«Верю тебе»

Шилдс Марта Верю тебе

Глава 1

Войдя в холл гостиницы в восточной части Мемфиса, Эмма Локвуд поймала свое отражение в зеркале.

Волнение скрыть не удалось — пунцовые пятна на щеках и съеденная помада выдавали ее с головой. Пожалуй, надо подкрасить губы. Не хватало еще, чтобы было заметно, как отчаянно она нуждается в работе.

Эмма положила папку с работами на небольшой столик и достала из сумочки помаду.

Художнику-оформителю найти в Мемфисе работу в вечерние часы практически невозможно, поэтому, прочитав объявление в «Коммерческом вестнике», она сразу же выслала свое резюме и получила приглашение на собеседование. Оставалось надеяться, что в слова «гибкий график» рекламодатель вкладывал тот же смысл, что и она.

Эмма одернула жакет темно-красного костюма. Как она выглядит, не важно, главное — папка с работами, однако быть в лучшей форме не помешает.

Ее не покидала уверенность, что она получит это место, стоит ей только захотеть. Если, конечно, работа легальная, а человек, давший объявление, не какой-нибудь шутник.

Дэвид Джонсон. Эмма взглянула на имя, которое мама записала для нее на листочке из блокнота.

И сразу нахлынули воспоминания, горькие и одновременно сладостные, о трех коротких месяцах, когда она была совершенно счастлива. Так бывало всегда, стоило ей услышать фамилию Джонсон.

Эмма машинально тронула кольцо, висевшее на цепочке под блузкой.

Это было кольцо выпускника Техасского университета, которое стало ее обручальным кольцом на тот месяц, когда она была миссис Джонсон. И могла бы ею оставаться…

Эмма раздраженно отдернула руку. Надо быть поспокойнее. Нельзя всякий раз падать в обморок от одной фамилии Джонсон. Судя по количеству страниц, которое эта фамилия занимала в телефонном справочнике Мемфиса, она была одной из самых распространенных в Америке.

Надо сосредоточиться на предстоящем собеседовании, иначе новой крыши над головой ей не видать.

Эмма решительно взяла папку со своими работами и спросила дежурного, как пройти в конференц-зал.

Через минуту она постучала в дверь.

— Мистер Джонсон?

— Войдите, — послышался мрачный голос. Эмма в последний раз одернула жакет и открыла дверь. В дальнем конце длинного стола поднялся мужчина. Она пошла вперед, протягивая руку.

— Мистер Джонсон, я — Эмма Локвуд. Надеюсь, я не слишком рано. В вашем объявлении говорилось…

Она остановилась как вкопанная.

Этого не могло быть.

Они были вместе всего три месяца, а женаты — всего несколько часов, но его лицо было ей до боли знакомо, потому что это было лицо ее сына. Те же темные волосы и темные глаза. Тот же тонкий, с небольшой горбинкой нос. Та же ямочка на подбородке. Единственное, что их отличало, был шрам, прочертивший лицо мужчины от внешнего уголка левого глаза до срезанного подбородка, да тонкая паутинка морщин вокруг рта — свидетельство пережитой боли. У Эммы перехватило дыхание, она ничего не видела, кроме его глаз.

— Раф?

Он удивленно взглянул на нее.

— Мы знакомы?

Голос был другим — более глубоким, как звук ручья, перекатывающегося через камни, — но ее душа узнала этот голос.

Ручей зашумел у нее в ушах, сумка и папка выпали из онемевших рук. Эмма успела сделать два неверных шага к нему, прежде чем у нее потемнело в глазах.

Раф успел подхватить ее, хотя у него самого дрожали руки.

Он был ошеломлен.

Эта женщина назвала его так, как его давно уже никто не называл.

Неужели они знакомы? Бледное лицо с маленьким дерзким носиком, крупным ртом и раскосыми глазами ни о чем ему не говорило. Впрочем, так продолжалось все шесть лет, что прошли с его возвращения — он не узнал ни одного человека, включая собственных родителей.

Неожиданная картина возникла у него перед глазами.

Он стоит на берегу Миссисипи, обнимая эту самую женщину, но более юную.

Она застенчиво улыбается и протягивает ему сложенный листок из блокнота.

— Это и есть твой подарок мне на День благодарения? — поддразнивает он ее и разжимает объятия, чтобы развернуть листок.

Носик у нее сморщивается.

— Ты бросаешь меня на целых четыре дня, сбегаешь в Хьюстон ради праздничной индейки в обществе родителей и еще ждешь подарка! — Она слегка пожала плечами. — Это просто рисунок, нацарапанный на лекции.

Он развернул листок и засмеялся. Она изобразила его в виде ангела в белом одеянии и с крыльями. На груди сияло сердце, а в нем — буквы ЭКГ.

Раф скользнул пальцем ей по носу.

— Сколько раз я тебе говорил, я не ангел.

— Я знаю, ты не совершенство, но ты — мой ангел-хранитель. — Она затаила дыхание. — Поэтому я и нарисовала тебя со сломанными крыльями.

Картинка исчезла. Раф застыл, не в силах вздохнуть, хотя сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Какая-то дверца в сознании приоткрылась на несколько секунд и снова захлопнулась.

Внезапно его осенило: наверное, это была та самая женщина, рисунок которой обнаружили потом зажатым у него в руке, когда его, полумертвого, вытащили из-под дерева в глухой никарагуанской деревне. Этот рисунок он хранил шесть лет.

Он и сейчас лежит у него в бумажнике. Единственная ниточка, связывавшая его с прошлым.

Потрясенный своей догадкой, он смотрел на женщину, которую держал на руках. Ее золотистые, как мед, волосы рассыпались у него по руке. Тонкое лицо было мертвенно-бледным. Кто она? Кем она была для него? Подругой? Любовницей?

Он что-то помнил. Само по себе это было уже чудо.

Раф подошел к дивану и осторожно опустился на него, словно его обмякшее тело было неразорвавшейся бомбой.

Ему стало жарко от одного прикосновения к ней, что же будет, когда она с ним заговорит?

Он помнил, как очнулся в захолустной никарагуанской деревушке шесть лет назад и потом провел девятнадцать месяцев, мучаясь от незаживающих ран и от невозможности вспомнить, кто он и откуда. Он умел разговаривать, мог накормить и одеть себя. Он был способен писать, читать и говорить на двух языках. Но все его прошлое начисто исчезло у него из памяти.

Он не узнал даже своего отца, когда Эдвард Джонсон наконец разыскал сына и привез его домой, в Хьюстон. Он не узнал ни мать, ни братьев, ни сестру, ни дедушку с бабушкой, ни своих друзей. Все они поочередно рассказывали ему о его жизни — о его пристрастиях в еде, о его проделках, о полученном в детстве воспитании, о написанных им статьях. Ему даже показывали фотографии.

Но «воспоминания», которые они вкладывали ему в голову, не имели ничего общего с тем, что возникло сейчас. Те «воспоминания» не были трехмерными. В них не было звуков и запахов.

Раф повернулся и взъерошил себе волосы, вглядываясь в красивую женщину, неподвижно лежавшую на диване.

В тех «воспоминаниях» не было ее.

Почему? И что будет, если он прикоснется к ней снова?

Медленно, словно влекомый огнем, тепла которого не ощущал целую вечность, Раф встал с дивана, придвинул к себе стул, сел на него и стал пристально разглядывать незнакомку.

Он ждал, надеялся, молил Бога, чтобы этот день настал. А теперь вдруг… испугался. Ему хотелось встряхнуть ее, потребовать, чтобы она рассказала все, что знает, или… выбежать из комнаты.

Но ведь он за этим и вернулся в Мемфис. Здесь он жил до того, как получил задание поехать в Никарагуа, и здесь он надеялся найти ответы, которых не нашел в Хьюстоне.

Раф медленно протянул палец к гладкой бледной щеке. Ему захотелось проверить, так ли нежна ее кожа, как казалось, — будто лепестки гардении из сада его матери.

Он заметил, что рука у него дрожит. Глубокие темно-красные шрамы на тыльной стороне ладони заставили его резко остановиться. Сумасшедший урод, весь в рубцах — внутри и снаружи.

Неудивительно, что она упала в обморок. Как красавица из сказки, увидевшая чудовище.

Так как ее зовут? Эмма. Эмма Локвуд. Он мысленно повторил ее имя по слогам. Ему почудилось в нем что-то знакомое, но возможно, он просто принял желаемое за действительное.

Он провел пальцем по прохладному бархату ее щеки.

У нее были кошачьи глаза, раскосые и зеленые, с крохотными золотыми крапинками. Они смотрели на него так, что у него перехватило дыхание.

— Эмма, — прошептал он.

Это было с ним когда-то. Память напряженно работала. Он страстно и одновременно с испугом ждал, что будет дальше. Доктора ошиблись, когда говорили, что шансы восстановить память равны нулю. Он им не верил, он знал, что лишь нечто чрезвычайное может помочь ему. За этим и вернулся в Мемфис. И вот, похоже, он нашел то, что искал. И что же ему теперь делать?

Эмма очнулась внезапно. Она чувствовала слабость и не сразу поняла, что происходит. Где она? Почему лежит на каком-то диване, в комнате с незнакомыми стенами и потолком? Она повернула голову и все вспомнила. Раф. Неужели это в самом деле он? Здесь? Живой? Нет, этого не может быть. Раф погиб в Никарагуа шесть с половиной лет назад.

Человек, который называл себя Дэвидом Джонсоном, выпрямился и положил на стол ее сумку. Эмма увидела его профиль. Глаз художника сразу узнал знакомые черты, словно она еще вчера любовно вглядывалась в них, стремясь запомнить смуглое красивое лицо. Небольшая горбинка, придававшая носу хищный вид. Угольно-черные волосы. Квадратный подбородок.

Как он оказался здесь? Ведь он погиб. Разбился во время крушения вертолета. Бог знает где, в Никарагуа. Она видела газетные заголовки. Она разговаривала с его родителями.

— Раф?

Темные глаза были непроницаемы.

— Да?

Это был он.

— Но… ты умер. — Она тряхнула головой, но он никуда не исчез. Наверное, мне это снится.

— Нет. — Он поднялся и, прихрамывая, шагнул к ней. — Вы упали в обморок.

Эмма медленно села. Рука, которую она прижимала к все еще кружившейся голове, была холодной, как лед, и влажной.

— Ничего не понимаю.

— Я тоже. Вы вошли, назвали мое имя, а потом потеряли сознание. — Он стоял совсем рядом. — Как вы? Все в порядке?

В порядке? Наверное, у нее галлюцинации: ее умерший муж стоял прямо перед ней.

— Как ты оказался здесь?

Он удивленно посмотрел на нее.

— Я здесь, чтобы стать редактором и издателем «Прошлых времен Юга».

— Ага, значит, мне это точно снится — тебя никогда не интересовало прошлое.

— Правда?

— Конечно! Ты потому и был таким хорошим репортером. Тебя не волновали вчерашние новости. Единственное, что тебя интересовало, — это данный момент.

Он недоуменно посмотрел на нее.

— По-моему, вы пришли сюда по поводу работы в журнале «Прошлые времена Юга». Не так ли?

— Да, но… — Эмма тряхнула головой, надеясь, что в мозгах прояснится. Напрасно. — Я же не об этом тебя спрашиваю. Я спрашиваю, как ты оказался здесь? В «Коммерческом вестнике» было написано, что ты погиб во время крушения вертолета в Никарагуа.

Раф судорожно кивнул.

— Так оно и есть.

Он противоречил сам себе.

— Как это понимать? — спросила Эмма. Он долго смотрел на нее, потом сел на стул рядом с диваном.

— Вы кто? Она моргнула.

— Кто я? Ты прекрасно знаешь, кто. Я — Эмма Локвуд. Эмма Гр…

— Я знаю, как вас зовут, — нетерпеливо сказал он. — Откуда вы знаете меня?

— Откуда я знаю тебя? — Она вглядывалась в смуглое непроницаемое лицо, в голове вдруг что-то вспыхнуло. Она вспомнила, что Раф всегда отвечал вопросом на вопрос, когда хотел что-то скрыть или избежать разговора. — Какую игру ты ведешь?

— Это не игра, уверяю вас. Пожалуйста, скажите, кто вы.

Эмма чувствовала, что совсем сбита с толку. Что происходит? Почему он исчез на шесть с половиной лет, а теперь вдруг появился и ведет себя так, будто не знает ее?

Если только…

Ей вспомнилось ехидное замечание отца, что Раф инсценировал свою смерть, чтобы избежать женитьбы.

Так обыкновенно поступают все эти метисы, сказал тогда отец.

Эмма отчаянно защищала Рафа. Она нисколько не сомневалась, что Раф ее любит.

И что же теперь?

Она крепко зажмурилась, стараясь собрать разбегающиеся мысли.

— Где ты был все эти шесть с половиной лет? Он запнулся, потом ответил тихим напряженным голосом:

— В аду. А вы?

Снова ответ вопросом на вопрос. У Эммы сердце разрывалось на части.

— Выходит, отец был прав. Ты бросил меня. Он откинулся назад, удивленно глядя ей в лицо, Эмма почувствовала, как все тело у нее онемело. Так же было в тот день, когда она узнала о его гибели. Как будто весь мир неожиданно рухнул.

— Почему ты вернулся? Думал, что я все еще живу в Нашвилле? Или полагал, что Мемфис так разросся, что мы не встретимся?

— Не понимаю, о чем вы…

— Ты оставил меня. Одну! Ты знаешь, что мне пришлось вытерпеть от отца? Слезы жгли ей глаза. — Конечно, знаешь. Просто тебе было безразлично, да?

— Конечно, я… То есть я не… — Он провел руками по волосам. — Это так неожиданно. Я не знаю, что…

— Неожиданно? — закричала Эмма. — Шесть с половиной лет — неожиданно?

— Успокойтесь, пожалуйста. Я просто хочу…

— Пошел ты к черту!..

Если она останется здесь еще хоть на секунду, то выцарапает ему глаза. Или разрыдается. Раф поспешно поднялся со стула.

— Пожалуйста, выслушайте…

— Выслушать что? Ты же ничего не говоришь. — Чувствуя, как подпрыгивает его кольцо у нее на груди, она остановилась и рванула его из-под блузки. — Мне больше это не нужно.

Кольцо больно ударило ему в грудь. Оборвавшаяся цепочка соскользнула на пол.

— Позвольте, я объясню. — Раф шагнул к ней. — Я не люблю об этом говорить, но… я страдаю потерей памяти. Я не знаю, кто вы.

— Потерей памяти? — Эмма заколебалась. А если это правда?

Ей вдруг страстно захотелось поверить. Поверить в то, что он не бросил ее, поверить в любовь, за которую она держалась, как за соломинку, все эти годы.

Она отчаянно всматривалась в смуглое серьезное лицо, по-прежнему такое красивое, что у нее перехватывало дыхание. Ей захотелось погладить шрам, изуродовавший его левую щеку, прижаться снова к губам. Как давно эти сильные любящие руки не обнимали ее. Она была так одинока…

Но потеря памяти?.. Все это слишком странно. Почему же его родители ничего не сообщили ей, когда его нашли? Правда, она не сказала, что они женаты. Она думала, что его матери было не до того. Но та ведь дала понять, что была большим другом Рафа и очень переживала за все случившееся. Миссис Джонсон уверяла Эмму, что позвонит, если они что-то узнают. Но — не позвонила.

Значит… значит, это Раф не велел матери звонить ей. Вот мы и вернулись к тому, с чего начали: она ему не нужна. Он даже имя изменил, чтобы Эмма не узнала его. Он не думал, конечно, что именно она откликнется на его объявление.

Ее голос звучал устало и печально, когда она взяла со стола сумочку и открыла дверь.

— Прощай, Раф.

Раф тяжело опустился на стул. Она не поверила ему.

Он невесело рассмеялся: и правильно сделала. История с потерей памяти годилась для бульварной газетенки. Большего он не стоил.

Наверно, он бросил ее в беде, когда уехал в командировку. Возможно, они даже встречались.

Раф поднял с пола кольцо, которое она швырнула в него. Оно еще хранило тепло ее груди. Он вдруг густо покраснел, неожиданно для самого себя. Ни одна женщина не захочет иметь с ним дело, увидев его шрамы.

Раф начал разглядывать кольцо. Это было золотое кольцо выпускника Техасского университета. На нем была дата одиннадцатилетней давности. Он повернул его к свету, чтобы увидеть инициалы внутри.

…Он стоял на подиуме, в шапочке и мантии. Когда он протянул руку, чтобы взять диплом из рук ректора, на пальце сверкнуло кольцо, которое подарила ему мать…

Вздрогнув от неожиданности, Раф уронил кольцо. Эти внезапные вспышки возникали неизвестно откуда. Может, это вообще свойство памяти? Может, человеку просто не дано контролировать свои воспоминания: они приходят и уходят сами собой?

Он снова взял кольцо и прочел инициалы на его внутренней части: РДД, Рафаэль Дэвид Джонсон. Дома на стене висел диплом выпускника Техасского университета. Его диплом. Следовательно, и кольцо — его.

Как оно оказалось у Эммы Локвуд? Такие кольца встречаются у подруг студентов. Так она была его подругой? Он прожил в Мемфисе всего шесть месяцев, пока не получил работу репортера в «Денвер пост». Неужели он успел за это время серьезно увлечься женщиной? Может, они вообще помолвлены? Но это было не обручальное кольцо. К тому же в случае помолвки ему бы хватило денег на кольцо с бриллиантом.

Проклятие!

Раф устало опустил на руки раскалывающуюся от боли голову.

Что ему теперь делать? Ясно, что ключ от его прошлого в руках у Эммы Локвуд.

Его взгляд упал на черный уголок, видневшийся из-под стола. Раф сунул кольцо в нагрудный карман рубашки и, подойдя к столу, поднял тонкую кожаную папку. Ее работы.

Он с любопытством расстегнул молнию, выложил работы на стол и улыбнулся: это было именно то, что нужно для его журнала, именно тот вид рекламы, который он мысленно видел в новом, поставленном на коммерческую ногу издании.

С внутренней стороны папки был прикреплен маленький листок — ее визитка с адресом и телефоном.

Теперь он ее найдет. Ему была нужна Эмма Локвуд — для себя лично и для «Прошлых времен Юга».

Она могла спасти их всех.

Глава 2

Эмма вкатила свой «сатурн» в сарай, который теперь служил им гаражом, заглушила двигатель и тупо огляделась. Она была дома. В голове у нее царила полная неразбериха.

Единственное, о чем она помнила и что имело значение, — это предательство Рафа. Раф предал ее самым ужасным образом.

Его смерть уже была своего рода предательством, но тогда это, по крайней мере, от него не зависело. Никто не выбирает смерть. Теперь…

Теперь это был сознательный акт.

Ее руки словно тисками сжали руль. Как самоотверженно она защищала его тогда, после его «смерти», когда почти месяц жила у отца, снося словесные, а порой и физические оскорбления Сесила Грэя.

Только окончательно убедившись, что Раф не вернется (после того, как поиски тела были официально прекращены), Эмма подчинилась приказу отца и вышла замуж за человека, которого он выбрал для нее в высшем обществе Мемфиса. Тогда она бы сделала что угодно, лишь бы вырваться из-под отцовской власти.

Почти два года Эмма пыталась приспособиться к жизни с Джерри в Нашвилле. Но когда он ее ударил, она ушла: терпеть физические оскорбления от кого бы то ни было Эмма больше не собиралась. Она вернулась в Мемфис, но не домой. Отца она увидела только на смертном одре.

И все это время, несмотря на испытания, что ей пришлось вынести, Эмма верила, что Раф любил ее. Эта вера была единственным, что поддерживало ее. Рушилась вера в людей, в справедливость жизни, но вера в любовь Рафа оставалась непоколебимой.

Теперь рухнуло и это. Последняя опора разбилась вдребезги, как и ее сердце шесть с половиной лет назад.

Что же ей теперь делать? Где найти силы, чтобы притвориться, что жизнь осталась прежней? Как ей справляться с этой жизнью каждый день?

— Мама!

Маленькая стремительная фигурка обежала вокруг машины и затормозила рядом с ней.

— Как ты рано! Получила работу? Можно я не буду ложиться, а посмотрю «Отважных»? По третьему каналу, вместо кабельного? Рэнди собирается смотреть. Можно я тоже? Ну пожалуйста. А? Можно?

Эмма устало улыбнулась и открыла дверцу. Вот она, ее ходячая, говорящая, бегающая и вертящаяся причина жить — ее пятилетний Габи. Все ее горестные, полные жалости к самой себе размышления мигом улетучились — вот ради кого она будет и дальше подниматься каждое утро. Эмма притянула сына к себе.

Габи какое-то мгновение терпел эти объятия, потом вырвался. Пытливо всмотревшись, он спросил:

— Ты плакала?

Эмма торопливо вытерла следы слез на щеках. Он не должен видеть ее плачущей.

— Я… мне пришлось ехать навстречу солнцу, и глазам стало больно.

Для доверчивого Габи этого оказалось достаточно.

— Можно я не буду ложиться, мам? «Отважных» показывают по нашему телику! Ну можно, мам? Пожалуйста!

С тех пор как прошлым летом Рэнди побывал на игре «Отважных из Атланты», мальчики стали страстными болельщиками этой команды. Однако их игру показывали в основном по кабельному телевидению, а кабельное телевидение было дорогим удовольствием, без которого они вполне обходились.

— Рэнди будет смотреть, — настойчиво повторил Габи.

Рэнди Дженкинс был лучшим другом Габи: во-первых, они были ровесниками и жили рядом, а во-вторых, мать Эммы присматривала за мальчиками в будни, когда родители Рэнди были на работе. Его отец был врачом в детской больнице, а мать — помощником прокурора города. Поэтому они могли позволить себе кабельное телевидение. Они могли позволить себе все что угодно. Соперничать с ними в достатке Эмма даже и не пыталась.

— А что сказала Буля? — спросила она сына. Булей Габи называл бабушку с тех пор, как начал говорить.

— Она сказала, чтобы я спросил у тебя.

Неудивительно, что он носился по дому как крошечное торнадо. Эмма заколебалась. Пожалуй, если они позволят ему ловить светлячков дотемна, посадят в теплую ванну, а потом сядут с ним рядом перед телевизором, он уснет еще до первой рекламы.

— Ну, хорошо. Буля на заднем крыльце? Габи кивнул, потом крепко обнял мать.

— Спасибо, мам!

Она успокоила свою совесть, дав себе слово записать для Габи эту игру на видеокассету.

— Ты получила работу? — спросил сын нетерпеливо.

Эмма покачала головой.

— Нет.

Мордашка у него вытянулась.

— Значит, у меня не будет собственной комнаты.

— Да, какое-то время. Мне очень жаль.

Крыша текла, так что пользоваться вторым этажом было нельзя. Они все обитали на первом, и поэтому Габи приходилось спать вместе с матерью в комнате, которая служила когда-то небольшой гостиной.

Плюсом было то, что отпадала необходимость в кондиционере на верхнем этаже, что значительно снижало коммунальные расходы.

Эмма убрала прядь со лба сына.

— Пойди скажи Буле, что я приду через минуту. Хорошо?

— Хорошо, мам. — Габи выбежал из гаража. Ее сын никогда не ходил. Он носился.

Эмма потянулась за сумкой, но рука застыла в воздухе — чего-то не хватало. Ее папки. Где… Эмма невольно застонала — она забыла папку в конференц-зале, в гостинице. Что Раф подумает о ее работах? Удосужится ли вообще посмотреть на них?

Надо позвонить завтра в отель, спросить, не передавал ли кто-нибудь папку — она была дорога ей. Это был рождественский подарок мамы в тот год, когда Эмма изучала графическое искусство на первом курсе Мемфисского университета. Эмма не хотела терять ее.

Внезапно ей пришло в голову, что папку может вернуть Раф. У нее перехватило дыхание, но она поспешила прогнать эту мысль. Он не потрудился связаться с ней за шесть с половиной лет, не проявил интереса к собственному сыну, даже не позвонил ни разу. Станет ли он утруждать себя из-за какой-то старой папки?

Эмма поднялась на крытое заднее крыльцо. Ее мать сидела в своем любимом кресле-качалке, в тени от сгущавшихся сумерек.

Эмма положила сумку на плетеный стол и села в плетеное кресло.

— Габи делает успехи.

— У него уже двадцать два светлячка в коробке. — Сильвия Грэй улыбнулась. Мне было доложено о каждом.

С ликующим криком сын Эммы бежал к крыльцу, высоко держа коробочку с жуками.

— Двадцать три!

— Остановимся на двадцати пяти, договорились? — сказала Эмма. — Тебе пора принимать ванну.

— Ну-у-у, мам.

— Или двадцать пять штук, или пятнадцать минут, смотря что произойдет раньше. Ты ведь собирался посмотреть игру, разве не так?

— Так. Ну, ладно. — Габи погнался за следующим светлячком.

— Габи сказал, что ты не получила работу, спокойно проговорила Сильвия.

— Не получила.

— Они нашли кого-то другого?

— Нет. Я не знаю. То есть… — Эмма сделала глубокий вдох. — Ни за что не догадаешься, с кем я встретилась на этом собеседовании. Никогда в жизни.

Мать бросила на Эмму встревоженный взгляд.

— С кем?

— С Рафом.

Это имя повисло между ними во влажном июньском воздухе, словно москит, высматривающий свою жертву.

Наконец Сильвия произнесла:

— Разумеется, ты не имеешь в виду своего Рафа.

— Моего Рафа? — горько рассмеялась Эмма. — Нет, он, безусловно, не мой Раф.

Сильвия перестала качаться в кресле.

— Как это может быть? Он же погиб.

— Значит, нет. — Эмма раздраженно пожала плечами. — Похоже, отец был прав. Я думаю… — она помолчала, боясь, что дрогнет голос, — я думаю, что не была ему нужна. И Габи тоже.

— Что ты хочешь этим сказать? Ты считаешь, что он инсценировал свою смерть? Эмма качнула головой.

— Сначала я так и подумала. Ты не представляешь, как я была потрясена. Не понимаю, как такое возможно. Я знаю, он был ранен. У него жуткие шрамы на лице и на руках. Может быть, его нашли уже после того, как я вышла замуж за Джерри, и он воспользовался этим как предлогом, чтобы избавиться от меня?

— Что он сказал, когда увидел тебя?

— Он вел себя так, будто не узнал меня. Он говорит, что у него потеря памяти.

— Возможно, так и есть. — Сильвия снова начала качаться в кресле. — Такое иногда случается. Эмма закатила глаза.

— Только в тех мыльных операх, которые ты смотришь.

— Но, дорогая, возможно, что он…

— Мама, я звонила его матери несколько раз. Она знала, что я волнуюсь. Почему она не позвонила мне, когда они нашли его? Если, конечно, он сам не попросил ее не делать этого?

Сильвия поджала губы, словно боясь сказать что-то лишнее.

— Что такое, мама? Сильвия вздохнула.

— Возможно, она и звонила. Ты уже переехала в Нашвилл к тому времени. Если к телефону подходил твой отец…

— Он никогда не сказал бы мне. Да и ты тоже, задумчиво произнесла Эмма.

Она откинула голову на спинку кресла. Голова гудела. Все это только предположения. Раф был единственным, кто мог ответить на все ее допросы, но именно он и отказался что-либо объяснять. И значит, она права.

— Давай не будем больше об этом, ладно? Он не хочет иметь с нами ничего общего, это его дело. Я просто подумала, что ты должна знать, на всякий случай… Я была так расстроена, что забыла там папку с работами. Он может попытаться вернуть ее. Хотя я в этом сомневаюсь.

— Двадцать четыре! — закричал Габи. С минуту Сильвия помолчала.

— Это твой Раф. Раз он не умер, ты продолжаешь быть замужем за ним.

Разинув рот, Эмма в ужасе смотрела на мать.

— Что?

— Ты была официально зарегистрирована и не разводилась, — пояснила та. Значит, ты его жена.

— Но… я не… Джерри… — Она застонала. — Ты права. Проклятие! Но ведь это означает, что мой брак с Джерри был незаконным. Да еще отец заставил меня солгать в брачной конторе, когда там спросили, была ли я замужем. Какой ужас! — Эмма закрыла глаза. — Что же мне, черт возьми, делать?

— А что ты можешь сделать, дорогая? — мягко спросила Сильвия.

