«В поисках тебя»

Элис Маккинли В поисках тебя

1

Шикарная белоснежная яхта «Афродита» мягко рассекала набегавшие волны. Перегнувшись через ограждение, Анаис завороженно смотрела на воду, которая ежесекундно меняла цвет. День перевалил за середину, но солнце палило по-прежнему яростно, угрожая тепловым ударом.

– Иди к нам! Чего ты прилипла к борту? – закричал, выглянув из-под тента, Мартин.

– Я сейчас. Еще минутку.

Честно говоря, ей порядком надоело общество занудливого хозяина яхты и его богатых пресыщенных друзей. Разве можно с ними нормально общаться? Любая, самая пустяковая беседа неизменно заканчивалась обсуждением капитала знакомых и незнакомых миллионеров. Анаис уже устала слушать фразы типа: «Вы слышали о последнем приобретении мистера Икс? Нет? Но этот выскочка купил очередную виллу (машину, бриллианты для любовницы, предмет искусства). Какое неразумное вложение денег»… Она обычно вежливо молчала или отвечала односложно, лишь бы избежать надоевших разговоров. По сути, все собравшиеся на яхте вызывали у нее приступы скуки. Даже Мартин в компании себе подобных вдруг как-то сник, перестал шутить, веселиться просто так, не напоказ. Теперь любое его действие совершалось с оглядкой на присутствующих. Одна Анаис привыкла к другому поведению хозяина яхты и сейчас испытала разочарование.

Мартин Теренс слыл плейбоем. Наследник миллионов своего отца, он привык к красивой жизни. В свои двадцать пять он получил необременительную должность в компании Теренса-старшего, которая отнимала у него в совокупности около двух месяцев в году. Остальное время посвящалось тусовкам, путешествиям, романам и прочим удовольствиям. Мартин пользовался бешеным успехом у женщин. Какая девушка устояла бы под обжигающим взглядом его синих глаз, которые сияли в сто раз ярче в свете заоблачных сумм на его банковском счете? Анаис признавала за собой подобную слабость. Она никогда не ставила себе целью добиться успеха любой ценой, но привыкла использовать шансы, подаренные судьбой.

Они познакомились в самом романтичном городе мира – Париже. Мартин приехал на Неделю высокой моды, поддавшись уговорам очередной подруги. Но его пассия допустила досадный просчет, решив похвастаться завидным спутником перед своими красивыми и амбициозными соперницами. Этим просчетом стала она, Анаис Ажан.

– Детка, – вновь напомнил о себе Мартин, – не хочешь вина столетней выдержки? А то мы сейчас все выпьем!

– Еще слишком жарко для алкоголя, – заметила Анаис. Тем не менее она присоединилась к компании, устроившись в шезлонге.

В двух шагах от нее подружки собравшихся на яхте мужчин с визгом резвились в бассейне, награждая друг друга брызгами. По своей откровенности их купальники могли соперничать с полным отсутствием одежды. Анаис снисходительно поглядывала на крошечные треугольники и узкие полоски ткани. Ей казалось нелепым извечное женское стремление привлечь мужчину, сняв с себя одежду. Где же тогда намек, загадка? Анаис действовала по-другому. Обладая идеальной фигурой, она умела дразнить, завораживать движениями, ложной скромностью. Сейчас на ней был простой черный купальник, резко контрастировавший с пестрым разнообразием остальных девушек. Но за время пребывания у бассейна друзья Мартина то и дело бросали на девушку жаркие взгляды.

– Мне нравится, когда на тебя смотрят другие мужчины, – признался как-то Теренс. – В такие моменты я чувствую себя чемпионом, обошедшим всех на финишной прямой.

Анаис лишь посмеивалась. Чего еще ожидать от самовлюбленного мужчины? Для него не существует четких жизненных приоритетов. Только сиюминутные желания, слабости, эмоции. Мартин легко мог переспать с первой понравившейся девушкой, не заботясь о чувствах официальной подруги. Она прекрасно это знала.

– Присоединяйся к нам, детка, – настойчиво позвал Мартин. – Хватит прятаться в углу.

Конечно, не для того ты покупал меня, подумала она, вставая с места. Я должна поддерживать статус твоего очередного выгодного вложения денег. Анаис села к нему на колени и одарила улыбкой остальных парней.

– Итак, чем вы здесь занимаетесь? – спросила она, проводя ладонью по обнаженной груди Мартина. – Опять ведете серьезные мужские разговоры за бокалом вина?

– Нет, мы обсуждали твои внешние данные.

– Неужели? – ухмыльнулась Анаис. – И какой вердикт, интересно знать, вынесли?

– Пусть лучше Стив скажет.

Она посмотрела на сидевшего напротив мужчину. Он числился лучшим другом Мартина. Такой же молодой, богатый, беззаботный прожигатель жизни. Пожалуй, в нем присутствовала редкая для подобного склада мужчин харизматичность. Анаис испытывала легкое сожаление по поводу того, что познакомилась со Стивом уже в качестве девушки его лучшего друга.

– У меня есть знакомый фотограф, снимающий для глянцевых журналов, – объяснил он, гипнотизируя ее пристальным взглядом. – Я мог бы договориться с ним о фотосессии для тебя.

– Осталось только выбрать издание, – заметил Мартин.

– Не знаю, я подумаю. – Анаис сделала серьезное лицо, которое не обмануло присутствующих.

Мужчины почти одновременно рассмеялись и принялись подшучивать над ее «разборчивостью» в профессии. Тут гурьбой вылезли из бассейна остальные девушки, привлеченные весельем. Постепенно все разбились на пары. Мартин, не стесняясь присутствующих, впился страстным поцелуем в шею Анаис. В ответ она дразнящими движениями стала гладить его живот…

Анаис многое успела пережить за неполные двадцать два года. Мать оставила новорожденную дочь на попечении бабушки, а сама отправилась на поиски приключений. Имени отца Анаис Ажан до сих пор не знала. Бабушка, рано ставшая вдовой, воспитывала внучку в ненависти к собственным родителям, бросившим ее на произвол судьбы. И весьма преуспела в этом, потому что, оставшись в десять лет сиротой, Анаис предпочла жизнь в интернате поискам матери. Она рано повзрослела, научилась одинаково хорошо защищаться и нападать, преодолевать трудности и пользоваться случайными подарками судьбы по максимуму. Счастливый билет худенькая высокая девочка с вьющимися каштановыми волосами и темно-карими глазами получила в четырнадцать лет вместе с визитной карточкой менеджера модельного агентства, случайно оказавшегося на благотворительном концерте. Анаис позвонила ему при первой возможности и стала зарабатывать приличные деньги на участии в рекламе. Ее довольно быстро заметили – последовали приглашения на дизайнерские дефиле. Юная модель перебралась в Париж. Она числилась в интернате скорее номинально, оплачивая из гонораров собственную независимость. Конечно, законы соблюдались идеально: временным опекуном Анаис стал тот самый менеджер, с которым восходящая звезда работала вплоть до совершеннолетия. Потом наступила долгожданная свобода. Ей предложили контракт на рекламу линии косметики, дома моды засыпали восходящую звезду приглашениями на свои дефиле. Мадемуазель Ажан перешла работать в более престижное агентство и с головой окунулась в гламурную жизнь. Она давно изучила жестокие законы модного бизнеса. Но характер, закаленный жизнью в интернате, помогал справляться с трудностями. Анаис прочно закрепилась среди перспективных моделей. Но, чтобы занять место в высшей лиге, требовалось нечто большее, помимо приятной внешности и везения. Например, богатый и влиятельный любовник.

Мартин присутствовал на показе, в финале которого она демонстрировала свадебное платье. По его словам, Анаис понравилась ему в тот самый миг. Перед праздничным фуршетом девушка уже была наслышана от подруг-соперниц о присутствии известного миллионера и бабника Мартина Теренса. Конечно, она не ставила себе цели очаровать его, она решила действовать по обстоятельствам. Шанс как всегда появился неожиданно. Он выбрал ее для более близкого знакомства. Просто украдкой вложил в ее ладонь свою визитку. Анаис позвонила на следующий день. Уже через час после личного знакомства они продолжили общение в ее маленькой квартире. Мартин остался доволен способностями новой любовницы…

– Почему ты опять сидишь с таким видом? – прервал мысли подруги хозяин яхты. – Не люблю, когда у тебя такое отстраненное лицо.

– Дорогой, хватит дуться. Я отвлеклась всего на секунду. Принести тебе коктейль?

– Ну уж нет! Хочешь улизнуть от меня, кареглазая бестия?

– И не думала. – Анаис обняла его за шею. – Я намерена выведать у тебя секрет, который хочет знать вся наша компания.

– Вынужден снова разочаровать тебя. Куда мы направляемся, узнаете в день прибытия. Но ты будешь в восторге. Обещаю.

– Побережье Средиземного моря для меня один сплошной восторг. Ибица, Лиссабон, Лазурный берег, не говоря уже об итальянских курортах. Поскольку мы отплыли из Сицилии, то вряд ли туда попадем.

– Ты умная девочка. – Мартин впился губами в ее плечо. – Обожаю твою бархатную кожу. Адриатика – в другой раз. А сейчас настало время для более интересного мероприятия. Все, хватит расспросов. Ты умудрилась вытащить из меня кучу информации!

Вскочив с шезлонга, Теренс с разбегу прыгнул в бассейн. Анаис заняла его место. С самого начала путешествия она испытывала легкую нервозность. Ради безумной затеи Мартина она отклонила заманчивые предложения по участию в рекламе. Конечно, Теренс мог дать ей намного больше, но его переменчивый характер внушал ей беспокойство. Анаис увидела, как в бассейн вслед за Теренсом прыгнули несколько юных красоток. Они появились на яхте в качестве эскорта друзей Мартина, но истинная цель была написана у девчонок крупными буквами на лбу. Это хозяин и распорядитель загадочного круиза и по совместительству самый богатый, свободный и привлекательный мужчина из собравшихся. Пожалуй, Стив мог бы оспорить лидерство друга, если бы не наличие супруги, на которой он женился из-за денег. Анаис данный факт тоже смущал, хотя личные качества приятеля Мартина с лихвой компенсировали досадную мелочь. Она украдкой посмотрела в его сторону сквозь стекла солнцезащитных очков. А что, если… Нет, резко одернула она себя. Нужно искать запасной аэродром в случае надвигающейся катастрофы. У них же с Теренсом пока безоблачные отношения. Девушки в бассейне с визгом носились вокруг Мартина, но тот, похоже, тяготился их назойливым вниманием. Устав исполнять роль стороннего наблюдателя, Анаис решила выйти на сцену. Нырнув в бассейн, она под водой подплыла к Мартину и, обняв его за торс, впилась в губы страстным поцелуем. Великолепно разыгранная комбинация, рассчитанная на впечатлительных зрительниц. Дурочки почувствуют себя еще глупее рядом с истинной королевой положения и впредь рядом с Мартином постоянно будут находиться в напряжении, ожидая ее внезапного появления. Анаис осталась вполне довольна собой, поэтому почти сразу вновь спряталась под зонтом от палящего солнца. Пусть резвятся дальше, думала она. Только Теренс пока мой. Мадемуазель Ажан рано научилась разбираться в мужчинах, угадывать их отношение к себе. Чаще всего миллионеры уставали от однообразия, искали новых впечатлений, поэтому меняли одну подружку на другую. А вызвать неподдельный интерес, привязать подобных представителей противоположного пола было крайне сложно. Конечно, Анаис со временем усовершенствовала свое мастерство, добилась успехов в понимании психологии богачей, вот почему сроки ее пребывания в статусе подружки очередного спонсора неуклонно увеличивались.

На палубу выглянул управляющий с сообщением, что обед готов. Мартин велел подавать через час, а сам блаженно растянулся на лежаке. Проще всего с ним было молчать. Анаис хорошо изучила его настроение. На просьбы об очередном подарке он благосклонно реагировал поздно ночью, после изматывающего секса. Критики в свой адрес, как и большинство избалованных богачей, категорически не переносил. Ему нравились те же ароматы, фильмы, модные марки, курорты, что и прежним спутникам Анаис.

– Я, пожалуй, спущусь в каюту принять душ, – сказала она, нарушив молчание. – Переоденусь к обеду и буду ждать тебя внизу, потому что жара меня доконала.

Он едва заметно кивнул, поворачиваясь на другой бок. Все присутствующие вновь разбились на пары. Анаис с легким сердцем сбежала вниз и прошла в самый конец просторного коридора, где находилась лучшая каюта. Хотя нет, применительно к этим огромным апартаментам данное слово звучало как издевательство. В распоряжении Мартина было что-то вроде отдельной квартиры: спальня, уютный кабинет, небольшая гостиная, джакузи, гардеробная и личный выход в тренажерный зал. Анаис до сих пор чувствовала себя скованно в окружении подобной роскоши. Конечно, ей часто приходилось видеть богатые дома, но жить в них столь долгое время случилось впервые. Мартин мог запросто выделить подруге отдельную каюту, проведя тем самым четкую границу в их отношениях. Только он почему-то поступил иначе, возведя мадемуазель Ажан практически в статус хозяйки яхты. Анаис старалась быть полезной и легко нашла общий язык с управляющим, с энтузиазмом занималась составлением меню, придумывала вечерние развлечения, вроде откровенных танцев присутствующих девушек для мужской компании. Здесь она показала высшее мастерство. Пару лет назад она встречалась с известным продюсером и его стараниями загорелась мыслью об актерстве. Ее тогдашний спутник готовил дорогостоящий киномюзикл, где требовалась большая массовка. Анаис записалась в частную школу, и ее нашли довольно талантливой. Вскоре она уже умела великолепно двигаться под любую музыку. Только многообещающий проект заморозили из-за проблем с финансированием, да и в отношениях с продюсером появился холодок. С тех пор Анаис танцевала для себя, одно время брала уроки стриптиза. Ее старания дали результаты. Мужчины с радостью принимали правила игры, распаляющей их аппетит перед получением заветного десерта.

Анаис сняла мокрый купальник и залезла в душевую кабину. Подруги-соперницы по модельному бизнесу говорили, что у нее в голове вечно работает калькулятор, подсчитывая возможную прибыль от тех или иных действий. Но она на них не обижалась. Кто из этих холеных красавиц испытал хоть десятую долю ее трудностей? Анаис привыкла рассчитывать только на себя. Не добьешься, не сделаешь сама – не получишь вожделенного результата. Разве она виновата, что родная мать бросила маленькую беспомощную дочь, забыв об ее существовании раз и навсегда? В интернате все привыкли выжимать из жизни максимум. Они искали любые способы, чтобы подняться из той ямы, в которую их забросила безжалостная судьба. Анаис просто действовала, как многие другие. Пусть в глазах большинства людей она выглядела алчной, расчетливой дикаркой. От своих целей она ни разу не отступала. Другие охотницы за деньгами просто ограничивали себя какими-то условными рамками, придирчиво выбирали жертву, имея в виду далеко идущие планы. Анаис же не стремилась удачно выйти замуж, ее интересовали деньги, а не статус. Молодость слишком коротка, чтобы тратить лучшие годы на завоевание и окольцевание одного избалованного мужчины. Пусть этим занимаются другие. Но только когда она освободит дорогу.

Самой сложной задачей для Анаис было скрыть равнодушное отношение к соблазняемым мужчинам. Ведь невозможно спрятать сердце под замок, закрыть душу за железной дверью. Анаис боялась стать жертвой собственных иллюзий, случайно приняв внешнюю оболочку за внутреннее содержание. Были моменты, когда чувства могли вот-вот накрыть ее с головой, лишить рассудка, закружить в стремительном вихре страсти. Но она всякий раз успевала избежать опасного любовного омута. Красавчики вроде Мартина представляли собой просто кладезь черт, вызывающих у нее раздражение: эгоизм, чрезмерное легкомыслие, лень, тщеславие, ветреность… Полный список занял бы не одну страницу. И в данной ситуации равнодушие, с которым к нему относилась Анаис, было положительным моментом. Иногда она пробовала представить свою жизнь лет через десять. Вот заработает достаточно денег, купит большой, просторный дом, получит высшее образование и что дальше? У нее отпадет необходимость общаться с малоприятными типами, какими бы тугими ни были их кошельки. Захочется ли замужества, семьи, детей после всего пережитого? Сможет ли взрослая женщина, с богатым опытом легко отбросить прошлое и открыть свое сердце для настоящего чувства? Иногда Анаис думала, что, безусловно, да. Воспоминания о нелюбимых мужчинах, усталость от притворства, разочарование должны отойти на второй план, если встретишь свою половинку. Но эти мысли казались ей порой фантастическими. Однажды закрыв сердце для любви, Анаис боялась навсегда остаться без нее. Она даже приблизительно не представляла, какого человека хочет видеть рядом с собой. Она привыкла рассчитывать только на себя, поэтому довериться другому человеку, впустить его в свой внутренний мир казалось ей дикостью. Настоящих подруг у нее не было из-за специфики профессии, в которой каждая девушка потенциальный соперник, готовый увести у тебя из-под носа выгодный контракт или богатого любовника. В их кругу дружбе предпочитают лицемерие, но Анаис его хватало сполна в общении с мужчинами. Иногда она испытывала потребность выговориться, найти сочувствие, поддержку, понимание, а вокруг зияла пустота, искусственный вакуум, кропотливо созданный ее же руками. Чем дальше, тем труднее было преодолеть внутренние запреты, побороть страх перед сближением с людьми.

– Детка, ты еще в ванной? – позвал из комнаты Мартин. – До обеда осталось полчаса. Кстати, ближе к вечеру мы сделаем остановку в Лиссабоне.

Анаис уже показалась в дверях в махровом халате, с обернутой полотенцем головой. У нее жутко разболелась голова. Только кого это волнует? Нужно сделать прическу, надеть красивое платье, накраситься, нацепить довольную улыбку и отправляться в столовую. Иное развитие событий, типа отдыха в каюте, даже не обсуждается. Мартина лучше держать под присмотром. Это вроде работы. Нельзя расслабляться ни на секунду, иначе упустишь свой шанс.

– Я только прилягу на минутку и начну собираться, – объяснила Анаис, опускаясь на кровать. – Наверное, перегрелась.

– Ты не обрадовалась, когда я сказал про Лиссабон…

– Почему же? Отлично. Надолго там задержимся?

– Еще не знаю. Пройдемся по ночным клубам, вы с девчонками по магазинам. Вообще-то мне придется выполнять поручения отца, ходить на деловые встречи, участвовать в совещаниях. Он согласился мне дать этот отпуск только с условием, что в Португалии я буду ударно трудиться. Ничего, за пару дней заключу контракты, потом поплывем дальше.

Анаис насторожилась. Вдруг Теренс сочинил правдоподобную историю, а сам уже ищет ей замену? У подобных мужчин всегда есть в запасе несколько козырей. Нужно осторожно прощупать почву, попробовать узнать какие-то подробности. Мартина раздражает, когда женщина любопытна и ревнива, поэтому лучше не подавать виду. Забыв о головной боли, Анаис резко села на кровати и прижалась к торсу стоявшего рядом бойфренда:

– Дорогой, я буду скучать без тебя. Хочу стать такой маленькой, чтобы ты мог спрятать меня в свой кейс и везде носить с собой. Можно как-то ускорить рабочий процесс?

– Что ты имеешь в виду? – спросил Мартин, освобождая ее волосы от полотенца.

– Например, я согласна исполнять обязанности твоей личной помощницы: подавать кофе с бутербродами, отвечать на звонки, печатать документы. Не хочу веселиться одна.

– Малышка, у моего отца здесь официальное представительство, в котором достаточно секретарш. К тому же ты будешь постоянно отвлекать меня от работы.

– Каким же образом? – с лукавой улыбкой поинтересовалась Анаис, поглаживая его по спине.

– У тебя много способов. Например, таким, каким сейчас ты всеми силами стараешься устроить наше опоздание на обед.

С этими словами Мартин легко толкнул ее на кровать, а сам опустился рядом, впившись поцелуем в ее губы. Его руки легко распахнули халат, открывая для ласк обнаженное тело Анаис. Она отвечала ему с неподдельной страстью. Несмотря на молодость, Теренс был превосходным любовником. Огромное количество его партнерш в конце концов перешло в качество тех потрясающих ощущений, которые он научился дарить женщинам. Пожалуй, Мартин стал одним из первых, с кем у нее отпала необходимость притворяться в постели. С ним действительно было хорошо. Но сексу не под силу сблизить людей духовно. Полная гармония встречается редко, оттого и зовется любовью. Чаще какой-либо из компонентов отсутствует. Например, при отличном взаимопонимании в процессе общения партнеры далеко не всегда достигают подобного согласия в спальне.

Все закончилось так же внезапно, как и началось. Мартин резко вскочил с кровати и убежал в ванную. Голая Анаис застыла в оцепенении, еще не совсем придя в себя после страстных ласк. Она нашла глазами свое полотенце, валявшееся на полу, и чисто механически накрылась им. Вскоре вернулся Мартин.

– Анаис, не сердись, – быстро выпалил он. – Если мы задержимся с обедом, я не успею поработать с бумагами отца, а значит, подготовиться к деловому ужину. Лучше оденься поскорей, хватит меня мучить, бестия.

– Тогда будьте любезны отвернуться, мистер Теренс, – моментально отреагировала она. – Вам ни к чему лишнее искушение, верно?

– Ну, знаете ли, прекрасная принцесса, с каких это пор вы приобрели привычку отдавать приказы направо и налево?

– Это не приказ, а просьба. Ради твоего же спокойствия.

Анаис откинула полотенце, и он зажмурился. Он выглядел словно ребенок, которому запретили прикасаться к лежащей рядом конфете. Наверное, дело серьезное, подумала Анаис, надевая легкий сарафан. Хотя подозрения у нее по-прежнему оставались. Она оставила Мартина одного в каюте, дав бедняге возможность спокойно переодеться, а сама вышла на палубу. Океан выглядел спокойным. Яхта мягко рассекала водную гладь, оставляя за собой белый след. Она перегнулась через перила и рассмотрела блестящие буквы: «Афродита». До чего же тщеславное название! Мартин считает, что принадлежащая ему яхта сравнима по красоте с греческой богиней. Себя, наверное, воображает каким-нибудь Зевсом, а ей уготована роль одной из многочисленных лесных нимф, которые поочередно пленяют сердце любвеобильного громовержца. Словно ища подтверждения, Анаис посмотрела на молочно-белые облака и рассмеялась над глупостями, пришедшими ей в голову.

– Так вот, как ты выглядишь, когда остаешься одна, – сказал появившийся из-за поворота Стив. – Я не помешал?

Анаис оставалось лишь пожать плечами. Он встал у перил в полуметре от нее. Интуитивно она уловила смутную опасность, исходившую от лучшего друга Мартина, и сказала:

– Вообще-то я собиралась вернуться в каюту, скоро обед. – Она сделала движение в сторону выхода.

Однако Стив преградил ей дорогу к бегству. Он прижал Анаис к перилам и жарко прошептал ей на ухо:

– Мы оба хотим этого, верно? Я вижу, как ты смотришь в мою сторону, когда Теренс занят. Скажи только слово, он ничего не узнает.

Ее глаза заволокло туманом. Сердце отчаянно билось то ли от страха, то ли в предвкушении новых острых ощущений. Анаис вцепилась пальцами в холодные металлические перила, которые через минуту показались ей раскаленными. Дыхание Стива щекотало шею, и эта дрожь волнами расходилась по телу. Он говорил ей что-то, одновременно пытаясь добиться ответа от нее. Его храбрость оказалась напускной. Стив боялся мести лучшего друга, поэтому для решительных действий хотел получить согласие Анаис. Однако она хранила упорное молчание. Он злился от собственного бессилия, угрожал, уговаривал, так и не решившись силой добиться хотя бы поцелуя. Очень скоро ей стало просто смешно наблюдать за этими жалкими попытками. Анаис полностью взяла себя в руки и одним уверенным движением оттолкнула надоедливого ухажера.

– Я должна идти. Будем считать, что этого разговора не было.

Она не стала ждать реакции Стива. В дверях каюты ее встретил злой Мартин.

– Где ты пропадаешь? – набросился он на нее. – У тебя осталось ровно пять минут. Советую поторопиться или я ухожу один! – Мартин очень гордился своей пунктуальностью и раздражался, если кто-то рядом не укладывался во временные рамки. Особенно официальная подруга.

Как в одном человеке уживаются диаметрально противоположные черты характера, для Анаис всегда оставалось загадкой. Многое в поведении Мартина зачастую зависело от настроения, сиюминутного желания. Его импульсивность требовала постоянного контроля, иначе грозила обернуться для Анаис различными неприятностями, начиная с отказа покупать дорогое платье и заканчивая банальной изменой с первой встречной. Анаис в спешке распределила по мокрым волосам гель для укладки, провела по губам помадой, сбрызнулась любимыми духами – и все это постоянно поглядывая на часы. Когда до срока оставалась одна минута, она заметила на кровати карманный компьютер Мартина. Анаис точно знала, что там есть записная книжка. Искушение было слишком велико. После нескольких неудачных попыток ей удалось найти заветную программу. Напротив многих имен стояли пометки с указанием города. Конечно, такой бабник распределяет своих пассий по городам и странам. Девушки из Лиссабона присутствовали в записной книжке в количестве трех штук. Едва Анаис успела переписать их данные на первый попавшийся клочок бумаги, как в дверь постучали.

– Все, я ухожу. Ты идешь со мной или нет? – спросил Мартин.

– Конечно, – быстро ответила она, бросая компьютер обратно на кровать. – Я готова, дорогой.

Они вместе прошли жилой отсек, поднялись по винтовой лестнице на второй этаж и даже оказались в столовой не самыми последними. Анаис бегло оглядела присутствующих. Заметив ее появление, сидевший в углу Стив лукаво улыбнулся. Она поспешила отвести глаза, бесцельно рассматривая знакомую обстановку. Впрочем, помещение заслуживало и более пристального внимания. Яхта Мартина представляла собой плавучий музей. Начать с того, что первым владельцем морской красавицы был известный голливудский киноактер, затем его сменил гламурный медиамагнат, который вскоре разорился и стал раздавать фирмам-кредиторам свое имущество в счет уплаты долгов. Таким образом, яхта досталась Теренсу-старшему, а тому удалось сэкономить на подарке сыну к совершеннолетию. Мартин придумал своему детищу новое имя «Афродита». Из уважения к богатой истории яхты внутренняя отделка при новом владельце не претерпела существенных изменений. Тем более основными отделочными материалами помещений служили редкие породы деревьев, архитектурные и скульптурные элементы выполнялись знаменитыми мастерами. Комнаты были заполнены антикварной мебелью венецианских мастеров, на стенах щедро развешаны картины французских импрессионистов. Например, обеденный стол, за которым сидели собравшиеся, когда-то стоял во дворце одного из французских королей. Даже использовавшиеся во время обеда серебряные вилки, ложки, ножи, хрустальные бокалы, фарфоровый сервиз насчитывали более чем столетнюю историю. Словно подслушав мысли Анаис, на данную тему решил высказаться Стив. Обращаясь к Мартину, он выступил с неожиданным предложением:

– Продай мне своего Моне.

Имелся в виду простенький пейзаж знаменитого художника, висевший в столовой. Анаис как-то прилюдно выразила свое восхищение этой работой, поэтому сразу же уловила в словах Стива плохо замаскированное стремление досадить ей. Естественно, Мартин ничего подобного не заподозрил и в своем отказе руководствовался другими мотивами:

– Я вынужден сказать тебе «нет», дружище. Искусство требует бережного отношения, а ты через полгода забудешь и об авторе, и о ценности покупки. Потом твоя прислуга благополучно унесет ее пылиться на чердак, где Моне затеряется среди других раритетов. А в лучшем случае твоя супруга тайком продаст картину в обмен на очередные бриллианты, которые ты обещаешь ей каждый месяц.

За столом послышались отдельные робкие смешки. Правда, Стив воспринял все исключительно как шутку. Такая у них с Мартином сложилась манера общения, ироничная и колкая одновременно. Он сказал, что совсем забыл об угрозе в лице жены, поэтому вынужден признать правоту друга. Разговор постепенно перетек в русло обсуждения предстоящей остановки в Лиссабоне. Все наперебой предлагали отправиться в лучшие, по их мнению, рестораны, ночные клубы, казино. Спор разгорелся нешуточный. Каждый считал себя подлинным знатоком португальской столицы. В конце концов самые упорные принялись вспоминать, кто последним посещал Лиссабон. Этому безобразию подвел итог хозяин яхты.

– Раз вы не способны решить сообща, – крикнул он, заглушая гул голосов, – распоряжаться культурной программой я доверяю Стиву! Конечно, любой из вас может делать что хочет. Но пропуск для возвращения на судно я выпишу на имя одного человека, моего лучшего друга. Только с ним у остальных получится вернуться на яхту.

– Есть еще комфортабельные отели, – резонно заметила одна из девушек. – Чем караулить остальных, я лучше переночую в удобном номере на суше.

– Твое право, – лукаво улыбнулся Мартин. – Но я могу закончить работу в любое время суток и дам Стиву знать, чтобы все возвращались на «Афродиту». Предупреждать персонально кого-либо еще не собираюсь. Поэтому, придя в порт рано утром, ты, дорогуша, рискуешь застрять в Португалии дольше, чем планировала.

Больше возражений вслух не высказывалось, хотя на лицах присутствующих просматривалось явное недовольство таким принудительным режимом пребывания в Лиссабоне. Анаис тоже насторожилась, услышав странное предложение Мартина. В его решении явно присутствовал какой-то скрытый смысл. Возможно, рассчитанный на то, чтобы она постоянно находилась под присмотром его доверенных лиц. Только с какой целью? Вряд ли он подозревает ее в неверности. К маршруту яхты Анаис имеет такое же косвенное отношение, как и остальные. Тогда получается, что развлечься на стороне собирается сам Теренс.

2

Через окна президентского люкса открывался изумительный вид на Эйфелеву башню. Но он не испытывал какого-то особенного восторга по этому поводу. Подумаешь, гигантское бетонно-металлическое чудовище… И чего это с ней все носятся?! Впервые увидев главную достопримечательность Парижа, Рене испытал разочарование. Вот наглядный пример того, как ловко реклама искажает истинные представления о предмете. Поэтому считается особенным шиком остановиться в номере с уникальным видом.

– Знаешь, о чем я все время размышляла? – влезла со своими откровениями Джуди.

– Я думал, ты давно спишь, – нехотя отозвался он. – Что случилось?

– Ничего серьезного. Просто до сих пор не решу, как тебя называть. Откуда такое странное имя?

– Это псевдоним. Просто звучное сочетание слов.

– Значит, раньше тебя звали по-другому?

– Ну да. То есть немного иначе.

– Правда? Я хочу знать! Обещаю никому не говорить.

Так я тебе и поверил! – подумал Рене. Завтра пол-Европы будет в курсе. Вслух пришлось соврать насчет плохой памяти. Хотя ложь прозвучала неубедительно, Джуди отстала, демонстративно обидевшись. Она вернулась в кровать, а Рене продолжил наслаждаться одиночеством у окна. В последнее время ему порядком надоели эти женские капризы. Иногда возникало желание раствориться в толпе людей, каждый день спешащих на работу. Вставать утром по звонку будильника. Различать будни и выходные. С нетерпением ждать отпуска. Таков образ жизни большинства французов. Но Рене родился не для того, чтобы трудиться на благо своей страны, увеличивая число занятых. Для него главным критерием какого-либо занятия всегда было удовольствие. Он умел дарить женщинам радость, а те в свою очередь демонстрировали чудеса щедрости. Вместе с деньгами к Рене приходило счастье, ощущение спокойствия и защищенности. Ему не нравились обидные слова вроде «жиголо» или «альфонс». Почему женщина, живущая за счет мужчин, воспринимается обществом спокойно, тогда как обратная ситуация вызывает бурю негодования и осуждения? Ведь он не грабит, не убивает своих клиенток, не отбирает деньги насильно. Дамы сами ищут с ним встреч. Рене видел множество примеров в лице знакомых парней, с которыми работал в модельной среде. Все занимались эскортом. Да, именно это слово он считал наиболее подходящим. Только немного с другим смыслом. Эскорт – всеобъемлющее понятие. Главным критерием служит пожелание клиентки. Они могут провести вместе одну ночь или просто сходить куда-нибудь – в ресторан, на презентацию. У Рене сформировался свой круг состоятельных дамочек, пользующихся его услугами регулярно. Разве он виноват, что бизнес-леди отпугивают мужчин чрезмерной независимостью, а цепкие дамочки, получившие солидный капитал при разводе, как правило, разочарованы семейной жизнью? Женщины нуждаются в ласке, внимании, в осознании собственной привлекательности. Ничего сверхъестественного.

– Красавчик, я совсем замерзла без тебя, – требовательно позвала Джуди.

Рене молча встал и направился к кровати, а она откровенно любовалась им. До чего красивый парень! Глаза зеленые, смотрят холодно, словно гипнотизируя. Русые волосы пострижены по последней моде и прядями падают на лоб. Скулы, нос, подбородок – все подобрано природой идеально. Когда он подошел близко, заслонив естественный свет из окна, Джуди осталось восхищаться мускулистым телом, крепкими сильными руками, которые через мгновение уже обнимали ее. Сильные пальцы дарили наслаждение каждой клеточке тела. Она зажмурилась, опасаясь, что чудесный мираж исчезнет…

Рене Дюлье родился в семье фермера. Не слишком удачливого фермера. Если быть точным, полного болвана, у которого недостало ни ума, ни желания заняться чем-нибудь другим. Они всегда жили впроголодь. Мать, окончившая с блеском консерваторию, время от времени пыталась найти применение своим талантам, зарабатывая на частных уроках. Но кому в их захолустье требовалось знание музыки?! Мадам Дюлье могла блистать на лучших концертных площадках, объездить полмира, добиться известности. Только на свою беду она встретила будущего мужа. Он унаследовал ферму от отца и даже мысли не допускал отказаться от нее. Молодожены поселились в глуши. Первое время они действительно жили счастливо. Однако время шло, сын подрастал, а денег не прибавлялось. Месье Дюлье злился от собственного бессилия, все чаще приходил домой в нетрезвом виде, срывая недовольство на близких. Рене отчетливо помнил их ссоры. Мать все сильнее разочаровывалась в том выборе, который сделала. Он узнал об этом, прочитав спустя много лет найденный на чердаке дневник мадам Дюлье. Ей приходилось очень тяжело. Уделом некогда счастливой женщины стало бесконечное терпение. Но если эмоции не находят выхода, накапливая стрессовое состояние, организм рано или поздно начинает сдавать. Сначала мадам Дюлье заболела пустяковым гриппом. Заразилась от сына. Врач прописал таблетки, постельный режим. Как положено в таких случаях. Скоро она начала поправляться. Казалось, еще день – и она снова сможет заниматься повседневными делами. Рене тем утром зашел к матери перед уходом в школу. Впервые за долгое время у нее было хорошее настроение. Когда мальчик вернулся домой, ее уже увезли в больницу. Обеспокоенный муж вызвал «скорую», обнаружив у супруги сильный жар. Поздним вечером, не приходя в сознание, мать Рене умерла. Этот страшный удар навсегда изменил его отношение к жизни. Он возненавидел отца, обвиняя его в смерти матери. Последней каплей стала скоропалительная женитьба недавнего вдовца. Позже Рене подозревал, что мачеха всего лишь поменяла роль постоянной любовницы на официальный статус жены. Их новая семья с перерывом в год пополнилась еще двумя детьми. Сын от первого брака мало интересовал отца, как, впрочем, и его вторую жену…

– Дорогой, ты спишь? – прошептала Джуди, прижимаясь к любовнику.

