«Исполнение желаний»

Кэрол Мортимер Исполнение желаний

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Если вы надумали прыгать вниз, то я б, на вашем месте, подождал еще пару часов, пока не начнется прилив.

Энни при звуке сильного мужского голоса, который показался ей незнакомым, резко обернулась.

Сквозь густой туман проступали темные очертания высокой фигуры.

– Окажись вы сейчас внизу, – не умолкал этот голос, – вы, вероятнее всего, завязли бы в тине по самые лодыжки.

Стоя на краю небольшого мола, Энни настолько погрузилась в собственные тревожные и не имеющие ответов мысли, что не услышала шагов мужчины. Теперь-то она ясно осознала, насколько одинока; из-за плотных клубов тумана ее нельзя было увидеть из дома, который столь величественно возвышался на вершине скалы. Редко кто из членов семейства Даймондов навещал этот небольшой, закрытый для посторонних пляж, и уж точно никто из них не изъявит желания появиться здесь в послеполуденное время.

Оставшись наедине с незнакомцем, она поняла, насколько выбор ее оказался безрассуден.

– Я полагаю, что Даймонды не будут в восторге, если в их владениях произойдет еще одно самоубийство.

Еще одно самоубийство?.. Неужели здесь уже кто-то свел счеты с жизнью?

И почему он подумал, что она намерена сигануть туда, вниз? А в самом деле, что она делает здесь, на молу, когда отлив обнажил песчаное дно, а видимость из-за плотного тумана такая, что не видно ни зги?

Когда к ней из туманной дымки шагнул мужчина, она, непроизвольно отступив назад, уперлась в ограждение – отступать дальше было некуда, разве что, как сказал он, прыгнуть вниз на илистое дно.

Незнакомец подошел почти вплотную, и Энни показалось, что ей явилось живое воплощение героя романа.

Как только ей в голову пришла эта нелепица? Энни чуть не задохнулась от изумления. Но все же незнакомец был олицетворением мистера Рочестера:[1] высокий, с длинными и непокорными черными волосами, решительным, волевым лицом и с глазами черными, точно уголь.

По телу Энни пробежала дрожь. Вот только с какой стати – то ли от присутствия этого неотразимого мужчины, то ли от сырого тумана, пробирающего ее до самых костей сквозь легкую куртку и джинсы, – уяснить она была не в силах.

– Вы что, язык проглотили? – приподняв черную бровь, окликнул он ее.

Теперь Энни заметила, что глаза у него вовсе не черные, а темно-синие; а черты лица казались грубо вырубленными, словно тесать их пришлось из гранита.

Он с задумчивым выражением лица склонил голову набок. Его черные волосы почти касались плеч. Казалось, что промозглый, сырой воздух ему нипочем.

«Частная собственность», – сухо прочитал он надпись, запрещавшую доступ на этот уединенный пляж.

Она тяжело сглотнула и, почувствовав, как сильно пересохло во рту, облизала губы. Покинуть мол она могла, лишь пройдя мимо этого человека, но, даже будучи хрупкого телосложения – немногим более пяти футов ростом, – она понимала, что шансов благополучно проскочить очень мало.

Страстная читательница, Энни попыталась вообразить, что в подобных обстоятельствах предприняла бы героиня какого-нибудь романа. Можно сделать вид, что она заинтересовалась разговором, а потом, дождавшись, когда он расслабится, со всех ног броситься бежать с мола. Ох, как нелегко будет вновь отыскать ее, стоит только ей исчезнуть в густых клубах тумана.

Она попыталась улыбнуться слабой, умиротворяющей улыбкой.

– Уверена, если вы сейчас уйдете отсюда, Даймонды ни за что не узнают, что вы были тут, – быстро предложила она, отчаянно надеясь, что голос не выдаст того смятения, которое овладело ею.

Темные глаза округлились.

– Если я уйду?.. – Он нахмурился. – Милая девочка, я не хочу уходить отсюда.

Энни вновь тяжело сглотнула, ее пальцы в карманах джинсов плотно сжались в кулаки.

– Я и впрямь считаю, что вам лучше всего уйти, – она заставила себя говорить спокойным голосом, – прежде чем… э… мистер Даймонд спустится сюда и обнаружит, что вы нарушили границу его владений.

– Мистер Даймонд? – вопросительно повторил он.

– Энтони Даймонд, – быстро добавила Энни, почувствовав наконец, что, быть может, сейчас ей удастся заставить его убраться.

– Он там? – отрывисто произнес мужчина, бросая взгляд в направлении дома, стоявшего на вершине скалы и скрытого в этот момент плотным туманом.

– Да, – энергично кивнула она головой. – Вся семья дома.

– Вся ли? – задумчиво пробормотал он. Бровь его опустилась, а рот презрительно скривился. – Ну, нет, поверьте мне, чтобы сюда явился Энтони… да это же просто немыслимо, – отбросив всякие колебания, насмешливо проговорил он. – Энтони ненавидит море, да и все, связанное с водой… особенно после того несчастного случая с лодкой несколько лет тому назад. Впрочем, может, вы договорились с ним о встрече на этом месте? – медленно прибавил он.

Энни пристально, на мгновение забыв про свой страх, посмотрела на него. Интересно, что же на самом деле кроется за его словами? Не может быть, чтобы он и впрямь знал что-то об Энтони … или, собственно говоря, о ней.

– Верно? – мягко, побуждая ее к ответу, произнес он. – Этот пляж – единственное место, где Давине не пришло бы в голову искать его; ведь она знает об его отвращении к штормящему морю! – будто насмехаясь, добавил он.

При упоминании имени Давины, невесты Энтони, она поняла, что этот мужчина, кем бы он там ни был, много, чересчур много знает про семейство Даймондов.

Теперь мужчина задумчиво глядел на нее. Казалось, он хотел охватить своим проницательным взором всю ее, с ног до головы: короткие, вьющиеся рыжие волосы, обрамлявшие шаловливое, девичье лицо, на котором особо выделялись темно-карие глаза, небольшой вздернутый носик и широкий, как правило, улыбающийся, когда к ней не пристают незнакомые мужчины, рот; мальчишескую фигурку в курточке и облегающих джинсах.

– Вы совсем не во вкусе Энтони, – наконец пренебрежительно протянул мужчина. – Но, видимо, когда стареешь, с молоденькими и впечатлительными проще иметь дело.

Легче произвести впечатление – вот что подразумевал он, говоря столь уверенным тоном.

Впрочем, для нее Энтони в свои тридцать шесть не был старым, да и она сама не так уж юна; в двадцать два года вполне можно быть замужем и иметь детей.

Энни холодно посмотрела на незнакомца:

– У Энтони Даймонда, как вы сами раньше заметили, уже есть невеста.

Постепенно страх Энни, мало-помалу отступая, сменялся чувством гнева: этот человек не только незаконно вторгся во владения семейства Даймондов, он еще позволяет себе оскорблять членов семьи – или, сказать точнее, одного из них!

– Да, ее зовут Давина, – подтвердил мужчина. – Убежден, что помолвка им обоим пошла на пользу, – продолжал он, – однако она не остановила похотливо блуждающего взора Энтони. Вы, должно быть, из деревни и совсем недавно приехали, – прибавил он едко. – В последний раз, когда я был здесь, мне довелось слышать, что Энтони уже перебрал в деревушке всех доступных женщин. Если, конечно, вы не из замужних.

Понятно! Незнакомец принимает ее за местную девушку из деревни милях в двух от уединенного пляжа. Из этого следовало, что он и сам, должно быть, недавно сюда прибыл, иначе бы ему было известно, что она работает гувернанткой в семействе Даймондов. Правда, она здесь только два месяца, но он, казалось, так много всякого знает про Даймондов, что…

– Я не замужем, но и не «доступная женщина», – резко ответила ему Энни, – кроме того, я была бы признательна, если б вы перестали оскорблять домочадцев семейства Даймондов.

– Но я оскорбляю одного Энтони, – ответил он. – Что ж делать, таков уж Энтони, нет ничего легче, чем оскорбить его, – уничтожающе прибавил незнакомец, глядя на наручные часы в золотом корпусе. – Непохоже, что он сюда явится; я, по крайней мере, минут десять наблюдал за вами, прежде чем подойти и заговорить, – спокойно сообщил он ей.

Энни явилась на мол в расстроенных чувствах, в голове бродили тревожные мысли, и она была убеждена, что выражение лица совершенно выдало ее, стоило незнакомцу бросить на нее взгляд. Вот почему, по всей видимости, он помянул про самоубийство! Конечно, жизнь у нее не сахар, но и не так уж все плохо!

– Быть может, и не явится. А все из-за вас, – набросилась она на мужчину, и тот снова вопросительно приподнял брови. – Вы незаконно вторглись в чужие владения, – раздраженно сказала Энни, посмотрев ему прямо в лицо, но незнакомец оставался невозмутимым.

– Как и вы. И хотя Энтони, возможно, и не против вашего пребывания здесь, но как к нему отнесутся остальные домочадцы? – напал он. – Например, Руфус?

– Руфуса здесь нет, – раздраженно процедила Энни.

Руфус Даймонд, глава семейства по мужской линии и отец ее маленькой подопечной, отсутствовал три последних месяца. Работая специальным корреспондентом, он уехал в очередную заграничную командировку, прежде чем Энни появилась в доме. Его матушка, Селия, патриарх семейства Даймондов, наняла ее, когда предыдущая гувернантка без предуведомления оставила место.

Мужчина оценивающе смотрел на нее.

– Мне показалось, будто вы говорили, что сейчас все семейство в сборе? – Он с насмешкой напомнил сказанные ею ранее слова.

– Так и есть. – Она насупилась. – Однако старший мистер Даймонд…

– Вы говорите о Руфусе? – От веселого удивления глаза его еще больше потемнели. – Прежде я ни разу не слышал, чтоб его так здесь именовали: в ваших устах он делается уж совсем древним.

– Я не имею представления, сколько лет мистеру Даймонду, то есть мистеру Руфусу, – возбужденно промолвила Энни. – Но знаю, что он старше Энтони.

– На три года, – подтвердил мужчина, утвердительно кивнув головой. – И, поверьте мне, они сполна дают мне о себе знать, – добавил он, посмотрев на нее и ожидая, какова будет с ее стороны реакция на его слова.

Так это, оказывается, Руфус Даймонд? Этот мужчина с длинными волосами цвета воронова крыла, пронизывающим взглядом и мужественным лицом?

Кого ожидала она повстречать, зная о нем только по вскользь брошенным фразам, или видя, с каким восторженным обожанием говорит Джессика о собственном отце, сказать, конечно, трудно, но ясно, что только не этого опасно привлекательного и уверенного в своей силе мужчину. Быть может, оттого, что он был полной противоположностью своего брата Энтони – высокого блондина, чрезвычайно красивого, с голубыми глазами, всегда безукоризненно одетого в классический костюм.

Эти мужчины нисколько не походили друг на друга, ей бы самой никогда не догадаться, что они братья.

Энни сдержанно вздохнула, пытаясь разобраться в мыслях, теснящихся в ее голове.

– Это хорошо, что мы наконец-то встретились, мистер Даймонд. – Она протянула ему руку в подобающем случаю приветствии.

Ни один мускул не дрогнул на его лице.

– В самом деле? – настороженно проговорил он.

Она тяжело вздохнула и опустила руку. Ее ладони, несмотря на холодный и вязкий туман, клубившийся вокруг, были теплыми и слегка вспотевшими.

– Я новая гувернантка Джессики, мистер Даймонд…

– В самом деле? – перебил он. Искры веселья пропали из жестких темных глаз. – А как же Маргарет?

Она облизала сухие губы, почувствовав, что к ней стал возвращаться ее прежний страх; этот мужчина был столь силен, что с ним стойло считаться, когда его обуревала ярость. Вот как сейчас.

– По-моему, она оставила…

– Я уже слышал это, – отрывисто бросил он.

– Ну… и миссис Даймонд обратилась в агентство по найму…

– Почему? – С каждой секундой суровость в нем нарастала.

Энни нахмурилась.

– Я только что сказала вам. Маргарет ушла, а Джессике была нужна…

– Я хочу знать, почему ушла Маргарет, – с язвительной холодностью промолвил он.

– Не имею ни малейшего понятия, – она удивленно покачала головой. – Вам следует спросить об этом миссис Даймонд…

– Не беспокойтесь, именно для этого я и приехал сюда, – грубо ответил Даймонд, повернулся на каблуках и широким шагом направился к дому. Он на мгновение остановился, прежде чем густой туман совершенно поглотил его, и обернулся: – А вам я бы посоветовал вернуться к своей маленькой воспитаннице, а не бродить здесь, поджидая моего никчемного братца! – И исчез в непроглядных клубах тумана.

Снова наступила какая-то жуткая тишина. Словно Даймонда здесь и не было…

Однако Энни знала, что он был: ее до сих пор трясло от нежданной встречи. Теперь ей хотелось, чтоб он оказался просто заплутавшимся путником. Думать так было бы гораздо приятнее, нежели знать, что этот человек на самом деле твой работодатель.

Как быстро пропало его насмешливое настроение, лишь только он понял, кто она такая. Уход прежней гувернантки Джессики, очевидно, здорово его разозлил.

И впрямь мистер Рочестер! В юном, впечатлительном возрасте Энни прочла этот классический роман, и ей показалось, что она похожа на Джейн Эйр, вероятно, потому, что у нее тоже не было родителей, хотя проведенное ею время в сиротском приюте было довольно счастливым. Но Руфус Даймонд, разумеется, – это не мистер Рочестер. Да и она, как ни крути, не Джейн Эйр. Интересно, повела бы она себя как-нибудь иначе, знай с самого начала, кто он? Вероятно, была бы повежливей, но не позволила бы себя оскорблять. В конце концов, что ему известно о ней, чтобы бросать обвинение в любовной связи с Энтони?..

Теперь ее одолевали еще более тревожные мысли, чем час назад, когда она спустилась сюда, на пляж. Энни взволновала возможность получить это место. Преисполненная воодушевления, она приехала в эти края, радуясь, что будет вдали от Лондона. И пребывание здесь, в сельской местности, было ей по сердцу. Широкие, открытые взору просторы и дружелюбность местных жителей – чего так не хватало в большом городе. В Лондоне у нее даже не было молочника. Она покупала все продукты, включая и молоко, в работающем допоздна магазинчике рядом с тем домом, где она с тремя другими девушками снимала квартиру.

Переезд сюда сулил ей совершенно иной образ жизни. Ее детские и юношеские годы прошли в приюте, и потому выбор в колледже специальности воспитательницы казался вполне очевидным.

Получив сертификат, Энни пошла работать в детский сад. Однако присмотр за сорока ребятишками, которые ежедневно вечером уходили в свои семьи, не мог заменить семейное общение, как и раньше не сумел сделать это детский приют, и поэтому она обратилась в агентство по найму, надеясь получить место воспитательницы в семье.

Джессика Даймонд оказалась первой ее подопечной.

Это была очаровательная девочка восьми лет, с длинными вьющимися черными волосами, голубыми, словно васильки, глазами и живым умом. Легко полюбить девчурку, которая так радостно приветствует тебя после долгих часов, проведенных в школе, а вечерами твое общество в доме составляют лишь бабушка Джессики да ее дядя Энтони, непременно приезжавший сюда на выходные.

В субботу и воскресенье девочка с новой воспитательницей отправлялись на пляж и ездили верхом; даже в дождливые дни им не приходилось скучать: они играли с многочисленными игрушками, хранившимися у Джессики в спальне.

Но теперь вернулся отец Джессики. И, кажется, он вовсе не рад тому обстоятельству, что у его дочери новая няня…

Будущее вдруг предстало Энни в еще более мрачном свете, чем час назад. А все потому, что, поднявшись на скалу и войдя в дом, Руфус Даймонд узнает, что в прошлые выходные Джессика упала с лошади и теперь с растяжением лодыжки лежит в постели. Для недавно нанятой гувернантки забот уже хватало!

Сказать по правде, вины Энни в этом не было. Она сама новичок в езде на лошадях, потому не смогла бы ничего предпринять, чтобы уберечь Джессику от падения.

Энни почувствовала, что на глаза навернулась слезы. Она с первого взгляда полюбил, а дальнейшее сближение лишь углубило это чувство, особенно когда она обнаружила, что не только ей, но и Джессике недостает любви. Быть может, она бы и не позволила своей воспитаннице так полюбить себя, но если у маленького ребенка практически нет родителей, как не было их и у Энни, то разве возможно оттолкнуть от себя маленькую девочку?

Джессика потеряла мать в раннем детстве, поэтому у нее почти не сохранилось воспоминаний. Селия Даймонд, бабушка Джессики с отцовской стороны, была высокой, величавой блондинкой и, несмотря на свои чуть ли не шестьдесят лет, по-прежнему красивой женщиной, однако она с трудом контактировала с ребенком: наибольшим знаком внимания, которого могла ожидать от своей бабушки, было приглашение перед отходом ко сну в ее личную гостиную.

Но теперь вернулся отец Джессики, и все непременно должно измениться…

И одной из этих перемен может стать увольнение Энни.

Возвращаясь в дом, девушка шла неохотно, с трудом переставляя ноги. Тем не менее по тропинке она пробиралась осторожно: погода с тех пор, как она отправилась на прогулку, ухудшилась.

Дом на вершине скалы мог служить великолепным образцом готического стиля. Его размеры впечатляли. Энни училась пробираться сквозь хитросплетения многочисленных коридоров и гостиных в свою комнату чуть ли не целую неделю. Когда она приехала сюда, ей показалось невероятным, что в таком огромном доме постоянно живут лишь двое людей: пожилая дама и маленький ребенок. Хотя спустя несколько дней после прибытия в выходные Энтони с его невестой дом перестал казаться Энни столь уж большим.

Сейчас у нее появилось чувство, что дом сделается еще меньше от тревожащего ее присутствия в нем Руфуса Даймонда.

– Знаешь, Руфус, не было нужды связываться с тобой, – с раздражением говорила Селия Даймонд, когда Энни тихо проходила мимо дверей гостиной. – Доктор сказал, что это обыкновенное растяжение. Нечего впадать из-за этого в панику. Да и Энни все это время хорошо о ней заботилась…

– Кто такая, черт подери эта Энни? – прогремел отрывистый и ох какой знакомый голос.

– Так это из-за новой гувернантки ты пришел в такую ярость, – недружелюбно отвечала Селия. – Тебя здесь не было, Руфус… а впрочем, тебя никогда нет, – язвительно добавила она. – Что же мне оставалось делать, если Маргарет так неожиданно уволилась?

Услышав свое имя, Энни не могла сделать и шага.

– Ожидать, что ты сама присмотришь за Джессикой, полагаю, значит требовать от тебя слишком многого, – зло протянул Руфус. – Хотя до сих пор ты не смогла дать мне четкого объяснения, почему ушла Маргарет. И если эта Энни так уж хорошо заботится о Джесс, то почему девочка лежит сейчас в постели с растяжением?

От несправедливости последнего замечания у Энни перехватило дыхание. Если следить за каждым шагом девочки, придется во всем стеснять ребенка. Ведь он сам купил Джессике лошадь, с которой ее угораздило упасть.

– Быть может, мне самому следует спросить об этом у Энни! – Только Руфус произнес последние слова, как дверь гостиной настежь отворилась и всеобщему взору предстала смущенная Энни, которая, стоя в коридоре, подслушивала их разговор. – Ба! – рявкнул на нее Руфус Даймонд. – Полагаю, это и есть Энни?

Девушка посмотрела на него широко раскрытыми, испуганными глазами… и не только потому, что ее застали за подслушиванием под дверью, – ему ведь было прекрасно известно, кто она. Еще на молу она сообщила ему, что является гувернанткой его дочери. – В самом деле, Руфус, – надменно проговорила Селия Даймонд. – Иногда мне трудно поверить, что ты и впрямь сын Давида. Он всегда был настоящим джентльменом, не забывая и о своем положении главы нашего семейства, – уничтожающе продолжила она.

– Ты хочешь сказать, что это ты не забывала о своем положении супруги главы нашего семейства! – с отвращением ответил Руфус. – Я убежден, что мой батюшка только оттого и умер в сравнительно молодом возрасте, всего шестьдесят пять лет, что лишь таким образом и смог наконец-то избавиться от тебя и твоего честолюбия.

– Прекрати, Руфус! – От волнения у Селии началось удушье, она стиснула двойную нить жемчуга на шее, и на лице ее появилось выражение глубокой обиды. – Долгое отсутствие не оказало благотворного воздействия на твои манеры. Ты не забыл, что тут находятся слуги? – Она кинула пронизывающий взгляд в сторону Энни.

Энни осознала, что говорят о ней, лишь через несколько секунд. Слуги! Ну что ж… так оно и есть. Она работает на этих людей и за свою работу получает деньги. Но даже в этом случае…

– Не думаю, что Энни слишком уж по вкусу пришлось твое последнее замечание, Селия, – вставил Руфус Даймонд.

Энни поняла, что он следил за каждым движением ее лица… и получал, верно, от своих наблюдений огромное удовольствие.

Она гордо вскинула голову.

– Миссис Даймонд совершенно права. Ваша беседа носит сугубо семейный характер. Однако я хотела бы, мистер Даймонд, поговорить относительно несчастного случая с Джессикой в более удобное время. – Она вызывающе посмотрела ему в глаза, слегка смущенная тем обстоятельством, что он, по всей видимости, не поведал своей матушке о том, что они уже встречались до этого на пляже.

Но ведь и сама Энни не призналась в этом. Объяснить последнее достаточно просто: она и впрямь не должна была появляться сегодня на пляже. В первые же дни пребывания в этом доме Селия предупредила Энни, что в плохую погоду не следует спускаться на пляж.

– Ну что ж, мне как раз сейчас удобно, – сказал Руфус Даймонд.

– Сегодня, во второй половине дня, у Энни выходной, – быстро сообщила Селия, прежде чем сама Энни сумела что-либо ответить ему.

Руфус посмотрел на нее сузившимися глазами.

– Это правда? – наконец протянул он.

– Да, – живо подтвердила она. – Однако я никуда не собиралась выходить и потому охотно поговорю с вами, как только вы закончите беседу с вашей матушкой… – Она внезапно замолчала и удивленно нахмурилась, так как ее слова вызвали у Руфуса грубый хохот. – Я сказала что-нибудь… смешное?

– Для меня – да. Для Селии нет, – ответил Руфус и вновь иронично улыбнулся. – Коль ты прожила здесь уже два месяца, тебя должен был кто-нибудь посвятить в историю нашей семьи…

– Руфус! – резким тоном предостерегла его Селия, на ее щеках от злости появились пятна румянца.

Он лишь вскользь посмотрел на нее.

– Неужели есть еще кое-что, что слугам знать не полагается? – поддел он.

Селия бросила на него один из своих пугающих взглядов – впрочем, взгляд этот не возымел действия – и повернулась спиной к Энни.

– Может быть, вы подымитесь и посмотрите, как там Джессика, – спокойно предложила она, хотя ее слова больше походили на приказ. – Я уверена, что вы и Руфус найдете возможность встретиться позже, – кончила она.

Спору нет, Селия Даймонд могла позволить себе по отношению к прислуге легкую снисходительность, хотя все несколько осложнилось с тех пор, как Энтони с невестой прибыл сюда погостить. Но все же большую часть времени Энни проводила в свое удовольствие, находя радость в занятиях с Джессикой.

Однако сейчас Энни не могла избавиться от чувства, что приезд Руфуса Даймонда должен все изменить.

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Разве это не здорово? – Глаза Джессики горели темно-синим пламенем. – Папа дома! – От радости она захлопала в ладоши.

Как хотелось Энни разделить восторг девочки, однако, оставив Даймонда внизу в гостиной лишь пару минут назад, она не торопилась встретиться с ним снова. Впрочем, девочка, очевидно, не ожидала, что отец поднимется к ней в спальню.

– Это настоящий сюрприз для тебя, – осторожно заметила Энни, поправляя подушки за спиной своей питомицы. – Твой отец часто возвращается так неожиданно?

– Всегда! – Джессика столь энергично кивнула головой, что ее темные локоны подпрыгнули. – Но и уезжает он так же внезапно, – задумчиво прибавила она.

Энни понимала, почему ему приходится так поступать: специальный корреспондент отправляется туда, где есть материал для газеты, а события, достойные публикации, могут произойти где угодно. Но его отсутствие довольно тяжело созывалось на дочери. Хотя Энни должна признать, Джессика оказалась очень общительным ребенком, и конечно, нельзя было сказать, что она брошена на произвол судьбы.

У Энни по-прежнему не выходило из головы, что так могло развеселить Руфуса Даймонда. Ни он, ни Селия не потрудились объясниться, и Энни, извинившись, поднялась наверх к Джессике.

– Как ты себя чувствуешь? – улыбнулась она, глядя сверху вниз на свою юную воспитанницу.

Джессика в ответ лишь ухмыльнулась… по-своему. Энни теперь знала, что ее ухмылка ну нисколько не похожа на отцовскую.

– Достаточно хорошо, чтобы спуститься вниз, к обеду, – бодро объявила девочка.

У Энни при этих словах упало сердце. Если Джессика к обеду спустится в столовую, то и ей, следовательно, придется сделать то же самое. И если напряженный разговор между Селией и Руфусом служит свидетельством того, какие взаимоотношения сложились у этого человека с остальными членами семьи, то данное обстоятельство не будет способствовать хорошему пищеварению.

– А стоит ли? – Своим вопросом она словно подталкивала девочку к другому ответу. – Тебе ведь еще приходится передвигаться на костылях. – Несчастный случай произошел в выходные, три дня тому назад, и доктор предписал Джессике несколько дней постельного режима, не разрешая подвергать лодыжку какой-либо нагрузке.

Сперва Джессику развлекало то, что ей прислуживают, что к ней в спальню являются гости, но затем прелесть новизны начала приедаться. В результате сегодня утром она заявила, что ненадолго встанет, хотя после двух часов, проведенных в движении, она с радостью вернулась обратно в постель, чтобы снова провести в ней остаток дня. Но только, кажется, не нынешнего, ведь вернулся ее папа!

– Папочка отнесет меня вниз, – горячо уверяла ее Джессика. Эта мысль, очевидно, пришлась ей по сердцу.

– Чем скорее ты станешь на ноги, тем скорее вернешься в школу, – поддразнила Энни маленькую девочку.

При этих словах личико Джессики озарилось.

– А можно я пойду завтра?

Энни покровительственно рассмеялась, зная, что освобождение от занятий в частной школе послужило дополнительным поводом для пребывания Джессики в постели. Но даже это обстоятельство перестало играть свою роль, когда девочка начала скучать по одноклассникам, особенно по своей лучшей подруге Люси.

– Полагаю, придется чуть-чуть подождать. – Энни покачала головой. – Кроме того, теперь ты будешь проводить время с папой. – При этой мысли ее настроение ухудшилось. Но она все же надеялась, что самой ей не придется с ним общаться. – Поговорим-ка вот о чем, – живо добавила Энни, – не лучше ли мне сейчас принять душ и переодеться к обеду, чтобы затем вернуться и помочь тебе?

– А папа скоро поднимется ко мне? – Его долгое отсутствие привело девочку в дурное расположение духа.

– Я уверена, что очень скоро. – Энни ободряюще сжала руку девочки. – Когда я поднималась, он зашел поздороваться с твоей бабушкой.

На лице Джессики появилась гримаса.

– Ох!

Очевидно, напряженные отношения, существовавшие между Руфусом и Селией, ни для кого не были тайной, даже для девочки.

– Постарайся немного поспать, – подбодрила ее Энни. – Тогда за обедом тебя не будет клонить в сон.

Как бы ей хотелось спуститься к себе и проспать весь обед: трапеза, с приездом Руфуса Даймонда, обещала быть весьма неспокойной.

– Энни!

Она резко обернулась, когда услышала свое имя. Румянец прилил к ее щекам – она увидела Энтони, торопливо направляющегося к ней. Ее сердце от волнения забилось быстрее.

– Боже мой, прости меня за сегодняшнее, – взволнованно произнес Энтони, подойдя к ней. Его белокурые волосы были немного растрепаны ветром, а в небесно-голубых глазах светилась тревога. – Давина решила, что ей срочно надо съездить в город, и мне из-за плохой погоды пришлось везти ее. – Он довольно похоже изобразил манеру своей невесты говорить слегка задыхаясь. – Надеюсь, ты не долго ждала меня на молу, – извиняющимся тоном произнес он, взяв ее руку в свою.

Вновь Энни была очарована синевой его глаз. Ноги вдруг подкосились, и ее рука, встретившись с его, задрожала.

Как Руфус Даймонд догадался, что именно его брата она поджидает на молу? И что еще важнее: как ему стало известно, что между ней и Энтони завязался роман?

Энни потянуло к Энтони сразу же, стоило ей только его увидеть: несколько недель назад он приезжал сюда погостить. Слишком поздно она поняла, что он помолвлен с другой; и для него практически невозможно порвать эту помолвку.

– Не очень долго, – ответила она, хотя и прождала его до появления Руфуса Даймонда чуть ли не час. От близости Энтони ее голос сделался прерывистым.

– Мне действительно жаль. – Энтони, улыбаясь, пожал ей руку. – Я знаю, нам надо поговорить; у тебя, должно быть, есть вопросы, которые ты хочешь задать мне.

И вновь Энни почувствовала волнение, когда подумала о том, что, возможно, сейчас он скажет, какие чувства питает к ней. Интересно, а поцелует ли он на этот раз, как тогда в воскресенье.

Его матушка и Давина тем утром отправились на пару часов проведать живущих по соседству друзей, а Энтони остался дома, сославшись на то, что ему надо подготовить кое-какие бумаги для одного важного дела. Позже он сказал ей, что надеялся на случай, который даст ему возможность побыть с Энни наедине.

В некотором роде то, что он остался в воскресенье дома, было удачей, потому что он помог ей позаботиться о Джессике, когда та упала с лошади: отвез их в больницу, чтобы девочке сделали рентгеновский снимок лодыжки, а потом, когда они вернулись, отнес маленькую страдалицу в ее спальню и сидел с ними, пока Джессика не заснула.

Тогда-то он и поцеловал ее. Энни была ошеломлена. Она пришла в восторг. Ведь чувствам, которые она прятала в своей душе долгие недели, был дан ответ.

Но это был лишь краткий миг счастья. Позже, узнав, что Энтони обручен и должен жениться на другой женщине, Энни почувствовала себя опустошенной.

Он объяснил, что больше не любит Давину, однако у него нет никакой возможности сейчас сказать ей об этом, ведь отец Давины является старшим партнером в юридической фирме, на которую работает Энтони.

Оправдать выбор Энтони Энни могла, однако она не знала, какая ей в этой ситуации уготована судьба.

– Неважно, – сказала Энни, все еще ощущая неловкость оттого, что он обручен с Давиной. – Я…твой брат дома, – безжизненно выдохнула она. Доведется ли ей еще когда-нибудь встречаться с Энтони? Ее по-прежнему грызло сомнение, останется ли она работать в доме после сегодняшней встречи с Руфусом.

Слова Энни электрическим ударом обожгли Энтони. Он вдруг отступил назад и выпустил ее руку.

– Руфус вернулся?

– Он внизу, вместе с вашей матушкой, – утвердительно кивнула Энни, чувствуя себя совершенно несчастной из-за возвращения того, другого мужчины. Фактически единственным существом, кто был рад видеть его, была Джессика. – Меня удивляет, что ты не встретил брата, когда поднимался наверх, или не услышал его, – тихо добавила она. Руфус Даймонд выразил свое неудовольствие по поводу появления у Джессики новой гувернантки весьма громогласно!

Энтони по-прежнему хмурился.

– Я сразу поднялся к тебе наверх. Ты не знаешь, сколько он здесь пробудет?

– Он только что приехал, – удрученно ответила она.