— Ничего. — Эмма выпрямилась. Силы и решимость возвратились к ней. — Я не могу ничего сделать, поэтому пусть все остается как есть. Никого это не касается. А если мы будем молчать, то никто ничего и не узнает.

— А если ты решишь снова выйти замуж? Ты еще молодая и…

— Нет, — твердо ответила Эмма, — с меня хватит. Не хочу никого. Я тебе уже говорила об этом.

— Но, Эмма, дорогая…

— Я знаю, что говорю, мама. Больше ни один мужчина не возьмет власть надо мной или моим сыном.

Любая машина, остановившаяся у обочины тротуара на их улице, выглядела необычно, а сверкающий красный грузовик с техасскими номерами заставил бешено заколотиться сердце Эммы. Она въехала в гараж и заглушила двигатель. Это не мог быть Раф. Он любил скоростные модные спортивные автомобили — хотя красный был его любимым цветом. Может, это кто-то из старых друзей матери? Дед и отец Сильвии сделали состояние на хлопке, поэтому у нее было множество знакомых по всему Югу.

Эмма все еще пыталась убедить себя в этом, когда услышала знакомый низкий голос в прохладной тишине дома.

Она знала, что он появится. Раф был человеком действия. Он встречал жизнь во всеоружии, и, каковы бы ни были причины его отсутствия все шесть с половиной лет, он не станет безучастно ждать, что она предпримет, обнаружив его обман.

Сделав глубокий вдох, Эмма вошла в прежнюю «комнату для курящих», которая теперь служила им гостиной, и увидела в смежной с ней столовой сына. Рядом с ним стоял Раф, который, очевидно, помогал Габи накрывать на стол.

Эмму охватил ужас от неожиданной мысли: что, если Раф приехал сюда, чтобы отобрать у нее сына?

— Что ты здесь делаешь?

Раф вскинул голову, и улыбка, освещавшая его смуглое лицо, погасла.

Габи подбежал к Эмме и обвил ее руками.

— Привет, мамочка. Знаешь что? Мистер Джонсон остается на ужин. Буля потушила мясо и…

— Что? — Эмма освободилась от объятий сына и повернулась к Рафу. — Ты не можешь остаться. Раф настороженно наблюдал за ней.

— Я приехал, чтобы возвратить вашу папку с работами, а Сильвия оказала мне любезность и пригласила на ужин. Как я мог отказаться?

— Очень просто. Открыть рот и сказать: «Нет, спасибо».

Габи потянул мать за юбку.

— Почему, мама? Он тебе не нравится? Эмма взглянула на сына, потом снова на Рафа.

У него еще хватило наглости насмешливо поднять бровь.

— Почему бы тебе не пойти на кухню и не помочь Буле? Нам с мистером Джонсоном надо поговорить.

Габи перевел взгляд с одного на другого.

— Он обещал поиграть со мной в салочки после ужина.

А еще он обещал любить меня, пока смерть не разлучит нас, хотелось ей добавить. И чего стоят его обещания?

— Отправляйся. — Эмма легонько подтолкнула сынишку к двери. — Я позову тебя, когда мы закончим разговор.

— Мистер Джонсон останется? — настаивал Габи, нехотя подчиняясь.

Эмма ответила «нет» одновременно с Рафом, который сказал «да».

Они взглянули друг на друга: Эмма — сердито, Раф — решительно.

Она прищурилась: ей был знаком этот неумолимый взгляд. Он означал, что Раф ни от чего не отступит.

Как давно она не вспоминала такие детали и как бы хотела не вспоминать их и сейчас.

Раф первым отвел взгляд.

— Я не настолько невоспитан, чтобы отклонить приглашение поужинать после того, как уже принял его, — сказал он, обратившись к Габи. — Пожалуйста, передай бабушке, что я остаюсь, если, конечно, приглашение остается в силе.

— Разумеется.

Они одновременно обернулись и увидели в дверях кухни миссис Грэй.

— Мама! — Эмма шагнула к ней. — Какое ты имеешь право…

— Я пригласила этого милого молодого человека на ужин, — резко оборвала ее Сильвия. — Разве я не могу сделать это в своем собственном доме?

— Но он…

— Я учила тебя более приличным манерам, Эмелин Кэтрин Грэй Джонсон.

Глава 3

Эмма ахнула. У нее в лице не осталось ни кровинки.

Раф оцепенело уставился на Сильвию. Он ослышался или… Сильвия назвала свою дочь Эммой Джонсон. Что за черт?..

Ему вдруг отчаянно захотелось убежать. Габи дернул бабушку за передник.

— Маму не так зовут, Буля. Ее фамилия Локвуд, как у меня.

Сильвия положила руки на плечи Габи и подтолкнула его к кухне.

— Пошли, солнышко. Твоей маме и Рафу надо поговорить.

Раф пристально смотрел, судорожно сцепив руки.

— Что она хотела этим сказать?

— Ничего. Просто она понемногу стареет. Стараясь не встречаться с ним взглядом, Эмма обогнула стол и направилась к кухне.

Раф преградил ей путь, схватив за запястье.

— Это в пятьдесят-то два…

…Они смотрели друг на друга, стоя посреди обшарпанной комнаты, но Раф не замечал этого убожества. Он видел только Эмму. На ней было красное бархатное платье, отчего щеки казались пунцовыми. Веточки падуба украшали ленту, которой были подвязаны ее длинные белокурые волосы.

К свежему сосновому аромату, которым был напоен воздух, примешивался легкий цветочный запах ее духов. Тонкие руки, которые он сжимал, дрожали и были холодными. Она нервно улыбалась.

Ему хотелось успокоить ее поцелуем, чтобы она знала, что все будет хорошо. Он будет заботиться о ней до конца своих дней.

— Берете ли вы, Раф Джонсон, Эмму Грэй в законные жены? Чтобы с этого дня в радости и горе, богатстве и бедности, в болезни и здравии отказаться от всех других, пока оба вы живы?

— Да, беру…

Раф вздохнул и резко выпустил ее руку, словно обжегшись. Он посмотрел ей в глаза.

— Мы были женаты.

Эмма отшатнулась, потирая кисть.

— Газетная новость. Не такая уж горячая, но кто будет придираться?

Раф почувствовал, что летит в темную бездонную пропасть. Женат? Шесть лет? И не знал этого? Как такое может быть?

Его начала охватывать паника.

— Готов снова сбежать? Прекрасно! Вот дверь! Рафу хотелось броситься в свою машину и к черту уехать отсюда…

Весь прошлый год он прятался от жизни, почти не выходил из дома, боясь встретить кого-то или что-то. Но теперь он нашел то, что искал, и теперь ему бежать нельзя.

— Прошу прощения. То, что мы были женаты, может быть, не новость для вас, но для меня это новость.

— Ну да, правильно. Ты ведь страдаешь потерей памяти, не так ли?

Раф не отреагировал на ее сарказм.

— Мы были женаты? Как это произошло?

— Мы отправились к мировому судье в Миссисипи и оба сказали «да».

— Я не так сказал.

Она возмущенно посмотрела на него.

— Не так? Что ты…

— Я сказал: «Да, беру». Глаза у нее округлились.

— Я забыла… — Она обхватила себя руками. — Но это ничего не меняет.

— Вот видите, и вы забыли. Почему же мне нельзя?

— Забыть мелкие детали — это совсем не потеря памяти.

Он всплеснул руками.

— Так вы считаете, что я вас бросил?

— А что еще я могу считать?

— Например, что я говорю правду о потере памяти.

Она вздернула подбородок.

Раф пристально смотрел на красивую молодую женщину, стоящую рядом. Шесть лет назад он женился на ней. Как он мог забыть? Почему…

От неожиданной догадки у него перехватило дыхание.

— Так вот почему ваша мама назвала вас…

— Тшш! — бросилась к нему Эмма и прикрыла ему рот ладонью.

Раф почувствовал прохладную руку у себя на лице и увидел широко раскрытые испуганные глаза, устремленные на него. Но в памяти больше ничего не всплывало. Неужели волшебство кончилось? Или чувства, охватившие их обоих, были сильнее памяти?

Или, может быть, волшебство совсем иного рода питало его мозг? То, которое возникает, когда…

— Нам нельзя говорить об этом здесь, — прошептала Эмма, — мой сын стоит прямо за этой дверью.

Раф тряхнул головой, и Эмма опустила руку.

— Тогда выберите место, где мы могли бы спокойно поговорить. Я не уйду, пока не получу некоторые ответы.

На мгновение ему показалось, что она откажется, и он распрямил плечи, готовясь проявить настойчивость. Но Эмма неожиданно кинулась к двери.

— Тогда пошли. Надо покончить с этим, и ты наконец уйдешь. — В коридоре она остановилась. — Хочешь пойти наверх или на улицу? Жарко и там и там. Мы не пользуемся кондиционером на втором этаже.

— Я знаю. Сильвия и Габи показывали мне дом. Габи не услышит нас, если мы поднимемся наверх?

Эмма удивленно подняла светлые брови.

— Все зависит от того, как громко ты будешь кричать.

— Как получится. — Раф пропустил ее вперед. — По крайней мере, там нет москитов.

Эмма побежала вверх по лестнице. Поставив ногу на первую ступеньку, Раф поднял глаза — и задохнулся. Упругие ягодицы четко вырисовывались под ее прямой, доходящей до колен юбкой. Мысленно выругавшись, Раф отвел взгляд. Давно его не посещали такие мысли.

Он сделал глубокий вдох и начал медленно подниматься, прихрамывая на больную ногу.

Эмма ждала его в верхнем холле. Бросив на него взгляд, она проговорила:

— Надо было пойти на переднее крыльцо. Тебе было бы легче.

Что это — забота? О нем? Во всяком случае, она заметила, как тяжело он дышал, поднимаясь по лестнице.

Раф пожал плечами.

— Доктора говорят, мне надо чаще подниматься по лестницам. Это помогает растягивать сухожилия, которые им пришлось укоротить во время одной из многочисленных операций.

Эмма сжала губы. Раф уже видел сегодня точно такое же выражение на лице у Сильвии.

— Куда идти? — спросил он.

— Сюда. У меня есть кое-что для тебя.

Удивившись и заинтересовавшись, он пошел за ней.

Эмма включила верхний свет, одновременно с которым заработал вентилятор под потолком, и скрылась в чулане рядом с небольшим кирпичным камином.

Раф уже понял, что это комната Эммы. Он увидел письменный стол, комод и два ночных столика. Все было сдвинуто в дальний угол и накрыто плотной клеенкой. На полу стояли три ведра, на каждом из них сверху лежал кусок клеенки, прижатый деревянной дощечкой. В комнате чувствовался запах плесени, хотя ведра были сухими. Раф провел рукой по деревянной полочке над неглубоким камином. Она была прохладной и, самое удивительное, не пыльной. Комнаты хотя и были нежилыми, но содержались в чистоте.

Раф знал от Сильвии, что крыша текла. Почему Эмме и понадобился дополнительный заработок. Возможно, она согласится на ту работу, которую он все еще собирался ей предложить.

— Иди сюда, помоги мне, — послышался голос Эммы из чулана.

Раф вошел к ней. Эмма пыталась снять огромную коробку с верхней полки. Стоя на цыпочках, она с трудом доставала до ее дна. Он вошел в чулан и взялся за угол коробки. В этот момент их руки сопрокоснулись.

…Сидя на краешке розового в сборку покрывала, он отвел влажные волосы у нее со лба. Эмма лежала под простыней, с бледным, без следа косметики лицом и изрядно покрасневшим носом.

— Мне пора идти, — сказал он ей. — Скоро вернутся твои родители.

— Папа придет в ярость, если застанет тебя здесь. — Она погладила ему руку. — А я рада, что ты пришел.

— Насколько рада? — прошептал он, наклоняя голову.

Она решительно оттолкнула его.

— Я сказала тебе, никаких поцелуев! Я не хочу заразить тебя своей простудой…

Раф опустил руки и повернулся к ней. Она стояла совсем близко от него, так близко, что он вдыхал знакомый легкий аромат ее духов.

— Я бывал в вашей комнате раньше. Эмма с подозрением взглянула на него.

— И что?

— Когда наши руки только что соприкоснулись, я вспомнил одну ночь. Вы были простужены. Ваших родителей дома не было. Вы сказали мне, что ваш отец придет в ярость, если застанет меня здесь. Потом я пытался поцеловать вас, но вы мне не разрешили. Вы не хотели, чтобы я заразился.

Ее зеленые глаза расширились.

— Я совсем забыла об этом, я помню только те два раза, когда мы…

— Когда мы что? — настойчиво спросил Раф, когда она запнулась.

Она вздрогнула, потом отвела взгляд и поспешно отошла в сторону.

— Достань лучше коробку.

Раф вздохнул и постарался успокоиться. С коробкой он вошел в комнату.

— Что в ней?

Эмма смотрела в окно, обхватив себя руками.; — Это вещи, которые остались после тебя. Когда ты умер — во всяком случае, мы так считали, я пришла к тебе в квартиру и все забрала. Там было немного, в основном одежда. Мебель ты брал напрокат.

Раф поставил коробку на пластиковую поверхность стола.

— Я не подумал о вещах, оставленных здесь, родители, видно, тоже.

— Хозяин дома позвонил мне, потому что был со мной знаком. Я бывала там… довольно часто. Сначала я хотела отправить все твоим родителям, но… — Эмма внезапно замолчала и обернулась к нему, вглядываясь в его лицо. — Ты сказал в чулане, когда прикоснулся ко мне, что вспомнил ту ночь, когда я была простужена. Что ты имел в виду?

Уж не начала ли она верить ему? Эта женщина, которую он едва знал?

Он едва знал собственную жену.

Поборов смущение, Раф поймал ее взгляд.

— Вы воскресили мои воспоминания. Глаза у нее округлились.

— То есть?

— Когда вы упали в обморок в гостинице и я взял вас на руки, мне вдруг вспомнилось кое-что из моей жизни до катастрофы. Вы даже представить себе не можете, как это для меня важно. Больше шести лет я не мог вспомнить ничего. Родные мне что-то рассказывали, но все это было как будто мертвым. Я не помнил ничего — ни людей, ни запахов, ни звуков. Но когда я прикасался к вам, всякий раз что-то всплывало…

— Нет. — Эмма крепче обхватила себя руками, чтобы сдержать дрожь. Выходило, что между ними до сих пор существовала какая-то связь. Но этого не могло быть.

Раф достал свой бумажник и извлек из него пожелтевший, весь в пятнах листок бумаги с обгоревшими краями. Он развернул его, словно это была Туринская плащаница.

Сердце у нее замерло. Она уже знала, что это. Рисунок, когда-то небрежно набросанный ею на скучной лекции по истории искусств в университете. Она изобразила на нем Рафа в виде ангела. В ту самую ночь и был зачат Габи.

Раф пристально всматривался в рисунок.

— Когда вы потеряли сознание и я подхватил вас, я вспомнил, как вы мне его отдали. Мы стояли на берегу Миссисипи. — Раф протянул ей листок. — Это нарисовали вы, правда?

Эмма проглотила подступивший к горлу ком, но он немедленно подступил снова. Она кивнула.

— Я сжимал это в кулаке, когда меня нашли спасатели, — сказал Раф. Поэтому листок такой грязный и с обгоревшими краями. Это чудо, что он уцелел во время взрыва. Видимо, мое тело приняло удар, защищая его. Это был единственный ключ к моей жизни, пока отец не нашел меня. Временами это было единственным, что не давало мне сойти с ума.

Эмма дрожащим пальцем дотронулась до листочка.

— Не могу поверить, что он все еще у тебя.

— А что означают эти буквы ЭКГ? Она посмотрела на буквы в центре сердечка на груди у ангела.

— Это были мои инициалы до того, как мы поженились. Ты любил… — голос у нее дрогнул, — ты любил острить по поводу того, что моими инициалами медики обозначают электрокардиограмму.

Помедлив, Раф сказал:

— Я… любил вас?..

Прошедшее время кольнуло Эмму в самое сердце. Неужели он ей все еще небезразличен? Но ведь это не так. Этого просто не может быть.

— Да, конечно.

— А вы любили меня?

Не доверяя своему голосу, Эмма кивнула.

— Ну, тогда, прекрасная Эмма, ради той любви, которую мы чувствовали друг к другу когда-то, может быть, вы поверите, что я говорю правду?

Эмма поняла, что погибает. Она верила в своей жизни лишь троим мужчинам, и все они так или иначе предали ее. Один из них стоял сейчас перед ней.

Хотя этот, пожалуй, предал ее не умышленно. Однако стереть так сразу из памяти прошедшие шесть лет было нереально. Да и зачем?

— Чего ты хочешь от меня?

— Прежде всего, чтобы вы поверили, что я не бросил вас. Вы должны были хорошо знать меня, раз вышли за меня замуж. Неужели я казался таким человеком, который мог бросить свою жену?

— Нет, не казался. Ты был самым честным и откровенным человеком из тех, кого я когда-либо встречала. Поэтому я тебя и полюбила.

Лицо у него посветлело, и он впервые улыбнулся.

— Спасибо.

Эмма затаила дыхание. Она словно увидела перед собой лицо ангела, напуганного ангела со сломанными крыльями.

— За что?

— За веру, — ответил он. — Вы ведь верите, правда?

Она вдруг поняла, что верит, и ей стало страшно. Значит, он будет претендовать на место в ее жизни, то место, которое она не могла ему дать.

— Если я верю, что ты потерял память, это еще не означает, что я верю всему остальному.

Его улыбка пропала, в глазах появилась печаль.

— Ну, хотя бы для начала… может, теперь вы согласитесь ответить на мои вопросы? Эмма вздернула подбородок.

— Сначала тебе придется ответить на мои.

— Я скажу все, что знаю, но, уверяю вас, не так уж это и много.

Она проигнорировала его слабую попытку оправдаться.

— Почему мне ничего не сообщили, когда тебя нашли?

Он прищурился.

— А мои родители знали, что мы женаты?

— Нет, но…

— Почему нет? Эмма вздохнула.

— Из-за меня. Мой отец возражал против наших встреч. Категорически. Если бы я кому-нибудь рассказала, что мы встречаемся, тем более что поженились… Отец мог узнать.

— Вы меня стеснялись?

— Нет, конечно. Но отец… — Эмма отвела взгляд. Ей все еще было трудно говорить плохо о человеке, который сделал ее жизнь такой невыносимой. — Твоя мама была родом из Мексики, для отца ты был метисом. Если бы он узнал, что я встречаюсь с тобой, он бы… не очень обрадовался.

Глаза у него сузились.

— Что значит… не очень обрадовался?

— Он бы запер меня в моей комнате и, возможно… возможно…

— Избил?

Она кивнула.

Раф тихо выругался по-испански.

Эмма предостерегающе подняла руку.

— Это все в прошлом. Он умер. Но ты знал, какой он. Мы встречались тайком и тайно поженились. Ты собирался уехать на задание, первое от «Денвер пост». Мы собирались все рассказать моим родителям, как только ты вернешься из Никарагуа, потом поехать на Рождество в Хьюстон и объявить твоим, а потом вернуться в Денвер. Мы были слишком молоды. Кто из нас думал, что несколько дней могут иметь какое-то значение?

— Если мои родители ничего не знали о вас, как можно было ждать, что они позвонят, когда меня нашли?

— Я несколько раз разговаривала с твоей матерью после катастрофы. Я сказала, что я твоя подруга, и попросила позвонить, если что-то выяснится. Она обещала.

Он поднял черную бровь.

— Подруга?

Эмма нерешительно подняла руки.

— Я не знала, как сказать. Невестка? Жена сына, которого они только что потеряли? Им и так было нелегко. Я думала, еще решат, что я какая-то аферистка, претендую на деньги или что-нибудь в этом роде. Мне казалось, что это не имеет значения, раз тебя нет.

Раф задумчиво нахмурился.

— Теперь я вспомнил: мама что-то говорила, что не может дозвониться какой-то моей подруге в Мемфис. Возможно, она даже произносила ваше имя. Но мне оно ничего не сказало. В тот момент даже мое собственное имя ничего для меня не значило.

— Кстати, об именах. Почему ты называешь себя Дэвидом?

Он посмотрел ей в глаза, лицо у него было мрачным.

— Потому что Раф умер. Естественно, новый человек получил другое имя. Не знаю, почему я рассказал вам об этом. Я никогда никому не говорил. Родителям я сказал, что Дэвид звучит более по-американски, чем Рафаэль. Я начинал писать для нескольких американских исторических журналов, и мне нужно было чисто американское имя. — Помолчав, он добавил:

— Мне кажется, я и сам в него поверил на какое-то время.

— История, — пробормотала она. — Ты никогда не интересовался историей.

— Да? Что ж, когда нет собственной истории, приходится браться за ту, которую удается найти. — Раф грустно улыбнулся. — Мой отец всегда сам проявлял интерес к Гражданской войне и подогревал его во мне. К тому же это было что-то такое, чем можно было заниматься, не общаясь с людьми. Эмма удивленно взглянула на него.

— Ты всегда любил людей. Не было случая, чтобы ты не нашел с кем-то общего языка. Раф кивнул.

— Мои родные говорили мне то же самое. Они очень переживали, когда я не хотел ни с кем общаться. Но, видите ли, людям свойственно задавать вопросы. Они ведь думают, что вы знакомы с ними, начинают говорить о каких-то вещах, а вы… не можете ответить.

Слезы жгли ей глаза. Захотелось броситься к нему, поцелуями успокоить его страдания, его боль.

Но она не сделала этого. Этим ничего не решить. Как он сам сказал, Раф мертв. По крайней мере, его память, если не тело. Перед ней был человек, совершенно не похожий на того, за кого она выходила замуж. Дэвид Джонсон, а не Раф.

Но она тоже изменилась. Они оба прожили несколько жизней за последние шесть лет и не могли вернуться назад. Тех юных и наивных, которые верили, что могут достать до луны, больше нет. Их место заняли два настрадавшихся взрослых человека, которых разделял целый мир.

Однако она была рада, что он пришел. Хотя стало еще больнее.

— Спасибо.

Бровь у него поползла вверх.

— За что?

Эмма пожала плечами.

— За приход. За объяснения. Это очень помогло. Я рада, что ты не погиб, Раф. И рада узнать, что ты не предавал меня. Мне очень жаль, что я так скверно себя вела.

— Ну, да, понятно. Ничего удивительного, что вы так думали.

Она протянула руку.

— Желаю удачи. Искренне желаю.

Он, нахмурившись, смотрел на ее руку.

— Вы говорите так, будто прощаетесь.

— Но ведь нет никакого смысла продолжать этот разговор, не так ли? Ты получил ответы на свои вопросы, я — на свои.

— Нет смысла?.. Вы забыли одну деталь. Мы женаты.

— Нет, я не забыла. — Эмма убрала руку. Должна была догадаться, что он не оставит ее так легко. — Но если ты полагаешь, что мы можем начать с того места, на котором остановились, ты…

— Я понятия не имею, на каком месте мы остановились! — Раф взъерошил волосы. — Но я не позволю, чтобы вы отделались от меня рукопожатием.

— Что ты хочешь этим сказать?

Раф пытливо посмотрел на нее: спряталась внутрь, как черепаха в панцирь, и выглядывает оттуда, словно ожидая нападения. Через что же она прошла, эта красивая женщина с затравленным взглядом зеленых глаз? Ему вдруг отчаянно захотелось узнать это. Узнать, какая она. А потом начать все сначала.

— Что я хочу сказать? — тихо повторил он. — Хочу сказать, что вы мне нужны. Вы возвращаете мне прошлое. Вы должны мне помочь. Вы единственная, кто может это сделать.

Эмма медленно покачала головой.

— Нет.

— Когда я прикасаюсь к вам, я вспоминаю. Такого не случалось с тех пор, как я очнулся в том аду, в Никарагуа.

— Не говори так. Глаза у него сузились.

— Почему? Это правда.

— Потому что тогда начинает казаться, что… что я что-то значу для тебя. Что между нами существует какая-то связь. А ее нет. Ее просто не может быть.

— Откуда вы знаете? Что же тогда потянуло меня в Мемфис? Что заставило вас откликнуться на то объявление?

Эмма всплеснула руками.

— Да просто совпадение. Раф покачал головой.

— Это судьба, Эмма. Судьба позвала меня в Мемфис, чтобы я мог найти вас. Судьба заставила вас ответить на мое объявление.

Эмма закрыла глаза и сжала губы. Потом глубоко и тяжело вздохнула.

— Это была не судьба, Раф, это было отчаяние. — Она открыла глаза. — Мне была нужна дополнительная работа. Сочувствую, но у меня слишком много своих забот, чтобы помогать кому-то еще. У меня нет ни времени, ни сил.

Он поднял брови.

— У вас есть время и силы для дополнительной работы.

— Нет. Их тоже нет. Я и так почти не вижу собственного сына, только пару часов в день. Если я получу еще одну работу, я вообще не буду его видеть. Но мне нужны деньги, чтобы починить крышу.

Раф открыл было рот, чтобы предложить ей работу, но тут же резко захлопнул его — у него возникла идея, и он повернулся к окну, чтобы ее обдумать.

Ей нужна работа и при этом нужно быть дома. А ему нужен художник-оформитель, а также квартира-офис. Почему бы не снять пару комнат здесь на несколько месяцев? Они ими все равно не пользуются. Если он будет все время рядом, рано или поздно она сдастся.

Только бы получить ее согласие. Подкупить, запугать — неважно, лишь бы получилось.

Раф задумчиво осмотрелся.

— Вы давно обитаете внизу? Эмма не сразу нашлась от такой резкой перемены темы, но ответила:

— Два с половиной месяца. Я все пытаюсь найти работу. Но вечерняя работа для художника довольно редкая вещь в этом городе.

— Забавно, я ведь, собственно, и пришел сюда, чтобы предложить вам работу в «Прошлых временах Юга». Когда вы ушли, я посмотрел вашу папку. Мне очень понравилось. Пока что «Прошлые времена» — это только ежеквартальный бюллетень, который выходит под названием «История Юга». Я писал для него внештатно последние несколько лет. Месяц назад его выставили на продажу, и я купил его. Через пару недель переехал сюда. Я хочу превратить его в настоящий коммерческий журнал. Такой же незаменимый за утренним кофе, как «Жизнь Юга». И такой же интересный.

Эмма почувствовала, что заинтригована. А главное — они наконец перестали говорить о собственном прошлом.

— Интересно. Странно, что до сих пор никто не додумался до этого. В сущности, большинство жителей Юга могут проследить свою родословную со времен до Гражданской войны. Но если ты хочешь сделать журнал успешным, тебе надо…

Она сжала губы. Что это она разговорилась? Все равно ведь не будет у него работать.

— Мне надо что? Пожалуйста, скажите. Мне очень нужен совет. Я буду рад любой помощи. — Она молчала, и Раф продолжал:

— Поэтому я и нуждаюсь в вас. Вы лучший из художников, откликнувшихся на мое объявление. Вы отлично чувствуете цвет и умеете делать страницы легкочитаемыми. Больше всего мне понравилась реклама, которую вы сделали в расчете на старомодных дам. — (Эмме тоже нравилась эта реклама. Удачно получилось.) — Именно так и должны выглядеть «Прошлые времена Юга». Вы тот художник, который мне нужен. Прошу вас, соглашайтесь.

Эмме очень хотелось согласиться. Такая творческая работа — редкость. Она работала в типографии — обычная рутина: почтовая бумага, брошюры, визитные карточки. Журнал уровня «Жизни Юга» — это то, о чем можно было только мечтать. Но у нее нет диплома…

— А оклад какой? — спросила она.

Раф назвал сумму, в полтора раза превышающую ту, что она получала в «Типографии Гаррисона».

— Но главное, вы могли бы работать прямо здесь, дома.

Эмма тут же ухватилась за последние слова.

— Что? Каким образом? У меня же нет компьютера, а тем более такого, на каком можно было бы делать подобную работу.

Раф заколебался, потом снова взъерошил волосы. Она не помнила за ним такой привычки. Как будто он все время в напряжении.

— Настал момент перейти ко второй части моего предложения. — Он сделал глубокий вдох. — Я хотел бы снять у вас пару комнат.

Эмма отшатнулась.

— Здесь?

Раф занервничал.

— В обмен на полугодовую ренту я сделаю новую крышу в доме. Сразу, как только смогу это организовать. Я подыскиваю себе квартиру для жилья и работы. Здесь было бы идеальное место для меня.