Он не хотел отвечать. Сегодняшний гонорар Рене отработал сполна, а пустая болтовня подождет до завтра. Да и вряд ли найдется женщина, с которой ему понравится просто разговаривать, не заставляя себя слушать, сочинять фразы в ответ, смеяться над глупыми шутками. По крайней мере, среди его клиенток таких нет. Они все старше Рене как минимум лет на десять, хотя тщательно скрывают возраст. К примеру, Джуди кокетливо намекнула «о красивой цифре пятнадцать, означающей возрастную разницу между ними». Если ему двадцать пять, то, значит, даме, спящей рядом, всего сорок. Ну, это вряд ли.

Рене осторожно повернул голову и посмотрел на Эйфелеву башню. По вечерам вокруг нее собираются молодые люди, весело проводят время. Он мог бы стоять в их компании, пить пиво, беззаботно обнимать хорошенькую ровесницу… И слушать, как гуляет ветер в пустых карманах. Шутить, пытаясь забыть о долгах, о беспросветном будущем в поисках работы, жилья. Кто сказал, что такая жизнь лучше? Рене вовсе не собирается посвятить себя исполнению чужих прихотей. Вот накопит достаточно денег, тогда займется настоящей работой. Например, виноделием. Отличный бизнес. Красивый и прибыльный. Только требует предварительных вложений. То же самое касалось планов в отношении молодых девушек. Рене хотел дать своей будущей жене все. Иначе зачем влюбляться, мечтать о создании семьи?

Провинциал по фамилии Дюлье, впервые оказавшийся в Париже шесть лет назад, так и остался бы случайным туристом в городе-мечте. Поначалу он робел, глядя на пестрый, непривычно шумный и динамичный мир. Но постепенно привыкал к нему, вставая ранним утром, чтобы подмести замусоренные улицы на окраине столицы. Суть единственного занятия, которое удалось найти парнишке без образования, заключалась в поддержании чистоты на довольно обширной территории. Работа только выглядела легкой. На самом деле он просыпался еще раньше, чем в сельской глуши, брал нехитрые принадлежности вроде метлы, садовых грабель, мусорного ведра и выходил на длинный тротуар, находившийся в его ведении. Со смешанными чувствами вспоминал он о том периоде жизни. С одной стороны, подобное прозябание явилось мучительным испытанием, временами давали о себе знать разочарование, угнетенность, апатия. Но, с другой – он был в Париже, с его манящими огнями, пусть пока недоступными нищему провинциалу. Да, рядом кипела жизнь. А дома… Из года в год Рене видел один и тот же сельский пейзаж, унылый в своей бесконечной предсказуемости. Когда он совсем отчаивался, лежа на жестком матрасе наедине с мечтами, то вспоминал еще более безрадостную жизнь в отцовском доме.

Через полгода жалкого неудачника по фамилии Дюлье больше не существовало в природе. Вместо него появился Рене Ноэль, красавчик и авантюрист. Он одевался в лучших модных магазинах, ужинал в элитных ресторанах, снимал квартиру в престижном районе. И еще мелькал на обложках журналов, работал моделью, снимался в клипах известных музыкантов. Как такое могло случиться? Этот вопрос, наверное, задал бы ему отец, если бы узнал о неожиданном успехе своего первенца. Но месье Дюлье редко смотрел телевизор. Вся семья с утра до позднего вечера была занята в огромном фермерском хозяйстве. С отъездом Рене у них прибавилось работы, это точно. Ноэль с благодарностью вспоминал тяжелый труд, сформировавший из худого подростка сильного мускулистого мужчину. Именно на его торс в облегающей футболке обратила внимание Энн Макбрайт. О ней Рене всегда вспоминал с нежностью. Ирландка средних лет, еще не утратившая привлекательности, она буквально подобрала на улице смазливого дворника. В тот день Энн заблудилась, возвращаясь от подруги. Она затормозила возле Рене, чтобы спросить дорогу…

За размышлениями Рене не заметил, как погрузился в сон. Пробуждение тоже получилось неожиданным.

– Пора вставать, красавчик. – Джуди склонилась над ним, щекоча шею своим дыханием. – Я заказала тебе завтрак.

– А ты уже уходишь? – спросил Рене и рывком сел на кровати. – Почему так рано?

– Дела, дела. Одинокой женщине приходится лично заниматься своими финансами. – Она оглядела его с усмешкой. – Хотя с удовольствием задержалась бы здесь с тобой. – Джуди наклонилась к нему для прощального поцелуя. Ее рука с длинными ногтями привычно скользнула по обнаженной груди любовника, но вовремя остановилась. – Я хочу увидеть тебя на следующей неделе, – бросила она уходя. – Оставь для меня свободное время.

– Хорошо, буду ждать звонка. До встречи.

Джуди в последний раз сверкнула сильно подведенными глазами и закрыла за собой дверь номера. Рене почувствовал облегчение. Он взял с тумбочки давно замеченный конверт, открыл, пересчитал и остался доволен щедростью Джуди. Спрятав деньги, Ноэль уже собирался принять душ, когда в дверь постучали. Официант вкатил в номер тележку с блюдами. Словно фокусник, он достал из-под длинной скатерти бутылку шампанского и конверт.

– Просили передать, – коротко объяснил он, переставляя предметы на стол. – Желаете, чтобы я наполнил ваш бокал?

– Нет, благодарю. Можете идти. – Рене взял с тумбочки заранее приготовленную купюру и протянул официанту.

– Спасибо большое, – осклабился тот в улыбке. – Всего доброго, месье.

Загадочное послание, естественно, написала Джуди. Прочитав его, он испытал прилив радости. Какая чудесная женщина! Умеет устроить праздник буквально на пустом месте. Внезапно предложила Рене авантюру, от которой трудно отказаться. Она сказала, что позвонит на следующей неделе. Да, им теперь будет чем заняться. Ноэль видел ее всего лишь второй раз в жизни, поэтому знал о ней мало. Так сказать, необходимый минимум: независима, не замужем. Дело в том, что он встречался только с одинокими дамами. Обычная мера предосторожности. Зачем искать лишние проблемы в лице богатых ревнивых мужей, чьи деньги могут как обогатить любовника жены, так и лишить его жизни? Поэтому Рене всегда собирал информацию о возможной клиентке. Этому его научила Энн, отпуская способного ученика в свободное плавание.

Бокал шампанского ранним утром вновь всколыхнул в Рене волну воспоминаний. Ее рыжие волосы имели совершенно потрясающий оттенок, который не под силу создать самым дорогим краскам. «Настоящий ирландский цвет. Достался от предков», – говорила она с гордостью. Тогда Ноэль думал, что любит Энн. Любит женщину на двадцать лет старше, чей сын родился всего на два года позже его. Кем она была для Рене на самом деле? Наверное, ангелом-хранителем, открывшим перед ним двери в будущее. Дорогу, ведущую в красивую жизнь. Таким образом Энн отблагодарила его за искренность, за нежность, за минуты счастья, заставившие ее снова почувствовать себя желанной и привлекательной. Это она впервые назвала своего молодого любовника Ноэлем. Научила вести себя в обществе, разбираться в музыке, живописи, моде – излюбленных темах высших кругов. Договорилась об участии Рене в рекламе, а затем о подписании контракта с известным агентством. Своей заботой Энн в какой-то степени заменила ему мать. Любовь к ней была сравнима с болезненной зависимостью. Сколько длились их отношения? Ноэлю казалось, что рядом с ней прошла целая жизнь. В реальности чуть больше года. Короткий период, когда он замирал при звуках ее голоса, с нетерпением ждал очередной встречи. Однажды Энн пришла в последний раз. Ее монолог эхом отдавался в голове влюбленного парня. Она говорила о разделявших их преградах, которые раньше игнорировала. О своей неустроенной личной жизни, о желании снова выйти замуж. Рене слишком молод для роли спутника жизни. Им лучше расстаться, потому что у нее появился идеальный вариант для брака. Он до сих пор чувствовал щемящую боль при воспоминании о холодных глазах Энн. Непоколебимая твердость в голосе, скрещенные на груди руки – все демонстрировало бесповоротность принятого решения. Наверное, Ноэль заплакал бы, если бы умел. Но он давно разучился плакать. Да и сильная ирландка не выносила мужских слез. Она ушла, дав напоследок совет использовать свою обезоруживающую привлекательность в дальнейшем. Рене думал, что будет тяжело переживать их разрыв. Но удивительно: Энн словно восполнила в его сердце недостаток материнской любви, а вместе с этим исчезли прежние страхи, подростковые комплексы. Он посмотрел на этот роман по-другому. Что-то вроде психотерапии через тесное общение врача с пациентом. Дальше началась новая жизнь.

Женщины сами подходили к нему на вечеринках. Они не просили преданности и верности. Ноэль был одним из многих молодых провинциальных красавчиков, охваченных честолюбивыми планами. Одинокие дамы просто использовали их устремления себе во благо. Он стал зарабатывать вдвое больше прежнего. Правда, спать в одиночестве приходилось все реже, требовалось постоянно поддерживать форму, безукоризненно выглядеть. Постепенно Рене расстался с мыслью завести постоянную подругу своего возраста. На нее попросту не осталось бы времени. До своего отъезда в Париж он встречался с парой сверстниц, но обоюдная неопытность оставила в душе противоречивые впечатления.

В кармане рубашки завибрировал мобильник. Звонили из агентства.

– Ноэль, привет. Сможешь подъехать сегодня к съемочному павильону?

– Нет проблем, назови конкретное время.

– К полудню. Тебя хотят попробовать на ролик с машиной.

– Ладно, буду вовремя. Пока.

Поскольку работа напоминала о себе нечасто, Рене не привык разбрасываться конкретными предложениями. Он прикинул планы на день: перевести вознаграждение Джуди на счет квартирной хозяйки, заглянуть на часок в тренажерный зал, забрать костюм из химчистки. Вроде все.

Июньское утро не скупилось на краски. Казалось, Париж насквозь пронизан солнечными лучами и светится изнутри. Ноэль задержался на улице минут пять, но успел пожалеть, что отправился на машине. В городе полновластно царило лето. Оно всегда приходит внезапно, среди череды дождей и пасмурных дней. Теплый воздух проникал через открытые окна в салон автомобиля. Еще не пришла изнуряющая жара, когда листва на деревьях, тротуары, витрины, стекла домов, машины покрываются толстым слоем пыли. Даже воздух, прохладный после ночного дождя, пока доставлял удовольствие.

Поддавшись мимолетному порыву, Рене затормозил возле цветочного киоска и купил букет кремовых роз. Самый подходящий цвет на данный момент. В нем собраны краски пробуждающегося дня. Такой букет – намек, действующий эффективнее любой прямоты. Это не красный цвет страсти, желания, пылких чувств, от которого исходят флюиды предсказуемости. Джуди производит впечатление утонченной женщины, способной оценить красивый жест. Он написал на карточке, прилагавшейся к букету, пару строк из шекспировского сонета. Заказ обещали доставить в офис его новой клиентки к полудню. Энн Макбрайт обожала английскую литературу, поэтому Ноэль помнил ее любимых авторов почти наизусть. Хотел, чтобы она гордилась своим возлюбленным и как можно реже замечала огромную пропасть между ними. Он знал, что через год после их расставания Энн вышла замуж. Они сталкивались на модных показах, светских тусовках, но оба избегали разговоров. Рене искренне желал ей счастья. Жаль, что у них оказались такие разные представления об этом. Если бы Энн попросила, он остался бы рядом, бросил все. Но она говорила совсем другие вещи. Потом ушла. И вот Ноэль продолжает жить в новом для себя мире, в который ввела его она. Он остался в одиночестве. Впоследствии с ним спешили поделиться своими переживаниями многие клиентки, оплачивая скорее внимательного слушателя, чем ласкового любовника. Рене умел сочувствовать…

– Эй, приятель! Ты что, заснул там, в машине? – окликнул его помощник режиссера, выглядывая из съемочного павильона. – Мы ждем тебя уже десять минут.

– Иду. Дайте мне еще тридцать секунд, – ответил Ноэль.

Теперь следовало выбросить из головы все лишние мысли. Отодвинуть воспоминания в самый дальний уголок памяти. Впереди съемка. Даже простой рекламный ролик требует полной отдачи. Экран не терпит глупых кривляний. Рене привык делать работу на совесть. Ведь таким образом он кропотливо, раз за разом, создает свой имидж.

На съемочной площадке царил хаос, сосредоточившийся вокруг ярко-красной машины известной марки, которая была объектом рекламы. Режиссер расхаживал между камерами, раздавая указания. Рене слышал мощный гул работающих вентиляторов. Это для создания искусственного ветра, чтобы ролик выглядел реалистичнее. Потом вместо белого фона за машиной компьютерщики поставят какую-нибудь живописную картину. Одним словом, райский уголок с доставкой на дом. Зачем тратить деньги на дорогостоящий перелет за красивым пейзажем, если зритель все равно не заметит разницы?

Наконец режиссер обратил внимание на исполнителя главной роли.

– Добрый день, месье Ноэль. – Он посмотрел на Рене цепким взглядом профессионала и, похоже, остался доволен. – Меня зовут Клод Босежур.

– Рад познакомиться. Так что я должен делать?

– Во-первых, отправляйтесь в гримерку. – Босежур повертел головой и окликнул кого-то из толпы сотрудников. – Ассистент проводит вас. Сценарий обсудим чуть позже.

Через полчаса на волосы Рене нанесли слой геля, отчего они стали казаться влажными. Лицо покрыли тональным кремом и накрасили по всем правилам. Он надел алую шелковую рубашку и короткие сапоги с металлическими вставками. Конечный результат этих превращений, на взгляд самого объекта, получился слишком пафосным. Даже вульгарным, если данный термин уместно использовать в отношении облика мужчины с традиционной ориентацией. Однако режиссер выразил удовлетворение и предложил последовать за ним на съемочную площадку. Тут Рене поджидал неожиданный сюрприз в виде блондинки в обтягивающем платье почему-то черного цвета. Впрочем, ее ярко накрашенные губы с лихвой восполняли досадное упущение.

– Познакомься со своей партнершей, Ноэль, – объявил довольный режиссер, поворачиваясь к девушке.

– Брижит, – коротко представилась блондинка, одарив его взглядом из-под длинных накладных ресниц.

– Очень приятно, – кивнул он в ответ. – А я Рене.

– Теперь слушайте меня внимательно, – прервал их беседу Клод. – Ваша задача предельно проста: изобразить страсть. Вы садитесь в машину после бурной ссоры, демонстративно отворачиваетесь друг от друга. – Режиссер скорчил гримасу и завертел головой по сторонам. – Понятно? Потом Рене ведет машину, а ты, Брижит, сидишь, облокотившись о дверь. Поскольку у нас в ролике функционирует кабриолет, будут работать вентиляторы для создания иллюзии ветра. Итак, вы словно заряжаетесь положительными эмоциями, любуясь красотой автомобиля. Далее вы синхронно смотрите друг на друга. Мы отдельно снимем крупный план, как ты, Рене, жмешь на педаль тормоза. Короче, машина останавливается. Брижит бросается в твои объятия. Вы целуетесь. Предупреждаю сразу: все должно выглядеть достоверно, поэтому в ваших интересах с первого раза снять сцену поцелуя.

– Откуда вы знаете, что в моих интересах? – шутливо спросил Ноэль. – Возможно, я мечтаю максимально долго обнимать такую красивую девушку…

– Займетесь этим позже, если вам позволят. Брижит, у вас есть ко мне вопросы?

Вместо ответа она лишь пожала плечами. Когда Рене забрался на соседнее сиденье, красотка сочла нужным заметить:

– У меня нестойкая помада, так что постарайся ее не размазать. Иначе придется заново накладывать грим.

– Я буду осторожен, насколько позволит наш режиссер.

В ответ Брижит презрительно фыркнула. Очевидно, его капризная коллега ожидала услышать другие слова. Они сосредоточились на предварительной репетиции, которую устроил месье Босежур. Сыграть обиду у них получилось легко.

– Отлично, – комментировал режиссер, наблюдая за поведением участников ролика. – Медленно поворачивайтесь. Пристальный взгляд глаза в глаза. Брижит, ты кажешься сонной. Пойми, твои эмоции накалены до предела. В тебе борются злость и страсть. Обними его за шею. А ты, Рене, наклонись чуть ниже. Вот теперь хорошо. Когда дам команду, вы должны повторить все. Только достовернее. И с поцелуем, естественно. Избавьтесь от этой тяжести в движениях, от плохо замаскированного принуждения. Я хочу видеть настоящие чувства. Внимание, мотор!

Они работали в полной тишине, нарушаемой лишь гулом вентилятора. В окончательном варианте, конечно, будет звучать что-нибудь романтичное, написанное на заказ. На самом деле Рене хотелось бы сниматься с музыкальным сопровождением. Это дает ощутимый импульс, направляет эмоции в нужное русло. Хотя он был сосредоточен только на своих действиях, все же успел заметить напряжение, исходившее от Брижит. Она двигалась как-то слишком наигранно, а оказавшись в его объятиях, превратилась в бесчувственную куклу. Кажется, режиссеру тоже не понравилось происходившее на съемочной площадке.

– Стоп! – завопил Клод на весь павильон. – Я вам не верю! Глядя на вас, рядовой зритель захочет переключиться на другой канал. Больше жизни, еще раз повторяю! У тебя, Брижит, такой идеально подобранный имидж, что достаточно взмахнуть ресницами и протянуть ему руку. Остальное скажет твой наряд. Давай, сосредоточься!

Съемки продолжились. Ноэль попытался вспомнить, сколько моделей перебывало в его объятиях перед объективами фото– и видеокамер. Это оказалось непосильной задачей. Он давно перестал считать. В модельном мире всем регулярно приходится изображать страсть. Зрителям нравится смотреть на любовь, пусть фальшивую, двух красивых людей. Такой продукт всегда хорошо продается, поэтому сценарии фотосессий, рекламных роликов в основном вертятся вокруг отношений мужчины и женщины. Самим исполнителям порой бывает трудно настроиться на нужный лад. Тем более что не у всех есть актерские способности. Рене более или менее научился справляться с трудностями перевоплощений, но здесь скорее играет роль накопленный опыт. А вот его молоденькие партнерши часто получали порцию критики за отсутствие достоверности. Вот и Брижит, похоже, разочаровала режиссера. Он поминутно прерывал съемки, чтобы высказать ей очередную претензию. После какого-то особенно обидного замечания девушка пулей выскочила из машины и скрылась в гримерке.

– Куда она побежала? – развел руками взмокший от волнения Клод Босежур. – Разве я виноват в том, что мы не способны снять ни одного приличного дубля? Неужели продюсеры поленились найти кого-нибудь с опытом?

– Вы слишком строги к ней, – заметил Рене. – Видно, что Брижит нервничает. Ее следовало успокоить, а не критиковать. В конце концов, все приходит со временем. Когда-то я – да и вы тоже – впервые участвовал в съемках. Лично мне в момент дебюта было очень неуютно находиться под пристальным вниманием съемочной группы.

– Хватит ее защищать. Талант либо есть, либо его нет. Прежде чем начать самостоятельный путь в кино, я прошел огромную школу, начиная от мальчика, разносившего кофе актерам, и заканчивая помощником режиссера. Поэтому в первый день работы у меня не тряслись коленки и язык не заплетался. Если наша капризная модель хочет запастись ценным опытом, то пусть отправляется по моим стопам. Сначала дорастет до ассистента по кастингу, а потом приходит в мой ролик.

– Я поговорю с ней. Дайте девушке еще один шанс.

– Ладно. – Клод выразительно махнул рукой. – Через полчаса она должна сидеть в этой машине. Если дело будет идти так же плохо, завтра попрошу ее заменить.

Рене молча кивнул в ответ. В принципе режиссера тоже можно понять. На него станут давить продюсеры из-за чрезмерного затягивания пустяковых съемок. Ведь существуют какие-то конкретные сроки выхода ролика, финансовые обязательства сторон. Рене осторожно постучал в гримерку своей партнерши.

– Брижит, – позвал он, – это я, Рене. Можно войти?

– Что тебе нужно? – раздалось в ответ. – Решил выразить солидарность с режиссером и тоже указать на мои недостатки?

– Нет, просто беспокоюсь о тебе. Так я зайду?

– Делай что хочешь.

Брижит сидела на маленьком диване среди разбросанной одежды. Ее глаза, лишенные накладных ресниц, показались Рене по-детски наивными. А действительно, сколько ей лет? Там, на съемочной площадке, его обманули откровенные наряды в сочетании с толстым слоем макияжа. Но сейчас перед Ноэлем сидела совсем молоденькая девушка, лет восемнадцати. Он отодвинул ворох платьев и разместился рядом.

– Я смыла грим, – первой заговорила Брижит. – Думаю, для меня съемки закончились.

– Почему ты так легко сдаешься? – Рене повернулся к девушке, пытаясь поймать ее взгляд. – Режиссер согласен попробовать еще раз. Я помогу тебе.

– Каким образом? Сыграешь за меня эпизод?

– Этого не требуется. На самом деле ты хорошо справляешься, только держишься немного скованно.

– Ну знаешь ли! Вообще-то мне тяжело разыгрывать страсть с парнем, которого я вижу в первый раз.

– Я нахожусь в такой же ситуации. Ты представь на моем месте своего любимого человека и сразу почувствуешь, насколько станет легче. У тебя есть бойфренд?

Брижит медленно кивнула. Ее взгляд сразу прояснился, в нем засветилась вновь обретенная надежда.

– Да, я буду представлять своего парня! К тому же между вами есть определенное сходство.

– Видишь, как все просто. Я скажу режиссеру, что ты подойдешь через десять минут.

Два часа спустя ролик был полностью отснят. Клод Босежур пришел в отличное расположение духа и принялся расточать комплименты недавно отвергнутой модели. Она заслужила самых высоких похвал. Рене оставалось лишь искренне радоваться такому преображению скромной Брижит. Его даже немного напугал тот напор, с которым девушка обрушилась на своего рекламного возлюбленного. Поцелуй сняли с первого дубля. Режиссер, довольный наилучшим разрешением конфликта, предложил всем выпить шампанского за успех проделанной работы. Его предложение восприняли с энтузиазмом, и вскоре по павильону разбрелись участники съемочного процесса с пластиковыми стаканчиками в руках. После трудного дня всем хотелось просто посидеть, неторопливо общаясь с коллегами. Компанию Ноэлю составил сам Клод, изнывавший от любопытства. Он сразу же принялся за расспросы:

– Рене, раскрой секрет, каким образом тебе удалось превратить гадкого утенка в прекрасного лебедя?

– Я посоветовал Брижит играть на ассоциациях. Представлять вместо меня своего любимого человека. Видеть и целовать его. И былая неуверенность исчезла бесследно.

– Забавно. А вы лично следуете этому правилу?

– Конечно, – соврал Рене. – Как я могу советовать то, чем сам не пользуюсь? Эффективность моих актерских приемов многократно проверена на личном опыте.

Словно подслушав разговор, к ним подошла сияющая Брижит. Она попросила Ноэля уделить ей пару минут. Молодые люди отошли в сторону.

– Я хотела сказать тебе спасибо, – начала девушка, жестом предупреждая ответные слова собеседника. – Теперь у меня имеется бесценный прием для любого перевоплощения.

– Главное, у тебя есть талант, который со временем наверняка наберет силу. А уж когда раскроется в полной мере…

– Мне приятно, что ты так думаешь. Ладно, я собираюсь сейчас уходить. Можно задать один вопрос напоследок?

– Конечно, спрашивай.

– Тебя многие знают в нашем агентстве, – начала она как-то неуверенно. – Так вот, девчонки рассказывали, что ты живешь один, ни с кем не встречаешься. Тогда как тебе удается пользоваться своим фирменным советом? Я имею в виду, кого ты представляешь для достоверной игры в любовь?

– Я вижу перед собой собирательный образ. Идеальную девушку, которую мечтаю встретить, – серьезно ответил Ноэль и уже более шутливо добавил: – Надеюсь, ты удовлетворила свое любопытство?

– Вполне. Еще раз спасибо и до встречи.

– Удачи тебе, Брижит.

Они расцеловались, и девушка направилась к выходу. Рене задумался над ее вопросом. Конечно же он солгал. Потому что больше не верил в любовь. Потому что не пользовался способом, который посоветовал Брижит. Потому что привык притворяться. Однажды надетая маска слишком прочно приросла, незаметно став его второй натурой.

3

– Мне казалось, что ты идешь на деловую встречу, или я ошибаюсь? – Анаис стояла перед зеркалом и причесывалась, делая вид, будто разговор совершенно ее не трогает. Мол, надо же о чем-то поговорить напоследок, так хоть об этом. Если сейчас Мартин ответит спокойно, значит, он и вправду собирается на деловой ужин, хотя, конечно, странно: обычно на подобные официальные встречи мужчины приглашаются с женами или подругами. Ну да ладно. Мартин имеет полное право стесняться некой мадемуазель Ажан, пусть даже профессиональной модели. Не стоит упрекать его за это. Но вот если он сейчас начнет нервничать…

– На что ты намекаешь, черт возьми?! – Мартин, застегивавший пиджак, так резко дернул пуговицу, что она чуть не оторвалась. – Чтобы я еще раз заказал костюм в этом агентстве…

Нечего сказать, спокойный ответ. К тому же сразу попытался уйти от темы. Теперь можно не сомневаться, что вечером Мартин отправится навестить старых подружек. И все же не следует настораживать его раньше времени, возбуждать подозрения.

– Я ни на что не намекаю, – равнодушным тоном ответила Анаис. – Ты просто нервничаешь перед серьезным мероприятием и поэтому надел не тот галстук. На официальных приемах мужчинам положена бабочка. И пиджак рвать не нужно. Он ни при чем. Дай я тебе помогу, не волнуйся так. – Она добродушно улыбнулась и, распечатав упаковку с бабочкой, повязала ее на его шею.

Мартин, видя ее доброжелательность, как-то сразу успокоился. Она обвила руками его шею.

– От тебя многое зависит в этот вечер?

– Да, пожалуй, – уклончиво ответил Мартин и сразу отстранился. – Наверное. Но ты не будешь скучать. Стив отлично знает Лиссабон, он отвезет тебя куда-нибудь…

В этот момент в дверь постучали.

– Да-да, войдите.

Стив вошел, даже не глядя на присутствующих, стук для него был простой формальностью. В руках он держал большой бумажный пакет, и выглядел он озабоченным.

– Я что-то не пойму. – Стив уставился на друга. – Здесь есть все документы, которые мы запрашивали, вплоть до временных медицинских страховок, даже какие-то льготные приглашения и еще бог знает что. Короче, все, кроме виз. Посмотри сам. – Он протянул конверт Мартину.

Тот только усмехнулся.

– Тоже мне, знаток Португалии. А я тут рекламирую твою опытность. Но это не твоя вина, дружище, вряд ли ты раньше приплывал в Лиссабон на яхте.

Мартин элегантным движением принял пакет и извлек из него небольшие пластиковые карточки.

– Вот они, просто вложи их в загранпаспорта. Мы здесь на четыре дня. На такой срок в управлении порта никто не будет оформлять визы. Это тебе не посольство.

Стив виновато улыбнулся, было видно, что ему немного стыдно за свою неопытность.

– Ладно, желаю хорошо провести время. Доверяю тебе свое сокровище. – Мартин кивнул в сторону Анаис. – Смотри, спрошу с тебя лично.

– Замечательно. Обещаю хранить как зеницу ока. – Стив подмигнул другу. – Работай спокойно, скучать она не будет.

– Ночевать, скорее всего, останусь там. Так что встретимся утром.

Анаис еле удержалась, чтобы после этих слов не дать волю своему гневу. Как же, ночевать он останется там! Теперь у нее не осталось сомнений – Мартин едет к подружке. Ну ничего, она приложит все усилия, чтобы испортить ему романтический вечер.

– Леди и джентльмены, до свидания, – произнес Мартин и вышел, оставив Анаис со Стивом.

– Подожди. Я провожу тебя, – тут же сориентировалась Анаис. Она легко и непринужденно выпорхнула из каюты. Благо у Мартина хватило ума не убегать, а подождать в коридоре. – Последний жест твоего внимания. – Анаис, как ни горько ей сейчас было, прикинулась кокетливой нимфеткой. – Посади меня в машину, как и полагается настоящему джентльмену.

– Прошу, леди. – Принимая правила игры, Мартин вежливо подставил ей руку, согнутую в локте.

– Спасибо, мой прекрасный рыцарь. – И Анаис, гордо вскинув голову, пошла по ковровой дорожке.

Черный лимузин уже стоял на пристани, вся компания ожидала только Стива и Анаис. Анаис почувствовала на себе колкие взгляды. Девицы, выглядывающие из окон, так и сверлили глазами Мартина. А когда тот учтиво открыл дверцу и посадил свою даму в салон (в чем, в чем, а в манерах Теренсу не откажешь – он умел с неподражаемой элегантностью делать, казалось бы, самые простые вещи), у них прямо-таки судороги пошли по лицам от зависти. Но сейчас это зрелище совсем не позабавило Анаис, она знала, что всего через полчаса Мартин будет демонстрировать свою обходительность другой.

Сам Мартин между тем проследовал к другой машине – белому «ягуару». Шофер открыл ему дверцу, и… он укатил развлекаться. По одному из трех адресов, которые Анаис успела списать. Ну погоди же, красавчик! Было обидно до слез, хотелось выскочить из машины, и, догнав этого негодяя… Анаис вздохнула и взяла себя в руки. Не хватает еще дать этим завистницам повод для насмешек и злорадства.

– Итак, вы находитесь в порту. – Стив сел в салон и широко улыбнулся, подражая профессиональным гидам. – Маршрут нашего следования можно было бы обозначить следующим образом…

Анаис не слушала его. Лиссабон, конечно, интересный город, но ее занимали иные мысли. Девицы смеялись, всеми силами изображая искреннюю благодарность и восхищение. А перед глазами Анаис разворачивался другой ролик: открывается дверь одной из квартир, на пороге она. Интересно, Мартин куда-нибудь поведет ее? Если поведет, то она в вечернем платье, так же, как и Анаис. Если нет, то скорее всего в махровом халате. Или в джинсах, или тоже в платье. Они проходят, говорят о пустяках, потом без предисловий начинают заниматься любовью. Анаис глубоко вздохнула и перевела дух – нельзя срываться, нельзя показывать Стиву, что она догадалась. Нельзя. А в том, что Мартин открыл другу настоящую цель своей поездки, Анаис не сомневалась.

– Мадемуазель Ажан. – Голос Стива ворвался в сознание так неожиданно, словно до этого царила непроницаемая тишина. – Мы приехали. Или вы предпочитаете подождать нас в машине?

От Анаис не укрылась усмешка, спрятавшаяся в уголках его губ. Знает. Знает, и ему смешно.

– Нет, я пойду с вами. – Она улыбнулась, стараясь казаться веселой.

Неожиданно губы Стива тоже растянулись в дружелюбной улыбке. Что это? Анаис не успела совладать с собственной мимикой и слишком поздно поняла, что на ее лице сейчас читается так же легко, как на белом листе бумаге, где вся необходимая информация намалевана черным маркером. Это было видно по физиономии Стива, которая из дружелюбной превратилась в заговорщическую. Анаис словно увидела происходящее со стороны. Вот перед лимузином стоит молодой элегантный мужчина. Вот в машине сидит девушка в вечернем платье. Они смотрят друг на друга и вроде бы говорят о том, согласна ли она посетить ресторан. А между тем внутренний диалог, диалог глазами, гораздо более насыщен и явно преобладает. Стив криво усмехнулся.

– Я хочу целую ночь. С тобой. Он все равно ни о чем не узнает.

Компания уже вошла в ресторан, и их никто не мог слышать. Но это не повод опускаться до подобных вещей. Анаис сразу угадала в Стиве ловкого дельца, который ни перед чем не остановится ради достижения своей цели. С самого начала, с первого взгляда она знала это, однако такая наглость обескураживала. После подобных фраз уже в выражениях не стесняются, и Анаис ответила просто:

– Знаешь что, милый, а не пошел бы ты… – Она смотрела Стиву прямо в глаза, стараясь выглядеть как можно более уверенной. Ведет грязную интригу за спиной лучшего друга. – Проваливай. Я разберусь сама. Без твоей помощи. – Каждое слово было произнесено твердо, четко, словно отлито из металла.

И Стив не выдержал – отвел глаза в сторону и улыбнулся, переводя разговор в шутку:

– Да что ты взъелась, в самом деле?! Я только предложил.

– Предложение отклонено. – Анаис вышла из машины и стала перед ним, чуть-чуть приподнявшись на носочках, чтобы казаться выше. – У тебя что-то еще?

Вместо ответа неудавшийся любовник повернулся к дороге и крикнул:

– Такси!

Через несколько секунд к обочине подкатила желтая машина с шашечками на дверце и забавным козырьком на лампочке, прикрепленной почему-то к капоту. Стив наклонился к водителю и, заплатив, принялся по-португальски объяснять ему, куда следует ехать. Наконец он выпрямился и сказал:

– Садись. Квартира пятьсот шестьдесят шесть. Машина подождет тебя и отвезет прямо к яхте. Если в шофере отпадет необходимость, отпусти его, иначе он будет ждать. И еще: что бы ни случилось, ты уехала от нас тайком, а информацию нарыла в компьютере. Поняла меня?

Трус! – хотела сказать Анаис, но поскольку ссориться со Стивом сейчас было невыгодно, ведь еще неизвестно, чем кончится визит к Мартину и его подружке, то она ограничилась простым кивком.

– Я тебе ничего не говорил. Ты уехала сразу, – продолжал наставления Стив. – И вообще, я виноват лишь в том, что недоглядел. Все. Я постараюсь разделаться с ужином быстро: сошлюсь на общую усталость после путешествия и просто сверну мероприятие. Эти приживалы и пикнуть не посмеют завтра: будут улыбаться и рассказывать о Лиссабоне, словно и вправду всю ночь гуляли. Мартин будет думать, что мы развлекались. Удачи. – И он захлопнул дверцу.

