Может, пари?

– У меня нет денег на пари.

– Но у тебя есть кое-что другое, в чем я очень заинтересован.

Она едва не задохнулась, но виду не показала, по крайней мере, постаралась не показать.

– И… что же это такое?

– Ну, девочка, не изображай из себя святую простоту. Докажи, что ты действительно уверена в себе. Прими пари.

– Если ты о том, чтобы я изображала из себя добрую нянюшку…

– Джессика! Я о другом. Ведь ты уверена, что Элль не привыкнет ко мне за полгода?

– Уверена.

– Тогда тебе ничто не мешает принять мой заклад.

– В чем он заключается?

Черные глаза бесстыже ощупали Джессику с ног до головы.

– Он очень прост. Если Элиза привыкнет ко мне раньше, чем через полгода, ты сама придешь ко мне в спальню, и мы станем любовниками, а будем ими до тех пор, пока я тебя не отпущу.

Некоторое время она просто молчала, не в силах даже завизжать от ярости. Потом с трудом прошипела:

– Не верю, что ты мог такое сказать! Это же выходит за всякие рамки…

– Совершенно верно. Но, поскольку я все равно заведомо обречен на проигрыш, то…

Она прислонилась к стене, стараясь унять внезапную слабость. В голове зашумело, словно сразу несколько голосов заспорили о чем-то важном…

Потом из этого гула вылущилось четкое и ясное понимание: она хочет проиграть это пари! Потому что она мечтает оказаться в постели Армана Рено.

Означенный Арман Рено с легкой улыбкой ожидал ее ответа, а она собиралась с силами.

Сейчас она докажет ему, что деньги, обаяние и смазливая внешность еще не дают повода считать, будто все женщины мира мечтают оказаться в объятиях барона Рено. Во всяком случае, она, Джессика Лидделл, совершенно не такая! Она сейчас назовет его бабником, крысой, похотливым бабуином! Вот сейчас откроет рот и так прямо и скажет…

– Я согласна. У тебя нет шансов.

Некоторое время она пыталась убедить себя, что это сказала не она, но дьявольский огонь, полыхнувший во взгляде Армана Рено, ясно доказывало обратное.

С ума она сошла, вот что. Этого стоило ожидать. Девственницы часто впадают в заскоки, а если к ним еще подселить феодального мерзавца с внешностью архангела, то заскок просто неизбежен… право сеньора… право первой ночи… он войдет в ее спальню и овладеет ей… ах, нет, это она войдет в его спальню и покорно отдастся ему… наконец-то!!!

– Только никаких грязных штучек!

– Это каких же?

– Не знаю каких! Выдумать можно, что угодно. Закормить Элли шоколадом и мороженым. Запереть меня в башню и не давать меня видеть. Подпоить и изнасиловать!

– Я не насильник.

– Не знаю, не знаю. Короче, все по правилам. Клянись!

– Клянусь, прекрасная дама. Никаких привораживающих напитков, никаких розовых лепестков на подушке, никакого рома в вечернем чае…

– Очень смешно!

На самом деле розовые лепестки на подушке ее крайне заинтересовали.

– Я хочу защитить нас с Элли. Это серьезно.

– Я тоже серьезен, рыжая. Я действительно ценю твое отношение к девочке. И восхищаюсь тобой. Именно это восхищение и заставляет меня с еще большим нетерпением ожидать твоего проигрыша… Нам будет очень хорошо, обещаю, красавица! Верь мне!

– Арман! Есть еще кое-что.

– Да?

– Что будет, если Элисон… если она будет слишком сильно напугана по приезде во Францию? Что тогда? Шесть месяцев пытки…

Лицо Армана окаменело, в глазах плеснулась боль.

– Тогда ты увезешь ее обратно. Я не позволю ей пережить еще один ад. И не хочу видеть ее страданий. Все, чего я хочу, – чтобы вы с Элль дали мне немного времени. Совсем немного.

Она опустила голову, не выдержав тоски во взгляде Армана.

– Спасибо… Я пойду соберу вещи.

– Сначала давай руку. Ты приняла пари.

Она тряхнула головой и нахально улыбнулась ему в лицо.

– Вот моя рука, Арман. Но ты обречен на неудачу.

– В моем словаре нет такого понятия.

– Будет.

– Ты будешь моей.

– Никаких шансов, Ваше баронское!

– Посмотрим, мисс.

– И замок ваш…

– Да дался тебе этот замок! С чего ты взяла…

– Я пошла собирать вещи. Дай пройти.

– Рыжая?

– Да?

– Ты придешь ко мне сама и останешься до утра, и так будет столько дней, сколько я захочу…

Она прошмыгнула в комнату и закрыла дверь, а потому не слышала последних слов Армана Рено.

– Ты останешься до утра, рыжая, и на всю жизнь…

9

Нужно было отдать должное Арману Рено, путешествие до аэропорта оказалось исключительно приятным и необременительным. Джессика, правда, дулась и молчала, лелея свою ярость, но мало-помалу начинала проникаться уважением к искусству составления графиков. Француз ловко управился с багажом, быстро слетал в ближайший ресторан и привез оттуда целую корзину маленьких сандвичей, горячих булочек и пирожков, несколько термосов с горячим чаем и кофе, холодным лимонадом и теплым молоком, а также салфетки, полотенца, упаковку памперсов и прочие необходимые в дороге мелочи.

Потом он так же стремительно и ловко снес вниз Элли, которая и ухом не повела, и устроил их с Джессикой на заднем сиденье своего «кадиллака» так удобно, что девушка могла бы при желании лечь и вытянуть ноги, не потревожив спящую девочку.

Все произошло так стремительно, что Джессика даже не успела понять, что уезжает из дома, скорее всего – навсегда. Да, в любом случае, сюда она уже не вернется.

Длинная, тяжелая машина удивительно изящно выехала из ворот на улицу. Отличные рессоры гасили все толчки, и вскоре Семейство Рено – Лидделл уже мчалось по ночной трассе, ведущей к самому страшному для всех троих месту на земле. В аэропорт.

Джессика смотрела в окно и чувствовала, что глаза слипаются сами собой. Потом ей на колени что-то упало. Шоколадка. Она осторожно развернула хрустящую фольгу, откусила кусочек. Начинка была ее любимая, лимонный ликер. Девушка вздохнула.

Судьба уносила Джессику Лидделл по широкой дороге прямо в неизвестность, эта неизвестность пугала, но и возбуждала. Девушка еще раз вздохнула, наклонилась и заботливо поправила одеяло, сброшенное во сне.

Бедная малышка. Сколько всего ей уже довелось пережить, а сколько впереди? Что с ней будет, когда она проснется в совершенно незнакомом месте, высоко над землей, среди облаков? О том, что будет при этом с самой Джессикой, она старалась даже не думать?

А Франция? Совершенно некстати Джессика вспомнила, что когда они с Элисон рассматривали книжку про хоббита, она пряталась за теткину спину при виде картинки, на которой был изображен высокий серый замок, вокруг подножия которого свернулся кольцом дракон. Что, если замок Армана напомнит малышке об этом? Тогда можно сразу возвращаться, не тратя время.

Джессика смотрела на широкие плечи и светлые волосы человека, сидевшего за рулем, и против воли в груди ее снова загоралось темное пламя страсти. Она вспоминала поцелуи Армана Рено, вспоминала дикое, немыслимое пари – и по животу пробегал холодок.

До чего она докатилась! Вернее, до чего он ее довел!

А потом на смену возбуждению пришла тихая, горькая жалость к этому статному красавцу, который мог получить все богатства земли, стоило ему пошевелить пальцем, но не мог добиться любви и доверия маленькой девочки, дочери своего младшего брата, так нелепо и безвременно улетевшего на самолете в вечность…

До Франции сколько лететь? Десять часов? Какая разница, если она умрет от тошноты в первые два. Это будет очень неприлично, при Армане.

Вот если бы он был ее… Кем? Другом? Любовником? Мужем?

Неужели ей и впрямь хочется стать ближе к Арману Рено?

Хочется! В самом прямом смысле хочется и в еще более прямом смысле – ближе!

Джессика досадливо отвернулась и стала смотреть в окно. Постепенно на нее опустилась дрема. Джессика закрыла глаза. Заснула…

Арман Рено вел автомобиль так аккуратно, точно сдавал экзамен по вождению. Странно, но сейчас он не чувствовал почти ничего, только огромную, опустошающую усталость. Спать ему не хотелось, но ноги и руки словно налились свинцом, плечи поникли.

Он все-таки добился своего. Он нашел золотую Элль, теперь он сможет отдать долги своему умершему брату. Он прошел сквозь ад, едва не упал на самое дно отчаяния – и все-таки нашел ее.

Ради этого дня стоило страдать и ждать, надеяться и верить.

Он вспомнил приезд Франсуа и крошечной Элизы в Руайя. Собственно, нечего и вспоминать… Это навсегда впечаталось в память…

После того, что Франсуа натворил, в доме бывало несколько… напряженно. Мама, несмотря на природную разговорчивость, еще держала себя в руках, но эксцентричная и острая на язык тетушка Кло переживала куда более бурно и отчаянно. Впрочем, на самом деле никто не знает, чего стоили Матильде Рено годы тихого страдания по удравшему из дома младшему сыну. Возможно, именно тетушке Кло и пришлось легче – выплескивать эмоции гораздо полезнее.

А потом, в один прекрасный день, Франсуа пришел к ним. С маленькой дочкой на руках.

Мама просто взяла его за руку и не отпускала несколько часов, а тетушка…

Тетушка честно постояла с открытым ртом, потом попыталась симулировать сердечный приступ, но быстро вышла из образа и занялась своим любимым делом: показала всему свету, кто в доме хозяин. На маленьком, загорелом, сморщенном личике запылали черные, как угли, глаза, рот с тонкими губами ехидно улыбнулся, потом открылся – и не закрывался минут десять. Тетушка никого лично не оскорбляла, просто сообщила куда-то в небо, что в ЕЕ время слабоумными считали тех, кто своих кровных чадушек таскает по микробам и бациллам. Что в ЕЕ времена пустозвону, сбежавшему из дома, не доверили бы и паршивого поросенка до базара довести!

Также тетка сообщила небу, что на здоровье и мозги ОНА лично не жалуется, в отличие от некоторых, которым давно пора начать принимать лекарства от «послабления в мозгах».

Все изменилось, когда тетушке передали на руки Элль. Тетка расцвела. Она нахально и деловито отпихнула кроткую Матильду Рено от кроватки внучки, заворковала престарелой горлицей, убаюкала Элизу за пять секунд, напоив ее теплым парным молоком прямо из-под коровы…

Она ждет их, тетушка Кло. Совсем дряхлая, совсем сморщенная, но все такая же бодрая и задиристая!

Арман грустно улыбнулся. Клотильда Рено, патриарх – или правильно говорить «матриарх» – удивила его однажды. Тогда, после известия о гибели Франсуа и его американской гражданской жены, он в своем отчаянии замкнулся и перестал есть. Именно тогда тетушка Кло беззвучно вывернулась из темноты и строго погрозила ему пальцем.

– Я знаю, ты чувствуешь себя так, словно у тебя отрезали ногу. Или руку. Вы были слишком близки с братом, и тебе трудно будет примириться с его смертью, но… юный Арман, надо жить. А смерти себе не желай, худо это. Ведь все, что вслух пожелаешь, к тебе стократ вернется. Лучше подумай, где наша золотиночка. Я старая, Матильда малахольная – кому ж, как не тебе, искать принцессу Элль.

С этими словами тетушка удалилась во тьму, а Арман больше ни разу не пожелал себе заснуть и не проснуться.

Они остановились на автозаправке, потому что Джессике понадобился туалет. После этого решили выпить кофе, удостоверившись предварительно, что Элли крепко и безмятежно спит. В маленьком кафе был телефон, и Джессика позвонила одной из своих приятельниц, танцовщице в ночном клубе, зная, что она точно не спит.

– Мэгги, это я… Нет, ничего не случилось, просто мы уехали… Не знаю, на сколько… Во Францию… В каком смысле «кто он»? Ах, ОН… Он сидит рядом… Шесть футов с лишним, самовлюбленный, эгоцентричный тип, светлой масти, но сейчас несколько в сероватых тонах… небритый… Да, конечно… Когда вернемся… Обед с меня… Я теперь знаю, что надо брать в китайском ресторане… Ладно, ладно, пока!

Во все время этого разговора Арман с легкой улыбкой наблюдал за Джессикой, и она с удивлением заметила, что улыбается ему в ответ. Положив трубку, она села рядом, но не слишком близко. Первым нарушил молчание Арман.

– Когда допьешь кофе, рекомендую поспать. Я поеду без остановок, а когда Элиза проснется, ты ей потребуешься на все сто процентов.

– Я не хочу спать с тобой в одной машине!

Арман улыбнулся.

– Погоди, дай время. И в машине, и на крыше сарая…

– Прекрати! Ой, кажется… Бежим!

Они буквально ворвались в машину, и вовремя. Элисон уже начала ворочаться и похныкивать во сне, и Джессика торопливо прилегла рядом, осторожно шепча девочке на ушко что-то успокоительное. Арман некоторое время смотрел на них обеих, а затем бережно прикрыл их своим кожаным плащом.

– Джессика?

Она открыла глаза и тут же отпрянула, увидев лицо Армана в нескольких сантиметрах от себя. Он хмыкнул.

– Не волнуйся, это не атака на твою невинность. Просто ты крепко спала, а мы уже приехали.

– Так быстро приехали? Во Францию? Ты побрился…

– И еще умылся и переоделся. Вы даже не заметили остановки.

– А зачем ты останавливался?

– Рыжая, ты задаешь на редкость бестактный вопрос, но я могу ответить…

– Нет! Не надо. Я еще не проснулась.

В этот момент Арман наклонился и быстро поцеловал ее в румяную и теплую со сна щеку. Джессика ахнула, а он предупреждающе вскинул руку.

– Не бей! Я от избытка чувств.

– Вот и проявляй их на ком-нибудь еще!

– На ком? Тут аэропорт, полно полицейских. Они удивятся, если я начну их целовать.

Она захихикала, Арман присоединился к ней, и некоторое время они заливались абсолютно беспричинным смехом. Потом смущенно умолкли и отвернулись друг от друга.

Элисон все еще спала. Мерное покачивание машины усыпило ее лучше всякой колыбельной.

Джессика вновь почувствовала тревогу. Через полчаса они с девочкой сядут в машину, убившую ее родителей.

– Я звонил маме. Нас уже ждут. Потерпи, Джессика. Весь Руайя нас ждет не дождется, так что твоя жизнь станет намного легче.

– Но Элли не любит, когда вокруг много людей.

– Не волнуйся. Они все знают, так что на первых порах их и видно не будет. Столы будут накрыты, кровати застелены, но самих слуг вы не встретите… Как в сказке.

Действительно. Как в сказке. Чем дальше, тем страшнее.

Джессика Лидделл! Имеешь ли ты представление, как живут миллионеры? Так куда тебя понесло?

Багаж уехал по ленте транспортера, и Джессика Лидделл на ватных ногах пошла по длинному белому коридору терминала. Рядом несколько напряженно вышагивал барон Рено, неся на руках безмятежно спящую Элли, и тут Джессика вдруг отчетливо поняла, что барон… боится самолета!

Как ни странно, эта мысль вселила в нее храбрость и даже какую-то истерическую веселость. Джессика то и дело заглядывала Арману в лицо, а он только хмурился и гневно зыркал на нее своими огненными глазищами.

Утро было слишком ранним, и пассажиры в основном помалкивали. Тихими тенями скользили стюардессы, раздавая пледы и подушки. Элисон продолжала удивлять: спала безмятежно и крепко – на висках и бледном лбу даже выступила испарина. Арман заботливо устроил ее на двух сиденьях, укутал пледом и вопросительно посмотрел на Джессику.

Паника нахлынула волной, ноги задрожали, к горлу подкатила тошнота. Она испугалась, что ее состояние передастся спящей девочке, и быстро подошла к улыбчивой девушке в голубой униформе.

– Простите, я ужасно боюсь летать и не хочу пугать ребенка своим состоянием… У вас не найдется места в соседнем салоне? Хотя бы на время.

Место нашлось, правда, возле иллюминатора. Зато никого нет и можно от души тошнить в пакет, не стесняясь и не сдерживаясь… Джессика уселась – напряженная спина, судорожно сжатые колени.

Голова у нее болела изначально, а после прохождения таможенного досмотра заболел еще и живот. Джессика окончательно раскисла.

Десять часов полета. Если ее будет тошнить все это время, то Арману останется только похоронить ее хладный труп – и нет никаких проблем.

