«Однажды ты полюбишь»

Кейт Доули Однажды ты полюбишь

1

– Боб! Как же я рада тебя видеть!

Энн счастливо улыбнулась и обвила руками шею человека, с которым собиралась связать свою жизнь.

– Как прошла поездка? Как Кэтрин? Почему ты не приехал ко мне, как только вернулся? – зачастила она, как только поцеловала Боба.

– Не все сразу, Энн, – попросил он и вымученно улыбнулся.

– Если хочешь, мы сейчас же уйдем с этой вечеринки, – тихо предложила Энн. – Я здесь уже три часа и должна тебе честно признаться: более скучной помолвки я еще не видела!

– Хочешь сказать, делать здесь нечего? – усмехнулся Боб и как-то странно от нее отодвинулся, будто изо всех сил старался не прикасаться.

– Ну разве что учиться, как не нужно организовывать помолвку. – Энн пожала плечами. – Когда ты вернулся?

– Только что. – Боб отвел глаза. – Успел только забежать домой, чтобы принять душ и переодеться. Не видела Стивенсона-младшего? Очень бы хотел с ним поговорить.

Энн надула губки. Боб только что вернулся, и, вместо того чтобы бросить все и уехать с ней отсюда, он ищет какого-то Стивенсона! Было от чего обидеться.

– Нет, я его не видела! – подрагивающим голосом ответила она, хотя пять минут назад разговаривала с отпрыском одной из самых богатых фамилий Лондона.

– Очень жаль, – пробормотал Боб.

– Нормально прошли твои лекции? – спросила Энн, решив сменить тему. Может быть, хотя бы разговор о работе Боб поддержит?

– Ты же знаешь, Оксфорд все время один и тот же. – Боб равнодушно пожал плечами. – Мне кажется, что даже цветы на клумбах растут те же, что и в мое время.

– Слышу разочарование в твоем голосе. – Энн надеялась хоть как-то расшевелить Боба, но он оставался совершенно серьезным.

– Скорее усталость. Ты же знаешь, я уже почти десять лет езжу туда читать лекции, а до этого пять лет посещал занятия. С ума сойти можно! Нужно было соглашаться на лекции в Кембридже, правда, на меня многие обиделись бы. – Боб тяжело вздохнул.

– А вот я всегда мечтала окунуться в атмосферу Оксфорда. Столько веков, столько судеб… – мечтательно произнесла Энн.

– Кембридж с тринадцатого века является крупным университетским центром, так что там тоже прошло немало веков и судеб, – менторским тоном, словно он стоял за кафедрой перед скамьями, заполненными студентами, заметил Боб.

– Я ведь просто хотела поддержать тебя, – обиженно проворчала Энн.

Боб потер глаза пальцами, будто хотел вдавить глазные яблоки в глазницы. Энн всегда становилось жутко, когда он так делал.

– Прости, – тихо сказал Боб, открыв наконец глаза. – Я, наверное, слишком устал и теперь незаслуженно тебя обижаю.

Интересно, значит, заслуженно меня можно обижать! – возмущенно подумала Энн, но говорить это вслух не стала. Она и так чувствовала, что они с Бобом на грани ссоры.

Энн бросила быстрый, цепкий взгляд на своего бойфренда, который все никак не становился женихом, и тихонько вздохнула. В том, что они поженятся, не сомневался никто. Просто Боб и Энн были слишком заняты своей карьерой, чтобы устраивать свадьбу. Может быть, через пару лет…

Вот только чем дольше они встречались, тем меньше Энн верилось в то, что свадьба все же состоится. Но она честно признавалась себе, что и без кольца на пальце отлично проживет. Единственное, что требовала Энн от Боба, чтобы он хотя бы раз в неделю, в уик-энд, оставался ночевать у нее. Энн прекрасно понимала, что ритм их жизни не позволит создать нормальную семью: Энн постоянно пропадала в «Калвин индастриалз», Боб убегал на работу к семи утра, а возвращаясь, садился за очередную книгу об экономике массовых коммуникаций. К тридцати пяти годам Боб успел стать признанным авторитетом в этой области и уже лет десять ездил в Оксфорд читать курс будущим менеджерам печатных изданий, радио– и телеканалов.

Но и Энн не оставалась в тени своего бой-френда. Не имея ни образования, ни связей, она сумела стать ведущим менеджером «Калвин индастриалз». Лишь благодаря своему упорству, старательности и незаурядному уму она пробралась по всей цепочке менеджеров на самый верх. Вот только теперь Энн не знала, куда же стремиться дальше. Да, она добилась многого, но не собиралась останавливаться. А для того, чтобы двигаться выше, ей не хватало диплома какого-нибудь престижного колледжа. Но Энн часто успокаивала себя тем, что как только младшая сестра Кэтрин отучится, она сможет взяться за свое образование. И уж после этого перед ней откроются головокружительные высоты.

Родители Энн и Кэтрин Ланкастер погибли, когда старшей дочери было восемнадцать, а младшей только что исполнилось тринадцать. Энн всегда покровительственно относилась к сестре, а теперь ей и вовсе пришлось взять на себя роль родителей: Энн официально стала опекуном Кэтрин.

Если бы в тот злополучный день родители остались живы, Энн смогла бы на полученную стипендию окончить колледж и ей не пришлось бы кровью и потом пробивать себе путь наверх, но нужно было растить и учить сестру. И в восемнадцать лет Энн пришлось проститься с мечтами о колледже и заняться поисками работы. Родители оставили дочерям довольно приличное наследство, но Энн предпочла забыть об этих деньгах до тех пор, пока Кэтрин не придет время поступать в колледж. Пять лет, пока сестра не окончила школу, Энн содержала их обеих. Днем она трудилась в офисе, сначала помощником, а потом и менеджером, а вечером подрабатывала официанткой. Кэтрин не была избалованной и себялюбивой девчонкой, она видела, как тяжело приходится сестре, и не раз хотела устроиться на работу, но Энн категорически запрещала, надеясь реализовать в сестре собственные мечты о колледже.

Вот только Кэтрин, очень похожая на сестру внешне, не унаследовала ее способностей. Как только она окончила школу, Энн пришлось отправляться в банк, чтобы сделать первый взнос в оксфордский колледж журналистики. Кэтрин всерьез собралась стать журналистом. Энн лишь пожала плечами, решив, что это не такой уж и плохой выбор: у сестры был дар слова, природное любопытство и обаяние – вполне достаточно, на взгляд Энн, чтобы сделать карьеру в журналистике.

Теперь, когда сестра почти окончила обучение, Энн спокойно занималась своей жизнью. С Бобом они встречались уже четыре года. Их роман не подошел бы для пьесы или фильма. Все было спокойно и размеренно. Боб даже в любви умудрился признаться так, что у Энн сложилось впечатление, будто он делает очередной доклад. Но ей в то время хотелось спокойствия и стабильности, того, чего не было в ее жизни, и все это олицетворял Боб.

Энн была уверена, что отвечает на его чувства, искренне хотела выйти замуж за него и родить детей. Только не сейчас, а через пару лет. А пока им нужно заниматься карьерой. Энн отдавала себе отчет в том, что с рождением ребенка делать карьеру будет гораздо труднее. А становиться «матерью на час» ей вовсе не хотелось.

Боб тоже был увлечен своим исследованием и писал сейчас книгу, которая, как он уверял, изменит весь мир менеджмента журналистики.

В общем, о свадьбе думать было некогда.

– А чем ты занималась, пока я торчал в Оксфорде? – спросил Боб, беря Энн под руку.

– Работала. – Энн улыбнулась.

– Хочешь сказать, я задал дурацкий вопрос? – Боб улыбнулся ей в ответ, но тут же отвел глаза.

– Мне приятно знать, что я тебе интересна. Кстати, вот и твой Стивенсон.

От слов Боба ей стало легче. Энн уже упрекала себя в плохом отношении к Бобу и готова была просить у него прощения.

– Да бог с ним, со Стивенсоном! – Боб махнул рукой. – Я бы хотел поговорить с тобой.

– А мы что сейчас делаем? – спросила Энн. – Ах боже мой! Я же обещала счастливой паре, что, как только ты появишься, сразу же подойдешь к ним! Если Мэри узнает, что мы уже пятнадцать минут стоим тут и до сих пор не расцеловались с ней и ее счастливым избранником, она обидится.

– Думаешь, нужно идти? – устало прикрыв глаза и скорчив гримасу, спросил Боб.

– Обязательно, – твердо сказала Энн. – Давай, Бобби, все же мы гости и должны следовать некоторым нехитрым правилам.

– Кстати, тебе привет от Кэтрин, – наконец сказал он то, чего Энн давно ждала.

– Ну и как она? – как можно более равнодушно спросила Энн.

– Кэтрин просто бесподобна! – восторженно ответил Боб. – Удивляюсь, почему она так и не получила стипендию? В группе не было лучшей студентки. Мне кажется, Кэтрин сможет сделать карьеру.

Энн было приятно слышать похвальный отзыв о сестре, но восхищенные интонации в голосе Боба слегка коробили ее. Почему о ней он так никогда не говорил?

Какие глупости приходят в голову! – сердито подумала Энн, пробираясь через толпу гостей. Кэтрин моя сестра, я должна быть рада тому, что Боб признал ее лучшей. Если уж он считает, что у сестренки есть будущее в журналистике, это может значить только одно: Кэтрин достигнет вершины. Боб всегда предельно строг со своими студентами. Интересно, чем же так его заинтересовала Кэтрин?

Энн и Боб исчезли с вечеринки, как только это позволили правила приличия. Энн была за рулем, Боб сказал, что слишком устал, чтобы вести машину и не подвергать риску пассажира.

– К кому едем? – спросила Энн.

– Если тебе несложно, отвези сначала меня, а потом уже поедешь домой. Я просто засыпаю на ходу. – В подтверждение своих слов Боб широко зевнул. – Прости, – извинился он, – я так старательно сдерживался на этой вечеринке, что сил вести себя прилично уже не осталось.

– Я понимаю. – Энн завела мотор и тронулась.

Она-то рассчитывала, что Боб поедет сейчас к ней или пригласит ее к себе. Его не было почти месяц, и, несмотря на насыщенный рабочий график, Энн за это время ужасно соскучилась. Но раз Боб так сильно устал, не имеет никакого смысла ночевать сегодня вместе. Все равно завтра суббота, можно будет приготовить ужин, красиво накрыть стол и зажечь свечи. Бутылка шардоннэ и мерцание свечей – что еще нужно для обольщения?

– Какие у тебя планы на завтра? – спросил Энн, тормозя у светофора на красный свет.

– Отсыпаюсь! – радостно отозвался Боб. – Может быть, немного поработаю. А ты?

– Хотела устроить домашний ужин. Но раз ты так устал… У меня дома лежит один очень подозрительный контракт, нужно внимательно его перечитать.

– Вот и отлично, – уже бодрее произнес Боб. – Я рад, что тебе есть чем заняться. Если честно, я устал настолько, что могу думать только о сне.

Энн вымученно улыбнулась и сосредоточилась на дороге: несмотря на поздний час, движение было оживленным, как и всегда в Лондоне. Больше они ни о чем не разговаривали, и Энн даже показалось, что Боб задремал.

Она остановилась у знакомого дома на Кенсингтон-стрит и осторожно положила руку на плечо Боба. От этого нежного прикосновения он вздрогнул, словно к пальцам Энн были подведены оголенные провода.

– Мы приехали, – ласково сказала Энн, удивляясь такой странной реакции.

– Прости, я задремал.

– Тебе и правда стоит сейчас лечь спать, – обеспокоенно сказала она. Боб выглядел изможденным: даже всегда ухоженные усы торчали во все стороны. – Нельзя работать так, словно сегодня последний день.

– И это ты мне рассказываешь? – Боб улыбнулся.

Он чмокнул Энн в щеку и быстро вышел из машины, словно опасался, что Энн набросится на него прямо здесь. Она лишь нервно дернула плечами: Боб слишком много работает и из-за этого стал удивительно нервным.

– Я тебе позвоню в воскресенье, – пообещал он.

– Пока, – пробормотала Энн и помахала ему рукой.

Она отъехала от дома Боба и бросила последний взгляд на окна его квартиры: в них уже зажегся свет. Энн улыбнулась и покатила домой. Она ужасно удивилась бы, если бы узнала, что у Боба свет горел до самого утра.

Лифт как всегда не работал, и Энн пришлось подниматься на пятый этаж пешком. Она давно могла бы перебраться в более престижный район, где в холле дежурит швейцар, а лифт работает всегда, но Энн ужасно не любила перемены и потому предпочитала оставаться в своей малюсенькой двухкомнатной квартирке. Да и стоила эта квартирка гораздо дешевле «приличных апартаментов».

Энн зарабатывала вполне достаточно, чтобы позволить себе чуть больше необходимого для жизни минимума. Но за годы жизни без родителей привычка экономить на всем, на чем только можно и нельзя, так плотно въелась в ее плоть и кровь, что Энн до сих пор предпочитала проходить целый квартал пешком, лишь бы не переплачивать за стоянку лишние двадцать фунтов.

Но, несмотря на экономию, ставшую частью жизни, на одежду и косметику Энн всегда тратила довольно много. Вовсе не потому, что ей это нравилось, – как консервативный по сути своей человек, она предпочла бы носить один и тот же свитер, пока тот не придет в полную негодность, чем привыкать к новому, – но Энн отлично понимала, что ее будут оценивать «по одежке» и лишь потом восхищаться ее проницательным умом. Менеджер солидной фирмы должен выглядеть солидно, ведь по ее внешнему виду судят обо всем предприятии. Так что Энн старалась покупать вещи только лучших производителей, правда, на распродажах. И когда в прошлом году ее отправили в командировку в Нью-Йорк в самый сезон распродаж, счастью Энн не было предела.

Энн устало вздохнула и бросила ключи на малюсенький столик у двери. Она скинула туфли на высоком каблуке и с удовольствием сняла чулки. Босяком Энн прошла в ванную и включила воду. Плитки кафеля приятно холодили стопы, уставшие за целый день на высоченных каблуках.

Она была небольшого роста, не просто низенькая, а миниатюрная, и, чтобы людям при общении с ней не приходилось наклоняться, Энн постоянно ходила на пятнадцатисантиметровой шпильке. Конечно, у нее ужасно болели стопы и икры, но Энн спокойно относилась к этой жертве: соляная ванночка, и все будет в порядке.

Она запустила тонкие пальцы в короткие, отливающие благородной старинной бронзой волосы и помассировала голову. Короткая стрижка была еще одной жертвой работе: у Энн просто не хватало времени для того, чтобы ухаживать за длинной косой, спускавшейся почти до ягодиц. И она, ни секунды не раздумывая, отправилась в парикмахерскую и сделала на голове боб. А на следующий день встретила своего Боба. С тех пор Энн ни разу даже и не думала о том, чтобы отрастить волосы вновь.

Конечно, временами она сожалела о потерянном сокровище, особенно когда расчесывала великолепные волосы сестры, но это была всего лишь еще одна жертва на пути к успеху, такая же, как и постоянная боль в икрах и стопах. Не самая страшная жертва, нужно признаться.

Энн забралась в ванну и блаженно вздохнула. Горячая вода приятно расслабляла мышцы. Энн почувствовала, что очень устала сегодня и совсем не прочь завалиться в постель прямо сейчас.

Даже хорошо, что Боб не поехал ко мне, подумала она, вытираясь огромным махровым полотенцем. Хороши бы мы были сегодня в постели! Может быть, Кэтрин права и мне следует меньше работать?

Энн тяжело вздохнула, понимая, что все это только слова. Она уже никогда не сможет работать меньше, и уж тем более не работать вовсе. Наверное, ей следовало бы показаться врачу. Что-то это уже слишком похоже на трудоголизм.

Намазав лицо кремом, Энн залезла под одеяло. Уже засыпая, она вспомнила, что не прослушала автоответчик.

Ну и что, подумала Энн, переворачиваясь на другой бок. Даже если там есть что-то по-настоящему важное, в два часа ночи ни один вопрос я уже решить не смогу!

Но тут же, тяжело вздохнув, села на постели: она знала, что не уснет теперь. Энн никогда не могла спать, если знала, что сделала не все, что планировала.

Я все же ненормальная! – обреченно подумала она, включая автоответчик.

Одно сообщение было от Клер – давней подруги Энн, которая в пятый раз напоминала, что Энн обещала позвонить. Еще одно сообщение оставили из магазина нижнего белья, предлагая постоянной клиентке посмотреть их новую коллекцию и обещая какие-то умопомрачительные скидки. Энн уже решила, что зря вставала: перед Клер, конечно, неудобно, но не будет же она звонить во втором часу ночи, а в магазин она заглянет, как только там будет распродажа, – но после третьего сообщения Энн поняла, что больше вообще не уснет.

– Мисс Ланкастер, вас беспокоит адвокатская контора Бернер и сыновья. Я Адам Бернер. Я являюсь представителем мистера Кристофера Ланкастера, вашего троюродного дядюшки. Мне очень не хотелось бы сообщать вам скорбную весть, но ваш дядя скончался. Примите мои соболезнования. Вас, мисс Ланкастер, и вашу сестру, мисс Кэтрин Ланкастер, он включил в свое завещание. Так как мисс Кэтрин Ланкастер еще не совершеннолетняя и не замужем, согласно завещанию мистера Ланкастера распоряжаться ее долей будете вы. Прошу вас связаться с нами в самые короткие сроки, чтобы вступить в права наследования. Я буду ждать вашего звонка в любое время дня, в том числе и в субботу. Еще раз примите мои соболезнования: терять родных всегда тяжело…

Энн, не веря происходящему, еще раз прослушала сообщение.

Какой дядюшка? – ошеломленно думала она. Родители ничего не говорили ни о каком дядюшке! Судя по тому, что он Ланкастер, это папин родственник, но почему же я ничего не знаю? И почему этот дядюшка не объявился, когда родители погибли? Вот тогда бы нам с Кэтрин пригодилась его помощь… Что-то мне все это не нравится. Скорее всего, это какая-то ошибка. Может быть, однофамилец?

Энн бросила взгляд на часы, раздумывая, насколько допустимо звонить адвокату Бернеру в это время. Но все же сдержалась, решив, что сможет подождать до утра.

Она забралась обратно под одеяло.

Интересно, что же нам оставил неожиданный родственник? – на удивление быстро засыпая, гадала она.

2

Энн в нерешительности стояла перед дверью с начищенной до блеска медной табличкой «Адам Бернер, адвокат». Это неожиданно свалившееся наследство сулило перемены в жизни Энн, а перемен она боялась как огня. В ее жизни первые серьезные изменения произошли, когда погибли родители, так что Энн имела основания опасаться всего нового.

Скорее всего, это какая-то ошибка, думала Энн. Сейчас мистер Бернер это поймет и извинится за то, что потревожил меня. Я скажу: «Ничего страшного», – мило улыбнусь, и мы простимся навсегда.

Она толкнула дверь и вошла в кабинет.

– Мисс Энн Ланкастер? – вежливо поинтересовался сухонький старичок в превосходном костюме.

– Да.

– Я – Адам Бернер. Я не только поверенный вашего дядюшки, но и его душеприказчик. Я был близким другом Кристофера, так что вы можете расслабиться и чувствовать себя совершенно спокойно. Так, будто я не адвокат, а еще один ваш дядюшка. – Он тепло улыбнулся и жестом предложил Энн присаживаться.

Слишком много дядюшек для одних суток, подумала она, но ничего не сказала и лишь мило улыбнулась. Тем более что мистер Бернер выглядел точь-в-точь так, как Энн представляла себе доброго дядюшку.

– Хотите чаю или кофе? – поинтересовался мистер Бернер.

– Нет, спасибо. Я хотела бы сразу же перейти к делу. Мне кажется, произошла какая-то ошибка. Я никогда не встречалась с Кристофером Ланкастером. Более того, я никогда не слышала от отца, что у него есть брат!

– Ничего удивительного. Мне даже кажется, что ваш отец также ничего не знал о брате Кристофере.

Брови Энн от удивления поползли вверх.

– Это давняя семейная история. Если бы не это печальное обстоятельство, вы бы, скорее всего, никогда ее не услышали. Думаю, вы знаете, что у бабушки и дедушки, родителей вашего отца, была серьезная разница в возрасте?

– Да, – подтвердила Энн. – Бабушка была моложе на двадцать лет примерно.

Мистер Бернер довольно кивнул.

– Папа рассказывал, что дедушка полюбил бабушку с первого взгляда. – Энн печально улыбнулась, вспоминая, как неизменно внимательно слушала в детстве эту историю любви. – Энн – меня назвали в ее честь – ответила взаимностью. Они поженились, и через год родился мой отец. Но бабушка не выдержала родов и умерла. Дедушка прожил еще девятнадцать лет. Папа всегда говорил, что он просто хотел вырастить сына и, как только понял, что мой отец уже самостоятелен, сразу же ушел вслед за любимой женой.

– Да, все именно так и было. Но вы не знаете предысторию.

– Какую еще предысторию? – удивилась Энн.

– Думаю, ваш дедушка не рассказывал ее даже собственному сыну. Кристофер поведал мне все буквально за день до своей смерти, словно чувствовал… И в тот же день попросил меня изменить завещание.

– И что же это за таинственная история? – Энн почувствовала, что она заинтригована.

– К моменту встречи с Энн Саупхемтон, это девичья фамилия вашей бабушки, мистер Сэмюэль Ланкастер уже был женат почти двадцать три года.

– Как же так? – растерлась Энн.

– Ваш дедушка никогда бы не признался в том, что он женился на Сьюзен Эрданс по глупости, я имел честь быть с ним знаком, мистер Ланкастер всегда был истинным джентльменом. Назвать этот союз счастливым не смог бы никто, но он не был бесплоден. Первенец Сэмюэля Ланкастера родился через семь месяцев после поспешной свадьбы. Как вы уже догадались, ему дали имя Кристофер. Мистер Ланкастер был искренне рад рождению сына, только вот с женой отношения становились все хуже и хуже. Уже через пять лет ваш дедушка жил отдельно от жены. Сьюзен была истеричной и склонной к аффектам женщиной, с ней никто бы не смог ужиться, это признавал даже Кристофер, хотя он искренне любил мать. Через десять лет после рождения сына Сэмюэль был вынужден поместить жену в клинику для душевнобольных: она стала совершенно неуправляемой и могла причинить вред не только себе, но и окружающим. Вы никогда не интересовались, откуда у вашего дедушки страшный рубец на шее?

Энн ошеломленно покачала головой. Она-то всегда считала, что дедушка получил этот шрам во время Второй мировой войны. Но война не оставила на Сэмюэле Ланкастере никаких следов, а вот законная жена чуть было не отправила на тот свет.

Мистер Бернер правильно истолковал выражение ужаса в глазах Энн и довольно кивнул.

– Вы же понимаете, что у него просто не было другого выхода?

– Конечно, – бесцветным голосом согласилась Энн.

– С этого момента он начал отдаляться от сына. Хотя, возможно, отдаление началось с того момента, когда мистер Ланкастер оставил жену. Он взял сына с собой. Конечно же Сьюзен могла видеть мальчика столько и тогда, сколько ей хотелось и когда хотелось. Нужно честно сказать, Кристофер не слишком сильно ее интересовал… В любом случае, Кристофер чувствовал, что он не нужен матери, видел, как она медленно сходит с ума, видел, что отец отдаляется от нее, не желает ее спасать. Только к старости Кристофер понял, что Сьюзен невозможно было спасти: тяжелейшее наследственное заболевание. Сьюзен умерла, когда Кристоферу исполнилось пятнадцать. Все эти долгие годы он сначала подсознательно, а потом и открыто винил в сумасшествии матери вашего деда. И вот, когда Кристоферу исполнилось двадцать, Самуэль Ланкастер встретил Энн Саупхентон. Кристофер порвал отношения с отцом, как только узнал о вашей бабушке. Он даже не стал с ней знакомиться, просто ушел из дому, оставив записку, в которой просил отца больше его не беспокоить, написал, что не хочет мешать его счастью, которое построено на крови и слезах его матери.

– Какой ужас! – воскликнула Энн.

Мистер Бернер сочувственно покивал головой.

– Только представьте, что почувствовал любящий отец, получив такую записку! Перед своей смертью Самуэль Ланкастер попробовал поговорить со своим старшим сыном, но тот вновь отказался иметь какое-либо дело с отцом. Он лишь прислал нотариально оформленный отказ от наследства. Нужно сказать, что Кристоферу передалось большинство фамильных черт Ланкастеров, в том числе и упрямство. Ваш дедушка понял, что не имеет смысла на чем-то настаивать, и смирился с потерей сына. Наследство он оформил на вашего отца и больше никогда не пытался связаться с сыном.

Мистер Бернер замолчал. Энн почувствовала боль в ладонях: оказывается, она глубоко вонзила ноги.

– Кристофер, когда узнал о смерти отца, не смог сдержаться и приехал на похороны. Ваш отец был убит горем, поэтому и не заметил странного незнакомца, да и проститься с Сэмюэлем Ланкастером пришли многие люди… Я узнал, что с тех пор Кристофер пристально следил за сводным братом. А потом, когда ваши родители погибли, следил за вами. Несколько раз, особенно когда вам, Энн, приходилось особенно тяжело, он порывался помочь, но в последний момент застарелая обида останавливала его. Только на самом пороге Кристофер смог простить Самуэля Ланкастера. Он включил вас и вашу сестру в завещание. Мне кажется, Кристофер таким образом хотел попросить прощения у всей семьи. Так что никакой ошибки не произошло, вы действительно наследница Кристофера Ланкастера.

– Неужели ему больше некому оставить свои деньги? – удивилась Энн.

– Кристофер всю жизнь боялся, что его детей поразит болезнь, убившая Сьюзен. Он никогда не женился, и внебрачных детей у него нет. Так что, мисс Ланкастер, вы и ваша сестра его единственные родственники. Правда, есть родственники со стороны матери. Тем племянникам также кое-что досталось. А сейчас давайте займемся бумагами.

Мистер Бернер сел за стол и принялся рыться в какой-то папке.

– Если честно, мне не очень хочется получать эти деньги… – призналась Энн. – Я бы с радостью приняла помощь Кристофера Ланкастера пять лет назад, но сейчас… Знаете, иногда ночами, когда от усталости я уже просто не могла уснуть, я мечтала о том, как появится какой-нибудь потерявшийся родственник, возьмет меня за руку и скажет: «Тебе больше не нужно работать, Энн. Ты можешь получить образование и заняться собой. За Кэтрин я присмотрю».

– Я понимаю вашу обиду, мисс Ланкастер, но, прошу вас, не уподобляйтесь вашему дяде, – мягко сказал Бернер. – Ему понадобилась вся жизнь, чтобы понять, как глупа была его обида.

Энн покраснела до корней волос.

– Да, вы правы, это ужасно глупо, – пробормотала она. – Что я должна подписать?

Мистер Бернер протянул ей документы.

– Дядя оставил оставил вам дом в центра Лондона, коллекцию произведений искусства и счет в банке. Используя эти деньги, вы можете не думать о содержании дома в ближайшие десять лет. Я так понимаю, именно на это Кристофер и рассчитывал.

– И что же мне со всем этим делать? – растерялась Энн.

– Владеть. – Мистер Бернер чуть заметно улыбнулся. – Да, дядя еще оставил вам письмо. Просил отдать лично в руки.

– А почему вы все это говорите одной мне? Ведь есть еще и Кэтрин.

– Как я уже говорил, ваш дядя пристально следил за вами. Из увиденного он сделал простой вывод: свое состояние на данный момент он смело может доверить только вам, мисс Ланкастер. Не обижайтесь, но ваша сестра может просто потратить выделенные ей деньги. Вы же можете их приумножить. Во всяком случае, Кристофер Ланкастер рассчитывал на то, что вы не продадите его дом и его картины и не растратите все деньги. Он верил, что вы сможете употребить их с пользой для себя и для сестры.

– Понятно, – кивнула Энн, хотя ей было совершенно неясно, что же делать с неожиданным богатством.

– Можете не беспокоиться. У вашего дяди есть управляющий, несмотря на солидный возраст, он в здравом уме и твердой памяти. Думаю, мистер Флескраб не откажется продолжить управлять, в том числе и бывшим домом вашего дяди. Он занимался домом почти двадцать лет, так что отлично сможет справиться со своими обязанностями.

– Это просто замечательно! Если честно, я с трудом справляюсь с двухкомнатной квартиркой, – призналась Энн.

– Тогда вам стоит познакомиться с мистером Флескрабом.

– Да, конечно, в самое ближайшее время, – согласилась она. – А скажите, в какую сумму оценивается дом?

– Я позволил себе вызвать оценщиков, дом сейчас стоит около миллиона фунтов стерлингов.

– Ох боже мой! – пробормотала ошеломленная Энн.

– Кроме того, это не просто большой особняк в престижном районе, а и памятник архитектуры восемнадцатого века. Отсюда и такая высокая стоимость. Но мы еще не учли стоимости коллекции произведений искусства…

– Насколько я понимаю, это нужно сделать обязательно? – уточнила Энн.

– Да, я также вызвал искусствоведа. Этому человеку я полностью доверяю. Уже через несколько дней вы узнаете стоимость коллекции.

– Отлично! – Энн облегченно улыбнулась. Как хорошо, что есть человек, который может справиться со всеми вопросами без ее участия. Энн научилась разбираться в людях, и она видела, что адвокату Адаму Бернеру можно доверить не только свое имущество, но и жизнь.

– Только учтите, мисс Ланкастер, вы должны будете выделить половину имущества вашей сестре, как только она достигнет совершеннолетия или выйдет замуж.

– Мой дядя, – Энн с трудом дались эти слова, – четко оговорил, что именно должно входить в эту половину?

– Нет, он понадеялся, что вы с сестрой не поссоритесь из-за наследства.

Энн понимающе кивнула. Этот вопрос они обговорят с Кэтрин. Скорее всего, Кэтрин просто махнет рукой на неожиданно свалившееся богатство и предоставит сестре право заниматься всем этим добром.

– Прочитайте внимательно все, что я вам дам, и распишитесь на каждой странице вот здесь. – Мистер Бернер специальной указкой показал Энн, где она должна поставить свою подпись.

Энн старательно изучила каждую букву документов и особенно внимательно отнеслась к сноскам, набранным мелким шрифтом. Нет, она полностью доверяла Адаму Бернеру – ему невозможно было не доверять! – но, как говорится, береженого бог бережет.

Как только Энн подписала документы, мистер Бернер достал запечатанный конверт и протянул ей.

– Ваш дядя просил передать еще это.

– Что это? – удивилась Энн.

– То самое письмо. Ему было очень жаль, что это письмо станет первым и последним его письмом вам. Если вы не против, я пока выйду, у меня есть несколько важных дел, а вы спокойно прочитаете.

– Что вы, не стоит! – поблагодарила его Энн. – Я прочитаю письмо дома.

– Хорошо. Нам с вами еще нужно будет встретиться, чтобы я представил вас мистеру Флескрабу.

– Конечно.

– Когда вы сможете с ним встретиться?

Энн задумалась. Следующая неделя у нее расписана буквально по минутам…

– Что, если в среду, в семь вечера? – предложила она.

– Замечательно. Я сам его оповещу. До свидания, мисс Ланкастер. Если что-то будет нужно, звоните.

– До свидания, мистер Бернер, спасибо вам.

– Это моя работа. – Адвокат и поверенный Кристофера Ланкастера улыбнулся ей.

Придя домой, Энн не спешила распечатать конверт. Она не знала, чего ждать в этом письме: просьб о прощении, исповеди или еще чего-то. Письмо с одинаковой силой отталкивало и притягивало ее.

Глупо бояться какой-то бумажки! – твердо решила Энн и вскрыла конверт.

От удивления Энн чуть слышно вскрикнула: почерк Кристофера был как две капли воды похож на почерк ее отца.

Дрожащими руками Энн взяла листок и принялась читать.

«Дорогая моя Энн (если только я имею право называть вас дорогой). Я много лет не мог решиться написать это письмо. Множество вариантов придумывал я, а вот сейчас и не знаю, что писать. Наверное, мне следует попросить у вас прощения, ведь из-за моего малодушия вам пришлось столько пережить. Если бы я только смог вовремя решиться и сделать шаг вам навстречу! Я ведь понимаю, сколько возможностей вы, Энн, упустили из-за того, что вам пришлось растить сестру. Понимаю и знаю, что мог бы помочь вам обеим. Простите меня, если сможете. Мне очень важно получить прощение от людей одной со мной крови и одной фамилии.

Я отдаю вам свой дом и свои деньги не потому, что хочу выкупить у вас это прощение. Я знаю, что вы сможете потратить их с умом, и тем самым я хотя бы частично искуплю вину за все то, что вам пришлось пережить и по моей вине.