Боже, какое ничтожество! Только сейчас Анаис поняла, что, собственно, Стив не совсем хорошо уяснил, зачем она едет к Мартину. Этот олух уверен, что она только посмотрит, убедится в измене и приедет назад. Без шума, без скандала. Ему и в голову не пришло, что Анаис едет устраивать показательное шоу по всем правилам трагедии – с пятью актами. Молодец Стив, хорошо рассчитал. Анаис убедится, что забыта. В расстроенных чувствах вернется на яхту, а тут он, благодетель, протянет руку помощи. Ведь Анаис в Португалии даже пойти некуда. Переспит и спровадит от греха подальше, пока Мартин будет соображать что к чему. Но нет, милый друг, ничего у тебя не получится. Да, Анаис вернется на яхту за вещами, но тут же укроется в каком-нибудь отеле, а потом уедет из страны.

Машина затормозила у многоэтажного здания, вытянувшегося вдоль узкой улочки с оригинальными розовыми фонариками. Была в этом призрачном свете какая-то приятная сказочность. Анаис даже застеснялась своего агрессивного намерения: оно никак не вязалось с этим нежным, бархатным светом. Стало как-то совестно. И она решила не ругаться, если будет такая возможность. Поговорить, объясниться и разойтись. Нечего устраивать истерику, тем более что мужчины потом любят вспоминать подобные моменты, описывая свои романы знакомым. А уж Мартин, как человек истинно светский, найдет способ ославить безродную выскочку. Итак, спокойствие и еще раз спокойствие.

Анаис поднялась по лестнице и, войдя в сияющий чистотой подъезд, нажала кнопку лифта напротив отметки 545–578. Главное, держаться уверенно и показать свое превосходство. Ведь сегодня она права. И Мартин не может этого не признать. Вот и пусть чувствует себя виноватым. Только бы не сорваться.

Однако чем выше поднималась Анаис, тем сильнее в ней кипел гнев. Почему бы не высказать все накопившиеся обиды, почему бы не бросить ему в лицо свои амбиции?! Тоже мне, пуп земли! Да чем он лучше? Ну чем? Только своими миллионами. Анаис при этой мысли даже легонько хлопнула по одной из стен лифта. Почему одним от рождения даны все блага, а другие должны ради них пахать от зари до зари? Анаис чувствовала, что в любовный скандал вплетаются и давние мысли о социальной несправедливости, и детские обиды на судьбу, и досада на мать, бросившую ее в детстве, – одним словом, Мартину сейчас придется ответить за все.

Лифт бесшумно открылся, предлагая ее вниманию коридор четырнадцатого этажа. Ковровая дорожка устилала паркетный пол. Под потолком висели люстры с тонкими ажурными стеклышками. Анаис шагнула вперед. 566. Вот она. Деревянная дверь с черной железной ручкой. Анаис прислушалась – ничего. Только легкий ветерок колыхнул хрустальные подвески люстр и тихий звон, едва родившись, растаял в темных углах коридора. Надо действовать. И Анаис нажала кнопку звонка.

Сначала как будто ничего не происходило. Не было слышно ни шагов за дверью, ни разговоров, ни даже простой возни. Анаис уже начала думать, что Стив пошутил и отправил ее по первому пришедшему в голову адресу. Вполне в его духе, к тому же прекрасный способ отомстить за отказ. А Анаис так увлеклась собственными переживаниями, что даже не осведомилась у водителя об адресе. Интересно, улица, на которой стоит это здание, была в том злополучном списке? Надо было проверить сразу. Анаис начала было копаться в сумочке, но вдруг замок щелкнул, черная железная ручка медленно повернулась и…

– Замечательно! Какой роскошный конференц-зал! – Анаис пулей пролетела мимо Мартина, пока тот не успел сообразить, что, собственно происходит. – Я так и знала, что ты пойдешь по своим шлюхам! Так и знала! – Анаис чувствовала, что ведет себя неоригинально, но ничего не могла с собой поделать, в голову лезли одни банальности.

Мартин, вначале опешивший, теперь справился с собой и тоже прошел в комнату. Он понял, что отпираться не имеет смысла, и напустил на себя наглое безразличие.

– Позволь узнать, что ты здесь делаешь? – Он спокойно скрестил руки на груди.

Конечно, чего ему волноваться? Сегодня одна, завтра другая, послезавтра найдется замена и этой. Анаис с самого начала знала, что так и будет. Что наступит день, когда она станет ненужной, и тогда придется сполна заплатить за все – внимание, ласку, подарки. И теперь эта минута пришла. Но почему же ей вдруг стало так больно? Голова кружилась, нестерпимо хотелось говорить, кричать, хотя Анаис словно в бреду смутно осознавала, насколько невыгодно выглядит по сравнению с олимпийски спокойным любовником. Она не услышала вопроса Мартина. Она вообще сейчас была не в состоянии что-либо слышать, кроме своих собственных мыслей. И отвечала именно на них.

– Зачем врать, зачем обманывать?! Я что, похожа на дуру, которая станет строить иллюзии насчет подобных тебе парней?

– Каких это, подобных мне? – Оскорбленное самолюбие Мартина тут же дало о себе знать – он даже в лице изменился.

Но Анаис не слушала его, она пришла сюда, чтобы слушали ее.

– Неужели так сложно просто быть чуть честнее?! Даже если я тебе безразлична! Чем я заслужила?! Чем?! Я была тебе плохой подругой?! Почему ты меня обманываешь?!

– Послушай, оставим этот разговор до моего возвращения на яхту. Я сейчас вызову такси и тебя отвезут. Разберемся там. – Мартин невозмутимо достал из кармана сотовый и стал набирать номер городского таксопарка.

Этого Анаис, естественно, выдержать не могла.

– Нет уж! – Она решительно подошла к нему и вырвала у него телефон. – Никуда я не поеду, пока не выскажу все, что о тебе думаю. Мерзавец! Тряпка! Не можешь сказать в лицо, только все за спиной! – Анаис стояла прямо перед Мартином, держа в руке его мобильник. Она чувствовала, что действует как-то не так, как следовало бы. Не эффективно, потому что он сохранял спокойствие и даже светский такт. Истеричка! – мелькнуло у нее в голове, но она не могла остановиться или даже просто перейти на более спокойный тон. Мартин терпит. Это она видела. Сдерживается. Правда, последний жест с телефоном раздразнил его не на шутку, в глазах мелькнули злобные огоньки. Это был тот рубеж, который, как Анаис уже уяснила по опыту, лучше не пересекать. Но остановиться она не могла. – А я не буду прятаться, не буду увиливать и лгать. Я сейчас все скажу, прямо здесь, потому что уже завтра уеду из Лиссабона! А ты развлекайся с кем хочешь, хоть в клубах для голубых!

– Что же ты так кричишь, если знаешь свое место? – По глазам Мартина Анаис увидела, что он вот-вот сорвется, уже сорвался. – Собрала бы вещи и валила на все четыре стороны, никто не держит!

– И уеду, прямо сейчас!

– Так и катись, зачем явилась вечер портить?! Я не привык общаться с истеричками, мне нужны нормальные женщины.

Анаис и сама не знала, каким образом это вышло. Но после его слов, произнесенных далеко не шепотом, она вдруг услышала звонкий удар, а потом увидела, как вспыхнула щека Мартина. Анаис Ажан, моделька без роду и племени, залепила пощечину миллионеру Теренсу, наследнику нескольких титулов. Отлично. О подобном можно лишь мечтать, такие воспоминания скрашивают человеку жизнь в самых тяжелых ситуациях. Мартин, конечно, заслужил хорошую оплеуху, но… Анаис не хотела! Ведь этот человек способен растоптать ее как букашку. Осознав, куда завели ее эмоции, Анаис замерла. Но далее произошло и вовсе нечто невообразимое. Рука пролетела в нескольких сантиметрах от ее собственной головы. Рука Теренса! Нельзя сказать, чтобы Анаис специально занималась выработкой реакции, нет, только тренажеры несколько раз в неделю. Но сейчас она ловко увернулась от выпада противника и только благодаря этому не получила сдачи. В голове не укладывалось: Мартин поднял руку на женщину. Это уж совсем не вязалось ни с манерами, ни с происхождением Мартина. Хотел ответить тем же. На лице Теренса кипела злость, он раскраснелся, бабочка, которую еще недавно Анаис сама завязывала, съехала набок. Анаис с ужасом осознала, что сейчас она полностью беззащитна.

Неожиданно Мартин повернул голову в сторону дверного проема, ведущего в глубь квартиры. Проследив за этим невольным движением, Анаис тоже услышала шаги. Все перевернулось вверх дном. Она сначала увидела, как отреагировал на звук другой человек, а потом сама их уловила.

– Послушай, Март, мы могли бы прямо сейчас поехать в ресторан, – донесся из глубины темных комнат мягкий певучий голос. – Я правда не хочу идти в оперу. Прости. Но мы могли бы спокойно посидеть где-нибудь в уютном месте. Вспомнить старое. А потом… – Голос становился то громче, то тише, вероятно девушка ходила из комнаты в комнату, собирая вещи. Наконец она приблизилась настолько, что стало ясно – еще шаг и хозяйка квартиры выйдет в гостиную, где ее дожидается Мартин.

Анаис почувствовала, как страх отступает. Новая волна эмоций, на этот раз ревности, окатила ее как горячий душ. Она не станет молчать – и будь что будет.

– А потом, – подхватила Анаис фразу соперницы, – вы вернетесь в эту милую квартирку и будете кувыркаться здесь до самого утра! – Получилось как-то пошло, по-мещански.

В комнате сразу появилась молодая женщина в вишневом вечернем платье, отливающем золотом. Открытые плечи, несколько полноватые руки в перчатках по локоть. Шаль робким дымом обвивала стан. Не уродина. Да Теренс никогда и не смотрит в сторону некрасивых женщин.

– Простите, а вы, собственно, кто? – Хозяйка посмотрела на Анаис как на насекомое.

– Еще одна поклонница этого убожества! – выпалила Анаис, не подумав.

Однако Мартин, уже успевший взять себя в руки за коротенький тайм-аут, сразу нашелся, что сказать.

– Изабель, – он сделал жест, представляя дам друг другу по всем правилам этикета, – позволь познакомить тебя с мадемуазель Ажан. Моя официальная пассия, модель. Анаис, это Изабель Варгуссон, главный шеф-менеджер фирмы моего отца в Лиссабоне.

Анаис просто взбесил этот тон.

– Хорошо устроилась, детка! – Она окинула соперницу взглядом, будто оценивая ее внешние данные. – И сколько же раз ты с ним переспала, чтобы получить место в фирме?

Изабель вспыхнула, и это выдало ее с головой. Анаис не ошиблась. Еще в детстве, в приюте, она открыла в себе одну удивительную способность: в моменты гнева очень быстро и точно угадывать сокровенные тайны людей. Вполне возможно, Изабель до сих пор не отдавала себе отчета в сути своих отношений с Теренсом.

– Март, ты слышал? – Кажется, она несколько смутилась.

Он не только слышал, а начал опять выходить из себя после этой фразы, но Анаис опередила его гневную тираду.

– Развлекайтесь, веселитесь, – спокойно сказала она. – А мне пора. Рада была познакомиться. – И, прежде чем несколько сбитый с толку неожиданным переходом от истерики к хладнокровию Мартин успел достойно ответить, Анаис проскользнула мимо него и через секунду уже спускалась вниз на лифте, который очень вовремя оказался на нужном этаже.

Теперь, когда нервное напряжение спало, по щекам побежали слезы. Анаис не помнила, как вышла из лифта, как села в такси. Только умиротворяющий вид «Афродиты», мерно покачивающейся на волнах, вернул ее к реальности.

Удивительно тихий причал, темное звездное небо над черной искрящейся водой… Анаис вытерла слезы. В конце концов, мир не сошелся клином на Теренсе, она ведь знала, заранее знала, что этим и кончится. Неожиданно ссора представилась Анаис досадной закономерностью: так должно было случиться. Всегда бывает немного неприятно, когда осознаешь, что от тебя ничего не зависело, что стал игрушкой обстоятельств. Теперь все позади, но Анаис не могла отделаться от ощущения какой-то глупой ошибки. Ну если ты знала, что подобный финал неизбежен, зачем устраивать сцены, зачем тратить нервы? Да еще рисковать карьерой?! А ведь Мартин обязательно отомстит за пощечину. Нужно было просто убедиться в измене и уехать. Без объяснений.

Анаис поднялась на борт яхты, охранник пропустил ее, не задавая никаких вопросов. Следовательно, был предупрежден. Значит, Стив уже здесь. Анаис поморщилась, не хватало еще сейчас выяснять отношения с этим болваном! И как она могла так ошибиться в человеке?! Да, внешность обманчива. И по какой такой случайности идеальное тело обычно достается мужчинам с мелкими душонками?

Анаис почувствовала, как легкий морской ветерок обвевает ее разгоряченное лицо. Как темная бесконечная гладь успокаивает своей невозмутимостью. Нужно идти собираться, и чем быстрее, тем лучше, пока не нарисовался Стив. Анаис, хорошо зная себя, понимала, что успокоилась еще не до конца и любой раздражающий фактор может привести к новой вспышке гнева. Значит, нечего нарываться, нужно уходить. Но обаяние вечера было столь пленительно, что Анаис не удержалась и решила постоять хоть немного на свежем воздухе. Она подошла к краю палубы. Время будто остановилось. Розоватые, словно специально освещенные снизу, как в театральных декорациях, облака замерли среди небесного океана подобно парусникам. Казалось, подует ветер – и они тронутся в путь. К далеким, неизведанным берегам…

– Я рад, что ты быстро управилась со своим пикантным делом. – Эти слова в торжественном ночном великолепии прозвучали так пошло, что Анаис невольно поморщилась.

– Я уезжаю, – без предисловий заявила Анаис, поворачиваясь лицом к нему.

– Уезжаешь? Разве в этом есть необходимость? С чего вдруг? – Он приблизился настолько, что Анаис почувствовала его горячее дыхание.

– Мартину я больше не нужна, он мне тоже. Мы выяснили отношения, поэтому не вижу смысла оставаться. – Она сама поразилась собственной уверенности. Ее голос даже не дрогнул.

– Зато ты нужна мне.

Стив попытался ненавязчиво поцеловать ее, но не успел: Анаис проскользнула мимо него и быстро побежала вниз по лестнице, ведущей к их с Теренсом каюте. Влетев туда, быстро защелкнула замок.

Тут же послышался стук.

– Как я должен понимать твое поведение? Анаис, открой, я просто хочу поговорить! Мы здесь совсем одни, яхта в нашем распоряжении, открой дверь!

Ха, так и побежала! Умный мальчик, все продумал. Наверняка отправил компанию в какой-нибудь ночной клуб подороже, чтоб им до утра и нос не захотелось показывать.

Анаис не ответила.

– Мы могли бы отлично развлекаться за спиной у Теренса. Подумай, какой шанс отомстить за измену! А я полностью в твоем распоряжении. Мне Мартин тоже кое-чем насолил. Давай объединимся, тем более что это может быть так приятно для обеих сторон. Я же вижу, что ты ко мне неравнодушна.

Анаис слушала все это вполуха, собирая вещи. Почему-то от разглагольствований Стива ей стало как будто легче. Приятно осознавать себя выше другого человека, тем более мужчины. Нет, она не опустится до мести. Теперь только надо улучить момент и, воспользовавшись внезапностью, проскочить мимо. Правда, с сумкой сделать это будет не так-то просто, но можно попытаться. Анаис сняла вечернее платье, смыла макияж, переоделась в джинсы и спортивную курточку.

– Ты ведь никогда не знала, что такое настоящая ласка мужчины… Настоящее внимание… Мартин просто пользовался тобой, а со мной все будет иначе.

Ну конечно! Пой, птичка, пой. Но вслух Анаис ничего не сказала. Последними она положила в сумку документы, благо Мартин не убрал их в сейф перед уходом. Так. Готова.

– Мы отлично подходим друг другу…

Стив не договорил, потому что Анаис резко распахнула дверь и, буквально отпихнув его, пробежала мимо. Она твердо знала, что приятель Теренса не посмеет сделать ничего особенного, трусоват для подвигов, несмотря на деньги и связи.

Стив догнал Анаис уже на палубе. Его сильные руки остановили ее и с силой развернули.

– Извини, но ты никуда не пойдешь.

Не ожидая такого натиска, Анаис опешила и остановилась. В следующий момент она почувствовала, как горячие губы Стива впились в ее шею. Он прижал ее к себе и без зазрения совести запустил руки под куртку, уже нащупывая застежку лифчика.

– Ах ты… – Анаис попыталась оттолкнуть его, но у нее ничего не вышло. Она уже собралась завизжать, как вдруг кто-то одним рывком высвободил ее из объятий Стива.

– Сволочь! – Освободителем оказался не кто иной, как Мартин. Ему же принадлежала на удивление короткая обвинительная речь, состоявшая всего из одного слова. Но, кроме этого, Мартин сначала врезал Стиву по физиономии, а потом очень удачно в солнечное сплетение.

Но противник оказался не из слабых. Сперва он, конечно, закашлял и, явно потеряв ориентацию, несколько секунд собирался с силами, но потом ринулся в атаку, подобно быку на корриде. Не ожидавший такого поворота событий, Мартин прозевал момент выпада и тоже схлопотал в челюсть.

Анаис же все это время стояла в сторонке и наслаждалась зрелищем. Нет, все-таки приятно, когда из-за тебя два остолопа молотят друг друга. Краткое обвинение было продолжено спором, построенным по всем правилам риторики:

– Ты грязный ублюдок! Я считал тебя своим другом!

– Она тебе не нужна, только очередная игрушка! А я…

– И тебе она не нужна, хотел мне насолить, отомстить за прошлый раз.

– Какого черта мне мстить, я давно и думать забыл! Мне нужна она.

– А кто из нас двоих женат? Я, что ли?

– Не твое собачье дело!

– Нет, мое, может я на ней женюсь!

Анаис только покачала головой. Смотреть, конечно, было очень интересно и познавательно, особенно в плане информации о той роли, которую они собирались отвести ей. Но следовало подумать и о себе. Пока они заняты, надо уезжать. Анаис уже направилась было к трапу, как вдруг за спиной раздался громкий всплеск. Она невольно обернулась: у края палубы стоял Мартин и, злорадно глядя вниз, в воду, смеялся.

– Тебе освежиться не помешает!

За бортом кто-то барахтался и фыркал, вероятно Стив. Анаис пожалела, что не видела самого момента падения, но теперь каждая минута дорога. Она вскинула на плечо сумку и…

Горячие, сильные пальцы впились в правый локоть, и она почувствовала хриплое, тяжелое дыхание.

– Анаис, подожди. Нам нужно поговорить…

Она медленно повернулась. Мартин глядел прямо перед собой, и его синие глаза, в которых отражались теперь уже не солнечные, а лунные блики, горели не злобой и не похотливым желанием. Ей показалось, что в них вспыхнули чувства.

Сообразив, что сейчас ее нельзя удерживать силой, Мартин отпустил ее руку. Она стояла перед ним и ощущала себя хозяйкой положения. Итак, он вернулся сразу после их скандала. Вернулся с намерением извиниться. Он подрался с лучшим другом, защищая честь своей избранницы. Чего еще можно хотеть? Уйти? Нет, теперь надо остаться. Хотя бы даже из праздного любопытства. Как далеко способен зайти этот баловень судьбы в своих извинениях? Нахмурившись, она скрестила руки на груди.

– Хорошо, я тебя внимательно слушаю.

4

– Ну давай! Вперед! – Анаис застыла, обратив все внимание на беговую дорожку. – Есть! Я победила! – Она без сил упала на свой стул в ложе.

Рядом со скучающим видом сидел Мартин.

– Ты опять выиграла? – спросил он без особого энтузиазма. – Поздравляю, малышка.

– Не понимаю, как можно озираться по сторонам, когда перед тобой разворачивается такое действо?! У меня просто дух захватывает! – В глазах Анаис плясали азартные огоньки. Она не могла усидеть на месте. Каждый раз, озираясь по сторонам, она ощущала себя счастливейшей на свете. Ее окружала одна большая сказка под названием «Королевский Аскот» – четырехдневные скачки с многовековой историей, проводившиеся в Виндзоре (графство Беркшир).

Это невероятное событие до сих пор не укладывалось в голове. Чем она заслужила такой щедрый подарок? В качестве объяснения Анаис приходила на ум история с Изабель, но Мартин продумал их культурную программу задолго до драматического вечера. Он, конечно, собирался развлечься на стороне, а вот бросать точно не планировал. Достаточно было вспомнить, как тщательно он охранял тайну конечного пункта остановки «Афродиты». Этот сюрприз был плодом его многочисленных усилий, начиная от покупки абонементов на соревнования и заканчивая бронированием номера в отеле. Анаис по достоинству оценила красивый жест, служивший одновременно способом загладить вину за историю с Изабель.

– Я заказал столик в ресторане, – сообщил Мартин.

– А забеги на сегодня точно завершены?

– Сто процентов. Пойдем быстрее, а то проклятый цилиндр вызывает у меня чесотку.

Анаис с улыбкой оглядела его наряд. На главное событие светской жизни Великобритании мужчинам полагалось надевать фрак и цилиндр. Классическое сочетание смотрелось убийственно на некоторых представителях современного общества, к которым можно было отнести и Мартина. Вот, например, супругу королевы и его сверстникам классика подходила безупречно. Инстинктивно она поправила съехавшую в сторону конструкцию, которую язык не поворачивался назвать шляпкой. К сожалению, ей не пришлось выбирать – Мартин преподнес этот подарок. «Ручная работа», – сказал он, открывая коробку. Дамам «Аскот» диктовал еще более жесткий дресс-код. Посетительницы скачек облачались в строгие костюмы, состоящие из пиджака и юбки, едва приоткрывавшей колени. Ну и шляпка, конечно. Желательно от именитого дизайнера. Анаис в первый момент испугалась буйной фантазии художника, создавшего головной убор в виде плотно скрученной спирали из бархата, меха, искусственных цветов, стразов и других материалов. Однако, явившись на скачки, она обнаружила, что трибуны до отказа заполняли похожие на нее особы. Шляпки некоторых женщин запросто могли опровергнуть ее изначальное убеждение в крайней нелепости украшавшей ее голову конструкции стоимостью несколько тысяч фунтов. Все равно самым ценным оставалось внимание Мартина. Даже тот факт, что он заставил своего ассистента побегать с мерками для заказа костюмно-шляпного ансамбля, добавил огромный плюс в заметно истощившийся актив Теренса.

Они прошли мимо зрительских трибун к выходу. В толпе людей особенно остро чувствовалось азартное настроение, царившее на ипподроме. У Анаис голова кружилась от столь стремительного взлета. Кто мог предвидеть такой резкий поворот событий? Ведь несколько дней назад она собиралась покинуть яхту, чтобы вернуться к прежней жизни. Отвратительная сцена с Изабель, продемонстрировавшая ей истинное отношение к ней Мартина, Стив со своими гнусными притязаниями – все это утвердило Анаис в намерении уехать. Зато у судьбы в рукаве притаилась козырная карта в виде раскаивающегося Мартина. Их разговор получился феерическим по накалу эмоций. Он уговаривал, кричал, обещал. Оскорбленная Анаис сопротивлялась, отворачивалась, язвила. Ей нечего было терять в данной ситуации, поэтому она оторвалась по полной, желая узнать, на что способен Мартин ради ее возвращения. Удивительно, но она сумела добиться от него обещаний, касающихся их совместного будущего. Это выглядело смешно. Разве можно воспринимать всерьез признания Мартина? Глупости. Конечно, он говорил намеками. Никаких прямых предложений руки или признаний в любви. Как такому верить?

Анаис внимательно выслушала его доводы и простила. Не ради обещанных туманных перспектив. Ее мотив заключался в желании извлечь из ситуации максимум пользы. Зачем отталкивать удачу, которая сама идет в руки? Не важно, какие цели преследовал ветреный Мартин. Главное, он почему-то захотел быть с Анаис после всего случившегося. Грех отказываться. Да и альтернатива представлялась слишком безрадостной: сидеть в квартире в центре Парижа, изредка выбираясь на работу или жадно хватаясь за предложения от посредственных спонсоров. Им всем вместе взятым не сравниться по успешности и влиянию с красавчиком Теренсом. Она вытащила счастливый билет и не желала расставаться с ним раньше времени.

После разразившейся бури в их отношениях царил полный штиль. Мартин старался на всю катушку. На следующий день после ссоры буквально устлал каюту цветами. В ход пошли типичные приемы вроде ужинов при свечах и дорогих подарков. Она уже решила, что вина искуплена и сюрпризы медленно подходят к концу. Но впереди ее ждал необыкновенный праздник жизни под названием «Королевский Аскот». Яхта «Афродита» бросила якорь в маленьком городке Саутенд-он-Си. Желая до конца сохранить тайну, Мартин умолчал о цели визита в Великобританию. Наземный транспорт доставил компанию в Лондон, где в офисе известного дизайнера состоялось оглашение потрясающей новости. Конечно, вся компания не могла попасть на мероприятие, имеющее столь высокий статус. Только у Стива был приобретенный через жену абонемент. Вспомнив о своем пылком поклоннике, Анаис с удовольствием отметила, что купание в океане пошло обоим друзьям на пользу. Мартин легко простил предателя, окрыленный ее снисходительным отношением к перспективе примирения. Стив, получив вдобавок порцию скандала от официальной любовницы, сразу успокоился. Теперь Анаис для него больше не существовала. Впрочем, так всем было лучше.

В итоге Мартин добился привилегии стать почетным гостем для себя и Анаис. Остальные развлекались вне ипподрома. Девушки откровенно завидовали более удачливой француженке. Она сама отказывалась верить в реальность великолепной картины, заполненной лицами знаменитостей, светских персонажей, членов королевской семьи. «Аскот» – это мечта! Тем более для безвестной девушки из провинции. Совсем недавно Анаис рассматривала фото со скачек в глянцевом журнале и надеяться не смела на подарок судьбы в виде личного присутствия рядом с европейской элитой. И вот закрытое сообщество волей Мартина Теренса приняло в свои ряды еще одну выскочку. Здесь она поняла, насколько любит конный спорт. Красивые, сильные и в то же время грациозные лошади радовали глаз. Накал страстей на беговой дорожке заставлял кровь буквально закипать. И если в первый день она больше интересовалась людьми, сидящими на трибунах, украдкой поглядывая на королевскую ложу, то после двух-трех забегов внимание само собой переключилось на поле. В итоге Анаис стала азартной болельщицей и даже пару раз, не считая сегодняшнего дня, выигрывала приличные деньги. Правда, они не окупили другие, опрометчивые ставки.

Город был охвачен вихрем праздничной эйфории. Казалось бы, Анаис выглядела абсолютно идентично представительницам высшего общества, обладала хорошими манерами и обаянием. Тем не менее новых знакомств, даже среди женщин, по истечении трех дней ей завести не удалось. Светские дамы старались держаться обособленно. Каждый вечер кто-нибудь устраивал вечеринку для избранных, и благодаря Мартину они всегда числились в списке приглашенных. А вот сами мероприятия оставляли желать лучшего. Анаис либо скучала в одиночестве, либо стойко переносила общество нудных деловых партнеров Теренса-старшего, досаждавших своими бизнес-проектами его сыну. В другой ситуации Мартин нашел бы способ от них избавиться, но, поддерживая в ее глазах имидж остепенившегося человека, занимал себя более серьезными вещами, чем созерцание молодых богатых красавиц. К его досаде, ярмарка невест поражала разнообразием. Анаис много слышала о славе «Аскота» как отличного места для поиска достойного спутника жизни.

– Почему не приехал твой отец? – в шутку спросила Анаис в первый же вечер. – Он мог бы найти себе здесь замечательную жену. Выбор просто поражает разнообразием.

– Ему помешали личные причины. Потом расскажу.

Сейчас ей вдруг вспомнились те загадочные слова Мартина. Всю дорогу он вел себя немного странно: нервно смотрел на часы, не выпускал из рук телефона, словно ждал важного звонка, умудрился заказать столик в ресторане, где никогда не был. Хорошо, что запомнил название. После короткого блуждания им объяснили, как туда пройти.

– Ты слишком напряжен, – заметила Анаис, сжимая его руку в своей ладони. – Расслабься, мы присутствуем на главном светском событии Великобритании. Нужно отдыхать и получать от жизни максимум удовольствия.

– Я… я должен кое-что тебе сказать, – неуверенно начал Мартин, пропуская ее слова мимо ушей. – С нами будет обедать один человек. Прости, что не предупредил тебя заранее…

– Ты это о чем? Говори прямо!

– Понимаешь, моя мать тоже здесь. Ну, мы давно не виделись. Она тебе понравится, вот увидишь!

Анаис ожидала услышать любое объяснение, кроме того, которое в конечном итоге получила. У нее даже не нашлось слов, чтобы выразить свое отношение к предстоящей встрече. Она лишь молча кивнула в ответ, и воодушевленный такой реакцией Мартин более уверенно зашагал по дороге, заполнив возникшую паузу рассуждениями по поводу утреннего забега.

– Знаешь, я считал фаворитом жеребца Имоджин, – говорил он с видом знатока. – Все-таки его отец побеждал и в «Аскоте», и в Дубае, а мастерство жокея просто выше всяких похвал…

Она почти не слушала. Тем более познания Мартина в конном спорте были весьма скудными. Во всяком случае, по сравнению с ее собственными сведениями. При интернате, где Анаис жила с десяти лет, содержалась небольшая конюшня. Воспитанники помогали ухаживать за животными, а взамен получали уроки верховой езды. Она отчетливо помнила, как впервые забралась на лошадь. Границы окружающего мира словно раздвинулись в глазах маленькой девочки. Впервые за долгое время ее посетило ощущение безмерного счастья. Анаис оказалась способной ученицей и проводила со своей любимицей Моной все свободное время. Ей даже прочили хорошие спортивные результаты: тренер, приехавший однажды в интернат, отметил способности юной наездницы. Связать будущее с лошадьми выглядело заманчиво. Наверное, Анаис могла бы приехать сюда в статусе чемпионки по выездке, если бы не трагическая случайность… Ее лошадь серьезно повредила ногу и больше не могла тренироваться вместе с хозяйкой. Вроде бы обычное дело, но Анаис испытала глубокое разочарование, обостренное подростковыми комплексами. Она не понимала, почему всегда приходится расставаться с тем, кого успел полюбить. В сердце тринадцатилетней девочки еще не утихла боль после смерти бабушки, когда единственное близкое существо с огромными карими глазами исчезло из ее жизни: Мону поспешили продать какому-то фермеру, а Анаис так и не сумела привыкнуть к новой лошади. Она занималась неохотно, словно отбывая повинность, и никакие уговоры тренера не нашли отклика в ее душе. А через год появился способ по-новому устроить свою жизнь – модельный бизнес.

– …И Дарк Мун обошел всех соперников на последнем вираже! – закончил свой эмоциональный рассказ Мартин. – Представляешь?

– Да, потрясающе, – вежливо согласилась Анаис, отрываясь от печальных воспоминаний.

В ответ незамедлительно прозвучал упрек:

– Ты опять меня не слушала, я же вижу. Это из-за моей матери? Обижаешься, что не предупредил тебя заранее?

– Нет, вовсе нет. Наоборот, буду искренне рада знакомству с твоей семьей.

По правде говоря, Анаис на время упустила из виду эту грандиозную новость. С подачи Мартина появился повод к ней вернуться. Она испытывала противоречивые чувства. С одной стороны, знакомство с родителями бойфренда – важный и серьезный импульс к дальнейшему развитию отношений. Хотя, если хорошо подумать, предпочтительнее начинать общение с семьей через отца. Мать способна своим мнением сильно повлиять на выбор сына. Только кажется, что взрослый, независимый мужчина будет руководствоваться чьими-то взглядами, кроме своих, в отношениях с женщинами. Увы, родственные привязанности часто оказываются сильнее самой пылкой страсти. Что уж говорить об их романе, в котором нет места подлинным чувствам. Анаис попала в такую ситуацию впервые, поскольку предыдущие любовники в силу возраста в родительских советах не нуждались. Теренс в ее негласном списке числился единственным, кому было меньше тридцати лет.

– Именно из-за мамы отец в этом году не приехал, – неожиданно приоткрыл он завесу тайны. – В принципе у них нормальные отношения. Особенно когда дело касается обсуждения каких-либо моих действий. В этом они единодушны. Но после того как мама заставила его при разводе расстаться с половиной денег, он избегает личных встреч ради собственного душевного спокойствия.

Объяснения Мартина развеселили Анаис. В ожидании важной встречи она обнаружила еще один повод порадоваться своему респектабельному внешнему виду, который создавала дорогая дизайнерская одежда. Мать Мартина, несомненно, дама с утонченным вкусом, так пусть знает, что у спутницы ее сына с этим все в порядке. Итак, Анаис попыталась собрать воедино скудные сведения о миссис Теренс. Вроде бы после развода на полученные отступные она организовала какой-то благотворительный фонд. Цели и задачи этой организации для Анаис оставались неизвестными. Но в ее голове уже сложился образ сильной, самодостаточной и властной женщины. Более чем опасное сочетание.

– А вот и ресторан, – обрадовался Мартин, когда они свернули у какого-то здания. – Мы даже успели вовремя.

– Я немного волнуюсь, – призналась Анаис.

– Да ладно, успокойся. Все пройдет отлично, я уверен.

– Джуди Теренс. – За легковесным дамским рукопожатием последовал обмен улыбками. – Рада с вами познакомиться.

Девушка, которую великовозрастный сынок представил матери как Анаис Ажан, не осталась в долгу:

– Мне тоже очень приятно, миссис Теренс.

– Ну зачем так официально? Просто Джуди. Кстати, – она повернулась к своему спутнику, – это мой друг, Рене Ноэль.

Приветствие в его адрес получилось более скромным. С Мартином они без лишних слов пожали друг другу руки, а подружка Теренса процедила сквозь зубы какую-то стандартную фразу. Лицемерка, сразу видно. Рене усмехнулся про себя. Конечно, он сам грешит подобными вещами, но здесь решающую роль играют актерские способности, которых у девушки нет. И зачем только Джуди притащила его с собой?

– Вы с Мартином одного возраста, – объясняла она. – Возможно, найдете общие темы для разговора.

– Но я не хочу мешать твоему общению с сыном…

– И не помешаешь. Напротив, не дашь скучать, пока мы с его подружкой будем болтать о всяких женских штучках.

Да, опровергнуть подобные заблуждения – задача не из легких. Рене мог бы растолковать Джуди, что между сыном фермера и отпрыском миллионера единственной точкой соприкосновения является возраст, а общих тем не существует в принципе. Хотя какая ему разница? Если дама так захотела, то стоит воспринимать ее желание как очередную прихоть. Щедрость миссис Теренс должна искупить неприятный осадок от общения с самовлюбленным богатеньким мальчиком.