Она предусмотрительно – так ей казалось – не ела и не пила перед дорогой, и теперь голова у нее кружилась, а ноги подрагивали. Новые джинсы были жесткими и какими-то чужими, любимые кроссовки натирали пальцы, в висках звенело все громче.

Джессика торопливо проверила наличие специального пакета (в кино она видела, как им пользоваться, хотя все равно – ужас, как стыдно!), пристегнула ремни и зажмурилась.

Через пятнадцать минут после того, как самолет оторвался от земли, девушка решилась открыть глаза и осторожно скосила взгляд в иллюминатор. Ничего интересного. Вокруг одно небо.

Небо. Внезапно ноги у Джессики похолодели, и голову отпустило. Она летит! Над землей, над всеми полями, лесами и морями, над крошечными людьми, над разными странами и континентами, и впереди ее ждут еще более захватывающие приключения, главное из которых – Арман Рено…

– Мисс? Хотите чего-нибудь выпить? Минеральная вода, сок, тоник? Водка, коньяк, джин?

Джессика смотрела на стюардессу, пытаясь понять, что та ей предлагает, но тут рядом плюхнулся сосед, полный и абсолютно лысый дядька с безмятежным выражением лица.

– Берите коньяк. Первый раз летите? Бывает. Я мучился страшно, пока не привык. И представьте, только на пятый раз от добрых людей узнал, что коньяк – лучшее средство. Вообще-то лучше всего начинать еще в аэропорту, но молодой девице это неприлично, а уж в самолете – святое дело. Берите коньяк и возвращайтесь к жизни!

Джессика неожиданно хихикнула и кивнула стюардессе. Та профессионально мило улыбнулась, и через пару секунд на откидном столике перед Джессикой стоял пузатый пластиковый бокал, а на блюдечке благоухал тонко нарезанный лимон.

Интересно, а в какую химическую реакцию вступят синяя и зеленая таблеточки с коньяком?

Джессика Лидделл зажмурилась и лихо опрокинула пузатый бокал в рот.

По горлу полыхнула кипящая лава, дыхание прекратилось, все цвета и звуки стали ярче и звонче, а потом глаза заволокло слезами. Секундой позже в животе заполыхал пожар, ноги и руки сделались странно легкими, а потом Джессика поняла, что ей хорошо. Очень хорошо. Ни живот, ни голова больше не болят, исчез унылый ужас, тело налилось легкостью и бодростью, словно Джессика только что проснулась после долгого освежающего сна. Она всерьез задумалась, не взять ли еще коньяка, но толстяк предостерегающе поднял пухлый палец, видимо, угадав ее мысли.

– Не вздумайте! Древние говорили – ничего слишком. Сейчас вы глотнули живой воды, следующий глоток сшибет вас с катушек. Мой вам совет: завернитесь в плед и спите. Спите, милая барышня.

Джессика хотела расхохотаться ему в лицо – как можно спать, когда многотонная железная конструкция того и гляди навернется с громадной высоты! Тем более что за этим круглым окном – иллюминатор, кажется? – такая красота! Потом накинула на колени плед… и заснула сном младенца.

Когда она проснулась, толстяк куда-то делся, а рядом сидел Арман Рено и задумчиво смотрел прямо ей в лицо. Еще через секунду Джессика поняла, что голова ее лежит у Армана на коленях, потому она и видит его несколько снизу. Барон снисходительно кивнул.

– Я так и знал, что ты выживешь. У ведьмы, как у кошки, девять жизней.

– Что ты тут делаешь? И где Элли?!

– Тс-с! Сюрприз. Идем, если проснулась, только тихо.

Они на цыпочках прошли через салон, остановились в переходе, осторожно выглянули из-за занавески.

Элли сидела, скрестив ножки, и внимательно смотрела в иллюминатор. Ни страха, ни настороженности на ее личике не было, большие темные глаза выражали любопытство и радостное изумление, а розовые губки…

Беззвучно – чудес не бывает – но вполне отчетливо эти розовые губки складывались в два слова, понятных и одинаковых почти на всех языках Земли.

Мама.

Папа.

Элисон на удивление спокойно восприняла появление Армана. Нет, когда Джессика села рядом, она немедленно залезла к ней на колени и уткнулась в девушке в грудь лицом, но уже через минуту отстранилась и посмотрела на Армана серьезными и блестящими глазами. Потом равнодушно отвернулась и стала вновь смотреть в окно.

Так же мирно прошел завтрак. Элли не капризничала, ела все, что принесли, и только однажды привычно закаменела – когда Арман осмелился протянуть к ней руку и стряхнуть крошки кекса с тощей коленки. Однако дикого плача не последовало, и Джессика бросила на Армана взволнованный взгляд. Первый шаг был сделан. Сколько же их еще предстоит?

10

В Париже они остановились на ночь, потому что, честно говоря, чувствовали себя одинаково вымотанными полетом. Отступившая было паника вернулась, и Джессика с содроганием вспоминала кошмарные мгновения посадки. Не стошнило ее только потому, что на этот раз Арман сидел рядом.

На следующее утро такси отвезло их на вокзал, и вскоре за окнами удобного купе замелькала во всей своей красе прекрасная Франция. Цветущие сады, зеленые поля, маленькие городки – и много-много солнца. Бирюзовое небо утопало в расплавленном золоте, и Джессика, привыкшая к серому смогу Чикаго, с восторгом показывала Элли на коровок и овечек, пасущихся вдоль железной дороги.

В Бордо их ждал лимузин, вышедший из которого шофер напомнил Джессике, что она находится в компании феодала. Широкий и кряжистый загорелый дядька с роскошными усами низко поклонился Арману и пробасил:

– С приездом, ваша честь! Я все знаю, буду ехать тихо и молча… Это ангелочек нашего дорогого мастера Франсуа? Какая же красавица…

В голубых глазах гиганта блеснули слезы, и Джессика поняла, что сейчас разрыдается, однако стальные пальцы Армана сжали ее локоть, и она сдержалась.

– Пьер, мадемуазель американка, так что если захочешь обратиться к ней…

– Я понимаю по-французски! И говорю. Довольно бегло, Фрэнк, во всяком случае, меня хвалил.

Изумление и растерянность Армана Рено были слишком редкой достопримечательностью, чтобы не обратить на них внимания. Джессика не удержалась – и показала ему язык.

Элисон самостоятельно и бесстрашно залезла в машину и уселась, напряженно глядя в окно. ЭТИ чужие люди ее совершенно не пугали.

По проселочной дороге они ехали медленно. Вокруг тянулись бесконечные яркие луга, на горизонте вставали зеленые холмы, в ложбине между ними темнели стройные ряды виноградников… типичная природа юга Франции, провинция Бордо, знаменитая на весь мир своими винами и подарившая искусству бордовый оттенок красного, только настоящая, не с картинки туристического проспекта.

Джессика приоткрыла окно и полной грудью втянула ароматный воздух, пахнущий чабрецом и еще миллионом чарующих ароматов.

Ее немного беспокоило только одно обстоятельство: нигде, ну нигде не было видно ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего замок. Что это значит?

Небо переливалось всеми цветами радуги, солнце сияло, словно слиток золота, неугомонные жаворонки выводили трели над головой.

Дорога пошла под уклон, потом опять в гору, снова под уклон и снова в гору… Холмы оказались довольно крутыми, но стояли на земле так давно, что сплошь заросли луговыми травами, поэтому все изгибы почвы можно было оценить только на твердой дороге. Джессике в конце концов понравилось мерное ныряние лимузина в низины, она уже с интересом смотрела по сторонам. Арман заметил ее оживление.

– Нравится?

– Очень! Здесь такой воздух… Словно мед! Или вино.

– Я всегда считал это место раем на земле. Я здесь вырос. Хотя тетушка Кло всегда утверждала, что из меня крестьянин, как из козьей задницы валторна.

– Колоритная старушка, должно быть, была твоя тетушка.

– Она не совсем моя и не совсем тетушка. Моей маме она приходится… троюродной бабкой? Или внучатой двоюродной теткой? Толком не знаю. Она нянчила еще мою мать. И потом, почему была?..

Джессика, не дослушав, перебила горячим шепотом:

– Арман, послушай…

– Как всегда, слушаю внимательно.

– Ты ведь не отберешь Элль у меня сразу по приезде?

– Я уже говорил тебе, что хочу для нее только счастья. Поэтому ты здесь, с нами. Ты же ей нужна… пока еще больше, чем я, чем все мы. Ты должна доверять мне.

– Но я… я не могу.

– Знаю. Все впереди. Просто обещай мне, что будешь кусаться только в ответ на мои укусы.

– Еще чего! Я бешенством заражусь!

– Ну что за женщина!

– Ой, речка!

– Совершенно верно. Местные утверждают, что именно это и есть настоящий приток реки Дордонь. Здесь чтут великого бретера.

– Извини, я как-то…

– Темнота! На берегу притока реки Дордонь стоит городок Бержерак, где родился Сирано. Длинноносый, некрасивый – и необыкновенно любимый всеми женщинами Франции.

Речка причудливо изгибалась между невысокими берегами, сплошь заросшими осокой и камышом, весело бежала по своему руслу, гулко журча под старинным каменным мостом, на который сейчас медленно вползал тяжелый лимузин.

А потом был еще один холм, с вершины которого открылся такой удивительный вид, что у Джессики захватило дух.

Сказочная долина простиралась у подножия холма. На ослепительно зеленых лугах реяли белоснежные облачка – стада овец. Вдоль дороги бурно и несколько оголтело цвел шиповник, чьи алые и белые цветы распространяли восхитительный аромат. Бабочки лениво вспархивали из-под колес, чтобы тут же опуститься обратно на теплую мостовую. Вдоль дороги по лугу мчался громадный вороной жеребец, на спине которого весело и бесстрашно размахивал руками маленький босоногий мальчишка…

Дорога заканчивалась метрах в трехстах от них, у ажурных кованых ворот, сейчас гостеприимно распахнутых. За воротами стоял дом.

Дом, постепенно выраставший перед изумленными очами Джессики Лидделл, был настоящим старинным французским шато, а вовсе никаким не замком. Трехэтажный и длинный, с высокими узкими окнами и коричневыми ставнями, с громадными печными трубами на крыше, дом был окружен роскошным садом и потому утопал в цветах. Ошеломленная Джессика даже не представляла, что в центре Европы может расцвести такая поистине тропическая роскошь.

Она судорожно и немного испуганно вздохнула, и Арман встревоженно посмотрел на нее.

– Тебя не укачало?

– Да нет… Боже, какая же красота! Немудрено, что ты считал его раем на земле…

– Это больше, чем рай. Это – моя родина.

Джессику потрясли интонации его голоса: нежные, горделивые, восторженные и тихие.

– Здесь так красиво, что все кажется ненастоящим.

– Обживешься – побродим по здешним местам. К счастью, до города достаточно далеко.

– Я не понимаю, Арман… Мультимиллионер живет в сельской глуши! Может, ты еще и в кино по субботам ездишь?

– Во-первых, иногда езжу… ездил. Во-вторых, сейчас не семнадцатый век. Даже тогда до Парижа добирались всего за два дня, а уж теперь это и того проще. Я не всегда езжу на лимузине, а «пежо» или «понтиак» гораздо стремительнее. Кроме того, у меня есть вертолет, для экстренных вылетов, но я им почти не пользуюсь. Ну и, наконец, Рено – потомственные виноградари, а не стальные короли, и в городе мне делать нечего. Производство нашего Бордо-Руайя налажено уже полтора века назад, я просто поддерживаю его в должном состоянии.

– Все равно удивительно.

– Тогда добавлю, что меня привлекает естественная красота. Нетронутая природа, здоровая еда, чистый воздух, искренние женщины… Такой уж я… натурал.

Джессика постаралась подавить неуместное возбуждение, мешавшее ей сосредоточиться. Это было трудно, потому что все ее тело так и горело.

– А твои люди…

– Джессика, ангел, я же не феодал! Они не мои люди. Кто-то арендует у меня жилье, кто-то землю, кто-то просто испокон веку здесь живет.

– И вокруг больше никого нет? Я имею в виду, цивилизации?

– Вокруг полно соседей, несколько поместий. Возможно, найдешь себе подруг – молодых девушек в округе хватает.

– Не сомневаюсь, ты всех пересчитал. Ладно, это дело твое. А цивилизация после Чикаго меня не привлекает. К тому же за эти два месяца я немного поиздержалась, так что ни в магазины, ни за бриллиантами пока не собираюсь.

Говоря это, Джессика вдруг запаниковала. Она ведь едет в дом миллионера! А одежонка у нее, мягко говоря…

Арман махнул рукой.

– Не беспокойся. Деньги пусть тебя не волнуют.

Самое удивительное и отвратительное заключалось в том, что ей было чертовски приятно слышать такие слова. Джессика прекрасно понимала, что это стыдно и неприлично, но сделать ничего не могла.

– Я от тебя не собираюсь брать ни единого…

– Джессика, я вовсе не хочу давать тебе взятку, подкупать или брать на содержание. Однако прекрасно понимаю, что полгода назад твоя жизнь изменилась так резко, что финансы потерпели некоторый крах. Я – бизнесмен, и потому хочу часть своей глубокой благодарности за заботу о моей… нашей племяннице выразить, так сказать, практически. Тебе хорошо заплатят за все время пребывания здесь. Откажешься взять деньги – в таком случае, я окружу тебя всеми благами цивилизации. Ты дорогого стоишь, Джессика, и это комплимент. Своего рода.

– Я не могу…

– Можешь. Я все равно навсегда перед тобой в долгу. Не заставляй меня садиться в долговую яму. Позволь просто обеспечить тебе пару месяцев счастливой и безбедной жизни.

Джессика мрачно откинулась на спинку. Рациональное зерно в этом есть…

– Ладно. Я принимаю твое предложение, только звать тебя мастером Арманом отказываюсь.

Она хихикнула, и Арман с подозрением взглянул на нее в зеркальце заднего обзора.

– Все шуточки?

– Да нет… Просто я не слишком похожа на Мэри Поппинс. Твоя мать будет шокирована.

– Не зарекайся. Ты ее еще не видела.

– То есть мне уже пора бояться? Она такая ужасная?

– Она прекрасная. И очень терпимая. Что немудрено, учитывая, что всю жизнь она прожила под одной крышей с тетушкой Кло.

– Но у меня масса недостатков! Я ненавижу сандвичи с огурцами, привыкла заваривать чай прямо в чашке, не люблю гладить и говорить о хозяйстве.

– Отлично. То, что нужно.

– Еще я люблю полевые цветы и ненавижу цикламены… Перестань на меня пялиться в зеркало, и смеяться тоже перестань! Ты заигрываешь! Ничего не выйдет!

– Ну так и беспокоиться не о чем. И я не смеюсь, просто подвожу итоги. Ты необыкновенно красива, добра, заботлива, прямолинейна, искренна, остроумна, честна. Ты любишь детей и не любишь нечестность… Одним словом, я понял, что могу тебе доверять. Мама поймет и оценит тебя точно так же, как это сделал я. Конечно, кое с кем возникнут трудности…

Машина затормозила у ажурных ворот, потом аккуратно заехала во двор. Широкая дорожка была посыпана ослепительно белым песком, прямо перед просторным мраморным крыльцом журчал фонтан.

Против воли Джессика представила, как Арман привозит ее сюда в качестве своей молодой жены. Как вводит ее в этот дом в качестве хозяйки…

У Франсуа был прекрасный дом, любящая семья, деньги, будущее. Но он сбежал в Штаты. Почему?

Ажурные ворота медленно закрылись, и Джессика поежилась, внезапно ощутив себя пленницей.

– Как их открыть, Арман?

– Пультом. Если будешь пользоваться машиной, дам тебе отдельный. А так… есть калитки в ограде, домофон на воротах.

– То есть… я смогу выходить?

– С кем-нибудь – конечно.

– Зачем мне охрана?

– Ты можешь захотеть сбежать вместе с Элль.

– Я никогда так не поступлю! Погоди, то есть я буду здесь в заточении? Я так и знала, что это ловушка!

Арман развернулся и с укором посмотрел на нее.

– Ты совершенно свободна и можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Единственное, о чем я прошу, так это о сопровождении. В остальном… Я не тюремщик. Ты вообще-то за кого меня принимаешь?

– Понятия не имею! И очень хотела бы знать.

– Так узнавай побыстрее. Меня твои обвинения уже… Ладно. Осмотрим дом попозже, ладно? А теперь давай быстренько в детскую, пока Элиза смотрит на меня благосклонно.

– Наверное, надо предупредить твоих домашних?

– Я это уже сделал. Все знают о проблемах девочки, потому нас никто и не встречает. Итак, мисс Лидделл, будьте нашей гостьей. Добро пожаловать в Шато Руайя!