— Нет!

— Подумайте! Дом будет немедленно приведен в порядок, у вас будет стабильный дополнительный заработок, вы будете работать дома, так что сможете больше проводить времени с сыном. А если устроитесь на работу на стороне, совсем не будете его видеть.

Он знал, на какие кнопки нажимать. Всегда умел это.

— Зачем тебе эти душные старые комнаты?

— Я вижу для себя несколько плюсов. Во-первых, за полгода я снова узнаю город и пойму, где лучше иметь офис. Плюс ваша мама почти всегда находится здесь. Я собираюсь приобрести дорогое компьютерное оборудование, чтобы вы могли работать, а мне придется время от времени уезжать из города, чтобы наладить контакты с рекламодателями. Будет неплохо, чтобы кто-то присматривал здесь за хозяйством. — Он почти любовно погладил оконную раму. — И разве можно найти лучшее место для исторического журнала, чем дом, который сам столько лет был свидетелем истории?

— Ты хочешь сказать, что тебе нравится эта развалюха, из которой, случись пожар, и не выберешься?

Раф удивленно посмотрел на нее.

— Конечно. А вам нет? Эмма покачала головой.

— Его содержание отнимает у меня все время и все деньги. Я пыталась убедить маму, что если его продать, а заодно и весь антиквариат, то можно собрать достаточную сумму, чтобы купить новый дом в пригороде. Тогда и Габи мог бы ходить в приличную школу.

— И что же? Эмма вздохнула.

— Всякий раз, как я затеваю этот разговор, мама расстраивается. Она прожила в этом мавзолее всю жизнь и не хочет расставаться ни с одной лампой.

Он поднял на нее свои черные глаза.

— Похоже, эта работа нужна вам еще больше, чем я предполагал.

Эмма отвела взгляд. Она понимала, что надо принимать предложение. У нее не только появятся деньги, но она будет заниматься и любимым делом. Да еще сможет работать дома, а значит, быть с Габи.

А еще это значит, что она будет жить и работать с Рафом в одном доме. Что крайне нежелательно. Эмма ощутила странную тревогу. Возможно, это были просто отголоски той их любви, которые исчезнут, как только она получше узнает Рафа. А если нет? А если она снова влюбилась в него? Все прежние отношения с мужчинами не приносили ей ничего, кроме проблем. Может, хватит? К тому же он мог начать думать, что имеет какие-то права в качестве мужа…

Нет, жара в этой комнате просто невыносима. Эмма вспомнила несколько ночей, всего несколько, в одну из которых она и забеременела. Он был внимательным и страстным любовником. Интересно, остался ли он таким до сих пор?

Эмма медленно покачала головой.

— Очень сожалею, но не могу.

— Что не можете? Сдать комнаты или принять предложение о работе?

— И то, и другое.

— А если я поклянусь, что наши отношения будут чисто деловыми?

Эмма снова покачала головой.

— Почему?

— Потому что. Ведь я должна думать не только о себе, — сказала она тихо, я должна помнить о сыне.

Его черные глаза вспыхнули.

— Вы считаете, я способен причинить вред Габи?

Ей надо забыть о жалости, покончить с этим, прояснить все до конца. Он едва не сбежал, узнав, что у него есть жена. Может, когда выяснится, что у него есть еще и сын, он просто пойдет укладывать вещи?

— Ты уже причинил ему вред, бросив его, когда он находился еще в утробе. Ты согласился на опасную командировку, хотя я умоляла тебя не делать этого. Работа была для тебя важнее, чем я. — Она еле сдерживала слезы. — Важнее, чем твой ребенок.

Смуглое лицо Рафа побелело.

— Мой… ребенок?

— Твой, Раф. Габи — твой сын.

Глава 4

Раф онемел. Габи — его сын?

— Этого не может быть, — сказал он звенящим шепотом.

Глаза у Эммы сузились.

— Стоит лишь разок взглянуть на него, чтобы понять это. Даже отец ничего не мог сделать, когда попытался выдать Габи за сына Джерри. У Джерри волосы ненамного темнее моих. Никого не удалось провести.

Раф сделал осторожную попытку вздохнуть. Начав копаться в собственном прошлом, он рассчитывал навести порядок в своей жизни. Вместо этого жизнь снова выбила его из колеи.

И вдруг он почувствовал радость, которой никогда не испытывал. У него были жена и сын — семья, — чего он никак не ожидал. Габи, Габриель. Она назвала его в честь другого ангела. Теперь он ясно видел сходство. Габи выглядел точно как на той детской фотографии, которую показывала ему мать, где он был снят в возрасте Габи. Черные волосы. Черные глаза.

Как он сразу не понял? Он же провел сегодня с Габи несколько часов, и все это время он разговаривал с собственным сыном. Его плоть и кровь!

— Не могу поверить…

— И не надо! Мы обходились без тебя почти шесть лет и дальше обойдемся.

Она была уже у двери, когда Раф понял, что она уходит.

— Подождите!

Эмма замерла, держась за ручку двери, но не обернулась.

— Что?

— Из-за этого мы поженились? — запнувшись, спросил он.

Она повернулась не сразу.

— Из-за этого мы поженились так поспешно. Мы хотели подождать, пока ты переедешь в Денвер и подыщешь для нас жилье. Но когда ты узнал, что я беременна, ты отказался ждать.

Мысли вихрем проносились у него в голове, но он не мог ухватиться ни за одну из них.

— Не могу поверить…

Раф одним прыжком преодолел расстояние между ними и схватил Эмму за руку.

— Дело не в том, что я не верю, что он мой сын. Вы правы: он слишком похож на меня, чтобы не верить. Я просто… — Он взъерошил волосы. — Я чувствую себя так, словно на меня обрушился дом.

— Я почувствовала то же самое, когда увидела тебя в тот день в конференц-зале… — Эмма опустила взгляд на свою руку. — Ты прикоснулся ко мне.

Неудовольствие было не в ее тоне, а в ее словах. Он немедленно отпустил ее руку.

— Прошу прощения, я не хотел…

— Мне просто интересно, не вспомнил ли ты что-нибудь еще.

Раф покачал головой.

— Это случается не каждый раз. По-моему, мои мозги и так скоро лопнут от всего этого. Сначала жена, потом сын…

Эмма кивнула, и они оба замолчали. Раф всматривался в красивое лицо. Эта женщина родила ему сына, а он и не знал. Не знал…

— Значит, у моих родителей почти шесть лет есть внук, о котором они даже не знают? Почему, черт возьми, вы ничего не сказали им? — Он прищурился.

— Я же сказала тебе, что не знала, как это сделать. Мне было только девятнадцать. Я в жизни не видела твоих родителей, понятия не имела, как они отреагируют…

Раф знал, что такого объяснения его родители не примут, но ведь у Эммы был еще отец. И мать…

— Сильвия не такая, как ваш отец. Почему она не помогла вам?

— Мама — человек старых устоев. Она никогда не ставила под сомнение право отца распоряжаться в доме. Я пыталась внушить ей некоторые идеи о женской независимости, но… — Эмма беспомощно развела руками.

Раф долго смотрел на нее, пытаясь прийти в себя, чувствуя смущение, радость и злость. Наконец он спросил:

— Что мы будем делать?

— Делать? — нерешительно спросила она. — В отношении чего?

— В отношении… всего, о чем вы мне сказали.

— Мы ничего не будем делать. Я сказала тебе.

Мы в тебе не нуждаемся. — Она отступила на шаг. — Тебе лучше уйти. Я извинюсь за тебя.

Она исчезла за дверью.

Раф не заметил этого.

Мы в тебе не нуждаемся.

Он не был нужен ей. Он никому не был нужен.

Ему стало страшно.

Как он не понимал этого раньше?

Он принимал любовь своих близких, их помощь, стремление поддержать его в новой для него жизни. И дело даже не в том, что он ничего не давал им взамен. Он отвечал им любовью и сделал бы для них все, что в его силах. Но то, что он мог им дать, никому из них не было нужно. Родители и так были дружны, а у братьев и сестер были свои семьи.

Эмма сказала, что он ей не нужен, но он точно знал, что она нужна ему. Впервые с того момента, как он очнулся в той деревне, Раф почувствовал связь со своим прошлым.

Он подошел к окну. Опершись руками на подоконник, он невидящими глазами посмотрел на солнце, освещавшее верхушки деревьев. Какой-то шум заставил его опустить взгляд. Внизу Габи играл с бейсбольным мячом, подбрасывая его и ловя перчаткой.

Эмма сумела прекрасно воспитать Габи. Без него.

Мальчик уронил мяч. Надо научить его раскрывать шире перчатку, чтобы…

Раф отошел от окна. Имеет ли он право?..

Черта с два! Он — отец Габи. И нравилось ей это или нет, он — ее муж. И, значит, имеет все права.

К тому же он был способен дать гораздо больше, чем какую-то несчастную работу. Черт возьми, да он многому мог научить своего сына! Например, играть в бейсбол. Или подстроить ловушку, или избежать драки, а также закончить ее быстро, если избежать не удастся.

Габи был нужен отец. Габи нуждался в нем.

И почему-то ему казалось, что Эмме он тоже нужен. Может, ему удастся стереть с ее лица эту печать одиночества, которую он уже успел заметить.

Любовь?

Ну, может, не любовь… Он был уже не тем человеком, которого она когда-то любила, и не мог рассчитывать, что полюбит вновь. Но он мог помочь ей. Материально хотя бы. И может быть, им удастся стать друзьями.

Последняя мысль его позабавила. Какая дружба, если все, чего ему хотелось, — это стиснуть ее в объятиях.

— Я смотрю, ты отправила Габи на улицу поиграть, — сказала Эмма, входя на кухню. Сильвия обернулась.

— А где Раф?

— Он уже уходит.

— Не слышала, чтобы хлопнула парадная дверь, резко отозвалась Сильвия. Эмма пожала плечами. — Что ты ему сказала?

Эмма сделала глубокий вдох.

— Я сказала ему, что Габи — его сын. Сильвия кивнула.

— Тогда я думаю, что он сейчас спустится к нам.

— Нет, не спустится. Я велела ему уходить.

— И ты считаешь, что он сразу послушается? — Сильвия прищелкнула языком. Ты слишком долго общалась с пятилетним ребенком.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что раз он не ушел сразу, значит, готов взять на себя ответственность. Нам пора иметь мужчину в доме. Я…

— Взять на себя ответственность? — Эмма воздела руки к небу. — Это как раз то, чего я не хочу.

— Послушай, дорогая. Я знаю, ты считаешь, что никакого мужчины тебе не нужно. Но это пустой разговор. Каждой женщине нужен мужчина. Это совершенно естественно.

Эмма закатила глаза. Ее мать принадлежала поколению, которое верило, что мужчина и женщина даны друг другу на всю жизнь. Слишком часто эта сказка рушилась на глазах у Эммы, чтобы поверить в нее.

— Насколько мне известно, мы живем в двадцатом веке. Женщины проделали большой путь за последние пятьдесят лет. Мы теперь работаем и можем обеспечивать себя сами. Зачем нам мужчины?

Сильвия подняла брови.

— Разве Габи появился путем непорочного зачатия?

— Ну, хорошо, пусть, для одной конкретной цели они нужны. Я, например, хотела бы еще детей, но мне не на что их содержать, и поэтому у меня этой цели нет. Мы будем есть? Я умираю с голоду.

— Как только спустится Раф…

Эмма стиснула зубы, чтобы не закричать. Этого только не хватало. Они так прекрасно ладили с матерью после смерти отца, вместе воспитывали Габи, поддерживали дом. И вдруг Сильвия решила, что без мужчины им не обойтись.

— Я сказала тебе, что он уходит. Он не будет есть с нами.

— Ну, если ты уверена…

— Уверена.

— Тогда ставь тарелки.

Несколько минут прошло в молчании. Наконец Сильвия спросила:

— А что насчет работы? Раф говорил мне, что собирается предложить тебе что-то.

Эмма помолчала, укладывая картофель с морковью вокруг тушеного мяса.

— Он предложил.

Мать повернулась к ней.

— Ну и?..

— И ничего. — Эмма полюбовалась проделанной работой. — Ты положила слишком много картошки.

— Я думала, у нас будет гость. Мужчины едят много картошки. Он предложил мало денег?

— С окладом все в порядке. Какие еще будут вопросы?

— Часы работы неудачные? Эмма со стуком опустила ложку и посмотрела на мать.

— Часы работы удачные. Прекрасные, по сути дела. И денег предлагает в полтора раза больше. И еще крышу предложил починить.

— Тогда в чем проблема?

— Проблема?.. — Раздражение прошло так же быстро, как и появилось. Проблема во мне. Раф хочет снять пару комнат наверху, чтобы жить и работать здесь, а я не думаю, что смогу вынести, если он так много времени будет находиться рядом.

— Но это же было бы идеально! — воскликнула Сильвия. — Ты бы работала прямо здесь, дома. Ты же сама боялась, что дополнительная работа будет отрывать тебя от Габи.

— Я знаю, но…

— Но что? Где ты найдешь лучше?

— Нигде. Это идеально. Большие деньги, удобный график и возможность заниматься любимым делом в своем же собственном доме. — Эмма упрямо покачала головой. — Но он будет жить здесь, мама! Все время!

— Он и должен жить здесь, дорогая. Он — твой муж и отец Габи.

— Глупости! — Эмма махнула рукой. — Он был моим мужем лишь четырнадцать часов перед тем, как уехал, и не появлялся целых шесть с половиной лет.

— Не по своей вине.

— Да, но… — Эмма закрыла глаза. Она была в смятении. — Как я могу пустить его снова в свою жизнь?

Сильвия пожала плечами.

— Ну и что? Ты хочешь сказать, что тебе не понравится, если тебе немного помогут? Ты посмотри на себя: ты как выжатый лимон.

— Помощь — это одно, а подстраиваться к его жизни — совсем другое. Это то, чего они все хотят. Я была вынуждена оставить учебу и переехать в Денвер с Рафом ради его карьеры. Я переехала в Нашвилл, чтобы Джерри мог получить свой диплом юриста. — Эмма беспомощно подняла руку. Мне уже пора хоть немного подумать о себе и Габи.

Сильвия грустно покачала головой.

— Ты любила Рафа почти семь лет. Повесила его кольцо себе на грудь и носила его все это время. Неужели любовь исчезла только потому, что он появился у тебя на пороге?

Эмма отвела взгляд.

— Этот Раф совершенно не похож на того, которого я любила. Я не узнаю его.

— Так постарайся узнать. Одно я могу сказать тебе. Он не из тех, кто легко сдается. Посмотри, как упорно он пытается восстановить память. Не рассчитывай, что он легко оставит тебя в покое. Особенно зная, что Габи — его сын. Так или иначе, тебе придется иметь с ним дело.

— Да знаю, знаю. Это я просто… — Эмма вздохнула.

— Ты могла бы к тому же получить деньги за… — Сильвия замолчала, услышав неровные шаги на лестнице.

Обе замерли, прислушиваясь. Шаги двинулись не к входной двери, а раздались в прихожей, Эмма затаила дыхание, а Сильвия торжествующе посмотрела на нее: «Я же говорила тебе».

Через секунду Раф появился в дверях. Его глаза немедленно отыскали Эмму, и она увидела в них неуверенность, надежду и. решительность. Пожалуй, ее женское тщеславие было отчасти удовлетворено этой его решимостью занять определенное место в ее жизни.

Эмма немедленно подавила это чувство.

— Мы можем поговорить?

От его резкого голоса по телу побежали мурашки.

— Раф, я…

— Подождите немного, — бодро прервала ее Сильвия. — Сначала поужинаем.

— Мама, мы не можем…

-..позволить этому сочному тушеному мясу засохнуть. Кроме того, — Сильвия многозначительно взглянула на дочь, — тебе надо кое о чем подумать. О преимуществах некоторых ситуаций. Ты не забыла? Вот будешь есть мясо и думать.

Эмма во все глаза смотрела на мать, не зная, что ответить.

Раф откашлялся.

— Сильвия, Эмма и я…

-..могли бы на воздухе попить кофе с десертом после ужина. — Сильвия махнула рукой в сторону двери, ведущей во двор. — Позовите, пожалуйста, Габи! И проверьте, чтобы он вымыл руки.

Раф снова перевел взгляд на Эмму и пожал плечами: мол, что он может сделать?

Это прорвало оборону — Эмма прыснула.

Лицо у Рафа сразу посветлело, глаза вспыхнули.

— Значит, поговорим после ужина? Эмма кивнула и поспешно взяла блюдо с мясом.

Ужин прошел легко, вопреки ее ожиданиям. Раф был, как и прежде, обаятелен и общителен. Он расспрашивал Габи о бейсболе, Сильвию — об антиквариате, которым были уставлены полки в каждой комнате дома.

Эмма говорила немного. Она просто смотрела на Рафа, все еще не в силах привыкнуть к чуду. Раф жив, и он здесь.

Обе они, и она и мама, были правы: Эмма любила Рафа столько лет, что было невозможно в одночасье зачеркнуть это чувство. Конечно, он во многом изменился за прошедшие годы, но в какие-то моменты она забывала об этом. От его голоса у нее до сих пор по телу бежали мурашки, от взгляда перехватывало дыхание.

Ничего хорошего в этом не было.

Однако чем больше она думала над его предложением, тем яснее становилось, что не принять его было бы безумием.

Ей надо только правильно выстроить оборону. Например, настоять, чтобы их отношения были чисто деловыми. Работала же она целыми днями в обществе мужчин в «Типографии Гаррисона»!

Но… с теми мужчинами в типографии ее не связывало общее прошлое. У них не было общего ребенка. Сейчас все будет несколько сложнее, но она сможет. Надо только постоянно помнить о том, как мужчины любят подчинять себе жизнь женщин.

— Мам!

Громкий шепот Габи заставил ее вздрогнуть.

— Что?

— Чего ты так смотришь на мистера Джонсона? Кровь прилила к щекам Эммы. Похоже, все окажется гораздо труднее, чем она предполагала.

Раф достал ключи от машины.

— Куда поедем?

— К «Максу»!

Не успело название маленького кафе рядом с Овертон-сквер сорваться у нее с губ, как она пожалела об этом. Она много лет не бывала у «Макса». Шесть с половиной, если говорить точно. Они с Рафом частенько заглядывали туда. В основном потому, что там не бывали знакомые ее родителей.

Эмма даже испугалась: как близко оказалось прошлое. Она едва заметила прикосновение руки Рафа к спине и услышала его сдавленный шепот:

— Мы бывали там раньше, да?

Его отсутствующий взгляд сказал ей, что он вспомнил что-то еще. Впервые это происходило у нее на глазах. Ну да, ведь он коснулся ее спины… Эмма почувствовала легкую нервную дрожь.

— Да.

— Несколько раз…

— Это было наше любимое место встречи, кивнула она. Там было тихо, кормили вкусно и недорого, и там нас никто не знал.

Она отвела взгляд: еще решит, что она неспроста выбрала это кафе.

Его рука все еще лежала у нее на спине, как передающая антенна, прикрепленная к источнику информации. От этого прикосновения Эмме вдруг стало жарко. Она отстранилась и начала спускаться по ступенькам.

— Может, нам лучше погулять?

— Я бы хотел побывать в том кафе, если вы не возражаете.

Она возражала, но не собиралась объяснять, почему.

— Ты помнишь туда дорогу?

— Нет.

Эмма рассказывала ему кратчайший путь, пока Раф отпирал дверцу своего грузовика. Потом он подождал, пока она уселась, и снова закрыл дверцу. Такое проявление учтивости вызвало в ней собственные воспоминания. Раф всегда открывал перед ней двери и выдвигал для нее стулья. Это помогало ей чувствовать себя женщиной, ощущать заботу о себе.

Как и сейчас. Проклятие, вечно эта женская независимость исчезает в самый нужный момент!

Эмма пристегнула ремень, а Раф сел за руль и включил двигатель.

Ощущение себя в замкнутом пространстве рядом с ним вдруг оказалось до боли знакомым и непереносимо волнующим. Хотя Эмма смотрела не на него, а сквозь ветровое стекло, она остро чувствовала каждое его движение, его дыхание.

— Мемфис сильно изменился с тех пор? — спросил Раф.

Разговор ни о чем. Как можно говорить о всяких пустяках, когда ей хотелось лишь одного сказать то, что она задумала, и сразу исчезнуть, пока она не наделала каких-нибудь глупостей, например не бросилась к нему в объятия.

— Растет не по дням, а по часам, но в основном в восточной части, там, где ты остановился. Центр мало меняется.

— Я ведь жил в деловой части, кажется на Мад-Айленде.

— Да. Из твоей квартиры открывался чудесный вид на реку.

Ей нравилась его квартира. Нравилось готовить ему ужин, когда удавалось придумать отговорку и не ужинать дома. Нравилось, стоя в его объятиях, смотреть, как течет Миссисипи. Нравилось заниматься любовью при свете огней моста Теннесси — Арканзас, льющемся в его окно.

Эмма уже собралась посоветовать ему снять квартиру в том же комплексе, но потом вспомнила о своем решении.

Не дав себе возможности передумать, она выпалила:

— Если твое предложение еще в силе, я бы, пожалуй, согласилась работать на «Прошлые времена Юга».

Раф бросил острый взгляд в ее сторону и ничего не ответил, Эмма вздрогнула.

— Ты передумал?

— Нет, — поспешно отозвался он, — я, разумеется, не передумал. Напротив, весь последний час я думал, как мне уговорить вас принять мое предложение. Что заставило вас изменить решение? Мой искрометный разговор за ужином?

— Нет, мне… нам нужна новая крыша.

— Понятно. — Его голос звучал почти разочарованно. — Что ж, в любом случае я рад. Спасибо.

— Пожалуйста.

Когда машина свернула на улицу Купер, Эмма перевела дыхание: по крайней мере, с одной проблемой было покончено.

— Вы не думали больше о том, чтобы сдать мне пару комнат?

А вот и другая. Если он будет жить у них в доме, это…

— Подожди минутку, — вдруг проговорила она. Раф снял ногу с педали.

— Что такое?

— Извини, я подумала вслух. Послушай, а что бы ты сказал насчет сарая? У нас над гаражом есть две большие комнаты и ванная. Там жили слуги, когда они у нас были. Я поднималась туда с месяц назад, проверяла, не течет ли. Те комнаты в гораздо лучшем состоянии, чем в главном доме. Там даже есть мебель. Надо будет только тщательно убраться, но я могу сделать это до того, как ты…

— Я вызову профессиональную бригаду, — твердо сказал Раф.

— Значит, сарай тебя устроит? Он будет жить здесь, но не в главном доме. Это, пожалуй, выход.

— Вполне.

— А за крышу ты тогда заплатишь? Раф улыбнулся.

— Я все равно заплачу за крышу. Но у меня есть еще одна просьба.

Эмма хмуро посмотрела на него.

— Какая?

— Не сможет ли твоя мама готовить для меня? Ничего особенного. Обычная семейная еда. Я буду, разумеется, платить за продукты. — Он грустно поднял брови. — Повар из меня никудышный.

— Да, я помню, — пробормотала Эмма.

— Что?

— Ничего. — Она вздохнула. — Я уверена, ты уговоришь маму. Она на твоей стороне, сам знаешь.

Он широко улыбнулся.

— Правда?

— На твоем месте я бы не слишком обольщалась. У мамы свои представления. Для нее мужчина настоящий, если у него хорошие зубы и приличные манеры.

— Тогда я буду постоянно помнить о том, что надо чистить зубы и говорить: «Да, мэм».

Эмма наблюдала, как Раф пытается втиснуть свой грузовик на маленькую стоянку возле кафе.

— Раф…

— Да?

— Я хочу, чтобы ты понял, что наше соглашение строго деловое. Мне нужна работа, а тебе нужен художник.

Он взглянул на нее.

— Мне нужно помещение, а ты будешь его сдавать.

Эмма довольно кивнула.

— Деловое соглашение. Не более того. Раф задумчиво нахмурил брови, выключил двигатель и отстегнул ремень.

— А как насчет моей памяти? Помочь ее восстановить не входит в это соглашение? Она помолчала, отстегивая свой ремень.

— Что я должна для этого делать?

— Позволять мне прикасаться, — спокойно сказал он. — Похоже, это возвращает мне прошлое.

Эмма проглотила подступивший ком и попыталась справиться с сердцебиением.

— Что ты имеешь в виду под словом «прикасаться»?

— Ну, что-то вроде… — он потянулся к ней и переплел свои пальцы с ее, вроде этого.

Эмма вздрогнула от давно забытого ощущения. Жар охватил ее. Захотелось притянуть Рафа к себе, почувствовать его тепло не только на руке.

Она с усилием отогнала эти мысли.

— Тебе вспоминается что-нибудь?

— Мы часто держались за руки, да? Я помню, как это было: мы входили ко мне в квартиру, сидели в каком-то офисе, ехали в моей машине. Эмма прерывисто вздохнула.

— По-моему, это не слишком удачная идея.

— Почему? — тихо спросил Раф. — Потому что тебе это так же приятно, как мне? Именно.

— Раф, нам не стоит…

— Да черт побери! — Он рывком посадил ее к себе на колени. — Мне хотелось прикоснуться к тебе с того самого момента, как ты вошла в тот конференц-зал.

— Ноя…

— Ш-ш… — Он медленно провел пальцем ей по щеке. У него на лице было написано удивление. — Как я мог забыть тебя? Как я мог забыть это?..

Эмма зачарованно смотрела на приближающиеся губы.

Глава 5

Едва их губы встретились, ослепительная вспышка озарила его мозг. Это был заключительный фейерверк Четвертого июля.[1] Он тогда столько раз поцеловал Эмму за несколько минут фейерверка, что у него закружилась голова.

Внезапно видение начало тускнеть, уходить так же быстро, как возникло, и все вдруг потеряло значение, кроме женщины, которую он держал сейчас в своих объятиях.

Тепло ее тела было реальным, и это было куда драгоценнее любых воспоминаний. Кровь закипела у него в жилах, кислород обжег легкие.

Неловким движением Эмма схватила его за рубашку, словно пытаясь притянуть к себе.

Он помог ей, крепко обняв, и снова накрыл ей рот губами.

Едва оторвавшись от него, чтобы перевести дух, Эмма попыталась вырваться, и Раф досадливо опустил руки.

Она тут же обвила ему шею руками.

— Черт тебя возьми!

Сердце у него вновь бешено заколотилось.

— Что?

— Ты все такой же, — хрипло прошептала она, и они снова впились друг в друга.

Желание сжигало Рафа.

Он так давно — целую вечность! — не обнимал женщину.

Смутно, где-то в подсознании, возникло чувство опасности, страх потерять голову. Прошло еще некоторое время, и он наконец осознал, что делает и где находится.

Тяжело дыша, Раф погрузил лицо в шелк ее волос и попытался взять себя в руки. Ее горячее дыхание обжигало ему шею.

Постепенно сознание у него прояснилось, и он почувствовал, как Эмма напряглась.

— Прости, — выдохнул он. — Я не хотел, чтобы это зашло так…

— Будь ты проклят!

Она начала вырываться, и он отпустил ее. Она тут же начала дергать дверцу грузовика. Он схватил ее за руку.

— Куда ты?

— Оставь меня.

— Что случилось?

— Что случилось? — Эмма изумленно посмотрела на него. — Ты поцеловал меня.

— А ты поцеловала меня.

Эмма не выдержала его горящего взгляда. Она бросилась ему на шею так, будто ей все еще было девятнадцать.

Нет, ее тянуло к Рафу сильнее, чем прежде.

Эмма распахнула дверцу грузовика и кинулась в кафе. Она услышала за спиной стук дверцы, испанское ругательство, потом все звуки пропали: она вошла в кафе и остановилась, глубоко дыша и пытаясь обрести самообладание.

— Эмма? Эмма Грэй, неужели это ты? Еще один голос из прошлого. Хозяин кафе, обойдя прилавок, пошел ей навстречу, Он по-прежнему был похож на хиппи, только виски еще больше поседели да прибавилось несколько лишних фунтов.

— Привет, Макс!

Приветливая улыбка застыла у нее на лице, когда она услышала, как открылась дверь у нее за спиной.

— Да, ну конечно, это ты. Не видел тебя целую вечность. А вот и… Черт возьми, Раф. Ты выглядишь так, словно тебя пропустили через кофемолку. Что случилось?