Теперь вы знаете полную историю нашей семьи. Не судите меня строго. Жизнь сделала это лучше любого судьи: у меня нет жены, нет детей и из-за моей собственной глупости нет родных племянниц. Как жаль, что я решился на это письмо так поздно! Ведь когда вы его будете читать, меня уже не будет…

Но я не был бы Ланкастером, если бы продолжал ныть и стенать. Сделанного не воротишь. Я лишь хочу просить вас, Энн, помнить мою историю, помнить о человеке, который сам себя лишил радости жить рядом с любимыми и близкими людьми. Берегите себя, берегите Кэтрин. Мой отец родил двух сыновей, а фамилию Ланкастер носят теперь только две девушки. Надеюсь, вы выйдете замуж и родите много детей, фамилия исчезнет, но останется семья, берегите семью, Энн. За шестьдесят пять лет одиночества я понял, как это важно.

Ваш любящий дядя Кристофер Ланкастер».

Энн уронила листок на колени и грустно улыбнулась. Она протянула руку и набрала номер мистера Бернера.

– Адам Бернер слушает, – раздалось на другом конце провода.

– Мистер Бернер, скажите, почему он умер? – спросила Энн. – Он ведь был еще не старый…

– Сердечный приступ. – Адвокат тяжело вздохнул. – Кристофер жил один, он просто не смог дотянуться до телефона. Но врачи сказали, что он совершенно не мучился и умер моментально.

– А где похоронен дядя? Я бы очень хотела съездить к нему.

3

– Кэтрин, у меня для тебя удивительные новости! – воскликнула Энн, как только услышала в трубке голос сестры.

– Что случилось? – тревожно спросила Кэтрин.

– Все в порядке. Оказывается, у нашего папы был сводный брат, Кристофер Ланкастер. Недавно он умер и оставил нам с тобой свой особняк в центре Лондона.

– Откуда он взялся-то? – удивилась Кэтрин.

– Особняк? – не поняла ее вопрос Энн.

– Какой особняк! Дядя!

Энн кратко пересказала ту часть семейной истории, которая долго оставалась для них тайной. Как только она закончила,

– И где же он раньше был? Когда ты с таким трудом сумела убедить социальные органы передать опеку надо мной тебе? Когда мы много лет экономили на всем, на чем только можно?

– В последнее время ты очень неуравновешенна, Кэтрин! – попеняла ей Энн. – Нужно избавляться от этой ужасной привычки! Мне кажется, мы должны быть благодарны дяде Кристоферу. Он мог бы ничего нам и не завещать… Ты как хочешь, а я съезжу к нему на могилу, чтобы проститься.

– Ох, Энн, я тебе уже тысячу раз говорила, что нельзя быть такой доброй! Ты готова простить кому угодно и что угодно. Все вокруг пользуются этим!

– Кристоферу Ланкастеру уже все равно, простила я его или не простила. Да и если разбираться по существу, ему не за что было просить у нас прощения: он не встречался с нашим дедом много лет, отца в первый раз увидел на похоронах Самуэля Ланкастера. Да и о нашем существовании узнал, я думаю, совсем недавно. Да, мы его кровные родственники. Но ведь у него есть еще и родня по линии матери, с этими людьми его связывает гораздо больше. По крайней мере, с ними он общался в течение жизни. А особняк он оставил нам. Его поверенный сказал мне, что этот особняк стоит почти столько же, сколько и бизнес, доставшийся другим родственникам. И это если не учитывать коллекцию произведений искусства, которая хранится в этом особняке.

– Все-все, Энн! Я осознала свою ошибку и неправоту. Ты мне лучше скажи, что мы будем делать с этим особняком? У нас ведь нет средств, чтобы его содержать. И это не квартира и не дом, чтобы можно было его сдавать.

– Скажем прямо, в последние несколько лет я зарабатываю не так уж и мало…

– И все равно этого не хватит! – перебила сестру Кэтрин.

– Кроме того, – спокойно продолжала Энн, – Кристофер Ланкастер оставил нам приличный счет в банке. На ближайшие десять лет на содержание дома нам вполне хватит. А я искренне верю, что через десять лет мы с тобой будем зарабатывать гораздо больше. Так, звезда колумнистики?

– Уговорила! – вздохнув, ответила Кэтрин. – Оставляем особняк себе. Интересно бы было на него посмотреть…

– Если хочешь, приезжай в уик-энд, и мы вместе съездим, – предложила Энн.

– А как же Боб? – каким-то натянутым тоном спросила Кэтрин.

– Его все равно не будет. Он снова уезжает к вам в Оксфорд. Кстати, он сказал, что ты лучшая ученица в группе.

В голосе Энн явно звучало обожание и восхищение. Непонятно было только, кем она восхищается: то ли своим «почти женихом», то ли умницей сестрой. Скорее всего, обоими. Но на Кэтрин интонации Энн не произвели ни малейшего впечатления, и она презрительно фыркнула.

– Ты скоро будешь все вокруг воспринимать в свете Боба и его мыслей! – недовольно буркнула она.

– Да что это с тобой? – удивилась Энн. – Тебе же всегда нравился Боб.

– Не хочу говорить на эту тему, – остановила ее Кэтрин. Говорила она каким-то странным, чужим голосом. – Постараюсь выбраться на выходные. Я по тебе очень соскучилась, сестренка!

– Я тоже скучаю о тебе, Кэтрин. Звони мне, пожалуйста, чаще! – попросила Энн.

– Обещаю!

Энн рассмеялась.

– Ты всегда обещаешь, а мне приходится первой набирать твой номер.

Энн стояла в холле огромного особняка. Она робко смотрела по сторонам, словно была здесь не полноправной хозяйкой, а рассчитывающей на место поломойки сиротой. Ее угнетали высокие потолки, темные балки, блестящий в тусклом свете угасающего дня паркетный пол. Пугал даже какой-то странный портрет на стене.

Ни за что на свете не буду здесь жить! – твердо решила Энн. Она сделала глубокий вздох и крикнула:

– Эй, есть здесь кто-нибудь?!

От звука собственного голоса коротко стриженные волосы на затылке Энн встали дыбом. Она передернулась и поспешила подняться по лестнице. Насколько Энн помнила план дома, где-то наверху должны были располагаться жилые комнаты, библиотека и кабинет, куда она, собственно, и спешила.

В эти выходные Кэтрин не смогла выбраться к сестре, Боб снова пропадал на каком-то семинаре и даже не соизволил позвонить Энн. Она была немного обижена на Боба и при встрече собиралась высказать ему все, что думает по этому поводу.

Его пренебрежение уже перешло всякие рамки! – рассерженно думала Энн, поднимаясь по огромной центральной лестнице. Мало того что он не звонит, никак не сообщает о себе, так мы еще и не были близки уже почти два месяца! Как только Боб вернется, мне нужно будет серьезно с ним поговорить. С тех пор, как он начал читать этот курс в Оксфорде, он себя ведет как минимум странно. Может быть, я смогу убедить его не разевать рот на слишком большой кусок?

– Надо же, мне всегда казалось, что богини спускаются с неба в ослепительном сиянии, а не поднимаются, словно простые смертные, по лестнице!

От неожиданности Энн вздрогнула и чуть не оступилась.

– Кто вы такой? – выдохнула она, схватившись за перила, покрытые сложной резьбой.

– Позвольте представиться, богиня: Фредерик Стрейт. Меня пригласил мистер Бернер, чтобы я мог оценить коллекцию вашего дядюшки. Вы знаете, что он был страстным поклонником искусства Испании времен Золотого века?

– Я всего неделю знаю, что у меня вообще был дядюшка, – ответила Энн. – Вы уже закончили работу?

– Нет, только начал. Думаю, вам будет интересно посмотреть на коллекцию.

Энн пожала плечами. В ее программу самообразования раздел «искусствоведение» не входил. Но все же эта коллекция – шанс узнать Кристофера Ланкастера лучше, и Энн не хотела упускать этот шанс. Почему-то неожиданно появившийся родственник был ей очень интересен.

– Может быть, обопретесь? Вдруг снова не сможете устоять перед моим обаянием?

Фредерик предложил Энн руку и, произнося вежливые, ничего не значащие фразы, повел ее в глубь дома.

Совершенно удивительный человек! – подумала Энн, украдкой рассматривая Фредерика. То он говорит непростительные вещи, то ведет себя как истинный джентльмен. Странно, с такой-то внешностью этот Фредерик Стрейт должен был бы не картины рассматривать, а на «харлее» носиться по улицам с банкой пива в одной руке и с девчонкой в другой!

Внешность искусствоведа Фредерика Стрейта действительно заслуживала самого пристального внимания. Высокий, гораздо выше Энн, хотя миниатюрная Энн и привыкла к тому, что подавляющее большинство мужчин выше ее. Упругие бугры мускулов переливались под ладошкой Энн, и это движение отзывалось во всем ее теле напряженной дрожью.

Энн имела достаточный опыт общения с мужчинами, чтобы считаться опытной женщиной, она прекрасно понимала, чего хочет ее тело!

С ума сойти можно! – сердито думала Энн, стараясь унять дрожь, чтобы Фредерик, не дай бог, ничего не почувствовал. Я хочу совершенно незнакомого мужчину, и это при условии, что у меня есть Боб! Конечно, с Бобом у нас никогда не было сногсшибательного секса, но он всегда удовлетворял мои потребности. Боже мой, я еще и думаю о Бобе в прошедшем времени! Давай, Энн, возьми себя в руки! – призвала она себя к порядку. Нельзя так реагировать на совершенно незнакомого мужчину, да еще и на рыжего.

Но одного взгляда на шелковистые длинные волосы Фредерика было достаточно, чтобы волна дрожи вновь возникла в ее животе. Энн только представила, какими мягкими и нежными будут на ощупь его длинные, сейчас стянутые в хвост волосы.

Нет, рыжие мне никогда не нравились, твердо решила Энн и постаралась больше не пялиться на искусствоведа. Но не успела она отвернуться, как встретилась взглядом с Фредериком. Только сейчас Энн поняла, кого ей напоминает этот человек, и поняла, почему она чувствовала все это время скрытую угрозу. Глаза Фредерика были совершенно желтыми, словно у кошки.

Он даже не тигр, он рысь: быстрая и смертоносная кошка, от которой невозможно спастись, думала Энн, завороженная этим взглядом.

– Вы мне сейчас очень напоминаете мышонка, застывшего перед огромной кошкой! – рассмеялся Фредерик.

Энн несмело улыбнулась и поспешила отвернуться.

Как восьмиклассница, честное слово! – сердито обругала она себя.

– Вы ведь уже видели коллекцию? – спросила она, решив сменить тему разговора. Сильной и уверенной в себе Энн было неприятно оказаться в шкурке мыши.

– Да, я видел коллекцию мистера Ланкастера еще до того, как ее хозяин покинул сей бренный мир. Жаль, хороший был человек.

Шокированная Энн вновь чуть не упала.

– Такая очаровательная, как ценитель прекрасного говорю, между прочим, женщина не может быть столь неловкой! – попенял ей Фредерик. – Может быть, вы, мисс Ланкастер, просто хотите быть ближе ко мне?

И он подмигнул Энн самым неприличным образом. От возмущения она даже не нашлась, что ответить грубияну.

– Стоп. А как вы узнали, что я – Энн Ланкастер?

– Мне вас рекомендовал мистер Бернер. Он очень точно описал вас.

Интересно, как же? – подумала Энн, но спрашивать не рискнула, не желая разочаровываться еще и в пожилом адвокате.

– Так что вы можете сказать о коллекции? – тоном, отточенным во время многочисленных деловых встреч, спросила она. В «Калвин индастриалз» все знали, что так мисс Ланкастер говорит только с клиентами. В основном с клиентами – должниками.

Фредерик усмехнулся, и на его щеке появились ямочка, от одного взгляда на которую Энн чуть не прослезилась.

Я стала слишком эмоциональной, недовольно подумала она. Ничего удивительного, за последние два месяца Фредерик – первый мужчина, обративший на меня внимание.

– Раз вам так хочется уйти от обсуждения ваших достоинств… – Он выразительно посмотрел в вырез платья Энн, и она почувствовала, как заливается краской. – Вам никто не говорил, что вы очаровательно краснеете? – поинтересовался Фредерик таким тоном, словно спрашивал о погоде.

– Остановитесь, мистер Стрейт, – устало попросила Энн. – У меня есть жених, и мне не очень хочется продолжать эту игру.

– Странно.

– Что странно? Что я не собираюсь изменять своему жениху? – удивилась Энн.

– Странно, что при наличии жениха у вас в глазах застыла такая тоска. Вы ведь давно не были с мужчиной?

Словно выброшенная на берег рыба, Энн хватала воздух ртом. Всего за пятнадцать минут этот мужчина уже во второй раз ставил ее в положение, когда она не знала, что делать дальше: ударить его по щеке или упасть в его объятия и попросить сделать счастливой хотя бы на полчаса.

– Ох, мисс Ланкастер, непросто вам с таким характером жить, а? – Фредерик подмигнул ей. – Никогда не думали о том, чтобы стать премьером?

– Спасибо, мне и на моем месте неплохо, – огрызнулась Энн. – Мы будем обсуждать мою карьеру или коллекцию моего покойного дядюшки?

– А что коллекция? Она великолепна и стоит больше чем этот дом и весь бизнес вашего дяди в придачу. Но я бы не советовал вам спешить распродавать ее: такое сокровище нужно передавать из поколения в поколение или дарить музеям. – Глаза Фредерика загорелись, он схватил Энн за руку и потащил за собой. – Вы только посмотрите! – восторженно воскликнул он, указывая Энн на какой-то странный рисунок. – Ведь это первые снимки с гравюр Гойи из знаменитой серии «Капричос»!

– И что это такое? – удивилась Энн, разглядывая гравюру, на которой мужчина спал, уронив голову на руки, а вокруг него сидели, летели, бежали странные звери.

– Это гравюра под номером сорок три: «Сон разума порождает чудовищ. Воображение, покинутое разумом, порождает немыслимых чудовищ; но в союзе с разумом оно – мать искусств и источник творимых ими чудес».

– Красиво, – пробормотала Энн, внимательно всматриваясь в гравюру. – Наверное, дядя был очень интересным человеком?

– Своеобразным, – чуть подумав, ответил Фредерик. – Думаю, Бернер уже рассказал вам о психическом заболевании, передающемся по наследству в их семье по линии матери?

– Мистер Бернер сказал, что моему дяде удалось сохранить разум и он умер вполне здоровым психически человеком.

– Мне иногда кажется, что Кристофер Ланкастер все же потерял часть разума… Он так много времени проводил со своими гравюрами… Эта была его любимая гравюра. Может быть, она и помогла ему остаться по эту черту? «Сон разума рождает чудовищ». Впрочем, кого из нас можно считать нормальным?

Фредерик вдруг повернул Энн лицом к себе и впился губами в ее губы. Ошеломленная, она стояла, словно истукан, и не могла ни оттолкнуть его, ни ответить на поцелуй. И Энн ужасно боялась ответить самой себе честно на вопрос, чего же ей хочется больше.

Его губы были страстными и жаркими. Сладкие, словно нагретый июльским солнцем вересковый мед, они дарили блаженство и забвение.

Энн и сама не заметила, как начала отвечать на этот неожиданный поцелуй: ее губы раскрылись, повинуясь беззвучной просьбе, язык сплелся в страстном танце с языком Фредерика…

Боб, боже мой, Боб! – подумала Энн.

Она оттолкнула Фредерика, не понимая, откуда только взялись силы справиться с этим огромным мужчиной.

– Что вы себе позволяете?! – возмутилась Энн.

– У вас не было мужчины очень, очень давно. Я был прав! – чуть насмешливо сказал он.

– Вы просто мерзавец!

– Нет, я всего лишь пораженный вашей красотой и изяществом мужчина. Все же вы богиня, мисс Ланкастер. Или теперь мне можно называть вас Энн?

– Для вас я всегда буду мисс Ланкастер! – сердито бросила Энн, на всякий случай отодвигаясь от него подальше. Она не была уверена в своей способности сопротивляться магнетизму и природному обаянию этого мужчины.

– Если честно, мне все равно, кого целовать, Энн или мисс Ланкастер. У обеих губы сладкие и пьянящие, словно вересковый мед.

Энн вздрогнула. Фредерик сделал один шаг к ней.

– Не подходите ко мне! – сердито потребовала она. – Я буду кричать.

– Вам ведь так хочется оказаться в моих сильных руках. Я бы ласкал вас, словно вы хрупкий цветок, растущий высоко в горах, я бы заставил вас сойти с ума, показал бы вам Вселенную… Разрешите мне сделать вас счастливой, мисс Ланкастер!

Энн прикрыла глаза. Соблазн был велик. Она была уверена в том, что Фредерик сможет выполнить свои обещания. Но кем же окажется она, если не выполнит свои? Пусть с Бобом они еще не обручены, но ведь это просто пустая формальность!

– Ясно, честность победила. – Фредерик тяжело вздохнул. – Я бы все же советовал вам подумать, мисс Ланкастер.

– Когда вы оцените коллекцию? – дрожащим голосом спросила она.

– Через три дня я подготовлю все документы.

– Вот и отлично. До свидания, мистер Стрейт.

– Увидимся через три дня?

– Нет, передайте документы мистеру Бернеру.

Энн страшила одна только мысль о том, чтобы вновь встретиться с ним, вновь оказаться дрожащей мышью, с которой желтоглазая кошка затеяла какую-то сложную игру.

Он просто убьет меня, а потом пойдет искать следующую жертву, с ужасом думала Энн, спускаясь по лестнице так быстро, что это было похоже на бегство.

У двери что-то заставило ее обернуться. Фредерик стоял на верхней ступеньке и смотрел ей вслед. Энн показалось, будто его желтые глаза, словно два фонаря, горят в сгущающихся сумерках. Фредерик усмехнулся и облизал губы. Энн почувствовала, как у нее подгибаются ноги от одного только воспоминания об этом поцелуе. Еще никто ее так не целовал! И Фредерик знал об этом. Он все о ней знал.

Энн выскочила за дверь и подняла руку, надеясь, что такси попадется ей достаточно быстро, чтобы хватило моральных сил не броситься обратно в дом, в объятия человека, пообещавшего сделать ее счастливой.

4

Что я делаю? Что я делаю?!

Если бы сейчас Энн попала в руки психиатра, он бы непременно сказал, что пациентка находится в состоянии, близком к панике. Энн с трудом вспомнила собственный адрес и сейчас совершенно отключилась от происходящего вокруг. Она вспоминала неожиданный поцелуй, пыталась понять, почему же сразу не оттолкнула Фредерика, почему ответила, почему, в конце концов, ей так хочется повторить этот поцелуй!

Ох, Боб, если бы ты только был рядом! – огорченно думала Энн, рисуя что-то пальцем на запотевшем от дыхания стекле.

Уже была середина марта, но весна в этом году выдалась очень сырая и промозглая, и серые низкие тучи, готовые разразиться дождем, как нельзя лучше соответствовали настроению Энн.

Я должна позвонить Бобу и рассказать ему обо всем, что со мной сегодня произошло! – наконец решилась Энн. Он имеет право знать. И, может быть, тогда мне станет легче?

Только утром, проверив содержимое кошелька, Энн поймет, что таксист безбожно обсчитал ее, когда давал сдачу, но сейчас ей было все равно, лишь бы добраться до телефона.

Пальцы Энн дрожали, и она только с третьей попытки набрала правильно номер Боба.

– Кто? – раздраженно спросил он.

Энн и сама часто так общалась с позвонившими, когда была занята работой. Она не обиделась на Боба, лишь порадовалась тому, что хоть что-то вокруг нее осталось по-прежнему: Боб работает и злится, что его отвлекают.

– У меня проблема, – с трудом сдерживая слезы, сказала Энн.

– Тебе двадцать шесть лет, пора бы научиться решать свои проблемы самостоятельно! – зло бросил Боб. – Это все?

– Да, – твердо ответила Энн (и куда только пропали слезы и истерика!). – Остальное мы обсудим, когда ты вернешься.

Она положила трубку. Как ни странно, от слез, уже почти потекших по щекам, не осталось и следа. Да, Энн была обижена на Боба, она никак не ожидала подобного отношения, но резкий выговор помог ей взять себя в руки.

Подумаешь, сумасшедший поклонник! Энн даже легонько фыркнула. Неужели я буду беспокоиться из-за какого-то рыжего искусствоведа? Вот еще!

Но желание выговориться не пропадало. Тогда Энн решила позвонить самому близкому человеку. Кэтрин взяла трубку только после одиннадцатого звонка. По голосу Энн сразу же поняла, что сестра спала.

– Кэтрин, ты почему спишь днем?! – Изумлению Энн не было предела. В последний раз она видела спящую днем сестру, когда той исполнилось три года. Потом уложить Кэтрин днем спать уже никто и не пытался: упрямство Ланкастеров девочка унаследовала в полной мере. – Ты не заболела?

– Захотела спать и легла! – сердито ответила сестра. – Ты зачем звонишь?

– У меня неприятности, я бы очень хотела с тобой поговорить, ты ведь единственный родной мне человек…

– Может, завтра поговорим? Я умираю, как хочу спать!

Энн почувствовала, что сейчас уж точно расплачется: два родных человека спустили на нее собак, как только она обратилась к ним за помощью. В первый раз в жизни, между прочим!

Она шмыгнула носом и постаралась взять себя в руки.

– Ладно, – делано бодрым тоном сказала Энн, – я тебе позвоню, когда появится свободная минутка.

– Договорились! – откликнулась Кэтрин и, судя по звуку, широко зевнула.

Энн немного посидела, вертя в руках трубку, из которой неслись короткие гудки, и подумала, не поплакать ли в одиночестве, раз уж все о ней забыли.

Клер! Клер просила меня позвонить! – вспомнила Энн и радостно принялась набирать номер подруги.

На этот раз трубку взяли сразу же, и голос был обрадованный.

– Энн! Я уж думала, ты совсем про меня забыла!

– Клер, меня все бросили! – вдруг сообщила Энн и заплакала. – Боб накричал только что, а сестра сказала, что хочет спать. Моя жизнь летит к чертям! Моя идеальная жизнь!

– Господи, Энн, да что случилось-то?! – испугалась Клер.

– Понимаешь, нам с Кэтрин неожиданно досталось наследство от дядюшки, который был сыном нашего деда, но разругался с ним еще до того, как родился наш отец. Ты понимаешь, о чем я?

– В общих чертах. Теперь объясни мне, чем плохо получить наследство?

– Нет, наследство хорошо, но вот искусствовед!

– Вам достался в наследство вредный искусствовед? – поинтересовалась Клер, с трудом сдерживая смех.

– Клер, мне не до веселья! – возмутилась Энн, но против воли улыбнулась. – Этот искусствовед оценивал коллекцию дяди. Мы с ним сегодня встретились и… целовались.

– И что? – не поняла Клер.

– Целовались! Я не знаю, как это произошло, но он подошел и… А я не смогла не отвечать…

– И как он целуется? – поинтересовалась подруга.

– Великолепно! – вырвалось у Энн. Она тут же смутилась и поспешила исправиться: – Ну не то чтобы очень… но мне понравилось.

– Лучше, чем Боб?

Энн молчала, не зная, что ответить.

– Если ты просишь у меня помощи, рассказывай все честно! – потребовала Клер.

– Хорошо. – Энн тяжело вздохнула. – Тебя я знаю дольше, чем Боба. Помнишь, мы как-то говорили о том, что усатые мужчины ужасно целуются?

– Конечно помню! Мы тогда еще проводили эксперимент.

Энн улыбнулась воспоминаниям.

– Так вот, ты же видела, Боб носит усы…

– Понятно. А как у вас?.. – Клер многозначительно промолчала.

– Нормально. Он делает все, что я хочу.

– В общем, у вас никак, – резюмировала Клер. – Слушай, бросай ты Боба и начни встречаться с этим искусствоведом. Как его там?

– Фредерик.

– Замечательное имя.

– Я не могу бросить Боба!

– Почему это?

– Потому что… – Энн запнулась. Она хотела сказать «потому что я его люблю», но что-то помешало. Когда пауза стала совсем неприличной, она нашлась: – Потому что мы столько времени были рядом.

– И что? – невинно спросила Клер.

– Конечно же ничего! – Энн тяжело вздохнула. – Я и сама знаю, как глупо это звучит. Пойми, Боб – часть моей идеальной жизни. У меня должна быть хорошая работа, хороший жених, хорошая сестра, хорошие знакомые.

– И безумная подруга, которая будет говорить тебе: «Бросай все это и сойди с ума хотя бы раз в жизни», – дополнила Клер.

– Мне нравится моя жизнь! Я всегда знаю, что будет со мной через день, через неделю, через год…

– Только не говори, что наметила себе дату смерти! – попросила подруга.

– Так далеко я еще не заглядывала, – огрызнулась Энн. – Если я сейчас брошу Боба, все это полетит в тартарары!

– И пусть летит. Что тебя держит? Мужика нового ты себе легко найдешь. И такого, чтобы после одного поцелуя прибегать домой и начинать истерику. Скажи только, что тебе нравится спать с Бобом!

– Нравится.

– Тогда скажи, что тебе не надоедает секс с ним.

На этот раз Энн предпочла промолчать.

– Вот видишь! – тоном победителя в философском диспуте сказала Клер. – К чему беречь то, что не доставляет никакого удовольствия? Да и потом, мужчина – это еще не вся жизнь. Кто знает, может быть, если ты избавишься от этого балласта с усами, у тебя откроются новые перспективы?

– Я боюсь, что, если я избавлюсь от, как ты выразилась, балласта, вся моя выверенная, выстроенная жизнь рухнет.

– И пусть! Зачем тебе жизнь, в которой нет риска, в которой нет игры?

– Риску я предпочитаю спокойствие. Уже один раз все в моей жизни рухнуло. Больше я не хочу, спасибо.

– Если ты о смерти родителей…

– Да, именно о ней. Если бы они не погибли, я бы уже была доктором юридических наук.

– Я все понимаю, Энн. Тебе до сих пор тяжело. Мало своего горя, так еще и Кэтрин на руках… Но, дорогая моя, скажи, смогла бы ты собой гордиться, закалился бы твой характер, если бы тебе не выпали такие испытания?

– Не знаю, Клер, и никогда не узнаю. Родители мертвы уже восемь лет. К чему сейчас этот разговор?

– К тому, что нельзя закрываться в раковине от всего нового! В смерти твоих родителей виновен случай, а сейчас ты сама можешь сделать выбор. Это будет только твое решение, Энн. Наберись смелости и порви этот порочный круг.

– После того как Боб сегодня со мной разговаривал, мне только этого и хочется!

– Вот и отлично! У тебя даже есть повод: у него вечно не хватает времени на тебя. Ты для него – обуза, элемент, который необходим. Вроде галстука: без него нельзя, но шею натирает.

– Ничего себе сравнения! – возмутилась Энн.

– Прости, но выглядит это именно так. И если ты думаешь, что только Боб себя так ведет, ты сильно ошибаешься.

– И я тоже к нему так отношусь? – испуганно спросила Энн.

– Он – часть твоего имиджа успешной женщины. У деловой леди должен быть определенный набор: диплом, приличный послужной список, личный стилист и жених. Причем именно в такой последовательности.

– Я знаю, у нас с Бобом просто кризис в отношениях. Как только он вернется, мы поговорим и попробуем решить проблему вместе, если не получится…

– По-моему, проще сразу же поставить точку в этих отношениях и заняться симпатичным искусствоведом Фредериком. Особенно если он великолепно целуется.

– Я боюсь Фредерика. Он похож на стихию. Я ни за что не смогу остановить его, а ты же знаешь, я слишком привыкла все держать в своих руках, все контролировать.

– Пора отучаться. Ты же слабое создание! Позволь мужчине брать инициативу в свои руки. Иногда ты будешь удивлена результатом.

– Ох, уже почти двенадцать! – воскликнула Энн, бросив случайный взгляд на часы. Оказывается, она совершенно не замечала, как быстро летит время, погруженная в свои проблемы и переживания. – Ну и заболтались мы с тобой!

– Завтра сложный день? – участливо спросила Клер.

– И не говори! Тут появились поставщики сырья. Предлагают свой товар по подозрительно низкой цене. Шеф велел брать все, вроде бы они чисты, мы проверяли, но я решила чуть затянуть процесс, кое-что еще проверить. Завтра должны прийти запрошенные мной бумаги. Надеюсь, я была права.

– У тебя отличное чуть. Думаю, ты не ошиблась и в этот раз. Удачи, Энн. И звони мне чаще!

– Мне так неудобно… Я тебе позвонила только для того, чтобы свалить на тебя свои проблемы! – покаялась Энн.

– А для чего еще существуют друзья? – Клер звонко рассмеялась. – Может быть, сходим куда-нибудь пообедать на неделе? Ты ведь так и не научилась готовить?

– Нет. Может быть, ты меня к себе позовешь?

– Не могу: я ремонт начала. Если бы знала, что это такое, ни за что бы не согласилась!.. – И Клер пустилась в долгий рассказ о красках, бессовестных подрядчиках и подвесных потолках.

Когда Энн ложилась спать, стрелки на часах показывали два часа сорок пять минут.

Утром, судорожно собираясь на работу, Энн проклинала и свою мягкотелость, и болтливость подруги. Но она появилась в офисе вовремя, как всегда безупречная и готовая к бою.

– Мисс Ланкастер, мистер Польмертц просил вас зайти к нему сразу же, как только вы появитесь! – окликнула ее секретарь.

Энн пожала плечами, мало ли что могло понадобиться с утра пораньше шефу, и свернула к кабинету своего начальника. Она постучала и вошла.

– Ага, значит, вы все же пришли. А мы уже и не ожидали!

Энн удивленно посмотрела на заместителя Польмертца Грегори Джоулса. Он всегда недолюбливал успешную Энн Ланкастер, уверенно продвигающуюся в направлении его кресла. Но чтобы так открыто выражать свою неприязнь! И вдруг Энн поняла, что в кабинете сидит совет директоров в полном составе. Она ошеломленно посмотрела на своего начальника. В ответ Польмертц лишь нервно дернул плечами и жестом предложил ей садиться в кресло. Энн сразу же почувствовала себя будто перед судом присяжных. Двенадцать пар глаз обвиняюще смотрели на нее. Глаза Джоулса – радостно, наконец-то он избавился от серьезного конкурента; глаза Польмертца – укоризненно, он разочаровался в своей любимице; еще десять пар глаз – с вежливым любопытством, ожидая объяснений.

– В чем дело? – сухо спросила Энн.

– Хватит ломать комедию, мисс Ланкастер! – воскликнул Джоулс, вскакивая с места.

– Потише, Джоулс, пусть говорит мистер Польмертц, он ваш начальник! – осадил кто-то из директоров не в меру ретивого подчиненного.

– У нас есть подозрение, что вы находитесь на дотации у наших конкурентов, – мрачно, стараясь не встречаться с Энн глазами, сказал Польмертц.

Энн недоуменно уставилась на него.

– Контракт на поставку сырья, того самого сырья, сегодня подписали не с нами, а с «Шип корпорэйшн». Как вы объясните тот факт, что всеми силами затягивали заключение сделки?

– Я не доверяю поставщику. У меня есть предположение, что нас собирались кинуть с этой сделкой. Я сразу же сказала, что от нее нужно отказаться, каким бы заманчивым это предложение ни выглядело.

– Доказательства, мисс Ланкастер! – попросил кто-то.

– Если мне будет позволено отправиться на мое место, я представлю вам доказательства. Утром на мое имя должен был прийти факс, подтверждающий мои подозрения.

– Вот этот факс! – Голос Джоулса просто звенел от счастья. – Как видите, господа, ничего криминального нет.

– Не может быть! – растерянно произнесла Энн. – Я была уверена…

– Вы временно отстранены от работы, мисс Ланкастер. Мы возбудили в отношении вас служебное расследование. Я бы настоятельно просил не выезжать пока из города и находиться дома, – голосом робота сказал ее босс.

Мистер Польмертц смотрел мимо Энн. На лице его читалось разочарование. Он давно приглядывался к молодой и инициативной сотруднице и думал, что она вполне могла бы занять его место в недалеком будущем. Но сегодня Энн его разочаровала, и сильно разочаровала.

– Все ясно, – спокойно сказала она.

– Мы будем держать вас в курсе. До свидания.

– До свидания.

Из кабинета она выходила, держа спину прямой и высоко подняв голову. Ей вовсе не хотелось показать всем, насколько сильно она выбита из колеи, и тем самым доставить удовольствие Джоулсу. Выдержки Энн хватило, чтобы добраться домой. Но как только она закрыла дверь, слезы фонтаном брызнули из глаз.

– Все из-за тебя, Фредерик Стрейт! – сердито сказала она, вытирая глаза кулаком. Тушь размазалась, и под глазами появились ужасные черные круги. Но сейчас Энн это совершенно не волновало: ее выстроенная, выверенная жизнь рушилась от одного толчка, словно карточный домик. – Ты ворвался в мою жизнь для того, чтобы разрушить ее?