Джессика отчего-то вспыхнула и торопливо вышла из машины. Вокруг стояла удивительная тишина, только журчала вода в фонтане, да пели птицы. Шиповник неистово обнимал мраморные колонны при входе, и весь дом напоминал сказку о спящей принцессе.

– Удивительно, здесь очень красиво, но нет ни одной клумбы!

– Этим занимается мама. Она ненавидит геометрические узоры и травку по линейке. У нас нет ни одного газона.

– Думаю, твоя мать мне понравится.

– Я же говорил. Она придет попозже, когда ты разместишься. Тем более, вчера у нее был тяжелый вечер.

– Но…

– Потом. Помоги мне.

Арман осторожно распахнул дверцу лимузина и отступил в сторону. Элисон насупилась и исподлобья посмотрела вокруг – но в следующий момент сама вышла из машины и медленно пошла по песчаной дорожке к дому.

Оробела она только в великолепном холле, где на мраморном полу валялись волчьи шкуры, а по стенам висели охотничьи трофеи вперемешку со старинным оружием. Здесь девочка вцепилась в руку Джессики, и они уже вместе поднялись по широкой деревянной лестнице на второй этаж и свернули в коридор, опоясывающий весь дом. Джессика даже съежилась под впечатлением, которое производил дом. Безмолвный, величавый великан, помнивший, вероятно, прапрадедушку Армана, когда тот был в возрасте Элли.

Когда они сворачивали в коридор, девушке показалось на миг, что внизу в холле мелькнула какая-то тень, но, обернувшись, Джессика ничего не увидела.

Она брела за Арманом и тосковала. Перед самой собой не было причин притворяться. Джессика Лидделл страстно желала этого мужчину, пожалуй, даже была влюблена в него, но совершенно точно – особенно в этом доме – понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Она не должна подпускать к себе Армана Рено и на пять шагов, а гормоны… ну что гормоны, гормоны успокоятся. У них не будет другого выхода.

Правда, учитывая, что теперь они снова будут жить в одном доме, гормонам придется трудновато.

– Это детская. Входи.

Арман улыбался: светло, радостно, победно. Для него все самое главное уже произошло. Золотая Элль вернулась домой.

Стараясь не трястись, как осиновый лист, Джессика прошла в бело-розовое очарование комнаты и огляделась, изо всех сил храня небрежно-скучающее выражение на лице, хотя больше всего ей хотелось завизжать от восторга и начать играть во все эти пушистые и невообразимо симпатичные игрушки, катаясь прямо по нежному розовому ковру с вытканными на нем желтыми звездочками, месяцем и симпатичными мышатами.

– Неплохо. Только нужна другая кроватка.

– Знаю. Просто не было времени купить. А в этой она спала, когда приезжала в прошлый раз…

Арман осекся, замолчал, взглянул на напряженную фигурку Элли. Джессика тронула его за руку.

– Тебе лучше выйти… на первое время.

– Разумеется, конечно!

Когда он ушел, Элли явно расслабилась. Очень внимательно и серьезно оглядела комнату.

Джессика боялась, что девочку испугает чужой дом, незнакомое и такое огромное пространство, но Элли казалась совершенно спокойной и даже довольной итогом путешествия.

Она сама отпустила руку своей тети и быстренько направилась к ящику с игрушками, чтобы изучить его содержимое. Новая комната нравилась принцессе Элль явно намного больше, чем прежняя.

Может, Арман был прав? Вернуть ей мир, а ее – миру…

Игрушки были очаровательны. Элли увлеклась куклой и ее роскошными нарядами, а Джессика отошла к окну и выглянула наружу.

На террасе появился еще один человек, довольно пожилой мужчина. Он что-то горячо говорил Арману, тряс его руку и утирал слезы, явно поздравляя барона Рено с успешным возвращением домой.

Джессике захотелось плакать.

Разумеется, они заблудились. Найти выход на террасу с первого раза оказалось непосильной задачей, и в конце концов они вышли в большую, очень светлую комнату овальной формы, со стеклянным потолком.

На каминной полке белого мрамора были расставлены фотографии. Любопытство пересилило смущение, и Джессика подошла поближе.

Франсуа и Арман. Арман и Франсуа. Франсуа в матросском костюмчике. Арман везет Франсуа на багажнике велосипеда. Арман держит Франсуа на коленях…

Кадры были настоящие, не постановочные, и Джессика с неожиданной нежностью подумала, как же сильно Арман любил своего младшего брата. На этих фотографиях были запечатлены действительно любящие братья.

При виде следующих снимков Джессика окаменела.

Моника и Франсуа. Моника с крохотным кульком на руках. Крошечная Элисон на коленях у красивой седовласой женщины.

Джессика сожгла все фотографии после похорон. Зачем они нужны? Чтобы вспомнить Монику, достаточно посмотреться в зеркало, а Фрэнки она помнит и так.

Джессика закусила губу и крепче сжала руку девочки. И тут Элли подняла голову…

…И солнечно улыбнулась ей, отчего Джессика чуть не зарыдала. А потом розовые губки вновь беззвучно, но явственно произнесли:

– Мама. Папа.

11

– Что будешь кушать, Элли?

Арман испуганно поднялся из-за стола, готовый уйти по первому же требованию. Однако Элисон, необычно оживленная и бодрая, начала подпрыгивать на месте и дергать Джессику за руку, не обращая на страшного дядьку никакого внимания в принципе.

Девушка рассмеялась.

– Твоя удача, барон! Принцесса проголодалась и так хочет есть, что забыла испугаться. Сиди с нами тихонечко… Элли, смотри, какой фонтан.

Джессика с любовью смотрела, как Элли упрямо и неожиданно смело исследует загадочную воду, льющуюся наверх. В следующий момент ее словно жаром обдало. Не слишком ли быстро она освоилась? Если так дело пойдет, то она… они с Арманом… Арман с ней…

Но ведь это же здорово! Это замечательно, что Элисон еще ни разу не плакала. Ее, Джессики, интересы вообще ни при чем, ибо главное в ее жизни – вот эта маленькая золотоволосая девочка, неумело играющая с фонтаном посреди благоухания цветущих роз.

Девочка, вернувшаяся домой.

А барон свое право первой ночи уже выиграл. Еще не совсем, но обязательно выиграет. А после этого отправит ее обратно, и Джессике Лидделл останется только удавиться от тоски в оглушительно пустой квартире.

Она сильно побледнела и торопливо взглянула на потенциального насильника, но Арман Рено смотрел только на дочь своего брата, и в глазах его горела любовь.

Может, он забудет о пари?

Забудет, как же!

Он же бабник!!!

Двигаясь бесшумно и в полусогнутом состоянии, Арман раскрыл над столом большой зеленый тент, стремительно разлил чай и кофе по чашкам и постарался стать совершенно незаметным. Против воли Джессика почувствовала к этому человеку чуть ли не прилив нежности.

Арман страшным шепотом произнес:

– Она не выглядит испуганной.

– Ей здесь определенно нравится. Похоже, ты в кои-то веки принял правильное решение… насчет переезда.

– Я так рад!

– Я тоже. Правда.

Их взгляды встретились, и Джессика смущенно затрепыхала ресницами. Эти черные огненные глаза будили в ней первобытные инстинкты, которые, в свою очередь, повелевали кокетничать, хотя в ее ситуации это было смертельно опасно.

В этот момент неясный шорох раздался за спиной девушки и чей-то тихий голос произнес весьма энергичную фразу по-французски. Джессика обернулась…

…И увидела маленькую старушку, весьма живописно задрапированную в нечто пестрое, шифоновое и развевающееся. Личико у старушки было маленькое и сморщенное, точно печеное яблоко, а на нем ярко блестели огненные черные глаза Армана Рено, глаза, удивительно молодые и… как бы это сказать… озорные.

Арман отреагировал молниеносно.

– Тетя, молчать! Ни звука! Джессика… это тетушка Кло. Тетя, это Джессика… сестра Моники.

Джессика начала привставать с открытым ртом, но удивительная старушка энергично замахала на нее коричневой лапкой.

– Сиди тихо, не смотри на меня и не говори ничего. Все уже вижу, но сейчас про тебя неинтересно. Старая Клотильда всегда знала, что этот день наступит… Балбес!

Последнее было адресовано Арману. Он в потешном возмущении нахмурился, но тетушка Кло, двигаясь абсолютно бесшумно и быстро, подбежала к нему и несколько раз хлопнула его по лбу ладошкой.

– В МОЕ время слушали старших. Я говорила, что ангелочек Элль вернется? И что твое сердце обязательно растает. А ты все не верил… Балбес!

Некоторое время она наблюдала за Элисон, а потом повернулась и стремительно кинулась обратно в дом. На самом пороге она притормозила, обернулась и изрекла:

– Где эта девчонка?! Ее внучка приехала из самой Америки, а она спит!

С этим возмущенным возгласом Клотильда Рено исчезла.

Ошеломленная Джессика с трудом смогла отвести глаза от двери, чтобы взглянуть на Армана и промолвить:

– Но… я думала… если она нянчила твою мать, то… я думала, она умерла…

– Глупости какие!!!

Последняя фраза прозвучала откуда-то из недр дома, и Джессика окончательно растерялась. Арман расхохотался, впрочем, тут же закрыв себе рот ладонью, а затем вполголоса пояснил:

– Ты толковала то про какой-то замок, то про феодальные права, а меня особо и не слушала. Как видишь, драконы здесь не водятся, а что до тетушки Кло… В здешних местах полагают, что она ведьма. Не исключено, что вы найдете общий язык.

– Сколько же ей лет?

– Этого никто не знает. Она здесь живет с незапамятных времен, я же тебе говорил… Тс-с! Элиза идет сюда.

Джессика пошла навстречу девочке, чувствуя, как отказывают ноги. Что, если сейчас та улыбнется Арману и назовет его по имени?

– Завтрак готов. Садись ко мне на коленки и…

– Нет, принцесса, не на коленки к Джессике! На свой стульчик, как и подобает принцессе.

С этими словами Арман ловко подхватил ошеломленную Элисон и усадил на стул. Розовые губы уже раскрылись, чтобы испустить дикий вопль, но в этот момент Арман ловко всунул туда кусок восхитительно пахнущей копченой сосиски. Не сводя глаз с подозрительного дядьки, Элисон инстинктивно стиснула челюсти – и тут же начала жевать, забыв заплакать. Арман тем временем подвинул ей тарелку, а затем встал и отправился прочь.

Как только подозрительный дядька скрылся из глаз, Элли окончательно успокоилась и принялась за еду с еще большим энтузиазмом.

Потрясенная Джессика последовала ее примеру. Никогда, никогда за четыре месяца их совместной жизни Элли не позволяла себе – и Джессике – удалиться так далеко от безопасных объятий. Никогда она не соглашалась на контакт с незнакомым человеком. Никогда не удавалось избежать дикого визга, если чужой приближался к Элли так близко.

Тут было о чем подумать, но солнце сияло, птицы пели и все вокруг благоухало, так что, закончив завтрак, они с девочкой отправились в сад.

Там, на живописной лужайке, обнаружился бассейн с восхитительной голубой водой. На ее поверхности плавали яркие игрушечные утята и выписывал круги настоящий – почти – катер. Элли кинулась к воде так стремительно, что смеющаяся Джессика едва успела ее перехватить.

Из кустов тоже донесся смешок. Арман Рено подглядывал за ними. Потом из тех же кустов элегантно вылетело огромное махровое полотенце. Элли вытаращила глаза, а Джессика насмешливо поклонилась кустам.

– Спасибо, барон.

Элли плескалась в воде до полного изнеможения, а потом начала капризничать. Тут же из волшебных кустов высунулась ее любимая книжка, и Джессика с благодарностью посмотрела туда, где, по ее расчетам, должно было находиться лицо Армана.

Под чтение и пение малышка наконец-то угомонилась и заснула. Кусты раздвинулись, и Арман вынес надувной матрас. Джессика с чувством глубокой благодарности уложила мирно спящую Элисон и повернулась к Арману.

– Ты меня спас. И как это я раньше справлялась…

– За ней надо приглядывать в четыре глаза, а не в два. Джессика… дай посидеть с ней, а?

– Ладно. Только осторожно. Если она проснется, случится конец света.

В этот момент со стороны дома донесся возглас:

– Арман!

Джессика замерла. Великолепное создание с густыми черными волосами и голубыми глазами, загорелыми ногами от шеи, практически не прикрытыми возмутительно прозрачным платьем, шло к ним по траве легкой, слегка танцующей походкой. В глазах Армана засветилась радость, и он обрадованно прошептал:

– Амели!

Джессика довольно часто встречала в книгах сравнение типа «эти слова пронзили ее сердце, словно нож…».

Именно это она сейчас и чувствовала. Означенная Амели была запечатлена на одной из фотографий, стоящих в комнате со стеклянным потолком.

Барон тут же забыл о желании посидеть с племянницей и направился ей навстречу. Джессика отвернулась, испытывая сильнейшее желание случайно уронить Амели в бассейн. А лучше – в чан с лягушками и пиявками.

И уж совсем против воли Джессика представила, как эти двое целуются, занимаются любовью, после чего ей стало совсем худо. Теперь все ясно. Элли он уже вытащил во Францию, теперь пойдет по своим любовницам.

Джессика отвернулась, не в силах смотреть на мерзавца и его мерзавку. Алый туман застилал ее глаза.

Секунду спустя до нее долетел звук поцелуя, смех и оживленная болтовня.

Гад, гад, ядовитый змей, предатель, обманщик и бабник!

Сейчас она ему все выскажет!

Джессика обернулась. Арман и Амели исчезли.

Отлично! Наверняка они отправились в спальню. Любовницы ведь именно для этого и нужны. А бедная идиотка Джессика Лидделл даже не может выйти отсюда, не может бежать, куда глаза глядят, потому что купилась на самый старый в мире трюк под названием «Ты нужна нам обоим!».

12

Несколько часов спустя Джессика сидела у кроватки Элисон и лелеяла свою злость. Она уже выяснила, что комната Амели находилась рядом, и теперь изо всех сил – и совершенно безуспешно – пыталась изгнать из головы ужасающе развратные картины совместного времяпрепровождения Армана Рено и бесстыжей Амели.

Ужинать она не пойдет, и не просите. Впрочем, никто особенно и не просит. Все о ней забыли. Никому она не нужна. И скоро не будет нужна и Элли тоже.

Дверь приоткрылась, и голос негодяя произнес:

– Джессика, я хочу познакомить тебя с Амели… и с Ивонной. Девочки, это Джессика.

– Привет, душечка Джессика.

Чтоб вы поперхнулись! Но каков этот растленный тип! Две любовницы! Две сразу! Вы подумайте!

Джессика судорожно расправила одеяльце Элли и строго прошипела:

– Пожалуйста, тише.

Арман осторожно тронул ее за плечо, но она брезгливо отстранилась. Нечего хвататься, у него для этого есть «душечки Амели и Ивонна»!

– Она спит?

– Спит, не видишь?

– Девочки, заходите! Взгляните на нее. Она красавица!

– Ой, прелесть! И так похожа на Франсуа…

– Тихо!!!

– Я думала, она спит…

Джессика одарила красотку Амели взглядом, которого не постыдился бы и легендарный василиск, как известно, обращавший в камень все живое. Амели торопливо прихлопнула рот ладошкой.

Было ей немного за двадцать, а может, косметика была слишком хороша. Джессика прошипела сквозь зубы, стараясь не смотреть на бесконечные ноги Амели и выдающийся бюст Ивонны:

– Она перенесла огромный перелет, поездку на поезде, машине, знакомство с новым местом… сейчас она спит, но очень беспокойно. Может проснуться. Если она вас ВСЕХ увидит, начнется истерика.

Амели выглядела разочарованной, Ивонна улыбалась, а развратный барон тут же подхватил их обеих под локоток.

– Джессика права, девочки. Достаточно для первого раза. Вам лучше уйти…

– Вам всем лучше уйти.

– Но я только что смог выкроить время, чтобы побыть с Элизой…

– О, я понимаю! С утра столько дел, столько дел…

Амели одарила Джессику поистине ангельской улыбкой.

– Это моя вина.

– Я тоже так считаю.

– Видишь ли, душечка…

– Честно говоря, объяснения меня не интересуют…

– Амели, пойдем, я вас провожу.

Арман увел отвратительных душечек и вернулся в комнату. Джессика демонстративно раскладывала вещи Элли в идеально ровные стопки, не глядя на растленного феодала.

Она случайно бросила взгляд в зеркало и увидела, что Арман откровенно любуется ею. Странно, видимо, он еще и извращенец. Только маньяк может любоваться нечесаными лохмами, залитой фруктовым соком футболкой и умаруханными песком джинсами, а также надутым и перекошенным лицом обиженной шестиклассницы.