Раф вырос у нее за спиной. Положив одну руку ей на плечо, он протянул другую Максу.

— Неудачная командировка. Приятно снова увидеть тебя.

Эмма не поняла, узнал он Макса или сделал вид, что узнал.

Следующие его слова все прояснили:

— Ты по-прежнему делаешь лучшие в Соединенных Штатах гамбургеры?

Она вдруг поняла, зачем он положил руку ей на плечо — чтобы вспомнить кафе и его хозяина.

Он ее использует! Она в раздражении стряхнула его руку.

Макс усмехнулся и опустил седеющий подбородок в складки шеи.

— Конечно, вам как обычно?

— Вообще-то мы только что поели, — ответил ему Раф. — Так что с удовольствием, но в следующий раз. Как насчет пары кусочков пирога и кофе?

— Сейчас будут.

— Мне только кофе, — сказала Эмма. — Без кофеина.

Макс кивнул.

— Будет сделано. Ваша кабинка ждет вас. Сейчас все принесу.

Эмма выжидающе взглянула на Рафа — пусть ведет ее в «их» кабинку.

Он сделал это безошибочно. Подождал, пока она сядет, и занял место напротив.

— Значит, вспомнил, — проговорила она. Он кивнул и осмотрелся.

— Ничего не изменилось, правда? Эта скамейка все такая же жесткая.

Его удивление было таким искренним, что Эмме стало стыдно: чего она так разозлилась, когда он положил руку ей на плечо? Поберегла бы свою злость для более серьезных разговоров, которые им еще предстоят.

Появился Макс.

— Где вы оба пропадали? — Он поставил на столик кофе и блюдо с пирогом. Я не видел вас… лет шесть или семь.

— Мы уезжали из города, — ответил ему Раф.

— Не могли зайти, чтобы попрощаться со стариком Максом?

Раф пожал плечами.

— Так вышло. Я получил работу в «Денвер пост» и должен был сразу уехать в командировку. Макс кивнул.

— Вы поженились? Что-то не вижу обручальных колец!

Раф бросил через стол взгляд на Эмму.

— Это долгая история. Мы расскажем ее в другой раз, хорошо?

— Конечно. Приятно снова увидеть вас. Макс отошел к другим клиентам. Раф остановил взгляд на Эмме.

— Может, объяснишь, почему ты рванула из машины, как спринтер со старта?

— Сам знаешь, почему. Только мы договорились, что наши отношения будут чисто деловыми, как ты взял и…

Краска залила ей шею.

— Даже вслух произнести боишься. Я поцеловал тебя.

— Вот именно.

Раф еле сдерживал злость: она его жена, черт возьми, и сама получила от этого поцелуя не меньше удовольствия, чем он.

Он опустил взгляд. Надо сдерживаться. Он должен стать ей другом, а не любовником. Отношения, которые он собирался установить с ней, были гораздо важнее сиюминутного физического удовольствия.

К тому же он не мог позволить себе зайти далеко. Если бы она заглянула ему под рубашку, то, возможно, выскочила бы из грузовика еще быстрее.

— Мне кажется, идея нашей совместной работы не самая удачная, проговорила наконец она. Раф поднял голову.

— О, нет, пожалуйста. Ты согласилась и не можешь отказаться от своего обещания.

— Почему я должна сдерживать свое обещание, если ты не сдерживаешь своего?

— Какого?

— Относительно деловых отношений между нами.

— Ну, в конце концов, я не давал согласия на это, если ты помнишь. Глаза у нее сузились.

— Если ты полагаешь, что какой-то листочек бумаги со штампом дает тебе зеленый свет в мою спальню, то должна тебя жестоко разочаровать. Я не имею возможности пока нанять адвоката, но как только смогу, я…

— Считай, что тема закрыта. Только не развод. — Ему невыносимо было даже думать, что он может потерять свою феноменальную связь с ней, со своей вновь обретенной семьей. — Я сожалею. Меня занесло. Я не собирался целовать тебя и тем более не предполагал, что все зайдет так далеко. Такое больше не повторится. Клянусь.

Она неуверенно посмотрела на него.

— Что-то не верится после… случившегося.

— А себе ты веришь? — резко спросил он. — Ты была отнюдь не безучастна… Эмма отвела взгляд.

— Я знаю. Я…

Раф потянулся через стол, чтобы взять ее за руку — Что плохого в легком поцелуе? Она отдернула руку.

— Это не был легкий поцелуй. Будь мы в более подходящем месте, неизвестно, чем бы все кончилось.

— Ничем. — Если бы она увидела его покрытое шрамами, искалеченное тело… От этой мысли что-то застыло у него в груди. — В настоящий момент постель меня не занимает, поверь.

— Не знаю. Судя по тому, как ты поцеловал меня…

Он пожал плечами.

— Я сказал, меня занесло. Прости.

Видимо, его извинения в конце концов сделали свое дело, потому что Эмма успокоилась. Она огляделась вокруг, старательно избегая его взгляда.

— Я не собиралась обижать тебя. Просто мне сейчас не до мужчин. Я сама едва держусь на плаву. Плюс ответственность за маму, Габи. Да еще эта денежная яма под названием «дом». У меня нет ни времени, ни сил еще на что-то или на кого-то.

— Я мог бы помочь с…

— Нет! — Это прозвучало резко, и Эмма смягчила тон:

— Я сама позабочусь о себе и своей семье. Я буду помогать тебе с твоим журналом, а возможно, иногда и с памятью. Но только если я сама буду прикасаться к тебе. Я не хочу повторения того, что произошло в грузовике.

Рафу показалось, что ему дали пощечину. Я… О себе… О своей семье. Для него там места не было. Он сидел расстроенный и злой.

— Семья, о которой ты так заботишься, и моя тоже.

Эмма посмотрела на пирог, к которому он так и не притронулся.

— Лишь формально. Как только смогу, я найму адвоката и…

— Формально, черт возьми! Габи — мой сын. У меня есть обязанности и право заботиться о нем. Он — часть моей жизни.

— Я знала, что ты это скажешь. — Не сдержавшись, Эмма стукнула кулаком по столу. — Знала, что снова попытаешься влезть в мою жизнь, чтобы командовать ею.

— А чего ты ждала, черт возьми? Чтобы я ушел? Чтобы сделал вид, что у меня нет ни жены, ни сына? Неужели так бы поступил мужчина, которого ты полюбила?

Она сникла, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух.

— Того мужчины больше нет. Как и той девушки. Ты ее даже не помнишь.

Она была права. Он был другим. Он даже не помнил, каким был когда-то. Но ведь и она наверняка изменилась… И все равно ему хотелось протянуть руку через стол, дотронуться до нее, обнять ее, успокоить поцелуями… Но он не имел права. Он был ее мужем… и не имел на нее никаких прав. Вероятно, никогда и не будет иметь.

— Пожалуйста, Раф…

Он отогнал тягостные мысли. Нет, ей не удастся его разжалобить. Эти слезы, заблестевшие в зеленых глазах, не заставят его отступить от намеченной цели.

— Мне все равно, что ты скажешь, Эмма. Как отец Габи, я имею определенные права. Она испуганно замерла.

— Ты ведь не будешь пытаться отнять его у меня?

— Нет, конечно! — Он взъерошил волосы. — Но я хочу узнать своего сына и хочу, чтобы он узнал меня. Неужели, по-твоему, я не имею такого права?

— Ты и так будешь жить в нашем доме. Чего же ты еще хочешь?

— Я хочу услышать, как он называет меня отцом, — тихо сказал Раф.

— Он… он думает, что Джерри — его отец. Лицо у Рафа стало напряженным.

— Но это не так.

— Я знаю, но… Пожалуйста, дай мне время… Раф заколебался.

— Сколько?

— Не знаю. Пока мы не решим, что делать дальше.

— В смысле?

— Ну… в смысле беды, в которую мы попали.

— Беда? — Раф прищурился. — Это я, что ли? Она вздернула подбородок.

— Ты воскрес из мертвых три дня назад. Я шесть с половиной лет считала себя твоей вдовой, теперь мне нужно время, чтобы понять, что мне делать.

Раф откинулся назад и внимательно посмотрел ей в лицо. Он не хотел больше ждать ни минуты, но, если сейчас проявить настойчивость, она, конечно, заартачится. Пожалуй, дать ей немного времени — не такая уж плохая идея. Они будут работать рядом, узнают друг друга получше. Она поймет, что ей нечего опасаться. Заодно он поближе познакомится с Габи. Посмотрит на своего сына, так сказать, со стороны…

— Хорошо, — проговорил он наконец. Эмма вздохнула с явным облегчением.

— Спасибо.

Раф кивнул и глотнул кофе. Кофе был холодным.

— Итак…

— Итак?.. — повторила Эмма, осторожно заглядывая ему в лицо.

— У тебя есть кто-то, кто сможет починить крышу, или мне нужно самому этим заняться?

Разговор на личные темы, слава Богу, закончился. Пока.

— Мы составляли смету три месяца назад. Я знаю, куда позвонить.

— Отлично. Я бы хотел, если можно, перебраться в ваш сарай в выходные. Тогда не придется платить в гостинице за лишнюю неделю. Не пять звезд, конечно, но все равно дорого.

— Хорошо. Я зайду туда завтра после работы и начну уборку…

— Не надо. Я же сказал, что найму профессиональную фирму. Завтра же. Возможно, договорюсь с кем-то на пятницу.

Эмма пожала плечами.

— Как хочешь.

— Теперь насчет компьютерной техники… Я не знаю, что нужно. Ты не могла бы разузнать и заказать то, что тебе необходимо? Глаза у нее загорелись.

— На какую сумму?

— Десяти тысяч долларов хватит?

— Десяти тысяч? Да я смогу уложиться в половину этого.

Раф покачал головой.

— Нет. Насколько я слышал, лучше приобретать новейшее оборудование. Так что покупай все, что нужно.

Глаза у нее сияли.

— Это будет интересно.

Эмма подъехала к дому и свернула на дорожку к сараю. Гаражная дверь была по обыкновению открыта, какое-то движение во дворе заставило ее нажать на тормоз.

Раф и Габи играли в бейсбол. На обоих были джинсы, рубашки и бейсболки.

Они были очень похожи.

Эмма закрыла глаза — на губах еще горел его поцелуй, ладони чувствовали его тепло…

Легкий стук в окно вывел ее из задумчивости. Она открыла глаза и увидела Рафа, склонившегося к автомобилю.

— Все в порядке? — спросил он. Она опустила окно.

— Что ты здесь делаешь?

Раф удивленно поднял темные брови в ответ на ее раздраженный тон.

— Я нашел бригаду уборщиков. Они все закончили полчаса назад. Эмма вздохнула.

— Подозреваю, что мама пригласила тебя остаться на ужин.

— Мое питание является частью договора, если помнишь.

— После твоего переезда.

Он полез в карман и вытащил ключ.

— Я официально ваш жилец. Она стиснула руками руль.

— Ты уже переехал?

— Не совсем. Завтра мне должны привезти новую мебель — приличную кровать и письменный стол. Я останусь в гостинице до субботы. Габи попросил меня взять его и Рэнди поплавать там в бассейне в субботу, если ты не…

— Нет, — поспешно сказала Эмма.

Раф сначала даже обрадовался: выставлять напоказ такое тело — сомнительное удовольствие. Но в следующую секунду он понял, что задумала Эмма. Она хочет оградить от него его сына. Значит, он точно возьмет Габи в бассейн.

— Ребята очень обрадовались. Габи сказал, что плохо плавает, так что я…

— Ты не должен был обещать ему это. — Эмма вздернула подбородок. — Он никуда не поедет.

— Почему? — резко спросил Раф. — Боишься, что я позволю собственному сыну утонуть?

— Нет, я…

Она как раз боялась обратного — что Раф будет баловать Габи и что Габи это понравится. И понравится Раф.

Ее сыну не хватало мужского внимания. Поэтому она и записала его на бейсбол: общение с товарищами по команде, с тренером. Раф мог дать ее сыну то, в чем тот так отчаянно нуждался. Но как долго это будет продолжаться?

Что за человек вторгся в их жизнь и что будет, если память к нему вернется? Ему, похоже, нужен сын, но его не было рядом, когда Габи рос. А если Габи заболеет или станет капризничать? Или начнет плохо себя вести, отстаивая, что естественно для ребенка, свою независимость?

За того Рафа, которого она знала, Эмма могла бы поручиться. Но не за этого. Пока.

Нет, лучше всего, если отец с сыном будут проводить время вместе как можно реже. И чтобы она была рядом. Тогда невинное, доверчивое сердце Габи будет в безопасности. Как и ее сердце.

Раф наклонился ближе. Лицо у него было жестким.

— Эмма, если ты не будешь давать мне приближаться к сыну, я буду вынужден…

— Раф! — позвал Габи. — Ты идешь?

Раф выпрямился и, полуобернувшись, ответил:

— Иду.

На Эмму вдруг навалилась нечеловеческая усталость.

Раф снял бейсболку и открыл дверь. Обернувшись, он увидел, что Габи нехотя бредет к дому, подбрасывая на ходу мяч.

— Поторопись, Габи. Бабушка звала нас еще пять минут назад.

— Иду, — проворчал мальчик. Он стащил с руки бейсбольную перчатку, поднялся по лестнице и бросил мяч и перчатку на ближайший стул.

— Это так ты хранишь свое спортивное снаряжение? — спросил Раф.

— Угу.

Бросив на Рафа взгляд, в котором читалось: «И ты туда же», Габи схватил свои вещи и кинул их в старый плетеный комод, где хранились его игрушки.

— Если ты не будешь беречь свои бейсбольные принадлежности, они долго не протянут. — Раф снял с сына бейсболку. — Иди умойся.

— Ладно.

С таким видом, будто его вели на казнь, Габи направился через прихожую в ванную.

Раф с улыбкой проводил сына взглядом — типичный мальчишка: мог до изнеможения гоняться за мячом и быстро сникал, когда надо было что-то убрать или, не дай Бог, помыть руки.

Качая головой, Раф пошел на запах кукурузного хлеба, доносящийся из кухни.

— Пахнет замечательно, — сказал он Сильвии.

Она улыбнулась ему.

— Спасибо, что присмотрел за Габи. Мне трудно следить за ним во время готовки. Этот мальчишка — истинное наказание!

Раф положил бейсболки и облокотился на стол.

— Интересно, неужели я был таким же в его возрасте?

— Наверное.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил он.

Сильвия только отмахнулась.

— Я сама разберусь. Раф уже понял, что Сильвия четко разделяла работу на «мужскую» и «женскую». Но он должен был предложить. Его мать требовала от сыновей, чтобы те мыли посуду наравне с дочерью, а от дочери — чтобы она помогала братьям косить лужайку. Так ему рассказывали.

Раф хотел бы воспитывать своего сына так же, но, если бы он попытался пустить в ход свой родительский авторитет, Эмма обвинила бы его во вмешательстве в ее жизнь.

— Вы всегда сами готовили? — спросил он. — Мне казалось, что люди, живущие в таком доме, должны иметь слуг.

— Господи, конечно. У меня был повар вплоть до того дня, когда умер Сесил. И горничные тоже. Хотя они были приходящими. — Сильвия вздохнула. — Пришлось всех отпустить, когда выяснилось, что у нас нет денег.

— А что произошло? Ведь ваш муж, кажется, был президентом сберегательного банка Мемфиса?

Она кивнула.

— Думаю, он потратил все наши деньги на поддержание нашей репутации в обществе. Общественная жизнь была очень важна для Сесила. Важнее, чем благополучие семьи, я полагаю. — Сильвия пожала плечами. — Мы справились. К тому же я всегда любила готовить и копаться в земле. Когда я была маленькой девочкой, мне всегда больше нравилось перебирать горошек на кухне или сажать в саду ноготки.

— Значит, это ваша заслуга, что двор такой красивый.

— Я бы и огород тут развела, если бы в этом дворе был хоть один солнечный уголок.

— Вы, конечно, отличный садовник, но лично я предпочитаю вашу стряпню. Раф ловко подхватил кусочек кукурузного хлеба.

Его мать тут же отругала бы его. Сильвия просияла.

— Спасибо, сынок. Вот, попробуй-ка это с медом.

Нет, в старых южных традициях есть безусловные плюсы, подумал Раф, поливая медом горячий кукурузный хлеб.

— Я видела, ты разговаривал с Эммой, — как бы невзначай проговорила Сильвия.

Он почувствовал замешательство. Обсуждать с матерью Эммы их разговор было, конечно, определенным предательством, но ему нужен был союзник.

— Она не разрешает мне взять Габи и Рэнди поплавать в субботу.

Сильвия покачала головой.

— Что за девчонка!

— В чем дело, Сильвия? Почему она так не доверяет мне?

Поджав губы, та взглянула на него. Эмма говорила, что Сильвия на его стороне. Вот сейчас он это и выяснит.

Наконец Сильвия решительно кивнула. Она подошла к двери, бросила взгляд в прихожую и повернулась к Рафу.

— Эмма не разрешила бы самому Билли Грэхему[2] пойти с Габи в воскресную школу. Она больше не доверяет никому, особенно мужчинам.

— Почему? Потому что я оставил ее? Но я не был виноват.

Сильвия, пожав плечами, вернулась к плите.

— Отчасти и ты виноват, но, конечно, только отчасти. Она хлебнула горя за эти шесть с половиной лет, особенно с Джерри и Сесилом. Нам всем было нелегко, но она больше всех настрадалась.

— А что случилось с… Джерри, кажется?.. Зачем же она вышла за него?

Сильвия сняла крышку с кастрюли и помешала мясо.

— Сесил заставил. Он не мог перенести, что все узнают, что его внук… от тебя. Эмма держалась до тех пор, пока официально не были прекращены твои поиски. Потом она сдалась. Думаю, ей просто надоело воевать с отцом.

— А как долго она была замужем? — Раф уже не мог остановиться, он хотел знать как можно больше.

— Около двух лет. Габи было полтора годика, когда она ушла от Джерри.

— Разве она не любила его?

— Нет. Они были знакомы с детства, но никогда не любили друг друга.

Раф глубоко вздохнул. Он и не подозревал, как важно ему было знать это.

— Почему же она ушла от него? Сильвия положила ложку на блюдце.

— Она никогда не говорила об этом, но все время твердит, что мужчины очень любят командовать женщинами.

Раф задумался.

В прихожей хлопнула дверь, послышались шаги: кто-то бежал и кто-то шел.

Первым в кухню ворвался Габи.

— Ужин готов?

— Почти, — ответила бабушка. Мальчик погладил себя по животу.

— Обожаю тушеное мясо. А ты, Раф?

Раф подхватил сына и подбросил его в воздух.

— Конечно, а как же!

Габи взвизгнул от восторга.

Вошла Эмма. Их взгляды встретились. Как бы ему хотелось проникнуть в душу этой женщины, быть рядом с ней, освободить ее от тяжелой ноши, которую она взвалила на свои хрупкие плечи.

Ему надо научить ее снова доверять. И первое, что для этого следует сделать, — это переубедить ее насчет предстоящих выходных. Он, пожалуй, наденет футболку, чтобы «защититься от солнца», и войдет в бассейн до их прихода, чтобы скрыть ноги.

Раф раздумывал, как начать разговор, и тут на помощь ему пришел Габи. Он взглянул на Эмму, глаза у него сияли.

— Мам, Раф хочет взять нас с Рэнди в свой бассейн в субботу.

Эмма бросила на Рафа угрожающий взгляд.

— Правда?

— Да. Он сказал, что там есть водяная горка и всякие другие штуки! Рэнди спросил сегодня разрешение у своей мамы, и она сказала, что можно, если вы согласны.

— Ладно, пусть плохой буду я, — пробормотала Эмма.

— Что происходит? — спросила Сильвия, входя с тарелкой кукурузного хлеба.

— Ничего. — Эмма поставила тарелку на стол. — Сожалею, Габи, но вы не сможете пойти.

— Ну, мама! — закричал Габи. — Почему?

— Но, дорогая, — вмешалась Сильвия, — мальчики только об этом и говорили весь день.

— Не сомневаюсь. — Эмма повернула тарелку рисунком к себе. — У меня много дел. Я нашла компьютерную систему сегодня днем и хотела, чтобы Раф забрал ее завтра. Тогда я смогу в субботу начать работать. Раф покачал головой.

— Завтра не получится. Утром у меня встреча с владельцем типографии, а днем мне привезут мебель.

У Эммы было такое расстроенное лицо, что Рафу стало жалко ее. Победа досталась ему слишком легко, а он не хотел такой победы. Он хотел, чтобы Эмма ему доверяла. Может, она ему поверит, если увидит, что он верит ей?

Раф открыл бумажник и достал кредитную карточку.

— Вот, можешь поехать и все забрать. Она посмотрела на карточку так, словно видела впервые в жизни.

— Я не могу пользоваться твоей карточкой.

— Можешь. — Губы у него дрогнули. — Если подпишешься как миссис Джонсон.

Глаза у нее стали круглыми, и она бросила настороженный взгляд на сына, который с любопытством смотрел на них.

Габи не отреагировал, и она вздернула подбородок.

— Это не моя фамилия.

— Нет? — Раф продолжал держать карточку. Эмма хмуро взглянула на него.

— Компьютерные коробки — немыслимых размеров. Они не влезут в мою машину.

— Если ты все оплатишь и коробки будут готовы, я заскочу и заберу их.

— Тогда почему бы тебе самому и не заплатить?..

— Я же сказал: у меня не будет времени.

Она наконец взяла карточку.

— Как это ты так просто передаешь мне ее? Она ведь без ограничения, насколько я понимаю? Я же могу купить все, что мне вздумается.

— Я тебе верю, — просто ответил Раф. Она внимательно посмотрела на него: уж не с луны ли он свалился?

Раф откашлялся.

— Теперь вернемся к нашему разговору…

Она закатила глаза.

— Я уже сказала, что у меня нет времени на плавание. Чтобы установить такую систему, потребуется почти весь день. Если я не сделаю этого в выходные, мне придется ждать целую неделю. Значит, я не смогу начать работу над журналом.

— Но тебе совсем не обязательно идти в бассейн, — заметил Раф.

— Обязательно.

— Почему?

— В бассейнах гостиниц редко бывают спасатели. Вдруг что-нибудь случится?

— Я буду там.

— Но ты… — она сжала губы, но все-таки сказала, — не в лучшей физической форме.

Раф прищурился. Будь он проклят, если позволит ей спекулировать его болезнью и не давать общаться с сыном.

— Я прекрасно плаваю. Собственно, это и помогает мне поддерживать форму: плавание и поднятие тяжестей.

— Но…

— Раф умеет плавать. Он умеет делать все, — закричал Габи.

Эмма, нахмурившись, посмотрела на сына.

— Раф — не супермен, Габи. Я только…

— Да даже президент Рузвельт, у которого был полиомиелит, мог плавать, прервал ее сын.

— Боже мой, Эмма. — Сильвия скрестила руки на груди. — Ты вполне можешь выкроить пару часов в субботу и пойти поплавать с мальчиками. Раф не такой уж эксплуататор.

— Спасибо, Сильвия. — Раф улыбнулся своему союзнику и повернулся к Эмме. Я и не рассчитывал, что система будет отлажена раньше, чем через неделю. У нас достаточно времени.

— Но чем скорее мы начнем, тем скорее тебе будет что предъявить потенциальным рекламодателям, — В мой график вполне укладываются несколько часов бассейна в субботу. А ты, что не сделаешь в субботу, доделаешь в воскресенье.

Раф увидел свирепый взгляд, устремленный на него. Похоже, она готова разбить надежды сына, лишь бы не уступить ему.

— Ну, пожалуйста! — заплакал Габи. — Я сегодня лягу спать вовремя.

Эмма закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Хорошо, — выдавила она наконец. Раф был доволен — это была настоящая победа. Может, все не так безнадежно, как ему казалось?

— Ты тоже пойдешь с нами?

— Готовь плавки. Он улыбнулся.

— А ты — бикини.

Габи захихикал. Эмма прищурилась.

— У меня закрытый черный купальник, длинный, до колен.

Раф прищелкнул языком.

— То, что надо.

Глава 6

Раф откинулся на спинку рабочего кресла на колесиках и любовался упоительной картиной. Эмма стояла к нему спиной и, наклонившись, подсоединяла сканер. Ее обтянутые джинсами бедра находились на уровне его глаз, всего на расстоянии вытянутой руки. Он едва удерживался, чтобы не погладить их, а потом посадить ее на колени, стащить с нее футболку и…

— Ну, и как тебе?

— Действительно интересно, — пробормотал он. Эмма выпрямилась и обернулась.

— Что?

Раф вздрогнул и заморгал.

— Ты о чем?

Она нахмурилась.

— Я о кресле. Как тебе в нем?

— О! — Он опустил взгляд на синие подлокотники. — Замечательно. Хочешь попробовать? Эмма покачала головой.

— Я еще насижусь в нем, когда загружу программу.

— Я могу тебе помочь?

Эмма с сомнением посмотрела на него.

— Ты сможешь залезть под стол и подсоединить стабилизатор?

Раф криво усмехнулся.

— Попробую.

— Прости. Я ведь не знаю, что ты можешь, а что нет.

Его улыбка пропала. Она действительно считала его инвалидом. Именно этого он и боялся. Он не интересовал ее как мужчина, она думала только о его травмах.

— Я могу делать почти все то же, что и ты. Возможно, не так хорошо или быстро. Но я справляюсь со всем. Кроме бега. Я не могу бегать.

— Раньше ты бегал каждый день для поддержания формы.

— Да? — Раф пожал плечами. — А теперь плаваю и поднимаю тяжести.

Эмма кивнула.

Он опустился на колени и влез под компьютерный стол, чтобы подсоединить провода.

— Тут полно проводов.

— Я знаю, — сказала она за его спиной.

Он воткнул все вилки, которые смог найти.

— Их пять, правильно?

— Что? — рассеянно пробормотала Эмма. Раф попятился, повернул голову и взглянул на нее через плечо.

Она пристально смотрела на него. Значит, он все-таки интересует ее?..

— Ты либо поддай ногой, либо ущипни меня. Неопределенность меня убивает.

Она тревожно вскинула на него глаза.

— Что?

— Ты так разглядываешь мой зад, словно прицениваешься к нему. Может, попробуешь товар на ощупь?

Краска залила ей шею и щеки. Она схватила кусок пенопласта от упаковки и с размаху стукнула Рафа. Пенопласт разлетелся на куски.

— Вот как я попробую.

— Еще.

— Хватит с тебя. — Эмма бросила в него обломок пенопласта и поднялась. От его улыбки ей хотелось упасть на колени.

— Пять вилок, правильно? — снова спросил он. Ей пришлось посчитать.

— Пять. Правильно.

— Тогда все.

Она включила систему и с улыбкой повернулась к Рафу.

— Работает.

Он поднялся на колени, уставившись на компьютер как на существо из другой галактики.

— Это означает, что он хороший? Эмма хмыкнула.

— Это означает, что мы все сделали правильно.

Пока.

— Ты хочешь сказать, это ты сделала все правильно. Я только смотрел. Похоже, ты разбираешься.

— Разбираюсь, — уверенно сказала она.

— Хорошо, что хоть кто-то разбирается. Он медленно поднялся с колен, прислушиваясь.

— Кто это?

Эмма услышала отдаленный звук. Кто-то поднимался по лестнице в квартиру Рафа.

— Шаги тяжелые. Ты ждешь еще какую-нибудь доставку?

— Сегодня нет. Интересно. — Раф вышел в маленькую прихожую и открыл дверь. — Джей Пэттен! Как, черт возьми, ты нашел меня так быстро? Я только сегодня въехал сюда.

Эмма удивленно заморгала. Это кто еще? Она думала, что Раф никого не помнил в Мемфисе. Послышалось тяжелое дыхание, но она никого не видела.

— Я сохранил некоторые способности к расследованиям с репортерских времен, — произнес глубокий голос с сильным южным акцентом.

— Входи. — Раф ввел мужчину в комнату. — Эмма, это Джей Пэттен. Мы работали вместе когда-то в «Коммерческом вестнике». Джей, это Эмма мой художник. Эмма — лучший оформитель в Мемфисе. К тому же она знает, как наладить компьютерную систему.

У Джея было круглое красное лицо, круглое туловище и круглые темные глаза.

Эмма покачала головой: после таких похвал оставалось только надеяться, что она оправдает его ожидания.