5

Энн валялась на диване и смотрела в потолок. К сожалению, ничего нового за последние два часа там не появилось. Тогда Энн вздохнула и перевернулась на бок: все же с такой позиции гораздо удобнее пялиться в пространство. Впервые в жизни оставшись без работы, она не знала, чем себя занять. Энн всегда с некоторой долей презрения относилась к людям, которые имели какое-то хобби. Для нее это значило одно: человек занимается на работе нелюбимым делом, а любимое так и не смог сделать своей работой.

Но сегодня Энн сожалела, что так и не научилась вышивать крестиком или плести макраме: все лучше, чем разглядывание потолка или обоев на стенах.

Интересно, сколько продлится расследование? – вяло подумала Энн, словно речь шла о расследовании кражи мешка кокосов где-нибудь на полинезийских островах. Одно радует: я успела заплатить за этот семестр. Конечно, узнав, что произошло, Кэтрин ни за что не стала бы обвинять меня, но до конца жизни я бы чувствовала себя виноватой в том, что она так и не окончила университет.

Энн чуть-чуть успокоилась и уже начала подумывать о том, чтобы приготовить себе чашечку кофе, как в дверь кто-то позвонил. Она удивленно посмотрела на часы. К ней и так не слишком часто заходили гости, а в разгар рабочего дня тем более.

Может быть, не открывать? Мне и так плохо. Не хочу никого видеть! – подумала Энн, но тут же упрекнула себя в безответственности. Пришлось вставать и тащиться к двери.

– Кто там? – спросила она, искренне надеясь, что это посыльный с документами от адвоката Бернера и через пять минут она вновь останется в одиночестве. А раз уж поднялась с дивана, можно будет действительно приготовить кофе.

– Это я, Кэтрин!

Энн распахнула дверь и в недоумении уставилась на сестру. Кэтрин выглядела отвратительно: давно не мытые волосы висели сосульками, глаза обведены огромными черными кругами совершенно натурального происхождения. Кожа Кэтрин цветом неприятно напоминала кожу утопленника, а лицо казалось раздувшимся, словно все у того же утопленника.

– Что с тобой? – испуганно спросила Энн. – Ты заболела?

– Могу я войти? – поинтересовалась Кэтрин.

Энн отступила и пропустила сестру в квартиру.

– Что случилось-то? И почему ты не в Оксфорде? Ведь сейчас разгар учебного года! Ты больна чем-то серьезным? Это лечится только в Лондоне?

– Прошу тебя, Энн, замолчи! – попросила Кэтрин. – Меня сейчас стошнит!

Энн подумала, что это просто оборот речи, но сестра не слишком вежливо оттолкнула ее и бросилась в ванную. Она вышла оттуда через пять минут с лицом еще более землистого цвета. Хотя, казалось, куда уж землистее!

– Господи, Кэтрин, да что же это такое? – совершенно растерялась Энн. – Хочешь чаю?

– Мне при одной только мысли о чем-то в моем желудке становится плохо, – пожаловалась Кэтрин.

– Это отравление, да? Может быть, тебе лучше прилечь? – Энн была серьезно обеспокоена. В последний раз сестра болела в средней школе, и это была обычная простуда. На этот раз все обстояло гораздо серьезнее.

– Ты уже не хочешь получить ответы на свои вопросы? – Кэтрин вымученно улыбнулась.

– Хочу, конечно, но тебе сейчас лучше лечь и поспать. Как только ты немного придешь в себя, мы поедем в больницу.

– Не нужно в больницу. – Кэтрин обреченно махнула рукой и упала на диван, на котором десять минут назад страдала Энн. – Я и так знаю, что со мной творится.

– Ты уже была у врача?

– Да.

– И что это такое? Прости, Кэт, но ты похожа на привидение!

– Через несколько месяцев я буду похожа на кита, если мы не решим эту проблему.

– Ничего не понимаю! – призналась Энн, присаживаясь рядом с сестрой и кладя руку ей на лоб. Энн ожидала температуры, лихорадки, но лоб Кэтрин был совершенно нормальной температуры.

– Ох, Энн, у тебя есть серьезный повод возненавидеть меня! – Кэтрин скинула руку Энн со лба и села, старательно избегая взгляда сестры.

– Да в чем дело-то, в конце концов?! – не выдержала Энн.

– Я… у меня… в общем, я беременна! – выпалила Кэтрин и замолчала, ожидая реакции сестры.

Энн хватило самообладания, чтобы не задать какой-нибудь дурацкий вопрос вроде «как же так?». Сейчас она поняла, что неприятности на работе и на самом деле были просто неприятностями. Не стоило из-за такой мелочи думать, что жизнь окончена.

Господи, что за странные мысли приходят сегодня мне в голову?! – испугалась Энн, внимательно смотря на сестру. Можно подумать, будто беременность повод так думать! Жизнь не окончена, скорее она начинается.

– Ребенок – это… – Энн не могла подобрать точные слова, но Кэтрин пришла ей на помощь:

– Это ужасно! Особенно сейчас. Я ведь должна была участвовать в одном очень привлекательном проекте! Я билась за место почти два года. И вот теперь…

– Ничего ужасного нет, – спокойным рассудительным голосом сказала Энн. Способность трезво размышлять возвращалась к ней с каждой секундой. – Уверяю тебя, это не последний проект в твоей жизни.

– Я тут подумала, может быть, стоит сделать аборт? – мрачным тоном заявила Кэтрин.

Энн всплеснула руками.

– Ни в коем случае! Как ты только можешь об этом думать! Слышала бы тебя мама! Ребенок – это замечательно! – Энн наконец вспомнила, что она хотела сказать сестре, как только услышала эту новость.

– К сожалению, а может быть, и к счастью, мама меня не слышит, – отрезала Кэтрин. – Энн, мы столько сил и средств вложили в мое образование! Если я рожу ребенка сейчас, я не смогу окончить колледж!

– Глупости! – оборвала ее Энн. – Насколько я помню, ты сможешь восстановиться в течение трех лет. Три года вполне приличный срок. Тебе хватит времени, чтобы подготовить ребенка к садику.

– А кто нас будет содержать все это время? – поинтересовалась Кэтрин. – Я больше не могу сидеть у тебя на шее. Хватит и того, что ты для меня сделала. Энн, мне так стыдно!

Кэтрин неожиданно расплакалась. Энн осторожно обняла сестру и прижала к себе, поглаживая ее по спине.

– Мы справимся, Кэт, обязательно справимся. Ты же помнишь, мы не опустили руки, когда мамы и папы не стало, вот и сейчас все будет хорошо. У нас, в конце концов, есть наследство дяди Кристофера. Я очень не хотела продавать дом, но, если придется, мы получим достаточно денег, чтобы безбедно жить до конца наших дней. Еще и твоему ребенку хватит! Тебе не нужно думать о деньгах, ты должна думать о том, чтобы родить мне здорового племянника или племянницу. Сейчас ты отдохнешь, приведешь себя в порядок, и мы поедем в клинику. Нужно показать тебя хорошему врачу…

– Энн, ты даже не представляешь, как я тебе благодарна! – шмыгая носом, сказала Кэтрин. – Ты так много дня меня делаешь – и это после того, как я с тобой поступила!

– Мы ведь уже решили, что ты окончишь колледж, как только сможешь оставлять ребенка в садике.

– Да я не про учебу! – отмахнулась Кэтрин. – Разве Боб тебе ничего не сказал?

Эти слова Энн очень не понравились.

– А что он должен был мне сказать? – поинтересовалась она, отодвигаясь от сестры так, чтобы видеть ее лицо.

Кэтрин стремительно покраснела и отвела глаза.

– Он же сказал мне, что поговорит с тобой…

– Да мы с ним и не виделись еще толком. Знаешь, Боб в последнее время ведет себя очень странно: почти не разговаривает со мной, недавно вообще нагрубил, мы близки не были уже месяца два, если не больше… – Энн вдруг почувствовала настоятельную потребность поделиться с сестрой своими бедами.

– Ничего удивительного, – пробормотала Кэтрин.

– Ты что-то знаешь? Расскажи, пожалуйста.

– Боб два месяца не спал с тобой, потому что он спал со мной! – выпалила Кэтрин.

Энн неуверенно рассмеялась.

– Это не очень хорошая шутка, но в твоем положении подобное простительно. Говорят, в первые месяцы беременные женщины не очень хорошо соображают.

– Это ужасно, но я не шучу. Ты ведь так и не спросила, от кого у меня ребенок.

Энн поняла, что ей совсем не хочется знать ответ на этот вопрос. Ее идеальная жизнь и так рассыпалась на глазах: сначала работа, теперь вот жених…

– Я ношу ребенка Боба. В последние два месяца мы с ним встречались регулярно.

Энн встала с дивана и отошла к окну. Впервые в жизни ей было неприятно находиться рядом с сестрой.

– Как это произошло? – странным голосом, будто связки у нее были из металла, спросила Энн.

– Боб приехал читать лекции, вечером мы устроили новому преподавателю вечеринку. Мы с ним просто потанцевали, он проводил меня домой, ну и вот… Я до сих пор сама не могу понять, почему сделала это. Поверь мне, Энн, я вовсе не хотела отбить у тебя Боба! Ты же знаешь, что он не в моем вкусе. Просто мы оба словно сошли с ума.

– Теперь я многое понимаю… – тихо сказала Энн. – Боб знает о ребенке?

– Нет.

– Почему?

– Я не хочу ему ничего говорить. Это будет только мой ребенок.

– Ты должна сказать.

– Нет, – упрямо повторила Кэтрин. – Я вовсе не хочу снять с себя ответственность за то, что между нами произошло. У меня был миллион возможностей сказать «нет».

– Почему же ты не воспользовалась хотя бы одной?

Энн чувствовала, как волна темного гнева поднимается в ней. Усилием воли она сдерживала этот поток. Энн вдруг с ужасом поняла, что ненавидит сейчас свою родную сестру, ненавидит единственного близкого ей человека.

– Я уже сказала, я словно сошла с ума. Каждый раз мне казалось, что это последний раз, что мы просто разойдемся и забудем обо всем, так, словно ничего и не было. А потом мы снова встречались и снова оказывались в его комнате…

Энн сжала кулаки, с трудом сдерживая слезы. Она спокойно отнеслась к вести о предательстве Боба, но предательство сестры пережить была не в силах.

Наверное, то же самое чувствовал Кристофер Ланкастер, когда узнал, что его отец собирается вновь жениться, неожиданно подумала Энн.

Кулаки разжались, и слезы высохли на глазах.

– Как бы то ни было, нам придется все сказать Бобу, – уже совершенно спокойным голосом сказала Энн. – Все же он отец этого ребенка.

– Я не хочу его видеть. Если бы не он, всего этого не случилось бы! – сердито сказала Кэтрин. – Между нами не пробежала бы кошка, и мы спокойно продолжали бы общаться.

– Между нами и так не пробегала никакая кошка, а уж тем более кот! – ласково сказала Энн, обнимая сестру. – Знаешь, сейчас я поняла, что чувствовал Кристофер Ланкастер, когда поссорился с нашим дедом… Только что у меня был выбор: наслаждаться своей болью, до конца жизни лелеять ее или простить и постараться забыть, чтобы провести остаток дней с родными людьми. Мы не должны ссориться, Кэтрин, тем более из-за мужчины. Это глупо и недостойно, тем более сейчас, когда в семье Ланкастеров наконец-то появится пополнение.

Энн тепло улыбнулась сестре. Кэтрин несмело улыбнулась в ответ и прижалась к Энн, совсем как в первые месяцы после смерти родителей.

– А Бобу мы все-таки скажем, – твердо заявила Энн.

Счастливая тем, как хорошо окончилось неприятное объяснение, и тем, что сестра рядом, Кэтрин не стала спорить, оставив этот вопрос на будущее.

Энн показалось, будто Боб догадывался, что она хочет ему сказать: теперь уже бывший жених приехал к ней через двадцать минут после звонка. Первым же вопросом Боба было сакраментальное:

– Что случилось?

Энн тяжело вздохнула, подумав, что она в последнее время слишком часто сталкивается с этим вопросом.

– Кэтрин в больнице.

– Как же так? – растерянно спросил Боб.

– Вчера она приехала ко мне и сообщила, что ждет от тебя ребенка. В тот же день мы поехали в клинику. – Энн спокойно рассказывала обо всех событиях вчерашнего дня, совершенно не обращая внимания на шокированного Боба. Сейчас здоровье сестры и ее ребенка волновало Энн гораздо сильнее переживаний и душевных терзаний бывшего жениха. Впрочем, еще вечером Энн сказала себе, что Боб даже женихом-то для нее не был. – Врачи настаивают, что Кэтрин нужно немедленно ложиться на сохранение: у вас с ней разные резус-факторы. Если бы я не знала об этом, Кэтрин могла бы потерять ребенка. Но теперь все будет в порядке: она пройдет курс лечения и вскоре вернется домой.

– Откуда ты узнала? – спросил Боб.

– О резус-факторе? – не поняла Энн. – Ты же сам как-то говорил, что у тебя отрицательный резус-фактор. А все данные Кэтрин я помню наизусть.

– Нет. Кэтрин тебе рассказала о том, что мы с ней…

Энн взвела глаза к потолку. Ей нужно обсудить с Бобом столько по-настоящему важных вопросов, а он начинает вновь говорить о том, что ей и так уже понятно!

– Боб, я простила Кэтрин, а ее предательство мне пережить было гораздо сложнее, чем твое. Наверное, сейчас уже можно честно признаться в том, что я просто не любила тебя так, как могла бы любить.

– Мне очень жаль, – пробормотал покрасневший до корней волос Боб.

Энн махнула рукой.

– Пустое все это! У нас сейчас гораздо более серьезные проблемы на повестке дня. Ты признаешь ребенка Кэтрин?

– Конечно. Если бы я мог на ней жениться…

– Я бы тоже предпочла такой вариант развития событий. К сожалению, Кэтрин и слышать о тебе не хочет. Должна признаться, я понимаю почему.

– Я сейчас скажу ужасную для тебя вещь, Энн, но, надеюсь, у тебя хватит сил простить меня еще раз.

Энн лишь пожала плечами. Что бы ни сказал Боб, у нее и так хватало сейчас проблем, чтобы еще задумываться и над его признаниями!

– Когда мы с Кэтрин встретились в первый раз, я почти не заметил ее, она ведь тогда была совсем подростком… Но когда я увидел ее в Оксфорде, мне показалось, что мир перевернулся. Прости, Энн, но ты никогда не была такой страстной, такой трепетной, такой желанной. Ты права, мы недостаточно сильно любили друг друга… Ты прекрасная женщина, Энн, ты сделаешь счастливым любого мужчину, но…

– Хватит с меня покаяний! – взмолилась Энн. – Если честно, мне не очень приятно все это слушать. К тому же я в курсе, что я замечательная женщина. Знаешь, я даже рада, что все вот так окончилось. Мы ведь даже не были помолвлены. Вряд ли мне было бы так же просто пережить все это после нашей с тобой свадьбы. Я рада, что мы не торопились.

– Я тоже рад, – признался Боб.

– Но сейчас следует поспешить. Насколько я помню мечты Кэтрин о ее свадьбе, выпирающий живот нигде не фигурировал. Если ты действительно хочешь на ней жениться, тебе стоит приложить усилия. У нее характер Ланкастеров.

– А это значит, мне придется столкнуться с ослиным упрямством. – Боб чуть заметно улыбнулся. – Ты поможешь мне, Энн?

– Иногда я себя чувствую матерью Терезой! – Энн тяжело вздохнула. – Мне следовало бы прогнать вас обоих, а я собираюсь выступить свахой.

– Ты просто чудо, Энн! – От избытка чувств Боб поцеловал ее в щеку, но сразу же смутился и спросил:

– В каком госпитале Кэтрин?

Энн продиктовала адрес и закрыла за торопящимся к Кэтрин Бобом дверь.

И правда мать Тереза! – сердито подумала она. Убедить сестру и Боба, будто ей так легко удалось пережить это разочарование, оказалось гораздо проще, чем убедить себя.

Энн отправилась на кухню, собираясь приготовить себе хоть что-то на ужин.

Все же они поступили подло! – вдруг прокралась предательская мысль. Энн усилием воли поспешила отогнать ее, но мысль упрямо вертелась на самом крае сознания, портя настроение и аппетит.

Да, подло, но сделанного не воротишь. И даже хорошо, что все так вышло, теперь я спокойно могу целоваться с кем хочу! – подумала Энн и усмехнулась. Да и чем я лучше Кэтрин и Боба? Пусть я не спала с Фредериком, но ведь хотела этого?

Фредерик не брат Боба! – самой себе ответила Энн и в раздражении бросила вилку.

От неприятных мыслей ее оторвал телефонный звонок.

Хорошо бы это была Клер, подумала Энн. Мне сейчас нужно с кем-нибудь поговорить. По крайней мере, Клер всегда называет вещи своими именами. Если бы кто-то назвал Боба и Кэтрин предателями, мне стало бы легче. Я смогла бы защищать и оправдывать их…

Но в трубке раздался мужской баритон. Еще не понимая смысла сказанного, Энн почувствовала, как у нее подгибаются ноги, а все тело словно обдает жаром из раскаленной печи.

– Мисс Ланкастер, это Фредерик Стрейт.

– Я узнала вас, – пролепетала Энн, но тут же постаралась взять себя в руки. – Что вы хотите?

– Встретиться с вами. То, что вы меня узнали, крайне обнадеживает!

– Я же просила передать все документы мистеру Бернеру.

– Я хочу встретиться с вами не как с клиенткой, а как с очаровательной женщиной. Давайте сегодня сходим в зоопарк!

Если бы Энн не сидела, она бы точно упала.

– Куда?

– В зоопарк! Когда вы в последний раз навещали зебр и пингвинов?

– Когда Кэтрин была совсем маленькой. Много лет назад.

– Кэтрин это сестра? – уточнил Фредерик.

– Да.

– Вот и отлично! Зебры по вас соскучились.

– Думаете? – Энн сильно сомневалась в том, что зебрам есть до нее хоть какое-то дело.

– Конечно! А если бы вы знали, как страдают пингвины…

Энн рассмеялась.

А что, почему бы мне и не сходить развеяться? – вдруг подумала она, удивленная тем, что вообще способна смеяться. Зоопарк не то место, где стоит опасаться природного магнетизма Фредерика. Погода исправилась, прогуляюсь, полакомлюсь мороженым…

– Я согласна!

– Отлично! Значит, вы можете спускаться. Я уже стою перед вашим подъездом.

– Как же так? – растерялась Энн.

– Я ведь знаю о своем даре убеждения. Как быстро вы соберетесь?

Энн бросила взгляд в зеркало и поняла, что переживания последних двух суток не лучшим образом отразились на ней.

– Мне нужно как минимум полчаса. Так что поднимайтесь ко мне, мистер Стрейт, сварите кофе.

6

– И куда мы сегодня отправимся? – спросила Энн, поправляя прическу перед зеркалом.

По просьбе Фредерика сегодня она надела вечернее платье. Это был шедевр одного начинающего модельера, которому все в один голос прочили всемирную славу. Энн вообще любила молодых дизайнеров: во-первых, они всегда предлагали что-то новое, а во-вторых, их изделия стоили не так уж дорого. Сегодня на ней было облегающее платье цвета индиго. Плотный эластичный материал затягивал ее талию не хуже корсета, выгодно подчеркивая мягкие линии фигуры. Но к полу платье расширялось и струилось по ногам, словно потоки воды. Обнаженные плечи Энн прикрыла шарфом, вышитым золотой нитью тем же рисунком, что и подол платья.

К этому платью идеально подошли бы сапфиры, но Энн не могла себе позволить такую роскошь. По крайней мере, пока, как она искренне надеялась. Так что уши и шея Энн были свободны.

Фредерик восхищенно любовался Энн. Несколько локонов короткой стрижки Энн игривыми завитками опустились на затылок. Маленькая, чуть заметная родинка возле ключицы волновала Фредерика, пробуждая его воображение. Сегодня ему с трудом удалось взять себя в руки.

Энн удивленно посмотрела на молчащего Фредерика и поинтересовалась насмешливо:

– Ты онемел от восторга?

– Попробуй тут не онеметь! – Фредерик усмехнулся. – Сегодня ты прекрасна, словно античная статуя.

– Вот это комплимент. – Энн еще раз придирчиво осмотрела макияж, на который потратила почти два часа, хотя неискушенному человеку показалось бы, что она лишь слегка выделила тенями глаза, подчеркнула и без того длинные ресницы тушью и чуть мазнула губы блеском. – Насколько я помню, античные статуи до сих пор считаются идеалом красоты?

– Греки понимали под красотой гармоничность и пропорциональность. То есть то, что превыше всего ценит каждый настоящий художник.

– Иногда я не знаю, как реагировать на твои комплименты, – призналась Энн. – Так куда мы идем?

– Сегодня мы пойдем в оперу. У меня два билета в ложу на «Мадам Баттерфляй».

– Вот это да! – Энн еле сдержалась, чтобы не захлопать в ладоши.

– Ты любишь оперу? – удивился Фредерик.

– Обожаю! Но у меня в последние годы не было возможности ходить туда. Пока родители были живы, мы раз в месяц обязательно посещали Королевскую оперу.

– Значит, у тебя сегодня будет день воспоминаний.

– Ты просто чудо, Фредерик! – восторженно воскликнула Энн и от избытка чувств бросилась ему на шею.

Последнюю неделю они встречались каждый день. Энн была очень рада появлению Фредерика: расследование на работе продолжалось и работать она не могла, Кэтрин все так же лежала в больнице, и к ней пускали не больше чем на полчаса в день. Энн просто не знала бы, куда себя деть, если бы не каждодневные прогулки с Фредериком.

Теперь Энн с усмешкой вспоминала свои обвинения в том, что Фредерик сломал ее идеальную жизнь. Да, все полетело вверх тормашками, но Энн считала себя достаточно здравомыслящим человеком, чтобы не нарушать причинно-следственные связи. Конечно, теперь ее жизнь будет другой, более непредсказуемой, но и более увлекательной.

Энн не могла понять только одно: после неожиданного поцелуя в доме дяди Фредерик больше не сделал ни одной попытки сблизиться с ней. Он вел себя как истинный джентльмен, чем удивлял Энн, которая чуть ли не каждый вечер настраивала себя на решительный отпор. Правда, сегодня она была готова уступить просьбе, окажись та достаточно настойчивой.

Смущенный Фредерик отстранил от себя Энн и отвел глаза. Если бы она только знала, чего ему стоило сдерживаться все эти дни! Особенно когда они встречались вечером в уютном кафе или сидели рядом в кинотеатре… Фредерику иногда начинало казаться, что он просто не выдержит еще одного такого свидания.

– Пожалуй, нам пора, – пробормотал он.

Энн удивленно посмотрела на Фредерика, но решила ничего не уточнять. Ей-то спешить некуда.

– Да, конечно! – легко согласилась она. – Помню, когда мне было пятнадцать, папа использовал либретто «Мадам Баттерфляй», чтобы объяснить мне, какими нехорошими могут быть мужчины.

– У тебя было интересное детство, – хмыкнул Фредерик.

– И не говори! – согласилась Энн и тепло улыбнулась, вспоминая о родителях.

– А где сейчас твоя сестра?

Энн тяжело вздохнула.

– Если честно, мне трудно говорить об этом.

– И не надо, – легко отступил Фредерик. – У нас с тобой вся жизнь впереди, еще успеешь рассказать мне все, что я хочу знать о тебе.

Энн предпочла промолчать. До сих пор она не воспринимала отношения с Фредериком как что-то серьезное. Энн честно признавалась себе, что после всего пережитого, после предательства сестры и Боба ей будет сложно вновь решиться на серьезные стабильные отношения. Роман с Фредериком казался ей наилучшим выходом в данной ситуации: рядом с ним было легко и спокойно. Он ни о чем не просил, она ничего не обещала. Именно то, что нужно для лечения сердечных ран. И вот вдруг Фредерик прямо говорит, что намерен продолжать эти отношения до конца жизни!

– А почему ты меня никогда ни о чем не спрашиваешь? – спросил он.

– Если честно, мне нравится открывать в тебе все новые и новые грани. За последнюю неделю я, например, поняла, что все эти твои хулиганские выходки в доме моего дяди – наносное. На самом деле ты истинный джентльмен.

– Это потому, что я к тебе не пристаю?

– Фредерик, ну зачем ты разрушаешь мои иллюзии? – укоризненно спросила Энн.

– Прошу прощения.

Фредерик галантным жестом распахнул дверцу такси и помог Энн сесть.

– Так-то лучше! – одобрила она.

На обратном пути Энн была странно задумчива и молчалива. Фредерик прекрасно понимал ее состояние и тоже молчал всю дорогу. Когда такси остановилось перед домом Энн, он осторожно тронул ее за плечо.

– Мы уже приехали.

– Надо же! – встрепенулась Энн. – Я так задумалась, что и не заметила.

Фредерик помог ей выйти.

– Может быть, зайдешь ко мне на чашку чаю? – с надеждой спросила она.

– Ты уверена?

– Ох, вы, мужчины, все одинаковы! Я сказала: на чашку чаю! – воскликнула Энн. И уже тише добавила: – Мне просто очень хочется с тобой поговорить.

Фредерик улыбнулся.

– Конечно зайду. И даже собственноручно заварю чай. Твой наряд великолепен, но мне кажется, что тебе ужасно хочется вылезти из этой кожи.

– Ты прав. – Энн тяжело вздохнула. – Я понимаю, почему дамы в корсетах так часто падали в обморок. Но, по крайней мере, я надела это платье хотя бы один раз! Кэтрин, когда его увидела, сразу же сказала, что оно так и провисит в моем шкафу.

Через пятнадцать минут, переодевшись в уютный домашний костюм, она уже сидела на диване и держала в руках чашку с дымящимся чаем.

Фредерик сидел рядом в кресле; он снял пиджак и ослабил галстук. Тщательно уложенные волосы теперь были взъерошены.

– Тебе так гораздо лучше, – похвалила его Энн. – Так ты больше похож на хамоватого искусствоведа.

– А я и есть хамоватый искусствовед.

– Какой потрясающий чай! – Энн с удовольствием сделала большой глоток. – Мне иногда кажется, за что бы ты ни взялся, ты все сделаешь идеально.

– Ты не права: я совершенно не умею обращаться с молотком и прочими инструментами. Правда, я и не берусь за гвозди, – добавил он, подумав.

Энн чуть заметно улыбнулась.

– Что-то ты совсем загрустила. – Фредерик недовольно покачал головой. – Я-то думал, ты будешь весела и полна впечатлений.

– Буду говорить в доступных для тебя понятиях. – Уголки ее четко очерченных губ слегка приподнялись. – У меня сегодня случился катарсис. А ведь это не всегда приятное чувство…

– Понятно. – Фредерик поставил свой чай на столик и наклонился к Энн. – «Очищение духа при помощи страха и сострадания». Аристотель. И что же тебя сегодня так напугало? Или ты просто сострадаешь несчастной мадам Баттерфляй?

– Страха я не испытывала. Я сострадаю несчастной мадам Баттерфляй. Только сейчас я до конца поняла ее трагедию.

– Интересно было бы послушать! – Фредерик и правда выглядел очень заинтересованным.

– Как искусствоведу? – спросила Энн.

– Нет, как человеку, которому ты нравишься с каждым днем все больше и больше.

Фредерик тепло ей улыбнулся, и Энн улыбнулась в ответ. Этот рыжий слегка ненормальный мужчина играючи сумел очаровать ее.

– Беда мадам Баттерфляй не столько в том, что ее бросил возлюбленный, сколько в том, что он ее предал. Пережить предательство близкого человека так сложно…

– Мне кажется, тебе стоит рассказать о том, что же с тобой произошло в эти дни, – предложил Фредерик.

Энн кивнула.

– Я не знаю, говорила я тебе или нет, но еще совсем недавно у меня был почти жених.

– Не очень хорошо понимаю, что ты имеешь в виду под словосочетанием «почти жених».

– Мы так и не объявили о своей помолвке, но только потому, что у нас постоянно не хватало времени.

– Ясно. Скажу честно, меня радует, что ты говоришь о нем в прошедшем времени.

– Да, ты прав, мы расстались. – Энн вновь замолчала и принялась разглядывать дно чашки.

– И ты из-за этого так переживаешь? Многие расстаются. Не могу сказать, что это хорошо, но это… Нормально, что ли? Любовь имеет свойство заканчиваться.

– Закончить роман можно по-разному. Боб сделал это экстравагантно. Неделю назад ко мне приехала сестра и сообщила, что ждет ребенка.

– Это же замечательно! Только при чем тут… – Фредерик умолк, начиная понимать, в чем дело.

Энн грустно улыбнулась.

– Ты правильно догадался. Боб – отец ребенка моей сестры.

– Как же так?.. – Наверное, впервые в жизни Фредерик не знал, что сказать.

– Он уже два месяца спал с Кэтрин и все никак не мог мне признаться. Кэтрин тоже хороша!

– Но ведь Боб твой, как ты выразилась, почти жених?!

– Мне кажется, они сами до сих пор никак не могут понять, как же такое вообще могло произойти. Ты удивишься, но и Кэтрин, и Боб люди порядочные. Им так же было тяжело все это пережить. Но, как ты сказал, любовь проходит, а иногда она приходит без нашего на то желания.

– В общем, ты их простила, – резюмировал Фредерик.

– А что мне оставалось делать? Ты же знаешь историю нашей семьи. Я не хотела окончить свои дни, как Кристофер Ланкастер. Да и потом, для меня Кэтрин носит в первую очередь моего племянника или племянницу, а уж потом ребенка Боба. Так что я постаралась убедить себя в том, что ничего страшного не произошло.

– Ты очень сильная женщина. – Янтарные глаза Фредерика горели восхищением.

– Я вовсе не такая сильная, обстоятельства сложились так, что у меня не осталось выбора. К тому же, если бы мы с Бобом не расстались тем или иным образом, я не смогла бы сейчас сидеть рядом с тобой и пить потрясающе вкусный чай.

– Ты во всем стараешься находить плюсы?

– Конечно! Лучше видеть наполовину полный стакан, чем наполовину пустой. – Энн помолчала. – Вообще-то я даже рада тому, что все это произошло: мы с Бобом никогда не любили друг друга так, как мне этого хотелось бы. Это были чисто деловые отношения: ему нужна была постоянная женщина, мне – мужчина. Мы все понимали и старательно делали вид, что любим друг друга. Ну не говорить же открыто, что это всего лишь сделка?!

– Ты самая чудесная женщина на этой планете!

Фредерик осторожно поставил чашку на стол и взял холодные пальцы Энн в свои ладони.

– Вот еще бы у тебя были горячие руки…

– Хватит того, что у меня холодная голова, – рассмеялась Энн.

– А мне кажется, ты вполне способна на безумства!

– Для того чтобы я решилась на что-то экстраординарное, повод должен быть достаточным.

– Ты взвесишь все за и против и лишь потом кинешься в омут головой?

– А как же! Я все-таки менеджер. Пусть пока и без работы.

Фредерик сочувственно покачал головой. О том, что в отношении Энн начато расследование, он уже знал.

– Не переживай, они скоро разберутся во всем и еще будут перед тобой извиняться.

– Хорошо бы поскорее. Мне очень не хочется продавать дядин дом и коллекцию.

– У тебя материальные проблемы?

– Пока нет, но, как только Кэтрин родит, они сразу же появятся.

– Где-то я читал, что содержание двух собак обходится владельцам как содержание одного ребенка.

– К чему это ты? – удивилась Энн.

– Просто хотел вывести тебя из ступора.

– Удалось! – весело рассмеялась она.

– Ладно, уже поздно, мне пора.

– Может быть… – Она не окончила фразу и покраснела, но все же не отвела глаз.

– Не надо, Энн, – тихо попросил Фредерик. – Я ведь могу и не справиться с собой.

Он осторожно провел пальцем по ее подбородку. Энн чувствовала тепло его тела, чувствовала его напряжение. Как ей хотелось, чтобы Фредерик сделал всего один шаг, разделяющий их!

– Я помню вкус твоих губ, будто только что поцеловал тебя, – хриплым шепотом сказал он.

– Тогда останься! – попросила Энн.

Фредерик покачал головой и отступил на один шаг.

– Прости, но не сегодня. Утром ты будешь сожалеть. – Он больше не сказал ни слова и лишь поцеловал Энн на прощание в лоб, как старший брат.

Это он удивительный человек, а я – ординарная женщина, каких много на этой планете! Думала, что ему нужен от меня только секс, и уже была готова обвинить во всех грехах, сказать, что он такой же, как и другие мужчины. Надеюсь, когда-нибудь он сделает этот шаг, и тогда я стану самой счастливой женщиной! – подумала Энн, когда за Фредериком закрылась дверь. Или этот мужчина будет со мной, или он сведет меня с ума. Впрочем, одно другому не мешает.

Она тяжело вздохнула и отправилась спать. Большая удобная кровать показалась этой ночью Энн удивительно холодной.

7

Утром Энн разбудил звонок в дверь. Она недовольно подняла голову с подушки. За последнюю неделю Энн уже привыкла вставать поздно, она даже была немного рада тому, что началось это расследование. У нее было стойкое ощущение, будто она находится в отпуске. Впрочем, в последние четыре года, как только Кэтрин поступила в колледж, Энн ни разу не уходила в отпуск и уж тем более не болела. Только сейчас она начала понимать, как прекрасно иногда просто остаться дома и побездельничать.