Джуди пригласила своего молодого любовника на «Аскот» еще неделю назад, когда после совместно проведенной ночи он получил конверт и бутылку шампанского. Рене искренне обрадовался, ведь любовь к лошадям у него осталась с детства. Работая в отцовской конюшне, обиженный на весь свет мальчишка заряжался позитивной энергией, которая хоть ненадолго расцвечивала окружающий мир яркими красками. Он уже присутствовал на главных скачках Европы два года назад, но прежняя спутница не давала ему прохода, ревниво следила за каждым словом или действием, обращенным к другим женщинам, вынуждала пропускать забеги, требуя утреннего секса. К счастью, Джуди придерживалась иной тактики общения, предоставив Рене максимум свободы. Даже в отеле они жили в отдельных номерах, расположенных по соседству. Время проводили вместе или порознь – в зависимости от обстоятельств. Ведь Джуди использовала такие многолюдные мероприятия для привлечения новых инвесторов в свой благотворительный фонд. Она постоянно пропадала на деловых обедах, поэтому даже с сыном смогла увидеться только на третий день после приезда. Зато сейчас материнские чувства в полной мере нашли выход.

– Если бы я не позвонила, – с шутливым упреком говорила Джуди, – то осталась бы в неведении относительно твоего присутствия здесь. Ты совсем перестал вспоминать о матери.

Мартин виновато пожал плечами, неуклюже оправдываясь:

– Много дел. Отец постоянно загружает работой.

– Хочешь, я позвоню ему и выскажу неодобрение?

– Брось, мам. Я ведь не маленький мальчик, который жалуется одному родителю на другого. Этот бизнес когда-нибудь перейдет ко мне, и я должен знать, как им управлять.

– А вы, Анаис, наверное, тоже много работаете?

– Зависит от времени года. Когда проходят показы, то по четырнадцать часов в день, а так от случая к случаю.

– Какое совпадение, – подхватила Джуди. – У вас с Рене одинаковые профессии. Слышишь, дорогой?

Он кивнул, хотя не испытал особого восторга по этому поводу. Анаис тоже натянуто улыбнулась. И как он сразу не догадался? Внешность девушки не оставляла сомнений относительно ее рода занятий. Анаис заметила пристальный взгляд Ноэля и посмотрела на него. Эти невинно распахнутые карие глаза могли обмануть кого угодно, но не Рене. Хищница. Охотница за богачами. Вот они сидят здесь друг против друга, словно зеркальное отражение двух одинаковых взглядов, целей, жизненных установок. Забавно. Наверное, покупка любви за деньги у семейства Теренс заложена на генном уровне. Рене машинально сделал глоток вина, стараясь сдержать смех.

– Как вам «Аскот»? – продолжала светскую беседу Джуди.

– Здорово! – Голос Анаис впервые прозвучал искренне. – Это как сон наяву. Спасибо вашему сыну.

– Самое интересное будет происходить завтра, – вмешался в разговор Мартин. – Лучшие забеги на соискание Золотого кубка, главного трофея «Аскота». Я уже знаю, на кого поставлю.

Далее началась занудная болтовня по поводу лошадей. Правда, девушка-модель говорила довольно толковые вещи. Рене предпочел позицию стороннего наблюдателя. Его мысли постепенно отдалялись от предмета обсуждения. Он приехал в Виндзор не только ради щедрого вознаграждения. Существовала и другая причина, в которой нелегко было сознаться даже самому себе. Он хотел увидеть Энн Макбрайт. За последние полгода она ни разу не приезжала в Париж, а вот «Аскот» по определению не могла пропустить. Казалось, эта женщина останется в сердце навсегда. Рене не вспоминал о ней месяцами, купался в благополучии, радовался, улыбался, но приходил момент, когда в душе просыпалась дремлющая до поры тоска. Он хотел увидеть знакомое лицо, услышать глубокий бархатный голос, ощутить нежность, участие. Одной Энн на целом свете небезразлична его судьба. Пусть они расстались и практически не общаются. Достаточно короткого приветствия, мимолетного обмена взглядами, чтобы Рене зарядился положительной энергией, словно исходившей от нее. Может, это и есть любовь?

– Дорогой, – позвала Джуди, коснувшись его руки, – похоже, ты совсем нас не слушал, однако я как раз хвасталась твоим феноменальным везением на скачках.

Рене вновь включился в беседу и с иронией ответил:

– Ты преувеличиваешь. Те пятьсот фунтов, что я выиграл, были плодом одного верного решения.

– Пятьсот фунтов?! – отреагировал Мартин. – Неплохо! Анаис выиграла четыреста за трех угаданных победителей. Мы с тобой, мама, на их фоне выглядим дилетантами.

– Рене скромничает, – пояснила Джуди. – На самом деле он уже обогатился на тысячу, а проиграл всего триста.

– Прибыль очевидна, – заметила Анаис и обратилась к Ноэлю: – Может, поделитесь секретами мастерства?

Близкая всем тема внесла свежую струю в вялое течение беседы. Они живо обсуждали завтрашних претендентов на победу. На все расспросы по поводу источника таких глубоких познаний о лошадях Рене невнятно ссылался на родственника, содержавшего собственную конюшню. Так лучше. Его прошлое навсегда должно остаться в неприкосновенности. Джуди точно не понравилось бы, что она делит постель с сыном невежественного фермера. Какой пассаж! С ее слов, Ноэль успел многое узнать о семье Теренс. Например, бывший муж Джуди потомственный банкир в пятом поколении, а сама дамочка обладала пусть давно похороненными под слоем времени, но вполне достоверными аристократическими корнями. Казалось бы, такая мелочь, а поди ж ты… Рене прямо высказал миссис Теренс свой взгляд на подобные глупости. Она хоть и ответила со свойственной ей беспечностью, но удивила собеседника твердой уверенностью, придавшей ее аргументам дополнительный вес:

– Тебе не понять моих мотивов. Происхождение человека, с которым я общаюсь, имеет значение. Сегодня все больше появляется выскочек, взлетевших туда, где лет сто назад их предки даже не мечтали оказаться. Нас, чистокровных аристократов, не может не оскорблять подобное пренебрежение социальным положением. Например, прежде чем встретиться с тобой, мой дорогой, я узнавала от подруг, кем ты являешься на самом деле. Происхождение явилось решающим фактором при окончательном выборе твоей кандидатуры.

Моя биография, подумал тогда Рене. Спасибо Энн за гениальную мысль. Ирландка сочинила для него убедительную легенду, согласно которой он был внебрачным сыном одного английского аристократа, рожденным от связи с молодой французской пианисткой. Якобы мать забросила карьеру ради воспитания ребенка и поселилась с ним в провинции, вдали от любопытных глаз. А богатый титулованный отец объявился спустя много лет, узнав о смерти своей давней возлюбленной. Дальше как в лучших мыльных операх: они встретились спустя многие годы. Обделенный вниманием сын стал получать за счет средств вновь обретенного родственника престижное образование, пока однажды не бросил все, рассорившись с папашей. «Мальчика оскорбила сама ситуация, – загадочным шепотом сообщала Энн благодарным слушательницам на светских раутах. – Он не видел смысла стремиться к тому, что никогда не будет ему принадлежать. Есть законные наследники титулов, регалий и конечно же денег. Рене оставил попытки приблизиться к своему отцу, буквально вынырнувшему из небытия. Вместо этого он занялся диаметрально противоположными вещами, растворился в толпе. Знаете, своего рода протест, вызов отцу. Он даже девичью фамилию матери тщательно скрывает за псевдонимом. Боится огласки. Лично мне кажется, что со временем они помирятся»…

Энн ловко дурачила этой историей своих впечатлительных подруг, возвышая тем самым себя в глазах окружающих. «Моей персоне не добавит уважения роман с неотесанным сыном фермера. – В ее произношении обидные слова звучали просто и убедительно. – Я должна держать марку, если хочу блистать с тобой в обществе. Просто подыграй мне немножко. Вот увидишь, репутация, созданная один раз, будет служить тебе очень долго». Она предсказала все абсолютно точно. После расставания с прекрасной ирландкой к Рене выстроилась очередь из дам, жаждущих приключений в его объятиях. Другие его коллеги не могли похвастаться подобной популярностью. В конце концов, Рене так привык к своей роли, что сам практически начал верить в придуманную Энн сказку. Всем в его жизни управляла она. Без нее стало пусто. Неужели это любовь?

– Предлагаю завтра собраться всем вместе на финальных забегах! – подала идею Джуди. – Посмотрим, кто в нашей небольшой компании самый удачливый. Что скажешь, Мартин?

– С удовольствием, мама. Ведь мы с Анаис находимся здесь благодаря твоим усилиям.

– Это правда? – подхватила Анаис, оборачиваясь к Мартину. – Почему ты мне раньше не сказал? – Ее взгляд переместился на «благодетельницу». – Простите, Джуди, в ваших глазах я, наверное, выгляжу неблагодарной. Если бы Мартин посвятил меня в подробности… Он готовил поездку тайком, в качестве сюрприза…

Джуди широко улыбнулась, явно довольная прозвучавшей пламенной речью, и сказала с легкой иронией в голосе:

– Похоже, мой сын пошел в своего отца. Бывший муж тоже старался выглядеть рыцарем в глазах любимой женщины. Прошу прощения, дорогой. Сама того не подозревая, я подпортила твой безупречный образ.

– Мы слишком редко видимся, мама, чтобы тратить время на обиды, – философски заметил Мартин. – Наоборот, еще раз хочу сказать спасибо за помощь. Ты просто чудо.

С виду сдержанная Джуди на поверку оказалась не лишенной сентиментальности. Она поднялась из-за стола и сердечно обняла сына, который тоже встал ей навстречу. Эта сцена до глубины души тронула Анаис. Мартин в присутствии матери проявил себя как необыкновенно добрый, заботливый, внимательный сын. Несмотря на внешне беспечное отношение к жизни, он любил родителей, по-настоящему ценил родственные связи. Неужели она поспешила с критикой в его адрес? Поездка, сюрпризы, этот обед – все заставляло ее невольно задуматься, насколько серьезны их отношения. Вряд ли Джуди знакома лично с каждой из многочисленных подруг сына. Может, у них завязываются серьезные отношения? Причем инициатором выступает Мартин. Анаис даже опешила от таких смелых мыслей. Нет, вряд ли. Она слишком размечталась. Искать мужа среди богатых, пресыщенных плейбоев – значит зря тратить время. Мезальянсы встречаются в кино или литературе, а в жизни совсем другие законы. Разве позволит властная, богатая Джуди совершить Мартину столь опрометчивый поступок, как женитьба на нищей провинциалке-модели? В их кругу к профессии манекенщицы относятся определенным образом. Такие девушки, как Анаис, предназначены для коротких и необременительных отношений. А к браку требуется более взвешенный подход.

– Извините, я покину вас на минутку, – сказала Джуди, отложив приборы. – Не скучайте, скоро вернусь.

Последняя фраза, похоже, была сказана для приличия, потому что, исчерпав общедоступные темы для разговора, все решили отдать должное заказанным блюдам. В свете последних размышлений она сочла за лучшее молча наслаждаться нежнейшим фуа-гра, запивая деликатес марочным белым вином. Мартин лениво ковырялся в тарелке, а вот Рене, наоборот, мог посоревноваться с ней в аппетите. К сожалению, их безмолвный пир нарушил загудевший телефон Мартина.

– Это отец, – сказал он обреченно, разглядывая высветившуюся на дисплее фотографию. – Придется ответить. – Очевидно, желая сохранить в секрете содержание разговора, Мартин встал из-за стола и направился в сторону бара. Оставшиеся участники обеда обменялись недоумевающими взглядами. Подцепив вилкой листик зелени, Рене вновь посмотрел на Анаис, а потом изрек:

– Он вас не любит. Ему лишь хочется, чтобы вы сдались.

Анаис едва не подавилась от такого заявления, сказанного более чем будничным тоном. Словно погоду обсуждает, а не в чужие дела влезает. Наглец! Она призвала на помощь все свое самообладание и ответила с вежливыми интонациями в голосе:

– Простите, я, кажется, не спрашивала вашего мнения. Давайте сделаем вид, что вы не говорили мне оскорбительных вещей, и просто продолжим обед.

– Не притворяйтесь такой, какой на самом деле не являетесь, – с усмешкой продолжил Рене. – Когда Джуди обнимала сына, ваш вид говорил красноречивее любых слов. Ждете от Мартина предложения руки и сердца? Возможно, вы добьетесь своего, но, едва привяжетесь к нему по-настоящему, останетесь одна. Он по натуре завоеватель, которого привлекают непокорные женщины. Любовь здесь ни при чем.

Пока он говорил, в душе Анаис ярким пламенем разгорался костер негодования. До чего же отвратительный, наглый тип!

– Оставьте в покое мою личную жизнь! – уже не церемонясь, ответила она. – Займитесь лучше своими комплексами, которые толкают вас на отношения со старухами.

Рене в ответ только пожал плечами. Колкость, посланная в его адрес, не достигла цели. Анаис, все больше раздражаясь, отметила, что ехидная ухмылка не спешила покидать лицо собеседника. Ладно, тогда уйдет она. Анаис демонстративно бросила на стол салфетку и отправилась в дамскую комнату.

5

– О! – Джуди приветливо улыбнулась, увидев в зеркале отражение подруги сына. – Вы решили покинуть наших кавалеров? Чем же они провинились?

Анаис, все еще чувствовавшая себя скованно с женщиной, которая ей годилась в матери, застенчиво улыбнулась.

– Ну что вы. Просто Мартину позвонил отец, а мне стало как-то не по себе оставаться один на один с вашим молодым человеком.

Глаза Джуди вспыхнули гордостью. Было видно, что этот мальчик составляет ее самое дорогое украшение.

– А могу я обратиться к вам как к женщине? – Джуди прямо засияла каким-то девичьим задором, не вязавшимся с ее более чем взрослым, серьезным видом. – Забудьте, что я мать вашего парня, и давайте поболтаем, посплетничаем.

Ошарашенная такой непосредственностью, Анаис повернулась к зеркалу, делая вид, что поправляет макияж. Честно говоря, идя в дамскую комнату, она надеялась разминуться с Джуди. А уж слушать ее откровения тем более не собиралась.

– Итак, что вас привлекло в моем сыне?

Анаис чуть не уронила помаду. Кажется, теперь она сообразила, куда ветер дует. Отсюда напускная развязность, желание выглядеть моложе и быть на равной ноге. Мамаша печется о сыночке и пытается втереться в доверие к безродной выскочке – которая, разумеется, не устраивает ее в качестве члена семьи, – чтобы разузнать у нее подробности отношений со своим отпрыском. Но что делать? Перейти на прямой тон и объясниться без всех этих светских обхождений? Тогда, пожалуй, надо сказать правду: «Деньги! В вашем сыне самое замечательное качество – это его набитый кошелек». Но, встретившись глазами с Джуди, Анаис не посмела произнести этих слов. Все-таки фразу Джуди можно толковать по-разному. Может, она и вправду сама наивность и не прикидывается. Хотя вряд ли, конечно.

Анаис лукаво улыбнулась.

– Вы знаете, современные мужчины такие… как бы это выразиться… такие тряпки. Никакой настоящей решительности. Не умеют добиваться поставленных целей, не умеют идти за своей мечтой, а ваш сын… – Анаис едва удержалась от банального комплимента, что характер детей прежде всего заслуга родителей, – очень решительный, сильный, сильный именно по-мужски. Не могу объяснить более точно, но он умеет настоять на своем.

– О, понимаю, моя милая. Это у него от отца. Он из семейства потомственных банкиров, где всего добились с нуля. Такие люди умеют терпеть лишения ради достижения намеченного результата.

Анаис согласно закивала.

– Да, это, пожалуй, именно наследственное, потому что я видела много раз, как Мартин поступает подобным образом, почти не задумываясь, бессознательно. Он даже не понимает, чем вызывает мои восторги. Я пробовала объяснять, но бесполезно, это в крови.

– Ну хорошо, – подмигнула Джуди. – А как ты оцениваешь моего молодого человека? Вы ведь с ним ровесники, тебе должно быть виднее, чем, положим, мне. Общие интересы – ну там… книги, фильмы, на которых росло ваше поколение.

Анаис снова была поставлена в тупик такой резкой сменой темы. Ничего не понятно. Если ей нужна информация о намерениях сына, то при чем тут этот Рене? Или дамочка действительно просто хочет быть любезной с человеком намного моложе ее.

– Мне кажется, он довольно милый.

– Настолько милый, что ты не захотела остаться с ним один на один даже на пять минут? – усмехнулась Джуди.

А вот здесь уже стоило насторожиться. Интересно, это тоже наивность или тонкий светский намек? Она что, держит меня за дуру? Что за игры? Но правила, раз принятые, нужно соблюдать, особенно в общении с подобными дамочками. Змея в шоколаде. Ну и пускай. Анаис мило улыбнулась, окончательно решив разыгрывать почти детский восторг и непонимание элементарных вещей. Будем бить тем же оружием. Если миссис Теренс в итоге перейдет на откровенность, то можно будет и ответить подобающим образом, а пока все тихо, нечего самой первой лезть.

– Да, он очень красив, сразу видно, что крутится в модельном бизнесе, – ресницы хлоп-хлоп. – Такой очаровашка. Просто супер. Вам очень повезло, что он так предан вам.

– Ты думаешь, это искренне? – оживилась Джуди.

– Вне всяких сомнений, – заявила Анаис, хотя если и была в чем уверена, то как раз в обратном.

– Знаете, может, вам это знакомо, вы ведь модель и тоже человек довольно состоятельный… Я, например, очень часто сталкиваюсь с тем, что люди играют со мной в любовь из-за моего состояния…

Вот это удар! У Анаис даже дыхание перехватило, словно ее и вправду ударили в живот. Как тонко! И в то же время прямо в лоб. Теперь можно не сомневаться, что это хорошо продуманная игра намеков, остается только постараться быть на равных.

– …но Ноэль на самом деле богат, просто отказался от своих денег, поскольку разругался с отцом.

А вот тут уж Анаис едва удержалась от смеха. Богат? Ну нет. Она безошибочно угадала в молодом человеке охотника за чужим благосостоянием. Так один банкир видит другого, модельер модельера, таксист таксиста. Люди сходных занятий легко находят себе подобных в толпе. Ноэль – жиголо. Это ясно идиоту. Анаис вновь внимательно посмотрела на собеседницу, но та, кажется, искренне верит в любовь этого альфонса.

– Понимаешь, – продолжала Джуди, – он сын аристократа, очень богатого, но незаконнорожденный. Мать-пианистка оставила карьеру, мои подруги даже достоверно узнали, кто она. Это знаменитая в свое время Катрин Ле Бриен. Ты не помнишь, конечно, но я в молодости даже попала на несколько ее концертов. Человек уникальной музыкальной одаренности, она бросила все ради сына и уединилась в одной из французских провинций. Она тогда вдруг неожиданно все оставила, хотя ей пророчили блестящее будущее, и даже газетчики не смогли выяснить истинную причину – официально «артрит костей правой кисти». Но я уже тогда поняла, что все это ложь. Так вот, Ле Бриен не хотела вытаскивать на поверхность грязную историю, порочащую имя ее мальчика. Поговаривают, правда, что отец ребенка до конца жизни Катрин содержал бывшую любовницу и сына, но так и не признал его своим законным наследником. И вот тут начинается самое интересное. Ноэлю было уже двадцать, когда умерла мать. Состоятельный папочка приглашает его работать в свое дело. У мальчика оказались огромные способности к бизнесу. Одна моя приятельница рассказывала, что он в каких-нибудь три дня ознакомился со всеми текущими делами компании и уже через неделю выступил на совете директоров с целой папкой предложений. Кстати, очень дельных. Их сразу взяли на вооружение, и это принесло огромные доходы, да и сейчас приносит.

По ходу рассказа глаза Анаис округлялись все больше. Однако не одаренность Ноэля и не его родословная вызвали ее удивление. Парень нищий! Это же очевидно. Если миссис Теренс и в самом деле так наивна, то можно поздравить Мартина с тем, что хоть он не вырос лопухом.

– Их совместная работа, – восторженно продолжала Джуди, – образец семейной идиллии в деловом мире. Но как раз из-за денег и вышел конфликт. Отец, поняв, что Рене имеет гораздо больше способностей к бизнесу, чем его сводные братья, стал скрытным, неохотно посвящал мальчика в свои тайны и финансовые расчеты. Рассудив, что умный отпрыск при желании может оставить с носом законных наследников, отец постепенно отстранил Ноэля от самых важных дел и документов. Разумеется, Рене, эта чистая наивная душа, еще ни разу не сталкивавшийся с правдой жизни, сперва не понял перемены в отношениях. Не знаю точно, кто помог ему разобраться, но, уяснив стратегию отца, он просто взял и ушел из дела. Вообрази, какой широкий жест с его стороны. Какая смелая натура! Ведь, разорвав с отцом, Рене остался почти нищим, без средств к существованию. Конечно, у него великолепное образование, но все-таки…

Изумлению Анаис уже не было предела. Рене Ноэль! Одаренный! Талантливый! Да, вне всяких сомнений, актер из него бы вышел первоклассный, но этим, пожалуй, его таланты исчерпываются!

– И вот он решил мстить папаше. Пускается теперь во все тяжкие. Говорят, пытался заниматься игорным делом, пил, а потом дошло дело и до наркотиков. Хотя, пережив такую душевную травму (ведь отец его просто бросил), люди могут вести себя неадекватно. Моя знакомая, Энн Макбрайт, сказала, что вытащила его чуть ли не из сточной канавы. Мальчишка вовсе слетел с катушек, горе убило в нем все живое, веру в людей, в жизнь. Ноэль долго не приходил в себя. Энн несколько месяцев продержала его на своей вилле в Италии, подальше от людей. Нанимала врачей, приглашала специалистов. И в итоге все кончилось благополучно. Но чего только она бедная не натерпелась! Ей пару раз даже приходилось применять грубую силу. Не знаю, смогла бы я сделать для постороннего человека то же самое. Наверное, нет.

Джуди многозначительно замолчала. Ее вдохновенный взгляд замер где-то на потолке, но вдруг без всякого перехода она спросила:

– А как ты думаешь, каковы намерения Мартина относительно тебя?

Анаис еще находилась под впечатлением от рассказа и потому не сразу сообразила.

– Простите, что?

– Мой сын редко знакомит родителей со своими подругами. Единственное исключение – некая Дадли Хью. Дочь богатого бизнесмена, очень родовитого, возводящего свою родословную чуть ли не к английской королеве. Я ее почти не знала. Видела на помолвке и на свадьбе. Правда, Мартин не захотел обременять себя семейной жизнью – через три месяца они расстались.

Это было для Анаис настоящим открытием. Так, значит, Теренс был женат. Имеет опыт семейной жизни. Очень интересно, надо будет разузнать поподробнее. Так, значит, Мартин действительно хочет семью. Не притворяется, не бросает слов на ветер. Брак возможен, однажды он уже решился на него.

– Да ты, я вижу, совсем меня не слушаешь?

Словно выйдя из транса, Анаис увидела перед собой улыбающееся лицо миссис Теренс.

– Простите, немного закружилась голова, – поторопилась объяснить она. – Так о чем вы? Я не совсем уловила суть.

– Да все о том же. – Джуди достала из сумочки помаду и подкрасила губы. – Мартин не случайно пришел на ужин вместе с тобой. Подумай об этом. Понимаю, что ты не ожидала, но…

Она приветливо улыбнулась, но вытянувшиеся тонкие губы как-то неестественно перекосились, придав лицу выражение звериного оскала. Анаис едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Лицемерка. Только и ждет, чтобы всадить нож в спину.

– Ну что-то мы с тобой задержались здесь, мужчины наверняка уже начали беспокоиться.

Анаис учтиво открыла двери, пропуская Джуди вперед. Освещение изменилось, и теперь ее лицо казалось самым обыкновенным, даже несколько помолодевшим от обновленного макияжа. А главное, Анаис не могла разглядеть в нем ни злости, ни ненависти, которые столь ясно увидела секунду назад. Нет. Просто показалось. Мать Мартина очень мила, даже слишком для своего возраста и положения.

Анаис пыталась успокоить себя этими мыслями, но в душе остался непонятный осадок, не давая ей сосредоточиться на разговоре. А между тем беседа, завязавшаяся за столом после возвращения дам, требовала напряженного внимания.

– Нет, работа Ноэля абсолютно мне не мешает, – говорила Джуди. – Мы иногда не видимся неделями, зато потом еще приятнее отдыхать вместе после длительной разлуки. А у вас?

– А я, мама, честно говоря, тиран в этом отношении. – Мартин подцепил лист салат и посмотрел на него с выражением брезгливой снисходительности, словно у него на вилке болталась грязная салфетка. – Пока Анаис со мной, работать ей не нужно. Так зачем же расставаться? Ужасный ресторан. Никогда в жизни больше не приглашу вас сюда.

Эта резкая смена темы всех позабавила.

– Мартин, милый, – Джуди отечески потрепала его по щеке, – мы обсуждаем профессию самых дорогих нам людей, а ты продумываешь план мести владельцам ресторана. Очнись, никто не заставляет тебя есть это блюдо. Если оно не приглянулось, это не значит, что нужно испортить аппетит всем окружающим и закончить вечер публичным скандалом. Прекрати, терпеть не могу подобных выходок!

Мартин поспешил извиниться.

Анаис залюбовалась им. Этот виноватый наклон головы, этот тактичный уход от неудобной для него сцены. Да, Мартин всегда умел себя вести. И еще ее приятно удивила сыновняя покорность. Любой отпрыск возраста Теренса наверняка не преминул бы осадить мать. Мол, не маленький, сам разберусь. Но Мартин даже не заикнулся на этот счет и просто продолжил разговор:

– Итак, я поясню свою точку зрения. Ноэль – мужчина, следовательно, всегда должен иметь деньги для выполнения прихотей своей дамы.

В этот момент Анаис посмотрела прямо в лицо Рене, но тот даже не шелохнулся, словно и правда тратил на свою благодетельницу уйму денег, а не наоборот.

– Поэтому Ноэль не может оставить работу даже на время. – Мартин многозначительно поднял палец вверх. – А Анаис девушка. Все ее желания обязан выполнять я. Следовательно, необходимость работать отпадает сама собой.

Джуди улыбнулась и взяла сына за руку.

– Рыцарь мой. Вот именно это мне и нравилось в твоем отце.

Пока между Теренсами происходил обмен нежными взглядами, Анаис и Ноэль остались как бы не у дел. Им неловко было вмешиваться в эту идиллию. Анаис всмотрелась в своего коллегу. Тот уныло ковырял вилкой салат, не проявляя ровным счетом никакого интереса к услышанному. Слова Мартина, казалось, прошли мимо него. По крайней мере, не зацепили ни гордости, ни самолюбия. Как же этому наглецу удается оставаться столь невозмутимым?

Тем временем Теренсы уже успели закончить свои телячьи нежности и разговор возобновился.

– А вы, Анаис? Как вы относитесь к такой позиции мужчины? – Джуди подмигнула, вероятно намекая на беседу в дамской комнате.

– Обеими руками «за». – Анаис элегантно вытерла губы салфеткой. – Но, с другой стороны, здесь есть одна проблема, а точнее, сразу несколько проблем.

Мартин, увлекшийся казалось бы едой, удивленно вскинулся.

– Да-да, есть, – опередила его возражения Анаис. – И вы, Рене, вне всяких сомнений, сейчас меня поддержите.

Ноэль кивнул, но без прежней снисходительности, даже, можно сказать, заинтересованно. Это придало Анаис уверенности. Она уже давно хотела поговорить с Мартином о своей работе, а тут появился шанс заручиться поддержкой не только случайно встретившегося коллеги, но и матери.

– Профессия модели, так же как и другие, требует определенных навыков. И они не из простых: умение соответствовать образу, задуманному сценаристом фотосессии, умение нравиться людям, даже простое поддержание фигуры. Все это требует постоянной тренировки. Перестаешь заниматься делом и сразу чувствуешь, как падает твой профессиональный уровень. Поэтому надолго расслабляться нельзя. К тому же стоит несколько раз подряд отказать агентам рекламных фирм – и они отворачиваются от вас, какой бы известностью вы ни пользовались. А налаживать новые связи в мире модельного бизнеса довольно тяжело. С тех пор как я общаюсь с Мартином, мне лишь пару раз удалось поучаствовать в настоящ

– Но я думал, что даю тебе возможность отдохнуть, – попытался оправдываться Мартин, хотя и он сам, и Анаис отлично знали, что это ложь: просто Теренс, как любой человек с раздутым «я», терпеть не мог, если его избранница занимается чем-то, кроме него самого.

– А по-моему, девочка права, – поддержала Анаис Джуди. – Ведь мы живем не в девятнадцатом веке, когда только мужчины зарабатывали деньги и имели профессии. Анаис уже многого добилась, и было бы неправильным теперь все перечеркнуть. Ноэль, ты согласен?

– Абсолютно, – закивал Рене. – Для модели действительно самое важное практика.

– Знаете что, – лицо Джуди озарилось улыбкой, – ведь Анаис уже давно не занималась работой, а мне буквально вчера звонил один знакомый, редактор модного рекламного журнала. Его зовут Джек Трейтер. Так вот, ему нужны парень и девушка, буквально на несколько дней. Желательно профессионалы, потому что работа срочная и нельзя терять время. Ноэль, я хочу, чтобы вы с Анаис вместе снимались в этой рекламе, организуем вам совместную фотосессию.

После этих слов за столом повисла пауза. Рене неуверенно почесал затылок. Мартин, вероятно, подбирал выражения, чтобы выразить свое недовольство как можно более мягко, а Анаис просто не поняла, шутка это или настоящее предложение.

– Я серьезно. Все можно устроить в самые короткие сроки, – продолжала внедрять свою идею Джуди. – И это ненадолго.

Первой отозвалась Анаис. Ей уже давно хотелось заняться работой, а здесь представилась такая возможность, да еще в качестве короткого эпизода общего путешествия. Мартину, разумеется, не понравится, но один день потерпит. А что до этого наглого типа, так с кем только раньше она не снималась! Ерунда, можно пережить. Опять же деньги не будут лишними в случае очередного разрыва с Теренсом.

– Я согласна.

Теперь главное, чтобы не заупрямился этот принц голубых кровей. Но, к удивлению Анаис, Ноэль кивнул почти одновременно с ее ответом.

– Я тоже.

– Ну вот и отлично, – подвела итог Джуди. – Значит, решено. Я сегодня же перезвоню Джеку. Думаю…

– Подожди, мама, – довольно резко перебил ее Мартин. – Вы, кажется, забыли спросить меня. А я против. Я не хочу, чтобы лицо девушки, сопровождающей меня в путешествии, красовалось на всех рекламных щитах.

– Милый, ты не понял. – Джуди сделала властный жест рукой, который никак не согласовывался с мягким тоном ее голоса. – Это журнальная реклама. Ее никто не увидит, кроме читателей.

А Анаис, глядя на Мартина, уже успела сообразить, против чего, собственно, он возражает. Нет, известность и зеваки на улицах здесь ни при чем. Деньги. Мартин очень четко увидел в них угрозу. Как это ни парадоксально, но именно хрустящие бумажки, называемые банкнотами, делают человека свободным. Они же способны сделать женщину независимой от мужчины.

– Мама, я против. Мы отдыхаем, и я не хочу потерять пускай даже один день на…

– Извини, дорогой, – Джуди повторила свой жест, – но Анаис ясно выразила свое желание. А ты, кажется, обязался их выполнять. Сейчас тобой движет мелкий эгоизм, тебе хочется, чтобы она следовала за тобой, как оруженосец за рыцарем. Но ты забываешься. Она живой человек, со своими интересами, взглядами, профессией, в конце концов. Учти, именно из-за таких наклонностей тирана мы разошлись с твоим отцом.

И снова пауза. Мартин не посмел открыть рот, а поскольку спор перешел с вопроса узкопрофессионального на чисто семейное выяснение отношений, то ни Ноэль, ни Анаис не посчитали возможным вмешиваться.

– Хорошо, мама. – Мартин согласился, но в его словах сквозил внутренний протест. – Тогда позвони нам еще раз, чтобы уточнить сроки. Я постараюсь в этот день заняться делами отца, не буду терять время даром.

– Вот так уже лучше. – Джуди кокетливо улыбнулась и взяла сына за руку. – Не сердись, но мы, женщины, если уж чего захотим, горы можем свернуть.

– Ничего, мам. – Мартин тоже улыбнулся, но как-то уклончиво. – В конце концов, мы слишком редко видимся, раз в год можно и уступить.

Ноэль сидел с застывшим на лице выражением безразличия. Казалось, разговор не касается его вовсе. А Анаис уже прикидывала, чего будет стоить ей эта фотосессия, если Мартин уже сейчас почти что бесится.

После ужина, едва Мартин и эта Анаис сели в такси, Джуди надулась как рыба-еж. В машине не было сказано ни слова, а в глазах Джуди пылали злобные огоньки, словно она готовилась атаковать. Обычно строить рожи, как называл подобные вещи в отношениях с клиентками Рене, было его привилегией. Женщинам в возрасте почему-то очень нравилось уговаривать своего мальчика, обхаживать, давать наставления, выполнять прихоти. Поначалу он не понимал, что откровенные капризы являются чуть ли не такой же его непосредственной обязанностью, как секс. Но потом, почитав литературу по психологии среднего возраста, сообразил. У пятидесятилетних женщин, которые берут себе молодых любовников, имеется комплекс матери. Потребность помогать кому-то более слабому разбираться в жизни, ласково журить за шалости, удовлетворять все, даже самые взбалмошные желания. Короче, половина женщин стремилась занять для слишком молодого партнера еще и место матери, старшего друга, а не только любовницы. Таким образом, и Рене приходилось брать на себя роль и мужчины, и мальчика-сына, которому иной раз хочется взбрыкнуть и выкинуть какое-нибудь коленце. Инфантильность, почти детские обиды приветствовались большинством клиенток. А раньше Рене считал подобные вещи недопустимыми в своей работе. Выяснилось все случайно. Одна дама, что называется, довела его до белого каления, и, наплевав на вознаграждение, Ноэль просто собрался и ушел, имея все основания полагать, что больше никогда с ней не встретится. По крайней мере, на правах любовника. Каково же было его удивление, когда дамочка примчалась на следующий день с извинениями, раскаянием и кучей подарков! Правда, вечером она все-таки не преминула слегка поругать глупого мальчика за такие амбиции, но была очень мила и внимательна все остальное время. Вот тут-то Рене и стал выдрючиваться направо и налево, с удивлением отмечая, что его старших подруг это не отталкивает, а, наоборот, привязывает к нему еще сильнее. У некоторых комплекс материнства был настолько сильно выражен, что приходилось порой прилагать массу усилий, чтобы разыгрывать инфантильность, которой Рене не отличался. Одна дамочка даже как-то раз надрала ему уши за невыпитое вовремя лекарство. Он так втянулся в эти игры, что иногда с ужасом отмечал, что переносит свои гипертрофированные обидчивость и своеволие на нормальных людей, которых, естественно, раздражает подобное поведение.