— Как можно жить в наш век, не умея подключить компьютер? Вы что, не пользуетесь компьютером в газете?

— Конечно, пользуемся, — отозвался Джей. — Но у нас целый отдел занимается техническим обслуживанием. Для меня компьютер — это просто удобная пишущая машинка.

— Давай присядем. — Раф сдвинул в сторону бумаги, которыми Эмма завалила старый диван, когда рылась в коробках от приборов.

Она кинулась спасать инструкции.

— Я могу прийти позже, если вам…

— Ты нам не помешаешь, — сказал Раф. — К тому же тебе надо закончить все до четырех, чтобы мы успели забрать Габи. Джей сел на край дивана.

— А кто это Габи?

Раф бросил на Эмму взгляд, в котором читалось: «Я бы, конечно, хотел ему сказать», и ответил:

— Это сын Эммы. Мы хотим взять его поплавать в бассейне гостиницы. Я еще не выписался оттуда.

Эмма сосредоточилась на компьютере. Раф всегда был честным и всегда вызывал у нее этим восхищение.

Эмма механически щелкала клавишей и ждала, пока компьютер сделает свою работу. Она невольно отвлеклась и прислушалась к разговору мужчин. Говорил в основном Раф. Она узнала множество невероятных подробностей: о деревне, в которой он оказался, о многочисленных операциях, которые ему пришлось перенести, о годах мучительного восстановления. Раф говорил обо всем так буднично, словно это случилось с кем-то другим.

Эмма подумала о тяготах своих последних лет.

Они не шли ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить Рафу.

Понятно, почему он так изменился: человек не может остаться прежним после таких испытаний. Она опять прислушалась. Разговор, слава Богу, переключился на единственную ежедневную газету Мемфиса.

Джей несколько минут перечислял людей, которые трудились в «Коммерческом вестнике» еще со времен Рафа.

Вдруг Раф остановил его беспомощным жестом:

— Я никого не помню.

— Вспомнишь, когда увидишь. — Джей откашлялся. — А вот Хэм Гудвин прекрасно помнит тебя.

— Ты говорил, он редактор международных новостей?

Джей кивнул.

— Мы говорили с ним о тебе вчера. Ему позарез нужен хороший репортер, умеющий проводить расследования и владеющий несколькими языками. Он хочет, чтобы ты зашел к нему поговорить. Что ты на это скажешь? Раф покачал головой.

— Я не могу.

— Ты не потерял способности писать, — заметил Джей. — Я читал несколько твоих статей в исторических журналах.

— Проводить расследования сложнее, чем писать, — спокойно ответил Раф. Кроме того, я не могу бросить «Прошлые времена Юга», не успев даже запустить его.

Эмма перевела дух — она помнила все поездки Рафа, и прежде всего ту, из которой он не вернулся.

— Что ж, мы так легко не сдадимся, — сказал Джей. — Ты, конечно, не помнишь Хэма, но это такой упрямый сук… — он не договорил, бросив извиняющийся взгляд на Эмму. Раф снова покачал головой.

— Очень сожалею, но сейчас я хочу вплотную заняться журналом.

— Подумай. — Джей поднялся. — А мне, пожалуй, пора. Рад был пообщаться с тобой снова.

Приятно было познакомиться, мэм.

— Спасибо, Джей. Взаимно.

Раф проводил его до двери.

Когда он вернулся, Эмма не удержалась от вопроса:

— Ты всегда любил журналистские расследования. Почему бы тебе не заняться этим снова?

Раф внимательно взглянул на нее.

— Во-первых, я занимался этим, потому что мне нравилось иметь дело с людьми. Сейчас… — Он дернул плечом. — Чтобы проводить расследования, требуется отличная память — и кратковременная, и долговременная. Это то, чего у меня нет.

Компьютер загудел, и Эмма взглянула на монитор.

Раф начинал что-то вспоминать, когда прикасался к ней. А что будет, если память вернется к нему? Он снова станет репортером? От одной этой мысли Эмма похолодела. Что могло удержать его? «Прошлые времена Юга». И Габи. И она. Нет, она — вряд ли. Его журнал и его сын могли сохранить ему жизнь. А если память вернется к нему не полностью? Ведь он вспоминал, только когда прикасался к ней. Значит, существовал отличный шанс, что он никогда не вспомнит всего.

И она этого шанса не упустит.

Эмма с облегчением потянулась к мыши, но рука повисла в воздухе. Сделать Рафа счастливым. Удержать его здесь.

Когда это произошло? Когда ей вдруг стало важно, чтобы Раф оставался в ее жизни?

— Давай, Рэнди. Знаешь, как это здорово! Не бойся! Эмма поправила сползающие на нос темные очки и бросила взгляд поверх книги. Раф и Габи стояли в мелководной части бассейна, уговаривая трусоватого Рэнди съехать вниз с горки.

Рэнди ничего не отвечал и только пристально смотрел вниз с восьмифутовой высоты извилистой пластиковой голубой дорожки.

— Я и тебя поймаю, как Габи, — присоединился к сыну Раф.

Рэнди не двигался.

— Может, хочешь сойти? — спросил Раф.

Мальчик помотал головой.

— Давай, Габи съедет вместе с тобой.

— Да! — закричал Габи. — Вот будет здорово! Рэнди поморгал и поспешно кивнул.

— Хорошо! — Габи торопливо зашлепал вверх, подтягивая сползавшие с его худенького тела трусики.

— Поехали! — закричал Габи и оттолкнулся. Через две секунды Раф поймал одного левой, другого правой рукой. Рэнди засмеялся.

— Можно еще разочек? Самому?

— Сколько угодно, — отозвался Раф. Эмма взглянула на часы — он уговаривал его почти двадцать минут. Откуда столько терпения? Тот Раф, которого она знала, и пяти минут бы не выдержал.

Тут Раф повернулся, и ее взгляд упал на рваный шрам поперек его левой щеки. Вот где он научился терпеть — на больничной койке. Шесть операций за шесть лет. В его сломанных руках и ногах такое количество металлических штырей, что в аэропорту каждый раз начинали звенеть металлоискатели.

— Мам! Посмотри на меня!

Эмма с улыбкой подняла глаза. Ее сын в сотый раз скатился с горки и плюхнулся в воду.

— Попробуй, мам! Знаешь, как здорово!

— Это горка для детей, малыш.

— Ну, мам! Я же говорил тебе, я не малыш.

— Ты — мой малыш.

Габи высунулся из воды.

— Мам!

— Прости. Я все время забываю, что ты у меня почти мужчина.

— Ты можешь называть малышом меня.

Эмма вскинула глаза и увидела Рафа. Он стоял у бортика бассейна, положив подбородок на скрещенные руки. Таких шрамов Эмма еще не видела. От кисти левой руки до локтя тянулся след от ожога.

Эмма вздрогнула.

Улыбка Рафа погасла. Он опустил руки в воду.

Эмма почувствовала, что причинила ему боль.

Торопясь загладить неловкость, она удивленно подняла брови.

— А мне казалось, что я называла тебя «босс».

Он клюнул на эту наживку, хотя улыбка его была скорее печальной, чем веселой.

— Так вот, твой босс считает, что тебе надо поплавать.

Неожиданно рядом с ним возник Рэнди.

— Да, миссис Локвуд, пойдемте, это так здорово! Ей давно хотелось в воду. Пот стекал у нее по спине и собирался в ложбинке на груди.

— Да, мам, — подхватил Габи, вынырнув после очередного спуска.

— Да, миссис Локвуд, — Раф подчеркнуто произнес ее фамилию. — Мы хотим полюбоваться вашим купальным костюмом, который доходит вам до колен.

Эмма чуть было не показала ему язык: не дождется, не будет она раздеваться у него на глазах. У нее была уже не та фигура, что шесть лет назад. Она родила, грудь пополнела, бедра раздались.

Вот поэтому и надо было раздеться. Пусть все увидит. Может, тогда он перестанет наконец заигрывать с ней.

— Уже иду.

— Давай, мам!

Она встала и стащила футболку через голову. Три пары глаз уставились на нее. Эмма уперла руки в бока.

— А ну-ка, хватит смотреть на меня! Идите плавать!

— Пошли, мальчики, — позвал Раф. — Поплыли наперегонки на другую сторону.

Эмма быстро сбросила шорты, собираясь нырнуть, пока они не вернулись.

Она шагнула в воду и споткнулась, потому что в середине бассейна стоял Раф и смотрел на нее, как будто видел впервые в жизни. Его темные глаза горели, как угли, а взгляд медленно скользил по ее телу. Ей показалось, что она чувствует прикосновения его рук. Как загипнотизированная, Эмма не могла шевельнуться.

По волосам у Рафа стекала вода, капельки блестели в щетине на подбородке. Ей мучительно захотелось дотронуться до этого квадратного подбородка, почувствовать тепло кожи…

— Я выиграл! — хором закричали мальчишки.

— Я был первым! — кричал Рэнди.

— Нет, я! — возражал Габи. — Раф, ведь я был первым, правда?

Раф подплыл к другой стороне.

— Простите, ребятки. Я не видел, кто выиграл. Может быть, попробуете снова?

Эмма не слышала, что они ответили: она нырнула в бассейн. Холодная вода обожгла разгоряченное тело.

Потом они все вчетвером играли в «Марко Поло», и когда Эмма в следующий раз взглянула на часы, то ахнула.

— Боже мой, уже почти семь. Нам давно пора домой.

— У-у-у, — недовольно хором протянули мальчики.

— Еще пять минуток, — попросил Габи.

— Э, нет. Вы обещали выходить сразу, как я скажу, помните?

После очередного «у-у-у» дети нехотя поплыли к ступенькам в дальнем конце бассейна.

Эмма повернула туда, где оставила вещи, и вдруг заметила, что Раф не спешит к ним присоединяться.

— А ты что, остаешься?

— Хочу сделать еще пару кругов. — Он перевернулся на спину и лениво взмахнул рукой. Глаза у нее сузились.

— Собираешься наблюдать за мной? Он криво усмехнулся.

— Ты обольщаешься.

— Если ты думаешь…

— Я появлюсь через часок и принесу пиццу.

— Пиццу?

— Я попросил твою маму не готовить сегодня. Куплю пиццу, устроим что-то вроде новоселья.

Он еще раз перевернулся и поплыл от нее ровным кролем.

Вытираясь и одеваясь, Эмма смотрела, как он плывет. Движения были четкими и сильными, но что-то в них ее смущало.

Она вдруг поняла: Раф был в футболке и футболка мешала ему.

Он и при температуре за тридцать ходил в рубашке с длинными рукавами и брюках.

Раф прятал свои шрамы!

От нее. Он не доверял ей.

Эмма насухо вытерла мальчишек. У выхода она оглянулась: Раф разрезал воду медленными сильными движениями.

Эмма вдруг вспомнила, какую пиццу он любит. Она подошла к краю бассейна, присела на корточки и, когда Раф коснулся бортика, похлопала его по плечу.

Он удивленно поднял голову, широко открыв глаза, потом улыбнулся.

— Я помню. Тебе без анчоусов.

— Мам! Мама! Ты где? — На лестнице послышался отчаянный топот маленьких ног.

Раф ушел на ужин к будущему издателю, и Эмма сидела в его квартире за компьютером одна. Она встала, чтобы открыть сыну дверь.

— Господи, что это?

Габи в грязной спортивной форме смотрел на нее полными слез глазами.

— Наш тренер уходит, мам. Что мы будем делать?

Эмма ввела его в офис.

— Тренер уходит? Когда?

— Через две недели. — Губы у него дрожали. — Его перебо… перего…

— Переводят?

— Да. В Даллас. — Габи вытер нос рукавом. — Остается еще пять недель до конца сезона, мам! Ну что нам делать?

— Я уверена, вам найдут другого тренера, чтобы…

— Нет! Он сегодня сказал на тренировке, что не может никого найти. Он обзвонил всех пап и даже мам. Все очень заняты.

Эмма прижала сына к себе. Преждевременное окончание бейсбольного сезона было для Габи трагедией.

Он отстранился и с надеждой взглянул на нее.

— Как ты думаешь, Раф может быть нашим тренером?

Нет! Еще не хватает, чтобы Раф стал для Габи неким бейсбольным идолом.

Надо было что-то отвечать.

— Не думаю, что Раф сможет выдержать такую нагрузку.

— Но…

— Я видела ваши тренировки. Тренер бегал между игроками, показывая, как играть.

— Но…

— Раф не может бегать, Габи. Он говорил мне. Его темные глаза снова наполнились слезами.

— Ну как же быть, мама? Мы даже еще не выиграли ни одной игры.

Эмма сняла с головы сына бейсболку и провела рукой по влажным густым волосам.

— Вот что. Я сейчас выключу компьютер и, пока ты будешь мыться в ванне, постараюсь всех обзвонить и все выяснить, хорошо?

— Хорошо, — повторил он без особой надежды. К тому времени, как Габи был готов идти спать, у Эммы были две новости: плохая и хорошая. Плохая состояла в том, что никто не хотел тренировать «тигров». А хорошей новостью — во всяком случае, для Габи — было то, что она сама решила стать их тренером.

— Мам! — Габи уставился на нее. — Но ты же ничего не понимаешь в бейсболе.

— Да, я знаю мало. Но вы уже сами многое умеете. Я немного подучусь. Эмма поправила на нем пижаму. — Ну, как тебе это? Если я не возьмусь, вам придется закончить ее сезон.

Габи обвил ручонками шею.

— Спасибо, мамочка.

Эмма обняла его. У нее не было времени, но она скорее откажет себе в нескольких часах сна, чем огорчит сынишку.

Теперь нужно было как можно дольше скрывать эту новость от Рафа. Он не только будет сильно смеяться, но и поймет, что она хочет изолировать его от Габи.

Меньше всего ей сейчас было нужно, чтобы Раф еще больше вырос в глазах ее сына. Габи и так считал его суперменом. Выше этого был только отец.

Глава 7

— Нет, это совсем не то, что мне от тебя нужно.

Раф поднял голову от статьи, которую редактировал, и посмотрел в сторону Эммы, сидевшей за компьютером.

— Что, извини?

Она бросила рассеянный взгляд через плечо.

— Прости, это я компьютеру. Я обычно разговариваю с ним.

Он хмыкнул, поднялся из-за письменного стола и потянулся.

— Над чем ты сейчас трудишься?

— Переделываю надпись на обложке. Раф подошел и встал у нее за спиной, чтобы видеть экран.

— Ты собираешься заполнить буквы в заголовке историческими снимками? Отличная идея! Эмма открыла папку.

— Тебе нравится? Давай покажу, что я отобрала. Раф подвинул стул и начал рассматривать фотографии.

— Битвы, генералы, знаменитости… Нет это не совсем то.

Эмма нахмурилась.

— Это же исторический журнал, разве нет?

— Да, но… — Он поднял на нее глаза. — Я тут провел кое-какие исследования на рынке сбыта и выяснил, что журналы читают в основном женщины. Если мы хотим, чтобы наш журнал читали, надо заинтересовать в первую очередь их.

— А это вовсе не война и генералы, — задумчиво сказала Эмма. — Ты имеешь в виду повседневную жизнь. Садоводство. Кулинария. Убранство дома.

— Совершенно верно. Мы будем публиковать старинные советы садоводам. Какие цветы выращивали южане сто лет назад. Что они готовили. Как они готовили. Какую мебель производили и покупали. И увяжем это с сегодняшним днем.

Эмма откинулась в кресле.

— Такой журнал будут раскупать, как пиво на бейсбольных матчах.

Раф улыбнулся. Ее предсказания значили для него больше, чем все доклады специалистов по рынкам сбыта.

— Будем надеяться.

— Ты гений.

Раф почувствовал, как растет в собственных глазах.

— Я просто изучил рынок.

— Но это твоя идея.

Он пожал плечами и взял ее за руку. Сразу пошли воспоминания: как они работали вместе, как она помогала ему.

— Мы были отличной командой. — Он внимательно посмотрел в ее красивое лицо, в настороженные глаза. — И продолжаем быть.

— Не надо.

— Что не надо? Она вырвала руку.

— Не смотри на меня так.

— А как я смотрю на тебя?

— Как… как… — Краска залила ей щеки. — Как будто ты хочешь поцеловать меня.

— Хочу.

Эмма резко встала.

— Ты согласился, чтобы наши отношения не выходили за рамки чисто деловых.

— Да, согласился… — Он взъерошил волосы. — Но я не могу прекратить смотреть на тебя так, будто я тебя хочу… Потому что я тебя действительно хочу.

— Раф, я…

— Я все знаю. — Он с грохотом задвинул стул под письменный стол. — Я должен ждать, когда ты прикоснешься ко мне. Я забыл, прости. Этого больше не произойдет.

— Ты и раньше так говорил. Лицо у него стало напряженным.

— Неужели мое прикосновение настолько противно?

По ее лицу он понял, что она не могла ответить «да» и не скажет «нет».

— Эмма…

— Нет! — Она попятилась от него. — Я не могу так работать, Раф.

— Ты права. — Он снова выдвинул стул и решительно сел на него. — Прости. Клянусь, что больше не дотронусь до тебя. С этого момента я буду ждать, пока ты сама прикоснешься ко мне.

Кажется, она немного успокоилась.

— Ты имеешь в виду, чтобы пробудить твои воспоминания.

— Ну, разумеется.

Раф поставил машину у соседнего входа: его обычное место перед домом было занято несколькими большими автофургонами.

Эмма и Сильвия стояли во дворе и разговаривали с крупным мужчиной в джинсах и рубашке с короткими рукавами.

Раф взглянул на часы: четверть третьего. Что это Эмма дома так рано в пятницу?

Он вылез из машины и увидел надпись на борту одного из автофургонов: «Городская кровельная компания». Наконец-то явились. Всю неделю обещали приехать.

Идя по дорожке, Раф заметил некоторое смущение на лице у Сильвии, наигранное удивление на лице у кровельщика и настороженное выражение лица Эммы.

Первой Рафа заметила Сильвия. Лицо у нее просветлело.

— О, слава Богу, Раф приехал. Это человек, который оплачивает ремонт, обратилась она к кровельщику. — Он поймет.

Раф действительно сразу все понял. Этот прохиндей готов был обмануть двух неопытных женщин, получи он хотя бы малейший шанс.

— Рад, что вы подъехали, мистер Джонсон. — Кровельщик представился как Дэннис Форд. — Может быть, вы поймете то, что я пытаюсь втолковать этой дамочке? Нам придется…

— У вас сложилось неверное впечатление, мистер Форд, — прервал его Раф. Я всего-навсего квартиросъемщик. Эти дамы — владелицы дома. С одной из них Эммой — вам и придется иметь дело.

— Но, Раф! — Сильвия положила ладонь ему на руку. — Вы, мужчины, гораздо лучше разбираетесь в подобных вещах.

Раф поднял брови. Сильвия, конечно, была очень милой, но иногда он понимал, почему она так раздражает Эмму. Он потрепал Сильвию по руке.

— Эмма — умная женщина, Сильвия. Она в состоянии понять, о чем говорит мистер Форд. — Он повернулся и многозначительно посмотрел на кровельщика. Если этот человек, конечно, говорит на английском языке. Если она не поймет, я думаю, вам придется просто пригласить другого кровельщика.

Глаза у мистера Форда сузились.

— Это твои деньги, Раф, — неохотно сказала Эмма.

Он покачал головой.

— Это цена аренды, помнишь? Твоя крыша в обмен на крышу над моей головой.

Эмма посмотрела на него так, словно впервые увидела.

— С вашего позволения, я пойду поиграю в мяч с моим… — Раф чуть было не сказал: «Сыном». -С моими маленькими друзьями. Если понадобится моя помощь, позовите меня. Мы будем на заднем дворе.

Идя к крыльцу, он чувствовал на своей спине испепеляющий взгляд зеленых глаз Эммы.

Дети становились неуправляемыми.

Эмма обвела глазами тринадцать мальчиков и девочек, которые ждали ее указаний.

Она взглянула на часы и едва не застонала. До того, как за детьми придут родители, оставалось еще тридцать минут.

Самое ужасное было то, что на поле пришел Раф. Он стоял, облокотившись на ограду, всего в десяти ярдах от них.

— Ну, над чем нам еще поработать, чтобы быть готовыми к субботней игре? бодро обратилась она к малышам.

Руку поднял Артур, умненький очкарик и самый слабый игрок в команде. Какой-нибудь будущий физик.

— Может быть, вы будете нам подавать?

— Подавать? — Эмма откашлялась. Хорошо бы еще знать, как это делается.

Но тридцать минут надо занять, чего бы ей это ни стоило.

— Ну, хорошо. Займите свои места на поле. Чувствуя на себе пристальный взгляд Рафа, Эмма взяла мяч и пошла к месту подачи. Отбивать должен был Рэнди.

— Ты готов? — спросила она.

Он кивнул.

Эмма зажмурилась и, размахнувшись изо всех сил, бросила мяч.

Игроки разочарованно загудели: мяч пролетел в нескольких футах над головой Рэнди.

Эмма беспомощно подняла руки.

— Ну, я не знаю.

К ней подбежал Габи.

— Может, лучше Раф будет нам подавать? Эмма нахмурилась.

— Но ведь это должен делать тренер!

Сын мрачно посмотрел на нее.

Эмма глубоко вздохнула. Рано или поздно ей придется смириться с тем, что Габи любит своего отца. Так почему бы не начать уже сейчас?

— Перерыв пять минут, — крикнула Эмма и пошла к Рафу.

Он снял темные очки и смотрел, как она приближается.

Эмма остановилась в нескольких футах от ограды.

— Ребята хотят, чтобы ты стал их тренером. Ты хочешь взяться за это дело?

Раф поправил свою бейсболку.

— В последнее время у меня появилось чувство, что ты не хочешь, чтобы я много времени проводил с Габи. Ты изменила свое мнение?

Она поджала губы и посмотрела ему в глаза.

— Я никудышный тренер и не умею подавать. Детям нужен ты. Раф не шелохнулся.

— Так ты возьмешься?

— Нет, пока ты не начнешь доверять мне. Доверие. Как давно она не произносила этого слова.

— Я доверяю тебе. — Она так сильно сдавила мяч, что испугалась, как бы он не лопнул, и добавила:

— Тренировать эту команду.

Он поднял брови.

— Ну, хотя бы так, для начала.

Эмма выпустила мяч.

Раф продолжал смотреть ей в глаза.

— Я бы хотел, чтобы ты знала: я пришел, потому что меня попросил мой сын.

— Хорошо.

— И еще. Ты будешь тренировать детей вместе со мной.

Эмма нахмурилась.

— Ты же видишь, какой из меня тренер. Он пожал плечами.

— Ты нужна мне, чтобы бегать. Я могу объяснить, как гоняться за мячом, но не могу показать. А ты можешь. Вместе мы справимся.

Она долго пристально смотрела ему в глаза. Что он опять задумал? Наконец тихо произнесла:

— Хорошо.

От улыбки морщинки у него вокруг глаз стали заметнее. Он подбросил мяч и поймал его, потом, хромая, обошел вокруг ограды и крикнул:

— Начинаем игру!

Эмма не подняла глаз от компьютера, когда Раф вошел в квартиру. Однако его посвистывание и какое-то непонятное хождение по комнате разбудили ее любопытство.

Повернувшись в кресле, она увидела, что в одной руке он держит молоток, в другой — какую-то рамку. Он ходил по комнате и прикладывал рамку к стене, словно искал место, где бы ее прибить.

— Что ты собираешься вешать? — спросила она. Он наклонил голову.

— Картинку. Как ты думаешь, она будет здесь хорошо смотреться?

— Откуда я знаю, если даже не…

Эмма встала и резко замолчала, увидев то, что он держал в руках. Это был ангел, которого она нарисовала много лет назад. Линованная желтая бумага, потрепанная и грязная, казалась еще более выцветшей от позолоты новой рамки.

— Зачем тебе это старье?

— Это «старье» мне очень дорого. — Раф протянул ей рисунок, потом достал из кармана рубашки гвоздь. — Пора найти ему достойное место, а не таскать в бумажнике.

Пока он вбивал гвоздь, Эмма пристально вглядывалась в рисунок.

Пожалуй, ей удалось передать основное противоречие: дерзкое выражение лица… и крылья ангела.

У нее перехватило дыхание и заболело сердце.

Раф протянул руку. Не глядя на него, Эмма отдала рисунок и вернулась за компьютер.

— «…Я назову имя рыцаря, сразившего меня своим копьем: это был рыцарь…»

— Он уснул.

Раф грустно улыбнулся. Эмма сидела, отвернувшись от компьютера. Интересно, как давно она за ним наблюдает?

— Извини. Я сам увлекся этой историей. Губы у нее дрогнули.

— Серьезно?

Он взглянул на потрепанную книжку с загнутыми уголками.

— Моя мама говорит, что это была моя самая любимая книга в детстве. Хорошо, что ты разрешила прочитать ее Габи.

— Я совсем не монстр, Раф. Он твердо посмотрел ей в глаза.

— Я знаю.

— Правда? Можно подумать, что ты читал эту историю как наглядный пример.

— Наглядный пример? Что ты имеешь в виду?

— Это же история о человеке, который возвратился из небытия и, чтобы семья приняла его, должен был доказать, что это на самом деле он. Разве ты не усматриваешь сходства между героем и собой?

Раф не усматривал. А она опять искала скрытый смысл во всем, что он делал.

— Сказочный герой должен был доказать, что он не предавал короля, — тихо сказал Раф. — А что нужно доказывать мне?

— Я должна перенести Габи в кровать. Раф поднялся и взял ее за руку.

— Что ты делаешь? — резким шепотом спросила Эмма. — Я же сказала, что хочу перенести его в кровать.

— Не сейчас. — Раф накрыл мальчика пледом. — Мы должны договорить. Только не здесь. Он выпрямился и показал рукой на дверь.

— После вас.

Эмма вздернула подбородок и поджала губы. Потом нехотя направилась к двери.

На тесной лестничной площадке она повернулась к нему.

— Ну, что еще? Раф прикрыл дверь.

— Я задал тебе вопрос. И жду ответа. Что я должен тебе доказать? Что я не предавал тебя?

Она опустила глаза и долго разглядывала какое-то пятнышко у него на груди. Раф уже решил, что ответа не дождется. Наконец она повернулась и облокотилась на перила.

— Я не знаю.

— Тогда как же узнаю я?

— Я не знаю.

Он встал рядом с ней.

— Не хочешь отвечать?

Она стукнула кулаками по перилам.

— Чего ты хочешь от меня?

— Ты прекрасно знаешь, чего я хочу. Я хочу своего сына. Я хочу семью. Я хочу… — Он хотел взять ее за руку, но остановился. — Я хочу, чтобы ты доверяла мне. Я хочу иметь шанс.

Эмма вздрогнула и, повернувшись, принялась разглядывать ветку дуба, до которой могла дотронуться, стоило ей лишь протянуть руку, как и до Рафа.

— Ты хочешь, чтобы я доказал, что никогда не предам тебя, да? — спросил он.

Она так сильно сжала губы, что ей стало больно. Именно этого она и хотела: знать, что он всегда поддержит ее.

— Это невозможно, querida. Я могу пообещать, что не причиню тебе зла, но доказать это может только время.

Querida. Дорогая. Любимая. Кажется, это было в какой-то другой жизни.

— Я знаю, — ответила она срывающимся голосом. — Я просто…

— Просто что?

— Чего ты от меня хочешь?

— Хочу, чтобы ты поверила, что я не обижу тебя.

— Не знаю, смогу ли. Он тяжело вздохнул.

— А почему бы тебе не попытаться?

— Как?

— Перестань думать обо мне как о враге. Я здесь не для того, чтобы отобрать у тебя Габи. И не затем, чтобы руководить твоей жизнью. Я только хочу, чтобы в этой жизни было место и мне.

Эмма нерешительно повернулась и взглянула ему в глаза. Как глубоко и ясно он чувствовал ее боль.

— Попробуй, querida, — прошептал он, придвинувшись совсем близко. Она чувствовала жар его тела, вдыхала мускусный запах. Но он не прикоснулся к ней. — Поверь мне. Я не причиню тебе зла. Клянусь. Разве я могу, когда ты столько сделала для меня?

Как ей хотелось поверить. Начать жизнь заново. Вернуть надежду. Радость. Любовь.

Эмма медленно подняла дрожащую руку и прижала к его груди.