Часы показывали четверть девятого, а настойчивый посетитель все так же звонил в дверь.

Кто бы это ни был, он помешал досмотреть какой-то интереснейший сон! – сердито подумала Энн, но все же встала, накинула халат и отправилась открывать дверь.

На пороге стоял высокий худощавый молодой человек.

– Вы кто? – не слишком вежливо спросила заспанная Энн.

– Сержант Седрик Гроувер. Могу я войти? – Его тонкие, хрупкие, словно у женщины или у скрипача, пальцы нервно дергались, живя какой-то своей, отдельной жизнью.

Энн открыла дверь шире, впуская визитера.

– Что вам от меня нужно? Я вроде бы ничего противоправного не совершала.

– К вам у полиции нет никаких претензий, – успокоил ее сержант. – Я здесь не для того, чтобы арестовать вас, а для того, чтобы защитить.

Энн окинула выразительным взглядом его тощую нескладную фигуру и хмыкнула. Гроувер предпочел не обращать внимания на этот выпад.

– Думаю, вы слышали, что в городе появился маньяк?

– В этом безумном городе маньяки появляются каждый день. И что же из этого следует? Вы теперь всех женщин будете обеспечивать охраной?

– Не язвите, мисс Ланкастер. Этот маньяк, мы назвали его Сэм Короткая Стрижка, очень, очень опасен. На его счету уже больше пятнадцати жертв. И это только те случаи, о которых мы знаем. Он предпочитает женщин с короткой стрижкой, впрочем, о том, что у них были короткие стрижки, мы узнавали только после установления личности. Все жертвы были так изуродованы, что опознать их было просто невозможно. В этом нет ничего удивительного: в жутких страданиях женщины проживали несколько дней. Несколько дней ада.

Энн невольно сглотнула.

– А при чем тут я? – спросила она. – Кроме того, что у меня короткая стрижка.

– Вы будете следующей жертвой.

– Как… Откуда… – Ноги Энн подкосились, и она просто упала на диван.

– Может быть, вам стоит выпить чаю? – участливо спросил сержант Гроувер.

– В баре есть бутылка виски. Будьте так добры, налейте мне, – слабым голосом попросила Энн. Она не любила алкоголь и никогда не пила ничего крепче сухого вина, но сейчас почувствовала настоятельную потребность в виски, которое использовала раньше исключительно в кулинарных целях.

Сержант Гроувер понимающе кивнул и довольно щедро плеснул в широкий толстостенный стакан остро пахнущей жидкости. Дрожащими руками Энн взяла стакан и залпом выпила все, но тут же закашлялась и схватилась за горло.

– Воды? – спросил сержант.

Энн быстро закивала. Через несколько секунд Гроувер вернулся с кухни с полным стаканом воды. Энн сразу же стало легче, но предательски закружилась голова.

– А как вы узнали, что мне грозит опасность? – спросила она, придя в себя.

– Мы накрыли его логово. К сожалению, самого маньяка схватить не удалось. Но мы нашли у него ваши фотографии, все координаты, нашли даже несколько ваших вещиц. У вас ведь пропадали вещи в последнее время?

Энн задумалась.

– Носовой платок – но я их всегда теряю. Ручка – правда, мне кажется, ее просто кто-то забрал, когда я давала подписать бумаги…

– Их мы и нашли. Но вернуть пока не сможем: все это вещественные доказательства.

– Конечно, конечно! – легко согласилась Энн. – А вы уверены, что это мои вещи?

– Как выглядел платок?

– Белый, с кружевной каймой и вышитыми гладью анютиными глазками. А еще я в уголке испачкала его чернилами, но он мне все равно очень нравился!

– А ручка?

– Золотистый паркер с моей монограммой.

– Теперь нет сомнений. Именно ваши вещи мы нашли в логове маньяка. Мне очень не хочется вас запугивать, мисс Ланкастер, но даже если бы вещи оказались не вашими… Все стены были увешаны вашими снимками. Он уже давно следит за вами, мисс Ланкастер. Он всегда так делает, прежде чем напасть. Сэм старается узнать все о своей жертве, пытается найти ее слабые стороны, изучает ниточки, за которые ее можно дергать. У вас ведь тоже есть слабости, мисс Ланкастер?

– Да, моя сестра, например. Она сейчас ждет ребенка. Вы обеспечите ей защиту?

– Ваша сестра уже под тайным наблюдением. Мы стараемся сделать так, чтобы преступник не узнал, что нам уже все известно. Пусть думает, будто вы все так же одиноки и беззащитны.

– Но я вовсе не одинока! – воскликнула Энн. Она вспомнила о Фредерике, вспомнила его крепкие, надежные руки и поняла, что теперь рядом есть человек, способный ее защитить. – Мой друг Фредерик Стрейт…

– Как долго вы знаете мистера Стрейта? – перебил ее сержант Гроувер.

– Больше недели.

Полицейский выразительно усмехнулся.

– Я ему полностью доверяю! – сердито бросила Энн и сложила руки на груди.

– Не спорю. Но ни одну жертву маньяк не утаскивал силой, все ему доверяли. Он умеет войти в доверие к женщине.

– Хотите сказать, вы подозреваете Фредерика?

Сержант Гроувер пожал плечами.

– Мы проверим его. Но для проверки нужно время. В любом случае, теперь я буду рядом с вами день и ночь.

– Как же так? – растерялась Энн.

– Конечно, у вас возникнут определенные затруднения. Но, согласитесь, мисс Ланкастер, жизнь дороже.

– Дороже, – согласилась Энн.

– Вот и отлично. Где бы я мог разместиться?

– Вы хотите сказать, что теперь будете у меня жить?

– А как же иначе? Ваш дом под постоянным наблюдением, но лучше мне все же быть рядом с вами.

– Вы не можете у меня жить!

– Почему же?

– Я одинокая женщина, пойдут сплетни и пересуды. И как я объясню ваше присутствие Фредерику?

– Скажете, что я ваш двоюродный брат.

– Он уже знает, что у меня нет родственников, кроме сестры.

– Скажете, что я родственник вашей близкой подруги. Она попросила вас приютить меня на несколько дней.

– В Лондоне полно гостиниц. Лучше я скажу Фредерику правду.

– Нет, – твердо сказал сержант Гроувер. – Ваш Фредерик так же находится под подозрением. Вы же не хотите, чтобы маньяк сбежал?

– Не хочу, конечно, но я не собираюсь жить в одном доме с молодым мужчиной! О! А если вы быстренько проверите Фредерика, выясните, что он вне подозрений, и я попрошу его временно пожить со мной?

Энн была довольна своей идеей, но на лице сержанта Гроувера такого довольствия не читалось.

– Как вы не понимаете, мисс Ланкастер, мы ведь это делаем только ради вас! Думаете, мне очень приятно объяснять своей девушке, почему я буду жить у молодой симпатичной женщины несколько недель?

– Недель?!

– К сожалению, быстрее мы вряд ли справимся.

– Вы можете днем присматривать за мной, сержант, – сдалась Энн. – Но ночевать вы будете за пределами моей квартиры.

– Но, мисс Ланкастер!

– Никаких «но»! Я не собираюсь губить свою репутацию из-за какого-то маньяка!

– Но ведь этому вашему Фредерику вы были готовы позволить жить с вами!

– К Фредерику я чувствую влечение. К вам – нет. Надеюсь, я доступно объяснила разницу? – Энн встала и бросила на полицейского уничижающий взгляд. – Сейчас я пойду в ванную комнату, а вы пока можете осмотреться. Вдруг найдете следы своего маньяка.

Энн залезла под душ. Начало дня ей категорически не понравилось.

Подумать только! Какой-то маньяк решил охотиться за мной! И правда, беда не приходит одна. И я еще никому не могу рассказать обо всем этом! Фредерику этот сержант запретил говорить что бы то ни было. Кэтрин не расскажу, потому что ей сейчас нельзя волноваться. Бобу не очень-то и хочется рассказывать о своих проблемах. Может, позвонить Клер? Правда, это очень нехорошо с моей стороны… Я всегда ей звоню, когда у меня что-то случается. А может быть, мне и Клер звонить нельзя? Вдруг этот Сэм прослушивает мои телефоны?

Энн поёжилась. Ей почему-то показалось, что на нее сейчас пялятся сотни невидимых глаз.

Ну и пусть смотрят! – сердито решила она. Даже если моя квартира уже напичкана аппаратурой, я не буду чувствовать себя чужой в собственном доме. Кстати, нужно будет выставить этого Гроувера до того, как ко мне придет Фредерик. Не хочу, чтобы они встречались. Не хватало еще сцен ревности!

Энн совершенно не сомневалась в двух вещах: в том, что Фредерик сегодня к ней придет, и в том, что, увидев Гроувера, он устроит ей допрос с пристрастием. Фредерик не был похож на мужчину, который потерпит рядом со своей женщиной другого самца.

Иногда я даже сожалею о том, что узнала о Бобе и Кэтрин. Как было бы хорошо, если бы всего этого не случилось! С того дня, как в мою жизнь вошел Фредерик Стрейт, она со скоростью бешеного паровоза летит под откос. Но ведь если бы я не получила наследство, если бы Боб не предал меня, если бы мистер Бернер пригласил другого искусствоведа, мы бы не встретились с Фредериком никогда. Пусть эта жизнь летит, куда ей хочется, сейчас я счастлива, счастлива так, как может быть счастлива желанная женщина.

Энн улыбнулась и выключила душ.

Когда она вышла, уже тщательно причесанная и одетая в домашние брюки и блузку, сержант Гроувер сидел на диване и удивленно смотрел на телефонную трубку.

– Вы впервые увидели радиотелефон? – не удержалась от колкости Энн.

– Только что звонил Фредерик Стрейт.

– Да? – Голос Энн был по-прежнему спокойным, но в душе у нее все перевернулось. Что мог сказать этот мальчишка Фредерику?

– Он сказал, что приедет через пятнадцать минут и выгонит меня отсюда взашей.

На лице Гроувера читалась такая растерянность, что Энн даже стало его немного жаль. Совсем чуть-чуть.

– Я бы вам советовала вести наблюдение издалека. Фредерик из тех людей, которые всегда выполняют свои обещания. Боюсь, он не обратит никакого внимания на то, что вы офицер полиции.

– Но ведь я должен постоянно следить за вами!

– Вот и следите. Издалека. И чем дальше, тем лучше. Мне нужно устраивать свою личную жизнь. Несмотря на всяких там маньяков! Я же против наблюдения, мне так даже спокойнее. Кстати, можете попробовать уговорить моих соседей отдать их квартиру под штаб.

Энн усмехнулась, вспомнив истеричную и крикливую миссис Якобс, ее мужа – бывшего боксера и их чудесного волкодава Тайсона.

– Хорошо, я уйду, только пообещайте мне, что никуда из дома не выйдете.

– Я не могу этого обещать. Я всецело доверяю Фредерику. Я уверена, что он не маньяк. Вчера вечером он был у меня дома и мог сделать со мной все, что угодно. Но, как видите, я цела и невредима.

– Ладно, – сдался сержант Гроувер. – Вижу, доводы разума на вас не действуют. Кажется, мне придется показать вам несколько снимков жертв Сэма.

– Не стоит. Я плохо буду спать, не высплюсь и потеряю бдительность. – Энн уже вполне пришла в себя. Она могла здраво рассуждать и теперь была почти на сто процентов уверена, что под бдительным оком полиции и не менее бдительным оком Фредерика ей ничто не грозит.

– Удачного дня, сержант Гроувер.

– Я буду следить за вами, мисс Ланкастер.

– Это ваша работа. – Энн пожала плечами и распахнула входную дверь, давая понять Гроуверу, что не задерживает его.

Как только за молодым полицейским захлопнулась дверь, Энн облегченно вздохнула. Все же хорошо, что Фредерик с ним не встретился. Энн никогда не имела склонности к экстриму и не хотела оказаться рядом с рассерженным Фредериком.

Но не успела она дойти до кухни, как в дверь вновь позвонили.

Неужели этот мальчишка забыл что-то? – сердито подумала Энн. Она распахнула дверь и уже собиралась отчитать сержанта Гроувера, как ее губы сами собой расплылись в улыбке.

– Фредерик! Как хорошо, что ты приехал!

– Кто это у тебя был? – сердито спросил он.

– Мог бы и поздороваться! – Энн надула губки и отступила на шаг. – Устроишь обыск? Сразу честно говорю, в шкафу и не ищи: он у меня от обилия вещей с трудом закрывается, любовник там не уместится.

Фредерик рассмеялся и покачал головой.

– Прости, пожалуйста! При одной мысли о том, что рядом с тобой может быть другой мужчина, я просто схожу с ума.

– Я заметила. – Энн старательно дулась, хотя даже и не сердилась на Фредерика.

Она прекрасно понимала, что испытала бы такой же острый приступ ревности, если бы, позвонив Фредерику, услышала в трубке женский голос, сообщающий, что Фредерик в ванной и ответить не может.

– Ну не сердись!

Фредерик нежно ее обнял и прижал к себе.

– Я просто не готов делить тебя с кем бы то ни было. И все же, кто это был?

– Это был младший брат моей подруги. Он собирается заняться менеджментом в журналистике, Боб разрабатывал эту тему, вот он и приходил взять у меня несколько книг Боба. – Энн вдохновенно врала и сама толком не понимала, зачем это делает. – Я не ожидала его визита, когда он пришел, я еще спала, вот и послала его самостоятельно искать книги, а сама отправилась в ванную. Между прочим, ты испугал мальчика.

– Да, я был не прав. Прости, но одна мысль о тебе сводит меня с ума, а уж мысль о том, что рядом с тобой может быть другой, превращает в безумца!

Энн ласково улыбнулась.

– Ладно, безумец, ты, наверное, еще не завтракал? Хочешь, я приготовлю оладьи?

– Заманчиво. – Фредерик улыбнулся, как кот, увидевший сметану. – Но мне нужно как-то заглаживать свою вину. Пойдем куда-нибудь позавтракаем?

– Отлично! – легко согласилась Энн. – Я сейчас переоденусь.

– Ты и так прекрасна.

Энн легонько шлепнула Фредерика по плечу, но комплимент приняла с радостью.

– Как погода?

– Великолепная: тепло и солнечно. Что еще нужно для прогулки поздним утром?

Энн довольно кивнула и вытащила из шкафа легкое летнее платье: на небесно-голубом фоне расцветали огромные маки. Энн знала, что в этом платье выглядит на восемнадцать, и собиралась воспользоваться всеми преимуществами красивой и подходящей одежды. Завершающим штрихом Энн набросила на плечи легкую кофточку: все же была только середина апреля. Погода будто отыгрывалась за дождливый и холодный март. За неделю почти отцвели нарциссы и тюльпаны, но ветер иногда был довольно холодным.

Она взяла сумочку и вышла из комнаты.

– Я готова.

– Я все же был прав!

– Когда? – не поняла Энн.

– Когда сказал, что ты богиня!

– Интересно, какая же я богиня? Только не говори, что Венера, это будет пошло.

– Нет, ты Афродита!

– А разве это не одно и то же?

– Но ведь ты не хочешь, чтобы я сравнивал тебя с ревнивой и склочной Герой?

– Лучше уж Афродита! – согласилась Энн.

Она весело рассмеялась и положила руки на талию Фредерика.

8

– Ты когда-нибудь имела дело с кокологическими тестами? – поинтересовался Фредерик.

– Какие? – От удивления Энн чуть приоткрыла рот, отчего пухлая верхняя губка слегка выдалась вперед, словно у маленькой девочки.

У нее был такой нежный и беззащитный вид, что Фредерик с трудом удержался, чтобы не обнять эту чудесную женщину. Самую чудесную женщину на свете.

– Тебе идет, – не преминул заметить он.

Энн легонько, как умеют только настоящие женщины, шлепнула его по ладони.

– Хорошо, объясняю. Слово «кокологический» образуется от сочетания японского слова «кокоро», что значит «сознание», «дух», «душа», «ощущение», и греческого «логос» – «слово», «понятие», «учение». Суть состоит в том, что, заставляя человека представлять разнообразные картинки, исследователь проникает в глубины его сущности. Для того чтобы использовать эти методики, совсем не обязательно быть профессиональным психологом.

– Эту часть я поняла. Что дальше? – Энн была заинтригована.

– Дальше я тебе сейчас задам несколько вопросов. Ответь на них быстро, не задумываясь.

– Договорились.

Энн улыбнулась и поставила чашечку с кофе на стол. Безумное утро, начавшееся с неожиданного появления полицейского с леденящими кровь историями, постепенно перетекало во вполне приличный и спокойный день.

Фредерик повел ее в небольшое, очень уютное кафе в Кенсингтон-гарден. Они пили кофе, ели воздушные булочки и болтали о всяких глупостях. Энн наслаждалась чудесным полднем, идеальным во всех отношениях: в меру жарким, в меру влажным, в меру облачным. Она уже и думать забыла о предупреждениях сержанта Гроувера! Рядом с ней был Фредерик, это Энн считала вполне достаточным для обеспечения безопасности.

Еще неделю назад она и представить не могла, что станет безоговорочно доверять мужчине, с которым практически незнакома. И не просто доверять, а доверяться. Энн чувствовала: она может рассказать Фредерику все, что угодно, и ее тайна навсегда останется тайной. А еще Энн отлично знала, что Фредерик никогда не попрекнет ее какой-то не слишком благовидной историей из прошлого. Впрочем, таких неблаговидных историй Энн за собой и не помнила.

– Так что за вопросы? – спросила она.

– Все просто. Я задам тебе четыре вопроса, ты должна будешь назвать ответ и дать ему три характеристики. Только не задумывайся, отвечай быстро. Суть в том, что ты должна говорить первое, что придет на ум. Начали?

– Я готова.

Энн поставила руку на локоть и игриво положила подбородок на кисть. В последние дни она удивляла саму себя непрестанно: вот и сейчас откуда только взялось это милое жеманство и кокетство?! Никогда ни с одним мужчиной Энн так себя не вела.

Фредерик тепло ей улыбнулся, и эта улыбка была совсем как чудесный день в середине апреля. Сегодняшний идеальный день.

– Итак. Назови любимый цвет и дай ему три характеристики.

– Красный! – выпалила Энн и удивленно посмотрела на Фредерика.

– Характеристики, – напомнил он.

– Горячий, страстный, взрывной.

– Отлично.

– Знаешь, я всю жизнь думала, что не люблю красный!

– Может быть, весна на тебя так действует? – предположил Фредерик, но не стал дожидаться ответа. – Впрочем, сам цвет не так уж и важен. Твое любимое животное?

– Лошадь. Грациозная, сильная, красивая.

– Уже лучше, – прокомментировал Фредерик.

– Чем же?

– Ты перестала думать и просто отвечаешь. А теперь представь себе водопад. Опиши его тремя словами.

– Неожиданный, сияющий, низвергающийся.

– И мы почти у цели. Представь себе белый цвет. Опиши его.

– Холодный, пугающий, бесконечный.

– Интересно! – удивленно хмыкнул Фредерик. – Ты помнишь, что ты отвечала на мои вопросы?

– У меня отличная память. – Энн сделала вид, что обиделась. – Надеюсь, она такой же сохранится в ближайшие восемьдесят лет.

– Ты хочешь жить так долго?

– Разве это долго?

– Рядом с любимым человеком – мгновение! – провозгласил Фредерик и поднял свою чашку с кофе, словно только что произнес тост.

Энн улыбнулась и осторожно чокнулась чашками.

– Так какие же результаты дал этот тест? – Врожденное женское любопытство проснулось у Энн вместе с кокетством и умением шаловливо шлепать мужчину ладошкой.

– Все просто. Любимый цвет, точнее его характеристики, это то, как ты относишься к самой себе. То есть ты – горячая, страстная и взрывная.

– Никогда бы не подумала! – воскликнула Энн. – Это все весна: всю жизнь своими достоинствами считала холодность и невозмутимость.

– Ты же отвечала на этот тест.

Энн кивнула, тяжело вздохнув.

– Что значит лошадь? – поинтересовалась она.

– Это то, как ты, по твоему мнению, выглядишь в глазах окружающих.

– Лошадью, что ли? – удивилась Энн.

Фредерик лишь развел руками и рассмеялся.

– Вообще-то, если ты еще не поняла, главное в тесте не предмет, а эпитеты. Ты думаешь, что люди видят в тебе красоту, грациозность и выносливость.

Энн задумалась, выразительно возвела глаза к потолку и наконец сказала:

– Все же люди видят во мне лошадь, как ни прискорбно это осознавать. Я ведь всю жизнь только и делаю, что работаю! И если бы не это идиотское расследование, у меня просто не было бы времени для того, чтобы встречаться с тобой.

– Я рад, что у тебя проблемы на работе.

– Это прозвучит ужасно, но я тоже рада. Что значит водопад?

– Твое отношение к сексу. Особенно меня удивило слово «неожиданный».

– Меня тоже, – призналась Энн. – Всегда была за защищенный секс.

– Защищенный секс и неожиданный секс – совершенно разные понятия. Вероятно, тебе просто не нравится рутина. Супружеские обязанности.

Энн поёжилась.

– Ужасно звучит! – сказала она, искренне удивляясь тому, что обсуждает такую интимную тему с Фредериком. Да она с Бобом никогда не говорила о сексе, а ведь они встречались много лет. – Итак, я представляю себе секс неожиданным, сияющим – ну здесь все более или менее понятно, – а вот как насчет «низвергающийся»?

– Это я у тебя хотел спросить. Может быть, поза?

На этот раз Энн все же слегка покраснела.

– Обсудим в другой раз! – предложил Фредерик. – Теперь перейдем к белому цвету. Слова, которыми ты охарактеризовала белый цвет, отражают твое отношение к смерти.

– Холодный, пугающий, бесконечный, – тихо повторила Энн и задумчиво замолчала.

Фредерик не прерывал этого молчания. Он знал, как это нелегко – познать самого себя. В кафе в полдень почти не было посетителей, только какой-то молодой человек сосредоточенно изучал уже полчаса одну и ту же страницу «Таймс». В разморенной тишине по-летнему теплого дня звонок его пейджера показался громом небесным.

Энн вздрогнула и удивленно посмотрела на Фредерика.

– Пейджер? У тебя же есть телефон.

– Клиентам я не даю номер телефона, чтобы не беспокоили понапрасну.

Энн понимающе кивнула и решила взять на заметку этот прием. Когда она работала, телефон мог зазвонить и в три часа ночи.

– Прости, мне нужно ненадолго отойти.

Энн улыбнулась Фредерику и махнула рукой.

– Пока не закончится расследование, торопиться мне некуда.

Но как только Фредерик отошел, Энн сразу же стало скучно, и она принялась разглядывать странного молодого человека с газетой. Что-то в нем показалось Энн странно знакомым, но вот что?

И только когда он излишне резким движением перевернул страницу, Энн поняла, где она уже видела эти нервные, дерганые движения тонких пальцев.

Кипящая праведным гневом Энн подошла к молодому человеку и вырвала у него из рук газету.

– Вы думаете, маньяк будет расчленять меня прямо здесь?! – уперев руки в бока, разъяренно спросила она.

– Отлично выглядите, мисс Ланкастер! – Сержант Гроувер попытался приветливо улыбнуться.

– Интересно, мне вас придется и из-под моей кровати вытягивать?

– Но ведь это делается для вашей же безопасности!

– Отлично! – Гневу Энн не было предела. – Где ваш начальник? Я хочу написать заявление, что отказываюсь от охраны. Жить в таких условиях просто невозможно!

– Не нужно так кричать, мисс Ланкастер, тем более что скоро придет ваш… хм… мистер Стрейт.

– Да, вы правы, – неожиданно согласилась Энн. – Я бы вам советовала убраться отсюда, пока он не вернулся. Поступите так же разумно, как вы поступили сегодня утром.

Гроувер тяжело вздохнул и встал. Он аккуратно сложил газету и оставил на столе чаевые.

– И если хотите поймать маньяка, научитесь вести слежку незаметно, – добавила Энн. Ей уже было жалко несчастного молодого полицейского. Наверняка его ждет выговор от начальства. – Я понимаю, что для моей безопасности ваше присутствие важно, но, сержант Гроувер…

– Можно просто Седрик.

– Отлично, Седрик, постарайтесь держаться от меня как можно дальше. Настолько далеко, чтобы не слышать, о чем я говорю на свиданиях!

– Спасибо, мисс Ланкастер.

– Просто Энн, – смилостивилась она.

Когда Фредерик вернулся, Энн уже сидела за столиком и допивала кофе. Правда, настроение у нее несколько испортилось, а кофе остыл.

– Может быть, нам уже пора отсюда двигаться? – поинтересовался Фредерик.

Энн удивленно посмотрела на него.

– Как ты угадываешь все мои желания?

– И вовсе не все! Я, например, не знаю, каким мороженым тебя лучше угостить.

– Ванильным. – Энн довольно улыбнулась: она как раз только что подумала о шарике ванильного мороженого.

– В вафлях, разумеется?

– Разумеется!

Как только мороженое было съедено, а часть вафель скормлена лебедям, плавающим в пруду, Фредерик спросил:

– У тебя были какие-то планы на сегодняшний день?

– Да, я хотела навестить сестру. А чем ты собирался заниматься?

– Сегодня я совершенно свободен.

– Только не говори, что и против тебя возбуждено служебное расследование!

– Моя профессия хороша тем, что я могу работать столько, сколько мне хочется, и тогда, когда мне хочется.

– Везунчик! – завистливо вздохнула Энн. – Но я все же предпочла бы вернуться на свою работу…

– Понимаю. Хочешь, я тебя провожу к сестре?

– Ты можешь зайти вместе со мной. Познакомишься с Кэтрин. Визит будет не долгим, больше получаса врачи не разрешают с ней общаться.

– Ну и замечательно! Я как раз успею провести еще несколько тестов и выяснить, так ли вы похожи, как мне кажется.

– О нет, мы с Кэтрин совсем разные!

– Не зарекайся. До сегодняшнего дня ты и не знала, что любишь красный цвет.

– Господи, Кэтрин, ну почему ты не хочешь нормально со мной поговорить?!

Боб возвел глаза вверх, словно надеялся на помощь неба в борьбе со строптивицей Кэтрин. Но небо было глухо, а сама виновница дурного настроения светила менеджмента журналистики закрыла уши ладонями.

– Ты ведешь себя, словно неразумный ребенок. А ведь всего-то через несколько месяцев ты станешь матерью!

– А может быть, я еще передумаю! – сердито ответила Кэтрин.

Боб вновь возвел глаза к потолку. Он уже почти потерял надежду уговорить Кэтрин выслушать его.

– Кэтрин, ты ждешь моего ребенка, я хочу, чтобы он рос с отцом.

Она даже не соизволила ответить на это.

– Мы же взрослые люди. Мне уже тридцать два, я многого добился, я смогу обеспечить тебя и ребенка без всяких проблем!

– Ты сам не понимаешь, что говоришь!

– А что ты сможешь дать ребенку, Кэтрин? Да, не спорю, у тебя есть огромный потенциал, но ты не работала ни дня. Пока ты сможешь его реализовать, пройдут годы. А ребенок? Кто все это время будет его обеспечивать? Ты хоть представляешь себе, какие это траты?!

– А ты уже все просчитал?

– Разве это плохо, уметь считать?

– И что показали твои расчеты?

– Что тебе будет выгодно выйти за меня. Кэтрин, если ты хочешь, ты сможешь пойти работать сразу же после рождения ребенка, сможешь завершить образование, сможешь делать все, что угодно. Для этого тебе достаточно стать моей женой.

– А зачем это тебе, Боб?

– Я хочу, чтобы мой ребенок был законнорожденным.

– Он был зачат незаконно.

– Господи, Кэтрин, ну сколько же можно обсуждать одно и то же! Да, мы с тобой были не правы. Я должен был сначала порвать с Энн, а уже потом начинать роман с тобой. Но Энн была далеко, а ты близко…

– Это я уже не раз слышала! – перебила его Кэтрин. – Ты так и не сказал мне, зачем тебе на мне жениться. Ребенка ты вполне можешь признать и так. Сейчас это не представляет никакой проблемы.

– Мне нужны жена, ребенок, нормальная семья, дом в престижном районе!

– Ты хочешь сказать, жена – элемент престижа?

– Можно сказать и так, – согласился Боб, радуясь тому, что Кэтрин его наконец-то поняла.

– Пошел вон, моральный урод, – совершенно спокойно, без всякого выражения сказала Кэтрин.

– Но как же так?! Я ведь все объяснил тебе! Неужели ты не понимаешь?

– Я все прекрасно понимаю, и поэтому пошел вон, подлец. Ты разбил сердце моей сестре.

– С Энн все было гораздо проще! – не подумав, брякнул Боб и едва успел увернуться от тяжелой вазы с цветами, которые сам сегодня и принес.

Уже стоя за дверью, он услышал, как в нее ударило что-то тяжелое.

– Наверное, книга, – пробормотал Боб. – Эта женщина сведет меня с ума! Можно подумать, это я с ней спал, а она со мной нет!

– Привет, что здесь происходит? – спросила удивленная Энн.

– Кэтрин вновь беснуется! – пожаловался Боб и тут же открыл рот от удивления.

– Фредерик Стрейт, друг Энн, – представился высокий широкоплечий мужчина с длинными рыжими волосами.

– Боб Гринарс… э-э-э…

– Фредерик знает, кто ты такой, – остановила его Энн, избавив от сложных объяснений. – Так что у вас случилось? И почему ты весь мокрый?

– Хорошо еще, что живой, – мрачно буркнул Боб и тяжело вздохнул.

9

– Знаешь, Энн, мне почему-то кажется, что сегодня не лучшее время для знакомства с твоей сестрой, – с сомнением сказал Фредерик.

– И мне так кажется, – согласилась Энн, встревоженная рассказом Боба.

Сам виновник очередной истерики Кэтрин поспешил откланяться и удалиться, дабы сменить костюм. Энн задумчиво смотрела вслед человеку, с которым собиралась прожить жизнь в горе и в радости, пока смерть не разлучит ну и так далее, и не понимала, что же такого она нашла в этом лысеющем, забавном мужчине.

– О чем задумалась? – поинтересовался Фредерик.

На фоне Боба даже длинный хвост рыжих вьющихся волос не казался столь шокирующим. Скорее добавлял Фредерику шарм, которого так не хватало успешному исследователю технологий менеджмента средств массовой коммуникации.

– И почему только я оставалась рядом с Бобом столько лет? – Энн не нашла ответа на этот вопрос и пожала плечами. Об этом она подумает как-нибудь в другой раз.

– Наверное, у тебя просто не было возможности остановиться и подумать, – предположил Фредерик. – А так как сейчас у тебя времени хоть отбавляй, ты можешь думать обо всем на свете столько, сколько тебе хочется. А мне пора бежать!

– Ты же никуда не собирался, – удивилась она.

– Но я же думал, что буду знакомиться с твоей сестрой. А раз знакомство отменяется, пойду немного поработаю. Не хотелось бы просить тебя расплачиваться в ресторане за нас обоих.

– Приятно осознавать, что рядом еще есть истинные джентльмены. Ты мне позвонишь?

– Обязательно!

Фредерик наклонился, чмокнул ее в щеку на прощание, хотя Энн так старательно подставляла губы, что даже встала на цыпочки, и, насвистывая какой-то веселенький мотивчик, направился к выходу.

Энн ласково улыбнулась и послала ему в спину воздушный поцелуй.

Одна неделя, и я уже влюблена по уши! – подумала она и замерла, осознав, что в первый раз дала определение тем удивительным и волнующим чувствам, которые испытывала к Фредерику.

Энн недовольно фыркнула и поправила прическу.

Нет, это бред какой-то! – твердо сказала она себе. Фредерик привлекает меня просто как мужчина. Да, мне хочется с ним переспать. Буду честна с собой. Но кто говорит о любви? Я ведь о нем почти ничего не знаю! Не знаю, кто его родители, не знаю, есть ли у него братья и сестры, не знаю даже, где он живет. А вот зато Фредерик знает обо мне все. Уже и то, какое мороженое я предпочитаю. Странно все это…

Но размышлять о странностях в поведении Фредерика Энн было некогда: ее ждал серьезный разговор с сестрой.

– Привет! – преувеличенно весело воскликнула она, входя в палату Кэтрин.

– О, привет! – вяло отозвалась та.

– Как ты себя чувствуешь? – Энн села на край кровати и поцеловала сестру в лоб.

– Великолепно, вот только никак не могу доказать это врачам. Спасибо за книги, они хоть как-то развлекают…

– А что это за осколки? – удивленно спросила Энн, заметив останки вазы и поломанные тюльпаны.

– Это Боб приходил, – лаконично ответила Кэтрин.