– Юпитер, ты сердишься…

– Я? Что вы, барон. Как можно-с…

– Это из-за Амели с Ивонной.

– Из-за кого? Ах, из-за этих… да нет, с какой стати.

Он подошел ближе и дотронулся пальцем до пылающей щеки.

– Сердитая и красивая.

В следующий миг он ее уже обнимал, а она таяла, таяла, таяла, проклятая гусыня, и не находила сил, чтобы дать ему по башке хоть какой-нибудь из игрушек. Потверже.

– Послушай меня, рыжая…

– Не буду слушать!

– Выслушаешь.

– Еще одну ложь? Зачем!

– Я хочу, чтобы ты мне доверяла, а ты сопротивляешься, и я не знаю, что делать. Поэтому скажу просто. Амели никогда не была моей любовницей. И не является ею сейчас. Не говоря уж об Ивонне.

Черные глаза не хуже лазера плавили ее тело, ее душу, ее разум, и Джессика с ужасом и восторгом прислушивалась к тому, как откликается на прикосновения Армана ее плоть. Она могла говорить что угодно, сопротивляться, ругаться, плеваться и кусаться, но на самом деле она его обожала. Она перетекала в него, словно маленький ручеек – в быструю реку, становилась его частью, умирала в его руках и мечтала о большем.

– А какое мне дело, кто для тебя твоя Амели?

– Я хочу, чтобы вы стали друзьями.

– А я сама решаю, с кем становиться друзьями, а от кого бежать, как от чумы. И нечего таскать к Элисон кого ни попадя!

– Но она же спит!

– А если бы проснулась?!

– Вот поэтому я увел девочек днем. Они болтушки и хохотушки… Рассказал им об Элизе и тебе, а потом обсудил дела. Ты же знаешь, я собираюсь многое изменить в своей жизни.

Она вырвалась и отошла подальше, судорожно тиская в руках носовой платок.

– А о нашем соглашении ты им тоже рассказал?

– О шести месяцах? Мне казалось, это должно остаться между нами… особенно вторая часть.

Джессика вряд ли смогла бы продержаться еще один раунд, но в этот момент невозможный барон стал холоден и вежлив, как… барон.

– Твоя комната следующая. Вот двери, сможешь видеть Элль. Переодевайся к ужину и приходи знакомиться. По коридору направо и вниз по лестнице. Жду тебя.

Она стояла под душем в буквальном смысле до посинения, а потом так яростно причесывалась, что, кажется, поцарапалась. Теперь Джессика Лидделл напоминала очень злую рыжую цыганку, одетую в зеленую юбку и сине-зеленый топ с открытыми плечами.

Плевать!

Когда из тьмы явилась тетушка Кло, Джессика едва не заорала в голос от неожиданности, но старушка и ухом не повела. Она быстро обошла вокруг девушки, что-то бормоча себе под нос. Потом уставилась на нее своими черными глазищами и сообщила:

– Все сели. Ждут. Едят у нас там. Внизу.

– Спа… спасибо.

– Спасибо потом скажешь. Пока иди, поешь. В МОЕ время спасибо говорили после еды, а не вместо.

С этими словами тетушка величаво уплыла во тьму.

Через минуту Джессика входила в столовую. За широким и длинным дубовым столом уже сидели Арман, поднявшийся ей навстречу, Амели, приветливо помахавшая ей рукой, Ивонна, подмигнувшая ей, а также седовласая и очень симпатичная женщина.

Еще через секунду Джессика совершенно расслабилась. Матильда Рено поднялась ей навстречу и оказалась высокой худощавой женщиной средних лет все с теми же огненными черными глазами и улыбающимся ртом. О возрасте и пережитом горе говорили разве что морщинки вокруг глаз, но их можно было разглядеть только вблизи. Одета удивительная женщина была в элегантное черное платье, а вот руки у нее были отнюдь не аристократические. Широкие, загорелые, с коротко подстриженными ногтями. Она сдержанно, но сердечно обняла Джессику и повела ее к столу.

– Итак, вы – Джессика. Чудесно! Я Матильда, это звучит скучновато, а вот в Джессике есть что-то авантюрное. Вы – явная оптимистка! Я тоже раньше была. Итак, будьте как дома, моя дорогая, и не смейте смущаться!

– Мама!

– Все. Молчу. Знаете, Джессика, раньше я боялась только тетушки. Теперь еще и Армана. Он очень строг со мной. Простим его и поговорим о моей внучке. Я подглядывала в окошко целый день. Вы с ней были неподражаемы. Кло и Арман не пустили меня к вам, но сердце мое резвилось рядом с золотой Элль. Не дождусь того момента, когда смогу обнять ее! А вы, Джессика, вы так здорово с нею обращаетесь! Как хорошо, что вы поживете с нами. Арман рассказал про испытательный срок, это разумно и хорошо, но даже если, к нашей всеобщей радости, все случится раньше, обещайте не уезжать, ладно?

Джессика открыла рот, чтобы хоть что-то сказать, но мадам Рено не дала ей вымолвить ни слова.

– …И вы любите цветы, это сразу видно. Вы так внимательно рассматривали львиный зев, он удался в этом году, а все пчелы! Всегда я говорила, без пчел сад никогда не будет садом по-настоящему!

– Мама!

– Все! Молчу! Тиран! Как и его отец! И Кло! Они всю жизнь мною командовали, Джессика! Все, кроме Франсуа, но о нем мы говорить не будем, а то я заплачу, а за это они меня ругают. Но я их обожаю. Теперь ужинать! Я все время голодная, потому что болтушка, а болтовня сжигает массу калорий, я где-то читала. Вы тоже должны умирать от голода, я уверена. Но все-таки, откуда ваша любовь к садоводству? О, я покажу вам свою гортензию, называется Золотая Лютеция. Это нечто! Я почти дралась за нее на ежегодной ярмарке… У вас есть сад? Да нет, какие в Чикаго сады… Красивый город?

– Мама!!! Позволь Джессике ответить хотя бы на ОДИН из твоих вопросов.

– Все! Молчу! Теперь ваша очередь. Я буду перебивать, предупреждаю сразу.

Джессика улыбалась во весь рот. Эта женщина ей очень нравилась.

– У меня тоже много вопросов, мадам Рено…

– Матильда! Просто Матильда! Выкладывайте! Завалите меня ими! Ой, что это! Неужели ростбиф!

– В МОЕ время за столом дамы не трещали как сороки, а ели тихо и степенно, и руками не махали.

– Мама!

– Матильда, я очень рада…

– Детка, ешьте, ешьте, вы бледненькая! Ах, какая жалость, что нельзя болтать с набитым ртом, тетя Кло не разрешает. Столько нужно спросить… Амели, Иви, а вы почему смеетесь? Уж вы-то могли бы привыкнуть… Знаете, Джессика, это наша Амели! Прекрасная девочка, честная, добрая, работящая. Мы с отцом, то есть с ЕЕ отцом хотели поженить их с Арманом много лет назад. Арман тогда был противным подростком, а она не менее противной девицей пяти лет отроду. Потом хлоп, бах, кошмар, он ее не любит, она его тоже, короче, десять лет пролетело, как один день, папа Амели помер, светлая ему память, прекрасный был человек, а какие у него были розы! Да, так вот, потом прошло еще несколько лет, а еще потом Ивонна…

– Мама!

– Нет, я не об этом. Просто странно было… абсолютно ничего общего… Короче говоря, Арман и Амели стали совершенными братом и сестрой. У нее к тому же большие способности в бизнесе, для меня-то это темный лес, а у нее получается… Теперь Амели будет работать за Армана, Иви за Амели, а он сможет заняться нашей маленькой принцессой! И детьми, конечно. Джессика!!! Почему вы мне ничего не рассказываете?

– Мама, ты же не даешь ей рта раскрыть.

– Матильда, а какими детьми должен заняться Арман?

– Ну как же! Ведь Арман опекает сирот! Открыл центр, стал собирать картотеку на осиротевших детей. Больницы, школы…

– Мама!!!

– Отстань ты от меня, поговорить не дашь с человеком! Все, рассказывайте, Джессика. Все-все о себе. Вы замечательная, это сразу видно. У вас такие удивительные изумрудные глаза! У меня была аквилегия, так она цвела точно таким же… Но я умолкаю. Не могу же я одна разговаривать целый вечер!

– Мама, по-моему, ты себя недооцениваешь.

Джессика с улыбкой наблюдала за шутливой перепалкой матери и сына, а сама неотрывно думала сразу о нескольких вещах. Во-первых, эти центры… Кто бы мог подумать, что барон… Во-вторых, Амели… Знает ли Матильда про ее отношения с Арманом, или ей просто неохота в это влезать?

Она опомнилась, поймав любопытный взгляд Матильды.

– Что ж, о себе мне рассказывать особенно нечего. Полагаю, вы знаете, что мы с Моникой были близнецами. Поступила после школы в колледж, с сестрой жила вместе. Получила диплом и занялась ландшафтным дизайном, так что увлечение садоводством именно оттуда. Правда, такой красоты, как у вас, мне еще видеть не приходилось… После гибели Моники и Фрэнка я забрала Элли из приюта и стала за ней ухаживать, вот, собственно, и все. Работу пришлось на время оставить, но я, честно говоря, не жалею. Во-первых, Элли, а во-вторых… фантазии большинства заказчиков сводились к альпийским горкам и горизонтальным фонтанам, а всякий изыск они считали преступлением. Я не видела в этом творчества.

– Ну совершенно мой стиль! Я тоже ненавижу рамки. Впрочем, это сразу стало ясно. Юбка и топ, моя дорогая, юбка и топ! Оптимизм и ум! Прекраснейшее сочетание, и именно мы с вами являемся счастливыми его обладателями. Только знаете, что? Распустите волосы! Такие кудри нельзя держать в узде. Мне-то не к лицу, я старая, но вы, моя красавица… Она красавица, Арман, правда?

– Да.

Джессика почувствовала, как румянец захлестывает ее щеки.

– Ой! Она покраснела! Да вы должны утомиться от комплиментов! Утонуть в них! Арман, что это за «да»? Она восхитительна!

– Я просто щажу ее скромность.

– Дорогой мой, вот в этом деле скромность женщины не нуждается в пощаде! От комплиментов мы только расцветаем, поверь мне. Ох, каттлеи!

– Что с ними?!

– Их надо опрыскать ровно в девять, а сейчас уже четверть десятого! Джессика, ангел, мы еще наговоримся всласть, а сейчас пока-пока, я убегаю!

Смерч в виде Матильды Рено вылетел из столовой, и сразу стало темнее. Джессика ошеломленно и радостно проводила ее взглядом, удивляясь, как быстро эта странноватая, но такая приятная женщина овладела ее сердцем.

Материализовавшаяся из воздуха тетушка Кло укоризненно поджала губы.

– В МОЕ время дамы не были такими малахольными.

Наступила тишина. Потом Арман с легкой улыбкой заметил:

– В ушах звенит и чего-то не хватает. Как тебе моя мать, рыжая?

– Восхитительная женщина. Открытая, светлая, добрая… Может, тебя ей в роддоме подменили?

Арман расхохотался, Амели и Ивонна вторили ему. Тетушка Кло послала Джессике одобрительно-суровый взгляд и удалилась на кухню, с неожиданной легкостью унося гору грязных тарелок.

Арман с удивительной нежностью посмотрел старушке вслед и крикнул:

– Ничего не мой, тетечка! Это подождет до завтра.

Из тьмы донеслось:

– В МОЕ время мужчины после ужина спокойно попивали портвейн, а в дела женщин не вмешивались. И вообще, мал еще указывать.

Джессика хихикнула. Некоторое время все сидели в полной тишине, наслаждаясь покоем. Потом Амели извинилась и пожелала всем спокойной ночи. Странно, но на этот раз она показалась Джессике значительно более симпатичной. Ивонна ушла вместе с ней.

Джессика потягивала из бокала вкуснейшее вино и размышляла о своем возможном будущем.

Арман отодвинул стул и встал. Его атлетическая фигура, подсвеченная мягким светом ламп и огнем в камине, четко вырисовывалась на фоне белых занавесок, скрывавших большое французское окно, выходившее прямо в сад. Барон Рено налил Джессике кофе и пододвинул вазочку с трюфелями.

– Пойдем, посидим на веранде? Ночь очень теплая.

– Пойдем.

Внутренний голос настойчиво убеждал ее не делать глупостей, но Джессика едва не отмахнулась от него с раздражением, чем наверняка немало удивила бы Армана.

Ночной сад благоухал, воспоминания о великолепном и сытном ужине приятно кружили голову, и Джессика Лидделл с изумлением поняла, что чувствует себя в аристократической усадьбе почти как дома. Если честно, то гораздо лучше.

И к Арману она сейчас чувствовала едва ли не расположение… Однако расположение – это одно, а вот секс и флирт – совсем другое. Арман Рено может быть прекрасным человеком и лучшим в мире виноделом, но для девицы Джессики Лидделл он представляет явную и несомненную опасность…

13

Арман осторожно взял Джессику за руку, она вздрогнула, готовая выдернуть у него руку, но вместо этого покорно пошла за ним на веранду. Дойдя до столика, за которым они утром завтракали, она вопросительно взглянула на Армана, но он с улыбкой покачал головой и поманил ее дальше.

Как Красная Шапочка, честное слово! Почему она так покорно идет за этим проклятым лордом? Почему никак не может обуздать жар, разгорающийся в ее теле? Почему не может забыть горячие поцелуи на кухне в Чикаго…

Над ними раскинулось огромное звездное небо, ясное и высокое. Где-то очень далеко, в роще, тренькала какая-то ночная птичка, в траве стрекотали цикады, а по воздуху плыл упоительный аромат. Лохматый куст маленьких алых роз, к которому привел Джессику Арман, образовывал естественный грот, и в его благоуханной глубине стояли два плетеных стула и маленький столик.

Джессика чувствовала, как кружится голова, как тяжелеют ноги и туманится взгляд. Что за травки положила в ростбиф тетушка Кло, ведьма здешнего леса? Что за вино подавали за сегодняшним ужином?

Рука Армана небрежно и нежно обвилась вокруг талии Джессики, и это было так хорошо, что она прерывисто вздохнула от счастья.

Они сели рядом, причем Джессика никак не могла сообразить, кто же первый придвинул стул, она или Арман.

Аромат кофе, который, неведомо как, оказался на столике, привнес дополнительные оттенки чувственности в эту колдовскую ночь. Джессика плыла, плыла на душистых волнах, не понимая, где находится и что делает. Словно во сне, она послушно приоткрыла рот, и Арман, тихо смеясь, вложил туда кусочек шоколада, а потом прильнул к ее губам нежнейшим поцелуем в мире.

Горьковатый шоколад таял на языке, а губы плавились от поцелуя. Джессика застыла, не в силах прекратить сладкую пытку по собственной воле.

– Тебе пора в постель, рыжая… Знаю, знаю, я сам могу сидеть здесь ночи напролет, но ты устала. Сегодня был нелегкий день. Я тебя провожу.

И он все так же нежно подхватил ее под локоть, повел обратно через сад, только немного другой дорогой, давая ей возможность насладиться искусством садовницы-болтушки Матильды.

Джессика шла за ним, покорная и счастливая невесть от чего, чувствуя и огромное облегчение от того, что он не продолжил свой очередной сеанс обольщения, и весьма ощутимое разочарование от того, что все на сегодня ограничилось этим легким поцелуем.

Где, где они, Джессика Лидделл?! Где твои мозги? Где твой аналитический… да хоть какой-нибудь ум?!

Ум тут вообще ни при чем, раздраженно подумала Джессика, в очередной раз подавляя желание топнуть ножкой на внутренний голос, чтоб не встревал. Просто дело все в том, что она горит, от кончиков рыжих волос до кончиков пальцев, снаружи и изнутри, горит ровным могучим пламенем, имя которому – желание, и будь проклят Арман Рено с его самоконтролем вместе!

Сейчас они попрощаются у дверей комнаты, и Джессика Лидделл, как сопливая школьница, потащится в холодный душ в тщетной попытке остудить пылающую голову… и не только.

Все к тому и шло. У самой двери барон-садист поцеловал ее запястье и прошептал «спокойной ночи» ТАКИМ шепотом, что Джессика чуть не умерла. Она вскинула на него огромные изумрудные глаза, уверенная, что в темноте они сияют ровным и ярким кошачьим светом. Иначе и быть не могло.

И видимо, так и было, потому что Арман не спешил уйти. Они стояли и стояли, целую вечность стояли на пороге, не решаясь сказать самых главных и очень простых слов, стыдясь их, не понимая, что именно эти слова и нужно говорить.