Раф затаил дыхание и закрыл глаза, почувствовав, как нахлынули воспоминания.

Эмма не заметила этого. Она вдруг сама вспомнила. Вспомнила Рафа последних недель. Как терпеливо он ждал, когда она прикоснется к нему, и как она старалась не замечать его умоляющих взглядов.

Ее эгоизм обернулся против нее самой. Только сейчас она поняла, какое счастье доставлять счастье ему.

Эмма попыталась убрать руку, но Раф прижал ее ладонь к груди, рядом с сердцем. Его глаза жгли, как раскаленные угли. Он коснулся ее пальцев губами.

— Спасибо. Ты не пожалеешь. Боже, как она надеялась на это.

Раф осторожно прикрыл дверь в комнату спящего сына и бросил взгляд на Эмму.

— Хочешь еще поработать? Она кивнула, зевнув.

— Надо закончить шрифт.

— Ты выглядишь усталой. Почему бы тебе не… Она покачала головой и вышла в коридор.

— На следующей неделе ты едешь в Атланту, чтобы убедить компанию «Кока-кола» дать нашу рекламу. Надо показать им журнал с лучшей стороны. К тому же еще только девять!

— Вы идете в квартиру Рафа?

В дверях гостиной стояла Сильвия. Вечерами она смотрела свои мыльные оперы, которые записывала на видеомагнитофон днем.

— Да, мэм, — ответил Раф.

— Отлично. Миссис Мартин звонила несколько минут назад. Малышка Джессика заболела и не сможет завтра играть.

— Спасибо, Сильвия.

Та кивнула и вернулась в гостиную.

— Это плохо, — сказал Раф, открывая заднюю дверь для Эммы. — Джессика ловит мяч лучше всех остальных в команде, кроме Габи и Рэнди.

Они вышли во двор. Ночной воздух был влажный. С деревьев и из травы доносился стрекот цикад и сверчков, и весь двор был напоен запахом глицинии, обвивающей шпалеры.

Эмма поднесла к носу гроздь цветов и глубоко вдохнула.

— Глициния особенно хорошо пахнет ночью.

— Какая красота, — сказал Раф, не сводя глаз с ее профиля.

— Эта лоза растет здесь всю мою жизнь. — Эмма повернулась и взглянула на него. — Ты ее помнишь?

Он покачал головой.

Она нерешительно протянула руку, потом отдернула ее.

— Что случилось? — спросил он тихо. Рука у нее сжалась в кулак.

— Я… Можно до тебя дотронуться? Сердце у него бешено заколотилось.

— Querida, ты можешь дотрагиваться в любое время. До любого места.

Она сделала короткий вдох, медленно протянула руку и прижала ладонь к его груди.

— Ты сошел с ума? — прошептала Эмма в окне над его головой.

Раф усмехнулся и поднялся еще выше по шпалере.

— Схожу с ума по тебе.

— Тшш. Отец проснется и убьет тебя. Если ты, конечно, не свалишься и не убьешься сам. Через минуту он уже был у самого окна. Она высунулась и погладила его по щеке.

— Нельзя нам сегодня… Мой отец здесь. Он убьет нас.

— Мне нужен всего-навсего поцелуй.

— Только один поцелуй?

— Только один. Потом я уйду.

— Ты сумасшедший, — выдохнула она и прижалась губами к его губам.

Раф увидел зеленые глаза, с удивлением смотревшие на него.

— Мы были как Ромео и Джульетта.

— Я не могла поверить, что ты влез только для того, чтобы разок поцеловать меня, — прошептала она.

— Ты потом всю неделю дулась на меня. Она криво улыбнулась. Голос у нее звучал хрипло, когда она произнесла:

— Я считала тебя самым ненормальным, самым красивым, самым героическим и романтичным мужчиной из всех, кого я когда-либо встречала.

— А сейчас?

— Сейчас? — Она нахмурилась и отстранилась. — А сейчас мне надо идти работать.

Он увидел, как она чуть не бегом кинулась по лестнице, ведущей в его квартиру.

— Трусишка, — прошептал Раф. То ли про нее, то ли про себя.

Глава 8

— Потрясающие персики. — Эмма добавила себе в тарелку десерта. — Ты купила их на базаре у фермеров?

Сильвия покачала головой.

— Это Раф принес.

Эмма бросила взгляд через стол.

— Я забыла. Ты всегда обожал персики. Где ты их взял? Продавали где-нибудь у дороги? Раф качнул головой.

— Нет, Джей принес. Он с семьей путешествовал на каноэ в Арканзасе, в прошлые выходные. Эмма замерла, не донеся ложку до рта.

— Джей опять приходил к тебе?

— Сегодня днем.

Она нахмурилась.

— Это уже третий раз за неделю. Все по тому же поводу?

— Да. — Раф по другую сторону стола грустно улыбнулся. — Он сделал мне такое предложение, что я не смог отказаться.

У Эммы сразу пропал аппетит. Ложка звякнула о тарелку.

— Ты собираешься вернуться к ним на работу?

— Не совсем. — Раф собрал ложкой последние капли сока. — В качестве независимого журналиста. Я буду писать статьи по истории Мемфиса два раза в месяц для воскресного номера.

— Ну да, ты дашь ему палец, а он потом откусит всю руку.

Раф пожал плечами.

— Он может надеяться на что угодно. Я согласился, потому что считаю, что, если мое имя будет там появляться, это поможет популяризировать «Прошлые времена Юга».

— Понятно, — пробормотала Эмма. И не глядя на него, она чувствовала на себе его взгляд.

— Что случилось? — спросил Раф.

— Ничего. — Она поспешно встала и взялась за тарелки. — Пора привести в порядок кухню. Раф отодвинул свой стул.

— Я помогу.

— Не беспокойся, — вмешалась Сильвия. — Мы сами управимся.

Эмма остановилась в дверях. Ей нужно было все обдумать одной.

— Габи, скорее всего, уже вернулся к Рэнди. Они наверняка ждут, чтобы ты покидал им мяч, как обещал.

— Подождут. — Раф пожал плечами.

— Нет. — Она почти взвизгнула. Раф удивленно вскинул брови. Эмма поспешила сгладить свою вспышку:

— Прошу тебя. Мальчикам нужен кто-то, кто побудет с ними.

Он развел руками.

— Прекрасно. Меньше всего мне хотелось бы вмешиваться в женские дела.

Наконец-то! Эмма загрузила посуду в машину и стала наполнять мыльной водой раковину, чтобы протереть полки. В окно, выходящее на задний двор, была видна высокая, худощавая, мускулистая фигура Рафа.

Кого она обманывает? Она любит Рафа и больше всего на свете боится потерять его… снова.

А может, Раф прав, и между ними существует какая-то связь на уровне первобытного инстинкта, которая тянула их друг к другу, даже когда они не знали, жив ли каждый из них.

Эмма чувствовала эту связь постоянно. Она, не глядя, знала, когда Раф входил в комнату. Ей хотелось прикоснуться к нему всякий раз, как он находился поблизости. И Раф, казалось, всегда знал, о чем она думает.

Раф снова пропал из виду, и Эмма опустила глаза. Главное сейчас — чтобы ему опять не захотелось ехать куда-то, на какое-нибудь опасное задание, которые он так любил раньше.

Эмма закончила уборку и пошла работать над журналом. Раф присоединился к ней час спустя. Он молча сел за стол и вытащил папку.

Пока Раф перебирал бумаги, Эмма рассматривала рекламу старинного оружия на экране компьютера. Наконец, сделав глубокий вдох, она нажала клавишу «сохранить» и повернулась в кресле. Раз она хочет, чтобы Раф остался, значит, надо сделать так, чтобы и он захотел этого. Значит, он должен получить то, чего, как она знала, он давно ждет.

— Раф.

Голос прозвучал хрипло. Раф удивленно взглянул на нее через плечо.

— Да?

— Я хотела спросить… — Эмма откашлялась, не хочешь ли ты, чтобы я до тебя дотронулась?

Он замер — первый раз она сама обращалась к нему.

— Я же тебе говорил. — Раф произнес это более глубоким, чем обычно, голосом. — В любое время. И в любом месте.

Эмма медленно подкатилась на своем кресле к нему поближе и нерешительно протянула руку. Он перехватил ее на полпути, сжав теплыми сильными пальцами.

Она увидела, как он расслабился, откинувшись назад.

— Что ты вспоминаешь? — спросила она.

— Время, которое мы проводили в моей квартире на берегу реки. — Раф лениво улыбнулся. — Ты так же замечательно готовишь, как твоя мама.

— А еще? — спросила Эмма.

Он пристально посмотрел ей в лицо.

— Похоже, я начинаю повторяться. Мне кажется, я вспомнил почти все, что можно было вспомнить.

— О нас, — уточнила она, нахмурившись. — А о том, что было до нашей встречи? Раф покачал головой.

— Твоя магия распространяется только на то время, что мы были вместе.

Он уже совсем близко придвинулся к ней, и ее колено коснулось его ноги. Эмма вздрогнула.

— Что ты делаешь?

Он замер, но руки ее не отпустил.

— Я тоже хочу прикоснуться к тебе, Эмма. Я хочу поцеловать тебя.

У нее перехватило дыхание — это было то, что нужно, единственный способ удержать его рядом.

— Хорошо, — прошептала она.

Лицо у него стало напряженным, горящие глаза смотрели на нее в упор. Она хотела отвести взгляд, но не смогла.

Раф поставил ее кресло рядом со своим, и Эмма обвила его шею руками, когда он прижал ее к себе, обняв за талию.

Он закрыл глаза, словно прошлое снова нахлынуло на него.

Нахмурившись, она взъерошила ему волосы.

— Я здесь, Раф. Я — не воспоминание. Он открыл глаза.

— Я знаю. Я чувствую это каждой клеткой своего тела.

— Ты вроде собирался поцеловать меня.

— Обязательно. — Он провел пальцами по ее щеке. — Я мечтал о тебе еще с того поцелуя в грузовике. Нет, с того момента, как ты вошла в конференц-зал. Я хочу насладиться мгновением.

Она наклонилась и коснулась губами его губ.

— Черт возьми, Эмма, — выдохнул Раф, чуть отстранившись, — это куда лучше любого воспоминания. Поцелуй меня еще.

Бешеная радость охватила ее. Ее план работал. Она открыла губы навстречу его губам.

Чертыхнувшись, он рванул ее с кресла, отшвырнул его ногой и усадил ее себе на колени.

Она сразу вспомнила наслаждение, которое он был способен ей дать. Это был ее муж, ее давно потерянный любовник. Она узнала бы его, даже если бы была незрячей и глухонемой.

— Как давно это было.

Она прижалась теснее.

Он вдруг взял ее за подбородок.

— Посмотри на меня.

Нестерпимое желание сделало его лицо жестким, как камень.

— Скажи, что ты хочешь меня не меньше, чем я тебя.

Она давно забыла, что бывает такая страсть.

— Я…

— Мам! Раф! Вы там?

— Черт!

Они воскликнули это одновременно и виновато улыбнулись.

— Я только хотел сказать тебе, что это еще не конец. — Раф откинул прядь волос у нее со лба. — Но мне кажется, нам не стоит так спешить.

Эмма еле сдерживала разочарование.

— Ты прав. Я никогда не хотела, чтобы все зашло так далеко.

Он грустно улыбнулся.

— Ты забыла, что имеешь дело с человеком, неистовым, как подросток. Если мы займемся любовью, для меня это будет как первый раз, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Габи влетел, как маленькая ракета, и сразу забрался к Рафу на колени, чтобы выслушать следующую главу сказки.

Раф вбежал по ступенькам лестницы быстрее, чем обычно. Хотя была почти полночь, у него в квартире горел свет. Он надеялся, что Эмма ждет его.

Он распахнул дверь.

— Эмма.

Никто не ответил.

Раф сделал еще два шага и увидел, что она спит на диване.

Она выглядела такой же юной и чистой, как Эмма из его воспоминаний.

Он отвел прядь белокурых волос с ее щеки.

— Я дома.

Дома. Ему действительно казалось, что он пришел домой. Такого не случалось за все годы, что он провел в Хьюстоне.

Эмма пробормотала что-то и еще глубже зарылась в подушку.

— Просыпайся, querida. Я хочу поцеловать тебя. Ресницы у нее взметнулись, она открыла глаза. Он, как зачарованный, смотрел, как темно-зеленые глаза приобретали яркий оттенок весенней зелени.

Окончательно проснувшись, Эмма сонно улыбнулась.

— Который час?

Она зевнула, прикрыв рот.

— Почти полночь. В Атланте шел дождь, и самолет задержался на несколько часов.

— Как все прошло? Ты получил заказ? Раф кивнул.

— Они заключили со мной соглашение на год. Похоже, они в восторге от идеи, и им очень понравился пробный экземпляр. Я сказал, что у меня работает лучший в Мемфисе художник-оформитель.

Эмма, улыбаясь, протянула руку, дотронулась ладонью до его щеки и провела большим пальцем по неровной линии, прочерченной сверху вниз.

— Я скучала по тебе.

Затаив дыхание, он наклонился, чтобы обнять ее за талию.

— Правда?

— Почему ты не позвонил?

— Я задержался допоздна прошлой ночью. Менеджеру так понравилась идея, что он потащил меня на ужин. Он даже предложил некоторые темы для статей.

Эмма криво улыбнулась.

— Которыми ты, конечно, воспользуешься. Он улыбнулся в ответ.

— Конечно. Совсем не плохие идеи. Несколько минут они улыбались друг другу. Наконец она произнесла притворно сердитым голосом:

— Мне казалось, что ты собирался меня поцеловать.

У него перехватило дыхание. Время было позднее, и вряд ли кто-то мог им помешать. Но если он начнет ее целовать, ему захочется отнести ее в спальню и уложить, обнаженную, на свою огромную кровать. И тогда ему тоже придется раздеться.

Он содрогнулся от отвращения к самому себе и непреодолимого влечения к женщине, которую держал в объятиях.

— Что случилось? — спросила она нерешительно.

Он провел пальцем по ее нижней губе.

— Боюсь, что, поцеловав тебя, не захочу остановиться.

Она затрепетала.

— А это было бы плохо?

— Я думал, что мы договорились не торопиться.

— Понятно. — Улыбка у нее погасла. Она приподнялась, опершись на локоть. Это моя ошибка. Мне казалось, что ты хочешь меня.

Он рывком поднял ее с дивана и крепко прижал к своему телу.

— Теперь скажи, что я тебя не хочу. Она обвила его шею руками.

— Тогда поцелуй.

Он прижался к ее губам. Пока они стоят, все будет нормально. Она не увидит его шрамов и не задохнется от отвращения.

Только когда он скользнул руками ей под свитер, в голове зазвенели тревожные колокольчики.

Раф тут же отдернул руки и поправил на ней свитер, потом поцеловал ее в макушку.

— Я… хочу, чтобы ты была абсолютно уверена в том, что это то, чего ты хочешь.

Она слегка отклонилась назад, чтобы видеть его лицо.

— Ты, не переставая, давил на меня, пока я наконец не поняла, что хочу тебя. А теперь сам уклоняешься.

— Я никогда не давил на тебя. Она высвободилась из его рук.

— Может быть, не так откровенно, но ты всегда так смотрел, будто хочешь меня.

— Я и хотел, — сказал он. — И продолжаю хотеть.

— Тогда почему же ты остановился?

Он сам себе удивлялся. Почти месяц он мечтал о том, чтобы она оказалась у него в постели. Может быть, если он выключит свет…

Нет, тогда она почувствует шрамы и еще сильнее ужаснется.

— Я сказал тебе: хочу, чтобы ты была полностью уверена. Ты всего три дня назад решилась доверять мне. Пусть пройдет еще немного времени.

— Сколько?

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Пока ты не скажешь Габи, что он мой сын. Эмма виновато отвела глаза, и Раф понял, что на какое-то время получил отсрочку. Ему стало легко и захотелось выть от тоски. Он схватил ее за руку.

— Пойдем, я отведу тебя в твою комнату. Два дня назад кровельщики закончили ремонт крыши, можно было снова переселиться на второй этаж. Комната Эммы была в дальнем конце дома. Ее отделяли от него двадцать ярдов травы и бетона, а ему казалось, что несколько световых лет. Он поцеловал ее в губы.

— Ложись спать. У нас завтра игра.

Она кивнула и ушла к себе.

Раф спустился по лестнице, запер заднюю дверь и поднялся в свою квартиру. Он выключил свет в офисе и увидел, что в комнате у Эммы свет не погашен. Раф, хромая, подошел к окну.

Шторы не были задернуты. Он увидел, как она прошла перед окном, стягивая свитер через голову.

Одеревеневшими руками Раф уперся в подоконник и попытался глубоко дышать, чтобы охладить закипевшую кровь. Это не помогло.

Он начинал думать, что ничто не поможет. Никогда.

В пиццерии царило веселье. «Тигры» и их родители праздновали победу, одержанную сегодня утром.

Эмма сидела с матерью Рэнди за угловым столиком и наблюдала за детьми, устроившимися у игровых автоматов. Обе женщины работали полный день, так что поболтать удавалось редко, но, когда это случалось, Эмма получала удовольствие.

Когда все уже собрались расходиться, мама Артура попросила всеобщего внимания.

— Я хочу сделать снимок команды, — объявила миссис Кук. — Встаньте все здесь, возле стены, вместе с тренерами.

Дети побежали, радуясь и крича, к стене, где миссис Кук выстроила их в линейку. Габи потянул к себе Рафа. Раф, наклонившись, что-то ему сказал, и Габи побежал к Эмме.

— Теперь все, — сказала миссис Кук, увидев приближающуюся Эмму. Вставайте с левой стороны от детей, Эмма. Вы, Раф, — справа. Габи, почему ты не встанешь рядом с отцом?

— Что? — Габи вытаращил глаза на миссис Кук. — Раф? Он не мой папа.

Мама Артура перевела взгляд с одного на другого.

— Странно, вы похожи как две капли воды. Ну, хорошо. Тогда встань рядом со своим тренером.

Раф бросил на Эмму умоляющий взгляд. Как ему хотелось закричать на весь мир, что Габи его сын. Эмма отвела глаза. Скоро ей придется сдаться. Но не сейчас. Не при всех.

— Улыбнитесь все! — крикнула миссис Кук.

Эмма, потягиваясь, вошла в спальню. Какое счастье снова иметь отдельную комнату.

Не зажигая света, она подошла к окну, которое выходило на задний двор, прямо напротив квартиры Рафа.

День был долгим, но удачным. После пиццерии Раф повез их в кино, а потом поужинать. Когда они наконец вернулись, Габи был настолько усталым, что они едва уговорили его помыться перед сном.

Сегодня Эмма даже не приступала к работе, но это ее не беспокоило, что было странно. Обычно она оценивала, насколько успешным был день, по тому, сколько успела сделать. Она старалась, чтобы график был достаточно плотным. Чтобы забыть про пустоту в душе.

Эмма провела пальцами по губам. Они все еще были влажными после поцелуя Рафа. Ей не хотелось отпускать его сегодня. Она страстно хотела войти с ним в его спальню, упасть на его огромную кровать и почувствовать себя, как раньше, безгранично, бесконечно любимой.

Эмма ткнулась горячим лбом в оконное стекло. Она все еще не была готова сказать Габи, что Раф его отец. Как признаться сыну, что она обманывала его все эти годы? Как объяснить пятилетнему ребенку все сложности запретной любви?

Когда стекло немного охладило ей кожу, она вдруг заметила некоторую странность в квартире Рафа. Свет там не горел. Эмма выпрямилась. Прошло не меньше пяти минут с тех пор, как он ушел. Он должен был быть уже там. У нее заколотилось сердце. Вдруг он упал на лестнице? Раф устал не меньше ее, а при его травмах…

Эмма повернулась и помчалась вниз.

— Раф! — Она распахнула незапертую дверь.

— Что случилось? — с тревогой спросил он.

— Ты где?

— Я здесь.

Она пошла на его голос и увидела его силуэт на фоне окна. Он поднялся из кресла, повернутого к окну.

— Что случилось? — еще раз спросил он.

— Это я пришла тебя спросить. — Она шагнула в комнату. — Почему ты сидишь без света? Ты не заболел?

Он тихо выругался по-испански.

— Нет.

— Что ты делаешь? Он покачал головой.

— Отказываюсь отвечать на этот вопрос, чтобы не подвергать себя опасности быть арестованным. Она наморщила лоб.

— Что?

Раф громко вздохнул и протянул к ней руки.

— Иди сюда. Я тебе покажу. Эмма осторожно подошла. Он притянул ее и поставил перед собой лицом к окну.

— Что ты там видишь?

— Дом? — спросила она смущенно.

— Точнее, твое окно.

— Да. Ну и что? — Сердце внезапно забилось. — Ты подглядывал за мной.

— Ты меня застукала. — Он хмыкнул. — Я извращенец. Я подглядываю за тобой каждую ночь, с тех пор как ты перебралась обратно наверх. Ты раздеваешься перед шкафом, который стоит прямо перед моими глазами. Ты ни разу не задернула занавески.

Она прижалась спиной к его груди и почувствовала, как бьется у него сердце.

— Я никогда их не закрываю. Слуги в доме давно не живут, а больше заглядывать некому.

— Я заглядываю. — Он куснул ее за мочку уха. — Ты даже не представляешь, сколько раз я думал, может ли сейчас та шпалера выдержать мой вес.

— Тебе надо было всего-навсего… — Эмма подняла руку и взъерошила ему волосы, — подняться по лестнице.

Он сжал ее в объятиях.

— Ты ведешь себя так, что мне трудно держать свое слово.

Чувственная улыбка появилась у нее на губах.

— Прекрасно. Приятно знать, что не мне одной. Он покрыл поцелуями ее шею.

— Ведьма.

Эмма хмыкнула и повернулась к нему лицом. Она обвила его шею руками и почувствовала, как он напряжен.

— Есть лишь одно средство.

— Так исцели меня. Я больше не могу. Он приподнял ее и прижался губами к ее губам.

По коже побежали мурашки от внутреннего жара. Как давно она не чувствовала горячих мужских рук, влажного огня губ. Слишком, слишком давно.

— Ты еще красивее, чем шесть лет назад, — выдохнул он хриплым шепотом. Как это может быть?

Она почувствовала на коже его нежные руки и застонала.

— Прикасаться к тебе так приятно, — прошептал Раф. — Ты такая нежная и теплая. И на вкус — как выдержанное виски. Тебе ведь нравится, да? — Он нежно коснулся ее груди. — Я помню. Господи, я помню все. Это, — он провел языком по ее шее, сводило тебя с ума.

До сих пор сводит. Ухватившись за край его рубашки, она выдернула ее из джинсов, потом потянулась к воротнику. Не хотелось терять время на пуговицы, и она рванула полы рубашки, распахивая ее. Пуговицы со стуком покатились по полу. Она протянула руки к его груди, но там оказалась майка.

— На тебе слишком много одежды. — Эмма засунула под нее руки.

И вдруг остановилась, дотронувшись до неровной грубой кожи.

— Что это?

Раф разразился ругательствами на английском и испанском. Тело у него напряглось, лицо стало страдальческим.

Эмма готова была убить себя.

— Я знаю, что ты весь в шрамах, Раф. Я забыла на секунду. Прости.

— Наверное, тебе лучше уйти.

— Нет. — Она задрожала, лишившись его тепла. — Раф, это не имеет значения.

Он повернулся к ней и сдавленно простонал, глядя на ее все еще обнаженную грудь, которую она и не пыталась прикрыть.

Он отвел взгляд.

— Ты их не видела.

Эмма протянула руку и потрогала шрам у него на лице. Железная рука остановила ее.

— Прошу тебя, Раф. Дай мне еще один шанс.

— Разве нам всего, что есть, недостаточно? — Он так сильно схватил ее запястье, что она вздрогнула, и он отпустил ее. — Мы и так работаем бок о бок каждый день. У нас общий дом, семья, захватывающее новое дело. Зачем нам постель?

— Затем, что ты хочешь меня так же сильно, как я тебя. — Она взглянула ему прямо в глаза.

— Я… просто… не могу.

— Почему?

Он долго и пристально смотрел на нее, как будто не хотел отвечать.

— Потому что я боюсь потерять тебя. Я боюсь потерять ту жизнь, которую нашел.

— Ты считаешь, что я могу убежать из-за каких-то нескольких шрамов?

— Не ты первая. Даже мама плакала, когда видела их.

Ей хотелось выть, колотить его по груди за то, что он довел ее до неистовства, а потом бросил…

— Похоже, я — не единственная, кто не умеет доверять, — проговорила она.

— Эмма, я…

— Все в порядке, querido. Кто-кто, а я понимаю. — Она взяла его за руку и прижала к щеке. — Но я предупреждаю, я не сдамся. С этого момента ты должен помнить: я — женщина упрямая. Я любила тебя вопреки отцу и была тебе верна, пока не узнала, что ты умер. Я не оставлю тебя и сейчас. Ты все равно мне поверишь.

Он протянул руку и погладил ее по щеке.

— Неужели я когда-то был мужчиной, заслуживавшим такой женщины?

— Ты был ангелом, Раф. Ты и остаешься моим ангелом. Не знаю только, как сильно сломаны у тебя крылья. — Она улыбнулась сквозь слезы. — Наверное, придется мне теперь научиться лечить крылья ангелов.

Глава 9

— Ты получил рекламный заказ от «Кока-колы»? О, Раф, это просто замечательно! Ой, я хотела сказать: «Дэвид».

В голосе матери, звучавшем в телефонной трубке, Раф уловил пренебрежительную нотку. Она неодобрительно относилась к тому, что он сменил имя. Раф грустно улыбнулся.

— Все в порядке, ма, зови меня Раф.

— Ты это имя будешь использовать в своем журнале?

— Нет. Меня тут уже знают как Дэвида, так что по профессиональным соображениям придется так и оставить. — Он поднял глаза: Эмма открывала дверь. — Но для своей семьи я — Раф.

Эмма помедлила, увидев, что он разговаривает по телефону, и он жестом пригласил ее войти.

— Как бы я хотела, чтобы твой отец был здесь. — Голос матери в трубке отдалился. Раф представил, как она смотрит в кухонное окно на дорогу. — Он должен вот-вот прий… О, замечательно. Вот и он. Подожди, я сейчас его позову…

Трубка звякнула о столешницу. Раф улыбнулся Эмме.

— Закончила уборку?

Эмма криво улыбнулась в ответ.

— Наконец. Лазанья — это, конечно, хорошо, но мама всегда устраивает такой беспорядок.

Раф переложил трубку от одного уха к другому.

— Я предлагал свою помощь.

— Я знаю. — Эмма тяжело вздохнула. — Но мне легче сделать это самой, чем слушать, как вы спорите.

Он хмыкнул.

— Габи уже вернулся?

Она покачала головой, усаживаясь перед компьютером.

— Он собирается ночевать сегодня у Рэнди. По кабельному дают игру «Отважных».

Раф кивнул, встал и потянулся. Благословляя того, кто изобрел беспроволочную связь, он подошел к Эмме и, наклонившись, поцеловал ее.

Она прерывисто вздохнула и прильнула к нему. Раф вяло улыбнулся и нехотя выпрямился. Заметив трубку у него в руке, Эмма нахмурилась.

— Ты еще не закончил?

— Угу!

— А с кем это ты?

В трубке голос матери что-то возбужденно говорил по-испански отцу.

— С родителями. Эмма замерла.

— Ты сказал им о нас?

— Если бы я это сделал, они бы следующим же рейсом примчались в Мемфис, чтобы встретиться со своей невесткой и внуком. Но поскольку ты не сообщила Габи, что у него есть еще одна пара бабушек и дедушек…

Эмма вздрогнула и отвела взгляд.

Раф почувствовал себя виноватым. Он положил руку ей на плечо и наклонился, чтобы поцеловать в лоб.

— Извини, что…

— Дэвид, — зарокотал в трубке голос отца, — ты меня слышишь?

— Да, пап, я…

Отец посадил его на плечи. Сердце у Рафа заколотилось от такой высоты, но сильные руки отца держали крепко.

— Раф!

Он тряхнул головой: воспоминания были так реальны.

Тут он понял, что его рука все еще лежит у Эммы на плече.

— Бандите! Иди сюда! — Раф затопал ногами, прогоняя коричневую собачонку с белой мордой от ног матери.