– Никогда не замечала за Бобом привычки разбивать вазы во время визитов, – попыталась пошутить Энн, но, увидев мрачное лицо сестры, поняла, что шутка не удалась. – Ладно уж, мы с ним встретились в коридоре, он был весь мокрый. Расскажешь, что тут у вас случилось?

– Боб просил меня стать его женой, – буркнула Кэтрин.

– Это был твой ответ? – Энн кивком головы указала на осколки. – Странный ответ.

– Сказать точнее, этот мерзавец предлагал мне сделку. Описывал, что я получу, если выйду за него замуж, и рассказывал, какие выгоды приобретет он сам, женившись на мне.

Энн удивленно посмотрела на свою сестру.

– А ты себе что представляла? Любовь до гроба и страстные клятвы? Этакого Ромео под балконом?

– Ну уж не дельца!

– В последнее время я тебя не понимаю, Кэт.

– Вот будешь беременной… – Кэтрин тяжело вздохнула. – А что за мужчина с тобой приходил? И не пытайся отпереться, я слышала голоса за дверью!

Энн прикинула взглядом расстояние от кровати Кэтрин до двери и рассвирепела.

– Тебе врач что сказал?! Лежать и не двигаться! Мало того что ты выторговала походы в туалет вместо судна, ты еще и бегаешь на цыпочках к двери подслушивать?!

– Энн, не кричи на меня, пожалуйста. – Кэтрин состроила огорченную рожицу. Правда, наученная многолетним опытом, Энн не очень-то поверила в раскаяние сестры. – Мне очень тяжело лежать бревном целый день. И потом, врач сказал, что уже все в порядке, ребенок развивается нормально, курс мне прокололи. Он сказал, что оставит меня в больнице еще на пару дней лишь затем, чтобы понаблюдать за моим состоянием. А так мне уже можно делать все, что угодно!

– Пока врач это все не скажет мне, ты будешь лежать смирно. Ты меня поняла, Кэтрин?

– Энн, может быть, тебя это очень расстроит, но мне уже давно не тринадцать лет! Я тебе не устраивала подростковый бунт, можешь считать, что у меня теперь гормональный кризис. Тем более есть повод. – Кэтрин показала рукой на свой пока еще плоский живот. – Я очень прошу тебя, не разговаривай со мной тоном строгой мамочки. У тебя все равно это никогда не получалось. Я уже взрослая, я скоро сама стану матерью. Прошу тебя, не заставляй меня лишний раз нервничать.

Ошеломленная этой отповедью Энн сидела не шевелясь. Она никак не могла понять, каким образом реагировать на монолог сестры. И пока Энн растерянно моргала, Кэтрин чуть успокоилась и уже успела пожалеть о грубых словах, как бы правдивы они не были.

– Ну не обижайся! – попросила она и обняла сестру. – Просто ты до сих пор хочешь меня контролировать во всем. А мне это неприятно. Я чувствую себя великолепно, врач правда сказал, что угрозы для жизни ребенка или моей жизни нет. Так о чем беспокоиться? Я люблю тебя, Энн, и очень благодарна тебе за заботу. Ты самый родной и близкий мне человек, и твое мнение для меня много значит.

– Подлиза! – сердито буркнула Энн, но обняла Кэтрин в ответ. – Так что тебя не устраивает в предложении Боба? Ты его не любишь?

– Тебя, сестричка, не поймешь. То ты говоришь, что брак – это сделка, то начинаешь спрашивать меня, люблю ли я Боба…

– Брак – семейный союз мужчины и женщины, порождающий их права и обязанности по отношению друг к другу и к детям, – процитировала Энн, слегка прикрыв глаза. – Так что это в любом случае сделка: муж приносит деньги, жена обеспечивает уют, рожает и воспитывает детей – в стандартном варианте. Можно и наоборот, кроме, разумеется, рождения детей. Но какой бы сделкой этот союз ни был, положительное отношение друг к другу только скрепляет его.

– Положительное отношение в твоем понимании – это любовь? – на всякий случай уточнила Кэтрин.

– Можно ограничиться и простой привязанностью. Но я бы хотела знать, любишь ли ты Боба.

Кэтрин отвела глаза в сторону.

– Зачем тебе это?

– Не беспокойся, я не мазохистка. Совсем недавно я поняла, что никогда не любила Боба и наш брак стал бы огромной ошибкой, которую бы пришлось исправлять очень много лет.

– Это из-за мужчины, с которым ты сегодня пришла?

– Кэтрин, не уходи от темы! – потребовала Энн.

– Я тебе отвечу, если ты пообещаешь, что расскажешь мне все о своем новом красавце.

– А почему ты решила, что Фредерик красавец? – удивилась Энн.

Она никогда не замечала за собой склонности к мужчинам с яркой внешностью. Скорее наоборот: красавцев Энн боялась как огня. И вновь Фредерик выпадал из привычных для нее рамок!

– Мужчина с таким голосом должен быть красив, как Аполлон! – мечтательно закатив глаза, заявила Кэтрин.

– И что это вас сегодня на Олимп потянуло? – неизвестно у кого поинтересовалась Энн. – Нет, на Аполлона он не похож. Если только этот бог не был рыжим и не стягивал свои кучерявые волосы в хвост на затылке.

– Да, тогда не похож. А какой у него рост?

– Около шести футов.

– И как же ты ходишь рядом с ним?

Энн удивленно пожала плечами.

– Нормально хожу.

– А как вы умудряетесь целоваться? Ведь тебе для этого нужно подпрыгнуть! Или ему наклониться почти до земли…

– У нас разница всего-то несколько дюймов. Если тебе так интересно, никаких проблем до сих пор не было.

– А в постели?

– Кэтрин! – возмутилась Энн.

– Ну ладно, вопрос снимается. Так ты собираешься с ним серьезно закрутить?

– Я еще пока не знаю. Мы и знакомы-то всего неделю…

– Ну ты, сестричка, даешь! – восхитилась Кэтрин. – Никогда бы не подумала, что ты будешь целоваться с мужчиной, которого знаешь всего неделю!

– Да мы и целовались-то один раз, в первый день.

– В твоем голосе звучит что-то, подозрительно похожее на разочарование.

– Хватит уже! – остановила ее Энн. – Ты все же умудрилась оставить тему Боба и его предложения. Почему ты не хочешь за него замуж? Разве ты его не любишь?

– Любишь – не любишь, что ты заладила?! – раздраженно огрызнулась Кэтрин.

– Но ведь ты с ним спала.

– И что? Неужели обязательно делать это по любви?

– Ты спала с Бобом, чтобы сделать мне больно? – удивилась Энн и с подозрением посмотрела на сестру.

– Почему у тебя нет других вариантов? Может быть, мне было интересно, как ты отреагируешь!

– Очень плохо, – бесцветным голосом ответила Энн. – Мне, кажется, пора.

– Стой! – окликнула ее Кэтрин. – Я глупо пошутила. Беременность убила у меня чувство юмора начисто! Я переспала с Бобом потому, что не смогла удержаться. Не знаю я, любовь это или нет, но мне его не хватает… – Последние слова Кэтрин сказала почти шепотом, отвернувшись от сестры.

– Так почему бы тебе не выйти за него замуж, вместо того чтобы бросаться вазами с цветами?! – возмущенно воскликнула Энн. – Так и повредить недолго…

– Он неправильно просит!

– Господи, да что же ему, кричать под балконом: «Выходи за меня, Кэтрин!»?

– Тогда бы я согласилась.

– Ты хочешь романтики?

– Почему бы и нет? – Кэтрин пожала плечами.

– Потому что ты выбрала не того мужчину. Боб найдет тысячу и одну причину, почему ты должна выйти за него, но даже и не подумает о том, что для этого достаточно просто сказать о своих чувствах! Ну такой он человек, Кэтрин. И его уже не переделать. Даже не пытайся.

– Все, больше я не буду об этом говорить! – отрезала Кэтрин. Энн сразу же поняла, что переубедить ее не удастся. Фамильное упрямство Ланкастеров. – И зачем ты только сказала Бобу о ребенке…

– Мы уже несколько раз обсуждали эту тему. Он отец, он имеет право знать.

– Ох, Энн, остановись! – Кэтрин замахала на сестру руками. – Вопрос был риторическим.

– Кэтрин, прошу тебя, пообещай мне подумать над предложением Боба!

Энн обняла сестру и нежно погладила ее по длинным густым шелковым волосам.

– Обещаешь?

– Ты полагаешь, я без обещания не буду об этом думать? – поинтересовалась Кэтрин.

Она вдруг взъерошила короткие волосы на голове сестры и улыбнулась.

– Эх, зря ты остригла волосы!

– Я уже и сама жалею. Решила отращивать.

– А вот мне придется подстричься, – грустно вздохнула Кэтрин. – Выпадают, и все тут!

– Ничего, родишь ребенка, и все наладится. Я люблю тебя, Кэт. – Энн ободряюще улыбнулась сестре. – А сейчас мне действительно пора. Не хочу ждать, пока меня выгонят.

– Да, иногда мне надоедает это, но ты, как всегда, права.

– Может быть, и в плане развития ваших отношений с Бобом я права? – предположила Энн.

– Не начинай снова! – умоляюще воскликнула Кэтрин. – И, кстати, все же будь осторожнее. Ты ведь знаешь этого Фредерика всего неделю. Может быть, он маньяк какой-нибудь!

Она весело подмигнула, но Энн почему-то совсем не развеселило это замечание. Она выдавила улыбку и помахала сестре на прощание рукой.

Какая-то Энн странная сегодня, подумала Кэтрин, провожая взглядом сестру. А Бобу придется научиться признаваться в любви, если он действительно хочет жениться на мне!

Энн в задумчивости брела по коридору, почти ничего не замечая. Последние слова сестры словно раскаленный гвоздь засели у нее в мозгу.

«Может быть, он маньяк какой-нибудь!»

Энн раз за разом прокручивала эти слова, и ее сердце тревожно сбивалось с ритма.

Какая глупость! – сердито думала Энн. Она сердилась не на сестру, которая просто пошутила, а на себя. И еще немного на Седрика Гроувера, запугавшего ее, как оказалось, до полусмерти.

«Может быть, он маньяк какой-нибудь!»

Бред! Просто бред. Впервые в жизни я встретила мужчину интересного, образованного, красивого, открытого, привлекательного… Если бы Энн говорила все это вслух, у нее просто не хватило бы дыхания на перечисление всех достоинств Фредерика Стрейта. Жизнь не может быть настолько несправедлива ко мне, чтобы разрушить все мои мечты всего-то за одну неделю. Да и какой из Фредерика маньяк? Просто смех! Если бы он хотел что-то со мной сделать, уже давно сделал бы. Я ведь сама просила его остаться вечером, после того как мы ходили в оперу.

Энн уже почти успокоилась, как какой-то ехидный голосок, очень напоминающий голос нервного сержанта Гроувера, сказал ей: «В тот вечер множество людей видели вас вместе, видели, как вы вместе уехали. „Маньяк“ вовсе не значит „сумасшедший“. Раз его до сих пор не обнаружили, значит, он отлично умеет заметать следы и не сделает какой-нибудь глупости. Не в его интересах попасться».

Энн отмахнулась от навязчивого голоска и предпочла подумать о том, как заставить строптивцу Кэтрин выйти замуж за Боба. По крайней мере, Энн избавилась бы хоть от одной головной боли.

Нет, она была бы рада приютить у себя и Кэтрин и ее ребенка. Но не в нынешней ситуации. Где она возьмет деньги для обеспечения троих человек, один из которых ничего не способен делать самостоятельно, если расследование затянется или, того хуже, выяснится, что она была не права? Думать об этом Энн тоже не очень-то хотелось, и она предпочла поразмышлять о том, что приготовить из минимума находящихся в холодильнике продуктов и как было бы здорово пригласить на ужин Фредерика, дабы блеснуть своими кулинарными талантами.

Ей уже словно наяву виделись свечи и чудный торт «Мороз и солнце», облитый горящим ромом, но при этом наполненный мороженым, как вдруг все чудные видения были втоптаны в грязь.

В данный момент в роли грязи выступил все тот же сержант Гроувер. Он сидел под дверью Энн и прижимал к себе нежно, словно ребенка, толстый альбом для вырезок.

– А я уже вас заждался! – радостно сообщил Седрик, потирая спину.

– А вот я вас не ждала, – довольно грубо отозвалась Энн.

– Позволите войти? Очень пить хочется.

– Не позволю! У меня сейчас финансовые проблемы. И так нечем платить за воду…

Она сердито открыла дверь и одним только взглядом пригвоздила Гроувера к порогу.

– Ну что я вам такого сделал?! Это же моя работа! Думаете, мне очень нравится следовать за вами тенью?

– Думаю, не нравится. Вот и не утруждайте себя!

– А я вам тут альбомчик принес. Почитайте.

– На ночь, что ли? – удивилась Энн.

– Кому другому я не советовал бы читать такое на ночь, но вам будет очень полезно, – язвительным тоном, совсем как голосок в сознании Энн, сказал сержант. – Вы ведете себя совершенно безрассудно, и это когда вам угрожает смертельная опасность! Вы же совсем не знаете Фредерика Стрейта!

– Вы тоже его не знаете. До свидания!

Энн захлопнула дверь прямо перед носом Гроувера. Но он изловчился и успел забросить в квартиру странный альбом. Энн поняла, что этот раунд проиграла: все же ей было ужасно интересно, что же такое собрано в этом альбоме? Вдруг что-то о Фредерике?

И почему сегодня все в один голос говорят, будто Фредерик – маньяк? – устало подумала Энн. Так и поверить можно…

Она взяла альбом и принялась листать его. Но на лице Энн тут же появилось брезгливое выражение.

Как хорошо, что я не читаю бульварную прессу! – облегченно подумала она, выбрасывая альбом в мусорную корзину. Надо же, печатать такие снимки в газете! Уму непостижимо!

Энн поспешила вымыть руки, будто прикоснулась к чему-то ужасно грязному.

Нужно все-таки пожаловаться начальнику Седрика. Подумать только, собрать в один альбом все фотографии и статьи о серийных убийцах! Какие же мерзкие снимки!

Энн поспешила на кухню, чтобы налить себе чаю. Она искренне надеялась, что чашка горячего ароматного напитка позволит ей подумать о чем-то другом. Но на кухне Энн поджидал очередной сюрприз от Седрика Гроувера: огромный кроваво-красный том под названием «Самые кровавые и опасные маньяки двадцатого столетия».

И когда только Седрик успел его подбросить? Надеюсь, там нет ничего о человеке по имени Фредерик Стрейт! – мрачно пошутила Энн и отправила книгу вслед за альбомом: та попала с трех метров точно поверх альбома.

Там ей и место! – удовлетворенно подумала Энн.

Ночью она спала просто великолепно.

10

Энн уже тридцать минут размешивала сахар в давно остывшем чае. Чай она решила попить только из-за того, что больше нечем было заняться, а тревожные мысли не давали ей покою.

Вот уже три дня Фредерик не давал о себе знать.

Она тяжело вздохнула и обвела рассеянным взглядом сияющую чистотой кухню. Впрочем, во всей квартире Энн теперь был порядок. Она наконец-то добралась до кладовки, забитой всяческой ерундой, разобрала одежду, безжалостной рукой выкинув все немодное и неудобное, и теперь шкаф стал закрываться. Энн даже испекла для сестры ее любимый торт из пятнадцати коржей! Но вот ее фантазия иссякла, книги не привлекали, телевизор Энн на дух не переносила, от компьютера ее тошнило уже довольно давно, Фредерик по-прежнему не звонил, и заняться было решительно нечем.

Впрочем, если бы Фредерик просто пропал, Энн, может быть, не так сильно мучилась бы. Ну мало ли какие у человека могут быть дела?!

Какими бы дела ни были, позвонить можно всегда! – в сотый раз подумала Энн.

В сотый же раз она вздохнула и с тоской посмотрела в окно. Чай пришлось вылить, уж слишком гадким получился прохладный сироп, в который Энн умудрилась превратить его за полчаса. Теперь она могла вновь поставить чайник, вновь дожидаться, когда же он закипит, вновь засыпать заварку и размешивать сахар.

Так и с ума сойти можно! – сердито подумала Энн. Если бы Фредерик просто пропал, если бы при этом Седрик не появлялся, словно чертик из табакерки…

Энн в последние дни казалось, будто сержант Гроувер преследует ее. Куда бы Энн ни пошла, везде она встречала Седрика и могла прочитать на его лице что-то вроде: «Ну и кто оказался прав?». Больше всего Энн в эти моменты хотела врезать по довольной физиономии Гроувера.

А когда в супермаркете банки с консервированными ананасами неожиданно разъехались в стороны перед лицом Энн, открывая чудный вид на довольную физиономию Гроувера, Энн поняла, что она на грани. И сержант умудрился заставить ее пересечь эту грань. Он сказал всего одну фразу. И это было даже не «ну и кто оказался прав?», фраза была гораздо длиннее:

– Личности с психическими расстройствами и склонностью к депрессивным состояниям, каковыми и являются серийные убийцы, после эмоционального подъема впадают в крайнюю степень депрессии, и в эти моменты они часто запираются от всего внешнего мира, – с довольным видом процитировал он учебник по криминалистике или психологии преступников, это Энн было совершенно безразлично. – Мистер Стрейт уже три дня не объявлялся?

Это оказалось последней каплей. Энн мило улыбнулась и неожиданно не только для Гроувера, но и для самой себя ударила сержанта точно по центру довольно ухмыляющегося лица. Судя по звуку, это был чистый нокаут.

Она спокойно взяла банку ананасов и отправилась к кассам. Энн было совершенно безразлично, как себя чувствует сержант. Ей было плевать на весь этот мир. Она знала только одно: Фредерика нет уже три дня.

Очередная чашка чаю оправилась в раковину, и Энн поняла, что, если она повторит процедуру заваривания чая еще раз, разум может и не выдержать. Отправляться в психиатрическую клинику в планы Энн не входило.

Она еще раз тяжело вздохнула и сняла трубку.

– И что у тебя стряслось на этот раз? – весело поинтересовалась Клер.

– Мне так неловко! – Энн почувствовала, что краснеет.

Она опять не удосужилась позвонить подруге, когда у нее все было хорошо.

– Не нужно рвать на себе волосы. Для чего существуют друзья? В том числе и для того, чтобы позвонить им и пожаловаться. Выкладывай!

– Помнишь, я тебе рассказывала об искусствоведе Фредерике Стрейте? Он оценивал коллекцию Кристофера Ланкастера, моего дяди.

– С которым ты целовалась и тебе это понравилось? – уточнила Клер. – Помню, а как же! Если уж ты так вцепилась в Боба, не познакомишь?

– Не познакомлю.

– И почему же? Жалко? Или вы зашли дальше невинных поцелуйчиков под портретом дядюшки?

– Мы еще никуда не зашли. И, я чувствую, не зайдем. Клер, он уже три дня не появляется… – проскулила Энн и расплакалась.

– Эй, что это с тобой?! Какое тебе дело до этого искусствоведа? У тебя есть Боб, в конце концов. Кстати, вы объявите о своей помолвке или нет?!

– У меня уже нет Боба! – сообщила Энн. – Он есть у Кэтрин, хотя она и не хочет выходить за него замуж, несмотря на то что ждет от него ребенка. У меня, как выяснилось, глупая сестра. Даже видеть не хочет Боба. А я хочу видеть Фредерика!

– Кажется, я пропустила что-то существенное. – Судя по тону Клер, Энн все же удалось удивить ее. – Рассказывай все по порядку, а то я уже запуталась в этом мексиканском сериале!

Энн еще разок всхлипнула и начала рассказывать Клер о событиях последних двух недель. Когда она закончила на эпизоде с расквашенным носом Гроувера, Клер не выдержала и рассмеялась.

– Ничего смешного. – Энн подумала, не обидеться ли ей на подругу, но решила, что есть более важные проблемы. – Фредерика нет уже три дня!

– Нет – и не надо! – металлическим голосом отрезала Клер. – Ты что, наркоманка, что и дня прожить без него не можешь? А классно ты этого полицейского! Пусть не сует свой нос, куда его не просят.

– Знаешь, чего я больше всего боюсь?

– И чего же? Сестер у тебя вроде бы больше нет… Хотя после появления дядюшки я уже ничему не удивлюсь. Так я права?

– Нет, я научилась переживать измену. А дядя был бездетен. Я очень боюсь, что Седрик окажется прав. Этот кошмар просто преследует меня! Вдруг Фредерик и есть тот маньяк? Я этого просто не переживу.

– Насколько я поняла, если Фредерик – маньяк, ты действительно не переживешь этого. Просто потому, что тебя расчленят и потом убьют, или наоборот. Ты еще не выяснила у него, как правильно?

– У тебя всегда был черный юмор! – попеняла Энн подруге.

– Но ведь ты улыбнулась? В кризисных ситуациях черный юмор не так уж плох.

Энн вдруг поняла, что улыбается. Впервые за три дня.

– Прекрати устраивать истерики и придумывать бог знает что! – приказала Клер, когда поняла, что добилась своего. – Соберись с силами, возьми себя в руки и скажи: «Три дня это почти ничто». Давай, Энн, говори!

– Три дня… – Энн честно попыталась выполнить поставленную подругой задачу. – Три дня… три дня… это так много, Клер! – наконец выпалила она.

– С тобой невозможно проводить психотренинги, – устало пожаловалась Клер. – Ну мало ли какие у твоего маньяка могли возникнуть дела!

– Не называй его маньяком, – попросила Энн. – Я скоро от этого слова чесаться начну. У меня уже аллергия! Хватит того, что я каждый день встречаюсь с сержантом Седриком Гроувером!

– Договорились. И все равно, мало ли какие у Фредерика могут быть дела?

– Какие у него могут быть дела, что он даже не смог найти минутки позвонить мне! – возмутилась Энн. Эта мысль засела у нее в голове и стала просто невыносима, словно старая, загнившая заноза.

– А может быть, он просто проверяет свои чувства? – предположила Клер.

– Да, и не будет со мной спать, пока не удостоверится в том, что…

В чем должен удостовериться Фредерик, Клер так и не узнала.

– В дверь звонят! – чуть ли не испуганно пробормотала Энн. – Это он, Клер, я уверена! Пока.

– Стой! – встревоженно крикнула Клер. – А если не он?

– Значит, я тебе перезвоню в еще более плачевном состоянии, чем сейчас.

Энн бросила как попало трубку и побежала в прихожую.

На пороге стоял Фредерик и нежно прижимал к себе горшок с какой-то колючкой.

– Привет! Я вернулся, и сразу же к тебе!

Энн взвизгнула, словно счастливый щенок, и бросилась Фредерику на шею.

– Как хорошо, что ты вернулся, – бормотала она, крепко прижимаясь к Фредерику. Ей было так сладко ощущать каждую мышцу, каждый изгиб его тела, тела, о котором она давно мечтала. – Как же это хорошо!

– Эй, осторожнее, помнешь свой подарок.

Фредерик аккуратно отстранил Энн, смотрящую на него совершенно безумным взглядом, и вручил ей колючку.

– Я был в Африке, срочно вызвали оценить собрание какого-то психа, спрятавшегося от цивилизации. Позвонить я не мог, отсутствие контактов с внешним миром было одним из условий. И во искупление своей вины я решил привезти тебе что-то такое…

– Она прекрасна! – выдохнула Энн, осторожно прикасаясь кончиком пальца к колючке.

Фредерик удивленно посмотрел на нее.

– Мы с этим дивным растеньицем не ожидали такого приема, – признался он.

– Я так ждала тебя! – выпалила Энн, не отрывая глаз от колючки. – Вся извелась. Ну почему ты не предупредил, что уезжаешь?

– Я думал, что позвоню тебе из аэропорта по прибытии, а оказалось, что там спутниковая связь не действует. Прости, что заставил тебя волноваться.

Фредерик выглядел раскаявшимся, и сердце Энн не выдержало. Она решила оставить упреки для следующего раза, но искренне верила, что они не понадобятся никогда.

– Я сразу же с самолета, не успел даже переодеться.

– Ты голоден? – участливо спросила Энн.

– Вы, женщины, удивительные создания. Стоит мужчине сказать, что он проголодался, как вы готовы все забыть и мчаться на кухню.

Энн улыбнулась и пожала плечами.

– Я слишком счастлива сегодня, чтобы спорить о взаимоотношениях полов. Так ты голоден?

– Нет, я успел поесть в самолете. А вот поспать я не успел. Если ты меня отпустишь домой, обещаю, что завтра у нас будет отличный день!

– А если не отпущу?

– Ты же не хочешь попасть в аварию из-за того, что я усну за рулем? – поинтересовался Фредерик, с трудом сдерживая зевок.

– Я вообще в аварию попадать не хочу. А почему ты уснешь за рулем? Я никак не могу понять, к чему ты клонишь.

– Я приглашаю тебя завтра за город на два дня. У меня есть чудесный домик. Мы бы могли там славно провести время вдали от всех. Поедешь?

– С тобой – да! – выпалила Энн. – А туда сложно добираться?

– Домик стоит на острове посреди огромного озера. Плыть нужно на лодке. Лодку найти почти невозможно. Тебя это пугает?

– Нет, это меня очень радует, – ответила Энн, вспомнив навязчивое внимание сержанта Гроувера.

– Значит, едем?

– Едем!

– Тогда отпусти меня домой.

Энн тяжело вздохнула. Она посмотрела на горшок с колючкой, который до сих пор держала в руках.

– Как за ней ухаживать?

– Я думаю, ей лучше всего будет, если за ней вообще не ухаживать.

– Ты удивительный человек, Фредерик. Ни один мой знакомый ни за что не привез бы из Африки колючку!

– Тебя огорчает, что я не такой, как все?

– Нет, меня это восхищает!

Фредерик улыбнулся так, как умел улыбаться только он один: ласково, тепло, нежно, трепетно – у Энн просто не было слов, чтобы описать эту чудесную улыбку.

Она поставила горшок на пол и потянулась к Фредерику. Энн обвила руками его сильную шею и прикоснулась дрожащими от возбуждения губами к уголку его рта. Фредерик чуть слышно вздохнул, и его сильное тело отозвалось дрожью на легкий поцелуй Энн.

Он осторожно, словно заранее извиняясь, отодвинулся от нее и посмотрел в глаза.

– Что-то не так? – удивленно спросила Энн.

Она так ждала настоящего поцелуя! Такого, как в библиотеке дома Кристофера Ланкастера, теперь ее дома. Поцелуя, который изменил всю жизнь Энн. Поцелуя, который заставил ее забыть обо всем на свете. Даже об осторожности.

– Все великолепно, Энн. У нас все будет, но не сегодня.

В ее глазах был только один вопрос: «Почему?».

Фредерик осторожно прикоснулся пальцем к ее подбородку и наклонился к трепещущим губам.

Это был вихрь, это было палящее солнце пустыни, это был легкий морской бриз, это была вся Вселенная в одном поцелуе!

Но даже Вселенная не бесконечна.

Фредерик вновь отодвинулся от Энн и хрипло прошептал:

– Не сегодня.

Она лишь кивнула и закусила губу, чтобы не расплакаться.

– Не сегодня, моя маленькая сказочная фея, иначе я просто сойду с ума.

Фредерик вновь наклонился к ней, но лишь затем, чтобы нежно поцеловать в лоб. Как целуют сестру, мать, подругу или женщину, с которой прожили рядом много лет, женщину, которая стала и сестрой, и матерью, и подругой.

– Завтра в десять.

Энн вновь кивнула и закрыла дверь. Она прислонилась горячим лбом к холодному дереву двери и только сейчас выдохнула. Как ни странно, слез не было, не было и разочарования.

Фредерик знает, как будет лучше! – уверенно подумала Энн. Он прав, мы просто не выдержим накала и сами все испортим. Не сегодня. Но уже завтра.

Она улыбнулась.

11

Но утром случилось то, чего Энн предвидеть не могла: в девять сорок пять в дверь позвонили.

Почему это Фредерик так рано? – удивилась Энн, идя открывать. До сих пор он был пунктуален и всегда приходил во столько, во сколько мы договорились.

На ее лице уже сияла улыбка. Правда, улыбка эта оказалась столь же недолговечной, как и чистое небо весенним днем: погода в апреле так переменчива!

– Вы? – удивленно, позволив себе нотку неприязни в голосе, спросила Энн.

– А кого вы еще ждали этим утром? – поинтересовался Седрик Гроувер, протискиваясь в дверь мимо Энн.

От подобной наглости Энн просто онемела. Она смотрела на сержанта во все глаза. В голове крутились тысячи обидных слов и уничижающих ответов, но произнести Энн смогла лишь банальное:

– Я вас не приглашала!

– Да, вы правы, я пришел сам. Но должен же кто-то заботиться о вашей безопасности, если вы сами не в состоянии этого сделать?

– Почему же? – иронично поинтересовалась Энн. Кажется, самообладание начало возвращаться к ней.

– Потому что вы все так же впускаете к себе этого Фредерика Стрейта. Очень подозрительную личность, между прочим! Мы до сих пор не можем толком ничего на него найти.

– Плохо работаете, – бросила Энн и вспыхнула, словно спичка: – И вообще, это вы подозрительная личность! Вы меня просто преследуете! Я уже готова встретиться с этим самым маньяком, лишь бы отвязаться от вас!

– Думаете, мне очень приятно следить за вами, Энн? – холодно поинтересовался полицейский.

– Мисс Ланкастер! – поправила его Энн, уже сожалея о том, что позволила ему такую фамильярность.

– Не важно! Мне приходится скрываться от вас, от насильника, от собственного начальства, в конце концов! Если бы мой шеф увидел, как я веду наблюдение за вами, он давно разжаловал бы меня и отправил регулировать движение на улицах!

Энн стало немного стыдно, но, как только она посмотрела на часы, стыд куда-то испарился.

Неудачный день для сержанта, подумала Энн, но решила ничего не говорить: зачем же беспокоить человека? Она и так доставляет ему массу неудобств.

– И, наконец, если вас все же расчленят, работы лишусь я.

– Можно подумать, в этом случае я буду работать! – фыркнула Энн.

– В этом случае вам будет все равно. Значит, так: больше я от вас не отойду ни на шаг. Своему ухажеру можете представлять меня так, как вам хочется, но говорить о том, что я полицейский, я вам категорически запрещаю.

– Вы… – Дар речи вновь самым предательским образом покинул Энн. – Да вы…

– Факт моего присутствия рядом с вами даже не обсуждается, – отрезал Седрик. В его голосе появились металлические нотки. Даже лихорадочная поспешность движений куда-то исчезла, что удивило Энн куда сильнее появления сержанта этим утром на пороге ее дома. – Вы можете обижаться на меня, можете обзывать, как вам хочется. Меня все это не трогает. Я буду рядом с вами каждую минуту. Маньяк не совершал преступлений уже почти три недели. Он на грани. Он думает только о крови, боли и смерти. Если вы сейчас попадетесь ему в руки, убежать уже не сможете. Или вы в совершенстве владеете приемами самообороны? Вы случайно не Джеймс Бонд?

Энн очень хотелось показать Седрику язык, но она понимала, что после подобной выходки сержант будет иметь полное моральное право отправить ее в психиатрическую клинику. Ему так даже будет удобнее осуществлять наблюдение! Так это, кажется, называется?

– Нет, я не Джеймс Бонд. Но я имею право быть недовольной: вся эта история осложняет мою и без того сложную жизнь. Меня почти выгнали с работы, на которую я возлагала большие надежды, моя сестра беременна от моего бывшего жениха, даже дядя, последний родственник, предпочел умереть!

Энн поняла, что сморозила глупость, но исправлять что-то было уже поздно. Лучше, гордо подняв голову, пережить насмешки, которые не замедлили последовать.

– Ну раз даже и дядя… – протянул Седрик, закатывая глаза. – Мне кажется, я его понимаю. Иногда даже готов последовать его примеру!

– У меня очень упрямый характер? – устало спросила Энн.

– Очень – не слишком подходящее слово. Так вы сдаетесь?

– У меня есть выбор? – Энн горько улыбнулась. – Я могу хотя бы в ванную отправиться в одиночестве?

– Конечно. Надеюсь, у вас не хватит фантазии выпрыгнуть из окна, лишь бы избежать моего общества?

– Я похожа на сумасшедшую? – вопросом ответила Энн. Кажется, в разговорах с сержантом Гроувером у нее это уже вошло в привычку.

Она не стала ждать ответа и, гордо вскинув голову, отправилась в ванную комнату. За окном сигналил Фредерик. Энн чувствовала, что это именно Фредерик. Если бы кто-то ее спросил почему, она ни за что не смогла бы ответить. Просто чувствовала и все тут!

Кажется, мне придется обмануть милого сержанта, который так печется о моей безопасности! – подумала Энн, осторожно поднимая с пола в прихожей небольшую сумку.

Несмотря на скромные размеры, в сумку поместилось все, что нужно девушке, собравшейся провести уик-энд за городом с любимым человеком.

Энн убедилась, что Седрик за ней не подсматривает, заперла дверь ванной на щеколду и, включив душ, открыла окно.