– В прошлый раз, по-моему, он не провел с Джессикой и двадцати четырех часов. Отец называется! – презрительно сказал Энтони и тут же спросил: – А ты его уже видела? Разговаривала с ним? Судя по твоей реакции, да.

Энни облизала сухие губы.

– Он, кажется, не… слишком рад уходу Маргарет.

Светлые брови Энтони поползли вверх.

– Интересно, почему? Гувернантка – это только гувернантка… ох, не ты, конечно, любимая, – тут же извинился он, поскольку на ее лице появилось ошарашенное выражение. – Я просто удивлен тем, что Руфус вообще смог отличить одну гувернантку от другой.

Ну что ж, на этот раз он, по-видимому, определенно усмотрел разницу. Впрочем, Энтони ошеломил Энни своей нежностью: неужели он в самом деле любит ее?

– Маргарет была блондинкой. Энни рыжеволосая, – послышался знакомый голос. – Полагаю, даже я сумел бы отличить их, – с сарказмом закончил Руфус Даймонд, проходящий по коридору.

Энни опять поразило то, что между двумя братьями не было и капли сходства: Руфус был выше брата по крайней мере на пару дюймов. Его темные и длинные волосы были растрепаны, тогда как над копной белокурых волос Энтони поработала опытная рука парикмахера. Да и в одежде их вкусы явно не совпадали: Руфус предпочитал джинсы, а Энтони носил сшитые на заказ брюки. Их обоих можно назвать красавцами… но сколь разительна эта красота. У Энтони была этакая юношеская красивость, а черты Руфуса Даймонда отличались еще и выразительностью.

Если Руфус слышал это замечание, уж наверняка он услышал, как брат назвал Энни своей любимой.

Темно-синие, устремленные на нее глаза холодно, оценивающе сузились, и Руфус перевел взгляд на брата.

– Давина ломает голову, куда ты подевался, – язвительно произнес он. – Я сказал ей, что стоит только оглядеться в поисках какой-нибудь девушки с хорошеньким личиком, и она, без всякого сомнения, отыщет тебя возле нее! И был прав, – тихо добавил он, и вновь его задумчивый взгляд обволок Энни.

Она почувствовала, как вспыхнули ярким румянцем щеки. И вовсе не оттого, что этот мужчина назвал ее хорошенькой. Почему Руфус так презрительно к ней относится? Он ведь даже не знает ее! Впрочем, по тому, как он говорит с ней, по тому, как он отзывается о ней, видно, что он не собирается дать себе время узнать ее лучше.

– Я просто спрашивала у Энтони, намерены ли вы подняться к Джессике, – едко ответила она ему. – Девочка надеется, что вы придете.

– И она права, потому что я иду именно к ней, – бросил он.

От удовольствия, она успела отметить, его глаза еще больше потемнели.

Невозмутимо встретившись с его взглядом, Энни проговорила:

– Я уверена, что Джессика будет на седьмом небе.

К ее удивлению, Руфус, откинув голову назад, коротко рассмеялся. Выражение его лица стало более доброжелательным, и, когда он сверху вниз посмотрел на нее, на губах у него играла прежняя ухмылка.

– Мне очень хочется узнать, природный ли это цвет или позаимствованный из флакона. – Он, протянув руку, легко взъерошил ее темно-рыжую, короткую, вьющуюся прядь. – Вот теперь я знаю, что это природный цвет. С такой девушкой я был бы настороже, Энтони, – сказал он брату. – Она может напасть и укусить. – И, предоставив этой насмешке витать в воздухе, он бесшумно вошел в спальню Джессики. Через секунду оттуда донесся восторженный вопль девочки.

– Что значит его последняя фраза? – резко спросил Энтони. – О чем именно вы оба говорили, когда сегодня встретились?

Энни сердито пригладила волосы. Руфус Даймонд и впрямь обращается с ней, словно она ровесница Джессики. Хотя, судя по тому, что он сказал относительно нее и брата, он, кажется, и правда верит, что…

– Энни! – нетерпеливо сказал Энтони. – Я спросил тебя, о чем ты и Руфус говорили днем, – повторил он, встретив ее удивленный взгляд.

Мысленно Энни вернулась к тому утреннему разговору, когда по ошибке приняла его за нарушителя… она знала, что не сможет рассказать Энтони об этом. Ей и так уже было неудобно оттого, что при их встрече не присутствовал кто-нибудь еще.

– Почти ни о чем, – туманно ответила она. – Впрочем, он предупредил меня, чтобы я была осторожна. Сказал, что когда-то на пляже кто-то погиб. – Она растерянно посмотрела снизу вверх на Энтони.

Он задумчиво поджал губы.

– Неужели сказал? – медленно проговорил Энтони. – А не упоминал кто?

– Нет, – она пожала плечами. – Мы не так долго говорили.

– Гм, – Энтони не отступал, – интересно, что он тебе поведал о том случае?

Теперь была заинтригована Энни.

– А это правда?

– Не имеет значения, – беззаботно сказал Энтони. – Кстати, пока Руфус здесь, нам следует быть более осторожными, выбирая время и место свиданий.

Сегодня днем, стоя на молу, она как раз думала, ожидая его – напрасно, как выяснилось, – встретятся они снова или нет. Да, он по-прежнему чувствовал к ней влечение, а ей нравилось чувствовать себя желанной, однако он обручен с другой женщиной… неважно, сколько фарса с его стороны было теперь в этой помолвке.

Такие мысли теснились в голове Энни. Теперь она ни на минуту не забывала о его помолвке. Пусть даже ей и отвечают взаимностью, все равно с ее стороны неправильно испытывать подобные чувства к мужчине, который имеет обязательство перед другой женщиной.

Она сделала глубокий вдох.

– Пожалуй, нам не следует встречаться…

– Я надеялся, что ты так скажешь. – Энтони на секунду обнял ее и, отпуская из своих объятий, улыбнулся. – Это не продлится долго. Как я уже сказал, в свой прошлый приезд Руфус не пробыл дома и суток. Когда он уедет, мы снова сможем встречаться друг с другом, ни о чем не беспокоясь.

Это было вовсе не то, что намеревалась сказать Энни. Как бы ни было ей больно, единственное решение, к которому она пришла, – положить конец отношениям с Энтони. Во всяком случае, до тех пор, пока Энтони не решит, что же ему делать с его помолвкой. Но Энтони неправильно истолковал ее слова.

– Ты и вправду чудо, Энни, – охрипшим голосом проговорил он, и его голубые глаза засияли. – Как я мог быть настолько глуп, чтобы подумать, что с Давиной меня ждет счастье? – Он покачал головой, удивляясь нелепости такого предположения. – Я все устрою, Энни, ты увидишь. А пока буду держаться как можно дальше от Руфуса. И предлагаю тебе последовать моему примеру.

Легко сказать!

Как Джессика и надеялась, папочка пришел снова и отнес ее к обеденному столу. Для этого ему пришлось подняться к Джессике в спальню. А поскольку Энни тоже была там, помогая девочке надеть свое самое прелестное платье – красный бархат, отороченный тонкими кружевами вокруг шейки и на манжетах, – то и часа не прошло, как она вновь повстречалась с Руфусом. Он был одет в смокинг и белоснежную рубашку с черной бабочкой. И этот парадный костюм только подчеркивал внутреннюю силу Руфуса Даймонда.

– Наш мышонок не намерен утомлять вас сегодня вечером? – усмехнулся он. – Или Энтони удалось вселить в вас спокойствие?

На личике Джессики появилось удивленное выражение.

– Но у нас не водятся мыши, папа, – сказала она.

Энни не стала притворяться, будто не понимает, что слова Руфуса обращены прямо к ней. Обычно она была спокойной и держала себя в руках: в детских домах вспышки раздражения не сходили с рук. Но в присутствии этого мужчины ей все труднее становилось сохранять душевное равновесие.

– Ваш младший брат не говорит со мной свысока, – заявила она.

Улыбка мгновенно исчезла с лица Руфуса; он нахмурился, что придало ему грозный вид и заставило Энни подумать, так ли уж умно с ее стороны отвечать в столь резкой форме. В конце концов, это ее работодатель.

– Не сдавайте своих позиций, Энни, – отрывисто бросил он, словно сумел разглядеть в ней внутреннюю неуверенность.

Похоже, что сумел. И не мудрено: Энни никогда не была мастерицей скрывать свои чувства. И это стало еще одной причиной разрыва едва начавшихся отношений с Энтони. Подобное увлечение принесло бы ей только горе и, пожалуй, послужило бы основанием для увольнения, лишив общения с девочкой, которую она уже обожала. О такого рода осложнениях Энни не подумала, когда решила работать в семье.

– Кстати, и я не говорю с вами свысока, – твердо проговорил Руфус. – Джессика весь вечер только и делала, что превозносила ваши достоинства. – Он нежно погладил девочку по голове, и в ответ раздалось довольное хихиканье. Руфус обернулся к Энни и посмотрел на нее мрачными, пронзительными глазами. – Детей трудно обмануть.

И это было правдой: еще будучи в приюте, Энни легко могла отличить, какие люди проявляют к ней искренний интерес, а какие только делают вид.

– Папочка, – осторожно вмешалась девочка. – Что значит «превозносила ваши достоинства»? – Она в смущении сморщила носик.

– Это означает, барышня, – Руфус, легонько покачивая дочку на своих руках, улыбался, глядя на нее, – что ты думаешь, будто Энни бесподобна!

– Конечно, – заверила Джессика без тени сомнения.

– Ну уж и бесподобна, – поддразнивал Руфус девочку, с церемонным видом неся ее вниз по широкой лестнице.

Энни со счастливым видом шагала позади, довольная явной, несмотря на трехмесячное отсутствие Руфуса, близостью между отцом и дочкой. Эти двое, казалось, не расставались ни на один день, столь естественной была их горячая привязанность друг к другу.

– Заметь, – остановившись, заговорщически прошептал Руфус Джессике, – когда я повстречал Энни, мне и в голову не пришло, что она гораздо старше тебя! – Это последнее, игривое замечание сопровождаюсь взглядом, брошенным на раскрасневшуюся Энни. – Сейчас, в этом черном платье, она выглядит… гораздо старше, – не задумываясь, добавил он, многообещающе окидывая ее взглядом.

– Я сама помогала ей выбирать платье, – гордо сказала Джессика.

Прежде Энни действительно не испытывала слишком уж большой потребности приобретать парадную одежду, но теперь она ей понадобилась для званых обедов у Даймондов. После двух таких приемов, на которые Энни явилась в обычных юбке и блузе, она сразу почувствовала себя тем, кем на самой деле и была, – наемной прислугой – и решила обновить гардероб. В первое же свободное воскресенье, взяв с собой Джессику, она отправилась в город и приобрела три платья, которые в сочетании с различными безделушками вполне подходили для приемов в доме Даймондов. В тот же день Энни была представлена епископу и судье, так что обновки оказались вполне оправданными.

Она купила черное, ярко-синее и белое платья, и сегодня она надела черное, которое хотя и не подчеркивало фигуру, но и не скрывало ее, к тому же его длина позволяла любоваться ножками прекрасной формы.

– И Энни гораздо старше меня, – возмущенно добавила Джессика. – Ей двадцать два. Она сама мне сказала.

– О да, гораздо старше, – согласился Руфус, и только подергиванье губ, когда он на короткое мгновение обернулся к Энни, говорило о том, что он едва удерживается от смеха – и опять на ее счет.

– В самом деле, папа, – Джессика, сама того не подозревая, заговорила в эту минуту, как ее бабушка, – порой ты бываешь таким глупым. – Она подчеркнуто покачала головой… и опять точь-в-точь как Селия.

Энни хмыкнула: слово «глупый» как-то не вязалось с образом Руфуса… С момента их первой встречи у нее сложилось совершенно иное представление.

Следующие два часа, проведенные за обеденным столом вместе с членами семьи Даймонд, казалось, не имели ничего общего с тем, что принято называть семейным обедом.

Это была самая странная трапеза, на которой Энни когда-либо присутствовала. Нет, она не имела в виду поданные блюда. Как обычно, повариха миссис Уилсон приготовила все превосходно: домашний паштет, утка в восхитительном апельсиновом соусе и под конец свежие фрукты и портвейн. Но хоть Даймонды и отдавали должное блюдам, за столом царила напряженная тишина, и это чувствовали все, кроме Джессики… счастливой Джессики, которая устроилась рядом со своим отцом. И причиной охватившего всех напряжения был Руфус Даймонд… хотя, несмотря на всеобщее внимание к нему, он, казалось, так же как и его дочь, не замечал общей скованности.

Джессика сидела между ними, и Руфусу, чтобы сказать несколько слов Энни, приходилось наклоняться вперед.

– Весело? – спросил он со все той же сдерживаемой насмешкой.

Ей хотелось, чтобы обед быстрей подошел к концу, по крайней мере та его часть, в которой она вместе с Джессикой должна была принимать участие. Обычно, когда подавали кофе и портвейн, девочка отправлялась в постель. Но сегодня привычный порядок мог быть нарушен, ведь здесь ее отец.

Что же насчет веселья за столом… Селия казалась совершенно неприступной, тогда как Давина, высокая, элегантная блондинка, при всяком удобном случае без зазрения совести флиртовала с Руфусом, а Энтони… ну, Энтони, по-видимому, погрузился в задумчивость и мало на кого обращал внимание. Последнее заставило Энни вздохнуть с облегчением: меньше всего она хотела дать Руфусу повод для подозрений.

– Да, благодарю, – натянуто ответила она.

Но он улыбнулся уже знакомой свирепой улыбкой.

– Врунишка!

Она, не дрогнув, встретилась с ним взглядом.

– Я, разумеется, имела в виду еду.

И опять Энни была ошеломлена, когда он, откинув голову, от всего сердца хрипло рассмеялся. Вокруг его глаз и рта она заметила морщины, появившиеся от смеха, и вдруг поняла, что Даймонд много смеется. И, скорее всего, не только над другими. Похоже, он способен смеяться и над собой. Этот мужчина был для Энни загадкой, хамелеоном: то отчужденный и неприветливый, то искрящийся юмором. На то, чтобы понять такого человека, может уйти вся жизнь…

Перестав тешить себя подобными мыслями, Энни виновато посмотрела на Энтони и вновь поразилась его красоте. Он заговорщически улыбнулся, словно почувствовав ее замешательство… Энни сомневалась, что Энтони стал бы ей так улыбаться, знай он, что именно думала она о его брате.

– Не расскажете нам какой-нибудь интересный случай, Энни? – прервал ее мысли надменный голос Селии Даймонд. – По-моему, мы могли бы доставить себе немного удовольствия, – сухо добавила она, показывая всем своим видом, что тяжелая атмосфера этого вечера и на нее оказала неприятное воздействие.

Энни бросила на Руфуса взгляд, который ясно говорил: «Помогите…» Хотя, не очень хорошо зная Руфуса, она была уверена, что он, пожалуй, просто получает удовольствие, наблюдая, откинувшись на спинку кресла, ее замешательство.

– Самое интересное, что можно сейчас сказать, касается Джессики. – Слава Богу, Руфус пришел ей на помощь. – Речь идет о том, – добавил он, ласково подмигнув дочери, – что Джессике, полагаю, пора в постель. И никаких возражений, барышня, – добавил он с мягким укором, когда увидел, что девочка готова возразить ему. – Тебе надо хорошенько выспаться, если ты хочешь завтра обыграть меня в шахматы.

Энни в первый раз слышала, что Джессика играет в шахматы. Девочка была слишком юной для такой сложной игры. Не показывая своего удивления, Энни встала, намереваясь по первому же указанию Руфуса удалиться из столовой. Но, похоже, для нее этот вечер не так скоро подойдет к концу. Руфус остановил Энни и повернулся к остальным.

– Пейте кофе без меня, – сказал он своим домочадцам, легко беря девочку на руки, и, покачивая ее, добавил: – Как только мы уложим Джессику спать, я намерен поговорить с Энни.

Не то, что пришлось расстаться со своим кофе, тревожило ее, даже не то, что они уходят вдвоем, а безобидное замечание «поговорить с Энни».

О чем Руфус собирается говорить с ней?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

– Прекрасные рекомендации. – Руфус положил письма, которые только что прочитал, перед собой на стол и задумчиво прищурил глаза. – Они, должно быть, жалели, когда вы уходили из детского сада.

Это было утверждение, а не вопрос. Бренда Томпсон, заведующая детским садом, так черным по белому и написала в рекомендательном письме.

Они находились в кабинете Руфуса Даймонда, просторном помещении, обставленном тяжелой мебелью из красного дерева. Кабинет располагался рядом с библиотекой. До сих пор Энни даже не подозревала о его существовании. Но это обстоятельство не удивляло ее: дом был построен так, что имел две совершенно изолированные части. Одна предназначалась для прислуги; другую, по-видимому, не использовали для жилья: там были десятки комнат, куда Энни даже не заглядывала.

Когда они поднялись наверх, Руфус, поцеловав перед сном дочку, дал Энни возможность уложить девочку в постель, сказав, что будет ждать в своем кабинете внизу. Энни пришлось расспросить Джессику, как пройти в кабинет ее отца.

И вот она сидит напротив него, с невольной робостью глядя на непроницаемо серьезное лицо Руфуса Даймонда. У нее появилось такое чувство, словно она снова превратилась в ребенка, которого вызвали к начальнице, миссис Джеймс, из-за Бог весть какого проступка. Не то чтобы она была примерной воспитанницей. Ее девизом служило изречение: «Смотри себе под ноги и держись подальше от неприятностей». И он вроде бы себя вполне оправдывал.

– Прекрасные рекомендации, – медленно повторил Руфус, снимая смокинг и отстегивая бабочку. Впрочем, от этого его вид не стал менее неприступным. – Но здесь практически ничего не сказано про вас. Кто вы? Где ваша семья? Способны ли вы тоже без всякого предупреждения оставить свое место? – прибавил он мрачно, по всей видимости вспоминая об уходе Маргарет. – Полагаю, я вправе задать вам эти вопросы: в конце концов, моя дочка будет находиться под вашей опекой.

Мысленно Энни согласилась с ним. Она понимала, что поступила бы так же, если бы речь шла о благополучии собственной дочери. И все же эти вопросы со стороны Руфуса Даймонда являлись вторжением в личную жизнь. И, несмотря на их обоснованность, ей не хотелось вдаваться в подробности своей личной жизни.

– Я Энни Флетчер, обыкновенная сирота Энни, – сухо сообщила она. – У меня нет родителей, и я не оставлю свое место или Джессику, не дав вам соответствующего объяснения и времени, чтобы подыскать замену.

Его рот искривился.

– По-моему, Маргарет говорила мне то же самое.

Энни пожала плечами:

– Вам следует спросить о причине ухода у самой Маргарет, я же ее никогда не видела. – И действительно, когда Энни приехала сюда два месяца назад, Джессика уже почти неделю обходилась без присмотра. – Все, что я могу пообещать вам, так это то, что я не поступлю подобным образом.

– Можете верить или не верить – дело ваше, так, что ли, а? – резко спросил Руфус.

– Я вовсе не это имела в виду, – спокойно сказала Энни, немного раскрасневшись. – Конечно, вы можете верить или не верить моим словам. Вы мой работодатель и совершенно обоснованно требуете гарантий. У меня есть все основания сомневаться, что я когда-либо решусь оставить Джессику. – Когда она заговорила о девочке, выражение ее лица смягчилось.

В темных оценивающих глазах Руфуса появилась заинтересованность.

– Вы любите мою девочку?

– Очень, – невозмутимо ответила она, внутренне готовясь к другим вопросам, которые Руфус Даймонд непременно задаст и которые наверняка не будут столь безобидными.

– И еще вы любите моего братца?

Ну вот, началось! Впрочем, ничего неожиданного здесь не было: с того момента, как они втроем столкнулись в коридоре, Энни знала, что Руфус спросит ее об этом. И не ошиблась!

– Я чувствую симпатию ко всем членам семьи, – уклончиво отвечала она.

Рот Руфуса сжался в тонкую линию.

– Даже к Селии? – поддел он.

Энни понимала, что и Селия, и кто-нибудь другой на ее месте относились бы к гувернантке с высокомерием, считая ее обыкновенной прислугой. Селия по крайней мере не притворялась, что дело обстоит иначе, но преимущественно обращалась с Энни хорошо.

– Даже к Селии, – твердо проговорила она.

Руфус невесело улыбнулся.

– Мне кажется, старухе много чего не по нраву, – спокойно проговорил он.

– Вовсе не так, – негодующе сказала Энни. – Миссис Даймонд по-своему добра ко мне. – Она пожалела о последних словах, едва успев произнести их: ими она открывала перед Руфусом лазейку, а этого ей вовсе не хотелось. И последствия ее оплошности не заставили себя ждать.

– Вот именно, по-своему, – уточнил Руфус. – Я помню Селию с двухлетнего возраста… и ни разу не видел, чтобы она проявила к кому-нибудь доброту. Просто так, без особенной причины, – прибавил он цинично. – А уж гувернантки моей дочери точно не подпадают под эту категорию.

Энни не желала перемывать кости Селии. Но факт, что Руфус помнит Селию с двухлетнего возраста, заинтересовал ее. Разумеется, большинство детей мало что помнят о своих родителях, однако в его словах крылось нечто совсем другое…

Она была уверена, что Руфус заметил замешательство на ее лице.

– Вы что, в самом деле почти ничего не знаете про нашу семью, а? – спросил он, медленно выговаривая каждое слово.

Она знала, что любит Джессику, что Селия в совершенстве исполняет роль владелицы особняка… и что Энтони, попавшись в расставленные сети, оказался помолвлен не с той женщиной.

– Пожалуй, нам следует вернуться к первому вопросу, – теперь Руфус говорил решительно, не спуская с нее темных, наблюдательных глаз. – Насколько хорошо вы знаете Энтони?

Очевидно, не очень хорошо. Например, до последней субботы она и не подозревала, что у того есть невеста. Несколько раз он приезжал на выходные сам по себе. В один из таких дней Энни обнаружила, что начинает поддаваться его обаянию. Это было потрясением… и разочарованием… когда в субботу он явился вместе с Давиной, чтобы погостить здесь неделю.

– Совсем ничего, – честно ответила она. Разве обязательно знать всю подноготную человека, чтобы чувствовать к нему расположение?

Руфус по-прежнему не спускал с нее глаз.

– В таком случае, – сурово произнес он, – мой вам совет: держитесь-ка от него подальше.

Внешне она осталась спокойной, однако от уверенной силы, прозвучавшей в словах Руфуса, у нее внутри что-то дрогнуло. С самого начала было видно, что братья не питают друг к другу особой любви. Но Руфус Даймонд опять заговорил с ней так, словно она не старше Джессики.

– Это отеческий совет, мистер Даймонд? – язвительно спросила она.

Его губы плотно сжались – она попала в цель.

– Я лишь немного пошутил с Джессикой, когда упомянул про ваш возраст. – Он легко догадался, на что она намекает. – Также я беру назад все сказанное мною на пляже, будто вы молоды и впечатлительны, – добавил он, изучая ее ошеломленное лицо. – Быть может, вы и молоды, но отнюдь не наивны.

Энни резко вздохнула: ей как-то не верилось, что она не ослышалась.

– Спасибо, – хрипло поблагодарила она, не смея встретиться взглядом с темно-синими глазами Руфуса.

– А насчет того, отеческий мой совет или нет, – живо продолжил он, – могу лишь повторить: вам лучше принять его.

Теперь Энни рассердилась. Руфус появился в доме лишь несколько часов назад, но, казалось, все это время только тем и занимался, что отдавал приказания и расстраивал людей, особенно ее… Заботы о Джессике – это одно, а ее личная жизнь – совсем другое!

Тем не менее следующие слова она подбирала осмотрительно:

– Вы весьма добры, мистер Даймонд…

– Не более, чем Селия, – зло прервал ее Руфус, – или Энтони, раз уж на то пошло. На самом деле у нас не очень доброе семейство, – подытожил он.

– В таком случае, я удивлена, что вы покинули… – Внезапно она замолкла, увидев, как помрачнело его лицо. Энни поняла, что вопросы, касающиеся Джессики, Руфус не обсуждает.

Он стремительно поднялся, заполнив собой, как казалось, весь кабинет.

– Вы совсем не юная и не впечатлительная, – неторопливо проговорил Руфус. – И, ради Бога, избавьтесь от этого настороженно-испуганного выражения на лице, – с отвращением сказал он ей, обойдя вокруг стола и сев на него прямо перед ней. – Может, меня нельзя назвать добрым, Энни, но за всю жизнь я ни разу не ударил женщину. И не собираюсь начинать с вас. Я оставил здесь Джессику, потому что ее мать умерла. – Это была простая констатация факта, ничего не говорящая о чувствах, вызванных утратой. – А я, отправляясь в командировки, не мог брать ее с собой.

Разумность таких доводов Энни понимала. К тому же Джессике жилось здесь гораздо лучше, чем, например, Энни, когда она находилась в приюте. Ее родная мать умерла вскоре после родов, а отца она вовсе не знала. Джессика же обожала своего отца, несмотря на его длительные отлучки.

Энни облизала пересохшие губы.

– Простите, я не хотела критиковать…

– Однако сделали это, – на сей раз без раздражения сказал Руфус. – И я, верно, заслужил критику. – Вытянув руку, он взял Энни за подбородок и нежно приподнял ее лицо так, чтобы она не смогла отвести своих глаз от его. Казалось, он больше не сердится, на его губах играла улыбка. – Вы подходите, Энни Флетчер, – медленно проговорил Руфус – Вы любите мою дочь: большей рекомендации и не требуется.

Едва дыша, Энни смотрела на Даймонда. Теперь она ясно различала кобальтовую синеву его глаз, все остальное, казалось, исчезло; она не пошевелилась даже тогда, когда теплые пальцы Руфуса коснулись ее нежной шейки.

Девушка провела языком по пересохшим губам. Горячий румянец окрасил щеки, когда она увидала, что он смотрит на ее рот. Энни пришла в себя, мгновенно отодвинулась и резко вдохнула воздух. Господи, что с нею происходит? Она не так уж впечатлительна… но почему, испытывая влечение к Энтони, в то же время ощущает и притягательную силу Руфуса?

– Я могу идти? – произнесла она, желая как можно скорее оказаться наедине с собой.

Слава Богу, он опять зашел за стол, хотя садиться не стал.

– Нет, – громко ответил он ей. – Мы еще не поговорили о несчастном случае с Джессикой.

А ведь пришла-то она сюда именно для того, чтобы объясниться насчет этой травмы. Как же она могла забыть? Энни трудно было уследить за легко меняющимся настроением Руфуса и переменой темы разговора. Кроме того, ей постоянно приходилось быть начеку, ждать подвоха.

И разговор о травме Джессики шел в русле прежней беседы. Нет, Энни не заметила, как Джессика упала с лошади. Девочка сидела в седле, а через минуту Энни увидела ее уже лежащей на земле. Сама Энни была новичком в верховой езде, и уже одно то, что она в седле, казалось ей небывалым подвигом.

– Умение ездить на лошади, когда я пришла сюда устраиваться на работу, не обговаривалось, – сказала она в свою защиту. – Но Джессика обожает верховые прогулки, а так как оставить ее без присмотра я не могла…

– То вам пришлось сопровождать ее, – высказал догадку Руфус; в его глазах вдруг появились насмешливые искорки, а губы стали подергиваться. – Много вам приходилось до этого кататься верхом, Энни? – Он лукаво приподнял изогнутые брови.

Опять он насмехается над ней, черт его возьми!

– В детском доме в Лондоне, где я воспитывалась, не считали нужным обучать искусству верховой езды, – резко ответила она.

Контраст между ее собственным детством и детством Джессики стал очевиден. В приюте никогда не было лишних денег, тем более чтобы тратить их на уроки верховой езды.

А после несчастного случая с Джессикой она вообще не сомневалась, что ей не захочется снова взобраться на лошадь. Вот Джессика катается верхом чуть ли не всю свою жизнь и то упала.

– Так вы в самом деле сирота, Энни? – спросил Руфус.

– Да, – она насторожилась, не зная, чем обернется разговор.

Руфус тем временем снова сел в кресло за столом, и черты его лица немного смягчились.

– Семейство Даймондов, по моему мнению, не является типичным образцом человеческой породы, – сухо протянул он. – Еще шесть лет назад, когда был жив мой отец, у нас сохранялись нормальные отношения. Теперь же складывается впечатление, что в одном доме по чистой случайности живут люди, которые едва выносят друг друга.

– Да разве все так плохо? – удивленно спросила Энни. Но, вспомнив, что этим вечером сама была свидетелем с трудом сохранявшейся за обеденным столом благовоспитанности, замолчала. Тогда она полагала, что виной всему был Руфус.

– Разумеется, так, – насмешливо подтвердил Руфус. – И поскольку никто, кажется, не удосужился посвятить вас в историю нашей семьи, то, пожалуй, сделать это придется мне, – произнес он устало.

Она не знала, хочется ли ей знать историю его семьи. Уже те сведения, которые ей были известны, заставляли ее чувствовать себя стесненно.

– То, что мне предстоит услышать, имеет отношение к Джессике? – нахмурившись, спросила она.

Его губы плотно сжались.

– До этого воскресенья я бы ответил отрицательно. Теперь не знаю… – Его лицо стало мрачным. Однако он тут же, стряхнув с себя уныние, улыбнулся. – Не расстраивайтесь, – сказал он, увидев ее погрустневшее лицо. – Я уверяю, речь не будет идти о серийных убийцах или разгуливающих с топором потрошителях. Во всяком случае, Селия сочла бы предмет нашей беседы вполне достойным. Внешние приличия для моей мачехи – самое главное, – произнес он с иронией. – Хотя так разборчива она была не всегда, – добавил он.

«Мачеха»… Селия приходится ему мачехой.

Все его высказывания теперь обретали совершенно иной смысл. Он и Энтони – сводные братья. Вот в чем причина того, что они так мало походили друг на друга. О да, они оба были красивыми мужчинами, но каждый по-своему. Данное обстоятельство объясняло и отсутствие искренней привязанности между Руфусом и Селией. Впрочем, Руфус, вероятно, был почти что несмышленышем, когда Селия вышла замуж за его отца.

Руфус, наблюдая за ней, видимо, получал огромное удовольствие.

– Считать вы умеете. Мне только-только исполнилось два года, когда умерла моя мать. И Селия, в то время секретарша моего отца, пришла к нему, чтобы утешить его. Она настолько в этом преуспела, что ровно через шесть месяцев после спешно устроенной брачной церемонии родился Энтони, – с презрением произнес он. – Я не судья им, Энни, – пустился он в объяснения, увидев, что та еще больше нахмурилась. – Просто интересно, куда девалась скорбь по моей матери?

Она нахмурилась не оттого, что считала, будто он слишком много берет на себя, становясь судьей для собственного отца и Селии. Сейчас, когда множество детей рождается от связи, ничем документально не подтвержденной, о морали приходится забыть. Нет, нахмуриться ее заставила поспешность, с какой после смерти супруги отец Руфуса женился во второй раз.

– Однако женитьба вашего отца не означает, что он не скорбел по вашей матери, – мягко сказала она. – Порой, когда кого-то сильно любишь и теряешь этого человека, кажется, будто теряешь частичку себя и, только полюбив снова, обретаешь утерянную целостность.

Руфус внимательно посмотрел на нее и слегка тряхнул головой, точно поражаясь ее проницательности.

– Вы чересчур мудры для столь юного возраста, Энни… и я, что ж, придется повториться, говорю с вами не свысока, – произнес он. – Когда я достаточно повзрослел и стал задавать отцу вопросы, в ответ услышал нечто подобное. К сожалению, – жестко заключил он, – к этому времени отец понял, какую ужасную ошибку совершил, женившись на Селии.

Частенько все заканчивается любовным разочарованием, подумала Энни, однако у них родился ребенок. И это спасло брак. Значит, Руфус вырос в обществе мачехи и сводного брата, к которым он испытывал лишь неприязнь и презрение.