И вот сегодня, кажется, акценты поменялись. Джуди вышла из машины и, не проронив ни слова, направилась к лифту.

Рене, опередив ее, нажал кнопку. Чем же он провинился? Вроде бы выполнил все требования: говорил с этим Мартином на все предлагаемые темы, общался с его подружкой, во всех решениях поддерживал Джуди, согласился на фотосессию. Что не так? Не был достаточно эмоционален?

Лифт бесшумно поднимался вверх, за стеклянными дверьми мелькали этажи, люди. Служащие уже приступили к уборке коридоров, то там, то здесь можно было увидеть стройных горничных в белых фартуках. Рене недоумевал:

– Я что-то сделал не так? – решился он спросить напрямую.

Джуди удивленно обернулась.

– Что? Я прослушала.

– Ты ведешь себя так, словно я провалил операцию вселенского значения. – Ноэль скрестил руки на груди в знак протеста: не нравится, значит, можно расстаться сегодня же.

– Разве? – Джуди погладила его по плечу. – Успокойся, не ты причина моего раздражения. Не обращай внимания, я расстроена. Сейчас пойду полежу, а ты зайди минут через сорок. Есть серьезный разговор.

Рене только пожал плечами.

– Как скажешь.

Приблизительно через час он, пройдя через коридор, вошел в ее номер. О чем она хочет поговорить? Сколько ни думал Рене над этим вопросом, но ничего хоть сколько-нибудь путного в голову не приходило.

В номере пахло жасмином. Значит, Джуди устроила себе ароматерапию. Она всегда прибегала к ней в случае приступа мигрени. Джуди лежала на кровати в спальне с мокрым полотенцем на голове. Она не открыла глаза, когда вошел Рене, но по звуку шагов безошибочно определила его местонахождение.

– Сядь ко мне, мой мальчик. И какие же вы все-таки бываете глупые!

Ну началось! Общение с сыном плохо повлияло на Джуди, теперь ей все сверстники Мартина будут казаться неразумными мальчиками. Рене тяжело вздохнул и, нехотя натянув на себя маску инфантильного подростка, ответил:

– Не расстраивайся. Со временем все проходит.

– Я хочу попросить тебя об одной важной для меня вещи. О деньгах даже не спрашивай, хватит на безбедную старость, еще и твоим внукам останется.

Бесцеремонность Джуди насторожила Рене: обычно она не говорит о вознаграждении вообще, предпочитая просто оставлять его в конверте в номере любовника. А раз зашла речь о деньгах, значит, дело не из обычных. Она не замедлила подтвердить это предположение:

– Ты видел девчонку, которая решила окольцевать моего сына?

– Да, – спокойно кивнул Рене.

– Так вот. Эта дешевка решила сделаться миссис Теренс. У нее уже все распланировано, и она верными шагами идет к своей цели. Мартин умный мальчик, но женские чары способны скрутить любого, даже гении не могли порой устоять перед женской красотой. Так вот, постараюсь покороче: я не хочу, чтобы эта выскочка вошла в нашу семью. Твоя задача соблазнить ее. Думаю, проблем не будет. Завтра вы, скорее всего, поедете на скачки вдвоем, можешь приступать к своему заданию. Вскружи ей голову, делай что хочешь, но мой сын не должен жениться на этой… У меня даже слов нет.

Рене раньше как-то не замечал за Джуди склонности к интригам. Теперь же она предстала перед ним в истинном свете: львица, готовая сожрать любого, кто зазевался. Рене тяжело вздохнул. Пошлость и низость. Все из-за угла, все исподтишка. Ему захотелось просто встать и уйти, но Джуди, предчувствовавшая подобную реакцию, ухватила его за руку.

– Ты сделаешь это, Рене, или мы больше не увидимся. Больше того, я ославлю тебя по всем гостиным Лондона и Парижа. Сделаешь – и точка.

Рене хотел вырвать руку, но стоило ему пошевелиться, как Джуди буквально вцепилась в его запястье, даром что глаза ее по-прежнему были закрыты.

– Рене, тебе ничего не стоит окрутить эту интриганку. Сделай это ради меня. Я очень прошу. Один ее вид приводит меня в ярость.

Девчонка не понравилась Рене, но он, однако, не имел обыкновения за это мстить. Он даже пожалел, что принялся давать мудрые советы этой куколке. Если уж она сумела прыгнуть в постель к одному из самых видных женихов Европы, то, пожалуй, ни в чьих наставлениях не нуждается. Жалко будет разрушить ее надежды, все-таки старалась, добивалась, ломала себя. Рене мог не любить подобных людей (хотя и сам к ним относился), но всегда уважал их. С другой стороны, какое ему, собственно, дело? Пусть считает, что судьба поставила очередное препятствие на ее пути к цели. И усмехнувшись он ответил:

– Само собой, Джуди, мне будет даже весело развлечься с ней. Она заносчива не в меру. Пусть знает свое место.

– Вот и отлично, вот и отлично, – затараторила заботливая мамочка, – приступай прямо завтра.

– Да хоть сегодня.

Рене обвел взглядом высокий потолок. Последние слова он произнес с выражением какого-то пассивного, вялого пренебрежения ко всему вокруг. От того, на что он решился, стало противно, гадко на душе. А еще Джуди теперь упала в его глазах минимум на десять пунктов: такая же, как все. Сплетни, интриги, официальные приемы, обеды, деловые встречи – вот из чего состоит ее жизнь. Сплошной обман и самообман с утра до вечера. Хотя, в сущности, какое ему дело и до Анаис, и до Джуди, и до Мартина.

6

– Нет, ты должен был проследить за отчетами, которые посылают мои сотрудники. – Это были первые слова, которые услышал Рене, войдя в номер Джуди утром.

Вчерашний разговор, само собой, закончился постелью. Но после секса хозяйка номера, заботясь о своей репутации, по давно заведенному обычаю каждый раз выгоняла Ноэля в его апартаменты, а утром либо заходила сама, либо дожидалась его у себя. Так было и на этот раз. Сегодня Рене успел позавтракать, спуститься в бар и даже купить программу заездов на «Аскоте», прежде чем она вызвала его. Официант в баре подал конверт с запиской: «Где тебя носит? Дожидаюсь уже полчаса!» Да, стоило Джуди взяться за серьезное дело, как любезности у нее значительно поубавилось. И вот Рене явился по приглашению, неся конверт в руке.

– Интересное дело, Генри! Что за чепуху ты несешь, каким факсом я могу отправить бумаги на подпись, а ты потом тоже мне с подписью по факсу?

Генри? Имя бывшего мужа, у которого Джуди оттяпала половину состояния. Как он вообще после этого с ней разговаривает? Так ведь не просто разговаривает, еще и дела ведет!

– Что? Мартин должен был приехать и отдать мне? Ничего не понимаю. Я только вчера с ним обедала, быть такого не может… А я говорю, что мы в течение двух часов были вместе и он ни словом не обмолвился.

Рене сел в кресло. Беседа, судя по накалу страстей, обещала быть либо долгой, а в этом случае нечего дурь из ног выбивать, либо очень короткой, если один из собеседников, не выдержав, бросит трубку, но и тогда тоже лучше не стоять. Во-первых, вид сидящего человека успокаивает, а во-вторых, Джуди наверняка станет в запале эмоций пересказывать содержание разговора, а это минут на сорок минимум.

– Ну, знаешь ли, он и твой сын ровно настолько же, насколько и мой. Почему я должна заниматься его воспитанием? В конце концов, он давно не ребенок, это раз, и в любом случае мальчиков воспитывают отцы, это два. И вообще, в качестве наказания предлагаю заставить его прошвырнуться с папками до Женевы, чтоб лучше в следующий раз работала память. Вот-вот, и тебе поможет заодно. Отлично, только звони ему сам. Разумеется, я с тобой даже не разговаривала. Хорошо, пока. Перезвони, когда явится, на сотовый. Все, привет вашим.

Джуди, сидевшая на кровати с ногами, довольно ловко спрыгнула на пол и, подойдя к Рене, потрепала его по волосам.

– Путь свободен. Я оклеветала собственного сына, и через полчаса он поедет в Женеву получать взбучку от отца за нерасторопность. Повезет документы, а это значит, что в твоем распоряжении целый день. Сейчас ты поедешь на скачки, эта моделька будет там одна. Полюбезничай, ну, короче, ты понял… Мартина я услала по меньшей мере до завтра, а про меня соври, что лежу с головной болью, это будет недалеко от истины, моя мигрень еще в силе.

Этот приказной тон мог вывести из себя кого угодно, и Рене едва сдержался, чтобы не вспылить. Игры закончились. Миссис Теренс показала свое истинное лицо: расчетливая хищница, а Ноэль из любовника превратился в подручного. По сути дела, смысл не изменился: деньги за услуги, только вот сами эти услуги – а точнее, услуга – нравились Рене все меньше и меньше. Вчера он легко согласился, не подумав, что, собственно, топит себе подобного. Сегодня же эти мысли настойчиво лезли в голову.

– Ну что, действуй, мой хороший. – Джуди чмокнула Рене в губы и пошла в соседнюю комнату переодеваться, показывая, что разговор окончен.

– Я постараюсь. – Не найдя, что еще можно сказать в подобной ситуации, Рене поднялся и вышел из номера.

Когда он прибыл на скачки, заезды уже начались. Ложи были заполнены блестящей публикой, чьи шляпы и цилиндры представляли собой не менее замечательное зрелище, нежели само действо. Крупы взмыленных лошадей, каждая из которых стоила почти столько же, сколько хороший замок где-нибудь в Шотландии, а то и больше, отливали на солнце бронзой. Вороных почти не было, по преимуществу гнедые и каурые. Красивые, грациозные животные, не участвующие в заездах, прохаживались в загонах, жокеи, готовясь к выступлению, проверяли амуницию, подтягивали подпруги.

Все было просто великолепно, одним словом – «Королевский Аскот». Но сегодня этот праздник жизни не радовал Рене. По дороге он старался не думать о предстоящей задаче, но теперь она вновь встала перед ним насущной необходимостью. Рене нашел глазами свое место: Анаис сидела там одна, было видно, что и ей не очень-то весело.

Почему он должен портить жизнь человеку, с которым, вероятнее всего, больше никогда не встретится? Ведь, в конце концов, каждый живет как умеет. Какое право он имеет осуждать ее? Тем более что сам такой же. И вообще, с людьми, подобными Мартину Теренсу, общаются не от хорошей жизни.

Рене, поминутно извиняясь, прошел к своему месту. А на душе скребли кошки. Вот сейчас он начнет заниматься действительно гнусными вещами, после секса за деньги это следующая ступень морального падения. В своем ремесле он, по крайней мере, никому не вредил. А теперь в его руках оказалась жизнь другого человека, и он сломает ее ради собственного благополучия, потому что провал операции грозит ему потерей репутации. Уж кто-кто, а Джуди сумеет сделать так, чтобы ни одна богатенькая дамочка больше не посмотрела в сторону некого Рене Ноэля. А Энн Макбрайт не будет рядом. Итак, потопить другого ради себя самого. Но чем тогда он лучше той же Джуди Теренс? Ничем. Это и пугало Рене больше всего. Ощущение низости, подлости, возникавшее у него при общении с клиентками, всегда находило какой-то выход. «Я выше их, мне просто нужно как-то жить». Это оправдание выглядело вполне убедительно и успокаивало больную совесть. Но теперь? Теперь он опустился до их уровня.

Рене старался идти как можно медленнее. Надо же найти хотя бы внутри себя какое-то решение, точку отсчета. Ладно, лучшее, что можно сделать, – это пустить все на самотек. Он не станет прилагать каких-то неимоверных усилий, специально навязываться, пускать в ход свои уловки, будет вести себя с женщиной (в кои-то веки) естественно. Конечно, эта ложь о происхождении… Ладно, он постарается обходить нежелательную тему. Если девчонка клюнет, сама виновата. Ничего из ряда вон Рене применять не будет, она вполне сможет воздержаться от необдуманных шагов. А если устоит – тем лучше для нее. Он тогда скажет, что честно выполнял задание, просто девица больно упертая.

На душе как будто стало легче, появилась система координат, позволяющая хоть как-то ориентироваться в происходящем. Итак, естественность.

– Доброе утро, – поздоровался Рене, садясь рядом с Анаис.

Девушка, в этот момент смотревшая на скачки, повернулась лицом к нему.

– Здравствуйте. – Она небрежно кивнула и опять отвернулась.

Рене задумался: с клиентками он точно знал, как действовать, а вот как бы повел себя он сам? Тяжело. Первая реплика уже поставила перед ним сложную задачу. Дело в том, что Рене, привыкший играть на публику, вечно выполняющий прихоти окружающих, а не свои собственные, теперь не знал, чего хочется именно ему. Профессионализм подсовывал заранее подготовленные на этот случай типичные фразы. Если дама не уделяет ему внимания, не хочет его заметить, то самый эффективный способ – ложно обидеться на нее. Рене делал так много раз. «Если вам неприятно находиться в обществе человека гораздо моложе вас, я могу уйти, но тогда, пожалуй, стоит высказывать подобные желания прямо, а не ждать, пока джентльмен догадается. Честь имею». Или: «Извините, что помешал вам, но, позвольте заметить, излишняя эмоциональность вам не к лицу. Еще раз простите». Подобные фразы выдавались абсолютно невпопад, но имели неизменный успех. Дамочки начинали уточнять, что именно имеет в виду молодой человек, а дальше следовало намекнуть, что он подошел к ней не просто так, а движимый необыкновенной симпатией, обаянием собеседницы. Так поступил бы Рене Ноэль. Но вот Рене Дюлье? Стал бы деревенский парень родом из французской провинции навязываться девушке, которая его не замечает? Пожалуй, попробовал бы еще разок завязать беседу, без комплиментов и специальных приемов, но если бы она и тут заартачилась, как говорили у них на ферме о своевольных кобылах, то, пожалуй, отстал бы. Рене усмехнулся: как давно все это было! Где же ты, Рене Дюлье, веселый, разбитной парень, умевший радоваться жизни даже в самые тяжелые дни, загорелый, в старых джинсах, вытертых с внутренней стороны от постоянной езды верхом? В какие подземелья упрятал тебя Ноэль? Этот утонченный хлыщ, продумывающий каждое слово, каждый жест? Выходи, Дюлье! Порадуйся солнцу хотя бы ненадолго! И Рене улыбнулся. Впервые за несколько лет он не чувствовал необходимости ломать себя, загоняя собственную личность в праздничную упаковку светского ловеласа. Многое из прошлого утрачено навсегда – к примеру, прежней наивности уже не вернуть никогда. Но ведь многое и осталось. Нужно только извлечь его из глубин своего «я».

Дюлье сейчас задал бы какой-то совсем простой, бытовой вопрос. И Рене, вопреки острой потребности Ноэля обидеться, задал его:

– А почему не пришел Мартин? Что-нибудь случилось?

Анаис снова обернулась.

– Ничего страшного, просто буквально полчаса назад ему позвонил отец. Кажется, произошло выяснение отношений. Мартин или забыл что-то важное по работе, или в чем-то оплошал, я не поняла. Короче, ему пришлось срочно отправиться в Женеву, где находится главный офис их фирмы. А что с Джуди?

– Приступ мигрени. – Рене почувствовал, как в разговор снова норовит влезть Ноэль, потому что ему захотелось выдать что-нибудь вроде: «Это вчерашний конфликт с сыном из-за нашей фотосессии так расстроил ее». Ему стало противно, и он поморщился.

– Сочувствую, – кивнула Анаис и снова стала смотреть на поле. – Могли бы остаться с ней. У вас же все-таки любовь, не то что у меня с Мартином.

Ах вот почему мы дуемся! Рене уже и думать забыл о вчерашней небольшой ссоре. Да, он, кажется, повел себя некорректно по отношению к коллеге. Ведь занимаются они, по сути, одним делом. И опять встал вопрос, а как бы поступил Дюлье? Стал бы извиняться или просто наплевал бы? Но что-то подсказывало Рене, что чувство вины, которое он сейчас испытывает по отношению к Анаис, как раз принадлежит сыну фермера. Ноэль же привык обижаться сам и дожидаться от женщин коленопреклоненных извинений. Нет, просить прощения из них двоих умеет только Дюлье. Что ж, раз уж маски сняты…

– Анаис, я точно так же, как и вы, общаюсь с семейством Теренс из-за денег. – Рене почувствовал, как легко сразу стало на душе, он впервые за долгие годы говорил женщине правду о своем занятии. – Я не испытываю к Джуди не только любви, но даже элементарной привязанности. В этом плане вам с Мартином повезло больше, у вас к нему хотя бы нет антипатии. Мне бы хотелось извиниться за вчерашнее, я был не прав. Простите.

Анаис изумленно обернулась.

– Неужели я слышу подобные вещи от принца голубых кровей? – Было видно, что она еще злится, но, по крайней мере, не так агрессивно.

– От нищего принца голубых кровей, – уточнил улыбаясь Рене. – Я еще раз извиняюсь. – И снова приятный холодок разлился в груди: теперь она знает еще одну тайну. – Я действительно сожалею о вчерашнем разговоре, просто был раздражен. Джуди ведь притащила меня на этот обед почти силой.

Анаис приветливо протянула руку.

– Хорошо, тогда забыли. Кстати, об обеде я тоже узнала минут за двадцать до его начала. Ладно, что было, то прошло. Давайте смотреть скачки.

– Согласен. – Рене дружески пожал ее руку. – Итак, начнем все сначала.

В бытность свою мальчишкой Дюлье любил подурачиться. У него очень ловко получалось копировать школьных учителей, родителей друзей и даже некоторых политических деятелей, которых он видел по телевизору. Это всегда веселило окружающих, даже отец смеялся, когда сын бывал в ударе. Конечно, Ноэль не мог себе позволить паясничать с великосветскими особами, но Дюлье… Дюлье очень даже мог. Поэтому Рене задорно улыбнулся и, поднявшись, отошел от своего места шагов на десять. Анаис проводила его изумленным взглядом.

– Подождите, вы ку…

Рене поднес палец к губам – мол, сейчас все будет ясно – и начал движение по направлению к прежнему месту. Он озирался по сторонам, растерянно оглядывался, подражая человеку, попавшему на «Аскот» впервые. Улыбка озарила лицо Анаис, она поняла, в чем дело. В этот момент Рене как раз подошел к ней.

– Простите, – начал он, поклонившись и учтиво приподняв цилиндр. – Я, кажется, заблудился во всех этих секторах и цифрах. Никак не могу найти своего места. Рядом с вами не занято?

– Нет, садитесь, пожалуйста.

– Благодарю вас. – Изображая чудовищную усталость человека, замученного бессмысленными блужданиями, Рене плюхнулся в кресло самым неизящным образом. Конечно, бедняга Ноэль вздрогнул бы от такой бестактной распущенности. Но Дюлье остался собой доволен. – Здесь сам черт не разберется, – добавил он, уже глядя на поле. – Как вы находите заезды?

Анаис живо закивала.

– Просто захватывающе, невероятно. Такие лошади, такие жокеи. Я прямо в восторге. Первый раз на «Аскоте». А вы, сэр?

– Простите, я не представился. – Конечно, этот широкий жест воспитанности принадлежал уже не Дюлье, а Ноэлю, но раз уж он продолжает быть аристократом, то можно кое-что и позаимствовать. Рене встал и вежливо поклонился, приподняв цилиндр. – Рене Ноэль. С кем имею честь?

Анаис ответила сдержанным наклоном головы и благосклонно протянула руку.

– Анаис Ажан, прошу садиться.

– Благодарю.

Рене поцеловал ее руку и опустился на прежнее место, все еще сохраняя аристократическую напыщенность. Анаис выпрямила спину и гордо вскинула подбородок, подражая девушкам из высшего общества, имевшим безупречную осанку. Они посмотрели друг на друга и… Вероятно, выбранные роли были столь чужды и одному и другому участнику этого мини-спектакля, что оба весело рассмеялись.

– Ладно, хватит дурачиться. – Анаис улыбалась непринужденно, без тени кокетства. – Иначе мы пропустим все самое интересное. Видите вон того жеребца, который сейчас бьет ногой и нетерпеливо мотает головой?

– Да. – Рене и сам давно заметил удивительного по красоте тонконогого каурого жеребца, прямо-таки рвущегося в бой. Он стоял уже готовый к забегу, жокей едва сдерживал его.

– Это Гектор. Правда, он великолепен? Я поставлю на него сотню фунтов в следующем забеге.

Жеребец действительно поражал красотой и выделялся среди других лошадей. Очень подтянутый, ничего лишнего. Кстати, жокей, худенький парнишка лет восемнадцати, великолепно смотрелся на нем. Но Рене отрицательно покачал головой.

– Он проиграет, не советую ставить на него деньги.

– Почему? – удивилась Джуди. – Ведь он очень сильный, и… ему хочется бежать, прямо невтерпеж. К тому же жокей легче, чем другие наездники.

– В том-то и беда, – возразил Рене. – Вот, например, я на этой лошади непременно выиграл бы.

– Это почему же?

– Понимаете, как говорит один мой знакомый… – Рене усмехнулся про себя, вспомнив того, чьи слова сейчас будет цитировать, – соседского фермера, круглого, маленького человечка, за всю свою жизнь не выезжавшего никуда, кроме ближайшего провинциального городка, – лошадь – машина заднеприводная. Поясню. Вы сами когда-нибудь ездили верхом?

– Да, у меня была своя лошадь, я даже участвовала в соревнованиях по конкуру.

– Отлично, – кивнул Рене. – Вспомните, когда конь не подчиняется, что надо прежде всего сделать?

– Осадить его, – недоуменно пожала плечами Анаис, не понимая, зачем ее об этом спрашивают.

– Как?

– Что значит как? Просто подать корпус назад и натянуть поводья.

– Вот то-то и оно, – подмигнул Рене. – Подать корпус назад. Как только вы перемещаете центр тяжести, грубо говоря, с передней части лошади на заднюю, животному становится сложнее двигаться. Оно останавливается. А теперь взгляните на этого парнишку, в нем всего-то весу килограмм сорок, для такого жеребца – пушинка, а не наездник. Не забывайте, что исход забега зависит не только от лошадей, но и от жокеев. Надо вовремя одернуть, вовремя осадить, чтоб лошадь знала, что ей делать. Конь только животное. Ему нет дела до собравшихся людей, до денег, он не рассуждает. Не рассчитывает, кого обогнать, как обогнать. Он молод, горяч, ему хочется с утра пораньше поноситься, погарцевать. То есть Гектор пришел просто побегать, как говорится, от полноты жизни и избытка энергии, а вот заставить его победить – дело жокея. Но при такой комплекции этот мальчик просто не сможет сдержать, где нужно, бег этого зверя. Это же не жеребец, а энерджайзер из плоти и крови. Попробуйте-ка осадить такого, тем более он еще молод и под седлом ходит не больше года. Могу поспорить, что толком слушаться еще не умеет. Опытный конь чувствует наездника и, доверяя ему, выполняет все команды, едва успев почувствовать, как дернулись удила. А этому танцору лишь бы вырваться. Поноситься всласть. Он и седока-то на себе не почувствовал бы, если б не седло. После старта он рванет, а потом хоть трава не расти. Жокей будет бессилен. А сам по себе конь, как бы силен ни был, без правильного руководства человека не выиграет.

– Хорошо, но я все равно на него поставлю, – улыбнулась Анаис. – Хотя бы просто наперекор вам. Вы очень интересно рассказывали, но не убедили меня. А на кого поставите вы?

– Видите вон ту кобылу, левее от вашего Гектора. – Рене указал рукой. – Почти черная.

– Да, – закивала Анаис. – Седьмой номер. – Она склонилась над программкой. – Ее зовут Джеральдина, принадлежит частному владельцу. Кстати, дочь только что выступавшего итальянца Паяца. Он проиграл, пришел третьим. Вас это не настораживает?

– Я не видел, как бежал Паяц, – пожал плечами Рене. – Но могу объяснить, почему отдаю предпочтение Джеральдине. Во-первых, наездник – ему около тридцати – самый опытный. Во-вторых, посмотрите на характер: спокойная, никуда не рвется, жокей ее размял, погонял чуть-чуть перед выездом. В-третьих, телосложение. Ноги чуть толще, чем у вашего Гектора, но и круп мельче. Она кажется самой маленькой из участников, но, безусловно, старше многих из них. Ей около пяти лет, потому и спокойная, набегалась уже, но ни разу не рожала. Видимо, это ее последний сезон, максимум предпоследний, потом обязательно отдадут на развод, чтоб не началось проблем со здоровьем. Так вот, маленькие лошади обычно выносливее крупных. А при опытном наезднике – и того лучше. Он сэкономит ее силы, попридержав до поры, и к финишу она будет почти свежая. А потом даст ей шенкелей и обгонит всех на последней стометровке. Помяните мое слово.

В этот момент раздался голос комментатора, предлагающий делать ставки. Еще раз были повторены имена жокеев и клички лошадей.

– Ну, – Рене вопросительно посмотрел на Анаис, – так я ставлю сто фунтов на Гектора за вас и пятьсот – на Джеральдину за себя.

– Вы так уверены в своей победе, – покачала головой Анаис. – Смотрите, не промахнитесь.

И Рене пошел делать ставки. Через несколько минут он уже снова сидел рядом. Оба застыли в напряженном ожидании. Но вот раздался выстрел, лошади сорвались вперед. У Анаис перехватило дыхание.

– Ну же, Гектор, давай, давай, мой хороший, давай! – не смогла она удержать азарта. – Давай, миленький! Умница, молодец!

Жеребец действительно обошел соперников уже на первых пятидесяти метрах и теперь бежал впереди всех в гордом одиночестве. Жокею не приходилось даже подгонять его. Вырвавшись на свободу, Гектор потерял всякие тормоза и несся, что называется, сломя голову. На первом же повороте это дало себя знать: жокей, как и предполагал Рене, не сумел осадить опьяненное бегом животное, и Гектор сделал слишком большую дугу, тогда как остальные наездники прошли по касательной. Впрочем, это не помешало ему опять сигануть на прямой. Напротив, маленькая Джеральдина тянулась в хвосте, даже не пытаясь вырваться вперед. Глядя на нее, можно было подумать, что это конная прогулка, а не скачки. Однако чем ближе был финиш, тем более сосредоточенным, если так вообще можно сказать о лошади, становилось выражение ее морды. Появилась какая-то почти человеческая упертость, уверенность, и, получив команду от жокея, Джеральдина, абсолютно не уставшая, начала обходить одного соперника за другим. Планомерно, размеренно наездник вел ее к финишу. Наконец она поравнялась с идущим впереди Гектором. И тут неопытность жокея сыграла решающую роль. Жеребец, который, как ему самому думалось, бегал ради удовольствия, увидев самку, тут же стал притираться к ней. Собственно, финиш, и раньше почти не интересовавший его, теперь и вовсе обесценился в сравнении с возможностью провести время в компании дамы. И Гектор, не скрывая своих игривых намерений, побежал уже не впереди кобылы, а за ней, подчиняясь не воле жокея, который не смог с ним справиться, а своей собственной, жеребцовой прихоти. Джеральдина же даже не удостоила ухажера взглядом и ровно, спокойно продолжала бежать дальше. Жокей дал ей шенкель и…

– Победил седьмой номер, лошадь Джеральдина, итальянского заводчика… – заговорил комментатор.

– Ну? – улыбнулся Рене.

– Так нечестно, – возмутилась Анаис. – Ваша кобыла соблазнила моего жеребца. Он не виноват.

– Конечно, не виноват, против природы не пойдешь, – кивнул Рене. – Все зависело от жокея. Он один виноват в вашем проигрыше. Но не расстраивайтесь, на сегодня забеги закончились, приглашаю вас отметить выигрыш.

Интересно, а если бы не задание, Рене пригласил бы Анаис или нет? Дюлье, впрочем, любил проводить время в хорошей компании. Так почему нет? Тем более что у них есть общие темы —

– Что ж… – Анаис расстроенно вздохнула. – Пойдемте, Мартин все равно вернется не раньше чем завтра.

Выйдя из ложи, они направились к выходу.

– Поделитесь со мной еще какими-нибудь секретами? – Анаис лукаво улыбнулась. – Очень хочу выиграть по-настоящему большую сумму.

– Это не так сложно, как может показаться…

– Рене! Рене! Подожди!

Неожиданно к молодым людям подбежал высокий веснушчатый парень в форме жокея.

– Дюлье?! Глазам своим не верю! Это ты? На «Аскоте»? В этом шикарном фраке и цилиндре? Я едва узнал тебя!

Анаис изумленно смотрела на Рене. Дюлье? Что еще за Дюлье? Рене между тем тоже расцвел.

– Люсьен! Боже мой! Ты выступаешь на самых знаменитых скачках мира!

Друзья обнялись. Рене не видел Люсьена Легри около десяти лет. Школьный друг, товарищ всех детских шалостей, единственный по-настоящему близкий человек. И вот он здесь. Какой подарок судьбы!

– У тебя дома невозможно ничего добиться, – продолжал Люсьен. – Как сквозь землю провалился! Ни слуху ни духу. Ладно мачеха, но и отец понятия не имеет о твоей жизни. Хотел бы я посмотреть на его физиономию, узнай он, где проводит свободное время сын.

Рене уже хотел ответить, что так этому болвану и надо, но тут неожиданно ему на глаза попалось изумленное лицо Анаис. Она, можно сказать, потеряла дар речи. Принц голубых кровей совершенно забыл о своем происхождении.

– Послушай, Люсьен, – Рене отвел друга в сторону, – мы с тобой потолкуем об этом завтра. Я сейчас немного занят. Как тебя разыскать?

– Да приходи прямо на конюшню, там спроси любого, тебе скажут.

– Отлично, тогда завтра куда-нибудь сходим.

– Хорошо, до встречи.

Люсьен выглядел несколько растерянным. От него, разумеется, не укрылась перемена, произошедшая в друге: то обнимался, а то вдруг – занят. Уходя, Рене помахал ему рукой, но это выглядело натянуто, и Легри, кивнув в ответ, пошел назад к лошадям явно расстроенный.

Однако Рене уже не думал о нем. Анаис все еще молчала, но он чувствовал, что это просто затишье перед бурей. Не существует нелюбопытных женщин, тем более что здесь попахивает разоблачением.

Пообедать решили в кафе. Как выяснилось, обоих достали дорогие рестораны с неимоверным количеством столовых приборов. Заказ принесли почти сразу: картофель фри и шампиньоны под овощным соусом. Все просто, без изысков.

– Итак, я жду объяснений, – начала Анаис, деловито постукивая пальцами по столу.

Рене, понявший, что отпираться бесполезно, только развел руками. Как вовремя, однако, он помирился с этой девушкой, ведь так или иначе сегодня ему пришлось бы провести день с ней, а встреча с Люсьеном была неизбежна. Ему не хотелось говорить, но увы… Лучше уж пусть узнает от него, по крайней мере есть шанс, что не разболтает. Если же начать врать, то примется за самостоятельное расследование и, зная настоящую фамилию, не нужно быть гением сыска, чтобы уличить лгуна.

– Я не тот, за кого себя выдаю, – коротко отрапортовал Рене, но Анаис явно не устроила такая отговорка.

– Это я поняла, а подробнее?..

– Я сын французского фермера, просто нашлись люди, которые создали мне репутацию аристократа; при моей внешности я этим благополучно пользуюсь. Вот и все.

Так, сейчас эта леди выдвинет целый ряд требований. Рене не сомневался, что история кончится для него шантажом. Причем не в лучшей его форме. Однако Анаис неожиданно улыбнулась вполне добродушно и закивала.

– Понимаю. Одна из этих дамочек когда-то нашла тебя первой. Не беспокойся, я никому не скажу. Вчера Джуди мне полчаса в сортире рассказывала твою невероятную биографию. Внебрачный сын аристократа, бунтующий против отца. Хорошо придумали. И пианистка! Какое изящество!

– Моя мать действительно окончила консерваторию и могла бы иметь успех на сцене, – глухо возразил Рене. Он мог терпеть многое, но если кто-то недоброжелательно отзывался о его матери… Хотя он уже сто лет ни с кем не говорил на эту тему. Вечно приходилось врать, если клиентки интересовались его происхождением. А там уж чего только он не наслушался о воображаемой пианистке! Но ведь на плод фантазии ему было наплевать. Здесь же речь зашла о реальном человеке, самом светлом воспоминании детства. – Она все бросила ради отца, а тот просто сгноил ее на своей чертовой ферме.

Анаис не ожидала, что он пойдет на такую откровенность. В словах Рене она услышала и тоску, и обиду, и боль. Все эти чувства он вынес из детства. Вынес так же, как и она. Рене преклоняется перед матерью… А ведь у Анаис и того не было. Она с колыбели стала сиротой.

– Прости, я не знала. Просто Джуди так расписала роман воображаемых родителей, что в него невозможно было поверить. Мне и в голову не пришло, будто это ложь лишь наполовину.

– Нет, ты права. – Рене поймал себя на том, что чересчур разоткровенничался, надо свести эту тему на нет. – Но давай больше не будем об этом. Я открыл правду, теперь твоя очередь.

Анаис не любила говорить о своей семье, но с Рене она почему-то не чувствовала привычной скованности в этом вопросе. Может потому, что он сам, как выяснилось, не знал, что такое семейная идиллия? Анаис даже Мартину не рассказывала всей правды, а тут ей почему-то захотелось поделиться.

– Боюсь, я могу рассказать еще меньше. Отец бросил мою мать, а мать бросила меня. Вот все, что я знаю о родителях. До десяти лет жила с бабушкой, а когда она умерла, меня отправили в интернат. – Анаис хотела казаться непринужденной, словно семейная трагедия, разразившаяся много лет назад, теперь не имеет для нее никакого значения, но к горлу подкатил ком. Она смешалась и замолчала.

– Прости, – в свою очередь извинился Рене. – Не будем больше об этом вообще. Одно расстройство.