Седрик был абсолютно прав, предположив, что я не буду выпрыгивать в окно. Но что мешает мне спуститься по пожарной лестнице? Зря он не взял с меня слово, что я никуда не денусь. Я бы еще подумала, бежать ли. Все же я привыкла считать, что мое слово дорого стоит. Да и не только я одна… Да, если бы я дала слово, я бы подумала. Минуты две.

Энн улыбнулась. Если бы сержант Гроувер увидел эту улыбку, он вызвал бы на помощь весь Скотланд-Ярд, осознав, что один он не сможет удержать свою подопечную.

Легким движением Энн забросила сумку на плечо и вылезла в окно, стараясь не зацепиться за что-нибудь юбкой.

Не хватало еще повиснуть здесь вверх ногами! Только бы мимо никто не шел, подумала Энн, представив, как она сейчас выглядит. И зачем я надела юбку? Вот к чему приводит желание покрасоваться, хотела же надеть джинсы… Если бы знала, что Седрик заявится, чтобы испортить мне этот чудесный день, обязательно бы надела джинсы!

Спуск с пятого этажа занял у Энн около минуты. Она спрыгнула на землю и поправила костюм. Светло-желтый хлопок с примесью синтетики почти не помялся во время спуска, и Энн оставалось лишь чуть поправить сбившийся шейный платок.

Легкой походкой она вышла из-за угла и помахала рукой Фредерику, стоящему около подъезда. Он явно устал ждать и собрался подняться за Энн.

– Ты не дома? – удивился Фредерик, осторожно целуя Энн в щеку.

– С утра пришлось сбегать в магазин.

– А где покупки? – спросил дотошный Фредерик, забирая у Энн ее сумку.

Энн поняла, что допустила промах. Кажется, обманывать Фредерика гораздо сложнее, чем сержанта Гроувера. Да еще и очень неприятно. Но Энн не собиралась портить такой чудесный день рассказами об охотящемся за ней маньяке.

– Мало ли зачем девушке понадобилось с утра в супермаркет? – Она игриво подмигнула. – Так мы едем?

– Конечно. Карета подана… Солнце и чистое небо в наличии. Настроение?

– Великолепное! – рассмеялась Энн.

– Прошу вас, миледи. – Фредерик галантно распахнул перед Энн дверцу машины.

Все-таки Энн странная женщина, размышлял Седрик Гроувер, ожидая возвращения своей подопечной. Ну зачем, скажите на милость, она сейчас отправилась в душ? Когда я пришел, она явно куда-то собиралась. Была накрашена и одета как для прогулки… Может быть, пошла смывать косметику? Или просто так сильно расстроилась, что плачет? Я явно нарушил какие-то ее планы. Да, наверное, она все же плачет.

Седрику стало очень неловко из-за того, что он довел до слез такую очаровательную женщину.

Не хочет показывать мне, что она тоже слабая женщина, объяснил он себе странное решение хозяйки дома. Мне иногда даже кажется, что я ее слишком запугал. Как безропотно она согласилась сегодня остаться дома!

Седрик усмехнулся и встал с кресла, чтобы рассмотреть семейные фотографии Энн. Он взял первую попавшуюся. На ней счастливая Энн обнимала длинноволосую девушку, одетую в форму какого-то колледжа. Девушка была так похожа на Энн, что Седрик сначала не поверил своим глазам.

Наверное, эта девушка – сестра Энн, решил Седрик. Что-то Энн говорила сегодня о том, что сестра увела у нее жениха, да еще и беременна. Неужели правда? Седрик покачал головой. Он не смотрел сериалов, не читал романтических историй и не слушал сплетен. Сержант просто не знал, что такое вообще возможно. Да и Кэтрин на фотографии выглядела вполне невинно. Наверное, Энн имела в виду что-то другое. Вроде бы они с сестрой очень близки. Она ведь пару раз говорила о том, что сестра для нее самый близкий человек. Как же зовут сестру? Кэрол, что ли?

Седрик бросил обеспокоенный взгляд на часы. Энн была в ванной уже пятнадцать минут.

Для женщины это не срок, успокоил он себя. Наверняка в качестве успокоительного средства делает маникюр или эпиляцию. Вместо мантр.

Бравый сержант передернулся.

Иногда ему казалось, что все женщины мазохистки. Ну кому какое дело, есть у нее волосы на ногах или нет?! Да мужчина, скорее всего, и не заметит этого, если ноги достаточно длинные, а их обладательница не из племени йети. А девочки очень похожи на мать, да и между собой похожи…

Седрик покрутил в руках большую фотографию семьи Ланкастер. На ней мать, отец и две дочери были сфотографированы буквально за два дня до катастрофы.

Энн только что исполнилось восемнадцать, она получила стипендию престижного колледжа, а Кэтрин наконец-то умудрилась окончить год без троек. Отец решил запечатлеть этот счастливый момент, чтобы потом, через пятьдесят лет, как он, смеясь, говорил, демонстрировать фото двум десяткам почтительных правнуков.

Энн, в общем-то не склонная к суеверию, иногда думала, что, если бы тогда они не сфотографировались, все было бы хорошо… Верят же примитивные люди (на взгляд Энн, не такие уж и примитивные) в то, что фотограф может украсть душу! Может быть, этот фотограф украл их семейное счастье?

Если бы они не сделали эту фотографию, родители не поехали бы за ней и не попали бы в эту ужасную грозу, папа не потерял бы управление, и все остались бы живы.

Но Седрик понятия не имел, каких усилий Энн стоило заставить себя съездить за этой фотографией. Не знал он и того, как долго фотография пролежала у Энн в самом дальнем и темном углу. Всего три месяца назад она решилась вставить это фото в рамку. Это был еще один этап выздоровления Энн. Она медленно, гораздо медленнее, чем этого хотела, училась жить со своей болью. Для того чтобы научиться смотреть на мать и отца, запечатленных за два дня до смерти, Энн понадобилось целых восемь лет…

Седрик ничего этого не знал, как не знал никто, кроме, наверное, Кэтрин. Если бы Седрик увидел этих девочек на разных фотографиях, он бы решил, что запечатлена одна девушка, но с разницей лет в пять. А если бы Седрик мог узнать Кэтрин Ланкастер ближе, он еще удивился бы и тому, насколько разный у сестер характер.

Интересно, Энн Ланкастер и ее сестра и сейчас похожи, словно близнецы?

Еще один взгляд на часы заставил Седрика задуматься. К тому же из ванной неслись удивительно однообразные звуки льющейся на что-то мягкое воды. Как бы Энн ни была расстроена, но стоять под душем полчаса, да еще и не делать никаких движений, как минимум странно.

Может быть, стоит проверить, как она там? Вдруг ей стало плохо? Или она умудрилась включить фен и уронила его в воду…

Седрик всерьез забеспокоился. Еще не хватало, чтобы его подопечная получила сердечный приступ в его присутствии!

Какой сердечный приступ?! Ей всего-то двадцать шесть лет!

Но противный голосок сомнения, живущий в каждом из нас, тихо прошептал на ухо:

– Сейчас и в двадцать умудряются умирать от сердечных приступов. А ей уже двадцать шесть…

Седрик тяжело вздохнул и подошел к двери в ванную комнату. Осторожно, чуть касаясь костяшками пальцев дерева, он постучал, но ответа не получил. Тогда Седрик постучал сильнее и спросил:

– Энн, с вами все в порядке?

И опять он не дождался ответа. Теперь уже Седрик испугался не на шутку. Перед глазами вставали всяческие ужасы: от бездыханного тела Энн до внезапного появления маньяка, которым он ее старательно, но безрезультатно запугивал.

– Энн, откликнитесь, пожалуйста! Если вы будете молчать, мне придется выломать дверь! – пригрозил он.

И вновь ему никто не ответил.

Седрик пожал плечами, пробормотал что-то вроде «я предупредил вас» и налег всем телом на дверь. Дверь, запертая с той стороны на удивительно крепкую щеколду, конечно же не открылась. Седрик еще раз тяжело вздохнул и, взяв разгон в несколько шагов, вышиб ее плечом.

Но ни бездыханного тела, ни тем более маньяка в ванной не оказалось. Седрик почти не удивился, увидев пустую душевую кабинку с мокрым полотенцем на полу и открытое окно. Он подошел к нему и внимательно посмотрел вниз. Энн, лежащей с переломанными ногами без сознания, на асфальте не оказалось. Это уже в некоторой степени утешало: его подопечная цела и невредима.

Тогда сержант внимательно осмотрел внешнюю стену возле окна.

Тяжелый кулак, как символ разочарования и безнадежности сложившейся ситуации, опустился на подоконник. Сегодня впервые в жизни сержант Седрик Гроувер, в принципе не признающий насилие над женщинами и детьми, понял чувства мужей-тиранов: ему ужасно захотелось ударить мисс Ланкастер.

Эта женщина сведет его с ума!

Седрик еще разок тяжело вздохнул, представив, какой нагоняй он получит от начальства, закрыл кран, отжал полотенце и повесил его сушиться. Сержант, несмотря на свою нервозность, был очень педантичным и аккуратным человеком. Он терпеть не мог беспорядка в любых его проявлениях. И даже то, что Энн все же сбежала из-под его надзора, не могло заставить Седрика бросить все, как есть.

Все же Энн весьма безалаберная особа! Оставить воду включенной, а полотенце бросить на пол! А вдруг оно бы заткнуло слив? А вдруг бы вода не просачивалась сквозь полотенце? Она ведь могла устроить самый настоящий потоп. Потом пришлось бы платить жильцам нижних этажей за восстановление квартир. Еще могло проводку замкнуть, вообще пожар бы случился. Теперь-то я понимаю, почему Энн так безразлично относится к своей безопасности. Любая другая на ее месте сидела бы дома и носа не высовывала. Еще бы и умоляла меня остаться с ней на ночь. А эта…

Седрик безнадежно махнул рукой и выключил свет в ванной. Через минуту он покинул квартиру Энн.

Если бы Энн узнала о подобной заботе, она, без всякого сомнения, устыдилась бы своего поведения.

Но она и не думала о том, что чувствует сейчас обманутый сержант. Энн мчалась через весенний ясный день рядом с любимым мужчиной. Ярко светило солнце в безоблачном, чисто умытом небе, и никакие проблемы не могли догнать ее.

12

Темно-синий «дефендер» Фредерика быстро бежал мило небольших коттеджей, увитых плющом, и вольно раскинувшихся полей.

Ветер из открытого окна ерошил волосы Энн и взбивал их во что-то воздушно-удивительное. Она вдруг рассмеялась.

Фредерик с улыбкой посмотрел на нее.

– Тебе нравится? – спросил он.

– Да, все просто чудесно, так чудесно, как может быть только в сказке.

– Не хотел бы я, чтобы все это было сказкой! – признался Фредерик.

– Почему же?

– Потому что сказки оканчиваются смертью героев.

– У тебя сегодня дурное настроение! – попеняла ему Энн. – Сказки всегда оканчиваются хорошо: они жили долго.

– И умерли в один день. Или просто умерли.

– Но ведь жили! И жили счастливо. Вот уж не думала, что ты пессимист!

– Я просто очень устал за последние дни, – признался Фредерик. – Как только я окажусь в своем маленьком милом домике, я сразу же приду в себя. Вот увидишь, к вечеру от моего дурного настроения не останется и следа.

– А что это за место?

– Какое?

– Ну то, куда мы едем?

– Это дом моего дедушки.

– Опять наследство! – Энн возвела глаза к небу.

– Никаких трагических историй, – поспешил успокоить ее Фредерик. – Все как у людей: еще лет за десять до смерти деда я знал, что дом достанется мне. Дедушка его очень любил и видел, что из всей семьи только я его люблю так же сильно.

– У тебя большая семья?

– Ох! – Фредерик притворно горько вздохнул. – У меня трое братьев, две сестры, а о кузинах и кузенах и говорить не хочется: семьи мои родителей тоже были многодетными, поскольку дети считались высшим счастьем. Так что, как только семья собирается на Рождество, чей-то юбилей или свадьбу, получается просто вавилонское столпотворение. Тебе они понравятся. Скоро я вас познакомлю.

Энн вспыхнула, понимая, что это значит.

– А… а где находится этот твой дом?

– Я же говорил тебе: посреди озера. Там был крохотный островок, на котором какой-то любитель тишины построил небольшой деревянный домик. Мой дед его улучшил и расширил. Но островок так и остался посреди озера. Это потрясающе красивое место. Я уверен, ты его полюбишь. Это место, где можно просто молчать в одиночестве.

– Ты любишь одиночество? – удивилась Энн.

Фредерик с его длинными волосами и рваными джинсами не походил на любителя спокойного и размеренного времяпрепровождения. Скорее, он был похож на любителя шумных компаний.

– Я больше похож на байкера? – улыбнувшись, спросил он.

– Нет, ты больше похож на… Не знаю, на кого похож! – Энн рассмеялась. – Ни на кого! Таких, как ты, больше нет.

– Таких, как ты, больше нет, – повторил Фредерик.

Энн так и не поняла, то ли он пробует эти слова на вкус, то ли говорит ей то же самое. Она не решилась уточнить и, смутившись, замолчала.

– Ты видела картины Босха? – неожиданно спросил Фредерик, внимательно следя за дорогой.

– Конечно. Не могу сказать, что мне понравилось. – Энн поёжилась, вспомнив, как долго стояла перед полотном и пыталась разобраться, что же автор хотел сказать всеми этими искореженными нечеловеческой мукой фигурами.

– Может быть, ты просто неправильно смотрела? – предположил Фредерик. – В страданиях, как и в тишине, есть своя красота…

Энн скривилась.

– Никогда не замечала красоты в страданиях!

– Я научу тебя правильно смотреть, – пообещал Фредерик.

Энн удивленно уставилась на него. Если бы это слышал Гроувер, он не преминул бы заметить: «Слова, достойные маньяка».

– Я ведь стал искусствоведом благодаря дедушке и картинам Босха. Дед собрал коллекцию великолепных копий. Почти не отличимых от оригинала. Я сначала тоже пугался этих картин, а потом дедушка научил меня видеть и понимать. Правда, видеть и понимать тишину я научился сам.

– Разве тишину можно увидеть? – удивилась Энн. Ей больше не хотелось смеяться.

– Я покажу тебе тишину, – вместо ответа пообещал Фредерик.

Энн ничего не ответила. Она посмотрела на чистое весеннее небо и увидела на горизонте маленькое облачко.

– Будет гроза, – тихо сказала она.

– Вряд ли, – совершенно спокойным голосом, будто и не было этого странного разговора, отозвался Фредерик. – Да и синоптики никаких осадков не обещали.

– Ты умеешь видеть красоту в страданиях, ты знаешь, как рассмотреть тишину… А я знаю, что будет гроза. Поверь мне, – все так же тихо сказала Энн.

– Ну что ж, гроза так гроза! – Фредерик философски пожал плечами. – Дом у нас есть, в нем не только пугающие тебя картины Босха, у деда есть еще масса всяческих безделушек. Есть даже настоящие средневековые наручники! Дед вообще любил всякие такие штучки…

– Да уж, – хмыкнула Энн.

Она и сама бы не смогла объяснить, что это означало. Впрочем, Фредерик и не спросил.

– Да и нам с тобой есть о чем поговорить. Мы ведь друг друга еще почти не знаем.

Энн ничего не ответила и лишь кивнула.

– Хотя иногда мне кажется, что знать необязательно, достаточно чувствовать. Я чувствую тебя, – добавил Фредерик.

– Как тишину?

– Нет, как солнечный свет, как теплый летний дождь, как… как тебя. Дотронься до меня, Энн.

Удивленная этой просьбой, Энн осторожно прикоснулась к щеке Фредерика. Под пальцами она чувствовала теплую кожу и пробивающиеся щетинки. Она знала, что эти щетинки будут золотистыми.

– С бородой я выгляжу довольно глупо, – вдруг сказал Фредерик. – Когда был молодым и несмышленым, пробовал.

От неожиданности Энн отдернула руку.

– Я тебя совсем запугал? – улыбаясь, спросил он.

– Если честно, то да, – призналась она.

– Скоро ты увидишь дом и обо всем забудешь! – пообещал Фредерик. – А про щетину я просто догадался: прости, но не успел сегодня утром побриться.

– Да ладно, у отца были борода и усы.

– Тебе нравятся бородатые и усатые мужчины?

– Нет, они плохо целуются.

– Но ведь у твоего отца была растительность на лице!

– Но ведь я с отцом и не целовалась.

– Тоже верно! – согласился Фредерик и оглушительно рассмеялся. – Ты чудесная женщина, тебя можно смутить или запугать, но ты все равно будешь колко отвечать. На мой взгляд, это очень ценное качество. Кажется, в этот раз в мои сети попалась чудо-рыбка!

– Ты еще и рыбак… – протянула Энн.

Высокие сосны в золотистых доспехах охраняли тенистую узкую дорогу. Солнце уже успело высоко взобраться в небо и теперь, вальяжно развалившись в самом зените в послеобеденной полудреме, совершенно не следило за своими лучами, и они щедрым дождем падали на землю.

Дорога сделала еще один поворот, и глазам Энн открылось огромное озеро. Чистое, голубоватое стекло его глади было неподвижным. Небо отражалось в нем так отчетливо, что, наверное, недоумевало, где же оно, а где отражение. Единственная проселочная дорога упиралась в небольшой дощатый причал, возле которого смирно стояла деревянная весельная лодка.

– Вот мы и приехали! – весело сообщил Фредерик.

Энн вышла из машины.

– Это восхитительное место, – прошептала она, боясь потревожить прозрачную, слово вода в озере, тишину леса.

Фредерик лишь улыбнулся.

Он быстро выгрузил из машины вещи и, пока Энн зачарованно всматривалась в стройные ряды сосен-охранников, Фредерик успел поставить сумки в лодку. Он помахал рукой, привлекая внимание Энн. Ей показалось, будто ее грубо вырвали из чудесного сна.

– Ты еще успеешь насладиться тишиной, – пообещал ей Фредерик. – А сейчас нам бы не помешало добраться до дома и приготовить что-нибудь на обед. Я хочу поразить тебя своими кулинарными способностями.

– Ты еще и готовить умеешь?

– А как же! Я ведь холостяк.

– Просто чудо, а не мужчина! – шутливо поразилась Энн. – Как же тебя до сих пор никто к рукам-то не прибрал?

– Сам не понимаю. Наверное, все из-за того, что ты так долго не соглашалась обратить на меня внимание.

– Ничего подобного! Мы просто до сих пор не встречались. Попробуй не обратить на тебя внимания! – рассмеялась Энн и осторожно прикоснулась к стянутым в хвост волосам Фредерика.

– Тебе нравятся рыжие? Вот уж новость!

– Я сама об этом узнала всего-то несколько дней назад. Кстати, называть вот это строение домиком как-то… гм…

– Я же говорил, что мой дед его расстроил и расширил! – оправдался Фредерик.

Энн лишь хмыкнула.

Они приближались к большому дому, стоящему посреди островка, поросшего деревьями и травами. Дом был двухэтажный, беленый, с красной покатой черепичной крышей. Энн пришла в полный восторг, когда заметила несколько дымоходных труб и флюгер.

– А что изображает этот флюгер? – спросила она. – Не могу отсюда разобрать.

– Дедушка был большой оригинал.

– Это я уже поняла!

Фредерик усмехнулся и тоном экскурсовода сказал:

– Данный флюгер изображает сердце, пронзенное когтями.

– Мило, – прокомментировала Энн и тревожно посмотрела на небо. Маленькое, еще две минуты назад скрытое за деревьями облачко настойчиво преследовало их.

Будет гроза! – обреченно подумала Энн. Невидимые когти сжали ее сердце, заставив хрупкую птичку мелко забиться в груди.

– Мой дед был сильно влюблен в одну надменную красавицу, а она никак не желала отвечать согласием. Дед тоже был рыжим, – обстоятельно рассказывал историю появления флюгера Фредерик. – И вот, когда эта красавица выскочила замуж за другого, дедушка при стечении народа заказал у кузнеца этот флюгер и подробно объяснил всем его символику. Через два года красавица прибежала среди ночи к дедушке. И как только добралась? И попросила защиты от тирана мужа. Взамен предложила себя. Дед отказался и отвез ее в полицейский участок.

– Как же так? – удивилась Энн.

– К тому моменту он уже встретил бабушку и сделал ей предложение. А девице сказал, что не собирается из-за ее капризов снимать свой любимый флюгер. Его кровоточащее сердце успело от северных ветров остыть.

– Какая занимательная история, – пробормотала Энн. – Вот только мне конец не ясен.

– Дед жил с молодой женой долго и счастливо и наплодил кучу детей. Среди них – мой отец.

– Это-то понятно. А как же та женщина?

– Вышла замуж за начальника полиции графства, и через полгода он начал понимать ее мужа-тирана. Дед потом часто говорил, что этот флюгер спас его от незавидной участи.

Энн усмехнулась. Когти чуть отпустили птичку.

– Вот мы и приехали. – Фредерик помог Энн выбраться из лодки. – Добро пожаловать в мое имение.

– Здесь же даже вертолет не сможет сесть! – изумилась Энн.

– И не нужно. Знаешь, когда тебя окружают толпы родственников, как бы ни были хороши ваши отношения, приучаешься ценить одиночество. Особенно хорошо одиночество, разделенное с любимым человеком.

Энн удивленно посмотрела на Фредерика, но он оставался спокойным и непоколебимым, как камни, из которых был сложен этот удивительный островок.

Интересно, это было признание или просто оговорка? – подумала Энн, но спросить не решилась.

– Пока я отопру дом и занесу вещи, ты можешь погулять и осмотреться. Тебе ведь предстоит провести здесь несколько дней.

– Как же так – несколько? Мы ведь только на уик-энд! – удивилась Энн.

– Неужели твоим боссам надоело валять дурака и ты с понедельника снова приступишь к работе? – удивился Фредерик.

– От них как раз никаких вестей!

– Так что же тебя так тянет в пыльный Лондон? Здесь гораздо лучше.

– Сестра будет волноваться, если я не появлюсь в понедельник.

– В понедельник утром я свожу тебя в деревню позвонить.

– А далеко деревня?

– Километрах в десяти. Видела развилку, когда мы сюда ехали?

Энн кивнула.

– Виллидж-стоун налево.

– Подожди-ка, а зачем ехать в деревню? В доме нет телефона? – удивилась Энн.

– А смысл? – Фредерик пожал плечами. – Одиночество так одиночество. Мне бы очень не хотелось, чтобы здесь кто-то донимал меня звонками. На остров можно попасть только на лодке. А лодка уже здесь. Так что, если кто-то захочет с нами пообщаться, ему придется приложить определенные усилия.

– А почему вокруг озера нет поселений?

– Это заповедная территория.

– Как же твоему деду позволили построить дом?

– Служба экологической защиты до сих пор судится со мной за право владения. Но у меня все документы в порядке, озеро я не загрязняю, я даже не браконьерствую!

– Тогда понятно, – кивнула Энн. – Судя по всему, твой дед был пронырой!

– Он же рыжий!

Энн рассмеялась и, помахав на прощание Фредерику, уже нагруженному сумками, отправилась исследовать остров.

Удивительно, как жизнь может бороться за право существования, подумала Энн, разглядывая искривленные сосны, растущие на камнях и цепко держащиеся корнями за скудную почву, давшую им приют.

Солнце как будто приклеилось к небу: ничто не отбрасывало тени. Ни один листочек не шевелился, гладь озера не возмущал ни один глупый молодой ветерок, даже безразличные ко всему на свете, кроме нектара, дикие пчелы не вертелись вокруг цветов. Природа замерла в ожидании. И Энн знала, чего она ждет.

Да, будет гроза, уже в который раз подумала она и поёжилась. Облачко, тревожившее Энн, набежало на солнце, и на миг все вокруг погрузилось в полутень. Будет гроза, а мы одни, как на краю Вселенной! До деревни десять миль, это озеро – заповедник, никто здесь случайно не появится… а гроза обязательно будет.

Энн запахнулась плотнее в куртку и поспешила к дому. Спокойствие природы было сродни спокойствию обреченного, знающего, что беда близко.

Лучше уж я буду рассматривать копии картин Босха и любоваться средневековыми наручниками, подумала Энн. По крайней мере, Фредерик будет рядом со мной.

– Этот Фредерик Стрейт – очень подозрительная личность, между прочим! Мы до сих пор не можем толком ничего на него найти!

Энн вздрогнула и оглянулась, но, слава богу, навязчивый сержант Гроувер сюда за ней не последовал. И все равно эти слова звучали у нее в голове, как будто Седрик только что их произнес.

– Мы до сих пор не можем толком ничего на него найти!

Ну и не надо! – подумала Энн. Пусть он странный, пусть он меня иногда пугает, но и в страхе есть своя красота. Как и в боли.

– Боже мой… – пробормотала она. – Кажется, самое время заняться чем-то полезным.

13

– Надо же, и правда будет гроза! – удивился Фредерик, выглядывая в большое окно гостиной: почти все небо уже было затянуто серыми, отливающими свинцом и чернилами тяжелыми тучами. – Как думаешь, стоит затопить камин? Тебе не кажется, что похолодает?

– Я уже стала твоим личным метеорологом? – с улыбкой спросила Энн. – Я только знала, что будет гроза. А похолодает или нет, я не знаю.

Фредерик пожал плечами.

– Лучше все же затоплю. С огнем будет веселее. Я знаю, мы часто с дедушкой сидели возле камина, пережидая грозу. Это самые радостные воспоминания моего детства.

Он улыбнулся Энн, сжавшейся в кресле в комочек, и отправился за дровами. А Энн не могла заставить себя пошевелиться. Как и всегда перед грозой, ее сковывала удушающая тишина. Но она так хорошо знала, что случится, когда подует первый, еле ощутимый еще, ветерок… Энн все же надеялась, что гроза пройдет мимо. Так уже иногда случалось! Почему бы этому не случиться и в этот раз?

Но Энн знала, что сегодня она будет в самом эпицентре грозы. Первой весенней грозы. Будут и молнии, и гром, и снова будет страх, всепожирающий, уничтожающий то, что называется Энн Ланкастер, то, что она привыкла считать собой.

Все, что мне нужно, – взять себя в руки, убеждала саму себя Энн. Я ведь уже почти научилась спокойно переживать грозу.

Вредный внутренний голос сразу же поспешил напомнить: «Ты научилась переживать грозу в городе. Да половина лондонцев и не замечает грозы! Они слепы, как новорожденные котята, они чувствуют дождь, потому что он затекает им за воротники, но они не ощущают опасность так, как ощущаешь ее ты. Разве ты не чувствуешь сейчас опасность, Энн? Ты должна чувствовать! Должна».

Энн вздрогнула и прислушалась. В доме было тихо, где-то далеко раздавался стук топора: Фредерик готовил дрова для камина. За окном гладь озера напоминала лужу ртути: пока еще спокойное, но пройдет полчаса-час, и пройдет первая рябь. Энн знала, что это будет знак для нее.

Наверное, мне нужно сказаться больной и уйти в отдельную комнату, решила она. Не хочу, чтобы Фредерик это видел. А может быть, рядом с ним все будет по-другому?

Энн так хотелось верить в это!

– Не скучала здесь без меня? – Глубокий баритон Фредерика заставил ее вздрогнуть. – Какая-то ты странная сегодня. – Фредерик задумчиво посмотрел на нее. – Все в порядке, Энн?

– Да, все просто замечательно! – быстро и как-то нервно ответила она.

Фредерик вновь пожал плечами, решив, что, раз все в порядке, не стоит и лезть. Он свалил дрова у камина и принялся разводить огонь.

Энн задумчиво смотрела на яркое пламя и думала о чем-то своем. Если бы ее сейчас спросили, о чем же она задумалась, Энн ни за что не смогла бы ответить. Она просто думала обо всем и ни о чем. Фредерик и сам иногда бывал в таком состоянии и хорошо знал, что в такие минуты достаточно просто не мешать.

На плечи Энн опустился мягкий шерстяной плед, дверь в гостиную закрылась, и весело напевающий что-то Фредерик ушел на кухню.

Энн очнулась, лишь когда солнце осторожно попробовало край земли и, вполне удовлетворенное его мягкостью, плавно опустилось за горизонт. Солнце успело убежать от тяжелых туч, гонящихся за ним по пятам. Солнце всегда успевало убежать или просто спрятаться, солнце тоже боялось грозы.

Энн удивленно посмотрела на плед, на угасающие в камине дрова и поняла, что прошло уже много времени. Она осторожно встала, сложила плед и отправилась на поиски Фредерика. Какое-то чутье вело ее по старому дому. Энн уже знала, что может найти Фредерика даже с закрытыми глазами в любом месте. Ее притягивало к нему, словно стрелку компаса к северу. Это было сродни телепатии и ясновидению, это пугало и обнадеживало.

Энн шла по длинной галерее мимо копий самых известных работ Иеронима Босха. Сейчас, в красном мареве заката, она начала понимать, что же привлекает Фредерика в страданиях и боли. Она видела чистоту задумчивого Антония, сразившего искушающих бесов, видела парадоксальное соединение красоты и уродства толпы, окружающей венчанного терном Христа, уносилась к свету вместе с чистыми душами. Да, теперь, стоя на краю грозы, она научилась понимать красоту горя, красоту страдания, красоту искупления.

– Ты все же выполнил свое обещание, Фредерик, – пробормотала Энн, поднося руку к лику святого, но так и не решаясь прикоснуться.

– Теперь ты поняла, что я хотел сказать? – тихо спросил Фредерик, неожиданно появившийся за спиной Энн.

– Да, я поняла.

– Ты больше не боишься?

– Нет, я боюсь еще сильнее, – призналась она. – Сейчас, когда я поняла красоту, настоящую красоту, когда я научилась слушать тишину, мне страшно, как никогда в жизни. Будет гроза.

– Ну и пусть себе будет! – Фредерик беззаботно махнул рукой и улыбнулся. – Далась тебе эта гроза. Пойдем на террасу пить чай.

– Да-да, конечно, – согласилась Энн.

– Хочешь, вечером сразимся в шахматы? Нет ничего лучше хорошей партии, когда за окном сходит с ума природа, а ты сидишь у камина и пьешь хорошее вино.

Энн вновь кивнула и вдруг выпалила:

– Ты можешь увезти меня отсюда?

– Почему? – изумился Фредерик.

– Я боюсь. Отпусти меня, пожалуйста, обратно.

Бездвижное озеро отражалось в огромных серых глазах – или озеро было всего лишь отражением этих глаз? Фредерик так и не смог ответить на этот вопрос.

– Ну уж нет! – рассмеялся он, но смех получился какой-то ненатуральный, бездвижный, как и природа вокруг них. – Я тебя никуда не отпущу сейчас, когда только что заполучил. Пойдем пить чай. И не волнуйся ты так, все будет хорошо, у нас достаточно продуктов, чтобы не начать есть друг друга, даже если природа расшалится.

Энн вздрогнула, но вновь просить Фредерика не решилась.

Он не отпустит меня, пульсировала в ее голове навязчивая мысль. Он сам сказал, что не отпустит. Я должна как-то выбраться. Должна.

Гроза еще не началась, а Энн уже не могла управлять своими мыслями, своими чувствами. Она вспомнила все, что говорил ей Седрик, вспомнила фотографии, вспомнила вырезки из газет. Вспомнила и все странные фразы Фредерика.

Боже мой, мы ведь здесь совсем одни! Никто не знает, где я, даже Кэтрин я просто сказала, что еду за город. Она начнет волноваться лишь в понедельник. Сюда никто не сможет добраться, ни один человек. Есть всего одна лодка…

– Да что с тобой такое сегодня творится?! – Фредерик взял ее за плечи и крепко встряхнул.

– Ничего, просто столько всего случилось за последние дни! Я никак не могу прийти в себя. Дай мне время, – попросила Энн.

Фредерик с нежностью посмотрел на нее. Эти чудесные серые глаза, эти восхитительные, легкие, словно крылья птицы, брови, этот чудесный пушок над верхней пухлой губой… Он с первого взгляда полюбил все это, все, что было Энн Ланкастер. Строгой, доверчивой, умной, трепетной, безрассудной – такой разной и такой нужной ему, Фредерику Стрейту. Единственной нужной женщиной на всем свете. Нет уж, теперь он ее никуда не отпустит, как бы ни молили эти серые глаза. Сегодня ночью они будут вместе, и завтра утром, когда закончится так волнующая Энн гроза, она проснется и улыбнется ему.

– Пойдем пить чай.

Фредерик не смог сказать Энн обо всех чувствах, что переполняли его сердце. Хотел – и не смог. Что-то остановило его, может быть, странные блики в серых глазах? Странные, словно отраженные молнии будущей грозы.

– Да, чай, конечно, чай и шахматы – это здорово, – рассеянно сказала Энн.

Первый ветерок подул, когда они сидели в гостиной. На столике перед камином стояли две глиняные чашки с травяным настоем и шахматная доска с расставленными фигурками. Они сидели уже почти два часа, но за это время лишь одна пешка успела переместиться на две клетки.

Первый ветерок подул, по серому стеклу озера прошла рябь, и Энн поняла: пора.