Долгие годы Энни желала, чтобы ее мама не умерла, когда она была совсем крошкой, хотела иметь собственную семью. Однако если Даймонды нисколько не лучше других семей…

– Я заранее предупреждал вас, что мы не похожи на другие семьи, – точно читая ее мысли, сказал Руфус. – Еще не расхотелось работать гувернанткой Джессики?

– Теперь уж точно нет, – ответила она без малейшего колебания. – И я весьма сожалею, что с ней произошел этот несчастный случай. Миг – и она в седле, еще мгновение – и седло и Джессика летят на землю. У девочки слезы струятся из глаз. – Она до сих пор помнила то мгновение, когда поняла, что у Джессики и впрямь серьезная травма.

– И седло и Джессика? – Руфус казался удивленным.

– Да, – утвердительно кивнув головой, проговорила она. – Разве она вам не сказала, что упала вместе с седлом?

– Нет, – резко ответил он. – Кто же, черт подери, седлал для нее лошадь?

– Джеймс, полагаю… – протяжно ответила Энни, догадавшись по темнеющему от гнева лицу Руфуса, что конюху Даймондов надеяться на благополучный исход нечего.

Джессика очень любила неразговорчивого старика, ей всегда удавалось вызвать на его изборожденном морщинами лице улыбку… вот почему, вероятно, девочка не сказала отцу о том, что при падении вместе с ней слетело и седло…

– У лошади ослабла подпруга. Уверена, что Джеймс не виноват, – пыталась она поправить допущенную оплошность.

Руфус сделал глубокий вдох.

– Надеюсь, нет, – пробормотал он напряженно.

Энни, оглянувшись вокруг в поисках, чем бы отвлечь его внимание, с облегчением остановила взгляд на коробке с шахматами, что стояла на столе в углу комнаты.

– А я и не знала, что Джессика умеет играть в шахматы. – Она намекала на вызов, который Руфус бросил недавно дочке, предложив ей завтра сыграть партию. – Овладеть такой сложной игрой в ее возрасте кажется невероятным.

– Когда ей было пять лет, она попросила меня научить ее играть. – Руфус, видимо, гордился этим достижением своей дочери. Голос его заметно потеплел. – К тому же она вполне сносный игрок, – добавил он. – Хотя еще и не сумела победить меня!

Энни сомневалась, что на свете найдется человек, способный хоть в чем-нибудь превзойти этого мужчину.

– Да, – в тон ему отвечала она. – Уж мне ли не знать, какой настойчивой может быть Джессика.

Он тихо фыркнул:

– Полагаете, эту черту она наследовала от своего отца?

Энни бросила на него невинный взгляд.

– И не думала, – мягко возразила она. В ее глазах светилось озорство, и, как ни пыталась она скрыть улыбку, губы ее слегка подергивались.

Он рассмеялся громче.

– Как же, не думали! Вы… – Руфус резко обернулся, когда позади Энни без стука отворилась дверь кабинета. – Какого черта? – рявкнул он на непрошеного посетителя. – Разве, прежде чем войти в комнату, не принято стучаться? – спросил он брата.

Энтони нисколько не был обескуражен. От Энни, полуобернувшейся в кресле, это не ускользнуло. И, когда он осуждающе посмотрел на нее, она почувствовала укор совести, оттого что он, должно быть, слышал, подходя к кабинету, как они с Руфусом смеялись. Но с какой стати она должна чувствовать себя виноватой: Руфус ее работодатель, а Энтони помолвлен с другой женщиной?

– Я только что проходил мимо комнаты Джессики, – с неодобрением в голосе сообщил он им, – и она говорит, что не может заснуть из-за сильной боли в лодыжке. Я дал ей одну из обезболивающих таблеток, которые оставил врач, но у меня такое ощущение, будто на самом деле она хочет, чтобы вы проведали ее.

Лишь только Энтони сказал, что Джессика неважно себя чувствует, Энни встала с кресла, чтобы отправиться к своей питомице, но при последних словах она неуверенно посмотрела на Руфуса.

Он тоже поднялся из-за стола.

– Я пойду к ней, – решительно произнес он. – Кажется, поговорить нам не дадут. – Он бросил на Энтони раздраженный взгляд.

Но тот остался совершенно невозмутим. Напротив, улыбнулся. Его плохое настроение, казалось, куда-то улетучилось.

– Разве я виноват, что твоя дочь обожает тебя? – Он неопределенно пожал плечами.

Руфус широким, решительным шагом пересек комнату. Когда он проходил мимо брата, контраст между ними сразу бросился в глаза.

– Нет, не виноват, – тихо проговорил он, отвечая Энтони на его слова. Теперь он стоял возле самой двери, но, прежде чем выйти из комнаты, обернулся.

– Скажите, Энни, вы играете в шахматы?

Возвращение к прежней беседе, прерванной Энтони, привело ее в замешательство. Но их разговор и так все время перескакивал с одного предмета на другой.

– Да, – осипшим голосом сказала она, не совсем понимая, куда он клонит.

– Я так и думал, – удовлетворенно кивнул он. – Тогда мы как-нибудь вечером сыграем партию. Впрочем, должен вас предупредить: в поддавки я не играю.

У нее было такое чувство, будто последние слова верны и для многих иных проявлений его жизни. Этот человек не даст спуску ни себе, ни кому-нибудь другому.

– Я ни минуты не сомневался, что вы умеете играть в шахматы, – добавил он. И, выйдя в коридор, остановился на мгновение и опять повернулся к ней. – Кстати. Энни…

– Да?

– В этом черном платье вы действительно выглядите просто восхитительно, – низким голосом сказал Руфус.

Увидев, что на ее щеках выступил румянец, он победоносно сверкнул глазами и пошел, тихонько насвистывая, прочь.

Энни удивленно смотрела ему вслед. Она понимала, что последние слова он сказал ради озорства, но, увидев, что губы Энтони раздраженно сжались, поняла: Руфус достиг своей цели.

Она покачала головой. Двое мужчин, точно мальчишки, старались перещеголять друг друга. В их-то годы – одному тридцать девять, а другому тридцать шесть!..

Энтони бросил на нее злой взгляд.

– Кажется, ты с Руфусом неплохо поладила. – Последние слова были скорее обвинением, чем простой констатацией факта.

– Кажется, он доволен, что я здесь работаю, – ответила она, не имея намерения становиться еще одним яблоком раздора между этими двумя: они и так не питают друг к другу добрых чувств, не хватало там еще ее. Кроме того, Руфус вроде бы стал причиной какого-то несчастья…

Энтони утешили ее слова.

– Ну что ж, тогда все прекрасно, не так ли? Для нас, я хочу сказать, – произнес он радостным тоном, подходя ближе. – Из этого следует, что у нас будет предостаточно времени узнать друг друга.

Энни посмотрела на него, и у нее вновь захватило дух: как же он красив!

– Полагаю, да, – медленно произнесла она.

Руки Энтони мягко обхватили ее тонкую талию.

– Нас могут увидеть, – запротестовала она.

– Кому какое дело? – отмахнулся он. – Пока моя матушка с Давиной болтают о всякой ерунде, я хочу побыть с тобой.

Однако Давина все еще оставалась его невестой. Разве можно обниматься с помолвленным мужчиной? Энни попыталась мягко отстраниться.

– Энтони…

– О Господи! – Почувствовав ее сопротивление, он оттолкнул Энни. – Ты не была столь привередлива в воскресенье, когда я поцеловал тебя. – Глаза его подозрительно сузились. – Или, встретившись с моим старшим братцем, ты сочла, что он – вариант получше?

От столь несправедливого обвинения у нее перехватило дыхание. Как он посмел подумать, что она испытывает склонность к Руфусу Даймонду! С ее стороны это было бы даже большим безумием, чем влечение к Энтони.

– Извини, Энни, – мгновенно покаялся Энтони, увидев в ее глазах слезы, и вновь притянул девушку к себе. – Мне не следовало тебя ревновать. – Он, осуждая себя, покачал головой: – Ты простишь меня?

Как могла она противиться ему? Сейчас он был похож на нашкодившего мальчика и напоминал одного из тех малышей, за которыми она некогда присматривала.

– Конечно, я прощу тебя. Но запомни: Руфус мой ра6отодатель, и это все. Я не собираюсь флиртовать с ним.

– Вот и отлично, – Энтони удовлетворенно кивнул головой. – Я бы возненавидел Руфуса, если бы ему вздумалось заводить с тобой роман только потому, что у нас с ним старые счеты.

Энни встревоженно посмотрела на него. О чем это он? Неужели думает, что таким образом Руфус решил отомстить ему за чересчур поспешную женитьбу отца на Селии? Нет, вряд ли. Неважно, что Руфус считает, будто у матери Энтони были грешки, ведь не могут же они касаться невинного ребенка…

– Понимаешь, я первым познакомился с Джоанной. – Энтони вздохнул, и лицо его скривилось в гримасе, когда он увидел, что Энни пришла в недоумение. – С женой Руфуса, – задумчиво пояснил он. – Мы повстречались в Лондоне, когда я учился там в университете. У нас был небольшой роман, – сознался он. – Но все кончилось, как только я вернулся домой. По крайней мере что касается меня. – Он пожал плечами: – К сожалению, Джоанна отнеслась к нашей связи более серьезно. Она приехала сюда вслед за мной, нашла работу. И, когда я убедил ее, что не желаю продолжения наших отношений, положила глаз на Руфуса. Вначале я думал, что она хочет пробудить во мне ревность, но ошибся. – По его лицу вновь прошла дрожь. – Оказалось, что Джоанна в отношении Руфуса настроена решительно, и, прежде чем я понял, что происходит, они сочетались законным браком. Впоследствии она рассказала, что преподнесла Руфусу прекрасный свадебный подарок, сообщив, кто был ее первым возлюбленным!

От подобной жестокости у Энни перехватило дыхание. Ее больше не удивляла вражда обоих мужчин. Руфус ненавидел Энтони потому, что знал: до замужества его жена была любовницей брата.

– Я не говорил Руфусу о наших отношениях с Джоанной: я и вправду не думал, что он так серьезно относится к ней. – Энтони покачал головой. – Наверное, он никогда не простит меня за это.

Однако после признания Джоанны брак не распался, и у супружеской четы родилась Джессика.

Какими же сложными оказались отношения в этой семье: смерть матери Руфуса, появление Селии, женитьба Руфуса на Джоанне и еще одна смерть.

Возможно, одна из этих двух женщин и покончила с собой в той скалистой бухте под домом на вершине скалы? А если так, то кто?..

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Полагаю, ваше собеседование с моим пасынком накануне вечером прошло удачно? – оживленно спросила Селия Даймонд, когда Энни разливала кофе, только что принесенный для них в личную гостиную Селии.

Энни приняла приглашение на утренний кофе к этой женщине с трепетом. Однако Джессика была в кабинете у своего отца – они играли партию в шахматы, – потому у нее не было веской причины не пойти к Селии.

Она тщательно выбирала выражения. Нет, она не совсем уверена в успехе; или, лучше сказать, не убеждена, что встреча с Руфусом прошла успешно.

– Кажется, он остался доволен моими рекомендациями, – уклончиво ответила Энни.

Светло-голубые глаза Селии сузились.

– Так вы остаетесь?

Энни сделала глубокий вдох.

– Кажется, да, – медленно произнесла она.

– Прекрасно, – ответила Селия, удовлетворенно кивнув, а затем принялась пить маленькими глотками кофе. – Сомневаюсь, что Руфус слишком долго пробудет здесь, – немного погодя сказала она. – Это не в его правилах!

Жаль. Энни искренне надеялась, что на этот раз ради Джессики он изменит своим привычкам. Хотя теперь ей стало понятно, отчего его визиты не столь продолжительны… Напряжение в доме со вчерашнего приезда было столь ощутимым, что казалось, протяни руку – и вот оно!

– А я весьма рада, что вы останетесь, – ровным тоном продолжала Селия. – Давина и я обсуждали свадебную церемонию вчера вечером после обеда. Для всех участвующих в ней было бы гораздо лучше, если бы мы не имели лишних хлопот с Джессикой.

– Свадьба? – оцепенело откликнулась Энни. Это и была та самая «ерунда», о которой упомянул Энтони, когда прошлым вечером искал ее общества?

– Свадьба перенесена на Рождество, – пояснила Селия. Она не понимала душевных страданий Энни. – Церемония состоится в Лондоне, и с ней будет немало хлопот. Да и с приемом, конечно, дел невпроворот, а все из-за спешки; чувствую, кончится все катастрофой, и… Однако я уверена, что для вас эти заботы не представляют интереса, – беспечно подытожила она. – Я лишь желаю убедиться, что вы останетесь здесь и присмотрите за Джессикой.

Так ли? Неужели эта беседа и есть то, чего на самом деле хотела Селия? Энни не была в этом уверена. Или просто ее мнительность дошла до таких пределов, что она во всем теперь ищет скрытый смысл? И виной тому, разумеется, Руфус. Откуда Селии знать о ее влечении к Энтони и его интересе к ней? А впрочем…

Опять она начинает нервничать! Нужно успокоиться, мысленно одернула она себя. Возьми чашку кофе и маленькими глотками выпей его. Будь благодарна, что тебе не дают скучать. Бедный Энтони! По всей видимости, все толкают его на этот брак!

Кофе был выпит, и, к удовольствию Энни, разговор подошел к концу. Селия извинилась, сказав, что ей надо отдать распоряжения насчет цветов: сегодня вечером, к обеду, они ожидают гостей.

Выйдя из гостиной, Энни встретила на лестнице спускающегося вниз Энтони. Они расстались накануне вечером в кабинете Руфуса. Тогда Энтони небрежно поцеловал ее, прежде чем вновь присоединиться к своей матери и Давине, которые обсуждали предстоящую свадьбу. Сказать, что Энни смутилась, – значит ничего не сказать.

Энтони пронзительно посмотрел на нее:

– Что-то случилось?

Да, он собирается жениться на Рождество, всего через несколько месяцев! А вчера вечером он поцеловал ее… во второй раз. Конечно, кое-что случилось! И сейчас Энни, как и до этого на пляже, пребывала в растерянности, не зная, что же предпринять.

– Энтони, полагаю, нам следует поговорить, – начала она. – Твоя мать только что рассказала мне…

– …о свадебной церемонии! – Скривив лицо, он выразил свои чувства по данному предмету. – Не беспокойся, Энни, этому браку не бывать.

Она подняла на него темно-карие глаза, оттененные длинными шелковистыми ресницами. Причина в ней? Она не знала, готова ли к подобной ответственности, ведь ее чувства к нему были в полном беспорядке. С приездом Руфуса…

– И когда ты намерен сообщить о своем решении Давине? – вызывающе спросила она. – Прямо у алтаря?

Губы Энтони плотно сжались.

– Ведь это мое дело, не так ли? – обиженно огрызнулся он.

Да, это его дело, подумала Энни. Ей бросились в глаза кое-какие его черты, которые она, очарованная им, прежде не замечала. От гнева его лицо приняло жесткое выражение, в глазах появился лед и…

– Ну, не расстраивайся. – Жесткость и холодность мгновенно куда-то пропали, и смех снова заискрился в его глазах. – Я и правда не сердит на тебя. – Он беспечно улыбнулся и схватил ее за руки. – Лишь слегка расстроен из-за того, что происходит в доме. Ну же, Энни, – нежным голосом подбадривал он, – улыбнись.

Она по-прежнему выглядела смущенной. Противоречивые мысли метались в ее голове.

– Я…

– Переполох в раю? – прогремел насмешливый голос, который с каждым часом становился все привычнее.

Энни, вздрогнув, повернулась навстречу Руфусу, который спускался по лестнице.

Сегодня, одетый в черную шелковую рубашку и черные джинсы, он казался выше, нежели обычно. Его длинные, темные волосы ниспадали непокорными прядями. Даже глаза казались черными.

Утром Энни видела его только мельком: он зашел за Джессикой, чтобы пригласить дочку за шахматную доску. Она поняла, что теперь смотрит на него по-другому, догадываясь, чем был для него брак с Джоанной. Надменность, несомненно, была свойственна ему от природы, и можно было только предполагать, какому удару, без сомнения, подверглась его гордость, когда ему стало известно, что Энтони был первым возлюбленным Джоанны!..

Когда он подошел к ним, его глаза задержались на ней. Одна бровь приподнялась в молчаливом вопросе. Ответить на него Энни никогда бы не смогла. Ей вовсе не хотелось знать то, что ей известно про его жену. Это знание делало Руфуса уязвимым: прежде она бы ни за что не стала так думать о нем. Взгляд Руфуса, когда он повернулся к брату, принял жесткое выражение.

– Ты опоздал родиться на век, Энтони, – резким, пренебрежительным тоном произнес он. – Ты пользуешься популярностью среди прислуги женского пола… не в обиду будь вам сказано, Энни, – добавил он полунасмешливым-полуизвиняющимся тоном, а потом, обернувшись, посмотрел на Энтони своими черными, холодными глазами. – Это было более понятно сто лет назад… хотя не более допустимо!

Энтони отпустил руку Энни, как только брат произнес первые слова. Его щеки залились краской.

– Во всяком случае, я по достоинству оцениваю красивую женщину!

Руфуса не затронуло откровенное оскорбление, прозвучавшее в словах брата.

– Ты уже помолвлен с красивой женщиной, – сказал он. – Полагаю, что в будущем ты будешь держаться возле нее. – И, взяв Энни за руку, добавил: – И оставь в покое таких наивных девушек, как Энни!

Она чувствовала себя добычей, из-за которой грызутся два в равной мере решительно настроенных пса! Кроме того, ей не нравилось, что Руфус, когда это ему удобно, обращался с ней точно с девочкой…

– При столь коротком знакомстве делать насчет меня такое предположение довольно смело, – ответила она ему тихо, но уверенно, освобождаясь от его руки и прямо глядя ему в глаза.

– Желаете сказать, что вы не невинны?

Складывалось впечатление, что они были единственными людьми, кто стоял здесь. И их взгляды скрестились в немом поединке.

Не такая уж она и невинная. В прошлом у нее были молодые люди. Однако то, что подразумевает Руфус…

– Энтони, дорогой. – Давина Адамс сошла по лестнице за их спинами – высокая, тонкая и гибкая блондинка двадцати восьми лет, и красивая, как ранее отметил Руфус. – Головная боль прошла. – Она одарила жениха улыбкой. Ее большие голубые глаза, казалось, напряженно рассматривали собравшуюся внизу, у лестницы, троицу… затем в них появилась рассеянность. – Не съездить ли нам в город? Заодно бы и пообедали, – беспечно продолжала она. – Руфус, Энни. – Она поздоровалась с ними уже после того, как обратилась с вопросом к своему суженому.

– Прекрасно, – легко согласился Энтони. – Простите нас, – небрежно бросил он Энни и Руфусу. Давина, когда они выходили из дома, взяла его под руку.

– Когда Давина говорит «прыгай», он прыгает, – медленно протянул в наступившей после их ухода тишине Руфус.

Энни хмуро взглянула на него. Что стоит за его словами?

– Однако она очень красива, – добавил Руфус.

– Да, – без всякого выражения согласилась Энни.

– И богата.

– Да…

– Таковы жизненные обстоятельства, Энни. – Руфус пожал плечами. – Мой брат истратил большую часть своего наследства, а у него дорогостоящие привычки. Ну что ж. Давина весьма состоятельная молодая женщина.

– Мне можно отправиться к Джессике? Уверена, у вас есть дела.

– Конечно, – кивнул Руфус, по-прежнему напряженно глядя на нее. – Вероятно, я приглашу вас на ланч. Вдвоем. По просьбе Джессики, – добавил он, точно ощутил неким чувством отказ, который был готов сорваться с ее языка.

Она и на самом деле хотела отказать, потому что не считала нужным тратить на общение с Руфусом Даймондом времени больше, чем нужно. Однако упоминание имени Джессики напомнило ей, ради чего, собственно, она здесь.

– Разумеется, – равнодушно приняла она его предложение. – Я только схожу за курткой Джессики. – Повернулась и стала подниматься по лестнице.

– Энни?..

Она почти уже дошла до самой верхней ступеньки, радуясь, что на сей раз удалось избежать общения наедине, но Руфус Даймонд был не из тех, кто оставляет кого бы то ни было в покое. С ним постоянно приходилось быть начеку.

Глубоко вздохнув, она неспешно обернулась. Даже там, на нижней площадке, Руфус, казалось, подавлял все и вся своим превосходством.

– Да? – опасливо спросила она.

Он улыбнулся ей хищной улыбкой, которая, как ни странно, была одновременно обезоруживающе привлекательной.

– Я поднимусь к страшной женщине и скажу ей, что нас во время ланча не будет!

Из ее груди при столь безобидном замечании вырвался вздох облегчения…

– Хорошо, – кивнула она.

– Да. Энни?..

Господи, ну что еще?! Она раздраженно обернулась. Нарочно, что ли, он это делает? Насмешливые огоньки в темно-синих глазах, казалось, подтверждали, что так оно и есть.

– Да, Руфус, – уныло отозвалась она.

Улыбка стала еще шире. Теперь морщинки появились около носа и вокруг рта.

– Не нужно переодеваться. Вы и в джинсах великолепно смотритесь!

Оценивающий взгляд, которым он обвел ее фигуру, подсказал ей, что он наблюдал, как она взбегала вверх по лестнице. Она вдруг физически почувствовала, как тесно облегают джинсы ее ягодицы и длинные, стройные ноги.

– А я и не собиралась, – желчно бросила она напоследок, скрывшись наконец из поля зрения этого несносного человека.

Однако его смех преследовал ее, когда она бежала по коридору за курткой для Джессики. Горячий румянец прилил к ее щекам, ведь она прекрасно понимала, что причиной его веселья послужила именно она, а не кто иной.

И теперь ей предстояло провести несколько часов в обществе этого мужчины! Прекрасно! Она уже стала сожалеть о своем желании, чтобы Руфус на этот раз остался подольше. Сейчас она надеялась, что он скоро уедет, и как можно скорее.

Несколько позже она ощутила вину за это свое желание, видя, сколь счастлива Джессика в эти короткие часы общения с отцом. Девочка обожала его. И это чувство было взаимным. Как бы плохо ни сложился брак Руфуса Даймонда, свою дочь он любил страстно.

Энни, ставшая невольным свидетелем их любви, чувствовала себя лишней, поскольку Джессика со всеми своими просьбами обращалась только к отцу.

– Вы почему-то вдруг погрустнели, – мягко прервал Руфус ее раздумья. Для Энни это стало еще одним свидетельством того, что он постоянно следит за ней. – Надеюсь, причина кроется не в моих поступках или словах? – Он вопросительно изогнул бровь, внимательно глядя на нее.

Машина остановилась у паба. За последние несколько минут Энни поняла, что если Руфус решит навсегда вернуться домой, то нужда в ее присутствии отпадет сама собой. Ведь она прекрасно осознавала, что для Джессики гораздо лучше жить вместе с отцом, чем находиться под присмотром наемной гувернантки.

– Нет, – задумчиво уверила она его. Ничего такого он не сказал и не сделал. Просто является тем, кем является, и Джессика обожает его.

Руфус по-прежнему обеспокоенно посматривал на нее поверх головки дочери.

– В самом деле?

– В самом деле.

Она одарила его улыбкой. Он не виноват, что она так полюбила Джессику. Мысль, что когда-нибудь ей придется расстаться с ней, причиняла чуть ли не физическую боль. В колледже их обучали не привязываться слишком уж к своим подопечным, и в детском саду это не было так трудно, но теперь…

– Вам когда-нибудь говорили, что у вас самые выразительные на свете, – тихо произнес Руфус.

Она испуганно взглянула на него и вдруг почувствовала, что вокруг будто никого нет, словно на целом свете они одни.

– Самые удивительные глаза, – вновь пробормотал он, тряхнув головой, точно пытался избавиться от чар, под действием которых находился.

– Мне показалось, будто вы сказали, что они выразительные? – прошептала Энни.

– Выразительные! Красивые! Удивительные! Боже мой…

– Бабушка говорила, что это слово можно употреблять лишь в молитве, – с укором обратилась Джессика к отцу, напомнив им, что и она здесь. – А ты не молишься, папа, – улыбнулась она ему, дразня.

Руфус ошеломленно несколько секунд смотрел на дочь, затем улыбнулся и легонько взъерошил ей волосы.

– Некоторым образом этим я и занимался, – спокойно сказал он, взглянув на Энни с загадочным выражением на лице.

Энни столь же загадочно посмотрела на Руфуса: она совсем не понимала его! То они что-то мирно обсуждают, и все идет гладко и мирно, а в следующее мгновение… ее глаза?.. Энни не видела в этом никакой логики.

– Я тоже молилась прошлой ночью, папа, – продолжила беседу Джессика, приняв все за чистую монету. – Я молилась, чтобы ты не уезжал надолго. А о чем молился ты? – простодушно спросила она, совершенно не понимая, какие душевные муки причиняют ее слова обоим взрослым.

Энни еще больше устыдилась своих прежних мыслей. Она перевела взгляд на Руфуса. Ей сделалось интересно, что он почувствовал, узнав, сильно расстраивается дочь из-за его долгого отсутствия.

Когда он смотрел на Джессику, любовь смягчала черты его лица.

– Я молился о том же, любимая, – хрипло ответил он ей.

Джессика, как это иногда бывало с ней, кивнула совсем по-взрослому.

– Быть может, если мы вместе молимся об одном и том же, этому суждено случиться. Я долгое время молилась о новой мамочке, однако этого не произошло. Но, возможно, потому, что я молилась одна, – задумчиво произнесла она, сморщив носик и совершенно не понимая, какую бомбу только что подложила. – А ты как полагаешь, папочка? – Она, сдвинув брови, посмотрела на него снизу вверх.

Энни, вероятно, следовало рассмеяться при виде совершенно ошеломленного выражения на лице Руфуса. Он, очевидно, и не догадывался, что Джессика страстно желала новую мамочку… и даже не имел представления, как реагировать на ее слова.

Энни стало его жаль.

– Полагаю, нам следует сходить в туалетную комнату и после восхитительной трапезы помыть руки, – тихо сказала она Джессике. – Тебе представится возможность продемонстрировать на костылях свою удаль, – добавила она ободряюще, заметив выражение неудовольствия на лице девочки.

Костыли были привезены из больницы в воскресенье, и Джессике доставляло огромное удовольствие ковылять на них всюду, особенно если присутствовала публика, как в этом переполненном пабе.

Это предложение, разумеется, отвлекло внимание Джессики от темы, которая была неудобна для ее отца, если не сказать больше. Он по-прежнему выглядел смущенным, когда Энни встала, чтобы проводить Джессику в дамскую комнату.

– Откуда, черт возьми, что берется? – донесся до слуха Энни его приглушенный голос.

Она обернулась с сочувственной улыбкой:

– Это одна из причин, почему мне так нравится работать с детьми: никогда не знаешь, что они скажут в следующий момент!

Руфус явно не ожидал такой выходки от Джессики.

– Новая мамочка! – ошеломленно повторил он.

Энни расплылась в широкой улыбке.

– Я бы не стала придавать этому значение. – Она успокаивающе потрепала его по руке. – Она, по всей видимости, перестала об этом молиться!

– Слава Богу! – облегченно вздохнул он и отхлебнул глоток пива.

Когда Энни пошла провожать Джессику, ее улыбка поблекла: вспомнила, сколь ужасным был брак Руфуса с Джоанной. Неудивительно, что он считает тему о появлении «новой мамочки» по меньшей мере нелепой.

На обратном пути Руфус казался глубоко задумавшимся; совершенно машинально обогнал он черный «мерседес». Джессика же, уставшая от прогулки, спала на заднем сиденье машины.

Энни радовалась короткой передышке, во время которой у нее появилась возможность обдумать разговор с Энтони. Сегодня он казался другим, ему определенно не пришлись по вкусу ее замечания насчет приближающегося бракосочетания. Неужели он намерен совершить брачный обряд? Сказал, что нет, но…

– Он не стоит того, и вам это известно, – спокойно прервал Руфус ее раздумья. То обстоятельство, что ему, кажется, было понятно, о чем… о ком!., она думает, доказывало, что Руфус не настолько, как полагала она, погрузился в собственные мысли.

Румянец появился на щеках Энни.

– Не понимаю, о чем вы говорите? – попыталась неуклюже отговориться она.

Он вздохнул.

– Да, вы о нем думаете. Не понимаю, как это ему удается. – Руфус раздраженно тряхнул головой. – Но все женщины в радиусе двадцати футов от Энтони, кажется, подпадают под его обаяние… Однако, что бы он ни сказал вам, Энни, на Давине он женится. Селия побеспокоится об этом, – мягко сказал он ей.

Селия?.. Но…

– Почему? – спросила в недоумении Энни.

Руфус пожал плечами.

– По тем же самым причинам, о которых я упоминал.

Потому что Давина богата. И у Энтони дорогостоящие привычки. Энни это обстоятельство не представлялось солидным основанием для брака. И впрямь, какое Селии дело, на ком женится ее сын? Да, для всех было бы лучше, если б Селия одобрила выбранную им жену, однако важнее, разумеется, чтобы и Энтони она пришлась по душе!

– Я не понимаю.

– Поймете, – мрачно уверил ее Руфус. – Просто я стараюсь насколько возможно облегчить боль. Или уже слишком поздно? – Он насмешливо приподнял темные брови.

Поздно ли? Она и сама не знала. Да, с первого мгновения она поддалась чарам Энтони. Ей льстило его внимание. Однако появление Давины в прошлую субботу вернуло ее к реальности. Она уже не была уверена в собственных чувствах.

– Надеюсь, что Бог не допустил этого, Энни, – резко продолжил Руфус. – Мой братец и так разрушил немало жизней, чтобы прибавлять вашу к их числу!

Похоже, его собственная возглавляла этот список. Однако, конечно, здесь нет вины Энтони… Да и была ли она?.. Энни вздохнула: нужно время для раздумий, для приведения мятущихся мыслей в порядок.

Однако времени на размышления не оставалось: они подъехали к дому. Вечером за Джессикой необходим присмотр: когда гости придут на ужин, им с девочкой придется вместе пить чай в детской. И слава Богу, что Энни не повстречалась с Энтони: она еще не была готова к встрече с ним.

К ее удивлению, Селия, когда Джессика пришла пожелать бабушке спокойной ночи, все еще находилась в гардеробной, раздумывая, какой бы туалет выбрать для предстоящего вечера.

Ее волосы были уже красиво уложены, оставались только платье и обувь: поверх хрупкого тела был накинут халат персикового цвета. Селия выглядела просто красавицей. И впрямь удивительно, что она не вышла во второй раз замуж после смерти супруга, шесть лет тому назад. Она, без сомнения, по-прежнему чрезвычайно привлекательная женщина.

– Пора спать? – обернувшись, приветствовала она внучку. Джессика была уже в пижаме и халатике. – Что-то поздновато сегодня, а? – От этой мысли она, казалось, слегка расстроилась.

Энни пытливо оглядела пожилую женщину: на лице Селии были признаки переутомления, которых прежде девушка не замечала. Хозяйка дома явно устала, несмотря на отдых перед ужином. Очевидно, присутствие здесь Энтони и Давины плюс неугомонный Руфус оказались и для Селии утомительным испытанием. Лишь Джессику… и, пожалуй, пустышку Давину… вроде бы миновали треволнения этого странного семейного сборища.

– А чем ты сегодня вечером намерена заняться, дорогая?

Энни недоуменно заморгала, когда поняла, что вопрос Селии обращен к ней. Что же ей делать после того, как она уложит Джессику в постель? Ее нормальный распорядок был полностью нарушен с тех пор, как собралась вся семья.