А потом Джессика Лидделл исчезла, на ее месте вдруг возникла совсем иная женщина, свободная, вольная, горячая и смелая, и именно эта женщина обхватила Армана за шею и притянула со стоном к себе.

Их губы сплавились воедино, их тела перетекли одно в другое, их руки стали ветвями одного дерева, а ноги – корнями этого дерева, их дыхание было горячим и прерывистым, и тяжесть тела мужчины самым желанным в мире грузом легла на счастливую женщину, исторгнув из ее груди стон восторга и блаженства.

Потом он ласкал ее грудь, торопливо освобождал ее от одежды, и горячие руки ощупывали-исследовали все ее тело, а она не испытывала от этого ни малейшего смущения.

Джессика обожала его! Она жаждала Армана, его силы и ласки, его власти, готовая отдаться и подчиниться.

И тут все кончилось. Джессика пошатнулась, больше не чувствуя рук Армана. Открыла глаза и в недоумении уставилась на него.

Арман спокойно – на первый взгляд – и нежно привел в порядок ее одежду, отвел волосы с глаз… Еще бы метелкой пыль смахнул!

Стыд, смущение и ярость в равных долях охватили Джессику. Мало того, что она сама напросилась на его поцелуи, мало того, что едва не разделась сама посреди коридора, мало того, что блаженно стонала, пока он трогал ее тело в таких местах, о которых она раньше и говорить не решалась! Мало всего этого! После всего этого неприличия он показал ей, что она совершенно не интересует его как женщина.

– Джессика, я…

Арман замер. Маленькая рыжая кошка, зеленоглазая красавица молча повернулась и ушла в свою комнату, оставив несчастного лорда наедине с пожаром, пожиравшим его тело.

Ушла, не сказав ни слова, не оглянувшись, даже не ударив…

Она упала на постель и закусила угол подушки так, словно именно подушка была во всем виновата. Ну что, Джессика Лидделл, довольна? Вот, лежишь тут, в узкой девичьей кроватке, и твоя драгоценная невинность в полной безопасности! Можешь даже наврать себе, что сама мечтала о бегстве из опасных объятий. Можешь обвинить Армана Рено… да хоть в скотоложстве!!!

Ври, ври, как всю жизнь врала себе и окружающим. Тогда ты убеждала их и себя, что тебе никто не нужен, что тебе вполне достаточно работы и маленькой квартирки в самом паршивом районе Чикаго, что бурные страсти кипят не про твою душу и тебе нисколько не завидно смотреть на любовь Моники и Фрэнка…

А теперь можешь врать, что все твои мысли только о малышке Элисон, а ее французский дядюшка, бабник и негодяй, тебе отвратителен, что ты скорее умрешь, чем позволишь ему овладеть тобой…

Ври, бедная идиотка Джессика. Тебя ведь все равно никто не слышит, а что до истины…

Истина в том, что ты отдала бы всю свою жизнь за несколько минут в объятиях Армана Рено. В том, что ты мечтаешь о нем, хочешь его, жаждешь его, любишь его! В том, что сейчас тебе невыносимо тяжело и больно, потому что напряженные соски ломит от желания, а сердце болит от собственной глупости и неполноценности.

Не думать о нем. Считать овец, читать вслух (шепотом) стихи, вспоминать латинские названия садовых цветов. Только не думать о нем. О норманнском бароне с черными глазами демона, о повелителе здешних зеленых холмов… и ее сердца!

Арман покорно подставил голову ледяной струе воды и кротко подумал о том, что скоро холодный душ станет неотъемлемой частью его повседневной жизни. Хорошо бы это не закалило его организм, а наоборот, вызвало бы скоротечную чахотку. Тогда он не будет мучиться, тихо скончается и никогда не увидит зеленоглазую змею с безупречной фигурой.

В противном случае он все равно скончается, но на его могильном камне будет написано обидное, вроде «умер в результате хронической эрекции с последующим спермотоксикозом».

Холодный душ помогал все хуже и хуже, надо сказать. Арман вылез из-под него, основательно посиневший снаружи, но по-прежнему пылающий внутри. Воображение услужливо подбрасывало ему картину за картиной, на которых он и Джессика занимались любовью в самых разных позициях, а дрожащие пальцы до сих пор хранили воспоминание о гладкой и горячей коже девушки.

Она не шла у него из головы, Джессика Лидделл, и эти воспоминания превращались в пытку, хуже которой для мужчины не придумать.

Арман отшвырнул полотенце и в ярости повалился на постель. Смешно вспомнить, еще совсем недавно он на полном серьезе полагал, что никогда больше не захочет ни одну женщину на свете. Вот вам, убедитесь!

Но как она хороша! И как горяча!

Джессика Лидделл совершенно готова, надо это признать честно. И она должна ему принадлежать.

Завтра он повезет ее на прогулку по холмам, вместе с Элизой, разумеется. На свежем воздухе малышка заснет быстро, и тогда наступит час торжества Армана Рено. Дикая рыжая кошка с берилловыми глазами будет принадлежать ему, они займутся любовью прямо на ковре из трав и цветов, и жаворонки споют им песню любви.

А потом она останется с ним навсегда, и Элли выздоровеет, привыкнет, и все будет хорошо.

Или же он просто утолит свой голод и тщеславие, потеряет к Джессике всякий интерес и спокойно дождется ее отъезда, чтобы жить-поживать вместе с Элли, мамой и тетей Кло.

Лучше так. Пока Джессика здесь, золотая Элль никогда не признает их по-настоящему.

В этот момент все мышцы в теле Армана напряглись, а давление резко подскочило.

Дверь медленно открылась и на пороге показалась Джессика Лидделл.

На этот раз она была совершенно нагая. Медленно, немного скованно она подошла к постели Армана, изумрудные глаза горели на бледном лице.

Совершенство ее тела потрясало. Упругие, идеальной формы груди, увенчанные нежно-розовыми – светлыми! – бутонами сосков. Тонкая талия. Нежный живот. Округлые бедра и темный треугольник волос внизу живота. Длинные стройные ноги.

Она молча откинула покрывало и легла рядом с ним. Арман затаил дыхание.

Пытка на этом не закончилась. Внезапно ночная гостья плавно села, повернулась к нему и начала медленно ласкать его тело.

Тонкие пальцы скользили по широкой груди Армана, играли завитками жестких волос, спускались все ниже и ниже и достигли наконец той черты, за которой пытка превратилась в полное блаженство.

Его плоть пылала, комната плыла перед глазами, и несчастный счастливец еле сдерживал блаженные стоны, а руки девушки двигались все ритмичнее, уверенно ведя его на вершину блаженства.

А потом она неожиданно встала и вышла из комнаты. До ошеломленного, дрожащего, измученного Армана донесся слабый звук удара… Он вскочил, торопливо накинул халат и кинулся за Джессикой. Наверное, она лунатик! И она может пораниться в темноте, упасть с лестницы и разбиться, врезаться во что-нибудь!

Джессика уже дошла до середины лестницы. С пересохшим ртом, с бешено стучащим сердцем Арман стремительно вернулся в комнату за покрывалом, а затем вновь кинулся за полуночницей. Но Джессика уже почти бежала. Через холл, в столовую, на веранду… Густые локоны отливали медью, бурей колыхались вокруг ее головки, бледное лицо, казалось, светилось во тьме.

Арман едва успел выключить сигнализацию, а девушка уже открывала стеклянные двери. Она так быстро двигалась, что успела дойти до середины лужайки, прежде чем он ее догнал.

Теперь шаги Джессики замедлились. Она подняла руки к небу, и на лице ее отразилось немыслимое блаженство. Она грациозно опустилась на колени, прямо в шелковистую, мокрую от росы траву, напоминая некое языческое божество.

Цепенея от непонятного страха, Арман осторожно тронул ее за плечо. Огромные изумрудные глаза казались черными при свете луны. Они не моргнули, не прикрылись ни на миг, но из приоткрытых губ вырвался шепот: «Арман…».

Арман затаил дыхание. Замер. Нежные руки обвились вокруг его шеи, обнаженное тело прильнуло к нему.

Никогда в жизни он не был так возбужден! Казалось, мозг сейчас взорвется, кровь закипит в жилах, и это принесет ему благословенную смерть.

Он все-таки сделал еще одну, последнюю попытку.

– Джессика… рыжая… надо идти спать… милая… пойдем, я тебя отве…

Ее губы прильнули к его губам, слова умерли, не родившись, рассудок угас. Она зашла слишком далеко, и теперь на свободу вырвался зверь с горячей кровью и стальными мышцами. Арман ответил на поцелуй со всей яростью страсти, клокотавшей в его измученном теле, и лишь краешком сознания отметил, что Джессика, пожалуй, не спит. В ее глазах было безумие, но безумие страсти, не сна, она шептала его имя, и это принесло Арману немыслимое облегчение. Итак, она знала, что делает!

Все чувства обострились до пределов возможного. Запахи стали отчетливы и осязаемы. Звуки резали слух. И все же Арман пока сдерживался. Он не станет ее соблазнителем, нет! Джессика Лидделл сама пришла к нему, сама привела его под звездное небо, и он позволит ей самой сделать то, к чему она стремится.

Девушка опрокинула его на траву, Арман подчинился, легко увлекая ее за собой. Теперь она была сверху. Поцелуи превратились в нечто иное, дикое и страстное, более походившее на настоящее совокупление двух тел, чем на прелюдию любви.

Потом он выскользнул из ее жадных объятий и стал целовать ее тело. Джессика тихо вскрикивала и стонала, вгибалась в опытных руках мужчины, сама подставляя себя его ласкам, словно растекалась по его телу горячей волной желания и страсти.

– Ты… уверена… что хочешь… этого?

– Да!

– А это… безопасно?

Она рассмеялась тихим безумным смехом.

– О нет, это очень, очень опасно!

И он вошел в нее, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не взять ее яростно и страшно, словно дикий зверь. Он был нежен и нетороплив, деликатен и настойчив, тверд и горяч…

– Что я делаю… Арман, Арман, научи меня, все ли я делаю правильно…

Он не поверил услышанному. Приподнялся над ней, еще не в силах остановиться, но уже зная, что происходит что-то странное.

– Научить?!

– Я никогда не заходила так далеко…

Он зарычал, словно раненый зверь, он скатился с нее на траву, сотрясаемый спазмами напряжения, отчаянием, злостью на себя, на нее, на весь мир!

Нежная рука коснулась его плеча, и Арман шарахнулся, словно его прижгли каленым железом.

– Нет!!!

Трясущимися руками Арман натянул халат и повернулся к Джессике спиной. Как сквозь толщу воды, к нему пробился ее голос:

– Что ты изображаешь из себя, Арман?

Он стиснул зубы и ответил:

– Жду тебя в доме. Я провожу тебя в твою комнату.

– Что?!

– Надеюсь, ты не планируешь забеременеть?

– Н-нет!

Она вспыхнула, это было видно даже в темноте. На один короткий, ослепительный миг Арман представил, что Джессика носит его ребенка, и это видение заставило его застонать. Потом он поднялся на ноги и строго сказал:

– Пошли в дом.

– Так ты это имел в виду… про безопасность… Господи, я сошла с ума!!! Это ты меня до этого довел!

Он молча накинул ей на плечи покрывало, валявшееся неподалеку, и повел было в дом, но внезапно развернулся и яростно затряс ее за плечи

– Нет, пожалуй, стой! Не уйдем, пока ты не объяснишься! Как это понимать? Каким образом ты притащила меня сюда? Почему ты голая? Ты что, наркотики принимаешь?

– А ты что, расстроился? Разве у тебя не все под контролем? И не на каждый случай есть инструкция?

Ярость ослепила Армана Рено. Вот как Джессика Лидделл думает о нем! Интересно, очень интересно!

– Когда я хочу женщину, я ее соблазняю, и для этого мне не нужны инструкции.

– Значит, будешь знать, как бросать дело посреди процесса.

– Не ломай комедию! Ты прекрасно понимала, что делаешь, когда явилась ко мне в комнату голая…

– Естественно! И ты прекрасно понимал, что делаешь, когда лапал меня на кухне моей квартиры и целовал в коридоре сегодня вечером!

Он не позволит Джессике Лидделл одурачить себя!

– Так это месть? Что ж, стриптиз был великолепен, но техника быстрого секса не отработана.

Сказать это было нелегко. Голос предательски задрожал.

– И что же тебя не устроило? Рассказывай!

– Ты меня… неинтересно трогала.

– Как?!

– Самым примитивным образом. Грубо говоря, просто держала меня за член.

– Ты врешь, врешь, негодяй!!! Ты же сам стонал от удовольствия!

– Я мужчина, идиотка! Я тебя чуть не изнасиловал. Вернее, собирался это сделать. И перестань прикидываться дурочкой, если бы не боязнь забеременеть, ты бы уже отдалась мне прямо на траве, ведь именно для этого ты и разыграла комедию с заламыванием рук и купанием в росе!

Из злых зеленых глаз хлынули слезы, и Арман замолк. Голос Джессики зазвучал надломленно и жалобно.

– Я действительно ничего не знаю о сексе и о том, что ты можешь со мной сделать. А ты не веришь мне и видишь во мне кого-то другого… Ну… глупо это было… отомстить…

Арман сел прямо на траву и устало произнес:

– Потому что и ты мне не веришь. Мы оба друг другу не доверяем и подозреваем во всех смертных грехах. Я знаю, что ты меня хочешь. Знаю, что стесняешься этого, не хочешь в этом признаваться. Потому и думаю, что ты просто разыграла небольшой спектакль, чтобы вытащить меня сюда… Но у меня есть честь!

– Честь? Да ты же предлагал мне стать твоей наложницей?! Просто так, ради шутки, на пари.

– Да. И я тебя хочу. Но не в коматозном же состоянии! Я хочу, чтобы ты сама сделала выбор, чтобы пришла ко мне по своей воле. Чтобы стонала в моих руках, чтобы изнемогла от моей любви, перепутала день с ночью, развалила бы мне всю кровать, любила бы меня в ответ, сидя, стоя, лежа, на лету!!! Джессика, я знаю, что мы можем сделать в постели. И хочу, чтобы это принесло тебе счастье и удовлетворение, полное, понимаешь? А это возможно только при взаимном доверии. И это случится, обязательно случится, я знаю. Мы оба этого хотим, и значит, так и будет!

– Но как я могу тебе доверять… Ты опытен, ты умеешь возбудить женщину, вызвать у нее желание, а это нечестно… У меня нет шансов!

– Правильно, нет.

Он наклонился и начал медленно сцеловывать слезы с ее щек. Джессика задрожала и отпрянула, побледнев, как мел.

– Нет!

– Да, рыжая.

– Нет! Я все сделаю, чтобы этого не случилось. Потому что ты – авантюрист. Ты готов переходить из одних объятий в другие, женщины для тебя игрушки, не более того. Это тебя забавляет. А моя невинность только подогревает твой азарт. Кроме того, ты хочешь продемонстрировать Элисон, что мы с тобой тесно связаны, чтобы подлизаться к ней. Но я не дам себя использовать! И Элли я тебе не отдам. После сегодняшнего я не считаю, что ты можешь быть ей защитником! Я буду ее… защищать… от тебя!!!

Она с плачем кинулась к дому, но на ступенях споткнулась, и Арман догнал ее и схватил за руку. Джессика рыдала так, что сердце разрывалось.

– Джессика!

– Не трогай меня! Я хочу, чтобы этот кошмар закончился, хочу в свою постель, хочу забыть все это!!!

Вместо ответа Арман вскинул ее на руки и понес в дом. Джессика барабанила кулачками по его груди, но он не обращал на это внимания.

Как не обращал внимания на ее оскорбления и сдавленные упреки. Просто принес ее в комнату, положил на постель. Сел рядом, обнял и начал целовать. Джессика яростно извивалась в его руках, брыкалась и сопротивлялась, но мало-помалу затихла, а потом и ответила на поцелуй.

Тогда Арман Рено отстранился, заглянул ей в глаза и очень тихо произнес:

– Я мог бы заняться с тобой любовью прямо сейчас. Но не стану этого делать. Я дождусь твоего решения. Как ты думаешь, все негодяи поступают именно так?

Джессика, окаменев, смотрела, как Арман уходит из ее комнаты, аккуратно прикрывает за собой дверь…

Она даже пошевелиться не могла, так напряжено было все ее тело.

Арман вошел в свою комнату, снял изгвазданный халат, бросил в угол. Потер озябшие руки.

Она готова. Неделя – самое большее.

Ну а теперь – холодный душ!!!

Джессика с силой потерла виски, застонала и прижалась лбом к оконному стеклу. Потом настежь распахнула окно и стала жадно глотать ночной воздух, отчетливо ощущая удушье.