Анаис, смотревшая в окно, почувствовала, как он взял ее руку. И в этом теплом прикосновении она вдруг ощутила невысказанное единство. Словно этот Рене был давно знаком ей. Перед Анаис развернулась картина его юности: мать, затюканная мужем, вечные скандалы из-за нехватки денег. Отец – тупой, ограниченный человек, к тому же еще и пьющий, скорее всего, был не способен понять тонкую натуру женщины, отдавшей ему все. Мать – воспитанная, в высшей степени культурная, погибающая под гнетом провинциального мещанства. И Рене, убегающий из дома на конюшню, чтобы не видеть всего этого. Как похоже, как до боли похоже на ее собственную судьбу. Только не поладив с девчонками в интернате, Анаис убегала на ипподром, к чужим лошадям, а не к своим. Рене держал ее руку, а перед глазами у нее мелькали картинки их безрадостного детства. Их общего детства, их общего горя. И на мгновение ей показалось, что соединились две половинки, так долго искавшие друг друга. Ведь если бы Рене попал в их интернат, какими бы друзьями, какой опорой друг другу они могли бы стать! В детстве Анаис много мечтала о старшем брате, который защищал и оберегал бы ее. И, будь они вдвоем, в их жизнях не нашлось бы места этим бесконечным лживым романам, этой пошлости, развращающего душу притворства. Вдруг где-то глубоко вспыхнуло осознание того, что все еще можно исправить.

– Эй, ты задумалась? – Голос Рене звучал мягко, ласково, а это теплое «ты» вместо холодного «вы» создавало иллюзию единства, родства.

Но только иллюзию. И Анаис горько улыбнулась.

– Мы что-то раскисли. А депрессии – это привилегия богатых, нам страдать психологическими мигренями некогда. Извини, что изливаю тут душу.

– Да ты почти ничего не сказала, – усмехнулся Рене.

Действительно, Анаис молчала все это время, но ей почему-то казалось, что Рене слышал ее тайные мысли так же, как и слова.

– Это потому, что мы больше никогда не встретимся, – высказала свою мысль Анаис. – Такое случается между незнакомыми людьми. Гораздо сложнее исповедаться человеку, которого потом будешь видеть каждый день. А тут все просто: наши жизни больше не пересекутся. Ты через месяц забудешь обо мне, я о тебе.

– Верно, – согласился Рене, но ее руку не выпустил, словно забыв об однажды дозволенном нарушении личной дистанции.

Странно. Как легко, как хорошо быть самим собой. Можно говорить о том, что тебя действительно волнует, и видеть, что человеку, сидящему напротив, это небезразлично. Рене давно отвык от подобной роскоши. Последний раз он так откровенничал с Энн Макбрайт.

Тарелки уже давно стояли пустые, кофе остыл. Машинально отхлебнув из чашки, Рене чуть не выплюнул холодную горькую жидкость:

– О господи! Что за пойло?!

– И вовсе не пойло. – Анаис, воспользовавшись удобным моментом, отняла руку. – Просто мы уже час сидим здесь. Пойдем, Джуди будет беспокоиться, а мне Мартин должен позвонить.

Джуди, Мартин… Вот и снова реальная жизнь легким прикосновением разрушила карточный домик сказки. Рене натянуто улыбнулся.

– Да, а то Теренсы поднимут тревогу и нас будет разыскивать полиция. Я тебя провожу, ты не против? Раз уж мы никогда больше не увидимся.

– Хорошо. – Анаис поправила перед зеркалом шляпу. – Идем.

После откровенных разговоров Рене хотелось шутить, чтобы замять этим сентиментальные воспоминания.

– А представь, если ты выйдешь замуж за Мартина, а я женюсь на Джуди.

Анаис искренне рассмеялась.

– А потом мы заграбастаем все их денежки – и привет семье!

– Очень дельный план, одобряю, так и сделаем. Надо только уточнить детали операции. – Рене деловито извлек органайзер. – Итак…

7

Анаис устало опустилась на кровать. Она чувствовала себя потерянной и разбитой. Казалось бы, ей негде было утомиться, но какая-то гнетущая усталость давила на плечи. Ее мучило непонятно откуда взявшееся ощущение неправильности жизни. Или, точнее сказать, запутанности. У Анаис в руках как будто были сотни и тысячи нитей, но только одна из них по-настоящему принадлежала ей. Все другие, если дернуть посильнее, превращались в пыль. Но как найти, как угадать ту единственную. Появилось острое чувство неуверенности в себе, в своей жизни. Только вчера небо над головой было безоблачным и прозрачным, а сегодня… Сегодня Анаис уже не могла точно сказать, где земля, а где небо. Вокруг образовался сплошной вакуум, требующий срочного заполнения. Но чем? Внутри же, напротив, эмоции переплелись, перемешались, соединившись в тугой клубок. Он давил на сердце, он болел, но, как распутать его, Анаис не знала.

Надо попробовать разобраться в себе, ухватившись за первый попавшийся хвост. Начинать проще с Мартина. Что-то изменилось в отношении Анаис к нему. Причем изменилось не далее как после сегодняшнего посещения «Аскота» – а точнее, после разговора с Рене. Она попыталась прислушаться к своим ощущениям – пусто. На том месте, где еще недавно прочно стояло здание под вывеской «Выгодно – значит нужно», теперь не осталось даже руин. Интересное дело. Но в голове Анаис выстроилась четкая логическая цепочка, которая раньше выглядела неубедительной, а теперь выступила в качестве непреложной истины: «Я не люблю его. Я с ним из-за денег. Но зачем мне деньги, если я не смогу быть с человеком, которого полюблю?». Так. А кого же тогда она подразумевает под этим человеком? Рука вдруг ощутила теплое прикосновение. Рене Дюлье. Анаис даже стало смешно: два дня знакома с человеком и вдруг на тебе – влюблена! Глупость. И, отвергнув эту мысль, она стала двигаться дальше. Итак, что еще связывает ее с Мартином, кроме денег. Секс? Пожалуй. Теренс умеет доставить женщине удовольствие, но кто сказал, что с любимым человеком будет хуже? Хорошо, дальше. Привязанность. Привычка. Эти чувства легко перекрываются любовью. Их тоже можно не брать в расчет. Но чувствует ли она к Мартину что-нибудь другое? По идее должна бы, но мало ли на свете людей, которые, уже поженившись, обнаруживают, что они совершенно чужие друг другу? Анаис напряглась. Так любит она Мартина или нет? Сильный, по-мужски уверенный в себе, эгоистичный, но в пределах нормы (последняя история с Изабель наглядно подтвердила это), самовлюбленный. Однако ведь все мужчины такие, по крайней мере других она не встречала. И опять Рене бесцеремонно вторгся в мысли, как осознание того, что вот как раз он-то и есть исключение. Но здесь Анаис активизировала заранее подготовленный аргумент: слишком маленький срок – мужчины, если общаешься с ними недолго, умеют маскироваться. Яркий пример – Стив. Ведь нравился же, пока не дошло до тесного контакта. С Мартином же она знакома уже порядочно. Правда, тут сразу всплыл вечер в Лиссабоне. Как-никак, а Теренс в гневе поднял на нее руку. Конечно, потом долго извинялся, но сам факт говорит за себя. Разве на любимого человека замахиваются? Однако здесь Анаис вспомнила, что начала-то, собственно, она сама. Значит ли это, что Мартин ей безразличен? Тут вспомнились слова Рене: «Он по натуре завоеватель, которого привлекают непокорные женщины. Любовь здесь ни при чем». Полная каша. Чем больше Анаис пыталась разобраться, тем сильнее запутывалась. Нет уж, хватит. И так голова болит. Пускай остается как есть. Существует Мартин, который если и не любит, то хотя бы дарит подарки и обеспечивает материально. А что до нее самой, так не велика беда. Будто раньше она общалась с мужчинами исключительно по любви.

Оставался только один нерешенный вопрос: сегодняшний день. Что это еще за откровения с незнакомцами? Конечно, у них с Рене много общего: род занятий, причем и личных и карьерных, нелады с прошлым, происхождение, социальное положение. Но это не повод бросать любовника-миллионера. Даже смешно: потратить столько времени на Мартина, а потом самой же от всего отказаться. Любовь? Да шут с ней, с любовью! Постулат «С милым и в шалаше рай» давно устарел.

Анаис поднялась и заставила себя несколько раз пройтись по комнате: давний проверенный прием. Если начинаешь впадать в уныние, то ни в коем случае не позволяй себе расслабляться физически. Это только усугубит положение. А вот если заставить тело энергично работать, то оно в скором времени передаст свой задор и мыслям. В здоровом теле здоровый дух. И Анаис стала собираться для похода по магазинам.

Но Рене никак не хотел покидать раз освоенной территории. Где-то внутри, в глубине души, чувствовалось его присутствие. Что же это, в самом деле? Наверное, симпатия, некоторые люди бывают на редкость обаятельны. К тому же Рене ей ровня. С ним не нужно было юлить, притворяться. А отсюда появилась непринужденность, легкость в общении. Словно со старым другом. Однако друг и любовник – вещи принципиально разные.

Телефонный звонок прервал ее мысли. Анаис сняла трубку.

– Алло?

– Анаис? – Женский голос в трубке показался очень знакомым.

– Да, я вас слушаю.

– Не узнала? Это Джуди. Помнишь наш вчерашний разговор о фотосессии?

Еще бы Анаис не помнила!

– Да, конечно.

– Так вот, записывай. Она состоится в Лондоне, завтра. Всего один день. Режиссер Пол Бранкейт, женский журнал «Тиффани», они рекламируют какой-то новый курорт. Вам нужно будет всего лишь изобразить отдыхающую пару влюбленных.

– Да, но Мартин приезжает завтра утром… – попыталась возразить Анаис. По правде говоря, после той мини-ссоры за обедом она все-таки решила уступить ему. Мало ли, вдруг еще обидится. А тут еще эта поездка в Женеву. Два дня – слишком долгий срок для ветреного молодого человека. Анаис представила себе его возвращение: приезжает в надежде отдохнуть после трудов в обществе подруги, а в номере записка: «Целую, буду вечером, укатила в Лондон». Несложно предположить, как будут разворачиваться события дальше. Ах укатила! Ну и скатертью дорожка, повеселимся без тебя! Анаис могла бы поклясться, что все будет именно так. Нет же, лучше пропустить фотосессию, чем приехать потом в пустой отель. Однако миссис Теренс и это предусмотрела.

– Я звонила в Женеву, Мартин вернется только завтра вечером. Так что у тебя как раз появилось свободное время.

Это коренным образом меняет дело. Действительно, что делать до завтрашнего вечера одной? Ну с утра «Аскот», а дальше? В лучшем случае обед с Рене, но это вряд ли, раз Джуди отпускает его на фотосессию, а в худшем – магазины, по которым тоже не очень-то приятно ходить в одиночку.

– Ну если так, то я поеду, – согласилась Анаис. – Моим партнером будет Ноэль?

– Разумеется, дорогая. Так я могу перезванивать в Лондон?

– Да, пожалуйста. И большое вам спасибо, я правда чувствую, что теряю форму. Очень вам признательна.

– Не стоит благодарности, для меня это только пара телефонных звонков, желаю удачи. Пока.

– До свидания.

Итак, завтра она опять увидит Рене. И не просто увидит, а будет находиться с ним рядом целый день. От этой мысли на душе стало легко и ясно, забравшаяся было в сердце хандра рассеялась без следа. Почему? Анаис решила больше не мучить себя сегодня решением каких бы то ни было вопросов. Любовь, не любовь – все равно. Завтра она отлично проведет время, да еще с пользой для дела. Разве этого мало, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя счастливой?

Известие о фотосессии застало Рене врасплох. Он никак не думал, что Джуди устроит все так скоро. Нет, это, конечно, хорошо, работой пренебрегать нельзя. Еще вчера Ноэль очень обрадовался бы возможности отлынить от выполнения своих обязанностей любовника, но теперь поездка пришлась не ко времени. У Рене обнаружилось срочное дело: завтра последний день «Аскота», а это значит, что уже после обеда часть жокеев покинет скачки вместе со своими лошадьми. Одним словом, к утру послезавтра многих можно уже не застать в Виндзоре. А Рене необходимо поговорить с Люсьеном. Поэтому, выслушав Джуди, он поспешил к конюшням.

Все здесь выглядело уже не так, как пару часов назад. Ложи опустели, беговую дорожку приводили в порядок служащие в серых формах с эмблемой короны. На разминочных площадках тоже никого не было. Рене прошел непосредственно к конюшням.

Здесь пахло овсом и сеном… Сразу вспомнилась отцовская ферма: бескрайние луга, где можно было, взяв коня, слоняться сутками напролет, увиливая от работы. Речка недалеко от дома, куда водили купать лошадей. А еще гуси, очень злые, норовящие побольнее ущипнуть. Старик Горлач – пестрый, как наседка, почти бесхвостый петух. Кажется, в молодости его крепко потрепал соседский пес Шаст…

Лошади глядели из своих стойл умными, понимающими глазами. Знают ли они, что сейчас творится в душе человека, смотрящего на них? Рене почему-то казалось, что знают. Вот он Гектор прядает ушами и хлопает ресницами, как глупенькая девчонка. Он еще слишком молод, слишком горяч, ему нет дела до абстрактных человеческих проблем, а мысли коротенькие-коротенькие. Но даже этот недалекий, если можно так выразиться, жеребец понимает. Понимает, потому что чувствует. А Рене точно знал, что лошади умеют чувствовать не хуже людей. Вспомнилась давняя история с кобылой Мартой. Она родилась и выросла в табуне его отца, пегая, очень красивая. Месье Дюлье возлагал на нее большие надежды: такую лошадь можно очень выгодно продать даже заводчикам. Но судьба судила иначе. Обычно кобылы не уходят в чужой табун ни под каким предлогом, только если силой продают, да и то могут потом сдохнуть с тоски. Это не заводские лошади без понятий о свободе и привязанностях. А Марта ушла. Влюбилась и дала деру в табун соседа, приглянулся ей там один жеребчик – Фитиль. Мужчины собрались и отловили было эту сладкую парочку. Да что толку, не прошло и месяца, как Марта опять оказалась в соседском табуне. Ее заперли. Но тогда она прямо на глазах стала таять. Отказывалась от пищи, худела не по дням, а по часам. Тогда, чтобы не загубить животное, месье Дюлье, не лишенный, впрочем, романтизма, в одно прекрасное утро отпер загон и, махнув рукой, сказал:

– Ох, достала ты меня, подруга! Иди ты хоть к черту лысому, глаза б мои больше на тебя не смотрели!

И Марта ушла. Отец даже денег за нее не взял, столковались с соседом на том, что все жеребята будут отцовские. А уж как Фитиль обожал свою подругу! Эта лошадиная любовь стала в околотке примером семейного счастья, их даже людям ставили в пример.

И вот теперь Рене глядел на четвероногих красавцев и молчал. Животным не нужны слова, чтобы понять человека. Гектор, даже простоватый Гектор и тот глядел на пришельца сочувственно. Словно слышал невысказанные вслух мысли.

– Сэр, извините, но сюда посторонним вход воспрещен. – Охранник, выросший буквально из-под земли, вырвал Рене из задумчивого оцепенения.

– Да, конечно, но мне нужно поговорить с жокеем, мы договорились встретиться завтра, а тут выяснилось, что мне нужно срочно уехать. Где я могу найти Люсьена Легри?

– Скорее всего, он еще здесь, – кивнул охранник. – Идемте со мной.

Выйдя из конюшни, они обогнули несколько загонов и вошли в небольшое здание, напоминавшее что-то вроде контрольно-пропускного пункта. Там за столом, низко склонившись над бумагами, сидел Легри. Он сосредоточенно что-то писал и поэтому не сразу заметил вошедших.

– К вам с визитом, – учтиво обратился к нему охранник.

Люсьен поднял глаза.

– О, Рене! А я уж думал, что больше не увижу тебя.

Друзья снова обнялись.

– Ну садись, рассказывай, как дела?

Сколько могут разговаривать люди, не видевшиеся несколько лет? Обсудили все: от старых приятелей и одноклассников до выступления на чемпионате мира любимой баскетбольной команды. Оказалось, что Люсьен, который и в детстве увлекался скачками, был замечен на каком-то благотворительном заезде в Париже и приглашен одним частным конезаводчиком для выступления на соревнованиях. Рене в свою очередь рассказывал о модельном бизнесе. Конечно, ни о какой Макбрайт он не упомянул: начал с нуля, снимался в дешевых роликах и т. д.

Карьера, прошлое… Однако Рене пришел не за этим. Его интересовала семья, связь с которой он давно порвал. Но Люсьен, памятуя о том, что эта тема всегда была неприятна другу, тщательно обходил ее. В конце концов Рене надоело ждать и он спросил прямо:

– Плохо, – начал Легри, уставившись перед собой в одну точку. – Даже не знаю, что теперь с ними будет.

– Что-то случилось?

– Не без того. Дела вроде шли хорошо. Но тут пришли эти новые требования по экологическим нормам. Месье Дюлье пригрозили крупным штрафом, если он не переоборудует свои маслобойни и не установит новые фильтры на сточные отходы. Он взял крупную ссуду в банке, все отремонтировал, но ты ведь помнишь, какая стояла жара в июле. До сих пор непонятно, почему произошел пожар, но сгорело почти все. Особенно пострадали посевы. Скот, правда, удалось увести. Угорело только несколько жеребят и серая кобыла. Помнишь, была у вас такая, Мышкой звали?

– Да, – кивнул Рене. Картина разорения, хотя он и не видел ее, предстала перед ним во всей полноте. Черные поля, обугленные каркасы зданий – и ни души кругом.

– Но надо отдать должное твоему отцу. – Люсьен похлопал друга по плечу. – Он не сдается. Обосновался на дальнем выгоне, где все уцелело, и пытается потихоньку отстраиваться. Бросил пить. Вообще как-то подтянулся, взял себя в руки.

– Хорошо. – Рене улыбнулся. Это все, что он мог сказать. Семья? И отец, и мачеха, в сущности, были для него чужими людьми. А уж их дети и подавно. Но родная ферма, где он знал каждый куст, каждую дорожку…

На улице уже давно стемнело. Неожиданно Рене вспомнил, что завтра ему рано утром нужно ехать в Лондон. Он поднялся.

– Ладно, старина. Был рад повидать тебя. Пожалуй, пойду. Утром съемки, нельзя быть не в форме. Попрошу тебя об одолжении: не говори дома о том, что видел меня здесь. Хорошо?

– Как скажешь. – Люсьен на прощание пожал другу руку. – Ладно, может, еще увидимся.

Через полчаса Рене уже шагал по направлению к отелю. Ему не хотелось ехать на такси: дорогой можно было обдумать все произошедшее за день, который оказался весьма насыщенным.

Во-первых, встреча со старым другом. Люсьен невольно заставил Рене задуматься об избранном им пути. Вот он, такой же провинциальный мальчишка без связей и набитого кошелька сумел пробиться в жизни, не прибегая к грязным услугам. Легри не торговал собственным телом, не угождал чужим прихотям, не лгал, не притворялся. Он сохранил и свое имя, и человеческое достоинство. Значит, были другие пути, а Рене смалодушничал, избрал самый легкий. Нет, он не завидовал другу. Но его пример послужил укором и без того больной совести Дюлье. Именно Дюлье, потому что Ноэль совесть давно утратил, точнее не имел ее никогда.

Во-вторых, это гнусное поручение Джуди. Анаис сегодня показалась Рене очень милой, симпатичной девушкой, интересным, глубоким человеком. Почему же нужно портить ей жизнь из-за прихоти миссис Теренс? Однако здесь Рене оборвал свои рассуждения, вспомнив решение, принятое утром: если поддастся, значит, сама виновата. И точка. Нечего сентиментальничать. Но, с другой стороны, он чувствовал, что после их совместного обеда многое как будто изменилось. Теперь утренний вариант выглядел подлостью: пусть Рене не станет прикладывать усилий, чтобы соблазнить ее, пусть все получится само собой, так ведь результат останется тем же. И виноват будет он. Виноват, потому что знал и не предупредил. Потому что был соучастником. Но от осознания собственной подлости легче не становилось. Теперь уже дороги назад нет: завтрашняя фотосессия состоится в любом случае. Кстати, думая о возможности снова встретиться с Анаис, Рене испытывал непонятную ему самому радость. Давно уже работа не вызывала у него подобного энтузиазма. И этот обед… Сегодняшний день стал сплошным откровением. Сколько времени он ни с кем так просто не общался, как с Анаис и Люсьеном? Странная аналогия пришла на ум: Легри его давний друг, а с Анаис он в общей сложности знаком около суток. Разницы же не чувствовалось. Даже больше: с Анаис они коснулись таких тем, на которые он никогда не говорил с Люсьеном. Эффект случайного попутчика… Но что-то подсказывало Рене, что не все так просто.

В-третьих, известие о семье. Как к нему относиться? Должен ли младший Дюлье помочь отцу и мачехе или наплевать на них так же, как они в свое время наплевали на него? Люсьен, кажется, намекал именно на помощь. Но это, конечно, ни к чему не обязывает.

Сколько проблем! Вот уж действительно то пусто, то густо! Голова прямо-таки раскалывалась. Однако день еще не кончился. Солнце уже село, на улицах горели голубоватые фонарики, машины все реже озаряли асфальт фарами. Но люди еще шли куда-то, озабоченные своими проблемами. А раз люди еще не спят, значит, день не кончился. Рене улыбнулся своим мыслям. Интересно, что еще может случиться сегодня? Хотя бы за тот небольшой промежуток времени, пока он дойдет до отеля. И, словно услышав этот невысказанный вызов, кто-то невидимый, кто вершит судьбы людей, нагло усмехнулся. Рене почти увидел его гримасу на черном полотне дороги: лучи фонарей и магазинных вывесок странно переплелись, создав причудливое изображение из бликов и отражений. Тонкие кривые губы, темные впадины глаз… Рене даже остановился, ошеломленный видением. Он мог поклясться, что секунду назад асфальт, как ни парадоксально это звучит, ему улыбался. Улыбался издевательски, а бестелесные, сотканные из света губы шептали: «У меня еще есть козырь в рукаве».

Неожиданно дорога озарилась фарами, раздался визг тормозов и Рене, все еще стоящий посреди тротуара, услышал:

– Месье Ноэль? Что-то потеряли? Не хотите ли прокатиться? Нам есть о чем поговорить.

Сперва Рене решил, что ему и это кажется, после зрительных галлюцинаций начались слуховые. Но голос звенел в воздухе настолько явственно, что было даже странно усомниться в его реальности. Рене повернул голову на звук: в двух шагах от него стоял шикарный «мерседес» иссиня-черного цвета, а из него выглядывала… Да, слух не обманул его: Энн Макбрайт собственной персоной.

– Да садись же, чего стоишь?

Ее слова тяжелым молотом ударили по ушам. Рене потерял всякие ориентиры во времени и пространстве. Это что, Судный день? Чтобы Энн вот так, сама, ни с того ни с сего пригласила его сесть в машину, когда на официальных мероприятиях они договорились даже не здороваться. Сколько раз Рене, столкнувшись с ней, считал себя счастливым, если удавалось просто поймать случайный взгляд, заглянуть ей в глаза, проходя мимо! Они вели себя, как совершенно чужие люди, ведь она вышла замуж. И вот теперь Энн посреди улицы, ни от кого не прячась, зовет его сесть в машину. Не день, а сплошное сумасшествие: Рене сегодня понадобился положительно всем, причем одновременно и срочно. Остается только встретить папашу с семейкой в каком-нибудь темном переулке.

– Ну? – Энн улыбнулась. – Спящий красавец.

И Рене сел в машину. Зачем он это сделал? Хотя почему бы и не сделать? Ни для того, ни для другого варианта развития событий не было никаких препятствий. Вот только Рене все больше и больше чувствовал себя сумасшедшим, оказавшимся заложником собственного воспаленного разума.

– Я уже сто лет тебя не видела, мальчик мой. – Пожалуй, только в устах Энн эти слова не звучали пошло.

Она имела полное право называть Рене хоть мальчиком, хоть сыном, потому что когда-то позаботилась о нем действительно как о собственном ребенке. В ее голосе звучала неподдельная теплота и нежность. Теплые губы коснулись его лба.

– Дай я хоть посмотрю на тебя… Как ты возмужал, окреп… – Она ласково, с материнской заботой пригладила волосы у него на макушке.

И Рене, не чувствуя никакого стеснения, скованности, положил голову ей на плечо. Как хорошо быть рядом с ней!

– Что же ты все молчишь? – Легкий упрек послышался в этих словах. – Не рад меня видеть? Только скажи честно, не лги, как ты привык делать это с другими.

Лгать? Нет, Рене никогда не позволил бы себе обмануть Энн, слишком добрые, слишком прекрасные отношения связывали их.

– Тебе? – прошептал он, закрывая глаза. – Тебе – никогда. Просто у меня сегодня сумасшедший день, а завтра фотосессия в Лондоне. Но я счастлив видеть тебя. Нам так о многом нужно поговорить. Ты же знаешь, что у меня никого на свете нет ближе тебя. А я запутался, совершенно запутался, – в третий раз за сегодняшний день заговорил Дюлье, а Ноэль, эта выдумка, этот жалкий уродец, покорно молчал. – Мне так нужно с тобой посоветоваться! Я устал, устал как никогда.

– Тише, тише, успокойся, все будет хорошо. – Держа голову Рене у себя на коленях, Энн заботливо и нежно гладила его по волосам.

Машина куда-то неслась по шоссе, изредка было слышно, как кашляет шофер. Куда они едут? Какая разница… Закрыв глаза, Рене лежал на коленях у самого дорогого человека на свете и чувствовал необычайное умиротворение, наполнявшее душу. Энн молчала, словно дав ему возможность насладиться моментом в полной мере, прислушаться к внутренним ощущениям. Так прошло минут десять, потом машина остановилась.

– Пойдем погуляем. – Энн ласковым движением растрепала только что приглаженные волосы Рене.

Вышли. Осталась позади решетчатая железная ограда. Раскидистые дубы почти смыкались над головой, вымощенные булыжником дорожки убегали в глубину парка. В тусклом, приглушенном свете фонарей едва можно было различить лица друг друга.

– Давай пойдем сюда, там есть одна уютная беседка.

Свернули. Рене боялся думать о том, зачем приехала Энн. В голову лезли разные неприятные мысли вроде необходимости какой-нибудь срочной услуги, но он отгонял их. Хотелось верить, что ей просто стало без него одиноко. Что нет никаких корыстных целей и задних мыслей.

Сели. Рене без приглашения снова опустил голову ей на колени: так давно было у них заведено.

– Прости, что приехала без предупреждения, – начала Энн. – Но мне очень нужно было тебя видеть. Ты знаешь, я не люблю долгих вступлений. Постараюсь быть краткой. Мой муж – осел и пьяница, жеребец. Он туп как бревно, пьет беспробудно иногда целыми неделями, а когда не пьет, то развлекается на стороне со шлюхами.

Напуганный столь резким переходом от лиризма к реальной жизни, Рене поднял голову.

– Что? – До него пока дошла только интонация, смысла он не уловил.

Энн уронила голову на руки. Нет, она не плакала, эта закаленная ирландка никогда не давала волю слезам. Но только теперь Рене заметил, как опустились некогда гордые плечи, как на тонких пальцах проступили мелкие суставы и даже дорогие кольца и ухоженные длинные ногти не могли скрыть этого.

– Боже! Что с тобой?

Болван, как же он сразу не догадался! Энн приехала сюда искать поддержки, излить душу, а вместо этого нашла маленького ребенка, который с чисто детским эгоизмом тут же начал вываливать на нее собственные проблемы. Рене сел и обнял Энн.

– Говори, я слушаю. Только не молчи.

– Эта подлая скотина растранжирила половину моего состояния, Рене! Как я могла так ошибиться в человеке!

С этими словами она подняла глаза и… Рене так и замер в оцепенении. Может, всему виной был лунный свет, струившийся сквозь резную крышу беседки, а может, неправильные тени, но лицо Энн показалось Рене ужасным. Глаза ввалились и блестели лихорадочным нездоровым блеском, под неестественно бледной, почти восковой кожей проступили пятна скул, бескровные губы стали тонкими, как две нити.

– Рене! Ты не представляешь себе, как я страдаю. – Два серебристых ручейка обозначились на ее щеках. – Рене! Рене! Какая это мерзость, подлость! Он обманул меня. Обвел вокруг пальца, а я была слепа. Влюбилась… Но теперь все в прошлом. – Энн неожиданно сделалась очень серьезной. Все, эмоции кончились, она лишь на секунду потеряла самообладание. – Я знаю, что буду сейчас говорить не самые приятные вещи, но, пожалуйста, выслушай меня. – Энн вытерла глаза платком. – Я уже не молода и гожусь тебе в матери. Даже если делать пластические операции и убивать кучу времени в косметических салонах, я все равно через десять, максимум двадцать, лет превращусь в старуху.

Рене держал ее руку в своей и не мог понять, к чему все эти разговоры. Почему-то вспомнился обед с Анаис: вот так же и ее теплую ладонь он сегодня ощущал под пальцами.

– Если ты откажешься, я пойму и мы все равно останемся друзьями, – продолжала Энн. – Но мне ни с кем никогда не было так хорошо, как с тобой. Ты знаешь, я не лгу. Ведь я любила и люблю тебя по сей день, мой милый мальчик.

И снова Рене ощутил теплый поцелуй на своей щеке.

– Я… Я хочу соединить наши жизни. Навсегда. Я хочу, чтобы мы поженились. Если бы ты знал, как низки, подлы иногда бывают люди, а так называемое общество – это просто парад уродов, худшие из худших. Ты единственный яркий луч в моей жизни. Единственное светлое воспоминание. И когда я думаю, что ввела тебя в эту клоаку безнравственности и порока, мне становится стыдно за себя. Деньги, деньги, но не в деньгах счастье, как ни банально это звучит.

Рене не знал, что и сказать. Нет, определенно, если в мире есть высший разум, то сегодня он решил основательно над ним пошутить. Энн хочет за него замуж. У Рене прямо дыхание перехватило от такого предложения. Да! Да! Как давно он мечтал об этом, как ждал и не смел надеяться! Но тут неожиданно Рене как будто ощутил внутри неясное, тупое сопротивление. Что это? Возникло странное чувство: так бывает иногда – к примеру переставишь в квартире шкаф, а потом машинально ищешь его на прежнем месте. Вот и это «да» возникло по инерции. Чувств уже не было, а остались только привычные слова, обороты речи. Ведь сколько раз Рене в мечтах представлял себе подобное объяснение! Но теперь это «да» шло как будто не от сердца, а от головы.

Энн ждала. Рене же, смущенный неожиданными ощущениями, молчал.

– Не отвечай сразу, подумай. – Она приложила ладонь к его губам. – Не говори. Не говори ни слова. Завтра. Подумай до завтра. В это же время здесь ты скажешь мне: да или нет.

Она поднялась, легкий шелк ее платья скользнул по озябшим пальцам Рене. Еще мгновение – и Энн растворилась в густой зелени парка, растаяла, окутанная серыми тенями. А он остался сидеть в беседке. Мир вокруг замер, остановилось время. Рене не знал, где находится, не знал, сколько времени и какое сегодня число, наступило ли завтра или еще идет сегодня, а может, сегодняшнее сегодня уже превратилось во вчера? Ощущение потерянности, оторванности от мира охватило его. Он сидел в неизвестном парке, на забытой всеми скамейке, один, в темноте, словно на краю вселенной. Сидел неподвижно, уставившись перед собой невидящими глазами. Сидел и гадал: почему он не сказал «да»? Ведь долгие годы все его мечты были устремлены к этой женщине. Рене бредил ею наяву. Что же случилось? Что произошло? Ведь наконец-то судьба повернулась к нему лицом. Рене обхватил голову руками, чувствуя, как хлынула кровь к вискам. Он еще пытался отмахиваться от ответа, который усиленно лез в мысли, пытался сопротивляться ему, обманывать себя. Но все было тщетно. Зажав уши ладонями, Рене все равно слышал в голове это имя – Анаис.

8

Рене приник губами к ее полуобнаженной груди. На мгновение ему показалось, что дрожь приятного возбуждения пробежала по горячему телу Анаис. Песок прилип к нежной бархатистой коже девушки, и Рене, плавным медленным движением снимая с партнерши футболку, чувствовал пальцами каждую песчинку. Он спустился к шее, лаская обнаженные плечи.

Анаис подалась вперед: ей хотелось приникнуть к сильному загорелому телу. Голый живот коснулся холодной пуговицы его джинсов. В следующее мгновение Рене слился с партнершей в бесконечно приятном, блаженном поцелуе. Анаис почувствовала, как немеют в сладостном экстазе руки и ноги, как тело расслабляется само собой, готовясь принять в себя мужчину, чьи объятия доставляют столько удовольствия.

Рене стал спускаться ниже, все еще не в силах прийти в себя после поцелуя. Он чувствовал, как страсть захватывает его целиком, и пытался ей сопротивляться, но потребность оказалась сильнее воли. Анаис вся трепетала в его руках, трепетала от наслаждения, как и он сам. Пальцы нащупали на спине застежку купальника. Бретельки стали сползать вниз по плечам, все больше обнажая грудь. Анаис откинулась назад, давая партнеру возможность убрать эту досадную деталь одежды, до сих пор стоявшую между ними. Рене откинул лифчик в сторону и мягкими плавными движениями стал ласкать грудь. Анаис лежала на спине, расслабленная, не способная даже пошевелить руками. Он коснулся губами соска, и она едва сдержала стон, тело словно пронзило током, она выгнулась, запрокинув голову, а Рене уже развязывал шнурки нижней части купальника. Жалкий синий треугольничек распластался на песке рядом с лифчиком.

Теперь Анаис, поменяв позу, села. Она обвила сильный стан партнера, эротично заведя правую ногу ему за спину. Рене наклонился ниже, чтобы в кадре со спины были видны ее плечи.

Осталось самое сложное. Анаис не любила оказываться в объективе полностью голой, ведь это реклама, а не стриптиз. Однако редактор журнала просил хотя бы пару откровенных снимков, мотивируя тем, что подобные вещи сильно действуют на публику. Конечно, Анаис не согласилась бы, но, когда увидела чек, пообещала постараться. Другой вопрос, что здесь не все зависит только от тебя. Есть партнеры, с которыми невозможно изобразить страсть. Закрепощенные, скованные, они выполняют все механически, и, кувыркаясь нагишом с таким молодчиком, чувствуешь себя так, словно с манекеном обнимаешься. Но есть другие, которым отдаешься с легкостью. Можно ничего не уметь самой – мужчина, как ведущий актер в подобных сценах, сделает все что нужно. Правильно выберет позу, сгруппирует тело партнерши. Лежи себе в расслабленном состоянии и просто не сопротивляйся. Как раз таким был и Рене. Степень его профессионализма откровенно заставляла завидовать.

Итак, ракурсы со спины сняты, теперь… Но не успела Анаис подумать об этом, как уже оказалась сверху на партнере, ощущая его сильные руки на своих бедрах. Удивительно, но она не чувствовала ровным счетом никакого стеснения, хотя в студии находилось не менее десяти человек кроме них. Рене сумел сделать так, что остальные люди как будто перестали существовать. Анаис обхватила его лицо и жадно стала осыпать поцелуями, тем временем руки Рене самым откровенным образом накрыли ее ягодицы. В сценарии этот кадр, кажется, стоял последним. Все. Но Анаис не хотелось прекращать. Уж очень профессионально работал партнер.