– Мне надо нашить ярлычки на школьную форму Джессики, – отважилась сказать она. – А потом я, возможно, отправлюсь в библиотеку и выберу себе там книгу, если вы не против. – С первого дня работы здесь Энни была очарована библиотекой семьи Даймонд. Она всегда была страстной читательницей, и огромная комната на первом этаже дома Даймондов, в которой располагалась библиотека, казалась ей пещерой Аладдина.

И поскольку ее жизнь в данный момент походила на донельзя запутанный клубок, забыться в чьем-то чужом, пусть вымышленном мире представлялось довольно заманчивой перспективой.

Селия весело улыбнулась.

– Прекрасная мысль. Пользуйтесь библиотекой, когда только захотите.

Энни внимательнее пригляделась к этой умудренной жизненным опытом женщине: в голосе Селии звучали теплые, дружеские нотки!

– Спасибо, – с легким удивлением поблагодарила она.

– А теперь мне предстоит закончить свой туалет.

Пожилая женщина плавно поднялась из кресла и рассеянно потрепала черные кудряшки Джессики.

– Уверена, что мать Давины наденет нечто красивое и элегантное. Она всегда так одевается!.. – Селия раздраженно сморщила нос, начав в который раз просматривать обширный строй своих нарядов.

Мать Давины… Так это родители Давины будут на званом обеде сегодня вечером! Несомненно, с тем чтобы всем вместе обсудить свадебные приготовления…

Энни уложила Джессику в постель. Ей даже удалось, не отдавая себе отчета в том, что она занимается скучной работой, нашить именную бирку на новую зимнюю форму Джессики. Она прошла в библиотеку, но все ее мысли были только об одном: обсуждение приготовлений к свадьбе определенно было одной из главных тем за обедом!

А что же она, Энни? Неужели Руфус прав, и она всего лишь еще одно безрассудное увлечение Энтони, которые, судя по всему, он позволял себе многие годы? Неужто он просто играет ее чувствами и в конце концов женится на Давине?

Что же это такое! Она такая счастливая приехала сюда работать, ей нравилось быть с Джессикой, и вот теперь из-за связи с Энтони, о чем на первых порах и не помышляла, она ставит все под угрозу. Ей не хотелось уходить; она отчетливо осознала этот факт сегодня днем, когда подумала, что, вернись Руфус навсегда домой, Джессика больше не будет нуждаться в ней.

Не отдавая себе в том отчета, она принялась тихо плакать; о чем или о ком – сказать не могла, так все перепуталось в голове. Одно она знала точно: какие бы у нее ни были отношения с Энтони… до сих пор не подобрала им названия… с ними должно быть покончено.

Покончено! Так они по-настоящему никогда и не начинались, разве что в ее наивной головке. Руфус прав: в области чувств она совершенно неопытна и впечатлительна…

– Я же сказал вам, что он не стоит того!

Энни резко взглянула на человека, о котором только что думала. В белоснежной рубашке и черном смокинге Руфус казался более высоким. Выражение лица, когда он уверенной поступью вошел в библиотеку и захлопнул за собой дверь, было таким мрачным, что Энни отшатнулась.

– Он не стоит ваших слез, – зло произнес Руфус. Он пересек комнату твердыми, решительными шагами и слегка встряхнул Энни. – Прекратите реветь, Бога ради! – жестко сказал он, и на его лице появилось выражение ярости.

Раздражение Руфуса заставило ее осознать, насколько она глупа, и от этого девушка зарыдала еще сильнее.

– Энни! – Руфус снова встряхнул ее. – Боже мой!

Чем больше она плакала, тем сильнее в нем росло раздражение.

Она прилагала все усилия, чтобы прекратить рыдания, однако то обстоятельство, что Руфус явился свидетелем ее унижения, казалось, лишь усугубляло положение. Что он подумает о ней, когда она показала себя такой идиоткой из-за какого-то ловеласа? Пожалуй, решит уволить ее по той или другой причине: она доказала, что от нее одни только неприятности!

– Джессика говорила вам, что следует упоминать имя Божье только в молитве, – напомнила Энни, глотая слезы.

Казалось, ее слова нисколько не подействовали па Руфуса: его неудовольствие лишь нарастало.

– К черту то, что говорит Джессика, – проворчал он. – И к черту то, что скажет Энтони! – Когда он заглянул ей в глаза, то по-прежнему держал ее руки в своих. – О, к чертям все, – пробормотал он, склонив голову и впившись ртом в ее губы.

Яростно. Собственнически.

Ошеломление Энни было настолько велико, что она даже не попыталась освободиться от его крепких объятий, пока его губы продолжали срывать поцелуи с ее уст. Она целовалась и прежде… совсем недавно… но не так.

А затем, казалось, гнев покинул Руфуса: его руки больше не стискивали ее стальным обручем, а нежно прижимали к телу. Прикосновения его губ заставляли ее пульс беспорядочно биться, когда она медленно отвечала на его ласки: ее руки неторопливо двигались по его плечам, а сама она, чтобы продлить поцелуй, встала на цыпочки.

Руфус принял этот призыв: он слился с ее губами, отчего по телу девушки пробегали жаркие волны.

Энни вся дрожала, полная желания; ей не хотелось, чтобы это удовольствие закончилось…

Но неожиданно Руфус оттолкнул ее от себя, и глаза его снова потемнели.

– Ты не влюблена в Энтони, – холодно сказал он. – Ты никого не любишь. Будь ты влюблена, ты бы меня так не целовала. В общем, прекрати свои рыдания и возвращайся к тому занятию, за которое тебе платят, – присматривай за Джессикой! – Резко повернувшись на каблуках, он, хлопнув дверью, вышел из библиотеки.

Энни смотрела ему вслед удивленными глазами. Ее растерянность… и отчаяние… были полными и совершенными.

ГЛАВА ПЯТАЯ

– Что происходит между тобой и Руфусом?

Энни только что спустилась по лестнице из детской с остатками завтрака на подносе. После последнего короткого разговора они с Энтони не виделись. Фактически сегодня она еще не встречалась ни с кем из членов семейства Даймондов, за исключением Джессики. Кроме того, Энни не знала, с каким лицом появится перед Руфусом после того, что произошло между ними прошлым вечером.

Она испуганно взглянула на Энтони… конечно, ему неизвестно, что Руфус поцеловал ее. И что важнее: она ответила поцелуем на поцелуй.

– О чем ты? – настороженно спросила она, выставив перед собой поднос: слишком уж зло смотрел на нее Энтони.

– Опусти этот проклятый поднос, – раздраженно приказал он и, не дожидаясь, когда она сделает это сама, вырвал его из ее рук и бесцеремонно брякнул на стол, что стоял посреди огромного коридора. Одна из чашек перевернулась, хотя, по счастью, ничего не разбилось. Казалось, Энтони, сердито обернувшегося к ней, это нисколько и не беспокоило. – Руфус минуту назад сообщил мне, что ты отправляешься в Лондон на несколько дней, – прокурорским тоном сказал он ей.

– Он сказал?..

– Да, сказал, – не смягчался Энтони. – Итак, что происходит?

Ей бы и самой хотелось это знать… поскольку о поездке в Лондон она слышала впервые! Нет, в том, что гувернантка отправляется вместе со всей семьей в путешествие, нет ничего удивительного. Только в случае с Руфусом Даймондом, ввиду того, что случилось между ними накануне вечером, это выглядело… странно. Да и время для поездки выбрано странное.

Боже мой, она ведь разволновалась при одной мысли о поездке!

– Энни! – Энтони ждал от нее ответа.

А ответить ей было нечего. Она не знала, почему они едут в Лондон и надолго ли. Она вообще ничего не знала.

– А ты уверен, будто он сказал, что я тоже еду?

– Да, – мрачно подтвердил Энтони.

И, зная Руфуса… даже столь короткое время, нетрудно догадаться, с каким наслаждением сообщил он эту новость Энтони!

– А что прикажешь делать мне, пока ты с моим братцем будешь в Лондоне? – прервал ее раздумья Энтони.

Глаза Энни, когда она посмотрела на него снизу вверх, недоверчиво округлились. Принимая во внимание, что он провел вчерашний вечер с невестой, ее родителями и своей матушкой за обсуждением подготовки к свадьбе, с его стороны было большой наглостью даже задавать этот вопрос!

– Я бы сказала, – осторожно промолвила она, – занимайся тем, чем занимался последние пять дней: наслаждайся отпуском в фамильном доме со своей невестой! – От негодования, при последних словах, в ее голосе зазвучали стальные нотки.

– О, понятно. – Энтони отступил от нее на шаг, на его губах появилась понимающая улыбка. – Играем в игры, не так ли?

Ей неизвестно, во что играет он… она наконец прекратила всякие попытки узнать это!..

– Я лишь сказала тебе, что Руфус еще не говорил со мной на этот счет; так как я могу играть в какие-то там… игры? – раздраженно проговорила она.

Энтони оценивающе изучал ее.

– Ты сердита на меня из-за свадьбы?

Сердита? Из-за чего ей сердиться? Она была смущена, но с этим, как ей кажется, покончено – во всяком случае, что касается этого мужчины. Вот Руфус – это совершенно другое дело!..

– Вовсе нет, – спокойно ответила она. – Ну, извини, мне пора… – Она сделала шаг, чтобы взять поднос, но Энтони тут же схватил ее за руки. – Энтони, ты причиняешь мне боль.

– Ты…

– Энни, дорогая. – Селия, которая, казалось, появилась ниоткуда, изящной поступью направлялась к ним. – Я хотела переговорить, буквально несколько слов, насчет поездки, в которую ты отправляешься с Руфусом.

Энни до этого отчаянно пыталась освободиться от хватки Энтони, но при одном упоминании имени Руфуса она внезапно почувствовала себя совершенно свободной. Она повернулась лицом к Селии, упорно стараясь избежать обвиняющего взгляда Энтони.

– На самом деле мне пока ничего про эту поездку не известно, – ответила она. – Возможно, Руфус хочет взять с собой одну Джессику.

– Конечно, нет, – Селия легко отмела эту возможность. – Я разговаривала с ним несколько минут назад, и он заявил, что ты и Джессика поедете вместе с ним.

Как хотелось Энни, чтобы он перестал болтать со всеми о поездке и сказал ей, в чем тут дело! Казалось, все в доме знали, чем она займется в ближайшие несколько дней, лишь она не имела ни малейшего представления!

Зачем они едут в Лондон и сколько продлятся эти «несколько дней»?.. Ведь не может же она провести с ним наедине несколько дней… и ночей!.. Джессика не в счет…

– Ты прекрасно развеешься, дорогая, – подбодрила ее Селия, заметив на лице Энни недовольное выражение. – Пока будешь в городе, сможешь повидаться с кем-нибудь из друзей. – Она весело улыбнулась.

Энни скорее почувствовала, нежели увидела, раскаленный взор, брошенный Энтони в ее сторону. Очевидно, мысль, что она встретится с друзьями… в воображении Энтони, вероятно, с друзьями мужского пола… не доставила ему удовольствия. Ну что ж, в Лондоне у нее предостаточно друзей, и некоторые из них – мужчины, однако они вовсе не те друзья-мужчины. А даже если и так, Энтони-то какое дело? Он помолвлен с другой.

Вот так так!.. У нее переменилось отношение к нему: совсем не то, что было пять дней назад, когда он впервые поцеловал ее!

Теперь Энни не сомневалась: свадьба состоится на Рождество. Какую роль Энтони думает отвести ей во всем этом? Не слишком трудно догадаться… и ответ, который она даст ему, будет отрицательным.

Сначала она размечталась, полагая, что у нее с таким мужчиной, как Энтони Даймонд, все будет по-другому. Но, слава Богу, она пришла в себя. И если Руфус Даймонд уверен, что с ним она поведет себя иначе, его ожидает разочарование: молода и впечатлительна – быть может; глупа – увольте!

– Да, будет чудесно, – беспечно ответила она Селии, не обращая внимания на хмурое выражение на лице Энтони. – Полагаю, рано или поздно Руфус скажет мне о поездке. Теперь же вы должны извинить меня: мне и впрямь надо вернуть этот поднос на кухню. – Она взяла поднос и повернулась в сторону кухни.

– Энни…

– Энтони, мне хотелось бы поговорить с тобой насчет дня рождения Давины на следующей неделе, – спокойно перебила его мать. – И я убеждена: у Энни полно дел, не терпящих отлагательства, – веско добавила она.

И, очевидно, разговор с ее сыном не входит в их число!

Энни в последние несколько дней нисколько не сомневалась, что Селия прекрасно осведомлена об их отношениях с Энтони. Теперь ее подозрения лишь усилились: Селии известно все. И Руфус оказался прав: Селия хотела, чтобы Энтони без всяких помех женился на Давине.

Ну и везет же ей сегодня: не успела Энни направиться на кухню, как в переднюю спустилась Давина. И впрямь не с той ноги встала, видно!

– А-а, Энни, – протянула Давина, признав ее. – Я давно хотела поговорить с тобой.

Еще одна!

Энни покорно вздохнула.

– Если насчет поездки в Лондон с Руфусом, то Селия и Энтони уже сказали мне о ней.

На лице Давины появилось слегка удивленное выражение, она покачала головой.

– Уверяю тебя, разговор пойдет не о поездке в Лондон и не о Руфусе, – бесстрастно ответила она. – Мне это неинтересно.

До сих пор Энни считала эту девушку красивой, но немного пресной, однако в этот момент она ощутила в характере Давины сталь, о наличии которой и не подозревала. И если невеста Энтони не желает говорить о предполагаемой поездке в Лондон с Руфусом, то о чем же она хочет говорить? Энни напряглась и приготовилась к защите.

Давина по-прежнему смотрела на нее своими холодными голубыми глазами.

– Речь пойдет об Энтони…

– Вот вы где, Энни, – спокойно прервал их Руфус и подошел к ним. – Я везде ищу вас.

Все домочадцы, казалось, искали и нашли ее, так что ж ему отставать?

– Привет, Давина, – тепло приветствовал он избранницу брата. – Я и не заметил тебя.

Принимая во внимание то, что Давина была гораздо выше Энни, а ее золотистые волосы ярко блестели в лучах осеннего солнца, трудно было предположить, что он ее не увидел.

Энни после вчерашних поцелуев боялась этой первой встречи, однако теперь, имея за плечами разговор с Селией и Энтони, была зла на него. Ее нисколько не примирило и то обстоятельство, что он, возможно, спас ее от весьма неприятного разговора с Давиной, поскольку была убеждена, что та собиралась вести речь о чересчур тесной дружбе между Энтони и ней. Пожалуй, после всех событий даже к лучшему, что она едет в Лондон с Руфусом и Джессикой!..

– Ну что ж, вы нашли меня, – не очень любезно ответила Энни Руфусу.

Она осознавала, что в ее голосе звучит раздражение, которое в настоящую минуту переполняло ее, но поделать с собой ничего не могла. Ей казалось, что ее чувства истерзаны этой расчудесной семейкой.

Руфус удивленно приподнял левую бровь.

– Да, нашел, – задумчиво пробормотал он.

Энни покраснела.

– Я направлялась на кухню поставить под нос, – решительно сообщила она. – Но, как только избавлюсь от него, я бы охотно с вами поговорила.

Руфус согласно кивнул головой.

– Я буду в библиотеке, – нежно сказал он ей.

В библиотеке! При звуке его голоса сердце в груди Энни упало, руки слегка затряслись, загремела и посуда на подносе. Комната, где они столь страстно целовали друг друга, была последним местом, где бы ей хотелось говорить с ним.

По этой, вероятно, причине он и выбрал ее, с тоской признала Энни, когда, дойдя наконец до кухни, отдала поднос поварихе.

Но самое важное, о чем ей следовало помнить: Руфус лишь затем поцеловал ее, чтобы показать, что она нисколько не увлечена Энтони.

Когда через несколько минут Энни вошла в помещение, Руфус сидел в одном из кожаных кресел, которые стояли по обе стороны камина. На его коленях лежала открытая книга. Почувствовав ее присутствие, он поднял на нее глаза.

– Диккенс. – Он захлопнул книгу и повернулся, чтобы поставить ее на полку. – Не самый мой любимый писатель.

Или ее, про себя признала она, не желая в чем бы то ни было открыто соглашаться с ним. Диккенс был на ее вкус, слишком мрачным. Как ни странно, теперь-то он, вероятно, соответствовал ее настроению!

– Вы хотели поговорить со мной? – внезапно напомнила она.

Руфус, склонив голову набок, внимательно посмотрел на нее.

– Ну и что же случилось?

Ее губы сжались:

– Извините?

– Ага. – Руфус поморщился. – Так за что вы на меня злитесь?

Она резко втянула в себя воздух.

– С какой стати мне на вас злиться?

К ее досаде, он ухмыльнулся.

– На вашем месте я бы сел, Энни, – он указал на противоположное кресло. – Вы сегодня огнеопасны! – произнес он мрачно. – Подумать только, ведь я вначале сомневался, что вы рыжая! Прекрасно, – повеселел он, когда она села. – Скажите мне, в чем я перед вами должен повиниться, и покончим с этим. А за тем двинемся дальше.

Итак, он был человеком типа «забудем все и станем жить дальше». Странно, что от разговора с Энтони у нее создалось другое впечатление, когда младший брат упомянул историю с женой Руфуса… Но возможно, причина здесь в ином: определенно их разделяет сильная вражда.

– Дело в прошлом вечере? – Руфус внимательно глядел на нее. – Вы хотите, чтобы я принес свои извинения за то, что поцеловал вас… не так ли?

Она надеялась, что он даже не заговорит о поцелуе. Но рассчитывать на его скромность не приходилось.

– Ну что ж, полагаю, мне следовало бы извиниться, – медленно сказал Руфус, приняв ее молчание за согласие. – Но я не вижу в этом смысла, поскольку не могу обещать, что это не повторится снова. – На его лице появилась хищная улыбка, от которой у Энни вырвался вздох. – Вы и впрямь очнулись! – с удовлетворением сказал он, откидываясь в кресле. – Дело в прошлом вечере, Энни?..

– Нет! – резко отвергла она. – Я просто… мы все… мы едем в Лондон, – закончила она, поняв, что мелет вздор.

– Да, – утвердительно кивнул он головой, и его глаза сузились. – Вы не хотите? – спокойно осведомился он.

– Да. Нет. – Она вздохнула, досадуя на себя за выказанное волнение. – Нет, конечно, я хочу.

– Вам просто хотелось, чтобы я сказал обо всем вам, прежде чем разболтал о поездке остальным, – понимающе проговорил он. – При вашем упоминании обо «всех» мне пришло в голову, что все домочадцы поспешили радостно известить вас о моих планах, прежде чем мне удалось посвятить в них вас. За завтраком я лишь мельком упомянул о поездке, Энни. Я и не думал, что им всем придет на ум рассказать вам о моем намерении.

Пришло. Энтони, потому что он был в ярости от перспективы ее поездки с его братом; Селии, так как эта женщина желала ее отдаления от Энтони на ближайшее будущее; а Давина хотела с ней поговорить о чем-то гораздо более личном! При трезвом взгляде это путешествие в Лондон наилучший выход и для нее!

– Все это не имеет значения, – беспечно ответила она. – Я только…

– Разумеется, имеет, Энни, – прервал ее Руфус. – Несмотря на все сказанное мною накануне вечером, у меня нет намерения обидеть или огорчить вас. Думаю, что в этом доме нашлось довольно людей, которые расстроили вас и без моей помощи, – мрачно произнес он. – И поскольку прошлым вечером я поцеловал вас преднамеренно, то прошу прощения. – Он искоса взглянул на нее своими темно-синими, бездонными глазами. – Я бы не сказал тех слов насчет ухода за Джессикой, – пояснил он в ответ на ее вопрошающий взгляд, – мне лишь хотелось видеть вас вместе, знать, что вы любите Джессику. И что за вашу привязанность вам ответят сполна.

Энни проглотила ком в горле.

– Благодарю вас.

Руфус улыбнулся:

– Не стоит.

Он неисправим. И как можно продолжать сердиться на него, когда он ведет себя столь обезоруживающе?

– Итак… – твердо проговорила Энни, решив вернуть разговор в деловое русло, а сделать это было нелегко: ведь он не может обещать, что снова не поцелует ее!

Энни опасалась, что, если это произойдет, она ответит ему с тем же желанием, что и накануне вечером. А связь с этим мужчиной, отцом ее воспитанницы и человеком, который большую часть времени проводит за границей, выглядела бы гораздо смешнее, нежели ее увлеченность Энтони.

– Когда мы уезжаем? – живо спросила она. – Мне необходимо приготовить кое-что из одежды для Джессики и себя.

– Сегодня во второй половине дня. И не беспокойтесь насчет одежды для Джессики. В моей квартире полным-полно ее платьев.

Его квартире! Она полагала, что они остановятся в гостинице…

С ее стороны это довольно дурацкое предположение, ведь Руфусу, по всей видимости, необходимо пристанище для работы в Лондоне. Однако собственная квартира…

– Не волнуйтесь, Энни, – его позабавило удрученное выражение лица девушки, – там четыре спальни, и я не жду, что вы разделите со мной мое холостятское ложе.

Проклятье! Неужели у нее все написано на лбу? Не то чтобы она думала, что придется лечь с ним в постель… он нарочно сейчас подтрунивает над ней… однако ее немного беспокоила мысль, что надо будет жить в его доме, пусть даже с Джессикой.

– Очевидно, выбор остается за Джессикой, – сказала она ему спокойно.

Его губы скривились.

– Да, но ее реакция не будет такой забавной, как ваша.

Она бросила на него испытывающий взгляд: он, очевидно, получает удовольствие, играя с ней. И тут же сказала:

– В таком случае мне лучше пойти собрать вещи. – Поднявшись с кресла, она хотела было покинуть комнату.

– Мы едем всего лишь на пару дней, – предупредил ее Руфус.

– Не волнуйтесь, – она улыбнулась при виде его обеспокоенного лица. – Все мои земные пожитки умещаются в одном чемодане. Такой ответ, казалось, успокоил его.

– Наконец-то передо мной женщина, которая не намерена брать с собой кухонную раковину и остальные домашние причиндалы!

Она рассмеялась и иронически покачала головой, направляясь к выходу из комнаты.

– Впрочем, еще одно, Энни. – То, каким тоном были сказаны эти слова, заставило Энни остановиться у двери. – Возьмите черное платье, – угрюмо произнес он, когда она медленно повернулась лицом к нему.

Ее глаза округлились.

– Нам предстоит ходить на вечерние приемы?

Руфус встретился с ней взглядом.

– Вероятно, нет, – ответил он, – но на всякий случай захватите его с собой.

Выходя, она с укором посмотрела на него. Говорит ли он серьезно или по-прежнему играет? Ей казалось, что вчера вечером в библиотеке он был разозлен. Однако хороший сон вроде бы все изменил…

– Энни!

Нахмурившись, она повернулась и увидела Энтони. Он стоял на пороге гостиной своей матери. Ее брови сошлись еще больше, когда он знаком пригласил ее подойти к нему. Боже! Только бы там не было ни Селии, ни Давины! Этого еще недоставало: довольно с нее и путаницы в мыслях из-за Руфуса. Кроме того, они могут поберечь свое дыхание, если в их намерение входит разговор об ее отношениях, с Энтони: она излечилась от своей страстной увлеченности!

– Зайди сюда, Энни, – приказал он. – Я хочу поговорить с тобой.

Неохотно войдя в комнату, она обнаружила, что там никого нет. Впрочем, Селия могла появиться в любой момент…

– Моя мать отдыхает наверху, – мгновенно развеял ее сомнения Энтони, плотно прикрыв дверь.

В таком случае он весьма удачно выбрал место для беседы с глазу на глаз: обычно в эту комнату, кроме Селии, никто не заходит. Селия, кажется, только и делает, что отдыхает… Неужели она таким способом старается держаться подальше от Руфуса?

– В чем дело, Энтони? – с беспокойством спросила его Энни. – Мне надо уложить вещи для поездки в Лондон.

Он стал темнее тучи.

– Стало быть, ты все-таки едешь с Руфусом. – Эта фраза прозвучала скорее как обвинение, а не вопрос.

– Да, я сопровождаю Джессику, – осторожно ответила она.

– Ты едешь с Руфусом.

Энни рассердил его обвиняющий тон, и она напомнила ему:

– А ты остаешься здесь с Давиной.

Он задумчиво поглядел на нее.

– Тебя и впрямь тревожит это, а?

Конечно, это беспокоило ее, ведь он помолвлен, а ведет себя так, будто она – его собственность. Кроме того, ей надо зарабатывать на жизнь и поменьше обращать внимание на чужие переживания.

– Я думаю… – медленно проговорила она, – что тебе следует навести в своей жизни порядок, Энтони.

– Это в чем же? – Его голос прозвучал неуверенно.

– Во всем! – раздраженно произнесла она. – Несколько дней назад ты поцеловал меня, затем назначаешь мне свидание на пляже. Признайся, что ты не явился туда, – решительно продолжала она, так как увидела, что он намерен прервать ее, – и только потому, что был нужен своей невесте. Вы с ней помолвлены, и она вправе ждать от тебя внимания. Вот скажи, если я ошиблась, – прибавила она уничтожающе, – эта помолвка, о которой ты говорил, будто она всего лишь ширма, теперь, кажется, докатилась до обсуждения свадебных приготовлений. Учитывая эти обстоятельства, я в самом деле не уверена, где, по-твоему, мое место во всем этом спектакле! – Ее темно-карие глаза блестели от гнева.

– Знаешь, Руфус был прав, – восхищенно посмотрел на нее Энтони. – В ярости ты и впрямь гораздо красивее!

Она бросила на него яростный взгляд и отступила назад, так как он придвинулся к ней.

– Уверена, что Руфус просто отметил то обстоятельство, что я и вправду рыжая. – Ей точно было известно, что он сказал… и слово «красивая» там не звучало!

– Во всяком случае, – беспечно отвечал Энтони, очаровательно улыбаясь, – я знаю теперь, что, когда сердишься, ты просто красавица. Кроме того… – при этих словах он еще на шаг приблизился к ней и остановился всего лишь в нескольких дюймах от Энни, – мне не нравится, что ты злишься на меня, – нежно добавил он, протягивая вперед руки и осторожно обнимая ее. – Успокойся, Энни, – подбодрил он девушку, почувствовав с ее стороны сопротивление. – Мы могли бы неплохо повеселиться вместе, стоит тебе немного расслабиться.

Повеселиться! До сих пор весельем и не пахло. Сперва она была унижена, а потом стала остро ощущать вину оттого, что позволила поцеловать себя мужчине, обрученному с другой женщиной. И Энтони называет это весельем! Ну что ж, тогда он может обойтись и без нее!

– До рождественской свадьбы? – спросила она, отстраняясь от него.

– И после… если между нами будет все ладно. Я не вижу причин, по которым наши отношения могли бы испортиться. – Его руки крепко, до боли, схватили ее, когда она попыталась увернуться.

Глаза Энни округлились, и она часто задышала. Ей не хватало воздуха.

– Это ужасно! – звенящим голосом воскликнула она.

– Ужасно будет, если ты не успокоишься, – беспечно возразил Энтони.

Энни едва держала себя в руках, чтобы не съездить по его аристократическому носу… а Энтони, очевидно, и не подозревал, насколько она раздражена, так как одарил ее своей самой обезоруживающей улыбкой.

– А если успокоюсь, ты меня осчастливишь! – в Энни закипела ярость.

– Точно так, – улыбнулся он еще раз. – Ведь и после свадьбы я буду по-прежнему частенько приезжать сюда… в то время как Давина будет оставаться в Лондоне.

– Да?

Сейчас чувства Энни были на пределе. Энтони не подозревал, что роет себе глубокую яму.

– Разумеется, – беззаботно продолжал Энтони.

– Я стану твоей любовницей?

– Это несколько старомодный взгляд на вещи, – промямлил он, – но можно сказать и так. Полагаю, тебе это подходит как нельзя лучше.

– Ну что ж, в этом-то твоя ошибка! – Самообладание наконец оставило ее, и она оттолкнула его от себя. Изумленное выражение на его лице, вызванное ее явным гневом, повесе лило бы кого угодно. Но Энни почувствовала, что смеяться ей хочется меньше всего.

А она-то думала, что он любит ее… навоображала что-то прекрасное об их совместной жизни, любви… когда он все это время относился к ней не лучше, чем некогда ее собственный отец.

– На твоем месте, Энтони, я бы не двигалась с места… если ты, конечно, не испытываешь желания получить по носу. С каким удовольствием я бы ударила тебя! – От возбуждения она тяжело дышала, грудь ее вздымалась, а глаза сверкали. – Я не собиралась… никогда!..становиться любовницей какого бы то ни было мужчины! – При последних, полных ярости словах она повернулась и, хлопнув дверью, вышла из комнаты.

Стало быть, ее догадка была верна. Любовница! Боже мой, для этой роли он выбрал совершенно не ту женщину. Она…

– Ну что ж, наконец-то вы высказали ему все, – заметил кто-то восхищенным тоном.

Энни повернулась и оказалась лицом к лицу с Руфусом. Ее щеки ярко пылали, а он стоял, небрежно привалившись к стене. Его расслабленная поза указывала на то, что он стоит здесь уже некоторое время. Как долго? Конечно, всего он не слышал…

– Простите, что подслушал вас. – Он отошел от стены. – Я как раз проходил мимо и случайно услыхал слово «любовница». С той минуты и стою здесь. – Он пожал плечами: – Впрочем, мне очень жаль, что вы не съездили, как хотели (ваши собственные слова), ему по носу. – Руфус ухмыльнулся.

И в ту же секунду Энни, не подумав, вернее, не желая думать, действуя инстинктивно, подняла руку и изо всех сил влепила ему пощечину. Затем развернулась на каблуках и зашагала прочь.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Он остался стоять, где стоял! Энни не останавливалась, пока не дошла до своей спальни. Однако при каждом шаге она ожидала, что Руфус догонит ее, грубо схватит за руку, развернет лицом к себе и заявит, что она уволена! Однако этого не произошло.

В последующие десять минут она, сидя на постели, ждала, что он ворвется в комнату. И этого тоже не случилось. Почему?

Сейчас Энни этого не знала. Она влепила Руфусу пощечину за то, что он случайно оказался невольным свидетелем того унизительного предложения, которое сделал ей его брат. Выместила на нем свой гнев – гнев на Энтони и на себя, впечатлительную дуру!

А ведь Руфус оказался прав!

И его нельзя винить за то, что он знает своего братца лучше, чем она. Но он уж точно расплатился сполна за свое знание. Свидетельства тому… красные пятна на его щеках… проступали и два часа спустя!

Когда Энни устроилась на переднем сиденье «мерседеса» рядом с Руфусом, а Джессика села сзади, девушка, чуть повернув голову, сразу заметила отпечаток своей ладони на жесткой мужской щеке.

Но больше она старалась не поворачиваться, даже невзначай. Фактически ей удалось пробормотать всего лишь несколько слов, когда Руфус положил ее чемодан в багажник машины в начале поездки. Ей вообще не хотелось быть здесь, привлекать к себе повышенное внимание. Довольно плохо и то, что…

– Простите, Энни.

Она резко повернулась к сидевшему за рулем Руфусу и проглотила комок в горле, снова увидев злосчастные следы на его щеке. До сих пор она была твердо убеждена, что не способна физически оскорбить другого человека, и, глядя на Руфуса, ей с трудом верилось, что она ударила его. А он извиняется перед ней! Какого черта? Протянув руку, он легко сжал обе ее ладони, лежащие на коленях.

– Энтони – ублюдок, – жестко сказал он, смотря перед собой на дорогу.

Энни быстро оглянулась на Джессику и облегченно вздохнула, убедившись, что девочка крепко спит.

– Она не любит длинных поездок, – произнес Руфус, поглядев на дочь в зеркало заднего вида. Он отпустил руки девушки. – Большую часть пути она спит, – снисходительно пояснил он.

Как бы хотелось и Энни забыться крепким сном, однако сегодня ее желания почему-то не исполнялись!