Как это могло с ней случиться? Откуда, из каких глубин преисподней на свет родилась эта сексуально озабоченная фурия, разгуливающая по дому в голом виде и хватающая мужчин за… о, нет, только не это!

Вот почему ее охватывает противная слабость при одном прикосновении рук проклятого барона Рено, вот почему отказывают в его присутствии рациональные прежде мозги.

Просто она очень выдержанная и морально стойкая! Не смейтесь… хотя… кому же тут смеяться. Никого же нет.

Да, так вот, это все сила воли. Именно благодаря ей днем она ведет себя относительно нормально, зато ночью… Что там писал Зигмунд Фрейд по поводу бессознательного? Надо было лучше учить философию.

Джессика глухо застонала, раскачиваясь из стороны в сторону, а затем с неожиданным остервенением начала одеваться. Футболка грязная – плевать, джинсы в песке – плевать, плевать! Она умрет от стыда в этой комнате, она не заснет, потому что теперь она вообще боится спать, она лучше выйдет на улицу, подышит свежим воздухом.

Она спустилась вниз и выскользнула на веранду.

Пришло время рассуждать здраво. Арман Рено одержим только одной идеей: обрести доверие своей племянницы и вылечить ее. Ради этого лорд не остановится ни перед чем, а что касается Джессики… вероятно, он полагает, что, завязав с ней шашни, он сможет быстрее расположить к себе девочку. Мысль, не лишенная здравого смысла. В отличие от самой Джессики Лидделл, которая начисто об этом самом здравом смысле позабыла.

И если хорошенько подумать, вся ее жизнь за последнюю неделю была целой чередой безумств. Впустила в дом, целовалась с ним на кухне, заключила идиотское пари, а теперь еще и вознамерилась… как там, в средневековых романах? Подарить ему цветок своей невинности!

Цветок-то он взял бы, чего ж не взять, когда сами предлагают, но… Как в таком случае объяснить то, что Арман Рено вытворял с ней последние несколько часов? Какой мужчина с горячей кровью смог бы отказаться от обнаженной и распаленной девицы, которую он сам считает красавицей, причем в ситуации, когда отказаться смог бы только железобетонный надолб!

Ведь она могла забеременеть!

Эта мысль привела Джессику в дикий ужас, даже холодный пот прошиб.

Все. Только Элли. Никаких контактов с Арманом Рено, никаких разговоров и кофе на веранде, никаких прогулок по саду… Для этого куда лучше подходит болтушка Матильда, о господи, да кто угодно для этого подходит, только не Арман Рено.

14

Элисон, видимо, почуяла, что что-то не в порядке, и явила себя во всей красе с раннего утра. Носочки летели в угол, плач не прекращался, завтрак оказался частично на полу, частично на одежде Джессики, а что касается ее самой, то бурная ночь отнюдь не способствовала ангельскому терпению и кротости.

К тому же ненавистный тип бродил неподалеку, красивый и свежий, словно роза, распространял аромат дорогого одеколона, да к тому же напялил шорты.

Джессика подхватила девочку под мышку и сбежала. Помимо маленьких садовых прудиков, в усадьбе имелся и настоящий пруд для купания, с насыпанным песчаным пляжем и настоящими кувшинками. Здесь было очень красиво, но Джессике не пришлось расслабиться. Буквально наступая им с Элли на пятки, проклятый развратник явился следом, волоча надувную лодку.

Он и глазом не моргнул при виде разгневанной Джессики, уселся в лодку и стал плавать вдоль берега. Элли замолкла, задумалась. Джессика демонстративно отвернулась.

Только не смотреть на проклятую лодочку и мерзавца… А, ему тоже неловко, вон, очки темные напялил!

– ДЯДЯ…

Джессика замерла. Осторожно посмотрела на девочку. Вокруг себя. Опять на девочку. Странно, небеса на месте, птички поют, только вот у Армана Рено очень странное выражение лица…

– Дядя! Ар-р-рман!

– Да, Элли, детка, это… это дядя Арман!

Она не знала, кричать в голос, плакать или радоваться.

Свершилось! Самая естественная и правильная вещь в мире. Самое ожидаемое и счастливое событие в жизни Армана. Самое лучшее для Элли. Спали оковы ужаса, детский мозг освободился от страхов и тоски.

Она признала своего родного дядю. Теперь они не расстанутся. Будут играть в куклы и лазать по деревьям, кататься на лодке и изображать индейцев, забросят в сторону плюшевых зайчиков и мишек, увлекутся машинками и железными дорогами, а потом опять примутся за кукол…

А тетя Джессика будет навещать их. Сначала часто, потом все реже… Наконец ее визиты станут совсем редкими, скажем, на Рождество и на День рождения. Элли будет к ней доброжелательна, потом снисходительна, вежлива… и равнодушна.

А потом она вырастет и будет посылать ей открытки, которые Джессика станет складывать в шкатулочку, и когда после ее мирной кончины в Доме для престарелых придут выносить вещи из маленькой комнаты, эти кусочки картона просто выкинут, возможно, вздохнув при этом: «Бедная старая дева!».

Джессика вытерла слезы кулаком, душераздирающе шмыгнула распухшим от избытка чувств носом и медленно спустилась к воде.

– Она сказала «дядя Арман»… Эй! Ты жив?

– Что?!

– Что слышал.

Да, это не вполне вежливо. Только кому какое дело?

– Джессика! Скажи еще раз! Повтори, прошу!

Арман вылетел из лодки так стремительно, что оказался на берегу прежде, чем сама лодка перевернулась и закачалась на водяной глади. Губы Джессики тряслись, но она нашла в себе силы.

– Она. Элли. Сказала: «дядя Арман». Она заговорила.

В этот момент подошла сама виновница торжества. Фамильные глаза Рено смотрели сурово и вопросительно.

– Жессика…

– Элль, золотце… Милая, иди ко мне. Иди к дяде Арману…

В голосе девочки послышались слезы и паника.

– Жессика!!!

– Я буду здесь, а дядя Арман покатает тебя на лодочке…

– Нет!!!

– Все нормально, Джессика. Забери ее.

Она со смятенной душой глядела на красивое лицо, с которого разом стерли все краски жизни. Арман Рено молча собрал свои вещи и ушел, ни разу не оглянувшись.

Джессика нашла в себе силы поговорить с Арманом только пару часов спустя, когда Элисон, наревевшись и напившись отвара трав, подсунутого Матильдой, заснула.

Арман сидел у открытого окна, обхватив голову руками. Джессику раздирали противоречия. С одной стороны, Армана было безумно жаль, с другой – разлука с Элли откладывалась на неопределенное время.

Она откашлялась. Надо придерживаться одной линии. Ведь решила же презирать Армана Рено, ну так и презирай!

– Арман…

– Пришла торжествовать? Злорадствовать?

– Нет! Почему ты так… Я ведь хотела как лучше… Я за тебя обрадовалась…

Голос Армана был тих и равнодушен.

– Я не знаю, что делать. Просто не знаю. И схожу от этого с ума.

– Мне жаль…

– Не трогай меня! Потому что я не знаю и того, что мне делать с тобой. Как мне заставить тебя поверить мне? Как и, главное, в чем оправдаться перед тобой?!

– Но я не верю тебе только из-за твоей репутации…

– У меня НЕТ репутации! У меня есть честь, больше ничего. Знаешь ли ты, лунатичка фигова, что я не был вообще ни с одной женщиной уже почти три года?

– Но Амели…

– Амели моя подруга детства, единственная, кто выслушивал мои стоны, кто поил меня кофе и держал за руку, кто удержал меня от самоубийства – не отворачиваться!!! – да, дорогая, от самоубийства! Она, мать и Кло. Три женщины. Старуха, женщина и девочка. Мой брат погиб, и Амели стала мне сестрой, больше, чем сестрой. Но страсти к ней я никогда не испытывал. Как и она ко мне.

– Вы были помолвлены.

– Нас помолвили. Мы с Амели всегда знали, что этого не случится. Джессика, как ты думаешь, почему я так реагирую на тебя? Да потому что у меня не было женщин больше двух лет! Не просто не было – я их не хотел! Потом появилась ты – и я вспомнил, что значит мужчина рядом с женщиной.

– Но что я-то могу поделать!..

– Не знаю! Перестань умываться, носи мешковину, еще лучше – чадру!

С этими словами Арман стремительно вылетел из комнаты. Джессика не знала, плакать ей или смеяться.

Она вышла в сад, предварительно проверив Элли. Нужно успокоиться и все обдумать. Не вспоминая при этом Армана…

– Что у Армана с лицом? Он в жутком настроении.

Джессика подскочила и с подозрением уставилась на необыкновенно чумазое создание в брезентовых шортах и видавшей лучшие дни ковбойке. Матильда с огромными садовыми ножницами безмятежно ворочалась в кусте шиповника, удивительно ловко вырезая сухие сучья.

– Ох… Вы меня напугали…

– Сама боюсь иногда, но этот наряд так удобен. Глупо разводить навоз, нарядившись в бальное платье. Правда, тетушка утверждает, что в ЕЕ времена дамы так себя не вели, но насчет сада я непреклонна. Так что с Арманом?

– Я полагаю, это из-за Элли. Он не находит себе места, потому что девочка только плачет и боится его.

– Я понимаю. Сама хотела бы потискать мою птичку, но знаю, что надо ждать. Бедный Арман.

Матильда в сердцах щелкнула ножницами.

– Матильда… А что все-таки случилось с Франсуа?

– Бедный мой мальчик… Он подрос и начал завидовать Арману, это так понятно… Особенно из-за девушек. Стоило ему привести в дом подружку, как та начинала строить глазки Арману. И все… Наверное, тогда мальчик попытался увлечь девушек щедростью, подарками. Потому что однажды Арман узнал, что Франсуа потихоньку распродает книги из библиотеки отца. Был серьезный разговор, Арман вспылил, наговорил того, о чем потом жалел. Он ведь до сих пор себя за это не простил. Ну а потом Франсуа ушел из дома, не сказав нам ни слова. Как я потом поняла, он тогда познакомился с Моникой… И он не хотел, чтобы она увидела Армана… Наверное, твоя сестра была ему очень дорога, он боялся соперничества… Арман ведь такой красавчик… Монику он нам так и не показал. Но иногда говорил с нами по телефону, сообщил о рождении Элизы. И однажды приехал сюда с принцессой Элль на руках….

– Но почему он потом уехал в Штаты, даже не простившись?

– Моника, видимо, была в обиде на него за то, что он нас не знакомит. Может быть, он сказал ей, что это мы не хотим ее видеть… Может быть, ей было одиноко… И однажды, я думаю, она взяла Элль и уехала на родину. Франсуа уехал за ней… Но перед этим он зашел к нам, один. Переночевал. А утром исчез. Вместе с ним исчезли все наши наличные деньги, драгоценности Амели… Я думаю, ему нужны были деньги, а просить у Армана он не хотел. И через некоторое время они с твоей сестрой погибли, а о девочке мы ничего не знали. Арман чуть не сошел с ума. Он во всем винил себя.

Амели вернула его к жизни. Это она подбросила Арману мысль о сиротах. Накричала на него даже и сказала, что Бог дал ему куда больше богатства, чем нужно одному, а значит, надо делиться. Арман и начал делиться… Он хороший мальчик, Джессика, и мое сердце разрывается при виде его страданий. Он этого не заслужил, честное слово, не заслужил!

Джессика молча обняла Матильду, тронутая услышанным до глубины души. Как бы ни была слепа материнская любовь, Матильда была искренним человеком. И правдивым.

Баронесса Рено вздохнула, отстранилась от Джессики и посмотрела на нее задумчиво и печально.

– Девочка, помоги ему. Помоги им обоим.

Голос предательски треснул, но Джессика смогла произнести в ответ:

– Я понимаю… Я постараюсь!

15

Элли проснулась в совсем отвратительном настроении, и Джессика промучилась до вечера, стараясь не допустить истерики. Арман к ним почти не подходил и молча наблюдал издали. Черные угли-глаза потускнели, словно подернулись пеплом, рот был скорбно и судорожно сжат. Видимо, надежда совсем оставила Армана Рено. Джессике становилось все более не по себе при виде этого глухого отчаяния.

Процесс укладывания на ночь затянулся, вдобавок во время купания Элисон упала в ванне и набила шишку, а потому из детской Джессика почти выползла…

…И тут же наткнулась на Армана. Он терпеливо ждал ее за дверью.

– Что ты тут делаешь?

– Я хотел извиниться. Я был груб.

– Ерунда. Не стоит извинений.

– Стоит. У тебя был тяжелый день.

– Последнее время они у меня все тяжелые. Да и у тебя не из легких.

Арман кивнул, отвернулся, сжав губы. Джессика подавила неуместное желание кинуться к нему на шею и тихо прошептала:

– Я все понимаю, Арман. Невыносимо смотреть на нее и не иметь возможности обнять, приласкать, поиграть с нею. А если подходишь – этот невыносимый крик. Ты молодец, держишься. Я бы на твоем месте уже била бы сервизы и рвала ковры со стен.

Он усмехнулся.

– Представляю. Как она сейчас? Заснула?

– Да, наконец-то.

– Хорошо. Переоденься, заверни Элль в одеяло и принеси ее в гостиную.

Джессика немедленно ощетинилась миллионом невидимых иголок.

– Это с чего это?!

Арман шагнул к ней, заглянул в глаза. Голос звучал мягко, но блеск из-под ресниц был хорошо знаком оторопевшей Джессике.

– Просто сделай то, что я сказал. Иначе я сделаю это сам.

– Я не сошла с ума? Мы говорим о маленькой девочке или о тюке с тряпьем?

– Мы едем на холмы. Для Элли приготовлен праздник молодого вина. Жители деревни сделали это специально для дочки Франсуа.

Джессика вытаращила глаза.

– Но… Она же испугается!

– Они все знают, что у нее… проблемы. Именно поэтому холмы и ночь. Девочка будет просто спать, а люди посмотрят на нее.

– Но если она проснется…

– Давай не будем бояться того, что еще не произошло. Ночью она всегда спит крепко. А проснется – с ней будешь ты. Если поедешь, разумеется. В противном случае с ней будет только… дядя Арман.

– Но я устала…

– Что ж, твой выбор.

Он шагнул к двери, и Джессика вцепилась в мускулистую загорелую руку.

– Ты опять делаешь это! Ставишь меня в безвыходное положение! И все из-за каких-то посторонних людей!

– Ты плохо знаешь феодалов, ведьмачка. И их вассалов тоже. Все эти «посторонние» знали Франсуа с рождения. Они поздравляли меня с его рождением, а потом плакали и молились за него, узнав о катастрофе. Они – многие из них – помнят мальчишкой меня. Жак учил меня ездить на мотоцикле. Пьер резал мне игрушки их коры, лучшие игрушки в мире, хотя, как ты понимаешь, у меня было все самое дорогое… Это моя родина, Джессика. Я – ее часть, а она – часть меня. И Элли, дочь Франсуа, тоже часть меня. И родины.

Джессика кивнула и очень тихо и просто сказала:

– Я сейчас. Арман, я… я просто не поняла. И хотела защитить Элли.

– Я знаю, моя хорошая.

На этот раз Джессика действительно оделась очень быстро. Вещей у нее с собой было немного, так что выбор оказался прост. Белое льняное платье, простое, слегка приталенное, доходящее до щиколоток.

Медные локоны она заколола на макушке, оставив на свободе всего несколько крутых прядей. Губы чуть тронула розовой помадой… Подошла к зеркалу…

На нее смотрела красавица, луговая русалка, фея здешних холмов, загадочная и очаровательная… Не слишком ли?

Реакция Армана была ожидаема, но все равно приятна.

– Ты красавица, Джессика!

Она нервно передернула плечами, чувствуя, как поползли по позвоночнику юркие змейки.

– Это платье стоило два фунта в одной лавочке на Восемнадцатой авеню.

Вот что ты умеешь, Джессика Лидделл, так это небрежно и остроумно отвечать на комплименты!

Она с позором бежала в детскую, где осторожно завернула крепко спящую Элисон в одеяло. Арман склонился над ее плечом, его дыхание опаляло обнаженную шею девушки. Джессика пискнула:

– Ты понесешь сумку с вещами… там памперсы, салфетки… на всякий случай.

– Джессика?

– Да?

– Спасибо. Я знаю, что ты до смерти устала, и ценю твое согласие.

– Я большая девочка.

– В этом я не сомневаюсь, но тебе придется… может прийтись нелегко.

– Почему?

– Ты – претендент.

Она похолодела.

– Я не понимаю…

– Поймешь.

– Но я…

– Нам стоит показать людям, что нас связывают совсем другие отношения. Дружеские. Нежные.

Джессика подозрительно прищурилась.

– И как мы это сделаем?