– Мне нужно отлучиться на пару минут. – Она мило улыбнулась и встала.

– Надеюсь, ты вернешься той Энн, которую я уже успел хорошо узнать? – спросил Фредерик, крайне смущенный ее странным поведением.

– Да, когда я вернусь, – как-то обреченно пробормотала Энн и быстрой, нервной походкой вышла из гостиной.

Фредерик удивленно посмотрел ей вслед и пожал плечами. Мало ли что случилось? Может быть, она переживает из-за сестры, а может быть, у нее начались проблемы, ну… те самые. Не зря же она с утра побежала в магазин!

Надо будет ей как-то дать понять, что я хочу быть рядом с ней, стать для нее незаменимым. Может быть, стоит прямо сказать о своих чувствах без недомолвок и иносказаний? Да, как только она вернется, я сразу же признаюсь ей, что больше для меня нет ничего на этом свете, кроме Энн Ланкастер.

К сожалению, Фредерик так и не смог сказать Энн все это сегодня.

Энн стояла возле открытого окна, за которым уже вовсю бушевала природа.

Какая насмешка, думала она, сегодня я уже во второй раз собираюсь убежать через окно. Сначала к Фредерику, а теперь от него. Как жаль, что я так ошиблась, как жаль, что я была так слепа… Седрик прав, кругом прав: и эти странные разговоры, и увлечения, да и само знакомство было странным. Мистер Бернер ведь до сих пор ни слова мне не сказал о том, что нанял искусствоведа, не сообщил о получении документов…

За окном полыхнула первая молния, и дрожь пробрала Энн до самых костей. Она боялась, ужасно боялась. И она должна была что-то сделать, чтобы страхи не стали явью.

Энн сделала всего один шаг.

Ветер хлестал ее лицо ледяными струями, гром над головой раскалывал небо, молнии освещали предательски скользкие камни.

Энн бежала, спотыкалась, падала и снова бежала. Она за считанные мгновения вымокла до нитки, волосы прилипли к лицу, платье липло к телу, крупная дрожь била ее. В голове крутились какие-то странные образы, образы, рожденные грозой и страхом.

Энн бежала из последних сил к лодке, Фредерик не должен был увидеть ее сейчас. Она должна успеть.

И Энн успела. Она столкнула лодку в воду и ввалилась в нее почти без сил.

Дождь хлестал по лицу, молнии ярились, словно древние боги вдруг проснулись, вспомнили о вероотступниках и решили их покарать. В лодке медленно собиралась вода. Энн лежала в этой луже и тихо плакала. Еще одна мечта оказалась погребенной под раскаты грома и салюты молний. Еще одна мечта о счастье. Как же она ненавидела грозу!

Энн заплакала в голос, она грозила небу кулаками, но что могла хрупкая женщина против разгневанных богов? Только выкрикивать пустые угрозы слепой судьбе.

Неожиданно лодка уткнулась носом в песок. Заплаканная Энн опустила глаза от молчащего неба и увидела, что ее прибило к берегу. Как раз там, где начинался деревянный причал.

Гроза уходила прочь, и с ней уходило безумие.

Энн выбралась из лодки, поправила на себе костюм, тот самый костюм, в котором сегодня утром спускалась с пятого этажа по пожарной лестнице, проверила в кармане документы и кредитку.

Она бросила последний взгляд на дом, который мог стать для нее самым счастливым местом на земле, и медленно побрела по проселочной дороге.

Через три часа продрогшая, обессиленная Энн вошла в здание полицейского участка Виллидж-стоун.

– Свяжитесь со Скотланд-Ярдом и попросите их найти сержанта Седрика Гроувера или кого-то, кто занимается делом Сэма Короткая Стрижка, – севшим голосом попросила она и тяжело опустилась на скамью – ноги, прошагавшие десять миль, отказывались держать ее.

– Что с вами? – испуганно спросил молодой полицейский, очень похожий на Седрика Гроувера.

– Просто позвоните! – попросила она. – Это очень важно. Вот мои документы, если вы волнуетесь.

– Что здесь… – Пожилой полицейский не успел до конца задать свой вопрос. Он недоуменно уставился на промокшую и выбившуюся из сил Энн.

– Он вам все расскажет. У меня нет сил, – каким-то бесцветным голосом сказала она.

Молодой полицейский что-то быстро зашептал на ухо коллеге.

– Ясно, – сказал тот, выслушав. – Пока мы свяжемся с Лондоном, вам нужно переодеться в сухое и выпить чего-нибудь горячего. Моя дочь того же роста, что и вы. Джонс, сбегайте ко мне домой, объясните все жене и возьмите для мисс…

– Энн Ланкастер, – представилась Энн и протянула свои документы.

– …для мисс Ланкастер сухую одежду. И бутылку бренди из моих запасов. Бренди в таких случаях – лучшее лекарство.

Через полчаса Энн переоделась в сухие джинсы и водолазку и маленькими глоточками пила бренди. Она уже почти согрелась и перестала дрожать.

Энн с нетерпением ждала, когда же наконец найдут Седрика, ей так нужно с ним поговорить! Но когда пожилой полицейский повернулся к Энн, она сразу же поняла, что случилось что-то странное.

– Они говорят, что такого полицейского нет. И дела Сэма Короткая Стрижка тоже нет, – растерянно сказал он.

– Как же так? – изумилась Энн. – Я должна ехать в Лондон.

– Но ведь гроза!

– Я должна ехать в Лондон и все сама выяснить. Наверное, они просто что-то не поняли. Иначе…

Энн совсем не хотелось думать о том, что будет, если она ошиблась, если все это было лишь плодом ее разыгравшегося воображения. Нет, это не ошибка. Нет, нет и нет! Она приедет в Лондон, придет к самому начальнику полиции, если это понадобится, и достанет Гроувера хоть из-под земли. Она уже была в аду и научилась неплохо там ориентироваться!

– Где здесь можно нанять машину?

14

Розовая заря занималась на чисто умытом небе. Невесомые облачка еще прикрывали ее наготу, словно легкие простыни разгоряченное ночными снами тело, но уже было понятно, что огненный диск предстанет в этот день обнаженным борцом в палестре.

Энн ничего этого не замечала. Она изо всех сил выжимала педаль газа, стремясь как можно скорее попасть в Лондон. Энн еще не знала, что будет делать дальше, сейчас ей хотелось одного: снова оказаться в своей квартире, запереться там и не высовывать носа. Вот только за двадцать шесть лет она научилась понимать: не всегда можно поступать так, как хочется.

Я сейчас заеду к Кэтрин в больницу, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке, а уже потом поеду в Скотланд-Ярд.

В больнице Энн долго пришлось уговаривать строгую медсестру на посту, та никак не соглашалась пускать посетителей в неурочный час. Но все же Энн пропустили, и то только потому, что у Кэтрин уже был Боб. Боб Гринарс обладал удивительным умением уговаривать людей. Вот только в случае с Кэтрин по каким-то необъяснимым причинам это умение не срабатывало.

Энн с тяжелым сердцем поднималась по ступеням. Оставаясь до конца честной перед собой, она признавалась, что ей до сих пор тяжело видеть Боба рядом с сестрой. Особенно Боба, умоляющего взбалмошную Кэтрин выйти за него замуж. Эти слова должна была услышать она! И, если бы Боб сказал их, Энн никогда не влюбилась бы в Фредерика, никогда не убежала бы от него в грозу, испугавшись то ли грома, то ли странных обещаний показать красоту боли.

Боба Энн встретила в коридоре перед палатой Кэтрин. Небольшая лысина Боба была покрыта капельками пота, он явно волновался и, увидев Энн, заметно обрадовался.

– Как хорошо, что ты приехала, – прошептал он, явно опасаясь потревожить больных, но в голосе его был такой восторг, что Энн невольно отшатнулась: ей показалось, что Боб сейчас бросится обниматься.

Энн посмотрела на восходящее солнце, так чудно отражающееся в его лысине, и подумала: нет, все-таки хорошо, что Боб сейчас добивается благосклонности Кэтрин, а не моей.

– Что опять случилось-то? – устало спросила она. – Предпримешь очередную попытку уговорить Кэтрин выйти за тебя?

Боб лишь тяжело вздохнул.

– Если честно, я не знаю, что втемяшилось в голову Кэтрин. – Энн виновато развела руками, хотя не очень-то понимала, в чем она виновата.

Кэтрин была достаточно взрослой и вполне могла отвечать за свои поступки. Вот только Энн знала, что до конца своей жизни останется старшей сестрой, стремящейся защитить, помочь, подтолкнуть Кэтрин к правильному решению.

– Я у нее не была несколько дней, как тут дела? – спросила Энн, решив перевести разговор в другое русло.

– Обещали выписать в самое ближайшее время.

– Кэтрин не говорила, что она собирается делать дальше? – поинтересовалась Энн.

– Понятия не имею! Я бы хотел, чтобы мы вместе уехали в Оксфорд. Мне предложили кафедру, и я уже присмотрел домик – Кэтрин он должен бы понравиться. Надоел мне Лондон до чертиков, да и ребенку лучше расти в небольшом красивом и чистом городе.

– Я бы тебе посоветовала подождать с покупкой недвижимости. – Энн грустно усмехнулась.

– Энн, очень прошу тебя, помоги мне уговорить Кэтрин. Ты же понимаешь, что она должна выйти за меня замуж?!

– Конечно понимаю! И Кэтрин понимает. Она даже не очень против. Я вот только не знаю, почему до сих пор она не согласилась. Мне она сказала, что твои доводы разума ее не очень-то пронимают…

– Что ей надо?!

– Боб, она не такая, как мы, может быть, поэтому вы и… – Энн замолчала и отвернулась.

Да, она простила и Боба и Кэтрин, но забыть было гораздо сложнее, чем простить.

– Мне… я… – Боб замялся и наконец вытер пот на лысинке.

– Не надо! – Энн скривилась. – Мы уже один раз обсудили этот вопрос и пришли к устраивающему обоих выводу. Хватит переливать из пустого в порожнее, это не имеет смысла. А с Кэтрин я поговорю. Я с ней уже говорила, но чуть не получила вазой по голове.

– А я получил, и не раз.

– Она опять устроила истерику?

Боб устало кивнул.

– Я и сейчас топчусь под дверью только потому, что боюсь сразу же получить увесистой книгой в лоб. Все же плохо, что Кэтрин любит читать.

– Ну прости! – Энн усмехнулась. – У нас в семье все любили читать. А вот то, что Кэтрин закатывает истерики… Ничем, кроме гормональных бурь, я это объяснить не могу. Никогда она не бросалась в людей вазами или книгами. Да и криков я от нее не слышала…

– В любом случае, я прошу тебя стать моим союзником. – Боб протянул Энн руку.

– Договорились! – Энн пожала протянутую руку и совершенно ничего не почувствовала! Ничего! Так, словно она пожимала руку не давнему любовнику, а постороннему человеку. – Если я выдам Кэтрин за тебя замуж, я смогу спокойно заняться своими делами.

– У тебя на работе что-то решилось? – участливо спросил Боб.

Энн удивленно посмотрела на него. За треволнениями последних дней она даже забыла, что сейчас по сути безработная.

– Если честно, я понятия не имею, что творится в офисе, – призналась она. – За эти две недели столько произошло, что работа сейчас меня волнует меньше всего.

– Может быть, теперь, когда ответственность за Кэтрин я возьму на себя, ты сможешь заняться своим образованием? – робко предложил Боб. – Я бы мог в плане финансов тебе помочь. В долг, конечно! – поспешно добавил он.

– Сама справлюсь! – отмахнулась Энн. – Да, и не вздумай при Кэтрин ляпнуть, что ты теперь берешь на себя ответственность за нее. Она ну очень самостоятельная!

– Это я уже заметил, – хмуро пробурчал Боб. – Иногда мне кажется, что вы совершенно разные, а иногда я понимаю, что фамилия у вас одна.

– И упрямство одно! – согласилась с ним Энн. – Жаль, что не на двоих.

– Да уж, жаль.

– Ну идем?

– Идем.

– Да, Боб, и постарайся говорить поменьше. Мне очень не хочется, чтобы нас выставили из больницы за нарушение режима…

– Думаешь, Кэтрин опять будет буянить? – опасливо спросил он.

– Надеюсь, что нет. Но надежда мала. Предлагаю начать с того, чтобы разобраться, чего же она от тебя хочет.

– Это было бы просто великолепно! Знаешь, я готов на все, лишь бы Кэтрин была со мной! – проникновенно сказал Боб, но тут же с испугом посмотрел на Энн, вспоминая, что еще совсем недавно она была рядом с ним, а Кэтрин была всего лишь младшей сестрой.

Энн махнула рукой.

– Ладно тебе. Мне все еще неприятно, но я уже все это пережила и даже успела влюбиться.

– Кто он?

– Судя по всему, маньяк.

Боб решил, что Энн просто неудачно пошутила. Он открыл дверь и радостно возвестил:

– Вставай, соня! Мы пришли.

– Боб? Рада тебя видеть. А кто это мы? – поинтересовалась сонным голосом Кэтрин.

– Мы с Энн встретились в коридоре.

– Как ты себя чувствуешь, сестренка? – спросила Энн.

Судя по внешнему виду, Кэтрин чувствовала себя отлично: глаза ее сияли, волосы лежали на плечах шелковым покрывалом, на лице не было и следов токсикоза – хоть сейчас на обложку журнала!

– Ой, я же не одета! – смутилась она.

Энн не удержалась и фыркнула.

– Хочешь, я выйду? – предложил предусмотрительный Боб. Он дал себе клятву сделать все, чтобы не спровоцировать новую истерику.

Кэтрин фыркнула, почти как ее сестра.

– Оставайся уже, что с тобой сделаешь! Энн, ты же должна была уехать на уик-энд! – Кэтрин уже окончательно проснулась и теперь старательно игнорировала Боба, всем своим видом давая ему понять, что он в этой палате нежеланный гость.

– Мне пришлось срочно уехать, – сказала Энн после недолгой заминки. Не стоит рассказывать беременной сестре о том, что она чуть не погибла в логове маньяка.

А может быть… но Энн предпочла не додумывать эту мысль, уж слишком неприятной она была. Сейчас Энн волновало совсем другое. Через час, максимум полтора, она все выяснит.

– Я волновалась за тебя. Как твои дела?

– Все просто замечательно! – воодушевленно начала Кэтрин. – Мне дали снимки с УЗИ. Ребенок развивается, он уже даже напоминает человека. Я даже ручки видела! Да и мне уже гораздо лучше, скоро отпустят.

– Вот и славно, – пробормотала Энн.

– Ты что-то недоговариваешь! – Кэтрин подозрительно посмотрела на сестру. – Как твой красавчик-искусствовед?

– Потом! – отмахнулась Энн. – Нам нужно с тобой серьезно поговорить.

– Нет, нет и нет! – буркнула Кэтрин. – Это ты ее заставил?

На Боба был брошен взгляд страшнее зевесовой молнии. Энн даже показалось, что над лысинкой Боба закурился легкий дымок.

– Кэтрин, ты должна подумать о том, что ты собираешься делать после того, как выйдешь из больницы, – спокойным, рассудительным тоном, очень похожим на тон мамы, сказала Энн.

Кэтрин вдруг расплакалась.

– Ты не хочешь, чтобы я жила с тобой? – всхлипывая, спросила она.

– Господи! Конечно хочу! Ты говоришь глупости и, чтобы они выглядели убедительнее, поливаешь их слезами.

– Нет, ты не хочешь, чтобы я и мой ребенок мешали тебе. Я ведь чувствую это, Энн. Ты, конечно, права!

– Кэтрин, тебе давно пора научиться не только чувствовать, но и думать, – обиженно сказала Энн. – Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

– Я буду счастлива вместе с моим ребенком.

Боб кашлянул.

– Это и мой ребенок! – рискнул он подать голос.

На этот раз в его сторону полетело целых два взгляда-молнии.

– Жаль, что у вас нет еще одной сестры. Были бы точь-в-точь Эриннии! – пробурчал он, за что получил еще одну порцию гневных взглядов.

– Кэтрин, ты же понимаешь, что тебе нужна будет поддержка? И подумай о ребенке! Он имеет право знать своего отца, имеет право жить рядом с ним.

– Лучше никакого отца, чем такой!

– Да чем тебе не угодил Боб?! – возмутилась Энн. – В конце концов, когда ты с ним спала, тебя он всем устраивал!

На этот раз потрясенные Боб и Кэтрин во все глаза уставилась на Энн.

– Скажете, что я не права?! – возмущенно спросила она. – Мне до смерти надоел этот сумасшедший дом! Я ухожу. Разбирайтесь сами. Вы уже взрослые, настолько взрослые, что сумели зачать ребенка, вот и думайте, что будете делать! А мне надоело: у меня своих проблем по горло. Все, с меня хватит!

Энн пулей вылетела из палаты. Она понимала, что уже через пять минут будет раскаиваться в гневных словах, но сейчас ей было нужно все это высказать Кэтрин и Бобу. Пусть у сестры играют гормоны, но человек на то и человек, чтобы уметь обуздывать инстинкты.

– Что это с ней? – удивилась Кэтрин.

– Знаешь, ты иногда умеешь довести человека, – серьезно сказал Боб. – Энн хотела помочь тебе, а ты напустилась на нее с обидными упреками. Я уже привык к этому, а вот она нет.

Боб подошел к двери.

– Ты куда? – Кэтрин даже подскочила на кровати от волнения.

Она никак не могла понять, что же происходит: вместо того чтобы уговаривать ее, упрашивать, Боб собрался уходить! Да и Энн впервые в жизни в лицо высказала все, что она думает… Кажется, все близкие люди отвернулись от нее!

– Мне надоело потакать всем твоим капризам. До сих пор я умудрялся увернуться от ваз и книг. Не знаю, что ты решишь бросить в следующий раз, и не хочу знать. Честно признаться, я боюсь, что ты в конце концов попадешь. Разбирайся со своими истериками сама. Ты знаешь, что я тебе предлагаю: дом, семью, тихое счастье без летающих предметов. Мне кажется, тебе стоит побыть в одиночестве несколько дней. У тебя должно быть время спокойно подумать. Ты была моей ученицей, я знаю, что ты умеешь думать, Кэтрин. Да, и не забудь извиниться перед Энн.

Боб вышел, хлопнув дверью. Ошеломленная Кэтрин неподвижно сидела на кровати. Она и представить себе не могла, что все может получиться вот так!

– Если бы я хотела попасть, я бы уже давно попала! – прошептала она и расплакалась.

Энн выбежала из больницы. Ей уже было стыдно за свое поведение, все же Кэтрин беременная, не стоило лишний раз волновать ее…

Она получила по заслугам! – зло подумала Энн. Сколько же можно издеваться над бедным Бобом?! Никогда раньше Кэтрин так себя не вела, не стоит ей позволять садиться мне на шею. Она уже решила, что раз она беременна, значит, все можно. Нет уж! Болезнь закончилась, хватит с ней носиться. Пусть хоть раз возьмет ответственность за свою жизнь на себя. А то я устраивала ее в колледж, теперь пытаюсь выдать ее замуж… Чуть что – сразу же: «Энн, помоги»!

Энн фыркнула и прибавила шагу.

С сестрой она еще успеет помириться, а Кэтрин не помешает научиться решать свои проблемы самостоятельно.

Она была так глубоко погружена в свои мысли, что и не заметила, как налетела на высокого молодого человека. Энн буркнула что-то вроде извинения и подняла глаза. Перед ней стоял Седрик Гроувер собственной персоной.

– Ох, как хорошо, что я с вами столкнулась!

– Что вы здесь делаете? – удивленно спросил он. – И куда вы сбежали?

– А разве вы не меня здесь искали? – подозрительно спросила Энн. – Вы же знаете, в этой больнице лежит моя сестра.

– Ну да-да, конечно, – пробормотал Седрик и как-то бочком, словно испуганный краб, попятился от Энн.

Но она была настроена решительно и продолжила наступление:

– Вы были правы, Фредерик оказался маньяком. Он привез меня в совершенно дикое место, я чудом сумела сбежать оттуда. Сейчас Фредерик сидит один на острове посреди озера. Он никуда оттуда не денется. Вызывайте подкрепление и поедем его брать!

– Мне кажется, следовало бы лучше проверить его. А то вдруг возьмем невинного человека…

– Какого невинного?! – возмутилась Энн. – Немедленно едем в Скотланд-Ярд!

Она мертвой хваткой вцепилась в Седрика и потащила его к машине.

– Не надо в Скотланд-Ярд! – пробормотал бледный как смерть Седрик.

– Как же не надо?! – опешила Энн.

– Понимаете, я вовсе не полицейский, – убитым голосом сказал он. – Никакого маньяка нет. Я все это выдумал, чтобы иметь возможность следить за вами.

– Зачем?

– Меня наняли, чтобы выяснить все ваши контакты. Я должен был узнать, не общаетесь ли вы с конкурентами «Калвин индастриалз»…

Энн впала в ступор. Сержанта полиции Седрика Гроувера не существовало, как, впрочем, не существовало и маньяка Сэма Короткая Стрижка.

Что же это получается? – растерянно думала Энн. Я бросила Фредерика одного на острове, убежала от него посреди ночи, словно я сумасшедшая… Может быть, я и есть сумасшедшая? Панически бояться грозы в двадцать шесть лет – это ненормально.

Мысли Энн бродили в голове, словно оставшиеся без пастуха овцы на зеленом лужке. Вроде бы вот они, все на месте, все по счету, а собрать их вместе не получается: нет большой овчарки, которой достаточно один лишь раз еле слышно рыкнуть, чтобы стадо послушно сбилось в кучу.

Я ведь обидела Фредерика, бросила его одного посреди озера, он даже не сможет выбраться оттуда, ведь лодку я угнала. Он, наверное, с ума сходит от волнения, куда я делась, почему сбежала…

– Седрик Гроувер, я убью тебя! – звенящим от напряжения, злости, обиды и неизвестно еще чего голосом сказала Энн и бросилась к машине.

15

И вновь она жала на педаль, но на этот раз Энн не убегала, она возвращалась.

Ошибки, одни ошибки! – тревожно думала она. Это были самые ужасные недели в моей жизни. Сначала я обвиняю Фредерика во всех своих бедах, потом начинаю крутить роман с ним, дальше – больше: я начинаю верить бреду молодого безголового сыщика о маньяке, который спит и видит, как бы меня умертвить самой мучительной смертью; и, как финал моего личного сумасшествия, я из-за какой-то непонятной мне самой истерии решаю, что этот маньяк – Фредерик! Кажется, я разучилась мыслить логически…

Энн тяжело вздохнула и свернула к Виллидж-стоун. Да, она сорвалась, натворила дел, но расхлебывать эту кашу будет сама. И начать стоит с освобождения Фредерика. От одной только мысли, что он совсем один на острове посреди огромного озера, Энн становилось нехорошо.

Нарушая все мыслимые правила дорожного движения, Энн затормозила перед полицейским участком Виллидж-стоун и выскочила из машины. Если кто-то и может ей сейчас помочь, так только полиция.

– Опять вы? – удивленно спросил молодой офицер.

Энн помнила, что начальник называл его Джонсом. Вот только она не знала, имя это или фамилия. На всякий случай она решила не заострять внимания на этом вопросе.

– Мне нужна ваша помощь, офицер! – выпалила Энн.

– Но мы же уже вам помогли…

– Вы можете достать лодку? Мне срочно нужно на остров.

– Вас, леди, не поймешь! То вам срочно нужно с острова, так срочно, что вы среди ночи идете под дождем десять миль, то вам нужно обратно…

– На острове остался человек. У него нет лодки, нет никаких средств связи. Он же просто умрет с голоду! Сделайте быстрее хоть что-нибудь!

Энн в отчаянии заломила руки. В большей степени для того, чтобы не вцепиться в лацканы кителя Джонса и не начать его трясти, как щенка.

– Пятнадцать минут роли не сыграют, – спокойно сказал Джонс. – И потом, на острове есть тревожная кнопка. Если там что-то случится, мы об этом узнаем первыми.

– А вдруг он поскользнулся на камнях, сломал ногу и просто не может добраться до кнопки?

Воображение Энн, обычно вполне заурядное, за последние сутки разыгралось. Она ярко представила себе истекающего кровью Фредерика. Он почему-то сидел на пирсе, прижимал к себе раненую ногу и тоскливо смотрел вдаль: не появится ли там Энн с помощью.

– Не накручивайте сами себя! – попросил полицейский. – И потом, если вы уплыли с острова, лодка должна была остаться на берегу. Вот вернитесь и возьмите ее.

– Ой, и правда… – растерянно пролепетала Энн.

– Или вам нужно сопровождение?

– Нет-нет! Я сама!

Даже не попрощавшись, Энн выбежала из участка.

– Странная женщина, – пробормотал Бредборт, выходя из своего кабинета.

– Вот вы так всегда, сэр, сами отсиделись, а мне пришлось с ней общаться! – попенял ему молодой коллега.

– Когда займешь мое место, найдешь себе мальчика, который будет общаться с сумасшедшими. А пока я начальник, я могу себе позволить спрятаться в кабинете. И все же очень странная история…

– Может быть, нам стоит проведать мистера Стрейта, сэр? – предложил Джонс. – Кто ее знает, эту сумасшедшую?

– Не думаю, Джонс. Или я совсем ничего не понимаю в жизни, или… Мне кажется, нашему визиту они будут совсем не рады. Сумасшедшая женщина! – вновь повторил Бредборт, смотря, как на улице оседает пыль, но на этот раз в его голосе было какое-то странное восхищение.

Джонс удивленно посмотрел на своего начальника, но ради собственного спокойствия решил ничего не уточнять.

– Кстати, нужно будет выписать ей штраф за неправильную парковку. Любовь любовью, а правила движения нарушать не следует! – добавил Бредборт. – Вот и займитесь этим, Джонс.

Энн с радостью заплатила бы любой штраф, лишь бы быстрее добраться до Фредерика. Лихо развернувшись, она вылетела на дорогу к озеру и понеслась вперед, словно за ней гнался тот самый маньяк Сэм Короткая Стрижка. Энн даже не успела толком ничего понять, как оказалась возле озера. Только чудом ей удалось развернуть машину и не въехать в воду.

– Нет, я предпочитаю лодку, – пробормотала она и истерично рассмеялась.

В величавой сосновой тишине этот смех прозвучал жутко.

Энн вышла из машины и сразу же наткнулась на лодку. С огромным трудом ей удалось спихнуть лодку на воду и запрыгнуть в нее.

Сейчас Энн не могла понять, каким же чудом ей удалось добраться до берега в такую грозу, да еще и против течения. Она посмотрела на весла и покачала головой, расстраиваясь, что отказалась от сопровождения: по крайней мере, было бы кому грести. Но делать было нечего. Энн взяла весла и неуклюже, обдирая тонкую кожу на ладонях, принялась грести к острову.

Она ежесекундно оглядывалась, надеясь, что уже скоро, уже вот-вот она будет на острове, найдет Фредерика и все-все ему объяснит! Но земля, словно насмехаясь над ней, приближалась, как в замедленной съемке.

Наконец причал стал четко различимым, и Энн увидела на нем одинокую фигуру в ореоле золота: солнце садилось за спиной Фредерика. Приложив ладонь козырьком к глазам, он всматривался в даль. Энн вскочила на ноги и неистово принялась махать ему руками. Лодка расшаталась, и Энн оказалась в воде.

Тысячи ледяных иголок впились в ее тело, разрывая его на части, замораживая, обездвиживая. Блеклое серебро плескалось над ее головой, отражаясь в серых глазах. Энн дернулась вверх, туда, где нет холода, где ласково светит солнце, где на причале ее ждет Фредерик. Но вода была слишком холодной даже для середины апреля.

Энн чувствовала, как сознание оставляет ее, уходя куда-то в серебристую мглу.

Последнее, что помнила Энн, был сильный рывок, а затем лишь серебристое мерцание.

Теплое солнышко согревало Энн. Вокруг щебетали птички, и легкий ветерок играл с высыхающими прядями. Можно было считать себя вполне довольной жизнью, вот только острый камешек больно впивался в лопатку. Энн поморщилась и попыталась передвинуться, но камешек был хитрее – он перекатился вместе с Энн. Тогда она тяжело вздохнула.

Придется вставать и убирать этот чертов камень! А я так славно загораю…

– Кажется, ты очнулась!

Энн вздрогнула, услышав голос Фредерика.

– Что значит очнулась? – попробовала сказать она, но смогла лишь хрипло выдохнуть: горло саднило так, будто его несколько часов тщательно чистили наждачной бумагой.

– Не говори ничего! – попросил Фредерик. – Сейчас я тебя перенесу в дом, дам выпить чего-нибудь горячего, и тебе станет лучше.

Энн не возражала. Сейчас ей хотелось только подчиняться; думать, а тем более вспоминать сил не было. Она знала одно: рядом Фредерик, а он знает, что нужно делать. И вновь серебристая завеса опустилась на глаза.

На этот раз солнышко уже не светило, но Энн было тепло: она почувствовала обнаженной кожей колючий плед.

– Ну вот, как бы нам все же не пришлось вызывать службу спасения! – В голосе Фредерика слышалась озабоченность. – Энн, если ты меня слышишь, кивни.

Энн медленно кивнула.

– Что произошло? – прохрипела она.

– Ты ничего не помнишь?! – На этот раз в голосе была не просто озабоченность, а самый настоящий страх.

Энн лишь помотала головой из стороны в сторону.

– Давай выпей это, станет легче. – Фредерик приподнял ее голову и приставил к губам стакан с дымящейся жидкостью.

Энн послушно выпила и сразу же поняла, что означает выражение «глаза вылезли на лоб». Она закашлялась и отстранила руку Фредерика.

– Дедушкин рецепт, – довольно сказал он.

– Что это такое? – с трудом переводя дыхание, спросила Энн и сама удивилась: голос звучал, как и прежде.

– Ром, красное вино и кое-какие травы. Ну, тебе уже лучше? Можешь сесть?

Энн осторожно поднялась, и плед упал на пол. Фредерик смутился и отвел глаза. Энн поспешно подхватила плед и закуталась в него уже как следует.

– Почему я голая? – удивленно спросила она.

– Потому что я не мог оставить тебя в мокрой одежде.

– А почему… – Энн не закончила вопрос.

То ли снадобье дедушки подействовало, то ли мозг решил, что она уже готова вспомнить последние события. Энн охнула и растерянно посмотрела на Фредерика.

– Слава богу, вспомнила! – Он просиял улыбкой. – Я уж думал, придется тебя везти на томографию…

– Ты меня вытащил?

– Я не садист, чтобы с улыбкой наблюдать, как тонет человек. Тем более любимый человек. Ты мне еще пригодишься живая и здоровая.

Энн покраснела и отвела глаза.

– Ты, наверное, удивлен тем, что я сбежала?

– Удивлен? Нет, это не совсем верное слово. Я шокирован. Ты мне казалась очень рассудительной и честной девушкой. И вдруг – среди ночи, в грозу, тайком! Что я сделал не так, Энн?

– Ты все делал так. – Она тяжело вздохнула. – Знаешь, мне, кажется, все же стоит сделать томографию.

– У тебя кружится голова? – обеспокоенно спросил Фредерик, сразу же забывая обо всем.

– Нет, я отлично себя чувствую, просто в последнее время я стала себя странно вести.

Фредерик сунул ей в руку чашку с отваром и сел напротив.

– И как давно у тебя это началось? – поинтересовался он. – Ты пей, пей. Нужно выпить все.

– С того дня, как мы с тобой встретились. – Энн сморщилась, но сделала глоток. Остывшее снадобье было даже приятным на вкус. – Твой дедушка – гений.

– Это-то я знаю, а вот что с тобой творится, для меня тайна. Делай еще глоток и рассказывай мне о своем странном поведении. Если честно, не думал, что ты сможешь меня удивить.

– Я не хотела, поверь мне.

– Это же замечательно, удивлять друг друга.

– Не уверена, – пробормотала Энн. – Так вот, когда мы с тобой встретились, в моей жизни все пошло наперекосяк: на работе началось служебное расследование, сестра сообщила о беременности, отцом ребенка оказался мой жених, да еще и появился сержант из Скотланд-Ярда и сказал, что за мной охотится маньяк.

– Про маньяка слышу впервые, – признался Фредерик.

– Почему-то я не стала тебе ничего говорить. А нужно было. Тогда мне самой была бы видна вся абсурдность этой новости!

– Мне кажется, я даже знаю, что было дальше…

– Седрик – это сержант, которого отправили следить за мной, – сказал, что ты тоже под подозрением. Я гневно отвергла эту мысль, но все же где-то в душе… В общем, когда началась гроза, я, как всегда, потеряла над собой контроль. Мне вспомнились все жуткие рассказы о маньяках, твои слова о красоте боли стояли в ушах, и я сбежала.

– Ты боишься грозы? – удивился Фредерик.

– Да, мои родители погибли во время грозы. Я всегда чувствовала, когда начнется гроза, я им говорила, просила их остаться, но они были уверены, что все будет в порядке. А я сразу же почувствовала. Кэтрин потом сказала, что я закричала: «Мама, папа!» – и упала в обморок. Позже нам сказали, что в это время родители и погибли.