– Я сожалею, что ударила вас…

– Ну, – нежно пожурил он, – я ведь недавно пытался сказать, что заслужил пощечину…

– Не вы. – Она решительно тряхнула головой.

– Уверяю, – он скорчил печальную гримасу, – это не первая пощечина, которую я получаю вместо Энтони.

– Но последняя от меня. – По ее телу прошла дрожь: отголосок содеянного ею.

Руфус, держа одной рукой руль, другой провел по щеке.

– У вас довольно мощный удар справа, мисс Флетчер…

– Пожалуйста, не надо, – простонала она. Ее глаза наполнились слезами искреннего раскаяния. – Мне так стыдно. Не могу поверить, что это действительно моих рук дело. – Она опустила голову, и по ее щекам потекли слезы. – Вы должны…

– Я ничего не должен, Энни, – мягко прервал он. – Вы обижены, и самый лучший способ избавиться от обиды – это…

– Ударить вас! – Она уже рыдала по-настоящему.

– О, Энни, не ревите! – протестующе простонал Руфус. – Я не выношу, когда кто-нибудь плачет. Особенно из-за таких, как Энтони. Энни, прекратите! – сурово приказал он и обнял ее.

Только тут до Энни дошло, что он остановил машину. Приподняв голову, она ошеломленно огляделась вокруг, поняв, что заставила Руфуса съехать на обочину. Это было совершенно незаконно, ну разве что в крайнем случае…

– А это и есть крайний случай, Энни, – заверил он ее, и тут только Энни осознала, что последние слова она произнесла вслух.

Затем, когда его рот впился в ее губы, она и вовсе перестала что-то соображать.

Боже, какие чувства! До сих пор она ни разу не ощущала такого обжигающего удовольствия, такого сильного жара в собственном теле и желания продлить эта мгновения еще и еще.

– Мы приехали, папа?

Руфуса и Энни словно ударило электрическим током, когда они услышали сонный голос Джессики, донесшийся с заднего сиденья машины. Они мгновенно отпрянули друг от друга.

Возбуждение Энни стало еще сильнее, нежели несколько минут тому назад. Всякий раз, когда этот мужчина целует ее, она не в силах противиться и отвечает поцелуем на поцелуй. Она едва узнает себя!

– Папа, мы уже на месте? – еще требовательнее произнесла Джессика, не получив ответа на свой первый вопрос.

Руфус посмотрел на Энни и лишь затем, повернувшись, взглянул на дочь:

– Нет, Джесс, мы еще не приехали…

– Тогда почему мы остановились? – настаивала Джессика, совершенно сбитая с толку.

Руфус, словно ища подмоги, посмотрел на Энни, она столь же беспомощно взглянула на него: они вряд ли могли сказать правду маленькой девочке!

– Э… ну… Энни что-то попало в глаз! – наконец довольно неуклюже выпалил Руфус, одаривая Энни строгим взглядом, ведь ей приходилось бороться со смехом.

И впрямь что-то попало в глаз. Вероятно, соринка!

Она снова позволила Руфусу поцеловать себя. Накануне вечером он поцеловал ее, потому что был зол. И она расстроилась. Сейчас он поцеловал ее, потому что пожалел. Потому что она была огорчена. В обоих случаях причиной оказывались ее слезы. Стало быть, ей следует набраться сил и не плакать! Во всяком случае, в его присутствии…

– Теперь лучше? – в полудреме спросила Джессика.

Руфус бросил на Энни насмешливый взгляд.

– Теперь лучше? – тихо поддразнил он.

Она, хмуро посмотрев на него, повернулась к Джессике:

– Сейчас мне гораздо лучше, спасибо. В самом деле, настолько лучше…

– О черт! – с чувством произнес Руфус, взглянув в зеркало заднего вида.

Энни с тревогой посмотрела на него.

– В чем дело, Руфус? – произнесла она озадаченным тоном.

Он покачал головой:

– У меня одни несчастья из-за вас, Энни! – При этих словах он распахнул дверь со своей стороны. – Трудно поверить, что мы знакомы всего сорок восемь часов! – Он легко выскочил из салона.

Обернувшись, Энни увидела подходящего к «мерседесу» патрульного. Полицейская машина с яркой полосой стояла невдалеке от них. Видимо, они остановились в неположенном месте. И Энни ни в коей мере не верилось, что полицейского растрогает рассказ о том, что пассажирке Руфуса что-то попало в глаз.

Джессика, сев прямо, выглянула из заднего окошка.

– Папа что-то не так сделал? – испуганно спросила она. – Его отругают?

Энни покачала головой.

Мужчины несколько минут беседовали на обочине, и сердце Энни замедлило свой ход, когда молодой полицейский достал из кармана записную книжку и принялся что-то писать. Он выписывает Руфусу штраф! И это ее вина. На сей раз Руфус непременно на нее разозлится.

Когда он расстался с полицейским и быстро направился к машине со сложенным листком бумаги в руке и угрюмым лицом, Энни внутренне приготовилась к яростному нападению. На сей раз не будет никаких поцелуев… даже если она и расстроена!

Она не знала, испытывает по этому поводу облегчение или грусть…

И у нее впрямь не было времени, чтобы подумать об этом как следует, потому что Руфус уже сел в машину рядом с ней.

– Папа…

– Не время, солнышко, – с натугой отвечал Руфус дочери, глядя в обзорное зеркальце. – Надо как можно быстрее выбраться на дорогу. – Он завел мотор и, осторожно маневрируя, влился в быстрый дорожный поток.

Энни не знала, о чем говорить: ей казалось, что вообще не следует раскрывать рот.

– Повезло, а? – наконец нарушил молчание Руфус, устроившись на сиденье поудобней и отъехав на приличное расстояние от полицейской машины.

– Повезло? – недоверчиво повторила Энни. Это слово, с ее точки зрения, было менее всего применимо к подобной ситуации.

– Мм… – Руфус одарил ее мимолетной улыбкой. – Полицейский узнал мое имя, и он вроде бы один из моих поклонников. Год назад я написал статью о преступности в предместье и достаточно лестно отозвался о его брате, тоже полицейском. Очевидно, он хотел сохранить эту статью на память, но его жена выбросила газету, поэтому он спросил, не могу ли я прислать ему другой экземпляр. Статья сохранилась у меня на диске где-то в квартире, я отыщу ее для него, когда мы приедем.

Листок бумаги оказался вовсе не квитанцией о штрафе, а адресом полицейского. А она-то навоображала всякие ужасы!..

– В том, что тебя узнают, тоже есть свои достоинства, – колко произнесла она.

Руфус снова взглянул на нее.

– Я не знаменитость, Энни, – наконец медленно промолвил он.

– Зато известна ваша статья, – возразила она.

– Пожалуй. – Он беспечно пожал плечами. – Ну и что? Она спасла нас от строгого взыскания. Он лишь рассмеялся, когда я сказал, будто остановился потому, что тебе что-то попало в глаз! – Руфус протянул руку и вновь сжал ее ладонь, на этот раз тайком.

– Поспать пока, что ли? – снова сзади донесся голос Джессики, напомнив Энни о ее обязанностях! Она здесь для того, чтобы присматривать за девочкой, а не заниматься глупостями!

– Как хочешь, – рассеянно отвечал Руфус дочери. – Ехать нам еще долго.

Джессика, устраиваясь на заднем сиденье, устало вздохнула, и Энни тоже была не прочь вздохнуть с ней на пару они еще и до Лондона не доехали, а ей уже хотелось, чтобы путешествие закончилось! Как же в ближайшие дни она будет делить квартиру с этим мужчиной, пусть даже и в присутствии Джессики?..

– Вы что-то уж очень притихли, – заметил Руфус несколько минут спустя.

Она взглянула на него.

– В самом деле?

– Вам известно об этом не хуже моего, – раздраженно выпалил он.

Энни выдохнула:

– Не думаю, что когда-либо я была болтуньей.

– Я не сказал, что вы болтунья. Вы просто… черт подери, женщина, – раздраженно оборвал он самого себя. – Никогда не знаешь, когда вы вот так раздражаете меня, целовать вас или трясти за шиворот.

Она проглотила в горле ком.

– Лучше уж трясите за шиворот… по всей видимости, так будет лучше для всех!

Руфус бросил на нее ошеломленный взгляд, затем откинул голову назад и залился теперь уже привычным смехом.

– Вы, барышня, плохо влияете на мое «эго», – пояснил он, когда его веселость не сколько утихла.

Губы Энни невольно сложились в улыбку; не прошло и пары минут, как ее плохое настроение куда-то испарилось.

– Сейчас я думала не о вашем «эго», – слегка поддела она. – Быть может, следующий полицейский не окажется вашим почитателем!

– И то верно, – сухо согласился он. – Однако ответственность, возложенная на вас, не позволит вам совершить таких поступков, которые принудят меня либо поцеловать вас, либо встряхнуть за шиворот!

Энни не знала, что ей делать: когда она говорит, то оказывается, что невпопад, а если молчит, то и тогда выходит все не так!

Самое безопасное – это последовать примеру Джессики… и заснуть!

Она закрыла глаза, притворяясь уставшей. А вскоре ей и вовсе не пришлось притворяться: ее одолел настоящий сон…

Уже наступили сумерки, когда они въехали в Лондон. Проснувшись, Энни вглядывалась в улицы, чтобы разобраться, по какому району они сейчас проезжают. Эту часть города Энни знала плохо. Они въехали на подземную стоянку под престижным жилым домом. Энни не удивилась, ведь у Руфуса были приличные доходы, и здравый смысл подсказывал девушке, что и в Лондоне у этого человека должно быть престижное жилье.

Не удивила ее и охрана здания: один страж порядка на подземной стоянке, другой – в холле наверху. Никто не потребовал документов: Руфуса, очевидно, знали хорошо. Да и сама квартира, казалось, не являлась частью здания. Она располагалась на первом этаже. Тут же позади нее был сад, обнесенный высокой стеной.

Обстановка квартиры ослепляла роскошью и подлинной антикварной мебелью. На полу – ковры приглушенных золотых и зеленых тонов. Когда Энни оглянулась вокруг, единственное слово, что пришло ей на ум, было «изысканность». Как отличалось это помещение от той квартиры, что не так давно она снимала вместе с тремя подружками: одна эта огромная гостиная была почти такого же размера, как все их жилье.

– Эту квартиру я лишь арендую, – заметил Руфус, следя за ее реакцией.

Годового заработка Энни едва хватило бы, чтобы оплатить месячную ренту всего этого!

– Черт возьми! – внезапно воскликнул Руфус. – Мне никогда не приходилось извиняться за выбор собственного жилья!

Не дом ее беспокоил… дай ей волю, и она сама, вероятно, обосновалась бы в такой квартире! Нет, местонахождение и очевидная роскошь ошеломили ее и подчеркнули разницу между нею и семейством Даймондов. Но она, разумеется, не требует, чтобы он извинялся!

– Великолепно, – чопорно сказала она ему.

Сейчас он выглядел еще более раздосадованным. А Энни уже отлично было известно, что случается, когда он бывает раздражен.

– Здесь очень чисто, – вмешалась Джессика. – По-видимому, ты давно не бывал в этой квартире, папочка, – озорно добавила она.

– Последние три месяца и ногой не ступал, – устало сознался он. – Вернувшись в Англию в среду, я сдал свой материал и поехал прямо в поместье.

Энни хмуро посмотрела на него: уж очень он торопился попасть туда…

Чтобы повидаться с Джессикой? Или была иная причина, что привела его так скоро в родительский дом?

На ее вопрошающий взор он ответил загадочным взглядом, и Энни поняла, что здесь ей не найти ответов, пока Руфус не будет готов сам все объяснить. Сейчас он, казалось, был явно к этому не расположен!

– Однако сегодня утром я сделал кое-какие припасы, – оживленно прибавил Руфус. – Чашка чая для меня и Энни и сок для вас, барышня, нам не помешают. – Он ласково взъерошил волосы Джессики. – Ты проводишь Энни в спальню рядом со своей, Джесс, а я пойду приготовлю чай и сок.

Энни обрадовалась нескольким минутам передышки, которые помогут ей привыкнуть к окружающей обстановке. Она, конечно, осознавала, что квартира Руфуса не будет похожа на комнаты в старом викторианском доме, но все же…

То, что ее застали врасплох, доказывает: их отношениям недостает искренности. Она заставляла Руфуса смеяться, сердила его, раздражала, и за последние двадцать четыре часа он поцеловал ее дважды. Она почти забыла, что он ее работодатель, а она наемный работник. Ей следует помнить об этом.

– Чудесная комната, – сказала она Джессике, как только девочка привела ее в отведенную ей спальню.

И впрямь это была чудесная комната. Золотое и кремовое убранство делало ее приветливой и гостеприимной. Но кому какое дело, чудесная это комната или нет, ведь ей придется занимать ее весьма недолго.

– Давным-давно папа не привозил меня сюда, – задумчиво сообщила Джессика.

Итак, поездка в Лондон была не обычным событием. Энни не могла удержаться от вопроса, что же на сей раз послужило ее причиной… Она улыбнулась Джессике.

– Пожалуй, вывих лодыжки – это не так уж и скверно в конечном счете, – поддразнила она.

Джессика ответила ей улыбкой, столь напомнившей ее отца. Первое время Энни интересовало, как выглядела Джоанна. В поместье вообще не было ни единой фотографии матери Джессики. Только здесь в гостиной она заметила снимок Джессики в рамке. В одном Энни была уверена: Джоанна не могла быть рыжей и носить короткие волосы!

Ну вот какие странные мысли лезут ей в голову…

– Пошли на кухню, – сказала Джессика. – Папа не силен в ведении домашнего хозяйства, – сообщила она по секрету. – Так что чай, вероятно, будет ужасен!

Они все еще смеялись, когда спустя несколько секунд вошли на кухню.

– Не посвятите ли и меня в причину вашей веселости? – снисходительно поинтересовался Руфус, разливал чай.

Энни взглянула на Джессику, та посмотрела на Энни, и обе одновременно отрицательно покачали головой, отчего их вновь разобрал смех. Какое счастье, что Энни могла смеяться: в последнее время в ее жизни так мало было смешного.

– О, ясно, – Руфус понимающе кивнул, – я основная мишень! – сказал он, передавая Энни чашку чая.

При виде чая они обе снова громко рассмеялись, да так, что Энни из опаски уронить чашку не взяла ее из руки Руфуса.

– А, понимаю… причиной вашего смеха послужил мой чай! – Он поставил чашку на стол и заглянул в нее. – Должен признать, вид у него довольно отвратный. – Он скорчил гримасу.

– То же самое про чай сказала и я, – хихикнула Джессика. – Иначе почему бы я стала пить сок?

– Ах ты, маленькая обезьянка! – Ее отец отвесил ей воображаемый подзатыльник. – Полагаю, ты считаешь, что Энни окажется искуснее в приготовлении чая? – вызывающе произнес он.

Глаза Энни округлились.

– Я нисколько не умаляю вашего умения готовить чай!

– Однако… вы обе смеялись надо мной, – мгновенно вывернулся он.

Энни нерешительно заглянула в чашку, которую намеревался дать ей Руфус, и невольно поежилась при виде мутной жижи.

– Сколько чайных пакетиков вы кладете в заварной чайник? – скептически осведомилась она.

– Я люблю крепкий чай, – сухо, словно оправдываясь, ответил он.

– Как и я, – возразила она. – Однако… мне вечно говорили: «Один пакетик на человека и один пакетик на чайник». – Она вопросительно взглянула на него.

– Это большой чайник, – пробормотал он неохотно.

Энни с пониманием посмотрела на него.

– Сколько же пакетиков чая вы кладете? – не сдавалась Энни.

– В самый раз, – вновь тихо произнес он.

– Папочка! – легонько пожурила его Джессика. – Ты увиливаешь от пря…

– …прямого ответа, – нетерпеливо закончил он. – Хорошо, шесть пакетиков. Я кладу шесть чайных пакетиков в заварной чайник! – Он сердито переводил взгляд с одной на другую.

Энни прикусила губу, чтобы вновь не расхохотаться, но не произнесла ни слова. Она подошла к пустому заварному чайничку и принялась готовить чай по-новому. Во всяком случае, он согрел чайник, хоть этого ей не придется делать!

– Джессика, а как ты насчет чая? – Она держала четвертый пакетик над чайничком.

– Не смей соглашаться лишь потому, что он мне не удался, – предостерег ее отец. – Я, когда вы приготовите чай, буду в гостиной.

Энни видела, что он покинул кухню с подергивающимися от смеха губами.

– Ты считаешь, мы не обидели его? – тихо спросила она Джессику.

– Нет. – Девочка удобно устроилась на одном из стульчиков перед стойкой. – Да он и сам будет рад отведать, хоть ради разнообразия, приличного чая!

Энни так и не поняла, был ли Руфус рад или нет, когда они вошли к нему в гостиную и он принял от нее без единого слова чашку чая. Занятия на кухне доставили Энни настоящее удовольствие. Из них троих могла бы получиться прекрасная семья…

Она прервала свои размышления. Семейные отношения созданы для других, не для нее. Возможно, когда-нибудь у нее и будет собственная семья, а до тех пор ей не следует слишком уж привязываться к Джессике. И к ее отцу!..

Руфус заставляет ее смеяться. А смех ее еще опаснее, нежели поцелуи. Потому что Руфус не из тех, кто связывает себя узами брака. Он любит дочь, это яснее ясного. Несомненно, что его жизни были и другие женщины после смерти жены, однако выбранная им профессия не допускает длительных связей. И ему было известно из подслушанного ранее разговора, что она думает насчет роли любовницы…

Она тряхнула головой. С какой стати ей думать о нем? Этот мужчина дважды поцеловал ее, не сказав, что умирает от любви к ней. Ни хотя бы что-нибудь в этом роде!

– Прекрасно. – Руфус поставил пустую чашку.

– Папочка! – В голосе Джессики вновь послышался укор.

– Я же сказал «прекрасно», не так ли? – раздраженно ответил он. – А готовить вы тоже мастерица? – Он повернулся к Энни с надеждой на лице.

– Пожалуйста, скажи «да»! – умоляюще взглянула на нее Джессика.

Энни привыкла за последние два месяца, что обеды в доме готовит повар. Однако здесь холостяцкая квартира, безо всяких излишеств…

Она утвердительно кивнула головой.

– Только основные блюда, – торопливо пояснила она. Первоклассным поваром она не была!

– Папа не в состоянии сварить и яйца, – без обиняков призналась Джессика.

– Могу, – мгновенно воспротивился он, но в его глазах плясали веселые огоньки.

– Нет, не можешь, – возразила ему дочка. – Помнишь, в тот раз ты?..

– Хорошо, хорошо, – Руфус, будто защищаясь, поднял руки. – Я не умею готовить, – устало сдался он.

– Он забыл налить в кастрюлю воды, – сообщила Джессика Энни шепотом, но так, чтобы и отец услыхал ее слова. – Не знаю, видела ли ты когда-нибудь, как взрываются яйца, но…

– Нет, Джессика, не видела, хотя уверена, это весьма… интересно, – быстро прервала себя Энни, заметив, что Руфус тоже готов взорваться, если злопыхательское обсуждение его кулинарного искусства продлится и дальше. – Теперь я поняла, для чего понадобилась вам в этой поездке! – произнесла она с насмешливым негодованием. – Ты просто не хочешь рисковать и есть блюда, приготовленные отцом…

– Она раскусила нас, Джессика, – Руфус заговорщически подмигнул дочери.

– Это было не слишком трудно, – уничтожающе ответила Энни. – Итак, что мы желаем сегодня на вечер? – Она вопросительно приподняла брови, уверенная, что он уже заказал продукты для сегодняшнего ужина.

– Бифштекс и салат, – мгновенно ответил Руфус. – Однако салат приготовим мы с Джессикой…

– Я сделаю его сама, папочка, – твердо прервала его Джессика, повернувшись к Энни. – В прошлый раз салат делал папа, и я нашла жетон в собственной…

– Хорошо. Я оставлю вас, девочки, вдвоем, готовьте ужин сами, – Руфус решительно встал. – Во всяком случае, мне надо сделать несколько срочных звонков. Я буду у себя в кабинете… первая дверь направо… позовете, когда все будет готово. – Он твердыми шагами вышел из гостиной.

Энни повернулась к Джессике с улыбкой на устах:

– Кажется, мы своим поддразниванием прогнали его!

– Его прогонишь! Он и сам рад сбежать, – сказала Джессика, беспечно пожав плечами.

То были счастливые полчаса: Энни жарила бифштексы, которые нашлись в холодильнике, тем временем Джессика готовила салат. Когда бифштексы поджарились, они стали накрывать на стол. Энни решила устроить ужин на кухне, а не в гостиной, которую она уже видела, из опаски, что Джессика и без того перетрудила свою медленно заживающую лодыжку.

– Неплохо, – удовлетворенно кивнула Энни, когда все блюда были поставлены на стол. – Даже если и приходится при этом хвалить саму себя.

– Я схожу за папой. – Джессике не терпелось похвастаться.

– Я пойду, – решительно заявила Энни. – Побереги свою ногу.

– Можно в таком случае я зажгу свечи? – тут же спросила Джессика.

Энни остановилась у двери:

– Вот вернусь с твоим папой, и, если он разрешит, тогда и зажжешь свечи.

О свечах подумала Джессика, как и о бокалах для Энни и Руфуса, уверив, что после ужина папочке захочется вина. Энни не была столь убеждена в этом, однако с радостью согласилась, хотя сама выпивала не больше одного бокала: вино быстро ударяло ей в голову.

Подойдя к кабинету, Энни услышала, что Руфус с кем-то разговаривает по телефону. Она нерешительно мялась возле двери, не зная, что делать.

Приготовившись постучать в дверь, она внезапно остановилась, услыхав обрывок разговора.

– Пожалуйста, попросите Маргарет, как только она придет, чтобы позвонила мне, – твердо произнес Руфус. – Мне надо переговорить с ней.

Маргарет?.. Энни знала лишь об одной Маргарет, ее только недавно упоминали в разговоре, и то была ее предшественница. Руфус звонит Маргарет. И ему действительно необходимо поговорить с ней… Зачем? Энни понимала, что та женщина ушла без предупреждения, но если даже и так…

– Да, я получил ее письмо. – Руфус по-прежнему говорил с человеком на другом конце провода. – Но мне надо самому поговорить с Маргарет.

Итак, прежняя гувернантка писала ему! Они были в близких отношениях?..

Неужели в семействе Даймондов не только Энтони имеет склонность к прислуге?..

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Вы были молчаливы за ужином, – заметил Руфус. Они сидели вдвоем в гостиной, а Джессика преспокойно спала у себя в спальне.

Энни была удивлена, что могла есть, ведь каждый кусок вставал у нее в горле! К тому же она выпила столько красного вина, сколько раз Руфус наполнил ее бокал. Теперь в ее голове царил кавардак, хотя она и пыталась собраться с мыслями.

Руфус и Маргарет…

Теперь многое становилось на свои места. Руфус, казалось, был весьма расстроен, застав в доме другую гувернантку, и расспрашивал всех о причине внезапного ухода предыдущей. Он не стал тратить время зря, поняв, что она в Лондоне, и вернулся туда. Очевидно, он хочет поговорить с ней лично.

Пожалуй, между ними случилась ссора, или, быть может, Маргарет в конце концов пришла к выводу, что подобные отношения не для нее. Каковы бы ни были у нее основания, Руфусу необходимо повидаться с ней еще раз.

Энни провела ужин в печальном молчании, не в силах поверить в собственную тупость. Она жестоко ошиблась, дважды влюбившись за считанные дни! Как она наивна! С Энтони она быстро поняла, что допустила ужасную промашку, но Руфус!.. Руфус был совсем другим… сильным, честным и самостоятельным… Ха, самостоятельным!.. Во всяком случае, она так думала до недавнего времени.

Стоя у двери его кабинета, Энни вдруг поняла, что влюблена в него.

Ей нравилось его общество. Она чувствовала, что может расслабиться, когда он рядом, и в то же время ее не оставляло ощущение некоего исходящего от него вызова. Он веселил ее…

Ну что ж, теперь со смехом покончено. Ужин представлялся ей неким испытанием, которое надо выдержать.

И она с честью выдержала его, принимала с улыбкой все комплименты по поводу приготовленных ею блюд, уложила Джессику в постель, пока Руфус мыл посуду… Джессика уверила ее, что уж это он умеет делать!

Но больше всего Энни хотелось убежать прочь и вдали от всех перебороть свою боль. К ее ужасу, боль не унималась: ошибка оставила на сердце глубокую рану.

– Энни? – окликнул ее удивленно Руфус, не услышав ответа на свое замечание.

Она поднялась из кресла.

– Я очень устала. Мне лучше лечь в постель, если вы не возражаете. – К своей досаде, она не могла даже смотреть на него, разговаривая с пустым пространством где-то над его левым плечом, а ведь он сидел прямо напротив.

– Вы даже не пригубили бренди, что я налил для вас, – мягко заметил он.

Неужто он так же развлекался здесь с Маргарет? Наливал ей бренди и ждал, что она сядет и выпьет с ним? Неужели все так начиналось? Неужели они?..

– Энни, вы неважно выглядите. – Руфус встал и, прежде чем направиться через комнату к ней, поставил стакан с бренди на стол. – Несколько секунд назад румянец играл на ваших щеках, а теперь вы смертельно бледны. – Он с беспокойством поглядел на нее.

Несколько секунд назад вино ударило ей в голову, и Энни стало жарко, а теперь она побледнела оттого, что к горлу подкатывала тошнота.

Она быстро повернулась и выбежала из комнаты, успев добраться до ванной, прежде чем ее одолела сильная рвота. От неожиданного приступа глаза ее слезились. Руфус вошел следом за ней.

– Вам и впрямь нездоровится, да? – успокаивающе проговорил он, прижав к ее лбу мокрое полотенце.

Его присутствие в ванной лишь вызвало еще более сильную тошноту. Ей хотелось умереть сию минуту, просто лечь и…

– Сейчас должно стать полегче. Я помогу вам подняться в спальню, – сказал Руфус.

Энни выпрямилась.

– Нет! – резко ответила она. – Я чувствую себя хорошо. – Сбросив полотенце, она с облегчением увидела, что рука у нее дрожит лишь слегка. – Я всегда плохо переносила дорогу, – извиняющимся тоном произнесла она. – Вероятно, так на меня подействовала поездка.

– Понятно, – Руфус понимающе кивнул головой.

Как ей хотелось сию минуту оказаться в собственной спальне! Должно быть, и видок у нее…

– Вам не везет с лошадьми и машинами, – сухо произнес Руфус.

«И еще с мужчинами», – пожаловалась она самой себе. И привелось же им вести эту беседу в ванной комнате, мало, что ли, других мест!

– Да уж, – слабым голосом созналась она, выходя из ванной.

Руфус последовал за ней в коридор.

– Вы найдете дорогу в свою спальню? Я же не знаю, быть может, у вас не все в порядке также и с ориентировкой на местности, – присовокупил он, заметив на ее лице изумленное выражение.

Энни понимала, что он подтрунивает над ней, хотя по выражению его лица это не скажешь, разве что левая бровь странным образом изогнулась.

– Утром мне будет лучше! – резко сказала Энни. Уж она постарается! Строгое самовнушение – вот что ей необходимо. – С вашего разрешения?.. – Она повернулась и направилась в свою спальню.

– Энни?

Она остановилась и нехотя обернулась к нему.

– Да?

Руфус улыбнулся, и от его улыбки у нее перехватило дыхание.

– Спокойной ночи, – сказал он.

– Спокойной ночи, – устало ответила она и быстро пошла к лестнице, чтобы он не успел задержать ее еще под каким-нибудь предлогом.

Прежде чем лечь в постель, она зашла к Джессике. Девочка спала крепким сном, свернувшись калачиком на кровати, с довольной улыбкой на губах. Сон невинного…

Ну что ж, а она, Энни, просто наивная дурочка, решила она, оказавшись у себя в спальне. Ведь очевидно, что беспокойство Руфуса из-за ухода Маргарет чрезмерно, здесь дело не в простом уходе обыкновенной служащей. Даже Энтони, сколь он ни эгоцентричен, заподозрил что-то неладное в этой заинтересованности Руфуса.

Руфус и неизвестная Маргарет…

О, она понимала и раньше, что Руфус после смерти жены ухаживал за другими женщинами: он мужчина в расцвете сил и все вполне естественно. Особенно если, как объяснил Энтони, он не был чересчур счастлив в браке с Джоанной. Но Энни и в голову не приходило, что ее предшественница могла быть одной из этих женщин. И, судя по всему, их связь далека от завершения, по крайней мере в отношении Руфуса.

Чем скорее Руфус получит новое редакционное задание, тем лучше!

Если его не будет рядом, то, конечно, со временем она вычеркнет его из памяти.

С завтрашнего утра она будет делать все, чтобы их отношения оставались в строго деловых рамках.

Приняв это решение, Энни забылась сном.

Она проспала!

На циферблате радиобудильника, что стоял на столике возле кровати, было девять пятнадцать! Ей не удалось вспомнить, когда в последний раз она спала так долго. Что Руфус подумает о ней?

Энни торопливо надела джинсы и накинула оранжевый свитер, отчего ее волосы стали казаться еще более рыжими. Краситься времени не было – она лишь быстро расчесала волосы и поспешила на кухню. Джессику надо накормить завтраком, да и Руфуса тоже, если вчерашнее описание его кулинарных способностей хоть немного приближается к правде.

На дверце холодильника магнитом был прижат огромный лист бумаги, на котором было написано: «Я взял Джессику в парк. Приготовьте себе завтрак. Надеюсь, вы выспались». Под запиской стояла подпись: «Руфус».

Энни так и села за кухонный стол: вся ее спешка оказалась ни к чему. Джессика гуляет в парке, и присматривать сейчас не за кем.

Без Руфуса квартира казалась пустой. И, разумеется, без Джессики. Однако недоставало ей именно Руфуса. Он лишь отправился в парк, а она уже скучает по нему. А ведь прошлым вечером пришла к решению: чем скорее он уедет, тем лучше!

Застонав, Энни закрыла лицо руками. Она влюблена в Руфуса!

То, что она испытывала по отношению к Энтони, не шло ни в какое сравнение с чувствами, которые нахлынули на нее при мысли о Руфусе. А ведь он так же недоступен для нее, как и Энтони, и в его жизни есть другая женщина…

Неожиданно зазвонил телефон.

В течение нескольких секунд она просто смотрела на него. Ответить на звонок или нет? Это был телефон Руфуса, и звонили, очевидно, ему. А вдруг что-то срочное? Быть может, это звонит сам Руфус: что-то случилось с Джессикой.

Придется взять трубку!

– Квартира Руфуса Даймонда, – чопорно произнесла она, крепко прижимая трубку к уху.

– Могу ли я поговорить с Руфусом? – прозвучал хрипловатый женский голос с ирландским акцентом.

– Э… не в данный момент, – уклончиво ответила Энни. – Он гуляет с Джессикой в парке. – Уместно ли говорить о дочке Руфуса? Обычно он жил здесь один, и, вероятно, многие не знают даже, что у него есть дочь.

– Как она? – Женский голос заметно потеплел.

Эта женщина не только знает про Джессику, она, по всей видимости, не раз встречалась с ней!

– С Джессикой все хорошо, – кратко проговорила Энни… отметив собственнические нотки в своем голосе. Но она не могла ничего поделать со своими чувствами: и Джессика и Руфус стали слишком много для нее значить.

– Хорошо, – сказала женщина, возвращаясь к прежнему тону. – А вы, наверное, экономка?

Энни рассердилась.

– Нет, я не экономка, – сухо ответила она, не намереваясь, однако, сообщать, кто она такая. – Могу ли что-нибудь передать?

– Да, если вам не трудно, – язвительно произнесла женщина, показав Энни, что и она тоже почувствовала раздражение.