– Ну, например, будем почаще улыбаться друг другу. Возьмемся за руки.

– Это плохая идея!

– Хорошая, хорошая. Ты же не хочешь, чтобы на тебя смотрели, как на врага?

– Но я…

– Вот и отлично. Это просто спектакль.

– Я не уверена…

– И не надо. Сегодняшний вечер не для тебя. Он для них. Это хорошие люди, и им хочется видеть сказку с хорошим концом.

– А если Элли все же придется уехать со мной?

– Вполне возможно. Но это случится не сегодня. Пока же я должен… Я – барон Рено.

– Я понимаю. У тебя есть перед ними обязанности.

– Я польщен, что ты это понимаешь. И удивлен. А еще – рад. Пошли.

С этими словами молодой барон подхватил сумку и быстро вышел из комнаты.

Очарование вечера улетучилось. Джессика закусила губу, чтобы не расплакаться. Арман Рено прав, тысячу раз прав, и это очень плохо. Элли должна вырасти на этой земле. Должна полюбить этих людей. Обрести настоящую семью. А не сиротскую замену семьи в виде тощей и психованной тети Джессики, глотающей таблетки и боящейся самолетов.

Она едва сдержала рыдание. Твоя судьба, Джессика Лидделл, будет ничтожна и ужасна. Ты сделаешь для этого ребенка все, а потом останешься одна. Совсем одна. Навсегда.

И с этим уже ничего не поделать.

В машине их уже ждала Матильда, а рядом с водительским местом притулилась тетушка Кло, сердитая и торжественная.

Джессика слегка замешкалась, неловко перехватывая Элли, и тут случилась удивительная вещь. Тетушка в мгновение ока вылезла из машины и спокойненько забрала Элисон из рук Джессики. Ловко и легко укачивая ее маленькими ручками, тетушка пробасила неожиданно громко:

– Садись, не то брякнешь дитя об машину. Да не бойся! Не уроню. В МОЕ время детей вообще носили специально дрессированные люди…

Джессика зачарованно вслушивалась в диковатые сентенции тетушки Кло, машинально расправляя платье и садясь в машину. Странно, но Элли, обычно очень чутко спавшая на чужих руках (о, бедная Мэгги Стар, однажды осмелившаяся погладить ее по головке поздней ночью! Она потом уверяла, что оглохла дня на три), в объятиях тетушки расслабилась и зачмокала губками, что свидетельствовало о ее полном и безмятежном спокойствии. Странно было и то, что сама Джессика не испытала ни малейшего беспокойства. Видимо, тетушка Кло действительно была здесь всегда… и всегда укачивала детей. Когда не колдовала.

Наконец машина тронулась. Уже через несколько минут стали видны пляшущие на холмах огни, а вскоре до ушей Джессики донеслись и звуки скрипок. Арман поймал ее испуганный взгляд в зеркале и подмигнул ей.

– Все в порядке?

– Не знаю. Нервничаю немного.

– Боишься их? Не бойся. Они тебя полюбят.

– Уверен?

– Почему нет? Ты красивая, добрая, хорошо ко мне относишься, мама рядом с нами, не говоря уж о тетушке Кло.

– Это важно?

Тетушка авторитетно подтвердила:

– Хо! Без моего одобрения тут даже мухи не дохнут.

– А ты одобряешь, тетечка?

– Балбес! Рули давай!

– Рулю, рулю, не сердись.

Матильда безмятежным голосом попыталась внести ясность.

– Нет, в самом деле, тетя Кло, я как-то не уловила, что ты имела в виду?

– Ты, моя девочка, уловить можешь только тлю на своих лютиках, а вот в МОЕ ВРЕМЯ дамы были поумнее!

Джессика зажмурилась. Ей казалось, что она въезжает в какую-то сказку, немного страшноватую и совершенно неизвестную. Тетушка Кло совершенно определенно была мудрой ведьмой, не то чтобы доброй, но уж точно не злой; Матильда до крайности напоминала рассеянную и добродушную Королеву, а уж с принцем все было ясно изначально.

Вот узнать бы еще, кем предстоит в этой сказке стать самой Джессике – принцессой или лягушкой?

Они вышли из машины прямо посреди широкого луга. Их окружали люди, молодые и старые, мужчины и женщины, дети и старики.

Современные джинсы соседствовали с войлочными шапочками, клетчатые рубахи – с вечерними платьями… Толпа сдержанно гудела, изо всех сил стараясь не шуметь. Джессика чувствовала, как по ней ползут любопытные взгляды. Не всегда добросердечные. Иногда настороженные. Редко – откровенно враждебные. Она почувствовала головокружение и желание зарыться лицом в одеяло Элли, вдохнуть ее милый воробьиный запах… В этот момент надежная сильная рука обвила ее талию, Арман уверенно и нежно поддержал Джессику, а тетушка Кло решительно взялась за наведение порядка.

– Ну чего гудите? Хотели праздновать, так и скачите, пейте да веселитесь, а пялиться на дитя нечего. Дитя спит. Мастер Арман, проводи-ка девочку в свою тарахтелку. Она что-то бледненькая.

Арман это и сделал, а Джессика едва не взвыла, потому что ей предстояло остаться с ним практически наедине в интимной тесноте машины. Элли не в счет. Для нее она – только помеха в возможном бою за девичью честь, а для Армана – лишний стимул добиться своего.

На лужайке с их уходом возобновились танцы, музыка, нестройные здравицы и энергичное звяканье кружек и стаканов. Арман заботливо усадил Джессику на заднее сиденье, обошел машину с другой стороны и сел рядом.

– Голова кружится? Закрой глаза и думай… о чем хочешь.

– Ни одна женщина в здравом уме не закроет глаза в твоем присутствии. У тебя эта… как ее… харизма!

Арман захохотал, но быстро спохватился и закрыл рот рукой. А потом произошло и вовсе неожиданное. Джессика спокойно и с большим облегчением склонила голову на плечо своего немыслимого барона и полностью расслабилась. Именно этого хотело ее тело, и вот теперь она чувствовала себя как никогда комфортно.

Из общего шума и гомона на лужайке взмыл высокий чистый голос. Звонкий, девичий, он выводил чарующий старинный напев, и Джессика, всегда довольно равнодушно воспринимавшая фольклорные игрища, поймала себя на том, что растроганно всхлипывает и не хочет, чтобы песня кончилась.

– Что это, Арман? Кто это пел? Это так чудесно…

– Песня, призывающая Бельтайн. Праздник расцвета и плодородия. Этой песне тысяча лет, а может, и больше. Кто же ее может петь, как не…

– Тетушка Кло!!! Смотри, это она!

– Не шуми, Элизу разбудишь. Конечно, тетушка.

– Что это ты делаешь, ваша честь!

– Обнимаю тебя. Становится прохладно.

– Я не замерзла.

– А сама-то! Так и висела на мне.

– Это для твоего спектакля. К тому же люди все приятные…

– Ты им тоже понравилась. Положи Элль на сиденье. Выйдем к ним на секунду.

И она купилась, как малолетняя дурочка, на эту приманку. Устроила Элли на необъятном сиденье и повернулась к Арману…

…Чтобы немедленно оказаться в его объятиях.

– Что… ты…

– Я же сказал – обнимаю.

И обнимал. По спине ползали знакомые змейки, низ живота сводило сладчайшей судорогой, грудь налилась и отяжелела от желания, а соски стали твердыми и болезненно-чуткими. Джессика Лидделл прильнула к груди Армана Рено, растворилась в его горячем дыхании, на мгновение с веселым ужасом отметив, как сильно он возбужден.

– Арман… отпусти… Это все голая техника…

– Нет… пока еще одетая…

– На нас смотрят…

– Ну и что? С их точки зрения все нормально.

– А с моей… нет…

Он не сводил с нее насмешливых, испытующих черных глаз, не размыкал стальное кольцо рук, прижимал ее к себе с прежней силой, а Джессика погибала от счастья.

– Я пить хочу…

Арман рассмеялся, отпустил ее и вылез из машины. Перепуганная собственными реакциями, Джессика последовала за ним, злясь на то, что этот человек может так легко превратить ее в желеобразное создание без костей и мозгов.

Ну его совсем. Надо найти Матильду.

Это удалось, хоть и не без труда. Достойная хозяйка нетипичного сада, похожего на рай, яростно спорила с пожилым, приземистым и кривоногим человеком, который даже в процессе спора не вынимал изо рта отвратно смердящей трубки.

– …А я тебе говорю, Анри, что весь твой табак – ерунда и сплошной мусор! Настой из капустных листьев и помидорной ботвы, вот, что тебе нужно! Блошка этого не переносит…

– Значит, это вообще не блошка, потому блошку такой хре… ерундой не взять. Ты, ваша светлость, справочники-то почитай, что я тебе давал! Перед войной написаны, не ваша нынешняя хре…

– Уж блошку-то я и без тебя распознаю, и без справочников! А вот лучше дал бы мне черенок той розочки, желтенькой такой… О, Джес! Какая радость! Какой праздник! Познакомься, это Анри Леруа, мельник, вообще-то у него уже нет никакой мельницы, зато лучшие розы – после моих.

– Что-о-о? Твое высочество, да у тебя ж против моих всего сортов десять!

– А вот этого не хочешь?!

С веселым ужасом Джессика смотрела на то, как знатная баронесса необыкновенно умело состроила кукиш кривоногому Анри, после чего перепалка было возобновилась, но тут какая-то рыжая девчушка подскочила и увела бывшего мельника плясать.

Матильда отдышалась и обняла Джессику за плечи.

– Я их обожаю. Здесь, в деревне, что ни человек, то легенда. Анри воевал в Сопротивлении. Участвовал в секретных операциях. А потом переехал сюда, на родину, и вот уже тридцать лет разводит цветы. Продает, конечно, но если у него просто попросить, отдаст, не задумываясь…

– Вы всех-всех знаете?

– Конечно, милая! Я ведь тоже здешняя уроженка. Рено всегда были богаты и знатны, а Дю Шателе – победнее, но упрямы. Мне было шестнадцать, когда я влюбилась в отца Армана, а он уже был помолвлен с матерью Амели… Я тогда поклялась, что выйду за него. Никто не слушал, только тетушка Кло. Собственно, она и помогла… А мать Амели вышла замуж за еще одного нашего соседа и прожила с ним душа в душу…

– Матильда…

– Что, милая?

– Как… они ко мне относятся?

– Хорошо.

– Это точно?

– Видишь ли, ты добра и красива, умна и тактична, неужели ты считаешь этих людей дураками, неспособными увидеть это и понять?

– Нет, но…

– Они все любят Армана, переживают за него, желают ему счастья. Ты им нравишься, это видно по глазам. А теперь извини, я обещала полечку местному аптекарю. У него подагра, так что это ненадолго. Выпей, это молодое вино нового урожая.

Матильда стремительно ринулась в людской водоворот, а Джессика осталась на месте. Вернувшийся Анри смахнул пот со лба и принялся усердно ухаживать за «молодой мазель», то и дело подливая ей в стакан душистое вино и сидр и без умолку рассказывая о том, что ПРАВИЛЬНО готовить сидр могут только в его доме, да еще старая Клотильда, да только она, старая ведьма, дай ей Бог здоровья, никому не рассказывает, корицу-то сыпать в сироп, либо прямо в чан…

Через четверть часа Арман пробился к Джессике и был встречен ее жизнерадостным смехом. Он с веселым изумлением уставился на румяную и веселую «тетю Жессику», которая сидела на краю стола и болтала ногами.

– Рыжая, а ты в курсе, что сидр – горячительный напиток?

– Нет! У меня прошла голова! Вот только стол качается.

– Боюсь, это не стол… Может, пора отвезти Элизу домой? Заодно и ты проветришься. Решено, идем прощаться.

– Со всеми?!

– Конечно!

Он снова обнял Джессику за талию и повел сквозь толпу, раскланиваясь и улыбаясь со всеми направо и налево. Девушка тоже кивала и улыбалась, но мысли ее были далеко. Вернее, никаких мыслей у нее не было.

Была только теплота, разлитая в груди, было ощущение безбрежного счастья, потому что ее обнимали эти руки, была неимоверная легкость в ногах, которые несли ее по мягкой траве в бархатную ночь…

Элли будет счастлива в этом прекрасном краю, среди этих замечательных людей.

А она… она этого уже не увидит. Она станет чужой для своей племянницы. В крайнем случае – надоедливой старой тетушкой, донимающей бесконечными вопросами о школе и планах на будущее.

И будут вежливые холодные поцелуи в щеку, но никогда, никогда в жизни златокудрое чудо не врежется в нее с разгона и не зароется чумазым лицом в белую блузку, и не будет больше того безбрежного счастья пополам со страшным горем, в которых она прожила эти четыре месяца.

Джессика застонала в голос, и Арман в тревоге посмотрел на нее.

– Что-то не так?

– Я… я…

– Детка, ты устала! Поезжайте с Арманом и малышкой, тебе надо выспаться. Господь да благословит тебя, девочка. Я жалею, что ты не моя дочь, но знаешь… как чудесно, что ты вошла в нашу жизнь! – Матильда звонко чмокнула Джессику в щеку и умчалась на очередную полечку, а Джессика продолжила ковыряться в собственной душевной ране.

Вошла в их жизни! Как вошла, так и вышла, так надо было сказать.

– Ты сильно устала?

– Это хорошая усталость. Знаешь, меня никогда в жизни столько не целовали и не обнимали, не говоря уж о комплиментах.

– Ну в детстве-то…

– Да нет… Мать… обожала Монику, а папа не слишком хорошо умел выражать свою любовь… Амели тоже здесь? Не знала.

– А как же. Праздники она не пропускает никогда. Ничего, присмотрит за мамой.

Джессика мрачно смотрела в окно, исподтишка бросая ревнивые взгляды на Амели, отплясывающую в отсветах пламени костра. Конечно, как же ей, в своем платье за два фунта, тягаться с легконогой богиней в тончайшем произведении искусства из натурального шелка?

Они отъехали не слишком далеко, как вдруг Арман резко остановил машину и вышел из нее. Удивленная Джессика высунулась в окно и окликнула его, но молодой человек не обернулся. Он сжал виски ладонями и тихонько застонал. Тогда напуганная Джессика выбралась из машины, в несколько шагов догнала его и прикоснулась к плечу.

В мгновение ока она оказалась лежащей на мягком мху, в густой траве, задохнулась от аромата вереска, выгнулась в руках Армана, словно лук в руках умелого лучника…

Он с рычанием приник к ее губам, и вся тяжесть его горячего, жадного тела прижала Джессику к земле.

– Я не могу, зеленоглазая моя! Ничего не могу с собой поделать. Когда я рядом с тобой, мне все время хочется любить тебя!

– Ты не можешь…

– Могу, еще как могу! Но только, когда ты будешь готова!

И новый поцелуй, бешеный, бесстыдный, раздирающий губы и душу.

– Оставь меня, Арман! Выпусти…

– Если бы я мог так легко это сделать!

– Я не позволю тебе…

– Джессика! Забудь ты все на свете! Раздели со мной удовольствие. Верни мне страсть. Люби меня!

– Я не…

– Просто люби, красивая! Просто не выпускай из плена…

Его руки были бесстыдными и нежными, губы мягкими и яростными, тело горячим и желанным… Джессика извивалась в его объятиях, уже не вполне твердо понимая, вырывается она, или старается прижаться к Арману потеснее…

– Пожалуйста, Арман… Не надо… против моей воли не надо…

Он застонал, а потом обжег бешеным, безумным и веселым взглядом.

– Я не причиню тебе боли. Только нежность. Ты узнаешь, что удовольствие бывает огромным, как небо.

– Арман…

И не стало ничего на свете. Исчезли звезды, луна, травы, цветы, люди, костры, песни, небо.

Исчезла Джессика Лидделл. Арман Рено исчез несомненно.

Осталось только чистое, незамутненное мыслями и сомнениями наслаждение, цунами страсти, тайфун любви, которым было, в сущности, наплевать, какое тысячелетие на дворе. Внутри того существа, которое когда-то было Джессикой, вспыхнул огонь, залил золотом вены, расплавил кости и жилы, высвободил нечто, так долго дремавшее под скучной оболочкой нетронутого тела и забушевал на губах того, кто совсем недавно назывался бароном Рено…

И два вихря, сплетясь в один, взмыли в темную глубину прошлого и будущего, разорвали завесу времени, и лица архангелов на небесах оказались так близко, что Джессика почти сразу узнала их.

Потому что у всех них было лицо Армана.

Она лежала, нагая, прекрасная, разметавшись по сырой траве, словно отблеск луны в темноте, словно слиток серебра, словно облачко, в которое превращаются на заре феи.