– Теперь, сидя на мне, откинься назад, – едва заметно шевельнув губами, сказал Рене. – В сценарии несколько дополнительных кадров, я забыл тебе сказать перед съемкой. Извини.

– Да ладно, ничего.

Анаис, почти обрадованная этим известием, плавно выпрямилась. Секунду она дала Рене обхватить ее сзади, а когда почувствовала, что его руки сомкнулись в замок и держат крепко, обеспечивая необходимый упор, изящно откинулась назад. Рене приник к ее голому животу.

– Пальцы, напряги пальцы, – подсказал он.

Анаис, державшая в руках голову партнера, сдавила ее страстно и желанно.

– Теперь, – Рене обхватил ее за плечи, – я опрокину тебя на спину, а потом приподнимусь, им нужен твой обнаженный вид спереди. Целиком. Просто лежи расслабившись, я перестану тебя закрывать.

А вот это уж дудки! Анаис терпеть не могла подобных вещей. Что еще за фокусы?! Со спины фотографируйте сколько влезет, а вот так, в упор… Она уже хотела было воспротивиться, но руки Рене так нежно положили ее на песок, что отпало всякое желание сопротивляться. Еще одним страстным поцелуем он помог ей расслабиться, а когда приподнялся, обнажая тело партнерши, Анаис даже не заметила этого, не успев застесняться.

– Стоп! Снято!

Рене встал, отряхивая с себя песок. Анаис подали халат, в который она тут же завернулась.

– Вот это да! – Глаза режиссера горели не хуже прожекторов. – Я такой игры не видел уже лет сто! Такое творить, уму непостижимо! Молодцы. Выше всяких похвал. Я увеличу ваши гонорары в полтора раза.

Рене и Анаис улыбались. Им было приятно слушать такие бурные похвалы в свой адрес.

– Вот что значит работать с профессионалами! Я отправлю миссис Теренс машину цветов.

Тут к режиссеру подошел один из монтажеров и стал что-то объяснять, благодаря чему Анаис и Рене на какое-то время оказались вне его внимания.

– Может, слиняем, пока он занят? – Рене лукаво подмигнул ей.

– Одобряю. – Анаис медленно двинулась к выходу с площадки.

Подождав несколько секунд, Рене последовал ее примеру. Через минуту они уже шли по коридору студии и смеялись. У обоих было отличное настроение.

– А то можно до следующего утра слушать его дифирамбы.

– А мне, знаешь ли, не очень-то приятно стоять там в халате. И вообще, за такие откровенные кадры должны платить больше. Несправедливо. Почему мужчины никогда не должны раздеваться. Сколько снимаюсь, парни голые только по пояс, в лучшем случае в шортах, а то и, как ты сегодня, в джинсах.

Рене только развел руками.

– Видимо, голые мужики не так нравятся публике. Смотрятся не слишком эстетично.

– Ну да, – возмутилась Анаис, – а женщины должны отдуваться за обоих. Как будто этим можно заниматься, если парень одет.

Они подошли к гримеркам.

– Ладно, через час встретимся на улице, – сказал Рене, заходя в свою раздевалку. – Тогда и поговорим.

– Хорошо, – кивнула Анаис.

И двери синхронно захлопнулись.

Этот день они почти весь провели вместе. До обеда снимали невинные сцены прогулок по морскому берегу, тропические пейзажи и общение с островитянами, которых играли европейские негры. Потом сходили в ресторан, где Рене заказал какой-то чудной обед из морских водорослей, креветок, кальмаров и мидий, как он выразился для полноты экзотических ощущений. Анаис, конечно, предпочла бы более традиционное меню, но уж гулять так гулять.

После, в перерыве, гуляли по Лондону. И опять им было легко и интересно друг с другом. Рене даже рассказал о пожаре на ферме отца. Анаис заметила, что неплохо бы помочь семье. Например, она бы сейчас помогла даже своей матери, бросившей ее в младенчестве. А поскольку Рене был в отличном расположении духа, то, зайдя в банк, тут же отправил домой целую тысячу фунтов, ту самую, которую выиграл в «Королевском Аскоте».

Сразу после перерыва перешли к самым откровенным снимкам. Режиссер оставил на них почти шесть часов, зная, что обычно такие вещи моделям даются не вдруг, будь они хоть трижды профессионалы. Но Рене и Анаис управились за какой-нибудь час. В результате до поезда вечером у них оставалось еще много времени. Все-таки столицу Англии стоит посмотреть, мало ли когда теперь выберешься.

Когда Рене вышел на улицу, Анаис еще не было. Погода в Лондоне существенно отличалась от виндзорской, а может, просто сильно изменилась со вчерашнего дня. Так или иначе, но небо сделалось серым, плотная завеса облаков спеленала солнце, и его совсем не было видно. Однако воздух значительно посвежел, словно промытый дождем, стало несколько прохладней. Для Рене самая та погода. Это после таких-то откровенных съемок! Тело, еще разгоряченное, распаленное желанием, не хотело приходить в норму. Приятная дрожь возбуждения то и дело пробегала по нему, ища выхода нереализованной энергии. Рене даже радовался, что Анаис задерживается: если бы она сейчас стояла рядом, неизвестно, чем бы это кончилось. Он энергично прогуливался взад-вперед перед крыльцом студии в надежде успокоиться. Не мешало бы пойти холодному дождичку этак минут на пятнадцать. Рене тяжело дышал, чувствуя, как ладони и лоб покрывает испарина. Он хотел, хотел соединиться с Анаис вопреки здравому смыслу и совести. Причем прямо сейчас. Режиссер может сколько угодно рассыпать похвалы их с Анаис профессионализму, но если бы он знал правду… Рене не играл. Он действительно наслаждался тем, что держал ее в своих объятиях. Не будь там камер, ровным счетом ничего бы не изменилось. Хрупкая, нежная Анаис таяла в его руках, и ему хотелось раствориться в ней, слиться с ней в единое целое. Теперь Рене знал, насколько хорошо может быть с женщиной. Увы, но даже с Энн он не испытывал такого острого приступа желания. Вот только… Рене не мог сказать точно, но ему показалось, что и Анаис переживала нечто подобное. Ни одна модель еще не отдавалась ему с такой полнотой. Нет, так играть просто невозможно. Она не была его партнершей, она была его любовницей. Страстной, пылкой, желанной и горящей ответным желанием. И сегодня Рене понял, что ему следует делать дальше. В конце концов, если вспыхнувшие чувства взаимны, то Мартин не станет серьезным препятствием. Джуди – тем более. Какое им с Анаис будет дело до Теренсов? А Рене уже знал, что влюбился. Определенно и точно. Причем это новая любовь была куда более сильной, чем чувство к Энн. Ох сколько проблем! Но все будет зависеть от решения Анаис: захочет остаться – хорошо. А если зыбкое существование с Мартином окажется для нее большей ценностью, чем чувства?

В этот момент двери распахнулись, и Анаис, неотразимо прекрасная в сером открытом кардигане, легко сбежала по ступенькам.

– Заждался? – Она была румяная, веселая, в голосе звучали игривые нотки.

Рене широко улыбнулся.

– Куда мы идем? – Он почувствовал, как Анаис взяла его за руку, но, спохватившись, тут же отдернула кисть.

Оба сделали вид, будто ничего не произо-шло. Но повисшая пауза была лучшим подтверждением того, что они подумали об одном и том же.

– Итак, мы остановились на несправедливости общества по отношению к моделям. Точнее, о более частой, чем у мужчин, необходимости раздеваться, – напомнил ей Рене, чтобы уйти от запретной темы. – Я считаю, что женщина создана для любви так же, как мужчина для тяжелой работы и преодоления трудностей. А отсюда вытекает, что для нее обнажаться более естественно. К тому же женское тело гораздо красивее, гармоничнее мужского.

– Ну не знаю, – пожала плечами Анаис. – Что бы там ни говорили о красоте и естественности, но до восемнадцати лет работать мне было гораздо легче. Несовершеннолетним запрещено сниматься в подобных рекламах. Мне никто их и не предлагал. Теперь, конечно, выбор за мной, но иногда режиссер может надавить, если заключаешь контракт. К тому же и платят за подобные вещи всегда на порядок больше. Есть разница: пару раз раздеться и получить за неделю месячный гонорар или вкалывать каждый день, но при этом хранить целомудрие. Пожалуй, я выбираю первое. – Анаис, увлекшаяся своими рассуждениями, не заметила, что Рене уже давно смотрит на нее удивленно. – Что?

– Ты начала работать до совершеннолетия?

– Да, лет с четырнадцати, когда еще жила в интернате. Работодатель стал моим опекуном. А что тебя удивляет?

Рене усмехнулся.

– Нет, ничего. Просто я начал этим заниматься гораздо позже.

– Знаешь, мужчинам вообще проще, для них эта профессия никогда не считалась престижной, поэтому им легче устроиться. А вот девушкам нигде нет хода. Таких, как я, знаешь сколько…

Рене кивнул. Действительно, ему довольно часто на съемках предлагали выбирать партнершу из четырех-пяти девушек, тогда как он сам всегда был единственным.

– Ты права. Будь я женщиной, остался бы за бортом. А тебя вообще устраивает эта работа? Если бы, например, можно было бы зарабатывать чем-нибудь другим?

– В принципе устраивает. Много денег, дорогие тряпки, богатые мужики вокруг, ну и опять же доступ в высшие аристократические круги.

Последнее больно укололо Рене. Значит, аристократизм для нее не на последнем месте.

– Понимаешь, я ведь выросла в материально ограниченной семье. Бабушка не могла мне дать многого. А уж интернат и подавно. Вечная экономия, нехватка денег на элементарные вещи… Я помню, в семь лет сильно разболелась, нужно было лечь в больницу на несколько дней, так бабушке пришлось продать половину мебели в доме, чтобы оплатить мое лечение. Можешь считать меня алчной, но деньги для меня очень важны. Я уже в детстве решила, что добьюсь материального благополучия во что бы то ни стало.

Рене слушал молча, не перебивая. Но чем воодушевленнее, свободнее говорила Анаис, тем удрученнее он становился.

– Есть масса способов достичь этой цели. Одно из преимуществ модельного бизнеса – возможность общаться с людьми не своего круга, миллионерами, владельцами крупнейших состояний в Европе и Америке. А это уже кое-что. Удачное замужество способно решить все проблемы: даже если ты потом разведешься, то есть шанс заполучить чужие деньги даром, только подыскать хорошего адвоката. А уж если мужа можно хотя бы терпеть, так и горя мало.

– Как Мартина? – впервые подал голос Рене.

Анаис, однако, вовсе не обиделась.

– Да, ты, пожалуй, прав. Теренса я не люблю, но он довольно милый. Если бы он женился на мне, я, разумеется, нашла бы способ как можно дольше продержаться в этом статусе. Его, поверь мне, терпеть гораздо легче, чем всех моих прежних кавалеров. С ним иногда даже чувствуешь некое подобие любви.

Рене ничего не ответил. Итак, она готова продаться за деньги. Что ж, тогда Мартин ей подходит во всех отношениях. В меру распущен, даже галантен, если захочет, сказочно богат. Рене не хотелось больше об этом говорить. А он-то понадеялся… Даже готов был отказать Энн.

Анаис заметила, что он переменился в лице.

– Что с тобой? Ты даже побледнел. Замерз?

– Нет, что ты, просто не по себе, – солгал Рене. – Мы в прошлый раз в «Аскоте» не договорили о лошадях.

Ему не хотелось больше разговаривать на больную тему. А Анаис столь непринужденно щебетала о купле-продаже любви, что даже жутко становилось. Рене, конечно, занимался тем же ремеслом: выкачивал из богатых дамочек деньги за постельные услуги. Но у него это носило непостоянный характер: не сегодня завтра все это закончится. Он достаточно известен, и модельный бизнес обеспечит его до конца дней. Вот тогда-то Рене и собирался заняться поисками своей единственной. Теперешний род занятий служил только подготовкой площадки, на которой потом должно было вырасти здание крепкого семейного благополучия, основанного на любви и понимании. Иначе дело обстояло у Анаис. Она не видела смысла искать настоящую любовь, когда и так уже удачно устроишься. Ладно, пусть живет как знает. Рене не осуждал ее: в конце концов, его детство при всем неблагополучии по крайней мере нельзя было назвать нищим.

Неожиданно он заметил, что Анаис молчит.

– Прости, я задумался.

– Нет, ничего. Я, кажется, тоже.

Анаис почувствовала себя неловко. Рене явно не одобрял ее жизненную позицию, хотя, как джентльмен, ничего не высказал вслух. Однако этот немой укор ударил по больному месту. После вчерашнего обеда и особенно сегодняшней фотосессии Анаис уже сама была близка к тому, чтобы усомниться в собственных рассуждениях. Да, в голове еще крутился давно выверенный, обдуманный шаблон поведения под грифом «бери от жизни лучшее». Но теперь сомнения возникли по поводу того, что же все-таки является лучшим. Иметь дорогие машины, дома в разных частях Европы, потрясающие наряды, но при этом не знать настоящего чувства. Или любить, но ходить в лохмотьях. Если раньше Анаис безоговорочно делала выбор в пользу первого варианта, то теперь он уже не казался ей бесспорно верным. Зато второй становился все более привлекательным. Однако она знала за собой склонность к некоторой сентиментальности, причем не без примеси романтизма. За милым на край света, в огонь и в воду! Смешно. Нет, сейчас определенно не время раскисать, вечером возвращается Мартин.

Внезапно у Анаис закружилась голова и перехватило дыхание. Она наверняка бы упала, не успей Рене ее подхватить.

– Тебе плохо? Давай присядем.

Но Анаис не могла ответить, горло словно сдавили щипцами, стало тяжело дышать. А вместе с этими неприятными ощущениями вернулось смутное воспоминание, что как будто это бывало с ней и раньше.

Рене, подхвативший Анаис, уже посадил ее на скамейку.

– Давай я вызову «скорую».

Он достал было из кармана пиджака сотовый, но Анаис протестующее подняла руку.

– Подожди, кажется, я знаю, в чем дело.

Говорить ей тоже стало тяжело, в горле першило, хотелось кашлять. Да, теперь Анаис точно вспомнила: лет в семь у подруги на дне рождения она в первый и последний раз попробовала мидий. Страшный приступ аллергии, о которой ни бабушка, ни сама Анаис до этого понятия не имели, закончился больницей. И еще хорошо, что больницей, – врачи говорили, что при таких симптомах и умереть недолго. Как она могла забыть!

– Таблетки, – закашлявшись, прохрипела Анаис. – Любые таблетки от аллергии. В аптеке. Только быстро, иначе придется ехать к врачу.

Бросив короткое «сейчас», Рене кинулся наперерез машинам. Не прошло и пяти минут, как он, наспех распечатывая упаковку, уже давал Анаис таблетку, которую та запила принесенной им же минералкой. Отек горла был уже настолько велик, что воздух из легких выходил с хрипом. Рене сильным движением опрокинул Анаис на лавку.

– Запрокинь голову, будет легче дышать.

Постепенно приступ удушья стал проходить. Через полчаса Анаис уже снова смогла говорить.

– Боже! Какое счастье, что это не произошло на съемочной площадке! А ведь погуляй мы подольше в перерыве, я стала бы задыхаться как раз на финальных кадрах. Или в раздевалке. Ты, кстати, мог меня и не дождаться.

Она улыбнулась, радостно и добродушно, словно ничего и не случилось. А вот Рене было не до улыбок. Перед глазами все еще стояло мертвенно-бледное лицо, посиневшие губы, бессильно хватающие воздух, в ушах слышался клокочущий хрип. Да как она может так наплевательски относиться к собственному здоровью?! Сейчас, конечно, Анаис выглядела значительно лучше, но ведь это не меняет дела. Еще больше Рене разозлили ее следующие слова:

– Ладно, идем гулять дальше, а то до поезда не успеем ничего посмотреть.

– Какое гулять! – Рене был бы рад сдержать эмоции, но, уж извините, любое безрассудство должно иметь свои пределы. – Ты сейчас же поедешь в отель и ляжешь спать. Я позвоню Джуди и скажу, что мы застряли. А завтра будет видно по самочувствию. Если все будет хорошо, уедем дневным поездом. Нет – значит, будем ждать сколько понадобится.

Анаис удивленно посмотрела на него.

– Рене, да ты что? Это простая аллергия, брось. И я не могу оставаться здесь до завтра – Мартин приезжает вечером.

– Ничего, один день потерпит. – Рене сделал решительный жест рукой. – Если ты ему дорога, то подождет. А сейчас мы едем в отель и ты ложишься спать.

– Но… – Анаис привыкла подчиняться мужчинам, но лишь тогда, когда они выполняли роль ее любовников. – Почему ты мне приказываешь?

– Потому что сама ты не в состоянии проследить за собственным здоровьем. – Рене уже поднялся со скамейки и ловил такси, выйдя с тротуара на проезжую часть.

– Нет, постой! – возмутилась Анаис. – Я хочу гулять!

– А я тебя не спрашиваю, чего ты хочешь, – парировал Рене. – И попробуй еще открыть рот, я вызову «скорую», и уж медики точно отпустят тебя не раньше чем через три дня.

Пришлось смириться. По правде говоря, Анаис действительно чувствовала слабость, голова немного кружилась, подташнивало. Но нельзя же, черт побери, сдаваться без боя!

Она уснула почти сразу, как только положила голову на подушку. А стоило кривляться и отстаивать независимость всю дорогу до отеля! Что за логика такая?! Рене глядел на спящую Анаис и улыбался. Кокетка. Кокетка до кончиков пальцев. Повыделывалась, а теперь спокойно отдыхает с чувством выполненного долга. Он поправил одеяло, свесившееся с кровати, и направился в другую комнату.

Отель, где они наспех остановились, был вполне приличным. Дверь закрывалась плотно, и можно было быть уверенным, что тебя не подслушают. Предстоящий телефонный звонок висел над ним как дамоклов меч. Ужасно противная обязанность. Сам он отключил мобильник, чтобы Джуди не надоедала постоянными указаниями по поводу плана, который Рене уже точно выполнять не собирался. Он не станет портить Анаис жизнь, пусть выходит замуж за кого угодно. Мести же теперь можно не опасаться – Энн Макбрайт надежнее любого прикрытия. Тем более что он скорее всего скажет ей «да». Надо только не забыть перезвонить и отменить встречу в парке. Одним словом, Джуди больше не имеет над Рене никакой власти. Но доложиться все же придется. Ведь Анаис может проспать довольно долго, а их ждут вечерним поездом.

Рене снял трубку и набрал номер. Джуди ответила сразу.

– Алло?

– Это Рене.

– Рене! – В голосе слышалось раздражение. – Я весь день тебе звоню. Почему ты отключил телефон?!

– Потому что он мешает работать, – коротко ответил Рене, недвусмысленно грубо показывая этим, что не намерен слушать упреки в свой адрес.

Джуди поняла.

– Ладно, что нового?

– У Анаис аллергия, я отвез ее в отель, и до утра, думаю, она пролежит в постели. Вернемся завтра.

Джуди отреагировала на это известие неожиданно бурно.

– Рене, ты лучший! Аллергия! Даже мне не пришла бы в голову идея замечательнее. Потом расскажешь, как тебе удалось узнать, на что именно у нее аллергия. А теперь слушай, что нужно делать дальше. Раз вы остаетесь до утра, то соблазни ее. А уж я устрою так, что на рассвете к вам в номер явится Мартин.

Рене так взбесили слова этой стервы, что он чуть не бросил трубку. Это ж надо! Предположить, что он подложил в пищу Анаис аллерген! Правильно говорят: судят по себе. Уж кто-кто, а Джуди точно не погнушалась бы даже ядом, если бы это было в ее интересах. Но заподозрить в подобной подлости Рене!

– Он должен увидеть вас в постели, – продолжала Джуди. – И разбросайте одежду, чтобы создавалось ощущение дикой страсти.

А слова-то какие! Рене так и подмывало сказать, что он плевать хочет на все эти ухищрения и не станет приводить в исполнение грязные планы женщины, с которой отныне его ничто не связывает. Но тут в голову пришла другая мысль. Если Джуди поймет, что все кончено, она тут же, не отходя от кассы, начнет строить новые козни. И самое главное, еще до утра успеет претворить их в жизнь. Наговорит всякой чепухи Мартину, к примеру. Да мало ли что! Если уж она вообразила себе, будто история с аллергией подстроена. Нет, в интересах Анаис нужно сохранять видимость заговора, тогда Джуди будет по крайней мере до завтра спать спокойно. А там рядом с девушкой опять окажется Мартин.

– Хорошо, я так и сделаю, – согласился Рене. – Пока.

– Целую, ты лучший!

Уф! Рене тихонько прикрыл дверь в номер и пошел к себе. Сколько всего нужно ему обдумать, просто в голове не укладывается. Однако стоило опуститься на кровать, как глаза закрылись сами собой: Рене и не подозревал, что устал до такой степени. Сказалась и суматошность предыдущего дня, и переизбыток впечатлений от фотосессии, и эта неожиданная опасность, нависшая над Анаис…

Когда Рене открыл глаза, было уже около девяти вечера. Еще не стемнело, но солнце, чьи багровые лучи проникали в комнату, уже висело над самым горизонтом, обещая вот-вот сорваться вниз. Рене сразу пошел к Анаис.

На кровати стояла собранная сумка, из душа доносился шум воды. Так, собралась ехать. Ну что ж, пусть попробует. Рене бесцеремонно принялся раскладывать вещи на прежние места, благо их было немного, а потом забрал документы. Когда Анаис вышла, закутанная в огромное махровое полотенце, он уже как ни в чем не бывало сидел в кресле и просматривал рекламный проспект, попавшийся под руку.

– А где моя сумка? – Анаис растерянно окинула взглядом комнату.

– Я сказал, что ты никуда сегодня не поедешь. – Рене даже глаз не поднял на собеседницу.

– Ну знаешь ли! – Она рассерженно нахмурилась. – Отдавай немедленно или я позвоню управляющему и сообщу о краже! А в качестве главного подозреваемого назову тебя.

Рене оторвался от проспекта.

– Я, кажется, не разрешал тебе вставать с постели до завтрашнего утра. Поэтому не нарывайся на грубости, ляг, пожалуйста. – Однако при последних словах он не выдержал роли и едва заметно улыбнулся.

Разумеется, Анаис не могла этого не заметить.

– Это на какие же грубости, если не секрет, я могу нарваться? – Она кокетливо подмигнула.

– Ну, объяснять долго, я покажу.

Рене встал, откинул край одеяла, а потом, подхватив Анаис на руки, уложил ее в кровать. При этом полотенце съехало, оголив ее бедра. Он снова ощутил уже знакомую дрожь. Анаис теперь лежала перед ним, изумленная, шутливо-веселая и… Да, Рене не ошибся, она, как и там, в студии, была готова ко всему. Если сейчас обнять ее, поцеловать, она непременно уступит. Ее глаза горели в полумраке комнаты, освещенной только тусклыми лучами абажура. Тело расслабилось.

Анаис не могла понять, чего он ждет. Рене сидел на краю кровати и буквально пожирал ее взглядом. Не нужно было быть гением психологии, чтобы понять, о чем он сейчас думает. И Анаис это не удивляло. После сегодняшней фотосессии она ожидала чего-нибудь подобного, отчасти поэтому и хотела уехать, от греха подальше. Странным же казалось другое: прошло всего два дня со времени их знакомства, только два дня, а она лежала перед Рене почти голая, четко осознавая терзающее его желание, и ни звуком, ни жестом не могла противиться напрашивающемуся ходу событий. Она ждала, заранее отдавшись воле этого почти незнакомого ей человека.

Рука Рене потянулась к полотенцу. Анаис молча лежала не шевелясь. Холодные пальцы коснулись кожи в том месте, где махровый край был завернут. Снова никакого сопротивления. Анаис понимала, что делает, быть может, самую большую ошибку в своей жизни. Ведь если Мартин узнает, все труды пойдут насмарку. Но это не пугало ее. Сейчас имели значение только холодные руки, чьих прикосновений так жаждало ее тело. Пускай делает что хочет.

Рене тем временем откинул один край полотенца, правое плечо и бедро Анаис оголились. Она не шелохнулась. Тогда он неожиданно поднялся и стал раздеваться. Когда одежды на нем не осталось, он снова сел на прежнее место.

– Ты говоришь, женщины всегда вынуждены обнажаться, в то время как для мужчин это необязательно? Сегодня все будет иначе.

Анаис действительно почти целиком прикрывал другой край полотенца. Рене запустил под него руку. Пальцы коснулись груди, спустились ниже, вот уже влажная ладонь легла на живот… Анаис не могла больше терпеть. Желание, страсть захватили ее так же, как в студии, но теперь наслаждение, доставляемое его прикосновениями, было куда сильнее. Вид обнаженного мужского тела возбуждал, заставлял трепетать в ожидании сильных властных объятий. И Анаис сама откинула край полотенца. Сразу стало холодно, но лишь на мгновение, потому что уже через секунду Рене накрыл партнершу своим телом, горячим, жаждущим удовольствия…

9

Небо за окном по-прежнему было серым. Больше того, если вчера оно просто хмурилось, то сегодня недвусмысленно намекало на дождь. Анаис еще спала, разметавшись на постели и запрокинув голову. Рене даже перепугался сначала, решив, что ей опять плохо. Но нет. Ее дыхание было ровное и спокойное. На лице застыло выражение умиротворения и какой-то тихой, нежной гармонии. Глядя на него, хотелось думать о счастье, благополучии: чуть заметные ямочки на щеках, пушистые ресницы, рассыпавшиеся по подушке волосы. Казалось, губы вот-вот улыбнутся. Широко раскинутые в стороны расслабленные руки словно приготовились обнять весь мир. И это лицо… Бесконечно любимое, где каждая черточка теперь была дороже карьеры, свободы… дороже самой жизни.

Рене, уже однажды познавший любовь, не обманывал себя. Зачем? Можно сотни раз сказать, что просто привязался к человеку. Можно не встречаться, ссылаясь на постоянную нехватку времени. Можно уйти с головой в работу, выдумав какую-нибудь ложную цель. Одним словом, можно бесконечно лгать себе, изобретать развернутые, логически выверенные отговорки, но суть не изменится. Сердцу не прикажешь, хуже того – его-то уж точно не обманешь.

Рене поднялся и стал одеваться. Анаис потратила лучшие годы жизни на то, чтобы в конечном счете устроить свою жизнь с шиком и блеском, как на ярких картинках в глянцевых журналах. Для нее мечта, счастье неотделимы от богатства и мишурного блеска. Что ж. Это ее выбор. Но тогда ему, Рене, здесь делать больше нечего. Да, он влюблен. Влюблен, как никогда, но это не повод ломать человеку жизнь, скорее наоборот: теперь его прямая обязанность устроить счастье Анаис.

Солнце еще только начало подниматься, кругом царил полумрак. Густые, мохнатые тени, подобно каким-то страшным охотникам, забились в углы, притаились. Если напрячь слух, то можно было даже разобрать их едва различимое бормотание. Рене еще раз окинул взглядом комнату: нужно запомнить каждую мелочь, каждую деталь. Сколько раз после разрыва с Энн он пытался вспомнить места, где они бывали вместе, обстановку ее дома, предметы, которые особенно нравились ей, и не мог. Иногда это было так мучительно необходимо, что Рене не спал ночами, силясь воспроизвести в голове какую-нибудь сцену. Зачем? Чтобы восполнить или хотя бы создать иллюзию восполнения внутренней пустоты. Наша память – это единственное, что оставляют нам смерть и разлука. Когда с четкой ясностью помнишь одежду, запах духов, ласку прикосновений, создается ощущение, будто человек все еще рядом и ушел только ненадолго. Поэтому Рене иногда сутками напролет пытался отыскать в глубинах своего сознания эти мелкие детали. Бесценные детали, потому что они были для него всем. Он жил воспоминаниями.

Тяжелые темно-синие занавески, отчасти напоминающие замки шотландских аристократов, кровать с крестом в изголовье, большой бар с зеркалом, черно-синий узорчатый ковер под ногами, паркет. Рене хотелось запомнить все, ведь больше они никогда не увидятся. Сам он твердо решил покончить с беспутной жизнью жиголо, мальчика на побегушках. Свадьба с Энн прекратит все это раз и навсегда. Конечно, работа останется, и, может, когда-нибудь они и пересекутся, но как скоро, да и пересекутся ли?..

Рене последний раз посмотрел на Анаис. Он будет помнить ее такой. Только такой. Даже если через пару лет встретит свою возлюбленную упакованной в шелка и драгоценности, изысканно надменной, как все великосветские дамы. Даже если печать распущенности исковеркает это прекрасное лицо, ведь порок густо кладет свои страшные краски… Но Рене будет помнить только эту комнату с живыми тенями по углам и темными тяжелыми занавесками. Будет помнить ясное, словно озаренное изнутри каким-то призрачным, неземным светом лицо. Эти руки и изгиб шеи, беспорядочно рассыпавшиеся по подушке волосы, обнаженные плечи…

И Рене вышел. Нужно торопиться, ведь неизвестно, каким поездом приедет Мартин, может он уже на пути в отель. Анаис должна стать его женой и станет, несмотря на козни Джуди, несмотря на его характер и отсутствие любви. Но раз таков для нее земной рай… Рене внутренне никак не мог смириться с этой установкой, но всем своим существом, всем сердцем хотел только одного – чтобы Анаис была счастлива.

Дверь номера захлопнулась глухо, почти беззвучно. Длинный, освещенный желтоватыми лучами ламп коридор был пуст. Даже горничные еще не встали. Бесконечная череда дверей, ковровая дорожка и распахнутое окно в самом конце, далеко-далеко. Ни души. И почему-то Рене подумалось, что вот точно так же пуста отныне будет его жизнь. Иногда из дверей станут выходить люди, мужчины и женщины, но все они будут однообразно чужими, немыми тенями, бестелесными призраками, чьи слова не потревожат души, чьи прикосновения не разбудят ощущений. И только одна дверь навсегда останется закрытой. И сам Рене не посмеет в нее войти.

Анаис проснулась от жаркого прикосновения. Губы обжигали шею, по плечу скользнули пальцы, лаская кожу. Рене?

Она открыла глаза: прямо перед ней, наклонившись вперед, сидел Мартин.

– Как ты красива, когда спишь, – прошептал он и снова поцеловал Анаис. – Я только с поезда. Хотел приехать вчера. Но поздно вернулся из Женевы. Знаешь, нам столько надо обсудить сегодня… – Он поднялся и прошел к окну. – Не могу начать, волнуюсь впервые в жизни.

Анаис с трудом сдержала потуги собственной мимики: брови хмурясь поползли к носу, лоб было вознамерился сморщиться. О чем он говорит? И где Рене? И что Мартин делает в этом отеле, когда должен быть в Виндзоре?

Тем временем лицо Мартина приобрело какое-то торжественно-величественное выражение, он словно собирался с мыслями для важного заявления. Анаис просто не знала, что и думать. Вся эта неадекватная непонятность свалилась на нее как снег на голову, без предупреждения. Ночь и утро были не похожи друг на друга, как огонь и вода, причем одно категорически исключало другое. Каким образом, по чьему нелепому сценарию два этих кадра оказались рядом, Анаис понять не могла. Складывалось ощущение, что кто-то очень добрый просто вырезал середину пленки и склеил два крайних снимка.

– Я долго думал о наших отношениях, – с дрожью в голосе начал Мартин. – Мы знакомы не так уж давно, но за это время я многое понял и переосмыслил. Мы с тобой люди разных социальных слоев…

Ну да, конечно, как можно не вспомнить об этом. Похоже, Теренс начал приходить в норму, по крайней мере теперь легко угадывались его основные, коронные интонации.

– …но это не должно помешать нашему счастью.

А вот это уже незапланированный поворот сюжета для Мартина, можно сказать, даже оригинальный, показатель некой свободы мышления.

– Мы могли бы создать семью на иных основах.

Это «мы», повторяющееся через два раза на третий, уже стало раздражать Анаис: не в качестве речевой неграмотности, а как психологически неприемлемое. Она еще не успела все толком обдумать, осознать произошедшие в ней изменения, но уже чувствовала, что никаких «мы» просто не существует.

– Мой прошлый брак закончился разводом. Однако лишь теперь я понял, почему это случилось.

Анаис чуть не засмеялась: да уж, конечно, давно пора!

– Между нами не было любви.

Ура! Эврика! Как ты догадался?

– Но с тобой все иначе. Мадемуазель Ажан, – Мартин достал из кармана маленькую бархатную коробочку, – я люблю вас и прошу стать моей женой.

Высказался. Лицо Мартина просто излучало восторг. Однако от Анаис не укрылась и значительная доля самодовольства новоявленного жениха. Того же, что происходило с ней самой, она просто не в состоянии была оценить хоть сколько-нибудь адекватно: все смешалось, мысли обрывались посередине и ни одна из них не доходила до логического завершения. Хотя нет, одна все-таки дошла и теперь натянулась в голове, подобно бельевой веревке, вроде тех, что еще можно встретить во французской провинции. Но и эта одна была неутешительна. Формулировалась же она следующим образом: Мартин смешон и жалок. Очень интересное суждение, особенно на фоне только что сделанного предложения руки и сердца! И главное полезное, ну вот хоть прямо сейчас и высказывай! Остальные мысли, будучи короткими и не видя в окрестностях мозга другой опоры, кроме этого кардинального положения, быстро нашли выход из ситуации: просто перекинулись поперек через бельевую веревку и, перепутавшись, повисли, словно натягиваться вовсе не входило в их обязанности. Несчастное мышление, изнемогая от усталости и досады, конечно, попыталось навести порядок в этом несусветном бедламе, но все его усилия оказались тщетными: тяжелые, не желавшие двигаться мысли прикинулись макаронами, липкими и нетранспортабельными.

Боже! Веревки, макароны! Какая чушь! Анаис вскочила с кровати и, бросив на ходу короткое «я в душ», ретировалась в ванную. Что по этому поводу подумал Мартин, оставалось только догадываться.

В процессе бегства полотенце было благополучно забыто в комнате, но возвращаться за ним Анаис не собиралась. Она резким движением открыла холодную воду и с удовольствием подставила горячее тело ледяным струям. Душ в мгновение ока разогнал дремоту и прибавил ясности в голове. Итак, Рене исчез таинственным образом, не предупредив. Вполне возможно, что в последний момент успел выскользнуть из номера незамеченным или, того хуже, еще прячется где-то здесь. Ладно, его действия понятны: не хочет портить ей жизнь. Теперь Мартин. Вот уж удивил: в самых смелых мечтах сложно было предположить такое развитие событий. Сделал предложение. Еще пару дней назад Анаис завизжала бы от радости и бросилась ему на шею (причем села бы там основательно и надолго, желательно до конца дней). Но не теперь. Ночь расставила все точки над i. Она любит Рене. И никакие деньги, машины, наряды не заменят этого полноценного, всепоглощающего чувства. Думая так, Анаис не ощущала внутри себя сопротивления, инертности, которые были раньше. Напротив, все как будто стало на свои места. Она не любит Мартина и поэтому не пойдет за него замуж. Как все

Любовь, заполнив все ее существо, заставив горячо биться сердце, освободила разум от ненужных логических построений. Можно сто раз объяснить себе, почему выгодно сейчас сказать Мартину «да», а потом выйти и брякнуть «нет», потому что живое, искреннее чувство чуждо лжи. Потому что все доводы рассудка перед опасностью потерять любимого человека рассыпаются как карточные домики. Анаис просто не знала, что такое любовь.