Энни вздохнула:

– Конечно, нет.

– Передайте, пожалуйста, Руфусу, что звонила Маргарет. Я буду дома весь день. Если захочет, то пусть позвонит мне, когда придет с прогулки.

Энни вряд ли слышала последние слова. Единственное, что ей запало в память, так это имя – Маргарет. Женщина, с которой Руфус столь отчаянно пытался поговорить накануне вечером.

Она сглотнула вставший в горле ком.

– Хорошо, я все передам ему.

– Спасибо, – поблагодарила Маргарет. – И передайте от меня привет Джессике, скажите, что я ее люблю, – добавила она, прежде чем повесить трубку.

Энни села. Как же ей не хотелось говорить Руфусу об этом звонке! Да еще передавать Джессике, что Маргарет любит ее!

Смешное положение. Если она не скажет Руфусу о звонке и он не перезвонит, тогда Маргарет, сомнений нет, позвонит вновь. И в таком случае Энни будет выглядеть полной дурой.

Трусиха, корила она себя, торопливо записывая слова Маргарет на листке бумаги. Осознав свои чувства к Руфусу, она просто не могла сказать о звонке другой женщины. Это лишь растравило бы ей душу.

Написав записку, она занялась посудой, скопившейся после вчерашнего ужина. Она почти закончила расставлять посуду по шкафчикам, когда услышала, как Руфус открывает дверь, а следом счастливый щебет Джессики:

– Ты встала, Энни!

Руфус, казалось, удивился, увидев ее на кухне. Она с усилием улыбнулась.

– В десятом часу. Извините, что проспала. – Она помогла Джессике снять пальто. – Обычно я встаю вовремя. Не помню, когда в последний раз…

– Я не против, – мягко прервал ее Руфус. – Просто констатировал факт. Мы славно провели время в парке, не так ли, малыш? – Он взъерошил и без того уже растрепанные волосы Джессики.

Без Энни. Она начала чувствовать себя лишней. И ни малейшего сожаления, что ее не было рядом, с горечью подумала Энни. Она любила этого мужчину и его дочь, слишком любила, а ведь однажды ей придется оставить их. И скорее раньше, чем позже, если решимость Руфуса в отношении Маргарет хоть чего-нибудь стоит.

– Мы повеселились. – Джессика улыбнулась в знак согласия. От прогулки ее щеки раскраснелись.

– Вы, вероятно, замерзли. – Энни понимала, что ее слова звучат несколько напыщенно, однако поделать с этим ничего не могла: в обществе Руфуса ей стало неловко. – Не хотите горячего чая? Обещаю, что положу в заварной чайник только три пакетика, – добавила она, пытаясь пошутить.

Руфус сел за стойку рядом с Джессикой.

– А как же «один пакетик для чайника»? – поддразнил он Энни, не спуская с нее глаз.

Возможно, это лишь ее воображение. Быть может, слова «я люблю Руфуса Даймонда» написаны у нее на лбу, однако ж это не факт! Руфусу, судя по всему, так и не суждено узнать, какие чувства она испытывает к нему. И ей надо быть настороже, чтобы он ни о чем не догадался.

– Я не буду пить чай, – беспечно ответила она. – Мне нужно навести порядок в спальнях, пока вы здесь будете чаевничать. Я столь поспешно этим утром вылетела из своей спальни, что не успела даже прибрать постель!

Руфус по-прежнему не спускал с нее глаз, которые угрожающе сузились.

– Постель подождет, – медленно произнес он. – Во всяком случае, мы с Джессикой свои кровати прибрали. Садитесь и выпейте с нами чашечку чая.

Ей надо побыть одной, чтобы взять себя в руки, а не сидеть тут рядом с ним… Энни отрицательно покачала головой.

– Мне в самом деле нужно прибраться у себя в комнате. – Она не осмелилась встретиться с Руфусом взглядом. Его взор мог нарушить то хрупкое самообладание, что у нее оставалось. – Чай уже заварен, остается его разлить и…

– Мы не хотим двойняшек, не так ли? – спросил ее Руфус.

– Двойняшек? – озадаченно откликнулась Энни.

Он утвердительно кивнул.

– Мне всегда повторяли, что человек, заваривший чай, должен также и разливать его, иначе у кого-то из двоих будет двойня! – Он невинно посмотрел на нее: – Бабушкины сказки.

– Ах, Энни, эта отговорка понадобилась папе, только чтобы самому не разливать чай! – понимающе вскричала Джессика.

– И я того же мнения, – согласилась Энни. – Я не знаю никаких бабушек и никогда не слышала про такую примету, – скептически сообщила она Руфусу.

Уголки его рта печально опустились.

– Ваши слова означают, что мне самому придется разливать чай?

– Думаю, что да, – Энни пожала плечами. – И я бы на вашем месте не тянула с этим, иначе он перестоит. – Она направилась к двери. – О, кстати… – Энни небрежно обернулась к Руфусу… так небрежно, как позволили ей внезапно подогнувшиеся ноги. – Вам звонили, вон на столе записка.

– Правда? – Нахмурившись, он торопливо схватил листок и быстро прочел написанную Энни записку. Девушка не успела даже выйти из комнаты. Он поднял глаза. – Когда она звонила?

Энни тяжело сглотнула:

– Примерно полчаса назад.

– Черт! – Он грубо скомкал бумажку в руке. – Скоро мне надо будет уйти, так что вам, девочки, придется какое-то время развлекаться самим. – Было ясно, что его мысли уже блуждали где-то далеко.

Чтобы повидаться с Маргарет, с тяжелым сердцем догадалась Энни. Поскольку именно к ней, без сомнения, направится сейчас Руфус. Он к собирается ей перезванивать, а лично наведается к ней!

– В холодильнике полно еды. На ланч хватит, – заверил их Руфус.

– Что-что, а тут мы справимся, – сдержанно сказала ему Энни.

Руфус внимательно посмотрел на нее, почувствовав ее неприветливость.

– Что именно она сказала? – проницательно осведомился он.

Энни старалась сохранять на лице бесстрастное выражение.

– Лишь то, что я написала здесь. – Энни, как и Руфус, не упоминала имени Маргарет, чувствуя, что он не желает говорить об этой женщине в присутствии Джессики. Почему – она не имела представления. Быть может, он не хотел слышать от дочки расспросов о бывшей няне. Как бы то ни было, Энни не стоит называть прежнюю гувернантку по имени. Она начинала ненавидеть Маргарет, даже ни разу не встретившись с ней!

Руфус вновь рассеянно кивнул.

– Вы можете заняться своими делами, а мы с Джессикой попьем чайку, и я пойду.

Он едва сидит на месте, подумала Энни, медленно направляясь к себе в спальню. Так ему не терпится повидаться с Маргарет…

Убрав постель, она присела, борясь с чувством, которое ей раньше было незнакомо, – с чувством ревности. Она не ревновала даже к Давине, когда узнала, что та – невеста Энтони, лишь почувствовала разочарование, что у Энтони не оказалось достаточно мужества и он не смог, вырвавшись из расставленной ловушки, расторгнуть помолвку. Однако истина открылась, лишь когда Энтони предложил ей роль любовницы! Сейчас она испытывала к Давине только жалость.

С Маргарет иное дело. Ее голос располагал к себе, и для неприязни не было повода. И все же Энни так ревновала Руфуса из-за его явного желания как можно скорее повидаться с этой женщиной, что ей становилось трудно дышать.

Но Энни, разумеется, не станет бесконечно прятаться у себя в спальне. Она вернется на кухню и позаботится о Джессике, пока ее отец будет отсутствовать.

О Боже! Заплакав, она закрыла лицо руками. Неужели любовь столь мучительное чувство? Веселье и мука… Раньше ей не приходило в голову, что эти два чувства могут существовать одновременно. Руфус заставлял ее смеяться, и в то же время любить его было невыносимым страданием, ведь он не отвечал взаимностью!

Что же теперь делать?

Ей не хотелось покидать Джессику. И по совести, даже будучи безнадежно влюбленной, она не желала оставлять Руфуса. Но если Маргарет вернется в жизнь Руфуса, она, вероятно, займется снова воспитанием Джессики, и тогда у Энни не останется иного выхода. А до тех пор…

– Энни? – Руфус постучал в дверь и вошел в спальню.

– Да? – встав и вытерев слезы, ответила она. – Вы уже уходите?

– Только переоденусь, – внимательно глядя на нее, произнес он. – Вы в самом деле чувствуете себя лучше, чем вчера? Если честно, вид у вас не лучше вчерашнего, – сказал он, прежде чем она успела ответить.

– Благодарю! Вы и впрямь хорошо знаете, как поднять настроение! – Ей надо вести себя с ним поестественнее, и лучше всего, решила она, прибегнуть к юмору. Маргарет еще не вернулась в его жизнь, а до тех пор Энни будет бороться… В любви, как на войне, все средства хороши…

– Надеюсь, что это так! – Он улыбнулся, и ее щеки покрылись румянцем.

– Не беспокойтесь о нас с Джессикой, – беззаботно сказала она. – Уверена, что мы прекрасно проведем время, пока вы будете отсутствовать.

Он посерьезнел и решительно кивнул головой:

– Я скоро вернусь.

Когда Руфус ушел, Энни с Джессикой решили испечь пироги. В доме не нашлось и половины необходимых продуктов, и пироги выглядели далеко не так аппетитно, как того хотелось, но им обеим было очень весело, а ведь в этом и была суть всей затеи.

– Нужно их попробовать, – убеждала Энни девочку.

– В таком случае за дело, – хихикнула Джессика, глядя на плоские, слегка пригоревшие ковриги. – Ты первая!

– Нет, ты младше, ты и начинай. – Энни не выразила особого энтузиазма при виде творения их рук.

– Тем более я не стану пробовать их первой, – заявила Джессика. – У меня еще вся жизнь впереди!

Энни поглядела на Джессику, затем на пироги, потом опять на Джессику.

– Я придумала! – Она поставила поднос с пирогами на стол, чтобы они остывали. – Давай подсунем их твоему отцу, когда он вернется.

– Это нечестно, – засмеялась Джессика, но возражать не стала.

Конечно, такой поступок нельзя считать честным, но в данный момент Энни очень хотелось чем-нибудь насолить Руфусу. Он…

Удивленно нахмурившись, она обернулась при звуке громко хлопнувшей входной двери. Что за черт?.. Руфус… Не может быть, чтобы он так скоро вернулся.

Руфус вихрем ворвался на кухню и с грозным видом посмотрел с порога на них обеих.

– Женщины… – пробормотал он с отвращением. – У них нет ни капли здравого смысла, – он швырнул куртку на один из стульев. – Может, только тогда, когда спят, и то не у всех! – Руфус бросил на них уничтожающий взгляд и добавил: – Я у себя в кабинете.

Его желание побыть в одиночестве было слишком очевидно и для Энни, и для Джессики.

– Интересно, кто расстроил его? – пробормотала Джессика испуганным голосом. – Я редко видела, чтобы папа так сердился.

Для Энни все было очевидно. Руфус пошел на встречу с Маргарет… и свидание, видимо, прошло неудачно.

Поэтому в противоположность Руфусу Она воспрянула духом, чего до этой поры не наблюдалось.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

– Я не очень-то уверена, что сейчас он сможет по достоинству оценить наш кулинарный шедевр? – Джессика поступила весьма мудро, выбросив пироги в мусорное ведро. – Наверное, ему сейчас не до шуток.

Довольно странно, однако отвратительное настроение Руфуса привело Энни в отличное расположение духа. Что бы ни произошло между ним и Маргарет, их отношения не столь гладки. Энни была на седьмом небе от счастья.

Пожалуй, с ее стороны это неприлично, однако она ничего не могла поделать с обуревавшими ее чувствами. Она не хотела, чтобы он вновь сошелся с Маргарет, потому что сама любила Руфуса.

– Давай-ка готовить ланч, – весело предложила Энни. – Может, позже твой отец присоединится к нам.

Впрочем, будет ли у него аппетит или нет – это дело уже другое!

Когда Руфус не появился на кухне в двенадцать тридцать, а ланч был уже готов, Энни решила отправиться на его поиски.

Он по-прежнему сидел у себя в кабинете, откинувшись в кресле, за письменным столом и не убрал с него ног, даже когда в комнату, постучавшись и получив разрешение, вошла Энни.

Девушка приподняла бровь:

– Вам удобно?

– Так себе, – отрезал он. Выражение его лица стало еще более мрачным.

– Ланч готов.

– Я не очень-то голоден, – ответил Руфус, даже не делая попыток двинуться с места.

Но Энни не уходила.

– Джессика утверждает, что это ваше любимое блюдо.

Его рот скривился.

– Да? Что там? – спросил он безо всякого интереса.

– Омлет с беконом и множество тостов. – Для ее ушей эти названия звучали не слишком завораживающе, однако Джессика уверенно настаивала, что это любимое кушанье ее отца.

Скверно, если девочка ошиблась. В холодильнике остались кое-какие продукты, но не очень много. Очевидно, Руфус, когда бывал здесь, вел неприхотливый образ жизни.

– Да, действительно, моя любимая еда. – Руфус сбросил ноги со стола и выпрямился в кресле. Внезапно он улыбнулся. – Счастливчик тот, кому Джессика достанется в жены, – сказал он Энни, встав с кресла, чтобы проследовать за ней на кухню.

Энни повернулась и услышала за спиной его сдавленный смех.

– Что вас рассмешило? – медленно произнесла она.

Ей казалось, что смеяться здесь не над чем.

– Выражение вашего лица, когда я высказал замечание насчет Джессики. – В глубине его темных глазах плясали веселые огоньки. – Скажите честно, что вам хотелось ответить мне.

Она с укором поглядела на него:

– Вы сказали о Джессике, лишь бы поддеть меня!

– И мне это удалось. – Он по-прежнему улыбался. Плохое настроение, одолевавшее его всего несколько минут назад, очевидно, было забыто.

– Хорошо, – она согласно кивнула головой. – Я нахожу ваше замечание весьма и весьма шовинистическим. Я удивлена, что вы не желаете для Джессики большего, – добавила она вызывающе.

– Интересное возражение, – молвил Руфус. – Стало быть, вы не считаете, что для женщины в жизни важно лишь удачно выйти замуж?

– А для мужчины? – мгновенно парировала она.

Он остановился у кухонной двери.

– Предлагаю отложить дискуссию, а то все остынет. Но я не увиливаю от ответа, – заявил он при виде ее насмешливого взгляда. – Это слишком серьезный вопрос, и парой минут здесь не обойтись.

Энни уже жалела о брошенном ею вызове. Только сейчас она поняла, что, когда у Руфуса есть что-то на уме, он становится нарочито вызывающим. Она ни на мгновение не верила, будто он желает продолжить разговор. Он хотел поспорить. И если ему не удалось что-то с Маргарет, он намерен пререкаться с первым попавшимся под руку, и сейчас это была Энни!

Несмотря на заявление Руфуса, что он не особенно голоден, он не только съел омлет и гренки, но даже попросил добавки. Казалось, исчезло и его скверное расположение духа: за столом он шутил и подтрунивал над ними обеими. Впрочем, Энни ни на миг не сомневалась, что они непременно вернутся к начатому разговору, когда останутся наедине.

– Прекрасно, – Руфус, наевшись, откинулся на спинку стула. – Чего еще желать мужчине, когда две женщины готовы исполнить любую его прихоть? – Он посмотрел на Энни, которая готовила для всех кофе.

Итак, Руфус не собирается оставлять ее в покое. Но на этот раз она не попадется на удочку.

– Кофе, – любезно улыбнулась ему Энни, ставя рядом с ним дымящуюся чашку.

Его рот подергивался: он без труда догадался, что внутри она кипит от его поддразниваний.

– Спасибо, – вежливо ответил он.

– Знаете что, Руфус?.. – Энни, продолжая улыбаться, подала Джессике чашку и, прежде чем сесть на место, взяла свою. – У вас мерзкий характер! – с удовольствием сообщила она ему и принялась спокойно, маленькими глотками попивать кофе.

Несколько секунд он ошеломленно смотрел на нее, а затем разразился громким, раскатистым смехом. И на сей раз он смеялся не над ней, а вместе с ней.

– Вы правы, Энни, – наконец обрел он способность говорить. – У меня и впрямь мерзкий характер. Однако по неведомой причине вы, кажется, способны менять его. – Он задумчиво поглядел на нее. – Интересно, почему так происходит?

Уверенность и смелость, которые она чувствовала несколько минут назад под его пылким взглядом, куда-то улетучились. Теперь Энни уже хотелось, чтобы он так и оставался рассерженным… так по крайней мере он менее опасен для нее!

– Чем мы займемся днем?

Энни не сразу поняла, что вопрос был задан Джессикой. Но, даже осознав, что к ней обращаются, была настолько взволнована устремленным на нее взором Руфуса, что по-прежнему не могла найти подходящего ответа!

Руфус наконец повернулся к дочери:

– А чем бы ты хотела заняться?

– Я думаю, нам следует сходить в магазин и купить продукты, – рассудительно сказала Джессика.

– Вот вы вместе и сходите. – Руфус вдруг встал, вынул из кармана деньги и положил их на стойку. – Я буду занят работой. Возьмите такси; только не накупайте много: мы, вероятно, пробудем здесь всего пару дней. – Он остановился возле двери. – Кстати, сегодня вечером мы отправимся в любимый ресторан Джессики – поесть пиццы.

– Спасибо, папочка. – Джессика улыбнулась ему знакомой улыбкой, сменившейся хихиканьем, как только за ее отцом закрылась дверь. – Не волнуйся, Энни. – Ее рассмешило озадаченное лицо Энни. – Не знаю, что сейчас происходило между тобой и папой, но мне кажется, он вел себя не слишком хорошо… а я знала, если скажу, что мы желаем отправиться по магазинам, он непременно откажется! Ты права, Энни. – Она с чувством покачала головой. – У него и правда скверный характер!

Для своего возраста Джессика была весьма проницательна. Хоть на самом деле Руфус и не обращался с Энни плохо, тем не менее ему хотелось поспорить или даже поскандалить – словом, выпустить пар. И поскольку в пределах досягаемости находился всего лишь один взрослый индивидуум – Энни, – то спорить он решил с ней. Энни должна была признать, что без успокаивающего присутствия Джессики она бы, по всей видимости, с радостью стала его оппонентом!

Размышляя над этим, Энни тихо рассмеялась. Напряжение мгновенно отпустило ее.

– Давай-ка пройдемся по магазинам.

Джессика встала. Лодыжка уже мало беспокоила ее.

– Мы купим все продукты, чтобы завтра приготовить вкусный острый карри. Он выпустит из папы пар!

– Ну разве можно так говорить? – пожурила ее Энни, хотя сама не смогла удержаться от улыбки, представив Руфуса с идущим из ушей паром…

В этот вечер они пошли ужинать в город, и Руфус больше не был в настроении провоцировать кого бы то ни было. Он едва обменялся с Энни несколькими словами и казался расстроенным. Энни не знала, что лучше: дразнящийся Руфус или молчаливый!

– Никогда не видела, чтобы папа был так тих… – размышляла Джессика, забираясь в кровать.

Энни беспечно пожала плечами, хотя и должна была признать, что вечер получился не из лучших.

– Очевидно, что-то не дает ему покоя.

Или кто-то! Мысль о Маргарет, по всей видимости, не оставляла его. Но не могла же она сказать об этом Джессике!

На самом деле ей нравилось, что Руфус не желает обсуждать вопрос, касающийся Маргарет, в присутствии дочери. Дети так остро на все реагируют.

– Надеюсь, что он не собирается вновь куда-нибудь уехать, – размышляла Джессика, сидя в постели.

При этой мысли Энни сделалось дурно. Руфус снова уедет… В прошлый раз он отсутствовал три месяца!

Она привыкла к нему и уже не могла представить, что его нет рядом. Как отличались теперь ее чувства от тех, когда он только появился в доме… Неужели прошло всего три дня? Тогда она была убеждена, что любит его брата. Но как слабы были чувства, которые она испытывала к Энтони, в сравнении с теми, что она испытывает к Руфусу. Вчера ей не терпелось уйти от Энтони, тогда как простая мысль о том, что Руфус опять куда-то исчезнет, заставляет ее физически страдать.

– Ты думаешь, что он уедет? – Она обеспокоенно поглядела на Джессику. От напряжения губы плохо слушались ее.

Девочка пожала плечами.

– Трудно сказать, – вздохнула она. – Он всегда уезжает без предупреждения.

По всей видимости, он взял Энни с собой только для того, чтобы, если его внезапно вызовут, не оставлять Джессику одну. От этого предположения на душе у Энни сделалось еще тяжелее.

Джессика заснула.

– Не надо думать о плохом, пока это не случится, – успокаивала себя Энни.

Проходя мимо дверей гостиной, она увидела, что Руфус сидит, угрюмо уставившись в стакан с виски. Он даже не взглянул на нее, словно сейчас уже ничто не забавляло его.

– Джессика беспокоится за вас, – напрямик сказала ему Энни, стоя в проеме дверей.

Он встревоженно посмотрел на нее.

– Да?

– Ммм… – Энни вошла в комнату, – она думает, что вы, возможно, опять уедете.

– А, нет, – без всякого выражения ответил он.

– Я так и сказала ей. Только она все равно думает, что вы уедете.

Он бросил на нее раздраженный взгляд и сказал:

– И почему же она так думает?

Быть может, потому что его целый день не было дома!

– Не имею представления. Вам бы самому спросить у нее.

– Стало быть, вот таким окольным путем вы указываете мне, что я должен подняться к Джессике и заверить ее в том, что не уезжаю? – спросил он.

Руфус, судя по всему, не принадлежит к числу тех мужчин, которые любят, чтобы ими манипулировали!

– Я не пользуюсь окольными путями, Руфус, – ровно промолвила Энни. – Я просто говорю вам то, что мне сказала Джессика…

– Хорошо, хорошо! – раздраженно произнес он, поднимаясь и тяжело ставя стакан на кофейный столик. – Я иду. – Он, словно защищаясь, поднял руки. – Боже упаси меня от женщины, которая пытается казаться здравомыслящей, – буркнул он, направляясь через всю комнату к двери.

Если кто и был совершенно неразумен, так это он. Энни не сомневалась, что стала громоотводом для его гнева.

– Думаю, мы могли бы сыграть партию в шахматы. – Энни, подняв глаза, улыбнулась ему, когда несколько минут спустя он вернулся в гостиную.

Шахматы уже были расставлены на столе в углу комнаты.

Коль Руфус хочет схватки, вот самый простой способ ввязаться в нее. Кроме того, если он сосредоточится на игре, то это отвлечет его от тяжелых мыслей…

– Если, конечно, у вас сегодня вечером нет никаких дел? – подумав, добавила она. Впрочем, в одном она была твердо убеждена: он не намерен встречаться с Маргарет!

– Ничего срочного, – ответил он, садясь напротив. – А вы хорошо играете? – спросил он, мрачно и испытующе глядя на нее.

– Давно уж не играла. – Работа оставляла ей не так много времени.

– Прекрасно! – произнес он. – Тогда вам лучше играть белыми. – Он уселся поудобней.

Энни вспыхнула.

– Обычно бросают монету, – пробормотала она.

Руфус открыл рот, чтобы резко ей ответить, но что-то в выражении ее лица остановило его; он глубоко вздохнул и сказал:

– У меня скверный характер.

– Да, – не колеблясь подтвердила она.

Он тихо рассмеялся. В его глазах вновь зажглись веселые огоньки.

– По крайней мере вы честны!

Энни вызывающе взглянула на него:

– Для женщины?

– Боже, каким невыносимым, должно быть, я был сегодня, не правда ли? – Он покачал головой. – Одного извинения довольно или извиняться за все в отдельности?

Энни не удержалась от улыбки при виде его покаянного лица.

– Почему бы для начала нам не сыграть в шахматы… а потом посмотрим, будете ли вы по-прежнему просить извинения.

Его брови приподнялись.

– Вы так хорошо играете?..

В ответ Энни загадочно улыбнулась. Одно она знала наверняка: ей во что бы то ни стало хотелось выиграть у него.

Подбросили монетку – Энни выпало играть белыми. И началась игра.

А в последующие полчаса они едва ли сказали друг другу несколько слов, до того сосредоточились на обдумывании своих ходов. Однако Энни могла с уверенностью сказать, что их силы равны.

– Вы хороший игрок, – одобрительно пробормотал Руфус, когда она взяла очередную пешку.

– Благодарю. – Она приняла этот комплимент как должное.

Откинувшись в кресле, он поглядел на нее.

– Я в самом деле жалею, что так вел себя сегодня. Я просто… послушайте, Энни, вы женщина… Неужели я сказал что-то смешное? – откликнулся он на ее сдавленный смех.

– Не совсем. – Ее глаза сверкали от сдерживаемого смеха.

– Сегодня я оскорблял вас по-всякому; что думал о женщинах, то и говорил, и все доставалось вам! – признал он.

– Ну не все, разумеется!

– Мое поведение связано с одной личной проблемой. Скажите мне, почему женщина соглашается говорить с вами по телефону, но, когда вы являетесь собственной персоной, отказывается встречаться с вами? – Он нахмурил брови.

Маргарет не захотела встретиться с ним сегодня утром!

Энни равнодушно пожала плечами.

– По многим причинам. – Она сделала очередной ход.

Его глаза сузились.

– Например? – Он сделал ответный ход.

Она задумчиво поглядела на него.

– Вы и есть тот человек, с кем женщина не пожелала встречаться? – спросила она, прекрасно зная, что это он.

– Какое, черт подери, это имеет отношение?.. Да, – раздраженно подтвердил он, когда она вопросительно изогнула брови.

– Ну, в таком случае, полагаю, у меня нашлась бы веская причина, чтобы отказаться от встречи.

– Да? – отрывисто спросил он.

Энни смущенно заерзала в кресле: не слишком ли далеко она зашла? Но он спросил, а она лишь правдиво ответила ему.

– Вы очень… Вы можете быть… – она неловко замолкла.

– Что? – набросился на нее Руфус. – Что я? – Он гневно посмотрел на нее.

– Вы мой работодатель, Руфус. А мне, так сложилось, нравится моя работа, и…

– Забудьте, что я ваш работодатель, – в сердцах оборвал он ее, – и просто ответьте на вопрос, черт возьми!

В нескольких случаях ей уже удалось забыть о том, что он ее работодатель… В действительности дело было не в этом.

– Я у вас работаю! – настаивала она. – Пожалуй, не очень честно задавать мне подобный вопрос. – Она помолчала. – Я не убеждена, что честность уместна между работодателем и работающим по найму.

– Выкиньте из головы понятие о честности! – бесцеремонно проговорил он. – Только скажите мне, по какой причине вы бы отказались видеться со мной.

Энни прерывисто вздохнула.

– В общем-то, по той же самой, которую вы продемонстрировали сейчас, – осторожно ответила она.

– Я – сейчас?.. – Он задумался на секунду и тут же произнес: – Я вынудил вас отвечать мне.

– Точно так, – с облегчением подтвердила она: ей все-таки не пришлось называть его задирой! – Если бы вы попытались разговаривать со мной подобным тоном по телефону, я могла бы просто положить трубку. Предположим теперь, что так бы поступила и та женщина, – мягко добавила она.

Руфус по-прежнему не говорил, что речь идет о Маргарет, которая звонила сегодня утром, однако она точно знала, что это так. И ей стало обидно продолжать этот разговор: столь явной была его заинтересованность в беседе с бывшей няней Джессики.

– Так она и сделала, – проворчал он.

Вернувшись утром, он несколько раз звонил, и, должно быть, во время одного из звонков она и повесила трубку.

– Она не пожелала увидеться со мной, когда я пришел к ней в дом, – признался он. – А затем, когда я позже позвонил ей, бросила трубку.

– Но вы сами признали, Руфус, – Энни двинула фигуру на доске, – что ваше настроение сегодня было слегка… агрессивное. Шах, – удовлетворенно произнесла она. – И мат.

– Я был агрессивен, потому что… Вы сказали, шах и мат? – Вид у него был ошарашенный: он уставился на шахматную доску, не поверив ее словам.

Выражение его лица рассмешило Энни: он, вероятно, никогда не проигрывал в шахматы… и только что его побили!

– Не удивляйтесь, Руфус. Денег на шахматы в детском доме хватало… а за шестнадцать лет было столько дождливых дней и вечеров… – Она произнесла последние слова без горечи. Ее детство в приюте нельзя назвать несчастливым временем… пожалуй, чуть недоставало любви, но в основном к Энни относились хорошо.

Руфус восхищенно посмотрел на нее, а затем снова перевел взгляд на доску.

– Прекрасная игра, Энни, – с искренней теплотой сказал он. – Вы достойный противник. – Он одобрительно кивнул головой.

Ей не хотелось быть его противником. Она тосковала па тому веселому спутнику, что привез их сюда, мужчине, который поцеловал ее…

– На сегодня довольно. – Он встал и отодвинул шахматный столик. – Вы правы: весь день я был брюзгой. Знаю, вы бы так не сказали, – сдержанно сознался он, когда она приготовилась протестовать. – Однако кому, как не мне, знать, кто я на самом деле. В Лондоне вам с Джессикой так и не удалось как следует отдохнуть! – присовокупил он с укоризной себе. – Ну что ж, все переменится. Налейте себе и мне бренди, а я пока разведу огонь в камине.

Бренди и камин… Ну, бренди она не особенно любила, а камин!.. Не слишком ли шикарно для простой гувернантки?

– А не поздновато ли? – сказала она, многозначительно глядя на свои наручные часы. – Принимая во внимание, что утром я проспала.

– Насколько мне известно, в последние дни у вас не было свободной минутки. Вы здесь не только чтобы ухаживать за Джессикой, но и приятно проводить время. Быть может, вы предпочитаете навестить этим вечером своих друзей? – осведомился он, бросив на нее пронизывающий взгляд. Казалось, эта мысль только что пришла ему в голову.

Так, вероятно, было бы гораздо спокойнее, чем сидеть, удобно развалясь на диване, в одной комнате с Руфусом!

Но что-то внутри ее не желало этого спокойствия. Всю жизнь она чувствовала себя в безопасности: легко ладила со своими товарками по квартире, была нетребовательной к друзьям, которых знала долгие годы. Она не хотела больше безопасности… и было очевидно, что с Руфусом ей это не грозит!

– Да, нет. – Она отклонила предложение выйти прогуляться. – Я лучше налью бренди. – Ей хотелось удостовериться, что ее порция значительно меньше его. В обществе этого мужчины следует сохранять трезвость.

Он взял стакан с бренди, убавил свет и сел на диван рядом с Энни.

– Нет ничего лучше камина, – сообщил он ей довольным голосом. – Я решил снять эту квартиру только из-за него.

Ей пришлось сознаться, что камин и в самом деле превосходен… но сидеть возле любимого человека, глядя на пляшущие языки пламени, было слишком большим искушением. Несколько глотков бренди, и она почувствовала, как по всему ее телу разлилась теплота.

Расслабившись, Руфус откинул голову на диванные подушки.

– Прекрасно, – тихо пробормотал он.

Энни подумала, что ей следует отправиться к себе в спальню. Или на самом деле пойти к друзьям. Сделать все что угодно, а не сидеть вот так в слабо освещенной комнате с этим мужчиной. Потому, что сейчас ей больше всего хотелось поцеловать его!

Будто ощутив ее желание, Руфус повернулся и посмотрел на нее: в глубине его темных глаз плясали отблески пламени.

– И такое прекрасное общество, – хрипло произнес он.

Энни почувствовала, как к ее щекам прилил румянец… и не от жара из камина!

– Я вот о чем, Энни, – протянув руку, он взял ее, ту, в которой не было стакана с бренди. – Вы женщина, которая не болтает без умолку на пустячные темы. А когда говорите, то всегда по делу. В противном случае вы просто молчите.