Арман сидел рядом, обхватив голову руками. Он был измучен, обессилен и лишен даже последнего своего прибежища – холодного душа.

Минуты – века? секунды? – назад он довел это безупречное создание до великолепного, полного и несомненного оргазма, он ласкал самую желанную женщину на свете, не имея возможности обладать ею по-настоящему. Теперь он расплачивался.

Все тело стонало, болело и вопило: «Возьми ее! Она же будет счастлива!».

Тихий голос Джессики вырвал Армана из тоскливой задумчивости.

– Это было волшебно. Прекрасно. Божественно. Арман… спасибо!

– Всегда пожалуйста…

В его голосе прозвучала такая тоска, что она вздрогнула, метнулась к нему и припала к плечу.

– Арман, я могла бы… правда, я не умею, но… я могла бы…

– Нет!

– Арман…

– Нет, я сказал! Поехали спать. Одевайся.

16

Она проснулась посреди ночи, потому что на нее кто-то смотрел. Быть этого не могло, умом Джессика это понимала, но кто-то невидимый все-таки пялился на нее из темноты.

Она дрожащей рукой нащупала выключатель ночника, зажгла…

…И чуть не завопила от неожиданности.

В кресле перед ее кроватью сидел Арман Жермен Мари дю Шателе, барон Рено, в строгом костюме, при галстуке, сжимая в руках розу.

Первой мыслью Джессики было: «Он сошел с ума!»

Второй – «Сейчас он меня изнасилует».

Третьей – «Скорее бы уже!».

Арман молча пересел на край постели и властно провел по ее полуобнаженной груди рукой. Джессика замерла.

– Я принял холодный душ, посчитал овец, походил по комнате и понял, чего хочу на самом деле.

– Д-да…

– Замолкни, девушка, как говорит тетушка. Во-первых, скажи мне, достаточно ли ты меня узнала, чтобы понять: я не причиню тебе боли?

– Я… уф!.. Ап-вз-з…

– Спасибо, я так и думал. Дальше. Ты убедилась, что я мог бы взять тебя в любой момент, а ты бы только просила о добавке, но я этого не сделал, не получив твоего согласия?

– Арман…

– Спасибо, достаточно. Третье. Тебе жаль, что Элли останется здесь, а ты уедешь?

Джессика не ответила, но глаза ее наполнились слезами.

– Понятно. Кстати, и она будет тосковать.

– Зачем ты рвешь мне сердце, низкий ты человек…

– Помолчи. Так вот. Короче, ты можешь остаться.

– Остаться?

– Жить здесь. С Элли… и со мной.

– Как твоя любовница?! Да я никогда в жизни не соглашусь…

– Нет, не как любовница.

– Тогда… как няня Элли?

– Няня у нас, как известно, одна, для всех времен и народов. Я не могу рисковать твоей жизнью. В лучшие годы для тетушки превратить соперницу в лягушку было делом одной минуты, сейчас управится за пять, но результат тот же.

– Перестань балагурить! Я не понимаю…

Арман Жермен Мари дю Шателе, барон Рено поднялся во весь рост. Отряхнул костюм. Затянул узел галстука. Выпрямился. Набрал воздуха в грудь. С шумом его выпустил. Опустился на одно колено. Произнес спокойно и тихо:

– Я хочу, чтобы ты осталась здесь в качестве моей жены.

Луна затопила серебром комнату, сквозняк шевельнул занавеску, примолкший было соловей выдал оглушительную руладу.

Тетушка Кло на кухне с удовлетворением глянула в сияющий медный таз, погрозила отражению пальцем, подмигнула ему и изрекла:

– В Бельтайн все цветет, все растет. Хороший праздник. После него самые красивые деточки родятся. Спокойной ночи, Клотильда!

Именно так и должна выглядеть клиническая картина белой горячки! Сидр – отличный горячительный напиток, она, Джессика Лидделл, им злоупотребила, вот теперь настала расплата.

Арман Рено в парадном костюме и с дурацким измочаленным цветком в руке не может быть настоящим, как не может быть настоящим и его немыслимое, нереальное, невообразимое предложение!

У Джессики слегка кружилась голова, но сквозь нереальность происходящего пробивалась вполне настоящая боль.

– Я никогда в жизни не выйду замуж иначе, чем по любви. Поэтому мой ответ – нет! Не надо таких жертв, барон. Я уже приняла решение. Элисон… Элиза останется здесь. Дома. Я помогу тебе завоевать ее сердечко, помогу всем, чем смогу. Думаю, в наших общих интересах, чтобы это произошло побыстрее, и я могла бы уехать. После недавних… событий мне довольно некомфортно… пребывание в твоем доме.

– Давай станем любовниками, если брак так пугает тебя.

– Идиот! Я просто хочу жить своей собственной жизнью. Не в качестве няни. Не в качестве девочки по вызову. Не в качестве ведьмы на помеле. Ты прекрасно знаешь, что я люблю Элли больше жизни и мечтаю остаться с ней, но не ценой собственного унижения. Ты говорил, честь… Говорю честно: для меня честь тоже не пустое слово. И потом, я хочу самого обычного женского счастья. Муж, дети, маленький домик…

– Джессика, я…

– Не слушаю тебя! Не слушаю! У меня есть права. У меня есть желания. Чувства, наконец! И я сделаю все, что в моих силах, лишь бы освободиться от твоего давления и попыток управлять мною. Убирайся из моей комнаты, барон. Я устала и хочу спать.

Арман встал и молча вышел из комнаты, а Джессика осталась сидеть на постели, окаменевшая, застывшая в горе, жалкая, дрожащая…

Мужчина ее мечты сделал ей предложение, а она отказала.

Неожиданно перед мысленным взором встала яркая картинка. Арман Рено женится на Джессике Лидделл.

Черные глаза горят любовью, широкие плечи горделиво расправлены, он шепчет слова любви ослепительно белой Джессике, и ее изумрудные очи сияют в ответ.

Она слишком любит Армана, чтобы согласиться на его предложение. Она не сделает его несчастным. Скорее, она умрет.

Это, кстати, не за горами. Если она не поспит хотя бы одну ночь, как человек.

Он ее просто не узнал с утра. В немыслимых зеленых глазах сквозило что-то стальное и непреклонное, голос звучал насмешливо и твердо, а предложила она практически то же, что и он сам.

План был авантюрен, но имел шансы на успех.

Элли с недоверчивым изумлением наблюдала, как возлюбленная «тетя Жессика» хохочет в обнимку с подозрительным дядькой ДядяАрманом, гуляет с ним за ручку и постоянно болтает.

Элли вся эта история не очень нравилась, но постепенно она привыкала и уже не прятала личико на груди Джессики в присутствии Армана, довольно мирно позволяя ему посидеть рядом за завтраком, а однажды, разошедшись, даже играла с ним в песочнице. Джессика при этом присутствовала, сидела неподалеку.

Заключительная часть плана предусматривала наличие интервента-конкурента и была самой рискованной.

Интервентом должен был стать маленький ребенок одного возраста с Элли. Арману предстояло начать играть с ним, чтобы вызвать у Элли ревность.

Интервента-конкурента обеспечила им тетушка Кло. Она сначала внимательно выслушала сбивчивые объяснения Джессики, затем кивнула и исчезла. Обратно она явилась через два часа, неся под мышкой очень чумазого и бодрого ребенка лет четырех, в котором изумленный Арман опознал возлюбленного правнука Анри Леруа, Мориса.

– Тетечка! Как же Анри позволил… И Мари тоже…

– А кто это их спрашивал? Я его взяла на время, вот и все. Пойду обратно – занесу. У меня все равно дело к Мари.

Самое интересное, сообщил ошарашенный Арман Джессике страшным шепотом, что это вполне может оказаться правдой. Тетушка Кло на правах старожила Руайя считала всех детей в некотором роде своими собственными.

Интервент Морис оказался прекрасным кандидатом. Он ползал в песочнице, ворковал без умолку, заливисто смеялся и никак не мог выбрать, какую игрушку разломать первой. Армана и Джессику он полюбил мгновенно и навсегда, поэтому очень скоро взволнованная и озадаченная Элисон с некоторой тревогой наблюдала, как Морис в полном восторге скачет верхом на «дяде Армане», а дядя Арман весело смеется и ржет, как настоящий конь.

Джессика наблюдала за сценой исподтишка, готовая прийти на помощь в любой миг.

И вот этот миг настал. Элли нахмурилась. Задрожала нижняя губа… Джессика взяла низкий старт… а потом Элисон Лидделл Рено топнула заметно потолстевшей ножкой и сказала на чисто французском языке с интонациями истинной принцессы:

– Дядя Арман, пожалуйста, отбери у этого толстого дурака мою куклу!

Арман медленно и осторожно сгрузил в песочницу Мориса, чего тот даже и не заметил, после чего повернулся к девочке. Очень медленно, словно боясь небрежным жестом или словом вдребезги расколотить хрупкое счастье…

А потом Джессика Лидделл больше не скрывала слез. Как, впрочем, и все присутствующие, которых в окрестных кустах оказалось немыслимо много. Удачно замаскировавшаяся под пугало Матильда Рено, смеющаяся и плачущая одновременно душечка Амели, тетушка Кло с огромным клетчатым носовым платком, садовник Жак, сморкающийся в рукав…

Морис замер, вытаращив глаза и с некоторым ужасом глядя на это всеобщее рыдание. А потом решил, что грех бросать такую прекрасную компанию, и оглушительно заревел. Арман, смеясь и плача одновременно, сгреб свободной рукой самозабвенно ревущего Мориса, и Джессика подумала, что никогда не увидеть ей картины прекраснее: Арман Рено и дети у него в охапке.

А еще она поняла в этот миг, КАКУЮ боль чувствовал все это время Арман.

После праздничного ужина Арман настоял на беседе. Джессика уворачивалась как могла, но в конце концов с неохотой согласилась.

– Джессика… Я никогда не забуду, что ты для меня сделала.

– Не стоит. И знаешь… я очень рада за тебя.

– Послушай…

– Не могу. Глаза закрываются. Сегодня был слишком насыщенный день. Ужин был великолепен, спокойной ночи.

Он машинально встал и отодвинул ее стул, помогая выйти из-за стола. В глаза не смотрел.

Сейчас надо только добраться до комнаты. Она запрет дверь и наревется всласть. Потом умоется, сбросит одежду прямо на пол и с опухшим лицом уляжется спать. Плевать, что завтра глаза вообще не откроются. Кому интересно лицо Джессики Лидделл, если сама Джессика Лидделл никому не нужна?

В комнате она заперлась, одежду побросала кое-как, умываться не стала, а вот с рыданиями не получилось. Вместо этого она стояла посреди комнаты столбом и пялилась пустым взглядом в пространство.

Из ступора ее вывел легкий стук в дверь.

– Да?

Ну конечно, этого надо было ожидать! Она так ХОТЕЛА запереться, что ЗАБЫЛА это сделать.

В следующий момент она оказалась в кольце рук, горячих и могучих, а к ее полуоткрытым губам прильнул жадный рот мужчины, которого она обожала. Джессика задрожала, не в силах противостоять этому натиску, однако где-то в груди колыхнулась горькая волна гнева и боли, сделала ее сильнее, жестче, спокойнее.

– Убирайся отсюда, Арман Рено!

– Ты не понимаешь…

– Я ВСЕ ПОНИМАЮ!!! У тебя сегодня счастливый день, вы с Элли наконец-то вместе, я за вас рада… но отмечать этот день в моей постели мы не будем! Отстань от меня раз и навсегда! Убирайся! Найди кого-нибудь посговорчивее. Амели уговори.

– Да не любит она мужчин!

– Что-о-о?

– Ой, господи, пусть отсохнет мой язык… Ну да, да, Амели и Ивонна не по этой части. Они живут… понимаешь?

– Но…

– Извини меня, Джессика. Этого больше не повторится. Я не потревожу тебя.

С этими словами барон Арман Рено вышел из ее комнаты, и Джессика мрачно и саркастически подумала, что еще ни одну девственницу не бросали столько раз подряд. Да еще один и тот же мужчина.

В конце концов она нашла единственно правильный выход. Она уедет потихоньку, не прощаясь. Так будет лучше. Элли может испугаться ее слез, а слезы будут, обязательно будут.

Джессика собирается уезжать.

17

Как ни странно, на прощание он все-таки зашел. Бледный, небритый и какой-то всклокоченный.

– Джессика, только не плачь. Я буду о ней заботиться. Очень заботиться. И посылать тебе фотографии. Потом, можно же снимать на видео… Мама добавит пару слов… кассеты на две… Джессика?

– А?

– Только пообещай не приезжать неожиданно.

Она отшатнулась, не веря своим ушам.

– Что ты сказал? Почему?

– Ты знаешь почему. Потому что я не хочу встречаться с тобой. Потому что не смогу больше видеть тебя – и не иметь возможности обнять. Поцеловать. Прижать к груди. Потому что… Потому что я люблю тебя, жизнь моя, душа моя, зеленоглазая моя ведьма, я люблю тебя и желаю всем сердцем…

– ЧТО. ТЫ. СКАЗАЛ?

– Я хотел тебя с первой нашей встречи, там, в Чикаго. Я влюбился в тебя без памяти. А дальше… дальше просто обманывал себя. Говорил себе, что это ради Элли… Конечно, ради нее тоже, но… Я люблю тебя, Джессика Лидделл. Я не могу без тебя жить.

– И… поэтому ты попросил моей руки?

– Ты сказала, что выйдешь замуж только по любви. Что ж, единственное, что нельзя купить за деньги или взять силой, – это любовь. Ведь так?

Джессика Лидделл посмотрела на Армана Рено очень странным взглядом.

– Так. Все так. А теперь пойдем.

– Ку… куда?

– Ты что, струсил? В сад. Я хочу понюхать Матильдины каттлеи на прощанье.

– Они же еще не…

– Понюхаю туберозы. Там темно, а я боюсь сломать ногу.

– Но Элли…

– Потом. Сначала – туберозы.

Приятно видеть перед собой полностью обалдевшего норманнского барона!

В саду Джессика сама завела Армана в грот из розовых кустов, остановилась и молча стала раздеваться. Арман издал глухой рык и схватил ее за руки.

– Нет! Хватит издеваться!

Она отшвырнула его руки и нахально посмотрела прямо в глаза смятенному феодалу.

– Вот что. У меня к тебе два дела. Или так, одно дело, одно сообщение. Это обязательно.

– А зачем ты…

– В этом-то и состоит дело. Я уезжаю, так?

– Т-так…

– И мы оба знаем, что я не вернусь.

– А-а-вз-уфхч…

– Так вот, я привыкла платить свои долги сполна. Я проиграла тебе пари.

– Джессика!

– Подожди, барон! Я проиграла и заплачу. Потому что здесь мы переходим ко второму делу, или, вернее, сообщению. Оно короткое, не бойся. Я люблю тебя, Арман. Я не могу без тебя жить. Попроси меня еще раз выйти за тебя, а?

– Джес… выхо… замуж… женой моею… пожалуйста!

– Выйду! Немедленно! И на всю жизнь!

Всего месяц спустя абсолютно все население Руайя и обитатели непосредственно Шато Руайя, во главе с замершим от счастья и несколько обалдевшим Арманом Жерменом Мари дю Шателе, бароном Рено, собравшиеся вокруг старинной церкви Мари-Сюр-Ле Винь, в восхищенном молчании наблюдали за удивительным природным явлением. Со стороны старинного шато к церкви приближалось облако из разных цветов абсолютно белого цвета.

Левкои и лилии, розы и жасмин, померанец и душистый табак – все это благоухало и роняло лепестки на землю и окружающих, а посреди этого облака алело смущенное и прекрасное личико невесты. У нее были изумрудные глаза и медные, сверкающие на солнце волосы.

Невесту вел за руку улыбающийся ангел. У ангела были золотые кудряшки и черные огненные глаза. И ангел во все горло распевал старинную французскую песенку, в которой были, конечно, и некоторые не вполне понятные ангелу слова, но что из того? Тетушка Кло обещала объяснить их попозже.

Солнце ласкало отяжелевшие виноградные гроздья, синее небо было бездонным и чистым, и где-то высоко, почти невидимый, чертил серебристую линию в этом синем небе крошечный самолет…

Потом вся процессия вошла в церковь, и под древними сводами разнеслись слова простые и мудрые, вечные и юные, слова, сотни лет связывавшие мужчин и женщин нерушимыми и священными узами:

Я беру тебя и клянусь любить тебя в радости и в горе.

В болезни и здравии.

В нищете и богатстве.

В славе и бесчестии.

Во веки вечные и покуда смерть не разлучит нас.

А потом была Ночь. Самая длинная ночь в их жизни. И за ней наступило сияющее утро…

Оглавление

Пролог

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

Реклама на сайте