— Раф! — Голос отца прозвучал громче.

— Я слушаю, пап. — Раф снял руку, чтобы сосредоточиться на разговоре.

— Все в порядке, сынок?

— Все прекрасно. Я просто… отвлекся на секунду. Извини.

— Тут твоя мать болтает, что ты получил контракт от «Кока-колы».

Раф поговорил с родителями еще минут десять и к концу не удержался и снова положил руку на плечо Эммы.

Мама вскрикнула.

Раф и Майк перестали лупить друг друга, и Раф взглянул на мать. Она прижала руки к лицу и смотрела на сыновей широко открытыми глазами.

Он почувствовал неожиданный удар снизу в челюсть.

Майк нанес предательский удар.

Это была не выдумка. Эмма могла не только воскресить воспоминания о себе самой, но и вернуть ему его прошлое. Все целиком.

— Что? А, до свидания… Я тебя тоже люблю… Да. Приеду, как только смогу. Пока.

Раф отключил телефон и бросил трубку на ближайшую поверхность. Схватившись за кресло Эммы, он резко развернул ее к себе лицом.

— О, Господи!

— Ты представляешь? — взволнованно спросил он. Она схватилась за его плечи, чтобы удержать равновесие.

— Что?

— Ко мне вернулись некоторые воспоминания детства.

Она замерла, только зеленые глаза расширились.

— Что?

— Я коснулся тебя, когда разговаривал по телефону с родителями и — раз! Я вспомнил, как однажды папа посадил меня на плечи, и собачку, которая была у нас, и драку с братом.

— О! — Эмма казалась ошеломленной.

— Потрясающе! Удивительно!

— Ладно. Я уже поняла. Успокойся. — Она нахмурилась еще больше. — Ты уверен, что это?..

— Думаю, да. Хотя я видел обрывки. Не так полно, как когда появляешься ты. Может быть, из-за телефона. Может, при личном контакте все было бы более продолжительным и четким. — Он взял ее руки в свои. — Разве ты не понимаешь, что это значит? Это значит, что я скоро стану опять здоровым. Стану прежним Рафом.

Эмма прерывисто вздохнула, отняла свою руку и прижала ее к его щеке.

— Меня не интересует прежний Раф. Мне нравится этот. Ты мне нужен таким, какой ты сейчас.

В это мгновение Раф понял, что любит ее. Всегда любил, даже когда понятия не имел о ее существовании. Она была его второй половиной. Вот почему прикосновение к ней оживляло его воспоминания. Она дополняла его.

Опустившись на колени, он сжал ее в объятиях.

— Эмма! Mi vida!

Моя жизнь!

Она поцеловала его так, словно хотела запечатлеть себя в его душе, выжечь все остальные мысли из его сознания.

Он отстранился, чтобы посмотреть на нее. С каждым днем становилось все труднее отказывать ей — и себе.

— Зачем я тебе, Эмма?

Она поджала губы, но взгляда не отвела.

— Чтобы быть рядом.

Он был ошеломлен. Это не входило в сценарий.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать… — она нежно провела по шраму у него на щеке, — я готова сказать Габи, что ты — его отец.

— Что? — Он вдруг заволновался.

— Если хочешь, можем пойти сейчас к Рэнди и забрать Габи. Уверена, он не расстроится, пропустив игру «Отважных», когда узнает, что мы собираемся сказать ему.

Раф отвел светлую прядь у нее со щеки.

— Ты уверена? Ты делаешь это потому, что хочешь меня, или потому, что доверяешь мне?

— И то, и другое, — прошептала она. — А еще из-за Габи. Он любит тебя и должен знать, что ты его отец. Я была не права, когда скрывала это от него. Ты хочешь, чтобы мы пошли и забрали Габи?

Он покачал головой.

— Пусть досмотрит игру. Мы успеем сказать ему об этом и завтра.

Эмма грустно улыбнулась.

— Хорошо, querido.

Нет, он не мог сдаться сейчас. Он помнил, как закричала племянница, увидев его шрамы. Как плакала мать, помогая ему снимать повязки.

Ему надо день или два, чтобы подготовить себя к отвращению, которое он увидит на этом красивом лице, чтобы придумать, как убедить ее не оставлять его.

— Мы скажем ему завтра, — проговорил он. — Вместе.

— Хорошо. — Эмма поцеловала его еще раз, отстранилась и повернулась к компьютеру.

На следующий день Эмма подъехала к дому в четверть восьмого — в последнюю минуту появилась срочная работа, которую нужно было закончить.

На обычном месте грузовика Рафа не было. Впрочем, и не должно было быть: Раф с Габи и Рэнди ушли на тренировку.

Весь день она думала о вчерашнем разговоре с Рафом. Вдруг он вспомнит все? Захочет ли тогда остаться с сыном и женой или уйдет от них, чтобы вернуться в газету? И что станет с «Прошлыми временами Юга»?

На кухне она нашла записку от матери. Сильвия ушла на собрание садоводческого клуба и вернется домой около половины девятого. Ужин в холодильнике.

Эмма стала думать, как можно было бы спланировать просторный охотничий домик, но не успела она опомниться, как к дому подъехала машина. Глянув в окно, Эмма с удивлением обнаружила, что уже темно и что в гараж въезжает старый «кадиллак» ее матери.

Неужели уже половина девятого? Эмма взглянула на часы. Куда же запропастился Раф с мальчиками? Они должны были вернуться домой еще час назад.

Большими шагами она прошла через прихожую и распахнула заднюю дверь навстречу идущей по дорожке матери.

— Раф еще не вернулся с Габи и Рэнди. Сильвия спокойно пожала плечами.

— С ним только Габи. Рэнди забрал отец около трех часов.

— Где же тогда Раф и Габи?

— Раф сказал, что поведет всю команду полакомиться мороженым после тренировки, поскольку она последняя.

— Что? Он сказал, куда?

Сильвия поднялась по лестнице на крытое крыльцо.

— Нет, по-моему, не говорил.

— А он сказал, когда вернется? Сильвия покачала головой.

— Думаю, что-нибудь через час после тренировки или около того. Что-то не так?

— Мы собирались сегодня сказать Габи, что Раф — его отец. Но он всегда такой усталый после тренировок. Хорошо, если он не уснет сегодня прямо в ванне.

Теперь Эмма по-настоящему забеспокоилась. А вдруг Раф решит сам все сказать Габи?

Она пошла к парадной двери и стала мерить шагами прихожую. На улице уже было совсем темно, когда перед домом остановился грузовик Рафа. Шел десятый час.

Эмма распахнула дверь и вышла на крыльцо.

Раф понял, что его ждут неприятности, в ту же минуту, как вылез из грузовика и увидел Эмму, которая стояла на крыльце, обхватив себя руками. Размышляя, что же он опять сделал не так, он обошел вокруг кабины, чтобы взять с переднего сиденья уснувшего сына.

Не успел он отстегнуть ремень безопасности, как Эмма подскочила к нему.

— Что с ним?

Раф повернулся и взглянул на нее.

— Ничего. Он уснул на обратном пути.

— Где вы были? Уже десятый, час.

— Мы с Пэрри Дженкинс повели детей поесть мороженого после тренировки. Я сказал Сильвии. Разве она тебе не передала?

— Только после того, как появилась в половине девятого. Почему ты не оставил мне записку? Я бы сходила с вами.

Он подождал, пока она открыла ему дверь.

— Ты хочешь сказать, чтобы защитить своего сына от его отца?

Эмма бросила испуганный взгляд на Габи.

— Тшш! Он услышит. Раф встряхнул сына.

— Ничего он не услышит. Хоть из пушек пали. Ну так что, будем стоять и пререкаться или я могу отнести его в постель?

Эмма посторонилась и пропустила его.

— А как же быть с его купанием?

— Поспит сегодня чумазый, — ответил Раф.

— Но…

— Все в порядке? — послышался голос Сильвии из гостиной.

— У нас все хорошо, мама. Смотришь свои мыльные оперы?

— Только что начала смотреть первую, но если я вам нужна, то могу…

— Все нормально, Сильвия. — Раф поднимался по лестнице. — У нас все хорошо.

Эмма пошла следом. Она суетилась вокруг Габи, раздевая его, убирая волосы со лба, сокрушаясь по поводу грязи. Когда она отправилась в ванную за влажной тряпкой, Раф преградил ей путь и подтолкнул к лестнице.

— Он грязный, — запротестовала Эмма. — Мне нужно…

— Пусть спит, — сказал Раф. — Завтра отмоешь грязь.

Она подняла брови.

— Прекрасно! Значит, мы можем поговорить.

— Только не сегодня, Эмма. Я все утро искал помещение для офиса, весь день сражался с компьютером, потом весь вечер носился по полю. Потому что тебя не было там, чтобы сделать это вместо меня. У меня чертовски болит нога, и единственное, чего я хочу, — это влезть в ванну с горячей водой и отмокать дня три.

— Нам надо поговорить.

— Утром.

— Утром мне на работу. — Он тяжело вздохнул. — Хорошо. Но тебе придется вести этот разговор через дверь ванной. Я не могу оставаться дольше в этой одежде.

Остановившись внизу лестницы, он повернулся к задней двери.

— Спокойной ночи, Сильвия.

— Спокойной ночи, Раф, — отозвалась та. — Приятного сна…

Помедлив, Эмма не удержалась, чтобы не съязвить:

— Ты бы так не взмок, если бы носил шорты и футболку, как все нормальные люди. Он сверкнул на нее глазами.

— Очень смешно.

— Ты — единственный человек, кого волнуют твои шрамы, Раф. Меня нисколько. И детей, уверяю тебя, тоже.

Он остановился на дорожке.

— Это все, что ты хотела сказать? Тогда можешь идти спокойно спать.

— Это не все.

— Хорошо. — Он показал рукой в сторону гаража. — Только после вас.

Раф хмуро смотрел ей в спину, когда она поднималась по лестнице, — его усталое, измученное болью и раздражением тело еще способно было реагировать. Он открыл дверь и пропустил Эмму вперед.

— Ты сказал Габи. — Это прозвучало как обвинение.

— О чем? — спросил он в ответ.

— О том, что ты — его отец.

— Так весь сыр-бор из-за этого? — Раф закрыл глаза и застонал.

— Ты сказал ему.

Он бросил на нее взгляд.

— Нет. Но не потому, что не хотел. Раф вошел в ванную и решительно закрыл за собой дверь.

Но дверь тут же распахнулась.

— О чем вы говорили в грузовике? Раф отодвинул ее от дверного проема.

— Я оставлю дверь приоткрытой, чтобы ты могла кричать на меня.

— Я не кричу.

— Все равно.

Он прикрыл дверь, оставив щель шириной сантиметров пятнадцать и включил воду погорячее, пока из ванны не повалил пар.

— О чем вы с Габи разговаривали? — прокричала Эмма, перекрикивая шум воды.

— А о чем, по-твоему, мы могли разговаривать? О бейсболе. — Раф бросил взгляд в сторону двери и расстегнул рубашку. — Он рассказывал мне об игре «Отважных», которую видел вчера по телевизору. Потом мы обсуждали разные приемы игры.

— И это все?

Он сбросил рубашку и потянул майку через голову.

— Ехать до парка двадцать минут. Ты думала, мы обсуждали мирный договор?

— Я только… Вы с Габи впервые оставались наедине так долго. Он снял часы.

— Да, я заметил.

— Мы собирались сказать ему сегодня вечером, резко напомнила Эмма. — Я подумала… ты мог поспешить… увидев, что уже поздно.

Раф снял ботинки и носки.

— Я не сделал этого.

— Почему?

— А ты бы хотела? — В жизни не встречал такой упрямой женщины. — Я не сказал ему, потому что… потому что я дурак… Я уже решил, что ты начала мне верить, и не хотел обмануть твое доверие. Мы ведь вроде вместе собирались сказать ему?

Он открыл кран, чтобы почистить зубы, и шум воды заглушил ее ответ.

— Что?

— Я сказала, что так и было.

Раф понял, что Эмма наклонилась ближе к щели.

Он выдавил пасту на зубную щетку.

— Тогда в чем проблема? И снова он не расслышал ее ответа. Потратив на чистку зубов положенные две минуты, он вставил щетку в керамическую подставку и тут заметил какое-то движение в запотевшем зеркале.

Он резко обернулся и замер. Сердце сразу заколотилось, кровь бросилась в голову.

Эмма стояла в клубах пара, с ужасом глядя на его грудь. Слезы ручьями текли у нее по лицу.

Глава 10

То, что она увидела, не могло бы присниться и в страшном сне. Собрав в складки розовую кожу, следы от ожогов шли по диагонали вниз от левого плеча и исчезали в джинсах. Всю поверхность груди покрывали бесчисленные рваные шрамы, среди которых ровными полосками лежали чистые послеоперационные швы.

— Боже мой, Раф. — Ее хриплый шепот безжизненно повис в сыром, горячем воздухе. — Счастье, что ты потерял только память. Как ты вообще остался жив?

Раф выпрямился. Лицо у него было напряженным.

— Уходи отсюда. Она вскинула голову.

— Что?

— Увидела, что хотела, теперь уходи.

Ну нет, так легко он от нее не отделается.

— И это все? Это ты так старательно прятал от меня все время?

— Я говорил тебе — зрелище не из приятных.

— Разумеется. А кто спорит?

Он отвернулся и с силой вцепился в край раковины. Костяшки пальцев побелели. Спина у него была еще хуже, чем грудь.

— Уйди, ради Бога!

Злость вдруг окутала Эмму, как клубы пара. Так чего он боялся? Что она упадет в обморок от такого зрелища? Шесть с половиной лет не вспоминал о ней, не позволил быть рядом, чтобы облегчить его страдания. И столько времени зря потеряно…

Она знала, что не права, и от этого злилась еще больше.

— Черта с два я уйду.

— Эмма, ты не… — Раф обернулся — Все это время ты заставлял меня чувствовать себя виноватой. Я ему, видите ли, не верю! Но ты оказался еще хуже, чем я представляла. Мне, по крайней мере, нужно было думать о Габи, а тебя интересовали только собственные переживания!

— Это нечестно, — прохрипел он. Она всплеснула руками.

— Нет, он еще говорит о честности! А честно было представлять меня слабонервной дурой? Что я умру от страха, увидев несколько пустяковых шрамов?

— Несколько? Пустяковых?

Она постучала по его здоровому плечу.

— Только не надо думать, что ты тут единственный такой страдалец. Ты заставил меня первой сломаться, и тебе было плевать на мои переживания.

Раф схватил ее за руки, не давая прикоснуться к плечу.

— Посмотри на меня внимательно, Эмма. Только честно — я тебе не противен? Она не отвела взгляда.

— Нисколько.

Но ему этого было мало.

— Почему?

Эмма сделала глубокий вдох. Значит, и здесь ей придется быть первой.

Ей вдруг захотелось этого. Даже если он не ответит на ее чувство. Пусть знает и сам все решит.

— Потому что я люблю тебя. Раф стоял неподвижно.

— Ты любишь меня?

Не дав ему опомниться, она обняла его.

— Конечно, идиот ты этакий. — Эмма провела ладонью по сморщенной коже плеча. — Я люблю каждый твой шрам…

— Эмма, не…

— … каждый обгоревший сантиметр… — Она наклонилась к лоснящейся ямке на шее.

— Пожалуйста…

Эмма поцеловала неровный шрам, пересекший ему грудь.

-..каждую морщинку, каждый мускул.

Раф притянул ее и погрузил лицо в ее волосы.

— Этого не может быть. Так не бывает.

Эмма слегка отстранилась и взглянула на него.

— Только попробуй еще раз сказать такую глупость. Кому лучше знать, тебе или мне, люблю я тебя или нет?

Раф вдруг почувствовал себя сильным, здоровым и легким. Как тот ангел на ее картинке.

— Как можно любить такого, как я?

— Иногда я сама этому удивляюсь. Раф нахмурился.

— Я никогда не был ангелом.

— Для меня — всегда. Просто тогда, шесть лет назад, твои крылья были целыми. Ты был красивым, дерзким и сильным. — Она провела ладонью по его рукам. — Сейчас они у тебя сломаны, но от этого ты не стал хуже.

Она взяла его лицо в свои ладони.

— Я люблю твою душу, Раф, которую нельзя сжечь ни в каком огне. Эти шрамы сделали тебя таким, какой ты есть, и поэтому я люблю их тоже.

Он искал у нее на лице хоть какие-то следы сомнений, но видел только любовь.

Слезы навернулись ему на глаза. Он еще теснее прижал ее к себе.

— Ты моя жена, и я тебя никуда не отпущу, прошептал он.

Она прижалась губами к его щеке.

— И правильно сделаешь. Потому что я не прощу тебе этого никогда.

Он немного отстранился, чтобы с улыбкой взглянуть в ее красивое лицо.

— Эмма. Жизнь моя. Моя радость. Моя любовь. Она слегка улыбнулась.

— Как? Ты не собираешься сказать, что твоему сердцу необходима ЭКГ? Он хмыкнул.

— Неужели я так ужасно каламбурил?

— В том числе. Ты…

Она остановилась: вода начала уже переливаться через край ванны.

Чертыхнувшись, Раф дернул за пробку, а Эмма завернула кран. Раф наклонился, чтобы вытереть пол, и, обернувшись, увидел, что Эмма с улыбкой смотрит на него. Тело горело от желания. Но он собирался принять ванну.

— Может, убьем двух зайцев сразу? — Она призывно улыбнулась. — Мне всегда было интересно узнать, поместятся ли в этой старой ванне двое. Он подошел и провел сверху вниз пальцем по ее гладкой щеке.

— Еще как поместятся. Она обняла его за талию.

— Так ты пробовал? С кем?

— Я говорю о своем сердце. Ты нужна ему. — Он поцеловал ее в губы. — Ты нужна мне.

— Я пытаюсь вдолбить тебе это целую неделю, ворчливо проговорила Эмма. Раф вдруг опять чертыхнулся.

— Я дурак и остолоп. Ты напрасно меня хвалила. Я не подумал о…

— Глупый. — Она сердито тряхнула его. — Ты должен быть всегда наготове.

Раф еле сдерживал разочарование. Он рассеянно скользнул руками по ее спине и виновато чмокнул в висок. Потому что, если он коснется губ, ему станет наплевать на всякую безопасность.

— Ты не представляешь, как мне жаль. Просто мне и в голову не приходило, что когда-нибудь снова придется заботиться о безопасности. Хотя я, конечно, надеялся на чудо… вроде этого.

— Ну что ж, значит, придется заставить тебя помучиться сегодня. Как мучилась целую неделю я. Это послужит тебе уроком, потому что ты не верил в меня.

— Ты права. — Он развел руками.

Но она улыбнулась, как кошка, загнавшая мышку в угол.

— А я-то, ненадежный ты человек, обо всем позаботилась. — Она подвела его к столу для компьютера и извлекла оттуда коробочку. — Видишь?

У Рафа даже голова закружилась…

Он заглянул в коробочку.

— Всего шесть штук? Эмма громко рассмеялась.

— За углом круглосуточная аптека. Хмыкнув, Раф наклонился и подхватил ее на руки.

— Боюсь, мне придется бежать в полночь.

— Похоже, я выпустила из бутылки джинна. — Эмма обняла его за шею. Он покачал головой.

— Нет, просто ангела, который хочет проверить, действительно ли эти земные радости так хороши, как в его воспоминаниях.

— О, да, — сказала она хриплым голосом. — Но ты мне скажешь, да? Будем пытаться, пока ты не убедишься в этом.

Раф кивнул и понес ее в ванную.

Эмма проснулась от скрипа открывающейся двери. Солнечный свет ударил ей прямо в лицо. Она улыбнулась.

— Надеюсь, ты мечтаешь обо мне. Раф склонился над ней с подносом в руках. Сверкнуло лучшее столовое серебро Сильвии.

— Что это?

— Завтрак.

Он поставил поднос на туалетный столик и опустился на кровать.

Эмма села и откинула волосы со лба.

— Не может быть, чтобы ты приготовил его сам.

Раф поцеловал ее и грустно улыбнулся.

— Сильвия не позволила.

Эмма ахнула.

— Ты все ей рассказал?

— Но ты так долго спала…

Она бросила взгляд на часы.

— А который час? Четверть десятого?

Эмма перекинула ногу через край кровати.

— Я опоздала на работу.

Раф схватил ее за руку.

— Успокойся. Сильвия сказала, что ты заболела.

— Правда? — Она проследила за его взглядом похоже, ночи любви ему было недостаточно. Отлично. Ей тоже. — Раф!

— А?

— Мы не можем заниматься любовью. Мы ухлопали весь запас.

Он рассеянно заморгал.

— Как? Все шесть штук? Она кисло улыбнулась.

— Считая тот, что я случайно порвала, потому что слишком торопилась.

— Действительно, меня трясло, как озабоченного подростка.

Он обнял ее за талию и притянул к себе.

Эмма хмыкнула, но тут же замолчала, почувствовав, как его рука скользнула вверх по ее телу. Несколько мгновений она наслаждалась теплом его ладони и огнем в его темных глазах.

Потом со стоном повернулась и шлепнула его по обтянутому джинсами бедру.

— Это за то, что по твоей милости я умирала от желания, а ты отбивался, как мог.

Он резко встал и полез в карман за ключами.

— Где, говоришь, та аптека? Вдруг резко остановился и выругался по-испански.

— Что еще? — спросила она. Он посмотрел на нее.

— Габи и Рэнди дома. Увидят, что я иду к грузовику, и захотят пойти со мной. Как я объясню, что покупаю? Надуть одну штуку и сказать, что это шарики?

— Разве Габи дома? — Эмма поспешно села и натянула на себя простыню. — Ну, конечно. Рэнди всегда приходит к семи тридцати. Как… Что Габи сказал по поводу того, что я здесь?

Глаза у Рафа смеялись.

— Я сказал, что мы проспали, как они. Эмма прыснула.

— Проспали? Он кивнул.

— Габи хотел подняться к тебе, но я сказал, что ты все еще спишь, потому что… — он хихикнул, потому что мы долго вечером дрались подушками. Я думал, Сильвия лопнет со смеху.

— Мне понравилась наша драка.

— Мне тоже. — Он наклонился и поцеловал ее. — Я думаю продолжить это дело.

— Правда?

Он посмотрел ей в глаза и растянулся рядом.

— Ты выйдешь за меня? Она улыбнулась.

— По-моему, мы женаты.

— Хорошо, тогда так: ты хочешь остаться замужем? Вести себя как замужняя женщина? Жить семейной жизнью?

Она ответила, не задумываясь:

— Конечно. Только как мы объясним всем наше внезапное воссоединение?

— Ничего не поделаешь, тебе придется рассказать, что фамилия Габи всегда была Джонсон и никогда — Локвуд. Почему ты вообще вышла замуж за другого человека, будучи замужем за мной?

— Я думала, что ты умер.

— У тебя не было свидетельства о моей смерти. Почему ты вышла за Локвуда так скоро? Она опустила глаза.

— Отец заставил меня солгать, когда меня спросили, была ли я когда-нибудь замужем? До сих пор не понимаю, как я уступила. Я была так молода и чувствовала себя такой потерянной, когда тебя не стало.

— Так, может, лучше не рассказывать всем об этом? В конце концов, это никого не касается. Я не хочу, чтобы ты прошла через все это.

Он оберегал ее. Сердце Эммы переполнилось любовью. Она любила его сейчас больше, чем когда-либо.

Она повернулась на бок, чтобы лучше видеть его.

— Женитьба сделает ненужными все объяснения.

Он положил руку ей на бедро.

— Я хочу изменить фамилию Габи в его свидетельстве о рождении. Я выясню, что для этого нужно сделать.

— О, Раф. — Эмма обняла его за шею и притянула к себе. — Я так сильно тебя люблю.

— Я тоже люблю тебя, querida. Она отстранилась.

— Правда?

Он откинул прядь волос с ее лица.

— Конечно. О чем же еще я твержу тебе все последние двенадцать часов?

— Ты ни разу не произнес этих слов, — возразила она.

— Не произнес? — Он виновато поцеловал ее в губы. — Прости. Мне казалось, что это совершенно очевидно.

Он высвободился из ее рук.

— Подожди, я должен тебе кое-что вручить. Приподнявшись на локте, она смотрела, как он роется в ящике комода.

— Что?

— Не догадываешься?

Через мгновение он снова сел на кровать, широко улыбаясь, как маленький мальчик.

Он взял ее левую руку и надел кольцо ей на палец.

— Это твое обручальное кольцо.

Улыбка у Эммы погасла, когда тяжелое кольцо выпускника Техасского университета скользнуло по ее пальцу. Сомнения, которые, казалось, ушли навсегда, вернулись снова. Это было кольцо, которое он подарил ей, когда ей было девятнадцать.

Кого же он любит? Эту Эмму или ту?

— Что случилось? — спросил Раф.

— Оно… такое большое.

— Я думал, что…

Нахмурившись, он протянул руку, чтобы взять кольцо назад.

Эмма сжала пальцы в кулак.

— Я никогда не носила его на руке, только в ночь нашей свадьбы. Мне просто надо привыкнуть.

Он покачал головой.

— Я куплю тебе настоящее.

— Я хочу оставить его у себя, Раф. Оно так долго было со мной!

— Хорошо.

Он улыбнулся, но глаза смотрели грустно. Наверное, это было эгоистично с ее стороны, но ей хотелось нового старта, хотелось доказательства того, что он любит ее такой, какая она сейчас, а не какой она была.

— Твой завтрак остынет. Она поднялась с постели.

— Я оденусь, и мы решим, что скажем Габи.

— Да? — Зажатый с двух сторон на диване, Габи вопросительно посмотрел сначала на Рафа, потом на мать.

Раф взглянул на Эмму. В итоге они договорились, что все скажут Габи после ужина и что новость он услышит от Эммы.

Эмма нервно улыбнулась Рафу и взяла руку сына в свои.

— Помнишь, что ты все время удивлялся тому, почему Джерри никогда тебя не навещает? Габи кивнул.

— Другие разведенные папы навещают своих детей.

Интересно, подумал Раф, скольких же разведенных пап видел Габи? Похоже, это уже скорее норма, чем исключение. Нет, у его сына такого не будет.

— Видишь ли, причина, по которой он никогда не приходит… — Эмма сделала глубокий вдох, — в том, что на самом деле он не твой отец.

Габи резко повернулся к ней.

— Нет?

— Нет. Понимаешь, много лет назад я…

— Раф — мой папа? — Габи обернулся к Рафу. — Раф, ты — мой папа?

Раф взглянул на Эмму и, увидев, что она кивнула, положил руку на худенькое плечо мальчика.

— Да, сын, я. Я всегда был твоим отцом. Лицо у Габи засияло, как рождественская елка.

— Я знал это! — Он тут же забрался Рафу на колени.

Раф почувствовал ком в горле и так сильно сжал тело сынишки, что тот ойкнул. Немного разжав руки, он увидел черные глаза, так похожие на его собственные.

— Я так рад, — простодушно сказал Габи.

— Я тоже, — сказал Раф. Эмма придвинулась поближе.

— Откуда ты знал? Мальчик пожал плечами.

— Да все говорят, что я очень на него похож. И потом, на той неделе, когда я устроил беспорядок, Буля сказала: «Вот подожди, придет папа».

Эмма закатила глаза.

— Вот и доверяй маме после этого.

— Жаль, что она не сделала этого раньше, — заметил Раф.

Эмма пропустила его слова мимо ушей. Она откинула прядь волос со лба Габи.

— Я жалею, что не сказала тебе раньше, Габи. Просто я…

Габи повернулся к Рафу.

— Значит, я могу называть тебя папой? Раф взъерошил волосы, которые только что пригладила Эмма.

— Запросто.

Габи наклонил голову набок.

— Мы что, разведенные?

Раф в смятении взглянул на Эмму, но она быстро нашлась:

— Мы с Рафом поженимся через несколько недель. Тогда твоя фамилия, как и моя, будет Джонсон, а не Локвуд.

— Мы никогда не разведемся, сын. Раф наклонился и в качестве подтверждения поцеловал жену.

Габи закрыл глаза руками.

— Фу, какие глупости!

Раф со смехом опрокинул сына на спину и пощекотал ему живот.

— Привыкай. Теперь таких глупостей будет много. — Он посадил Габи прямо и поцеловал его в щеку. — Я очень люблю твою маму и тебя тоже.