Он не отпускал ее руку!

Энни знала, что ей следует убрать руку, что наступает тот самый момент, которого она опасалась. Но она любила этого мужчину. И возможно, ей никогда не представится случая побыть с ним так близко.

Брови Энни слегка изогнулись.

– Вам это нравится в женщинах? – игриво спросила она.

Руфус улыбнулся.

– Я не стану больше нападать на женщин, Энни. В действительности я люблю женщин. Вернее, не всех… то есть я стараюсь сказать… правда, не совсем ясно… вы мне очень нравитесь.

Энни слегка отодвинулась, но он тут же подсел к ней ближе, нежно взял стакан с бренди из ее несопротивляющихся пальцев и поставил его на кофейный столик рядом со своим. Его лицо находилось в нескольких дюймах от ее.

– Эти глаза… – пробормотал он. – Я могу утонуть в них!

У Энни перехватило дыхание. Единственным для нее ощущением было чувство, что ее охватывает страсть, которая волной прокатилась по телу, когда губы Руфуса приникли к ее. Не отрываясь, Руфус прижал Энни к своему мускулистому, сильному телу. Ее руки обвили его шею.

А его губы стали путешествовать, покрывая поцелуями закрытые веки, виски, мочки ушей, нежно пощипывая их, пробуя на вкус аромат шеи и вновь впиваясь в ее рот.

Она ощутила внутри жар, когда почувствовала, что рука Руфуса ласкает ее грудь.

Тело Энни сделалось мягким, податливым, а пальцы страстно цеплялись за его плечи. Она не оказала сопротивления, когда Руфус опрокинул ее на диван и сам лег рядом. Ее ноги сплелись с его, блузка была поднята до самых плеч, обнажая тело. Темные глаза Руфуса наполнились желанием, когда он взглянул на персикового цвета атласный бюстгальтер. Кожа Энни была так же гладка и шелковиста, как и ткань. Она следила за ним сквозь полуприкрытые веки, видела, как его рука медленно двигается по ее высокой груди, радовалась удовольствию на его лице.

И Руфус доставлял ей наслаждение, впившись губами в затвердевший сосок под шелковистой тканью. Его рот медленно ласкал его, продвигаясь все дальше, а вторая рука искала и нашла другой сосок, который под его пальцами тоже напрягся.

Энни впилась в этот доставляющий наслаждение рот, ее руки запутались в густых волосах, когда она привлекла Руфуса к себе, переполненная странной смесью чувств, желая убаюкивать его, и в то же время ей хотелось получить еще большее удовольствие.

Потом блузка и бюстгальтер куда-то пропали, и ее тело теперь соприкасалось с обнаженной грудью Руфуса, покрытой темными шелковистыми волосами.

Она провела пальцами по его мускулистой спине, слегка царапая ногтями влажную кожу.

– О, да!.. – Теперь настал черед Руфуса стонать от удовольствия.

Жара. Камин. Страсть, которая охватила Энни, легкие прикосновения рук подсказали ей слова.

– Я хочу тебя, Руфус, – выдохнула она. Ее карие глаза, когда она взглянула на него, так потемнели, что стало невозможно отличить зрачки от радужной оболочки. – Я хочу тебя!

Встав с дивана, он легко взял ее на руки и нежно улыбнулся.

– Моя кровать больше твоей, – сказал он и, держа ее на руках, пошел в свою спальню.

Там, стоя на коленях возле Энни на покрытом ковром полу, он медленно снял оставшуюся на ней одежду, аккуратно сворачивая каждую вещь и кладя ее рядом с собой.

Энни, лежа перед ним обнаженной, испытывала некоторую неловкость. Однако, когда он начал медленно покрывать поцелуями все изгибы ее стройного тела, она перестала стесняться.

– И ты сними одежду, Руфус, – попросила она, страстно желая проделывать с ним то же самое.

И когда Руфус наконец разделся, она увидела, насколько он красив: загорелая кожа, сильные бедра, длинные ноги, покрытые такими же, как и на груди, темными волосами. В обнаженном виде он походил на воина из древних времен.

Энни вдруг захотелось сделаться его пленницей, полностью узнать, на что он способен.

Руфус принялся целовать Энни снова: губы, груди, бедра, – заставляя ее кричать от изумления и желания.

Затем крики удовольствия затихли, а мысли исчезли в вихре такого всепоглощающего наслаждения, что у нее даже кончики пальцев онемели.

– Я никогда… я… О, Руфус!.. – Она гладила его плечи, притягивая к себе.

Руфус поднял на нее глаза. Теперь его взгляд был полон нежности.

– Ты никогда раньше не занималась любовью, Энни? – хрипло спросил он. – Или просто не ведала, что от этого занятия можно получить столько удовольствия?

– И то, и другое! – смущенно пробормотала она.

Улыбка Руфуса стала шире.

– В таком случае я рад и польщен, что стану первым. – Он нежно смахнул влажную прядь с ее брови, ласково поцеловал в приоткрытые губы. – Теперь, думаю, нам надо поспать. – Он встал и развернул пуховое одеяло.

Энни удивленно взглянула на него.

– Но ты… мы не… ты не…

Встав на колени перед кроватью, он легко коснулся разгоряченных щек Энни.

– У нас сейчас нет средств предохранения, Энни. Я не хочу подвергать тебя опасности. – Он забрался под пуховик и придвинулся к ней, положив руку на ее плечи.

Ни на миг Энни не сомневалась, что Руфус хочет ее так же, как и она его… она чувствовала его желание. И он отказывает себе во всем из-за ее невинности…

Энни прижалась к нему, и через минуту оба заснули глубоким сном.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Проснувшись на следующее утро, Энни почувствовала себя совершенно потерянной: она лежала не в постели Руфуса, а в своей комнате, на собственной кровати, одна.

Руфус, должно быть, перенес ее сюда ночью или на рассвете. Сев в постели, она увидала свою аккуратно сложенную одежду… даже блузку и бюстгальтер… лежавшие на кресле возле кровати.

Джессика…

Руфус понимал, хотя Энни и было не до того, что Джессика не должна застать их вдвоем, прижимающихся друг к другу.

Энни сладко потянулась: ощущение в теле было какое-то другое. Она по-прежнему чувствовала то жгучее удовольствие, что доставили ей губы и руки Руфуса. Единственно, о чем она сожалела, что не познала его всего. Однако еще не вечер.

Как он поведет себя с ней этим утром? Как и раньше? Или его глаза тоже будут озарены воспоминанием о прошедшей ночи? Боже мой, как ей хочется этого! Потому что самой ей уж точно не забыть случившегося. Энни не знала, стерпит ли она, если Руфус предпочтет пренебречь страстью, которой они отдались накануне…

– Чай, – весело объявила Джессика, входя в спальню после короткого стука в дверь. Она поставила чашку на ночной столик, а потом присела на край постели Энни. – Не волнуйся, его заваривал не папа! – Она ухмыльнулась и добавила: – Он уже ушел.

Энни, нахмурившись, посмотрела на часы возле кровати. Она опять проспала, хотя и было только восемь тридцать. С кем же он так рано встречается в воскресное утро?

Она села в постели и хотела взять чашку, но тут же поняла, что под одеялом лежит совершенно голая. Энни потянула на себя простыню, чтобы скрыть от Джессики собственную наготу.

– Куда он пошел? – делая глоток, осведомилась она безразличным тоном.

Джессика не знала.

– Он кому-то позвонил, потом сказал, что уходит, а о том, куда или когда будет обратно, ни слова.

Маргарет…

Интуитивно Энни поняла, что именно этой женщине звонил Руфус и ушел на встречу именно с ней.

Она зажмурила глаза, спрятав боль, что наверняка таилась в их глубинах. Быть может, прошлой ночью она ошиблась: Руфус, пожалуй, не стал заниматься с ней любовью не из-за ее невинности. Наверняка другая женщина полностью овладела его помыслами!

– Ты как себя чувствуешь, Энни? – обеспокоенно спросила Джессика. – Может быть, плохо, что я тебя разбудила?

Боже, какая же она идиотка! Лежа здесь, в своей спальне, она грезила о Руфусе, о прошлой ночи, о возможности совместного будущего… Как глупо! Девчонка. То, что мужчина целовал ее, еще не значит, что он пожелает провести с ней остаток жизни. Ей следовало подумать об этом раньше! Разве не было у нее перед глазами примера собственной матери? И разве сегодня утром Руфус не пошел проведать Маргарет?..

Глубоко и протяжно вздохнув, Энни заставила себя улыбнуться Джессике. Ей вовсе не хотелось волновать девочку: стоит поддаться своим чувствам, и Джессика расскажет Руфусу… а уж он непременно догадается, отчего она в таком плохом расположении духа.

В конце концов, что особенного произошло между ней и Руфусом? Для нее – очень важное событие. А для Руфуса, опытного мужчины, верно, пустяк. Она была его очередной победой, женщиной, которая пожелала разделить с ним постель. А та, которую он действительно любил, отказалась встретиться с ним. Вот он и воспользовался моментом…

Однако к его возвращению все должно поменяться местами. Энни решительно не хотела, чтобы он думал, будто она придает большое значение прошлой ночи.

– Нет, все в порядке, – горячо уверила она Джессику, и обеспокоенное личико девочки мгновенно прояснилось. – Хочешь на завтрак оладий? – Она знала, что это любимое кушанье Джессики, и ответ был заранее известен. – Дай мне десять минут, – (Джессика согласно кивнула головой), – и я испеку их.

– Пойду приготовлю все на кухне, с восторгом сказала девочка, вскакивая с кровати и выбегая из спальни.

Оставшись одна, Энни откинулась на поиски, невольно позавидовав ее энергии.

Действительность оказалась слишком жестокой. Может, все это ей только приснилось?

Однако, когда Энни встала, она поняла, что все произошло наяву: соски все еще сладко ныли, мышцы бедер слегка побаливали, а тело окутывала непривычная вялость.

И когда появится Руфус, она встретит твердо помня о том, какой след оставила эта ночь на ее теле и в ее памяти!..

Джессика доедала оладьи, а Энни допивала третью чашку кофе, когда до них донеслось хлопанье входной двери, возвещавшее о том, что Руфус вернулся. Энни напряглась, сердце ушло в пятки.

– Папочка! – с радостью вскричала Джессика при виде отца, от волнения почти забыв про поврежденную лодыжку.

Энни не двинулась с места. Нет, так нельзя. Не будь истуканом, иначе Руфус, конечно, поймет, что тут не все ладно. И ей вправду не хотелось, чтобы он узнал, как много прошлая ночь значила для нее. У нее сохранились еще остатки гордости.

Она не спеша повернулась и отпрянула, увидев выражение лица Руфуса. О прошлой ночи при данных обстоятельствах, конечно, стоит пожалеть, однако не настолько же все плохо, чтобы?.. У Руфуса был вид…

– Сколько времени нужно вам с Джессикой, чтобы собраться для возвращения домой? – резко спросил он.

Энни опешила от его неприветливого тона и от самого вопроса. Вчера он дал им распоряжение не запастись продуктами на пару дней. Теперь, казалось, он намерен ехать немедленно. Что произошло за это время?

Может, прошлая ночь…

По надменному и отчужденному выражению на его лице было видно, что он не собирается его обсуждать, а тем более повторять дважды.

– В поместье? – удрученным голосом протянула Джессика. – Но, папа, ты же сказал…

– Мне известно, что я сказал, Джессика, – отрезал он. – Однако… изменились обстоятельства. Мы возвращаемся сегодня.

Он не удосужился взглянуть на Энни, упомянув об изменившихся обстоятельствах, но она почувствовала в его словах обвинение. Очевидно, переспать с гувернанткой не входило в его программу.

Ну что ж, Энни также не думала проводить ночь вместе… Меньше всего она ожидала, что в эти выходные между ними что-то произойдет. Пожалуй, в подобной ситуации им будет трудно прожить здесь еще два дня.

– Пятнадцать минут, – холодно ответила она, стараясь не смотреть на него.

– Даю полчаса, – коротко бросил он ей. – На дорогу мне необходимо выпить чашку кофе.

– Пойду укладывать вещи. – Энни даже не предложила приготовить для него кофе. Если она сейчас же не уберется из кухни, то рискует, разразившись слезами, предстать полной дурой!

– Энни? – Протянув руку, Руфус схватил ее за кисть, когда она, направившись к двери, проходила мимо него. – Вы очень бледны.

Быть может, потому что для нее, в отличие от него, прошлая ночь оказалась чем-то незабываемым. Это было чудесно, волшебно… засыпать в его объятиях: так уютно она никогда себя не чувствовала. А вскоре – чересчур скоро! – вообразила, будто проведет так всю жизнь.

Какой наивной дурочкой она была! И продолжения той ночи ждать не следует. Все это отнюдь не из-за ее невинности: Руфус вовсе не столь великодушен. Он, верно, потерял к ней всякий интерес, когда узнал, что она неопытная девственница!

– Нам нужно поговорить…

– Я не уверена в этом, – ответила Энни с гораздо большим спокойствием, чем сама ожидала. – Если только разговор не связан с возвращением домой, – деловым тоном прибавила она.

В конечном итоге она работает на этого человека.

– Нет. – Он сверху вниз посмотрел на нее. – Поверьте мне, Энни, нам непременно надо поговорить. Извините, что мне пришлось уйти сегодня утром…

– Судя по всему, у вас было неотложное дело, – прервала она его, бросив в сторону Джессики предостерегающий взгляд.

– Я хотел срочно кое-что выяснить, – резко произнес он. – В данный момент проблема все еще остается. И пока я не выясню, это будет тяготеть надо всем. С вами все в порядке? – Его испытующий взор неожиданно потеплел.

И Энни осознала, что ей не по силам противиться этой теплоте. Бледность уже не покрывала ее щеки, когда она с трудом отвела свой взгляд. Почувствовав жар, она живо вспомнила, как смотрел на нее Руфус прошлой ночью, как он ласкал ее, как она едва не изнемогла под его руками.

– Со мной все в полном порядке, – холодно ответила она. – Я работаю у вас, Руфус, и поеду туда, куда вы прикажете мне.

Взяв Энни за подбородок, Руфус заставил ее взглянуть на него. Его глаза изучающе прошлись по ее лицу: по едва видным синякам – следствию бурно проведенной в его объятиях ночи, по губам, унять дрожь которых ей удалось с большим трудом.

– Не говорите ерунду, Энни, – хрипло произнес он. – Боже мой, что за чертова путаница! – Он провел дрожащей рукой по густым черным волосам. – Постарайтесь проявить терпение, пока я все не выясню.

Пока не узнает, каковы на самом деле его чувства к Маргарет, – вот что он имеет в виду! Неужели мало того, что утром он ушел к другой женщине? Энни же нечего выяснять: она любит… все еще любит!.. и определенно пребывает в растерянности! Говорить больше не о чем. Потому что никакие разговоры не изменят то, что…

Энни отодвинулась от него.

– Мы все совершаем ошибки, Руфус, – без всякого выражения сказала она. – Пусть прошлая ночь станет первой и последней.

– А разве она была ошибкой? – спросил он.

– В этом нет ни малейшего сомнения! – Энни вздрогнула, вспомнив, какой бесконечно глупой она была.

По своей наивности поверила, что коль Руфус занимается с ней любовью, то все у них будет хорошо, но теперь она уже научена: мужчина может спать с одной женщиной, а любить по-настоящему другую. Чувства мужчин не обязательно согласуются с их плотскими желаниями.

Руфус отпрянул от нее. Его лицо сделалось непроницаемым.

– Джессика, помоги Энни собрать вещи.

У Джессики вытянулось лицо.

– Неужели это означает, что завтра я возвращаюсь в школу?

Когда он посмотрел на дочь, выражение его лица смягчилось.

– Верно. Последние несколько дней ты настолько забыла о своей лодыжке, что, полагаю, тебе бы удалось пробежать милю за четыре минуты, будь у тебя в том нужда!

– О! – Ее лицо вытянулось еще больше.

– Пошли, Джессика, – подбодрила ее Энни. – Только подумай: завтра ты сможешь рассказать Люси обо всем, что с тобой приключилось за неделю.

– И то правда, – нехотя признала девочка и прошла, ничуть не хромая, через всю комнату к двери.

Энни хватило и десяти минут, чтобы сложить в чемодан те несколько платьев, что она взяла с собой. Однако Руфус дал полчаса. Что ж, есть время, чтобы нанести немного румян на щеки. Конечный результат был вполне удовлетворительным… по крайней мере она больше не выглядела болезненно-бледной.

Однако в ее глазах осталось разочарование. И никакими косметическими средствами его не скрыть.

Обратный путь прошел почти что в полном молчании. Джессика снова предпочла свернуться калачиком на заднем сиденье и вскоре заснула. Руфус с каменным лицом вел машину. Энни была поглощена своим личным несчастьем.

Ей казалось, что это самая длинная поездка, которую она когда-либо предпринимала, и расстояние тут было ни при чем. Она, как никогда, обрадовалась, узрев готические пропорции дома на вершине скалы, когда они свернули на длинный подъездной путь… Даже в первый день ее работы здесь ей не было столь радостно!

Едва дождавшись, пока Руфус остановит машину перед домом, она выскочила на посыпанную гравием дорожку и, открыв заднюю дверцу, помогла Джессике выбраться наружу.

– Вы обе идите в дом. Я занесу чемоданы. – Руфус уже тоже стоял на дорожке.

Энни не надо было повторять дважды. Ей стало легче, когда она избавилась от присутствия Руфуса. Будет сложно не попадаться ему на глаза, однако она твердо решила по возможности избегать встреч с ним. Пожалуй, так ей удастся справиться со своей болью.

Селия как раз проходила по передней, когда Энни с Джессикой вошли в дом. Подняв светлые брови, она выразила свое удивление.

– Итак, вы вернулись, – спокойно констатировала она. – Не ожидала вас так скоро.

– У Руфуса тут какое-то дело, – ответила Энни.

– Как я понимаю, он с вами? – с некоторым сарказмом осведомилась Селия. – Или еще в Лондоне?

– Нет, я здесь, Селия, – спокойно проговорил Руфус, входя в дом с чемоданами.

Селия неприветливо поглядела на него:

– И кого из слуг ты намерен уволить на сей раз?

Глаза Руфуса сузились.

– Ты говоришь о Джеймсе?

– Да, – отрывисто подтвердила Селия.

– В таком случае, боюсь, ты все перепутала, Селия. Я не увольнял Джеймса. Он сам решил, что ему пора на отдых.

– Неужто? – Она скептически поджала губы. – Довольно неожиданное решение, не правда ли?

Руфус вздохнул.

– Выбор был за ним, – ровно повторил он. – Он считает, что виноват в несчастном случае с Джессикой, и после беседы с ним мне пришлось согласиться с этим…

– Полагаю, нам следует пройти в мою гостиную и поговорить наедине, – резко промолвила Селия.

Подальше от нее, от служанки, не пропускающей мимо ушей ни слова, догадалась Энни. Однако если Джеймс уволился, потому что почувствовал вину за несчастный случай с Джессикой…

– Джеймс ушел, – в смятении, обернувшись к отцу, простонала Джессика. – Папа…

– Как я уже сказал твоей бабушке, – он строго посмотрел на Селию: нельзя обсуждать подобные вещи в присутствии Джессики, – Джеймс почувствовал вину за то, что случилось с тобой. Ему кажется, что он не проверил должным образом подпругу твоей лошади…

– Но и мне также следовало ее проверить, – горестно причитала Джессика. – Ты ведь сам велел мне проверять подпругу. И я…

– Джессика, нам следует отнести вещи наверх, – Энни мягко подтолкнула ее к лестнице, – и дать возможность твоему отцу и бабушке поговорить наедине.

– Но…

– Потом ты позвонишь Люси и сообщишь ей, что завтра возвращаешься в школу, – с улыбкой прибавила она при виде выражения на лице Джессики. Маленькая девочка иногда становилась такой же упрямой, как и ее отец.

– Хорошо, – нехотя уступила Джессика. – Мы увидимся позже, папа? – спросила она, словно предчувствовала, что после разговора с бабушкой он может уехать.

– Да, – легко подтвердил Руфус. – Энни?.. – Его оклик остановил ее, когда за спиной уже осталась половина широкой лестницы.

Она медленно повернулась, страшась того, что он собирается сказать ей, и тяжело сглотнула.

– Да?

Руфус тепло улыбнулся.

– Мы тоже увидимся позже, – проговорил он.

Несколько долгих секунд Энни хмуро смотрела на него сверху, а затем уступила:

– Я буду у Джессики.

Когда они вошли в спальню Джессики, Энни смогла наконец перевести дух. Казалось, она не дышала столь свободно тысячу лет. Фактически с тех пор, как проснулась сегодня утром!

Что же делать дальше? Весь день она избегала ответа на этот вопрос. Даже если Руфус опять уедет, рано или поздно он вернется снова. А тогда ей придется столкнуться с ним лицом к лицу. И она все еще любит его; то чувство, которое она испытывала к Руфусу, не походило на прежние увлечения. Но Руфус влюблен в другую женщину. Женщину, которая вроде бы не отвечает на его любовь. Какой-то треугольник безответных страстей.

– Можно мне спуститься вниз и позвонить Люси?

Энни подняла на Джессику невидящие глаза, не осознавая даже, что вещи так и не распакованы. Кроме того, девочке не терпелось позвонить. Но Энни не знала, ушли ли из передней Руфус и Селия…

– Позвони из моей спальни, – предложила Энни. – Там ты сможешь наговориться от души!

Джессика, несказанно обрадованная таким решением, побежала в комнату Энни. Оставшись в одиночестве, девушка опять задумалась о Руфусе.

Маргарет еще в Лондоне, так почему же, если Руфус надеялся вернуть эту женщину в свою жизнь, ему понадобилось с такой поспешностью возвращаться сюда? Может, он только желает сбыть ее и Джессику с рук и, не теряя напрасно времени, вернуться в Лондон?

Ему необходимо побыть в городе одному. И, разумеется, чтобы рядом не было Энни. Особенно после того, что произошло между ними прошлой ночью.

Теперь случившееся казалось ей чем-то ненастоящим, почти сном… или кошмаром…

Но тут Энни опомнилась. Сколько можно сидеть в прострации! В комнате Джессики все было, как всегда, прибрано – делать ей тут нечего. Неплохо бы выпить кофе. Она и для Джессики может захватить чашечку.

Но что, если Селия и Руфус по-прежнему стоят внизу у лестницы?

Конечно, их там нет. Селия не станет говорить с Руфусом на сокровенные темы в таком месте, где их может подслушать прислуга. А по их злым лицам ясно, что разговор предстоит не для посторонних ушей.

Энни оказалась права: когда она сошла вниз, возле лестницы никого не было, в доме не слышалось даже голосов… по крайней мере Селия и Руфус не кричали друг на друга. Они…

– Энни!.. Слава Богу! – В дверях гостиной Селии появился возбужденный Руфус. – Набери номер «скорой помощи» – пусть срочно приедут!

Она ошеломленно взглянула на него. Что?.. Кто?.. Не может же быть, чтобы у них с Селией дело дошло до…

Нет, только не это, Руфус мог быть кем угодно, но чтобы поднять руку на женщину?.. Ни за что!

– Энни, да вызовешь ты наконец эту чертову «скорую помощь»? – свирепо рявкнул Руфус. – Селии плохо. Должно быть, сердечный приступ!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Опомнившись, Энни бросилась к телефону. На другом конце линии ее уверили, что машина немедленно выезжает.

Положив трубку, девушка поспешила в гостиную Селии, где застала и Руфуса. Селия лежала на диване. Ее лицо посерело, выражение высокомерия исчезло, и теперь стало ясно, что здесь лежит старая, больная женщина.

– Что случилось? – тихо спросила Энни, подойдя к Руфусу.

Он стоял с опущенной головой.

– Мы беседовали, правда, довольно горячо. Но мы с Селией всегда говорим так! – воскликнул он в сердцах. – Однако на этот раз она вдруг смертельно побледнела и рухнула без чувств.

Энни присела на корточки рядом с Селией.

– О чем вы говорили?

– Об Энтони! – с отвращением произнес Руфус. – О ком же еще?

Дотронувшись до щеки Селии, Энни ощутила липкую влагу, руки женщины были холодны как лед.

– Она обожает его, – отстранение заметила девушка, – и очень гордится им.

– Да он себялюбивый, эгоцентричный, бесчувственный ублюдок! – прохрипел Руфус.

– Энтони ее сын, – напомнила ему Энни. – А материнская любовь закрывает глаза на многое.

Руфус неожиданно вскинул голову:

– Не знаю.

Энни вскинула голову и посмотрела на него потемневшими карими глазами.

– Я тоже не знаю. Однако убеждена: будь у меня ребенок, я так же защищала бы его, как Селия Энтони. Или ты Джессику.

На его щеках заходили желваки. Он повернулся к ней спиной и стал смотреть в окно.

Просто не желает смотреть на Селию или… Гнев, охвативший его сегодня утром, не утих. И он был направлен против Энтони…

– Вот и «скорая», – внезапно произнес Руфус, поворачиваясь к Энни. – Думаю, я поеду с Селией в больницу, а ты останешься здесь с Джессикой. И дождись возвращения Энтони, – добавил он холодно. – По всей видимости, он рано утром повез Давину в Лондон, так что должен вернуться во второй половине дня.

Его решение сопровождать Селию в больницу было, конечно, правильным, но Энни не особенно улыбалась мысль, что ей одной придется ждать возвращения Энтони.

Однако сейчас нельзя давать воли своим чувствам. Врачи уложили Селию на носилки и понесли к машине. Руфус не отставал от них.

Когда они уехали, в доме воцарилась тишина. И эта тишина была такой зловещей…

Энни пришлось сообщить новость всем домочадцам, включая Джессику, которая после веселого разговора о том о сем с Люси тут же примолкла.

– Бабуля умрет? – неожиданно вырвалось у девочки. Ее губы подергивались – она пыталась перебороть слезы.

Значительно легче сказать «нет, она не умрет»… и молиться, чтобы оправдались эти слова. Однако Энни не смогла произнести их, ведь пока неизвестно, насколько серьезно состояние Селии.

– Я не знаю, Джессика, – честно призналась она.

– Мой дедушка умер, когда я была совсем маленькой, – ровным голосом проговорила Джессика.

Энни крепко сжала ручку девочки.

– Я знаю, дорогая.

– И мама тоже умерла, – строго произнесла Джессика.

Энни почувствовала, что сердце у нее сжимается от слов девочки: ее мать умерла, как умерла когда-то и мать Энни. Все в конце концов умирают. Только это событие в жизни является неизбежным.

– Будем надеяться, что бабушке станет лучше.

Джессика, борясь со слезами, закусила нижнюю губу.

– Моя мама поехала на лодке с дядей Энтони и больше не вернулась.

Энни нахмурилась. Джоанна и Энтони?.. Не об этом ли несчастном случае с лодкой говорил Руфус в тот день, когда она впервые встретила его? Джоанна… и Энтони?

– Из этого же не следует, что бабушка не вернется из больницы, – заверила она Джессику.

– А мне можно будет навестить ее? – Джессика приободрилась.

– Ну, если твой папа скажет, что доктора разрешают, – уклончиво ответила Энни. – Давай пока сыграем в шахматы, – предложила она, чтобы отвлечь девочку. – Твой отец говорит, что ты хорошо играешь.

Джессика лукаво взглянула на нее.

– А папа сказал, что ты играешь лучше!

Энни рассмеялась, и на душе у нее стало легче: хоть над чем-то еще можно посмеяться.

– Он просто не был внимателен в ходе игры.

– Я не против и проигрыша, – созналась Джессика. – Папа говорит, что поражение многому учит.

– Неужели? – сухо произнесла Энни: что-то уж очень не верилось, чтобы Руфус радовался собственному поражению!

Джессика захихикала.

– Наверное, вчера вечером он так не думал! Все еще не могу поверить, что ты и впрямь побила его. – Она тряхнула головой, когда они расставили фигуры. – Думаю, прежде подобного с ним не случалось.

Энни склонилась над доской, и с ее лица сползла улыбка: вряд ли когда-нибудь повторится вчерашняя партия. Да и весьма сомнительно, что она сможет еще хоть на миг остаться с Руфусом наедине…

Однако ей стало легче, когда она заметила, что предложение сыграть в шахматы отвлекло Джессику от печальных мыслей. Грустно, что этой девочке через всю жизнь суждено пронести столь горестные воспоминания. И как ужасно, что ее мать утонула! Но по крайней мере теперь Энни знала, что Джоанна не та женщина, которая могла покончить с собой.

Вероятно, мать Руфуса свела счеты с жизнью…

Две замужние женщины из семейства Даймондов встретили свою смерть в воде.

А теперь Селия, третья, серьезно больна и лежит в больнице… Энни почувствовала, что ей самой становится страшно. Как быстро она оказалась вовлечена в жизнь этой семьи! Казалось, членов семейства преследуют несчастья. Вот и Энтони женится на женщине, которой не собирается быть верен.

Она довольно легко обыграла Джессику, хотя и поняла: девочка подает надежды. Несомненно, она обладает той же целеустремленностью, что и ее отец.

– Думаешь, папа позвонит нам, когда ему станет известно, в каком состоянии бабушка? – спросила Джессика, когда они убрали шахматы.

Судя по всему, игра нисколько не отвлекла Джессику.

– Будем надеяться. – Энни встала с кресла. – Пошли поищем чего-нибудь съестного. Нам еще понадобятся силы.

Дело шло к вечеру, когда раздался долгожданный звонок от Руфуса. Он произнес невероятно уставшим голосом:

– Селия уже очнулась. Это был не сердечный приступ, однако она останется на несколько дней в больнице. Я договариваюсь насчет отдельной палаты. Скоро приеду.

Казалось, он не говорит всей правды. Если это не сердечный приступ, то почему же Селия рухнула на пол без чувств? Для чего они оставляют ее на несколько дней в больнице? Неужели для проведения нормального обследования недостаточно двадцати четырех часов?

Энни видела, что Джессика переминается с ноги на ногу, желая знать, не умрет ли бабушка.

– Джессика хотела бы повидаться с Селией, – напрямик сказала она Руфусу в надежде, что он поймет, почему девочке так неймется встретиться с бабушкой. Пускаться в объяснения ей было несподручно: рядом стояла Джессика.

– Только не сегодня, – прозвучал резкий голос Руфуса. – Быть может, завтра, когда Селия… успокоится.

Он говорил странно. Быть может, пережитый шок заставил его понять, что он, несмотря ни на что, все-таки любит свою мачеху…

– Вы не могли бы передать Селии, что Джессика скучает по ней? – Она заулыбалась при виде девочки, которая энергично закивала головой. – И мои наилучшие пожелания.

– Передам, – сдержанно ответил он. – Полагаю, Энтони еще не вернулся? – Его голос приобрел жесткость, когда он заговорил о брате.

– Нет, – равнодушным тоном ответила она, хотя в душе Энни была даже немного рада: они расстались скверно, и ей думалось, он не особенно обрадуется, когда Энни расскажет, что случилось с его матерью.

– Прекрасно, – произнес Руфус. – Я пытался позвонить родителям Давины, надеясь застать его там, но он, очевидно, уехал оттуда часа два назад.

Из этого следовало, что Энтони мог появиться в любую минуту. При мысли, что она вновь увидит его, Энни стало противно: в последней беседе он предложил ей роль любовницы… предложение, которое она с негодованием отвергла.

– Энни?

Она откинула эти воспоминания прочь, поняв, что Руфус по-прежнему говорит с ней.

– Да?

– Не поддайся чувству жалости к Энтони оттого, что его матери нездоровится. Он настоящий мерзавец. И всегда был таковым.

Энни до глубины души обидел снисходительный тон Руфуса. Возможно, она вела себя с Энтони довольно глупо, но она же не полная дура. Теперь ей было точно известно, что это за человек.