– И ты теперь панически боишься грозы?

– Да. Первые несколько лет после смерти родителей, как только начиналась гроза, я запиралась дома и пряталась под одеяло. В Лондоне грозы почти не слышно, и мне было легче. Я даже думала, что страх прошел. Но на озере все началось опять. Я боюсь не столько грозы, я боюсь, что вновь призову беду.

– Господи, Энн, ты что же, считаешь себя виноватой?! – изумился Фредерик.

– Я должна была остановить их. Или просто ничего не говорить.

В голосе Энн слышалось упрямство. Фредерик понял, что она уже не один год считает себя виноватой и утвердилась в этой мысли.

– Энн, ты взрослая, разумная женщина, живущая в двадцать первом веке, а ведешь себя, как римские легионеры! Ворона каркнула – битву выиграли, значит, выиграли потому, что ворона каркнула! Что это?

– Логическая ошибка, – отозвалась Энн.

– Будь так добра, реши абстрактную задачу: некая девушка сказала, что будет гроза, родители погибли. Какой вывод?

Энн пожала плечами.

– Никакого! – воскликнул Фредерик. – Эти два события никак не связаны между собой! Заставь себя забыть страхи, заставь себя думать! Бояться чего-то нормально, но бояться настолько, чтобы сходить с ума…

– Я понимаю это, Фредерик, но я ничего не могу с собой поделать! Я поверила вчера вечером, что ты маньяк, и просто спасала свою жизнь.

– Знаешь, мне больно слышать, что ты вообще могла поверить в такой бред.

Энн всхлипнула.

– Ты прав, я сошла с ума. Но все было так реально! В моей жизни столько всего произошло, столько событий, столько новостей, столько опасений… Да еще и этот Седрик Гроувер со своими вырезками. Есть от чего сойти с ума!

– Что за вырезки? – удивленно спросил Фредерик.

– А! – Она сердито отмахнулась. – Седрик не поленился собрать целый альбом, только чтобы я поверила в маньяка, он приносил мне как-то альбом с вырезками о самых громких и кровавых делах. Нужно признаться, он здорово меня напугал.

– Если только я его встречу – убью! – сердито сказал Фредерик.

Энн стало жутко: она почти поверила в то, что странный искусствовед с глазами рыси способен на убийство.

– Он чуть было не погубил тебя, – продолжал Фредерик.

– Но не погубил же!

– Я считаю, ты должна обратиться к начальнику полиции с жалобой на этого Гроувера.

– Он ничего не может сделать с Седриком.

– Почему? Он же его начальник.

– Дело в том, что нет никакого маньяка. Седрик все это придумал для того, чтобы иметь возможности постоянно быть рядом со мной. Он должен был следить, не общаюсь ли я с конкурентами. Его наняли мои работодатели. Это я узнала сегодня утром.

– Знаешь, Энн, мне кажется, тебе стоит сменить работу.

– Мне сейчас не до этого! – отмахнулась она. – Теперь ты понимаешь, почему я тебя бросила одного на этом острове?

– Понимаю. А еще я хочу знать, почему ты вернулась?

– Я поняла, все пошло кувырком не потому, что я встретила тебя, а потому, что не сразу поняла, что ты для меня значишь! – Энн выпалила это на одном дыхании.

Она не знала, сможет ли повторить эти слова. Часто говорить правду сложнее, чем лгать. Особенно когда говоришь правду себе.

Энн встала и подошла к Фредерику. Плед вновь упал к ее ногам, но на этот раз Энн не смущалась. Она точно знала, что делает, и понимала почему.

– Я уже исправила одну логическую ошибку, – прошептала она, прикасаясь губами к губам Фредерика. – Теперь я хочу исправить еще одну. Давай представим, что грозы не было.

16

Энн чистила на кухне форель, неизвестно каким чудом выловленную Фредериком в озере. Крупная рыбина обреченно блестела и, непонятно на что надеясь, норовила выскользнуть из рук. Энн пришлось вспомнить всю свою практику, а свежую рыбу она готовила часто: раз в месяц они с родителями обязательно выбирались за город порыбачить. Отец – страстный рыбак, посадил на этот крючок всю семью. Вот только у них было заведено одно очень ценное на взгляд Энн правило: кто рыбу поймал, тот ее и чистит.

Это утро было для Энн утром открытий. Оказалось, у Фредерика есть несколько недостатков, а конкретно два: он терпеть не может чистить рыбу и во сне всегда отбирает одеяло. Всю ночь Энн вела борьбу за свое одело и лишь под утро сдалась, оказавшись под боком Фредерика. Оказывается, спать под одним одеялом не только удобно, но и очень приятно.

Она смутилась и улыбнулась своим мыслям.

Несмотря на бессонницу, эта ночь была очень приятной. Энн никогда не считала себя любвеобильной и точно знала число своих мужчин. Правда, ледышкой тоже не была. Но сегодня ночью она узнала, что такое настоящая любовь. Узнала, какими сладкими и манящими могут быть губы, узнала, какими нежными и трепетными могут быть руки, узнала, каким зовущим, непреодолимым может быть желание.

Да, она узнала много нового.

Энн улыбнулась изумительной улыбкой счастливой женщины.

– Фредерик Стрейт, мне долго вас ждать?! – крикнула она.

– А ты уже закончила?

– Конечно! – Энн торжественно вручила ему поднос с разделанной рыбиной. – И как ты только такую поймал? Мой герой!

Она звонко поцеловала Фредерика в щеку.

– Ради таких мгновений я готов навсегда переквалифицироваться в рыбака. Пойдем готовить улов?

Энн счастливо улыбнулась и потерлась щекой о грудь Фредерика.

– Эй, леди, если вы продолжите в том же духе, мы не дойдем до барбекю! – предупредил ее Фредерик.

– Ну и бог с ним, – проворковала Энн, расстегивая пуговицы на его рубашке. – Форель уже не уплывет.

– Не уплывет, – согласился Фредерик. Голос его странно дрожал, как, впрочем, и руки. – Я могу ее уронить. У меня же руки заняты!

– Вот и отлично! – сообщила Энн и провела языком по ключицам Фредерика, медленно опускаясь к напряженным соскам.

Фредерик прерывисто вздохнул и застонал.

Энн улыбнулась и продолжила путь к золотистым волосам внизу живота.

– Держи рыбку крепче! – пробормотала она.

Энн сидела в кресле, плотно завернувшись в теплый плед. В тот самый плед, в который ее завернул Фредерик после падения в озеро. Она потерлась щекой о плед и улыбнулась.

Фредерик был прав, я полюбила этот дом, подумала она.

– Как ты себя чувствуешь? – участливо спросил Фредерик, возвращаясь с улицы.

– Великолепно! – отозвалась удивленная вопросом Энн.

– И ты ничего не чувствуешь? Глупо звучит, правда?! – Фредерик рассмеялся.

– Да уж! – согласилась она. – Так в чем дело-то?

– Все небо заволокло тучами. Скоро начнется гроза. Вот я и волнуюсь.

– Серьезно? – удивилась Энн.

Она вскочила с кресла и выбежала на улицу. На небе клубились черные тучи, и лишь на западе, куда выходило окно гостиной, светило солнце. Но оно уже сдавало свои позиции, предпочитая произвести тактическое отступление за горизонт, чтобы утром вернуться с новыми силами.

– Может быть, пройдет мимо? – предположил Фредерик, обнимая Энн за плечи.

– Судя по всему, нет.

– Это значит…

– Это значит, что я решила задачку. Я теперь свободна, Фредерик! – Энн рассмеялась и повернулась к нему лицом. – Я теперь свободна.

Фредерик улыбнулся и покачал головой.

– Ну уж нет! И вовсе ты не свободна. Ты теперь моя.

Энн и Фредерик провели в домике на озере гораздо больше времени, чем планировали. И лишь в среду Фредерик очнулся от прекрасного сна: он случайно посмотрел на свой пейджер, предусмотрительно отключенный утром в субботу.

– Ничего себе! – присвистнул он.

– В чем дело? – спросила Энн, отрываясь от книги.

– Я тут глупость сделал.

– Да? И какую же? – Энн хитро улыбнулась. – Мне кажется, в последние несколько дней мы только и делаем, что занимаемся глупостями. Не могу сказать, что мне это не нравится.

Фредерик усмехнулся и покачал головой.

– Лучше бы я еще раз глупость сделал. Я на пейджер посмотрел. У меня с десяток не принятых вызовов. Большинство звучат так: «Куда ты пропал?», один даже предупредил, что, если я не появлюсь к четвергу, он заявит в полицию.

– Давай съездим в деревню. Ты позвонишь, побродим по самой деревне, вокруг… Или тебе нужно в Лондон?

– Не знаю еще. Очень бы не хотелось. А твоя сестра не будет волноваться?

– Мы с ней поссорились, – хмуро ответила Энн.

– Почему?

– Она изводит Боба, и сама при этом не понимает, зачем это делает! Представляешь, Боб предложил ей выйти за него замуж, объяснил, почему он делает это предложение, а Кэтрин бросила в него то ли вазой, то ли книгой… а может, и тем и другим.

– А как Боб объяснил свое решение? – поинтересовался Фредерик.

– Ну как, сказал, что ему уже тридцать пять, давно пора обзавестись семьей. Сообщил, что ему предложили постоянное место на кафедре менеджмента в Оксфорде. Сам он вполне способен прокормить семью и заботиться о Кэтрин. А она сможет спокойно доучиться. И потом Кэтрин все же его ребенка ждет. Все логично, по-моему.

– Ты удивительная женщина, Энн!

– Удивительная, потому что ты меня все время удивляешь?

– Нет, просто удивительная. Ты иррационально боялась грозы, делала какие-то нелепые выводы из ложных посылок, а теперь говоришь о логике тогда, когда нужно говорить о чувствах! Тебя волнует будущее сестры?

– Конечно!

– Тогда скажи этому вашему Бобу, чтобы он просто признался Кэтрин в любви. Готов спорить, именно этого признания она и ждет.

– Боб не из тех мужчин, которые умеют говорить о своих чувствах прямо. Я ведь понимаю, что все эти разговоры о домике и месте на кафедре – это и есть признание в любви!

– Ясно, значит, я должен тебе сказать примерно следующее: дорогая Энн, мое состояние вполне приличное, у меня часть средств вложена в акции, бюджет семьи будет на моей совести…

– Фредерик, прекрати! – Энн поморщилась. – Тебе не дано быть расчетливым дельцом. Лучше просто скажи, что любишь меня.

Вместо слов Фредерик поцеловал Энн.

– Отлично! – довольно сказала она. – Хотя я бы посмотрела на твои акции, надо же контролировать, во что ты вкладываешь деньги.

– Ох, Энн! – Фредерик рассмеялся. – Так что мы будем делать?

– Ты хочешь ехать в Лондон? – уточнила Энн.

– Мне кажется, стоит там появиться на пару дней. Все же у меня работа.

– Да, ты прав. А мне бы не помешало узнать, может быть, у меня работы уже нет. – Она грустно улыбнулась.

– Эй, все будет в порядке! – подбодрил ее Фредерик. – И потом я же сказал, что бюджет семьи беру на себя.

Энн стояла перед палатой сестры и никак не решалась войти: ей было ужасно стыдно перед Кэтрин. Когда Энн вернулась домой, автоответчик был переполнен истеричными посланиями Кэтрин. Энн очень порадовало то, что сестра ни разу не начала жаловаться на Боба, а лишь интересовалась «где это, черт возьми, носит мисс Ланкастер!».

Она вздохнула и толкнула дверь.

– Привет! – поздоровалась Энн.

– Ох, как хорошо, что ты появилась! – Кэтрин вскочила и бросилась на грудь сестре.

Энн сразу же поняла, что малышка Кэтрин безутешно рыдала уже несколько часов, если не дней.

– Что-то с ребенком? – встревожилась Энн.

– Нет, с Бобом! Вы все меня бросили! Ну ладно ты, я же понимаю, что тебе нужно строить свою личную жизнь, но Боб! Он не появлялся уже три дня! Это просто свинство с его стороны. Я здесь одна, беременная, а он… – Кэтрин всхлипнула и собралась разразиться очередной порцией рыданий.

– Прекрати! – сердито прикрикнула на нее Энн. – Тебе не кажется, что это ты себя ведешь по-свински?

– Почему я? – Кэтрин растерялась настолько, что даже забыла о слезах.

– Боб столько дней провел рядом с тобой, ублажал тебя как мог, выполнял все твои капризы, а ты только и делала, что кричала на него и бросалась в несчастного Боба всем, что под руку попадется. Мне кажется, он имел полное право обидеться на тебя. И нечего плакать, Кэтрин. Если ты так хочешь, чтобы Боб был рядом, прекращай свои эти истерики и просто скажи ему, что согласна стать его женой.

– Нет, Энн, пусть он сначала скажет! – От избытка упрямства Кэтрин даже топнула ногой.

– Скажет, что любит тебя? – уточнила Энн.

– Как ты догадалась?

– Я тоже умею чувствовать, а не только думать.

– Ты сильно изменилась, Энн! – сообщила Кэтрин, внимательно присмотревшись к сестре. – Скажи мне, а ты случайно не собралась замуж?

– Я случайно замуж не собираюсь, – парировала Энн. – Ты же знаешь, случайности – не мой конек. Я все хорошо обдумала, и, если получу предложение, не важно в какой форме, я соглашусь. Что и тебе советую. Тебе ведь плохо без Боба?

Кэтрин тяжело вздохнула и лишь кивнула.

– Не переживай, он скоро объявится, – утешила ее Энн. – Боб очень отходчивый. Вместо того чтобы поставить тебе ультиматум, он еще и извиняться будет!

– Мне так одиноко без него! Знаешь, я только представила, что Боб ушел навсегда, и так испугалась… – Кэтрин поёжилась.

– Никуда он не денется! Если уж он нарушил слово ради любви к тебе, если он готов жениться и терпеть твой несносный характер… Он вернется, Кэтрин. Обязательно. Только я тебя прошу: не устраивай больше сцен! Боб вполне заслуживает тихую семейную жизнь.

– И что мне теперь, стать невидимкой?

– На это ты не способна. Но ты можешь для начала перестать кидать в него чем ни попадя.

– Знаешь, Энн, мне иногда хочется назвать тебя мамой. У нас разница всего ничего, а ты все равно умнее меня.

– Я не умнее, я – разумнее. – Энн ободряюще улыбнулась сестре. – А мамой скоро будут называть тебя. Как, кстати, твои дела?

– Меня завтра выписывают. Все отлично, а мне кажется, я чувствую, как малыш толкается.

– Этого не может быть, Кэтрин! – не поверила Энн.

– Ты была когда-нибудь беременна?

– Нет, но…

– Вот и не говори мне, что может быть, а чего не может!

– Мне кажется, что ты, сестричка, плохо учила биологию в школе!

– Это я плохо учила биологию?! – Кэтрин от возмущения чуть не задохнулась, но, увидев выражение счастья на лице сестры, рассмеялась. – Признавайся, тебе этого не хватало!

– Всегда любила с тобой спорить. – Энн развела руками. – Во сколько завтра за тобой приезжать?

– Думаю, часиков в десять.

– Отлично! Мне кажется…

О том, что кажется Энн, Кэтрин так и не узнала. Дверь распахнулась, и с букетом ирисов наперевес в палату вошел Боб с самым решительным выражением на лице.

– Значит, так. Я уже арендовал домик в Оксфорде, завтра я тебя забираю, и мы едем туда. В тот же день объявляем о нашей помолвке, свадьба состоится через два месяца. Ты станешь моей женой, чего бы мне это ни стоило!

– Но почему, Боб?! – воскликнула Кэтрин.

– Потому что я тебя люблю!!! – не выдержав, заорал Боб. – Если ты не желаешь слушать разумные доводы, прислушайся хотя бы к этому!

– Ох, Боб! – Кэтрин расплакалась и упала в объятия своего жениха.

– Кажется, мне пора идти. Вы уж тут сами… – пробормотала Энн. – Пока, Кэтрин, пока Боб.

– Привет Фредерику! – шепнул ей Боб, успокаивающе поглаживая Кэтрин по спине, и подмигнул.

Энн улыбнулась и поспешила к выходу. Как она и думала, Фредерик ждал ее возле больницы с огромным букетом ирисов.

– Мужчины! – фыркнула Энн, но букет взяла.

– Мы просто боялись кого-то обидеть, – принялся оправдываться Фредерик. – Ну что там?

– Кэтрин рыдает от счастья, Боб, по-моему, тоже сейчас разрыдается, но только от облегчения… Думаю, мы приглашены на помолвку, а потом на свадьбу. Что еще?

– В общем, полный хеппи-энд, – резюмировал Фредерик.

– А как же иначе! Любовь и должна заканчиваться хеппи-эндом!

– Любовь заканчиваться не должна, – назидательно изрек Фредерик. – Кстати, тебя дома ждет сюрприз.

– Ура! – обрадовалась Энн. – А какой?

– Если ты будешь знать, что это за сюрприз, он перестанет быть сюрпризом.

– Вот всегда так! – неизвестно кому пожаловалась Энн.

17

Настроение Энн было таким же безоблачным, как и чистое высокое небо над головой. Стоило только честно сказать о своих чувствах, как все в жизни стало налаживаться: Кэтрин и Боб скоро поженятся, племянник появится здоровеньким и вовремя, а самое главное, она нашла того единственного мужчину, который сделает ее жизнь по-настоящему идеальной. Вот еще бы с работой разобраться…

– О чем задумалась? – поинтересовался Фредерик.

– О том, как сильно я тебя люблю.

– Неправда! Если бы ты думала о том, как сильно меня любишь, ты бы не хмурилась. Или эти мысли заставляют тебя страдать? – Фредерик усмехнулся и подмигнул Энн.

– Эти мысли заставляют меня порхать. Я просто подумала о том, что, скорее всего, мне в самое ближайшее время придется искать работу.

– В принципе я зарабатываю достаточно для того, чтобы ты спокойно сидела дома и занималась детьми. Ты умеешь готовить?

Энн возмущенно фыркнула.

– Рыба – это еще не показатель! – с умным видом сообщил Фредерик. – У меня есть знакомый, великолепно готовящий ризотто. Но он умудряется спалить даже яичницу.

– Не бойся, яйца приготовить я смогу, – заверила его Энн.

– Тогда ты точно сидишь дома.

– Ни за что! Я же сойду с ума на третий день!

– Сколько уже ведется это расследование?

– Почти три недели.

– Ты три недели сидела дома и не сошла с ума. О чем это говорит?

– О том, что в моей жизни было множество событий. Я надеюсь, что больше таких насыщенных недель в моей жизни не будет. – Энн страдальчески поморщилась.

– В общем, дома ты сидеть не хочешь?

– Конечно не хочу! Вот только не знаю, смогу ли я найти хоть какую-то работу с тем резюме, что мне выдадут по увольнении в «Калвин индастриалз».

– Не беспокойся. Знаешь, я умею предсказывать будущее, – совершенно серьезно заявил Фредерик.

– Да что ты! Сделаешь мне предсказание? – Энн сразу же включилась в игру.

– Мне нужно сосредоточиться. Сейчас заедем во двор твоего дома, я припаркуюсь и свяжусь с тонкими астральными телами.

Фредерик ловко припарковал машину, несколько раз глубоко вздохнул и закрыл глаза.

– Я чувствую, чувствую, да, они пришли ко мне, как всегда, когда я призываю их! – низким, глубоким голосом сказал Фредерик.

Энн с удивлением почувствовала, что вместо страха, трепета или чего-то подобного – она не слишком хорошо знала, что должен чувствовать человек на спиритическом сеансе, – ощутила острое возбуждение. Может быть, Фредерик и собирался привлечь этим голосом тонкие астральные тела, но откликнулось вполне конкретное земное тело. Ее тело.

– Скажите мне, будет ли удача сопутствовать Энн Ланкастер во всех ее делах?

Фредерик надолго замолчал и принялся кивать головой. Энн с трудом сдерживала смех, изо всех сил стараясь не мешать общению с духами. Наконец Фредерик выдохнул и открыл глаза.

Зрачок был вертикальным. Уже вечером Энн придумала этому вполне приемлемое объяснение, но сейчас ей стало страшно. Она протянула руку и осторожно прикоснулась к щеке Фредерика. Его кожа была холодной. Но вот Фредерик вздрогнул, несколько раз моргнул и улыбнулся Энн.

– Ты меня испугал! – пожаловалась она.

– Почему?

– Ты знаешь, что у тебя бывает вертикальный зрачок?

– Хочешь сказать, что я оборотень?

– Бр! Искренне надеюсь, что нет.

– Энн, тебе не кажется, что стоит обратиться к психотерапевту?

– Почему же?

– Потому что ты называешь меня то маньяком, то оборотнем. Тебе нравится что-то агрессивное? – Фредерик зарычал и приподнял верхнюю губу.

Энн расхохоталась. Она сразу же забыла и о зрачке, и о странном трансе Фредерика.

– Непохоже! – радостно сообщила она. – Так что тебе сообщили тонкие астральные тела?

– Сказали, что, если ты будешь со мной, тебе будет сопутствовать удача до конца твоих дней.

– Вот как? – Энн хитро приподняла бровь. – Мне почему-то кажется, что ты договорился с тонкими астральными телами заранее.

– Энн, ты только что сказала удивительную глупость! – Фредерик возмущенно всплеснул руками. – Ну как же можно договориться с астральными телами? Они же тонкие!

– А-а-а… – протянула Энн. – Как же я сразу не сообразила.

Фредерик поджал губы и покачал головой.

– Так мы пойдем домой или заночуем в машине? – поинтересовалась она.

– Если мы заночуем в машине, нас могут арестовать за нарушение нравственности и морали. Или как это называется? – Фредерик выразительно подмигнул Энн.

– Негодник! – фыркнула она и вышла из машины.

– Ну вот, а я ничего такого и не имел в виду.

– Ты говорил, что дома меня ждет какой-то сюрприз! – напомнила Энн, когда они подошли к двери ее квартиры.

– Откроешь дверь и узнаешь. Сюрприз на кухне.

– Я не могу открыть дверь, потому что отдала тебе свои ключи, – напомнила она.

Фредерик смущенно улыбнулся и протянул ей связку.

– Связь с астралом отнимает силы, – объяснил он свою забывчивость. – Сразу же иди на кухню!

– Я помню, я же с телами не общалась, ни с тонкими, ни с толстыми, которые можно подкупить.

Энн открыла дверь и вошла в такую знакомую и родную квартиру. Отсюда она убегала к Фредерику всего-то пять дней назад. Все стояло на своих местах, и все же что-то изменилось. Энн все никак не могла понять, в чем же дело. Может быть, все из-за того, что квартира давно не проветривалась?

Нет, все изменилось, потому что я стала другой, подумала она. Я узнала, что такое настоящая любовь, что такое счастье. Астральные тела правы: пока Фредерик будет рядом со мной, никакие беды мне не страшны.

– Ну что же ты стоишь? – спросил он и осторожно подтолкнул Энн в спину.

Она вошла на кухню и остолбенела: на полу сидел пристегнутый наручником к батарее Седрик и махал ей рукой.

– Добрый день, мисс Ланкастер! – поприветствовал он хозяйку квартиры.

– Что это такое, Фредерик?! – потребовала Энн объяснений.

– Ну во-первых, не что, а кто. А во-вторых, это мой сюрприз. Я встретил его у твоей квартиры, когда завозил вещи. Седрик оказался сообразительным парнем и сумел доказать мне свою полезность. Сейчас он расскажет тебе кое-что интересное, правда, Седрик?

– Да, только отстегните меня, пожалуйста!

– Мы же договорились, молодой человек! – Фредерик недовольно покачал головой. – Сначала информация, а потом свобода.

Энн удивленно смотрела на Фредерика, от него ничего подобного она не ожидала.

– Мне даже кажется, что я был прав, – пробормотал Седрик. – Ладно, слушайте! В наше детективное агентство обратился представитель «Калвин индастриалз». Он просил добыть всю возможную информацию, касающуюся связей мисс Энн Ланкастер. Мой шеф получил вполне прозрачный намек на то, какого рода это должна была быть информация. По сути от нас требовались доказательства вашей, мисс Ланкастер, связи с конкурентами. Пусть даже сфабрикованные. Мне даже кажется, что этот представитель был уверен в том, что понадобится фабрикат. Но он не очень хорошо узнал, с кем связался. Мой шеф отправил меня следить за вами, мисс Ланкастер, а сам занялся персоной заказчика. Он вообще патологически честный человек. Иногда в ущерб делу.

– Поменьше слов, мистер Гроувер! – попросил Фредерик.

– Да-да, к делу. Вчера мы получили кое-какие документы. Мне кажется, они должны заинтересовать вас, мисс Ланкастер. Если мистер Стрейт меня отпустит, я смогу их вам показать.

Фредерик удовлетворенно кивнул и расстегнул наручники. Седрик встал, морщась и растирая кисти.

– Вот документы. Я могу идти, мистер Стрейт? – спросил он, опасливо косясь на Фредерика.

– Да, конечно, спасибо за информацию, вы нам очень помогли, мистер детектив.

Бочком, стараясь не подходить близко к насупленному Фредерику, Седрик начал пробираться к выходу. Уже у двери он обернулся и сказал:

– До свидания, мисс Ланкастер, мне было очень приятно с вами работать. Вы чудесная женщина!

Энн засмущалась и покраснела.

– Что вы, просто Энн! До свидания, Седрик.

– Что это значит – «просто Энн»? – сердито сдвинув брови, поинтересовался Фредерик.

– Ты ревнуешь! – радостно резюмировала Энн и обняла Фредерика. – Мне нравится, что ты меня ревнуешь, пусть даже к этому милому мальчику!

– Милому! – фыркнул Фредерик. – Вот документы.

Энн открыла папку, просмотрела бумаги и подняла на Фредерика сияющий взгляд.

– Это победа! – прошептала она.

– Итак, господа, вы только что видели неопровержимые доказательства того, что мистер Грегори Джоулс не раз продавал информацию о «Калвин индастриалз» конкурентам.

Энн победно оглядела собравшихся за большим столом директоров и чуть заметно улыбнулась мистеру Польмертцу. Она была права: это победа. И теперь оставалось только решить один вопрос: что же делать с этой победой?

Грегори Джоулс сидел бледный как смерть. Он понимал, что ничего сделать не может. Это был чистый нокаут.

– Мистер Джоулс активно продавал информацию для закрытого пользования и переманивал наших клиентов и поставщиков, – продолжала Энн. – Но вот в последний раз он допустил серьезную ошибку: контракт, который вызывал у меня опасения, оказался провальным. Наши конкуренты понесли крупные убытки, поставщики сырья объявлены в розыск, но, как честно признается полиция, отыскать их и тем более вернуть деньги вряд ли удастся. Как оказалось, я была близка к тому, чтобы разоблачить мистера Джоулса, сама того не понимая, и поплатилась за это местом в «Калвин индастриалз», где надеялась найти работу своей мечты. Это все, что я хотела вам сказать.

– Благодарю вас, мисс Ланкастер, – спокойно сказал Польмертц, но Энн слишком хорошо знала своего босса, чтобы не понять: это спокойствие подобно штилю перед бурей.

Сегодня Польмертц как никогда чувствовал груз лет. Он смотрел на уверенную в себе, подтянутую Энн и думал, что, если кому и отдаст свое место, так только этой целеустремленной и умеющей бороться до конца женщине.

– Охрану в зал совещаний! – приказал он по интеркому. – Мисс Ланкастер, я бы очень просил вас подождать несколько минут в приемной. Мы вас вызовем. А вам, мистер Джоулс, придется задержаться.

Энн победно улыбнулась и вышла из зала совещаний. Она села в приемной и приготовилась ждать. Ожидание воздалось ей сторицей, когда мимо провели Грегори Джоулса в наручниках. Но в этот момент триумфа Энн вдруг ощутила пустоту внутри. Ей до ужаса захотелось оказаться рядом с Фредериком, обнять его, прижаться к теплому сильному телу, почувствовать его мужской запах.

Куда я стремилась всю жизнь? К чему бежала? – спрашивала себя Энн. Да, я победила сегодня, но чего бы стоила эта победа, если бы я не знала, что на улице меня ждет Фредерик, ждет счастливая Кэтрин, ждет смущенный ее неожиданным согласием и собственным глупым видом профессор Боб Гринарс – моя семья, мои самые дорогие люди. Как хорошо, что меня кто-то ждет!

– Мисс Ланкастер, проходите, пожалуйста!

Энн вошла в зал и села на предложенное ей место.

– В первую очередь мы должны принести вам свои извинения, – начал Польмертц. – Мы были не только несправедливы к вам, но и поспешны в своих выводах. Если вы готовы принять наши извинения и продолжить работу в компании, мы будем готовы сделать вам одно очень интересное предложение.

Он замолчал и выжидающе посмотрел на Энн.

– Да, я принимаю ваши извинения, – просто сказала она. – Я много сил отдала компании, вложила в нее часть своей души, мне было бы очень нелегко покинуть «Калвин индастриалз».

Польмертц довольно кивнул.

– Мы решили, что нельзя разбрасываться такими ценными кадрами, как вы, мисс Ланкастер. К тому же мы поняли, что эти кадры нужно не только беречь, но и всячески поощрять. Как вы смотрите на то, чтобы пройти обучение в любом выбранном вами университете за счет компании и вернуться в «Калвин индастриалз», но уже не менеджером, а юристом с перспективой стать ведущим юристом?

Энн растерялась, наверное, впервые в жизни.

– Достаточно сказать «да», – улыбнувшись, подсказал Польмертц.

– Я согласна! – выпалила Энн с замирающим сердцем.

– Тогда завтра я вас жду на работе.

– Э-э-э… – смущенно протянула она.

– Да? – отозвался Польмертц.

– Видите ли, в чем дело, мне очень не хватало «Калвин индастриалз», но за эти три недели безделья я поняла, как сильно устала.

– Да, конечно, вы очень плодотворно трудились все эти годы.

– Я хотела бы взять четыре недели отпуска, которые мне положены за последние два года, – выпалила Энн. – С учетом, что у меня останутся еще четыре недели. За те года, когда я отпуск не брала.

Польмертц удивленно посмотрел на нее. Но Энн чувствовала себя вправе ставить условия. В конце концов, три недели дома она просидела не по своей воле!

– Как же так? – спросил он.

Кто-то из директоров хмыкнул и сказал:

– Мне кажется, мисс Ланкастер вполне заслужила свой отпуск. И потом, мистер Польмертц, вы же не хотите, чтобы профсоюз нас съел?

Энн выбежала из здания компании и бросилась на шею ожидающему ее Фредерику.

– Судя по всему, у тебя все в порядке, – поцеловав ее в нос, сказал Фредерик.

– Все просто отлично! Меня не только восстановили на работе, но и предложили пройти обучение за счет предприятия, а потом вернуться юристом! Это же то, о чем я всегда мечтала!

Фредерик неожиданно погрустнел.

– Что это с тобой? Ты не рад за меня? – удивилась Энн.

– Я очень рад. Но это значит, что нашей сказке пришел конец.

– Ну я бы так не сказала. – Энн хитро улыбнулась. – Я только что написала заявление на отпуск. Мне дали четыре недели! Так что мы сегодня же едем на остров.

– Нет, мы туда поедем через несколько дней, – решительно сказал Фредерик.

– Почему? – Энн расстроилась.

Она уже предвкушала сегодня спокойный вечер возле камина под рассказы Фредерика о творчестве и жизни Иеронима Босха.

– Потому что в ближайшие дни мы объявим о нашей помолвке, – спокойно сказал Фредерик. – Дай-ка мне свою руку.

Жестом опытного фокусника Фредерик из воздуха достал кольцо и надел его на палец Энн.

– Ты хоть бы спросил для приличия, согласна ли я! – с легким упреком сказала она.

– Ты согласна стать моей женой?

– Конечно! Я должна прислушиваться к советам тонких астральных тел.

– Ну вот, стоило ли спрашивать? – Фредерик рассмеялся. – Кстати, мы тут решили, что стоит объединить две помолвки в одну.

– Кто это мы? – не сразу поняла Энн, но тут она увидела Кэтрин и Боба, радостно машущих ей из машины. – Значит, у них все решено?

– Да, у Кэтрин на пальце красуется кольцо. Боб сделал ей официальное предложение сегодня утром.

– Надеюсь, у нас хотя бы разные кольца? – пробормотала Энн. – Слушай, а ты и правда можешь общаться с астральными телами?

Фредерик подмигнул ей.

– А откуда, ты думаешь, я узнал, что ты женщина моей мечты?

Энн увидела, что зрачок у него вновь вертикальный, но на этот раз она не испугалась. Она ведь любит этого мужчину, и ей все равно, какой у него зрачок и с какими телами он общается. Главное, чтобы он всегда был рядом, ведь только от этого зависит, будет ли ее жизнь идеальной.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

Реклама на сайте