С блаженной улыбкой Габи закинул одну руку на шею отцу, а другой обнял за шею мать.

— Вот теперь мы — настоящая семья. Руки всех троих так переплелись, что Раф уже не смог бы сказать, где кто.

Он мечтал, чтобы так было вечно.

Глава 11

Когда они вышли из типографии, Эмма взяла Рафа под руку. Июльский воздух был жарким и влажным.

Раф с улыбкой взглянул на женщину и открыл пассажирскую дверцу.

— Садись. Надо заглянуть в «Коммерческий вестник».

Эмма застыла.

— В «Коммерческий вестник»? Зачем?

— Хочу дать объявление, что мне нужен коммерческий директор. Ты же ведь не…

— Не надо тратить денег больше, чем это необходимо. В конце концов, в типографии я через день. — Довольная тем, что он не собирался заходить к Джею Пэттену, Эмма забралась на сиденье грузовика и позволила Рафу закрыть дверь. Пока что я в состоянии справиться с нынешним объемом журнала. Когда объем увеличится, посмотрим, может, и наймем кого-нибудь.

— Договорились. — Раф завел двигатель и включил кондиционер на полную мощность. Потом притянул Эмму к себе.

— Что ты…

Он закрыл ей рот поцелуем.

Наконец он отстранился.

— Мы уже целых пять часов не занимались любовью.

Она с недоверчивой улыбкой покачала головой.

— Предлагаешь заняться этим здесь?

— Ты первая начала. — Раф прижал ее к себе. — Кроме того, здесь никого нет.

— Люди без конца входят и выходят. Что они подумают, если увидят трясущийся грузовик? Он слегка втянул губами кожу у нее на шее.

— Кого это касается?

Она откинула голову назад, но, когда его руки стали осторожно пробираться ей под блузку, отстранила его.

— Мне казалось, ты собирался заглянуть в «Коммерческий вестник».

Раф поднял голову, такой очаровательно взъерошенный, что она едва удержалась, чтобы не обнять его.

— Ты права. Действительно, о чем я думаю? Эмма пригладила ему волосы.

— Если вообще твои мозги еще способны о чем-то думать.

— Мои мозги любят тебя не меньше, чем… другая часть моего тела. — Он криво улыбнулся. — Которая проклинает их в данный момент.

— Давай-ка лучше поедем, пока твои мозги не проиграли в этом споре. — Она чмокнула его и попыталась отодвинуться на свое сиденье.

Сильная рука Рафа удержала ее.

— Ты куда?

— На свое место.

Он вытащил ремень безопасности.

— Твое место рядом со мной. Она позволила ему пристегнуть себя, прислонилась к нему и обняла рукой за плечи.

— Мы похожи на пару подростков.

— Кого это касается?

Он наклонился и поцеловал ее. Потом выпрямился и включил двигатель.

Через несколько минут они были уже у «Коммерческого вестника». У стойки, где принимали рекламные объявления, им пришлось встать в очередь. Они не простояли и пяти минут, как чей-то голос прогремел на весь вестибюль:

— Раф! Раф Джонсон, ты ли это?

— Хэм Гордон, — ответил Раф без запинки. — Какая приятная встреча!

Как это он так быстро вспомнил его? Эмма не сразу сообразила, что Раф держит ее за руку.

Лучше бы она осталась в грузовике.

Мистер Гордон энергично тряс Рафу руку.

— Давно бы пора тебе объявиться. Раф секунду пристально смотрел на него, потом заморгал.

— Прошу прощения, но я… — Он тряхнул головой. — Я пришел только для того, чтобы дать объявление.

Он ошеломленно взглянул на Эмму. Голос у него звучал как автомат.

— Эмма, это Хэм Гордон. Мы с ним работали вместе много лет назад. Сейчас он главный редактор международного отдела в этой газете. Хэм, это моя… невеста, Эмма Грэй.

Эмма вдруг поняла. Раф вспомнил те годы, когда он работал в газете. Словно гигантский кулак сжал ей сердце, не давая ему биться. Вырвав руку из руки Рафа, она отошла и подала руку мистеру Гордону.

— Очень приятно познакомиться.

— Мне тоже. Когда намечается торжество?

— Через две недели. — Она бросила тревожный взгляд на Рафа. Мистер Гордон тоже переключился на него.

— Так вот почему ты вернулся в Мемфис! А Джей знает? Он ничего не говорил мне.

— Он еще не знает, — вмешалась Эмма. — Мы собираемся устроить скромную церемонию, только в кругу семьи.

Мистер Гордон кивнул и жестом показал на стеклянную дверь.

— Хотите совершить экскурсию? Я уверен, Раф, тебе будет интересно посмотреть, что изменилось после твоего ухода.

— Нам надо… — Эмма замолчала: в глазах у Ра-4)а горело нетерпение.

— С удовольствием посмотрю, если у вас есть время, — проговорил он.

— Конечно, есть! — Редактор потер руки. — Давай твое объявление, я все сделаю. Оно у тебя написано?

Под испепеляющим взглядом Эммы Раф достал из кармана рубашки сложенный листок бумаги.

Когда Гордон зашел за стойку, Эмма твердо произнесла:

— Нам надо домой.

— Зачем?

— Мама уйдет сегодня вечером в город с друзьями.

— Не раньше же, чем после ужина. — Он даже не пытался скрыть возбуждение и едва ли замечал, что Эмма стоит рядом. И что она расстроена. Так расстроена, что готова схватить его за руку и тащить отсюда как можно дальше.

— Вы готовы?

Раф кивнул, даже не взглянув на нее, взял ее за руку и пошел за Гордоном.

Гордон, безусловно, заслужил «отлично» за свою тактику. Он начал с отдела рекламы, потом повел их в наборный цех и типографию, а закончил в редакционном отделе, который был больше всего знаком Рафу.

Все это время Раф крепко держал Эмму за руку.

Она наблюдала за ним, пока они переходили с места на место. Она почти видела, как у него в мозгу, звено за звеном, образуется цепь, связывавшая его с прошлым. Раф помнил довольно многих. В основном секретарш и технических работников. Большинство репортеров, которых он знал, ушли в другие газеты, но еще оставалось несколько человек из тех, кто знал его.

Когда Гордон подвел Рафа к его столу, Эмма затаила дыхание. Она вспомнила его слова: «Расследования требуют отличной памяти. Того, чего у меня нет».

Она выдернула руку, но было поздно: он уже все вспомнил.

Раф провел рукой по краю стола.

— Тот, кто сейчас сидит здесь, куда аккуратнее, чем был я.

— Здесь сейчас никто не сидит, — отозвался редактор. — Я все ищу кого-нибудь на твое прежнее место. Тебя это не интересует?

На лице у Рафа отразилась такая нестерпимая тоска, что Эмма сжала губы, чтобы не расплакаться.

Наконец он покачал головой.

— Я издаю журнал.

Он не хотел рассказывать Гордону о потере памяти? Или его действительно интересовали только «Прошлые времена Юга»?

— Нам нужно домой. — Эмма надеялась, что голос у нее прозвучал достаточно ровно.

Неожиданно Раф кивнул. Гордон проводил их до выхода и пригласил Рафа заходить еще. Раф дал уклончивый ответ и подвел Эмму к грузовику.

Когда она села, он наклонился и поцеловал ее.

— Спасибо, что была со мной.

— Ты… — она откашлялась, — много вспомнил?

— Так много, что был просто ошеломлен. Теперь темным пятном оставалось только его детство. А через две недели его родственники приедут сюда на свадьбу. И что же ей делать? Надо во что бы то ни стало привязать его к себе: словами любви, жаркими поцелуями, сумасшедшим сексом — чем угодно, только чтобы ему не пришло в голову оставить ее.

Раф обернулся и с тоской посмотрел на здание газеты.

— Я был чертовски хорошим репортером и провел здесь много интересных дней.

Она обхватила его лицо ладонями и повернула к себе.

— Ты и редактор отличный. У нас тоже будет много интересных дней, когда мы начнем выпускать «Прошлые времена Юга».

Он улыбнулся и снова поцеловал ее.

— Да, конечно.

Но это было сказано совсем другим тоном.

Эмма надеялась, что двух недель ей хватит.

Когда на следующий вечер Эмма вернулась с работы, грузовика Рафа на обычном месте не было. Она вошла в дом и положила вещи на комод в прихожей. Сильвия в кухне взбивала крем. Эмма подошла и поцеловала ее в щеку.

— Привет, мамуль. А где наше мужское население?

Сильвия снисходительно улыбнулась дочери.

— Мальчики пошли к Рэнди, поиграть в компьютерные игры. Не знаю, куда пошел Раф, но он сказал, что к ужину вернется домой.

Домой. Как легко Сильвия произнесла это.

— Тебе помочь?

Мать покачала головой.

— Осталось только накрыть на стол. Эмма поняла намек и достала столовое серебро. Пять минут шестого на повороте показался грузовик Рафа. Эмма увидела, как он вышел и направился к дому.

— Папа! Подожди! — послышался крик из окна. Раф остановился и повернул к дому Дженкинсов. Эмма улыбнулась, увидев его широкую улыбку. Ему было приятно, что Габи назвал его отцом.

Габи забрался отцу на плечи. Эмма, улыбаясь, пошла открывать дверь.

— Привет, ребята!

— Привет, мам! Раф поцеловал ее.

— Те quiero. Она улыбнулась.

— Я тебя тоже люблю. Давайте умывайтесь, хорошо? Ужин сейчас будет готов.

Раф спустил Габи на пол, и мальчик поскакал в ванную.

Воспользовавшись моментом, Раф еще раз ее поцеловал.

— У меня для тебя сюрприз. — Он похлопал себя по карману рубашки. По-моему, я забыл их в грузовике.

— Что ты купил на этот раз?

— Я…

— Пап! Ты идешь?

Он опять поцеловал ее.

— Потом скажу.

Он, прихрамывая, прошел в ванную, а потом помог Сильвии принести ужин.

За ужином Габи подробно рассказывал, как они играли на компьютере в бейсбол, и Эмма совсем забыла о словах Рафа.

После ужина Раф и Габи вызвались убрать со стола и привести в порядок кухню. Когда они закончили, Габи отправился к Рэнди, и Эмма наконец вспомнила про обещание Рафа.

— Ну, так что же это за сюрприз? — спросила она.

Он обнял ее и поцеловал. Она усмехнулась.

— Такой ужасный, да?

— Не думай, я не пытаюсь задобрить тебя, — заявил он. — Мне просто захотелось тебя поцеловать.

— Ну, конечно. Само собой. Кто спорит? Раф улыбался так гордо, словно изобрел средство от простуды. Потом сказал:

— Завтра утром ты, Габи и я летим в Хьюстон. Сердце у Эммы неистово заколотилось, а потом замерло.

— Что?

— Совсем ненадолго. — Он, казалось, даже не обратил внимания на ее реакцию. — Вернемся обратно в воскресенье.

Мир рухнул. Эмма попятилась, обхватив себя руками.

— Зачем?

Вопрос был праздный. Только чтобы выиграть время. Потому что она знала ответ. Он хотел вернуть воспоминания. Все, до конца.

Этого нельзя было допустить. Она еще не претворила в жизнь весь свой план любовного обольщения. Ей нужно еще время.

Кажется, Раф наконец заметил ее реакцию. Он нахмурился и положил ладони ей на руки.

— Мои родители хотят увидеть тебя и Габи. Он легким усилием попытался развести ей руки.

— Через две недели они приедут сюда на свадьбу.

— Я знаю, но они…

— Ты хочешь поехать туда, чтобы вспомнить детство? — Она говорила как прокурор, но ничего не могла с собой поделать.

Он взглянул ей в лицо.

— Что случилось, querida!

— Я… Завтра пятница. Я работаю. Мне надо отработать еще неделю в типографии.

— Наверняка один день ничего…

— Нет, я не могу ехать. Раф убрал руки.

— Почему?

— Я уже сказала.

— Не отговаривайся работой. Если бы Габи заболел, ты бы осталась дома. Эмма вздернула подбородок.

— Но он не заболел.

Раф смотрел на нее так, словно видел впервые.

— Ты не хочешь ехать потому, что я надеюсь вспомнить детство?

У Эммы перехватило дыхание. По его словам все выходило так бессердечно, так безжалостно. Но ведь это было не так!

Он взъерошил себе волосы.

— Я не понимаю. Ты же помогала мне вернуть память. Тогда, в газете, ты…

— Зачем тебе это, Раф? — Эмма протянула к нему руки. — Неужели тебе недостаточно меня?

— С чего ты взяла? Конечно, достаточно. Я люблю тебя.

— Так ли? Может быть, ты любишь меня прежнюю?

Ах, вот оно что! Вот почему всю последнюю неделю она повторяла, как все у них замечательно сейчас. Вот почему всякий раз, как он заговаривал о прошлом, она переводила разговор на другую тему.

Эмма не унималась.

— Я люблю тебя таким, какой ты сейчас. Мне не нужен Раф из прошлой жизни. Я не хочу ничего вспоминать. Неужели ты не можешь сделать того же для меня?

— Легко говорить, что не хочешь вспоминать, когда при желании можешь вспомнить все, что захочешь.

За внешней мягкостью у него скрывался стальной характер.

— Ты же помнишь меня прежнюю.

— Но я не помню всего. Я не могу идти вперед, пока не вспомню все. Ты единственная, кто может мне помочь в этом. Поедем со мной.

Слезы показались у нее на глазах.

— Раф, пожалуйста… Он схватил ее за плечи.

— Я не понимаю, чего ты боишься, Эмма. Как я могу отделить вас друг от друга? Ты ведь тоже мое прошлое. Я любил тебя шесть с половиной лет назад такой, какой ты была тогда, и я люблю тебя сегодня такой, какая ты сейчас.

— Тогда не проси меня лететь в Хьюстон. Раф не верил своим ушам.

— Почему ты не хочешь, чтобы я вспомнил? Эмма поджала губы.

— Ты ведь все время мне помогала, — настаивал он.

— Не потому, что хотела.

Он вскинул голову, словно его ударили.

— А я думал, что ты меня любишь.

— Люблю.

— Нет, не любишь. Если бы любила, я был бы тебе нужен здоровым. Хотя бы потому, что я этого хочу.

У нее в голосе послышалось отчаяние.

— Почему тебе так важно прошлое? Что в нем? Его же нельзя изменить. Важно то, что есть, и то, что будет. У нас не было будущего, пока ты не вернулся назад, в Мемфис. Теперь оно у нас есть. Неужели ты готов им пожертвовать только ради того, чтобы вспомнить имя собачки, которая была у тебя, когда тебе было десять лет?

За ее словами скрывался страх.

— Ты боишься, что я не люблю тебя, что я собираюсь тебя бросить? Глаза у нее округлились.

— Если бы ты любил меня, тебе было бы достаточно меня такой, какая я есть. Сейчас.

Он, пожалуй, понял, что означает ее страх. Это было то, против чего он боролся с самого начала и что, как ему казалось, он преодолел.

— Ты по-прежнему не веришь мне.

— Я… Я люблю тебя, Раф.

— Что такое любовь без доверия? Ветер.

— Пожалуйста…

— Поедем со мной в Хьюстон. Она сжала губы и посмотрела ему прямо в лицо.

— Если я поеду, я потеряю тебя. Он прищурился.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что, если ты вспомнишь свое прошлое, ты вернешься к репортерской работе. Потом в один прекрасный день опять отправишься в какое-нибудь Никарагуа. И тогда…

Он воздел руки к небу.

— О, Господи! Я не собираюсь возвращаться к репортерской работе. Я много раз говорил тебе это. И Джею. И Хэму. Я не собираюсь бросать «Прошлые времена Юга» и не собираюсь бросать тебя.

Глаза у нее стали печальными.

— Я видела тебя в газете, Раф. Ты был счастлив. Ее слова ножом вонзались ему в сердце. Если она не доверяет ему сейчас, то, вероятно, не будет доверять никогда.

— Если ты не поедешь со мной в Хьюстон, тогда ты точно меня потеряешь. Она должна понять, как много это значит для их будущего счастья. Если она не поверит ему, у них вообще не будет никакого будущего, и тогда лучше положить конец всему прямо сейчас.

Глаза у Эммы были широко открыты.

— Что?!

— Да, я должен быть уверен, что ты готова полететь со мной на Луну в космическом корабле, который я построю собственными руками; что будешь всегда рядом со мной, что бы ни случилось. Даже если я захочу вернуться к репортерской работе, я должен знать, что ты будешь рядом.

Она смотрела в сторону.

Он сделал глубокий вдох.

— Давай полетим завтра вместе в Хьюстон, Эмма. Прошу тебя.

Мир вокруг разваливался на куски, в душе у Эммы было все мертво. Итак, она теряет его. Ей просто не хватило времени, чтобы заставить Рафа полюбить ее достаточно сильно.

Но если сейчас она не поедет, он, по крайней мере, останется живым и она будет знать, что живет с ним на одной планете.

— Останься, — с мольбой произнесла она в последний раз. — Твои родители будут здесь через две недели. Разве это не скоро?

Раф закрыл глаза, поморщившись от боли. Когда он их открыл, в их темной глубине не было даже самого тоненького лучика надежды.

— Я пришлю кого-нибудь за своими вещами. Он сошел с крыльца деревянной походкой.

— Раф, подожди! Куда ты?

— Домой, — ответил он, — в Хьюстон. Его слова глубоко ранили ее.

— Зачем? Ты же не сможешь ничего вспомнить без меня?

— Наверное, я все это придумал. Смог придумать одно, придумаю и другое. Он достал ключи из кармана. — Скажи Габи, что я позвоню ему завтра.

Глава 12

Часы на экране компьютера отсчитали следующую минуту. Это была девяносто седьмая минута с тех пор, как Эмма, как раненый зверь, уползла к себе в берлогу.

Она думала, что сможет с головой уйти в работу, но у нее ничего не получилось.

Раф ушел.

Она всхлипнула, ком в горле едва позволял дышать.

Нет! Если она даст волю отчаянию, она будет плакать дни, недели, всю жизнь. Надо спрятать его глубоко внутри. Это помогало ей выжить раньше. Это поможет и теперь. Со временем.

Ей надо было только…

— Мам! Пап! Вы наверху?

Эмма вздрогнула. Неужели Габи пришел послушать свою сказку на ночь? Уже?!

Она прижала руки к лицу. Хорошо, что она не плакала. Было бы трудно объяснить все сыну.

Габи распахнул дверь. Его взгляд упал на нее, потом скользнул по комнате.

— Привет, а где папа?

— Он… уехал.

— Куда?

— Он… В Хьюстон. Домой.

Нет! — вскричала ее душа. Его дом здесь.

— К бабушке и дедушке? Он обещал взять меня в следующий раз с собой. Ты знаешь, что у них прямо во дворе есть бассейн?

Эмма кивнула.

— А когда он вернется?

Луч надежды пронзил Эмму. Да, Раф вернется из-за Габи. Он ни за что не откажется от сына.

— Мам, ты что? — Габи неуверенно положил ей руку на колено. — Когда папа вернется?

В голове у нее проносились видения. Она подписывает документ о разводе… опять. Мучительные дни и ночи, когда Габи проводит положенное по закону время с отцом. И самое ужасное — Раф, пришедший, чтобы забрать Габи. Она разговаривает с ним и притворяется, что больше не любит его.

— Мам!

Она посмотрела на сына.

— Я не знаю, солнышко. Он сказал, что позвонит тебе завтра. Ты уже принял ванну? Габи помотал головой.

— Я хотел сначала попросить папу кое о чем.

— Тогда ты бы лучше пошел и искупался. Тебе скоро спать. — И добавила с надеждой:

— Хочешь, чтобы я тебе помогла?

Габи закатил глаза и повернулся к двери.

— Ты что, мам!

Она вздохнула и сказала вслед;

— Осторожнее спускайся по лестнице.

— Не бойся за меня!

Он с силой захлопнул дверь, но Эмма не заметила этого.

Не бойся за меня!

Слова Габи прозвучали словно эхо того, что говорил Раф. Она боялась, вот в чем дело. Нет, не Рафу она не доверяла, она не доверяла жизни. Собиралась держать Рафа под стеклянным колпаком. Волновалась, что он умрет где-нибудь в джунглях, а он просто мог погибнуть в обычной автомобильной катастрофе, по пути домой.

Она не может оберегать его двадцать четыре часа в сутки. Она может только заботиться о нем, помогать ему, любить и утешать, если он потерпит поражение на жизненном пути. И если бы она его любила, она должна была дать бы ему то, в чем он так нуждался.

Он бы дал ей все, что ей было нужно. Он верил в нее, надеялся, доверял ей. Он позволял ей быть самой собой, а она практически не оставила ему выбора.

Эгоистка. Эгоистка. Эгоистка!

Эмма придвинулась вместе с креслом ближе к столу и достала из ящика телефонный справочник. Какая авиакомпания делает больше всего рейсов в Хьюстон? У них наверняка есть сегодня еще один вечерний рейс.

По телефону ей ответили, что она только что пропустила последний. Видимо, тот, которым улетел Раф. Следующий рейс в Хьюстон был завтра, в девять утра.

Подпрыгнув в последний раз, самолет резко взмыл в небо над Мемфисом. Последние лучи заходящего солнца ударили Рафу в лицо.

Самолет накренился, и город пропал из виду.

Раф вдруг почувствовал нестерпимую тоску. Будто связь, которую он в конце концов нашел после стольких лет блуждания вслепую, вдруг оборвалась.

Это произошло два часа назад, когда Эмма отказалась вернуть ему его жизнь.

Раф подавил стон. Он продолжал любить ее. Даже зная, что она не доверяет ему, что думает только о себе.

Однако… как мог он осуждать ее за эгоизм? Ей не на кого было опереться в жизни. Она привыкла защищаться, заботиться о себе сама, потому что некому было позаботиться о ней.

Так что важнее, Эмма или его прошлое?

Что за вопрос? Эмма была важнее для него всего остального в мире, за исключением, может быть, Габи.

Что такое какие-то воспоминания в сравнении с ней? Они не могли согреть по ночам, поцеловать или обнять его. Они не могли его любить. Эмма была второй половинкой его души, которой ему недоставало больше шести лет.

Раф откинул голову на узкую спинку кресла, поморщившись от неожиданного прозрения.

Он сделал то, чего Эмма всегда боялась. «Либо все по-моему, либо до свидания» — вот мужская логика. Мужчины в ее жизни решали свои проблемы за ее счет, заставляя поступать так, как они считали нужным.

Что и он попытался сделать.

Черт, черт, черт!

Она имела полное право не доверять ему. И теперь он должен доказать, что будет рядом с ней до конца ее жизни, что бы ни случилось.

Раф приземлился в Хьюстоне в десять и сразу направился к билетной кассе. До половины седьмого утра на Мемфис не было ни одного рейса.

Он забронировал место и подавил желание позвонить Эмме. То, что он хотел сказать, надо было сказать лично.

Он купил какой-то детектив и сел в уголке, чтобы переждать ночь.

Раф едва сдерживал нетерпение, пока пассажиры стаскивали с полок багаж и медленно тянулись к входу в здание мемфисского аэропорта.

Ему не терпелось поскорее поехать домой, к Эмме. Всю ночь он думал, в чем Эмма могла его обвинять: в том, что он никогда не любил ее, что просто использовал, чтобы восстановить память.

Нет, надо прекратить терзать себя.

Наконец впереди забрезжил просвет. Раф обогнал несколько еле тащившихся пассажиров и вошел в здание аэропорта. Сделав три шага, он остановился, и человек, шедший за ним следом, налетел на него. Раф почти не заметил этого, он видел только Эмму, сидевшую на стуле во втором ряду.

Он тряхнул головой, чтобы отделаться от наваждения, но Эмма не исчезла. Она медленно встала.

— Раф!

Он видел, как ее губы произнесли его имя, но шум толпы и громкие объявления по радио заглушили ее голос.

Еще два шага — и он обхватил ее. Ее руки так крепко вцепились в него, что он подумал, что она никогда его не отпустит.

Слава Богу.

Прости. Прости. Прости…

Они повторяли это, как молитву, одновременно.

Раф убрал прядь волос у нее со щеки.

— Как ты узнала, что я прилетаю?

— Я не знала. — Она достала билет из сумочки. — Я собиралась вылететь сейчас в Хьюстон.

Раф бросил взгляд на билет, потом внимательно всмотрелся в ее красивое и такое родное лицо. Она собиралась в Хьюстон. Она верила ему. Она любила его.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. Он улыбнулся.

— Я знаю.

— Что… — Эмма почувствовала толчок в спину, они стояли в самом центре забитого людьми прохода. Раф взял Эмму за руку и повел через зал к свободному месту. Они встали в уголке, и он обнял ее.

— Тут лучше. Теперь мы сможем поговорить.

— Что ты тут делаешь? — строго спросила она. — Ты же улетел в Хьюстон? Он кивнул.

— И первым самолетом вернулся обратно.

— Правда?

Ее лицо мгновенно озарилось любовью.

Он кивнул.

— Как только я поднялся в воздух, я понял, какую ужасную ошибку совершил. Ты права, querida. Прошлое не имеет значения. Важно то, что ты здесь, сейчас в моих объятиях.

— О, Раф. — Эмму вдруг ослепили слезы. — Твоя память…

— Плевать на мою память. — Он еще крепче обнял ее. — Это не она делает меня здоровым, а ты. Слезы потекли у нее по лицу.

— Это лучшее, что мне когда-либо говорили в жизни.

Он поцеловал ее в висок.

— Поедем домой, любимая. Он потянул ее за руку, но Эмма не сдвинулась с места.

— Нет.

Он остановился и удивленно посмотрел на нее.

— Мы полетим в Хьюстон, — твердо заявила она. — Следующим рейсом. Он грустно улыбнулся.

— Тебе не надо делать этого, querida. Я сказал тебе…

— Я помню, что ты сказал, но ты не прав. Прошлое имеет значение, во всяком случае, для тебя. Поэтому мы полетим в Хьюстон, чтобы к тебе полностью вернулась память.

— Но…

— Позволь мне сделать это для тебя. Пожалуйста. — Она ласково провела пальцем по шраму у него на лице. — Ты так много сделал для меня.

— Я думал, ты боялась, как бы я не вернулся к репортерской работе.

— И сейчас боюсь. Но если тебе это нужно… — Она криво улыбнулась. — Я буду беспокоиться, я заставлю тебя звонить каждый час, но…

Он притянул ее к себе.

— Я не вернусь к репортерской работе. Никогда. Поняла?

Она приложила ладонь к его губам.

— Тшш, мы не знаем, что принесет нам будущее. У нас есть только настоящее. Давай просто радоваться тому, что мы снова вместе.

— Но я действительно не собираюсь возвращаться к репортерской работе, настойчиво повторил он. — Мне нужно, чтобы ты поверила мне, Эмма.

Она вдруг поняла, что поверила.

— Знаешь, я верю тебе. Поразительно! Я не испытывала такого долгие годы. Я чувствую себя… такой легкой. Такой свободной. — Она обняла его за шею и поцеловала прямо в губы. — Спасибо, querido. Ты вернул мне способность верить.

— Значит, теперь ты такая, какой была, когда мы поженились, да? И я могу любить тебя такой, какой ты была, потому что ты такая же и сегодня?

Она улыбнулась.

— Люби меня как тебе угодно. Только люби. Он взял ее лицо в ладони и крепко поцеловал.

— Я буду любить тебя вечно. Эмма едва могла говорить от переполнявших ее чувств.

— Знаешь, я, наверное, должна вести себя хорошо до конца своих дней, да? Чтобы соединиться на небесах со своим ангелом. Может быть, твои крылья исцелятся к тому времени?

Он покачал головой.

— Мои крылья уже исцелились. Твоя любовь и любовь Габи сделали меня здоровым. Моя семья — это все, что мне нужно. А теперь нам пора домой.

— А что делать с моим билетом в Хьюстон?

— Давай поменяем его на билет на Багамы. Или, если хочешь, отправимся в горы на наш медовый месяц?

Сплетя пальцы, они пошли по залу.

— Теперь, когда твои крылья в порядке, почему мы не летим?

— Пожалуй, ты права. — Он наклонился и поцеловал ее. — Мне кажется, я могу сейчас взлететь.

Примечания

1

Четвертое июля — День независимости США.

(обратно)

2

Билли Грэхем — известный американский проповедник-евангелист.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12 . . .

Реклама на сайте