– Я приму к сведению ваш совет, – неприветливо ответила она Руфусу. – Что еще?

Ответом ей послужил сдавленный смех. Не это она хотела услышать. Как смеет он смеяться над ней?

– Я скоро приеду. Согрей для меня постель, Энни!

– Что?!

Она с грохотом бросила трубку. Как он может?.. Она весь день терзалась тем, что случилось между ними прошлой ночью… а он еще и насмехается!

– Энни? Что произошло? Почему ты вдруг положила трубку? – Джессика с беспокойством глядела на нее.

– Твой папа приедет, как только устроит бабушку в больнице, – улыбнулась она, приглаживая шелковистую прядь волос, свисающую Джессике на глаза. – Все в порядке. И твой отец вскоре будет дома. – Вот этого-то она и опасалась сейчас даже больше, нежели появления Энтони. Руфус посмел…

– А, мои прелестные девчушки!

Стоило подумать об Энтони, и вот он тут как тут: высокий и красивый, замер на пороге библиотеки, где сидели Энни и Джессика. Его манеры были, как всегда, очаровательны. Судя по обворожительной улыбке, он уже забыл о последнем, резком разговоре с Энни. Или, возможно, в своем высокомерии не придал той беседе особого значения. Или просто заигрывает!

– Дядя Энтони! – Вскочив с кресла, Джессика бросилась в его объятия. – Как я рада, что вы здесь!

– Ну что ж, и то хорошо, что хоть кто-то из вас мне рад, – медленно протянул он, испытующе глядя на Энни поверх плеча девочки.

– Ваша мать больна. – Она не хотела, чтобы слова сорвались с ее языка так прямо, однако сказанного не воротишь. – С ней в больнице Руфус, и…

– В больнице? – неторопливо повторил Энтони, опуская Джессику на застланный ковром пол. – Моя мать в больнице?

Энни проглотила вставший в горле комок:

– У нее… э… сегодня утром у нее, вскоре после нашего приезда из Лондона, случился приступ…

– А где был Руфус, когда произошел этот… приступ? – перебил ее Энтони, грозным видом очень походя сейчас на своего старшего брата.

– Папа разговаривал с бабулей…

– Будь он проклят! – яростно взорвался Энтони, и его глаза угрожающе сузились.

Энни тут же обратилась к Джессике:

– Немного похолодало. Пожалуйста, поднимись в мою комнату и возьми для меня джемпер с кровати.

– Но…

– Пожалуйста, Джессика, – твердо сказала Энни.

Девочка нехотя отправилась на поиски ненужного джемпера. Энни дождалась, пока она скрылась за дверью, и затем вновь заговорила с Энтони.

– Когда Руфус беседовал с твоей матерью, ей стало плохо, – ровным голосом подтвердила она. – Руфус недавно звонил из больницы…

– Что за больница? – неестественным от напряжения голосом прервал ее Энтони.

Энни пребывала в замешательстве.

– Не имею представления, – сказала она, удивляясь, как только ей не пришло в голову спросить Руфуса. – Но с твоей матерью все в порядке: это не сердечный приступ. Какое-то время… несколько дней… она будет проходить обследование, – с запинкой продолжила Энни. Руфус так рассердил ее, что она на самом деле не успела ничего выяснить о самочувствии Селии. – Руфус скоро приедет, – закончила она. Всего несколько минут назад она боялась его возвращения, теперь же ей хотелось, чтобы он уже был здесь.

– Было бы лучше, если бы он никогда не появлялся в этом доме, – выдавил из себя Энтони, сжимая кулаки. – Всякий раз, когда он возвращается, происходит какая-нибудь неприятность. Наверняка ты убедилась, что это за хам. Только и делает, что мутит воду.

– Спускается Джессика, – предостерегла его Энни, услыхав шаги девочки на лестнице. – Прошу, не забывай, что он ее отец.

Энтони презрительно фыркнул.

– Неужели? – глумясь, сказал он. – Ты в этом уверена?

Энни замолкла, и на ее лице проступил ужас, когда она осознала, на что он намекал. Связь Энтони и Джоанны в Лондоне… прекратилась ли она после того, как Джоанна вышла замуж за Руфуса? Энтони и Джоанна были одни в лодке, когда произошел несчастный случай. Энтони и Джоанна…

Когда Джессика спустилась в комнату, Энни повернулась к ней и внимательно посмотрела на темные спутанные локоны, синие глаза, лицо, которое так напоминало Руфуса.

– О да, – вздохнула она с облегчением. – Руфус, без сомнения, ее отец, – заявила она со сдерживаемым гневом. – Я не думаю, будто он мутит воду, Энтони. Полагаю, ты и сам немало в этом преуспел! Теперь же, мне кажется, тебе надо обзвонить все местные больницы и самому узнать о состоянии своей матери, – решительно закончила Энни. Затем, повернувшись к Джессике, взяла у нее джемпер и благодарно улыбнулась девочке.

– Я и собирался, – живо ответил Энтони, глядя на нее оценивающим взором. – Хорошо провела уик-энд, не так ли?

Его тон подсказывал, что в вопросе содержится оскорбление. Энни равнодушно поглядела на него: как она могла когда-то считать этого мужчину привлекательным?

– Прекрасно, спасибо, – быстро ответила она. – Больница, – многозначительно напомнила она ему, так как он продолжал стоять не двигаясь.

– Сейчас позвоню. Однако, будь я на твоем месте, я не стал бы особо доверять тому, что произошло во время уик-энда. Пусть Руфусу это и не нравится, между нами много общего, больше, нежели ему хотелось бы признать! – И только после этого злорадного замечания он, покинув комнату, пошел обзванивать больницы.

Энни не требовались пояснения к его последним словам. Она прекрасно знала, на что намекает Энтони. У Руфуса была связь с Маргарет. Быть может, она и не прерывалась. Однако это не остановило его прошлой ночью, когда он чуть не овладел ею…

Она еле сдерживалась, чтобы не расплакаться. Ничего, переживем. Ей уже довелось пережить столько разочарований! Переживет и любовь к Руфусу.

Она обязана пережить!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Пока Джессика находилась на кухне, помогая миссис Уилсон, Энни воспользовалась свободной минуткой, чтобы спокойно почитать в библиотеке книгу. Она с головой погрузилась в повествование о пиратах и награбленных сокровищах. В этот момент ей было необходимо уйти от окружающей реальности.

Вернули ее к действительности возбужденные голоса Руфуса и Энтони, которые кричали друг на друга…

Энтони еще не уехал в больницу, и, к несчастью для всех, Руфус вернулся прежде, чем его брат покинул дом. Спор между ними, насколько успела понять Энни, длился, не затихая, всю жизнь.

– А я говорю тебе, что это мое дело, черт тебя возьми! – грубо проговорил Руфус.

Энни от неожиданности вжалась в кресло с высокой спинкой, когда поняла, что мужчины зашли в библиотеку. Они заперли дверь, значит, им требуется уединение. А она сидит в большом кресле, и они не видят ее!

Что же ей предпринять? Она не может оставаться здесь и слушать чужой разговор. Но если она обратит их внимание на свое присутствие, весьма вероятно, ее просто вышвырнут за дверь…

– Ты знал и раньше? – Теперь голос Руфуса был настораживающе тих. – Селии тоже было известно? – недоверчиво присовокупил он.

– Это семейное дело, Руфус…

– А я глава этого семейства! – яростно прогремел Руфус.

– Когда хочешь им быть, – презрительно отозвался Энтони. – Что случается не так часто!

– Я задал тебе вопрос, Энтони. – Тон Руфуса стал ледяным. – Тебе было известно, что Маргарет ждет от тебя ребенка, когда она уходила отсюда?

У Энни от потрясения перехватило дыхание, руки тряслись, и она судорожно вцепилась в книгу, словно пытаясь обрести в ней точку опоры.

Маргарет ждет от Энтони ребенка!..

– Разумеется, я знал, – без обиняков ответил Энтони.

– А Селия, – продолжал мягко настаивать Руфус, – она тоже знала?

– Да, да, да! – раздраженно подтвердил Энтони. – Почему, ты думаешь, она поспешила перенести свадьбу на Святки? Не желала, чтобы Маргарет стала помехой моему браку с Давиной.

– И женщину, ждущую от тебя ребенка, ты называешь помехой!

– Маргарет беременна по собственной глупости, – беспечно проговорил Энтони. – Она не сказала мне, что по религиозным соображениям не пользуется противозачаточными средствами. И по той же самой причине не желает избавиться от ребенка, – прибавил он с неприязнью. – Идиотка!

Презрительная тирада Энтони была прервана: послышался звук удара, затем тут же раздался треск падающей на пол мебели.

Энни поняла, что Руфус ударил его. И она поступила бы точно так же. Руки так и чесались!

– Ты выбил мне зуб, ты, ублюдок! – завопил Энтони, очевидно пытаясь подняться на ноги.

– Если только один, то считай, что тебе повезло! – прорычал Руфус. – Врезать бы тебе как следует! Ты позоришь фамилию Даймондов, и я хочу, чтоб ты убрался из этого дома…

– Тебе не удастся этого сделать, Руфус, – со злорадной уверенностью произнес младший брат. – Наш отец оставил в своем завещании ясное указание: дом хоть и принадлежит тебе, однако моя мать имеет право жить здесь до смерти…

– Она умирает, Энтони, – громовым голосом прервал его Руфус.

После этих слов настала полная тишина. Только Энни было под силу понять потрясение Энтони. Она и сама была потрясена!

– Ч-что ты сказал? – Казалось, Руфус снова ударил Энтони.

– Селия умирает, – печально повторил Руфус. – У нее рак в последней стадии. Ей это известно уже некоторое время. Вот причина, по которой она торопит твою свадьбу. Перед смертью она хочет знать, что ты благополучно женат.

– Но… я… ты… Я не верю тебе, Руфус. – Хотя Энтони и отказывался верить, в его голосе чувствовалась некая нерешительность.

– Тебе не обязательно верить мне, – устало сказал ему Руфус. – Селия сама намерена сообщить тебе об этом, когда ты приедешь в больницу.

И снова повисла тишина. Энни только и оставалось, что гадать, насколько ошеломлен Энтони. Он был законченным эгоистом, но свою мать любил очень сильно.

Селия умирает… Неудивительно, что Энтони никак не удавалось поверить в это. Энни и сама верила с трудом. В действительности многое из подслушанного разговора казалось ей совершенно нереальным. Хотя он и пролил свет на множество незаданных вопросов…

– Это правда, Энтони, – тихо произнес Руфус.

– Мне необходимо поехать к ней, – рассеянно пробормотал Энтони.

– Она ждет тебя, – согласился Руфус.

Раздался звук удаляющихся шагов. Однако на пороге Энтони остановился.

– Не знаю, как ты разузнал о Маргарет и ребенке, – произнес он с яростью, – но это все-таки не твое дело, черт возьми.

– Пока не родится ребенок, ей будет нужна поддержка, – напрямик сказал ему Руфус. – И я исполню все, что обещал: до смерти матери ты можешь ездить сюда и навещать ее… а после я не желаю тебя здесь видеть.

– Когда я женюсь на Давине и на деньгах семьи Адамс, мне не придется наведываться сюда! – торжествующе произнес Энтони, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь.

Энни по-прежнему тихо сидела в кресле. Она разрывалась между необходимостью выйти и утешить Руфуса и страхом навлечь на себя его гнев, когда ему станет ясно, что она подслушала эту весьма конфиденциальную беседу.

Энтони оказался негодяем. Ему было наплевать, что в результате его связи с Маргарет родится ребенок. И как Руфусу, должно быть, обидно сознавать, что Маргарет тоже изменила ему с Энтони! Неудивительно, что он…

– Все, можешь выходить, – спокойно произнес Руфус.

Энни застыла на месте. С тех пор как они вошли в библиотеку, она не шевельнулась, но после ухода Энтони Руфус к кому-то обращается, и, скорее всего, к ней. Он знал, что она сидит в кресле! Но когда он ее заметил?..

– Как только мы вошли в библиотеку, Энни, – сухо сказал ей Руфус, легко догадавшись по тому, что она не предприняла попытки вылезти из кресла, какие мысли приводили ее в замешательство. – Я бы везде узнал твои духи. Кроме того, я видел твою макушку, прежде чем ты пригнула голову! – В его голосе слышалась неимоверная усталость.

Значит, Руфус с самого начала знал, что она здесь! Так почему же он не выдал ее?..

Она медленно выпрямилась во весь рост, осторожно положила книгу на стол и лишь затем повернулась лицом к Руфусу. Он сидел в кресле: ее глаза округлились, когда она разглядела его изможденное лицо. Это был вовсе не тот самоуверенный человек, которого она ожидала увидеть. Хотя в подобных обстоятельствах это и неудивительно.

– Тяжелый день, – признался он, проведя рукой по копне взъерошенных черных волос. – Что мне делать со всем этим?

Она неуверенно переминалась с ноги на ногу. Что же ему ответить?

Несколько долгих секунд Руфус смотрел на нее, затем его рот стал подергиваться, а потом раздался тот заразительный смех, который Энни успела уже полюбить. Она была счастлива, что заставила его рассмеяться.

Пройдя через библиотеку, Энни села на ковер у его ног.

– Все наладится. – Она дотронулась до его руки: – У Маргарет будет ребенок, но подумайте только, насколько было бы хуже, если бы Энтони и в самом деле предложил жениться на ней… и она бы согласилась! – Энни с тревогой поглядела на Руфуса, зная, как тот страдает в душе.

– Боже правый, да! – Он провел рукой по усталым глазам. – Бедняжка, может, и совершила ошибку, однако она не заслуживает такой судьбы! Жизнь с моим братцем стала бы для нее сущим адом.

Энни постаралась улыбнуться над его попыткой пошутить, однако не смогла. Она любит этого мужчину… и вот пытается утешить его, страдающего из-за любви к другой женщине. Боже, как больно!

– Но всегда есть выход, – неуверенно произнесла она.

Опустив голову на грудь, Руфус хмуро посмотрел на нее.

– И каков он для тебя? – хрипло спросил он.

Энни проглотила вставший в горле комок. Сейчас она была не в состоянии думать. Она любила того, кто не любил ее. Останется он или уедет, она по-прежнему будет любить его.

Руфус, протянув руку, нежно коснулся ее волос возле виска.

– Мне жаль, что ты узнала про Маргарет таким образом, но, если честно, не знаю, решился бы я сказать об этом тебе как-нибудь иначе. Я не хотел причинить тебе боль.

Энни сморгнула готовые пролиться слезы.

– Это не ваша вина, Руфус, – дрожащим голосом проговорила она. – К тому же мне было известно про Маргарет.

– Ты знала, что она беременна?

– Нет, – она решительно покачала головой. – Но мне известно, что вы чувствуете к ней.

– Что я?.. – подавшись в кресле, он, как бывало, схватил ее руки. – Энни, о чем ты говоришь?

Энни отодвинулась от него и встала. Находиться рядом с ним и не проговориться было ей не по силам. В конце концов, у нее есть гордость. Она все так же любит Руфуса, хотя и знает, что он питает страсть к другой женщине. Но Энни надеялась… Энни хотела…

– Очень жалко Селию, – уклончиво сказала она.

Теперь столь многое обретало смысл в поведении пожилой женщины: и странная сонливость, заставлявшая ее проводить в постели большую часть дня, и то, что она худела прямо на глазах, и страстное желание видеть Энтони в браке с Давиной. Желанию этому, вероятно, была причиной не только Маргарет с ребенком, но также и то, что Селия знала: после ее смерти, если Руфусу и Энтони доведется жить вместе, они могут просто убить друг друга.

– Очень жалко, – горестно согласился Руфус. – Пока доктор не сообщил сегодня, в чем дело, я и понятия не имел, что испытываю какие-то чувства к этой женщине, что мысль о ее смерти может причинить мне боль.

– Я рада, что вы поняли это, – с чувством произнесла Энни.

– Я тоже, – хрипло признался он. – Селия заняла место моей матери, и я так долго винил ее за это, что не понимал, как она дорога мне… Я… сегодня я сказал ей об этом, – с печалью в голосе добавил он.

– Рада слышать. У Селии есть недостатки, однако она всегда искренне заботилась о членах семьи Даймонд.

– Да, – согласился Руфус. – Сегодняшняя беседа не походила на прежние. Она… она рассказала мне кое о чем. Этого я не знал. – Его голос был едва слышен. – После моего рождения моя мать страдала постродовой депрессией. Врачи и сейчас не знают, как ее лечить, а тридцать девять лет назад и вообще не шло речи о какой бы то ни было помощи! Во… во время одного из приступов она спустилась к бухте и покончила с собой. – Он тряхнул головой. – Я ничего об этом не знал. Отец не говорил, и мне пришлось все эти годы строить собственные догадки.

Вероятно, Руфус решил, будто отец состоял в связи с Селией еще до смерти матери. Руфус столь сожалел о женитьбе отца на Селии и рождении Энтони, что было вполне естественным, почему он пришел к такому предположению. Даже если оно и неверно.

Стало быть, мать Руфуса покончила счеты с жизнью в бухте…

– Я уверена, отец хотел защитить вас. Он не желал, чтобы вы, тогда еще невинный ребенок чувствовали себя хоть сколько-нибудь ответственным за то, что произошло с вашей матерью, – уговаривала Энни. – Постродовая депрессия не такое уж редкое явление, и уж точно в этом нет вины ребенка.

Руфус поднял на нее измученные глаза.

– Ты очень мудра для своих лет, – с болью проговорил он. – Очевидно, они с Селией обсуждали этот вопрос и пришли к такому же выводу. И надо отдать должное Селии, она все время хранила эту тайну. Для всех, вероятно, было бы лучше, если бы она рассказала правду. – Он мучительно вспоминал годы, полные ненависти к умирающей женщине, которая на самом деле старалась защитить его, как могла.

Все обернулось трагедией. С этим Энни была согласна. Однако еще есть время, и Руфус с Селией могут найти взаимопонимание. Фактически ей казалось, что они уже встали на верный путь и придут к согласию…

– Теперь же, – Руфус распрямился, – мне надо знать, о чем думала ты… когда говорила о моих чувствах к Маргарет.

Ей следовало предвидеть, что Руфус так просто не угомонится. Но неужели он не понимает, какую боль причиняет ей? Судя по всему, нет. Его вид говорил, что он совершенно сбит с толку.

Она принялась расхаживать перед незажженным камином.

– Вы расстроились, когда, вернувшись сюда, обнаружили, что Маргарет ушла…

– Я до этого знал, что она ушла, – заметил он вскользь. – Когда я вернулся из командировки, в редакции меня ждало письмо от нее.

Энни, бросив на него рассерженный взгляд, продолжала ходить взад и вперед.

– Вы пришли в отчаяние, узнав, что она ушла.

– Я был не в отчаянии, а просто заинтригован, – снова прервал ее Руфус.

– И притом весьма заинтригованы, почему столь внезапно Маргарет бросила свое место, – с нажимом поправила его Энни. – Вы отвезли Джессику и меня в Лондон на эти выходные потому, что…

– Почему, Энни? – произнес он медленно. – Почему, ты думаешь, я взял вас с собой?

– Потому, что не хотели оставлять здесь Джессику…

– Отчасти и потому, – горячо признал Руфус. – Боже, когда я приехал в этот раз и узнал, что с ней приключился несчастный случай, я словно возвратился на пять лет назад, когда погибла Джоанна. В тот день она была с Энтони в лодке. Ты знала? – Он напряженно посмотрел на нее.

Энни кивнула.

– Джессика рассказала мне. – Однако она не намеревалась говорить ему то, на что намекнул Энтони. Джоанна мертва: зачем ворошить старые обиды, от этого никому не станет легче.

Руфус печально улыбнулся.

– Энтони было не по себе в роли отвергнутого любовника. Хотя, если вы слышали его рассказ, уверен, он предстает в ином свете. – Руфус вздохнул, когда Энни отрицательно мотнула головой. – До нашего брака у них с Джоанной была связь. И когда она вышла за меня замуж, Энтони попытался возобновить прежние отношения. В нашем союзе не было страстной любви. Однако Джоанна поставила крест на романе с моим братом. Энтони пришел в ярость, – мрачно вспоминал он. – Я так до конца и не поверил, что ее смерть была случайной, и потом, когда упала Джессика…

Энни в ужасе посмотрела на него. Не мог же он думать, что… не верит же он, что Энтони…

– Все эти годы я не скрывал от него своих сомнений. Джоанна была прекрасной пловчихой, а Энтони с детства невзлюбил воду. Вот почему всегда верили истории о том, что, когда она упала за борт, он не сумел спасти ее. – Руфус пожал плечами. – До последнего времени я принимал это объяснение. И был потрясен, когда мне сказали, что Джессика упала с лошади: она столь же превосходно ездила верхом, как и ее мать плавала.

– Вы полагали, что Энтони пытался причинить ей зло. – Энни поняла всю глубину этой страшной истины и поняла, почему Руфуса столь потряс несчастный случай с Джессикой.

– Недолго, – признался Руфус. – Джеймс чувствовал, что это его вина. В своем преклонном возрасте он стал о многом забывать: он сознался мне, что никак не может вспомнить, седлал ли для Джессики лошадь, не говоря уже о том, закрепил ли как следует подпругу. Я знаю, что Джессику расстроил его уход, но это действительно было собственное решение старика.

Мудрое решение при подобных-то обстоятельствах. И Джессика поймет это, когда ей толком все объяснят.

Теперь Энни понимала, что рассказ Энтони о его связи с Джоанной был своего рода местью. Она ни на мгновение не сомневалась, что Руфус говорит ей правду. Энни вспомнила, как Энтони набросился на нее, когда почувствовал, что она начинает испытывать привязанность к его брату. Она согласна с Руфусом: чем дальше Энтони будет держаться от этого семейства, тем лучше.

– Сейчас же, – решительно произнес Руфус, – мне хотелось бы знать, почему ты решила, что я влюблен в Маргарет. Ты ведь так думаешь, да? – Он испытующе посмотрел ей в лицо.

Энни не хотела встречаться с ним взглядом.

– Ты думал о ней постоянно. – Она поймала себя на том, что тоже перешла с ним на «ты». – Маргарет охотно поговорила бы с тобой по телефону, но не пожелала встретиться.

– Да, не пожелала, – согласился он. – И я наконец понял, почему она не хочет видеться со мной.

– Из-за связи с Энтони? – дошло до Энни.

– Да, – прохрипел он. – Но лишь отчасти.

– Отчасти? – удивленно повторила Энни. – Я не понимаю. – И она действительно не понимала, хотя все тут было шито белыми нитками: Маргарет в отсутствие Руфуса завела интрижку с его братцем.

Руфус тоже встал с кресла.

– Я предчувствовал, что тебе не понравится то, что ты узнаешь, – неохотно проговорил он.

Ей не нравилось то, что темой их разговора стали чувства Руфуса к другой женщине. И Руфус, кажется, только что осознал этот факт. Неужели он не понял, что она влюблена в него? Какое унижение, если его наконец-таки осенила эта простая догадка.

– Ну ладно. – Она вздохнула.

Руфус сделал глубокий вдох:

– Прошлой ночью, когда мы занимались любовью…

– Опять об этом? – вся дрожа, взорвалась Энни.

Ее щеки горели огнем.

– Я же говорил, что это тебе не понравится, – напомнил ей Руфус.

– А это необходимо? – возбужденно спросила она.

– Если ты желаешь знать о Маргарет и почему она не пожелала встретиться со мной, тогда, боюсь, да.

– Ну хорошо, – нехотя согласилась Энни.

Руфус, взяв ее за подбородок, приподнял ее лицо к верху.

– Ты хочешь повторения прошлой ночи?

– Да! – застенчиво созналась она.

Ведь это была ночь, проведенная с любимым мужчиной.

– Я рад, – с облегчением произнес Руфус.

Энни посмотрела на него своими огромными карими глазами.

– Рад? – неуверенно проговорила она.

– О, Энни, я люблю тебя. – Протянув руки, он обнял ее. – Неужто ты еще не поняла, что я люблю, обожаю тебя и взял вас с Джессикой в Лондон лишь потому, что не хотел находиться вдали даже несколько дней?

Она с трудом верила в то, что сейчас услышала.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

– Я люблю тебя, Энни Флетчер, – прошептал Руфус. – Этих слов, кроме Джессики, я давно уже никому не говорил.

Энни посмотрела на него. Кажется, она не грезит. Он сказал это опять!

– Но… я… но Маргарет! – в отчаянии простонала она.

Руфус, улыбаясь, покачал головой.

– После того, что ты сказала, я прекрасно понимаю, какие мысли уже давно бродят в твоей прекрасной головке, хотя, клянусь жизнью, не могу сообразить, откуда они у тебя взялись. Маргарет была лишь гувернанткой Джессики, вот и все.

– Но…

– Это правда, Энни. Так было всегда, – твердо произнес Руфус. – Конечно, после смерти Джоанны пять лет назад у меня были романы, но не так уж много и уж точно не с Маргарет. Все эти годы я знал, что появится рыжеволосая волшебница, которая заставит меня смеяться и которой я хотел бы обладать. – Он улыбнулся ей какой-то незнакомой, новой улыбкой. Любовь, о которой он говорил, светилась в глубине его синих глаз. – Я люблю тебя, Энни, хочу жениться на тебе. У нас не очень хорошая семейка. – Гримаса сожаления появилась на его лице. – Но у меня, кроме них, никого нет. И, в конце концов, у нас будут собственные дети, и тогда…

– Ты хочешь жениться на мне? – Она не могла поверить своим ушам.

– Я настаиваю на этом, строго сказал он. – В конце концов, ты подмочила мою репутацию, когда согласилась провести со мной ночь.

– Твою репутацию?.. – Энни рассмеялась.

– Но это не так уж плохо, Энни. – Его руки вновь сомкнулись вокруг нее. – Я собираюсь покончить с командировками и обосноваться в Англии, кроме того, несколько лет вынашиваю планы написать книгу. Теперь самое время. – Он слегка отодвинулся и посмотрел на нее. – Ты молчишь? – неуверенно проговорил он. – Может, я слишком тороплюсь? Или ты по-прежнему сохнешь по Энтони?

Выйти замуж за Руфуса. Всегда быть с ним и с Джессикой. Родить собственных детей!..

– О, Руфус! – Энни прижалась к нему. – Я не люблю Энтони… и никогда не любила, – уверенно сказала она. – Я люблю тебя и хочу прожить с тобой всю жизнь.

Он вздохнул с огромным облегчением.

– Слава Богу! На какое-то мгновение я испугался, так как представил, что все происшедшее прошлой ночью было без любви.

– Я бы такого не допустила, – сказала она.

Руфус наклонил голову и поцеловал ее. Спустя некоторое время, когда Энни сидела у него на коленях, они вновь заговорили о Маргарет.

– Помнишь, почему мы не полностью обладали друг другом прошедшей ночью? – Руфус, когда она раскраснелась, поглядел на нее хитрыми глазами. – Я доволен, что мы не сделали этого, Энни. Свадебная ночь станет нашей первой ночью. Так должно быть. И так будет.

– Ты что-то хотел сказать о Маргарет, – многозначительно напомнила она.

– Разговаривая с тобой прошлой ночью, я понял, почему Маргарет не пожелала встречаться со мной. Она на шестом месяце, Энни, – ровным голосом произнес он. – И это заметно. Я не любил ее, просто хотел узнать, особенно после ее письма с известием об уходе, почему она так поступила.

– Ей надо помочь, Руфус, – сказала ему Энни. – Ее ребенок будет твоим племянником или племянницей.

– Мы поможем Маргарет, обязательно поможем, Энни, – заверил он.

А еще они вдвоем будут заботиться о Селии.

Пройдет время, они станут ближе, и Руфус, возможно, расскажет ей о своем детстве, отце, матери, которой он даже не помнил, и своем первом браке без страстной любви. А она, вероятно, поведает ему о собственном одиночестве в детстве, о приюте, о чувстве, что ты никому не нужен.

Зато теперь она была необходима. Нужна и необходима Руфусу.

Ее жизнь станет иной. Ей предстоит сделаться горячо любимой и любящей женой самого чудесного человека на свете.

– Видеть невесту в день свадьбы – плохая примета, – с любовью пожурила жениха Энни.

Руфус улыбнулся ей.

– Еще одна бабушкина сказка? Та, насчет близнецов, оказалась неверной?

– Все еще впереди, – предостерегла Энни. – Ведь по-настоящему мы так и не занимались любовью, – напомнила она ему с застенчивым румянцем.

– Но займемся, и очень скоро, – пообещал он. – При мысли, что у меня от тебя будут дети, мое тело поет, – пробормотал он, придвигаясь к ней ближе и покрывая поцелуями.

Энни прекрасно понимала, почему пела его плоть, она и сама тихонько постанывала от желания.

Последние три месяца были самой счастливой порой в жизни Энни: она любила Руфуса и была нужна ему.

Джессика пришла в восторг, когда ей сказали, что Энни станет ее новой мамой.

Это было время разговоров, смеха, совместных прогулок и открытий… С каждым днем их любовь становилась все глубже.

И вот настал день свадьбы.

Руфус, твердо отказавшись от предложения Селии провести ночь в гостинице, принес утром Энни кофе в постель.

Теперь его глаза, когда он посмотрел на нее, были почти черными.

– Энни, я… – Его прервал слабый стук в дверь.

– Энни, ты проснулась? – тихо позвала Селия. – Пора готовиться.

– О черт! – выругался Руфус и спрыгнул с постели. Его расстегнутая рубашка была слегка помята, волосы взъерошены ласковыми пальцами Энни. – Селии наверняка известны старушкины присказки! – Он предвидел нагоняй, который ему, вероятно, суждено получить.

– Руфус? – из-за двери спросила Селия. – Руфус, ты там? – повысила она голос.

Энни, тихо засмеявшись над загнанным видом Руфуса, откинулась на подушки и беспечным тоном позвала:

– Входи, Селия.

– То-то мне показалось, будто я слышу твой голос, – пожурила Селия Руфуса, когда вошла в комнату. – Разве ты не знаешь, что видеть невесту перед свадьбой – плохая примета? – Она с укором поглядела на него.

– Видишь? – обратился Руфус к Энни. – Говорил же я тебе, что она тоже верит в глупые сказки! – Он тряхнул головой. – Кроме того, женщины семейства Даймондов известны своим невезением. А я, представь, сделал предложение Энни вовсе не для того, чтобы забраться к ней в постель еще до свадьбы.

– Вот и отлично, – живо ответила ему Селия. Она по-прежнему выглядела плохо: ее состояние не могло уже никого обмануть. – Между прочим, Руфус, я тоже из семейства Даймондов, и, что бы ты ни думал, мы с Дэвидом прожили совместно тридцать счастливых лет!

Энни с радостью наблюдала, как в последние три месяца эти двое упрямцев сблизились и стали хорошими друзьями. Селия помогала Энни со свадебными приготовлениями. Они вместе купили платье невесты и наряд для Джессики, которая должна была быть подружкой невесты. Девочка пришла в совершенный восторг, когда узнала о предстоящей ей роли.

Свадьба Энтони и Давины состоялась почти месяц назад. Энтони продолжал навещать мать, хотя держался на расстоянии от Руфуса и Энни. После свадьбы Давина из застенчивой девушки стала женщиной еще более властной, нежели Селия. И казалось, что Энтони нашел себе пару там, где ожидал меньше всего.

– Не сомневаюсь, так и было. – Руфус нежно сжал плечо Селии. – Мы с Энни тоже убеждены, что нам отпущено вместе немало счастливых лет. – Он повернулся к своей невесте. В темной синеве его глаз светилась любовь.

Энни также нисколько в этом не сомневалась. Три месяца, проведенные с ним, подтверждали, что их счастливое будущее впереди.

Она нашла семью там, где никак не ожидала.

Примечания

1

Герой романа Ш. Бронте «Джейн Эйр» – Прим. перев.

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ . .

Реклама на сайте