Внезапно раздался стук.

– Милая, тут тебе принесли какую-то записку, но портье уверяет, что должен передать тебе ее лично в руки и мне не отдает. Выйди на минуту.

Вероятно, это послание от Рене. Значит, он все-таки каким-то образом просочился мимо Теренса. Отлично.

– Хорошо, только дай мне полотенце. Я забыла. Оно должно быть на кровати.

Через минуту Анаис уже расписывалась в бланке о доставке. Обыкновенный конверт, внутри шелестит тонкий лист. Ничего особенного, но Мартин прямо-таки весь вытянулся, пытаясь рассмотреть от кого. И, едва дверь за портье захлопнулась, он тут же спросил:

– Что-то личное? – Он даже отвернулся к окну, стараясь изобразить равнодушие.

– Нет, думаю по работе, – солгала Анаис.

– Но там нет марки. – Мартин не обернулся, но в его голосе послышалось раздражение неудовлетворенного любопытства, грозящего перерасти в подозрение.

Поставленная в неловкое положение, Анаис уже судорожно соображала, что бы соврать получше, но тут вдруг у Мартина зазвонил телефон.

– Алло? Мама, я женюсь!.. Нет, Рене здесь нет. Мама, ты что, не слышишь? Я женюсь! – К Мартину вернулась прежняя восторженность. – На Анаис! Она станет моей женой, я планирую объявить о помолвке сразу по прибытии домой…

Дальше Анаис не слушала: она распечатала конверт. Неровный, скачущий почерк сразу заставил ее насторожиться.

«Я уж далеко. Скоро прибуду в Виндзор. Вчера мы говорили о том, что такое счастье. О своем я рассказывать не стал, а твоего не смогу дать тебе, если мы останемся вместе. Не будет светских раутов и приемов, не будет по десять машин в зависимости от стиля и цвета одежды, не будет драгоценностей стоимостью в небольшой остров. Твоя мечта – Мартин, и я не хочу мешать. Прощай, мы больше не увидимся, не ищи меня.

P.S. Теперь самое главное. Теренс непременно сделает тебе предложение, он уже поделился этим намерением с матерью. Но Джуди и слышать не хочет о такой партии для сына. Все, что происходило за последние два дня, было подстроено. Я выступал в качестве соблазнителя. По крайней мере, должен был. Съемки в Лондоне – это еще одна уловка. Увенчалось бы это все приездом Мартина в самый неподходящий момент: согласно сценарию, он нашел бы нас утром в отеле. Таков в общих чертах был план. И я даже согласился за него взяться. Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь? Но на самом деле я только в то утро на скачках еще был Рене Ноэлем, подручным Джуди, а после того обеда, память о котором я сохраню до конца жизни, с тобой общался уже Рене Дюлье. И он не выполнял волю миссис Теренс. Он просто влюбился.

Я мог бы и не рассказывать всего этого, но теперь ты знаешь, что Джуди нельзя доверять, знаешь, от кого исходит главная опасность. Просто не давай Мартину общаться с матерью. Что же касается меня, забудь об этих двух днях. Я люблю тебя и желаю тебе счастья.

Целую.

Рене Дюлье».

Теперь Анаис стало понятно, откуда Мартин узнал, где ее искать. Интуиция не обманула ее насчет миссис Теренс. Мартин все еще описывал матери будущую свадьбу, он был возбужден и размахивал руками наподобие ветряной мельницы. А Анаис стояла с письмом в руках и молчала. С Теренсом ей все стало ясно еще в душе: они не могут быть вместе. Но Рене… Кто дал ему право решать за нее, каким образом устраивать свою жизнь? Почему он не спросил? Ведь мог разбудить и просто задать вопрос в лоб. Почему? Почему он все решил сам?! Однако тут же в голове возник ответ: потому что ты сама дала ему это понять. О Рене! Если бы ты знал! Она говорила о богатстве так уверенно, что он поверил, поддался убедительности слов. Конечно, они были убедительны, ведь Анаис повторяла их каждый день с четырнадцати лет. Но он первый заставил ее усомниться в них. Первый и единственный.

Мартин убрал сотовый.

– Ну? – Он вопросительно посмотрел на конверт. – Что там?

Странное чувство охватило Анаис. Зачем скрывать? Зачем прятаться, если все уже кончено? Рене исчез, просто растворился на одной из необыкновенно туманных сегодня улиц Лондона. И все потеряло смысл, выцвело в одночасье, словно старая фотография. Анаис смотрела на Мартина и не понимала, что этот человек здесь делает. Ей даже казалось, будто она вовсе не знает его. Не знает так, как познала этой ночью Рене. Не знает… Но тогда зачем он стоит тут, зачем выжидательно смотрит на нее? Ах да. Кажется, нужно ответить ему. Но о чем он спрашивал? О письме? Нет, было нечто гораздо более важное. Анаис никак не могла вспомнить. Письмо Рене будто парализовало ее, разделив жизнь на две половины: до этого листа и после. Еще вчера мир был так многолик и прекрасен, сердце отчаянно билось в груди и душа, переполненная блаженством настоящего чувства, рвалась в небеса, а сегодня все умерло, смолкло, обратившись в промозглую, туманную осень бытия, где только этот белый лист бумаги служит напоминанием о том, что скоро скованная морозом, бесплодная земля накроется саваном. Почему-то рядом с похоронами тут же возникла другая ассоциация – подвенечное платье. И Анаис сразу вспомнила, о чем говорил с ней Мартин.

– Я не согласна, – прошептала она. – Так много изменилось теперь… – Говорить было тяжело, мысли никак не хотели облачаться в легкие одежды слов. – Я не люблю тебя. Ты не любишь меня. А разве без любви возможно счастье?

Анаис стояла посреди комнаты, по-прежнему держа в руках листок, и смотрела прямо перед собой, словно Мартина и вовсе здесь не было.

А разве без любви возможно счастье?

Она не спрашивала. Нет, она просто пыталась привыкнуть к этому сомнению, столь новому для нее. Еще вчера Анаис ответила бы «да». А сегодня и без того расшатанное здание принципов и взглядов трещало, скрипело и вот-вот грозило развалиться. Уже слышно было, как скрежещет тонкий, непрочный каркас, изъеденный ржавчиной, уже осыпалась со стен штукатурка. Черные трещины поползли от фундамента к крыше. Раздался (Анаис почти услышала его внутри себя) оглушительный грохот и…

– Без любви невозможно счастье, – уверенно сказала Анаис.

Теперь она не спрашивала, теперь она знала. И поэтому смело посмотрела на Мартина. Ушел страх оказаться виноватой, ведь сердцу не прикажешь. Зачем же мучить друг друга, когда можно просто сказать правду.

Мартин, все это время растерянно стоявший у окна, наконец подал голос:

– Что ты сказала?

– Я сказала, – Анаис улыбнулась, добродушно и радостно, – что мы не любим друг друга. И никогда не любили. Тебе льстило, что рядом с тобой красивая девушка, которой ты можешь распоряжаться. А мне хотелось красивой жизни, высшего света. Но счастливы мы не будем.

– Подожди, подожди… – Мартин поднял руку, словно хотел остановить ее речь. – Я не понял, ты что, мне отказываешь?

– Да, – просто и без лишних слов ответила Анаис. Она видела, что ее довод не произвел на Теренса никакого впечатления, и поняла, что бесполезно с ним говорить на эту тему.

– Как? – Мартин нахмурился. – Что такое, ведь еще недавно…

Анаис прижала палец к губам, делая ему знак замолчать, и протянула письмо.

– Прочти.

Мартин уткнулся в листок. Анаис видела, как он буквально пожирает его глазами, жадно вглядываясь в каждую букву. Неожиданно он скомкал бумагу и с остервенением кинул в сторону.

– Я так и знал! Так и знал, что тебя нельзя оставлять одну!

Анаис не удержалась, чтобы не съязвить, хотя вообще не была расположена сегодня конфликтовать.

– За это можешь поблагодарить Джуди.

– А вот это тебя не касается! – вспылил Мартин. – Как ты можешь осуждать ее, когда сама… сама… шлюха!

– Вот видишь, – спокойно возразила Анаис, – я в первый раз за все время наших отношений высказала по-настоящему свою волю. И что я услышала в ответ? Любимых и возлюбленных не называют грубыми словами, что бы они ни сделали. Рене тоже, можно сказать, бросил меня сегодня. По иным причинам, конечно, но бросил. Однако даже если бы он ушел к другой женщине, я ни за что не устроила бы ему скандала. Ты просто не понимаешь, и мне жаль тебя.

– Ах тебе жаль! – Мартин нервно заходил по комнате. – Тебе жаль! А мне жаль, что я… для тебя все сделал, о чем другие только мечтают…

Анаис снова перебила его:

– Я не другие, Мартин. И я не виновата, что не могу тебя полюбить. Но это еще полбеды, ведь ты тоже не любишь, только не знаешь этого, тебе не с чем сравнить. Ты никогда никого не любил, кроме себя самого.

– Только не надо намекать на мой эгоизм, когда сама ты уже больше трех месяцев ломаешь комедию, изводишь меня ради простого развлечения, путешествия по Европе.

– Неужели ты не понимаешь? – Анаис не заражала его нервозность. Казалось, ее сейчас вообще невозможно вывести из себя. – До вчерашнего дня и я не знала, что должна в идеале испытывать женщина к человеку, с которым собирается разделить печаль и радость жизни. Кстати, утешься, он ушел, решив, что счастье для меня в деньгах. И, знаешь, до вчерашнего дня я именно так и думала. Я смотрела с завистью на твою яхту, на то, как ты широким жестом можешь поставить выпивку всем в баре. И лишь сейчас понимаю, что все это лишь суета сует. И дай бог, чтобы ты тоже понял это когда-нибудь.

– А я не собираюсь ничего понимать. – Мартин остановился напротив Анаис, в глазах его вспыхнула злоба. – Я просто уйду. А если ты захочешь вернуться, то даже не думай об этом.

– Ты так ничего и не понял, – покачала головой Анаис. – Прощай, желаю тебе счастья. – И, немного помолчав, она добавила: – Счастья любви.

Мартин, вероятно, ожидал иного ответа. Он стоял неподвижно, все еще надеясь на продолжение, но Анаис молчала. Тогда он просто вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

За окном серое небо так набухло, что, казалось, еще немного – и оно провиснет до самых крыш. Холодный, едкий туман полупрозрачной пеленой окутал улицы. Он медленно проникал в души прохожих, словно усыпляя их чувства, сковывая волю. И люди шли с сонными, одутловатыми лицами, с зонтами в руках. Закутавшись в шали и плащи, они молчали, потому что боялись открыть рот. Боялись, что хотя бы одна частичка этой серой мути попадет в их легкие. Но не замечали, что туман, этот почти живой водянистый сумрак, просачивается сквозь кожу, затекает через ноздри вместе с воздухом.

А Анаис лежала на кровати и смотрела в потолок. Утренний Лондон… Как ты жесток, как циничен. Что-то ныло, болело в груди и хотелось глубоко вздохнуть. Нет, Анаис не пугал туман. Она знала, что теперь, словно пораженная тяжелым недугом, обречена носить его в своем сердце. Всегда. До конца дней.

10

Рене опустил руки под струю холодной воды и несколькими быстрыми движениями ополоснул лицо. Он не собирался будить Джуди, рискуя раньше времени навлечь на себя ее гнев. Сейчас существовали дела поважнее. В первую очередь он переоделся в чистую рубашку и брюки, потому что Энн особо ценила в мужчинах опрятность. Минувшей ночью, по дороге в Виндзор, он вспомнил о переназначенной на утро встрече. Словно сама судьба подталкивала его к решительному шагу. Анаис олицетворяла собой любовь. Но любовь недосягаемую, которая несет в себе разочарование. Энн, наоборот, обещала подарить Рене всю нерастраченную нежность, окружить заботой, создать тепло и уют. В конце концов, заполнить зияющую пустоту в его жизни. Она хотела быть рядом, а Рене все теперь казалось бессмысленным. Глупо пытаться заместить одно другим. Выходит неравноценный обмен.

Чтобы скрасить время, оставшееся до назначенного срока, он занялся сборами. Затем позвонил в аэропорт и забронировал билет на вечерний рейс до Парижа. Когда Рене покидал свой номер, его настроение оставляло желать лучшего. Еще издали он заметил машину Энн, припаркованную у аллеи. Скамейка, два дня назад служившая их временным пристанищем, снова стала местом выяснения отношений. После дежурного обмена приветственными поцелуями повисла короткая пауза в преддверии важного разговора. Рене почему-то обратил внимание на солнцезащитные очки своей собеседницы. Этот аксессуар смотрелся по меньшей мере странно, если учесть пасмурную погоду. И тут он все понял: Энн хотела спрятать слезы разочарования, словно заранее знала, какой ответ услышит. Случайное наблюдение подействовало на него неожиданным образом: Рене порывисто обнял ее, вдыхая давно забытый аромат волос, и вместо заготовленных речей сказал одно-единственное слово: «прости». Он не видел выражения лица Энн, но почувствовал, что она с пониманием отнеслась к принятому им решению.

– Ты не виноват, – прозвучало в ответ. – Просто слишком поздно. Мы упустили момент. То есть я упустила.

Рене показалось, будто при этих словах на лице Энн промелькнула тень грустной улыбки. Но убедиться в правильности своей догадки не было возможности. Затянувшееся объятие прервалось по ее инициативе. Перед ним предстала прежняя миссис Макбрайт, сдержанная, собранная, хладнокровная.

– Мне пора, – произнесла она, рассеянно переводя взгляд на часы. – Я забронировала билет на самолет. Дневной рейс.

Рене было очень тяжело разговаривать с ней спокойным, будничным тоном, но ситуация вынуждала принять предложенные правила игры. Он старался заглушить в себе чувство вины за боль, которую невольно причинил Энн. Сейчас существовало два возможных сюжета дальнейшего развития событий: либо они прекращают общаться раз и навсегда, либо сохраняют, пусть слабое, подобие дружбы. Рене всем сердцем желал второго варианта. Поэтому с энтузиазмом зацепился за брошенную реплику.

– Куда ты теперь направляешься? – поинтересовался он.

– Я возвращаюсь на родину, в Дублин.

– Надеюсь, мы еще увидимся? Можно тебе позвонить как-нибудь? Понимаю, мои слова кажутся нелепостью после всего произошедшего, но ты искренне дорога мне. Ни один человек в мире не сделал для меня столько добра, сколько я получил от тебя. Ты уникальная женщина. Спасибо, что показала наивному провинциалу настоящую жизнь.

– Если бы я уловила в твоих словах малейший намек на лесть или фальшь, – начала Энн угрожающим тоном, – то надавала бы тебе на прощание дюжину пощечин. А так… Обещаю позвонить, когда буду в Париже. В обмен ты тоже должен пообещать мне одну незначительную мелочь. Согласен?

– Конечно. Тебе не стоило даже спрашивать. О чем речь?

– О твоей свадьбе, мой дорогой. Я хочу присутствовать на этом мероприятии в качестве почетной гостьи. Вот и все.

Рене поначалу опешил, услышав это странное требование.

– Энн, я, наверное, неправильно тебя понял. У меня и в мыслях нет жениться. Ты торопишь события.

– Рене, ты можешь лгать сам себе, но я слишком хорошо тебя знаю. Как и в дни нашего романа, твои глаза горят любовью. Только более сильной, страстной, глубокой. Этой девушке удалось сотворить то, что оказалось не под силу ни мне, ни многим другим. Она сумела растопить твое сердце.

– Твоя проницательность достойна восхищения, – с грустью заметил Рене. – Но, помнишь, ты сама говорила мне, что любовь не всегда служит веской причиной для соединения двух людей. Увы, я проверил эту истину на собственном опыте.

– Ты вполне способен доказать обратное. Иногда нужно принимать решения независимо от чужой воли. Знаешь, в самые тягостные минуты своего опрометчивого замужества я вспоминала наш разрыв. И каждый раз вместе с сожалением, грустью, разочарованием во мне просыпалась злость на саму себя. Я возненавидела ту модель поведения, которую ты в совершенстве постиг благодаря моим стараниям. Твой новый образ джентльмена обязывал тебя безропотно согласиться с моими доводами, предоставить мне свободу по первому требованию. Но если бы ты проявил настойчивость, твердость, не отступился, несмотря на все мои доводы… Кто знает, возможно, мы до сих пор были бы вместе…

Слова Энн явились неожиданностью для Рене. Он пытался рассмотреть ее глаза, спрятанные за темными стеклами очков. Неужели это правда? Ходить возле своего счастья год за годом, не подозревая, как близка и достижима заветная цель! Рене не знал, что сказать в ответ на откровения сидевшей рядом женщины. Той, которая так много значила для него. Похоже, оценив ситуацию, Энн сама поспешила возобновить разговор:

– Тебе нужно подумать над моими словами. В любом случае ты примешь правильное решение. Я не сомневаюсь. Надеюсь, дальше для нас обоих в жизни начнется белая полоса.

Она резко встала со скамейки. Рене инстинктивно вскочил следом, собираясь проводить собеседницу до машины. Но Энн опередила его намерения, сделав предупреждающий жест.

– Не стоит меня провожать. Это лишнее. Ты же знаешь, я не люблю затянутых прощаний.

– Как скажешь. – Рене медленно кивнул и наклонился, чтобы по-дружески расцеловать великолепную ирландку. – Спасибо тебе за все. Дай знать о себе, когда будешь в Париже.

– Непременно. – Ее интонация говорила об обратном. – Прощай, Ноэль. Я горжусь тобой.

– До свидания, Энн. До скорой встречи…

Она повернулась и быстро зашагала по аллее. Рене остался стоять на месте, провожая взглядом хрупкий силуэт в элегантном платье. Уже ничего не вернуть. Выбор сделан. Стук ее каблуков еще доносился до слуха, хотя сама Энн скрылась за поворотом. Потом и этот последний отзвук стих, ознаменовав то тягостное безмолвие, которое воцарилось в душе Рене. Впереди его ждало одиночество. Возможно, милосердное время поможет забыть горькое разочарование в любви. А пока… Что бы ни говорила Энн, нельзя строить свое счастье, разрушая чужие мечты.

Вернувшись в отель, Рене обнаружил в своем номере разъяренную Джуди. Она бросилась ему навстречу с видом взбешенной фурии. Светская любезность была забыта.

– Идиот! Что ты натворил, я спрашиваю?! Какого черта?!

– Успокойся, – сказал Рене. – Давай присядем и цивилизованно обсудим твои претензии.

Джуди пропустила его слова мимо ушей. Она металась по комнате, как тигрица в клетке. Потом ей на глаза попался утренний выпуск газеты. Единственная вещь, которую хозяин номера не успел упаковать. Джуди схватила ее и принялась рвать на куски. Обрывки кружились по комнате, оседая у ног эксцентричной дамочки. Рене наблюдал за этим спектаклем с невозмутимостью.

– Знаешь, кто ты?! – кричала она. – Болван! Твоими усилиями безродная выскочка будет носить мою фамилию и транжирить состояние, принадлежащее Мартину.

– Твой сын любит Анаис, – спокойно парировал ее выпад Рене. – Тебя же волнуют деньги, а не его счастье.

– Это ложь! Ты ровным счетом ничего не знаешь о нашей семье. Подлый обманщик! Думаешь, твоя выходка останется безнаказанной?! Ошибаешься! Я сделаю так, что ни одна богатая женщина больше не захочет видеть тебя рядом с собой. Придется просить помощи у ненавистного папочки, мой дорогой!

Поняв, куда она клонит, Рене едва сдержал смех. Легенда о благородном происхождении до сих пор работала на него. Ложь. Его жизнь опутала паутина лжи. Он думал – так будет лучше. Просто хотел стать счастливым всеми способами. Но в итоге создал иллюзию. Самообман. А фальшивое счастье больше не доставляло прежнего удовольствия, не дарило ложного ощущения душевного спокойствия. Подделка не способна заменить оригинал. Внезапно Рене удивительно ясно увидел мир, в котором жил, покинув отцовский дом. И фальшивые ценности, и пустые цели, и глупые обиды, копившиеся в душе. Джуди сама не догадывалась, какую услугу оказала своему бывшему любовнику. И уж точно не обрадовалась признанию, прозвучавшему в ответ на ее угрозы.

– Мне очень жаль тебя разочаровывать, – произнес Рене, не спуская глаз с собеседницы, – но ты поверила вымыслу, которым я пользовался для привлечения особо привередливых женщин. На самом деле мой отец живет во Франции, а я родился и вырос на ферме. Мне больше не хочется прятаться за вымыслом. Довольно. Спасибо, Джуди, благодаря твоим невольным стараниям закоренелый циник сумел разглядеть вечные ценности. Я больше не собираюсь посвящать свою жизнь погоне за призрачными удовольствиями. Любовь за деньги с этого момента меня не интересует. В списке моих клиенток твое имя навсегда останется последним. Можешь гордиться.

По мере того как он говорил, Джуди то бледнела, то краснела. Когда Рене замолчал, она подлетела к нему и со всего маху влепила звонкую пощечину, сопроводив нецензурной бранью. Потом развернулась и направилась к входной двери.

– Если будешь строить козни Анаис, – предупредил ее напоследок Рене, – сын узнает о твоей подлости. Я обещаю.

– Не смей мне угрожать! – заорала Джуди. – Мартин скорее поверит матери, чем какому-то оборванцу. Ты не сможешь ничего доказать. Я буду все отрицать!

– На моем мобильнике сохранились записи всех телефонных разговоров, в которых ты давала мне указания. Я отправлю ему послушать, и посмотрим, кому он поверит.

– Ты пожалеешь, что встал у меня на пути!

Дверь за Джуди захлопнулась с громким стуком. Рене представил забавную картину, как, едва покинув его номер, Джуди вмиг превращается в невозмутимую светскую даму. Идет с гордо поднятой головой, снисходительно улыбается знакомым, а в душе кипит ярость. Вот он, еще один непреложный закон светской жизни – никогда не показывай своих эмоций, веди себя сдержанно и манерно. Фальшивый мир, прикрытый мишурой внешнего благополучия, добродетели, респектабельности. Джуди так искренне улыбалась Анаис, что трудно было усомниться в ее хорошем отношении. Наверное, правда удивит и испугает будущую жену Мартина, но по крайней мере она станет осторожнее в общении с людьми. Рене посмотрел на часы. Его письмо уже доставили. Интересно, какие чувства испытала Анаис, узнав правду? Нашлось ли в них место сожалению о нем? Рене поспешил отогнать напрасные надежды. Джуди сказала, что помолвка состоялась. Мартин сделал предложение и получил согласие.

Как жить дальше? За какую невидимую нить можно зацепиться, чтобы не сойти с ума? Рене устало опустился на диван и чисто машинально сцепил пальцы на затылке. Он столько всего передумал за эти часы. Но разговор с Джуди стал решающим аргументом в пользу окончательного расставания с прошлым. Больше не будет любви за деньги. Пора научиться слушать и прощать. Дальше откладывать бесполезно…

Анаис сидела в салоне длинного черного лимузина, кутаясь в тонкую шифоновую накидку. Ее открытое платье оказалось слишком легким для прохладного августовского вечера. В автомобиле, конечно, было тепло, благодаря климат-контролю, но согреться толком все равно не удавалось. К тому же через несколько минут ей предстояло пройти по красной ковровой дорожке под вспышками камер, сопровождаемой десятками пар глаз. Ее звездный час неумолимо приближался, но радость в сумбуре эмоций едва ли занимала ведущее место. Скорее, все сильнее давала о себе знать тревога, к которой примешивались страх и надежды.

Прошло два месяца. Долгие дни и часы неизвестности и отчаяния. Сразу по возвращении в Париж Анаис удалось раздобыть через модельное агентство адрес Рене. Она ездила к нему не раз и не два. Звонила почти каждый день. Бесполезно: Рене пропал. На работе взял отпуск, причем договорился о нем по телефону. В своей квартире не появлялся с середины июня, когда уехал в Виндзор. Сначала Анаис переживала, винила себя. Потом тревога постепенно угасла, уступив место спокойному осознанию ситуации. Рене настолько сомневался в ее чувствах, что даже не пытался поговорить, спросить напрямую. Он ограничился каким-то жалким письмом и сбежал, не теряя времени. Анаис же, наоборот, все бросила ради него. Как она узнала позже, Мартин отчалил на своей яхте на следующий день. Любви между ними не существовало и в помине, поэтому остался лишь неприятный осадок. Теренс показал себя в истинном свете. И Анаис еще раз убедилась в том, что не способна променять любовь на фальшивое счастье. В своих мечтах она видела рядом совсем другого мужчину. Однако он стал для нее недосягаем. Сначала Анаис впала в депрессию, но довольно быстро взяла себя в руки. С удвоенной энергией погрузилась в работу, поток которой, очень кстати, не иссякал даже по выходным. Она с трудом припоминала, случались ли в прошлом такие перегруженные периоды. Каждый день съемки, показы… В вихре дел и постоянной усталости грусть отступала куда-то в самый дальний уголок памяти. Казалось, пройдет еще немного времени – и к Анаис вернется обычная веселость, легкость. Она снова будет очаровывать мужчин, только не с целью обогатиться за их счет, а в надежде найти настоящую любовь. Ожидание перемен к лучшему придавало ей сил, хотя не приближало к заветному моменту счастья. Кавалеры вились вокруг красивой девушки буквально толпами, осыпали комплиментами, пытались пустить пыль в глаза щедрыми подарками. Все напрасно. Сердце Анаис оставалось глухим к этим проявлениям внимания. Каждого потенциального возлюбленного она невольно сравнивала с Рене, и поскольку все еще любила его, другие мужчины заметно проигрывали на его фоне. В самых шумных компаниях, на вечеринках и приемах в окружении десятков людей, она чувствовала тоскливое одиночество. Потом минутная слабость проходила, наступали загруженные работой дни, с которыми приходило ложное ощущение скорого утешения. Анаис не надеялась когда-нибудь снова увидеть Рене. С одной стороны, хотела уберечь свое сердце от лишних страданий, а с другой – все больше склонялась к версии, что он покинул Париж очень надолго…

Сквозь тонированные стекла надвигающиеся сумерки казались еще темнее. Лимузин затормозил, заставив ее мгновенно напрячься в преддверии своего феерического выхода. Организаторы презентации утверждали, что Анаис станет звездой нынешнего вечера. Впрочем, для этого существовала веская причина: мадемуазель Ажан представляла новый тематический календарь на будущий год. Его главной темой были снимки, сделанные два месяца назад на совместной с Рене фотосессии. Когда Анаис позвонили, чтобы сообщить радостную новость, она долго отказывалась верить в реальность поступившего предложения. Так как все было подстроено Джуди, фотографии с самого начала не собирались печатать на страницах модных журналов. Однако дизайнеры нашли им другое применение. Издательский дом, спонсировавший съемки, планировал в этом году запуск нового проекта – разноформатных календарей под общим названием «Нюансы любви». Из предложенных вариантов руководство выбрало кандидатуры Рене и Анаис. Так, сами не подозревая, они получили шанс по-настоящему прославиться. Поскольку любое начинание требовало грамотной рекламы, в издательстве решили устроить грандиозную презентацию с привлечением прессы. Когда Анаис позвонили с заманчивым приглашением, она сразу же подумала о возможности увидеть Рене. Но за месяц, остававшийся до назначенного срока, ее желание изменилось. Поведение Рене как будто говорило о равнодушии и пренебрежении. Она все сильнее чувствовала себя отвергнутой, обманутой, преданной. Где-то за два дня до презентации Анаис связалась с организаторами, чтобы принести извинения и отказать в обещанном участии, сославшись на болезнь. Ее заявление повергло устроителей в панику. Они буквально умоляли ее появиться хотя бы на час. Причина такой чрезмерной заинтересованности удивила Анаис. Оказывается, Рене категорически отверг приглашение. В ответ на письмо, присланное по электронной почте, он сообщил, что не собирается возвращаться в Париж до конца года. Эта новость еще больше пошатнула уверенность Анаис в их счастливом совместном будущем. Она запретила себе впредь возлагать на Рене какие-либо надежды. Как ни тяжело ей приходилось, сама жизнь заставляла двигаться дальше. Отговорка была забыта.

– А теперь, дамы и господа, – пронесся над толпой голос ведущего, усиленный микрофоном, – прошу поприветствовать героиню нашего вечера. Очаровательная и несравненная мадемуазель Анаис Ажан. Аплодисменты!

Она осторожно ступила на ковровую дорожку и неспешно направилась к дверям известного развлекательного центра, который арендовали для сегодняшнего праздника. Завтра ее фотографии украсят страницы всех газет, где имеется раздел светской хроники. Впрочем, при желании Анаис давно бы могла сделаться постоянной героиней этих колонок, если бы приняла предложение Мартина Теренса. Но стала бы она счастливее?

Вспышки камер ослепляли, а устремленные на нее взгляды сковывали движения. Теперь ей стало понятно, в чем отличие модных дефиле от мероприятий подобного рода. Здесь смотрят и оценивают людей, тогда как на дизайнерских показах зрительское внимание приковано к одежде, аксессуарам, обуви. Анаис постаралась расслабиться и непринужденно улыбнуться. У лестницы перед входом ее уже поджидал ведущий, желая облегчить гостье нелегкое восхождение по ступенькам в туфлях на шпильке и платье со шлейфом. Разделив с ним внимание аудитории, Анаис немного успокоилась. Как оказалось, совсем ненадолго. Она рассеянно остановилась у входа, уже собираясь спросить, почему все не заходят внутрь, когда возле красной дорожки остановился еще один лимузин. По-видимому, ведущий был к этому готов и без лишних пауз принялся объявлять следующего гостя:

– И еще, дамы и господа, мы приготовили для вас неожиданный, но крайне приятный сюрприз. Вы сможете наблюдать нашу великолепную пару не только на страницах календаря. Итак, я прошу поприветствовать главного героя вечера. Встречайте месье Рене Ноэля!

У Анаис все внутри задрожало при этих словах. Сердце забилось часто-часто. Глаза, устремленные на дверь лимузина, заболели от напряжения. Он появился почти сразу. Как положено, в черном костюме с бабочкой и начищенных до блеска туфлях. С одной стороны, прежний. Но стоило Анаис приглядеться чуть внимательнее, как стали заметны изменения. Похоже, с момента их последней встречи Рене больше ни разу не стригся, а брился примерно неделю назад. Странно, но эта подчеркнутая неопрятность придавало ему дополнительную мужественность и сексуальность. По крайней мере, пока он шел по красной дорожке, зрительницы визжали от восторга. Анаис, наоборот, при его приближении захотелось убежать куда-нибудь, перевести дух. Она боялась, что не сумеет справиться с собой. И все же осталась, ведь побег свидетельствовал бы о ее слабости. Тем более Ноэль увидел ее, когда поднимался по ступенькам. Отступать было поздно.

Рене остановился рядом с Анаис, всего в двух шагах, как будто намереваясь произнести слова приветствия. Однако она воспользовалась спасительным объявлением ведущего о том, что все приглашаются в банкетный зал, и решительно направилась к входным дверям. Гости постепенно рассаживались за столики, а Анаис специально задержалась, собираясь выбрать место подальше от Рене. Первую половину вечера они благополучно не общались. Потом объявили музыкальную паузу в ожидании главного события – демонстрации календаря. Рене мгновенно оказался возле Анаис и, галантно поздоровавшись, протянул руку, приглашая ее на танец.

– Давайте посмотрим, как выглядит наша замечательная пара в жизни, – подхватил ведущий. – И уже буквально через пять минут сравним с впечатлением от фотоснимков!

Под пристальными взглядами собравшихся Анаис не сумела отказать кавалеру. Они вышли на открытое пространство, на котором уже танцевали несколько пар. Как странно ей было ощущать руки Рене у себя на талии. Между ними еще маячила тень последней ночи в Лондоне, хотя с тех пор прошло долгих два месяца. Разговор становился все неотвратимее. Рене как-то подозрительно молчал, поэтому Анаис решила сама внести ясность в ситуацию.

– Как ты здесь оказался? – без обиняков спросила она.

Это была единственная проблема, которая на данный момент занимала Анаис. Но Рене, похоже, волновало совсем другое. Его реакция последовала в виде встречного вопроса.

– Почему ты рассталась с Мартином?

– Кажется, тебя это не касается, – холодно парировала Анаис, но сразу же смягчилась. – Просто я не любила его.

– Раньше ты ставила на первое место совсем другое…

– Да, когда-то я думала по-другому. До тех пор пока не встретила одного человека, который помог мне измениться. Он ушел в прошлое, а новые жизненные принципы остались.

– Знаешь, этим летом я тоже познакомился с потрясающей девушкой, – подхватил Рене, – и многое понял благодаря ей. Моя система ценностей претерпела заметные изменения. Я навсегда распрощался с прежним ремеслом, помирился с отцом после длительного периода отчуждения. Раньше мне не представлялось случая убедиться, как важно иметь семью. Но именно в родном доме я жил последние два месяца. Эти бесконечные недели, когда мне казалось, что ты потеряна навсегда, вышла замуж ради призрачной мечты о богатстве. Я должен был оставаться в стороне от твоего счастья, иначе сошел бы с ума. И лишь статья в газете подарила мне второй шанс. В ней сообщалось о помолвке Теренса, а невестой называли совсем не тебя.

Анаис, сама того не замечая, поддавалась магии его слов. В сердце медленно таял лед отчуждения, хотя сомнения еще продолжали будоражить разум. Она подняла глаза и впервые встретилась взглядом с Рене.

– Почему ты вообще решил, что я выхожу за Мартина? Он получил отказ сразу, едва сделал предложение.

И тут Рене рассказал про истерику, случившуюся с Джуди. Анаис мгновенно вспомнила, как настырная мамаша влезла со своим телефонным звонком, помешав ей ответить Теренсу. Все стало на свои места. Между ними не осталось больше обид и недоразумений. Только любовь, которая соединила их губы в поцелуе под звуки финальных аккордов музыки. Люди в зале зааплодировали, словно наблюдали хорошо разыгранный спектакль. Но Анаис и Рене, тихо шептавшие друг другу слова любви, точно знали, что все по-настоящему. Они нашли свое счастье, разглядев его среди подделок и фальшивок…

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

Реклама на сайте